Начал читать первую книгу и увидел, что данный автор натурально гадит на чужой труд по данной теме Стикс. Если нормальные авторы уважают работу и правила создателей Стикса, то данный автор нет. Если стикс дарит один случайный навык, а следующие только раскачкой жемчугом, то данный урод вставил в наглую вписал правила игр РПГ с прокачкой любых навыков от любых действий и убийств. Качает все сразу.Не люблю паразитов гадящих на чужой
подробнее ...
труд и не умеющих придумать своё. Вообще пишет от 3 лица и художественного слога в нем не пахнет. Боевые сцены описывает в стиле ой мамочки, сейчас усрусь и помру от ужаса, но при этом всё видит, всё понимает но ручки с ножками не двигаются. Тоесть всё вспомнить и расписать у ГГ время есть, а навести арболет и нажать на спуск вот никак. Ах я дома типа утюг не выключил. И это в острые моменты книги. Только за это подобным авторам надо руки отрывать. То есть писать нормально и увлекательно не может, а вот влесть в чужой труд и мир авторов со своей редакцией запросто. Топай лесом Д`Картон!
Книга из серии тупой и ещё тупей. Автор гениален в своей тупости. ГГ у него вместо узнавания прошлого тела, хотя бы что он делает на корабле и его задачи, интересуется биологией места экспедиции. Магию он изучает самым глупым образом. Методам втыка, причем резко прогрессирует без обучения от колебаний воздуха до левитации шлюпки с пассажирами. Выпавшую из рук японца катану он подхватил телекинезом, не снимая с трупа ножен, но они
подробнее ...
благополучно появились потом. Заряжает барабан револьвера капсюлями порохом и приклеивает пули. Причём как вы понимаете заряжает их по порядку, а потом дважды нам пишет на полном серьёзе, что не знает как дозарядить барабан, как будто этого не делал при зарядке. Офицеры у него стреляют по дальним целям из револьверов, спрашивается вообще откуда офицеры на гражданском пароходе? Куда делся боевой корабль сопровождения я так и не понял. Со шлюпкой вообще полная комедия. Вы где видели, что бы шлюпки в походном положении висели на талях за бортом. Они вообще стоят на козлах. У ГГ в руках катана, а он начинает отстреливать "верёвку" - дебилизм в острой форме. Там вообще то подъём и опускание шлюпки производится через блоки, что бы два матроса смогли спокойно поднять и опустить полную шлюпку хоть с палубы, хоть со шлюпки, можно пользоваться и ручной лебёдкой с палубы. Шлюпки стандартно крепятся двумя концами за нос и за корму иначе при спускании шлюпку развернёт волной и потопит о корпус судна. Носовой конец крепя первым и отпускают последним. Из двух барабанов по делу ГГ стрелял только один раз и это при наличии угрозы боевых действий. Капсули на дороге не валяются и не в каждой лавке купишь. Кто будучи голодным и с плохим финансовом положении будет питаться эклерами? Только дебил или детё, но вряд ли взрослый мужчина. Автору книги наверное лет 12, не более.
Как концепция - отлично. Но с технической точки зрения использования мощностей - не продумано. Примитивная реклама не самое эфективное использование таких мощностей.
Я такое не читаю. Для меня это дичь полная. Хватило пару страниц текста. Оценку не ставлю. Я таких ГГ и авторов просто не понимаю. Мы живём с ними в параллельных вселенных мирах. Их ценности и вкусы для меня пустое место. Даже название дебильное, это я вам как инженер по компьютерной техники говорю. Сравнивать человека по объёму памяти актуально только да того момента, пока нет возможности подсоединения внешних накопителей. А раз в
подробнее ...
книге людей оценивают по этому объёму, то наверняка технология связи и обмена с ней уже изучена, а значит и подключения к внешним накопителям. По этому название - глупое. В таких случаях важен процессор и скорость обмена с ним данных. Тема нейросистемы очень актуальная и запретная на нашей планете и кто реально в ней хочет разобраться уничтожаются. Нас не допускают к получению свободной энергии, радиоволнам в диапазоне головного мозга и нейросистемамам головного мозга. Причина банальная. У нас установлены в головах вирусы, отбирающие у нас больше 90%, оставляя нам лишь процентов 5-7 для личного пользования. На базе этого создана нейросеть, позволяющая некоторым сущностям жить вечно, свободно перемещаться между звёздными системами в цифровом виде и захватывать любые тела. Данную сеть каждый может наблюдать при серьёзных заболеваниях связанных с высокой температурой за 40 градусов. Раньше людей лечили горячими зварами нагревающих тело и пуховыми бельём, нагнетая температуру и тем убивая заразные микробы. Лечение опасное,выживали только крепкие организмы (естественная селекция). При температурах более 40 срываются ограничения нейросистемы и вы перестав думать о чем либо автоматом войдёте в нейросистему, в то её место к которому вы функционально ей привязано. Разобраться в интерфейсе будет трудно, как только вы попытаетесь размышлять об увиденном прямо в глазах на фоне открытых или закрытых глаз, ваз выкинет из этой нейросистемы. Уж так устроена рабская нейросеть. Я её наблюдал после лечения от Мышиной лихорадки в 2005 году в течении 3 дней, в течении которых я не мог спать и даже раслабится, так как сразу попадал в систему. У меня там функция работы с каталогами видиопотоков. Система представлялась по выбору в трех мерной проэкции уходящих в даль киноплёнки с кадрами видео, где каждый кадр новоя "вебкамера" и в качестве таблицы эксель с кодами изображений. Управлялась система взглядом, фокусом на кадр или ячейку таблицы. Как только открывал кадр и пытался понять изображение меня выбрасывало из системы. Понятно, было что камера двигалась выше голов людей на изображениях. Одновременно у меня открылась свойство прослушивать входящие разговоры соседних телефонов, я даже слышал входящий вызов на отключенный мой сотовый. Соседи думали, что я свихнулся, но я легко доказал, что слышу, что им говорят по телефону. Интерфейс сотовой связи интегрирован с рабской нейросетью. Это ключ к её изучению. Я не спал 3 дня после лечения антибиотиками через капельницу и мозг работал как никогда быстро и отлично. Беда была с глазами, так как они постоянно входили при попытке расслабится в нейросеть, где всё управлялось фокусировкой зрения. Они сильно болели. Я практически угрозой заставил врачей дать мне снотворное.После сна нейросеть перезагрузилась и всё вернулось по старому. Стоит обратить внимание на людей, которые совсем не спят. Нейросеть видимо позволяет продвинутым пользователям не спать и быть в тонусе. С точки зрения инженера по компьютерам я понимаю логику создания нейросети, как продолжение развития компьютерной техники и познание физиологии мозга. Человек является отличным передатчиком и приёмником радиоволн. Любой кто имеет осциллограф сталкивался с белыми шумами - объяснённые "наукой" как простой естественный фон и по сути никак не изучаемый. Со случаями дальней связи со своими любимыми во сне сталкивались многие. Если синхронизировать передачу сигнала несколько миллионов людей, то мы получим связь между звёздными системами. Синхронизация сигнала звёздных систем, получим галактическую связь. Раз кто-то разобрался в физике работы нейросистемы головного мозга, то он соответственно может её программировать и определить область самосознания души, создать все приблуды цифровой техники в своей системе, создать вирус для захвата части чужой нейросистемы, создать сеть между ними, сохранять дубликат своего сознания в системе или переселится в систему. Стать по сути богом для рабов своей сети. Спрашивается зачем посылать космические корабли с телами космонавтов в дальний космос, если можно послать кометы с наноробатами и вирусами в ближайшие звёздные системы. Найти гуманоидов, вселиться в них, построить дешёвые внутрисистемный корабли и с помощью их запустить очередную комету с вирусами к ближайшей звёздной системе. Дёшево и сердито. По сути не надо ждать корабли инопланетян из других систем. Они строятся на наших заводах у всех под носом. Я сам видел в Перми НЛО в 1978. Их лучи из пустоты видели многие и даже фото опубликовывали в газетах до 1987 года. Их строили под грифом секретности военных производств по частям и где то собирались. Всё логично и просто. Инопланетяне есть, только они занимают тела простых людей. В психбольницах полно людей с несколькими личностями в одном теле. Доказано, что существовали люди, которые не будучи даже грамотными в уме производили сложные вычисления за секунды, то есть имеют доступ к воду и выводу аналогичных функций в рабской нейросети. По сути любой гуманоид может стать богом, разумеется паразитируя на других гуманоидах. Разумеется в такой системе никто из "богов" не заинтересован в большой продолжительности жизни тел. Правда за такую "фантастику" авторам могут оторвать голову власть державшие просто на всякий случай для уменьшения конкуренции. Официальные науки о нейросистемах головного мозга никогда не покинут ясельную группу и все разрешенные теории всегда будут вести в тупик уже кем то пройденного и заблокированного на программно уровне. Осталось одна дырка для лёгкого познания рабской нейросети землян - сопряжение её сотовая связь от ретрансляторов и обратная биосвязь. Фантастика на эту тему будет самой актуальной сейчас и в будущем, так как имеет связь с реальными технологиями инопланетян и естественного развития цифровых систем. Из последнего вытекает,что отсутствие видимых признаков вычислительной техники и связи у аборигенов не является признаком отсталости и видимые проявления таких технологий можно назвать магией на нашем уровне развития. Чуете связь мир фентази магии с фантастикой сейчас и нормой бытия в будущем! Некоторые виды магии действующие на сознание людей и животных в лёгкую объясняются рабской нейросетью или аналогичным вирусом. Животные тоже имеют мозг на нейронах и так же могут быть управляемыми. Дарю идею, тем боле всё давно уже было придумано до нас!
Пробираясь к своему дому по узким улочкам родного города, промокший до нитки сказочник Гильен проклинал себя за легкомыслие отправиться на прогулку под приближающиеся раскаты грома. Вспоротые шпилями многочисленных башен портового Йеккенхафена низкие тяжелые тучи грозовым ливнем обрушились на черепичные крыши тесно прижимающихся друг к другу домов, в чьих трубах круглый год завывали ветра с холодного моря. Одинокий сочинитель удивительных историй, полюбившихся жителям королевства от мала до велика, по заведенной традиции имел обыкновение пройтись перед сном до Ратушной площади и неспешно вернуться в свою уютную холостяцкую хижину, что, по правде сказать, редко способствовало быстрому засыпанию. Однако в этот ненастный вечер его сухопарая по-юношески угловатая фигура неуклюже ускоряла шаг, подставляя встречному порыву верх черного цилиндра. Начинающий замерзать сказочник, придерживая на горле ворот плаща, торопился поскорее вновь ощутить тепло и сухость покинутого жилища. Наконец, обогнув на глазах растущую лужу у лавки цирюльника, он ступил на порог двухэтажного дома, где прожил все сорок лет своей жизни.
Вскоре Гильен сидел за своим старинным письменным столом на изогнутых ножках, размеренно попивая травяной чай и проникаясь тихой радостью ускользнувшего из лап разбушевавшейся стихии человека. Перед ним стопкой исписанных листов лежала перенесенная на бумагу из его яркого вдохновенного воображения новая удивительная история, ожидавшая со дня на день своего переезда в издательство. Сочинитель собирался лишь доработать некоторые незначительные моменты повествования, прежде чем поставить окончательную точку в конце его заключительного абзаца. Но делать рукопись более читабельной он не спешил, так как считал доведение до ума уже запечатленный актом творения полет собственной мысли занятием скучным и утомительным, сродни нудному толчению зерна в ступе.
Слушая барабанную дробь бьющего в окно дождя, сказочник ощущал себя пассажиром трехпалубного галеона, застигнутого штормом посреди ревущего океана. На минуту ему показалось, что пол комнаты уходит из-под ног, устремляясь с гребня волны в морские пучины.
– А уж меня как мутит по вашей милости! Но, воистину, лучше быть матросом на старой посудине и всю жизнь испытывать качку, чем обнаружить себя глуповатым монархом в бессмысленной сказке, черт бы ее побрал! – густо пробасил недовольный голос за спиной Гильена, отчего он чуть вздрогнул, но вовсе не испугался.
Сочинитель давно смирился с тем, что персонажи в целом завершенных, но еще не отправленных в печать произведений, являются перед ним во сне и наяву, пытаясь завязать зримое или незримое общение со своим создателем. Вот и теперь по грубоватой манере и повелительному тону он сразу понял, кто расселся на стоящей у стены кушетке.
– Вашему Величеству, определенно, грех жаловаться на Судьбу, – не оборачиваясь отозвался Гильен, так как сам до мельчайших подробностей проработал внешность визитера. – Удержать раздираемое противоречиями королевство от братоубийственной войны не пролив при этом ни капли крови – великое искусство, присущее лишь подлинным лидерам. А то, что члены монаршей семьи постоянно сплетничают и плетут интриги, нередко выставляя вас в дурном свете – неизбежная плата за правдоподобность вышедшей из-под моего пера истории.
– Оставьте свою правдоподобность летописцам! В сказочном государстве она вовсе не обязательна! Я крайне удивлен, почему при его создании так трудно было изобразить если не идеальные, то хотя бы сносные отношения между членами королевской фамилии и наделить моих придворных минимальным набором благородных качеств!? О, горе мне! – воскликнул самодержец с фальшивым надрывом, пытаясь разжалобить сказочника.
– В ваших владениях кипит пусть во многом неприглядная, но потому и интересная, подлинная жизнь, каждый день которой прекрасен своей неопределенностью. Вряд ли Ваше Величество предпочтет пропитанную вселенской скукой однообразную безмятежность волнующему кровь поединку с тайными и явными неприятелями во благо государства и короны. Задумайтесь, почему многочисленные сказочные истории безжалостно обрывает счастливый финал?
– Откуда мне знать? – раздраженно рявкнул призрачный гость. – По всей видимости, таковы законы жанра.
– Ошибочное и весьма распространенное убеждение. – Гильен старался говорить подчеркнуто вежливо, дабы окончательно не вывести из себя высочайшую особу. – Неприметная же суть в том, что с преодолением всех преград и прекращением борьбы, герои историй становятся никому не интересны, в особенности создавшему их автору, а, значит, и самим себе.
По затянувшейся паузе Гильен понял, что попал в яблочко своими доводами. Однако высказанные соображения показались ему самому не столь уж бесспорными. «Если сюжеты из тихой, благополучной, освещенной взаимной любовью жизни мало привлекают привыкшего к захватывающей интриге читателя, это не дает мне право ввергать в мучения персонажей моих историй, душевную и физическую боль которых я ощущаю, как собственную, – размышлял он, вмиг позабыв о королевском присутствии. – Стоит ли выведенная из сказки мораль, которую еще неизвестно как истолкуют, умножения печалей и скорбей пусть даже в порожденном буйным воображением мире?».
Сочинитель обернулся, чтобы воочию лицезреть одно из своих колоритных творений, но роптавший на свою долю монарх бесследно исчез с кушетки, вероятно, исчерпав лимит своего и без того ограниченного времени на пустые беседы. Сказочника порадовал такой поворот, потому как он смутно понимал, что чем меньше героев его рассказов волнуют подобные вопросы, тем самозабвенней и красивее они исполняют прописанные им свыше роли. Вот только за последние годы ему все чаще приходилось выслушивать их убедительные просьбы, сдобренные искренними пожеланиями, слезными мольбами и бурными негодованиями.
Следующим днем, отобедав в находящемся неподалеку от дома трактире «Пугливый олень», Гильен нос к носу столкнулся с пастором миниатюрной, но очень красивой старинной церквушки, популярной как среди жителей Йеккенхафена, так и у путешествующих морем гостей города. Они были приятелями с детских лет, но после того, как один стал окормлять паству, а другой, скрипя пером, создавать удивительные истории, их дружбе пришел конец. Тем не менее между ними легко завязался разговор, состоявший по большей части из ярких воспоминаний об их мальчишеских похождениях. Ближе к концу непродолжительного общения сказочник поинтересовался у священника, почему Бог позволяет злу со страданием омрачать жизнь его любимым творениям. Поначалу пастор удивился неожиданной перемене темы, но вскоре почувствовал себя на амвоне и начал сыпать цитатами из Писания, успев прочесть короткую проповедь о пользе всяческих невзгод для укрепления человеческой преданности Создателю. По его словам, земная жизнь являлась необходимой проверкой, экзаменом на зрелость души, после успешного прохождения которого открывались врата вечной жизни.
Вернувшись домой, Гильен долго думал над словами друга детства, выросшего до священника, но так и не смог взять в толк, для чего Бог подобно строгому отцу воспитывает своих детей через многочисленные напасти, а потом многих из них еще и ввергает в ад, если без труда может установить рай прямо на земле. В конце концов сочинитель вспомнил о вчерашней беседе с королем из своей новой сказки и пришел к выводу, что Создатель таким образом попросту разгоняет сопутствующую неограниченному всемогуществу скуку. С этой мыслью он и уснул на облюбованной вчерашним высочайшим гостем кушетке.
Незаметно опустившееся рядом сновидение плавно перенесло его на своих крыльях в прекрасный сад с лившейся из каждого раскрытого цветка божественной музыкой, в сравнении с которой знакомые мелодии оркестра королевской филармонии казались режущей слух какофонией. Наслаждаясь волшебной атмосферой райского уголка, сказочник стал прохаживаться средь развесистых кустов и невысоких деревьев с яркими сочными плодами, блаженно вдыхая их сладкий аромат. Вдруг сквозь бархатные скрипичные переливы и чарующие звуки флейты ему послышался робкий шепот, смысл которого он тщетно силился понять до момента, пока с последним величественным аккордом не стали медленно угасать звуки невидимого оркестра.
– Кто здесь!? – воскликнул Гильен, озираясь по сторонам. – Соблаговолите составить компанию одинокому романтику!
– Он услышал меня, все-таки услышал! – послышался в ответ взволнованный женский голос. – Я долго и безответно молилась, но, наконец, мой голос достиг вашего слуха! Какое чудо!
– Кто вы и где? Может быть достаточно играть в прятки? Покажитесь, сделайте милость! – с шутливой легкостью сказал сочинитель, ощущая себя объектом розыгрыша.
– Я уличная торговка Ида из вашей сказки – та, которая бежала вслед королевской кавалькады. А видеть меня вовсе не обязательно, ведь наш патер предупреждает, что лик Создателя ослепляет грешниц.
– Ах, да, Ида, – с легким замешательством отозвался Гильен. – Что ж, здравствуй, дорогуша. Но почему ты пыталась достучаться до меня молитвой?
– Как же еще следует обращаться к сотворившему весь мой мир? – справедливо заметила женщина. – А молитвенно прошу я изменить всего несколько слов и знаков препинания в вашей священной рукописи, пока еще есть такая возможность. Нет больше сил постоянно мыкаться по ночлежкам и согреваться у костров под мостами с городской беднотой. Пожалейте хоть моего болезненного малыша, которому необходим теплый сухой угол. Прошу на коленях, слезно молю, перепишите мой образ таким образом, чтобы сегодня мы с маленьким Николасом уснули в своей постели!
Выслушав от персонажа собственной сказки слова заклинания в свой адрес, сочинитель почувствовал дурноту вкупе с легким головокружением. Стараясь поскорее покинуть райские кущи, сделавшиеся вмиг неуютными, он стал рыскать по убегающим в густую зелень тропинкам, но всякий раз, как ему казалось, возвращался на прежнее место. Вскоре его терпение лопнуло и Гильен, проклиная ароматный лабиринт, шагнул прямиком в колючий куст, как тут же проснулся, словно ужаленный вонзившимися шипами. К разочарованию сказителя с пробуждением исчезла лишь иллюзорная боль от приснившихся шипов, а навеянная горькими словами Иды тяжесть на сердце перекочевала в явь.
Ранее герои написанных историй также являлись сказочнику со своими сетованиями на криво прорисованную линию судьбы, а иногда и с решительными требованиями ее немедленного исправления. Вот только автор быстро забывал о подобного рода видениях и даже относился к ним с известной долей иронии, считая их побочным явлением головокружительного полета писательской фантазии. Однако с каждой новой сказкой увещевания мистических визитеров оставляли все более глубокие следы в душе Гильена, и он сам не свой старался поскорее увековечить рукописи в широком тираже печатного слова, чтобы тем самым покончить с обуревавшими соблазнами изменить уже казавшиеся ему идеальными произведения. Теперь же, после крика души бедняжки Иды, сочинитель ясно почувствовал щемящую жалость к своему творению, точно горькие слезы источала близкая ему женщина.
Боясь сойти за сумасшедшего, Гильен скрывал контакты с призраками даже от друзей, но сейчас решил навестить знакомого стихотворца Осберта, которого уважал за остроумие и редкостный талант, чтобы описать ему свою ситуацию и попросить дружеского совета.
Обрадовавшись появлению сказочника, поэт чуть было не задушил его в радушных объятиях прямо на пороге своего дома, а когда радость от встречи немного улеглась и напившиеся чая приятели раскурили длинные трубки, внимательно выслушал историю желанного гостя, предварительно пообещав сохранить разговор в тайне.
– Знакомая история! – выслушав Гильена произнес стихотворец, небрежно махнув рукой. – Всякое творение художника – часть его души, по сути, родимое чадо. Другое дело, как к нему относиться! Лично я сразу отпускаю его в мир, а иногда силком выгоняю за дверь. И, знаешь, оно, обычно, быстро находит приют в библиотеках, книжных лавках, коллекциях, даже чуланах, где прекрасно себя чувствует. А ты натура мнительная, сердобольная, потому и привязываешься к выдуманным персонажам, изводя себя попусту. Сам посуди: выйдет ли что путное, если повзрослевшие детки так и останутся с родителями в их доме?
– Но пока есть возможность подправить описание их бытия они приходят ко мне, жалуются, умоляют, – смущенно вставил сказочник.
– Иначе и быть не может! Поэтому совет мой в том, чтобы быть с ними строже, проявить, так сказать, отцовский характер и не идти у них на поводу. Пусть знают свое место! Вскоре все встанет на свои места. А для переключения внимания лучше заняться зачатием новых литературных отпрысков, – Осберт подмигнул и хитро улыбнулся своей заросшей физиономией. – Процесс одновременно мучительный, прекрасный и, главное, заставляющий художника забыть обо всем на свете – ты знаешь не хуже меня.
Вполне удовлетворенный дружеским наставлением стихотворца, Гильен твердо решил с этого дня по мере возможности игнорировать незваных гостей, пока они сами не исчезнут, когда рукопись окажется у издателя. Будто почуяв его серьезный настрой, герои новой сказки не тревожили автора весь остаток вечера и последующую ночь, однако ранним утром, перед самым пробуждением, он увидел во сне закованного в пыльные доспехи королевского рыцаря Теобальда, ведущего под уздцы усталого вороного коня, покрытого красно-золотой попоной.
– Да будет воля твоя, создатель! – зычно приветствовал сочинителя израненный воин. – В отличие от большинства своих соплеменников я безмерно счастлив в твоем идеальном мире! Что может быть прекраснее для ратника, чем по протяжному зову труб отправиться в поход, не на жизнь, а на смерть драться с врагами и каждый раз с иссеченным щитом победителя возвращаться к своей верной возлюбленной!
Гильену редко приходилось слышать подобные, исполненные неподдельной благодарностью речи. В массе своей персонажи его историй всегда на что-либо сетовали, ища отцовского участия и помощи.
– Но не наскучил ли тебе раз за разом повторяющийся отрезок из твоей доблестной жизни? – поинтересовался сказочник, тронутый словами рыцаря.
– Судите сами: я осознаю себя с первыми упоминаниями обо мне в тексте и успеваю в ритме бешеной скачки пережить слепую преданность короне, безумное упоение схваткой, восторженную радость победы, всепоглощающую силу любви – все то, ради чего есть смысл появляться на свет. В конце сюжетной линии память о безумном вихре событий стирается, поэтому чего-чего, а повторений я точно не замечаю.
– Получается, я поселил тебя в раю навечно, – заключил сочинитель, задумчиво подняв брови.
– Во всяком случае до тех пор, пока в народе будет жить ваше произведение. И все это время я буду славить вас! – торжественно провозгласил Теобальд, подняв вверх руку с тяжелым мечом.
Одухотворенные слова королевского воителя мигом вознесли Гильена на божий престол, где его вскоре обуяли мучительные думы о личной ответственности за своих детей, которых он ради воплощения художественного замысла, зачастую, ввергал в бездну болезней, нищеты, отчаяния и прочих человеческих страданий. «Если, вплетая Теобальда в канву повествования, я смог нечаянно подарить ему счастье, то что мешает нарочно облагодетельствовать прочих персонажей истории? – задался резонным вопросом сказочник. – Мастерства мне не занимать, потому попробую переиначить рукопись с учетом благополучия всех живущих в ней образов, даже самых незначительных».
Придя к такому решению, Гильен тут же вскочил с кровати, уселся за свой старинный письменный стол прямо в ночной рубахе, положил перед собой стопку исписанных бумаг, придвинул резную чернильницу с пером и без промедления приступил к работе.
До самого обеда сказочник перечеркивал в тексте отдельные слова и целые абзацы, внося в него казавшиеся необходимыми дополнения и уточнения. Но чем дольше скрипело его перо, тем меньше он понимал смысл написанных своей рукой предложений, а главная идея повествования вместе с заключительной моралью вовсе испарились. Окончательно запутавшись, Гильен со злостью швырнул на пол перо, сбросил ночную рубаху и принялся в костюме Адама расхаживать по комнате, борясь с соблазном облачиться в новый коричневый костюм и отправиться кутить в портовую кухмистерскую «Одноглазый капитан». Однако тяжелый опыт сорокалетнего мужчины вследствие подобного рода предприятий склонил чашу весов в пользу островка любимой кушетки, куда он рухнул с бутылью рома в руке, спасаясь от шторма посылаемых самому себе проклятий перемежающихся с острым ощущением творческой несостоятельности.
Прикладываясь то и дело к горлышку стеклянного сосуда с обжигающим напитком из сахарного тростника, Гильен сам все больше ощущал себя малозначительным персонажем тысячу раз правленого черновика вздорной сказки. Хоть жил сочинитель в целом сносно и даже достиг прижизненного признания своего творчества, он искренне считал, что многочисленные мелкие и крупные препоны от влиятельных завистников, нерадивых издателей, язвительных критиков, придирчивых цензоров вкупе со слабым здоровьем мешают в полной мере реализоваться данному свыше таланту. К тому же в последнее время появилась масса литературных подражателей, пытающихся ради личной выгоды увлечь неискушенного читателя похожими по форме, но заметно уступающими в художественном отношении рассказами, от одного упоминания которых сказочника брала нервная дрожь. «Идиот я, самонадеянный болван, – думал захмелевший Гильен, морщась после очередного глотка горячительного. – Решил стать добреньким папашей и разом осчастливить своих детей, в то время как многие годы бессилен помочь самому себе! В итоге тем же пером, которым привык созидать, порушил пусть несправедливый, но основанный на понятных законах мир обитателей сказки и бросил их во власть хаоса, а это страшнее всего! Хорош папаша, нечего сказать!».
И тут окончательно распаленному своими мыслями сочинителю в голову пришла пьяная идея сжечь рукопись и тем самым избавить населяющих ее персонажей от страданий. «К чему множить миры, где счастье испытывают единицы, а остальные изнывают под гнетом непреодолимых обстоятельств? По-моему, одного такого, созданного милосердным и справедливым Богом, вполне достаточно, – заключил Гильен, найдя глазами лежащее на подоконнике огниво. – И если я совершил такую непростительную ошибку, то, в отличие от всеблагого Творца, найду силы ее исправить. В конце концов пока писательский зуд не вынудил меня измарать каракулями бумагу, листы были прекрасны в своей девственной чистоте, словно блаженные времена до моего появления на свет, еще незапачканные самими понятиями зла, несправедливости и страдания».
С усилием поднявшись на ноги, сказочник неверными руками долго чиркал огнивом, а когда его потуги все-таки увенчались успехом, и свеча неохотно занялась дрожащим огоньком, взял со стола рукопись, покачиваясь подошел к холодному камину и швырнул в него стопку прижавшихся друг к другу от ужаса листов. Взглянув напоследок затуманенным взором на готовый к кремации плод своих вдохновенных усилий, сочинитель поднес язычок очистительного пламени к исписанной бумаге и пугающе подробно представил панораму начавшегося светопреставления в созданном им мире. Раздраженный монарх, бедная уличная торговка, окрыленный победой рыцарь вместе с прочими жителями сказочного королевства посреди осенней прохлады вдруг ощутили неимоверную духоту и заметили, как небесная лазурь пошла багряными, быстро растущими пятнами. Тут и там в опустившемся знойном мареве стали вспыхивать и на глазах обращаться в пепел словно сплетенные из соломы деревья, дома, лошади, люди. Нарастающий со всех сторон страшный треск сливался с разноголосым гулом мечущихся по улицам и площадям горожан, из которого то и дело доносились истеричные крики матерей, потерявших в обезумевшей толпе своих малышей.
Вставшая перед глазами сказочника картина жуткого апокалипсиса, ярко нарисованная богатым воображением, заставила его вздрогнуть и отшатнуться от камина со вспыхнувшей рукописью. Наскоро одевшись, он поставил на свой письменный стол полупустую бутыль рома и, сев за него, обхватил гудящую колоколом голову руками. Вскоре его обычно кишащее многочисленными образами сознание обезлюдело подобно выжженной солнцем пустыне, а завывающий в бездомной душе суховей обжигал замедлившее бег сердце. «Так оно будет лучше для всех, – убеждал сам себя Гильен, не видя ничего кроме черных кругов перед глазами. – Раньше или позже немая скорбь уйдет, как только что, обратившись в пепел, исчезли муки моих детей. А сами они пусть возвращаются туда, где обитали до рождения и, наслаждаясь изначальным покоем ожидают, когда более достойный и талантливый автор создаст для них наполненный радостью мир».
В оглушительной тишине прошла минута, за ней вторая, как вдруг из темноты опущенных век, словно из-за черных кулис опустевшего театра, появился силуэт мальчика в свободной холстяной рубахе и падающей на глаза желтой соломенной шляпе. По лицу ребенка ручьем бежали слезы, и он, пытаясь их смахнуть, то и дело подносил к нему руку с зажатым в ней прутиком. Сочинитель сразу же узнал в нем пастушка из преданной огню сказки и пораженный чудесным воскрешением мальчугана по имени Эрвин, растерянно произнес:
– Как такое может быть? Твой мир сожжен по велению моего сострадательного сердца!
– Зачем ты сделал меня сиротой, испепелив всю деревню!? – зарыдал пастушок еще пуще. – И мой единственный друг щенок Тиль тоже погиб!
– Поверь, дружок, своим поступком я хотел сделать доброе дело! Но никак не возьму в толк, почему ты остался цел? – перешел на изумленный шепот сказочник.
– Не знаю! – продолжал всхлипывать Эрвин, – Только прошу тебя, умоляю, верни мой дом, родителей и друзей! Возроди из пепла все, что было мне так дорого! Не лишай меня будущего!
Гильен поначалу подумал, что ослышался.
– О каком будущем ты говоришь и разве жизнь простого пастуха устраивала тебя?
– Оказывается, мне нравилось все, каждая мелочь! Даже кружащийся над головой комариный рой с болотца. Но понял я это только сейчас! А про будущее мне рассказал седобородый странник Хокк, который живет и в других твоих сказках. Его я встретил у самого леса и напугался, приняв за разбойника.
– Помню, малыш, помню этот эпизод, – взволнованно подтвердил автор. – Но что же он тебе поведал?
– Хокк рассказал, что, читая твои книжки, большинство людей подробно представляют прошлое, настоящее и будущее каждого героя и потому персонажи повествования могут проживать множество жизней, путешествуя по ним на крыльях фантазий и сновидений читателя. Нам следовало только дождаться, когда сказка окажется на прилавках книжных магазинчиков. Поэтому молю тебя, всемогущий творец, верни мой чудный мир! – с последними словами мальчик смиренно опустился на колени, еле сдерживая рыдание.
Открыв глаза, Гильен поначалу решил, что дом объят пожаром. В багряных лучах заката светлые стены комнаты казались раскаленными, а остававшийся в стеклянном сосуде золотистый ром поменял свой цвет на кроваво-красный. Решив умыть лицо холодной водой, сочинитель поднялся на ноги и в тот же момент краем глаза заметил лежащую возле изогнутой ножки стола бумажку. Преодолевая сильное головокружение, он наклонился, взял ее подрагивающей рукой и, поднеся к глазам, застыл на месте, словно пораженный ударом молнии. Исписанный его размашистым почерком лист был посвящен пастушку Эрвину. По всей видимости, он выскользнул из стопки бумаг во время кремации рукописи, проведенной без лишних церемоний ее опьяневшим автором.
Когда первоначальная оторопь отпустила Гильена, ему стало совершенно понятно, почему уцелел образ мальчика. Вслед за этим прояснением тут же пришло куда более глубокое и важное уразумение слов пастушка о многочисленных жизнях, проживаемых героями его произведений в читательских фантазиях. Выходило так, что сетовавшие ему на свою долю персонажи сказок попросту еще не могли знать, насколько изменится их бытие после того, как история будет напечатана и разойдется по всему Йеккенхафену и далеко за его пределы. «Получается, я лишил своих детей возможности побывать в самых удивительных вариантах своего будущего и даже прошлого, – думал сочинитель, меряя нервными шагами расстояние от письменного стола до камина. – Несомненно, на мне теперь лежит тяжкая вина, и я обязан загладить ее в меру своего дарования, иначе какой из меня писатель!».
Умывшись, сочинитель сделал себе бодрящего крепкого чая и полный решимости воссоздать сожженное произведение близким по духу и форме к исходному оригиналу, уселся за работу. В течение двух последующих суток он отвлекался только на еду и краткий сон, а когда за окном забрезжил рассвет зачинающегося третьего дня его кропотливого труда, уставший, но счастливый сказочник поставил капнувшими чернилами жирную точку в конце заключительного предложения. Быстрое появление текста новой рукописи объяснялось прекрасной памятью сочинителя, где раз придуманная история надежно сохранялась вместе с самыми, казалось бы, незначительными деталями повествованиями. По сути, Гильену оставалось только перенести ее на бумагу, где она только хорошела благодаря неповторимому слогу автора.
По прошествии месяца произведение оказалось на полках книжных лавок и быстро стало самой известной и любимой в городе сказкой. На одной из многочисленных встреч с читателями, собравшиеся в королевской библиотеке почитатели таланта сочинителя беседовали с ним в течение нескольких часов к ряду, а под самый занавес общения женщина средних лет спросила:
– Как вам удается в своих произведениях поразительно точно передать отношения отцов и детей, если вы человек одинокий и не имеете опыта в воспитании?
– Я давно женат на верной спутнице жизни Литературе, которую полюбил на первом же свидании, поэтому одиноким назвать себя не могу. —ответил Гильен, как ни в чем не бывало. – А дети у меня рождаются так часто, что временами трудно подобрать им подходящие имена.
Пришедшие на встречу люди притихли, заинтригованные громким заявлением сочинителя. Было отчетливо слышно, как по библиотечному залу волной пробежали сдавленные смешки.
– Если так, то кто они и чем занимаются? Назовите нам хотя бы одно имя! – не унималась любопытная читательница.
– Пастушок Эрвин, к примеру, которого вы хорошо знаете. Хороший паренек растет, добрый и общительный. Недавно уговорил Создателя возродить из пепла свой любимый мир. Но это уже совсем другая история, – так же сдержанно отреагировал сказочник.
Primary menu
2023 - Библиотека "КЛиб" - тут можно читать книги онлайн а также скачать их бесплатно и без регистрации
Последние комментарии
1 день 18 часов назад
1 день 22 часов назад
2 дней 30 минут назад
2 дней 1 час назад
2 дней 2 часов назад
2 дней 3 часов назад