Новогоднее чудо и другие рассказы [Марина Антоновна Тишанская] (fb2) читать онлайн

Марина Тишанская Новогоднее чудо и другие рассказы

ОДНАЖДЫ МОРОЗНЫМ ВЕЧЕРОМ…

28 января 20ХХ года

Надежда привыкла возвращаться после работы в пустую квартиру, где кроме кошки Диссертации (для своих Дися) ее никто не ждал. Но сегодня она возвращалась поздно вечером.

Хотя, если не будить в себе первобытные страхи и думать о чем-нибудь хорошем, не так уж и жутко идти по безлюдной улице. Пока Надя училась в институте, ее часто провожали ребята. Она всегда была для всех лучшим другом.

На работе все иначе. Нет, характер у нее не испортился. Просто женатые мужчины часто уходили раньше нее. Во время эксперимента раздавался телефонный звонок, и раздраженная жена кричала Надиному начальнику Льву Васильевичу: «ты моей погибели хочешь! Я вся в нервах, а ты там якобы работаешь», и прочее. Смущенный начальник просил Надюшу закончить эксперимент самостоятельно. Именно просил, поскольку с ее должностью инженера и зарплатой из разрядной сетки институтов Российской Академии наук приказывать было бы просто смешно.

Такие ситуации случались не очень часто. После бурного примирения супруга начальника на какое-то время замолкала. Да и Лев Васильевич на пару месяцев прекращал проводить эксперименты во второй половине дня.

На улице стемнело. В связи с морозной погодой прохожих не было. Фонари уже успели разбить местные хулиганы. Хорошо, что снег, отражающий свет луны, немного освещал тропинку, проложенную от института к троллейбусной остановке. А холод-то какой!

Надежда кутала лицо в шерстяной шарф и думала: «Вообще-то бандиты – тоже люди. Может, с человеком надо просто поговорить по-хорошему, отнестись к нему с сочувствием, он и не подумает совершать преступление. Я же никому ничего плохого не делала. За что меня обижать?»

Эти мысли помогали Наде взять себя в руки и не бежать во всю прыть. Тем более, что до дома оставалось идти больше километра, и она все равно выдохлась бы на полпути.

Ждать троллейбуса бессмысленно. После одиннадцати вечера наземный транспорт практически не ходит. Пешком получится быстрее.

Сколько, интересно, градусов? Судя по замерзающему носу и щекам, за двадцать, наверное.

Наконец-то Надя почти дошла до остановки. Отсюда до дома уже близко.

***

Рядом с тропинкой лежал человек. Он раскинул руки, будто спал. Расстегнутая куртка заставила Надежду зябко поежиться. Лунный свет отражался в начищенных до блеска легких ботинках.

По инерции Надежда сделала несколько шагов и остановилась. Наверное, кто-то шел на остановку, и по дороге ему стало плохо.

Может, жив еще?

Кого вызывать, полицию или скорую помощь? Лучше сначала «скорую». Нет! Лучше звонить спасателям!

Спокойно! Надо бы подойти и посмотреть. Пока скорая приедет, он точно замерзнет.

Собравшись с духом, Надежда наклонилась и вгляделась в лицо мужчины. Чисто выбрит, лицо такое интеллигентное! Но разобрать, дышит ли, она не смогла. Тогда она достала мобильник и попыталась с его помощью осветить лицо человека. Кожа пострадавшего в неверном свете отливала синим, и Надежде сразу вспомнились вампиры и всякое такое. Вот как схватит он ее за горло холодными руками! Над такими вещами хорошо смеяться в теплой комнате, а в темноте на безлюдной улице все видится совсем иначе.

Уговаривая себя, что все это чепуха, Надежда засунула руку пострадавшему под куртку и попробовала определить, бьется ли сердце. Кажется, бьется! Что вот делать?

Бросить его?…

Спиртным пахнет. Замерзнет ведь, как пить дать. Вот невезуха!

И кошка дома одна, голодная. Мяукает, небось, под дверью…

Надо бы хоть куртку ему застегнуть.

Положив сумочку, Надежда решительно взялась за молнию, потянула. Неожиданно замерзающий простер вперед руку и с пафосом произнес:

«Друзья! Друзья мои!»

Надежда испуганно отпрянула, но непосильное напряжение истощило мужчину, он уронил руку на снег, повернулся на бок и захрапел.

– А вдруг это предсмертный хрип?!!! – с ужасом подумала девушка.

Она повернулась и бросилась бежать к проспекту. Там и в позднее время есть машины. О сбивающемся дыхании и колотящемся, как молот, сердце думать было некогда. Если она поймает машину, этот паршивый алкоголик не замерзнет.

Его, наверно, дома жена ждет, волнуется. А может, и малыши есть. Не может Надя оставить их сиротами.

***

Вот и перекресток. Ура! Такси едет!

Надя отважно выбежала на середину проспекта и остановилась, пытаясь отдышаться.

Такси затормозило, вильнуло в сторону и резко, по инерции развернулось на девяносто градусов.

– Тебе что, шалава, жить надоело?! Так бросайся под грузовик! – грубо крикнул водитель.

От обиды и сбившегося дыхания Надя не могла ничего ответить. Но по щекам предательски побежали слезы.

– Ну ладно, не реви, – из машины вылез плотный дядька в кожаной куртке и мятых брюках. Забывшая бритву щетина делала его похожим на бандита.

– Что-то мне сегодня везде бандиты мерещатся, – подумала Надя, – нормальный мужик вроде.

– Чего застыла, как памятник Церетели? Что там у тебя случилось?

– Там… замерз… помирает…, – с трудом, задыхаясь, выдавила из себя Надя.

– Кто замерз? Пойдем, посмотрим.

Водитель широкими шагами быстро пошел по направлению, указанному Надеждой. Она трусцой побежала за ним. Да, если не задохнется, она похудеет за этот вечер килограмма на три. Хоть какая-то польза.

«Замерзающего» Надя с водителем нашли почти в сознательном состоянии. Он, стоя на коленках, пытался подняться на ноги. Но, поскольку опоры рядом не наблюдалось, то мужчина, хватаясь за воздух, снова упал на снег, и снова с трудом поднялся на коленки.

– Ишь, твой-то, шустрый какой. А ты – помирает. Пьяным море по колено, как и влюбленным. Слыхала?

– Все равно, давайте его домой отвезем, – Надя не стала объяснять, что пьяный мужчина к ней никакого отношения не имеет. Да и видит она его в первый раз. Водитель счел бы ее сумасшедшей. Тем более, что везти его она собиралась к себе домой. Паспорта у него в карманах не оказалось. Никакого портфеля или кейса тоже рядом было не видно. Не в ночлежку же везти мужчину в дорогом костюме и модных ботинках.

– Ну давай, затаскивай, – скомандовал шофер такси.

Надя послушно подошла к пьяному и попыталась его поднять. Тяжеленный какой!

– Послушайте, вставайте. Я не могу вас поднять.

– Ммм…

– Ну что вы мычите. Поднимайтесь!

– Ммм -а-де-му-зель…

– Да прекратите сейчас же!

– А ну, дочка, отойди, – скомандовал шофер, которому, видимо, не хотелось ждать разрешения этой непростой ситуации и мерзнуть.

– Вставай, замерзший, так твою разтак. Извините, девушка. Они по-другому не понимают.

– Что вы говорите?! Это же интеллигентный человек.

– Может быть. А когда напьются, все одинаковые.

– А вы не пьете?

– Ну почему же. Дома, по праздникам могу грамм двести принять. Но людям жизнь не порчу! Вставай, гад!

С этими словами водитель легко перебросил пьяного через плечо и понес к машине.

– Только в машине не блевать, понял? Пардон, барышня.

– Калина красная, калина вызрела… – запел вдруг мужчина.

– Ты чего орешь, сдурел? – удивился водитель.

– Не. Я это.. Чтобы тебе скучно не было, – вдруг вполне членораздельно ответил тот.

– А мне и не скучно, – дойдя до такси, водитель открыл дверцу и резко сбросил пьяного на заднее сиденье.

– Осторожно, вы же ему что-нибудь сломаете! – крикнула Надя.

– Ишь, голос прорезался. Следить надо за супругом. Садись вперед, называй адрес.

***

Когда водитель узнал, что везти незнакомого алкоголика нужно всего лишь два квартала, он совсем рассвирепел. Никакого заработка! Наде пришлось отдать шоферу половину полученной сегодня премии. Зато после этого он стал милым и добродушным. Не спрашивая ее, шофер припарковался около самого подъезда, снова взвалил бесчувственного пьяницу на плечо и поднялся на пятый этаж к Надиной квартире.

«Слава богу, лифт работает», – подумала Надя.

– Спасибо вам огромное, – искренне сказала она водителю.

– Да ты дверь открывай, я его на койку положу. А хочешь, на пол, а то еще бле.., то есть, вырвет его на одеяло.

– У меня раскладушка есть, – вспомнила Надя, отпирая ключом дверь, – заходите.

– Ну тащи, – шофер со своей ношей вошел, и по чистому полу потекли ручейки растаявшего на подошвах его ботинок снега.

Надя скинула куртку и сапожки и прошла в комнату. Раскладушка стояла за шкафом.

– Вот, пожалуйста, – девушка с раскладушкой осторожно протиснулась между нежданными гостями и дверью в комнату, и прошла на кухню. Может, не очень прилично класть гостей спать на кухне, но квартира однокомнатная, да и гость все равно ничего сейчас не соображает.

– Отдохни пойди, – сказал шофер, – сейчас я его оформлю в лучшем виде. Только какое-нибудь покрывалко принеси своему благоверному. Какое не жалко, естественно.

Надя взяла из шкафа комплект постельного белья, подушку, пуховое одеяло и принесла все это на кухню. Там суетился водитель такси.

– Во как своих мужиков-алкоголиков бабы любят! Все самое лучшее – им. Ну ладно, тебе виднее. Давай, стели. А я пока его подготовлю.

Постелив на раскладушке постель, Надя оглянулась и чуть не упала – пьяный незнакомец стоял босиком на линолеуме, прижатый к стенке мощной лапой водителя, в трусах и майке. Причем майку водитель, недовольно ворча, тоже пытался с него снять.

– Ну чего ты падаешь, свинья!? Руки поднимай! Вот врежу пару раз, вмиг сам разденешься.

– Не надо его больше раздевать, – попросила Надя.

– Чего, думаешь, я голых мужиков не видел, стесняешься?

– Да нет. Просто…

– Ладно, – водитель толкнул пьяного к раскладушке, – майку и трусы сама с него стащишь.

– Зачем?

– Как зачем? Постирать.

– Да, да… Спасибо. Я сама.

Выпроводив таксиста, Надежда наконец почувствовала себя дома. Хотя он ей очень помог. Она одна ни за что бы не справилась с пьяным полузамерзшим мужиком.

Надя прикрыла его одеялом в белоснежном пододеяльнике, и ушла в комнату.

Там она вынула из сумки термос с недопитым в обед кофе, залпом выпила его и повалилась на кровать. Через пять минут все спали. Даже Дися своим мяуканьем не смогла разбудить хозяйку и осталась без ужина.

***

Константин открыл глаза и обнаружил, что спит на кухне. Видимо, пришлось остаться ночевать у Георгия Афанасьевича. Вот спасибо ему!

Константин спустил ноги на пол, встал и обнаружил, что раздет. Кто же это постарался? На цыпочках он прошел к двери в комнату и постучал.

– Славик, Георгий Афанасьевич, я проснулся.

Надежда подскочила на кровати, быстро надела халат и вышла в коридор.

– Ззз – дравствуйте, – промямлил Константин. – А где Георгий Афанасьевич?

– Не знаю никакого Георгия Афанасьевича. Проспались – так одевайтесь и уходите. Вас дома ждут, жена волнуется. Вещи в кухне на стуле.

Константин потрусил обратно на кухню.

– Какая жена? Я не женат. Или вчера… Бред какой-то. Послушайте, девушка, вы можете объяснить, как я тут оказался?

– Могу. Я подобрала вас пьяного около института и привезла к себе.

– Вы? Меня? К себе? Совершенно незнакомого человека… Как неудобно! Понимаете, я вчера защитил диссертацию и, кажется, не рассчитал свои силы на банкете.

В комнату вошла кошка и принялась тереться об ноги Константина.

– Что это она?

– Вы же сказали про диссертацию. Ее так зовут.

– Вы меня извините, пожалуйста. Позвольте представиться: Константин Веригин, со вчерашнего дня кандидат технических наук.

***

18 июня 20ХХ года

Небольшой теплоходик чинно плыл по Москве-реке. Голубое небо, ласковое солнце, молодая зелень листвы на берегу среди домов обещали приятный летний день.

На палубе, взявшись за руки, стояли у перил и смотрели друг на друга влюбленными глазами невеста в светлом шелковом платье и жених в строгом костюме.

– Костя, – сказала Надежда, а невестой была именно она, – знаешь, я так рада, что ты тогда напился на банкете после защиты диссертации.

– Ты что, хочешь, чтобы твой муж был алкоголиком? – усмехнулся жених.

– Нет, конечно. Но мы бы иначе никогда не встретились. А ты как думаешь?

– Я думаю, встретились бы. Зря я не верил в чудеса. Хоть раз в жизни чудо случается.

ЭТИ ЙЕТИ

Никодим Росомахин вышел на крыльцо и ахнул. Вчерашняя черная туча разразилась-таки обильным снегопадом. Вокруг расстилалась девственно-белая ширь. Никодим вздохнул, взял стоящую на крыльце лопату и привычно принялся разгребать снег, пробиваясь к калитке и к дороге. С ритмичностью биения сердца лопата взмывала ввысь, снег ложился по сторонам аккуратными валиками. Никодим дышал ровно, как хорошо отлаженный механизм.

До калитки он добрался через двенадцать с половиной минут, распрямил спину и радостно улыбнулся. Впрочем, улыбка погасла так же быстро, как и возникла. За калиткой дороги не было. Это значило, что тракторист Венька Беспросветов снова напился и не вывел из стойла своего железного коня. Чтобы попасть в мастерские, Никодиму предстояло рыть тропу до самой поликлиники, а потом налево до мастерских. Или вставать на лыжи. Никодим выбрал второе. Он принес из дома лыжи, короткие и широкие, как у жителей Крайнего севера. Лыжи чуть ушли в мягкий снег, но провалиться Никодиму не дали.

Морозный воздух бодрил, в домах начали открываться двери. Добежав до поликлиники, Никодим свернул в переулок – и остолбенел. На снегу отчетливо виднелся след босой ноги. Никодим сам носил сорок пятый, а сейчас на нем были просторные валенки, вдетые в лыжную петлю.

Но рядом со следом нога Никодима казалась детской. Тот чуть-чуть не дотягивал до длины лыжи. У Никодима екнуло сердце. Йети! Или, говоря по-нашему, снежный человек! В прошлом году такой след видели возле лесопилки, когда оттуда пропали пять кубов обрезной доски. И вот опять…

Из поликлиники, как вскоре выяснилось из криков пострадавшей, украли кварцевую лампу, которой медсестра Анна Николаевна обеззараживала процедурный кабинет.

Никодим стоял и соображал, куда мог податься похититель. Дальше простиралась уже расчищенная дорога, и следов не было – Беспросветов взялся-таки за ум. Понемногу стали собираться люди. Подошел и Косякин, бывший милиционер, а теперь пенсионер районного значения.

– Не скапливайтесь, товарищи, не скапливайтесь. Всем вам на работу пора, расходитесь.

Никодим и пошел.

Весь день он перебирал старый мотор и думал. Зачем снежному человеку кварцевая лампа? Обрезная доска также вызывала недоумение. Никодим был знаком с теорией эволюции и мог допустить, что, продвигаясь по пути от обезьяны к человеку, йети решил построить себе жилище. Правда, для этого требовались еще кое-какие инструменты и, к примеру, гвозди. Но снежный человек мог об этом и не знать. А вот лампа? Вопрос оставался без ответа.

Прошло несколько дней. Беспросветов, напуганный пенсионером Косякиным и отчаянием Анны Николаевны, чистил дорогу после каждого снегопада, так что если йети и посещал деревню, то следов не оставлял.

Вечером в пятницу, когда трудовой день уже давно закончился, рабочий люд разошелся по домам и даже успел принять на грудь законные сто грамм, Никодим шел домой от приятеля Гриши. Путь его пролегал мимо дома, на первом этаже которого обитала семья Беспросветовых. Случайно повернув голову, Никодим увидел через окно, как жена Беспросветова, Галина, в одних темных очках нежится под голубой кварцевой лампой. Что-то шевельнулось в мозгу Никодима, но мысль не родилась. Ладная фигурка обнаженной женщины отвлекла его от размышлений. Блаженно улыбаясь, Никодим постоял несколько минут, любуясь открывающейся картиной.

Дикие вопли заставили Никодима вздрогнуть и пробудиться от грез. Орали со стороны продмага, располагавшегося на главной улице поселка. Никодим повернулся и быстро зашагал к магазину.

Здесь, на главной улице, горели несколько фонарей. Свет лился и из окна продмага, разбитого неведомым злоумышленником. Осколки витринного стекла сверкали на снегу, как алмазы среди жемчужных россыпей. А на фоне по ночному темной стены продмага выделялась огромная лохматая фигура снежного человека. Он стоял спокойно и величественно, держа над головой ухваченного за штаны Беспросветова. Венькины-то вопли и побудили Никодима изменить маршрут.

Вокруг постепенно собирался народ. Мужики принесли с собой вилы и колья, но броситься на йети не решались. Косякин побежал домой за охотничьим ружьем.

И тут распахнулась дверь дома напротив, и на крыльцо, кутаясь в пуховый платок, выбежала молоденькая библиотекарша Елена Степановна.

– Василь Василич, что это вы делаете? – звонким голосом выкрикнула она. – Сейчас же поставьте его на землю!

– Помилуйте, Еленочка, – звучным басом возразил снежный человек, – надо же что-то делать?!

– Надеюсь, вы не собираетесь его есть? – заинтересованно спросил Никодим.

– Как вам не стыдно? – вступилась за йети Елена Степановна. – Глупости такие говорите, а еще образованный человек!

Тут только Никодим заметил, что в свете фонарей на снегу отчетливо виднеются две полоски следов. Почти одинакового размера, они сильно различались по форме. Одни следы были такие же, как Никодим видел возле поликлиники: узкие, с плотно сжатыми пальцами. Другие были значительно шире, и пальцы торчали в разные стороны. Никодим вспомнил, что смотрел однажды фильм, в котором растопыренные пальцы были у дикарей, потому что они всегда ходили босиком и не знали обуви.

Он тотчас окинул взглядом агрессивного зверя. Точно! Растопыренные следы оставили его огромные лохматые лапы. Но чьи же тогда другие?

Прибежал Косякин с ружьем, упал на одно колено и стал целиться – как будто с такого расстояния можно было промахнуться!

Но Никодим положил руку на ствол и опустил его в снег.

– Ты зарядить-то не забыл?

Косякин поднялся, понуро опустив голову. В охотничьем азарте он совершенно забыл про патроны.

Елена Степановна, между тем, самоотверженно продолжала борьбу за жизнь Беспросветова.

– Василь Василич, немедленно отпустите Вениамина! – она даже топнула ножкой. Но снежный человек не сдавался.

– Поймите, Еленочка, этот негодяй опозорил меня перед людьми. Кто теперь поверит, что я в жизни не брал чужого? У нас это совершенно не принято. За это, знаете ли, и съесть могут.

– Васенька, я очень вас прошу, – взмолилась Елена Степановна. – Я готова поручиться за вас. Вы самый ответственный читатель в нашей библиотеке. Ни одной книжки не потеряли и даже не задержали!

– Леночка, почему вы зовете его Василием Васильевичем? – заинтересовался Никодим.

Зардевшись от смущения, Елена Степановна повернулась к собравшимся.

– Каждого человека должны как-то звать! А Василий Васильевич… Он очень любит детскую литературу. И читать выучился просто очень быстро! Между прочим, я нашла вам Агнию Барто. Старую книжку, еще советскую.

Снежный человек вздохнул и бросил Беспросветова на снег. Тут только Никодим заметил, что к ногам у него были привязаны выпиленные из фанеры подошвы, в точности повторяющие следы из первой цепочки.

Снежный человек положил белую пушистую лапу на плечо Елене Степановне. На его фоне она казалась букашкой на листе. Библиотекарша доверчиво прижалась к меховому боку, и странная пара побрела по дороге под сияющими звездами, тихо беседуя о литературе. Никодим подошел к Беспросветову. Сначала он хотел дать ему в ухо, но потом передумал. Он вдруг понял, что человек и животное отличаются совсем не растопыренными пальцами.

НОВОГОДНЕЕ ЧУДО

Люди шли и шли. Несли сумки, катили тележки, вели за руки орущих детей. Туда-сюда, туда-сюда…

Ей были видны только ноги. По зимнему времени одетые в сапоги и теплые ботинки, они, тем не менее, обходили ее стороной. Кто станет зазря связываться с такой большой собакой?

Сорванный коготь опять начал кровоточить, и она испугалась, что ее прогонят на улицу. В вестибюле метро тоже холодно, особенно если лежишь на гладком гранитном полу, на самом сквозняке. Но это все равно лучше, чем на морозе. Скоро ночь, все уйдут, а она прижмется лохматой спиной к стене возле двери, там, где в щель сочится теплый воздух со станции, и будет спать. Эх, жаль, нет подстилки. Сначала – то она лежала на газете, но когда вышла на минутку по своим собачьим делам, газету кто-то подобрал. Может, решил почитать, а может, выкинул. Ей хотелось думать, что ее газету кто-то читает – тогда не так обидно.

Кровь сочилась и капала на отполированный тысячами ног черный камень, и она принялась быстро-быстро слизывать его языком. Никто этого не заметил, на нее просто не обращали внимания, и она успокоилась.

Бок замерз, она повернулась на живот. Мимо прошел мужчина с большой елкой. От дерева пахло смолой, свежим снегом и каким-то животным, которое раньше жило под корнями. Идущая рядом с мужчиной девушка бросила на пол кусок колбасы.

– На, поешь, бедная, – и они ушли.

Людей становилось все меньше, киоски закрылись. «Поздно уже», – подумала она. Дежурная по станции покосилась на нее, сказала что-то молоденькому милиционеру, от которого пахло дешевыми сигаретами, но он только досадливо махнул рукой.

Собака знала, что они сейчас уйдут. Люди любят спать в домах. Правда, некоторые часто ночуют тут же, и тогда прогоняют ее от теплой щели. Но в мороз и они ищут себе другое пристанище.

Она положила голову на лапы и сделала вид, что спит.

Эскалаторы выплескивали наружу последних пассажиров. Те почти бежали, спешили домой, в тепло. От многих пахло спиртным и разной вкусной едой.

Она поднялась и побрела к стене. Дверь хлопнула в очередной раз, выпустила пассажира. От него тоже пахло спиртным, но несильно. В руке он держал пакет, от которого тянуло жареной курицей. Теперь пакеты делают прочные, с фольгой внутри, сок не капает.

Мужчина шел медленно, сделал несколько шагов и остановился. Теплый запах щекотал ноздри, из пасти потекла слюна. Она отвернулась. Мужчина стоял и задумчиво смотрел на нее.

– Что, плохо одной Новый год встречать? Я тоже один. Самое главное, чтобы дома тебя кто-то ждал. Пойдем со мной. Дам тебе кусок курицы.

Она побрела за ним, но старалась держаться шага на три позади. Вдруг он пошутил, пнет ее сейчас ботинком по ребрам и уйдет?

Только когда он впустил ее в квартиру, запер дверь и разрешил лечь на коврик, она поняла, что СЛУЧИЛОСЬ ЧУДО.

КТО ЗАЖИГАЕТ ФОНАРИ

Татьяна отпросилась с работы на три дня. Двадцать девятого выехали с утра. Все, что можно, подготовила к празднику заранее, запаслась продуктами для поездки на дачу. У Ванюши и Настены аппетит хороший.

Сейчас они крепко спали, сытые и довольные, и Татьяна могла немного расслабиться. Хорошо, что не оставила их дома. Все-таки на даче в любую погоду здорово, да еще когда поездка не сопровождается стоянием в пробках. Желающих вырваться из предновогодней городской суеты оказалось не так уж много.

Доставшаяся от деда дача построена была на совесть, из сосновых бревен, с настоящей русской печкой посредине. Каждый бок печки обогревал одну из комнат.

Два дня она провела в хлопотах, да и дети скучать не давали. Оказывается, в доме полно мышей. Пока все перемыла, то да се… Наконец сегодня утром позвонила Ирина Вячеславовна, сказала, что гости уехали, и можно возвращаться. Надо будить детей и срочно собираться, если они хотят встретить Новый Год дома.

***

Город спал.

Тусклый декабрьский рассвет проник сквозь полупрозрачные шторы в спальню уютной квартирки.

– Коля, ты чего расхрапелся? Просыпайся, давай. Батюшки, восемь часов уже!

– Любаша, суббота же, дай поспать.

– На работе поспишь. А в выходные у нас дел по горло.

– Какие дела? Два дня еще.

– Чего ты там бормочешь? Вставай живо, едем на дачу. Надо крышу и окна проверить. Рабочие, небось, все тяп-ляп заделали.

– Ты что, спятила? Тридцатого декабря на дачу!

– Ах ты, старый хрен! Я тебе покажу – «спятила». Вставай, говорю, – с этими словами Люба мощным толчком ноги сбросила супруга на пол.

– Ой, больно, – простонал окончательно проснувшийся Николай.

– Правда? Ушибся? Где болит-то? Сейчас йод принесу, – стокилограммовая супруга резво вскочила с кровати и метнулась в ванную за аптечкой.

– Люба, не надо, уже прошло, – обреченно крикнул ей вдогонку Николай.

Насильно помазанный йодом, он смирился с необходимостью ехать на дачу. Николай подумал, что, в сущности, Люба права. Погоду на праздник обещали ненастную – ветер, снег, похолодание; крышу, действительно, стоит проверить.

Тяжело вздохнув, Николай начал одеваться. Пока жена готовит завтрак, надо спуститься к машине, съездить на заправку.

***

Люба увидела свой дом издалека, метров за двести до въезда в кооператив. Дом располагался на ближайшем к воротам кооператива участке. Рабочих видно не было, но колышущийся на ветру, как поднятый флаг, кусок рубероида свидетельствовал о том, что работа по обшивке крыши не закончена.

– Вот видишь, Коля, я тебе сколько разов говорила, что они тунеядцы и пьяницы. Или соседям беседку из моих досок строят. Хорошо, что мы приехали. А то эти изверги все до последнего гвоздика разворовали бы.

– Да я согласен.

– Ты всегда согласен, но никогда не делаешь, что тебе говорят.

– Ну, ты даешь! А кто «Лексус» поцарапал, когда ты сказала, чтобы я на левую полосу перестроился?

– Так это потому, что ты дурак. Надо было сразу перестроиться, как я сказала, а ты время тянул!

– Если б я сразу перестроился, мы бы Новый Год в «Склифе» встречали.

– Ну ладно, не злись. Платить не надо, я гаишника убедила, что мы не виноваты. Посмотри лучше налево. Видишь, в доме Максима окно открыто, а на воротах замок висит. Надо ему позвонить. Пусть приедет и закроет, а то еще обокрадут. Заодно хоть один мужик кроме тебя будет, если чего-нибудь за этими оглоедами срочно переделывать придется.

– Не вижу я ничего. Уже темнеет. Пока ты гаишника убеждала, пока у него голова разболелась, да и у меня тоже, день прошел.

– Ты что, ослеп? Там же фонарь прямо в окно светит.

***

Новый Год на носу, а снега все нет. В последнее время даже термин такой выдумали – предзимье. Странное время, нереальное. Уже нет прелых листьев, осенних запахов. Зеленая трава, а день короткий, в четыре темнеет.

Максим выехал пораньше, чтобы к вечеру успеть вернуться. Соседка позвонила, сказала, что у него в домике открыто окно. А на праздники мало ли кто решит повеселиться на даче. Еще залезет какая-нибудь шпана из соседней деревни. Красть у него нечего. Но если подпалят сдуру домик, новый построить не так просто. Да и привык он уже к относительно налаженному дачному быту.

Встречать Новый год, как всегда, собирались у Олега, вскладчину. Дам, по традиции, тоже обеспечивал Олег. В прошлый раз Максима мало интересовал этот вопрос. Отношения с Тамарой его вполне устраивали. Но после очередного покушения на его холостяцкое положение все изменилось. Они серьезно поссорились, и Тамара ушла, пообещав больше не возвращаться. Максим уже несколько месяцев жил один. Он переживал, даже подумывал, не жениться ли, в самом деле, на Тамарке.

К счастью, в критический момент позвонил Олег, обещал помочь. Он это умел, среди его знакомых всегда находились свободные молодые девушки.

Правда, Максим не любил заводить роман на один день, а подругу, которую сможешь терпеть долго, не так просто найти. Но, по крайней мере, в Новый год он не будет сидеть в компании без спутницы.

Вот и поворот. На дороге лужи, а резину он уже сменил. Поспешил, наверное. Вечные сумерки. Лес кажется черным, на открытых местах туман, как клочья сахарной ваты. Белая муть залепляет стекло, не видно даже обочины. Ты смотри, белые мухи. Неужели так похолодало, что снег пошел? И ведь не тает. Печка работает плохо, ну да ладно – немного осталось.

Снег повалил уже по-настоящему. Крупные хлопья неслись почти параллельно земле. Все сразу стало белым: и дорога, и кусты, только черно-лиловые снежные тучи оставались темными и тяжелыми.

«Вот тебе и теплый денек для поездки на дачу. Настоящая новогодняя погода!» – подумал Максим.

К кооперативу он подъехал уже в такой снежной круговерти, что чуть не свалился в кювет. Ворота, по зимнему времени, были заперты. Пока искал ключ и возился с замерзшим замком, набрал полные ботинки снега. Легкая куртка оказалась совершенно непригодной для зимней стужи. Ветер задувал за воротник, ледяные иголки впивались в лицо. Максим продрог и непроизвольно начал клацать зубами. С трудом открыл ворота, но заехать уже не смог. Машина забуксовала и прочно села. Может быть, если было б кому подтолкнуть, он в тот момент и смог еще выбраться, но ни одной живой души поблизости не оказалось. Максим решил сходить в дом, надеть теплую куртку, сапоги и взять лопату. Не бросать же, в самом деле, машину на дороге. Конечно, под Новый Год вряд ли кто сюда поедет, но все же…

Метель разыгралась не на шутку. Разглядеть, куда идешь, стало невозможно. Максим старался держаться забора. Вот и его улица. Проваливаясь в рыхлый снег, подошел к дому, долго возился с замками на калитке и входной двери. Наконец ему удалось проникнуть внутрь. Первым делом зашел в комнату, включил обогреватель. Права оказалась Люба, окно было открыто, и на полу уже намело немалую горку снега. Максим с трудом закрыл рассохшуюся раму, переоделся, взял лопату и двинулся в обратный путь.

Пока он ходил, к воротам со стороны кооператива подъехала иномарка. Его машина преграждала ей путь. «Вот и хорошо», – решил Максим. – «Будет, кому толкать. Если мужик нормальный, живо выберусь».

Максим подошел к незнакомой машине и попытался через окно разглядеть водителя. В тот же самый момент дверца распахнулась, и перед ним предстала рассерженная молодая женщина. «Вот тебе и раз! Толкать некому, придется копать», – с грустью подумал Максим.

– Освободите, пожалуйста, дорогу! – резко сказала женщина.

– И рад бы, да не могу – застрял.

– Вы что же, собираетесь торчать здесь вечно? Мне срочно надо выехать.

– А мне заехать. Но что поделаешь – метель.

– Вижу, что метель. У вас же лопата. Копайте скорее, я не могу задерживаться.

– Не можете – не задерживайтесь. – Максим принялся отгребать снег от колес, но новые заряды налетали с такой силой, что стало ясно – одному не справиться.

Женщина ушла в машину, но скоро вернулась и принялась наблюдать за тем, как движется работа. Сначала Максим старался не обращать на нее внимания, но это молчаливое созерцание выводило из себя.

– Хотите уехать быстрее – присоединяйтесь.

– Вы что, думаете, я буду копать?

– Как вам угодно, один я все равно не справлюсь.

– Вы соображаете, что говорите? У меня дети! Мы не можем торчать здесь до ночи. Мы хотим встречать Новый Год дома.

Неизвестно, что ответил бы Максим, но тут из снежных вихрей вынырнула крепкая коренастая фигура с лопатой. Вглядевшись, Максим узнал в ней свою соседку, Любу.

– Приехал, Максимка? А я бегу тебя откапывать, – подойдя ближе, дружелюбно крикнула Люба.

– А это что за олигарх хренов на джипе? – совсем другим, боевым тоном спросила она.

– Да вот, дама какая-то с детьми. Выехать не может. А я-то чем могу помочь? Сам застрял.

– Татьяна, ты, что ль? Чего это тебя в Новый год на дачу понесло?

– Люба, здравствуйте. Я вам потом расскажу. Как хорошо, что вы здесь. И Николай приехал?

– А то! Мужиков надо при себе держать. Им только дай волю… Ой, это я не то хотела сказать. Колька крышу чинил, а теперь изнутри чердак утепляет. Сейчас сбегаю, позову его на помощь.

– Люба, может, ему на мобильный позвонить? – предложил Максим.

– Головастый ты мужик, Максим. И холостой… – Люба подмигнула Татьяне и пихнула Максима в плечо так, что тот отлетел в снег, – я бы позвонила, только мой мобильник в сумке остался.

– Но мой-то здесь, если в снегу не потерялся, – поднимаясь и отряхиваясь, возразил Максим, – я сам позвоню.

– Какое счастье, что у меня такие соседи, – обрадовалась Татьяна, удачно не заметившая Любиных подмигиваний.

***

Дозвониться Николаю не удалось.

Через час совместной работы Люба, Таня и Максим поняли, что откапывание машин ни к чему не приведет. Метель не утихала, все глубже погружая проезжую часть в снег. Руки мерзли, лица покраснели, сбивалось дыхание, а выезд автомашин, застрявших у ворот, на шоссе или к дачным участкам казался все более безнадежным.

Стало ясно, что встреча Нового года в кругу семьи и друзей вряд ли состоится. Несмотря на невероятную для полной стареющей женщины активность, Люба сдалась первой. Возможно, она придумала, как весело отметить праздник на даче.

Максим и Татьяна были расстроены гораздо больше. Но что делать… Пришлось сдаться.

– Народ, давайте хоть чаю попьем. Может, снег прекратится, – предложил Максим.

– Вот, правильно Максим говорит. Татьян, у тебя, небось, еще печка не остыла? – подхватила Люба.

– Наверно, нет.

– Вот и славно. Веди детей в дом, а я потом за продуктами сбегаю. Я для Кольки навезла полно всего. А в погребе у меня капуста квашеная есть и огурцы соленые. Максимка, у тебя, наверняка, водка сыщется, правда? – гнула свою линию Люба.

– Водки нет. Есть коньяк и молдавское вино. Ты что, Люба, намекаешь, что нам придется здесь остаться?

– Не навсегда же, Максимушка. Числа третьего или четвертого тракторист проспится после праздника, нас отроет.

– Может, сейчас ему позвонить? Ты телефон знаешь?

– Что ты… Он уже с двадцать пятого Рождество отмечает. Сейчас не приедет.

– Так двадцать пятого – католическое рождество, – возразила Татьяна.

– Ты, Тань, как с луны свалилась. У наших мужиков есть первое Рождество, Новый год, второе Рождество, старый Новый год и Крещение.

– Кошмар! А вдруг он до Крещения пить будет?

– Конечно, будет. Но между Новым годом и вторым, нашим Рождеством – целая неделя. Тракторист второго опохмелится, ну, или третьего. А четвертого и пятого будет почти трезвый. Пойдем, Тань, к тебе. Посмотрим, что как устроить.

– Я не возражаю, пойдемте, – вздохнула Таня.

– Ну а я, пожалуй, к себе, – неохотно сказал Максим.

– Ты что, Максимка, решил с горя заморозиться? Тань, у него там домик из досок в один слой. А для обогрева – только электроплитка довоенная.

– Не беспокойтесь, у меня обогреватель.

– Конечно, Максим, пойдемте. С вами веселее будет, – не очень искренне пригласила Татьяна.

– Точно, веселее. Вишь, Танька – тихая, тихая, а соображает. С коньяком веселее. Давай, Максим, дуй за коньяком и вином, и мигом к Таньке. Мы без тебя чай пить не начинаем. Чай с коньяком – вкуснее. И разогреемся заодно.

– Ладно, я пошел. Спасибо, конечно. Через десять минут буду.

– А как же наши машины?

– Их отсюда никакой вор не угонит. Будь спокойна, – утешила Люба, – ну чего там у тебя, может, овощи какие есть для салата? Давай пока посмотрим.

***

Татьяне пришлось разбирать тщательно убранную на зиму посуду. Печка, и правда, остыть не успела.

После чая началась подготовка к празднику. Женщины хлопотали на кухне. Максим пошел рубить дрова, вокруг него крутились дети. Настя собирала щепки, и Максим боялся, что ее заденет отлетевшим чурбаком. Ваня сначала молча наблюдал за процессом рубки, а потом отправился в сарай искать «настоящий колун». Некоторое время тишину нарушал только стук топора.

Видимо, Ванины поиски увенчались успехом. Он притащил здоровенный топор со старым, потемневшим от времени топорищем. Максим и охнуть не успел, как парень схватил березовое полено, поставил его на заледеневшую компостную кучу и взмахнул своей находкой. Топор немедленно слетел с топорища и ухнул на соседний участок, густо застроенный разнообразными хозяйственными постройками. Максим перекрестился. Хорошо, что соседи сидят себе сейчас в городе, у телевизора. Колун застрял в крыше хозблока, но это выяснилось только на следующее утро.

Ваню это ничуть не обескуражило. Максим, не имевший опыта общения с детьми и не проявлявший к ним никакого интереса, посмотрел на него настороженно.

– Давай, приятель, отдохни. Я уж сам дров нарублю. Пойди, поиграй пока, скоро печь топить будем.

Ваня положил топорище и удалился. Некоторое время Максим работал спокойно.

***

Таня варила на печке компот из заготовленного осенью варенья.

Люба изо всех сил крутила ручку мясорубки, прокручивала замороженное мясо.

– Слушай, Тань, чегой-то горелым воняет, – принюхавшись, заметила Люба.

– Вам показалось. Плитка только здесь включена. Я слежу, чтобы овощи не переварились.

– Какие там овощи?! Деревяшки горят! Где твои хулиганы-то?

– Снаружи играют. Там светло от фонаря, – с поднимающейся в сердце тревогой ответила Таня.

– Ну-ка пойду, посмотрю, – Люба быстро накинула тулуп и валенки, и выскочила на улицу.

– Ой, мамочки, помогите! Что ж это такое?! Спасите, кто может! – раздалось со двора через несколько секунд.

С трудом стараясь не терять хладнокровия, Татьяна выключила плитку и выбежала на улицу.

Зрелище было жуткое, но завораживающее. Ее сарай горел красивыми разноцветными всполохами. Под ногами сверкал лед, отражающий это великолепие.

Только стоящая на четвереньках Люба немного не вписывалась в чарующую картину.

– Танька, чего стоишь? Оденься и беги к сараю. Дети живы. Они тушат сарай водой из колодца.

У Татьяны стучало в висках, а ноги казались ватными. Душа рвалась вперед, спасать детей, но ноги не шли.

– Люба, подождите, вы сильно ушиблись?

– Да нет. Я сразу на карачки встала, чтобы не упасть. Чего ты, окаменела, что ли? Беги, говорю, холера!

От непривычной для Татьяны ругани, как ни странно, мышцы перестали вытворять фокусы. Не замечая холода, женщина рванулась спасать детей.

В дыму она увидела Ванюшку со шлангом. Из шланга била струя воды, попадавшая, правда, куда угодно, только не на сарай.

– Ванечка, а Настя где? – дрожащим голосом спросила Таня.

– Она – трусиха. Побежала в дом, на второй этаж, чтобы от тебя спрятаться.

Таня обернулась – дом не горел. Огонь не мог добраться до него через заледеневший двор.

– Где ж ты воду взял? Она же замерзла.

– А мы дедушкин ящик с гвоздями в колодец кинули, лед разбился. А внизу – вода. Я туда наш насос опустил. Мам, помоги, а то шланг виляет, не хочет на огонь воду лить.

В этот момент к Тане подбежал Максим. Он молча набросил на нее старую шубу, к ногам кинул теплые боты.

– Идите в дом, выпейте коньяку. Я сам тут управлюсь.

– А Ванюшка…?

– Доставлю целым и невредимым, не бойтесь. Только осторожно идите. Ваш участок превратился в каток.

Таня послушалась, медленно побрела к дому.

Настена, действительно, оказалась в спальне на втором этаже.

Татьяна села на диван и заплакала.

– Мамочка, не плачь, мы не нарочно. Тебе сарай жалко?

Таня молча всхлипывала.

– Может, ты не из-за сарая плачешь, а из-за норковой шубки?

– Глупая ты девочка, Настя. Я за вас с Ванюшкой испугалась.

– Так ему же дядя Максим помогает сарай потушить.

– Откуда ты знаешь?

– Мне из окошка видно.

– Постой. А что там с норковой шубой? Это ты про ту, что мне бабушка с дедушкой на тридцатилетие подарили? – от предчувствия новых неприятностей Таня перестала плакать. Ей всегда бывало плохо, когда все беды уже остались позади.

– Да ничего с ней не будет. Я ее отмою, вот увидишь.

– Настя, садись и все мне подробно расскажи.

– А ты не будешь нас наказывать?

– Ну, в честь праздника, не буду. Но давай договоримся: ты все расскажешь, а потом вы с Ваней будете вести себя хорошо. Хотя бы до приезда в Москву.

– Ладно. Значит, так. Сначала мы играли, будто я королева, а Ванька – рыцарь. А все рыцари своим королевам дарят цветы и их перчатки прикалывают к своим шапкам. Но Ванька не захотел мою варежку прикалывать. Сказал, что от нее воняет, потому что я ей вытерла разлитое молоко, еще в Москве, у бабушки, и оно протухло вместе с варежкой.

– Ну и что?

– Ну и мы подрались немного. Это вчера было. Снега еще не было.

– Ладно. А причем тут моя шуба?

– Ясное дело – королевы всегда ходят в дорогих нарядах. А я дома слышала, как ты говорила дедушке: "Иван Михайлович, зачем же так тратиться? Шуба, наверно тысяч пятьдесят стоит". Вот я ее и надела. А когда подрались, мы оба упали прямо на землю, и испачкались немного.

– Зря я пообещала… Ладно, допустим. А зачем вы сарай подожгли?

– Мы играли в теракт. Я по телевизору в новостях видела. Там что-то подожгли. А тем, у кого дом сгорел, обещали заплатить по сто тысяч рублей. Только мы не успели, наш сарай сам загорелся. Так красиво! Ты не волнуйся, у него одни ступеньки сгорели. Посмотри сама в окошко. Жаль. Больше десяти тысяч не дадут.

– Выкинуть надо телевизор. От него добра не жди.

***

Люба терла ладони, замерзшие во время ползанья по льду.

– Тань, ты где? Я схожу домой, посмотрю, как там Колька. И переоденусь, а то так перепугалась с этим пожаром, аж взмокла вся, – крикнула Люба

– Да, Люба, чего вы спрашиваете. Конечно, идите, – ответила Татьяна, приоткрыв на втором этаже окошко.

– Ты-то тут как будешь? Небось, коленки дрожат?

– Ничего. Уже все проходит. Только немного сердце побаливает.

– Ты это брось! Живы, здоровы твои охламоны, и слава Богу. Я мигом, тебе корвалольчика захвачу. Закрывай окошко! Максим! Смотри за ней в оба. Если что не так, звони мне на мобильный.

Татьяна понимала, что бывшая продавщица вряд ли сильна в медицине. Но, как ни странно, ей стало легче. Если б был ее муж таким сильным, решающим все домашние проблемы, возможно, не случился бы этот мучительный развод.

Люба ушла, и Татьяна с Максимом и детьми остались готовить дачу к встрече Нового года.

***

Люба, как могла, привела себя в порядок. Нарядного платья здесь, конечно, не было. Зато губная помада в сумке нашлась. Поверх спортивного костюма она накинула теплую фуфайку, посмотрелась в зеркало и осталась вполне довольна собой. Так, что там муж копается?

– Коль, ну что, скоро в сортир-то можно будет наведаться? Сколько можно ковыряться?

– Надень валенки. Проберешься. Я же не могу сразу и крышу утеплять, и дорожку откапывать.

– Чегой-то ты не можешь? Я так все могу. Иди-ка в дом, плиту включи, хоть теплее будет. Толку от тебя… Отдай лопату.

– Люб, да чего ты? Никого кругом нет. Тут где хочешь, там и туалет.

– У вас, мужиков, точно везде одни туалеты. А мы – прибирай потом. И вообще, может, мне дорожка в принципе нужна.

– Знаю я эти принципы.

– Ну, ты точно дождешься…

– Не, я к тому, что ты лучше к Татьяне иди.

– Успею. Мы с тобой все равно к ней идем Новый год встречать. А ты все копаешь. За это время я бы уже к Москве дорогу прокопала.

– Чего ж не прокопала? – буркнул Коля себе под нос.

Разъяренная Люба уже хотела по всей форме ответить муженьку, как вдруг все погрузилось в темноту.

– Ой, свет погас. Коль, ты там, может, провод какой задел?

– Провода у нас вверху от столба тянутся.

– Значит, отключили. Интересно, только нашу улицу или весь кооператив? Дай шахтерский фонарь, который в Луганске купил. Пойду у Таньки спрошу. Быстрей неси. Я уж вся замерзла.

Выхватив у мужа из рук фонарь, Люба быстро пошла к калитке.

– Батюшки святы, Коль, тут столба даже нет. Может, ты его машиной сбил?

– Мать, ну ты включи мозги. Как я могнашей «четверкой» бетонный столб снести?

– Я те «включу» в пятак. Сам посмотри.

Николай, взяв у Любы фонарь, посветил на улицу. Столба действительно не было.

– Да, дела… Мать, ты сходи, правда, к Татьяне, посмотри, у нее-то фонарь стоит?

– Пойдем вместе. Возьми мою сумку с продуктами.

– Зачем это?

– Надо. Посмотри напротив, на Максимкин дом. Видишь его окно?

– Нет.

– То-то и оно. А когда ехали, помнишь, я что тебе показывала? У него окошко открыто было, и прямо внутрь с улицы фонарь светил.

– Точно. Значит, у него тоже фонарный столб пропал. Мистика просто.

– Ну, не знаю, мистика или нет. Знаю только, что у Татьяны печка дровами топится, и сготовить там можно.

Вьюга разыгралась не на шутку. Ветер дул холодный, северный. Видимость была на нуле. Тут и шахтерский фонарь помогал слабо. Но справа и слева от дороги чернели кусты. Проваливаясь в снег, супружеская пара направилась в гости к соседке.

***

Максим чувствовал себя лишним на этой старой профессорской даче. Что на него нашло? Пересидел бы как-нибудь в своей избушке на курьих ножках. Замерз бы, но пересидел. Не смог вынести Любиного напора. Конечно, Новый Год все равно испорчен, так лучше уж в тепле…

Звякнуть Олегу? Как они там, веселятся вовсю? Интересно, какую красотку Олег в этот раз притащил для него? Пожалуй, надо позвонить, предупредить, чтобы на него не рассчитывали.

Максим достал телефон и набрал номер. Связи не было, звонок прервался. Понятно! Всего несколько десятков километров от города, и цивилизации конец.

***

Стол собрался без изысков, но обильный. Кроме Максимовых бутербродов, его украшали Любины соленья, несколько сортов рыбных консервов, Танины котлеты и даже салат и пирог. Из чего женщины ухитрились их сделать, Максим так и не понял. Коньяк и бутылка красного молдавского вина удачно дополняли картину.

«Как рано темнеет в декабре!» – подумал Максим, – «Недавно только приехал, пока пытался откопаться, хлопотал по дому – уже опять сумерки. Хорошо хоть, дров успел нарубить». Максим подумал об улетевшем колуне и нахмурился. Умудряются же бабы растить детей в одиночку! Кто-нибудь скажи ему: будешь отвечать за двоих малышей, сам, один. Отказался бы наотрез. Совсем другая судьба, а она живет и хорошо выглядит. Еще и пироги печет. Он, конечно, убежденный холостяк, но если жениться, то только на такой. Спокойной и хозяйственной. Интересно, умеет она варить борщ? Глупости, какое ему дело-то до этого всего: женщины, детей, борща? Видимо, от безделья в голову приходят непривычные мысли. Завтра утром, в крайнем случае, послезавтра, тракторист Валера расчистит подъезд к кооперативу, за пару сотен вытащит его девятку на твердый грунт – и привет. Будут здороваться при встрече».

Максим тронул кнопку старенького телевизора, но экран не зажегся. Все ясно, рухлядь, память о великом дедушке.

Внезапно дом погрузился в темноту. Нигде не было видно ни огонька.

«Вот так дела!» – подумал Максим. – «Спасибо Татьяне, а то замерз бы я сейчас в своей избушке, как полярник во льдах. Интересно, не мои ли попытки включить телевизор привели к трагическим последствиям?»

– Танечка, где вы? У вас есть свечи? Кажется, у нас намечается вечер в оч-чень романтической обстановке.

Свечи нашлись в тесной кладовке под лестницей. Татьяне пришлось искать их на ощупь, Максим активно помогал. Они вывозились в пыли, заработали по паре синяков, но когда распахнулась дверь, и в комнату вошли Люба и Николай со спасительным фонариком, почему-то совсем не обрадовались.

– Хорошо, что вы пришли, – нерешительно сказала Таня, – я пойду свечи в детскую комнату поставлю, чтобы мои ребята не испугались. А вы пока раздевайтесь. Здесь совсем тепло. Люба, возьмите пару свечей для новогоднего стола, если не трудно, и спички.

– Давай, чегой-то мне трудно.

– Ну, мужики, попали мы в переделку! – вместо приветствия сказала Люба, как только Татьяна вышла.

– Любань, ты Татьяне не говори про столбы. Ей и так паршиво: машина застряла, сарай горел…

– Ой, какой заботливый нашелся. Прям, как чужая баба, так он о ней и заботится.

– Да при чем тут это? Просто зачем сразу пугать? Еще в истерику ударится.

– А что со столбами? – поинтересовался Максим.

– Пойди во двор, расскажи ему. А то еще ваша Танька услышит, переживать будет.

– Да ладно вам, Люба. Вы – женщина сильная. Но не все же такие, – поддержал Николая Максим.

– Ладно уж, идите. Скажу ей, что вы пошли побольше дров принести.

Максим накинул на плечи куртку и вместе с Николаем, снаряженным мощным фонарем, вышел на холодное крыльцо.

Выслушав рассказ о пропаже фонарных столбов, он присвистнул от удивления.

– Вот это я понимаю! Ерунда какая-то. Ни за что не поверил бы, но столба около забора действительно нет. Знаешь, Николай, я думаю, это – какой-нибудь оптический эффект. Хорошо бы проверить.

– Охота тебе в метель столбы считать? Завтра проверим. Не думаю, что это – эффект, какой ты говоришь.

– Да… Просто мистика.

– Я то же самое Любке сказал. А она – сразу ругаться.

– Знаешь, что, Коль, сделать мы сейчас ничего не можем. Давай пока с женщинами пропажу столбов не обсуждать. Посмотрим, что дальше будет.

***

Свечи на столе не могли разогнать темноту, но яркие отблески играли на стенах, создавая атмосферу сказки и ожидания чудес. Взрослые жалели, что не работает телевизор, зато дети от души наслаждались выпавшим на их долю приключением.

За хлопотами стрелки часов незаметно подобрались к десяти. Настало время провожать старый год. Но Таня возилась с детьми, а Люба все еще что-то резала на кухне и громко прикрикивала на Николая, выполнявшего ее поручения. Максим совсем уже собрался пойти их поторопить, но неожиданно раздавшийся стук в дверь заставил его остановиться.

В такую погоду и в столь уединенном месте не приходилось рассчитывать на гостей. Тем не менее, стук повторился. Максим открыл дверь и увидел на пороге небритого красномордого мужика в засыпанной снегом одежде.

– Здорово, хозяева. Вот радость-то! А я уж думал, во всей округе ни одной живой души.

– Здравствуйте, вы кто такой?

– Иван Петрович я, Скоробреев. Заплутал маленько. Не скажете, как в Кузнецовку проехать? Темнота, ни зги не видать, я с шоссе свернул у лесопилки, больше-то и поворотов не было, все прямо. А заехал невесть куда. Как ваш кооператив называется?

– Лесные зори.

– Не слыхал такого. У нас там Росинка, а от нее до Кузнецовки два километра. Вот ведь незадача. Который час-то? Уже десять? Ну точно, все порядочные люди за столом сидят, меня дети ждут. Вот ведь напасть!

Из кухни выглянула Люба.

– Кого это принесло на ночь глядя?

За ней появился и Николай. Максим спросил:

– Николай, не знаешь, где здесь, в нашем районе, Кузнецовка?

– Ты рано свернул, – сказал Николай Ивану Петровичу – В такой метели немудрено. Надо было – метров пятьсот не доезжая лесопилки.

– Я и свернул перед лесопилкой.

– Ты перепутал. К нам поворот у птицефабрики, до лесопилки еще полтора километра.

– Проходи, не стой в дверях. Тань! Давай мужика к нам позовем. Куда ему в такую хреновую погоду идти? Еще замерзнет, – предложила Люба, – только ты, слышь, друг, паспорт покажи.

– Да, да, конечно. Пусть остается. И паспорта не надо, что вы, Люба!

– Уважаемые женщины, паспорта у меня с собой нет. Но я не бандит, честное слово.

Люба с подозрением посмотрела на него, но промолчала.

А у Татьяны на душе было спокойно и радостно. Она не боялась незнакомца. Почему-то с этими посторонними людьми, не имевшими к ней и детям никакого отношения, она чувствовала себя совершенно свободно. Никаких претензий, никаких обязательств.

Татьяна подхватила полотенцем кастрюлю с картошкой и понесла к раковине – сливать. Ей вдруг подумалось, что этот Новый Год может получиться совсем неплохим. Странное у нее было настроение. Дома сейчас тепло, светло, вкусно пахнет. Ирина Вячеславовна наверняка испекла свой коронный лимонник и наделала пирожков с грибами. По телевизору целый день хорошие передачи, старые советские фильмы, наивные и милые, а они здесь оторваны от целого мира. И все-таки хорошо!

Картошка получилась рассыпчатая, с дымком. Мысли сами собой переключились с дома сюда, на дачу. В конце концов, с Ириной Вячеславовной она разговаривала утром, предупредила, что началась метель, и она не знает, успеет ли вернуться вовремя. Свекровь восприняла новость стоически, обещала позвать в гости соседку. Они с Иваном Михайловичем и соседкой будут втроем сидеть у телевизора, пить чай с пирогами и обсуждать детей и внуков. За них можно не волноваться.

На кухню заглянул Максим.

– Девочки, вам помочь?

– Да спасибо. Здесь мы уже почти все сделали, правда, Люба?

– Идите, идите отсюда. Только под ногами вертитесь.

– Максим, давайте покопаемся на чердаке. Только нужен фонарик. Люба, я возьму ваш? Там полно старых вещей, наверняка найдется что-нибудь, чем можно украсить елку перед крыльцом. Но одной мне не справиться, я без посторонней помощи даже дверь не открою, замок ржавый.

– А мне кажется, вы ошибаетесь. Во всяком случае, ваши сорванцы открыли его без труда. Славные ребята, шустрые такие.

– Очень шустрые, вы себе и не представляете, насколько. Когда это они лазали на чердак?

– Да они и сейчас там.

Татьяна решительно бросила на стол кухонное полотенце.

– Чего же мы стоим? Пойдемте скорее.

Дверь на чердак, действительно, была распахнута настежь, и оттуда тянуло холодом. Зябко поеживаясь, Татьяна нагнулась и шагнула в темноту. В дальнем конце чердака мелькал огонек. Определенно, Ванька рылся в ее сумке. Свой фонарь он сломал еще на ноябрьские.

– Дети! – крикнула Татьяна. – Дети, вы здесь?

Навстречу ей важно вышла Настена. Была она грязная, но с гордо задранным носом. Девочка завернулась в огромный кусок материи, таинственно поблескивающий в неверном свете. Татьяна узнала бабушкину атласную занавеску. На голове у дочери красовалась перевернутая вверх дном хрустальная ваза для конфет.

– Ну что за хулиганы, – возмутилась Татьяна, – лучше бы елочные игрушки поискали.

– Вот ты вечно ругаешься, а мы уже нашли игрушки, – обиженно возразила Настя.

Она распахнула атласную занавеску. Ваня навел на сестру луч фонарика, и все увидели, как таинственно переливается у девочки на шее ожерелье из разноцветных блестящих шариков.

– Как хорошо, что ты нашла эти бусы. Подумать только, когда-то такие игрушки были в моде. – А это что? – укоризненно спросила Таня сына, заметив у него в руках какую-то тетрадь.

– Мам, ну я же ничего не сделаю. Мы с Настеной только посмотреть хотели.

– Сколько раз я вам говорила, что брать чужие вещи нельзя?

– Она не чужая, а прадедушкина.

– Хватит болтать ерунду. Отдай немедленно!

Таня выхватила из рук сына толстую старую тетрадь.

– Ой, мама, смотри, что я еще нашел! – радостно крикнул Ванюшка.

– Если опять что-нибудь дедушкино, положи на место, – устало ответила Таня.

– Тут патефон старый, дореволюционный, с трубой. Наверно, его слушали еще прадедушкины родители.

– Знаю. Надо же, а я его летом искала, не могла найти. Ваня, там где-то еще пластинки к нему есть.

– Настька, отойди, – со злостью крикнул Ваня.

– Мам, чего он толкается? – незамедлительно раздался плаксивый голос дочки.

– Ваня, не бей сестру! – строго прикрикнула Татьяна.

– Ма, она же на ящике с пластинками стоит.

– Настенька, слезь оттуда. Дедушка очень дорожил этими пластинками. Я их летом хотела найти, но не смогла.

– Как же ты не смогла, когда они на самом виду стоят, слева от сундука с ботинками.

– А я думала, что там тоже ботинки. Знаете что, дети, идите-ка вы спать. Что-то я устала от вас.

– Ну мам, мы тоже хотим Новый год встречать! – захныкала Настя.

– И елку мы еще не нарядили!

– Тогда – быстро – наряжать елку и спать! Новый год завтра утром встретите.

– Это нечестно!

– Очень даже честно! А то подарков не получите. Давайте сюда патефон и пластинки.

– Танечка, давайте я вам помогу, – предложил Максим.

– Если не трудно, нарядите с детьми елку?

– Конечно. И пластинки я понесу. Ящик же тяжелый. Знаете, давно не общался с детьми. Ваши сорванцы мне чем-то понравились.

Поскольку было темно, Максим не заметил, что Татьяна улыбнулась. Как бы то ни было, вскоре блестящие шарики перекочевали на елку, где смотрелись не так загадочно, поскольку было темно, а Таня после пожара категорически запретила разжигать костер. Дети нехотя отправились наверх.

***

Пластинки со старой музыкой замечательно подошли к таинственной обстановке праздника при свечах в занесенном снегом доме. Услышав звуки «Сказок Венского леса», Татьяна скинула туфли, распустила собранные в пучок волосы и закружилась по комнате в вальсе. То, что никто не мог разглядеть в полумраке нюансов танца, придавало Татьяне легкости и смелости.

Максим, между тем, как завороженный смотрел на ее пышные развевающиеся волосы, окутывающие лицо золотистым туманом, и отблески свечей в больших темных глазах.

– Садитесь уже, старый год проводим, – нетерпеливо потребовала Люба.

Разлили вино, чокнулись.

– Ах, хозяйки! Ну, хозяйки! Вот уж расстарались! – Иван Петрович с явным удовольствием оглядел стол. – Дайте-ка и я вам подарочек сделаю. Детворе вез, да и взрослым, думаю, сгодится. Погодьте минутку, не наливайте. Эх, подарки надо бы под елку положить, да в такую метель их и не найдешь, пожалуй.

Иван Петрович схватил куртку, и, как был, без шапки, бросился на улицу.

– Вы же замерзнете! – крикнула ему Татьяна.

– Не беспокойся, голубушка, я на минутку.

Вернулся он, действительно, скоро и принес с собой коробку, в которой что-то поскрипывало и пищало.

– Это нашей главной хлопотунье, Любовь, не знаю, как вас по батюшке…

– Ефимовна я.

– Любовь Ефимовна, это вам. Самый главный, можно сказать, редкий подарок. И вам веселее, и для семьи польза.

– Не томи, Петрович, что там у тебя?

Иван Петрович торжественно водрузил коробку на табурет и извлек из нее клетку с мелкими пестрыми птахами.

– Это кто же такие? – неодобрительно глядя на подарок, спросила Люба.

– Перепелки. Видала, небось, почем в магазине перепелиные яйца? А у тебя свои будут, свеженькие.

– Надо же, чего придумал. Ты, Петрович, их, небось, жене вез? Попадет тебе теперь.

– Это уж не твоя забота, Ефимовна. Кому хочу – тому дарю. Ну что, угодил?

– Угодил, Иван Петрович, угодил. Давно я хотела курочек за сараем поселить, да Николай – ни в какую. А это – подарок.

– Их и дома можно держать. Вишь, мало места занимают.

***

Со второго этажа послышались глухие удары и визг.

– Это мои подушками кидаются. Пойду, попробую их успокоить, – Татьяна взяла свечу в майонезной банке и пошла к лестнице.

– Николай, а мы, может, выйдем, курнем? – предложил Иван Петрович, – угостишь сигареткой?

– Что ж, пошли. Сигаретку тебе дам, – ответил Николай, – пойдем на кухню, там потеплее. Проветрим потом, чтобы Татьяна не заругалась.

Мурлыча себе под нос: «Николай, давай закурим», Иван Петрович взял нового знакомого под руку, и они вышли из комнаты.

Он вынул из протянутой Николаем пачки сигарету, обстоятельно размял, прижал губами, закурил.

– Ты не думай, Николай, через эту птицу и тебе большое облегчение выйдет. Сам увидишь. Супруга твоя меньше командовать будет, на перепелок переключится. Только яйца сырые будешь пить по утрам, так это для здоровья полезно.

– Да я что, я ничего, – кивнул Николай.

***

– Ну вот, Максимка, все нас бросили. Колька с Иваном Петровичем чтой-то давно курят. Может, проверить, нет ли у них в заначке поллитровки?

– Что вы, Люба, зачем?

– Так телевизор-то не работает. Как еще развлекаться?

– Расскажите мне лучше про Татьяну. Кто она, чем занимается?

– Ага, понравилось, как она выплясывала? Татьяна – огонь-баба. Это она с виду на учителку похожа. На самом деле, знаешь, кем она работает?

– Кем?

– В редакции такого то-олстого журнала, каким-то начальником.

– Вот никогда бы не подумал. Татьяна, действительно, больше похожа на школьную учительницу.

– Не, она девка характерная. На джип сама заработала. Надеяться-то не на кого.

– А муж?

– По секрету тебе скажу, не сложилось у нее с мужем. Свекры золотые, а сын у них – бабник и пьяница. Сколько Танька от него натерпелась…

– А сейчас она одна живет?

– Не, она со свекрами осталась. А ее бывший к своей молодухе переехал. У Танькиной-то матери квартирка маленькая – двушка, да еще и младший брат с семьей там живет.

– Трудно, наверное, со свекрами?

– Да что ты! Они ее любят, как родную. И с детьми сидят. Только сына непутевого тоже любят. Вот и сейчас, Танька чего, думаешь, на дачу поперлась? Сын к свекрови приехал, а Танька с детьми – сюда. Ее бывший сегодня должен со своей новой в Египет улетать, а Татьяна хотела вернуться домой. А тут, вишь, как все вышло… Чего скалишься?

– Я?! И не думал. Вам в темноте показалось.

– Ладно тебе, я еще столько не выпила, чтобы мне казалось.

– По-моему, Таня возвращается.

– Тогда молчи. У нас никакого разговора не было, понял?

– Понял.

***

Таня вернулась вместе с мужчинами.

– Угомонились сорванцы? Правильно, пора им. Новогодние сны – самые сладкие, когда Дед Мороз подарки приносит, – сказал Иван Петрович, видимо, продолжая начатый на кухне разговор.

– Мне им и дарить нечего, – вздохнула Татьяна. – Все дома осталось.

– Ничего, не обидятся. Надо и взрослым развлечься. Максим, наливай.

– Давайте поднимем тост за чудеса. За то, что все мы тут нечаянно собрались, и все так здорово получилось, – предложил Максим.

– Ага, почувствовал, то-то и я говорю – Новый Год – удивительное время.

– Тань, мужики! Пока вы будете про чудеса болтать, Новый год пропустим! – прервала Люба их загадочные разговоры.

– Спокойно, Любовь Ефимовна, – Иван Петрович как фокусник взмахнул рукой, и вынул из-за пазухи бутылку шампанского «Абрау-Дюрсо», – бери, парень.

– Минута осталась. Посмотрите на часы с кукушкой над комодом. Вы успеете, Максим? – взволнованно спросила Таня.

– Давай, Максимка, сейчас закукукает, – поторопила Люба.

Пробка от шампанского с резким хлопком вылетела из бутылки, попав прямо в маятник старинных часов. Кукушка тут же начала отсчет последних двенадцати секунд года.

– Ура! – оглушительно закричали Люба с Николаем.

Татьяна от неожиданности отшатнулась назад, попав прямо в объятия Максима.

– Извините, я не хотела.

– Ничего, мне даже приятно.

– Ну, это уж слишком, – возмутилась хозяйка дома.

– Татьяна, что за странную тетрадь вы отняли у ребят? Похоже на старинную рукопись, – как ни в чем не бывало спросил Максим.

– Не старинная, просто старая. Это еще моего дедушки записи. К сожалению, никто из нашей семьи не пошел по его стопам. Остались статьи, заметки. Он не хотел отдавать их в чужие руки, а мы в них ничего не понимаем.

– Давайте посмотрим. Вдруг ваш дед совершил какое-нибудь открытие, и все сведения о нем хранятся на чердаке? Решайтесь, Татьяна. Мы все дадим слово не разглашать его тайну. Если, конечно, что-нибудь поймем.

Татьяна нехотя взяла в руки тетрадь. Страницы рассыпались, и она бережно вложила их назад, в обложку.

– Кто будет читать?

– Я могу, если хотите, – Максим взял у Татьяны из рук потрепанную семейную реликвию.

«В этой тетради я изложил свои соображения по поводу событий, в разное время происходивших в районе нашей дачи. Конечно, чистое совпадение, что необычные явления наблюдались именно здесь, но благодаря этому я могу проанализировать пять однотипных случаев, подтвержденных людьми, заслуживающими всяческого доверия.

Каждый раз это случалось под Новый Год. Совпадение? Не знаю. Один раз я наблюдал описываемое явление сам.

Разрыв временной оси произошел в холодный вьюжный вечер. Я сидел в недостроенном доме, растопил буржуйку и ждал утра. На следующий день мне надо было непременно быть в городе, но в темноте, в метель я заблудился и вернулся назад.

Началось с яркой вспышки неизвестной мне природы. Очень красиво! Кажется, будто радуга разбилась на тысячи крохотных осколков. Постепенно осколки сливаются вместе, словно ищут друг друга – строго по цветам. Дивные сияющие потоки сливаются в одно целое и гаснут. Похоже на северное сияние. Все электрические приборы перестают действовать в момент вспышки».

Тетрадь сохранилась плохо, местами была залита жиром, на некоторых страницах можно было разобрать только отдельные слова.

«…нельзя назвать гипотезой… каждый эпизод, вероятно, связан с…

… исчезновения или появления отдельных предметов. Видимо, неодушевленные предметы движутся по оси времени с разной «скоростью»… В моем случае появился корабль. Точнее, большая лодка, сплетенная из чего-то типа тростника или похожего на него растения с длинными стеблями. Лодка глубоко погрузилась в снег, но выглядела все равно очень внушительно. Близко я не подходил, хотя она казалась обжитой… фиксировал момент появления

… часа за два до полуночи ко мне постучал человек, попросился переночевать… оказался Наладчиком. Мы проговорили всю ночь. То, что он мне открыл, не лежит даже в области человеческого воображения.

Он ждал чего-то, непонятного мне, потом произвел странные действия… Из его объяснений… мы слишком мало знаем …

Он ушел, выполнив свою работу, а я по горячим следам попытался математически обосновать возможность…

Разрыв временной оси приводит к повреждению ткани пространства-времени …последствия серьезны… необходимо ликвидировать его, «стянув» края и восстановив … связи.

Время в разрыве есть, но какое-то другое … я не понял… все часы, кроме тех, что с кукушкой. Когда разрыв сомкнулся, оказалось, что они спешат на семь часов одиннадцать минут.

Разрыв не может затянуться естественным путем. Необходимо вмешательство Наладчика».

Следующий лист читался легко:

«Пользуясь полученными сведениями, я попытался проанализировать природу явления. Опросив всех очевидцев и опираясь на собственные наблюдения, я пришел к выводу: вспышка происходит при строго определенной напряженности поля. Наладчик утверждал, что увеличения интенсивности излучения не удается добиться, варьируя характеристики поля. Более того, предсказать момент высвобождения энергии невозможно.

После вспышки наступает полная темнота».

Крупными буквами, подчеркнуто: «Приблизительный график зависимости» – слово «зависимость» в скобках, – «яркости и частоты вспышек от…». В этом месте страница обрывалась. То ли до нее добрались мыши, то ли дети оторвали кусок плотной бумаги для своих ребячьих дел.

Следующие три страницы покрывали формулы, кое-где перечеркнутые, в других местах обведенные красным карандашом. И лишь на четвертой странице совершенно другими чернилами была, очевидно, наспех сделана приписка: «…не просто другая форма жизни, другой способ существования. У них все отлажено… свои функции и у нас тоже… пока не знаем».

На этом рукопись заканчивалась, и сколько не трясли и не переворачивали ее Максим с Иваном Петровичем, больше никаких секретов не выдала. В конце концов Татьяна отобрала у них семейную реликвию и предложила выпить чаю. Возразить хозяйке никто не посмел, но разговор уже не клеился. После бурного дня и хозяйка, и гости клевали носами, и скоро все отправились спать.

***

Максим проснулся от холода, попытался плотнее завернуться в одеяло, полежал немного и решил встать. Надо подбросить дров в печку, а то все замерзнут… В самом деле, не ждать же, пока Татьяна выскочит на холод. Почему-то мысль о том, что протопить могут Николай или Люба, в голову ему не пришла.

Дрова весело затрещали в еще горячей топке, от печки пошла волна тепла.

Наверху послышалась возня, и с лестницы, ведущей на второй этаж, раздался Ванин голос:

– Дядя Максим, это вы?

– Я.

– Вы тоже видели? – за спиной брата обнаружилась и укутанная в одеяло Настя.

– Ничего я не видел. Идите спать, а то маму разбудите.

– Не, она устала, не проснется. Как же вы не видели? Иван Петрович уехал.

– Как уехал? Снега по колено, ни одна машина не пройдет.

– А он не на машине. Вы правда не видели? Он уехал на санках. Такие большие-большие, а впереди олени летят. Олени низкие, только рога…

– Я сказки люблю, но только не сейчас, утром.

– Ага, вы нам не верите, – обиделась Настена, – и никакие совсем это не сказки. Просто Иван Петрович – Дед Мороз.

– Почему Дед Мороз – Иван Петрович?

– Ну, должны же его как-то звать. Он нам подарки оставил. Под елкой. Только там холодно, и мы с Ваней ждем утра, смотрим, чтобы никто не забрал.

Максим снял с гвоздя старый тулуп, сунул ноги в валенки – тоже, наверное, наследство дедушки – академика – и приоткрыл дверь на крыльцо. Метель утихла, сияющая ночь встретила его крепким морозцем. Под елкой действительно лежали подарки. Максим взял их и внес на веранду.

Насте досталась большая коляска с куклой, а Максиму – снегокат. Ничего себе подарочки! А Татьяна жаловалась, что дарить нечего. Сколько же она получает, если это для нее «ничего»? Тысяч десять потратила, не меньше.

Татьяна все же проснулась. Почувствовала, что детей нет рядом, и пошла искать. Спустилась на первый этаж, машинально щелкнула выключателем. Свет зажегся.

– Это что за ночное собрание? Дяде Максиму спать не даете?

– Он сам встал. Он нам подарки из-под елки принес.

– Максим, где вы это взяли? Мы не можем принимать такие дорогие вещи, извините. Дети, верните игрушки.

– Поверьте, я не имею к ним никакого отношения. Я думал, вы…

– Мои подарки остались дома, и они гораздо скромнее.

– Мама, как ты не понимаешь, это Дед Мороз принес. Он всем принес подарки. Тете Любе и дяде Коле – птичек, нам игрушки. Ты поищи, может, у тебя под подушкой что-нибудь лежит.

– Хорошо, я поищу.

– Знаете, Татьяна, у меня такое чувство, что мы тоже получили подарок, – тихо сказал Максим.

Татьяна внимательно посмотрела на него.

– Ваня, Настя, идите наверх, я сейчас приду.

– Мам, я хотел тебе отдать. Ты у меня дедушкину тетрадку отобрала, а из нее письмо выскочило. Но ты так быстро рассердилась, что я не успел, – Ваня протянул Татьяне сложенный вдвое листок.

– Спасибо, милый, – Татьяна чмокнула сына в макушку. – Идите, Настена совсем замерзла. Я сейчас поднимусь.

Дети, кутаясь в одеяла и обиженно посапывая, ушли. Таня развернула вырванный из тетради в клеточку листок. Максим, забыв о приличиях, читал у нее через плечо.

«Милая Танюшка!

Ты нашла мою тетрадь. Возможно, прочла и даже что-то поняла. Извини, не хочу тебя обидеть. Если ты во всем разобралась, мне ничего не надо объяснять, а если не поняла, просто поверь. Никто не должен знать, что в ней написано. Еще не время.

Человечество часто задавалось вопросом, одни ли мы во вселенной, и надеялось когда-нибудь получить ответ. А ответ должен звучать так: не мы одни. С уверенностью могу сказать: не только каждый человек, но и каждое человечество – позволь мне называть их так – имеет определенное предназначение.

Мир много сложнее, чем нам сейчас представляется.

Мне следовало уничтожить эту тетрадь, но, поверишь ли, рука не поднялась. Уж очень изящное получилось решение.

Ты держишь в руках мой труд. Даже если прошло лет пятьдесят, я думаю, еще рано. Спрячь тетрадь и расскажи о ней своим внукам. Когда-нибудь кто-то из нашей семьи предаст гласности мои расчеты. Решать, настало ли для этого время, придется нашим потомкам. Если же скрыть тетрадь не удастся, сожги ее. Сделай за меня эту работу. Человечество должно еще немного подрасти и поумнеть.

Надеюсь на тебя. Твой дедушка».

– Что вы собираетесь с этим делать?

– Зарою обратно в старые сундуки.

– Время еще не пришло?

– Еще нет.

Максим подошел к окну. Над лесом висела большая золотая луна, в ее сказочном свете снег казался желтым и черным. Поперек участка виднелись две борозды, они начинались от входной двери и обрывались у самого забора, будто тот, кто оставил их, прошел сквозь забор и скрылся – обратного следа не было. Максим протер глаза. Нет, ему не померещилось. Черные борозды, как два широко расставленные следа от лыж. А за забором гордо возвышался фонарный столб с тускло горящей лампой. От столба бежали к дому покрытые инеем провода.

Оглавление

ОДНАЖДЫ МОРОЗНЫМ ВЕЧЕРОМ…

ЭТИ ЙЕТИ

НОВОГОДНЕЕ ЧУДО

КТО ЗАЖИГАЕТ ФОНАРИ