Седмица [Елизавета Дмитриевна Дмитриева] (fb2) читать онлайн

ЛЕТО. СЕСТРЕ

Нежность, испытываемая к тебе,

Прямее и как-то понятнее всей другой:

Как лапы елей склоняются книзу

И, словно пещеры, хранят в тени Рождество;

Приглушенное что-то, бархат на пианино…

Вот девочка спит, нарисована акварелью -

(Кто легкие линии эти премудрой рукой сотворил?)

Поляна концерта. Вивальди. Вечернее солнце.

Да будет с тобой волшебство, и бабочка, и река,

И мягкое что-то, как шерсть моего котенка.

ЛЕТНЕЕ. АВГУСТ

Те, кто хочет вернуться – вернутся.

Отпускают шары, шары облетают всю Землю,

Как блюдце.

Возвращаются к ним.

Собираешь, что сеял -

Сливы, любовь, виноград,

Невиданные доселе.

Печешь пироги.

Вот кусочек -

Сливы, любовь, виноград…

И дни короче, и звёзды ночью…

А хочешь, послушай брат

О том, как чистый нездешний свет -

Печаль моя разлита.

Немного печали возьми, что кулёк конфет -

И глотай.

Вот гладят глаз параллели веток,

И яблоки налиты,

И так, невольно, не ждёшь ответа,

Но спросишь: не ангел ты?

Ты кто? Ты ангел?

Ты кто, человече?

Мягко ступая, в комнату входит вечер.

Глаза – ладонями, окна покроет пологом.

Лишь чья-то крыша сгорает в пламени.

И только светлым закатным облаком -

Не забывай меня.

Не забывай меня.

ОСЕНЬ. ПЕСНИ ДОЖДЯ

I

Вот прошла пелена, пелерина большого дождя.

Я боюсь посмотреть. Фортепьянные ноты ресниц.

Что лежит за границей опущенных глаз?

Падать ниц. Звук рождать.

Падать ниц.

Умирания страх между розовым небом и мной.

Понемногу живу, остальное-стальное потом.

День проходит за днём. Из пророчивших – самой земной

Я стою под зонтом.

Под смешным невозможно зонтом.

Напиши мне, когда ты пройдешь этот морок и рок -

Запиши сообщение, пропись неизданных фуг.

Как исполнится срок, как исполнится истинный срок,

Я заржавленными ногами пойду потихоньку на звук.

II

Постоянность и капель и дней и узоров и листьев

Осень лишь девушка ждущая своего возлюбленного

В день побега его подкуплен был пристав

И дом уже ранее был куплен его

На холмах чужих и вдали от родин

Лицо ее постарело и вытерлось а любовь не проходит.

согревайся связанным из умерших листьев

Из коры деревьев из облаков

Ты же видела он был добр да истов

И был таков

женщина поющая на крепостной стене

В мире умирающих ночью ветвей теней

Не спрашивают о погоде

Голоса не слышны а любовь не проходит

женщина восходящая по ступеням

по тяжким каменьям ступеням месяцев

есть ли чего кроме пенья лестницы

И багрового голоса пения?

– Почти неживая, смотри-ка, дочка.

Ведь все, что осталось – одна оболочка

Темного флага и знака что-то навроде -

И лишь любовь не проходит.

ОСЕНЬ. ОБ АНГЕЛЬСКОМ

Ранняя осень – срок отходить с дороги,

Видеть и миловать ждущих Твоей зимы.

Время друг друга радовать

тем немногим –

Всем, что имеем мы.

Теплое пламя лить языкам деревьев -

(Руки усталые гладит, не опалит!)

Нам ли деревья плачут, иль мы, деревня,

Плачемся им на ангельском, что болит?

Шумно не будет – это в полях, в лагунах

Пляски огня и страх теневых коррид.

Нету у нас ни фонариков белолунных,

Нет и свечи, но лампа в окне горит.

Будем нескоро двигаться, нет, нескоро -

Сына не вырастить, свой не построить дом;

Радость ровнее, горе, долины, горы…

Но обещаю – выживем. А потом -

Дней приуляжется ход без конца и края,

Тихо-тихонечко время замедлит бег,

И не заметим, как в небо мое из рая

Выпадет дивный снег

ЗИМА. ПУСТОШИ

Перед смертью последняя просьба положена мне.

Если так, ты же знаешь, я силой мне данной такой

Сотворила бы снег и вечерние дли́ны теней,

Тайным пением тихим земли утвердила б покой.

Пусть последнее, что я увижу, когда я уйду

Будет ветер, срывающий листья сухие несмело.

Где сливаются время, и мысли, и дух

Размывается в белом.

Где присуща любовь, но любовь бессловесней земной:

Любоваться тобой, не жалеть, обладать не желать.

И надежда на дом, и одежда пребудет со мной

И (ещё повторяю) любви белоснежная гладь.

Где толкуют снежинки премудро о тайне планет.

(Я уйду, и умру, но у смерти меня отвоюй.)

Не о смерти и боли, о нет, белоснежный, о нет!

Не о смерти – о свете.

(Дай руку прижаться твою).

ЗИМА. AULD LANG SYNE

От родимого пятнышка моего до родных морщинок

Далеко-далеко – как Лавразии до Гондваны.

Я ваш вьющийся контур цветов золотых обойных,

Подрастает наверх пролагающий тропку стебель.

Ангел тихий прозрачно сидит на вершине ёлки

И считает минуты, как скоро должно свершиться.

Мне почти что уже не страшно, почти не больно,

Но пока ещё всё-таки страшно чуть-чуть и больно.

Как по саду ночному шел ангел-большие крылья,

Не смотрящий на то, что ни сада уже, ни дома.

ВЕСНА. МАРТ

Так отправляют сына на звон дороги,

Так отправляют небо под чьи-то ноги,

Небо поет, раскачивая пороги,

Небо поет, раскачивая пироги,

То, что даёт оно, то даёт немногим:

Белое – белому, радости – кто не выжил,

Путь от земли до солнца, а дальше – выше.

Так очищают март от февральской грыжи.

Радуйся, Рыжик!

***

Двое детей просыпаются утром.

Небо полно любовью,

Нежностью полон мир.

К тебе и ко мне, друг к другу,

К нему и к ней.

Любовь есть посох

И ничтоже ее сильней.

Двое детей просыпаются утром

– Так поют «Отче наш» – растерянно -

В любви – до конца, и – в горе,

Миру в глаза – глаза нерождённых птиц,

Янтари огней.

Любовь есть море

И ничтоже ее сильней.

Двое детей просыпаются утром.

О, Израиль!

И мир так тих.

Миро на их руках,

На вечное царство их

истает ладоней неверящий полукруг.

Не отпускайте рук, не отпускайте рук,

Лодки де́ржите трос,

Сделаете ли коней -

Любовь есть Христос.

И ничтоже Его сильней.

НАЧАЛЬНАЯ

Дай мне, Господи, песню. Хотя бы одну.

Но такую, что путь освещала бы мне.

Десять лет я ходила по самому дну,

А от звезд предрассветных и мне холодней.

Жизнь бывает светла и бывает проста,

Возврати мне покой долгожданный, раз так.

Все мое отрекается видеть меня,

Кровь отныне и грязь застилают глаза.

Кто ещё променял бы всю ярость огня

На дорогу, живящую, словно лоза?

Где жестокость моя, непреломный мой путь?

Вся гордыня, что раньше играла огнем?

Если б морю в глаза я посмела взглянуть,

Удивилась лицу, отраженному в нем.

На востоке заря воссияла бледна -

Научи меня истинным именам.

Мне осталось лишь море да соль на губах,

А наутро осталась лишь горечь и соль,

И дорог, и полей бесконечный размах,

И скитаний бескрайних моих колесо.

Где пойду по теням измерять глубину?

Не своей; но уже

не во власти камней.

Дай мне, Господи, песню, хотя бы одну,

Но такую, чтоб путь освещала бы мне.

***

Отпущу журавля, не имея синиц в руках,

Но покоя синиц за надкрылием век, как раз и увижу открытый его полет,

Презирая сокрытый лед,

Побеждая страх,

Изменяя озёра глаз.

Эту жизнь вышивать, проверяя себя – жива.

Это грязная плоть,

Но смотри -

И она чиста.

Не бери эту страшную боль у меня, мой Господь.

Не бери.

Оставь

DE ZAAIER

Что Ты моими хочешь создать руками?

Видишь – я камень, Господи. Просто камень.

Ночь недлинна – полпервого, полвторого -

Ты приказал мне красками видеть Слово.

Все, говорят, возможно, имей лишь веру,

Но ведь и чудо некую знает меру?

Мне же, безумной, впору и ко врачу-то!

…Так над пустым холстом происходит чудо.

Каждый оттенок – в воздухе – чей-то голос,

Чье-то зерно проснулось, и вырос колос,

Дальше поля и люди приходят сами.

Масло сплетается желтыми голосами.

Вера в Тебя прекраснее, чем Елена.

(Было ничем, а стало огнем нетленным!)

Нам ещё много учиться, мы только дети.

Ты никогда не бросаешь слова на ветер.

Все вы, кто слышит, радуйтесь о, елицы!

С каждым движеньем кисти я вижу лица.

Утро -

Бездонный,

Терпкий,

Светлый

На землю льется.

Господи, это солнце! Это восходит солнце!

***

Говори со мной, говори со мной, говори, твори:

Сотвори глаза, сотвори ресницы, раскат руки.

Разреши отвечать, отвечать не в размер, не в ритм,

Даже если кругом враги.

Говори со мной, если я молчу, если я – молчу,

Если я – побитая, опозоренная, больна,

Если чья-то печаль мне случилась не по плечу,

Если видишь во мне лишь плевелы вместо льна.

Не молчи, не оставь меня, не оставь меня, но восставь:

Убивающих много, но – Истина велика.

Пусть огонь пожирает бездумно крутящих стафф,

Говори со мной, как Мамврийский дуб говорит векам.

Я его не смогла, я ее не смогла спасти,

Я была одинока, но, видимо, не одна.

Отпусти, отпусти мои мысли стадами теней пастись

Где-то там, далеко, где граница войны видна.

И тогда мне станет больше не страшно и…

И в руках останется только важное,

Comme Tu me dis,

Конечно же,

Только детская нежность,

Только детская нежность,

Способная победить.

***

– Как видишь?

Я и не отвечу.

Как будто погасили свечку.

Ложится дым, внутри тепло.

Пока я вижу сквозь стекло.

Так я пишу, ломая стержень,

А Ты меня за плечи держишь,

Одевший клёны жёлтым, красным,

Пока мне видимый неясно.

Ведешь служить, сбивая ноги,

Примером и соблазном многим.

Зима идет цветеньем вишен

И я почти что вижу, вижу!

СЕДМИЦА

1.

От тоски одевается более в голубой, чем в ночь.

Белый ветер покачивает белье.

Холод Города и желала бы превозмочь,

Да настигнет и всю зальет.

Я смотрю в ледяное небо, но небо пока далече,

Я сама одеваюсь в синее от тоски,

Выхожу на балкон, развешиваю носки -

И безумный холод хватает меня за плечи.

Я хотела испечь сорок "жаворонков" в плите,

Чтобы их упросить устоять в ледяной воде,

И плита взорвалась.

Но постой.

Хотя -

Севастийские птицы сами ко мне летят.

Я смотрю в ледяное небо, но небо пока далече.

Я сама одеваюсь в синее от тоски,

Выхожу на балкон, развешиваю носки,

И безумный холод хватает меня за плечи

2.

Слышишь смех, слышишь звон? То безумные люди ликуют,

Извлекают из недр непроснувшийся радостный клич.

Разве знают они, что судьбу им готовят такую?

Я прошу о судьбе: не унизь их, но всех – возвеличь.

С малолетства знакомая жизнь отправляется скоро,

Для нее пароходы на пристани белые – в ряд.

Мне приснилось, три молнии разом ударили в Город

И разрушили там что-то важное, говорят.

Так танцуй, так танцуй! Как у Глинки его арагонцы.

Руку вверх – и вот так, хорошо. Хорошо. И другой…

А она отплывает – бессмертнодалекое солнце,

Отплывает и машет рукой.

3.

Ночь пакует Город и охраняет.

Что еще осталось ей, одинокой?

Баю-бай, победителей судят, милый.

Мертвых – нет. Подожди и ещё немного,

Как сожгут их, а пепел уложат в землю.

К воскресенью она расцветет, мой милый.

Мы забудем, кто мы такие после.

И уже бессмысленно отпираться,

Ибо каждый теперь

На себя примеряет смерть.

(Пусть тебе она будет не по размеру, милый).

…………………………......………………………

……………......…………......……………..………

Так смелей разлучимся, чтоб встретиться скоро снова

В полных нежных плодов, голосах лучезарного сада.

Государства Небесного ли, земного?

4.

Серое воинство махрового дня,

Богохранимая рана души моей,

Далеко в горах я купила елей.

Там была Любовь, и, ранима ей,

Я живу. Ее аромат со мной,

И хожу по земле, аромат со мной,

Засыпаю – ее аромат со мной

Неземной.

А печальным днём,

А в моем окне

Наши души отражены.

И не знаю я, как избегнуть мне

Убивающей тишины:

А страх за окном говорил мне так:

Милая, милая, то мой шаг.

В осиротевших безвременно дней возне

Ненавидимый Цой вдруг запел о весне,

Я хожу по земле – он запел о весне,

Засыпаю – и здесь он запел о весне.

О весне.

5.

И за все, за грехи мои,

За мои отречения,

За несчастную и нечестную

Жизнь в течение,

И за сам мой страшный

Арест домашний

Тобой искуплена.

Я когда-нибудь флаг подниму на башне

Земли Возлюбленной

Задохнусь от солнца, вздохну от ветра,

Вознесу Твое пламя, и Твой Закон,

Вознесу Тебя,

Высоко-высоко.

Вот, как люблю Тебя,

Я люблю Тебя

Я люблю

за всё

И увижу потом, что пламя меня несёт.

6.

О, единым движением там, наверху,

Звеня и воркуя,

Прославляя свой род небесный,

Лишь бессмертные птицы летят над прекрасной бездной.

На земле – мой болезненный вид,

Шарик брошенный с Рождества,

Разоренных полей полусонно отяжеленье.

Пролежавшая до весны пропадет листва,

Заражённая, будто проклята той же ленью.

Мне казалось, что я навечерьем весны сама

Попросила ещё в забытьи бесконечную зиму,

И теперь у нас муть – ни весна, да и ни зима -

Но тем ближе Твое касание, Бог мой невыразимый.

Это – время Любви не длительно,

И о нем

Сложится мало саг.

Лишь блик его

Проскользнет, ослепительный,

Путаясь в волосах.

И спасибо еще, что есть Моцарт,

Бессмертный Моцарт,

Благодарю тебя и за это, Боже.

Но если что-то внутри болит и как птица рвется,

То ни время, ни даже Моцарт спасти не сможет.

Да когда ж это кончится? Верно, кончится.

И увидит землю, иль канет в небо посмертно летчица.

Тот, кто верит и ждёт – как ни тяжек исход, все равно поступает мудро:

Ведь однажды взглянул на свободу Ной

И увидел рассвет – драгоценностью перламутра.

Так растешь все выше, но Кто иной

Освящает страданьем весь род наш вкупе?

…Пусть однажды глаза нам откроет утро

И Апрель искупит.

***

И затем она оставалась себе своей,

Сорок лет, тридцать дней,

До тех пор, пока смерть не пришла за ней.

И когда он не умер, в чьих легких смертельный ветер,

Она наконец поверила в эту любовь на свете,

Что каждый тем даром странным обременен -

И пела любовь ее до конца времен:

Возьми этот мир, в руках его укачай,

Радость его пронзительна, жгуча в своих лучах.

Ласково пела, все поднимались в ней

Храмы, дворцы, становилась спина ровней:

Город мой полон этакой красоты -

Яблони белые, пенистые сады,

Колокола, аллилуия на лету,

Золото золото золото и латунь