Избавитель. Том 1 (СИ) [Макс Соколов] (fb2) читать онлайн

Глава 1. Последствия. 319 п. в

Оглушительно протрубил рог.

Арлен оставил работу и взглянул на рассветное небо с лиловым отливом. Туман еще цеплялся за землю, и в нем чувствовался сырой едкий запах, неприятно знакомый. Арлен ждал в утренней тиши, надеясь, что ему показалось, и в его животе сгущался липкий комок страха. Мальчику было одиннадцать лет.

После паузы рог прозвучал еще два раза подряд. Один длинный и два коротких сигнала — значит, юг и восток. Лесной поселок. У отца есть друзья среди лесорубов. Дверь позади Арлена отворилась, и он знал, что мать стоит на пороге, зажимая рот обеими руками.

Арлен вернулся к работе, понимая, что нужно спешить. Иные дела подождут до вечера, но скот надо накормить, а коров подоить. Мальчик не стал выводить животных из хлева, открыл кормушки с сеном, выставил свиньям помои и сбегал за деревянным ведром для молока. Мать уже присела на корточки перед первой коровой. Арлен взял свободный стул, и работа закипела. Струйка молока выбивала по дереву похоронный марш.

Когда они перешли к следующей паре коров, Арлен заметил, что отец с мрачным видом запрягает в телегу самую крепкую лошадь — пятилетнюю гнедую кобылу по кличке Мисси.

Что их ждет на этот раз?

Вскоре они уже сидели в телеге и катили к небольшому поселку у леса. Там было опасно — больше часа бегом до ближайшего меченого здания, — но без дерева не обойтись. Мать крепко обняла Арлена, кутаясь в поношенную шаль.

— Я уже большой мальчик, мама, — сказал Арлен. — Не надо обнимать меня, как ребенка. Я не боюсь.

Он покривил душой, но если другие дети увидят, как он цепляется за мать, то окончательно его засмеют.

— Зато я боюсь, — ответила мать. — Это меня надо обнимать.

Арлен крепко обнял ее, внезапно загордившись собой. Обмануть его она не могла, но всегда знала, что сказать.

Столб маслянистого дыма поведал горькую правду задолго до прибытия на место. Жгли мертвых. Много мертвых, коли костры развели так рано, не дожидаясь, пока все прибудут и помолятся. Слишком много, чтобы оплакивать каждого, если хочешь успеть до заката.

От фермы отца Арлена до Лесного поселка было больше пяти миль. К их приезду последние пожары затушили, хотя гореть было уже нечему. Пятнадцать домов превратились в щебень и пепел.

— Лес тоже, — отец Арлена сплюнул за борт телеги и указал подбородком на обгоревшие деревяшки.

Труды лесорубов погибли. Арлен поморщился при мысли, что хлипкому забору загона придется продержаться еще год, и немедленно устыдился. В конце концов, это всего лишь дерево.

Когда телега остановилась, к ним подошла Селия, гласная Торга. Мать Арлена порой называла ее Селией Пустоцветом. То была суровая женщина, худая и высокая, с задубелой кожей. Длинные седые волосы она стягивала в пучок; шаль носила как знак отличия. Селия не терпела глупых выходок, о чем Арлен прекрасно знал: она не раз охаживала его палкой. Но сегодня он ей обрадовался. Рядом с Селией, как и рядом с отцом, Арлен чувствовал себя в безопасности. Своих детей у нее не было, но она по-матерински опекала всех жителей Тиббетс-Брука. Мало кто мог потягаться с ней в мудрости и еще меньше — в упрямстве. Зато под крылом у Селии нечего было бояться.

— Хорошо, что ты приехал, Джеф. И Сильви, и маленький Арлен. — Селия кивнула. — Нам очень нужна помощь. Даже мальчику найдется работа.

— Я привез инструменты, — проворчал отец Арлена, слезая с телеги. — Просто скажи, что делать.

Арлен забрал драгоценные инструменты из телеги. Металл был редкостью в Бруке, и отец гордился своими двумя лопатами, киркой и пилой. Сегодня им придется изрядно потрудиться.

— Много народу погибло? — спросил Джеф, хотя легче было не знать.

— Двадцать семь, — ответила Селия.

Сильви закашлялась и закрыла рот ладонью, ее глаза наполнились слезами. Джеф снова сплюнул.

— Кто-нибудь выжил? — спросил он.

— Несколько человек. Мэнни бежал до самого моего дома в темноте.

Селия указала палкой на мальчика, смотревшего на погребальный костер. Сильви ахнула. Пробежать так много и выжить!

— Метки на доме Брайна Лесоруба продержались почти всю ночь, — продолжила Селия. — Он и его семья все видели. Кто сумел убежать от подземников — прятались в доме Брайна, пока не занялась крыша. Сидели в горящем доме, пока не затрещали балки, а после попытали счастья в предрассветных сумерках. Подземники убили жену Брайна Мину и их сына Поула, но остальные спаслись. Ожоги заживут, дети обо всем забудут, но взрослые…

Дальше можно было не объяснять. Уцелевшие часто умирали. Не все и даже не большинство, но многие. Одни накладывали на себя руки, другие просто сидели и смотрели в никуда, отказывались есть и пить и погибали от истощения. Говорили, что пережить нападение демонов мало — надо, чтобы прошел год и еще один день.

— О дюжине пока ничего неизвестно, — без особой надежды добавила Селия.

— Откопаем, — мрачно пообещал Джеф, глядя на развалины, многие из которых еще тлели. Лесорубы строили дома в основном из камня, чтобы защититься от огня, но даже камень горит, если метки подведут и в одном месте соберется достаточно огненных демонов.

Джеф вместе с остальными мужчинами и женщинами, что покрепче, принялся разгребать обломки и возить мертвецов на костер. Тела нужно сжечь, разумеется. Кому охота лежать в земле, из которой каждую ночь поднимаются демоны? Рачитель Харрал закатал рукава рясы, обнажив толстые руки, и лично переправил тела в огонь, бормоча молитвы и рисуя в воздухе метки.

Сильви и остальные женщины присматривали за маленькими детьми и ухаживали за ранеными под руководством травницы Брука, Колин Тригг. Но никакие травы не могли облегчить боль уцелевших. Брайн Лесоруб, он же Брайн Широкие Плечи, был настоящим медведем с зычным смехом и любил подбрасывать Арлена в воздух, когда мальчик приезжал с отцом за деревом. Сейчас же Брайн сидел на пепелище своего разрушенного дома и медленно бился головой о закопченную стену. Он что-то бормотал под нос, обхватив себя за плечи, как будто замерз.

Арлену и остальным детям велели носить воду и перебирать поленницы в поисках уцелевших деревяшек. Впереди еще несколько теплых месяцев, но слишком мало, чтобы запастись дровами на зиму. Опять придется жечь навоз, и весь дом провоняет.

Арлен вновь устыдился. Он не горит в костре и не бьется головой о стену, потеряв все на свете. Есть беды пострашнее, чем пропахший навозом дом.

С каждым часом прибывало все больше деревенских жителей — с семьями и скудными припасами — из Рыбного Места и Торга, Хмельного холма и Сырого Болота. Приехали даже из Южного Дозора. Селия всех встречала страшными новостями и приставляла к работе.

Когда количество рук перевалило за сотню, мужчины удвоили усилия. Половина продолжила копать, другая обступила единственное здание в поселке, которое демоны не сровняли с землей, — дом Брайна Лесоруба. Селия увела Брайна, подставив плечо спотыкавшемуся великану. Мужчины расчистили обломки и принялись таскать новые камни. Несколько человек достали наборы для рисования меток; дети резали тростник для крыши. К ночи дом нужно восстановить.

Арлен таскал деревяшки в паре с Коби Рыбаком. Куча набралась изрядная, хотя уцелела лишь капля в море. Коби — высокий крепкий парень с темными кудрями и волосатыми руками — пользовался среди детей авторитетом, основанным на грубой силе. Мало кто хотел сносить его насмешки и еще меньше — побои.

Коби издевался над Арленом много лет, и остальные дети от него не отставали. Ферма Джефа была самой северной в Бруке. До места обычного сбора детей в Торге было далеко, и большую часть свободного времени Арлен бродил по Бруку в одиночестве. Большинству детей казалось, что принести его в жертву Коби вполне справедливо.

Каждый раз, когда Арлен хотел порыбачить или проходил мимо Рыбного Места по пути в Торг, Коби и его дружки прознавали об этом и караулили в одном и том же месте по дороге домой. Иногда они просто обзывались или толкали Арлена, но порой он возвращался в крови и синяках, и мать ругала его за драку.

В конце концов Арлену это надоело. Он припрятал крепкую палку и, когда Коби и его дружки в очередной раз напали, притворно обратился в бегство, а после выхватил оружие словно ниоткуда и принялся наступать, размахивая палкой.

Коби досталось первому. Он со слезами упал в грязь, кровь бежала из уха. Виллуму Арлен сломал палец, а Гарт потом больше недели прихрамывал. Драка не добавила Арлену популярности, и отец его высек, но зато мальчишки его больше не трогали. Коби до сих пор обходил Арлена стороной, хотя был намного крупнее, и вздрагивал, если Арлен делал резкое движение.

— Уцелевшие! — внезапно крикнул Бил Пекарь у развалин дома на краю поселка. — Я слышу, как они скребутся в погребе!

Все немедленно бросили другие дела и поспешили к Билу. На расчистку ушло бы слишком много времени, и мужчины начали копать с молчаливым рвением. Вскоре они пробили стену погреба и вытащили уцелевших — грязных, перепуганных, но вполне живых. Трех женщин, шестерых детей и одного мужчину.

— Дядя Чоли! — завопил Арлен, и мать мгновенно подхватила брата, который шатался, как пьяный. Арлен подбежал к ним и нырнул под другую руку дяди.

— Чоли, как ты здесь оказался? — спросила Сильви.

Чоли редко покидал мастерскую в Торге. Мать Арлена любила вспоминать, как они с братом работали в кузнице, пока Джеф не начал нарочно портить подковы лошадям, чтобы подбить к ней клинья.

— Ладился к Ане Лесоруб, — пробормотал Чоли.

Он дернул себя за волосы, в которых уже светились проплешины.

— Только мы открыли люк в погреб, как демоны прорвались сквозь метки…

Чоли осел на землю, увлекая за собой Арлена и Сильви. Он плакал, стоя на коленях в пыли.

Арлен посмотрел на других уцелевших. Аны Лесоруб среди них не было. У Арлена перехватило дыхание, когда мимо прошли дети. Он знал их всех до единого; знал их семьи, их дома снаружи и изнутри, клички их животных. Дети на мгновение встречались с ним глазами, и он словно сам переживал нападение демонов. Их швыряли в тесную дыру в земле, а те, кто не поместился, поворачивались к подземникам и огню. Внезапно Арлен начал задыхаться и пришел в себя, только когда Джеф хлопнул его по спине.

* * *

Они доедали холодный обед, когда на дальней стороне Брука протрубил рог.

— Второй раз за день? — ахнула Сильви, прикрыв ладонью рот.

— Ха! — фыркнула Селия. — Среди белого дня? Головой думай, девочка!

— Тогда что?..

Не обращая на нее внимания, Селия отправилась за сигнальщиком. Кевен Зыбун держал рог наготове, как и все жители Сырого Болота. В топях легко разделиться, и никому неохота блуждать в одиночестве, когда встают болотные демоны. Кевен раздул щеки, словно лягушка — горло, и извлек несколько нот.

— Рог вестника, — пояснил Коран Зыбун. Старик был гласным Сырого Болота и отцом Кевена. — Наверное, увидели дым. Кевен объясняет, что случилось и куда все подевались.

— Весной? — удивился Арлен. — Я думал, вестники приходят осенью, после сбора урожая. Мы только прошлой луной закончили сев!

— Прошлой осенью вестника не было. — Коран пожевал корешок и сплюнул пенный бурый сок через прореху в зубах. — Мы боялись, с ним что-то стряслось. Думали, не видать нам соли раньше следующей осени. Или что подземники захватили Свободные города и мы отрезаны.

— Подземникам никогда не захватить Свободные города, — возразил Арлен.

— Арлен, ну-ка замолчи! — прошипела Сильви. — Как ты разговариваешь со старшими?

— Пусть мальчик говорит, — сказал Коран. — Сынок, ты бывал когда-нибудь в Свободном городе?

— Нет, — признал Арлен.

— А знаешь того, кто бывал?

— Нет.

— Тогда с чего ты мнишь себя знатоком? — спросил Коран. — Никто там не бывал, кроме вестников. Только они не боятся путешествовать по ночам. Свободные города, может, ничем не лучше Брука. Подземники могут добраться до нас, а значит, сумеют и до них.

— Старый Хряк родом из Свободных городов, — вспомнил Арлен.

Руско Хряк был главным местным богачом. Он держал лавку — средоточие всей торговли Тиббетс-Брука.

— Верно, — подтвердил Коран, — и старый Хряк признался давным-давно, что одного путешествия с него довольно. Он собирался вернуться через несколько лет, но решил, что незачем так рисковать. Спроси у него, безопаснее в Свободных городах, чем у нас, или нет.

Арлен не хотел в это верить. В мире должны быть надежные места. Но он снова представил, как его швыряют в погреб, и понял, что ночью опасно везде.

Вестник прибыл через час. Это был высокий мужчина немного за тридцать, со стриженными волосами и короткой густой бородой. Его широкие плечи укрывала кольчуга, на нем был длинный темный плащ, штаны из толстой кожи и сапоги. Шкура его гнедой лошади лоснилась. К седлу была приторочена сумка с копьями. Вестник подъехал с мрачным видом, высоко держа голову и расправив плечи. Оглядел толпу, легко нашел гласную — Селия раздавала приказы — и повернул к ней лошадь.

В нескольких шагах позади вестника на тяжело груженной телеге, запряженной парой темно-гнедых мулов, ехал жонглер. Его одежда была сшита из разноцветных лоскутов, на скамье рядом с ним лежала лютня. Арлен никогда еще не видел людей с такими волосами — цвета молодой морковки. Кожа жонглера была бледной, словно не знала солнца. Он горбился и выглядел усталым.

Ежегодного вестника непременно сопровождал жонглер. Для детей и некоторых взрослых жонглер был важнее вестника. Сколько Арлен себя помнил, жонглер приезжал один и тот же — седой, но бойкий и жизнерадостный. Новый жонглер был моложе, но выглядел угрюмым. Дети немедленно подбежали к нему, и молодой жонглер встрепенулся. Может, Арлену померещилось, что он чем-то расстроен? Жонглер мигом соскочил с телеги, и разноцветные шарики замелькали в воздухе под восторженные крики детворы.

Остальные, в том числе Арлен, бросили работу и двинулись к чужакам.

— День не станет длиннее оттого, что приехал вестник! — рявкнула Селия. — За работу!

Все заворчали, но вернулись к делам.

— Кроме тебя, Арлен, — уточнила Селия. — Поди сюда.

Арлен оторвал взгляд от жонглера и подошел к Селии одновременно с вестником.

— Селия Пустоцвет? — спросил вестник.

— Просто Селия, — сухо ответила женщина.

Глаза вестника широко распахнулись, он смутился, его бледные щеки густо покраснели над бородой. Он соскочил с коня и низко поклонился.

— Прошу прощения, — произнес он. — Сглупил. Грег, ваш обычный вестник, говорил, что вас так зовут.

— Приятно узнать, что Грег обо мне думает после стольких лет. — Судя по голосу, Селии вовсе не было приятно.

— Думал, — поправил вестник. — Он умер, госпожа.

— Умер? — Селия помрачнела. — От…

Вестник покачал головой:

— Его сгубила простуда, а не подземники. Я Раген. Вдова Грега попросила меня стать вашим вестником в этом году. Гильдия изберет для вас нового. Он приступит следующей осенью.

— Опять полтора года ждать вестника? — Селия, похоже, готовилась закатить скандал. — Мы едва пережили зиму без осенней соли. Вы в Милне не слишком цените соль, но половина нашего мяса и рыбы испортилась без надлежащей обработки. А письма?

— Простите, госпожа. Ваши города далеко от хоженых дорог, и накладно каждый год платить вестнику за путешествие длиной в месяц и дольше. Гильдии вестников не хватает людей с тех пор, как Грег подцепил простуду.

Раген хохотнул и покачал головой, но заметил, что Селия поджала губы.

— Без обид, госпожа. Он был и моим другом. Просто… немногие вестники встречают смерть под собственной крышей, на мягкой кровати и с молодой женой под боком. Ночь обычно забирает нас раньше.

— Я понимаю, — сказала Селия. — Раген, вы женаты?

— Да, — ответил вестник, — но, к ее радости и моему горю, я вижу своего коня чаще, чем супругу.

Он засмеялся, смутив Арлена. Что смешного, если жена по тебе не скучает?

Селия не обратила внимания.

— А если бы вы ее вовсе не видели? — спросила она. — Обменивались письмами раз в год? Вам бы понравилось, задержись ваши письма на полгода? В Тиббетс-Бруке у многих есть родственники в Свободных городах. Уехали с кем-то из вестников, иные — два поколения назад. Домой они не вернутся. Нас с ними и их с нами связывают только письма.

— Я совершенно с вами согласен, госпожа, — ответил Раген, — но решение принимаю не я. Герцог…

— Но вы поговорите с герцогом по возвращении? — спросила Селия.

— Да.

— Написать вам письмо?

Раген улыбнулся:

— Я запомню, госпожа.

— Уж постарайтесь.

Раген снова поклонился, еще ниже:

— Простите, что явился в такой горестный день.

Он взглянул на погребальный костер.

— Мы не можем приказывать дождю, ветру, холоду, — сказала Селия. — Не можем и подземникам. Жизнь должна продолжаться, несмотря ни на что.

— Жизнь продолжается, — согласился Раген, — но мы с жонглером охотно вам пособим. У меня крепкая спина, и я не раз лечил раны, нанесенные подземниками.

— Ваш жонглер уже помогает. — Селия кивнула в сторону юноши, который пел и показывал трюки. — Развлекает малышей, пока их родные работают. Что до вас, мне придется изрядно потрудиться в ближайшие дни, если мы хотим оправиться от этой утраты. У меня нет времени разносить письма и читать вслух тем, кто не выучился грамоте.

— Я могу читать неграмотным, госпожа, — предложил Раген, — но слишком плохо знаю ваш город, чтобы разносить письма.

— И не надо. — Селия поставила Арлена перед собой. — Арлен отведет вас в лавку в Торге. Передайте письма и посылки Руско Хряку, когда доставите соль. Прослышав про соль, народ хлынет в лавку, а Руско один из немногих, кто знает буквы и цифры. Старый жулик будет ныть и требовать денег. Скажите ему, что в трудные времена все должны работать на благо города. Скажите, чтобы раздавал письма и читал неграмотным, не то я пальцем не пошевелю, когда его в очередной раз захотят вздернуть.

Раген пристально посмотрел на Селию, возможно подозревая, что она шутит, но ее каменное лицо было бесстрастным. Он снова поклонился.

— Не мешкайте, — сказала Селия. — Шевелите ногами и успеете вернуться, прежде чем мы снимемся на ночь. Если вы с жонглером не хотите платить Руско за комнату, любой из нас охотно предложит вам кров.

Селия шуганула их прочь и принялась бранить тех, кто прервал работу, чтобы поглазеть на чужаков.

* * *

— Она всегда такая… напористая? — спросил Раген, когда они с Арленом направились к жонглеру, развлекавшему самых маленьких детей. Остальных приставили обратно к работе.

Арлен фыркнул:

— Слышали бы вы, как она говорит со стариками! Вы еще легко отделались, назвав ее Пустоцветом.

— Грег сказал, ее все так зовут, — возразил Раген.

— Зовут, — согласился Арлен, — да только не в лицо. Кому охота брать подземника за рога? Когда Селия говорит, все стоят навытяжку.

Раген хмыкнул.

— А ведь она просто старая дочь, — пробормотал он. — В местах, откуда я родом, только матери требуют, чтобы все стояли перед ними навытяжку.

— А в чем разница? — спросил Арлен.

Раген пожал плечами.

— Честно говоря, не знаю, — признал он. — В Милне так заведено. Люди правят миром, а матери рожают людей, потому и играют первую скрипку.

— У нас так не принято.

— Деревеньки — другое дело, — ответил Раген. — Слишком мало людей, чтобы ими разбрасываться. Но в Свободных городах все иначе. За исключением Милна, женщин нигде не слушают.

— Ну и глупо, — пробормотал Арлен.

— Еще как.

Вестник остановился и передал Арлену поводья своего скакуна.

— Подожди минутку. — Он направился к жонглеру.

Мужчины отошли в сторону поговорить, и Арлен заметил, как лицо жонглера снова изменилось: стало злым, обиженным и, наконец, покорным. Лицо Рагена оставалось непроницаемым.

Не спуская колючего взгляда с жонглера, вестник поманил Арлена. Мальчик подвел коня.

— …Мне плевать, что ты устал, — скрипучим шепотом выговаривал Раген. — Этим людям предстоит скверная работенка, и если тебе придется танцевать и жонглировать весь день, чтобы развлекать их детей, будь любезен постараться! А теперь улыбнись — и вперед!

Раген выхватил у Арлена поводья и сунул их жонглеру.

Арлен хорошо рассмотрел лицо молодого жонглера, полное возмущения и страха. Тот заметил мальчика, по его лицу пробежала рябь, и он снова стал веселым, бойким плясуном.

Раген отвел Арлена к телеге, и оба забрались в нее. Раген хлестнул поводьями, и они повернули на грязную тропу, что вела к главной дороге.

— О чем вы спорили? — спросил Арлен, подскакивая на ухабах.

Вестник глянул на него и пожал плечами.

— Кирин впервые покинул город так надолго, — ответил он. — Он неплохо себя зарекомендовал, пока нас было много и удавалось спать в крытом фургоне, но когда мы откололись от каравана в Энджирсе, отваги у него поубавилось. Он до трясучки боится подземников, и в его обществе не слишком-то весело.

— А с виду и не скажешь. — Арлен обернулся на парня, ходившего колесом.

— У лицедеев свои секреты, — сказал Раген. — Они так ловко притворяются, что и сами порой рады обмануться. Кирин прикидывался храбрым. Он прошел проверку гильдии, но узнать, как человек поведет себя через две недели пути, можно только через две недели пути.

— Как вам удается ночевать на дорогах? — спросил Арлен. — Папа говорит, что рисовать метки на земле — напрашиваться на неприятности.

— Он прав. Посмотри в отсеке под ногами.

Арлен достал большой мешок из мягкой кожи. Внутри лежала узловатая веревка с лакированными деревянными плашками размером больше ладони Арлена. Мальчик вытаращился на вырезанные в дереве метки, покрытые краской.

Арлен сразу понял, что это такое: переносной охранный круг, достаточно большой, чтобы в него поместилась телега, и не только.

— В жизни такого не видел! — восхитился мальчик.

— Их нелегко изготовить, — пояснил Раген. — Большинство вестников ходит в учениках, пока не отточит мастерство. Ни ветер, ни дождь не сотрут эти метки. И все же до меченых стен и двери им далеко.

Он повернулся и всмотрелся в Арлена.

— Встречал ли ты когда-нибудь подземника лицом к лицу, мальчик? — спросил он. — Смотрел, как он кидается на тебя и тебе некуда бежать и не на что надеяться, кроме невидимой магии?

Раген покачал головой.

— Возможно, я слишком суров к Кирину. Он успешно прошел проверку. Закричал, но это вполне естественно. Ночь за ночью — другое дело. Иные не выдерживают напряжения, вечно переживают, что случайный листок упадет на метку и тогда…

Он внезапно зашипел, махнул на Арлена скрюченной рукой и засмеялся, когда мальчик подскочил.

Арлен провел большим пальцем по гладким лакированным меткам, ощущая их силу. На каждом футе веревки было по плашке — почти столько же, сколько на любом меченом здании. Арлен насчитал больше сорока штук.

— А разве воздушные демоны не могут залететь в такой большой круг? — спросил он. — Папа вбивает столбы, чтобы они не приземлялись на поля.

Вестник немного удивился:

— Твой отец напрасно тратит время. Воздушные демоны — прекрасные летуны, но им нужно разбежаться или спрыгнуть с обрыва, чтобы взлететь. Много ли места на кукурузном поле? Так что вряд ли они приземлятся, разве только заметят что-нибудь особенно соблазнительное — например, мальчонку, уснувшего в поле на спор.

Он посмотрел на Арлена в точности как Джеф, когда предупреждал, что с подземниками шутить нельзя. Как будто Арлен не знал!

— Кроме того, воздушные демоны разворачиваются по широкой дуге, — продолжил Раген, — и у большинства размах крыльев шире этого круга. Возможно, воздушный демон и может проникнуть в круг, но я такого не видел. Если же проникнет…

Он указал на длинное толстое копье, которое держал под рукой.

— Подземника можно убить копьем? — спросил Арлен.

— Вряд ли, но я слышал, что их можно оглушить, если пригвоздить к меткам, — хохотнул Раген. — Надеюсь, мне не доведется проверить.

Арлен смотрел на него во все глаза.

Раген внезапно посерьезнел:

— Быть вестником — опасное занятие, мальчик.

Арлен долго не отводил взгляд.

— Повидать Свободные города того стоит, — наконец сказал он. — На что похож Форт Милн?

— Это самый богатый и красивый город на свете. — Раген задрал рукав кольчуги и показал татуировку на предплечье: город между двух гор. — В Герцогских копях не переводятся соль, металл и уголь. Стены и крыши так густо покрыты метками, что демоны редко проверяют их на прочность. Когда солнце светит на стены Милна, даже горы стыдятся своего убожества.

— Я никогда не видел гор. — Арлен восторженно провел по татуировке пальцем. — Папа говорит, что это просто большие холмы.

— Видишь тот холм? — Раген указал на север от дороги.

Арлен кивнул:

— Это Хмельной холм. С него видно весь Брук!

— Ты знаешь, что такое «сто», Арлен? — спросил Раген.

Арлен снова кивнул:

— Десять пар рук.

— Так вот, даже самая маленькая гора больше ста ваших Хмельных холмов, поставленных друг на друга, а горы Милна не маленькие.

Арлен попытался представить подобную высоту.

— Наверное, они касаются неба.

— Некоторые даже выше, — похвастал Раген. — С вершины видно облака под ногами.

— Хотел бы я это увидеть!

— Можешь вступить в гильдию вестников, когда подрастешь, — предложил Раген.

Арлен покачал головой.

— Папа говорит, что те, кто уезжает, — предатели, — сказал он. — И сплевывает под ноги.

— Твой отец понятия не имеет, о чем судит, — отрезал Раген. — Плюй не плюй, а без вестников погибнут даже Свободные города.

— Разве Свободные города не в безопасности? — удивился Арлен.

— Никто не в безопасности, Арлен. По-настоящему — никто. В Милне больше людей, чем в Тиббетс-Бруке, и они проще относятся к смерти, но подземники каждый год наносят тяжелый урон.

— А сколько людей в Милне? — спросил Арлен. — У нас в Тиббетс-Бруке — девять сотен, и в Солнечном Выгоне, что дальше по дороге, почти столько же.

— У нас в Милне больше тридцати тысяч жителей, — с гордостью ответил Раген.

Арлен недоуменно посмотрел на него.

— Тысяча — это десять сотен, — пояснил вестник.

Арлен на мгновение задумался и покачал головой:

— Но в мире нет столько людей!

— Есть, и намного больше, — возразил Раген. — Мир велик для тех, кто не боится бросить вызов темноте.

Арлен не ответил, и некоторое время они ехали в тишине.

* * *

Часа через полтора повозка докатилась до Торга. В Торге, центре Брука, было несколько дюжин меченых деревянных домов тех, кому не надо гнуть спину на пашне или рисовом поле, ловить рыбу или рубить лес. Здесь можно было найти портного и пекаря, кузнеца, бондаря и прочих ремесленников.

В центре общины находилась площадь, где собирались люди и стояло самое большое здание в Бруке — лавка. В просторной передней комнате располагались столы и барная стойка, в еще более просторной задней комнате — кладовая, а внизу — подвал, в котором хранились почти все ценности Брука.

Кухней заправляли дочери Хряка, Дэзи и Кэтрин. Сытный обед стоил два кредита, но Сильви называла старого Хряка мошенником, так как за два кредита можно купить сырого зерна на неделю. И все же многие неженатые мужчины платили непомерную цену — не только за еду. Дэзи была глуповата, Кэтрин — толста, но дядя Чоли поговаривал, что тот, кто женится на одной из них, будет как сыр в масле кататься.

Все жители Брука несли Хряку плоды своего труда — кукурузу, мясо и мех, горшки и ткань, мебель и инструменты. Хряк пересчитывал добычу и выдавал кредиты, которые принимали в его лавке.

Продавал Хряк намного дороже, чем покупал. Даже Арлен знал цифры достаточно хорошо, чтобы это понимать. Люди не раз крепко спорили с Хряком о цене, но он твердо стоял на своем. Почти все ненавидели Хряка, но и нуждались в нем и потому сдували с него пылинки и распахивали перед ним двери, а не плевали ему вслед.

Остальные жители Брука трудились от зари до темна и едва сводили концы с концами, но у Хряка и его дочерей были розовые щеки, круглые животы и чистая новая одежда. Арлену же приходилось кутаться в коврик, когда мать затевала стирку.

Раген и Арлен привязали мулов перед лавкой и вошли внутрь. В баре никого не было. Обычно в пивной вкусно пахло жареным салом, но сегодня на кухне, похоже, ничего не готовили.

Арлен первым подбежал к барной стойке. Руско захватил из Свободных городов бронзовый колокольчик. Арлен его обожал. Мальчик стукнул по нему ладонью и расплылся в улыбке, услышав чистый звон.

В задней комнате раздался глухой шум, и из-за занавески за барной стойкой вышел Руско. Он был здоровяком, еще крепким и статным в свои шестьдесят, но над поясом нависало мягкое брюхо, а седые волосы над морщинистым лбом поредели. На Руско были легкие брюки, кожаные туфли и чистая белая рубашка из хлопка. Закатанные рукава обнажали мясистые предплечья. На белом фартуке — ни пятнышка, как и всегда.

— Арлен Тюк. — Он терпеливо улыбнулся при виде мальчика. — Пришел поиграть с колокольчиком или по делу?

— Это я пришел по делу. — Раген выступил вперед. — Ты Руско Хряк?

— Просто Руско, — ответил лавочник. — Городские за глаза зовут меня Хряком. В чужих руках кусок больше кажется.

— Опять, — пробормотал Раген.

— Что-что? — не понял Руско.

— Опять меня подвел путевой дневник Грега. Сегодня утром я назвал Селию Пустоцветом.

— Ха! — засмеялся Руско. — Неужели? За это стоит выпить. Как, говоришь, тебя зовут?

— Раген. — Вестник бросил на пол тяжелую сумку и сел за барную стойку.

Руско вынул пробку из бочонка и сдернул с крюка деревянную кружку. Эль был густым, медовым, с шапкой белой пены. Руско налил Рагену и себе. Взглянул на Арлена и наполнил ему кружку поменьше.

— Иди за стол и не мешай взрослым разговаривать, — велел он. — И не проболтайся матери, что я налил тебе выпить, если не хочешь неприятностей.

Арлен просиял и убежал с добычей, пока Руско не передумал. Мальчик пробовал эль из отцовской кружки по праздникам, но целой разжился впервые.

— Я уж начал бояться, что никто не приедет, — сказал Руско Рагену.

— Грег подхватил простуду перед самым отъездом прошлой осенью. — Раген припал к кружке. — Травница посоветовала отложить путешествие, но наступила зима, и Грегу становилось все хуже. Перед смертью он попросил меня забрать его маршрут, пока гильдия не найдет нового вестника. Мне все равно надо было вести караван с солью в Энджирс, так что я добавил лишнюю телегу и завернул к вам перед возвращением на север.

Руско забрал его кружку и наполнил снова.

— За Грега, — сказал он, — доброго вестника, который торговался как проклятый.

Раген кивнул. Мужчины чокнулись и выпили.

— Еще? — спросил Руско, когда Раген стукнул кружкой по стойке.

— Грег писал в дневнике, что ты тоже торгуешься как проклятый, — заметил Раген, — и попытаешься меня напоить.

Руско засмеялся и налил по новой:

— Как ударим по рукам, не пить тебе за счет заведения.

Он протянул кружку Рагену, сам же был ни в одном глазу.

— Пить, если хочешь, чтобы твоя почта добралась до Милна, — ухмыльнулся Раген и взял кружку.

— Смотрю, с тобой сладить не проще, чем с Грегом, — проворчал Руско, наливая себе эля. Пена полилась через край. — Будем оба торговаться навеселе.

Они засмеялись и снова чокнулись.

— Что нового в Свободных городах? — осведомился Руско. — Красийцы по-прежнему ищут гибели?

Раген пожал плечами:

— Судя по всему. Я перестал ездить в Красию несколько лет назад, когда женился. Слишком далеко и слишком опасно.

— А не потому, что они заворачивают своих женщин в одеяла? — спросил Руско.

Раген засмеялся:

— И потому тоже, но в основном из-за того, что они считают всех северян, даже вестников, трусами, раз мы не ищем приключений по ночам.

— Может, им бы меньше хотелось сражаться, если бы они больше смотрели на своих женщин, — пробормотал Руско. — А Энджирс и Милн? Герцоги продолжают цапаться?

— Как обычно, — ответил Раген. — Юкору нужно энджирское дерево для плавильных цехов и зерно для людей. Райнбеку нужен милнский металл и соль. Им приходится торговать, чтобы выжить, но они только и делают, что пытаются друг друга надуть, особенно если груз пропал по пути. Прошлым летом демоны напали на караван со сталью и солью. Убили возчиков, но товары не тронули. Райнбек забрал добро и отказался платить, — мол, что упало, то пропало.

— Герцог Юкор наверняка пришел в ярость, — заметил Руско.

— Не то слово, — подтвердил Раген. — Это я сообщил ему новость. Он побагровел и поклялся, что Энджирс не получит ни унции соли, пока Райнбек не заплатит.

— Райнбек заплатил? — оживился Руско.

Раген покачал головой:

— Они брали друг друга измором несколько месяцев, пока гильдия купцов не заплатила. Товары надо было отправить до наступления зимы, не то они сгнили бы на складах. Теперь Райнбек злится на купцов за то, что уступили Юкору, но зато герцог сохранил лицо и торговля возобновилась, а это главное для всех, кроме двух бешеных псов.

— Следи за языком, — предупредил Руско, — даже в нашей глуши.

— А кто донесет? — спросил Раген. — Ты? Мальчик?

Он указал на Арлена. Мужчины засмеялись.

— Теперь придется сообщить Юкору о Ривербридже, и станет еще хуже, — сказал Раген.

— Городок на границе Милна, — припомнил Руско, — не больше дня езды от Энджирса. Есть у меня там знакомые…

— Больше нет, — выразительно произнес Раген, и мужчины помолчали. — Хватит дурных новостей. — Раген поставил свою сумку на стойку.

Руско с сомнением оглядел ее.

— На соль не похоже, — заметил он, — и вряд ли мне прислали столько писем.

— Шесть писем и ровно дюжина посылок.

Раген протянул Руско стопку бумаги.

— Здесь перечислены все письма в сумке и посылки в телеге, которые надо раздать. Я оставил Селии копию, — предупредил он.

— И что мне делать с этим списком и твоей сумкой? — спросил Руско.

— Гласная занята и не может разносить письма и читать неграмотным. Она приставила к этому делу тебя.

— И что я получу за то, что буду тратить свое время на местных?

— Разве не приятно удружить ближнему?

Руско фыркнул:

— Я приехал в Тиббетс-Брук не для того, чтобы заводить друзей. Я деловой человек и много делаю для этого городка.

— Неужели? — спросил Раген.

— Чертовски много. До моего приезда они только и умели, что меняться, — с отвращением произнес Руско и сплюнул на пол. — Приносили товары на площадь каждый седьмак и спорили, сколько бобов стоит початок кукурузы или сколько риса дать бондарю, чтобы он смастерил бочонок для риса. Не получил, что нужно, в седьмак — жди следующий или обивай пороги. А теперь все приходят ко мне в любой день, от рассвета до заката, и обменивают товары на кредиты, чтобы купить все, что надо.

— Да ты прямо спаситель города, — криво усмехнулся Раген. — И ничего не просишь взамен.

— Только то, что мне причитается, — усмехнулся Руско.

— И часто деревенские хотят тебя вздернуть за обман?

Тот сощурился:

— Слишком часто, учитывая, что половина из них считает только до десяти, а другая — до двадцати.

— Селия сказала, что если не внесешь свой вклад, то в следующий раз можешь на нее не рассчитывать. — Голос Рагена внезапно стал жестким. — Жителям поселка выпала доля пострашнее, чем читать чужую почту.

Руско нахмурился, но взял список и отнес тяжелую сумку в кладовую.

— Кстати, как там дела? — спросил он, вернувшись.

— Плохо, — ответил Раген. — Пока двадцать семь, и еще не всех нашли.

— Создатель! — Руско начертил метку в воздухе. — Я думал, что в худшем случае — одна семья.

— Если бы.

Оба мгновение помолчали, соблюдая приличия, и одновременно посмотрели друг на друга.

— Соль? — спросил Руско.

— Рис для герцога? — спросил Раген.

— Всю зиму придерживал, ты изрядно запоздал.

Раген сощурился.

— Рис в целости! — Руско всплеснул руками, словно молил о пощаде. — Все бочонки запечатаны, сухие, и мышей у меня отроду не водилось!

— Я должен проверить, сам понимаешь, — отозвался Раген.

— Конечно, конечно! Арлен, принеси лампу! — Руско указал на угол барной стойки.

Арлен бросился к фонарю, высек огонь, запалил фитиль и бережно опустил стекло. Ему впервые разрешили прикоснуться к стеклу. Оно оказалось холоднее, чем он думал, но быстро нагрелось от языков пламени.

— Посвети нам в подвале, — приказал Руско.

Арлен пытался сдержать возбуждение. Ему давно хотелось заглянуть за барную стойку. Поговаривали, что, если все жители Брука сложат свое добро в одну кучу, ей будет далеко до чудес подвала Хряка.

Арлен в оба глаза смотрел, как Руско тянет за кольцо в полу и открывает широкий проем. Мальчик бросился к лестнице, опасаясь, что старый Хряк передумает. Он спустился по скрипучим ступеням, держа фонарь повыше над головой, чтобы освещать путь. Свет выхватил штабеля ящиков и бочонков от пола до потолка, ровными рядами уходившие во тьму. Деревянный пол мешал подземникам подняться в подвал прямо из Недр, но на стойках вдоль стен были вырезаны метки. Старый Хряк берег свои сокровища.

Лавочник прошел между полками к запечатанным бочонкам в глубине подвала.

— С виду непорченые. — Раген осмотрел дерево, мгновение подумал и выбрал бочонок наугад. — Этот.

Руско с кряхтеньем вытащил нужный бочонок. Кое-кто считал его занятие легким, но его руки были крепкими и могучими, как будто он день-деньской махал топором или косой. Он сломал печать, снял крышку с бочонка, зачерпнул рис и насыпал в плошку.

— Прекрасный болотный рис, — сказал он вестнику, — ни долгоносиков, ни гнили. В Милне оторвут с руками, тем более после такого перерыва.

Раген хмыкнул и кивнул. Бочонок запечатали заново и вернулись наверх.

Мужчины долго спорили, сколько бочонков риса стоят тяжелые кули соли в телеге. Наконец ударили по рукам. Оба выглядели недовольными.

Руско позвал дочерей, и все вышли к телеге разгружать соль. Арлен попытался поднять мешок, но не удержал, споткнулся, упал и уронил свою ношу.

— Осторожнее! — Дэзи отвесила ему подзатыльник.

— Не можешь носить — держи дверь! — рявкнула Кэтрин. Один мешок она несла на плече, другой — под мышкой мясистой руки.

Арлен вскочил и бросился к двери.

— Сбегай за Фердом Мельником и скажи, что мы заплатим пять… нет, четыре кредита за каждый смолотый мешок, — велел Руско Арлену. Почти все в Бруке так или иначе работали на Хряка, особенно жители Торга. — Пять — если упакует соль в бочонки с рисом, чтобы защитить от сырости.

— Ферд в Лесном поселке, — ответил Арлен. — Почти все там.

Руско заворчал, но ничего не сказал. Скоро в телеге осталось лишь несколько коробок и мешков, в которых была не соль. Дочери Руско жадно разглядывали коробки и мешки, но помалкивали.

— Вечером мы поднимем рис из подвала в кладовую — пусть ждет твоего отъезда в Милн, — объявил Руско, когда последний мешок скрылся в доме.

— Спасибо.

— Стало быть, с герцогскими делами покончено? — усмехнулся лавочник и понимающе взглянул на оставшиеся в телеге коробки и мешки.

— С герцогскими — покончено. — Раген усмехнулся в ответ.

Арлен надеялся, что ему перепадет еще эля, пока мужчины будут торговаться. От выпитого у него звенело в голове, как при простуде, только без кашля и боли. Ощущение ему понравилось, и он был не прочь пропустить еще кружку.

Он помог отнести коробки и мешки в пивную, и Кэтринвынесла тарелку бутербродов с толстыми ломтями мяса. Арлену налили вторую кружку эля, чтобы запить еду, и старый Хряк пообещал записать на его счет два кредита за помощь.

— Я тебя не выдам, — пообещал Хряк, — но если ты потратишь кредиты на эль и родители это просекут, тебе придется отработать взбучку, которую мне задаст твоя мама.

Арлен закивал. У него никогда еще не было своих кредитов.

После обеда Руско и Раген подошли к барной стойке и вскрыли коробки и мешки. Глаза Арлена вспыхивали при виде каждого очередного сокровища. Рулоны невероятно тонкой ткани, металлические инструменты и гвозди, глиняная посуда и экзотические пряности! И даже несколько кубков из ослепительно сверкающего стекла!

Хряк был не слишком доволен.

— Грег в прошлом году привез товар получше, — молвил он. — Предлагаю… сто кредитов за все.

У Арлена отвисла челюсть. Сто кредитов! На эти деньги можно купить половину Брука!

Но Рагена сумма не впечатлила. Он посуровел и грохнул кулаком по столу. Дэзи и Кэтрин, прибиравшиеся в лавке, испуганно взглянули на него.

— В Недра твои кредиты! — прорычал он. — Я тебе не деревенский мужлан. Думай, с кем говоришь, не то ославлю в гильдии как обманщика.

— Без обид! — засмеялся Руско, примирительно маша руками. — А вдруг прокатило бы… сам понимаешь. В Милне по-прежнему любят золото?

Он лукаво улыбнулся.

— Как и везде. — Раген еще хмурился, но злости в его голосе не было.

— Только не здесь, — повысив голос, Руско рылся за занавеской. — Здесь ценят только то, что можно съесть или надеть, чем можно рисовать метки или вспахивать поле.

Через мгновение он вернулся и со звоном бросил на стойку большой тряпичный мешок.

— Местные жители забыли, что золото правит миром. — Он достал из мешка две тяжелые желтые монеты и повертел ими под носом у Рагена. — Мельниковы дети играли ими в шашки! В шашки! Я предложил им обменять золото на резную деревянную игру, которая завалялась у меня в кладовой. Они были счастливы! Ферд даже пришел на следующий день меня благодарить!

Руско утробно засмеялся. Его смех был оскорбителен, но Арлен не понимал почему. Он много раз играл в мельникову игру, и она казалась намного дороже пары металлических кругляшей, как бы они ни блестели.

— Двумя солнцами ты не отделаешься. — Раген кивнул на монеты и посмотрел на мешок.

Руско улыбнулся:

— Не беспокойся. — Он распустил завязки мешка.

По стойке раскатились золотые монеты, цепи, кольца, нитки сверкающих камней. Красиво, конечно, но почему глаза Рагена так жадно заблестели?

Торговля продолжилась. Раген подносил камни к свету и пробовал монеты на зуб. Руско щупал ткань, дегустировал пряности. Голова Арлена кружилась от эля, перед глазами все плыло. Кэтрин наливала мужчинам кружку за кружкой, но они казались совершенно трезвыми.

— Двести двадцать золотых солнц, две серебряные луны, цепь и три серебряных кольца, — наконец сказал Руско. — И ни медяком больше.

— Неудивительно, что ты застрял в этом болоте, — заметил Раген. — Из города выгнали за обман?

— Оскорбляй не оскорбляй, а богаче не станешь.

Хряк не сомневался, что взял верх.

— Не стану, — подтвердил Раген. — За вычетом путевых издержек, все до последнего медяка получит вдова Грега.

— А! Женя, — мечтательно протянул Руско. — Она писала письма за некоторых милнских неграмотных, в том числе моего идиота-племянника. Что ее ждет?

Раген покачал головой:

— Гильдия не заплатила ей за смерть Грега, поскольку он умер в своей постели. А раз она не мать, многие пути ей заказаны.

— Прискорбно.

— Грег оставил немного денег, — продолжил Раген, — хотя особого богатства не нажил, и гильдия продолжит платить за письма. Выручка с этой поездки поможет Жене продержаться. Но она молода, и деньги рано или поздно закончатся, если она не выйдет замуж или не найдет работу получше.

— И что тогда? — спросил Руско.

Раген пожал плечами:

— Ей будет трудно найти нового мужа, поскольку она не смогла родить детей старому, но нищенкой она не станет. Мы с братьями по гильдии поклялись в этом. Один из нас возьмет ее в служанки.

Руско покачал головой:

— И все же из купчих в служанки… — Он полез в изрядно похудевший мешок и достал кольцо с прозрачным сверкающим камнем. — Передай это Жене.

Раген потянулся к кольцу, но Руско отдернул руку:

— Пусть напишет ответ. Мне знаком ее почерк.

Раген не сводил с него глаз, и Руско поспешно добавил:

— Без обид.

Раген улыбнулся:

— Твоя щедрость важнее обиды. — Он взял кольцо. — Жене много месяцев не придется голодать.

— Ладно, ладно, — грубо сказал Руско, забирая остатки золота, — только деревенским не говори, а то перестанут считать меня жуликом.

— Твоя тайна умрет вместе со мной, — рассмеялся Раген.

— Ты мог бы еще заработать для Жени, — сказал Руско.

— Неужели?

— Наши письма должны были отправиться в Милн полгода назад. Останься на пару дней, пока мы пишем и собираем новые. Напиши пару писем для неграмотных. Я заплачу. Не золотом, — уточнил он, — но Жене может пригодиться бочонок риса, соленая рыба или мука.

— Еще как, — согласился Раген.

— Найдется работа и для жонглера, — добавил Руско. — В Торге он соберет больше зрителей, чем таскаясь с фермы на ферму.

— Верно. Но Кирину нужно золото.

Руско мрачно посмотрел на него, и Раген засмеялся.

— А вдруг прокатило бы… сам понимаешь! Сойдемся на серебре.

Руско кивнул:

— По луне за представление, с каждой луны одна звезда мне и три ему.

— Ты же говорил, у местных нет денег.

— У большинства нет, — подтвердил Руско. — Я продам им несколько лун… скажем, по пять кредитов.

— Руско Хряк снимет сливки с обеих сторон? — спросил Раген.

Хряк ухмыльнулся.

* * *

На обратном пути Арлену не сиделось на месте. Старый Хряк обещал пустить его на представление жонглера бесплатно. Надо только раззвонить, что завтра в полдень Кирин выступит на площади за пять кредитов или серебряную милнскую луну. Времени будет мало; родители тронутся в обратный путь, как только они с Рагеном вернутся, но Арлен успеет бросить клич, прежде чем его усадят в телегу.

— Расскажите о Свободных городах, — взмолился Арлен. — Сколько вы их повидали?

— Пять, — ответил Раген. — Милн, Энджирс, Лактон, Райзон и Красию. Возможно, за горами или пустыней есть другие, но я не знаю никого, кто бы там побывал.

— Какие они?

— Форт Энджирс, лесная твердыня, расположен к югу от Милна, за Рубежной рекой, — ответил Раген. — Энджирс поставляет дерево в другие города. Еще дальше на юге лежит огромное озеро, и на его поверхности стоит Лактон.

— Озеро — это вроде пруда?

— Озеро по сравнению с прудом — все равно что гора по сравнению с холмом. — Раген помолчал, чтобы Арлен переварил услышанное. — На воде лактонцам не грозят ни огненные, ни скальные, ни лесные демоны. От воздушных они рисуют охранную сеть. И лучше всех на свете умеют защищаться от водяных демонов. Лактонцы — потомственные рыбаки. В южных городах тысячи людей кормятся их уловом. К западу от Лактона расположен Форт Райзон. Собственно, на форт он не тянет — через стену можно перешагнуть. Но Райзон стоит на страже обширных фермерских земель. Без него Свободные города ждет голод.

— А Красия? — спросил Арлен.

— В Форте Красия я был всего раз, — ответил Раген. — Красийцы не любят чужаков. Путь до Красии занимает не одну неделю через пустыню.

— Пустыню?

— Песок, — пояснил тот. — Ничего, кроме песка, на много миль во все стороны. Ни еды, ни воды — только то, что захватил с собой, и негде укрыться от палящего солнца.

— И там живут люди? — удивился Арлен.

— Живут, — ответил Раген. — Красийцев было больше, чем милнцев, но они вымирают.

— Почему?

— Потому что сражаются с подземниками.

Глаза Арлена широко распахнулись.

— С подземниками можно сражаться?

— Арлен, воевать можно с кем угодно. Вот только, сражаясь с подземниками, чаще терпишь поражение, чем побеждаешь. Подземники убивают больше красийцев, чем красийцы — подземников. С каждым годом красийцев остается все меньше.

— Папа говорит, подземники пожирают души своих жертв, — прошептал Арлен.

— Ха! — Раген сплюнул на землю. — Деревенские предрассудки.

Недалеко от Лесного поселка дорога свернула. Арлен заметил, что впереди на дереве что-то висит.

— Что это? — показал он пальцем.

— Ночь! — выругался Раген и хлестнул мулов поводьями, пуская их во весь опор.

Арлена откинуло назад, и он не сразу сел прямо. А когда сел, посмотрел на стремительно приближавшееся дерево.

— Дядя Чоли! — завопил он при виде мужчины, который дергал ногами и цеплялся за веревку на шее. — На помощь! На помощь!

Арлен соскочил с телеги на полном ходу, больно ударился о землю, но тут же вскочил и бросился к Чоли. Он встал под дядей, но тот молотил ногами и ударил Арлена по губам. Мальчик упал, чувствуя вкус крови, но не замечая боли. Он снова вскочил, схватил дядю за ноги и попытался приподнять, чтобы ослабить натяжение, но Арлен был слишком мал, а Чоли — чересчур тяжел. Мужчина продолжал задыхаться и дергаться.

— Помогите! — крикнул Арлен Рагену. — Он задыхается! На помощь!

Он увидел, как Раген достает копье из задка телеги. Вестник отпрянул и метнул его, почти не целясь. Копье перерубило веревку, и несчастный Чоли свалился на Арлена. Оба рухнули в грязь.

Раген мгновенно подскочил к ним и снял петлю с шеи Чоли. Без толку — мужчина продолжал задыхаться и хвататься за горло. Казалось, его глаза вот-вот выскочат из орбит, лицо густо побагровело. Арлен завопил, когда дядя бешено забился и замер.

Раген бил Чоли по груди и дышал ему в рот, но ничего не помогало. В конце концов вестник сдался, сел на землю и выругался.

Арлен не впервые видел смерть. Страшный призрак часто навещал Тиббетс-Брук. Но одно дело — умереть от когтей подземников или от простуды. И совсем другое — вот так.

— Почему? — спросил мальчик Рагена. — Почему он так отчаянно боролся за жизнь прошлой ночью и убил себя сейчас?

— Разве он боролся? Разве кто-то из них боролся? Или они только убегали и прятались?

— Я не… — начал Арлен.

— Арлен, иногда недостаточно спрятаться. Внутри что-то рвется, и тебе только кажется, будто ты спасся от демонов.

— Он ничего не мог поделать! С демонами сражаться нельзя.

— Я лучше сражусь с медведем в его собственной пещере, — ответил Раген, — и все же это возможно.

— Но вы сказали, что красийцы вымирают, — возразил Арлен.

— Вымирают, — согласился Раген. — Но они следуют зову сердца. Я знаю, это кажется безумием, Арлен, но в глубине души мужчины мечтают сражаться, как бывало в старинных легендах. Хотят защищать своих женщин и детей, как подобает мужчинам. Но не могут, потому что великие метки утрачены. Мужчины сжимаются в комок, словно кролики в клетке, и трясутся от страха по ночам. Но иногда, особенно если на их глазах погибают любимые, напряжение становится невыносимым и ломает хребет.

Он положил руку на плечо Арлену.

— Мальчик, мне жаль, что ты это видел. Я знаю, пока ты ничего не понимаешь…

— Нет, — возразил Арлен, — понимаю.

И Арлен действительно понял. Осознал необходимость сражаться. Он не надеялся победить, когда напал на Коби и его дружков. Скорее ожидал, что его изобьют до полусмерти. Но ему было все равно, когда он поднял палку. Он знал лишь, что не в силах больше терпеть, и собирался так или иначе положить конец насмешкам.

Приятно знать, что ты не одинок.

Арлен посмотрел на дядю, лежавшего на земле с широко распахнутыми от страха глазами. Он опустился на колени и кончиками пальцев прикрыл мертвецу веки. Чоли больше нечего бояться.

— Вы убили хотя бы одного подземника? — спросил он вестника.

— Нет, — покачал головой Раген. — Но мне доводилось с ними сражаться. Могу показать шрамы. Я не стремился убивать — только смыться или защитить товарищей.

Арлен поразмыслил над этим, когда они завернули Чоли в холстину, положили на задок телеги и поспешили в поселок. Джеф и Сильви уже погрузили вещи на телегу и с нетерпением ждали отъезда, но при виде мертвеца не стали бранить Арлена за опоздание.

Сильви завыла и бросилась на тело брата, но время поджимало, и нужно было вернуться на ферму до наступления ночи. Джефу пришлось удерживать жену, пока рачитель Харрал рисовал на холстине метку и читал молитву, предавая Чоли огню.

Часть выживших осталась в доме Брайна Лесоруба, прочих разобрали деревенские. Джеф и Сильви предложили кров двум женщинам. Норин Лесоруб было за пятьдесят. Ее муж умер несколько лет назад. Демоны убили ее дочь и внука. Мариа Тюк тоже была немолода — под сорок. Ее муж остался снаружи, когда тянули жребий, кому лезть в погреб. Обе женщины и Сильви скорчились в задке телеги Джефа, уткнувшись взглядами в колени. Арлен помахал на прощание Рагену, и отец щелкнул кнутом.

Лесной поселок почти скрылся из виду, когда Арлен вспомнил, что никому не рассказал о представлении жонглера.

Глава 2. Если бы напали на тебя. 319 п. в

Они едва успели убрать телегу и проверить метки, когда явились подземники. У Сильви не было сил готовить, и пришлось перекусить хлебом, сыром и колбасой. Все жевали без особой охоты. Демоны прибыли вскоре после заката, чтобы испытать метки на прочность, и каждый раз, когда магическая вспышка отбрасывала тварей, Норин кричала. Мариа так и не прикоснулась к еде. Она сидела на своем тюфяке, крепко обхватив колени руками, раскачивалась взад и вперед и хныкала при каждой вспышке магии. Сильвия убрала посуду, но осталась на кухне, и Арлен слышал, как она плакала.

Арлен хотел было пойти к матери, но Джеф поймал его за руку:

— Арлен, нам надо поговорить.

Они зашли в комнатку, где хранились тюфяк Арлена, коллекция гладких камешков из ручья, перышки и косточки. Джеф выбрал яркое перо дюймов десять длиной и принялся вертеть в руках, не глядя Арлену в глаза.

Знакомые признаки. Если отец не смотрит в глаза, предстоит неловкий разговор.

— То, что вы с вестником видели на дороге… — начал Джеф.

— Раген мне объяснил. Дядя Чоли уже умер, просто не сразу это понял. Некоторые люди могут пережить нападение, но потом все равно умирают.

Джеф нахмурился:

— Я бы сказал иначе. Но это похоже на правду. Чоли…

— Был трусом, — закончил Арлен.

Джеф удивленно посмотрел на него:

— Почему ты так думаешь?

— Он прятался в погребе, потому что боялся умереть, и убил себя, потому что боялся жить, — ответил Арлен. — Лучше бы он взял в руки топор и умер, сражаясь.

— Чтоб я больше этого не слышал, — рассердился Джеф. — Арлен, с демонами сражаться нельзя. Это бесполезно. Что толку, если тебя убьют?

Арлен покачал головой.

— Демоны — как драчуны, — сказал он. — Они нападают, потому что мы слишком напуганы, чтобы отбиваться. Я врезал Коби и его дружкам палкой, и они ко мне больше не приставали.

— То Коби, а то скальные демоны, — возразил Джеф. — Их палкой не отпугнешь.

— Должен быть способ, — уперся Арлен. — Люди убивали демонов. Об этом говорится во всех преданиях.

— В преданиях говорится, что с демонами сражались при помощи боевых меток, — ответил Джеф. — Но боевые метки утрачены.

— Раген сказал, что кое-где еще сражаются с демонами. Он считает, что это возможно.

— Надо мне потолковать с этим вестником, — пробурчал Джеф. — Нечего забивать тебе голову всякими глупостями.

— Почему? — удивился Арлен. — Может, прошлой ночью погибло бы меньше народу, если бы мужчины взялись за копья и топоры…

— Погибло бы не меньше, а больше, — отрезал Джеф. — Арлен, есть другие способы защитить себя и свою семью. Мудрость. Осторожность. Смирение. Мужество не в том, чтобы рваться в бессмысленный бой. Кто позаботится о женщинах и детях, если все мужчины отправятся в Недра, пытаясь убить тех, кого убить нельзя? Кто будет валить лес и строить дома? Охотиться, пахать, резать скот? Зачинать детей? Если все мужчины умрут, подземники победят.

— Подземники уже побеждают, — пробормотал Арлен. — Ты сам говоришь, что город становится меньше год за годом. Драчуны приходят снова и снова, если не дать им отпор.

Он поднял взгляд на отца.

— Неужели ты этого не чувствуешь? Неужели не хочешь сражаться?

— Разумеется, хочу, Арлен, — ответил Джеф. — Но не просто так. Когда это действительно важно, все мужчины готовы воевать. Животные убегают, если могут спастись бегством, и сражаются, если загнать их в угол. Таковы и люди. Но сражаться нужно, лишь когда это необходимо. Если бы подземники напали на тебя или твою маму, то я клянусь, что защищал бы вас до последней капли крови. Понимаешь, в чем разница?

Арлен кивнул:

— Наверное, понимаю.

— Вот и молодец. — Джеф стиснул его плечо.

* * *

Арлену всю ночь снились холмы до небес и огромные пруды, на поверхности которых умещался целый город. Желтый песок простирался до самого горизонта, обнесенная стеной крепость проглядывала за деревьями.

Но все это заслоняли ноги, лениво покачивавшиеся перед глазами. Мальчик посмотрел наверх и увидел собственное лицо, багровевшее в петле.

Он проснулся как от толчка, тюфяк был влажным от пота. Еще не рассвело, но темно-синее небо рдело на горизонте. Арлен запалил огарок, натянул комбинезон и, спотыкаясь, вышел в общую комнату. Пожевал вчерашнюю корку и поставил у двери корзину для яиц и кувшины для молока.

— Ты рано, — произнес кто-то за спиной.

Мальчик вздрогнул, обернулся и увидел Норин. Мариа еще лежала на тюфяке, но металась во сне.

— Встанешь раньше — шагнешь дальше, — ответил Арлен.

Норин кивнула:

— Мой муж тоже так говорил. Тюкам и Лесорубам при свечах не поработать, не то что Торгам.

— У меня куча дел. — Арлен посмотрел между ставен, скоро ли можно будет выйти за метки. — Жонглер выступает в полдень.

— Ясное дело, — согласилась Норин. — В твоем возрасте я тоже обожала жонглера. Я помогу тебе с работой.

— Не стоит, — возразил Арлен. — Папа говорит, вам надо отдыхать.

Норин покачала головой:

— От безделья в голову лезут непрошеные мысли. Надо отрабатывать свой хлеб. Я рубила дрова в поселке. Вряд ли кормить свиней и сажать кукурузу намного сложнее.

Арлен пожал плечами и протянул корзину для яиц.

С помощью Норин работа пошла быстрее. Женщина схватывала на лету, и ей было не привыкать к тяжелому труду. Когда из дома запахло яичницей с беконом, животные были накормлены, яйца собраны, коровы подоены.

— Хватит ерзать, — велела Сильви Арлену за завтраком.

— Юному Арлену не терпится увидеть жонглера, — пояснила Норин.

— Может, завтра, — сказал Джеф, и Арлен скис.

— Как же так! — воскликнул Арлен. — Но…

— Никаких «но», — отрезал Джеф. — В поселке еще много работы, и я обещал Селии помочь после полудня.

Арлен отодвинул тарелку и потопал в свою комнату.

— Отпустите мальчика, — сказала Норин, когда он ушел. — Мы с Мариа поможем.

Мариа подняла взгляд, услышав свое имя, но продолжила ковыряться в тарелке.

— Арлену вчера пришлось потрудиться. — Сильви закусила губу. — Нам всем пришлось. Пусть жонглер его немного развеселит. Неотложной работы вроде бы нет.

Джеф помедлил и кивнул.

— Арлен! — крикнул он.

Мальчик с надутым видом выглянул из комнаты.

— Сколько старый Хряк берет за выступление жонглера?

— С меня — нисколько, — выпалил Арлен, чтобы у отца не нашлось повода отказать. — Я вчера помогал носить товары из телеги вестника.

Это было не совсем правдой, и старый Хряк вполне мог разозлиться на то, что Арлен забыл рассказать о представлении. Но он еще успеет разнести весть по пути и привлечь достаточно зрителей, чтобы Руско пустил его за два кредита.

— Старый Хряк обычно добреет после приезда вестника, — заметила Норин.

— Еще бы, ведь он грабил нас всю зиму, — фыркнула Сильви.

— Ладно, Арлен, можешь идти, — разрешил Джеф. — Жду в поселке.

* * *

Дорога до Торга занимала почти два часа. Тележная колея, которую Джеф и другие местные жители регулярно расчищали, делала изрядный крюк к мосту в самом мелком месте ручья. Ловкий и шустрый Арлен мог сократить путь вдвое по скользким камням, торчащим из воды.

Сегодня он особенно старался выиграть время, чтобы заскочить за зрителями по пути. Он опрометью промчался по илистому берегу, уверенно огибая коварные корни и кустарник, поскольку ходил этой тропой сотни раз.

Арлен выбегал из леса на фермы, но никого не находил. Все либо гнули спину в полях, либо помогали в поселке.

Незадолго до полудня он добрался до Рыбного Места. На маленьком пруду виднелось несколько лодок, но что толку кричать? Больше в Рыбном Месте никого не было.

Мальчик пал духом. Вчера Хряк казался добродушным, но Арлен видел, каким он становится, если упускает прибыль. Он ни за что не разрешит посмотреть на жонглера всего за два кредита. Хорошо, если не отстегает прутом.

К изумлению Арлена, на площади собралось больше трех сотен людей со всего Брука. Рыбаки и Зыбуны, Хмели и Тюки. Не говоря уже о местных — Торгах, Швецах, Мельниках, Пекарях. Из Южного Дозора, разумеется, не было никого. Тамошний народ недолюбливает жонглеров.

— Арлен, мой мальчик! — Хряк распахнул объятия. — Я приберег тебе место в первом ряду и отправлю домой с мешком соли! Отличная работа!

Арлен удивленно таращился на него, пока не заметил рядом Рагена. Вестник подмигнул пареньку.

— Спасибо, — поблагодарил Арлен, когда Хряк отошел, чтобы отметить очередного зрителя в своей книге. Дэзи и Кэтрин торговали едой и элем.

— Людям нужно развеяться, — пожал плечами Раген. — Но ваш рачитель, похоже, считает иначе.

Он указал на Кирина, спорившего с рачителем Харралом.

— И не вздумай нести чушь о Напасти моей пастве! — Харрал ткнул Кирина в грудь. Он был вдвое тяжелее жонглера, и притом ни капли жира, литые мышцы.

— Чушь? — побледнел Кирин. — В Милне рачители вздернут жонглера, который не упомянет о Напасти!

— Плевать мне, что принято в Свободных городах, — ответил Харрал. — Это добрые люди. Им и так тяжело. Незачем твердить, будто они страдают, потому что недостаточно благочестивы!

— Что?.. — начал Арлен, но Кирин замолчал и направился в центр площади.

— Садись скорее, — посоветовал Раген.

* * *

Хряк исполнил свое обещание — Арлену досталось место в переднем ряду, где обычно сидели только маленькие дети. На него посматривали с завистью, и мальчику это нравилось. Ему редко завидовали.

Жонглер был высоким, как и положено милнцу. На нем был наряд из ярких лоскутков, — похоже, их стащили из мусорного ведра красильщика! Жидкую козлиную бородку морковного цвета и куцые усы хотелось как следует поскрести, — может, сотрутся? Все с удивлением судачили о его ярких волосах и зеленых глазах, особенно женщины.

Люди продолжали прибывать. Кирин расхаживал взад и вперед, жонглировал разноцветными деревянными шариками и шутил, разогревая толпу. По знаку Хряка жонглер взял лютню и запел сильным высоким голосом. Слушатели хлопали незнакомым песням и всей толпой подпевали известным, заглушая жонглера. Ну и что? Арлен не переживал и подтягивал не хуже других.

За музыкой последовали акробатические трюки и фокусы. Попутно Кирин высмеивал и мужей — женщины визжали от смеха, мужчины хмурились; и жен — мужчины хлопали себя по бедрам, женщины сердито сверкали глазами.

Наконец жонглер остановился и поднял руки, призывая к тишине. По толпе пробежал шепоток, и родители выпихнули самых маленьких детей вперед, чтобы лучше слышали. Малышка Джесси Хмель, которой было всего пять, забралась к Арлену на колени. Несколько недель назад он подарил ее семье пару щенков суки Джефа, и девочка льнула к нему при каждой встрече. Арлен держал Джесси на коленях и слушал историю Возвращения. Высокий голос Кирина стал низким и гулким, разносясь по всей площади.

— Мир не всегда был таким, как сейчас, — сообщил жонглер детям. — Совсем не таким. Когда-то человечество жило в равновесии с демонами. Те далекие времена зовутся Эпохой невежества. Кто-нибудь знает почему?

Он оглядел детей в первых рядах. Взметнулось несколько рук.

— Потому что тогда не было меток? — спросила девочка, на которую указал Кирин.

— Верно! — Жонглер сделал сальто, и дети радостно завопили. — Эпоха невежества была страшным временем, но демонов было мало, и всех они убить не могли. Как и сейчас, люди строили дома днем, а демоны сносили их каждую ночь. Мы боролись за жизнь и со временем научились избегать демонов и прятать от них еду и животных.

Он огляделся в притворном ужасе, забежал за спину ребенку и съежился.

— Мы рыли норы в земле, чтобы нас не нашли.

— Как кролики? — засмеялась Джесси.

— Именно! — Кирин прижал два пальца к голове и запрыгал, морща нос. — Мы выживали как могли, пока не научились писа́ть. И скоро обнаружили, что некоторые письмена способны оградить от подземников. Как они называются?

Он приставил ладонь к уху.

— Метки! — закричали все хором.

— Правильно! — В награду жонглер перекувырнулся через голову. — Метки могли защитить от подземников, и мы рисовали их лучше и лучше. Открывали все новые метки, пока не нашли такую, которая не просто сдерживала демонов. Она причиняла им вред!

Дети ахнули, и Арлен тоже затаил дыхание, хотя слышал этот рассказ каждый год. Он бы отдал все на свете за такую метку!

— Демонам это изобретение пришлось не по нутру, — усмехнулся Кирин. — Они привыкли, что мы убегаем и прячемся, и, когда мы дали отпор, ответили ударом на удар. Жестоким ударом. Так началась Первая война с демонами и вторая эпоха — Эпоха Избавителя. Создатель призвал Избавителя, чтобы возглавить наши армии, и с ним мы побеждали!

Он выбросил кулак в воздух, и дети радостно завопили. Это было заразительно, и Арлен весело пощекотал Джесси.

— Мы учились магии и тактике, дольше жили, плодились. Наши армии становились все больше, а демонов оставалось все меньше. Мы надеялись навсегда уничтожить подземников.

Жонглер замолчал и посерьезнел.

— А потом демоны внезапно пропали. С незапамятных пор они являлись каждую ночь. Но ночь за ночью проходила без демонов, и мы растерялись. — Он поскреб затылок в притворном замешательстве. — Многие верили, что демоны потеряли слишком много собратьев, сдались и в ужасе укрылись в Недрах.

Он попятился, зашипел, словно кошка, и задрожал от страха. Несколько детей подхватили игру и грозно на него зарычали.

— Избавитель видел, как демоны бесстрашно сражаются каждую ночь, — продолжил Кирин, — и не верил, что они отступили, но шли месяцы мирной жизни, и его армии начали таять.

Кирин взял лютню и сплясал под веселую мелодию.

— Человечество много лет наслаждалось плодами победы над подземниками. Но за годы без общего врага братские узы между людьми ослабели и порвались. Мы впервые выступили друг против друга, — зловеще произнес жонглер. — Войны вспыхивали повсюду, и враждующие стороны призывали Избавителя возглавить их, но он отвечал: «Я не стану сражаться с людьми, пока в Недрах жив хоть один подземник!» Избавитель повернулся спиной и покинул земли, повергнутые в хаос марширующими армиями.

Мелодия стала жизнеутверждающей.

— Те великие войны породили могущественные нации, и люди заселили весь мир. Эпоха Избавителя закончилась, и началась Эпоха науки. То было время нашего расцвета, но в нем крылась самая большая ошибка. Кто-нибудь знает какая?

Дети постарше знали, но Кирин знаком попросил их помолчать и дать ответить малышам.

— Мы забыли магию, — ответил Джим Лесоруб и вытер нос тыльной стороной ладони.

— Вот именно! — Кирин щелкнул пальцами. — Мы многое узнали о том, как устроен мир, о лекарствах и машинах, но забыли магию и, самое непростительное, забыли подземников. Через три тысячи лет никто больше не верил, что они когда-то существовали. Вот почему мы не были готовы, когда они вернулись.

Кирин помрачнел.

— За века забвения демоны умножились в числе. Триста лет назад неисчислимые полчища демонов поднялись из Недр, чтобы взять реванш. Целые города были разрушены той ночью, когда подземники праздновали свое возвращение. Мужчины пытались сражаться, но даже самое мощное оружие Эпохи науки — плохая защита от демонов. Эпоха науки сменилась Эпохой разрушения. Началась Вторая война с демонами.

Арлен мысленно видел ту ночь — как горят города, как люди в ужасе бегут прямо в лапы поджидающих демонов. Видел, как мужчины жертвуют собой, чтобы их семьи успели скрыться, как женщины заслоняют детей от когтей подземников. Но ярче всего он видел, как демоны пляшут, скачут в неистовом ликовании и кровь струится с их клыков и когтей.

Дети в ужасе отшатнулись. Кирин шагнул к ним.

— Война затянулась на годы, люди терпели поражение за поражением. Без Избавителя они не могли выстоять против подземников. Великие народы погибали за одну ночь, и все знания Эпохи науки сгорели в пляске огненных демонов. Ученые отчаянно искали ответы на развалинах библиотек. От науки проку не было, но спасение наконец нашлось в историях, которые считали выдумками и суевериями. Люди стали чертить на земле неуклюжие символы, чтобы защититься от подземников. В древних метках сохранилась сила, но дрожащие руки часто совершали ошибки, которые обходились слишком дорого. Уцелевшие собирали вокруг себя людей и защищали долгими ночами. Эти люди стали первыми метчиками, которые хранят нас и поныне. — Жонглер сурово посмотрел на толпу. — В следующий раз при встрече с метчиком поблагодарите его, ибо ему вы обязаны жизнью.

Этот вариант истории Арлен раньше не слышал. Метчики? В Тиббетс-Бруке все учатся рисовать метки с малолетства — прутиком на земле. Талант дан не каждому, но как можно не знать основной защиты от огненных, скальных, болотных, водяных, воздушных и лесных демонов?

— Теперь мы в безопасности, и пусть демоны творят что хотят за пределами круга. Отважные вестники, — Кирин указал на Рагена, — путешествуют от города к городу, разносят новости, сопровождают людей и товары.

Он прошелся и сурово посмотрел на перепуганных детей.

— Но мы сильны. Разве нет?

Дети кивнули, но в их глазах по-прежнему плескался страх.

— Что-что? — Кирин приложил ладонь к уху.

— Да! — завопила толпа.

— Когда Избавитель придет снова, мы будем готовы? Научим демонов вновь нас бояться?

— Да! — проревела толпа.

— Они вас не слышат! — крикнул жонглер.

— Да! — орали люди, вскидывая кулаки, и Арлен громче всех.

Джесси подражала ему, молотила воздух и визжала почище демона. Жонглер поклонился, дождался, пока толпа успокоится, поднял лютню и сыграл очередную песню.

* * *

Хряк не обманул — Арлен ушел из Торга с мешком соли. Хватит на много недель, даже с учетом Норин и Мариа. Соль не была смолота, но Арлен знал, что родители охотно смелют ее сами, чтобы не платить Хряку. Многие предпочли бы молоть соль самостоятельно, но старый Хряк не оставлял выбора — молол соль сразу после прибытия вестника и требовал доплаты.

Арлен пружинисто шагал по дороге к поселку. У дерева, на котором повесился Чоли, хорошее настроение мальчика улетучилось. Он вспомнил слова Рагена о борьбе с подземниками и мнение отца об осторожности.

Наверное, отец прав: прячься, если можешь, и сражайся, если должен. Даже Раген, похоже, согласен с этой философией. Но Арлен не мог отделаться от мысли, что малодушие тоже причиняет вред, хоть и незримый.

Он встретился с отцом в поселке и показал трофей. Отец хлопнул Арлена по спине. Остаток дня мальчик бегал взад и вперед, помогая возрождать поселок. Еще один дом починили и к ночи разрисуют метками. Поселок отстроят заново за несколько недель, и это в общих интересах, потому что без дерева зимой придется туго.

— Я обещал Селии помогать еще несколько дней, — сказал Джеф вечером, когда они нагружали телегу. — Ты остаешься на ферме за главного. Проверяй столбы с метками и пропалывай поля. Кажется, ты утром познакомил Норин со своими обязанностями? Пусть трудится во дворе, а Мариа поможет матери по дому.

— Хорошо, — ответил Арлен. Полоть поля и проверять столбы — нелегкий труд, но мальчик гордился оказанным ему доверием.

— Арлен, я на тебя рассчитываю, — предупредил Джеф.

— Я не подведу, — пообещал Арлен.

* * *

Несколько дней ничего не происходило. Сильви временами плакала, но работы хватало, и мать ни разу не пожаловалась, что приходится кормить лишние рты. Норин заботилась о животных, как будто занималась этим всю жизнь, и даже Мариа временами выглядывала из раковины, помогала подметать и готовить, ткала после ужина. Вскоре они с Норин начали работать во дворе по очереди. Обе женщины старались отрабатывать свой хлеб, хотя тоже печалились, когда не были заняты делом.

На руках Арлена вздулись пузыри от прополки, спина и плечи ныли в конце дня, но мальчик не жаловался. Единственная новая обязанность, которая пришлась ему по вкусу, — следить за охранными столбами. Арлен всегда любил рисовать метки. Он выучил основные защитные символы еще до того, как остальные дети приступили к учебе, а вскоре освоил и более сложные охранные сети. Джеф больше не проверял его работу. Рука Арлена была тверже, чем у отца. Рисовать метки — не то же самое, что бросаться на демона с копьем, но это лучше, чем ничего.

Джеф возвращался в сумерках, и Сильви оставляла ему воду из колодца, чтобы умыться. Арлен помогал Норин и Мариа запирать животных, а потом они ужинали.

Вечером пятого дня поднялся ветер, во дворе закружились пыльные вихри, хлопнула дверь хлева. Арлен чуял приближение дождя, и потемневшее небо говорило о том же. Мальчик надеялся, что отец тоже увидел приметы и вернется пораньше или заночует в поселке. Темные тучи означают ранние сумерки, а в ранних сумерках демоны порой встают до заката.

Арлен бросил работу в поле, чтобы помочь женщинам загнать перепуганных животных в хлев. Сильви тоже вышла во двор, задраила люк в погреб, проверила, не расшатались ли охранные столбы дневного загона. Когда показалась телега Джефа, времени почти не оставалось. Темнота надвигалась, и солнца уже не было видно. Подземники могли подняться в любой момент.

— Нет времени распрягать! — Джеф щелкнул кнутом, направляя Мисси к амбару. — Утром разберемся. Все в дом!

Женщины покорно укрылись за дверью.

— Успеем, если поспешим! — Арлен бросился к отцу, перекрикивая ветер. Мисси будет дуться несколько дней, если не распрячь ее на ночь.

Джеф покачал головой:

— Уже слишком темно! Ничего с ней не станется.

— Тогда запри меня в хлеву, — предложил Арлен. — Распрягу Мисси и пережду грозу с животными.

— Арлен, делай, что говорят! — Джеф соскочил с телеги, схватил сына за руку и вытащил из хлева.

Они вместе закрыли двери и опустили засов. Молния расколола небо. Метки на дверях хлева на мгновение вспыхнули, словно напоминая о предстоящем. В воздухе запахло дождем.

Отец и сын побежали к дому, опасливо высматривая дымку — предвестник появления демонов. Пока что дорога была свободна. Мариа держала дверь. Джеф с Арленом нырнули в дом, и первые тяжелые капли дождя взметнули пыль во дворе.

Мариа закрывала дверь, когда во дворе раздался вой. Все замерли.

— Это пес! — Мариа прижала ладонь ко рту. — Я привязала его к забору!

— Ночь с ним, — отрезал Джеф. — Закрой дверь.

— Что? — Арлен неверяще развернулся к отцу.

— Дорога еще свободна! — Мариа выскочила из дома.

— Мариа, нет! — Сильви бросилась за ней.

Арлен тоже метнулся к двери, но Джеф схватил его за лямки комбинезона и дернул.

— Сиди в доме! — Он направился к двери.

Арлен на мгновение отступил, но тут же снова бросился вперед. Джеф и Норин стояли на крыльце под защитой внешнего круга. Когда Арлен оказался на крыльце, пес промчался мимо него в дом. На шее собаки болталась веревка.

Во дворе стонал ветер, капли дождя жалили, словно осы. Арлен увидел, как Мариа и Сильви бегут к дому среди струек тумана. Как обычно, первыми пробудились огненные демоны, самые маленькие из подземников — не больше восемнадцати дюймов в холке. Они стояли на четвереньках, постепенно обретая плоть. Глаза, ноздри и пасти огненных демонов светились, как угольки.

— Сильви, беги! — завопил Джеф. — Беги!

Казалось, женщины успеют, но Мариа споткнулась и упала. Сильви обернулась, чтобы помочь ей, и в этот миг сгустился первый подземник. Арлен рванулся на помощь, но Норин цепко ухватила его за плечо.

— Не глупи, — прошипела женщина.

— Вставай! — Сильви дергала Мариа за руку.

— Нога! — рыдала Мариа. — Я не могу! Оставь меня!

— Ни за что! — отрезала Сильви. — Джеф! Помоги нам!

Подземники вставали по всему двору. Они заметили женщин и бросились к ним с радостным визгом. Джеф не шевелился.

— Пусти! — рявкнул Арлен и с силой наступил Норин на ногу.

Женщина завопила, и Арлен выдернул руку. Он схватил первое, что подвернулось, — деревянное ведро для молока — и выбежал во двор.

— Арлен, нет! — крикнул Джеф, но Арлен больше не желал его слушать.

Огненный демон размером не больше крупного кота запрыгнул Сильви на спину. Его когти разодрали ей плоть, превратив платье в кровавые лохмотья. Со своего насеста подземник плюнул огнем в лицо Мариа. Женщина завизжала — ее кожа обуглилась, волосы загорелись.

Арлен подбежал через мгновение и размахнулся ведром со всей силы. От удара оно разлетелось на мелкие щепки, но мальчику удалось сбить демона со спины матери. Сильви пошатнулась, но Арлен ее поддержал. Огненные демоны наступали, воздушные расправляли крылья, в дюжине ярдов постепенно сгущался скальный демон.

Сильви застонала, но встала. Арлен оттащил ее от Мариа, которая выла от нестерпимой муки. Дорогу домой преграждали огненные демоны. Скальный демон тоже заметил добычу и ринулся в атаку. На пути гиганта оказалось несколько воздушных демонов, собиравшихся взлететь, и он смахнул их в сторону когтистой лапой — так коса срезает колосья. Огненные демоны немедленно принялись рвать на части изуродованные тела воздушных.

Арлен воспользовался мгновенным замешательством и потащил мать от дома. В хлев тоже было не прорваться, но дорога к дневному загону еще оставалась свободна. Надо только опередить подземников. Сильви кричала не то от страха, не то от боли, но благодаря широкой юбке поспевала за сыном.

Когда Арлен пустился бежать, огненные демоны, наполовину окружившие добычу, бросились следом. Хлестал дождь, стонал ветер. Молния рассекла небо, на мгновение озарив преследователей и дневной загон, такой близкий, но все еще слишком далекий.

Двор был скользким от воды, но страх наделил мать и сына проворством, и они неслись со всех ног. Земля содрогалась под скальным демоном, каждый его шаг отзывался раскатом грома.

Арлен, скользя, остановился у загона и дернул задвижку. В этот миг огненные демоны настигли беглецов и выстроились в ряд, чтобы использовать свое самое страшное оружие. Они плюнули огнем и поразили обе цели. Расстояние ослабило залп, но одежда на мальчике занялась, запахло паленым. Арлена пронзил приступ боли, но он не обратил на это внимания, сумев-таки отворить дверь. Он попытался завести мать в загон, но еще один огненный демон прыгнул на нее и вонзил когти в грудь. Арлен рывком втащил мать в загон. Сильви с легкостью пересекла охранный круг, а подземника отбросила магическая вспышка. Его когти выскользнули, во все стороны брызнула кровь и ошметки плоти.

Одежда беглецов еще горела. Арлен обнял Сильви и бросился на землю, приняв удар на себя. Они катались по грязи, сбивая пламя.

Закрыть калитку былоневозможно. Демоны окружили загон и колотились об охранную сеть, вспышки магии разбегались по паутине меток. Но калитка — ерунда. Как и забор. Пока стоят меченые столбы, подземники не страшны.

В отличие от погоды. Ледяной дождь хлестал стеной. Сильви не могла подняться. Она вся была покрыта кровью и грязью. Сможет ли она справиться и с ранами, и с дождем?

Арлен, спотыкаясь, подошел к помойному корыту и перевернул его. Недоеденному свиньями обеду придется гнить в грязи. Арлен видел, как скальный демон ломится в охранную сеть, но магия устояла. Сквозь вспышки молний и струи огня мальчик разглядел Мариа. Огненные демоны кишели на ней, отрывали куски мяса и вприпрыжку отбегали полакомиться.

Через мгновение скальный демон сдался, потопал к Мариа и схватил ее за ногу, как живодер хватает кота. Гигант поднял женщину в воздух, и огненные демоны бросились врассыпную. Мариа захрипела, и Арлен в ужасе понял, что она еще жива. Мальчик завопил, порываясь броситься на помощь, но демон с омерзительным хрустом обрушил тело женщины на землю.

Арлен отвернулся до того, как тварь приступила к трапезе. Проливной дождь смывал слезы. Мальчик подтащил корыто к Сильви, оторвал подкладку от ее юбки и намочил под струями. Аккуратно стер грязь с ран и перевязал еще одним лоскутом — едва ли чистым, но хотя бы чище свиного навоза.

Мать дрожала. Арлен прижался к ней и накрылся корытом, чтобы защититься от дождя и вида торжествующих демонов.

Молния сверкнула аккурат перед тем, как он опустил корыто. Отец так и стоял на крыльце.

«Если бы подземники напали на тебя… или твою маму», — припомнил Арлен. Но похоже, ничто не вынудит Джефа Тюка драться, несмотря на все его обещания.

* * *

Ночь казалась бесконечной; о сне не могло быть и речи. Капли дождя размеренно стучали по корыту, и на Арлена и Сильви сыпались остатки помоев. Холодная грязь, в которой они лежали, воняла навозом. Сильви дрожала в бреду, и Арлен сжимал ее в объятиях, чтобы поделиться остатками тепла. Его руки и ноги онемели.

Арлена охватило отчаяние, и он заплакал матери в плечо. Она застонала и похлопала его по руке, и этот простой инстинктивный жест избавил мальчика от страха, разочарования и боли.

Он сразился с демоном и выжил. Он стоял среди подземных полчищ и уцелел. Пусть подземники бессмертны — их можно перехитрить. Можно обогнать.

И скальный демон показал, что им можно причинить вред, когда смел с дороги другого подземника.

Но какая разница, если такие, как Джеф, не станут сражаться с подземниками, даже чтобы защитить свои семьи? На что надеяться?

Арлен долго смотрел в темноту. Перед его мысленным взором стояло лицо отца, наблюдавшего за ними из охранного круга.

* * *

Дождь стих перед рассветом. Арлен воспользовался передышкой, чтобы приподнять корыто, но сразу пожалел об этом — нагретый за ночь воздух улетучился. Он снова опустил корыто, но время от времени выглядывал наружу, пока не начало светать.

Большинство подземников растаяло к рассвету, но кое-кто задержался, хотя темно-синее небо уже стало лиловым. Арлен поднял корыто и кое-как встал, тщетно пытаясь стряхнуть налипшую грязь и навоз.

Мальчик попробовал согнуть онемевшую руку, и ее пронзила боль. Огненный плевок оставил алый след. Хорошо, что Арлен с матерью провели ночь в холодной грязи, иначе ожоги болели бы намного сильнее.

Последние огненные демоны во дворе начали таять. Арлен вышел из загона и направился в хлев.

— Арлен, нет!

Мальчик поднял взгляд и увидел на крыльце Джефа. Отец следил за ним из безопасного места, завернувшись в одеяло.

— Еще не рассвело! Подожди!

Арлен пропустил его слова мимо ушей и распахнул дверь хлева. Мисси дулась, проведя ночь в упряжке, но до Торга как-нибудь доберется.

Мальчик вывел лошадь, и отец схватил его за руку.

— Жить надоело? — спросил Джеф. — Я научу тебя слушаться!

Арлен сбросил его руку и отвел глаза:

— Маме нужна Колин Тригг.

— Она жива? — недоверчиво спросил Джеф и резко повернулся к женщине, лежавшей в грязи.

— Не твоими стараниями, — отрезал Арлен. — Я отвезу ее в Торг.

— Мы отвезем, — поправил Джеф, бросился к жене и уложил ее на телегу. Они оставили Норин ухаживать за животными и искать останки несчастной Мариа и покатили в город.

Сильви обливалась потом. Ее ожоги были не страшнее, чем у Арлена, но когти огненных демонов прочертили глубокие борозды, из которых до сих пор сочилась кровь, а плоть уродливо распухла и покраснела.

— Арлен, я… — Джеф протянул к сыну дрожащую руку.

Мальчик отпрянул и отвернулся. Джеф вздрогнул, словно обжегся.

Арлен знал, что отцу стыдно. Раген прав. Возможно, Джеф даже ненавидит себя, как ненавидел Чоли. Но в сердце Арлена не было жалости. Его мать жестоко поплатилась за трусость Джефа.

Остаток пути они проделали молча.

Двухэтажный дом Колин Тригг был одним из самых больших в Бруке. На втором этаже жила семья Колин, на первом стояли больничные койки, которые редко пустовали.

Колин была невысокой, с большим носом и скошенным подбородком. Ей не исполнилось и тридцати, но она раздалась в талии, поскольку выносила шестерых детей. От ее одежды всегда пахло жжеными травами. Больных она потчевала отвратительным на вкус чаем — местные посмеивались над ним, но охотно пили при простуде.

Травница только взглянула на Сильви и велела нести ее в дом. Вопросов она не задавала — тем лучше, так как ни Арлен, ни Джеф не знали, что отвечать. Колин вскрыла первую рану, выпустив омерзительный бурый гной. Запахло гнилью. Знахарка промыла рану водой, посыпала молотыми травами и зашила. Внезапно Джеф позеленел и зажал рот ладонью.

— Только не здесь! — Колин указала Джефу на дверь.

Он выбежал из комнаты, и травница взглянула на Арлена:

— Ты тоже?

Мальчик покачал головой.

— Ты отважнее отца, — одобрительно кивнула Колин. — Принеси ступку и пестик. Я научу тебя готовить мазь от ожогов.

Колин наскоро приготовила мазь, показывая Арлену нужные горшочки и мешочки и объясняя, как смешивать ингредиенты. Арлен занялся ожогами матери, а травница вернулась к своей неприятной работе.

Закончив обрабатывать раны Сильви, Колин осмотрела Арлена. Мальчик поначалу протестовал, но мазь подействовала, по рукам разлилась прохлада, и он понял, как сильно горели ожоги.

— Она поправится? — спросил Арлен, глядя на мать. Дышала она ровно, но кожа вокруг ран была скверного цвета, и запах гнили не исчез.

— Не знаю. — Колин не привыкла лукавить. — Я никогда не видела таких жутких ран. Обычно, если подземники подбираются настолько близко…

— …тебе конец, — закончил Джеф с порога. — Они добили бы Сильви, если бы не Арлен.

Джеф опустил глаза и вошел в комнату.

— Арлен преподал мне ночью урок. Я понял, что наш главный враг — страх, а не подземники.

Джеф положил руки на плечи сына и заглянул ему в глаза.

— Я тебя больше не подведу, — пообещал он.

Арлен кивнул и отвернулся. Ему хотелось верить, но он никак не мог забыть, как отец стоял на крыльце, скованный страхом.

Джеф подошел к жене и стиснул ее влажную руку. Сильви потела и время от времени металась в забытье.

— Она умрет? — спросил Джеф.

Травница шумно выдохнула:

— Я неплохо вправляю кости и принимаю роды. Могу сбить жар и отвадить простуду. И даже промыть рану, нанесенную демоном, если она еще свежая. — Женщина покачала головой. — Это подземная лихорадка. Травы приглушили боль и помогли Сильви уснуть, но ей нужна знахарка получше меня.

— Но где ее взять? — спросил Джеф. — В Бруке нет других травниц.

— Моя наставница, — сказала Колин. — Старая Мей Фриман. Она живет на окраине Солнечного Выгона, в двух днях отсюда. Если уж Мей не сможет исцелить твою жену, то и никто не сумеет, но лучше поспеши. Лихорадка распространяется быстро, и если промедлить, то даже старая Мей не поможет.

— Как ее найти?

— Заблудиться не получится, — ответила Колин. — Дорога всего одна. Только не сверните на лесном распутье, если не хотите добираться до Милна несколько недель. Вестник отправился в Выгон пару часов назад, но по пути остановится в Бруке. Вы еще можете его догнать, если поспешите. Вестники возят с собой походные круги. Если отыщете вестника, вам не придется искать убежища на ночь и можно будет ехать до самой темноты. С ним вы обернетесь вдвое быстрее.

— Мы отыщем его во что бы то ни стало, — решительно молвил Джеф, и в сердце Арлена поселилась надежда.

* * *

Странная тоска сжимала сердце Арлена, когда он наблюдал с задка телеги, как таял вдали Тиббетс-Брук. Впервые в жизни он окажется больше чем в дне пути от дома. Он увидит другой город! Неделю назад подобное приключение было пределом грез. Но теперь он мечтал лишь о том, чтобы все стало как прежде.

Как прежде, когда ферме ничего не угрожало.

Как прежде, когда мать была здорова.

Как прежде, когда Арлен не знал, что его отец — трус.

Колин пообещала отправить одного из сыновей на ферму сообщить, что они уехали на неделю, а то и больше. Парень поможет Норин ухаживать за животными и проверять метки. Соседи пособят по хозяйству, но боль от утраты была еще слишком свежа, чтобы Норин проводила ночи одна.

Травница также дала им приблизительную карту, аккуратно свернутую и спрятанную в кожаный чехол. Бумага была редкостью в Бруке, и расставались с ней весьма неохотно. Арлен пришел от карты в восторг и изучал ее часами, хотя немногочисленных надписей прочесть не мог. Ни мальчик, ни его отец не знали грамоты.

На карте был обозначен путь до Солнечного Выгона и фермы, где можно попросить убежища, но расстояния представлялись туманно.

Мать Арлена спала беспокойно и купалась в поту. Время от времени она говорила или кричала бессмыслицу. Арлен обтирал ее влажной тряпочкой и поил едким чаем, как наказала травница, но ничего не помогало.

Наконец они добрались до дома Харла Таннера — фермера, жившего на окраине Брука. От Лесного поселка до фермы Харла было всего несколько часов езды, но солнце уже клонилось к вечеру.

Арлен виделся с Харлом и тремя его дочерьми на празднике летнего солнцестояния каждый год, пока два лета назад подземники не убили жену Таннера. Харл стал затворником, и его дочери тоже. Даже трагедия в поселке не выманила их за порог.

Три четверти полей Таннера были черными и выжженными, и только ближние к дому — засеянными под защитой меток. Костлявая молочная корова жевала жвачку на грязном дворе, возле курятника была привязана коза с торчащими ребрами.

Одноэтажный дом Таннеров был построен из камней, скрепленных глиной и грязью. На крупных камнях были намалеваны выцветшие метки — довольно грубые, на вкус Арлена. И все же они еще ни разу не подвели. Крыша была неровной, короткие и толстые охранные столбы торчали сквозь гнилую солому. С одной стороны к дому примыкал небольшой хлев с заколоченными окнами и покосившейся дверью. Через двор стоял второй, побольше, который выглядел еще хуже. Метки, может, и держатся, но остальное вот-вот рухнет.

— Впервые вижу дом Харла, — заметил Джеф.

— Я тоже, — солгал Арлен.

Немногие, кроме вестников, заходили дальше Лесного поселка, и в Торге любили посудачить об обитателях окраин. Арлен не раз украдкой бегал посмотреть на ферму Полоумного Таннера. Это было самым дальним его путешествием. Ему приходилось часами бежать во весь опор, чтобы вернуться до заката.

Несколько месяцев назад Арлен едва не опоздал. Он подглядывал за старшей дочерью Харла, Илэйн. Мальчишки уверяли, что у нее самые большие сиськи в Бруке, и Арлен хотел лично в этом убедиться. Его терпение было вознаграждено — Илэйн выбежала из дома в слезах. Она была печальна и прекрасна, и Арлену захотелось ее утешить, хотя она была на восемь лет старше. Разумеется, он не отважился, но наблюдал за ней дольше, чем следовало, и едва не поплатился за свое любопытство на закате.

Когда они подъехали к ферме, залаял шелудивый пес, и на крыльцо вышла девушка с печальными глазами.

— Надо бы попроситься на ночлег, — заметил Джеф.

— До темноты еще несколько часов, — покачал головой Арлен. — Даже если мы не догоним Рагена, на карте есть еще одна ферма у поворота на Свободные города.

Джеф посмотрел на карту через плечо Арлена:

— Еще далеко.

— Мама не может ждать, — возразил Арлен. — Весь путь мы сегодня не одолеем, но каждый час приближает ее к исцелению.

Джеф посмотрел на потную Сильви, на солнце и кивнул. Они помахали девушке на крыльце, но не остановились.

За следующие несколько часов они покрыли немалое расстояние, но не нашли ни вестника, ни другой фермы. Джеф взглянул на оранжевое небо.

— Осталось меньше двух часов до темноты. Пора поворачивать. Мы еще успеем вернуться к Харлу, если поспешим.

— Ферма может быть за следующим поворотом, — заспорил Арлен. — Мы найдем ее.

— Откуда тебе знать? — Джеф сплюнул за бортик телеги. — Карта бестолковая. Надо поворачивать, пока не поздно, и нечего спорить.

Глаза Арлена неверяще распахнулись.

— Мы потеряем полдня, не говоря уже о ночи! Мама может умереть за это время!

Джеф снова посмотрел на жену, которая потела в коконе из одеял и судорожно втягивала воздух. С грустью оглядел удлинившиеся тени и едва сдержал дрожь.

— Если нас застигнут после заката, — тихо ответил он, — мы все умрем.

Арлен замотал головой, не дожидаясь, пока отец договорит.

— Можно… — заикнулся он. — Можно нарисовать метки на земле. Вокруг телеги.

— А если их развеет ветром? Что тогда?

— Ферма может быть за следующим холмом! — настаивал Арлен.

— Или в двадцати милях дальше, — парировал отец. — А может, она сгорела год назад. Кто знает, что случилось с тех пор, как нарисовали эту карту?

— По-твоему, мама не стоит риска? — возмутился Арлен.

— Не говори мне, чего она стоит! — Джеф едва не отвесил ему затрещину. — Я люблю ее всю свою жизнь! Я лучше знаю! Но я не собираюсь рисковать нашими жизнями. Сильви продержится ночь. Ей придется!

С этими словами он натянул поводья, развернул телегу, хлестнул Мисси кожаными ремнями по бокам и пустил в обратный путь. Лошадь помчалась во весь опор, напуганная приближением темноты.

Арлен снова повернулся к Сильви, глотая горькие слезы бессильной злобы. Он смотрел, как тело матери безжизненно подскакивало в телеге, когда колеса налетали на камень или выбоину. Отец мог думать что угодно. Арлен знал, что шансы Сильви выжить сократились вдвое.

* * *

Солнце почти село, когда они завидели одинокую ферму. Перепуганный Джеф погнал не менее устрашенную Мисси во весь опор. Арлен бросился к матери, тело которой подскакивало на ухабах, и крепко обнял ее, принимая на себя синяки и удары.

Но не все; мальчик чувствовал, как расходятся аккуратные стежки Колин и раны снова начинают кровоточить. Если Сильви не умрет от подземной лихорадки, ее может доконать скачка.

Джеф подогнал телегу прямо к крыльцу и завопил:

— Харл! Помоги!

Дверь распахнулась почти мгновенно — они даже не успели слезть с телеги. На пороге появился мужчина в поношенном комбинезоне и с вилами в руке. Харл был худым и жилистым, как сушеное мясо. За его спиной стояла крепкая молодая женщина — Илэйн. Она сжимала короткую лопату с металлическим наконечником. Когда Арлен видел Илэйн в прошлый раз, она плакала от испуга, но сейчас в ее глазах не было страха. Она подошла к телеге, не обращая внимания на ползучие тени.

Джеф поднял Сильви с телеги, и Харл кивнул.

— Неси в дом, — приказал он.

Джеф торопливо пересек охранный круг и с облегчением выдохнул.

— Открой большой хлев! — велел Харл дочери. — В маленький телега не влезет.

Илэйн подобрала юбки и побежала. Харл повернулся к Арлену:

— Поставь телегу в хлев, мальчик! Да поскорее!

Арлен повиновался.

— Нет времени распрягать лошадь, — сказал фермер. — Придется ей потерпеть.

Вторую ночь подряд. Наверное, Мисси уже никогда не распрягут.

Харл и Илэйн поспешно закрыли дверь хлева и проверили метки.

— Чего ждешь? — рявкнул фермер на Арлена. — Бегом в дом! Они вот-вот явятся!

Не успел он договорить, как поднялись первые демоны. Харл и Арлен помчались к дому среди паучьих когтистых лап и рогатых голов, выраставших прямо из земли.

Они огибали смерть слева и справа, окрыленные возбуждением и страхом. Первые подземники — проворные огненные демоны — сгустились и бросились в погоню. Пропустив Арлена и Илэйн вперед, Харл развернулся и вонзил вилы в самую гущу тварей.

Фермер попал в грудь бежавшего впереди демона, и тварь упала на своих собратьев. Но даже у крошечного огненного демона оказалась слишком шишковатая и толстая шкура. Подземник схватил вилы когтями, плюнул огнем — деревянный черенок вспыхнул — и отшвырнул оружие в сторону.

Удар не причинил вреда подземникам, но задержал их. Демоны бросились вперед, но резко остановились, когда Харл вскочил на крыльцо. Охранный круг преградил им путь не хуже кирпичной стены. Вспышка магии отбросила тварей во двор. Харл вбежал в дом, запер дверь и прислонился к ней спиной.

— Хвала Создателю, — пробормотал он, задыхаясь и белый как мел.

* * *

В доме Харла было душно и жарко, пахло сыростью и мусором. Кишащий насекомыми тростник на полу впитал часть воды, просочившейся через гнилую крышу, но был далеко не свежим. В доме жили две собаки и несколько кошек — приходилось ступать осторожно. Над огнем висел каменный котелок, и к прочим запахам примешивалась кислая вонь похлебки, которую непрерывно варили, ели и подливали по мере необходимости. За лоскутной занавеской в углу скрывался горшок.

Арлен худо-бедно перевязал раны матери. Затем Илэйн и ее сестра Бени забрали Сильви в свою комнату, а младшая дочь Харла, Ренна, поставила на стол еще две потрескавшиеся деревянные миски для Арлена и его отца.

В доме было всего три комнаты: одна для девочек, другая для Харла и общее помещение, где они готовили, ели и работали. Потрепанная занавеска отделяла очаг и обеденный стол. Меченая дверь вела из общей комнаты в малый хлев.

— Ренна, проверьте с Арленом метки, пока мужчины разговаривают, а мы с Бени приготовим ужин, — велела Илэйн.

Ренна кивнула, взяла Арлена за руку и потащила за собой. Ей было почти десять лет — всего на год младше Арлена. На ней была простая рубашка, поношенная и аккуратно заштопанная. Каштановые локоны, перевязанные тряпочкой, выбились из прически и обрамляли круглое чумазое личико.

— Эта стерлась. — Девочка указала на метку на подоконнике. — Наверное, кошка наступила.

Ренна достала уголек из набора для рисования меток и аккуратно заполнила пропуск.

— Так не пойдет, — возразил Арлен. — Линии должны быть ровными. Иначе метки слабеют. Надо нарисовать заново.

— Мне не разрешают рисовать метки, — прошептала Ренна. — Я должна звать отца или Илэйн, если не могу исправить сама.

— Я могу исправить.

Арлен взял уголек, осторожно стер старую метку и уверенно нарисовал новую. Отступил, осмотрел окно и быстро заменил еще несколько штук.

Харл заметил, чем они занимаются, и нервно вскочил, но Джеф успокоил его и усадил на место.

Арлен был доволен собой.

— Даже скальный демон не пройдет, — с гордостью заявил он.

Он оглянулся и увидел, что Ренна смотрит на него.

— Что?

— Ты выше, чем помнилось. — Девочка опустила глаза и смущенно улыбнулась.

— Еще бы, года два прошло, — ответил Арлен, не зная, что еще сказать.

Когда они закончили осмотр, Харл подозвал дочь. Они с Ренной тихо переговорили, и Арлен заметил, что девочка взглянула на него раз-другой, но слов не расслышал.

На ужин подали грубую, но сытную похлебку из пастернака, кукурузы и неопознаваемого мяса. За едой отец с сыном поведали свою историю.

— Зря вы к нам не заглянули, — сказал Харл. — Мы не раз бывали у старой Мей Фриман. Это ближе, чем тащиться к Тригг. Коли обратная дорога заняла два часа, вы бы скоро добрались до фермы Мэка Выгона. От него до старой Мей около часа. Городская жизнь ей не по нутру. Наддали бы ходу — ели бы похлебку у Мей.

Арлен треснул ложкой по столу. Все уставились на него, но он даже не заметил — не сводил глаз с отца.

Джеф долго не выдержал и повесил голову.

— Откуда мне было знать, — несчастно произнес он.

Илэйн погладила его по плечу:

— Не корите себя за осторожность. — Девушка с упреком посмотрела на Арлена. — Вырастешь — поймешь.

Арлен резко встал из-за стола, прошел за занавеску и свернулся клубком у окна, наблюдая за демонами через щель в ставнях. Подземники вновь и вновь пытались проникнуть за метки, но Арлену казалось, что магия не защищает, а держит его в плену.

* * *

— Поиграйте с Арленом в хлеву, — приказал Харл младшим дочерям, когда все доели. — Илэйн уберет посуду. Дайте взрослым потолковать.

Бени и Ренна вскочили и бросились за занавеску. Арлену не хотелось играть, но девочки не дали ему вставить и слова — подняли на ноги и поволокли в хлев.

Бени зажгла потрескавшийся фонарь, и в хлеву стало немного светлее. Арлен насчитал двух старых коров, четырех коз, свинью с восемью поросятами и шесть куриц. Все были худыми и костлявыми, недокормленными. Даже у свиньи торчали ребра. Животных едва хватало, чтобы прокормить Харла с дочерьми.

Хлев был ничуть не лучше. Половина ставней была сломана, солома на полу сгнила. Козы проделали дыру в стойле и таскали сено у коров. Грязь, помои и навоз в свином стойле слиплись в единую массу.

Ренна таскала Арлена от стойла к стойлу.

— Папа запрещает давать клички животным, но мы потихоньку их назвали. Это Копытце, — она указала на корову. — У нее кислое молоко, но папа говорит, что все в порядке. А рядом с ней — Ворчунья. Она брыкается, но только если доить ее грубо или поздно. Коз зовут…

— Арлену плевать на животных, — перебила Бени.

Она схватила Арлена за руку и потащила. Бени была старше и выше сестры, но Арлену больше нравилась Ренна. Дети забрались на сеновал и плюхнулись на чистое сено.

— Сыграем в убежище? — Бени достала из кармана кожаный мешочек и бросила на настил четыре деревянные кости.

На костях были нарисованы символы: огонь, камень, вода, воздух, дерево и метка. В эту игру играли по-разному, но большинство сходилось в том, что надо выкинуть три метки, прежде чем выпадут четыре одинаковых символа демонов.

Они поиграли в кости. У Ренны и Бени были собственные правила. Арлен подозревал, что они изобрели их, чтобы выигрывать.

— Две метки три раза подряд считаются за три, — заявила Бени, выкинув именно такую комбинацию. — Мы победили.

Арлен был не согласен, но что толку спорить?

— Мы выиграли, и ты должен сделать, что мы скажем, — продолжила Бени.

— Не должен, — возразил Арлен.

— Должен! — настаивала Бени.

Арлену снова показалось, что спорить нет смысла.

— И что мне придется делать? — подозрительно спросил он.

— Давайте играть в чмоки! — захлопала в ладоши Ренна.

Бени влепила сестре подзатыльник:

— Сама знаю, тупица!

— Какие еще чмоки? — спросил Арлен. Он заподозрил, что уже знает ответ.

— Увидишь, — ответила Бени, и девочки рассмеялись. — Это игра для взрослых. Папа иногда играет в нее с Илэйн. Научишься, когда женишься.

— Это вроде брачных клятв? — настороженно спросил Арлен.

— Нет, глупыш, это вот как. — Бени положила руки Арлену на плечи и прижалась губами к его губам.

Арлен никогда еще не целовался. Бени разомкнула губы, и он сделал то же самое. Они стукнулись зубами и отпрянули друг от друга.

— Ой! — вскрикнул Арлен.

— Бени, ты слишком сильно целуешься, — упрекнула Ренна. — Теперь моя очередь.

Разумеется, Ренна целовалась намного нежнее. Арлену понравилось. Ее губы приятно согревали, как огонь в холода.

— Вот как надо, — сказала Ренна, когда они отстранились друг от друга.

— Мы сегодня спим вместе, — ответила Бени. — Можем потренироваться.

— Извините, что пришлось отдать кровать моей маме, — сказал Арлен.

— Ничего, — ответила Ренна. — Мы спали вместе каждую ночь, пока мама не умерла. Но теперь Илэйн спит с папой.

— Почему? — спросил Арлен.

— Мы не должны об этом говорить, — прошипела Бени.

Ренна не обратила на нее внимания, но понизила голос:

— Илэйн говорит, после смерти мамы папа сказал, что теперь ее черед о нем позаботиться.

— В смысле, готовить и шить? — уточнил Арлен.

— Нет, вроде игры в чмоки, — ответила Бени. — Только для нее обязательно нужен мальчик.

Она потянула его за комбинезон.

— Покажи нам свою штучку — научим.

— Ничего я не покажу! — попятился Арлен.

— Почему? — спросила Ренна. — Бени научила Люцика Хмеля, и он теперь все время хочет играть.

— Папа и отец Люцика сказали, что мы сговорены, — похвастала Бени. — Так что нам можно. Вас с Ренной тоже сговорят, значит ты должен показать ей свою штучку.

Ренна прикусила палец и отвернулась, но краешком глаза поглядывала на Арлена.

— Вранье! — крикнул Арлен. — Ни с кем я не сговорен!

— А о чем, по-твоему, сейчас толкуют взрослые? — спросила Бени.

— Ни о чем!

— Сам послушай!

Арлен взглянул на девочек, спустился по лестнице и тихо проскользнул в дом. За занавеской раздавались голоса. Он подкрался поближе.

— Я бы сразу забрал Люцика, — признался Харл, — но Фернан сказал, пусть еще сезон варит сусло. На ферме не хватает рук, мы едва сводим концы с концами, особенно после того, как курицы перестали нестись и одна из коров прокисла.

— Мы заберем Ренну на обратном пути, — пообещал Джеф.

— Скажем им, что они сговорены? — спросил Харл.

Арлен затаил дыхание.

— Чего ж не сказать?

Харл фыркнул.

— Лучше подожди до завтра. Скажешь по дороге. Мальчишки иногда закатывают сцены. Девочкам это обидно.

— И то верно, — согласился Джеф.

Арлену захотелось кричать.

— Уж я-то знаю. Можешь мне поверить: девчонки переживают из-за всяких пустяков. Правда, Лэйни?

Раздался шлепок, Илэйн взвизгнула.

— Пару часов поплачут — и горя как не бывало, — добавил Харл.

Молчание затянулось, и Арлен попятился обратно к двери хлева.

— Пойду спать, — проворчал Харл.

Арлен замер.

— Лэйни, Сильви спит в твоей кровати, — продолжил фермер. — Можешь лечь у меня, но сперва помой посуду и уложи сестер.

Арлен спрятался за верстаком. Харл сходил в уборную и закрылся в своей комнате. Мальчик хотел вернуться в хлев, но тут заговорила Илэйн.

— Я тоже хочу уехать, — выпалила она, едва за ее отцом закрылась дверь.

— Что? — переспросил Джеф.

Арлен видел их ноги под занавеской. Илэйн обошла стол и села рядом с Джефом.

— Забери меня, — повторила Илэйн. — Умоляю! Люцик позаботится о Бени. Мне надо уехать.

— Почему? — спросил Джеф. — Разве вам не хватит еды на троих?

— Дело не в этом. Неважно. Я скажу папе, что пошла работать в поле, когда вы вернетесь за Ренной. Встречу вас на дороге. Когда отец сообразит, что я сбежала, между нами проляжет ночь. Он не отправится в погоню.

— Не уверен, — заметил Джеф.

— Ваша ферма очень далеко. — Арлен заметил, что Илэйн положила руку на колено Джефа. — Я буду работать. Я отплачу.

— Я не стану красть у Харла дочь, — ответил Джеф. — К чему мне с ним ссориться?

Илэйн сплюнула.

— Старый негодяй сослался, что Сильви спит в моей кровати, — тихо сказала она. — А на самом деле он меня бьет, если я с ним не ложусь. Каждую ночь, когда Ренна и Бени уснут…

Джеф долго молчал.

— Понятно, — наконец сказал он, сжал кулак и попытался встать.

— Не надо, — попросила Илэйн. — Ты его не знаешь. Он тебя убьет.

— И что, мне стоять и смотреть? — спросил Джеф.

Арлен не понимал, из-за чего сыр-бор. Что с того, если Илэйн ляжет в комнате Харла?

Илэйн придвинулась к отцу Арлена.

— Кто-то должен позаботиться о Сильви, — прошептала она. — А если она не выживет…

Она наклонилась еще ближе и погладила Джефа между ног, как Бени пыталась погладить Арлена.

— Хочешь — стану твоей женой? Нарожаю полный дом детишек.

Джеф застонал.

Арлен вспыхнул, его затошнило. Он сглотнул и ощутил во рту горечь. Ему хотелось закричать и выдать заговорщиков Харлу. Фермер сразился с подземником ради дочери! Джеф на подобное не способен. Арлен представил, как Харл бьет его отца. Приятное зрелище.

Джеф помедлил и оттолкнул Илэйн:

— Нет. Завтра мы отвезем Сильви к травнице, и она поправится.

— Тогда забери меня. — Илэйн упала на колени.

— Я… подумаю, — ответил отец Арлена.

В этот миг Бени и Ренна выбежали из хлева. Арлен вскочил, делая вид, будто только что вошел вместе с девочками. Илэйн поспешно встала. Кричать было поздно.

Уложив сестер спать и выдав Арлену и Джефу пару грязных одеял в общем помещении, Илэйн глубоко вдохнула и вошла в комнату отца. Вскоре Арлен услышал, как Харл тихо хрюкает, а Илэйн приглушенно стонет. Притворившись, будто не слышит, мальчик взглянул на отца. Джеф кусал кулак.

* * *

Арлен встал перед самым рассветом, когда все еще спали. Он открыл дверь и нетерпеливо уставился на подземников. Твари шипели и рвали воздух когтями по другую сторону охранного круга. Когда последний демон во дворе растаял, Арлен вышел из дома и напоил Мисси и лошадей Харла в большом хлеву. Кобыла была в дурном настроении и укусила его.

— Еще денек, — утешил ее Арлен и повесил Мисси торбу с кормом на шею.

Когда он вернулся в дом и постучал по дверному косяку комнаты Ренны и Бени, его отец еще спал. Бени отдернула занавеску, и Арлен сразу заметил, что сестры встревожены.

— Она не просыпается, — выдавила Ренна, стоявшая на коленях возле матери Арлена. — Я знаю, вы хотели уехать на рассвете, но когда я попыталась ее растолкать…

Со слезами на глазах девочка указала на кровать.

— Она такая бледная!

Арлен бросился к матери, взял за руку. Пальцы Сильви были холодными и липкими, лоб горел. Она неровно и мелко дышала, от нее несло гнилью. Повязки пропитались желтовато-коричневым гноем.

— Папа! — крикнул Арлен.

Через мгновение в комнату вбежали Джеф и Илэйн, за ними Харл.

— Времени в обрез, — сказал Джеф.

— Возьмите мою лошадь в придачу, — предложил Харл. — Будете менять, когда притомятся. Если поднажмете, к вечеру доберетесь до Мей.

— Мы у тебя в долгу, — сказал Джеф, но Харл отмахнулся.

— Не мешкайте. Илэйн соберет поесть в дорогу.

Ренна поймала Арлена за руку, когда он повернулся к двери.

— Мы сговорены, — прошептала она. — По вечерам я буду ждать на крыльце твоего возвращения.

Она поцеловала его в щеку. Ее губы были мягкими, и Арлен еще долго чувствовал их прикосновение.

* * *

Телега с грохотом подскакивала на разбитой дороге. Они остановились только раз, чтобы сменить лошадей. Арлен с отвращением покосился на еду, которую собрала Илэйн. Джеф уписывал за обе щеки.

Ковыряя грубый хлеб и жесткий вонючий сыр, Арлен подумал, что мог ошибиться. Возможно, он неправильно истолковал услышанное и Джеф, не задумываясь, отверг Илэйн.

Через миг соблазнительная иллюзия разлетелась вдребезги.

— Как тебе младшая дочка Харла? — спросил Джеф. — Вы с ней вроде познакомились поближе.

Это было сродни удару под дых.

— Ренна? — Арлен притворился, будто ни о чем не подозревает. — Вроде ничего. А что?

— Я потолковал с Харлом. Мы заберем ее на ферму на обратном пути.

— Зачем?

— Ухаживать за твоей мамой, помогать по хозяйству и… не только.

— Что — не только?

— Мы с Харлом надеемся, что вы поладите.

— А если нет? — спросил Арлен. — Если мне неохота, чтобы какая-то девка таскалась за мной целыми днями и просила поиграть в чмоки?

— Со временем тебе понравится играть в чмоки.

— Пусть тогда и приходит. — Арлен пожал плечами и сделал вид, будто не понимает, куда клонит отец. — Почему Харлу неймется сбыть ее с рук?

— Ты же видел, в каком состоянии ферма; они едва сводят концы с концами. Харл очень любит дочерей и хочет для них самого лучшего. А самое лучшее — выдать их замуж пораньше, чтобы зятья помогали на ферме, чтобы успеть увидеть внуков. Илэйн уже старше большинства невест. Люцик Хмель осенью начнет помогать Харлу. Все надеются, что они с Бени поладят.

— Похоже, у Люцика тоже нет выбора, — проворчал Арлен.

— Да он счастлив жениться на Бени! — разозлился обычно спокойный Джеф. — Арлен, жизнь не усыпана розами. В Бруке намного больше мальчиков, чем девочек. Ты же не хочешь потратить жизнь впустую? Каждый год старость, болезни и подземники пожинают обильную жатву. Не будет детей — и Тиббетс-Брук вымрет, как сотни деревень до него! Нельзя этого допустить!

Арлен благоразумно промолчал.

Через час Сильви закричала. Отец с сыном обернулись и увидели, что она пытается встать на ходу, хватается за грудь, дышит с жутким присвистом. Арлен бросился в задок телеги, и мать неожиданно крепко обняла его, выкашливая вязкую мокроту на рубашку. Сильви смотрела прямо на него выпученными, налитыми кровью глазами, но словно не узнавала. Арлен завопил, когда мать забилась в конвульсиях, и попытался ее удержать.

Джеф остановил телегу и вместе с сыном уложил Сильви. Женщина корчилась, хрипло кричала. Она в последний раз изогнулась, как Чоли, и замерла.

Джеф посмотрел на жену, запрокинул голову и взвыл. Арлен едва не прокусил губу, пытаясь сдержать слезы, но все же не утерпел. Отец и сын вместе рыдали над телом Сильви.

Немного успокоившись, Арлен вяло огляделся. Он пытался сосредоточиться, но мир плыл перед глазами, словно во сне.

— И что теперь? — наконец спросил он.

— Повернем обратно, — слова отца резали, как нож. — Отвезем ее домой и сожжем. Попробуем жить дальше. Кто-то должен позаботиться о ферме и животных, и даже с помощью Ренны и Норин придется попотеть.

— Ренны? — недоверчиво переспросил Арлен. — Мы все равно берем ее с собой? Несмотря ни на что?

— Арлен, жизнь продолжается. Ты уже почти взрослый мужчина, а мужчине нужна жена.

— Ты и себе жену присмотрел? — выпалил Арлен.

— Что?

— Я слышал вас с Илэйн прошлой ночью! — закричал Арлен. — Ты уже нашел новую жену! На маму тебе наплевать! Ты уже нашел, кому засунуть свою штучку! По крайней мере, пока Илэйн не убьют, потому что у тебя кишка тонка ей помочь!

Отец ударил Арлена; звонкая пощечина разорвала утреннюю тишину. Его злость мгновенно утихла, он потянулся к сыну.

— Арлен, прости!.. — выдавил он, но мальчик отшатнулся и соскочил с телеги.

Джеф звал сына, но тот метнулся в придорожный лес, даже не обернувшись.

Глава 3. Ночь в одиночестве. 319 п. в

Арлен опрометью бежал через лес, резко поворачивал, путал следы. Отец не должен его отыскать! Крики Джефа стихли, и Арлен понял, что тот вовсе не гонится за ним.

«И правда, к чему тратить силы? — подумал мальчик. — Он знает, что я вернусь домой до заката. Куда я денусь?»

«Куда угодно», — явился непрошеный ответ. В глубине сердца Арлен знал, что это правда.

Он не может вернуться на ферму и делать вид, будто ничего не случилось. Не может равнодушно наблюдать, как Илэйн занимает место его матери. Даже хорошенькая Ренна с мягкими губами будет постоянно напоминать, что он потерял и почему.

Но куда ему пойти? Отец прав по крайней мере в одном. Нельзя бежать вечно. Надо найти убежище до темноты, иначе эта ночь станет для него последней.

Возвращаться в Тиббетс-Брук нельзя. Его, конечно, приютят, но наутро за ухо отведут домой. Он ничего не добьется, кроме порки.

Тогда в Солнечный Выгон? Местные туда практически не ездят, разве что возят грузы для Хряка. Только вестники.

Колин сказала, что Раген возвращается в Свободные города через Солнечный Выгон. Арлену нравился Раген — единственный взрослый, который не смотрел на него свысока. Вестник и Кирин опередили мальчика на день и ехали верхом, но если поспешить, то, возможно, их удастся догнать и попросить взять с собой в Свободные города.

Карта Колин до сих пор висела у Арлена на шее. На ней была нарисована дорога в Солнечный Выгон и встречные фермы. Даже в лесной глуши мальчик не сомневался, где север.

К полудню он отыскал дорогу или, вернее, дорога нашла его. Он вышел прямо на нее. Наверное, потерял чувство направления среди деревьев.

Арлен прошагал несколько часов, но не увидел ни ферм, ни дома старой травницы. Он взглянул на солнце и забеспокоился. Если он идет на север, то солнце должно быть слева, но оно находилось впереди.

Он остановился и посмотрел на карту. Так и есть! Он идет в Свободные города, а не в Солнечный Выгон. Хуже того, сразу за поворотом на Свободные города карта кончалась.

Возвращаться было страшно. Кто знает, найдет ли он убежище вовремя? Арлен сделал шаг назад.

«Нет, — решил он. — Пусть отец возвращается. Я пойду вперед во что бы то ни стало».

Арлен снова зашагал по дороге, оставив Тиббетс-Брук и Солнечный Выгон позади. С каждым шагом идти становилось все легче.

Через несколько часов деревья сменились сочными бескрайними лугами, нетронутыми ни плугом, ни скотом. Мальчик поднялся на вершину холма, глубоко вдыхая чистый свежий воздух. Из земли выступал валун. Арлен забрался на него, озирая огромный мир, до которого всегда мечтал дотянуться. Жилья нигде не было видно. Негде попросить убежища. Арлен страшился предстоящей ночи, но смутно, как смерти от старости.

День сменился вечером, и мальчик стал присматривать место для стоянки. Рощица. Неплохо! Под деревьями мало травы и можно нарисовать метки. Но вдруг лесной демон заберется на дерево и бросится в охранный круг сверху?

Каменистый холмик. Арлен постоял на нем, но ветер был слишком сильным. Он может испортить метки, и от них не будет никакого проку.

Наконец Арлен набрел на место, выжженное огненными демонами. Новые ростки еще не пробились сквозь золу, земля под ногами была твердой. Арлен расчистил участок и начал рисовать охранный круг. Времени было мало, и тот вышел небольшим. Спешка может все испортить.

Арлен острой палочкой рисовал знаки на земле, аккуратно сдувая лишнее. Больше часа мальчик наносил метку за меткой, часто отступая и проверяя, правильно ли выровнены символы. Его руки двигались уверенно и ловко, как всегда.

Наконец круг диаметром шесть футов был готов. Арлен три раза проверил метки и не нашел ни единой ошибки. Он убрал палочку в карман и сел посередине круга. Тени становились все длиннее, солнце опускалось все ниже, небо заиграло переливами красок.

Возможно, он умрет сегодня ночью. А может, и нет. Арлен сказал себе, что это неважно, но его мужество убывало вместе с солнечным светом. Сердце колотилось, инстинкт повелевал вскочить и бежать. Но податься некуда. До ближайшего укрытия оставалось много миль. Мальчик задрожал, хотя холодно не было.

«Это была дурацкая мысль», — прошептал голосок в голове. Арлен на него прикрикнул, но бравада не помогла ему расслабиться, когда последние лучи солнца погасли и мир окутала тьма.

«Вот и они», — предупредил перепуганный голосок, когда над землей взвились струйки тумана.

Дымка медленно сгущалась, демоны обретали плоть и поднимались из земли. Арлен тоже встал, сжимая кулачки. Как всегда, огненные демоны сгустились первыми и радостно заскакали, оставляя за собой пылающие отметины. Следующими поднялись воздушные демоны — побежали, распростерли кожистые крылья и взмыли в воздух. Скальные демоны выдрались из Недр последними, с трудом ворочая тяжелымитушами.

Подземники увидели Арлена, радостно взвыли и бросились на беззащитного мальчика.

Воздушный демон спикировал первым, метя кривыми когтями на крыльях в горло Арлена. Мальчик завопил, но когти скользнули по незримой стене и высекли искры. Демон по инерции налетел на щит всем телом, и его отшвырнуло назад в ослепительной вспышке. Тварь ударилась о землю и завыла, но кое-как встала на ноги. Ее корежило, разряды энергии пробегали по чешуе.

Следующими попытали удачу проворные огненные демоны, самый крупный — не больше собаки. Они с визгом рванули вперед и принялись драть щит когтями. Арлен вздрагивал при каждой вспышке магии, но метки не подвели. Обнаружив, что Арлен сплел прочную сеть, демоны плюнули в него огнем.

Разумеется, фокус не прошел. Арлен рисовал метки с тех пор, как научился держать уголек, и прекрасно умел защититься от огненных плевков. Огонь помог демонам не больше, чем когти. Мальчик даже не почувствовал жара.

Подземники сгрудились вокруг, и с каждой вспышкой света Арлен видел все больше тварей. Свирепой стае не терпелось обглодать его кости.

Воздушные демоны пикировали и отлетали от охранного круга. Огненные демоны с досады бросались на Арлена и терпели жгучую боль в надежде прорваться. Магия вновь и вновь отшвыривала их. Арлен перестал дергаться. Он забыл о страхе и принялся обзывать демонов.

Его нахальство разозлило подземников еще больше. Они не привыкли, чтобы жертва их дразнила. Демоны удвоили усилия, а Арлен потрясал кулаками и делал грубые жесты, какие взрослые порой показывали за спиной Хряка.

Так вот кого он боялся? Вот кого страшится человечество? Жалких бестолковых тварей? Смешно! Арлен сплюнул, и слюна зашипела на чешуе огненного демона, утроив его ярость.

Внезапно завывавшие твари заткнулись. В мерцании огненных демонов Арлен увидел, как подземники расступились перед скальным демоном. Чудовище потопало к мальчику, сотрясая землю.

Арлен всю жизнь наблюдал за подземниками издали, из окон и дверей. До кошмарных событий последних дней он никогда не находился вблизи от полностью сгустившегося демона и уж всяко не стоял у него на пути. Арлен знал, что демоны бывают разного размера, но понятия не имел насколько.

Скальный демон был пятнадцати футов ростом.

Скальный демон был огромен.

Арлен вытянул шею. Даже издали монстр казался исполинской глыбой сплошных сухожилий и бритвенно-острых кромок. Его толстый черный панцирь был усеян костяными выступами, шипастый хвост мотался туда-сюда, уравновешивая массивные плечи. Горбясь, демон вышагивал на задних лапах, когти которых оставляли глубокие борозды. Длинные сучковатые передние лапы заканчивались когтями, похожими на ножи мясника. Демон распахнул слюнявую пасть, обнажив несколько рядов острейших зубов. Черный язык попробовал на вкус страх Арлена.

Один из огненных демонов не успел вовремя убраться с пути, и скальный демон небрежно смахнул его в сторону. От удара огненный демон взлетел в воздух, и когти скального оставили на нем глубокие раны.

Гигантский подземник приближался. Арлен в ужасе шагнул назад раз, другой и лишь в последний момент опомнился и остановился у самой границы круга.

Мысль о круге успокоила ненадолго. Арлен сомневался, что его метки выдержат подобное испытание. Да какие угодно метки!

Демон долго разглядывал мальчика, наслаждаясь его страхом. Скальные демоны не любили спешить, хотя при необходимости перемещались удивительно резво.

Демон ударил, и у Арлена сдали нервы. Он завопил, упал на землю, сжался в комок и закрыл голову руками.

Раздался оглушительный взрыв. Слепящая вспышка магии проникла даже сквозь закрытые веки, как будто ночь превратилась в день. Арлен услышал разочарованный визг демона и приоткрыл один глаз. Подземник закружился и ударил по меткам тяжелым шипастым хвостом.

Магия вспыхнула снова и преградила чудовищу путь.

Арлен заставил себя выдохнуть. Мальчик смотрел, как демон вновь и вновь колотится о метки и ревет от ярости. Теплые мокрые штаны прилипли к ногам.

Устыдившись собственной трусости, Арлен вскочил и посмотрел демону в глаза. Из груди мальчика вырвался первобытный крик, который отрицал самую суть подземника и все, что тот собой представлял.

Арлен поднял камень и бросил в демона.

— Убирайся обратно в Недра! — гаркнул он. — Проваливай! Сдохни!

Демон едва ли заметил, как камень отскочил от брони, но ярость твари умножилась. Подземник кидался на метки, не в силах пробиться в круг. Арлен обзывал демона всеми грязными и жалкими словами, какие сумел припомнить, и шарил по земле в поисках камней.

Когда камни закончились, мальчик начал подпрыгивать, размахивая руками. Оскорбления — тоже оружие.

Арлен поскользнулся и наступил на метку.

Время словно замерло. Арлен и гигантский демон молча смотрели друг на друга. Постепенно до них дошло, что случилось. Очнулись они одновременно. Арлен выхватил палочку и бросился к метке, а демон ударил его огромной когтистой лапой.

Арлен мгновенно оценил повреждение: одна из линий знака разорвана. Он исправил метку взмахом палочки, уже зная, что опоздал. Когти впились в его плоть.

Но магия снова обрела силу и отбросила демона. Тварь взвыла от боли. Арлен тоже застонал, перекатился, выдернул когти из спины, отшвырнул и лишь потом понял, что случилось.

В круге лежала, дергалась и дымилась лапа демона.

Арлен изумленно посмотрел на отсеченную конечность, обернулся и увидел, что демон рвет и мечет. Досталось всем подземникам, которые не догадались убраться подальше. Хватило одной лапы.

Мальчик посмотрел на обрубок. От аккуратного обожженного среза поднимался вонючий дымок. Арлен с показной отвагой подобрал огромную лапу и попытался выбросить из круга, но метки работали в обе стороны. Плоть подземника не могла покинуть круг. Лапа отскочила от меток и упала к ногам Арлена.

Нахлынула боль. Арлен потрогал раны на спине. На руках осталась кровь. Мальчика затошнило, его силы иссякли, он упал на колени и заплакал от боли, от страха пошевелиться и ненароком стереть еще одну метку, но больше всего от тоски по матери. Теперь он понимал, какую боль она испытала в ту ночь.

Арлен дрожал от страха до утра. Демоны кружили, выжидали, надеялись, что мальчик ошибется и впустит их в круг. Он не посмел бы уснуть, даже если бы мог. Достаточно неловко пошевелиться, и подземники набросятся на беззащитную добычу.

Казалось, рассвет никогда не наступит. Арлен часто поглядывал на небо, но видел только искалеченного каменного исполина, который прижимал к груди гноящийся обрубок с запекшейся кровью. Подземник мерил круг шагами, и в глазах его застыла ненависть.

Через целую вечность горизонт заалел. Красный цвет сменился оранжевым, желтым и, наконец, ослепительным белым. Подземники спустились в Недра, не дожидаясь, пока небо пожелтеет, но гигант тянул до последнего, скалил зубы и шипел на Арлена.

И все же страх солнца оказался сильнее ненависти. Когда последние тени разбежались, массивная рогатая голова однорукого скального демона скрылась под землей. Арлен выпрямился и вышел из круга, морщась от боли. Спина горела. За ночь раны перестали кровоточить, но заново открылись, когда мальчик потянулся.

Арлен взглянул на обрубок лапы. Он напоминал полено, покрытое жесткой холодной чешуей. Мальчик поднял тяжелую штуковину и поднес к глазам.

«Хоть есть чем похвастать», — подумал он.

Арлен задрожал при виде своей крови на черных когтях, но попытался собраться с духом.

В этот миг его коснулся луч солнца, наконец поднявшегося над горизонтом. Лапа демона зашипела, задымилась, застреляла, словно мокрое полено, которое швырнули в огонь. Через мгновение она вспыхнула, и Арлен в ужасе ее уронил. Мальчик завороженно смотрел, как огонь разгорался все ярче, как солнце превращало страшную лапу в жалкие обугленные останки. Он осторожно подтолкнул лапу носком, и она рассыпалась в прах.

* * *

Арлен побрел дальше, опираясь на ветку. Он понимал, что ему несказанно повезло. Надо же было так сглупить! Разве можно доверять меткам на земле? Даже Раген им не доверяет. А если бы ветер испортил метки, как боялся отец Арлена?

Создатель, а если бы пошел дождь?

Сколько ночей он протянет? Арлен понятия не имел, что лежит за следующим холмом. До Свободных городов несколько недель пути, а прежде жилья может и не встретиться.

На глаза мальчика навернулись слезы. Он грубо стер их и зарычал. Отец привык уступать страху, но Арлен уже знал, что это бесполезно.

— Я не боюсь, — сказал он себе. — Не боюсь.

Арлен пошел дальше, понимая, что лжет сам себе.

Около полудня он набрел на ручей с каменистым дном. Вода была холодной и чистой, и мальчик наклонился, чтобы попить. Спину пронзило кинжальной болью.

Арлен никак не обработал раны. Зашить их, как Колин, он не мог. Мальчик вспомнил, как мать всегда первым делом промывала его порезы и ссадины.

Он разделся. Спина рубашки была порвана и пропитана запекшейся кровью. Арлен окунул рубашку в ручей, глядя, как стекают пыль и кровь. Разложил одежду на камнях для просушки и погрузился в холодную воду.

Холод был лютый, зато спина скоро онемела. Он хорошенько растерся и начал осторожно промывать саднящие раны, пока боль не стала нестерпимой. Дрожа, он вылез из ручья и лег на камни рядом с одеждой.

Через некоторое время он рывком проснулся и выругался, увидев, что солнце стоит низко и день близок к концу. Можно было пройти еще немного, но к чему рисковать? Лучше потратить лишнее время на укрепление защиты.

Недалеко от ручья нашлась широкая сырая прогалина. Арлен без труда снял дерн, утоптал рыхлую землю, разгладил ее и приступил к рисованию меток. На этот раз он нарисовал круг пошире, трижды его проверил и начертил внутри еще один, на всякий случай. Мокрой земле ветер не страшен. Дождя, судя по небу, не будет.

Арлен удовлетворенно вырыл ямку, натаскал сухих веток и разжег костерок. Затем сел в центре внутреннего круга, глядя на закат и пытаясь не обращать внимания на голод. Когда алое небо стало лиловым, а затем пурпурным, мальчик потушил костер и глубоко задышал, чтобы унять сердцебиение. Наконец свет погас и поднялись подземники.

Арлен затаил дыхание. Огненный демон учуял запах и с визгом бросился к добыче. Накатил страх прошлой ночи, и кровь застыла у мальчика в жилах.

Подземники не замечали его меток, пока не налетали на них. При первой вспышке магии Арлен с облегчением выдохнул. Демоны царапали преграду когтями, но пробиться не могли.

Воздушный демон поднялся повыше, где метки слабели, прорвал первый круг и спикировал на добычу, но врезался во второй и рухнул в промежуток между кругами. Арлен с трудом сдерживался, пока тварь неуклюже пыталась встать.

Демон покачивался на задних лапах. Он был высоким и худым, с длинными и тонкими конечностями, которые заканчивались кривыми шестидюймовыми когтями. Между нижней стороной передних лап и внешней стороной задних была натянута тонкая кожистая мембрана. Ее поддерживал каркас из гибких костей, торчавших из боков чудовища. Демон был немногим выше взрослого мужчины, но расправленные крылья увеличивали его рост вдвое, так что в небе тварь казалась огромной. Вдоль хребта наподобие гребня тянулся изогнутый рог, тоже оплетенный мембраной. Рыло щерилось несколькими рядами дюймовых зубов, желтых в лунном свете.

На земле демон двигался неуклюже — ничего общего с изящным парением в небе. Вблизи воздушные демоны впечатляли намного меньше своих сородичей. У лесных и скальных демонов есть толстый панцирь и мощные лапы, они невероятно сильны. Огненные демоны проворнее любого человека и поджигают все вокруг своими плевками. Воздушные… Арлен подумал, что Раген смог бы пробить тонкое крыло копьем.

«Ночь, — подумал он, — да я бы тоже сумел».

Но у него нет копья, и даже столь жалкий подземник убьет его, если внутренние метки подведут. Демон придвинулся, и Арлен напрягся.

Подземник попытался зацепить его кривым когтем на конце крыла, и Арлен вздрогнул, но охранная сеть засверкала вспышками и отразила удар.

После нескольких бесплодных попыток подземник решил подняться в воздух. Он побежал и расправил крылья, чтобы поймать ветер, но ударился о внешний круг, не успев набрать скорость. Магия отшвырнула его в грязь.

Арлен невольно рассмеялся, глядя, как демон пытается подняться. Огромные крылья наводили ужас в небе, но на земле только мешали сохранять равновесие. У твари не было ладоней, чтобы на них опираться, а длинные и тонкие лапы прогибались. Демон в отчаянии задергался и наконец сумел встать.

Он снова и снова пытался вырваться из ловушки и взлететь, но расстояние между кругами было слишком мало. Огненные демоны почуяли отчаяние сородича, радостно завизжали и запрыгали вдоль круга, насмехаясь над злосчастной тварью.

Арлен раздулся от гордости. Прошлой ночью он наделал ошибок, но больше это не повторится. В его сердце поселилась надежда выжить и добраться до Свободных городов.

Огненным демонам скоро надоело дразнить воздушного, и они отправились на поиски легкой добычи, плевками поднимая из укрытий мелкую живность. Перепуганный зайчонок забежал во внешнее кольцо Арлена, а его преследователя остановили метки. Воздушный демон неуклюже попытался схватить зверька, но заяц без труда уклонился, пробежал через круг и оказался на другой стороне, где тоже поджидали подземники. Заяц бросился обратно и снова ускакал слишком далеко.

Арлен жалел, что не может поговорить с несчастным зверьком и объяснить ему, что во внутреннем круге безопасно. Мальчик мог лишь смотреть, как заяц скачет в круг и обратно.

А затем случилось немыслимое. Заяц снова запрыгнул в круг и смазал метку. Огненные демоны с воем ринулись в погоню через прореху. Одинокий воздушный демон вырвался на свободу, взмыл в воздух и улетел.

Арлен обругал зайца и выбранил его еще страшнее, когда зверек бросился прямо к нему. Если он испортит внутренние метки, они оба обречены.

С проворством деревенского паренька Арлен высунулся из круга и схватил зайца за уши. Зверек отчаянно дергался, пытаясь вырваться на свободу, но Арлен часто ловил зайцев в отцовских полях. Он перевернул его на спину и задрал задние лапы выше головы. Заяц безучастно уставился на мальчика и перестал сопротивляться.

Арлену хотелось швырнуть зайца демонам. Вдруг он вырвется и испортит еще одну метку? «А что такого? — подумал он. — Я бы и сам его съел, если бы поймал днем».

И все же он не смог отдать зверька на растерзание демонам. Подземники слишком много отняли у мира и лично у него. Арлен поклялся, что ничего не отдаст им по доброй воле. Никогда.

Даже зайца.

Арлен крепко держал перепуганного зверька, ворковал, гладил по мягкой шерстке. Вокруг завывали демоны, но Арлен отрешился от них и сосредоточился на животном.

Через некоторое время ужасающий рев вырвал его из размышлений. Арлен поднял глаза и увидел, что над ним возвышается массивный однорукий скальный демон. Слюна чудовища с шипением капала на метки. Рана зажила, остался шишковатый обрубок. Похоже было, что с прошлой ночи ярость демона только возросла.

Подземник колотился о преграду, не обращая внимания на жгучую магическую боль. Вновь и вновь наносил оглушительные удары, пытаясь прорваться и отомстить. Арлен крепко прижимал к груди зайца и следил за чудовищем широко распахнутыми глазами. Он знал, что метки не ослабеют от ударов, но все равно боялся, что тому хватит решимости прорваться в круг.

* * *

Когда забрезжило утро и демоны скрылись, Арлен наконец отпустил зайца, и зверек немедленно ускакал. В животе у мальчика урчало, когда он смотрел ему вслед, но они столько пережили вместе, что он просто не мог его съесть.

Арлен встал, пошатнулся и едва не упал. Накатила тошнота. Порезы на спине горели огнем. Арлен потрогал воспаленную, опухшую кожу, и на руках остался вонючий бурый гной — такой же Колин вымыла из ран Сильви. Порезы саднило, и мальчика лихорадило. Он снова окунулся в холодную воду, но внутренний жар не утих.

Арлен понял, что умрет. До старой Мей Фриман, если она вообще существует, больше двух дней пути. Если у него и вправду подземная лихорадка, то это уже неважно. Двух дней он не протянет.

И все же Арлен не собирался сдаваться. Шатаясь, он побрел вдоль тележной колеи, куда бы она ни вела.

Если ему суждено погибнуть, то лучше умереть ближе к Свободным городам, чем к тюрьме, которая ждала его позади.

Глава 4. Лиша. 319 п. в

Лиша проплакала всю ночь.

В этом не было ничего необычного, но сегодня она горевала не из-за матери, а из-за криков. Чьи-то метки подвели; чьи именно — сказать невозможно, но крики ужаса и агонии эхом разносились в темноте, и дым поднимался в небо. Отблески огня преломлялись в дыму, и чудилось, будто горит весь поселок.

Жители Лесорубовой Лощины не отваживались искать уцелевших. Не смели даже бороться с огнем. Им оставалось лишь молиться Создателю, чтобы ветер не растащил угольки. Дома в Лесорубовой Лощине строили вразброс именно потому, что боялись огня, но сильный ветер неплохо разносит искры.

Даже если пожар не распространится, зола и дым могут закоптить метки и подземники прорвутся к желанной добыче.

Они не испытывали на прочность метки вокруг дома Лиши. Дурной знак, — видимо, демоны нашли кого ловить в темноте.

Беспомощной и напуганной Лише оставалось одно — плакать. Оплакивать мертвых, раненых, себя. В поселке меньше четырех сотен человек, и смерть каждого станет для нее ударом.

В свои без малого тринадцать лет Лиша была на редкость хорошенькой, с длинными волнистыми черными волосами и пронзительными светло-голубыми глазами. Она еще не расцвела и потому не могла выйти замуж, но была сговорена с Гаредом Лесорубом, самым красивым парнем в поселке. Высокий и мускулистый Гаред был на два года ее старше. Другие девочки пищали от восторга, когда он шел мимо, но Гаред принадлежал Лише, и все это знали. Он подарит ей здоровых детишек.

Если переживет эту ночь.

Дверь в ее комнату открылась. Мать не считала нужным сперва постучать.

Лицом и телом Элона мало отличалась от дочери. В тридцать лет она еще не утратила красоты. Грива черных волос, гордо расправленные плечи, пышная, женственная фигура служили предметом общей зависти. Соблазнительные округлости — единственное, что Лиша надеялась унаследовать от матери. Ее собственная грудь едва налилась и еще не скоро сравняется с материнской.

— Хватит выть, глупая девка! — Элона бросила Лише тряпку, чтобы вытерла глаза. — Что толку рыдать в одиночестве? Можно поплакать перед мужчиной, чтобы добиться своего, но мокрая подушка не оживит мертвых.

Она захлопнула дверь, и Лиша снова осталась одна в страшном оранжевом зареве, мерцавшем за планками ставней.

«Неужели она совсем бесчувственная?» — поразилась Лиша.

Мать права, слезы не вернут мертвых к жизни, но напрасно она думает, что плакать бесполезно. Слезы всегда помогали Лише справиться с бедами. Другие девочки считали жизнь Лиши идеальной, но только потому, что понятия не имели, как обращалась Элона со своим единственным ребенком, когда никто не видел. Не секрет, что Элона мечтала о сыновьях и вымещала разочарование на Лише и ее отце.

И все же Лиша яростно вытерла глаза. Скорей бы расцвести и уйти к Гареду! Односельчане построят им дом в подарок на свадьбу. Гаред перенесет ее через метки и сделает женщиной под одобрительные возгласы зевак. У нее родятся собственные дети, и она никогда не станет обращаться с ними так, как Элона — с ней.

* * *

Лиша уже оделась, когда мать заколотила в дверь. Девочка всю ночь не смыкала глаз.

— Ты должна выйти из дома, едва прозвонит рассветный колокол, — велела Элона. — И не смей ныть, будто устала! Нашу семью должны видеть в первых рядах.

Лиша хорошо знала мать и понимала, что «видеть» — ключевое слово. Элоне было наплевать на всех, кроме себя.

Отец Лиши, Эрни, ждал у двери под суровым взглядом Элоны. Он был невысок, и назвать его жилистым означало наделить несуществующей силой. Воля у него была не крепче тела. Этот робкий мужчина никогда не повышал голос. Эрни был старше Элоны на дюжину лет; его тонкие каштановые волосы поредели на макушке, на носу сидели очки в тонкой оправе. Много лет назад он купил эту диковину у вестника.

Короче говоря, Элона мечтала совсем о другом муже, но Свободные города остро нуждались в добротной бумаге, которую делал Эрни, и его деньги жене очень даже нравились.

В отличие от матери, Лиша искренне хотела помочь соседям. Она побежала на пожар, едва подземники исчезли, даже до звона колокола.

— Лиша! Стой! — крикнула Элона, но Лиша не обратила внимания. Девочка закрыла рот фартуком от удушливого густого дыма и прибавила ходу.

Несколько человек поспели прежде нее. Три дома сгорели дотла, и два еще пылали, угрожая пожаром соседям. Лиша закричала, когда увидела, что один из домов — Гареда.

Смитт, владелец трактира и лавки, отдавал приказания. Он был городским гласным, сколько Лиша себя помнила. Смитт не слишком любил командовать, предпочитая, чтобы люди сами улаживали свои проблемы, но все считали его хорошим начальником.

— …Таскать воду из колодца слишком долго, — услышала Лиша. — Надо передавать ведра по цепочке от ручья и поливать уцелевшие дома, не то к ночи сгорит вся деревня!

В этот миг прибежали Гаред и Стив, обездоленные и закопченные, но совершенно целехонькие. Гаред в свои пятнадцать был выше большинства взрослых жителей деревни. Стив, его отец, был настоящим великаном. При виде погорельцев комок в животе Лиши растаял.

Смитт указал на Гареда, прежде чем Лиша успела подбежать к жениху:

— Гаред, вези тележку с ведрами к ручью!

Гласный оглядел остальных.

— Лиша! Дуй за ним и наполняй ведра!

Лиша побежала со всех ног, но Гаред, несмотря на тяжелую тележку, поспел первым к небольшому ручью, который за много миль к северу впадал в реку Энджирс. Юноша остановился, и Лиша упала в его объятия. Она думала, что при виде Гареда ужасные видения развеются, но ее опасения только усилились. Она не переживет, если потеряет Гареда!

— Я боялась, что ты умер, — простонала она у него на груди.

— Я жив, — прошептал он, крепко обнимая невесту. — Я жив.

Они начали спешно разгружать тележку и наполнять ведра. Вскоре больше сотни поселян выстроились аккуратной цепочкой от ручья до пожара, передавая полные ведра и возвращая пустые. Силача Гареда позвали обратно на пожар вместе с тележкой — выплескивать воду.

Вскоре рачитель Майкл привез тележку Гареда, груженную ранеными. Лиша не знала, что и думать. Ужасно видеть обожженных и израненных друзей и соседей, но уцелевшие после прорыва — редкость, и есть за что благодарить Создателя.

Священник и служка, Малыш Джона, уложили пострадавших у ручья. Майкл предоставил молодому человеку утешать их, а сам отправился с тележкой за следующей партией.

Лиша отвернулась и сосредоточилась на ведрах. Ее ноги онемели в холодной воде, руки стали свинцовыми, но она забылась в работе. Шепоток вернул ее к реальности.

— Карга Бруна идет, — сказал кто-то, и Лиша вскинула голову.

И правда, по тропе брела дряхлая травница под руку со своей ученицей, Дарси.

Никто толком не знал, сколько Бруне лет. Поговаривали, что те, кому она помогла явиться на свет, успели состариться, а она уже тогда была древней старухой. Она пережила мужа, детей и внуков и осталась одна-одинешенька.

Сквозь пергаментную кожу Бруны просвечивали острые косточки. Полуслепая старуха ходила медленно, шаркая, но если злилась, то орала на весь поселок и с поразительной силой и меткостью охаживала ослушников сучковатой палкой.

Лиша, как и большинство односельчан, боялась ее до полусмерти.

Ученица Бруны была глуповатой девицей двадцати лет, пухлой и щекастой. После того как Бруна пережила очередную ученицу, ее заставили взять в обучение несколько юных особ. Старуха неустанно осыпала их оскорблениями, и сбежали все, кроме Дарси.

— Уродливая, как бык, и такая же сильная, — сказала как-то Элона о Дарси и хихикнула. — Чего ей бояться старой карги? Вряд ли Бруна распугает ее поклонников.

Бруна опустилась на колени рядом с пострадавшими, уверенно ощупывая раны, а Дарси развернула тяжелую ткань со множеством карманов. Они были помечены символами, в каждом лежал инструмент, флакон или мешочек. Раненые стонали и кричали, но травница не обращала внимания, щипала раны и нюхала пальцы, полагаясь на руки и чутье больше, чем на зрение. На ощупь она запускала руку в карманы, смешивала травы в ступке с пестиком.

Дарси начала разводить небольшой костерок и взглянула на Лишу, которая стояла и смотрела у ручья.

— Лиша! Принеси воды, да поскорее! — рявкнула она.

Девочка бросилась исполнять поручение. Бруна замерла, нюхая травы в ступке.

— Идиотка! — завопила Бруна.

Лиша испуганно подскочила, но Бруна швырнула ступку и пестик в Дарси, угодив ей в плечо и осыпав толчеными травами.

Бруна теребила ткань, выхватывала содержимое карманов и обнюхивала, словно дикий зверь.

— Ты положила смердячку на место свиного корня и перемешала синь-траву с маревником! — Старуха принялась охаживать Дарси сучковатой палкой по плечам. — Хочешь этим людям смерти или до сих пор не научилась читать?

Лиша уже видела мать в подобном состоянии, и если Элона была страшнее подземника, то карга Бруна казалась матерью всех демонов. Лиша попятилась. Только бы на нее не обратили внимания!

— Ну все, с меня хватит, старая карга! — завопила Дарси.

— Так проваливай! — заявила Бруна. — Я лучше перепорчу все метки в этом городе, чем завещаю тебе свою сумку с травами! Меньше вреда людям!

Дарси засмеялась.

— Проваливать? — спросила она. — А кто будет таскать твои пузырьки и треножники, старуха? Разводить огонь, готовить еду, вытирать слюну, когда тебя одолеет кашель? Возить твои старые кости в тележке, когда ты сляжешь от холода и сырости? Я нужна тебе больше, чем ты мне!

Бруна замахнулась палкой. Дарси отскочила и споткнулась о Лишу, которая пыталась держаться тише воды ниже травы. Обе девушки упали.

Бруна воспользовалась секундным замешательством и снова размахнулась палкой. Лиша покатилась по грязи, чтобы не попасть под раздачу, но Бруна целилась метко. Дарси завопила от боли, прикрывая голову руками.

— Пошла вон! — крикнула Бруна. — Не желаю с тобой больше возиться!

Дарси зарычала и встала. Лиша боялась, что девица ударит старуху, но Дарси убежала. Бруна проводила ее бранью. Лиша затаила дыхание и попятилась, не поднимаясь с колен. Ей почти удалось спастись, но в последний момент Бруна ее заметила.

— Эй ты, соплячка Элоны! — завопила она, указывая на Лишу сучковатой палкой. — Разведи костер и поставь мой треножник!

Бруна снова повернулась к раненым, и Лише осталось только повиноваться.

Следующие несколько часов Бруна заваливала девочку бесконечными приказами и ругала за медлительность. Лиша проворно носила и кипятила воду, растирала травы, варила тинктуры и смешивала мази. Не успевала она довести дело до половины, как древняя травница отдавала новый приказ, и Лише приходилось работать все спешнее и спешнее. С пожара прибывали все новые раненые со страшными ожогами и переломами. Девочка боялась, что уже горит полдеревни.

Одних Бруна поила чаями, чтобы снять боль, других погружала в сон без сновидений и резала острыми инструментами. Старуха неутомимо зашивала раны, ставила припарки, перевязывала.

Ближе к вечеру Лиша внезапно поняла, что все раны обработаны, а у ручья никого нет. Девочка осталась наедине с Бруной и ранеными, которые дремали или безучастно таращились в никуда благодаря травам Бруны.

На Лишу навалилась усталость. Девочка упала на колени и втянула воздух. Каждый дюйм ее тела болел, но вместе с болью пришло чувство глубокого удовлетворения. Многие могли не выжить, но теперь выживут, отчасти благодаря ее стараниям.

Но она признавала, что настоящая героиня — Бруна. Лиша сообразила, что старуха уже несколько минут не отдает приказов. Девочка посмотрела на нее и увидела, что Бруна рухнула на землю, задыхаясь.

— На помощь! На помощь! — завопила Лиша. — Бруне плохо!

Она ощутила прилив сил, бросилась к старухе и усадила ее. Карга Бруна оказалась на удивление легкой, и Лиша нащупала под ее теплыми шалями и шерстяными юбками одни только косточки.

Бруна дергалась, из ее рта бежала струйка слюны, терявшаяся среди бесчисленных морщин. Темные глаза старухи, подернутые мутной пленкой, в ужасе смотрели на руки, которые непрерывно тряслись.

Лиша лихорадочно огляделась, но рядом никого не было. Поддерживая Бруну, она схватила дрожавшую руку, растерла сведенные мышцы.

— Бруна, милая! — взмолилась она. — Что мне делать? Скажите! Я не знаю, как вам помочь! Объясните, что делать!

Лиша заплакала от беспомощности.

Бруна выдернула руку, и Лиша вскрикнула, опасаясь новых судорог. Но ее старания помогли старой травнице собраться с силами, вытащить полотняный мешочек из-за пазухи и сунуть Лише. Ее хрупкое тело сотряс приступ кашля, она вырвалась из рук Лиши и упала на землю, трепыхаясь, как рыба на суше. Лиша в ужасе держала мешочек.

Девочка опустила взгляд на него, неуверенно сжала и нащупала внутри сухие травы. Понюхала — похоже на смесь.

Хвала Создателю! Будь в мешочке только одна трава, она бы нипочем не угадала дозировку, но сегодня Лиша приготовила для Бруны столько тинктур и чаев, что сообразила, как поступить.

Она бросилась к котелку, кипевшему на треножнике, накрыла чашку тонкой тканью и щедро насыпала трав из мешочка. По капле налила кипяток, чтобы травы отдали силу, ловко увязала их в ткань и бросила в воду.

Девочка метнулась обратно к Бруне, дуя на жидкость. Слишком горячо, но ждать, пока остынет, некогда. Лиша приподняла Бруну одной рукой и прижала чашку к ее слюнявым губам.

Травница задергалась, пролив часть лекарства, но Лиша заставила ее выпить. Желтая жидкость стекала из уголков старческого рта. Бруна продолжала дергаться и кашлять, но ей стало заметно лучше, и Лиша заплакала от облегчения.

— Лиша!

Девочка оторвала взгляд от Бруны и увидела, что мать спешит к ней во главе толпы.

— Что ты натворила, безмозглая девка? — Элона первой добежала до Лиши и зашипела: — Мало того что у меня есть бесполезная дочь и нет сына, чтобы бороться с огнем! Ты еще и прикончила старую каргу!

Она размахнулась, чтобы влепить дочери пощечину, но Бруна перехватила запястье Элоны костлявыми пальцами.

— Идиотка! Она спасла карге жизнь! — прохрипела Бруна.

Элона мертвенно побледнела и отшатнулась, как будто Бруна обратилась в подземника. Лише понравилось это зрелище.

К этому времени их обступили остальные, спрашивая, что случилось.

— Моя дочь спасла Бруне жизнь! — воскликнула Элона, прежде чем Лиша или Бруна успели открыть рты.

* * *

Рачитель Майкл держал свой меченый Канон над головой, чтобы все видели священную книгу. Мертвых бросили в пламя последнего горящего дома. Поселяне сжимали шляпы в руках, склонив головы. Джона кинул щепотку ладана в огонь, и едкий смрад, пропитавший воздух, стал чуть менее неприятным.

— Пока не явится Избавитель, чтобы уничтожить Напасть, помните, что демоны посланы людям за грехи! — крикнул Майкл. — Блудницы и прелюбодеи! Лжецы, воры и лихоимцы!

— Надутые святоши, — пробормотала Элона. Кто-то хохотнул.

— Покинувшие земную юдоль явятся на суд, — продолжил Майкл. — Те, кто следовал воле Создателя, воссоединятся с Ним на небесах, а те, кто обманул Его доверие, запятнал себя потаканием своим прихотям и плоти, будет вечно гореть в Недрах!

Он закрыл книгу, и собравшиеся молча поклонились.

— Оплакивать мертвых — должно и правильно, — сказал Майкл, — но не стоит забывать и тех, кому Создатель назначил жить. Так вскроем бочонки и выпьем за мертвых! Давайте рассказывать о них байки и смеяться, ведь жизнь драгоценна. Поплакать успеем ночью, за метками.

— Узнаю нашего рачителя, — пробормотала Элона. — Ему лишь бы вскрыть бочонок.

— Не стоит, милая! — Эрни похлопал ее по руке. — Он не со зла.

— Трус защищает пьяницу! — Элона выдернула руку. — Стив бросается в горящие дома, а мой муж прячется среди женщин!

— Я передавал ведра от ручья! — возразил Эрни. Они со Стивом соперничали за сердце Элоны, и поговаривали, что Эрни победил только благодаря тугой мошне.

— Вот именно, как женщина. — Элона разглядывала мускулистого Стива через толпу.

Так было всегда. Лише хотелось заткнуть уши. Хотелось, чтобы подземники забрали ее мать, а не семь хороших людей. Хотелось, чтобы отец хоть раз дал отпор матери — ради себя, если не ради дочери. Хотелось поскорее расцвести, чтобы уйти от родителей к Гареду.

Старики и дети, которые не могли тушить пожар, приготовили славный ужин и накрыли столы, пока остальные сидели, не в силах пошевелиться, и смотрели на тлевшие угли.

И все же пожар был потушен, раненые шли на поправку, и до заката оставалось еще несколько часов. Слова рачителя успокоили тех, кто испытывал чувство вины за то, что выжил, а крепкий эль Смитта довершил дело. Уверяли, что он способен исцелить любое горе, а горя выпало немало. Вскоре длинные столы дрожали от смеха — живые рассказывали байки о мертвых.

Гаред сидел в нескольких столах от Лиши со своими друзьями Реном и Флинном, их женами и еще одним другом, Эвином. Все юноши — лесорубы — были старше Гареда на несколько лет, но тот уступал ростом только Рену, да и того должен был скоро перещеголять. Из их компании один Эвин не был сговорен, и девицы поглядывали на него, несмотря на его буйный нрав.

Старшие друзья без конца поддразнивали Гареда, особенно насчет Лиши. Ей не нравилось трапезничать с родителями, но сидеть с Гаредом, выслушивать сальные шутки Рена и Флинна и терпеть нападки Эвина было куда неприятнее.

Насытившись, рачитель Майкл и Малыш Джона поднялись из-за стола и отнесли большое блюдо еды в Праведный дом, где Дарси ухаживала за Бруной и ранеными. Лиша напросилась им в помощь. Гаред заметил маневр и встал, чтобы присоединиться к невесте, но его смели в сторону ее ближайшие подруги — Брианна, Сэйра и Мэйри.

— Это правда? — Сэйра схватила ее за левую руку.

— Говорят, ты избила Дарси и спасла жизнь карге Бруне! — Мэйри потянула за правую.

Лиша беспомощно обернулась на Гареда и позволила себя увести.

— Медведь подождет своей очереди, — сказала Брианна.

— Гаред, подруги будут ей важнее даже после свадьбы! — крикнул Рен.

Его друзья загоготали, стуча по столу. Не обращая внимания, девушки расправили юбки и устроились на траве, подальше от столов, за которыми взрослые шумно осушали бочонок за бочонком.

— Ну все, завелся, — рассмеялась Брианна. — Рен поставил пять клатов, что Гаред не поцелует тебя до сумерек и уж точно не полапает.

В свои шестнадцать она уже два года как овдовела, но недостатка в поклонниках не испытывала. Брианна уверяла, что только благодаря женским штучкам. Она жила с отцом и двумя старшими братьями, лесорубами, и по-матерински заботилась о них.

— В отличие от некоторых, я не позволяю себя лапать кому попало.

Брианна с притворным возмущением взглянула на Лишу.

— А я бы разрешила Гареду меня лапать, если бы мы были сговорены, — сказала Сэйра.

Ей исполнилось пятнадцать. У нее были коротко подстриженные каштановые волосы и пухлые веснушчатые щеки. В прошлом году ее сговорили, но подземники в одну ночь отняли у нее жениха и отца.

— Вот бы и меня с кем-нибудь сговорили, — заметила Мэйри.

В свои четырнадцать она была костлявой, со впалыми щеками и выдающимся носом. Она полностью расцвела, но родители пока не смогли подыскать ей жениха. Элона называла ее пугалом. «Ни один мужчина не захочет засадить между этих тощих ляжек, — фыркнула она как-то раз. — Не дай Создатель, пугало разорвет пополам в родах!»

— Скоро сговорят, — пообещала Лиша.

Она была самой младшей, но Брианна, Сэйра и Мэйри тянулись к ней. Элона говорила, это потому, что она смазливее и богаче, но Лиша не верила в подобную мелочность подруг.

— Ты правда избила Дарси палкой? — спросила Мэйри.

— Все было не так! Дарси ошиблась, и Бруна принялась избивать ее палкой. Дарси попятилась и наткнулась на меня. Мы обе упали, и Бруна колотила ее, пока та не убежала.

— Если бы она ударила меня палкой, я бы дала ей сдачи, — заявила Брианна. — Папа говорит, что Бруна ведьма и по ночам сношается в своей хижине с демонами!

— Фу, ну и бред! — воскликнула Лиша.

— Тогда почему она поселилась так далеко от поселка? — спросила Сэйра. — И почему до сих пор жива, хотя даже ее внуки умерли от старости?

— Потому что она травница, — ответила Лиша, — а травы не растут посреди поселка. Я помогала ей сегодня, и это было здорово! Я думала, половина пострадавших не выживет, но она спасла всех до единого.

— Ты видела, как она ворожила? — оживилась Мэйри.

— Она не ведьма! — возмутилась Лиша. — Она лечила только травами, ножом и иглой с ниткой.

— Она резала людей? — с отвращением спросила Мэйри.

— Ведьма, — заявила Брианна.

Сэйра кивнула. Лиша недовольно посмотрела на подруг, и они притихли.

— Она не просто резала людей. Она их лечила. Это было… не могу объяснить. Она такая старая, и все же работала без передышки, пока не помогла всем. Казалось, она держится на одной силе воли. Она свалилась, едва вылечила последнего.

— И ты спасла ее? — спросила Мэйри.

Лиша кивнула:

— Она дала мне лекарство перед самым приступом кашля. По правде говоря, я только заварила его. Я держала ее, пока кашель не стих, тогда нас и нашли.

— Ты трогала ее? — Брианна поморщилась. — От нее небось пахнет прокисшим молоком и травой.

— Создатель! — не выдержала Лиша. — Бруна спасла сегодня дюжину жизней, а вам все шуточки!

— С ума сойти, — усмехнулась Брианна. — Лиша спасает каргу, и вдруг ее сиськи так и рвутся из платья.

Лиша нахмурилась. В отличие от подруг, ей еще только предстояло расцвести, и она очень переживала из-за своей плоской груди.

— Лиша, ты тоже потешалась над ней, — упрекнула Сэйра.

— Возможно, но больше не стану, — отрезала Лиша. — Пусть она злобная старуха, но Бруна заслуживает уважения.

В этот миг к ним подошел Малыш Джона. Ему исполнилось семнадцать, но он был слишком мал и худ, чтобы махать топором или тянуть пилу. Его главным занятием было писать и читать письма неграмотным жителям городка — то есть почти всем. Лиша одна из немногих умела читать и часто заходила к Малышу Джоне — одолжить книгу из собрания рачителя Майкла.

— У меня послание от Бруны, — сказал юноша Лише. — Она хочет…

Он осекся. Гаред сгреб его за рясу, затем развернул, словно бумажную куклу, хотя Джона был на два года старше, и подтянул к носу.

— Я же запретил тебе трепаться с чужими невестами, — прорычал Гаред.

— Я не трепался! — Ноги Джоны болтались в дюйме от земли. — Я только…

— Гаред! — рявкнула Лиша. — Немедленно отпусти его!

Гаред посмотрел на Лишу, затем на Джону. Покосился на своих дружков, снова взглянул на Лишу и разжал пальцы. Джона рухнул на землю, с трудом поднялся и убежал. Брианна и Сэйра захихикали, но Лиша приструнила подруг и обрушилась на Гареда:

— Во имя Создателя, что ты творишь?

Гаред потупился.

— Извини, — сказал он. — Просто… мне весь день не удавалось с тобой поговорить, вот я и разозлился, когда увидел, как ты с ним болтаешь.

— Ах, Гаред! — Лиша коснулась его щеки. — Не ревнуй. Ты для меня единственный.

— Правда? — спросил Гаред.

— А ты извинишься перед Джоной?

— Ага.

— Тогда да, правда. А теперь возвращайся за стол. Я скоро приду.

Она поцеловала его. Гаред расплылся в широкой ухмылке и убежал.

— Наверное, так дрессируют медведя, — пробормотала Брианна.

— Медведя, который только что вылез из репейника, — добавила Сэйра.

— Оставьте его в покое, — приказала Лиша. — Гаред не хотел плохого. Он просто слишком сильный и немного…

— Неуклюжий? — предположилаБрианна.

— Тугодумный? — добавила Сэйра.

— Безмозглый? — припечатала Мэйри.

Лиша толкнула подруг, и они рассмеялись.

* * *

Стив и Гаред перебрались за стол Лиши. Юный лесоруб грозно поглядывал по сторонам. Жаль, им нельзя обниматься на людях, пока Лиша не войдет в возраст и рачитель не скрепит официальную помолвку. Но даже тогда придется ограничиться целомудренными прикосновениями и поцелуями.

Лиша все же целовалась с Гаредом, когда они оставались наедине, но не более, несмотря на насмешки Брианны. Девочке хотелось соблюсти традицию, чтобы их брачная ночь запомнилась на всю жизнь.

К тому же есть еще Кларисса, которая любила танцевать и флиртовать. Она научила Лишу и ее подруг танцевать рил и вплетать цветы в волосы. Кларисса была поразительно красива и не знала отбоя от ухажеров.

Ее сыну, должно быть, уже три года, но ни один мужчина в Лесорубовой Лощине не признал его своим. Поговаривали, что отец ребенка женат, и долгие месяцы, пока живот Клариссы рос, рачитель Майкл в каждой проповеди твердил, что она согрешила и Напасть Создателя крепнет из-за таких, как она.

— Демоны внешние суть отражение демонов внутренних, — говаривал он.

Раньше Клариссу любили, но все изменилось. Женщины ее сторонились, шептались вслед, а мужчины отводили глаза, когда их жены были рядом, и отпускали сальные шуточки, когда оставались одни.

Кларисса уехала с вестником в Форт Райзон, как только отлучила сына от груди, и не вернулась. Лиша скучала по ней.

— Интересно, зачем Бруна посылала Джону? — спросила Лиша.

— Терпеть не могу этого коротышку, — прорычал Гаред. — Вечно он на тебя пялится и воображает своей женой!

— Какая разница? Пусть воображает.

— Я никому тебя не отдам, даже в мечтах.

Гаред накрыл своей лапищей ее ладошку под столом. Лиша вздохнула и прильнула к жениху. Бруна подождет.

В этот миг Смитт, качнувшись от эля, поднялся и постучал глиняной кружкой по столу:

— Друзья! Прошу внимания!

Жена Смитта, Стефни, помогла ему залезть на скамью и придержала, чтобы поменьше шатался. Толпа притихла, и Смитт прочистил горло. Он не любил приказывать, зато обожал произносить речи.

— Худшие времена выявляют в нас самое лучшее, — начал он. — Создатель узрит наше рвение. Узрит, что мы исправились, пошлет Избавителя и положит конец Напасти. Узрит, что мы — одна семья, несмотря на зло в ночи. Ибо что такое Лесорубова Лощина, если не семья? Да, мы ссоримся, бранимся и любим одних соседей больше, чем других, но когда приходят подземники, семейные узы скрепляют нас вместе, как нити основы ткацкого станка. Мы разные, но никого не оставим на растерзание демонам.

Смитт перевел дух.

— Глухой ночью подземники прорвали оборону четырех домов. Двадцать человек оказались в лапах разъяренных демонов! Но благодаря вашему героизму погибли только семеро.

Толпа внимала.

— Никлас! — Смитт указал на мужчину с рыжеватыми волосами, сидевшего напротив. — Бросился в горящий дом, чтобы спасти свою мать!

Никлас покраснел.

— Джоу! — Гласный указал на другого мужчину, и тот подскочил. — Не далее как позавчера они с Дэвом поссорились у меня на глазах и даже обменялись тумаками. Но прошлой ночью Джоу ударил лесного демона — лесного демона! — своим топором, чтобы Дэв и его домочадцы успели забежать в охранный круг!

Распалившись, Смитт запрыгнул на стол — весьма ловко, хотя был под хмельком. Он расхаживал по столу, называл людей и перечислял их заслуги.

— Герои отыскались и днем. Гаред и Стив! — Он указал на них пальцем. — Оставили свой дом догорать и принялись тушить те, что еще можно было спасти. Благодаря им и остальным сгорело только восемь домов, хотя запросто мог сгореть весь поселок!

Смитт повернулся и внезапно взглянул на Лишу. Гласный указал на девочку пальцем. Ее словно ткнули в живот кулаком.

— Лиша! — выкрикнул он. — Тринадцатилетняя девочка спасла жизнь травнице Бруне!

Смитт обвел собравшихся рукой.

— В сердце каждого жителя Лесорубовой Лощины бьется сердце героя! Подземники испытывают нас, горе нас закаляет, и Лесорубова Лощина крепка, словно милнская сталь!

Толпа одобрительно заревела. Те, кто потерял близких, кричали громче всех, их щеки были мокры от слез.

Смитт наслаждался произведенным впечатлением. Через некоторое время он похлопал в ладоши, и люди притихли.

— Рачитель Майкл, — он указал на священника, — открыл двери Праведного дома раненым, а Стефни и Дарси вызвались ухаживать за ними всю ночь. Кроме того, Майкл предлагает метки Создателя тем, кому некуда больше идти.

Смитт поднял кулак.

— Но разве дело героям спать на жестких скамьях? Ведь они в кругу семьи! У меня в трактире легко поместятся десятеро, а то и больше, если нужно. Кто еще готов предложить свои метки и постели героям?

Все снова закричали, на этот раз громче. Смитт расплылся в широкой улыбке и похлопал в ладоши.

— Создатель радуется вам, — молвил он, — но час уже поздний. Я распределю…

Элона встала. Она тоже выпила несколько кружек, и у нее заплетался язык.

— Мы с Эрни возьмем Гареда и Стива. — Эрни недовольно покосился на жену. — У нас полно места, а поскольку Гаред и Лиша сговорены, они уже, считай, родственники.

— Как великодушно, Элона. — Смитт не сумел скрыть удивление. Элона редко проявляла великодушие, и никогда — без тайной корысти.

— А это прилично? — громко спросила Стефни, и все посмотрели на нее.

Стефни работала в трактире мужа, а в свободное время помогала в Праведном доме или изучала Канон. Она ненавидела Элону — очко в ее пользу, с точки зрения Лиши, — но при этом первой набросилась на Клариссу, когда ее положение стало очевидным.

— Два сговоренных ребенка под одной крышей? — спросила Стефни, покосившись не на Гареда, а на Стива. — Мало ли что может случиться! Лучше вам взять кого-нибудь другого, а Гаред и Стив поселятся в трактире.

Элона сощурилась:

— Полагаю, трех родителей достаточно, чтобы присмотреть за двумя детьми, — ледяным тоном возразила она.

Женщина повернулась к Гареду и стиснула его широкие плечи.

— Мой будущий зять поработал сегодня за пятерых. А Стив — за десятерых!

Элона покачнулась и ткнула великана в могучую грудь. Затем повернулась к Лише и едва не упала. Стив со смехом поддержал ее за талию. Его рука казалась огромной на ее тонком стане.

— Даже моя… дочь отличилась сегодня. Я не позволю своим героям спать в чужом доме!

Слово «бесполезная» Элона проглотила, но Лиша все равно его услышала. Стефни нахмурилась, но остальные горожане сочли вопрос решенным и принялись предлагать свои дома другим нуждающимся.

Элона снова споткнулась и со смехом упала Стиву на колени.

— Ляжешь в комнате Лиши, — сказала она. — Это рядом со мной.

Элона понизила голос, но недостаточно. Гаред покраснел, Стив засмеялся, а Эрни повесил голову. Лиша пожалела отца.

— Лучше бы подземники забрали ее прошлой ночью, — пробормотала девочка.

Отец взглянул на нее.

— Никогда так не говори, — велел он. — Ни о ком.

Он строго смотрел на Лишу, пока она не кивнула.

— К тому же, — печально добавил он, — демоны наверняка поспешили бы ее вернуть.

* * *

Погорельцев разместили, и люди начали расходиться, но тут пронесся шепоток и толпа расступилась. По проходу, хромая, ковыляла старая карга Бруна.

Малыш Джона поддерживал женщину за руку. Лиша вскочила, чтобы подхватить травницу за другую.

— Бруна, напрасно вы встали, — упрекнула она. — Вам надо отдыхать!

— Ты сама виновата, девка, — отрезала Бруна. — Кое-кому приходится хуже, чем мне, и я хотела забрать травы из хижины. Если бы твой сторож…

Старуха сверкнула глазами на Гареда, и тот в ужасе отпрянул.

— …не помешал Джоне передать мое послание, я отправила бы тебя со списком. Но уже поздно, и мы пойдем вместе. Переждем ночь за моими метками и вернемся утром.

— Но почему я? — спросила Лиша.

— Потому что остальные безмозглые девицы не умеют читать! — вспылила Бруна. — И перепутают флаконы еще хуже, чем дуреха Дарси!

— Джона умеет читать, — возразила Лиша.

— Я предложил свою помощь… — начал было служка, но осекся и вскрикнул — Бруна припечатала палкой его ступню к земле.

— Девочка, знахарство — женское дело, — сказала Бруна. — Праведникам остается лишь молиться, пока мы трудимся.

— Я… — Лиша оглянулась на родителей в поисках защиты.

— По-моему, прекрасная мысль. — Элона наконец слезла с коленей Стива. — Переночуй у Бруны.

Она подтолкнула дочь в спину.

— Моя девочка рада помочь, — широко улыбнулась Элона.

— Может, Гареду тоже сходить? — Стив пнул сына.

— Верно! Утром он поможет нести травы и зелья. — Элона заставила Гареда встать.

Древняя травница мрачно посмотрела на нее, затем на Стива, но кивнула.

* * *

Старуха еле-еле тащилась, шаркая ногами. Они добрались до хижины перед самым закатом.

— Проверь метки, парень, — велела Бруна Гареду.

Лиша завела старуху в дом, усадила в кресло и накрыла лоскутным одеялом. Бруна натужно дышала, и Лиша боялась нового приступа кашля в любую минуту. Девочка налила воду в чайник, положила в очаг дрова и трут и огляделась в поисках кремня и кресала.

— Коробка на полке, — подсказала Бруна, и Лиша заметила деревянную коробочку. Внутри не оказалось ни кремня, ни кресала, а только короткие деревянные палочки, обмазанные с концов какой-то глиной. Девочка взяла две и попробовала потереть друг о дружку.

— Не так, девка! — рявкнула Бруна. — Никогда не видела спичек?

Лиша покачала головой:

— Спички есть у папы в мастерской, где он смешивает реактивы, но меня туда не пускают.

Старая травница вздохнула и поманила Лишу поближе. Взяла палочку, прижала к искривленному высохшему ногтю и чиркнула. Та вспыхнула. Лиша выпучила глаза.

— Мы умеем не только лечить.

Бруна поднесла спичку к тонкой свече и держала, пока палочка не догорела. Затем зажгла лампу, отдала свечу Лише и подняла лампу повыше. Мерцающий свет залил пыльную полку, забитую книгами.

— Ого! — воскликнула Лиша. — Да у вас больше книг, чем у рачителя Майкла!

— И это не пустые россказни, выхолощенные праведниками. Травницы хранят крупицы знаний прежнего мира — с самого Возвращения, когда демоны сожгли великие библиотеки.

— Наука? — поразилась Лиша. — Но разве не спесь ученых навлекла Напасть?

— Это Майкл так считает, — фыркнула Бруна. — Знала бы, что мальчишка вырастет в такого напыщенного болвана, — оставила бы у матери между ног. Наука и магия вместе победили подземников в первый раз. В сагах говорится о великих травницах, которые лечили смертельные раны и смешивали травы и минералы, чтобы губить демонов без счета огнем и ядом.

Лиша собиралась задать очередной вопрос, когда вернулся Гаред. Бруна махнула в сторону очага, и Лиша развела огонь и поставила чайник. Вскоре вода закипела. Бруна порылась в многочисленных карманах своего платья и насыпала особую смесь трав в свою чашку, а Лиши и Гареду — чай. Ее руки так и мелькали, но Лиша все равно заметила, как старуха бросила в чашку Гареда что-то еще.

Девочка налила воды. Все неловко молчали. Гаред выхлебал свой чай и вскоре начал тереть глаза. Через мгновение он обмяк и захрапел.

— Вы что-то положили в его чай, — обвинила старуху Лиша.

Та захихикала.

— Смолу маревника и пыльцу синь-травы, — уточнила она. — По отдельности годятся на многое, вместе — щепотка усыпляет быка.

— Но зачем?

Улыбка Бруны напоминала оскал.

— На всякий случай. Сговорены вы или нет, не стоит оставлять на ночь пятнадцатилетнего парня с молоденькой девочкой.

— Тогда зачем было брать его с собой? — удивилась Лиша.

Бруна покачала головой:

— Говорила я твоему отцу не жениться на этой мегере, но она потрясла перед ним своим выменем и свела с ума.

Старуха вздохнула.

— Пока не выветрится хмель, Стиву и твоей матери плевать, кто в доме. Гареду незачем их слышать. Мальчишки в его возрасте и без того не сахар.

Лиша выпучила глаза.

— Моя мать ни за что…

— Думай, что говоришь, девочка, — оборвала ее Бруна. — Создателю ненавистны лжецы.

Лиша сникла. Она прекрасно знала Элону.

— Но Гаред не такой, — упрямо возразила она.

Бруна фыркнула:

— Нашла кому рассказывать — деревенской повитухе.

— Это все потому, что я еще не расцвела, — посетовала Лиша. — Мы бы с Гаредом поженились, и я бы исполнила свой долг.

— Что, не терпится? — лукаво улыбнулась Бруна. — Приятное занятие, не спорю. Мужчины годятся не только на то, чтобы размахивать топорами и носить тяжести.

— Почему так долго? — спросила Лиша. — Сэйра и Мэйри испачкали простыни на двенадцатое лето, а мне уже почти тринадцать! Что со мной не так?

— Все в порядке, — ответила Бруна. — Каждая девочка расцветает в свое время. Возможно, тебе придется подождать еще год или больше.

— Целый год! — воскликнула Лиша.

— Не спеши прощаться с детством, девочка, когда вырастешь — пожалеешь. Лежать под мужчиной и рожать ему детей — не лучшая доля.

— Но что может с этим сравниться?

Бруна указала на полку.

— Выбери книгу, — предложила она. — Любую. Я покажу, какие возможности таит мир.

Глава 5. Переполненный дом. 319 п. в

Лиша проснулась резко, когда старый петух Бруны возвестил рассвет. Девочка потерла лицо и ощутила на щеке отпечаток книги. Гаред и Бруна до сих пор крепко спали. Травница легла рано, но Лиша, несмотря на усталость, зачиталась допоздна. Оказывается, травницы умеют не только вправлять кости и принимать роды! Они изучают природу, ищут сочетания даров Создателя, полезные для Его детей.

Лиша сняла ленту с темных волос, заложила страницу и благоговейно закрыла книгу, словно Канон. Девочка встала, потянулась, подбросила дров в очаг и разворошила угли. Поставила чайник и повернулась к Гареду.

— Вставай, лежебока, — негромко позвала она.

Гаред только замычал. Зелье Бруны так и не выветрилось. Лиша встряхнула Гареда, и тот отмахнулся, не открывая глаз.

— Вставай, не то останешься без завтрака, — засмеялась Лиша и пнула жениха.

Гаред снова замычал и приоткрыл глаза. Когда Лиша попыталась пнуть его еще раз, он схватил ее за ногу и с воплем опрокинул на себя. Гаред перекатился, навалился на нее, заключил в медвежьи объятия. Лиша хихикала, млея от его поцелуев.

— Прекрати! Разбудишь Бруну!

Она шлепнула его вполсилы.

— Подумаешь! Столетняя карга слепа, как летучая мышь.

— Зато карга прекрасно слышит. — Бруна приоткрыла подернутый молочной пленкой глаз. Гаред с криком вскочил и попятился.

— Не распускай руки в моем доме, мальчишка, не то сварю зелье — и на год забудешь о девках, — пригрозила Бруна.

Гаред мертвенно побледнел, и Лиша прикусила губу, чтобы не расхохотаться. Почему-то девочка перестала бояться Бруну, но ей нравилось смотреть, как старуха запугивает всех вокруг.

— Все понял? — осведомилась Бруна.

— Да, сударыня, — поспешно ответил Гаред.

— Прекрасно. А теперь займись делом и наруби дров.

Гаред захлопнул за собой дверь, прежде чем старуха успела договорить. Лиша засмеялась.

— Понравилось? — спросила Бруна.

— Впервые вижу, как Гареда гоняют в хвост и гриву.

— Подойди ближе, чтобы я тебя видела, — приказала Бруна. — Мало варить зелья, чтобы быть деревенской целительницей. Самого сильного парня полезно припугнуть. Может, в следующий раз подумает, прежде чем кого-нибудь побить.

— Гаред и мухи не обидит! — возмутилась Лиша.

— Как скажешь.

Похоже, Бруна ей не слишком поверила.

— А вы правда можете сварить зелье, чтобы его не тянуло к девушкам? — спросила Лиша.

Бруна рассыпалась смехом:

— На год — нет. По крайней мере, не с одной порции. Зато на несколько дней или даже неделю — не сложнее, чем подсыпать снотворное в чай.

Лиша задумалась.

— В чем дело, девочка? — спросила Бруна. — Боишься, что жених сорвет твой бутон до свадьбы?

— Я думала о Стиве, — призналась Лиша.

— Правильно, — кивнула Бруна. — Но будь осторожна — твоя мать знает секреты травниц. В юности она захаживала ко мне, чтобы заткнуть течь и развлекаться без последствий. Тогда я не понимала, что она собой представляет. К сожалению, я рассказала ей больше, чем следовало.

— Мама не была невинной, когда папа перенес ее через метки? — потрясенно спросила Лиша.

Бруна фыркнула:

— С ней полгорода успело покувыркаться, пока Стив не отвадил соперников.

У Лиши отвисла челюсть.

— Мама осудила Клариссу, когда та понесла!

Бруна сплюнула на пол:

— Все набросились на бедную девочку! Лицемеры, кругом ханжи! Смитт талдычит о семье, но и пальцем не шевельнул, когда его жена натравила горожан на Клариссу, словно стаю огненных демонов. Половина женщин, которые тыкали в девочку пальцем и вопили «Грех!», виновны в том же, только им повезло вовремя выйти замуж или хватило ума принять меры предосторожности.

— Меры предосторожности?

Бруна покачала головой:

— Элоне настолько не терпится понянчить внука, что она держит тебя в полном неведении? Скажи-ка, откуда берутся дети?

Лиша покраснела:

— Мужчина, то есть муж… Он…

— Хватит мямлить, девка! Я слишком стара, чтобы ждать, пока ты перестанешь смущаться.

— Он проливает в женщину семя. — Лиша покраснела еще гуще.

Бруна хмыкнула:

— Ты готова лечить ожоги и раны, но краснеешь при разговоре о новой жизни?

Лиша открыла рот, чтобы ответить, но Бруна ее перебила:

— Попроси парня проливать семя на живот, и можешь кувыркаться с ним сколько захочешь. Но парни не всегда вынимают вовремя, как узнала Кларисса. Девчонки поумнее приходят ко мне за чаем.

— Чаем? — Лиша внимала каждому слову.

— Из листьев яблуни и кое-каких трав можно сварить чай, который не даст мужскому семени укорениться.

— Но рачитель Майкл говорит… — начала Лиша.

— Избавь меня от цитат из Канона, — оборвала Бруна. — Эта книга написана мужчинами, которым наплевать на положение женщин.

Лиша захлопнула рот.

— Твоя мама часто навещала меня, — продолжила Бруна — Задавала вопросы, помогала по дому, растирала травы. Я собиралась взять ее в ученицы, но ее интересовал только секрет чая. Она выведала, как его варить, и была такова.

— На нее похоже, — признала Лиша.

— Яблуневый чай безопасен в малых дозах, но Стив — парень крепкий, и твоя мать пила слишком много. Наверное, они кувыркались сотни раз, прежде чем дела Эрни пошли на лад и Элона положила глаз на его мошну. К тому времени утроба твоей матери была выскоблена досуха.

Лиша с любопытством посмотрела на старуху.

— После свадьбы Элона два года безуспешно пыталась зачать. Стив женился на молоденькой, и она мигом понесла, отчего твоя мать расстроилась еще больше. Наконец она явилась ко мне и взмолилась о помощи.

Лиша наклонилась ближе, понимая, что сейчас Бруна расскажет, как она появилась на свет.

— Яблуневый чай нужно пить по чуть-чуть, — повторила Бруна, — и хорошо бы делать перерыв на течь раз в месяц, не то пересохнешь. Я предупреждала Элону, но она была слаба на передок и не слушала. Много месяцев я поила ее травами и следила за течью; давала ей снадобья, чтобы подмешивать в еду твоего отца. Наконец она зачала.

— Меня, — сказала Лиша. — Она зачала меня.

Бруна кивнула:

— Я опасалась за тебя, девочка. Утроба твоей матери была слабой, и мы обе знали, что второго случая не будет. Она приходила ко мне каждый день и спрашивала, все ли в порядке с ее сыном.

— Сыном? — переспросила Лиша.

— Я предупреждала ее, что может родиться девочка, но Элона упрямилась. «Создатель не может быть так жесток», — твердила она, забывая, кто создал подземников.

— Так, значит, я просто жестокая шутка Создателя?

Бруна схватила Лишу за подбородок костлявыми пальцами и притянула к себе. Над сморщенными губами старухи шевелились длинные седые волоски, похожие на кошачьи усы.

— Мы сами выбираем, кем быть, девонька, — заметила она. — Позволишь окружающим решать, чего ты стоишь, и пиши пропало, ведь всякий мнит себя лучше других. Элоне некого винить, кроме себя, но себя она слишком любит, чтобы это признать. Проще вымещать злобу на тебе и бедняге Эрни.

— Вот бы ее разоблачили и прогнали из поселка! — воскликнула Лиша.

— Ты готова из злобы предать свой пол?

— То есть? — не поняла Лиша.

— Что такого, если девушка раздвинет ноги перед мужчиной? Травницы не осуждают людей за то, что они следуют зову природы, когда молоды и свободны. Клятвопреступники — вот кого я не выношу. Дал слово — держи.

Лиша кивнула.

В этот миг вернулся Гаред:

— Дарси пришла проводить вас в город.

— Я же выгнала эту тупую свинью, — проворчала Бруна.

— Поселковый совет собрался вчера и восстановил меня в правах. — Дарси протиснулась в хижину. Она была ниже Гареда, но ненамного и определенно тяжелее. — Ты сама виновата. Других желающих нет.

— Они не могут так со мной поступить! — рявкнула Бруна.

— Еще как могут. Мне это нравится не больше, чем тебе, но ты окочуришься со дня на день, а поселку нужна целительница.

— Я и не таких пережила, — усмехнулась Бруна. — Я сама выбираю, кого учить.

— Останусь, пока не выберешь. — Дарси глянула на Лишу и оскалила зубы.

— Тогда займись делом и свари кашу, — велела Бруна. — Гаред растет не по дням, а по часам. Ему надо как следует есть.

Дарси нахмурилась, но закатала рукава и направилась к кипевшему котелку.

— Вернусь в поселок — потолкую со Смиттом, — проворчала Бруна.

— Дарси правда ни на что не годится? — спросила Лиша.

Бруна взглянула на Гареда водянистыми глазами:

— Ты силен как бык, мальчик, но, по-моему, там еще остались дрова.

Гареда не надо было упрашивать. Он мигом выскочил за дверь и застучал топором.

— Дарси неплохо справляется по хозяйству, — признала Бруна. — Колет дрова едва ли не быстрее твоего жениха и варит съедобную кашу. Но ее ручищи слишком неуклюжи для врачевания, и у нее нет дара травницы. Из нее выйдет сносная повитуха — любая идиотка сможет вытащить ребенка из матери. Еще она неплохо вправляет кости, но более тонкая работа ей не по силам. Я боюсь оставить поселок на ее попечение.

* * *

— Гареду ни к чему жена, которая не может приготовить простой ужин! — крикнула Элона.

Лиша нахмурилась. Насколько она знала, ее мать в жизни ничего не готовила. Девочка уже несколько дней толком не спала, но Элона и пальцем не пошевелила, чтобы ей помочь. Лиша весь день ухаживала за больными вместе с Бруной и Дарси. Она схватывала на лету, и Бруна ставила ее в пример. Дарси было наплевать.

Лиша знала, что Бруна хочет взять ее в ученицы. Старуха выразилась вполне недвусмысленно, но не настаивала. Однако надо подумать и об отцовском деле. Лиша с ранних лет работала в мастерской — большой пристройке к дому. Писала письма для поселян и лила бумагу. Эрни говорил, у нее дар. Ее переплеты были красивее отцовских, и она любила добавлять в бумагу цветочные лепестки. Дамы из Лактона и Форта Райзон платили за ее работу больше, чем их мужья за простые листы.

Эрни мечтал оставить мастерскую на дочь, а приготовление пульпы и тяжелую работу — на Гареда. Но литье бумаги не слишком интересовало Лишу. Она занималась им, чтобы проводить время с отцом, подальше от злобного языка матери.

Элоне нравились деньги, но она терпеть не могла мастерскую, жаловалась на вонь щелока от кадок с пульпой и грохот дробилки. Мастерская стала для Лиши и Эрни убежищем и часто оглашалась смехом, немыслимым в доме.

Раскатистый хохот Стива заставил Лишу оторвать взгляд от овощей, которые она нарезала для рагу. Великан сидел в отцовском кресле в общей комнате и пил отцовский эль. Элона примостилась на подлокотнике, смеялась и льнула к Стиву, положив руку ему на плечо.

Лише захотелось превратиться в огненного демона и плюнуть в них огнем. Ей никогда не нравилось сидеть в доме с Элоной, но теперь истории Бруны не шли у нее из головы. Ее мать не любит отца и, возможно, никогда не любила. Она считает дочь жестокой шуткой Создателя. И она не была невинной, когда Эрни перенес ее через метки.

Почему-то это ранило больше всего. Бруна сказала, что женщине не грех наслаждаться мужчиной, но лицемерие матери было отвратительно. Она помогла выгнать Клариссу из города, чтобы скрыть собственное легкомыслие.

«Я не стану такой, как ты», — поклялась Лиша. Она встретит день свадьбы, как заповедал Создатель, и станет женщиной на брачном ложе, не раньше.

Стив что-то сказал, Элона закудахтала, и Лиша принялась напевать себе под нос, чтобы заглушить их. У нее был звонкий и чистый голос; рачитель Майкл часто просил ее петь на службах.

— Лиша! — немедленно рявкнула мать. — Хватит выть! Мы собственных мыслей не слышим!

— Знаю я ваши мысли, — пробормотала Лиша.

— Что ты сказала?

— Ничего! — невинным голоском ответила та.

Они поужинали сразу после заката, и Лиша с гордостью смотрела, как Гаред вытирает куском хлеба третью миску ее рагу.

— Повариха из нее никудышная, сынок, — извинилась Элона, — но есть можно, если не принюхиваться.

У Стива эль пошел носом. Гаред засмеялся, глядя на отца, а Элона схватила салфетку с коленей Эрни, чтобы вытереть Стиву лицо. Лиша посмотрела на отца в поисках поддержки, но тот глядел в миску. Он не сказал ни слова с тех пор, как вышел из мастерской.

С Лиши было довольно. Она убрала со стола и ушла к себе в комнату, но и там не обрела покоя. Девочка совсем забыла, что мать отдала ее комнату Стиву. Великан-лесоруб затоптал чистый пол и бросил грязные сапоги прямо на ее любимую книгу, лежавшую у кровати.

Лиша вскрикнула и бросилась к своему сокровищу, но обложка была безнадежно испорчена. На постельном белье из мягкой райзонской шерсти виднелись подозрительные пятна, и от него воняло омерзительной смесью мускусного пота и дорогих энджирских духов — любимых духов матери.

Лишу затошнило. Она прижала драгоценный томик к груди и убежала в отцовскую мастерскую. Когда Гаред ее отыскал, она тщетно пыталась отчистить книгу и плакала.

— Так вот куда ты убегаешь. — Он попытался заключить ее в медвежьи объятия.

Лиша отстранилась, вытерла глаза и попробовала собраться с силами.

— Мне просто хотелось побыть одной.

Гаред поймал ее за руку:

— Это из-за маминой шутки?

Лиша покачала головой и собралась отвернуться, но Гаред крепко держал ее.

— Я смеялся над отцом, не над тобой. Мне понравилось твое рагу.

— Правда? — Лиша шмыгнула носом.

— Правда.

Он притянул ее к себе и страстно поцеловал.

— На твоей стряпне можно вырастить целую армию сыновей, — хрипло произнес он.

Лиша захихикала:

— Боюсь, нелегкое это дело — рожать армию маленьких Гаредов!

Он стиснул ее и прижался губами к уху:

— Сейчас меня интересует только, как заделать тебе хотя бы одного.

Лиша застонала, но осторожно отстранила его.

— Мы скоро поженимся, — напомнила она.

— Недостаточно скоро, — проворчал Гаред, но отпустил ее.

* * *

Лиша лежала, завернувшись в одеяла, у очага в общем помещении. Стив занял ее комнату, а Гаред спал на кушетке в мастерской. На полу по ночам сквозило, а шерстяной коврик был слишком грубым и жестким. Девочка скучала по своей постели, хотя избавиться от вони Стива и Элоны помог бы только огонь.

Почему мать вообще утруждается хитрить? Как будто ей кто-то поверит! С тем же успехом могла бы выгнать Эрни в общую комнату и уложить Стива в супружескую кровать.

Скорей бы уйти с Гаредом!

Лиша лежала без сна, слушала, как демоны пытаются прорваться сквозь метки, и воображала, как управляет бумажной мастерской вместе с Гаредом. Отец отошел от дел; мать и Стив, как ни прискорбно, скончались. У Лиши круглый тугой живот. Она ведет книги. Входит Гаред, потный и скрюченный после работы на дробилке. Он целует Лишу, а их ребятишки носятся по мастерской.

Фантазия согрела ее сердце, но девочка вспомнила слова Бруны и задумалась, много ли потеряет, если посвятит жизнь детям и изготовлению бумаги. Лиша снова закрыла глаза и представила себя травницей Лесорубовой Лощины. Все нуждаются в ее помощи — больные, беременные, раненые. Лестно, но как же Гаред и дети? Травница должна навещать больных, а Гаред вряд ли станет носить за ней инструменты и травы, не говоря уже о том, чтобы присматривать за детьми, пока Лиша будет трудиться.

Бруна, однако, как-то справилась много десятилетий назад — вышла замуж, вырастила детей, не переставая лечить людей. Интересно как. Надо спросить старуху.

Лиша услышала щелчок двери и подняла глаза. Гаред осторожно вышел из мастерской. Девочка притворилась спящей, а когда он подошел ближе, резко перекатилась на спину.

— Что ты здесь делаешь? — прошептала она.

Гаред подскочил и зажал рот рукой. Лиша прикусила губу, чтобы не засмеяться.

— Мне нужно в уборную, — прошептал Гаред и встал рядом с ней на колени.

— В мастерской есть уборная, — напомнила Лиша.

— Тогда поцелуй меня на ночь. — Он наклонился, выпятив губы.

— Я три раза целовала тебя на ночь. — Лиша игриво шлепнула жениха.

— Разве четвертый будет лишним?

— Вряд ли. — Лиша обняла его за шею.

Через некоторое время скрипнула другая дверь. Гаред напрягся и огляделся в поисках укрытия. Лиша указала на стул. Великан не мог спрятаться целиком, но в тусклом оранжевом мерцании очага сошло бы и так.

Через мгновение мелькнул огонек, и надежда испарилась. Лиша едва успела лечь и закрыть глаза.

Сквозь полуприкрытые веки Лиша увидела, как мать заглядывает в общую комнату. Фонарь был почти полностью закрыт шторками и отбрасывал длинные тени, так что Гаред вполне мог остаться незамеченным, если Элона не станет приглядываться.

Они беспокоились напрасно. Убедившись, что Лиша спит, Элона скрылась за дверью в комнату Стива.

Лиша долго смотрела ей вслед. Неверность Элоны не стала для девочки новостью, но до сих пор Лиша позволяла себе роскошь сомнений.

Гаред положил руку ей на плечо:

— Бедная Лиша…

Она уткнулась лицом ему в грудь и заплакала. Он крепко обнимал ее, заглушал рыдания, раскачивался взад и вперед. Вдалеке завыл демон, и Лише захотелось подхватить. Она сдерживалась в надежде, что отец спит и не слышит, как хрюкает мать. Но надежда была тщетной, разве что Элона напоила его сонным зельем Бруны.

— Я заберу тебя отсюда, — пообещал Гаред. — Хватит мечтать! К свадьбе я построю нам дом, даже если придется срубить и сложить бревна собственными руками.

— Ах, Гаред! — Лиша поцеловала его.

Он обнял ее и уложил на пол. Кровь у нее в ушах шумела громче Стива, Элоны и демонов на улице.

Гаред гладил ее тело, и Лиша позволила ему прикасаться к местам, которые можно трогать только мужу. Она ахнула и выгнула спину от удовольствия, и Гаред воспользовался возможностью и устроился между ее ног. Лиша почувствовала, как он спускает штаны, и поняла, что он делает. Она знала, что должна оттолкнуть его, но внутри ее зияла пустота, и ей казалось, что только Гаред способен заполнить ее.

Он уже изготовился идти на приступ, когда Элона закричала от удовольствия, и Лиша застыла. Чем она лучше матери, если так легко нарушила клятву? Она поклялась пересечь метки своего будущего дома невинной. Поклялась ни в чем не походить на Элону. И вот забыла обо всем и кувыркается с парнем в нескольких футах от своей порочной матери!

«Клятвопреступники — вот кого я не выношу», — как наяву услышала Лиша и крепко прижала ладони к груди Гареда.

— Гаред, пожалуйста, не надо, — прошептала она.

Гаред застыл. Наконец он скатился с нее и завязал штаны.

— Прости, — тихо сказала Лиша.

— Нет, это ты меня прости. — Гаред поцеловал ее в висок. — Я могу подождать.

Лиша крепко обняла его, и Гаред встал, готовый уйти. Ей хотелось, чтобы он остался и спал рядом, но на сегодня хватит испытывать судьбу. Если Элона их застукает, то жестоко накажет дочь, несмотря на собственный грех. Возможно, даже именно из-за него.

Дверь в мастерскую защелкнулась, и Лиша легла на спину, полная приятных мыслей о женихе. Мать может сколько угодно причинять ей боль — она все снесет, пока у нее есть Гаред.

* * *

За завтраком всем было не по себе. Гости и хозяева громко жевали и глотали в напряженном молчании. Казалось, все, что можно сказать, лучше оставить при себе. Лиша безмолвно убрала со стола, а Гаред и Стив взялись за топоры.

— Ты сегодня зайдешь в мастерскую? — Гаред наконец нарушил тишину.

Эрни впервые за утро поднял взгляд — его интересовал ответ дочери.

— Я обещала Бруне помочь с ранеными. — Лиша виновато посмотрела на отца. Эрни с пониманием кивнул и слабо улыбнулся.

— И долго это будет продолжаться? — спросила Элона.

Лиша пожала плечами:

— Наверное, пока они не поправятся.

— Ты слишком много времени проводишь со старой ведьмой.

— Ты сама попросила, — напомнила Лиша.

Элона нахмурилась:

— Не умничай, девка.

Лиша разозлилась, но накинула плащ на плечи и сверкнула победной улыбкой:

— Не беспокойся, мама. Я не стану пить слишком много чая.

Стив фыркнул, а Элона выпучила глаза, но Лиша выскочила за дверь, прежде чем мать отразила удар.

Гаред проводил ее, но только до места, где дровосеки собирались по утрам. Друзья уже ждали Гареда.

— Ты поздно, Гар, — проворчал Эвин.

— Он завел себе повариху, — сказал Флинн. — Грех не задержаться.

— Если он вообще спал, — фыркнул Рен. — Спорим, она ему не только готовит? Под самым носом у отца!

— Рен угадал? — спросил Флинн. — Нашел, куда засунуть свой топор?

Лиша ощетинилась и открыла рот, но Гаред положил руку ей на плечо:

— Не обращай на них внимания. Им просто нравится тебя злить.

— Мог бы и защитить мою честь!

Мальчишкам и без нее найдется о чем спорить.

— Защищу, не сомневайся, — пообещал Гаред. — Просто не хочу, чтобы ты это видела. Лучше считай меня милым.

— Ты душка. — Лиша встала на цыпочки и поцеловала его в щеку. Парни заулюлюкали. Лиша показала им язык и ушла.

* * *

— Идиотка, — пробормотала Бруна, когда Лиша рассказала ей о разговоре с матерью. — Хватило ума выкладывать карты, когда игра только началась!

— Это не игра, это моя жизнь! — возмутилась Лиша.

Бруна схватила ее за щеки, так что девочка невольно приоткрыла рот.

— Тем более надо быть умнее. — Старуха сверкнула белесыми глазами.

Злость закипела в груди Лиши. Да кто Бруна такая, чтобы обращаться с ней подобным образом? Старуха презирает весь город, хватает кого ни попадя, бьет, угрожает. Чем она лучше Элоны? Хотела ли травница помочь Лише, когда рассказывала ужасные вещи о ее матери, или просто манипулировала ею в надежде заполучить ученицу? Точно так же, как Элона давит на дочь, чтобы та поскорее вышла за Гареда и нарожала ему детей? В глубине души Лиша хотела и врачевать, и нянчить малышей, но ей надоело жить по чужой указке.

— Смотрите, кто пришел, — донеслось от двери. — Чудо-ребенок!

Лиша подняла взгляд и увидела в дверях Праведного дома Дарси с охапкой дров. Женщина даже не пыталась скрыть, что Лиша ей не нравится, и при желании могла напугать не меньше Бруны. Лиша попробовала убедить ее, что не представляет опасности, но вышло только хуже. Дарси не собиралась с ней мириться.

— Лиша не виновата, что за два дня выучила больше, чем ты за первый год, — сказала Бруна, когда Дарси бросила дрова на пол и подняла тяжелую чугунную кочергу, чтобы разворошить огонь.

Лиша понимала, что не поладит с Дарси, пока Бруна сыплет соль на рану. Девочка занялась травами для припарок. У нескольких пострадавших воспалились ожоги, и за ними надо было тщательно ухаживать. Другим приходилось и того хуже. Бруна дважды вставала ночью, чтобы им помочь, но пока что травы и умение ее не подвели.

Бруна распоряжалась в Праведном доме, как у себя в хижине; гоняла рачителя Майкла и остальных, словно милнских служанок. Лишу она держала при себе и ни на секунду не умолкала, объясняя ей хриплым скрипучим голосом природу ран и свойства лекарственных трав. Лиша смотрела, как старуха режет и зашивает плоть, и ее больше не подташнивало от неприятного зрелища.

Утро сменилось днем, и Лиша заставила Бруну отдохнуть и перекусить. Другие не замечали натужного дыхания и дрожащих рук старухи, но Лиша видела все.

— Хватит. — Она забрала у травницы ступку и пестик.

Бруна вскинулась.

— Отдохните, — велела Лиша.

— Да кто ты такая, девка… — Бруна потянулась за палкой.

Лиша успела уклониться, перехватить палку и указать ею на крючковатый нос Бруны.

— Хотите опять свалиться с приступом? — упрекнула она. — Я отведу вас на улицу, и нечего спорить! Стефни и Дарси справятся без вас.

— Сомневаюсь, — проворчала Бруна, но позволила вывести себя наружу.

Солнце стояло высоко, и трава у Праведного дома была сочной и зеленой, не считая пары выгоревших участков, где порезвились огненные демоны. Лиша разложила покрывало, усадила Бруну и поднесла ей лечебный чай и мягкий хлеб, об который старуха не обломает последние зубы.

Они молча сидели и наслаждались теплым весенним днем. Лиша подумала, что напрасно сравнивала Бруну с матерью. Когда они с Элоной в последний раз молча радовались солнышку? Пожалуй, никогда.

Лиша услышала храп, обернулась и увидела, что Бруна задремала. Девочка улыбнулась и укутала травницу шалью. Вытянула ноги и заметила неподалеку Сэйру и Мэйри с шитьем. Подруги помахали ей и подвинулись, чтобы освободить место на одеяле.

— Как поживает знахарство? — спросила Мэйри.

— Утомительно, — ответила Лиша. — А где Брианна?

Девочки переглянулись и захихикали.

— В лесу с Эвином, — ответила Сэйра.

Лиша поцокала языком:

— Рано или поздно она кончит, как Кларисса.

Сэйра пожала плечами:

— Брианна говорит, что глупо презирать то, чего не пробовал.

— Собираешься попробовать? — спросила Лиша.

— Ты думаешь, спешить некуда. Я тоже так считала, пока Джек не погиб. Теперь я бы все отдала, чтобы побыть с ним хоть разок перед смертью. Или даже родить от него ребенка.

— Прости.

— Ничего, — печально ответила Сэйра. Лиша обняла ее, и Мэйри присоединилась к ним.

— Как мило! — раздался голос из-за спины. — Я тоже хочу обниматься!

Девушки обернулись. Брианна налетела на них и со смехом повалила в траву.

— Ты сегодня в хорошем настроении, — заметила Лиша.

— Удачно повалялась в лесу.

Брианна подмигнула и ткнула подругу локтем под ребра.

— А еще, — пропела она, — Э-э-э-эвин рассказал мне се-е-екрет!

— Какой? — хором крикнули девушки.

Брианна рассмеялась и покосилась на Лишу.

— Позже, — сказала она. — Как поживает новая ученица старой карги?

— Никакая я не ученица, что бы Бруна ни думала, — возразила Лиша. — Я по-прежнему собираюсь управлять отцовской мастерской, когда мы с Гаредом поженимся. Я просто помогаю лечить больных.

— Тебе не позавидуешь, — сказала Брианна. — Похоже,целительство — тяжелая работа. Выглядишь ужасно. Хорошо спала ночью?

Лиша покачала головой:

— На полу у очага — не то что на кровати.

— А по мне, так с Гаредом мягко и на полу, — заметила Брианна.

— Что ты имеешь в виду?

— Лиша, не прикидывайся дурочкой, — начала злиться Брианна. — Мы же твои подруги.

Лиша надулась:

— Если ты намекаешь…

— Хватит пыжиться, Лиша, — сказала Брианна. — Я знаю, что Гаред заправил тебе прошлой ночью. Я надеялась, ты не станешь врать подругам.

Сэйра и Мэйри ахнули, а Лиша выпучила глаза и покраснела.

— Ничего подобного! — взвилась она. — Кто это сказал?

— Эвин, — улыбнулась Брианна. — Говорит, Гаред хвастается весь день.

— Значит, Гаред — гнусный лжец! — отрезала Лиша. — Я не какая-нибудь потаскушка…

Лицо Брианны потемнело. Лиша осеклась и прижала ладонь ко рту:

— О господи, Брианна! Прости! Я не хотела…

— А по-моему, хотела, — сказала Брианна. — Хоть в чем-то не соврала.

Она встала и отряхнула юбку. Ее обычно хорошее настроение улетучилось.

— Пойдемте, девочки, — сказала она. — Куда-нибудь, где не воняет.

Сэйра и Мэйри переглянулись и посмотрели на Лишу, но Брианна уже направилась прочь, и они, вскочив, бросились за ней. Лиша открыла рот, но задохнулась, не зная, что сказать.

— Лиша! — окликнула Бруна.

Девочка обернулась и увидела, что старуха вцепилась в палку и пытается встать. Бросив страдальческий взгляд на спины подруг, Лиша поспешила ей на помощь.

* * *

Лиша поджидала на тропинке у отцовского дома. Гаред и Стив шли неторопливо, смеялись и шутили. Их веселье придало Лише необходимые силы. Она подхватила юбки, так что костяшки пальцев побелели, и зашагала навстречу.

— Лиша! — притворно улыбнулся Стив. — Как поживает моя будущая дочь?

Он раскинул руки, как будто собирался заключить ее в объятия.

Лиша не обратила на него внимания, направилась прямо к Гареду и с размаху ударила в лицо.

— Ты что! — крикнул Гаред.

— О нет! — засмеялся Стив.

Лиша смерила его коронным материнским взглядом, и он примирительно поднял руки:

— Кажется, вам надо поговорить. Не стану мешать.

Он посмотрел на Гареда и подмигнул.

— За удовольствия надо платить, — напоследок произнес он.

Лиша развернулась к Гареду и замахнулась. Парень перехватил ее запястье и крепко сжал.

— Лиша, прекрати! — потребовал он.

Не обращая внимания на боль, Лиша врезала жениху коленом между ног. Плотные юбки смягчили удар, но Гаред все равно отпустил ее руку и упал на землю, зажимая пах. Лиша пнула его еще раз, но у Гареда были стальные мышцы, а единственное уязвимое место он прикрывал руками.

— Лиша, ты что, с цепи сорвалась? — выдохнул Гаред. Лиша не дала ему договорить, ударив по губам.

Гаред зарычал и, когда она снова подняла ногу, схватил и дернул. Лиша упала на спину, у нее перехватило дыхание, и Гаред прежде, чем она пришла в себя, бросился на нее, схватил за руки и притиснул к земле.

— Рехнулась? — заорал он.

Лиша билась под ним. Его лицо было багровым, глаза слезились.

— Как ты посмел? — крикнула Лиша. — Демонов сын, как ты мог так со мной поступить?

— Создатель! Лиша, о чем ты? — прохрипел Гаред, навалившись на нее.

— Как ты мог? — повторила она. — Как ты мог всем наврать, что распечатал меня ночью?

Гаред явно был захвачен врасплох.

— Кто тебе наболтал? — спросил он, и у Лиши забрезжила надежда, что соврал кто-то другой.

— Эвин сказал Брианне.

— Убью демонова сына, — прорычал Гаред и приподнялся. — Он обещал держать рот на замке.

— Так это правда? — вскричала Лиша и врезала Гареду коленом.

Парень завыл и скатился с нее. Она отскочила подальше, пока он не успел прийти в себя и схватить ее снова.

— Зачем? — спросила она. — Зачем ты солгал?

— Пустая болтовня лесорубов, — простонал Гаред. — Чепуха!

Лиша никогда не плевалась, но плюнула в Гареда.

— Чепуха? — рассвирепела она. — Ты испортил мне жизнь из-за чепухи?

Гаред встал, и Лиша попятилась. Он поднял руки и не стал приближаться:

— Ничего я не испортил…

— Брианна знает! — крикнула Лиша. — Сэйра и Мэйри тоже! Завтра будет знать вся деревня!

— Лиша… — начал Гаред.

— Кому еще? — оборвала его она.

— Что?

— Кому еще ты рассказал, идиот?

Он сунул руки в карманы и опустил глаза.

— Только остальным лесорубам, — ответил он.

— Ночь! Всем лесорубам?

Лиша бросилась к нему, готовая вцепиться в лицо, но Гаред схватил ее за руки.

— Успокойся! — крикнул парень. Его руки, похожие на два окорока, стиснули девичьи запястья, и Лиша от боли пришла в чувство.

— Мне больно, — сказала она как можно спокойнее.

— Вот и прекрасно. — Он ослабил хватку, но не отпустил. — Поверь, по яйцам — намного больнее.

— Ты это заслужил, — возразила Лиша.

— Возможно, — признал Гаред. — Мы можем поговорить без рук?

— Если отпустишь.

Гаред нахмурился, но отпустил ее и отскочил на безопасное расстояние.

— Ты расскажешь всем, что солгал? — спросила Лиша.

Гаред покачал головой:

— Лиша, я не могу. Меня будут считать дураком.

— Лучше, чтобы меня считали шлюхой? — возмутилась Лиша.

— Никакая ты не шлюха, мы сговорены. Ты не то что Брианна.

— Ладно. Может, мне тоже солгать? Друзья и так тебя дразнят. Интересно, как им понравится, если я расскажу, что ты был вялым, как червяк, и не сумел мне присунуть?

Гаред поднял огромный кулак:

— Лиша, не делай этого. Я терпелив с тобой, но если ты станешь распускать подобные слухи, я…

— А обо мне врать можно?

— Какая разница, если мы скоро поженимся? Все забудут.

— Я не выйду за тебя замуж, — молвила Лиша, и с ее плеч внезапно свалилась огромная тяжесть.

Гаред нахмурился:

— Можно подумать, у тебя есть выбор. Даже если кто-то захочет на тебе жениться — книжник Джона или какой другой хлюпик, — я его изобью. Никто в Лесорубовой Лощине не отберет того, что принадлежит мне.

— Пожинай плоды своего вранья. — Лиша отвернулась, чтобы Гаред не увидел ее слез. — Я лучше брошусь в ночь, чем оно станет правдой.

* * *

Лише понадобились все душевные силы, чтобы не разрыдаться за приготовлением ужина. Каждый шорох со стороны Гареда и Стива вонзался в ее сердце. Гаред пытался соблазнить ее прошлой ночью. Она едва не уступила ему, прекрасно понимая, что это значит. Отказ дался нелегко, но она думала, что сама распоряжается своей добродетелью. Ей и в голову не приходило, что Гаред может погубить ее одним словом и тем более — что погубит.

— Хорошо, что ты зачастила к Бруне, — прошептала Элона ей на ухо.

Лиша вихрем обернулась. Мать ухмылялась.

— Неохота выдавать тебя замуж с пузом.

Лиша пожалела, что упомянула утром о чае, и открыла было рот, но мать гоготнула и убралась, не дав ей ответить.

Лиша плюнула ей в миску. И в миски Гареда и Стива. Жалкое утешение.

Ужин был кошмаром. Стив что-то шептал Элоне на ухо, и та посмеивалась. Гаред не сводил с Лиши глаз, но она упорно смотрела в миску и почти не шевелилась, как и отец рядом с ней.

Похоже, только Эрни не слышал ложь Гареда. Слава Создателю, но в глубине души Лиша знала, что это ненадолго. Слишком многие хотят втоптать ее в грязь.

Она вышла из-за стола, как только смогла. Гаред остался сидеть, но Лиша ощущала на себе его взгляд. Когда парень удалился в мастерскую, Лиша заперла за ним дверь, и ей стало немного спокойнее.

Лиша плакала, пока не уснула, как много ночей до того.

* * *

С утра ей показалось, что она вообще не спала. Мать нанесла Стиву очередной поздний визит, но Лиша ничего не чувствовала, слушая их возню под завывания демонов.

Гаред тоже поднял шум уже глухой ночью, обнаружив, что дверь заперта. Лиша мрачно улыбалась, пока он ломился в дом. Наконец Гаред сдался.

Эрни подошел и поцеловал дочь в макушку, когда Лиша ставила кашу на огонь. Они впервые за несколько дней остались наедине. Что испытает ее сломленный отец, когда услышит ложь Гареда? Он всегда верил дочери, но предательство жены еще не забылось. Вряд ли Эрни готов доверять.

— Снова лечишь больных? — спросил Эрни.

Лиша кивнула. Отец улыбнулся.

— Хорошо.

— Прости, что редко захожу в мастерскую.

Отец взял ее за руки, наклонился и заглянул в глаза:

— Лиша, люди намного важнее бумаги.

— Даже плохие?

— Даже плохие, — подтвердил он.

Несмотря на грустную улыбку, отец ответил уверенно и без промедления.

— Выгляни в окно ночью и увидишь кое-что намного ужаснее самого страшного человека.

Лиша заплакала, и отец притянул ее к себе, раскачиваясь и гладя дочь по голове.

— Лиша, я горжусь тобой, — прошептал он. — Я всегда мечтал делать бумагу. Метки не подведут, если ты выберешь иной путь.

Она крепко обняла отца, промочив его рубашку слезами.

— Я люблю тебя, папа, — сказала она. — Что бы ни случилось, никогда в этом не сомневайся.

— Обещаю, солнышко. Я всегда буду тебя любить.

Лиша еще долго его обнимала. У нее больше никого не осталось.

Потом она выбежала за дверь, пока Гаред и Стив только натягивали сапоги. Лиша надеялась никого не встретить по пути в Праведный дом, но дружки Гареда поджидали снаружи. При виде Лиши они засвистели и заулюлюкали.

— Решили убедиться, что Гаред и Стив не прохлаждаются в ваших кроватях вместо работы! — крикнул Рен.

Лиша густо покраснела, но проскользнула мимо лесорубов молча. Парни засмеялись вдогонку.

Вряд ли ей просто мерещилось; люди глазели на нее и шептались. Лиша поспешила укрыться в Праведном доме, но Стефни загородила дверь. Ноздри женщины раздувались, как будто от Лиши воняло щелоком из бумажной мастерской ее отца.

— В чем дело? — спросила Лиша. — Дай пройти. Я пришла помочь Бруне.

Стефни покачала головой.

— Ты не осквернишь святое место своим грехом, — усмехнулась она.

Лиша выпрямилась во весь рост. Она была выше Стефни на несколько дюймов, но все равно казалась себе мышкой в лапах кошки.

— На мне нет греха, — возразила девочка.

— Ха! — засмеялась Стефни. — Весь поселок знает, чем вы с Гаредом занимались ночью. Я надеялась, из тебя выйдет толк, но яблочко от яблоньки недалеко падает.

— Что за возня? — проскрежетала Бруна, прежде чем Лиша успела ответить.

Стефни надменно обернулась и смерила старую травницу взглядом:

— Эта особа — потаскуха, и я не потерплю ее в доме Создателя.

— Ты не потерпишь? — удивилась Бруна. — Разве ты Создатель?

— Не богохульствуй в святом месте, старуха, — отрезала Стефни. — Его слова начертаны здесь и видны каждому.

Она воздела над головой Канон в кожаном переплете, который повсюду носила с собой.

— Прелюбодеи и блудницы навлекли на нас Напасть — такие, как эта потаскуха и ее мать.

— И где доказательство ее преступления? — спросила Бруна.

Стефни улыбнулась:

— Гаред хвастал их грехом на всю деревню!

Бруна зарычала и внезапно набросилась на Стефни. Она врезала ей посохом по голове, сбила с ног.

— Ты готова осудить девочку на основании пустого бахвальства? — вскричала она. — Мужская болтовня не стоит выеденного яйца, и ты прекрасно это знаешь!

— Всем известно, что ее мать — городская шлюха, — фыркнула Стефни. По ее виску текла струйка крови. — Девка пошла по ее стопам.

Бруна ударила Стефни посохом по плечу, и та взвыла от боли.

— А ну прекратите!

Смитт примчался на помощь супруге. Рачитель Майкл следовал за ним по пятам.

— Это Праведный дом, а не энджирский кабак…

— Это женское дело, и держитесь подальше, не то вам не поздоровится! — осадила их Бруна.

Старуха перевела взгляд на Стефни.

— Скажи им, чтобы не лезли, не то я все о тебе выложу, — прошипела она.

— Мне нечего стыдиться, старая ты карга! — рявкнула Стефни.

— Я местная повитуха, — тихо произнесла Бруна, чтобы мужчины не слышали. — Напрасно меня считают слепой. Разглядеть ребенка я вполне в состоянии.

Стефни побелела и повернулась к своему мужу и рачителю:

— Не лезьте в это дело!

— Как бы не так! — Смитт схватил посох Бруны и отвел в сторону. — Вот что, старуха. Мне плевать, что ты травница, — нечего избивать кого вздумается!

— А твоей жене можно осуждать кого вздумается? — парировала Бруна.

Старуха выхватила посох у гласного и треснула его по голове.

Смитт попятился, потирая темя.

— Ну все, — сказал он. — Я пытался по-хорошему.

Обычно после этих слов Смитт закатывал рукава и выбрасывал драчуна из трактира. Гласный был приземист, но крепок и за много лет научился управляться с пьяными лесорубами.

Бруне было далеко до мускулистого дровосека, но она ничуть не испугалась. Смитт набросился на нее, однако она не уступила.

— Прекрасно! — крикнула она. — Вышвырните меня! Сами смешивайте травы! Лечите со Стефни кровавую рвоту и подземную лихорадку! Принимайте роды! Варите зелья! Изготавливайте спички! К чему терпеть старую каргу?

— Действительно, к чему? — Дарси направилась к Смитту, и все уставились на нее. — Я ничуть не хуже могу смешивать травы и принимать роды.

— Ха! — фыркнула Бруна.

Даже Смитт посмотрел на нее с сомнением. Дарси не обратила внимания:

— Настала пора перемен. Может, у меня и нет столетнего опыта, зато я не стану запугивать всех подряд.

Смитт поскреб подбородок и глянул на Бруну. Старуха хмыкнула.

— Ради бога, — сказала она. — Мне не повредит отдохнуть. Только не жалуйтесь, если эта свинья зашьет то, что надо было разрезать, и разрежет то, что надо было зашить.

— Почему бы Дарси не попробовать? — пробормотал Смитт.

— Договорились! — Бруна стукнула посохом по полу. — Не забудь рассказать сельчанам, куда им впредь обращаться за помощью. А я давно заслужила покой.

Она повернулась к Лише.

— Отведи каргу домой, девочка.

Старуха взяла Лишу под руку, и они направились к двери. Проходя мимо Стефни, Бруна остановилась, ткнула в женщину посохом и прошептала, чтобы мужчины не слышали:

— Скажешь еще слово против малышки или позволишь другим — расскажу о твоем позоре всему поселку.

Всю дорогу до хижины перед глазами девочки стояло испуганное лицо Стефни.

Дома Бруна резко повернулась к Лише:

— Ну что? Это правда?

— Нет! — возмутилась Лиша. — То есть мы почти… но я попросила его прекратить, и он прекратил!

Это прозвучало глупо и неубедительно. Лиша застыла от ужаса. Бруна единственная встала на ее защиту. Она не перенесет, если старуха тоже сочтет ее лгуньей.

— Вы… вы можете меня осмотреть, если хотите. — Лиша порозовела, уставилась в пол и сморгнула слезы.

Бруна фыркнула и покачала головой:

— Я тебе верю, девочка.

— Почему? — буквально взмолилась Лиша. — Почему Гаред так со мной поступил?

— Потому что мальчишек уважают за то, из-за чего девчонки убегают из поселка, — ответила Бруна. — Потому что мужчинам исключительно важно, что подумают об их висячих червяках. Потому что он ничтожный, злобный, безмозглый кусок дерьма, который понятия не имеет, кого потерял.

Лиша снова заплакала. Ей казалось, она ревет уже целую вечность. В человеке не может быть столько слез!

Бруна распахнула объятия, и Лиша упала ей на грудь.

— Тише, тише, малышка, — сказала она. — Поплачь как следует, и мы что-нибудь придумаем.

* * *

Лиша в тишине приготовила чай. День едва начался, но девочка уже выбилась из сил. Как ей теперь жить в Лесорубовой Лощине?

«До Форта Райзон всего неделя, — подумала она. — Тысячи людей, и никто не в курсе россказней Гареда. Можно найти Клариссу и…»

И что? Лиша знала, что это пустые фантазии. Даже если удастся уговорить вестника забрать ее с собой, при мысли о неделе под открытым небом у нее кровь стыла в жилах, и к тому же райзонцы — фермеры, бумага и письма им ни к чему. Возможно, получится найти нового жениха, но Лише больше не хотелось вручать мужчине свою судьбу.

Она подала Бруне чай, надеясь, что старуха знает ответ, но травница молча потягивала питье, пока Лиша стояла на коленях у ее кресла.

— Что мне делать? — спросила девочка. — Я не могу здесь остаться.

— Можешь, — ответила Бруна. — Дарси только хвастать умеет. Она не запомнила и крупицы того, чему я ее учила, а я не научила ее и крупице того, что знаю сама. Люди скоро взмолятся о помощи. Останься, и через год жители Лесорубовой Лощины не смогут без тебя обходиться.

— Моя мать этого не допустит, — возразила Лиша. — Она мечтает выдать меня за Гареда.

— Разумеется, — кивнула Бруна. — Она так и не простила себе, что не родила Стиву сыновей. И хочет, чтобы ты все исправила.

— Ни за что, — отрезала Лиша. — Я лучше брошусь в ночь, чем позволю Гареду ко мне прикоснуться.

Она в ужасе поняла, что это не пустые слова.

— Какая ты храбрая, дорогуша! — презрительно заметила Бруна. — Погубить свою жизнь из-за вранья мальчишки и страха перед матерью!

— Я ее не боюсь! — возмутилась Лиша.

— А чего ты боишься? Сказать матери, что не выйдешь за парня, который опорочил твое доброе имя?

Лиша помолчала и кивнула.

— Вы правы, — признала она.

Бруна хмыкнула. Лиша встала.

— Наверно, лучше с этим не медлить.

Бруна промолчала. У двери Лиша остановилась и обернулась.

— Бруна? — позвала она. Старуха снова хмыкнула. — В чем грех Стефни?

Бруна потягивала чай.

— У Смитта трое прекрасных детей, — сказала она.

— Четверо, — поправила Лиша.

Бруна покачала головой:

— У Стефни — четверо. У Смитта — трое.

Глаза Лиши широко распахнулись.

— Но как же так? Стефни никогда не покидает трактир, ходит только в Праведный…

Девочка ахнула.

— Праведники — тоже мужчины, — напомнила Бруна.

* * *

Лиша не спешила домой, подбирая слова, но в конце концов поняла, что они не важны. Значение имеют ее отказ выйти за Гареда и реакция матери.

Когда она вошла в дом, солнце уже садилось. Гаред и Стив скоро вернутся из леса. Надо покончить с неприятным разговором до их прихода.

— Ну и кашу ты заварила, — кисло произнесла мать, когда Лиша вошла в дом. — Моя дочь — поселковая потаскуха.

— Я не потаскуха, — возразила Лиша. — Гаред врет.

— Не смей его обвинять! Ты сама раздвинула ноги!

— Я с ним не спала, — повторила Лиша.

— Ха! — фыркнула Элона. — Держишь меня за дуру? Я тоже была молодой.

— Ты была «молодой» все ночи на этой неделе, — не выдержала Лиша. — А Гаред — лжец.

Элона залепила дочери пощечину, и Лиша упала на пол.

— Придержи язык, маленькая дрянь!

Лиша застыла, зная, что, если пошевелится, мать ударит ее снова. Щека горела огнем.

При виде ее покорства Элона глубоко вдохнула и немного успокоилась.

— Неважно, — сказала она. — Я всегда считала, что нужно сбросить тебя с пьедестала, на который тебя водрузил идиот Эрни. Вы с Гаредом скоро поженитесь, и людям надоест сплетничать.

Лиша собралась с духом:

— Я не выйду за него. Он лжец, и я не выйду за него.

— Еще как выйдешь, — угрожающе возразила Элона.

— Не выйду. — Слова придали Лише сил, и она поднялась с пола. — Я не произнесу клятву, и ты не сможешь меня заставить.

— Посмотрим. — Элона расстегнула пояс.

На ее талии всегда болтался толстый кожаный ремень с металлической пряжкой. Лиша подозревала, что мать носит его, только чтобы наказывать дочь.

Элона подошла к Лише. Девочка взвизгнула, убежала на кухню и лишь тогда поняла, как сглупила. Из кухни не было второго выхода.

Лиша завопила, когда пряжка прорвала платье и врезалась в спину. Элона размахнулась снова, и Лиша в отчаянии бросилась на мать. Они сцепились и покатились по полу. Лиша услышала, как открылась дверь и что-то произнес Стив. В тот же миг из мастерской донесся вопросительный оклик.

Элона воспользовалась суматохой, ударила дочь по лицу, вскочила и вытянула Лишу ремнем. Девочка опять завизжала.

— Недра! Что здесь происходит? — Лиша увидела, как отец пытается прорваться на кухню, а Стив загораживает ему дорогу мясистой рукой. — Отойди!

— Это женское дело, — усмехнулся Стив.

— Ты гость в моем доме! — крикнул Эрни. — Отойди!

Стив не пошевелился, и Эрни ударил его.

Все застыли. Похоже, Стив даже ничего не почувствовал. Он рассмеялся и небрежно отмахнулся, швырнув Эрни на пол общей комнаты.

— Решайте свои дела без помех, — подмигнул Стив и закрыл дверь кухни. Мать вновь набросилась на Лишу.

* * *

Лиша тихо плакала в задней комнатке отцовской мастерской, осторожно промокая порезы и синяки. Если бы у нее были нужные травы! Но нашлись только холодная вода и тряпка.

Она сбежала в мастерскую сразу после избиения, заперлась изнутри и не обращала внимания даже на вкрадчивый стук отца. Промыв раны и перевязав самые глубокие порезы, Лиша свернулась клубком на полу, дрожа от боли и стыда.

«Ты выйдешь за Гареда, едва расцветешь, — пообещала Элона, — или это будет повторяться каждый день».

Девочка знала, что мать не шутит, и понимала, что из-за россказней Гареда многие встанут на сторону матери и будут требовать, чтобы они поженились, не обращая внимания на синяки Лиши, как не обращали прежде.

«Ни за что, — пообещала себе Лиша. — Я лучше брошусь в ночь».

И в этот миг у нее свело низ живота. Лиша застонала и ощутила влагу на бедрах. Она в ужасе промокнула ее чистой тканью — только не это — и увидела кровь. Создатель жестоко подшутил над ней.

Лиша взвыла. В доме кто-то крикнул в ответ.

В дверь заколотили.

— Лиша, что случилось? — окликнул отец.

Лиша не отвечала, в ужасе глядя на кровь. Неужели всего два дня назад она мечтала поскорее расцвести? Теперь кровь пугала ее сильнее демонов.

— Лиша, немедленно открой дверь, не то пожалеешь! — заорала Элона.

Лиша не обратила на это внимания.

— Лиша, считаю до десяти, потом я ее сломаю! — прогудел Стив.

Стив начал отсчет, и Лиша перепугалась. Он запросто может одним ударом выломать тяжелую деревянную створку! Она подбежала к двери на улицу и распахнула ее.

Почти стемнело. Небо было фиолетовым, последняя полоска света скроется за горизонтом через несколько минут.

— Пять! — крикнул Стив. — Четыре! Три!

Лиша втянула воздух и выскочила из дома.

Глава 6. Секреты огня. 319 п. в

Лиша подобрала юбки и понеслась со всех ног, но до хижины Бруны было больше мили, и в глубине души девочка знала, что не успеет. Родные кричали ей вслед, но Лиша слышала только стук собственного сердца и топот пяток.

В боку кололо, спина и бедра горели от ремня Элоны. Девочка споткнулась и оцарапала руки о землю, пытаясь не упасть. Усилием воли она выпрямилась и побежала дальше, не обращая внимания на боль.

На полпути свет померк, и ночь призвала демонов из Недр. Темная дымка сгущалась в неестественные, чуждые формы.

Лиша не хотела умирать. Теперь она это поняла, но слишком поздно. Даже если бы она решила повернуть, до дома было дальше, чем до хижины Бруны. Укрыться по дороге было негде. Эрни нарочно построил дом на отшибе, потому что многие жаловались на вонь от его химикатов. Оставалось бежать к хижине Бруны на опушке, где собирались полчища лесных демонов.

Подземники бросались на Лишу, но тщетно, поскольку еще не успели сгуститься. Девочка ощутила холод, когда призрачные когти демона пронзили ей грудь, но боли не испытала и не замедлила бег.

Вблизи от леса огненных демонов не было. Лесные убивали их без промедления. Огненный плевок способен поджечь лесного демона, хотя обычный огонь не может. Перед Лишей сгустился один такой, но девочка обогнула его. Паучьи лапы твари не годились для погони, и демон завизжал ей вслед.

Впереди мелькнул свет — фонарь над входной дверью Бруны. Лиша помчалась из последних сил и закричала:

— Бруна! Бруна, отвори!

Старуха не ответила, и дверь не шелохнулась, но путь был свободен, и в сердце Лиши затеплилась надежда.

В этот миг дорогу девочке заступил восьмифутовый лесной демон.

И надежда угасла.

* * *

Демон заревел, оскалив несколько рядов зубов, похожих на кухонные ножи. По сравнению с ним Стив выглядел доходягой. Мощные перекрученные мышцы подземника были покрыты шишковатым, похожим на кору панцирем.

Лиша начертила в воздухе метку, молча взмолившись к Создателю о быстрой гибели. В легендах говорится, что демоны пожирают не только тело, но и душу. Скоро она узнает, правда ли это.

Демон размеренно зашагал к ней. Он не спешил — хотел увидеть, в какую сторону она побежит. Конечно, стоило хотя бы попробовать, но даже если бы Лиша не застыла от страха, бежать было некуда. Подземник заступил дорогу в единственное убежище.

Передняя дверь хижины со скрипом приоткрылась, во дворе посветлело. Демон обернулся. Старуха, шаркая, вышла на крыльцо.

— Бруна! — крикнула Лиша. — Не выходи из круга! Во дворе лесной демон!

— Дорогуша, мои глаза уже не те, что прежде, — ответила Бруна, — но такое чудище способна разглядеть даже я.

Она шагнула вперед, за метки. Лиша завопила, когда демон с рыком бросился к старухе. Бруна не испугалась. Демон мчался к ней на четвереньках во весь опор. Старуха достала из-за пазухи что-то маленькое и запалила от фонаря.

Демон был совсем рядом, когда Бруна замахнулась и швырнула в него непонятный предмет. Взрыв окутал демона жидким огнем. Стало светло, как днем, и лицо Лиши опалило жаром даже с расстояния в несколько ярдов.

Демон завизжал и покатился по грязи, тщетно пытаясь потушить огонь. Пламя держалось цепко. Подземник дергался и выл на земле.

— Лиша, зайди в дом, — велела Бруна. — Еще простудишься.

* * *

Лиша сидела, завернувшись в старухину шаль, и смотрела на чай, которого ей не хотелось. Вопли лесного демона длились долго, пока не сменились скулежом и не утихли. Девочка представила дымящийся труп во дворе, и ее чуть не стошнило.

Бруна сидела рядом в кресле-качалке и тихо напевала себе под нос, ловко орудуя спицами. Лиша не понимала ее умиротворенности. Сама она, казалось, никогда не успокоится.

До этого травница молча осмотрела ее. Время от времени хмыкая, старуха смазала и перевязала раны Лиши, большинство из которых явно не имело отношения к ночной пробежке. Еще она научила девочку сворачивать чистые лоскутки, чтобы перекрывать течь, и наказала почаще менять тампоны. Но теперь Бруна откинулась на спинку кресла как ни в чем не бывало, и тишину нарушали только стук спиц и треск огня в очаге.

— Что ты сделала с демоном? — не вытерпела Лиша.

— Жидкий подземный огонь, — пояснила Бруна. — Его нелегко приготовить. Очень опасно. Но это единственное, что может остановить лесного демона, насколько я знаю. Обычное пламя им не страшно, но подземное жалит не хуже огненного плевка.

— Я не знала, что демона можно убить.

— Я говорила тебе, девочка, что травницы хранят секреты древней науки. — Бруна хмыкнула и сплюнула на пол. — По крайней мере, некоторые из нас. Возможно, я последняя, кто знает этот жуткий рецепт.

— Зачем хранить его в тайне? — спросила Лиша. — Мы могли бы навсегда избавиться от демонов.

Бруна хмыкнула:

— Избавиться от демонов? Спалить деревню — запросто. Поджечь лес. Огненного демона пламя только пощекочет и не остановит скального. Воздушные демоны парят выше самого высокого пожара. А что до водяных, то озеро или пруд не подожжешь.

— И все же, — настаивала Лиша, — сегодня рецепт пригодился. Ты спасла мне жизнь.

Бруна кивнула:

— Мы храним знания в ожидании дня, когда они снова понадобятся, но это огромная ответственность. История древних войн учит нас одному: мужчинам нельзя доверять секреты огня. Вот почему не существует травников. Мужчины не способны обладать подобной властью и не пользоваться ею. Я охотно продам Смитту шутихи и хлопушки, но не расскажу, как их делать.

— Дарси — женщина, — возразила Лиша, — но ее ты тоже не научила.

Бруна фыркнула:

— Даже если бы этой свинье хватило мозгов смешивать химикаты, не подпалив себе хвост, у нее почти мужской склад ума. Я научу ее готовить подземный огонь или огненный порошок не раньше, чем Стива.

— Завтра за мной придут, — сказала Лиша.

Бруна указала на остывающий чай.

— Пей, — велела она. — Утро вечера мудренее.

Лиша повиновалась и почувствовала кислый привкус маревника и горечь синь-травы. У нее закружилась голова. Она словно со стороны увидела, как роняет чашку.

* * *

Утро принесло боль. Бруна положила железный корень в чай Лиши, чтобы приглушить боль от синяков и судорог внизу живота, но из-за трав чувства девочки совсем перепутались. Она словно парила над кроватью, и в то же время ее руки и ноги были налиты свинцом.

Эрни пришел вскоре после рассвета. При виде дочери он расплакался, пал у кровати на колени и крепко прижал Лишу к себе.

— Думал, я тебя потерял, — всхлипнул он.

Лиша слабо потянулась к отцу, пропустила редеющие волосы сквозь пальцы.

— Ты не виноват, — прошептала она.

— Я давно должен был приструнить твою мать.

— Мягко сказано, — проворчала Бруна, не отрываясь от вязания. — Мужчина не должен сидеть под каблуком у жены.

Эрни кивнул — возразить было нечего. Его лицо сморщилось, за стеклами очков блеснули новые слезы.

В дверь заколотили. Бруна посмотрела на Эрни, и он вышел в прихожую.

— Она здесь?

От голоса матери Лишу передернуло. Девочка была слишком слаба, чтобы сражаться. У нее не было сил даже встать.

Через мгновение на пороге возникла Элона. Гаред и Стив следовали за ней по пятам, словно пара гончих.

— Вот ты где, безмозглая дрянь! — завопила Элона. — Ты хоть представляешь, как ты меня напугала? Мы подняли на поиски половину поселка! Я изобью тебя до полусмерти!

— Не смей ее трогать! — взвился Эрни. — Это ты во всем виновата!

— Заткнись, Эрни. Она такая своевольная, потому что ты ее избаловал.

— Не заткнусь, — повернулся к жене Эрни.

— Заткнись, не то пожалеешь. — Стив сжал кулак.

Эрни посмотрел на него и вымученно сглотнул.

— Я тебя не боюсь, — пискнул он.

Гаред гоготнул. Стив сгреб Эрни за рубашку, одной рукой оторвал от пола и занес пудовый кулак.

— Хватит дурить, — велела мужу Элона и повернулась к Лише. — А ты сейчас же пойдешь с нами домой.

— Никуда она не пойдет. — Бруна отложила вязание, оперлась на палку и встала. — Уйдете вы трое.

— Заткнись, старая ведьма, — прошипела Элона. — Я не позволю тебе погубить жизнь моей дочери, как ты погубила мою.

Бруна фыркнула:

— Я, что ли, заливала яблуневый чай тебе в глотку и раздвигала твои ноги перед всем поселком? Ты сама во всем виновата. А теперь вон из моей хижины!

Элона подступила к ней.

— А иначе — что? — спросила она.

Старуха беззубо ухмыльнулась и пригвоздила ступню Элоны палкой. Молодуха завопила. Второй удар пришелся в живот. Элона согнулась пополам и растеряла весь пыл.

— А ну, прекрати! — Стив отшвырнул беднягу Эрни в сторону и вместе с Гаредом поспешил на помощь Элоне.

Бруна, похоже, испугалась его не больше, чем лесного демона. Она достала из-за пазухи пригоршню порошка и сдула его в лица мужчинам.

Гаред и Стив с воплями упали на пол, схватившись за лица.

— Элона, у меня осталось еще! Я скорее вас всех ослеплю, чем позволю распоряжаться в моем собственном доме!

Элона спешно поползла к двери, прикрывая лицо рукой. Бруна засмеялась и помогла ей выбраться мощным пинком под зад.

— Вон отсюда! — крикнула старуха Гареду и Стиву. — Вон, не то подожгу!

Мужчины вслепую шарили по сторонам и стонали от боли, их красные лица блестели от слез. Бруна вытолкала их при помощи палки, словно собак, напрудивших на пол.

— Попробуйте только вернуться! — возликовала Бруна, когда они припустили прочь со двора.

* * *

Позже в дверь постучали еще раз. К тому времени Лиша уже встала, но все еще испытывала слабость.

— Кто там? — рявкнула Бруна. — С тех пор как мои сиськи обвисли, у меня не было за день столько гостей!

Она дотопала до двери и распахнула ее. На пороге стоял Смитт и нервно ломал руки. Бруна сощурилась, изучая его:

— Я отошла от дел. Зови Дарси.

Она попыталась захлопнуть дверь.

— Подожди! — взмолился Смитт, придержав створку.

Бруна нахмурилась, и он отдернул руку, словно обжегся.

— Я жду, — раздраженно заметила Бруна.

— Энду плохо. — Смитт имел в виду одного из мужчин, пострадавших при нападении демонов. — Рана в кишках загноилась, и Дарси его разрезала. Теперь у него хлещет кровь и сверху, и снизу.

Бруна сплюнула на сапоги Смитта:

— Я предупреждала, что так выйдет.

— Предупреждала, — признал Смитт. — Ты была права. Надо было тебя слушать. Пожалуйста, вернись. Я сделаю все, что ни попросишь.

Бруна хрюкнула:

— Энд не должен отвечать за твою глупость. Но я ловлю тебя на слове, и не надейся легко отделаться!

— Все, что ни попросишь, — повторил Смитт.

— Эрни! — рявкнула Бруна. — Принеси мой сверток с травами и отдай его Смитту! А сам помоги дочери. Мы идем в поселок.

Лиша шла, опираясь на руку отца. Она боялась всех задержать, но, несмотря на слабость, кое-как поспевала за еле шаркающей старухой.

— Надо было тебя оседлать, — выговаривала Бруна Смитту. — Мои старые ноги уже не те, что прежде.

— Так давай понесу, — предложил Смитт.

— Не дури, — отрезала Бруна.

У Праведного дома собралась половина поселка. Все дружно вздохнули от облегчения при виде Бруны и зашептались, глядя на избитую Лишу в рваном платье.

Не обращая ни на кого внимания, старая карга растолкала людей палкой и вошла в дом. Лиша увидела на кроватях Гареда и Стива с мокрыми тряпками на глазах и едва не ухмыльнулась. Бруна объяснила, что перец и смердячка не причинят особого вреда, но девочка понадеялась, что Дарси этого не знает. Элона сидела с лесорубами и злобно поглядывала на дочь.

Бруна направилась прямо к кровати Энда. Мужчина купался в поту и вонял. Его кожа пожелтела, а тряпка на чреслах была перепачкана кровью, мочой и калом. Бруна осмотрела больного и сплюнула. Дарси сидела рядом. Было заметно, что она плакала.

— Лиша, разверни травы, — приказала Бруна. — Придется потрудиться.

Дарси бросилась на помощь и попыталась выхватить сверток у Лиши.

— Я сама, — заявила она. — Ты едва стоишь на ногах.

Лиша вцепилась в сверток и покачала головой:

— Это мое место. — Она развязала и развернула покрывало с нашитыми карманами для трав.

— Лиша — моя новая ученица! — крикнула Бруна и посмотрела Элоне в глаза. — Ее помолвка с Гаредом расторгнута, и девочка будет служить мне семь лет и еще один день! Любой, кому это не по нраву, пусть лечится сам!

Элона разинула рот, но Эрни ткнул в жену пальцем.

— Заткнись! — рявкнул он.

Элона выпучила глаза и закашлялась, проглотив слова, которые вертелись у нее на языке. Эрни кивнул и направился к Смитту. Мужчины отошли в угол и зашептались.

Лиша утратила чувство времени, пока они с Бруной работали. Дарси случайно распорола кишечник Энда, когда пыталась вырезать подземную гниль, и отравила его собственными отходами. Бруна непрерывно ругалась, стараясь исправить нанесенный ущерб, и гоняла Лишу за чистыми инструментами, травами и зельями. Заодно она объясняла ошибки Дарси и свои действия, а Лиша внимательно слушала.

Наконец они сделали все, что могли, зашили рану и перевязали ее чистыми бинтами. Дыхание одурманенного Энда вроде бы стало спокойнее, а кожа порозовела.

— Теперь все будет хорошо? — спросил Смитт, когда Лиша помогла Бруне подняться.

— Нет, благодаря вам с Дарси, — отрезала Бруна. — Но если он останется здесь и будет делать все, что велят, то помрет от чего-нибудь другого.

По дороге к двери Бруна подошла к кроватям Гареда и Стива.

— Снимите свои дурацкие повязки. Хватит выть, — скомандовала она.

Гаред повиновался первым и сощурился на свет.

— Я вижу! — воскликнул он.

— Ну разумеется, болван. Городу нужен силач, чтобы носить тяжести, а не беспомощный слепец. — Она пригрозила ему палкой. — Но если станешь мне перечить, то пожалеешь, что не ослеп!

Гаред побледнел и кивнул.

— Прекрасно, — произнесла Бруна. — А теперь скажи правду. Сорвал ли ты бутон Лиши?

Гаред в испуге огляделся и опустил глаза.

— Нет, — признался он. — Я соврал.

— Ась? Я стара и туга на ухо.

Бруна переспросила громко, чтобы все слышали:

— Ты сорвал бутон Лиши или нет?

— Нет! — крикнул Гаред, покраснев еще сильнее, чем от порошка. Шепот разнесся по толпе быстрее огня.

Стив тоже снял повязку и влепил сыну затрещину.

— Вернемся — живого места не оставлю, — прорычал он.

— Только не ко мне домой, — сказал Эрни.

Элона злобно глянула на него, но Эрни не обратил внимания и ткнул большим пальцем в Смитта:

— В трактире найдется комната для двоих.

— Жилье придется отработать, — добавил Смитт, — и через месяц вы съедете, даже если успеете построить только навес.

— Но это же нелепо! — возмутилась Элона. — Они не могут отрабатывать жилье и построить за месяц дом!

— Ты за себя переживай, — посоветовал Смитт.

— То есть? — не поняла Элона.

— Он о том, что тебе надо принять решение, — пояснил Эрни. — Либо ты научишься уважать свои брачные узы, либо я попрошу рачителя их расторгнуть. Отправляйся под навес к Стиву и Гареду.

— Ты шутишь, — не поверила Элона.

— Я совершенно серьезно.

— К демонам его, — сказал Стив. — Идем со мной.

Элона покосилась на него:

— Под навес? Ну уж нет.

— Тогда отправляйся домой, — сказал Эрни. — Учиться стряпать.

Элона нахмурилась, и Лиша поняла, что борьба только начинается. Но мать покорно ушла, и стало ясно, на чьей стороне сила.

Эрни поцеловал дочь.

— Я горжусь тобой, — сказал он. — И надеюсь, что однажды ты сможешь гордиться мной.

— Ах, папа! — Лиша обняла его. — Я уже тобой горжусь.

— Значит, ты вернешься домой? — с надеждой спросил он.

Лиша посмотрела на Бруну, затем на отца и покачала головой.

Эрни кивнул и снова обнял дочь:

— Я понимаю.

Глава 7. Рожер. 318 п. в

Рожер ходил за матерью по пятам. Она подметала трактир размашистыми движениями, и мальчик подражал ей, размахивая метелкой. Мать улыбнулась и взъерошила его ярко-рыжие волосы. Рожер улыбнулся в ответ. Ему было три года.

— Рожер, подмети за топкой, — попросила она.

Мальчик поспешно зашуршал метелкой между топкой и стеной. Во все стороны полетела древесная пыль и кусочки коры. Мать смела мусор в аккуратную кучку.

Дверь распахнулась, и вошел отец Рожера сохапкой поленьев. Он прошел через комнату, оставляя за собой кусочки коры и грязь.

— Джессум! — крикнула мать Рожера. — Я только что подмела!

— Я помогал! — громко доложил Рожер.

— Верно, — согласилась мать, — а твой отец устраивает беспорядок.

— Хочешь остаться без дров среди ночи, с герцогом и его свитой наверху? — спросил Джессум.

— Его светлость прибудет не раньше чем через неделю!

— Калли, лучше покончить с работой, пока тихо, — рассудительно заметил Джессум. — Кто знает, сколько придворных герцог захватит с собой? Будут гонять нас взад и вперед, как у себя в Энджирсе!

— Если хочешь сделать что-нибудь полезное, то наружные метки совсем облупились.

Джессум кивнул.

— Я видел, — сказал он. — Дерево покоробилось после заморозков.

— Мастер Питер должен был нарисовать их заново еще неделю назад.

— Я говорил с ним вчера. Он бросил все силы на мост, но обещает исправить метки к приезду герцога.

— Какое мне дело до герцога? — возмутилась Калли. — Питер хочет одного — произвести на него впечатление и получить высочайший заказ, но у меня есть заботы поважнее. Например, чтобы демоны не сожрали мою семью.

— Ладно, ладно, — вскинул руки Джессум. — Я поговорю с ним еще раз.

— И чего Питер так суетится? — не унималась Калли. — Райнбек даже не наш герцог.

— Зато он успеет прийти на помощь в случае чего, — возразил Джессум. — Юкору плевать на Ривербридж, лишь бы мы привечали вестников да вовремя отправляли налоги.

— Головой подумай! Райнбек явно не в гости собрался. Не успеем оглянуться, как будем платить обоим герцогам.

— А что ты предлагаешь? Разозлить герцога, до которого день езды, ради герцога в двух неделях к северу?

— Я не предлагаю плевать ему в глаза, — пошла на попятную Калли. — Просто не понимаю, почему произвести на него впечатление важнее, чем защитить наши дома.

— Я же сказал, что схожу.

— Так сходи! Уже за полдень. И возьми с собой Рожера. Он напомнит тебе, что́ по-настоящему важно.

Джессум прикусил язык и сел на корточки рядом с сыном.

— Рожер, хочешь посмотреть на мост? — спросил он.

— Рыбалка? — уточнил Рожер. Он любил рыбачить с отцом с моста.

Джессум засмеялся и сгреб его в охапку.

— Не сегодня, — сказал он. — Мама хочет, чтобы мы поговорили с Питером.

Он посадил Рожера на плечи.

— Держись крепче, — велел он.

Рожер вцепился в голову отца. Джессум пригнулся и вышел за порог. Его щеки были колючими от щетины.

До моста было недалеко. Ривербридж был невелик даже для деревушки — несколько домов и мастерских, бараки сборщиков налогов да трактир родителей Рожера. Мальчик помахал сторожам, когда они проходили мимо заставы, и те помахали в ответ.

Мост был перекинут через Рубежную реку в самом узком месте. Его построили много поколений назад. Две арки тянулись на три сотни футов, а ширины хватало, чтобы проехала большая телега и еще по лошади с каждой стороны. Милнские инженеры неустанно следили за канатами и опорами. Путь вестников — единственная дорога — тянулся в обе стороны до самого горизонта.

Мастер Питер отдавал приказы у перил на дальней стороне. Рожер проследил за его взглядом и увидел, что ученики Питера висят в люльках и покрывают метками нижнюю часть моста.

— Питер! — окликнул Джессум на середине.

— Привет, Джессум! — ответил метчик.

Тот опустил Рожера и пожал Питеру руку.

— Мост выглядит отлично, — заметил Джессум.

Питер заменил большинство простых нарисованных меток изящными резными завитками, покрытыми лаком и отполированными.

Питер улыбнулся.

— Герцог наложит в штаны при виде моих меток, — заявил он.

Джессум засмеялся:

— А Калли сейчас драит трактир.

— Угодишь герцогу — считай, твое будущее обеспечено, — заметил Питер. — Доброе слово в нужные уши, и мы сможем вести дела в Энджирсе, а не в этом болоте.

— Это «болото» — мой дом, — нахмурился Джессум. — Мой дед родился в Ривербридже, и мои внуки родятся здесь, насколько это от меня зависит.

Питер кивнул.

— Без обид, — попросил он. — Просто я скучаю по Энджирсу.

— Так возвращайся, — предложил Джессум. — Дорога открыта, а одну ночь в пути метчик как-нибудь переживет. Зачем тебе герцог?

Питер покачал головой:

— В Энджирсе полно метчиков. Я буду каплей в море. Но если удастся заручиться благоволением герцога, к моей двери выстроится очередь.

— Кстати, о двери, — вставил Джессум. — Метки совсем облупились, и Калли боится, что они подведут. Загляни посмотри.

Питер шумно выдохнул.

— Я же сказал тебе вчера… — начал он, но Джессум его оборвал:

— Я помню, Питер, но говорю тебе, что этого недостаточно. Мой сын не станет спать за слабыми метками, только чтобы ты получше украсил мост. Подлатай их хотя бы на ночь.

Питер сплюнул:

— Джессум, давай сам. Просто подмалюй линии. Я дам тебе краску.

— Так не пойдет. Даже Рожер рисует метки лучше меня. Я все испорчу, и Калли меня убьет, даже если подземники не тронут.

Питер нахмурился. Он собрался ответить, когда с дороги донесся крик:

— Привет, Ривербридж!

— Джерал! — крикнул Джессум.

Глаза Рожера блеснули, он узнал широкоплечего вестника. Рот мальчика наполнился слюной. Джерал всегда угощал малыша сластями.

Рядом с вестником ехал незнакомец, но мальчик мгновенно успокоился при виде его пестрого наряда. Он вспомнил, как предыдущий жонглер пел, танцевал и ходил на руках, и запрыгал от возбуждения. Рожер любил жонглеров больше всего на свете.

— Крошка Рожер подрос еще на шесть дюймов! — завопил Джерал, придержал коня, соскочил на землю и подхватил Рожера на руки.

Вестник был высокий и пузатый, как бочка, с круглым лицом и седой бородой. Раньше Рожер боялся Джерала из-за металлической кольчуги и шрама через нижнюю губу, от которого его лицо казалось злым. Но это было давно. Вестник пощекотал его, и мальчик засмеялся.

— В каком кармане? — спросил Джерал, держа Рожера на вытянутых руках.

Рожер не замедлил с ответом. Джерал всегда хранил сладкое в одном и том же кармане. Великан засмеялся и вынул райзонский сахар, завернутый в лист кукурузного початка. Рожер возликовал и плюхнулся на траву, разворачивая угощение.

— Какими судьбами? — спросил Джессум вестника.

Жонглер шагнул вперед, откинул плащ и поклонился. Он был высоким, с длинными, вызолоченными солнцем волосами и каштановой бородой. У него была безупречно квадратная челюсть и бронзовая от загара кожа. Поверх лоскутного наряда на нем был элегантный табард,[2] украшенный пучком зеленых листьев на коричневом поле.

— Аррик Сладкоголосый, — представился он, — мастер-жонглер и герольд его светлости герцога Райнбека Третьего, хранителя лесной крепости, владельца деревянной короны, повелителя всех энджирцев. Я явился, чтобы осмотреть город перед прибытием его светлости на следующей неделе.

— Герцогский герольд — жонглер? — спросил Питер у Джерала, изогнув бровь.

— Для деревушек — самое то, — подмигнул Джерал. — Люди постесняются вздергивать того, кто развлекает их детишек, даже если он принес весть о повышении налогов.

Аррик сверкнул глазами, но Джерал только хохотнул.

— Любезный, сходи за трактирщиком, пусть заберет лошадей, — велел Аррик Джессуму.

— Я и есть трактирщик. — Отец Рожера протянул руку. — Джессум Тракт. А это мой сын Рожер.

Аррик не обратил внимания ни на руку, ни на мальчика, а достал из воздуха серебряную луну и бросил Джессуму. Тот поймал монету и с любопытством ее изучил.

— Лошади, — выразительно произнес Аррик.

Джессум нахмурился, но сунул монету в карман и направился к животным. Джерал отмахнулся и взял поводья своего скакуна.

— Питер, не забудь про мои метки, — напомнил Джессум, — не то пришлю Калли — и тебе не поздоровится.

— Похоже, что до приезда его светлости над мостом предстоит еще немало потрудиться, — заметил Аррик.

Питер расправил плечи и кисло посмотрел на Джессума.

— Желаете спать за облупившимися метками, мастер-жонглер? — осведомился Джессум.

Бронзовая кожа Аррика посерела.

— Хочешь, я проверю метки? — предложил Джерал. — Подлатаю или схожу за Питером, если дело совсем плохо.

Он стукнул копьем о землю и пристально посмотрел на метчика. Глаза Питера широко распахнулись, и он кивнул в знак того, что все понял.

Джерал поднял Рожера и усадил на своего дюжего жеребца.

— Держись крепче, мальчик, сейчас поскачем!

Рожер смеялся и дергал жеребца за гриву, пока Джерал и его отец вели лошадей в трактир. Аррик вышагивал впереди, словно хозяин в сопровождении слуг.

Калли ждала у двери.

— Джерал! — воскликнула она. — Какой приятный сюрприз!

— А это кто? — спросил Аррик, поспешно поправляя одежду и волосы.

— Это Калли, — представил Джессум и добавил: — Моя жена, — заметив, что огонек в глазах Аррика не угас.

Аррик как будто и не услышал. Он стремительно подошел к ней, откинул разноцветный плащ и отвесил поклон.

— Сегодня поистине счастливый день, сударыня. — Жонглер поцеловал ее руку. — Я Аррик Сладкоголосый, мастер-жонглер и герольд герцога Райнбека Третьего, хранителя лесной крепости, владельца деревянной короны, повелителя всех энджирцев. Его светлость будет счастлив созерцать такую красоту, когда навестит ваш чудесный трактир.

Калли прижала ладонь ко рту, ее бледные щеки вспыхнули и сравнялись цветом с рыжими волосами. Она неуклюже присела в ответ.

— Вы и Джерал, наверное, устали, — сказала она. — Идем, я налью вам горячего супа, пока готовлю ужин.

— Благодарствую, милая госпожа. — Аррик снова поклонился.

— Дорогая, Джерал обещал проверить наши метки до темноты, — сообщил Джессум.

— Что? — Калли с трудом отвела взгляд от ослепительной улыбки Аррика. — Вы не могли бы привязать лошадей и проверить метки? А я пока покажу мастеру Аррику его комнату и займусь ужином.

— Прекрасная мысль. — Аррик предложил ей руку, и они вместе вошли в дом.

— Приглядывай за Арриком, — пробормотал Джерал. — Его прозвали Сладкоголосым, потому что от его воркования женщины так и тают, а брачные клятвы его не смущают.

Джессум нахмурился и снял сына с коня.

— Рожер, беги в дом и не отходи от мамы.

Мальчик кивнул и припустил со всех ног.

* * *

— Предыдущий жонглер глотал огонь, — сообщил Рожер. — А ты умеешь?

— Умею, — ответил Аррик. — И еще могу плеваться им, как огненный демон!

Рожер захлопал в ладоши, и Аррик снова повернулся к Калли, которая нагнулась за стойкой, чтобы налить ему эля. Она распустила волосы.

Рожер снова дернул жонглера за плащ. Аррик отвел полу подальше, но малыш дернул его за штанину.

— Что еще? — Аррик хмуро повернулся к нему.

— А песни ты поешь? — спросил Рожер. — Я люблю песни.

— Возможно, я спою вам попозже. — Аррик снова отвернулся.

— Пожалуйста, спойте ему, — взмолилась Калли, поставив перед жонглером кружку с шапкой пены. — Он будет на седьмом небе от счастья!

Она улыбнулась, но Аррик уже перевел взгляд на верхнюю пуговицу ее платья, которая загадочным образом расстегнулась, пока Калли несла кружку.

— Конечно! — ослепительно улыбнулся Аррик. — Только смою пыль из глотки вашим замечательным элем.

Он залпом осушил кружку, не сводя глаз с выреза Калли, и поднял большую разноцветную сумку с пола. Калли налила ему еще, пока он доставал лютню.

Бархатный альт Аррика заполнил комнату, чистый и прекрасный. Жонглер ласково перебирал струны лютни. Он спел о женщине из деревушки, которая упустила свой единственный шанс побыть с мужчиной, прежде чем тот уехал в Свободные города, и всю жизнь сожалела об этом. Калли и Рожер внимали пленительным звукам музыки. Когда Аррик умолк, они громко захлопали в ладоши.

— Еще! — крикнул Рожер.

— Не сейчас, малыш. — Аррик взъерошил ему волосы. — Может быть, после ужина.

Он запустил руку в разноцветную сумку.

— Хочешь сам творить музыку?

Он достал ксилофон — несколько полированных дощечек разной длины на лакированной деревянной рамке. На крепком шнурке висела шестидюймовая палочка с обточенным деревянным шаром на конце.

— Вот, поиграй, пока я беседую с твоей милой мамой.

Рожер радостно взвизгнул, схватил игрушку, отбежал и плюхнулся на пол, стуча по деревяшкам в разном порядке и радуясь чистым звукам.

Калли рассмеялась, глядя на малыша:

— Когда-нибудь он станет жонглером.

— Похоже, клиентов не много? — Аррик обвел рукой пустые столы в общей комнате.

— В обед было не протолкнуться, — ответила Калли, — но жильцов в это время и вправду не много, не считая редких вестников.

— Должно быть, одиноко присматривать за пустой гостиницей, — заметил Аррик.

— Иногда, но с Рожером не соскучишься. С ним и в тихий сезон хватает хлопот, ну а в сезон караванов — просто ужас. Караванщики напиваются и поют до рассвета, малышу не уснуть из-за шума.

— Наверное, вам тоже не спится.

— Не спится, — признала Калли. — Зато Джессума из пушки не разбудишь.

— Вот как? — Аррик накрыл ее ладонь своею. Глаза Калли широко распахнулись, и она затаила дыхание, но не отстранилась.

Передняя дверь распахнулась.

— Мы поправили метки! — крикнул Джессум.

Калли ойкнула и отдернула руку так поспешно, что разлила эль Аррика по стойке. Она схватила тряпку, чтобы вытереть лужу.

— И этого достаточно? — с сомнением спросила она и потупилась, скрывая румянец.

— Если бы, — фыркнул Джерал. — По правде говоря, вам повезло, что они продержались так долго. Я подрисовал самые облупившиеся и непременно потолкую с Питером утром. До заката он заменит каждую метку на вашем трактире, даже если мне придется понукать его копьем.

— Спасибо, Джерал. — Калли бросила на Джессума испепеляющий взгляд.

— Я еще не убрал навоз из хлева, — сказал Джессум, — так что лошадей привязал во дворе, в переносном круге Джерала.

— Хорошо, — ответила Калли. — Всем умываться! Ужин скоро будет готов.

* * *

— Пальчики оближешь, — похвалил Аррик, обильно запивая ужин элем.

Калли поджарила ножку ягненка в хрустящей корочке с травами и лучший кусок положила герцогскому герольду.

— У вас, случайно, нет сестры, которая сравнится с вами красою? — осведомился Аррик, отдавая должное мясу и элю. — Его светлость ищет невесту.

— Я думала, герцог женат. — Калли наклонилась, чтобы наполнить его кружку, и покраснела.

— Женат, — хмыкнул Джерал. — В четвертый раз.

Аррик фыркнул:

— И опять на пустоцвете, если верить дворцовым слухам. Райнбек будет перебирать жен, пока не обзаведется сыном.

— Его можно понять, — признал Джерал.

— И сколько еще рачители позволят ему стоять у алтаря и обещать Создателю «пока смерть не разлучит нас»? — спросил Джессум.

— Столько, сколько потребуется, — заверил Аррик. — Лорд Джансон держит праведников на коротком поводке.

Джерал сплюнул:

— Не дело служителям Создателя унижаться перед этим…

Аррик предостерегающе поднял палец:

— Говорят, и у стен есть уши, если злословить о первом министре.

Джерал нахмурился, но прикусил язык.

— Вряд ли он найдет невесту в Ривербридже, — заметил Джессум. — Нам и самим не хватает. Мне пришлось съездить за Калли в Запечный Угол.

— Дорогая, вы энджирка? — спросил Аррик.

— По рождению, — ответила Калли, — но на свадьбе рачитель заставил меня присягнуть Милну. Все местные должны присягать Юкору.

— Пока, — подчеркнул Аррик.

— Так это правда! — воскликнул Джессум. — Райнбек собирается притязать на Ривербридж!

— Тише, тише! Просто половина местных — энджирцы, а для постройки и ремонта моста используется энджирский лес, вот его светлости и кажется, что нам следует…

Калли села на место. Жонглер не сводил с нее глаз.

— …завязать более тесные отношения.

— Вряд ли Юкору это придется по нраву, — заметил Джессум. — Рубежная делит их земли уже тысячу лет. Он уступит границу не раньше, чем трон.

Аррик пожал плечами и снова улыбнулся:

— Это решать герцогам и министрам. — Он поднял кружку. — Простому народу вроде нас незачем забивать себе голову.

Солнце скоро село, и на улице затрещали метки. Вспышки света пробивались сквозь ставни. Рожер ненавидел эти резкие звуки и сопровождавший их визг. Мальчик сидел на полу и все громче колотил по игрушке, пытаясь их заглушить.

— Подземники, похоже, проголодались, — задумчиво произнес Джессум.

— Они расстраивают Рожера. — Калли встала и направилась к сыну.

— Не бойтесь. — Аррик вытер рот и достал из разноцветной сумки изящную скрипку в футляре. — Мы прогоним демонов прочь.

Он опустил смычок на струны, и комната наполнилась музыкой. Рожер смеялся и бил в ладоши, забыв о страхе. Его мать тоже хлопала — они вместе рукоплескали в такт мелодии Аррика. Даже Джерал и Джессум присоединились.

— Рожер, давай-ка спляшем! — Калли со смехом взяла сына за руку и потащила танцевать.

Рожер попытался поспеть за матерью, но споткнулся. Она подхватила его на руки, расцеловала и закружилась по комнате. Рожер радостно смеялся.

Раздался внезапный грохот. Аррик убрал смычок со струн. Все обернулись и увидели, как тяжелая деревянная дверь сотрясается в раме. Удар взметнул пыль, и она медленно опускалась на пол.

Джерал пришел в себя первым и с поразительной для крупного мужчины скоростью метнулся к копью и щиту, оставленным у двери. Остальные недоуменно смотрели на него. Грохот повторился, и дерево прорезали толстые черные когти. Калли завизжала.

Джессум бросился к камину и схватил тяжелую чугунную кочергу.

— Спрячь Рожера в погреб на кухне! — крикнул он сквозь рев за дверью.

Джерал уже схватил копье и бросил свой щит Аррику.

— Выведи Калли и малыша! — велел он.

Дверь треснула, и в комнату ворвался семифутовый скальный демон. Его встретили Джерал и Джессум. Чудовище запрокинуло голову и завизжало, а проворные огненные демоны хлынули в комнату между его толстых лап.

Аррик поймал щит, но когда Калли бросилась к нему, прижимая к груди Рожера, жонглер отпихнул ее в сторону, схватил свою разноцветную сумку и ринулся на кухню.

— Калли! — закричал Джессум, когда она упала на пол и изогнулась, чтобы уберечь сына от удара.

— Аррик, гореть тебе в Недрах! — проклял жонглера Джерал. — Чтоб все твои мечты пошли прахом!

Скальный демон врезал вестнику слева, и Джерал полетел через комнату.

Пока Калли пыталась подняться, подскочил огненный демон, но Джессум со всей силы ударил его кочергой и отшвырнул в сторону. Тварь приземлилась, закашляла огнем и подожгла пол.

— Беги! — крикнул Джессум, когда Калли наконец поднялась.

Рожер смотрел через ее плечо, как демон плюет огнем в его отца. Одежда Джессума загорелась, и трактирщик завопил.

Мать крепко прижала Рожера к груди и со стонами побежала по коридору. Джерал взревел от боли в общей комнате.

Они ворвались на кухню в тот же миг, когда Аррик откинул люк и прыгнул в убежище. Жонглер шарил по полу в поисках тяжелого железного кольца, чтобы захлопнуть меченый погреб.

— Мастер Аррик! — крикнула Калли. — Подожди нас!

— Демон! — завопил Рожер, когда огненный демон ворвался в комнату, но предупреждение запоздало.

Подземник налетел на них, выбив дух из Калли, но она удержала сына, даже когда когти впились в ее плоть. Женщина завизжала, когда демон взбежал по ее спине, сомкнул острые, как бритва, зубы на плече и прокусил правую руку Рожера. Мальчик взвыл.

— Рожер! — крикнула мать, пошатнулась, шагнула к корыту для стирки и упала на колени.

Крича от боли, она завела руку за спину и ухватила подземника за рог.

— Я… не… отдам… тебе… сына! — крикнула она и бросилась вперед, дернув рог со всей силы. Демон слетел со своего насеста, выдрав клочья плоти, и Калли швырнула его в корыто.

Корыто пошатнулось от удара. Огненный демон забулькал и забился, вода мгновенно вскипела, и воздух наполнился паром. Калли кричала от боли, но держала подземника обваренными руками под водой, пока тот не замер.

— Мама! — возопил Рожер.

Калли обернулась и увидела, что в комнату вбежали еще два демона. Женщина схватила ребенка, бросилась к укрытию, одной рукой распахнула тяжелый люк. Аррик уставился на нее округленными испуганными глазами.

Огненный демон вцепился в ногу Калли и отгрыз кусок плоти.

— Возьми его! Пожалуйста! — взмолилась она, сунув мальчика в руки Аррика. — Рожер, я люблю тебя!

Она захлопнула люк и оставила их в темноте.

* * *

Из-за близости Рубежной реки дома в Ривербридже строили на огромных меченых блоках, чтобы защитить от наводнений. Мужчина и мальчик ждали в темноте. Подземников можно было не опасаться, пока держится фундамент, но от дыма спасения не было.

— Какая разница, от чего умереть — от лап демонов или задохнуться, — пробормотал Аррик.

Он попробовал выбраться из укрытия, но Рожер вцепился ему в ногу.

— Эй, парень, отпусти. — Аррик попытался стряхнуть ребенка.

— Не бросай меня! — разрыдался Рожер.

Аррик нахмурился. Посмотрел на дым и сплюнул:

— Ладно, держись.

Он посадил Рожера на спину, задрал края плаща и завязал на талии. Получилось что-то вроде гамака. Жонглер поднял щит Джерала, на карачках пролез между блоков и выглянул в ночь.

— Создатель милосердный, — прошептал он, увидев, что горит вся деревня. Демоны плясали в ночи и тащили вопящих жертв. — Похоже, Питер пренебрег не только твоими родителями. Надеюсь, демоны утащили мерзавца прямиком в Недра.

Скорчившись за щитом, Аррик пробирался по трактиру и прятался среди дыма и суматохи, пока они не добрались до главного двора. В переносном круге Джерала — безопасном островке в море ужаса — стояли две лошади.

Аррик бросился в круг. Огненный демон заметил его маневр и плюнул, но щит Джерала отразил плевок магической вспышкой. Оказавшись в круге, Аррик сбросил Рожера и упал на колени, задыхаясь. Немного успокоившись, он принялся лихорадочно рыться в седельных сумках.

— Должен быть где-то здесь, — бормотал он. — В нем точно оставалось… Есть!

Он вытащил бурдюк, выдернул пробку и присосался.

Рожер хныкал, баюкая окровавленную правую руку.

— В чем дело? — спросил Аррик. — Поранился, что ли?

Он подошел, чтобы осмотреть Рожера, и ахнул при виде руки мальчика. Среднего и указательного пальца Рожер лишился, остальные судорожно сжимали прядь материнских рыжих волос, отхваченную демоном.

— Нет! — крикнул Рожер, когда Аррик попытался забрать ее. — Мое!

— Конечно твое, — заверил Аррик. — Мне просто нужно осмотреть укус.

Он вложил прядь в левую руку Рожера, и мальчик стиснул кулак.

Рана почти не кровоточила — слюна огненного демона отчасти прижгла ее, — но сочилась сукровицей и воняла.

— Я не травница. — Аррик пожал плечами и брызнул на рану из бурдюка. Рожер завопил, и Аррик оторвал край своего чудесного плаща, чтобы перевязать ему руку.

Рожер рыдал взахлеб. Аррик плотно завернул его в плащ.

— Тише, тише, малыш. — Он обнимал его и гладил по спине. — Мы выжили и расскажем, что случилось. И то хорошо.

Рожер продолжал плакать, и Аррик запел колыбельную. Он пел, пока горел Ривербридж. Пел, пока демоны плясали и пировали. Мелодия словно прикрывала их щитом, и Рожер уступил усталости и смежил веки.

Глава 8. В свободные города. 319 п. в

Арлен все тяжелее опирался на палку по мере того, как болезнь брала верх. Он скорчился, и его вырвало, но в пустом желудке оставалась лишь желчь. Голова кружилась, и он попытался сфокусировать взгляд.

Он увидел струйку дыма.

Вдалеке рядом с дорогой возвышалась постройка. Каменная стена, заросшая лозой настолько, что ее почти не было видно. Дым поднимался оттуда.

Надежда придала мальчику сил, и он захромал дальше. Он добрался до строения и принялся искать вход, то и дело опираясь о стену. Камень был выщербленный и потрескавшийся; ползучие травы пробрались во все углы и закоулки. Если бы не лоза, древняя постройка могла бы попросту рухнуть — точно так же Арлен опирался о стену.

Наконец он нашел в ней арку. Створки металлических ворот давно упали с проржавевших петель и лежали среди сорняков. От них почти ничего не осталось. За аркой оказался широкий двор, задушенный лозой и сорняками. Во дворе — сломанный фонтан с мутной дождевой водой и низкое здание, сплошь заросшее плющом и не сразу заметное.

Арлен в благоговении обошел двор. Под травами скрывался потрескавшийся камень. Сквозь него пробились деревья, вывернув огромные блоки, поросшие мхом. На камне виднелись глубокие следы когтей.

«Здесь нет меток, — изумленно понял мальчик. — Этот дом построен до Возвращения». Выходит, он заброшен больше трех сотен лет.

Дверь дома сгнила, как и ворота. За небольшой каменной прихожей была просторная комната. Со стен свисала спутанная проволока: что бы она ни скрепляла, это давно развалилось. Слой слизи на полу — все, что осталось от толстого ковра. Древние борозды на стенах и мебели напоминали о катастрофе.

— Ау! — крикнул Арлен. — Есть кто живой?

Ответа не последовало.

Лицо мальчика горело, но он дрожал, несмотря на теплый воздух. Вряд ли ему хватит сил продолжить поиски, но он видел дым, а дым это жизнь. Он ощутил прилив сил, нашел крошащуюся лестницу и поднялся на второй этаж.

Бо́льшую часть верхнего этажа заливал солнечный свет. Крыша зияла трещинами и провалами; ржавые металлические полосы торчали из раскрошенного камня.

— Есть кто живой? — крикнул Арлен.

Он осмотрел пол, но нашел только гниль и мусор. Уже теряя надежду, он заметил дым через окно в дальнем конце коридора. Он подбежал к окну и увидел в заднем дворе отломанную ветку дерева. Она была ободрана когтями и обуглена, кое-где еще трещали огоньки, и от них поднимался дымок.

Арлен пал духом и поморщился, но от слез удержался. Быть может, просто сесть и ждать прихода демонов в надежде на более скорую смерть, чем от болезни? Но он поклялся ничего им не давать, и к тому же смерть Мариа не была скорой. Мальчик выглянул в окно на каменный двор.

«А здесь высоко», — прикинул он.

Накатила тошнота, и ему показалось, что упасть будет легко и правильно.

«Как Чоли?» — спросил голос в голове.

Перед глазами сверкнула петля, и Арлен, придя в себя, отшатнулся от окна.

«Нет, — подумал он. — Выбор Чоли ничем не лучше папиного. Я умру оттого, что меня убьют, а не оттого, что я сдался».

Из окна верхнего этажа просматривалась дорога за стеной. Вдали кто-то двигался. Сюда.

Раген.

Арлен собрал остатки сил, скатился по лестнице почти с былым проворством и пересек двор.

Однако на дороге у него перехватило дыхание, и он упал, держась за бок. В грудь словно вонзилась тысяча заноз.

Арлен поднял взгляд и увидел людей. Они были еще далеко, но достаточно близко, чтобы его заметить. Раздался крик, и мир почернел.

* * *

Арлен очнулся днем, лежа на животе. Он глубоко вдохнул и почувствовал тугие бинты. Спина еще болела, но ее больше не пекло, и лицо впервые за несколько дней было прохладным. Мальчик оперся на руки, чтобы встать, но его пронзил приступ боли.

— Не спеши, — посоветовал Раген. — Чудо, что ты выжил.

— Что случилось? — Арлен взглянул на сидевшего рядом вестника.

— Мы нашли тебя на дороге. Без сознания. Раны на твоей спине воспалились. Пришлось их вскрыть, выпустить яд и зашить.

— Где Кирин? — спросил Арлен.

Раген засмеялся.

— В доме, — ответил он. — Последние пару дней Кирин держится в сторонке. Он не выносит вида крови, и его вырвало, когда мы тебя нашли.

— Дней? — Арлен огляделся и увидел, что лежит в старинном дворе. Раген разбил в нем лагерь, оградив скатки и лошадей переносными кругами.

— Мы нашли тебя около полудня в третьяк, — ответил Раген. — Сегодня пятак. Все это время ты бился в бреду. Отрава выходила с потом.

— Ты вылечил меня от подземной лихорадки? — поразился Арлен.

— Это местное название? — Раген пожал плечами. — Не хуже любого другого, но это не магическая напасть, мальчик, просто грязь попала в рану. Я нашел у дороги свиной корень и поставил припарки. Позже заварю чай. Пей, и пойдешь на поправку.

— Свиной корень?

Раген показал сорняк, который рос под каждым забором.

— Любимая травка всех вестников. Лучше, конечно, свежий. От него немного кружится голова, зато подземная гниль бежит без оглядки.

Арлен заплакал. Его мать мог спасти сорняк, который душил поля Джефа? Это уж слишком.

Раген молча ждал. Он отодвинулся, когда Арлен заплакал. Через целую вечность слезы иссякли, рыдания утихли. Раген протянул платок, и Арлен вытер щеки.

— Арлен, — наконец спросил вестник, — как ты здесь оказался?

Арлен долго смотрел на него, прикидывая, что рассказать. Он открыл рот, и слова полились рекой. Он выложил вестнику все — начиная с той ночи, когда демоны поранили его мать, и заканчивая бегством от отца.

Раген молча слушал.

— Арлен, я скорблю о твоей утрате, — наконец произнес он.

Мальчик шмыгнул носом и кивнул.

Кирин явился, когда Арлен перешел к тому, как пытался найти дорогу в Солнечный Выгон, но случайно свернул к Свободным городам. Жонглер жадно слушал историю о первой ночи в одиночестве, огромном скальном демоне и смазанной метке. Юноша побледнел, когда Арлен рассказал, как поспешно исправил метку, спасаясь от лютой смерти.

— Так это ты отрубил лапу тому демону? — недоверчиво спросил Раген. Кирину, похоже, опять стало дурно.

— В первый и последний раз, — ответил Арлен.

— Да уж, конечно. И все же ты искалечил пятнадцатифутового демона! Кирин, не хочешь сложить парочку песен?

Он ткнул жонглера в бок, и это послужило последней каплей. Кирин зажал рот ладонью и убежал. Раген покачал головой и вздохнул.

— Гигантский однорукий скальный демон преследует нас с тех пор, как мы тебя нашли, — пояснил он. — В жизни не видел, чтобы подземник так бросался на метки.

— Что-то ему худо, — заметил Арлен, глядя, как выворачивает Кирина.

— Пройдет, — хмыкнул Раген. — Тебе пора перекусить.

Он помог Арлену сесть, привалившись к седлу. Мальчика пронзила боль, и Раген заметил, что он поморщился.

— На, пожуй. — Он протянул Арлену узловатый корешок. — Голова будет немного кружиться, зато боль утихнет.

— Ты травник?

Раген засмеялся:

— Нет, но вестник должен знать всего понемногу, если хочет выжить.

Он порылся в седельных сумках и достал металлический котелок и кое-какую посуду.

— Жаль, что ты не рассказал Колин о свином корне.

— Я бы мог, — заверил Раген, — но мне и в голову не пришло, что она не знает.

Он наполнил котелок и повесил на треноге над костром.

— Люди столько всего забыли!

Он подбрасывал дрова в огонь, когда вернулся Кирин. Жонглер выглядел бледным, но ему явно полегчало.

— Обязательно расскажу, когда отвезу тебя назад.

— Назад? — спросил Арлен.

— Назад? — эхом повторил Кирин.

— Ну конечно. Арлен, отец будет тебя искать.

— Но я не хочу домой. Я хочу с вами в Свободные города.

— Арлен, нельзя просто убежать от своих бед.

— Я не вернусь, — повторил Арлен. — Можешь тащить меня силком, но я удеру при первой возможности.

Раген долго смотрел на него. Затем взглянул на Кирина.

— Ты прекрасно знаешь, что я думаю, — сказал жонглер. — Я не хочу задержаться еще на пять ночей, а то и больше.

Раген нахмурился, глядя на Арлена.

— Я напишу твоему отцу, когда доберемся до Милна, — предупредил он.

— Не утруждайся, — ответил Арлен. — Он за мной не приедет.

* * *

Каменная кладка двора и высокая стена хорошо послужили им ночью. Телега стояла в широком переносном кругу, животные были привязаны и стреножены в другом. Люди устроились в двух кругах — внешнем и внутреннем — с костром в середине.

Кирин завернулся в скатку и накрылся одеялом с головой. Он дрожал, хотя было тепло, и вздрагивал, когда подземники время от времени испытывали метки.

— Почему они нападают, хотя не могут пробиться? — спросил Арлен.

— Ищут прорехи в сети, — ответил Раген. — Подземники никогда не бьются в одно и то же место. — Он выразительно постучал себя по голове. — Они помнят. Подземники слишком тупые, чтобы изучить метки и вычислить слабое место, поэтому они кидаются на преграду снова и снова. Им редко удается прорваться, но дело того стоит.

Воздушный демон спикировал со стены и отлетел от меток. Кирин захныкал под одеялом.

Раген взглянул на скатку жонглера и покачал головой.

— Можно подумать, если он не видит подземников, то и они его не замечают, — пробормотал он.

— Он всегда такой? — спросил Арлен.

— Однорукий демон совсем его перепугал, но он и прежде не лез на метки, — пожал плечами Раген. — Мне понадобился жонглер. Гильдия предложила Кирина. Обычно я не работаю с новичками.

— Зачем вообще нужен жонглер?

— В весях без жонглера никак. Явишься один — и тебя забросают камнями.

— Весях?

— Деревушках вроде Тиббетс-Брука, — пояснил Раген. — Они расположены слишком далеко, чтобы подчиняться герцогу, а их жители редко умеют читать.

— Какая разница?

— Неграмотным вестники ни к чему. Конечно, им нужна соль и другие товары, но они не станут тратить время и делиться новостями, а собирать новости — главная обязанность вестника. Если же с тобой жонглер, то люди бросят все на свете, чтобы поглазеть на представление. Я разболтал о выступлении Кирина не только ради тебя. Купцы, жонглеры, травники и вестники в одном лице встречаются не чаще, чем дружелюбные подземники. Большинству вестников, навещающих веси, приходится нанимать жонглеров.

— А ты обычно не бываешь в деревушках, — припомнил Арлен.

Раген подмигнул:

— Жонглеры хороши для деревенских, но при дворе они мешают. У герцогов и зажиточных купцов есть свои жонглеры. Их интересуют только торговля и новости, а платят они столько, что старому Хряку и не снилось.

* * *

Раген встал до рассвета. Арлен уже проснулся, и Раген одобрительно кивнул:

— Спать допоздна — непозволительная роскошь для вестников. — Он загромыхал котелками, чтобы разбудить Кирина. — Каждый луч солнца на счету.

Арлену заметно полегчало, и он сидел рядом с Кирином в телеге, катившей к едва заметным возвышенностям на горизонте — Раген называл их горами. Чтобы скоротать время, Раген рассказывал Арлену о своих странствиях и придорожных травах — какие можно есть, а какие нельзя, какие вылечат рану, а какие только сделают хуже. Он показал самые безопасные места для ночлега и объяснил, чем они хороши, предупредил насчет хищников.

— Подземники убивают самых медлительных и слабых животных. Выживают самые крупные и сильные или те, что лучше умеют прятаться. В дороге следует опасаться не только подземников.

Кирин тревожно огляделся.

— Где мы провели последние ночи? — спросил Арлен.

Раген пожал плечами:

— В доме какого-то мелкого лорда. Их сотни между нами и Милном. Древние развалины, обчищенные толпами вестников.

— Вестников?

— Ну конечно. Некоторые вестники неделями рыскают в поисках развалин. Наткнешься на нетронутые — вернешься с добычей. Золото, драгоценные камни, резные фигурки, иногда даже старые метки. На самом деле они охотятся именно за старыми боевыми метками, если они вообще существовали.

— А ты веришь, что они существовали?

Раген кивнул:

— Но я не собираюсь искать их, рискуя шкурой.

Через пару часов Раген свернул к небольшой пещере.

— Лучше устроиться на ночлег, пока есть время, — пояснил он Арлену. — Эта пещера отмечена в дневнике Грега.

Раген и Кирин разбили лагерь, накормили и напоили лошадей и перенесли припасы в пещеру. Телегу поставили в круге снаружи. Пока мужчины работали, Арлен изучал переносной круг.

— Здесь есть незнакомые метки. — Он провел по ним пальцем.

— Я тоже видел в Тиббетс-Бруке пару незнакомых меток, — признался Раген. — Срисовал их в журнал. Расскажешь вечером, как они работают?

Арлен улыбнулся. Как здорово, что он может чем-то отплатить за щедрость Рагена!

За ужином Кирин ерзал, поглядывая на темнеющее небо. Тени становились все длиннее, но Раген, похоже, не торопился.

— Пора завести мулов в пещеру, — наконец сказал Раген.

Кирин поспешил исполнить приказ.

— Вьючные животные терпеть не могут пещер, — пояснил Раген Арлену. — Приходится тянуть до последнего. Сначала мулы, потом лошадь.

— Почему ты называешь ее «лошадь»? Как ее зовут?

Раген покачал головой:

— Кличку надо заработать. Гильдия специально обучает лошадей, но не всякая лошадь выдержит ночь снаружи в переносном круге. Я даю клички только тем, кто точно не убежит и не испугается. Эту лошадь я купил в Энджирсе, когда мой пони убежал и достался демонам. Если она доберется до Милна, получит кличку.

— Доберется. — Арлен погладил шею лошади. Когда Кирин завел мулов в пещеру, мальчик взял поводья и завел кобылу следом.

Пока все устраивались, Арлен изучал вход в пещеру. Метки были высечены на стенах, но не на полу.

— Круг не завершен, — заметил мальчик.

— Ну разумеется, — подтвердил Раген. — Нельзя же рисовать на земле.

Он с любопытством посмотрел на Арлена.

— А как бы ты завершил круг? — спросил он.

Арлен изучил обстановку. Вход в пещеру не был идеально круглым — скорее похожим на букву «П». Сложнее защитить, но не слишком сложно, а метки на камне были самыми обычными. Мальчик взял прутик и нарисовал метки на земле. Их линии плавно перетекали в линии меток на стенах. Арлен трижды все проверил, отступил и взглянул на Рагена в поисках одобрения.

Вестник помолчал, изучая работу Арлена, и кивнул.

— Прекрасно, — сказал Раген, и Арлен просиял. — Ты мастерски расставил узлы. Я и сам не сплел бы более плотную сеть, а ведь ты решил все уравнения в уме.

— Э-э-э, спасибо. — Арлен понятия не имел, о чем говорит Раген.

Раген заметил, что мальчик замялся:

— Ты же решал уравнения?

— Какие уравнения? Эта линия, — Арлен указал на ближайшую метку, — ведет к той метке. — Он ткнул пальцем в стену. — Она пересекает эти линии, а они пересекаются с теми. Вот и все.

— Хочешь сказать, ты прикинул на глаз? — ужаснулся Раген.

Арлен пожал плечами, когда Раген повернулся к нему.

— Обычно люди проверяют линии палочкой, — признал он, — но я вижу и так.

— Как только Тиббетс-Брук не поглотила ночь!

Раген достал мешочек из седельной сумки, опустился на колени у входа в пещеру и стер метки Арлена.

— Метки на земле — лишний риск, даже самые верные.

Он выбрал из мешочка горсть лакированных деревянных меток. Быстро разложил их при помощи палочки с насечками и запечатал сеть.

* * *

Стемнело. Не прошло и часа, как явился огромный однорукий скальный демон. Он взревел, отшвырнул мелюзгу и потопал ко входу в пещеру, вызывая на бой. Кирин застонал и спрятался в дальнемуглу.

— Он запомнил твой запах, — предупредил Раген. — И будет подстерегать тебя всю жизнь.

Арлен долго смотрел на чудовище, обдумывая слова вестника. Демон зарычал и бросился на преграду, но метки вспыхнули и отшвырнули его. Кирин захныкал. Арлен встал и подошел ко входу в пещеру. Он посмотрел в глаза демону, медленно поднял руки и резко хлопнул в ладоши, передразнивая тварь.

— Пусть караулит.

Демон завыл от бессильной злобы.

— Ему меня не достать.

* * *

Они ехали почти неделю. Раген повернул на север, в предгорья, поднимаясь все выше. Время от времени он кидал дротики в мелкую дичь.

Ночевали они в основном в убежищах Грега, но пару раз разбивали лагерь прямо на дороге. Как и всякое животное, кобыла Рагена боялась демонов, но не пыталась вырваться из пут.

— Она заслуживает кличку, — в сотый раз сказал Арлен, указывая на спокойную лошадь.

— Ладно, ладно! — наконец уступил Раген и взъерошил волосы мальчика. — Можешь дать ей кличку.

Арлен улыбнулся.

— Ночка, — сказал он.

Раген посмотрел на лошадь и кивнул.

— Хорошее имя, — согласился он.

Глава 9. Форт Милн. 319 п. в

Земля под ногами становилась все более каменистой, маленькие горбы на горизонте постепенно росли. Раген не преувеличил, когда сказал, что в одной горе поместится сто Хмельных холмов, и гряда тянулась сколько хватало глаз. По мере подъема воздух становился холодным; порывы ветра проносились по предгорьям. Арлен обернулся и увидел, что весь мир разложен перед ним, словно карта. Он вообразил, как странствует по горам и долам с одним копьем и сумкой вестника.

Когда впереди наконец показался Форт Милн, Арлен не поверил глазам. Несмотря на рассказы Рагена, он до сих пор считал, что Форт Милн похож на Тиббетс-Брук, только больше. Мальчик едва не свалился с телеги, когда город-крепость вырос перед ними и навис над дорогой.

Форт Милн был построен у подножия горы на краю широкой долины. На другой стороне последней высилась точно такая же гора. Крепость окружала тридцатифутовая стена, но многие здания превосходили ее высотой. По мере приближения город казался все больше, и стена тянулась в обе стороны на многие мили.

На стенах были нарисованы самые большие метки, какие Арлен когда-либо видел. Он мысленно проследил за незримыми линиями охранной сети. Стена была неприступна для демонов.

Арлен был рад, что добрался до места, но стены разочаровали его. Свободные города оказались совсем не свободными. Стены не пускали подземников внутрь и не выпускали людей наружу. В тюрьме в Тиббетс-Бруке они, по крайней мере, были невидимы.

— Почему воздушные демоны не перелетают через стену? — спросил Арлен.

— Наверху расставлены охранные столбы. Над городом раскинут защитный полог, — ответил Раген.

Арлен подумал, что мог бы и сам сообразить. Он не стал задавать вертевшиеся на языке вопросы; его пытливый ум уже принялся изобретать варианты.

* * *

Когда они наконец добрались до города, давно перевалило за полдень. Раген указал на столб дыма в горах, в нескольких милях над городом.

— Герцогские копи, — пояснил он. — В сущности, это деревня, побольше вашего Тиббетс-Брука. Без Милна им не выжить, но герцога это устраивает. Караваны ходят почти каждую неделю. Поднимают продукты, спускают соль, металл и уголь.

Стена пониже отходила от города и вилась вдоль долины. Арлен рассмотрел охранные столбы и верхушки аккуратных зеленых посадок.

— Великие сады и Герцогский сад, — сообщил Раген.

Ворота были широко открыты, поскольку работники ходили туда-сюда. Стражники помахали, завидев путников. Они были высокими, как Раген, и носили выщербленные металлические шлемы и старые доспехи из вареной кожи поверх толстых шерстяных рубах. Копья стражники держали неумело, для виду.

— Эй, вестник! — крикнул стражник. — С возвращением!

— Геймс, Ворон, — кивнул Раген.

— Герцог давно тебя ждет, — заметил Геймс. — Срок вышел, а тебя все нет.

— Думали, меня демоны сцапали? — засмеялся Раген. — Как бы не так! На деревушку, в которую я заехал на обратном пути из Энджирса, напали подземники. Мы задержались, чтобы помочь.

— Подобрал сиротку по дороге? — усмехнулся Ворон. — Подарочек жене? Лучше поскорей сделай ее матерью!

Раген нахмурился, и стражник отпрянул.

— Без обид, — поспешно добавил он.

— Не хочешь обид — не говори обидного… слуга, — сухо произнес Раген.

Ворон побледнел и закивал.

— Вообще-то, я нашел его на дороге. — Раген взъерошил Арлену волосы и усмехнулся как ни в чем не бывало.

Арлену нравилась эта черта Рагена. Вестник любил посмеяться и не держал обид, но требовал уважения и давал понять, кто здесь главный. Арлен хотел стать похожим на него.

— На дороге? — недоверчиво переспросил Геймс.

— В днях пути от ближайшего жилья! — крикнул Раген. — Парень рисует метки получше иных вестников.

Арлен раздулся от гордости.

— А ты, жонглер? — спросил Ворон. — Понравилось ночевать на свежем воздухе?

Кирин нахмурился, и стражники засмеялись.

— Похоже, понравилось, — фыркнул Ворон.

— Хватит тратить солнце впустую, — сказал Раген. — Передайте матери Джоун, что я прибуду во дворец, как только доставлю рис и загляну домой. Мне надо помыться и поесть.

Стражники отсалютовали и пропустили их в город.

Несмотря на первое разочарование, великолепие Милна вскоре покорило Арлена. Здания взмывали в небо, превосходя все, что он видел прежде, а под ногами лежала булыжная мостовая, а не утоптанная земля. Подземники не могут подняться сквозь обработанный камень, но Арлен не мог даже представить, сколько труда вложено в сотни тысяч камней.

В Тиббетс-Бруке почти все было построено из дерева. Фундаменты клали из камня, крыши покрывали тростником с мечеными плашками. Здесь же почти все было вырезано из камня и дышало стариной. Несмотря на меченые внешние стены, каждое здание было покрыто метками — причудливыми и изысканными или простыми и практичными.

В воздухе стояла вонь мусора, горящего навоза и пота. Арлен попытался задержать дыхание, но долго не вынес и стал дышать ртом. Кирин, наоборот, впервые за долгое время дышал полной грудью.

Раген направился на рыночную площадь, где Арлен увидел больше народу, чем за всю свою жизнь. Сотни Руско Хряков окликали со всех сторон: «Купи!», «Попробуй!», «Специальная цена, только для вас!». Все они были рослыми — великаны по сравнению с жителями Брука.

Они проехали мимо телег с незнакомыми фруктами и овощами, мимо бесчисленных торговцев одеждой, — похоже, милнцы были изрядные щеголи! Кругом продавались замысловатые картины и резные фигурки. Как только время нашлось, чтобы их изготовить?

Раген отыскал на дальнем конце рынка торговца с нарисованным на палатке щитом.

— Человек герцога, — пояснил вестник, натягивая поводья.

— Раген! — воскликнул купец. — Что ты мне привез?

— Болотный рис, — ответил Раген. — Налог из Брука — плата за герцогскую соль.

— Повидал Руско Хряка? — Торговец был не прочь поболтать. — Старый плут по-прежнему грабит деревенских?

— Ты знаешь Хряка?

Купец рассмеялся:

— Я давал показания перед Советом матерей десять лет назад. У Хряка отобрали лицензию, когда он попытался продать зерно, кишащее крысами. Вскоре он уехал из города и всплыл на краю света. Говорят, в Энджирсе случилось то же самое, вот почему он заявился в Милн.

— Хорошо, что мы проверили рис, — пробормотал Раген.

Они немного поспорили из-за текущих цен на рис и соль. Наконец купец уступил: признал, что Хряк в подметки не годится Рагену, и выдал вестнику мешочек монет в счет разницы.

— А можно, Арлен поведет телегу? — спросил Кирин.

Раген взглянул на него, кивнул и бросил мешочек монет. Жонглер ловко поймал его и соскочил с телеги. Кирин растворился в толпе, и Раген покачал головой.

— Не худший жонглер, — сказал он, — но для дороги у него кишка тонка.

Вестник сел на лошадь и поехал по оживленным улицам. Арлен едва не задохнулся в особенно густой толпе. Он заметил, что некоторые люди одеты в лохмотья, несмотря на зябкий горный воздух.

— Что они делают? — спросил Арлен, увидев, как те протягивают прохожим пустые кружки.

— Попрошайничают, — ответил Раген. — Не всем в Милне хватает денег на еду.

— Так давай с ними поделимся!

Раген вздохнул:

— Арлен, все не так просто. Здешняя земля не прокормит и половину народа. Нам нужны зерно из Форта Райзон, рыба из Лактона, фрукты и скот из Энджирса. Другие города не станут кормить нас даром. Купцы зарабатывают торговлей и покупают товары. Они нанимают слуг и оплачивают их еду, одежду и кров из собственного кармана.

Он указал на мужчину в грубых грязных лохмотьях. Нищий протягивал прохожему треснутую деревянную миску. Тот старательно отводил глаза.

— Если ты не вельможа и не праведник — работай, иначе кончишь, как он.

Арлен кивнул, как будто понял, хотя на самом деле ничего не понимал. В лавке Тиббетс-Брука люди постоянно оставались без кредитов, но даже Хряк не давал им голодать.

Они подъехали к дому, и Раген знаком велел остановить телегу. Это был не самый большой дом в Милне, но все же впечатляющий по меркам Тиббетс-Брука — целиком из камня, два этажа.

— Это твой? — спросил Арлен.

Раген покачал головой, спешился, подошел к двери и резко постучал. Через мгновение на пороге показалась молодая женщина с длинными каштановыми волосами, заплетенными в тугую косу. Она была высокой и крепкой, как все милнцы. На ней было длинное платье с высоким воротом, тесное в груди. Арлен прикинул, хорошенькая ли она. Он решил, что нет, но женщина улыбнулась, и ее лицо преобразилось.

— Раген! — Она бросилась ему на шею. — Ты приехал! Слава Создателю!

— Женя, ну конечно приехал. Мы, вестники, своих не бросаем.

— Я не вестник, — возразила Женя.

— Ты вдова вестника, а это то же самое. Грег умер вестником, и в Недра правила гильдии!

Женя опечалилась, и Раген поспешно сменил тему, подошел к телеге и выгрузил оставшиеся товары.

— Я привез тебе добрый болотный рис, соль, мясо и рыбу.

Он принялся носить мешки в дом и ставить за порогом. Арлен бросился на помощь.

— И это. — Раген вытащил из-за пояса мешочек с золотом и серебром, которое выторговал у Хряка. Он добавил к нему небольшой мешочек от герцогского торговца.

Женя заглянула внутрь, и ее глаза широко распахнулись.

— Ах, Раген, это слишком много! Я не могу…

— Можешь, и нечего спорить, — оборвал ее Раген. — Это меньшее, чего ты заслуживаешь.

Глаза Жени наполнились слезами.

— Не знаю, как и благодарить. Мне было так страшно! На письмах для гильдии много не заработаешь, и без Грега… я боялась, что мне снова придется попрошайничать.

— Тише, тише. — Раген похлопал ее по плечу. — Мы с братьями этого не допустим. Обещаю взять тебя в дом, если дела пойдут плохо.

— Ах, Раген, ты серьезно?

— И еще кое-что, — сказал Раген. — Подарок от Руско Хряка.

Он протянул кольцо.

— Руско просил написать, что ты его получила.

Глаза Жени снова увлажнились при виде чудесного кольца.

— Грега любили. — Раген надел кольцо ей на палец. — Пусть оно напоминает о нем. Еды и денег твоей семье хватит надолго. Возможно, ты даже успеешь найти нового мужа и стать матерью. Но если дела пойдут плохо и ты задумаешься о продаже кольца — сначала загляни ко мне, поняла?

Женя кивнула, не поднимая глаз. Она гладила кольцо и плакала.

— Обещай мне, — приказал Раген.

— Обещаю, — выговорила Женя.

Раген кивнул и обнял ее в последний раз:

— Я буду за тобой присматривать.

Они оставили Женю в слезах. Арлен оглянулся на нее.

— Похоже, ты сбит с толку, — заметил Раген.

— Пожалуй.

— Семья Жени — нищие. Ее отец слепой, мать больна. Однако им повезло родить здоровую красивую дочь. Брак с Грегом поднял Женю и ее родителей на два класса. Грег взял их в дом, и хотя лучшие маршруты ему не доставались, на жизнь им хватало, и они были счастливы.

Вестник покачал головой.

— Но теперь ей надо платить ренту и кормить три рта. Она не может уходить далеко от дома, потому что ее родители совсем беспомощны.

— Хорошо, что ты помогаешь ей. — Арлену немного полегчало. — Она хорошенькая, когда улыбается.

— Арлен, всем не поможешь, но если взялся — помогай, сколько хватит сил.

Арлен кивнул.

Они поднялись по холму к величественному особняку. Просторный двор окружала шестифутовая стена с воротами. Трехэтажный дом сверкал десятками стеклянных окон и был больше чертога на Хмельном холме, а ведь в нем собирались все жители Тиббетс-Брука на пир в день летнего солнцестояния! Особняк и стена были расписаны разноцветными метками. Арлен решил, что в столь великолепном здании живет не иначе как герцог.

— У моей мамы был кубок из меченого стекла, крепкого, как сталь, — сказал мальчик, глядя на окна. К воротам поспешил худой мужчина. — Она хранила его в сундуке, но иногда доставала при гостях и показывала, как он блестит.

Они проехали мимо огорода, в котором никогда не резвились подземники. Несколько работников выкапывали овощи.

— Полностью стеклянные окна — редкость в Милне, — с гордостью сообщил Раген. — Я потратил кучу денег на метки, чтобы они не разбились.

— А, знаю этот трюк. Но стекла должен коснуться подземник, чтобы его закалить.

Раген хмыкнул и покачал головой:

— Выходит, пустил деньги на ветер.

Во дворе стояли здания поменьше — каменные хижины с дымящимися трубами. Люди ходили взад и вперед, словно по крошечной деревне. Грязные дети сновали под ногами, и женщины приглядывали за ними, не отрываясь от дел. Путники подъехали к конюшням, и конюх мигом забрал поводья Ночки. Слуга расшаркался перед Рагеном, словно перед сказочным королем.

— Я думал, мы сначала заглянем к тебе, — удивился Арлен.

Раген засмеялся:

— Арлен, это и есть мой дом! По-твоему, я зря рискую шкурой?

Арлен оглянулся на дом, выпучив глаза:

— Это все твое?

— Все мое, — подтвердил Раген. — Герцоги щедро награждают тех, кто бросает вызов подземникам.

— Но дом Грега был таким маленьким!

— Грег был хорошим человеком, но довольно посредственным вестником. Ездил в Тиббетс-Брук раз в год да мотался по местным деревушкам. Довольно, чтобы прокормить семью, но не больше. Женя получила столько денег только потому, что я заплатил за лишние товары, которые продал Хряку, из собственного кармана. Грег обычно одалживался у гильдии, а она своего не упустит.

Высокий мужчина с поклоном открыл дверь. Он выглядел невозмутимым и был одет в выцветшую голубую ливрею из крашеной шерсти. Его лицо и одежда были чистыми, не то что у слуг во дворе. При виде путников мальчуган немногим старше Арлена вскочил и дернул шнур колокольчика у подножия широкой мраморной лестницы. Раздался переливчатый звон.

— Удача вновь тебе не изменила, — через мгновение произнесла женщина.

У нее были темные волосы и колючие голубые глаза. На ней было изысканное синее платье, на запястьях и шее сверкали драгоценные камни. Она холодно улыбалась, глядя на путников с мраморного балкона над вестибюлем. Арлен в жизни не видел столь прекрасной и изящной женщины.

— Моя жена Элисса, — негромко пояснил Раген. — Повод возвращаться… и повод уезжать.

Это шутка? Женщина, похоже, была не рада их видеть.

— Рано или поздно подземники до тебя доберутся, — ступила на лестницу Элисса, — и я наконец смогу выйти замуж за своего молодого любовника.

— Не дождешься, — улыбнулся Раген, притянул жену к себе и поцеловал. Вестник повернулся к Арлену и пояснил: — Элиссе не терпится унаследовать мое богатство. Я остерегаюсь подземников, лишь бы насолить ей.

Элисса засмеялась, и Арлен расслабился.

— Кто это? — спросила она. — Подобрал сиротку, чтобы не трудиться над моим животом?

— Растопить твои ледяные нижние юбки, дорогая, — вот что действительно трудно, — парировал Раген. — Познакомься с Арленом из Тиббетс-Брука. Я встретил его на дороге.

— На дороге? — удивилась Элисса. — Он совсем ребенок!

— Я не ребенок! — возмутился Арлен и тут же понял, что сглупил. Раген покосился на него, и мальчик опустил глаза.

Элисса не подала виду, что услышала.

— Сними доспехи и прими ванну, — приказала она мужу. — От тебя несет потом и ржой. Я позабочусь о нашем госте.

Когда Раген вышел, Элисса кликнула слугу и велела накормить Арлена. Похоже, у Рагена больше слуг, чем жителей в Тиббетс-Бруке! Арлену подали нарезанную ветчину, добрую краюху хлеба, варенец и молоко. Элисса наблюдала, как мальчик ест, но Арлен не знал, что сказать, и смотрел в тарелку.

Он как раз доедал варенец, когда вошла служанка в платье того же голубого цвета, что куртки слуг, и поклонилась Эллисе.

— Мастер Раген ждет вас наверху, — произнесла она.

— Спасибо, мать, — ответила Элисса.

Ее лицо на мгновение омрачилось, и она рассеянно провела пальцами по животу. Затем она улыбнулась и посмотрела на Арлена.

— Отведи нашего гостя в ванную, — приказала она, — и держи под водой, пока не разберешь, какого цвета его кожа.

Хозяйка рассмеялась и выбежала из комнаты.

Арлен привык стоять в корыте и поливаться ледяной водой; глубокая каменная ванна привела его в трепет. Он смотрел, как служанка, Маргрит, выливает в холодную воду котелок кипятка. Женщина была высокой, как и все милнцы. У нее были добрые глаза; из-под чепчика выбивались пшеничные волосы с едва заметной проседью. Она отвернулась, чтобы Арлен мог раздеться и забраться в ванну. При виде швов на его спине женщина ахнула и бросилась их осматривать.

— Ай! — вскрикнул Арлен, когда служанка ущипнула верхний шов.

— Что ты как маленький, — упрекнула она, потирая большой и указательный палец и принюхиваясь.

Арлен кусал губы, пока служанка проверяла его швы.

— А ты везунчик, — наконец похвалила она. — Когда Раген сказал, что ты поранился, я думала, речь о царапинах, но…

Она прищелкнула языком.

— Разве мама не запретила тебе выходить на улицу по ночам?

Арлен попытался возразить, но хлюпнул носом. Он прикусил губу, чтобы не заплакать. Маргрит заметила и немедленно смягчила тон.

— Заживают неплохо. — Она взяла кусок мыла и принялась осторожно промывать раны. Арлен заскрипел зубами. — После ванны сделаем припарку и заново перевяжем.

Арлен кивнул.

— Ты мать Элиссы? — спросил он.

Женщина засмеялась:

— Создатель! С чего ты взял?

— Она назвала вас матерью.

— Потому что я мать, — гордо ответила Маргрит. — Два сына и три дочки; одна из них сама скоро станет матерью. — Она печально покачала головой. — Бедная Элисса: такое богатство — и до сих пор дочь, а ведь ей уже изрядно за тридцать! Прямо сердце разрывается.

— Разве стать матерью настолько важно? — спросил Арлен.

Женщина уставилась на него, как будто он спросил, важно ли дышать.

— Что может быть важнее материнства? Долг каждой женщины — рожать детей на благо города. Вот почему матерей лучше кормят и первыми пускают на утренний рынок. Вот почему все советники герцога — матери. Мужчины умеют ломать и строить, но политику и бумаги лучше оставить выпускницам Школы матерей. Да что там, именно матери выбирают нового герцога после смерти старого!

— Тогда почему Элисса не мать?

— Да уж не потому, что плохо старалась! Держу пари, она трудится прямо сейчас. Шесть недель в дороге любого распалят, а я сварила чай для плодовитости и оставила на прикроватном столике. Глядишь и поможет, хотя любой дурак знает, что лучше всего зачинать ребенка перед самым рассветом.

— Но почему они не завели ребенка? — Арлен знал, что дети как-то связаны с играми Ренны и Бени, но подробностями толком не интересовался.

— Создатель его знает! Может, бесплодна Элисса, а может, Раген. Жаль, если так. Настоящих мужчин у нас наперечет. Милну нужны его сыновья.

Маргрит вздохнула.

— Элиссе повезло, что он ее не бросил и не брюхатит молоденьких служанок. Они-то не прочь!

— Он мог бы оставить жену? — ужаснулся Арлен.

— А что тебя так удивляет? Мужчинам нужны наследники, и они готовы на все, чтобы ими обзавестись. Герцог Юкор женат в третий раз, но у него одни дочери!

Маргрит покачала головой.

— Но Раген не такой. Иногда они собачатся, как подземники, но он любит Элиссу больше жизни. Он никогда ее не покинет. А Элисса не бросит его, несмотря на все, от чего отказалась.

— Отказалась?

— Она была аристократкой, — пояснила Маргрит. — Ее мать — в Совете герцога. Элисса тоже служила бы герцогу, если бы вышла за аристократа и родила. Но она выбрала мужа ниже себя вопреки воле матери. С тех пор мать с ней не разговаривает. Теперь Элисса всего лишь купчиха, хоть и богатая. Без Школы матерей не видать ей городских постов и тем более не служить герцогу.

Арлен молчал, пока Маргрит ополаскивала его раны и собирала одежду с плиточного пола. Она прищелкнула языком, осмотрев прорехи и пятна.

— Я попробую заштопать, пока ты отмокаешь, — пообещала она и оставила его одного.

Арлен попытался разобраться во всем, что она наговорила, но очень многого не понял. Маргрит немного напомнила Арлену Кэтрин Хряк, дочку Руско. «Она выболтает все секреты на свете, надо только не перебивать», — говаривала Сильви.

Через некоторое время служанка вернулась с чистой, хотя и великоватой одеждой. Маргрит перевязала раны Арлена и помогла ему одеться, не слушая возражений. Мальчику пришлось закатать рукава и штанины, зато он впервые за несколько недель насладился чистотой.

Раген и Элисса разделили с гостем ранний ужин. Раген подстриг бороду, стянул волосы в хвост и надел тонкую белую рубашку, синий замшевый камзол и бриджи.

В честь возвращения Рагена зарезали поросенка, и вскоре стол ломился от свиных отбивных, ребрышек, тонких ломтиков бекона и сочных сосисок. Подали графины с холодным элем и чистой водой. Элисса нахмурилась, когда Раген жестом велел слуге налить Арлену эля, но промолчала. Хозяйка потягивала вино из неимоверно хрупкого бокала. Арлен опасался, что он лопнет в ее тонких пальцах. Хлеб был белоснежный, с хрустящей корочкой; на гарнир подали вареную репу и картофель, щедро приправленные маслом.

При виде еды у Арлена потекли слюнки, и он невольно вспомнил нищих на городских улицах. Впрочем, голод скоро одержал верх над чувством вины, и мальчик перепробовал все кушанья, подкладывая добавки снова и снова.

— Куда в тебя только лезет? — Элисса весело захлопала в ладоши, глядя, как Арлен расправляется с очередной тарелкой. — У тебя дыра в животе?

— Арлен, не обращай на нее внимания, — посоветовал Раген. — Женщины целыми днями хлопочут на кухне, но едят как птички, чтобы не показаться вульгарными. Зато мужчины умеют отдать должное еде!

— И правда. — Элисса закатила глаза. — Разве женщины способны оценить изысканные удовольствия?

Раген дернулся и пролил эль, и Арлен понял, что жена пнула его под столом. Мальчик решил, что Элисса ему нравится.

После ужина явился паж в сером табарде с герцогским гербом. Юноша напомнил Рагену о встрече с герцогом. Вестник вздохнул, но заверил, что незамедлительно явится.

— Арлен одет как нищий! — всполошилась Элисса. — К герцогу нельзя в таком виде!

— Ничего не поделаешь, милая, — ответил Раген. — До заката всего несколько часов. Портной не успеет.

Элисса не пожелала признать, что он прав. Она окинула мальчика долгим взглядом, щелкнула пальцами и вылетела из комнаты. Вскоре она вернулась с голубым дублетом и надраенными кожаными сапогами.

— Один из наших пажей твой ровесник.

Она помогла Арлену переодеться. Рукава были коротки, обувь жала, но госпожа Элисса выглядела довольной. Она провела гребешком по волосам мальчика и отступила.

— Неплохо, — улыбнулась она. — Арлен, веди себя прилично при герцоге.

Арлену было не по себе в одежде с чужого плеча, но он улыбнулся и кивнул.

* * *

Цитадель герцога оказалась меченой крепостью внутри меченой крепости Милна. Наружная стена из плотно пригнанного камня, густо покрытая метками, возвышалась на двадцать футов. Ее охраняли стражники, вооруженные копьями. Раген и Арлен въехали через ворота в просторный внутренний двор. Особняк Рагена казался жалкой лачугой по сравнению с дворцом посреди двора: четыре этажа, башни — вдвое выше. Каждый камень покрывали четкие безупречные метки. В окнах сверкало стекло.

Вооруженные стражники обходили двор дозором, пажи в цветах герцога сновали взад и вперед. Во дворе трудились не меньше ста человек: плотники, каменщики, кузнецы, мясники. Арлен приметил зернохранилища, и скот, и даже просторные сады, намного превосходившие сады Рагена. Наверное, если затворить ворота, герцог продержится в своей крепости целую вечность.

Шум и запахи двора исчезли, как только закрылись тяжелые двери дворца. В вестибюле лежала широкая ковровая дорожка, на холодных каменных стенах висели шпалеры. Не считая нескольких стражников, мужчин нигде не было видно. Десятки женщин мели полы широкими юбками. Одни вели подсчеты на грифельных досках, другие записывали результаты в толстых книгах. Несколько, одетые богаче других, разгуливали с надменным видом и надзирали за работой товарок.

— Герцог в зале для приемов, — сообщила одна. — Он давно вас ждет.

У зала для приемов вилась длинная очередь — в основном из женщин с писчими перьями и связками бумаг. В ней также стояло несколько хорошо одетых мужчин.

— Младшие просители, — пояснил Раген. — Надеются привлечь внимание герцога до вечернего звона, когда их выведут вон.

Младшие просители, по-видимому, остро сознавали, что солнце клонится к закату, и бесстыдно спорили, кто следующий. При виде Рагена разговоры затихли. Когда вестник прошел мимо очереди, просители на мгновение застыли и бросились вдогонку, словно оголодавшая свора. Они преследовали его до самых дверей, где были остановлены суровыми взглядами стражников. Раген и Арлен вошли в зал. Просители остались подслушивать у дверей.

Зал для приемов герцога Милна Юкора показался таким огромным, а Арлен — таким крохотным! Купол потолка раскинулся в вышине, величественные колонны вокруг трона Юкора были увенчаны фонарями. На мраморе колонн виднелись резные метки.

— Старшие просители, — тихо произнес Раген, указывая на мужчин и женщин в зале. — Любят сбиваться в стаи.

Он кивнул на большую группу мужчин возле двери.

— Крупные торговцы. Сыплют золотом, чтобы слоняться по дворцу и вынюхивать новости. Предел мечтаний — выдать дочь за аристократа.

Раген кивнул на группу пожилых женщин перед купцами.

— Совет матерей. Ждут, когда Юкор выслушает их ежедневные отчеты.

Ближе к трону со спокойным достоинством стояли мужчины в простых коричневых балахонах и сандалиях. Некоторые перешептывались, другие записывали каждое их слово.

— Без праведников при дворе не обойтись, — заметил Раген.

Наконец он указал на роскошно одетых придворных, вившихся вокруг герцога. Бесчисленные слуги подавали им на подносах еду и питье.

— Вельможи, — пояснил Раген. — Племянники и кузены герцога, седьмая вода на киселе. Каждый гнет свою линию и мечтает, чтобы Юкор умер, не оставив наследника. Герцог их ненавидит.

— Почему же он их не прогонит? — спросил Арлен.

— Потому что они вельможи, — ответил Раген, как будто это все объясняло.

Высокая женщина шагнула им навстречу на полпути к трону герцога. Ее волосы были убраны под платок. Вечно недовольное лицо избороздили такие глубокие морщины, что казалось, будто у нее на щеках вырезаны метки. Двигалась она величаво, выгнув спину, но складка кожи под подбородком гуляла сама по себе и портила впечатление. Женщина чем-то напоминала Селию; она явно привыкла приказывать и требовала неукоснительного повиновения. Она посмотрела на Арлена сверху вниз, повела носом, как будто учуяла запах навоза, и резко взглянула на Рагена.

— Джоун, ключница Юкора, — пробормотал Раген, пока женщина находилась еще далеко. — Мать, вельможа и подземниково отродье. Делай как я, не то придется ждать на конюшне, пока я разговариваю с герцогом.

— Вестник, оставь пажа в зале, — велела Джоун, преградив им дорогу.

— Он не паж. — Раген даже не сбавил ходу. Арлен поспешил за ним, и ключнице пришлось не слишком грациозно убраться с пути.

— Раген, у его светлости нет времени на уличных босяков! — прошипела она, торопливо шагая за вестником. — Кто это?

Раген остановился, и Арлен тоже замер. Вестник обернулся, подался вперед и сверкнул глазами. Мать Джоун была высокой, но Раген был еще выше и втрое тяжелее. Его фигура источала угрозу, и ключница невольно отпрянула.

— Тот, кого я счел нужным привести, — процедил он сквозь зубы и сунул женщине сумку с письмами. Ключница машинально взяла ее. В тот же миг ее окружили купцы, Совет матерей и служки.

Вельможи обратили внимание на толчею. Внезапно половина их свиты сорвалась с места, повинуясь словам или жестам, и Арлен понял, что это всего лишь богато одетые слуги. Вельможи делали вид, будто ничего не происходит, но их слуги толкались локтями и рвались к сумке не хуже других.

Джоун передала письма своей служанке и поспешила к трону, чтобы объявить о прибытии Рагена, хотя в этом не было нужды. Появление вестника вызвало такой переполох, что трудно было его не заметить. Юкор не сводил с него глаз.

Герцог был грузным мужчиной лет шестидесяти, с черными с проседью волосами и пышной бородой. На нем была зеленая туника с роскошным золотым шитьем, заляпанная жирными пятнами, и подбитый мехом плащ. На пальцах сверкали кольца, на лбу — золотой венец.

— Ты наконец соблаговолил почтить нас своим присутствием! — возвестил герцог, обращаясь скорее к собравшимся, чем к Рагену. Вельможи немедленно закивали и зашептались; несколько человек отвлеклись от потасовки за письма и навострили уши. — Неужели мое дело было недостаточно срочным?

Раген подошел к возвышению, не сводя с герцога пристального взгляда.

— Сорок пять дней пути до Энджирса и обратно через Тиббетс-Брук! — громко объявил он. — Тридцать семь ночей под открытым небом! Подземники рвались в мой круг!

Раген не сводил глаз с герцога, но Арлен понимал, что он обращался и к зрителям. Большинство собравшихся побледнели и задрожали при упоминании о подземниках.

— Ваша светлость, я шесть недель не был дома. — Раген заговорил вполовину тише, но его голос все равно разносился по залу. — Неужели я не заслужил ванну и ужин с женой?

Герцог помедлил, обвел взглядом двор и гулко расхохотался:

— Разумеется, заслужил! Оскорбленный герцог — это полбеды, оскорбленная жена намного страшнее!

Придворные с облегчением расхохотались.

— Я желаю говорить со своим вестником наедине! — объявил герцог, когда смех утих.

Собравшиеся заворчали, изнывая без новостей, но Джоун знаком велела служанке прихватить письма, после чего большая часть двора устремилась за ней. Вельможи на мгновение задержались, но Джоун хлопнула в ладоши. Придворные подскочили и поспешили с достоинством удалиться.

— Стой здесь, — пробормотал Раген Арлену, остановившись на почтительном расстоянии от трона.

По знаку Джоун стражники закрыли тяжелые двери изнутри. В отличие от стражников у ворот они выглядели бдительными и опытными. Джоун встала рядом со своим господином.

— Не смей мне прекословить на людях! — прорычал Юкор, когда все ушли.

Вестник слегка поклонился в знак согласия, но даже Арлен ему не поверил. Мальчика охватил благоговейный трепет. Раген никого-никого не боится!

— Ваша светлость, новости из Брука… — начал Раген.

— Брука? — вспыхнул Юкор. — Какое мне дело до Брука? Что ответил Райнбек?

— Без соли им пришлось зимой туго, — продолжил Раген как ни в чем не бывало. — А тут еще нападение…

— Ночь, Раген! — рявкнул Юкор. — От ответа Райнбека зависит будущее Милна, а ты талдычишь о метрических книгах и сборе урожая в жалком захолустье!

Арлен судорожно глотнул и спрятался за Рагеном. Вестник ободряюще сжал его руку.

Юкор не унимался.

— Что, в Тиббетс-Бруке нашли золото?

— Нет, милорд, но…

— В Солнечном Выгоне открыли угольную шахту? — перебил Юкор.

— Нет, милорд.

— Нашли утраченные боевые метки?

Раген покачал головой:

— Разумеется, нет…

— Ты хотя бы привез достаточно риса, чтобы мне не пришлось платить за твои услуги из собственного кармана?

— Нет.

Раген нахмурился.

— Прекрасно. — Юкор потер руки, словно смахивая пыль. — В таком случае о Тиббетс-Бруке можно забыть еще на полтора года.

— Полтора года — слишком много, — осмелился настаивать Раген. — Людям нужно…

— Так поезжай бесплатно, это я могу себе позволить.

Раген не ответил, и Юкор самодовольно усмехнулся.

— Что слышно из Энджирса?

— Я привез письмо от герцога Райнбека. — Раген вздохнул и достал из камзола тонкий свиток, запечатанный воском, но герцог нетерпеливо отмахнулся:

— Перескажи! Да или нет?

Раген сощурился:

— Нет, милорд. Его ответ — нет. Последние два груза пропали, а с ними и почти все люди. Герцог Райнбек не может отправить новый. Его лесорубы и так выбиваются из сил, а лес ему нужен больше, чем соль.

Герцог побагровел, и Арлену показалось, что он вот-вот взорвется.

— Черт возьми, Раген! — Он с грохотом ударил кулаком. — Мне нужно это дерево!

— Его светлость решил, что ему оно нужнее для возрождения Ривербриджа на южной стороне Рубежной реки, — спокойно ответил Раген.

Герцог Юкор зашипел, глаза его кровожадно заблестели.

— Это дело рук первого министра Райнбека, — подсказала Джоун. — Джансон много лет пытается откусить от платы за проезд по мосту.

— Действительно, зачем довольствоваться малой долей, когда можно получить все? Как по-твоему, вестник, что я на это отвечу?

Раген пожал плечами:

— Гадать — не дело вестника. И что вы ответите?

— Что огонь не вода, охватит — не выплывешь, — рявкнул Юкор. — Раген, ты и сам прекрасно знаешь, как важно для Милна дерево. Запасы угля истощаются, а без топлива грош цена нашим рудникам, и полгорода вымерзнет! Я лично подожгу его новый Ривербридж, прежде чем до этого дойдет!

Раген поклонился, признавая его правоту:

— Герцогу Райнбеку это известно, и он поручил мне выдвинуть встречное предложение.

— Какое же? — поднял бровь Юкор.

— Построить Ривербридж за наш счет и отдать им половину сборов, — предположила Джоун, прежде чем Раген успел открыть рот. Ключница покосилась на вестника. — На энджирском берегу.

Раген кивнул.

— Ночь! — выругался Юкор. — Раген, ты на чьей стороне?

— Я вестник, — гордо ответил Раген. — Я не принимаю ничью сторону, я лишь передаю, что мне сказано.

Герцог Юкор вскочил:

— Тогда какого демона я тебе плачу?

Раген склонил голову набок.

— Вы предпочли бы ездить лично, ваша светлость? — кротко спросил он.

Герцог побледнел и не ответил. В простом замечании Рагена крылась великая сила. Арлен еще больше укрепился в решении стать вестником — хотя куда уж больше!

Герцог наконец кивнул, смирившись.

— Я подумаю, — произнес он. — Время позднее. Можешь идти.

— Это не все, милорд. — Раген вывел Арлена вперед, но Джоун велела стражникам открыть двери, и старшие просители заполнили зал. Герцог уже отвернулся от вестника.

Раген перехватил Джоун, когда она отошла от Юкора.

— Мать, — начал он, — насчет мальчика…

— Вестник, у меня много дел, — фыркнула Джоун. — Может, ты «сочтешь нужным» привести его в другой раз, когда я буду посвободнее?

Она направилась прочь, задрав нос.

К ним подошел похожий на медведя одноглазый купец. Нарост в его пустой глазнице был испещрен шрамами. На груди купца красовался символ — всадник с копьем и сумкой.

— Раген, рад видеть тебя живым и невредимым! Зайдешь утром в гильдию с отчетом?

— Цеховой мастер Малькум! — поклонился Раген. — И я рад тебя видеть. Я встретил этого мальчика, Арлена, на дороге…

— Между городами? — удивился цеховой мастер. — Какая неосторожность!

— В нескольких днях пути от ближайшего города, — уточнил Раген. — Мальчуган рисует метки лучше многих вестников.

Малькум выгнул бровь.

— Он хочет стать вестником, — настоял Раген.

— Большей чести нельзя и желать, — заметил Малькум.

— У него в Милне никого нет. Я подумал, может, гильдия возьмет его в подмастерья?..

— Раген, Раген! Ты прекрасно знаешь, что мы берем в подмастерья только учтенных метчиков. Обратись к цеховому мастеру Винсину.

— Мальчик уже умеет рисовать метки, — заспорил Раген, хотя и более почтительно, чем с герцогом Юкором. Цеховой мастер Малькум был еще крупнее Рагена, и вряд ли его испугали бы разговоры о ночевках на свежем воздухе.

— В таком случае гильдия метчиков охотно зарегистрирует его.

Малькум отвернулся.

— Будь здоров до утра! — бросил он через плечо.

Раген огляделся и приметил еще одного купца.

— Пошевеливайся, Арлен, — прорычал он и ринулся через зал. — Цеховой мастер Винсин!

Купец поднял взгляд и отошел от товарищей, чтобы поприветствовать Рагена. Он поклонился вестнику, но с уважением, а не почтением. У Винсина была сальная черная козлиная бородка и зачесанные назад волосы. На пухлых пальцах сверкали кольца, на груди красовалась краеугольная метка — опора всех меток в сети.

— Чем могу помочь? — осведомился цеховой мастер.

— Этот мальчик — Арлен, из Тиббетс-Брука. — Раген указал на Арлена. — Осиротел при нападении подземников, родных в Милне нет, мечтает стать вестником.

— Очень мило, Раген, но при чем здесь я? — Винсин едва глянул на Арлена.

— Малькум возьмет только зарегистрированного метчика.

— Вот незадача, — заметил Винсин.

— Мальчик уже умеет рисовать. Не мог бы ты…

Винсин покачал головой:

— Прости, Раген, но я никогда не поверю, что деревенский неуч на что-то способен.

— Он отсек лапу скальному демону! — возразил Раген.

Винсин засмеялся:

— Предъяви лапу или оставь свои сказки жонглерам!

— Так ты возьмешь его в подмастерья?

— А он сможет заплатить? — поинтересовался Винсин.

— Он сирота, я подобрал его на дороге!

— Спрошу метчиков, может, кто-нибудь возьмет его в слуги, — снизошел цеховой мастер.

Раген нахмурился:

— И на том спасибо. — Он вывел Арлена из зала.

Они поспешили обратно в дом Рагена — солнце быстро садилось. Арлен наблюдал, как улицы Милна пустеют, а люди старательно проверяют метки и задвигают засовы. Несмотря на мощеные улицы и толстые меченые стены, все запирались по ночам.

— Поверить не могу, что ты перечил герцогу, — заметил Арлен по дороге.

Раген рассмеялся:

— Арлен, это первое правило вестника. Бери деньги у купцов и вельмож, но не давай им воли, не то они тебя растопчут. Веди себя с ними как король и никогда не забывай, кто из вас рискует собственной шкурой.

— С Юкором это сработало, — согласился Арлен.

Раген нахмурился и сплюнул:

— Эгоистичная свинья! Его волнуют только собственные карманы.

— Ничего, — сказал Арлен. — Брук обошелся без соли прошлой осенью. Люди справятся.

— Возможно, — признал Раген, —но это несправедливо. А взять тебя! Хороший герцог спросил бы, почему я привел в зал мальчишку. Хороший герцог назначил бы тебя придворным метчиком, чтобы тебе не пришлось попрошайничать на улицах. И Малькум ничуть не лучше! Нет бы испытать твои силы! А Винсин? За деньги жадный ублюдок взял бы тебя в подмастерья еще до заката! Слуга, ха!

— Разве подмастерья не слуги? — спросил Арлен.

— Ни в коем случае. Подмастерья — купцы. Они учатся ремеслу и заводят либо собственное дело, либо в паре с другим мастером. Слуги никогда никем не станут, разве что выгодно женятся. Провалиться мне в Недра, если я позволю превратить тебя в слугу!

Он умолк, и Арлен решил не расспрашивать, хотя многого еще не понимал.

* * *

Вскоре после того, как они пересекли метки Рагена, полностью стемнело, и Маргрит отвела Арлена в гостевую комнату размером в половину дома Джефа. Посередине стояла такая высокая кровать, что на нее пришлось запрыгивать; мальчик всю жизнь спал на земле или жестком соломенном тюфяке и очень удивился, когда провалился в мягкую перину.

Арлен быстро задремал, но вскоре проснулся от громкого разговора. Он соскользнул с кровати и пошел на голоса. Комнаты огромного особняка были пустынны, слуги спали. Арлен подошел к лестнице, и голоса стали четче. Спорили Раген и Элисса.

— …Возьми его в дом, и дело с концом, — произнесла Элисса. — Все равно ребенок не может быть вестником.

— Но он мечтает им стать, — возразил Раген.

Элисса фыркнула:

— Если ты сбудешь Арлена с рук, тебе не полегчает. Надо было вернуть его домой, а не брать с собой в Милн!

— Недра! — рявкнул Раген. — Тебе просто неймется с ним нянчиться!

— Не смей валить с больной головы на здоровую! — прошипела Элисса. — Ты принял на себя ответственность за Арлена, когда решил не возвращать его в Тиббетс-Брук! Пора это признать и не искать ему другой кров.

Арлен напряженно прислушался, но Раген замолчал. Мальчику хотелось спуститься и встрять в разговор. Он знал, что Элисса желает ему добра, но Арлену надоело, что взрослые решают его судьбу за него.

— Ладно, — наконец сказал Раген. — Хочешь, я отправлю его к Кобу? Он не станет поощрять детские мечты. Я внесу полную плату, и мы сможем навещать мастерскую и приглядывать за ним.

— Прекрасная мысль, — смягчилась Элисса. — Но Арлену лучше жить с нами, а не спать на жесткой скамье в тесной мастерской.

— Жизнь подмастерья нелегка, — возразил Раген. — Ему надо работать в мастерской с рассвета до заката, чтобы выучиться искусству рисовать метки, и если он действительно хочет стать вестником, ему пригодится каждая крупица знаний.

— Ладно, — фыркнула Элисса.

Через мгновение ее голос стал ласковым.

— А теперь подари мне малыша, — прошептала она.

Арлен бросился в свою комнату.

* * *

Как обычно, Арлен проснулся до рассвета, но мгновение ему казалось, что он еще спит, парит на облаке. Затем он вспомнил, где находится, и с наслаждением потянулся на пуховой перине и подушке, под теплым толстым одеялом. Огонь в камине догорел до угольев.

Соблазн еще понежиться был велик, но мочевой пузырь погнал его прочь из мягких объятий постели. Он соскользнул на холодный пол и достал из-под кровати горшки, как наказала Маргрит. Сходил в один по-большому, в другой — по-маленькому и выставил их за дверь. Их заберут, чтобы удобрить сады. Почва в Милне каменистая, и горожане весьма бережливы.

Арлен подошел к окну. Он смотрел на него прошлым вечером, пока не заснул, но до сих пор не налюбовался на стекло. Оно напоминало пустоту, но было твердым и прочным, как охранная сеть. Мальчик провел пальцем по запотевшему за ночь окну. Он вспомнил метки переносного круга Рагена и превратил линию в один из символов. Затем нарисовал еще несколько, дыша на стекло, чтобы стирать узоры и рисовать новые.

Закончив, он оделся, спустился и обнаружил Рагена у окна. Вестник потягивал чай и любовался рассветом над горами.

— Ты рано, — с улыбкой кивнул Раген. — Из тебя выйдет хороший вестник.

Арлен раздулся от гордости.

— Сегодня я познакомлю тебя со своим другом, — сказал Раген. — Метчиком. Он учил меня в твоем возрасте, и ему нужен подмастерье.

— А можно я буду твоим подмастерьем? — с надеждой спросил Арлен. — Я буду стараться!

Раген засмеялся:

— Не сомневаюсь, но я плохой учитель и больше времени провожу в пути, чем в городе. Коб многому тебя научит. Он был вестником, когда я еще не родился.

Арлен просиял:

— Когда мы к нему отправимся?

— Солнце встало. Позавтракаем и пойдем.

Вскоре Элисса присоединилась к ним в столовой. Слуги Рагена накрыли великолепный стол — бекон, ветчина, хлеб с медом, яйца, картофель и большие печеные яблоки. Арлен уписывал за обе щеки. Скорей бы в город! Покончив с завтраком, он сидел и смотрел, как ест Раген. Вестник не обращал внимания на то, что Арлен ерзает, и ел невыносимо медленно.

Наконец Вестник положил вилку и вытер рот.

— Прекрасно, — произнес он, вставая. — В путь!

Арлен просиял и вскочил со стула.

— Не так быстро, — остановила мужчин Элисса.

Неожиданно ее тон напомнил Арлену о матери. Мальчик закусил губу, чтобы отогнать нахлынувшие воспоминания.

— Никуда вы не пойдете, пока портной не снимет с Арлена мерку.

— Зачем? — удивился Арлен. — Маргрит почистила мою одежду и залатала прорехи.

— Дорогая, ты очень добра, — встал на сторону мальчика Раген, — но к чему торопиться с новой одеждой? У герцога мы уже побывали.

— Спорить не о чем, — вздернула подбородок Элисса. — Я не потерплю, чтобы гость нашего дома разгуливал в лохмотьях.

Вестник взглянул на сведенные брови жены и вздохнул.

— Арлен, не спорь, — тихо посоветовал он. — Она нас не отпустит, пока не добьется своего.

Портной вскоре прибыл — невысокий человечек с ловкими пальцами. Он тщательно измерил Арлена со всех сторон при помощи шнуров с узелками и записал цифры мелом на грифельной доске. Закончив, он оживленно переговорил с госпожой Элиссой и откланялся.

Элисса скользнула к Арлену и склонилась к нему:

— Вот видишь, не так уж и страшно. — Она поправила его рубашку и убрала волосы с лица. — А теперь беги с Рагеном к мастеру Кобу.

Она погладила его по щеке. Ее ладонь была прохладной и мягкой, и он подался навстречу знакомому жесту, но резко отстранился с широко распахнутыми глазами.

Раген заметил его взгляд и уязвленное лицо жены, когда Арлен медленно попятился от нее, словно от демона.

— Арлен! По-моему, ты обидел Элиссу, — сказал Раген, когда они вышли из дома.

— Она мне не мать. — Арлен постарался отогнать чувство вины.

— Ты скучаешь по ней? В смысле, по матери.

— Скучаю, — тихо ответил тот.

Раген кивнул и умолк, за что Арлен был ему благодарен. Они шли в тишине, и Арлен вскоре отвлекся на странности Милна. Вонь была нестерпимой — золотари ездили от дома к дому, собирая ночной урожай.

— Фу! — Арлен зажал нос. — Воняет хуже, чем в хлеву! Как вы это терпите?

— Воняет в основном по утрам, когда ездят золотари, — ответил Раген. — Ты привыкнешь. Раньше у нас была канализация — тоннели для отходов под каждым домом, но их замуровали столетия назад. Подземники пробирались по ним в город.

— А выгребные ямы чем плохи?

— В Милне каменистая почва. Те, у кого нет собственных садов, обязаны сдавать отходы для Герцогских. Это закон.

— Вонючий закон, — фыркнул Арлен.

Раген засмеялся:

— Возможно. Зато мы сыты. К тому же это выгодно. Мой дом — лачуга по сравнению с особняком цехового мастера золотарей.

— Зато твой лучше пахнет, — заметил Арлен, и Раген снова засмеялся.

Наконец они повернули за угол и оказались перед небольшой, но основательной мастерской. Метки вились вдоль окон, притолоки и косяка. Арлен со знанием дела оценил изящество меток. Их начертили умелой рукой.

Они вошли под звон колокольчика, и Арлен потрясенно огляделся вокруг. Комнату заполняли метки всех форм и размеров, из самых разных материалов.

— Подожди здесь. — Раген направился к мужчине за верстаком.

Арлен рассеянно кивнул и принялся бродить по комнате. Он благоговейно водил пальцами по меткам — вплетенным в ткань, вырезанным на гладких речных камешках, отлитым из металла. В мастерской нашлись резные столбы с фермерских полей и переносной круг, как у Рагена. Арлен пытался запоминать метки, но их было слишком много.

— Арлен, подойди-ка! — крикнул Раген через несколько минут.

Тот вздрогнул и бросился к вестнику.

— Это мастер Коб. — Раген указал на мужчину лет шестидесяти.

Невысокий для милнца, тот выглядел располневшим силачом. Его лицо заросло некогда черной, а ныне почти совсем седой бородой; коротко подстриженные волосы редели на макушке. Задубелую кожу избороздили глубокие морщины. Ладошка Арлена утонула в его крепкой ладони.

— Раген сказал, что ты хочешь стать метчиком. — Коб тяжело опустился на скамью.

— Нет, сударь, — ответил Арлен. — Я хочу стать вестником.

— Как и все мальчишки твоих лет. Некоторые умнеют раньше, чем их убьют.

— Разве вы не были вестником? — смутился Арлен.

— Был. — Коб задрал рукав и показал татуировку, такую же как у Рагена. — Я побывал в пяти Свободных городах и дюжине деревушек и заработал столько денег, что не знал, куда их девать.

Он умолк, и Арлен окончательно запутался.

— Еще я заработал это.

Коб задрал рубашку и показал глубокие шрамы на животе.

— И это.

Он сбросил башмак. Вместо четырех пальцев там красовался старый рубец.

— Я до сих пор просыпаюсь каждый час и шарю в поисках копья. Да, я был вестником. Чертовски хорошим и везучим, и все же никому не пожелаю такой доли. Со стороны кажется, что быть вестником здорово, но на одного Рагена, окруженного роскошью и уважением, приходится две дюжины безымянных, гниющих на обочине.

— Мне все равно. Я хочу быть вестником.

— Тогда заключим сделку, — вздохнул Коб. — Вестник должен быть в первую очередь метчиком. Я возьму тебя в подмастерья и научу рисовать метки. В свободное время расскажу все, что знаю, о том, как выжить в пути. В подмастерьях ты проходишь семь лет. Не передумаешь быть вестником — дело твое.

— Семь лет? — вытаращился Арлен.

Коб фыркнул:

— Нельзя научиться рисовать метки за день, мальчик.

— Я умею, — с вызовом произнес Арлен.

— Раген так и сказал. А еще он сообщил, что ты рисуешь, не зная ни геометрии, ни теории. Будешь рисовать метки на глазок — погибнешь. Может, не сегодня и не завтра, но удача тебе изменит.

Арлен топнул ногой. Семь лет — это целая вечность! Но в глубине души он знал, что мастер прав. Боль в спине непрестанно напоминала, что он еще не готов к новой встрече с подземниками. У этого человека есть чему поучиться. Арлен не сомневался, что демоны сгубили множество вестников, и поклялся не повторить их судьбу из-за упрямого нежелания учиться на собственных ошибках.

— Ладно, — сдался он. — Семь лет.

Глава 10. Подмастерье. 320 п. в

— А вот и наш дружок. — Геймс указал в темноту со своего поста по-над стеной.

— Как по часам, — подошел к нему Ворон. — Интересно, что ему надо?

— Не знаю, хоть пытай.

Стражники оперлись о меченые перила сторожевой башни, глядя, как однорукий скальный демон сгущается перед воротами. Он был огромен даже на взгляд милнских стражников, повидавших немало таких.

Пока другие демоны осматривались, однорукий направился прямо к воротам, принюхиваясь. Затем он встал на задние лапы и бросился на створки, испытывая метки. Магическая вспышка отбросила демона, но не поколебала его решимости. Подземник медленно пошел вдоль стены, колотясь о нее снова и снова в поисках слабого места, пока не скрылся из виду.

Через несколько часов трескучая вспышка дала знать о возвращении демона с противоположной стороны. Стражники с других постов уверяли, что подземник обходит Милн каждую ночь, проверяя все метки. Демон подошел к воротам и сел на корточки, терпеливо глядя на город.

За последний год Геймс и Ворон привыкли к этому зрелищу и даже начали его предвкушать. Они убивали время, делая ставки, за сколько времени Однорукий обойдет город и в какую сторону направится — на запад или восток.

— Иногда так и подмывает его впустить, посмотреть, что ему надо, — пробормотал Ворон.

— Не шути так, — предостерег Геймс. — Если начальник караула услышит, закует в кандалы, будем год дробить камень в карьерах.

Напарник хмыкнул:

— И все-таки интересно…

* * *

Первый год в Милне — двенадцатый год жизни — пролетел для Арлена быстро. Он постепенно свыкся с ролью подмастерья метчика. Коб первым делом научил его читать. Арлен знал метки, которых в Милне никогда не видели, и Коб хотел, чтобы мальчик поскорее перенес их на бумагу.

Арлен поглощал книги одну за другой. Как он раньше без них обходился? Он читал запоем, первое время еще шевелил губами, но вскоре лихорадочно листал страницы, проглядывая по диагонали.

Кобу было не на что жаловаться: Арлен трудился усерднее любого подмастерья и засиживался до поздней ночи, вырезая метки. Коб частенько ложился спать, предвкушая тяжелый день, а на рассвете, когда первые лучи солнца заливали мастерскую, работа уже была готова.

Обучив Арлена грамоте, Коб купил ему тетрадь и усадил составлять каталог известных только ему меток с описаниями. Деревьев в Милне было мало, бумага ценилась дорого, многие простолюдины в жизни не видели целой тетради, но Коб не постоял за ценой.

— Даже самый дрянной гримуар в сто раз дороже бумаги, на которой написан, — сказал он.

— Гримуар? — переспросил Арлен.

— Книга меток, — пояснил Коб. — У каждого метчика есть свои метки, и секреты тщательно охраняют.

Арлен ценил дорогой подарок и заполнял страницы неторопливо, твердой рукой.

Когда мальчик припомнил и записал все известные ему метки, Коб изумленно уставился на получившуюся книгу:

— Создатель! Дружок, ты хоть представляешь, сколько стоит эта книга?

Арлен поднял взгляд от метки, которую вырезал на каменном столбе, и пожал плечами:

— Любой старик в Тиббетс-Бруке может научить этим меткам.

— Возможно, но то, что в Тиббетс-Бруке знают все, в Милне — настоящий клад. Вот эта, например… — Коб указал на страницу. — Она правда может превратить огненный плевок в прохладное дуновение?

— Мамина любимая метка, — усмехнулся Арлен. — Сильви мечтала, чтобы жаркими летними ночами огненные демоны подходили прямо к окнам и остужали дом своим дыханием.

— Потрясающе! — Коб покачал головой. — Арлен, сделай несколько копий. Ты разбогатеешь.

— С чего бы? — удивился тот.

— Люди заплатят за эту книгу целое состояние. Может, и не стоит ее продавать… Сохраним твои метки в секрете. Мы будем нарасхват!

Арлен нахмурился:

— Нехорошо хранить их в секрете. Папа говорил, что метки — для всех.

— Арлен, у каждого метчика — свои тайны. Так мы зарабатываем на жизнь.

— Мы зарабатываем на жизнь резными столбами и расписными дверными косяками, — возразил Арлен, — а не секретами, которые могут спасти чью-то жизнь. Разве мы откажем в убежище бедняку?

— Разумеется, нет, но это другое.

— Неужели? У нас в Тиббетс-Бруке нет метчиков. Мы сами расписываем свои дома, и те, у кого получается лучше, помогают остальным и ничего не просят взамен. А как иначе? Мы не враги друг другу, наши враги — демоны!

— Мальчик, в Милне все не так, как в Тиббетс-Бруке, — нахмурился Коб. — Здесь ничего не достается даром. Если у тебя нет денег, ты станешь нищим. Я такой же ремесленник, как пекарь или каменщик. Разве мой труд ничего не стоит?

Арлен помолчал.

— Коб, почему ты не богат? — наконец спросил он.

— Что?

— Как Раген, — уточнил Арлен. — Ты говорил, что служил вестником у герцога. Почему ты не живешь в особняке, не повелеваешь слугами? Почему должен зарабатывать на жизнь?

Коб шумно выдохнул:

— Арлен, деньги утекают, как песок сквозь пальцы. Сегодня ты богат и не знаешь, куда их девать… а завтра побираешься на улицах.

Арлен вспомнил, как впервые увидел нищих в Милне. С тех пор он повидал немало бедняков — они воровали навоз, чтобы развести костерок и согреться, спали в бесплатных меченых укрытиях, просили подаяния.

— Коб, куда подевались твои деньги?

— Я встретил малого, который обещал построить дорогу. Меченую дорогу отсюда до самого Энджирса.

Арлен подошел ближе и сел на стул, навострив уши.

— Дороги пытались строить и раньше, — продолжил Коб, — до Герцогских копей в горах или деревушки Харденс-Гроув на юге. Меньше дня пути, но строители озолотились бы. Все попытки потерпели неудачу. Если в сети есть даже крошечная прореха, подземники рано или поздно ее найдут. И тогда… — Он покачал головой. — Я сказал это парню, но он был стоек, как кремень. У него есть план. Все получится. Надо только раздобыть денег.

Коб взглянул на Арлена.

— Каждому городу чего-то недостает, а что-то в избытке. В Милне есть металл и камень, но нет дерева. В Энджирсе — наоборот. В обоих не хватает зерна и скота, а в Райзоне того и другого полно, но нет ни доброго леса, ни металла для инструментов. В Лактоне довольно рыбы, а кроме нее, ничего нет.

Он покачал головой.

— Конечно, ты считаешь меня дураком. Взяться за дело, от которого все по очереди отказались, начиная с герцога! Но оно не шло у меня из головы. Я все думал: а вдруг получится? Разве не стоит рискнуть?

— Я не считаю тебя дураком.

— Вот почему я придерживаю твое жалованье, — хмыкнул Коб. — Ты все спустил бы, как я.

— Что случилось с дорогой?

— Случились подземники. Они прикончили того парня и всех рабочих, которых я нанял, сожгли меченые столбы и планы… уничтожили все. Арлен, я вложил в эту дорогу все до последнего гроша. Пришлось разогнать слуг, продать дом. Едва хватило, чтобы отдать долги и купить мастерскую. С тех пор так и живу.

Они помолчали. Оба представляли ту ночь и мысленно видели, как демоны резвятся среди языков пламени, в лужах крови.

— Ты еще веришь, что мечта стоила риска? — спросил Арлен. — Мечта, чтобы города делились друг с другом?

— Верю. Даже когда наломаюсь за день, ворочая меченые столбы, и меня затошнит от собственной стряпни.

— Это то же самое. — Арлен постучал по книге меток. — Если все метчики поделятся знаниями, всем станет лучше. Разве безопасность города не важнее упущенной прибыли?

Коб долго смотрел на него. Затем он подошел и положил руку мальчику на плечо:

— Арлен, ты прав. Прости. Мы снимем копии и продадим их другим метчикам.

Арлен заулыбался.

— Что такое? — с подозрением спросил Коб.

— А может, обменяем их секреты на наши?

* * *

Прозвенел колокольчик, и в мастерскую, широко улыбаясь, вошла Элисса. Она кивнула Кобу, поставила на пол большую корзину и поцеловала Арлена в щеку. Арлен смущенно поморщился и утерся, но женщина не обратила внимания.

— Ребята, я принесла вам фруктов, свежего хлеба и сыра. — Она достала продукты из корзины. — В прошлый раз вы ели отбросы.

— Сушеное мясо и черствый хлеб — пища вестников, миледи, — улыбнулся Коб, не поднимая глаз от краеугольного камня, на котором вырезал метки.

— Ерунда, — фыркнула Элисса. — Коб, ты больше не вестник, а Арлен — еще не вестник. Тебе просто лень сходить на рынок! Арлен растет и заслуживает лучшего.

Она взъерошила мальчику волосы и улыбнулась, хотя тот отстранился.

— Арлен, приходи сегодня ужинать, — предложила Элисса. — Раген в отъезде, и дома без него одиноко. Я накормлю тебя до отвала, ляжешь спать в своей комнате.

— Я… к сожалению, не могу, — отвел глаза Арлен. — Сперва нужно доделать эти меченые столбы для Герцогских садов…

— Чепуха, — отмахнулся Коб. — Арлен, столбы подождут. У нас еще неделя впереди.

Он с улыбкой посмотрел на госпожу Элиссу, не обращая внимания на смущение Арлена.

— Я пришлю его с вечерним звоном, сударыня.

Элисса ослепительно улыбнулась:

— Отлично, договорились. Арлен, увидимся вечером!

Она поцеловала мальчика и выбежала из мастерской.

Коб взглянул на Арлена. Мальчик хмуро смотрел на свою работу.

— Не понимаю, почему тебе слаще спать на тюфяке в мастерской, чем нежиться в теплой пуховой кровати и наслаждаться заботой такой женщины, как Элисса.

— Она ведет себя как мать, — пожаловался Арлен, — но это не так.

— Верно, не мать. Но явно мечтает ею стать. Жалко тебе, что ли?

Арлен промолчал. Коб заметил грусть в глазах мальчика и не стал продолжать.

* * *

— Ты слишком много читаешь. — Коб отобрал у Арлена книгу. — Когда ты в последний раз видел солнце?

Арлен удивленно распахнул глаза. В Тиббетс-Бруке он ни минуты лишней не сидел дома, но в Милне за год с небольшим почти не побывал на улице.

— А ну, бегом шалаберничать! — велел Коб. — Тебе полезно подружиться со сверстниками!

Арлен впервые за год вышел из города, и солнце потрепало его по щеке, как старого друга. Вдали от миазмов навоза, гниющего мусора и пота на него пахнуло забытой свежестью. Он поднялся на вершину холма с видом на поле, где играли дети, достал из сумки книгу и плюхнулся на землю, чтобы почитать.

— Эй ты, книжный червь!

Арлен поднял взгляд и увидел компанию мальчишек с мячом.

— Айда с нами! — крикнул парень. — Нам как раз не хватает игрока для ровного счета!

— Я не знаю правил.

Коб буквально приказал Арлену поиграть с другими ребятами, но книга казалась намного интереснее.

— Что там знать? — удивился второй парень. — Надо забивать мячи в ворота противника и не пропускать в свои.

Арлен нахмурился:

— Ладно.

Он направился к малому, который с ним заговорил.

— Я Джайк, — представился тот. Он был худым, со взъерошенными темными волосами и вмятиной над переносицей. Его одежда была залатанной и грязной. На вид ему было лет тринадцать, как Арлену. — А тебя как зовут?

— Арлен.

— Ты подмастерье метчика Коба? Парнишка, которого вестник Раген подобрал на дороге?

Арлен кивнул, и Джайк немного недоверчиво уставился на него. Он показал, где поле. Ворота обозначались камешками, выкрашенными в белый цвет.

Арлен быстро усвоил правила. Вскоре он забыл о книге и увлекся игрой. Он воображал, будто он вестник, а противники — демоны, которые пытаются выманить его из круга. Часы пролетели незаметно, раздался вечерний звон. Все засобирались, с опаской поглядывая на темневшее небо.

Арлен неторопливо поднял книгу. Джайк подбежал к нему.

— Скорее! — выдохнул он.

Арлен пожал плечами:

— Времени еще полно.

Джайк глянул вверх и содрогнулся:

— Ты неплохо играл. Приходи завтра! Мы гоняем мяч почти каждый день, а по шестакам ходим на площадь смотреть на жонглера.

Арлен неопределенно кивнул. Джайк улыбнулся и умчался.

Арлен прошел через ворота, и его окутала уже привычная вонь города. Он поднялся по холму к особняку Рагена. Вестник снова уехал, на этот раз в Лактон, и Арлен прожил у Элиссы месяц. Она донимала его вопросами и пыталась принарядить, но мальчик пообещал Рагену «отпугивать ее молодых любовников».

Маргрит заверила Арлена, что никаких любовников у Элиссы нет. На самом деле в отсутствие Рагена она бродила по особняку, как привидение, или часами плакала в своей спальне.

Но появление Арлена якобы все изменило. Маргрит не раз умоляла Арлена остаться в особняке навсегда. Он отнекивался, но в глубине души признавал, что забота госпожи Элиссы начинает ему нравиться.

* * *

— Встает, встает! — крикнул Геймс, глядя, как огромный скальный демон поднимается из земли.

Ворон присоединился к нему, и они вместе следили со сторожевой башни, как демон обнюхивает землю у ворот. Тварь с воем развернулась и помчалась на вершину холма. Там плясал огненный демон, но скальный грубо отшвырнул его в сторону и припал к земле.

— Старина Однорукий сегодня в ударе, — заметил Геймс, когда демон снова завыл, сбежал с холма и принялся на карачках носиться по небольшому полю.

— Что на него нашло? — спросил Ворон. Напарник пожал плечами.

Демон опять метнулся на вершину холма. Казалось, он воет от боли. Он вернулся к воротам и яростно набросился на метки. Когти высекали снопы искр, когда его отбрасывала мощная магия.

— Что-то новенькое, — заметил Ворон. — Может, доложить?

— Зачем? Кому какое дело до выходок безумного демона? А если оно и есть, что тут можно сделать?

— С этой тварью? Разве только наложить в штаны.

* * *

Арлен оторвался от верстака, потянулся и встал. Солнце давно закатилось, и в животе у мальчика урчало, но пекарь предложил двойную цену, чтобы его метки поправили за ночь, хотя демоны не бродили по улицам Создатель весть как давно. Арлен надеялся, что Коб оставил ему ужин в котелке.

Мальчик открыл заднюю дверь мастерской и выглянул на улицу под надежной защитой меченого полукруга. Он посмотрел направо, налево, убедился, что опасности нет, и шагнул на дорожку, стараясь не наступать на метки.

Дорожка от мастерской Коба до маленького домика, выложенная мечеными плитками из литого камня, была безопаснее большинства домов Милна. Литой камень — Коб называл его бетоном — остался в наследство от древней науки. В Тиббетс-Бруке про такое чудо и не слыхивали, но в Милне бетон был обычным делом. Надо только смешать толченый песок, известь, воду и гравий. Получится вязкая масса, которую можно поместить в любую форму и подождать, пока отвердеет.

Можно залить бетон, а когда чуть схватится, аккуратно начертить метки на мягкой поверхности. Защита получится практически вечной. Коб плитка за плиткой выложил дорожку от дома до мастерской. Даже если одна плитка испортится, достаточно шагнуть вперед или назад, чтобы спастись от подземников.

«Вот бы построить такую дорогу, — подумал Арлен. — Весь мир лежал бы у наших ног!»

Коб, сгорбившись, сидел за столом и изучал исписанные мелом доски.

— Еда в котелке, — пробурчал мастер, не поднимая глаз.

Арлен подошел к очагу в единственной комнате и положил себе в миску густое рагу.

— Создатель, ну и кашу ты заварил! — Коб выпрямился и показал на доски. — Половина метчиков Милна не выдаст свои секреты, даже чтобы узнать наши, а половина оставшихся предлагает взамен деньги, но и четверти оказалось довольно, чтобы завалить мой стол списками меток на обмен. Разбираться придется неделями!

— Ничего, это только на пользу. — Арлен взял черствую корку вместо ложки, сел на пол и набросился на ужин.

Кукуруза и бобы хрустели на зубах, а картофель оказался разваренным, но мальчик не жаловался. Он привык к жестким, чахлым милнским овощам, к тому же Коб ленился варить их по отдельности.

— Пожалуй, ты прав, — признал Коб. — И все-таки, ночь! Кто бы мог подумать, что в родном городе так много разных меток! Половину я никогда не видел, хотя изучил все меченые столбы и двери Милна, можешь мне поверить!

Он поднял исписанную доску.

— Этот хочет обменять метки, которые заставят демона развернуться и забыть, чем был занят, на метку твоей матери для закалки стекла. — Коб покачал головой. — И все до единого хотят выведать секрет твоих заградительных меток — их проще нарисовать без линейки и полукруга.

— Костыли для тех, кто не в состоянии нарисовать прямую линию, — ухмыльнулся Арлен.

— Не все так талантливы, как ты, — проворчал Коб.

— Талантливы? — удивился Арлен.

— Только смотри не зазнайся! Я в жизни не видел, чтобы метчики учились так быстро. Ты ходишь в подмастерьях полтора года, а кажется, что все пять.

— Я тут думал о нашем уговоре… — начал Арлен.

Коб с любопытством взглянул на него.

— Ты обещал научить меня выживать на дороге, если я буду усердно трудиться.

Они долго смотрели друг на друга.

— Я свое обещание выполнил, — напомнил Арлен.

Коб шумно выдохнул.

— Пожалуй, — признал он. — Ты учишься ездить верхом?

Арлен кивнул:

— Конюх Рагена разрешает мне выводить лошадей.

— Старайся как следует. Жизнь вестника зависит от коня. Ночевать под крышей намного безопаснее, чем в чистом поле.

Старый вестник встал, открыл шкаф и достал тугой сверток ткани.

— По седьмакам, когда мастерская закрыта, я буду учить тебя ездить верхом и сражаться.

Он развернул сверток на полу. Внутри лежали тщательно смазанные копья. Арлен жадно уставился на них.

* * *

В мастерскую вошел паренек, и Коб поднял взгляд на звон колокольчика. Гостю было лет тринадцать, черные кудряшки торчали во все стороны, над верхней губой темнели усы, больше похожие на мазок сажи.

— Джайк, если не ошибаюсь? С мельницы у Восточной стены? Помнится, вы узнавали наши расценки на новые метки, но мельник подрядил кого-то другого.

— Так и есть, — кивнул мальчик.

— Чем могу помочь? Хочешь узнать новые расценки?

Джайк покачал головой:

— Просто пришел позвать Арлена на выступление жонглера.

Коб не поверил ушам. Он ни разу не видел, чтобы Арлен болтал с ровесниками. В свободное от работы время мальчик либо читал, либо донимал вопросами вестников и метчиков, заглянувших в мастерскую. Эту неожиданную дружбу стоит поощрить.

— Арлен! — позвал он.

Арлен вышел из задней комнаты с книгой в руках. Он поначалу не заметил Джайка, едва не налетел на него и резко остановился.

— Джайк пришел позвать тебя на представление, — сообщил Коб.

— Я бы с удовольствием, — извинился Арлен, — но мне еще надо…

— Работа подождет, — оборвал Коб. — Иди развлекись.

Он бросил Арлену мешочек монет и вытолкал ребят за дверь.

* * *

Вскоре мальчишки уже пробирались через многолюдные рыночные ряды вокруг главной площади Милна. Арлен купил у торговки мясных пирожков за серебряную звезду и угостил товарища. Оба перемазались в жире. Другой торговке Арлен сунул пару медных лучей за горсть конфет.

— Когда-нибудь я стану жонглером, — заявил Джайк с конфетой во рту. Мальчишки пробирались к местам для детей.

— Серьезно?

Джайк кивнул:

— Смотри!

Он достал из кармана три деревянных шарика и подбросил в воздух. Через мгновение один шарик стукнул Джайка по голове, а два других покатились по земле. Арлен засмеялся.

— Пальцы жирные, — оправдался Джайк, когда они пустились в погоню за шариками.

— Ага, конечно. А я вступлю в гильдию вестников, когда закончу учиться у Коба.

— Хочешь, я стану твоим жонглером? Мы вместе испытаем дорогу!

Арлен посмотрел на него:

— Ты хоть видел когда-нибудь демона?

— По-твоему, мне не хватает отваги? — Джайк толкнул его в бок.

— Скорее мозгов. — Арлен толкнул его в ответ.

Мальчишки сцепились. Арлен был еще мелковат для своих лет, и Джайк скоро пригвоздил его к земле.

— Ладно, ладно! — рассмеялся Арлен. — Так уж и быть, возьму тебя в жонглеры!

— Ты возьмешь? — возмутился Джайк, не отпуская его. — Это я возьму тебя в вестники!

— Напарники? — предложил Арлен.

Джайк улыбнулся и протянул Арлену руку, чтобы помочь встать. Вскоре они уже сидели на каменных блоках на городской площади и смотрели, как подмастерья гильдии жонглеров ходят колесом и гримасничают, разогревая зрителей перед главным утренним номером.

При виде Кирина у Арлена отвисла челюсть. Высокого и тощего жонглера, похожего на рыжий фонарный столб, трудно было с кем-то перепутать. Толпа взревела.

— Это Кирин! — Джайк в волнении схватил Арлена за плечо. — Мой любимый жонглер!

— Правда? — удивился Арлен.

— А кто, по-твоему, лучше? Кой? Марли? Они не герои, а Кирин — герой!

— Не очень-то он был похож на героя, когда мы познакомились, — с сомнением произнес Арлен.

— Ты знаком с Кирином? — восхитился Джайк.

— Он побывал в Тиббетс-Бруке. Они с Рагеном нашли меня на дороге и привезли в Милн.

— Кирин тебя спас?

— Раген меня спас, — поправил Арлен. — Кирин шарахался от собственной тени!

— Подземника с два он шарахался! Как думаешь, он тебя помнит? Познакомишь нас после представления?

— Может быть, — пожал плечами Арлен.

Выступление Кирина началось примерно так же, как в Тиббетс-Бруке. Он жонглировал и танцевал, разогревая толпу, прежде чем рассказать детям историю Возвращения под аккомпанемент гримас, сальто и кувырков.

— Песню! — крикнул Джайк.

Толпа подхватила призыв, умоляя Кирина спеть. Жонглер словно не замечал. Зрители вопили все громче, топали. Наконец Кирин засмеялся, поклонился и достал лютню под грохот аплодисментов.

Арлен заметил, как подмастерья по знаку жонглера достали шапки и ввинтились в толпу. Люди охотно сыпали монеты в предвкушении песни. Наконец Кирин запел:

Кромешный мрак…

В чужом краю

Никак мне не уснуть.

За кругом враг,

Я весь горю,

Терзает ветер грудь.

Раздался крик:

«На помощь! Эй!»

Дитя! В глазах испуг.

«К нам напрямик!

Беги скорей!

Тебя спасет лишь круг».

Малыш в ответ:

«Я упаду!»

Разносит эхо плач.

Забыв запрет,

К нему бегу,

Вцепился вестник в плащ:

«Остановись!

Он обречен,

Его ты не спасешь.

Меня держись,

Иль прямиком

Им в когти попадешь!»

Я отобрал

Его копье

И прыгнул за черту.

Страх сил придал,

И на зверье

Я в ярости бегу.

Я закричал:

«Крепись, малыш!» —

И бросился к нему.

«Ты слаб и мал,

Не добежишь.

На помощь я спешу!»

Рисую метки

На земле.

Все валится из рук.

Грозит нам смерть,

Ему и мне, —

Подземники вокруг!

Ночь разорвал

Рев громовой —

Явился великан.

Я задрожал,

Едва живой.

В глазах стоит туман.

Его рога —

Как два копья.

Прочна его броня.

Узрев врага,

Кричит дитя,

Хватаясь за меня.

Качнулась твердь…

Свиреп и дик,

Враг лапу протянул…

Казалось, смерть —

Но в тот же миг

Я меткой круг замкнул!

Пусть говорят,

Что лишь заря

Несет отродьям вред.

Я рисковал

Собой не зря —

Узнал другой ответ.[3]

Жонглер поклонился, и зрители разразились аплодисментами. Арлен был потрясен. Кирин наслаждался успехом, а подмастерья собирали щедрый урожай монет.

— Правда, здорово? — спросил Джайк.

— Все было совсем не так!

— Папа слышал от стражников, что однорукий скальный демон бросается на метки каждую ночь. Он ищет Кирина.

— Кирина там и в помине не было! Это я отсек демону лапу!

Джайк фыркнул:

— Ночь, Арлен! Можно подумать, тебе кто-то поверит.

Арлен нахмурился и встал:

— Лжец! Обманщик!

Все обернулись на голос и увидели, как Арлен соскочил с камня и зашагал к Кирину. Жонглер поднял взгляд и побледнел:

— Арлен?

Джайк, бежавший за Арленом, резко остановился.

— Вы и правда знакомы, — прошептал он.

Кирин тревожно взглянул на толпу.

— Арлен, дружище, — распахнул он объятия. — Давай поговорим наедине.

Арлен словно не слышал.

— Ты не отсекал демону лапу! — крикнул он на всю площадь. — Тебя там и в помине не было!

Толпа недовольно загудела. Кирин испуганно огляделся, но кто-то гаркнул: «Гоните парня взашей!» Раздались одобрительные возгласы.

Кирин расплылся в улыбке.

— Поверят мне, а не тебе, — насмешливо произнес он.

— Я был там! — крикнул Арлен. — Хотите, покажу шрамы?

Он попытался задрать рубашку, но Кирин щелкнул пальцами и подмастерья мигом окружили Арлена и Джайка.

Оказавшись в ловушке, ребята могли лишь смотреть Кирину вслед. Жонглер схватил лютню и затянул новую песню, приковав внимание толпы.

— А ну заткнись! — прорычал крепкий подмастерье, раза в полтора больше Арлена. Все ученики были старше них с Джайком.

— Кирин — лжец, — не унимался Арлен.

— И порядочная сволочь, — согласился подмастерье, показав полную шапку монет. — Ну и что?

Джайк влез между ними:

— Тише, тише, не ссорьтесь. Он не хотел никого…

Договорить он не успел. Арлен бросился на старшего парня и впечатал кулак ему в живот. Подмастерье скорчился, и Арлен развернулся к остальным. Он успел разбить пару носов, но затем его швырнули на землю и измолотили. Он смутно сознавал, что Джайка бьют рядом. Наконец двое стражников разняли драчунов.

— Знаешь, — сказал Джайк, когда они ковыляли домой в крови и синяках, — для книжного червя ты неплохо дерешься. Врагов вот только не умеешь выбирать…

— У меня есть враги пострашнее. — Арлен подумал об одноруком демоне, который до сих пор преследовал его.

* * *

— Ладно бы песня была хорошая! Разве можно рисовать метки в темноте?

— Достаточно хорошая, чтобы устроить драку. — Коб промокнул кровь с лица Арлена.

— Он соврал. — Мальчик поморщился от боли.

Коб пожал плечами:

— Все жонглеры врут — развлекают нас выдумками.

— В Тиббетс-Бруке на выступление жонглера собирался весь город. Селия говорила, что они хранят истории древнего мира, передают их из поколения в поколение.

— Так и есть. Но даже лучшие из них преувеличивают, Арлен. Или ты правда веришь, что первый Избавитель убивал сотню демонов одним махом?

— Раньше верил, — вздохнул мальчик. — Теперь не знаю, чему верить.

— Вот ты и вырос. Каждый ребенок однажды узнает, что взрослые тоже могут бояться и ошибаться. Так кончается детство.

— Я никогда об этом не думал. — Арлен понял, что его детство кончилось давно. Он словно наяву увидел, как Джеф прячется за метками на крыльце, пока демоны рвут Сильви.

— Что с того, что Кирин солгал? Люди счастливы. У них появилась надежда. Надежда и счастье нынче большая редкость, а потому в цене.

— С тем же успехом он мог рассказать правду, — возразил Арлен. — Но он присвоил мои заслуги, чтобы заработать побольше монет.

— Тебя волнует правда или признание? К чему тебе слава? Разве суть не важнее?

— Людям недостаточно песни. Им нужны доказательства, что подземники уязвимы.

— Ты прямо как красийский смертник. Готов пожертвовать жизнью ради райского блаженства.

— Я слышал, в их раю полно голых женщин и текут реки вина, — ухмыльнулся Арлен.

— Надо только прихватить с собой демона, — согласился Коб. — Но по мне, и эта жизнь хороша. От смерти не убежишь. Что проку за ней гоняться?

Глава 11. Брешь. 321 п. в

— Три луны на то, что он пойдет на восток. — Геймс побренчал серебряными монетами, глядя, как встает Однорукий.

— По рукам, — ответил Ворон. — Он три ночи подряд ходил на восток. Пора развернуться.

Как обычно, скальный демон принюхался, прежде чем испытать метки ворот. Тварь трудилась планомерно, не пропуская ни единого участка. Когда ворота не поддались, подземник направился на восток.

— Ночь! — выругался Ворон. — Я был уверен, что он развернется.

Стражник достал из кармана монеты, и в этот миг наступила тишина — ни визга демона, ни треска сработавших меток.

Мужчины перегнулись через перила, забыв о пари, и увидели, что Однорукий с любопытством смотрит на стену. Остальные подземники сгрудились на почтительном расстоянии позади великана.

Внезапно демон бросился вперед, вытянув только два когтя. Метки не вспыхнули, и стражники отчетливо услышали треск камня. Кровь застыла в их жилах.

Скальный демон с победным ревом ударил снова, на этот раз всей лапой. Стражники разглядели в свете звезд здоровенный обломок камня в его когтях.

— Рог. — Геймс дрожащими руками вцепился в перила. По ноге потекло что-то горячее, и он не сразу понял, что обмочился. — Труби в рог.

Ворон не пошевелился. Геймс взглянул на напарника и увидел, что тот смотрит на скального демона, разинув рот. На щеке Ворона блестела слеза.

— Труби в чертов рог! — завопил Геймс.

Ворон очнулся и бросился к закрепленному на стене рогу. Протрубить получилось не сразу. Однорукий кружился и бил по стене шипастым хвостом, выбивая все больше камней.

* * *

Коб встряхнул спящего Арлена.

— Кто… что? — Мальчик протер глаза. — Уже утро?

— Нет. Трубят рога. В стене брешь.

Арлен похолодел и рывком сел:

— Брешь? В городе подземники?

— Если и нет, то скоро прорвутся. Вставай!

Метчики на ощупь зажгли лампы, собрали инструменты, надели теплые плащи и перчатки без пальцев, которые помогали уберечься от холода, но не мешали работе.

Рога протрубили снова.

— Один короткий, один длинный, — произнес Коб. — Брешь между первым и вторым постом к востоку от главных ворот.

По мостовой прогрохотали копыта, в мастерскую постучали. За дверью оказался Раген в полном доспехе, с длинным толстым копьем в руке. На луке седла висел меченый щит. Могучий и норовистый жеребец, потомок древних боевых коней, ни капли не походил на холеную ласковую Ночку.

— Элисса переполошилась, — пояснил вестник. — Велела за вами присматривать.

Арлен нахмурился, но с появлением Рагена в его сердце не осталось страха. Они запрягли коренастого пони в тележку и поехали к бреши. Дорогу указывали крики, грохот и вспышки света.

Улицы были пустынны, двери и ставни — крепко заперты, но сквозь щели пробивался свет, и Арлен знал, что жители Милна не спят, грызут ногти и молятся, чтобы метки выдержали. Мальчик слышал плач и думал о том, как сильно милнцы зависят от своей стены.

Им открылось ужасное зрелище. Мертвые и умирающие стражники и метчики лежали на мостовой, сломанные копья горели. Трое окровавленных воинов боролись с воздушным демоном, пытаясь придержать его, чтобы двое подмастерьев поймали тварь в переносной круг. Люди носились взад и вперед с ведрами воды, пытаясь потушить множество мелких пожаров — огненные демоны весело скакали и поджигали все вокруг.

Арлен уставился на брешь. Невероятно, но подземник смог пробить двадцать футов сплошного камня! Демоны кишели в проломе, отпихивая друг друга, чтобы прорваться в город.

Воздушный демон протиснулся в брешь, разбежался и раскинул крылья. Стражник метнул в него копье, но не добросил, и демон беспрепятственно спикировал на город. Через мгновение огненный демон запрыгнул на безоружного стражника и вспорол ему глотку.

— Шевелись! — крикнул Коб. — Стражники тянут время, но долго они не продержатся, брешь слишком велика. Нужно поскорее ее запечатать!

Он неожиданно проворно соскочил с телеги, схватил два переносных круга и сунул один Арлену.

Под защитой Рагена они побежали к флагу гильдии метчиков, на котором была вышита краеугольная метка. Флаг реял над охранным кругом, в котором метчики разбили лагерь. Там же лежали раненые. Безоружные травницы хлопотали над ними и отважно выбегали из круга, чтобы помочь мужчинам добрести до укрытия. Травниц было слишком мало, а раненых — слишком много.

Мать Джоун, советница герцога, и мастер Винсин, глава гильдии метчиков, поприветствовали новоприбывших.

— Мастер Коб, как я рада, что вы… — начала Джоун.

— Куда идти? — спросил Коб Винсина, не обращая внимания на женщину.

— К главной бреши. Поставьте столбы на пятнадцать и тридцать градусов. — Он указал на штабель меченых столбов. — И осторожнее, ради Создателя! Там обезумевший скальный демон. Это он проделал брешь. Удалось не пустить его в город, но вам придется выйти за метки, чтобы добраться до места. Он уже убил трех метчиков и Создатель знает сколько стражников.

Коб кивнул, и они с Арленом направились к штабелю.

— Кто сегодня дежурил? — спросил Коб, взваливая ношу на плечи.

— Метчик Макс с подмастерьями, — ответила Джоун. — Герцог их повесит.

— Герцог — глупец! — воскликнул Винсин. — Прорыв нельзя было предвидеть, а метчики в Милне на вес золота.

Цеховой мастер шумно выдохнул.

— К утру нас и так останется слишком мало.

* * *

— Сначала замкни круг, — в третий раз повторил Коб. — Укройся в круге, закрепи столб в подставке и жди вспышки магния. Будет светло как днем, не забудь прикрыть глаза. Затем наведи столб по круговой шкале на главном столбе. Не пытайся связать его с другими. Доверь это метчикам. Как закончишь, воткни колья между булыжниками, чтобы подпереть столб.

— А потом? — спросил Арлен.

— Не выходи из демонова круга, пока не разрешат, — рявкнул Коб, — даже если на тебя накинутся все силы ночи! Ясно?

— Хорошо, — кивнул тот.

Коб изучал поле сражения, ждал, ждал, наконец крикнул «Пора!», и они бросились по местам, огибая костры, трупы и обломки камня. Они выбежали из-за домов и увидели однорукого демона, который возвышался над отрядом стражников и дюжиной трупов. Кровь блестела в свете ламп на его когтях и зубах.

Арлен похолодел, резко остановился и взглянул на Рагена. Вестник мгновение смотрел ему в глаза.

— Наверное, за Кирином явился, — криво усмехнулся Раген.

Мальчик открыл рот, но Раген крикнул «Осторожно!» и махнул копьем в сторону Арлена.

Арлен упал, уронил свой столб и больно ударился коленом о мостовую. Раздался треск — Раген врезал пикировавшему воздушному демону тупым концом копья в морду. Мальчик перекатился и увидел, как подземник отскочил от щита вестника и грянулся оземь.

Раген пустил коня в галоп, помял тварь копытами, подхватил Арлена и наполовину оттащил, наполовину отнес на место. Мальчик едва успел вцепиться в столб. Коб уже разложил свой переносной круг и начал готовить подставку.

Арлен поспешно разложил круг, поглядывая на Однорукого. Демон драл когтями наспех установленные столбы, пытаясь прорваться. Арлен видел слабые места сети при каждой вспышке магии и знал, что надолго защиты не хватит.

Внезапно скальный демон принюхался и вскинул голову. Мгновение они с Арленом смотрели друг другу в глаза. Мальчик не выдержал и опустил взгляд первым. Однорукий взревел и с удвоенной яростью набросился на слабевшие метки.

— Арлен, хватит пялиться, займись делом, Недра тебя побери! — завопил Коб.

Тот очнулся, постарался отрешиться от воя подземника и криков стражников, разложил железную подставку и закрепил в ней меченый столб. Он навел его, как смог в тусклом мерцающем свете, и прикрыл глаза ладонью в ожидании вспышки магния.

Через мгновение ночь превратилась в день. Метчики поспешно навели столбы, подперли их кольями и замахали белыми платками в знак того, что работа закончена.

Арлен осмотрелся. Несколько метчиков и подмастерьев еще не установили столбы. Один столб горел. Подземники верещали и шарахались от магния — им казалось, что взошло ненавистное солнце. Стражники бросились в наступление с копьями наперевес, пытаясь оттеснить демонов за столбы, прежде чем замкнется защита. Раген помогал им. Его полированный щит отражал свет, и подземники в страхе бежали прочь.

Но фальшивое солнце не могло навредить подземникам. Однорукий и ухом не повел, когда отряд стражников, осмелев в свете магния, набросился на него с копьями. Одни сломались о панцирь скального демона, другие отскочили. Хватаясь за древки, подземник выдергивал людей из круга, словно ребенок — кукол.

Арлен в ужасе смотрел на побоище. Демон откусил стражнику голову и швырнул его тело обратно, сбив несколько стражников с ног. Второго он растоптал, третьего подбросил в воздух ударом шипастого хвоста. Несчастный рухнул на землю и больше не встал.

Метки, удерживавшие демона, завалило трупами и кровью. Однорукий перешел в наступление, убивая всех подряд. Стражники дрогнули, некоторые даже обратились в бегство, но гигантский подземник немедленно забыл о них и бросился к переносному кругу Арлена.

— Арлен! — завопил Раген, разворачивая коня.

При виде атакующего демона вестник испугался и, похоже, забыл, что мальчик стоит в переносном круге. С копьем наперевес Раген пустил коня галопом, целясь Однорукому в спину.

Скальный демон услышал стук копыт, в последний момент развернулся, встал на задние лапы и принял удар в грудь. Копье разлетелось в щепки. Великан небрежно врезал лапой по черепу лошади.

Конь попятился со свернутой шеей, толкнул Коба. Метчик налетел на столб, и тот покосился. Раген не успел спешиться, и конь увлек его за собой, придавил и расплющил ногу. Однорукий изготовился нанести смертельный удар.

Арлен завопил и огляделся в поисках помощи, но никого не нашел. Коб цеплялся за свой столб, пытаясь встать. Все остальные метчики махали платками. Горящий столб заменили, и не хватало только столба Коба, но помочь ему было некому — последняя атака Однорукого выкосила городскую стражу. Даже если Коб успеет поправить столб, Раген был обречен: Однорукий находился по эту сторону сети.

— Эй! — Мальчик вышел из круга и замахал руками. — Эй ты, урод!

— Арлен, живо в демонов круг! — завопил Коб, но было уже слишком поздно. Скальный демон повернул голову на голос Арлена.

— Слышишь, значит, — пробормотал мальчик.

Накатил жар, затем озноб. Арлен поглядел за столбы. Магний догорал, и подземники осмелели. Соваться к ним — самоубийство. Но Арлен помнил по прошлым встречам со скальным демоном, что тот считает его своей законной добычей и ни с кем не желает делиться. С этой мыслью он выбежал за столбы и привлек внимание шипящего огненного демона. Подземник радостно погнался за жертвой, но Однорукий отшвырнул наглеца в сторону.

Когда великан развернулся к Арлену, мальчик уже забежал за столбы. Однорукий ринулся следом, но вспышка магии отбросила демона. Коб поправил свой столб, и сеть замкнулась. Однорукий яростно вопил и колотился о преграду, но тщетно.

Арлен подбежал к Рагену. Коб сгреб мальчика в объятия и отвесил ему оплеуху.

— Еще одна такая выходка, и я сверну твою цыплячью шею, — предупредил мастер.

— Это я должен был тебя защищать… — с трудом выговорил Раген, и его губы дернулись в улыбке.

* * *

В городе еще оставались подземники, когда Винсин и Джоун отправили метчиков по домам. Уцелевшие стражники помогали травницам перевозить раненых в городские больницы.

— Разве не надо отправить погоню за оставшимися демонами? — спросил Арлен, когда они грузили Рагена в повозку.

У вестника была сломана нога, и травницы напоили его чаем, чтобы приглушить боль, отчего он стал сонным и рассеянным.

— Зачем? — спросил Коб. — Охотникам несдобровать, а разницы никакой. Лучше разойтись по домам. Солнце изгонит демонов из Милна.

— До рассвета еще несколько часов, — возразил Арлен, забираясь на телегу.

— Что ты предлагаешь? — Коб тронулся в путь, настороженно озираясь. — Сегодня ты видел герцогскую гвардию во всей ее красе. Сотни бойцов с копьями и щитами! А кроме них — обученные метчики. Убили мы хоть одного демона? Разумеется, нет. Подземники бессмертны.

Арлен покачал головой:

— Они убивают друг друга. Я видел.

— Арлен, это волшебные твари. Они могут убивать друг друга, но оружие смертных им нипочем.

— Солнце их убивает.

— Не нам с тобой равняться на солнце. Мы всего лишь метчики.

Они повернули за угол и ахнули. Посреди улицы валялся выпотрошенный труп, кровь окрасила булыжники алым. Труп еще тлел, едко воняло горелой плотью.

— Нищий. — Арлен разглядел лохмотья. — Как он оказался ночью на улице?

— Двое нищих, — поправил Коб, прижав платок к носу и рту, и указал на второй труп неподалеку. — Наверное, их не пустили в укрытие.

— Как же так? Я думал, бесплатные укрытия для всех.

— Если хватает места. В любом случае не всякий рискнет туда сунуться. Как только стражники запрут дверь, мужчины начинают драться за еду и одежду и насиловать женщин. Многие предпочитают рисковать жизнью на улицах.

— Почему этому не положат конец?

— Все согласны, что это проблема. Но горожане считают, что это проблема герцога, а тот не слишком рвется защищать тех, кто ничего не дает его городу.

— И потому отправляет стражников по домам, чтобы демоны разобрались с его проблемой, — прорычал Арлен.

Коб ничего не ответил, только хлестнул пони поводьями. Ему не терпелось убраться с улиц.

* * *

Через два дня весь город созвали на главную площадь. Там соорудили виселицу, и на помосте стоял метчик Макс, дежуривший в ночь прорыва.

Самого Юкора не было, но Джоун зачитала его указ:

— От имени герцога Юкора, светоча гор и повелителя Милна, ты признан виновным в небрежении своим долгом и попустительстве прорыву. Восемь метчиков, два вестника, три травницы, тридцать семь стражников и восемнадцать горожан поплатились за твое невежество.

— Можно подумать, девять метчиков лучше, чем восемь, — пробормотал Коб.

Толпа зашипела, заулюлюкала, в Макса полетели комья грязи. Метчик не поднимал головы.

— Ты приговорен к смертной казни, — закончила Джоун.

Мужчина в капюшоне взял Макса за руки, подвел к веревке и накинул петлю на шею. Высокий широкоплечий рачитель с кустистой черной бородой, облаченный в тяжелый балахон, подошел к приговоренному и осенил его лоб меткой.

— Да простит Создатель твое падение, — нараспев произнес праведник, — и да наделит нас чистотой дел и помыслов, чтобы положить конец Его Напасти и обрести Избавление.

Он сделал шаг назад, люк открылся. Веревка натянулась под радостные крики толпы.

— Глупцы, — сплюнул Коб. — На одного человека меньше, чтобы латать следующую брешь.

— Что он имел в виду? — спросил Арлен. — Какие еще Напасть и Избавление?

— Плетут что попало, лишь бы держать толпу в узде. Не бери в голову.

Глава 12. Библиотека. 321 п. в

Арлен взволнованно шагал за Кобом к большому каменному зданию. Был седьмак, и в другой раз мальчик возмутился бы тем, что пропускает уроки обращения с копьем и верховой езды, но сегодня повод был уважительный — знакомство с Герцогской библиотекой.

С тех пор как они с Кобом начали обмениваться метками, дело его мастера, занявшего пустовавшую нишу, процветало. Библиотека гримуаров вскоре стала величайшей в Милне, а то и во всем мире. Кроме того, разнеслась весть о том, как они помогли залатать брешь, и падкие на все модное вельможи обратили на них внимание.

Работать на вельмож было несладко — они без конца выдвигали нелепые требования и просили рисовать метки, где не надо. Коб удвоил, затем утроил расценки, но ничего не изменилось. Особняки, расписанные метчиком Кобом, стали признаком высокого положения.

Но дело того стоило, понял Арлен, когда их пригласили защитить самое ценное здание в Милне. Немногие горожане бывали в библиотеке. Юкор ревностно охранял свое собрание, допуская к книгам только старших просителей и их помощников.

Библиотеку построили рачители, Герцогской она стала позже. По традиции ею заведовал рачитель — как правило, уже не имевший иной паствы, кроме бесценных книг. Разумеется, управлять библиотекой было почетнее, чем любым Праведным домом, не считая Большого и личной часовни герцога.

Служка поприветствовал метчиков и проводил в кабинет главного библиотекаря, рачителя Роннелла. Арлен таращился по сторонам на пыльные полки и ученых, которые безмолвно бродили между ними. Не считая гримуаров, в собрании Коба было больше тридцати книг, и Арлен полагал их сокровищем. В Герцогской библиотеке были тысячи томов — столько за всю жизнь не прочитаешь. Как жаль, что герцог держит их под замком!

Рачитель Роннелл был молод для завидной должности главного библиотекаря, и седина едва тронула его каштановые волосы. Он радушно поприветствовал гостей и послал слугу на кухню.

— Мастер Коб, слухами о вас земля полнится. — Роннелл снял очки в проволочной оправе и протер их рукавом коричневого балахона. — Надеюсь, вы примете мое предложение.

— Я пока не видел стертых меток.

Роннелл снова надел очки и смущенно откашлялся.

— После недавнего прорыва герцог опасается за свою коллекцию. Его светлость желает принять… особые меры.

— Какого рода? — с подозрением спросил Коб.

Роннелл заерзал, и Арлен понял: библиотекарю так же неудобно просить их, как им неудобно будет выполнить его просьбу. Наконец Роннелл вздохнул.

— Все столбы, скамьи и полки необходимо защитить от огненных плевков, — ровным тоном произнес он.

Коб выпучил глаза.

— Это же месяцы работы! — возмутился он. — И зачем? Даже если огненный демон проберется так глубоко в город, он ни за что не прорвется через метки этого здания, а если и сможет, то вам не о полках придется заботиться.

Роннелл посуровел:

— Мастер Коб, книги — наша главная забота. В этом мы с герцогом сходимся. Вы понятия не имеете, что мы потеряли, когда подземники сожгли старинные библиотеки. Мы храним последние обрывки знаний, которые копились тысячелетиями.

— Прошу прощения. Я не хотел проявить неуважение.

Библиотекарь кивнул:

— Понимаю. И вы совершенно правы, риск невелик. Тем не менее желания его светлости — закон. Я могу заплатить тысячу золотых солнц.

Арлен мысленно прикинул: тысяча солнц — огромные деньги, им никогда не предлагали такой выгодный заказ, но работа займет несколько месяцев, и придется отказаться от других предложений…

— К сожалению, ничем не могу помочь, — наконец ответил Коб. — Я не могу так надолго оставить дело.

— Разве милость герцога того не стоит? — спросил Роннелл.

Коб пожал плечами:

— Я служил вестником его отцу. Хватит с меня герцогской милости. Поищите молодого метчика, которому есть что доказывать.

— Его светлость назвал именно вас, — подчеркнул Роннелл.

Коб развел руками.

— Можно я попробую? — выпалил Арлен.

Мужчины повернулись к нему, удивленные такой дерзостью.

— Вряд ли герцог удовольствуется подмастерьем, — заметил Роннелл.

Арлен пожал плечами:

— Необязательно ему говорить. Пусть мой мастер составит узоры для полок и столов, а я их вырежу. — Он не сводил глаз с Коба. — Я бы все равно вырезал не меньше половины меток, если бы ты взял заказ.

— Интересный компромисс, — задумчиво произнес Роннелл. — Что скажете, мастер Коб?

Коб с подозрением разглядывал Арлена:

— Это же нудная работа, которую ты ненавидишь. Чего ты добиваешься, парень?

Арлен улыбнулся:

— Герцог заявит, что метчик Коб расписал библиотеку. Ты получишь тысячу солнц, а я, — повернулся он к Роннеллу, — смогу пользоваться библиотекой, когда захочу.

Роннелл засмеялся:

— Парнишка мне по душе! Договорились?

Коб улыбнулся, и мужчины пожали руки.

* * *

Рачитель Роннелл показывал Кобу и Арлену библиотеку. Арлен начинал понимать, какой груз взвалил на свои плечи. Даже если не делать расчеты и рисовать на глазок, работа займет большую часть года.

И все же он оглядывался по сторонам, рассматривал книги и понимал, что не прогадал. Роннелл пообещал ему пожизненный допуск в библиотеку днем и ночью.

Глядя на восторженное лицо мальчика, Роннелл улыбнулся. Внезапно ему пришла в голову идея, и он отвел Коба в сторону. Арлен был слишком занят собственными мыслями и ничего не заметил.

— Мальчик подмастерье или слуга?

— Он купец, если вы об этом, — ответил Коб.

Роннелл кивнул:

— Кто его родители?

Коб покачал головой:

— У него никого нет; по крайней мере в Милне.

— Вы говорите за него?

— Он сам за себя говорит.

— Он сговорен?

Вот оно что!

— Вы не первый, кто спрашивает, с тех пор как мои дела пошли на лад, — ухмыльнулся Коб. — Даже некоторые вельможи присылали хорошеньких дочек присмотреться к нему. Но еще не родилась та девушка, которая заставит его оторваться от книг.

— Знакомая история. — Роннелл указал на юную девушку, сидевшую за столом над полудюжиной раскрытых томов. — Мери, подойди-ка сюда!

Девушка подняла взгляд, проворно заложила страницы и собрала книги, прежде чем подойти. На вид ей было лет четырнадцать, как и Арлену. У нее были большие карие глаза и длинные густые каштановые волосы, мягкие, округлые черты лица и лучезарная улыбка. Она подобрала юбки скромного платья, перепачканного книжной пылью, и быстро присела в реверансе.

— Метчик Коб — моя дочь Мери, — представил Роннелл.

Девушка с внезапным интересом вскинула глаза:

— Тот самый метчик Коб?

— Ты видела мои работы?

— Нет, — покачала головой Мери, — но слышала, что ваше собрание гримуаров не знает равных.

Коб засмеялся.

— Может, дело и сладится, рачитель, — сказал он.

Рачитель Роннелл наклонился к дочери и указал ей на Арлена:

— Этот юноша, Арлен — подмастерье мастера Коба. Он согласился расписать наши полки. Покажи ему библиотеку.

Мери наблюдала за Арленом. Мальчик изучал книги, не замечая ее взгляда. Его темно-золотистые волосы чересчур отросли, а дорогая одежда была испачкана и помята, но в глазах светился ум. Лицо его было гладким и правильным, вполне приятным. Когда Мери расправила юбки и заскользила к Арлену, Коб расслышал, как Роннелл помянул Создателя.

Арлен словно не заметил Мери.

— Привет, — сказала она.

— Привет. — Арлен щурился, пытаясь разобрать название книги на высокой полке.

Мери нахмурилась:

— Меня зовут Мери. Я дочь рачителя Роннелла.

— Арлен.

Мальчик снял книгу с полки и принялся медленно листать ее.

— Отец попросил показать тебе библиотеку.

— Спасибо.

Арлен поставил том на место и пошел между стеллажами к отделу за натянутой веревкой. Мери пришлось отправиться следом; лицо ее горело от досады.

— Она привыкла не обращать внимания на других, и ей в новинку, что внимания не обращают на нее, — весело заметил Роннелл.

— «Д. В.», — прочел Арлен над аркой отгороженного отдела. — Что такое Д. В.?

— До Возвращения, — пояснила Мери. — Это оригиналы книг древнего мира.

Арлен повернулся к ней, как будто только что ее заметил:

— Честно-честно?

— Туда нельзя входить без разрешения герцога.

Арлен помрачнел.

— Но мне, разумеется, можно, — улыбнулась Мери. — Отец разрешил.

— Отец? — переспросил Арлен.

— Я дочь рачителя Роннелла, — сердито напомнила она.

Арлен уставился на нее и неуклюже поклонился:

— Арлен из Тиббетс-Брука.

Коб хмыкнул через комнату:

— У парня не было ни единого шанса.

* * *

Арлен втянулся в работу, и месяцы замелькали один за другим. Особняк был ближе к библиотеке, чем мастерская, и мальчик ночевал в основном у Рагена. Нога вестника вскоре зажила, и он снова вышел на дорогу. Элисса просила Арлена чувствовать себя как дома. Ей явно нравилось, что он завалил свою комнату инструментами и книгами. Слуги тоже были довольны и уверяли, что госпоже Элиссе намного проще угодить, когда Арлен рядом.

Мальчик вставал за час до рассвета и упражнялся с копьем при свете ламп в вестибюле особняка с его высокими потолками. С первым лучом солнца он выскальзывал во двор и в течение часа учился попадать в цель и скакать верхом. Затем он торопливо завтракал с Элиссой и Рагеном, если тот был в городе, и убегал в библиотеку.

Библиотека в это время еще бывала пустынна, не считая служек, ночевавших в кельях под главным зданием. Они побаивались Арлена и держались от него подальше, поскольку он мог запросто подойти к их мастеру и потолковать с ним без вызова или разрешения.

Под мастерскую ему выделили маленькую отдельную комнату. В ней как раз помещались пара шкафов, верстак и тот предмет мебели, над которым трудился Арлен. В одном шкафу лежали краски, книги и резцы. Другой был набит томами из библиотеки. Пол был усыпан деревянной стружкой, забрызган краской и лаком.

В течение часа Арлен читал, затем нехотя откладывал книгу и приступал к работе. Несколько недель он расписывал только стулья. Затем перешел к скамьям. Работа заняла даже больше времени, чем он думал, но Арлен не переживал.

За эти месяцы Мери стала его желанной гостьей. Она часто заглядывала в мастерскую, делилась сплетнями или просто улыбалась и убегала по своим делам. Арлен думал, что перерывы в работе и учебе его утомят, но вышло совсем наоборот. Он с нетерпением ждал Мери и даже становился рассеянным, если она заглядывала реже обычного. Они вместе обедали на широкой крыше библиотеки, любуясь городом и горами.

Мери оказалась особенной, не такой, как другие. Дочь герцогского библиотекаря и главного историка была, вероятно, самой образованной девушкой в городе. Из разговоров с ней Арлен узнавал не меньше, чем из книг. Но она была одинока. Служки боялись ее еще больше, чем Арлена, а других ее ровесников в библиотеке не было. Мери отважно спорила с учеными старцами, но рядом с Арленом становилась смущенной и неуверенной в себе.

Как и он рядом с ней.

* * *

— Создатель! Джайк, ты совсем не упражнялся? — заткнул уши Арлен.

— Арлен, не будь таким жестоким, — упрекнула Мери. — Джайк, ты поешь очень мило.

Джайк нахмурился:

— Тогда почему ты тоже заткнула уши?

Девушка убрала руки и ослепительно улыбнулась:

— Отец говорит, что музыка и танцы ведут к греху. Мне нельзя было слушать, но я уверена, что ты прекрасно поешь.

Арлен засмеялся, а Джайк нахмурился и отложил лютню.

— Может, пожонглируешь? — предложила Мери.

— Разве смотреть на жонглеров не грех? — спросил Джайк.

— Только если жонглируют хорошо, — буркнула Мери, и Арлен снова рассмеялся.

Лютня Джайка была старой и потрепанной, на ней вечно не хватало струн. Он убрал ее и достал из небольшого мешка, в котором хранил свое жонглерское снаряжение, разноцветные деревянные шарики. Краска на них облупилась, дерево потрескалось. Джайк подкинул шарик, другой, третий. Три шарика замелькали в воздухе, и Мери захлопала в ладоши.

— Намного лучше! — похвалила она.

Джайк улыбнулся.

— Смотри! — Он подкинул четвертый.

Шарики с грохотом покатились по мостовой, Арлен и Мери вздрогнули.

Джайк покраснел.

— Наверное, надо больше упражняться с тремя, — сказал он.

— Надо, — подтвердил Арлен.

— Папе это не нравится, — пожаловался Джайк. — Он говорит: «Если тебе нечем заняться, я тебя озабочу!»

— Мой папа говорит то же самое, когда видит, как я танцую, — сказала Мери.

Оба вопросительно взглянули на Арлена.

— И мой так говорил.

— А мастер Коб? — спросил Джайк.

Арлен покачал головой:

— С чего бы? Я делаю все, что он просит.

— А когда же ты учишься быть вестником?

— Нахожу время.

— Как?

Арлен пожал плечами:

— Пораньше вставай. Попозже ложись. Убегай после еды. Все, что угодно. Или хочешь навсегда остаться мельником?

— Арлен, быть мельником совсем неплохо, — заметила Мери.

Джайк покачал головой:

— Нет, он прав. Если я хочу стать жонглером, надо стараться как следует.

Он взглянул на Арлена.

— Я буду больше упражняться, — пообещал он.

— Не переживай, — сказал Арлен. — Если не научишься развлекать деревенских жителей, выходи на дорогу и отпугивай демонов своим пением.

Джайк сощурился и принялся бросать в Арлена разноцветными шариками. Мери засмеялась.

— Хороший жонглер попал бы! — поддразнил Арлен, ловко уклоняясь от шариков.

* * *

— Ты слишком далеко тянешься, — крикнул Коб.

Для иллюстрации Раген убрал руку со щита и перехватил копье Арлена под самым наконечником, прежде чем мальчик успел его отвести. Вестник дернул, Арлен потерял равновесие и грохнулся на снег.

— Раген, осторожнее. — Элисса куталась в шаль на морозном утреннем воздухе. — Ты его покалечишь.

— Подземники не станут церемониться, сударыня, — громко ответил Коб, чтобы Арлен услышал. — Длинное копье нужно, чтобы отбиваться от демонов при отступлении. Оно предназначено для обороны. Вестники, которые орудуют им слишком напористо, как юный Арлен, долго не живут. Я не раз это видел. Помнится, по дороге в Лактон…

Арлен поморщился. Коб был хорошим учителем, но любил пересыпать свои уроки жуткими рассказами о гибели вестников. Он надеялся расхолодить Арлена, но лишь укрепил его решимость преуспеть в том, в чем другие потерпели неудачу. Мальчик выпрямился, расставил ноги пошире и перенес вес на пятки.

— Хватит длинных копий, — сказал Коб. — Попробуем короткие.

Элисса нахмурилась, когда Арлен положил восьмифутовое копье на стойку и они с Рагеном выбрали более короткие копья — около трех футов, с наконечниками в треть длины. Они предназначались для ближнего боя, ими следовало колоть, а не пронзать. Мальчик подыскал себе щит, и противники вновь схлестнулись на снегу. Арлен подрос, раздался в плечах. К пятнадцати годам его худое, жилистое тело налилось силой. Он был одет в старый кожаный доспех Рагена. Тот был великоват, но скоро станет впору.

— Зачем это все? — раздраженно спросила Элисса. — Нельзя сойтись с демоном так близко и выжить.

— Поверьте мне, можно, — возразил Коб, глядя, как сражаются Арлен и Раген. — Но между городами водятся не только демоны, госпожа. Иногда попадаются дикие звери и даже разбойники.

— Кто осмелится напасть на вестника? — задохнулась Элисса.

Раген сердито глянул на Коба, но тот не обратил внимания:

— Вестники богаты и перевозят ценные товары и письма, которые могут решить судьбу купцов и вельмож. Мало кто осмелится поднять руку на вестника, и все же такое случается. А животные… Подземники пожирают слабых, выживают лишь самые сильные хищники.

Метчик крикнул:

— Арлен! Что делать, если напал медведь?

Арлен ответил, не спуская глаз с Рагена:

— Длинное копье в глотку, дать истечь кровью и добить, когда ослабит бдительность.

— Что еще можно сделать?

— Лечь и не двигаться, — с отвращением произнес Арлен. — Медведи редко нападают на мертвецов.

— Лев? — спросил Коб.

— Среднее копье. — Арлен отбил удар Рагена щитом и нанес ответный. — Уколоть в плечевой сустав, подождать, пока кот насадит себя на острие, и добить коротким копьем в грудь или бок, как получится.

— Волк?

— С меня хватит. — Элисса зашагала к особняку.

Арлен не обратил на нее внимания:

— Одинокому волку обычно достаточно хорошего удара в морду средним копьем. Если не поможет — сражаться как со львом.

— А если напала стая?

— Волки боятся огня.

— А если столкнешься с кабаном? — не унимался Коб.

Арлен засмеялся.

— Беги, как будто за тобой гонятся все демоны Недр, — процитировал он своих наставников.

* * *

Арлен проснулся на груде книг. Он не сразу сообразил, что снова заснул в библиотеке. Мальчик выглянул в окно. Давно стемнело. Он вытянул шею и разглядел высоко в небе призрачный силуэт воздушного демона. Элисса расстроится.

Он читал древние истории из Эпохи науки. В них рассказывалось о королевствах древнего мира — Альбиноне, Тесе, Великом Линме и Раске; о морях — невероятно огромных озерах, на дальних берегах которых раскинулось еще множество королевств. С ума сойти! Если верить книгам, то мир намного больше, чем кажется.

Арлен полистал открытый том, на котором заснул, и неожиданно нашел карту. Он изучил названия и вздрогнул. Герцогство Милн, не больше и не меньше! Он присмотрелся и нашел реку, которая снабжала Форт Милн питьевой водой, и горы, у подножия которых раскинулся город. Рядом стояла звездочка — символ столицы.

Он перелистнул несколько страниц, прочел о древнем Милне. В городе и прежде добывали руду и ломали камень. На землях Милна стояло множество городков и деревушек, они простирались на десятки миль — до самой Рубежной реки, границы земель герцога Энджирса.

Арлен вспомнил свое путешествие и отыскал на западе развалины. Оказалось, они принадлежали графу Ньюкирку. Дрожа от возбуждения, Арлен перевел взгляд дальше и нашел то, что искал, — небольшую речушку, впадавшую в крупное озеро.

Баронство Тиббет.

Тиббет, Ньюкирк и все остальные платили дань Милну, а Милн и Энджирс по очереди присягали королю Тесы.

— Тесанцы, — прошептал Арлен, пробуя слово на вкус. — Мы все тесанцы.

Он достал перо и принялся копировать карту.

* * *

— Чтоб я этого больше не слышал, — набросился Роннелл на дочь и Арлена.

— Но… — начал Арлен.

— По-твоему, это новость? — перебил библиотекарь. — Его светлость велел арестовать любого, кто заговорит о Тесе. Хочешь годами ломать камень в карьерах?

— Почему? — спросил Арлен. — Что в этом плохого?

— Пока герцог не закрыл библиотеку, многие были помешаны на Тесе и за баснословные деньги посылали вестников в забытые точки на карте.

— И что с того?

— Арлен, король умер триста лет назад, и герцоги скорее пойдут войной, чем преклонят колени. Разговоры о воссоединении напоминают людям о вещах, которые им следует забыть.

— Лучше притворяться, будто за стенами Милна ничего нет?

— Пока Создатель не простит нас и не пошлет Избавителя, чтобы положить конец Напасти.

— Простит за что? Какой еще Напасти?

Роннелл уставился на Арлена с удивлением и негодованием. Мальчику даже показалось, что рачитель его ударит. Он напрягся.

Но Роннелл повернулся к дочери.

— Он правда не знает? — неверяще спросил он.

Мери кивнула:

— В Тиббетс-Бруке… необычный рачитель.

Роннелл кивнул:

— Припоминаю. Служка, наставника которого убили демоны. Он так и не доучился. Мы давно собирались послать нового…

Он бросился к столу, схватил перо и бумагу.

— Это нельзя так оставить. «Какой еще напасти?» Подумать только!

Он продолжал ворчать, и Арлен попятился к двери.

— Не так быстро, — окликнул Роннелл. — Вы оба меня разочаровали. Арлен, я знаю, что Коб не религиозен, но подобная небрежность непростительна.

Он перевел взгляд на Мери.

— А ты, юная сударыня! — рявкнул он. — Ты все знала и ничего не предприняла?

Мери смотрела в пол.

— Я оплошала, папа.

— Еще бы не оплошала! — Роннелл взял со стола толстую книгу и протянул дочери. — Обучи его. Если Арлен за месяц не вызубрит Канон от корки до корки, выпорю обоих!

Мери взяла книгу, и они с Арленом умчались со всех ног.

* * *

— Легко отделались, — выдохнул Арлен.

— Слишком легко, — подтвердила Мери. — Отец прав. Надо было раньше сказать.

— Не переживай. Это всего лишь книга. К утру прочитаю.

— Это не просто книга! — возмутилась Мери.

Арлен удивленно посмотрел на нее.

— Это слово Создателя, записанное первым Избавителем.

Арлен поднял бровь:

— Честно-честно?

Мери кивнула.

— Канон недостаточно прочесть. Им надо жить. День за днем. Он поможет человечеству очиститься от греха, навлекшего Напасть.

— Какую еще Напасть? — спросил Арлен, наверное, уже в десятый раз.

— Демонов, кого же еще. Подземников.

* * *

Через несколько дней Арлен уселся на крыше библиотеки, закрыл глаза и процитировал:

Человек вновь стал дерзок и горд,

Обратился против Создателя и Избавителя,

Перестал чтить Того, кто даровал жизнь,

Забыл о нравственности.

Наука стала его новой религией,

Машины заменили молитвы.

Человек исцелял смертельно больных

И мнил себя равным Создателю.

Брат шел на брата, и гибли оба.

Без внешнего зла росло зло внутри,

Укоренялось в сердцах и душах,

Марало чистоту и белизну.

И тогда Создатель в своей мудрости

Наслал Напасть на заблудших детей.

Недра разверзлись вновь,

Чтобы человек понял, как ошибался.

Так будет и впредь,

Пока Он не пошлет нового Избавителя,

И когда Избавитель очистит людей,

Подземники зачахнут без пищи.

Внемли! Ты узнаешь Избавителя

По узорам на его плоти.

Демоны устрашатся его вида

И в ужасе бросятся в бегство.

— Превосходно! — улыбнулась Мери.

Арлен нахмурился:

— Можно тебя кое о чем спросить?

— Конечно.

— Ты правда в это веришь? Рачитель Харрал говорил, что Избавитель — обычный человек. Великий полководец, но смертный. Коб и Раген тоже так считают.

Глаза Мери широко распахнулись.

— При отце этого лучше не говорить, — предупредила она.

— Ты правда веришь, что подземники — наша вина? Что мы их заслужили?

— Конечно верю. Это слово Создателя.

— Нет, — возразил Арлен. — Это книга. Книги пишут люди. Если Создатель хотел нам что-то сказать, зачем писать книгу? Огненные письмена в небе намного убедительнее.

— Иногда нелегко поверить, что Создатель наблюдает за нами, — взглянула на небо Мери, — но как иначе? Кто-то должен был создать мир. И метки были бы бессильны без воли Творца.

— А Напасть? — спросил Арлен.

Мери пожала плечами:

— В историях говорится об ужасных войнах. Возможно, мы заслужили напасть.

— Заслужили? — возмутился тот. — Выходит, моя мать умерла из-за дурацких войн сотни лет назад?

— Твоя мать погибла? — Мери коснулась его руки. — Арлен, я понятия не имела…

Арлен отдернул руку:

— Какая разница? — Он бросился к двери. — Мне нужно рисовать метки. Хотя зачем? Мы все заслуживаем смерти от лап демонов!

Глава 13. Должно быть что-то еще. 326 п. в

Лиша трудилась в огороде, собирая травы на день. Одни она выдергивала с корнем, от других отщипывала пару листьев или сколупывала почку ногтем.

Она гордилась своим огородом за хижиной Бруны. Карга была слишком стара, чтобы обрабатывать свой клочок земли, и Дарси тоже не заставила каменистую почву плодоносить, но Лиша нашла к ней подход. Теперь многие травы, которые Бруна часами искала в лесах и полях, росли прямо у двери под надежной защитой меченых столбов.

— У тебя острый ум и золотые руки, — сказала Бруна, когда из земли пробились первые ростки. — Скоро ты превзойдешь меня.

Похвала наполнила Лишу непривычной гордостью. Возможно, ей и не сравняться с Бруной, но старуха не привыкла хвалить попусту. Она разглядела в Лише то, чего не видели другие, и девушка не хотела ее разочаровать.

Набрав трав, Лиша смахнула пот со лба, встала и направилась к хижине — если ее еще можно было назвать хижиной. Эрни не желал, чтобы его дочь жила в нищете, и нанял плотников и кровельщиков, дабы укрепить стены иперестелить крышу. Вскоре в доме стало больше нового, чем старого, и он вдвое вырос в размерах.

Бруна жаловалась на стук молотков, но в тепле и сухости стала меньше хрипеть. Заботами Лиши старуха с каждым годом словно становилась все крепче.

Лиша тоже была рада, что ремонт закончен. Под конец мужчины начали поглядывать на нее со значением.

С годами Лиша обрела пышные формы матери. Она всегда об этом мечтала, но теперь сама была не рада. Мужчины пожирали ее глазами. Несмотря на прошедшие годы, многие еще помнили слухи о ее шашнях с Гаредом и нашептывали ей непристойности. Большинству хватало сердитого взгляда, некоторым — пощечины. Эвину пришлось напомнить о беременной жене при помощи перца и смердячки. Лиша теперь всегда носила с собой горсть ослепляющего порошка в одном из многочисленных карманов передника и юбок.

Гаред не подпустил бы к ней местных, даже если бы они ее интересовали. Могучий лесоруб доходчиво объяснял каждому, кто беседовал с Лишей не только о болезнях, что, с его точки зрения, она до сих пор сговорена. Малыша Джону бросало в пот, если Лиша с ним просто здоровалась.

Недолго ей осталось ходить в ученицах. Семь лет и один день казались вечностью, но пролетели незаметно, и свобода была не за горами. Лиша каждый день навещала больных и обращалась за советом к Бруне только в самых сложных случаях. Бруна заслужила покой.

«Герцогу важно, чтобы травницы чаще принимали роды, чем хоронили, — сказала Бруна в первый же день. — Но ты сосредоточься на всем остальном, и через год жители Лесорубовой Лощины не смогут без тебя обходиться».

Так и вышло. Бруна повсюду таскала за собой ученицу, не обращая внимания на протесты пациентов. Лиша заботилась о половине местных женщин, когда они были беременны, а другой половине варила яблуневый чай, и вскоре они прониклись к ней уважением и без стеснения жаловались на свои недомогания.

И все же она оставалась чужой. Женщины считали ее невидимкой, выбалтывали ей секреты, словно подушке.

«Ты и есть невидимка, — сказала Бруна, когда Лиша осмелилась пожаловаться. — Их поведение — не твоя забота, твое дело — их здоровье. Надела передник с карманами — сохраняй спокойствие, что бы ни услышала. Травнице нужно, чтобы ей доверяли, а доверие не достается даром. Держи при себе их секреты, если только на карту не поставлена жизнь человека».

Лиша прикусила язык, и женщины начали ей доверять. За ними потянулись мужчины, часто понукаемые женами, но передник держал их на расстоянии. Лиша видела почти всех местных мужиков голыми, но ни с одним не была близка; и хотя женщины превозносили ее до небес и осыпали подарками, ей некому было поведать свои собственные секреты.

И все же, несмотря ни на что, последние семь лет Лиша была куда счастливее, чем предыдущие тринадцать. Мир Бруны оказался намного больше, чем мир, уготованный матерью. Лиша испытывала скорбь, когда навеки закрывала кому-то глаза, и радость, когда вытаскивала ребенка из чрева матери и крепко шлепала, добиваясь первого крика.

Скоро ее ученичество закончится и Бруна окончательно отойдет от дел. Послушать старуху, так она недолго после этого проживет. Мысль о смерти наставницы страшила Лишу.

Бруна — ее щит и копье, ее несокрушимая защита от города. Как ей жить без защиты? Лиша не умела властвовать, как Бруна, отдавать приказы и колотить глупцов палкой. К тому же без Бруны кто заговорит с ней как с живым человеком, а не травницей? Кто вытрет ей слезы и поддержит в минуту сомнения? Ведь сомнение разрушает доверие. Людям нужно видеть уверенность лекаря.

В глубине души ее волновало кое-что еще. Лесорубова Лощина стала ей тесна. Двери, которые распахнули перед ней уроки Бруны, оказалось не так просто закрыть. Лиша постоянно думала о том, как много еще не знает. Без Бруны ее путешествию придет конец.

Она вошла в дом и увидела Бруну за столом.

— Доброе утро. Знала бы, что ты встанешь так рано, заварила бы чай, прежде чем отправиться на огород.

Она поставила корзинку и взглянула на огонь. Чайник пыхтел и готов был вот-вот закипеть.

— Я стара, — проворчала Бруна, — но не настолько слепа и увечна, чтобы не заварить чертов чай.

— Ну конечно. — Лиша поцеловала старуху в щеку. — Тебе только топором с лесорубами размахивать.

Бруна поморщилась. Лиша засмеялась и достала крупу для каши.

За прошедшие годы язык Бруны ничуть не затупился, но Лиша редко обращала на это внимание. За ворчанием старухи скрывалось доброе сердце, и девушка платила ей той же монетой.

— Ты сегодня ни свет ни заря, — заметила Бруна за завтраком. — Еще воняет демонами.

— Только ты можешь сидеть среди свежих цветов и жаловаться на вонь, — парировала Лиша. Она расставила по хижине душистые букеты.

— Не меняй тему.

— Вечером прибыл вестник. Я слышала рог.

— Перед самым закатом, — проворчала Бруна и сплюнула на пол. — Сорвиголова.

— Бруна! — возмутилась Лиша. — Я же просила не плеваться в доме!

Карга уставилась на нее сощуренными слезящимися глазами.

— Ты назвала мой дом потрясным и сказала, что я могу делать в нем все, что пожелаю, — напомнила она.

Лиша нахмурилась:

— Разве?

— Точно-точно. Ты ведь умнее, чем люди думают при виде твоих сисек. — Бруна отхлебнула чай.

Лиша изобразила притворное негодование, но старуха выкидывала фокусы и похлеще. Бруна делала и говорила что хотела, ей был никто не указ.

— Стало быть, ты вскочила с утра пораньше из-за вестника, — протянула Бруна. — Надеюсь, он красив? Как его зовут? Это тот, который смотрит на тебя собачьими глазами?

Лиша криво улыбнулась:

— Скорее, волчьими.

— Тоже неплохо! — хмыкнула старуха и хлопнула Лишу по колену.

Лиша покачала головой и встала, чтобы убрать со стола.

— Как его зовут? — не унималась Бруна.

— Дело не в этом.

— Я слишком стара для твоих отговорок. Как его зовут?

— Марик, — закатила глаза Лиша.

— Заварить тебе яблуневый чай для визита юного Марика?

— Всех интересует только одно! Мне нравится с ним разговаривать. Ничего больше.

— Я же не слепая и вижу, что у парня на уме далеко не разговоры.

— Неужели? — Лиша скрестила руки на груди. — Сколько пальцев я показываю?

Бруна фыркнула:

— Ни одного. — Она даже не обернулась. — Я прожила достаточно, чтобы знать этот трюк. И про то, что вестник Маверик не смотрит тебе в глаза, когда вы разговариваете.

— Его зовут Марик, — повторила Лиша, — и он смотрит мне в глаза.

— Разве что если сиськи плохо видно.

— Ты невыносима, — выдохнула Лиша.

— Не стесняйся. Будь у меня такие сиськи, я бы тоже ими трясла.

— Я ими не трясу! — крикнула Лиша, но Бруна только загоготала.

Невдалеке прогудел рог.

— Это наверняка твой мастер Марик. Бегом наряжаться!

— Дело не в этом! — повторила Лиша.

Бруна отмахнулась:

— Я на всякий случай поставлю чай.

Лиша бросила в старуху тряпкой, показала язык и метнулась к двери.

Поджидая вестника на крыльце, она невольно улыбалась. Бруна не меньше Элоны хотела, чтобы Лиша нашла себе мужчину, но старую перечницу заботило одно — счастье Лиши, и девушка любила наставницу всем сердцем. И все же, несмотря на старухины подначки, Лишу больше интересовали письма в сумке Марика, чем его волчьи глаза.

С юных лет она с нетерпением ждала приезда вестников. Лесорубова Лощина была невелика, зато стояла на пути между тремя крупными городами и дюжиной деревушек. Дерево Лощины и бумага Эрни высоко ценились в округе.

Вестники посещали Лощину не реже двух раз в месяц. Большинство писем они оставляли у Смитта, но Эрни и Бруну навещали лично и часто дожидались ответа. Бруна переписывалась с травницами в Форте Райзон и Энджирсе, Лактоне и нескольких деревушках. Зрение старухи становилось все хуже, и в последнее время Лиша читала письма вслух и писала за Бруну ответы.

Бруна внушала почтение даже издали. К тому же у нее переучилось большинство окрестных травниц. Ее совета часто испрашивали, чтобы вылечить тяжелых больных, и каждый вестник привозил очередную просьбу взять ученицу. Никто не хотел, чтобы знания Бруны канули вместе с ней в небытие.

«Я слишком стара, чтобы учить с чистого листа!» — ворчливо отмахивалась Бруна, и Лиша писала вежливые отказы, в сочинении которых весьма преуспела.

В результате Лише часто доводилось беседовать с вестниками. Большинство из них и вправду пожирали ее глазами или пытались впечатлить рассказами о Свободных городах. Марик не был исключением.

Но рассказы вестников вызывали отклик в душе Лиши. Вестники лишь порывались залезть ей под юбку, а ей снились описанные ими картины. Она мечтала прогуляться по пристаням Лактона, полюбоваться бескрайними мечеными полями Форта Райзон, хоть краешком глаза увидеть Энджирс, лесную крепость; прочесть их книги и познакомиться с их травницами. В мире найдутся и другие хранители древних знаний, если она отважится выступить на поиски.

Лиша улыбнулась, завидев Марика. Она узнала его по походке и кривоватым от жизни в седле ногам. Вестник был энджирцем, одного роста с Лишей — пять футов семь дюймов, но жилистым и крепким, и Лиша не преувеличивала насчет его волчьих глаз. Они шарили по сторонам с обманчивым спокойствием в поисках угрозы… и добычи.

— Привет, Лиша! — крикнул он, отсалютовав копьем.

Лиша помахала ему.

— Тебе и правда средь бела дня нужна эта штука? — указала она на копье.

— А если волк нападет? — ухмыльнулся Марик. — Как я тебя защищу?

— В Лесорубовой Лощине не больно-то много волков, — сказала Лиша, когда вестник подошел ближе. У него были каштановые волосы до плеч и глаза цвета древесной коры. Красив, что ни говори.

— Тогда медведь, — предположил Марик уже у хижины. — Или лев. На свете много хищников.

Он не сводил глаз с ее груди.

— Мне это прекрасно известно. — Лиша прикрыла грудь шалью.

Марик засмеялся и поставил сумку на крыльцо.

— Шали вышли из моды. Женщины в Энджирсе и Райзоне их больше не носят.

— Держу пари, что либо у их платьев высокий ворот, либо их мужчины лучше воспитаны.

— Высокий ворот, — со смехом признал Марик.

Он низко поклонился, придвинулся ближе и прошептал:

— Хочешь, подарю тебе энджирское платье с высоким воротом?

— И куда мне его надевать? — Лиша уворачивалась, пока вестник не зажал ее в угол.

— Поехали в Энджирс.

Лиша вздохнула:

— Хорошо бы.

— Кто знает, кто знает… — лукаво произнес вестник, поклонился и жестом предложил Лише первой войти в хижину.

Лиша улыбнулась и вошла в дом, чувствуя волчий взгляд на своем заду. Бруна снова сидела в кресле. Марик подошел к ней и низко поклонился.

— Мастер Марик! — радостно произнесла Бруна. — Какая приятная неожиданность!

— Госпожа Джизелл из Энджирса передает вам наилучшие пожелания и просит вашей помощи в сложном деле.

Вестник достал из сумки свиток бумаги, перевязанный крепким шнурком.

Бруна жестом велела Лише взять письмо, откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. Ученица начала читать:

— «Уважаемая Бруна, посылаю вам свои наилучшие пожелания из Форта Энджирса в год триста двадцать шестой после Возвращения…»

— Ученицей Джизелл была ужасно болтлива, и пишет она точно так же, — перебила Бруна. — Я не вечна. Перейди к делу.

Лиша просмотрела страницу, перевернула, изучила оборотную сторону. Нужный отрывок нашелся только на втором листке.

— «Мальчик, — прочитала Лиша, — десяти лет. Приведен в лечебницу матерью, жалобы на тошноту и слабость. Других симптомов нет, истории болезни нет. Прописан чернокорень, вода и постельный режим. Болезнь прогрессировала в течение трех дней, добавилась сыпь на руках, ногах и груди. Доза чернокорня постепенно увеличена до трех унций. Больному становилось все хуже, начался жар, сыпь пошла твердыми белыми чирьями. Мази не помогали. Началась рвота. Назначен сердцелист и мак от боли, мягкое молочко для желудка. Аппетита нет. По-видимому, не заразен».

Бруна долго молчала, переваривая услышанное. Затем взглянула на Марика:

— Ты видел мальчика?

Вестник кивнул.

— Он потел?

— Потел и дрожал, как будто ему одновременно жарко и холодно.

Бруна хмыкнула:

— Какого цвета были его ногти?

— Ногтевого, — ухмыльнулся Марик.

— Шутки со мной шутить вздумал?

Марик побледнел и замотал головой. Старуха допрашивала его еще несколько минут и время от времени хмыкала. Вестники славились наблюдательностью и цепкой памятью, и Бруна, похоже, не сомневалась в его словах. Наконец она жестом велела ему замолчать:

— В письме есть еще что-нибудь важное?

— Она хочет прислать ученицу, — ответила Лиша.

Бруна нахмурилась.

— «У меня есть ученица, Вайка, обучение которой подходит к концу, — прочла Лиша. — Как и у вас, судя по вашим письмам. Быть может, обменяемся обученными травницами, если вы не хотите учить с чистого листа?»

Лиша задохнулась, и Марик расплылся в понимающей улыбке.

— Читай, чего замолчала, — проскрежетала Бруна.

Лиша прочистила горло.

— «Вайка весьма талантлива и в состоянии позаботиться о жителях Лесорубовой Лощины. Она будет преданно служить мудрой Бруне и учиться у нее. Лише тоже пойдет на пользу ухаживать за больными в моей лечебнице. Нижайше молю мудрую Бруну оказать этому миру еще хотя бы одну милость, прежде чем покинуть его».

Бруна долго молчала.

— Мне нужно подумать, — наконец сказала она. — Иди в город, девочка. Поговорим, когда вернешься.

Она повернулась к Марику.

— Я дам ответ завтра. Лиша тебе заплатит.

Вестник поклонился и попятился за порог. Бруна откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. Сердце Лиши бешено колотилось, но девушка знала, что лучше не мешать старой карге просеивать десятилетия воспоминаний в поисках лекарства для мальчика. Лиша взяла корзинку и отправилась в город.

* * *

Марик ждал ее на крыльце.

— Ты знал, что в письме, — упрекнула его Лиша.

— Конечно знал. Она писала при мне.

— И ничего не сказал!

Марик ухмыльнулся:

— Я пообещал тебе платье с высоким воротом. Обещание в силе.

— Посмотрим. — Лиша улыбнулась и протянула вестнику мешочек монет. — Твоя плата.

— Лучше заплати поцелуем.

— Ты мне льстишь! Неужели мои поцелуи дороже золота? Боюсь тебя разочаровать.

Марик рассмеялся:

— Радость моя, если бы я бросал вызов демонам ночи всю дорогу от Энджирса и обратно только ради твоего поцелуя, мне завидовали бы все вестники, побывавшие в Лесорубовой Лощине.

— В таком случае, — развеселилась Лиша, — я лучше подожду с поцелуями, чтобы не продешевить.

— Ты разбиваешь мне сердце. — Марик схватился за грудь.

Лиша бросила ему мешочек, и он ловко поймал его.

— Окажи мне хотя бы честь проводить травницу в поселок? — Он улыбнулся, расшаркался и подставил ей руку.

Лиша невольно улыбнулась.

— У нас в Лощине дела так быстро не делаются, — покосилась она, — но можешь понести мою корзинку.

Она повесила корзинку на протянутую руку и зашагала к городу. Вестник уставился ей вслед.

* * *

Когда они добрались до города, рынок Смитта бурлил. Лиша любила приходить пораньше, пока самые лакомые кусочки еще не разобрали. Она оставляла заказ у Дага-мясника и отправлялась в обход.

— Доброе утро, Лиша, — поздоровался Седой Йон, самый старый житель Лесорубовой Лощины.

Его седая борода, которой он очень гордился, была длиннее, чем волосы у большинства местных женщин. Когда-то Йон был могучим дровосеком, но к старости исхудал и с трудом опирался на палку.

— Доброе утро, Йон. Как суставы?

— Болят. Особенно руки. Иногда еле палку держу.

— И все же тебе хватает сил щипать меня всякий раз, когда я отвернусь, — заметила Лиша.

Йон хохотнул:

— Девочка, для такого старика, как я, это дороже любой боли.

Лиша достала из корзинки горшочек:

— Хорошо, что я приготовила тебе сладкую мазь. Не придется лишний раз заходить.

— Заходи почаще, поможешь намазать, — ухмыльнулся Йон.

Лиша не выдержала и рассмеялась. Йон был старым распутником, но все равно ей нравился. Жизнь с Бруной научила ее, что старческие причуды — невысокая цена за целую жизнь богатого опыта.

— Боюсь, тебе придется мазать самому.

— Пфф! — Йон с притворным раздражением взмахнул палкой. — Но ты все-таки подумай.

Прежде чем уйти, он посмотрел на Марика и кивнул в знак уважения.

Марик кивнул в ответ, и старик ушел.

У всех находилось доброе слово для Лиши, и она тоже расспрашивала о здоровье каждого. Даже на рынке она не забывала о работе.

Хотя у них с Бруной было полно денег от продажи петард, торговцы не просили у Лиши и клата. Бруна не брала денег за лечение, а с нее не взимали плату за все остальное.

Марик следовал за Лишей, пока она со знанием дела щупала фрукты и овощи. Вестник притягивал взгляды не только потому, что был чужаком, — в Лесорубовой Лощине вестники были не в новинку, — но и потому, что пришел с Лишей.

Травница заметила Кита — сына Стефни, но не Смитта. Мальчику почти исполнилось одиннадцать, и с каждым днем он все больше походил на рачителя Майкла. Стефни выполнила свою часть сделки и не сказала о Лише ни единого дурного слова за все годы ее ученичества. Бруна хранила ее секрет, но Лиша недоумевала, как Смитт не видит истины, которая каждый вечер сидит напротив него за столом.

Она поманила мальчика, и Кит подбежал.

— Отнеси этот мешок Бруне, когда будет свободная минутка. — Она протянула ему покупки, улыбнулась и тайком сунула в кулачок клат.

Кит широко улыбнулся. Взрослые не брали у травниц деньги, но Лиша всегда совала детям монетки за мелкие услуги. Лакированные деревянные монеты из Энджирса были основной валютой Лесорубовой Лощины. Кит купит райзонских сластей себе и братьям, когда приедет следующий вестник.

Лиша собиралась уходить, но заметила Мэйри и подошла поздороваться. Все эти годы подруга не бездельничала; за ее юбки цеплялись три малыша. Молодой стеклодув по имени Бенн из Энджирса решил попытать удачи в Лактоне или Форте Райзоне. Он задержался в Лощине, чтобы заработать пару клатов перед следующим переходом, но встретил Мэйри, и его планы растаяли, как сахар в чае.

Теперь Бенн работал в амбаре отца Мэйри, и дело спорилось. Он покупал у вестников, которые ехали из Форта Красия, песок и превращал его в изящные и полезные вещи. В Лощине никогда прежде не было стеклодува, и все спешили обзавестись стеклянной посудой.

Лиша тоже обрадовалась такому повороту событий. Бенн изготовил хрупкие детали перегонной установки, описанные в книгах Бруны, и девушка научилась вытягивать силу трав и варить зелья намного более действенные, чем видывали в Лощине.

Вскоре Бенн и Мэйри поженились. Не прошло и года, как Лиша приняла их первого ребенка. Второй и третий последовали один за другим, и Лиша полюбила их как родных. Она расплакалась от гордости, когда младшую девочку назвали в ее честь.

— Доброе утро, шельмецы. — Лиша присела на корточки и распахнула объятия детям Мэйри.

Она крепко обняла и поцеловала каждого и угостила их конфетами в бумажных обертках, прежде чем встать. Конфеты она делала сама — еще один урок Бруны.

— Доброе утро, Лиша. — Мэйри присела в легком реверансе.

Лиша едва не нахмурилась. Они с Мэйри оставались близки все эти годы, но с тех пор, как Лиша надела передник с карманами, Мэйри смотрела на нее другими глазами, и изменить это, похоже, было невозможно. Реверанс вошел у нее в привычку.

И все же Лиша дорожила их дружбой. Сэйра втайне приходила в хижину Бруны за яблуневым чаем, но общаться с Лишей не стремилась. В городке поговаривали, что Сэйра не скучает. Половина местных мужчин заглядывали к ней на огонек, и у нее всегда было больше денег, чем они с матерью могли заработать шитьем.

С Брианной дела обстояли еще хуже. Последние семь лет она не разговаривала с Лишей, зато охотно чернила ее перед другими. Со своими болячками она ходила к Дарси. От встреч с Эвином у нее скоро вырос живот. Когда рачитель Майкл потребовал выдать виновника, она назвала Эвина, не желая противостоять всему городу.

На свадьбе за спиной Эвина стоял отец Брианны с вилами, по бокам — два ее брата. С тех пор Эвин всячески старался испортить жизнь своей жене и сыну Каллену.

Брианна оказалась неплохой матерью и женой, но так и не сбросила вес, набранный во время беременности, и Лиша на собственном опыте знала, как часто Эвин посматривает — и не только посматривает — на сторону. Ходили слухи, что он часто бывал у Сэйры.

— Доброе утро, Мэйри. Ты знакома с вестником Мариком?

Лиша обернулась, чтобы представить своего спутника, но позади никого не было.

— Только не это! — воскликнула она, увидев, что тот сцепился с Гаредом на другой стороне рынка.

В пятнадцать лет Гаред уступал ростом только собственному отцу. К двадцати двум годам он стал настоящим великаном — почти семь футов литых мышц, закаленных долгими днями работы топором. Поговаривали, что в нем течет милнская кровь, так как энджирцы никогда не вырастали такими огромными.

В деревне стало известно о его лжи, и девушки сторонились его, боялись остаться с ним наедине. Возможно, именно поэтому он до сих пор домогался Лиши, а может, он все равно не отстал бы. Прошлое ничему не научило Гареда. Его самомнение росло вместе с мускулами, и он стал настоящим громилой, как все и предполагали. Мальчишки, которые прежде дразнили его, беспрекословно его слушались, и если с ними он был жесток, то любого, кому хватало глупости положить глаз на Лишу, вообще стирал в порошок.

Гаред до сих пор ждал ее и вел себя так, как будто рано или поздно Лиша одумается и поймет, что они созданы друг для друга. Все попытки убедить его в обратном натыкались на тупое упрямство.

— Ты не местный, — Гаред ткнул Марика в плечо, — и, видно, не слышал, что Лиша сговорена.

Рядом с Дровосеком вестник казался ребенком.

Но Марик не вздрогнул и не пошатнулся от удара Гареда. Он застыл на месте, не сводя с Гареда волчьих глаз. Лиша молилась, чтобы ему хватило ума не ввязываться в драку.

— А она так не считает, — ответил Марик.

Лиша вздохнула и направилась к мужчинам, но вокруг уже собралась толпа, не дававшая ей пройти. Девушка пожалела, что у нее нет палки, как у Бруны, чтобы проложить себе дорогу.

— Она обещалась тебе, вестник? — спросил Гаред. — Мне обещалась.

— Я это знаю. Как и то, что до тебя единственного в Лощине пока не дошло — ее обещания клата ломаного не стоят после того, как ты ее предал.

Гаред зарычал и бросился на вестника, но Марик быстро шагнул в сторону и врезал дровосеку между глаз тупым концом копья. Он ловко развернул древко и ударил Гареда под колени. Великан рухнул на спину.

Марик упер копье в землю и навис над Гаредом. В волчьих глазах застыла уверенность.

— А мог бы врезать и острым. Заруби себе на носу: Лише никто не указ.

Зрители только таращились, но Лиша продолжала пробираться вперед. Она знала Гареда и понимала, что спор не окончен.

— А ну прекратите, идиоты! — крикнула она.

Марик взглянул на нее, и Гаред, воспользовавшись моментом, схватил конец копья. Вестник вцепился в древко обеими руками, чтобы выдернуть оружие. Не стоило этого делать. Гаред был могуч, как лесной демон, и даже лежа превосходил силой любого. Дровосек согнул перевитые жилами руки, и Марик взмыл в воздух.

Гаред встал и переломил шестифутовое копье, как соломинку.

— Посмотрим, на что ты способен без копья. — Он швырнул обломки на землю.

— Гаред, нет! — Лиша наконец протиснулась между зрителями и схватила его за руку.

Он отпихнул ее, не сводя глаз с Марика. Лиша отлетела в толпу, врезалась в Дага и Никласа, и они вместе повалились на землю клубком рук и ног.

— Хватит! — беспомощно крикнула она, пытаясь подняться.

— Я никому тебя не отдам, — пообещал Гаред. — Или ты будешь со мной, или кончишь свои дни сморщенной и одинокой, как Бруна!

Он зашагал к Марику, который едва успел встать.

Гаред замахнулся мясистым кулаком, но Марик опять оказался быстрее. Он ловко пригнулся и нанес два удара. Гаред в бешенстве повторил попытку, Марик уклонился. Гаред словно не чувствовал боли. Они снова обменялись ударами; на этот раз Марик врезал Гареду в нос. Брызнула кровь, и Гаред рассмеялся, сплевывая красную слюну.

— Это все, на что ты способен?

Марик зарычал, бросился вперед и осыпал противника ударами. Гаред не поспевал за ним, да и не слишком старался, только скрипел зубами и терпел боль, красный от злости.

Через пару мгновений Марик отступил и принял кошачью боевую стойку с поднятыми кулаками. Костяшки его пальцев были ободраны, он тяжело дышал. Гаред, казалось, почти не устал. В волчьих глазах Марика впервые мелькнул страх.

— Это все? — Гаред шагнул к нему.

Вестник снова набросился на него, но уже не так резво. Ударил раз, другой, а затем толстые пальцы Гареда крепко вцепились ему в плечо. Вестник тщетно пытался вырваться. Гаред врезал ему в живот, выбив из него дух. Ударил еще раз, в голову, и Марик рухнул на землю, как мешок картошки.

— Я собью с тебя спесь! — крикнул Гаред.

Марик встал на четвереньки, пытаясь подняться, но Гаред пнул его в живот со всей силы, перевернув на спину. Затем пригвоздил к земле, осыпая тяжелыми ударами, и Лиша бросилась к ним.

— Лиша — моя! — ревел дровосек. — Если кто-то скажет иначе…

Лиша швырнула ему в лицо горсть ослепляющего порошка Бруны. Гаред умолк на полуслове, машинально вдохнул открытым ртом и заблажил. Порошок обжег глаза и горло, пазухи забились, кожу словно обварило кипятком. Дровосек съехал с Марика и покатился по земле, задыхаясь и царапая себе лицо.

Лиша знала, что переборщила с порошком. В большинстве случаев довольно щепотки, а от целой горсти можно умереть, задохнуться собственной мокротой.

Травница нахмурилась, протиснулась мимо зевак, схватила ведро, в котором Стефни мыла картошку, и окатила Гареда водой. Корчиться он перестал, но прозреет только через несколько часов. Лиша не хотела довести его до смерти.

— Наши клятвы расторгнуты, — заявила она, — раз и навсегда. Я никогда не стану твоей женой, даже если мне придется умереть одинокой и сморщенной! Да я лучше за подземника выйду!

Гаред застонал. Не похоже было, что он услышал.

Лиша подошла к Марику, опустилась на колени и помогла ему сесть. Промокнула кровь чистым платком. Лицо вестника уже распухло и налилось синяками.

— Ну что, мы ему показали? — хохотнул Марик и поморщился от боли.

Лиша смочила платок самогоном, который Смитт варил в погребе. Марик аж задохнулся.

— Так тебе и надо. Мог бы уклониться от драки и должен был, даже если бы мог победить. Мне не нужна твоя защита, и если ты думаешь, что лучший способ завоевать сердце травницы — устроить драку, то у тебя не больше шансов, чем у городской шпаны.

— Он первый начал! — возразил Марик.

— Мастер Марик, вы меня разочаровали. Я думала, вестники умнее.

Марик опустил глаза.

— Отведите его в комнату у Смитта, — приказала Лиша зевакам, и те мгновенно повиновались. В Лесорубовой Лощине мало кто хотел ей перечить.

Травница повернулась к вестнику.

— Встанешь с кровати до завтрашнего утра — узнаю и устрою головомойку.

Марик слабо улыбнулся, и мужчины повели его прочь.

— Потрясающе! — выдохнула Мэйри, когда Лиша вернулась за своей корзинкой с травами.

— Ерунда. Надо было прекратить эти глупости, — отрезала Лиша.

— Ерунда? Двое мужчин сцепились как дикие звери, а ты остановила их горсточкой трав!

— Навредить травами легко. — Лиша удивилась, когда с ее губ сорвались слова Бруны. — Вылечить намного труднее.

* * *

Солнце давно перевалило за полдень, когда Лиша завершила обход и вернулась в хижину.

— Как там дети? — спросила Бруна, когда Лиша поставила корзинку.

Девушка улыбнулась. Для Бруны все жители Лесорубовой Лощины были ее детьми.

— Неплохо. — Она присела на низкий табурет рядом с креслом Бруны, чтобы древняя травница лучше слышала. — Суставы у Седого Йона болят, но душой он по-прежнему молод. Я дала ему свежую сладкую мазь. Смитт еще не встал с постели, но кашляет меньше. Думаю, худшее позади.

Она продолжила рассказывать об обходе. Старуха молча кивала. Бруна перебивала, если хотела что-то добавить, но в последнее время это случалось все реже.

— Это все? — спросила Бруна. — А как насчет утренней свары на рыночной площади, о которой мне рассказал малыш Кит?

— Идиотская выходка!

Бруна отмахнулась:

— Мальчишки есть мальчишки. Даже когда вырастают. Похоже, ты неплохо с ними справилась.

— Бруна, они могли поубивать друг друга!

— Пфф! Ты не первая хорошенькая мордашка, из-за которой дерутся мужчины. Хочешь верь, хочешь нет, но когда я была в твоем возрасте, из-за меня тоже переломали немало костей.

— Ты никогда не была в моем возрасте, — поддела ее Лиша. — Седой Йон говорит, что тебя звали каргой, когда он только учился ходить.

Бруна хмыкнула:

— Звали, звали. Но допрежь того у меня были такие же пышные и гладкие сиськи, как у тебя, и мужчины дрались, как подземники, чтобы их пососать.

Лиша пристально посмотрела на Бруну, пытаясь разглядеть под шелухой лет молодую женщину, но безуспешно. Даже с учетом преувеличений Бруне было никак не меньше сотни. Точный возраст она не называла и отговаривалась, будто перестала считать, разменяв век.

— В общем, лицо у Марика разнесло, но завтра он вполне может выступить в путь, — закончила Лиша.

— Ну и славно.

— Ты придумала, как вылечить мальца госпожи Джизелл?

— А что бы ты ей посоветовала?

— Понятия не имею.

— Неужели? Ну же, что бы ты посоветовала Джизелл на моем месте? Не притворяйся, будто не размышляла.

Лиша глубоко вдохнула.

— Думаю, чернокорень пошел мальчику не впрок, — ответила она. — Его надо отменить, кишки вскрыть и промыть. Разумеется, есть еще исходная болезнь. Жар и тошнота могут оказаться обычной простудой, но расширенные зрачки и рвота говорят о другом. Я бы предложила монастырник, лесные сережки и молотую гадючью кору с осторожным повышением дозы в течение хотя бы недели.

Бруна смерила ее долгим взглядом и кивнула:

— Собирай вещи и прощайся с друзьями. Ты сама посоветуешь это Джизелл.

Глава 14. Путь в Энджирс. 326 п. в

Эрни заглядывал в хижину Бруны ежедневно, не делая исключений. В Лощине было шесть метчиков: и у каждого — по подмастерью, но Эрни никому не доверял благополучие дочери. Маленький бумажник был лучшим метчиком в Лесорубовой Лощине, и все это знали.

Вестники часто привозили ему из дальних краев подарки для дочери — книги, травы, кружево ручной работы. Но Лиша ждала отца не из-за этого. Она крепче спала под защитой надежных отцовских меток, и видеть его счастливым в последние семь лет было лучше любого подарка. Разумеется, Элона и сейчас причиняла ему немало горя, но меньше, чем прежде.

И все же сегодня, глядя, как солнце ползет по небу, Лиша обнаружила, что боится визита отца. Ему будет нелегко пережить разлуку.

Как и ей. Она черпала силы в любви и поддержке Эрни, когда становилось особенно тяжело. Что ждет ее в Энджирсе без него? Без Бруны? Кто разглядит живого человека за передником с карманами?

Но как бы она ни боялась одиночества в Энджирсе, намного сильнее страшило то, что она, ступив в большой мир, уже никогда не захочет вернуться в Лесорубову Лощину.

Увидев на тропинке отца, Лиша осознала, что плачет. Она вытерла глаза, ослепительно улыбнулась и нервно разгладила юбки.

— Лиша! — Эрни распахнул объятия. Девушка с благодарностью упала в них, сознавая, что, возможно, больше никогда не прижмется к отцовской груди.

— Все в порядке? — спросил Эрни. — Я слышал, на рынке вышла заварушка.

В таком маленьком поселке, как Лесорубова Лощина, новости разлетались мгновенно.

— Ерунда, — ответила Лиша. — Я обо всем позаботилась.

— Ты заботишься обо всех. — Эрни стиснул дочь в объятиях. — Не представляю, как бы мы без тебя обошлись.

Тут Лиша разрыдалась.

— Тише, тише. — Эрни смахнул слезу с ее щеки. — Вытри глазки и пойдем в дом. Я проверю метки, и мы поговорим обо всем, что тебя беспокоит, за твоим чудесным рагу.

Лиша улыбнулась:

— Мама по-прежнему кормит тебя угольками?

— Либо еда еще бегает.

Лиша рассмеялась и принялась накрывать на стол, пока ее отец проверял метки.

* * *

— Я еду в Энджирс, — сообщила Лиша, когда миски опустели. — Буду учиться у бывшей ученицы Бруны.

Эрни помолчал.

— Понятно, — наконец сказал он. — Когда?

— Вместе с Мариком. Завтра.

Эрни покачал головой:

— Я не позволю своей дочери провести неделю в чистом поле наедине с вестником. Найму караван. Так безопаснее.

— Обещаю остерегаться демонов.

— Меня беспокоят не только подземники, — многозначительно произнес Эрни.

— Я в состоянии справиться с вестником Мариком, — заверила его Лиша.

— Отбиваться от мужчины глухой ночью — не то же, что разнимать драчунов на рыночной площади. Ослепить вестника — подписать себе смертный приговор. Всего пару недель, прошу тебя.

Лиша покачала головой:

— Я должна спасти больного ребенка.

— Тогда я поеду с тобой.

— Никуда ты не поедешь, Эрнал, — встряла Бруна. — Лиша должна справиться сама.

Эрни посмотрел старухе в глаза, но быстро опустил взгляд. Бруна превосходила силой воли любого жителя Лесорубовой Лощины. Вскоре Лиша выпроводила отца. Он не хотел уходить, она тоже не хотела расставаться, но небо уже переливалось закатными красками. Эрни и так придется поторопиться, чтобы добраться до дома вовремя.

— Надолго ты уезжаешь? — Эрни вцепился в перила крыльца и посмотрел в сторону Энджирса.

Лиша пожала плечами:

— Зависит от того, многому ли может научить госпожа Джизелл и научиться ее ученица Вайка. Несколько лет, не меньше.

— Если Бруна сможет обойтись без тебя так долго, то я тоже смогу.

— Обещай мне проверять ее метки, когда я уеду, — коснулась его руки Лиша.

— Ну конечно. — Эрни повернулся и обнял ее.

— Я люблю тебя, папа.

— И я тебя, крошка. — Эрни стиснул ее в объятиях. — Увидимся утром.

Он зашагал по тропинке в сгущающихся сумерках.

— Твой отец переживает не зря, — заметила Бруна, когда Лиша вернулась в дом.

— Неужели?

— Вестники такие же мужчины, как и все.

— Ничуть не сомневаюсь. — Лиша припомнила драку на рыночной площади.

— Сейчас юный мастер Марик улыбчив и мил, — сказала Бруна. — Но в дороге он возьмет свое силой, а в лесной крепости скорее поверят вестнику, чем девчонке, хотя бы и травнице.

Лиша покачала головой:

— Он возьмет только то, что я ему дам.

Бруна сощурилась и хмыкнула, довольная тем, что Лиша знает об опасности.

* * *

С первыми лучами солнца в дверь резко постучали. Лиша открыла и увидела на пороге мать, хотя Элона не приходила в хижину с тех пор, как Бруна прогнала ее метлой. Элона с грозным видом протиснулась мимо дочери.

В свои сорок с небольшим она оставалась бы самой красивой женщиной деревни, если бы не ее дочь. Лиша была летом, Элона — осенью, но это ничуть не смирило ее гордыню. Она, скрипя зубами, повиновалась Эрни, но с остальными держалась как герцогиня.

— Мало тебе было украсть мою дочь, так теперь ты отсылаешь ее подальше? — воскликнула она.

— И тебе доброе утро, мама. — Лиша закрыла дверь.

— Не лезь! — рявкнула Элона. — Старая ведьма заморочила тебе голову!

Бруна посмеивалась над миской. Увидев, что Бруна отодвигает недоеденную кашу и вытирает рот рукавом, чтобы ответить, Лиша встала между матерью и наставницей.

— Ешь давай, — приказала Лиша, придвинув миску обратно, и повернулась к Элоне. — Мама, я уезжаю, потому что хочу уехать. Я вернусь и привезу лекарства, каких Лесорубова Лощина не видела со дней юности Бруны.

— И надолго ты собралась? Ты и так уже потратила лучшие женские годы, уткнувшись в пыльные старые книги.

— Лучшие годы!.. — ахнула Лиша. — Мама, мне всего двадцать!

— Вот именно! — возопила Элона. — Могла бы уже родить троих детей, как твоя подружка-пугало. Вместо этого ты вытаскиваешь детей из всех деревенских утроб, кроме своей.

— По крайней мере, ей хватило ума не иссушить ее яблуневым чаем, — пробормотала Бруна.

Лиша стремительно развернулась к старухе.

— Я сказала — ешь давай!

Глаза Бруны широко распахнулись. Старуха собралась что-то ответить, но передумала, хмыкнула и уткнулась в миску.

— Я тебе не племенная кобыла. Это не главное в жизни.

— Неужели? — фыркнула Элона. — И что же важнее?

— Не знаю, — честно призналась Лиша. — Но обязательно пойму, когда найду.

— А тем временем ты оставишь Лесорубову Лощину на постороннюю девку и безрукую Дарси, которая едва не прикончила Энда и после еще полдюжины человек.

— Всего на год-другой. Всю жизнь ты называла меня бесполезной, а теперь уверяешь, будто Лощина не обойдется пару лет без меня?

— А если с тобой что-то случится? Если тебя прикончат в дороге? Что мне делать?

— Что тебе делать? Семь лет ты почти не разговаривала со мной, только требовала простить Гареда. Ты совсем меня не знаешь, мама. Тебе не было до меня дела. Так что не притворяйся, будто моя смерть тебя огорчит. Если тебе так не терпится покачать на коленях сына Гареда — сама его выноси!

Элона вытаращила глаза. Она размахнулась, как будто Лиша была непослушным ребенком.

— Не смей!

Но Лиша выросла. Она сравнялась ростом с матерью, стала быстрее и крепче. Она перехватила запястье Элоны и сжала.

— Меня давно уже не волнует, что ты думаешь, мама.

Элона попыталась вырваться, но Лиша стиснула ее запястье, просто чтобы показать, кто сильнее. Когда она наконец отпустила Элону, та потерла руку и насмешливо посмотрела на дочь.

— Однажды ты вернешься, Лиша, — пообещала она. — Попомни мои слова! И тогда тебе придется несладко!

— Тебе пора. — Лиша распахнула дверь.

На пороге стоял Марик с занесенной рукой. Элона зарычала, протиснулась мимо него и зашагала по тропинке.

— Прошу прощения, если не вовремя, — извинился Марик. — Я пришел за ответом госпожи Бруны. Сегодня утром я должен выступить в Энджирс.

Лиша взглянула на Марика. Синяки на его подбородке почти не были видны из-за густого загара, а травы, которые она приложила к рассеченной губе и глазу, сняли отек.

— Неплохо выглядишь, — заметила она.

— В моем ремесле приходится быстро идти на поправку.

— Сходи за лошадью и возвращайся через час. Я лично передам ответ Бруны.

Марик широко ухмыльнулся.

* * *

— Хорошо, что ты уезжаешь, — сказала Бруна, когда они наконец остались одни. — В Лесорубовой Лощине больше нет для тебя испытаний, и ты слишком юна, чтобы сидеть сложа руки.

— Нет испытаний? Ты, верно, плохо смотрела.

— Исход был предрешен. Ты стала слишком сильной для таких, как Элона.

«Сильной, — подумала Лиша. — Неужели я стала сильной?» Обычно ей так не казалось, но она действительно больше никого не боялась в Лесорубовой Лощине.

Лиша собрала свои тощие сумки — несколько платьев и книг, немного денег, сверток с травами,скатка и еда в дорогу. Безделушки, отцовские подарки и другие милые сердцу вещи она брать не стала. Вестники путешествуют налегке, и Марику не понравится, если она взвалит на его лошадь лишний груз. Бруна сказала, что Джизелл обеспечит ее всем необходимым на время обучения, и все же у нее слишком мало вещей, чтобы начать новую жизнь.

«Новую жизнь». Как страшно и как волнующе! Лиша прочла все книги из собрания Бруны, но у Джизелл есть много других, а у энджирских травниц — еще больше, если удастся уговорить местных поделиться знаниями.

Час почти истек, и у Лиши защемило в груди. Где отец? Неужели он ее не проводит?

— Пора, — произнесла Бруна. Лиша подняла взгляд и поняла, что плачет. — Нам лучше попрощаться. Скорее всего, мы больше не увидимся.

— Бруна, что ты такое говоришь?

— Не разыгрывай дурочку. Ты знаешь, что я имею в виду. Я прожила вдвое дольше, чем следовало, но я не вечна.

— Бруна, мне не обязательно ехать…

— Пфф! — отмахнулась старуха. — Я научила тебя всему, чему могла. Пусть эти годы будут моим последним подарком. Смотри в оба, старайся, учись.

Она распахнула объятия, и Лиша упала в них.

— Только пообещай, что позаботишься о моих детях, когда я умру. Они глупые и упрямые, но средь кромешной ночи в них таится добро.

— Обещаю. Ты еще будешь мной гордиться.

— Я всегда тобой гордилась.

Лиша зарыдала в колючую шаль Бруны:

— Я боюсь!

— И правильно делаешь. Но я повидала мир и не встретила ничего, с чем бы ты не справилась.

Вскоре по тропе пришел Марик с лошадью в поводу. В руке вестник держал новое копье, с луки седла свисал меченый щит. Если вчерашние побои и причиняли ему боль, он этого не показывал.

— Эй, Лиша! — крикнул он. — Готова к приключениям?

«Приключениям». Слово развеяло страх и грусть, и Лиша затрепетала от волнения.

Марик забрал у Лиши сумки, перекинул их через спину поджарого энджирского коня, и Лиша в последний раз повернулась к Бруне.

— Я слишком стара, чтобы прощаться по полдня, — сказала наставница. — Береги себя, девочка.

Старуха вложила ей в ладони мешочек, и Лиша услышала звон милнских монет — целого состояния в Энджирсе. Бруна повернулась и ушла в дом, не дав Лише возразить.

Та быстро спрятала мешочек в карман. Вид металлических монет в такой дали от Милна способен соблазнить любого, даже вестника. Они пошли по разные стороны от коня по тропе в поселок, откуда начиналась главная дорога на Энджирс. Лиша заглянула к отцу, когда они проходили мимо, но Эрни не вышел. Элона заметила их, скрылась в доме и хлопнула дверью.

Лиша понурила голову. Она надеялась увидеть отца еще хотя бы раз. Она подумала о поселянах, которых навещала каждый день, и о том, что не смогла с ними как следует попрощаться. Писем, которые она оставила у Бруны, слишком мало.

Они дошли до центра поселка, и Лиша ахнула. Отец ждал ее, а на дороге за ним выстроились все местные жители. Они подходили к ней один за другим, целовали, совали подарки.

— Не забывай нас и поскорей возвращайся, — сказал Эрни.

Лиша крепко обняла его и зажмурилась, чтобы не заплакать.

* * *

— Жители Лощины тебя любят, — заметил Марик, когда они ехали через леса.

Лесорубова Лощина осталась далеко позади, и тени уже начали удлиняться. Лиша сидела перед Мариком в его широком седле, и конь, похоже, без особого труда нес ездоков и их вещи.

— Иногда я и сама в это верю.

— Отчего же не верить? — удивился Марик. — Красавица прекрасней, чем заря, которая может исцелить все болезни! Как тебя не любить?

Лиша засмеялась:

— Красавица прекрасней, чем заря? Найди бездарного жонглера, у которого украл эту строчку, и скажи, чтобы больше ее не пел.

Марик засмеялся и обхватил ее крепче.

— Знаешь, — прошептал он ей на ухо, — мы забыли обговорить плату за твое путешествие.

— У меня есть деньги.

Лиша задумалась, много ли ее монеты стоят в Энджирсе.

— У меня тоже, — засмеялся Марик. — Деньги меня не интересуют.

— А что тебя интересует, мастер Марик? Опять выпрашиваешь поцелуй?

Марик хохотнул, его волчьи глаза блеснули.

— Поцелуй — цена письма. Путешествие в Энджирс обойдется намного… дороже.

Он поерзал у нее за спиной, и его намерения стали ясны.

— Вечно ты спешишь. Хватит с тебя и поцелуя.

— Поживем — увидим.

Вскоре они разбили лагерь. Лиша приготовила ужин, пока Марик раскладывал метки. Когда рагу было готово, она бросила в порцию Марика кое-какие травки и протянула ему миску.

— Ешь скорее. — Марик зачерпнул большую ложку рагу. — Лучше спрятаться в палатке, пока не поднялись подземники. Смотреть на них вблизи жутковато.

Лиша взглянула на палатку. Места в ней было мало даже для одного.

— В тесноте, да не в обиде, — подмигнул вестник. — Будем согревать друг друга морозной ночью.

— Сейчас лето, — напомнила Лиша.

— Зато от тебя веет холодом! Ничего, мы растопим лед. К тому же, — Марик указал за пределы круга, где уже начали сгущаться призрачные тела подземников, — деваться тебе некуда.

* * *

Сколько она ни отбивалась, сколько ни умоляла, он был сильнее. Под крики подземников она терпела его поцелуи и жадные грубые руки. А когда он оказывался бессилен, она утешала его, обещала подсобить травами и корешками, чем окончательно его расхолодила.

Иногда он злился, и она боялась, что он ее ударит. Иногда плакал — что он за мужчина, если не может извергнуть семя? Лиша все сносила, так как путешествие в Энджирс того стоило.

«Это для его же блага», — думала она всякий раз, когда подсыпала снадобье в еду. Разве хорошо стать насильником? Но, по правде говоря, угрызений совести она не испытывала. Ей не нравилось использовать свои умения, чтобы лишить Марика сил, но в глубине души она испытывала холодное удовлетворение, как будто все ее праматери с незапамятных времен, когда первый мужчина силой завалил женщину, мрачно кивали: да, она поступила правильно, лишив его мужественности, пока он не лишил ее девственности.

Дни тянулись медленно, Марик то дулся, то злился, ночные неудачи громоздились на нем тяжким бременем. Последней ночью он хорошенько присосался к бурдюку с вином и едва не выскочил из круга в лапы демонов. Лиша испытала огромное облегчение, когда перед ними открылась лесная крепость в зеленой оправе. Девушка задохнулась от восторга при виде высоких стен с надежными лакированными метками — за ними поместилось бы немало Лесорубовых Лощин.

Улицы Энджирса были выложены деревом, чтобы демоны не вставали по ночам. Весь город был застелен дощатым настилом. Марик отвез Лишу вглубь города и ссадил у лечебницы Джизелл. Когда девушка повернулась к двери, он схватил ее за руку и больно сжал:

— Все, что случилось за стенами, должно остаться за стенами.

— Я никому не скажу, — пообещала Лиша.

— Уж постарайся. Я убью тебя, если проболтаешься.

— Клянусь. Слово травницы.

Марик фыркнул, отпустил ее, дернул поводья и ускакал.

Лиша слегка улыбнулась, подняла вещи и направилась в лечебницу.

Глава 15. Твоя скрипка принесет нам богатство. 325 п. в

Повсюду дым, огонь. Женщина перекрикивает рев подземников: «Я люблю тебя!»

Рожер очнулся рывком с колотящимся сердцем. Рассвет брезжил за высокими стенами Форта Энджирс, сквозь щели в ставнях пробивались бледные лучи. Мальчик крепко сжал талисман в здоровой руке, ожидая, когда уляжется сердцебиение. Крошечная куколка, детская поделка из ниток и дерева с прядью рыжих волос, — все, что у него осталось от матери.

Он не помнил ее лица, его заволакивал дым, и вообще плохо помнил ту ночь — лишь последние слова матери. Он слышал их в снах вновь и вновь.

«Я люблю тебя!»

Он потер прядь волос большим и безымянным пальцами изуродованной руки. На месте указательного и среднего остался лишь рваный шрам, но благодаря матери он ничего больше не потерял.

«Я люблю тебя!»

Талисман был тайной меткой Рожера, мальчик не рассказывал о нем даже Аррику, заменившему ему отца. Куколка помогала пережить долгие ночи, когда вокруг сгущался мрак и крики подземников леденили кровь.

Но настал день, когда он снова почувствовал себя в безопасности. Он поцеловал куколку и вернул ее в потайной кармашек на поясе разноцветных штанов. Достаточно знать, что она там, чтобы ничего не бояться.

Рожеру было десять лет. Мальчик встал с соломенного тюфяка, потянулся и, зевая, вышел из комнаты. При виде Аррика, спавшего за столом, у него сжалось сердце. Мастер заснул над пустой бутылью, крепко сжимая ее горлышко, как будто в надежде выдавить еще пару капель.

У каждого свои талисманы.

Рожер подошел и вытащил бутылку из пальцев мастера.

— Кто? Што? — Аррик приподнял голову.

— Ты опять уснул за столом.

— А, этт ты, парень, — проворчал Аррик. — Думал, этт опять чертов хозяин.

— Расчет просрочен. Сегодня мы выступаем на Малой площади.

— Расчет, — проворчал Аррик. — Вечно этот расчет!

— Если мы не заплатим сегодня, — напомнил Рожер, — мастер Кевен обещал выставить нас на улицу.

— Значит, мы выступим.

Аррик поднялся из-за стола, потерял равновесие и попытался ухватиться за стул, но только свалился вместе с ним на пол. Рожер подошел, чтобы помочь ему встать, но Аррик оттолкнул его.

— Все в порядке! — крикнул мастер, словно подзуживая Рожера поспорить, и с трудом поднялся на ноги. — Я могу сделать сальто назад.

Он оглянулся, проверяя, довольно ли места. По его глазам было ясно, что он жалеет о похвальбе.

— Лучше на представлении, — нашелся Рожер.

Аррик посмотрел на него:

— И то верно.

Оба испытали облегчение.

— У меня пересохло в глотке, — сообщил Аррик. — Мне нужно выпить, а уж потом петь.

Рожер кивнул и налил воды из кувшина в деревянную кружку.

— Не надо воды, — сказал Аррик. — Принеси вина. Коготь демона вышибают когтем.

— Вино кончилось.

— Тогда сбегай купи, — приказал Аррик.

Жонглер побрел к кошельку, споткнулся и едва не упал. Рожер поспешил ему на помощь. Мгновение Аррик теребил завязки кошелька, затем размахнулся и ударил мешочком о дерево. Стука не последовало, и Аррик зарычал.

— Ни клата! — разочарованно возопил он и швырнул кошелек на пол. Жонглер покачнулся, провернулся волчком, пытаясь сохранить равновесие, и грохнулся следом.

Когда Рожер подбежал к нему, Аррик кое-как встал на четвереньки и его вырвало вином и желчью. Жонглер стиснул кулаки и содрогнулся. Рожер подумал, что его снова тошнит, но через мгновение понял, что мастер рыдает.

— Когда я служил герцогу, все было иначе, — простонал Аррик. — Деньги сыпались у меня из карманов.

«Только потому, что герцог оплачивал твою выпивку», — подумал Рожер, но благоразумно промолчал. Говорить Аррику, что тот слишком много пьет, — верный способ его разозлить.

Мальчик умыл мастера и помог ему добраться до тюфяка. Когда Аррик отключился на соломе, Рожер вытер пол тряпкой. Представления сегодня не будет.

Неужели мастер Кевен действительно выставит их на улицу? И куда им податься? Стены Энджирса высоки, но в сети над городом есть дыры, и воздушные демоны — не редкость. Мысль о ночи на улице страшила мальчика.

Он перебрал их скудные пожитки в надежде что-нибудь сбыть. Аррик продал коня Джерала, когда дела пошли вкривь и вкось, но переносной круг оставил себе. За него можно выручить неплохие деньги, но Рожер не осмеливался его продавать. Аррик пьет, играет в азартные игры, и когда их наконец вышвырнут на улицу, только круг сможет их защитить.

Рожер тоже тосковал по временам, когда Аррик служил герцогу. Шлюхи Райнбека любили Аррика и привечали малыша как родного, прижимали к надушенным грудям, кормили конфетами. Он помогал им краситься и прихорашиваться. В ту пору он редко видел мастера — Аррик оставлял его в борделе, пока ездил по деревушкам и оглашал герцогские указы своим звучным приятным голосом.

Как-то вечером пьяный возбужденный герцог заглянул к своей фаворитке и с недовольством обнаружил в ее постели спящего малыша. Он прогнал Рожера, а с ним и Аррика. Рожер знал, что они впали в нищету по его вине. Аррик и родители мальчика пожертвовали всем ради него.

Но Аррику, в отличие от родителей, Рожер может отплатить добром.

* * *

Рожер бежал со всех ног, надеясь, что толпа еще не разошлась. Имя Аррика Сладкоголосого до сих пор собирало зрителей, но ждать весь день они не станут.

На плече он нес Арриков «мешок с чудесами», сшитый из поблекших и обтрепанных разноцветных лоскутов, как и их одежда. В мешке хранились орудия жонглерского ремесла. Рожер освоил их все, кроме разноцветных шариков для жонглирования.

Босые заскорузлые пятки мальчика стучали по дощатому настилу. У Рожера были разноцветные сапоги и перчатки, но он оставил их дома. Ему больше нравилось бегать босиком, чем в поношенных сапогах с колокольчиками на носах, а перчатки он и вовсе ненавидел.

Аррик набил пальцы правой перчатки ватой, чтобы скрыть увечье Рожера. Фальшивые пальцы и настоящие соединялись тонкой ниткой и сгибались, как единое целое. Ловкий трюк, но Рожер стыдился всякий раз, когда натягивал тугую перчатку на увечную руку. Аррик требовал, чтобы он надевал перчатки, но мастер не побьет его за то, о чем не узнает.

Когда Рожер вбежал на Малую площадь, толпа роптала; человек двадцать, в том числе дети. Когда-то Аррик Сладкоголосый собирал сотни зрителей со всех концов города и даже из окрестных деревушек, пел в храме Создателя и Герцогском амфитеатре. Теперь гильдия доверяла ему только Малую площадь, да и ту он не мог заполнить.

Но хоть какие-то деньги лучше, чем никаких. Если хотя бы дюжина зрителей оставит Рожеру по клату, он сможет оплатить еще одну ночь у мастера Кевена. Лишь бы гильдия жонглеров не прознала, что он выступает без мастера! Если пронюхает, то просроченная аренда станет меньшей из их забот.

Он с гиканьем и плясками прошел сквозь толпу, швыряя пригоршни крашеных крылаток из мешка. Семена кружились и порхали разноцветным шлейфом.

— Подмастерье Аррика! — крикнули в толпе. — Сладкоголосый все-таки придет!

Зрители зааплодировали, и у Рожера засосало под ложечкой. Он хотел сказать правду, но помнил первое правило Аррика — ни в коем случае не портить настроение толпе.

На Малой площади было три яруса для зрителей. Деревянная ракушка сцены усиливала звук и защищала актеров от непогоды. Дерево было покрыто метками, но старыми и выцветшими. Смогут ли они защитить Рожера и его мастера, если их сегодня выставят на улицу?

Он взбежал по лесенке, прошелся колесом по сцене и ловким взмахом руки швырнул шапку к ногам толпы.

Рожер всегда разогревал зрителей перед выступлением мастера, и несколько минут он привычно ходил колесом, шутил, показывал фокусы и высмеивал власти предержащие. Смех. Аплодисменты. Толпа постепенно начала расти. Тридцать человек. Пятьдесят. Но зрители все громче роптали, им не терпелось увидеть Аррика Сладкоголосого. У Рожера засосало под ложечкой, и в поисках поддержки он коснулся талисмана в секретном кармашке.

Стараясь оттянуть неизбежное, он подозвал детей, чтобы рассказать им историю Возвращения. Он неплохо изобразил ее, и кое-кто одобрительно кивал, но на многих лицах было написано разочарование. Эту историю всегда поет Аррик! Разве не за ней они пришли?

— Где Сладкоголосый? — крикнул кто-то в задних рядах.

Соседи зашикали, но вопрос повис в воздухе. Когда Рожер закончил рассказывать детям о Возвращении, толпа недовольно загалдела.

— Я пришел послушать песню! — крикнул тот же смутьян, и на этот раз остальные закивали в знак согласия.

Рожер знал, что не стоит и пробовать. У него был слабый голос, и он давал петуха, когда тянул ноту. Его пение придется толпе не по вкусу.

Он повернулся к мешку с чудесами в поисках подмоги и со стыдом отодвинул жонглерские шарики. Рожер неплохо ловил и бросал предметы увечной правой рукой, но без указательного пальца не мог правильно закрутить шарик. Полторы руки — слишком мало, чтобы плести сложную паутину движений.

«Какой из тебя жонглер, если ты не умеешь петь и жонглировать?» — иногда срывался Аррик. Рожер знал, что никудышный.

С ножами он управлялся лучше, но была нужна специальная лицензия гильдии, чтобы вызывать помощников из толпы. Аррик обычно выбирал грудастых девчонок и частенько заваливал их после представления.

— Похоже, он не придет, — сказал тот же зритель. Рожер молча обругал его.

Толпа постепенно расходилась. Из жалости в шапку бросили клат-другой, но если Рожер ничего не придумает прямо сейчас, ему не хватит денег для мастера Кевена. Мальчик взглянул на скрипичный футляр и поспешно схватил его, увидев, что осталось всего несколько зевак. Как всегда, смычок удобно лег в искалеченную руку. Для скрипки довольно и трех пальцев.

Смычок коснулся струн, и музыка наполнила площадь. Некоторые зрители повернули назад, но Рожер не обратил на них внимания.

Мальчик плохо помнил отца, но мысленно отчетливо видел, как Аррик играет на скрипке, а Джессум хлопает в ладоши и смеется. Играя, Рожер чувствовал отцовскую любовь, как ощущал материнскую, когда держал свой талисман. Под защитой родительской любви он отбросил страх и унесся на волнах музыки.

Обычно он только аккомпанировал Аррику, но на этот раз зашел дальше. Музыка заменила пение Сладкоголосого. Пальцы здоровой левой руки порхали над ладами, и вскоре толпа начала хлопать в такт. Рожер играл все быстрее и быстрее, зрители рукоплескали все громче и танцевали у сцены. Мальчик поставил ногу на ступеньку и сделал сальто назад, не сбившись с ритма. Толпа взревела.

Рожер очнулся от транса и увидел, что на площади полно народу, забиты даже прилегающие улицы. Аррик давно не собирал столько зрителей! От удивления Рожер едва не сфальшивил и стиснул зубы. Он продолжил играть, и музыка поглотила его вновь.

* * *

— Хорошее представление, — похвалил кто-то за спиной, когда Рожер пересчитывал лакированные деревянные монеты в шапке. Почти триста клатов! Кевен уймется на целый месяц.

— Спасибо… — начал Рожер, но поднял взгляд и осекся. Мастера Джасин и Идум. Гильдейские.

— Рожер, где твой мастер? — грозно спросил Идум. Он был прославленным актером и шутом, на представления которого, по слухам, приезжали из самого Форта Райзона.

Рожер с трудом сглотнул и покраснел. Он опустил глаза, надеясь, что страх и чувство вины сойдут за стыд.

— Я… я не знаю. Он должен был выступать.

— Держу пари, опять надрался, — фыркнул Соловей Джасин.

Поговаривали, что он сам прозвал себя Соловьем. Певцом он был неплохим, но что намного важнее — он был племянником Джансона, первого министра герцога Райнбека, и не упускал случая об этом напомнить.

— Сладкоголосый совсем сдулся.

— Удивительно, что у него до сих пор не отобрали лицензию, — согласился Идум. — Говорят, в прошлом месяце он обгадился посреди выступления.

— Неправда! — возмутился Рожер.

— На твоем месте я бы о себе беспокоился, мальчик. — Джасин ткнул Рожеру в лицо длинным пальцем. — Знаешь, какое наказание полагается за сбор денег без лицензии?

Рожер побледнел. Аррик может лишиться лицензии. Если гильдия дойдет до магистрата, их обоих могут заковать в кандалы и отправить на лесоповал.

Идум засмеялся.

— Не бойся, мальчик. Если гильдия получит свою долю, — он зачерпнул пригоршню деревянных монет из шапки, — мы забудем об этом досадном недоразумении.

Гильдейские забрали больше половины монет. Рожеру хватило ума прикусить язык. Он сомневался, что хотя бы один клат попадет в сундуки гильдии жонглеров.

— У тебя талант, мальчик, — бросил Джасин напоследок. — Поищи себе мастера получше. Можешь заглянуть ко мне, когда надоест подтирать за стариной Кислоголосым.

Рожер встряхнул шапку, и его досада мгновенно улетучилась. Даже половина — это намного больше, чем он надеялся собрать. Он побежал обратно в трактир, по пути завернув только к мастеру Кевену, лицо которого при виде мальчика стало мрачным, как грозовая туча.

— Надеюсь, ты не попрошайничать пришел?

Рожер покачал головой и протянул Кевену мешочек с деньгами:

— Мастер сказал, этого хватит на десятицу.

Кевен заметно удивился, взвесив на ладони мешочек и услышав приятный перестук деревянных монет. Он мгновение помедлил, хрюкнул, сунул деньги в карман и пожал плечами.

Когда Рожер вернулся, Аррик еще спал. Мальчик знал, что мастер так и не поймет, что деньги заплачены. Он будет старательно бегать от трактирщика и радоваться, что прожил десять дней задарма.

Последние несколько монет Рожер положил в кошелек Аррика. Он скажет мастеру, что нашел их на дне мешка с чудесами. Большая редкость с тех пор, как с деньгами стало туго, но Аррик воздержится от лишних вопросов, когда увидит, что еще купил Рожер.

Бутылку вина мальчик поставил рядом со спящим жонглером.

* * *

На следующее утро Аррик встал раньше Рожера и принялся разглядывать себя в потрескавшееся зеркальце. Он был не молод, но и не настолько стар, чтобы жонглерский грим не мог придать ему иллюзию молодости. В длинных волосах, выгоревших на солнце, золота было пока больше, чем серебра, а крашеная каштановая борода скрывала растущий второй подбородок. Грим совпадал по цвету с загорелой кожей, и морщинки вокруг голубых глаз были почти не заметны.

— Прошлой ночью нам повезло, мой мальчик. — Он загримасничал, проверяя, как держится краска. — Но нельзя же все время бегать от Кевена! Этот мохнатый барсук подстережет нас рано или поздно, и хорошо бы в кармане тогда стучало побольше… — он достал монеты из кошелька и принялся ими жонглировать, — шести клатов.

Его руки мелькали, размеренно выхватывая монеты из воздуха и подбрасывая обратно, за ними невозможно было уследить.

— Ты тренируешься жонглировать?

Не успел Рожер открыть рот, как Аррик кинул ему клат. Мальчик знал этот фокус и был наготове, но все равно испытал укол страха, поймав монету левой рукой и подбросив в воздух. Монеты полетели одна за другой, и Рожер судорожно ловил их искалеченной кистью, перекидывал в здоровую и подбрасывал.

Он в ужасе жонглировал четырьмя монетами. Аррик добавил пятую, и Рожер заплясал на месте, чтобы ни одной не уронить. Шестую Аррик швырять передумал и принялся ждать. Разумеется, через мгновение монеты застучали по полу.

Рожер съежился в ожидании выволочки, но Аррик только глубоко вздохнул:

— Надевай перчатки. Пора набить кошелек.

Вздох ранил сильнее, чем крик или оплеуха. Злость означала, что Аррик надеется на лучшее. Вздох — что мастер сдался.

— Нет. — Слово само соскользнуло с языка, но когда оно повисло между ними, Рожер почувствовал, что все делает правильно, как со смычком в увечной руке.

Аррик запыхтел сквозь усы, пораженный неслыханной дерзостью.

— Я имею в виду перчатки, — уточнил Рожер, и ярость Аррика сменилась интересом. — Я больше не хочу их надевать. Я их ненавижу.

Аррик вздохнул, откупорил бутылку и налил вина в кубок.

— Мы же договорились, — указал он бутылкой на Рожера. — Люди не захотят тебя нанять, если узнают о твоем увечье.

— Мы не договаривались. Ты просто велел мне носить перчатки.

Аррик хмыкнул:

— Не хочу тебя расстраивать, мальчик, но так уж заведено между мастерами и подмастерьями. Никому не нужен калека-жонглер.

— Выходит, я всего лишь калека?

— Разумеется, нет. Я тебя ни на кого не променяю. Но не всякий увидит под шрамами человека. Тебе прилепят кличку и станут смеяться над тобой, а не над твоими шутками.

— Плевать. В перчатках я словно кого-то обманываю, а рука и без фальшивых пальцев плохо гнется. Пусть смеются, лишь бы кидали клаты.

Аррик разглядывал его, барабаня по кубку.

— Дай мне перчатки, — наконец сказал он.

Черные перчатки доходили Рожеру до середины предплечий. К кончикам пальцев были пришиты разноцветные треугольные лоскутки, а к ним — колокольчики. Рожер хмуро швырнул их мастеру.

Аррик поймал перчатки, не глядя выкинул их в окно и отряхнул ладони, будто испачкался.

— Хватай сапоги и идем. — Он допил содержимое кубка.

— Сапоги мне тоже не нравятся, — заикнулся Рожер.

Аррик улыбнулся мальчику и подмигнул.

— Не наглей, — предупредил он.

* * *

Закон гильдии дозволял лицензированным жонглерам выступать на любом перекрестке, покуда они не мешают движению или торговле. Иногда их даже нанимали в торговые палатки или общие залы трактиров.

Из-за пьянства Аррика трактиры были исключены, и они выступали на улице. Аррик любил поспать, и лучшие места давно разобрали другие жонглеры. Им же досталась лишь боковая улочка вдали от людских толп.

— Сойдет, — проворчал Аррик. — Созови зрителей, парень, пока я готовлюсь.

Рожер кивнул и убежал. Завидев людей, он крутил перед ними колесо или ходил на руках; пришитые к лоскутному наряду колокольчики зазывно звенели.

— Выступление жонглера! — кричал он. — Все на выступление Аррика Сладкоголосого!

Акробатические трюки Рожера и еще не забытое имя его мастера привлекли немало внимания. Несколько человек даже увязались за ним, хлопая в ладоши и смеясь его трюкам.

Один мужчина толкнул жену в бок:

— Смотри, это же паренек-калека с Малой площади!

— Точно?

— Сама взгляни на его руку!

Рожер делал вид, что не слышит, и старательно искал зрителей. Вскоре он привел небольшую группу к своему мастеру. Аррик преспокойно жонглировал мясницким ножом, секачом, топориком, небольшой табуреткой и стрелой, перешучиваясь с растущей толпой.

— А вот и мой помощник, — объявил Аррик. — Рожер Восьмипалый!

Рожер уже бежал к мастеру, когда услышал кличку. Что такое Аррик творит?

Останавливаться было поздно. Мальчик вытянул руки, трижды перекувырнулся и оказался в паре ярдов от мастера. Аррик выхватил из воздуха мясницкий нож и кинул Рожеру.

Тот был наготове. Мальчик завертелся волчком и здоровой левой рукой легко поймал тупой нож со смещенным центром тяжести. Завершив маневр, он закружился в обратную сторону и метнул его прямо в голову Аррику.

Аррик тоже закружился и замер с ножом в зубах. Толпа одобрительно завопила. Нож и прочие предметы замелькали в воздухе, и в шапку посыпались клаты.

— Рожер Восьмипалый! — выкрикнул Аррик. — В десять лет и с восемью пальцами управляется с ножом лучше взрослого мужчины!

Зрители захлопали в ладоши. Рожер поднял увечную руку повыше, чтобы все видели. Толпа охала и ахала. Многие поверили, что мальчик поймал и бросил нож увечной рукой. Они расскажут об этом соседям и добавят еще от себя. Аррик наградил Рожера кличкой, чтобы ее не прилепили другие.

— Рожер Восьмипалый, — пробормотал мальчик, пробуя слово на вкус.

— Ап! — крикнул Аррик.

Рожер обернулся и хлопнул в ладоши, поймав брошенную мастером стрелу прямо у себя перед носом. Снова закружился, встал спиной к толпе, здоровой рукой метнул стрелу между ног обратно мастеру, развернулся и показал искалеченную руку.

— Ап!

Аррик притворился испуганным и уронил все лезвия, которыми жонглировал. Табуретка оказалась в его руках как раз вовремя, чтобы в нее вонзилась стрела. Аррик осмотрел ее, словно не веря собственной удаче. Он выдернул стрелу, взмахнув кистью, и стрела превратилась в букет цветов, который он преподнес самой хорошенькой женщине в толпе. Монеты снова посыпались в шапку.

Увидев, что мастер перешел к фокусам, Рожер бросился к мешку с чудесами за необходимым Аррику реквизитом. В этот миг из толпы донесся крик:

— Сыграй на скрипке!

Толпа одобрительно загудела. Рожер поднял взгляд и увидел того самого смутьяна, который вчера громко вызывал Сладкоголосого.

— Соскучились по музыке? — немедленно откликнулся Аррик.

В толпе раздались одобрительные возгласы. Аррик достал из мешка скрипку, зажал ее подбородком и повернулся к зрителям. Но не успел он опустить смычок на струны, как тот же мужчина крикнул:

— Не ты, а мальчик! Пусть Восьмипалый сыграет!

Аррик с раздражением взглянул на Рожера под дружные крики толпы «Восьмипалый! Восьмипалый!». Наконец жонглер пожал плечами и протянул инструмент подмастерью.

Рожер дрожащими руками взял скрипку. «Не затми мастера своего» — одно из первых правил, которые узнают подмастерья. Но толпа умоляла его сыграть, и смычок так хорошо лежал в увечной руке без проклятой перчатки! Мальчик закрыл глаза, коснулся неподвижных струн кончиками пальцев, провел смычком, и скрипка басовито загудела. Толпа притихла. Несколько мгновений Рожер играл тихо и поглаживал струны, как спину урчащего кота.

Затем скрипка ожила в его руках, и он повел ее, словно партнершу в риле, закружил в вихре музыки. Он забыл о толпе. Забыл об Аррике. Оставшись наедине с музыкой, он искал новые гармонии и в то же время вел одну и ту же мелодию, импровизируя под ритм хлопков, которые казались бесконечно далекими.

Кто знает, сколько это продолжалось? Он мог бы навсегда остаться в мире музыки, но тут раздался резкий звон и что-то обожгло руку. Мальчик встряхнул головой и посмотрел на безмолвную потрясенную толпу.

— Струна лопнула, — робко сказал он и взглянул на мастера, который был поражен не меньше зрителей. Аррик медленно воздел ладони и зааплодировал.

Толпа разразилась оглушительными рукоплесканиями.

* * *

— Твоя скрипка принесет нам богатство, парень. — Аррик пересчитал выручку. — Мы разбогатеем!

— Настолько, что сможете уплатить долги гильдии?

Они обернулись и увидели у стены мастера Джасина. Два его подмастерья, Сали и Абрум, стояли поблизости. Чистое сопрано Сали было настолько же прекрасно, насколько уродлива была ее внешность. Аррик иногда шутил, что ей только рогатого шлема не хватает, чтобы ее принимали за скального демона. Абрум пел басом, и дощатые улицы вибрировали от его низкого гулкого голоса. Он был высоким и худым, с огромными кистями и стопами. Если Сали была скальным демоном, то он, несомненно, деревянным.

Как и Аррик, мастер Джасин обладал звучным и чистым альтом. Он носил дорогую одежду из тонкой синей шерсти с золотым шитьем, презирая лоскутные наряды, которые предпочитали его коллеги. Длинные черные волосы и усы были умащены маслом и старательно уложены.

Джасин был невелик ростом, но от того не менее опасен. Однажды он выколол жонглеру глаз из-за спорного перекрестка. Мировой судья признал это самозащитой, но в комнате подмастерьев поговаривали, что все было иначе.

— Мои долги гильдии не твое дело, Джасин. — Аррик поспешно ссыпал монеты в мешок с чудесами.

— Подмастерье спас тебя вчера от позора, Кислоголосый, но его скрипки надолго не хватит. — Пока Джасин говорил, Абрум выхватил у Рожера скрипку и сломал о колено. — Рано или поздно гильдия отберет у тебя лицензию.

— Гильдия никогда не предаст Аррика Сладкоголосого. А если и предаст, Джасин все равно останется Второголосым.

Джасин нахмурился. Многие в гильдии уже называли его Второголосым, и он легко приходил в ярость. Они с Сали надвинулись на Аррика, и тот прижал сумку к груди. Абрум притиснул Рожера к стене, не давая прийти на помощь мастеру.

Но им не впервой было драться, чтобы защитить свою добычу. Рожер плюхнулся на спину, сжался пружиной и пнул Абрума в пах. Подмастерье завопил дурным голосом.

— Я думал, у твоего подмастерья бас, а не сопрано, — заметил Аррик.

Когда Джасин и Сали взглянули на своего товарища, Аррик проворно запустил руку в мешок с чудесами и бросил в воздух горсть крылаток.

Джасин нырнул в разноцветное облако, но Аррик шагнул в сторону, подставил Джасину подножку, размахнулся и врезал Сали мешком в грудь. Дородная баба покачнулась, но могла бы устоять, если бы Рожер не пал на колени у нее за спиной. Сали грузно рухнула, и Аррик и Рожер, пока противники не очухались, бросились наутек по дощатой мостовой.

Глава 16. Привязанности. 323–325 п. в

Крыша Герцогской библиотеки в Милне была для Арлена волшебным местом. В ясные дни мир простирался под ним, не стесненный стенами и метками, уходя в бесконечность. А еще здесь Арлен впервые по-настоящему разглядел Мери.

Его работа в библиотеке подходила к концу, и скоро он вернется в мастерскую Коба. Арлен смотрел, как солнце играет на заснеженных горах и струится в долину. Он старался навсегда запомнить это зрелище, и, когда повернулся к Мери, ему захотелось навсегда запомнить и ее. Ей исполнилось пятнадцать, и она была прекраснее, чем горы и снег.

Почти год Мери была его лучшим другом, но Арлен никогда не помышлял об ином. Сейчас же, увидев, как она купается в солнечном свете, как холодный горный ветер сдувает длинные каштановые волосы с ее лица, как она обхватила налившуюся грудь руками, чтобы согреться, он внезапно осознал, что перед ним молодая женщина, а он — молодой мужчина. Его сердце забилось сильнее, когда ветер взбил ее юбки, показав краешек кружев.

Он молча шагнул вперед, но Мери заметила выражение его глаз и улыбнулась.

— Пора, — сказала она.

Он осторожно провел тыльной стороной ладони по ее щеке. Девушка прильнула к нему, и он поцеловал ее, ощутив ее сладкое дыхание. Сначала поцелуй был нежным и робким, но Мери откликнулась, и их губы зажили собственной жизнью. Арлен жадно целовал ее со страстью, которая подспудно копилась в нем целый год.

Чуть позже, неохотно разомкнув губы, они робко улыбнулись друг другу. Обнявшись, они смотрели на Милн, окутанные сиянием первой любви.

— Ты все время глядишь на долину. — Мери взъерошила ему волосы и поцеловала в висок. — Расскажи, о чем ты мечтаешь с таким отсутствующим видом.

Арлен помолчал.

— Я мечтаю освободить мир от подземников.

Мери явно ждала другого ответа и рассмеялась от неожиданности. Она не хотела его обидеть, но ее смех хлестнул, словно кнутом.

— Ты считаешь себя Избавителем? Как ты собираешься это сделать?

Арлен слегка отстранился от нее, внезапно почувствовав себя уязвимым.

— Не знаю, — признал он. — Сперва подамся в вестники. Я уже скопил денег на доспехи и коня.

Мери покачала головой:

— Ничего не выйдет, если мы собираемся пожениться.

— А мы собираемся пожениться? — с удивлением переспросил Арлен. У него внезапно перехватило горло.

— Разве я недостаточно хороша? — возмущенно отпрянула Мери.

— Нет! Вовсе нет… — залепетал Арлен.

— Тогда ладно. Вестники богаты, их все уважают, но это слишком опасно, особенно когда у нас появятся дети.

— Что, от этого бывают дети? — пискнул Арлен.

Мери посмотрела на него, как на идиота.

— В общем, ничего не выйдет, — вслух размышляла она, не обращая на него внимания. — Ты должен стать метчиком, как Коб. Ты все равно будешь сражаться с демонами, но в безопасности, рядом со мной, а не на какой-нибудь кишащей подземниками дороге.

— Я не хочу быть метчиком. Я стал им, только чтобы добиться своей цели.

— Какой цели? Погибнуть в пути?

— Нет. Со мной этого не случится.

— Что такое есть у вестников, чего нет у метчиков?

— Свобода, — не раздумывая, ответил Арлен.

Мери замолчала. Она отвернулась, чтобы не смотреть ему в глаза, и через несколько мгновений убрала руку. Девушка молчала, и Арлен обнаружил, что печаль украшает ее еще больше.

— Свободы от кого? — наконец спросила она. — От меня?

Арлен смотрел на нее, ощущая притяжение, которое только начинал понимать. У него сжималось горло. Так ли плохо остаться? Где он найдет такую, как Мери?

Но разве этого достаточно? Он никогда не хотел обзаводиться семьей. Привязанности были ему ни к чему. Если бы он хотел жениться и завести детей, с тем же успехом можно было остаться в Тиббетс-Бруке с Ренной. Он думал, Мери не такая…

Арлен представил, как скачет по дороге куда глаза глядят. Последние три года он черпал силы в этой картине. У него защемило в груди, и он снова повернулся к Мери. Забыв обо всем, он не сводил глаз с ее губ.

— Не от тебя. — Он взял ее за руки. — Только не от тебя.

Их губы встретились, и все остальное показалось неважным.

* * *

— Меня посылают в Харденс-Гроув. — Раген имел в виду небольшой хутор в дне езды от Милна. — Арлен, хочешь, поедем вместе?

— Раген, нет! — воскликнула Элисса.

Арлен сверкнул глазами, но не успел возразить — Раген схватил его за руку.

— Арлен, можно я поговорю с женой наедине? — спокойно спросил он.

Арлен вытер губы и вышел. Раген закрыл за ним дверь, но Арлен не хотел, чтобы его судьбу решали другие, а потому прошел через кухню и встал у двери для слуг. Повар покосился, но Арлен смерил его ледяным взглядом.

— Он слишком молод! — сказала Элисса.

— Лисса, для тебя он всегда будет слишком молод, — возразил Раген. — Арлену шестнадцать, и он вполне взрослый для простой однодневной поездки.

— Ты его подстрекаешь!

— Ты прекрасно знаешь, что Арлена незачем подстрекать.

— Значит, потакаешь ему, — отрезала Элисса. — Здесь он в безопасности.

— Со мной он тоже будет в безопасности. Ему полезно в первое время путешествовать под присмотром.

— Я бы предпочла, чтобы он вовсе не путешествовал, — скривилась Элисса. — Ты бы разделял мои чувства, если бы заботился о мальчике.

— Ночь! Лисса, он даже не увидит демонов — мы доберемся в Гроув до заката и уедем на рассвете. Обычные люди постоянно туда ездят.

— Наплевать. Я не хочу, чтобы он ехал.

— Это не тебе решать, — напомнил Раген.

— Я запрещаю! — крикнула Элисса.

— Ты не можешь! — крикнул Раген в ответ. Прежде он никогда не повышал на нее голос.

— Берегись, — огрызнулась Элисса. — Я отравлю коней! Переломаю все копья! Брошу доспехи ржаветь в колодец!

— Забирай все, что захочешь, — скрипнул зубами Раген. — Завтра мы с Арленом все равно отправимся в Харденс-Гроув, даже если придется тащиться пешком.

— Я уйду от тебя, — тихо сказала Элисса.

— Что?

— Что слышал. Возьмешь с собой Арлена — и я уйду до твоего возвращения.

— Ты, верно, шутишь.

— Я в жизни не была так серьезна. Возьмешь его — потеряешь меня.

Раген долго молчал.

— Послушай, Лисса, — молвил он наконец, — я знаю, как ты переживаешь из-за того, что не можешь зачать…

— Не смей это приплетать, — огрызнулась Элисса.

— Арлен не твой сын! — крикнул Раген. — Сколько ни души его материнской любовью — он наш гость, а не ребенок!

— Ну конечно, он не наш ребенок! Откуда у нас взяться ребенку, если ты доставляешь демоновы письма всякий раз, когда у меня плодоносные дни?

— Ты знала, за кого выходишь замуж, — напомнил Раген.

— Знала. И начинаю понимать, что надо было слушать маму.

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду, что у меня больше нет сил, — заплакала Элисса. — Вечно ждать, гадать, вернешься ли ты. Твои якобы пустяковые шрамы. Редкие и тщетные попытки зачать, пока я не состарилась. А теперь еще и это!

Она всхлипнула.

— Я знала, за кого выхожу замуж, и думала, что смирилась. Но это… Раген, я не вынесу, если потеряю вас обоих. Я не переживу!

На плечо Арлена легла рука, и он вздрогнул. Рядом с суровым видом стояла Маргрит.

— Не стыдно подслушивать? — спросила она, и Арлен покраснел. Он уже собрался уйти, когда услышал слова вестника.

— Ладно, — сказал Раген. — Я скажу Арлену, что не возьму его с собой, и перестану поощрять.

— Правда? — шмыгнула носом Элисса.

— Обещаю. А когда вернусь из Харденс-Гроув, возьму пару месяцев отдыха и засею пашню так усердно, что непременно что-нибудь да взойдет.

— Ах, Раген! — засмеялась Элисса, и Арлен услышал, как она упала в объятия мужа.

— Ты права, — сказалАрлен Маргрит. — Я не имел права их подслушивать.

Он сглотнул комок в горле.

— А они не имели права решать за меня.

Он поднялся в свою комнату и начал собирать вещи. Лучше спать на жестком тюфяке в мастерской Коба, чем на мягкой постели, цена которой — свобода.

* * *

Арлен несколько месяцев сторонился Рагена и Элиссы. Они часто заходили в мастерскую Коба, но юноши вечно не оказывалось на месте. Они посылали слуг, но те преуспели не больше.

Оставшись без конюшен Рагена, Арлен купил собственную лошадь и упражнялся в полях за городом. Мери и Джайк часто сопровождали его. Троица сдружилась еще крепче. Мери не нравились занятия Арлена, но все трое были еще очень молоды, и удовольствие от скачки по полям затмевало все остальное.

Коб давал Арлену все больше воли. Юноша самостоятельно навещал старых и новых клиентов. Он приобрел известность среди метчиков, и доходы Коба росли. Коб нанял слуг и взял новых подмастерьев, обучение которых в основном легло на плечи Арлена.

По вечерам Арлен и Мери гуляли бок о бок, любуясь закатным небом. Их поцелуи становились все более пылкими, обоим хотелось большего, но Мери всегда отстранялась, прежде чем дело заходило слишком далеко.

— Через год ты закончишь учебу, — твердила она. — Можем пожениться хоть на следующий день, и тогда все ночи будут нашими.

* * *

Однажды утром Элисса зашла в мастерскую в отсутствие Коба. Арлен был занят разговором с клиентом и заметил ее слишком поздно.

— Добрый день, Арлен, — сказала она, когда клиент ушел.

— Добрый день, госпожа Элисса.

— Зачем же так сухо?

— Не хочу больше вводить вас в заблуждение о характере наших отношений.

— Арлен, я же извинилась. Мне правда очень жаль. Как мне заслужить твое прощение?

— Перестать врать.

Двое подмастерьев за верстаком переглянулись, дружно встали и вышли из комнаты.

Элисса не обратила на них внимания:

— Я не вру.

— Врешь. — Арлен убрал книги со стола. — Тебе жаль, что я вас подслушал и обиделся, жаль, что я ушел. Но тебе ни капли не жаль, что ты запретила Рагену взять меня с собой.

— Это опасное путешествие, — осторожно заметила Элисса.

Арлен швырнул книги на стол и впервые посмотрел Элиссе в глаза:

— За последние полгода я съездил в Гроув десяток раз.

— Арлен! — ахнула Элисса.

— Еще я побывал в Герцогских копях, — продолжил Арлен. — И в Южных Карьерах. Во всех поселках в дне пути от города. Я объездил всю округу! Я подал прошение о вступлении в гильдию вестников, и меня встретили с распростертыми объятиями. Вестники берут меня с собой, куда я ни попрошу. Ты ничего не добилась. Ты не запрешь меня в клетку, Элисса. И никто не запрет.

— Я хотела не запереть тебя в клетку, Арлен, а защитить, — тихо сказала Элисса.

— Ты не имела на это права. — Арлен вернулся к работе.

— Возможно, — вздохнула Элисса, — но я беспокоилась, ведь я люблю тебя.

Арлен замер, упорно не глядя на нее.

— Арлен, разве я желаю тебе зла? Коб уже стар и любит тебя как сына. Он оставил бы тебе мастерскую, и ты женился бы на хорошенькой девушке, с которой я тебя видела. О лучшей доле нельзя и мечтать!

Арлен покачал головой:

— Я не буду метчиком.

— Даже в старости, как Коб?

— Я умру намного раньше.

— Арлен! Что ты такое говоришь?

— Чистую правду. Вестники не умирают от старости.

— Так зачем искать смерти?

— Лучше прожить пару лет на свободе, чем долгие годы в темнице.

— Арлен, Милн не темница.

— Темница! Мы лжем себе, что это весь мир, — он намного больше. Мы говорим себе, что за стенами нет ничего интересного, но это не так. Как по-твоему, почему Раген до сих пор скитается по дорогам? Денег у него столько, что за всю жизнь не потратить.

— Раген служит герцогу. Он должен выполнять свою работу, потому что его некем заменить.

Арлен фыркнул:

— Есть и другие вестники, Элисса, а герцога Раген чтит не больше таракана. Он странствует не из-за преданности герцогу и не ради почета. Он странствует, потому что знает правду.

— Какую правду?

— Что мир за стенами больше, чем мир внутри стен.

— Арлен, я беременна. Что же, Раген и это найдет за стенами?

Арлен замолчал.

— Поздравляю, — наконец произнес он. — Я знаю, как ты об этом мечтала.

— Больше тебе нечего сказать?

— Полагаю, ты захочешь, чтобы Раген ушел на покой. Отец не должен рисковать жизнью.

— Арлен, есть и другие способы бороться с демонами. Каждое рождение — победа над ними.

— Ты говоришь совсем как мой отец.

Глаза Элиссы широко распахнулись. Сколько она знала Арлена, он никогда не говорил о родителях.

— Похоже, он был мудрым человеком, — тихо произнесла она.

Элисса сразу поняла, что не следовало этого говорить. Лицо Арлена исказилось, превратилось в пугающую маску.

— Он не был мудрым! — Арлен сбросил на пол стакан с кистями, и тот раскололся, забрызгав все вокруг чернильными кляксами. — Он был трусом! Он дал моей матери умереть! Дал ей умереть…

Арлен мучительно сморщился и пошатнулся, сжимая кулаки. Элисса бросилась к нему, не зная, что сказать или сделать. Она знала лишь, что хочет его поддержать.

— Он позволил ей умереть, потому что боялся ночи, — прошептал Арлен.

Элисса обвила его руками. Он вырывался и плакал, но она крепко держала его. Она долго обнимала его, гладила по волосам. Наконец прошептала:

— Арлен, идем домой.

* * *

Последний год обучения Арлен жил у Рагена и Элиссы, но их отношения изменились. Он стал сам себе господин, и даже Элисса больше не пыталась навязывать ему свою волю. К ее удивлению, это только сблизило их еще больше. Арлен окружил ее заботой по мере того, как рос ее живот. Они с Рагеном планировали свои поездки так, что Элисса никогда не оставалась одна.

Кроме того, Арлен проводил много времени с травницей — акушеркой Элиссы. Раген считал, что вестник должен разбираться в знахарстве. Арлен искал за стенами города растения и корешки для травницы, а та в ответ обучала его секретам своего ремесла.

Все эти месяцы Раген не уезжал далеко от Милна, а когда родилась его дочь Марья, навсегда оставил ремесло вестника. Они с Кобом всю ночь пили и провозглашали тосты.

Арлен сидел вместе с ними, но смотрел в кубок, будучи погружен в раздумья.

* * *

— Пора строить планы, — сказала Мери однажды вечером, когда Арлен провожал ее до отцовского дома.

— Планы?

— Я о свадьбе, дурачок, — рассмеялась Мери. — Отец ни за что не отдал бы меня подмастерью, но охотно выдаст замуж за метчика.

— Вестника, — поправил Арлен.

Мери уставилась на него:

— Арлен, пора завязывать с путешествиями. Скоро ты станешь отцом.

— При чем тут это? У многих вестников есть дети.

— Я не выйду замуж за вестника, — холодно сказала Мери. — Ты это знаешь. Ты всегда это знал.

— А ты всегда знала, что я стану вестником, и все же оставалась со мной.

— Я думала, ты изменишься, забудешь эти глупости, будто ты в клетке и должен рисковать жизнью, чтобы вырваться на свободу. Я думала, ты любишь меня!

— Я и люблю.

— Но недостаточно, чтобы забыть об этом.

Арлен молчал.

— Как ты можешь любить меня и все равно так поступать?

— Раген любит Элиссу. Любовь не помеха свободе.

— Элиссе ненавистно ремесло Рагена, — возразила Мери. — Ты сам это говорил.

— И все же они женаты пятнадцать лет.

— Значит, вот на что ты меня обрекаешь? Не спать по ночам и гадать, вернешься ли ты? Жив ли ты, не нашел ли себе распутницу в чужом городе?

— Этому не бывать, — заверил Арлен.

— Вот именно, не бывать. — Слезы заструились по щекам Мери. — Я этого не допущу. Между нами все кончено.

— Мери, не надо!

Арлен потянулся к ней, но девушка отстранилась:

— Нам не о чем больше говорить!

Она развернулась и убежала домой к отцу.

Арлен долго провожал ее взглядом. Тени удлинились, солнце скрылось за горизонтом, а он все стоял и смотрел, даже после вечернего звона. Потом Арлен зашаркал по булыжной мостовой, жалея, что подземники не могут подняться сквозь обработанный камень и сожрать его.

* * *

— Арлен! Создатель, как ты здесь очутился? — Элисса бросилась к нему, когда он вошел в особняк. — Солнце давно село! Мы думали, ты остался у Коба!

— Мне просто надо было подумать, — пробормотал Арлен.

— На улице, в темноте?

Арлен пожал плечами:

— Город защищен метками. Подземников поблизости не было.

Элисса открыла рот, но заметила выражение лица Арлена и проглотила упрек.

— Арлен, что случилось? — мягко спросила она.

— Я сказал Мери то же, что и тебе, — горько усмехнулся тот. — Она восприняла это не так смиренно.

— Не припомню, чтобы я восприняла это смиренно.

— Тогда ты понимаешь, о чем я.

Арлен поднялся в свою комнату и распахнул окно. Юноша долго дышал холодным ночным воздухом и глядел в темноту.

Утром он навестил цехового мастера Малькума.

* * *

Перед рассветом Марья заплакала, но Элисса испытала облегчение, а не раздражение. Маленькие дети порой умирают во сне, и по ночам Элисса терзалась тревогой за дочку.

Женщина села на кровати, сунула ноги в тапочки и обнажила грудь. Марья больно впилась в сосок, но это был добрый знак. Только крепкое дитя сосет так жадно.

— Кушай, деточка, — проворковала Элисса, — набирайся сил.

Она ходила по комнате, пока малышка насыщалась. Ей не хотелось расставаться с дочерью ни на миг. Раген спокойно посапывал в постели. Он оставил ремесло вестника всего несколько недель назад, но кошмары теперь беспокоили его намного реже, а Элисса и Марья не давали скучать, чтобы дорога не позвала его вновь. Наконец Марья отпустила сосок, сыто отрыгнула и задремала. Элисса поцеловала ее, уложила обратно в колыбель и подошла к двери. Маргрит, как обычно, ждала у порога.

— Доброе утро, мать Элисса, — поздоровалась служанка.

Элисса радовалась каждый раз, когда Маргрит с искренней любовью величала ее «матерью». Прежде она была неровня своей служанке в том отношении, которое в Милне ставилось превыше всего.

— Услыхала, как плачет наша крошка, — пояснила Маргрит. — Крепкое дитя.

— Мне надо в город, — сказала Элисса. — Набери ванну и приготовь мое синее платье и горностаевый плащ.

Служанка кивнула, и Элисса вернулась к колыбели.

Искупавшись и одевшись, Элисса нехотя отдала ребенка Маргрит и вышла в город, пока не проснулся муж. Рагену не понравится, что она лезет не в свое дело, но Элисса знала, что Арлен балансирует на грани, и должна была его поддержать.

Она вошла в библиотеку и огляделась, опасаясь встретить Арлена. В кельях и книгохранилищах Мери не оказалось, что не было удивительно. Арлен редко говорил о личном, в том числе о Мери, но Элисса слушала внимательно. Она знала, что у юной пары есть излюбленное место и девушку потянет туда.

Элисса нашла плачущую Мери на крыше библиотеки.

— Мать Элисса! — Мери поспешно утерла глаза. — Вы меня напугали.

— Прости, милая. — Элисса направилась к ней. — Если хочешь, я уйду, но я подумала, что тебе нужно с кем-нибудь поговорить.

— Вас Арлен послал?

— Нет. Но я видела, как сильно он расстроился, и поняла, что тебе тоже приходится несладко.

— Он расстроился? — шмыгнула носом Мери.

— Он несколько часов бродил по улицам в темноте. Я ужасно беспокоилась.

Мери покачала головой.

— Смерти ищет, — пробормотала она.

— Напротив. По-моему, он отчаянно ищет жизни.

Мери с недоумением посмотрела на нее, и Элисса присела рядом.

— Много лет я не могла понять, почему моего мужа тянет из дома, зачем он бросает вызов демонам и рискует жизнью ради пары посылок и писем. Он заработал достаточно денег, чтобы мы жили в роскоши до конца своих дней. Так почему не оставить опасное ремесло? Люди думают, будто вестниками движет чувство долга, тщеславие или самоотверженность.

— А разве нет?

— Я тоже так думала, но теперь понимаю, что дело не в этом. Порой мы живем настолько полно, что, когда это проходит, мы чувствуем себя… обделенными. И готовы на все, чтобы снова дышать полной грудью.

— Я никогда не чувствовала себя обделенной, — возразила Мери.

— Я тоже, — ответила Элисса, — пока не забеременела. Внутри меня теплилась жизнь, за которую я была в ответе. Все, что я ела, все, что я делала, отражалось на ней. Я так долго ждала, что боялась потерять дитя, подобно многим женщинам моих лет.

— Вы не такая уж старая!

Элисса лишь улыбнулась:

— Я чувствовала, как внутри меня бьется сердце Марьи, и мое сердце билось с ним в унисон. Я никогда не испытывала ничего подобного. Теперь, когда малышка родилась, я боюсь, что это больше не повторится. Я отчаянно цепляюсь за дочь, но наша связь уже не станет прежней.

— Но при чем тут Арлен?

— Мне кажется, вестники испытывают то же самое, когда путешествуют. Рискуя жизнью, Раген научился ценить ее, и инстинкт не позволит ему умереть. Арлен — иное дело. Мери, подземники отняли у него все, и он винит себя. Думаю, в глубине души он себя ненавидит. Он винит подземников в том, что испытывает подобные чувства, и может обрести покой лишь в противостоянии с ними.

— Ах, Арлен, — прошептала Мери со слезами на глазах.

Элисса коснулась ее щеки:

— Но он любит тебя. Я вижу это, когда он говорит о тебе. Иногда мне кажется, что любовь помогает ему забыть о ненависти к себе.

— Как вы справились, мать? Как прожили столько лет замужем за вестником?

Элисса вздохнула:

— Раген добрый и сильный, и я знала, что встретить такого мужчину — большая удача. Я никогда не сомневалась, что он любит меня и вернется. А главное — даже краткие встречи стоили долгой разлуки.

Элисса крепко обняла Мери.

— Покажи Арлену, что ему есть ради чего возвращаться, Мери, и рано или поздно он поймет, как драгоценна жизнь.

— Я не хочу, чтобы он уезжал, — тихо сказала Мери.

— Я знаю. И я не хочу. Но если он уедет, я не стану любить его меньше.

— Я тоже, — вздохнула Мери.

* * *

Утром Джайк отправился на мельницу и обнаружил у порога Арлена с оружием и конем — гнедым жеребцом по кличке Утренний Ветер.

— Куда-то собрался? — спросил Джайк. — В Харденс-Гроув?

— Дальше, — ответил Арлен. — Гильдия поручила мне доставить сообщение в Лактон.

— Лактон? — ахнул Джайк. — Это же несколько недель пути!

— Хочешь отправиться со мной?

— Что?

— В качестве моего жонглера.

— Арлен, я не готов…

— Коб говорит, опыт — лучший учитель, — перебил Арлен. — Поехали, будем учиться вместе! Или ты хочешь до старости работать на мельнице?

Джайк опустил взгляд на булыжную мостовую:

— На мельнице не так уж и плохо. — Он переступил с ноги на ногу.

Арлен посмотрел на него и кивнул:

— Береги себя, Джайк.

Он вскочил в седло Утреннего Ветра.

— Когда ты вернешься? — спросил Джайк.

Арлен пожал плечами:

— Не знаю. — Он не сводил взгляда с городских ворот. — Может, и никогда.

* * *

Элисса и Мери отправились в особняк ждать возвращения Арлена.

— Не уступай слишком легко, — наставляла Элисса по пути. — Оставь в рукаве пару козырей. Он должен бороться за тебя, иначе никогда не поймет, как ты ему дорога.

— А он поймет?

— Обязательно, — улыбнулась Элисса.

— Ты видела сегодня Арлена? — спросила Элисса служанку, когда они вошли в особняк.

— Да, мать. Пару часов назад. Посидел немного с Марьей, взял сумку и ушел.

— Сумку? — переспросила Элисса.

Маргрит пожала плечами:

— Наверное, в Харденс-Гроув отправился.

Элисса кивнула. Вполне естественно, что Арлен решил уехать из города на пару дней.

— Он вернется в лучшем случае завтра, — сказала она Мери. — Хочешь посмотреть на мою малышку перед уходом?

Они поднялись наверх. Элисса, воркуя, направилась к колыбели. Ей не терпелось прижать дочь к груди, но она застыла как вкопанная, увидев под ребенком краешек сложенного листа бумаги.

Дрожащими руками Элисса взяла обрывок пергамента и вслух прочла:

— Нет! — Мери развернулась и вылетела из комнаты.

— Раген! — крикнула Элисса. — Раген!

Муж примчался на зов и прочел записку, печально качая головой.

— Вечно он пытается убежать от своих проблем, — пробормотал он.

— И?

— Что?

— Немедленно отправляйся за ним! Верни его!

Раген сурово посмотрел на жену и вскоре одержал победу в безмолвном споре. Элисса опустила глаза.

— Слишком рано, — прошептала она. — Не мог подождать еще день!

Элисса заплакала. Раген обнял жену.

* * *

— Арлен! — кричала на бегу Мери.

С нее слетело всякое притворное спокойствие, она больше не пыталась казаться сильной; не хотела, чтобы Арлен боролся за нее. Она мечтала об одном — догнать его и сказать, что любит его и будет любить, как бы он ни поступил.

Она добралась до городских ворот за рекордное время, задыхаясь от усилий, но все равно опоздала. Стражники сказали, что Арлен выехал из города несколько часов назад.

В глубине души Мери знала, что он не вернется. Придется отправиться следом. Она умеет ездить верхом. Можно одолжить у Рагена лошадь и пуститься в погоню. Первую ночь он, несомненно, проведет в Харденс-Гроув. Она нагонит его, если поспешит.

Она помчалась обратно в особняк, страх потерять Арлена придал ей сил.

— Он уехал! — крикнула она Элиссе и Рагену. — Мне нужна лошадь!

Раген покачал головой:

— Уже за полдень. Ты не успеешь. Ночь застигнет тебя на полпути, и подземники разорвут тебя в клочья.

— Плевать! — крикнула Мери. — Я должна попытаться!

Она бросилась к конюшням, но Раген перехватил ее. Она плакала и брыкалась, но он был неумолим и держал ее крепко.

Внезапно Мери поняла, почему Арлен называл Милн темницей. И осознала, каково чувствовать себя обделенной.

* * *

Коб нашел коротенькую записку только под вечер в гроссбухе на своем столе. Арлен извинился, что оставил мастера до семилетнего срока, и выразил надежду, что Коб его поймет.

Коб несколько раз перечитал письмо, запоминая каждое слово и читая между строк.

— Создатель праведный, Арлен! Разумеется, я пойму.

Он заплакал.

Глава 17. Руины. 328 п. в

«Арлен, что ты творишь?» — спросил он себя. Свет факела призывно мерцал на каменных ступенях, уходивших во тьму. Солнце стояло над самым горизонтом, и до лагеря было не так уж и близко, но лестница необъяснимо манила Арлена.

Коб и Раген предупреждали об этом. Некоторые вестники не могут устоять перед соблазном отыскать сокровища в руинах и идут на риск. Бессмысленный риск. Арлен знал, что рискует, но соблазн исследовать «забытые точки на карте», как выразился рачитель Роннелл, был слишком велик. Деньги, вырученные за доставку почты, уходили на подобные прогулки, и он порой оказывался в нескольких днях пути от ближайшей дороги. Но сколько Арлен ни старался, он находил лишь мусор.

Он вспомнил груду книг древнего мира, которые рассыпались в прах, когда он попытался взять их в руки. Вспомнил ржавый клинок, которым порезался. Рана воспалилась и горела огнем. Вспомнил обрушившийся винный погреб. Арлен выбрался из развалин только через три дня и не достал ни единой бутылки. Охота за сокровищами не окупалась и однажды наверняка его прикончит.

«Иди в лагерь, — мысленно приказал он себе. — Перекуси. Проверь метки. Отдохни».

— Чтоб тебя подземники взяли, — обругал себя Арлен и ступил на лестницу.

Несмотря на отвращение к себе, Арлен задыхался от волнения. Ни в одном Свободном городе он не чувствовал себя таким живым и вольным. Именно поэтому он стал вестником.

Он спустился по лестнице, утер потный лоб рукавом и глотнул воды из бурдюка. Было невыносимо жарко — невозможно представить, что после заката все вокруг схватит ледяным холодом.

Арлен шел по песчаному коридору. В свете факела на выложенных камнем стенах плясали тени, похожие на демонов. «Существуют ли теневые демоны? — задумался он. — С моим везением — вполне возможно». Арлен вздохнул. В мире еще столько неизвестного!

Последние три года он старательно учился и впитывал как губка знания других культур и методы борьбы с подземниками. В энджирском лесу он много недель изучал лесных демонов. В Лактоне узнал, какие бывают лодки, кроме лодчонок на пару человек, известных в Тиббетс-Бруке, и заплатил за свой интерес к водяным демонам вздутым шрамом на руке. Ему повезло, он смог упереться и вытащить подземника за щупальце из воды. На воздухе чудовище едва не задохнулось, отпустило добычу и нырнуло обратно в озеро. Арлен провел в Лактоне несколько месяцев, изучая водяные метки.

Форт Райзон оказался похож на Тиббетс-Брук — не столько город, сколько кучка разрозненных ферм, жители которых помогали друг другу справиться с неизбежными потерями из-за прорвавшихся за меченые столбы подземников.

Но больше всего Арлену полюбился Форт Красия, Копье Пустыни. Красия с ее жалящим ветром, нестерпимой жарой и полчищами песчаных демонов, которые по ночам восставали из барханов.

Красия, где война не прекращалась.

Мужчины Форта Красия не впадали в отчаяние. По ночам они запирали жен и детей, брали копья и сети и сражались с подземниками. Их оружие, как и оружие Арлена, не могло пробить толстые шкуры подземников. Красийцы загоняли демонов в меченые ловушки, и на рассвете пустынное солнце обращало чудовищ в пепел. Решимость красийцев вдохновляла.

Но чем больше Арлен узнавал, тем больше жаждал знаний. Каждый город научил его чему-то такому, чего не знали в других. На его вопросы должны быть ответы.

И вот очередные руины, наполовину засыпанные песком и всеми забытые, отмеченные только на пожелтевшей от времени красийской карте. Сотни лет нога человека не ступала в Анох-Сан. Его стены обрушились; ветер и песок стерли город с лица земли, но нижние уровни сохранились.

Арлен завернул за угол, и у него перехватило дыхание. В тусклом мерцающем свете он разглядел каменные колонны по обе стороны коридора, сплошь изрезанные символами. Метками.

Юноша осмотрел их в свете факела. Старые. Древние. От них так и веяло затхлостью, грузом столетий. Арлен достал из сумки бумагу и уголь, скопировал рисунки притиранием, с трудом сглотнул и пошел дальше, попирая пыль веков.

Он подошел к каменной двери в конце коридора. Она была расписана облупленными метками, иные из которых Арлен узнал. Он достал тетрадь, скопировал метки, которые еще можно было разобрать, и обратил внимание на дверь.

Это была скорее плита, а не дверь, и Арлен вскоре понял, что ее удерживает на месте только собственный вес. Он просунул металлический наконечник копья между плитой и стеной и надавил, используя древко в качестве рычага. Наконечник отлетел.

— Ночь! — выругался Арлен.

В такой дали от Милна металл был вещью редкой и дорогой. Не желая сдаваться, юноша достал из мешка молоток и стамеску и набросился на стену. Песчаник крошился легко, и вскоре Арлен проделал углубление, достаточное, чтобы протолкнуть древко копья в пустоту за плитой. Копье было толстым и крепким, и на этот раз он налег на рычаг всем весом. Тяжелая плита дрогнула, но все же древко грозило сломаться, прежде чем она сдвинется с места.

Арлен поддел стамеской каменные плиты у основания двери и проделал глубокую борозду. Если получится сдвинуть плиту хотя бы немного, то дальше она поедет по инерции.

Он снова навалился на копье. Плита устояла, но Арлен не сдавался, скрипя зубами от усилий. Наконец глыбина с грохотом рухнула на землю, открыв в стене узкую щель, в которой клубилась пыль.

Арлен вошел в комнату. По-видимому, погребальная камера. Воздух в ней был затхлым от времени, но из коридора уже тянуло сквозняком. Арлен поднял факел и увидел на стенах яркие стилизованные фигурки — изображения бесчисленных битв людей и демонов.

И люди, похоже, побеждали.

Посреди комнаты стоял обсидиановый саркофаг, грубо высеченный в форме человека с копьем в руках. Арлен приблизился и различил вырезанные на нем метки. Он коснулся их и осознал, что у него дрожат руки.

Арлен помнил, что солнце вот-вот сядет, но не оторвался бы от саркофага, даже если бы на него накинулись все демоны Недр. Он глубоко вдохнул, подошел к изголовью и со всей силы надавил на крышку, чтобы та соскользнула на землю, не расколовшись. Надо было сперва скопировать метки, но тогда пришлось бы дождаться утра, а ждать он не мог.

Тяжелая каменная крышка медленно сдвинулась. Лицо Арлена покраснело от напряжения, мускулы вздулись. Он уперся ногой в стену и надавил изо всех сил со стоном, который эхом разнесся по коридору. Крышка соскользнула и грохнулась на землю. Арлен уставился на содержимое огромного саркофага, не обращая на нее внимания. Завернутое в саван тело казалось почти не тронутым тлением, но привлекло его не оно. Арлен видел лишь то, что сжимали перебинтованные руки. Металлическое копье.

Благоговейно высвободив оружие из цепкой хватки мертвеца, Арлен восхитился его легкостью. Копье было семи футов длиной, диаметр древка — больше дюйма. Наконечник ничуть не затупился за долгие годы. Металл был незнакомым, но Арлен мгновенно забыл об этом, заметив кое-что другое.

Копье было меченым. По его серебристой поверхности вилась искусная гравировка, неподвластная современным мастерам. Арлен никогда не видел подобных меток.

Арлен одновременно осознал важность своей находки и грозившую ему опасность. Наверху садилось солнце. Неважно, что было найдено, если он умрет, не успев принести это людям.

Схватив факел, Арлен вылетел из погребальной камеры и помчался по проходу, перепрыгивая через две ступеньки за раз. Он бежал по лабиринту коридоров, повинуясь инстинкту и моля Создателя направить его в нужную сторону.

Наконец впереди показались пыльные, полузасыпанные песком улицы, но сквозь проем не падал ни один лучик света. Подбежав к выходу, Арлен увидел, что закатные краски еще не поблекли. Солнце только что село. До лагеря осталось всего несколько минут бега, и подземники едва начали восставать.

Не тратя время на размышления, Арлен бросил факел и выскочил из здания. Взметая песок, он принялся лавировать меж поднимавшихся песчаных демонов.

Они, двоюродные братья скальных, были мельче и проворнее, но все же обладали внушительной силой и крепкой броней. Их заостренные грязно-желтые чешуйки, отличные от крупной темно-серой чешуи старших собратьев, почти сливались с песком, и бегали песчаные демоны на четвереньках, а не горбились на задних лапах.

Но морды у них были похожи: зубы в несколько рядов, точно рыло; далеко разнесенные ноздри под большими глазами, лишенными век. Толстые надбровные дуги изгибались вверх и назад и пробивались сквозь чешую острыми рогами. Непрерывно двигая бровями, твари сгущались на месте вечно живого песка.

Песчаные демоны были еще страшнее своих старших собратьев, поскольку охотились стаями. Они набросятся на него скопом и разорвут в клочья.

Забыв о своем невероятном открытии, с колотящимся сердцем Арлен мчался по руинам во весь опор. Он перепрыгивал через упавшие колонны и крошившийся камень; нырял то вправо, то влево между сгущавшимися подземниками.

Демонам нужно время, чтобы прийти в себя на поверхности, и Арлен в полной мере воспользовался этим на пути к спасительному кругу. Одного демона он сбил пинком под колени, на другого ринулся в лоб и свернул лишь в последний момент. Когти подземника рассекли воздух.

Завидев круг, Арлен помчался еще быстрее, но на пути обозначился демон, и обойти его было нельзя. Тварь достигала четырех футов ростом и уже оправилась от замешательства. Демон прижимался к земле прямо перед Арленом и с ненавистью шипел.

Спасение было так близко — до круга оставалось всего несколько футов. Единственный шанс — сбить низкорослого демона с ног и ускользнуть от его смертоносных когтей.

Арлен налетел на подземника, инстинктивно выставив свое новое копье. Удар, вспышка! Арлен рухнул на землю, вскочил в фонтане песка и помчался дальше, не смея обернуться. Он ворвался в круг и оказался в безопасности.

Задыхаясь, Арлен взглянул на обступивших его песчаных демонов. Уродливые силуэты выделялись на фоне пустынных сумерек. Твари шипели и царапали метки в ослепительных вспышках магии.

В неверном свете Арлен разглядел демона, на которого налетел. Тот медленно полз прочь от Арлена и своих товарищей. За ним тянулся по песку чернильный след.

Глаза Арлена широко распахнулись. Он медленно опустил взгляд на копье, которое до сих пор сжимал в руках.

Наконечник был вымазан ихором[4] демона.

Подавив желание расхохотаться, Арлен вновь взглянул на раненого демона. Его товарищи один за другим переставали бросаться на метки и принюхивались. Они поворачивались, глядели на ихоровый след, затем на раненого демона.

Стая с визгом набросилась на собрата и разорвала его в клочья.

* * *

Холод пустынной ночи в конце концов вынудил Арлена отвести взгляд от металлического копья. Он разложил костер, когда встал лагерем, и сейчас высек искру и развел огонь, чтобы согреться и приготовить ужин. Стреноженный Утренний Ветер лежал под попоной в отдельном круге. Арлен вычистил и накормил коня, прежде чем отправиться исследовать руины.

Как и каждую ночь за последние три года, вскоре после восхода луны появился Однорукий. Демон проскакал по барханам, распугал мелких подземников и встал перед самым кругом. Арлен, как обычно, зааплодировал. Подземник с ненавистью взревел в ответ.

Покинув Милн, Арлен боялся, что не сможет спать, пока Однорукий колотится о метки, но вскоре привык. Охранный круг ни разу не подвел, и Арлен тщательно ухаживал за ним, покрывал плашки свежим лаком, чинил веревку.

И все же он ненавидел демона. За прошедшие годы Арлен, в отличие от стражников на стене Форта Милн, не проникся к нему симпатией. Подобно тому как Однорукий помнил, кто его искалечил, Арлен помнил, кто оставил уродливые шрамы у него на спине и едва не лишил жизни. Он также помнил девятерых метчиков, тридцать семь стражников, двоих вестников, трех травниц и восемнадцать горожан, погибших из-за Однорукого. Арлен смотрел на демона и рассеянно поглаживал свое новое копье. Что, если ударить? Копье ранило песчаного демона. Подействуют ли метки на скального?

Он с трудом боролся с желанием выскочить из круга и проверить.

* * *

Арлен почти не спал, но когда солнце загнало демонов обратно в Недра, его сморил сон, и он проснулся в прекрасном расположении духа. После завтрака он достал тетрадь и осмотрел копье, скрупулезно копируя метку за меткой и изучая узоры на древке и наконечнике.

Когда он закончил, солнце стояло уже высоко. Он взял новый факел и спустился в катакомбы, чтобы снять отпечатки меток, вырезанных в камне. Под землей нашлись и другие гробницы, и Арлену хотелось отбросить здравый смысл и исследовать их все до единой. Но если он задержится еще хотя бы на день, то у него закончатся припасы, прежде чем он вернется в Рассветный оазис. Он рискнул предположить, что в руинах Анох-Сана найдется источник, и не ошибся, но растительность здесь была скудной и несъедобной.

Арлен вздохнул. Руины простояли столетия. Они подождут, пока он вернется, желательно во главе отряда красийских метчиков.

Когда он вышел из подземелий, солнце клонилось к закату. Арлен выгулял и накормил Утреннего Ветра и приготовил поесть, погруженный в раздумья.

Несомненно, красийцы потребуют доказательств того, что копье способно убить демона. Они воины, а не искатели сокровищ и не отправят в поход ни одного здорового мужчину без веских причин.

Доказательства, подумал он. Что ж, вполне справедливо.

Едва ли за час до заката Арлен начал готовить лагерь. Он заново стреножил коня и проверил его переносной круг. Привычно разложил свой, десятифутовый, затем достал из сумок меченые камни и принялся раскладывать их сорокафутовым внешним кругом. Он оставил между метками промежутки чуть шире обычного и аккуратно выровнял камни. В седельных сумках нашелся третий переносной круг — у Арлена всегда был при себе запасной. Его он разложил у края внешнего.

Закончив, Арлен опустился на колени в центральном круге, положил рядом копье и глубоко вдохнул, чтобы очистить разум от посторонних забот. Он не смотрел, как садится солнце, как мерцает на горизонте песок и сгущается мрак.

Проворные песчаные демоны поднялись первыми, и Арлен услышал, как затрещали и заискрились под их напором наружные метки. Через несколько мгновений раздался рев Однорукого. Скальный демон расшвырял с пути мелких собратьев и приблизился к внешнему кругу. Не обращая внимания на старого врага, Арлен спокойно дышал с закрытыми глазами. Его равнодушие разозлило демона еще больше, и он с разгона бросился на метки.

Вспышка магии была видна даже сквозь закрытые веки, но продолжения атаки не последовало. Арлен открыл глаза и увидел, что Однорукий с любопытством наклонил голову. Юноша холодно улыбнулся.

Однорукий снова бросился на метки и снова остановился. На этот раз демон пронзительно крикнул, поудобнее расставил ноги и ткнул круг здоровой лапой с растопыренными когтями. Подземник подался вперед, словно продавливая стеклянную стену; он удвоил и утроил усилия, вереща от боли. Паутина колючей магии разбегалась от его когтей и заметно прогибалась.

Со скрежетом, от которого заледенел даже Арлен, скальный демон согнул бронированные лапы, протиснулся через охранную сеть и рухнул во внутренний круг. Стреноженный Утренний Ветер заржал и забился.

Однорукий встал, и Арлен тоже, их взгляды скрестились. Песчаные демоны отчаянно пытались повторить маневр скального, но Арлен тщательно выверил расстояние между мечеными камнями, и мелкие подземники были не в силах прорваться. Твари наблюдали за противостоянием в круге и верещали от досады.

Арлен вырос с первой встречи с Одноруким, но чувствовал себя таким же крошечным, как в ту ужасную ночь. Скальный демон был в два с лишним раза выше человеческого роста — больше пятнадцати футов от когтистых лап до кончиков рогов. Арлену пришлось запрокинуть голову, чтобы заглянуть подземнику в глаза. Демон пристально смотрел на него.

Однорукий разинул пасть, обнажив несколько рядов бритвенно-острых зубов, с которых стекала слюна. Демон насмешливо пошевелил похожими на кинжалы когтями, выгнул грудь, покрытую черным панцирем, неуязвимым для любого известного оружия, и хлестнул шипастым хвостом, удар которого мог свалить лошадь наповал. Опаленное сетью тело чудовища дымилось, но подземник, казалось, стал лишь опаснее — великан, обезумевший от боли.

Арлен крепче сжал металлическое копье и вышел из круга.

Глава 18. Обряд перехода. 328 п. в

Однорукий огласил ревом ночь: его месть наконец была близка. Арлен невольно задышал глубже, чтобы унять бешеное сердцебиение. Даже если магия копья способна навредить демону, на что можно только надеяться, то ее недостаточно, чтобы одержать верх. Арлену понадобится вся его сообразительность, все его навыки.

Вестник медленно расставил ноги в боевой стойке. Песок задержит его, но задержит и Однорукого. Арлен смотрел в глаза демону и не шевелился, пока подземник наслаждался предвкушением. Однорукому было намного легче дотянуться до него, чем ему — до Однорукого, даже с копьем. Пусть тварь подойдет ближе.

Арлену показалось, что он всю жизнь шел к этому моменту, сам того не подозревая. Он не знал, готов ли к испытанию, но Однорукий преследовал его десять с лишним лет, и юноша был больше не в силах терпеть. Еще не поздно отступить в охранный круг, где скальный демон его не достанет. Но Арлен решительно отошел от круга, принимая бой.

Однорукий наблюдал за его маневрами. В горле подземника заклокотал низкий рык. Хвост задергался быстрее, и Арлен понял, что демон готовится ударить.

Тот с ревом бросился вперед, полосуя воздух растопыренными когтями. Арлен поднырнул под удар и оказался вне досягаемости. Он пробежал между лапами подземника, вонзил копье ему в хвост и откатился в сторону. Хвала Создателю — удар высек магическую вспышку, и демон заревел, когда оружие пробило его броню и ужалило плоть.

Арлен ожидал, что демон хлестнет хвостом в ответ, но тварь оказалась проворнее, чем он думал. Вестник бросился на землю, и шипастый хвост пронесся мимо всего в нескольких дюймах от его головы. Арлен мигом вскочил, но Однорукий уже разворачивался, воспользовавшись силой инерции. Несмотря на огромные размеры, подземник был ловок и скор.

Однорукий ударил снова, и Арлен не успел уклониться. Он попытался отбить удар древком копья, хотя знал, что демон слишком силен и даже не ощутит помехи. Напрасно он поддался чувствам и вступил в противоборство слишком рано! Арлен выбранил себя за глупость.

Когти демона коснулись металла, и метки, выгравированные на древке копья, вспыхнули. Арлен почти не ощутил удара, но Однорукий отлетел, словно от меченого круга. Демон покатился по земле, но тут же вскочил, целый и невредимый.

Арлен усилием воли стряхнул оцепенение. Подарок судьбы есть подарок судьбы, и им надо воспользоваться. Однорукий яростно набросился на юношу, полный решимости преодолеть загадочную новую преграду.

Арлен побежал, взметая песок. Он перепрыгнул через поваленную толстую каменную колонну, укрылся за ней и приготовился метнуться влево или вправо — смотря куда бросится демон.

Однорукий со всей силы ударил колонну и расколол ее пополам, а ведь она была диаметром почти четыре фута! Одну из половин он отшвырнул в сторону взмахом бугрившейся мышцами лапы. Столь откровенная демонстрация силы была поистине устрашающей, и Арлен бросился к кругу, чтобы перевести дыхание.

Демон ожидал подобной реакции, согнул ноги, взмыл в воздух и приземлился между Арленом и убежищем.

Юноша остановился как вкопанный, и Однорукий победно завопил. Он испытал мужество Арлена и нашел его недостаточным. Подземник решительно двинулся на противника, не опасаясь кусачего копья. Вестник отступил нарочито медленно, чтобы не спровоцировать чудовище резким движением. Он подошел к внешним меченым камням, насколько было возможно, чтобы не попасть в лапы песчаных демонов, наблюдавших за схваткой.

Однорукий увидел, что загнал его в безвыходное положение, и громогласно заревел, вселяя ужас. Арлен пошире расставил ноги и слегка присел. Он не стал поднимать копье, чтобы блокировать удар, а отвел его назад, готовясь напасть.

Кулак скального демона мог раздробить череп льву, но так и не достиг цели. Арлен позволил демону загнать себя в запасной переносной круг, незаметный на песке. Метки вспыхнули, обратив силу демона против него самого, а вестник немедленно прыгнул вперед и всадил демону в брюхо свое меченое копье.

Вопль Однорукого раскатился в ночи — оглушительный, жуткий. Ушам Арлена он показался музыкой. Юноша попытался выдернуть копье, но оружие застряло в толстом черном панцире скального демона. Арлен дернул еще раз, и это едва не стоило ему жизни. Однорукий встрепенулся и мазнул его лапой, глубоко вонзив когти в плечо и грудь.

Арлен покатился прочь, но сумел забраться в запасной круг и скорчиться под защитой меток. Он зажимал рану рукой, глядя, как шатается огромный скальный демон. Однорукий вновь и вновь пытался уцепить и выдернуть копье, но метки на древке мешали. К тому же магия продолжала действовать, искрила в ране и пробегала по телу демона смертоносными волнами.

Арлен позволил себе слегка улыбнуться, когда Однорукий рухнул на землю и забился. Демон постепенно затихал, и внутри Арлена росла пустота. Он множество раз мечтал об этом мгновении: что он почувствует, что скажет. Но все вышло не так, как он воображал. Вместо ликования на него навалились подавленность и чувство потери.

class="book">— Это за тебя, мама, — прошептал он, когда гигантский демон замер.

Арлен попытался представить мать, отчаянно мечтая о ее одобрении, и с ужасом и стыдом обнаружил, что не помнит ее лица. Он завопил, чувствуя себя крошечным и жалким в свете звезд.

Арлен обошел демона по широкой дуге и вернулся к своим припасам, чтобы перевязать рану. Швы вышли кривыми, но зато края раны не разойдутся. Припарка из свиного корня ожгла огнем, а значит, подоспела вовремя. Рана уже воспалилась.

Той ночью Арлену не спалось. Даже если бы он смог уснуть, несмотря на боль от ран и сердечную муку, заканчивалась целая глава его жизни, и юноша был полон решимости дочитать ее до конца.

Солнце поднялось над барханами и стремительно залило лагерь светом, как бывает только в пустыне. Песчаные демоны бежали еще при первых признаках рассвета. Поморщившись, Арлен поднялся, вышел из круга и встал над Одноруким, чтобы забрать свое копье.

Под лучами солнца черный панцирь задымился, заискрил и вспыхнул. Вскоре тело демона превратилось в погребальный костер. Арлен зачарованно смотрел на пламя. Скальный демон обратился в пепел, развеянный утренним ветром, и юноша узрел надежду для рода человеческого.

Глава 19. Первый боец Красии. 328 п. в

Пустынная дорога была не настоящей дорогой, но лишь вереницей древних вех, зазубренных и поцарапанных или наполовину засыпанных песком, которые помогали не сбиться с пути. Кругом был не только песок, как рассказывал Раген, хотя его хватало, чтобы бродить много дней и не видеть ничего другого. На окраинах пустыни на сотни миль простирались спекшиеся пыльные равнины. Жалкие клочки мертвых растений цеплялись за потрескавшуюся глину, слишком сухие, чтобы сгнить. Не считая теней барханов на море песка, укрыться от палящего солнца было негде, и Арлен не мог поверить, что то же светило струит свои ледяные лучи на Милн. Ветер дул непрестанно, и юноше приходилось закрывать лицо, чтобы не дышать песком. В горле першило от сухости.

По ночам было еще хуже: земля остывала, едва солнце садилось за горизонт, открывая путь демонам.

Но даже в пустыне была жизнь. Змеи и ящерицы охотились за мелкими грызунами. Птицы-падальщики искали трупы животных, растерзанных подземниками или заблудившихся в пустыне. Арлену было известно о двух крупных оазисах, где было много воды и в изобилии росли съедобные растения, а также о нескольких мелких, где струйки воды, сочившейся из камня, или лужицы шириной не более шага хватало для горстки чахлых растений и пары зверьков. Юноша видел, как пустынные обитатели зарываются по ночам в землю, чтобы сберечь крохи тепла и спрятаться от демонов, рыщущих в песках.

Скальных демонов в пустыне не водилось — им не хватило бы добычи. Огненных тоже — здесь нечему было гореть. Лесным демонам нужно было сливаться с корой, карабкаться по ветвям. Водяные демоны не могли плавать в песке, воздушным некуда было взгромоздиться. Дюнами и пустынными равнинами безраздельно владели песчаные демоны, но даже они редко забредали вглубь пустыни и больше жались к оазисам. Впрочем, на свет костра они сбегались за много миль.

Даже самые отважные вестники редко осмеливались проделать путь из Форта Райзон в Красию, занимавший пять недель, и больше половины из них — по пустыне. Северные купцы предлагали огромные деньги за красийские шелка и специи, но лишь самые отчаянные — или безумные — соглашались за ними отправиться.

Арлен же наслаждался покоем. В самое жаркое время дня он дремал в седле, предусмотрительно завернувшись в просторное белое полотно. Он часто поил коня и по ночам расстилал под переносными кругами просмоленную ткань, чтобы метки не занесло песком. Ему хотелось наброситься на вившихся вокруг песчаных демонов, но из-за раны его хватка ослабела, и он знал, что если у него вырвут копье, то обычный ветер занесет волшебное оружие песком, укрыв его надежнее, чем в подземной гробнице.

Несмотря на крики песчаных демонов, Арлен, привыкший к оглушительному реву Однорукого, наслаждался тишиной. Никто не спал под открытым небом так безмятежно, как он.

Впервые в жизни Арлен понял, что может стать не просто знаменитым мальчиком на побегушках. Он всегда знал, что быть вестником ему мало; его призвание — сражаться. Но теперь он осознал, что и это не все. Его миссия — поднимать на битву других.

Он был уверен, что может скопировать меченое копье, и уже прикидывал, как приспособить боевые метки для другого оружия: стрел, шестов, камней… вариантов были тысячи.

Из всех мест, где он побывал, одни красийцы не желали жить в страхе перед подземниками, и потому Арлен глубоко уважал их. Никто иной не достоин подобного дара больше красийцев. Он покажет им копье, и они снабдят его всем необходимым, чтобы создать для них оружие и изменить ход еженощной войны.

Арлен увидел оазис и забыл обо всем. Песок может отразить небесную синеву, вынудив свернуть с дороги на поиски несуществующей воды, но конь прибавил ходу, и Арлен понял, что перед ним не мираж. Утренний Ветер безошибочно чуял воду.

Вода у них вышла еще вчера, и когда они добрались до небольшого озерца, и Арлен, и его конь изнемогали от жажды. Они одновременно припали к прохладной воде.

Когда они напились, Арлен наполнил бурдюки и поставил их в тени валунов из песчаника, безмолвных стражей оазиса. Юноша осмотрел метки, вырезанные в камне, и убедился, что они целы, хотя и несколько затерты. Ветер непрестанно нес песок и сглаживал края меток. Арлен достал резец и углубил и заострил метки охранной сети.

Пока Утренний Ветер щипал жесткую траву и листья чахлых кустов, Арлен срывал финики, инжир и другие фрукты с деревьев оазиса. Он поел, а остальное оставил сушиться на солнце.

Оазис питала подземная река, и в незапамятные времена люди разрыли песок и пробились сквозь камень к проточной воде. Арлен спустился по каменной лестнице в прохладную подземную камеру, где хранились сети, и бросил их в воду. Обратно он поднялся с неплохим уловом. Он отложил себе пару рыбешек, а остальные почистил, посолил и положил сушиться рядом с фруктами.

Взяв вилы из запасов оазиса, Арлен поискал среди камней и наконец заметил на песке предательские борозды. Вскоре он наколол на вилы змею, схватил за хвост и хлестнул ею, словно плетью, чтобы добить. Скорее всего, где-то поблизости кладка яиц, но Арлен не стал их искать. Недостойно разорять оазис сверх необходимого. Он отложил себе часть змеи, а остальное положил сушиться.

Из ниши, вырезанной в одном из валунов и покрытой знаками множества вестников, Арлен достал запас жестких сушеных фруктов, рыбы и мяса, оставленных предыдущим путником, и набил седельные сумки. Когда его добыча высохнет, он пополнит запасы для следующего вестника.

Пересечь пустыню, не побывав в Рассветном оазисе, невозможно. Это единственный источник воды больше чем на сотню миль, притягивающий путников, куда бы они ни направлялись. В основном вестников, а значит, и метчиков. За долгие годы их узкий круг оставил на песчанике множество следов. На камне виднелись десятки имен; одни были просто нацарапаны, другие — исполнены каллиграфически. Многие вестники начертали не только свои имена, но и перечислили города, в которых побывали, или указали, сколько раз посетили Рассветный оазис.

К своему одиннадцатому путешествию Арлен давно закончил вырезать на камне свое имя и список посещенных городов и деревушек, но он без устали исследовал мир и всегда добавлял что-то новое. Медленно и благоговейно, красивыми буквами с завитушками Арлен занес «Анох-Сан» в свой список руин. Никто другой не указал затерянный город рядом со своим именем, и сердце юноши исполнилось гордости.

На следующий день Арлен продолжил пополнять запасы оазиса. Среди вестников считалось делом чести оставить в оазисе больше, чем взять, на тот случай, если однажды один из них добредет до укрытия, страдая от ран или солнечного удара и не сможет позаботиться о себе.

Ночью он написал письмо Кобу. В его седельной сумке лежало множество неотправленных писем. Он никак не мог подобрать слова, чтобы извиниться за то, что нарушил свой долг, но подобную новость нельзя хранить при себе. Арлен тщательно срисовал метки с наконечника копья, зная, что вскоре они станут достоянием всех метчиков Милна.

С первыми лучами солнца он выехал из оазиса на юго-запад. Пять дней он не видел ничего, кроме желтых барханов и песчаных демонов, но утром шестого перед ним открылся в оправе гор Форт Красия, Копье Пустыни.

Издали город казался еще одним барханом, стены из песчаника сливались с пустыней. Красия была построена вокруг оазиса намного большего, нежели Рассветный, и питавшегося, если верить старинным картам, той же великой подземной рекой. Под солнцем гордо высились меченые стены — не столько расписные, сколько резные. Высоко над городом реяло знамя Красии — перекрещенные копья на фоне восходящего солнца.

На стражниках у ворот были черные одеяния даль’шарумов, красийской касты воинов. Их лица были закрыты от безжалостного песка покрывалами. Не столь высокие, как милнцы, красийцы были все же на голову выше большинства энджирцев и лактонцев, жилистые и мускулистые. Арлен кивнул стражникам, проезжая.

Стражники подняли копья в ответ. Среди красийских мужчин это было самым малым знаком уважения, но Арлену пришлось потрудиться, чтобы его заслужить. В Красии мужчин судили по количеству шрамов и убитых алагаев — подземников. Чужаки, или чины, как называли их красийцы, даже вестники, считались трусами, отказавшимися от борьбы, и не заслуживали ни малейшего уважения даль’шарумов. Слово «чин» считалось оскорблением.

Но Арлен поразил красийцев, пожелав сражаться вместе с ними, и после того, как он научил местных воинов новым меткам и помог убить множество подземников, его прозвали Пар’чином, то есть Храбрым чужаком. Его никогда не сочтут ровней, но даль’шарумы перестали плевать ему под ноги, и он даже завел несколько верных друзей.

Арлен въехал через ворота в Лабиринт, широкий двор перед внутренним городом, полный стен, рвов и ям. По ночам, укрыв жен и детей за внутренними стенами, даль’шарумы отправлялись на алагай’шарак, священную войну с демонами. Они заманивали подземников в Лабиринт, нападали из засады и загоняли их в меченые ямы ждать солнца. Жертв было немало, но красийцы верили, что гибель на алагай’шарак гарантировала место рядом с Эверамом, Создателем, и охотно вступали в смертельно опасный Лабиринт.

«Скоро, — подумал Арлен, — здесь будут умирать только демоны».

Сразу за главными воротами раскинулся Великий базар, где купцы торговали с сотен груженых телег и в воздухе стоял густой аромат жгучих красийских пряностей, благовоний и экзотических духов. Ковры, рулоны тонких тканей и прекрасная расписная глиняная посуда соседствовали с горами фруктов и блеющими овцами. На базаре было шумно и многолюдно, продавцы и покупатели громогласно торговались.

На всех прочих рынках, которые видел Арлен, было полно мужчин, но на Великом базаре Красии встречались сплошь женщины, закутанные с головы до ног в плотную черную ткань. Они толклись, покупали и продавали, оживленно пререкались и крайне неохотно расставались с потертыми золотыми монетами.

На базаре бойко торговали золотом и яркими тканями, но Арлен никогда не видел, чтобы их надевали. Мужчины рассказали ему, что женщины носят украшения под черными покрывалами, но наверняка об этом знали только их мужья.

Почти все красийские мужчины старше шестнадцати лет были воинами. Немногие становились «дама» — праведниками и правителями Красии. Все прочие занятия считались недостойными. Ремесленников называли хаффитами и презирали, ставя ненамного выше женщин. Красийские женщины выполняли все повседневные работы, от сельского хозяйства и готовки до ухода за детьми. Они копали глину и лепили посуду, строили и ремонтировали дома, выращивали и резали животных, торговались на рынках. Короче говоря, они делали все, только не воевали.

И все же, несмотря на свой неустанный труд, они покорно подчинялись мужчинам. Жены и незамужние дочери принадлежали мужчинам, и те могли сделать с ними что угодно, даже убить. Мужчины могли иметь много жен, но если женщина показывалась чужому мужчине без покрывала, ее могли лишить жизни и часто так и поступали. Красийские женщины считались разменной монетой. Мужчины ценились намного выше.

Арлен знал, что без своих женщин красийские мужчины пропадут, но местные женщины относились к мужчинам с превеликим уважением, а своих мужей попросту боготворили. По утрам они приходили в Лабиринт искать погибших в ночной алагай’шарак и оплакивали гибель мужчин, собирая драгоценные слезы в крошечные флакончики. Вода в Красии стоила дорого, и положение воина в жизни можно было оценить по количеству флакончиков, наполненных слезами после его смерти.

После гибели мужчины его жены переходили к его братьям или друзьям, чтобы женщины не остались без хозяина. Однажды в Лабиринте воин скончался на руках у Арлена и перед смертью предложил ему трех своих жен. «Пар’чин, они на редкость красивы, — заверил он, — и плодовиты. Они подарят тебе множество сыновей. Обещай, что заберешь их!»

Арлен пообещал позаботиться о его женах, но отыскал другого желающего их забрать. Ему было интересно, что скрывается под покрывалами красийских женщин, но не настолько, чтобы обменять свой переносной круг на глиняную мазанку, а свободу — на семью.

Почти за каждой женщиной бежали детишки в коричневой одежде. У девочек волосы были под платками, мальчики носили тряпичные шапочки. Уже с одиннадцати лет девочки выходили замуж и кутались в черные покрывала; мальчики начинали обучение еще раньше. Большинство затем надевало черные одеяния даль’шарумов. Некоторые выбирали белые одежды дама и посвящали жизнь служению Эвераму. Те, кому не давалось ни то ни другое, становились хаффитами и носили позорные коричневые одеяния до самой смерти.

Когда Арлен въехал на рынок, женщины заметили его и оживленно зашептались. Он весело наблюдал за ними — ни одна не осмелилась посмотреть ему в глаза или заговорить. Им не терпелось поискать в его седельных сумках тонкую райзонскую шерсть, милнские драгоценности, энджирскую бумагу и другие сокровища севера, но он был мужчиной — хуже того, чином, — и они не смели приблизиться. Дама не дремлют.

— Пар’чин! — окликнул знакомый голос.

Арлен обернулся и увидел своего друга Аббана. Тучный купец хромал и тяжело опирался на палку.

Хромой с детства, Аббан был хаффитом, поскольку не мог сражаться наравне с воинами и оказался недостоин звания праведника. И все же он неплохо устроился, торгуя с вестниками с севера. Он был чисто выбрит и носил коричневую шапочку и рубаху хаффита, а поверх них — роскошный платок, камзол и панталоны из яркого шелка с разноцветной вышивкой. Он уверял, что его жены красивы, как у любого даль’шарума.

— Хвала Эвераму, как я рад тебя видеть, сын Джефа! — воскликнул Аббан на безупречном тесийском и хлопнул Арлена по плечу. — Солнце светит ярче, когда ты удостаиваешь наш город своим посещением!

Арлен жалел, что назвал купцу имя своего отца. В Красии имя отца значило больше собственного. Что подумали бы красийцы, узнай они, что его родитель был трусом?

Однако он хлопнул Аббана по плечу и искренне улыбнулся:

— Я тоже рад тебя видеть, друг мой.

Без помощи хромого купца он ни за что бы не выучил красийский язык и не разобрался в их странных и зачастую опасных обычаях.

— Идем скорее! Дай отдых своим ногам в тени моего шатра и омочи свое горло моей водой!

Аббан отвел Арлена в яркий разноцветный шатер, который стоял за телегами. Купец ударил в ладоши, и его жены и дочери — Арлен ни за что не отличил бы одних от других — поспешили откинуть полог шатра и позаботиться об Утреннем Ветре. Арлен не шевельнул и пальцем, чтобы помочь, пока они носили тяжелые седельные сумки в шатер, поскольку знал, что мужчине, по мнению красийцев, не подобает трудиться. Одна из женщин потянулась к меченому копью, которое было завернуто в ткань и висело на луке седла, но Арлен отдернул оружие. Женщина низко поклонилась, опасаясь, что невольно оскорбила гостя.

Внутри шатра было множество разноцветных шелковых подушек и искусно сотканных ковров. Арлен оставил пыльные сапоги рядом с пологом и с удовольствием вдохнул прохладный ароматный воздух. Он опустился на подушки на полу, и женщины Аббана на коленях поднесли ему воду и фрукты.

Когда Арлен перекусил, Аббан хлопнул в ладоши, и женщины подали чай и пахлаву.

— Прошло ли благополучно твое путешествие через пустыню? — осведомился Аббан.

— О да, — улыбнулся Арлен. — Просто замечательно.

Они еще немного поболтали о пустяках. Аббан никогда не уклонялся от светской беседы, но то и дело поглядывал на седельные сумки Арлена и машинально потирал руки.

— Ну что, к делу? — спросил Арлен, когда счел, что с формальностями покончено.

— Конечно, ведь у Пар’чина много дел, — согласился Аббан и щелкнул пальцами.

Женщины быстро разложили перед Арленом пряности, духи, шелка, украшения, ковры и прочие изделия красийских мастеров. Аббан осмотрел товары северных клиентов Арлена, а Арлен изучил предметы, предложенные на обмен. Купец нашел изъяны буквально во всем и нахмурился.

— Это все, ради чего ты пересек пустыню? — спросил он недовольно. — Стоило ли утруждаться?

Арлен спрятал улыбку. Они сели и пригубили свежезаваренный чай. Торговля всегда начиналась подобным образом.

— Чепуха! Слепому ясно, что я привез отборные сокровища Тесы. Они стократ превосходят жалкие товары, которые принесли твои женщины. Надеюсь, у тебя припрятано что-нибудь еще. — Арлен пощупал ковер, настоящее произведение искусства. — Гнилые ковры, которые я видел в развалинах, и те лучше этого.

— Я уязвлен в самое сердце! — воскликнул Аббан. — Я, давший тебе воду и тень! Горе мне, несчастному, если гость в моем шатре так жесток! Мои жены трудились за станком день и ночь и соткали этот ковер из самой тонкой шерсти! Лучшего ковра не найти на всем белом свете!

Началась торговля. Арлен прекрасно выучил урок, который много лет назад ему преподали старый Хряк и Раген. Как обычно, мужчины ударили по рукам, изображая из себя ограбленных, но в душе каждый считал, что взял верх.

— Мои дочери соберут твои товары и принесут перед отъездом, — наконец сказал Аббан. — Не желаешь отужинать с нами? Мои жены закатят пир, о каком на вашем Севере и не слыхивали!

Арлен с сожалением отказался:

— Сегодня ночью я иду в бой.

Аббан поцокал языком:

— Пар’чин, боюсь, ты слишком хорошо изучил наши обычаи. Ты ищешь той же смерти.

Арлен покачал головой:

— Я не собираюсь умирать и не мечтаю о рае.

— Друг мой, никто не рвется в лоно Эверама в расцвете юности, но это судьба всех, кто ведет алагай’шарак. Я помню времена, когда нас было больше, чем песчинок в пустыне, но они давно прошли… — произнес он печально. — Город практически опустел. Мы старательно набиваем животы своих жен, и все же ночь уносит больше, чем приносит день. Если мы не изменим обычаи, через десять лет Красию поглотит песок.

— А если я скажу, что намерен это изменить? — спросил Арлен.

— У сына Джефа доброе сердце, но Дамаджи не станет его слушать. Эверам желает войны, скажет он, и чину не заставить его передумать.

Городской совет — Дамаджи — состоял из наиболее высокопоставленных дама из всех двенадцати красийских племен. Они служили Андраху, любимому дама Эверама, чье слово было законом.

Арлен улыбнулся.

— Я не могу отвратить сердца красийцев от алагай’шарак, — согласился он, — но могу помочь выиграть войну.

Он развернул копье и протянул его Аббану.

Аббан слегка удивился при виде великолепного оружия, но поднял ладонь и покачал головой.

— Пар’чин, я хаффит. Мне запрещено прикасаться к оружию моими нечистыми руками.

Арлен отвел копье и низко поклонился в знак извинения:

— Я не хотел тебя обидеть.

Аббан засмеялся:

— Пожалуй, ты первый мужчина, который мне поклонился! Даже Пар’чин может не бояться обидеть хаффита.

Арлен нахмурился:

— Ты такой же человек, как и все.

— Так ты навсегда останешься чином, — с улыбкой предостерег Аббан. — Ты не первый нанес метки на копье. Без древних боевых меток ничего не получится.

— Это и есть древние метки, — возразил Арлен. — Я нашел копье в руинах Анох-Сана.

Аббан побледнел:

— Ты нашел затерянный город? Карта не обманула?

— Что тебя так удивило? Разве ты не клялся, что карта надежна?

Аббан покашлял:

— Ну да, конечно, я доверяю нашему источнику, но никто не бывал там уже больше трех сотен лет. Откуда мне знать, насколько надежна карта?

Купец улыбнулся.

— Даже если бы я ошибся, вряд ли бы ты вернулся и потребовал деньги назад.

Оба расхохотались.

— Эверам великий! Пар’чин, твоя история поистине хороша, — похвалил Аббан, когда Арлен рассказал ему о своих приключениях в затерянном городе. — Но если тебе дорога твоя жизнь, не говори Дамаджи, что ограбил священный город Анох-Сан.

— Не скажу, — пообещал Арлен, — но уверен, что дама все равно поймут ценность копья.

Аббан покачал головой:

— Даже если ты удостоишься чести предстать перед Дамаджи, Пар’чин, а я в этом сомневаюсь, дама никогда не признают ценность того, что исходит от чина.

— Возможно, ты прав, — признал Арлен, — но я должен хотя бы попробовать. В любом случае мне надо отнести письма во дворец Андраха. Идем вместе.

Аббан показал на свою палку:

— Пар’чин, до дворца долгий путь.

— Я пойду медленно, — пообещал Арлен, зная, что палка тут ни при чем.

— Друг мой, не стоит показываться в моем обществе за пределами рынка, — предупредил Аббан. — Одного этого достаточно, чтобы утратить уважение, которое ты заслужил в Лабиринте.

— Заслужу снова, — отмахнулся Арлен. — К чему уважение, если я не могу пройтись с другом?

Аббан низко поклонился:

— Хотелось бы мне в один прекрасный день увидеть землю, которая рождает столь благородных людей, как сын Джефа.

Арлен улыбнулся:

— Когда этот день настанет, Аббан, я сам проведу тебя через пустыню.

* * *

Аббан схватил Арлена за руку.

— Стой, — приказал он.

Арлен повиновался, хотя не увидел ничего необычного. По улице шли женщины с тяжелым грузом, а перед ними шествовал отряд даль’шарумов. Навстречу ему двигался другой. Оба отряда возглавляли дама в белых одеяниях.

— Племя Каджи. — Аббан указал подбородком на воинов впереди. — А те, другие, — Маджахи. Лучше обождем здесь.

Арлен сощурился на два отряда. Оба были одеты в черное и несли простые копья без узоров.

— Как ты их различаешь? — удивился он.

Аббан пожал плечами:

— Как ты их не различаешь?

Пока они наблюдали, один дама что-то крикнул другому. Они встали друг против друга и заспорили.

— Как ты думаешь, о чем они спорят? — спросил Арлен.

— Всегда об одном и том же. Дама Каджи верит, что песчаные демоны обитают в третьем круге Недр, а воздушные — в четвертом. Маджах считает наоборот. В Эведжахе точно не сказано, — добавил он, имея в виду красийскую священную книгу.

— Какая разница?

— Те, что обитают ниже, находятся дальше от взора Эверама, и их должно убивать первыми, — пояснил Аббан.

Дама визгливо пререкались, и даль’шарумы в ярости скрестили копья, готовясь защищать своих предводителей.

— Они станут сражаться друг с другом из-за того, каких демонов убивать первыми? — недоверчиво спросил Арлен.

Аббан сплюнул в пыль:

— Пар’чин, Каджи сцепятся с Маджахами и по менее весомому поводу.

— Но на закате поднимутся настоящие враги! — возмутился Арлен.

— Тогда Каджи и Маджахи встанут бок о бок, — кивнул Аббан. — Как говорится, ночью все враги — братья. Но до заката еще несколько часов.

Один из даль’шарумов Каджи ударил воина Маджахов в лицо тупым концом копья и сбил на землю. Через мгновение закипела общая схватка. Дама стояли в стороне, не обращая внимания на драку, и продолжали кричать друг на друга.

— Как вы это терпите? — спросил Арлен. — Почему Андрах это не запретит?

Аббан покачал головой:

— Андрах должен принадлежать ко всем племенам и ни к одному в отдельности, но в действительности всегда благоволит племени, в котором вырос. А если бы и не благоволил, то даже он не может положить конец кровавым междоусобицам в Красии. Нельзя запретить мужчинам быть мужчинами.

— Они больше похожи на малых детей.

— Даль’шарумы не видят дальше копья, а дама — дальше Эведжаха, — печально согласился Аббан.

Мужчины сражались тупыми концами копий… пока что, но схватка становилась все более ожесточенной. Если никто не вмешается, смертоубийства не миновать.

— Даже не думай! — Аббан схватил Арлена за руку, когда тот бросился вперед.

Арлен в гневе обернулся, но его друг ахнул и упал на одно колено, глядя ему через плечо. Аббан дернул Арлена за руку, побуждая сделать то же самое.

— На колени, если тебе дорога твоя шкура, — прошипел он.

Арлен огляделся и увидел то, что так напугало Аббана. По улице шла женщина, закутанная в священное белое одеяние.

— Дама’тинг, — пробормотал он. Загадочные красийские травницы редко показывались на людях.

Он опустил глаза, когда та проходила мимо, но на колени не встал. Впрочем, она все равно не обратила внимания на Арлена и Аббана и невозмутимо направилась к сражающимся, которые заметили ее, только когда она подошла вплотную. Дама побледнели и что-то крикнули своим людям. Схватка немедленно прекратилась, и воины поспешили освободить путь дама’тинг. Когда она прошла, воины и дама бросились врассыпную, и привычная суета возобновилась, как будто ничего не произошло.

— Пар’чин, ты храбрец или безумец? — спросил Аббан, когда дама’тинг удалилась.

— С каких это пор мужчины встают на колени перед женщинами? — озадаченно переспросил Арлен.

— Мужчины не встают на колени перед дама’тинг, а хаффиты и чины встают, если им хватает ума, — ответил Аббан. — Даже дама и даль’шарумы боятся их. Говорят, они видят будущее и знают, кто из воинов переживет ночь, а кто погибнет.

Арлен пожал плечами.

— Ну и что, если знают? — с явным сомнением откликнулся он.

Дама’тинг погадала ему, когда он впервые отправился в Лабиринт, и оснований считать, что она действительно узрела его будущее, не было.

— Оскорбить дама’тинг — значит оскорбить судьбу, — пояснил Аббан, как будто Арлен был дурачком.

Арлен покачал головой.

— Мы сами творим свою судьбу, — ответил он, — даже если дама’тинг могут бросить кости и узнать ее заранее.

— Не завидую судьбе, которую ты сотворишь, если оскорбишь дама’тинг.

Они пошли дальше и вскоре добрались до величественного дворца Андраха из белого камня, увенчанного куполом и бывшего, вероятно, одной из первых построек в городе. Позолоченные метки сверкали в ярком солнечном свете, который падал на высокие шпили.

Не успели они ступить на дворцовую лестницу, как на них набросился дама.

— Проваливай, хаффит! — крикнул он.

— Прошу прощения. — Аббан низко поклонился, глядя в землю, и попятился. Арлен остался стоять.

— Я Арлен, сын Джефа, вестник с севера, прозванный Пар’чином, — объявил он на красийском.

Он упер копье в землю, и хотя оно оставалось завернуто в ткань, было ясно, что это такое.

— Я привез письма и дары Андраху и его министрам. — Арлен показал свою сумку.

— Ты водишь дурную компанию для того, кто говорит на нашем языке, северянин. — Дама продолжал хмуриться, глядя на Аббана, пресмыкавшегося в пыли.

На языке у Арлена завертелся ядовитый ответ, но вестник смолчал.

— Пар’чин не знал пути, — сообщил Аббан из пыли. — Я только хотел указать дорогу…

— Я не дозволял тебе говорить, хаффит! — рявкнул дама и с силой пнул Аббана в бок.

Арлен напрягся, но предостерегающий взгляд друга удержал его на месте. Дама повернулся к вестнику как ни в чем не бывало.

— Я заберу твои послания.

— Герцог Райзона просил лично вручить дар Дамаджи, — осмелился возразить Арлен.

— Я в жизни не пущу чина и хаффита во дворец, — фыркнул дама.

Ответ был обескураживающим, но вполне ожидаемым. Арлену еще ни разу не удалось увидеть Дамаджи. Он отдал дама письма и пакеты и нахмурился, когда священник пошел вверх по лестнице.

— Неловко напоминать, друг мой, но я предупреждал, — сказал Аббан. — Мое общество только усугубило положение, но Дамаджи не потерпели бы присутствия чужака, будь он хоть самим герцогом Райзона. Тебя учтиво попросили бы подождать и оставили терять лицо на шелковых подушках.

Арлен заскрипел зубами. Интересно, как поступил Раген, когда посетил Копье Пустыни? Неужели его наставник стерпел подобное обращение?

— Может, все-таки отужинаешь со мной? — спросил Аббан. — У меня есть дочь. Ей всего пятнадцать, и она настоящая красавица. Она могла бы стать тебе хорошей женой и вела бы твой дом на севере, пока ты путешествуешь.

Какой еще дом? Арлен вспомнил крошечную каморку в Форте Энджирс, битком набитую книгами, где не был больше года. Вестник посмотрел на Аббана, понимая, что его хитроумного друга больше интересуют торговые связи, которые поможет установить дочь-северянка, чем ее счастье или дом Арлена.

— Твое предложение делает мне честь, но мне еще рано уходить на покой.

— Я так и думал, — вздохнул Аббан. — Полагаю, ты собираешься кое-кого повидать?

— Да.

— Мое присутствие обрадует его не больше, чем дама, — предупредил Аббан.

— Он знает тебе цену, — возразил Арлен.

Аббан покачал головой:

— Он терпит мое присутствие только из-за тебя. Шарум ка учит язык северян с тех пор, как ты впервые вошел в Лабиринт.

— А Аббан — единственный красиец, который его знает, и потому первый боец ценит Аббана, хоть он и хаффит.

Аббан поклонился, но на лице его читалось сомнение.

Они отправились на тренировочную площадку недалеко от дворца. Центр города был нейтральной территорией для всех племен. Здесь они собирались, чтобы чтить Создателя и готовиться к алагай’шарак.

Солнце клонилось к закату, и в лагере кипела жизнь. Арлен и Аббан прошли через мастерские оружейников и метчиков — единственных ремесленников, которых даль’шарумы уважали. За мастерскими размещались открытые площадки, где инструкторы обучали воинов.

На дальней стороне стоял дворец шарум ка и его заместителей, кай’шарумов. В величественном здании с куполом, уступавшим размерами только огромному дворцу Андраха, обитали самые достойные мужчины, которые еженощно подтверждали свою доблесть на поле боя. Говорили, что за дворцом располагался большой гарем, где отважные воины могли передать свою кровь будущим поколениям.

Аббан хромал, опираясь на палку. На него презрительно поглядывали и осыпали приглушенными ругательствами, но никто не осмелился преградить им путь. Аббан находился под защитой шарум ка.

Они прошли мимо строя мужчин, упражнявшихся с копьями, и мимо воинов, изучавших жестокие и действенные приемы шарусака, рукопашного боя красийцев. Третья группа набрасывала сети на бегущих оруженосцев, оттачивая мастерство перед ночным сражением. В самой гуще стоял огромный шатер, где Джардир и его люди обсуждали план битвы.

Ахман асу Хошкамин ам’Джардир был шарум ка — первым бойцом Красии. Высокий, намного выше шести футов, мужчина носил черное одеяние и белый тюрбан. Звание шарум ка каким-то не вполне понятным Арлену образом являлось и религиозным саном, о чем свидетельствовал тюрбан.

У Джардира была смуглая медная кожа, темные глаза, черные намасленные волосы, зачесанные назад, и аккуратная раздвоенная черная бородка. Но щеголем он не казался. Двигался он быстро и уверенно, как хищник; закатанные широкие рукава открывали крепкие мускулистые руки, испещренные шрамами. Ему было слегка за тридцать.

Один из стражников шатра заметил Арлена и Аббана, наклонился к уху Джардира и зашептал. Первый боец поднял взгляд от изрисованной мелом грифельной доски, которую изучал.

— Пар’чин! — Он улыбнулся и раскинул руки, вставая. — С возвращением в Копье Пустыни!

Он говорил по-тесийски, и его словарный запас и произношение заметно улучшились с прошлого приезда Арлена. Воин крепко обнял вестника и расцеловал в обе щеки.

— Не знал, что ты вернулся. Алагаи сегодня взвоют от страха!

В первый визит Арлена в Красию шарум ка интересовался северянином лишь как диковинкой, но они проливали кровь друг за друга в Лабиринте, а в Красии это было важнее всего.

Джардир повернулся к Аббану.

— Что ты делаешь среди мужчин, хаффит? — с отвращением спросил он. — Я тебя не вызывал.

— Он со мной, — сказал Арлен.

— Был с тобой, — поправил Джардир.

Аббан низко поклонился и поспешил прочь, насколько позволяла его хромота.

— Пар’чин, не понимаю, зачем ты тратишь время на этого хаффита, — сплюнул Джардир.

— У меня на родине ценят не только тех, кто носит копье.

Джардир засмеялся:

— У тебя на родине, Пар’чин, никто не носит копье!

— Твой тесийский заметно улучшился, — похвалил Арлен.

Джардир хмыкнул:

— Ваш чинский язык нелегко выучить, тем более что приходится учиться у хаффита, когда тебя нет. — Он посмотрел вслед Аббану, хромавшему в ярких шелках, и фыркнул. — Полюбуйся на него! Одевается как женщина.

Арлен взглянул через двор на закутанных в черное женщин с кувшинами воды:

— Не видел, чтобы женщины так одевались.

— Найти тебе жену? Поднимешь покрывало — увидишь, — усмехнулся Джардир.

— Вряд ли дама позволит красийской женщине выйти за чина без роду-племени.

— Чепуха, — отмахнулся Джардир. — Брат, мы вместе проливали кровь в Лабиринте. Если я приму тебя в свое племя, даже сам Андрах не посмеет возразить!

Арлен не был так уверен в этом, но спорить не стал. Красийцы легко впадали в ярость, если им мешали бахвалиться, да и к тому же это могло оказаться правдой. Джардир выглядел ровней как минимум Дамаджи. Воины беспрекословно подчинялись ему, даже несмотря на приказы своих дама.

Но Арлен не хотел вступать ни в племя Джардира, ни в какое другое. Он приводил красийцев в замешательство тем, что участвовал в алагай’шарак и в то же время знался с хаффитом. Если он вступит в племя, все станет проще, но ему придется подчиняться Дамаджи, участвовать в бесконечных кровавых междоусобицах и навсегда остаться в Красии.

— Мне еще рано жениться, — ответил он.

— Как скажешь, но смотри не затягивай, не то мужчины решат, что ты пуш’тинг! — засмеялся Джардир и толкнул Арлена в плечо. Слово было Арлену незнакомо, но он на всякий случай кивнул.

— Давно ты приехал, друг мой?

— Несколько часов назад. Только что отнес письма во дворец.

— И уже явился предложить свое копье! Эверам Всевидящий, — крикнул Джардир товарищам, — в Пар’чине, верно, течет красийская кровь!

Воины дружно расхохотались.

— Идем. — Джардир положил руку Арлену на плечо и отвел его в сторону. Вестник знал, что шарум ка уже прикидывает, где от него будет больше пользы в предстоящей битве. — Баджин потерял ловчего прошлой ночью. Займешь его место.

Ловчие входили в число самых важных красийских солдат. Они расписывали ловушки для демонов и задействовали метки, когда подземники падали в яму. Это было рискованным занятием. Если ткань, которой прикрывали ямы, не упадет вместе с чудовищем и не откроет метки до конца, песчаный демон попросту выберется из ловушки и прикончит ловчего, пока тот пытается открыть метки. Опаснее этого было только одно занятие.

— Я лучше загонщиком, — сказал Арлен.

Джардир покачал головой, но на губах его играла улыбка.

— Вечно лезешь в самое пекло, — пожурил он. — Если ты погибнешь, кто станет возить наши письма?

Несмотря на густой акцент Джардира, Арлен почувствовал насмешку. Письма мало значили для него. Большинство даль’шарумов даже не умело читать.

— Сегодня ночью это будет не так уж опасно.

Не в силах сдержать возбуждение, он развернул свое новое копье и с гордостью показал первому бойцу.

— Копье достойно короля, — согласился Джардир, — но не забывай, Пар’чин, что сражается воин.

Он положил руку на плечо Арлена и заглянул ему в глаза.

— Не слишком полагайся на оружие. Я видел куда более опытных воинов, которые раскрашивали копья и плохо кончали.

— Я не сам его сделал. Я нашел его в руинах Анох-Сана.

— Родного города Избавителя? — засмеялся Джардир. — Копье Каджи — легенда, Пар’чин, а затерянный город давно поглотили пески.

Арлен покачал головой:

— Я побывал там. И могу отвести тебя.

— Пар’чин, я шарум ка Копья Пустыни, — ответил Джардир. — Я не могу просто сесть на верблюда и отправиться в пустыню на поиски города, который существует только в древних книгах.

— К утру ты передумаешь, — пообещал Арлен.

Джардир терпеливо улыбнулся.

— Обещай мне не делать глупостей, — попросил он. — С меченым копьем или нет, ты не Избавитель. Мне не хочется тебя хоронить.

— Обещаю.

— Вот и прекрасно! — Джардир хлопнул его по плечу. — Идем, друг мой, время позднее. Отужинай у меня во дворце перед сбором у стен Шарик Хора!

* * *

Они отужинали пряным мясом, земляными орехами и тонкими, как бумага, лепешками, которые красийские женщины пекли на раскаленных полированных камнях. Арлен сидел на почетном месте рядом с Джардиром в окружении кай’шарумов, и жены самого Джардира подносили ему кушанья. Арлен никогда не понимал, почему Джардир оказывает ему столь высокий почет, но это было весьма утешительно после презрительного приема во дворце Андраха.

Воины упрашивали его рассказать о своих приключениях и поведать историю увечья Однорукого, хотя слышали ее много раз. Они обожали истории об Одноруком, или Алагай Ка, как они его называли. Скальные демоны были в Красии редкостью, и слушатели завороженно внимали Арлену.

— Мы соорудили новую катапульту, Пар’чин, пока тебя не было, — сообщил один кай’шарум, когда они потягивали нектар после еды. — Она пробивает копьем стену из песчаника. Алагай Ка стоит поберечь свою шкуру.

Арлен хохотнул и покачал головой:

— Боюсь, вы больше не увидите Однорукого. Он встретился с солнцем.

Кай’шарумы выпучили глаза.

— Алагай Ка мертв? Как тебе это удалось?

Арлен улыбнулся:

— Расскажу наутро после победы. — Он ласково погладил копье, и его жест не ускользнул от первого бойца.

Глава 20. Алагай’шарак. 328 п. в

— О великий Каджи, Копье Эверама, даруй силу рукам Твоих воинов и всели отвагу в сердца их, ибо сегодня ночью им придется потрудиться во имя Твое.

Арлен неловко переминался с ноги на ногу, пока Дамаджи благословляли даль’шарумов именем Каджи, первого Избавителя. На севере заявить, что Избавитель был всего лишь смертным, означало в худшем случае нарваться на драку, и это не было преступлением. В Красии подобная ересь каралась смертью. Каджи был вестником Эверама, посланным, чтобы объединить человечество и победить алагаев. Его называли Шар’Дама Ка, «первый боец — священник», и верили, что однажды он вернется и объединит людей, когда они станут достойны Шарак Ка, Первой войны. Всех, кто считал иначе, ждал скорый и жестокий конец.

Арлен не был дураком и не выказывал сомнений в божественной природе Каджи, но праведники все равно пугали его. Казалось, они постоянно искали повода оскорбиться на него, чужака, а оскорбления в Красии обычно карались смертью.

И все же, несмотря на беспокойство в присутствии Дамаджи, Арлена всегда восхищал Шарик Хора, огромный купольный храм Эверама. Шарик Хора, то есть «Кости героев», напоминал о том, на что когда-то было способно человечество, и превосходил размерами все здания, какие видел Арлен. Герцогская библиотека в Милне казалась крошечной по сравнению с ним.

Но Шарик Хора впечатлял не только размерами. Храм был символом торжества мужества над смертью, поскольку был украшен выбеленными костями воинов, павших на алагай’шарак.Костями были выложены опорные балки и обрамлены окна. Огромный алтарь был целиком сделан из черепов, скамьи — из костей ног. Чаша, из которой пили воду прихожане, была черепом в кистях скелета, ножка чаши — предплечьями, основание — стопами. Огромные люстры были собраны из десятков черепов и сотен ребер; с величественного купола потолка в двух сотнях футов над головой сурово смотрели черепа отважных предков красийцев, требуя блюсти воинскую честь.

Арлен однажды попытался подсчитать, сколько воинов украшают зал, но задача оказалась ему не под силу. Жителей всех городов и деревушек Тесы числом около двухсот пятидесяти тысяч не хватило бы и на малую долю Шарик Хора. Красийцев некогда было без меры.

Теперь все красийские воины числом не более четырех тысяч свободно помещались в Шарик Хора. Они собирались здесь дважды в день, на рассвете и закате, чтобы почтить Эверама, поблагодарить Его за гибель подземников прошлой ночью и попросить придать сил ночью будущей. Но главное, они молились, чтобы Шар’Дама Ка вернулся и начал Шарак Ка. За ним они готовы были отправиться хоть в Недра.

* * *

Ветер пустыни донес крики до Арлена, сидевшего в засаде и с нетерпением ожидавшего подземников. Воины вокруг зашевелились, вознося молитвы Эвераму. Где-то в Лабиринте началась алагай’шарак.

До них дошла весть, что мехндинги осыпали демонов тяжелыми камнями и огромными копьями из катапульт на стенах города. Некоторые демоны погибли, другие были ранены, и их растерзали свои же собратья, но истинной целью атаки было разозлить подземников, привести их в бешенство. Демоны легко впадали в ярость, после чего ими можно было управлять, словно стадом баранов, приманивая видом добычи.

Раздразнив подземников, красийцы открывали внешние ворота и размыкали охранную сеть. Песчаные и огненные демоны бросались в проем, воздушные скользили над ними. Обычно красийцы впускали в город несколько десятков чудовищ, после чего закрывали ворота и восстанавливали сеть.

За воротами стояли воины и колотили копьями о щиты. Эти воины — наживки — в основном были старыми и слабыми, разменной монетой, но их мужество не знало границ. С криками и улюлюканьем они бросались от подземников врассыпную в строго определенном порядке, чтобы разделить демонов и завести их поглубже в Лабиринт.

Дозорные на стенах Лабиринта сбивали воздушных демонов бола[5] или сетями с грузилами. Когда твари падали на землю, из крошечных меченых ниш выскакивали кольщики и приковывали демонов к меченым кольям, вбитым в землю, чтобы помешать им скрыться в Недрах на рассвете.

Тем временем наживки продолжали бежать и увлекать песчаных и немногочисленных огненных демонов навстречу гибели. Демоны были проворнее, но путались в резких поворотах Лабиринта, которые воины знали наизусть. Если подземник подбирался слишком близко, дозорные пытались спутать его лапы сетью. Иногда это удавалось. Иногда — нет.

Услышав крики, Арлен и остальные загонщики напряглись. Наживки приближались.

— Берегитесь! — крикнул сверху дозорный. — Я вижу девятерых!

Девять песчаных демонов! Обычно до засады добирались всего два или три. Наживки старались разделить подземников, и загонщики редко имели дело больше чем с пятерыми. Арлен крепче сжал копье; глаза даль’шарумов загорелись от возбуждения. Погибнуть на алагай’шарак означало заслужить место в раю.

— Свет! — крикнули наверху.

Когда наживки привели демонов в засаду, дозорные подожгли масляные факелы перед составленными под углом зеркалами и затопили Лабиринт светом. Застигнутые врасплох подземники завизжали и отпрянули. Свет не мог причинить им вреда, зато уставшие наживки успели с отточенной ловкостью обежать ловушки и нырнуть в неглубокие меченые рвы.

Песчаные демоны быстро пришли в себя и снова бросились в атаку, не обратив внимания на то, что наживки бежали не по прямой. Три демона с визгом упали в ловушки — две широкие ямы глубиной двадцать футов, до поры накрытые тканью песочного цвета.

Ловушки захлопнулись. Загонщики завопили и выскочили из засады, выставив копья из-за круглых меченых щитов, чтобы загнать в ямы оставшихся подземников.

Арлен рычал, забыв о страхе, и сражался бок о бок с остальными, охваченный дивным безумием Красии. Именно такими он представлял себе древних воинов. Наверное, они тоже с криками бросались в бой, отгоняя инстинктивное желание убежать и спрятаться. На мгновение он забыл, кто он и где находится.

Но затем он ударил копьем песчаного демона, метки вспыхнули, серебряная молния поразила чудовище. Подземник завопил в агонии, но его смели более длинные копья воинов по обе стороны от Арлена. Ослепленные вспышкой защитных меток, даль’шарумы ничего не заметили.

Отряд Арлена загнал двух оставшихся демонов в открытую яму на их стороне засады. Ловушка была покрыта односторонними метками, известными только в Красии. Подземники могли войти в круг, но не могли его покинуть. Под утоптанным земляным дном ямы скрывался обработанный камень, а значит, демоны не могли спрятаться в Недрах и дожидались в ловушке рассвета.

Арлен поднял взгляд и увидел, что на противоположной стороне дела обстояли не так хорошо. Ткань за что-то зацепилась и закрыла часть меток. Прежде чем ловчий успел ее поправить, два подземника выбрались из ямы и убили его.

Загонщики на дальней стороне засады, оставшиеся без ловушки, отчаянно сражались с пятью песчаными демонами. В отряде было всего десять мужчин, и подземники лязгали зубами и кромсали когтями в самой их гуще.

— В укрытие! — приказал кай’шарум рядом с Арленом.

— К Недрам укрытие! — Арлен ринулся на помощь второму отряду.

При виде отваги чужака даль’шарумы бросились следом. Командир тщетно кричал им вдогонку.

Арлен остановился на долю мгновения, чтобы сбросить ткань с ловушки и активировать круг, но тут же ринулся в гущу сражения, и меченое копье ожило в его руке.

Первого демона он ударил в бок, и на сей раз другие воины заметили вспышку магии. Смертельно раненный песчаный демон рухнул на землю, и Арлен ощутил прилив дикой энергии.

Он заметил краем глаза движение, развернулся и вставил копье в разинутую пасть очередного песчаного демона. Защитные метки на древке сработали, не дав подземнику сомкнуть бритвенно-острые зубы. Арлен крутанул копьем, и вспышка магии сломала чудовищу челюсть.

Третий демон бросился в атаку, но в руках Арлена гудела сила. Он хлестнул древком копья и снес подземнику полголовы. Когда тварь упала, Арлен отбросил щит, перевернул копье и пронзил демону сердце.

Арлен взревел и огляделся в поисках следующего, но остальных загнали в яму. Воины в благоговении смотрели на него.

— Чего мы ждем? — Арлен бросился в Лабиринт. — Смерть алагаям!

Даль’шарумы последовали за ним, скандируя:

— Пар’чин! Пар’чин!

Первым на них спикировал воздушный демон, вырвав горло одному из воинов Арлена. Прежде чем чудовище вновь взмыло в небо, Арлен бросил копье, пробив голову подземника в снопе искр. Тварь упала на землю.

Арлен выдернул копье и побежал. Дикая магия оружия превратила его в берсерка из легенды. Его отряд рыскал по Лабиринту, все разрастаясь. Арлен убивал демона за демоном, и все больше воинов подхватывали клич:

— Пар’чин! Пар’чин!

О меченых засадах и спасительных ямах никто не вспоминал. Забыты были страх и уважение к ночи. Арлен казался неуязвимым со своим металлическим копьем и излучал уверенность, которая пьянила красийцев.

* * *

Арлен разрумянился от жара побед. Ему казалось, что он вылупился из куколки, заново родился благодаря своему древнему оружию. Он не испытывал усталости, хотя сражался уже много часов. Он не чувствовал боли, несмотря на множество порезов и царапин. Он думал лишь о следующей стычке, об очередном демоне, которого прикончит. Каждый раз, когда магический удар пробивал панцирь демона, в его голове вспыхивала одна и та же мысль: «У каждого должно быть такое оружие».

Перед Арленом появился Джардир, и вестник, покрытый ихором демонов, вскинул копье, приветствуя первого бойца.

— Шарум ка! — крикнул он. — Ни один демон не уйдет живым из вашего Лабиринта сегодня ночью!

Джардир засмеялся и тоже вскинул копье. Он подошел к Арлену и обнял его как брата.

— Пар’чин, я тебя недооценил. Я не повторю этой ошибки.

Арлен улыбнулся:

— Ты каждый раз это говоришь.

Джардир кивнул в сторону двух песчаных демонов, которых Арлен только что прикончил.

— На этот раз можешь не сомневаться, — с усмешкой пообещал он и повернулся к воинам, которые следовали за Арленом.

— Даль’шарумы! — крикнул он и показал на мертвых подземников. — Соберите эту падаль и вздерните на внешней стене! Нашим пращникам пригодятся мишени! Пусть подземники за стенами увидят, что случается с теми, кто нападает на Красию!

Воины одобрительно завопили и поспешили исполнить приказ. Джардир тем временем повернулся к Арлену:

— Дозорные сообщили, что в одной из восточных засад еще кипит схватка. Ты не устал, Пар’чин?

Арлен свирепо улыбнулся:

— Веди!

Мужчины побежали, оставив других заниматься своими делами. Вскоре они добрались до одного из самых дальних уголков Лабиринта.

— Впереди, — крикнул Джардир, когда они резко повернули в засаду.

Арлен не обратил внимания на тишину, поскольку слышал только топот своих ног и шум крови в ушах. Он повернул за угол, споткнулся о подставленную ногу и растянулся на земле. Перекатился, не отпуская драгоценного оружия, и вскочил, но воины уже загородили единственный выход.

Арлен в замешательстве огляделся и не обнаружил ни демонов, ни боя. Это и вправду оказалась засада, но не на подземников.

Глава 21. Всего лишь чин. 328 п. в

Шарумы обступили Арлена — лучшие люди Джардира. Арлен знал их, всех до единого: не далее как сегодня вечером они вместе ужинали и смеялись и много раз сражались бок о бок допрежь.

— В чем дело? — спросил Арлен, хотя в глубине души знал ответ.

— Копье Каджи принадлежит Шар’Дама Ка, — ответил Джардир, когда Арлен подошел к нему. — Ты не он.

Арлен вцепился в копье, как будто боялся, что оружие вылетит из его рук. На него наступали те самые воины, с которыми он делил трапезу несколько часов назад, но в их глазах больше не было дружелюбия. Джардир постарался лишить Арлена поддержки.

— Не надо так. — Арлен попятился к ловушке и машинально отметил, что песчаный демон в яме яростно шипит. — Я могу сделать еще. По копью для каждого даль’шарума. Я затем и приехал.

— Сами сделаем, — холодно улыбнулся Джардир, сверкнув зубами в лунном свете. — Ты не можешь быть нашим спасителем. Ты всего лишь чин.

— Я не хочу с вами сражаться.

— И не надо, друг мой, — мягко произнес Джардир. — Отдашь мне копье, заберешь коня, уедешь на рассвете и никогда не вернешься.

Арлен помедлил. Он не сомневался, что красийские метчики могут повторить копье не хуже его. Вскоре красийцы переломят ход своей священной войны. Тысячи жизней будут спасены, тысячи демонов убиты. Так ли важно, кому достанутся почести?

Но на кону не только почести. Копье — дар не Красии, а всему человечеству. Поделятся ли красийцы знанием с остальными? Судя по этой сцене — вряд ли.

— Нет, — ответил он. — Пусть побудет пока у меня. Я сделаю тебе копье и уеду. Ты никогда больше меня не увидишь и получишь то, что хочешь.

Джардир щелкнул пальцами, и воины двинулись на Арлена.

— Не надо, — взмолился Арлен. — Я не хочу причинять вам вреда.

Лучшие воины Джардира расхохотались. Они учились сражаться с малых лет.

Арлен — тоже.

— Ваши враги — подземники! — крикнул он. — Не я!

Одновременно он развернулся, отвел два наконечника своим копьем и врезал по ребрам одному из воинов, повалив его на товарища. Арлен ворвался в гущу бойцов, размахивая копьем, как посохом, и упорно не пользуясь острием.

Он ткнул древком в лицо воину; почувствовав, как треснула челюсть, пригнулся и ударил другого по колену копьем, словно дубинкой. Копье противника прошло прямо над ним, и даль’шарум с криком повалился на землю.

Но здесь, в отличие от битвы с подземниками, оружие оттягивало руки Арлена; неистощимая энергия, которая вела его через Лабиринт, иссякла. Против людей это было всего лишь копье. Арлен упер его в землю, высоко подскочил и пнул воина в горло. Врезал древком в живот другому, и тот согнулся. Вспорол острием бедро третьего, заставив выронить оружие и зажать рану рукой. Арлен ушел от ответной атаки, держась спиной к ловушке, чтобы его не окружили.

— Я снова тебя недооценил, хотя обещал, что не буду. — Джардир взмахнул рукой, и новые воины вступили в схватку.

Арлен сражался, что было сил, но исход был ясен с самого начала. Его ударили древком по голове, сбили на землю, и воины яростно набросились на него, осыпая ударами, пока он не выпустил копье и не закрылся руками.

В тот же миг избиение прекратилось. Арлена рывком подняли на ноги, и два мускулистых воина заломили ему руки за спину. Он бессильно наблюдал, как Джардир нагибается и подбирает его копье. Первый боец крепко схватил свою добычу и посмотрел Арлену в глаза:

— Мне очень жаль, друг мой, что так вышло.

Арлен плюнул ему в лицо.

— Эверам видит твое предательство! — крикнул он.

Джардир лишь улыбнулся и стер слюну:

— Не смей поминать Эверама, чин. Его шарум ка я, а не ты. Без меня Красия падет. А по тебе, Пар’чин, кто станет горевать? И одного флакона слез не наберется.

Он взглянул на воинов, державших Арлена.

— В яму его.

* * *

Арлен еще не оправился от удара, когда превосходное копье самого Джардира воткнулось в землю перед ним и задрожало. Вестник поднял взгляд и увидел первого бойца на краю двадцатифутовой ямы с отвесными стенами.

— Пар’чин, ты жил с честью, — произнес Джардир. — Можешь с честью и умереть. Умри с копьем в руке, и очнешься в раю.

Арлен ощерился, глядя на припавшего к земле песчаного демона по другую сторону ямы. Подземник глухо зарычал и оскалил бритвенно-острые зубы в несколько рядов.

Вестник встал, не обращая внимания на боль в покрытом синяками теле. Медленно потянулся к копью, не сводя с демона глаз. Его поза, в которой не было ни угрозы, ни страха, озадачила подземника, и тварь забегала взад и вперед, не зная, что делать.

Песчаного демона можно было убить и простым копьем. Их маленькие глазки без век, обычно спрятанные за костяным гребнями надбровий, распахивались во время прыжка. Точный и мощный удар в единственный уязвимый участок мог пронзить мозг и убить тварь на месте. Но демоны залечивали раны с магической скоростью, и недостаточно точный или слабый удар лишь разозлил бы чудовище. Без щита, в тусклом свете луны и масляных ламп над головой задача была практически невыполнима.

Пока демон размышлял над поведением жертвы, Арлен медленно вытянул копье из земли и начал рисовать перед собой метки. Тварь быстро найдет обходной путь, но, возможно, получится выиграть время. Арлен чертил метку за меткой.

Песчаный демон попятился обратно к стене ямы, где лампы отбрасывали самые длинные тени. Коричневая чешуя подземника сливалась с глиной, и были видны только большие черные глаза, отражавшие тусклый свет.

Арлен почувствовал, что демон вот-вот прыгнет. Узловатые мышцы подземника бугрились и подергивались, пока он утрамбовывал пол ямы задними лапами. Арлен аккуратно устроился за готовыми метками и отвел глаза, как бы сдаваясь.

С ворчанием, переходящим в рев, подземник ринулся на него — больше сотни фунтов когтей, клыков и бронированных мышц. Арлен подождал, пока демон налетит на метки, и как только они вспыхнули, вонзил копье в широко распахнутый глаз. По инерции демон сам насадил себя на острие.

Красийцы, наблюдавшие сверху, одобрительно завопили.

Арлен почувствовал, что копье вонзилось в мозг, но недостаточно глубоко. Вспышка магии отбросила верещавшую от боли тварь на другой конец ямы. Арлен осмотрел копье и увидел, что наконечник отломился. Он торчал в глазу демона и блестел в лунном свете. Подземник собрался с силами, стряхнул боль и выдернул наконечник. Кровотечение уже остановилось.

Демон глухо зарычал и пополз к противнику на брюхе. Арлен не обращал на него внимания, торопливо завершая круг. Демон прыгнул снова, и импровизированные метки вспыхнули непреодолимой стеной. Арлен ударил еще раз, теперь пытаясь пробить сломанным копьем уязвимое горло подземника. Тварь оказалась проворнее. Она вцепилась в копье Арлена зубами и выдернула его прежде, чем сработали метки.

— Ночь, — выругался Арлен. Круг был отнюдь не готов, и без копья нечего и думать его завершить.

Оглушенный песчаный демон совершенно не ожидал, что Арлен выскочит из круга и схватит его. Зрители наверху взревели.

Подземник царапался и кусался, но Арлен проворно забрался ему за спину, схватил под мышки и сцепил пальцы за чешуйчатой головой. Юноша выпрямился во весь рост и оторвал чудовище от земли.

Арлен был крупнее и тяжелее песчаного демона, но жилистый подземник неукротимо рвался из рук. Его мышцы походили на канаты из каменоломен Милна, когтистые задние лапы пытались порвать ноги Арлена в клочья. Вестник размахнулся и швырнул тварь о стену ямы. Прежде чем демон пришел в себя, Арлен схватил его и еще раз ударил. Его хватка слабела от мощного сопротивления, поэтому он шваркнул тварью в последний раз — о метки. Вспышка магии озарила яму, и демон содрогнулся. Арлен схватил копье и укрылся за метками, прежде чем подземник пришел в себя.

Разъяренный демон бросался на метки снова и снова, но Арлен быстро завершил импровизированный полукруг у стены. В сети остались прорехи, но юноша надеялся, что демон не сможет их отыскать, а если и найдет, то не пролезет.

Через мгновение надежда померкла. Подземник взобрался на стену, вонзая когти в глину. Он пополз к Арлену по стене, оскалив клыки, с которых стекала слюна.

Поспешно нарисованные метки были слабыми и доставали немногим выше, чем мог прыгнуть демон. Скоро подземник сообразит, что через них можно перелезть.

Арлен собрался с духом и занес ногу над меткой у самой стены, разорвав магический круг. Он держал ногу в дюйме от метки, чтобы не смазать узор. Юноша дождался, когда демон прыгнет, и отступил, открыв метку.

Круг замкнулся, когда демон был на полпути, и разрубил подземника пополам. Половина упала к ногам Арлена. Вторая с грохотом рухнула снаружи.

Даже без задней части подземник тянул к Арлену когти и зубы. Юноша выбрался из круга, отбиваясь копьем. Верхняя половина песчаного демона дергалась в полукруге, сочась черным ихором.

Арлен запрокинул голову и увидел, что красийцы смотрят на него с раскрытыми ртами. Он нахмурился и сломал копье о колено. По примеру демона Арлен вонзил обломок в мягкую глину стены. Напряг мышцы, подтянулся, размахнулся и воткнул второй обломок над первым.

Так он поднялся по двадцатифутовой стене. Арлен не думал, что будет делать дальше, что ждет его снаружи. Он просто перебирал руками, не обращая внимания на жгучую боль в мышцах и рвущуюся плоть.

Когда он выбрался из ямы, красийцы попятились с широко распахнутыми глазами. Многие поминали Эверама и касались лба и сердца, другие рисовали в воздухе защитные метки, как будто чужак сам был демоном.

Арлен выпрямился, хотя у него подкашивались ноги. Мутным взглядом посмотрел на первого бойца.

— Если хочешь, чтобы я умер, — прорычал он, — тебе придется замарать руки. В Лабиринте не осталось подземников, чтобы спихнуть им грязную работу.

Джардир шагнул к нему, но остановился под неодобрительный шепот воинов. Арлен показал себя настоящим бойцом. Убить его теперь было бы бесчестьем.

Арлен рассчитывал на это, но, прежде чем воины успели поразмыслить, Джардир бросился вперед и ударил его в висок древком меченого копья.

Арлен упал на землю, в голове у него зазвенело, и все вокруг кружилось, но он сплюнул и оперся на руки, из последних сил пытаясь встать. Он поднял взгляд и увидел, что Джардир снова идет к нему. Металлическое копье ударило вестника по лицу, и мир померк перед его глазами.

Глава 22. Играть в деревушках. 329 п. в

Рожер приплясывал на ходу, четыре разноцветных деревянных шарика летали вкруг его головы. Он так и не научился жонглировать стоя, но Рожер Восьмипалый должен заботиться о своей репутации, и ему пришлось найти обходной путь. Он двигался изящно и грациозно, переводя увечную руку в удобное положение.

Даже в четырнадцать лет он был невысок, едва пяти футов ростом, с морковно-рыжими волосами, зелеными глазами и круглым лицом, бледным и веснушчатым. Рожер подныривал, тянулся и ходил колесом, перебирая ногами в такт шарикам. Его мягкие сапожки с отдельно скроенными большими пальцами были серыми от дорожной пыли. Она стояла столбом и хрустела на зубах у Рожера и Аррика при каждом вдохе.

— Ну и на кой это надо, если ты не можешь стоять смирно? — раздраженно спросил Аррик. — Выглядишь как любитель, а зрителям понравится дышать пылью не больше, чем мне.

— Я не буду выступать на дороге, — возразил Рожер.

— В деревушках придется. Настилы есть не везде.

Рожер сбился и стал лихорадочно ловить шарики. Аррик остановился. В конце концов мальчик справился, но мастер все равно поцокал языком.

— Если у них нет настилов, то как они мешают демонам восставать в стенах? — спросил Рожер.

— Стен у них тоже нет. Чтобы поддерживать сеть даже вокруг крошечной деревушки, нужна дюжина метчиков, а в весях почитают за счастье иметь хотя бы двоих с подмастерьем.

Рожер пошатнулся, сглотнул горечь. В голове зазвучали крики десятилетней давности, он споткнулся и упал на спину. Шарики посыпались сверху. Мальчик со злостью стукнул по земле увечной рукой.

— Жонглировать буду я, а ты займись чем-нибудь другим, — посоветовал Аррик. — Если бы ты тратил на пение хотя бы половину этого времени, сумел бы протянуть ноты три, не пустив петуха.

— Ты всегда говорил, что жонглер, который не умеет жонглировать, не стоит ломаного клата.

— Забудь, что я говорил! — рявкнул Аррик. — Можно подумать, что Соловей, будь он неладен, Джасин — жонглирует! У тебя есть талант. Когда мы прославим твое имя, возьмешь подмастерьев, пускай жонглируют они.

— С какой стати мне нанимать других делать мою работу? — спросил Рожер, подбирая шарики и пряча в карман на поясе. Он украдкой погладил талисман в потайном кармашке, набираясь сил.

— Да с такой, дружок, что грошовыми трюками много не заработаешь. — Аррик прильнул к неизменному бурдюку с вином. — Жонглерам бросают клаты. Прославься, и тебя станут осыпать добрым милнским золотом, как некогда меня.

Он еще крепче присосался к бурдюку.

— Но чтобы прославиться, надо играть в деревушках.

— Соловей никогда не играл в деревушках, — заметил Рожер.

— А я о чем говорю? — Аррик в ярости замахал руками. — Пусть его дядя дергает за ниточки в Энджирсе — в деревушках его никто не знает. Мы прославим твое имя, и ему конец!

— Ему далеко до Сладкоголосого и Восьмипалого, — торопливо подтвердил Рожер, назвав своего мастера первым, хотя энджирская молва в последнее время переставляла их имена местами.

— В точку! — Аррик щелкнул каблуками и сплясал джигу.

Рожер на время успокоил Аррика. В последние годы наставник все чаще впадал в ярость и все больше пил по мере того, как луна Рожера прибывала, а его — убывала. Его голос постепенно прокисал, и он это знал.

— Далеко еще до Запечного Угла? — спросил Рожер.

— Завтра к обеду доберемся.

— Я думал, что между весями должно быть не больше дня пути.

Аррик хмыкнул.

— На добром коне, — поправил он. — Так приказал герцог. Пешком — больше.

Надежды Рожера рухнули. Аррик и правда собирается провести ночь на дороге. Между ними и подземниками будет только старый переносной круг Джерала, который не использовался уже десять лет.

Но оставаться в Энджирсе было нельзя. Их слава росла, и мастер Джасин все активнее вставлял палки им в колеса. В прошлом году его подмастерья сломали Аррику руку, а потом не раз отбирали их выручку после успешного представления. Учитывая, что Аррик спускал деньги на выпивку и шлюх, они с Рожером частенько сидели без клата в кармане. Может быть, выступать в деревушках и правда выгоднее.

Прославиться в деревушках означало пройти обряд посвящения в жонглеры. В безопасных стенах Энджирса это казалось замечательным приключением. Теперь же Рожер посмотрел на небо и вымученно сглотнул.

* * *

Рожер сидел на камне и чинил плащ. Он давно сносил его, как и всю прочую одежду, залатывая прореху за прорехой, пока не остались только пестрые заплаты.

— Ражжи крг, когда зкончишь, мльчк, — приказал Аррик, немного покачиваясь.

Его бурдюк почти опустел. Рожер посмотрел на садившееся солнце, вздрогнул и поспешно повиновался.

Круг был небольшим, всего десять футов в диаметре, только-только для двух спящих мужчин и костра. Рожер вбил кол посреди лагеря и привязал к нему пятифутовую веревку, чтобы нарисовать на земле ровный круг. Он разложил вдоль него метки и палочкой промерил расстояния между плашками, но он не был метчиком и не мог знать, все ли сделал правильно.

Когда он закончил, Аррик, спотыкаясь, подошел проверить его работу.

— Вглядит нрмально, — пробормотал мастер, едва глянув на круг.

По спине Рожера пробежал холодок, и мальчик дважды все перепроверил — на всякий случай. И все же ему было не по себе, пока он разводил костер и готовил ужин, а солнце опускалось все ниже.

Рожер никогда не видел демона. По крайней мере, толком не помнил. Когтистую лапу, пробившую дверь родительского дома, ему никогда не забыть, но все остальное, даже изувечивший его подземник, запомнилось мешаниной дыма, зубов и рогов.

Кровь застыла у него в жилах, когда длинные тени деревьев легли на дорогу. Вскоре из почвы невдалеке от костра потянулась призрачная струйка. Лесной демон был не выше обычного человека. Жесткая шишковатая шкура, похожая на кору, обтягивала жилистое тело. Тварь увидела огонь и взревела, запрокинув рогатую голову и обнажив ряды острых зубов. Подземник перебирал когтями, разминаясь перед броском. Другие твари мелькали на границе света и тени, постепенно окружая костер.

Рожер взглянул на Аррика. Тот не отлипал от бурдюка с вином. Мальчик надеялся, что его мастер, который уже ночевал в переносных кругах, будет спокоен, но страх в глазах Аррика говорил о другом. Рожер засунул дрожащую руку в потайной кармашек, достал талисман и крепко сжал.

Лесной демон пригнул рога и атаковал. В памяти Рожера всплыло давно забытое воспоминание. Внезапно ему снова стало три года, и он глядел из-за плеча матери на приближение смерти.

В этот миг он все вспомнил. Его отец схватил кочергу и встал рядом с Джералом, чтобы Рожер, его мать и Аррик успели убежать. Аррик оттолкнул их и нырнул в убежище. Демон отхватил Рожеру пальцы. Его мать принесла себя в жертву.

«Я люблю тебя!»

Рожер стиснул талисман и почти физически ощутил присутствие матери. Он верил талисману больше, чем меткам, на которые бросился подземник.

Демон со всей силы налетел на круг. Рожер и Аррик подскочили при вспышке магии. Сеть Джерала на мгновение окрасилась серебристым огнем, отбросив оглушенного подземника.

Облегчение было недолгим. Шум и свет привлекли внимание других лесных демонов, и они принялись поочередно бросаться со всех сторон, испытывая сеть на прочность.

Но лакированные метки Джерала держались стойко. Лесные демоны один за другим отлетали и принимались злобно кружить в тщетных поисках уязвимого места.

Рожеру было не до подземников. Он снова взирал на то, как гибнут его родители, как горит отец, как мать топит огненного демона и заталкивает Рожера в укрытие. И снова и снова видел, как Аррик отпихивает их с матерью в сторону.

Аррик убил его мать. Все равно что своими руками. Рожер поднес талисман к губам и поцеловал рыжие волосы.

— Что это у тебя? — тихо спросил Аррик, когда стало ясно, что демоны не прорвутся.

При других обстоятельствах Рожер перепугался бы, найди Аррик его талисман, но сейчас мальчика занимало другое. Он раз за разом переживал давний кошмар и пытался во всем разобраться. Аррик больше десяти лет заменял ему отца. Неужели эти жуткие воспоминания — правда?

Он разжал ладонь и показал Аррику деревянную куколку с ярко-рыжими волосами.

— Моя мама, — пояснил он.

Аррик с грустью посмотрел на куколку, и по его лицу Рожер понял, что не ошибся. Мальчику захотелось осыпать мастера злобными упреками, вытолкать из круга на потребу подземникам.

Аррик потупился, прочистил горло и запел. Его голос, прокисший за годы пьянства, обрел часть былой сладости. Жонглер пел ласковую колыбельную, которая всколыхнула память Рожера не хуже вида лесного демона. Внезапно он вспомнил, как Аррик прижимал его к груди в этом же круге и пел ту же самую колыбельную, пока вокруг пылал Ривербридж.

Песня окутала Рожера подобно силе его талисмана и напомнила, как уютно ему было в ту ночь. Да, Аррик трус, но он исполнил просьбу Калли позаботиться о Рожере, хотя это лишило его места при дворе и разрушило карьеру.

Мальчик убрал талисман в потайной кармашек. Картины десятилетней давности вспыхивали у него перед глазами, и он отчаянно пытался понять их смысл.

Наконец Аррик умолк. Рожер очнулся от раздумий и достал посуду. Жонглеры поджарили на небольшой сковороде колбасу с помидорами и съели ее с черствым хлебом. После ужина они устроили репетицию. Рожер достал скрипку, а Аррик смочил губы последними каплями из бурдюка. Они встали друг против друга, старательно не обращая внимания на подземников, которые кружили совсем рядом.

Рожер заиграл и забыл обо всех сомнениях и страхах, отдавшись дрожанию струн. Мальчик вывел мелодию и кивнул. Аррик тихонько замычал в такт, дожидаясь второго кивка, чтобы запеть. Мелодия и голос слились в привычной гармонии, отточенной годами упражнений и выступлений.

Прошло немало времени, прежде чем Аррик резко умолк и огляделся.

— Что случилось? — спросил Рожер.

— Кажется, демоны перестали бросаться на метки, едва мы начали.

Рожер перестал играть и всмотрелся в темноту. И верно! Как он сам не заметил? Лесные демоны застыли у круга, но стоило Рожеру встретиться взглядом с подземником, как тварь бросилась на него.

Рожер завопил и отшатнулся. Подземник ударился о метки и отлетел. Повсюду замерцали вспышки магии — остальные демоны стряхнули оцепенение и атаковали.

— Это музыка! — воскликнул Аррик. — Их заворожила музыка!

При виде недоуменного лица мальчика Аррик прочистил горло и запел.

Его голос был сильным и разносился далеко, заглушая рев подземников дивными звуками, но твари даже глазом не моргнули. Напротив, демоны заверещали еще громче и принялись царапать незримую преграду, как будто хотели, чтобы он замолчал.

Аррик нахмурил густые брови и затянул последнюю песню, которую они разучивали с Рожером, но подземники продолжали кидаться на метки. Мальчик ощутил укол страха. Что, если демоны найдут в сети слабое место, как нашли?..

— Скрипка! — крикнул Аррик. Рожер тупо посмотрел на скрипку и смычок в своих руках. — Скорее играй, идиот!

Увечная рука Рожера дрогнула, и смычок извлек из скрипки душераздирающий звук, похожий на скрип ногтя по грифельной доске. Подземники завизжали и попятились. Осмелев, Рожер извлекал все более скрипучие и гнусные ноты, и демоны отступали все дальше, выли и закрывали головы когтистыми лапами, словно от боли.

Но прогнать их совсем не удалось. Демоны медленно отошли на безопасное расстояние и принялись ждать. В черных глазах отражалось пламя костра.

Холодея, Рожер понял: подземники знали, что вечно играть он не сможет.

* * *

Аррик не преувеличил, когда сказал, что в деревушках их будут носить на руках. В Запечном Углу не было своих жонглеров, и многие помнили Аррика по временам десятилетней давности, когда он служил герцогским герольдом.

В деревушке был небольшой постоялый двор для фермеров и погонщиков скота из Опушки и Пастушьего Дола. Трактирщик принял жонглеров с распростертыми объятиями и не взял с них ни клата за кров и еду. На представление явились все жители деревни и выпили достаточно эля, чтобы хитрец не остался внакладе. Все шло просто замечательно, пока не настала пора пустить шапку по кругу.

* * *

— Кукурузный початок! — Аррик потряс им под носом у Рожера. — На кой он нам сдался?

— Можно съесть, — предложил Рожер.

Мастер сердито сверкнул глазами и продолжил расхаживать взад и вперед.

Рожеру понравилось в Запечном Углу. Простоватый и добродушный местный народ умел радоваться жизни. В Энджирсе зрители пробирались поближе к сцене, кивали и хлопали в ладоши, но мальчик никогда не видел, чтобы публика так охотно пускалась в пляс. Не успел он вытащить скрипку, как все попятились, освобождая место для танцев. Вскоре они уже кружились, вертелись и весело смеялись, отдавшись на волю музыки.

Они откровенно рыдали над печальными балладами Аррика и хохотали до упаду над вульгарными шутками и пантомимой. Рожер счел, что о лучшей публике нельзя и мечтать.

Когда представление закончилось, зрители принялись оглушительно скандировать: «Сладкоголосый и Восьмипалый!» Жонглеров засыпали предложениями ночлега, напоили допьяна, накормили. Две девчонки с глазами как чернослив заманили Рожера за стог сена и целовали, пока у него не закружилась голова.

Аррик был не столь доволен.

— Как же я забыл эту деревенскую манеру? — простонал он.

Он имел в виду сборы. В деревушках почти не водилось денег. Редкие монеты жители тратили на самое необходимое — семена, инструменты и меченые столбы. На дно шапки шлепнулась пара клатов, но это не окупило даже вина, которое Аррик выпил по дороге из Энджирса. Жонглерам заплатили зерном да еще парой мешочков соли и пряностей.

— Бартер! — выругался Аррик. — Ни один трактирщик в Энджирсе не продаст вина за ячмень!

Кроме зерна, жонглерам досталось соленое мясо и мягкий хлеб, рожок топленых сливок и корзина фруктов. Теплые одеяла. Свежие заплаты на сапоги. Деревенские ничего для них не пожалели. Так вкусно Рожера кормили только в герцогском дворце, и он решительно не понимал недовольства мастера. Их щедро одарили всем, для чего нужны деньги.

— Ну хоть вина дали, — проворчал Аррик и присосался к бурдюку.

Рожер с беспокойством посмотрел на бурдюк, зная, что вино лишь усилит недовольство мастера, но ничего не сказал. Вино не разгневает Аррика больше, чем намек, что ему нужно меньше пить.

— А мне понравилось в Запечном Углу, — заикнулся Рожер. — Жаль, мы не остались подольше.

— Да что ты знаешь? — рявкнул Аррик. — Глупый щенок!

Он застонал, словно от боли.

— В Опушке будет ничуть не лучше, — пожаловался он, глядя на дорогу, — а в Сучьем Доле — и того хуже. На кой я сохранил этот дурацкий круг?

Шатаясь, Аррик заходил вокруг костра. Он пнул драгоценные плашки переносного круга. Метки перекосились, но то ли Аррик не заметил, то ли ему было все равно.

Рожер ахнул. До заката всего ничего! Мальчик молча бросился поправлять метки, с опаской поглядывая на горизонт.

Он успел как раз вовремя. Подземники начали вставать, когда он еще поправлял веревку. Рожер с криком отшатнулся, когда первый демон бросился на него, пробудив метки.

— Будь ты проклят! — крикнул Аррик подземнику.

Пьяный жонглер вызывающе выпятил подбородок и гоготнул, когда демон налетел на охранную сеть.

— Мастер, не надо, пожалуйста! — Рожер схватил Аррика за руку и потащил в центр круга.

— Ну конечно, Восьмипалый знает лучше! — Аррик выдернул руку и едва не упал. — Глупый пьяный Сладкоголосый так и лезет в лапы демонов!

— Все не так, — возразил Рожер.

— А как? Думаешь, без меня ты на что-то сгодишься, раз толпа тебя славит?

— Нет.

— Вот именно, — пробормотал Аррик, приложился к бурдюку и побрел прочь.

У Рожера перехватило дыхание, и он полез в потайной кармашек за талисманом. Мальчик погладил большим пальцем гладкое дерево и шелковистые волосы, пытаясь набраться сил.

— Точно, зови мамочку на помощь! — Аррик повернулся и ткнул пальцем в куколку. — Неважно, кто тебя вырастил, кто всему научил! Да я жизнью пожертвовал ради тебя!

Рожер крепко сжал талисман, ощутил присутствие матери, услыхал ее последние слова. Он снова вспомнил, как Аррик толкнул ее на пол. В горле комом застряла злость.

— Нет, — возразил он. — Как раз ты-то и не пожертвовал.

Аррик набычился и пошел на него. Рожер отпрянул, но круг был слишком мал, отступать некуда. Снаружи рыскали голодные демоны.

— А ну дай сюда! — свирепо крикнул Аррик, хватая Рожера за руки.

— Это мое!

Мгновение они боролись, но Аррик был выше и сильнее и у него были две здоровые руки. Он выхватил талисман и швырнул в костер.

— Нет! — Рожер бросился к огню, но было уже поздно. Рыжие волосы мгновенно вспыхнули, и, прежде чем мальчик нашел веточку, чтобы выудить талисман, дерево занялось.

Рожер стоял на коленях в пыли и ошеломленно смотрел, как горит куколка. У него тряслись руки. Аррик, не обращая на него внимания, побрел к лесному демону, сидевшему на корточках возле круга и царапавшему метки.

— Это ты во всем виноват! — гаркнул он. — Ты виноват, что мне всучили неблагодарного щенка и я потерял должность! Ты!

Подземник завизжал, оскалив бритвенно-острые зубы. Аррик зарычал в ответ и врезал твари бурдюком по голове. Тот лопнул, осыпав обоих кроваво-красными каплями вина и ошметками коричневой кожи.

— Мое вино! — завопил Аррик, осознав, что натворил. Он попытался перепрыгнуть через метки, как будто мог все исправить.

— Мастер, нет! — Рожер бросился вперед, схватил Аррика здоровой рукой за поредевшие волосы и пнул под колени.

Тот отлетел от меток и плюхнулся на подмастерье.

— Убери от меня лапы! — завопил Аррик, не понимая, что Рожер только что спас ему жизнь. Он схватил мальчика за рубашку, пытаясь подняться, и вытолкнул из круга.

Подземник и человек на мгновение замерли. На лице Аррика забрезжило понимание, и в тот же миг лесной демон торжествующе взревел и бросился на мальчика.

Рожер заорал и попятился. Ему ни за что не успеть вернуться в круг. Он тщетно заслонился руками, но, прежде чем подземник ударил, Аррик с воплем схватил демона и сбил его с ног.

— В круг! — крикнул Аррик.

Демон зарычал и подбросил жонглера в воздух. Аррик шлепнулся на землю, подскочил, задел веревку переносного круга и сбил метки.

Демоны со всей поляны ринулись к прорехе. Рожер понял, что они оба погибнут. Первый демон снова изготовился броситься на мальчика, но Аррик вцепился в него и отвел удар.

— Скрипка! — крикнул он. — Отгони их!

В этот миг подземник вонзил когти ему в грудь, и на губах у него запузырилась густая кровь.

— Мастер! — возопил Рожер и с сомнением глянул на скрипку.

— Спасайся! — выдохнул Аррик перед тем, как демон вырвал ему горло.

* * *

Когда рассвет загнал демонов обратно в Недра, изрезанные пальцы здоровой руки Рожера уже кровоточили. Усилием воли он распрямил их и выпустил скрипку.

Он играл всю долгую ночь, скорчившись в темноте. Костер погас, во мраке поджидали подземники, и лишь кошачий мяв скрипки удерживал их в отдалении.

В музыке не было красоты, и Рожер не мог отрешиться от окружающего кошмара. Но теперь, глядя на разбросанные куски плоти и окровавленные тряпки, оставшиеся от мастера, мальчик снова испугался, упал на колени, и его вывернуло.

Через некоторое время спазмы поутихли, и Рожер уставился на свои скрюченные окровавленные руки, пытаясь унять дрожь. Он раскраснелся и весь горел, но от лица кровь отхлынула, и оно стыло на утреннем морозце. Желудок продолжал сокращаться, но в нем ничего не осталось. Рожер вытер рот разноцветным рукавом и заставил себя встать.

Он попытался собрать останки Аррика, чтобы похоронить, но почти ничего не нашел. Клок волос. Вспоротый, так что можно добраться до плоти, сапог. Кровь. Подземники не побрезговали ни костями, ни потрохами, а ужинать импришлось в спешке.

Рачители утверждали, что подземники пожирают тела и души своих жертв, но Аррик говаривал, что праведники врут похлеще жонглеров, а мастер был завзятым лгуном. Рожер подумал о своем талисмане, о явственном присутствии матери. Разве он ощутил бы его, если бы ее душу пожрали?

Мальчик посмотрел на погасший костер. Обугленная треснувшая куколка лежала на пепелище, но когда он взял ее в руки, она рассыпалась. Неподалеку на земле валялись остатки хвоста, в который Аррик завязывал волосы. Рожер поднял их, уже не столько золотые, сколько седые, и положил в карман.

Он изготовит новый талисман.

* * *

К немалому облегчению Рожера, Опушка показалась задолго до сумерек. Вряд ли ему хватило бы сил провести под открытым небом еще одну ночь.

Мальчик подумывал вернуться в Запечный Угол и отправиться в Энджирс с вестником, но тогда пришлось бы объяснять, что случилось, а Рожер был к этому не готов. Да и что хорошего в Энджирсе? Выступать без лицензии нельзя, а Аррик настроил против себя всех, у кого Рожер мог бы завершить обучение. Лучше остаться в глуши, где его никто не знает, и гильдия его не найдет.

Как и в Запечном Углу, в Опушке жили простые добродушные люди, которые встретили жонглера с распростертыми объятиями и не стали интересоваться, что привело артиста в их город.

Рожер с благодарностью воспользовался их гостеприимством. Он чувствовал себя мошенником, назвавшись жонглером, хотя был всего лишь подмастерьем без лицензии, но какая местным разница? Можно подумать, они не станут танцевать под его скрипку или смеяться его шуткам.

И все же Рожер не смел прикасаться к разноцветным шарикам в своем мешке с чудесами и наотрез отказывался петь. Взамен он кувыркался, скакал и ходил на руках, всячески скрывая свою неполноценность.

Местные не настаивали, и он покамест не желал себе иной доли.

Глава 23. Второе рождение. 328 п. в

Арлена разбудило палящее солнце. Песок прилип к щеке, хрустел на зубах. Вестник оторвал голову от земли и сплюнул. Он с трудом поднялся на колени и огляделся, но увидел лишь песок.

Его отнесли в барханы и оставили умирать.

— Трусы! — крикнул он. — Боитесь замарать руки, надеетесь, что меня доконает пустыня?

Он дрожал на коленях, пытаясь собраться с силами и встать, хотя тело мечтало об одном: лечь и умереть. Голова кружилась.

Он пришел на помощь красийцам. Как они могли его предать?

«Не лги себе, — сказал внутренний голос. — Разве ты не предавал? Разве не сбежал от отца, когда он нуждался в тебе больше всего? Не бросил Коба до оговоренного срока? Не оставил Рагена и Элиссу, даже не попрощавшись? А Мери…»

«А по тебе, Пар’чин, кто станет горевать? — спросил Джардир. — И одного флакона слез не наберется».

Он был прав.

Арлен знал, что его смерть в песках огорчит разве что купцов, лишившихся верного дохода. Возможно, он это заслужил, бросив всех, кто его любил. Наверно, ему действительно лучше лечь и умереть.

У него подкосились колени. Казалось, песок манит его, зовет в свои объятия. Арлен уже собрался уступить, когда кое-что заметил.

В нескольких футах на песке лежал бурдюк с водой. Джардира замучила совесть? Или кто-то из его людей оглянулся и пожалел жестоко преданного вестника?

Арлен пополз к бурдюку и вцепился в него, как в спасительную соломинку. Возможно, кто-то все же будет по нему горевать.

Впрочем, разница невелика. Даже если он вернется в Красию, люди поверят шарум ка, а не чину. По приказу Джардира даль’шарумы убьют Арлена не раздумывая.

«И ты оставишь им копье, ради которого рисковал жизнью? — спросил он себя. — Оставишь им Утреннего Ветра, переносные круги и все свои пожитки?»

При этой мысли Арлен схватился за пояс и с облегчением понял, что утратил не все. На поясе висел простой кожаный мешочек, который он захватил в Лабиринт. В мешочке лежали миниатюрный рисовальный набор, лекарственные травы… и тетрадь.

Тетрадь! Это меняло дело. Арлен остался без книг, но тетрадь была дороже их всех, вместе взятых. Со дня отъезда из Милна Арлен копировал в нее все новые метки.

В том числе метки на копье.

«Пусть забирают эту чертову штуку, если им так неймется, — подумал Арлен. — Я сделаю новую».

Он с трудом встал, взял теплый бурдюк, смочил губы водой, перебросил бурдюк через плечо и поднялся по склону ближайшего бархана.

Прикрыв глаза, он увидел вдали призрачное марево Красии. Теперь ясно, в какой стороне Рассветный оазис. Без лошади — неделя пути. Без меток — верная смерть. Вода закончится намного раньше. Что с того? Песчаные демоны разорвут его до того, как он погибнет от жажды.

* * *

Арлен жевал на ходу свиной корень. От корня горчило во рту и бурлило в животе, зато царапины от когтей демонов не воспалятся. Да и лучше тошнота, чем приступы голода.

Пил он мало, хотя горло пересохло и распухло. Арлен обвязал голову рубашкой, чтобы уберечься от солнца, и оно нещадно пекло ему спину. Его кожа стала изжелта-синей от побоев и обгорела докрасна. Каждый шаг был мучителен.

Арлен шел, пока солнце почти не село. Ему чудилось, будто он не сдвинулся с места, но цепочка следов за его спиной тянулась на удивление далеко. Скоро ветер сотрет все следы.

Пришла ночь, а с ней подземники и лютый холод. Обе напасти грозили смертью, и Арлен зарылся в песок, чтобы сберечь тепло и спрятаться от демонов. Он вырвал из тетради листок, свернул и дышал через трубочку, но все равно едва не задохнулся от страха, что подземники его найдут. Когда солнце встало и согрело песок, он покинул свою могилу и побрел дальше. Ему казалось, что он вовсе не отдыхал.

День проходил за днем, ночь за ночью. Арлен неуклонно слабел без пищи и отдыха и почти без воды. Его кожа потрескалась и кровоточила, но он не обращал на это внимания и шел дальше. Солнце все сильнее давило на плечи, горизонт не менялся.

В какой-то момент он потерял сапоги. Он не помнил, как это случилось и когда. Арлен ободрал ноги о раскаленный песок, они покрылись волдырями и кровоточили. Он оторвал рукава рубашки и перевязал ступни.

Арлен все чаще валился на землю и иногда вставал сразу, а иногда терял сознание на несколько минут или часов. Порой он падал и скатывался с барханов кувырком. Он так устал, что это было даже приятно — не приходилось мучительно переставлять ноги.

Когда закончилась вода, он потерял счет дням. Он по-прежнему шел через пустыню, но не знал, сколько еще осталось. Его губы потрескались и пересохли, и даже царапины и волдыри перестали сочиться сукровицей, как будто его тело полностью высохло.

Он снова упал и поискал повода встать.

* * *

Арлен проснулся рывком, лицо его было мокрым. Стояла ночь, и это должно было вселить в него страх, но у него не осталось сил бояться.

Он посмотрел вниз и увидел, что лежит на краю озерца в Рассветном оазисе, опустив руку в воду.

Как он здесь оказался? Последнее, что он помнит… а ничего он не помнит. Путешествие через пустыню стерлось из памяти. Ну и что? Арлен добрался до оазиса. Это главное. Под защитой меченых обелисков ему ничего не угрожает.

Арлен жадно прильнул к воде. Через мгновение его вывернуло наизнанку, и он заставил себя пить медленнее. Утолив жажду, он снова закрыл глаза и крепко заснул впервые за неделю с лишним.

Проснувшись, Арлен устроил набег на запасы оазиса. Нашлась не только еда, но и одеяла, травы, запасной рисовальный набор. Арлен был слишком слаб, чтобы добывать пищу, и несколько дней просто ел сушеные продукты, пил прохладную воду и промывал раны. Затем он начал собирать свежие фрукты. Через неделю нашел в себе силы рыбачить. Через две мог стоять и потягиваться, не испытывая боли.

В оазисе довольно запасов, чтобы выбраться из пустыни. Он выползет на выжженные глинистые равнины полумертвым — но и полуживым.

Он нашел несколько копий в запасах оазиса, но по сравнению с великолепным металлическим оружием, которое у него отобрали, заостренное дерево выглядело жалкой заменой. У него нет лака, чтобы закрепить символы, и вырезанные метки испортятся после первого же удара по прочной чешуе подземника.

Что же делать? У него есть метки, способные вышибить дух из демонов, но нет подходящего оружия.

Может, нарисовать боевые метки на камнях? Бросать их или даже прижимать к шкурам демонов…

Арлен засмеялся. Если он подберется к демону так близко, то с тем же успехом можно нарисовать метки на руках.

Он умолк и задумался. А если получится? Он обзаведется оружием, которое невозможно украсть. Подземники не смогут ни застать его врасплох, ни обезоружить.

Арлен достал тетрадь и изучил метки на остром и тупом конце копья. Это были наступательные метки, а на древке — оборонительные. Юноша обнаружил, что метки на тупом конце не соединены в одну линию, в отличие от меток на остром. Они стояли по отдельности, один и тот же символ повторялся по окружности копья и на торце. Возможно, метки на остром конце должны были резать, а на тупом — бить.

Солнце садилось. Арлен раз за разом рисовал колотящую метку на земле, пока не набил руку. Он вынул из рисовального набора кисть и баночку с краской и старательно начертил метку на левой ладони. Осторожно подул, чтобы краска скорее высохла.

Рисовать на правой ладони было сложнее, но Арлен по опыту знал, что если он сосредоточится, то сможет рисовать левой рукой, хоть и медленно.

Стемнело. Арлен осторожно размял кисти и убедился, что краска не потрескается и не облупится от движений. Затем он подошел к меченым каменным обелискам оазиса. Демоны кружили у незримой преграды, чуя поживу.

Первым его заметил ничем не примечательный подземник — песчаный демон около четырех футов ростом с длинными руками и жилистыми крепкими ногами. Тварь встретилась с Арленом взглядом и забила шипастым хвостом.

Демон бросился на сеть. В тот же миг Арлен шагнул в сторону и вытянул руку, частично перекрыв две метки. Сеть разорвалась, и подземник кубарем вкатился в оазис, ошалев от неожиданного отсутствия сопротивления. Арлен быстро убрал руку, восстановив сеть. Подземнику в любом случае несдобровать: или он падет в битве с Арленом, или победит и умрет на рассвете, когда солнце зальет своими лучами надежно защищенный оазис.

Демон поднялся, развернулся и зашипел, оскалив ряды зубов. Тварь кружила, литые мускулы бугрились, хвост метался из стороны в сторону. Затем подземник с утробным мявом бросился в атаку.

Арлен выставил навстречу ладони. Его руки были длиннее, чем лапы подземника. Тварь ударилась чешуйчатой грудью о метки и отлетела во вспышке магии, завывая от боли. Демон тяжело рухнул на землю, и Арлен заметил, что от его шкуры поднимаются тонкие струйки дыма. Юноша улыбнулся.

Подземник кое-как встал и снова закружил, на этот раз осторожнее. Он не привык, чтобы жертва давала сдачи, но вскоре расхрабрился и бросился в атаку.

Арлен поймал подземника за запястья, упал на спину, пнул тварь в живот и перекинул за голову. Метки вспыхнули, и он ощутил силу магии. Он не обжегся, хотя плоть демона зашипела от прикосновения меток. Энергия покалывала его ладони, как будто они затекли и по ним пробегали мурашки; она дрожью поднималась по рукам.

Человек и демон торопливо встали. Подземник взревел, и Арлен зарычал в ответ. Тварь лизала обожженные запястья, пытаясь унять боль, и юноша видел в ее глазах невольное уважение. Уважение и страх. Хищник и жертва поменялись ролями.

Самоуверенность едва не стоила ему жизни. Демон с визгом бросился вперед, и теперь Арлен замешкался. Он попытался увернуться, и черные когти мазнули его по груди.

В отчаянии он ударил кулаком, забыв, что метки нарисованы на ладонях, и ободрал костяшки о зернистую чешую подземника, но не причинил тому никакого вреда. Демон смахнул его на землю тыльной стороной лапы.

Арлен в отчаянии перекатился по земле, пытаясь увернуться от смертоносных когтей, острых зубов и шипастого хвоста. Он попытался встать, но демон спружинил и прыгнул, сбив его обратно на землю. Арлен сумел просунуть между собой и подземником колено. Тварь щелкнула клыками у самого его лица, обдав смрадным жарким дыханием.

Арлен тоже оскалил зубы и стиснул голову демона. Метки вспыхнули, подземник заверещал от боли, но Арлен держал крепко. Становилось все светлее, от головы твари поднимался дымок. Демон бешено колотился, рвал противника когтями, силясь спастись.

Но Арлен не собирался его отпускать. С каждым мгновением ладони покалывало все сильнее, как будто в них накапливалась энергия. Он попытался свести ладони, и ему это удалось — череп твари словно размягчался, таял.

Подземник вырывался все слабее. Арлен перекатился, теперь он был сверху. Демон вяло сомкнул когти вокруг его рук, пытаясь оторвать их, но тщетно.

Последним усилием Арлен окончательно свел ладони и размозжил голову подземнику, исторгнув кровавый фонтан.

Глава 24. Иглы и чернила. 328 п. в

Той ночью Арлен не смог уснуть, хотя боль от ран была ни при чем. Всю жизнь он мечтал стать героем из басен жонглеров, облаченным в доспехи и разящим подземников меченым оружием. Обнаружив копье, он решил, что мечта вот-вот исполнится, но она утекла сквозь пальцы, и он наткнулся на нечто совершенно новое.

Ничто, даже та ночь в Лабиринте, когда он чувствовал себя непобедимым, не могло сравниться с покалыванием магии, выжигающей из демона жизнь. Арлен мечтал испытать его снова, и эта жажда помогла ему увидеть прежние желания в новом свете.

Арлен понял, что его возвращение в Красию не было таким уж великодушным. В чем бы он ни пытался себя убедить, он не хотел быть ни простым оружейником, ни воином. Он мечтал о триумфе. О славе. Хотел войти в историю как тот, кто поднял человечество на битву.

«Может, как Избавитель?»

Эта мысль тревожила его. Избавление человечества должно исходить от всех, иначе ему клат цена и долго оно не продлится.

Но хочет ли человечество спастись? Заслуживает ли спасения? Арлен больше не был в этом уверен. Люди вроде его отца утратили желание сражаться, прячась под защитой меток, а то, что Арлен видел в Красии и ныне чувствовал в себе, заставило его сомневаться и в тех, кто не утратил.

Между Арленом и подземниками не может быть мира. В глубине души он знал, что не сможет прятаться за метками и смотреть на пляски демонов, пока будет в силах сражаться. Но кто станет воевать вместе с ним? Джеф ударил его. Элисса выбранила. Мери попыталась сковать по рукам и ногам. Красийцы — убить.

С той ночи, когда Джеф смотрел из-под надежной защиты крыльца на то, как подземники убивают его жену, Арлен знал, что главное оружие подземников — страх. Но прежде он не понимал, что страх многолик. Несмотря на все свои попытки доказать обратное, Арлен боялся одиночества. Ему было нужно, чтобы кто-нибудь в него верил. Чтобы кто-то сражался с ним и за него.

Но он был один. Теперь он это понимал. Если ему нужны друзья, придется пробраться в города и принять чужие условия. Если он хочет сражаться, придется действовать одному.

Ощущение собственной мощи и душевного подъема поблекло. Он медленно свернулся клубком, обхватил колени и уставился в пустыню в поисках несуществующей дороги.

* * *

На рассвете Арлен встал и побрел к озерцу, чтобы промыть раны. Вчера он их зашил и приложил припарку, но с ранами, нанесенными демонами, осторожность не помешает. Он побрызгал холодной водой себе в лицо, и его взгляд упал на татуировку.

Все вестники набивали себе татуировки с изображением родных городов. По ним можно было определить, сколь долгий путь они проделали. Арлен помнил, как Раген впервые показал ему свою — город среди гор под флагом Милна. Арлен собирался набить такую же, когда выполнил свое первое задание. Он отправился к татуировщику, но по дороге засомневался. Милн был ему домом во многих отношениях, но родился он в другом месте.

У Тиббетс-Брука не было флага, и Арлен сам нарисовал герб графа Тиббета: пышный луг, разделенный ручьем, который впадал в небольшое озеро. Татуировщик достал иглы и навечно запечатлел на плече Арлена памятку о доме.

«Навечно». Обещание запало Арлену в память. Он внимательно наблюдал за татуировщиком. Его занятие во многом походило на ремесло метчика — аккуратные старательные штрихи без права на ошибку. В мешочке с травами есть иглы, в рисовальном наборе — чернила.

Арлен развел небольшой костерок, припоминая каждое мгновение, проведенное в мастерской татуировщика. Он прокалил иглы и налил в мисочку густые, вязкие чернила. Обернул иглы ниткой, чтобы не проколоть кожу слишком сильно, и внимательно осмотрел свою левую руку, отметил все складочки, пошевелил пальцами. Наконец он взял иглу, окунул в чернила и приступил к работе.

Дело продвигалось медленно. Приходилось часто прерываться, чтобы вытереть кровь и лишние чернила. Времени, впрочем, было в избытке, и Арлен работал тщательно и аккуратно. К середине утра результат его удовлетворил. Он приложил к руке припарку и аккуратно прибинтовал, после чего принялся пополнять запасы оазиса. Остаток дня он трудился что было сил и на следующий день тоже. Он знал, что нужно взять с собой, сколько получится унести.

* * *

Арлен провел в оазисе еще неделю, нанося метки на кожу по утрам и пополняя запасы остаток дня. Татуировки на ладонях зажили быстро, но Арлен на этом не остановился. Он вспомнил, как ободрал кисть, ударив песчаного демона, и нанес метки на костяшки левой руки. Правую он тоже украсит, как только отвалятся струпья. Больше ни один подземник не уклонится от его удара.

Работая, он мысленно повторял свою битву с песчаным демоном и вспоминал, как подземник двигался, насколько сильным и смелым был, как нападал и чем выдавал свои намерения. Арлен старательно записывал все, что удавалось припомнить, изучал свои заметки и размышлял, как следовало отреагировать. Ошибаться больше нельзя.

Красийцы отшлифовали жестокие, но точные движения шарусака, превратив их в искусство. Арлен начал совмещать движения и татуировки, чтобы они действовали как единое целое.

Наконец Арлен покинул Рассветный оазис, но пошел не по дороге, а напрямик к Анох-Сану. Он взял столько сушеных продуктов, сколько мог унести. В Анох-Сане есть вода, но нет еды, а Арлен собирался задержаться в затерянном городе.

Он с самого начала знал, что берет слишком мало воды. В оазисе почти не было запасных бурдюков, а до города было недели две ходьбы. Воды не хватит и на одну.

И все же он даже не оглянулся. «Позади ничего не осталось, — подумал он. — Придется идти вперед».

Сумерки сгустились над песком. Арлен глубоко вдохнул и продолжил путь, не тратя времени на лагерь. В ясном небе пустыни сверкали звезды, и находить дорогу было легко — даже легче, чем днем.

Подземники редко забирались так далеко в пустыню. Они охотились там, где было много добычи, а в голых песках она не водилась. Арлен прошагал в холодном лунном свете несколько часов, прежде чем его учуял демон. Вестник услышал тварь намного раньше, чем увидел, но не побежал, поскольку знал, что подземник легко отыщет его след; прятаться он тоже не стал, потому что ему предстояло еще много пройти этой ночью. Он спокойно смотрел, как песчаный демон скачет по барханам.

Арлен безмятежно встретил взгляд чудовища. Подземник озадаченно остановился и зарычал, скребя когтями песок, но человек лишь улыбнулся. Демон вызывающе заревел, но Арлен не обратил внимания. Он разглядывал окрестности, следил за неясными тенями на периферии зрения, слушал шепот ветра и шорох песка, принюхивался к холодному ночному воздуху.

Песчаные демоны охотятся стаями. Арлен никогда не встречал их поодиночке и сомневался, что сегодняшняя ночь — исключение. И действительно, пока он пристально следил за рычащей и визжащей тварью у себя под носом, два других подземника обошли его с боков, бесшумные, как сама смерть, и почти невидимые в темноте. Арлен притворился, будто ничего не заметил, не сводя глаз с подземника перед собой, который надвигался все ближе и ближе.

Как он и подозревал, первым напал не бесновавшийся песчаный демон, а его товарищи. Надо же, какое коварство! Наверное, в песках, где негде спрятаться и ветер разносит легчайшие шорохи на много миль, охотнику приходится учиться обманывать жертву.

Охотником Арлен еще не стал, но и легкой добычей уже не был. Когда песчаные демоны, вытянув передние лапы, ринулись на него с двух сторон, он бросился вперед на демона, отвлекавшего его внимание.

Атаковавшие демоны едва не столкнулись, а атакованный удивленно попятился. Подземник был шустрым, но левый кулак Арлена оказался быстрее. Метки на костяшках пальцев вспыхнули и зашипели. Демон отшатнулся, но Арлену этого было мало. Он ударил подземника правой рукой, прижал татуированную ладонь к глазам. Метка вспыхнула, опалила огнем; тварь завизжала и слепо бросилась на него.

Арлен предугадал движение демона, упал на спину, перекувырнулся и вскочил в нескольких футах от ослепшего чудовища, развернувшись к двум другим подземникам, которые ринулись на него.

Подземники снова оказались умнее, чем думал Арлен. Они не стали нападать одновременно, а наносили удары по очереди, чтобы он не мог натравить их друг на друга.

Но тактика оказалась не такой уж и выгодной, поскольку Арлену не пришлось сражаться с обоими одновременно. Когда набросился первый подземник, юноша шагнул вперед, в объятия демона, и стиснул его череп. Вспышка магии швырнула чудовище на землю, где оно завизжало и стало корчиться от боли, зажимая лапами голову.

Второй демон напал сразу после первого, и Арлен не успел ни уклониться, ни ударить. Он вспомнил другой прием из прошлой стычки, вцепился в запястья чудовища, упал на спину и пнул вверх. Колючая чешуя на животе песчаного демона прорезала обмотки и впилась в ноги, но Арлен все равно воспользовался силой инерции, чтобы перекинуть демона за голову. Ослепленный, тот продолжил корчиться поблизости, но опасности больше не представлял.

Прежде чем переброшенный демон успел прийти в себя, Арлен вскочил на извивавшегося на земле и уперся коленями в его спину, не обращая внимания на колючую чешую. Он схватил подземника за горло одной рукой, а другой надавил ему на затылок. Арлен почувствовал, как магия скапливается в пальцах, но тварь пришлось отпустить слишком рано, чтобы откатиться в сторону, — подземник, которого он просто отшвырнул, снова пошел в атаку.

Арлен поднялся, и они с песчаным демоном принялись настороженно кружить. Демон бросился вперед, и Арлен присел, готовясь уклониться от смертоносных когтей, но подземник встал как вкопанный, хлестнул Арлена толстым хвостом и сбил с ног.

Юноша упал и перекатился на бок как раз вовремя — тяжелый зазубренный конец хвоста взрыхлил песок там, где только что была его голова. Он перекатился обратно, едва увернувшись от следующего удара. Когда песчаный демон отвел хвост, чтобы атаковать еще раз, Арлен умудрился его схватить. Он стиснул хвост, чувствуя покалывание и жар копящейся магии в меченой ладони. Демон выл и метался, но Арлен держал крепко, перехватив хвост другой рукой рядом с первой. Юноша отскочил в сторону, когда магия прожгла хвост насквозь и зазубренный конец отлетел в брызгах ихора.

По инерции Арлен упал, и освободившийся подземник напал на него. Арлен схватил запястье демона левой рукой и врезал по горлу правым локтем, но без меток тварь даже не ощутила удара. Демон дернул мускулистыми лапами, и Арлен снова взмыл в воздух.

Чудовище ринулось к нему. Арлен собрал последние остатки смелости и встретил противника лоб в лоб, схватив его за горло. Когти подземника кромсали плоть юноши, но руки Арлена были длиннее и тварь не могла достать до жизненно важных органов. Они вместе грянулись оземь, и Арлен прижал лапы демона коленями, навалился всем весом, продолжая сжимать его горло и чувствуя, как магия нарастает с каждым мгновением.

Подземник бешено колотился, но Арлен давил все сильнее, прожигая чешую и уязвимую плоть под ней. Кости демона треснули, и юноша сжал кулаки.

Он встал над телом обезглавленного демона и осмотрелся в поисках остальных. Тот, которому он стиснул череп, вяло уползал и явно не горел желанием сражаться. Слепой демон исчез, но Арлена это не волновало. В Недрах калеке несдобровать. Скорее всего, товарищи разорвут его в клочья.

Арлен прикончил демона, жалко барахтавшегося на песке, перевязал свои раны, немного отдохнул, взвалил на плечи скатку с провизией и устремился к Анох-Сану.

* * *

Арлен шел днем и ночью, спал в тени барханов в самый солнцепек. Сражаться пришлось еще всего два раза: со стаей песчаных демонов и с одиноким воздушным. Остальные ночи прошли спокойно.

Без гнета солнца по ночам он проходил больше, чем днем. На седьмой день его кожа обветрилась и потрескалась, ноги покрылись волдырями и кровоточили, а вода закончилась, но при виде Анох-Сана он ощутил прилив сил.

Арлен наполнил бурдюки в одном из немногих сохранившихся источников, напился и принялся расписывать метками здание, которое вело в катакомбы, где он нашел копье. В некоторых обрушившихся зданиях по соседству торчали деревянные опорные балки. Сухой воздух пустыни не давал им сгнить. Арлен собрал балки и редкий колючий кустарник, чтобы наделать факелов. Трех факелов из оазиса и нескольких свечей из рисовального набора надолго не хватит, а в катакомбах царит темнота.

Он тщательно распределил свои скудные припасы. До края пустыни, где можно что-то раздобыть, идти было не меньше пяти дней или, может быть, трех, если шагать днем и ночью. Времени мало, а сделать надо много.

Следующую неделю Арлен исследовал катакомбы, тщательно копировал все новые метки. Он нашел еще несколько саркофагов, но ни в одном не было такого оружия, как в первом. Зато сами саркофаги и колонны были сплошь изрезаны метками, и еще метки были на картинах. Арлен не мог прочитать пиктограммы, но многое понял по позам и выражениям лиц на сериях изображений. Картины были выписаны настолько тщательно, что можно было разобрать даже метки на оружии воинов.

Еще на картинах были новые породы подземников. Одна из серий изображала лютующих демонов, неотличимых от людей, если бы не когти и клыки. В центре был нарисован чахлый подземник с длинными тощими лапами, костлявой грудью и огромной для столь крохотного тела головой. За спиной подземника стояла армия демонов, перед ним — человек в балахоне во главе воинства людей. Человек и подземник кривились, как будто схлестнулись в волевом поединке, хотя стояли довольно далеко друг от друга. Их окружал ореол света. Армии неподвижно наблюдали.

Пожалуй, самым удивительным казалось то, что у человека не было оружия. Свечение исходило, похоже, от метки, нарисованной или вытатуированной на лбу. Арлен перевел взгляд на следующее изображение и увидел, что демон и его армия бегут, а люди триумфально потрясают копьями.

Юноша старательно скопировал метку со лба мужчины в свою тетрадь.

Шли дни, еда таяла. Остаться в Анох-Сане означало обречь себя на голодную смерть. Арлен решил выступить на рассвете в Форт Райзон. В городе можно будет снять деньги со счета, купить лошадь, припасы и вернуться.

Но как же мучительно покидать Анох-Сан, не разгадав и малой доли его тайн! Многие тоннели обрушились, и нужно время, чтобы разобрать завалы; во многих зданиях могли быть подземные ходы. В руинах сокрыты ключи к уничтожению демонов, и отыскать их Арлену снова мешает желудок.

Подземники поднялись, пока он размышлял. Они стекались к Анох-Сану тысячами, хотя добычи здесь не водилось. Возможно, они считали, что люди однажды вернутся, а может быть, им нравилось господствовать в городе, который некогда бросал вызов их племени.

Арлен встал и подошел к краю меток, глядя на пляску демонов в лунном свете. В животе забурчало, и он не впервые задумался о природе подземников. Это волшебные создания, бессмертные и чуждые человеку. Они разрушают, но не созидают. Даже их трупы сгорают, а не гниют, питая растения. Но он видел, как они едят, мочатся и испражняются. Так ли противоестественна их природа?

Песчаный демон зашипел на него.

— Кто ты? — спросил Арлен, но тварь лишь тщетно бросилась на метки, досадливо зарычала и поплелась прочь.

Арлен смотрел вслед чудовищу, и мысли его были мрачны.

— К Недрам, — пробормотал он и выскочил из защитного круга.

Подземник развернулся и напоролся на меченые костяшки пальцев Арлена. Удары кулаков пронзали захваченную врасплох тварь, словно молнии. Демон умер, не успев понять, что происходит.

Другие подземники потянулись на шум, но осторожно, и Арлен успел вернуться в здание, прикрыть метки, втащить жертву и восстановить круг.

— Посмотрим, есть ли от тебя хоть какой-то прок, — сказал Арлен мертвому чудовищу.

Он вскрыл песчаного демона острым осколком обсидиана с нарисованными режущими метками и с удивлением обнаружил, что под прочным панцирем скрывается такая же беззащитная плоть, как у него самого. Мышцы и жилы были жесткими, но не больше, чем у обычного дикого зверя.

Тварь омерзительно пахла. Вонь черного ихора, служившего демону кровью, разъедала глаза и драла горло. Задержав дыхание, Арлен вырезал кусок мяса и энергично встряхнул, чтобы избавиться от лишней жидкости. Затем он подвесил мясо над костерком. Ихор задымился, постепенно сгорел, и запах стал терпимым.

Когда оно прожарилось, Арлен взял темный вонючий кусок и словно вернулся в далекое прошлое. Однажды он поймал рыбу со скользкой коричневой чешуей, и Колин Тригг заставила ее выбросить. «Не ешь то, что выглядит нездоровым, — сказала травница. — Мы то, что мы едим».

«Значит, я стану демоном?» — подумал он, посмотрел на мясо, собрался с духом и откусил.

Глава 25. Новая площадка. 331 п. в

Дождь полил сплошной стеной, и Рожер прибавил ходу, проклиная свое невезение. Он и сам собирался покинуть Пастуший Дол, но не в такой спешке и не при таких обстоятельствах.

Конечно, пастух был в своем праве. Ну да, мужлан больше заботился о своей отаре, чем о супруге, и она сама заманила Рожера в постель, но разве приятно вернуться домой пораньше из-за дождя и обнаружить, что твоя жена кувыркается с пришлым парнем?

Вообще-то, даже хорошо, что льет дождь, не то обманутый муж поднял бы половину пастухов в погоню. Местные мужчины очень ревнивы — небось потому, что часто оставляют своих женщин в одиночестве, отправляясь пасти драгоценные стада. У пастухов плохое чувство юмора. Им не нравится, когда шутят с их женами или отарами…

Пастух гонялся за Рожером по комнате, пока жена не запрыгнула ему на спину, что позволило жонглеру схватить сумки и выскочить за дверь. Сумки у Рожера всегда были наготове. Этому его научил Аррик.

— Ночь, — пробормотал Рожер, ступив в большую грязную лужу. Холодная вода просочилась сквозь мягкий кожаный сапог, но юноша не осмелился остановиться и развести костер.

Он поплотнее завернулся в лоскутный плащ. И почему ему все время приходится убегать? За последние два года он успел не меньше трех раз пожить в Запечном Углу, Опушке и Пастушьем Доле, но все равно ощущал себя чужаком. Местные рождались и умирали, ни разу не покинув родной деревни, и всячески уговаривали Рожера остепениться.

«Женись на мне». «Женись на моей дочери». «Поселись у меня в трактире, и мы напишем твое имя над дверью, чтобы привлечь посетителей». «Согрей меня, пока мой муж в поле». «Помоги нам собрать урожай и перезимуй с нами».

Все их предложения означали одно: «Хватить скитаться, пора пустить корни».

И каждый раз Рожер немедленно отправлялся в путь. Приятно чувствовать себя нужным, но в качестве кого? Мужа? Отца? Работника? Рожер был жонглером и никем иным быть не желал. Стоит только сорвать колосок или помочь поймать отбившуюся от стада овцу, как тебя мгновенно превратят в кого-то другого.

Он коснулся златовласого талисмана в потайном кармашке и ощутил, что дух Аррика присматривает за ним. Рожер знал, что уловит разочарование мастера, если повесит свой лоскутный наряд на гвоздь. Аррик умер жонглером, и Рожер тоже умрет жонглером.

Как и обещал Аррик, деревушки отточили умения Рожера. За два года непрерывных представлений простой скрипач и акробат стал чем-то большим. Без руководства Аррика Рожеру пришлось окрепнуть и вырасти, изобрести новые способы развлекать людей в одиночку. Он постоянно выдумывал фокусы и разучивал мелодии, но прославился не только как фокусник и музыкант, но и как рассказчик.

В деревнях любили послушать истории, особенно о дальних краях. Рожер покорно рассказывал о местах, где был и не был; о соседних поселках и городах, существовавших лишь в его воображении. Истории с каждым разом становились длиннее, и персонажи жили собственной жизнью, полной приключений. Джак Краснобай, который знал язык подземников и вечно обводил глупых чудовищ вокруг пальца пустыми обещаниями. Марко Шатун, который перебрался за Милнские горы и нашел цветущий край, где подземников почитают, словно богов. И разумеется, Меченый.

Весной по деревушкам ходили герцогские жонглеры, которые оглашали указы, и самый последний поведал о диком человеке, который бродит по лесам, убивает демонов и пожирает их плоть. Жонглер уверял, что это чистая правда: мол, ему рассказал татуировщик, который нанес метки на спину дикаря; есть и другие свидетели. Слушатели завороженно внимали и на следующий вечер попросили Рожера пересказать историю. Он повиновался, украсив ее собственными выдумками.

Слушатели любили задавать вопросы и пытались поймать его на противоречиях, но Рожеру нравилось плести слова и убеждать деревенских в своих нелепых россказнях. По иронии судьбы, сложнее всего оказалось убедить деревенских в том, что подземники пляшут под его скрипку. Разумеется, он мог доказать это в любое время, но Аррику нравилось повторять: «Стоит взяться доказывать что-то одно, и придется доказывать все».

Рожер посмотрел на небо. «Скоро придется играть подземникам», — подумал он. Небо хмурилось весь день, и становилось все темнее. За высокими городскими стенами демонов почти не видели и считали бредом сивой кобылы то, что подземники могут подняться в пасмурный день, но Рожер многому научился за пару лет скитаний по деревушкам. Большинство демонов дожидается заката, но если в тучах не будет ни единого просвета, то самые смелые подземники примут день за ночь.

Рожер промок, замерз и не хотел рисковать. Он огляделся в поисках подходящего места для лагеря. До Опушки он доберется в лучшем случае завтра. Скорее всего, придется две ночи провести в дороге. У него засосало под ложечкой.

К тому же в Опушке ничуть не лучше, чем в Доле. Или в Запечном Углу, если на то пошло. Рано или поздно он обрюхатит какую-нибудь женщину или, хуже того, влюбится и не успеет оглянуться, как будет доставать скрипку из футляра только по праздникам, пока не придется отдать ее за починку плуга или горсть семян. Тогда он станет как все.

«Или можно вернуться домой».

Рожер часто подумывал вернуться в Энджирс, но всегда находил причины отложить возвращение еще на сезон. Да и что хорошего в городе? Узкие улицы, забитые людьми и животными; деревянные настилы, провонявшие навозом и мусором. Нищие и воры. Вечная нехватка денег. Люди, которые мастерски не обращают друг на друга внимания.

«Нормальные люди», — подумал Рожер и вздохнул. Деревенские вечно лезут в чужие дела и без раздумий пускают на постой незнакомцев. Похвально, но в глубине души Рожер был городским пареньком.

Вернуться в Энджирс означало возобновить дела с гильдией. Без лицензии долго не протянуть, зато с ней можно жить припеваючи. Опыта, приобретенного в деревушках, достаточно, чтобы получить лицензию, особенно если какой-нибудь член гильдии замолвит за него словечко. Аррик поссорился с большинством коллег, но, может, ему удастся разжалобить кого-нибудь рассказом об ужасной участи мастера.

Рожер спрятался под деревом, разложил круг и набрал немного сухих веток, чтобы развести костерок. Он старательно подбрасывал хворост в огонь, но ветер и дождь свели его усилия на нет.

— В Недра деревушки, — выругался Рожер в темноте, которую нарушали лишь вспышки магии, когда демоны испытывали метки на прочность. — В Недра их все.

* * *

Энджирс не слишком изменился за прошедшие годы. Он словно стал меньше, но Рожер отвык от городской тесноты и к тому же на пару дюймов подрос. Теперь ему было шестнадцать — взрослый мужчина по любым меркам. Он постоял у городских ворот, размышляя, правильно ли поступает.

У него были кое-какие припасы и немного деньжат, которые он старательно выуживал из шапки для сборов и откладывал на случай возвращения. Негусто, но на пару ночей убережет от навесов.

«Если мне нужны только еда и крыша над головой, то никогда не поздно вернуться в деревушки», — подумал он.

Можно направиться на юг в Крестьянский Пень и Лесорубову Лощину или на север, в отстроенный герцогом на энджирском берегу Ривербридж.

«Если», — мысленно повторил он, собрался с духом и вошел в ворота.

Он отыскал дешевый постоялый двор, достал свой лучший лоскутный наряд, переоделся и сразу отправился дальше. Дом гильдии жонглеров находился рядом с центром, где его обитатели могли с удобством договариваться о выступлениях в любых концах города. Все лицензированные жонглеры могли жить в доме, если безропотно соглашались на любую работу и отдавали гильдии половину выручки.

«Глупцы, — кривился Аррик. — Отдавать половину выручки за крышу над головой и три миски жидкой похлебки? Тоже мне жонглеры».

В его словах была доля истины. Лишь самые старые и бездарные жонглеры жили в общем доме и соглашались на работу, от которой воротили нос остальные. И все же это лучше, чем побираться, и безопаснее, чем поселиться под навесом для нищих. Метки на доме гильдии надежнее, а его обитатели не так вороваты.

Рожер вошел в дом и после расспросов вскоре постучал в нужную дверь.

— Ась? — Старик открыл дверь и сощурился, глядя в коридор. — Кто там?

— Рожер Восьмипалый, сударь, — ответил Рожер и, не заметив узнавания в слезящихся глазах, добавил: — Я был подмастерьем Аррика Сладкоголосого.

Недоуменное выражение лица немедленно сменилось кислым, и старик попытался ретироваться.

— Мастер Джайкоб, прошу вас. — Рожер придержал створку.

Старик вздохнул, вернулся в каморку и с трудом сел. Рожер вошел и притворил за собой дверь.

— Чего тебе надо? — спросил Джайкоб. — Я старик, и у меня нет времени на плутни.

— Мне нужен поручитель, чтобы подать прошение о лицензии.

Джайкоб сплюнул.

— Что, Аррик тебе надоел? Его пьянство мешает твоему успеху, и ты решил оставить его гнить и начать новую жизнь? — хмыкнул старик. — Поделом ему. Со мной он обошелся не лучше четверть века назад.

Он поднял взгляд на Рожера.

— Поделом ему или нет, я не стану помогать предателю…

— Мастер Джайкоб! — Рожер вскинул руки, чтобы оборвать его тираду. — Аррик мертв. Его сожрали демоны по дороге в Опушку два года назад.

* * *

— Держи спину прямо, мальчик, — учил его Джайкоб, пока они шли по коридору. — Смотри цеховому мастеру в глаза и помалкивай, покуда к тебе не обратятся.

Он повторил наставления уже десяток раз, но Рожер только кивал. Он был слишком юн для получения собственной лицензии, но Джайкоб сказал, что история гильдии помнит жонглеров и помоложе. Лицензию дают за умение и талант, а не за возраст.

Добиться приема у цехового мастера было непросто даже с поручителем. Джайкоб не выступал много лет, и хотя гильдейские почтительно относились к его преклонным годам, в приемном крыле его не столько уважали, сколько игнорировали.

Секретарь цехового мастера продержал их у кабинета несколько часов, где они в отчаянии наблюдали за приходом и уходом других посетителей. Рожер сидел прямо и боролся с желанием пошевелиться или расслабиться, а луч света, проникавший в окно, медленно полз через комнату.

— Цеховой мастер Чоллс готов вас принять, — наконец произнес секретарь, и Рожер мгновенно очнулся. Он вскочил и протянул Джайкобу руку, чтобы помочь ему встать.

Рожер не видел ничего подобного кабинету цехового мастера с тех пор, как покинул герцогский дворец. На полу лежал толстый теплый ковер с разноцветными узорами, на обшитых дубовыми панелями стенах висели изящные масляные светильники вперемежку с натюрмортами, изображениями великих битв и портретами красивых женщин. Стол был сделан из полированного темного ореха, пресс-папье служили замысловатые статуэтки — миниатюрные копии статуй на пьедесталах, расставленных по комнате. На стене за столом красовалась большая печать с символом гильдии жонглеров — тремя разноцветными шариками.

— Мастер Джайкоб, у меня мало времени. — Цеховой мастер Чоллс даже не потрудился оторвать взгляд от кипыбумаг на столе.

Он был грузным мужчиной лет пятидесяти, не меньше, одетым в расшитый наряд, который больше подобал купцу или аристократу, нежели жонглеру.

— На него у вас время найдется, — возразил Джайкоб. — Это подмастерье Аррика Сладкоголосого.

Чоллс поднял взгляд, но только чтобы покоситься на Джайкоба.

— Не знал, что вы с Арриком до сих пор общаетесь. — Он совершенно игнорировал Рожера. — Слышал, вы разругались.

— Время лечит, — сухо произнес Джайкоб, не желая лгать сверх необходимого. — Я больше не питаю ненависти к Аррику.

— Зато другие питают, — хохотнул Чоллс. — Почти все в этом здании вцепились бы ему в глотку при первой возможности.

— Не выйдет, — возразил Джайкоб. — Аррик мертв.

Чоллс помрачнел:

— Очень жаль. Потеря любого из нас — трагедия. Его сгубило пьянство?

Джайкоб покачал головой:

— Подземники.

Цеховой мастер нахмурился и сплюнул в латунное ведерко возле стола, которое, похоже, стояло там специально для этого.

— Когда и где? — спросил он.

— Два года назад по дороге в Опушку.

Чоллс печально покачал головой.

— Кажется, его подмастерье играл на скрипке, — наконец сказал он, взглянув на Рожера.

— Играл, — подтвердил Джайкоб. — И не только. Позвольте представить вам Рожера Восьмипалого.

Рожер поклонился.

— Восьмипалого? — внезапно оживился цеховой мастер. — Слыхал я об одном Восьмипалом, который выступает в западных весях. Это ты, мальчик?

Рожер удивленно кивнул. Арлен говорил, что в деревушках легко прославиться, но юноша все равно испытал потрясение. Интересно, хвалят его или ругают?

— Не обольщайся. — Чоллс словно прочитал его мысли. — Деревенские любят преувеличивать.

Рожер кивнул, глядя в глаза цеховому мастеру:

— Да, сударь. Я понимаю.

— Итак, приступим. Покажи мне, что ты умеешь.

— Прямо здесь? — нерешительно спросил Рожер. Кабинет был просторным и уединенным, но на толстых коврах, среди дорогой мебели особо не покувыркаешься и не пометаешь ножи.

Чоллс нетерпеливо отмахнулся:

— Ты много лет выступал с Арриком, значит должен уметь жонглировать и петь.

Рожер с трудом сглотнул.

— Чтобы получить лицензию, нужно показать нечто большее, чем азы.

— Сыграй ему, мальчик, как сыграл мне, — уверенно произнес Джайкоб.

Рожер кивнул и чуть дрожащими руками достал скрипку из футляра, но когда его пальцы легли на гладкое дерево, страх растаял, как мыло в горячей воде. Он заиграл, отдавшись музыке и забыв о цеховом мастере.

Это длилось недолго — очарование музыки нарушили крики. Смычок соскользнул со струн, и в наступившей тишине за дверью раздался оглушительный рев:

— Нет, я не стану ждать, пока какой-то бездарный подмастерье закончит выступать! Прочь!

Спорщики, похоже, обменялись тумаками. Дверь распахнулась, и в комнату ворвался мастер Джасин.

— Прошу прощения, цеховой мастер, — извинился секретарь. — Он отказался ждать.

Чоллс жестом отпустил секретаря. Джасин бросился к цеховому мастеру.

— Вы отдали герцогский бал Идуму? — рявкнул он. — Я десять дет выступал на балу! Я все расскажу дяде!

Чоллс, не сдавая позиций, скрестил на груди руки:

— Герцог сам попросил вас сменить. Если вашему дяде что-то не нравится, пусть говорит с его светлостью.

Джасин нахмурился. Даже первый министр Джансон вряд ли вступится за племянника перед герцогом.

— Если это все, Джасин, прошу нас оставить, — продолжил Чоллс. — Юный Рожер проходит испытание на лицензию.

Взгляд Джасина метнулся на Рожера и вспыхнул узнаванием.

— Смотрю, ты бросил пьянчугу, — фыркнул он. — Надеюсь, не обменял его на эту старую развалину? — Он подбородком указал на Джайкоба. — Предложение в силе, если хочешь на меня поработать. Пусть Аррик подбирает за тобой объедки.

— Мастера Аррика убили на дороге подземники два года назад, — сообщил Чоллс.

Джасин перевел взгляд на цехового мастера и расхохотался:

— Замечательно! Эта новость с лихвой возмещает потерю герцогского бала!

Рожер ударил его.

Он стоял над мастером, сам не понимая, как это вышло; окровавленные костяшки пальцев гудели. Нос Джасина хрустнул под его кулаком, похоронив все надежды на лицензию, но в этот миг Рожеру было все равно.

Джайкоб оттащил его от Джасина, когда тот вскочил и принялся размахивать кулаками:

— Я убью бедя, мелкий…

Чоллс мгновенно встал между ними. Джасин рвался на свободу, но могучий цеховой мастер держал крепко.

— Джасин, довольно! — рявкнул Чоллс. — Никого ты не убьешь!

— Ды бидел, что он сделал! — Из носа Джасина лила кровь.

— И слышал, что ты сказал! У меня тоже чесались руки!

— Как бне петь себодня ночью? — Нос Джасина уже начал распухать, и его речь становилась все более неразборчивой.

— Я кого-нибудь найду на замену, — нахмурился Чоллс. — Гильдия покроет убытки. Дэвед!

Секретарь сунул голову в дверь.

— Отведи мастера Джасина к травнице и вели прислать счет.

Дэвед кивнул и бросился на помощь Джасину. Мастер оттолкнул его.

— Ды еще божалеешь, — пообещал он Рожеру на прощание.

Чоллс протяжно выдохнул, когда дверь за Джасином закрылась.

— И наломал же ты дров! Никому не пожелаю такого врага.

— Он уже был моим врагом, — возразил Рожер. — Вы слышали, что он сказал.

— Слышал, — кивнул Чоллс. — Но ты все равно должен был сдержаться. А вдруг тебя оскорбит покровитель? Или сам герцог? Гильдейские не могут колотить любого, кто их злит.

Рожер повесил голову.

— Понимаю, — прошептал он.

— Ты только что обошелся мне в круглую сумму, — добавил Чоллс. — Придется не одну неделю улещивать Джасина деньгами и лучшими предложениями. Я буду не я, если ты мне не заплатишь, скрипач.

Рожер с надеждой поднял взгляд.

— Пробная лицензия. — Чоллс взял лист бумаги и перо. — Будешь выступать под присмотром мастера гильдии, платить ему из выручки и отсылать мне половину собранной суммы, пока я не сочту твой долг уплаченным. Понятно?

— Еще как понятно, сир! — обрадовался Рожер.

— И держись тише воды ниже травы, — предупредил Чоллс. — Не то я разорву твою лицензию, и тогда прощай, Энджирс.

* * *

Рожер играл на скрипке, но уголком глаза следил за Абрумом, крепким подмастерьем Джасина. Джасин завел обычай отправлять на выступления Рожера кого-нибудь из подручных. Юноше было не по себе оттого, что за ним наблюдают слуги озлобленного мастера, но после стычки в кабинете прошло уже несколько месяцев, и все как будто обошлось. Мастер Джасин быстро поправился и вскоре вновь купался в похвалах на всех великосветских собраниях в Энджирсе.

Рожер мог бы даже осмелиться понадеяться, что все забыто, если бы подмастерья не приходили почти каждый день. Иногда в толпе рыскал лесной демон Абрум, иногда скальный демон Сали потягивала эль в глубине трактира, но как бы безобидно они ни выглядели, это не было совпадением.

Рожер закончил представление поклоном, подбросив смычок в воздух, и выпрямился как раз вовремя, чтобы поймать его. Толпа разразилась аплодисментами, и чуткий слух юноши уловил звон металлических монет на дне шапки, с которой Джайкоб пробирался сквозь толпу. Рожер невольно улыбнулся. Старик заметно повеселел за последнее время.

Собирая инструменты, Рожер оглядел редевшую толпу, но Абрум уже испарился. И все же они с Джайкобом поскорее собрались и пошли кружным путем, чтобы их не выследили. Близился закат, и улицы стремительно пустели. Зима была на исходе, но на деревянном настиле еще виднелись пятна снега и льда, и люди отсиживались дома.

— Даже без доли Чоллса хватит, чтобы оплатить аренду на много дней вперед. — Джайкоб позвенел мешочком с выручкой. — Вот закроешь долг и разбогатеешь!

— Мы разбогатеем, — поправил Рожер.

Джайкоб засмеялся, приплясывая и хлопая Рожера по спине.

— Ты только посмотри на себя, — покачал головой Рожер. — Где тот шаркающий полуслепой старик, который открыл мне дверь несколько месяцев назад?

— Это все потому, что я снова выступаю, — беззубо улыбнулся Джайкоб. — Конечно, я не пою и не кидаю ножи, но моя кровь, заплесневевшая за двадцать лет, бурлит в жилах даже оттого, что я просто хожу с шапкой. Мне кажется, я мог бы…

— Что? — подтолкнул Рожер.

— Хотя бы… Не знаю — может, рассказать историю? Или выступить мишенью твоих острот? Я не стану тебя затмевать…

— Ну конечно! Я бы сам попросил, но мне казалось, я и так требую слишком много, таская тебя по всему городу на мои представления.

— Мальчик! Я сто лет уже не был так счастлив!

Усмехаясь, они повернули за угол и наткнулись на Абрума и Сали. Позади них широко улыбался Джасин.

— Друг мой, какая приятная встреча! — воскликнул Джасин.

Абрум ударил Рожера по плечу, выбив из юноши дух. Рожер согнулся пополам и рухнул на промерзший настил. Не успел он встать, как Сали с размаху пнула его в челюсть.

— Оставьте его в покое! — Джайкоб бросился на Сали. Тяжеловесная певица расхохоталась, схватила старика и приложила о стену здания.

— Не волнуйся, дед, тебе тоже достанется! — пообещал Джасин, пока Сали осыпала Джайкоба тумаками.

Рожер слышал, как хрустят ломкие кости, как с губ мастера срываются слабые хрипы. Он не падал только благодаря стене. Доски настила кружились перед глазами, но Рожер сумел встать и вцепился в гриф скрипки обеими руками, отчаянно размахивая импровизированной дубинкой.

— Вам это с рук не сойдет! — крикнул он.

Джасин засмеялся:

— И куда ты пойдешь? Кому поверят городские магистраты — уличному музыкантишке или племяннику первого министра? Нажалуешься стражникам — и мигом повиснешь в петле.

Абрум с легкостью перехватил скрипку, вывернув Рожеру руку и врезав коленом в пах. Рожер ощутил, как ломается кость, как горит огнем низ живота, как скрипка опускается на затылок, сбивая с ног и разлетаясь вдребезги.

Сквозь звон в ушах Рожер слышал стоны Джайкоба. Абрум встал над скрипачом, улыбнулся и занес тяжелую дубинку.

Глава 26. Лечебница. 332 п. в

— Эй, Джизелл! — окликнул Скот, когда старая травница подошла к нему с тазиком воды. — Может, для разнообразия поручишь это своей ученице?

Он кивнул в сторону Лиши, которая меняла повязку другому мужчине.

— Ха! — фыркнула Джизелл, крепко сбитая женщина с короткими седыми волосами и зычным голосом. — Если я позволю ей обтирать больных, через неделю сляжет половина Энджирса.

Все засмеялись. Лиша покачала головой, но тоже улыбнулась. Скот был безобиден. Он был вестником; лошадь сбросила его на дороге. Ему повезло, что он выжил — со сломанными руками сумел выследить лошадь и забраться обратно в седло. Жены у него не было, и гильдия вестников поместила его в лечебницу Джизелл, пока он не сможет о себе позаботиться.

Джизелл намочила тряпку в теплой мыльной воде и приподняла покрывало. Ее движения были уверенными и ловкими. Вестник громко задышал, когда Джизелл уже заканчивала, и травница рассмеялась.

— Я и помою не хуже, — громко заявила она, глянув вниз. — Не стоит разочаровывать бедняжку Лишу.

Больные засмеялись над товарищем по несчастью. Лежать в постели было скучновато.

— Она бы наткнулась на это при других обстоятельствах, — проворчал Скот, густо покраснев, но Джизелл только снова прыснула.

— Бедняга Скот неровно к тебе дышит, — сказала Джизелл Лише позже, когда они растирали в аптеке травы.

— Неровно дышит? — развеселилась Кэди, молоденькая ученица. — Да он по уши влюблен!

Ученицы дружно захихикали.

— По-моему, он душка, — заметила Рони.

— У тебя все душки, — фыркнула Лиша. Рони только что расцвела и помешалась на мальчиках. — Надеюсь, тебе хватит ума не влюбиться в парня, который умоляет его обтереть.

— Не подсказывай, — хмыкнула Джизелл. — Рони охотно обтерла бы всех мужчин в лечебнице.

Девушки покатились со смеху, и даже Рони не стала отпираться.

— Хотя бы покрасней для приличия, — сказала ей Лиша, и те снова залились хохотом.

— Хватит! Брысь отсюда, пустомели! — засмеялась Джизелл. — Мне надо поговорить с Лишей.

Девицы высыпали за дверь.

— К тебе неравнодушны почти все мужчины в лечебнице, — сказала Джизелл, когда они остались одни. — Тебе не повредит поговорить с кем-нибудь не только о здоровье.

— Ты совсем как моя мама, — поморщилась Лиша.

Джизелл стукнула пестиком по столу:

— Ничего подобного! — Она достаточно узнала об Элоне за прошедшие годы. — Я просто не хочу, чтобы ты назло ей померла старой девой. Любить мужчин не преступление.

— Я люблю мужчин, — возразила Лиша.

— Что-то незаметно.

— Надо было броситься обтирать Скота?

— Разумеется, нет. По крайней мере, не у всех на глазах, — подмигнула Джизелл.

— Теперь ты говоришь, как Бруна, — застонала Лиша. — Мое сердце сальными шуточками не завоюешь.

Лиша привыкла к заигрываниям. У нее была фигура матери, и мужчины постоянно обращали на нее внимание, нравилось ей это или нет.

— А чем завоюешь? Какой мужчина преодолеет метки твоего сердца?

— Мужчина, которому можно доверять. Которого можно поцеловать в щеку, не опасаясь, что он станет похваляться друзьям, будто завалил меня за амбаром.

— Легче встретить дружелюбного подземника, — фыркнула Джизелл.

Лиша пожала плечами.

— Ты боишься, — обвинила Джизелл. — Ты так долго не решалась расстаться со своим бутоном, что превратила самое обычное, естественное дело в непреодолимую преграду.

— Ерунда.

— Неужели? Я видела, как женщины приходят к тебе за советом в постельных делах. Ты мнешься, тычешь пальцем в небо и густо краснеешь. Разве можно советовать другим, как поступать со своими телами, не познав собственного?

— Я прекрасно знаю, что куда вставляется, — скривилась Лиша.

— Ты понимаешь, о чем я.

— И что ты предлагаешь? Затащить в постель первого встречного, чтобы поскорее с этим покончить?

— А хотя бы и так!

Лиша сердито глянула на нее, но Джизелл даже не вздрогнула.

— Ты так долго оберегала свой бутон, что в твоих глазах ни один мужчина не достоин его сорвать. Что толку прятать цветок от чужих глаз? Кто вспомнит о его красоте, когда он увянет?

Лиша приглушенно всхлипнула, и Джизелл прижала ее к груди.

— Тише, девочка, тише, — погладила она ее по волосам. — Все не так уж и плохо.

* * *

После ужина, проверив метки и отправив учениц корпеть над книгами, Лиша и Джизелл наконец улучили минутку, чтобы заварить травяной чай и открыть сумку утреннего вестника. На столе стояла полная лампа с подрезанным фитилем, чтобы надолго хватило.

— Пациенты весь день и письма всю ночь, — вздохнула Джизелл. — Хвала свету, что травницам не нужно спать!

Она перевернула сумку вверх дном, рассыпав пергаменты по столу.

Они быстро отобрали письма для пациентов. Затем Джизелл взяла первую попавшуюся связку и взглянула на имя.

— Это тебе.

Она передала связку Лише, выхватила из стопки очередное письмо, вскрыла и стала читать.

— Это от Кимбер, — сказала она через мгновение. Кимбер была еще одной ученицей Джизелл, отправленной в чужие края — селение Крестьянский Пень, находившееся южнее в одном дне езды. — Бондарю стало хуже, сыпь снова расползлась.

— Спорим, она неправильно заваривает чай? — простонала Лиша. — Вечно она не дает ему как следует настояться, а потом удивляется, почему ее зелья не лечат. Я ее придушу, если мне придется отправиться в Крестьянский Пень заваривать чай за нее!

— И она это знает, — засмеялась Джизелл. — Вот почему на этот раз она написала мне!

Смех был заразителен, и Лиша вскоре присоединилась к веселью. Девушке нравилась Джизелл. Старая травница бывала жесткой, как Бруна, но не упускала случая потешиться.

Лиша всем сердцем скучала по Бруне и при мысли о прежней наставнице вновь взяла письма. Был четвертак — день, когда вестник приезжает из Крестьянского Пня и Лесорубовой Лощины и отправляется на юг. Разумеется, имя на первом письме в стопке было выведено аккуратным отцовским почерком.

Еще было письмо от Вайки. Его Лиша прочла первым и, как всегда, невольно стиснула кулаки, убедившись, что древняя, как сама вечность, Бруна до сих пор жива и здорова.

— Вайка родила, — сообщила она. — Мальчик, Джейм. Шесть фунтов одиннадцать унций.

— Это третий?

— Четвертый.

Вайка вышла замуж за Малыша Джону — ныне рачителя Джону — вскоре после приезда в Лесорубову Лощину и немедленно принялась рожать ему детей.

— Ну все, теперь она не вернется в Энджирс, — посетовала Джизелл.

Лиша засмеялась:

— Думаю, она уже после первого решила не возвращаться.

Трудно было поверить, что прошло семь лет с тех пор, как они с Вайкой поменялись местами. Временный уговор стал постоянным, и это вполне устраивало Лишу.

Что бы Лиша ни делала, Вайка останется в Лесорубовой Лощине, и ее, похоже, любили больше, чем Бруну, Лишу и Дарси, вместе взятых. При этой мысли Лиша ощутила себя вольной птицей. Она обещала вернуться, если Лесорубова Лощина будет в ней нуждаться, но Создатель позаботился об этом. Лиша может сама выбирать свое будущее.

Отец написал, что подхватил простуду, но Вайка его лечит и он надеется вскоре поправиться. Следующее письмо было от Мэйри. Ее старшая дочь расцвела, и ее сговорили; Мэйри вот-вот станет бабушкой. Лиша вздохнула.

В связке было еще два письма. Лиша переписывалась с Мэйри, Вайкой и отцом почти каждую неделю, но мать писала ей реже и обычно со злости.

— Все в порядке? — Джизелл подняла взгляд от письма и увидела, что Лиша хмурится.

— Всего-навсего письмо от мамы. — Лиша пробежала строчки глазами. — Тон меняется в зависимости от ее настроения, но смысл один: «Возвращайся домой и рожай детей, пока не состарилась и Создатель не иссушил твое чрево».

Джизелл хмыкнула и покачала головой.

В письмо Элоны был вложен еще один листок — вероятно, от Гареда, хотя письмо было написано рукой матери, поскольку Гаред был неграмотен. Но как бы Элона ни старалась изобразить, будто письмо написано под диктовку, Лиша не сомневалась, что по меньшей мере половина слов, если не все, принадлежит ее матери. Содержание писем Гареда, как и материнских, никогда не менялось. У Гареда все хорошо. Гаред скучает по Лише. Гаред ждет Лишу. Гаред любит Лишу.

— Мать считает меня полной дурой, — скривилась Лиша, читая письмо. — Так я и поверила, что Гаред попытался сочинить стишок, тем более нерифмованный.

Джизелл засмеялась, но осеклась, когда увидела, что Лише совсем не весело.

— А если она права? — внезапно спросила Лиша. — Неприятно думать, что Элона может быть хоть в чем-нибудь права, но я хочу иметь детей, и не нужно быть травницей, чтобы понимать: время уходит. Ты сама сказала, что я впустую потратила лучшие годы.

— Я этого не говорила.

— Все так, — печально сказала Лиша. — Я не утруждала себя поисками мужчин; они сами находили меня, хотела я того или нет. Просто я всегда думала, что однажды меня найдет тот, кто станет частью моей жизни, а не потребует, чтобы я стала частью его.

— Мы все об этом мечтаем, дорогая, и это приятные мечты, но возлагать на них надежды не стоит.

Лиша скомкала письмо в кулаке.

— Значит, ты собираешься вернуться и выйти замуж за этого Гареда? — спросила Джизелл.

— Создатель, конечно же нет! Только не это!

Джизелл фыркнула:

— Прекрасно. Можно не убиваться.

— Как бы мне ни хотелось ребенка, я лучше умру старой девой, чем раздвину ноги перед Гаредом. Беда в том, что он не позволит никому в Лощине приблизиться ко мне.

— Этой беде легко помочь. Рожай детей здесь.

— Что?

— Лесорубова Лощина в надежных руках. Я лично обучила Вайку, и в любом случае ее сердце давно уже там. — Джизелл наклонилась и положила мясистую руку на руку Лиши. — Оставайся. Назови Энджирс своим домом и возглавь лечебницу, когда я уйду на покой.

Глаза Лиши широко распахнулись. Она открыла рот, но ничего не смогла произнести.

— За эти годы я узнала от тебя не меньше, чем ты от меня, — продолжила Джизелл. — Я не доверю свое дело никому другому, даже если завтра вернется Вайка.

— Не знаю, что и сказать, — выдавила Лиша.

— А ты не спеши. — Джизелл похлопала Лишу по руке. — Я пока не собираюсь на покой. Просто подумай об этом.

Лиша кивнула. Джизелл распахнула объятия, и девушка упала в них, крепко прижавшись к старшей подруге. Они отстранились друг от друга и подскочили, услышав крики на улице.

— На помощь! На помощь!

Женщины взглянули на окно. Уже стемнело.

Открывать ставни по ночам считалось преступлением, за которое в Энджирсе грозила порка, но Лиша и Джизелл, не раздумывая, отодвинули засов и увидели трех городских стражников, которые бежали по дощатому настилу. Двое из них кого-то несли.

— Эй, в лечебнице! — крикнул бежавший впереди стражник при виде открытых ставней и залитой светом комнаты. — Откройте дверь! Убежища! Убежища и исцеления!

Лиша и Джизелл дружно бросились к лестнице и едва не скатились по ней, спеша открыть дверь. Была зима, и хотя городские метчики усердно очищали охранную сеть от снега, льда и жухлых листьев, воздушные демоны прорывались в город каждую ночь, охотясь за бездомными попрошайками и поджидая глупцов, которые осмелятся нарушить комендантский час и закон. Воздушный демон мог бесшумно упасть камнем, раскинуть когтистые крылья, вспороть жертве брюхо и унести тело в задних лапах.

Женщины добрались до площадки и распахнули дверь, следя за приближением мужчин. Притолока была расписана метками; травницам и их пациентам ничего не угрожало даже с открытой дверью.

— Что случилось? — крикнула Кэди, перегнувшись через перила наверху лестницы. Позади нее высыпали из комнаты остальные ученицы.

— Надевайте фартуки и спускайтесь! — приказала Лиша, и девочки спешно повиновались.

Мужчины были еще далеко, но мчались во весь опор. У Лиши засосало под ложечкой от пронзительных воплей в небе. Суматоха и свет привлекли воздушных демонов.

Стражники быстро приближались, и Лиша осмелилась надеяться, что они доберутся до лечебницы невредимыми, но один из мужчин поскользнулся на полосе льда и грянулся оземь. Он завопил, и человек, которого он нес, скатился на настил.

Стражник со вторым мужчиной на плече что-то крикнул товарищу, пригнул голову и прибавил ходу. Свободный стражник развернулся и бросился на помощь упавшему.

Хлопок кожистых крыльев, и голова бедолаги, отлетев от тела, покатилась по доскам. Кэди завизжала. Не успела из раны брызнуть кровь, как воздушный демон завопил и взмыл в небо с мертвецом в когтях.

Стражник с грузом пересек метки и оставил свою ношу в безопасности. Лиша взглянула на последнего стражника, пытавшегося встать, и ее лоб прорезала морщинка.

— Лиша, нет! — Джизелл попыталась схватить ученицу, но Лиша ловко увернулась и выбежала на настил.

Она бежала зигзагами под звенящие крики воздушных демонов в ледяном небе. Один подземник все же попытался спикировать и промахнулся всего на несколько дюймов. Демон с грохотом покатился по настилу, но быстро вскочил; толстая шкура смягчила удар. Лиша уклонилась и бросила подземнику в глаза горсть ослепляющего порошка Бруны. Тварь взревела от боли, и Лиша побежала дальше.

— Спасай его, не меня! — крикнул стражник, когда она приблизилась, указывая на неподвижное тело на мостовой.

Нога стражника была согнута под странным углом — явно сломана. Лиша взглянула на второго мужчину, ничком лежавшего на дощатом настиле. Двоих ей не унести.

— Не меня! — повторил стражник.

Лиша покачала головой.

— Тебя дотащить больше шансов, — безапелляционно заявила она, подхватила его за руку и подняла.

— Пригнись, — выдохнул стражник. — Воздушные демоны не любят пикировать к самой земле.

Лиша сгорбилась, шатаясь под весом крупного мужчины и понимая, что с такой черепашьей скоростью им не выжить, как ни пригибайся.

— Вперед! — крикнула Джизелл.

Лиша подняла взгляд и увидела, что Кэди и другие ученицы выбежали на настил, держа над головами белые простыни. Ткань трепетала повсюду, и воздушные демоны не могли выбрать цель.

Под прикрытием простыней госпожа Джизелл и первый стражник примчались к ним на помощь. Джизелл помогла Лише, а стражник отнес в дом бесчувственное тело. Страх придал всем сил, и они быстро преодолели оставшееся расстояние, после чего укрылись в лечебнице и заперли дверь на засов.

* * *

— Этот мертв, — сухо сообщила Джизелл. — Уже больше часа.

— Я чуть не околел, спасая мертвеца? — воскликнул стражник со сломанной лодыжкой.

Лиша, не обращая на него внимания, подошла ко второму раненому. Худой, с круглым веснушчатым лицом, он казался скорее мальчиком, чем мужчиной. Его сильно избили, но он дышал, и его сердце билось ровно. Лиша проворно осмотрела раненого, срезая разноцветные лоскуты, ощупывая кости и проверяя, откуда взялась кровь, которая пропитала жонглерский наряд.

— Что случилось? — спросила Джизелл пострадавшего стражника, осматривая трещину в его лодыжке.

— Мы возвращались из последнего дозора, — ответил стражник сквозь зубы. — Нашли на настиле этих двоих, судя по виду — жонглеров. Наверное, их ограбили после выступления. Оба были живы, но очень плохи. Уже стемнело, но без травницы они вряд ли пережили бы ночь. Я вспомнил о вашей лечебнице, и мы побежали во весь опор. Держались под свесами крыш, чтобы воздушные демоны не углядели.

Джизелл кивнула:

— Вы правильно поступили.

— Скажите это бедолаге Джонсину, — возразил стражник. — Создатель, как я посмотрю в глаза его жене?

— Утро вечера мудренее. — Джизелл поднесла фляжку к губам мужчины. — Пей.

Стражник с подозрением посмотрел на нее:

— Что это?

— Сонное зелье. Мне надо вправить лодыжку. Держу пари, тебе это не понравится.

Стражник поспешно выпил.

Лиша промывала раны младшего жонглера, когда тот ахнул и сел. Один его глаз заплыл, другой горел зеленым огнем и зыркал по сторонам.

— Джайкоб! — крикнул юноша.

Он забился, и Лиша, Кэди и здоровый стражник с трудом его уложили. Жонглер обратил на Лишу пронизывающий взгляд единственного глаза:

— Где Джайкоб? Он цел?

— Старик, который был с тобой? — спросила Лиша, и юноша кивнул.

Лиша замялась, подбирая слова, и ее молчание стало ответом. Жонглер взвыл и снова забился. Стражник прижал его и заглянул ему в лицо:

— Ты видел, кто это сделал?

— Он сейчас не в состоянии… — начала Лиша, но стражник сверкнул на нее глазами.

— Я потерял товарища. У меня нет времени ждать. — Он снова повернулся к пареньку. — Кто?

В глазах юноши стояли слезы. После долгой паузы он покачал головой, но стражник не удовлетворился таким ответом:

— Ты наверняка что-то видел.

— Довольно! — Лиша схватила стражника за запястья и потянула. Мгновение он сопротивлялся, затем уступил.

— Подожди в другой комнате, — приказала она.

Тот нахмурился, но повиновался.

Когда Лиша снова повернулась к юноше, он плакал навзрыд.

— Выгони меня обратно в ночь. — Он показал ей изуродованную руку. — Я должен был умереть давным-давно, и все, кто пытается меня спасти, умирают.

Лиша взяла искалеченную руку в ладони и заглянула юноше в глаза:

— Ничего, я рискну. — Она сжала его кисть. — Нам, уцелевшим, надо держаться друг друга.

Она поднесла фляжку сонного зелья к его губам и держала за руку, вливая в него свои силы, пока он не смежил веки.

* * *

Звуки скрипки наполняли лечебницу. Пациенты хлопали в ладоши, ученицы приплясывали на ходу. Даже у Лиши и Джизелл походка стала пружинистой.

— А юный Рожер еще беспокоился, что не сможет заплатить! — заметила Джизелл, когда они готовили обед. — Я даже подумываю платить ему, чтобы приходил развлекать пациентов, когда поправится.

— Пациенты и девушки его обожают, — согласилась Лиша.

— Я видела, как ты танцевала, когда думала, что никто не смотрит!

Лиша улыбнулась. Отложив скрипку, Рожер рассказывал истории, собирая учениц у изножья кровати, или показывал им приемы макияжа, которым якобы научился у герцогских куртизанок. Джизелл по-матерински опекала его, а ученицы души в нем не чаяли.

— Значит, дам ему кусок потолще. — Лиша отрезала ломоть мяса и положила на тарелку поверх горки картошки и фруктов.

Джизелл покачала головой:

— И куда все девается? Вы с девочками больше месяца кормите его на убой, а он до сих пор тощий, как тростинка. Обед! — закричала она, и девушки бросились на кухню за подносами.

Рони направилась прямиком к самому тяжелому подносу, но Лиша выхватила его у товарки.

— Сама отнесу. — Она улыбнулась при виде общего разочарования.

— Рожеру надо отдохнуть и поесть, а не рассказывать истории на ушко, пока вы нарезаете ему мясо, — объявила Джизелл. — Еще успеете за ним поухаживать.

— Перерыв! — крикнула Лиша, влетев в комнату.

Можно было и не говорить. Смычок мгновенно соскользнул со струн с душераздирающим стоном. Рожер улыбнулся, помахал рукой и сбил на пол деревянную кружку, пытаясь отложить скрипку. Сломанные пальцы и рука неплохо срослись, но нога в гипсе еще висела на веревках, и дотянуться до тумбочки было непросто.

— Похоже, ты проголодался, — засмеялась Лиша, поставила поднос на колени юноше и взяла скрипку. Рожер нерешительно взглянул на поднос и улыбнулся травнице.

— Ты не поможешь нарезать? — Он поднял изуродованную руку.

Лиша вскинула брови:

— На скрипке ты играл ловко. Что случилось с твоими пальцами?

— Просто я терпеть не могу есть в одиночестве, — засмеялся Рожер.

Лиша улыбнулась, присела на краешек кровати и взяла нож и вилку. Она отрезала добрый кусок мяса, обмакнула его в подливку, добавила немного картошки и поднесла вилку к губам Рожера. Юноша улыбнулся, и капля подливки вытекла у него изо рта. Лиша усмехнулась. Рожер покраснел, его бледные щеки стали одного цвета с волосами.

— Я и сам могу держать вилку, — сказал он.

— Мне нарезать мясо и уйти?

Рожер отчаянно замотал головой.

— Тогда цыц. — Она поднесла к его губам второй кусок.

— Знаешь, это не моя скрипка. — Помолчав, Рожер взглянул на инструмент. — Это скрипка Джайкоба. Моя сломалась, когда…

Он осекся, и Лиша нахмурилась. Прошел месяц, но Рожер по-прежнему отказывался говорить о нападении даже под нажимом стражника. Он послал за своими немногочисленными пожитками, но, насколько знала Лиша, так и не связался с гильдией жонглеров и не сообщил, что произошло.

— Ты не виноват, — сказала Лиша, заметив, что его глаза затуманились. — Ты его не убивал.

— Я его все равно что убил.

— Что ты имеешь в виду?

Рожер отвел глаза:

— Я… вынудил его вернуться на сцену. Он был бы жив, если бы…

— Разве он не говорил, что это лучшее, что с ним случилось за последние двадцать лет? — возразила Лиша. — За эти короткие дни он прожил больше, чем за долгие годы в гильдейской каморке.

Рожер кивнул, но в глазах стояли слезы. Лиша сжала его руку.

— Травницы часто видят смерть. Поверь, еще никто не отправлялся к Создателю, успев завершить все земные дела. Каждому отмерен свой срок, и продлить его не дано.

— И все же он слишком короток для тех, кого я встречаю на своем пути, — вздохнул Рожер.

— Я видела безвременную смерть многих, кто и не слышал о Рожере Восьмипалом. Это тоже твоя вина?

Она сунула ему в рот ломтик мяса, и Рожер взглянул на нее.

— Мертвым не полегчает, если ты разрушишь свою жизнь чувством вины, — добавила Лиша.

* * *

Когда прибыл вестник, у Лиши в руках была охапка белья. Она сунула письмо Вайки в фартук и занялась другими делами. Когда она убрала выстиранное белье, прибежала девчушка и доложила, что пациент кашляет кровью. Затем пришлось вправлять сломанную руку и заодно дать урок ученицам.

Не успела она оглянуться, как солнце уже село и девушки легли спать. Лиша прикрутила фитили, чтобы лампы светили тусклым оранжевым светом, и в последний раз прошла между кроватями, чтобы проверить, все ли пациенты хорошо себя чувствуют, прежде чем подняться наверх. По пути она поймала взгляд Рожера. Юноша поманил ее, но она улыбнулась и покачала головой. Она наставила на него палец, затем сложила руки словно в молитве, прижалась к ним щекой и закрыла глаза.

Рожер нахмурился, но она подмигнула ему и пошла дальше, зная, что он не отправится следом. Гипс сняли, но юноша жаловался на боль и слабость, хотя перелом зажил хорошо.

В конце комнаты Лиша остановилась налить себе воды. Стояла теплая летняя ночь, и кувшин запотел. Лиша рассеянно вытерла руку о фартук и почувствовала хруст бумаги. Она вспомнила о письме Вайки, вытащила его, сломала печать большим пальцем и наклонила лист к лампе, не отрываясь от чашки.

Через мгновение глиняная чашка упала на пол и раскололась, но Лиша этого не заметила. Она сжала в кулаке листок и выбежала из комнаты.

* * *

Когда Рожер нашел Лишу, она тихо плакала в темной кухне.

— Что случилось? — спросил он, тяжело опираясь на трость.

— Рожер? — Лиша шмыгнула носом. — Почему ты не в постели?

Рожер не ответил. Он подошел и сел рядом:

— Плохие новости из дома?

Лиша посмотрела на него и кивнула.

— Помнишь, мой отец простудился? — Она подождала, пока Рожер кивнет. — Он шел на поправку, но болезнь вернулась. Это оказалась горячка. Прокатилась по всей Лощине. Большинство должно выздороветь, но самые слабые…

Она снова заплакала.

— Кто-то знакомый? — спросил Рожер и немедленно себя выругал. Ну конечно же, кто-то знакомый. В деревушках все друг друга знают.

Лиша не заметила оговорки.

— Моя наставница, Бруна. — На фартук падали крупные слезы. — Еще несколько человек и пара детишек, которых я даже ни разу не видела. Всего дюжина, и половина города до сих пор не поправилась. Мой отец совсем плох.

— Соболезную, — произнес Рожер.

— Не жалей меня, это моя вина.

— Что?

— Я должна была быть там. Я не всегда была ученицей Джизелл. Я обещала вернуться в Лесорубову Лощину, когда закончу учиться. Если бы я сдержала обещание, я была бы сейчас там, и тогда…

— Я видел в Опушке, как люди умирали от горячки. Их смерть тоже на твоей совести? А тех, кто умирает в этом самом городе, потому что ты не можешь помочь всем?

— Это не то же самое, и ты это знаешь.

— Неужели? Ты сама сказала, что мертвым не полегчает, если ты разрушишь свою жизнь чувством вины.

Лиша взглянула на него круглыми мокрыми глазами.

— И что ты намерена делать? — спросил Рожер. — Плакать ночь напролет или собираться?

— Собираться?

— У меня есть переносной круг вестников. Утром отправимся в Лесорубову Лощину.

— Рожер, ты еле ходишь! — запротестовала Лиша.

Рожер поднял трость, положил на кухонную стойку и встал. Он двигался немного скованно, но без посторонней помощи.

— Притворялся ради теплой постели и любящих женщин?

— Ничего подобного! — покраснел Рожер. — Просто я… еще не готов выступать.

— Но ты сможешь дойти до Лесорубовой Лощины? Это неделя без лошади.

— Вряд ли мне придется делать по пути сальто. Смогу.

Лиша скрестила руки на груди и покачала головой:

— Нет. Я запрещаю.

— Ученицам своим запрещай.

— Ты мой пациент, — парировала Лиша, — и я запрещаю тебе подвергать свое здоровье опасности. Я найму вестника.

— Удачи. Следующий вестник на юг отправится только через неделю, а свободных в это время года нет. Придется выложить целое состояние, чтобы кто-нибудь бросил все дела и отвез тебя в Лесорубову Лощину. К тому же я могу отогнать подземников игрой на скрипке. Вестники такого не умеют.

— Ну конечно можешь. — По тону Лиши было ясно, что она ему ничуть не поверила. — Но мне нужна быстрая лошадь, а не волшебная скрипка.

Не обращая внимания на протесты Рожера, она загнала его обратно в постель и поднялась наверх, чтобы собрать вещи.

* * *

— Ты уверена? — спросила Джизелл наутро.

— Надо ехать. Вдвоем Вайка и Дарси не справятся.

Джизелл кивнула:

— Рожер, похоже, думает, что проводит тебя.

— Ничего подобного, — отрезала Лиша. — Я найму вестника.

— Он все утро собирал свои вещи.

— Он едва встал с кровати.

— Пфф! Почти три месяца прошло. Он все утро ходит без палки. Похоже, просто хотел задержаться рядом с тобой.

Лиша выпучила глаза:

— По-твоему, Рожер…

— Не всякий мужчина вызовется защищать тебя от подземников, — пожала плечами Джизелл.

— Джизелл, я гожусь ему в матери!

— Пфф! Тебе всего двадцать семь, а Рожер говорит, что ему двадцать.

— Рожер много чего говорит.

Джизелл снова пожала плечами.

— Ты уверяешь, что у тебя нет ничего общего с моей матерью, но вы обе способны превратить любую трагедию в обсуждение моей личной жизни.

Джизелл открыла рот, чтобы ответить, но Лиша взмахнула рукой.

— Прошу прощения. Мне нужно нанять вестника.

Она в ярости выскочила из кухни, и Рожер, который подслушивал у двери, едва успел отскочить и спрятаться.

* * *

Благодаря отцовским договоренностям и заработку у Джизелл Лиша сумела получить в Герцогском банке вексель на сто пятьдесят милнских солнц. Энджирским крестьянам такие деньги и не снились, но вестники не рискуют своей шкурой за клаты. Лиша надеялась, что денег хватит, но слова Рожера оказались пророческими… а может, он накаркал.

Весенняя торговля была в самом разгаре, и разобрали даже худших вестников. Скот был в отъезде, а секретарь в гильдии вестников просто отказался помочь. Максимум, что он мог предложить, — подождать неделю до следующей поездки на юг.

— Да я пешком быстрее дойду! — воскликнула Лиша.

— Иди, — сухо ответил секретарь.

Лиша прикусила язык и вышла. Она сойдет с ума, если придется ждать целую неделю. Если ее отец за это время умрет…

— Лиша? — окликнул мужской голос.

Она остановилась как вкопанная и медленно обернулась.

— Это ты! — Марик бросился к ней, распахнув объятия. — Я и не знал, что ты до сих пор в городе!

Лиша от потрясения позволила себя обнять.

— Что ты делаешь в доме гильдии? — Марик отступил и окинул ее оценивающим взглядом.

Он был по-прежнему красив со своими волчьими глазами.

— Мне нужно в Лесорубову Лощину. В городе бушует горячка, людям нужна моя помощь.

— Пожалуй, я могу тебя отвезти. Отправлю кого-нибудь в Ривербридж вместо себя.

— У меня есть деньги, — заверила Лиша.

— Ты же знаешь, денег я не беру. — Марик придвинулся ближе, глядя на нее с вожделением. — Меня интересует только одно.

Он стиснул ее ягодицу, и Лиша подавила желание отстраниться. Она подумала о людях, которые в ней нуждаются, и вспомнила слова Джизелл о цветах, которых никто не видел. Возможно, встреча с Мариком — дар Создателя. Лиша с трудом сглотнула и кивнула.

Марик увлек ее в темную нишу за главным залом, прижал к стене за деревянной статуей и страстно поцеловал. Через мгновение Лиша ответила на поцелуй, обвила шею вестника руками, ощутила во рту его теплый язык.

— На этот раз я не подведу, — пообещал Марик, положив ее руку на свое твердое естество.

Лиша застенчиво улыбнулась.

— Я приду к тебе в гостиницу на закате, — сказала она. — Мы… проведем вместе ночь и отправимся в путь на рассвете.

Марик огляделся и покачал головой. Он снова прижал Лишу к стене и расстегнул одной рукой ремень.

— Я ждал слишком долго, — пропыхтел он. — Я готов и своего не упущу!

— Я не буду в коридоре! — Лиша оттолкнула его. — Кто-нибудь увидит!

— Никто не увидит. — Марик поцеловал ее еще раз. Он извлек свой напряженный член и принялся задирать ее юбки. — Ты здесь как по волшебству, и на этот раз я готов. Чего тебе еще надо?

— Уединение! Кровать! Пару свечей! Хоть что-нибудь!

— И поющего жонглера под окном? — передразнил Марик, щупая ее между ног. — Можно подумать, ты девственница.

— Я и есть девственница! — прошипела Лиша.

Марик отстранился, держа в руке член, и саркастически посмотрел на нее:

— В Лесорубовой Лощине все знают, что этот болван Гаред присунул тебе раз десять, не меньше. Столько лет прошло, хватит врать!

Лиша нахмурилась, врезала ему коленом в пах и выбежала из дома гильдии, оставив Марика стонать на полу.

* * *

— Никто не согласился тебя отвезти? — спросил вечером Рожер.

— Только в обмен на постель, — проворчала Лиша, умолчав, что была готова зайти далеко.

Она до сих пор опасалась, что совершила большую ошибку. Может, стоило уступить Марику? Но даже если Джизелл права и ее девственность — не самое большое сокровище, не стоит расставаться с ней так задешево.

Она зажмурилась слишком поздно, и по щекам потекли слезы. Рожер коснулся ее лица, и она взглянула на него. Он улыбнулся и достал у нее из-за уха разноцветный носовой платок. Лиша невольно рассмеялась и промокнула глаза.

— Я могу тебя отвезти, — повторил он. — Я пришел в Энджирс из Пастушьего Дола, а значит, и до Лесорубовой Лощины доберусь.

— Правда? — Лиша шмыгнула носом. — Это не очередная байка о Джаке Краснобае и волшебной скрипке?

— Правда, — заверил Рожер.

— Почему ты мне помогаешь?

Рожер улыбнулся и взял ее ладонь искалеченной рукой:

— Мы же уцелевшие. Нам, выжившим, надо держаться друг друга.

Лиша всхлипнула и обняла юношу.

* * *

«Я совсем рехнулся?» — спросил себя Рожер, когда они выехали за ворота Энджирса. Лиша купила лошадь, хотя ездила верхом плохо, а Рожер и вовсе не умел. Он сидел у нее за спиной, а она держала поводья. Пешком они шли бы ненамного медленнее.

Даже от неспешной езды одеревеневшие ноги пронзала боль, но Рожер не жаловался. Надо помалкивать, пока город не скроется из виду, иначе Лиша развернет лошадь.

«И правильно сделает, — подумал он. — Ты жонглер, а не вестник».

Но Лиша нуждалась в нем, а ее желания стали для него законом, едва он ее увидел. Рожер знал, что травница считает его ребенком, но все изменится, когда он отвезет ее домой. Она увидит, что он может позаботиться о себе… и о ней.

Да и зачем оставаться в Энджирсе? Джайкоба больше нет, и гильдия, наверное, считает, что Рожер тоже мертв. Оно и к лучшему. «Нажалуешься стражникам — и мигом повиснешь в петле», — сказал Джасин, однако Рожер прекрасно понимал: едва Соловей узнает, что он жив, нажаловаться он не успеет.

Он посмотрел вперед, и у него засосало под ложечкой. До Запечного Угла и Крестьянского Пня день езды, но Лесорубова Лощина намного дальше — наверное, ночи четыре. Рожер ни разу не проводил больше двух ночей подряд под открытым небом, да и то лишь однажды. Перед глазами встала картина смерти Аррика. Он не переживет, если Лиша погибнет!

— Как самочувствие? — спросила девушка.

— Что?

— У тебя дрожат руки.

Рожер посмотрел на свои кисти на ее талии и увидел, что они действительно подрагивают.

— Ерунда, — выдавил он. — Просто холодок по спине пробежал.

— Терпеть это не могу, — призналась Лиша, но Рожер едва услышал. Он смотрел на свои руки и пытался усилием воли унять дрожь.

«Ты актер! — выбранил он себя. — Притворись храбрецом!»

Он вспомнил о Марко Шатуне, отважном путешественнике из своих историй. Рожер столько раз описывал Марко и изображал его приключения, что запросто сыграл бы его даже во сне. Юноша выпрямился, дрожь в руках улеглась.

— Скажи, когда устанешь, и я заберу поводья.

— Я думала, ты раньше не ездил на лошади?

— Нужда научит, — ответил Рожер, как отвечал Марко Шатун, повстречав нечто новое.

Марко Шатун не боялся учиться.

* * *

Когда Рожер взял поводья, лошадь зашагала бодрее, но все равно они добрались до Крестьянского Пня уже на закате. Они привязали лошадь в конюшне и отправились на постоялый двор.

— Жонглер? — спросил трактирщик, забирая лоскутный плащ Рожера.

— Рожер Восьмипалый из Энджирса, держу путь на запад.

— Впервые слышу, — проворчал трактирщик, — но денег за постой не возьму, если выступишь.

Рожер взглянул на Лишу. Девушка пожала плечами и кивнула. Улыбаясь, он достал мешок с чудесами.

Дома и строения Крестьянского Пня соединял меченый настил. Рожер впервые видел деревушку, в которой люди выходили по ночам и свободно, хотя и торопливо перемещались между зданиями.

В итоге зал набился битком, что весьма порадовало Рожера. Он выступал впервые за несколько месяцев, но чувствовал себя как рыба в воде, и вскоре зрители дружно хлопали и смеялись над историями о Джаке Краснобае и Меченом.

Когда Рожер вернулся на свое место, Лиша немного раскраснелась от вина.

— Потрясающе, — похвалила она. — Я так и думала!

Рожер просиял и собрался что-то сказать, когда к ним подошли двое мужчин с кувшинами в руках. Один они протянули Рожеру, другой Лише.

— Спасибо за представление, — молвил старший. — Я знаю, этого слишком мало…

— Все замечательно, спасибо огромное! Присаживайтесь. — Рожер указал на свободные места за столом.

Незнакомцы сели.

— Что привело вас в Пень? — спросил первый мужчина. Он был невысоким, с густой черной бородой. Его товарищ — рослым, широкоплечим и молчаливым.

— Мы направляемся в Лесорубову Лощину, — ответил Рожер. — Лиша — травница, а в деревне бушует горячка.

— Путь неблизкий, — заметил бородач. — Где вы собираетесь ночевать?

— Пустяки! У нас есть круг вестников.

— Переносной круг? — удивленно переспросил мужчина. — Должно быть, дорого обошелся.

Рожер кивнул:

— Даже не представляете насколько.

— Что ж, не будем мешать отдыхать. — Мужчины поднялись из-за стола. — Вам рано вставать.

Они подсели к третьему мужчине за другим столом. Рожер и Лиша допили эль и поднялись в свою комнату.

Глава 27. Сумерки. 332 п. в

— Гляньте-ка! Я жонглер! — Один из мужчин нахлобучил на голову лоскутный колпак с бубенцами и заскакал по дороге.

Бородач загоготал, а здоровяк — крупнее их обоих, вместе взятых, — промолчал. Все трое улыбались.

— Интересно, что эта ведьма в меня кинула? — поежился бородач. — Сунул голову в ручей, но глаза жжет до сих пор.

Усмехаясь, он поднял повыше круг и поводья лошади.

— И все-таки нам повезло сорвать легкий куш!

— Можно несколько месяцев отдыхать. — Мужчина в лоскутном колпаке побренчал монетами в кошельке. — И к тому же на нас ни царапины!

Он подпрыгнул и ударил пятками друг о дружку.

— Это на вас ни царапины, — хохотнул бородач, — а на моей спине хватает! Такая задница стоит не меньше круга, и плевать, что из-за чертова зелья я толком не видел, что куда сую.

Мужчина в лоскутном колпаке засмеялся, а молчаливый великан захлопал в ладоши, усмехаясь.

— Надо было взять ее с собой, — заметил мужчина в лоскутном колпаке. — В чертовой пещере холодает.

— Ну и дурак, — фыркнул бородач. — У нас теперь есть лошадь и круг вестников. Больше не нужно торчать в пещере, вот что здорово. В деревне поговаривают, мол, герцог прознал, что путников щиплют на выезде. Завтра на рассвете отправимся на юг, пока райнбекские псы не пустились в погоню.

Разбойники настолько увлеклись разговором, что не замечали ехавшего навстречу мужчину на черном коне, пока до него не осталась всего дюжина ярдов. Путник держался в тени деревьев у лесной дороги и в сумерках напоминал призрака в развевающихся одеждах.

Когда разбойники его обнаружили, то перестали веселиться и оскалились. Бородач бросил переносной круг на землю, отстегнул от седла толстую дубинку и пошел вперед. Он был крепким и коренастым, с редеющими волосами и кустистой неухоженной бородой. Молчун за его спиной замахнулся палицей размером с молодое дерево, а мужчина в лоскутном колпаке потряс зазубренным копьем.

— Это наша дорога, — объявил бородач путнику. — Мы согласны тебя пропустить, если уплатишь налог.

Вместо ответа тот выехал из тени.

С его седла свисал колчан с тяжелыми стрелами; под рукой виднелся тугой лук. Под другую сторону седла на лямках было приторочено длинное копье, рядом с ним — круглый щит. Позади седла были привязаны короткие копья, их наконечники хищно сверкали на закатном солнце.

Однако странник не потянулся к оружию, а лишь откинул капюшон. Глаза разбойников широко распахнулись. Предводитель попятился и подхватил переносной круг:

— На этот раз пропустим.

Он оглянулся на товарищей. Даже здоровяк побледнел от страха. Держа оружие наготове, они бочком обошли гигантского коня и попятились.

— И чтоб мы тебя больше не видели! — крикнул бородач, когда они отошли на безопасное расстояние.

Путник не обратил на них внимания.

* * *

Голоса удалялись, и Рожер боролся со страхом. Разбойники сказали, что убьют его, если он снова попытается встать. Юноша сунул руку в секретный кармашек, но от талисмана остались только щепки и клок золотистых с проседью волос. Наверное, куколка сломалась, когда молчун пнул его в живот. Рожер выронил обломки талисмана из онемелых пальцев в грязь.

Всхлипы Лиши разрывали ему сердце, он боялся поднять взгляд. Он уже совершил эту ошибку, когда великан слез с его спины, чтобы попользоваться Лишей в свой черед. Другой разбойник быстро занял его место, устроившись у Рожера на спине как на скамье, чтобы полюбоваться зрелищем.

Великан казался глуповатым, но если ему и недоставало жестокости товарищей, то его тупая похоть была ужасна сама по себе — животные инстинкты в теле скального демона. Жаль, нельзя выцарапать себе глаза и забыть, как он подскакивал на Лише.

Хватило же ума разболтать, куда они направляются и чем богаты! А ведь Рожер вырос в городе и привык не доверять незнакомцам! Видно, он слишком много времени провел в западных деревушках.

«Марко Шатун им бы не поверил», — подумал он.

Вообще-то, не совсем так. Марко постоянно обманывали или охаживали дубинкой и бросали на верную смерть, но он спасался, потому что не терял головы.

«Он спасался, потому что ты так хотел», — напомнил себе Рожер.

Он представил, как Марко Шатун поднимается и отряхивается, и в конце концов набрался сил и мужества встать на колени. Тело пронзила боль, но кости, похоже, были целы. Левый глаз заплыл и почти не видел, во рту стоял привкус крови из разбитой верхней губы. Тело покрывали синяки, однако Абрум отделал его сильнее.

Но на этот раз стражники не придут на помощь и не отнесут его в безопасное место. Ни мать, ни мастер не заслонят его от демонов.

Лиша снова застонала, и Рожер содрогнулся от чувства вины. Он пытался защитить ее честь, но их было трое, все сильнее его и вооружены. Что он мог поделать?

«Лучше бы они меня убили, — подумал он, оседая на землю. — Лучше умереть, чем видеть…»

«Трус! — рявкнул голос в его голове. — Вставай. Ты ей нужен».

Шатаясь, Рожер встал и огляделся. Лиша, свернувшись калачиком, лежала на грязной лесной дороге и рыдала. Она даже не нашла в себе сил прикрыть срам. Разбойников видно не было.

Впрочем, какая разница? Они забрали переносной круг, оставив их с Лишей на верную смерть. До Крестьянского Пня почти день езды, а впереди жилья нет на много миль. Стемнеет через час с небольшим.

Рожер подбежал к Лише и упал рядом с ней на колени.

— Лиша, ты цела?

Он выругал себя за дрожащий голос. Ей нужен сильный мужчина.

— Лиша, умоляю, ответь. — Он сжал ее плечо.

Лиша не отзывалась, сжавшись в комок, дрожа и рыдая. Рожер гладил ее по спине и шептал слова утешения, бережно одергивая платье. Лиша затворилась в дальнем уголке сознания, чтобы вынести муку, и не желала его покидать. Рожер попытался обнять ее, но она яростно его оттолкнула, снова сжалась и залилась слезами.

Рожер оставил ее в покое и порылся в грязи. Бандиты обшарили сумки, забрали все ценное, а остальное швырнули на землю, высмеяв и испортив. Одежда Лиши была раскидана по дороге, а разноцветный мешок с чудесами Аррика — втоптан в грязь. Его содержимое частично исчезло, частично было испорчено. Разноцветные жонглерские шарики валялись в грязи, но Рожер не стал их поднимать.

Он заметил скрипичный футляр на обочине, куда его зашвырнул молчун, и в сердце затеплилась надежда выжить. Он бросился к скрипке и увидел, что футляр взломан. Саму скрипку еще можно было спасти — настроить и натянуть новые струны, — но смычка нигде не было видно.

С нарастающей паникой Рожер ворошил сухие листья и подлесок, но тщетно. Смычок исчез. Юноша вернул скрипку в футляр, расстелил на траве одну из длинных юбок Лиши и увязал в нее несколько вещиц, которые еще на что-то годились.

Порыв ветра нарушил тишину, зашелестел листвой. Рожер посмотрел на закатное солнце и только сейчас по-настоящему осознал, что скоро они умрут. Жалкие тряпки и скрипка без смычка — к чему они мертвецам?

Рожер покачал головой. Они пока что не умерли, и пережить ночь вполне можно, если не впадать в панику. Он сжал футляр скрипки, чтобы набраться сил. Если они переживут эту ночь, можно срезать прядь волос Лиши и сделать новый смычок. Скрипка поможет уберечься от подземников.

Лес по обе стороны дороги выглядел мрачным и опасным, но Рожер знал, что подземники обожают человечину и стянутся к дороге. Лес — единственная надежда найти укрытие или укромную поляну, чтобы нарисовать круг.

«Как? — спросил ехидный голос. — Ты же так и не удосужился научиться».

Рожер вернулся к Лише и осторожно опустился рядом с ней на колени. Она продолжала дрожать и беззвучно плакать.

— Лиша, — тихо произнес он, — нам надо убраться с дороги.

Она не обратила внимания.

— Лиша, нам нужно найти укрытие.

Он осторожно потряс ее. Она не ответила.

— Лиша, солнце садится!

Травница перестала рыдать и распахнула испуганные глаза. Она взглянула на встревоженное лицо Рожера, покрытое синяками, сморщилась и снова зарыдала.

Но Рожер знал, что на мгновение достучался до нее, и решил не сдаваться. Ей пришлось пережить нечто ужасное, но быть растерзанной демонами еще хуже. Он схватил ее за плечи и как следует встряхнул.

— Лиша, возьми себя в руки! — крикнул он. — Надо срочно искать укрытие, не то к утру наши останки будут разбросаны по всей дороге!

Он намеренно сгустил краски, и это сработало: Лиша очнулась. Она задыхалась, но больше не плакала. Рожер вытер ей слезы рукавом.

— Где искать? — пискнула Лиша, больно вцепившись ему в руки.

Рожер снова призвал образ Марко Шатуна, и на этот раз маска пристала быстрее.

— Для начала нужно убраться с дороги, — заявил он с уверенностью, которой вовсе не испытывал. Как будто у него был план.

Лиша кивнула и позволила поднять себя на ноги. Она скривилась от боли, и сердце Рожера сжалось.

Лиша оперлась на Рожера, и они побрели в лес. Меркнущий свет почти не проникал сквозь полог листвы, под ногами хрустели ветки и палые листья. Сладковато пахло гнилью. Рожер терпеть не мог лес.

Он лихорадочно вспоминал истории о людях, которые пережили ночь под открытым небом, и отбрасывал словесную шелуху в поисках спасительной истины.

Все истории сходились в одном: пещеры лучше всего. Подземники предпочитают охотиться на открытых пространствах, и безопаснее укрыться в пещере с парой простых меток у входа, чем пытаться спрятаться. Рожер помнил не меньше трех последовательных меток из круга. Возможно, этого хватит, чтобы защитить вход.

Но Рожер не знал ближайших пещер и понятия не имел, как их искать. Он беспомощно огляделся и потащил Лишу на звук бегущей воды. Подземники руководствуются зрением, слухом и нюхом. Если нет настоящего убежища, надо хотя бы замаскироваться. Может, получится зарыться в ил на речном берегу.

Но это оказался лишь ручеек. Нечего было и думать спрятаться. Рожер поднял из воды гладкий камешек, швырнул его и зарычал от досады.

Он обернулся и увидел, что Лиша сидит на корточках в воде, которая едва достигает лодыжек, снова плачет и плещет себе в лицо. На грудь. Между ног.

— Лиша, нам надо идти…

Он попытался схватить ее за руку, но она взвизгнула, отпрянула и снова наклонилась к воде.

— Лиша, на это нет времени!

Он рывком поднял ее на ноги и потащил обратно в лес, понятия не имея, что ищет. В конце концов он сдался, заметив небольшую полянку. Прятаться негде, единственная надежда — нарисовать круг. Рожер отпустил Лишу, бросился к полянке, смахнул гниющие листья с мягкой влажной земли.

* * *

Лиша смотрела, как Рожер сгребает палую листву, и постепенно ее взгляд становился осмысленным. Ее ноги до сих пор дрожали, и она привалилась к дереву.

Несколько минут назад она думала, что никогда не оправится от учиненного насилия, но подземники должны были вот-вот подняться, и она была почти благодарна им за то, что перестала воскрешать в памяти мучительные мгновения.

Ее бледные щеки были перемазаны грязью и засохшими подтеками слез. Она попыталась пригладить порванное платье и хотя бы отчасти восстановить попранное достоинство, но боль между ног не позволяла забыть, что ее честь запятнана навсегда.

— Почти стемнело! — простонала она. — Что нам делать?

— Я начерчу круг. Все будет хорошо. У меня получится, — пообещал Рожер.

— Да ты вообще умеешь рисовать метки?

— Ну конечно… наверное, — неубедительно ответил тот. — Круг был у меня много лет. Я помню символы.

Он поднял палочку и принялся чертить линии на земле, поглядывая на темневшее небо.

Он храбрился ради нее. Лиша взглянула на Рожера и испытала угрызения совести за то, что втянула его в неприятности. Он уверял, что ему двадцать, но она знала, что он с лихвой прибавил себе лет. Нельзя было тащить его в такое опасное путешествие.

Он выглядел почти как при их первой встрече — распухшее лицо в синяках, расквашенный нос, разбитые губы. Рожер вытер кровь рукавом, делая вид, будто ему все нипочем. Лиша видела его притворство насквозь и знала, что он тоже обезумел от страха, но все равно немного успокоилась.

— По-моему, ты рисуешь неправильно, — заглянула она через плечо.

— Все получится, — отрезал Рожер.

— О да, подземникам понравится. — Ее возмутил его снисходительный тон. — Круг не задержит их ни на секунду!

Лиша огляделась.

— Можно залезть на дерево, — предложила она.

— Подземники лазают лучше, — возразил Рожер.

— Тогда давай поищем, где спрятаться.

— Мы искали до последнего. Времени едва хватит, чтобы начертить круг, но в нем нам ничто не грозит.

— Сомневаюсь, — фыркнула Лиша, оценивая неровные линии на земле.

— Если бы у меня была скрипка… — начал Рожер.

— Хватит пороть чушь! — Острый приступ раздражения пересилил унижение и страх. — Одно дело — заливать ученицам при свете дня, будто можешь зачаровывать демонов игрой на скрипке, но что толку врать на краю могилы?

— Я не вру! — уперся Рожер.

— Как скажешь, — вздохнула Лиша, скрестив руки на груди.

— Все будет хорошо, — повторил тот.

— Создатель! Ты можешь перестать врать хотя бы на минуту? Ничего хорошего не будет, и ты это знаешь. Рожер, подземники — не разбойники. Они не довольствуются…

Она взглянула на свои порванные юбки и осеклась.

Рожер страдальчески сморщился, и Лиша поняла, что переборщила. Ей хотелось на ком-то сорвать злобу, и легко было винить в случившемся Рожера с его пустыми обещаниями. Но в глубине души она знала, что виновата больше. Он оставил Энджирс ради нее.

Она взглянула на темневшее небо. Успеет ли она извиниться до того, как их разорвут в клочья?

Позади зашелестели кусты. Юноша и девушка в страхе обернулись. На поляну вышел мужчина в сером одеянии. Лицо его скрывала тень капюшона, и хотя у него не было оружия, Лиша почуяла опасность в его повадках. Если Марик был волком, то этот мужчина выглядел львом.

Она пыталась сохранять спокойствие. Надругательство было еще свежо в памяти, и на мгновение Лиша задумалась, что лучше — еще одно изнасилование или демоны.

Рожер вскочил, схватил ее за руку и толкнул себе за спину. Он выставил палку, как копье, оскалил зубы.

Мужчина, не обращая на это внимания, осмотрел круг.

— Дыры в сети здесь, здесь и здесь, — указал он.

Незнакомец пнул землю рядом с особенно корявым символом.

— А это вообще не метка.

— Ты можешь исправить? — Лиша вывернулась из рук Рожера и с надеждой бросилась к мужчине.

— Лиша, нет, — горячо зашептал Рожер, но она отмахнулась.

Мужчина даже не взглянул на нее.

— Нет времени. — Он указал на подземников, которые уже начали сгущаться на краю поляны.

— О нет! — мертвенно побледнела Лиша.

Первым соткался воздушный демон. Он зашипел при виде добычи и припал к земле, но незнакомец не позволил ему прыгнуть. На глазах у изумленной Лиши мужчина бросился на подземника и схватил его за лапы, не давая расправить крылья. Плоть демона зашипела и задымилась под пальцами.

Воздушный демон завизжал и открыл пасть, полную острых, как иголки, зубов. Мужчина дернул головой, скинув капюшон, метнулся вперед и врезал лысой макушкой в рыло подземнику. Демон отлетел назад во вспышке магии и грохнулся на землю, оглушенный. Мужчина растопырил пальцы и вонзил их подземнику в горло. Снова вспышка и фонтан черного ихора.

Мужчина резко повернулся и прошел мимо Рожера и Лиши, вытирая ихор с пальцев. Девушка увидела его лицо — в нем оказалось мало человеческого. Волосы незнакомца были полностью выбриты, даже брови, и их место занимали татуировки. Начертания вокруг глаз, на макушке, вдоль ушей, на щеках, даже на подбородке и вокруг рта.

— Мой лагерь рядом. Идемте со мной, если хотите дожить до рассвета, — предложил он, не обращая внимания на ее взгляд.

— А как же демоны? — спросила Лиша, бросаясь бежать вместе с Рожером.

Пара лесных демонов, узловатых и корявых, словно услышала ее и встала у них на пути.

Незнакомец скинул одежду, оставив только набедренную повязку, и Лиша увидела, что татуировки покрывали не только голову. Мускулистые руки и ноги пестрели замысловатой вязью, на локтях и коленях виднелись более крупные знаки. Защитный круг на спине, еще одна большая татуировка посреди мощной груди. Метки покрывали каждый дюйм его тела.

— Меченый, — выдохнул Рожер. Имя показалось Лише смутно знакомым.

— С демонами я разберусь. Держи. — Незнакомец сунул Лише свою одежду.

Он побежал на подземников, сделал сальто, развернулся и ударил демонов пятками в грудь. Вспыхнула магия, лесные демоны разлетелись в стороны.

Они неслись по лесу, не разбирая дороги. Меченый мчался во весь опор, разметая подземников, которые бросались на них со всех сторон. Лесной демон спрыгнул на Лишу с дерева, но Меченый размозжил ему череп татуированным локтем. Воздушный демон спикировал на Рожера, готовясь вонзить в него когти, однако Меченый сбил тварь на землю, пробив кулаком крыло.

Прежде чем Рожер успел его поблагодарить, Меченый уже мчался дальше, петляя между деревьев. Рожер помогал Лише не отставать и распутывал ее юбки, когда материя цеплялась за кусты.

Они вылетели из леса, и Лиша увидела через дорогу костер — лагерь Меченого, но между ними и убежищем стояло несколько подземников, в том числе массивный восьмифутовый скальный демон.

Он заревел и ударил себя в мощную бронированную грудь огромными кулаками; его зазубренный хвост метался из стороны в сторону. Великан отшвырнул других подземников, не желая делиться добычей.

Меченый бесстрашно направился к чудовищу, пронзительно свистнул и расставил ноги, готовясь прыгнуть, когда тот нападет.

Но прежде чем скальный демон успел ударить, из его груди вышли два мощных рога, искрившиеся магией. Меченый немедленно врезал подземнику по колену татуированной пяткой и сбил тварь на землю.

Когда демон упал, Лиша увидела за его спиной еще одно чудовище. Угольно-черный зверь выдернул рога из подземника и с тихим ржанием загарцевал на спине демона, выбивая копытами громовую дробь магии.

Меченый бросился на оставшихся демонов, но подземники разбежались. Огненный демон плюнул в него, но мужчина поднял раскрытые ладони, и струя огня превратилась в прохладное дуновение, пройдя сквозь меченые пальцы. Дрожа от страха, Рожер и Лиша последовали за Меченым в его лагерь и с невероятным облегчением ступили в защитный круг.

— Сумеречный Плясун! — Меченый свистнул еще раз.

Огромный конь перестал топтать поверженного демона и галопом ворвался в круг.

Как и его хозяин, Сумеречный Плясун выглядел порождением ночных кошмаров. Жеребец был огромен, намного крупнее любого коня, какого когда-либо видела Лиша. Его шкура была черной как смоль и лоснилась, а тело защищали металлические меченые доспехи. К барду[6] на голове были приделаны длинные металлические рога с выгравированными метками, и даже на черных копытах были вырезаны волшебные символы, покрытые серебром. Огромный зверь походил на демона больше, чем на коня.

С черного кожаного седла свисало разное оружие, в том числе тисовый лук и колчан стрел, длинные ножи, бола и копья разной длины. Полированный металлический щит, круглый и выпуклый, был перекинут через луку седла, чтобы его проще было схватить. По ободу щита вились замысловатые метки.

Сумеречный Плясун смирно ждал, пока Меченый проверит, не ранен ли он. Конь словно не замечал демонов, которые шныряли всего в нескольких футах. Убедившись, что скакун не пострадал, Меченый повернулся к Лише и Рожеру, которые робко стояли в центре лагеря. Голова у них шла кругом от событий последних минут.

— Разведи огонь, — велел мужчина Рожеру. — У меня есть хлеб и мясо, можешь поджарить.

Он направился к припасам, потирая плечо.

— Ты ранен. — Лиша очнулась от потрясения и бросилась осматривать его раны.

На плече была царапина, на бедре — глубокий порез. Его кожа была жесткой и грубой от шрамов, но прикасаться к ней было приятно. Кончики ее пальцев покалывало, как бывает, когда гладишь кота.

— Ерунда, — отмахнулся Меченый. — Иногда подземникам удается вонзить коготь в плоть до того, как сработают метки.

Он попытался отстраниться, потянувшись к одежде, но Лиша так легко не сдалась.

— Демоны не наносят ерундовых ран, — возразила она. — Садись, перевяжу.

Она усадила его на большой камень. По правде говоря, она боялась Меченого немногим меньше, чем подземников, но всю жизнь помогала больным, и привычная работа отвлекала от боли, которая еще грозила ее накрыть.

— Травы в седельной сумке, — указал мужчина.

Лиша достала мешочек и в свете костра принялась перебирать его содержимое.

— А яблуневых листьев у тебя, часом, нет?

Мужчина посмотрел на нее.

— Нет. Зачем? Зато свиного корня много.

— Да так, — пробормотала Лиша. — Честное слово, вы, вестники, считаете свиной корень лекарством от всего.

Она взяла мешочек, ступку и пестик и опустилась на колени у ног мужчины, растирая в кашицу свиной корень и еще кое-какие травы.

— Почему ты решила, что я вестник?

— А кто еще бродит по дорогам в одиночку?

— Я уже много лет не вестник. — Мужчина даже не вздрогнул, когда она промыла его раны и наложила жгучую кашицу. Рожер сощурился, глядя, как она наносит мазь на крепкие мышцы Меченого.

— Ты травница? — спросил тот, когда она прокалила иглу и вдела нитку.

Лиша кивнула, не отводя глаз от работы, заправила за ухо пышную прядь волос и принялась зашивать порез на бедре. Меченый молчал, и она осмелилась заглянуть ему в глаза. Они были темными и из-за меток вокруг глазниц казались запавшими, глубоко посаженными. Лиша долго не выдержала и отвела взгляд.

— Я Лиша, — представилась она, — а ужин готовит Рожер. Он жонглер.

Меченый кивнул Рожеру, но тот, как и Лиша, быстро отвел взор.

— Спасибо, что спас нам жизнь, — поблагодарила Лиша.

Мужчина только хмыкнул. Девушка на мгновение остановилась, но он даже не подумал представиться в ответ.

— А тебя как зовут? — наконец спросила она.

— Меня давно не называют по имени.

— Но у тебя должно быть имя!

Мужчина пожал плечами.

— И как нам тебя называть?

— Вам не надо меня называть. — Он заметил, что она закончила шить, отстранился и завернулся с головы до ног в серое одеяние. — Вы мне ничего не должны. Я помог бы любому в вашем положении. Завтра я провожу вас в Крестьянский Пень.

Лиша посмотрела на Рожера у костра, затем снова на Меченого:

— Мы только что вышли из Пня. Нам надо в Лесорубову Лощину. Ты не мог бы помочь нам добраться?

Серый капюшон качнулся влево и вправо.

— Если мы вернемся в Пень, то потеряем не меньше недели!

Меченый пожал плечами:

— Это не моя забота.

— Мы можем заплатить, — выпалила Лиша.

Мужчина взглянул на нее, и она виновато отвела глаза.

— Конечно, не сразу, — поправилась она. — На нас напали разбойники. Отобрали лошадь, круг, деньги, даже еду.

Ее голос стал тише.

— Отобрали… все. — Она вскинула глаза. — Но в Лесорубовой Лощине я смогу заплатить.

— Мне не нужны деньги, — отрезал Меченый.

— Пожалуйста! — взмолилась Лиша. — Это срочно!

— Увы.

Рожер, хмурясь, подошел к ним:

— Лиша, все в порядке. Если этот бессердечный тип нам не поможет, найдем дорогу сами.

— Дорогу? — взвилась Лиша. — Мы найдем только смерть, пока ты пытаешься заворожить демонов своей дурацкой скрипкой!

Рожер уязвленно отвернулся, но Лиша не обратила внимания и снова поворотилась к Меченому.

— Пожалуйста! — Она схватила его за руку, когда он тоже от нее отвернулся. — Три дня назад вестник прибыл в Энджирс и сообщил о горячке в Лощине. Болезнь уже унесла дюжину человек, в том числе величайшую травницу на свете. Оставшиеся травницы не смогут вылечить всех. Им нужна моя помощь.

— То есть я должен не просто свернуть со своего пути, но и отправиться в деревню, где бушует горячка? — Меченый явно не собирался этого делать.

Лиша заплакала и упала на колени, цепляясь за его одеяние.

— Мой отец очень болен, — прошептала она. — Если я не доберусь вовремя, он может умереть.

Меченый неуверенно положил руку ей на плечо. Лиша почувствовала, что смогла тронуть его сердце, хотя и не знала чем.

— Пожалуйста, — повторила она.

Меченый долго смотрел на нее.

— Ладно, — наконец молвил он.

* * *

Лесорубова Лощина находилась в шести днях езды от Форта Энджирс, на южной опушке Энджирского леса. Меченый сказал, что до деревни добираться четыре ночи. Три, если прибавить ходу. Он ехал рядом с Лишей и Рожером, придерживая своего огромного коня, чтобы те поспевали пешком.

— Мне нужно разведать дорогу, — сказал он спустя какое-то время. — Вернусь через час.

Он ударил скакуна пятками и умчался. Сердце Лиши сжалось от страха. Меченый пугал ее немногим меньше, чем разбойники или подземники, но рядом с ним, по крайней мере, бояться было больше некого.

Она почти не спала. Губа болела — она слишком часто прикусывала ее, чтобы не заплакать. Когда все уснули, она вымылась с головы до ног, но все равно чувствовала себя грязной.

— Я слышал о нем, — сказал Рожер. — И сам кое-что сочинил. Я думал, он просто легенда, но на свете нет двух разрисованных мужчин, которые убивают подземников голыми руками.

— Ты назвал его Меченым, — припомнила Лиша.

Рожер кивнул:

— Так его зовут в историях. Настоящего имени никто не знает. Я узнал о нем больше года назад, когда один из герцогских жонглеров проезжал через западные веси. Я думал, это просто байка, но, похоже, герольд не врал.

— Что он сказал?

— Что Меченый бродит по ночам, охотясь на демонов. Он сторонится людей, выходит из леса только за припасами и платит старинным золотом. Иногда рассказывают, как он спас кого-то на дороге.

— Это как раз чистая правда. Но если он умеет убивать демонов, то почему никто не попытался выведать его секреты?

Рожер пожал плечами:

— Если верить историям, никто не смеет. Даже герцоги его боятся, особенно после того, что случилось в Лактоне.

— А что там случилось?

— Якобы начальники доков из Лактона подослали шпионов, чтобы украсть его боевые метки. Дюжину воинов в доспехах, с оружием. Одних он убил, других — искалечил.

— Создатель! — Лиша прижала ладонь ко рту. — Мы путешествуем с чудовищем!

— Кое-кто говорит, что он наполовину демон, — согласился Рожер, — сын подземника от женщины, плод насилия.

Он вздрогнул и покраснел, сообразив, что́ сказал, но его неосторожные слова, напротив, приободрили перепуганную Лишу.

— Бред, — покачала она головой.

— Другие говорят, что никакой он не демон, — продолжил Рожер, — а сам Избавитель, явившийся освободить мир от Напасти. Рачители молятся ему и просят его благословения.

— Я скорее поверю, что он наполовину подземник. — В голосе Лиши не чувствовалось уверенности.

Они шли в неловкой тишине. Днем раньше Рожер не давал Лише ни минуты покоя и постоянно пытался произвести на нее впечатление своими россказнями и музыкой, но сейчас он смотрел вниз, погрузившись в раздумья. Лиша знала, что он страдает, и в глубине души ей хотелось его утешить, но кто утешит ее? Ей было нечем поделиться.

Вскоре вернулся Меченый.

— Вы идете слишком медленно. — Он спешился. — Если не хотите ночевать на дороге в четвертый раз, сегодня надо проделать тридцать миль. Садитесь на коня, я побегу рядом.

— Тебе нельзя бегать, — возразила Лиша. — Порвешь шов на бедре.

— Порез за ночь зажил.

— Чепуха! Он был дюйм глубиной!

Лиша подошла к нему, встала на колени и отвела свободное одеяние от мускулистой татуированной ноги, чтобы доказать свою правоту.

Она сняла повязку и вытаращилась. Порез уже затянулся новой розовой плотью, стежки торчали из совершенно здоровой кожи.

— Невероятно, — выдавила она.

— Это была простая царапина. — Меченый вспорол шов острым ножом и вытащил нитки. Лиша открыла рот, но Меченый встал, подошел к Сумеречному Плясуну, взял поводья и протянул ей.

— Спасибо, — потрясенно поблагодарила она, беря их. Все ее знания обратились в ничто. Кто этот человек? И человек ли он?

Сумеречный Плясун скакал легким галопом. Меченый неутомимо бежал рядом длинными прыжками, без труда поспевая за конем. Мили таяли под его татуированными ногами. Отдыхали путники только по просьбе Рожера и Лиши. Девушка исподтишка наблюдала за Меченым в тщетных поисках следов усталости. Когда они наконец разбили лагерь, Меченый накормил и напоил коня, дыша спокойно и размеренно, хотя его спутники стонали и растирали ноющие конечности.

* * *

У костра царило неловкое молчание. Давно стемнело, но Меченый разгуливал по лагерю, собирал хворост, снимал доспехи с Сумеречного Плясуна, чесал огромного коня. Он переходил из конского круга в людской, не обращая ни малейшего внимания на лесных демонов, которые рыскали вокруг. Один подземник прыгнул на него из кустов и врезался в метки всего в нескольких дюймах от спины Меченого. Тот даже не вздрогнул.

Пока Лиша готовила ужин, Рожер расхаживал по лагерю враскорячку, пытаясь размять ноги, затекшие за день быстрой езды.

— У меня яйца всмятку от этой скачки, — простонал он.

— Полечить? — предложила Лиша.

Меченый фыркнул. Рожер уныло взглянул на нее.

— Само пройдет, — выдавил он, продолжая расхаживать.

Через мгновение он остановился и уставился на дорогу.

Все подняли глаза и увидели жуткое оранжевое свечение из пасти и глаз огненного демона задолго до того, как подземник с визгом прибежал на четвереньках.

— Интересно, почему огненные демоны не сожгли лес дотла? — поинтересовался Рожер, глядя на огненный след твари.

— Сейчас узнаешь, — пообещал Меченый.

Веселье в его голосе смутило Рожера еще больше, чем обычная монотонная скороговорка. Путники примолкли. За огненным демоном с воем неслись три могучих лесных. Один держал в пасти обмякшее тело другого огненного демона, с которого капал черный ихор.

Беглец так старался оторваться от преследователей, что не замечал других лесных демонов в кустах у обочины. Внезапно один из них прыгнул, пригвоздил бедолагу к земле и вспорол ему брюхо черными когтями. Тварь душераздирающе заверещала, и Лиша заткнула уши.

— Лесные демоны ненавидят огненных, — пояснил Меченый, когда все было кончено. Его глаза блестели от удовольствия.

— Почему? — спросил Рожер.

— Потому что огненные могут поджечь лесных, — ответила Лиша.

Меченый удивленно посмотрел на нее и кивнул.

— Если могут — почему не поджигают?

Меченый засмеялся.

— Иногда поджигают, — признал он, — но огненным демонам вовек не сравняться с лесными. Лесные уступают в силе только скальным и ловко прячутся среди деревьев.

— Поистине велик план Создателя, — заметила Лиша.

— Чепуха, — возразил Меченый. — Если бы огненные демоны все сожгли, им было бы не на кого охотиться. Природа нашла решение.

— Ты не веришь в Создателя? — спросил Рожер.

— Нам и без него проблем хватает, — нахмурился Меченый, давая понять, что тема закрыта.

— Некоторые называют тебя Избавителем, — осмелился заметить Рожер.

Меченый фыркнул:

— Избавитель не придет, жонглер. Хочешь, чтобы демоны умерли, — убивай их своими руками.

Словно в ответ, воздушный демон отлетел от сети Сумеречного Плясуна, и воздух на миг озарился вспышкой магии. Конь рыл землю копытами, словно ему не терпелось броситься в бой, но оставался на месте в ожидании приказа хозяина.

— Почему конь ничего не боится? — спросила Лиша. — Даже вестники привязывают лошадей по ночам, чтобы не убежали, а твой, похоже, рвется в бой.

— Я купил Сумеречного Плясуна еще жеребенком. Он всегда был покрыт метками и потому не боится подземников. Его отец и мать были самыми крупными и злобными животинами, каких я нашел.

— Но он кажется таким смирным, когда мы на нем едем! — удивилась Лиша.

— Я научил его сдерживаться. — В обычно бесцветном голосе Меченого обозначилась гордость. — Он платит добром за добро, но если ему или мне что-то угрожает, нападет без раздумий. Однажды он раздробил череп вепрю и спас меня от верной гибели.

Покончив с огненными демонами, лесные принялись рыскать вокруг меток, подбираясь все ближе и ближе. Меченый натянул свой тисовый лук и достал колчан стрел с тяжелыми наконечниками, но не мешал подземникам бросаться на преграду. Когда все поели, он выбрал стрелу без меток, достал из рисовального набора резец и принялся разукрашивать древко.

— Если бы не мы… — начала Лиша.

— Я был бы там, — ответил Меченый, не глядя на нее. — Охотился.

Лиша кивнула и на время замолчала, наблюдая за ним. Рожер поерзал при виде восхищенияв ее глазах.

— Ты бывал у меня на родине? — тихо спросила Лиша.

Меченый с любопытством посмотрел на нее, но не ответил.

— Если ты пришел с юга, то, наверное, побывал в Лощине.

Меченый покачал головой:

— Я обхожу деревни стороной. Стоит кому-то заметить меня — жди толпу разъяренных мужиков с вилами.

Лиша хотела возразить, но осознала, что жители Лесорубовой Лощины повели бы себя именно так.

— Они просто боятся, — проговорила она, запинаясь.

— Я знаю. И потому их не трогаю. В мире есть не только города и веси, и если ими нужно пожертвовать… — Он пожал плечами. — Пусть люди прячутся по домам, как курицы в курятник. Трусы не заслуживают лучшего.

— Тогда почему ты спас нас от демонов? — спросил Рожер.

Меченый снова пожал плечами:

— Потому что вы люди, а они — мерзкие твари. И потому что вы до последнего боролись за жизнь.

— А что еще нам оставалось? — удивился Рожер.

— Многие просто лежали бы и ждали конца.

* * *

На четвертый день путешествия они покрыли хорошее расстояние. Ни Меченый, ни его конь, похоже, не знали усталости. Сумеречный Плясун без труда поспевал за размашистым шагом хозяина.

Когда они наконец разбили лагерь на ночь, Лиша сварила жидкий суп из остатков припасов Меченого, но никто не наелся.

— Как же мы без еды? — спросила она Меченого, когда Рожер доел суп.

Меченый пожал плечами.

— Я на вас не рассчитывал, — наконец сказал он, устроился поудобнее и принялся тщательно выводить на ногтях метки.

— Еще два дня езды на голодный желудок! — простонал Рожер.

— Можно вдвое быстрее, если ехать по ночам. — Меченый подул на ноготь, чтобы высохла краска. — Сумеречный Плясун обгонит большинство подземников, а остальных я убью.

— Слишком опасно, — покачала головой Лиша. — Наша смерть никому не поможет. Придется затянуть пояса.

— Я не выйду ночью из круга, — согласился Рожер, уныло потирая живот.

Меченый указал на подземника, который шастал у лагеря:

— Можем съесть его.

— Ну и шутки! — поморщился Рожер.

— Даже думать противно, — присоединилась Лиша.

— Да ладно, не так уж и плохо.

— Ты правда ел демонов? — не поверил Рожер.

— Жить захочешь — еще и не то съешь.

— Нет уж, я не стану их есть, — отрезала Лиша.

— Я тоже! — поддакнул Рожер.

— Ладно. — Меченый вздохнул, встал, взял лук, колчан со стрелами и длинное копье. Он скинул одеяние, обнажив татуированное тело, и подошел к краю круга. — Пойду поохочусь.

— Не надо!.. — крикнула Лиша, но мужчина не обратил на нее внимания и растворился в ночи.

Через час с лишним он вернулся, держа за уши пару пухлых кроликов, сунул добычу Лише, уселся на место и взял тоненькую рисовальную кисть.

— Ты умеешь играть? — спросил он Рожера, который как раз закончил натягивать новые струны и настраивал скрипку.

Рожер подскочил.

— Д-да, — выдавил он.

— Сыграй что-нибудь. Сто лет не слышал музыки.

— Я бы с удовольствием, — печально сказал Рожер, — но разбойники забросили мой смычок в лес.

Меченый кивнул и на мгновение задумался. Затем резко встал и достал большой нож. Рожер отшатнулся, но Меченый всего лишь вышел из круга. Лесной демон зашипел на него, но Меченый ответил тем же, и подземник в страхе отступил.

Вскоре Меченый вернулся с гибкой веткой, срезая острым ножом кору.

— Какой длины был смычок? — спросил он.

— Во-восемнадцать дюймов, — промямлил Рожер.

Меченый снова кивнул, обрезал ветку и подошел к Сумеречному Плясуну. Конь даже не пошевелился, когда хозяин срезал волос из его хвоста. Меченый сделал на ветке зарубку, крепко привязал конский волос с одной стороны и опустился на колени рядом с Рожером, согнув ветку.

— Скажи, как сильно натянуть.

Рожер положил на волос пальцы искалеченной руки. По его знаку Меченый привязал другой конец и отдал готовый смычок.

Юноша просиял, натер волос канифолью и взял скрипку. Он прижал инструмент к подбородку и на пробу провел по струнам новым смычком. Не идеально, но играть можно. Он еще раз подтянул струны и уверенно заиграл.

Его ловкие пальцы наполнили воздух пленительной мелодией, и мысли Лиши обратились к Лесорубовой Лощине. Как там дела? Вайка написала письмо почти неделю назад. Что ждет Лишу в родной деревне? Возможно, больные уже выздоровели, никто больше не умер и все эти мучения были напрасны.

А может, Лиша нужна дома как никогда.

Она заметила, что музыка подействовала и на Меченого. Он перестал работать и тоскливо уставился в ночь. Тени легли на его лицо, закрыли татуировки, и Лиша разглядела, что когда-то он был красив. Какая боль привела его на этот путь, заставила изуродовать себя и променять людское общество на компанию подземников? Ей захотелось исцелить его, хотя он казался совершенно здоровым.

Внезапно Меченый встряхнулся, и Лиша очнулась от раздумий. Он указал в темноту.

— Смотри, — прошептал он. — Танцуют.

Лиша удивленно вгляделась. И правда, подземники перестали испытывать метки на прочность, прекратили даже шипеть и визжать. Они окружили лагерь, покачиваясь в такт музыке. Огненные демоны скакали и кружились, завитки пламени срывались с узловатых конечностей. Воздушные демоны кувыркались и ныряли. Лесные вышли из-под полога деревьев, но не обращали внимания на огненных, завороженные музыкой.

Меченый взглянул на Рожера.

— Как ты это делаешь? — восхищенно спросил он.

Рожер улыбнулся:

— У подземников прекрасный слух.

Он встал и подошел к краю круга. Демоны столпились, не сводя с него глаз. Он пошел вдоль круга, и зачарованные подземники последовали за ним. Он остановился и покачался из стороны в сторону, не переставая играть. Подземники точь-в-точь повторили его движения.

— Я не верила тебе, — тихо повинилась Лиша. — Ты и правда можешь их околдовать.

— Это еще не все, — похвастался Рожер.

Он резко ударил по струнам, испортив мелодию. Вместо чистых нот из-под смычка посыпались нестройные визгливые звуки. Подземники завыли и попятились прочь, прикрывая уши когтистыми лапами. Они отступали все дальше и дальше под натиском музыки, растворяясь в тенях за кругом света от костра.

— Далеко они не уйдут, — сказал Рожер. — Вернутся, едва я перестану играть.

— Что еще ты умеешь? — тихо спросил Меченый.

Рожер улыбнулся. Ему было одинаково приятно выступать как перед двумя зрителями, так и перед восторженной толпой. Он заиграл мягче, хаос сменился пленительной мелодией. Подземники вернулись на зов музыки.

— Смотрите! — Рожер снова изменил мелодию, ноты стали пронзительными и скрежещущими. Даже Лиша и Меченый стиснули зубы и отшатнулись.

Подземники отреагировали более бурно. Они разозлились, завизжали, заревели и принялись с неукротимой яростью бросаться на преграду. Метки снова и снова вспыхивали и отбрасывали тварей назад, но демоны не сдавались и бились об охранную сеть в безумной надежде схватить Рожера и заставить замолчать навеки.

Два скальных демона присоединились к толпе, растолкали мелюзгу и навалились на метки. Меченый молча встал рядом с Рожером и поднял лук.

Зазвенела тетива, и тяжелая стрела вонзилась в грудь ближайшего скального демона, как молния, на миг озарившая все вокруг. Меченый выстреливал в полчища раз за разом, и его руки мелькали нечеловечески быстро. Меченые стрелы выкашивали подземников. Немногим удавалось подняться, но и тех разрывали сородичи.

Рожер и Лиша стояли и в ужасе смотрели на бойню. Смычок жонглера соскользнул со струн и безжизненно повис в искалеченной руке.

Демоны продолжали голосить, но теперь уже от страха и боли, ибо желание бросаться на метки пропало, когда музыка смолкла. И все же Меченый стрелял снова и снова, пока у него не закончились стрелы. Он схватил копье и метнул в спину убегавшего лесного демона.

Царил хаос, уцелевшие подземники улепетывали со всех ног. Меченый сорвал одежду, готовясь выскочить из круга и убивать демонов голыми руками.

— Не надо! — бросилась к нему Лиша. — Они бегут!

— Нашла кого щадить! — Лицо Меченого исказилось от злобы, и Лиша в страхе отступила, не сводя с него глаз.

— Пожалуйста, — взмолилась она. — Останься.

Лиша боялась, что он ее ударит, но Меченый лишь глядел на нее, тяжело дыша. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем он успокоился и оделся, вновь прикрыв метки.

— Зачем? — нарушила молчание Лиша.

— Круг не рассчитан на такую толпу. — Голос Меченого вновь стал холодным и бесцветным. — Мог не выдержать.

— Ты мог бы попросить меня перестать играть, — сказал Рожер.

— Да, — согласился Меченый. — Это так.

— Так почему не попросил? — не унималась Лиша.

Меченый не ответил. Он вышел из круга и принялся вырезать стрелы из трупов демонов.

* * *

Когда Лиша крепко уснула, Меченый подошел к Рожеру. Жонглер смотрел на поверженных демонов и подскочил от испуга, когда воин присел на корточки рядом с ним.

— Ты обладаешь властью над подземниками, — констатировал Меченый.

Рожер пожал плечами:

— Ты тоже. Мне никогда не сравняться с тобой.

— Можешь меня научить?

Рожер обернулся и посмотрел в колючие глаза Меченого:

— Зачем? Ты убиваешь демонов без счета. Тебе незачем их отпугивать.

— Я думал, что знаю своих врагов. Ты показал мне, что я ошибаюсь.

— По-твоему, они не такие уж плохие, если любят музыку?

Меченый покачал головой:

— Они не меценаты, жонглер. Перестанешь играть — разорвут моментально.

Рожер кивнул, признавая его правоту:

— Тогда зачем тратить время и учиться завораживать чудовищ, которых намного проще убить?

Лицо Меченого окаменело.

— Ты научишь меня или нет?

— Научу… — Рожер пораскинул мозгами. — Если ты мне заплатишь.

— У меня куча денег, — заверил Меченый.

Рожер отмахнулся:

— Деньги я и сам могу заработать. Мне нужно нечто более ценное.

Меченый молчал.

— Возьми меня с собой! — выпалил Рожер.

Меченый покачал головой:

— Ни за что.

— Скрипку не освоишь за ночь, — настаивал Рожер. — Пройдут недели, прежде чем ты начнешь играть хотя бы сносно, но этого мало, чтобы зачаровать даже самого непритязательного подземника.

— Зачем тебе это?

— Истории о твоих странствиях соберут полные залы!

— А она? — Меченый кивнул на Лишу.

Рожер взглянул на травницу, грудь которой мерно вздымалась и опадала во сне, и значение его взгляда не ускользнуло от Меченого.

— Она попросила проводить ее домой, не более того, — наконец сказал Рожер.

— А если она попросит тебя остаться?

— Не попросит, — тихо произнес юноша.

— Малыш, это не история о Марко Шатуне. Мне ни к чему спутник, который прячется по ночам.

— Скрипка снова со мной, — с напускной храбростью заявил Рожер. — Я не боюсь.

— Одной смелости мало. В глуши нужно убивать, если не хочешь быть убитым, и речь не только о демонах.

Рожер выпрямился и проглотил комок в горле:

— Все, кто пытался меня защитить, умерли. Пора учиться самому за себя постоять.

Меченый задумчиво разглядывал молодого жонглера.

— Идем, — наконец сказал он, вставая.

— Из круга?

— Боишься? Такой спутник мне не нужен.

Рожер с сомнением огляделся, и Меченый добавил:

— Все подземники на много миль слышали, что я сделал с их сородичами. Вряд ли мы сегодня увидим еще демонов.

— А как же Лиша? — Рожер медленно встал.

— Сумеречный Плясун защитит ее в случае опасности. Идем.

Меченый вышел из круга и растворился в ночи.

Рожер выругался, схватил скрипку и пошел за воином по дороге.

* * *

Они пробирались между деревьев. Рожер крепко держал футляр. Он хотел было достать скрипку, но Меченый не велел.

— Не привлекай внимания, — прошептал он.

— Ты же говорил, что мы не встретим подземников, — прошипел Рожер, но Меченый не ответил, уверенно скользя через тьму, словно ясным днем.

— Куда мы идем? — в сотый раз спросил Рожер.

Они поднялись на небольшой пригорок. Меченый бросился на землю ничком и указал вниз:

— Смотри!

Рожер увидел трех знакомых мужчин и стреноженную лошадь. Все четверо спали в еще более знакомом переносном круге.

— Разбойники, — выдохнул Рожер.

Его скрутил приступ страха, ярости и беспомощности, и он мысленно вновь пережил муки, которым их подвергли негодяи. Немой пошевелился во сне, и Рожер испуганно вздрогнул.

— Я выслеживал их с тех пор, как наткнулся на вас, — пояснил Меченый. — Заметил их костер сегодня, когда охотился.

— Зачем ты привел меня сюда?

— Я подумал, что ты, быть может, захочешь вернуть круг.

Рожер взглянул на Меченого:

— Если мы втихомолку украдем у них круг, подземники растерзают их во сне.

— Демоны разбежались. У них больше шансов выжить, чем было у вас.

— Но почему ты решил, что я захочу рисковать?

— У меня есть глаза. И уши. Я знаю, что они с тобой сделали… и с Лишей.

Рожер помолчал.

— Их трое, — наконец сказал он.

— Это глушь. Хочешь жить в покое — возвращайся в города.

Последнее слово прозвучало ругательством.

Но Рожер знал, что покоя нет и в городах. Против воли он вспомнил, как Джайкоб рухнул на землю; услышал смех Джасина. Он мог бы искать справедливости, но трусливо сбежал. Он всю жизнь бежит, и другие умирают вместо него. Глядя на костер, юноша рассеянно ощупал кармашек, но талисмана в нем больше не было.

— Я ошибся? — спросил Меченый. — Вернемся в лагерь?

Рожер сглотнул.

— Вернемся. Как только заберу то, что принадлежит мне, — решил он.

Глава 28. Секреты. 332 п. в

Лиша проснулась под тихое ржание. Она открыла глаза и увидела, как Рожер чистит гнедую кобылу. Лиша купила ее в Энджирсе и на мгновение осмелилась поверить, что последние два дня ей приснились.

Но тут огромный Сумеречный Плясун заслонил лошадь, и все вернулось на свои места.

— Рожер, — тихо позвала Лиша, — где ты взял мою лошадь?

Рожер открыл рот, чтобы ответить, но в этот миг в лагерь вернулся Меченый с парой мелких кроликов и горстью яблок.

— Я заприметил ваших друзей прошлой ночью, — пояснил он, — и решил, что будет быстрее, если все мы поедем верхом.

Лиша помолчала, переваривая новость. Ее раздирали противоречивые чувства, в том числе постыдные и недостойные. Рожер и Меченый не мешали ей думать, и она была благодарна за это.

— Ты убил их? — наконец спросила она.

Отчасти ей хотелось услышать «да», хотя это шло вразрез со всем, во что она верила, со всем, чему ее научила Бруна.

Меченый взглянул ей в глаза:

— Нет.

Лишу затопило безмерное облегчение.

— Я разогнал их и забрал лошадь, только и всего.

Лиша кивнула:

— Мы сообщим о них в герцогский магистрат, когда следующий вестник проедет через Лощину.

Распотрошенный сверток с травами был приторочен к седлу. Лиша отвязала его и осмотрела содержимое. Хвала Создателю — почти все флаконы и мешочки были целы. Разбойники выкурили весь маревник, но этому горю легко помочь.

После завтрака Рожер сел на кобылу, а Лиша — на Сумеречного Плясуна позади Меченого. Они скакали во весь опор — собирались тучи, и небо набухало дождем.

Лиша понимала реальность угрозы. Разбойники живы и опережают их. Она вспомнила сальную рожу чернобородого и сиплый смех его товарища. Но ужаснее всего была непомерная тяжесть и тупая жестокая похоть немого.

Ей было чего бояться, но она не боялась. Рядом с Меченым она чувствовала себя в безопасности даже больше, чем с Бруной. Он не испытывал усталости. Не ведал страха. И она не сомневалась, что под его защитой ей ничего не грозит.

Под защитой. Так странно — нуждаться в защите. Чувство из прошлой жизни. Она так долго охраняла себя сама, что забыла, каково это. В цивилизованных местах хватало ее умений и сообразительности, но в глуши они ничего не стоили.

Меченый пошевелился, и Лиша осознала, что крепко обнимает его за талию и прижимается к нему, положив голову на плечо. Она отстранилась и от смущения едва не проглядела чью-то руку в кустах на обочине.

Но все же не проглядела и завопила.

Меченый натянул поводья. Лиша кубарем скатилась с коня, поспешила в кусты, раздвинула траву и ахнула. Рука была сама по себе — отъедена начисто.

— Лиша, что там? — крикнул Рожер, бросаясь к ней вместе с Меченым.

— Их лагерь был рядом? — спросила Лиша, подняв обрубок.

Меченый кивнул.

— Отведи меня туда, — велела Лиша.

— Лиша, зачем… — начал Рожер, но она не обратила на него внимания, не сводя глаз с Меченого.

— Отведи. Меня. Туда, — повторила она.

Меченый кивнул, вбил в землю кол и привязал к нему поводья кобылы.

— Охранять, — приказал он Сумеречному Плясуну. Конь заржал.

Вскоре они нашли лагерь, залитый кровью и усеянный наполовину съеденными телами. Лиша закрыла рот фартуком, чтобы выдержать вонь. Рожера вывернуло, и он убежал с поляны.

Но Лише было не привыкать к виду крови.

— Только двое, — заметила она, изучив останки со смешанными чувствами, в которых ей вовсе не хотелось разбираться.

Меченый кивнул.

— Не хватает немого, — сказал он. — Великана.

— Да. И круга.

— И круга, — через секунду согласился Меченый.

* * *

Они вернулись к лошадям. Тучи продолжали сгущаться.

— В десяти милях дальше по дороге — пещера вестников, — сказал Меченый. — Если прибавить ходу и обойтись без обеда, успеем до дождя. Переждем бурю в укрытии.

— Ты убиваешь подземников голыми руками и боишься дождика? — фыркнула Лиша.

— В пасмурный день подземники могут встать раньше времени, — ответил тот.

— С каких пор ты боишься подземников? — удивилась Лиша.

— Сражаться под дождем опасно и глупо. Грязь залепляет метки, скользит под ногами.

Они едва устроились в пещере, как разразилась буря. Стена дождя размыла дорогу, в потемневшем небе вспыхивали изломанные молнии. Выл ветер, грохотал гром.

Устье пещеры уже частично защищали метки, вырезанные в камне. Меченый поспешно достал из тайника изрисованные булыжники и завершил сеть.

Он оказался прав, и несколько демонов поднялись, не дожидаясь ночи. Меченый мрачно смотрел, как они крадутся из самых темных уголков леса, радуясь тому, что вырвались из Недр до срока. Демоны резвились в грязи, и вспышки молний на мгновение высвечивали их причудливые силуэты.

Подземники попытались вломиться в пещеру, но метки выдержали. Те твари, что подошли слишком близко, пожалели об этом — хмурый Меченый пронзил их копьем.

— Ты чего такой злой? — спросила Лиша, доставая миски и ложки из сумки, пока Рожер пытался развести костерок.

— Мало того что они встают по ночам, — сплюнул Меченый. — Еще и днем лезут!

Лиша покачала головой.

— Хочешь быть счастливым — смирись с тем, чего не можешь изменить, — посоветовала она.

— Я не хочу быть счастливым.

— Все хотят быть счастливыми, — фыркнула Лиша. — Где котелок?

— У меня в сумке, — ответил Рожер. — Сейчас достану.

— Не надо, — поднялась Лиша. — Занимайся костром. Я принесу.

— Нет! — Рожер вскочил, но было уже слишком поздно. Лиша вынула его переносной круг и ахнула.

— Но… — запинаясь, проговорила она, — они забрали круг!

Лиша взглянула на Рожера и заметила, как тот покосился на Меченого. Она повернулась к нему, но его лицо скрывала тень капюшона.

— Кто-нибудь собирается мне объяснить?

— Мы… его забрали, — сбивчиво ответил Рожер.

— Я знаю, что вы его забрали! — Лиша швырнула на пол пещеры веревку с деревянными плашками. — Как?

— Я забрал его вместе с лошадью, — внезапно произнес Меченый. — Не хотел обременять твою совесть, вот и молчал.

— Ты его украл?

— Они его украли, — поправил Меченый. — Я вернул.

Лиша долго смотрела на него.

— Ты забрал его ночью, — тихо сказала она.

Меченый промолчал.

— Они его использовали? — спросила Лиша сквозь сжатые зубы.

— На дороге опасно и без таких, как они.

— Ты убил их.

К удивлению Лиши, ее глаза наполнились слезами. «Выгляни в окно ночью, и увидишь кое-что намного ужаснее самого страшного человека», — сказал однажды ее отец. Никого нельзя отдавать на съедение демонам. Даже разбойников.

— Как ты мог?

— Я никого не убивал.

— Все равно что убил!

Меченый пожал плечами:

— Они обошлись с вами так же.

— Это не оправдание! — крикнула Лиша. — Посмотри на себя! Тебе наплевать! Два, а то и три человека убиты, а тебе хоть бы что! Чудовище!

Она набросилась на него, молотя кулачками, но он схватил ее за запястья и бесстрастно смотрел, как она пытается вырваться.

— Почему ты так переживаешь?

— Я травница! Я дала клятву! Я поклялась лечить, а ты, — она холодно взглянула на него, — поклялся лишь убивать.

Через мгновение силы оставили ее, и она отстранилась.

— Ты поглумился над моим призванием.

Она осела и несколько минут смотрела на пол пещеры. Затем взглянула на Рожера.

— Ты сказал «мы», — заявила она обвиняющим тоном.

— Что? — неубедительно удивился жонглер.

— Ты сказал: «Мы его забрали», — пояснила она. — И круг лежал в твоей сумке. Вы ходили вдвоем?

— Я… — промямлил Рожер.

— Не ври мне! — прорычала Лиша.

Рожер опустил глаза и через мгновение кивнул.

— Он говорил правду, — признался Рожер. — Он взял только лошадь. А я под шумок забрал круг и твои травы.

— Зачем? — сипло спросила Лиша. Разочарование в ее голосе пронзило сердце молодого жонглера.

— Ты знаешь зачем, — хмуро ответил он.

— Зачем? Ради меня? Ради моей чести? Скажи это, Рожер. Скажи, что убил ради меня!

— Они должны были заплатить. — У Рожера перехватило дыхание. — Должны были заплатить за то, что сделали. Такое нельзя прощать.

Лиша невесело расхохоталась:

— По-твоему, я не знаю? По-твоему, я берегла себя двадцать семь лет, чтобы подарить невинность банде головорезов?

В пещере воцарилась тишина. Воздух прорезал раскат грома.

— Берегла себя… — повторил Рожер.

— Да, чтоб тебя демоны взяли! — По лицу Лиши бежали злые слезы. — Я была невинна! Но даже этого мало, чтобы отдать людей подземникам!

— Отдать? — повторил Меченый.

Лиша развернулась к нему:

— Ну конечно отдать! Твоим друзьям-демонам наверняка понравился подарок. Убивать людей — что может быть слаще! Нас осталось так мало, мы редкое лакомство!

В широко распахнутых глазах Меченого отразился огонь костра. Лиша никогда еще не видела его таким беззащитным, и ее злоба мгновенно улеглась. Меченый в ужасе попятился к выходу.

В тот же миг подземник бросился на сеть, затопив пещеру серебристым свечением. Меченый развернулся и заорал на демона. Лиша никогда раньше не слышала подобного крика, но немедленно узнала его. В нем прозвучало все то, что она испытала, распростертая на земле в тот ужасный вечер.

Меченый схватил копье и швырнул в дождь. Вспышка магии повергла демона в грязь.

— Будьте вы прокляты! — взревел Меченый, срывая одежду и выскакивая под ливень. — Я поклялся ничего вам не давать! Ничего!

Он прыгнул со спины на лесного демона и прижал его к себе. Крупная метка на груди вспыхнула, и подземник загорелся, несмотря на проливной дождь. Меченый отшвырнул агонизирующую тварь.

— Сражайтесь! — потребовал Меченый, расставив ноги в грязи.

Подземники охотно повиновались, щелкая зубами и размахивая когтистыми лапами, но мужчина сам сражался, как демон, и расшвыривал тварей, словно ветер осенние листья.

В глубине пещеры тихо ржал стреноженный Сумеречный Плясун, привыкший сражаться бок о бок с хозяином. Рожер подошел, чтобы успокоить коня, и в смятении обернулся на Лишу.

— Он не может убить всех, — сказала Лиша. — Кругом грязь.

Многие метки на теле воина уже были забрызганы.

— Он ищет смерти, — поняла она.

— Что нам делать?

— Скрипка! — крикнула Лиша. — Отгони их!

Рожер покачал головой:

— Ветер и гром заглушат музыку.

— Но нельзя же позволить ему погубить себя!

— Ты права.

Рожер подошел к оружию Меченого и выбрал легкое копье и щит. Сообразив, что он задумал, Лиша попыталась его остановить, но юноша уклонился и выбежал из пещеры на помощь Меченому.

Огненный демон плюнул в Рожера, но пламя зашипело под дождем и погасло. Подземник бросился на юношу, но тот поднял меченый щит, и тварь отлетела. Жонглер смотрел прямо перед собой, не замечая второго огненного демона за спиной. Подземник прыгнул, однако Меченый поймал трехфутового демона в воздухе и отшвырнул. Плоть твари дымилась.

— В пещеру! — приказал воин.

— Без тебя — ни за что! — крикнул Рожер.

Его рыжие волосы промокли и прилипли к лицу, он щурился от ветра и проливного дождя, но смотрел Меченому прямо в глаза и не уступал.

На них бросились два лесных демона, но Меченый упал в грязь и подсек ноги Рожеру. Смертоносные когти вспороли воздух. Меченый кулаками отогнал тварей. На вспышки света и шум битвы подтягивались новые подземники. Их было слишком много, чтобы сражаться.

Меченый посмотрел на Рожера, лежавшего в грязи, и его взгляд стал осмысленным. Он протянул руку и помог жонглеру встать. Они вместе бросились обратно в пещеру.

* * *

— О чем вы только думали? — ворчала Лиша, заканчивая перевязывать раны.

Рожер и Меченый кутались в одеяла у огня и молча сносили упреки. Наконец Лиша выдохлась, сварила горячий бульон из трав и овощей и молча подала мужчинам.

— Спасибо, — тихо поблагодарил Рожер. До сих пор он помалкивал.

— Я еще зла на тебя. — Лиша не смотрела ему в глаза. — Ты мне соврал.

— Я не врал.

— Ты скрывал от меня правду. Это то же самое.

Рожер внимательно посмотрел на нее.

— Почему ты уехала из Лесорубовой Лощины? — спросил он.

— Что? Не меняй тему.

— Если эти люди так много значат для тебя, что ты готова всем рискнуть, все стерпеть, чтобы добраться домой, то почему ты уехала?

— Учиться…

Рожер покачал головой:

— Лиша, мне не привыкать убегать от своих проблем. Дело не только в учебе.

— По-моему, это тебя не касается, — отрезала та.

— Тогда почему я прячусь от бури и подземников в пещере в глуши?

Лиша посмотрела на него и вздохнула. Ей больше не хотелось спорить.

— Ты и сам скоро узнаешь. В Лесорубовой Лощине не умеют хранить секреты.

Она рассказала им все. Она не собиралась этого делать, но холодная сырая пещера словно превратилась в исповедальню рачителя, и стоило Лише начать, как слова полились через край: ее мать, Гаред, сплетни, побег к Бруне, жизнь изгоя. Меченый подался вперед и при упоминании подземного огня Бруны открыл было рот, но решил не перебивать и сел обратно.

— Вот и все, — закончила Лиша. — Я надеялась остаться в Энджирсе, но у Создателя, похоже, имелись другие планы.

— Ты заслуживаешь лучшего, — молвил Меченый.

Лиша кивнула, глядя на него.

— Почему ты отправился туда? — тихо спросила она, указав подбородком на устье пещеры.

Меченый сгорбился, глядя на колени:

— Я нарушил обещание.

— Только и всего?

Он взглянул на нее, и она впервые заметила не татуировки, а только пронзительные глаза.

— Я поклялся ничего им не давать. Даже чтобы спасти свою жизнь. А вместо этого отдал им все, что делало меня человеком.

— Ты ничего им не отдал, — возразил Рожер. — Круг забрал я.

Лиша крепче сжала миску, но ничего не сказала.

— Я помог тебе, — покачал головой Меченый. — Я знал, что ты чувствуешь. Отдать их тебе — все равно что отдать подземникам.

— Они и дальше грабили бы путников. Мир стал лучше без них.

Тот кивнул:

— Но это не повод отдавать их демонам. С тем же успехом я мог бы забрать круг — или даже убить их — лицом к лицу, при свете дня.

— Значит, сегодня ты вышел на бой из чувства вины, — подытожила Лиша. — А прежде? Почему ты воюешь с подземниками?

— Вообще-то, подземники воюют с нами много столетий. Разве плохо дать им отпор?

— Ты мнишь себя Избавителем?

Меченый нахмурился:

— Люди триста лет ждут Избавителя, корчась от страха. Избавитель — легенда. Он не придет, и людям пора понять это и постоять за себя.

— В легендах кроется сила, — заметил Рожер. — Не отвергай их так легко.

— С каких пор ты заделался верующим? — удивилась Лиша.

— Я верю в надежду, — ответил Рожер. — Я всю жизнь был жонглером, и если чему-то и научился за двадцать три года, то это тому, что люди плачут над историями; люди помнят истории, в которых таится надежда.

— Двадцать, — внезапно произнесла Лиша.

— Что?

— Ты говорил, что тебе двадцать.

— Разве?

— Тебе и двадцати нет, верно?

— Есть! — настаивал Рожер.

— Ты меня за дуру считаешь? Мы знакомы меньше трех месяцев, и за это время ты вытянулся на дюйм. В двадцать лет не растут. Сколько тебе? Шестнадцать?

— Семнадцать, — рявкнул Рожер и швырнул на пол миску, расплескав остатки бульона. — Довольна? Ты была права, когда сказала Джизелл, что годишься мне в матери!

Лиша уставилась на него и открыла рот, чтобы сказать что-то резкое, но передумала.

— Прости, — тихо произнесла она.

— А ты? — Рожер повернулся к Меченому. — Мой возраст — еще одна причина, по которой мне нельзя с тобой путешествовать?

— Я стал вестником в семнадцать. И путешествовал задолго до этого.

— Кстати, а сколько лет Меченому? — полюбопытствовал Рожер.

— Меченый родился в Красийской пустыне четыре года назад.

— А человек под метками? — спросила Лиша. — Сколько ему было лет, когда он умер?

— Неважно сколько. Он был глупым ребенком с наивными мечтами.

— Его погубили мечты?

— Его убили. Да, мечты.

— Как его звали? — тихо спросила Лиша.

Меченый долго не отвечал.

— Арлен, — наконец сказал он. — Его звали Арлен.

Глава 29. В предрассветной дымке. 332 п. в

Когда Меченый проснулся, буря на время стихла, но набрякшее серое небо грозило новым дождем. Воин заглянул вглубь пещеры и без труда разглядел в темноте двух лошадей и спящего жонглера. Лиши там не оказалось.

Было еще рано — утренняя дымка, а не настоящий рассвет. Большинство подземников наверняка давно убралось в Недра, но в такую пасмурную погоду лучше не рисковать. Меченый встал и сорвал бинты, которыми Лиша перевязала его накануне. Раны уже затянулись.

Найти следы Лиши в жирной грязи оказалось легко. Она ушла недалеко и собирала травы, стоя на коленях и высоко подоткнув юбки, чтобы не испачкаться. При виде ее гладких белых ляжек Меченый покраснел. В предрассветной дымке Лиша была прекрасна.

— Напрасно ты вышла, — сказал он. — Солнце еще не взошло. Снаружи небезопасно.

Лиша посмотрела на него и улыбнулась.

— Тебе ли говорить мне о риске? — Она подняла бровь.

Он не ответил.

— К тому же с тобой не страшны никакие демоны, — добавила она.

Меченый пожал плечами и присел на корточки рядом.

— Маревник? — спросил он.

Лиша кивнула и подняла растение с шершавыми листьями и гроздьями пухлых почек.

— Если набить в курительную трубку — расслабляет мышцы и веселит. Если добавить синь-траву, можно сварить сонное зелье — свалит даже разъяренного льва.

— А демона свалит?

— Ты хоть о чем-нибудь еще думаешь? — нахмурилась Лиша.

Меченый обиделся:

— Думаешь, ты меня изучила? Да, я убиваю подземников и благодаря этому повидал места, давно забытые всеми живущими. Может, прочесть тебе стихи, которые я перевел с древнего расского языка? Нарисовать фрески Анох-Сана? Или рассказать о старинных машинах, которые могли заменить двадцать человек?

Лиша положила ладонь ему на руку, и он умолк.

— Прости. Я судила слишком поспешно. Мне кое-что известно о том, как нелегко хранить знания древнего мира.

— Ничего.

— И все же я была неправа. Что касается твоего вопроса, я правда не знаю. Подземники едят и испражняются, — наверно, их можно и отравить. Моя наставница рассказывала, что травницы древности погубили немало демонов во время Великой войны. У меня есть немного синь-травы. Если хочешь, сварю тебе зелье, когда доберемся до Лесорубовой Лощины.

Меченый радостно кивнул:

— А еще кое-что можешь сварить?

Лиша вздохнула:

— Так и знала, что ты попросишь. Я не стану варить подземный огонь.

— Почему?

— Потому что мужчинам нельзя доверять секреты огня. — Лиша повернулась к нему. — Если я дам тебе огонь, ты воспользуешься им, даже если спалишь полмира.

Меченый молча смотрел на нее.

— Да и зачем тебе огонь? Твои силы и без того намного превосходят все, на что способна горстка трав и минералов.

— Я обычный человек… — начал он, но Лиша его перебила:

— Провалиться мне в Недра! Твои раны заживают мгновенно, ты бежишь наравне с лошадью и даже не задыхаешься. Ты раскидываешь лесных демонов, как малых детей, и видишь в темноте не хуже, чем при свете дня. Ты далеко не обычный…

Меченый улыбнулся:

— От тебя ничего не укроется.

Почему-то от его тона Лишу охватила дрожь.

— Ты всегда был таким? — спросила она.

Он покачал головой.

— Это метки, — пояснил он. — Метки работают по принципу обратной связи. Ты знаешь, что такое обратная связь?

— Читала в старинных ученых книгах, — кивнула Лиша.

Меченый хмыкнул:

— Подземники — волшебные существа. Защитные метки высасывают часть их силы, чтобы создать преграду. Чем сильнее демон, тем сильнее его отбрасывают метки. Боевые метки действуют схожим образом, ослабляя защиту демона и усиливая удар. Неодушевленные предметы не могут удерживать заряд долго, и он рассеивается. Но почему-то каждый раз, когда я бью демона или демон бьет меня, я впитываю частицу его силы.

— Я ощутила покалывание в первый вечер, когда прикоснулась к твоей коже, — призналась Лиша.

Меченый кивнул:

— Когда я расписал себя метками… нечеловеческой стала не только моя внешность.

Лиша покачала головой и заключила его лицо в ладони.

— Людьми нас делают не тела, — прошептала она. — Ты можешь снова стать человеком, если захочешь.

Она наклонилась ближе и нежно поцеловала его.

Он замер, но стряхнул оцепенение и поцеловал ее в ответ. Она закрыла глаза и разомкнула губы, гладя его по чисто выбритой голове. Она не чувствовала меток — только тепло и рубцы.

«У нас обоих есть шрамы, — подумала она. — Просто его шрамы видны миру».

Она откинулась на спину и потянула его за собой.

— Мы перепачкаемся, — предупредил он.

— Мы уже перепачкались. — Она повалила его на себя.

* * *

От поцелуев Меченого кровь шумела в ушах Лиши. Она провела ладонями по его крепким мышцам и раздвинула ноги, прижимаясь к нему бедрами.

«Пусть это будет мой первый раз, — подумала она. — Те мужчины мертвы, и он сотрет их клеймо. Я сама его выбрала».

Но Лиша боялась. «Джизелл была права, — подумала она. — Не надо было столько тянуть. Я не знаю, что делать. Все думают, будто я знаю, а я не знаю, а он, конечно, уверен, что травница не может не знать…»

«Создатель! А если ему не понравится? — забеспокоилась она. — Что, если он кому-то расскажет?» Она отогнала эту мысль. «Никому он не расскажет. Потому я его и выбрала. Это судьба. Мы с ним два сапога пара. Изгои. Идем одним путем».

Лиша запустила руки ему под одежду и развязала набедренную повязку. Он застонал, когда она сжала его плоть и потянула.

«Он знает, что я была невинна, — напомнила она себе, задирая юбки. — Он твердый, я мокрая, невелика хитрость».

— А если ты понесешь? — прошептал он.

— Хорошо бы, — прошептала она и направила его в себя. «Невелика хитрость», — подумала она еще раз и выгнулась от удовольствия.

* * *

Меченый оцепенел, когда Лиша поцеловала его. Всего несколько мгновений назад он восхищался ее ляжками, но даже не мечтал, что ее тоже потянет к нему. Что хоть какую-то женщину потянет.

Он на мгновение замер, но тело, как всегда, его выручило, заключило девушку в жаркие объятия и страстно ответило на поцелуй. Как давно его не целовали? Сколько лет прошло с тех пор, как он проводил Мери домой и услышал, что она не хочет быть женой вестника?

Лиша возилась с его одеждой, и он понял, что она намерена зайти так далеко, как он ни разу не заходил. Его охватил страх — непривычное чувство. Он не знал, что делать, как доставить женщине удовольствие. Она надеется, что ему хватит опыта на них обоих? Рассчитывает, что он хорош не только в бою, но и в постели?

А может, и хорош. Пока он пытался собраться с мыслями, его тело вело самостоятельную игру, повинуясь инстинктам, заложенным во всякой живой твари с начала времен. Тем же инстинктам, что звали его в бой.

Но это был не бой. Нечто иное.

«Неужели она та самая?» — спросил внутренний голос.

Почему она, а не Ренна? Сверни он с пути, и был бы женат уже почти пятнадцать лет, воспитывал выводок детишек. Он не впервые попытался представить, как Ренна выглядит сейчас, в самом расцвете женственности. Она могла бы принадлежать ему, и только ему.

Почему она, а не Мери? Мери, на которой он женился бы, смирись она с участью жены вестника. Он приковал бы себя к Милну ради любви, подобно Рагену. Он был бы намного счастливее, женись он на Мери. Теперь он это понимал. Раген был прав. У него была Элисса…

Он стянул платье Лиши с плеч, обнажив ее пышные груди, и перед его глазами вспыхнул образ Элиссы. Однажды он увидел, как Элисса высвободила грудь, чтобы покормить Марью, и на мгновение ему захотелось самому прильнуть к этой груди. Он устыдился своего желания, но забыть соблазнительную картину не смог.

Неужели Лиша та самая? И существует ли вообще предназначенная ему женщина? Час назад он посмеялся бы над этим, но сейчас он глядел на Лишу, такую красивую, страстную, чуткую. Она поймет, если он окажется неуклюжим и не будет знать, к чему прикасаться и как ласкать. Грязный клочок земли в предрассветной дымке — никудышное супружеское ложе, но в этот миг он казался мягче пуховой перины в особняке Рагена.

И все же Меченого терзало сомнение. Одно дело — рисковать собой в ночи; ему нечего больше терять, его некому больше оплакивать. Если он умрет, то и флакона слез не наберется. Но сможет ли он рисковать, если Лиша будет ждать его в надежном укрытии? Придется ли ему отказаться от битвы, превратиться в подобие своего отца? Вечно прятаться, не будучи в силах постоять за себя?

«Детям нужен отец», — услышал он голос Элиссы.

— А если ты понесешь? — прошептал он между поцелуями, не зная, какой ответ хочет услышать.

— Хорошо бы, — прошептала она.

Она прильнула к нему, и его миредва не разлетелся на части, но она предлагала нечто большее, и он не смог устоять.

И он вошел в нее и ощутил себя цельным.

* * *

На мгновение в мире не осталось ничего, лишь шум крови в ушах и скольжение кожи по коже; их тела легко справлялись с задачей, стоило дать им волю. Его одеяние было распахнуто. Ее платье было скомкано на талии. Они ерзали и пыхтели в грязи, забыв обо всем. Пока не напал лесной демон.

Подземник подкрался бесшумно, привлеченный их страстной возней. Он знал, что рассвет близко и ненавистное солнце скоро встанет, но от вида обнаженной плоти у него разыгрался аппетит, и он прыгнул на добычу, надеясь вернуться в Недра с окровавленными когтями и парным мясом в пасти.

Демон ударил Меченого в обнаженную спину. Метки вспыхнули, подземник отлетел, любовники стукнулись лбами. Невредимый лесной демон проворно вскочил и пружинисто прыгнул снова. Лиша завизжала, но Меченый схватил тварь за лапы, развернулся и швырнул подземника в грязь, воспользовавшись силой инерции.

Меченый вскочил с Лиши и постарался развить преимущество. Он был обнажен, но это ничего не значило. Он сражался обнаженным с тех пор, как расписал тело метками.

Он крутанулся на месте и врезал подземнику пяткой в челюсть. Метки были заляпаны грязью, и вспышки магии не последовало, но удар был невероятно силен — с тем же успехом демона мог лягнуть Сумеречный Плясун. Подземник, шатаясь, попятился; Меченый взревел и пошел на врага, прекрасно сознавая, что им грозит, если тварь успеет очухаться.

Подземник был велик для своей породы — почти восемь футов — и силой превосходил Меченого. Воин молотил его кулаками, ногами, локтями, но грязь была повсюду и почти все его метки бездействовали. Шершавый панцирь сдирал кожу; удары не причиняли демону вреда.

Подземник развернулся и хлестнул Меченого хвостом по животу, сбив на землю. Лиша снова завизжала и привлекла внимание демона. Он бросился на нее с пронзительным криком.

Меченый едва успел схватить тварь за ногу и дернуть что было сил. Демон упал, и они принялись отчаянно бороться в грязи. Наконец Меченый сумел захватить подземника ногой под мышку и через шею, сцепить ноги в замок. Он обеими руками удерживал ногу согнутой, не давая демону встать.

Подземник бился и царапался, но теперь у Меченого был рычаг, и тварь не могла вырваться. Несколько долгих мгновений они катались по земле единым клубком, пока солнце наконец не поднялось над горизонтом и отыскало разрыв в облаках. Шершавая шкура задымилась, демон забился еще отчаяннее. Меченый усилил хватку.

«Еще чуть-чуть…»

И в этот миг случилось нечто неожиданное. Мир вокруг стал зыбким, иллюзорным. Меченый ощутил, как его тянет в глубины земли, и они с демоном начали погружаться.

Его чувствам открылся неведомый путь, и Недра позвали его.

С ужасом и отвращением он погружался в почву. Демон в его объятиях был совершенно реальным, хотя остальной мир превратился в тень. Меченый посмотрел вверх и увидел, как блекнет драгоценное солнце.

Не сводя с него глаз, он разомкнул захват и потянул демона за ногу обратно к свету. Подземник бешено сопротивлялся, но ужас утроил силы Меченого. Разинув рот в беззвучном крике, он вытащил тварь обратно на поверхность.

Яркое солнце омыло его своими благословенными лучами. Меченый вновь обрел плоть, а демон вспыхнул. Тварь царапала землю когтями, но Недра больше не принимали ее.

Когда Меченый наконец отпустил обугленную скорлупу, из множества ран на его теле сочилась кровь. Лиша бросилась к нему, но он оттолкнул ее, все еще исполненный ужаса. Кто он? Как сумел отыскать путь в Недра? Неужто он сам становится подземником? Какое чудовище может родиться от его испорченного семени?

— Ты ранен. — Девушка вновь потянулась к нему.

Он отстранился:

— Заживет.

Его голос из ласкового и нежного вновь стал бесстрастной скороговоркой. Действительно, мелкие царапины и порезы уже затягивались.

— Но… как же…

— Я давно сделал выбор и выбрал ночь. На миг мне показалось, что я могу все изменить, но… — Меченый покачал головой. — Пути назад нет.

Он поднял свою одежду и направился к небольшому ручью с ледяной водой, чтобы промыть раны.

— Будь ты проклят! — крикнула ему в спину Лиша. — Ты и твоя одержимость!

Глава 30. Мор. 332 п. в

Когда они вернулись, Рожер еще спал. Они молча переоделись в чистое, повернувшись друг к другу спиной. Лиша растолкала Рожера, пока Меченый седлал лошадей. Они молча позавтракали, не разводя огня, и пустились в путь, когда солнце стояло еще низко над горизонтом. Рожер ехал за спиной Лиши на ее кобыле, Меченый — на своем гигантском скакуне. Тучи висели низко, грозя пролиться дождем.

— Разве нам не должен был встретиться вестник, едущий на север? — спросил Рожер.

— Верно. — Лиша тревожно оглядела дорогу.

Меченый пожал плечами:

— К полудню доберемся в Лощину. Там наши пути разойдутся.

— Да, так будет лучше всего, — кивнула Лиша.

— И все? — возмутился Рожер.

Меченый склонил голову набок:

— Ты рассчитывал на большее, жонглер?

— После всего, что мы пережили вместе? Разумеется, да!

— Жаль тебя огорчать, но у меня другие планы.

— Создатель не расстроится, если ты за целую ночь никого не убьешь, — пробормотала Лиша.

— А как же то, о чем мы говорили? — настаивал Рожер. — Путешествовать вместе?

— Рожер! — воскликнула Лиша.

— Я решил, что это плохая мысль. — Меченый покосился на Лишу. — Зачем учиться музыке, если ею нельзя убивать демонов? Мне не нужен спутник.

— Вот именно, — подхватила Лиша.

Рожер нахмурился и покраснел. Лиша знала, что жестока к нему, но не могла ни утешить его, ни объяснить. Все ее силы уходили на то, чтобы сдерживать слезы.

Она знала, с кем имеет дело. Знала, что сердце Меченого открылось лишь на миг, что им недолго быть вместе, как бы она ни надеялась на обратное. Но как же ей хотелось остаться с ним! Почувствовать себя в безопасности в его объятиях, ощутить его внутри себя. Она рассеянно провела рукой по животу. Если бы она понесла, то любила бы дитя всей душой, и не важно, в кого превратился его отец. Но теперь… в ее запасах достаточно яблуневых листьев, чтобы поступить должным образом.

Они ехали в тишине, холодок между ними казался почти осязаемым. Вскоре за поворотом открылась Лесорубова Лощина.

Даже издалека было видно, что от поселка остались дымящиеся развалины.

* * *

Рожер крепко держался за Лишу. При виде дыма Лиша пустила коня в галоп, и Меченый не отставал от нее. Несмотря на сырость, огонь жадно пожирал Лесорубову Лощину. В воздухе колыхался маслянистый черный дым. Поселок был уничтожен, и Рожер снова вспомнил гибель Ривербриджа. Задыхаясь, он схватился за потайной кармашек, но вспомнил, что лишился талисмана. Конь дернул задом, и Рожер, чтобы не упасть, обеими руками вцепился в талию Лиши.

Уцелевшие бродили среди развалин и издали казались муравьями.

— Почему они не тушат пожары? — спросила Лиша, но Рожер не знал ответа.

Они придержали лошадей на околице, оцепенело разглядывая развалины.

— Некоторые горят уже несколько дней. — Меченый указал на остатки некогда уютных домов.

Действительно, от многих зданий остались лишь обугленные костяки, другие и вовсе давно остыли. Трактир Смитта, единственное двухэтажное здание в поселке, обрушился, отдельные балки еще горели. У других зданий не хватало крыш или даже стен.

Лиша ехала и смотрела на грязные, залитые слезами знакомые лица. Все были слишком поглощены своим горем, чтобы заметить приезжих. Девушка кусала губы, сдерживая слезы.

В центре поселка сложили мертвецов. Ее сердце сжалось при виде сотни с лишним тел, даже не накрытых покрывалами. Бедняга Никлас. Сэйра и ее мать. Рачитель Майкл. Стив. Дети и старики, которых она знала всю жизнь. Одни сгорели, других убили демоны, но в основном тела выглядели невредимыми. Их унесла горячка.

У груды тел стояла на коленях Мэйри и плакала над маленьким свертком. У Лиши стиснуло горло, она с трудом слезла с лошади, подошла и положила руку Мэйри на плечо.

— Лиша? — неверяще спросила Мэйри. Мгновением позже она вскочила, крепко обняла травницу и бурно зарыдала.

— Это Эльга, — рыдала Мэйри. Ее младшей дочери не исполнилось и двух лет. — Она… она умерла!

Лиша крепко обнимала подругу и невнятно бормотала слова утешения. На нее начали обращать внимание, но уважительно держались поодаль, пока Мэйри изливала свое горе.

— Лиша, — шептались они. — Лиша вернулась. Хвала Создателю.

Наконец Мэйри собралась с силами, отстранилась и промокнула слезы грязным закопченным фартуком.

— Что случилось? — мягко спросила Лиша.

Мэйри посмотрела на нее широко распахнутыми глазами, в которых стояли слезы. Она дрожала, не в силах говорить.

— Мор, — произнес знакомый голос.

Лиша обернулась и увидела, что к ней идет Джона, тяжело опираясь на палку. Его ряса была обрезана наискосок, открывая ногу с наложенными шинами и окровавленными бинтами. Лиша обняла рачителя и пристально посмотрела на его ногу.

— Сломал голень, — отмахнулся Джона. — Вайка перевязала.

Он помрачнел.

— Как раз перед тем, как свалилась.

— Вайка мертва? — потрясенно спросила Лиша.

Джона покачал головой:

— Пока нет, но она подхватила горячку и мечется в бреду. Ей недолго осталось.

Он огляделся.

— Нам всем недолго осталось, — тихо добавил он, чтобы услышала только Лиша. — Боюсь, не в добрый час ты вернулась. Возможно, такова воля Создателя? Промедли ты еще день, и тебе было бы некуда возвращаться.

Лиша сурово посмотрела на него:

— Чтобы я больше этого не слышала! Где Вайка? — Она огляделась и почти никого не нашла. — Создатель! Где все?

— В Праведном доме, — ответил Джона. — Все больные там. Выздоровевшие или счастливо избежавшие болезни собирают и оплакивают мертвецов.

— Значит, мы идем в Праведный дом. — Лиша взяла Джону под руку, чтобы он мог на нее опереться. — А теперь расскажи, что случилось. Все без утайки.

Джона кивнул. Его лицо было бледным, глаза запавшими. Он обильно потел и явно потерял много крови. Боль терзала его, он держался на одной силе воли. Рожер и Меченый молча последовали за ними, как и большинство местных, заметивших возвращение Лиши.

— Мор начался много месяцев назад, — заговорил Джона, — но Вайка и Дарси уверяли, что это обычная простуда, и не обращали внимания. Молодые и сильные в основном выздоравливали быстро, другие же болели неделями, и некоторые в конце концов скончались. И все же казалось, что это простая горячка, пока она не усилилась. Еще вечером человек был здоров, а наутро метался в бреду. Тогда и начались пожары. Люди падали без сил со свечой или лампой в руке или были слишком больны, чтобы проверить метки. Твой отец и большинство других метчиков заболели, и охранные сети прохудились по всему городу, тем более что дым и зола закоптили метки. Мы тушили пожары что было сил, но люди заболевали один за другим, и рук не хватало. Смитт собрал выживших в нескольких меченых зданиях подальше от пожаров, надеясь, что вместе будет безопаснее, но мор лишь вспыхнул с новой силой. Сэйра упала вчера ночью во время грозы, сбила масляную лампу, трактир занялся… Людям пришлось выбегать прямо в ночь…

Он закашлялся, и Лиша похлопала его по спине. Можно было не продолжать. Она и так ярко представляла, что случилось потом.

Праведный дом был единственным каменным зданием в Лесорубовой Лощине, и искры были ему не страшны. Он гордо высился среди развалин. Лиша прошла сквозь высокие двери и ахнула от ужаса. Скамьи убрали, пол застелили соломенными тюфяками. Сотни две человек лежали и стонали, многие метались в поту, другие, сами обессиленные болезнью, пытались их удержать. Она увидела потерявшего сознание Смитта и Вайку неподалеку от него. Еще два ребенка Мэйри и множество других — как же много! Но ее отца нигде не было видно.

Когда они вошли, женщина подняла на них взгляд. Она преждевременно поседела и выглядела усталой и измотанной, но Лиша сразу узнала эти широкие плечи.

— Хвала Создателю, — прошептала Дарси.

Лиша поспешно направилась к ней. Они переговорили, и Лиша вернулась к Джоне.

— Хижина Бруны еще цела?

Джона пожал плечами:

— Наверное. После ее смерти никто туда не ходил. Почти две недели.

Лиша кивнула. Хижина стояла на отшибе, за рядами деревьев. Вряд ли зола закоптила ее метки.

— Мне нужно сходить за припасами. — Лиша вышла из Праведного дома. Снова лил дождь, блеклое небо не сулило ни малейшей надежды.

Рожер и Меченый ждали ее вместе с кучкой деревенских.

— Это действительно ты! — Брианна бросилась обнимать Лишу.

Неподалеку стоял Эвин с маленькой девочкой на руках и высокий для своих десяти лет Каллен. Лиша ласково обняла Брианну.

— А где мой отец? — спросила она.

— Дома, и тебе место там же!

Лиша обернулась и увидела мать. По пятам за ней следовал Гаред. При виде них Лиша испытала одновременно облегчение и страх.

— Ты проведала всех, кроме собственных родных? — упрекнула Элона.

— Мама, я просто… — начала Лиша, но мать перебила ее:

— Просто то, просто это! У тебя всегда есть причина повернуться к родным спиной! Твой бедный отец лежит на смертном одре, а ты болтаешься здесь!..

— Кто с ним остался? — перебила Лиша.

— Подмастерья, — ответила Элона.

Лиша кивнула:

— Пусть принесут его сюда к остальным.

— Еще чего! — взвилась Элона. — Променять пуховую перину на вшивый соломенный тюфяк среди заразных больных?

Она схватила Лишу за руку.

— Немедленно отправляйся к нему! Ты его дочь!

— По-твоему, я не помню? — Лиша выдернула руку. Слезы бежали по ее щекам, и она не пыталась их смахнуть. — Ради кого, по-твоему, я все бросила и уехала из Энджирса? Но он не единственный больной в городе, мама! Я не могу бросить всех и ухаживать за одним человеком, даже за собственным отцом!

— Дура! Эти люди все равно что мертвы!

Толпа ахнула. Элона указала на каменные стены Праведного дома.

— Разве эти стены удержат подземников?

Все посмотрели на камень, почерневший от дыма и пепла. Метки были почти не видны.

Элона подошла ближе к Лише и понизила голос.

— Наш дом стоит в стороне, — прошептала она. — Возможно, это последний меченый дом в Лесорубовой Лощине. Места в нем немного, но нам хватит!

Лиша влепила ей пощечину. С размаху. Элона упала в грязь. Она ошеломленно сидела и прижимала ладонь к покрасневшей щеке. Гаред, похоже, был готов схватить Лишу и унести ее прочь, но она смерила его холодным взглядом.

— Я не стану прятаться, пока подземники убивают моих друзей! — крикнула она. — Мы поправим метки на Праведном доме и укроемся в нем. Все вместе! А если демоны попытаются забрать моих детей, я сожгу их дотла! Я знаю секреты огня!

«Моих детей, — подумала Лиша в повисшей тишине. — Неужели я превращаюсь в Бруну?» Она оглядела испуганные чумазые лица и впервые поняла, что для всех она — Бруна. Теперь она травница Лесорубовой Лощины. Иногда это значит, что надо лечить, а иногда…

Иногда это значит, что нужно бросить щепоть перца в глаза или спалить лесного демона у себя во дворе.

Меченый вышел вперед. Люди зашептались при виде призрачной фигуры под капюшоном, которую прежде не замечали.

— Вам грозят не только лесные демоны, — молвил он. — Огненные демоны будут резвиться среди ваших пожаров, воздушные — парить над вами. Гибель поселка, возможно, привлечет даже скальных демонов с холмов. Они явятся после заката.

— Мы все умрем! — крикнул Энд, и Лиша почувствовала, что толпу охватывает паника.

— Тебе-то что? — набросилась она на Меченого. — Ты сдержал обещание и доставил нас сюда! Забирай своего страхолюдного коня и ступай своей дорогой! Оставь нас!

Меченый покачал головой:

— Я поклялся ничего не давать подземникам и больше не нарушу клятву. Будь я проклят, если отдам им Лесорубову Лощину!

Он повернулся к толпе и откинул капюшон. Раздались крики потрясения и страха, и люди на миг забыли о неминуемой смерти. Меченый воспользовался этим мгновением:

— Когда подземники сегодня явятся к Праведному дому, я дам им отпор!

Толпа ахнула, и во многих глазах сверкнуло узнавание. Даже здесь слышали истории о татуированном воине, который убивает демонов.

— Кто из вас встанет рядом со мной?

Мужчины с сомнением переглядывались. Женщины хватали их за руки, молча моля не дурить.

— Это верная смерть! — крикнул Энд. — Демона нельзя убить!

— Ты заблуждаешься. — Меченый подошел к Сумеречному Плясуну и отвязал от седла сверток. — Убить можно даже скального демона.

Он вынул из свертка что-то длинное и изогнутое и швырнул в грязь перед поселянами.

От широкого обломанного основания до острого кончика — три фута. Гладкая поверхность омерзительного желтовато-коричневого цвета, как у гнилого зуба. Местные разинули рты. Тусклый лучик солнца пробился сквозь нависшие тучи и коснулся непонятного предмета. Он задымился, несмотря на грязь, и капли дождя зашипели на его поверхности.

Через мгновение рог скального демона вспыхнул.

— Любого демона можно убить! — крикнул Меченый, срывая притороченное к седлу копье и пронзая им горящий рог. Вспышка! Рог взорвался фонтаном искр, словно праздничная шутиха.

— Создатель милосердный! — Джона нарисовал в воздухе метку. Многие повторили его жест.

Меченый скрестил руки на груди:

— Я умею делать оружие, которое убивает подземников. Но что проку в оружии, которое некому держать? Я спрашиваю еще раз: кто встанет рядом со мной?

Повисло долгое молчание.

— Я встану.

Меченый обернулся и с удивлением увидел, как Рожер становится рядом с ним.

— И я, — шагнул вперед Седой Йон. Старик тяжело опирался на палку, но в его взоре застыла решимость. — Больше семидесяти лет я смотрел, как они выкашивают наши ряды. Если мне не дожить до утра, так хоть плюну подземнику в глаза напоследок.

Остальные жители Лощины оцепенело стояли, но затем вперед шагнул Гаред.

— Гаред, идиот, что ты делаешь! — Элона схватила его за руку, но дровосек-великан оттолкнул ее в сторону, робко вытащил копье из грязи и уставился на метки.

— Прошлой ночью демоны убили моего отца, — сдавленно произнес он, покрепче перехватил копье, взглянул на Меченого и оскалился. — С них причитается.

Его слова вдохновили остальных. Поодиночке и группами, в страхе, в ярости, но чаще всего в отчаянии жители Лесорубовой Лощины вставали навстречу надвигающейся ночи.

— Дураки. — Элона сплюнула и устремилась прочь.

* * *

— Не обязательно нам помогать. — Лиша обнимала Меченого за пояс. Сумеречный Плясун мчался к хижине Бруны.

— Какой же иначе прок от моей одержимости?

— Я разозлилась на тебя. На самом деле я так не думаю.

— Думаешь, — заверил Меченый. — И правильно делаешь. Я так увлекся борьбой, что совсем забыл, ради кого сражаюсь. Я с детства мечтал об одном — убивать демонов, но разве правильно поражать их в глуши и не трогать тех, что охотятся на людей каждую ночь?

Они придержали коня рядом с хижиной. Меченый соскочил на землю и протянул Лише руку. Девушка улыбнулась и приняла его помощь.

— Дом цел, — отметила она. — Все должно быть на месте.

Они вошли в хижину, и Лиша направилась было к запасам Бруны, но на нее нахлынули воспоминания. Только сейчас она осознала, что больше не увидит Бруну и не услышит, как старуха бранится, не попрекнет ее за плевки на пол, не испросит мудрого совета, не посмеется над грубой шуткой. Эта часть ее жизни осталась позади.

Но времени плакать не было. Лиша стряхнула грусть и направилась в аптеку. Одни баночки и пузырьки она прятала в фартук, другие передавала Меченому, который проворно паковал их и грузил на Сумеречного Плясуна.

— Не понимаю, зачем я тебе понадобился. Лучше бы метил оружие. Осталось всего несколько часов.

Лиша протянула ему последние травы и, когда он погрузил их на коня, указала на середину комнаты и откинула ковер. Под ковром оказался люк. Меченый открыл его по просьбе Лиши. Деревянные ступени вели в темноту.

— Принести свечу? — спросил Меченый.

— Ни в коем случае! — рявкнула Лиша.

— Я и так неплохо вижу, — пожал плечами Меченый.

— Прости, не хотела тебя обидеть.

Она порылась в многочисленных карманах своего фартука, достала два пузырька с притертыми крышками, вылила содержимое одного в другой и встряхнула. Пузырек неярко засветился. Лиша подняла его над головой, и они спустились в пыльный погреб. На опорных балках темнели метки. Тесная клетушка была заставлена деревянными ящиками и большими бочками, на полках вдоль стен из утрамбованной земли выстроились флаконы и банки.

Лиша подошла к полке и взяла коробку спичек.

— Лесные демоны боятся огня, — пробормотала она. — А как насчет сильного растворителя?

— Не знаю.

Лиша бросила коробку Меченому, опустилась на колени и порылась среди бутылок на нижней полке.

— Проверим. — Она передала ему большую стеклянную бутыль с прозрачной жидкостью. Стеклянная пробка была крепко примотана сеткой из тонкой проволоки.

— Жир и масло, чтобы демоны скользили, — продолжала рыться Лиша. — Чтобы горели ясным пламенем, даже в дождь…

Она протянула ему пару кувшинов из обожженной глины, запечатанных воском.

Лиша доставала все новое и новое оружие. Петарды, которыми обычно выкорчевывали непокорные пни; коробка праздничных огней Бруны: хлопушки, пистоны, ракеты…

Наконец она подвела Меченого к большой бочке для воды в глубине подвала.

— Открой, — велела Лиша. — Осторожно.

Меченый повиновался. На воде покачивались четыре керамических кувшина. Он с любопытством повернулся к Лише.

— Это жидкий подземный огонь, — сообщила она.

* * *

Стремительные меченые копыта Сумеречного Плясуна домчали их до дома Эрни за считаные минуты. Лишу вновь охватила ностальгия, и она снова собрала волю в кулак. Сколько часов до заката? Слишком мало, это точно.

Дети и старики постепенно стекались во двор. Брианна и Мэйри уже нашли им занятие — собирать инструменты. Мэйри тоскливо следила за детьми. Ее с большим трудом удалось уговорить оставить двух детей в Праведном доме с отцом. Если дела обернутся худо, мать понадобится остальным малышам.

Когда они подъехали, Элона вылетела навстречу:

— Вот, значит, что ты придумала? Превратить мой дом в хлев?

Лиша оттолкнула ее и вошла вместе с Меченым. Элоне осталось лишь последовать за ними.

— Да, мама, — ответила Лиша. — Это я и придумала. Всем места не хватит, но мы всяко спасем хотя бы детей и стариков, которые избежали горячки.

— Я этого не потерплю! — гаркнула Элона.

— А тебя никто и не спрашивает! — набросилась на мать Лиша. — Ты права, только наши метки еще надежны, так что либо сиди в переполненном доме, либо сражайся вместе со всеми. Дети и старики проведут эту ночь под защитой отцовских меток, клянусь Создателем!

Элона сверкнула глазами:

— Ты не посмела бы так со мной говорить, будь твой отец здоров.

Лиша не собиралась уступать:

— Будь он здоров, он сам пригласил бы их в дом!

Травница повернулась к Меченому.

— Бумажная мастерская за этой дверью, — указала она. — Места вдоволь. Возьми рисовальный набор моего отца. Дети уже собирают оружие. Они принесут тебе все, что найдется.

Меченый кивнул и молча скрылся в мастерской.

— Где ты его выкопала? — спросила Элона.

— Он спас нас от демонов на дороге. — Лиша направилась к спальне отца.

— Вряд ли ты ему поможешь, — предупредила Элона, положив руку на дверь. — Повитуха Дарси говорит, что все теперь в руках Создателя.

— Чушь. — Лиша вошла в комнату и бросилась к кровати отца.

Тот был бледен и купался в поту, но она не испугалась, положила ему руку на лоб и ощупала чуткими пальцами горло, запястья и грудь, задавая матери вопросы о симптомах: как давно они появились, какие средства они с повитухой Дарси уже испробовали?

Элона ломала руки, но старательно отвечала.

— Многим приходится куда хуже, — отметила Лиша. — Папа крепче, чем ты думаешь.

В кои-то веки Элона не огрызнулась.

— Я сварю ему снадобье. Его надо давать регулярно, хотя бы раз в три часа.

Лиша взяла пергамент и принялась быстро писать наставления.

— Разве ты не останешься с ним? — удивилась Элона.

Лиша покачала головой:

— Мама, в Праведном доме две сотни человек, которые нуждаются в моей помощи. Многим из них куда хуже.

— За ними может присмотреть и Дарси, — возразила Элона.

— Дарси, похоже, не спала с тех пор, как разразилась горячка. Она валится с ног, но даже будь она свежа как роза, я не доверила бы ей лечить эту болезнь. Если ты останешься с папой и выполнишь мои распоряжения, у него будет больше шансов дотянуть до рассвета, чем у большинства жителей Лесорубовой Лощины.

— Лиша? — простонал Эрни. — Это ты?

Лиша бросилась к отцу, присела на край кровати и взяла его за руку.

— Да, папа. — Ее глаза наполнились слезами. — Это я.

— Ты пришла, — прошептал Эрни. Его губы медленно изогнулись в улыбке, пальцы слабо сжали ладонь Лиши. — Я знал, что ты придешь.

— Ну конечно, я пришла.

— Но ты должна идти, — вздохнул Эрни. Лиша ничего не ответила, и он похлопал ее по руке. — Я слышал, что ты сказала. Иди и делай, что должно. Мне полегчало уже оттого, что ты вернулась.

Лиша всхлипнула, но притворилась, что смеется, и поцеловала отца в лоб.

— Все так плохо? — прошептал Эрни.

— Сегодня многие умрут, — ответила Лиша.

Эрни крепче сжал ее ладонь и приподнялся на постели:

— Тогда постарайся, чтобы не было лишних смертей. Я горжусь тобой и люблю тебя.

— И я люблю тебя, папа. — Лиша крепко обняла его, вытерла глаза и вышла из комнаты.

* * *

Рожер ходил колесом по узкому проходу импровизированной лечебницы, в лицах изображая, как Меченый отважно спас их несколько ночей назад.

— И тут между нами и лагерем вырос огромный скальный демон, какого я в жизни не видывал!

Он вскочил на стол, поднял руки и пошевелил пальцами, давая понять, что демон был куда выше.

— Пятнадцать футов ростом, — сообщил Рожер. — Зубы — как копья. Шипастый хвост может лошадь свалить. Мы с Лишей замерли как вкопанные. Дрогнул ли Меченый? Нет! Он шел на демона, спокойный, словно утро седьмака, и смотрел чудовищу прямо в глаза.

Рожер наслаждался вниманием зрителей. Он сделал паузу и в напряженной тишине крикнул «Бам!» и хлопнул в ладоши. Все подскочили.

— Именно так конь Меченого, черный, как ночь, и неотличимый от демона, пронзил рогами спину подземника.

— Конь с рогами? — Старик поднял бровь, густую и косматую, словно беличий хвост. Обрубок его правой ноги лежал на подставке, бинты были пропитаны кровью.

— О да! — Рожер приставил себе рожки. Раздались хриплые смешки. — Длиннющие рога из сверкающего металла, закрепленные на доспехе и остро заточенные, покрытые боевыми метками! На свете нет зверя великолепней! Он обрушился на демона и сбил его на землю ударами могучих копыт. Мы бросились в круг и спаслись.

— А конь? — спросил ребенок.

— Меченый свистнул. — Рожер сунул два пальца в рот и издал пронзительный свист. — Конь галопом промчался по подземникам, перескочил через метки и оказался в круге.

Он побарабанил ладонями по бедрам, изображая галоп, и прыгнул.

Пациенты завороженно внимали рассказу, забыв о болезни и надвигавшейся ночи. Более того, Рожер знал, что подарил им надежду на то, что Лиша сможет их вылечить. На то, что Меченый сумеет их защитить.

Вот бы и ему кто-нибудь подарил надежду.

* * *

Лиша велела детям вымыть большие баки, в которых ее отец готовил бумажную пульпу, чтобы сварить в них столько снадобья, сколько никогда еще не варила. Даже запасы Бруны скоро подошли к концу. Она отправила весточку Брианне, и та разослала детей во все стороны за свиным корнем и другими травами.

Лиша то и дело поглядывала на окно, через которое сочился солнечный свет, и следила, как луч ползет по полу мастерской. День клонился к вечеру.

Меченый трудился рядом столь же проворно; он аккуратно и точно рисовал метки на топорах, кирках, молотках, копьях, стрелах и камнях. Дети тащили ему все, что можно было использовать в качестве оружия; затем, как только высыхала краска, уносили готовые изделия и складывали в телеги.

Время от времени кто-нибудь прибегал с сообщением для Лиши или Меченого. Они быстро отдавали распоряжения, отсылали гонца и возвращались к работе.

Всего за пару часов до заката они под нескончаемым дождем вернулись с телегами к Праведному дому. Местные жители оставили работу и поспешили помочь Лише выгрузить лекарства. Несколько человек хотели было помочь Меченому, но он осадил их взглядом.

Лиша подошла к нему с тяжелым каменным кувшином.

— Маревник и синь-трава, — сказала она. — Подмешай в корм трем коровам да проследи, чтобы съели до крошки.

Меченый взял кувшин и кивнул.

Лиша повернулась к Праведному дому, но Меченый схватил ее за руку:

— Возьми. — Он протянул ей одно из своих копий — пяти футов длиной, из легкого ясеня. На остром металлическом наконечнике были выгравированы боевые метки, на гладком лакированном древке — вырезаны оборонительные. Тупой конец защищала меченая сталь.

Лиша с сомнением посмотрела на копье, не спеша его брать:

— И что мне с ним делать? Я травница…

— Нет времени цитировать клятву травниц. — Меченый сунул ей копье. — На лечебнице почти не осталось меток. Если подземники прорвут строй, то возможно, что между демонами и твоими подопечными будет лишь это копье. Чего тогда потребует клятва?

Лиша нахмурилась, однако взяла оружие. Она посмотрела в глаза Меченому, но тот снова спрятался за метками, и она не смогла заглянуть ему в сердце. Ей хотелось бросить копье и заключить воина в объятия, но если он вновь ее отвергнет, она этого не переживет.

— Что ж… желаю удачи, — выдавила она.

Меченый кивнул:

— И я тебе.

Он направился к своей телеге. Лиша смотрела ему вслед. Из ее груди рвался беззвучный крик.

* * *

Меченый расслабил напряженные мышцы. Ему понадобилась вся сила воли, чтобы отвернуться от Лиши, но сегодня нельзя сбивать друг друга с толку.

Выбросив Лишу из головы, он задумался о предстоящей битве. В Эведжахе, священной книге красийцев, рассказывалось о сражениях Каджи, первого Избавителя. Меченый внимательно изучил ее, когда учил красийский язык.

Военная философия Каджи свято почиталась в Красии и направляла ее воинов на протяжении веков в еженощных сражениях с подземниками. Четыре священных закона руководили битвой: будьте едины; выберите время и место сражения; приспособьтесь к тому, что невозможно изменить, и подготовьтесь ко всему остальному; удивите врага, отыщите его слабые места и обратите себе на пользу.

Красийских воинов с рождения учили, что путь к спасению — убийство алагаев. Когда Джардир приказывал им покинуть метки, они повиновались без размышлений, сражаясь и умирая в несокрушимой уверенности, что служат Эвераму и получат награду в загробном мире.

Меченый боялся, что жителям Лощины недостанет подобного единства и что они не смогут очертя голову броситься в битву. Но, глядя, как они носятся взад и вперед, как усердно готовятся, он подумал, что, может статься, недооценивает их. Даже в Тиббетс-Бруке все как один вставали рядом с соседями в трудные времена. Именно поэтому деревушки процветали, несмотря на отсутствие меченых стен. Если он сможет найти местным занятие и не даст им отчаяться, когда восстанут демоны, они смогут сражаться как единое целое.

Если же нет, то к утру в Праведном доме не останется никого.

Сила красийского сопротивления заключалась не только в воинах, но и во втором законе Каджи — выбирай, где сражаться. Красийский Лабиринт был тщательно продуман, чтобы даль’шарумы могли укрыться и направить демонов в удобное место.

Одна сторона Праведного дома была обращена к лесу, где царили лесные демоны; две другие — к развалинам улиц и домов. Слишком много мест, где могут затаиться подземники. А вот за каменным главным входом лежала городская площадь. Если удастся загнать туда демонов, у людей появится шанс.

Отчистить грубые каменные стены Праведного дома от маслянистой сажи и расписать их метками под дождем не удалось, и поэтому окна и высокие двери были забиты наглухо и наскоро расчерчены мелом. Оставили лишь небольшой боковой вход с мечеными камнями над дверным проемом. Демоны скорее проломят стену, чем воспользуются им.

Само присутствие людей под открытым небом притянет демонов, словно магнит, и все же Меченый постарался отвадить подземников от здания, чтобы путь наименьшего сопротивления привел чудовищ на дальнюю сторону площади. По его указке местные разместили препятствия по бокам Праведного дома и расставили наспех сделанные столбы, которые он расписал метками замешательства. Если демон атакует здание сбоку, метки заставят его забыть о подобном намерении, и его непременно привлечет суета на городской площади.

Возле нее стоял дневной загон для скота рачителей. Небольшой, зато с крепкими новыми мечеными столбами. Люди строили там временное укрытие, животные бродили вокруг.

На другой стороне площади вырыли канавы, которые быстро заполнялись мутной дождевой водой, чтобы огненные демоны выбрали более легкий путь. Масло Лиши лежало на воде жирной пленкой.

Местные отлично справились с третьим законом Каджи, подготовкой. От непрестанного дождя утоптанная площадь покрылась тонким слоем скользкой грязи. На поле боя лежали переносные круги Меченого — места для засад и укрытия. Глубокую яму накрывала вымазанная грязью ткань. Вязкий густой жир размазали по булыжникам метлами.

С четвертым законом — удивить врага — проблем не предвиделось.

Чего подземники не ожидают, так это отпора.

— Я все сделал. — К Меченому подошел местный парень.

— Что?

— Я Бенн, сударь. Муж Мэйри.

Меченый недоуменно смотрел на него.

— Стеклодув, — пояснил парень, и взгляд Меченого вспыхнул узнаванием.

— Покажи, — потребовал он.

Бенн достал небольшую склянку:

— Тонкая, как вы и просили. Хрупкая.

Меченый кивнул:

— Сколько вы с подмастерьями успели сделать?

— Три дюжины. Не скажете, зачем они вам?

Меченый покачал головой:

— Сам скоро увидишь. Принеси склянки и какую-нибудь ветошь.

Следующим подошел Рожер:

— Я видел копье Лиши и пришел за своим.

— Ты сражаться не будешь. Останешься в доме с больными.

Рожер уставился на него:

— Но ты сказал Лише…

— Дать тебе копье — значит лишить силы, — оборвал его Меченый. — В шуме сражения твою музыку будет не слышно, но в тишине она окажется сильнее дюжины копий. Если подземники прорвутся, ты должен сдерживать их до моего прихода.

Рожер приуныл, но кивнул и направился к Праведному дому.

К Меченому уже выстроилась очередь. Он выслушивал отчеты и отдавал новые приказания, которые поспешно исполнялись. Поселяне шныряли, как зайцы, готовые в любой момент пуститься наутек.

Не успел он со всеми разобраться, как на него набросилась Стефни во главе стайки разъяренных женщин:

— Какого подземника ты отсылаешь нас в хижину Бруны?

— Она надежно защищена, а в Праведном доме и у Лиши для вас нет места.

— Дело не в этом! Мы будем сражаться.

Меченый взглянул на Стефни: крошечная женщина, едва пяти футов ростом, тоненькая, как тростинка. Ей было далеко за пятьдесят; ее кожа была тонкой и шершавой, словно истертой. Даже самый мелкий лесной демон окажется выше ее.

Но по выражению ее глаз он понял, что это неважно. Она будет сражаться, что бы он ни сказал. Красийцы не позволяют женщинам воевать, и это их промах. Он не прогонит никого, кто хочет бросить вызов ночи. Меченый взял из телеги копье и протянул Стефни.

— Мы найдем тебе место, — пообещал он.

Стефни готовилась к долгому спору и была захвачена врасплох, но приняла оружие, кивнула и отошла. На ее место заступили другие женщины, и он выдал по копью каждой.

Увидев, что Меченый раздает оружие, набежали мужчины. Лесорубы разобрали свои топоры, с сомнением глядя на свежие метки. Еще ни один топор не пробил панцирь лесного демона.

— Забери. — Гаред вернул копье Меченому. — Я не умею размахивать палкой, зато топором орудую будь здоров.

Один лесоруб привел с собой девочку лет тринадцати.

— Меня зовут Флинн, сударь. Моя дочь Уонда иногда охотится вместе со мной. За метки я ее не выпущу, но если дать ей лук и посадить у порога, то сами увидите, она не промахнется.

Меченый взглянул на девочку. Высокая и простоватая, ростом и силой она пошла в отца. Воин подошел к Сумеречному Плясуну и снял с седла тисовый лук и тяжелые стрелы.

— Сегодня они мне не понадобятся.

Он указал на окно под самой крышей Праведного дома.

— Попробуй отодрать пару досок и стрелять оттуда, — посоветовал он.

Уонда взяла лук и убежала. Ее отец поклонился и отошел.

Следующим, хромая, приблизился рачитель Джона.

— Напрасно вы ходите с больной ногой, сидели бы в помещении. — Меченому всегда было не по себе рядом с праведниками. — Вы не можете носить грузы или копать канавы, а значит, только мешаете.

Рачитель Джона кивнул:

— Я лишь хотел взглянуть на укрепления.

— Они выдержат, — ответил Меченый с уверенностью, которой вовсе не чувствовал.

— Выдержат, — подтвердил Джона. — Создатель не оставит нас без защиты в доме Своем. Вот почему Он послал вас.

— Я не Избавитель, — нахмурился Меченый. — Никто меня не посылал, и никто не знает, чем кончится эта ночь.

Джона снисходительно улыбнулся, как взрослый невежественному ребенку:

— По-вашему, это простое совпадение, что вы явились в час великой нужды? Не мне решать, Избавитель вы или нет, но вы здесь, как и все мы, потому что такова воля Создателя, а Он ничего не делает без причины.

— И по какой же причине Он наслал на ваш поселок горячку?

— Я не говорю, что знаю Его промысел, — спокойно ответил Джона, — но мне известно, что Он есть. Однажды мы оглянемся и поразимся своей слепоте.

* * *

Когда Лиша вошла в Праведный дом, Дарси устало сидела на корточках рядом с Вайкой, промокая ее горячий лоб влажной тканью.

Лиша подошла к ним и забрала у Дарси тряпку.

— Ляг поспи, — посоветовала она, увидев неизбывную усталость в глазах женщины. — Солнце скоро сядет, и тогда нам понадобятся все силы. Иди. Отдохни, пока можешь.

Дарси покачала головой:

— На том свете отдохну. На этом — буду работать.

Лиша посмотрела на нее, кивнула и достала из кармана фартука темную смолку в вощеной бумаге:

— На, пожуй. Завтра придется несладко, зато ночью не захочется спать.

Дарси кивнула и принялась жевать смолку, пока Лиша, склонившись, осматривала Вайку. Травница сняла бурдюк с плеча и выдернула затычку.

— Помоги ей сесть.

Дарси приподняла Вайку, чтобы Лиша могла напоить ее снадобьем. Вайка закашлялась, но Дарси потерла ей шею и помогла проглотить лекарство.

Лиша встала и оглядела бесконечные ряды распростертых тел. Перед уходом в хижину Бруны она обработала самые страшные раны, но еще много костей предстояло вправить, много ран — заштопать, не говоря уже о том, чтобы дать лекарство десяткам бесчувственных тел.

Она былауверена, что совладает с горячкой, если у нее будет время. Возможно, в некоторых случаях болезнь зашла слишком далеко и будет сопротивляться или сведет больных в могилу, но большинство ее детей поправится.

Если они переживут эту ночь.

Она подозвала добровольцев, раздала лекарства и объяснила, чего ждать и что делать, когда начнут поступать раненые.

* * *

Рожер настраивал скрипку, наблюдал за работой Лиши и ее помощников и чувствовал себя трусом. В глубине души он знал, что Меченый прав и надо пользоваться своими сильными качествами, как любил повторять Аррик. Но прятаться за каменными стенами, пока другие принимают бой, от этого было не легче.

Не так давно ему и в голову не пришло бы отложить скрипку и взять оружие, но ему надоело прятаться, пока другие умирают за него.

Если он когда-нибудь сможет поведать историю о битве за Лесорубову Лощину, она переживет его внуков. Но какова же его собственная роль? Игра на скрипке в укрытии не стоит даже строчки, не говоря уже о строфе.

Глава 31. Битва за Лесорубову Лощину. 332 п. в

На переднем крае стояли лесорубы. Они привыкли валить деревья и таскать бревна, и плечи их были широки, а руки бугрились мышцами, но некоторые, как Седой Йон, давно миновали пору расцвета; другие же, как сын Рена Линдер, еще не вошли в полную силу. Они стояли бок о бок в переносном круге и сжимали влажные топорища. Смеркалось.

Три самые жирные коровы Лощины были привязаны к столбам в центре площади, за лесорубами. От снадобья Лиши они крепко спали стоя.

За коровами располагался самый большой круг. В нем стояли те, кто не мог сравниться грубой силой с лесорубами, зато их было больше. Почти половину из них составили женщины и даже девочки лет пятнадцати. Они угрюмо стояли рядом с мужьями, отцами, братьями и сыновьями. Меррем, дородная жена мясника Дага, поигрывала меченым тесаком, готовясь пустить его в ход.

Дальше была замаскированная яма, а за ней — третий круг у входа в Праведный дом. В нем с длинными копьями стояли все, кто был слишком стар или хил, чтобы сновать по грязной площади, в том числе Стефни.

У всех было меченое оружие. Те, кому предстояло сойтись с демонами в ближнем бою, соорудили себе круглые щиты из крышек от бочек, расписанных заградительными метками. Меченый изготовил только один щит, остальные были вполне приличными копиями.

На краю загона за мечеными столбами стояла артиллерия — дети немногим старше десяти с луками и рогатками. Некоторым взрослым достались драгоценные петарды или хрупкие склянки Бенна, начиненные пропитанной жидким огнем ветошью. Маленькие дети держали фонари с козырьками от дождя, чтобы поджигать снаряды. Те, кто отказался драться, ютились с животными под навесом в глубине загона, укрывавшим праздничные огни Бруны от стихии.

Многие, в том числе Энд, взяли назад обещание воевать и спрятались за метками, несмотря на презрение товарищей. Меченый ехал по площади на Сумеречном Плясуне и видел, что многие с тоской и страхом поглядывают на загон.

Подземники поднялись. Раздались крики, и многие дрогнули, их решимость ослабла. Страх угрожал победить жителей Лощины еще до начала битвы. Скупые советы Меченого, куда и как бить, — ничто по сравнению с целой жизнью, полной трепета.

Меченый заметил, что Бенн трясется. К его дрожавшему бедру прилипла штанина, мокрая отнюдь не от дождя. Воин спешился и встал перед стеклодувом.

— Бенн, почему ты здесь? — громко спросил он, чтобы все слышали.

— Из-за м-моих д-дочерей. — Бенн кивнул в сторону Праведного дома. Он так дрожал, что казалось, вот-вот уронит копье.

Меченый кивнул. Большинство поселян вышло на площадь, чтобы защитить своих родных, беспомощно лежавших в Праведном доме. Иначе они все попрятались бы в загон. Он указал на сгущавшихся подземников.

— Боишься их? — спросил он еще громче.

— Д-да, — выдавил Бенн. По его щекам струились слезы вперемешку с дождем. Другие закивали вместе с ним.

Меченый сорвал с себя одежду. Никто еще не видел его обнаженным, и люди ахнули, рассмотрев сплошной узор меток на его теле.

— Смотри, — приказал он Бенну, хотя обращался ко всем.

Он вышел из круга и зашагал к семифутовому лесному демону, который только начал сгущаться. Затем обернулся и постарался взглянуть в глаза каждому жителю Лощины. Убедившись, что они пристально наблюдают за ним, Меченый крикнул:

— Вот кого вы боитесь!

Резко повернувшись, Меченый ударил подземника открытой ладонью в челюсть. Сгустившийся демон рухнул во вспышке магии. Подземник завизжал от боли, но быстро оправился и присел на хвост, чтобы пружинисто прыгнуть. Местные с открытыми ртами смотрели на сцену во все глаза, думая, что Меченого ждет верная гибель.

Лесной демон прыгнул, но Меченый сбросил сандалию, развернулся и ударил подземника меченой пяткой в бронированную грудь. Раздался грохот, и демон снова покатился по земле; грудь его обуглилась и почернела.

Меченый направился к своей жертве. На него бросился лесной демон поменьше, но воин схватил его за лапу и швырнул за спину, воткнув в глаза меченые большие пальцы. Раздалось шипение, взвился дымок. Подземник завизжал и побрел прочь, шатаясь и хватая себя лапами за морду.

Тем временем первый демон снова бросился на Меченого. Воин развернулся, и подземник по инерции пролетел мимо. Меченый перехватил его и сжал голову твари руками. Он давил все сильнее, не обращая внимания на тщетные попытки демона вырваться, и ждал, когда обратная связь наберет силу. Наконец череп твари раскололся во вспышке магии, и они вместе упали в грязь.

Меченый встал над трупом. Остальные демоны держались подальше, шипели и высматривали слабое место. Меченый зарычал на них, и те, что стояли слишком близко, попятились.

— Не ты должен бояться их, Бенн-стеклодув! — Голос Меченого был подобен реву бури. — Они должны бояться тебя!

Жители Лощины потрясенно молчали. Многие упали на колени, рисуя метки в воздухе перед собой. Меченый подошел к Бенну. Стеклодув больше не дрожал.

— Помни об этом, — Меченый стер грязь с меток одеждой, — когда страх вновь сожмет твое сердце.

— Избавитель, — прошептал Бенн, и остальные принялись повторять за ним.

Меченый резко покачал головой, капли дождя полетели во все стороны.

— Избавитель — ты! — Он ткнул Бенна в грудь, развернулся и рывком поднял с колен другого мужчину. — И ты!

Он обвел руками всех вышедших навстречу ночи и взревел:

— Вы все — Избавители! Если подземники боятся Избавителя, пусть трепещут перед сотней Избавителей!

Он потряс кулаком, и жители Лощины взревели в ответ.

Вновь сгустившиеся демоны с утробным рычанием расхаживали взад и вперед, покуда не решаясь напасть. Один за другим они замирали и приседали; могучие лапы бугрились мышцами.

Меченые глаза воина пронзили мрак на левом фланге. Огненные демоны держались подальше от канавы, зато лесные смело топали по воде.

— Поджигай! — крикнул Меченый и указал на канаву большим пальцем.

Бенн чиркнул спичкой о ноготь, заслонил крошечный огонек от дождя и ветра и поджег фитиль свиристелки. Тот зашипел, плюясь искрами. Бенн распрямился и швырнул свиристелку в канаву.

В верхней точке фитиль догорел, и из свиристелки вырвался сноп искр. Толстая бумажная трубка с пронзительным свистом завертелась огненным колесом и врезалась в масляную пленку на воде.

Лесные демоны завизжали, когда вода над их коленями вспыхнула, и упали, в ужасе сбивая пламя, расплескивая масло и распространяя огонь.

Огненные демоны с радостными воплями попрыгали в пламя, забыв о воде под ним. Вода вскипела, и Меченый улыбнулся их крикам.

Огонь озарил площадь мерцающим светом, и лесорубы ахнули, увидев полчища демонов. Воздушные ловко кружили в небе, несмотря на ветер и дождь. Проворные огненные шныряли под ногами; в алом свечении их глаз и рыл темнели громадные силуэты скальных демонов, которые пока держались поодаль. И еще лесные. Несметные орды лесных демонов.

— Можно подумать, сами деревья вышли на бой с лесорубами, — в благоговейном страхе произнес Седой Йон, и многие закивали, ужасаясь.

— Мне любое дерево нипочем, — прорычал Гаред, замахнувшись топором.

Его похвальба приободрила лесорубов, и они расправили плечи. Подземники вскоре набрались решимости и кинулись на них, выставив когти. Метки преградили им путь, и лесорубы вскинули топоры.

— Стойте! — крикнул Меченый. — Вспомните план!

Лесорубы замерли и предоставили демонам тщетно колотиться о метки. Подземники обтекали круг с обеих сторон, выискивали слабое место, и лесорубы вскоре потерялись в море шершавых шкур.

Первым коров заметил огненный демон размером не больше кота. Он заверещал, прыгнул на спину животному и глубоко вонзил когти. Корова проснулась и замычала от боли, когда крошечный подземник вырвал кус мяса.

Услышав мычание, подземники забыли о лесорубах. Они набросились на коров, раздирая их на части. Кровь била фонтаном, смешивалась с дождем и падала в грязь. Даже один воздушный демон спикировал, выдернул себе шмат и взмыл обратно в небо.

Подземники мгновенно сожрали коров, но явно не насытились. Они перешли к следующему кругу, бросаясь на метки в снопах магических искр.

— Стойте! — снова крикнул Меченый, поскольку люди вокруг напряглись. Он отвел копье, пристально наблюдая за демонами. Выжидая.

И он ждал не напрасно. Вот демон пошатнулся, потерял равновесие.

— Пора! — взревел воин, выскочил из круга и пронзил голову демона копьем.

Жители Лощины с первобытным рыком набросились на одурманенных врагов. Они самозабвенно рубили и кололи. Демоны визжали, но благодаря зелью Лиши отбивались вяло. Местные сражались небольшими группами, как велел Меченый, пронзали демонов со спины, когда те поворачивались к их товарищам. Меченое оружие вспыхивало, и теперь в воздух бил черный ихор.

Меррем отрубила тесаком лапу лесному демону, а ее муж Даг по самую рукоять воткнул под мышку чудовищу мясницкий нож. Воздушный демон, сожравший отравленное мясо, рухнул на площадь. Бенн вонзил в него копье и с силой повернул. Меченый наконечник жарко вспыхнул.

Метки на деревянных щитах были непреодолимой преградой для демонов, и местные жители, увидевшие это, исполнились уверенности и принялись еще беспощаднее рубить одурманенных подземников.

Но не все демоны были отравлены. Те, что стояли поодаль, принялись рваться в центр. Меченый дождался, пока преимущество внезапности иссякнет, и крикнул:

— Артиллерия!

Дети в загоне завопили и принялись палить из рогаток в полчища тварей перед кругом лесорубов. Хрупкое стекло разбивалось о задубелые шкуры лесных демонов, и жидкое содержимое склянок липло к шкурам, несмотря на дождь. Демоны ревели, но не могли прорваться за меченые столбы небольшого загона.

Пока подземники бесновались, дети носились с фонарями, поджигая фитили огней Бруны и стрелы, наконечники которых заранее обмотали ветошью и окунули в смолу. Единого залпа, как было задумано, не вышло, но это ничего не изменило. От первой же стрелы на спине лесного демона занялся жидкий огонь. Тварь завизжала, налетела на товарища, и тот загорелся тоже. На подземников посыпались праздничные шутихи, пистоны, ракеты. Одних они пугали светом и шумом, других поджигали. Демоны горели, озаряя ночь.

Одна свиристелка упала в мелкую канаву, выкопанную перед кругом лесорубов через всю площадь. Искра воспламенила жидкий огонь; варево жарко разгорелось, подожгло еще несколько лесных демонов и отрезало остальных от товарищей.

Но между кругами, вдали от огней, битва кипела вовсю. Одурманенные демоны почти не сопротивлялись, но их товарищей вооруженные людишки не страшили. Бойцы теряли друг друга, многие поддавались страху и отступали. Подземники бросались в прорехи в строю.

— Лесорубы! — крикнул Меченый, насадив на копье огненного демона.

Гаред со товарищи, защищенные с тыла, взревели и выскочили из круга, с тыла напав на демонов, атаковавших группу Меченого. Шкуры лесных демонов были толстыми и шишковатыми, как старая кора, даже без магии, но лесорубы всю жизнь валили лес, а метки на их топорах высасывали магию из вражьих панцирей.

Гаред первым ощутил прилив сил, когда метки высосали магию демона и обратили силу чудовища против него самого. Топорище задрожало в руках лесоруба, мурашки пробежали по коже, и на долю секунды Гареда охватил экстаз. Он отсек подземнику голову, взвыл и бросился на следующего.

Демонов теснили с обеих сторон, и им приходилось несладко. За столетия владычества они привыкли не бояться людей, даже если те лезут в драку, и не ожидали сопротивления. Из высокого окна хоров Праведного дома Уонда с пугающей методичностью стреляла из лука. Каждый меченый наконечник пронзал плоть демона, подобно молнии.

В воздухе стоял густой запах крови, и крики боли были слышны на мили вокруг. Вдали раздался жуткий вой. Скоро явятся новые орды подземников, а людям никто не придет на помощь.

Противник быстро опомнился. Мало кто из людей мог потягаться с лесными демонами, даже лишенными несокрушимой брони. Самый мелкий из них был равен силой скорее Гареду, чем обычному человеку.

Меррем атаковала огненного демона размером с крупную собаку; ее тесак уже почернел от ихора. Она размахнулась им под прикрытием щита.

Подземник заверещал и плюнул огнем. Меррем заслонилась щитом, но его метки были бессильны перед пламенем, и дерево вспыхнуло. Рука Меррем загорелась, женщина завизжала, упала и покатилась в грязи. Демон бросился на нее, но Даг подоспел на помощь. Могучий мясник вспорол подземнику брюхо, как борову, и взвыл — раскаленная кровь подожгла его кожаный фартук.

Лесной демон на четвереньках поднырнул под топор, которым яростно орудовал Эвин, и прыгнул, застав лесоруба врасплох и сбив его с ног. Эвин заорал при виде оскаленной пасти, но его волкодавы с лаем набросились на демона сбоку и сбили на землю. Эвин быстро пришел в себя и зарубил упавшего подземника, но тот успел вспороть брюхо одной из огромных собак. Лесоруб в ярости завопил, еще раз ударил топором уже мертвого врага и развернулся в поисках нового. Глаза его пылали безумием.

В этот миг во рву догорел жидкий огонь, и лесные демоны, отрезанные от битвы, снова начали наступать.

— Петарды! — крикнул Меченый, растоптав скального демона копытами Сумеречного Плясуна.

Повинуясь приказу, самые старшие артиллеристы взялись за драгоценное и капризное оружие. Петард нашлось едва ли с десяток — Бруна не любила их мастерить, опасаясь, что мощные снаряды попадут в дурные руки.

Фитили загорелись, петарды полетели в надвигавшихся демонов. Один из жителей Лощины уронил скользкую от огня трубку в грязь и недостаточно быстро нагнулся, чтобы ее подобрать. Петарда взорвалась у него в руках, разодрав на куски его и мальчика с фонарем. Взрывная волна сбила с ног еще несколько человек. Они лежали и стонали от боли.

Одна из петард взорвалась между двумя лесными демонами. Оба рухнули в корчах. Один загорелся и больше не поднялся. Другой покатился по грязи, чтобы потушить огонь, дернулся, уперся лапой и попытался встать. Волшебная шкура уже залечивала раны.

Другая петарда попала в девятифутового скального демона. Тот поймал ее лапой и наклонился к диковинке. Петарда взорвалась.

Когда дым рассеялся, демон только помотал головой и вновь пошел атакой на поселян. Уонда всадила в него три стрелы, но лишь разозлила еще больше.

Гаред вышел ему навстречу и заревел в ответ. Могучий лесоруб поднырнул под первый удар и всадил топор в грудину. Сладостная дрожь магии пробежала по его рукам. Демон наконец рухнул, и Гареду пришлось взобраться на него, чтобы выдернуть топор из толстой брони.

Воздушный демон спикировал и раскроил Флинна кривыми когтями почти напополам. Уонда закричала у окна и пронзила подземника стрелой, но было уже поздно — ее отец рухнул на землю.

Лесной демон размахнулся, и голова Рена взмыла в воздух. Топор дровосека упал в грязь. Линдер отсек лапу убийце отца.

На правом фланге, рядом с загоном, Седого Йона задел скользящий удар. Его оказалось достаточно, чтобы сбить старика с ног. Йон цеплялся за землю, пытаясь встать. Демон направился к нему, чтобы добить, но Энд сдавленно крикнул, выскочил из меченого загона, схватил топор Рена и вонзил в спину твари.

Другие, забыв о страхе, последовали его примеру и покинули загон, чтобы поднять оружие павших и оттащить раненых в безопасное место. Кит сунул ветошь в последнюю склянку с подземным огнем, поджег ее и швырнул в морду лесному демону, чтобы прикрыть своих сестер, пока они тащили раненого в загон. Демон вспыхнул, но радовался Кит недолго — огненный демон запрыгнул на убитого собрата и весело заверещал, греясь в языках пламени. Кит развернулся и побежал, но подземник прыгнул ему на спину и сбил с ног.

Меченый, казалось, сражался повсюду одновременно и убивал демонов копьем, а то и голыми руками и ногами. Сумеречный Плясун держался рядом с хозяином и орудовал копытами и рогами. Человек и конь бросались в самую гущу битвы, сеяли ужас в рядах подземников, а добивали демонов уже местные. Меченый сбился считать, сколько раз останавливал смертельный удар, позволяя жертве встать и вернуться в бой.

Воспользовавшись неразберихой, несколько подземников прорвались сквозь центральный строй, обошли второй круг, наступили на ткань и рухнули на меченые шипы на дне ямы. Почти все они задергались в агонии, пронзенные убийственной магией, но один избежал шипов и взобрался по стене. Меченый топор отсек ему голову, прежде чем подземник успел вернуться в бой или убежать.

Но твари продолжили прибывать, и когда яма лишилась маскировки, принялись спокойно обтекать ее с двух сторон. Раздался крик, Меченый обернулся и увидел отчаянную битву у входа в Праведный дом. Подземники чуяли слабых и больных за его стенами и лезли вон из кожи, чтобы прорваться и устроить резню. Не осталось даже меловых меток, их смыл вездесущий дождь.

Толстый слой жира на булыжной мостовой у дверей немного задержал подземников. Твари падали на хвосты, налетали на метки третьего круга. Но вскоре они продолжили атаку, цепляясь когтями за землю.

Женщины у дверей кололи демонов длинными копьями. В круге им ничто не угрожало, и казалось, они выстоят, но вот наконечник копья Стефни увяз в шишковатой шкуре демона. Тварь выдернула женщину из круга, и Стефни зацепила ногой веревку. Строй меток нарушился, сеть рухнула.

Меченый ринулся на помощь, перескочил через двенадцатифутовую яму, но даже ему не хватило скорости, чтобы предотвратить резню. Когда он набросился на тварей, тела уже летели во все стороны и кровь била фонтанами.

Схватка окончилась. Меченый стоял и тяжело дышал в окружении нескольких уцелевших женщин. Как ни странно, Стефни была среди них. Она перемазалась ихором, но, казалось, ничуть не устала. В глазах ее застыла непреклонная решимость.

Огромный лесной демон бросился в атаку, и они дружно развернулись, чтобы встретить его, но подземник перехитрил их — припал к земле и прыгнул на стену Праведного дома. Цепляясь за щели между камнями, он проворно пополз наверх, и Меченый не успел поймать его за болтавшийся хвост.

— Берегись! — крикнул Меченый Уонде, но девочка увлеченно стреляла из лука и не услышала.

Демон схватил ее и перебросил за спину, словно докучливую помеху. Меченый бросился к стене, проехал по жиру и грязи на коленях и поймал изломанное окровавленное тело до того, как оно коснулось земли, но в тот же миг демон протиснулся через открытое окно в Праведный дом.

Меченый помчался к боковому входу, но за углом резко остановился — на его пути стояла дюжина демонов и тупо таращилась на метки замешательства. Он взревел и прыгнул в их гущу, прекрасно зная, что не успеет.

* * *

От стен Праведного дома отражались стоны боли, и крики демонов держали всех в напряжении. Кто-то плакал или медленно раскачивался взад и вперед, кто-то метался в бреду.

Лиша старалась успокоить пациентов, утешала самых вменяемых и поила снотворным самых неразумных, чтобы те не повредили себе швы и не поранились в горячечном бреду.

— Я могу сражаться! — настаивал Смитт.

Могучий трактирщик тащил Рожера по полу, и бедолага жонглер тщетно пытался его удержать.

— Ты болен! — бросилась к нему Лиша. — Тебя убьют, если ты сунешься на улицу!

На ходу она смочила лоскут жидкостью из маленького пузырька. Если прижать к лицу, пары быстро утихомирят буяна.

— Моя Стефни сражается! — крикнул Смитт. — Мой сын и мои дочери!

Он перехватил руку Лиши с лоскутом и грубо оттолкнул травницу. Та налетела на Рожера, и они вместе покатились по полу. Смитт потянулся к засову на главных дверях.

— Смитт, стой! — крикнула Лиша. — Ты впустишь демонов, и нас всех убьют!

Невменяемый от жара трактирщик вцепился в засов обеими руками и приподнял его, не обращая внимания на крики.

Дарси схватила его за плечо, развернула к себе и врезала кулаком в челюсть. От удара Смитт обернулся вокруг своей оси и рухнул на пол.

— Иногда грубая сила полезнее, чем травы и иглы, — сказала Дарси Лише, встряхивая онемевшей рукой.

— Теперь я понимаю, зачем Бруне нужна была палка, — согласилась Лиша.

Травницы взяли Смитта под мышки и потащили обратно на тюфяк. Битва за дверями разгоралась.

— Можно подумать, все демоны Недр явились за нами, — пробормотала Дарси.

Наверху раздался грохот и крик Уонды. Ограждение хоров разлетелось, деревянные балки рухнули вниз, пришибив одного бедолагу и ранив другого. Огромный демон приземлился прямо на пациентку и вырвал ей горло, прежде чем та успела понять, что происходит.

Кошмарный лесной демон выпрямился в полный рост, и у Лиши екнуло в груди. Травницы застыли на месте, Смитт недвижно висел между ними. Копье, которое дал Меченый, Лиша оставила у стены, но даже будь оно под рукой, разве она в силах остановить громадного подземника? Демон завыл, и у Лиши подогнулись колени.

И в этот миг Рожер вклинился между травницами и подземником. Демон зашипел на него, и жонглер с трудом сглотнул. Инстинкты повелевали ему бежать и прятаться, но он сунул скрипку под подбородок, коснулся смычком струн и наполнил Праведный дом печальной и пленительной мелодией.

Подземник зашипел на жонглера и оскалил зубы, длинные и острые, как кухонные ножи, но Рожер не запнулся ни на миг. Лесной демон застыл, склонив голову и с любопытством глядя на человечка.

Через пару секунд Рожер принялся раскачиваться из стороны в сторону. Демон повторял его движения, не сводя взгляда со скрипки.

Рожер приободрился и шагнул влево.

Демон скопировал его движение.

Жонглер шагнул вправо, и подземник переступил следом.

Рожер медленно пошел вокруг лесного демона по широкой дуге. Завороженное чудовище поворачивалось за ним, пока не отвернулось от потрясенных и испуганных пациентов.

Лиша тем временем положила Смитта на тюфяк и взяла копье. Оно казалось всего лишь колючкой — лапы демона были намного длиннее, — но девушка смело шагнула вперед, зная, что лучшего момента не представится. Она стиснула зубы и со всей силы вонзила меченое копье в спину подземника.

Вспыхнула магия. По рукам Лиши пробежала сладостная дрожь, и девушку отбросило отдачей. Она смотрела, как демон визжит и мечется, пытаясь вырвать из спины сияющее древко. Рожер отступил в сторону. В агонии тварь налетела на парадные двери и пала замертво. Двери рухнули.

Демоны радостно взвыли и бросились в пролом, но Рожер встретил их музыкой. Вместо нежной завораживающей мелодии из-под его смычка посыпались резкие пронзительные звуки. Подземники попятились, зажимая уши.

— Лиша!

Боковая дверь с грохотом распахнулась. Лиша обернулась и увидела Меченого, залитого ихором и собственной кровью. Он лихорадочно оглядел зал, увидел мертвого лесного демона, обернулся и посмотрел Лише в глаза. На его лице отражалось безмерное облегчение.

Ей захотелось броситься к нему в объятия, но он повернулся и ринулся к разбитым дверям. Рожер в одиночку сдерживал демонов, и его музыка была надежнее любых меток. Меченый отпихнул труп лесного демона, выдернул копье и перебросил Лише. Затем он растворился в ночи.

Лиша выглянула на площадь, и ее сердце сжалось. Десятки ее мертвых и умирающих детей лежали в грязи, а битва продолжала бушевать.

— Дарси! — позвала она, и женщины вместе выбежали в ночь, чтобы затащить раненых в дом.

Когда Лиша подбежала к Уонде, девочка лежала на земле и задыхалась. Ее одежда была порвана когтями демона и пропитана кровью. Лесной демон бросился на травниц, когда они наклонились поднять девочку, но Лиша выудила из кармана фартука хрупкую склянку и швырнула ему в морду. Демон взвыл — растворитель разъел ему глаза, — и травницы поспешили прочь со своей подопечной.

Они положили девочку в доме. Лиша выкрикнула наставления одной из помощниц и снова выбежала на улицу. Рожер стоял у входа. Скрежет его скрипки невидимой стеной преграждал демонам путь и защищал Лишу и всех, кто перетаскивал раненых внутрь.

* * *

Битва то разгоралась, то затухала всю ночь. Уставшие жители поселка возвращались в переносные круги или заходили в Праведный дом, чтобы перевести дух и глотнуть воды. В течение часа не было видно ни одного демона, а потом их явилась целая стая — должно быть, примчались на шум битвы за несколько миль.

Дождь прекратился, но никто не заметил, когда он кончился, — все были слишком увлечены сражением и оказанием помощи раненым. Дровосеки выстроились стеной у парадных дверей, а Рожер носился по площади и отваживал демонов игрой на скрипке, пока собирали раненых.

Когда солнце выглянуло из-за горизонта, грязь на площади превратилась в жуткое месиво крови и ихора, разбросанных тел, оторванных рук и ног. Многие в ужасе отскочили, когда трупы демонов вспыхнули под лучами солнца. Казалось, что жидкий огонь взрывается по всей площади. Солнце завершило битву, испепелив немногочисленных демонов, которые еще дергались.

Меченый смотрел в лица выжившим — уцелела в лучшем случае половина его воинов — и поражался их силе и решимости. Казалось невозможным, что еще дня не прошло с тех пор, как те же люди были совершенно сломлены и напуганы. Лощина потеряла много жителей, но была сильнее, чем когда-либо прежде.

— Хвала Создателю!

Рачитель Джона, опираясь на палку, выбрался на площадь и принялся чертить в воздухе метки, пока демоны полыхали под утренним солнцем. Он подошел к Меченому и встал перед ним.

— Это сделал ты, — произнес он.

Меченый покачал головой:

— Нет. Это сделали вы. Все вместе.

— Мы, — кивнул Джона. — Но только потому, что ты пришел и указал нам путь. В этом не может быть сомнений.

Меченый нахмурился:

— Приписывать победу себе — значит принизить жертву тех, кто пал сегодня ночью. Держи свои пророчества при себе, рачитель. Этим людям они ни к чему.

Джона низко поклонился.

— Как скажешь, — произнес он, но Меченый почувствовал, что вопрос не закрыт.

Глава 32. Конец Лесорубовой Лощины. 332 п. в

Лиша помахала рукой Рожеру и Меченому, завидев их на тропе. Когда мужчины спешились, травница опустила кисть в банку с краской.

— Ты быстро учишься, — заметил Меченый, осмотрев метки, которые она нарисовала на перилах крыльца. — Они удержат целую стаю подземников.

— Быстро? — вскинулся Рожер. — Ночь, да это еще мягко сказано! Месяц назад она не могла отличить воздушную метку от огненной!

— Он прав, — признал Меченый. — Можно пять лет проходить в подмастерьях метчика и рисовать далеко не так ловко.

Лиша улыбнулась:

— Я всегда быстро училась. К тому же вы с моим отцом хорошие учителя. Жаль, я не занялась этим раньше.

— Жаль, нельзя вернуться в прошлое и исправить свои ошибки, — пожал плечами Меченый.

— Я бы все изменил, — поддакнул Рожер.

Лиша рассмеялась и пригласила их в хижину.

— Ужин почти готов.

Она направилась к огню.

— Как прошло собрание совета? — спросила Лиша, помешивая ароматное варево.

— Идиоты, — проворчал Меченый.

Она снова прыснула:

— Настолько хорошо?

— Совет проголосовал за то, чтобы переименовать поселок в Лощину Избавителя, — сообщил Рожер.

— Это просто название. — Лиша подошла к столу и налила всем чаю.

— Дело не в названии, дело в сути, — поморщился Меченый. — Я запретил называть меня Избавителем в лицо, но все равно слышу, как они шепчутся за спиной.

— Проще смириться, — сказал Рожер. — Шила в мешке не утаишь. Эту историю уже рассказывают все жонглеры севернее Красийской пустыни.

Меченый покачал головой:

— Я не стану лгать и притворяться кем-то другим, чтобы облегчить себе жизнь. Если бы я искал легкой доли…

Он умолк.

— Как подвигается ремонт? — перевела тему Лиша, когда его взгляд затуманился.

Рожер улыбнулся:

— Теперь, когда все поправились благодаря твоим зельям, дома растут, как грибы после дождя. Скоро ты сможешь вернуться в поселок.

Лиша покачала головой:

— Это хижина — все, что у меня осталось от Бруны. Теперь это мой дом.

— На отшибе опасно, — предупредил Меченый.

Лиша пожала плечами:

— Я понимаю, почему ты велел проложить новые улицы в форме метки, но в жизни особняком есть свои преимущества.

— Неужели? — Меченый выгнул татуированную бровь.

— Разве хорошо жить в окружении демонов? — удивился Рожер.

Лиша потягивала чай.

— Моя мать тоже не хочет переезжать. Мол, к чему утруждаться? Новые метки надежны, а лесорубы крошат демонов в капусту.

Меченый нахмурился:

— Конечно, сейчас кажется, что мы прижали подземников к ногтю, но история войн с демонами учит тому, что это не навсегда. Они вернутся с новыми силами. Лесорубова Лощина должна быть готова.

— Лощина Избавителя, — поправил Рожер.

Меченый нахмурился. Жонглер ухмыльнулся.

— Пока ты здесь, Лощине ничего не грозит. — Лиша потягивала чай, не обращая внимания на Рожера, и пристально наблюдала за Меченым поверх чашки.

Он помедлил с ответом, и девушка поставила ее.

— Ты уезжаешь, — поняла она. — Когда?

— Когда Лощина будет готова. — Меченый не стал отрицать. — Я впустую потратил годы, скрывая метки, которые могут сделать Свободные города по-настоящему свободными. Я должен разнести их по городам и весям Тесы, чтобы каждый мог бросить вызов ночи.

Лиша кивнула.

— Мы хотим тебе помочь, — сказала она.

— Ты и так помогаешь. Пока Лощина в твоих руках, мне нечего о ней беспокоиться.

— Этого мало, — возразила Лиша. — Кто-то должен научить других травниц изготавливать огни и яды, лечить раны, нанесенные подземниками.

— Запиши на бумаге.

Лиша фыркнула:

— Доверить мужчине секреты огня? Ну уж нет.

— В любом случае я не смогу записать, как играть на скрипке, — добавил Рожер. — Даже если выучусь грамоте.

Меченый помедлил и покачал головой:

— Нет. Вы только задержите меня. Мне предстоит неделями скитаться в глуши, а у вас для этого кишка тонка.

— Кишка тонка? — переспросила Лиша. — Рожер, закрой ставни.

Мужчины с любопытством посмотрели на нее.

— Закрой, — повторила она.

Рожер покорно встал, затворил ставни и погрузил хижину в темноту. Лиша уже трясла склянку с химикатами, от которой исходило призрачное сияние.

— Люк, — приказала она, и Меченый поднял крышку люка в погреб, где хранился подземный огонь. Оттуда едко потянуло химикатами.

Лиша первой спустилась во мрак, держа над головой склянку. Она подошла к настенным светильникам и добавила химикаты в стеклянные колбы, но Меченый видел в полной темноте не хуже, чем ясным днем, и задохнулся от удивления еще до того, как стало светло.

В погребе появились прочные столы, и на них лежало полдюжины вскрытых подземников.

— Создатель! — Рожер закашлялся и убежал наверх. Внизу стало слышно, как он давится.

— Что ж, возможно, у Рожера и вправду кишка еще тонка, — усмехнулась Лиша и посмотрела на Меченого. — Кстати, о кишках… Ты знаешь, что у лесных демонов два желудка? Один над другим, как в песочных часах.

Она взяла инструмент и развела в стороны плоть мертвого демона.

— Сердца смещены вправо и вниз, но между третьим и четвертым ребром есть щель. Полезно знать, если хочешь нанести смертельный удар.

Меченый в изумлении рассматривал демона. Затем он перевел взгляд на Лишу и словно впервые увидел ее.

— Где ты их раздобыла?

— Попросила дровосеков, которых ты отправил патрулировать эту окраину. Они охотно снабдили меня образцами. Но вот что еще интересно… У демонов нет половых органов. Они бесполы.

Меченый удивленно взглянул на нее:

— Как так?

— Обычное дело среди насекомых. У них бывают бесполые касты рабочих и солдат и касты, обладающие полом, которые управляют ульем.

— Ульем? — переспросил Меченый. — То есть Недрами?

Лиша пожала плечами.

Меченый нахмурился:

— В гробницах Анох-Сана сохранились картины Первой войны с демонами. На них есть странные породы подземников, каких я ни разу не видел.

— И неудивительно. Мы очень мало знаем о них.

Лиша взяла его за руки.

— Я всю жизнь мечтала о чем-то большем, чем просто лечить простуду и принимать роды. Это мой шанс изменить жизнь многих людей, а не горстки. Ты думаешь, грядет война? Мы с Рожером поможем тебе победить.

Меченый кивнул и сжал ее руки в ответ:

— Ты права. Вы с Рожером помогли Лощине в ту первую ночь не меньше, чем я. Глупо отказываться от вашей помощи.

Лиша шагнула к нему и положила руку на лицо под капюшоном. На мгновение Меченый прильнул к прохладной ладони.

— В этой хижине достаточно места для двоих, — прошептала девушка.

Глаза Меченого широко распахнулись, он напрягся.

— Почему ты боишься меня больше, чем демонов? — спросила Лиша. — Я настолько тебе отвратительна?

Меченый покачал головой:

— Разумеется, нет.

— Тогда в чем дело? Я не стану отговаривать тебя воевать.

Тот помолчал.

— Где двое, там и трое, — наконец произнес он и высвободился.

— Что же в этом плохого?

Меченый глубоко вдохнул и отошел к другому столу, не глядя Лише в глаза.

— Тем утром, когда я боролся с демоном…

— Я помню, — подтолкнула Лиша, когда он умолк.

— Демон пытался укрыться в Недрах.

— И потащил тебя за собой. Я видела, как вы оба стали прозрачными и погрузились в землю. Перепугалась до полусмерти.

Меченый кивнул:

— А я-то как перепугался! Передо мной открылся путь в Недра. Он звал меня, тянул вниз.

— Но при чем тут мы?

— Дело не в демоне, дело во мне. Я управлял переходом и вытащил демона обратно на солнце. Недра до сих пор меня манят. Стоит на миг ослабить контроль, и я погружусь в их адские глубины с другими подземниками.

— Метки…

— Дело не в метках. — Он покачал головой. — Говорю тебе, дело во мне. За годы я впитал слишком много их магии. Я больше не человек. Кто знает, какое чудовище я могу породить?

Лиша подошла к нему и взяла его лицо в ладони, как в то утро, когда они занимались любовью.

— Ты хороший человек. — В ее глазах стояли слезы. — Что бы ни сотворила с тобой магия, этого она не изменила. Остальное неважно.

Она прильнула к его губам, но он замкнулся и отстранил ее:

— Для меня — важно. Я не буду с тобой и ни с кем другим, пока не узнаю, кто я такой.

— Тогда я узнаю, кто ты. Клянусь.

— Лиша, ты не можешь…

— Не указывай мне, что я могу, а что нет! Мне надоело жить по чужой указке!

Меченый поднял руки, сдаваясь:

— Прости.

Лиша шмыгнула носом и взяла его за руки:

— Не извиняйся. Я поставлю тебе диагноз и вылечу, как всех остальных.

— Я не болен.

Она печально посмотрела на него:

— Я знаю. А ты, похоже, нет.

* * *

Горизонт Красийской пустыни потемнел. Тысячи воинов шли ряд за рядом. Свободные черные одежды закрывали их лица от колючего песка. Авангард состоял из двух отрядов. Тот, что поменьше, ехал на изящных резвых лошадках; тот, что побольше, — на могучих горбатых животных, привычных к пустыне. За ними шли колонны пехотинцев, а позади тащился бесконечный обоз. У каждого воина было копье с замысловатым узором меток.

Во главе армии ехал мужчина в белом на лоснящемся снежном коне. Он поднял руку. Несметные полчища остановились, молча взирая на развалины Анох-Сана.

У воинов были копья из железа и дерева, у их предводителя — древнее оружие из неведомого яркого металла. То был Ахман асу Хошкамин ам’Джардир, но его люди давно забыли это имя.

Они называли его Шар’Дама Ка, Избавитель.