Двое для трагедии. Том 1 [Анна Морион] (fb2) читать онлайн

Анна Морион Двое для трагедии. Том 1

Глава 1

– Солнце заходит слишком медленно.

Мои слова были встречены молчанием.

Впрочем, я не ожидал другого ответа. Ведь стоящие рядом со мной были такого же мнения. Они были такими же, как и я. Одного рода. Моя семья, стоящая на балконе древнего замка, уединившегося в невысоких горах, неподалеку от Праги, старой и прекрасной. Но истинными пражанами мы не были – мы переехали сюда из Лондона для того, чтобы тихо жить в Чехии – прекрасной стране, словно созданной для нас.

– Ты говоришь как девица из женского романа, – вдруг сказал мой старший брат Маркус и ухмыльнулся, довольный тем, что сумел задеть меня.

Мои губы дрогнули в усмешке. Я приподнял бровь.

– И давно ты увлекаешься женскими романами? – парировал я.

– Ирония здесь лишняя. Есть исключения из правил.

– Например?

– Классика. Джейн Остин.

– Ты прав. Эта женщина создала шедевры.

– Я наблюдал за ее жизнью. Она была крайне приятной особой. Но тебя в те времена занимали совсем другие вещи.

– Маркус, перестань хвастаться своим старшинством. Ты старше меня всего лишь на десять лет. – Я насмешливо усмехнулся.

– Именно, братец. Десять лет – довольно внушительный срок.

– Не для нас.

– Маркус, Седрик, отложите свой спор и наслаждайтесь закатом. – Нежный упрек матери заставил нас с братом саркастически улыбнуться и замолчать. Мой задумчивый взгляд недолго побродил по небольшому лесу и замер на одной из красных крыш великолепной Праги.

Я ненавидел свое имя. Седрик. Оно напоминало мне какой-то плохой роман. Должно быть, так обязан быть назван главный герой. И это имя мне придется нести всю свою жизнь. Но уже сейчас, в свои двести восемьдесят шесть лет, я не понимал, отчего родители дали мне это напыщенное имя.

Забыл сказать: я – вампир. Как мой брат, отец и мать, я нес бремя вечности и бессмертия – два великих дара. Однако эти дары были не всегда удобны: наше место жительства менялось так часто, что, кажется, в Европе не существовало города, в котором мы не оставили свой след. Мы переехали в Прагу из Лондона десять лет назад. Но года стали пылью так скоро и незаметно, что мне казалось, будто прощание с мрачным Лондоном свершилось вчера. Не могу сказать, что кровь пражан отличается от крови лондонцев. Думаю, совсем чуть-чуть. Кровь людей всегда одинакова. Как и все люди.

Наша семья – Морганы – одна из самых больших и уважаемых и в вампирском мире, и в мире людей. Мой отец был обладателем гордого звания «Сэр»: когда-то он был рыцарем Ее Величества, королевы Английской империи Елизаветы Первой. Моя мать – представительница чешской семьи Богали. А я – наполовину англичанин наполовину чех с дурацким именем Седрик. Своего старшего брата Маркуса я уже упоминал.

Наша жизнь наполнена весельем: ночь в полном нашем распоряжении. Скорость, сила, свобода – все это великолепно и прекрасно. До восхода солнца. Едва дневное светило начинает свой восход, мы спешим спрятаться в своих жилищах. В отличие от выдумок людей, солнце не убивает нас и не жжет нашу кожу. Причина нашей нелюбви к солнцу – в другом: коснись оно нас своими лучами, люди видели бы дряхлые, полуразвалившиеся останки, которые мы прячем под прекрасной маскировкой, созданной идеалом человеческой красоты. Мы притворялись людьми. Поэтому, солнце было нашим врагом: едва завидев наши истинные обличия, настоящие люди разбегались бы кто куда, а паника в человеческом мире нам ни к чему. Наша тайна и отрицание собственного существования – главный аспект нашей жизни: ведь мы – хищники, люди – наша добыча.

– У меня к тебе дело, – вдруг шепнул мне брат. – Личное.

– Я заинтригован, – коротко ответил я.

Маркус нечасто обращался ко мне с «личными» делами. И любопытство взяло меня в настоящие тиски. Зная брата, я предчувствовал важный и крайне занятный разговор.

Глава 2

Как только ярко-оранжевый диск солнца сел в густое длинное море облаков, Маркус и я покинули замок и устремились на отдаленный невысокий валун.

Загадочно-рассеянный вид брата интриговал меня. По глазам Маркуса, всегда смеющимся, но теперь спокойным и даже нервным, я понял, что наш разговор будет серьезным. Интересно, какими в этот момент были мои глаза? В душе я строил догадки, о чем будет идти речь, если для этого потребовалась такая секретность.

Мы остановились у края пропасти, и я ожидающе взглянул на брата, думая, что Маркус начнет свой рассказ незамедлительно, но, казалось, он вообще забыл о том, что вызвал меня на тайную беседу, и молча наблюдал за горизонтом.

– Так, о чем идет речь? – скучающим тоном спросил я, чувствуя, что, если не заговорю первым, Маркус не скажет ни слова.

– Мне кажется, я уже знаю, что ты ответишь, – сказал брат, взглянув на меня. На его губах играла довольная улыбка.

– Маркус, не тяни. У меня есть планы на вечер. – Фраза Маркуса показалась мне бессмысленной.

– Никогда не думал, что доживу до этого дня. Я влюбился, – спокойным тоном сказал Маркус. И добавил. – Совсем недавно.

Я насмешливо хмыкнул. Мне-то казалось, что речь действительно пойдет о чем-то серьезном.

– И ради такой ерунды ты отвлек меня от дел? – недовольно заметил я.

– Ерунды? – нахмурившись, переспросил он.

– Именно.

– Ты сумасшедший! – обреченно вздохнул Маркус и потер пальцами свою переносицу.

– Если ты считаешь, что я разделяю твои взгляды на подобный предмет, то, боюсь, ты фатально ошибся, – бросил я.

У меня были причины для раздражения: разговоры о любви и намеки матери о том, что следовало бы породниться с одной из вампирских семей, выводили меня из состояния равнодушного существования. Все эти разговоры были для меня каким-то балаганом, смешной пьесой, поставленной бездарным режиссером.

– Ты смешон, – резко ответил на мои слова Маркус. – Ты вообще любил когда-нибудь кого-то, кроме себя?

– Само это слово никак не вяжется с моей жизнью. Любить. Быть рабом женщины – не мой удел. – И почему в этот момент я чувствовал себя героем плохой мелодрамы?

– Когда я увидел ее, в моем сердце что-то взорвалось. – Маркус отвернулся от меня, видимо, обиженный моими словами.

– В таком случае мне жаль твое сердце.

– Я увидел эту прекрасную вампиршу и понял, что отныне мое сердце бьется только для нее. Все произошло стремительно и незаметно. – Маркус будто утонул в своих мыслях и не слышал меня.

Раздражение охватывало меня все больше: Маркус был прекрасно осведомлен о том, как я ненавижу подобные разговоры. Влюбился и черт с тобой! Для чего понадобилось оповещать об этом меня?

– Любовь – это просто метафора, придуманная людьми, чтобы объяснить влечение друг к другу. Только, помилуй, не говори мне, что когда-нибудь я сам попадусь в этот капкан, – с иронией сказал я, предвидя нравственные нравоучения.

– Какой же ты еще зеленый юнец! – усмехнулся брат.

Мне очень хотелось бросить ему в ответ что-нибудь едкое, но, взглянув в его мечтательные и в то же время чрезвычайно серьезные глаза, я понял: Маркус открыл мне свою душу, а я насмехаюсь над ним. И меня охватил глубокий стыд.

– Прости. Я зашел слишком далеко, – примиряюще сказал я. Мне было стыдно за свое поведение. Только сейчас я понял, как глубоки были чувства брата к его возлюбленной.

– Не извиняйся за свою глупость, – пробурчал он. – Мои пустячные жизненные изменения кажутся огромными мне одному. Ты никогда не любил и не можешь понять меня!

– Не думаю, что вообще когда-нибудь полюблю. – Я говорил правду, ибо действительно считал любовь и все, что с ней связано, откровенной глупостью. – Мне не нужна любовь.

– Думаешь, она будет спрашивать у тебя разрешения?

– Я уже влюблен, – усмехнулся я, через силу сдерживая себя от раздраженного тона.

– Какие новости! И в кого же? – насмешливо спросил Маркус

– В луну и закат.

Мой брат посмотрел на меня, как на безумного. И вдруг громко расхохотался. Я с непроницаемым лицом наблюдал за его истерикой и терпеливо ждал, когда она утихнет. Наконец, Маркус справился с собой и окинул меня полным насмешки взглядом.

– Ты сравниваешь любовь к девушке с любовью к закату? С твоими понятиями о любви тебе лишь детей развлекать да книги для неудачников писать, оправдывая их неуспех у противоположного пола!

Маркус всегда был шутником, и его ирония никогда не попадала мимо цели.

Я невольно усмехнулся.

– Кто знает, может, в будущем эта книга будет пользоваться успехом среди смертных! – со смехом сказал я. – Но сейчас огласи: кто же счастливица?

– Ты помнишь Мрочеков? – вместо ответа спросил меня брат. – Польский клан?

При упоминании о предмете его воздыхания, глаза Маркуса потеплели.

С легкой улыбкой на губах я кивнул.

«Значит, одна из девиц Мрочек?» – подумал я.

– Маришка. – Маркус выдохнул это имя с таким благоволением, что я едва удержался от насмешливого смешка. Мне было занятно наблюдать за ним – неужели любовь так изменила его?

«Маришка. Ах, да. Тонкая красавица с волосами цвета спелой пшеницы» – вспомнил я и улыбнулся.

– Что ж, поздравляю тебя: она действительно хороша, – поздравил я брата, решив, что Маришка Мрочек действительно идеально подходит такому серьезному вампиру, как он.

– Она бесподобна, – поправил он меня.

– Тебе виднее, – улыбнулся я.

Несмотря на мое справедливое предубеждение против любви, я был счастлив за брата. Ведь он верил в любовь, искал и ждал ее, прямо, как люди. И, наконец, обрел то, чего жаждал.

Я не искал и не верил. Слова «любовь», «искать», и «ждать» казались мне отвратительными. Только люди могут быть настолько наивными.

– Надеюсь… Нет, я уверен, что скоро и ты найдешь свою спутницу жизни, – с ухмылкой сказал Маркус.

– Не начинай комедию, – криво усмехнулся я.

– А знаешь, я готов поспорить, – настойчиво сказал брат и протянул мне руку. – Ставлю на кон кубок крови.

Я усмехнулся, но твердо пожал его ладонь.

– Ты проиграешь, – предупредил я

– Посмотрим. – Маркус взглянул на свои часы и улыбнулся. – Мне пора лететь!

– К ней? – поинтересовался я, хотя уже знал ответ.

– Я пригласил Маришку в кино.

«В кино? Как дети малые!» – подумал я, но сдержал свои мысли при себе.

– Удачи. Лети, – вместо этого сказал я.

– И тебе удачи. И, чтобы ты не говорил, твое одобрение многое для меня значит. – Он дружески хлопнул меня по плечу и улетел. А я остался стоять у обрыва и наблюдать за прекрасным вечерним небом и размышлять о тягостной рутине моей жизни.

Все, чем я когда-то увлекался, давно перестало меня интересовать: охота, развлечения, музыка, книги, философия, учеба, история, наука…. Сейчас я жил просто потому, что тянулась моя жизнь. Сказать точнее, я проживал свою жизнь, не имеющую никакого смысла, и порой мне казалось, что, в конце концов, я зачахну от скуки и утомления течением. Университет и система высших учебных заведений, которые я когда-то боготворил, стали мне нестерпимы. Эти заведения превратились для меня в сосредоточие глупости, и смешно было наблюдать за тем, как профессора пытались передать знания молодому поколению, чьей целью в жизни будет передача этих знаний очередному поколению глупцов. Бесконечная цепь. И, хотя я, без хвастовства обладал глубокими знаниями всех известных наук современного мира (ради интереса я закончил все известные университеты земного шара, и теперь, сидя на лекциях, изнемогал от скуки), открывать для себя что-то новое превратилось для меня в обязанность, перестав быть наслаждением для души и разума.

После беседы с братом я чувствовал что-то странное, необъяснимое. Это было новое чувство, название которому я не знал. Оно отличалось от всего, что я когда-либо ощущал. Это чувство напоминало пустоту. Пустоту и разочарование. Но в чем я разочарован? У меня нет никаких оснований быть в ловушке черной меланхолии. И, чтобы отвлечься от этих мыслей, я решил полететь на мост, на котором любил встречать закат. Но в этот раз закат уже ушел: я бы встретил его, если бы Маркус так неожиданно не пожелал побеседовать со мной.

Вернувшись в замок, я надел длинный непромокаемый плащ. Благо, была осень, поэтому мой наряд мало чем отличался от одежды пражан. Затем я зашел в гараж, чтобы взять свое авто. Я являлся счастливым обладателем черной «Тойоты», но не одной из новейших моделей несмотря на то, что члены моей семьи меняли автомобили едва ли не каждую неделю. Отец, мать и Маркус решили, что, раз не могут летать по городу днем, то будут щеголять автомобилями – новейшими моделями известных мировых марок. Это утешение самолюбия вызывало у меня лишь насмешливую улыбку. Прохожие нередко провожали взглядом кортеж иномарок Морганов, и моя «Тойота» в нем выглядела настоящей изгнанницей. Но моя верная железная подруга была мне по душе, и менять ее я не собирался. Еще с юности я утвердился во мнении, что средство передвижения должно иметь лишь одну функцию – быть комфортным, а не становиться способом навязчивого самовыражения.

Вопреки мнению смертных мы не летаем по городу в прямом смысле этого слова. К моему великому сожалению. Но все наши передвижения по городу мы называем именно «полетом». И в очередной раз я летел на мост, соединяющий районы Праги и находящийся на двух холмах, протянувшись над глубокой Нусельской долиной. Этот мост так кстати находился по соседству с физико-математическом факультетом, в котором я учился.

Нусельский мост, высотой в сорок два метра по центру, чехи называют «Мостом самоубийц». По аналогичной технологии в мире были построены еще семь таких мостов, но все они, кроме Нусельского, канули в небытие. В советские времена Нусле считался районом рабочего класса, хотя рабочие, хулиганы и прочий народ живет здесь до сих пор. Дух у этого района депрессивный, и такой же дух впитал в себя и бетонный мост. Смотришь вниз и думаешь о том, как легко умереть. Эти мысли посещают сотни самоубийц, приезжающих сюда покончить с жизнью. Самоубийств было так много, что правительство Чехии всерьез задумалось об этом феномене, поэтому в настоящее время перила моста были железными перегородками и решетками. Однако искателей смерти эти куски железа не останавливают: время от времени, раскрывая ежедневную пражскую газету, я в очередной раз узнавал о новых жертвах Нусельского моста, этого мрачного исполина. Человек пролетает расстояние в сорок два метра, в свободном падении, всего за три секунды, а затем, на скорости в сто километров в час, встречается с асфальтом. О самоубийцах напоминает находящийся под мостом и освещающий часть его тубуса уличный фонарь, направленный вверх для того, чтобы освещать самоубийцам последний путь. А желающих покончить с собой – много: их число приближается к четыремстам. В истории моста известны лишь два случая, когда прыгнувшие с него выживали, правда, один из них все же скончался в больнице, семнадцать дней после рокового прыжка. В советское время СМИ замалчивали самоубийства на Нусельском мосту, так как ничто не должно было осквернять имя первого «рабочего» президента Клемента Готвальда, который мост носил вплоть до тысячи девятьсот девяностого года. Сегодня же, мост носит печальную всемирную славу, как «Мост самоубийц».

Не зная, что такое смерть, я любил это место. С моста открывался прекрасный вид, и лицезреть его мне не мешали никакие решетки. На нем я любил размышлять, провожать взглядом закат, а иногда даже встречать рассвет. В отличие от моих родственников, приезжающих в замок еще до рассвета, я не боялся находиться здесь утром и, накинув на голову капюшон плаща, оставался до первых лучей восходящего солнца. Здесь мне не мешали ни шум города, ни шум проезжающих мимо машин – я давно научился абстрагироваться от реальности. И в этот раз, после разговора с братом я морально нуждался в длительных раздумьях. По неизвестной мне причине, в этот раз я чувствовал себя неполноценным, изгнанником, чужим в собственной семье, в которой каждый имел смысл жизни. Этим смыслом были их вторые половины. А я похож на особу, не знающую, чего она желает, точнее, не знающую, чего ей недостает. Но чего мне не хватает? У меня есть все, о чем смертным можно точно мечтать: бессмертие, богатство, идеальная физическая маскировка, любящая семья, огромный багаж знаний. Что же заставляет меня чувствовать себя неполноценным и чужим, если у меня есть все? Я надеялся найти ответ на этот вопрос. Но как быстро я отыщу его? И, худшее в том, что могут пройти месяцы, годы, и даже столетия, прежде чем ответ будет найден. Но и тогда я буду неудовлетворен: каждая новая догадка рождает еще десяток вопросов. И эта бесконечная цепочка не прервется никогда. И все это время мне придется жить с чувством душевной пустоты. Смогу ли я? Куда я денусь. Я же вампир. Бессмертный.

Приехав на мост, я поставил свой автомобиль на небольшой стоянке и направился к высоким железным перилам.

Что бы ни говорили суеверные люди, Нусельский мост был произведением искусства, наполненным особой атмосферой моральной свободы и раздумьями о тленности жизни. Любуясь пролетающими надо мной тяжелыми облаками, цвета штормового моря, с прорезающими их тонкими жилами серых нитей, я много думал. Кроме меня, на мосту были несколько человек, но это были всего лишь любопытные туристы, соблазнившиеся страшной красотой моста. Банально: они сделают фотографии на память и вскоре уйдут, не выдержав ауры сотен самоубийств.

Так и произошло, однако мой разум посетило неприятное напоминание о начале промежуточных осенних экзаменов, к которым мне не было смысла готовиться. Я знал, что сдам все экзамены, ведь этот материал я проходил уже много раз. Как я упоминал выше, мне выпала честь обучаться во всех американских, канадских и европейских университетах, включая и Пражский, в котором я вновь учусь. Здесь я учился три раза, в разные эпохи, под разными именами, естественно, не привлекая к своей особе ненужного внимания.

На Прагу опустилась тьма. Город зажегся тысячами разноцветных огней и наполнился гулом вечернего веселья. Люди получили долгожданный отдых. Что это сулило мне? Я ел всего два дня назад, поэтому не был голоден, но сегодня на охоту выходил Маркус. Пусть развлекается, возможно, даже в паре с дамой сердца.

Я облокотился на перила, закрыл глаза, и оставался в таком положении до тех пор, пока не уловил в воздухе что-то необычное, что заставило меня забыть о раздумьях и посмотреть в сторону, откуда ветер принес мне это чудо: в метрах пятидесяти от меня стояла девушка. Я не мог ошибиться, ведь вампирский взгляд – гораздо отчетливей человеческого. И, несмотря на сгущающуюся темноту, я стал откровенно рассматривать незнакомку.

Аромат ее крови одурманивал меня. Этот букет, никогда ранее не слышанный мной, поразил меня своей красотой. Аромат свежей молодой человеческой крови, наполненный оттенком морского бриза и терпкой сладости. Чтобы наслаждаться им, я часто и глубоко задышал, и мой разум невольно наполнили странные вопросы. Кто эта девушка? Что она здесь делает? Как я не заметил ее появления на мосту?

Мой интерес к незнакомке возрастал с каждой секундой, и я невольно просто уставился на нее. Вдруг, словно почувствовав на себе мой откровенный взгляд, девушка на несколько секунд обернулась ко мне. Но мне хватило и полсекунды, чтобы воспроизвести в своем уме ее портрет. Первым, что бросилось мне в глаза, были ее волосы – темные, густые, они спадали водопадом до ее поясницы. Лицо незнакомки было необычным, интригующим. Мягкие бледные губы давали немного резкий контраст с ее яркими темно-карими глазами. Ее фигура была стройной, без очертаний нездоровой худобы и голодания. Девушка показалась мне таинственной и даже красивой. Ее красота была мягкой и выразительной, как осенний день, не успевший остынуть от солнечных лучей, но уже с ушедшим солнцем, обагрившим небо своим прощальным светом.

На мгновение наши взгляды перекрестились, как шпаги. Вдруг незнакомка зашагала быстрым шагом прочь от моста, словно сбегая от моего невольного, настойчивого внимания. Но я, как завороженный, смотрел ей вслед, просто не мог отпустить ее. Отпустить это волшебство.

Черт! И о чем я только думаю?

Я мысленно отругал себя за то, что позволил себе разглядывать какую-то смертную, и, благодаря усилию воли, хоть и тяжелому, выбросил мысли о ней из своей головы и вспомнил о ближайших планах на этот вечер – уйти мыслями далеко от мира и хоть недолго побыть в другой реальности. Но это воспоминание вернуло другое, нежеланное – аромат крови незнакомки, такой манящий. Убить бы ее и выпить эту восхитительную кровь до последней капли.

Нет. Не в этот раз.

У меня имелись принципы, от которых я не отступал даже ради такого неповторимого вкуса: убийства девушек и детей были для меня табу. Я охотился на людей, которые уже испробовали вкус жизни. Категория моих жертв начиналась с возраста тридцати лет до пятидесяти, и я безошибочно чувствовал возраст своих жертв, определяя его по запаху крови, и за годы моей жизни не допустил ни единой ошибки. Я чувствовал, что заинтересовавшая меня девушка была еще юной, лет двадцати двух. Пусть живет. Может быть, через восемь лет я найду ее и испробую ее крови.

С этими мыслями я поехал обратно в замок. Там, оставив «Тойоту» в гараже, я пешком отправился в город.

Утром по Праге в который раз объявили о пропаже нескольких людей. Услышав это, я усмехнулся: это были следы охоты Маркуса и его невесты. Об этих очередных таинственных исчезновениях написали все пражские газеты, включив в статьи вопли несчастных родственников и призывы к бдительности. Пражане с горькими вздохами обсуждали новость. Меня же наполняли лишь равнодушие и насмешка.

Глава 3

Экзамен по физике был сдан на отлично: легче легкого рассказывать то, что выучил давным-давно и что знаешь, как собственное имя. И, хотя в данный период жизни учеба была мне в тягость, быть частью современных университетов мне было интересно во все времена, и я с любопытством наблюдал за тем, как меняется образование, его система, как каждый год появляются все новые и новые, неповторяющиеся лица. Одно время моим хобби было наблюдать за людьми, но это занятие вскоре стало для меня лишь источником разочарования и презрения.

Вновь обучаясь в Карловом университете, в этот раз я избрал физико-математический факультет и находился на пятом курсе. Еще полтора года и, завершив обучение в Праге, я уеду учиться в Москву. Признаться, я никогда там не был. Россия всегда казалась мне диким местом, но в современности ситуация в этом огромном государстве изменилась в лучшую сторону, и я принял решение посетить его необъятные просторы и узнать на практике, что такое русское высшее образование. Впереди у меня было много планов. Например, попробовать какова на вкус кровь русских.

Эти утром шел дождь, и, благодаря этой прекрасной погоде, сегодня у меня была возможность сменить свой плащ на любимую кожаную куртку. Направляясь к входу в здание факультета, я попал в толпу юных девушек – второкурсниц и тотчас почувствовал на себе их взгляды. Они даже не пытались скрыть того, что глазели на меня. Многие смертные представительницы женского пола провожали меня взглядами, обманываясь моей внешностью. Со стороны могло показаться, что их внимание льстит мне, но, на самом деле, я чувствовал лишь неприязнь. Прельщаясь красивой внешностью, девушки даже не подозревали о том, что находится за этой оболочкой. А так, как смертные никогда не узнают о том, что мы существуем, эта человеческая глупость может выглядеть даже несколько забавной. Люди сами по себе – занятные создания. Но пустые.

Пока стояла идеальная для вампира погода, я решил прогуляться по Праге. Пешком. Мне достаточно редко доставалась возможность разгуливать по городу, так как в этом году дожди были редкостью, а пасмурная погода будто уступила право главенства солнечным дням. В слишком яркие деньки университет я не посещал, и теперь на моем счету было большое количество пропусков, за которые меня никто не смел упрекнуть. Помимо того, что я был одним из лучших студентов, я исправно пополнял счета моей alma mater большими суммами евро. Коммерция была мне по сердцу по двум причинам: во-первых, я сам составлял себе график занятий, и проблем с обучением у меня не было. Вторая причина – более банальная: моя мать всегда твердила о том, что гранты нужно оставлять умным, но не имеющим возможности учиться на коммерции смертным. К тому же отбирать грант у зеленого человеческого птенца было бы для меня настоящим оскорблением собственного достоинства.

Едва я вышел из университета, как тут же натолкнулся на своего сокурсника Ройса МакРессоса – амбициозного американца, который время от времени надоедал мне попытками заговорить со мной. Ройс протянул мне руку, но я никогда и никому не жал рук, ведь мои ладони были нечеловеческими, и я знал, что думали люди о рукопожатиях с нами: у нас ледяные руки. Поэтому я притворился замерзшим, спрятал руки в карманы и, нахмурившись, проворчал:

– На улице собачий холод, Ройс.

Американец взглянул на свою руку и, после недолгого колебания, спрятал ее в теплый карман своей дутой куртки.

– Хай, Морган! Как сдал? – весело спросил он.

– Да, как обычно, – отмахнулся я, пытаясь сделать это непринужденно. Ройс начинал действовать мне на нервы, но он, кажется, и не догадывался об этом

– Как всегда – это отлично? Я и не сомневался в тебе, дружище! – с восторженной улыбкой воскликнул Ройс.

Услышав, каким лестным словом меня назвал этот чересчур дружелюбный смертный, я почувствовал легкое удивление. В моем мировоззрении звание «друг» необходимо было заслужить, а не награждать им почти незнакомых персон.

– Как сам-то? – вежливо спросил я, пытаясь поддержать нежеланный разговор из-за своего проклятого чувства тактичности и размышляя о том, что люди бывают слишком назойливыми. Ройс МакРессор – один из таких.

Мой собеседник улыбнулся своей белозубой американской улыбкой.

– Высший бал! – воскликнул он, а я в это время строил план, как поскорее отделаться от его присутствия.

– Поздравляю тебя с этим. – В этот раз я не смог скрыть раздражения в голосе, но Ройс был так счастлив, что, кажется, не заметил моего сарказма. Или не хотел замечать. – Я тороплюсь.

Я обошел его и направился на стоянку, но, вдруг вспомнив о запланированной прогулке по городу, сменил направление и двинулся к выходу из университетского двора.

– Морган! – вдруг услышал я за своей спиной.

Я недовольно вздохнул, но все же обернулся.

– Встретимся на следующем экзамене! – Ройс помахал мне рукой и пошел на стоянку.

Наконец-то. Отвязался.

Пока я с неохотой перебрасывался фразами с надоедливым американцем, с неба закапал мелкий, но частый дождь, а из университета вышла небольшая группа девушек. Я хотел продолжить свой путь и благополучно покинуть это место, но вдруг увидел среди одинаковых смазливых мордашек знакомое мне интригующее лицо, которое, как оказалось, врезалось в мою память. Это была она. Вчерашняя незнакомка с Нусельского моста спускалась по ступеням, на ходу застегивая свое черное пальто. Застегнувшись, девушка подняла голову, взглянула на серое дождливое небо и мягко улыбнулась. А я прервал свой путь и наблюдал за ней, словно сталкер за своей жертвой.

Девушка достала из сумки зонтик (тоже черного цвета) и, раскрыв его, пошла по двору к выходу. Проходя мимо меня, она опустила взгляд, словно не желая встречаться с моим, и раздраженно вздохнула. И тут я понял, что неотрывно глазею на нее, и отвел взгляд, сделав вид, что это была случайность. Восхитительный аромат крови вчерашней незнакомки перебил ароматы крови всех находящихся во дворе университета людей.

«Я веду себя как последний дурак. Нет, как идиот!» – со злостью подумал я, и желание пройтись по городу вдруг исчезло.

Что эта девчонка здесь забыла? Если она учится в том же учебном заведении, что и я, почему я никогда не встречал ее раньше? Почему она так заинтриговала меня?

До меня вдруг дошло осознание того, что я стою посреди полупустого двора и смотрю вслед той девушке.

– Что за бред со мной творится? – вслух выругался я и направился на стоянку, по дороге удивляясь несвойственному мне поведению.

Быстрая езда успокоила меня, но я размышлял о странной незнакомке всю дорогу до замка. Почему я запомнил ее? Ее, среди всех этих смертных? Может, ее необычная внешность так бросается в глаза, что я невольно обращаю на нее внимание? Интересно было бы услышать ее голос… Что? Бред. Я резко отбросил эту мысль и твердо решил забыть и никогда больше не вспоминать о ней. Она всего лишь смертная. Одна из семи с половиной миллиардов на Земле. Ничего исключительного в ней нет.

Вдруг я вспомнил о том, каким жалким идиотом выглядел во дворе университета, и это вызвало у меня насмешливую улыбку. Я смеялся над самим собой.

В скором времени я был в замке. Как оказалось, там меня ждал сюрприз.

– Оденься поприличнее и спускайся в зал! Мы ждем тебя! – приветливо окликнула меня мать, едва я появился в замке. Эта просьба дала мне понять, что мой план уединения был разрушен.

Наш замок в который раз посетили гости: огромный гараж нашей обители был заставлен незнакомыми мне дорогими иномарками. Это были наши друзья. Естественно, кто-то из наших, ведь друзей-смертных мы не имели.

Переодевшись в черные джинсы и бордового цвета классическую рубашку, я спустился в большой каминный зал, ставший центром внимания сотни наших. Оказалось, приехал многочисленный польский клан Мрочеков. Среди гостей была и Маришка – возлюбленная Маркуса. Они вдвоем стояли у камина и тихо разговаривали. Я был рад видеть брата счастливым и любовался ими, пока сладкая парочка не заметила меня.

– Ну, наконец-то! Пришел! Мы тебя заждались! – негромко рассмеялся брат.

Я подошел к ним, но по дороге с удивлением обнаружил среди привычных лиц двух незнакомых мне красавиц. Они не принадлежали к Мрочекам, так как все члены этой большой семьи были златовласыми, а эти незнакомки обладали темными волосами.

– Маришка, рад вас видеть. – Я галантно поцеловал ее красивую тонкую руку.

Она снисходительно улыбнулась.

– Не пора ли нам перейти на «ты»? Мы так давно знаем друг друга, что на смех тянет, когда кто-то из Морганов обращается ко мне так, словно впервые меня видит, – сказала Маришка, весело сверкнув своими прекрасными серо-голубыми глазами.

– Как скажешь, – с улыбкой ответил я. – Теперь-то Маркус в хороших руках.

– Ты ошибся: это Маришка в моих руках! – весело парировал мой брат, обнимая свою возлюбленную за талию.

– Негодяй, всегда думает только о себе! Седрик, твой брат – неисправимый собственник! – так же весело сказала Маришка на реплику Маркуса.

Мы рассмеялись. Но вдруг я заметил, что Маришка мимолетным взглядом подозвала к нам двух незнакомок.

Это вызвало у меня легкую улыбку. Я знал, зачем она притащила их – сосватать одну из них за меня, и был неприятно поражен этими попытками вмешаться в мою жизнь.

– Это мои подруги из России: Эмма и Саманта, – представила Маришка. Я деликатно поприветствовал девушек, сказав все полагающиеся слова о радости нашего знакомства и так далее, но рук им целовать не стал. Мне было неприятно оттого, что они согласились принять участие в этой авантюре, и дал им понять, что разгадал их планы, игнорируя их прекрасные, протянутые ко мне руки.

Гостьи с легким удивлением попытались сделать вид, будто вовсе не претендовали на поцелуй, но это получилось у них довольно плохо. Я знал, что в душе они подумали о том, что я дурно веду себя с дамами. Но это было мне только на руку.

– Седрик, мы слышали, вы собираетесь в Россию? – спросила меня Эмма, мило улыбаясь.

Я с раздражением отметил, что они уже, наверняка, знают обо мне практически все. Видимо, Маришка или моя мать имели с ними занимательную беседу о моей скромной персоне.

– Собираюсь, – достаточно холодно ответил я.

– Если у вас есть какие-то неопределенности о России, можете спросить нас: мы довольно долго живем там и многое знаем о русском характере. Русские очень отличаются от других смертных, – вставила Саманта.

– Чем же? – хмыкнул Маркус.

– Все русские – оптимисты. Поголовно. Но все о загадочной русской душе словами не передашь: на ее исследование нужно потратить много лет, но и даже тогда вы не поймете ее.

– А кровь русских? Имеет присущие лишь ей характеристики? – спросил я, все же, немного расслабляясь. Разговор о стране, в которую я мечтал съездить, пришелся мне по душе, и на время я потерял бдительность.

– Естественно, но, опять же, не могу сказать, чем – ее нужно просто попробовать, – улыбнулась мне Саманта.

– Как же вы попали в Россию? – спросил Маркус. Видимо, он, как и я, видел их впервые, и меня обрадовало, что он не в сговоре с ними.

– Мы американки, но переехали в Россию семь лет назад, – ответила ему Эмма. – Это Саманта уговорила меня, и, стоит сказать, я ни разу не пожалела, что пошла у нее на поводу.

– И как вам Россия? – спросил я.

– Прекрасное место для скромной и тихой жизни. Мы живем в Санкт-Петербурге, но успели побывать во многих городах. – Саманта мечтательно улыбнулась и вздохнула. – Рай для вампиров, поверьте мне!

– И много их там? – Разговор становился мне по душе.

– Один клан, но весьма внушительный и многочисленный. Они живут в Новгороде и почти никогда не выезжают из страны. Это клан Кравицких. Их глава – Антон Кравицкий считается потомком русского князя Алексея Кравицкого, но, мы знаем, что он сам им и является.

– Как россияне относятся к нам? – спросила Маришка.

– О, нас любят! Книги и фильмы о нас разлетаются моментально! – сказала Эмма, и краем глаза я заметил, что она заинтересованно смотрит на меня, словно следя за тем, слушаю ли я ее красивый мелодичный голос.

Но я не смотрел ни на одну из девиц: я следил за тем, как, плавно извиваясь, танцует огонь в камине. И я с удовлетворением отметил, что моя холодность оттолкнула нежеланных незнакомок.

– Мы путешествуем по миру и живем сами по себе. Но в этот раз Маришка – наша давняя подруга пригласила нас в Прагу, на пару дней, и мы не смогли отказать ей. – Эмма улыбнулась Маришке, а та ей.

– Что ж, добро пожаловать в Прагу, – сухо сказал на это я, вновь почувствовав волну раздражения. – Маркус, можно тебя на минуту?

Маркус извинился перед дамами (я же проигнорировал их прощальные слова), и мы перешли в другое крыло замка, где никто не смог бы подслушать нас. Когда мы вышли на балкон, я оперся на каменные перила балкона и вперил в брата жесткий недовольный взгляд. Теперь я точно знал, что Маркус был осведомлен о девицах и подыгрывал им, помогая их неловким прозрачным попыткам пленить меня.

– И для чего весь этот цирк? – строго спросил я.

Маркус удивленно поднял брови, будто не знал о чем идет речь. Но он всегда был плохим актером.

– Девицы зачем здесь? – нетерпеливо бросил я. – Не строй из себя дурака! Мне ужасно не нравится, когда кто-то лезет в мою жизнь, и тебе это известно, как никому!

– Между прочим, они приехали не только для того, чтобы познакомиться с тобой! Скоро Маришка станет твоей родственницей, – встав рядом со мной и посмеиваясь, сказал Маркус.

Смысл его слов дошел до меня лишь через пару секунд. И я не поверил своим ушам.

– Ты женишься? – От удивления, я на время забыл о своем гневе. – И сколько вы встречаетесь?

– Месяц.

– Хочешь сказать, что месяца тебе хватило, чтобы узнать о ней все? – с иронией спросил я.

– Но у меня такое чувство, что мы знакомы целую вечность… Хотя, черт возьми, так и есть! Но я не желаю слушать твои докучливые рассуждения о том, как глупа любовь.

Я покачал головой и не смог скрыть широкую улыбку.

– Ты их не услышишь. Я рад за тебя! Просто не ожидал такого скорого развития событий.

– Спасибо, но твой вид далек от того, что можно назвать «счастливым», – заметил брат, хлопнув меня по плечу.

– Мое настроение испорчено сам знаешь, чем, – объяснил я, чтобы Маркус не принял мое дурное настроение на свой счет. Я действительно был рад, однако новость о женитьбе Маркуса никак не укладывалась у меня в голове: я привык к тому, что и я, и он – вечные холостяки.

– Кстати, пригласить Эмму с Самантой хотела наша мать, – признался Маркус.

Я саркастически усмехнулся: мать настойчиво пыталась вмешаться в мою жизнь, но все было тщетно. Моя жизнь принадлежит лишь мне одному, и вмешиваться в нее я не позволю.

– А Маришка стала ее союзницей, – угрюмо сказал я. – Ладно, черт с ним.

Возвращаться в толпу гостей мне не хотелось: я не любил шум и суету, и в этот вечер чувствовал резкую потребность в одиночестве. Поэтому я покинул балкон и быстро направился в свою комнату.

– Куда это ты собрался? – Маркус в один миг нагнал меня.

– Хочу отдохнуть, – сквозь зубы процедил я. – У меня был на редкость паршивый день. Встретимся завтра. И передай Маришке мои искренние поздравления.

Я покинул замок вечером, чтобы попасть на Нусельский мост. Этот день действительно был паршивым. Буря эмоций утомила меня, и единственным, в чем я нуждался в этот момент, были тишина и одиночество.

Глава 4

Экзаменационный период пролетел так быстро, будто его и не бывало. Начались учебные лекционные будни. Нужно отметить, погода приготовила нам сюрприз и принесла в Прагу холод и серые тучи, что давало мне возможность посещать университет хоть каждый день. Приезжавшие в замок гости уехали, и я вздохнул с облегчением. Присутствие многочисленных сородичей каждый раз ломало мои планы и злило меня, к тому же, они были неаккуратны: после их приезда по Праге прокатилась волна паники – люди бесследно исчезали. Десятками. Почти каждый день.

После последней встречи с девчонкой с Нусельского моста я ни разу не встречал ее в университете, а ведь теперь посещал его ежедневно и сидел на всех парах, что было для меня необычайным геройством. Непонятно откуда, во мне вдруг вновь неожиданно появился интерес к наблюдению за жизнью огромного организма, или, лучше сказать, огромного муравейника, которым являлся Карлов университет Праги. Но было что-то странное в моем поведении: однажды я поймал себя на мысли, что ищу среди ярких цветов черное пальто, ищу в шумной толпе студенток ту девчонку, но не находил ее… Поняв, что словно нарочно высматриваю ту незнакомку, я мысленно чертыхнулся и заставил свой разум подавить это дурацкое, совершенно чуждое и ненужное мне желание вновь столкнуться с той смертной.

Каждый вечер я приходил на Нусельский мост и провожал взглядом закат, а после наблюдал за небом и летящими по нему облаками. Но, в который раз, после периода духовного подъема, мною овладели меланхолия и скука, и теперь дни проходили скучно, каждый был похож на предыдущий, и мою скуку не могли убить ни события, происходящие в университете, ни события, происходящие в стране и мире вообще. Учеба наскучила, охота еще два века назад превратилась в рутину. В моей жизни не происходило ничего интересного. Но в понедельник второго октября что-то пошло не так.

День проходил рутинно, и я с равнодушием смотрел на лектора, который, энергично махая руками, расхваливал свой предмет и способность рационального мышления. Лекция закончилась бы так же, как заканчивалась всякий раз, но вдруг, в конце пары лектор громко объявил аудитории, что студенты не должны расходиться, а обязаны прийти в актовый зал. Естественно, студенты тут же принялись перешептываться и посмеиваться. Для них это было веселье. Для меня – очередная морока и минуты потраченного впустую времени.

Актовый зал университета заполнился любопытными и в то же время испуганными студентами. Я сел в четвертом ряду, мечтая поскорее уехать в замок. Рядом со мной расположилась компания девушек, которые тут же пустили в ход свои женские чары, строя мне глазки. Спрятав руки в карманы, я сделал вид, будто не замечаю факта существования этих девиц вообще.

Прошло уже десять минут, и, только когда студенты совсем разболтались, в парадные двери важной походкой вошел, никто иной, как сам ректор университета, и гул, стоящий в зале, заглох. Студенты шумно поднялись с кресел, в приветствии. Ректор прошел на сцену, взял в руки микрофон и небрежным жестом разрешил нам сесть.

– Добрый день, студенты! – весело сказал он.

– Добрый день! – раздался ему в ответ нестройный хор голосов.

– Готов поспорить: всем вам интересно, зачем я собрал вас здесь. Так?

– Да! Именно! Шикарный галстук! Надолго мы тут? – послышалось со всех сторон.

– Я восхищен вашим энтузиазмом. Но я сегодня очень добр, поэтому в зале остаются только пятый и шестой курсы. Все остальные свободны!

Студенты пятого и шестого курсов недовольно заворчали, а младшие, с радостными лицами и с большим шумом поспешно покинули зал. Я пристально вгляделся в их толпу, надеясь увидеть ту девушку… Черт! О чем я думаю! Я заставил себя смотреть на сцену и мысленно отругал себя.

– В нашем университете произошло что-то крайне странное: в прошлом учебном году многие студенты младших курсов сдали летнюю сессию так слабо, будто их вдруг всех схватил мор, – печально сказал ректор. – Особенно хромали алгебра и физика. На обе ноги.

– А мы при чем? – раздался недовольный голос с галерки.

Студенты захихикали.

– Нас это не касается! – послышался еще один голос.

Опять поднялся смех.

– Вас это касается больше всего. Знаете, в современном мире существуют миллионы учебных программ, которые мы могли бы взять на вооружение, но… Я вдруг подумал: почему бы Карлову университету не ввести свою? Такой себе эксперимент, так сказать. Старшие студенты, светила нашей alma mater, должны помочь своим младшим товарищам подготовиться к зимней сессии….

Предложение ректора явно не понравилось аудитории: послышались свист, недовольное мычание и даже тихая ругань.

Я не смог сдержать саркастической усмешки: люди совсем обезумели!

– Суть эксперимента довольно проста: каждый из вас до зимней сессии будет заниматься с одним из студентов младших курсов: одним, двумя, а может, и всеми предметами, с которыми он не в ладу… – продолжил свою речь ректор.

– А можно от этого отказаться? Программа добровольная? Почему нас не спросили? – послышалось со всех сторон.

– Не понимаю, отчего столько шума и недовольных кислых лиц? Экспериментальная программа недобровольная, но обязательна для каждого из вас! Участвуют все. Однако от нее можно отказаться. – Ректор выждал, пока по залу пронесется вздох облегчения, и продолжил, разрушив мои надежды всего тремя словами. – Но не вам. Привилегию отказа от этой великолепной программы имеют лишь те, с кем вы будете заниматься. Но я должен лично увидеть объективную причину для отказа. Вопросы исчерпаны?

В зале наступила тишина.

– Что за цирк! – тихо сказал я, поняв, в какое болото увяз.

– После собрания всем зайти в мой кабинет: там вам будут выданы имена ваших новых друзей. – Ректор внимательно осмотрел зал. – Все, кто не станет выполнять пункты экспериментальной программы, имеют полноеоснование, скажу прямо, на вылет из университета.

– Но мы платим за учебу! Почему мы должны выполнять обязанности преподавателей? Это нечестно! – недовольным тоном крикнул кто-то из задних рядов. Его тут же поддержал гул голосов.

– Эта экспериментальная программа продлиться лишь несколько месяцев. Но, конечно, если вы считаете, что ваши деньги дают вам право не подчиняться программе Карлового университета, то всегда можете перевестись, – ответил на это ректор и выключил микрофон.

Эти слова произвели оглушающий эффект: в зале воцарилось гробовое молчание.

Ректор, наверняка, довольный результатом своего выступления, покинул зал. Едва он скрылся в коридоре, зал будто взорвался: студенты громко возмущались и жаловались друг другу на вопиющую несправедливость. Все были недовольны. Но я молчал, скрывая свое недовольство глубоко в душе.

К кабинету ректора я шел с ужасным настроением. Теперь придется носиться с каким-то глупым дитем. В этот момент мысль об отчислении не пугала меня. Наоборот, даже привлекала.

Честно стоя в длинной очереди и слушая нытье и жалобы студентов на горькую судьбу, я едва заметно усмехался от этой человеческой глупости: в жалобах нет никакого смысла. Жалобы ничего не изменят. Все студенты старших курсов, включая меня, стояли с кислыми лицами в очереди за ненавистным именем.

Наконец, я вошел в кабинет.

– Отчего вы все такие хмурые? – спросила меня секретарь.

– Думаю, вы понимаете почему, – сухо ответил я.

– В этот раз ректор устроил шоу, достойное телевидения. Не знаю, как вам, а мне весело. Настоящая лотерея.

– Я заметил. Чертовски жестокая лотерея.

– Будешь тянуть сам?

– Неохота марать руки.

– Нет уж! Это твоя судьба! Тяни сам. Секунду. – Секретарь засунула руку в стоящую на столе стеклянную круглую вазу, наполненную маленькими белыми листами, и тщательно помешала эту белую кучу. – Теперь можешь тянуть.

Я равнодушно выхватил из всей этой гадкой кучи один из листков, но не стал смотреть, что за имя указано в нем. Какая разница? Я уже ненавидел его.

– Так… Седрик Морган… – Секретарь выхватила у меня из рук листок, взглянула на имя, записала его в компьютер и протянула листок мне.

Быстро покинув университет, я присел на одну из скамей, стоящих во дворе. Прочесть или подождать? Черт, от судьбы не уйдешь.

Я раскрыл листок: там черными крупными буквами было напечатано ненавистное имя: Вайпер Владинович.

Вайпер. Дурацкое имя. Кто это: парень или девушка?

Ниже стояла дата и время нашей встречи: завтра в 17: 00, библиотека, столик № 8.

Такая поспешность заставила меня недовольно поморщиться. Вдруг я услышал чьи-то шаги и обернулся: это был Ройс, бодрым шагом направляющийся ко мне. Ну вот, только его и не хватало. Что за день, право? Неужели кто-то наверху решил высыпать на мою голову ведро ненастий?!

– Привет! – поздоровался со мной Ройс, плюхаясь рядом, на скамью.

Я промолчал, даже не взглянув на него.

– Ну, и кто там у тебя? – весело спросил американец. – У меня какой-то болван со второго курса. Кто у тебя? Дай глянуть?

Чтобы он отвязался от меня, я поспешил показать ему свой листок.

– Вайпер Владинович… – вслух прочитал американец и фыркнул, как конь. – Что за птичка?

– Без понятия, – мрачно ответил я, забирая листок назад. – Вайпер. Змея.

– Наградили же именем родители! – поддакнул Ройс.

Молча поднявшись со скамейки, я направился на стоянку. Мои руки непроизвольно сжались в кулаки. Скомкав листок, я выбросил его в ближайший мусорный бак. Я ненавидел Вайпер Владинович. И завтра этому Вайперу придется прождать меня около часа, а может, и двух. Пусть ждет. Надеюсь, ему не понравятся мои постоянные опоздания, и он откажется от занятий, раз уж только он имеет на это право.

Какая ирония: я, вампир, буду готовить к экзамену свою жертву. Нет, не сегодняшнюю: возможно, лет через десять он станет моим ужином, а сейчас пусть выносит мои презрение и ненависть.

Что ж, тупица Вайпер, совсем скоро ты поймешь, что тебе не повезло. Крупно и категорически.

***

Я удивленно уставилась на сообщение из университета с именем того, кто будет заниматься со мной по экспериментальной программе ректора. Кто должен будет почти три месяца готовить меня к зимней сессии. Мой личный тьютор, так сказать.

Седрик Морган.

О, ужас.

Морган. Тот самый.

Конечно, я знаю Седрика Моргана. Кто в университете его не знает? Этот парень всегда держится скромно и особняком, но, по какой-то неизвестной мне причине, считается самым желанным парнем нашего университета. Половина моих однокурсниц были заинтересованы им, и каждый раз вздыхали, глядя ему вслед или слыша его имя. Поэтому я знала, с кем судьба так отвратительно свела меня, невзирая на простую логику: я и Седрик Морган – несовместимы. Да, я его знала. Дело в том, что он меня не знал, и, наверняка, так же, как и я был «рад» возможности познакомиться со мной. Да, согласна, Седрик – красивый парень. Но я никогда не понимала, что особенного в нем находят девушки: кожа этого парня была чересчур бледной, даже можно сказать, белой, что придавало ему вид мертвеца. Он ни с кем не общался, а в присутствии других людей молчал. Нет, я не наблюдала за ним – это бросалось в глаза. Он слишком горд, заносчив, и ему плевать на людей, которым повезло не так крупно, как ему – родиться в богатой семье. Поэтому Седрик Морган не нравился мне даже не как парень, а как человек. И именно этот эгоист должен будет помогать мне? Хотя, о чем это я! Не будет! Бьюсь об заклад, он рвет и мечет, зная, что ему, красавчику-богачу, придется проводить время со мной – глупой девчонкой с третьего курса!

Да пошел он к черту! Я абсолютно не была в восторге от этой дурацкой ситуации, но решила, что честно отсижу первую встречу с ним, чтобы со стороны руководства ко мне не было никаких претензий. Эта, откровенно скажу, идиотская идея ректора не нравилась никому, а больше всех мне. Все шишки посыпались именно на меня. Однако, скрепя сердце, я сказала себе, что выполню приказ ректора и приду на встречу с Седриком Морганом. Но почему из всех старшекурсников нашего факультета мне попался именно он? За что мне такое наказание? Наверно, после первого же занятия я повешусь. А мои однокурсницы поздравляли меня и пытались поменяться «тьюторами», но, узнав, что пары скреплены лично ректором, просто завистливо улыбались. Чему завидовать? Я с удовольствием бы поменяла Моргана на любого другого старшекурсника! Была бы возможность! Но ее не было.

В пятницу, в пять часов вечера я сидела в библиотеке, за столом №8, и ждала Седрика Моргана. Я уже взяла нужные мне книги по физике и то и дело смотрела на часы. И молча злилась.

Половина шестого. Моргана все не было. Но я упрямо ждала, уговаривая себя отсидеть положенное время и уйти. Придет он или нет – плевать!

Круглые настенные часы библиотеки показали шесть.

Его не было.

Я кипела от гнева. Паршивец! И где его носит?

Мое терпение лопнуло: я решила, что, если Морган не придет через пять минут, – я уйду, плюнув на все. Не желает приходить? Отлично! Тогда у меня будет объективный повод отказаться от его «помощи» в кабинете ректора!

Скрестив руки на столе, я положила на них голову и принялась мысленно отсчитывать пять минут. Спустя три минуты и семь секунд я услышала: «Привет», небрежно брошенное приятным низким голосом, и вздрогнула.

Надо же! Все-таки, соизволил прийти!

Глава 5

Мои лекции закончились в шестнадцать часов (они тянулись скучно долго), и, после, я зашел в ближайший парк, удобно устроился на скамейке, достал из рюкзака книгу размышлений Томаса Манна и с удовольствием принялся за чтение, одновременно, с невероятным удовлетворением и злорадством думая о том, как неизвестный мне Вайпер бесится, ожидая меня в библиотеке. Что ни говори, но это было потрясающее чувство мести прыщавому человеческому юнцу, которому страшно не повезло стать моим подопечным. Хотя, он был окутан смертельным грехом – плохо знал физику, а ведь, знай он этот простой предмет как следует, мне не пришлось бы отдавать ему свое драгоценное время, вбивая в его бестолковую голову эту элементарную логически верную информацию. Возможно, Вайпер настолько глуп, что его не спасет уже ничто.

Дочитав очередную главу, я бросил взгляд на часы: без семи минут шесть. Что ж, хватит мучить беднягу – пора осчастливить его своим приходом. Аккуратно закрыв книгу, я положил ее в рюкзак и, закинув его на плечо, вольготным шагом направился к университету, а затем в библиотеку. Открыв тяжелую дверь, я тут же почувствовал уже знакомый мне прекрасный аромат. Кровь и морской бриз.

Возможно ли это? Я поспешно обвел зал ищущим взглядом. Неужели… Мой взгляд упал на столик, за которым должен был сидеть мой подопечный. №8. И меня тут же пронзило понимание того, что незнакомка с Нусельского моста, оказалась совсем рядом. Я медленно направился к столику, по пути рассматривая сидевшую за ним девушку и придумывая себе убедительное оправданье.

Девушка сидела за столом, положив голову на руки, и ее густые прямые волосы волной укрывали ее плечи, скрывая от меня ее лицо. Но мне незачем было видеть ее лицо – я прекрасно запомнил его еще с первого пристального взгляда на нее на мосту. Она – Вайпер Владинович? Эта студентка – незнакомка с Нусельского моста? Эта девушка – моя подопечная?

Не знаю, по какой причине, я был склонен считать, что Вайпер – это он. Ведь это имя совершенно не подходит женскому полу. Да ведь это и не имя, а английское слово Viper – «гадюка». Каким же извергами нужно быть, чтобы назвать свою дочь Гадюкой? Никогда бы не подумал, что найдутся любители такой странной экзотики. Но сейчас я стоял у столика №8, рядом с незнакомкой, от запаха крови которой я чувствовал трепет, и которую звали Вайпер. И она прождала меня целый час.

Я чувствовал себя негодяем и не мог даже представить, как оправдать мое опоздание. Меня объяло непреодолимое желание оправдаться несмотря на то, что я никогда ни перед кем не оправдывался, особенно перед людьми. В этот момент я совершенно забыл о том, что я – вампир, а Вайпер – всего лишь смертная.

– Привет, – только и смог сказать я.

Девушка подняла голову и взглянула на меня. Мои голубые глаза встретились с ее темно-карими: взгляд моей неожиданной подопечной был сердит и презрителен, а бледные губы плотно сжаты; ее по-своему красивое лицо дышало удивлением, смешанным с оскорблением.

– Ты – Вайпер? – задал я глупый вопрос. Лишь бы начать разговор.

Девушка не ответила. Она пронзила меня презрительным взглядом, резко вскочила со стула и принялась собирать вещи в свою сумку.

Я молча наблюдал за своей подопечной, неприятно поразившись ее глупейшим поступком, хотя в душе понимал ее мотивы: девушка чувствовала себя крайне оскорбленной моим опозданием на целый час. И, пока она готовилась к побегу и не смотрела на меня, я получил возможность рассмотреть ее вновь, в этот раз при свете дня.

Незнакомка с Нусельского моста (Вайпер, как я теперь знал) была одета скромно: темно-зеленый пуловер, несколько обтягивающий ее стройный стан, и черные прямые джинсы, строгие, классического фасона. Она была похожа на работницу офиса. Но густые прямые темные волосы украшали ее облик и придавали строгой одежде нарочный контраст, указывающий на то, что девушка совсем не имела свойства чопорности и не старалась выглядеть официально. В этот раз я увидел ее без пальто, и она показалась мне еще более необычной, чем на мосту: во всем ее облике, движениях, взгляде была таинственность и женственность, несмотря на ее злость в мой адрес, и создавалось впечатление, будто я видел перед собой волшебного эльфа с необычайно яркими карими глазами.

– И куда ты собралась? – спокойно спросил я, усаживаясь напротив нее и стараясь выглядеть спокойным и равнодушным.

– Вообще-то, занятие уже закончилось! – язвительно сказала Вайпер приятным, но полным стали голосом, не удостоив меня взглядом. Девушка уже спрятала свои вещи в сумку и собиралась покинуть мое общество.

– До окончания занятия еще тридцать минут, – заметил я.

Почему-то, я чувствовал себя ужасно неловко. С чего бы это? Неужели моя месть, из сладости, стала мне укором, едва я понял, что моя подопечная – незнакомка с Нусельского моста?

– Заниматься уже поздно, не находишь? – насмешливо выпалила Вайпер и зло посмотрела на меня, но я с честью для себя выдержал ее прекрасный, полный гнева, взгляд.

Я поднялся со стула и загородил собой проход к выходу.

– У нас есть еще полчаса, – настойчиво сказал я.

Для чего я распинаюсь перед ней?

Вайпер язвительно улыбнулась.

– Двадцать три минуты, – сухо уточнила она, бросив быстрый взгляд на библиотечные часы на стене.

– Именно. Поэтому давай не будем терять их и хотя бы познакомимся, – предложил я.

– Зачем? – последовал ее насмешливый вопрос.

– Если уж нам выпала возможность находиться в обществе друг друга…

– Точнее, нас заставляют! – перебила она меня.

– Даже если и так, мы должны знать друг друга, хотя бы по имени, – все же, закончил я свою мысль, осознавая весь абсурд сложившейся ситуации и последствия моего нарочного опоздания.

– Спасибо за предложение, но я знаю, как тебя зовут! Твое имя даже есть у меня в сообщении, в телефоне, думаю этого довольно! – сказала девушка и попыталась обойти меня, но, повинуясь внезапному порыву, я невежливо схватил ее за запястье.

– Прекрасно, но этого мало. Нам нужно сесть и поговорить, – настойчиво сказал я.

– Знаешь, я достаточно насиделась, когда, как дура, ждала тебя целый час! – вдруг горячо выпалила Вайпер. Я вдруг осознал, что сжимаю пальцами ее запястье, и поспешно разжал их. – О каком разговоре может идти речь? Если ты думаешь, что я в восторге от этой дурацкой программы, то ты глубоко ошибаешься!

Я почувствовал укол совести. Но, когда я заметил, что наш спор привлек внимание занимающихся в библиотеке студентов, меня охватило раздражение и желание проучить эту упрямую смертную.

– Мы привлекаем к себе слишком много внимания. Давай поговорим спокойно. Понимаю: ты зла на меня из-за моего опоздания, но, поверь, у меня были причины опоздать, и, если бы я знал тебя ранее, то предупредил бы. Но я знал лишь твое имя. А ты, вижу, уже сделала обо мне скоропалительный вывод! – Я постарался переложить вину на нее, однако, почему-то знание того, что упрямица злится на меня, доставляло мне моральный дискомфорт.

«Что я творю? До чего опускаюсь, чтобы унять ее гнев!» – невольно подумал я, анализируя свой недостойный поступок.

Вайпер серьезно посмотрела в мое лицо, словно проверяя, не лгу ли я, но я настолько владел собой, что она не нашла на моем лице даже намека на тень.

– Ну, хорошо. И какая же важная причина заставила тебя опоздать? – наконец, после недолгого лицезрения моей физиономии, спросила она.

– В этом месяце у меня было несколько пропусков… Точнее, я почти не посещал лекции, и один из преподавателей допрашивал меня о том, как я смею не ходить на его занятия. Ты ведь знаешь, какой педант наш старина Марчек, – не моргнув, солгал я. А так как солгал я очень убедительно, Вайпер перестала хмуриться, и ее лицо вдруг покрылось легким румянцем.

Я прекрасно знал, что вызвало этот милый румянец: теперь моя подопечная корила себя за свое нетерпение и нежелание выслушать мои объяснения, попав в крайне неловкое положение передо мной и своей собственной совестью.

Мне стало жаль ее, но я не мог признаться в своей лжи – тогда Вайпер точно взбесилась бы и отправила меня куда подальше.

– Извини, что опоздал. Я, правда, не хотел этого. – Я тут же увидел ее взгляд, будто спрашивающий: «Он извиняется?!».

– Ладно… И ты извини за то, что накричала на тебя… Я действительно думала, что ты опоздал нарочно… Что ж, я ошиблась. – Девушка была сконфужена и будто обдумывала каждое слово. – Но попрошу тебя больше не опаздывать.

– Даю слово, – улыбнувшись, сказал я.

Вайпер тоже улыбнулась и села за стол. Я занял место напротив.

– Давай знакомиться? – непринужденно спросил я, взглянув на собеседницу. – Я начну первым. Не возражаешь?

– Нет.

– Меня зовут Седрик Морган. Я студент физико-математического факультета, учусь на пятом курсе, – сказал я. – Теперь твоя очередь. Извини, что так кратко, но, боюсь, у нас нет времени на пересказ автобиографии.

Вайпер сидела, скрестив руки на груди. Несколько прядей ее красивых длинных волос лежали на ее плечах. Я вновь удивился ее ярким темным глазам: они словно прожигали меня, хотя сейчас ее взгляд не был ни презрителен, ни зол.

– Так даже лучше. Меня зовут Вайпер Владинович. Я студентка третьего курса того же факультета, – негромко сказала моя подопечная.

– У тебя необычное имя, – заметил я.

– Отец где-то услышал его и подумал, что неплохо было бы иметь дочь с таким именем. Хотя, мама долго сопротивлялась и хотела назвать меня… Впрочем, не важно. – Вайпер осеклась, словно боялась, что рассказала о себе слишком много.

– Красивое имя. А я свое терпеть не могу, – признался я. Конечно, я слукавил: еще недавно имя Вайпер казалось мне смехотворным, но, как ни странно, оно шло девушке, сидящей напротив, моей незнакомке с Нусельского моста.

Вайпер удивленно вскинула брови.

– Седрик. Как герой рыцарского романа. Откуда ты? – перевел я тему, стараясь выяснить о своей собеседнице как можно больше.

– Из Брно, – ответила она.

– Насколько я знаю, в Брно много хороших университетов. Почему тебя привлекла именно Прага?

– Ты прав, в Брно много университетов, но ведь это – Прага, столица. Не поступи я сюда, благодаря гранту, то никогда не смогла бы оплачивать учебу и осталась бы в Брно. Но, к счастью, все прошло благополучно. А откуда ты?

– Я родился в Англии, но десять лет назад моя семья переехала в Прагу. Когда назрел вопрос, в какой университет мне поступать, родители настаивали на Оксфорде, но мой выбор пал на Пражский университет, – сказал я, мысленно добавив про себя «просто Оксфорд я заканчивал шесть раз».

– Значит, ты англичанин?

– Не совсем – наполовину чех. Можно я задам тебе несколько личный вопрос? – твердо спросил я.

– Да? – удивленно ответила девушка.

– Сколько тебе лет? – Мне нужно было знать, не ошибся ли я тогда, на мосту.

– Двадцать два, – ответила Вайпер.

– И ты только на третьем курсе? – удивился я.

– У моей семьи были проблемы с финансами, и я смогла поступить не сразу, но, думаю, в этом нет ничего плохого, – спокойно ответила она. Вайпер опустила взгляд на свои руки и откинулась на спинку стула. Я тут же понял, что подобные вопросы обескураживают ее.

– Какие у тебя проблемы с учебой? – деликатно осведомился я, чтобы развеять эту неловкость.

Мне нравился наш разговор: оказалось, что эта таинственная и рассерженная девушка была довольно умной, простой в общении, нежеманной и не бросающей на меня томные взгляды, пытаясь привлечь мое внимание.

Вайпер просто сидела напротив и смотрела на меня своими прекрасными карими глазами.

– У меня завал по физике. Ненавижу физику. – Она дернула плечами, словно стряхивая с себя это неприятное для нее слово. – Я сдала ее на четыре, но это с натяжкой. Преподаватель пожалел меня и поставил четыре, чтобы я не лишилась стипендии. А так… Сначала хотел поставить три.

– Тройка – не такая уж плохая оценка. Думаю, ты уже слышала это: «Важна не оценка, а знания», – попытался подбодрить ее я.

– Ты учишься на гранте? – спросила она.

– На коммерции, – усмехнулся я.

– Видишь ли, для тебя тройка не страшна, потому что на свое обучение ты тратишь большие деньги, но такие, как я, борются за право обучаться здесь бесплатно и получать стипендию. Тройка – это недопустимо. К тому же, признаюсь честно: физика – не мое.

– Хорошо, с ней мы разберемся. Какие-то еще предметы?

Вайпер улыбнулась, а я вдруг невольно подумал, что у нее очень красивая улыбка. И тут я осознал, что тоже, правда, едва заметно, улыбаюсь.

– Все предметы, кроме языков, литературы и истории. Все, что касается чисел, – тоже не мое, – сказала девушка.

– Тогда почему ты избрала именно этот факультет? – Мотивы ее выбора были мне непонятны.

– Из-за родителей. Они оба – преподаватели математики, и я должна продолжить их дело. Поступая, я руководствовалась надеждами на наследственную тягу к точным наукам, но, как оказалось, мои способности крайне скромны.

– Будь они скромны, ты была бы исключена еще на первом курсе, – заметил я. – Все не так плохо, как кажется на первый взгляд.

– Может, я преувеличиваю, но, в любом случае, таких способностей, как у родителей у меня нет. До третьего курса у меня не было проблем в этой области, но теперь я осознаю, что мои знания исчерпались. Да и… – Она замолчала и нахмурилась.

– Что? – подбодрил ее я.

– Гуманитарные предметы мне больше по душе, – призналась Вайпер, опустив взгляд на стол. Она словно стыдилась того, что подвела ожидания родителей.

– Иногда родители бывают эгоистичны, – тихо сказал я. Мне было жаль ее.

– Ты неправильно меня понял! – воскликнула девушка, вновь взглянув на меня. – У меня замечательные родители! Поступить сюда было моим решением, хотя родители предоставили мне полное право выбора и даже отговаривали, узнав, что я решила поступать на физико-математический! Это не их эгоизм. Это – моя ошибка.

Я слишком долго жил, чтобы не разбираться в людях и их истинных мотивах поступить так и не иначе. Вайпер очень любила своих родителей, поэтому перекладывала всю вину на свои плечи. Она стала жертвой любви к родителям, и, как бы не уверяла меня в обратном, именно родители сделали за нее выбор. Негласно, но явственно. Передо мной сидела простая, серьезная девушка, которая ради мечты своих родителей пожертвовала своей. Сейчас она не понимала этого, но обязательно поймет позже, когда повзрослеет, и будет жалеть о своем выборе. Нет. Она уже жалеет.

– И каков твой любимый предмет? – поинтересовался я.

– Я очень люблю литературу, – ответила она и вдруг слегка смутилась. – Но, может, теперь ты расскажешь что-нибудь о себе? Ты словно нарочно допрашиваешь меня.

– Извини, если создалось такое впечатление. Просто я не думаю, что хоть чем-то интересен. Я прекрасно разбираюсь в точных науках, живу с родителями и братом. И, думаю, мне хотелось бы стать… – Я задумался. – Летчиком.

Вайпер поняла мой сарказм. Убрав упавшую на ее лоб прядь волос, она недоверчиво, но с улыбкой, взглянула на меня.

– Хорошая профессия. Но, вижу, ты не торопишься им стать. Неужели ты еще не определился с выбором профессии?

«Если бы ты знала, какую профессию я занимаю по праву рождения! Я охотник!» – подумал я, в душе мрачно улыбнувшись своим мыслям.

– Я пока не думал об этом, – вместо этого сказал я. – Впереди еще целая жизнь. У меня еще будет время определиться, чего я хочу.

У меня уж точно. Бесконечная жизнь.

Вайпер промолчала и взглянула на часы.

– Извини, мне нужно бежать, – вдруг сказала она и, поднявшись, взяла в охапку лежащие на столе учебники по физике, оказавшиеся на сегодняшней встрече совершенно ненужными и забытыми.

– Но до конца занятия еще десять минут, – с досадой сказал я, бросив взгляд на свои наручные часы.

– Знаю, но я могу опоздать на трамвай, – ответила она.

– Насколько я осведомлен, у них довольно частый маршрут, – сказал я, тот, кто никогда не терпел проблем с передвижением. Еще бы: легко быть мобильным, когда у тебя есть автомобиль!

Вайпер усмехнулась.

– Не совсем. Мне придется ждать следующий полчаса. Я живу не в центре и не могу позволить себе такую роскошь.

– Тогда нам следует назначить следующую встречу, – напомнил я. – Как ты на это смотришь? Когда?

Она задумчиво повесила сумку на плечо.

– В понедельник, в пять. Тебя устраивает?

– Абсолютно.

– Только не опаздывай, – с доброжелательной усмешкой сказала девушка и направилась сдавать учебники, после чего торопливо вышла из библиотеки.

Я остался сидеть в зале, мысленно воспроизводя в голове наш разговор, и отметил про себя, что, при всем моем презрении к смертным, эта девушка, Вайпер, показалась мне какой-то неземной. Я не чувствовал к ней ни капли презрения. Это было ново для меня, почти ошеломляюще – не презирать человека. Но Вайпер была славной смертной девушкой. А ее яркие глаза все еще стояли передо мной. Я поймал себя на этой мысли, но в этот раз не стал корить себя за слабость, ведь знал, что все произошедшее всего пару минут назад – обычная дань справедливости и ничего для меня не значило.

Глава 6

Я не верила самой себе.

Выходя из библиотеки и машинально забирая из гардероба пальто, я невольно размышляла о том, насколько приятным собеседником оказался ненавистный мне Седрик Морган. Да, он жутко опоздал, но все же… Я поняла, что ошибалась насчет него, и раз и навсегда решила не составлять о человеке никакого мнения, даже не поговорив с ним.

Впредь никакого предубеждения! Ведь я ошибалась, думала, Бог знает что, насчет Седрика, хотя ни разу не разговаривала с ним, и теперь мне было стыдно и перед ним, и перед самой собой. Конечно, он заставил меня одиноко маяться в библиотеке, но, когда пришел, несмотря на свое раздражение в его адрес, я отметила, что он несколько растерялся, но в ответ на мои язвительные речи, оставался вежливым. Когда мы, наконец, сели за стол, я присмотрелась к Седрику Моргану внимательнее. Я никогда раньше не видела его так близко, только издалека, когда он шел по двору или поднимался по лестнице в университете, но я никогда не рассматривала его – это казалось мне неприличным. Сегодня же его облик предстал передо мной в полном свете. И меня настигло удивление: его кожа настолько белая… Именно белая, а не почти прозрачная, как бывает у светлокожих людей. И эта белая кожа, словно нарочно, подчеркивала его темные, почти черные, как смоль, волосы. До этого дня я всерьез считала, что Седрик – эгоист и что ему наплевать на других людей. Но сегодня Седрик невольно, сам того не зная, изменил мое мнение о себе. И это каким-то коротким разговором!

Наш разговор был недолгим, но я с трудом отводила глаза от красивого лица этого парня, словно он загипнотизировал меня взглядом своих холодных голубых глаз, напоминающих кусочки льда. И все же, несмотря на холодность, глаза Седрика излучали дружелюбие. А я все приказывала себе не смотреть на него так пристально… Мне никогда не нравились парни с волнистыми волосами, но довольно длинные и слегка растрепанные волосы Седрика подходили его холодному отчужденному облику просто идеально. Должна признаться, я никогда не видела таких красивых людей, как он. Надеюсь, он не заметил того, что я разглядывала его. Да я и не хотела разглядывать его, скорее, это вышло совершенно случайно: во время беседы, я всегда смотрю на собеседника – это признак внимания.

Через два дня, в понедельник, должна была состояться наша следующая встреча, и я надеялась, что за выходные подготовлю себя к тому, что присутствие Седрика Моргана не будет вводить меня в легкий ступор, как это случилось на нашем первом занятии. Я должна помнить о том, что встречаюсь с Седриком только из-за программы и не более.

Теперь я понимала, почему у этого отчужденного парня было столько поклонниц: он словно притягивал к себе, и в то же время отталкивал. Нет, я не одна из этих дурочек, а просто отмечаю этот факт – справедливо и незаинтересованно. А может, я несколько лукавлю перед самой собой….

Но больше никаких дифирамбов! Просто честно признаюсь себе в том, что, на самом деле, Седрик Морган – обаятельный молодой человек. Признаюсь, что мне было трудно разговаривать с ним: я боялась, что мой голос задрожит, поэтому пыталась быть краткой и следить за тем, чтобы не рассказывать о себе слишком много. Но это было вначале нашего разговора: когда дело коснулась физики, во мне вдруг проснулось удивительное спокойствие, будто я знала Седрика всю жизнь.

Когда я дошла до нужной остановки, чтобы подождать свой трамвай, я вдруг увидела черную «Тойоту» с тонированными стеклами – она бешено пронеслась мимо, и стоящие рядом со мной люди неодобрительно заворчали. Моя первая мысль была о том, что этот лихач – настоящий псих, но… Точно такой же автомобиль есть у Седрика Моргана. И он так гоняет? Сумасшедший. Хотя, может, это был и не Седрик, ведь его «Тойота» – не единственная в Праге.

Вскоре подошел мой трамвай. Проехав восемь кварталов, я оказалась в знакомом районе, где снимала квартиру. Я любила время, когда, сидя в трамвае, ехала на учебу и обратно. В эти долгие минуты я размышляла и мечтала. Музыку я не слушала, но мне ничуть не приходилось скучать: я наслаждалась своими размышлениями или хорошей книгой.

Вот и мой дом. Я медленно поднялась на четвертый этаж старенького здания, все еще блиставшего своей старинной архитектурой, но уже нуждающегося в реставрации. Лифта в доме не было. Казалось, дом стоял неприкосновенным с тех пор, как его возвели сто или больше лет назад. Покопавшись в сумке, я достала ключ и отперла дверь своей небольшой квартиры, которую снимала третий год подряд, и которая дорого мне обходилась. Родители переводили мне деньги, но это мало помогало моим нуждам, ведь почти все они уходили на оплату квартиры. Иногда я подрабатывала в кафе, но эти деньги не помогали моему положению. К счастью, довольно высокая стипендия спасала меня: получив ее, я откладывала суммы на питание, трамвай, ксерокс – на это уходила большая половина средств, но на оставшиеся деньги я покупала себе книги и всякую приятную, нужную мелочь. Некоторую сумму я тратила на приобретение одежды, но это случалось довольно редко.

Мой гардероб был весьма скромен: моя верхняя осенняя и зимняя одежда состояла из длинной шерстяной кофты и черного пальто, в котором я частенько прогуливалась вечером. Несмотря на то, что я была студенткой Пражского университета, что предполагало деликатный вкус в выборе одежды, мой гардероб не отличался разнообразием, так как я имела невообразимую любовь к темным цветам. Но моя одежда подходила моему настроению: я часто пребывала в серьезной задумчивости или просто в ровном настроении. Косметика меня не привлекала, и из всего ее разнообразия я использовала только черную тушь для ресниц и бледно-бронзовые тени, хотя однокурсницы утверждали, что мне следует скрывать мои бледные губы под слоем яркой губной помады, что мне следует сделать химическую завивку, потому что мои натуральные прямые волосы абсолютно мне не идут… И еще тысячи мелочей, на которые я не обращала внимание.

Зайдя в миниатюрную прихожую, я сняла пальто, аккуратно повесила его на плечики в шкаф-купе и, бросив сумку на старенький матерчатый диван, с наслаждением сняла осенние полусапожки, после чего направилась прямиком в кухню, чтобы поставить чайник на огонь: мне ужасно хотелось кофе.

После вечернего кофе начиналась ежедневная студенческая рутина: подготовка семинаров, рефератов, докладов, самостоятельное изучение тем… И, хотя в этот вечер я могла сделать все и сразу, но решила не нагружать свой усталый разум, а сделать задания поэтапно. Учеба – учебой, но отдых тоже никто не отменял. Да и разве в пресыщенном информацией и волнениями мозгу закрепиться хоть что-нибудь толковое? Но я вдруг зачем-то вспоминала о том, что скоро наступит понедельник, и знание этого неизбежного события заставляло меня волноваться о том, что, при встрече с Седриком, мой голос повысится до второго сопрано.

Нет, довольно думать об этом! Это всего лишь Седрик Морган. И ведь впереди – два дня выходных. Но эти два дня пролетели совершенно незаметно, и вместо того, чтобы укрепляться в своей силе воли, в своих мыслях я возвращалась к беседе с Седрком.

Понедельник пролетел как одна секунда. На лекциях я была невнимательной, не могла сосредоточиться на рассказе лектора, и меня даже пару раз спросили, хорошо ли я себя чувствую. Перемены проходили еще хуже: мои однокурсницы, знающие о том, что я занимаюсь с Седриком, и том, что у нас уже было занятие, брали меня в настоящую осаду и терроризировали вопросами, требуя рассказать, как все прошло, о чем мы разговаривали, как Седрик смотрел на меня и даже с какой интонацией говорил. Просто балаган какой-то! Да и я не помнила о таких мелочах, ведь все мои мысли и усилия были направлены на то, чтобы заставить себя не смотреть на него.

Из-за боязни вновь оказаться под вниманием сплетниц, едва закончилась последняя пара (дополнительная, по физике, для тех, кто плохо понял предыдущую лекцию), я буквально вылетела из аудитории и направилась в библиотеку. Было без трех минут пять, и в этот раз опоздать могла я, а опаздывать мне жутко не хотелось. Я почти вбежала в библиотеку и, окинув взглядом зал, увидела Седрика, сидящего за нашим столом и читающего книгу.

Я быстро подошла к столу.

– Привет! – приветливо сказала я Седрику, тяжело дыша после быстрой ходьбы по длинным коридорам и лестницам университета.

– Привет. Не следовало так торопиться, – с легкой усмешкой сказал Седрик, оторвавшись от своей книги и взглянув на меня.

– У меня был сумасшедший день, – объяснила я, доставая нужный мне учебник по физике. – Поставили дополнительную пару, но я не хотела опаздывать. Я пунктуальна до тошноты.

– Я вижу, – вновь с усмешкой отозвался Седрик.

Сегодня он был одет чрезвычайно просто и не напоминал щеголя, как в первую нашу беседу.

– Что читаешь? – спросила я: мне действительно было любопытно, что за книгу он читал так жадно.

Седрик закрыл книгу и показал мне лицевую ее обложку.

– Бодлер? – искренне удивилась я. – В первый раз вижу парня, который любит поэзию Бодлера.

Мне казалось, что такие парни, как Седрик Морган, вообще не интересуются литературой и поэзией. А он читал «Цветы Зла» Шарля Бодлера. В оригинале.

Седрик прищурил глаза и положил книгу на стол.

– Тебя это удивляет? – насмешливым тоном спросил он. Его глаза зажглись ледяным светом.

– Если честно, то очень, – ответила я, вдруг ощутив, как по моей коже пробежал холодок от его ледяного взгляда.

– Почему же?

– Представители сильного пола редко читают поэзию, так как большинство считает это «не мужским» делом. А те мужчины, которым поэзия по душе, редко предпочитают Бодлера и находят его стихи непонятными и слишком мрачными.

– Вот как, – насмешливо изрек он, складывая руки на груди и презрительно глядя на меня. От его кусачего взгляда моя душа содрогнулась. – Решила блеснуть умом? Но вместо ума ты показала лишь то, что ничего не знаешь о мужчинах и размышляешь, как наивная дурочка.

Я не поверила своим ушам. Я была поражена. Настолько поражена, что не сразу смогла найти слова, чтобы ответить на его открытое хамство. На его оскорбление. Мои руки задрожали. А Седрик продолжал сидеть и убивать меня своим ядовитым взглядом.

– Однако, ты хам! – тихо сказала я, стараясь не выдать голосом свое волнение. – Видимо, тебе не в первый раз приходится оскорблять женщину?

– Я оскорбляю только тогда, когда собеседник этого заслуживает, – последовал его спокойный, но строгий ответ.

Дар речи покинул меня окончательно. Я изумленным взглядом смотрела на сидящего передо мной хама, которого совсем недавно оправдала в своих же глазах, и не могла найти ни сил, ни ловкости на достойный ответ. Я была права с самого начала, но потеряла бдительность из-за его потрясающего актерского мастерства. Глупая! Дала себя обмануть!

– Вот, значит, как. Что ж, к счастью, меня, в отличие от тебя, воспитали хорошо, поэтому я не буду отвечать на оскорбление оскорблением и опускаться до твоего уровня. Можешь упиваться гордостью: тебе удалось оскорбить меня совершенно безнаказанно, – таким же ледяным тоном сказала я.

Мое настроение упало. Я думала лишь о том, как ошиблась, приняв Седрика Моргана за порядочного милого парня. Но он показал свое истинное лицо. И вдруг до меня дошел весь ужас моего положения: мне придется заниматься с этим мерзавцем до зимней сессии. Три месяца, почти каждый день видеть это холодное гордое лицо, эти глаза, похожие на куски льда, и ощущать на себе этот презрительный взгляд.

Седрик усмехнулся мерзкой улыбочкой.

– Если твое воспитание так идеально, то ты должна знать, что вмешиваться в чужие дела, значит – копать себе могилу, – ответил он на мою тираду.

– Если один вопрос о поэзии кажется тебе вмешательством в твои дела, то не волнуйся: я никогда и ни о чем тебя не спрошу, – мрачно пообещала я. – А теперь не будем терять время и займемся физикой.

С очередной усмешкой Седрик взял в руки мой учебник.

– И что из этого материала тебе не понятно?

– Параграф шестнадцать, – коротко ответила я. Мне был неприятен его голос.

– Что здесь сложного? Это материал повторения второго курса, – пробормотал он себе под нос, и уголки его губ приподнялись в новой насмешке надо мной.

Крепко вцепившись пальцами в тетрадь, так, что побелели костяшки, я попыталась успокоить себя мыслью о том, что скоро эта пытка закончится. И что Морган недостоин того, чтобы из-за него я превратилась в такую же хамку, как он сам. Не дождется!

Все полтора часа занятия я чувствовала себя ужасно. Ужасно маленькой и глупой. Седрик терпеливо объяснял мне материал, но я чувствовала его презрение в каждом его слове, взгляде, жесте, однако и виду не подавала. Но, оказалось, моя сила воли была не так сильна, как я на то надеялась, и меня вдруг пронзило осознание того, что из объяснений Седрика я не слышу и не понимаю ничего, а лишь стараюсь сохранять невозмутимый вид. Но мои нервы начали сдавать. Я глубоко вздохнула и закрыла лицо ладонями.

– Извини, Седрик. Ты хорошо объясняешь, но я ничего не понимаю. Думай обо мне, что хочешь! – вырвался у меня возглас отчаяния.

Открыв лицо, я увидела, что Седрик внимательно смотрит на меня. И в его взгляде промелькнуло что-то странное. Наверняка, очередная насмешка.

«Чертов ректор! Чертов университет! Чертова программа!» – мысленно крикнула я.

– Думаю, наша встреча подошла к концу! – С этими словами я поднялась со стула и начала бросать вещи в сумку.

Седрик молча смотрел на меня холодным взглядом.

Едва выйдя из библиотеки, я тут же почувствовала моральное облегченье и вспомнила о том, что мы с Морганом не договорились о следующей встрече.

Черт с ней! Черт с этими занятиями и физикой! Черт с этим хамом Седриком! Пошло все это к чертовой матери!

На глаза навернулись слезы. Мне хотелось заплакать от мысли, как несправедлива жизнь. Почему, когда пытаешься быть со всеми вежлив, получаешь в ответ лишь грубость? Пытаешься проявить участие, а вместо благодарности или дружелюбия получаешь оскорбление? Но нет! Я не буду плакать! Я не слабонервная девица, которая плачет из-за того, что какой-то паршивец обозвал ее тупицей и наивной дурочкой! Ведь, если я заплачу, – это будет смешно! Ведь потом я устыжусь своей слабости…

Эти мысли помогли мне прогнать слезы, и я перешла к анализу своих действий, ища причину грубости Седрика: или грубость – свойство его характера, или же я чем-то его зацепила. Но чем? Я всего лишь удивилась тому, что Морган читает Бодлера. Это ли не оскорбление для него?! Что я посмела усомниться в его высоком литературном вкусе?

«Я больше никогда не встречусь с ним. Никогда. Он грубиян и гордец! – думала я, бодро шагая к остановке. – Но я сама виновата! Сама позволила себе ошибиться и наделить Седрика Моргана качествами, которых у него нет и никогда не было. Это тебе урок, Вайпер: не открывай никому свои мысли и не прельщайся красивой внешностью! Потому что за ней может прятаться чудовище. Как этот Седрик».

Свежий воздух и ходьба помогли мне: я уже не чувствовала в груди то жжение, что охватило меня от оскорбления Моргана. Я села в трамвай и размышляла, искала способ, с помощью которого смогла бы отказаться от «помощи» Седрика и никогда больше не видеть его. Я мысленно перебирала идеи, анализировала возможные последствия, как вдруг увидела выход, не совсем легальный, но позволяющий мне не вмешивать в это дело руководство университета. Странно, почему я не догадалась об этом раньше? И, в первый раз за последние три, дня я вздохнула с облегчением.

На следующий же день после первой пары, я попросила свою подругу Юлию поменяться со мной местами.

– Поменяться! – с радостным и удивленным возгласом ответила она (хотя радости было больше, чем удивления). – В смысле, я буду заниматься с красавчиком Седриком, а ты с моей занудой-зубрилой? Ты еще спрашиваешь?!

Юлия светилась от счастья, а я, наверно, тоже, от радости, что избавлюсь от общества хама Моргана и оттого, что подруга выразила полное и такое бурное согласие.

– Ну, так договорились? – уточнила я.

– Я согласна! Вайпер, ты просто чудо!

Я довольно улыбнулась, а подруга, в знак благодарности, чмокнула меня в обе щечки.

С моей души словно упал огромный камень: мне сразу стала легко и радостно от мысли, что я больше не увижу Седрика Моргана.

– Тебе нужно будет договариваться с ним? Он знает о том, что ты собираешься поменяться со мной? – вдруг нахмурилась Юлия.

– Поверь, ему будет только приятно! Он не хочет со мной заниматься. Так что, он будет только рад, – ответила я, совершенно уверенная в своих словах.

– Это просто великолепно! – Юлия была в восторге, но вдруг тихо добавила: – Но почему он не хочет с тобой заниматься? Он сам сказал тебе об этом?

– Нет, он этого не говорил, но я это знаю. Он меня на дух не переносит.

– Почему?

– Мы не сошлись характерами.

– Ты так говоришь… Он что, так плохо помогает, или, может, приставал к тебе? – допытывалась моя подруга.

Я весело рассмеялась от этого предположения и от самой мысли о том, что Седрик Морган когда-нибудь снизойдет своим вниманием до девушки вроде меня, да еще и с приставаниями.

– Нет, что ты! Просто он всеми силами показывал мне, насколько я ему неприятна и как глупа по сравнению с ним! Тем более, ты же знаешь, что он никогда мне не нравился, – весело ответила я на глупый вопрос подруги.

– А я уверена, что Седрик – лапочка! Может, он отнесся к тебе по-свински, но со мной все будет иначе! – с решительным видом твердо сказала на это Юлия.

– Наверно, я просто ненормальная, – предположила я.

– Нет, ты просто очень странная. Не хотеть быть рядом с Седриком? Да еще и имея такую возможность? Уверена, что потом не пожалеешь о своем решении?

– Нет уж!

– И не будешь просить поменяться обратно?

– Клянусь!

– Что ж, тогда договорились! Я безумно рада! Но мне нужно бежать на пару… Значит, так: твоя встреча с моей, то есть, теперь твоей занудой состоится сегодня в библиотеке, в пять, столик №4.

– Отлично!

– А когда я встречаюсь с Седриком?

– Ох, кажется, я забыла договориться с ним о встрече, – нахмурилась я. – Но я сегодня же узнаю, где и когда, и передам тебе.

– Великолепно! Жду твоего звонка! – Юлия чмокнула меня в щеку и легким красивым шагом пошла в аудиторию.

Я была чрезвычайно довольна. Осталось только каким-то образом договориться с Седриком о встрече. Но и этот вопрос разрешился сам собой: Морган сам передал мне записку черезмоего однокурсника.

«Сегодня не получится. Завтра в пять, там же» – гласила записка, написанная красивым твердым почерком. Кратко и бездушно.

«Он всерьез думает, что я хочу встретиться с ним еще раз? Он еще и самоуверен как осел!» – недовольно подумала я, комкая записку и насмешливо улыбаясь.

Нет, Седрик. Мы никогда больше не увидимся. Ты никогда больше не ранишь меня.

Я написала Юле сообщение: завтра в пять, стол № 8.

В пять часов я была в библиотеке. Моим новым «другом» оказалась приятная умная девушка с шестого курса – Марит. Она немного удивилась, увидев, что вместо Юлии за ее стол села я, но я убедила ее в том, что это воля руководства. Марит улыбнулась мне приветливой улыбкой, и мы начали занятие.

Как отличалось занятие с Марит от вчерашнего занятия с Седриком! Эта милая и дружелюбная девушка, как могла, старалась помочь мне. Кроме того, в отличие от Моргана, она не давила на меня и не относилась ко мне как к глупой маленькой девочке. С Морганом я чувствовала только дискомфорт, тревогу и волнение. И это, не говоря о ледяном презрительном взгляде, которым он смотрел на меня! А с Марит мне было интересно, комфортно и спокойно. Я была крайне довольна тем, что смогла все это пережить. Мне не было страшно за Юлию, потому что она была настолько обаятельной и красивой, что могла растопить даже ледяное сердце Моргана.

После занятий я отправилась домой. Как ни странно, я очень устала, но радость того, что я избавилась от ненавистного мне мерзавца, поднимала мне настроение и согревала мою душу, и я бодро шагала на остановку.

Прощай навсегда, Седрик Морган!

Глава 7

Не знаю, что нашло на меня вчера. Отчего я так взбесился и сорвался на Вайпер? На это у меня не было ни малейших причин. Но факт остается фактом: я сорвал на девушке свой гнев, оскорбил и унизил ее. Из-за чего я так завелся? Из-за того, что она поинтересовалась книгой, которую я читал? Да ведь это смешно! Из-за такой мелочи, которая не тянула даже на намек насмешки или оскорбления в мою сторону, я стал вести себя как невоспитанный грубиян. Я видел растерянность, удивление, даже боль в ее глазах, когда с моих губ сорвались грубые слова в ее адрес. Мой голос был ледяным и черствым. Обычно, так грубо и холодно я разговариваю лишь со смертными, желая отпугнуть их. Видимо, это поведение настолько вошло мне в привычку, что теперь я не мог вести себя иначе.

Целый день прошел в размышлениях о случившемся.

Почему я вел себя, как настоящей мерзавец? Желал оттолкнуть Вайпер?

«Должно быть, мне нужно извиниться» – пришел я к мысли. Но вдруг, из ниоткуда, раздался недовольный голос: «Извиниться? Перед какой-то смертной? Я должен просить прощения у этой глупой девчонки? Нет уж. С чего бы это. Откуда эта мягкость? Откуда такая идея? Она всего лишь смертная!».

Черт… Стоп! Что за резкая мысль? Откуда она взялась? Как только я начинал думать о Вайпер что-то доброжелательное, во мне тут же поднималась моя вампирская гордость. В этот раз я желал, чтобы моя гордость повиновалась приказу разума: мне следовало держать себя в руках и поступить порядочно. Да, я извинюсь перед Вайпер за свое свинское поведение… Нет, не будет никаких извинений! О чем я думаю? Люди не заслуживают никакого участия или сочувствия!

Вот, опять эти мысли! Что со мной происходит? У меня раздвоение личности? Или это мое вампирское естество борется с моей совестью? Но откуда у меня вдруг появилась совесть? У меня, кто ни разу в жизни ни перед кем не извинялся (родители и Маркус ни в счет) и относился к смертным с пренебрежением, что присуще высшим созданиям над низшими? Почему чувства и мнение Вайпер мне небезразличны? Ведь кто она? Смертная девчонка, которую я видел лишь несколько раз в своей жизни! Всего лишь пылинка в моей вечной вселенной.

Но вновь и вновь я прокручивал в голове события нашей последней встречи: я видел, что Вайпер не слушала меня, она была поглощена обидой, однако я монотонно продолжал объяснять ей материал, чтобы не видеть ее горящие обидой глаза. Состояние, в которое я ввергнул эту девушку, причиняло мне моральный дискомфорт, и я искал спасения в бессмысленных пересказах законов физики. Но, когда Вайпер устало закрыла лицо ладонями, во мне что-то оборвалось.

Меня никогда не волновало и не трогало то, что обо мне думают и вампиры, и люди. Но в тот момент я вдруг с ужасом подумал о том, что Вайпер ненавидит меня. А когда она стала молча собирать свои вещи, готовясь покинуть меня, я молчал. Я не смел упасть в своих же глазах, попросив у нее прощения. Теперь мысли о Вайпер мучили меня. Возможно, она считает меня сукиным сыном, моральным уродом, или еще что похуже.

По неизвестной мне самому причине, я с нетерпением ожидал очередной встречи с Вайпер. Так как девушка не назначила ее, я сам передал моей подопечной записку через третьи руки.

В назначенное время я сидел в библиотеке и ждал появления Вайпер. Было уже шесть ноль две, но девушка не появлялась, что было несвойственно ей, учитывая ее тошнотворную пунктуальность, как она сама выразилась ранее. Весь зал был занят другими парами студентов – жертвами экспериментальной программы ректора.

Когда дверь библиотеки в очередной раз открылась, я вновь впился в нее взглядом, ожидая появления Вайпер. Но вместо нее появилась другая девушка: она осмотрела зал, и, увидев меня, решительным шагом направилась ко мне и села напротив. Красивая светловолосая смертная с сияющей широкой улыбкой.

«Это еще кто?» – недовольно подумал я, вперив в нее хмурый взгляд, но девушка словно не замечала моего взгляда и продолжала улыбаться.

– Привет! – весело сказала она, протягивая мне руку. – Я Юлия Новак, твоя новая подопечная! Но ты можешь не представляться – я знаю тебя! Ты Седрик Морган!

Я сделал вид, будто не замечаю ее протянутой руки.

Новая подопечная? Что за шутки?

– Насколько я помню, я занимаюсь с Вайпер Владинович, – коротко бросил я. Непонимание происходящего злило меня.

– Да, я знаю, ты занимался с ней, но все изменилось, и теперь твоя подопечная – я, – все еще улыбаясь, уверенно сказала девушка.

– Занятно. Кто решил? – холодно спросил я, обдавая Юлию ледяным взглядом.

– Мы с ней поменялись, – объяснила она. Ее улыбка постепенно угасала. – Она уже занималась с новым «другом», и, по-моему, они хорошо поладили. Впрочем, я уверена, что и мы найдем общий язык.

– Поменялись? – тихо переспросил я.

Поменялись? Менять можно вещи, но не людей… В моем случае – меня. Поменялись. Я был взбешен. Как могла эта девчонка Вайпер посметь сделать это? Поменять меня, как наскучивший ей предмет, вещь! Что она о себе возомнила, эта тупица?

– Вайпер попросила меня поменяться с ней, потому что… Она сказала, что вы не поладили, и что тебе все равно… – хлопая ресницами, начала лепетать Юлия.

– Называй все своими именами: она просто не хочет со мной заниматься! – насмешливо перебил ее я.

Так вот, в чем причина! Вайпер струсила и за моей спиной просто поменяла меня. Как вещь. Разочарование и злость на эту смертную тут же залили мою душу.

– Передай своей подруге, что, если она действительно хочет продолжать учиться и получать стипендию, то ей не следует менять меня на кого-то, так же, как и отказываться от занятий со мной, – тихим злым голосом сказал я.

Юлия промолчала, но ее прежде светящиеся дружелюбием глаза сменились светом раздражения и обиды.

Я молча поднялся из-за стола, закинул на плечо рюкзак и направился к выходу, услыхав, как Юлия прошептала себе под нос: «Вот псих!». Меня охватила такая жгучая злость, что, попадись Вайпер мне на глаза, я с удовольствием бы разбил ее, сломал. Убил. Проходя мимо студентов, я опускал голову, чтобы не были видны мои сияющие яростью глаза. Презрение к Вайпер заполнило все мое существо. Надо же, а я еще хотел извиниться! Перед кем? Перед этой трусихой? Которая исподтишка поменяла меня как вещь? Теперь – никогда. Я не позволю какой-то малолетней глупой смертной девчонке пренебрегать мною и обходиться как с вещью! Она получит отменный урок.

Да, я мог бы заниматься с Юлией – она довольно красива. Но, черт подери, я не желал проводить время в ее назойливом обществе. Я чувствовал в ней неограниченное высокомерие: она считала себя королевой, мнение и приказы которой – обязательны. Вайпер же – мягкая, женственная, но в то же время несколько холодная. «И трусливая» – насмешливо подумал я. Ее необычная красота привлекала намного больше, чем идеальный облик Юлии.

К моему собственному удивлению, несмотря на весь свой негатив в адрес Вайпер Владинович, я хотел видеть ее. Она вызвала у меня бурю негодования, но я искал встречи с ней. По какой такой причине? Я должен презирать ее! Нет, я уже презираю ее!

На следующий день я увидел эту особу. Она разговаривала с Юлией. Точнее, та упрекала ее за идею поменяться и обвиняла в том, что поставила ее, Юлию, бедную, ни в чем неповинную овечку в неловкое положение, а затем принялась жаловаться на меня. Вайпер стояла у большого окна, облокотившись на подоконник. Ее лицо было хмурым и напряженным. Она молча выслушивала обвинения подруги, но вдруг закрыла глаза ладонью.

– Мне очень жаль! Поверь, я не хотела подставлять тебя! Я действительно верила, что он ненавидит именно меня! Но, оказалось, он вселенский человеконенавистник! И что мне теперь делать? Придется получить разгром от ректора… Я откажусь от этой программы. В голове не укладывается, как этот Морган может быть таким хамом! Бессовестный и бесчувственный гордец! – с отчаянием сказала она.

Эти слова заставили меня мрачно усмехнуться: да, она действительно оскорблена! Но я был оскорблен ее действиями вдвое больше и желал преподнести ей урок. Пусть зарубит себе на носу, что конфликтовать со мной – очень плохая идея.

Я направился к подружкам. Первой мое приближение заметила Юлия – она толкнула подругу в плечо и многозначительно взглянула на меня. Вайпер поспешно отняла руку от глаз и, сперва с удивлением, а затем с ненавистью взглянула на меня.

Словно предоставляя подруге шанс разобраться со мной, Юлия поспешно удалилась, а Вайпер, скрестив руки на груди и испепеляя меня взглядом, наблюдала за моим приближением. Когда я подошел к ней, она смело смотрела мне в лицо, не пряча своих блестящих глаз.

– Что это было? – осведомился я, глядя на Вайпер сверху вниз, как учитель на ученика. В этот момент я с трудом сдерживал себя от того, чтобы не наорать на нее или причинить ей физическую боль. Или убить.

– Это была моя попытка избавиться от твоего общества! – сердито выпалила девушка. – Но раз и это не помогло – я воспользуюсь запасным выходом!

– Думаешь, это лучший выход из сложившейся ситуации? – насмешливо сказал я. – Из-за одной мизерной неприятной размолвки ты трусливо убегаешь в кусты!

– У меня есть на это много причин!

– Как интересно. Что ж, огласи!

– Ты считаешь, что тебе позволено оскорблять и хамить другим людям! Ты – высокомерный и эгоистичный тип, и ты ясно дал мне понять, что ты презираешь меня и как личность, и как особу женского пола! – буркнула Вайпер.

Я удивленно приподнял брови. И это о ней я так хорошо думал, при первой нашей встрече в библиотеке? Узость ее мыслей и суждений неприятно поразила меня.

– Давай, скажи, что я ошибаюсь! Я ведь всегда ошибаюсь и ничего не понимаю в людях. А впрочем, как я могу? Я всего лишь наивная дурочка! – насмешливо добавила она. – К чему сейчас это представление? Я не желаю заниматься с тобой, ты брезгуешь заниматься со мной, так давай же…

– Почему ты решила, что я брезгую с тобой заниматься? – перебил ее я, стараясь задать этот вопрос как можно спокойнее.

– О, нет, ты не сделал ничего, чтобы оттолкнуть меня от себя! Пеняй все на мое богатое воображение! – огрызнулась Вайпер.

– Нет, уж, объясни мне, откуда у тебя такие мысли. – Я был в бешенстве от ее насмешливого тона и от того, как упрямо она держалась за свои заблуждения.

– Хочешь знать?

– Умираю от любопытства.

– Ты с первой же нашей встречи дал мне понять, что я никто, а тебя просто насильно заставили заниматься со мной. Унизили твою чрезмерную гордость. И твое опоздание было нарочным! Господи, я поняла это только сейчас, ведь ты настолько потрясающий лгун, что заставил меня поверить тебе и чувствовать себя виноватой за мои резкие слова! А сейчас я понимаю, насколько они были справедливы! – тихо, но твердо сказала она.

– Это все? – осведомился я.

– Ты высокомерен и эгоистичен. Я не могу этого выносить. Ты смотришь на меня презрительно, как на таракана, заставляешь меня чувствовать себя ничтожной и глупой. В тебе нет ни капли человечности! Все, чем ты наполнен – презрение к людям!

– Я был о тебе лучшего мнения, – презрительно усмехнувшись, сказал я. – А ты оказалась обычной трусихой.

– Лучше быть трусихой, чем таким монстром как ты!

От ее слов у меня перехватило дыхание.

Вайпер смотрела мне прямо в глаза, и мне вдруг показалось, что она знала о том, кто я, знала мою тайну.

– Monstro in frontum, monstro in anima. Но ты скрываешь свое истинное лицо за красивой оболочкой и обманываешь людей, – тихо сказала Вайпер. Сама того не зная, она назвала мою истинную сущность.

Ведь она была абсолютно права: я был монстром.

– Я думал, что ты смелее, но, вижу, что ошибся, раз при первой же ссоре ты поступаешь так глупо, – мрачно сказал я.

– А я думала, что ты лучше того, кем оказался на самом деле, – горько сказала Вайпер. Ее лицо побледнело. – И, может, я не так умна, как ты, но я не заслужила твоих оскорблений, – прошептала она, опустив голову.

Поняв, насколько мои грубые слова и мое поведение обидели Вайпер, я почувствовал душевный дискомфорт.

Вайпер подняла на меня взгляд, и я вновь увидел в нем ту же боль, что отразилась в ее глазах в тот миг, когда я обидел ее. В эту секунду я осознал, как сильно заблуждался насчет нее, думая, что она слаба духом и боится борьбы. Сейчас я чувствовал: ее воздушная душа не смогла стерпеть оскорблений, которым я совершенно незаслуженно ранил ее. Это была моя вина, и я не желал перекладывать ее на хрупкие плечи этой смертной девушки. Я умею признавать свои ошибки. Меня объяли сожаление и стыд за свои заблуждения. И в этот раз вампирская гордость не заглушала во мне голос разума.

– Извини меня, – неожиданно для самого себя, сказал я.

В глазах Вайпер сверкнуло искреннее удивление.

– Я действительно люблю творчество Бодлера и часто перечитываю его, чтобы не забыть в своей памяти, – поспешил сообщить я.

– Чем тебе нравится его поэзия? Я хотела узнать только это, а ты воспринял мой вопрос таким образом! – тихо сказала Вайпер, чуть нахмурившись.

– Он писал правду. Как ты и сказала, в его стихах присутствует мрак, хотя, нет, они просто пропитаны им, но этот мрак не отталкивает, наоборот – окутывает разум красотой, меланхолией и величием. Читая Бодлера, я невольно думаю о бренности мира и о том, какая красота скрывается там, где людям не суждено ее увидеть, потому что они слепы и не желают видеть прекрасное.

Зачем я все это говорю? Чтобы заслужить благосклонность Вайпер? Смертной?

Какой позор.

– И, чтобы услышать это, сначала мне необходимо было выслушать твои оскорбления? – грустно спросила она.

– Приношу тебе свои извинения за мое невообразимое и недостойное поведение, – еще раз извинился я.

Сколько уже можно повторять ей эти слова? И сколько раз мне еще придется их повторить, чтобы Вайпер простила меня? Почему я так жажду ее прощения?

– Чем я так разозлила тебя? – поинтересовалась девушка

– Я не знаю. Должно быть, у меня было дурное расположение духа, – сказал я.

Это была правда. Я и сам не знал ответ на этот вопрос.

– Значит, ты очень вспыльчивый? Но почему ты считаешь, что тебе позволено срываться на окружающих людях?

– Я способен контролировать свои эмоции.

Боже, что я делаю? Уговариваю смертную девчонку не отказываться от занятий со мной!

– И поэтому ты нагрубил Юлии?

Вот черт. Как ловко она меня подловила!

– Ты устроила обмен за моей спиной. Согласись, не очень-то приятно, когда тебя меняют, как вещь, – в свою очередь, упрекнул ее я.

Вайпер вдруг покраснела и опустила взгляд на пол.

– Да… Это было некрасиво с моей стороны, – тихо сказала она.

– В следующий раз, если между нами возникнут противоречия, мы будем решать их сразу и без вмешательства посторонних лиц, – настойчиво сказал я.

– В следующий раз? Ты думаешь, мы сможем заниматься вместе? – удивилась Вайпер.

– Почему нет?

– Хотя бы потому, что ты не можешь держать свою вспыльчивость при себе.

– Кажется, я уже сказал, что способен на самоконтроль? – спокойно и чуть насмешливо осведомился я.

– Да, я прекрасно слышала. Но сможешь ли ты гарантировать, что больше не будешь оскорблять меня и смотреть на меня таким презрительным взглядом?

– Я… обещаю держать себя в руках. – Я еле выдавил из себя это обещанье, впервые в жизни пообещав что-то человеку, а перед этим дважды извинившись перед ним.

– Тогда я согласна продолжать наши занятия.

Согласна? Как будто я просил ее об этом?

– Раз уж мы все выяснили, позволь мне спросить, каких еще поэтов ты предпочитаешь? – словно воспользовавшись случаем, вдруг спросила Вайпер.

– Гете, Шиллер, Лорд Байрон, Петрарка. О Бодлере я уже упоминал. Но, на самом деле, их много, трудно перечислить всех. Из литературы предпочитаю классику. А что читаешь ты?

– Классика – редкий гость на моей книжной полке. Я прочла кое-что из классики, но это скорее для саморазвития… На самом деле… Можешь считать меня наивной, но мне нравятся книги о вампирах. А из поэтов предпочитаю Лермонтова, ну, и Бодлера, конечно, – поделилась со мной девушка, тихонько посмеиваясь.

Я не мог не усмехнуться. Если бы Вайпер только знала о том, что не наивна в своем увлечении книгами о нас, и что один из вампиров стоит рядом и ведет с ней беседу!

– Вампиры? Хороший выбор, – с усмешкой сказал я.

– Нет… Плохой. Мне следовало бы предпочитать более серьезную литературу… Увы, я слишком легкомысленна, – смущенно сказала Вайпер, вновь пряча от меня свои красивые глаза, словно стесняясь своего пристрастия к мистической литературе.

– Наоборот: ты слишком близко принимаешь все близко к сердцу, – тихо сказал я, желая, чтобы она не смела умалять своих достоинств. – Возможно, твоя душа слишком нежна для нашего жестокого материального мира. И тебе нечего стыдиться своих литературных вкусов.

– Да… Наверно, ты прав, – тихо отозвалась на это Вайпер.

Как бы я ни старался, она чувствовала себя неловко. Возможно, моя усмешка, при ее упоминании о книгах про вампиров, ввела ее в заблуждение.

Меня раздирали противоречивые чувства. В книгах, которые предпочитала читать Вайпер, вампиры всегда изображены романтическими героями, чей романтизм затмевает истинную жестокость нашей жизни. Всегда мрачные, но благородные, книжные вампиры остаются в воображении смертных девушек идеалами, которых те никогда не могут найти в реальной жизни, ведь вампиры никогда не соприкасаются со смертными. Разве что, я вынужден, или, не стану лгать, сам не понимая зачем, искал общения с этой смертной. Но люди сделали из нас идолов. Неужели и Вайпер находится в этом глупом заблуждении?

– Я совершенно не верю в существование вампиров – сказал я, пытаясь узнать у Вайпер ее отношение к нам.

– Честно говоря, я тоже. Не подумай, что я считаю их реальными – мне банально нравится сама атмосфера мистики… Хотя, конечно, это – субъективное мнение, ведь мы не можем утверждать, что вампиров не существует только потому, что мы их не видели. Ведь мы не видим Бога, но он есть, – серьезно отозвалась на мои слова Вайпер. – Но я не верю в вампиров. Скорее, я поверю в то, что Солнце крутится вокруг Земли… Ладно, не будем об этом. Я понимаю, что все это звучит странно и глупо, и глупо даже то, что мы обсуждаем эту тему.

– Как скажешь. Так что насчет следующей встречи? – спросил я, удовлетворенный сарказмом моей подопечной в адрес книг о вампирах и тем, что мне удалось убедить ее продолжать заниматься со мной.

– Ну… Может, завтра? – робко предложила она.

– Отлично, – без колебаний согласился я.

– Скоро будет звонок на пару. – Вайпер взглянула мне в глаза. – Давай так: в пять, там же. Тебя устроит?

– Конечно, – коротко ответил я, решив не задерживать ее.

– Тогда до завтра, – сказала девушка и, схватив свою сумку, не оборачиваясь, быстрым шагом скрылась за углом коридора.

Провожая Вайпер взглядом, я слегка усмехнулся. Странно, но воспоминания о том, что я извинился перед ней, смертной, причем дважды, заставили мою усмешку превратиться в еле заметную улыбку удивленного удовлетворения. Это было неправильно, ненужно. Противоестественно. Но я не желал останавливать поток этих удивительных мыслей – они не угрожали мне. Я в любой момент мог отдалиться от Вайпер, без сожаления и ущерба для себя. Это так легко.

Глава 8

Не думал, что дойдет до примирения. Наоборот – я собирался вновь унизить и пристыдить Вайпер, но вышло так, что это я стоял перед ней, унижаясь и стыдясь своего поступка. Что-то необъяснимое толкнуло меня рассказать ей о моей любви к поэзии и даже объяснить причину этой любви. Зачем? Разве я должен что-то ей объяснять? Мой разум словно заснул: мое презрение к Вайпер улетучилось, и мне стало приятно ее общество, а ведь я всегда рьяно охранял свое личное пространство и свои мысли, предпочитая одиночество любому собеседнику. Мне нравился голос этой девушки – достаточно низкий, но мягкий и чарующий, словно проникающий в самую душу.

Полный этих мыслей я направился на следующую пару, но, удобно развалившись на своем стуле, я не слышал голоса преподавателя. О чем он говорил и как объяснял иероглифы, украшающие доску – было не важно. Я не мог сосредоточиться. Я смотрел на эту доску и видел на ней размытые силуэты, растекающиеся по ней, как акварель на мокрой бумаге.

Во второй половине дня выглянуло нежданное солнце, что принесло мне некоторые трудности. Натянув куртку, буквально на уши, и стараясь прятаться в тени, что отбрасывал университет, я стремительно пробрался к своему автомобилю. Когда я достиг его и положил ладонь на ручку дверцы, на мою кожу упал луч солнца, тотчас превративший мою ладонь из молодой и красивой в уродливую, старческую, пожелтевшую, как древний пергамент. Моментально оказавшись в машине, я насмешливо улыбнулся этому небольшому происшествию: к счастью, в этот момент рядом не оказалось свидетелей, которых мне пришлось бы устранять, чтобы никто никогда не узнал о том, что представляет собой Седрик Морган на самом деле.

Я приехал в замок, поставил авто в гараж и поднялся в главный зал, который служил нам гостиной и, изредка, столовой, когда мы, с кубками, полными свежей крови, сидели у огромного камина и вели беседы на самые разные темы.

Несмотря на то, что в моем распоряжении имелся личный вместительный флигель, в который мне приходилось идти через весь замок, я занимал в нем всего одну комнату. По пути, я редко встречал нежданных визитеров, так как большую часть времени замок пустовал. Присутствие шести слуг, перебиравшихся по замку потайными ходами, чтобы не мелькать перед хозяевами, стоящим внимания я не считал.

Для такого старинного, богатого и уважаемого рода, как Морганы, наличие лишь шести слуг было чем-то экстраординарным, из ряда вон выходящим. Однако мы прекрасно обходились таким их количеством, ведь с прогрессом науки и техники большую часть работы выполняли машины. Да, еще сто лет назад слуги делали все, и в те времена наши замки были заботой не менее чем пятидесяти слуг. Теперь же в них просто не было надобности. Естественно, слугами были не люди, а вампиры, не сумевшие найти свое место в жизни и предпочитающие подчиняться сильнейшим.

Замок Морганов был произведением искусства: готическая архитектура не позволяла уродовать себя крикливой позолотой и пышностью более поздних стилей. Строгость и простота – вот что бросалось в глаза многочисленным гостям нашей обители. Вездесущим украшением были ножки столов, стульев, соф и даже шкафов, представляющие собой лапы хищных животных. В каждой комнате имелись большие каменные камины, которые охраняли каменные хищники, в каждой комнате – разные. Старинные канделябры, восковые свечи в которых давно были заменены электрическими, украшали стены вместе с гобеленами и тяжелыми большими картинами. Обстановка пахла средневековьем, но в ней не было мрака – ее освещал приглушенный мягкий свет, освещающий весь замок и спрятанный так искусно, что, казалось, стены светились изнутри.

Моя комната не отличалась разнообразием и роскошью и представляла собой огромное прямоугольное помещение, застеленное толстым мягким ковром, своим серым цветом сливавшимся с каменным полом. Здесь были деревянная кровать, стоящая скорее для вида, черный, несколько потертый письменный стол, удобный широкий диван, два больших кресла у резного камина, который охраняли две изогнутые каменные пантеры, моя огромная личная библиотека, располагающаяся на дубовых полках и тянущаяся по всему периметру стен от пола до потолка. Над камином висела большая картина в грубой дубовой раме, исполненная пастелью и изображающая суровый пейзаж норвежского фьорда, где наша семья жила около ста лет назад и который настолько врезался в мою память, что я нарисовал этот пейзаж просто по памяти. Тяжелые плотные черные шторы закрывали комнату от света и солнечных лучей – мне было неприятно видеть, каким чудовищем я стал за два с половиной столетия, поэтому шторы всегда были плотно закрыты. Это скудно обставленное помещение являлось моим личным пристанищем и местом истинного уединения, где я практически не знал беспокойства.

Я зашел в комнату, кинул рюкзак в угол, налил в железный кубок свежей крови и предался созерцанию танца огня в камине. Порой я думал о людях и удивлялся тому, насколько они несовершенны: и где они находят время на учебу, семинары, отдых и личную жизнь, если они каждые сутки нуждаются во сне и пище, причем не реже трех раз в день? Другое дело мы. Мы всегда полны сил и энергии. Мы не нуждаемся во сне, а лишь на пару секунд глубоко входим в глубины своего сознания, и этого хватает нам на целую неделю. Крови одной жертвы хватает минимум на три дня, максимум на неделю, в зависимости от закаленности организма.

Вечером я спустился в главный зал, где обнаружил родителей и Маркуса с его невестой: недавно Маришка переселилась к нам и стала законной обитательницей замка и членом нашей семьи.

Мать и отец всегда сидели рядом: они очень любили друг друга и редко расставались. Смертные считали, что они – мои брат и сестра, так молоды и красивы они были.

Моя мать была коренной чешкой. Несмотря на то, что ей было уже за пятьсот лет, она была прекрасна: она обладала матово-белой, как снег, кожей, ее красивые длинные волнистые волосы темно-каштанового цвета поражали своей роскошью. Светло-карие глаза, четкая, нежно изогнутая линия бровей. Моя мать представляла собой удивительно красивую женщину, и никто их смертных не давал ей больше двадцати пяти лет.

Отец – истинный уроженец Туманного Альбиона, обладал такой же белой кожей, что и его супруга, но его черные, как уголь, волосы придавали ему несколько мрачноватый и чрезмерно аристократический вид. Его глаза – холодные, голубые, улыбались редко. В глазах смертных он был молодым великолепным мужчиной. А на самом деле ему было пятьсот семьдесят четыре года.

И только глаза выдавали истинный возраст моих родителей – они блестели знаниями и многовековой мудростью, и словно пронизывали сознание.

Маркус и Маришка сидели в дальнем углу и о чем-то шептались. У нас было принято не подслушивать друг друга, поэтому никто не обращал внимания на их конфиденциальную беседу. Точнее, любовное воркование.

Когда я вошел в зал, отец рассказывал матери об одном старинном друге, который в скором времени собирался погостить у нас пару дней. Эта новость не принесла мне радости: друзья приносили нашей семье одни неприятности. Почти каждый месяц кто-то из друзей отца или матери посещал наш замок, поодиночке или целыми кланами, и тогда приходилось совсем худо. Пражанам. Так как прокормить ораву вампиров стоило немалых жертв, с первого же дня их пребывания пражские газеты трубили о том, что в Праге вновь завелся маньяк. Другие журналисты предполагали появления неизвестного хищника, убивающего людей в лесу. Некоторые вампиры вели себя чересчур открыто и нагло: несмотря на строгое предупреждение не убивать без надобности, они убивали ради забавы. Я всегда был раздражен этим, но отец упрямо прощал этим отступникам, ссылаясь на многовековую дружбу.

Сев в одно из кресел, я погрузился в свои раздумья. В последнее время я ловил себя на мысли, что постоянно вспоминаю о Вайпер, что перед моими глазами возникает ее образ, что я слышу ее голос и думаю о встрече с ней. Эти размышления не приводили меня к определенному выводу, и, как бы строго я ни приказывал себе подавлять эти мысли, они возвращались вновь и вновь, заставляя меня беспокоиться о том, что я стал думать о человеке. Я размышлял, удивляясь самому себе, пока не услышал, как мать назвала мое имя – это вывело меня из плена моих мыслей.

– … Седрику новую машину. Его старая развалина выводит меня из себя.

Все банально: мать вновь завела очередной ненужный разговор о том, что мне следует заменить автомобиль. До сегодняшнего дня мне удавалось защитить своего верного скромного друга, но сегодня, мыслями, я был далеко от этого зала, поэтому в этот раз не особо сопротивлялся настойчивому желанию матери сделать из меня «достойного вампира».

– Мы столько раз говорили с тобой об этом. Неужели, твой пыл все еще не остыл? – слабо улыбнулся я матери.

– Ты знаешь меня, дорогой: я буду настаивать до тех пор, пока ты не заменишь свою старую развалюху на более достойное транспортное средство! Ты – Морган! – горячо воскликнула мать, явно не собираясь уступать мне в этом споре.

– Что ж, повторю в сотый раз: мое авто меня устраивает, и расставаться с нимс я не собираюсь.

– Но взгляни правде в глаза: она уже давно похожа на старую покрашенную банку. И мне стыдно за что, что мой сын ездит на такой старой и негодной к употреблению машине!

– Ты одна не можешь смириться с этим печальным фактом, потому что всех, кроме тебя, моя «Тойота» не раздражает, – с иронией сказал на это я.

– Мы просто молча терпим, – послышался издевательский голос Маркуса.

Я взглянул на отца, молчаливо прося его остудить материн пыл и заставить ее оставить меня в покое, но он лишь пожал плечами и обреченно усмехнулся.

– Отлично, похоже, все Морганы объединились против моего выбора, – усмехнулся я. – А что скажешь ты, Маришка?

– Я не могу идти наперекор мнению моего жениха! – весело ответила та.

– Вижу, мое мнение никого не интересует, – саркастически улыбнулся я.

– Конечно, интересует, но в данном случае, мнение большинства должно тебя образумить. – Маркус был в своем репертуаре: мы любили подшучивать друг над другом, а сегодня он был настоящей звездой пошлого юмористического шоу.

– Сегодня я была в автосалоне и присмотрела для тебя отличный вариант, – обратилась ко мне мать.

– Похожий на павлина? – насмешливо спросил я, зная вкус моей родительницы.

– Между прочим, твой отец считает также. Правда, Грегори?

– Отличный автомобиль, – сказал отец, но я знал, что он во всем поддерживал свою возлюбленную и был необъективен в своем мнении.

Мы могли бы препираться еще очень долго, но в этот раз у меня не было ни сил, ни желания тратить время на пустые беседы.

– Что ж, я смирюсь… – начал я.

– Аве Мария! – съязвил Маркус.

– А ты чего лезешь? По-моему, вы там разговариваете? – насмешливо спросил я, подтрунивая над ним.

– К твоему сведению, я обладаю уникальным даром говорить и слушать одновременно, что не мешает мне наблюдать за вашим спором. Мама просто волшебница – таки образумила нашего упрямца и выиграла со счетом 1:0! – весело ответил мне брат.

– Ты действительно согласен? – встрепенулась мать.

– Согласен? Меня вынудили согласиться! – смеясь, сказал я. – К тому же, я сам рад тому, что теперь вы от меня отвяжитесь.

– Я сегодня же еду в салон! – Мать вскочила со своего места.

– К счастью, он уже закрыт, – хмыкнул я.

– Для меня – нет! Я хочу, чтобы завтра ты поехал в университет, как нормальный вампир, на хорошей машине, а не на этой рухляди! – ответила мать, выходя из зала.

– А что будет с моей верной ласточкой? – с сожалением пробормотал я.

– Пусть земля ей будет пухом, – печальным заунывным голосом сказал Маркус. Он и Маришка захихикали.

– Заткнись, Маркус, – резко вырвалось у меня.

– Как скажете, мистер! С этой секунды – ни слова благоразумия! – отозвался тот.

Вновь послышался смех влюбленной парочки.

Я решил не обращать на них внимания и вновь поразмышлять. Но в этот раз мне помешал отец.

– Как прошел день? – поинтересовался он у меня.

– Как обычно. Моя жизнь настолько скучна и однообразна, что в ней не может произойти ничего интересного, – ответил я, недовольный тем, что отец не дает мне поразмышлять в тишине и спокойствии.

– Судя по твоему настроению и тону, рутина съедает тебя заживо. Что-нибудь новенькое в учебе? – вновь спросил отец.

– Ректор решил показать свою власть и поиздеваться над студентами, – усмехнулся я. – Еще с прошлой недели, старшие курсы должны до зимы готовить младших к экзаменам.

– С чего бы это?

– Кто знает. Этих олухов в университете целая стая.

– Интересно.

– И весело.

– Каким образом это происходит? – поинтересовался отец, явно заинтересованный этим нововведением.

– Каждому на шею сел студент с младших курсов.

– И тебе?

– И мне.

– Кто сидит на твоей шее?

– Девчонка с третьего курса.

– И как ваши взаимоотношения?

– Никак. Единственное, что странное в этой ситуации, это… – начал я, но вдруг умолк. Говорить отцу о моем странном состоянии, охватившем меня после знакомства с Вайпер? Может, он объяснит, что, черт побери, со мной происходит?

– Аромат ее крови, – вместо этого сказал я, не желая делиться ни с кем информацией о своей слабости. – Я никогда не чувствовал такой прекрасной крови. Он так тяжел и терпок, что мне трудно сосредотачиваться, когда я сижу рядом с ней.

Я давным-давно научился контролировать себя и усмирять свои инстинкты хищника. Сейчас любой аромат, даже возбуждающий к убийству, был мне неопасен. Но кровь Вайпер манила меня так, как ничья за все годы моей долгой жизни. Я мысленно представлял, как пью эту чудесную кровь и чувствую морской бриз на своем лице. Но откуда этот морской бриз, если Вайпер родилась и выросла в Брно?

– Ее кровь так же хороша на вкус, как и ее аромат?

– Я не убивал ее.

Испытывающий взгляд отца будто пытался просканировать мою душу. Разговор о Вайпер заинтересовал его намного больше, чем я мог предположить.

– Если тебе так хочется ее крови – выпей, тогда ты избавишься от этих мыслей, – посоветовал мне отец.

– Ты когда-нибудь испытывал подобное? – спросил я.

– Все мы, хоть раз, вдруг чувствуем помешанность на определенном аромате. В такой ситуации следует убить жертву, чтобы не чувствовать себя скованным. Убей ее и забудь об этой ерунде.

– Так я и сделаю, – сказал я, чтобы отец отстал от меня.

Убить Вайпер и выпить ее кровь. Убить. Как это легко. Как легко отделаться от этой проблемы. Каким сладостным будет этот момент. Момент моего освобождения от нее. Это ли не ответ на мой вопрос?

Но, когда я представлял, как убиваю эту девушку, этого эльфа, мне становилось не по себе. Что-то во мне восставало даже против мысли об этом. Это решение было бы ужасным. Если я убью Вайпер, и этой хрупкой девушки не станет, – исчезнет загадка. А вдруг ее смерть будет напрасной? Вдруг я так и не найду ответ и буду мучиться оттого, что ошибся в своем поступке? Нет. Вайпер должна жить. Я не буду убивать ее лишь потому, что общение с ней ввело меня в это ненормальное состояние. Да, она всего лишь человек, но, если Вайпер и лишится жизни, то не от моей руки. Потому что я не представлял, как буду жить, зная о том, что лишил мир такого хрупкого чудесного цветка со странным именем Вайпер.

«Что-то я совсем разомлел и слишком часто думаю об этой смертной!» – с раздражением пронеслось в моей голове. Меня охватила злость на себя и на Вайпер из-за того, что с момента нашей первой встречи, эта особа не покидала моих мыслей. Я мог подавлять их, блокировать, но они все равно находили уловки и потайные ходы в моем разуме и вырывались на волю. Никогда в своей долгой жизни я не думал о смертных вообще – они были мне неинтересны. Их суетная короткая жизнь ни чему не учила их, и я был уверен в том, что все смертные – глупы и невежественны. И я никогда так долго не думал о женщине. Тем более о смертной. Мысленно проследив свой жизненный путь и вспомнив свое временное восхищение и короткое влечение к одной из вампирш, что была намного красивее, умнее, совершеннее Вайпер, я насмешливо усмехнулся, посмеявшись над самим собой и своим помешательством на какой-то смертной.

Откуда, черт возьми, возник мой нездоровый интерес к этой девушке? Именно нездоровый, ведь раньше я думал о людях лишь как об источнике пищи. И уж тем более, меня не волновало, какое впечатление я могу произвести на них: обижу ли, напугаю, заставлю ненавидеть меня и считать сукиным сыном. Хищник не видит в своей жертве никакой красоты, кроме той, что скоро утолит ею свой голод.

Так что со мной? Я деструктивен? Неужели меня влечет к Вайпер именно по этой причине? Что мне делать, если это на самом деле так? А вдруг мое увлечение этой смертной превратится в нечто большее? Тогда мне придет конец: мы влюбляемся лишь раз. На всю жизнь. Мы или вечно счастливы, или же отдаем нашу страсть напрасно, живя в муках неразделенной любви, не имея возможности излечить свое сердце другой любовью, ведь оно на всю оставшуюся жизнь будет отдано только одной жизни.

Нет, я не впаду в эту крайность и не полюблю смертную. Да ведь это и невозможно. Мучения от любви – не мой удел.

Так что мне делать? Что предпринять, чтобы прогнать образ Вайпер из моего сознания? Как избавиться от этих противоречивых для хищника чувств? Что-то непонятное творится в моей душе. Но что? Этому нет названия. Нельзя заходить дальше, нельзя наслаждаться обществом смертной. Нельзя позволять себе думать о ней, позволять себе наслаждаться ее красотой, и голосом. Ее существованием. Она – всего лишь источник пищи… Черт, как легко говорить все это! Однако я даже не пытался осуществить свои же планы изгнания из своей головы Вайпер и заставить покориться мне мои собственные мысли. Уверен, у меня хватит силы воли отказаться от нее позже, в том случае, если я почувствую, что увлекся Вайпер сверх меры. Я просто забуду о ней и сотру ее образ, но, пока этот момент крушения не наступил, я буду стараться понять эти чувства, постигнуть эту тайну, попытаюсь разгадать загадку этой смертной.

Для меня это будет своего рода эксперимент – узнать, насколько я силен и насколько подчиняется мне мой разум. Просто видеть Вайпер. Просто разговаривать с ней, слышать ее голос и смотреть в ее яркие темные глаза, в которых всегда царит легкая грусть и некоторая замкнутость. Я чувствовал, что за этим барьером скрывается что-то прекрасное, что можно разгадать лишь, когда мне удастся уничтожить эту стену.

Душа Вайпер подобна жемчужине, томящейся в твердой раковине на дне океанского желоба.

Глава 9

Поведением Седрика Моргана обескуражило меня. Ну, и как можно понять этого странного парня? То оскорбляет, то вдруг извиняется! То он холоден и зол, называет меня трусихой, обвиняет в трусости, и вдруг сам же ищет встречи со мной! Он даже дважды извинился и, словно желая загладить свою грубость, поделился со мной очень личным. Когда Седрик рассуждал о Шарле Бодлере, я почувствовала в нем родную душу. Мне было непередаваемо приятно от рассуждений Моргана, ведь сама я рассуждала так же. Он передал словами то, что чувствовала я, читая мрачные творения этого великого французского поэта.

Как жаль, что я не владею французским языком, чтобы, как и Седрик, чувствовать истинную красоту и оригинальные мысли Бодлера, не искаженные чешским переводом! Но, даже в весьма искаженном виде, его стихи оставались прекрасными.

Седрик – романтик. Не может быть иначе. Тот, кто предпочитает Гете, Петрарку и Бодлера, не может быть всего лишь отстраненным ценителем, не ощущая на себе силу и мощь гения этих авторов. Их может понять лишь тот, в чьей душе есть романтика. Увидев, насколько увлек Седрика наш разговор о поэзии и литературе, я поняла, что он всерьез увлекается ею. Но, если в поэзии мы были практически единогласны, в литературе, как оказалось, наши вкусы расходились просто монументально: Седрик любил серьезную, тяжелую литературу, а я предпочитала легкий и пленительный жанр – романы о вампирах.

«Ну вот, теперь он думает, что я легкомысленна… Хотя, какая разница, что он думает?» – с неудовольствием подумала я, но в душе призналась себе, что мне важно знать его мнение. Хотя, на что надеяться? В глазах Седрика я выглядела глупенькой или даже недалекой. Но, Боже, какой же он странный! И как он умеет убеждать! Я ведь твердо решила отказаться от его «помощи», и уже мысленно попрощалась с ним, но уже завтра встречаюсь с ним в библиотеке!

Чистой воды абсурд. Всего лишь короткий разговор, прояснивший так много.

Весь оставшийся день я провела в размышлениях, но они померкли наряду с презентацией для семинара по истории Чехии. Презентация заняла у меня много времени: нужно было довольно коротко и доступно описать биографию и влияние исторической личности на развитие Чехии. Моим выбором стал национальный герой – Ян Гус. Делать дела, спустя рукава, я не любила, поэтому презентация вышла очень даже достойной. Чтобы размять спину и ноги, я изредка отрывалась от монитора ноутбука и бродила по комнате, или шла на кухню, сделать кофе. К вечеру у меня не осталось никаких сил. Отредактировав последний слайд, я захлопнула ноутбук, взглянула на часы и удивилась своей выдержке: шесть часов! Пролетели быстро, как одна минута!

За окном давно стемнело, лишь одинокий фонарь тускло освещал улицу и кусок придомовой территории.

Как изнемогающий от кислородной недостачи дельфин, я нуждалась в глотке свежего воздуха: моя голова была словно вылита из бронзы. И, надев, пальто и сапоги, я спустилась во двор. Вечер был тихим и прохладным. Все вокруг дышало свежестью. Я спрятала руки в карманы и принялась наматывать круги вокруг фонаря. После долгих часов, проведенных в душной квартире, я с удовлетворением чувствовала свободу и вновь настигшую мой усталый разум ясность сознания. Казалось, вечерний воздух вывел меня из состояния летаргического сна. Взглянув на окна своей квартиры, я с сожалением подумала о том, что мне придется возвратиться туда. Но вдруг, из ниоткуда, во мне родилось упрямоежелание прогуляться по вечерней Праге.

Вечерняя Прага небезопасна для одиноких девушек, но этот факт никогда не страшил меня, и я направилась на Нусельский мост. Идти до моего любимого моста было довольно долго, но я потратила это время на размышления и созерцание мрачной красоты готических церквей и старинной, неповторимой, пражской архитектуры, завораживающей своей таинственностью, как поэзия Бодлера. К тому же, в Праге всегда было много туристов, поэтому я чувствовала себя в полной безопасности.

Спустя полчаса я была на мосту, и, как обычно, облокотившись на перила, обнесенные защитными решетками, предалась любованию вечерней Прагой. Ее огни сияли в темноте, наполняя вечер радостью и величием. Прага. Мой прекрасный любимый город! Любимая страна! Как же мне повезло родиться в Чехии и быть частью этой прекрасной культуры!

Шум пролетающих мимо машин не мешал мне: я была глубоко погружена в свои мысли и простояла так около часа, не отрывая взгляд от огней города. Изредка мимо меня проходили шумливые подростки, но я лишь улыбалась, думая о том, что когда-то тоже была совсем не тихоней.

Вдруг какой-то животный инстинкт заставил меня почувствовать на себе чей-то пристальный взгляд. Я осторожно взглянула вправо.

Недалеко от меня стоял Седрик Морган. Он наблюдал за мной.

Я тут же растерялась.

«Что он здесь делает? Зачем он здесь? В Нусле?» – удивилась я.

Седрик направился в мою сторону.

«Он идет ко мне?!» – пронзила мой мозг ужасающая мысль. Меня охватили смущение и неловкость, а ноги словно приросли к асфальту. Благоразумно вперив взгляд на район Нусле, лежащий под мостом, я притворилась, будто совсем не смущена, и взглянула на Седрика лишь тогда, когда он подошел совсем близко.

– Добрый вечер, – слегка удивленным тоном поздоровался он, остановившись рядом со мной.

– Добрый вечер, – вежливо ответила я, понятия не имея, как вести себя в этой неожиданной ситуации.

– Не ожидал увидеть тебя здесь.

– На самом деле, я бываю здесь довольно часто, поэтому могу сказать о тебе то же самое. – Я пожала плечами.

Седрик улыбнулся. При свете фонарей он был неотразим.

– Странно. Я прихожу сюда почти каждый день, но увидел тебя здесь лишь впервые.

– Должно быть, потому что я всегда нахожусь на этой стороне моста, – осторожно предположила я. – С какой стороны обычно приходишь ты?

– С той. – Седрик махнул рукой в противоположную сторону.

– Ну вот, как я и предполагала.

– Как далеко отсюда ты живешь? – вдруг спросил он.

Этот вопрос удивил меня. Зачем ему знать?

– Думаю, отсюда до моего дома около получаса ходьбы.

– Ты приходишь сюда пешком?

– Да. Думаешь, тридцать минут – это чересчур много?

– Не думаю. Просто я редко хожу пешком и в основном передвигаюсь на автомобиле.

«Нет сомнений: ты не знаешь, что такое трамвай!» – подумала я и не смогла сдержать улыбку при мысли о том, что Седрик, возможно, ни разу не ездил на общественном транспорте.

– Я живу за городом, – прохладным тоном объяснил Седрик, очевидно, неверно истолковав эту мою улыбку.

– Я не хотела обидеть тебя, – смутилась я. – Просто я подумала, что ты никогда, наверное, не ездил на городском трамвае.

– Да. Признаюсь в этом, – усмехнулся Седрик.

Воцарилась тишина. Я не знала его, он не знал меня, и мы просто обоюдно молчали.

– Не могли бы мы перенести занятие на понедельник? – вдруг выпалила я. Мне отчаянно не хотелось встречаться с ним завтра. Я была не готова противостоять ему. – Не подумай, что я опять струсила. У меня возникли кое-какие проблемы с квартирой, – соврала я, чтобы выглядеть убедительной.

– Конечно, – спокойно отозвался это Седрик.

У меня отлегло от сердца.

– Здорово, что мы так неожиданно встретились. У меня не было бы возможности предупредить тебя, и ты просидел бы в библиотеке без толку. Наверно, было бы хорошей идеей обменяться номерами телефонов! – веселым тоном сказала я.

Седрик не ответил, и я тут же решила, что обидела его, но, увидев добродушное выражение его лица, поняла, что ошиблась. Мне захотелось уйти: между нами стояло неловкое напряжение, и молчание лишь ухудшало ситуацию.

– Ну… Я пойду, – сказала я, спрятав руки в карманы. – Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, – равнодушно ответил Седрик.

Выдавив из себя улыбку, я поспешила пойти прочь.

«Слава Богу, он не напросился провожать меня!» – с облегчением подумала я, представляя, что творилось бы в моей душе, если бы рядом со мной шел Седрик Морган. Даже молча.

Твердым и довольно быстрым шагом я направилась домой, несказанно радуясь своей неожиданной отсрочке. Теперь в запасе у меня было целых пять дней, чтобы поразмыслить и попытаться понять Седрика. Хотя, думаю, я никогда не смогу понять его.

Погрузившись в свои мысли, я дошла до края моста, как вдруг услышала чужие шаги за моей спиной. По моей коже пробежал холодок. Шаги приближались, и, по мере их приближения, мой мозг наполняли истории о маньяках. Ужасными кровавыми сценами. Ведь это не мог быть Седрик: он остался стоять на мосту и не мог догнать меня так быстро.

Шаги раздались прямо за моей спиной. Я вынула руки из карманов, сжала кулаки и резко обернулась.

– Черт! Ты напугал меня! – воскликнула я: это был Седрик.

От волнения и пережитого страха я не могла унять дрожь.

– Извини, но я не могу отпустить тебя одну, – с легкой улыбкой сказал на это Седрик. – Кстати, кулак ты держишь неверно: большой палец всегда должен быть вверху. – Он вдруг схватил меня за левую руку, и я чуть вздрогнула: его ладонь была ледяной. – Расслабь ладонь. Вот так. А теперь сожми кулак правильно. Молодец. Я провожу тебя.

По его тону я поняла, что это не вопрос и не предложение. Да и я что-то совсем струсила. Поспешно высвободив свою ладонь из ладони Седрика, я спрятала ее в карман.

– Но тебе придется возвращаться на мост! К машине! – сказала я, совершенно не желая, чтоб он провожал меня. Нет уж! Только этого мне не хватало!

– Вечерний воздух еще никому не навредил. Нет ничего лучше прогулки перед сном, – безапелляционным тоном отозвался Седрик.

Я не нашла, что ответить, поэтому лишь молча кивнула.

Мы медленно пошли по дороге.

«Надо же, а он, оказывается, джентльмен!» – удивилась я, идя рядом с Седриком и устремив взгляд на асфальт. В конце концов, теперь я точно была в безопасности. С Седриком.

Мы молчали. Седрик шел, не глядя на меня, и мне вдруг стало обидно оттого, что он решил провести меня лишь из чувства долга.

– Знаешь, я уже почти пришла: осталось метров сто пройти, – соврала я, чтобы избавить Седрика от моего общества и дать ему уйти без угрызений совести. – Я уже почти у дома, так что, спасибо за то, что проводил меня.

Я остановилась. Он тоже.

Седрик взглянул на меня равнодушным взглядом, а я молча ждала пока он уйдет.

– Ты здесь живешь? – спросил он.

– Да, – уверенно солгала я.

– Должно быть, в том зеленом доме?

Я обернулась, чтобы взглянуть на зеленый дом, но он находился далеко в тени, и я не смогла разглядеть его в темноте.

– Ты видишь его? – спросила я, вновь взглянув на Седрика.

– Да. Красивое здание.

– Ну, раз ты убедился в том, что я уже на месте, можешь возвращаться на мост, – соврала я, чтобы убедить его в том, что я больше не нуждаюсь в защите.

Седрик улыбнулся.

– Думаю, снимать квартиру там очень дорого, – вдруг сказал он.

– Да, немного дороговато, – нерешительно ответила я, не понимая, чему он улыбается.

– Но это место совсем не радует: здесь почти нет фонарей.

– Везде есть свои плюсы и минусы.

– И дорога требует незамедлительного ремонта.

– Возможно… Но мне все равно: у меня нет личного транспорта.

– Все это замечательно, но ты не можешь там жить, – спокойным тоном отрезал Седрик.

– Я снимаю квартиру в этом доме уже третий год, – настаивала я. – Почему тебе так трудно в это поверить?

– Потому что это – банк.

О, Боже мой.

Я не знала, что ответить. Мне стало ужасно стыдно. Мои щеки загорелись, и я прикрыла глаза ладонью, чтобы не видеть Седрика: мне казалось, что он рассердился или обиделся на меня.

«Надо же было так попасться! Теперь он подумает, что я неблагодарная!» – с отчаяньем подумала я.

– Ты не умеешь врать, – услышала я его голос.

– Седрик… – Я отняла ладонь от лица.

– Тебе так неприятно мое общество? – В голосе Седрика была насмешка.

– Это не то, что ты думаешь! – тихо сказала я, чувствуя, как справедлив его упрек!

Он усмехнулся, но промолчал.

– Я соврала не потому, что мне противно твое общество! Оно мне совершенно не в тягость! Просто… Я подумала, что тебе придется долго идти обратно… Вот.

– И это все?

– Нет… Еще я подумала, что ты сам не желаешь провожать меня… Что ты делаешь это из чувства долга, – тихо закончила я.

– С чего ты взяла?

– Мы почти незнакомы, и тебе не нужно провожать меня, даже просто из вежливости. Джентльменство нынче не в моде, – объяснила я, опустив взгляд на тротуар.

– Я никогда не провожаю девушек из чувства долга, – спокойным тоном сказал Седрик.

Я подняла взгляд и с тревогой посмотрела в его лицо.

– Но мне неловко оттого, что тебе нужно возвращаться на мост, – тихо сказала я. – Ведь это целых полчаса…

– Считаешь, что полчаса – это много? – вдруг спросил Седрик.

Я смогла лишь отрицательно покачать головой.

– Как долго тебе идти до дома? Только честно.

– Пять минут… Или шесть.

– Тогда мы расстанемся с тобой здесь, и я пойду обратно, чтобы ты не думала, будто я провожал тебя из чувства долга.

– Спасибо. Только, пожалуйста, не принимай всерьез то, что я сказала, – попросила я.

– Спокойной ночи, Вайпер. – Было его ответом.

– Спокойной ночи. Будь осторожен.

Седрик слегка улыбнулся и, развернувшись, пошел на мост.

Я поспешила домой. Но вдруг мой разум пронзила мысль, заставившая меня резко остановиться и обернуться назад.

– Седрик! – крикнула я, надеясь, что он услышит меня.

– Да? – послышался его голос, и через пять секунд появилась его фигура в темном плаще. Он подошел ко мне.

– Я хотела бы спросить… – начала я, чувствуя себя крайне неловко.

– Спрашивай, – перебил меня он.

– Как ты смог так быстро догнать меня?

– Ты же знаешь, что мужчины ходят быстрее женщин? – ответил Седрик вопросом на вопрос.

– Да, но… – Я сильно покраснела: его объяснение было настолько понятным и естественным, что я тут же почувствовала злость на свое любопытство.

– Я пошел за тобой почти сразу. Сперва подумал, что поблизости тебя кто-то ждет, какой-нибудь друг или парень.

– Это очень мило с твоей стороны. Но как ты понял, что меня никто не ждет?

– Я решил, что будет нелишним убедиться в том, что ты в безопасности.

Мое лицо пылало от стыда.

– Это был дурацкий и бестактный вопрос с моей стороны. Извини, что задержала тебя! – выпалила я.

– Я никуда не спешу, – отозвался Седрик.

– Что ж… Спокойной ночи. На этот раз точно, – смущенно улыбнулась я.

– Спокойной ночи. – Седрик зашагал в обратном направлении, а я продолжила свой путь домой, посмеиваясь над собой и размышляя о сказанном Седриком в этот вечер.

Лишь потом до меня дошел смысл фразы, сказанной им: «Я никогда не провожаю девушек из чувства долга». Что это значит? Глубоко в душе я почувствовала тщеславную гордость оттого, что против своей воли, навязала Седрику Моргану некоторую симпатию ко мне.

Нет, следует размышлять трезво, а не радоваться мимолетной искре!

Скорее всего, Седрик сказал эту фразу, чтобы избавить меня от мук совести.

Глупая, а я еще чему-то обрадовалась!

Благополучно и без приключений добравшись до дома, я сняла пальто, сапоги и, почувствовав усталость и сонливость, прилегла на диван. Но мой разум отказывался отдыхать, и весь оставшийся вечер я думала о неожиданной встрече с Седриком на мосту.

«Отлично! Завтра у меня семинар, но моя голова забита какими-то глупостями! И эти глупости причиняют мне неудобство, приносят беспокойные виденья и дурацкие надежды. Надежды? На что? Отбрось все надежды, Вайпер! Живи реальностью, а не мечтами!» – С этими мыслями я благополучно заснула на диване и проснулось лишь утром, с ужасом осознав, что уже пропустила первую пару в университете.

Я вскочила с дивана, побежала в ванную, умылась, затем наскоро перекусила бутербродами, даже не выпив традиционного утреннего кофе. Почистив зубы, я быстро собрала сумку и побежала в прихожую надевать пальто, по дороге расчесывая свои спутавшиеся за ночь волосы. Так как времени на смену одежды у меня не было, я поехала в той, в которой проспала всю ночь.

Это был первый раз за все три годы учебы, когда я опоздала на занятия.

К счастью, в этот день Седрика Моргана я не увидела даже мельком.

Юлия, не успевшая расспросить меня о моем «разбирательстве» с Седриком, устроила мне настоящий допрос. Я честно рассказала подруге о том, что Седрик назвал меня трусихой и что он обо мне думает, но скрыла тот факт, что он дважды извинился и пообещал больше не срывать на мне свою злость. Я умолчала об этом не потому, что была горда, но, чтобы Юлия не впала в заблуждение, ведь она очень тягостно переносила отказы, так как считала себя экспертом в области отношений с парнями.

Седрик не появлялся в университете ни в четверг, ни в пятницу. Но, признаться, мне совсем не было любопытно узнать причину его отсутствия. Юлия, на данный момент имевшая отношения с однокурсником Седрика, зачем-то осведомила меня о том, что «злюка Морган» – заядлый прогульщик, поэтому я не была в заблуждении, думая, что он не посещал учебу из-за меня.

Когда в пятницу прозвенел звонок последней, для меня, лекции по истории, я, как на крыльях, полетела домой, а вечером предприняла очередную прогулку, наслаждаясь красотой вечерней Праги, и вернулась в квартиру поздно вечером. Снимая в прихожей пальто, я услышала, как зазвонил мой старенький Nokia Достав из кармана пальто телефон, я взглянула на экран. Входящий номер не высвечивался: он был скрыт.

Кто это может быть? Да еще звонить так поздно?

– Алло? – ответила я.

Ответом мне была тишина.

– Кто это? – недовольным тоном спросила я.

Но ответа не было – лишь протяжный жалобный писк, проскальзывающий в невидимой линии сети.

– Очень смешно! – бросила я и с силой захлопнула телефон.

Мое настроение слегка испортилось, а на душе остался неприятный осадок.

Позже позвонила Юлия и предложила прогуляться с ней по городу. К тому же ей требовалась помощь в выборе платья для романтического ужина с ее парнем. Я знала: это предложение было пустым, хоть и вежливым, предлогом, ведь моя подруга придерживалась лишь своего вкуса. Возможно, ей просто хотелось поболтать со мной. Я любезно согласилась стать ее спутницей, а она пообещала заехать за мной на своей машине завтра утром.

На следующий день я проснулась в восемь часов утра. Ночью я спала как убитая, поэтому замечательно выспалась, что благоприятно сказалось на моем настроении. Утренний кофе взбодрил меня еще больше, и, после короткого завтрака я принялась собираться на прогулку.

В моем гардеробе преобладали темные цвета. Можно сказать, у меня был довольно простой вкус в одежде. Я надела темно-зеленую юбку и черную кофту с длинными рукавами. Украшения и драгоценные камни никогда не привлекали меня, и единственным моим украшением были красивые серебряные серьги.

Собрав сумку и зная о том, что Юлия предложит посидеть в каком-нибудь кафе, и для того, чтобы не выглядеть бедной родственницей и не принимать от подруги любезной просьбы заплатить за меня, я взяла с собой немного денег на кофе.

В отличие от «скучной Вайпер» как иногда, не со зла, называла меня Юлия, моя подруга любила одеваться и делала это с большим вкусом. Украшения и яркая одежда никогда не покидали ее гардероб. Когда мы шли с ней по коридорам университета, то отличались как день и ночь: я была миловидной фрейлиной, а Юлия – прекрасной королевой. Но этот факт никогда не смущал меня: всеобщее внимание никогда меня не прельщало, но Юлия старалась заполучить его. И это ей удавалось.

Этим утром Юлия появилась у моего дома в десять. Ее роскошный ярко-красный автомобиль въехал во двор, и я, быстро запрыгнув в сапоги и схватив теплую черную кофту, спустилась к подруге. Мы приехали в исторический центр города, оставили машину на стоянке и решили прогуляться по городу пешком. Моя черная кофта служила ярким контрастом для красной лакированной куртки Юлии. Юлия была очень красива и оживленна. Медленно бредя по людному тротуару, мимо пражских красот, мимо тысяч туристов, мы вели странный разговор. По какой-то непонятной мне причине все разговоры с моей подругой сводились к обсуждению парней, их характеров и склонностей. И почти всегда Юлия изливала на меня долгий и страстный монолог. Я же удостаивалась роли слушательницы и иногда вежливо вставляла «Да?» или «Ничего себе», но чаще «Да ну!». Вот и все.

Юлия была умной девушкой и прекрасно училась, но в ее характере было что-то, что сводило все ее потенциальные способности к мелочным рассуждениям. Она любила говорить о моде, жизни звезд и отношениях, а я была не сильна ни в одной из этих тем, поэтому просто слушала ее длинные монологи. Порой я задумывалась: почему я вообще общаюсь с Юлией, если мы настолько разные и так различны наши интересы и жизненные и моральные ценности? Но Юлия была хорошей подругой: когда мне нужна была помощь, я всегда могла положиться на нее. Тем более, как говорят, противоположности притягиваются. Казалось, рядом со мной она становилась более серьезной, а я заражалась от нее бодростью и некоторым весельем.

Мы прошлись по людной аллее, пестреющей яркими стеклянными витринами магазинов модных марок одежды, и, повиснув у меня на руке, Юлия рассказывала мне о бедняге, которому посчастливилось стать ее парнем на целых две недели. Но в этот раз я мало слушала рассказ подруги, так как мои собственные рассуждения о последней неделе моей жизни просто оккупировали мой разум. Лишь после часа бесцельного созерцания витрин мы набрели на небольшое, но уютное кафе и решили немного отдохнуть от довольно долгой прогулки. Мы заняли столик рядом с огромным окном, из которого открывался великолепный обзор на оживленную площадь: люди, автомобили, велосипедисты, туристы, щелкающие на свои фотоаппараты, планшеты и телефоны все вокруг.

Когда к нам подошла улыбающаяся официантка, я заказала чашку кофе, а Юлия – коктейль с вычурным названием.

– Теперь ты. Выкладывай! – вдруг заявила Юлия.

– Что выкладывать? – с удивлением спросила я.

– Ты действительно не догадываешься, о чем я хочу услышать? – с загадочной улыбкой ответила она.

– Нет. О чем?

– Перестань притворяться недотрогой! Рассказывай, о чем еще вы болтали с милашкой Седриком, когда он тогда подошел к нам, злой, как цепной пес!

– А, ты об этом? – Я пожала плечами. – Я ведь рассказала об этом еще вчера!

– Есть вещи, которые стоит услышать хоть сто раз. – Юлия подмигнула мне.

– Ты неисправима! – вздохнула я и сделала глоток кофе. Он оказался таким горячим, что я едва не ошпарила себе язык. – О, Боже, он безумно горячий!

– Седрик горячий? Какие подробности! – воскликнула Юлия. Ее глаза загорелись. – Черт, Вайпер, пока из тебя самой не вытянешь, ты ничего не расскажешь!

– Да, не Седрик! Это кофе горячий! Я чуть язык не ошпарила! Ну, ты и фантазерка! – Я даже тихо рассмеялась от ее пошлой догадки.

– Могу поспорить, что Седрик горяч не менее твоего кофе… – Но, видимо, приняв во внимание мой дружеский смех, Юлия тоже усмехнулась. – Ладно, оставлю свои мысли при себе. Но только расскажи, о чем еще вы разговаривали!

– Он извинился передо мной. – Все же, призналась я.

– Ух ты! Что он сказал?

– Что я ошибаюсь насчет него.

– И всего-то? А я думала… – Юлия откинулась на спинку стула и, прищурившись, уставилась на меня. Я удивлено смотрела на нее. – Как ты думаешь, почему Седрик не захотел заниматься со мной? – вдруг спросила она.

– Не знаю. Он вообще очень странный. Я была очень удивлена, когда он вдруг извинился. Не понимаю его: на прошлом занятии он был ужасен и делал вид, что ему неприятно находиться со мной даже в одном помещении, а потом взял и извинился!

– Поэтому ты попросила меня поменяться с тобой?

– Да, прости, я знаю, что поступила эгоистично, но я действительно думала, что ему неприятно заниматься именно со мной. Понимаешь?

– Ладно, я не обижаюсь. О чем еще вы разговаривали?

– В общем, мы встречаемся с ним в понедельник, – подытожила я. – Он сказал, что я ошибаюсь, если думаю, будто он не хочет со мной заниматься. – Я положила голову на руки. – Его не понять. Совершенно.

О нашей недавней встрече на мосту я промолчала, зная, что Юлия выдумает из этого случайного события целый роман.

– Да, вообще все парни странные. – Юлия отпила глоток своего коктейля и продолжила: – Возьмем хотя бы моего Яна. Сегодня он ласков и нежен, а завтра уже упрекает меня в легкомыслии! Или обвиняет в том, что я уделяю ему мало внимания, но мне ведь нужно и на себя время потратить…

Эти рассуждения о Яне я слышала уже тысячу раз, поэтому, не перебивая подругу, стала смотреть в окно, в очередной раз восхищаясь красотой Праги, ее красными крышами и ее мощеными узкими улочками.

– Надо же, кого я вижу! – вдруг воскликнула моя подруга, прерывая монолог о своем парне. – Смотри!

С некоторым ужасом я взглянула туда, куда, не стесняясь, указательным пальцем указала Юлия. Там был Седрик: он стоял прямо напротив нашего кафе, в тени противоположного здания, облокотившись на машину и устремив взгляд куда-то в сторону.

– Ого, это его машина? Какая красавица! – Юлия пригляделась к машине. – Это «Ауди», но какая модель я не знаю. Это просто бомба!

Я растеряно взглянула на машину. Да, нечасто увидишь на дороге подобное чудо, что представляла собой новая машина Седрика: она была просто фантастической и, наверняка, стоила бешеных денег.

Но я совсем не чувствовала восторга. Я, та, у которой никогда не было и точно не будет собственного автомобиля, считала, что авто – это лишь средство передвижения и что покупать такую дорогую модель только из-за внешнего вида было глупо и несуразно.

– Хорошая машина, – из вежливости, согласилась я с мнением подруги. – Но я бы предпочла хороший велосипед.

– Раньше он ездил на черной «Тойоте», но эта «Ауди» потрясет весь университет! – воскликнула Юлия, словно не слыша меня. – Я уже вижу, как Седрик въезжает на стоянку, а все стоят, раскрыв рты и захлебываясь слюнями!

Описанная Юлией картина несколько рассмешила меня, и я продолжала смотреть на новый автомобиль Седрика Моргана, удивляясь, какими быстрыми темпами идет прогресс, как вдруг нечаянно встретилась с взглядом его владельца. Седрик смотрел на нас с Юлией. Широко улыбнувшись, Юлия помахала ему рукой, но он не ответил, лишь не отводил от нас пристального взгляда. Мне показалось, что в этом его взгляде было одно лишь презрение. Я стала смотреть на свою чашку. Мне стало стыдно за то, что Седрик заметил, как мы с Юлией так непристойно разглядывали и обсуждали его роскошный новый автомобиль. Почему-то, мне вдруг вспомнился вчерашний вечерний звонок, который привел меня в негодование, и я решила поделиться этим с подругой.

– Да перестань ты глазеть на его машину, иначе Седрик подумает, что мы умираем от зависти! – с фальшивым смехом сказала я Юлии, чтобы отвлечь ее от любования автомобилем Седрика.

– И он будет прав! Я чертовски ему завидую! – пробормотала она, но все же отвела взгляд. – Эх, везет же некоторым!

– У тебя тоже есть машина, и не хуже этой, – напомнила я.

– Глупенькая! – рассмеялась Юлия. – Моей машине уже третий год, и она нуждается в срочной замене!

– Как по мне, хоть старая телега, только бы ездила, – простодушно сказала на это я. – Да и зависть не украшает человека.

– Ну, не будь такой серьезной, я же пошутила, – сказала Юлия, а сама то и дело бросала взгляд на Седрика и его машину.

– Вчера вечером мне кто-то позвонил, какой-то неизвестный номер.

– Ты ответила?

– Да, но этот «кто-то» просто молчал в трубку. Думаю, кто-то решил поиздеваться. А это не очень приятно.

– Может, это телефонный маньяк? Знаешь, который выслеживает девушек, потом звонит им, а потом…

– Нет! И перестань меня пугать! – перебила я подругу. – Он не угрожал мне и не говорил пошлости. Просто молчал!

– Тогда скажу одно: у тебя завелся тайный поклонник! – хитро улыбнувшись, сказала Юлия.

– Это все романтические бредни! – отмахнулась я.

– Уверена? Вспомни: раньше тайные поклонники писали возлюбленным анонимные письма и будоражили девичье воображение таинственной любовью. По-моему, эта традиция не умерла и в наше время.

– Только вместо письма – телефон?

– А что за номер? Дай взглянуть.

– Номер был скрыт.

– Ну, все сходится! – Юлия хлопнула в ладоши. – Поздравляю, моя дорогая! Ты стала объектом внимания тайного поклонника! Как романтично!

– Бред, – еще раз бросила я, поняв, что бурное воображение Юлии – не лучший помощник в раскрытии этой тайны.

– Уезжает. – Юлия кивнула в сторону площади. – Даже не улыбнулся.

Я не стала проверять слова подруги, но почувствовала, что она сказала правду: мне вдруг стало легче. Да, Седрик стоял далеко от кафе, но все же, мне было тягостно от его незримого присутствия. Поэтому, когда он уехал, я перестала пялиться на свою чашку и вновь обрела возможность созерцать площадь.

«Тайный поклонник. Эх, ну и фантазия у Юлии!» – с легкой усмешкой подумала я. – Послезавтра будет понедельник, и я встречусь с Седриком… Но я не желаю этой встречи: в его присутствии я чувствую себя нелепой».

Интересно, какие дела привели его на эту площадь, к этому кафе, в этот час? И почему он смотрел на нас? А вообще-то, это не моя забота – думать о том, что забыл здесь Седрик. И почему я подумала, что он ищет моего общества? Прага – огромный город, и Седрик может находиться там, где ему угодно. В понедельник я встречусь с ним и на этот раз сумею взять себя в руки и избежать ошибок, что могут показаться Седрику нелепыми, постараюсь не затрагивать его вспыльчивость.

Остальной день прошел скучно: Юлия отвезла меня домой, по дороге задавая мне вопросы о Седрике. Те же вопросы, что я задавала себе. Я пыталась убедить ее в том, в чем убедила себя: наша сегодняшняя встреча с Седриком – чистая случайность, но Юлия упрямо желала думать по-другому и уверяла меня в том, что кто-то из нас двоих ему нравится.

– Вот это нелепость! Тогда точно не я! – рассмеялась я от наивности подруги.

– Значит, остается один вариант: бедняга влюблен в меня и поэтому побоялся заниматься со мной! – самодовольно сказала Юлия.

Я улыбнулась, мысленно пожелав Седрику не попасться в сети моей легкомысленной подруги, чтобы потом не причинить ей боль своим уходом, поняв, какова она на самом деле. А так как Седрик – человек серьезный, он сделает это незамедлительно. Юлия выбирала парней себе под стать – веселых и легкомысленных авантюристов, как она сама, поэтому я не поверила в сильную симпатию Юлии к Седрику Моргану. Просто, отказав ей в своих занятиях, Седрик унизил ее девичью гордость.

Поднявшись на свой этаж, я обнаружила конверт, лежащий у моей двери. Почтальоном в моем районе работал восемнадцатилетний паренек, который, не застав адресата дома, оставлял письмо у двери и ретировался, с чувством выполненного долга. Дальнейшая судьба письма была ему неинтересна. Я подняла письмо и открыла дверь. Войдя в прихожую, я сняла с ног сапоги, повесила кофту и, швырнув сумку на диван (что я делала постоянно, приходя домой), побежала на кухню, делать бутерброды, так как была очень голодна. Утолив голод, я вспомнила о письме.

Письмо было от родителей. Ну, а кто еще будет писать мне настоящие, бумажные письма? Конечно, мы могли бы общаться по электронной почте или звонить друг другу онлайн, но мои родители плохо владели компьютером, а в Интернете ничего не понимали. По телефону мы общались довольно редко, чтобы не тратить денег на пустые разговоры.

Прочитав письмо, я горько расплакалась: родители известили меня о трагической гибели моей любимой собаки, овчарки Ютнер. Ее сбила машина. Я так любила мою верную Ютнер! Она всегда встречала меня как самое любимое существо на Земле! И теперь ее не стало…

Моя душа болела. Переодевшись в ночную пижаму, я легла в кровать. Сон увлек меня почти мгновенно. Должно быть, так мой организм боролся со стрессом.

Посреди ночи, разбудив меня, громко зазвонил телефон. Объятая яростью, я чуть было не разбила его о стену.

Разве умный человек будет звонить посреди ночи? Все нормальные здравомыслящие люди по ночам спят, и я в том числе!

– Алло! Кто это! – громким, полным злости голосом воскликнула я, думая, что кто-то вновь решил так по-свински пошутить со мной.

Я была готова высказать этому шутнику все, что о нем думала, но, к моему величайшему удивлению, вдруг услышала знакомый голос. Я никогда раньше не слышала этот голос в телефоне, но почувствовала, что это был он.

– Привет.

– Седрик, это ты? – спросила я, не веря своим ушам.

– Надеюсь, не разбудил?

– Вообще-то, разбудил.

– Прости. Я просто хотел узнать, как у тебя дела.

Я машинально взглянула на настенные часы.

– В три часа ночи? – со смехом спросила я.

В трубке повисла тишина.

– Да, наверно, немного поздновато, – наконец, после минутного молчания ответил Седрик.

– Раз уж я все равно теперь долго не засну, то могу ответить: у меня все хорошо. А у тебя что, бессонница? – поспешила сказать я, чтобы не дать ему возможности вновь извиниться и прервать наш неожиданный ночной разговор.

– Да, не могу заснуть. – Седрик коротко рассмеялся. – Что ж, рад, что у тебя все хорошо. Я не хотел будить тебя…

– На самом деле, у меня все плохо, даже ужасно, – вдруг вырвалось у меня.

– Что случилось? – Голос Седрика смягчился.

– Сегодня родители сообщили мне о том, что умерла моя собака. Ее сбила машина, а водитель даже не остановился, чтобы отвезти ее к ветеринару, и она два часа пролежала на дороге! – Мои глаза вновь обожгли горячие слезы. – И умерла! Ютнер лежала там, одна… А меня не было рядом, чтобы хотя бы утешить ее, чтобы она не боялась… Прости, что рассказываю такое, мне просто очень тяжело переносить эту потерю одной.

– Что ты, я нисколько не рассержен… Ты плачешь?

– Нет, – всхлипнула я.

– Я могу чем-то помочь?

– Чем? – сквозь слезы, усмехнулась я.

– Не знаю. Но, если мое сочувствие хоть немного уймет твою боль, то знай, что я очень сочувствую твоей потере. У меня была собака в детстве, и ее тоже сбили какой-то пьяный водитель. Я ревел целую неделю.

– Извини, но утешитель из тебя никакой, – честно призналась я.

– Согласен. Но я очень тебе сочувствую, – повторил он. И замолчал.

Прошла минута. Мы оба молчали. И, чтобы хоть как-то разбить эту затянувшуюся паузу, я решила задать ему глупый вопрос.

– Ты не звонил мне вчера? Нет… В пятницу вечером?

***

– В пятницу? – Я лихорадочно искал, что ответить.

Да, это звонил я. В тот момент мне необходимо было услышать голос Вайпер, и тогда я сам испугался того, что позвонил ей. Испугался этих странных чувств. Но не говорить же об этом ей.

– Извини, что спрашиваю… Просто мне позвонил какой-то скрытый номер и даже не представился. Это было странно, – смущенным тоном сказала Вайпер.

Ее голос был необычайно рассеянным. Конечно, ведь я и понятия не имел о том, каково это – когда твой сон жестоко прерывают посреди ночи. Процесс сна был мне чужд, и я совсем забыл о том, что люди спят. Поэтому три часа ночи показались мне подходящим временем для звонка Вайпер. Но я совершенно не собирался разговаривать с ней, а желал просто услышать ее голос. Молча. Однако что-то подтолкнуло меня сказать «привет». А затем я придумал трагическую историю о погибшей собаке, которой у меня никогда не было. Я солгал, чтобы утешить Вайпер. И все же, я не раскаивался в том, что позвонил ей. Это было странное чувство, я никогда не чувствовал его ранее. Я радовался тому, что слышу голос этой смертной девушки.

– Это был я, – коротко ответил я.

Мне казалась, что, услышав мое признание, Вайпер недовольно спросит: «Откуда у тебя мой номер?» или «Почему ты не ответил?». Но я услышал другое.

– Хм, понятно.

Глава 10

Признание Седрика настолько удивило меня, что из множества подходящих и достойных ответов на это признание я смогла сказать лишь то, что сказала.

Седрик так спокойно признался мне в том, что тем шутником был он! Словно это было в порядке вещей. Но я не могла злиться на него. Не могла.

– Тогда спокойной ночи? – вдруг спросил Седрик.

– Да. И тебе тоже, – машинально ответила я.

– До понедельника, – еще раз попрощался он.

– До понедельника, – рассеяно повторила я.

Послышались противные короткие гудки, но я еще десять секунд сидела с телефоном у уха, будто ждала вновь услышать голос Седрика. Но, вдруг осознав, что сижу на кровати – растрепанная, зареванная, и на что-то надеющаяся, мне стало смешно от моего дурацкого поведения.

Зачем он позвонил? И почему так поздно? Почему в тот раз он молчал? Эти вопросы и сотни других пронеслись у меня в голове, и я не могла дать им рациональный ответ. Мне стало намного легче, зная, что Седрик разделил со мной мое горе. Он позвонил мне. Как бы по-дурацки это ни было, в три часа ночи, но я была рада. А чему рада сама не знала.

Боже, неужели я становлюсь наивной дурочкой и потихоньку влюбляюсь в него?

– Я ненормальная! – прошептала я и вновь легла в кровать, но в эту ночь уснуть мне уже не удалось.

***

Торопливо нажав на кнопку сброса, я швырнул телефон на кресло и вышел на балкон. Моросил осенний холодный дождь, и его капли падали на меня, но в этот момент я был рад дождю. Дождь всегда успокаивал меня. Вглядываясь в темноту этой странной ночи, вскоре я пришел в себя. Мой разум тотчас принялся искать причину моего поведения. Я был полон решимости узнать, что творится в моей душе, вспоминая, взвешивая и анализируя, однако ничего того, что я испытывал после встречи со смертной Вайпер Владинович, я не испытывал никогда. За все годы своей жизни я никогда не встречал этого нервного возбуждения и противоестественной одержимости смертной.

Откуда вдруг во мне появилось волнение? Боязнь обидеть ее, сказать что-то неловкое? Голос моего вампирского естества заглох. Я поборол его, подавил, уничтожил. Вайпер стала для меня не просто обычной смертной – я перестал думать о ней, как о человеке. Она больше не принадлежала миру смертных, миру, который я презирал и которого чуждался. Вайпер перестала быть «смертной девчонкой», и стала Вайпер, заставляющей меня чувствовать что-то непонятное.

Я облокотился на каменные перила, скрестил руки на груди, закрыл глаза и решил честно разобраться в себе, в своей душе и в своем отношении к Вайпер Владинович. Без оговорок, упреков и оправданий, я желал понять себя. Кто я есть теперь. Точно не эгоист, презирающий смертных. Я перестал обращать внимание на восхитительный аромат крови Вайпер и видеть в ней недостатки. Хотя, когда это я видел в этой девушке хоть один недостаток? Да, раньше я уверял себя в том, что она – наивна и глупа, но сейчас, оценив свое поведение ее глазами, я увидел, что Вайпер была вправе подумать обо мне то, что высказала мне в лицо. Я был полон радости оттого, что она не держала на меня зла, не сердилась на тот неуместный звонок, когда я молчал, как идиот. Как последний трус. Я был рад тому, что через день вновь увижу ее, заговорю с ней.

Наш короткий и бессмысленный телефонный разговор вызвал во мне бурю эмоций. Он дал мне то, что я искал – ключ к разгадке странного волнительного чувства, которое я испытывал с первой встречи с Вайпер. Мысль о том, что она грустит, причиняла мне моральный дискомфорт, а когда я услышал, что она плачет, в моей душе что-то оборвалось, и меня наполнила боль оттого, что я не в силах ничего изменить. Мне невыносимо было думать, что Вайпер страдает из-за смерти. Ведь я никогда не узнаю, что такое смерть и что это за чувство – терять родных и близких. А ей придется похоронить своих родителей, друзей. Всех, кого она любит. И сама она станет добычей Смерти.

И вдруг, после бурного круговорота этих мыслей, в моем разуме, как и в сердце, наступил покой. Я нашел ответ: Вайпер Владинович стала мне небезразлична. Я влюблялся в нее все больше с каждой новой нашей встречей.

Мне это совсем не нужно. Но это было беспощадной правдой, которую я не мог и не желал отрицать: я влюбился в смертную. В Вайпер. Зачем мне бороться с самим собой? Это было бы трусостью с моей стороны – бояться любить. Все попадают в эти сети, и я – но, боюсь, впервые и навсегда. Однако мои чувства не смущали меня.

Значит, так было суждено. В моей жизни появилась Вайпер, и я не желал терять ее. И теперь я точно знал, чего хотел: Вайпер стала частью моей жизни, и меня тянуло к ней так, как не тянуло ни к одной женщине.

Мысль о том, что я, наконец, нашел ответ на все мои вопросы, сделала меня счастливым. Как это странно: все, чего я хотел – увидеть Вайпер.

Воскресенье было долгим и солнечным, однако желанный понедельник соответствовал лучшим для меня условиям. Этот день был дождливым и холодным, но я был рад, по известным причинам, и желал, чтобы бессолнечная погода длилась вечно.

Понедельник. Сегодня я увижу Вайпер.

Моя мать все-таки воплотила свою угрозу в реальность и приобрела для меня новый автомобиль. Несмотря на сарказм и сомнения в выборе моей родительницы, я был доволен покупкой. Однако, полагаю, без отца не обошлось: автомобиль оказался истинно мужским, мощным и бесшумным. Правда, пришлось перекрашивать его, так как первоначальный цвет авто был желтым (а вот и привет от моей матери). Теперь он был черным – мне всегда казалось, что это самый подходящий цвет для машины, не имеющий претензий на всеобщее внимание.

Обычно я приезжал в университет в самые последние минуты, перед звонком на пару, бросал автомобиль на стоянке и быстро шел в аудиторию, но в этот раз мне необходимо было поразмыслить, поэтому я покинул замок намного раньше обычного. Поставив автомобиль на стоянку, я зашел в почти пустой университет и уединился в одной из аудиторий. Я желал посвятить эти минуты покоя с пользой – выстроить наилучшую стратегию и линию своего поведения с Вайпер. Однако, едва я отдался в распоряжение мыслям, как вдруг в мой разум вторгся цокот каблуков, приближающихся к моей аудитории. Вскоре вошла Юлия – подруга Вайпер. Приход этой девицы удивил меня, но и она явно не ожидала, встретить здесь мою особу. На лице смертной проскользнула тень неудовольствия, но через секунду она надела маску дружелюбия.

– Доброе утро! Никогда не видела, чтобы ты приезжал так рано, – приветливо сказала Юлия, подходя ко мне.

Но ее сладкий тон не обманул меня, и я был недоволен ее появлением, поэтому вновь превратился в хладнокровного и угрюмого Седрика Моргана.

– Что, не в настроении сегодня? – с широкой улыбкой добавила девушка.

– Оно было добрым, – холодно ответил я, решив избавиться от ее общества. И, взяв свой рюкзак, направился к выходу.

– Какой же ты грубиян! Разве мама не научила тебя хорошим манерам? – Вдруг раздался за моей спиной ехидный тонкий голос.

Я сжал зубы и остановился.

Юлия раздражала меня просто неимоверно. Она была типичным человеком, типичной кокеткой: в ней не было ни капли морали, ни самоуважения или проблеска разума. Ее успехи в учебе я не считал разумностью, так как разум и ум – разные вещи, а первый отсутствовал у нее напрочь. Она была пустышкой, пустоцветом, расцветшим для того, чтобы гоняться за парнями. Я не питал к ней никаких чувств, кроме отвращения. И я мог только удивляться тому, что в ней нашла Вайпер – умная, загадочная, интересная, немного меланхоличная, но удивительная. Я с восхищением подумал о силе воли и разуме Вайпер, о том, что она не стала такой же, как ее подруга, и не растеряла свои ценности под дурным влиянием Юлии. Когда я увидел их в кафе, то не мог не отметить, какой яркий контраст был между ними: Юлия пялилась на мой новый автомобиль, а Вайпер лишь окинула его взглядом, и, наткнувшись на мой взгляд, смутилась и отвернулась.

Правильно писал Бальзак – великий чтец душ: все чистое ярко блестит рядом с нечистым. Но он говорил о низких людях, которые своей связью с падшими женщинами хотели выставить свою значимость и мнимую добродетель. Но насчет Вайпер Бальзак сказал бы так: она тускло сияет, не привлекая к себе внимания и не выставляя себя напоказ, и на ее фоне Юлия кажется яркой фальшивкой, которая бросается в глаза, но не имеет никакой ценности. Только зрячие люди смогут увидеть истинную драгоценность в скромном камне и фальшивку в ярком.

Я обернулся к Юлии и увидел ее самодовольную улыбку.

– Я знаю, что тебе нравится ходить на Нусельский мост, – подходя ко мне походкой королевы, сказала Юлия.

– И? – Я старался не выдавать ни словами, ни мимикой свое отвращение и злость к этой смертной, однако мои глаза не слушались меня: я чувствовал, что они превратились в лед.

Но это не остановило юную барышню.

– Интересно, чем же он тебя привлекает? По статистике, каждый второй человек думает о самоубийстве, – похвасталась она своими знаниями.

– Что за чушь ты несешь? – откровенно усмехнулся я, искренне потешаясь над ней и над ее усилиями выглядеть умной. Мне стало просто противно дышать с ней одним воздухом.

– Дослушай, и не делай такое лицо! – съязвила Юлия.

Я с усилием сдержал смех, забавляясь ее самоуверенностью.

– Вайпер тоже ходит на этот мост, – сказала Юлия.

– Я знаю, – коротко ответил я.

– Мне кажется, она думает о самоубийстве.

– С чего ты взяла? – насторожился я.

– Вайпер, конечно, моя подруга, но я не могу не видеть, что с ней что-то происходит: она стала странной, постоянно хмурится, молчит и смотрит на острые предметы, – нахмурившись, сообщила мне Юлия. – Не думай, что она всегда такая смирная и кроткая. Она просто хорошая актриса. Я говорю это не для того, чтобы очернить ее, нет! Просто предупреждаю тебя, чтобы уберечь от проблем. Я-то ее старая подруга и не могу уйти в сторону!

Я смотрел на Юлию и ужасался тому, насколько она лицемерна. Я прожил не одно столетие в этом грязном мире, чтобы обмануться якобы искренней заботой Юлии о Вайпер. Юлия нагло лгала мне в лицо, с целью очернить в моих глазах свою «дорогую подругу», хоть и уверяла меня в обратном. Теперь я видел: она не просто легкомысленна и глупа, но и душа ее – низкая и подлая. Она легко лицемерила и поливала грязью девушку, преданную ей и даже не подозревавшую об истинной натуре этой девицы. И вдруг я понял, почему Вайпер дружит с ней: Юлия обманывает ее, уверяет в искренней привязанности и невидимо подтачивает ее, как термит дерево.

– Если людям нравится Нусельский мост, это не значит, что они думают о самоубийстве. И ты плохой психолог и ужасная подруга. Я вижу насквозь твою низкую душонку. И советую больше никогда не обращаться ко мне, – угрожающе сказал я, думая о том, что могу отступиться от своих принципов и убить Юлию на ближайшейохоте.

Девушка молча слушала меня и бледнела с каждым моим словом.

– И я удивляюсь тому, как такая чудесная девушка, как Вайпер, связалась с такой фальшивкой, как ты. – Я молча развернулся и вышел в коридор.

Несмотря на то, что я выглядел спокойным, в моей душе бушевал ураган: в мою голову пришла мысль, что Юлия, возможно, права насчет Нусельского моста и Вайпер. Ведь Мост самоубийц не мог привлекать просто так. Я думал на нем о том, как люди ищут смерти и находят ее в высоте этого исполина. А Вайпер? Неужели она думает о том же?

Меня объяли тревога и страх того, что Вайпер действительно хочет уйти из жизни. Ее голос в телефоне был нормальным, и я не почувствовал в нем ни грамма темных мыслей. Я почувствовал бы, что с ней что-то не так, едва взглянув на нее. Ее любовь к родителям не дала бы ей думать о самоубийстве, ведь она так любит их.

Нусельский мост всегда манил к себе самоубийц. Это какой-то феномен, необъяснимый и постоянный. Каждый год с него прыгают слабые люди, не сумевшие найти в себе силы жить. И высота – последнее, что они видят. Верная смерть. Что же в нем привлекает простую девушку? Ведь есть прекрасный Карлов мост… Но Вайпер выбрала Нусельский. Я не знал, что думать. Вайпер была загадкой для меня. Что-то в ней было нереальным и странным.

И все же, я не мог знать всех ее мыслей и чувств. Но, даже если она и думает о смерти, я не позволю ей убить себя.

О чем она думает? Грустит или смеется? Или она вообще никогда не смеется, а только грустит и держит свои чувства глубоко внутри себя? Что я мог сделать, чтобы узнать о ней больше? Как это обычно делается у людей?

Я не знал, что значит волочиться за женщиной, ведь никаких серьезных отношений не имел никогда. Были только короткие интрижки с вампиршами. Я никогда не чувствовал, не знал и даже не думал, что существуют еще какие-либо чувства, кроме усталости от долгой жизни, скуки и жажды крови. Вайпер пробудила меня ото сна, такого длинного и непонятного, что сейчас все чувства, разбуженные ею, вихрем метались в моей душе.

Весь день я не мог сосредоточиться. Предметы просто проплывали мимо, а люди быстро скользили вокруг. Мир исчез. Мне было безразлично абсолютно все. Я только ждал, когда придет время нашей встречи с Вайпер. Мне нужно было увидеть ее, чтобы не сойти с ума от мыслей и эмоций, чтобы понять по мимике и жестам ее характер, узнать ход ее мыслей и выяснить, права ли Юлия. Но мне было трудно понять Вайпер: ее лицо почти всегда было серьезным, и улыбка лишь изредка проскальзывала на нем. Ее глаза блестели – она высказывала ими свои чувства, но я, знаток, не мог понять ее. Ее глаза были такими выразительными, что можно было бы увидеть в них все, но Вайпер так старательно контролировала свои эмоции, что я не мог заглянуть дальше. В ее душу.

Как назло, время шло медленно, словно специально растягивая свою форму. Конспекты я никогда не вел. Я сидел, смотрел на часы, маялся и нетерпеливо постукивал карандашом по столу. Я специально сел на задний ряд, чтобы никто не видел моего нетерпения, и чтобы преподаватель не обращал на меня внимания, потому что всегда, когда я нечаянно садился на передние ряды, он постоянно о чем-то спрашивал меня, так как я всегда отвечал мудро и по существу. Но сегодня я спрятался от глаз преподавателя за компанией остряков, которые постоянно садились на галерку и сейчас были удивлены, увидев, что я сел за ними, один на ряду. Здесь я мог думать сколько влезет.

На переменах я искал Вайпер взглядом, но не находил ее. Юлия ходила одна, значит, Вайпер не было в университете.

Придет ли она? А как же наша встреча? Может, она опять струсила или забыла о ней?

Я похолодел: а вдруг с ней что-то случилось? Тревога охватывала меня все больше, и в голову мне приходила только одна мысль – с ней что-то произошло. Моя рука машинально тянулась к телефону, чтобы позвонить Вайпер, но я вовремя сдерживал себя: я позвоню ей, если она не появиться в библиотеке. Звонить сейчас было бы актом отчаяния, а показывать Вайпер свое отчаяние я не желал.

А если она не придет?

И как только смертные живут с этими чувствами? С постоянной тревогой и волнением, страхом, нетерпением? Как они терпят все это? И почему я стал чувствовать то же самое?

У меня мелькнула мысль сожаления о том времени, когда я был свободен, когда в моей жизни не было этой странной девушки Вайпер, когда я не знал всех этих ужасных чувств, когда я жил в свое удовольствие, без всяких тревог.

Но моя тревога улетучилась, когда я, наконец-то, увидел Вайпер.

Сначала я испытал облегченье, но затем – гнев.

***

– Вайпер, наконец-то! Где ты пропадала? Я даже не знала, что говорить преподам! – Юлия поцеловала меня в щеку. – Я сказала, что тебе плохо. О, ты и правда ужасно выглядишь!

Я попыталась улыбнуться.

– Да, я знаю! Мне не везет с самого утра! Проспала, а потом еще ключи не могла найти! Ну, вот, хотя бы на две пары приехала, – весело ответила я ей.

Действительно, под утро я заснула, и так крепко, что не услышала, как звонит будильник. Проснувшись в девять часов, я с ужасом посмотрела на часы и стала быстро собираться, роняя вещи и натыкаясь на мебель. А когда я была готова, то вдруг обнаружила, что не могу найти ключи! Я искала их целых полчаса, перерыла всю квартиру, оставила кавардак и, в конце концов, поняла, что держу эти злополучные ключи в руке.

– У меня сегодня не день, а сплошной сумбур! – пошутила я, пытаясь перевести эту ситуацию в шутку.

Лицо Юлии было кислым. Оно всегда было таким, когда она была чем-то недовольна.

– Что с тобой? – с участием спросила я. – У тебя что-то случилось?

– Да нет, все нормально, просто утром я наткнулась на Седрика, и он наговорил мне кучу гадостей, – грустно ответила Юлия.

Я была удивлена: Седрик нахамил Юлии?

– Но почему? – спросила я, пытаясь разобраться, так как знала, что моя подруга любит преувеличивать размер трагедии.

– Не знаю! Он будто с цепи сорвался, – отмахнулась она.

– Странно… – пробормотала я.

– Что тут странного? Нахал твой Седрик! – Злобно посмотрев на меня, раздраженно выпалила Юлия.

Эти слова заставили меня нахмуриться: Юлия никогда ранее не позволяла себе такой тон!

– Во-первых, Седрик – не мой, во-вторых, почему ты говоришь со мной в таком тоне, как будто я тебе что-то сделала!?– ошеломленная, спросила я.

– Ну, прямо святая! Не прикидывайся, я все знаю! Знаю, что ты специально наговорила ему про меня гадостей, и поэтому он отказался заниматься со мной! Знаю, что ты специально окручиваешь его, хотя тебе прекрасно известно, что он мне нравится! – отчаянно жестикулируя, чуть не кричала Юлия.

Я была поражена и оскорблена ее словами.

Нет, ну что за дешевый фарс! Она обвиняла меня в том, что не понравилась Седрику!

– Не понимаю, почему ты так думаешь, но ты ошибаешься! Я вообще не разговаривала с ним о тебе, и я его не окручиваю! Ты – ненормальная, если так думаешь! – возмутилась я.

Благо, мы стояли в углу, и никто не обращал внимания на нашу ссору, которая возникла на ровном месте из-за фантазий Юлии.

Я никогда не видела ее такой. Такой неистовой и отталкивающе грубой.

– Правда? Тогда ты поклянешься мне, что не будешь встречаться с ним, если он тебе предложит? – Юлия испытывающе смотрела мне в глаза, но я не собиралась уступать ей из-за вымышленных ею же обид.

– С чего бы вдруг Седрик предложит мне встречаться с ним? Мы почти незнакомы и встречаемся лишь в библиотеке, по программе ректора! – усмехнулась я, недовольная глупыми требованиями Юлии. – Ради Бога, ты действительно заблуждаешься насчет него. И у меня нет ни малейшего желания обещать тебе то, что никогда не случится!

Я лукавила: я не хотела обещать ей потому… Потому что где-то в глубине души надеялась…

– Прекрасно, значит, ты не сделаешь то, о чем я прошу? – гордо подняв голову, спросила Юлия.

– Нет. И я считаю твою просьбу, а точнее, приказ, глупым и эгоистичным, – сказала я, не желая уступать ей. Я была невиновна в этом конфликте, и мне было неприятно оттого, что из-за парня она ставила под сомнение нашу дружбу.

– Нет, Вайпер, это ты эгоистка! Не хочешь сделать мне это маленькое одолжение? Тогда, может, объяснишь почему? – Юлия повысила голос.

– Все очень просто: я не хочу давать тебе никаких обещаний, потому что… Не хочу… Уже поздно их давать, – тихо сказала я. – Я поняла, что он небезразличен мне. Но, черт, давай не будем ссориться из-за парня. Если хочешь, мы обе выкинем его из головы, и все будет как раньше.

– Нет! Ничего как раньше не будет! Это конец, Вайпер! Да, мы ссоримся из-за какого-то парня, но я не собираюсь выкидывать его из головы! – Юлия смотрела на меня, как на злейшего врага, и я понимала, что никакого компромисса быть не могло.

– Вот видишь, ты требуешь с меня обещаний, но сама не готова сделать это для меня и нашей дружбы! И мне жаль! Мне очень жаль, – тихо, но с чувством, сказала я. – Ты моя единственная подруга, так почему ты даешь своим предрассудкам встать между нами?

– Какой пафос! Решила выставить меня какой-то стервой! Так знай же: или ты даешь мне это обещанье или все – конец нашей дружбе, – убийственно-холодным тоном заявила Юлия.

– Как ты можешь! – вырвалось у меня.

– Вот так и могу! Не волнуйся, Седрик расскажет тебе о том, какая я плохая! Он – идиот, раз предпочитает мне тебя!

– Ты говоришь чушь! И ради этого идиота, как ты выразилась, ты разрушишь нашу дружбу? Три года коту под хвост? И все из-за парня! Не думала, что такая проблема вообще когда-либо возникнет!

– Я тоже! Кто бы мог подумать, что он предпочтет тебя? Решай здесь и сейчас: или он или я.

Я была обескуражена. Она поставила мне ультиматум. Смешно!

– Я не хочу жертвовать ни тем, ни другим. Дай мне подумать! – с отчаяньем сказала я, понимая, что не смогу сейчас так быстро все решить… Не смогу просто взять и вырвать Седрика из своего сердца, ради прихоти своей подруги!

– Хорошо, подумай. До вечера! – мрачно сказала Юлия и, развернувшись, пошла от меня прочь.

Я осталась стоять, но ноги не держали меня. Мне пришлось облокотиться о стену.

Ссоры… Как я не любила их! В этот раз не я была неправа, но мне нужно было объяснить Юлии свои чувства спокойно и толково, а не говорить с ней так грубо и обзывать сумасшедшей. Черт, неужели это новое чувство – симпатия к Седрику рассорит меня со всеми друзьями?

«Со всеми? Как будто у меня их так много!» – обреченно подумала я.

Тяжело вздохнув, я направилась за Юлией. Меня захлестнуло чувство вины за то, что я действительно знала, что ей нравится Седрик, но я все равно позволила себе думать о нем. Мне захотелось пойти за ней, попросить у нее прощения и дать какие угодно клятвы. Но моя гордость не позволила мне сделать это.

«Я – ужасная подруга!» – пронеслось в моей голове, но я решила отдаться в руки судьбы и подождать знака, который укажет мне на верный выбор: призрачные надежды на любовь Седрика или дружбу с Юлией, но уже запятнанную недоверием, дружбу, которую, как оказалась, Юлия невысоко ценит.

Подняв взгляд от пола, я увидела Седрика. Он словно слышал нашу с Юлией ссору, так как смотрел на меня презрительно и прямо в глаза. Я не смогла выдержать его взгляда: в нем читался глубокий упрек, поэтому я поспешно отвела глаза и поспешила в аудиторию.

Как я и думала, Юлия пересела на другой ряд. Я не стала показывать свое разочарование – в конце концов, она всегда так делала, когда мы ссорились, но такой крупной ссоры у нас не было никогда. Она всегда обижалась на меня из-за мелких пустяков, которые выдумывала сама же.

Но в этот раз я чувствовала себя виноватой, и это жгло и мучило меня.

С такими мыслями я отсидела две пары. Юлия упрямо не разговаривала со мной и давала мне понять, что не заговорит со мной до тех пор, пока я не отступлюсь. Но я вдруг поняла, что мои извинения ни к чему не приведут, потому что ей нужно было только одно – то, что я не могла ей дать.

Глава 11

Не могу передать словами чувство, которое я испытал, встретившись с взглядом Вайпер. Это была душевная боль, но яростней и сильней, чем она, будто меня полоснули ножом по сердцу. Ее взгляд был полон такой печали, что мне стало стыдно за то, что я так гневался на нее, пока слушал ее разговор с Юлией, сидя в соседней аудитории.

Меня злило то, что Вайпер была так слаба и наивна. Как она не поняла, что ее подруга, на самом деле, ей совсем не подруга? Иногда Вайпер просто бесила меня. Почему она позволяет другим людям использовать ее? Она видит, что они пользуются ее добротой и безотказностью, но ничего не предпринимает для того, чтобы прекратить это.

Она сказала, что я небезразличен ей – в этот момент я был рад, но затем разозлился: она цеплялась за эту стерву Юлию как забитая маленькая девочка, и мне было очень досадно за нее. Ее взгляд – взгляд загнанной в угол жертвы, я видел такой много раз. В нем было все: боль, обида, терпение, разочарование.

Я с нетерпением ждал момента, когда Вайпер будет выходить из университета. И вот, наконец, она вышла из здания. Увидев меня, она нахмурилась, словно желая пройти мимо меня незамеченной, но я не собирался дать ей сбежать.

– Нам нужно поговорить. – Я бесцеремонно схватил ее за руку (Вайпер вздрогнула, когда я прикоснулся к ней своей ледяной ладонью) и потащил к моему автомобилю. К счастью, на стоянке никого не было, хотя и люди не помешали бы мне увезти Вайпер даже против ее воли.

Она не сопротивлялась, а шла за мной, как послушный ребенок, но, когда я обернулся к ней, то увидел на ее лице настоящий испуг.

Но у меня не было ни времени, ни желания успокаивать ее.

– Что происходит? Что ты делаешь? – тихим, полным тревоги голосом, спросила она.

Я открыл дверцу.

– Садись. – Мой голос прозвучал грубовато.

Девушка удивленно посмотрела на меня, но все же села туда, куда я приказал ей – на переднее сиденье рядом с водительским креслом.

Захлопнув дверцу и обойдя машину, я сел за руль.

– Я подвезу тебя, – твердо сказал я, не глядя в сторону Вайпер, хотя она ни о чем не спрашивала, а просто молчала и с тревогой смотрела на меня.

Меня раздирало желание прочитать ей лекцию, накричать на нее, но слова, которые еще минуту назад рвались из моего горла, испарились: покорность и страх Вайпер подействовали на меня как успокоительное.

Я резко надавил на газ, и автомобиль бешено помчался по дороге.

Мы молчали. Я не желал смотреть на Вайпер, а она отвернулась к окну.

Вайпер! Она казалась мне такой независимой, а на самом деле…

– Черт! – Я резко остановил авто, и мы оба чуть не стукнулись головами о панель.

– Почему ты позволяешь ей использовать тебя? – холодно спросил я. – Тебе доставляет удовольствие, когда о тебя вытирают ноги?

Вайпер ошарашено смотрела на меня.

– Однако, спасибо, что сравнил меня с половым ковром! – вдруг тихо сказала она.

В ее словах слышалась усталость и грусть, но я был так зол, что не мог остановить свой словесный поток.

– А как тебя еще назвать? Эта стерва Юлия использует тебя, рассказывает о тебе Бог весть что, вытирает о тебя ноги, а ты или не чувствуешь этого, или тебе это нравится!

– Это не так! – вдруг возмутилась Вайпер. – Юлия – хорошая подруга, и тебя не касается, что у нас происходит!

– Как ты наивна, черт побери! Только сегодня утром она пыталась очернить тебя в моих глазах! Как ты можешь не замечать того, что происходит на самом деле!

– Это не твои проблемы! – вдруг вскричала она.

– Да, не мои, но твое никчемное поведение выводит меня из себя!

– Я не хочу об этом разговаривать!

Вайпер попыталась открыть дверцу, но тщетно: я заблокировал ее. Вайпер яростно толкала дверцу и нажимала ручку, но, в конце концов, бросила эти попытки.

– Открой дверь, – тихо попросила она.

– Не открою, пока мы не разберемся, – мрачно ответил я.

– Что тебе нужно? – глухо спросила она, глядя в лобовое стекло.

– Хочу понять, почему ты так не ценишь себя.

– Ты ничего не знаешь.

– Зато я вижу.

– Тебя это не касается. – Вайпер говорила тихо, но твердо, скрестив руки на груди и не глядя на меня.

– Почему ты позволяешь Юлии… – начал я.

– Ничего я ей не позволяю! Ты даже не знаешь, о чем идет речь! Седрик, это тебя не касается! – перебила она меня. – Открой эту чертову дверь!

– Тогда почему мне так обидно за тебя? А тебе самой, кажется, нет, – холодно сказал я.

– Я не хочу об этом разговаривать.

– Ты слепа и не видишь того, что все пользуются тобой.

– Это мои проблемы. Что тебе нужно?

– Я уже сказал, что мне нужно! – вспылил я. Она просто выводила меня из себя!

– Открой дверь, – тихо повторила Вайпер.

Я открыл, потому что чувствовал, что сейчас взорвусь от негодования. Пусть идет!

Вайпер быстро выскочила из автомобиля и зашагала прочь.

Сам того не ожидая, я тоже покинул авто и пошел за девушкой. Быстро догнав Вайпер, я развернул ее лицом к себе.

– Я считал тебя сильной, но теперь вижу, что ошибался, – холодным тоном сказал я.

Вайпер подняла на меня взгляд: ее глаза были полны слез.

– Да, я – слабая! Доволен? Я знаю это и без тебя! Что я могу? Ничего! Я всего лишь слабый человек! Черт, отпусти меня, ты делаешь мне больно!

Я поспешно отпустил ее тонкое запястье. Она отвернулась.

После того, как я высказал ей, нет, не все, а всего лишь малую часть того, что крутилось у меня на языке, мне стало легче. Или это ее слезы так подействовали на меня – я никогда раньше не видел, как она плачет. Я тут же почувствовал себя негодяем.

– Ты думаешь, я сама этого не знаю? Все пользуются тем, что я хороший человек. – Ее голос был дрожал, я почувствовал, что заставил ее открыться мне. – Ты думаешь, мне нравится все это? Я просто не знаю… Не умею отказывать людям! Я всегда надеюсь, что они сами поймут это, но нет! И Юлия! Она всегда была мне лучшей подругой, но теперь она показала, насколько она жестока! Я наивная! Я верила в нашу дружбу! У меня теперь никого нет! Я совершенно одна!

– Юлия недостойна быть рядом с тобой, – сдавленно сказал я, пытаясь утешить ее, но не зная, как это сделать. – Не плачь, прошу тебя. – Я встал к ней лицом к лицу и увидел, что она не плакала, но в ее глазах блестели слезы.

Она ничего не говорила, а просто смотрела на меня.

– Прости меня. – Я протянул руку и погладил ее по волосам. Какое блаженство!

– Ты ненавидишь меня? – робко спросила Вайпер. – Такую слабую, ничтожную?

– Нет, – ответил я, вкладывая в это слово всю свою душу. – Я не могу тебя ненавидеть.

***

«Тогда почему ты так со мной поступаешь? – кричала я внутри себя. – Почему ты так унижаешь меня?»

Его прикосновение к моим волосам загипнотизировало меня. Я смотрела в его прекрасное белое лицо и поняла, что он был растроган моими слезами и не знал, как себя вести, поэтому утешал меня, как ребенка, гладя по волосам.

Когда кончились пары, я решила не встречаться с Седриком – мне нужно было подумать. И к тому же он опять так презрительно смотрел на меня, будто я была похожа на жабу. Я решила сбежать из университета и совершила бы мой побег удачно, если бы не он.

Покинув здание факультета, я с ужасом увидела Седрика, стоящего прямо у выхода и облокотившегося на стену, будто он ожидал кого-то. Вот черт! Приняв гордый вид, я хотела, было, пройти мимо него, как вдруг он загородил мне дорогу, схватил меня за руку и потащил за собой. Я была так удивлена, что просто и не думала вырваться. Я шла за ним, как в глубоком трансе, и с удивлением заметила, что он вел меня к своей новой машине. Меня объял испуг. Тон Седрика задел меня, но я села в машину, сама не понимая, зачем. Я не знала его, не знала, что он задумал, но спокойно села в его машину!

Что ему нужно? Зачем он это делает? Куда он везет меня, в конце концов! Но Седрик молчал и обращал на меня внимания. Я тоже не смотрела на него, но мельком увидела, что его лицо было непроницаемым и холодным. Его скулы были напряжены. Он не отрывал взгляд от дороги. Его холодный строгий вид пугал меня.

И что потом? Он накричал на меня! Упрекнул в слабохарактерности и раболепии! Да кто он такой, чтобы судить меня? Он меня не знает! Не знает, кто я!

Я чувствовала, как на глаза навернулись слезы, но плакать перед ним я не желала. Не дождется! Пусть говорит, что хочет, но моих слез он не увидит! Никогда!

«Ты ненавидишь меня?» – единственный вопрос, крутившийся в моей голове.

«Нет. Я не могу тебя ненавидеть».

Я непонимающе смотрела в его холодные голубые глаза.

Что? Что он сказал? Зачем он так говорит?

– Что ты сказал? – прошептала я, не веря своим ушам.

– Тебе нужно быть сильнее, – тихо сказал Седрик, не отводя взгляда от моего лица.

– Если ты меня не ненавидишь, тогда что? Что ты… – Я не смогла договорить.

– Ты хочешь знать?

Я кивнула, потому что не в силах была ответить.

– Я знаю, что небезразличен тебе, – ответил он.

Как он догадался? Я ведь и виду не подавала!

– Я слышал твой разговор с Юлией, – словно прочитав на моем лице, добавил Седрик.

– Но как ты мог слышать? Тебя ведь не было рядом… – непонимающе, спросила я.

– Я стоял за углом. И вы разговаривали намного громче, чем тебе кажется.

Но я прекрасно помнила, что сказала о том, что Седрик небезразличен мне почти шепотом. Как он мог услышать?

Я нахмурилась.

– Ты так и не сказал, – нахмурившись, напомнила ему я.

– Ты тоже небезразлична мне, – тихо сказал Седрик.

Его слова показались мне нереальными, будто их сказал не Седрик, а они просто плавали в моем воображении. Словно я сама выдумала их.

– Ты ничего не скажешь? – Как сквозь туман, услышала я его голос.

Его лицо было спокойным, а ледяные еще секунду назад голубые глаза светились мягким светом.

– Ты думаешь, я слабая? – ответила я вопросом на вопрос.

– Да, но я помогу тебе стать сильнее, – тихо ответил он.

– Но я не знаю, кто я! – Слова выпрыгивали из моего горла и растворялись в воздухе. – Я играю разные роли: подруга, преданная и безотказная! Дочь, умница-студентка, которая не думает ни о чем, кроме учебы! Я не могу разобраться в себе, мои мысли часто путаются, я слишком много мечтаю! Мое воображение убивает меня!

– Все мы играем разные роли. Иногда мы не знаем тех, кто стоит рядом и того, что они желают большего, чем простая симпатия. – Седрик мягко улыбнулся.

Должно быть, кровь ударила мне в голову, приняв такую прекрасную галлюцинацию. Это не может быть наяву! Седрик Морган хочет быть со мной? Что за чушь? Я никогда не поверю в это!

– Ты не хочешь быть со мной, – промямлила я.

– Хочу. – Он стоял так близко, что я чувствовала его дыхание.

– Ты играешь со мной! – вырвалось у меня.

Я не могла поверить ему.

Седрик нахмурился и отступил назад.

– Я отталкивал тебя прежде, но я никогда не играл с тобой. Ты слишком слепа, чтобы понять очевидное! – Он развернулся и стал уходить.

Меня охватил ужас. Что я наделала! Своим неверием я оттолкнула его!

Я быстро пошла за ним.

– Ты уходишь?! Просто уходишь?! – отчаянно воскликнула я.

– Кажется, я ошибся, подумав, что у тебя есть ко мне теплые чувства! – холодно начал Седрик, но все же взглянул на меня. В его голосе слышался упрек.

– Прости, я обидела тебя! Я хочу быть с тобой! Просто все это так… Нереально! – Я задыхалась от волнения.

Слезы вновь подступили к моим глазам, и образ Седрика стал расплываться.

Он резко остановился и обернулся ко мне.

– Ты хочешь быть со мной? – недоверчиво переспросил он. – Почему?

– Ты слишком слеп, чтобы понять очевидное? – сказала я его же словами.

Седрик смотрел на меня: на его лице были видны следы внутренней борьбы.

Затаив дыханье, я наблюдала за ним и отчаянно боялась того, что он оттолкнет меня. Мои ужасные слова ранили его. Как я могла? Он только что сказал, что я небезразлична ему и что он хочет быть со мной, но я все разрушила! Я сама!

Вдруг его лицо озарилось мягким светом, а его голубые глаза засветились. Он обнял меня, и я с восторгом ответила ему крепким объятием. Мне было спокойно и хорошо.

«Вот она – моя судьба! Все решилось. Я выбрала его! Мне нужен только он» – с умиротворением, подумала я, наслаждаясь его объятиями.

Это происходит на самом деле или я сплю? Если это так, я не хочу просыпаться. Теперь мир изменился. И я изменилась.

Когда мы шли к машине, взявшись за руки, мы увидели, где находились – мы были окружены осенним покоем пустого парка.

Мы приехали к моему дому, и еще долго сидели в машине, не зная, что сказать друг другу и болтая о пустяках. При прощании мы не обнимались, но я робко поцеловала Седрика в щеку, отчего на его лице расцвела довольная улыбка.

Этот день стал началом моей новой жизни. Жизни, где есть Седрик. Где я впервые полюбила. Моя новая прекрасная жизнь. Я надеялась, что она не закончиться никогда.

Все во мне ликовало. Небо казалось мне совершенно другим – безумно красивым, воздух – свежим и чистым, как и вся природа, как вся моя будущая жизнь. Я чувствовала себя красивой и единственной.

Как странно люди находят друг друга. Неужели, действительно, есть Бог или Судьба, которые сводят людей как нити и шьют из них жизнь? Неужели, мы с Седриком – такие нити? Но тогда я сделана из простого льна, а Седрик – из шелка. Я никогда не предполагала, что буду с кем-то встречаться, и уж точно не с ним. Надолго ли это? Как получилось, что все изменилось в один миг? Как получилось, что он полюбил меня?

Он со мной. Завтра я вновь увижу его. Он заедет за мной утром, и мы будем парой.

Парой. Как странно звучит это слово!

Как прекрасно любить.

Как прекрасно жить, зная, что тебя любят.

Глава 12

Ночь была для меня бессонной: я находилась между сном и явью, и размытые голоса и фрагменты преследовали мое сознание, мелькали перед моими глазами, не давали мне заснуть. В четыре утра я решила бросить тщетные попытки заснуть и, лежа на спине, смотрела в потолок. Я решила подождать, когда стрелки прикроватного будильника покажут шесть, однако через полчаса не выдержала пытки и встала с кровати. Спать мне совершенно не хотелось, и я желала только, чтобы мысли оставили меня. Не переодеваясь, я пошла на кухню, чтобы взбодрить свой организм чашкой горячего кофе. До шести я сидела так, за столом, у окна, выпивая кофе, чашку за чашкой.

Наверно, я пью слишком много кофе.

Голос разума говорил мне, что не нужно так волноваться и переживать из-за какой-то встречи, но этот голос был заглушен воплями сердца, и я беспокойно ждала приезда Седрика.

Для нашей встречи я надела фиолетовую юбку и осенние теплые сапоги. Я не носила каблуки и никогда не понимала, зачем другие девушки шли на такие жертвы лишь для того, чтобы выглядеть сексуально. Также я тщательно расчесала волосы и, глядя на себя в зеркало, отметила, каким ужасно бледным было мое лицо.

Наконец, я услышала звонок и тут же вздрогнула. Немного погодя, я взяла трубку.

– Доброе утро, Вайпер. – Послышался в телефоне голос Седрика.

На моем лице тут же расцвела улыбка: моя душа ликовала!

– Доброе утро. – Я невероятным усилием воли заставила себя говорить твердо. – Я уже готова, только возьму сумку и выйду.

– Хорошо, я жду тебя, но можешь не спешить, – сказал Седрик.

Я подошла к окну и, прячась за занавеской, увидела Седрика: он стоял рядом со своей машиной, скромно одетый. Он ждал меня.

Быстро надев теплую черную кофту, я взяла сумку, закрыла квартиру и быстрым шагом спустилась вниз, – мне не терпелось увидеть возлюбленного. Едва я появилась из-за входной деревянной двери, ко мне тут же подошел Седрик. Я не смогла скрыть радостную улыбку, и он тоже улыбался – своей прекрасной мягкой улыбкой. Он взял мою ладонь в свою и поцеловал ее.

Этот романтический жест обескуражил меня, но мне было приятно оттого, что Седрик соблюдал правила приличия и не тянулся к моему лицу с поцелуями. Но я знала, что он и не лез бы: по его поведению ощущалось, что он был несколько старомоден.

Вдруг я отчетливо почувствовала, что мое лицо загорелось – должно быть, я густо покраснела, но Седрик словно не обратил на это внимания и повел меня к машине. Он усадил меня в салон, закрыл дверцу и только после этого сел за руль.

Черный «Ауди», в отличие от вчерашней бешеной гонки в парк, мягко и плавно повез нас в университет.

***

 Я был ошеломлен. Моя жизнь круто изменилась: я полюбил смертную.

Вчера, в парке, я понял, что Вайпер не просто небезразлична мне, но что я люблю ее, что не могу прожить и дня без ее голоса, без того, чтобы увидеть ее, коснуться ее руки, ее волос. Как быстро я пал.

Когда мы расстались с Вайпер, я приехал в замок, окутал салон авто и себя порцией купленного пять минут назад освежителя воздуха и поднялся в зал. Все мои мысли были в укрытом опавшей листвой парке, где я обнимал Вайпер, держал ее ладони в своих, слушал ее дыхание, прикасался к ее прекрасным мягким волосам… А потом я оказывался рядом с ее домом, в воспоминаниях о том, как она уходила, как слышались ее шаги на лестнице, и как зажегся свет в ее окне.

Ночь прошла мучительно долго, но я провел ее на балконе своей комнаты, укрывшись от всех, наслаждаясь своими мыслями и с нетерпением ожидая, когда наступит рассвет. А ведь до этого дня я его ненавидел.

Когда Вайпер вышла из дома, сияя своей ангельской улыбкой, в распахнутой черной кофте, я был вознагражден за все. Рассеялись все мои страхи: страхи того, что она не поднимет трубку или не выйдет ко мне – все они разбились об эту улыбку, чтобы увидеть которую, я ждал всю эту невероятно долгую осеннюю ночь

Я поцеловал ее руку – это казалось мне самым сильным объяснением в любви, и я просто не знал, как поступают в современности. Я жил мнениями и этикетом прошлых веков. Возможно, Вайпер посчитала меня странным.

Сейчас она сидела рядом со мной, в автомобиле, и я знал, что так и должно было быть: она должна быть только со мной, а я – с ней. Когда она была рядом, я чувствовал себя полноценным и живым. Своим присутствием она заставляла меня быть счастливым, даже не говоря мне ни слова. Раньше я просто существовал и лишь сейчас узнал, что такое жизнь и как она прекрасна. Только сейчас, только с ней. Я понял для чего жил все эти мучительно-долгие годы: чтобы дождаться Вайпер.

Мы молчали. Я не знал, как начать разговор, и она, вероятно, тоже.

– Седрик, – вдруг тихо сказала Вайпер, нарушив наше тягостное молчанье.

– Да? – Я был безумно рад услышать ее голос.

– Ты позанимаешься со мной сегодня?

– Конечно. Не волнуйся, ты сдашь экзамены на отлично, – с улыбкой сказал я, желая, чтобы тень, легшая на ее чело, улетучилась.

– Мне так не кажется. Я думаю, что… – Она вздохнула. – Что мне будет очень тяжело сдать физику.

– Поверь, ты будешь понимать ее лучше, чем сам преподаватель. Я умею объяснять.

– Я знаю, – усмехнулась она. – Только тогда я ни слова не поняла.

– Тогда я вел себя как свинья, и это отвлекло тебя от физики, – поморщившись, напомнил ей я.

– Да уж, – с усмешкой сказала Вайпер. – Но, забудем об этом: мы оба были неправы.

– Ты лукавишь и стараешься выгородить меня, – усмехнулся я.

– Я просто пытаюсь быть объективной! – возразила она и посмотрела на меня таким сияющим взглядом, что я чуть не упустил руль.

– Не волнуйся, все будет хорошо. Ты сдашь. Я уверен в тебе, – с улыбкой подбодрил ее я.

– Только я сама в себе не уверена.

– Так не пойдет: ты тоже должна быть уверенной и поверить моим словам. Я никогда не ошибаюсь, – самодовольно сказал я.

Вайпер улыбнулась.

Я не знал, как обращаться к любимой, но не называть же ее постоянно только по имени. Я слышал, как обращаются друг к другу влюбленные смертные: «котик», «зайчик» и все в том же духе. Но все эти прозвища казались мне жутко пошлыми и недостойными касаться Вайпер. Она заслуживала намного большего, чем эти банальные обращения. У меня не было опыта в красивых словах и фразах. И теперь мне было неловко осознавать свою некомпетентность в этой сфере.

– После пар сядем в библиотеке и подтянем твою физику, – сказал я, уже предвкушая эти счастливые часы.

– У меня сегодня четыре пары, – сказала Вайпер. – Я освобожусь раньше.

– У меня тоже четыре пары, значит, можем встретиться сразу после пар.

На самом деле, у меня было не четыре, а три пары, но я с удовольствием был готов подождать ее. А солгал я потому, что уже немного изучил ее характер и понял, что малейшее ожидание или безвозмездная услуга принимается ею слишком тягостно.

– Отлично, тогда встретимся там, – ответила она на мое предложение.

Мы заехали на стоянку университета. Припарковав авто, я вышел из него и открыл дверцу для Вайпер. Она с удивленной улыбкой посмотрела на мою протянутую ей руку, но приняла ее без колебаний.

«Почему она так удивляется? Неужели в этой эпохе женщины настолько самостоятельны?» – невольно подумал я.

Вайпер поправила свою кофту и посмотрела на меня.

– Пообедаем сегодня вместе? – предложил я.

Вайпер вдруг густо покраснела, и только сейчас я понял причину ее неловкости: она стеснялась. Я оглянулся вокруг и увидел удивленные взоры студентов, наблюдавших за нами. Мне нужно было рассеять ее страх и помочь ей перебороть стеснительность. Я взял руку любимой и мягко притянул Вайпер к себе, пытаясь защитить ее от любопытных взглядов. Она покраснела еще больше.

– Прости, я чувствую себя так неловко! – прошептала она.

– Не обращай внимания на этих людей – им просто нужен новый повод для сплетен, – тоже прошептал я.

И, взявшись за руки, мы направились к входной двери, все еще ощущая, как все глазеют на нас. Несколько раз я чувствовал, как Вайпер лихорадочно сжимала мою ладонь, и в ответ я крепко, но, не причиняя ей боли, сжимал ее ладошку.

– Давай встретимся у столовой, на большой перемене, – предложила она, когда пришел момент расставания на время пар.

– Хорошо. Я буду ждать тебя. – Я поцеловал ее руку, и мы разошлись по своим аудиториям.

Весь день, со всех сторон, я слышал, как шептались между собой девушки и мои однокурсники: «Наконец-то, этот Морган нашел себе подружку. А кто она?» и «Неужели этот нелюдим снизошел до какой-то девушки?».

Меня раздражало это любопытство. Но мысли о том, что я любил Вайпер и что она со мной, помогали мне высидеть скучные пары и не обращать внимания на сплетников. Это было странное чувство – знать, что теперь я отвечал не только за свою жизнь, но и за жизнь Вайпер, чувствовать, что я не один, что рядом со мной есть девушка, которую я люблю, и которая любит меня.

Любит?

Этого я не знал, но чувствовал, что небезразличен ей. И мне хватало этого, чтобы быть счастливым.

***

Я зашла в аудиторию, и в меня тут же впились десятки взглядов: однокурсники наблюдали за мной: все улыбались саркастически, некоторые – добродушно, но красивые девушки мерили меня взглядом, будто спрашивая: «Что в ней нашел Седрик Морган?».

Этот назойливый интерес заставил меня ужаснуться, но затем мне удалось взять себя в руки. Я села в полупустой первый ряд, чтобы лекция отвлекла меня, и чтобы хоть на какое-то время забыть о Седрике.

Сзади меня шепталась стайка девушек, прерывая свой шепот смешками, и я чувствовала, как их взгляды прожигали мне спину, но мне было все равно: пусть! Пусть думают обо мне, что хотят!

Пара прошла быстро, потому что я не думала ни об окружающих, ни о Седрике, а полностью сосредоточилась на физике. На перемене никто не заговаривал со мной, и мне стало одиноко от мысли, что теперь у меня нет подруги, которой я могла бы доверить свои мысли и которая поддержала бы меня. Вокруг меня были одни насмешки, или наоборот – равнодушие. Казалось, новость о том, что я и Седрик приехали в университет на одной машине, доставила сплетникам долгожданную пищу для разговоров.

К концу перемены ко мне за парту вдруг подсела Юлия. Ее появление рядом со мной удивило меня: вчера вечером она позвонила мне, чтобы узнать какой выбор я сделала, и я без обиняков сказала ей, что я выбрала Седрика, и что такая лицемерная подруга мне не нужна. Юлия отреагировала на эту новость раздражением и плохими словами, но я вовремя отключилась.

И вот, она подошла, села рядом со мной и загадочно улыбнулась, но в ее красивых глазах и улыбке чувствовались презрение и холод.

– Так, так, кто у нас здесь? Предавшая подруга, которая увела моего парня? – елейным голоском сказала она.

– Твоего парня? Кажется, твоим парнем еще недавно был Ян, – спокойно ответила на это я.

Юлии следовало бы, наконец, понять, что ей больше не удастся манипулировать мной.

– Да, моего! Седрик мог быть моим, если бы не вмешалась ты! – тихо прошипела она.

Я пожала плечами.

– Мы обе знаем, что это не так, – ответила я и испытывающее посмотрела в ее наглые глаза, но она даже не моргнула.

– Интересно, и на что он польстился? Как ты умудрилась его подцепить? – все тем же сладким голосом продолжала Юлия.

Подцепить… Как рыбу на крючок. Но Седрик – не рыба, а я – не крючок, цепляющий парней. Слово «умудрилась» тоже вызвало во мне негодование.

– Ты прекрасно знаешь о том, что я не бегала за ним и уж точно не пыталась его «подцепить». Я понимаю, что тебя это бесит, но знай – тебе не удастся разозлить меня: теперь я узнала твою истинную сущность, и больше никогда не пойду у тебя на поводу. – Я усмехнулась, увидев, что Юлия презрительно хмыкнула.

– В любом случае, ты ничего не докажешь! Почти все наши однокурсники – на моей стороне, и они считают тебя легкодоступной шлюшкой! Тебя же поддерживают только заучки, которые завидуют моей популярности и красоте! Я знаю тебя: ты сломаешься, ведь ты так зависишь от чужого мнения! Стоит только сказать тебе обидное слово, как ты тут же захлебываешься в слезах!

Я слушала ее ядовитые речи и удивлялась тому, насколько слепой была все эти три года! Где был мой разум?

– Возможно. Но, Юлия, ты никуда не развиваешься, ты стоишь месте, и вскоре все поймут, какова ты на самом деле. И не надейся – я не сломаюсь! Моей вины здесь нет. К тому же мнение окружающих меня мало интересует, – твердо сказала я.

– Ха! Бедняжка, ты так ослеплена тем, что он выбрал тебя! Но подумай сама: надолго ли это? Такие парни, как Седрик, не выбирают для серьезных отношений таких, как ты!

– Что ты имеешь в виду? – не поняла я смысл ее фразы.

– Как что? Он – красавец, богач, и так далее! А ты? Ты – нищая, как церковная мышь, ты, прости мою прямоту, – посредственность! Серая мышка! Хоть это и звучит грубо, но это правда. Ты была такой наивной, такой беззащитной на первом курсе, и я взяла тебя под свое теплое крылышко! И вот как ты отблагодарила меня!

От такой наглости, на миг я лишилась дара речи. И это говорит мне та, что уверяла меня в том, что я – лучшая подруга на свете!

– Тут только два варианта: или он просто играет с тобой и издевается над твоей наивностью со своими друзьями, или просто хочет затащить тебя в постель, что ему удастся без проблем, ведь ты сразу стала на него вешаться! А может, ему уже это удалось? – с презрительной улыбкой сказала Юлия.

– Как ты смешна! – со смехом ответила я на эту тираду. – У тебя, действительно, очень богатая фантазия! К тому же, не суди людей по себе. Тебе все равно не удастся обидеть или разозлить меня.

– Обидеть? Я просто хочу дать тебе один совет: рядом с Седриком должна быть девушка равная ему, а не ты! – выкрикнула Юлия мне в лицо и поспешно удалилась, но я услышала, как по дороге она обозвала меня непристойным ругательством.

Но я лишь усмехнулась. Я была горда тем, какой отпор дала ей. Конечно, мне было очень обидно от ее лживых слов. И все же… Она хотела заронить в моей душе сомнения в искренности Седрика, и ей это удалось: цветы сомнения вновь подняли свою голову, а потом пришли и мысли о том, что я действительно недостойна быть рядом с ним.

Почему Седрик выбрал меня? Я ведь простая, ничем не примечательная девушка ни красотой, ни умом. Юлии удалось убедить меня в этом, и я жестоко страдала от этих мыслей. Мне вдруг стало ужасно жаль себя. Это слабо, противно – жалеть себя, но я находила в этом некоторое утешенье.

Я спрошу его. Почему он выбрал меня?

Сегодня же.

***

– Седрик, почему вы не записывайте конспект? Я не буду по сто раз повторять эту лекцию!

Строгий тон профессора Марчека вернул меня в реальность, а точнее, грубо прервал мои мысли о Вайпер.

Все студенты повернули головы в мою сторону, словно желая услышать, что я отвечу.

– У меня отличная память, профессор, – отозвался я.

Аудитория хихикнула.

– Не знаю, где вы сейчас находитесь, но явно не в этой аудитории и не на этой лекции, – строго заметил преподаватель.

Вновь смешок.

– Я размышляю о том, как спасти мир от глобального потепления, – пошутил я, зная, что этот остряк не отстанет от меня, пока сам не скажет что-нибудь остренькое.

Аудитория со смехом наблюдала за нашим диалогом, наверняка, довольная тем, что скучная лекция хоть ненадолго задержится.

– Ну, это дело правое. Размышляйте на здоровье, а когда найдете решение, скажите мне, и мы с вами вместе будем спасать планету, – ответил Марчек.

– Как Чип и Дейл? – крикнул кто-то.

Студенты хохотнули.

Профессор Марчек тоже не удержался от добродушного смеха.

– Именно! Но вернемся к лекции. Седрик, все-таки отложите свои размышления на перемену, так как экзамены не за горами, и тесты будут по моим лекциям. Не зря же я пытаюсь заронить в ваши легкомысленные головы хоть зернышко знаний!

– Как скажете, – беспечно ответил я.

Профессор заунывным голосом продолжил лекцию, а я вновь погрузился в прекрасные мечты.

– Седрик!

Я вновь очнулся.

– Вы опять не пишите! – с упреком сказал Марчек.

Я кивнул и взял ручку.

К счастью, профессор с новым вдохновением стал рассказывать про геометрию на современном уровне и больше не обращал на меня внимания.

К черту конспект! Я знал геометрию от и до. К тому же я не мог сосредоточиться на лекции: мысленно я действительно был не здесь. Я был с Вайпер.

За окном начал накрапывать дождь. Его капли падали на стекло и медленно скользили вниз. Я смотрел на эту красоту и осознавал, что раньше не замечал ее, не придавал ей никакого значения, будто раньше я никогда не видел дождя.

С Вайпер я стал зрячим: она исцелила меня от слепоты, и, хотя мы были знакомы совсем недолго, я чувствовал, что становился другим, менялся, шел из тьмы в свет. Точнее, Вайпер вела меня за руку, а я словно поглощал свет, идущий из ее души.

Я сидел на лекции по геометрии и вспоминал нашу первую встречу с Вайпер. Наверно, люди находят друг друга именно так – сначала не замечают, а потом будто просыпаются ото сна. Да, люди находят, но ведь я не человек.

И тут я понял: как я посмел мечтать о Вайпер, если я – не человек? Я – вампир, убийца. Как я смогу раскрыть ей мою страшную тайну? Примет ли она ее? Как я смею мечтать о ней, если мои губы, которыми я прикасался к ее нежным белым рукам, покрыты кровью? Человеческой кровью и смертью.

Что мне делать? Скрывать от нее всю жизнь? Но это невозможно, ведь время даст свои плоды: оно протечет, и Вайпер начнет стареть, а я – нет. И вопросы не заставят себя ждать.

Нужно рассказать ей все. Нужно показать ей, что за существо влюблено в нее.

Я решил признаться ей в ближайшее время, чтобы наш разрыв, если она захочет уйти, не был бы таким тягостным и больным для нас обоих. Наверно, я смогу пережить его и задушить всебе эту любовь, пока она не стала чем-то большим, пока я не привязался к Вайпер настолько, что потом просто бы не смог дать ей уйти.

Она имеет право знать.

Но не сегодня. Я еще не готов расстаться с ней. Сегодня у нас будет другой разговор.

Разговор о смерти.

Глава 13

Наконец, настала большая перемена, и студенты, как стая пчел, с гулом покидающая свой улей, радостно бросились к дверям огромной аудитории. Я был один из них и почти бежал на встречу с Вайпер. По счастливой случайности Вайпер появилась у столовой в ту же минуту, что и я. Вайпер выглядела немного грустной, и я тут же решил, что обедать в столовой, посреди гула и гама, мы не будем. Я повел ее в небольшое кафе, расположенное недалеко от университета. Я сделал это нарочно, зная, что Вайпер смущена всеобщим любопытством: уютное маленькое кафе скрыло нас от посторонних глаз. К тому же я должен был поговорить с ней о чем-то очень личном.

И вот, мы сидели в кафе за маленьким круглым столиком, напротив друг друга. Для фона я заказал себе кофе и какой-то салат, Вайпер же попросила принести ей только кофе. Она твердо отказалась от моего предложения тоже взять салат или что-нибудь посущественнее, и, в конце концов, я сдался, поняв, что она упрямо стоит на своем и точно не позволит мне заплатить за нее.

Принесли кофе и салат. Я отставил салат на край стола и взял чашку кофе. Отхлебнув кофе, совсем маленький глоток, я едва не скривил лицо – этот напиток оказался просто отвратительным на вкус. Ранее, ничего, кроме крови, я не пил и ни ел, но сейчас, в первый раз в жизни, чтобы не расстраивать Вайпер, с довольным лицом и с отвращением внутри пил этот кофе, радуясь тому, что она сидела напротив и тоже его пила.

– Седрик, – вдруг робко сказала Вайпер, когда мы прервали веселый разговор о наших общих преподавателях (в особенности, об остряке Марчеке) для того, чтобы отпить кофе. – Мне так странно… Может, я говорю глупости, но мне действительно очень неловко от теперешней обстановки. Я раньше ни с кем не встречалась, и такое внимание к нашим отношениям пугает и смущает меня. Не понимаю, кому какое до нас дело?

Я взял ее ладонь в свою, и Вайпер, как обычно, сначала вздрогнула от моего ледяного прикосновения, но затем крепко сжала мою ладонь, будто пытаясь согреть ее своим теплом.

– Вайпер, это всего лишь люди, – мягко сказал я.

– В каком смысле «всего лишь люди»?

– Всем нам присуще любопытство и желание совать нос в чужие дела – ведь это кажется нам таким интересным. Просто не обращай на это внимания, – вывернулся я.

Черт. Забылся.

– Да, это логично, но все же, я ужасно смущаюсь! – тихо воскликнула Вайпер. – Я чувствую себя как рыбка в аквариуме, на которую приходят поглазеть все, кому не лень!

– А ты знаешь, как рыбки чувствуют себя в аквариуме? – хитро улыбнулся я.

– Знаю: как я сейчас, – шутливо ответила она. – Обычно, мне нет дела до того, что обо мне думают, но мне непривычно такое внимание. На меня словно свалился огромный ледяной снежный ком… Все говорят, смотрят, шепчутся и удивляются тому, что мы вместе.

Она взволновано сжала мою ладонь.

– И я… Я сомневаюсь в себе, – тихо сказала Вайпер, опустив голову.

– Почему? – мягко спросил я, удивляясь ее словам.

– Мне кажется, что я недостойна тебя.

Меня словно молнией поразило.

– Что? – только и смог сказать я.

Что заставляет ее так думать? Или кто? Возможно ли, что это делаю я сам?

Вайпер отвернула лицо к окну.

– Они все так говорят: я недостойна быть с тобой, – печально улыбнулась она и, вздохнув, взглянула на наши соприкасающиеся ладони и вновь улыбнулась, но уже счастливой искристой улыбкой.

У меня отлегло от сердца. Я понял, почему она так думает: Вайпер очень юна и никогда прежде не сталкивалась с таким любопытством, я же – прожженный долгожитель и просто закостенел к всеобщему вниманию. Было время, когда смущался и я, но это было в далекой юности.

– Если все вокруг так слепы, что не видят, насколько ты прекрасна, добра и неповторима, они многое теряют. Ты – исключительная, единственная в целом мире, и я безумно рад, что именно я первый понял это, – на одном дыхании сказал я.

– Спасибо, Седрик, но, кажется, ты мне немного льстишь, – смущенно улыбнулась Вайпер.

– Я никогда никому не льщу, – серьезно сказал я. – Но, мне было непросто понять все это, всю твою исключительность, ведь ты так плотно надела на себя плащ неприступности. В первый раз, по-настоящему, я увидел тебя на Нусельском мосту. Ты стояла, облокотившись на перила, и смотрела вдаль.

– Но, ведь перед этим мы два раза встречались в библиотеке, – возразила Вайпер.

– Прости, я слишком поторопился, не объяснив тебе. Встреча в библиотеке не была нашей первой встречей: в первый раз я увидел тебя на Нусельском мосту в конце сентября. Ты была одета в свое черное пальто, твои волосы были распущены. Ты смотрела на город, а я смотрел на тебя – просто не мог оторвать от тебя взгляд. Ты ужасно заинтриговала меня в тот вечер, – с легкой улыбкой объяснил я.

– Так это был ты? Это ты смотрел на меня так пристально, что мне даже жгло кожу? – удивленно воскликнула она.

– Да. Это был я. Я смотрел на тебя и думал о том, какая ты необычная, странная и таинственная. Это был просто волшебный вечер.

Вайпер улыбнулась.

– Но что ты подумала тогда обо мне? – спросил я, наконец, подходя к интересующей меня теме и просто из любопытства.

– Я подумала, что какой-то странный тип наблюдает за мной, и у меня даже мелькнула мысль, что ты можешь быть маньяком.

– Даже так? – усмехнулся я.

– Ты напугал и разозлил меня, – со смущенной улыбкой сказала она. – Ты выглядел как-то… Угрожающе.

– Ты права, я действительно выглядел так. Но ты так заинтересовала меня, что я просто не мог оторвать от тебя взгляд, хоть и приказывал себе не быть таким назойливым. В тебе была загадка, которую я желал разгадать.

– Ты – поэт! – тихо сказала Вайпер и отпила глоток уже успевшего остыть кофе.

Я любовался ею, настолько совершенна она была.

Но мой разум вдруг напомнил мне о том, зачем мы здесь, в этом кафе.

– Что ты делала на мосту? – осторожно спросил я.

– Любовалась видом на вечерний город и размышляла обо всем на свете, – спокойно ответила Вайпер.

– Что именно тянет тебя на этот мост?

– Ты был там! Разве, с этого моста не открывается просто восхитительный вид на город? Я могу стоять там долго, пока окончательно не замерзну. Особенно, когда небо затянуто облаками: они так красиво проплывают над городом и иногда принимают такие причудливые формы! Я смотрю на них и пытаюсь увидеть какую-нибудь форму. Это такое интересное занятие! И так прекрасно быть наедине с собой: никто не мешает, и есть только я и мир.

Вайпер ни на секунду не запнулась, не задумалась, и я понял, что Юлия солгала мне.

Мне тут же стало легче: Вайпер – в порядке. Она не думает о смерти.

– А ты? Я помню, ты сказал, что тоже часто приходишь на мост, – спросила Вайпер.

– Я приезжаю почти каждый день. Стою и думаю. Никого нет рядом, и вид, открывающийся на долину и город, успокаивает глаза, – поделился я.

– Особенно, когда начинает темнеть, и горизонт превращается в темную полосу, – мечтательным тоном добавила Вайпер.

– Но, пожалуйста, будь осторожнее – вечером в городе опасно ходить без сопровождения. Особенно красивым девушкам, – недовольно сказал я, подумав, что она часто идет на мост и обратно одна и когда уже темно.

– Да, я знаю, но ничего не могу с собой поделать, – пожала плечами Вайпер. – Но, подумай сам: это же Прага! Здесь ужасно много туристов, все четыре времени года! Единственный раз, когда я испугалась – это когда ты наблюдал за мной. А, ну да… И второй раз, когда ты недавно решил догнать меня, чтобы проводить, и я испугалась твоих шагов. Не волнуйся за меня: я не боюсь ходить одна и не дам себя в обиду. Ты ведь научил меня, как правильно сжимать кулак!

«Она просто совершенна» – пронеслось в моем разуме.

Мне нравилось ее чувство юмора, и последняя ее фраза вызвала у меня искрений смех.

Вайпер заразилась моим смехом и тоже рассмеялась красивым мелодичным смехом, а затем отпила глоток своего кофе. Вторя ей, я тоже с адским усилием проглотил глоток этого жуткого напитка.

– Так ты еще намерен узнать мое первое впечатление о тебе? – с хитрой улыбкой, поинтересовалась Вайпер.

***

Седрик улыбнулся и кивнул.

– Когда мне пришло сообщение с твоим именем, меня охватил настоящий ступор! – начала я. Глаза Седрика загорелись, видимо, ему был очень интересен наш разговор. – Тогда я не знала тебя и была уверена в том, что ты эгоист и все те слова, что я тебе недавно высказала. Я смотрела в телефон и думала о том, как мне не повезло.

Седрик усмехнулся, но вовсе не злой или насмешливой ухмылкой – он словно посмеивался над самим собой.

– Представляю, – сказал Седрик, впившись взглядом в мое лицо.

– Но когда мы встретились в библиотеке, ты показался мне воспитанным и вежливым несмотря на то, что опоздал на целый час. – Я замолчала и решила задать ему мучивший меня вопрос. – Седрик, признайся, ты ведь тогда нарочно опоздал?

Его улыбка была лучшим ответом: она словно говорила: «Да, вот таким идиотом я был!».

– Прости меня за это, – только и сказал он. И я сразу простила: в его глазах были искреннее сожаление и раскаяние. – Но все же, у меня есть оправдание, хоть и очень-очень слабое.

Я улыбнулась, как бы говоря: «Ну, давай, оправдывайся!».

– Ты, наверно, заметила, что я не слишком общителен. Точнее, я совсем необщителен. У меня нет друзей в университете, и я почти ни с кем не общаюсь, не разговариваю, и ни на кого не смотрю. Поэтому все считают меня эгоистом. После пар я сразу еду домой, не участвую ни в каких праздниках, ни в жизни университета, не выступаю с докладами и не пишу статей, хотя мог бы, просто мне это неинтересно. Но это не потому, что я слишком высокого мнения о себе. – Он вздохнул и сжал мою ладонь своей холодной белой ладонью. – Я чувствую себя чужим.

Я смотрела на него, на своего любимого Седрика Моргана, которого тоже раньше считала эгоистом, и моей душе было больно от его признания. Почему-то я никогда не думала и не даже не догадывалась о том, что у него нет друзей. Наоборот, раньше я считала, что он – душа своего узкого избранного круга друзей, а оказалось, что их у него нет вообще! Как я ошибалась! Как я была слепа!

– Седрик… – вырвалось у меня.

– Я знаю, что ты сейчас думаешь, – с улыбкой перебил меня он. – Ты жалеешь меня и думаешь о том, как заблуждалась. Но не терзай себя: я сам выбрал такую жизнь. Лучше не иметь друзей вообще, чем иметь друзей-лицемеров. Лучше быть одному, чем постоянно развлекать кого-то или вынуждать других, чтобы они развлекали тебя. Я просто слишком люблю одиночество. Точнее, любил раньше, пока не встретил тебя. Поэтому все думают, что я – высокомерный и эгоистичный тип…

– Я тоже так думала, – перебила я его. Мне хотелось объяснить ему, оправдать себя в его глазах! – Но я тоже была слепа, как и все! Прости меня за то, что я смотрела лишь на внешнюю оболочку и не хотела смотреть глубже, в твою душу. Но теперь я вижу ее… Вижу твой духовный мир: он прекрасен. Я вижу, что ты… Ты просто другой, не похожий на остальных. И мне так стыдно за то, что я так ошибалась и поливала тебя ужасными словами!

– Ничего страшного, – мягко сказал на это Седрик. – Мы оба ошибались. Не твоя вина в том, что я вел себя как моральный урод. Я, действительно, специально отталкиваю от себя людей, чтобы быть свободным, но тебя я оттолкнуть не смог несмотря на то, что я очень старался. Я не смог перебороть свои чувства к тебе. И, знаешь, когда, в той огромной вазе я вытянул твое имя, меня переполняли лишь негативные чувства. Я разозлился, считая, что мне придется тратить на тебя время – я думал, что буду тратить его впустую. Я был мерзавцем, и в тот момент хотел показать тебе, что не желаю иметь с тобой ничего общего, хотел сделать все, чтобы ты сама отказалась от наших занятий. Но тогда я не знал того, что Вайпер Владинович – это та прекрасная незнакомка с Нусельского моста. Я увидел тебя, одинокую, в библиотеке, и сгорал от стыда за то, что заставил тебя ждать.

Его рассказ вызвал у меня лишь улыбку умиления: сама того не зная, я сломала его броню.

– И где ты пропадал все это время? – поинтересовалась я.

– Сидел в парке, читал книгу, – ответил он.

– Что ж, тогда это время ты провел с пользой! – пошутила я.

– На второй нашей встрече в библиотеке я очень обидел тебя. Я видел, какую боль причинил тебе своими словами, и злился на себя. Я уговаривал себя, говорил, что я не виноват, но моя совесть жгла меня. Мне нет дела до окружающих и до их чувств. Но ты – мое все. – Седрик замолчал и пристально смотрел на меня глубоким многозначительным взглядом.

Мне было трудно поверить, что это – не сон, что это – прекрасная реальность.

И я больше не могла сдерживать своих чувств.

Я никогда не любила раньше, и развитие событий казалось мне слишком стремительным, но я точно понимала, что чувствовала – я любила Седрика и знала, что, если не скажу ему об этом, то взорвусь от своих чувств. Как будто его признание заставило мою кровь кипеть. Слова признания сжигали мои легкие.

– Я не знаю, что сказать, – прошептала я, взволнованная своими чувствами и его словами. – Но я знаю, что…

Нет, не сейчас! Мне казалось, что такой важный разговор не мог происходить здесь, в кафе, и ни в каком другом месте, кроме как на Нусельском мосту. Я знала, что мне будет намного легче признаться ему там, где мы впервые встретились.

Я чувствовала, что если не скажу ему, то умру. И я решилась.

– Давай пойдем на Нусельский мост! Сейчас! И к черту пары! – твердо сказала я, поднимаясь со стула.

Седрик удивленно улыбнулся, но послушно поднялся со своего стула. Словно видя мое состояние, бурю во мне, он не стал спрашивать лишнего, а просто сказал: «Поехали».

Седрик помог мне надеть мою теплую кофту, надел свою кожаную куртку, и, быстро бросив деньги на стол рядом с недопитым кофе и не тронутым салатом, хотел, было, вывести меня из кафе, но я не хотела, чтобы он платил за меня.

С удивлением заметив, что он положил первую попавшуюся в его кармане купюру – тысячу крон, я достала из кармана джинс смятую двадцатку.

– Вайпер! – Седрик нахмурился и попытался отвести мою руку с деньгами.

– Нет! – твердо сказала я и положила деньги на стол.

Мы вышли из кафе и молча пошли на мост: он находился совсем рядом со зданием нашего факультета.

Меня слегка трясло от эмоций: любовь к Седрику переполняла меня, и я вцепилась руками в свою сумку, чтобы он не видел, как они дрожат.

Когда мы дошли до места назначения и остановились, я почти подбежала к перилам.

Мне нужно было бы успокоиться, но мое тело не слушало голос разума.

Седрик подошел ко мне и встал рядом.

Я вцепилась руками в перила и сказала, не глядя на него:

– Седрик, я люблю тебя.

***

Дар речи на некоторое время покинул меня: Вайпер только что призналась мне в любви. Я застыл, воспроизводя в своем мозгу эти слова снова и снова.

Радость наполнила мое сердце, но она была тихой и сладостной. Я чувствовал, что все вокруг померкло рядом с прекрасными словами Вайпер. В горле стоял ком, и я не мог произнести ни слова.

Вайпер любит меня. Неужели это правда? Неужели я услышал от нее слова любви, на которые не смел даже надеяться?

Вайпер судорожно держалась за перила и сказала эти слова так тихо, словно боялась спугнуть меня. Но я схватил их на лету и наслаждался ими.

Конечно, я надеялся, что и она чувствует ко мне хотя бы симпатию. Я надеялся, что она полюбит меня потом, когда пройдет нужное время. Что она полюбит меня так, как люблю ее я. Это было моей мечтой. Но реальность оказалась в тысячу раз прекрасней, чем мои самые красочные мечты и надежды.

Тогда почему я стою как идиот? Мне нужно сказать о том, что я тоже люблю ее!

Но я молчал. Я не мог подобрать слов.

Вайпер молчала и смотрела на горизонт, бледная и печальная.

– Вайпер… – Я запнулся, совершенно не зная, что сказать.

Она повернула ко мне свое лицо, и я увидел, как сильно мое глупое молчание заставило ее страдать: глаза Вайпер были полны боли и разочарования. Она горько усмехнулась. Я чувствовал, что ей было больно и горько оттого, что я стоял рядом – глухой как камень и не отвечал ей. Ведь Вайпер ждала не такой равнодушной реакции на свое чудесное признание.

– Ты ничего не скажешь? – дрогнувшим голосом, тихо спросила она.

– Ты любишь меня? – переспросил я, молясь, чтобы она подтвердила свои слова.

***

– Да, Седрик, я люблю тебя. Теперь ты все знаешь.

Не знаю, откуда во мне появилась сила сказать эти слова еще раз, ведь я почти плакала, видя, каким каменным стало его лицо. Я была разбита: я только что призналась ему в любви, а он лишь молча стоял рядом, как холодная прекрасная статуя. Мне хотелось плакать от разочарования, но я сдерживала слезы.

На что я надеялась? На то, что он возрадуется? Умрет от счастья? Он знал, что я неравнодушна к нему. Но вдруг он испугался того, как быстро я его полюбила?

«Седрик, как ты можешь быть таким холодным? Скажи хоть что-нибудь!» – думала я. Мне было невыносимо видеть его холодное окаменевшее лицо – оно причиняло боль моей душе, а его равнодушие било мое сердце.

Но он молчал. А потом спросил, будто не расслышал моих слов.

Боже, значит, он вообще их не слышал или просто не хотел слышать?!

Я думала, что разрыдаюсь, едва открою рот, но, к моему величайшему удивлению, мой голос прозвучал твердо и спокойно.

Но вдруг Седрик ожил, словно вышел из летаргического сна. Его лицо озарилось счастьем, а глаза засияли.

Он положил свои ладони на мои плечи, повернул меня лицом к себе, и я увидела его ласковую улыбку, которая подарила проблеск надежды моему уже отчаявшемуся сердцу.

– Я и надеяться не смел, – тихо сказал Седрик и едва заметно улыбнулся. Он охватил ладонями мое лицо.

Я невольно вздрогнула, почувствовав холод на моих теплых щеках.

– Прости меня, я так измучил тебя. Тебе показалось, что я равнодушен, но, на самом деле, я просто не мог поверить в чудо твоих слов. Я безмерно счастлив! Потому что я люблю тебя с первой нашей встречи на мосту. И я хотел дать тебе время, надеясь, что ты полюбишь меня.

Седрик любит меня! С первой нашей встречи! Я и не подозревала об этом… Да и как я могла?!

***

Вайпер спрятала свое раскрасневшееся лицо на моей груди, словно не желая, чтобы я видел его. Она молчала, и я не стал ничего говорить, чтобы не нарушить ее покой: мы оба были в состоянии невесомости, вырваны из реальности, мы проживали эти моменты еще тысячу раз в своем воображении.

До Вайпер я любил только телом, но теперь я любил душой, и эта любовь наполнила все мое естество, всего меня, весь мой мир.

Мне было легко признаться Вайпер в своей любви, ведь я не лгал, не лукавил, не притворялся. Когда я открылся ей, с моей души просто упал огромный камень. Мир предстал передо мной в другом обличии, ведь теперь я знал, что и Вайпер любит меня. Это чувство поймут лишь те, кто любит так же сильно как я, когда лелеешь надежду на взаимность, и тебе хватает даже этой крохи, чтобы быть счастливым. Но, когда эта взаимность рождается, весь мир переворачивается и наполняется яркими красками.

Вайпер отдала свою неземную любовь мне – убийце, монстру, который недостоин даже стоять рядом с ней.

О, нет. Зачем я вспомнил об этом?

Моя радость на мгновенье померкла: Вайпер не знала, кого полюбила. Она думала, что я – человек. Может, в своих мечтах она уже видела нас женатыми, в окружении маленьких прелестных детишек…

«Она поймет. Я расскажу ей. Уверен – она не оттолкнет меня. Она простит меня» – успокоил я себя, сжимая Вайпер в своих объятьях и наслаждаясь ее близостью, ее дыханьем на моем плече, тем, что она гладит своими мягкими ладонями мои волосы.

Все мое существо желало, чтобы Вайпер приняла таким, каким я есть – человекоубийцей. Как я смогу жить дальше, если она уйдет?

Вайпер отстранилась от меня и со смехом взглянула на часы, на моем запястье.

– Мы с тобой только что прогуляли пару! – весело сказала она. – А знаешь, я еще ни разу не прогуливала!

– А я еще тот прогульщик, и мне ужасно нравится прогуливать учебу. – Я взял ее за руку. – Это так весело.

Вайпер весело рассмеялась.

– Но мне не жаль, что мы прогуляли! Потому что этот прогул – самый прекрасный прогул и самый прекрасный день в моей жизни! – воскликнула она.

– И мой тоже, Вайпер, – улыбнулся я.

И это была чистая правда: я никогда в жизни не был так счастлив.

Глава 14

Покинув мост, мы с Вайпер бродили по прекрасной Старой Праге, и я рассказывал ей истории памятников, церквей, домов, мостовых, а она с интересом слушала, задавала интересующие ее вопросы и восхищалась.

Как восхитительно было шагать по вымощенным дорогам и мостам, когда рядом была Вайпер, держащая меня за руку! Сегодня я понял, почему Прага имеет статус города романтики. Да, именно Прага – не Париж. Париж слишком переоценен, на мой взгляд. Но в Праге есть что-то таинственное, необъяснимое. Увидев этот город всего раз – сердца посетивших его навсегда останутся здесь. Прага – любимый город Вайпер.

Эта прогулка ознаменовала наш первый день в роли полноценных влюбленных. Полноценных? Не совсем – это Вайпер была полноценна. Я же – как бы не старался забыть об этом факте, оставался чудовищем в овечьей шкуре.

Вечером я отвез любимую домой, чтобы завтра утром вновь увидеть ее.

Вспоминая о том, что до этого дня я презирал всех влюбленных, кроме матери и отца, и Маркуса с Маришкой, считая, что любовь – это всего лишь простая привязанность двух особ, я насмешливо улыбался, потешаясь над самим собой. Я считал, что люди не могут и не умеют любить, в отличие от нас, вампиров. Люди сомневаются, ревнуют, обвиняют друг друга, ссорятся по пустякам. Их предназначение – продолжить человеческий род, оставить после себя потомство и умереть. Только редкие люди, гении, оставляют после себя великие труды, исследования и творчество, которое останется на все времена. Я уважал этих творцов. Но, в основной своей массе, люди – всего лишь муравьи, цель жизни которых – размножаться и работать. Поэтому я считал, что способность любить у них сводится просто к физиологическим потребностям. Но я ошибался: Вайпер была смертной, и она любила меня. Искренне и нежно.

Жизнь была для меня рутиной, однообразием, скукой, даже тягостью. Несмотря на то, что мне было любопытно наблюдать за тем, как меняется мир, мораль, ценности, этот «прогресс» лишь отталкивал меня своей развращенностью: истинные ценности, ценимые во все времена, в современной эпохе стали пороком, а порок стал ценностью и добродетелью. То, что считалось грязью, современная эпоха превратила в чистоту, а чистоту – в грязь. Но дело даже не в этом: наблюдая за прогрессом техники, промышленности и науки, я испытывал горькое разочарование оттого, что все менялось, кроме меня. Я так и не сумел понять современные нравы и привыкнуть к этому новому грязному миру.

Но я встретил Вайпер. Мои взгляды на нравы остались прежними, но изменилось видение этого мира: я будто увидел, что на его могиле поднимаются прекрасные цветы. Значит, у этого мира еще есть шанс измениться к лучшему. Но вместе с этим мной завладели неизвестные мне чувства. Например, страх. Страх того, что я могу потерять Вайпер. Страх того, что я полюбил Вайпер: это противоестественно для вампира – влюбиться в смертную.

Да, Вайпер – смертная, и она гораздо младше меня: у вампиров ее возраст – двадцать два года, считается детством. Но у людей все иначе – им не приходится обучаться контролировать свои силы, учиться убивать, скрываться от солнца и еще длинный список того, что умеют взрослые вампиры. По сравнению со мной, Вайпер не знала практически ничего, но мне было интересно с ней, она была умна для человека, и я совершенно не воспринимал ее как глупышку. Она была совершенна для меня. Моя любимая женщина. Как хрупкий цветок, который может погибнуть от сильного ветра, замерзнуть от стужи, засохнуть в жару без воды. Но ее жизнь – моя жизнь. И я буду ее теплицей, чтобы защитить от всего.

Поднимаясь по широким каменным ступеням в замок, я вспомнил наш разговор с Маркусом и улыбнулся: я проиграл брату кубок крови, но решил вернуть ему его награду сегодня же.

Вечером вся семья собралась в огромной гостиной: мы уютно расположились в больших креслах и общались на самые разнообразные темы. Также, сегодня свершилось грандиозное событие: Маркус и Маришка стали искать подходящий день для свадьбы. До этого дня они были довольны тем, что помолвлены.

Я был искренне рад за них: я даже похлопал брата по плечу и поцеловал руку Маришке, желая им любви, всех благ и бесконечного счастья. Вся семья была удивлена моим поступком, так как все они по какой-то причине считали, что я не испытывал к невесте брата никакой симпатии. Затем, дождавшись момента, когда мы с братом, наконец-то, остались наедине, я решил действовать. Благо, Маришка и наши родители уехали в город, веселиться. Это было мне на руку: я проследил за действиями брата – он вернулся из библиотеки с книгой и, сев в кресло, у камина, принялся читать ее, не обращая на меня никакого внимания.

Прекрасно.

Взяв с полки чистый железный кубок и наполнив его кровью из красивого стеклянного кувшина, который мы прятали за огромной картиной с портретом нашей семьи, я подошел к креслу Маркуса и поставил на столик, стоящий перед ним, кубок с кровью, а затем, с чувством выполненного долга, сел в свое кресло. Но мне было интересно пронаблюдать реакцию брата на такое грандиозное событие, поэтому я не отрывал от него насмешливого взгляда.

Маркус медленно перевел взгляд от книги на кубок, и его губы растянулись в недоверчивой улыбке.

– Неужели это то, что я думаю? – спросил он, не отрывая взгляд от сосуда.

– Ты выиграл, о, ясновидец, – спокойно ответил ему я.

– О-лала! – довольным тоном воскликнул Маркус и взглянул на меня горящим любопытством взглядом. – И кто она? Я знаком с ней?

Мой рот растянулся в улыбке при мысли о том, что братец, вряд ли, сможет разгадать эту загадку: у него не могло быть и мысли о том, что я полюбил не вампиршу.

– Неужели… – начал было Маркус, но затем замолчал.

– Неужели, что? – с усмешкой, поинтересовался я.

– После приезда двух девиц из России, ты стал каким-то странным и вечно нахмуренным, – задумчиво сказал брат.

– Ты просто сама наблюдательность, – улыбнулся я, искренне забавляясь его ошибочной догадкой.

– Одна из них?

– И в чем же заключается моя странность? – вместо ответа спросил я.

Мне казалось, что мое поведение никоим образом не изменилось. Но Маркусу было заметнее. Неужели все было написано на моем лице?

– Ты стал задумчивым и будто мысленно споришь сам с собой, постоянно уходишь от семьи, запираешься в своей комнате, думаешь о чем-то, и твои глаза ожили, а ведь раньше они были наполнены лишь смертельной скукой! – Маркус широко улыбался, словно не мог поверить в то, что его младший братец-нелюдим попался в силки любви.

– Странно, я не замечал этого за собой, – признался я.

– Мама волнуется: постоянно спрашивает, почему ты уходишь, и жалуется, что ты стал холоден к ней. Я даже думал, что у тебя появились какие-то проблемы, но, оказалось, все намного банальней! Ты влюбился! – воскликнул брат и хлопнул в ладоши. Он выглядел таким довольным, как выглядят дети, получая очередной подарок на Рождество.

– Черт, Маркус, не кричи ты так! Не хватало еще, чтоб об этом узнали другие! – рассмеялся я, слегка потешаясь над ним.

– А к чему таиться? – насмешливо спросил он. – Так что, одна из девиц из России?

– Бог помиловал, – усмехнулся я.

– Кто тогда? – нетерпеливо спросил брат.

– Я был эгоистом, – тихо сказал я.

– Еще каким! Так кто же?

Я задумался: говорить Маркусу о Вайпер? Да, ведь она замечательная, неповторимая. Она…

Она – смертная.

Меня не смущал этот факт: для меня она была просто Вайпер, которую я люблю. Но как рассказать о ней семье? Ведь для них смертная – всего неразумное низшее звено, пища и ничего более. Раньше и я так думал. Но я знал, что мнение моей семьи никогда не изменится, и они не примут Вайпер. Моя семья возненавидит ее и будет, что есть сил, пытаться устранить ее с моего пути. Мои родители, такие мягкие ко мне, всегда были безжалостны к людям.

И почему раньше я не задумывался об этом? Ведь от этого зависит жизнь Вайпер!

– Седрик! – как сквозь туман услышал я настойчивый голос Маркуса, и понял, что он уже не единожды звал меня.

– Извини, я задумался. – Я устало откинулся на широкую спинку кресла.

– Так ты скажешь мне, кто она, в конце концов?!

Сказать ему? Да, ведь он всегда понимал меня. Но родителям – ни слова. Моя любовь и мое падение навсегда останутся для них тайной.

– Маркус, то, что я сейчас скажу, не должна услышать ни одна другая душа, – наконец, решился я.

– Не понимаю, к чему такая секретность, но ты знаешь, что я не болтун и никогда не выдавал тебя, – серьезно сказал Маркус.

По его нахмуренному лбу я увидел, что он начал догадываться о том, что с моей возлюбленной было что-то не так.

Да, Маркус никогда не выдавал меня, не предавал и не обманывал, и я знал, что мой старший брат никогда не предаст меня. Он будет хранить мою тайну, какой ужасной бы она ему не казалась.

– Поклянись, что никогда не выдашь меня и не расскажешь о том, что сейчас от меня услышишь, – настойчивым тоном попросил я.

Маркус слегка опешил: я впервые в жизни попросил его о клятве.

– Клянусь моей любовью к Маришке, – сказал он, и я понял, какую страшную клятву он дал: у нас нет клятвы, более тяжкой, чем клятва именем возлюбленной. Эта клятва – сильнее клятвы честью или семейным именем.

Я молча поднялся с кресла, обошел всю гостиную и, убедившись в том, что мы абсолютно одни, прикоснулся пальцами к своим губам, показывая брату, что он должен читать по моим губам и говорить так же. Этот способ мы придумали давно, зная о том, что вампиры даже невольно могут подслушать друг друга, благодаря своему абсолютному слуху. Маркус кивнул.

– Она – смертная, – прочитал он по моим губам.

На лице Маркуса четко читалось недоверие.

– Плохая шутка, – ответил мне он и всплеснул руками.

– Ты думаешь, я шучу?

– Естественно. Ты не можешь быть серьезен.

– Я серьезен, как никогда.

Маркус пристально смотрел в мое лицо, словно пытаясь прочитать мои мысли.

Я понимал: ему было трудно принять эту новость.

– Седрик, это неправильно, – наконец, после долгого молчания и созерцания моей особы, одними губами сказал Маркус. Его взгляд, устремленный на меня, был полон возмущения. Несогласия. Неприятия.

– Я знаю, – только и ответил я.

– Вампиры не могут испытывать любовь к смертным. Это ненормально.

– Значит, я – ненормальный.

– Как ты мог так вляпаться?

– Понятия не имею. Это просто случилось.

– Но, черт возьми! Вокруг тебя вьется столько красавиц-вампирш, а ты влюбился в смертную!

Маркус непонимающе смотрел на меня, и его брови взлетали почти до самых корней волос на его лбу.

– Теперь ты понимаешь? – спросил я.

– Прекрасно понимаю! И все равно ничего не могу понять!

– Я тоже, но мне плевать на это.

Маркус раздраженно вздохнул и откинулся на спинку кресла. Некоторое время он молча рассуждал, и, казалось, совсем забыл обо мне.

Я понимал его поведение. Он был вправе отреагировать так. Но я не солгал ему и открыл всю правду. Я не желал лгать брату.

– У меня нет желания узнать ее имени и, уж тем более, о том, что она из себя представляет, но просто ответь: ты и правда любишь ее или это всего лишь сильное увлечение? – вдруг спросил Маркус, будто выйдя из ступора.

– Моя любовь к ней – это твоя любовь к Маришке, – честно ответил я.

Маркус устало закрыл глаза ладонью. Лишь после того, как прошли долгие четыре минуты абсолютного молчания, он вновь взглянул на меня, но его глаза стали тусклыми, словно из них пропала вся жизнь.

– Не говори родителям, – сказал он, поднимаясь с кресла и подходя ко мне.

– И в мыслях не было, – усмехнувшись, ответил на это я.

– Как ты умудрился? Не пойму, просто не пойму!

– Я тоже не могу этого понять, но знаю, что люблю ее так, как любят вампиры.

– Черт, это недопустимо!

– Она не виновата в этом. Я не хочу, чтобы ты думал о ней плохо.

– Хорошо, что ты сказал только мне. Родители сойдут с ума, если узнают. Помнишь Барни? – спросил Маркус.

Я кивнул.

История Барни Стэкмана была для нас удивительной и трагической аномалией: в девятнадцатом веке он полюбил английскую аристократку, смертную. Вампиры смеялись над ним, думая, что он просто развлекается, но все оказалось намного трагичней. Когда она умерла, он сошел с ума и не смог жить без нее. Барни перестал питаться и стал высыхать, из-за отсутствия свежей крови. Он уже превратился в мумию, но его друзья они привели к нему жертву и вернули его к жизни. Барни сумел вернуться к нормальной вампирской жизни, но до сих пор тосковал и убивался по своей уже давно мертвой любимой. Он был единственным вампиром, который, вопреки природе, влюбился в смертную. А я стал вторым.

Мне было понятно, почему Маркус так обеспокоился: он испугался того, что я могу оказаться в такой же ситуации, что и бедный Барни. И если об этом узнают наши родители, они… Я даже боялся представить, как они решат эту ужасную для них ситуацию.

– Я – не Барни, – только и смог ответить я. – Не волнуйся, я смогу жить дальше, когда она умрет. У меня просто не будет другого выбора.

– Но ты оказался в той же ситуации: ты – вампир, а она – человек, – сказал Маркус.

– Я знаю, но мне абсолютно все равно. Я не чувствую ее как человека.

– Она знает о том, что ты – вампир? – задал он контрольный вопрос.

– Нет, – коротко ответил я.

– Ты понимаешь, как трудно вам придется?

– Что ж, за счастье нужно бороться, не так ли?

Словно заразившись от меня моим спокойствием, Маркус молчал, и я воспользовался этой тишиной, чтобы поразмышлять.

Между мной и Вайпер стояло сколько тайн, препятствий, рвов и ям, столько осуждения и презрения, что я не мог быть уверен в том, выдержит ли Вайпер этот тяжелый тернистый путь. И хватит ли ей сил принять меня тем, кто я есть?

«Почему я не родился человеком?» – с горечью подумал я. Ведь все было бы так легко: два человека нашли бы друг друга, поженились и жили бы вместе долго и счастливо до конца своих дней. Но я – не человек. Я навечно обречен жить в образе материи, даже когда умрет моя душа. Я – одно из страшных существ, созданных Богом для убийства людей. Бог придумал нас, чтобы мы убивали и терзали их в своем голоде, но наказывал нас за это. В наказание за то, что мы убиваем смертных, за то, что он сам создал нас чудовищами, Бог запретил солнцу благоволить к нам, приказал ему выдавать ему своими лучами нашу тайну, лишил нас великого дара – радоваться солнцу, ведь вместо этого мы ненавидели его. Бог приказал нам вечно быть в тени – вот какова наша судьба. Наградой нам за эти страдания было бессмертие. Награда? Я отдал бы эту муку, что отдаляет меня от Вайпер – свое бессмертие, без сожаления, без колебаний, лишь бы прожить свою жизнь и умереть с ней. Что мне остается сейчас? Постоянно с ужасом вспоминать о том, что скоро Вайпер навсегда покинет меня? Ведь любое происшествие, любая болезнь или случайность могут забрать ее из жизни, отнять у меня.

Как много радостей есть у смертных – право любить и право умереть, даже подарить себе смерть. У вампиров же нет права даже на самоубийство. Эти радости – награда людей, компенсация им от Бога за то, что они умрут. И Вайпер тоже умрет, а я буду жить, вопреки моему нежеланию, ведь еще никто из нас не нашел способа убить себя.

Когда Вайпер покинет меня в этой жизни, я буду жить один, без нее. Все века. Века одиночества и медленной потери разума.

– Ты собираешься сказать ей о том, что ты – вампир? – вдруг спросил Маркус.

– Да, она имеет право знать, – ответил я.

– Когда?

– Я еще не решил, когда точно, но скоро. Я дам ей выбор, и, если она захочет уйти, я не буду держать ее: она будет вправе сделать это, я даже не упрекну ее. Ведь, на самом деле, я обманываю ее надежды и мечты.

– Ты ведь понимаешь, что, если она не примет тебя и уйдет, зная нашу тайну, она будет обречена! – сказал он, смотря на меня с металлическим блеском в его карих глазах.

– Что? – с тихим ужасом в душе переспросил я.

– Она будет знать нашу тайну и подставит нас под удар! – Маркус пристально, как палач, посмотрел мне прямо в глаза. – И ее придется убить сразу же, как только она скажет, что уходит!

– Нет! – с бешенством вскрикнул я. – Я никому не позволю! Только через мой труп! Я убью, отрекусь от любого, кто хоть пальцем ее тронет! – яростно вскричал я, глядя на брата безумными, полными гнева и решительности глазами.

Маркус стоял как статуя, его кожа было подобна мелу, глаза полны неприятия, а губы плотно сжаты.

– Даже если она отвернется от меня, я не позволю убить ее! – Я произнес эти слова четко, низким грубым голосом, твердым, как сталь. Я немного остыл от вспышки гнева и говорил с полным осознанием и ответственностью за каждое слово.

– Ты ненормальный! Глупец! Идиот! – тихо воскликнул Маркус, со страдальческим выражением лица. – Но ты мой брат, и, если ты так любишь свою смертную, я не могу быть против. Разум подсказывает мне, что это противоестественно, что это может привести всех нас к трагедии, но мое сердце на твоей стороне. Ты имеешь право любить ту, что полюбил. Твоя тайна у меня вот где! – Брат постучал по своей груди, где еле билось его почти мертвое сердце.

Я был растроган. Он понял меня! Он облегчил мои страдания: теперь я знал, что мой брат был на моей стороне. Меня переполняли благодарность и братская любовь. Я стремительно подошел к Маркусу и схватил его в свои крепкие объятья.

Маркус крепко обнял меня в ответ.

– Но ты все-таки самый настоящий идиот! – хохотнул он. – Ну, да ладно! Предлагаю выпить! Повод, хоть и не совсем радужный, но таки имеется!

Глава 15

Время летело незаметно, и я не замечала ни холода, пришедшего в этом году так поздно, ни сырости, что пробиралась сквозь одежду и стояла в воздухе, ни даже солнечных дней, которые теперь были большой редкостью и одинокими для меня. Седрик сказал, что его глаза плохо выносят солнечные дни, поэтому, когда они наступали, мы не виделись, но тогда мы часами общались по телефону и разговаривали о многих вещах, не замечая времени.

Прошло уже больше месяца с момента, как мы с Седриком стали встречаться, и теперь меня не волновали ни злые взгляды Юлии, ни насмешки однокурсников, которые продолжали наблюдать за нами с Седриком, будто ожидая, когда он бросит меня.

Седрик был для меня всем: моим другом, моей любовью и моим миром. Я рассказывала ему о своих переживаниях, мыслях, мнениях, а он учил меня быть сильнее. И я стала сильнее: во мне будто появился стержень, помогающий мне противостоять реальности и насмешкам. Мне стало плевать на них, ведь мой возлюбленный заслонял собой все неприятное, что окружало меня.

Мы занимались физикой в библиотеке почти каждый день, и Седрик был решителен и настойчив в обучении меня: когда я предлагала ему потратить эти часы на прогулку, он твердо настаивал на том, что мы должны заниматься. Он руководил моей учебой, и я была рада и благодарна ему за то, что он заставлял меня учить физику, не отступаясь от своего слова, ведь мысль о том, что я могла провалить стипендию от гранта, ввергала меня в ужас. Седрик был настоящим преподавателем: когда я отвлекалась и пыталась переключиться на нейтральную от физики тему, он мягко одергивал меня. Каждые полчаса он давал мне перерыв на пять минут, и тогда я извинялась за свое поведение и за то, что мешаю ему объяснять материал, а он извинялся за то, что был чересчур строг ко мне.

Седрик был странным, даже более чем странным, но я любила его и принимала эту странность как должное, ведь мой возлюбленный – необычный человек. Я не чувствовала ни малейшей обиды на него, когда он вдруг срывался с нашего свидания после того, как кто-то звонил ему и он разговаривал по телефону в двадцати метрах от меня. Я знала, что ему самому было тяжело расставаться со мной в таких обстоятельствах.

До экзаменов осталась неделя. Помощь Седрика была для меня манной небесной, и я мысленно благодарила ректора за его экспериментальную программу. Но я не могла отделаться от мысли о том, что буду делать, если вдруг получу низкий балл. Тогда, прощай стипендия и здравствуй работа по ночам! Я уже разыскала кафе, где требовались официантки, так, на всякий случай, потому что, если меня лишат стипендии гранта, признаваться в этом родителям я не буду, – они будут волноваться и жить в постоянном стрессе. Только этого еще не хватало!

Наступила зимняя сессия. Я удачно сдала все предметы на отлично, и теперь впереди маячил последний страшный экзамен по физике. Перед экзаменом Седрик опросил меня на знание теории и решение задач, законов, имен и дат, и после сказал, что я не допустила ни единой ошибки.

– Я не смогла бы сделать это без тебя! – вырвалось у меня. – Я так благодарна тебе!

– Меня не за что благодарить – я всего лишь подтолкнул тебя. – Седрик улыбнулся удивленной улыбкой.

– Не скромничай, я все равно тебе благодарна!

– Лучше поблагодари ректора – это его идея! – рассмеялся Седрик.

– Я делала это уже тысячу раз! Мысленно! Но, знаешь, никогда не думала о том, что буду когда-нибудь ему за что-то благодарна, ведь… – Я запнулась, вспомнив, как дурацкая экспериментальная программа ректора свела нас с Седриком за одним столом в библиотеке.

– Ведь?

– Ведь тогда мы бы с тобой не встретились. Я была бы для тебя всего лишь тенью, а ты для меня эгоистом, – улыбнувшись, продолжила я.

Он взял мои руки в свои.

– Поверь, если бы ректору не стукнула в голову эта программа, и, если бы даже он не устроил для всех такой сюрприз, я все равно познакомился бы с тобой, – серьезно сказал Седрик. – Я был просто очарован тобой на мосту, а потом мельком увидел, как ты выходила из университета, и я был в замешательстве оттого, что отчаянно хотел узнать, кто ты, черт возьми, такая, и почему ты так заинтриговала меня. Я полюбил тебя еще до того, как мы вообще начали разговаривать друг с другом, прежде нашей встречи в библиотеке.

– На Нусельском мосту? – удивилась я. – Но ты ведь не знал, кто я, и даже не увидел меня! Ты стоял слишком далеко, и я видела лишь твой силуэт!

– Возможно, ты не помнишь, но в тот вечер ты стояла близко к фонарю, – объяснил Седрик. – К тому же, у меня очень хорошее зрение.

Но я точно помнила, что это было не так: я никогда не становлюсь у фонарей – они мешают мне созерцать город. Открыв рот, я уже хотела, было ответить Седрику, но вдруг громом среди ясного неба зазвонил мой телефон – его противная мелодия ударила по ушам.

– Тебе не мешало бы сменить телефон, – усмехнувшись, сказал Седрик.

Его слова ужасно смутили меня. Мне вдруг стало ужасно стыдно за свою несостоятельность приобрести новый, болеесовременный телефон. Я почувствовала себя оборванкой рядом с принцем. Конечно, я понимала, что Седрик всего лишь пошутил, но мне стало даже не обидно, а больно от его шутки.

Не знаю, что отразилось на моем лице, но Седрик тут же схватил мою ладонь и поцеловал ее.

– Прости меня, я сказал, не подумав, – произнес он. Он выглядел смущенным. – Прости меня, я дурак…

– Ничего страшного! – Я попыталась отшутиться. – Ты не обидел меня, нет! Эта мелодия и, правда, очень действует на нервы!

– Прости, но я знаю, что это было бестактно с моей стороны, – еще раз извинился он, не отпуская моей руки.

Увидев неподдельную искренность на лице Седрика, я улыбнулась широкой улыбкой. Он был так мил!

– Ты преувеличиваешь! Поверь мне, я ни капли не обижена! Прости, но мне нужно ответить на звонок.

Седрик молча отпустил мою руку, но продолжал сидеть с расстроенным выражением лица, наверняка, злясь на себя из-за своей неловкой шутки.

Достав из сумки телефон, я слегка нахмурилась: как не вовремя!

– Алло, привет мам! – сказала я в трубку, стараясь говорить тихо, чтобы не беспокоить других студентов своей болтовней.

Седрик деликатно кашлянул и, со словами: «Мне нужно отойти на минуту», направился к туалету, находившемуся на другом конце огромного библиотечного зала.

– Привет, солнышко. Почему так долго не отвечала? – спросила мама.

– Прости, я была немного занята, – ответила я.

– Но теперь ты освободилась? Как твоя сессия? Ты так долго не звонила, что мы с отцом уже успели разволноваться!

– Мам, я не звонила, потому что… У меня кончились деньги на счету, и я все еще не пополнила его, – понизив голос, тихо сказала я, радуясь тому, что Седрика не оказалось рядом в этот стыдный для меня момент.

– У тебя проблемы с деньгами? Давай я вышлю на твою карточку, только отцу надо сказать…

– Нет, нет, мама, все нормально, не нужно ничего высылать! Не беспокойся ты так! У меня все в порядке с деньгами, просто нет лишних, чтобы пополнить счет. Не волнуйся, я не голодаю!

– Но, детка, давай я, все-таки, немного вышлю! Я как раз получила аванс! – настаивала мама.

– Не нужно, мама! – немного жестким тоном сказала я, слегка раздраженная ее настойчивостью.

– Вайпер, не волнуйся, у нас есть возможность…

– Прекрати, пожалуйста! – Я была просто обескуражена. – Не нужно мне ничего высылать, у меня хватает денег!

– Ну, как скажете, барышня. Но, если что, звони или напиши сообщение, хорошо?

– Хорошо, – солгала я, зная, что все равно никогда не позвоню и не напишу по этому поводу.

– Как экзамены?

– О, все идет отлично! На данный момент все предметы сданы на высший бал! Завтра будет физика, но я уверена, что сдам хорошо.

Краем глаза я увидела Седрика: он одиноко стоял у большого окна и смотрел на улицу. Мне стало неловко оттого, что ему пришлось отойти и ждать, пока я закончу разговор.

– Послушай, не посчитай за грубость, но я не могу долго разговаривать, – поспешила сказала я маме, желая отделаться от ее звонка.

– Почему?

– Я не одна, – коротко ответила я.

– А с кем? – после короткой паузы спросила мама.

– Со своим парнем, – тихо ответила я.

Как я и думала, только услышав о том, что у меня появился парень, мама тут же принялась расспрашивать меня о нем: кто он, сколько ему лет, где мы познакомились, и почему я раньше не сказала ей о том, что начала встречаться с парнем? Ведь это так важно!

– Я расскажу тебе обо всем, но не сейчас, хорошо? – пообещала я.

Обычно, я делилась с родителями всем, но в этот раз мне казалось неприличным то, что я болтала по телефону, а мой возлюбленный не знал, куда ему деться.

– Он тебе нравится?

– Я люблю его. Это все! Больше я ничего пока не скажу!

– Не сердись, мне просто любопытно. Ты ведь приедешь домой? Мы с отцом тебя заждались.

Я прикусила губу: как я могла забыть о том, что в конце декабря, я всегда приезжала домой в Брно на две недели рождественских каникул?

Обычно сессия наступала в январе, а до двадцатых чисел декабря все еще тянулись будние лекционные дни. Однако, в этом году, благодаря все тому же ректору, который все так же продолжал ставить эксперименты на нас, студентах, экзамены перенесли на декабрь, до рождественских каникул. После последнего экзамена мне нужно было ехать в Брно, к родителям. Но как же Седрик? Мысль о том, что нам придется расстаться на некоторое время, приводила меня в отчаяние.

– Мам, я думаю, что… – начала я, было, желая сказать матери, что не смогу приехать, как вдруг она перебила меня.

– Приезжай со своим парнем, заодно мы с ним познакомимся! – сказала мама, словно прочитав мои мысли.

– Что? – переспросила я, не веря своим ушам.

– Приезжай со своим парнем! Как его зовут?

– Седрик.

– Седрик… Это не чешское имя. Кто он?

– Мама! – предостерегающе сказала я.

– Ладно, молчу! Мы с отцом будем рады познакомиться с ним. Ты не против?

– Вообще-то, не знаю… Он ничего не обязан.

– Я настаиваю.

Настойчивый голос матери немного напугал меня.

– Хорошо, я попробую, но ничего не обещаю! – сдалась я.

– Вот и прекрасно! Тогда мы ждем вас! Обоих! Ладно, не буду мешать. Позвони, когда сможешь.

– Конечно, мам.

– Люблю тебя. Пока.

– Пока.

Я отключила телефон, положила его в сумку и подошла к Седрику.

– Седрик… – Я взяла его за руку, не зная, с чего начать. Его руки всегда были очень холодными, и я как-то спросила его почему, а он ответил, что у него какая-то неопасная болезнь крови.

Седрик улыбнулся и обнял меня за талию. Я тут же просияла от счастья.

Но как сказать ему? Нельзя же просто: «Мои родители настаивают, чтобы ты приехал со мной» или «Мои родители хотят с тобой познакомиться». Это звучит так навязывающее грубо!

– Седрик, – еще раз сказала я, – у тебя уже есть планы на рождественские каникулы?

***

Когда я отошел, чтобы предоставить Вайпер возможность спокойно поговорить с ее матерью, то мысленно ругал себя за то, что обидел ее. Меня не обманули ее нарочно веселые слова, потому что я видел, как изменилось ее лицо, когда я так, по-дурацки, пошутил: на нем отразилась боль.

Черт, почему я не подумал, прежде чем открыть свой рот?!

Я никогда не замечал того, что мы с Вайпер находились на разных ступенях социальной лестницы. Мне никогда не приходило в голову это отличие между нами, такое существенное в людском мире – ведь я люблю ее, а на все остальное мне плевать. Я никогда не задумывался о том, где Вайпер берет деньги на жизнь, и о том, что я – богат, а она – бедна по меркам общества.

Какой я идиот! Я говорил ей, что я – не эгоист, но именно им я и являлся! Я шел по жизни слепо, никогда не задумываясь о деньгах: на моих счетах в банках была астрономическая сумма, которая постоянно пополнялась. Все мои желания сразу осуществлялись: захотел новый телефон? Только выбери какой! Новый автомобиль? Пожалуйста, не проблема! Я даже никогда не спрашивал цену, а просто брал то, что мне нравилось.

Глупец. Слепой дурак, привыкший к своему богатству и никогда даже не задумывающийся о том, как живут другие. Как живут смертные. Как живет моя Вайпер. Она слишком горда. Горда настолько, что никогда не попросит у меня денег и не примет их, даже если я буду сильно настаивать.

И я обидел ее. Вероятно, она подумала, что я презираю ее бедность, но я никогда даже не думал об этом.

С такими горькими мыслями я стоял у окна и смотрел во двор. В отражении, на стекле, я видел, как Вайпер взглянула в мою сторону, нахмурилась и выглядела весьма недовольной. Она и не подозревала о том, что я мог слышать ее разговор с матерью. Ее мать хотела помочь ей деньгами, но Вайпер твердо отказалась. Ее гордость, стойкость и уверенность себе, ее желание не беспокоить финансовыми вопросами своих родителей поразили меня. Я стал размышлять о том, как бы помочь Вайпер и при этом не уязвить ее гордость. Я – богат, и все что принадлежит мне – принадлежит ей.

Мои мысли и раздумья не мешали мне подслушивать ее разговор с матерью.

«Приезжай со своим парнем» – услышал я, а затем – возмущенный ответ Вайпер.

К концу их разговора я понял, в какое неловкое положение поставила ее мать.

Но, к счастью для нас обоих, я был только за, поэтому, когда Вайпер спросила меня о том, есть ли у меня планы на свободные недели, я улыбнулся.

– Я еще ничего не планировал, – ответил я. – Но я хотел бы провести их с тобой.

Вайпер смущенно улыбнулась.

– Я тоже. Но, ты знаешь, я совсем забыла о том, что должна ехать домой. Но моя мама пригласила тебя к нам в гости, в Брно.

– К вам в гости? – переспросил я, приятно поражаясь тому, как ловко она заменила повелительный приказ ее матери предложением погостить.

– Да, понимаешь… – Вайпер взволнованно теребила рукав моей куртки и мило покраснела еще больше.

Я терпеливо ждал, притворяясь, что впервые слышу об этом, но, увидев ее смущение, решил прийти ей на помощь.

– Она хочет познакомиться со мной, – улыбнулся я.

Вайпер кивнула.

– Я думаю, это правильно: родители должны знать, с кем встречается их единственная любимая дочь, – спокойным тоном сказал я. – И я понимаю их желание посмотреть на парня, который любит их дочурку и которого любит она, чтобы убедиться в том, что я – не негодяй какой-нибудь.

Она улыбнулась так искренне, что мне захотелось тут же поцеловать ее. И я поцеловал. Вайпер шутливо стукнула меня по плечу.

– Седрик, мы же не одни! – смеясь, сказала она.

И, правда: за нами наблюдали восемь пар любопытных глаз.

– Мне все равно, пусть смотрят и завидуют мне, – сказал я и поцеловал ее еще раз.

– Та-а-ак! Молодые люди, целоваться идите на улицу, а здесь библиотека – храм знаний! – вдруг услышали мы недовольный голос пожилой библиотекарши.

Мы тихо рассмеялись и, быстро забрав свою одежду, весело сбежали из университета.

Взявшись за руки, мы направились на наш любимый мост. К счастью, зима в этом году была довольно пасмурной, и мы, вампиры не очень-то волновались из-за солнца.

– Седрик, ты опять в кожаной куртке! – вдруг недовольно сказала Вайпер, одетая в теплое черное пальто, в котором я видел ее в первый раз на мосту. – Тебе нужно теплее одеваться, иначе, ты заболеешь! На дворе зима, а ты даже не застегиваешься!

Я тут же застегнул куртку: несмотря на то, что я не мог чувствовать ни тепла, ни холода, как и все вампиры, мне приходилось выполнять меры предосторожности, чтобы смертные не слишком удивлялись моему виду. Тем более, я не хотел, чтобы Вайпер беспокоилась обо мне.

– Поверь, по сравнению с английской зимой, здешняя зима – просто лето на курорте, – шутливо сказал я.

– Ах, да, совсем забыла о том, что ты – наполовину англичанин, – усмехнулась Вайпер. – Но это тебя не оправдывает! Тебе нужно теплее одеваться, если ты не хочешь потом лежать в постели и не видеть меня все время твоей болезни! И я буду жутко волноваться за тебя!

Вайпер стала надевать шарф и вновь недовольно воскликнула: «Ты даже без шарфа!».

– Обещаю, что завтра приду в теплом пальто, – сдался я, тронутый ее волнением за мое здоровье.

– Ты собираешься идти со мной на экзамен? – удивилась Вайпер.

– Конечно. Я буду стоять в коридоре и мысленно тебя поддерживать. А потом мы отметим твою сдачу в каком-нибудь уютном кафе.

– Я не хочу, чтобы ты платил за меня, – серьезно сказала она.

– Вайпер, деньги – это всего лишь бумага. А ты – мое все, неужели ты думаешь, что я придаю хоть какое-то значение моей обеспеченности? Ты – моя девушка, и я люблю тебя. Пожалуйста, прекрати отталкивать мою заботу о тебе, – тоже серьезно сказал я.

– Я обижаю тебя этим? – гордо приподняв подбородок, спросила Вайпер.

– Да, – прямо ответил я. – Но давай не будем ссориться из-за пустяков.

– Давай вообще не будем ссориться, – тихо сказала Вайпер. – Если тебе хочется платить за меня, то делай, как считаешь нужным… Но мне все равно неловко!

– А мне неловко, когда ты отказываешься от моей заботы, – мягко произнес я и обнял ее. – Я хочу, чтобы ты забыла свое предубеждение насчет денег: они ничего для меня не значат, а ты – значишь все.

Вайпер молчала, но ее лоб все еще прорезали морщины.

– Хорошо – прошептала она. – И я тоже люблю тебя. Очень сильно.

Вайпер прильнула ко мне, и я стал самым счастливым чудовищем в мире.

Когда мы садились в машину, я спросил у Вайпер:

– Когда мы едем в Брно?

Она пожала плечами.

– Как насчет послезавтра?

– Отлично! – весело откликнулся на это предложение я и завел мотор. – Я ужасно заинтригован!

Вайпер весело рассмеялась.

Глава 16

Ночь перед экзаменом прошла бессонно. Утром я все же заснула, на минут сорок, но вскоре проснулась от звона будильника, возвратившего меня в реальность. Приняв душ, быстро перекусив бутербродами и выпив три чашки кофе, я выглянула в окно, помня о том, что Седрик собирался заехать за мной сегодня.

Седрик уже ждал меня.

Мое лицо осветила широкая улыбка, и, быстро собравшись, я спустилась к возлюбленному. По дороге мы поболтали об отвлеченных темах, а когда приехали в университет, я пошла на свой экзамен, а Седрик остался ждать меня в коридоре. Сегодня он, как и обещал, был одет в теплое черное пальто.

Наступил роковой час: я сидела в огромной аудитории и мяла в руках билет с заданиями. Мне было трудно собрать мысли, я была взвинчена, поэтому смогла решить только две задачи из трех: третья задача была ужасно трудной и запутанной. Но я не могла сдаться, мне нужно было решить эту проклятую задачу! И, найдя в себе силы слегка расслабиться и настроиться, я все-таки смогла решить даже это запутанное последнее задание. Но, правильно ли? Я надеялась, что да.

– Вайпер, вы, смотрю, уже справились? – вдруг услышала я голос преподавателя и даже слегка вздрогнула от неожиданности.

– Да, но… Я не уверена, что все верно, – тихо ответила ему я, стараясь не тревожить других студентов, все еще сидевших за заданиями.

– Подойдите, я проверю ваши задачи, – вежливо сказал преподаватель.

Это удивило меня: но, разве я не должна была получить результат только через пару дней, после экзамена? Зачем ему понадобилось проверять мои ответы прямо сейчас?!

Но, выбора у меня не было, и, взяв свои ответы, я подошла к преподавателю и отдала ему их. Преподаватель тут же забегал взглядом по моей писанине.

«Остаться стоять, или сесть на свое место?» – подумала я, чувствуя себя каким-то клоуном, но вдруг пожилой профессор оторвал взгляд от листка, посмотрел на меня и нахмурился.

«Неужели все так плохо? О, нет! Нет!» – испугалась я.

– Что ж, Вайпер, признаться, вы меня удивили. Еще полгода назад, ваши знания физики были слабы, но сегодня я удивлен тем, насколько хорошо вы справились с задачами. Поздравляю и так держать, – наконец, произнес он.

– У меня был хороший репетитор, – ответила я, с облегчением подумав, что мои страхи были совершенно ни к чему.

– Эксперимент нашего ректора превзошел все ожидания, – с легким смехом сказал профессор. – Даже все мои прошлогодние галерщики сдали весьма достойно. И, если бы вы решили третью задачу менее запутанным способом, я поставил бы вам высший балл, но, увы. – И он вывел на своем экзаменационном листке большую четверку. – Поздравляю с успешной сдачей экзамена, и можете быть свободны, – сказал он, даже не взглянув на меня.

Мне трудно было поверить: я сдала! Стипендия осталась!

Быстро покинув аудиторию, я бросилась на шею Седрику.

– Четверка! – радостно крикнула я, так что, наверно, и профессор услышал.

– Вот видишь, все прошло просто прекрасно! Зря ты так волновалась, – с улыбкой отозвался на это Седрик.

Мы вышли во двор университета, и я с удивлением заметила, что за два часа экзамена, он покрылся довольно толстым слоем снега. Первый снег в этом году!

– Я так рада! Я сдала эту проклятую физику! И снег, смотри, снег! – Я закружилась по двору и раскидывала руками снег. Вскоре мои волосы и одежда тоже покрылись снегом.

Седрик, смеясь, стал отряхивать меня от снега.

– Ты чудо, мое любимое маленькое чудо. – Седрик поцеловал меня в макушку.

Но от меня не укрылась тень на его лице, словно он был чем-то обеспокоен.

– У тебя все в порядке? – настороженно спросила я.

– Конечно в порядке! К чему этот вопрос? Я не болею и даже надел пальто! – Он улыбнулся озорной мальчишеской улыбкой, но я чувствовала, что он улыбался, чтобы не тревожить меня, однако, сделала вид, будто поверила ему.

– В который час мы выезжаем? – вдруг спросил Седрик, словно нарочно меняя тему разговора.

– Куда? – переспросила я, не сразу поняв, что он имеет в виду.

– В Брно. Ты не забыла, что завтра мы едем к твоим родителям?

– Ты хочешь ехать завтра? – спросила я, удивляясь его настойчивости.

– К чему тянуть? – ответил он.

– Хорошо, давай сегодня же купим билеты, – предложила я и тотчас увидела его удивленные глаза: в них играли смешинки.

– Билеты? Вайпер, мы поедем на моем авто, – ласково сказал Седрик.

– Нет, мы купим билеты на автобус, – настойчиво повторила я.

– Почему ты не хочешь ехать на автомобиле? – мягко спросил он.

– Мои родители не поймут этого, – ответила я, а в душе упрекала себя за то, что не могла открыть ему истинную причину моего отказа – нежелание использовать его богатство. – К тому же, я хочу показать тебе мою жизнь. Поездка в автобусе тебе очень понравится, я обещаю! – Я любяще заглянула в его глаза, надеясь, что он не будет больше настаивать на своем, иначе, я просто сдамся, в ущерб своей гордости, лишь бы не обидеть его.

Но, к счастью, Седрик широко улыбнулся.

– Что ж, я ни разу не ездил в автобусе и на общественном транспорте вообще, – со смехом сказал он.

– Ни разу? – вырвалось у меня.

– Ни разу.

– Тогда, когда мы вернемся из Брно, я заставлю тебя проехаться на трамвае по всей Праге! – решила я. – Нельзя жить в Праге и ни разу не прокатиться на городском трамвае! Это – просто преступление!

– Отличная идея. Думаю, мне полезно будет узнать, что такое трамвай, – с улыбкой согласился Седрик.

– Вот и прекрасно! Но учти: в автобусе до Брно я буду сидеть у окна. Надеюсь, тебе все равно где сидеть, потому что я не уступлю!

– Мне все равно, где спать, – рассмеялся он.

Вместо ответа я поцеловала его.

«Как чудесно! Ехать вместе с ним, разговаривать, видеть его, и, может, я увижу, как он спит. Наверно, он еще прекраснее, когда спит. Что еще нужно для счастья?» – подумала я.

***

Как это интересно и захватывающе – поехать на автобусе с Вайпер и узнать о том, как она живет и какой путь проделывает, навещая родителей в Брно.

Но есть одна проблема: волнительные события последних дней заставили меня забыть о спланированной на вчерашний вечер охоте, и я не ел уже четыре дня. Значит, сегодня же нужно было подкрепиться.

– Сколько времени занимает поездка? – спросил я.

– Четыре часа с остановками, – ответила Вайпер.

– Четыре часа? – с улыбкой переспросил я.

– Не волнуйся, мы сможем выходить из автобуса на остановках, чтобы размять ноги и спину, – снисходительно улыбнулась Вайпер, словно она умилялась моим дурацким вопросам. – Давай купим билеты прямо сейчас, чтобы завтра не стоять в очереди? Тем более, завтра билетов может уже не быть.

– Их можно приобрести онлайн? – поинтересовался я.

– Да, но у нас теперь много свободного времени! Почему бы не постоять в очереди, как в старые добрые времена?

Слова Вайпер слегка рассмешили меня: «Старые добрые времена»! Будто она прожила уже двести лет и успела повидать очень многое. Но она была так мила и искренна, моя Вайпер.

Мы сели в мой «Ауди» и поехали на автовокзал.

Всю дорогу я размышлял о том, как объяснить своей семье мое будущее длительное отсутствие – ведь моя мать пыталась контролировать мои передвижения, но, конечно, у нее это не получалось, так как я не позволял никому лезть в мою жизнь. Но я никогда так долго не отсутствовал вне дома. Признаться, я просто не видел никакого смысла жить отдельно от моей семьи, так как мне никто не мешал, не входил в мою комнату без стука и не тревожил меня лишний раз – я жил в своей части замка как отшельник.

В этих мыслях я увяз надолго, даже тогда, когда мы с Вайпер стояли в довольно длинной очереди за билетами.

«Маркус прикроет меня, – наконец, нашел я решение. – Скажет, что я уехал развлечься в другой город. Но как долго я смогу скрывать от Вайпер мою сущность? Сколько буду мучить ее своими вечными недомолвками? Время идет, и мне нужно…»

Мои мысли были прерваны телефонным звонком. Достав из кармана пальто телефон, я улыбнулся: это был Маркус. Легок на помине!

– Прости, мне нужно срочно отойти, – сказал я Вайпер, и, вручив ей деньги на мой билет, отошел в другой конец зала.

– Да, Маркус? – сказал я, подняв трубку.

– Сейчас же приезжай домой, – очень серьезным тоном сказал Маркус.

– Что случилось? – насторожился я.

– К нам приехали гости, совершенно нежданные, и ты никогда не угадаешь кто!

– А не рановато ли они приехали? – недовольно спросил я, думая, что речь идет об очередных дальних родственниках.

– Ну, ладно, дам тебе три попытки отгадать! – вместо ответа сказал Маркус, но теперь его голос был полон озорства.

– Сейчас не время играть в «угадай кто»! Я сейчас с Вайпер.

– Увы, тебе придется покинуть ее ненадолго, а может, и надолго. Ну, как ты думаешь? Кто?

– Маркус, не тяни!

– Не будь таким скучным! Угадай!

– Ты действуешь мне на нервы. Я сейчас просто отключусь! – пригрозил я, уставший от ребячества брата.

– Ну, ладно! Только не падай в обморок: Элен и Дерек.

Мои губы расплылись в презрительной улыбке: Элен и Дерек? Наши с Маркусом дед и бабка по отцовской линии, которых мы никогда не видели и которые не желали видеть нас?

– Что они здесь забыли? – насмешливо спросил я.

И Маркус и я презирали эту парочку за то, что в далекие времена они не позволяли нашему отцу жениться на нашей матери, чешке, чтобы «не смешивать кровь и сохранить чистоту английского клана Морганов». Но, к счастью, отец поступил так, как поступил.

– Я сам удивлен! Они ведь даже видеть нас не хотели, и вот, заявились! – весело сказал Маркус. – Приезжай и не оставляй меня наедине с этими мерзавцами!

– Что родители? – спросил я.

– Не выйдут из своей спальни до тех пор, пока ты не приедешь.

– Черт, как это все не вовремя! – нахмурился я, взглянув на Вайпер: она уже приобрела билеты и ждала меня у выхода из здания.

– Не можешь оставить ее? – участливым тоном спросил Маркус.

– Да, – коротко ответил я.

– Не волнуйся, я сейчас не в замке.

– Черт, Маркус, я не могу в который раз вот так сорваться неизвестно куда! Я чувствую себя подонком!

– Но они требуют, чтобы ты приехал, – настаивал Маркус.

– Мало ли чего они требуют!

– Седрик, прошу тебя, приезжай, иначе, я не знаю, что будет!

– Я не собираюсь менять свои планы из-за парочки каких-то мерзавцев!

– Подожди, отец нашел меня, – тихо сказал Маркус и замолчал. Я услышал, как наш отец спросил: «это Седрик?», а затем утвердительный ответ брата.

– Седрик, – услышал я твердый голос отца.

Должно быть, он отобрал у Маркуса телефон.

– Да, отец?

– Немедленно приезжай. Никаких отговорок.

Меня раздирали противоречивые чувства.

Что? Отец не оставляет мне выбора?

– Отец, я не понимаю…

– Ждем тебя, – сказал отец.

Приказ отца поднял во мне волну неприятия, но я понимал, что моим долгом было приехать в замок и поддержать мою семью.

– Никогда не видел отца в таком жутком настроении! – вновь услышал я голос брата. – Тебе лучше приехать, если потом не хочешь выговора или еще чего похуже!

– Я еду, – коротко сказал я.

– Отлично. Только избавься от запаха – я сейчас поставлю в гараж новый ядреный освежитель воздуха. Эти черти обладают ужасными способностями!

– Спасибо. Увидимся. – Я отключил телефон.

Черт, что я мог сказать Вайпер в свое оправдание? Сколько раз я вот так покидал ее, ничего не объяснив и видя в ее глазах разочарование? Я знал – за ее понимающим согласием стояло безграничное непонимание.

Я подошел к Вайпер.

Она ласково улыбнулась мне.

– Я подумала, что было бы здорово выехать так рано, как возможно, поэтому взяла билеты на половину восьмого утра. Как раз успела взять почти последние! Представляешь, сколько народу едет в Брно? – Но вдруг улыбка Вайпер померкла. – Что-то случилось?

– Прости, но мне срочно нужно ехать домой, – тихо сказал я, чувствуя себя последним негодяем.

– Хорошо… Езжай, если тебе нужно, – тихо сказала она.

– Клянусь, это будет последний раз, – сказал я, взяв ее ладони в свои.

– Никто не знает, что будет в будущем, – с усмешкой сказала она. – Просто езжай и не терзайся. Я знаю, что ты оставляешь меня только по очень важным причинам. Я доеду домой на трамвае и буду собирать вещи. Поверь, скучать я не буду!

– Спасибо. Я люблю тебя, – сказал я, целуя ее.

– Я знаю, – ответила она.

– Я буду у тебя завтра в половину седьмого, – пообещал я.

– Хорошо, – тихо сказала Вайпер.

Я еще раз поцеловал ее и направился к своему авто.

Приехав в замок, я оставил «Ауди» в гараже и распылил в салоне и на автомобиль гадкий освежитель воздуха с ароматом ландыша. Как и обещал мой брат, запах освежителя был ужасен, но это было мне на руку: он забил своей вонью прекрасный аромат крови Вайпер. Маркус напугал меня, сказав, что Элен и Дерек обладают ужасными способностями, отточенными и доведенными до совершенства временем. С прожитыми веками, обоняние, зрение и слух вампиров лишь обостряются. А ведь этим двоим было больше семисот лет.

Недолго думая, я обрызгал освежителем и себя, и, только убедившись в том, что воняю как целое поле ландышей и что аромат Вайпер полностью исчез, с камнем в душе поднялся в зал, где, как оказалось, ждали только меня.

Войдя в зал, я сразу увидел тех, кто вызывал у меня такую сильную антипатию – родителей моего отца: Элен и Дерек сидели на креслах, напротив которых стояли четыре кресла для моей семьи. Мое кресло пустовало. Я вольготно прошел по залу, чувствуя, как они наблюдали за мной, и, не поздоровавшись с ними, сел в кресло, и стал рассматривать их белые гордые лица.

Элен – мать моего отца, оказалась величественной женщиной с густыми темными волосами, заплетенными в высокую прическу. Ее лицо было белым, белее наших, похожим на белый фарфор. На этом прекрасном лице ярко горели темно-зеленые глаза, казавшиеся двумя изумрудами в белоснежной оправе белков. Бледные розовые губы были крепко сжаты. Ее красивую фигуру облегало черное строгое платье. Элен гордо восседала в кресле, словно на троне, с идеально-ровной спиной, будто проглотила доску. Она устремила на меня любопытный, но холодный взгляд.

Дерек – отец моего отца, был подстатье своей супруге – гордый, черноволосый красавец с белым лицом и яркими голубыми глазами. Он был очень похож на отца и на меня. Вольготно облокотившись на спинку кресла и держа в руках трость из красного дерева с ярко-красным рубиновым набалдашником, он явно чувствовал свое превосходство над нами. Однако, его белый костюм совершенно ему не шел, и Дерек в нем походил на медбрата.

– Значит, это – Седрик, – ледяным тоном сказала Элен, пронзая меня взглядом, в котором, однако, вспыхнул теплый огонек. Я догадался, откуда он появился: из-за моего сходства с ее мужем, но я не разделял ее тепла и ответил ей презрительной усмешкой. Элен вздрогнула, словно обжегшись, и с большой неприязнью взглянула на Маркуса. Видимо, тот факт, что Маркус был копией нашей матери, выводил ее из себя.

Я взглянул на отца – его лицо было таким же ледяным и гордым, как у его родителей.

– Да. Седрик – мой младший сын. – Голос отца был пропитан сталью.

Моя мать сидела молча, с напряженным лицом, а Маркус, закинув ногу на ногу, прищурившись, смотрел на гостей и явно потешался над их гордыней.

– Все здесь. Теперь объясните, что вы здесь делаете, – ледяным тоном спросил отец: он ненавидел своих родителей, и мы прекрасно это знали.

– Мы приехали для того, чтобы прекратить нашу вражду, – начал Дерек. Его голос напоминал раскат грома.

– Не мы начали эту вражду, – ответил ему отец.

После того, как Элен и Дерек чуть не разрушили любовь и брак моих родителей, сперва – отчаянным сопротивлением, а затем – многочисленными кознями, отец был зол на них, ненавидел и презирал их. Ненавидел настолько, что ни разу не написал им и не оповестил о рождении внуков. И правильно сделал. Я нисколько не был огорчен тем, что никогда не видел этих мерзавцев.

– Не пора ли забыть прошлое, Грегори? Ты даже не написал нам о том, что у тебя родились дети, и мы узнали о них от других вампиров. Прошло уже более трех веков с тех пор, как ты покинул нас, но боль, которую ты причинил нам, не прошла до сих пор, – ответила ему Элен, положа руку на сердце, но не опуская своего гордого подбородка.

– Это я причинил вам боль? – насмешливо переспросил отец. – При моих дорогих сыновьях, я не буду говорить о том, что вы заставили испытать нас. Скажу лишь одно: вспомни, что ты сказала, когда я поклялся тебе, что ты никогда не увидишь своих внуков.

Элен слегка приподняла брови, словно совершенно не понимая, что имеет в виду ее сын.

– Ты сказала, что не будешь считать моих детей, в которых течет наполовину мутная чешская кровь, своими внуками, – напомнил ей отец.

– Прекрасный сюжет для мексиканского сериала! – воскликнул Маркус.

Маркус дурачился, но я был поражен словами отца.

Если Элен и Дерек не считали нас своими внуками, что, черт побери, они здесь забыли? Как они посмели сунуть свои белые аристократические носы в наш замок, в нашу семью?!

– Не обязательно было вспоминать об этом сейчас! – нахмурившись, сказала Элен. – Да, в те времена мы были неприятно поражены твоим выбором, Грегори, но теперь мы признаем твоих детей нашими внуками и хотим наладить…

– Какая честь, черт побери, какая честь! – Маркус захлопал в ладоши. – Но, знаете, мадам, мы никогда не признаем вас своими бабулей и дедулей. Правда, Седрик?

– Полная правда, Маркус! Жили без них больше двух столетий, и жили прекрасно! – весело отозвался я, хотя не понимал, почему мне вдруг стало так весело от надменных слов Элен.

Они признают нас своими внуками! Да кем они себя возомнили!

– Боль, которую вы причинили мне и моей любимой жене, время стерло, и даже больше – я познал счастье! Меня окружают любовь, уважение, искренность и мои дорогие сыновьями. Но вы делали все, чтобы лишить меня всего этого, – холодно сказал отец, и меня наполнила гордость за его стойкость и непоколебимость.

Его супруга, моя мать, с любовью посмотрела на своего мужа, и в ее глазах светилась нескрываемая радость. Ее красивые губы улыбались счастливой улыбкой.

Но родители отца едва не тряслись от злости: глаза Элен заметали молнии, а Дерек нахмурился и стал похож на живописную картину спартанского воина.

– Согласна – тогда мы поступили несправедливо, но сейчас мы протягиваем вам руку дружбы и смиренно просим принять ее! – сказала Элен, но ее ледяной голос и глаза, засверкавшие ненавистью, были полной противоположностью ее красивых слов.

– Мы не знали вас тогда и не хотим знать сейчас, – спокойным тоном сказал на это я. – Вы зря приехали! Надеюсь, у вас уже есть билеты в обратный конец?

Казалось, Элен задумала убить меня взглядом, но я отвечал на ее уничтожительный взгляд лишь насмешливой презрительной ухмылкой.

– Как ты смеешь разговаривать с нами в таком тоне! Жалкий мальчишка! – злобно прошипела Элен.

Скулы на ее лице заиграли от злости.

– Чего еще стоит ожидать от гадкого плебея с мутной чешской кровью? – с сарказмом ответил ей я, теперь находя в происходящем фарсе лишь веселье.

– Браво, Седрик! Браво! И, только подумай, эти двое приехали из своей драгоценной Англии лишь для того, чтобы увидеть нас, жалких мальчишек с грязной кровью! – Маркус громко расхохотался.

Смех Маркуса был таким заразительным, что засмеялись все: отец, мать, я. И этот смех произвел невероятный эффект: мать гордо подняла голову и с вызовом взглянула на своих свекра и свекровь.

Элен и Дерек напоминали статуй с ужасными лицами – настолько они исказились злобой. Отец удовлетворенно посмотрел на нас с Маркусом, а затем – на своего отца. Тот был в ярости.

– И это ваша благодарность за то, что мы как щенки просим у вас понимания и прощения? – вскричал Дерек. Его голос тяжелым эхом летал по залу, отражаясь от каменных стен и высоких сводов.

– Вы никогда не найдете здесь прощения! – с чувством сказал отец. – Вы думали, что, после всех ваших козней, интриг и подлостей, мы должны простить вас и плакать от счастья оттого, что вы соизволили приехать? Вы ошибаетесь, – тихим злым голосом закончил он.

После того, как начались их козни, между кланами Морганов и Богали едва не началась вражда. Но, к счастью, отец просто отрекся от своих бессердечных родителей.

– Не забывай о том, что мы дали тебе жизнь! Дерзкие речи твоих сыновей заслуживают наказания! – сквозь зубы, процедил Дерек.

– Я горд за своих сыновей! – воскликнул отец.

– Это твоя жена натравила их против нас! Конечно! Она сделала все, чтобы очернить нас в глазах наших собственных внуков! – прошипела Элен.

– О, мама здесь не причем! Просто, к несчастью для вас, мы не слепы и не глухи, и видим вас насквозь, милорды! – вступился за мать Маркус.

– Я вижу, что вы так и остались прежними, теми же лицемерами, которые думают только о себе! Я – ваш единственный сын, но я отрекся от вас уже давно, и никогда вас не прощу! Столетия ничему вас не научили! – тихо воскликнул отец.

– Мы даже были готовы смириться с той, кого ты выбрал себе в жены! Но твои отродья лишь доказывают, насколько мы были правы, выступая против этого мерзкого смешения наших королевских кровей с ее гадкой плебейской! Мы были правы, когда пытались разрушить то убожество, которое ты сейчас имеешь! – зло крикнула Элен.

Мать печально улыбнулась. Она ни разу не вступила в разговор, но мужественно сидела в своем кресле, не оставляя своих любимых мужчин. И ее присутствие давало нам силы.

Отец дрожал от ярости. Он вскочил с кресла, и хотел, было, накинуться на своих родителей, но я и Маркус вовремя схватили его под руки.

– Грегори, прошу тебя, они этого не стоят! – умоляюще сказала мать, встав перед супругом и положив ладони на его грудь. Это успокоило отца: его глаза все еще сверкали яростью, но он подчинился любимой жене и, сделав нам с Маркусом знак, что его уже можно отпустить, взял ладонь нашей матери в свою, а другой указал на дверь.

– Убирайтесь, – тихо сказал отец, но в этом слове слышались ненависть и отвращение.

– С удовольствием. Ты умер для нас! – поднимаясь с кресла, гордо сказала Элен, и царственной походкой направилась к двери.

– Ты сделал свой выбор, – мрачно сказал Дерек своему сыну и пошел вслед за супругой.

Когда они покидали зал, дверь, которой они хлопнули, не выдержала силы их удара и разбилась о стену – эта тяжелая дубовая дверь стала мишенью для вымещения их злости.

Я и Маркус расхохотались: вот это клоунада! Какой фарс!

Но вдруг наша мать порывисто обняла нас, говоря, как она любит нас и как она горда за нас, и мы тесным семейным кружком наслаждались только что одержанной нами победой. Затем отец увел мать в их спальню, так как она плакала от гордости за своих прекрасных и храбрых мужа и сыновей.

Оставшиеся часы этих полных событий суток я просидел в своей комнате, у камина, прямо на ковре, и думал о том, насколько силен был мой отец и как непоколебимо и смело он противостоял против всего мира. Он боролся за свою любовь, и я буду бороться, даже если мне придется, так же, как и отцу, отречься от своих родителей. Отец, сам не того не зная, убил все мои колебания насчет нас с Вайпер. Я отрекусь от отца и матери, если они будут против моего выбора. Но они могут легко «избавить» меня от Вайпер: просто убить. Нет, моя ситуация – абсолютно другая, более сложная, и я должен охранять мою любовь не только от ненависти своих родителей, но и от того, что они могут убить ее.

Я встал, окинул взглядом свою комнату и будто впервые увидел ее роскошную обстановку: деревянная кровать старинной работы, стоявшая для красоты, письменный стол – тоже раритет пражских мастеров XIX века, в углах комнаты стояли четыре мраморные статуи чешских святых, словно охраняющие мой покой, огромный резной шкаф – все это было просто на первый взгляд, но, на самом деле – это была роскошь. Все вокруг кричало о дороговизне и древности, и, хотя в моей комнате был некоторый диссонанс, эта мало обставленная комната была дороже самых дорогих люксов самых дорогих отелей. Все это бросилось мне в глаза, и мой разум охватило чувство сожаления, обиды и безнадежности. Я сожалел о том, что так богат. Меня настигло понимание и того, что я никогда не приведу сюда Вайпер и она никогда не увидит то, что мне дорого. Я не проведу ее по нашему замку, рассказывая его богатую историю. Мне останется только покинуть все это, как покинул все мой отец. К тому же моя семья уже померкла перед моей любовью к Вайпер.

Но я безумно боялся того, что Вайпер отвергнет меня, когда узнает обо мне правду. Отцу нечего было бояться – его возлюбленная была бессмертной, но Вайпер – смертная, а смертные не боятся отвергнуть того, чьей любви не хотят, и легко предают того, кого любят. Ее признание в любви, ее слова, ее улыбка сделали меня живым и счастливым, я был в эйфории. Неужели я должен потерять все это? Потерять Вайпер?

Я закрыл глаза и представил себе картину: Вайпер смотрит на меня своими темными карими глазами, и они полны любви ко мне, но вдруг ее любовь сменяется страхом и отвращением. Она бежит от меня.

Нет, я не могу потерять ее. Я не знал, что буду делать, если Вайпер отвергнет меня, не знал, как смогу жить после этого.

Вдруг, вспомнив о том, что мне необходимо было собрать вещи к завтрашнему отъезду в Брно, я открыл шкаф и громко крикнул: «Маркус, зайди ко мне!», и уже через минуту открывал брату дверь.

– Что тебе нужно? – прямо спросил он, проходя в комнату.

– У меня есть к тебе дело, – ответил я, доставая из-под кровати небольшую и пыльную дорожную сумку. Я даже не припоминал, когда в последний раз использовал ее.

– Какое еще дело? – недовольно буркнул Маркус, развалившись в кресле у камина.

– Точнее, просьба, – весело ответил я. – Где родители?

– Уехали праздновать свою вторую свадьбу, – ухмыльнулся брат и, внимательно взглянув на меня, добавил: – Хм, кажется, я знаю, о чем пойдет речь!

– Завтра я уезжаю, – начал я, роясь в шкафу, в поисках нужной одежды. В шкафу стоял ужасный бардак – я редко когда наводил в нем порядок.

– Интересно, куда? – услышал я вопрос брата.

Найдя нужные вещи, я бросил их на кровать, закрыл дверцы шкафа и стал аккуратно складывать вещи в сумку, но так, как путешествовал я редко, в сумке создался такой же бардак, что и в моем шкафу.

– Я еду с Вайпер в Брно. Она там живет, – ответил я брату.

– Вайпер? Так ее зовут Вайпер? – удивленно переспросил Маркус. – Интересное имя!

– Да, интересное. Я буду там две недели, так что…

– Я понял. Ты хочешь, чтобы я сказал что-нибудь родителям.

– Как ты догадлив, – сказал я, вновь освобождая сумку от вещей и пытаясь заново сложить их: три рубашки, три тонких свитера, пару джинс на смену, кучу носков и нижнее белье. Кроме этого, я взял грубый деревянный гребень для волос, шампунь, зубную пасту и щетку. В большем я не нуждался.

– Кажется, все, – сказал я, закрывая сумку.

– Не забудь освежитель воздуха, – насмешливо сказал Маркус. – Если, конечно, он еще остался после того, как ты обрызгал им весь гараж.

– Он до сих пор не выветрился? – с досадой спросил я.

– Нет. Но я сказал родителям, что загрыз в машине одну юную девчонку, и мне пришлось замести следы.

– Спасибо, – тихо сказал я.

– Да ты со мной никогда не расплатишься! – весело рассмеялся брат.

Его слова о юной девчонке задели меня за живое – я почему-то сразу представил, что этой девчонкой была Вайпер. Мне стало не по себе.

– И часто ты убиваешь молодых дев? – спросил я, подходя к камину и подбрасывая в него еще пару дров.

– Частенько: в отличие от тебя, я люблю молодую свежую кровь, – спокойно ответил Маркус.

– Маркус! – вдруг вырвалось у меня, когда я понял, что Вайпер, действительно, может стать жертвой Маркуса.

– У? – отозвался он.

Я обернулся к нему: он стоял у камина, позади меня и пил из железного кубка кровь.

– Я хочу познакомить тебя с ней, – твердо сказал я.

Маркус громко закашлялся, поперхнувшись глотком крови.

– Это еще зачем? – откашлявшись, спросил он.

– Я боюсь, что одной из твоих жертв может стать она. Ты ведь не знаешь, как она выглядит, – серьезно ответил я.

Почему, черт возьми, раньше я даже не задумывался об этом? Как я мог быть таким беспечным?

– Ты знаешь, что я не горю желанием видеть ее! – недовольно сказал брат. – Я уважаю тебя и твою любовь к ней, но знать, кто она, не хочу. А если ты боишься, что я могу случайно ее убить, просто покажи мне ее фотографию.

– У меня нет ее фотографий, – отрезал я. – Неужели тебе так трудно будет пожать ей руку и сказать пару слов? Тогда я буду уверен в ее безопасности от тебя.

– Нетрудно, но мучительно.

– Клянусь тебе, это будет последнее, о чем я тебя попрошу.

Маркус глубоко вздохнул.

– Хорошо! – сдался мой брат. – Но всего на пару минут!

– Больше и не нужно, – с облегчением сказал я. – Только веди себя галантно.

– Я постараюсь. Хм, а меня очень интересует, как ты будешь питаться в гостях у твоей Вайпер?

– Это не проблема, – усмехнулся я.

– А жить где будешь?

– Пока не знаю, но думаю, что у нее дома.

Он насмешливо усмехнулся и пошел к двери.

– Маркус, – остановил я его, когда он уже открывал двери, – так ты сделаешь то, о чем я тебя попросил?

Маркус бессильно взмахнул руками.

– Куда я денусь! – Дверь за ним захлопнулась.

Я облегченно вздохнул – теперь я знал, что Вайпер была в безопасности.

Всю ночь я просидел в кресле у камина и думал о том, что будет завтра, что может произойти при встрече с ее родителями. Из-за моей бледности они могут подумать, что я чем-то болен.

Надо же, я никогда ни с кем не встречался всерьез, но сейчас был готов знакомиться с родителями Вайпер. Как странно будет ощутить на себе это. Что я должен буду говорить? Как себя вести? Единственное, что я знал – это то, что я должен им понравиться. И я буду прилагать все усилия, чтобы заслужить благосклонность этих смертных. Смешно! Но ради Вайпер я сделаю все, чтобы заслужить симпатию ее родителей.

В шесть часов утра, когда Прага все еще была окутана темнотой, я взял сумку, положил ее в багажник и усадил в машину Маркуса, который сгорал от нетерпения увидеть Вайпер. Он признался мне, что вопреки своим словам накануне, желал познакомиться со смертной, покорившей сердце его брата, не верящего в любовь. Маркус подтрунивал надо мной всю дорогу. Мы договорились, что я представлю его Вайпер, а затем он пойдет по своим делам.

Я не боялся показывать Маркусу улицу, где живет моя возлюбленная, ведь был полностью уверен в надежности брата, к тому же, он будет знать, в каком районе Праги ему не стоитохотиться.

Вскоре мы подъехали к дому Вайпер. Она уже стояла около входной двери, а рядом с ней лежали две большие сумки, и то, что она сама их вынесла, заставило меня нахмуриться: наверняка, они были слишком тяжелыми для ее хрупкой смертной природы.

– Будь вежлив, – строго велел я брату.

– Есть, сэр! – шутливо ответил он.

Мы вышли из машины.

Маркус остался стоять у авто, а я с улыбкой направился к Вайпер.

Глава 17

Ночью вместо того, чтобы спать, я собирала сумки, потому что днем много размышляла о том, что заставило Седрика уехать, так внезапно, в очередной раз. Лишь к одиннадцати вечера, спохватившись, что сумки еще не собраны, я начала наверстывать упущенное, но это нудное занятие затянулось до трех утра: оказалось, вещей, которые мне нужно было отвезти домой, было намного больше, чем я предполагала. Вперемешку с мыслями о вещах, я думала о встрече с родителями и даже придумала слова, которые скажу, представляя им Седрика.

Мне удалось поспать целых два часа. Затем я поднялась с постели, приготовила довольно плотный завтрак, выпила три чашки кофе, и была готова к отъезду. Но, так как не было еще и семи утра, я решила подышать свежим воздухом и подождать Седрика у подъезда. Чтобы не задерживать наш отъезд, я вынесла на улицу свои тяжелые сумки. Долго ждать Седрика мне не пришлось – через пять минут его автомобиль подъехал к моему дому.

При виде Седрика, идущего ко мне, я широко улыбнулась. Но, вдруг, следом за Седриком, из машины вышел еще один парень.

Мне вдруг стало очень неловко.

«Кто это? Зачем он здесь?» – недовольно подумала я.

Седрик подошел ко мне и поцеловал меня, и от этого мне стало еще более неловко – я чувствовала, что незнакомец пристально наблюдал за нами.

– Седрик, кто это? – шепотом спросила я.

– Это мой брат. У него здесь рядом встреча, и я подвез его, – тихо ответил он.

– Понятно, – коротко ответила я.

Брат. Значит, все в порядке. Но тогда почему я чувствую себя так некомфортно?

Седрик поднял мои сумки, словно они были легче перышка, и мы направились к машине.

Брат Седрика стоял, облокотившись на машину, и смотрел на меня пристальным оценивающим взглядом. Мне была неприятна эта ситуация, но я постаралась отогнать дурные мысли – ведь это был брат Седрика!

– Вайпер, это – Маркус. Маркус, это – Вайпер, девушка, которую я люблю, – представил нас друг другу Седрик.

– Здравствуй, Маркус. – Я попыталась сказать это весело, но у меня не получилось выдавить даже подобие улыбки.

– Здравствуй, Вайпер. Очень рад познакомиться, – красивым низким голосом сказал он, и, взяв мою ладонь, прикоснулся к ней губами.

Я вздрогнула: его руки были такими же ледяными, как у Седрика.

Внешность Маркуса показалась мне странной: он был так же идеально красив, как и его брат, но его бледная кожа и глаза, сверкающие каким-то странным огнем, показались мне слегка устрашающими. И, если его брат, с такой же удивительно-бледной кожей, казался мне привлекательным и прекрасным, то Маркус пугал меня. Меня охватил холод, а по телу пробежали мурашки.

«Как он может быть братом Седрика? Он такой странный и пугающий, словно в нем нет ничего доброго! Или только я так о нем думаю? Я ведь незнакома с ним и не знаю, каков он на самом деле» – подумала я.

Но желания познакомиться с Маркусом поближе у меня не было, наоборот, – мне хотелось поскорей избавиться от его присутствия.

– Седрик мне много о вас рассказывал, – приветливым тоном сказал мне Маркус.

– Правда? – вежливо поддержала я разговор, но в душе молилась, чтобы он поскорее покинул нас.

– Да, много чего хорошего. Он говорил, что вы удивительны, и я в этом убедился. Вы действительно удивительны, раз влюбили в себя моего нудного брата…

– Маркус, – вдруг холодным тоном перебил его Седрик.

***

Я увидел, что Вайпер побледнела, и что ей было неловко от присутствия Маркуса.

Маркус забавлялся – это было очевидно. Он без стеснения разглядывал Вайпер и даже не скрывал этого.

Поведение брата разозлило меня, и я решил, что этому знакомству пора было быть остановленным.

– Маркус, – холодно сказал я.

Он с иронией в глазах посмотрел на меня.

– Извини, но нам пора уезжать, – настойчиво сказал я.

– О, какая досада! Тогда счастливого пути! – Он еще раз поцеловал руку Вайпер. – А сейчас прошу извинить, но у меня тоже есть важные дела!

Маркус улыбнулся Вайпер и, хлопнув меня по плечу, ушел.

Вайпер настороженно наблюдала за его уходом, и когда Маркус окончательно скрылся за углом, из ее груди вырвался громкий тяжелый вздох.

***

– С тобой все в порядке? – озадаченно спросил Седрик, гладя мои волосы и вглядываясь в мое лицо.

Я не знала, что ответить. Солгать ему? Нет, он ведь, наверняка, заметил мое странное поведение. Сказать, что я испугалась его брата? Но это было бы бестактно с моей стороны!

– Я в порядке, спасибо, – сдавленным голосом ответила я, как будто мое горло не хотело пропускать эти слова.

– Но я вижу, что с тобой что-то не так.

– Прости, я не знаю, почему, но твой брат мне совершенно не по душе, – прошептала я и уткнулась лицом в его грудь.

– И я понимаю почему: он вел себя как настоящая свинья. – Седрик обнял меня, и я вцепилась в него, как маленькая девочка цепляется за мать.

– Он всегда такой? Он так открыто разглядывал меня! – промямлила я.

– Да, он странный, но поверь – он хороший человек. Мы выросли вместе, и он всегда поддерживает меня, – тихо сказал Седрик, гладя меня по волосам, как маленького ребенка.

– Ты, наверно, думаешь, что я веду себя как нервная идиотка? – с нервным смехом спросила я.

– Ну, что ты. Со мной тоже такое бывает.

– Значит, мы два нервных дурака! – рассмеялась я, подбодренная его словами, хоть и понимала, что он лгал, чтобы успокоить меня.

– Значит, да, – улыбнувшись, подтвердил он и обнял меня еще крепче.

– Прости меня, – сказала я. – Он твой брат, а я так о нем говорю!

– Ты ни в чем не виновата, – успокоил меня Седрик. – Просто его нужно долго знать, чтобы понять, что он за человек.

Его голос был мягким и успокаивающим.

– Ты такой хороший! – невольно вырвалось у меня.

– Надеюсь на это, – чуть помешкав, ответил Седрик.

– Это правда! – подтвердила я и поцеловала его.

***

Когда мы приехали на пражский автовокзал, я оставил свой автомобиль на платной стоянке, и мы, выгрузив наши сумки, нашли наш автобус – довольно новый, длинный, высокий и желтый, как жук, автобус. Честно говоря, он превзошел все мои ожидания, и я был приятно поражен тем, что современность и модернизация достигли и общественный транспорт.

Наши места оказались почти на самых задних сидениях автобуса. Сумки уже лежали в огромном багажнике, и Вайпер очень удивилась тому, что я взял так мало вещей.

В салоне было много людей: одни галдели, кто-то смотрел сериалы на планшетах, надев наушники, кто-то разговаривал по телефону, а кто-то спал, откинувшись в кресле.

Нужно признать, несмотря на мой скептицизм, поездка на автобусе не оказалась таким уж плохим опытом. Даже шум мотора не был слишком громким и не мешал мне размышлять.

Вайпер, как и хотела, сидела у окна, а я – рядом, наслаждаясь ее близостью. Она уже окончательно пришла в себя после встречи с Маркусом и теперь весело рассказывала мне о своем городе и местах, куда она меня поведет, но я почти не слышал ее – мои мысли были сосредоточены на другом.

Я понимал, почему Вайпер не понравился Маркус. Она даже призналась, что Маркус показался ей «слегка устрашающим». Значит ли это, что она испугается и меня, когда я расскажу ей о том, что я – вампир? Возможно, она даже возненавидит меня за то, что я лгал ей. Что произойдет, когда я откроюсь ей и покажу свое истинное обличие? Обличие чудовища.

– …там так красиво! А еще в этом парке я упала с велосипеда, когда мне было семь, – услышал я голос Вайпер, проскользнувший в мои мысли.

Я непонимающе взглянул на Вайпер, и она вдруг смутилась, осознав, что я не слушаю ее.

– Наверно, я надоела тебе своей болтовней, – смущенно сказала она. – Просто я очень рада показать тебе мой родной город. Но, обещаю, больше болтать не буду.

Меня тут же уколола совесть за то, что я заставил ее чувствовать себя виноватой просто потому, что не слушал ее.

– Пожалуйста, не думай, что мне надоело слушать тебя: просто я немного задумался, – мягко сказал я.

– Ты вообще меня не слушал? – вздохнув, спросила Вайпер.

– Честно признаться, нет, – улыбнулся я, желая сгладить создавшийся конфуз. – Но про трагедию с велосипедом я слышал.

– О, это было ужасно! В тот день я разбила колени и локти, и из меня вытекло просто море крови!

«Кровь».

Я тут же почувствовал голод.

Чертов глупец, я забыл подкрепиться перед дорогой! Перед моими глазами возникла ужасная, но заманчивая и сладостная картина: Вайпер сидит на дороге рядом с поломанным велосипедом и плачет, а с ее колен и локтей медленно стекает кровь. Такая восхитительная, алая, яркая, с ароматом морского бриза. Я подхожу к ней и…

«Стоп! Что за мысли? Это ведь та, которую ты любишь!» – приказал я себе. Я ведь не какой-то зеленый юнец, а состоявшаяся взрослая личность, умеющая контролировать себя! И это – Вайпер. Моя любовь. Как я смею думать о ней как о пище? Думать о том, как прекрасна ее кровь и как бы мне хотелось попробовать ее!

Но, вопреки моей воле, я почувствовал, как мой рот стал наполняться слюной: я был очень голоден. Безумно голоден.

– Еще долго ехать? – спросил я, надеясь, что Вайпер не заметила перемены во мне.

– Мы только недавно выехали. Еще часа три, – ответила Вайпер, посмотрела на меня и нахмурилась. – Что с тобой? Тебе плохо? – обеспокоено спросила она, с тревогой глядя на меня.

– Я в полном порядке, просто здесь очень жарко и душно, ты не находишь? – попытался оправдаться я, для пущего эффекта снимая с себя пальто.

– Не нахожу. Здесь, между прочим, довольно прохладно, – серьезно ответила она, и только сейчас я заметил, что она куталась в свое черное пальто. – И твои глаза… Они стали какими-то странными.

– Это оттого, что я не спал всю ночь, – сказал я.

– Ты уверен? У тебя нет температуры? – Вайпер прикоснулась ладонью к моему лбу. – Холодный…

– Это просто сонливость. Не стоит так беспокоиться: я немного вздремну, и ты увидишь, что мне станет намного лучше, – настаивал я.

Кажется, это объяснение удовлетворило Вайпер, потому что она слабо улыбнулась и положила голову на мое плечо.

– Ладно, поверю тебе. И, если честно, меня тоже стало клонить ко сну. Я всю ночь собирала вещи и думала о том, что будет сегодня, – тихо сказала она.

– Тогда давай поспим вместе, – с улыбкой предложил я. – Кресла здесь довольно удобные.

– Да, точно. – Послышался ее сонный голос.

Когда Вайпер заснула, я любовался ее смертной красотой, ее невинным безмятежным ликом, подобно тому, как православные смотрят на свои иконы – с благоволением и надеждой, – так я смотрел на Вайпер и понимал, что не смогу жить дальше, если она уйдет от меня.

Я знал, что во время сна, человеческий мозг отдыхает, но, в отличие от мозга вампиров, ему нужно намного больше времени на перезагрузку, и еще, люди видят то, чего не видим мы – сны. В этот момент я жалел о том, что я не умел ни спать, ни видеть сны.

Слушая тяжелое дыхание возлюбленной, я боялся пошевельнуться, чтобы не разбудить ее.

Как это прекрасно. Но надолго ли это?

Меня поглотили мысли: я решил не мучить больше ни Вайпер, ни себя, и рассказать ей все. Но только тогда, когда мы вернемся в Прагу. Тогда я смогу отпустить Вайпер, если она захочет уйти, смогу отказаться от нее и дать ей свободу. Все находится в ее руках – наши жизни зависят от ее решения, ведь она вправе знать, что любит убийцу. Я не мог больше жить так, зная, что все может рухнуть, и, наконец, пришел к выводу, что лучше сделать все, не мешкая. И еще – как только мы приедем в Брно, мне нужно будет поохотиться. Когда я голоден, я, конечно, могу сдерживать себя и контролировать свое желание убить, но уже сейчас, сидя в автобусе, от недостачи крови я начинал медленно выходить из себя – пробуждались мои инстинкты убийцы.

Но как это сделать?

Когда мы приедем, будет разговор-знакомство с родителями Вайпер, я буду испытывать на себе взгляд ее отца и ждать его приговора, а потом Вайпер будет рассказывать мне о своем детстве, и, может, покажет мне семейные фотоальбомы. Когда мне вырвать время, чтобы утолить свою жажду крови?

Ночью. Да, ночью, когда все лягут спать, ведь меня, вероятнее всего, поместят в комнату для гостей, где я останусь один, и, когда все заснут, смогу выбраться из дома через окно и совершить то, что задумал.

Этот план показался мне превосходным и легко исполнимым, и я перестал волноваться об этой проблеме.

Через час автобус остановился на небольшой автостанции, и я решил воспользоваться моментом, чтобы позвонить Маркусу и узнать, как отреагировали родители на мое неожиданное путешествие в другой город.

К счастью, мне не пришлось с болью в сердце будить Вайпер, потому что водитель весьма неловко затормозил, и она проснулась от сильного толчка.

– Остановка на десять минут! – объявил водитель и, взяв пачку сигарет, вышел из автобуса. Вслед за ним, пассажиры, как сонные мухи, стали медленно покидать салон.

– Вайпер, я выйду: мне нужно позвонить, – мягко сказал я.

Она сонно улыбнулась, встала, широко раскинула руки, чтобы размять затекшую спину, и вновь опустилась на свое сидение.

– Иди, а я еще посплю, – прошептала она, закрывая глаза. – Только не опоздай на автобус.

– Не опоздаю, – пообещал я и, поцеловав ее в висок, отчего она улыбнулась сквозь дрему, вышел на улицу. Отойдя подальше от других людей, я набрал номер Маркуса.

– Ну, наконец-то объявился! – услышал я радостный голос брата. – Ну, и как тебе Его Величество автобус Прага – Брно?

– Ты как всегда в своем репертуаре, – усмехнулся я. – А без сарказма никак нельзя?

– А где ты видишь сарказм? Я искренне интересуюсь, ведь я никогда не ездил на автобусе. И, к счастью, не поеду. Хм, а твоя девушка действительно хороша собой.

– Маркус, не болтай лишнего, – нахмурился я.

– Не волнуйся, я не дома. Так что твоя красотка думает обо мне?

– Ты вел себя, как свинья! Мне было стыдно за твое поведение! – недовольно сказал ему я

– Как свинья? Это она так сказала?

– Нет, она этого не сказала, но я и сам все видел!

– Я и не думал… Ладно, извини, если так получилось. Я не со зла, правда. Просто мне было очень любопытно.

– Извинения приняты.

– Так что она думает обо мне? Кроме того, что я – свинья, разумеется.

– Что ты странный.

– Я странный? Хм! Очень лестно!

– Что заслужил.

– А ее аромат просто сводила меня с ума! Как ты это терпишь?

– Замолчи! – Слова брата разозлили меня: он имел в виду аромат крови Вайпер. – И думать об этом не смей!

– Да, что ты сразу кипятишься? Наоборот, хорошо, что ты познакомил меня с ней, иначе, попадись она мне, я не сдержал бы себя.

– Что родители? – спросил я, пытаясь перевести разговор на другую тему, но в душе радуясь тому, что поступил правильно, доверив свою тайну брату: этим я спас Вайпер от притязаний на ее жизнь хотя бы одного вампира.

– Я сказал им, что ты уехал на неделю или две. Мама, конечно, удивилась тому, что ты не предупредил ее, но я убедил, что твое решение было спонтанным и что тебе просто захотелось развеяться. Ты знаешь, как убедительно я вру.

– Именно это я и хотел услышать. Спасибо, Маркус, ты просто волшебник.

– Да, я просто тщательно это скрываю, – скромно ответил он. – Где ты сейчас?

– Не знаю, какая-то автостанция. Автобус остановился на десять минут, и я решил позвонить тебе.

– А где твоя девушка?

– В автобусе. Спит.

– Все ясно. Но ты так и не ответил на мой первый вопрос.

– Могу сказать, что автобус – не худший вид транспорта. Довольно удобный. Слишком много пассажиров, но это можно пережить.

– Это Вайпер заставила тебя ехать на автобусе?

– Заставила? Нет, просто настояла. Но мне пора идти: автобус скоро тронется, – сказал я.

– Чего не сделаешь ради любви, даже в автобусе прокатишься! – с иронией в голосе сказал Маркус. – Но я восхищаюсь тобой: не каждый способен на такие жертвы!

– А не хватит ли издеваться?

– Ладно, позвони потом. Если что-то случится в замке, я позвоню сам.

Маркус отключился, а я с новыми мыслями поспешил сесть в автобус.

– Ну вот, ты чуть не опоздал! – с упреком сказала Вайпер, которая, как оказалось, уже не спала.

– Но не опоздал же, – с улыбкой ответил я. – Не волнуйся, в следующий раз я выйду из автобуса лишь, когда мы приедем в Брно.

– Твои родители знают о том, что ты едешь в Брно? – вдруг спросила Вайпер.

Я слегка растерялся. Что ей сказать?

Вайпер нахмурилась: видимо, моя задумчивость встревожила ее.

– Они знают, что ты едешь со мной? – вновь задала она вопрос.

Глядя в прекрасные карие глаза Вайпер, я чувствовал себя подлецом, который нагло обманывает свою возлюбленную. Именно обманывает, а не скрывает правду: одно дело скрывать и ничего не говорить, и другое – нагло лгать прямо в лицо.

– Да, я как раз только что позвонил им и предупредил о том, что я еду со своей любимой девушкой к ней в гости на две недели, – уверенным тоном солгал я. – Они удивились тому, что я так поздно предупредил их, но я совершенно забыл сделать это вчера, потому что к нам приезжали гости, и мы все замешкались.

Вайпер пристально смотрела в мои глаза.

– И что они сказали?

– Сказали, что желают нам отличного времяпровождения, и велели передать тебе, что ты должна следить за мной-оболтусом, – безостановочно лгал я.

– Извини, что спрашиваю, просто мне показалось, что о нашей поездке не знает никто, кроме твоего брата, – тихо сказала Вайпер. – Но ты ведь никогда не солгал бы мне. Прости, что сомневалась в тебе.

– Это ты прости, что я сразу не сказал об этом. Не волнуйся, они все знают, – вновь солгал я, ненавидя себя: Вайпер безгранично доверяла мне, а я лгал ей, заставляя ее думать, что она поступает неправильно, усомнившись в моих словах, которые были чистой ложью. – Мои родители все знают. Ну, зачем мне лгать тебе?

Как я ненавидел себя в этот момент!

Она смотрела на меня с грустью в глазах, словно знала, что я обманывал ее.

***

– И о нас? – тихо спросила я.

Его слова не обманули меня, наоборот – по растерянности и молчанию Седрика я поняла, что его родители абсолютно не осведомлены о нас. Обо мне.

Мне было больно оттого, что он смотрел прямо мне в глаза и говорил неправду. Но я и виду не подавала, по крайней мере, старалась. Я не хотела расстраивать его, ведь, может, у него имелись веские причины вводить меня в заблуждение. Возможно, он боялся, что его родители могут не одобрить наш союз из-за разницы в ступенях на социальной лестнице, и это была важная причина для молчания. Может, он ждал более благоприятного момента, чтобы рассказать им обо мне. Или…

В моем мозгу мелькнула страшная мысль: «А вдруг он играет со мной? Поэтому он и скрывает меня и наши отношения, так как ни я, ни они не важны для него. А вдруг, он всего лишь развлекается и пытается чего-то от меня добиться?».

Я отвернула лицо к окну.

– Вайпер, – тихо позвал меня Седрик.

– Что? – устало спросила я, не глядя на него.

– Я не сказал о нас родителям. Пока не сказал, – серьезным тоном сказал Седрик. Эти слова заставили меня взглянуть на него. – Но не потому, что не хочу не потому, что скрываю или стесняюсь тебя, просто нужный момент еще не настал. Мои родители – очень старомодны, и моя мать постоянно пытается женить меня в кругу нашего общества. Но мне плевать на то, что она хочет – я люблю тебя, и только тебя я хочу видеть рядом со мной всю жизнь.

– И когда же наступит этот момент? – недоверчиво спросила я.

– Когда я представлю тебя им своей невестой, – ответил Седрик.

Я тут же почувствовала себя глупой и эгоистичной. Мое лицо запылало от стыда: Седрик представил меня своему брату, познакомил меня с ним, сказал ему, что любит меня. Как я могу быть такой подозрительной, беспокойной, неверующей? Как могли слова Юлии так глубоко задеть меня? Не его вина в том, что его родители, естественно, желали ему равного брака. Но он готов был противостоять им, лишь бы быть со мной!

В порыве любви к нему, я обняла Седрика за шею, поцеловала его холодные губы и почувствовала, что он обнял меня в ответ. Отстранившись, я увидела его сияющие глаза.

– Прости, прости, прости! – прошептала я. – Прости меня!

– Тебе не кажется, что в последнее время мы только и делаем, что извиняемся, друг перед другом? – с улыбкой спросил Седрик, убирая с моего лба упавшую на него прядь волос.

– Я так счастлива! – тихо воскликнула я. – Я так рада, что мы будем вместе целых две недели!

– И я, – ответил он. – Я хочу, чтобы они не заканчивались никогда.

И вдруг я почувствовала сильный удар: меня выбросило в окно, и я оказалась на дороге. Я видела лежащие рядом окровавленные тела, лежала среди них, вся в крови, и смотрела в небо: на нем медленно плыли облака, такие красивые, причудливые, легкие, и я медленно поднималась к ним. И откуда-то сверху, с неба, я слышала голос Седрика, зовущий меня, сначала тихо и нежно, но затем все громче и настойчивей.

«Вайпер! Вайпер!»

Глава 18

В ужасе открыв глаза, я стала оглядываться по сторонам, боясь увидеть мертвые окровавленные тела вокруг. Но мертвых тел не было: я сидела в своем кресле, целая и невредимая, а люди, которые еще секунду лежали на дороге в лужах крови, мирно сидели на своих местах. Седрик сидел рядом и держал мои руки в своих.

Значит, это был сон? Всего лишь страшный сон?

– Вайпер!

Я непонимающе взглянула на Седрика.

– Что случилось? – спросила я, все еще не веря в то, что аварии не произошло.

– Ты уснула, – улыбнулся он и ласково погладил меня по щеке.

Слава Богу, это был сон! Но этот кошмар был одним из самых страшных за всю мою жизнь: он был похож на реальность: я слышала лязг тормозов, запах крови, крики раненых… Все это эхом гудело в моей голове, и я думала, что умерла и наблюдала за тем, как моя душа выходила из мертвого тела и поднималась в небеса.

– Ты так встревожена. Что тебе снилось? – обеспокоено сказал Седрик.

– Это был кошмар, ужасный кошмар! В нем мы сидели здесь, на своих местах, а потом автобус перевернулся, и я… – тихо начала я.

– Это всего лишь сон, – мягко перебил меня он.

– И я оказалась на дороге, а вокруг все эти пассажиры – мертвые, а сверху пролетали облака – такие красивые… И страшные. Я даже почувствовала, как улетаю на небо, и слышала твой голос.

– Да, я звал тебя.

– И ты помог мне проснуться. Но когда я успела заснуть?

– После разговора о моих родителях. Ты заснула и даже не ответила мне. – Седрик улыбнулся.

– Всего лишь сон! Слава Богу! – улыбнулась я, обрадованная тем, что ужасная авария произошла во сне и что, на самом деле, все были живы.

Седрик обнял меня, и мне стало очень спокойно и тепло, хотя от него исходил холод.

– Молодые люди, вы собираетесь выходить? Уже все вышли, кроме вас, – вдруг услышали мы прокуренный голос водителя.

Я смущенно отстранилась от любимого.

– Кажется, мы приехали, – улыбнулся он, вставая с сидения.

– И я проспала почти всю дорогу! – хихикнула я.

Мы покинули салон автобуса, и Седрик пошел к багажнику, по дороге надевая пальто, а я стала застегивать свое и укутывать горло шарфом. Вскоре Седрик вернулся ко мне с нашим багажом.

– Ты забыл застегнуть пальто! – сказала я и собственноручно застегнула пальто Седрика до самой верхней пуговицы.

– Спасибо. Я и не заметил! – усмехнулся он.

– Вот это холод! – вырвалось у меня.

Тепло, сохраненное мною в автобусе, покинуло меня, и теперь холод пробирал меня до самых костей. Все вокруг было укрытом слоем снега, что стало для меня большим сюрпризом: снег в Брно выпадал довольно редко.

– Да, довольно холодно, – подтвердил Седрик. – Давай, скорее отыщем такси и убежим отсюда.

– О, нет! Я забыла позвонить отцу, чтобы он нас встретил! – вдруг выпалила я. – Надо же, я все проспала! Надеюсь, ты не сильно обиделся?

Он удивленно посмотрел на меня.

– На что я должен обижаться?

– На то, что я спала всю дорогу.

– Мне не было скучно. Я смотрел, как ты спишь, – улыбнулся Седрик.

– Надеюсь, я не храплю? – пошутила я.

– Нет, ты спишь, словно ангел, – серьезно ответил он.

– Ты, как всегда, мне льстишь, – улыбнулась я. – Ладно, давай уже сядем в такси, иначе, я превращусь в сосульку!

Седрик поднял мои большие тяжелые сумки, я – его небольшую и легкую, и мы, быстрым шагом подошли к стоящему у бульвара такси. Усадив меня в автомобиль, Седрик положил в багажник сумки и затем сел ко мне. В машине было тепло, и я почувствовала, как мое тело и руки начали отогреваться.

– А знаешь, я не буду звонить родителям и предупреждать их о нашем приезде! – весело сказала я, решив, что так будет веселей и радостней и для нас, и для них. – Это будет большой сюрприз! Последний раз они видели меня, когда отправляли на учебу, в августе. Они иногда приезжают ко мне в Прагу, но в этом году не смогли.

Я с радостью представляла лица своих родителей, когда они увидят нас с Седриком, стоящих около дома или выходящих из такси. Они будут очень рады, ведь, наконец, увидят, свою единственную дочь, надежду их жизни, и парня, который стал частью ее жизни. Но расспросы не заставят себя ждать, и мой отец, считающий, что меня не достоин ни один парень в мире, будет долго присматриваться к Седрику, задавать ему каверзные вопросы и смотреть на него как удав на кролика. Зная нравы моих родителей, я знала очевидное, а Седрик, кажется, совсем не подозревал о том, что его ждало впереди. Но, как бы к нему не отнеслись родители, понравится он им или нет – мне было абсолютно все равно.

Эти мысли заставили меня широко улыбнуться, и я увидела, что Седрик тоже улыбался, глядя на меня. Я взяла его ладонь и переплела свои пальцы с его пальцами.

***

Всю поездку до дома Вайпер, я не отрывал взгляда от возлюбленной – она была прекрасна, раскрасневшаяся после быстрой ходьбы: ее бледные губы приобрели более яркий, чарующий оттенок, в ее карих глазах искрился смех, она развеселилась и дарила мне мерцающий свет своей счастливой улыбки. Мне было интересно наблюдать за тем, как менялось выражение лица Вайпер, когда она пребывала в размышлениях, а сейчас ее лицо озаряла улыбка, и я знал, что мысли моей возлюбленный были направлены на что-то приятное.

– Вайпер, – позвал ее я, когда она взяла мою ладонь в свою.

Она рассеяно посмотрела на меня, и я понял, что прервал поток ее мыслей.

– Ты скучаешь по родителям? – с улыбкой спросил я.

– Да, очень. Знаешь, это так тяжело – жить одной, без них! Это значит, что я могу рассчитывать только на себя. И дома, кроме мебели, меня никто не ждет. – Вайпер усмехнулась. – Но и она встречает только молчанием и не спросит, что было в университете, и не приготовит ужин к моему приходу.

– Действительно, глупый вопрос, – сказал я, теперь заново пересмотрев свою жизнь в замке, где мне всегда были рады, где меня ждали и любили.

– Нет, не глупый, просто ты живешь с родителями, видишь их каждый день и не думаешь о том, дома ли они, ждут ли, когда ты вернешься из университета. Ты знаешь, что они всегда придут домой, поэтому для тебя их внимание может быть даже тягостным. Я права? – спросила Вайпер.

– Да, – тихо ответил я, приятно удивившись тому, как точно она описала мое отношение к родителям.

– Когда я жила дома, с родителями, они всегда мне все запрещали, дрожали надо мной, когда я разбивала колени, словно я умирала. Они заставляли меня заниматься алгеброй, и я ненавидела их за то, что они так мучили меня из-за нее! Я считала, что они – тираны, что они не понимают меня, и мне даже приходило в голову сбежать из дома, но, к счастью, это были всего лишь глупые мысли. Я думала, что жизнь без родителей будет легче, что мне больше никто не будет указывать, что я могу делать, а что нет, что я буду хозяйкой своей жизни и даже не вспомню о них. Но, повзрослев, я увидела, что все, что они мне запрещали, – было вредно для моего здоровья. Мне запрещали сладости, потому что у меня на них аллергия, а благодаря упорству родителей в моем образовании, сейчас я не чувствую себя недалекой и могу сказать, что я – не дура, не легкомысленная, и что мои ценности – это действительно ценности, а не набор непонятных качеств. Поступив в Прагу и узнав, что такое жить одной, без родителей, я поняла, насколько сильно люблю их, и сразу вспомнила, как мама укладывала меня спать и читала мне сказки, а папа собственноручно смастерил для меня качели и гулял со мной по городу, катал меня на плечах… Прости. Я говорила о тебе, а перевела тему на себя.

– Мне нравится слушать о тебе, – сказал я, радуясь тому, что Вайпер делится со мной своими чувствами.

– Это замечательно, но ты никогда не рассказываешь мне о себе и о своей семье, и я знаю о тебе очень мало. Кроме как о Маркусе, ты ни разу не рассказывал мне о твоих домочадцах. Да и брата ты представил мне только сегодня.

– Все легко исправить, – улыбнулся я. – Уверен: твои родители устроят мне допрос с пристрастием, и тогда ты узнаешь обо мне все, что хочешь узнать. Я выложу все без утайки.

«Выложу все без утайки» – какие сильные слова! Конечно, я расскажу только то, что кажется мне нужным, но самое главное я скрою: что я – вампир и убиваю людей. Хорош паренек их дочери!

– Тогда я спокойна, – вздохнула Вайпер. – Думаю, сегодня мы уже не поедем смотреть город – нам нужно провести этот день с моими родителями.

– Отличная идея. Они, наверняка, безумно по тебе соскучились, – согласился я.

Автомобиль повернул в один из широких проулков и поехал по аллее, не отличающейся хорошей дорогой. Сам район показался мне довольно сносным и напоминал один из районов на окраинах Праги: невысокие каменные дома, пестревшие вывески магазинов, люди, идущие по своим делам, дети, галдящие на всю улицу. Такси остановилось у небольшого двухэтажного дома, огражденного невысоким забором.

– Приехали, – тихо сказала Вайпер, глядя на дом.

Мы вышли из машины. Водитель открыл багажник и стал доставать наши сумки, а Вайпер молча стояла и улыбалась, глядя на родной дом.

Я заплатил за такси и встал рядом с любимой.

– Это мой дом, – тихо сказала мне Вайпер и взяла меня за руку. Ее ладони были мягкие и, наверно, очень теплые, жаль, что я не чувствовал этого, но я знал, что мои ладони были просто ледяными. Мне было удивительно приятно оттого, что это не пугало и не отталкивало ее: Вайпер приняла это, как и мою мнимую болезнь крови.

Честно признаться, и к моему стыду, я думал, что семья Вайпер была беднее, чем это оказалось на самом деле. Но сейчас, глядя на этот небольшой, уютный, опрятный домик, я понял, что ошибался.

Нужно отдать должное чувству юмора Владиновичей: их дом очень отличался от соседних домов. На фоне серых каменных соседних зданий он выгодно подчеркивал свой силуэт, чистым синим цветом. Окна, не стеклопакеты, – опрятные, сияющие чистотой стекол в нескучных резных рамах яркого лилового цвета выходили двумя рядами во двор, окруженный железным, причудливой формы забором черного цвета. В углу двора стояла – довольно потрепанная «Шкода» серого цвета с небольшой царапиной на лобовом стекле. Обстановка напомнила мне старые английские дворы: около дома располагалась большая клумба, сейчас пустующая, голые деревья охраняли вход в этот довольно просторный двор, а у стены дома стояла деревянная скамейка старинной формы.

– Отличное авто! – сказал я, без всякой задней мысли, но затем спохватился, поняв, что вновь мог нечаянно задеть гордость Вайпер.

– Но откуда оно? У нас нет машины! Наверно, кто-то приехал, – сказала Вайпер, только сейчас заметившая это чудо отечественного автопрома.

– Возможно, ее купили твои родители? – предположил я.

– Нет, для нашего семейного бюджета покупка машины невозможна! – воскликнула Вайпер, подходя к автомобилю. – И ведь они обязательно бы сообщили мне об этом!

Я заметил, что Вайпер немного смутилась, увидев, как внимательно я рассматриваю серую «Шкоду»: видимо, ее вновь охватило чувство стыда за свою несостоятельность.

***

Всю дорогу от автовокзала до дома, я размышляла о том, что подумает Седрик обо мне, о моей семье и о нашей жизни, когда увидит наш дом. В сравнении с тем, что он жил в самом настоящем старинном замке, мой дом нельзя было назвать даже скромным. Вряд ли Седрик видел такие дома хоть когда-нибудь в своей жизни, и уж точно никогда в них не бывал.

Смотря на Седрика, я старалась по выражению его лица определить, что он подумал, увидев мой дом, но на нем не было ни тени насмешки, ни отвращения и презрения, наоборот – его освещала добрая улыбка, и он с видимым удовольствием рассматривал двор и дом.

И, словно чувствуя мое волнение, любимый тепло улыбнулся мне.

– Здесь очень мило и уютно. У твоих родителей оригинальный вкус, – сказал Седрик, кивком головы указывая на дом. – Все очень жизнерадостное и необычное.

Голос Седрика был теплым, без фальши, и я была очень рада его словам и оценке, и крепко сжала его руку. Мне было приятно оттого, что Седрик не давал мне чувствовать себя неравной с ним и искренне восхищался необычным видом нашего дома, который стоял в таком виде уже около года после того, как отец завершил ремонт.

– Думаю, в этом городе ты оставила много воспоминаний и друзей, – сказал Седрик.

Он был прекрасен: его черные волосы создавали резкий контраст с его белым лицом, но это очень ему шло, особенно сейчас, когда он был одет в черное пальто, подчеркивающее его прекрасную мужественную фигуру, а вокруг лежал белый-белый снег.

– Я не уверена, – после некоторого молчания ответила я и перевела взгляд на мертвую клумбу. – Здесь прошло мое детство, и остались друзья, но сейчас они даже не вспоминают обо мне. Знаешь, когда человек уезжает учиться в другой город, его друзья сначала звонят ему, но через некоторое время забывают о его существовании. Прошло уже почти три года как мои друзья забыли обо мне.

Я подняла взгляд на Седрика и увидела, что он внимательно слушал каждое мое слово.

– Но мне все равно. Да, мне было очень нелегко смириться с этим, но сейчас я не жалуюсь – меня это больше не трогает. Я понимаю их: они тоже поступили в университеты, обзавелись новым кругом друзей, и старые друзья поблекли на их фоне, хотя со мной было все иначе. Я дружила только с Юлией, потому что не могла так быстро привыкнуть к другим людям – в этом смысле я совсем некоммуникабельна. Но ведь у каждого – свой путь, своя жизнь, и мы невольно оставляем позади тех, кто был нам дорог и близок. Может, когда-нибудь мы встретимся с ними, но кроме «Привет» я больше ничего не смогу сказать и, тем более, рассказать о себе и о своей жизни, потому что, если они и спросят об этом, то только из вежливости. Но я так же вежливо отвечу какой-нибудь банальной фразой, и на этом мы разойдемся вновь, чтобы, может быть, никогда больше не встретиться. Но, знаешь, для счастья мне нужно лишь три человека: ты и мои родители.

– Ты совершенно права: так случилось со всеми моими английскими друзьями после того, как мы переехали в Прагу. Но я обещаю тебе, что ничто не сможет разлучить нас, – вдруг твердо сказал он. – И я…

– Ты не обязан говорить мне то же самое, поверь, я и так все знаю, – остановила я его.

– Я говорю это не из чувства долга, и не потому, что чувствую себя обязанным сказать тебе что-то приятное после того, что сказала ты. Нет. Я чувствую что-то невыносимое. Я люблю тебя и не знаю, что со мной будет, если…

– Вайпер!

Ах, мама! Зачем ты прервала его? Почему не дала ему закончить то, что он хотел сказать?

Вместо завершения своей фразы Седрик поцеловал меня в висок, а я почти дрожала от мысли, что осталось несказанным. Я уже придумала себе тысячу вариантов, но самым прекрасным было: «Если я потеряю тебя». И я даже немного разозлилась на свою мать за то, что она не дала мне это услышать эти слова.

«Вот и настал этот момент!» – пронеслось в моей голове, когда мама выбежала из дома и схватила меня в объятия. Седрик деликатно дал нам выразить свое чувство радости, и лишь потом, когда мама освободила меня из плена своих объятий и с улыбкой посмотрела на Седрика, я поняла, что это – самый удобный момент для того, чтобы представить его ей.

Я взяла Седрика за руку.

– Мама, это мой… – начала я.

– Позже, позже. Сейчас мы соберемся в гостиной и познакомимся. Ты уж не обижайся, но без отца ничего делать не будем, – вдруг перебила меня мама.

Эта бестактность заставила меня опешить, и я с волнением взглянула на любимого: к моему облегчению, Седрик приветливо улыбнулся, словно соглашаясь с моей матерью.

– Почему ты не позвонила, что вы уже здесь? Папа приехал бы за вами на автовокзал, – спросила мама, когда мы зашли в дом.

Мне было трудно сосредоточиться на новых обстоятельствах, и я то и дело бросала взгляды на Седрика – он заносил в дом наши сумки. Проходя мимо меня, он шепнул мне: «Не волнуйся за меня, я в полном порядке», и у меня отлегло от сердца.

– Так не хватает Ютнер! Когда я приезжала, она всегда встречала меня и даже повизгивала от счастья… До сих пор не могу поверить, что ее нет! – с чувством сказала я маме. На глаза вдруг навернулись слезы от этих воспоминаний.

– Увы, моя дорогая… Но ты можешь пойти на ее могилку: мы похоронили ее на кладбище для домашних животных, в Богнице. – Мама участливо погладила меня по руке. – Мы поставили ей красивый надгробный памятник, вот, сама увидишь.

– Да, мы обязательно туда поедем… Седрик, ты поедешь со мной?

– Конечно, – улыбнулся он.

Улыбка Седрика подбодрила меня, и, быстро смахнув со щеки покатившуюся по ней слезу, я тоже улыбнулась и с благодарностью посмотрела на возлюбленного. Он лишь крепче сжал мою ладонь.

– Мам, а что за машина во дворе? – спросила я маму.

– Мы хотели сделать тебе сюрприз, но ты его немного испортила! – ответила она.

– Что? – не поняла я. Неужели родители купили ее?

– Мы приобрели ее у одного старого папиного друга – он продал ее довольно дешево, а сам купил новую. А ты взяла и приехала сама!

– Зато сделала вам сюрприз! – улыбнулась я.

Мама взяла меня за руку и, казалось, не могла на меня насмотреться: она светилась от счастья и шепнула мне, что Седрик удивительно красив.

А я? К своему стыду я не испытывала той же радости, что наполняла сейчас мою маму. Да, несомненно, я была рада, ведь я давно не видела родителей и наконец-то приехала в родной дом, но все же, теперь моим истинным домом была Прага, а не Брно, в котором я родилась и выросла. Конечно же, из-за Седрика. Теперь Брно был для меня всего лишь временным пристанищем и городом, в котором живут мои родители. И не более. Наверно, мне должно было быть стыдно за это.

– Проведи своего парнишку в комнату для гостей, – сказала мне мама. Она взяла наши пальто и повесила их в гардероб. – А я пока поставлю чайник, хорошо, что я еще с утра все приготовила, ведь вы, конечно, проголодались, мои бедные дети! – И, улыбнувшись Седрику, она пошла на кухню.

Воспользовавшись ее уходом, я подошла к Седрику и с удовлетворением увидела, что он был весел: в его голубых глазах играл озорной огонек.

– Мне нравится твоя мать. Такая веселая, энергичная женщина! Теперь я понял, в кого ты пошла своей красотой, – шепнул он мне на ушко.

Этот безыскусный комплимент пришелся очень по душе моей матери, когда потом я передала ей слова Седрика.

– Да, она у меня такая – не сидит на месте! Ну, а как тебе дом? Мы небогаты, и я знаю, что ты не привык к таким условиям.

Седрик взглянул на меня умильно-удивленным взглядом.

– Наверно, я кажусь тебе избалованным, но это не так.

Я смутилась от своей оплошности.

– Прости, если обидела тебя, – тихо сказала я.

– Ты не обидела и никогда не обидишь, даже если захочешь, – улыбнулся он. – А этот дом… Для меня прекрасно все, что связано с тобой.

Его слова были прекрасней любых объяснений в любви: моя душа ликовала оттого, что Седрику было дорого все, к чему я прикасалась.

– Но сейчас я покажу твою комнату: мама приготовила тебе комнату для гостей, которые бывают у нас очень редко! – смеясь, сказала я.

– Ты не представляешь, как это здорово. У нас гости бывают так часто, что я уже не могу их терпеть, – весело отозвался на это Седрик. – Давай занесем сумку в мою комнату, и ты покажешь мне свою.

– Но только обещай, что не будешь смеяться над моим хобби! – ответила я.

– У тебя есть хобби? Надеюсь, ты не собираешь марки или кукол вуду? – пошутил Седрик.

Мы стали подниматься по довольно скрипучей деревянной лестнице на второй этаж, где находились жилые комнаты.

Моя комната располагалась в конце коридора, а комната Седрика – прямо напротив моей. Широкий коридор был застелен недорогим синим ковром и освещался двумя люстрами, которые я лично выбрала в магазине – это были полумесяцы, на которых сидели девочки-эльфы и держали в руках круглую лампу, светившую ярким белым светом. Эти люстры были моей гордостью, и я указала на них Седрику. Он похвалил меня за хороший вкус.

– Вот и пришли! – весело сказала я, когда мы подошли к двери его комнаты.

Мы вошли, и Седрик бросил свою сумку на пол рядом с кроватью.

– Если тебе что-то понадобится, говори мне, вдруг ты что-то забыл, – сказала я.

Но, даже не осмотрев свою комнату, Седрик тут же потребовал показать ему мою.

– Я хочу знать о тебе все: твои первые шаги, детство, юность – всю твою жизнь до встречи со мной! – потребовал Седрик.

– Ну и запросы у тебя! Я уже почти ничего не помню ни с детства, ни со школы, об этом лучше расспроси мою маму! – засмеялась я. – И, пожалуйста, не обижайся на нее за то, что она назвала тебя…

– Парнишкой? – хитро улыбнулся Седрик.

– Именно.

– Не волнуйся, «парнишка» – звучит гордо! Было бы хуже, если бы она назвала меня влюбленным в тебя ослом!

***

Я зачарованно смотрел на комнату Вайпер: все в ней, даже самые мелкие детали, разбросанные тут и там, были мне дороги, и я пытался не проглядеть ни одной из них, чтобы понять удивительный внутренний мир моей возлюбленной.

Вся комната была настолько живописна, что любой художник с восторгом принялся бы возводить ее на картине, чтобы навсегда запечатлеть на ней это волшебное маленькое царство. Здесь не было ни пылинки, видимо, мать Вайпер успела провести генеральную уборку, перед приездом дочери. Комната была небольшая (в этот момент я сразу заметил контраст между моей огромной комнатой и этой маленькой, но величественной), квадратная, с большими окнами, на которых покоились не модные жалюзи, а тяжелые на вид белые матовые шторы. Комната будто освещалась мягким голубым цветом, который шел из небесно-голубых обоев. Кровать – обычная, одноместная, ютилась рядом с небольшим комодом, покрытым черным лаком. С другой стороны кровати стоял небольшой платяной шкаф, тоже черный, но весьма внушительного старинного вида. В углу, около окна, стояли передвижной журнальный столик и два крепких стула. На столе лежали тетради, сложенные в аккуратную стопку, и ручки,поставленные в зеленую квадратную вазочку. Над кроватью располагалась длинная узкая полка, на которой стояли книги, видимо – личная библиотека Вайпер.

На стене я увидел прикрепленные на ней детские рисунки, на уже пожелтевших листах. На них, в большинстве своем, были изображены собаки и коты, и много рисунков, на которых Вайпер запечатлела свою маленькую, дружную семью.

В моей груди разлилось душевное тепло, и я улыбался от свидетельства того, как родители лелеют память о детстве своего ребенка.

В углу, напротив кровати, стояло старое черное пианино, которое было превращено в подставку для статуэток из разных материалов – разных фигурок сказочных и мифических существ.

– Ты играешь на пианино? – с приятным удивлением спросил я Вайпер.

– Да, и вполне сносно! – весело ответила она.

Еще одна новая тайна Вайпер, о которой я не знал.

Толстый черный ковер на полу, заглушающий шаги, лиловые часы на стене в виде улыбающегося толстого кота, статуэтки, голубые обои – все это говорило о Вайпер. Все это нагромождение вещей были ее душой, такой же загадочной, как и ее комната.

– Хорошие рисунки, – сказал я, подходя к ним и анализируя каждый из них. – Сколько тебе было лет, когда они впервые коснулись этой стены?

Вайпер подошла ко мне, забрала у меня свои сумки, о которых я совсем позабыл, и небрежно бросила их рядом с кроватью.

– Четыре или пять…. Сначала я портила мамины журналы и папины книги, а потом мне купили большую пачку бумаги, но она была не очень качественной и пожелтела со временем. Я много рисовала, изливая на бумагу мои мысли и любовь к животным. Тогда, папа стал вешать их сюда, и вот, до сих пор они здесь! Но, когда мне было около тринадцати лет, эти рисунки стали казаться мне детскими и уродливыми, и я хотела выбросить их, но родители не позволили. К счастью. Но ты просто не представляешь, какие скандалы я из-за них устраивала! – Вайпер указала на рисунок, где был изображен толстый рыжий кот рядом с миской, полной молока, и корявой надписью «Владинович». – Это мой первый рисунок в школе, на уроке рисования: в то время у нас жил кот Юпитер, и я рисовала его практически постоянно.

Она замолчала и с любовью посмотрела на свои рисунки.

– Я так рад, что ты не выбросила их, – улыбнулся я. – Иначе, я не узнал бы о тебе столько нового.

– Я тоже рада. Это ведь такая память!

Вайпер пробежала взглядом по стене и, рассмеявшись, указала мне на другой рисунок: на нем был изображен большой корабль с двумя человечками на носу и надписью «Титаник».

– Это я нарисовала после просмотра фильма «Титаник»! Тогда мне было шесть лет, и я мечтала о своем Джеке. Впрочем, как и все девочки того времени! Мама и я смотрели этот фильм целых три раза, три вечера подряд, а папа нарочно уходил в библиотеку!

Я прекрасно помнил те годы, когда многие девушки и девочки ходили в майках с изображением пары – Джек и Роуз, но сам никогда не смотрел этот фильм, однако, благодаря рассказу Маркуса, который недавно просмотрел его вместе со своей невестой, я знал, о чем в нем идет речь.

– А это, как я понимаю, Джек и Роуз? – спросил я, хотя уже знал ответ.

– Ну да, хотя они больше похожи на спички с руками, чем на людей. Это момент, когда она хотела прыгнуть под винты, а он ее спасал! – сквозь смех сказала Вайпер, и я вдруг осознал, что даже не знаю, какие фильмы она предпочитает смотреть.

– Это твой любимый фильм? – поинтересовался я, чтобы исправить положение.

– Нет, не этот. С меня хватило и трех просмотров: я так горько плакала каждый раз, когда Джек умирал! А папа потом над нами посмеивался! С тех пор я не люблю мелодрамы, – все еще смеясь, сказала Вайпер. – А ты?

– Я не смотрю фильмы, да и желания нет, – честно признался я. – Правда, иногда я просматриваю ретро, но современные фильмы мне не по душе. А что это ты на подоконнике выращиваешь? – спросил я, указывая на высокое зеленое растение, растущее в красном горшке, около окна.

– Это мама выращивает на моем подоконнике перец. Я не люблю цветы – они быстро вянут и лучше смотрятся на клумбе, чем в букете или в горшке на окне.

Эти слова напомнили мне о том, что я ни разу не дарил Вайпер цветы. Необходимо было исправить эту оплошность несмотря на то, что, как призналась Вайпер, она не любит цветы.

Для меня открывались все новые грани характера Вайпер: она не любит цветы? Странно, мне казалось, все девушки их любят.

– А статуэтки? Это и есть твое хобби? – спросил я, взяв в руки хрупкую фигурку эльфа. – У тебя тут много твоих родственников – эльфов.

– Да, это моя страсть – собирать фигурки эльфов! Они красивые, добрые, и я люблю смотреть на них. Почему, сама не знаю! – сказала Вайпер.

Поставив статуэтку на место, я обернулся к Вайпер, и мы молча смотрели друг на друга – эта тишина выражала намного больше, чем любые слова.

– Дети, спускайтесь в гостиную! Отец пришел! – вдруг послышался голос матери Вайпер.

– Ты попался: отец у меня довольно строгий! – предупредила меня возлюбленная.

– О, в этом я не сомневаюсь! – рассмеялся я в ответ.

– Пойдем! Нас уже ждут! – весело сказала Вайпер.

Взявшись за руки, мы спустились в гостиную. По дороге я посмеялся в душе над словом «дети». Это слово по отношению ко мне было смешным, учитывая то, что я был старше матери Вайпер больше, чем на двести лет.

И все же, я волновался как зеленый юнец, сейчас, когда мне предстояло познакомиться с отцом моей возлюбленной.

По дороге я мысленно вел диалог сам с собой. Я твердо доказывал себе, что бояться нечего, что мне, вампиру, должно быть стыдно за свою трусость и что мне не стоит волноваться, но волнение не покидало меня и словно передалось Вайпер – она сильно сжимала мою ладонь.

А ведь для людей это обычное дело – знакомство с родителями второй половинки.

На этой мысли я прервал свои размышления, так как мы уже вошли в гостиную.

Фигура отца Вайпер сразу бросилась мне в глаза – высокий, статный, черноволосый, с легкой проседью мужчина. Он стоял лицом к окну, но, как только мы вошли, обернулся и подошел к нам.

– Итак, имею честь познакомиться с молодым человеком моей дочери? – серьезным низким голосом сказал он, протягивая мне руку для пожатия. Он вперил в мое лицо изучающий пронзительный взгляд, будто проверяя меня на выдержку, но я смотрел на него твердо, спокойно, и ни разу не отвел глаз, понимая, что такой человек посчитает это слабостью.

– Да, сэр. Честь имею представиться: Седрик Морган. – Я твердо пожал его ладонь.

– Отец Вайпер, Ян Владинович. – Ян даже слегка улыбнулся, видимо, поняв, что перед ним стоял не зеленый трусливый мальчишка.

Я прекрасно разбирался в психологии и физиологии, ведь за долгие годы моей жизни достаточно изучил эти две науки о людях, и лицо Яна рассказало мне о многом: высокий лоб говорил о большом уме, широкие, чуть нахмуренные брови, указывали на раздумья и постоянную работу разума. Прямой нос и тонкие сжатые губы говорили о том, что Ян не был особо разговорчив, а также о сильном твердом характере этого человека и о некоторой строгости и прямоте. Его живые как ртуть глаза – темно-карие, как у Вайпер, словно прожигали мои внутренности.

Он анализировал меня – что такое есть я, вглядывался в каждую черточку на моем лице, как художник в лицо натурщика. Я подумал, что его оттолкнет моя чересчур бледная кожа и красивое лицо, возможно, он даже посчитает меня несколько женственным. И, может, он что-то заподозрит… Но я тут же отмел эту мысль: никто из смертных никогда не догадается о том, что я – вампир, тем более Ян – взрослый, умный, земной математик, никогда и не подумает о таком. Мистика для него – чушь: он верит лишь в материю и цифры.

– Привет, дочурка, – тепло улыбнулся Ян и обнял свою дочь.

Я увидел такую любовь к дочери в его глазах, что мне стало противно оттого, что мне предстояло их всех обмануть.

– Присаживайтесь, не стойте, – сказал Ян, указывая на большой темно-коричневый диван, а сам сел в кресло, которое будто нарочно стояло напротив дивана, чтобы его хозяин был негласным главой нашего маленького собрания.

Не скажу, что мне было неприятно или неловко от этого – я принял это как должное, понимая, что любой родитель, а тем более, отец, хочет уберечь свою дочь от негодяя и изучить ее парня как объект, до малейшей детали, и только после этого сочтет нужным доверить ли ему или не доверить свое сокровище – свою дочь. Для этого ему нужно внимательно изучить, осмотреть, проверить потенциального зятя, дерзнувшего влюбить в себя его дочь, и, как можно лучше, понять, что это за человек, его перспективы на будущее, отношение к его дочери, материальную обеспеченность, впрочем – это забота всех родителей, которая передается им вместе с рождением дочери.

Так и должно быть, тем более, Вайпер была единственным ребенком Владиновичей, взлелеянная ими, как хрупкий цветок.

– Расскажите немного о себе, – уже более теплым тоном попросил меня Ян, когда мы с Вайпер удобно расположились на диване.

– Я студент пятого курса физико-математического факультета Пражского университета…

– Грант или коммерция? – перебил меня Ян.

– Коммерция, – спокойно ответил я, понимая, что теперь Ян получил вопрос о моем материальном положении. Ловкий ход: смертный юноша, не сталкивающийся с этим ранее, не заметил бы его.

Я более не представлял, о чем еще мог рассказать. О том, что я – не человек? Что я – вампир из древнего могущественного рода Морганов, ветвь которого является скрытыми хозяевами Праги? Хм, вряд ли он поймет. Да и вряд ли поверит и, скорее всего, посчитает меня сумасшедшим.

– После окончания Пражского университета, я хотел бы получить второе высшее образование в Москве, – нашелся я.

Ян одобрительно закивал головой.

– Два высших образования – не просто роскошь, а потребность для современности. У вас прекрасные планы, и я вижу, что вы достаточно серьезный молодой человек. Что еще вы можете рассказать?

– А о чем бы вы хотели услышать? – в свою очередь, спросил я, переходя к тактике вопрос-ответ.

– Например, о том, чем вы увлекаетесь.

– Меня интересует многое: литература, искусство, история. Я люблю наблюдать за миром, за тем, как все меняется, развивается, сравнивать и анализировать современность и прошлое. Я пытаюсь понять этот мир.

Ян слегка улыбнулся.

– Седрик, да вы романтик! – сказал он.

– Есть немного, – ответил я.

– Чем еще вы планируете заниматься после завершения образования? – продолжил допрос Ян. – Будете работать по профессии?

– Я еще не думал об этом, – честно признался я. – Но знаю точно, что не буду заниматься физикой и алгеброй. Я чистый гуманитарий.

– Гуманитарий, который учится на физико-математическом? И как же вас занесло на этот факультет? – воскликнула мать Вайпер.

– Я решил, что мне обязательно нужно знать и материю и идеальное, – ответил я ей.

Атмосфера официальности постепенно сменилась на домашнюю – мы сидели и болтали, если выражаться простым языком, но я знал, что за несущественными вопросами Яна скрывалось нечто большее, поэтому не давал застать себя врасплох. Мать Вайпер говорила мало, но с интересом слушала наш разговор. Ее больше заботили вопросы о том, как мы с Вайпер познакомились, куда ходим гулять и так далее, в общем, неоригинальные женские интересы.

Разговор шел по ровной дороге, и я почувствовал, что Ян стал более благосклонным ко мне, а ладонь Вайпер, которую я не выпускал из своей, давала мне силы, поддерживала меня и напоминала о том, для чего я здесь находился.

Родители Вайпер оказались приятными, гостеприимными, умными и образованными людьми, не зацикленными на материальном благополучии и честно трудящимися в школе. Это делало им честь.

– Ну, думаю, мы достаточно наговорились, а теперь прошу обедать! Бедные дети, вы, наверно, утром ничего не ели! – вдруг вскочив с дивана, сказала мать Вайпер, тем самым поставив точку в разговоре, который я с честью и без потерь пережил. Теперь Вайпер узнала все, что хотела знать обо мне, точнее, почти все, кроме самого главного.

– Ох, Элиза! – шутливо вздохнул Ян. – Все со своим обедом!

– Конечно, ведь они голодны, а тебе до этого дела нет! – так же шутливо сказала Элиза супругу. – Через пять минут прошу всех к столу! Я все подогрею и будем обедать!

Элиза нравилась мне: ее стройная фигура, в шерстяном синем платье до колен, была наполнена энергией, и она быстро переходила из комнаты в комнату, постоянно чем-то занималась, была повсюду. Ее длинная до лопаток темная коса мелькала то тут, то там. Она была довольно красивой женщиной, хорошо сохранившаяся для ее лет (а Вайпер сказала, что Элизе недавно исполнилось пятьдесят четыре года).

Мы с Вайпер остались сидеть на диване, но Элиза энергично взяла нас за руки и подняла на ноги. Едва прикоснувшись к моей ладони, она едва не отвела ее, и после этого я решил никогда не прикасаться ни к ней, ни к Яну.

– Вы еще и замерзли! А мы тут целый час сидим и болтаем о пустяках! – запричитала она, к счастью, неправильно поняв холод моих ладоней. – Седрик, у тебя ледяные руки! – Я приятно заметил, что она перешла со мной на «ты». – Ну, ничего, сейчас покушаешь и отогреешься, а потом будем пить чай с гренками и домашними пирожками! Пойдем, Ян, ты нужен мне на кухне!

Ян с улыбкой поднялся с кресла и пошел вслед за супругой.

Мы с Вайпер остались одни.

– Ну, как тебе мой отец? – шепотом спросила она, хотя ее никто бы и не услышал, – ее родители гремели посудой на кухне.

– Отличный парень! – так же шепотом ответил я. – У тебя замечательные родители. Честно говоря, все прошло даже лучше, чем я ожидал.

Она тихо рассмеялась.

– Ты любишь мясо с кровью? Мама как раз приготовила его к нашему приезду, – вдруг спросила Вайпер.

Это слово, манящее и сладостное, заставило меня не думать ни о чем больше, кроме него.

Кровь… Свежая… Прямо из теплых вен человека…

Меня тут же охватило то, о чем я на время забыл – жуткий хищный голод. Этот голод яростно охватил все мое существо. Мне срочно нужно было выпить крови. Уйти, пока я был еще в силах сдерживать себя. Черт, и почему я не поел вчера? Зачем я так долго тянул с этим? Ведь я мог быть опасен для Владиновичей. Особенно для Вайпер.

Слово «кровь» из уст моей возлюбленной показалось мне ужасным, но и сладостным до изнеможения. Я почувствовал, что больше не смогу держать себя под контролем, не смогу контролировать свой жуткий голод, который стал хозяином моих мыслей и моего тела: он словно сжигал меня изнутри, сжимал мои внутренности и заполнял сознание бредом. Я чувствовал дрожь во всем теле.

Мне срочно нужно было убить. Дотерпеть до вечера я не мог. Мне нужно было уйти.

Уйти! Сейчас же!

– Нет, не очень, – сдавленно ответил я, так как прилагал титанические усилия, чтобы не потерять над собой контроль и держать в узде мой голод, но это давалось мне слишком тяжело: я чувствовал, что еще пара минут – и я полностью потеряю контроль над своим сознанием.

Люди, испытывающие голод, становятся нервными, злыми, раздраженными и неуправляемыми – доходя до определенной точки голода, они набрасываются на первую еду, которую видят. Но все это – пустяки по сравнению с тем, что, дойдя до этой точки, могу сделать. Если я сейчас же не уйду, то могу убить первого, кого увижу. Убить Вайпер.

Глава 19

– Боже, что с тобой? – вырвался из моей груди тихий возглас.

Седрик задрожал, а его глаза вдруг засветились лихорадочным светом – его взгляд напоминал взгляд безумцев. Он смотрел куда-то в сторону, будто вел с собой длинный диалог. С ним что-то происходило – что-то ужасное. Состояние Седрика привело меня в самую настоящую панику, но мое горло сдавило, и крики о помощи застряли в нем.

«Мама! Папа! Седрику плохо! Мне нужна ваша помощь!» – рвалось из груди, но я лишь тяжело дышала и не отводила от Седрика испуганного взгляда.

– Я плохо себя чувствую… Точнее, ужасно… Я ужасно себя чувствую. – Его голос стал сдавленным, будто он говорил через силу. Его слова были глухи и обрывисты. – Я пойду… Прилягу… Мне нужно… Лечь.

Он болен? Только что он был свеж и полон сил, шутил, смеялся! А сейчас он словно умирал, будто какая-то болезнь терзала его, неожиданно схватив в свои страшные объятья!

– Да, тебе нужно прилечь… Или нет – я сейчас же позову соседку, она работает медсестрой! Она поможет тебе! – быстро затараторила я. Мой голос был высоким и дрожащим.

– Она не сможет мне помочь! – вдруг нервно рассмеялся Седрик.

– Тебе станет легче! Пожалуйста, позволь мне! – едва не плача, воскликнула я.

Седрику было плохо, а я ничем не могла помочь ему!

– Не нужно никакой медсестры! Я прилягу… И все пройдет… Мне нужно побыть одному… Не волнуйся, это иногда со мной случается… Скоро пройдет… Обещаю тебе… – отрывисто сказал Седрик.

– Хорошо! – высоким писклявым тоном сказала я, поняв, что он не отступит от своего и не примет ничьей помощи, даже моей.

Я была до смерти испугана. «Хорошо», а что еще я могла сказать?

***

– Скажи своим родителям, что я устал… Не говори им о приступе… Пусть меня никто не беспокоит…

– Хорошо! – еще раз, но уже шепотом, ответила Вайпер.

Она была белой как снег, а ее широко раскрытые глаза были полны слез.

«Не плачь, Вайпер, только не плачь! Я не вынесу этого!» – думал я, понимая какую боль причинял ей, да еще и отвергал ее помощь. Но я уже с трудом боролся с собой, и не мог оставаться с ней и утешать ее.

– Прости меня! – прошептал я и, отпустив ее ладонь, взлетел по лестнице на второй этаж в свою комнату, оставив Вайпер одну, со слезами на глазах, не дав ей никакого ответа, никакого объяснения.

Заперев дверь на замок изнутри, я побежал к окну, открыл его, прыгнул на росшее неподалеку дерево и, спрыгнув на землю, покрытую снегом, побежал, куда глаза глядят, – подальше от дома Владиновичей. Мой бег не оставлял следов: подошвы моих ботинок почти не касались снега – так быстро я двигался. Я бежал, не зная куда, но, зная одно – тот, кто первым попадется на моем пути, станет той желанной до безумия пищей, которая усмирит мой жуткий голод, превращающий меня в монстра. В этот раз я был готов отступиться от своих принципов и убить даже женщину.

Добежав до большой широкой улицы, наполненной смертными, я остановился и стал жадно вдыхать аромат окружающей меня крови – эта кровь ударила мне в голову, и я стал терять самообладание. Аромат крови бурлил в моих до крайности напряженных нервах, и я лихорадочно искал глазами того, кто завернет в маленький узкий переулок, скрытый большими деревьями, на одном из которых прятался я.

И вот, появилась моя жертва – молодой мужчина, кровь которого говорила о том, что он несколько выпил с утра, но мне было плевать! Я неистово желал выпить этой грязной мутной крови! На этой мысли я полностью потерял над собой контроль.

Все было в тумане. Это был первый раз за все прожитые мною годы, когда я довел себя до такого состояния: я потерял контроль над своим хищническим яством и стал чудовищем, главная цель которого – убить, выпить всю кровь из вен жертвы.

Когда я насытился, когда мой ужасный всепоглощающий голод отступил, я еще несколько минут не мог прийти в сознание. Вскоре мой разум прояснился, и я увидел, что находился на одной из толстых верхних веток могучего дуба, а рядом со мной, прислонившись лицом к стволу дерева, сидел труп – обескровленный, белый, с двумя зияющими дырами на шее от моих клыков. С жалостью посмотрев на свою жертву, я обнаружил, что убил молодого человека лет двадцати, совсем еще мальчишку. И, в ужасе от самого себя, я закрыл глаза и едва не взвыл, как дикий зверь, от переполняющих меня чувств – стыда, раскаяния, угрызений совести и отвращения к самому себе. Я ненавидел себя. Меня съедала горечь того, что я перешел границу разумного и перевоплотился в безумного убийцу, в страшное существо, которое убило бы и Вайпер, если бы я вовремя не сбежал. И все от моей беспечности: я забыл о том, что мне нужно пить кровь через каждые четыре дня, и поставил под угрозу самое святое – жизнь Вайпер! Я испытывал глубокое отвращение к тому, что залез на дерево и встащил на него свою жертву – бедного юного мальчика, как зверь в свое логово, чтобы никто не помешал, не увидел…

Никто не увидел…

Я резко открыл глаза – ко мне вернулась моя бесчеловечная расчетливость. А если кто-то все же увидел меня? Но я пришел к выводу, что, если бы свидетелем моего преступления все же и оказался случайный прохожий, он был бы убит хищным монстром, который никому не мог позволить разоблачить себя. К тому же, других трупов, кроме моей жертвы, я вокруг себя не увидел. К счастью, на моей одежде не было ни капли крови.

«И после этого я пойду к Вайпер? Буду целовать ее? Этими грязными, покрытыми смертью и кровью губами?» – Мысль о том, что теперь я должен был смотреть в глаза Вайпер, убивала меня. Я осознавал, что не достоин был даже дышать с ней одним воздухом.

Я сидел на дереве, рядом с трупом, до наступления ночи, и думал о том, как Вайпер волнуется из-за того, что я не выхожу из комнаты, из которой не исходит ни единого звука. Она волнуется за меня. Мне вспомнились слезы на ее глазах, когда Вайпер отпускала меня, ничего не спрашивая, не настаивая. Она просто отпустила меня, и я был благодарен ей за это. Я пообещал себе, что никогда более не доведу себя до такого состояния, и буду исправно пить кровь каждые даже не четыре, а три дня.

Когда наступила ночь, я взвалил на плечи труп, осторожно спустился с дерева и, крадучись по темным узким переулкам и не оставляя после себя ни одной улики или следа, добрался до выхода в лес и стрелой побежал туда. Там я зашел в самый глухой угол, выкопал глубокую яму (лопату я взял во дворе одного из ближайших к лесу домов) и сжег труп вместе со своим свитером и рубашкой, на которую, все же, упала пара капель крови, когда я нес на плечах труп.

Сжечь – наилучший вариант заметания следов. Нет тела – нет преступления. Возможно, скоро семья моей жертвы подаст в розыск, но искать будет уже некого и нечего – его тело превратилось в обугленные останки. Достать огонь и устроить костер – нет ничего легче: стоит лишь посетить ближайшую автозаправку и «одолжить» там канистру или две бензина. Одна искра, упавшая на тело от столкновения двух камней, – и огонь пожирал все, что я приказывал ему пожрать.

После того, как я избавился от трупа и убедился в том, что уничтожил все следы моего преступления, я добрался до дома Владиновичей так же незаметно, как и покинул его. Попав в свою комнату тем же путем, каким уходил, я пошел прямиком в душ, чтобы смыть с себя отвратительные воспоминания и запах крови и костра. Затем я почистил зубы, чтобы во рту не осталось вкуса крови, и надел новую чистую рубашку. Едва я застегнул последние пуговицы, как услышал тихий стук в дверь.

Я открыл: на пороге стояла Вайпер. Она держала в руке свечу – бледная, с покрасневшими глазами, говорившими о том, что она плакала из-за меня.

– Седрик! Тебе лучше? – срывающимся шепотом спросила она. Свеча в ее руке задрожала.

Я понял, что Владиновичи-старшие уже спали, и лишь Вайпер не спала и ждала момента, чтобы узнать, стало ли мне лучше. Но я не мог разговаривать с ней – я чувствовал себя негодяем, грязью, я хотел провалиться сквозь землю.

– Да, Вайпер, не беспокойся и ложись спать, – только и смог сказать я твердым, нетерпящим возражений голосом. – Завтра я все тебе объясню.

– Хорошо, – тихо сказала Вайпер. – Спокойной ночи. – Она медленно пошла в свою комнату.

Я возненавидел себя еще больше: я грубо прогнал ее, и теперь она будет мучиться всю ночь и думать о том, что она сделала не так, чем заслужила мой строгий тон.

– Я люблю тебя, – сказала Вайпер перед тем, как закрыть дверь в свою комнату.

– И я люблю тебя! – с горечью, тихо сказал я, но она уже закрыла дверь и не услышала моих слов.

Вновь заперев дверь, я рухнул в постель, проклиная себя и свою вампирскую сущность.

***

Седрик ушел. Точнее, сбежал.

Я была в ступоре. Передо мной все еще стояли его глаза, горящие лихорадочным огнем. Седрику стало плохо – у него начался какой-то приступ, но он не дал мне помочь ему. Но почему он не рассказывал мне о том, что у него бывают такие приступы? Почему он скрывал их? Может, он стыдился признаться в этом, думая, что я могу посчитать его больным и неполноценным? Если это так, то как же плохо он знает меня!

Мне стало дурно: голова закружилась, в глазах потемнело. Я ничего не понимала, не могла сосредоточиться, не могла понять, почему я стою и смотрю на пустую лестницу, по которой только что поднялся на второй этаж Седрик. Как сквозь туман я услышала голос мамы, звавший нас обедать, и машинально побрела в столовую. Но, вместо столовой, я вдруг оказалась во дворе, села на старую деревянную скамейку и, облокотившись на ее спинку, закрыла глаза, чтобы забыться, ничего не видеть и не слышать.

«Получается, я ничего не знаю о Седрике. Почему он не сказал мне? Почему не позволил мне помочь, не позволил остаться с ним? Почему он приказал мне не тревожить его и оставить его наедине с собой? Он не доверяет мне?» – пронеслось в моей голове, и я поморщилась, как от боли.

Вдруг чье-то прикосновение к моей ладони вернуло меня в реальность.

Я открыла глаза, и дневной свет ослепил меня: рядом со мной на скамейке сидел мой отец, положив свою руку на мою.

– Это ты, папа, – тихо сказала я.

– Ты замерзла, – сказал отец и, сняв с себя дутую куртку, заботливо закутал меня в нее. – Почему ты сидишь здесь одна? Где Седрик?

– Мне не холодно. Я вообще не чувствую холод, – ответила я, не взглянув на него.

– Что случилось? – обеспокоенным тоном спросил отец.

Не знаю, что отражалось на моем лице, но отец понял, что мне было плохо.

– Я в порядке, – попыталась соврать я.

– Вы поссорились? – тихо спросил он.

– Нет, что ты. Седрик очень устал в дороге. Он всю ночь не спал, но сейчас очень захотел спать. Он передал вам с мамой самые искренние извинения и ушел наверх, – вновь солгала я.

Я не желала рассказывать отцу о том, что Седрику стало плохо. Зачем? Чтобы отец посчитал его сумасшедшим или слабаком?

– Конечно, пусть отдыхает, – спокойным тоном отозвался отец.

– И я тоже прилягу, – еле слышно, скорее себе, чем ему, сказала я.

– Да, иди в дом. Ты замерзла, – еще раз сказал папа.

Улыбнувшись отцу, я поднялась на ноги и взглянула на окно комнаты, в которой сейчас был Седрик. К моему удивлению окно его комнаты было распахнуто настежь. Я с тревогой подумала о том, зачем Седрику понадобилось открывать окно в такой холод, но не смогла ничего придумать, чтобы оправдать это, кроме как, что ему захотелось подышать свежим воздухом.

– Я пойду, – тихо сказала я, сняв с себя папину куртку и отдавая ее ему.

Поднявшись в свою комнату, я действительно легла на кровать и укрылась теплым одеялом. Но я не спала, а лежала на боку и смотрела в окно, за которым редкими большими хлопьями падал снег. За окном потемнело. По моим щекам медленно скатывались слезы, падая на одеяло и впитываясь в него.

Седрик попросил не беспокоить его. Попросил? Приказал! И я терзалась мыслью: нарушить ли свое обещание и проверить, как он там? Или подождать до утра, пока он не выйдет сам?

Наконец, чувство страха за его здоровье победило во мне страх перед последствиями. Я должна была пойти к нему: а вдруг он лежал без сознания? Вдруг он упал посреди комнаты, а я, как дура, боюсь пойти к нему? Ведь он заперся уже много часов назад и ни разу не вышел.

Решительно встав с кровати, я вытерла слезы, взглянула на часы и с удивлением поняла, что наступила ночь. Я достала из ящика комода маленькую свечку и тихо, чтобы не разбудить родителей, которые уже, наверняка, спали, медленно открыла дверь и, стараясь идти бесшумно, как лиса, пошла к двери комнаты Седрика и застыла. С замиранием сердца я услышала его шаги – он ходил по комнате. Это придало мне бодрости, и я робко постучала в дверь.

Седрик открыл дверь практически сразу.

«Слава Богу, с ним все в порядке!» – пронеслось в моем разуме, и, увидев его, я почувствовала душевное облегчение.

Седрик стоял спиной к свету, и его лицо освещала лишь моя маленькая свеча, но я заметила, что его глаза горели все тем же странным огнем, которым горели в тот миг, когда он покинул меня днем. Он не смотрел на меня, а упорно отводил взгляд в сторону. Это выглядело очень странным, и вся моя нынешняя храбрость, которую я долго собирала по мелким кусочкам, разбилась.

– Седрик! Тебе лучше? – дрогнувшим голосом спросила я, пытаясь поймать его взгляд. Мой голос предательски дрожал.

– Да, Вайпер, не беспокойся и ложись спать, – низким тоном ответил он. – Завтра я все тебе объясню.

Мне стало больно от его приказного тона.

– Хорошо, – только и смогла ответить я.

К моим глазам вновь подобрались слезы, и, чтобы Седрик не увидел их, я поспешила уйти. Силуэт Седрика все еще чернел на полу, и я чувствовала, что он смотрел на меня.

– Я люблю тебя, – сказала я, закрыла за собой дверь, потушила свечу и, бросившись на кровать, тихо заплакала.

Глава 20

Почему это убийство так гложет меня? Я убивал раньше и много, но никогда не мучился никакими угрызениями совести – я не чувствовал ничего, кроме удовлетворения и насыщения. Но раньше я всегда контролировал себя, а вчера… Это был не я, а то чудовище, что прячется под красивой оболочкой до тех пор, пока голод не заставит его выйти на волю – страшный монстр, которого боюсь даже я сам. Моя истинная сущность, спящая во мне.

Я пытался найти спокойствие, но не мог: я сидел на кровати, затем резко срывался и начинал ходить по комнате. Мысли разрывали мой мозг и не давали мне покоя. Голова будто раскалывалась. Я знал, что там, в комнате напротив, Вайпер долго плакала, а затем заснула. Она страдала из-за меня.

При свете утра я, все-таки, переборол отвращение к себе и вышел из комнаты. Я подошел к двери комнаты Вайпер, бесшумно нажал на ручку, тихо вошел в комнату и подошел к кровати, на которой, свернувшись калачиком, все еще в повседневной одежде, спала моя возлюбленная. Я осторожно сел на кровать и погладил щеку Вайпер костяшками пальцев.

Вайпер проснулась: она медленно открыла глаза и посмотрела на меня сонным взглядом. Но вдруг ее лицо покрылась румянцем, и она резко села рядом со мной на край кровати.

– Седрик! – Она взяла мою ладонь в свою и уткнулась головой в мое плечо.

Я обнял ее, но Вайпер вдруг отстранилась.

– Тебе лучше? Как ты себя чувствуешь? Что… – беспокойным тоном начала она.

– Все в порядке. Я чувствую себя прекрасно, все прошло, – перебил ее я.

– Что это было? – нахмурившись, спросила Вайпер. – И часто с тобой такое случается? Почему ты не сказал мне?

– Я не могу ответить тебе сейчас, но объясню все потом, – пообещал я.

– Но вдруг тебе опять станет плохо? Вдруг этот приступ повториться? – с беспокойством спросила Вайпер.

– Обещаю, что он не повторится уже никогда, – улыбнулся я и поцеловал ее в висок.

– Никогда?

– Никогда. Только прошу, позволь мне объяснить все не сейчас, но, когда мы вернемся в Прагу.

– Это важно для тебя?

– Очень.

– Тогда я согласна помучиться… Совсем немного! – улыбнулась Вайпер.

Я понимал, что она сказала это не для того, чтобы сделать мне больно. Если бы Вайпер только знала о том, какие демоны терзали мою душу, когда я был вынужден обманывать ее!

– Мне очень жаль, что я напугал тебя, – тихо сказал я.

– Ничего страшного. Девушкам полезно плакать, – пошутила она, словно пытаясь смыть с меня злость на самого себя. – Поэтому мы и живем дольше вас!

После этого разговора Вайпер ни разу не спрашивала о случившемся. Ее родители, к счастью, не заметили моего странного поведения и оставались все такими же приветливыми и дружелюбными, как и раньше.

В нашей с Вайпер жизни начался новый период счастья. Мы отметили Рождество и Новый год. Оказалось, семья Владиновчией была совсем нерелигиозной, поэтому большого празднества Рождества не случилось. Однако, мы все же сходили на праздничную мессу в ближайший костел и даже пели там рождественские псалмы. Поход в церковь на Рождество было красивой семейной традицией семьи Вайпер, поэтому они знали все псалмы наизусть. Мне же пришлось читать из книги и напевать псалмы себе под нос, совершенно не попадая в ноты. Вайпер даже хихикнула и шепнула мне, что у меня абсолютно нет слуха, но я не стал рассказывать ей о том, что владею многими музыкальными инструментами, и лишь тихо посмеялся над своим ужасным пением. Она была права: талант к пению у меня отсутствовал напрочь. У Вайпер был красивый певческий голос, и она с большим удовольствием пела, а я с улыбкой поглядывал на нее и наслаждался ее пением. Вечером того же дня состоялся уютный семейный ужин с традиционной чешской едой и красным вином, а затем последовало вручение подарков: так как я совершенно не знал, что можно было подарить Элизе и Яну, то приобрел для них билеты в оперу на выступление Московского балета. Увидев билеты, Элиза благодушно рассмеялась и вручила нам с Вайпер билеты в кино, на романтическую чешскую комедию, которую мы посмотрели в кинотеатре следующим же вечером. Для Вайпер я приобрел посещение спа-салона, а она для меня – толстую книгу с собранием сочинений Михаила Лермонтова. Ее подарок приятно удивил меня: Лермонтов в моей личной библиотеке почему-то отсутствовал. После вручения подарков мы разошлись по комнатам, так как было уже довольно позднее время: мы слишком заболтались, сидя под большой искусственной елкой и попивая вино.

Новогодняя ночь прошла намного веселее: были шампанское, бенгальские огоньки, танцы, обязательный просмотр поздравления от президента и поцелуй под бой курантов, а после мы накинули куртки и пальто и выскочили во двор, чтобы насладиться фантастическим фейерверком, устроенным властью города. Через пару дней мы все вместе сходили на все еще длившуюся рождественскую ярмарку и получили массу приятных впечатлений от каруселей и катания на коньках.

Как отличались эти праздничные дни от тех, что я знал, находясь в кругу своей семьи! Проживая столетия, вампир почти сразу разучивается чувствовать радость наступления Рождества и Нового года. А впрочем, и всех праздников, даже Дней рождения. Конечно, родители старались устроить нам настоящий праздник, но это было лишь, когда мы были еще детьми. Обычно же праздники празднуются взрослыми по смехе: собрание у камина – короткое вручение подарков – и затем все расходятся по своим делам. Никто из нас не чувствует ни капли торжества или магии праздников. С Владиновичами же я впервые в жизни почувствовал радость наступления Рождества и его светлой магии, а Новый год заиграл для меня новыми красками: Вайпер была одета в красивое красное платье, она смеялась, пила шампанское, танцевала и пела. Она была счастлива и искрилась, как яркий огонек. Это был удивительный опыт, который никогда не сотрется в моей памяти. И я с удовольствием предвкушал еще много таких празднований, в кругу Элизы, Яна и Вайпер – моей второй семьи.

Смертные умеют радоваться праздникам, и, наверно, это еще одно их преимущество перед нами, вампирами.

Две недели прошли весело и интересно: Вайпер водила меня по всем достопримечательностям своего города и на все выставки, мы посещали все исторические места и даже были около ее школы. Вайпер умела заинтересовать собеседника своими рассказами и владела довольно обширными знаниями об истории и архитектурном наследии Брно.

Никогда раньше не думал, что этот второй по величине город Чехии, находившийся в историческом регионе Моравия, так поразит меня своей красотой. По сравнению с Прагой, он не был так многолюден, его население составляло лишь чуть больше трехсот восьмидесяти одной тысячи человек и имело катойконим «брновчане». В годы Второй мировой войны город претерпел сильные разрушения и был освобожден двадцать шестого апреля тысяча девятьсот сорок пятого года в ходе Братиславско-Брновской наступательной операции войсками второго Украинского фронта.

Как мне сообщила Элиза, климат в Брно был довольно мягкий и стабильный: теплое лето и мягкая зима. Однако, эта зима оказалась довольно холодной, и температура не поднималась выше восьми градусов мороза, что позволяло снегу не таять и доставлять нам с Вайпер наслаждение от игры в снежки. Естественно, я рассчитывал свои силы, чтобы ненароком не причинить Вайпер боль или выбить ей глаз.

Также в Брно находились одни из важнейших университетов страны и много студентов. Например, крупнейший из них – Масариков университет вмещал в себя сорок две тысячи студентов со всего мира.

К сожалению, воздух города был довольно серьезно загрязнен автомобильным транспортом, промышленными предприятиями и тем, что его жители предпочитали отапливать свои дома сжиганием твердого топлива.

Главные архитектурные памятники города располагались в исторической центральной части города. Самое сильное впечатление на меня произвели церковь Святых Петра и Павла, готическая Старая ратуша, величественный Капуцинский монастырь и мощная крепость Шпилберг. Благодаря бесконечной энергии Вайпер, мы обошли все, что можно было обойти. К счастью, все две недели небо над Брно было наглухо затянуто тучами, и только падал снег. Снега выпало довольно много: мне и Яну пришлось четыре раза очищать двор и крышу от толщи снега. Я мог бы справиться и один, но не желал ущемлять гордость отца Вайпер.

С того ужасного дня я исправно питался каждую третью ночь, но мое преступление не осталось незамеченным: ежедневная газета, которую выписывал Ян, написала о том, что убитый мною парень был официально объявлен в розыск.

– Боже мой, какой кошмар! – услышав эту новость, воскликнула Элиза. Ее лицо покрылось скорбью. – Я ведь знаю его! Это – сын моей коллеги, в школе! Такой молодой! В последнее время у него были проблемы с алкоголем, но… Боже, Ян, ты думаешь, его убили?

– Не знаю… Но, если человека не могут найти уже пять дней, к тому же, в последний раз его видели прямо в центре города, значит, скорее всего, он мертв, – мрачным тоном ответил ей Ян, сворачивая газету. Он тяжело вздохнул.

– Бедная Лена! Я позвоню ей… – Элиза бросилась к телефону.

– Не нужно ей звонить! Только посыплешь соль на рану! – категорическим тоном бросил ей ее супруг.

– Да… Ты прав, прав. – Элиза села обратно за стол, за которым мы как раз завтракали.

Я тоже ел их пищу и делал вид, что наслаждался ей.

Правда оказалась горькой: сам того не зная, я убил человека, довольно близкого к семье Владиновичей. Как мне потом рассказала расстроенная Вайпер, убитый мною парень был другом ее детства, с которым, однако, она уже долго не общалась. Но она не стала плакать. Зато Элиза тихо заплакала и поднялась в их с Яном спальню. Ян тут же отставил от себя чашку кофе и пошел вслед за супругой. Они заперлись в своей комнате. Мы с Вайпер переглянулись и остались сидеть за столом.

– Ну, не стоит плакать, моя хорошая. Жизнь жестока! – утешающим теплым тоном сказал Ян Элизе.

– Я понимаю! Но, Ян, а вдруг это случится с Вайпер? Я не переживу! – плакала бедная Элиза, наполняя мое сердце горечью и ненавистью к моему существу.

– Ну, что ты, с Вайпер все будет хорошо! К тому же, у нее теперь есть Седрик! Он заботится о ней, и я действительно вижу, что он любит ее, – ответил на это Ян.

– Если с Вайпер что-то случится, я не переживу! Представь, что сейчас творится в душе Лены! Потерять сына! Такого молодого! Какой ужас!

Ян продолжал утешать ее, но Элиза плакала еще минут десять.

Владиновичи, как и все родители, отчаянно боялись потерять свою дочь. И я дал себе клятву, что с Вайпер ничего не случится – я всегда буду рядом с ней и оберегать ее.

Вайпер задумчиво смотрела в свою чашку кофе, а я размышлял о том, в какое положение поставил сам себя: в Праге я расскажу ей обо всем. Как она отреагирует? Я убил друга ее детства!

– Как ты? – осторожно спросил ее я.

– Я в порядке. Просто, это так странно – Лука был жив, а теперь его, возможно, не стало… Но, знаешь, я очень надеюсь, что мы ошибаемся! Надеюсь, скоро он объявится! Он и прежде пропадал дня на три, но всегда возвращался домой. Он очень зависим от алкоголя… Ему нужна помощь, – тихо ответила мне Вайпер и вымученно улыбнулась.

«Увы, в этот раз он не вернется. И ты обязательно узнаешь о том, что причиной тому стал именно я» – поморщившись, подумал я.

После того тяжелого дня наша жизнь вновь наполнилась красками, и я наслаждался духовной и платонической близостью с Вайпер. Прежде я не жил – все эти двести с лишним лет были потрачены впустую. Только сейчас я жил, дышал и видел мир. Но мысль о том, что Вайпер, возможно, скоро уйдет от меня, не давала мне покоя и сидела занозой в моем разуме.

Эти прекрасные, полные счастья рождественские каникулы пролетели незаметно, но незабываемо. Вайпер и я стали еще ближе друг к другу, а ее родители больше не волновались за нее – я сумел расположить к себе даже ее строгого отца.

Ян был умным человеком, но его ум и жизненный опыт не шли ни в какое сравнение с моими, и он был ошеломлен глубиной моих знаний и аналитических способностей. Кажется, этим я приобрел его благосклонность к себе даже больше, чем любовью к его дочери.

Мать Вайпер была более простой в общении и дружелюбной, но, при разговоре с мужем, упорно называла меня «мальчиком Вайпер», что весьма смешило меня.

Сама Вайпер расцвела, как цветок во время мороза. Эти две недели были временем надежд и нашей любви, но пролетели так быстро, что показались мне одной секундой. Наступила пора уезжать в Прагу и возвращаться в реальность, а значит, наступало время моего признания.

***

– Седрик, мы обязательно ждем тебя летом! Летом в нашем городе просто рай! Все утопает в зелени, повсюду играют фонтаны… В общем, красота! – жизнерадостно сказала мама, провожая нас до такси, которое ожидало нас напротив дома. Отец не смог нас проводить – его срочно вызвали на работу, и мы попрощались с ним еще утром.

За время нашего отдыха в моем родном городе, во мне будто прибавилось жизненных сил. Все-таки родные места и родители сильно влияют на душевное состояние, но я знала, что главным источником моих сил был Седрик – он питал меня своей энергией, и я чувствовала себя самой счастливой девушкой в мире.

Но мы уезжали. Мне было тяжело расставаться вновь, почти на полгода, с моими родителями и с родным городом, в котором я была счастлива, как нигде более, даже в Праге. Но мысль о том, что в Праге со мной будет Седрик, давала мне твердую уверенность в том, что я могла пережить разлуку с родителями без потерь. Порой я думала: как я жила раньше, не зная его? Жила без него? Я существовала, втянувшись в учебу, и только изредка выходила на бессмысленные прогулки с Юлией.

– Я обязательно приеду, если, конечно, Вайпер не пожелает ехать одной, – с улыбкой сказал Седрик моей маме.

– А кто же тогда будет нести мои сумки? – шутливо заметила я.

– Мне будет приятно быть даже лишь вашим слугою, мисс. – Седрик подхватил эту шутливую манеру и элегантно поклонился мне.

– Ах, мистер Седрик, вы такмилы! – рассмеялась я, жеманясь как кокетка.

Мама наблюдала за нами, и на ее счастливом лице сияла широкая улыбка. Она полюбила Седрика, и я понимала, что, в отличие от отца, не за его разум, а за то, что он делал меня счастливой.

«Как я рада видеть тебя такой счастливой! – как-то сказала мне мама. – Ты вся сияешь. И несмотря на то, что Седрик немного странный – он очень хороший парень!». «Я знаю, мама» – только и смогла ответить я. Этот разговор стал мне неприятен, когда мама спросила, не повлияло ли богатство Седрика на мой выбор. Я была разгневана этой нелепой мыслью и дала маме довольно гневный ответ, о чем сейчас жалела. Поэтому, при нашем расставании, я отдала ей столько нежности, сколько смогла, а она обняла меня крепко-крепко и тихо сказала: «Будь счастлива». Я поцеловала ее в лоб и села в такси.

Седрик стал прощаться с моей матерью, и она что-то сказала ему, а он с очень серьезным видом ответил ей. Я могла лишь догадываться о том, что они сказали друг другу.

Наконец, Седрик сел в автомобиль, и мы поехали на автовокзал. Некоторое время мы молчали. Я смотрела на пролетающие за окном знакомые дома и деревья и мысленно прощалась с ними.

Седрик тоже смотрел в окно. По его напряженному лицу и нахмуренным бровям я поняла, что он о чем-то размышлял. С тех пор, как он сорвался в тот день, я никогда больше не спрашивала о его припадке и никогда не спрошу – ведь Седрик обещал рассказать мне все в Праге, и я знала, что он сдержит свое слово.

– Давай сходим сегодня на наш мост, – тихо сказала ему я.

– Конечно. Отличная идея, – как-то поспешно ответил он.

Вновь воцарилось молчание. Был слышен лишь шум мотора и тихий джаз, играющий в такси.

– Ты счастлива со мной? – вдруг тихо спросил Седрик, не отводя взгляда от дороги.

Этот вопрос чрезмерно удивил меня, но я улыбнулась, чтобы не показать этого.

– Конечно. Я никогда в жизни не была так счастлива, – тихо ответила ему я.

Седрик ничего не сказал. Лишь продолжал смотреть в окно.

Процедура посадки на автобус прошла безболезненно, и мы ехали в Прагу. Как и в прошлый раз, я заняла место у окна, но мне не спалось – слишком много мыслей было в моей голове. Я размышляла о многом, но почти все мои мысли были связаны с Седриком, который сидел рядом со мной с закрытыми глазами. «Наверно, он уснул» – с улыбкой подумала я. Седрик спал очень крепко, и, кажется, ему не мешали ни громкие разговоры пассажиров, ни крики маленького ребенка на переднем сидении, ни даже мой мобильный, который вдруг противно запищал – это мама желала поинтересоваться, как прошла посадка.

Какая теперь учеба? Все мои мысли были с Седриком. Какие теперь формулы, задачи, примеры, цифры, если в своих мечтах я видела нас гуляющими по Праге или по осеннему парку, усыпанному ковром ярко-оранжевой, багряно-красной и ярко-желтой листвы, хрустящей под каждым нашим шагом? Эта картина всегда ассоциировалась у меня с Седриком, или Седрик с ней – такой же необычный, непредсказуемый и немного холодный, как осенний дождь, мягко забарабанивший по мертвым листьям, срывающий их с деревьев и напугавший прохожих. Но за окном была зима, укрытая снегом: ледяная свобода, озябшие деревья, будто обнимающие себя за плечи, озера, покрытые льдом и ставшие похожими на залежи хрусталя. Все это было прекрасным, но порой мне хотелось весны, чтобы слышать пение ранних птиц, поющих о приходе новой жизни, увидеть воскресшие деревья и новорожденные цветы, почувствовать аромат свежей зеленой травы. Но до весны было еще далеко.

Я посмотрела на Седрика: его голова была немного откинута, глаза закрыты, и на его бледном лице можно было прочитать его сон. Должно быть, ему снилось что-то тревожное, потому что его брови были немного сдвинуты к изящной переносице, и между ними легла морщина. Седрик всегда думал о серьезных вещах, и эта морщина редко сходила с его лица – только в Брно она исчезла, но сейчас появилась вновь.

Так, в полном молчании, мы доехали до Праги: я – в плену своих мыслей, Седрик – в плену своих снов. Как странно – теперь мы поменялись с ним местами.

Когда автобус остановился на пражском автовокзале, я легонько потрясла Седрика за плечо. Он медленно открыл глаза, с шумным вздохом взглянул на часы, а затем на меня.

Его абсолютно трезвый взгляд удивил меня – казалось, Седрик не спал всю дорогу, а просто сидел с закрытыми глазами.

Седрик вымученно улыбнулся и поднес ладонь к глазам.

– Я заснул? – спросил он чуть охрипшим голосом, совсем как люди, вырванные из объятий сна.

Все мои глупые мысли тут же испарились.

– Да, и ты спал все дорогу! – весело ответила ему я.

– Черт, я заставил тебя скучать, – слегка поморщившись, сказал Седрик.

– Совсем нет! Я думала о своем, вспоминала, размышляла, ты же знаешь, как это увлекательно. И вообще, это твой реванш за поездку в Брно. Ведь тогда всю дорогу проспала я!

***

Обман удался: Вайпер подумала, что я спал. На самом деле, всю дорогу я просидел с закрытыми глазами, копируя поведение спящего человека – я достаточно много наблюдал за спящими людьми, чтобы сделать это правдиво и достоверно, так, что никто даже не подумал бы о том, что я притворяюсь.

Я притворялся спящим не потому, что не хотел разговаривать с Вайпер – я размышлял и пересматривал варианты того, что будет, когда я расскажу ей правду о себе. Порой в мой разум приходили такие страшные сцены, что меня охватывал ужас: Вайпер убегает от меня, в испуге, крича «Уходи прочь, чудовище!». Но затем я вспомнил о том, как Вайпер смеялась, увидев собачку в розовом пальто, которую на тонком поводке вела серьезная дама, в таком же розовом пальто, и в моей душе тут же разлилась нежность, как бальзам на душевные раны, но через минуту очередная черная мысль вытеснила даже это светлое воспоминание. Чем ближе наступал час моего признания, тем больше мною завладевал страх потерять Вайпер.

Когда ее ладонь легла на мою, я невольно вздрогнул и сжал ее. Я не знал, что делать, не знал, когда скажу Вайпер правду, но понимал, что скоро. И, если все случится не так, как я отчаянно желал, моя душа, оттаявшая благодаря Вайпер, вновь покроется льдом. Но я отпущу ее, если она захочет уйти. У меня нет никакого права удерживать Вайпер рядом со мной, против ее воли.

Мы вышли из автобуса, забрали свои сумки и направились на автостоянку, где стоял мой автомобиль, все эти дни ожидающий нас недалеко от автовокзала. Я планировал завезти домой Вайпер, а затем поехать к себе. Скоро мы должны были ненадолго расстаться, возможно, на несколько дней: я решил, что так мне будет легче определиться с точной датой моего признания.

Как ни странно, всю дорогу мы молчали, словно устали друг от друга, но я не мог говорить – мои мысли сбивались, а Вайпер задумчиво смотрела в окно, и я заметил, что ее веки все чаще смыкались на долгие секунды – ее клонило ко сну.

Интересно, что это за чувство – физическая усталость? Я мог уставать морально, но никогда не чувствовал усталость физически. Я был так увлечен своим упоением любви к Вайпер, что совсем забыл о том, что она устает.

Молча доехав до подъезда дома Вайпер, мы вышли из автомобиля, я достал из багажника сумки Вайпер с едой и кофе, которыми набила их Элиза, и мы молча поднялись к квартире. Вайпер открыла дверь, и зашел в маленькую, довольно тесную прихожую и поставил сумки на пол. В этот день я впервые попал в квартиру Вайпер, но не зашел дальше этой прихожей.

Вайпер сняла свое пальто и повесила его на плечики в небольшой деревянный шкаф.

– Тебе нужно прилечь, – тихо сказал я.

Вайпер устало взглянула на меня.

– Прости… Так глупо все получается! – тихо воскликнула она.

– Ничего страшного. Ты устала, и я немного устал. И не думай, что я обижен. Тебе нужно отдохнуть. – Я подошел к ней.

– Но мы хотели пойти на наш мост! – вздохнула Вайпер, обнимая меня.

– У нас впереди целая жизнь, – с горечью в душе сказал я. – Мы еще не раз придем на него.

Вайпер устало улыбнулась и мягко поцеловала мои губы.

– Хорошо, но не забудь позвонить мне вечером, – сонно сказала она, и я почувствовал, что мне нужно было покинуть ее, чтобы она могла лечь спать.

– Обязательно. Спокойной ночи. – Я поцеловал ее в лоб и поспешил уйти.

Я закрыл за собой дверь и пождал, пока Вайпер закроет ее на замок.

Щелчок.

Я медленно спустился по лестнице, лихорадочно размышляя о том, что ожидало нас через каких-то пару дней.

Глава 21

Замок встретил меня молчанием: не было слышно ни разговоров, ни смеха, ни шепота, были лишь холодные стены, будто радовавшиеся моему возвращению. Поднявшись в зал, я вдруг вспомнил о том, что мне нужно было избавиться от аромата крови Вайпер в моем автомобиле, а значит, нужно было спуститься обратно в гараж. И как я мог забыть об этой мере предосторожности? Чертыхнувшись про себя, я быстро спустился в гараж, надеясь, что было еще не поздно исправить оплошность.

Рядом с моим автомобилем, засунув руки в карманы джинс, стоял мой брат. К счастью, он, а не кто-либо другой!

– Маркус! – поздоровался я, подходя к нему.

– С возвращением в родное гнездо! – весело откликнулся тот. Мы обнялись, и на его лице появилась хитрая усмешка. – От тебя пахнет твоей красоткой!

– Я знаю. Мне нужно убить ее аромат. И не называй ее «красоткой» – мне это не нравится, – недовольно бросил я.

– От тебя пахнет твоей красавицей. Так лучше? – ехидно спросил Маркус.

– Да, намного. – Я отвернулся от него, в поисках освежителя.

– Как провел время? – вновь задал вопрос брат, и по его тону я понял, что его раздирало любопытство.

– Отлично. Родители дома?

– Нет, в замке только я, и вот, теперь еще и ты, так что можешь говорить.

– Прекрасно. – Я был сосредоточен на поиске освежителя.

– Что ты отвертываешься? Давай рассказывай!

– Все было замечательно: мы гуляли, общались, ходили в музеи, на выставки, на кладбище для животных – там похоронена ее собака.

– И все?

– Я ведь не знаю, что именно тебя интересует!

– Хорошо, я спрошу сам. Как ее родители?

– Хорошие люди. Понимающие.

– А как они отнеслись к тому, что ты усердно отказывался от их стряпни?

Я с усмешкой взглянул на брата – он откровенно издевался.

– У них не было причин сердиться: я не отказывался.

– Ты ел их еду?! – Маркус громко рассмеялся.

– Приходилось. К тому же это никак не отразилось на моем самочувствии.

– Ну, ты даешь! Какие муки ты перенес! Есть еду смертных! Какая гадость!

– Надеюсь, это все вопросы? – Я начинал сердиться, так как нигде не мог найти освежитель.

– И не надейся. А как они смотрели на твою бледность, мистер Бледная кожа?

– Они не обратили на это внимания.

– Как ты питался? Хотя, я догадываюсь: ночью через окно?

– Ты безумно догадлив… Черт побери, где он!

– Ты случайно не это ищешь? – осведомился брат.

Я обернулся к нему и увидел в его руках освежитель. Маркус нагло ухмылялся, довольный своей шуткой и забавляясь моими неудачными поисками.

– Черт, Маркус! – Я подошел к брату, забрал у него освежитель и использовал на себя практически половину его содержимого.

– Так лучше? – спросил я Маркуса.

Он скорчил кислую мину.

– Теперь от тебя воняет апельсинами. Причем за пять километров.

Я облегченно вздохнул.

– Как видишь, я знал, что тебе срочно потребуется освежитель, – с улыбкой сказал Маркус.

– Спасибо. Как вы с Маришкой? Уточнили дату свадьбы? – спросил я, распыляя освежитель в салоне моего авто.

– Пока нет: она хочет свадьбу осенью, а я летом. Так что, пока спорим. Но у нас все великолепно, и я счастлив. – Брат выдержал паузу. – А ты?

– Я тоже, – твердо ответил я.

– Надолго ли? – вдруг спросил он.

Надолго ли? Пока Вайпер не умрет.

Я с яростью закинул пустой флакон освежителя в мусорное ведро.

– Надеюсь, что навсегда, – резко ответил я.

– Но ты знаешь, что это невозможно, – тихо сказал Маркус.

– Я не хочу думать об этом. Зачем ты сыпешь мне соль на рану? – недовольно отозвался на это я.

– Ладно, не заводись. Пойдем лучше перекусим. – Маркус подошел ко мне и хлопнул меня по плечу. – Когда ты ел в последний раз?

– Два дня назад. Маркус, ты когда-нибудь… – Я запнулся.

– Что? – Он заметил, что я задумался. – Не тяни!

– У тебя когда-нибудь было такое состояние… Ты когда-нибудь превращался в монстра, когда долго не пил крови?

– Ну, бывало, пару раз, по молодости, когда я не удосуживался питаться вовремя. А что, с тобой это случилось? – с удивлением спросил Маркус, так как все мои домочадцы знали о том, что обычно я питался строго по расписанию.

– Да, и это ужасно напугало меня, – тихо ответил ему я. – Я долго не ел и даже мог убить Вайпер. Я еле сдерживал себя. К счастью, у меня хватило сил убежать из дома, но мне пришлось очень туго. Я потерял над собой контроль. Помню все очень смутно: я убил молодого парнишку, прямо в центре города, затащил его на высокое дерево и выпил всю его кровь. – Я поморщился от тяжелых воспоминаний.

– На дерево? А я помню, потащил своего на кладбище, спрятался в чьем-то склепе и…

– Значит, это не так страшно, как я думаю?

– Это нормальное явление. Такое происходит, когда наши инстинкты берут верх над разумом. В тот вечер я убил своего однокурсника, но честно оплатил его похороны, – как ни в чем не бывало, сказал Маркус.

– Какой благородный поступок, – съязвил я.

– И не говори. Просто не доводи себя до такого истощения. Захотел крови – пошел и выпил. Ни в коем случае не затягивай с этим.

– Это никогда не повторится, – серьезно заявил я. – Я мог убить Вайпер. Никогда больше!

Продолжая наш разговор, мы поднялись в гостиную, где всегда стоял графин свежей крови, спрятанный от чужих глаз в хранилище за большой картиной на стене. Маркус разлил кровь в два больших бокала. Конечно, такая кровь – гораздо легче на вкус, чем та, что мы пьем из вен смертных, но это и не было полноценным ужином – скорее всего, легкий перекус. Кровь поступала в наши подвалы из донорского отделения, которым руководил знакомый отца, а так как он тоже был вампиром, никто ничему не удивлялся.

Мы взяли по бокалу и сели в кресла. Оказалось, я был немного голоден, поэтому с большим удовольствием смаковал содержимое своего бокала.

– Ты собираешься говорить родителям? – вдруг спросил брат.

– Нет, – твердо ответил я.

Я решил, что просто уеду с Вайпер далеко-далеко, на край света, где никто не сможет найти нас, и прожить с ней все ее года. Конечно, если Вайпер примет меня монстром.

– А ей? – тихо добавил Маркус.

– Да.

– Когда?

– Я еще не решил.

– Чем дольше ты решаешь, тем ближе приближается конец ее жизни, – серьезно сказал он. – Я понимаю… Хотя нет, не понимаю! Признаюсь, сначала твой роман со смертной выглядел весьма забавным, но сейчас, когда ты хочешь поставить под угрозу нашу тайну…

– О чем ты, Маркус? Ставлю под угрозу нашу тайну – это самое важное для тебя? – гневно крикнул я, бросая свой бокал в пылающий камин.

– Ты не так меня понял! – недовольно воскликнул Маркус.

Но я не желала слушать его – он стал мне отвратителен. Он сказал вслух то, в чем боялся признаться себе я.

– Черт, не знаю, что со мной. Я просто схожу с ума оттого, что не знаю, как поступить, – после минутной борьбы с собой, отрывисто сказал я.

– Не думай, что я начал этот разговор для того, чтобы отговорить тебя или угрожать жизни Вайпер. Что бы ты ни решил, ты знаешь – я поддержу тебя, – серьезным тихим голосом сказал мне Маркус.

– Спасибо. Ты не представляешь, какой тяжелый крест я несу. Но я несу его добровольно, наслаждаясь его тяжестью, хоть он и причиняет мне такие страдания. – Я закрыл глаза ладонью.

Лишь теперь я понял, каким слепым мечтателем я был: я твердо решил открыть Вайпер свой секрет, но никогда и не задумывался о ее безопасности. Любовь ослепила меня – раньше я думал лишь о том, примет меня Вайпер или отвергнет, но сейчас мои глаза открылись, и открыл мне их Маркус.

– Маркус, – хрипло окликнул я его.

– Что?

– Ты один знаешь о Вайпер. И ты один знаешь о том, что я сделаю. Я расскажу ей. И пусть все будет так, как должно быть.

– Это твое окончательное решение? – усталым тоном спросил Маркус.

Мне было очевидно, что он не одобрял моего решения и соглашался с ним лишь из любви ко мне. Я смотрел на брата и видел, что в нем боролись две силы: одна – долг, во что бы то ни стало сохранить нашу тайну, и вторая – любовь к своему младшему брату, ко мне.

– Поклянись, что, даже если Вайпер отвергнет меня, ты и пальцем ее не тронешь, – потребовал я.

– Клянусь! – глухо отозвался Маркус.

– Ты лучший брат в мире, – чувствуя в душе облегчение, улыбнулся я.

– А ты самый большой дурак в мире!

Я не мог найти слов.

– Спасибо, – только и смог сказать я.

– Одним «спасибо» ты не отвертишься! С тебя бутылка свежей крови! – посмеиваясь, ответил на это Маркус.

***

Оказалось, я очень утомилась от поездки в автобусе и заснула сразу, как ушел Седрик. Добравшись до кровати, я, прямо в одежде, залезла под одеяло, мгновенно заснула и проснулась только под вечер. Все еще нежась в постели, я проверила план занятий на завтра и решила позвонить родителям. Это заставило меня покинуть теплую кровать и пойти на кухню. Я взяла железный чайник, наполнила его водой и поставила на огонь газовой плиты: мне очень захотелось кофе.

– Привет, мам, – сказала я.

– Ну, наконец-то, позвонила! – недовольно ответила мама.

– Не обижайся, я просто очень устала и легла спать. Только проснулась.

– Ах, ну, извини, ты же знаешь, как я волнуюсь каждый раз, когда ты уезжаешь. Ну, а как насчет пар? Уже узнала расписание?

– Завтра три пары с утра. Если честно, я так отвыкла от учебы!

– Давай, собирайся с силами: остался последний рывок, и наступит лето, не успеешь и глазом моргнуть! – жизнерадостно откликнулась на это мама.

– До лета еще полгода! К тому же, летом меня ждут очередные экзамены! – усмехнулась я.

– Ну, зато потом – каникулы! Как Седрик?

– Спал всю дорогу. Занес мои сумки и уехал домой. Знаешь, автобус так клонит в сон! – сказала я, усаживаясь за стол и взглянув в окно.

– А как у тебя в квартире? Не холодно? Топят?

– Конечно, топят! Недаром я плачу за нее столько денег! Вот, сижу, жду, пока закипит чайник.

– Опять кофе на ночь? – недовольным тоном спросила мама.

– Еще даже не вечер, – спокойно заметила я.

Вдруг в телефоне запищала вторая линия вызова. Это был Седрик.

– Мам, прости, Седрик звонит! Я перезвоню! – торопливо сказала я, улыбнувшись во весь рот.

– Передавай ему от нас привет! И не перезванивай: я уже убедилась в том, что с тобой все в порядке. Пока. Целую! – Мама отключилась.

– Привет! – радостно сказала я Седрику: я была безумно рада услышать его голос.

– Привет. Проснулась? – ласково спросил он.

– Да, только что. Мне даже приснился интересный сон. Но как ты узнал, что я проснулась? – улыбнулась я.

– Почувствовал.

Меня охватил новый прилив радости.

– Как тебя встретили? – спросила я.

– Отлично. Родителей до сих пор нет. Дома лишь Маркус и я. Вайпер, я хотел спросить… – Он замолчал.

– Что? – настороженно спросила я.

– Сколько у тебя завтра пар?

– Три с утра, – облегченно вздохнув, ответила я, думая, что он спрашивает для того, чтобы пройтись завтра по старому центру Праги.

Но Седрик промолчал. Я терпеливо ждала его ответа. Наш разговор вдруг показался мне очень странным и каким-то бесчувственным.

– Нам нужно поговорить, – наконец, после минутного молчания сказал Седрик.

– Конечно, – машинально ответила я.

– Завтра, у тебя дома.

– У меня? – удивленно переспросила я.

– Да. Нам нужно поговорить, – повторил он.

– Хорошо. Завтра после пар?

– Договорились. Прости, не могу долго разговаривать.

– Тогда пока, – тихо сказала я.

– Пока.

Седрик отключился.

Раньше он всегда заканчивал разговор словами «люблю тебя» или «целую», и в этот раз его пресное «пока» ударило по моему сердцу своим равнодушием.

Голос Седрика и наш короткий разговор заставили меня разнервничаться.

«Нам нужно поговорить». О чем? Мои мысли тут же разыграли из этих слов трагедию: я чувствовала, что это будет необычный разговор и что, возможно, он что-то изменит в наших отношениях. В мою голову приходила даже самая страшная мысль: он хочет расстаться. И эта мысль не давала мне покоя, неотступно преследуя мой мозг – я ворочалась в кровати и не могла заснуть.

Утро пришло медленно, словно ночь не собиралась уступать ему свое место, но я желала ее ухода как никогда – нет ничего хуже ожидания и неизвестности. Я хотела, чтобы поскорее настал день, а с ним – тот момент, когда Седрик скажет мне то, что хочет сказать.

Этим утром я решила поехать в университет одна, без Седрика, – сесть на городской трамвай, как раньше, когда его не было в моей жизни. Я знала, что он заедет за мной, но в этот раз не хотела, чтобы он видел мои глаза – грустные и печальные, как у побитой собаки.

Приехав в университет, почти за час до начала пар, я прошла в небольшой сквер, располагавшийся прямо у здания факультета, села на скамейку и смотрела на проплывающие на небе облака. Но было ясно, что солнца сегодня не будет: эти облака напоминали табун лошадей и укрывали небо плотным одеялом. Прага была засыпана снегом, но оставалась полной жизни и туристов.

«Наверно, Седрик уже подъехал к моему дому и ждет, когда я спущусь. Но я не буду звонить. Или позвонить? Вдруг он совершенно не собирается расставаться со мной? Значит, я веду себя как настоящая дура, и своими подозрениями воздвигаю, между нами, стену! Господи, да что со мной!» – пронеслось в моем разуме.

Я поспешно достала телефон и набрала номер Седрика.

– Доброе утро, – тихо сказала я, чувствуя, что виновата перед ним.

– Доброе утро. Я жду тебя, – услышала я.

Мне было жаль разочаровывать его.

– Знаешь, я уже в университете… Я поехала на трамвае. Извини, что не предупредила. Все получилось очень спонтанно. Мне нужно было подумать, – тихо объяснила я.

– Ничего страшного. Я сейчас приеду, – спокойно отозвался на это Седрик.

– Я сижу на скамейке, в сквере, – сказала я.

Как ни странно, как только я услышала его голос, мое настроение улучшилось.

Седрик приехал подозрительно быстро, хотя от моего дома до университета было довольно большое расстояние, и я поняла, что он ехал, превышая скорость. При этой мысли я немного разозлилась на него: у меня даже дыхание перехватило от мысли, что по дороге с ним могло случиться несчастье.

– Ты в своем уме? – недовольно спросила я, собираясь отчитать его.

Он непонимающе посмотрел на меня, и уголки его губ поднялись в легкой улыбке.

– Зачем ты так гоняешь на своей машине? На дорогах – ужасно скользко! Ты же мог разбиться! Это ведь так опасно! – продолжала восклицать я.

Седрик виновато улыбнулся, и его взгляд потеплел.

– Я спешил к тебе. Ты боишься, что я могу умереть? – мягко спросил он.

– Ты еще спрашиваешь? Конечно, боюсь! – уже мягким, но чуть дрожащим от волнения голосом ответила я.

– Ты не представляешь, как я раскаиваюсь, – серьезно сказал он и широко улыбнулся. – Как ты прекрасна!

– Не надейся заслужить мое прощение комплиментами! – сердито буркнула я.

Но Седрик обнял меня и все, о чем я размышляла раньше, показалось мне глупым и смешным. Мне стало стыдно за свое поведение.

– Обещай, что больше не будешь гонять по улицам и превышать скорость вообще! – все же, потребовала я, желая обезопасить его жизнь хотя бы этим обещанием.

– Никогда больше. Обещаю тебе.

Мы сидели в сквере и разговаривали о разных вещах до самого звонка, и я была уверена в том, что Седрик не расстанется со мной. Но, когда он поцеловал меня, мои светлые мысли улетучились: я почувствовала, что это был прощальный поцелуй, ведь он никогда не целовал меня так ранее, будто не желая выпускать из своих объятий. Он словно прощался со мной, и мне стало в тысячу раз больней: его прощальный поцелуй ошеломил меня и ввергнул в бездну муки.

Лучше бы я не видела его сегодня! Ведь сейчас я должна была сидеть на парах и знать, что Седрик предложит мне расстаться!

Мы разошлись по своим аудиториям, и вместо того, чтобы слушать лектора, я сидела, на заднем ряду, глубоко задумавшись и упиваясь своим горем. Вдруг, к моему огромному удивлению, я услышала звонок, оглашающий конец последней на сегодня пары.

«Что? Уже? – подумала я. – Наступило время?»

Меня охватила паника, но я быстро собрала вещи и стрелой выбежала во двор, желая, чтобы этот душевный кошмар прекратился.

Седрик ждал меня и молча наблюдал за тем, как я подхожу к нему. Я сжалась под его пристальным взглядом.

***

Вайпер дала мне надежду, когда я увидел, как она волнуется за мою жизнь. Любить и бояться потерять – самое великое чувство, самое искреннее признание в любви, когда оно исходит из самого сердца, минуя разум. Но любит ли она меня настолько сильно, чтобы смириться с моим уродством?

Вайпер вышла из университета и подошла ко мне. Бледная, с потускневшими глазами и опущенными уголками губ.

– Поехали? – твердым тоном спросила она, словно, словно была готова к нашему разговору. Но в ней чувствовалась холодность.

Я молча открыл перед ней дверцу автомобиля.

«Что с ней?» – подумал я, выводя автомобиль на широкую дорогу: за последние три минуты мы не обменялись ни единым словом. Вайпер выглядела решительной и замкнутой, будто больше не желала открывать мне своих чувств.

Молчание стояло всю дорогу до дома Вайпер: я представлял себе момент, когда Вайпер узнает обо мне правду. Но о чем думала она? По ее отрешенному лицу я понял, что мыслями она находилась далеко от меня.

Решающий момент приближался, и меня вдруг охватил страх, словно желающий помешать мне, но я мысленно твердил себе, что это – необходимый шаг, который расставит все по местам и даст мне или безграничное счастье или безграничное горе.

Было что-то ледяное в молчании Вайпер, но я не пытался заговорить с ней, понимая, что сделаю только хуже. Мы подъехали к ее дому, вышли из авто и поднялись к ее квартире. Вайпер стала искать в сумке ключ от квартиры, и я заметил, что ее руки дрожали. Вскоре дверь была открыта, и мы медленно вошли в прихожую.

Теперь отступать было некуда, и это было мне на руку.

– Я поставлю чайник, – вдруг нарушила свою молчаливую баррикаду Вайпер. – Проходи.

Она быстро сняла пальто и сапоги, забросила в комнату свою сумку и прошла на кухню.

– Ты голоден? Приготовить что-нибудь? – послышался ее голос, заглушаемый шумом воды, падающий на что-то железное, наверно, в чайник.

– Нет, спасибо, я хорошо позавтракал. – Я снял пальто, повесил его в шкаф, рядом с пальто Вайпер, разулся и прошел в небольшую, довольно мило обставленную комнату, которая, как я понял, служила гостиной.

«Сказать сейчас или чуть позже?» – Неуверенность в себе злила меня, но я подсознательно пытался отдалить страшный миг, который, может быть, сломает мою жизнь. «Пусть будет, как суждено» – Эта решение было окончательным и поставило точку в моих колебаниях. Я решил, что расскажу Вайпер сейчас же, чтобы ни она, ни я не тревожили свои души. Я готов был разбить все наши иллюзии, как только она вернется с кухни.

В ожидании Вайпер, я стал рассматривать гостиную: большой серый ковер, старенький, но довольно опрятный диван, письменный стол, стул с высокой спинкой, настольная лампа на столе. У дивана примостилась высокая напольная лампа. Над письменным столом, стоящие стройным рядом на деревянной полке, находились книги, заставившие меня саркастически улыбнуться: они являлись детьми одной серии, название которой как клеймо стояло в уголке каждой – «Вампирские хроники». Вайпер рассказывала мне, что увлекается этим жанром, поэтому я не стал сильно удивляться. Во мне даже вспыхнул крохотный огонек надежды, но он тут же погас: в этих книгах не было ни капли правды.

Вайпер вошла в гостиную, неся в руках две чашки кофе.

– Увлекаешься романами о вампирах? – спросил я, наблюдая за тем, как она подходит ко мне.

– Да, и я этого не скрываю, – ответила Вайпер и протянула мне чашку с кофе.

Я принял чашку, но осторожно поставил ее на письменный стол.

– Если бы ты не рассказала мне о том, что читаешь такую литературу, я никогда бы не подумал, что тебя прельщают рассказы о вампирах, – сказал я, понимая, что у Вайпер уже сложился образ вампира – благородного и честного, а я не подходил под это описание. Я был обычным убийцей, чудовищем, но никак не романтичным героем, как описывают вампиров эти романы.

– Возможно, тебе они не кажутся серьезной литературой, но мне порой хочется помечтать о том, чего не существует, – пожала плечами Вайпер и отпила глоток своего горячего кофе.

Я подошел к окну, закрытому плотной синей шторой, и желал, чтобы выглянуло солнце: оно покажет Вайпер мое истинное обличие.

– Но эти книги лгут. Все они заканчиваются счастливо и красиво, – тихо сказал я.

– Разве это плохо? – ответила на это Вайпер.

– И в конце каждой – все тот же финал: он превращает свою любимую смертную в вампиршу и увозит ее в свой мрачный замок, где они проходят все оставшиеся столетия рука об руку, – закончил я свою мысль.

– Это красивый конец.

– Да, красивый. А все вампиры – прекрасные и благородные кровопийцы, незнающие страха и колебаний, и которые, влюбившись в смертную, перестают убивать людей.

– Они воздерживаются ради своих любимых.

– Эти книги обманывают тебя. Вампиры – ужасные создания, проклятые Богом, и они пьют кровь всегда. Они не могут отказаться от нее, ради кого бы то ни было, даже ради самого любимого человека, ведь кровь для них – то же самое, что для смертных пища и вода.

– Вампиры? О чем ты? – спросила Вайпер, явно не понимая, к чему я веду.

Я обернулся к ней: она стояла в метре от меня и держала в руках чашку с кофе.

– Хочу рассеять твои иллюзии, – твердо ответил я.

– Но вампиров не существует! – со смешком воскликнула она.

– Существуют. И они живут тем, что убивают людей. Таких же людей, как и ты.

– Я не понимаю… Седрик, ты же хотел поговорить! – недовольно сказала Вайпер.

– Мы уже разговариваем. – Я слегка отодвинул штору и с мрачной радостью увидел, что из-за туч выглянуло солнце. – Что ты бы сделала, узнав о том, что я – вампир?

– Тебе не кажется, что мы говорим о бестолковых вещах? Вчера ты позвонил мне, и я поняла, что разговор будет серьезным. Но сейчас я тебя совсем не понимаю! Мы разговариваем… О вампирах! Вместо серьезного разговора ты говоришь мне, что я заблуждаюсь относительно вампиров, и что они существуют! – Вайпер бессильно взмахнула рукой и саркастически улыбнулась.

– Ты не знаешь, кто я на самом деле, – тихо и очень серьезно сказал я, глядя на нее.

– Седрик…

– И я не хочу больше лгать тебе. Посмотри, кого ты полюбила. – Я резко одернул штору и предстал перед Вайпер в солнечных лучах.

Глава 22

Я застыла. Моя кожа покрылась мурашками, а волосы встали дыбом. Руки стали ватными, и чашка выпала из них прямо на толстый серый ковер. Инстинкт заставил меня отпрыгнуть к самой двери и прижаться к косяку.

Там, где только что был Седрик, теперь стоял почти скелет, обтянутый желтой морщинистой кожей. Его волосы, невероятно белые, как сметана, спускалась к его костлявым уродливым плечам. Из прорези его рта, на верхней челюсти, вместо резцов торчали два длинных острых клыка. Этот уродливый страшный старик смотрел на меня, и мое горло сдавливал ужас. Я хотела закричать, выбежать из комнаты и спрятаться в ванной, но ноги не слушали меня – я словно приросла к месту и продолжала смотреть на монстра, дрожа и не совершенно не понимая, что, черт возьми, произошло!

«Седрик – монстр! Нет, это не он! Это ужасное существо не может быть Седриком! Я сплю, и мне снится кошмар!» – вихрем пронеслось в моем застывшем от ужаса разуме.

Чудовище смотрело на меня своими жуткими глазами, белки которых были безумно белыми как у незрячих людей, а зрачки – неясно очерченными и заставляющими мою кровь застыть в жилах.

«Это невозможно! Что происходит? Это не может быть реальностью! Не может!» – кричала я внутри себя.

– Испугалась? – спросил монстр голосом Седрика.

– Седрик? – шепотом спросила я.

– Да, Вайпер, это я, – ответил мне монстр.

– Кто… Кто ты? – заикаясь, спросила я.

– Я вампир.

– Это невозможно! – выкрикнула я и съежилась, как от холода. – Ты не можешь быть этим монстром! Это неправда!

– Я вампир, Вайпер. Вот, кого ты полюбила, и кто скрывается за красивой оболочкой того Седрика Моргана, которого ты знаешь. Мне двести восемьдесят шесть лет, и таким я являюсь на самом деле. Ты испугалась меня? – Вновь сказало чудовище голосом Седрика.

Я покачала головой. Я не могла принять сказанное им.

– Только солнце выдает наше истинное обличие. Мы бессмертны, но стареем: наша кожа сохнет и сжимается. Мы становимся кошмаром, а то, что видите вы, смертные, – всего лишь оболочка, которая была нами еще в далекой истинной молодости и которая осталась на всю жизнь, маскируя наше уродство. Тот Седрик, которого ты знаешь, давно состарился и превратился в это.

– Нет! – вырвался из моей груди вздох отчаяния. – Нет, это неправда… Ты – не мой Седрик… Нет, конечно, нет!

– Я убиваю людей и пью их кровь. Кровь – это наша жизнь, и, наверно, это единственная правильная вещь, которую можно прочитать в вампирских романах, которые ты так любишь читать.

– И ты убивал, даже когда был со мной? – тихо воскликнула я.

Я не верила своим ушам: он убивает людей и пьет их кровь?! Разве такое возможно?

– Да. Я не могу не убивать.

– Что? – ошеломленно прошептала я: все мое существо охватила мерзость к этому монстру.

– Я питаюсь человеческой кровью. Каждую третью ночь я убиваю человека и пью его кровь. Ты помнишь заметку с розыском друга твоего детства? Я убил его. Я был ужасно голоден и нуждался в крови, а он был первой удобной жертвой.

– Чудовище! Убийца! Как ты смеешь говорить мне об этом? Бедный Лука! Бедная его мать! – Я желала кричать, но из моего горла вырывался лишь истеричный шепот.

– Мне очень жаль. Я не хотел причинять тебе боль. Но ты имеешь право знать правду. Теперь ты понимаешь, почему я не смог рассказать тебе обо всем в Брно?

– Я сплю и вижу страшный сон… Я целовала тебя! Монстра! Чудовище! Убийцу! – Я задыхалась, но слова, как бурный поток, сломивший дамбу, текли из моих легких. – Сейчас я проснусь, и все будет как прежде… Ты – человек… И все… Все!

Ноги не держали меня, и я медленно сползла вниз по косяку и очутилась на полу. Я сжала пальцами виски и закрыла глаза. Я не могла понять: реальность это или страшный сон? Тогда почему он не заканчивается? Почему мне так больно? Мой Седрик, которого я любила, оказался убийцей, страшным уродливым стариком! Вампиром!

– Не хочу больше видеть тебя! Убирайся! – крикнула я и, поднявшись на ноги, выбежала ванную и закрыла дверь на ключ. Там, сев на холодный белый кафель, я обняла свои колени и громко разрыдалась.

***

«Все пропало» – с горечью, пронзившей мое сознание, понял я, глядя в широко раскрытые глаза Вайпер, подернутые пеленой ужаса.

Но я взял себя в руки и подавлял желание задернуть штору и броситься к Вайпер, чтобы привести ее в чувство, утешить ее, но всеми силами воли заставил себя смотреть на нее, не скрывая своего истинного облика, и с болью в сердце наблюдал за тем, как она отворачивается от меня. Смотрел, как рушится моя жизнь под ее взглядом.

Вайпер убежала. Как я и видел в своих самых жутких кошмарах. Убежала, объятая ужасом. Сбежала от меня. Прогнала меня.

Мои надежды обратились в прах.

Я обессилел и не мог больше бороться. Я вновь закрыл окно шторой, устало сел на диван и закрыл лицо ладонями. Меня накрыли отчаяние и безысходность, и я слышал, как Вайпер громко плакала, спрятавшись от меня в соседней комнате.

***

«Почему он заставил меня так страдать? Как это может уместиться в моем разуме? Это бред, безумие! Седрик – не человек, он – вампир, убийца! Он убивает людей и убивал их всю жизнь, а я целовала его губы, забрызганные человеческой кровью! Как теперь я смогу жить после этого? Он был со мной, и он убивал… Убийца! Чудовище! И он говорит, что любит меня! Любит? Он обманывал меня все это время! Как этот монстр может любить? Разве он любит меня? Он любит меня… Любит несмотря на то, что в его глазах я всего-навсего жертва… Я так глупа по сравнению с ним… А он любит меня… За что? Господи, и разве, после того, что я узнала пять минут назад, я люблю его меньше, чем вчера? – Эти мысли отрезвили мой усталый разум. Из моих глаз все еще лились слезы, но из моего горла не вырывалось ни звука. – Как я могу ненавидеть и отталкивать его? Ведь он не виноват в том, что родился таким! Седрик любит меня и открыл мне то, что я, наверняка, не должна знать… Но он доверился мне. Я люблю его, но не за красоту, а просто за то, что он вообще существует. Я убежала от него… Боже, а вдруг он ушел, оскорбленный моим позорным поведением?!» – Я вскочила на ноги, и, безумно надеясь увидеть Седрика в гостиной, покинула свое убежище.

«Он здесь! Какое счастье, он здесь! Но, что с ним? Он словно не видит, что я здесь, рядом с ним! Что я наделала!» – в ужасе подумала я, смотря на Седрика: он сидел на диване, спрятав лицо в ладонях. Он выглядел совершенно разбитым, и я прокляла себя за то, что заставила его страдать.

Это был мой Седрик! Все тот же прекрасный, мужественный мужчина, которого я любила всем своим сердцем.

– Седрик! – Я подбежала к нему, упала перед ним на колени и, чтобы он обратил на меня внимание, отвела его ледяные ладони от его бледного лица.

Он с горечью посмотрел на меня.

– Я надеялся, что ты поймешь, но этого не случилось, – тихо сказал он. – Если ты не хочешь больше меня видеть, я обещаю: мы никогда больше не встретимся. Я отпускаю тебя и уеду из Чехии, что бы ты смогла позабыть весь этот кошмар…

– Но я не хочу, чтобы ты уезжал! – в страхе вскрикнула я.

– Так будет даже лучше: ты забудешь меня, выйдешь замуж и родишь детей. Сделаешь все то, что никогда бы не смогла сделать со мной. Я принимаю твое решение. Ты вправе решить так. – Седрик словно не слышал меня, и я была в отчаянии.

– Почему ты открылся мне? – спросила я, надеясь, что хоть это он услышит и ответит мне.

– Потому, что я люблю тебя и не хочу больше обманывать, не хочу, чтобы ты мучила себя догадками. – Он улыбнулся, но эта улыбка была полна горечи. – Ты не представляешь, как боялся признаться тебе и надеялся, что ты примешь меня даже таким… – Его голос оборвался.

– Седрик! – сказала я, желая попросить у него прощения за свою низость и сказать, что люблю его и что мне все равно, кто он!

– Но я ошибся. – Седрик поднялся с дивана. – Я ухожу. Будь счастлива и береги себя.

– Нет! Ты не можешь уйти! Я… Я запрещаю тебе! – На мои глаза навернулись слезы, и его силуэт расплылся в них. – Как ты можешь сомневаться во мне? – Я вскочила на ноги, схватила Седрика за рубашку и притянула его к себе. – Я люблю тебя, и мне все равно, кто ты! Пусть ты такой – я не перестала любить тебя! Прости, прости меня! Я была ужасной! Я заставила тебя страдать! Я не знаю, как теперь смогу оправдаться в твоих глазах! Ты не виноват в том, что родился таким! Прости меня! Если ты уйдешь, я не знаю, что со мной будет! Тогда я умру! Потому что ты – моя жизнь! Прости, меня, пожалуйста, прости!

***

Вайпер говорила такие прекрасные слова, но я не мог понять, реальны ли они, или голос Вайпер, говорящий о любви и молящий о прощении – всего лишь плод моего больного воображения.

– Ты понимаешь, что говоришь? – наконец, смог вымолвить я, все еще не веря в то, что услышал от нее.

– Я прекрасно все понимаю! Мне все равно, кто ты! Я хочу быть с тобой, только с тобой! И я надеюсь, что ты простишь меня… Пожалуйста, Седрик, не уходи! Не уходи! – Она крепко обняла меня, но я не спешил обнять ее в ответ: мне казалось, она совершенно не осознавала, что говорит.

– Послушай: потом ты пожалеешь о своем выборе. Что я могу дать тебе? – настойчиво сказал я ей.

– Нет, никогда! Я никогда не пожалею о своем выборе! Я жалею лишь о том, что ранила тебя! Как теперь я верну твое доверие?

Вайпер отстранилась от меня, резко одернула штору, и я вновь предстал перед ней в облике чудовища.

– Тебе не стоит мучить себя. Я прекрасно осознаю, какого монстра из себя представляю, – мягко сказал я ей.

– Но мне все равно, – прошептала она и, взяв мою ладонь, покрытую желтой, похожей на древний пергамент кожей в свою, поцеловала ее.

За минуту своего признания я пережил все: страх, обиду, горечь, но теперь чувствовал себя недостойным Вайпер, которая, без страха и отвращения, поцеловала мою страшную руку.

– Ты останешься со мной? С таким? – спросил я, глядя в ее прекрасные глаза, блестевшие на солнце как два изумруда.

– Пока не умру, – тихо ответила она.

– Ты не обязана жертвовать собой. Я пойму, если ты хочешь уйти. Я не стану останавливать тебя и ломать твою жизнь. Я хочу, чтобы ты была счастлива – со мной или без меня. У тебя еще есть выбор.

– Я только что его сделала! – Она поцеловала меня прямо в мои сухие безобразные губы, и я закрыл штору, чтобы Вайпер снова видела меня человеком, и с такой же нежностью, безумной любовью и счастьем, целовал ее ответ.

– Я люблю тебя и никогда не оставлю! Даже не проси! – сказала Вайпер между поцелуями.

***

Крепко обнимая его, я чувствовала себя невероятно счастливой: я знала, что никогда не оставлю его, какие бы преграды, между нами, не стояли. Да, он – вампир и убийца, но мне было плевать на это.

– Я боялась этого разговора, – призналась я ему позже, когда мы лежали на моей тесной для двоих кровати и делились своими страхами и переживаниями.

– Почему? – спросил Седрик, гладя мои волосы.

Я удобнее устроила голову на его плече.

Как странно… Как странно было знать, что рядом со мной лежал мой любимый, и что он – совсем не человек. Мне не было страшно или неловко, но теперь я знала тайну Седрика: он убивает людей и пьет кровь. Мне было спокойно с ним. С убийцей. Для меня он был Седриком – тем, кого я любила и буду любить всю жизнь.

– Я думала, ты хотел сказать мне о том, что нам нужно расстаться, – прошептала я.

– А я умирал от мысли, что ты можешь уйти, что испугаешься и проклянешь меня, – признался он и поцеловал мою ладонь, лежащую в его ледяной ладони.

– Сначала я и вправду испугалась. Прости…

– Это нормальная реакция. Я тоже иногда пугаюсь себя.

– Почему?

– Не могу смириться с тем, в кого превратился.

– Теперь я поняла, почему ты не ходишь на пары в солнечные дни и почему не гуляешь со мной, когда светит солнце, врунишка! – тихо рассмеялась я.

– Да, я лгал тебе, но так было нужно. Тогда мы не были так близки, но я боялся потерять тебя и ждал, когда нас скрепит большее чувство. Но ты права: в солнечные дни я отсиживаюсь дома, но после заката люблю гулять по Праге и заходить на Нусельский мост.

– Может, скажешь мне правду о том, почему ты такой бледный? Тебе легко удалось обвести меня вокруг пальца. Тебе повезло, что я – абсолютный ноль в медицине! – с улыбкой спросила я, желая узнать о нем как можно больше, чтобыпонять его мир.

– Когда мы пьем кровь человека, она моментально поглощается нашей собственной, тем самым поддерживая вечное кровообращение и практически навсегда замедляя процесс старения.

– Но тогда почему ты выглядишь так страшно в лучах солнца?

– Не знаю, как это объяснить. Наверно, это Бог проклял нас за все те способности, которые дал нам. Этот страшный облик – это то, чем мы стали на самом деле, и я ненавижу то, чем стал. Постепенно мы превращаемся в рухлядь, но люди видят только прекрасную нашу сторону, как будто на их глазах повязаны черные повязки, и они никогда не сумеют разгадать нас, только если солнце не поможет им, как помогло мне сегодня обличить себя.

– Значит, то, что я вижу – иллюзия?

– Да, это – наша маскировка, которой мы не умеем управлять сами: она дана нам природой, чтобы люди не смогли узнать о том, что среди них живем мы, вампиры.

– Как все это странно… Насколько тебе хватает крови? Сколько людей ты убиваешь, чтобы насытиться? Как ты вообще питаешься? Прости, что спрашиваю…

– Нет, все в порядке, ты вправе знать. Я охочусь каждую третью ночь, и на это время мне хватает крови одного человека. Но я никогда не убиваю людей моложе тридцати лет: в этом деле у меня есть непоколебимые принципы.

«Как легко он говорит об этом! И называет убийство человека «делом» – удивленно подумала я.

– Но ты убил Луку, а ему было всего двадцать один год, – поморщившись, напомнила ему я.

– Мне очень жаль. Правда. В тот момент я не контролировал себя, – тихо ответил на это Седрик. – Но тебе нужно быть осторожнее, потому что, как ты уже поняла, мои родители и брат тоже вампиры и тоже убивают раз в три дня.

«Боже мой, сколько же людей убила семья Морганов?» – невольно подумала я, однако, не чувствуя ни отвращения, ни ужаса.

– К тому же, в наш замок часто приезжают гости – другие вампиры, порой целыми кланами. Помнишь тот день, когда мне позвонил Маркус, и я срочно уехал домой?

– Да, конечно. Тогда я очень удивилась твоей поспешности.

– Тогда к нам приезжал большой клан вампиров из Канады.

– А на следующий день пропало без вести около десяти человек, – прошептала я, вспомнив статью в чешской онлайн-газете. – Твои родители ничего не знают обо мне, правда?

– Не знают и не должны знать. Если они узнают – твоя жизнь будет в опасности.

– Как специалист по вампирским романам, могу предположить, что вампирам запрещено любить смертных? – робко предположила я.

– Нет, это не так – серьезным тоном ответил Седрик. – Вампиры вообще никогда не влюбляются в смертных, и то, что я полюбил тебя, является странной аномалией. Это противоестественно.

– Противоестественно? – с удивлением повторила я.

– Это все равно, как бы сказать мягче, если маньяк влюбится в свою жертву, потому что мы – хищники, высшее звено развития, а вы, люди – наша добыча.

– И недоразвитое звено, – усмехнулась я, пораженная новой информацией. Как много, оказывается, мы, люди, не знаем и даже не подозреваем о том, что не мы стоит на вершине пищевой цепи!

– В таком случае, я должна быть польщена тем, что влюбила в себя вампира, – улыбнулась я и поцеловала его в щеку. – Меня любит ненормальный вампир!

– Я рад тому, что ненормальный, – улыбнулся Седрик.

– Как все это интересно! Но, постой… Твой брат знает обо мне! – вдруг вспомнила я.

– Не волнуйся, он никому не проболтается: я доверяю ему как себе самому.

– Когда ты познакомил меня с ним, мне вдруг стало холодно и страшно, – призналась я. – Я чувствовала себя кроликом, на которого смотрит удав.

– Я заметил это, и был удивлен твоей реакцией. Скажи, ты чувствовала такой же страх, когда впервые увидела меня? – спросил Седрик.

– Смотря, о какой встрече ты говоришь. В первый раз, на мосту, я была раздражена тем, что ты смотрел на меня. А в библиотеке, я была просто зла на тебя. Но я никогда не чувствовала страх. Никогда! – слегка посмеиваясь, ответила я. – Не это так странно: ты – вампир, а я даже не почувствовала разницы! Все это время я считала тебя человеком!

– Это нормально, – улыбнулся Седрик. – Ведь мы делаем все, чтобы не отличаться от людей: живем человеческой жизнью, притворяемся вами, но, в то же время, сама природа сделала так, чтобы люди, извини, в отличие от животных, не чувствовали присутствия хищников. Сегодня мы улыбаемся человеку, а завтра уже пьем его кровь. А ты… Это даже ненормально, что ты почувствовала Маркуса.

– В таком случае, из нас получилась прекрасная пара, которая противоречит всем законам природы: ненормальный вампир и ненормальная смертная! – со смехом сказала я и вновь поцеловала его.

Седрик обнял меня.

– Мы – самая противоречивая пара, – тихо сказал он. – И я отдал бы все, что у меня есть, чтобы прожить с тобой все оставшиеся годы и умереть с тобой в один день. Но я не могу умереть и не могу дать тебе бессмертие.

– Но во всех книгах написано, – робко начала я, осознавая, что говорю чушь, – что человека можно превратить в вампира укусом.

– Вот, в чем главная ошибка твоих любимых книг – они говорят неправду, заставляя девушек мечтать о вампирах и бессмертии. Но это невозможно: мы, вампиры – всего лишь еще один из видов живых разумных существ на Земле. Если я укушу тебя, ты не станешь вампиром, а я всего лишь убью тебя, и, если ты укусишь меня, я не стану человеком. К сожалению.

– Что ж, это совершенно не важно! Даже не представляю, каково это было бы – жить вечно! Наверно, ужасно скучно! – рассмеялась я.

– И, к тому же, мы не умеем спать и видеть сны, – усмехнулся Седрик.

– Это ужасно! Я люблю сны! Нет уж, мсье вампир, не нужно мне ваше бессмертие! – Я вновь рассмеялась. Но тут я вспомнила. – Ты обещал рассказать мне о том приступе в Брно, – напомнила я Седрику. – Это, наверно, связано с тем, что…

– Да, ты правильно думаешь. Тогда я не ел четыре дня перед поездкой и нарушил свое расписание. В день нашего приезда был уже пятый день, и я был жутко голоден. Я еле сдерживал себя. Я поднялся в комнату и через окно убежал в город. Я боялся, что убью тебя или кого-то из твоих родителей.

– Меня? Боялся убить меня? – Я была ошеломлена, но не почувствовала страха.

Он был голоден и боялся, что убьет меня. Значит, он может сделать это, если у него вновь будет такой припадок…

– А я думала, что ты скрываешь от меня страшную болезнь, – сказала я, заставляя себя не думать о том, что он едва не убил меня.

– Это хуже, чем болезнь: болезнь можно вылечить, а то, чем являюсь я, – нет.

– И ты кого-то убил, – тихо сказала я.

– Да, именно тогда я и убил твоего друга детства. Ты простишь меня за это? – мягко спросил Седрик, гладя мои волосы.

– Пожалуйста… Я не хочу больше слышать и знать об этом! – нервно прошептала я. – Теперь я знаю, что ты не человек и что ты убиваешь людей, и я принимаю это. Но я не хочу знать подробностей… И зачем только я сама спросила тебя об этом?

– Прости. Обещаю, что ты больше никогда не услышишь о моих жертвах.

– Спасибо, – прошептала я, жалея о том, что сама затронула эту страшную тему. Но в моей душе не было так уж много жалости к убитым Седриком людей. Если он убил их, значит, так было нужно для его жизни, а его жизнь была мне дороже, чем даже миллион незнакомых мне людей. – Значит, ты никогда не постареешь? – не удержалась я от этого вопроса.

– Мы рождаемся младенцами, как и люди, и взрослеем также, как вы. До определенного момента наша внешность тоже меняется, ведь в этом возрасте мы молоды по-настоящему. Однако, в момент расцвета внешней красоты, наш внешний облик перестает меняться, навсегда оставаясь таким, каким он был в двадцать пять лет. Но солнце выявляет все морщины, старческие пятна, недостатки, и на солнце мы выглядим стариками, а с возрастом – страшными существами. Но вне солнечного света мы всегда выглядим прекрасно и молодо. Наш род никогда не угаснет, потому что никто из нас не умирает и не умрет никогда. К тому же рождаются новые вампиры.

– Но ты еще не стар?

– Нет, я еще очень молод по вампирским меркам, – улыбнулся Седрик.

Его слова поразили меня.

– А сколько лет твоим родителям? – поинтересовалась я.

– Им больше пятисот лет. У моего отца нет ни единого седого волоска – он красив и силен. Мама несколько младше отца, но ты никогда не сказала бы, что она – моя мать: так молодо и прекрасно она выглядит. Маркус старше меня на десять лет.

– А если ты решишь больше не пить крови, что будет тогда?

– Тогда я постепенно превращусь в того, кого ты видела, – в монстра, и буду выглядеть так и в человеческих глазах, потому что мой организм будет лишен поддерживающей его пищи. Я не могу не пить кровь, даже если захочу: механизм самосохранения намного сильнее моей силы воли.

– Значит, ты должен убивать, – печально сказала я.

– Да, к сожалению, – коротко ответил он.

– Но как вам удается скрывать себя? Если в Средневековье и в Новом времени не было ни компьютеров, ни сбора и введения электронных данных и отпечатков, и вы могли свободно переезжать под видом уже других лиц, в смысле, могли без боязни менять место жительства и имена… Но ведь теперь на каждого человека собираются данные и их заносят в компьютеры…

Седрик улыбнулся, и его улыбка заставила улыбнуться и меня: я невольно представила, какой недалекой дурочкой кажусь ему этот момент!

– Да, раньше было намного проще: мы инсценировали смерть, переезжали, придумывали новую историю. И люди тоже были намного проще. Но, к счастью, мы устроили все наилучшим для нас образом: всю власть захватили и крепко держат в руках мои собратья. Никто не должен знать о нашем существовании. И, как ты заметила, скрывать наше собственное существование у нас очень хорошо получается.

– Это просто удивительно! Но, знаешь, сейчас я понимаю, что ты не сможешь быть со мной до моей смерти… – тихо сказала я. – Ты всегда будешь прекрасен и молод, а я стану старой и некрасивой, и буду годиться тебе в бабушки…

– Какая чушь! – со смешком бросил на это Седрик, но я не дала ему перебить меня: слова рвались из моего горла.

– Тебе будет противно находиться рядом со мной, и ты уйдешь, потому что я не позволю тебе остаться рядом только из-за долга и мук совести…

– Вайпер, перестань! Я уже скелет, но ты любишь меня, я монстр, но ты приняла меня! Я люблю твою душу. Пожалуйста, не говори глупостей!

– Но что ты будешь делать после моей смерти? – тихо спросила я.

Я умру, но Седрик продолжит жить. Его путь продолжится уже без меня.

– Моя душа умрет вместе с тобой, – серьезно ответил он. – Но ты всегда будешь в моей памяти. Ты всегда будешь со мной. Большего мне не нужно.

«Как нереально все это. И так несправедливо!» – подумала я.

Правда, которую открыл мне Седрик, была ужасной. Ужасной не тем, что он был вампиром, но тем, что, вопреки нашей любви, мы не сможем быть вместе в вечности. Мы не сможем вместе умереть, не сможем лежать вдвоем в одной могиле. Мне придется умереть, а ему – жить. Он похоронит меня, а я даже не узнаю о том, что он будет чувствовать.

– Но ты ведь ешь то, что готовят люди? Ты ел все, что готовила для нас мама, и нахваливал ее талант! – озорно спросила я.

Седрик рассмеялся.

– Это была лишь игра, чтоб втереться в доверие твоих родителей. Представь, что подумала бы Элиза, если бы я отказался вкушать приготовленные ею с любовью блюда! – весело ответил мне Седрик. – Но, пожалуйста, больше не проси меня об этом: ваша пища для вампиров то же самое, что для вас – отбросы, которые вы кидаете свиньям.

– Ну, спасибо! – тоже рассмеялась я.

– Поэтому единственное место, где я готов пожертвовать собой и есть вашу пищу – это дом твоих родителей! Как я могу сказать «нет» твоей настойчивой и такой заботливой матери?

Глава 23

Мы лежали, обнявшись, и тихо разговаривали обо всем на свете. После того, как Вайпер узнала о моем истинном лице все, что хотела, мы перешли к планам на будущее.

– Я понимаю: твои родители не должны знать о нас, но мы не можем прятаться от них всю жизнь. И я не хочу… Может, это несколько эгоистично с моей стороны, но я хочу гулять с тобой по Праге, как мы гуляли раньше, разговаривать, смеяться, делиться своими чувствами и делать это открыто, не скрываясь, не боясь, что нас вдруг могут увидеть твои родители. Я не хочу постоянно жить в этом страхе! – тихо сказала Вайпер

Я прекрасно понимал, как тяжела была для нее такая секретность, но знал, что только так она будет в безопасности.

– Мы придумаем что-нибудь, – твердо сказал я, желая облегчить ее ношу хотя бы словами. – Но, кажется, я знаю, что мы можем предпринять.

– Правда? И что же?

– Для начала, тебе нужно окончить университет.

– Но это еще целых три года!

– Да, но я думаю о твоем благе. Бросив образование сейчас, ты будешь мучиться. Знаю, это звучит странно, но это очевидно – тебя будет мучить совесть за то, что ты обманула надежды своих родителей.

– Я совсем о них забыла, – пролепетала она. – Родители…

Должно быть, мои слова глубоко задели ее.

– Я знаю, как сильно ты любишь своих родителей, и не хочу, чтобы ты всю жизнь корила себя за то, что скрылась со мной и оставила их. Я оставлю свою семью без сожаления и какой-либо вины, может, это звучит жестоко, но я никогда не был привязан к своим родителям и никогда не был так близок с ними, как ты близка со своими. Уехать и ничего не сказать им? Легко. Но сможешь ли ты сделать то же самое? Ты должна подготовить их к своему отъезду. И, если бы не это, мы сегодня же уехали бы куда-нибудь на край света.

– Ты прав, я не смогу, – тихо сказала на это Вайпер. – Я – их единственный ребенок, и с моей стороны будет эгоистично и жестоко бросить их, не сказав даже адрес, куда они смогут писать мне. Как это тяжело… Седрик, я действительно не смогу так их оставить!

– Поэтому ты должна закончить образование. Это будет тяжело для нас обоих – скрываться еще целых три года, но, благодаря этой жертве, ты сможешь уехать со мной без горечи. Ты скажешь родителям, что тебя пригласили работать в страну, очень далекую от Чехии, но ты будешь писать им по электронной почте и не потеряешь с ними связь. Тогда твои дочерние чувства не станут тебе упреком и чувством вины, как, если бы мы сейчас все бросили и уехали.

– Боже, я не знаю, что делать! Это такой сложный выбор! Бросить все, уехать, быть с тобой, не боясь того, что нас разлучат – прекрасная мечта! Но мои родители… Я не смогу оставить их сейчас, в недоумении и горе! А ведь ты… Ты же хотел учиться в России.

– Теперь это не имеет никакого значения, – улыбнулся я.

– Но я порчу все твои планы! – вздохнула Вайпер.

– Нет, мои планы не перечеркнуты – они просто изменились: единственное, чего я хочу, – быть с тобой. А я… Я действительно перечеркнул все твои мечты своим признанием.

– Это не важно. Главное, что мы будем вместе. – Вайпер мягко улыбнулась. – Ты просто удивительный: ты чувствуешь и видишь то, чего не чувствую я, заботишься обо мне и о моем спокойствии, а я живу сегодняшним днем и не могу ничего предвидеть!

– Мне помогает мой жизненный опыт, – усмехнулся я. – Я многое видел и многое знаю о человеческой душе, тем более ты – та, кем я живу, и я не могу не заботиться о тебе. Черт, нет. Я люблю заботиться о тебе!

– В сравнении с тобой, я глупа как неразумное дитя! – рассмеялась она. – Но ты не даешь мне это чувствовать.

– Но, благодаря тебе, я чувствую себя нормальным и полноценным. Единственное, о чем я жалею – о моем бессмертии.

Вайпер молча встала с кровати, подошла к окну, скрестила руки на груди и повернулась ко мне спиной.

– Значит, это наш Рок, Рок судьбы: мне – полюбить бессмертного и умереть, а тебе полюбить меня, смертную, и жить после моей смерти. Я принимаю это. Даже ты не сможешь ничего изменить! – наконец, сказала она решительным тоном. – Я буду с тобой столько, сколько мне дано жить, и никогда не пожалею о своем выборе! – закончила Вайпер, обернувшись ко мне.

Я встал с кровати и подошел к ней.

За что только мне выпало это счастье? Вайпер была со мной, она любила меня и принимала даже монстром, а ведь она могла бы выйти замуж и родить детей. Но, вместо этого, она осталась со мной.

– Но тебе будет намного тяжелее, чем мне, – вдруг продолжила она. – Я умру и не буду ничего чувствовать. Но ты… Эти мучения будут преследовать тебя всю жизнь, а я не хочу, чтобы ты страдал из-за меня. Мне невыносимо даже думать об этом… И я надеюсь… – Она запнулась, и ее глаза наполнились слезами. – Я надеюсь, что после моей смерти, ты вновь полюбишь и будешь счастлив всю жизнь.

– Вайпер, это совершенно не важно… – начал я, пытаясь остановить ее порыв раскаяния за то, в чем она была невиновна.

– Подожди, я еще не закончила! – прервала меня Вайпер: ее глаза горели решительностью. – Я не хочу, чтобы ты мучился из-за меня, поэтому пообещай мне, что, после моей смерти, ты вновь полюбишь или попытаешься полюбить! Ты откроешь свое сердце для любви и вычеркнешь из него меня, потому что меня уже не будет в живых! Ты должен будешь идти дальше и вновь быть счастливым!

– Вайпер! – Ее требование ошеломило меня.

– Если ты не можешь сделать это ради себя, то сделай это ради меня! Мне нужно это обещание! – воскликнула Вайпер и сжала в своих ладонях мое лицо.

Я никогда не перестану любить Вайпер, и после ее смерти я действительно буду в муках всю свою бесконечную жизнь, живя воспоминаниями о ней и о нашем счастье. Но, если ей было нужно услышать от меня это обещание, я готов был солгать.

– Хорошо. Обещаю тебе, – тихо сказал я и усмехнулся. – Теперь ты довольна?

– Спасибо… Спасибо! – прошептала Вайпер и порывисто обняла меня.

Я крепко обнял ее в ответ.

В круговороте волнений, переживаний, признаний, слов, обещаний и слез, мы не заметили, как быстро пролетел день – часы показывали час ночи, и мне нужно было покинуть Вайпер, чтобы дать ей отдых и сон. Я же чувствовал лишь моральную усталость, смешанную с искренним счастьем.

– Тебе нужно отдохнуть, – мягко сказал я: она выглядела очень усталой, и ее веки часто смыкались под тяжестью дремы. – Я уложу тебя и уеду. Этот день был слишком тяжел для тебя.

Щеки Вайпер вдруг порозовели. Она опустила взгляд пол.

***

– Не уходи, – тихо сказала я, услышав свой голос, как со стороны.

Я не могла отпустить его. Он был нужен мне в эту ночь.

– Ты устала, – мягко настаивал Седрик, но по его взгляду я увидела, что он удивился моей просьбе.

– Не уходи, – повторила я и взглянула на него храбрым прямым взглядам. – Я хочу, чтобы ты был рядом со мной. Я хочу, чтобы мы стали одним целым.

Седрик молча смотрел на меня, а я на него, ожидая его ответа.

– Седрик… Ты понимаешь, о чем я? – еле слышно спросила я, не понимая его молчания. – Пожалуйста, не молчи… Ты заставляешь меня чувствовать себя глупой дурочкой…

Он поцеловал меня, и я с жаром ответила ему.

Эта ночь была самой странной в моей жизни: мы уже успели по очереди сходить в душ, и теперь лежали на тесной кровати, обнаженные. Тело Седрика было очень холодным – это было лишь на пользу моему разгоряченному телу, но, остыв, мне стало холодно, и, чтобы оградить мое тело от его ледяного, я надела свою белую хлопковую пижаму и залезла под одеяло. Седрик лежал рядом, совершенно обнаженный.

Но я была счастлива и спокойна, ведь Седрик был рядом. Моя голова лежала на его груди, и я не слышала, как бьется его сердце.

***

С этого дня между нами не осталось больше ни тайн, ни секретов. Вайпер знала обо мне все. Отныне мы стали не только возлюбленными, но теперь еще и любовниками.

Каждый день и каждая ночь, проведенные с Вайпер, были для меня божественными. К сожалению, из-за конспирации, я мог проводить ночь с Вайпер лишь раз в три дня, чтобы избежать подозрений со стороны моих родителей. В эту ночь я охотился, а после охоты спешил к возлюбленной. Заниматься любовью с Вайпер было волшебно, но мне всегда приходилось напоминать себе о том, что она – очень хрупкая, и что, ненароком, я могу причинить ей боль или оставить на ее теле синяки своими объятьями и прикосновениями.

В эти ночи Вайпер встречала меня с удивительным спокойствием, даже зная о том, что всего четверть часа назад я совершил убийство и выпил кровь человека. Но она обнимала меня, прижимала к своему сердцу, без упреков, замечаний и отвращения. Это я испытывал стыд и отвращение от того, что буду целовать ее губами, которых коснулась кровь, и, чтобы избавиться от вкуса и запаха крови, сразу, по приходу, чистил зубы сильной мятной пастой (мои зубные паста и щетка стали обитателями ванной комнаты Вайпер).

Вайпер изменила меня и мой мир. Она была мне дороже всего. Даже моей собственной семьи.

Два месяца пролетели быстро. Слишком быстро.

Месяц март в Праге считается весной лишь в соответствии с календарем: улицы все еще полны зимнего холода, деревья все так же стоят обнаженные и мертвые, а земля покрыта слоем снега. Однако пражские девушки уже сменили тяжелые зимние пальто и куртки на достаточно легкие весенние пальтишки и пиджаки, что, с моей точки зрения, выглядело весьма опрометчиво.

К счастью, Вайпер не была так легкомысленна и продолжала носить свое черное пальто. «Не хочу заработать воспаление легких!» – со смехом говорила она. В такие минуты я думал о том, насколько хрупки люди – их может сломать любая болезнь, авария, и вообще – все, что угодно. Но, в большинстве случаев, болезни смертных протекают без каких-либо жертв (не считая психопатов), конечно, смертные испытывают плач, физические недомогания и страх за них их близких, но все же, никого не убивают. А мы, вампиры, в болезни еще опаснее и страшнее для людей, чем в здравом уме.

В середине марта Вайпер начала кашлять – это встревожило меня, и я, как одержимый, скупал лекарства в аптеке и готовил рецепты от кашля – от современных до Бог знает, когда написанных. Я был в постоянном страхе того, что болезнь заберет ее жизнь, а Вайпер смеялась и говорила: «Это всего лишь кашель! Я просто простудила горло! Это не смертельно!». Но ее слова никоим образом не успокаивали меня, и, чтобы уберечь ее от повторного заболевания, однажды я пришел к ней с огромным темно-фиолетовым шарфом, который приобрел в магазине специально для Вайпер, где попросил дать мне самый большой и теплый шарф, который только имелся у них в ассортименте.

– Вот, пожалуйста, всегда надевай его, когда выходишь на улицу, – попросил я, вручая шарф Вайпер.

***

– Седрик, спасибо, но ты чересчур волнуешься! Уверяю тебя, боль в горле скоро пройдет… – И тут я закашлялась, а все из-за забытого мною в Брно черного шарфа.

– Может, для человека это выглядит, как легкое помешательство, но, Вайпер, я очень напуган: я видел, как даже самые невинные болезни уносили тысячи жизней, – с серьезным и решительным видом настаивал Седрик.

– Бедный… Что ж, тогда не буду мучить тебя! – Я поцеловала его, и мы пошли в прихожую, к зеркалу.

Седрик забрал у меня шарф и стал собственноручно медленно обвязывать им мою шею. Когда дело было сделано, я обернулась к зеркалу и умиленно улыбнулась: результат работы Седрика был просто ошеломляющим! Шарф, длинный и связанный из мягкой овечьей шерсти, как стояло на бирке, целых четыре раза оборачивался вокруг моей шеи, и от этого она казалась необычайно мощной. Мне захотелось рассмеяться, но я тут же вспомнила встревоженное лицо любимого, и смеяться мне расхотелось.

– Красиво, – вместо того, чтобы пошутить, сказала я. – Только, боюсь, этот шарф несколько мне не по размеру – видишь, насколько свисают его концы?

– Это специально для того, чтобы ты заправляла его под пальто и защищала грудную клетку и легкие, – серьезно заявил Седрик и тут же показал, как это делается.

– Седрик, – мягко начала я, – ты так боишься сейчас, когда у меня простой кашель, а что будет, когда я действительно заболею? Ты будешь сходить с ума?

– Тогда я буду опекать тебя еще рьянее и не дам болезням никаких шансов! – торжественным тоном ответил на это Седрик и поцеловал меня в лоб.

– Ты просто чудо! – улыбнулась я. – Обещаю, что всегда буду носить этот шарф, но только не в мае и не летом. Договорились?

– Летом ты можешь носить шейный платок, – серьезно сказал Седрик.

Я подавила улыбку и обняла его.

После зимних каникул учеба в университете проходила гладко. Особенно сильна я стала в физике. Естественно! Ведь Седрик так прекрасно все мне объяснил, и я схватывала новый материал на лету. Внимание к нашей паре ослабло, так как все постоянное не вызывает длительного интереса, и теперь я могла вздохнуть свободнее.

Только одно омрачало мои мысли – солнце. Я бы хотела, чтобы оно не светило над Прагой, чтобы мы с Седриком могли гулять, не боясь, что оно выйдет. Однажды такой казус все же случился: с утра пасмурный, после обеда день заискрился солнечными лучами, и нам пришлось до заката сидеть в кафе шесть часов подряд. А один раз нас c Седриком едва не заметил его отец: это было в выходные, в день, когда Седрик должен был идти на охоту. Мы сидели в кафе, и Седрик вдруг резко взял меня за руку, и мы, моментально забрав вещи, вышли через черный ход. Я только мельком успела увидеть его отца, но была поражена: это был красивый молодой мужчина, а ведь Седрик говорил мне, что его отцу было больше пятисот лет. Это никак не укладывалось в моем сознании, впрочем, как и в случае с Седриком – я не могла понять, что он был старше меня на двести шестьдесят четыре года, но этот факт не имел для меня никакого значения.

Март прошел. Апрель вступил в свои права и принес долгожданное потепление. И словно пестрые экзотические бабочки вспыхнули на бульварах и площадях Праги: люди стали надевать цветные вещи, которые своими яркими цветами озарили город и дали ему новое лицо – по-весеннему теплое, приветливое и жизнерадостное.

Я не переставала носить подаренный Седриком шарф, и с каждым днем он все больше душил меня своим теплом. К концу апреля я уже носила его как аксессуар, небрежно закинув через плечо, к огорчению Седрика, который все пытался укрыть им мое горло.

Четвертого мая у меня был День рождения, и Седрик преподнес мне в подарок красивый весенний жакет темно-зеленого цвета, так как утверждал, что зеленый очень подходит моим темным волосам. Жакет оказался с закрытым горлом, и злополучный, но любимый шарф, теперь отдыхал вместе с моим пальто в шкафу. Нужно сказать, Седрик постоянно дарил мне дорогие вещи, и каждый такой подарок был для меня боем с моей гордостью. Но Седрик всегда одерживал победу, потому что мою гордость заглушали крики разума и сердца, и я чувствовала себя неблагодарной и эгоистичной. Ведь это были всего лишь вещи, и, если Седрику было приятно дарить их мне, я не могла быть настолько гордой, чтобы огорчить его, оттолкнув его подарок.

Эта весна была самой яркой и долгожданной в моей жизни, но я знала, что впереди у нас будет еще много таких прекрасных весен, и это делало меня настолько счастливой, что иногда я забывала о том, что через три года покину Чехию.

***

Мои родители даже не подозревали о том, где я пропадал допоздна, но Маркус, осведомленный о моей тайне, встречал меня многозначительным взглядам. Он молчал, но я понимал – он нес тяжелую ношу. Маркус не одобрял мой союз с Вайпер, но никогда не уговаривал меня разорвать его. И я был благодарен ему за это.

Невеста Маркуса, наконец-то, поддалась уговорам и согласилась назначить свадьбу на это лето. Определилась даже с датой – восемнадцатое августа, день, когда Маришке должно было исполниться двести лет. Маркус попросил меня стать его свидетелем, и, конечно, я с радостью согласился.

Но я сразу подумал о том, что Вайпер нужно будет уехать из Праги, потому что вампирская свадьба всегда несет вокруг себя смерть: устраивается праздничная охота на смертных, не ради крови, но ради развлечения. Знание этого заставило меня переживать за безопасность и жизнь Вайпер. Маркус подтвердил мои опасения: я получил от него сообщение, в котором стояло краткое: «Нужно срочно поговорить. Встреть меня завтра в семь вечера у Большого дуба». Я был там как штык.

– В августе будет серьезная опасность для Вайпер, – сказал мне Маркус, только что вернувшийся из Польши, где обговаривал с родителями Маришки программу свадьбы. Он специально назначил место встречи далеко от замка, чтобы никто не мог подслушать наш разговор.

– Охота, – нахмурился я.

– Не просто охота, а, боюсь, она ограничится только границами Чехии, – серьезно поведал мой брат.

Я потрясенно молчал: никогда еще охота не принимала такого катастрофического размаха.

– С чего это вдруг? Зачем так грандиозно? – нетерпеливо выпалил я, чувствуя злость на эту явную глупость.

– Полякам понравилась чешская кровь, и они предложили устроить марафон по всем городам Чехии, а я не мог отказать своим будущим родственникам в этой забаве.

– Они в своем уме? Мы же вырежем добрую половину Чехии! Это же двадцать Мрочеков и еще двадцать восемь Морганов, не считая более тысячи гостей! Ты представляешь, какая будет резня? – вскрикнул я, в негодовании от его легкомыслия.

Забава? Это не забава, а катастрофа!

– Мрочеки поклялись, что все пройдет тихо.

– И ты в это веришь? – язвительно бросил я. – Каждый день будут пропадать десятки людей, и это ты называешь тихо?

– Я не намерен ничего менять. Я предупредил тебя – теперь дело за тобой, – отрезал Маркус.

– Спасибо! – буркнул я и пулей побежал в гараж.

Глава 24

Вжимая ногу в педаль газа и направляясь к Вайпер, я с неудовольствием представлял, что будет в августе. Я и сам не раз участвовал в подобной охоте, но теперь она казалась мне не развлечением, а глупостью, и, что было еще хуже, – смертельной угрозой для Вайпер. Я лихорадочно размышлял, куда могу увезти ее на этот кровавый месяц. В моем мозгу вспыхнула мысль о ее родственниках, которые могут жить за границей, а если таковых не имеется – отправить ее в любую другую страну, желательно подальше от Чехии, куда угодно, лишь бы она не оставалась здесь.

Добравшись до дома Вайпер, я выскочил из авто, взлетел вверх по лестнице и громко постучал в дверь ее квартиры. Вайпер не открывала, и я нетерпеливо забарабанил кулаком. Через минуту дверь открылась, и, одетая в белую пижаму, появилась Вайпер: она пахла душистой розой, а ее мокрые волосы – шампунем. Должно быть, она только что вышла из душа.

– Седрик? Ты ведь не собирался приезжать сегодня! – удивленно сказала она, но, наверно, увидев мое суровое нахмуренное лицо, нахмурилась сама. – Что-то случилось?

Вместо того, чтобы дать ей ответ, я молча вошел в квартиру и закрыл за собой дверь на ключ.

Я действительно не должен был приезжать к ней: сегодняшний вечер был посвящен моей семье, так как каждое последнее воскресенье месяца было днем собрания в гостиной для семейной беседы. Это была наша традиция, и я не мог нарушать ее. Даже ради Вайпер.

– У тебя есть родственники за границей? – прямо спросил я, даже не поцеловав ее, но решив сейчас же все уладить и вернуться домой, чтобы не вызвать подозрений по поводу моего отсутствия.

– Нет, никого. Все они живут в Чехии, – после недолгих раздумий, дала мне ответ Вайпер.

«Вот черт! Значит, все в моих руках. Так даже лучше! Я увезу ее на край света!» – твердо решил я.

– В августе тебе нужно будет уехать из Чехии, – безоговорочным тоном заявил я. – На целый месяц. Пожалуйста, не перечь мне. Это необходимо.

– Что случилось? – обеспокоено спросила она.

– В августе будет свадьба Маркуса, и в Чехии соберутся почти все вампиры мира.

– Что? Все вампиры? – Лицо Вайпер вытянулось.

– Но это еще не все – состоится охота на людей, и она будет длиться целый месяц, на всей территории Чехии. Поэтому ты должна уехать на этот месяц. Я обо всем позабочусь. Ты не можешь оставаться здесь. – Я достал телефон и стал набирать номер турагентства, который разыскал по дороге.

Вайпер молчала и с тревогой на лице наблюдала за тем, как я маятником шагал по маленькой прихожей и ждал, пока кто-то на другом конце линии возьмет трубку.

– Куда бы ты хотела поехать? – спросил я у Вайпер.

– Не знаю… Хотя, помнишь, я говорила тебе? – растерялась она. Она выглядела такой ошеломленной, будто не могла до конца понять, какой ужас ожидал Чехию.

Вайпер как-то сказала мне, что всю жизнь мечтала побывать в Бразилии. Теперь ее мечта осуществится, правда, в тех ужасных условиях, что застали нас.

– Здравствуйте! Туристическое агентство «Феникс» слушает вас! – послышался в трубке приветливый женский голос.

– Добрый день. Я хочу заказать билет в Бразилию, с пребыванием там на весь август, – решительно сказал я, глядя на Вайпер, которая все так же стояла в удивлении и словно не понимала, что происходит, и зачем я все это делаю.

– Класс отеля? – спросила сотрудница агентства.

– Высший. Цена не имеет значения.

– Отель в Рио-де-Жанейро…

– Выберите отель сами.

– Сколько билетов?

– Один.

– Седрик! – вдруг услышал я громкий голос своей возлюбленной и обернулся к ней.

– Я никуда не поеду без моих родителей! – решительно заявила Вайпер.

«И, правда, как я мог забыть о них?» – с досадой на себя подумал я.

– Мне нужно три билета, – сказал я девушке из агентства.

– Сделаем! Только уточните число отправления и срок пребывания в Бразилии.

– С двадцать четвертого июля по четвертое сентября. Если понадобится, необходимо будет продлить срок по моему требованию.

– Без проблем. Мне нужны имена и паспортные данные, чтобы забронировать билеты.

– Одну минуту. Вайпер, – обратился я к любимой, – у тебя и твоих родителей есть заграничные паспорта?

– Есть…

– Отлично. Записывайте: Вайпер Владинович, Элиза Владинович и Ян Владинович. Паспортные данные я пришлю позже, но сделаю полную предоплату завтра же.

– Когда вы сможете приехать?

– В любое время.

– Завтра в четырнадцать тридцать?

– Отлично.

– Тогда ждем вас завтра! Спасибо, что обратились в наше…

Я отключил звонок.

Вайпер стояла, застыв, как статуя.

Я подошел к ней и обнял ее, понимая, как она потрясена. Вайпер обняла меня в ответ. Она глубоко и часто дышала.

– Прости, что так вышло, но, обещаю, я сделаю все, чтобы ты и твои родители были живы. Когда Маркус сказал мне, что будет эта охота, у меня волосы встали дыбом. Я не могу рисковать твоей жизнью, надеясь на то, что все обойдется. Ты уедешь – и я буду знать, что вампиры не достанут тебя и твою семью, – тихо сказал я ей, гладя ее волосы.

– Неужели все так серьезно? – спросила она.

– К сожалению. Но ты ведь мечтала побывать в Бразилии? Как раз, съездишь, отдохнешь, искупаешься в океане, а я буду спокоен, зная, что ты вне опасности.

– Но я буду с ужасом думать о том, что происходит в это время в Чехии!

– Прости, но я не могу ничего изменить.

– Я понимаю… А в Бразилии тоже есть вампиры? – поинтересовалась Вайпер.

– Да, но там их совсем немного, и они не смеют показываться днем, к тому же, почти все они приглашены на свадьбу Маркуса, – улыбнулся я.

– И какие они на вид? Смуглые?

– Нет, такие же, как я – белокожие, поэтому тебе будет легче узнать их среди смуглых бразильцев и вовремя уйти. Главное, не выходи из отеля после заката.

– И что мне сказать родителям? – спросила Вайпер, отстраняясь от меня и садясь на низкий шкаф для обуви. – Как я объясню им, откуда у меня такие дорогие билеты в Бразилию? И пребывание там… Это ведь огромные деньги! Мой папа никогда не согласится, чтобы платил ты!

Я нахмурился: сколько же проблем с этими смертными!

Нет, с Вайпер у меня не было проблем, а если они и появлялись, то не имели для меня значения, потому что я любил ее. Это была моя обязанность – хранить и оберегать ее, и я делал это с любовью. Но ее родители… Почему они просто не могут принять билеты, не ссылаясь на свою гордость и принципы?

– Скажи им, что это мой подарок на твой День рождения, – наконец, пришла мне в голову идея.

– Мой День рождения был месяц назад, – с легкой улыбкой сказала Вайпер. – К тому же, мама знает, что ты уже сделал мне подарок.

– Да, но это – еще один сюрприз, который я скрывал от тебя до августа, – придумал я. – Думаю, твои родители не будут против.

– А если будут? – тихо спросила она, с тревогой глядя на меня.

Я нахмурился.

– Тогда ты никуда не поедешь, – угрюмо сказал я, зная характер Вайпер. – И ваши жизни будут под угрозой. А я буду сходить с ума.

– Ты знаешь, что я не смогу уехать одна, без них, зная, какая опасность им грозит, – словно оправдываясь, тихо сказала Вайпер. Она взяла мои ладони в свои.

– Я понимаю, но надеюсь, что они примут билеты, – с искренней надеждой в душе сказал я.

– Ты полетишь с нами?

– Не могу. Я должен остаться.

– Но как ты это объяснишь? Моего отца не так-то легко провести – он крайне догадлив!

– Не волнуйся, я уже придумал, что скажу: я подарил вам билеты в Бразилию, и сам тоже лечу с вами, но у меня возникают проблемы в университете, и мне срочно нужно будет навести порядок в своих прогулах и низких оценках.

Вайпер слушала меня и улыбалась.

– Тогда папа посчитает, что ты не слишком достоин его дочери, раз у тебя появились проблемы с учебой, – со смешком сказала она.

– Лучше так, чем поставить под угрозу твою жизнь, – улыбнулся я в ответ.

Вайпер поднялась на ноги и обняла меня.

– Спасибо! – с чувством сказала она. – И прости за то, что я доставляю тебе так много хлопот и волнений!

– Не говори глупостей. Это приятные хлопоты, – спокойным тоном парировал я, прижимая ее к себе.

– Но все же, это – хлопоты.

– Ни слова больше, – тихо, но настойчиво сказал я.

– Хорошо, молчу! – прошептала она.

Взглянув на наручные часы, я поморщился, так как уже опаздывал на семейную беседу.

– Мне пора идти. – Я поцеловал Вайпер и быстро спустился во двор, к своему автомобилю.

К счастью, я приехал почти вовремя, но, как оказалось, меня уже заждались.

– Теперь все в сборе! – услышал я довольный голос отца в гостиной.

– Да, но Маркус вдруг куда-то пропал! – тут же раздался недовольный голос матери.

– Он разговаривает по телефону с Маришкой, – снисходительным тоном сказал на это отец. – А куда ездил Седрик?

– У меня были дела в городе, – поспешил пояснить я, входя в зал.

Мама поднялась с кресла и подошла ко мне.

– У тебя проблемы? – настороженно спросила она.

Если бы кто-то из людей увидел нас вместе с ней, то подумал бы, что я стою рядом со своей невестой – так прекрасна была моя мать. Но мне жутко не нравилось, когда она носилась со мной так, словно я был не взрослым самостоятельным вампиром, а юнцом, захваченным врасплох за убийством. Это выводило меня из себя.

– Никаких проблем, просто личные дела, – терпеливо ответил я, обходя ее и садясь в кресло напротив большого камина.

Отец, стоявший у камина, окинул меня подозрительным взглядом.

– Ты встречался со смертным? – вдруг спросил он.

«Черт! И как я мог забыть обрызгать себя освежителем! Теперь они знают аромат Вайпер!» – пронеслось у меня в мозгу, и я мысленно обругал себя.

– Нет, просто столкнулся с одной девчонкой – она вешалась мне на шею, но я прямолинейным текстом отшил ее, – усмехнулся я, желая доказать отцу, что эта встреча со смертной была мне только в тягость.

– Понятно. Седрик, почему мы так редко с тобой общаемся? – спросил он.

– Думаю, потому, что все мы – взрослые вампиры с кучей своих дел. – Я пытался выглядеть спокойным, но чувствовал, что скоро вспылю, если такие вопросы будут продолжаться.

– Ведь, по сути, мы общаемся только в такие вот вечера, – продолжил отец. – И, честно говоря, мне не хватает общения со своими сыновьями. Особенно с тобой – ты будто избегаешь нас с матерью.

– Чушь, – бросил я.

– И я не понимаю, как случилось, что вместо крепкой и дружной семьи, мы разделились на три лагеря: я и твоя мать, Маркус и Маришка, и ты. Маркуса я могу понять – в его голове только любовь, свадьба и заботы об ее организации. Но ты? Почему ты стал таким отчужденным и замкнутым?

– Я не стал замкнутым – я всегда таким был. Что плохого в том, что я предпочитаю одиночество и уединение любой компании? – ответил я, удивляясь порыву отца.

– Чем же тебя так привлекает одиночество? – поинтересовался отец, садясь в стоящее рядом кресло и не спуская с меня глаз.

«К чему он клонит?» – недовольно подумал я.

– Я люблю размышлять и анализировать. Это гораздо интереснее разговоров на пустые и избитые темы. Возможно, сейчас я нахожусь в поиске самого себя, – выкрутился я, вспомнив свое состояние, которое охватывало меня до встречи с Вайпер.

– Что-то долго ты себя ищешь, – недоверчиво сказал отец.

– Как получается. Я не властен над этим. И вообще, это бессмысленный разговор.

– Неужели? Пойми, Седрик, мы – твоя семья, и мы волнуемся за тебя.

– Это лишнее.

– Ты уверен?

– Да, – твердо ответил я.

Отец, как мне показалось, был удовлетворен моим ответом.

– У меня в молодости тоже было такое состояние, – поведал он. – Тогда целыми неделями я задавался лишь одним вопросом: откуда мы взялись. Мы, вампиры.

– Оттуда, откуда и люди, – усмехнулся я.

– К сожалению, никто не знает ответа. Но все же, я пришел к одному выводу. – Отец задумался.

– К какому? – тихо спросил я, заинтригованный его словами.

– Есть Творец, который создал Землю, Вселенную, вампиров и людей. Но я до сих пор не понимаю: за что он дал нам так много, и так много у нас за это забрал?

Я был заинтересован его размышлениями: отец говорил о том, о чем думал и я, но я так и не пришел ни к какому выводу: все мои размышления оборвались, когда я встретил Вайпер.

– За все приходится платить. И это наша плата за то, что мы не умираем, – предположил я.

– Может быть, а может, это насмешка Бога. – Отец встал с кресла, налил себе бокал крови и с любопытством посмотрел на меня. – А какие вопросы занимают тебя?

– Зачем мы живем? – тихо сказал я. – Каков смысл нашей бесконечной жизни?

– Смысл и счастье видеть своих детей, внуков, правнуков. Это ли не радость? – удивленно спросил отец. – Когда Маркус женится, и у него появятся дети, мы будем наблюдать за тем, как развивается род Морганов, как расцветает наш клан, ведь все это – наша родная кровь.

«Какая чушь. Радость видеть внуков! Вот, что для них смысл жизни!» – насмешливо подумал я.

– Седрик! – услышал я как сквозь туман, и понял, что отец не единожды звал меня.

– Что? Я немного задумался.

– Я вижу. Как дела на личном фронте?

– Как обычно, – угрюмо ответил я. – Сейчас мне не нужны никакие отношения. Почему мы вообще вновь затрагиваем эту тему?

– Почему ты так разозлился? – удивленно спросил отец.

– Потому что не люблю, когда лезут в мою личную жизнь! – настойчиво сказал я. – Мне неприятно каждый раз слышать один и тот же вопрос!

К счастью, моя бурная реакция не насторожила отца: когда дело касалось моей личной жизни, я всегда отвечал холодно и порою даже грубо.

– Ладно, не сердись. Дело твое, – улыбнулся он. – Да где же Маркус? Сколько можно разговаривать по телефону? Седрик, не желаешь найти брата?

Я тут же поднялся с кресла, радуясь тому, что отец отстал от меня с вопросами.

Как оказалось, мой брат уединился насамой высокой башне нашего замка: он стоял на балконе и нежно ворковал по телефону. Я не желал прерывать его, но он сам услышал мои шаги и, обернувшись ко мне, спросил: «Что?». Я покачал головой, давая ему знать, что не хочу тревожить его. Маркус отвернулся и продолжил свой телефонный разговор.

Я подошел к высоким каменным перилам и, положив на них руки, стал всматриваться вдаль. Моя голова в одночасье наполнилась мыслями о том, что в этот раз мне удалось провести отца, но меня очень встревожило, как пристально он смотрел на меня, словно говоря: «Лучше скажи сейчас, я все равно обо всем узнаю!». Черт, не хватало только его внимания и просьбы проводить с родителями больше времени! Как все это не вовремя!

В таких размышлениях я подождал, пока Маркус пять раз попрощался с Маришкой, и только после «Люблю тебя! Передавай привет своим!» подошел ко мне и хлопнул меня по плечу.

– О чем задумался, братишка? – весело спросил он.

– О смысле бытия, – пошутил я. – Тебя все ждут.

– Ничего, подождут. Ох, Седрик, если бы ты знал, как я счастлив!

– Это очевидно: вы так сладко ворковали, что я просто не посмел помешать вам.

– И правильно сделал – я бы все равно не бросил трубку: Маришка сейчас шьет себе свадебное платье, и сейчас я выслушивал, как она колеблется с выбором длины и цвета. Ужас! И это такие заморочки из-за какого-то платья? Не поймешь их, женщин.

– Ну, платье для них – это святое, – шутливо заметил я.

Брат ухмыльнулся.

– Что насчет свадьбы? В каком стиле она будет происходить? – поинтересовался я.

– Маришка хочет сделать всем большой сюрприз, и велела мне никому ни о чем не рассказывать. Тебе в особенности.

– Вот как, – усмехнулся я. – Хотя, я догадываюсь, почему: меня опять хотят с кем-то познакомить.

– Ну да, – коротко ответил Маркус. – Но только я ничего тебе не говорил.

– Конечно, нет, я сам догадался. Да ладно, не волнуйся, я сделаю вид, будто ни о чем не знал.

– По-моему, она хочет познакомить тебя со своей младшей сестрой. Ей…

– Ладно, не рассказывай, мне уже тошно. Пойдем, – сказал я и пошел к двери.

– Что отец? – спросил Маркус, когда мы начали спускаться по узкой винтовой лестнице: его голос эхом отдался от каменных стен.

– Огорчен тем, что мы так редко общаемся, – ответил я. – Но, в отличие от меня, ты у них на хорошем счету.

– И чем я заслужил такую честь? – поинтересовался брат.

– Ты женишься, а я… – Я обернулся к брату и приложил палец к губам, давая знак молчания. – Я прожигаю свою жизнь.

Маркус приподнял одну бровь.

– Ничего, придет и твое время. Вот попрыгаешь холостым еще лет двадцать, а потом появится та, за которой ты побежишь к брачному алтарю, – подыграл он мне, ведь теперь мы находились в поле слуха родителей.

Мы вошли в зал.

– Долго же ты искал брата! – шутливо сказала мать, подходя к нам и усаживая нас в кресла. После этого ее вниманием завладел Маркус, точнее – она завладела его вниманием, начав допрос о его разговоре с Маришкой.

– Так на свадьбу приедет младшая дочь Мрочеков?

– Да…

«Та, которую мне сватают» – с усмешкой подумал я.

– …но она еще очень юна: зимой ей исполнилось восемнадцать лет.

– Восемнадцать? – невольно вырвалось у меня.

«И эту девчонку хотят прислать, чтобы она очаровала меня?! Да ей только в куклы играть!» – насмешливо подумал я.

– Да, представь себе! – Маркус был в прекрасном расположении духа.

– Она красива? – последовал еще один вопрос матери.

– Конечно, красива! Она же Мрочек! – воскликнул Маркус.

– Будет очень интересно увидеть ее! А как ее имя? – все допытывалась наша мать.

– Миша, по-моему, от Мишель.

– Получается, имена всех детей Мрочеков начинаются на М? Насколько я знаю, Мишель – это французское имя, – задумалась мать.

– Ну, Седрик – тоже не совсем чешское, – заметил я.

– Ну, Мрочеки, ну оригиналы! – протянул отец.

– А как насчет… Маришка понимает, что после свадьбы будет принадлежать только нашему клану? – серьезно спросила мать.

Так сложилось на протяжении тысячелетий, еще с древних времен: выходя замуж, девушка переходит из своего вампирского клана в клан своего мужа. Но это не всегда происходит гладко: невеста может не согласиться и продолжать носить фамилию своей семьи, что в некоторых случаях становилось камнем преткновения между супругами, когда дело доходило до ссор и недопонимания между их кланами. К счастью, Маришка Мрочек все понимала и без колебаний согласилась всю вечность носить фамилию Морган.

История моих родителей не была такой безоблачной: отец и мать моего отца были против его женитьбы на моей матери и не хотели принимать ее в свой род, несмотря на то, что клан Богали не уступал Морганам ни в знатности ни древности. Но мои родители все же сочетались браком – тайно, в Шотландии, где их обвенчал невесть откуда взявшийся там вампир-священник. После этого, несмотря на нежелание моих бабки и деда, фамилия матери была вычеркнута из родовой книги клана Богали и официально записана в родовой книге Морганов. Но из-за козней и недовольства родителей мужа, молодожены укрылись далеко от них, в собственном замке, а через каждые двадцать лет меняли свое место жительства. Маркус был рожден в Дании, где и получил соответствующее имя, а я – в Англии, где получил чисто английское имя.

Теперь наша семья должна была пополниться полячкой Маришкой Мрочек.

«Но частью моей семьи никогда не сможет стать Вайпер» – вдруг пронеслось в моей голове, и эта мысль заставила меня слегка поморщиться.

– Грегори, наконец-то, мы дождались свадьбы старшего сына! – воскликнула мама, обернувшись к своему супругу.

– Всему свое время, – мудро ответил ей он. – Маришка окончательно пленила его, а до этого у него были одни романчики и интрижки.

Все через это проходят. Живут себе, не думая ни о чем, а потом влюбляются на всю жизнь. Как это прекрасно, когда ты знаешь, что твоя возлюбленная – бессмертная и ничто не разлучит вас. А я полюбил в первый и в последний раз, так как вампиры любят только один раз в жизни. Я представлял собой ошибку природы и полюбил смертную – это была мука, но мука желанная. А когда Вайпер не станет, это счастье обернется для меня всепоглощающей скорбью, но, если такова плата за мое недолгое счастье с Вайпер, я заплачу ее сполна.

Весь вечер прошел в разговорах о свадьбе Маркуса, которая с самого начала их с Маришкой помолвки стала излюбленной темой нашей матери, а значит, – основной темой всех наших вечеров. Только изредка родители обращались ко мне, скорее из приличия и чтобы я не чувствовал себя забытым. Но я был только рад, что не стал объектом их расспросов и мог спокойно размышлять о своем. Зато Маркусу не повезло: он то и дело смотрел на меня и давал знаки, чтобы я переменил тему, ведь я знал, что разговаривать о свадьбе, ему порядком поднадоело. Но я делал вид, будто не замечаю его сигналов SOS, хоть это было и не по-братски с моей стороны.

Разговор ушел далеко за полночь: стрелки каминных часов показывали четыре часа утра. Я решил, что мне уже достаточно разговоров и, под предлогом желания почитать, отбыл в свою комнату. Там я измерял ее огромные просторы, шагая из угла в угол и усиленно размышляя. В этот момент я думал обо всем, что случилось в моей жизни, каким я был раньше и каким стал, изменившись рядом с Вайпер. Можно сказать, я стал человечней, ведь раньше я презирал людей за их слабость, а теперь они казались мне совершеннее, чем мы, вампиры, ведь они могли дарить себе смерть. А мы? Наша судьба – вечно жить, неся на себе груз столетий, событий, раздумий, страданий и всего, что порой убивает людей.

Иногда я входил в крайность: я пытался изобрести способ сделать Вайпер бессмертной, но, к сожалению, это могло случиться лишь в ее любимых книгах. Потому что я не был Богом и не мог изменить то, что сотворил он.

Мои мысли прервал стук в дверь. Я так углубился в свои размышления, что даже не услышал шагов, приближающихся к моей комнате.

– Ты занят? – услышал я голос брата.

Я открыл ему дверь.

– Вижу, родители отпустили тебя из своего плена? – шутливо спросил я, пропуская его в комнату.

Маркус плюхнулся в большое кресло.

– Да, еле вырвался! Уф, наконец-то, эта ночь прошла! Эти разговоры о свадьбе у меня вот уже где сидят! – Маркус прижал ладонь к горлу. – А ты? Предатель! Брат называется! Я подмигивал тебе весь вечер, а ты хоть бы бровью пошевелил!

– Я забавлялся твоим положением! – со смехом признался я. – Но, на самом деле, мне жаль тебя, ведь ты стал главной и единственной мишенью матери.

– Ужас, как мне все это надоело! Ну, свадьба, ну, женюсь – зачем делать из этого такой цирк?

– Ничего, теперь наша мать надолго удовлетворится последними новостями, – сказал я, желая немного утешить его.

– Будешь тут спокоен. А я, собственно, зачем пришел? Объясни мне, – Маркус перешел на секретный способ нашего общения – чтения по губам, – как ты уладил все с Вайпер?

– Я оправлю ее в Бразилию на весь август, вместе с ее родителями, – так же ответил я.

– Ловко. А почему именно в Бразилию? – спросил Маркус.

– Она мечтала побывать там с детства. Сегодня я как раз поеду оплачивать эту поездку. Наличными, конечно.

– Ты полетишь с ними? – нахмурился Маркус.

– Нет, я останусь на твою свадьбу. Я же обещал тебе. Тем более, не брошу же я тебя одного у алтаря, – усмехнулся я.

– Это хорошо: я никогда не простил бы тебе, если бы ты не присутствовал на моей свадьбе – главном шаге в моей жизни.

– Не волнуйся, я готов даже лично завязать бабочку на твоей шее, – пошутил я. – Поверь, я бы никогда не пропустил твою свадьбу.

– Я знаю, – с ухмылкой сказал он. – Когда ты ушел, мама спрашивала о тебе. И довольно настойчиво.

– Что именно?

– Что случилось с Седриком? Я ответил, что ты находишься в процессе самопознания, и что мы с тобой часто разговариваем на эту тему.

– Ты просто гений по вранью. Это как раз моя официальная версия. У дураков мысли сходятся.

– Мне больше нравится: «Умные думают одинаково».

– Когда ты разговаривал с Маришкой, отец рассказывал мне о том, что у него в молодости тоже был такой период самопознания…

– И он размышлял над вопросом: откуда взялись вампиры? – перебил меня он, видимо, отец рассказывал об этом и ему.

– Точно. Так что, тебе нужно дать Оскар в номинации «Лучший лгун вечности».

Маркус ухмыльнулся и сделал вид, будто действительно получил Оскар и теперь благодарил всех, со слезами на глазах.

– По тебе плачет большая сцена! – со смехом заметил я.

– Да, мои таланты пропадают зря, – скромно отозвался брат. – Как насчет партии в бильярд?

Я кивнул, и мы пошли в бильярдную, подшучивая друг над другом и дурачась.

Глава 25

– Что с экзаменами? – спросила мама, когда вечером я разговаривала с ней по телефону, в тот же день, когда ко мне так нежданно приехал Седрик.

– Начинаются этого понедельника, – ответила я. – В принципе, все экзаменационные дисциплины у меня в порядке, так что, сдам, надеюсь, хорошо.

– Мы с отцом тоже надеемся. Мы уже так соскучились по тебе и ждем, когда ты приедешь!

«О, черт!» – пронеслось в моей голове.

Полная счастья и любви к Седрику, я совсем забыла о том, что после сдачи экзаменов, мне необходимо было уехать из Праги: начинался туристический сезон, и хозяйка моей квартиры летом всегда сдавала ее за тройную цену иностранным туристам. Но как я хотела хоть раз остаться в Праге на все лето! Ведь здесь останется Седрик, и я надеялась провести это время с ним! Но этого не случится: Седрик хотел оплачивать за меня квартиру, и не только этим летом, а весь год, но я не желала перекладывать на него свои проблемы и твердо отказалась от его галантного предложения.

– Да, я знаю, но хочу провести это лето в Праге, – сказала я маме, отчаянно надеясь, что она поймет и уступит мне.

– В Праге? Но где ты будешь жить?

– У меня будет летняя стипендия, – сказала я, очень кстати вспомнив об этом.

– Твоя стипендия не покроет и половины расходов! Вайпер, ты что? Летняя Прага – слишком дорогое удовольствие, и ты сама знаешь, как повышаются цены!

– Но ведь я могу работать.

– Кем?

Я задумалась: какую работу мне можно было бы найти, имея неполное высшее образование и учитывая, что у меня был совсем небольшой опыт работы в сфере обслуживания?

– Я могу работать официанткой, – твердо сказала я. – Летом они как раз хорошо получают. И не забывай о чаевых! Туристы всегда…

– Ни в коем случае! Ты слышишь? Я запрещаю тебе это! – грозно перебила меня мама. – Официанткой! Вот, что выдумала!

– Почему ты так категорична? – удивилась я, не понимая ее бурной реакции на мое заявление.

– Девочка моя, не будь наивной! В приличное кафе или ресторан тебя не возьмут: чтобы там работать, нужно пройти специальные курсы. Там работают только опытные, знающие свое дело люди, а тебя – простушку-провинциалку не возьмут даже мыть посуду! А чтобы ты работала в какой-то забегаловке или, не дай Бог, в баре… Об этом и речи быть не может!

– Тебе не кажется, что ты абсолютно не даешь мне выбора? Мне двадцать два, точнее, уже двадцать три! А ты, до сих пор, считаешь меня ребенком и решаешь все за меня! – возмутилась я.

– Вайпер, что это за разговоры? Хотя, я знаю, что тебя так манит к Праге – твой парень! Это он просит тебя остаться? – недовольно спросила мама.

– Седрик ни о чем меня не просил. Я сама хочу остаться! – солгала я.

– По какой причине?

– Хочу получить опыт работы и заработать денег! У меня есть руки, и я хочу и могу работать! – настаивала я.

– Все это ты сможешь получить и в Брно. Хочешь работать летом? Пожалуйста, я сегодня же найду для тебя работу!

– Мама, я хочу остаться в Праге! – твердо сказала я.

– Ты не оставляешь мне выбора, – ледяным голосом ответила она. – Я зову отца.

– Оставь папу в покое! – недовольно воскликнула я.

Мама знала о том, какое влияние имеет на меня отец, и, не добившись своего, шла к нему и заставляла его переубедить меня. И это всегда работало.

Я села за стол и машинально ждала, когда мама передаст трубку отцу: наверно, он был в своем маленьком рабочем кабинете и писал очередную научную работу.

– Вайпер? – услышала я голос отца.

– Да, привет, пап, – ответила я, предполагая, что он будет ругать меня. – Мама все уже тебе рассказала?

– Да. Ты действительно хочешь остаться в Праге? – спросил он.

По его усталому голосу я поняла, что этот разговор явно был ему не по душе.

– Да, очень хочу. Папа, я ни разу в жизни не была в Праге летом! После летних экзаменов я сразу уезжаю домой, но хочу остаться, хоть раз, – мягко сказала я, жалея отца: мне было обидно оттого, что мама вновь потревожила его по пустякам.

– Я понимаю. Но ты можешь сказать мне правду? Это из-за Седрика?

– Я бы хотела провести лето с ним, – призналась я. Я не могла лгать отцу.

– Ну, что я могу поделать. Оставайся, если хочешь, я понимаю – юность, любовь. Не волнуйся за нас: мы будем скучать по тебе, но, возможно, ты приедешь к нам хоть на неделю? Когда тебе будет удобно, конечно, – тоже мягко сказал отец.

«Ну, зачем он это говорит?» – Я закрыла глаза ладонью: меня объяли муки совести.

– Да, кстати, мы с мамой затеяли ремонт на кухне и надеялись на твою помощь. Но мы сами справимся. Не думай, что я говорю это, чтобы поддеть тебя. Поверь, я понимаю тебя. Я сам был молод. Не волнуйся – с мамой я поговорю.

– Я тоже понимаю, что ты говоришь все это лишь из-за любви ко мне, и соглашаешься на Прагу тоже… – Я глубоко вздохнула.

Я чувствовала себя неблагодарной дочерью, которая променяла своих родителей, живущих только ради нее, на своего парня.

– Ты не обязана ехать домой… – начал отец, но мама перебила его, крикнув в телефон: «Вайпер, приезжай домой, мы тебя ждем! Видишь, что придумала, – Прага!».

– Я приеду, – твердо сказала я отцу. – Скажи маме, что она своего добилась, – я приеду! А тебе спасибо за понимание.

– Когда тебя ждать? – вновь послышался в телефоне голос мамы. – Я приготовлю все твои любимые блюда, и мы отметим окончание твоего третьего курса!

– Потом позвоню! – Я отключила звонок. Поведение мамы покоробило меня.

Теперь вместо того, чтобы быть с Седриком не только после учебы, а проводить целые дни, эти прекрасные летние каникулы с ним, я должна была на все лето похоронить себя в Брно. Эта мысль ужасно расстраивала и даже раздражала меня.

Ночью мне не спалось, и на меня вдруг напало сильное желание нарисовать для Седрика рисунок. Хотя «рисунок» – громкое слово, ведь рисование не было моим талантом. Но я с упоением рисовала на альбомном листе образ, неожиданно возникший в моем воображении: Нусельский мост, и на фоне огромного, садящегося за горизонт солнца, взявшись за руки, стоят две тени – я и Седрик. Я прикрепила этот рисунок на стене в гостиной, чтобы потом сидеть на стареньком диванчике и любоваться им.

Вдруг в моей разум ворвались слова Седрика о том, что мне нужно будет уехать из Чехии, потому что вампиры устроят большую охоту. Я была предупреждена и знала, что Седрик сделает все, чтобы защитить меня. Но об этом знала только я, все остальные чехи – нет. Я уеду, а они останутся. Они станут жертвами вампиров, а мой Седрик будет одним из этих убийц. Он будет убивать, а я в это время – отдыхать в Бразилии.

Мы, люди, считаем себя самыми опасными хищниками на Земле, но мы абсолютно беззащитны перед теми, кто незримо ходят среди нас. Что мы можем сделать, чтобы защитить себя, если не чувствуем и даже не подозреваем о том, что вампиры, о которых мы знаем из книг и фильмов, существуют? Но настоящие вампиры – совсем не те тонкие романтики, которыми я так восхищалась, читая книги, – это монстры, чудовища, стоящие выше человека на цепочке питания.

И все же, вампиры несколько лучше, выше нас: люди убивают ради забавы, не заботясь о том, что своими действиями и бездумной охотой истребляют целые виды животных и птиц. Наша безграничная алчность и желание наживы делают нас хуже зверей. А вампиры… Как оказалось, эти хищники заботятся о своих жертвах, как пастух о своем стаде, чтобы не уменьшить их количество, – они убивают, но убивают для того, чтобы выжить, и только иногда устраивают охоту для забавы. Так кто же из нас разумнее?

С такими размышлениями я уснула прямо на диване и проснулась только утром от звона будильника: пора было собираться в университет!

Седрик, как обычно, заехал за мной, отчего мое серое утро засияло яркими красками.

– Как прошел вечер? – спросила я Седрика. – Надеюсь, ты не опоздал?

– Лишь слегка. Вечер прошел скучно, но мучился только Маркус: наша мать терзала его вопросами о свадьбе, – с улыбкой ответил он.

«Вампирская свадьба, что принесет столько радости вампирам и столько горя людям!» – подумала я, и мне стало неприятно от его слов.

– А ты? – спросила я, чтобы поддержать разговор.

– Я просто наблюдал за этим фарсом: было весьма смешно смотреть на то, с каким восторгом моя мать сыпала вопросами, и с каким кислым лицом ей отвечал Маркус. – Но при этих словах Седрик нахмурился, будто вспомнил что-то неприятное. – В общем, мы просто сидели и общались.

– Это хорошо, что вы общаетесь так, по-семейному. Мы никогда так не общаемся, – сказала я, невольно почувствовав уважение к этим семейным вечерам семьи Седрика.

– Да, это довольно здорово, но… – Седрик замолчал и вновь нахмурился.

– Но? – настаивала я.

– Но только не сейчас, – ответил он и посмотрел на меня. – Мне дорога каждая секунда, проведенная с тобой, и я не хочу тратить это драгоценное время на других. Поэтому я был бы рад, если бы эти вечера прекратились.

– Но ведь это – твоя семья! – удивилась я. – Неужели ты настолько оторван от нее?

– Именно. Мы уже давно перестали быть настоящей семьей, с тех пор, как я и Маркус выросли и вступили во взрослую жизнь: у каждого из нас появилась личная жизнь, да и родители вздохнули свободно, ведь за неопытными молодыми вампирами необходим постоянный присмотр. Но родители вдруг решили вновь склеить нашу развалившуюся семью этими самыми вечерами.

«Жаль» – подумала я. Жаль, что Седрик так не ценит свою семью.

Эта мысль напомнила мне о том, что я не могла остаться на лето в Праге. Я не желала расстраивать Седрика, но у меня не было другого выбора.

– Седрик… – начала я, но он обернулся ко мне со светлой улыбкой, и я поняла, что смогу сказать ему только вечером. – Я кое-что нарисовала вчера, – вместо этого сказала я. – Небольшой рисунок, но он получился почти детским.

– Но, наверняка, красивым. Ты знаешь о том, что многие великие художники пытались возвратиться к тому, как рисовали в детстве? – улыбаясь, ответил Седрик. – А что на рисунке?

– Увидишь. Я прикрепила его в гостиной, около дивана.

– Ты меня заинтриговала! – рассмеялся Седрик, заворачивая автомобиль на стоянку. – Сегодня я не смогу забрать тебя с пар, – сказал он, когда мы пошли к университету. – Мои пары заканчиваются на два часа позже твоих, так что, не жди меня, а езжай домой и отдыхай. Я приеду вечером.

– Хорошо, – ответила я.

Мы поцеловались, и он шепнул мне на прощание: «С нетерпением жду, когда увижу твой рисунок!».

– Только, чур, не смеяться! – рассмеялась я.

– Я уверен, что он прекрасен, ведь это ты нарисовала его, – сказал Седрик.

И, улыбаясь во весь рот, я пошла в нужную мне аудиторию.

В холле здания факультета появились списки экзаменов: мне нужно было сдавать вечную алгебру, геометрию и еще ряд математических дисциплин.

К полудню небо затянули тучи, и пошел дождь, но, когда кончились пары, я быстро добежала до остановки и села на городской трамвай.

Проезжая по центру города, я вдруг увидела брата Седрика, выходящего из магазина дорогих ювелирных украшений, и поспешила отвернуть лицо от окна, чтобы он не заметил меня. После этой нежданной встречи я долго не могла отогнать от себя холод, охвативший мое тело.

***

Когда пары закончились, я заехал в турагентство, чтобы оплатить заказанные мной билеты для Владиновичей. Девушка, сидевшая за компьютером, как бы ненароком спросила меня: «Вы летите с семьей?», а потом мельком взглянула на мои пальцы, в поисках обручального кольца. Я сдержанно ответил ей: «Да», после чего она выдала мне чек и, мило улыбаясь, пожелала счастливой поездки.

Если бы Вайпер не была смертной, но как я – вампиром, мы были бы мужем и женой на всю жизнь. Но она не была вампиром, и я не мог жениться на ней. К тому же, когда я намекнул Вайпер о том, что нам следует узаконить наши отношения, она категорически заявила: «Нет. Это будет неправильно. Представь, мне будет сорок, а тебе по-прежнему – двадцать пять. Поверь, я абсолютно не расстраиваюсь из-за того, что не смогу называть тебя моим мужем!».

С такими мыслями я приехал к Вайпер. Она была в гостиной и сидела на диване, словно ждала меня, но от нее исходил непонятный мне холод.

– Ты в порядке? – мягко спросил я, обнимая ее.

Она рассеяно кивнула и прижалась ко мне.

– Я видела твоего брата, – тихо сказала Вайпер. – Мне очень холодно… Наверно, я опять испугалась его.

Я поспешно достал из шкафа теплый плед, и, укрыв Вайпер, приготовил ей крепкий горячий кофе и вернулся в гостиную. Вайпер молчала и лишь изредка делала глоток кофе.

Прямо напротив дивана я заметил черно-белый рисунок, прикрепленный к стене: огромный круг, наверно, это была луна или солнце, на фоне которого виднелись два силуэта – женский с длинными волосами, и мужской, причем волосы этой тени были такой же длины, как у меня. Силуэты стояли спиной к зрителю, взявшись за руки. Это были мы. Я невольно улыбнулся от теплых чувств, когда увидел этот простой, достаточно неловкий, но прекрасный рисунок Вайпер.

– Ты смеешься! – укоризненно сказала Вайпер, неверно истолковав мою улыбку.

– Нет, не смеюсь. Просто твой рисунок очень… – ответил я.

– Дурацкий? Детский? – обиженно подсказала Вайпер.

– …он прекрасен, – тихо закончил я свою мысль.

Вайпер внимательно смотрела на меня, нахмурив свои красивые темные брови.

– Это правда, я не льщу тебе, – вновь сказал я, пытаясь сломать ее недоверие.

– Ладно, я поверю! – улыбнулась она и прильнула ко мне. – Но я знаю, что ты хвалишь меня незаслуженно!

– Ты опять сомневаешься во мне? – мягко спросил я, целуя ее в висок.

– Нет, что ты…

– У меня есть одна просьба.

Вайпер вновь отстранилась от меня.

– Какая? – настороженно спросила она, вглядываясь в мое лицо.

Я понял, почему она нервничала: в последнее время все мои просьбы относились к ее безопасности, и я попросил ее не разговаривать с незнакомцами, не ходить одной по вечерним улицам, не открывать никому дверь (кроме меня), и вообще, был почти на грани сумасшествия и крайности. Вайпер всегда удивленно поднимала брови, но обещала выполнить все, о чем я просил, и сейчас, вероятно, ожидала очередной дурацкой, на ее взгляд, просьбы.

– Ты подаришь мне этот рисунок? – спросил я.

Вайпер весело рассмеялась и, встав с дивана, подошла к рисунку.

– Ты серьезно? Нет, конечно, серьезно! Но зачем он тебе? – смеясь, спросила она, но все же, аккуратно сняла рисунок с иголочек и, свернув его трубочкой и перевязав резинкой, отдала его мне в руки. – Смотри, чтобы он не попался на глаза твоим родителям, – сказала она, садясь рядом со мной.

– Не волнуйся, я буду осторожен, – успокоил я ее, бережно положив рисунок рядом с собой.

– И куда ты его повесишь? – допытывалась Вайпер.

Плед слетел с ее плеч на диван, и я вновь бережно закутал Вайпер в него.

– Пока не знаю, – признался я. – Но я буду счастлив знать, что он со мной. Буду смотреть на него долгими часами, в безрадостные вечера, и думать о тебе.

– А так просто ты обо мне не думаешь? – с улыбкой спросила Вайпер.

– Думаю. Постоянно, – улыбнулся я.

– Бедненький, я совсем забила твою голову! Но у меня есть очень плохая новость, – печально сказала Вайпер. – Я не смогу остаться на лето в Праге.

– Почему? – расстроился я.

– Родители нуждаются во мне, – с горечью сказала она. – Ты думаешь, я не хочу остаться? Что я не мечтаю об этом? Поверь, я только и мечтала о том, что мы будем вдвоем целое лето! Но я не могу остаться. Родители не могут жить без меня.

Я решительно поборол в себе разочарование, ведь Вайпер была невиновна – она просто любила своих родителей. И я твердо решил не заставлять ее разрываться между мной и ними.

– Это не проблема – я буду ездить к тебе сам, – улыбнулся я.

– Но ведь это несколько часов езды! – напомнила она.

– Всего лишь четыре с половиной часа. И то на автобусе. На автомобиле это займет не более двух часов, – настаивал я. – Вайпер, я не хочу быть клином, разбивающим твою семью. Езжай спокойно.

– Ты не разбиваешь мою семью! – недовольно откликнулась Вайпер, положив свою ладонь на мою.

– Наверно, это тяжело – любить вампира? – спросил я, с удивлением услышав собственный голос.

Этот вопрос всегда сидел занозой глубоко в моем разуме и сейчас нашел время, чтобы выйти наружу.

– Не знаю. Я не любила никого, кроме тебя, – тихо сказала Вайпер и рассеянно улыбнулась. – Так что, мне не с чем сравнивать.

Мои губы расплылись в широкой счастливой улыбке, и я поцеловал ее.

К сожалению, сегодня я не мог остаться с ней надолго: была ночь моей охоты, а после я обещал родителям провести вечер дома: моя мать вдруг решила провести для своих домочадцев небольшой концерт – она была талантливой пианисткой. На этот раз моей жертвой стал мужчина, лет под сорок.

Вернувшись в замок и, как обычно, объяв себя и автомобиль дозой освежителя, я спрятал рисунок Вайпер в рюкзаке и направился в Большую гостиную. После концерта и недолгого разговора с матерью о музыке, я заперся в своей комнате, достал рисунок Вайпер и сел в кресло, чтобы полюбоваться творением рук моей возлюбленной. Но неожиданный стук в дверь прервал этот момент и неприятно поразил меня: я настолько задумался, что вот уже второй раз не услышал шагов.

– Ты не занят? Можно войти? – послышался голос отца.

Отец? Что он здесь делает? Зачем он пришел?

Я поспешно спрятал рисунок в один из ящиков письменного стола и открыл отцу дверь.

– Отец? – удивленно сказал я. – Что-то случилось?

Он посмотрел на меня глубоким мудрым взором.

– Неужели обязательно должно что-то случиться, если я просто решил зайти к своему сыну? – с легким смехом спросил он.

– Нет. Но ты никогда не заходишь просто так, – тоже усмехнулся я. – Проходи.

Отец вольготно устроился в моем любимом кресле у камина. Мне пришлось принести для себя деревянный стул и сесть рядом.

– О чем ты хочешь поговорить? – сказал я, не желая затягивать время.

Отец взглянул на меня прищуренным взглядом, словно ища признаки колебания на моем лице, но я невозмутимо смотрел на него, спрятав эмоции глубоко в душе.

– Помнишь, ты рассказывал мне о программе вашего ректора? – спросил он.

– Ты об этом? К счастью, она уже полгода как закончилась, – ответил я, удивляясь тому, что он запомнил эту информацию.

– И как она прошла?

Его подозрительность обеспокоила меня, но я и виду не подавал. Я непринужденно откинулся на спинку стула и насмешливо улыбнулся.

– Нормально. Правда, я терпеть не мог заниматься с той девчонкой.

– Да? И почему же? – спросил отец.

– Потому что она глупа и невежественна, как и все люди. Кроме того, она постоянно действовала мне на нервы своими глупыми вопросами насчет самых элементарных вещей в физике, – усмехнулся я. – Никогда не видел таких недалеких и нудных людей, как она.

Мне стоило огромных усилий говорить эти оскорбительные вещи о Вайпер, но я был вынужден скрыть свои истинные чувства, чтобы ни один мускул на моем лице не дрогнул, когда я говорил о ней. Я вынужден был лгать и притворяться жестоким и эгоистичным – тем, кем я был раньше, чтобы у отца не возникло никаких подозрений насчет Вайпер. Но было очевидно, что он уже подозревал что-то, и моей главной задачей было развеять эти подозрения. Казалось, отец хотел проникнуть своим взглядом в мои мысли и прочитать все мои тайны.

– Вот как? И как сдала экзамен твоя подопечная?

– Я не интересовался, а просто был рад отделаться от нее.

– Ты говорил, что ее кровь волнует тебя, – наконец, задал отец вопрос, который я ожидал с самого начала нашей беседы.

«Ну и память у него!» – с досадой подумал я.

– Да, и ты посоветовал мне убить ее, – вновь усмехнулся я, прилагая для этого огромные усилия.

– Ты сделал это?

– Нет, если бы я убил ее, это создало бы мне кое-какие проблемы, – ответил я. – Ко мне пристали бы следователи и расспрашивали бы как свидетеля. Я решил, что слишком много проблем принесет ее смерть. – Я злорадно усмехнулся. – Пусть живет. Пока.

Отец внимательно наблюдал за мной, но я делал вид, будто не замечал этого, словно у меня не было никаких тайн: я сидел, рассматривая картину на стене, попеременно глядя на нее и на отца, всем своим видом показывая, что эта тема не волнует меня.

– А почему это так тебя заинтересовало? – спросил я, не боясь раскрыть себя и то, как взволнован я был этим разговором, ведь это был естественный вопрос с моей стороны, после такого допроса о событиях полугодовой давности.

– Просто решил удостовериться в том, что у тебя нет проблем, – ответил отец. Кажется, моя ложь подействовала – его взгляд потеплел и из проницательного превратился в спокойный. – Ты правильно сделал, что не убил ее. Тогда я посоветовал тебе убить ее сгоряча, а потом подумал, что это было бы неправильно и подозрительно. К тому же ты прав – убийство студентки Пражского университета не осталось бы тайным и принесло бы много шума.

– Не волнуйся на этот счет: молодежь меня не интересует, – уверил я отца. – Мне нравится более выдержанная и чистая кровь. А что кровь этих студентов, да и вообще всей современной молодежи? Алкоголь, никотин, наркотики. Это уже не кровь, а черт знает что.

– Ты прав, но… – Глаза отца вновь засверкали. – Ведь кровь твоей подопечной была чистой?

Я криво усмехнулся.

– Как оказалось, она увлекается курительными смесями, а я гурман, поэтому ее кровь для меня – дурно выдержанное вино. Тем более, как я уже сказал, мне не хотелось проблем.

Отец улыбнулся и не сказал ни слова.

Воцарилось молчание. Я подбросил в камин дров, и огонь благодарно вспыхнул с новой силой.

– Думаю, скоро нам придется уехать из Чехии, – сказал отец, после недолгих раздумий. – Слишком долго мы живем здесь. Тем более, после свадьбы Маркуса у нас не будет другого выхода.

– Ты об охоте? – нахмурился я.

– Да, слишком много жертв, – коротко ответил отец.

– Как по мне, это вообще крайне небезопасная и глупая идея, – недовольно сказал я. – Такое ощущение, что им совсем недорога наша тайна. Они пренебрегают всеми нашими правилами!

– Я рад, что хоть кто-то из моих домочадцев разделяет мое мнение, – вздохнул отец. – Вся прислуга, твоя мать, твой брат и Маришка ждут, не дождутся этой нелепой охоты. Но, что поделать. Свадьба.

– Да, это крайне опрометчивое событие, но я все равно останусь здесь еще на год, – заявил я. – Не хочу бросать университет: мне остался всего один курс.

– Для тебя так важно получить очередной диплом? – удивился отец.

– Я никогда не бросаю начатое дело, – упрямо сказал я. – Я уеду, когда закончу университет. Уеду в Россию, в Москву, как и хотел.

– Россия… Может, действительно переехать туда? – спросил отец скорее себе, чем мне. – Ведь мы ни разу там не были, и эта страна стала бы для нас хорошим убежищем лет на двадцать.

– А что, хорошая идея, – сказал я, радуясь тому, что они будут далеко от меня и Вайпер. – Новая страна, новые нравы, новая кровь.

– Надо поговорить об этом с твоей матерью. Думаю, Маркус тоже не захочет переезжать. К тому же замок станет его и Маришки. Впрочем, решим все на следующей семейной встрече. – Отец поднялся с кресла и направился к двери. – Доброй ночи!

Отец покинул комнату, а я пересел в свое кресло и погрузился в раздумья.

Почему у него возникли подозрения? Неужели я делаю что-то не так? Мы разговаривали о Вайпер почти полгода назад, а отец до сих пор носил в себе мысли о ней. Это было очень неприятным сюрпризом.

Когда отец сказал, что, возможно, он и мать переедут в Россию, я был изумлен этой удачей, но и виду не подал. Да, пусть они уезжают в Россию, а я останусь в Праге еще на три года, а потом увезу Вайпер в далекую страну, где никто не найдет нас. А пока, придется терпеливо все скрывать, лгать и лицемерить, что было для меня безумно отвратительным. Точнее, для нас обоих. Скрываться, как преступники, чтобы мои родители ничего не узнали о нас – это ли не смешно? Но я знал: родителям моя любовь к смертной покажется сумасшествием, и они захотят излечить меня от него. Любыми способами.

Я не думал о себе, я даже не задумывался о том, что будет со мной, если мою тайну раскроют, – я думал о Вайпер, только о том, что будет с ней.

«Все будет хорошо. Родители переедут в другую страну, и мы сможем вздохнуть свободно» – успокоил себя я.

Глава 26

Пришло страшное для студентов время, название которому «Экзамены», но для меня и Седрика оно оказалось даже милым: для меня – потому что я хорошо знала все предметы, для Седрика – потому что он и так знал абсолютно все. Мы оба сдали на отлично все предметы и отметили это радостное событие в маленьком уютном кафе за городом. Мой отъезд наступил следующим же днем.

Мне было тяжело оставлять Прагу, а еще тяжелее – Седрика. Он обещал приезжать ко мне, но я понимала, что ему будет сложно выполнять свое обещание. К тому же, в августе, когда будет грандиозно-страшная свадьба его брата, он не сможет приезжать ко мне вообще, ведь в это время я буду в Бразилии, а он должен будет присутствовать на кровавом торжестве.

Мы не боялись того, что наша любовь может остынуть, если мы будем видеть друг друга не так часто, как нам хотелось бы – мы даже договорились не звонить друг другу, или звонить только в самом крайнем случае: Седрик боялся, что со мной может что-то случиться, и, в случае опасности или угрозы со стороны вампиров, обещал сразу позвонить и предупредить о том, что нам с родителями нужно будет уехать. Кроме этого, недавно он подарил мне новый телефон самой новой модели, к которому я до сих пор не привыкла. Меры предосторожности были продуманы Седриком до мелочей, и он сказал, что сможет приезжать ко мне только каждый третий день – день его охоты.

Настал злополучный и тягостный день моего отъезда. Седрик довез меня до автовокзала, положил в багажник автобуса мои многочисленные сумки и отодвинул стекло над моим сидением, чтобы мне не было жарко. К нашему счастью, автобус стоял на стоянке, в тени, и Седрик смог проводить меня, иначе – нет, так как стояла безоблачная солнечная погода. Перед посадкой пассажиров, любимый проверил, удобно ли мое сидение, нет ли там обнаженной пружины, в общем, вел себя как наседка с яйцом.

Убедившись в том, что все в порядке, мы вышли из автобуса и встали в тени, чтобы насладиться последними минутами перед нашим прощанием.

Седрик взял мои ладони в свои и сжал их.

Я чувствовала глубокую грусть и не могла сказать ни слова.

Мы оба молчали.

Вдруг мой автобус тронулся с места, и я уже хотела, было, бежать за ним вдогонку, но, оказалось, он никуда не уезжал, а просто поменял место стоянки и встал прямо под лучами солнца. Началась посадка пассажиров.

– Мне пора, – тихо сказала я, глядя на Седрика.

– Если я не приеду, не беспокойся – значит, меня остановили дела. И помни все наши предосторожности. Хорошо? – тихо сказал он.

– Хорошо… Я буду скучать по тебе, но если у тебя будут даже малейшие проблемы – не приезжай, – сказала я, с нежностью обнимая его.

– Не переживай. – Седрик не выпускал меня из своих объятий, и мы стояли так, обнявшись, пока не услышали крик водителя.

– Девушка, мы отправляемся! – крикнул он.

– Я люблю тебя, – прошептала я Седрику, поцеловала его и пошла к автобусу, не оборачиваясь.

Заняв свое место у окна, я посмотрела на Седрика: он стоял в тени и смотрел на меня.

Автобус тронулся, сделал резкий поворот и выехал на трассу.

– Счастливица! Таких красавцев я еще не видела! – добродушно сказала мне моя пожилая соседка.

Я счастливо улыбнулась.

Дорога пролетела необычайно быстро, и, не успев опомниться, я попала в объятия родителей, которые встретили меня прямо у выхода из автобуса.

Отец затащил мои сумки в багажник своего автомобиля, и мы поехали в наш маленький дом. Я смотрела на пролетающие за окном улицы, и будто впервые видела их: все это стало мне чуждо – Брно, покой, эти улицы и даже родители. Я так привыкла к своей маленькой квартире, к широким пражским улицам, прекрасным зданиям и площадям, что теперь с удивлением поняла, что дорога, по которой мы сейчас ехали на нашу улицу, была не в лучшем состоянии, что было редкостью в Праге. Зимой я не замечала этого, ведь все мои мысли занимал Седрик.

Мама сидела рядом с отцом, на переднем сидении, и рассказывала мне последние новости с работы. Но я не слушала ее: я находилась в странном состоянии и не понимала, как смогу прожить здесь два месяца, как смогу привыкнуть к новому порядку, пейзажу и даже воздуху. Воздух в Брно всегда был тяжелым и грязным, и иногда даже можно было увидеть смог, накрывающий город.

Подъехав к нашему дому, отец припарковал автомобиль во дворе. Я покинула салон, и меня тут же ударил в нос аромат бузины, росшей около нашего дома. Этот запах был мне невыносим: летом бузина пышно цвела, усыпанная белыми цветами. Я давно уговаривала отца спилить это несносное для меня дерево, но он упрямо отказывался, говоря, что эта бузина – старожил нашего дома и улицы вообще. Пока отец выгружал сумки, я молча смотрела на родительский дом, и он казался мне не уютным гнездом, а тюрьмой. Пробежав взглядом по переднему фасада, я увидела в своем окне новые занавески темно-синего цвета, а на большой придомовой клумбе появились нарциссы и ромашки.

– Мам, а где твои розы? – спросила я, подходя к цветам: раньше летом на этой клумбе цвели белые и красные розы.

– О, это все проклятый жук! Я недоглядела, и он съел все мои розы! Пришлось выкапывать их и полностью менять землю. Но я посадила ромашки и немного нарцисс. Ты ведь любишь ромашки? Я знаю, что это – твои любимые цветы. С ними стало веселее, не находишь?

– Да, веселее, – рассеянно ответила я. – А можно я срежу себе одну ромашку? Я поставлю ее у себя в комнате.

– Да хоть охапку!

– Спасибо, но мне нужна только одна. – Я аккуратно срезала большой белый цветок садовыми ножницами, лежавшими прямо на клумбе.

Зайдя в дом, я прошла на кухню, достала из серванта красивую стеклянную вазу, налила в нее воды и поставила в нее ромашку. Затем я поднялась на второй этаж, и моя комната показалась мне чужой. Меня охватило чувство, что будто я приехала не на два месяца а на один день, чтобы переночевать и вновь уехать в свою славную уютную квартирку в Праге. Но именно здесь я должна была провести два месяца, и этот факт наводил на меня тоску.

Я поставила вазу с ромашкой на пианино – оно блестело, конечно, благодаря маминым усилиям: она проводила в моей комнате влажную уборку даже, когда я жила в Праге.

Через несколько минут в комнату вошла мама. Она была в прекрасном настроении и подпевала себе под нос старые чешские романсы.

– Новые занавески? – заметила я, подходя к окну.

– Да, я поменяла их – старые уже отслужили свое. Надеюсь, тебе нравится синий цвет? – спросила мама.

– Да, это один из моих любимых цветов, – ответила я.

«Бедная мама! Она так старается, чтобы мне все понравилось, а я совсем не чувствую радости или благодарности! Я неблагодарная дочь!» – печально подумала я и вдруг увидела, как мама расстегнула мои сумки и стала раскладывать по местам мои вещи.

– Мама, перестань, я сама все разложу! – со смехом сказала я, отнимая у нее книги.

– Но ты совсем устала, – твердо сказала мама. – Ты бы лучше пошла, покушала, или прилегла бы в нашей спальне. Ты ведь пять часов ехала в автобусе!

– Четыре с половиной, – ласковым тоном уточнила я. – Не волнуйся, я не голодна и не хочу спать! Я хочу разложить вещи! Правда, мам, не делай все за меня, – у меня тоже есть руки!

– Ну, как скажете, барышня. Тогда разложи вещи и спускайся к столу.

Мама оставила меня одну, и я начала выуживать из сумки вещи и раскладывать их по местам. Это занятие помогло мне отвлечься от тягостных мыслей. Когда дело было сделано, я аккуратно поставила вампирские романы в мою маленькую комнатную библиотеку, переоделась в удобные домашние джинсы и футболку и спустилась на кухню.

Мама хлопотала у плиты, накладывая на тарелки блюда, которые, как я поняла, были приготовлены специально в честь моего приезда, а отец достал из недр шкафа бутылку красного вина и откупоривал ее. После удачного открытия бутылки папа поставил ее и три хрустальных, сохранившихся еще с их свадьбы бокала на стол.

– Здесь твое любимое мясо под соусом и еще кое-что на десерт! – радостно сказала мама, увидев меня. – Садись, сейчас будем праздновать твой приезд!

Я послушно села за широкий прямоугольный стол, на который мама уже успелапоставить салаты, нарезку и хлеб. В центре стола царственно блестели три хрустальных бокала для вина.

Наконец, все было готово: мама поставила на стол последние блюда, не давая мне помочь ей, а отец разлил вино в бокалы, и мы втроем уютно расположились за столом.

– У меня есть тост: за нашу дочурку! – сказал папа.

Я вздохнула, но выпила за этот тост, хотя была недовольна тем, что меня, в мои двадцать три года, до сих пор принимали за ребенка.

– Ну, рассказывай, как экзамены? Стипендия будет? – отпив глоток вина, спросила мама.

– Все отлично. Стипендия будет. Только давай не будем разговаривать об учебе, ладно? – попросила я, не желая распространяться на эту тему.

– А как сдал Седрик? – будто не слыша моих слов, допытывалась мама.

– Он тоже все сдал на отлично.

– А почему он не приехал с тобой? Он обещал приехать к нам летом!

– Во-первых, он ничего не обещал, а во-вторых, у него есть своя семья и свои дела. Его брат скоро женится, в августе, и Седрик сейчас очень занят. Ты довольна?

Мама удивленно посмотрела на меня, и я поняла, как грубо ответила ей. Мне стало стыдно за свое поведение.

– Извини, мам. Кажется, я действительно устала, – извиняющимся тоном сказала я.

– Ничего, я понимаю, – ласково ответила она.

– Раз так, то поешь и иди отдыхать, – сказал отец, с тревогой глядя на меня. – Ты действительно очень бледная, должно быть, переутомилась в дороге.

– Я устала, но не настолько, чтобы спать, – стала оправдываться я. – Я просто посижу во дворе, около маминых цветов, надеюсь, они перебьют вонь от бузины.

– Бедная бузина, опять ты ее ругаешь! – рассмеялась мама.

– Неужели кроме меня она никого не раздражает? Точнее, ее адский аромат? – искренне удивилась я.

– Мне нравится, как она пахнет! – заявила мама.

– Ага, так вот почему папа не срубает ее! Попались вы оба! – воскликнула я.

Родители рассмеялись.

– Так, значит, у Седрика есть брат? Он женится? Старший? Младший? Как его зовут? Тебя пригласили? – засыпала меня вопросами мама.

– Старший. Его зовут Маркус. А насчет свадьбы – нет, меня не пригласили. Да и зачем? – разрезая на своей тарелке мясо, просто ответила я.

– Ну, как зачем? Ты – девушка брата жениха! – недовольно сказала на это мама.

– И что? Я совсем не знакома с его братом. Так зачем меня приглашать?

– Но ты – девушка Седрика!

– Не вижу никакой связи между этим фактом и приглашением на свадьбу. На свадьбе будут только родственники, – пыталась объяснить я. Не говорить же родителям о том, что мне просто нельзя быть на этой свадьбе, потому что там соберутся одни вампиры, которые могут убить меня!

– Странно все это, – проворчала мама.

– Ни капельки не странно. По-моему, мое отсутствие на этой свадьбе расстраивает только тебя, – усмехнулась я. – Я совсем не горю желанием быть там. Я была бы там чужой.

– Чужой?

– Седрик выбран свидетелем жениха и, даже если бы я и была на этой свадьбе, он был бы далеко от меня. К тому же я абсолютно ни с кем не знакома, так что, даже рада, что меня не пригласили, – сказала я.

– Ты встречаешься с ним больше полугода, но до сих пор не знакома с его семьей? – вдруг спросила мама.

Я не знала, что ответить на это верное замечание, но, к счастью, мне на помощь пришел папа.

– Тише, Элиза, тише! – миролюбиво сказал он, наверно, заметив, что этот разговор был мне неприятен. – Если Вайпер не хочет идти на эту свадьбу, то правильно делает.

– Как ты любишь встревать! – ответила ему мама.

– Все, хватит! Мы едим или спорим? – улыбнулась я.

К счастью, мои слова усмирили мамин пыл, и мы смогли спокойно пообедать.

После обеда я ушла во двор, так как мама буквально выгнала меня из кухни, чтобы не дать мне засунуть грязную посуду в посудомоечную машину. Выйдя во двор, я машинально посмотрела на верхний этаж дома, на окно, из которого, как мне поведал Седрик, он сбежал на охоту.

«И как он смог так бесшумно ускользнуть?» – удивилась я.

Рядом с окном, метрах в пятнадцати от дома, рос молодой дуб – единственное дерево в пределах ста метров. Получается, Седрик прыгнул на него? Прыгнул на пятнадцать метров?!

В этот момент я впервые задумалась о том, как мало знаю о Седрике и о его способностях: когда он рассказал, что прыгнул на дерево, я не придала его словам большого значения.

«Так на что способен Седрик? Не думаю, что только на это! – Я была потрясена своим открытием. – Вот, каковы они, вампиры – могущественны, бессмертны, сильны и опасны! Смертельно опасны! Бесшумные, как тени, убивающие так незаметно, что мы, люди, даже не представляем, какие хищники живут рядом с нами!»

Но, к счастью для нас, людей, Седрик сказал мне, что вампиров в мире не так уж много – немногим более тысячи, иначе, семь с половиной миллиардов человек не прокормили бы их. Они живут большими кланами и обитают преимущественно в экономически развитых государствах. Они знают друг друга в лицо, знают всех своих поголовно, иногда ссорятся между собой, но верно держат в секрете свою тайну. И я была единственной из смертных, кто тоже знал ее.

Я невольно удивлялась тому, что даже в Библии не было ничего сказано о вампирах, но все же они проскальзывали во все века – недаром же люди знают о них, ведь кто-то из людей узнал слово «вампиры». Седрик рассказал мне, что были люди, которым удавалось раскрыть тайну вампиров, но их быстро ликвидировали, а когда слухи о них уже распространились среди смертных, вампиры сами стали распускать слухи о том, что все это выдумки, что вампиры – всего лишь люди, страдающие малокровием и вытекающим из него бешенством. Эти слухи были хорошо обоснованы, и люди живо проглотили эту ложь. С развитием литературы и кинематографа, вампиры решили, что опасаться им уже нечего, и, чтобы навсегда закрепиться в человеческом обществе, доказали, что их не существует, и стали намеренно превращать истинную ипостась кровопийцы в культ романтика. И сделали это настолько успешно, что люди сами продолжили их дело, ведь раньше и я была твердо уверена в том, что вампиры живут только на страницах книг. Тайна вампиров уже никогда не будет раскрыта – они держат в своих руках все: власть, деньги и человеческие судьбы.

В таких размышлениях я не заметила, как пришел вечер.

Первая ночь дома прошла ужасно: у меня была жуткая бессонница, и я думала только о Седрике. Он обещал приехать ко мне, и я с нетерпением ждала его приезда.

Глава 27

Летом, я и моя семья выезжаем из замка довольно редко. Да и как будешь выезжать, когда стоит мерзкая солнечная и безоблачная погода? Мы могли появляться в городе лишь после заката, и это обстоятельство доставляло мне проблемы.

В день моей охоты я поехал к Вайпер и легко нашел дорогу к ее дому – она будто врезалась в мою память. Не нужно описывать, как были рады мы оба, ведь успели до ужаса соскучиться друг по друге. Вайпер была прекрасна: лето сняло с нее ее вечные темные свитера и джемперы, и теперь она носила платья, а на ее ногах красовались легкие балетки, делающие ее похожей на балерину. Мы сидели на скамейке, под тем самым дубом, с которым у нас были связаны жуткие тягостные воспоминания, и Вайпер тихо спросила меня, как я смог прыгнуть на такое большое расстояние. Я ответил ей, что это – лишь самая малость того, что могут вампиры, но попросил ее не расспрашивать об это подробнее, чтобы она не пугалась моих способностей.

Но этот день прошел быстро, и мне пришлось вновь проститься с Вайпер и уехать в Прагу. Я мчал по дороге, как сумасшедший, на неприлично высокой скорости, так как летом обычно возвращался с охоты еще до полуночи, и мне приходилось соблюдать этот неудобный, но выдуманный мною же распорядок, чтобы не нарваться на расспросы родителей.

Весь июнь прошел в этой бешеной агонии – я скучал и не находил себе места, с трудом подавлял в себе желание сорваться и поехать к Вайпер, но не мог – в последний миг разум останавливал меня.

Маркус видел мое состояние и лишь сочувственно смотрел на меня, и я знал почему: если я не мог прожить без Вайпер и пяти дней, что будет со мной, когда ее не станет? И Маркус, и я знали ответ на этот вопрос – мне будет не нужна эта жизнь. Я стану растением, ничто не сможет принести мне утешения, и я буду впадать в безумие, потому что не смогу даже издали увидеть мою Вайпер, не смогу услышать даже эхо ее голоса, но буду постоянно слышать его в моем воспаленном мозгу. Я не смогу поверить в то, что ее больше нет в живых, но доказательством смерти Вайпер мне будет ее могила и надгробная плита, на которой огненными буквами будет написано: «Здесь погребена Вайпер Владинович». Я знал, что повторю судьбу Барни Стэкмана, но шел к этому добровольно.

Время шло, и свадьба Маркуса приближалась. Я с беспокойством в душе считал дни, оставшиеся до этого события, чтобы определить нужный и удобный нам с Вайпер момент и вручить ее родителям билеты в Бразилию. К счастью, Вайпер сумела найти их заграничные паспорта и переслала мне все нужные данные, которые я тут же переслал в турагентство. Теперь три билета в Бразилию были у меня на руках.

Наконец, этот день наступил, и утром я выехал в Брно, ничего не сказав об этом Вайпер: я желал сделать ей сюрприз. Уже две недели я не мог навещать ее из-за того, что в наш замок постепенно стекались родственники – дальние и очень дальние, из всех уголков мира, и мне приходилось проделывать свою долю работы по расселению их по гостевым комнатам.

Я приехал в Брно еще до полудня, к счастью, в этот день было довольно пасмурно, и небо было затянуто густой вуалью серых дождевых облаков. Припарковав автомобиль на ближайшей платной стоянке, я направился к дому моей возлюбленной, но вдруг увидел ее, и меня охватила жгучая ревность, которую я никогда не испытывал ранее: Вайпер шла по тротуару к дому, а рядом с ней шел парень.

Благодаря тому, что они были на все еще большом расстоянии до дома Вайпер, я смог внимательно пронаблюдать за ними: Вайпер была одета в красивое голубое платье, но была нахмурена и нехотя отвечала на многочисленные вопросы своего собеседника. Он спрашивал ее об учебе, затем перешел к делам на личном фронте, и, наконец, задал ей вопрос, который я предвидел: есть ли у нее парень, на что она ответила: «Да, есть. Надеюсь, это все вопросы о моей личной жизни?». Затем она вновь нахмурилась, а парень умолк, но продолжал идти рядом с ней.

Наконец, они могли увидеть меня. Вайпер шла довольно быстрым шагом, опустив взгляд на дорогу, но будто почувствовала мое незримое присутствие и взглянула на меня. На ее лице тут же расцвела широкая счастливая улыбка.

Они подошли ко мне.

Несмотря на присутствие постороннего человека, который, кажется, не догадывался о том, как бестактно было его поведение, наша встреча с Вайпер была нежной и наполненной радостью.

– Простите, что прерываю вас, – самым наглым образом прервал наше воркование парень, – но, кажется, я тебя знаю! Ты – Седрик Морган!

Я недовольно взглянул на него, удивляясь, откуда этот странный персонаж, которого я никогда не видел, знает меня.

– Да, это я. С кем честь имею говорить? – вежливо ответил я, обнимая Вайпер за талию.

– Я полгода учился в Пражском университете, а оттуда перевелся в Брно. Я много раз видел тебя там! Кроме того, у тебя ведь громкая слава в университете! – с улыбкой ответил он. – Меня зовут Виктор Славински. Я учился с Вайпер в одном классе.

– А, одноклассник, – протянул я, с облегчением поняв, что он не был поклонником моей любимой девушки.

– Да, мы встретились совершенно случайно, – с улыбкой сказала Вайпер. – Он чуть не облил меня водой из бутылки, но я успела увернуться!

– Ну, что ж, было приятно пообщаться, но я вижу, что мешаю вам, поэтому спешу откланяться, – сказал Виктор, видимо, все же смутившись от моего недовольного холодного взгляда.

– Спасибо за понимание, – с улыбкой сказала ему Вайпер.

– Пока! – попрощался Виктор.

– Пока! – одновременно сказали мы с Вайпер и рассмеялись от этого.

Виктор пошел прочь.

– Как ремонт на кухне? – поинтересовался я.

– Закончили еще вчера. Скоро увидишь, как там стало опрятно и красиво! – Вайпер вновь обняла меня, и я с нежностью обнял ее в ответ.

Разлука – верный судья: сильные чувства лишь сильнее разгораются под ее холодными ветрами, превращаясь в пожар, а чувства хилые и слабые, наоборот, – потухают, как слабый огонек, не выдержавший этого сильного ветра, что стал для него роковым. Потому что любовь – это всегда эгоизм, нуждающийся в том, чтобы его постоянно поддерживали все новыми жертвами. Наша любовь с Вайпер была огромным ярким костром, красным как зарево, как восходящее солнце.

– Ты так долго не приезжал! У тебя что-то случилось? – спросила Вайпер, и ее голос пронзила нотка беспокойства.

– У меня были некоторые проблемы, но теперь все прояснилось, – ответил я, не желая беспокоить ее. – Сегодня твои родители должны забрать билеты.

– Но их нет дома. Они сейчас в своих школах, на планерке.

– Тогда подождем их. Время еще есть, но мои собратья уже слетаются в замок, и я очень тревожусь за твою безопасность.

– Неужели все уже началось? – упавшим тоном спросила Вайпер.

– Еще нет, но совсем скоро. Поэтому я надеюсь, что уже в этот четверг ты будешь в Бразилии, вместе со своими родителями, далеко от того, что будет происходить здесь, – настойчиво сказал я.

– Это ужасно… Я думаю о том, как много людей погибнет! – тихо сказала Вайпер.

– Этого нельзя изменить, – мягко сказал я, однако понимая ее волнение.

– И это ужасно… Ужасно! – прошептала она. – Но не волнуйся, я думаю, все уже решено: мои родители не выезжали из страны уже пять лет, так что, они будут рады твоему подарку.

– Это не подарок, а необходимость. Ты не знаешь, как бы я хотел, чтобы это действительно было просто подарком.

– Они возьмут билеты.

– Надеюсь на это, – серьезно сказал я.

– Пойдем: похоже, скоро выглянет солнце, – вдруг сказала Вайпер, с беспокойством взглянув на небо.

Мы поспешили зайти в ее дом.

Пока мы ждали приезда родителей Вайпер, мы лежали на диване в гостиной и строили планы на будущее, а именно – выбирали страну, в которую уедем, когда Вайпер окончит университет. Мне было все равно, в какой стране жить, но Вайпер желала слишком много солнца, что делало выбор идеальной страны весьма сложным. Вайпер нравились Бразилия и Мексика, но я знал, что там – слишком высокий уровень преступности, поэтому предложил Норвегию или Канаду, но Вайпер тут же сказала, что вряд ли выдержит холод и темноту этих стран. К счастью, впереди у нас было три года, чтобы сделать окончательный и самый верный выбор.

К четырем часам дня приехали Элиза и Ян – об этом нас предупредил шум их старенького автомобиля.

Первой в гостиную вошла Элиза.

– Седрик! Давно приехал? – приветливо спросила она, подходя ко мне и фамильярно обнимая меня.

– Здравствуйте, Элиза. Я приехал в полдень, – сказал я, так как она уже давно попросила называть ее по имени, впрочем, эту же просьбу изъявил и Ян.

Следом за женой вошел и сам хозяин дома.

– Седрик, наконец-то, приехал! Давно тебя не видели!

Мы сердечно пожали друг другу руки, и Ян и виду не подал, что обратил внимания на холод моих ладоней.

– Что на работе? – спросила Вайпер у Элизы.

Та махнула рукой.

– Как обычно – дурдом.

– Ясно, – улыбнулась Вайпер.

– Сейчас я переоденусь и спущусь, – сказала Элиза. – Вайпер, поставь, пожалуйста, чайник на огонь: так хочется крепкого чая!

– Конечно. Самое время для чая! – бодро ответила ей дочь и направилась на кухню.

– Надолго ты к нам? – поинтересовался у меня Ян.

– Как обычно, до вечера – дела ждут, – с улыбкой ответил я.

– Правильно. Дела нельзя откладывать, – сказал Ян и пошел вслед за женой на второй этаж.

Через несколько минут в гостиную вернулась Вайпер.

– Ну вот, они приехали! – улыбнулась она, подходя ко мне.

– Да, теперь играем по нашему сценарию, – тоже улыбнулся я.

Глаза Вайпер беспокойно блеснули.

Мы подождали, пока ее родители спустятся. В это время закипел чайник, и Вайпер вновь пошла на кухню, откуда принесла поднос с чайником, сахарницей, сливками и четырьмя чашками.

Элиза вернулась первая: на ней было домашнее, но опрятное платье. Вслед за ней спустился Ян, тоже успевший переодеться в джинсы и футболку. Когда они сели в кресла, а мы с Вайпер расположились на диване, Элиза тут же бросилась разливать по красивым чашкам чай. Взяв чашки в руки и попивая горячий чай, мы более часа потратили на разговоры о пустяках, но затем я решил, что пора было начинать наш с Вайпер спектакль, и незаметно тронул ее за руку, давая сигнал о начале действий.

Вайпер с тревогой посмотрела мне в глаза, но я улыбнулся ей, и она улыбнулась в ответ.

***

– Мам, пап, вы не могли бы взять отпуск на весь август? – как бы невзначай, спросила я.

Родители с удивлением посмотрели на меня.

– В августе? – переспросил отец. – В августе как раз начинается окончательная подготовка к новому учебному году, а это – бумажная рутина, планы, журналы, характеристики. Так что, никакого отпуска.

Его категоричный тон заставил меня похолодеть.

– Да, в августе у нас будет много работы, – поддержала его мама. – А почему ты спрашиваешь?

– Просто у нас есть для вас сюрприз, – продолжила я. – Большой сюрприз!

Родители переглянулись.

По лихорадочному блеску маминых глаз я поняла: она подумала, что я говорю о свадьбе или о том, что жду ребенка.

– Мы все вместе летим в Бразилию! – радостно воскликнула я, пытаясь изобразить на лице радость, хотя моя душа была полна холода от папиных слов.

– В Бразилию? – округлив глаза, одновременно воскликнули родители.

– Да! Вы только представьте: океан, солнце, песок…

– Подожди, Вайпер, какая Бразилия? – перебил меня папа. – С чего бы это?

– Я сейчас все объясню, – спокойно сказал Седрик, ставя чашку на столик. – Я практически ничего не подарил Вайпер на День рождения. Я хотел сделать сюрприз, и, простите меня за поспешность, но я уже взял четыре билета до Бразилии и забронировал номера в отеле.

– Здорово, правда? – вновь радостно воскликнула я, строя из себя дурочку и пытаясь выглядеть счастливой.

– А почему именно в Бразилию? – поинтересовалась мама.

С моей души будто упал огромный камень: мама задала этот вопрос так невинно и заинтересовано, что я не сомневалась – она хотела поехать.

– Вайпер как-то обмолвилась, что мечтала побывать там с детства… – начал Седрик.

– Это, конечно, замечательно: Бразилия, океан и все прочее. Но, думаю, моя семья не сможет принять такой дорогой подарок, – железным холодным тоном перебил его папа.

Меня словно ударили в грудь – мое дыхание оборвалось.

Что? О чем он? Что он такое говорит?!

– Папа… – начала я, желая переубедить его.

– Тише, Вайпер. Я принял решение и не изменю его, – твердо сказал отец.

«Все пропало»! – пронеслось у меня в голове. Я увидела, что лицо отца напряглось и черты его заострились. Папа больше не светился дружелюбием, наоборот – чувствовалось, что в нем назревала тяжелая гроза.

Я непонимающе взглянула на Седрика: к моему удивлению, он выглядел весьма спокойным.

– Но почему, Ян? – спросил Седрик.

– Потому что эти билеты, наверняка, стоят целое состояние, и мы, скромные учителя, не можем позволить себе тратиться на них.

– Но ведь Седрик уже все оплатил! – умоляюще воскликнула я, взглянув на маму, ища у нее поддержки.

Да, мама поможет нам! Она всегда имела большое влияние на отца, и отец обязательно уступит ей!

Но, к моему изумлению, мама молчала и не смотрела на меня, а уткнулась взглядом в свою чашку.

– Очень жаль, что вы так потратились, Седрик, – сказал отец, все с тем же непроницаемым видом и переходя на «вы». – Но мы не можем принять такой дорогой подарок.

– Но это подарок Вайпер, и ей решать, – сказал Седрик, не отрывая взгляд от глаз отца.

Я поняла, что он совсем не испугался поведения моего папы и не хотел уступать ему – их взгляды скрестились, и я с испугом подумала, что отец возненавидит Седрика за эти слова.

– Вайпер тоже никуда не полетит, – отрезал отец.

– Но почему? Почему ты не хочешь принять его подарок? Седрик сделал все ради меня! Для меня! Ты же знаешь, как я мечтаю, чтобы мы всей семьей побывали на берегу океана! – отчаянно воскликнула я, падая перед отцом на колени.

Я была в отчаянии: моего отца словно подменили!

– Ты сама знаешь, что мы не можем принять такой подарок! – строгим, нетерпящим возражения голосом сказал отец, разбивая последние крохи моей надежды. – Мне очень жаль, но…

– Папа, пожалуйста! Поступись своей гордостью ради меня! – вырвалось у меня.

Услышав мои слова, отец побледнел.

Я умоляюще смотрела на него.

«Пожалуйста, папа, поступись своей гордостью и позволь Седрику спасти нас!» – с отчаянием в груди подумала я.

– Элиза, Вайпер, нам с Седриком нужно поговорить наедине, – вдруг тихо сказал отец.

– Я никуда не уйду! – твердо заявила я и взяла ладонь Седрика в свою.

Оставлять их одних? Оставлять Седрика с моим отцом, когда тот в своем состоянии может наговорить ему много глупостей и оскорбить его? Нет!

– Элиза, уведи ее! – сказал папа моей маме.

К моему огромному удивлению мама послушно встала с кресла и подошла ко мне.

– Пойдем, Вайпер. Мне срочно нужна твоя помощь на кухне, – сказала она, протягивая мне руку.

Я как завороженная смотрела на маму. Как упала она в моих глазах!

«Что с ней случилось? Она слушается отца, как послушная вышколенная собака!» – с неприязнью подумала я.

– Иди. Все будет хорошо, – мягко сказал мне Седрик.

– Нет, я не оставлю тебя! – тихо ответила на это я.

– Не волнуйся за меня, – еще раз сказал он.

Я молча кивнула и, проигнорировав руку мамы, вскочила на ноги и, быстро покинув гостиную, поднялась на второй этаж.

«Что происходит? Какой-то бред!» – пронеслось у меня в голове.

Глава 28

Как только я услышал отказ Яна, в моем мозгу пронеслась картина, самая страшная, которую я когда-либо видел в своем воображении: я приезжаю в дом Владиновичей и вижу трупы Элизы и Яна, лежащие на полу этой самой гостиной. Они обескровлены. Я в панике поднимаюсь на второй этаж и вижу, что в своей комнате, на кровати, лежит мертвая, белая как мел Вайпер. От этой картины и ужаса, охватившего меня, я перестал дышать. Мой мозг будто застыл. Я смотрел в суровое лицо и ледяные глаза Яна и понимал, что он не уступит. Он не полетит. Значит, не полетит и Элиза. А без своих родителей не полетит и Вайпер.

Вайпер… Я видел ее потрясенные глаза и понимал, что это – конец. Ян не отступит от своего решения. Они останутся в Брно, и это может быть концом их жизней. Концом жизни Вайпер.

Нет. Я должен был переубедить Яна, чего бы мне это не стоило.

«Глупец! Ты не представляешь, что может натворить твоя гордость!» – мысленно кричал я, глядя Яну в глаза.

Теперь я понимал, от кого Вайпер унаследовала свою гордость. Но она сумела подчинить ее себе, а Ян полностью отдался в ее призрачные руки, не сумел укротить ее, и сейчас она играла им как марионеткой.

– Итак, Седрик, что именно вам непонятно? – холодным тоном спросил он, поднимаясь с кресла и подходя к окну.

Я знал, что это был психологический прием с его стороны: он пытался напугать меня и принять доминирующую позицию, глядя на меня сверху вниз. Но его уловка не прошла: я встал с дивана и подошел к Яну, и, так как я был выше ростом, ему пришлось напрячь шею и поднять подбородок, чтобы смотреть мне в глаза. Но выглядеть воинственным мне было ни к чему – это бы лишь еще больше спровоцировало моего упрямого собеседника.

– Я не понимаю, почему вы отказываетесь от моего подарка. Разве он чем-то оскорбил вас? – спокойно ответил ему я.

– Не понимаешь? Ну, что ж, я объясню, раз ты не понимаешь! – сквозь зубы процедил Ян. – Все дело в том, что мы – вечные труженики, которые зарабатывают на жизнь честным учительским трудом! И ты, хоть и парень моей дочери, не имеешь никакого права кидать эти билеты мне в лицо, как подачку!

– Вы неправильно истолковали мои действия… – начал объяснять я.

– Какой-то богатенький сынок, даже незнающий о том, что такое работа, приходит в мой дом и указывает мне на мою несостоятельность свозить мою же семью, куда бы там ни было! А теперь еще и выставляет меня тираном и скрягой в глазах моих жены и дочери! – перебил меня он.

– Я приношу свои искренние извинения, если это выглядело так, но я все же не понимаю вашу реакцию, – все тем же спокойным тоном сказал на это я.

– Интересно, а что ты думал? Что я буду плясать от радости?

У Яна был явный комплекс неполноценности: он был зациклен на материальном достатке, и его огорчало то, что я, а не он, купил билеты для его семьи в Бразилию. Мое богатство лишь ухудшало положение.

Мне стало даже жаль его, ведь он был прав: он трудился всю жизнь, но не смог реализовать свои стремления и желания своей дочери, а я – студент, не работаю, но живу как бог. Если бы он только знал, что все мое богатство я достигнул благодаря своему нечеловеческому уму и накапливал его веками и неестественно долгой жизнью!

К сожалению, не все умные люди становятся богатыми, и наоборот – богатыми становятся люди жадные, алчные и недалекие умом. В этом вся ирония судьбы. Но Ян был из тех умных людей, что не могут смириться со своим положением, и поэтому презирал меня и мою богатую, безработную жизнь.

– Ради Бога, Ян! Это – всего лишь билеты! – тихо воскликнул я.

– Нет, Седрик, не только билеты! Я говорю о тех вещах, которые ты даришь Вайпер: мобильный телефон, не знаю, сколько он стоит, дорогой пиджак, все эти дорогие вещи, которые она не может объективно оценить, в силу своего девичьего непонимания и восторга… Все это говорит о том, что ее отец не может обеспечить ее, даже не может купить ей чертов новый мобильник! А она так охотно принимает все это от тебя!

– Поверьте, Вайпер не уступает вам в гордости, и каждый раз мне едва удается уговорить ее что-то от меня принять.

– И все же, она думает, что нужно принять, потому что отец все равно не сможет это купить!

– Вы ошибаетесь. Вайпер постоянно говорит мне о том, как она любит вас, и что, если бы не вы, не ваша помощь и забота, она не выжила бы.

Ян метнул взгляд на дверь, в которую вышла Вайпер, а затем перевел его на меня. Его глаза вдруг потеплели.

– Она так говорит? – дрогнувшим голосом спросил он, и черты его лица смягчились.

– Да, постоянно, – подтвердил я. – Ян, я люблю Вайпер и хочу принести ей счастье.

– Тогда ты должен понимать, почему я не могу принять твой подарок, – тихо сказал Ян и опустился на диван. Я видел, что он был вымотан этим разговором. – Я не хочу пользоваться твоей добротой и тем, что ты предложил нам с Элизой эти билеты только потому, что любишь Вайпер.

Я сел рядом с ним, чувствуя, что наступил переломный момент.

– Нет, я предлагаю вам билеты не потому, что вы – ее родители. Я просто хочу, чтобы вы разделили наше счастье. Ведь вы для меня – вторая семья.

– Теперь я понимаю это, но и ты меня пойми: я не могу поехать. Просто не могу. Если я поеду, то пропущу целый месяц работы и не получу за него зарплату, а мне очень нужны эти деньги. Я не говорил Вайпер и не хочу, чтобы она знала, – я взял кредит в банке, чтобы купить машину, и до сих пор не выплатил всю сумму, – устало вздохнул Ян.

Я молча сочувствовал ему. Первым моим порывом было предложить Яну свою помощь и выплатить оставшуюся сумму, но я отогнал эту мысль – он ничего не принял бы ни от меня, ни от кого бы то ни было. Мне было искренне жаль его. Ему было стыдно перед самим собой, перед его женой и дочерью за то, что он не смог обеспечить их лучше, чем это было сейчас. И в этом была его трагедия. Я понял, что Элиза была посвящена в эту проблему и знала, какой гнев вызывает у ее супруга чья-либо помощь, поэтому увела Вайпер, ведь та, сама того не зная, бередила рану своего отца.

– Простите, я не знал об этом, – мягко сказал я.

– Ничего, ты не виноват в том, что я не смог добиться успеха в жизни, – сказал Ян, закрывая лицо ладонями. – И прости, что оскорбил тебя.

– Я не обижен, – успокоил я его. – Но вы смотрите на мир только через черную призму. Присмотритесь, ведь вы уже добились успеха в жизни: у вас есть любящая верная жена, прекрасная умная дочь, свой дом, вы ни от кого не зависите, никому не подчиняетесь. Вы добились самого ценного, что есть в этой жизни – любви и семьи. Если вы уберете руки отчаяния с вашего лица, то увидите, насколько вы богаты.

Я не лукавил: ведь Ян, действительно, обладал всем тем, о чем я мог только мечтать! Рядом с ним была верная любимая женщина, на которой он женился и которую не прячет от собственной семьи и всего мира. Как часто люди несчастны, не зная о том, что собственными ладонями закрывают свои глаза вместо того, чтобы наслаждаться своим счастьем!

Ян убрал с лица свои ладони и посмотрел на меня серьезным взглядом. Я ожидал, что он примет мои слова за сарказм, ведь я никогда не испытывал материальных проблем и не мог ничего о них знать.

– Я и забыл о том, что ты – философ, – вдруг усмехнулся он. – Но ты прав. Спасибо, что открыл мне глаза. Вайпер всегда была для меня радостью всей моей жизни, а Элиза… Она подарила мне ее, подарила свою любовь, а я был так слеп все эти годы!

Я мягко улыбнулся: Ян вернулся в свое нормальное состояние и вновь стал разумным человеком.

– Так что вы думаете о Бразилии? – спросил я, надеясь, что он передумал.

– Спасибо за предложение, но я скажу, как уже сказал – это слишком дорогой подарок, и теперь ты знаешь, в каком плане он дорог. У меня есть обязанности перед банком, и этот отдых слишком дорого мне обойдется: если я не выплачу деньги вовремя, у меня заберут машину. Извини, но все есть, как есть.

Я понимающе кивнул.

– Но, если Элиза и Вайпер хотят полететь, пусть летят, развеются. В конце концов, Вайпер никогда не была за пределами Чехии, – сказал Ян. – Ты ведь полетишь с ними?

– Да, конечно, – ответил я. Его слова зажгли искру надежды в моей душе.

– Я не сомневаюсь в тебе. И я рад, что именно ты с моей дочерью. С тобой она как за каменной стеной, а это лучшее утешение для родителей, когда любовь их дочери уже не принадлежит только им.

– Спасибо, – растроганно сказал я.

– Я поговорю с Элизой. Думаю, она согласится полететь с вами.

Ян похлопал меня по плечу и вышел из гостиной.

Я остался сидеть на диване, погрузившись в мысли о том, как тяжела жизнь смертных. А я-то думал, что это моя жизнь тяжела. Глупец.

Но я был счастлив: Ян согласился!

Согласился… Но Вайпер все равно не полетит без него – я знал это.

 ***

– Вайпер!

Но я не оборачивалась на зов: я быстро шла в свою комнату, а мама бежала за мной, повторяя мое имя. Но я была так зла на нее, что не хотела ни видеть ее, ни разговаривать с ней. Я была взвинчена до предела.

– Вайпер, подожди, давай поговорим!

– Ты уже достаточно сказала, чтобы поддержать меня! – крикнула я, не оборачиваясь. – Оставь меня в покое!

Я открыла дверь в свою комнату. В этот момент мама догнала меня и схватила мою ладонь.

– Вайпер, я все объясню! – сказала она.

– Не трогай меня! – ледяным тоном сказала я, вынимая из ее ладони свою.

– Я понимаю, ты сейчас зла, но выслушай меня! – умоляюще сказала мама.

– А ты меня выслушала? Ты вообще знаешь, о чем я мечтаю? Знаешь, что вы натворили? – Я горько улыбнулась от боли, что теснила мою грудь. – Ты не знаешь и даже не представляешь! Ты и отец лишили нас надежды на жизнь!

– Вайпер…

– Вы убили мою мечту! Вы убили Седрика! Он подарил нам эту поездку от чистого сердца, от любви ко мне! А что сделали вы? Вы растоптали его своей гордостью! Оставь меня, я не хочу с тобой разговаривать! – Я вошла в свою комнату и закрыла дверь на ключ.

Меня охватило отчаяние. Я устало опустилась на кровать.

Почему они так эгоистичны? Почему они не понимают, насколько любит нас Седрик? Нас, людей! Что ему сейчас говорит мой отец? А Седрик? Что чувствует он, зная, что все пропало?

Все мои надежды рухнули под лавиной эгоизма и гордости отца, как цветы, успевшие поднять свои прекрасные бутоны и распуститься, но умершие в один миг от снежной лавины, от удара камнем или ботинка человека.

Родители отказались лететь. Значит, не лечу и я. Как бы я ни была зла на них, но не могла их бросить на произвол смерти. На произвол вампиров, будь они прокляты!

Что теперь делать? Что делать?

– Вайпер, – вдруг услышала я голос отца, прозвучавший за дверью, – сойди, пожалуйста, вниз. Нам нужно поговорить.

– О чем? – громко спросила я. – О том, что все решения ты принимаешь за меня?

– Не сердись. Спускайся, мы ждем тебя.

«Ну, что тебе еще нужно, папа? Ты уже разбил мои надежды, так что ты хочешь разбить сейчас?» – пронеслось в моей голове, но я решила спуститься вниз, чтобы поддержать Седрика. Зайдя в гостиную, я с удивлением увидела, что мои родители и Седрик вновь пили чай и спокойно беседовали, словно никакого скандала и не было.

– Вайпер. – Седрик первым увидел меня и подошел ко мне. Он улыбался.

– Все хорошо? – шепотом спросила его я, намекая на его разговор с отцом.

– Да, – подтвердил он, все так же улыбаясь.

У меня отлегло от сердца.

Значит, все решилось? Отец, все-таки, согласился улететь в Бразилию?

Мы с Седриком сели на диван.

– Вайпер, я… Прости за то, что расстроил тебя, – тихо сказал отец, одаривая меня ласковым взглядом. – Это было глупо с моей стороны – устраивать шум из ничего. Но я должен объяснить тебе свой отказ. Понимаешь, дело в том, что сейчас у нашей семьи – небольшие финансовые затруднения, и они требуют нашего присутствия на работе. И именно поэтому, а не потому, что я не хочу брать билеты от Седрика, мы с твоей мамой не можем полететь в Бразилию.

– Финансовые проблемы? Почему ты молчал об этом? – спросила я, удивленная его заявлением. Эта новость неприятно поразила меня.

– Мы не хотели тревожить тебя по пустякам, – сказала мама.

– Почему вы до сих пор считаете, что я не способна ничего понять? Я ведь уже давно выросла! Мне двадцать три года! И финансовые проблемы – это не пустяки! – с упреком сказала на это я.

– Просто мы не хотели ранить тебя. Для нас ты навсегда останешься маленькой девочкой, которую мы будем оберегать.

– Я понимаю, но это неправильно! Вы ограждаете меня от проблем и скрываете трудности, но, когда вас не станет, я все равно столкнусь с жестокой реальностью и останусь наедине со всеми теми проблемами, которые вы скрываете от меня сейчас! И тогда я буду неспособна решить их!

– Когда нас не станет, о тебе будет заботиться Седрик, – сказал папа.

Я растерянно посмотрела на Седрика.

И когда они успели поговорить о моем будущем?

– Седрик? – удивленно переспросила я.

– Да. А ты сомневалась? – с улыбкой спросил меня Седрик.

– Нет, никогда не сомневалась, – мягко ответила я ему. – Просто, слава Богу, об этом еще рано думать.

– Если ты хочешь полететь в Бразилию, то, конечно, лети. Летите вдвоем. Это будет лучше и для нас, и для вас: романтика, пляж, закаты, океан! – ласково сказала мне мама.

Они предлагают мне лететь без них? Предлагают оставить их в кровавый август?

– Я не полечу без вас, – твердо заявила я.

Я увидела, что глаза Седрика потускнели от моих слов, но не могла изменить свое решение.

– Вайпер, мы не можем. Нам нужно решать проблемы здесь, и у нас нет времени на отдых. Может, в другой раз, когда мы окончательно все решим, – сказал отец.

«Папа, вы можете не дожить до другого раза!» – с горечью подумала я.

– Ты не понимаешь! Мне нужно, чтобы мы поехали все вместе! Это очень важно для меня! Пожалуйста, давайте поедем вместе! – умоляюще сказала я. – Пожалуйста!

Отец молчал, и я обрадовалась его задумчивости.

– Нет, мы не можем. Лети с Седриком, – наконец, сказал он.

Моя душа утонула в отчаянии. Я молча поднялась с дивана и, не говоря ни слова, вышла из дома – я не могла больше видеть родителей и чувствовала, что сейчас расплачусь от безысходности. Я шла по дороге, а перед глазами все расплывалось, но я упрямо шагала вперед, не зная куда, и, вдруг оказавшись у маленького озера, судорожно схватилась за ограждающие его железные перила.

Вдруг на мое плечо легла ледяная ладонь.

Я знала: это был Седрик.

– Они не летят, – тихо сказала я, не оборачиваясь к нему. – Значит, и я не лечу. Все пропало.

– Нет, не все, – тихо сказал Седрик, обнимая меня за талию.

– Все пропало, – повторила я, машинально взяла его ладони в свои и приложила их к своей груди.

***

Я был в глубоком отчаянии: Вайпер ни за что не согласится улететь без своих родителей. Но я не давал себе упасть в этот омут, так как знал, что времени осталось совсем мало, и нужно было искать другой выход, чтобы спасти Вайпер. Я не мог потерять ее.

– Они остаются, и я остаюсь с ними, – тихо сказала Вайпер.

– Мы что-нибудь придумаем. Мы еще уговорим их, – сказал я, не зная, как утешить ее.

– Нет, папа не согласится, а я не могу оставить их здесь, ведь они будут в опасности! Я не смогу наслаждаться солнцем и океаном, когда их жизни будут под угрозой! – тихо сказала Вайпер и обернулась ко мне.

– Не знаю, что сказать, но хочу, чтобы ты знала: я всегда буду защищать вас, чего бы мне это ни стоило, – твердо сказал я.

– Чего бы тебе это ни стоило? А чего это может тебе стоить? – беспокойно спросила она, вдруг схватив меня за футболку.

Я с досадой прикусил язык. Черт, зачем я это ляпнул?

– Я сказал так, чтобы ты поняла, что ничто не потеряно, – попытался оправдаться я.

– Не делай из меня дурочку! Я знаю, что ты пытаешься уйти от ответа! Не ври мне: что с тобой может случиться? Вампиры убьют тебя? – тихо вскричала Вайпер.

– Меня не могут убить, – ответил я, решив сказать ей правду, потому что понял, что она не примет ложь, даже самую утешительную и правдивую. – Но меня могут покалечить.

Вдруг Вайпер бессильно прижалась ко мне и стала падать. Я машинально подхватил ее, и меня охватил ужас.

– Вайпер, что с тобой? – с тревогой вскричал я. – Вайпер!

Она будто не слышала моих криков, и меня охватила настоящая паника. Я поднял возлюбленную на руки и побежал к ее дому, не заботясь о том, что смертные могли заметить мою нечеловеческую скорость.

Я не знал, что делать, и был охвачен страхом. Что с ней? Что я наделал?

– Седрик… – вдруг услышал я тихий голос Вайпер.

Я тут же остановился.

– Вайпер, что с тобой? – взволнованно спросил я.

Она открыла глаза и рассеяно посмотрела на меня.

– Кажется, я упала в обморок, – прошептала она. – А ведь я никогда не падала в обморок… Боже, Седрик, почему ты не сказал об этом раньше?

– Чтобы ты не беспокоилась, – прямо ответил я. – Ты всегда все принимаешь слишком близко к сердцу.

– Перестань! Хватит утешать меня! – Вайпер ударила меня по плечу. – Поставь меня, я могу идти сама!

Я молча выполнил ее приказ.

– Это ужасно! Это все ужасно и страшно! – сказала она, закрывая лицо ладонями. – С тобой может что-то случиться! Что-то страшное! Ты рискуешь собой, чтобы защитить меня, но не сможешь защитить себя! Я не хочу, чтобы ты подвергал себя такой опасности!

– Ты говоришь ерунду. Со мной ничего не может случиться, а с тобой – да! – воскликнул я, мысленно ругая себя за свою неосторожность.

– Спасибо тебе, но я не хочу, чтобы ты ставил себя под удар! – упрямо сказала Вайпер, резко отняв ладони от своего лица и вперив грозный в меня грозный взгляд.

– Черт, Вайпер, почему ты так ведешь себя? – не удержался я от упрека.

Что она делает? Почему она ведет себя так, будто не понимает, чего я боюсь!

Вайпер тяжело вздохнула.

– Седрик, как ты не понимаешь…

– Это ты не хочешь понять! Тебя могут убить! Знаю, ты расстроена из-за того, что твои родители не хотят лететь. Но ты забываешь обо мне! Я хочу, чтобы ты улетела, хочу, чтобы ты была в безопасности! Неужели это выше твоего понимания?

– Я уеду, а мои родители будут здесь погибать? Как ты вообще можешь предлагать мне это! Как ты смеешь предлагать мне это! – взорвалась Вайпер.

– Потому что я люблю тебя! – Я повысил голос.

– Да, любишь! Но эгоистичной любовью!

Мы ссорились в первый раз, но я твердо решил, что, если Вайпер не согласится улететь добровольно, я посажу ее в самолет насильно, против ее воли.

– Вайпер, – настойчиво сказал я, холодно глядя на нее.

– Что, Седрик? Что? – По ее щекам потекли слезы.

Я понимал, что требовал от нее слишком много – оставить родителей, а самой спастись. Это было очень жестоко с моей стороны, но это было единственным, чего я желал.

– Что нам теперь делать? – глухо спросила она. – Что?

– Ты должна улететь, – безжалостно ответил я.

– Нет, я не могу… А как же родители?

– Я буду оберегать их, пока ты будешь в Бразилии – твердо сказал я, не отступая от своих планов. – Пойми, они не изменят своего решения, но я обещаю, что с ними ничего не случится. Но ты должна улететь. Ты обещала мне.

Ее взгляд был полон тоски и боли.

– Ты обещаешь мне, что мои родители будут живы и здоровы?

– Обещаю.

Вайпер прижала голову к моему плечу, словно ища у меня защиты, и я с нежностью обнял ее, а она обняла меня в ответ и вцепилась пальцами в мою футболку.

Я даже не представлял, что Вайпер чувствовала в этот момент: она не могла нарушить данное мне слово и мучилась мыслями о том, что будет плохой дочерью, если улетит одна. Но я знал, что она любит меня больше, чем своих родителей, и сыграл на этом.

Какой же я мерзавец.

– Как ты будешь защищать их? – тихо спросила Вайпер, не отнимая головы от моего плеча.

– Я буду следить за тем, чтобы ни один вампир не попал в Брно, – решительно ответил я.

– Но ты не сможешь уезжать со свадьбы своего брата! – воскликнула Вайпер, но осталась в моих объятьях.

– Я попрошу Маркуса запретить вампирам охотиться в Брно, точнее, заставлю его это сделать.

– Маркус и так ненавидит меня, а если ты попросишь его об этом, он просто взбесится.

– Я знаю своего брата, и клянусь тебе – ни один волос не упадет с головы твоих родителей.

– Но, если ты говоришь, что с ними ничего не случится и что охоты в Брно не будет, зачем мне улетать? – воскликнула Вайпер.

– Мне нужно, чтобы ты улетела – только так я буду спокоен за твою жизнь. И тогда я смогу потратить все свои силы на охрану твоих родителей. Если я не буду постоянно беспокоиться о том, жива ли ты, то смогу думать трезво и здраво. Вайпер, пожалуйста, пойми меня. Я люблю тебя и боюсь за твою жизнь, – настойчивым тоном сказал я.

Глава 29

– И я люблю тебя. Я люблю тебя так сильно, что даже брошу своих родителей, – сказала я, без всякого умысла, но тут же почувствовала, что руки Седрика, обнимающие меня, дрогнули.

Я понимала, что он боится потерять меня, а не моих родителей. Он не обязан был заботиться об их безопасности. Но он пообещал сделать это ради меня. И, вместо того, чтобы поставить меня перед выбором – или он или родители, Седрик уговаривал меня, как ребенка. Седрик обнимал меня, но я знала, что в его душе бушевал ад эмоций и страх того, что я останусь в Брно и наплюю на его чувства. Но ему не о чем было беспокоиться: чувства и любовь Седрика были для меня ценнее всего насвете. Теперь я знала, что улечу. Улечу ради Седрика. Ради него я готова была сделать все, о чем он меня попросит. Даже это.

– Хорошо, я улечу, – тихо сказала я.

– Спасибо, – тихо сказал он. – Ты улетишь завтра же.

– Но ведь билеты на четверг! На следующую неделю! – удивилась я.

– Я поменяю билеты, и ты улетишь завтра, – безапелляционно сказал Седрик. – Не могу ждать, когда пройдет целая неделя.

– Тогда мне нужно собрать вещи, – машинально сказала я. – А завтра папа отвезет меня в аэропорт.

– Нет. Я сам тебя отвезу, – заявил Седрик.

Я отступила от него.

Неужели он не доверяет мне? Неужели он думает, что я обману его и не сяду в самолет?

– Ты не доверяешь мне? – ошеломленно спросила я.

Седрик серьезно смотрел на меня.

– Дело не в этом. Я хочу отвезти тебя сам, чтобы убедиться в том, что ты будешь лететь в безопасном самолете, в котором не будет ни одного вампира, – сказал он. – И я хочу попрощаться с тобой без свидетелей, ведь тебя не будет целый месяц, и мы не сможем общаться. Понимаешь?

Я кивнула. Но, конечно, я не понимала. Я сама не могла поверить в то, что буду жить без него целый бесконечно-долгий месяц. Как я это вынесу? Я постоянно буду думать о нем и о моих родителях, и не находить себе места от тревоги.

Седрик будто понял мое решение и взял в свои ладони мое лицо. Я почувствовала, что не могу больше сдерживать слезы. Я была в бессилии. Я знала, что ничего уже не изменить.

– Но как ты сможешь проверить самолет? Тебя не пустят без билета! – вдруг вырвалось у меня.

– Ты забываешь о том, что я вампир, – шепнул он мне. – Для меня нет преград.

Седрик стал вытирать мои слезы, что стали скатываться с моих глаз прямо в его ладони.

– Пойдем домой. Тебе нужно отдохнуть, – мягко сказал Седрик.

– Хорошо, – глухо ответила я.

– Твои родители…

– Они думают, что обидели меня, – устало сказала я, вытирая свои влажные щеки тыльной стороной ладони.

– Да. Я видел их лица, когда пошел за тобой. Ян даже хотел пойти со мной, но я остановил его.

– Не нужно сейчас о родителях, – прошептала я. – Мне и так больно.

Седрик ничего не сказал.

Я молча взяла его за руку, и мы медленно пошли к дому. Мы молчали.

Когда мы вернулись в дом, я быстро поднялась в свою комнату – мне нужно было побыть в одиночестве.

Вечером я, как сумасшедшая, собирала в дорогу вещи. Я достала из-под кровати мой дорожный чемодан на колесиках и, открыв шкаф, стала вытаскивать из него одежду и кидать ее в чемодан. Мне не было дела до того, что она ложилась в беспорядке, ведь моя голова была забита другими мыслями – я не отдавала себе отчета в том, что завтра улечу из Чехии и буду находиться в чужой стране, совсем одна.

Собрав вещи, я почувствовала жуткий голод и спустилась вниз, на кухню, где стала уплетать оставшийся еще с обеда салат. Как ни странно, ни моих родителей, ни Седрика в доме не было. Я забросила вилку в посудомоечную машину и пошла искать их – они сидели на скамейке рядом с домом. Я тихо подошла к ним, решив послушать, о чем они разговаривали. Родители не заметили меня, но я знала, что Седрик услышал мои шаги.

– Вайпер действительно будет полезно отдохнуть. Тем более, через месяц ей опять на учебу, – услышала я голос матери.

– Ты права. – Послышался голос отца. – Но почему так скоро? Почему отъезд уже завтра?

– Понимаете, я немного не рассчитал время и затянул с билетами. Но Вайпер, кажется, уже собрала вещи, – сказал на это Седрик.

Какая странная картина! Седрик уже поговорил с ними, и они были согласны на все, что он предложил. Значит, завтра везти меня в аэропорт будет Седрик.

От этих мыслей мне стало тошно, и я решила не слушать их разговор о том, как все пройдет, как я улечу в жаркую Бразилию и как прекрасно там отдохну. Мои родители были искренне рады за меня и доверяли Седрику настолько, что согласились и даже сами предложили нам полететь вдвоем. Как Седрик сумел вновь расположить их к себе после такого крупного конфликта? Удивительно.

– Привет. – Я вышла к ним.

– О, Вайпер, а мы только что о тебе говорили! – приветливо сказала мама. – Садись к нам. Сегодня на удивление хороший вечер!

– Когда мы улетаем? – проигнорировав маму, спросила я Седрика.

– Завтра в одиннадцать – вылет из Праги. Так что, в семь утра нам нужно будет выехать отсюда, – ответил Седрик, пристально глядя на меня.

– А как же твои вещи? Ты приедешь уже с ними? – поинтересовалась у него моя мама.

– Да, они будут лежать в багажнике, – последовал ответ Седрика.

– Вы поедете с нами в аэропорт? – спросила я родителей, хотя уже знала ответ.

– Нет, я не смогу. У меня завтра важные дела в школе, – ответил отец. – Мы попрощаемся здесь, если ты, конечно, не против.

– Я не против, – подтвердила я, зная, что это нужно Седрику.

– Увы, я тоже занята: к нам приезжает комиссия, чтобы посмотреть документацию. Там обнаружили какие-то проблемы, так что, мы теперь все на ушах стоим, – сказала мама.

– Да, нам очень жаль, что так вышло, но, если ты хочешь, мы можем отпроситься, – вдруг предложил папа.

– Нет, не нужно отпрашиваться. Все нормально, – успокоила его я.

Мои родители выглядели безумно трогательно, сидя на скамейке рядом с крупными белыми ромашками, и Седрик лишь украшал эту картину. И я подумала, что это – самое любимое и дорогое, что есть в моей жизни: Седрик и мои родители.

– Я пойду спать, – сказала я, чувствуя, что сейчас расплачусь от этой картины-идиллии.

– Спокойной ночи, детка, – сказала мама.

– Спокойной ночи, – сказал отец.

– Спокойной ночи, – тихо сказала я, и, развернувшись, быстрым шагом пошла в дом.

– Вайпер! – услышала я за спиной.

Это было Седрик.

Я машинально остановилась у входной двери.

– Что? – тихо спросила я, глядя на него вполоборота.

– С тобой все…

– Да, со мной все в порядке! Я просто хочу спать! Спокойной ночи! – грубо перебила его я, пытаясь отделаться от него: в этот миг его присутствие было для меня пыткой.

– Ты злишься на меня, – тихо сказал Седрик.

От его печального тона мне стало стыдно за свое поведение.

– Нет, я просто очень устала, – попыталась оправдаться я. – Я сама выбрала свою судьбу и не имею права на злость. Спокойной ночи, Седрик. – Я подошла к нему и поцеловала его холодные губы.

– Приятных снов, – прошептал он.

Я быстро развернулась, зашла в дом, поднялась на второй этаж и заперлась в своей комнате. Мне не хотелось спать, но я разделась, легла в кровать, закрыла глаза и попыталась заставить себя уснуть, чтобы ни о чем не думать. Потому что любая мысль причиняла мне боль. Даже мысль о Седрике.

***

Я смотрел в окно комнаты Вайпер и слушал ее дыханье, слушал, как шуршит ее платье, как это платье небрежно вешается на стул, как Вайпер ложится в кровать и натягивает на себя одеяло. Затем она встала, забыв выключить свет, и, щелкнув выключателем, вновь легла и замерла. Теперь слышалось лишь ее ровное дыханье.

Ян и Элиза спокойно приняли даже то, что завтра я отвезу Вайпер сам, и я знал почему – они чувствовали вину перед ней и желали загладить ее, соглашаясь на все мои просьбы. Бедные люди. Мне было очень жаль их за то, что они не могли защитить себя от нас, вампиров. После того, как Вайпер покинула нас, мы еще недолго посидели, пообщались и разошлись: они пошли спать, а я сел в автомобиль и поехал в замок. Мне нужно было срочно поговорить с Маркусом.

Я приехал еще до полуночи. Перед въездом в Прагу я всегда останавливался, чтобы избавиться от запаха Владиновичей, и сегодня вылил на себя полфлакона дорогого мужского парфюма и теперь вонял так, что мне самому было гадко. Заехав в гараж, я с неудовольствием обнаружил, что за сегодняшний день он пополнился чужими дорогими автомобилями. Значит, приехали новые гости.

Поднимаясь по лестнице, я вслушивался в голоса гостей, с целью найти Маркуса: его голос звучал на верхнем этаже – он, как обычно, разговаривал по телефону с Маришкой.

Я направился туда.

– Давно не видел тебя, Седрик, – вдруг услышал я голос позади себя.

Этот знакомый жуткий голос. Я сжал зубы, потому что терпеть его не мог: это был Брэндон Эйвери Грейсон – самый жестокосердный из всех живущих в мире вампиров. Он любил устраивать в своем поместье охоту на людей. Местом его ужасных злодеяний была Англия. Однажды я гостил у него с Маркусом, но пожалел об этом сразу по приезду: все жертвы Грейсона были исключительно молодыми красивыми девушками, которых он очаровывал своей прекрасной внешностью и заточал в сыром холодном подземелье своего огромного старого замка. Потом Грейсон заставлял девушек бежать по лесу, раздетыми донага, и, вместе со своими гостями бежал за ними, и, как только настигал своих жертв – безжалостно убивал их. Ради забавы. Когда я увидел эту картину, даже мне, тогда абсолютно равнодушному к страданиям смертных, стало жаль этих девушек, и я покинул поместье Грейсона и никогда больше не соглашался на очередное приглашение.

И сейчас он был в Праге. И он будет среди гостей. Иначе было нельзя, потому что он был лучшим другом Маркуса, еще с тех времен, когда мой брат учился в Оксфордском университете, сто тринадцать лет назад.

«Этот психопат здесь. Слава Богу, завтра Вайпер улетит! Я посажу ее на самолет и прослежу за тем, как он скроется с моих глаз, – только так я буду спокоен, зная, что Вайпер в безопасности» – пронеслось у меня в голове.

Я обернулся к Грейсону и взглянул в его голубые глаза: они были просто ледяными и пропитанными металлическим блеском. У меня не было никакого желания общаться с ним, но я тут же напомнил себе, что должен быть вежлив, как раньше, чтобы не вызвать подозрений. Поэтому я протянул ему свою руку и ответил:

– Какими судьбами? Хотя, понятное дело, ты приехал на свадьбу Маркуса.

– Да, Маркус женится, и я не могу пропустить это событие. – Он крепко пожал мою руку.

– Извини, Брэндон, но я спешу – мне нужно срочно найти Маркуса, – сказал я, чтобы отделаться от него.

– Отлично. Позже поговорим, – ответил он.

– Удачи. – Я развернулся и направился к Маркусу. – Маркус! – Поднявшись на нужный мне этаж, я вошел в комнату, в которой сидел на подоконнике мой брат, с телефоном у левого уха. Увидев меня, он тут же попросил Маришку извинить его, потому что пришел я – болван, и обещал перезвонить ей, как только избавиться от меня.

– Ну что? – нетерпеливо спросил брат, недовольно глядя на меня.

Я приложил палец к губам, делая ему знак разговаривать нашим тайным методом, ведь весь замок был наполнен вампирами, которые слышали все, что в нем происходило.

Маркус удивленно приподнял брови, но кивнул и похлопал по подоконнику, приглашая меня сесть рядом с ним.

– Ну что? – пошевелил он губами.

– Маркус… – начал я, не зная, как начать, но тут же вспомнил об угрозе, что нависла над жизнью старших Владиновичей, и сказал прямо, – введи в охоте одно правило, и я от тебя отстану.

– Какое еще правило? – Маркус нахмурился.

– Не охотиться в Брно, – сказал я.

Маркус насмешливо усмехнулся.

– Ну да, как это я сам не догадался, – сказал он. – Это из-за Вайпер?

– Нет, Вайпер завтра улетает, но здесь остаются ее родители.

– И из-за них я должен ввести это правило?

– Прошу тебя. Я поклялся ей, что пока она будет в Бразилии, с ними ничего не случится.

Маркус вновь усмехнулся.

– Ты потакаешь всем ее прихотям.

– Это – не прихоть. Дело касается ее родителей. Прошу тебя, – сказал и нахмурился, чтобы он понял, что я не шучу.

Брат пристально смотрел в мои глаза – он всегда так делал, когда хотел узнать, насколько тверд я был в своих намерениях.

– Черт, Седрик! Ты пользуешься тем, что ты – мой брат, и что я не могу отказать тебе в твоих просьбах, какими бы дурацкими они ни были! – после минутного молчания сказал Маркус.

Это была чистая правда: я пользовался его братской любовью, начиная с тех пор, как встретил Вайпер. Я открыл ему свою тайну и заставил его смириться с ней. Он скрывал мою любовь к смертной, и это знание свинцом давило на его сердце. Я понимал, что требовал от него слишком много.

– Я прекрасно помню: в прошлый раз я сказал, что это будет последняя моя просьба, а сейчас нарушаю собственное слово. Но я не могу отступить. Я понимаю, что перекладываю свои проблемы на твои плечи, что пользуюсь твоей любовью и доверием. Но…

– Седрик, я имел в виду не это, – перебил меня брат. – Я хотел сказать, что ты пользуешься всем этим, но меня это не обижает. Но я беспокоюсь о тебе.

– Спасибо, но я знаю, что давно перешел все границы твоего терпения и не имею права ничего у тебя просить. И я очень ценю твою помощь. Я понимаю, как тебе тяжело хранить мои секреты.

– Это не важно. Я больше мучусь тем, что собственными усилиями приближаю твое падение. Ты ведь знаешь, что я думаю насчет твоей смертной?

Я знал: он ненавидел Вайпер и не пытался скрыть это от меня.

– Знаю, – сказал я.

– Она погубит тебя, – безжалостно сказал Маркус.

– Я сам себя гублю. Она ни при чем.

– Все зашло слишком далеко.

– Но я не собираюсь поворачивать назад.

– Только подумай, на что ты заставляешь меня идти! Ты заставляешь меня приближать день твоего сумасшествия!

– Такова моя судьба, – ответил я.

– Почему именно ты – такой ненормальный? Почему именно ты повторяешь путь Барни?

Его слова глубоко задели мою душу: Маркус страдал из-за меня. Страдал, но все равно помогал мне.

– Вайпер и ты – самые дорогие мне существа на свете, – сказал я. – И я хочу, чтобы ни ты, ни она не страдали из-за меня.

– Ладно, успокойся. Очевидно, что ты уже давно все решил. Но я знаю, что, если буду игнорировать твои просьбы, то лишусь тебя уже сейчас. И я уверен, что, если я не помогу тебе – ты решишь все сам, но уже немирным способом.

Я вздохнул: Маркус – святой!

– Спасибо, – сказал я.

– Я делаю это не ради вас, а ради тебя, – сказал он.

Маркус встал с подоконника и повернулся лицом к окну. Он молча смотрел вдаль.

Я остался сидеть и смотрел на огонь, пылающий в камине и освещающий комнату неровным танцующим светом.

– Скажи мне одно: ты действительно все решил? Безвозвратно? – сказал Маркус, вновь обернувшись ко мне.

– Да, – коротко ответил я.

– Хорошо, я исполню твою просьбу. У меня ведь осталось около пятидесяти лет твоего общества. – Маркус улыбнулся, но его улыбка была полна горя. Он чувствовал, что потеряет меня, но смирился с этим. Но он ненавидел Вайпер, считая, что именно она вела меня к гибели моего сознания. Я видел в его глазах злость и отвращение, когда он произносил ее имя.

– Почему ты ненавидишь ее? – спросил я, хотя уже знал ответ.

– А ты думаешь, у меня нет на это никаких причин? – с кривой усмешкой ответил он, а потом глубоко вздохнул. – Ты знаешь почему, Седрик. И знаешь, что так и должно быть по логике вещей. Она ведет тебя к духовному самоубийству, и я жалею, что не убил ее раньше, чем ты встретил ее.

Я ошибся: он не смирился.

– Но тогда ты должен ненавидеть и меня, потому что я люблю смертную, которую ты так презираешь. Это я – ненормальный. Я полюбил ее и заставил полюбить себя. Именно я являюсь ненормальной, больной особью, но не она. То, что я люблю смертную, должно было с самого начала отвратить тебя от меня.

– Не сравнивай ее и себя! Ты – мой брат, а она – никто!

– Вот видишь, ты необъективен: родственные чувства ослепили тебя. Ты не можешь ненавидеть меня потому, что я – твой брат. Но, если бы я не был твоим братом, ты бы первым бросил в меня камень, – продолжал я.

– Что бы ты ни говорил – все это глупости. Ты – мой брат и точка.

– Когда Вайпер полюбила меня, она не знала о том, что я – вампир. А я знал, что она смертная, и только моя вина в том, что со мной случится после ее смерти! – сказал я, не теряя надежды хоть немного изменить его мнение о Вайпер.

Ведь, действительно, она была виновата лишь в том, что я полюбил ее!

Но Маркус лишь саркастически улыбнулся, и я понял: он никогда не изменит свое мнение.

– В некотором смысле ты прав: ты ненормальный. Умудрился влюбиться в смертную и этим погубить себя! Ты идешь за ней и не хочешь никого слушать! Но, Седрик, Вайпер всегда будет для меня той, что погубила моего брата. И ты не переубедишь меня.

– Я понимаю тебя, но все же, это я…

– Да ты! И мне очень жаль, что я с самого начала помогал тебе в твоей гибели! Я ненавижу и виню себя за то, что принимал твою болезнь – любовь к ней за фарс! – перебил меня Маркус.

– Вини меня! Вы не виноваты в том, что я родился таким! – сказал я и отвернул от него свое лицо, чтобы прервать его дальнейшие высказывания.

Но Маркус тоже не смотрел на меня: он внимательно изучал резьбу деревянного окна. И, зная Маркуса, я понимал, что сейчас он чувствовал жгучий стыд за то, что не сумел удержать в себе свое отвращение к Вайпер. Но и я ощущал муку за то, что он винил себя. Как? Почему? Ведь я сам выбрал свой путь, а он винил себя в том, что вовремя не вмешался в мою привязанность к Вайпер!

– Ты бы все равно не смог меня остановить! – в полный голос крикнул я, на миг, позабыв о необходимой тишине. Но я опомнился, схватил брата за плечи и заставил его смотреть мне в лицо. – Ты ни в чем не виноват!

– Во всем виновата она! Я понимаю, что ты любишь ее, но никогда не смогу поменять мнение о ней, даже если захочу! – Маркус вырвался из моих рук и отошел в другой конец комнаты. Он устало облокотился на косяк и опустил голову.

Я больше не мог находиться с Маркусом в одной комнате и рванулся к двери, но вдруг он схватил меня за плечо.

– Извини меня! Я не понимаю, что говорю! – услышал я его полный раскаяния голос.

– Это ты меня извини! – сказал я ему. – Не беспокойся, я больше никогда ни о чем тебя не попрошу. – Я ушел. По дороге я поклялся себе никогда больше не мучить Маркуса своими просьбами, даже если Вайпер будет в опасности. Я сам должен защищать свою любовь.

Я заперся в своей комнате и не выходил из нее всю ночь: я сидел в кресле и усиленно размышлял о завтрашнем дне. Так как Маркус, все-таки, пообещал ввести в охоту нужное мне правило, все немного прояснилось, и сложная ситуация, в которой оказались родители Вайпер, тоже понемногу решалась. Теперь самым главным было отвезти Вайпер в аэропорт и собственноручно посадить ее на самолет. Всю ночь я представлял, как это произойдет, и искал способ общения с ней, когда она будет в Бразилии, потому что понял: я не выдержу даже недели, не слыша ее голоса. Я всю ночь придумывал, как можно обмануть нынешнюю ситуацию. И, кажется, нашел способ.

Глава 30

Еще не забрезжил прощальный рассвет, как я выехал в Брно. Я мчал по дороге, желая как можно скорее увидеть Вайпер, обнять ее и сказать, что теперь ее родителям ничего не угрожает. Когда я приехал, Владиновичи уже стояли во дворе своего дома. Вайпер была одета в узкие синие джинсы, белую футболку и кеды. Она была бледна, и под ее глазами лежали синие круги: я понял, что она не спала всю ночь, хотя я лично проследил за тем, как она вчера заснула. Рядом с ней стояли ее родители, а позади них стоял большой дорожный чемодан. На плече Вайпер висел маленький черный рюкзак.

Оставив автомобиль прямо на дороге, я направился к Владиновичам. К счастью, рассвет был еще рассеянным и не мог помешать мне: небо было покрыто розовым покрывалом и слабо освещало землю своим блеклым светом.

Увидев меня, Вайпер опустила голову, и ее прекрасные волосы закрыли ее лицо. Мне стало больно от этой грустной картины, но я, скрепя сердце, подошел к любимой и обнял ее. Она, словно нехотя, обняла меня в ответ. Затем я поздоровался с Яном и Элизой.

– Ты готова? – шепотом спросил я Вайпер.

– Не знаю. Я чувствую себя ужасно. Я не спала всю ночь, – тихо ответила она.

– Ничего, выспишься в самолете, – шутливо сказал Ян, услышав наш разговор.

Я посмотрел на часы: было без трех минут семь.

– Нам пора выезжать, – сказал я.

Эта фраза подействовала на Вайпер как ведро холодной воды – она встрепенулась и, бросив на меня беспокойный взгляд, поспешила обнять своих родителей.

– До свиданья! Папа! Мама! Я вернусь! Берегите себя, – лепетала она, целуя их в щеки.

– И ты себя береги… Береги ее, Седрик! – сказала Элиза, украдкой вытирая слезы.

Ян мужественно крепился, но тоже шмыгал носом.

– Думаю, хватит уже обниматься, иначе, самолет улетит без вас, – улыбаясь, сказал он.

Я наблюдал за этим трогательным прощанием с интересом и болью: с интересом, потому что моя семья никогда не была так близка – мои родители будто боялись выражать любовь к нам, своим сыновьям. С болью – от мысли, что они вынуждены были расстаться из-за нас, вампиров, и что, возможно, они больше не увидят друг друга.

Вайпер глубоко вздохнула и, сдерживая слезы, пошла к моему авто, а я быстро попрощался с ее родителями и, положив чемодан Вайпер в багажник, сел за руль, и мы поехали в Прагу.

Элиза и Ян махали нам в след.

Я оторвал взгляд от зеркала и взглянул на Вайпер: она сидела, прислонившись головой к стеклу, молчала и будто не замечала ничего вокруг.

– Вайпер! – тихо окликнул я ее.

Она вздрогнула и рассеяно взглянула на меня.

– Как ты себя чувствуешь? – заботливо спросил я, однако, сам понимая, что она была не в лучшем состоянии.

– Я всю ночь думала о том, что будет с моими родителями, когда я улечу, – тихо ответила Вайпер. – И мне совсем не хочется никуда лететь. Даже не потому, что со мной не будет моих родителей, а потому, что со мной не будет тебя. И, Седрик, пожалуйста, не стоит нарушать правила аэропорта: я уверена, что там я буду в полной безопасности. Тем более, он всегда полон людей.

– Ты зря беспокоишься: у меня есть билет. Я посажу тебя на безопасный самолет и ретируюсь. Если же в нем будет хоть один вампир, я тут же дам тебе знать, и ты безотлагательно покинешь самолет.

– Что-то подсказывает мне, что вы никогда не пользуетесь общественным транспортом, – с иронией в голосе заметила Вайпер.

– Именно. Но я не допущу ни малейшего процента на риск. – Мой голос был холоден, но я поторопился смягчить этот ледяной тон. – Даже если мы полетели бы вместе, я все равно не смог бы выходить из отеля днем, и тебе пришлось бы гулять и ходить на пляж одной.

– К черту пляж! К черту океан, к черту все! Какая мне разница, что они есть, если со мной не будет никого из моих родных! Ты думаешь, я буду ходить на пляж, зная, что мои родители в такой опасности? – нервно воскликнула она.

– Не волнуйся, я поговорил с Маркусом, и он запретит вампирам охотиться в Брно, – сказал я, пытаясь утешить ее, но справедливость ее слов сильно задела меня за живое.

– Правда? – тихо спросила она.

– Да. Теперь твои родители в полной безопасности.

– Спасибо, – со слезами на глазах, улыбнулась Вайпер.

– И я придумал, как мы можем общаться, не вызывая подозрений, – сказал я и достал из кармана джинс телефон, настроенный на звонки из Бразилии в Чехию. – Вот, возьми. У него такая же зарядка как у твоего телефона. – Я протянул его Вайпер.

– Но ты же сказал, что это опасно! – рассеянно сказала она, взглянув на телефон, как на инородное тело.

– Да, но мы можем писать друг другу, сколько хотим, и ты можешь разговаривать со своими родителями хоть целыми днями, сославшись на то, что я в это время где-то пропадаю. А когда им будет нужен мой голос, ты напишешь мне, и я сам позвоню сначала тебе, потом им, и мы создадим конференцию.

– Тут всего три номера, – усмехнулась Вайпер, взяв телефон и пролистав адресную книгу. – Твой, мамы и папы. Но звонить тебе я не смогу?

– Нет, к сожалению, – все это время я буду находиться среди вампиров, и твои звонки могут вызвать подозрения. К тому же, своим слухом они услышат все, о чем мы говорим. Я буду звонить тебе сам, когда смогу. И, если я вдруг не буду отвечать на твои сообщения, значит, – я занят.

– Я понимаю, – вздохнула Вайпер, – но не волнуйся, я не буду тревожить тебя. Я не хочу рисковать, поэтому не буду ни писать, ни звонить тебе, а ты…

– Вайпер…

– Ты не переубедишь меня.

Я был удивлен ее поведением.

– Я думала об этом всю ночь и пришла к этому выводу, – твердо сказала Вайпер, пряча телефон в свой рюкзак.

– Но я хочу знать, как ты там, что с тобой происходит, в порядке ли ты! Я понимаю, что ты боишься, но…

– Я делаю это потому, что боюсь за тебя! – отрезала она.

– Но я не могу понять, к чему такие жертвы!

Но Вайпер не ответила, а лишь упрямо скрестила руки на груди.

– Вайпер! – тихо позвал я.

– Я уже все сказала, – тихо промолвила она. – Тем более, ты сам будешь звонить мне, когда сможешь.

– Но вдруг я смогу позвонить тебе только один раз? Или два? Ведь тебя не будет целый месяц! – возмутился я. – И я буду сходить с ума, думая, что сейчас с тобой! Как ты там! Почему ты так категорична?

Мне, бессмертному, которому годы казались одной минутой, этот один несчастный месяц казался вечностью.

– Твой телефон могут найти, ты можешь оставить или забыть его где-нибудь! Мало ли причин! И тогда наша тайна будет раскрыта! – воскликнула Вайпер.

– Обещаю, что ни на секунду не расстанусь с телефоном, – пообещал я, желая убедить ее.

– Я знаю, сейчас ты думаешь, что я упряма, глупа и чересчур боязлива, но все это я делаю ради того, чтобы не подставить тебя под удар. Я делаю это ради тебя, даже если ты этого не понимаешь. Или не хочешь понять.

Этот ответ ясно дал мне понять, что это – ее окончательное решение и что я никак не смогу на него повлиять, поэтому я промолчал и подавил в себе упреки и слова, вертящиеся на моем языке.

Вайпер отвернула лицо к окну, будто не желая смотреть на меня.

Так, в тяжелой тишине и смутных мыслях, мы приехали в международный пражский аэропорт Вацлава Гавела.

Я поставил автомобиль на стоянку, в тень, без единого слова вышел из машины и достал из багажника чемодан Вайпер. Так же молча, мы пошли в здание аэропорта, сдали чемодан Вайпер в багаж, без проблем прошли контроль, и вдруг оказалось, что коридор для посадки на наш рейс был неисправен – заклинило дверь, и посадка на самолет производилась непосредственно на аэродроме, под яркими лучами солнца. Самолет стоял слишком далеко от меня, чтобы я мог уловить запах других вампиров, если вдруг они вздумали сесть именно на этот самолет.

– Черт побери! – вырвалось у меня: я понял, что не смогу посадить Вайпер на самолет и даже нормально с ней попрощаться – самолет стоял прямо под ярким летним солнцем, а значит, я не мог быть уверен в том, что на его борту не было вампиров.

Вайпер приникла ко мне, и в этот момент я испытывал такое сильное чувство любви, что испугался того, что сейчас не смогу отпустить ее. Но безопасность Вайпер была превыше всего.

– Черт, я не смогу пройти с тобой в самолет. Но послушай: когда ты будешь на борту, не разговаривай ни с кем, кроме стюардесс. Когда ты будешь в Бразилии, не выходи из отеля после заката, и если будешь гулять днем, всегда будь на солнце. И всегда находись среди людей – тогда вампиры не смогут подобраться к тебе, – сказал я, глядя в ее глаза.

– Хорошо, – нервно прошептала Вайпер.

– Не бойся, ничего не бойся. Если ты не хочешь звонить и писать мне – не пиши, но поклянись, что напишешь, если тебе будет угрожать опасность. Тогда я сразу прилечу. Ты обещаешь мне это?

– Да, но…

– Никаких «но». И, как только прилетишь в Бразилию, сразу позвони мне.

Вайпер молча кивнула.

– Хорошо. Теперь иди на самолет. Ты можешь опоздать… – Мой голос оборвался.

– Позаботься о моих родителях, – шепотом сказала она. Ее глаза наполнились слезами.

– Конечно, любовь моя, ни о чем не беспокойся. Все будет хорошо, – тихо сказал я. – Береги себя и помни о том, что я тебе сказал.

– Хорошо, я обещаю! Я пойду… Я не хочу плакать! – пролепетала Вайпер, вновь обняв меня.

– Иди, Вайпер, – твердо сказал я.

Вайпер отстранилась и судорожно сглотнула. Она была напугана, но я не мог утешать ее от боязни того, что просто не смогу заставить себя отпустить ее.

– Я люблю тебя! – сказала она нервным тоном.

– И я люблю тебя. А теперь иди, – настойчиво сказал я.

Вайпер вновь потянулась ко мне и, поцеловав меня, быстро пошла к трапу самолета, а я остался стоять в тени, наблюдая за ней и не смея выйти на солнце. Мое сердце ныло.

Я убедился в том, что Вайпер без проблем поднялась на борт самолета, покинул здание аэропорта, бросив удивленному сотруднику контроля: «Я забыл дома собаку!» и быстро пошел на стоянку. Земля словно дрожала под моими ногами. Вайпер улетала на целый месяц, но я знал, что теперь буду спокоен.

Теперь Вайпер была в безопасности.

***

Я была словно в дурмане. Как во сне, я зашла в самолет, прошла мимо кресел, мимо людей, не видя перед собой лиц, не слыша голосов, ни шума. Я просто шла, потому что мне нужно было идти. Теперь я остро ощущала, что с этого момента я была одна, что я улетала далеко от Седрика и родителей – на другой конец света. Мир словно был потерян для меня: на минуту я ослепла и оглохла.

С трудом отыскав свое кресло у иллюминатора, в первом классе, я села, положила свой рюкзак с документами, телефонами и банковской картой, которую сделал для меня Седрик на время пребывания в Рио, под переднее кресло, пристегнула ремень безопасности и глубоко вздохнула: мне хотелось плакать от охвативших меня эмоций. Я закрыла лицо ладонями и сидела так, пытаясь заставить себя успокоиться.

– Вас приветствует «Royal Dutch Airlines» и я – капитан Янек Ван Зибер. Сегодня мы летим прямым рейсом до солнечного Рио-де-Жанейро. Полет длится шестнадцать часов и двенадцать минут. Мы готовы к отбытию. Пожалуйста, пристегните ремни безопасности и прослушайте информацию об аварийной ситуации, – послышался из динамиков громкий мужской голос.

Но я не обратила на эту информацию никакого внимания: я сидела в кресле, закрыв лицо ладонями, и шмыгала носом, едва сдерживая слезы.

Вскоре самолет покатился по асфальту.

– Мисс?

«Это обращаются ко мне?» – совершенно не понимая, что происходит вокруг, подумала я.

– Что с вами? Вам плохо?

Я машинально подняла голову и посмотрела на того, кто являлся источником этого глубокого низкого голоса: рядом со мной сидел незнакомый темноволосый красивый мужчина с холодными голубыми глазами, одетый в черный офисный костюм.

«Как он красив!» – невольно подумала я, словно загипнотизированная его прекрасным идеальным лицом. Я смотрела на него, и мне вдруг показалась, что в нем было что-то общее с моим Седриком. Да, такое же бледное, почти белое лицо с идеальной ровной кожей. Он улыбался мне идеальной белозубой улыбкой.

Но почему он так красив? У него такая неестественная красота, будто он…

Но разве это возможно?

Моя кровь застыла от ужасной догадки: рядом со мной сидел вампир.

И этот вампир слышал все, что было сказано мною и Седриком перед моей посадкой на самолет. Он все знал.

Самолет набирал скорость, заставляя меня вжаться в кресло.

«Мне нужно бежать!» – с ужасом подумала я, но мое тело отказывалось подчиняться мне, и я лишь впилась пальцами в подлокотники своего кресла, не сводя взгляда с вампира.

Он пристально смотрел на меня и продолжал улыбаться. Но теперь на его лице была полунасмешливая улыбка. Он знал, все знал!

«Остановите самолет! Я хочу выйти! Немедленно! Откройте двери!» – хотела крикнуть я, но мое горло сдавило, а челюсти словно склеили суперклеем.

– Не волнуйтесь, мисс. Я позабочусь о вас, – вкрадчиво сказал мне вампир. – О вас и обо всем вообще.

Самолет резко поднялся в воздух.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30