Hey Kids [meulinpaishes] (fb2) читать онлайн

meulinpaishes Hey Kids

Глава 1. «WELCOME TO THE KINDERGARTEN»

– Мисс Фоам, – врач оступился, раздумывая над правильной формулировкой того, что ей хотелось бы сказать.

Накрашенные глаза женщины, к которой она обращалась, выразили испуг, а из-под длинных красивых ресниц показались слёзы.

– Доктор, вы думаете, в дальнейшем ситуация будет ухудшаться? – её лицо в продолжении монолога приобрело бледноватый оттенок. Она без сомнений была расстроена случившимся и боялась за будущее своего ребёнка.

– Безусловно, на малышку навалилось слишком много проблем – начал объяснять психиатр, не хотя пугать взрослого человека, – это может перерасти в более серьезные последствия и диагнозы… – она остановилась, раздумывая, как и стоит ли ей вообще продолжать рассказывать о состоянии маленького пациента и как бы не шокировать опекуна наблюдавшегося ребёнка, но пожелала не убивать надежду в зародыше, – если не принять нужных мер. – Я не хочу вас пугать, но смерть матери, когда у тебя такое количество друзей, а точнее, их полное отсутствие – она уточнила, позже скривив брови от недовольства, что она подметила факт таким образом – трудно перенести даже взрослому – она объясняла бережно и кратко, – Вы у неё единственный близкий родственник? Крёстная мама, если не ошибаюсь? – уточнила врач. На её лице стало видно искреннее переживание за пациента.

– Да-да, всё так… Так и что вы можете порекомендовать? – с верой во взгляде спросила женщина врача.

– Я выпишу вам рецепт – любезно сказал доктор – учитывая диагноз вашей девочки, депрессия —достаточно серьезный диагноз, в её-то возрасте. Помимо этого, могу посоветовать… окружить девочку друзьями?.. – предположила доктор, – Всё-таки вы не можете находиться постоянно. Мэй они необходимы. Только… Постарайтесь выбрать с опытом. – намекнув, она слегка вскинула брови – И не усугубляйте сами, – бережно разъяснял врач.

– Хорошо, доктор, я поняла. – женщина встала, забирая свои вещи и, собираясь в сторону выхода, попрощалась, – До встречи.

– Прощайте, мисс Фоам.

Женщина вышла из кабинета, закрыв за собой двери. На стульчике, возле кабинета сидела девочка в ситцевом клетчатом платье. Она возилась со своей плюшевой игрушкой-овечкой в руках и сочиняла всякие рифмы себе под нос. Тёте стоило лишь чуть хлопнуть дверью, чтобы заострить внимание Мэйшес на ней.

– Солнышко, все в порядке? – поинтересовалась женщина, – Ты не скучала без меня?

– Нет, все хорошо. Я пыталась разговаривать с мамой, она рассказывала о том, что всё будет хорошо и мы обязательно переедем в Софтберк. Что он не умрёт… не успеет… только, я не понимаю о ком она?..

– Мэй, ну перестань, перестань, успокойся, – взрослый человек не хотел окунаться снова в проблемы, которые сопровождали его 24/7, и, как предполагает природа, он должен был быть сильнее и помочь ещё и ребёнку не сойти с ума ведь в кабинете у врача, как казалось даме, проблемы отступали, – как и выдумываешь свои стихи, правда? Не пугай меня, хорошо? – крестная мама взяла девочку за руку и повела вдоль больничного коридора, – мы начнём принимать таблетки, – она принялась за привычное ей дело – утешение себя и малышки, – доктор выписала нам хорошие препараты, они помогут тебе справиться со всевозможными проблемами, вот, смотри, – протягивая ребёнке упаковку с таблетками, желая, чтоб она была заинтересована в своём лечении не меньше чем и её крестная тётя, и, твердя одно и то же, мисс Фоам будто продолжала утешать не ребёнка, а себя.

– "А-тар-син", "Сти-му-лакс", – тётя Фоам, а от чего они? Ты уверена, что они нам нужны?

Чему вы удивляетесь? Детям в 5 лет позволительно читать по слогам, тем-более названия таблеток, которые они видят в своей жизни в первый раз.

– Эти таблетки от… – она задумалась, как бы объяснить возникновение у 6-летней девочки депрессии мягче для неё же самой, – слёз, милая. Так бывает, что человеческие организмы не справляются со всей тоской, появившейся на пути самостоятельно, и приходится им помогать. У нас всё обязательно будет в порядке, ты главное не волнуйся, хорошо? – с заботой объясняла женщина ребёнку "простые истины".

– Будто бы все на планете должны прибегать к "таблетной" помощи, чтобы выжить, тётя. Это странно. Почему люди постоянно должны запихивать в свой желудок разные пилюли лишь бы не сойти с ума? Какой умный ребёнок.

Тётушке оставалось лишь отвести глаза в сторону и, задумавшись, промолчать. В конце концов, Мэй была права, странное явление: в мире столько боли и за боль, данную нам не по нашей же воле, расплачиваются печень и сердце, а не те, кто доставил нам эту боль.

Двое, держась за мизинчики, вышли из клиники и направились по выстеленной тропинке из розовой плитки, обрамлённой аккуратно выстриженными кустами. Мэй, одной рукой держа овечку, а другой тётю, лишь иногда цепляясь волосами за ветви кустов.

День был жарким и девочка, несмотря на то, что дул ветерок, из-за этого чувствовала себя сонно и рассеянно. Пару раз она даже "терялась" в окружающей её обстановке и залипала, вяло поднимая голову вверх, на мягкие облака, и с ленью и приоткрытым ртом разглядывала всё то, что могло попасться под нос (то был и прилавок с духами разных цветов и благовоний, и ларёк сладкой ваты, и пекарня, и странноватый бар с нежно-розовой неоновой "Спокойной ночи" и украшающим её пастельно-желтым месяцем), пока они с тётей шли до детского сада и не спешили. В конце концов сегодня первый день, к чему тут спешка портить себе настроение?

Мэй смотрела на свою тётю и ожидала, что она заведёт диалог, но судя по всему, ту так тяготили мысли о возможном возникновении проблем, предположительно с головой девочки, что она хотела бы оставить положение дел на своих местах, а тишину нетронутой, и с полупустыми глазами глядела в даль и о чём-то тщательно думала: то ли её тяготили мысли о том, что вся ответственность за ребёнка теперь лежит полностью на ней, то ли она волновалась о возможных проблемах вливания Мэй в коллектив. Ведь со временем, как показывают зажившие раны, общество очень критично относится к тем, кто малейшим образом отличается от всей массы, и в дело входят неформальные санкции, от которых страдают все. Одни думают, что слава богу, что это не они – тот эпицентр, на который и направляется весь гнев и травля, а человек, которому социум внушает, что он больной – действительно потом заболевает. Так это и работает. И, достав из пачки выразительно сигарету, она закурила, хоть и старалась этого не делать, когда

Мэй была рядом. Она не переносила запах табака. Девочка поморщилась, подождав, когда они пойдут дальше, поджимая губы, и долго не решаясь, потому что ей каждый раз ей оказалось, что этот вопрос может раздражать тётю Мэй (что было далеко не так), но решила оборвать эту напрягавшую её пустоту ещё с того момента, как они вышли из клиники.

– Ты волнуешься, что у тебя такой плохой ребёнок? – внутренние переживания не давали покоя в противовес желанию не тревожить тётю "по пустякам", и она робко уставилась своими блестящими темными глазами в ожидании долгожданного ответа.

– Всё в порядке, Мэй, – отрезала без зла мисс Фоам, – ты не несёшь ответственности за своё окружение, его чувства – она остановилась будто раздумывая, так ли это на самом деле. Действительно ли мы не несём ответственности за чувства друг друга? – и правильный ли пример, а значит, и пищу для размышлений она подаёт маленькому ребёнку, словно протрезвев от минутной слабости и состояния раздумья и продолжила наставления, – его на тебя влияние, и, что могли позволять себе твои родители в отношении друг друга и тебя, в том числе.

– Мне кажется, это достаточно эгоистично… я имею в виду, если никто не несёт ни перед кем ответственности, то как возникают душевнобольные? Почему люди начинают чересчур много плакать? – Мэйшес с озадаченным выражением лица сдвинула брови, – Получается, я могу обидеть кого угодно и если он "заболеет", то это будет не моя вина? – ребёнок явно не понимал логики взрослого человека и была не совсем довольна её ответом.

Да и разве она не права? Почему если нас обидит один человек, то тратится на антидепрессанты и врачей должны мы, а не наши обидчики? – Мэй, – задумалась тётя, держа её за руку – ты знаешь, если бы все имели твой образ мышления, то наш мир был бы похож на ту самую страну чудес, но, к сожалению, некоторые люди привыкли поджигать других людей чтобы самим гореть, и только дикарь сочтёт это за "благие намерения". Ты предпочтёшь уделить своё внимание неблагодарным невежам, но для чего?

– Не каждый сторонник такой же логики, как у тебя, тётя, придёт к благому. Как ты и доктор можешь помочь мне спасти мою уставшую голову? Что можете вы, чего не могу я? – спросила Мэйшес.

– Взрослые умеют выстраивать свои громоздкие стены – защиты, когда кто-то пытается их "ударить", дети – нет. – объясняла ей мисс Фоам, вдыхая утренний воздух и оглядываясь по сторонам, – Существует три стадии равнодушия на протяжении жизни.

Я думаю, ты разберёшься в этом позже, когда станешь несколько старше. – невесело усмехнулась мисс Фоам, – Так скажем, твоя жажда справедливости таит в себе отчасти трагедию.

– Знаешь, я могу превратить эти три стадии равнодушия в ничто всего лишь отправившись нырять в какое-нибудь Софтберковское озеро. – Девочка недовольно хмыкнула, аккуратно ступая в след за тётей (из Мэй была плохая пловчиха).

– Разве ты не понимаешь, что для людей, загадавших постругать твоё сердце раз, твоё желание продемонстрировать то, что они буяны? Месть будет чуть больше чем пустым звуком? – мисс Фоам с вопрошающим видом взглянула на ребёнка, а затем снова приподняла голову смотря вперёд, а затем под ноги – Не потому, что это плохо, а потому что они безнравственные дебоширы чужих переживаний.

– Как мне помочь самой себе, если мои печали так огромны для маленького ребёнка? Я ведь и сама это понимаю, но… Я что, заслуживаю лишь одних печалей? – на её детских глазах выступили слёзы, какие обычно выступают от чудовищных обид, – Раздававший каждому по количеству печали в этом мире, должно быть, иногда бывает изрядно пьян.

– Не будь излишне самонадеянной, – она достала свой платок из кармана пальто и, сев на корточки, принялась вытирать ей стеклянную пелену с глаз, – не беги от реальности, а прими её и не бери всё на свой счёт, моя девочка. И главное, извлекай из своих страданий уроки и не забывай вовремя восстанавливаться, иначе рискуешь оставить их опытом на своём теле. Помни об этом.

– Я не понимаю, о чём ты, тёть, но, по-моему, от сигарет тебя штормит, тёть, – Мэй чуть отстранилась от неё, не хотя огорчать тётю, как только при близком контакте небольшой запах табака ударил ей в нос.

– А, по-моему, малыш, кто-то испачкал свою игрушку. Мы попросим отстирать её в детском саду. – Пожелав успокоить ребёнка, оторвала тётя Фоам в ответ на возможное возникновение новых переживаний и если бы та раньше заметила "казус".

– Мне греет сердце то, что ты так внимательна ко мне. – Мэйшес смущённо улыбнулась, а на щеках появился лёгкий розовый румянец. Ей нравилось, когда люди вокруг замечали вещи, происходящие с ней или возможные повлиять на её чувства.

Вдруг детскую голову одолели переживания:

– Ты думаешь, я сейчас понравлюсь ребятам? – забеспокоилась Мэйшес, сжимая крепче руку взрослого.

– Конечно понравишься, – продолжая успокаивать ребёнка, с добродушностью в голосе утверждала мисс Фоам, – твои переживания абсолютно адекватны, все мы хотим и заслуживаем любви. Прошлый опыт есть прошлый опыт. – Она усмехнулась, пытаясь подбодрить Мэйшес, и слегка ласково щёлкнула своим указательным пальчиком по носу ребёнка – К тому же, я слышала, что мисс Машрум одна из лучших воспитательниц. Уверена, она придётся тебе по душе.

Тётя вела Мэйшес за руку с надеждой, что всё именно будет так как они только что обсудили. Обе они были в умеренно хорошем настроении, освещая своей улыбкой дорогу. Улицу с различными заведениями сменила аллея со множеством изящных и интересных деревьев, а затем паре глаз показался детский сад. Забор в "прованском" стиле и кусты изящных роз окружали здание, вымощенное розовым кирпичом со скатной крышей из лесно-зелёного сланца. От порога строения шла тропинка из камня в форме сердец, придающая виду ещё больше романтики.

– Так, – тётя Фоам присела на корточки, разглядывая реакцию Мэй на вид, представший ею: невооружённым взглядом можно было заметить, что ребёнок в восторге, её все время привлекала подобная атмосфера, по-детски спокойная для её эстетического вкуса. Она чувствовала комфорт находясь рядом с такими местами.

– Обещаешь сохранять такое же спокойствие внутри и, если чуть что – не плакать? – без злобы и искренне улыбаясь в глаза ребёнку, тётя задавала вопросы и разговаривала с Мэй перед тем, как они подойдут к зданию.

– Обещаю, – улыбаясь в ответ взрослому, сказала Мэй, смотря на свою тётю сверху вниз, – только если ты обещаешь мне поскорее вернуться.

Она вновь любезно и интеллигентно усмехнулась и, взяв её за запястье, погладила ладонью ребёнка собственную щёку. Вокруг было очень спокойно, утро ещё только-только наступало. Вовсю щебетали маленькие птички, а кожу обдувал приятный летний ветерок. На кустах и деревьях радуя взор играло солнце, играя тенями и отдавая своим светом на разных участках листьев бликами.

От находившихся позади детского сада сосен, дубов и елей, образующих маленький лесок позади детского сада, веяло прохладой.

В их ветвях, должно быть, проживали свою жизнь тысячи маленьких зверушек. Бутоны розочек мягко время от времени колыхались от тёплых потоков воздуха, окружая здание и территорию возле соответствующим лёгким ароматом. Казалось, поток времени здесь тёк так беззаботно и не спеша, тем самым клоня в сон всех пришедших и находившихся здесь.

– Ну, что, – женщина встала, оттряхнув свой длинный подол юбки, – идём? – она взяла ребёнка за мизинец, в то время как та протянула ей свой в ответ, чтобы пойти вперёд.

– Идём.

И пара, шагая по тропинке из каменных сердец, слегка заросших травой, двинулась к порогу детского сада.

***

У входа тётя Фоам позвонила в дверной звонок, расположенный справа от двери. На пороге появилась женщина в матовых туфлях, одетая в незамысловатое платье с длинными рукавами-фонариками, белым хлопковым воротником с кружевными оборками, пышным подолом, также отделанным кружевом и белым фартуком. Её внешний вид был ей к лицу, как и место, где она работала. Она улыбалась гостям, стоящим на пороге.

– Доброе утро, – женщина выглядела очень приветливо, источая (помимо ландшафта снаружи) уют и спокойствие, – как здорово снова увидеть вас вновь, мисс Фоам. Вы всё-таки решили порадовать нас вашей очаровательной девочкой? – на её лице прояснилась отдающая лёгкой грустью заботливая улыбка, что сразу было и не сказать, если быть чёрствым в обращении внимания на подобные детали.

– Здравствуйте, Аннтуанэта. Да, – она с чувством и расстановкой на пару секунд перевела взгляд на Мэй, не спеша отмечая глазами приведённого ею ребёнка, – мы решили пойти к вам, – утвердительно выражалась мисс Фоам, – надеюсь, в вашем коллективе нашей натуре найдётся место.

– Вы не беспокойтесь, – Аннтуанэта погладила ребёнка по голове, – в нашем детском саду к каждому индивидуальный подход и я обещаю присматривать за вашими детьми как за своими родными.

Глаза Мэйшес вдруг стали влажными. Некая тревожность охватывала детское тело.

– Хочу к маме… – Мэйшес потрясла тётю за руку, другой вытирая выступившие слёзы.

Женщина чувствовала, что тревожит ребёнка, печаль наполняла сердца обеих. Она опустилась на корточки, чтобы вытереть мокрые глаза, делая бы она это стоя процесс выглядел бы как-то цинично. Она обнимала ребёнка, гладя по спине, повторяя о том, что всё будет хорошо, но она не сможет находиться с ней 24/7, и ей, несмотря на это, нужно не бояться вступать в различные этапы её жизни, объясняя, что детский сад – это та же ступень. Немыслимой тоской было вспоминать о тех, кого уже не предоставляется возможности вернуть. Смерть, конечно же, не всегда тому причина (и тогда уже сердце не позволяет вернуть человека), но, к сожалению, у семьи Мэйшес был именно этот случай.

Воспитательница знала о произошедшей у них трагедии. Она, присев на корточки, принялась гладить по голове и успокаивать ребёнка. Действительно утешающие слова было всегда сложно подобрать, но её тётя всегда в таких случаях старалась поддержать ребёнка для того, чтобы тот пришёл в себя. Да и разве помогут ли какие-то альтернативные сказки про то, что твой родитель улетел в космос или уплыл в далёкое плаванье, когда собственная мать умерла на руках. Для ребёнка окружающий мир в этот момент становился таким пустым без человека, на которого ты раньше во всём хотел быть похож? Кажется, ты только что чувствовал "почву" и "опору" под ногами, как твоё сознание вновь решает выбросить тебя из привычного сонного спокойствия.

– Малыш, может, тебе стоит хотя-бы попробовать? – Аннтуанэта тоже попыталась внести свой вклад в критическую обстановку и сменить тему, вытирая катящуюся очередную слезу, – у нас прекрасные детки, я уверена, ты с кем-то подружишься. К тому же у вас всегда есть я, к которой, в случае чего, вы можете обратиться даже если вам просто станет очень-очень грустно. Я обещаю всегда быть рядом.

Взрослые, окружившие ребёнка, встали. Он, постаравшийся успокоиться, не вербально дал этим согласие на то, что он готов "идти" дальше. Мисс Фоам попрощалась с ребёнком, поцеловав в лоб на прощание и поблагодарив воспитательницу за тёплый приём. Аннтуанэта взяла малышку за руку, и после того, как она и Мэйшес с тётей Фоам помахали в знак разлуки друг-другу, они вдвоём зашли внутрь детского сада.

Глава 2. «HEY KIDS»

На стенах коридора висели различные красочные, на детский лад картины в рамках нежно-розового цвета, располагались достаточное количество пастельных оттенков шкафчиков для детей, на которых были изображены и клубнички, и мишки, и зайчики, и различные другие "опознавательные" рисунки для того, чтобы детям было проще находить свой шкафчик.

Родители начинали приводить своих детей, кто-то заходил дальше порога, кто-то прощался с отпрыском возле детского сада, естественно удостоверяясь в том, что воспитательница взяла ребёнка под своё крыло. Мэйшес, кладя овечку в шкаф, наблюдала, сидя на скамейке за тем, как родители оставляют своих детей.

Первым, кого она увидела, был кудрявый мальчик с соской в руке с отцом и матерью.

– Зачем ему соска? Он что, ещё не вырос из этого? – было её первой мыслью, когда она завидела это зрелище.

За приоткрытой дверью Мэйшес заметила привязанную собаку, внешне которую не часто углядишь на улице и, скорее всего, принадлежащую именно им.

– Это же русская борзая. Она такая… необычная и пугающе привлекательная, – размышляла Мэйшес, вытирая немного мокрые глаза, – но не в плохом смысле, конечно… Интересно, сколько же им пришлось отвалить за такую красоту? – исключительно из своего любопытства она бы обязательно поинтересовалась у его родителей, но ей показалось, что это будет бестактно, да и не совсем к месту. Поэтому она снова переключила своё внимание с заинтересовавшей её собаки на пришедшую семью. Рядом с мальчиком были очень богато выглядевшие взрослые, но они, к удивлению Мэй, почему-то совсем не обращали на него внимания, несмотря на то, что, должно быть, уже давно переросший грудное вскармливание малыш то и дело дёргал обоих за одежду или руки, желая обратить на себя внимание. Расстались они с воспитательницей довольно быстро, и она, погладив его по голове, видимо пытаясь таким образом дать мальчику внимание в отличие от его ветреных по отношению к нему папы с мамой, отвела его за руку в группу.

Позже на пороге появилась семья, своим внешним видом дающая повод подумать, что они являлись очень воспитанными и скромными "аристократами". Мужчина – начальник мясокомбинатного завода – горделиво стоял в пальто и время от времени поглядывал на наручные часы. Под ним виднелась жилетка на пуговицах цвета хаки, под которой была надета полосатая рубашка. На ногах сидели брюки делового стиля и лоферы на толстой подошве.

Внешний вид, стоящей рядом с ним женщины, всё время поглядывающей на своего любимого мужа, был ему под стать – изысканное с различными деталями винтажное строгое платье, под которыми красовались матовые туфли с серебряной застёжкой на устойчивом каблуке. Среди них стояла их дочка в оливковой рубашке с ажурными элементами, поправляющая в таком же стиле, как и у матери, винтажную пышную вельветовую юбку с отделкой кружева на лямках. На ногах красовались коричневые туфельки со шнуровкой. В руках она, кажется, держала плюшевого кролика, а лишь по одному её взгляду можно было говорить о наличии интеллекта и воспитания.

– Веди себя хорошо, Меррелейн. – Наказывал со строгим видом отец дочери, держа ту за руку и поправляя волосы за ушко. Не заставив долго ждать, тут же подключилась и его супруга, приходившаяся своей неподдельной любовью к своему чаду наверняка девочке мамой, пожелав не оставаться в стороне родительского воспитания и уделить должное внимание ребёнку:

– И будь умницей, мы с папой тебя очень любим.

Поцеловав Меррелейн в лоб и попрощавшись с ней, как и большинство взрослых, они ещё какое-то время обсудили с воспитателем превосходность их ребёнка и, наконец, окончательно передали её под воспитательское "крыло", вскоре исчезнув за порогом и поспешив покинуть детский сад навстречу взрослым хлопотам.

Следом вошла, быть может, не столь богатая как первая, но тоже обеспеченная небольшая семья (то была одна мама) с девочкой, платье которой воротником напоминало школьную японскую форму. Цветом оно было что-то между "пыльной розой" и нежным коралловым, с ажурными оборками на подоле и как раз-таки тем самым японским воротником с галстуком на пару оттенков темнее чем платье. Копна длинных волос была заплетена огромной декоративной шёлковой резинкой, на ногах были надеты обычные с отделкой из кружева детские носочки и обувь на небольшой подошве. На румяных коленях колорита в образ добавляли пластыри с ещё незажившими под ними ранами и синяками.

Разрез глаз её и родителей, а также изящные черты лица выдавали в ребёнке явно восточное происхождение или явных предков оттуда. Её подбородок был слегка приподнят, а выражение лица немного надменным. Увидев её, на лице Мэйшес почему-то отразилось беспокойство, и она отошла в туалет.

А взрослые всё продолжали приводить своих детей.

Наконец, когда вся группа была, кажется, в сборе, воспитательница, собрав всех, начала им показывать, что и где находится.

Рядом с дверью, ведущей в коридор, располагался столик для

Аннтуанэты, где, соответственно, она могла пообедать, заняться своими "воспитательскими" делами. По центру группы располагались необходимое количество деревянных стульев и семь из такого же материала столиков по одному на пару для принятия пищи или досуга, вся мебель была выкрашена в цвет слоновой кости. В углу, напротив стола воспитательницы, находилась игровая с выступом и шторками сверху комната. Здесь также был сделанный из дерева стеллаж под игрушки: сидели всякие куклы, клоуны, стояли плюшевые и сотворенные из других материалов игрушки эстетичного старого образца, с которыми дети могли бы играть, и которые красовались на полках стеллажа. Висела и одна из таких же картин, которая находилась на входе. Рядом стояла каталка-качалка в виде пони с будто настоящей гривой, упряжью и уздечкой молочных и небесных оттенков. Комнату огораживала ширма, расцветка которой напоминала сахарную вату. Стены в этой части были детского голубого цвета с украшающими рисунками маленьких облачков, всё остальное огромное помещение, как и коридор, было обклеено обоями пастельно-розового оттенка. Далее воспитательница проводила детей в другую часть группы: слева от столиков находилась маленькая библиотека с детскими книгами, стеной между местом для принятия пищи и местом для чтения служил самодельный выкрашенный бледно-зелёной краской заборчик длинною в полметра. Для удобства лежал огромный пушистый ковёр, на который можно было присесть, возле стоял мягкий удобный диванчик, на случай если маленьких читателей соберётся много.

– А сейчас приглашаю всех добросовестно помыть ручки и присаживаться за столики, – Аннтуанэта помогала каждому ребёнку вытереться и следила за тем, чтобы все дети тщательно помыли свои руки, мимоходом объясняя простые правила гигиены

– Только не бегом, вы можете поскользнуться или случайно толкнуть кого-нибудь!

Наконец, все дети расселись за по своим местам. Меррелейн, так звали девочку из той самой "аристократичной" семьи, вызвалась помочь воспитательнице разносить тарелки с едой и чаем.

Подходя к каждому вместе с Аннтуанэтой, они подавали ребятам к столу по порции на одного только что сваренной на кухне геркулесовой ароматной каши.

– Странно – вслух размышляла Мэйшес.

На неё обратил внимание её сосед:

– Что, странно? – сидевший возле мальчик задал ей вопрос, совершенно не понимая, о чём она.

Мэйшес, слегка подняв брови, внимательно посмотрела на него:

– Я разве сказала это вслух?

– А я разве похож на того, кто умеет читать мысли? – мальчик, поведя бровью, в той же манере посмотрел на неё.

Она в свою очередь, задрав подбородок, попыталась высокомерно, но не с целью обидеть, а скорее, с желанием лишний раз немного "поманерничать", завершить диалог:

– Невежливо отвечать вопросом на вопрос. – Тут её вдруг снова заинтересовал завтрак и она, взяв немного и, приподняв столовой прибор, съела небольшую ложку каши.

– Невежливо говорить, когда находишься за приёмом пищи. С претенциозной ухмылкой ответил ей сидящий рядом ребёнок и сделал глоток стоящего рядом с его тарелкой чая.

В голове у Мэйшес на пару секунд возникла мысль о том, что он то ли пытается зеркалить её поведение, то ли ему просто хочется посмеяться над происходящим таким образом, но уточнять она не стала, а решила перейти сразу, что называется, к делу, дабы не "тянуть кролика за уши".

– Мисс Машрум уже 10 минут ковыряется ложкой в каше, но даже не попробовала её. – Ей не терпелось начать рассуждать в надежде, что если у её соседа и есть какие-то намёки на наличие эмпатии, в чём она была не уверена, если он всё-таки не пытался ею манипулировать до этого, ведь, по её мнению, данным качеством было обижено огромное количество людей, то он сумеет как-то поддержать диалог, пусть даже, быть может, и не обязан.

– На мой взгляд, эти и другие вопросы – не проблема, если они касаются живого, в первую очередь, человека. – Ответил суховато мальчик, сидящий возле Мэйшес, не отвлекаясь от завтрака.

– В каком смысле?

– В смысле ты можешь задать ей его, пока она находится в шаге от тебя, поскольку более точного ответа на вопрос, чем от неё и в то же время касающегося её мы вряд ли когда-то узнаем, тебе так не кажется? – задав Мэйшес вопрос, он сделал что-то между то ли упрекающим, то ли задающим вопрос выражением лица, но, как и Мэйшес, совершенно не желая обидеть собеседницу.

Внезапно Аннтуанэта встала и Мэй, пока её сосед сидел, будучи уставившимся в тарелку, растерянно отвела от той взгляд, уже забеспокоившись, что воспитательница подслушала их беседу, и сейчас вот-вот подойдёт, для того чтобы научить её и Гилберта рамкам приличия и тому, что безобразно секретничать за спиной у человека, который находится чуть меньше, чем в метре от вас, но та пошла в сторону входной двери.

Мальчик, увидев её попытку не демонстрировать, но всё же заметную тревогу, пожелал её едва ли успокоить:

– Успокойся, в дверь позвонили, если ты не слышала, витая в своих размышлениях.

Тут все ребята резко оживились. На пороге появился мужчина опрятной, но достаточно скромной наружности, с сыном, кажется, лет 5-6, который словно стеснялся, прятавшись за штанинами отца. Они начали о чём-то шептаться, да так, что вызвали у малышей неподдельный интерес, но Аннтуанэта тут же это заметив, поспешила закрыть, что называется "перед их носом" дверь, не стремясь в данный момент удовлетворять их детское любопытство. А то сами знаете, дети разными бывают.

Спустя, что ли, пятнадцать минут группового обсуждения, в коллективном шёпоте на более повышенных тонах начала выделяться Винни – та самая японско-австралийская девочка, завидев которую Мэйшес в коридоре ушла в уборную.

– О чём Аннтуанэта с его отцом может так долго разговаривать, если он просто привёл сдать своего ребёнка в сад? Он что, больной?

Она посмеялась над собственным высказыванием и слегка приподняла подбородок будто довольствуясь собственным остроумием и пренебрежением к подобному роду вещам. Сидящий рядом кудрявый мальчик, что, должно быть, был на входе с соской, очевидно, смутился версии Винни. Большинство, конечно же, не стало бы произносить такие несуразные вещи вслух, но мальчик не стал сдерживать смешок.

– Будет смешно, если то, что ты сказала в шутку окажется правдой.

После сказанного, он вновь вернулся к своему завтраку, охотно ковыряя ложкой в тарелке. Кажется, он был заметно голоден в отличие от Винни: та же от скуки лениво перекладывала кашу с одного места на другое. Кажется, она совсем не вызывала у неё интереса.

– Нет, серьёзно, зачем уделять столько внимания одному ребёнку, если у нашей няньки помимо новоиспечённого ребёнка ещё двенадцать.

Её лицо сохраняло всё то же пренебрежительное выражение с желанием продемонстрировать любому ребёнку, кто посмотрит на неё свою то ли непреклонность, то ли безразличие к окружающему. Она верно думала, что если человек не заинтересован в том, что происходит вокруг него, то значит никто и ничто поблизости не сможет его задеть.

Вавильяна в свою очередь за приёмом пищи такие мысли заботили мало, и он решился обратиться к собеседнице:

– Винни, будь, пожалуйста, тише, иначе из-за твоей любви к философии нас наверняка в отместку оставят без обеда.

Девочка посмотрела на него, сморщив брови и с презрением удивилась тому, что сказал её сосед.

– Ты сейчас попытался пошутить? Нас обязаны кормить, мы же не в Богом забытом интернате, здесь не хотят нести ответственность за чью-то смерть. Тем-более с голоду, дурачок.

Не став дослушивать его, Винни, встав из-за стола, и не желая благодарить соседа по столу за "интересный" диалог, взяла посуду и понесла на кухню.

Глава 3. «YOU'RE NOT SICK OF ME… YET?»

В группе наступило спокойствие, нарушаемое лишь негромким тиканьем часов на каминной полке. К тому времени, когда все позавтракали и убрали за собой, воспитательница уже стояла в группе и попросила вновь всех присесть на свои за столиками места.

Мэйшес что-то обсуждала за третьей партой со своим соседом. В процессе беседы она для себя выяснила, что его зовут Гилберт, а он, в свою очередь, узнал и её имя. За время отсутствия воспитателя и во время того, как их диалог с Гилбертом прерывался, она даже написала стих для покойной матери:

«MilkyMummy»

Её мягкие руки кутали мою шею,

И волосы накручены были в напряжённую руку

С целью швырнуть меня в угол.

Раны из губ кровоточат, а тело укутано в одеяло

Одеяло в крови от кровоточащих губ.

Такая забота…

Я скучаю по ней и лью вёдрами воду можно создать страну слёз.

Только спит она крепко-крепко всерьёз

И сейчас ей не важен тот факт, что могли бы быть всё ещё с ней.

Возникает вопрос:

Если б выбор бы твой не пал в сторону спирта

Где бы был бы наш, мам, сейчас домик из грёз?

Мэйшес хотелось показать стих кому-нибудь, кто хоть что-то бы знал в ней что-то. Она подумала, что это могла бы быть воспитательница, но ещё было бы здорово, если это была бы Меррелейн. Но Мэйшес совершенно не знала, как она отреагирует. Она слышала, что та настоящий ценитель всего, что касается книг, и пока она не спешила с выбором в её сторону дабы не выглядеть глупо.

– Вот бы она сама заметила и поинтересовалась, – перебирая пальцы и пытаясь спрятать за чёлкой глаза, размышляла Мэйшес.

Она смотрела Меррелейн в затылок, которая в свою очередь что-то читала за первым столом в их третьем ряду.

Винни отвлечённо смотрела на часы и мимолётом что-то говорила Вавильяну, пока тот пытался вновь завести с ней диалог, несмотря на то, как повела себя его собеседница за завтраком.

– Я буду звать тебя Вилли, твоё имя слишком долгое и занимает много времени, чтобы произносить его полностью.

В достаточной мере нагловато отвернувшись, она положила локоть на стол, и, подперев щеку рукой, продолжила смотреть на циферблат. Их пара сидела слева от Мэйшес и Гилберта. Завидев это зрелище, Мэйшес стало жалко мальчика, и она подумала о том, как же всё-таки эгоистично и до какой степени бестактно и неприлично сидеть затылком к человеку, когда он тебе с такой заинтересованностью что-то рассказывает. Но озвучивать не стала, это было бы ещё более неприличным вот так вот влезать в чей-то диалог, а потому она отвернулась и ушла в только ей одной известные мысли. "Вилли" невольно замолчал. Внутри что-то неприятно сжалось. Он не понимал, как он должен чувствовать себя после сказанного Винни в свой адрес и от того испытывал смешанные ощущения. Но, в любом случае, мальчик не хотел демонстрировать то, что ему не нравится, ведь если, как ему казалось, Винни обнаружит в нём недовольство, то она тут же обидится и безвозвратно от него отвернётся. А потому, не обращая внимания на её нрав, Вавильян был рад малейшему вниманию с её стороны и тому, что она его хоть и краем уха, но слушает. А может, ему просто хотелось так думать. Так что не теряя времени он согласился с ней:

– Если тебе так нравится, то думаю, мне понравится тоже… Едва слышно сказал он ей в ответ, и, закрывая глаза на небольшую затаившуюся в его детском сердце обиду, Вилли решил продолжить рассказывать девочке, чей взор всё так же был устремлён на часы, по всей видимости, важные ему вещи, – А меня пару дней назад меня наказали родители за то, что я не сказал им о том, что вышел из дома, а было раннее утро. Они отправили меня гулять с Ирис, она так смешно пыталась ловить уток.

Меррелейн же каким-то образом уже успела сбегать до той маленькой библиотеки и взять оттуда книгу. Утопая в чтении, она совсем не была в сведении происходящего. Большинство других детей также были заняты обсуждением личных дел, а потому равным некоторым образом не заметили, как мисс Машрум вернулась к ним.

– Ребята, – она похлопала в ладоши стремясь обратить на себя их внимание – я попрошу вас быть тише.

После её просьбы дети, как ни странно, в предвкушении информации уставились на воспитательницу: даже Винни наконец-то оторвала взгляд от ненаглядных часов, чему Вилли непроизвольно и неловко улыбнулся, желая скорее немного скрыть радость, появившуюся на его лице от такой, вероятно, мелочи и пытался вобрать ту серьёзность, которая была в выражении лица его соседки. Все приготовились слушать Аннтуанэту:

– Я бы хотела обсудить с вами некоторые режимные моменты, а для этого мне нужна от вас тишина. Большое спасибо.

Мальчик, которого только что привели, уже переодевшись ждал мисс Машрум в коридоре за дверью группы. Воспитательница после того, как его отец ушёл, попросила его на пару минут посидеть там под предлогом того, что ей нужно убрать за некоторыми детьми посуду, после чего она сразу вернётся к нему помочь при возникновении каких-либо проблем.

– Итак, – перед этим на несколько секунд она отвела глаза в сторону и вновь задумалась, рассуждая еще раз над тем, что она собиралась обсудить с детьми и не пожалеет ли она о своём весомом для себя как педагога решении.

– Дети, вы должно быть замечали различия между нами людьми: от черт лица до одежды. Это от того, что все мы разные, на пару секунд она остановилась – но на этом различия не заканчиваются и это отнюдь не повод дразнить кого бы то ни было за что-то или, выражаясь простым языком, того, кто хоть как-то отличается от вас в первую очередь как от человека. И это абсолютно нормально, что вы отличаетесь друг от друга, вы не должны собираться в коалиции с целью обидеть кого-то.

Аннтуанэта закончила монолог, пытаясь собраться с мыслями и возобновить речь. Дети, смотря на неё, замерли в ожидании. Никто не понимал, о чём говорит мисс Машрум. Точнее, понимали, но не смекали к чему это она. Да и зачем им было смекать, если ничего серьёзного не происходит?

– Иногда некоторые дети бывают больны, но мы этого не видим

– Вилли, сейчас она скажет, что он – инвалид, смотри – Винни слегка толкнула сидящего рядом мальчика локтем в плечо.

– Винни, – воспитательница, увидев источник шума среди детей, обратила внимание на девочку. Больше безразличия (как и Мэйшес) её раздражало, когда кто-то перебивал её в моменты, когда шла речь о проблемах, на которые социум по идее должен обращать внимание. Она прошла к ней, сидящей на третьей парте слева, и с укоризной взглянула на неё:

– Имей совесть, когда смеёшься над такими вещами. Воспитательница, сделав ей замечание, смотрела ей прямо в глаза, тем самым стараясь усилить влияние внушения своей точки зрения.

Все дети в это время смотрели на то, как она отчитывает Винни.

Часть из них стала перешёптываться между собой, вероятно, обсуждая происходящее. Мэйшес искоса (чтобы выглядеть не совсем заинтересованно и оставаться незаметной) и в какой-то мере даже судорожно переводила взгляд то на воспитательницу, то на

Винни, успевая наблюдать создавшийся непродолжительный между ними "конфликт", состоящий в основном из ненарочных упрёков

Аннтуанэты и препираний несогласной с ней девочки, выражающей показательную отстранённость. Вдруг, их спор прервал стук в дверь группы. Это был тот самый мальчик, терпеливо стоявший за дверью и ждущий, пока воспитательница уже разрешит ему войти в группу после своей речи, но ту прервала Винни. Воспитательница знала, что как ребёнок Винни является нарциссом, но на фоне собственных переживаний её задела бессердечность девочки и желание посмеяться над этим. Она пыталась это всё свалить, как вариант, на защитную реакцию ребёнка. Быть может, как педагог она не является идеальным примером, но, тем не менее, как в то же время и воспитатель, по сути являющийся тем же педагогом, она не могла позволить начинать вести себя подобным образом в ответ. Причина была не только в том, что она являлась воспитателем, а в том, что нарциссу банально нельзя давать бурную реакцию на его "насмешки" и тому подобное, о чём Аннтуанэта, как человек с педагогическим образованием, прекрасно была осведомлена.

Все до единого невольно повернули свои головы на раздавшийся звук и на едва приоткрывшуюся дверь:

– Я могу войти? – донеслось за дверью – Прошу прощения, мне немного наскучило ждать, когда вы договорите, если честно.

– Да, конечно, прости нас… – Аннтуанэта, бросив секундный взгляд на Винни, отошла от её парты и прошлась к двери, за которой стоял ребёнок – мы немного задержались с ребятами.

Подойдя к мальчику, воспитательница взяла его за руку и вывела перед всей группой для того, чтобы познакомить их, ведь он пришёл самым последним:

– Дети, познакомьтесь, – она погладила его по голове, – это Азриэль.

Что-то вызвало у детей бурный интерес и ребята начали шептаться.

– Посмотри на него, – Винни снова хотела привлечь внимание Вавильяна и подёргала его за плечо, —у этого разноцветного урода разные глаза.

Её сосед вдруг решил начать вести себя подобающим соседке образом (вероятно, для того чтобы уже хоть как-то понравиться

Винни или, по крайней мере, завоевать немного её мнимого уважения) и попытался соответствующе поддержать диалог:

– Думаешь, его покрашенные волосы – это следствие безалаберных родителей-алкашей, решившего поэкспериментировать на сыне?

Девочка, посмотрев на него и задумавшись, снова перевела взгляд на стоящего в середине мальчика, пока воспитательница рассказывала по мнению Винни "прочую ерунду".

– Не знаю, но выглядит он фриковато. Быть может, этой безмамной он и понравится.

Пока на заднем фоне Аннтуанэта предложила мальчику представиться ребятам, а затем пройти на место, большинство детей замерло в ожидании: представителей "считавших ворон" было конечно меньше, всё-таки Азриэль среди некоторых выделялся. Вавильян во время их диалога с Винни хотел было возразить своей собеседнице. Даже для него, пытавшейся в настоящий момент быть на неё немного похожей, данное высказывание показалось… грубоватым? Но высказывать ничего поперёк он не стал. Да и зачем, если она начала с ним куда больше общаться и теперь даже не сидит с совсем уж беспристрастным видом отвернувшись, когда тот ей что-то рассказывал. Хотя, то, что он говорил было зачастую тем, что ему казалось, она именно захотела бы от него услышать.

К тому же, разве является их проблемами то, что у Мэйшес, как любила выражаться Винни, "околела" мать? Вавильян старался гнать прочь от себя мысли, вызывающие в нём отклик совести в противовес думая о том, что теперь, по всей видимости, у него есть Винни и он может равняться на неё и не чувствовать одиночества, а может даже чувствовать какой-то авторитет в группе так как

Винни виделась ему такой… неприступной и холодной по отношению ко всему? Ему это очень импонировало в ней, в то время как он даже и не понимал почему. Хотя, покопаясь в определённых разделах психологии, и будь он постарше, возможно, он конечно бы и понял. Только был бы он рад своему открытию? У Меррелейн, поспешившей отложить книгу по правилам её воспитания (как никак воспитательница знакомила их с новым членом коллектива), мальчик вызвал прагматичный и житейский интерес. Как только он прошёл с воспитательницей и встал с Аннтуанэтой перед ними, у неё сразу возникла мысль, что у того довольно умные глаза, чего лично она не смогла бы сказать о некоторых детях в группе. Выражаясь о воспитании, с её точки зрения это было бы слишком похабно игнорировать человека, когда сама атмосфера и создавшаяся ситуация требовала, чтобы на мальчика обратили внимание. Человеку из одной из самых воспитанных семей вести себя так не годится: читать книгу пока тебе кого-то представляют.

Если бы так получилось, что у неё спрашивали бы мнение на этот счёт, она бы ответила, что это похабщина. А в семье у них с воспитанием, пусть и без фанатизма, но находилось под присмотром отца и старалось быть чинно. Хотя отец бывало иногда пропадал на мясокомбинате ввиду своей должности, что являлось его работой, позволяющей обеспечить ему всю семью, и Меррелейн оставалась под присмотром у своей матери, которая была писательницей и ласковой душой их семьи. Та была всегда рада гостям. Друзья мужа завидовали тому, что у него такая супруга, а дочь… Она всегда силилась не оставлять без внимания объясняя это тем, чтобы у ребёнка в этом плане по жизни был минимальный комплект комплексов или полное их отсутствиевовсе.

Мэйшес в это время старалась сохранять внешнее и внутренне спокойствие, несмотря на то, что она очень удивилась тому, как выглядел Азриэль. Она впервые в своей жизни видела, чтобы у ребёнка лет 5 волосы имели такой яркий, да ещё и голубой цвет, с которым завораживающе играл мягкий свет, вызывая лёгкие блики падая из окон детского сада и создавая видимость существовавших на голове и других оттенков. Солнечному свечению, как нельзя кстати для некоторых маленьких ценителей всяких изяществ, были подставлены искрящиеся и немного жмурящиеся при случае от света глаза разного цвета словно для лучшего их изучения со стороны. Подобного рода деталям конечно вряд ли сумели бы уделить внимание люди, не умеющие замечать красоту в таких, казалось, будничных мелочах. А может, просто не всем дано.

– Так странно… Зачем она всё время держит его за руку?

Ему так спокойнее? – Мэйшес рассматривала, как Аннтуанэта бережно держит Азриэля за руку. – Может подойти, спросить?

А может это совершенно нормальное явление, и я буду выглядеть как-то странно обеспокоенно, и он подумает что-то не то? Она продолжала смотреть на него в упор. Мэйшес забавляло, когда их взгляды встречались. Она понимала, что она, должно быть, выглядит маниакально, ведь она не сводила с него глаз время от времени моргая и продолжала смотреть на него, но ей нравилось, как это выглядело странно со стороны.

– Наверное, я пугаю его?

Сидя на стуле, Мэйшес нервно перебирала своими маленькими пальцами рук под столом. Она продолжала смотреть на Азриэля, в то время как мальчик периодически смотрел на неё и растерянно искал, куда деть глаза в следующий раз, когда они снова столкнутся. Девочка с причудливым бантом действительно выглядела для него пугающе. Про себя он так и думал. К слову, напугать она его совершенно не хотела. Но нельзя же вот так бездумно пялиться на того, кого ты видишь в первый раз?

Немного поразмыслив про себя и испытав разные виды взглядов. Мэйшес, принявшись что-то писать и, несмотря на своё желание остаться беспристрастной откровенно "палилась". Меррелейн, сложив руки под подбородком, внимательно и интеллигентно слушала, что со стороны было просто невозможно не оценить, Винни, облокотясь на стул, сидела с вытянутыми под партой ногами, а в её взоре отображалась свойственная ей напыщенность, пока Вилли пытался копировать бессознательно для себя некоторые её повадки, Азриэль всё-таки прервал существовавшую в общих чертах тишину.

– Благодарю вас, мисс, – он отпустил руку Аннтуанэты, посмотрев на неё, – но уверен, в данный момент я могу справиться сам.

Воспитательница отстранилась, ласково погладив его по его слегка взъерошенным волосам и попросила детей о том, чтоб они не проказничали и не обижали друг друга, помимо этого разрешив после небольшого знакомства разойтись и поиграть, а также больше познакомиться друг с другом. Она отошла помочь нянечкам на кухне, дав Азриэлю возможность самостоятельно поконтактировать со всеми детьми:

– На самом деле, я своему отцу, любящему поизучать естественные науки, предлагал не идти, и он долго думал надо оно мне или нет, —оглядывая группу и машинально начав теребить пальцы, он старался выглядеть уверенным в себе – но из-за моей матери, вечно кормящей меня картошкой, мне пришлось прийти сюда.

Все молчали. Кто-то между собой начал перешёптываться.

Часть ребят ожидало должно быть немного другого представления. Всё-таки у основной части детей семьи были классического типа и.. ничем не выделяющиеся, поэтому и приветствие в их головах выглядело немного по-другому. У пытающегося походить на свою подружку Вавильяна, заслышав про картошку, выражение лица несколько сменилось на… понимающее?

– Напыщенный ублюдок – негромко усмехнулась Винни то ли для себя, то ли для Вилли, смотря на то, как Азриэль сбоку выходя из библиотеки и проходит ко второй парте, садясь перед Мэй – видимо, все дети с дефицитом внимания так себя ведут.

Меррелейн повернувшись к Азриэлю, с прилежной заинтересованностью, поставив локоть на парту, а руку под щеку, начала спрашивать о том, какую книгу он взял, и что он любит читать. "Видимо, они очень похожи с ней…" – подумала сидящая сзади них Мэйшес. Её взгляд с увлечённого тем, что она так захвачено писала, сидя за столом, и слушая, пока Азриэль представляется, сменился на тоскливый. Попытавшись скрыть это и поджав губы, она отвернулась от стороны, где сидит Винни с Вавильяном, ведь она слышала все их насмешки и то, что они обсуждали, пока мальчик стоял посреди группы. Её мнение основывалось на том, что нельзя ничего стесняться, да и зачем, когда какие-либо чувства идут от всего сердца. Разве что, ты можешь смутить кого-то своими неожиданными для человека эмоциями? Но сейчас её это заботило куда меньше, чем возможность того, что вредная девочка, сидящая слева от неё, заметит её тоску и поняв из-за чего она, обязательно высмеет всей группой. В прошлом детском саду, откуда перевели часть сидящих теперь здесь детей, она раз попыталась сдружиться с ней, но ничем хорошим для неё это не закончилось. Винни пугала её нынешним хладнокровием и чёрствостью, хотя она могла вспомнить, как та какое-то время меньше всего была такой какой вновь она показывает себя сейчас, но при желании познакомиться с Азриэлем её это не пугало.

Глава 4. «TENDERNESS ALWAYS KILLS»

Дети расходились играть. Некоторых привлёк читальный уголок, некоторые разошлись по игральным комнатам, расположенным в группе и игральным уголком в спальне. Азриэль стоял с Меррелейн у стены рядом с игральным уголком в группе. Винни и Вилли, облокотившись на стену, стояли на противоположной стороне возле окон. Гилберт – сосед Мэйшес что-то бурчал про натальные карты и карму в прошлой жизни, рассказывая об этом какой-то впечатлительной девочке, которая очарованно его слушала.

Вроде, та была ему одной из девяти его сестёр. Спрашивается, зачем родителям столько детей? Кормить столько желудков чтобы все они потом работали на тридцати трёх работах и вгрызались друг другу в глотки за наследство, сетуя на своё существование?

Ну ладно, это не наше дело.

– Если я к нему подойду, то он будет смотреть на меня свысока? Мэйшес мяла в руках какой-то листок бумаги, смотря в сторону того, как Азриэль общается с Меррелейн – Наверное, он захочет с ней дружить, у них одинаковые интересы…

Она опустила глаза и снова поджала губы. Она сидела одна, пока её бывшая знакомая стала до неузнаваемости чужой для неё, Гилберт с его сестрой Абигейл не вызывали доверия, а по утренним слухам в детском саду стало известно, что тот вообще плохо к ней относится: избивает и видит в собственных сёстрах лишь обслуживающую прислугу, а те в свою очередь из-за детских травм и вынужденной подработке, о которой родители стараются умалчивать, но сам факт почему-то всё равно всплывает. Кем может работать ребёнок пять лет, да ещё и чтоб эта информация так тщательно скрывалась?..

– Смотри, как эта сvка пялится на новоиспечённую жертву с СДВГ? – Винни, стоя у окна, что-то дымила в форточку – Смотри, что у меня есть, – она протянула Вавильяну самокрутку – попробуй, тебе понравится.

Вилли замялся. Курить у него мало было желания, к тому же если заметит воспитательница, но она точно может их наказать, отобрав у них следующий приём пищи. В первую очередь его, как ни странно, беспокоило именно это.

– А я это… – он замялся – не умру? Мне же ещё всего пять…

Винни нахмурила брови. Выражение её лица приобрело издевательский оттенок, смешанный с озадаченностью:

– Не смеши – она шагнула к нему ближе, уменьшив расстояние между ними, и, словно желая поглумиться над мальчиком, будучи уверенной в том, что он обязательно опозориться откашлявшись, а также зная о том, что это несомненно будет для него первый опыт, поднесла самокрутку к его рту желая скорее получить новый повод лишний раз самоутвердиться – расслабься, тут нет ничего тяжелого.

Долго мешкать было нельзя иначе его маленькая, как и он сам подруга заподозрила бы что-то неладное так что недолго думая он взял у неё предложенную небольшую "сигарету" и как можно скорее попробовал "по-взрослому" закурить. Вилли смотрел на неё. Ему казалось, что-сейчас-то она точно не издевается, ведь пока он пытался сделать "тягу", она смотрела на него, искренне выжидая реакции. – Должно быть, ей интересно понравится ли мне или нет? – проносилось в его голове. Разум слегка затуманился, а в горло будто налили кипяток вперемешку с острым перцем:

– Может, она хоть сейчас немного очарована мной? Может, я ей всё-таки понравился? – он смотрел прямо ей в глаза. Из окна обдувал лёгкий ветерок, иногда было слышно чириканье птиц, на пару секунд его даже перестала волновать воспитательница, которая живо отберёт у них обед, а он останется голодным по вине собственных стремлений выглядеть эффектно перед своей подругой. Но вот неудача – всё произошло, как и задумывалось Вилли: он схватился за подоконник, пытаясь выхаркать неизвестную им вдохнувшую субстанцию. Откашливаясь, он не заметил мистера

Тедди – слеповатого сторожа, подметающего крылечко детского сада, а вот он, в отличии от Вилли, заметил неизвестного ребёнка из-за уж очень громкого смеха Винни, которая потешалась над едва-ли не задохнувшимся Вилли. Ещё б мгновенье и их без сомнений уличил именно их в том, что они творят посреди ясного утра:

– Сvчёныwи, это кто там курит? – закричал мистер Тедди – я вам сейчас уши пообдираю! – бросив метлу, он попытался ближе подойти к окну, в котором увидел детей.

Винни, заслышав его, скорее заставила на корточки пригнуться друга:

– Блvдь, тише! – она похлопывала его по спине, стремясь успокоить Вилли – Уйми кашель иначе нам питка таких пvздvлей даст… Боже правый…

Мистер Тедди, подойдя к окну и поняв, что не успел поймать паршивцев, пошёл прочь дальше мести двор, бубня себе про нос:

– Ох, полоротство хуже девичьего распутства…

Дети в это время, слушали отдаляющиеся его шаги, сидя как можно тише под окном. Постепенно переставая кашлять, он до коснулся одной рукой её щеки, лишь слегка погладив ту, боясь, что девочка его как-то ударит за это:

– Ты сейчас заботишься обо мне? – облокотившись назад руками, и в полу лежачем положении, Вавильян смотрел прямо на неё. Его глаза были в данный момент были полны надежды отыскать хоть малую толику желательно подлинного, пусть и в такой надлежащий того момент беспокойства Винни за него. Он же мог в буквальном смысле задохнуться и умереть, разве она не должна хотя бы сейчас побеспокоиться за него, учитывая то, что всё произошедшее, казалось, произошло по её в первую очередь инициативе?

Поймав себя на мысли, что со стороны Винни выглядит сейчас придурковато, отвечая ему на его пронзающий взгляд, она отдёрнула руку:

– Ты поехавший или на тебя так лёгкий косячок повлиял? встав и сделав перед ним показушное невинное гримасу, она, отшатнувшись от него – Закрывай гештальт недостатка внимания от собственной матери без моего участия или можешь обратиться за помощью к Мэйшес… – после этих слов, Винни не спеша пошла прочь. Намокшие глаза и пару выступивших слёз Вилли немедля постарался вытереть своей голубой пижамной рубашкой.

* * *

– Хорошо, я подойду к нему, – пытаясь утихомирить свою тревогу, Мэйшес продолжала комкать листок бумажки, наблюдая за тем, как Меррелейн и Азриэль что-то обсуждали – А будет приличным, если я вот так сунусь посреди их диалога? Они оба кажутся на вид такими начитанными, они не прогонят меня за такую грубость, если я их перебью? По-моему, Меррелейн как-то обмолвилась, что её бесит, когда её перебивают… – она судорожно переводила взгляд то на блестящую поверхность стола, за которым сидела, то снова на них, то снова на парту – Ладно, если так вечно метаться в сомнениях, то останешься посреди рухнувшей яблони, так и не сорвав яблок.

Она встала из-за парты, ещё пару секунд всё обдумала и двинулась навстречу паре детей, стоявших, наверное, в паре метров от неё. Чем больше она подходила, тем сильнее билось сердце и заставляло Мэйшес чувствовать себя все более неуверенно. Расстояние между ними стремительно сокращалось, а в голове девочки созревали новые, наивные, но до абсурда смешные беспокойства:

– Господи, только бы у меня не изменился мой нормальный голос на слащаво-приторный, я провалюсь под землю, если что-то подобное произойдёт…

Подойдя к ним Мэйшес не заметила, как промежуток между тремя стал, откровенно говоря, неприличным. Или может только ей так казалось. Издалека наблюдая, ей почему-то казалось, что если она подойдёт, то все непременно окажутся одного роста.

Сейчас же смотря на Азриэля, будучи ниже едва-ли на пол головы, ей приходилось слегка поднимать глаза, а на Меррелейн наоборот приходилось немного посматривать сверху вниз, находясь в обуви, напоминающей что-то вроде туфлей со слитой небольшой платформой и являясь где-то на пару сантиметров выше:

– Могу ли я…

Она немного встревожилась. Теперь, стоя напротив них, втроём они образовывали что-то типа треугольника. Как бы она не пыталась это контролировать, её тон стал несколько мягким, но, вроде как, ни Меррелейн, ни Азриэль, не придали этому значения:

– Можешь, Мэйшес – с кроткой и без ехидства улыбкой произнесла Меррелейн. – Ты уже минут двадцать на нас глазеешь, пытаясь казаться незамеченной – разговаривая спокойно, Азриэль откинул голову назад и несколько секунд пялился в потолок, а затем снова обратился к подошедшей к ним девочке – Расслабься, будешь? – порывшись в карманах своих мягких шорт, обнаружив там только маленький платочек, старый браслет и поискав в кармане ажурной молочной рубашки, он, не разжимая кулак полностью, протянул Мэйшес какие-то странные таблетки. Вероятно, это было каким-то секретом, иначе почему они хитро, но в то же время так безобидно и расслабленно ухмылялись от чего выглядели ещё более непринуждённо? Завидев непонятные ей пилюли, Мэйшес робко приподняла брови, контролируя собственное и небольшое ошеломление чтобы не выглядеть испуганной будто она только вчера родилась, хоть она пока ещё и слабо понимала, что он держит в руках. Не желая выглядеть совершенно блаженной перед стоявшими напротив детьми, решила слегка нагнуться к нему и задать нейтральный вопрос:

– Ты лечишься от чего-то? Или вы ширяетесь? – она, выжидая ответ, перевела взгляд с Азриэля, на Меррелейн, предполагая, что может она даст ей ответ.

– Нет, нет, – мальчик, немного заикаясь, тотчас приподнялся от стены и начал жестикулировать руками как бы отнекиваясь и отрицая возникшие соображения Мэйшес, желая разубедить её.

– Мы ничем таким не занимаемся, а любителей ширяться мы презираем – сказав спокойно, Меррелейн выждала небольшую паузу, переглянувшись с Азриэлем, лицо которого почему-то стало немного напряжённым. Она погладила его по плечу, он же в ответ кивнул, дав как-бы понять, что всё в порядке. Мэйшес в этот момент бросился в глаза возникший небольшой, но будто нарастающий тремор рук мальчика, но по выражению лиц троих детей, кажется, лишь пара из них трёх понимали в чём дело. В отличии от Азриэля и Меррелейн, судя по всему, уже познакомившихся, Мэйшес с ними разговаривала в первый раз:

– Всё хорошо, я верю-верю, всё в порядке – ответила Мэйшес, несмотря на то, что оба ребёнка вызывали какие никакие подозрения слишком какой-то уж нестандартной, по её мнению, реакцией, всё равно попыталась их успокоить, рассуждая о том, что мало ли что у них в конце концов там происходит. Да и покажется ли это ребятам уместным, если она так сразу беспорядочно влезет не в свои дела?

– Я видела тебя в коридоре, пока воспитательница рассказывала небольшую информацию моим родителям о детях, которые будут со мной. Мне нравится твоё платье – сказала Меррелейн на ухо девочке, держащей какую-то бумажку в руках – Эй, а что там у тебя? Ты рисуешь или пишешь? – малышка указала на руку Мэйшес, закидываясь очередной пилюлей.

– Спасибо… Да, я написала стих… Мальчик с голубыми волосами, оживившись, слегка приподнял голову, ожидая, что она скажет дальше:

– Вот, держи, надеюсь, ты не подумаешь ничего такого… Я правда не хочу выглядеть как-то нелепо – Мэйшес, не став акцентировать внимание на том, что она не хочет выглядеть глупо именно перед Азриэлем, протянула ему кусочек бумажки, предвкушая какую-либо (хотелось бы положительную) реакцию.

– Благодарю, – он слегка поклонился, положив руку на сердце и снова перевёл взгляд на неё – Мне прочесть это сейчас?

– Извините, что прерываю, друзья, мне нужно ненадолго удалиться – нехотя перебила их маленькая носительница винтажа, – я пойду поищу что-нибудь перекусить, может у нянек удастся что-нибудь свистнуть, простите меня и мои проблемы с желудком – с этими словами Меррелейн, объяснившись и сделав реверанс, аккуратной походкой удалилась, уйдя на кухню. После этого Азриэль снова переспросил у Мэйшес разрешения, можно ли ему прочесть то, что она ему написала:

«ASRIEL»

Ты некрасив, ты некрасив

Твержу себе одно и то же

Твои глаза как соль на рану

Из тысячи чужих прохожих.

Ты некрасив отнюдь собой

Себя терял и свой рассудок

Так раз за разом повторял

На протяжении целых суток.

Что ты урод, а я дурак

Сыскал глаза для ориентира:

Один – цвет подлинных сапфиров

Другой – цвет свежих яблок.

Красиво, мне нравится – положив бумажку в карман, он снова взглянул на Мэйшес, иногда всё равно на короткое время отводя взгляд, вспоминая про прошлый зрительный контакт с ней, смущающий его при знакомстве с группой. Да и сейчас она всё равно немного пугала этим. Мэйшес, полагая, что ответ будет глубже, не отводила от него распахнутых глаз:

– Про что там?

– Про мои разные глаза? – он, казалось, был менее равнодушен, чем в первый раз, когда оценил её небольшую, но (честно-честно) от всего искреннего сердца работу. По-прежнему находясь возле Азриэля, смотрящего в находящиеся на окна напротив, уже как-то более неловко себя чувствовала. То ли от это было от его "холода", то ли от того, чего она уже успела на придумывать себе в укор, и, кажется, уже жалея о том, что стоит здесь.

В её голове было много разнообразных мыслей: от "Он такой… холодный?.. Сейчас?.." и "Я сделала что-то из ряда вон выходящее? " до "Возможно, с Меррелейн, как и в принципе они сторонники гораздо серьёзных и высоких произведений, а потому таким их не удивишь? " и "А может в прошлом детском саду ему тоже преподносили что-то подобное? " Да, надо же.

Мэйшес, не желая подавать виду и тоже посматривая на природу снаружи, старалась успокоить себя тем, что она всё себе навыдумывала, приказывая перестать изъедать себя сомнениями. "Кому вообще придёт в голову читать меня как раскрытую книгу и волноваться о моей чувствительности, когда вокруг достаточно забот? " – проносилось в её маленькой голове – "Нужно, на благо себе же, научиться, наверное, быть менее чувствительной…".

Азриэль в отличии от своей замолкнувшей и появившейся минут тридцать назад подружки не особо любил подолгу находиться в такой малость стесняющей и внезапно образовавшейся тишине.

Ничем не занимаясь, он чувствовал себя, как правило, не в своей тарелке, отчего ему скорее перенести фокус внимания на что-нибудь, что было бы этого, по его мнению, достойно:

– Слушай, мне не совсем, честно говоря, комфортно находиться, на одном месте, я…

Их беседу пресекла хлопнувшая снаружи входная дверь. Довольно громкий и убедительный приближающийся топот туфель, за утро выученный детьми и вот уже распахнувши двери в группу, мисс Антуанэтта с разгневанным лицом стояла посередине большой комнаты:

– Кто из вас курит или что-то принимает, паршивцы? Вы в своём уме? Невооружённым глазом маленьким проказникам и тем, кому было не за что бояться сразу стало понятно, что Аннтуанэта находилась в полнейшей ярости. Не вербально детсадовцы узнавали от друг друга сигналы того, что лучше сейчас стараться не делать лишних движений: кто-то на кого-то смотрел с серьёзным лицом или переглядывался с собеседником, некоторые указывали друг другу жестом пальца у губ, как бы пытаясь заставить другого ребёнка замолчать. Сжимая обе руки в кулак, мисс Машрум и в ум не могло прийти, что, казалось, такие примерные дети могут пронести в группу что-то хоть отдалённо напоминающее сигареты.

– Мне всё уже про вас рассказал наш дворник во дворе, никому из вас не отвертеться. Молитесь на то, что у мистера Тедди никудышное зрение! – оглядывая всех, она пыталась найти какие-то внешние признаки у детей, облегчающие ей работу и указывающие на виновников торжества – Я мигом надеру жопу тому, кого вычислю, явка с повинным приветствуется!

Само собой, Антуанэтта не была человеком, любящим принимать такие крайние меры, но когда было необходимо вычислить, мягко говоря, сорванца, который натворил такой мерзопакостный поступок, ставя под удар не только своё, но и здоровье окружающих детей, то подобные пуганья являлись единственным вариантом.

– Это та дрянь сделала – громко донёсся девчачий и в какой-то степени даже насмешливый голосок из кухни – я видела, как Винни со своим дружком тусили возле окон, портя воздух дымом.

Мэйшес принялась мигом оглядываться, где конкретно был слышен голос, а когда завидела подругу у приоткрытого окошечка, выглядывающего на кухню, то сразу стало понятно. Все ребята пристально и молча уставились на обвиняющую Винни девочку. У большинства был небольшой шок от её поступка так как хулиганка уже успела заиметь себе определённую репутацию, иногда толкаясь в туалете у умывальников и угрожая некоторым ребятам, если те высказывали ей что-то в ответ. Меррелейн, соскочив со шкафа, на котором стояла, выкрикивая обвинения, закрыла ведущую на "кашеварню" дверь за собой и, слегка приподняв подбородок, вышла в группу. Не спеша и под всеобщую тишину и взгляды, девочка, поправляя юбку, чуть ли не вприпрыжку шла к воспитательнице. Вид у неё был плутоватый, а в руках она держала зелёное откусанное яблоко. Подойдя к Антуанэтте, она аккуратно отдёрнула её за подол платья:

– Честное слово, мисс Машрум! Её, будто смотрящие сквозь всё твоё внутреннее, лучистые добрые глаза, детская доброжелательность и милая улыбка располагали к себе взрослых людей и не поверить, даже если это являлось бы ложью, было просто невозможно. Затем Меррелейн, продолжая жевать яблоко, подошла к своим друзьям:

– Что ты делаешь? Она же агрессивная и невменяемая!

Мэйшес смотрела на Меррелейн, оглядываясь на Винни и широко распахнув глаза и совершенно не понимая, что та задумала.

– А ты что предлагаешь? Чтоб нас самих спалили с какими-то вряд ли знакомыми воспитательнице веществами? Если бы это высказал кто-то из вас, то она бы захотела что-нибудь сделать.

Меня она не тронет, её семья знакома с моей и знает о влиятельности моего папы, я не боюсь за себя – объясняла с озадаченным выражением лица Меррелейн, размахивая руками на уровне грудной клетки собеседницы – Пусть эта истеричка делает, что хочет, но в пределах своей головы.

Мэйшес перевела взгляд на Азриэля, затем на детей: первый всё также был равнодушен к происходящему, словно выжидая пока весь этот переполох закончится. Он не паниковал, он будто был… отстранён от всех? По внешнему виду девочки было видно, что ей действительно всё равно и она не боялась никаких бессовестных хабалок:

– К тому же я обоими ушами слышала, как эта, да простят меня родители, сvка нелестно высказывалась об Азриэле и о тебе, кстати, в том числе.

Мальчик с разными глазами, устав стоять в стороне, присоединился к их диалогу ещё находясь под влиянием пилюль:

– Её высказывания про то, какой я разноцветный урод не услышал только глухой, не обессудь – на пару секунд Азриэль взглянул на Винни, немного прикуся нижнюю губу, вероятно, от стрессовой обстановки и мельком продолжил оглядывать остальных членов группы – я бы ей объяснил может чего, но на счёт невменяемой ты права – с ней бесполезно строить диалог, а рук на девочек я не поднимаю. Пока они что-то обсуждали, а Азриэль, несмотря на беспокойство вокруг, с виду всё также казался выражающим полное безразличие, остальные дети всё-таки как-то следили за тем, что в конце концов произойдёт, тут же смотря на потрясённую известием и воспитательницу, которая совершенно не знала, как реагировать. Подобный случай на практике у неё произошёл в первый раз. Антуанэтта надеялась, что мистеру Тедди, возможно, всё-таки привиделось и он наговаривает на детей ввиду своей незрячести. Ну кто в возрасте четырёх-шести лет понесёт какие-то сигареты в детский сад?

Едва ли она успела договорить с Мэйшес, произнося последнюю фразу почти шёпотом, как откуда-то с взвизгом и злостью донеслось:

– Ах вы, трое убогих неудачников, обделённые вниманием родителей, вы у меня сейчас поймёте, кто из вас дрянь! Взбешённая внезапным обвинением фигура ребёнка молниеносно двинулся на стоящих втроём детей и кинулась на самого близ стоящего:

– Ты не в себе или таблетки от шизы забыла принять? – Винни, обездвижив Мэйшес, гордо взгромоздилась на место чуть ниже живота и наносила удары по лицу, иногда придушивая её.

– Пожалуйста, прекрати – скрещивая руки и откашливаясь, Мэйшес плакала, пытаясь закрывать от неё лицо и как-то по возможности скинуть с себя девочку, но бой был, ввиду плотного телосложения Винни, явно не на равных – вы же не раз надругались над моей душой в прошлой группе, высмеивая меня.

– И ты решила куда-то удрать, надеясь, что сбежишь от публичных насмешек и собственного убожества? – устроившая драку в одного, Винни с дикой улыбкой довольно восседала, про себя размышляя, будучи уверенной в выводах о том, как детям страшно, должно быть, наблюдать подобное зрелище. Избивая сейчас, чего никогда прежде не случалось, она будто потеряла рассудок, а вены на её висках легонько пульсировали. В какой-то момент уже сам мозг, расценив раннее несвойственную для Винни и происходящую чудовищность и серьёзность ситуации, приказывал перестать начать контролировать свои руки и эмоции. И пусть девочка любит поизвить и заняться сквернословием, до подобных драк у Винни никогда не доходило. В прошлой группе её можно было охарактеризовать как полную противоположность тому, что она творит сейчас, назвав девочку Мисс Серьёзностью. Винни не была любительницей выражать то, что она чувствует. Или если и делая это, то только с самыми близкими ей друзьями, которых больше двух подле неё, по обыкновению, отродясь не находилось. По крайней мере, так можно было сказать, если соотносить происходящее в настоящее время с происходившим раннее. Порою, хулиганка держала всё в себе от слова совсем, что совершенно не шло ей на пользу: бесконечно исполняя срывы дома, она иногда позволяла поднять себе руку на мать и параллельно винила её в смерти отца, поддавшемуся на искушения азартных игр и самому избивающего супругу, о чём Винни, конечно же, не знала. Мать, несмотря на иногда проявлявшуюся жестокость от Винни, не хотела травмировать ребёнка и пришла к решению оставить количество знаний о собственной семье таким, каким он будет при всех реалиях наиболее безопасен для психики дочери. Она продолжала наносить удары, не взирая на крики и просьбы Мэйшес перестать, она оставляла ей ссадины на носу и щеках беззащитной девочки. Горячими струйками хлынула алая субстанция из носа, и Мэйшес, брызнув кровью, испачкала оравшую и размахивавшую руками Винни вместе с её одеждой:

– Ты гvвно ебvное, ты в жизни ни сойдешься с кем-то, кто тебя вылечит! Всё происходило молниеносно, пока воспитательница с криками на Винни и другие дети пытались оттянуть ни на чьи возгласы нереагирующего и озлобленного ребёнка, от Мэйшес, на лице которой, казалось, уже не осталось живого места:

– Хватит, Винни, иначе мы отправим тебя в больницу – о существовании психоневрологических диспансеров здесь мало кто знал из малышей, к счастью, не сталкиваясь с этим опытом лично.

Азриэль и Меррелейн с остальными детьми пытались разнять девочек и вцепившуюся мёртвой хваткой Винни в частности, в то время как мисс Машрум пытаясь помочь им, одновременно решала что будет сделать: звонить маме ребёнка, которую она не хотела лишний раз трогать, зная, что происходило у них в семье так как она знала и поддерживала связь почти со всеми родителями: во-первых, потому что это её долговременная работа и она успела побывать во многих детсадах города, во-вторых – садиков в этом районе было не так много и запомнить большинство родителей не приходилось для неё трудным. Но тем самым она, скорее всего, подставляла себя под удар – мало-ли маме проказницы придёт в ум ввести в курс случившегося начальство, в этот раз всё-таки забрав дочь, чего она совершенно не хотела. Во всяком случае, остаться из-за несчастного ребёнка без работы. Или как-то попытаться успокоить девочек, заставив зачинщицу драки пойти на мир:

– Юная леди, – взяв едва ослабившуюся Винни за шиворот, Аннтуанэта старалась произнести это как можно наиболее спокойным и равнодушным голосом, принуждая ребёнка прийти в себя, я оповещу ваших родителей о том, что вы курите и вынужденных мерах обговорить ваше поведение между вами и психологом в близко находящейся клинике. До тех пор, вы будете вынужденно находиться рядом со мной, пока вы не натворили ещё что-нибудь.

Винни, приоткрыв рот, обернулась на неё и посмотрела на воспитательницу с оторопелым выражением лица. Заслушав речь мисс Машрум, нынче её вид вряд ли можно назвать уверенным.

Не ожидая того, что Антуанэтта решит принять такие меры она была несколько напугана: иногда мама угрожала ей отправить её на лечение, только вот куда – никогда не говорила, а потому Винни даже не воспринимала её попытки. Даже подслушав как-то раз мамин разговор по телефону, когда та рассказывала историю кому-то о том, как её подругу по работе врачи убили в какой-то клинике, творили ещё что-нибудь. Винни, приоткрыв рот, обернулась на неё и посмотрела на воспитательницу с оторопелым выражением лица. Заслушав речь мисс Машрум, нынче её вид вряд ли можно назвать уверенным. Не ожидая того, что Антуанэтта решит принять такие меры она была несколько напугана: иногда мама угрожала ей отправить её на лечение, только вот куда – никогда не говорила, а потому Винни даже не воспринимала её попытки. Даже подслушав как-то раз мамин разговор по телефону, когда та рассказывала историю кому-то о том, как её подругу по работе врачи убили в какой-то клинике, заразив чем-то через иглу с целью попытаться отобрать у той имущество и о том, что в этой клинике три судмедэксперта, вот только у её мамы по телефону постоянно возникал вопрос – зачем их там трое? Теперь, когда воспитательница собиралась отправить её куда-то, а уставшая от её выходок мать, скорее всего, даст согласие на предложение Антуанэтты, с растрёпанной копной волос девочка была напугана, и оставив Мэйшес в покое, она сидела на ней, но уже с выпученными глазами, отображающими страх, иногда поглядывая в ужасе на избитую Мэйшес, а после на Азриэля и Меррелейн, находящихся в шоке, но одновременно испытывающих к Винни неподдельное и абсолютное отвращение, яро ненавидя насилие. Остальные также всё ещё пребывали в недоумении от происходящего, соответствующе смотря на хулиганку и переговариваясь между собой, иногда что-то шепча на ухо друг другу.

Глава 5. «HEART FOR THE LITTLE MONSTER»

Меж деревьев на опушке колыхались клочья небольшого тумана, и когда их озаряли солнечные лучи, они превращались в золотистую дымку. Для того, чтобы охватить территорию детского сада он был слишком бессилен – никак не удавалось дотянуться. От тихого шелеста, стоя внизу, чувствовалось ощущение лёгкого полёта вместе с колышущимися ветвями. К полудню бледновато-голубое небо заволокло заблудившимся в нём лёгкими облачками, которые время от времени едва-ли закрывали собой изливающееся неудержимым светом солнце. Детский гул прорезал атмосферу, наполненную внутренней задремавшей напряжённостью.

– Думаете насколько её заберут? – говоря вполголоса Меррелейн, наблюдала вместе с Азриэлем и заплаканной Мэйшес, которой стояла с ваткой в носу и пришедшей десять минут назад воспитательницы которая обеззараживала раны, и бережно клеила пластыри на участки с кровавыми подтёками, за тем, как врачи забирают немного повозмущавшуюся, но притихшую сейчас Винни, прячущую испуг за маской осанистой безучастности и смело смотревшими, казалось, только вперёд своими тёмными как почерневший от языков пламени уголь, глазами. Пара санитаров, бережно держа её за внутреннюю сторону плеча, посадили её в машину скорой помощи, сойдясь на том, что один из них поедет возле неё, дав второму возможность сидеть за рулём. Двери скорой помощи закрылись и через пару минут машина неторопливо уехала, гудя сиреной, чтобы наблюдавшая за всем толпа детей и работников детского сада расступилась. Азриэль, время от времени спрашивая Мэйшес всё ли у неё в порядке и иногда легонько обдувая её шрамы, рассуждал с ней и Меррелейн о произошедшем:

– У этой особы какой-то прирождённый талант делать безмятежную мину при плохой игре.

– А почему она так разговаривала вообще с тобой? – Меррелейн слегка сдвинула брови и озадаченно уставилась на Мэйшес, – Вы знакомы?

– Мы были хорошими друзьями в прошлой группе, мне казалось, она была одинока и мне захотелось как-то осчастливить её…– в пол голоса сказала Мэйшес, удерживая слёзы.

Меррелейн и Азриэль, переглянувшись друг с другом, с соответствующим лицом ожидали продолжения рассказа, глядя на подругу. Они отошли в сторону чтобы не радовать лишние уши возможностью создать новые сплетни и не мешать желающим расходиться:

– Ну, и что в итоге? – решился спросить Азриэль первым, вытягивая из Мэйшес дальнейшие подробности истории.

– У нас сначала были небольшие разлады, но она просто всячески обзывала меня и мой подбородок.. – она остановилась, отведя в глаза в сторону и с грустным видом опустила голову – Через какое-то время Винни подловила меня у окна и предложила какой-то косячок, после мы долго общались, даже ходили как-то к ней домой готовить торт, она неожиданно начала мне говорить о том, какая я замечательная и лучше меня у неё друга в жизни не будет, постепенно она втянулась и рассказывая взахлёб, Мэйшес старалась ничего не упустить – она относилась ко мне порою лучше, чем к собственной матери, а потом.. Мэйшес осеклась. Было видно, что она не совсем хочет говорить на эту тему. Её выражение лица стало чуть более печальным, чем было до этого, а глаза, кажется, снова начали намокать, выпуская маленькие капли солёной воды…

– Перестань, ты можешь не рассказывать – Меррелейн остановила её и положила руку на плечо, смотря на неё понимающим взглядом и успокаивая её, пока Азриэль пытался платком, достанным из кармана, вытереть ей слезы.

– Мне не грустно, – Мэйшес приподняла голову, смотря на ребят – я просто не понимаю, почему она начала вдруг так по-дуратски себя вести.

– Если ты чувствуешь себя в порядке для этого разговора, то ты можешь продолжить, – Азриэль, гладя её по голове, обеспокоенно и расстроенно смотрели с Меррелейн на Мэйшес, старающуюся не хныкать и плакать, но слабо и тепло улыбающуюся, вероятно, наблюдая заботу ребят – нет нужды лить слёзы из-за какой-то бестолковой сvки, за воспитанием которой не следили родители.

– Ах, – она немного откинула голову назад, взглянув на небо и пытаясь собраться с мыслями сформулировать то, что она хочет сказать – этот маленький нарцисс с какими-то знакомыми ребятами сожгла мои подарки под какую-то песню о том, как парень сжигает фото другой девушки.

Меррелейн на пару секунд удивилась, прикрыв рот рукой, вероятно, ожидая услышать что-то другое:

– Какой-то ужас, но от таких людей, наверное, ничего другого не ожидаешь – замолчав на какое-то время, она на всякий случай оглянула толпу детей, которые ждали мисс Машрум и не расходились, так же обсуждая что-то между собой – Я не виню тебя, со всеми бывает.

Она перевела взгляд с Мэйшес на Азриэля, будто ожидая услышать его реакцию на это:

– Сюр, но я не удивлён, – он достал какую-то таблетку из кармана и предложив Меррелейн, которая в этот раз почему-то отказалась, в одиночку употребил пилюлю – Дай бог, чтоб эту сvку закрыли в дурке.

– Её не закроют, перестаньте говорить чушь. – сказал негромко внезапно проходящий отстранённо, и, приподняв голову, Вавильян, до этого выглядящий невзрачно и краем уха подслушивая их диалог.

– Пошёл вон – вырвалось у Азриэля, желая кинуться на него, но от мигом удравшего в толпу Вилли уже будто и след простыл.

– Подсос – с надменным и высмеивающим видом, Меррелейн бросила ему вскользь. Поправляя платье Мэйшес, девочка заправила ей прядь волос за ухо и глубоко вздохнула:

– Ладно, и рада бы ещё повозмущаться над существованием всяких товарищей, но вынуждена вас покинуть.

– Куда ты? – поинтересовалась Мэйшес, не хотя, чтобы та оставляла их. Ей только удалось вспомнить, как выглядит какая-то забота и поддержка от друзей, как тут же они почему-то её оставляют в такой момент.

– Не переживай, она ненадолго – Азриэль с лёгкой улыбкой посмотрел на неё и вновь погладил по голове – ей нужно забрать книги у одной девочки из группы, она ей пообещала.

– Да, я собираю коллекцию, – объясняла Меррелейн, пытаясь утешить Мэйшес, – не беспокойтесь, я не сильно задержусь, если там не будет какого-нибудь антиквариата конечно же – девочка негромко рассмеялась и вновь сделала реверанс ребятам, затем скрылась в толпе детей, так и не сказав каких-нибудь прощальных слов.

– Дети, с Винни всё будет в порядке, ей просто нужно немного времени с психологом! – хлопала в ладоши и крутилась по сторонам мисс Антуанэтта, пытаясь привлечь внимание детей и заодно отправляя взрослых вернуться к работе – прогулка закончилась, заходим обратно и никого не теряйте!

Она, стараясь как можно скорее собрать детей, построив их в пары и считая их, параллельно приходя в ум от произошедшего и успокаивая напуганных ребят, неспешно направилась с ними по дорожке обратно в группу. Под детский гул и наконец нормально сдвинувшись с места, мисс Машрум приказывала никому не отставать.

– Помниться, у стены я предлагал тебе сменить локацию, сказал Азриэль, идя рядом, вполголоса и потрогав девушку за плечо, – ты не хочешь отстать от них и сбежать?

Мэйшес, слегка выпучив глаза, не совсем понимая, почему он предлагает ей подобное сейчас:

– Тебе интересно со мной? – на миг замерев, она немного смутилась от его предложения и посмотрела на вперёд идущую группу и воспитательницу, которая шла вперёд и иногда оборачиваясь, проверяла детей, а затем снова ему в глаза.

– Если честно, я минут пять или десять сейчас размышлял для чего мне это, – Азриэль, сохраняя обычный безучастный вид ненадолго отвёл взгляд. Рассматривая природу вокруг детского сада и немного щуря глаза от солнечных лучей, мальчик, как и прежде, когда знакомился с ребятами, несколько стеснялся вновь её сосредоточенного на нём взгляда.

– Ты вообще умеешь моргать? – после недолгой паузы, неловко возникшей между детьми, продолжил он. Мэйшес, едва приоткрыв рот и не произнеся ни звука, растерялась, казалось бы, от его вопроса, показавшейся ей нагловатым. Захотелось уйти от него или сказать ему, что он грубо себя ведёт, но это чувство быстро ускользнуло, уступив место апатии. Да и обременять его тем, что она там почувствовала ей совершенно не хотелось, уже сто раз посчитав его холодным. Тем более она сама ведь, вроде как, не уходит?..

– Я не против сбежать – выпалила Мэйшес – куда ты хочешь?

– Предлагаю туда. – Азриэль указал глазами на лес, скрывающийся за детским садом – только нам нужно сделать это со всех ног чтобы воспитательница нас не заметила.

– Идём… – еле слышно согласилась девочка. Дети побежали без оглядки прочь от детского сада, по пути прячась на корточках за забором от возможности быть замеченными детьми и мисс Машрум. В конце концов они оказались на краю леса и увидели незнакомые им, но манящие своей красотой места.

Глава 6. «PROMENADA IN THE FOREST»

Лёгкая прохлада пронизывала воздух, из-за деревьев и со стороны опушки леса расползались лёгкие тени. Дети не спеша гуляли по лесу. Ласковый солнечный свет, пробивающийся сквозь деревья, мягко играл переливами, заливая весь лес приятными солнечными лучами.

– Расскажи мне что-нибудь? – упавшим голосом сказала Мэйшес, глядя внутрь леса и медленно идя по тропинке слева и чуть сзади от Азриэля.

– Спроси что-нибудь. – он с безразличным выражением лица наблюдал то за ней, то про себя восхищался окружающей средой, изредка смотря себе под ноги.

– Ты знаешь свой тип фигуры? – поинтересовалась девочка, осматривая своего друга, пока тот шёл, пробираясь и раздвигая ветки деревьев. Стайка мелких птичек, смирно сидевших до этого на ветках, тревожно щебеча, сорвалась с них и перелетела на другое место. Шаги, соприкасаясь с сухой травой, над которой порхали крошечные насекомые, были почти беззвучными.

– Пивное пузо? – попробовал пошутить Азриэль.

– Ты что, пьёшь в свои пять лет?.. – обратилась к нему Мэйшес с немного ехидным, но в то же время нежелающим зла лицом, наблюдая за тем, как он уверенно ступал по траве – Вообще я имела в виду, что твой тип фигуры похож на яблоко.

– Что это значит? – мальчик усмехнулся, смешно наморщив лоб и слегка демонстративно вскинув брови, с интересом осматриваясь по сторонам и с упоением прислушиваясь к лесным звукам.

– Это значит, что если у тебя тоненькие ручки и маленькие ножки, – не желая обидеть Азриэля объясняла Мэйшес, ступая по траве и в глубине души радуясь тому, что мальчик улыбнулся, изредка наблюдая его радостное лицо – которые чуть-чуть меньше животика, то ты как-бы яблоко.

– Ну, значит я яблоко. – на пару секунд опустив задумчиво голову и, всё ещё немного улыбаясь, отвесил Азриэль.

Компания детей продолжала идти по тропинке минут двадцать.

Наконец они вышли на какую-то зеленеющую полянку, прогретую падающими солнечными лучами, в которых местами плавали какие-то мелкие пушинки. Пройдя практически в центр лужайки, дети поудобнее уселись почти друг на против друга. В присутствии Азриэля Мэйшес время от времени испытывала лёгкое волнение, стараясь ничем его не выдать, ведь он всё время казался отчуждённым от мира вокруг, будто всё происходящее его не касается, отчего его ровеснице не всегда понимающей его иной раз становилось грустно.

– Ты была здесь когда-нибудь? – спокойно сказал Азриэль, изучающе заглядывая ей в глаза.

– Нет, я тут первый раз, – выразилась Мэйшес, пристально смотря на него, хоть и получалось неважно. Она хотела сказать ему что-то, что могло бы порадовать его или спросить о пилюлях, которые он глотает, но не решалась, боясь произнести лишнее.

Она осматривала его сверху донизу в очередной раз любуясь совокупностью внешних черт, – а ты?

– Я переехал в Софтберк года триназад, вместе с родителями, но здешний лес так же вижу в первый раз – отвечал Азриэль, иногда поднимая голову то вверх, сидя на тёплой траве и смотря на плывущие в вечернем небе облака, то вниз на изредка суетящихся на земле букашек. Лес казался таким спокойным, в нём царила сонная атмосфера, а воздух отчасти наполнялся сладкой дремотой. Азриэль подождал продолжения, догадываясь, что она хочет сказать.

– Я чувствую себя как-то неугомонно, но в то же время мне комфортно сейчас.. – Мэйшес перевела взгляд в сторону, затем снова на Азриэля – не подумай, что я стесняюсь.

– Я и не думал, – мальчик тихо выдохнул – но ты меня немножко пугаешь, если честно.

Мэйшес кивнула, не совсем ожидая подобного, в какой-то мере смелого ответа. Девочка, делая вид, что ничего не случилось, сидела молча в печальном раздумье, будучи погружённой в мысли о том, что она, быть может, выглядит как-то глупо и рассматривая здешние окрестности. Сидя в тишине, дети прислушивались к шелесту веток и чириканью птиц, разглядывая золотистые блики на деревьях и иногда смотря на друг друга.

– Ты знаешь, я боюсь умереть, – не выдержав и немного улыбнувшись, прервал тишину мальчик, глотая очередную пилюлю, – думаю, в какую религию окунуться, если случись со мной что-то.

– Не думаю, что ты умрёшь завтра, чтобы задаваться таким вопросом – сначала про себя удивившись, а затем в пол тона искренне возразила Мэйшес, про себя немного переживая за то, что он задаётся таким вопросом в пять лет.

Небо на глазах меняло цвет с пастельно-голубого на бледно-синеватый оттенок с примесью лавандового, пока солнце слегка тускнело, а воздух становился чуть свежее и прохладнее. Время от времени Мэйшес на пару секунд дотрагивалась до тыльных сторон рук Азриэля, как-то собранных и положенных на носки ног.

– У меня руки тёплые, а у тебя холодные. – Азриэль, немного улыбаясь, сделал подобное умозаключение.

Мэйшес молчит, но снова кивает, не вербально соглашаясь с ним, не зная, что ответить, ещё отходя от его недавних размышлений. Он, смотря на неё, так и не дождавшись ответа, решает снова быть инициатором, прерывающим молчание:

– Это хорошо или плохо?

– Это хорошо. – девочка принялась утешать его, порою отвлечённо смотря на лес и вдаль.

Честно говоря, время от времени ей нравилось, что люди могут подмечать такие, вроде как, мелкие детали. Конечно всё зависит от человека и насколько сердечно эта деталь, казалось бы, незначительна другим, но может быть кому-то как-то важна. Мэйшес было приятно, казалось бы, редкое внимание и наблюдательность к мелочам, касающимся её сейчас. Про себя она размышляла, стал бы человек в принципе, если бы был совсем равнодушен к другому человеку, то замечать чьи-то там холодные руки. И забеспокоился бы, не зная, что конечности того в целом всегда холодные? Когда Азриэль придал значение её в данный момент немного продрогшим рукам, она вспомнила, как мама каждый раз то ругалась, то шутила, что Мэйшес ноги вытащила будто из морозильника. А когда она замерзала, то сразу бежала прижимать к ней собственные холодные то руки, то ноги.

– Ты замерзаешь? Разве это хорошо? – ребёнок смущённо удивился, продолжая выжидательно, но с частью прежнего пренебрежения смотреть на подружку.

– Пока у тебя тёплые – хорошо. – спокойно сказала Мэйшес, ожидая того, что мальчик захочет посмеяться над ней. Азриэль, чуть усмехнувшись, улыбнулся. Завидя это, девочка не смогла сдержать улыбки в ответ, ведь такое явление она считала редким.

Маленькая леди думала о том, что он конечно же сейчас насочиняет что-нибудь себе. Например, что она уже начинает придавать ему большее значение, чем она бы могла, заботясь о температуре его рук больше чем о температуре своих. Не сказать, что это конечно было совсем не так, но о существовании у неё вегетососудистой дистонии в тот момент Мэйшес почему-то решила умолчать.

– Мне нравится небо сейчас – вслух восхитившись, она посмотрела на него и перевела взгляд на небо, градиент которого переходил из лилово-сиреневого в пастельно-розовый и слегка уходил в сочный малиново-молочный, – не люблю зиму.

– Я тоже не люблю, но зимой оттенки намного ярче – возразил Азриэль, потягиваясь. Видно, он немного пребывал в сонном состоянии, в то же время с наслаждением вдыхая свежий летний воздух.

– Почему? – заинтересовалась Мэйшес и уставилась на него, слегка приподняв брови.

– Папа рассказывал, что цвет неба как-то зависит от рассеивания лучей солнечного света в земной атмосфере, – начиная объяснять, ребёнок поднялся, мягко мигая глазами. Решившись размять ноги и едва затёкшее тело, он начал, не спеша прогуливаться по полянке, ходя вокруг Мэйшес, – Верхние слои атмосферы рассеивают невидимые ультрафиолетовые лучи, а ниже рассеиваются фиолетовые, затем голубые и так далее.

Мэйшес вновь не нашла ответа, разве что внутри выражала желание поблагодарить маленького юношу за ликбез. Маленькой леди тоже хотелось чем-то удивить его, но она не совсем понимала, что может его заинтересовать, а потому, дабы не ляпнуть глупостей, она решила не пытаться выглядеть умнее, чем есть на самом деле. Иногда данный порыв может принести больше вреда, чем пользы, а хотелось меньше всего сейчас – испортить момент.

Продолжая наблюдать за природой и за тем, как он, сняв обувь и носочки, босиком разгуливал по лужайке, она не вставая вытащила из кармана пришитого к платью фартука какую-то бумажку и решила разнообразить спокойную атмосферу:

– У меня есть для тебя ещё один стих, – сказала Мэйшес, смотря на мальчика, – я дописала его в собственной голове сейчас…

– Хочешь прочесть? – посмотрел на неё Азриэль, давно сбившийся при подсчёте проходимых внутри полянки кругов. Она, став заметно радостнее, чем была прежде кивнула:

«Malvína»

Мальвина жуёт мое сердце,

Она режет его словно нож

Ведь тебе одного меня мало,

Гордо платьем махнёшь да уйдёшь

Оттого не стыдясь в разных барах

Она смачно целует фрейлин

И кавалеров невзрачных,

Пока я плачу один..

Босиком и в пижаме, искав её

Позже оббегал я все кабаки,

Моя Мальвина не берет трубки,

Моя Мальвина молчит на звонки

Если быть откровенным, то с юностью

Я б выблевал всё, что я чувствую

На меня, услыхавши об этом, Мальвина

Невинно глазеет с сочувствием

«Ох и ах, Мальвина-Мальвина,

Хочу лишь чтоб меня одного

Ты всем сердцем навек полюбила»,

Как тоскливо, что твои фавориты

Лишь, увы, пресловутый цинизм

И с вокзала в стаканах вино.

– Это странно и я не совсем понимаю, о чём ты, – сказал Азриэль, внимательно слушая подружку, – а почему Мальвина?

– Я слышала, как ты рассказывал Меррелейн о том, – немного смутилась Мэйшес, не желая, чтоб Азриэль подумал, что она подслушивала – что тебе нравятся платья…

– Это очень мило – маленький юноша, чуть улыбаясь и подойдя поближе к Мэйшес, погладил её по голове. Мэйшес, улыбаясь в ответ и довольствуясь тем, что он прикасается к ней, тихо радовалась в глубине души тому, что ему, кажется, понравилось то, над чем она старалась. Они ещё поболтали ко взаимному удовольствию. Четыре часа пролетели незаметно. Где-то вдали вновь прокричали птицы.

– Уже много времени прошло, – подметил мальчик, – нам пора, иначе нас точно спохватятся!

– Я не заметила, – спокойно сказала Мэйшес, глядя ему в глаза, она рассматривала в них своё отражение и блики от сияющих пушистых облаков – мы же ещё побудем здесь вот так?

Мэйшес встала, дожидаясь, пока Азриэль наденет обувь. Дети засобирались и выйдя с лужайки, направились обратно в детский сад, глядя друг на друга немного потрёпанных:

– Тебе всё понравилось? – спросил мальчик, смотря на поправляющую волосы подружку.

Она кивнула:

– Ну, значит увидимся.

Сказав это, Азриэль вновь слегка улыбнулся и двинулся по лесной дорожке чуть вперёд. На сердце у маленькой леди после его слов стало как-то теплее. Улыбка, которую она старалась спрятать, смущённо отворачиваясь, выросла до ушей и Мэйшес неловко скрывала радостное лицо хрупкими ладонями. Она поймала себя на мысли о том, что она почувствовала себя так легко и лишь бы то, что он сказал, не было попыткой подшутить над ней… Она, параллельно наблюдая за его резвящимися на лёгком ветерке голубыми прядями, думала об этом всю дорогу, пока они добирались обратно в детский сад, в котором сейчас, должно быть, ребята начнут пробуждаться после тихого часа.

Глава 7. «LULLABY FOR THE LOST MIND BABY»

Они, как и прежде, тихо обходили забор, смотря за тем, чтобы ни одного взрослого не было на горизонте. Дети шли, пригнувшись и друг за другом, мало ли кто-нибудь решит посмотреть в окна.

Иногда ребята шарахались от показавшихся им шагов и, тихо и тревожно смеясь, быстро забегали за углы небольшого здания, но, к счастью, всё это им лишь казалось. Они быстро разулись в коридоре, чтобы не шуметь обувью, когда они проходили бы через кухню, и приоткрыли дверь в группу, пытаясь незаметно войти в неё и попасть в спальню. Тихий час всё ещё шёл, но ребятам необходимо было поторопиться. На часах было без пятнадцати пять, а им было нужно сделать так, чтоб воспитательница обнаружила всех малышей в кроватях. Ведь если за их отсутствие на обеде они могли бы что-то придумать, то как им объяснять то, где они находились в течении двух часов, отведённых им на должный сон?

– Никого нет, – приоткрыв дверь прошептал Азриэль стоящей сзади него Мэйшес, а затем оглядывающий через дверной проём группу, – теперь надо согнуться и на корточках пройти мимо кухни.

Мэйшес утвердительно кивнула, дав понять, что план мальчика ей ясен.

Они чуть шире открыли дверцу чтобы было можно пройти, стараясь закрыть её обратно и сделать всё бесшумно. Зайдя в большую комнату, дети немного прильнули к стенке, а затем, преодолев на корточках кухню и стараясь быть незамеченными в окошке, на носочках пробежали в спальню.

Из кухни вышла только что болтающая с поварами, и решившая расслабиться за день воспитательница:

– Кто здесь? – она посмотрела за углы стенки, осмотрев всю группу и зайдя в маленький библиотечный уголок. Поняв, что в комнате никого нет, она прошла в спальню, но все дети спокойно спали в своих кроватках. Ни одного намёка, казалось бы, не было на то, что они собирались отходить от сладкого сна.

– Вымотались, малыши, – заботливо улыбнувшись и покачав головой, про себя подумала Антуанэтта и ушла обратно, тихонько закрыв дверь.

Мэйшес, довольная их командной работой, показала Азриэлю жест одобрения, соединив большой и указательный палец, обозначая то, что всё хорошо, но тот, кажется, так устал, что, заняв свободную кровать провалился в сон. Она отвернулась, и согреваясь воспоминаниями об их времяпрепровождении в лесу, тоже решила ненадолго заснуть.

Через полчаса все дети, отойдя ото сна, уже сидели за столами и полдничали. Меррелейн так же вызвалась помочь воспитательнице и уже через несколько минут в тёплом помещении витал ароматный запах какао и оладушек. Малыши пили маленькими глотками напиток, и в пол голоса обсуждали остывший дневной инцидент. Некоторые даже подходили к Мэйшес, интересуясь её самочувствием и рассматривая шрамы, но в основном коллектив старался забыть произошедший ужасный случай. К тому же, Винни, которую недавно привезла та же скорая помощь от беседы с врачом, вела себя всё же равнодушно, но уже более спокойно, обмолвившись с Вавильяном всего парой слов. Хотя тот за неё очень беспокоился и переживал, считая часы, когда её привезут, ведь он думал, что она уехала на более продолжительное время и, возможно, уже никогда не вернётся чего очень боялся, уже даже пару раз успев отчаянно расплакаться в уборной в тайне от всех. Кроме того, ребята воодушевлённо разговаривали о предстоящем им сюрпризе, про который за обедом обмолвилась мисс Антуанэтта, обещая им таинственную прогулку, которая будет для них источником хороших воспоминаний после случившегося. Когда мисс Машрум была уверена в том, что все точно в сборе, уже допросив Мэйшес и Азриэля о том, где они были в обеденное время и получив довольно абстрактный ответ о том, что Мэйшес очень испугалась, а Азриэль утешал её, она осанисто ходила между столиков и следила за ребятами.

Дети, докушав, с интересом смотрели на воспитательницу, уже готовую было произносить речь. Она, как обычно, похлопав в ладоши, привлекла к себе внимание ребят:

– Попрошу минутку вашего внимания, – мисс Машрум оглядела ребят дабы убедиться, что все её слушают – через полчаса мы с вами отправимся на опушку леса, который находится позади нашего детского сада, это будет что-то вроде вводного урока природоведения, о котором я рассказывала вашим родителям – всё так же сохраняя радостный и воодушевлённый вид, она перевела немного укоризненный взгляд на Азриэля и Мэйшес – только чур никуда не убегать, хорошо?

Дети оживились:

– Мисс Антуанэтта, а мы будем собирались ягоды или грибы? – задала вопрос Абигейл, смотря на воспитательницу.

– Поощряю ваше желание и думаю, это хорошая идея, но с одним условием – сказала мисс Машрум пригрозив пальцем – в этом вопросе вы будете полностью под моим присмотром – дополнила Антуанэтта, проходя между столов и помогая некоторым убирать посуду – так что бегом собираться и не берите с собой ненужное! Дети немножко побесновались – всем казалось, что они самостоятельные и хотелось свободы, но прежде всего ребята были очень рады сюрпризу.

Все вышли в коридор к своим шкафчикам, обсуждая предстоящее событие, чтобы одеться, натянуть колготки и взять с собой всё самое необходимое: рюкзачки и тёплую одежду.

– Где вы были, маленькие приятные люди? – подошла Меррелейн с вопросом в глазах к своим единственным друзьям, чьи шкафчики находились рядом.

– А ты? – Азриэль почему-то не обладал большим энтузиазмом отвечать, поэтому сменил тему, зная то, что Меррелейн с огромным интересом не будет против обсудить литературу и книгу, если та, конечно, её забрала.

– Я забрала очень ценный экземпляр писателя Д. Ливси у девочки, вы и представить себе не можете! Она такая душка… – принялась тараторить любительница книг с появившимся огоньком в глазах. Казалось, дети могли слушать её вечность (главным образом Азриэль, который был больше осведомлён в подобного рода вещах) ввиду того, что Меррелейн была потрясающим рассказчиком в особенности тех вещей, которые её интересовали и прочем, пока воспитательница не окрикнула детей, сказав о том, чтобы все направлялись к выходу и поджидали на крыльце.

Времени было где-то начало пятого, путь до туда заняла бы примерно полтора часа детским шагом, но учитывая то, что было лето и белые ночи – идти было совсем не страшно. Группа шла, наблюдая за птицами и блуждающими легкими облачками в небе, пока Аннтуанэта вела их по дороге и толковала им ликбез о правильном поведении в лесу, в очередной раз напоминая им о правиле не терять друг друга из виду, а также рассказывала о различных растениях, которые по пути заинтересовывали ребят.

Дети были очень рады идее отправиться в лес и вскоре добравшись на опушку, не могли налюбоваться открывающимися им оттуда видами. В лесу по-прежнему было спокойно, стояла прохлада и открывалось просторное небо. Усевшись, малыши решили немного отдохнуть и подышать свежим воздухом, о пользе которого им также рассказывала воспитательница, пока они добирались до нужного им места. Положив на землю вещи, группа в сопровождении с мисс Машрум, которая всё также не спускала с них глаз, от правилась искать какие-нибудь грибы.

В очередной раз восторгаясь красотой лесных видов, Мэйшес шла возле Азриэля и идущей немного сзади Меррелейн.

– Вам не надоело вот так вот плестись с данной компанией? – на секунду закатил глаза недовольный маленький юноша с голубыми волосами.

– А что ты предлагаешь? – поинтересовалась Мэйшес глядя на него.

– Мы всё равно дети, которым свойственно любопытство, мы могли бы ненадолго убежать от них, – предложил Азриэль, подмигнув девочке и продолжил осматривать рядом идущих детей оценивая их заинтересованность чтобы незаметно скрыться – и найдём более интересное времяпрепровождение чем шататься с группой по окрестностям.

– А если… – запротестовала маленькая леди. – Обещаю, мы не будем отходить надолго – возразил Азриэль на сомнения Мэйшес прежде, чем она бы успела их озвучить – так что нас не успеют хватиться.

Дети, подождав пока группа чуть-чуть уйдёт вперёд, двинулись на запад. Они вышли на участок леса погуще и потемнее, где росли похожие кусты, какие были в прошлый раз на полянке, рядом – маленький чистый ручеёк, а кое где, между деревьями и местами под ними росли грибы. Азриэль, пока Мэйшес изучала на небольшом расстоянии за его спиной неизведанную ими маленькую лужайку. подошёл ближе к грибам. Достав из кармана таблетку и посмотрев на Мэйшес чтоб в очередной раз не смущать её, он украдкой и махом выпил пилюлю, сорвал гриб и с любопытством понюхал. Хотя он был жутко голоден до новых ощущений и яркая шапочка гриба, по которой он всё равно бы не разобрал, что это в действительности за вид, внушала ему страшное желание догнаться за волной новых ощущений и приключений на голову до расширившихся и слегка дрожавших у него зрачков, пока мальчик не отрываясь пялился на гриб, но неизвестная растительность внушала ему опасение: а вдруг эти грибы настолько ядовитые, что он бесповоротно… умрёт?

– Что ты делаешь?! Ах, брось сейчас же! – послышался громкий девичий крик сзади, но мальчик, укусив шляпку минут десять назад и смакуя содержимое во рту, уже едва-ли слышал её. В опустевшую голову с трудом проникали источники внешнего шума.

***

– Я так рад, что с тобой всё в порядке – донёсся из лесной чащи чей-то мальчиковый и взволнованный детский голос, – но я не совсем понимаю зачем мы здесь, у нас какое-то свидание?

– Да-да, погоди ты – кивнула девочка, затаившись среди кустарников и деревьев убирая с глаз копну волос, которую растрепал ветер – блvдь, а чем эти прокажённые занимаются? Он же сейчас траванётся! Ты только погляди. – усмехнулся ребёнок, явно довольный произведённым впечатлением.

– Винни, мне страшно, нам нужно срочно позвать воспитательницу.

Но едва-ли Вилли задумал сбежать, как девочка тут же останавливала его порывы, напоминая о том, что он всего лишь маленький ребёнок и это не его проблемы:

– Даже не думай, – взвилась Винни и невольно схватила его за руку, наткнувшись на показавшейся ей осуждающий её эмпатичный взгляд Вавильяна, – сами справятся, не маленькие. Пойдём лучше скорее отсюда, пока и нам не влетело.

И пара детей скрылась в гуще деревьях отчего ветки тех слегка задрожали.

***

Азриэль, разжав руки, выронил гриб и забился в небольших конвульсиях. Глаза остекленели, а обмякшее тело безвольно опустилось на руки вовремя подхватившей его маленькой леди.

– Я так боялась, – Мэйшес, испуганно присев на траву, положила Азриэля на колени и принялась его осматривать через туман во взгляде, судорожно смотря ему в глаза и поглаживая его волосы – что ты не сможешь контролировать себя и отравишься, померев от передоза прямо тут, со мной рядом.

Мэйшес, пытаясь выровнять дыхание и взять себя в руки. с трудом взвалила на спину тело мальчика и потащила по направлению к группе. Блуждая, к её же счастью, по небольшому лесу, девочка всеми силами старалась не отдавать своё уставшее тело страху, отчаянно парализующего его.

– Яблочко, – рассказывала она, плача навзрыд лежащему без сознания Азриэлю на её спине, – я не могу найти дорогу. Прости меня, если я заблудилась. И почему мне всё время так не везёт?!

– Мэйшес, ни на минуту не отпуская мальчика, негодовала и лихорадочно просила у него прощения. Маленькая леди, роняя огромные капли слёз и ступая по траве, добиралась по памяти до той самой опушки. Мэйшес молилась всему святому, чтобы группа ещё была там и им помогли прежде чем, начали их ругать за то, что они убежали. Отчаянно пытаясь вытереть мокрое лицо, Мэйшес, едва-ли не падая, не могла остановить слёзы, которые затрудняли ей ясное видение дороги.

Глава 8. «CLINIC»

Жутко напуганная исчезновением вместе с ребятами стали искать вновь пропавшую пару по всему лесу, но всё было безрезультатно. Вернувшись на опушку и образовав круг, Антуанэтта раздумывала различные версии двух пропавших малышей. Чаще всего, в голову лезли ужасные и будоражащие до чертиков сознание варианты. Обдумывая немедленно совершить звонок полиции, воспитательница заслышала плач, раздавшийся, кажется, почти рядом у стоящих поодаль деревьев. Стоило ей только увидеть плетущихся вдалеке что-то похожее на детей, один из которых нёс другого, мисс Машрум в ужасе тут же кубарем кинулась навстречу, не смотря под ноги, чтобы встретить маленькие и еле идущие силуэты.

* * *

6:26 AM

– Вы заметили, что-нибудь странное в состоянии мальчика?

Кто он был? – спросил следователь воспитательницу.

– Это был мальчик… Азриэль… Он был не из самой благополучной семьи. – замялась воспитательница, раздумывая над тем, что продолжать говорить дальше – его мама, вроде как, сидела на героине и различных других веществах, а отец – престижный учёный и доктор наук. В тот день он и его подружка немного отстали от группы… Дети, сами понимаете… Могут увлечься и обо всём забыть… – мисс Машрум, всхлипывая, вытирала капающие на подол платья слёзы, рассказывая одно событие за другим – Я ничего не разобрала, Мэйшес была очень напугана, у неё была истерика… Она что-то судорожно твердила о том, что он отравился грибом… Я им говорила, чтоб они ничего не собирали без моего присмотра, но дети ведь не всегда слушаются…

Следователь кивал, записывал, задавал уточняющие вопросы:

– Так, и что дальше?

– Я кинулась к вышедшим из лесу ребятам, Мэйшес несла его тело Азриэля, видимо, всю дорогу с момента его отравления… Мне показалось, за время, проведённое в детском саду они сильно сдружились и в основном общались вдвоём… Думаю, она очень боялась его потерять и использовала в тот момент все свои силы, чтобы дотащить и спасти его. Подняв мальчика, я почувствовала, как его тело обмякло. У него не было ни капли сил. Однако, какое никакое дыхание всё же присутствовало. Затем я потрогала запястья – пульс был в норме. Температуры нет, лоб не горячий, выражение лица более чем умиротворённое, никакого намёка на страдания. Ещё я заметила, что с его глазами творилось что-то странное. Они были приоткрыты, сохраняя спокойный вид. Азриэль выглядел так словно только-только очнулся ото сна. Он был будто в коме, но с открытыми глазами. Радужки с расширенными зрачками медленно двигались, ходили как маятник часов – влево-вправо. Я попробовала покричать – мальчик не слышал, пощёлкать пальцами или поводить ладонью перед ним – никакой реакции. Он будто видел перед собой что-то, что видит только он и никак не мог услышать нас. Словно тогда он находился в какой-то другой вселенной. Я пробовала поставить его, но ноги были ватными – он медленно опускался и не держи я его – просто бы вновь упал… Все дети были в ступоре, помимо Мэйшес его ещё одна подружка Меррелейн находилась в абсолютной панике… Она не проронила ни слова и держалась за голову. Конечно я попыталась им объяснить, что случилось, но… все находились в шоке. Мне было так страшно. Ни с чем не сравнить… За столько лет моей практики воспитательницы в детском саду я столкнулась с таким случаем в первый раз.

Следователь вновь кивнул, будто эта версия удовлетворила его: – Ладно, на сегодня вы свободны, Антуанэтта Машрум. Ждите моих дальнейших указаний. – он указал на дверь, где стояли двое участковых – Проводите мадам.

– А что с детьми? – Антуанэтта напугано выкатила глаза и обратно села на стул – Что с Мэйшес?

– Детский сад я распущу и закрою, передав всех детей родителям, а девочка будет в полном порядке, мы были вынуждены госпитализировать её в тяжёлом состоянии. – равнодушно и не отрываясь от своих бумаг изложил следователь, а затем убрал какие-то из них в шкаф, пройдясь по кабинету.

– Вы не имеете право запирать её где-то без участия родственников, она несовершеннолетняя. – пытаясь быть уверенной, воспитательница высказалась мужчине в надежде, что сможет как-то повлиять на ситуацию.

– А разве это ваше дело? – пресёк любопытство воспитательницы следователь и безразлично обратился к двум своим коллегам – Покажите Антуанэтте Машрум, где выход.

С этими словами двое полицейских вывели с опущенным лицом мисс Машрум из кабинета, дав указания, где она сможет найти выход.

* * *

11:30 PM

Небо заволокли облака, стало пасмурно, в машине пыльно и душно – настолько, что запахи всех дезодорантов и парфюмов слились в густую мешанину, от которой у девочки, держащей в руках пачку печенья и телефон, закружилась голова. Машина припарковалась около серого здания, в котором Мэйшес вместе с тётей получали консультацию и рецепт необходимых таблеток для курсового приема. Девочка вышла из машины, а за ней показалась женщина в полицейской форме.

Маленькая леди посмотрела на неё щенячьими наивными глазами:

– Я точно уеду отсюда, если захочу? – спросила она в пол голоса, надеясь, что ей не соврут и стараясь вновь не поймать приступ истерики из-за Азриэля.

Маленькая леди боялась, что если она расплачется сейчас, то окружающие её в данный момент люди обязательно сделают с ней что-нибудь ужасное. В лесу медсёстры, приехавшие на скорой помощи с целью забрать Азриэля, предложили ей знакомый препарат, который ей выписал доктор при последнем визите. Наорав на них и ударив одну из персонала по лицу в попытке дать им наконец-то понять (её совершенно не хотели слушать будто она сама не понимала за то время, которая она проходила по психологам и психиатрам, что ей нужно), что ей необходимо получить буквально лошадиную дозу для того, чтобы как можно скорее перестать чувствовать агонию от произошедшего. Какие-то моменты всё ещё стояли у неё перед глазами, вгрызаясь ей в мозг. После смиловавшихся над ней медсестёр, девочка залпом приняла выпрашиваемые пилюли Стимулатона, который являлся препаратом захвата обратного действия гормона серотонина. К тому времени, мисс

Машрум уже забрали, поэтому успокаивать себя приходилось самой. Да и Меррелейн куда-то подевалась вместе с оставшимися детьми. Её разум был затуманен, в висках отдавало лёгкой болью и в горле стояла тошнота, а после такой истерики ещё и приходилось отделываться головокружением. Едва-ли она могла что произошло касательно её группы. Не было ни боли, ни ужасающего страха как в лесу, когда она смотрела на своего друга. Не было сил начать кричать или даже упасть и разрыдаться – абсолютнейшее ничего и пустота в голове. Мэйшес смотрела на всё вокруг, находясь в состоянии сонливой апатии – примерно в таком же состоянии она пребывала, когда пришло осознание того, что её маму уже не вернуть.

– Я обещаю, – с улыбкой сказала ей инспектор, глядя в глаза, пытаясь втереться в доверие, – ты сама вправе будешь решать, но прежде ты должна будешь поговорить с психологом, хорошо?

Малышка, немного отходя от подавленного и уставшего состояния, кивнула ей в ответ. Она пыталась внушить себе уверенность в словах инспектора, несмотря на то, что сквозь помутнение в ее голове, на задней стенке рассудка, кто-то велел ей бежать.

Пройдя пару метров вместе с работником полиции, они очутились у двери, выше которой красовалась вывеска «Психиатрический диспансер №1». Инспектор позвонила в дверной звонок. На крыльцо вышел толстый двухметровый санитар, одетый в бледно-зелёную врачебную форму и поправляющий свои очки, которые ещё больше полнили его физиономию.

– Проходите, проходите – произнёс мужчина, наклоняясь к девочке и приглашая их внутрь. – Садись, читай документы, подписывай, отвечай на вопросы.

Он сел за стол и с холодным выражением лица начал доставать какие-то бумаги, раскладывая их перед Мэйшес. Рядом сидела женщина в белой форме и с медицинской шапочкой на голове, являясь вторым санитаром, который сидел на входе, куда в первую очередь доставляли пациентов. Она задавала достаточно банальные вопросы по типу какие у тебя отношения с матерью, росла ли ты в полной семье, с кем ты любишь дружить, какой ты считаешь себя по характеру и т.д., на которые Мэйшес, опять же, отвечала в прошлый раз будучи у врача. Внезапно, у маленькой леди сильно-сильно заколотилось сердце. Она почувствовала, что что-то не так. Будто вновь проснулось чувство, которое снова велело ей бежать и заставляло её предпринять какие-то попытки получить спасение. Она поглядела на другой вход, который вёл уже в сам корпус клиники. Оттуда вышел фельдшер с большим чёрным пакетом и сменной одеждой, комплект которой составлял лишь единственный хлопковый тоненький халатик, несмотря на то, что в таком вряд ли будет тепло в холодных стенах огромного помещения.

– Дайте мне позвонить тёте, я должна сообщить ей, где я нахожусь – сидя на кушетке высказалась девочка инспектору детского сада, которая на входе попросила подержать вещи у Мэйшес, пока та заполняла документы. – Я помню её номер наизусть – сказала она санитарам, надеясь, что ей все-таки дадут совершить звонок.

– Мы вынужденно госпитализируем тебя, ты же не в порядке – возразила санитарка, переключив своё внимание с бумаг на девочку. – Когда мы приехали, ты так билась в истерике нависая над своим другом, который был без сознания, а что ты будешь делать без нашей помощи, в таком состоянии? – женщина чуть повернула голову набок и придурковато уставилась на Мэйшес.

– Вы же обещали, – рассудительно обратилась девочка к инспектору детского сада, – скажите ей!

– Извини, Мэйшес, я ничего не могу поделать. Разве ты не видишь, как тебе нужна помощь? На тебя многое навалилось! – озадаченно уклонилась инспектор, с неким упрёком смотря на девочку – Разве ты не видишь, что с тобой не всё в порядке? Разве ты бы не хотела вылечиться?

Мэйшес промолчала, вновь пытаясь сдержать слёзы от какой-то странно возникшей обиды. Пусть она и не совсем понимала от чего она. Да и вообще, хочет ли она вновь разрыдаться из-за Азриэля или из-за нелепого отношения к ней взрослых людей? Маленькая леди понимала, что спасения ждать не от кого, а значит, все свои проблемы придётся решать самостоятельно, не рассчитывая на помощь снаружи. Разве что тётя, как можно скорее заподозрит неладное – это и было её последней надеждой. Вопрос лишь в том, когда та объявится? Ведь ей даже не давали связаться с ней, а устрой она скандал – последствия непредсказуемы. Разумом потихоньку завладевал животный страх, который она стремилась подавить, в попытке сохраняя остатки трезвости и ясности ума.

Зайдя в рукомойник, и спокойно там переодевшись, она пока не понимала на что ей рассчитывать. Точнее, старалась понять, но выходило как-то нескладно. Сложив сменную одежду в тёмный пакет и спокойно отдав их врачу, она надеялась, что её смиренность рано или поздно вознаградиться. Покинув маленькую страшную уборную и сев на стул возле двух санитаров, она заметила, что женщины-инспектора уже и след простыл, что не могло не послужить для неё новой дозой страха где-то внутри, хоть она и чувствовала детским сердцем, что та не рвётся ей помогать.

– Поживее расписывайся здесь, – врач с угрюмым видом тыкал своими неуклюжими и пухлыми пальцами в места (а иногда и насильно закрывая ладонями документ), где хотел получить от девочки подписи из-за чего Мэйшес толком и не могла прочесть бумаги, которые он ей велел подписать, – Здесь и здесь.

– Как вы со мной разговариваете? – со спокойным, но с внезапно серьёзным взглядом исподлобья возразила маленькая леди

– И зачем вы закрываете мне руками документ?

Врач, сдвинув брови, насмешливо посмотрел на неё:

– Если ты сейчас будешь перечить и не подпишешь всё, что нам нужно – мы положим тебя в самое острейшее отделение на этаже, а там у людей диагнозы посерьёзнее твоего. «Как человек, работающий в медицине может разделять диагнозы на серьёзные и несерьёзные?» – подумала про себя Мэйшес

– «Это же совсем безнравственно и вряд ли соответствует требованиям медицины. Но если я сейчас начну с ним пререкаться, мало ли что этот невежа, которому самому нужны врачи, решит сделать со мной?»

– А какой у меня диагноз? – Мэйшес постаралась сделать милое лицо, чтобы дать упитанному громиле небольшую возможность блеснуть какими-нибудь знаниями в своей сфере и иллюзию отходчивости. Пусть этот буян думает то, что она не обижается на него за отвратительное поведение не только как со стороны врача, но и как человека.

– F32. – суховато ответил санитар. Вслед за этим он прокрутил старый телефон с колесиком и набрал цифры, созваниваясь с детским отделением. Через пять минут, изматывающих ожиданием, в комнату вошли ещё двое чуть менее крупных санитаров – это были две плотные женщины. Громила, даже не посмотрев на Мэйшес, безжизненно продолжил заполнять бумажки и бесстрастно отвесил:

– Завтра вещи из детсада придут. Пока забирайте.

– Куда вы меня несёте? – Мэйшес даже не успела договорить.

Двое врачей вмиг схватили малышку мертвой хваткой за внутреннюю сторону плечей. Маленькая леди ни разу не была в больницах или чего ещё хуже – клиниках для душевнобольных. Страх и тревога сковали Мэйшес изнутри, ноги моментально стали ватными – она даже была не в силах ступать на них. Поэтому, когда две высоких санитарки несли маленькую девочку под руки, рост которой не достигал и метра, то казалось, что маленькая леди будто летела в воздухе. В горле от накатившего ужаса перехватило дыхание, сердце словно сжалось в комок и Мэйшес почувствовала слегка подступающую панику и дурноту. Хотелось побежать, закричать, завопить, но какой теперь в этом был смысл, когда тебя уже сжимают две здоровенных руки неотёсанных врачей?

На местных часах стрелки показывали уже пол первого ночи.

По дороге в палату, куда её несли санитарки, она наблюдала, как комната, в которой она сидела с инспектором и двумя первыми врачами, исчезала у неё из виду. Долго идти не пришлось – буквально через пару минут она оказалась у порога своей палаты.

Вдруг подошла какая-то старая женщина, которая являлась, скорее всего, медсестрой. На вид ей было лет шестьдесят, она была невысокого роста, почти в два раза меньше того толстого буяна, строящего из себя специалиста, который не внушал ничего кроме страха. В руках у неё был шприц.

Открыв палату, санитарки занесли Мэйшес на ближайшую кушетку и силком положили на кровать, оставляя на плечах крупные синяки. Не обращая внимания на попытки Мэйшес сопротивляться, на истошные крики и предупреждения девочки о возможном наличии аллергии, о которой на входе даже не удосужились спросить, медсестра вколола ей дозу неизвестно какой субстанции, которая выполняла функцию снотворного, объединённого с успокоительным. Шприц был введён очевидно криво, да что уж говорить – наплевательски по отношению к ребёнку, так что несмотря на то, что маленькую девочку держали почти три медицинских работника, очередная гематома, не заставила себя ждать и теперь, к разнообразию, красовалась на крохотном бедре. Невзирая на врачей, зверски пугающих Мэйшес и ту жестокость, которую успели к ней проявить взрослые люди – от врачей до инспектора детского сада, перед неизбежным и накатывающим сном она не смогла сдержать слёз, лихорадочно прося прощения у Азриэля, прося у всего святого о том, чтобы её друг сам как можно скорее проснулся! Маленькая леди, засыпая, мечтала о том, как дети смогли бы, как и прежде сидеть там, на полянке в лесу и слушать чириканье птичек, пока их усыплял бы лесной воздух, а не противные препараты!.. Она клялась себе, что ни в жизни больше не оставила бы его без присмотра и отчасти, хоть и стремилась так не делать, но винила в его в своем состоянии. Да, он уже достаточно немаленький и может отличить что плохо, а что хорошо, что вредно, а что нет, но всем же нам порой бывает нужна забота?

Глаза предательски закрывались, а последнее, что она увидела через пелену слёз – силуэты других пациентов, лежащих с ней в палате и огни фонарей за окном…

Глава 9. «ENDEAVOR: DON'T LOSE THE HEAD»

7:26

В окно психиатрического диспансера уже во всю светило солнце. Дворик клиники снаружи заливал утренний свет. Начинался новый рабочий день.

Открыв глаза, Мэйшес проснулась от боли в ноги и увидела уже давно проснувшихся пациентов. В комнате сидели четыре девочки, две из которых выглядели чуть постарше Мэйшес, одна вероятно, действительно старше Мэйшес, а другая чуть помладше тех двух. Стены помещения были бледно-зелёного цвета – точно такого же, как форма огромного буяна в очках, который на входе встретил девочку с инспектором. Посередине палаты находился унылый и круглый стол из какого-то дешёвого железа. В углу, находившемся ближе ко входу, стояло ведёрко, вероятно, служившее туалетом на четырёх человек. Увидев его, у Мэйшес был шок.

Уточняя у девочек действительно ли это так и получив положительный ответ, она ужаснулась отношению к пациентам. К ним относились как к животным, находящимся не в самом лучшем зоопарке. Рядом с ведром была раковина и зеркало. «Мама бы пошутила, что зеркало рядом с туалетом, наверное, для того, чтобы смотреть на себя и не промахнуться» – подумала Мэйшес. Да, мама девочки обожала шутить таким образом. Двери были оббиты каким-то старым материалом, напоминающим кожу. На дверях было маленькое окошечко с толстым стеклом.

– Извините, – поинтересовалась в пол голоса Мэйшес обращаясь к девочкам, – а когда к нам придут?

– Скоро завтрак, тогда и придут – ответила самая старшая из них. Она лежала на кровати, которая ближе всего находилась к Мэйшес.

– Понятно, – Мэйшес замолчала, осматривая помещение, а затем снова возобновила с соседкой по палате диалог – а вы по какой причине здесь, позвольте спросить?

– У неё эпилепсия и припадки – указала самая старшая девочка на лежащую рядом соседку, – а у неё, по-моему, – она посмотрела на девочку, лежащую напротив всех них у стены – что-то со спиной. А ты здесь из-за чего?

– Грубо говоря, меня выкрали из садика, когда моему другу стало очень-очень плохо и.. – сердце Мэйшес трепетно забилось, на глаза навернулись слёзы, которые она сидя на кровати постаралась вытереть одеялом – они подумали, что я припадочная, хотя может из-за моих проблем в жизни моё ментальное состояние не самое идеальное, но я точно не заслужила быть здесь.

– Понятно… – отрешённо ответила девочка.

– А когда у нас завтрак или что-то подобное? – спросила Мэйшес.

– Не знаем, скоро, наверное, не приставай. – ответила девочка с эпилепсией.

Мэйшес расстроенно и чуть не заревев вновь посмотрела на неё, затем вновь легла и отвернулась к стене чтобы время летело быстрее:

– Я и не пристаю…

Через час в палату зашла медсестра в стандартном белом халате. В руках у неё была тоскливая, и достаточно повидавшая пациентов железная каталка, на которой стояли тарелки с какой-то едва-ли тёплой кашей и чаем. Она, не проронив ни слова, быстро поставила пищу на стол и без всякого сочувствия оглядела бледное лицо нового самого маленького пациента и отвела взгляд.

Давно коротавшие здесь свои дни девочки, преждевременно разбудив Мэйшес, быстренько подошли к столу и принялись уплетать свой завтрак.

Маленькая леди, чей халат был великоват, села с ними рядом и стала разглядывать остывшую кашу, перемешивая её ложкой:

– В них же лежат таблетки, – она указала девочкам на кусочки белых маленьких антидепрессантов, – это нормально?

– Они всегда их кладут, – огрызнулась девочка с эпилепсией, не хочешь не ешь.

– Прекрати, – шепнула ей самая старшая и повернулась в сторону Мэйшес, – это нормально. Обычные успокоительные, они всегда крошат их в еду. «Какой кошмар» – вновь ужаснулась Мэйшес, выпучив глаза от услышанного. «Хочу я или нет, но мне придётся выковыривать таблетки из еды.» – рассуждал ребёнок – «Неизвестно насколько я застряла здесь.»

– А ты давно здесь? – прервала мысли маленькой леди девочка, имеющая проблемы со спиной.

– Я же только вчера приехала, ты не видела? – с удивлением посмотрела на неё Мэйшес – Мне показалось, ты не спала.

– Ах, ну да… Подзабыла наверное – ответила она, продолжив не спеша есть кашу.

Когда с завтраком было покончено и Мэйшес заодно выяснила имена девочек, все четверо отправились обратно спать в свои кровати. Не удивляйтесь, делать тут было особо нечего – телефоны у всех забирали врачи, не разрешали никакой бумаги или карандашей, а из развлечений можно было либо посмотреть в окно, либо поразговаривать с соседями, но это уж как повезёт – с грубиянами

Мэйшес мало хотелось иметь дело. А поведение девочки с эпилепсией её пугало. До обеда она считала самой безобидной Николь – так звали девочку с проблемой со спиной, пока вопросы «Где моя коричневая сумка?» не пошли по четвёртому кругу. К слову, про какой чемодан всё время интересовалась Николь, Мэйшес не понимала от слова совсем. Поэтому, когда она устала ей из раза в раз объяснять это и Николь начала её пугать, как и Оливия пациентка с эпилепсией, Мэйшес делала вид, что она спит. Научилась она этому кстати от приноровившихся к этому других девочек, которых время от времени утомляла своими расспросами Николь.

Позже от самой старшей из них в палате Тессы – она узнала, что Николь вместе с родителями попала в аварию и теперь страдает огромными провалами в памяти.

К обеду в палату зашла медсестра в сопровождении санитарок. Мэйшес её сразу узнала – это была пожилая женщина низкого роста, та самая, которая криво поставила Мэйшес укол. Та совершала ежедневный обход, интересуясь у пациентов как они себя чувствовали. Изо дня в день некоторых пациентов переводили в палаты, которые считались за более «лёгкие» отделения, а иногда и наоборот – всё зависело от поведения пациентов. Хотя, если говорить честно, всё зависело от желания и настроения совершавшего обход врача. Поступив, пациентов всегда сначала клали в «тяжёлые» отделения – они были для буйных. Так делали для того, чтобы понять, как врачам обходиться с пациентом, а дальше – как пойдёт. Ну или насколько ты понравишься «обходившему» врачу. «Тяжёлые» палаты постоянно были заперты и не открывались.

Ещё в них всегда стояло «ведёрко» для того, чтобы лежащие в палатах могли сходить в туалет. Ведёрко менялось медсёстрами три раза в день – если повезёт или же если врачи в эту смену будут снисходительными. Обычно его меняли один раз в день, а в комнатах иногда могло находится до восьми человек.

Медсестра, окончив беседовать с девочками, подошла к Мэйшес и начала задавать ей абсолютно те же вопросы по типу «Как ты себя чувствуешь?» «Всё ли у тебя в порядке» и т.д. Мэйшес с ходу поняла, что если давать отрицательные ответы, то система не даст тебе выйти или во всяком случае оставит тебя тут надолго.

Пару раз, мама рассказывала ей про это место и то, как её коллегу по работе здесь убили, переборщив сдозой чего бы то ни было, которую ей вкололи врачи. Причём та женщина была в абсолютном здравии и расцвете сил. Странным было услышать от их общих с мамой знакомых, как эта женщина, будучи ничем не болевшей, умерла при каких-то «загадочных обстоятельствах» в таком месте, да ещё и в сорок лет.

– А когда мне дадут обещанного психолога? – спросила Мэйшес, обращаясь к уходящей с санитарами медсестре.

– Скоро, – ответила женщина, недовольно сморщив лицо, – не мешай мне, а то привяжу к кровати.

Мэйшес, приоткрыв рот, на мгновение замерла, оторопев от её слов. Медсестра вышла из комнаты, хлопнув дверью. Она оглянулась на своих соседок, но, казалось, они были не удивлены.

– Не общайся с ними, – безучастно произнесла Тесса, переводя взгляд то на Мэйшес, то на потрескавшиеся стены, – они с нами не разговаривают, а будешь надоедать – ещё хуже сделают.

– Вот-вот, – поддакнула Николь.

– А почему они так обращаются с пациентами? – с грустью опустив брови и шмыгнув носом полюбопытствовала Мэйшес и разочарованно легла обратно в кровать.

– Мы-то откуда знаем? – злобно рыкнула Оливия, сидев на кровати у окна и обнимая колени.

Мэйшес вновь заплакала, но постаралась сделать это так, чтоб никто не слышал. «Наверное, подумают ещё, что их грубость меня задевает». – с досадой рассуждала маленькая леди и параллельно стараясь уснуть. Пока она засыпала, роняя слёзы на подушку, она молилась всему святому о том, что тётя Фоам её заберёт и она вновь увидит и её, и Азриэля. Она надеялась на то, что он жив – мальчик был её единственной мотивацией выйти отсюда, если бы не смерть матери, вспоминая которую, она порой не ощущала землю под ногами. Маленькая леди обещала обзвонить все клиники Софтберка первым делом в поисках своего друга, когда она получит обратно свою свободу и телефон.

Постоянно спав и просыпаясь только на приёмы пищи, день проходил быстро. В течении дня медсёстры приходили и приносили дешёвые, но убойные антидепрессанты, из-за которых лишь только хотелось спать. Ну, ещё и из-за того, что никак особо развлечь себя здесь, опять же, Мэйшес пока особо не удавалось.

Ближе к вечеру на пороге появилась одна из санитарок и сообщила, что Мэйшес вызывают к психиатру. «Только бы она оказалась адекватной и отпустила бы меня домой» – про себя отчаянно взывала Мэйшес – «Я быстрее сойду здесь с ума. Это место идеально для того, чтобы, находясь в окружении бесчувственных буянов бояться быть убитой и в итоге стать верующей.»

Подождав немного в приёмной в сопровождении санитарки,

Мэйшес по приглашению зашла в кабинет психиатра. На вид ей было лет пятьдесят-шестьдесят, одета был женщина в халат и медицинский чепчик, который сидел на её кудрявом гнезде коротких волос. Увидев её, Мэйшес внутри одолела паника, которую она старалась не показывать и терзаемый страх несбыточных надежд.

– Ну, рассказывай, – язвительно и надменно выразилась женщина, – как ребёнок вроде тебя здесь появился? Умереть хотела, да? Боишься теперь? Я же вишу, что боишься. – продолжала насмехаться психиатр.

Мэйшес, сидя на стуле возле её стола, промолчала. Хотелось конечно спросить, почему она задаёт вопросы и озвучивает выдуманные ответы прежде, чем сама Мэйшес даст их ей, но она понимала, что её логику здесь не одобрят. Поэтому ребёнок старался не показывать никаких эмоций.

– Всё хорошо. – равнодушно произнесла маленькая леди, пытаясь не выдать дрожь в голосе.

И удавалось ей это хорошо. Она понимала, что ей нужно было держаться. Конечно от такого злобного быдла хотелось вовсю зареветь (и ещё как!), но если она сейчас заплачет, то мало ли ей потом специально в карточке напишут шизофрению или ещё чего похуже. Как она тогда потом докажет, что не является шизофреником, если диагноз из вредности напишет сам врач? Мэйшес, естественно, понимала, что психиатра подобное игнорирование взбесит, но лучше её немного позлит молчание Мэйшес, чем она ни с того ни с сего сама покажется женщине хамкой и та попытается оставить её здесь дольше срока.

– Прошу прощения, насколько я здесь? – спросил ребёнок.

– Настолько, насколько нужно. Внимания мальчика не хватило? – парировала женщина, напыщенно восседая на кресле и заносчиво испепеляя Мэйшес взглядом – Сначала полежишь в тяжёлой палате, затем переведут в лёгкую если будешь, хорошо себя вести. И вообще, не задерживай меня, у меня помимо тебя ещё и другие пациенты есть. Следующий! – окрикнула психиатр санитарку, прогоняя ребёнка из кабинета.

Мэйшес встала, не удостоив женщину даже взгляда, повернулась и без единого слова покинул кабинет. От одной мысли о происходящей жестокости у ребёнка наворачивались на глаза слёзы, которые Мэйшес поспешно вытерла рукавом халата. Вернувшись в палату, она молча легла в кровать, укрывшись с головой одеялом. Мэйшес, пока действовали препараты, равнодушно повернулась к стене и как можно скорее попыталась уснуть дабы не видеть это место в совокупности с осуществляющейся над людьми тиранией. Больше всего в жизни Мэйшес ненавидела насилие. Обладая высоким уровнем эмпатии, наблюдать за этим для неё было невыносимо. На втором месте был имбирь.

Глава 10. «TULPA»

С момента диалога с психиатром прошло два месяца. Тессу и Оливию перевели пару дней назад в лёгкое отделение, палаты которого оставались с открытыми дверьми (на выбор пациентов), поэтому сейчас в комнате с Мэйшес была лишь повторяющая одни и те же вещи Николь. Дни протекали однообразно, за тем лишь исключением, что в часы бодрствования Мэйшес вспоминала детали своей детсадовской жизни и моменты, проведённые с Азриэлем.

Только это её и спасало от того, чтобы среди происходящей жестокости и пренебрежения к людям со стороны медицинского персонала, она не потеряла рассудок.

– Мэйшес Пай и Николь Буш – вы, девочки? – хладнокровно спросила заходящая с утра в палату медсестра, которую Мэйшес увидела в первый день.

– Да, это я – зевнув ответила Мэйшес, продирая глаза от очередных часов сна. Николь, смотря на медсестру, кивнула.

– Тебя переводят в другую палату, – отчётливо пояснила женщина, – собираем вещи и идём за мной.

Искра призрачной надежды затеплилась в сердце Мэйшес – должно быть, её безмолвию пришёл конец и сейчас её переведут в лёгкое отделение. Она обязательно позвонила бы тёте и попросила бы ту немедленно забрать её отсюда, сообщив о творившемся беззаконии. Так она, поспешно собрав свои носки и единственную передачку – небольшой сундучок с её одеждой, который ей привезла инспектор через пару дней, как Мэйшес заехала в клинику (у других пациентов были хотя бы тапки, ей же всё это время не выдали никакой обуви, из-за чего ей приходилось таскаться в одних носках), выбежала в коридор за медсестрой, опережая Николь – мало ли ей из-за неё не достанется место в лёгком отделении.

– Вы же меня кладёте в лёгкую палату, да? – предвкушая положительный ответ, спросила Мэйшес послушно идя с медсестрой.

Но та почему-то молчала, продолжая идти по коридору с равнодушным выражением лица.

– Почему вы молчите? – снова обратилась к медсестре Мэйшес, пока её вера в лучшее постепенно угасала, а каждая минута тишины отдавалась острой болью в груди.

– Тебе сюда. – уклонилась женщина, оказавшись перед одной из палаты. Открыв дверь, она взяла Мэйшес за плечо и выставила в комнату, наплевав на законные, казалось бы, попытки Мэйшес узнать, куда её ведут.

Так Мэйшес очутилась в такой-же, ничем непримечательной палате. Такие же дети, только более разношёрстный выбор: здесь находились восемь человек, четверо из которых были мальчиками, а трое – девочками.

Горло Мэйшес будто сдавило жгутом. Будучи обманутой психиатром, на которую Мэйшес, несмотря на её обращение, возлагала надежды, хотелось плакать навзрыд, но что-то не давало расплакаться, и от этого ещё больше давило и болело внутри.

У окна, к счастью или к сожалению, она увидела мальчика. На вид ему было где-то лет семь, и он был слегка выше неё. Его черты лица и сама внешность так колко в сердце отозвались воспоминаниями о дорогом ей друге из детсада, которого она, казалось бы, уже не видела вечность. В течении двух месяцев практически полной изоляции её голову эпизодично (в основном в периоды дикого отчаяния) посещали сомнения, что она, быть может, на самом деле всё выдумала? И никакого Азриэля вовсе не существует? А живой ли он вообще? Чаще этого она вспоминала о тёте, сохраняя маленькую искру надежды в то, что она обязательно скоро-скоро придёт за ней. Время тянулось так монотонно, что могло свести с ума, наверное, даже самого стойкого человека. Ещё и эти таблетки, подвергающие разум забвению. От скуки и безысходности хотелось время от времени лезть на стену или до боли в руках пока те не устанут сжимать кулаки. Мэйшес в основном рыдала, пока у неё не начинала адски ныть голова, от боли которой она, в итоге, просто отрубалась.

Постояв в середине комнаты, она решилась подойти к заприметившемуся ей мальчику. Шизофрения у него или что ещё похуже – было уже не важно. Через какое-то период времени страх умереть значительно притупился.

– У тебя запредельно красивые черты лица, – с грустью произнесла Мэйшес, подобравшись к ребёнку, который наблюдал за чем-то стоя у окна.

– Оу, спасибо, – робко поблагодарил маленький незнакомец, суетливо убирая с глаз тёмно-русые волосы и испугавшись того, как неожиданно подошла к нему маленькая леди, – видел краем глаза как тебя привела медсестра. Как тебя зовут?

– Мэйшес, – усталыми глазами смотрела снизу-вверх маленькая пациентка на нового друга, – а тебя?

– А меня Каспер. – негромко отозвался мальчик, – ты давно здесь?

– Где-то два месяца, какой у тебя диагноз? – поинтересовалась Мэйшес с проявившейся лёгкой улыбкой на лице.

– Депрессия, – он немножко отдалился и сел на свою кровать, похлопав около себя как-бы приглашая Мэйшес сесть рядом.

– F32. – Мэйшес встала возле подоконника, вглядываясь в обыденный пейзаж и одновременно продолжая рассматривать пастельно-голубые глаза Каспера, – а у тебя?

– Что это? – приподняв брови, озадаченно посмотрел на неё мальчик.

– То же самое, что и у тебя. – пояснила Мэйшес и села рядом.

Так Каспер рассказал ей про его друзей, находящихся в палате. Здесь была девочка с истеричным расстройством личности, которая раньше с ним дружила, но в последствии они перестали общаться из-за того, что Поппи начала его обижать, и пара его друзей-мальчиков, которых звали Томас и Дейв – они были вредными и надоедливыми, как мухи, детьми, предлагающими Касперу затеять время от времени всякие безответственные вещи: например, украсть огромную горсть таблеток, которая была нормой за пару дней у медсестёр и словить, как они выражались, «трип» или обидеть самую маленькую девочку в их палате. Про них Мэйшес было мало чего известно (она особо не интересовалась) и какие у мальчиков имелись диагнозы: кроме того, что эти двое были из неблагополучных семей. Ребята не особо нравились Мэйшес. Да и они иногда позволяли себе обзывать её, на что она обижалась и иногда жаловалась Касперу по поводу их поведения, но он, будучи немного постарше своих друзей, почему-то не предпринимал никаких попыток остановить их – говорил, что их проще игнорировать будто бы и сам был не рад таким «друзьям», но выбора у него особо не было. Ещё здесь лежала Доротти – та самая маленькая девочка в палате, которую были не прочь обидеть друзья Каспера.

Ей было всего 4 годика. Мама и папа сдали её сюда, потому что малышка странно вела себя в новолуние и лунатила, ходила по дому. Она их пугала. «Наверное, им не нужен такой ребёнок вроде меня…» – рассказывала об этом Доротти, сдерживая слёзы, когда Мэйшес как-то раз решилась спросить её о семье. Но случалось, что они её навещали. Честно признаться, ребёнок был вне себя от счастья и редким свиданиям с родителями. Лишь стоило ей завидеть их машину в окне, как Дороти сразу засияет, а сама она вмиг начинает смеяться и кричит на всю клинику «Мама с папой приехали!», а затем несётся с растрёпанными светлыми волосами, сверкая пятками, вниз по лестнице к крыльцу психиатрической больницы, убегая от догоняющих её санитарок и медсестер. Правда сразу после того, как Дороти просилась домой и слёзно уговаривала родителей забрать её отсюда, они сразу куда-то отлучались по делам из-за чего маленькой Дороти становилось невыносимо грустно, и она, забиваясь в промёрзший угол, плакала втихаря от всех врачей. Девочка тут же приглянулась Мэйшес и общаясь друг с другом, им стало легче здесь находиться. В клинике они вместе отпраздновали день рождения Мэйшес, чему та была несказанно рада – наконец-то ей стало не так тяжело и одиноко, как было поначалу, несмотря на то, что было достаточно и плохих моментов, связанных с завистливыми друзьями Каспера, которые вечно упрашивали его перестать общаться с Мэйшес из-за того, что та казалась им странной и беспорядочной. Мэйшес их выходки нескончаемо раздражали, а иногда ужасно злили, до лопающихся капилляров в глазах. Но она старалась не давать им реакции, прекрасно понимая, что такие люди являются несчастными энергетическими вампирами, занимающимися самоутверждением за чужой счёт. На фоне появившихся новых детей, жестокость врачей начала казаться едва-ли заметной. А ещё Дороти часто давала Мэйшес какие-то успокаивающие советы в задевающих её ситуациях, несмотря на то, что была младше нее на пару годиков. Пусть они были в большинстве своём были пустоваты, но поддержка от милого друга никогда не была лишней для Мэйшес. Кроме того, они были в чём-то похожи – Мэйшес, играя с ней, рассказывая ей о каких-либо красивых вещах, которые успела повидать, когда была на свободе и прививала таким образом Дороти эстетический вкус и помогала

Дороти понимать, что ей нравится и потихоньку становиться самой собой.

Также здесь лежал хороший друг Мэйшес, с которым она была знакома в позапрошлом детском саду. Тогда они особо часто не общались с Элисом из-за того, что он был постарше и находился в другой группе, лишь изредка ходили к друг другу пить чай и смотреть мультики. А ещё его мама работала учителем литературы в школе и могла подолгу рассказывать им сказки, когда они задремывали после просмотра мультфильмов. Он также был для Мэйшес поддержкой в трудных ситуациях и когда Каспер делал ей больно и не мог нормально защищать от своей прошлой подружки, да ещё и на фоне «больничного» негатива от которого Мэйшес и так чувствовала себя нехорошо. За то время, пока они были в одной палате с Каспером, они сильно сдружились и пережили много приятных моментов, которые обычно переживают дети в возрасте пяти-семи лет. В один из таких скучных солнечных дней, после завтрака она решила нарядить его в платья с целью затронуть сердце за живое.

– Ну как, – наблюдала Мэйшес за тем как он смешно кружится в её платье, сидя на подоконнике возле его кровати и подслушивая за окном птичек – тебе нравится?

– Да, только вот – он на секунду перестал кружиться и сделал милую растерянную мордашку – почему именно платья?

– А ты не хотел бы покраситься как только вышел бы отсюда? – уклонилась от ответа Мэйшес и, слезая с подоконника, подошла к нему ближе, потрогав его волосы.

– Никогда не думал, но звучит здорово, – сказал Каспер, – а в какой?

– В голубой. – Мэйшес слегка улыбнулась с грустью похихикивая под нос, – а помнишь, я как-то раз читала тебе стих про Мальвину?

– Ну, – Каспер ожидал продолжения, с интересом глядя на Мэйшес и совершенно не понимая к чему она опять заговорила об этом. Со временем у неё случались истерики со слезами, и она сначала судорожно шептала про какую-то «Мальвину», а затем начинала истошно кричать на всю больницу о том, что она не умерла. Тогда санитарки привязывали её «лошадкой» к кровати, да так, что у Мэйшес после оставались шрамы и жгучие следы от того, как крепко её перевязывал медперсонал. А иногда такие шрамы долгое время и не проходили, оставляя кровоподтёки. Зрелище выглядело страшно, пугая и самого Каспера, но со временем он просто смирился, желая дружить с Мэйшес. Она казалась ему такой необычной отчего его к ней ещё больше тянуло: Мэйшес была непохожей ни на Поппи, ни на других здешних ребят. Дети, кроме сожалеющих в такие моменты Дороти и Элиса, мало понимали о чём она, лишь время от времени заслушивая об этакой Мальвине стихи Мэйшес. Так что, видя очередной припадок, друзья Каспера лишний раз просто обзаводились новым поводом для того, чтобы посмеяться над ней и назвать Мэйшес поехавшей, рассказывая Касперу о ней жуткие и придуманные ими же вещи конечно же, не вдаваясь в подробности её «доклинической» жизни.

– Как ты думаешь? – Мэйшес вновь захихикала, а её лицо меланхолично задрожало и глаза немного намокли – Она существует?

– Ты снова бредишь? – Каспер испугался, присев на корточки и схватив её за руки – Я ничего не думаю, давай не будем начинать эту тему, тебя опять привяжут! Вон, – он указал взглядом на её у другой стенки кровать и лежащие под подушкой какие-то небольшие куски бумаги, – Лучше прочти мне пару стихов о ней, ты же написала что-то?

– Ох, – её глаза засверкали, пуская по щеке небольшую слезу, а на лице проявилась улыбка, – я сейчас!

Она сразу же засеменила маленькими ножками до своей кровати, быстро взяв один из листков и снова очутилась возле кровати Каспера, который уже приготовился её слушать. Мэйшес села с ним рядом:

– Итак,

«Vomit due to apple pie»

Мне страшно, что ночью

Ты смерть свою ждёшь -

Нутром ощущаю мурашки и дрожь.

Внутри меня радости не было вовсе,

Целуя качели, стоял на морозе.

Знать бы мне самому

Удушение от горя —

Скоро участью станет,

Как у жертвы апноэ.

Нет желания вставать,

Ведь тебе я дотошен -

Пряча чувства, цветы

Пустят корни под кожей.

И, как мать моя, слаб -

Я лежу неподвижно

И от горя пишу

Колыбельные в стол.

К сожалению, сейчас

Ты об этом не знаешь,

Но попозже поймёшь -

Когда будешь влюблён.

– Необычно, – восхитился Каспер, – в первый раз вижу кого-то среди своих ровесников, кто писал бы стихи.

Он отвёл взгляд, в котором затаилась какая-то лёгкая грусть.

– Тебе грустно, моя тульпа? – Мэйшес вопросительно взглянула на Каспера щенячьими глазами.

– Нет, – он усмехнулся, немного взъерошив ей волосы, – всё в порядке, что такое тульпа?

– А ты как думаешь? – чуть склонила лукаво голову на бок

Мэйшес,

– Не знаю, – Каспер призадумался, а затем лениво посмотрел на неё -, дерево какое-то?

– Нет, это что-то вроде… – она старалась подобрать нужные слова чтобы не сказать ничего лишнего, но понятно донести до него свои мысли – ты как выдуманное существо на основе желаемых мною черт… – ответила Мэйшес внимательно разглядывая лицо

Каспера. «Похожи до дрожи…» – невесело промелькнуло в голове у Мэйшес. Маленькая леди расплылась в произвольной улыбке то ли от того, насколько ироничной была ситуация, то ли от его глуповатого нрава. Но осознав, что только что произошло, она, словив очередной флешбек, попыталась сдержать вновь подкравшееся желание зарыдать. «Мальвина тоже гладила меня по голове» – поймала себя на мысли Мэйшес чтобы сказать ему это вслух. Что-то внутри неприятно скрутило спазмом. Ей так хотелось рассказать Касперу о детском саде, об инциденте в лесу и о том, какую невыносимую печаль она вынашивает в голове и сердце каждый день.

– Да у тебя последние мозги отмирают от этой шvлvвы. – донесся противный девичий голос в другом углу палаты, носитель которого явно наблюдал за времяпрепровождением Каспера с Мэйшес.

– Что ты опять несёшь? – лицо Мэйшес мгновенно посуровело, а взгляд налился гневом, – Тебе сложно признать то, что твой друг нашёл окружение лучше тебя?

Сколько бы она раз старалась не реагировать на её провокации, Поппи иногда выводила её из себя.

– Если ты ещё не понял, Каспер, ее здесь все ненавидят. – издевательски выразилась Поппи, подстрекая Дейва и Тома.

– Я бы не стал с ней общаться, зачем тебе эта припадочная… – поддержал её Дейв, сидя на кровати с Томом и о чём-то перешёптываясь.

– Вы как две шлvхи, – глумился Том, – я бы с её истериками вырыл ей могилу. Она калит мне мозги с самого начала.

– Включи мозги, дурак! – вновь съязвила Поппи и стала в компании Тома и Дейва всячески насмехаться над Каспером и Мэйшес, так как с высоты своей бестолковой колокольни они позволяли себе считать их неразумными и глупыми.

– Мэйшес, не обращай на них внимания. – очнувшись ото сна вставил Элис, подслушивая разговор ребят и лениво перевернулся на другой бок – Пока они не захотят сами поумнеть – они этого не сделают и это не твоя забота.

– Элис, невозможно не обращать внимания на баранов, когда вынуждена проводить с ними жизнь. – Мэйшес обиженно надула губы.

– Дорогая, не забивай свою жизнь людьми-балластами. – поддержала Элиса Дороти, терзая упаковку привезённого родителями печенья.

– Они и половины того, что ты перенесла – не перенесут. – натянув на голову одеяло невнятно добавил Элис – Ты представь насколько им плохо и скучно что они занимаются травлей. Порассуждай логически: они не оправдывают твоих ожиданий – ну так и ты не оправдывай их.

– Хватит! – отрезала Поппи. – Я бы на твоём месте, Мэйшес, не высовывалась. А ты, Элис, попробуй заснуть, если не хочешь, чтоб и тебе что-то было.

– От твоих жалких угроз единственное что хочется так это заснуть. Не удивлён, что твой бывший дружок от тебя сбежал. – нехотя и раздражённо буркнув Элис, которому надоедливая персона мешала проваливаться в сон и тут же начал посапывать.

Мэйшес и Доротти, от того, как Элис колко ей отвечал, звонко расхохотались. Это походило на театральную сцену – будто зрители от души насмехались над трагизмом акта. Поппи, очевидно ревнуя Каспера, но будучи, не имея возможности вернуть друга из-за своего прискорбного характера, из-за которого она часто и теряла друзей, опустила глаза и недовольно поджала губы. Весь вид её говорил, какие муки самооценки она испытывает, наблюдая за тем, как Касперу комфортно с новой подружкой. В очередном приступе бессильной ярости её щёки вспыхнули ярким от обиды румянцем.

Губы искривились в гневе и она, встрепенувшись, начала разрабатывать план как поссорить Каспера с Мэйшес и присвоить его внимание обратно. Она допоздна шушукалась с Дэйвом и Томом и что-то увлечённо обсуждая. Мило улыбаясь вечером ребятам, злонравная вредина делала вид, что то, что было днём и до этого для неё теперь ничего не значит и она не держит ни на кого обид.

К ночи на тёмном небе расцвели звёзды и блекло светил полумесяц. Том и Дейв вместе с Поппи позвали Каспера к полуночи поиграть в карты.

– И ты пойдёшь? – удивилась Мэйшес, сидя на своей кровати и намекая Касперу обдумать решение – Там же эта безмозглая и эти вредные мальчишки, ни одному их слову нельзя верить!

– Я же к друзьям иду, а не к ней. – возразил мальчик, собираясь немного подремать – Да и потом, Поппи не вызывает у меня никаких эмоций кроме смеха. Не волнуйся, я ничего не буду пробовать. По-настоящему дружу только с тобой!

– Никто не знает, что может случиться… – с грустью выразилась Мэйшес и хотела продолжить с ним спорить, но Каспер, кажется, уже спал. Поэтому она решила его всё-таки не тревожить и пошла поиграть с Дороти чтобы как-то себя отвлечь. Устав за день, они так и уснули с ней на одной кровати.

С одной стороны, после этих высказываний Мэйшес стало как-то спокойно, с другой – его слова не внушали никакого доверия, если судить по действиям. Как это он дружит только с ней, если он всё равно идёт играть с ребятами, которые её обижают? И почему он продолжает, пусть и ехидничая в их общении, как-то контактировать с Поппи, которая не только плохо обращается с ним, но и время от времени, не видя берегов, открыто оскорбляет его при ребятах, находящихся в палате? Так она ещё и позволяла себе что-то высказывать в сторону Мэйшес, почему он вообще так себя ведёт? Он что, не имеет никакого уважения ни к себе, ни к Мэйшес?

Но маленькая леди как-то не особо рвалась влиять на него.

Она понимала, что в конце концов он сам решает, как распорядиться её доверием и у него есть своя голова на плечах. И то, как он поступит в итоге – зависит от него. Ей лишь останется оценить его безрассудные или не очень решения.

– Отбой, – закричала санитарка в коридоре. – Завтра у вас всех субботний день с психологом.

Ночью всё было спокойно. Ребята играли и тихо над чем-то смеялись, от чего Мэйшес проснулась. Обеспокоенно наблюдая эту картину, сон у неё как-то не шёл и до двух часов она лежала с открытыми глазами, смотря на них, а затем и вовсе разбудила Дороти для того, чтобы та её немного успокоила. Компания трёх детей вдруг предложила Касперу какие-то препараты, которые им удалось выкрасть, пока медсестра уходила наливать воду, и попробовать некоторые из них. Долго отнекиваясь, мальчик поддался уговорам и согласился на их предложение. Затем он изрядно «опьянел» и стал весел, улыбаясь своим друзьям и немного буяня с ними в углу чего Мэйшес старалась не замечать, ведь она не хотела им мешать. «Он сам решает, как ему проводить досуг» – твердила Мэйшес, успокаивая то ли Дороти, которая сжимала её руку и наблюдала ту же картину вместе с трясущейся

Мэйшес, то ли, всё-таки, себя. В темноте можно было тихонько подкрасться поближе чем и воспользовалась Поппи. К тому времени, как Каспер уже уснул, она залезла на него и начала целовать, хотя прекрасно знала, что он уже немало наклевался затуманивающих разум препаратов и у того даже не оставалось сил её оттолкнуть, что ему, конечно же, не шло в оправдание.

– Боже, посмотри, – ахнула Дороти и сожалеюще прошептала на ухо Мэйшес, подталкивая легонько её в бок и оповещая ту о происходящем. – Какое позорище, мне очень жаль.

Затем Поппи начала спрашивать бессознательного Каспера о Мэйшес, вытягивая из него всякие неосознанные глупости и продолжая пользоваться его состоянием.

– Слышишь, что он о тебе говорит? Он говорит о том, что ты простодушная и так легко ему поверила! – Поппи, показательно и невинно смеясь, обратилась к Мэйшес, которую в безмолвной истерике во всю одолевали тревожные судороги под одеялом. Уголки её губ изогнулись в жестокой улыбке, а серые глаза сверкали в темноте неподдельным удовольствием и совершая пакость, те знали, что Мэйшес как минимум сейчас больно.

– Засыпай, Дороти, представление закончилось, – устало сказала Мэйшес, держа ребёнка за руку, а второй заслоняла глаза.

– Он совершил большую ошибку, оказав доверие друзьям, вкравшимся в его милость! – пыталась утешить её Дороти, вытирая с лица Мэйшес сопли и слёзы, которые она старалась прикрыть руками чтобы никто не видел – Умоляю тебя, не плачь.

Дети втроём, тщательно скрывая свою ребяческую ревность, вовсю целую ночь потешались и над ней, и над Каспером, который ни в чём в данный момент не отдавал себе отчёт. Её страданий им, казалось, было мало. А ведь о том, что у Мэйшес и так умерла мама они были ещё как осведомлены, но всё равно продолжали издеваться. Это спокойное бесстыдство и совершение подлости доводило её до невыразимого бешенства, так как она чувствовала то, что неспособна повлиять, как говорил Элис, на бездумных людей. Пожалуй, его слова она запомнит надолго.

– Мэйшес, очнись, мы не должны ссориться, – устало потерев глаза, подошёл к ней Каспер, – мы немного засиделись допоздна!

Но девочка уже спала. От неё не осталось ничего, кроме прекрасных тёмных глаз, в которые Касперу наверняка будет больно, если у него имеется хоть капля совести, смотреть днём. Будь они, наверное, едва-ли меньше, в них, казалось, не уместилось бы столько печали.

Извиняясь перед ней спящей и осознав, что она сейчас ничего не услышит, Каспер, сетуя на происходящее, сонно потянулся, зевнул во весь рот и добравшись до своей кровати расплакался в ней же, а после с горечью внутри, заснул…

Глава 11. «FOUL PLAY»

Продрав глаза в семь утра и сделав это первой, её руки вновь беспощадно задрожали, а при попытке встать и взять у Дороти бутылку с водой ноги переставали слушаться, напоминая вату. Лицо Мэйшес выражало печаль и уныние, руки были бессильно опущены, словно тяжесть произошедшего уже была чрезмерна для её сердца. В голове возникало так много вопросов: Как? Почему? Чем я заслужила такое отношение? Так больно. Так безумно больно.

Отрывки воспоминаний увиденного ночью атаковали сердце, а память хозяйки изводила маленькую леди до слёз ночными эпизодами. Создавалось ощущение будто в живот воткнули нож и по сей момент крутят и вертят им там, между органов. Его бестолковые «друзья» и подружка остатки ночи и под утро шептали ей на уши всякую ерунду, мешая спать. Точнее, это было то, что ей хотелось считать ерундой, в те моменты она не знала кому верить: Каспер последующий день постоянно хотел загладить перед ней вину, вновь утверждая, что хочет дружить только с ней, а они продолжали напоминать ей о том, как она промахнулась при выборе друга и какая она глупая и наивная неудачница. «Я действительно тупая как пробка? Они говорят правду?» – не могла выкинуть из головы Мэйшес подобные мысли, пока она со слезами изливала Дороти и Элису свою печаль. Тело не слушалось. Медсёстрам пришлось подсадить её на более тяжёлые медикаменты и антидепрессанты.

Желание отыскать старого друга сыграло с ней злую шутку.

Она не знала, куда себя деть, всё-таки большинство беспокоящих её вещей, маленькая леди рассказывала ему, а что ей делать теперь?..

Он хоть и старался загладить вину разговорами, незначительными подарками, сделанными своими руками (какие ещё можно сделать в дурдоме), но невзначай всё равно рассказывал истории, связанные с его друзьями, хоть теперь и вовсе перестав с ними общаться. «Зачем он это делает? Он пытается исправить ситуацию? Разве он не понимает того, что таким образом он делает моей голове только хуже?» – Мэйшес была полностью погружена в свою тревогу, а первое время после его предательства даже еда вызывала у неё отвращение. Засыпая, она вновь старалась забыться – как и тогда, когда впервые заехала в клинику. При редком желании (в основном, когда ей становилось нестерпимо одиноко и Мэйшес скучала по их раннему времяпрепровождению) она конечно же слушала его и слышала монолог Каспера с ней, а иногда даже что-то ему и отвечала. Каспер старался ей что-то втолковать, извиняться, он даже пытался манипулировать над ней тем, что это последние дни, проведённые вместе. Пообщавшись с Дороти и Элисом (ведь Мэйшес с ним редко соглашалась разговаривать), он узнал, что на пятый месяц с помощью пришедшей под окна клиники Меррелейн, которая благодаря своим влиятельным родителям узнала, где лежит Мэйшес и нашла её палату, её родственники обнаружили Мэйшес и вскоре готовились судиться с клиникой, сотворившей с их ребенком такое. Сам факт того, что он прибегал к манипуляциям только добивал Мэйшес. Да и маленькая леди понимала, что так или иначе их дружбе пришёл конец – и это была только его вина.

Заслужить доверие людей, не предавая их и не растеряв его в процессе общения – это дорогого стоит. Выцветшие от страданий глаза больше не воспринимали действительность психиатрической больницы и до момента, пока Фоам, угрожая клинике судом, не забрала её – она абстрагировалась и ушла внутрь себя. Лишь изредка Мэйшес что-то спокойно произносила, пока не покинула клинику, за что врачи подумали, что она стала послушнее чем обычно.

Глава 12. «WAKE UP-CALL»

На лужайке вокруг забытого детского садика, поросшие цветы солнечно улыбались старым посетителям. Внутри здания всё было заброшено и покрылось пылью. Детский сад уже как год не видел детей в своих стенах. Да и вряд ли ребята когда-то сами вновь сотрясут здешнюю атмосферу лёгким смехом. Забор со временем снесли, а здание наверняка оставили доживать до первого экскаватора или бульдозера с шар-бабой, которая здесь всё разнесла бы в щепки. Тропинка из выстланных сердец впоследствии сама покрылась небольшим мхом и травой и лишь местами напоминала о себе ненужными никому кусками из камня. Листья забытых кустов роз, на которых уже ничего не росло, шевелились от ветра, а птицы неизменно убаюкивали спокойными распевами в этом тихом и солнечном месте. Позади сада солнце, как и прежде играло на макушках деревьев. Лес решили не вырубать – всё-таки он сам по себе делает воздух в окрестностях чище.

Азриэля Мэйшес так и не нашла. Лишь слышала, что с его самочувствием мальчика увезли куда-то заграницу в целях лечения, но о большей информации врачи распространятся не стали. Если его организм, конечно, ещё поддастся исцелению.

Подойдя к детскому саду поближе, Мэйшес размышляла, что даже если она больше не сможет взглянуть на Азриэля, немногие бы сохранили голову на таком тернистом пути, который ей пришлось преодолеть. Забыть о страданиях казалось Мэйшес единственным решением, а вспоминать о всей боли для неё было мучительно. Но восстановление ведь стоит того? По крайней мере, ей хотелось так верить, чтобы не пасть духом до тех пор, пока Азриэль бы снова не вернулся домой, а она снова бы не прочла ему пару стихов, написанных специально для него.

Глава 13. «EVERYTHING IS OKAY… I THINK?»

Маленькая девочка, сидя на своей мягкой кровати и зевая, кропотливо суетилась над книгой, складывая строку за строкой. Ей было приятно работать над ней, создавая ценные сердцу новые главы. Сквозь лёгкие шторы позади постели, в комнату уютно пробивалось солнце, пока в лучах его кружились золотистые крохотные пылинки, оседавшие на полу и мебели. В доме было тепло, а с кухни доносился запах пирогов. Она потеряла резинку и часто выпячивала нижнюю губу и дула вверх, чтобы отогнать с лица пряди тёмных волос, мешающие ей и, казалось, куда-то спешила.

Внезапно к ней обратились из другой части дома и она, прислушиваясь к каждому слову подняла голову:

– Мэй, – донесся женский голос из коридора – беги сюда, Азриэль приехал.

Улыбаясь, девочка радостно вскочила с кровати и бегом кинулась к выходу, одной рукой обнимая книгу, а второй поправляя платье и бант на волосах.