ХГЧ. Хорионический гонадотропин человека [Виктор Николаевич Яиков] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Виктор Яиков ХГЧ. Хорионический гонадотропин человека

1.

– Вся страна с замиранием сердца следит за состоянием первого отечественного поселенца на Марсе, – вещал телевизор на кухне Александра Родионовича Григорьева. – Напомним, неделю назад руководство космической экспедицией предписало ему уменьшить норму дневного потребления продуктов питания вдвое. Данная мера предпринята в связи с непредвиденной аварией грузового челнока. Мы продолжаем следить за событиями и оповестим…

Александр махнул рукой и злобно усмехнулся.

– Да, задачка… Жалко паренька…

Он прошуршал пушистыми носками по мраморному полу кухни. Из-под табуретки выскочил кот и, мешаясь под ногами старика, побежал к своей миске.

Жалобно пропищал.

– Вот, бесстыжая ты морда, Чубайс! Все тебе жрать! Там человек пропадает, а ты: «Мяу!».

Кот упрямо подал голос вновь.

– Ладно-ладно, не ори! – Александр вытащил из раковины размороженную рыбку и кинул коту. – Что теперь поделаешь. Ты здесь, рыба здесь. А паренёк на Марсе – ему не помочь…

Космическое управление, величаво называющееся Корпорация «ЗАСЛОН» спешно снаряжало очередной челнок. Старик знал, что их задумка ничем хорошим не обернется. От программы запасного подскока «ЗАСЛОН» отказался ещё во времена работы Григорьева над космической программой. Тогда еще организация было просто акционерным обществом, грезящим о покорении космоса, но уже тогда в недрах бизнес руководства сидели люди, мечтающие лишь о наживе. Его коллега Валентин Жуков предлагал не отправлять челноки для снабжения колоний в одиночку. На стартовом столе после запуска должна сразу ставиться ракета с дублирующим грузом. Ещё десять лет назад, в далёком 2023, он бил кулаком по столу главного конструктора и требовал двойной подстраховки. Расчет прост даже для пятиклассника: одну ракету собирать и снаряжать по времени требуемо девять месяцев; до Марса на гипердвигателе челнок долетит за полгода. Запас провизии на колониях содержался с обновляемым эквивалентом в пять лет. Дополнительно предусмотрен неприкосновенный запас на два года. Но что делать, если первая ракета на подлёте столкнулась, к примеру, с Фобосом? Груза нет, а два года ожидания прошли впустую. Именно такой случай произошел несколько месяцев назад. Застрявшему на Марсе капитану Военно-космических войск Татаринову теперь требуется подождать дополнительно полтора года до обновления провизии. Но через полгода остатки еды и воды у него подойдут к концу. Прилетевшая ракета, в лучшем случае, сможет похоронить мумию инопланетного поселенца. Челноку, спешно снаряжаемому на дальнюю космическую колонию, следует брать с собой новый экипаж смертников.

– Чуб, скажи, отчего они такие бестолковые? Послушай они Жукова, так ещё неделю назад ракета бы полетела на помощь «Марс-Восточный».

За время освоения человеком красная планета обзавелась тремя поселениями. NASA решоло свое поселение назвать «Новый Канаверал». В настоящий момент они организовали самую многочисленную экспедицию: два человека. Супруги Джон и Джефри.

Европейцы заселили участок западнее, с нетривиальным названием «Новый свет».

Старик вышел из кухни, посмотрел на лестницу в коридоре.

– Кать!

– Ау, пап!

– Ты дрова когда подкидывала в печку?

– Ой, забыла… – испуганный девичий голосок заметался по комнате наверху. – Сейчас, иду пап!

– Не надо. Мне ближе.

Старик прошлепал по коридору к выходу. Там, в прихожей, стояла дровяная печка с котлом. Автономная система теплоснабжения. При двери в уборную лежали дрова. Он подумывал соорудить дровяник у порога в дом, но в таком размещении приходилось нести поленья дальше. Каждый раз подкидывая их в топку, не находишься. Грудой у двери туалета дрова проще рукой подать. Случались неприятные инциденты. Однажды поленья осыпались от вибраций, заблокировав узнику горшка выход.

Район, где поселился Григорьев, администрация с десяток лет не могла подключить к газовой сети города. Уходя на пенсию, бывший сотрудник «ЗАСЛОНа» купил этот дом на этапе застройки. Тогда газовики обещали в течение года подключить строение к теплу, но что-то пошло не так. Сначала разорился застройщик, а потом власти выписали новый приказ, регламентирующий нормативы газопровода к частным домам. Год Александр судился с градоправителями, пытался разобраться в документации. А после пришли умные замерщики и выдали справку: «О несоответствии дымохода новым стандартам жилого строительства». Нельзя газовый котел ставить. Прежде следует разобрать стену и перебрать внутренний дымоход заново.

С тех пор обстучал старик пороги множества независимых контор. Все они ссылались друг на друга, однако соглашались в одном: домику с дровяной печкой проводить газ нерентабельно.

Бывалый учёный предвидел проблемы на этапе банкротства застройщика. Просчитывать риски и перспективы нововведений – его профессиональная черта. Параллельно с судебными газовыми тяжбами в дом был куплен добротный котел с дровяной топкой.

Доктор экономических наук, профессор Александр Григорьев в здравом уме, без помощи калькулятора, вычислил экономическую выгоду от топки дровами. Выходило на тридцать три процента дешевле, по сравнению с подключенным газом. Такие вещи риски Григорьев приучился рассчитывать отлично.

Он просчитался лишь однажды: в тот самый год, когда выбрал себе застройщика. Тогда Григорьев работал в команде по созданию космической колонии на Марсе. Голова была забита более возвышенными (в прямом смысле слова) целями, нежели обустройство дачки на Ставрополье. Эх, не знал тогда старик, что коллеги не разделяют его самопожертвовательных стремлений. Раскупили всю недвижимость в Черногории и Испании.

Задача отдела Александра Родионовича заключалась в разработке механизма обеспечения колонии дальних планет. Он, вместе с Валентином Жуковым и ещё тройкой высококлассных специалистов, разрабатывал стратегию экономического роста колонии. Упор администрации заключался в выжимке из инопланетных поселений максимальной выгоды: поставка ресурсов, занятие удобного плацдарма для запуска последующих челноков в глубокий космос. Соответственно указанным задачам следовало добиваться, минимизируя расходы на обеспечение жизнедеятельности колонии.

Не все члены команды думали в такт с Григорьевым да Жуковым. Академик Ромашков напрочь опроверг доводы Валентина о дублирующем челноке, назвав это двойными растратами на запуск. Услышав волшебные слова ученого о двойной экономии, администрация рьяно прислушалась к его точке зрения. В дальнейшем старалась акцентированно следовать его мнению. Так в сторону был задвинут амбициозный проект доктора Григорьева об экономической модели развития будущих колоний.

Допустить предлагаемое Григорьевым администрация никак не могла – подобные финансовые вливания были не в их правилах. Дело не за грандиозными вкладами программы. Нет, все затраты Александр своим прозорливым умом сводил к нулю. Коварный фактор, послуживший причиной «вето», заключался в минимальной (читай – нулевой) прибыли, поступающей на Землю. Целью своей деятельности Григорьев видел создание самообеспечивающейся колонии; отказ, в перспективе, от поставок с материнской планеты.

Нюансы работы. Ах, да ладно, проект экономической модели межпланетарного взаимодействия Григорьева закрыли и засекретили.

В забытом государством селе Григорьев отрешился от всего мира, творил. Годами доктор экономических наук создавал систему межпланетарного экономического взаимодействия – новую экономическую систему. Изредка выбирался на праздники, навещал старых друзей, поздравлял с юбилеями родственников.

Крайний раз он выезжал из Кочубеевского села на свадьбу дочери.

После, на долгое время семья пропала из его вида. Он не обращал внимания на людей, любящих его. Позабыл про чувства, копошась в цифрах, финансовых отчетах, «по дружбе» присылаемых знакомыми пиратами глобальной сети.

Он и не помнит, как так получилось, удосужился взять трубку телефона, когда тот непривычно зазвонил в коридоре у лестницы. Давно подобной техникой не пользовался. Сам не звонил, а знающие Григорьева люди первыми инициативу старались не проявлять. В тот раз он удачно спускался из кабинета на кухню за очередной порцией кипятка и шоколадкой для мозга. Сладкое он любил безмерно.

– Я беременная! – после сухого приветствия донесла до него дочь самую важную информацию, которую, как ей казалось, он обязан знать.

Остальное Григорьев не помнил. Или не хотел помнить те слезы и всхлипы, что раздавались из глубин его математической души.

После развода (весьма скандального) с женой, Александр Родионович старался напрочь вычеркнуть все семейные узы из своей памяти. Не хотел больше боли в воспоминаниях о былом. Его предали. Его очень жестоко предали.

Дочь Катерина – единственная связующая ниточка Григорьева с прочим социумом. По осени она звонила вновь, поздравляла с днём рождения. Этот звонок был для него откровением.

– Уже сентябрь? – вместо слов благодарности произнес он.

То был не просто звонок дочери, но будильник, пробуждающий от долгого сна. Забытье в собственных фантазиях опасно для психического здоровья. Главным показателем поехавшей кукушки были вполне осознанно понимаемые слова кота Чубайса.

– Александр Родионович! Выкинете Вы этот мусорный пакет! Он неделю воняет. И запомните, я люблю свежеразмороженную рыбу! Не надо меня кормить вашими объедками!

– Мяу, – согласился Григорьев, посмотрев в зеркало.

Мохнатое йети смотрело в ответ через матовое запаренное отражение.

Непривычные движения бритвы, несколько часов аэробики по дому с метлой и тряпкой. Его жилище вновь стало походить на обиталище человека. «Человека разумного», – важно уточнил Григорьев, погрозив указательным пальцем коту.

В следующий раз Александр позвонил дочери сам в День народного единства.

– Как это ты живешь одна! В Москве?

Ужас прошедшей мимо жизни вернул доктора экономических наук в реальность. Мать Катерины укатила на постоянное проживание в Испанию, на виллу нового мужа. Дочь отказалась покидать Россию. А ее муж… улетел воевать в Сирию. И как его забрали с беременной-то женой? Этот мир сошел с ума!

Было решено немедленно Катерине перебраться в экологически безопасный район планеты – самое чистое на земле место – Кочубеевский район Ставропольского края. Край мира, не тронутый цивилизацией… и газификацией.

В разговорах по телефону с дочкой его человеческая жизнь налаживалась. Он на «трезвую» голову пересмотрел свои наработки по межпланетарной экономике.

«Не может быть!» – взвыл доктор, схватившись за пролысину. Проснувшись от бреда разговоров с собой (и котом, иногда), он нашел ошибку в собственной программе. Не сходились контрольные числа. Увлекшись мечтами об идеальном мире, Григорьев поверил сам себе безоговорочно.

Поразмыслив, старик позвонил Валентину, коллеге по былым временам «ЗАСЛОНА». Они встретились в Москве, когда Григорьев прилетел забирать дочку. Пару вечеров, не просыхая, доктор рассказывал другу о сути своей теории, показывал расчеты, объединенные в цельную монографию.

– Ты видишь проблемы не в перепроизводстве и не в перенаселении? – удивлялся Жуков.

– Это сказки для тупиц! Тех, кто не видит леса за деревьями.

И Григорьев принялся водить по воздуху пальцем:

«Современная экономика поставлена на балансе долга. Мы делаем что-то в долг и после получаем свою награду. С возрастанием проектов долги растут. Кроме того, эти самые долги растут со временем. Но что, если цель человека – «бесконечный космос навсегда»? Какова сумма долга, которую человечеству необходимо взять самим у себя?». Его монотонный бубнеж ввел бывшего коллегу в сонный транс. Немного подремав, Валентин уговорил Григорьева опубликовать наработки – в общих чертах изложить основы своих расчетов, структурно. На бумаге эта теория выглядела не так утомительно.

Невозможно тянуть такую мысль в одиночку. Нужен мозговой штурм. Нужно подключать свежие умы.

– Посмотри! – тыкал Валя пальцем в догмы Григорьева. – Ты говоришь «таким образом, мы приходим к выводу», «нами был проведен анализ».

– Знаешь, что я хочу сказать? В науке нет слова «Я» – все достижения делает группа учёных. Наука – это коллективный вид спорта. Это игра нескольких человек. Ты задал хороший темп. Мы подключимся в эту игру!

Они пожали руки.


Пришла зима. Сидя в Ставропольской глуши, Григорьев гладил Чубайса, лежащего у него на коленях. Думал, не обвели ли его вокруг пальца? Не прикарманили ли московские друзья себе его теорию?

Нет, Валя на такое не способен. Если только глава корпорации, товарищ Ромашков не подсуетился… Монография могла затеряться между сотен подобных на редакционном столе Российской академии наук.

Под мурлыканье кота Григорьев продремал в кресле до рассвета. Обычное дело последних лет – накрывшись одеялом, положить руку на мягкую шерсть Чубайса и смотреть за звёздами в окно, засыпать так среди них с мыслями о космосе.

Холодное пробуждение заставило поскорее спуститься вниз, чтобы подкинуть дров в систему отопления. Сонная дремота еще не сошла с глаз. Александр вспоминал минувшее, смотря за вздымающимися язычками пламени над подкинутыми в топку поленьями. Пошерудил в топке кочергой, словно ладонью с листка стирая видение.

В гудящем огне печки ему виделись ревущие струи сопел взлетающих ракет. Искрами из трещащих дров вылетали души погибших космонавтов. Тех, на чьей безопасности сэкономили подобные Ромашковым. Челнок, недолетевший до Марса, разбился о Фобос из-за невключенного вовремя маневренного двигателя. По предварительным причинам, скоба внутри механизма, выправляющая аппарат на нужный курс, была сделана из композитного материала – вторсырья, попросту говоря. Погибло три человека. Они летели к своей смерти пять месяцев и двадцать один день.

Григорьев со злостью хлопнул чугунной дверцей печки.

Звон прошёлся из прихожей по коридору, приятной гарью порхнул над ступенями.

Чуб подошёл к выходной двери и бестолково смотрел на хозяина.

– Ты только поел, чудо! – возмутился Александр. Вставать с корточек стало не так легко, как в молодости. От пары минут подобной скрюченной позы успевали затечь колени. Он приподнялся, облокотившись на подоконник, и зажмурился от наплывших в глаза звёзд.

– Подожди, кот, вместе выйдем!

Старик снял с вешалки куртку, обул галоши и вышел во двор.

На Ставрополье прилетели холодные зимние ветра. Напрасно говорят, что на юге зимы теплые. Да, в декабре редко температура опускается ниже минус трёх. Порой так и проживёшь всю зиму, шагая по незамёрзшим лужам. Зимой тут гуляют буйные ветра. Один раз на глазах Александра массивные железные ворота поднялись ветром. Благо, что приземлились они на дорожке у дома, а не на припаркованный внедорожник бизнес-класса. На Ставрополье нужно иметь большие колеса – на таких приятней покорять взгорья и скалы, отправляясь в путешествия. Ради природы этого края он приехал проводить пенсию именно сюда из далёкого космодрома «Восточный». Насмотрелся он за жизнь на тайгу. Хотелось воли, степного простора.

Глядя на летящие металлические ворота, Александр подумал: «Парусность!». В голове сложилась картинка летящего в безвременье спутника на солнечных парусах. Сотни метеоритов бьются о его крылья, оставляя осколки битого стекла солнечных батарей навечно парить меж звёзд. А как ещё сделать плотную конструкцию? Александр немедля позвонил главному инженеру подконтрольного «ЗАСЛОНу» предприятию.

– Иван Павлович! Ты ещё тот спутник делаешь? Слушай, а ты не думал, что солнечные панели на парусах нужно изготовлять не сплошняком, как парус? Ты сделай их в сеточку, но вырезы не просто оставляй, а створки окошка согни буквой «Г». Как зачем? Парус ты рассчитывал, исходя из корпускулярных свойств, подразумевая прямые удары разогнанных до световых скоростей частиц. Это половина правды. Свет – это волна, в том числе! Сквозь эти сопла ветер будет выдувать летящие навстречу препятствия, а волновым уклоном в парус бить будет. Значит, прием удара в парус придется под углом. Делай окошки с открытыми ставнями!

На другой стороне связи послышались какие-то несвязные речи и кряхтения.

«Нет, Палыч, не надо благодарности! В грант? Нет, не включай – это твой хлеб. Я так, просто помочь звонил».

Удивлялись в «ЗАСЛОНе» с этого ученого. Своей оффшорной фирмы, выполняющей госзаказы по созданию двигателей, Григорьев не завёл. Какой он доктор экономических наук, если живёт в доме под ипотеку? У экономиста обязательно должно звенеть в карманах достатком! Крепкий хозяйственник, он издалека виден, как минимум из Черногории.

Кот скрылся в щели между забором. Ему и надо было, чтобы хозяин открыл ему путь в широкий, но холодный мир. Он убежал, но обещал вернуться. Как бы ни манили дальние амбары, переполненные мышами, он прибежит спать на родной диван, к любящим его людям.

Александр зашёл за дом, где на заднем дворе горой навалены бревна. Они распилены по тридцать сантиметров. Длиннее не поместятся в топку. Некоторые пеньки весьма массивны. Самый большой, что удалось найти, доктор экономических наук водрузил перед кучей поленьев в качестве эшафота. На нем он лихо приноровился орудовать колуном, измельчая дрова.

Щелк, и по сторонам разлетелись ровные четвертинки большого круга. Такая аэробика полезна престарелому мужчине. Всю жизнь он провел на теплом офисном кресле, водя пальцем по счетам. Мышцы соскучились по крепкой работе.

Размахивая колуном, Григорьев воображал себя лихим генералом эпохи Наполеоновских войн. Он, не иначе как под Аустерлицем, разгоняет декабрьскую стужу кровавой бойней – рубит головы неприятеля, казнит предателей, а после, бравый герой отправляется на бал пить шампанское. Будучи в Петербурге на ежегодных симпозиумах, Александр Родионович непременно захаживал на костюмированные балы. Кавалеры одевались в наряды девятнадцатого века, дамы накручивали себе изящные прически. А ему очень шла шапка с тремя углами. Это все игры. И пока мужчина способен играть, он живет.

Дрова нарублены, враги повержены. Нужно срочно заходить в теплый дом, дабы коварные Ставропольские ветра не выдули из старика остатки здоровья.

Уехав на Ставрополье, Григорьев составил себе расписание. С утра, покуда голова не забита дневными заботами, разбирал записи, проверял расчеты теории, после обеда следовал часок просмотра информационного контента. Он продолжал ощущать себя частью великого механизма, двигающего человечество к светлой жизни. Созерцание в телеэкране крушения идеалов через войны и кризисы заводили Александра в депрессию. Из нее выход в обязательных мышечных нагрузках: колка дров, наполнение ими прихожей, расчистка завалов во дворе. К вечеру он садился за свой письменный стол, тихо стучал по клавишам ноутбука, чтобы не будить дочку, спящую в соседней комнате.

Тем временем он задумал провести собственное расследование. Беда с заточенным на Марсе астронавтом началась с просрочки… В один не очень прекрасный день капитан Военно-космических сил Иван Татаринов вскрыл коробку с провизией последней партии. Консервы, что пролежали в ожидании своего выхода двадцать четыре месяца (а до того положенные нормативом полгода летели с другой планеты), оказались испорченными. Выбитый на металлической банке штамп уверял, что их можно съесть за грядущим новогодним столом. Но бомбаж, превративший штампованные банки в металлические мячики, не располагал к экспериментам с космической кухней.

На Земле пытались разобраться в случившемся. Естественно, концов сыскать не удалось. Поставщик продуктов оказался подставным перекупщиком. Директор фирмы уехал в Эмираты, а сама организация обанкротилась после поставки на космодром. Впрочем, стандартная для России ситуация. Григорьев злорадно усмехнулся, листая новостную ленту ноутбука. Такая ситуация для него предсказуема. Мыслимо ли! По результатам торгов поставщик вынужден поставлять продукцию по цене в два раза ниже рыночной. Экономия! Директор при заключении контракта на поставку так и сказал: «Выполню обязательства по совести и разорюсь!». Конечно, разорился. Менеджер из госкорпорации уволился задним числом, как обнаружилась негодность продовольствия. Спросить не у кого, зато есть кому расхлебывать ту кашу, в прямом смысле слова. Не смог скрыться от ответственности бедолага-поселенец в жилом модуле Марса. Ему привезли партию бесполезного груза. Жаль, картошка на Марсе не растет!

Вся провизия на станции была признана негодной и утилизировалась в гнилостную субстанцию, формирующую плодородную почву для будущих поселений. С таким подходом к обеспечению межпланетной миссии в этой земле вскоре окажется истощенное тело Татаринова.

Поступила команда вскрыть «неприкосновенный запас». Закупку этого комплекта некогда курировал сам Григорьев. Партия контролировалась с остаточным сроком годности – шестьдесят месяцев. С расчетом обеспечивающего объема провизии в двадцать четыре месяца – срок, через который космическое агентство способно снарядить и доставить новый челнок. Планы закупки и энергетический баланс питания составлял доктор экономических наук, академик Александр Родионович Григорьев.

Александр натаскал дров, подкинул ещё полено в печку. Прежде чем закрыть дом на защёлку, он посмотрел во двор. Кот так и не вернулся. Что ж, явится в ночь, будет сидеть под дверью до утра. Сам виноват, блохастый проказник!

– Кать, ты приляг, тебе отдыхать нужно!

Он застал дочку на кухне, готовящей на плите что-то вкусное на ужин. Екатерина слушала музыку и помешивала деревянной лопаткой шипящие на сковородке овощи.

– Надоело! – отрешенно произнесла дочь, не отрывая взгляда от пляшущих на экране артистов. – Весь день лежу. Вроде полегчало.

– Он не звонил?

Катя не ответила, подошла к холодильнику и закашляла.

– К ужину салат нарежу, хочешь?

Не нравился Александру этот кашель. Несмотря на постоянный ад в котле отопления, по дому временами пробегала прохлада. Вода в трубах незначительно остывала, стоило старику позабыть подкинуть дровишек. От перепада температур по комнатам распространялась излишняя влажность. Весьма вредно для будущей матери. Его дочка находилась на пятом месяце беременности. Сюда, в эту деревенскую глушь, она приехала для присутствия вместе хоть с одной родной душой на этой планете. Авиаперелетов до матери на другой конец Европы на серьезном сроке беременности лучше избегать. А невыносимые пытки ожидания возвращения мужа из командировки изрядно теребили нервы. Оттого, предложение будущего дедушки пожить у него, вблизи целебных Кочубеевских источников, пришлось весьма кстати.

Старик подошёл к дочке, обнял за плечи и покачался в такт напеву из телеящика.

– Присядь! Я дальше сам.

Он налил горячий чай и поставил две чашки на стол.

– С чабрецом, чтобы воспалительные процессы снять. Тебе надо беречь себя!

Катя погладила овальный живот и улыбнулась.

– Он позвонит, вот-вот позвонит, я жду. Он успеет к рождению сына.

Ее муж служил отважным летчиком, который патрулировал небо Сирии. Там последние тридцать лет не утихала междоусобица, переплетенная далекими от Азии государствами. Летчик обещал жене: это будет последняя загранкомандировка. После он попросится на преподавательскую должность куда-нибудь в летное училище – спустится с небес на землю.

– Он прилетит, и мы больше никогда не расстанемся… – огонек светодиодной лампы дрожал в отражении ее глаз.

Александр Родионович сжал губы, сдерживая печальные мысли; те слова – пустые отговорки. Разве человек, научившись летать, сможет мечтать о земле? Ее муж не бросит штурвал ради мирной жизни, окружённой десятком бойких карапузов. Небо – его страсть, столь же сильная, как и любовь к Катерине.

Дома в Москве она не захотела оставаться одна. Мать… будущая бабушка не предложила свою заботу. Катя бы и не приняла ее поддержку. Справится без нее! Приехала навестить отца, хоть ее акушер настаивал: «Это безрассудство!».

На таком сроке уезжать подальше от врачей! А если осложнения!?

«Мой папа – тоже доктор! – настаивала Катерина. – Он за мной присмотрит». Она умолчала половину правды. Ее папа был доктором экономических наук. В родах он не силен, но в селе Белово, под Кочубеевкой, где поселилось счастливое семейство в ожидании пополнения, живет хорошая знахарка. Это – то, что нужно сегодня.

От аэропорта Ставрополя до села отец повез на блестящем внедорожнике. По дороге к дому… на заброшенной разбитой дороге случилась оказия. Лопнула шина, и Александру Родионовичу пришлось чинить машину под сильным ветром ставропольских зим.

Он сильный, справился, но дочку продуло.

Григорьев сокрушался, что не настоял с переносом поездки на срок после родов. Согласно закону Мерфи, ничего не случается по плану. Академик обязан был предвидеть накладные проблемы.

Катя простыла. Поднялась температура, которая держалась три дня.

– Как ты себя чувствуешь? – отец прихлебывал чай и переключал на пульте каналы. Убрал музыкальную передачу дочери и сделал потише звук. Выбор пал на картинку новостей.

– Температура вроде бы спала.

– Я больше переживаю, как бы простуда на плод не передалась, – он указал пультом на живот и построил на лице суровую гримасу.

– Малыш в безопасности! Я звонила врачу.

– Ты знаешь, я не силен в медицине. Твоя мамка знала все хвори. Я так полагаю… кровеносная система одна. На тебя и ребенка – одна кровь. С бактериями! Малыш, выходит, подвержен опасности?

– Ох уж, учёный! – улыбнулась дочь. – У матери и ребенка разная кровеносная система, два сердца. Плацента защищает ребенка от попадания заразы.

– Так прям и защищает! Фильтрует, что ли, проходящую кровь?

– Нет, дело в особом механизме защиты плода от болезни матери. Хорионический гонадотропин человека (ХГЧ). Ребенок появляется на свет, не тронутый заразой. Даже СПИД не страшен. Единственно, где возможно подхватить, при соприкосновении с жидкостями на выходе из утробы.

– Оставь меня без подробностей! Понял. Природа сделала так, чтобы в жизнь пришел новый человек, лишенный пороков материнского организма. Полезный механизм! Как его назвала? Повтори…

Он подхватил из кармана очки.

– Хорионический гонадотропин человека.

– Ага… человека, – записал доктор.

Дочь разложила по тарелкам пахнущие заботой угощения – рыба, тушенная в кабачках с перцем. Застучали ложки по фарфору.

Семья Григорьевых допивала чай, когда в окне появился Чубайс. Рыжий кот широко раскрывал зубастый рот. Возмущенный взгляд усатой морды кричал: «Впусти!»

– О, блохастый пришел!

– Не успел к ужину.

– Он такое и не ест! – Александр собрал со стола грязную посуду, понес к раковине. – А зря он такое не ест, очень вкусно получилось. Спасибо, дочка, заботишься о старике!

Тишина в доме наступала, когда Катя выключала телевизор на кухне и ложилась спать. Под уютное потрескивание дров в топке доктор экономических наук привычно поднимался в свой кабинет. Непременными спутниками в руках он нес кота и чашку чая. Пушистый Чубайс прижимался к мягкому свитеру на груди Александра – наслаждался человеческой заботой.

Старик удобно усаживался за столом и начинал разговор сам с собой, периодически записывая озвученные рассуждения.

Кот пару раз лизнул шерсть на боку, после чего удивленно посмотрел на наблюдающего за ним человека, промяукал, уводя внимание от неудобной сцены:

«Мур, как вы относитесь к монополии Китая на Венеру?»

– Ты шутишь, Чуб? Это вынужденная мера. Пусть лучше так, чем геноцид двух миллиардов людей.

Отвлеченный хитрым маневром кота, человек ударился в дебри философствований о малом зле. Эти мгновения уединения кот использовал для вылизывания мохнатых яиц.

– Понимаешь, Чуб, Марс не заселен по другой причине, – человек вернулся к обсуждению первоначальной темы. – Мы не будем отдавать Марс одной державе. Если Россия уйдет с красной планеты, единственными людьми, оставшимися там, станут…

– Они не расплодятся там как китайцы. Супруги Джефри и Джон, ты понимаешь, да? Они бесплодны. – Кот еще пару раз лизнул свои драгоценные члены. Он еще успеет наделать котят на этой планете.

– Они-то нет, – кивнул Александр, – но шаттлы Falcon Heavy готовятся к полномасштабному транзиту. – Он перешёл на шепот. – Я не исключаю, что удар челнока «ЗАСЛОНа» о Фобос не был случайностью…

Кот прервался от важного занятия и внимательно прислушался к словам человека. «Он сказал «кис-кис»? Хочет меня покормить?»

– Ещё один такой промах «ЗАСЛОНа», и Россия больше не сможет вернуться на Марс. Ее базу поделят между собой стервятники.

«Надо брать ситуацию в свои лапы!» – решил кот и спрыгнул с удобных коленок доктора.

«Мяу!» – позвал он у двери, поскребя когтями о порог.

– Пойдем, Чуб! Покормлю тебя, да дров в котел закину.

Спустившись на кухню, Александр весьма удивился, застав в ночной темноте одиноко сидящую Катю. С ее щек на тускло светящийся экран телефона капали редкие слезы.

– Дочка, ты чего тут? – первые слоги старик выпустил с агрессивным напором. Он испугался, наткнувшись в темноте на человека. Привык за года к пустому дому.

– Не спится, – всхлипнула та.

– Переживаешь за мужа?

Девушка вытерла запястьями слезы, поправила халат. Даже находясь в вымирающей деревне, двум близким людям сложно открыться друг другу. Вся жизнь прошла по сценарию занятого работой отца. Подарки на День рождения и Новый год выбирала мать, наряд на выпускной подбирала подруга, о потере девственности не узнал никто – шаблонные отношения отцов и детей, лишенных искренности. Как теперь объяснить этому старику свою боль?

– Не за того придурка! За себя переживаю. Как я вдовой буду дитё поднимать?

– Кать, пойми, все проблемы надуманы! Ты сама себя накручиваешь излишними мыслями. «А что, если», «А вдруг так» – реальность совсем иная, чем ты стараешься о ней думать. Она поддается разуму человека.

Старик налил травяного чая и присел за стол к дочке. Она украдкой спрятала телефон в карман, как школьник на экзамене.

– Не пишет тебе твой летчик? Рассуди так: но и других вестей нет. Если с ним что-то случится, должностные люди, не занятые войной, в чьи обязанности входит говорить… – Григорьев подбирал слова и запнулся, протянул чашку дочке. – Эти люди обязательно сообщат тебе все необходимые новости, когда можно будет о том говорить. А сейчас сообщать нечего. Будем ждать хороших новостей и делать…

– Что делать?

– Делать уютную обстановку для рождения его дитя.

Он погладил Катерину по голове и пошел в прихожую. Необходимо протопить дом потеплее, к ночи будут заморозки.

По выходу на пенсию Александр не хотел видеть приевшихся людей корпорации. Он уехал в прикавказскую глушь, надеясь остаться со своими мыслями один на один. Торжественные приемы в Кремле по случаям успешных запусков ракет ему претили. В последние дни при институте ему сулили хороший золотой парашют: предлагали стать ректором Самарского университета или должность одного из экономических советников при Министерстве финансов. Грезилось там гнить до биологического распада.

Ему это опостылело. Надоело засиживаться в кабинете до трёх утра, урывая свободное время после официальных приемов. Самое ценное – время работы над проблемой всей его жизни. Идея «фикс», занимавшая его нутро целиком. Будучи винтиком изнутри большого государственного механизма распределения финансовых потоков, он видел бардак, творящийся повсеместно. Экономика мира бьется в предсмертных конвульсиях. Григорьев искал для нее лекарство. Он видел выход из мирового кризиса – весьма радикальный и оттого неприемлемый в министерстве выход.

Самое лёгкое решение – война. Ее приход желали приблизить корифеи капиталистического мира. Транскорпорации видели через кровопролитие, рынок оружия и контрафакта выход из затянувшейся стагнации рынка. Необходимо перетрясти доску игры, скинуть с нее старые фигуры, лишние отсеять.

Но что значит подобная игра с падением фигур в нашем озлобленном мире? Их действия ходили на грани срыва. Как заниматься любовью без резинки? Чувствуешь, что сейчас грянет, польётся, но продолжаешь фрикционные действия, ждёшь, когда разразится крик и стон. Так ждали войну корпорации. Они имели эту планету, вожделели ее судорог. Отчего-то не получалось. Чувство страсти на конце будоражило мышцы, заставляло мир двигаться. Оргазма не получалось. Мир боялся. Этот страх сдерживал извержение.

Григорьев знал, как обойти военное решение проблемы. Он видел тонкий и хитрый коридор, что выводил из лабиринта минойского минотавра – чудовища с головой тельца, золотого тельца.

Лекарство от всех болезней человечества лежало у него под носом! Вернее, нависало над головами всех людей планеты. Решение, способное спасти цивилизацию потребления, находилось в космосе. Звезды? Бескрайний рынок бесконечного пространства? Нет! Совместная деятельность всех экономик мира по освоению межзвездного пространства.

Хватит делить этот замученный кусочек земли! Григорьев кричал: «Люди, создайте надстройку над мышлением, взгляните дальше своих правительств!». Надстройку, с площадки которой оттолкнется человек и начнет свою деятельность в других мирах. Человек был создан для полета, далекого полета, уводящего с тесной Земли. Как ребенок, он зачат и развивается в утробе матери. В отмерянный природой срок дитё покинет материнское лоно. Так человечество должно освободить землю. Два близнеца борются в животе матери за право первым выйти в мир. Представитель цивилизации глуп, делает всё наоборот. Эмбрионы его дерутся за право остаться в матери, но она более не способна носить их, питать своими соками.

Она должна отдохнуть, чтобы произвести ещё жизнь.

Поглаживая кота на коленках, Григорьев строчил расчеты новых финансовых потоков. Он создавал правило иного оборота ценностей человека.

«О чем ты там пишешь, человек?» – мурлыкал кот.

– Сейчас! – напряженно шепнул Александр и, записав предложение до точки, отложил шариковую ручку. Поднял тетрадку с каракулями поближе к глазам и задекламировал:

«Рынок земли переполнен, но корпорациям необходимо куда-то поставлять свои товары. Оттого возникли санкционные войны, что не утихают по планете десятки лет…»

Хитрый план кота сработал – человек принялся приятно бубнить. В таком режиме он не помешает хорошенько вычесать языком пышную рыжую шерсть.

«Наша цивилизация нуждается в присутствии блокиратора экономического мышления человека!» – заключил Григорьев полночи спустя и посмотрел на единственного участника лекции с выжиданием оценочного мнения.

«Что ты мне это рассказываешь? – удивился кот. – Это как-то повлияет на уровень налитого в мою миску молока?».

2.

Кипящий чайник и утренние новости.

Под хруст бутербродов старик любил слушать забавные истории о наводнениях в одном полушарии и лесных пожарах в другом. Происходящее искусственно. Катаклизмов можно избежать, если правители мира сего включат голову. Мировой экономике, этому милому тигренку, выросшему в огромного монстра, требовался хороший дрессировщик. Нельзя было Бенджамину пускать все на самотек.

– Срочные новости! – Григорьев прибавил звук, прочитав на экране «Заложник Марса».

Как по-скотски звучало! Заложник Марса? Ещё бы написали «Марс атакует».

– Капитан Татаринов – заложник коррупции и жадности руководителей космической программы! – крикнул в экран сердитый доктор.

«Наши вчерашние партнёры показали свое истинное лицо. В минуту опасности для гражданина России, человека с Земли, стервятники из Госдепа и NASA отказались содействовать «ЗАСЛОНу» в спасении капитана Татаринова…»

– Так-так, интересно, – старик добавил ещё звук.

Когда запускали колониальные программы, Григорьев разработал план экономического взаимодействия для NASA, европейского космического агентства и «ЗАСЛОНа». Он видел освоение Марса международным – потомком программы «Мир», международной космической станции. Но разыгравшиеся санкционные войны на рынках планеты ввели свои коррективы. Китайцы вовсе отказались от Марса, сказав, что более никого не пустят на Венеру (об этом поговорим как-нибудь потом). Каждый работал самостоятельно.

Усложнилась ситуация с очередным витком санкций. Всем налоговым агентам США отныне запрещено что-либо продавать или покупать у России. В ответ отечественный МИД озвучил запрет на экспорт российского хамама на Запад. Да уж, укусили так укусили…

«…Агентство по контролю банков напомнило директору компании, построившей на Марсе колонию для SpaceX, о последствиях совершения сделок, осуществляемых совместно с «ЗАСЛОНом». После этого заявления был расторгнут контракт на поставку воздуха и пищевых добавок от станции «Новый Свет» на «Марс-Восточный». В связи с данными обстоятельствами, находящихся в распоряжении капитана ВКС Ивана Татаринова запасов жизненно необходимых веществ хватит…» – Григорьев переключил телеканал.

На экране появился эксперт с тройным подбородком. Махал в кадр кулаком, он говорил сложные высокопарные слова, а в финале монолога назвал бывших партнёров «жадинами-говядинами».

Александр вспомнил, где видел этого господина ранее. При расчете суточной потребности питания космонавтов, на предлагаемые Минздравом двести грамм говядины в день, эксперт стучал кулаком по столу, крича: «Граммы превращаются в килограммы!». «ЗАСЛОНу» невыгодно вести на Марс телят и там растить. В конечном итоге мясо заменили концентратом на сое.

«Мы сделали все, что могли, – разводил по экрану руками высокий усатый господин с серебристой сединой вокруг пролысины, – …госдеп наложил вето на закупку Белоруссией партии пайков для транспортировки на Марс».

Помощи ждать не от куда.

– Пап, что у тебя происходит? – Лохматые волосы качались волнами по беспокойному утру. – Рань какая, а у тебя телевизор кричит на весь дом!

– Ой, прости, разбудил… – доктор спешно нажал на кнопку беззвучного режима. – Татаринов там, видите ли, в «заложниках».

Катерина что-то буркнула и скрылась в уборной.

Продолжая ворчать на экранных экспертов, Григорьев принялся готовить завтрак. С недавних пор в его доме появилось ежеутреннее молоко от соседской коровы. Для будущего малыша необходимо запасаться кальцием и минералами. Сготовил овсяную кашу и нарезал бутербродов. Вовремя, как раз беременная особа вернулась на кухню.

– Ты давно не можешь повлиять на Марс, пап! – Катя подошла к телевизору, вытянулась на носочки, достала до кнопки включения подвешенного к потолку экрана. Говорящие головы погасли.

– Отдохни и дай другим поспать с утра!

– Поспать, – буркнул старик. – Они проспали мечту человечества. Проспали в мыслях о собственном обогащении.

«Мяу!» – потерся Чуб о ногу доктора.

Григорьев достал пакетик с кормом, оторвал кончик, испачкав пальцы, соус нежного филе из отходов для животных потек по рукам.

«Ох, Чубайс, морока одна с тобой!»

Дочка не интересовалась проблемами космоса. Ей просто нравилось осознавать, что ее отец способен мыслить. А в правильном ли направлении текут его мысли – второй вопрос. Не маразм, и радует.

Прошло еще пару дней молчаливых хлопот на земле и долгих, тягостных голодных дней на Марсе.

3.

«Сократить вдвое! – спародировал капитан Татаринов, прикрасив резким эпитетом в адрес высказавшегося министра. – Ремешки на брюках, вам надо сократить».

Он посмотрел на датчик давления. Баланс кислорода в отсеке поддерживался меньше положенного уровня. Капитан не доложил о том Управлению полетов. Запрещено снижать концентрацию кислорода в целях экономии. Увеличенное соотношение избыточествующего углекислого газа пришлось изолировать в специальные ёмкости. За время экспедиции «лишнего» газа накопилось с тяжеленный баллон. Что поселенцем задумано сделать с таковым запасом, в Управлении не догадывалось.

Сохраняя жизненно необходимый воздух, Татаринов уменьшил концентрацию газа в пространстве жилого модуля. Не категорично, примерно таким разреженным воздухом дышат альпинисты на самом верху Эльбруса.

Иван посмотрел в иллюминатор. На дальнем поле, обозначенном границей охраняемой территории, поднялся невысокий столбик дыма.

– Эх, опять.

Он не хотел лишний раз выходить на открытую поверхность. Для этого надо долго и муторно надевать скафандр, плестись пару километров до периметра огражденной зоны, а самое главное, тратить запасы кислорода в наплечных рюкзаках. На них он планировал пожить последние тридцать шесть часов, когда закончится кислород на жилом корпусе. Что ж, придется оставить на смерть не «один патрон», а двадцать девять кислородо-часов.

Предусмотрительной мыслью инженеров, датчик концентрации воздуха в выпускном тамбуре не синхронизирован с центральным блоком управления жилого модуля. Таким образом, в случае ошибки на главном компьютере, через входную дверь не спустился весь воздух. Получался некий независимый страж. В обстоятельствах голодомора Ивана, подобный независимый атмосферный эксперт играл злую шутку. При каждом выходе из жилого модуля он кричал красной лампочкой, рапортуя на сервер о нехватке в комнатах давления воздуха, подразумевая где-то утечку.

«Успокойся, Красная, ты, Шапочка! – Ваня привычно стукнул по защищенной стальной решеткой красной лампочке над головой. – Не утек твой воздух, вон стоит, настаивается».

Будто сказав что-то лишнее, Иван прикрыл рот рукой, но получилось по-детски глупо. Фольгированная варежка погладила прозрачное забрало шлема скафандра.

На горизонте вновь поднялся столб дыма.

– Не бухти, дура, иду уже!

Учуяв человека, туманное нечто сверкнуло издали отраженным бликом солнца.

До перехода на режим «голодомора» для поселенцев был назначен распорядок работ и целей. По графику дневных занятий: расчистка от крупных камней участка перед модулем, выравнивание плоскости будущего участка застройки. Поле от модуля до ограждения предназначалось для закладки фундаментов новых зданий расширяющегося поселения. По какой надобности пятикилометровому периметру поставили забор из сетки рабицы, столбиками отделив равные рядки, неизвестно ему, первому жителю «Марс-Восточный».

Соседние поселения людей далеко, а все транспортные средства планеты оборудованы системой координат. Автоматика не позволит пересечь заранее обговорённую границу на Марсе государства Российского. Если недобрый гость решит нарушить таковую, сетка рабица не станет в этих звездных войнах непреодолимым сдерживающим препятствием.

С марсианским транспортом Татаринова возникли проблемы. Помочь решить их мог груз сразбившегося челнока. Пешком до ближайшего поселения идти больше, чем есть запаса кислорода в рюкзаках. Да и какой смысл просить подаяния от «жадин-говядин»? Нет. Помирать будет на родной земле. Вернее, назначенной родной, в пределах этого заборчика.

Пешком до границы, мимо унылого пейзажа будущих детских песочниц. Дорога до главных ворот поселка пройдет не тем маршрутом, каким следовал Татаринов. Намного восточнее, пролегая вдоль меридианы солнечного луча в полдень. Гости с соседнего поселения никак не запомнят их положение. И приходится Ивану ходить к злополучной точке марсианского «Бермудского треугольника», где произошла несостыковка координатных карт роботов.

В металлическую сетку упёрся здоровенный марсоход, размером с корову. Огромную красную корову. Помыв этого марсианского обитателя, можно наскрести до первоначального заводского серебристого цвета. Археология чистоты помогает заново взглянуть на роботов, вечно замызганных поднимающимися планетными бурями. Путешествуя по пыли и камням, консервные банки на колесиках покрылись красным панцирем, как древние крабы тиной. Твердой противной тиной, скрывающей истинный блеск инженерной мысли.

Шестиколесный робот увидел приближающегося человека, забуксовал задней парой, нивелируя в противодействие передней опорой. Подал радостный сигнал очередным столбиком взмывшего марсианского грунта.

– Да стой ты, дурная! Вижу тебя, вижу! Не пыли!

Ваня, зажмурившись, кашлянул от летевшего в забрало сора. Складывалось ощущение сыпи в глазах, будто нет на нем скафандра. Это дело привычки, как и подсознательно проявившийся кашель от пыли, так и не преодолевший остекление шлема.

Подобные гости были не редкостью для Ивана. Обитавшие в десяти милях отсюда роботы из поселения Европейского космического агентства, периодически заскакивали к Татаринову за помощью.

– Когда ж вы научитесь подъезжать к калитке? – капитан достал из рюкзака кусачки и принялся проделывать в заборе дыру. Обходить до ближайших ворот ещё полкилометра не было ни сил, ни ресурсов.

Роботы не чувствовали привязанности к человеку. Звать Ваньку, игриво виляя хвостиком-антенкой, их научила нужда.

Пробегающая по марсианским полям песчаная буря застилала непроглядной пеленой солнечные батареи марсоходов. Много таковых полегло на просторах красной планеты прежде, чем искусственный разум додумался на последних минутах жизни ехать к одинокому человеку за ограждением.

Ваня бережно протирал их «солнечные лёгкие» от грязи и пыли, выстукивал из складок колес застрявшие камушки. Издали могло показаться, как фермер дружелюбно расчёсывает спинку игриво принесшему палочку песику.

– Ну что, Маш, лучше стало?

Робот-марсоход «Святая Мария» в благодарность кивал торчащей на корпусе камерой. Ваня привычно постучал три раза по корпусу соседки.

Гарцуя по камням пустынной планеты, Маша мчалась на свою базу.

«Вроде умные машины, а друг друга попросить почистить пёрышки не догадываются», – пожал плечами Иван.

Он перелез в дыру на Родину и замотал проволокой образовавшуюся брешь.

– Капитан Татаринов, капитан Татаринов! – командный пункт пытался связаться по рации с обитателем Марса. Граница Российской территории огорожена заборчиком не с проста. Это черта досягаемости радиостанции жилого модуля. Выходит, последние минут десять командование терялось в догадках: на каком суку вздернулся Ванька?

– Слушаю, центр!

– Слава Копернику, Иван! Почему Вы не в модуле? Мы запретили активные движения!

– Солнце высоко, надо картофель сажать. На поле вышел.

– Я рад, что присутствие духа не покидает Вас, Иван Леонидович! – прохрипело радио в ответ. – Как прибудете на станцию, свяжитесь с нами. У нас появился план вашего спасения.

4.

В очередное утро Катерина застала отца работающим над рукописью. Дверь в кабинет, как всегда была полуоткрыта. Присела на его колени, как когда-то в детстве.

– Ты пытаешься спасти Татаринова?

– Да.

– И чем ты его хочешь накормить?

– Словами, – обреченно вздохнул Александр Родионович. – Пока только словами.

– Чем питаются миллионы китайцев на Венере?

– Крысами. Очень милые грызуны, весьма репродуктивны, – Григорьев с ужасом посмотрел на часы. Погрузившись в расчеты, он не заметил лучей восходящего солнца в окне. – Ты знала, что две крысиные особи без вмешательства и помех окружающей среды способны через восемнадцать месяцев расположиться до прайда в миллион особей?

– Им нужно что-то для этого есть!

– Да. Нужно. Смесь органики и воды. Органику синтезируют прямо из воздуха. Если Китай продолжит такими темпами, небо над Венерой просияет лет через сто, а то и быстрее. Крысы с тараканами способны построить новую экосистему.

– И ты утверждаешь, что в такой системе не нужны деньги?

– Деньги в том представлении, которые есть у человечества сейчас, – это атавизм, как правительство. Если углубиться в суть вопроса, выясним, как правительство обеспечивают существование наших денег.

– Тогда что предлагаешь вместо них?

– Меновой механизм необходим. Я не коммунист и не против денег. Я против их значимости! Тут, – Григорьев ткнул пальцем в рукописи на столе, – расписана новая экономическая модель. Ещё не придумал название меновой единицы. Главное не в том. Мы построим мир, не опирающийся на необходимость денег. В таком мире отсутствуют санкционные войны держателей рынка. Каковы функции денег? Средства обмена, меры, общего эквивалента. Но самое главное – их легитимная эмиссия. Осуществляя независимую эмиссию обменных средств исходя из потребности, мы сможем развязать руки сами себе. Мы должны изменить правила игры…

Доктор принялся за длительный монолог о ценностях нового мира, а Катерина вспомнила, за коей надобностью поднялась из своей теплой постельки в пять утра.

– Вместо тех денег, к которым мы привыкли, я предлагаю ввести криптовалюту. Ее эмиссия децентрализована и неподконтрольна любому правителю мира. Так мы избежим санкционных войн и распрей в космосе.

– Что уж точно нужно изменить, – прервала лекцию дочка, – так это время твоих посиделок в кабинете. Спать нужно в правильном режиме.

Девушка поцеловала старичка в щечку и вышла из кабинета.

«Она права», – Александр Родионович сложил бумаги, поднял аккуратную стопочку на полку среди прочих записок и чертежей, замер. Рассветный луч погладил детский рисунок в рамочке у стенки книжного шкафа. Неуклюжая фигурка человечка собирала цветы под огромным, упирающимся в край бумажного листа, деревом. Неровное солнце желтым карандашом испускало прямые линии из угла рисунка. Много лет назад, когда Катя пошла в первый класс, Александр Родионович обнаружил этот рисунок на обороте важного отчета в «ЗАСЛОНа». Сам теперь удивляется, как тогда не накричал на ребенка. Позвонил начальству, предупредил о возможной просрочке отчетности за квартал и поехал в канцелярский магазин за этой фоторамкой и новым альбомом для рисования.

Детский рисунок на множество лет потерялся среди кочующих из кабинета в кабинет бумаг. А вместе с ним, среди документов потерялась личная жизнь доктора. Ассимилировалась с цифрами. Естественно, жене такой подход к семье не нравился. Новому кавалеру не пришлось долго уговаривать. Дочки… У них своя жизнь. Если бы не военная командировка Катиного мужа, не вспомнили бы об отце-отшельнике, юродивом от науки.

Александр достал рамочку с рисунком, протер пыль и установил на опустевшем столе.

5.

Бессонная ночь вылилась в сладкую дремоту до полудня. Находящийся на заслуженной пенсии доктор Григорьев мог позволить себе такую роскошь, тем более что вечно снующая в туалет дочка своевременно подкидывает дрова в печку. Трубы теплые, а значит, торопиться некуда, запас топлива вчера он натаскал солидный.

Заставил подняться с постели заурчавший живот. Непривычно пропустив завтрак, организм требовал чем-то подкрепиться.

В самый неподходящий момент утреннего похода в уборную зазвонил телефон. Громким противным постукиванием о металлический звонок он нарушил сложившийся спокойный ритм жизни Кочубеевца. Кот удивлённо поднял морду в сторону издающего звук древнего механизма.

Александр не мог вспомнить, когда слышал эти трели в последний раз. Он более привык обходиться мессенджерами на компьютере. А кроме дочки (ныне присутствующей поблизости) на этот домашний номер звонить попросту некому.

Звонок не прекращался. Это был городской номер, известный очень старым друзьям. Припоминал теперь, что давал эти цифры как контактный в пору выхода на пенсию.

– Меня оставят когда-нибудь в покое? – старик поплелся в коридор.

Кот бестолково перевел взор на Катерину, безмятежно жующую кашу. Еда хозяйки его не сильно привлекла, и он подошел понюхать собственную пустую миску.

– Слушаю! – угловатая телефонная ручка кремового цвета с холодом впилась в ладонь Григорьева.

– Александр Родионович! Как я рад слышать тебя! Боялся, не возьмёшь трубку! – затараторил Валентин. – Как ты поживаешь, как твое здоровье?

– Здравствуй, Валентин! – смутился доктор такому вниманию. Замолк, припоминая, какой сегодня день. Праздник космонавтики? Годовщина построения космодрома или ещё что? В честь чего ему звонят такие люди из государственной корпорации, он не мог взять в толк.

– Александр, дорогой ты мой! – не унимался работник космической отрасли. – Ты смотришь телевизор, слышал о случившемся там?

– Не там, а у Вас. Да, весьма прискорбно! – Григорьев начинал догадываться о цели звонка. Нащупал свободной рукой спинку стула, оперся.

– Ох уж этот Ромашков! Он тут и рвет, и мечет. Ногами топочет…

– Могу себе представить. Знаешь, не удивлен произошедшей ситуации с «заложником». Когда пускаешь пыль в глаза людям, в конечном итоге начинаешь сам верить собственным сказкам. Скажи, к чему были все эти одиозные обещания типа «Луна-32»? «Мы будем первые там», и «На гребне тут»? По факту что? Пареньку расхлёбывать их обещания, а хлебать нечего. Заморите голодом на холодной каменюке в космосе.

– Мы всей душой тут переживаем за Татаринова. Такой образцовый офицер! И такая мучительная смерть.

– Он ещё не умер! – твёрдо отрезал Григорьев. – Он жив, сукины вы дети!

Александр помнил тот момент, когда из сотни претендентов, прошедших медицинский отбор и профпригодность, вывели трёх счастливцев. Одному из них уготовано стать первым россиянином на Марсе. «Газмостстрой» построил на красной планете ему шалашик. По оценкам специалистов, квадратный метр жилья на Марсе обошёлся гражданину России в три миллиарда ен. Выходила квартирка чуть дороже пентхауса на Moscow-city.

Кого назначить первым в команде астронавтов, разгорелся жаркий спор. Каждый из великих начальников «ЗАСЛОНа» рвал на себе тельняшку (пошитую в Милане на заказ). В тот спор вмешался Григорьев. Он шлёпнул на стол командного пункта планшет с включенным «тытуб-роликом». На всемирную сеть иностранный агент вещал про очередные разоблачения на стройке тысячелетия – космической колонии «Марс-Восточный». Услышав голос человека (чье имя нельзя произносить), чиновники замолкли. Кто-то тяжело сглотнул и вытер галстуком вспотевший лоб. Меж строк с оффшорными счетами видео-блогер вскользь назвал главного застройщика космических ракет родным дядей одного из претендентов полета на Марс. При этом со счета второго претендента была списана крупная сумма, в точности до цента повторившаяся на счету бабушки первой жены главного куратора по финансам Ромашкова.

«На Марс полетит капитан Татаринов, блохи вы собачьи! Больше некому, остальные заляпаны!» – рявкнул на весь зал доктор экономических наук Григорьев.

Споры продолжились, но уже не острые. Сторонники правды стали подавать тихие голоса из-за спины Григорьева. На следующий день все увидели подпись главнокомандующего под приказом о назначении капитана военно-космических сил Ивана Леонидовича Татаринова первым поселенцем России на Марсе.

Держа телефонную трубку у уха, Григорьев запястьем вытер одинокую слезу. «Это я отправил Ваньку на Марс. Это я приговорил его к смерти!» Молчал бы тогда, опух от голода на далёкой планете чей-нибудь высокопоставленный племянничек.

– Сань! Ты меня слышишь? – тихо из далекой Вселенной донесла телефонная трубка.

– Слышу, Валь, слышу. Что звонишь, душу мне теребишь?

– Ты прав, жив Татаринов. Жив! Помнишь, нашу с тобой аспирантскую приговору: «Бороться и искать, найти и не сдаваться»? Мы найдем выход, не переживай!

– Ищите!

– Сань, по этому поводу тебе и звоню. Ты уж извини, но более никто не решился тебе звонить. Главнокомандующий хочет вернуть тебя к работе.

Наверху скрипнула кровать, в раковине капнула вода, а из прихожей доносился равномерный гул горящего пламени в котле.

– Ты помнишь, за что меня уволили из академии космических наук? – сухо высказал Александр.

– За потерю доверия. Послушай, что было, то прошло. Теперь ситуация изменилась.

– Ситуация не изменилась, а пришла к своему логическому завершению. И я не забыл. Я не изменился.

– Не мне извиняться перед тобой, ты знаешь!

Григорьев сжал губы. Да, Валентин отказался давать показания на расследовании. Но он не сказал и голоса против. На следующий день после выбора поселенца в академию пришел следователь отдела по борьбе с разведкой и противодействию терроризму. Он задавал Григорьеву вопросы: «Откуда у Вас был планшет на служебном совещании? Видео было с прямой трансляции в интернете? Вы знаете о запрете использования телефонов и других электронных устройств в режимном секретном помещении?»

«…так этими правилами никто никогда не руководствуется! Вот посмотрите!» – напрасно Григорьев похлопал по торчащему из нагрудного кармана рубашки следователя умному телефону последней марки.

«…то есть Вы утверждаете, что систематически нарушали требования и ранее?» «…к тому же Вы вышли в интернет, демонстрируя экстремистское видео. Во-первых: налицо пропаганда неуважения к власти. Во-вторых: зашли не под свои именем, через обходные сервера, без регистрации по паспорту. Вы совершили сознательную диверсию!»

Далее усложнять свое положение переводом интересов на более грубые нарушения типа иностранного вида на жительство ряда чиновников от «ЗАСЛОНа», Григорьев не стал. Его лишили допуска к серьезным тайнам космонавтики и отправили в отставку по утрате доверия.

С тех пор он топит печку дровами при гейзерных источниках села Кочубеевского где-то на степных просторах Юга России.

– Не хочу! – твердо высказал свою обиду Григорьев.

Александр положил трубку и пошел к печке. Следовало подкинуть дров, а после наколоть запас на ночь.

6.

Есть одна единственная причина, почему ты голодаешь. Не из-за нехватки ресурсов или поломки челноков. Причина одна – деньги. Тебе их не доставят на Марс, а если так, ими не наешься. Но все упирается в них. Бумажки? Это объект и одновременно результат человеческого договора. Без согласия людей, использующих эти бумажки, не случится будущего!

Договор людей заключается не только в предоставлении ценности бумажкам. Он включает договор трудовых отношений. Именно такой подписал капитан Татаринов перед отправкой на Марс. Предусматривалась сорокачасовая рабочая неделя в предоставляемом наймодателем жилье, обеспечиваемым питанием и социальными гарантиями. Самое главное: договор реализует его конституционное право на труд. Мимо полей таковых трудов Иван в Марсианской тишине возвращался от починенной калитки к жилому модулю. Задача первой волны поселенцев – расчистка поля для размещения модульных строений контейнерного типа. Почему бы на Марсе не ставить более капитальные сооружения? Это экономически нецелесообразно! Во-первых, где гарантия, что дорогостоящие конструкции прослужат весь срок эксплуатации и не будут размечены в щепки случайным метеоритом, коих на красную планету падает множество? Во-вторых, подобное строение необходимо зарегистрировать в кадастровом реестре Российской Федерации с присвоением соответствующего номера и выдачей свидетельства. Что из этого вытекает? Правильно: налоги на недвижимость. Корпорации «ЗАСЛОН», в случае строительства колоний, придется тратиться на их содержание без экономической выгоды, платить непомерные налоги. Проще поставить на сваи контейнер с жильцами, прописать их при космодроме Земли и сэкономить на командировочных расходах.

Но самая хитрая экономия таилась в трудовом договоре «КосмосРоса», подписанного Татариновым. Там не уточнено, по какому исчислению отсчитываются рабочие дни. Улавливаете? На Марсе действует Дарийский календарь. В нем год длится двадцать четыре месяца. Выходит, Ивану необходимо, по земным меркам, голодать раза в два тяжелее. Этот подвох Татаринов понял, когда от скуки пролистывал свой заключенный договор на Марсе. Обратного пути не было. Нет технологии, способной забрать его отсюда и увезти на Землю. Соответственно, он не имеет права расторгнуть трудовой договор или еще как-либо уволиться. В противном случае, Иван обязан покинуть предоставляемую работодателем жилплощадь. И о челноках с едой тоже придется забыть. Юридические тонкости государственной корпорации, как особый вид искусства.

Осознавая всю правовую беспомощность перед огромной корпорацией, Татаринов плюнул в сердцах. Грубо высказался, осознав, что плюнул в собственный скафандр. Теперь с этой соплей на стекле шлема полчаса пилить до ванной при жилом модуле.

Эх, бескрайние просторы Марса, засадить бы Вас розами. Иван иногда представлял себя маленьким принцем из одной любимой детской сказки. Он живет на крошечной каменюке и мечтает о живом друге, шепчущим на ушко байки. Только разве зайдут друзья в гости, когда вокруг один песок да камень? То ли дело сад красивых алых роз! Иван бы их поливал конденсационной жидкостью, удобрял отходами от станции. Взамен, цветы бы не только радовали глаз, но вздох за вздохом, наполняли атмосферу этой мертвой планеты чистым цветочным воздухом. Фотосинтез и терраформирование способны воплотить сказку в жизнь.

Только затопчут все цветочные грядки те безмозглые роботы из соседних космических агентств. И сетка-рабица не спасет.

Топча готовые к строительству площадки, Иван доплелся до входа в жилой модуль.

– Центр, на связи капитан Татаринов! – Поселенцу стало интересно, что на сей раз хочет сказать руководство с Земли. Впопыхах не стал мыть руки, как это принято после уличных прогулок.

– Иван Леонидович, рады приветствовать Вас и сообщить важную новость… – протокольно зачитал мужчина в синей форме со звездочками. Ивана удивило, отчего с ним не разговаривает, как обычно, Николай Антонович. Вышеупомянутый жулик с маленькими очками виднелся в углу экрана. Ромашков грозно тряс кулаком какому-то клерку за столом.

– Вы изобрели телепорт!?

– Нет, лучше! В нашу команду вернулся Александр Родионович.

Теплая улыбка расползалась по лицу Татаринова. Образ доктора Григорьева знаменем надежды на лучшее отечественной науке воспрянул в сознании марсианина.

7.

– Мне нужны все свободные кодеры из отдела искусственного интеллекта! – Доктор Григорьев ворвался в административное здание Центра управления полетами. – Дайте мне в кабинет прямую связь с всемирным банком, руководителями космических корпораций, чьи люди сейчас в космосе!

– Подключить ООН и сенаторов от России, США? – Валентин поднес блокнот почти к носу, чтобы записать распоряжение назначенного главным по спасательной операции.

– Этих блох ни в коем случае не звать! Пойми, правительство – это ненужный посредник между людьми и действием. Пора оставить этот атавизм!

Решение возглавить спасательный центр при пункте управления полетами «ЗАСЛОНа» далось Григорьеву нелегко. После Валентина ему звонили и прочие люди: глава космической корпорации, представители общественности, певцы и даже мать капитана Татаринова. После ее звонка доктор прослезился. Как так, человек дозвонился к нему с того света! В «ЗАСЛОНе» не удосужились уточнить информацию о присутствии Григорьева в комиссии по отбору поселенцев на Марс. Он, как никто другой, знал, что Иван Леонидович был круглым сиротой, без жены и детей, иначе бы не пустили в колониальную экспедицию.

Решающим стал звонок главнокомандующего. Александр не без иронии вспомнил нашумевшие в двадцатых вопросы видео-блогера: «Оказавшись перед главным, что ты ему скажешь?». Ох, сколько вопросов тогда хотел задать Григорьев… Решил торговаться. «Поеду, а газ мне в дом села Кочубеевского проведете?», «Этого никак не можно…» – закашляли в ответ. «А у меня доча одна останется рожать, хоть повитуху ей прикомандируйте». «Ее муж – летчик в Сирии?» – проявили осведомленность представители власти.

Долго еще после народ воспринимал как газетную шутку новость о посадке на сельской дороге истребителя СУ-35. Проверить сию «утку» было проще простого. Припаркованный у калитки дома истребитель так и стоял на окраине Кочубеевки, в ожидании первого писка младенца. Катькин муж прибыл из Сирии, можно сказать, прямым рейсом.

– И обязательно подключи Китай к конференцсвязи! Кто там у них в компартии главный сегодня?

– Так он тоже из «правительства»? – недоумевал Валентин.

– Не правительство, а идеология. Китайская компартия – боги на Земле.

– Но Китай не присутствует на Марсе! Их юрисдикция – исключительно Венера…

– Будем их подключать в общую сеть, хватит делить космос по уголкам интересов!

– Сань, ты хорошо себя чувствуешь? Мы здесь для спасения одного единственного человека…

– Соединяй, говорю! Некогда тут мне рассусоливать. Это раньше тут все сидели ради одного человека – самого себя. Сегодня мы будем человечество спасать!

– Что ты задумал делать?

– Варить кашу из топора.

Из зала совещаний, где некогда Григорьев транслировал видео блогера, выносили все: столы, экраны, кулеры и мягкие диваны с массажными механизмами. Все, что отвлекает от мысленной деятельности, поставили вне оказавшегося просторным зала. Расставили ненужное вдоль коридора. Груды беговых дорожек и бильярдных столов непроизвольно выстроили баррикаду на входе вестибюля. Иной космический турист или корреспондент подумал бы, что управление полетами захватили террористы. По сути, так и было – всей операцией руководил фанатик, безмерно преданный своему делу, с верой во всевозможность человеческого разума. Он поклялся камня на камне не оставить от космонавтики в том виде, как она выживает сейчас. Он проповедовал перерождение идеи.

Григорьев посадил напротив себя Валентина, достал папку бумаг и сдвинул лохматые брови. Протокольно вопросил:

– Ну, а теперь рассказывай, что тут у вас произошло…

– То, что знаешь из СМИ…

– Упустим преамбулы.

– Все сваливают ответственность друг на друга: поставщики, заказчики, кураторы, министерства.

– Я не ищу виновных. Я хочу увидеть проблему! – прервал его Григорьев.

– У парня должна была кончиться еда ещё неделю назад. Он там как в блокаде сидит, норма урезана так, что с койки не вставай. И ещё… журналисты не знают… барахлит система воздухообмена. Скоро и воздух кончится.

– Не беда! Какие есть поселения ближайшие?

Доктор покрутил глобус Марса, удачно пронесенный мимо.

– База европейцев. Там лишь роботы обитают. Англо-саксы не определились, как толерантно отправить первую команду: негроидной расы, европеоидной, женщины, мужчины, би… Все сложно.

– А чувства роботов никто не спросил… толерантные Вы наши вши. Ладно, дальше…

– Южнее, у расщелины, расположились модули Space X.

– А этим, так понимаю, санкции запрещают обслуживать русских?

– Да.

– А если Татаринов сменит гражданство? Или придет под нейтральным знаменем к ним, как тогда, в 2018 на Олимпиаде?

– Исключено. Это будет позор для отечественной космонавтики.

– Происходящее сейчас – позор всего человечества!

Григорьев с досады вновь крутанул глобус. Тот покачнулся, попрыгал на одной ножке, но сохранил баланс.

– Бардак! Войны между племенами в песках Аравии влияют на покорение космоса двум передовым государствам! Ты понимаешь, о чем я говорил пять лет назад, когда уходил?! Экономические дилеммы Земли не должны влиять на работу в космосе. Если мы хотим покорять звёзды, надо оставить распри дома. За порог нужно идти рука об руку!

– Это идеалистические болабольства. Ты экономист, знаешь, космические программы – огромный рынок. Если выкинут с Марса Россию, непременно станут монополистами на планете США. Как Китай на Венере. С учётом собственной единственной базы на Луне – Space X имеют большие перспективы по могуществу на рынках всей Солнечной системы.

– Выходит, их не удастся уговорить спасать нашего космонавта.

– Деньги… – многозначно пожал плечами Валентин.

– Суровый закон рынка. Все так… – согласился Григорьев и посмотрел на точку глобуса, где капитан Татаринов дожидался вердикта по своей судьбе.

– Вот что, Валентин. Все эти годы я не праздно проводил время на пенсии.

– Не сомневался. Одна модель твоего солнечного Г-паруса чего стоит! Кстати, я тебе за нее обязан.

– Мы ему все должны.

Григорьев властно показал на фотографию, высветившуюся на главном экране зала. В импровизированном новом кабинете по чрезвычайному спасению марсианской программы настраивали аппаратуру, подключали мониторы и проекторы.

– А купить у Space X через офшор, чтобы европейские роботы доставили?

– Пробовали. У банка, осуществившего таковую операцию, моментально будет отозвана лицензия. Ни один офшор на это не пойдет.

– Тогда у нас последний путь. И следовать ему надо было в самом начале космических полетов.

– Время назад не отмотать.

– Зато, благодаря геройскому полету Татаринова, у нас есть шанс вылечить этот мир.

– О чем ты говоришь?

– Мировая экономика безнадежно больна. Все эти постоянные кризисы, войны ради ресурсов, санкционные противостояния – смертельная болезнь, ведущая наше общество в тупик. Посуди, разве дружба двух поселенцев на Марсе зависит от чванства их правителей на Земле? Нет. Не должно. Они, люди-марсиане, решают свои задачи сами. Что за глупость: дабы жил в роскоши владелец огромного холдинга по сбору ракет, не понимающий в теории гравитации ни цифры, сотни инженеров, годами не смыкавшие глаз в институтах, корпевшие над чертежами вместо семейного ужина, должны продавать свои жизни науке. Абсурд! Это наша реальность, сошедшая с ума настолько, что мы отправляем поселенца на другую планету с испорченным продовольствием. Самое страшное – отправлявший знал о проблеме заранее! Ему наплевать, поскольку семья получит годную говядину на ужин. Не консервированную с соей, как на Марсе, но сочную, отделанную от еще мычащего животного.

– Ты говоришь как коммунист.

– Отнюдь! Я не призываю все поделить. Это равноценный тупик. В конечном итоге коммунизма делить будет нечего. Все захотят богатство соседа, но мало кто пожелает производить это богатство. Коммунизм в апогее наступает, когда последний труженик, ведущий трудовые подвиги, дающий по-стахановски сто смен за раз, оглянется и увидит, что остальные девяносто девять ничего не сделали. Они сидели за его спиной и курили. Работал один, но получат по норме от выработки все. Нет, не о том я говорю.

– Я тебя вконец не понимаю, Александр. Какое отношение это имеет к космическим полетам?

– Прямое, мой друг. Пока мы не решим свои имущественные отношения здесь, нечего нам делить в космосе. Пока мы не изменим свое искаженное экономическое мышление сегодня, не можем думать о будущем. Настал момент. Необходимо создать принципиально новую систему имущественно-социального строя. И мы с тобой это сделаем!

– Наша задача – просто накормить одного голодающего астронавта. И все! Уймись, старый дурак!

– Его накормит наша система! Его и миллионы следующих за ним в космос!

На огромном экране высветилась сцена из популярного мюзикла о трагедии меж звёзд. Главный герой в черной маске, длинном плаще и с чудаковатым мечом принялся напевать армию о далёкой-далёкой галактике. Григорьев замер с вознесённым вверх за мыслью кулаком. Раскрыв рот, доктор посмотрел на экран.

– Александр Родионович! Аппаратура подключена, начинаем прямую трансляцию из центров космических полетов, – доложил кудрявый брюнет в очках с модной толстой оправой.

– Ага. – Григорьев любил напевать арию темного лорда с университетских годов. Он не слышал ее много лет. Постойте, с тех самых пор, как покинул космическую программу. В свое время один шутник ввел случайно незатейливую традицию: при наладке связи и видео контакта на «ЗАСЛОНе» тестовым режимом включать этот отрывок оперетты. Григорьев не припомнит фамилию того техника, случайно введшего забаву, теперь ставшую традицией. Зато отлично помнит, за что уволили техника. Паренёк был с неконтролируемым чувством юмора. Не останавливался в стремлении пошутить ни перед чем. При запуске очередной ракеты он в шутку ввел значение на экране от нажатия кнопки проверки заряда аккумулятора. Благодаря его усилиям на дисплее управления появилась фраза: «Убить всех человеков! Слава роботам!». Глава технического контроля не стерпел подобное. Паренька уволили. Но традиция запускать пляшущего звёздного рыцаря с подтанцовкой белых человечков осталась.

– Оставь тест видео до конца, а потом начинай всех вызванивать!

Доктор экономических наук посмотрел на наручные часы.

– В двадцать один час по Москве назначь экстренную конференцию. Кто поучаствует? Кто не подключится к нашей системе, потом будет кусать локти!

– Ты не хочешь для начала обсудить план с мировыми лидерами государств?

– Лидерами? Эти люди в галстуках при гербах своих стран, по сути, – высокопоставленные марионетки. У нас нет времени согласовывать вопросы через них. Обратимся напрямую к тем, кто им платит.

К разговаривающим корифеям космонавтики подбежал кучерявый паренек:

– Глава иранской и индийской космических корпораций на связи.

– Отлично, включай трансляцию!

Григорьев свободно изъяснялся на английском языке с представителями сторон, желающих, как и Россия, выйти из материнской утробы Земли.

8.

Красный фонарик моргнул под потолком. Так он напоминал единственному обитателю о неполадках в системе воздухоснабжения.

– Не сердись, глаз! – Татаринов воспринимал иначе периодическое подмигивание красным светом. – Откачиваю я из комнаты углекислый газ, концентрирую его в баллон, что с того плохого?

Красная вспышка.

– Не будь снобом, глаз! Ах, да… Почему бы мне просто не взять углекислого газа с улицы – там его концентрация больше. Эх, стеклянная ты дурилка, глаз! Понятно, ты не дышишь воздухом. На улице он сильно примешен радиацией. Да-да, ни один фильтр не спасает. А тут все родное, так сказать, через себя пропущенное.

Фонарик моргнул и, казалось бы, пискнул.

Иван открутил баллон от хитрой системы фильтрования, в очередной раз проверил плотность завернутого крана. Самый что ни на есть стандартный газовый баллон из цельного штампованного куска жести. С таким ещё его дедушка на заводе рессоры автомобильные варил.

– Пойми, глаз! Ты зря возмущаешься! Ничего не могу сделать с этой системой воздуха. У меня попросту нет лишнего кислорода. Знаю, скоро умру, и что с того? Когда летел сюда, мне сразу сказали – обратно не заберут. Суждено, значит, быть похороненным на Марсе. Но знаешь, что, глаз? Я не собираюсь лежать в кубрике согласно распоряжению идиотов из Москвы и ждать голодной смерти. Мне ещё многое надо сделать!

А дел у капитана было действительно невпроворот. Самое главное, что стояло на повестке дня – отфильтровать жидкость в баллоне. Для этого он вновь вышел на открытый воздух. Здесь зимы не чета земным, а ночью округа промерзает до адских холодов. То, что нужно для плана Татаринова. На морозе в минус сотню градусов, субстанция внутри баллона превратится в лёд.

Этот опыт капитан детально расписал в отдельном блокноте, не предназначенном для рапорта в центр управления полетами. Кулинарная книга для будущих поселенцев Марса. Тех, кто приедет его хоронить.

Иван посмотрел на термометр и приоткрыл вентиль. Характерного шипения не последовало. Отлично!

Занёс баллон обратно в жилой модуль.

– Вот, глаз, а ты боялся!

Красная вспышка. Капитан подбежал к болтающемуся вдоль стены шлангу. Ещё десять минут стараний, и невесть откуда нарисовавшаяся бутылка в руках Татаринова наполнилась по конденсатной трубке прозрачной жидкостью.

Фонарик удивлённо вспыхнул красным огоньком.

– Глаз, ты такое не способен оценить. Чистейшая химическая реакция!

Космонавт взболтнул прозрачной бутылкой, по стенкам прошлась перебегающими волнами беспузырьковая жидкость.

– Це два аш пять о аш! – торжественно произнес магическое заклинание человек.

Фонарик моргнул.

– Так, глаз, а теперь запоминай! Эту технологию я записал тут. – Он положил блокнотик на стол. – Умникам с центра об этом знать не надо. Это для моих сменщиков. А я, пожалуй, продегустирую напиток.

9.

В пустующем еще пару часов назад зале совещаний теперь творилась кутерьма. Десятки экранов показывали графики бирж и результаты торгов, из угла в угол бегали аналитики и техники, а в центре всей этой кипящей лужи страстей находился Григорьев и, не садясь за рабочий стол, полустоя делал одному ему понятные заметки в бумагах. На огромный экран северной стены выведена карта земной поверхности с меняющими цвет секторами.

– Что это такое ты тут учудил, Александр Родионович? – К черкающему документы доктору со спины подошёл тучный мужчина с острой бородкой.

Этот голос противным будильником в беспросветную рань отвлёк Григорьева. Он молниеносно бросил ручку на стол и черной кожаной папкой прикрыл свои расчеты. Нашкодивший школьник, припрятав шпаргалку, повернулся к подкравшемуся сзади учителю.

– Антон Павлович! – наигранная радость с улыбкой, показывающей зубы. Они острыми углами точились друг об друга в неправильном прикусе, демонстрируя собеседнику, на что способны. Ворваться в плоть оппонента! – Я делаю ровно то, что следовало бы Вам и коллегам сделать ещё лет пять назад.

Подошедший профессор Ромашков повернул кверху один из попавшихся под руку мониторов. «Что это тут у нас? – прищурился. – График цены на гречку? Поставки сжиженного кислорода? Динамика торгов по волатильным криптовалютам?»

– С каких пор сердце отечественной космонавтики превратилось в рынок? В храме науки торгуют! – воскликнул Ромашков, прочитав заголовки таблоидов на экранах вокруг. – Вы тут торгуете птицами и фимиамом, вместо возношения космических кораблей к небу!

– Базар из науки сделали как раз-таки мои предшественники. – Григорьев поправил очки, слово забрало на своем рыцарском шлеме. – Торговали они не звёздами в небе, но на погонах. Я этого не позволю! И уж поверьте, не слово я принес вам, но меч!

Григорьев воздел указательный палец вверх, грозно сотрясая бровями.

– Но-но, боевые маги, остыньте!

Между выпяченными пузами двух корифеев отечественной мысли появился молодой кучерявый паренёк с очками в толстой оправе. Линзы вовсе не так сильно искажали зримую им действительность, он более носил сей аксессуар на носу в дань моде.

– Здравствуй, Евгений! – Григорьев сменил каменное выражение на лице, пожал руку вклинившемуся мужчине.

Вовремя подоспевший Евгений в новой набранной команде Григорьева занимался вопросом кибернетической безопасности на пункте управления полетами.

– Александр Родионович, я объяснил своим ребятам-кодерам задачу. Они говорят, что это вполне осуществимо за короткий срок, отведенный Вами.

«Отлично! – Григорьев похлопал Женю по плечу. – Я знал, что на тебя можно положиться».

– Антон Павлович, я установил на ваш компьютер обновление антивирусных баз. – Паренек непринужденно обратился ко второму «магу». – Теперь та игра должна запуститься.

Несмотря на ответчика, мужчина потянулся через стол к блюдцу с печеньями. На ходу хрустнул зубами вишнёвую начинку.

– Александр Родионович, а Вы чуть постройнели, с тех пор как ушли на пенсию. Занимаетесь? – Женя на мгновение указал печенькой в сторону живота Григорьева. После, неминуемо съел лакомство вишневого привкуса и комично изобразил обеими руками напряжённые мускулы.

– Да, гимнастикой согреваюсь.

– Какие упражнения? Посоветуете?

– Вряд ли тут они уместны! – хохотнул Григорьев. – Акробатика и махание топором.

– О, как! – восхитился Ромашков. – Седина в бороду, бес в ребро. Таки подались в ролевики? Марина рассказывала, что по молодости Вы были, как его там… «толкиенистом». По лесу бегали с эльфийскими ушками.

Ромашков пристроил указательные пальцы к своим седым вискам и изобразил губами неведомую кляузу. Григорьев кипел сокрытым под толщей магмы жерлом вулкана, но виду не подал. Бывшая супруга не имела права говорить с кем-либо о временах их невинной юности.

– Нет, я нынче подался в более брутальные субкультуры. «Ламбертсексуалы». Слышали о таких?

Женя в неуклюжей спешке подавился печенькой и закашлял, проливая вокруг себя кофе из трясущейся кружки.

Ромашков похлопал паренька по спине.

– Кстати, как там поживает Мария? – невозмутимо продолжил Григорьев.

– В порядке. Что Вы не позвоните сами? Не справитесь о здоровье бывшей супруги?

– В Испанию, по международной линии дорого звонить что-то… – причмокнул нижней губой Григорьев.

На экране появился таймер с обратным отсчетом.

«До выхода в эфир конференции осталось три минуты», – раздался механический голос ассистента Алисы.

– Так, друзья мои, пора за дело! – торжественно хлопнул в ладоши Григорьев.

Женя поставил кружку с кофе обратно через стол к блюдцу с печеньками. Работавший на том столе лысоватый юноша удивлённо развёл руками: «А я ее ищу везде, куда поставил».

Люди вокруг засуетились еще более, чем при настройке сетей. Ромашков, заметив оживление, продолжил тянуть одеяло спокойствия с души Григорьева:

– Я думаю, как так получается, что из всех Мария в молодости выбрала тебя?

– Мы были молоды и глупы. – Продолжая оставаться спиной к оппоненту, Александр прибирал бумажки.

Нельзя допустить картинку в эфире с бардаком на столе.

– Из всех достойных учёных Верховный главнокомандующий выбрал тебя руководить этой спасательной операцией. Торгаша, не инженерного образования. Экономист!

– Тут все просто, Антон… – Он причесал волосы на голове и обернулся к назойливому старику, некогда укравшему вместе с половиной бюджета «ЗАСЛОНа» его жену.

Григорьев сложил на груди руки и состроил угрюмую мину на лице:

– Из всех нас торгашом являлся ты. С определенной особенностью! Ты, хоть и аэрокосмического образования да регалий, торгашом оставался, по сути, всегда. Ты торговал званиями и должностями здесь, – Григорьев развел руками, – развалил храм науки, посадив в него богатых невежд.

Ромашков побагровел, попытался что-то буркнуть в ответ, но сдержался.

– А сейчас я буду торговать возможностями! – Александр Родионович указал на экран. Обратный отсчёт показывал тридцать секунд.

Антон Павлович снял очки, делая вид, что протирает их. На самом деле, он не знал, куда опустить свой взор от созерцания триумфа извечного противника.

– Торговать возможностями создать будущее человечества! Я скажу: кто даст за эту возможность большую цену, тот и молодец. Выиграем от этого все мы. Я объявляю тендер на успех!

Он толкнул указательным пальцем, как рапирой на дуэли, Ромашкова в живот и вытолкнул его тем самым из кадра.

На экран камера выводила прихорашивающегося Григорьева и стоящего по стойке смирно за его спиной Евгения.

Торги начались.

«Вы поддержите проект?»

На следующих переговорах Григорьев не церемонился, а в лоб предложил китайскому лидеру навсегда скинуть гегемонию доллара на закупках белковой смеси. Она жизненно необходима Венерианским крысам, и как следствие ставит в прямую зависимость китайскую Венеру от иностранной валюты.

«Россия продаст Вам столько белка за криптовалюту, сколько смогут поднять Ваши челноки!». – От услышанного лицо лидера поднебесной просияло. «Нам не страшны санкции западных банков. Нет их власти над криптовалютой!» – развеял последние сомнения партнеров Григорьев.

***
«Срочные новости» – музыкальная программа на кухне Кочубеевской молодой семьи прервалась серьезной гримасой журналиста.

«Котировки доллара на международной бирже рухнули, следом за ней обвалился курс евро и ены»

– Стойте, скажите, куда Вы бежите? – Журналист на шумной улице средь высоких стеклянных зданий дернул за рукав господина в очках.

– Нужно немедленно переключить домашний компьютер на добычу криптовалюты! Это единственное платежное средство. – Оттолкнул его спешащий господин и помчался на красный свет через сумбурный поток машин.

«К черту доллары!» – скандировала толпа за спиной корреспондента.

10.

На горизонте поднималась красная привычная дымка. Через пару часов песчаная буря дойдет до поселения Марс-Восточный и заволочёт непроглядной тьмой вид из уютного окна жилого модуля. До голодной кончины в одиночестве капитану Татаринову оставалось катастрофически мало часов умиротворительного созерцания красных барханов под холодным небом чужой планеты. Размашистыми мазками пастели по неестественным пейзажам летели вихри далёких бурь, так безразличных земным обитателям. Какое до них дело мирно пасущимся коровам на заливных лугах Поволжья? Унесенная подобным торнадо корова на Земле способна повлиять на состояние желудка марсианского обитателя, более чем кажется. Взмах крыла бабочки на Земле сказывается голодомором космонавтов на Марсе. Но не наоборот. Землянам дела нет до забот марсиан.

Татаринов налил себе ещё сотню миллиграмм в кружку и принял на душу. «Твое здоровье, глаз!» Татаринов поднес к носу рабочую перчатку, пропахшую машинным маслом. До застолья с философским созерцанием мертвых пустынь космоса он успел поковыряться в механизмах марсохода концерна «Калашников». Капитан наконец понял, в чем была неисправность ходового механизма, клинившая движение. Выполненная из композитных материалов пружина рессор оказалась вовсе не приспособлена к марсианскому климату. Достаточно было попутешествовать по камням, как вся покрылась окислившейся химической корочкой. Сэкономили на оцинковке. Зато ноги отечественных астронавтов не боятся ни инопланетной стужи, ни негативных следствий каких-то там реакций. Биороботы естественного разложения утилизации не требуют. От осознания себя вещью, пришедшей в утиль, Татаринов вновь наполнил кружку. После залпового глотка занюхал рукавицей. Да, славно он потрудился, руки пропахлиработой, выражаясь в резком запахе родной нефти с Земли. Хоть на закусь сгодилась. Он скрутил прогнившую деталь марсохода и приладил на ее место ножку от стула, которую посчитал более ненужной в жилом модуле. Кто на нем завтра сидеть будет? Опробовать на деле свое импортозамещение не успел. Нарисовавшаяся на горизонте буря отложила эксперименты до рассвета.

Очередная кружка, запущенная в утробу без закуски, пошла косо. На сегодня хватит.

Татаринов померил себе давление, посмотрел время и записал рецензию на обратной стороне блокнота с рецептом. «Товарищи приемники, учтите, что на Марсе гравитация в разы меньше земной. Оттого чувство опьянения наступает не сразу. Разреженность состава крови приводит не к постепенному входу в одурманивающее состояние, но резким приходом с ударом по сознанию».

Оказывается, его мысли у окна о вечности Вселенной были не блажью творческой русской души. То был эксперимент на единственном доступном биологическом объекте. Эксперимент, подтвердивший научную гипотезу о влиянии этилового спирта на организм марсианских колонизаторов.

Довольный тем, что слетал на Марс не зря, Татаринов побрёл готовиться ко сну.

Лениво накрылся одеялом и вдруг резко открыл глаза.

Раздался вызов на диспетчерский пульт. Это был звонок с центра управления полетами. Очень необычно для такого позднего времени.

Вскочил с постели и кинулся к пульту управления. Через два быстрых шага импульс движения ослаб, у космонавта подкосились ноги. Хмель точным залпом ударил в голову.

«Надо записать вывод по эксперименту: физические нагрузки или резкое усиление кровотока (его сердце бешено застучало при звонке) приводят к моментальному опьянению».

Нажал на кнопку ответа вызова и пролепетал нечто несуразное.

– Капитан Татаринов! Здравствуйте! – на экране появился непривычный для видеозвонков персонаж. Морщинистый пожилой человек с растрепанными пучками белесых волос. Легкий пушок пересаженных волос едва покрывал залысину. Где-то он видел его…

– Трям, – улыбнулся Иван. Он пытался сказать по слогам «здра-вству-йте», но не получилось.

Господин в экране наклонил голову к плечу и что-то прошептал. Сосредоточенный взгляд косил в камеру, транслирующую сигнал на Марс. «Что с ним? Он болен?»

Доктор Григорьев дослушал ответ и кивнул.

«Мы не афишировали в СМИ. От Татаринова держим в секрете. Датчики с жилого модуля показывают низкое давление воздуха. У него кислородное голодание. Симптомы, схожие с опьянением».

– Иван Львович! Я доктор Григорьев. Возможно, Вы меня помните по программе запуска Вашего челнока в космос.

– Ааа… – Иван покачал указательным пальцем. – Александр Родионович, бородач! «Прошу понять и простить!» – космонавт простодушно засмеялся и уткнулся головой в стол. Тройку раз вздрогнул, выпуская всхлипы. Он был доволен собственной шуткой.

– Я с недавних пор руковожу операцией по спасению Вас и всей космической программы… – Григорьев не обращал внимания на выходки Татаринова, глубоко в душе сокрушаясь бедственным положением его здоровья. Окружавший Александра Родионовича кризисный центр спасения отвечал за спасение жизни этого отважного офицера.

– Из той жопы, в которую Ромашка нас посадил… – перебил его Иван. Он поднял голову и сверкнул красными глазами, готовыми расплакаться. – Эх, Родионович, и как они тебя уговорили!

– Иван Леонидович, я тут в первую очередь ради тебя.

– Мерси! – марсианин прижал раскрытую ладонь к груди.

– Я понимаю, тебе сейчас тяжело воспринимать информацию, которую я хочу донести, но, пожалуйста, постарайся выслушать и понять.

– Из той жопы, в которую… – не унимался космонавт.

– Да, я тебя услышал, Иван. Теперь выслушай меня! Надо, чтобы ты кое-что сделал.

Григорьев замолк и, прищурившись, уставился на капитана.

– У тебя тут вот, – доктор провел пальцем по кончику носа.

Капитан посмотрел в окошко обратной связи на свою физиономию. Нос был вымазан черной кляксой. Показался миленький собачий носик. Он потер его, но машинное масло ещё более размазалось по щекам.

«Пусть с ним!» – махнул рукой космонавт.

– Не важно, – согласился Григорьев. – Чтобы лучше понял, чего от тебя хотят, я хочу рассказать о спектре проведённых нами мероприятий. Ориентируясь в изменившейся международной обстановке, ты сможешь принять верные решения, способные помочь выбраться из сложившейся ситуации.

На самом деле Григорьев задумал раскрыть свой план не только для самого капитана. Татаринов и не подозревал, что за его диалогом наблюдают миллионы пар глаз, подключенные к новой экономической программе. Презентовать ее в подобной претенциозной форме реалити-шоу было необходимо. Это должно показать всем и каждому, что Григорьев прав.

Александр вещал на весь мир с докладом о проделанной работе по разрушению тысячелетиями развивавшейся болезни человечества.

Полет человека на иные планеты, строительство жилья на далёких мирах, виделись доктору очередной ступенью развития цивилизации. К сожалению, жизнь развивалась по лёгкому, но болезненному пути. Он не называл его неправильным. Это путь, сопутствующий болезни. И это хроническая болезнь всего человечества. Каждый из нас ею заражен. Название ее таково: экономическое мышление.

Григорьев встал на фоне огромного экрана бывшего зала совещаний. За его спиной красивыми линиями пересекались карты континентов, мелькали даты и фамилии из истории:

«Европейская цивилизация, приемникам которой мы являемся, открыла для себя в пятнадцатом веке Новый Свет. Что это дало? Развитие. Мы брали с открытого американского континента ресурсы, губили его жителей и не считались с их проблемами. Главной для нас была – прибыль. Вот она, истинная правда нашей жизни. Когда этот рынок был заполонен, возникла необходимость его делить заново…»

Удивительная способность Григорьева убаюкивать слушателей своим голосом сработала и в межпланетарном диапазоне. Едва расслышав сказки о ковбоях и индейцах, капитан Татаринов сомкнул глаза.

Ему снились всадники в шляпах с широкими полями. Их скакуны изящно перепрыгивали со звезды на звезду, а от каждого удара копыт о космические объекты рассыпались в пространстве тюбики с твороженным пудингом. Один из таких рационов космонавтов, внезапно взорвался с грохотом голоса доктора Григорьева:

«Ты, Иван, являешься одним из здоровых пальцев на пораженной проказой руке. И эту гниющую плоть наша цивилизация захотела отрубить вместе со здоровым пальцем».

– А каким пальцем? – встрепенулся Иван, он потерял ход мысли доктора. Большим? Мизинцем?

– Средним! – доктор показал космонавту нужный член тела в экран. – Но вот что я скажу: «Нет!».

«Нет! – потряс он пальцем, символизирующим Татаринова и всю марсианскую экспедицию. – Не позволю!».

Грозно сотрясал рукой Григорьев:

«Природа все придумала за нас. Мать с тяжёлой инфекционной болезнью не способна передать эту заразу своему плоду в утробе. Ребенок, рождённый от ВИЧ-инфицированной особи, не несёт в себе болезни. Он рождается чистым и способен начать здоровую жизнь! Это происходит благодаря особой биохимии крови матери. Причина – хорионический гонадотропин человека!

Он нам сейчас нужен! Механизм, защищающий вышедшего за пределы Земли человека от болезней планетной цивилизации.

Мы должны создать свой экономический гонадотропин человека.

И нами несколько часов назад был предложен сей механизм ведущим космическим корпорациям мира».

– Чем Вы меня кормить собрались? – испугался Татаринов.

Наигранно хохотнув, Григорьев почесал подбородок и сделал шаг в сторону. В кадре появился молодцеватый крепкий мужчина с кучерявыми волосами, обрамлявшими высокий лоб с двумя массивными шишками мыслителя. Евгений деловито поправил галстук и встал по центру кадра.

– Евгений Борисович, далее тебе слово!

Весь мир умилился горделивому взгляду молодого ученого.

– Корпорации, список которых Вы видите на экране, подписали унию. Отныне при операциях, связанных с любой космической или около космической деятельностью, перестают задействоваться все учреждённые валюты мира. В космосе денег нет, товарищи!

Зал специалистов, работавших над воплощением теории Григорьева, зарукоплескал. Их воодушевили не произнесенные слова, в коих присутствующие менеджеры и брокеры не понимали ни буквы. Души людей загорелись от уверенности голоса, доносящего им те непонятные термины.

Стоящий на ступеньках при центральной трибуне Ромашков стыдливо прикрыл глаза рукой.

– Отныне все подобные финансовые операции будут сопровождаться процессами транзакций специально разработанной нами криптовалюты!

«Ни один банк мира не способен проследить путь космического транспортера», – сопроводил мысленным комментарием Григорьев. Анонимность и децентрализованная эмиссия – в космосе нет главных. В космосе все равны, потому как он – смерть. Он смерть всему живому. И Татаринов тому явное подтверждение. Работая сообща, делая единое важное дело, осваивая просторы Вселенной, человечество способно побороть эту смерть!

Погруженный в свои триумфальные размышления о будущем уготованного им мира, Григорьев пропустил мимо ушей увлекательную лекцию Евгения об особенностях разработанной криптовалюты. Ее субсчета, подкасты и уровни распределения давно были придуманы Григорьевым.

– Александр Родионович… – в очередной раз деликатно кашлянул Женя. – Теперь Ваше слово!

Пробуждённый от мечтаний, доктор посмотрел через экран трансляции Татаринову прямо в глаза:

– Иван, тебе поручено запустить первую транзакцию! Цифровое сопровождение осуществим здесь, в командном центре. От тебя требуется совершить доставку любого товара на станцию «Новый Канаверал», штат Марс.

Его голос эхом прокатился по залу конференции, прочие присутствующие молчали, подчёркивая величественный звон колокольного фона, что несут произнесенные слога. «Ты должен совершить первую обменную операцию между контрагентами для начала запуска цепочки блокчейн. Последующие операции будут копировать ее, вычислять алгоритмом следующее значение и присваивать код новой обменной валюте до бесконечности. Парень, сделай этот шаг в бесконечность человеческого прогресса!».

После этих слов Татаринов понял, что последний час провел напрасно. Добраться до колонии Space X? Марсоход сломан, а воздуха в скафандре едва хватит покинуть приделы Русского плато. Ох уж эти ученые-теоретики! Все просто по их бумагам. На практике есть целая гора марсианских проблем.

– Ок, док! – улыбнулся Татаринов. – Я подумаю над этим завтра.

Выключил видеосвязь, погасил свет на станции и лег спать.

11.

Похмелье на Марсе – неприятная штука. Само нахождение на чуждой планете без достаточного запаса еды и воздуха – невеселое развлечение. Когда подобное пребывание сопровождается сильным желанием умереть, одного патриотизма мало. Осиливая суть космического бытия, Татаринов добрался до медицинского отсека. Там, в металлической коробочке, у входа сложены жизненно необходимые лекарства. Среди реанимационных средств, жгутов, ваты и йода оставались пакетики антидота. Вещества, спасающие от отравления, отлично справлялись и с алкогольным отравлением.

Надо будет сказать Григорьеву о необходимости существенно увеличить запас подобных пакетиков в норме положенности жильцов «Марс-Восточный». Разумно, дополнительно включить их в норму праздничных дней, к списку, сразу после шоколада.

У него на сегодня назначено важное дело… но какое, он не помнит. Снилось, что доктор Григорьев вновь руководит на «ЗАСЛОНе». Постойте, а ведь не сон.

Что он вчера ему говорил?

«Поменяйся с Джефри чем-нибудь. Этот предмет должен быть обязательно добыт на Марсе. Процесс сопроводится эмиссией криптовалюты, за которую «ЗАСЛОН» приобретет у Space X необходимый тебе кислород и продукты. Ты им «нечто», а они тебе – еду и воздух».

Воздух… Григорьев вспомнил, что пешим шагом теперь не добраться до Нового Канаверала. Запас баллонов в скафандре не хватит и на десяток часов. Комфортное скоростное путешествие на марсоходе не предвидится. Ножка стула вместо рессора продержится до первого бугорка.

Кроме того, чем ему меняться с двумя мужиками на пустынной планете?

Взгляд прошёлся по комнате.

Красный глаз, что все это время понимающе подмигивал словам мудрого доктора с далёкой земли, выжидающе утих. Тусклые блики рассвета на Марсе ощупывали отсек. В подходящий миг потолочный глаз вспыхнул вновь. Красными бликами прокатился его свет по бутылке с нацеженным спиртом.

Точно! Валюта, спрос на которую никогда не утихает!

«Да, Александр Родионович, я готов».

Остальные решения были приняты молниеносно. В пустующий спиртовой баллон Иван немедленно закачал воздух из кубрика, погрузил все имеющиеся на станции скафандры со встроенными кислородными баками на марсоход. Он выжмет педаль газа в пол и проведет в пути столько времени, как позволит судьба, а далее придется спешиться и ускоренным шагом, задерживать дыхание, следовать к намеченной цели. За недели пребывания в режиме кислородного голодания его организм приспособился справляться с таким переходом.

Он посмотрел в иллюминатор перед выходом, прекрасно осознавая, что это его, возможно, последний поход. Если удастся молитвами священномученика Юры Гагарина преодолеть на марсоходе полпути до Канаверала, кислорода в баках хватит на сутки пешего перехода. В лучшем случае, он задохнется, едва увидев на горизонте белесые мачты антенн Space X.

И пусть. Он погибнет героем в пути, там, где его никто никогда не найдет, а не жертвой удушья при постели. Через сотни лет люди сложат легенды, как его прах забрал Бог на небо. Может, так же канонизируют в Православной Церкви, как некогда стало популярно при реабилитации жертв коммунизма. Далеко не первая жертва демократии.

На горизонте вновь нарисовалась красная буря. В той стороне расположена станция «Новый Свет». Где-то там скоро появится холмик красного пепла над павшим астронавтом другой планеты.

И будь что будет.

– Прощай, глаз! – Татаринов вышел в отсек гаража и нажал на выпускную кнопку. Шлюз плавно закрылся, выкачался воздух.

Сел в кабину марсохода, перекинул через плечо ремень безопасности.

Не из боязни штрафов. На Марсе некому махать полосатой палкой, хотя пара человек с нетрадиционной ориентации имеются.

Если на полном ходу лопнет самодельный рессор, с учётом слабой гравитации, самодвижущийся аппарат космонавта хорошенько встряхнет. Надо уберечь себя от напрасной смерти от ушиба об потолок отечественного машиностроения. Ремень дополнительно прижал к телу бутыль с ценной жидкостью, ещё помнящей ночную выморозку из баллона. Субстанция приятным холодком обожгла бок.

«Поехали!» – Татаринов выжал с ходу максимум газу и помчался в неизвестность, навстречу непроглядной буре. Ветряная завеса приближалась к его станции ближе и ближе. Она ему не страшна. Его марсоход питался от атомной батареи, не нуждался в подзарядке светом, как безнадежно устаревшие роботы Европейского агентства. В погоне за «ЭКО-технологиями» западные партнеры напрочь отказались в своей экспедиции от атомной энергетики. Глупые. Была б тут на Марсе ещё экология, которую следовало защищать. А так… пустые эпитеты поэм для Гретты Тумберг.

Сиденье под Иваном начало пошатываться вверх-вниз. Аппарат пытался автоматически подстроить ровное положение ввиду изменившейся деформации рессор. Они начали давать слабину. Далеко за горизонтом скрылся жилой модуль. Проехали последнюю возможность вернуться назад. Помирать под нежные всхлипывания красного фонаря не хотелось. Ещё качок, в этот раз похожий на его детские прыжки в батутном парке и…

Марсоход влетел в бурю. Сплошной мглой она окружила обитателя бескрайних земель. Он не видел сторон, куда мчит. Навигатор запрограммирован на следование по заданному маршруту и знал лишь о препятствиях, исследованных на карте местности. Последнее обновление географических баз случилось, кажется, полгода назад. Надутые барханы или вымытые ветром расщелины, не известные компьютеру, вполне могут оказаться непреодолимым барьером. В один из таких он налетел в порыве реактивного прорыва. По трамплину новообразованного бархана марсоход вылетел стрелой, несомой ветром. Прыжок оказался затяжным, в какой-то момент Татаринов вспомнил яркие моменты своей жизни. В последний раз произнес пару давно забытых молитв. Оставшееся в полете время он не понимал, почему ещё не умер.

Вестибулярный аппарат в ухе вновь заработал, пискляво щекоча вернувшимся чувством падения. Удара не слышно. Скрип колес, скрежет рамы, треск лопнувших рессор, катящихся по бездорожью иных планет, загремели какофонией космической симфонии.

«Суши весла, Татаринов, приехали!»

Горлышко бутылочки под скафандром «дзынькнуло» о застёжку внутреннего кармана.

До пункта назначения оставалась заветная половина пути. В этот раз судьба благосклонна к нему, предоставляя возможность помереть с отражением цели в глазах.

«Приехали».

С учетом проделанного пути, кислорода в скафандре осталось на двенадцать часов. Нужно потратить это время с пользой.

Ликующий вокруг места аварии вальс ветра и песка не позволял выйти из кабины. Необходимо подождать погоды.

Самое правильное в таком положении – успокоиться и уснуть. Уснуть с надеждой на возможность переключиться на пятидесятилитровый баллон советских времен. Тот, что пропах парами спирта.

Он закрыл глаза, болевой шок многочисленных ударов от первой марсианской автокатастрофы увел сознание в небытие.

Ему бередились зелёные луга приволжских степей, жужжание насекомых над ухом. Комар не переставал жужжать, не садился на плечо испить теплой кровушки, не улетал дальше, искать новую жертву. Он целенаправленно мешал уйти в блаженный «дзен» под созерцание серебристой глади Волги. Ее волны уходили за горизонт. Татаринов отринул лень и во сне попытался отмахнуть рукой противное насекомое.

Массивная перчатка скафандра шлепнула о стекло шлема.

Он проснулся.

Жужжание не прекращалось. В отключке он пробыл относительно недолго. Пару часов. За это время буря ушла на север, оставляя припорошённые остатки марсохода выгорать под открытым солнцем.

Он повернул голову на противный звук.

Метрах в ста от места аварии по песку буксовал робот «Святая Мария». Она поднимала вокруг себя столб пыли, тем самым ещё более закапывая собственные солнечные панели. Стремление к спасению губило ее же саму. Некая форма самоедства от топтания на одном месте.

– Маша! – вскрикнул Татаринов. – Маша, ты здесь!

Он постучал в стекло марсохода, надеясь, что дружелюбным пёсиком соседский робот бросит свое зарывание костей в марсианский грунт и прибежит к нему, ласково виляя антенным хвостиком.

Иван выбрался из разбитой кабины и, оставляя следы на мелкой крошке песчаника, помчался к роботу.

Камеры того заметили движение по левому борту. Робот прекратил поднимать пыль, осмысляя приближающееся нечто.

Татаринов подлетел к роботу, принялся судорожно отчищать от грунта своего любимца из стали и пластика.

«Машка! Как я рад тебя видеть!» – он аккуратно стряхнул песок с солнечных батарей, стараясь не оцарапать их.

«Отвезешь меня в гости к Джефри?»

Камера, до того направленная на контроль действий рук человека с принимающим энергию покрытием, развернулась на девяносто градусов. Робот уставился на лицо Ивана, изумлённо крутя линзами подстройки изображения.

«К Джефри, – принялся пояснять тот, – на станцию Новый Канаверал».

Робот продолжал упрямо смотреть на него. Странно, раньше Машка так себя не вела, а уезжала, как почувствует работоспособность систем.

Перепрошили, что ли, этих стальных ребят… точно! Когда-то давно он слышал о возможности ручного управления роботами. Скорее всего, через эти глупые камеры на него пялится какой-нибудь француз или англичанин.

«Ай вонт ту драйв он Марс стейшен Нью Канаверал», – коряво, как мог, проговорил Татаринов.

Линзы моргнули.

«А, ты ж ничего не слышишь!»

– Сейчас, смотри сюда! – Татаринов отошёл от объектива взгляда робота, указал пальцем на свою приподнятую у груди правую руку. Четыре соединённых пальца подпирались большим. Он сделал движение, импровизирующее раскрывание клюва.

«Привет!» – пробурчал он, парадируя речь разговаривающей варежки скафандра.

Движения пальцев были не так просты. Чередуя длинные и короткие паузы открывания перчаточного клюва, Татаринов азбукой Морзе набил сообщение: «Мне нужно попасть на станцию Новый Канаверал. Ты меня довезешь?»

Камера подняла взор на лицо Татаринова и сделала кивок вверх-вниз.

«Покатай меня, большая черепаха!» – радостно завизжал Иван, удобно пристраиваясь на спину робота.

Пафосная пробуксовка по марсианскому грунту, и львёнок с черепахой отправились в большой и быстрый путь.

Стучать в двери станции Space X не пришлось. Два астронавта ещё издалека заприметили равномерно приближающийся к ним столб дыма.

Периметровые наблюдательные камеры передали картину едущего на печи Ивана. Фигура человека ритмично размахивала руками, явно что-то напевая себе под скафандр.

Они вышли встречать гостя на порог.

«У вас товар, у нас купец!» – слезая с самодвижущейся печки, прокричал Иван.

12.

Красный глаз сверкнул и погас, предупреждая, что в транспортном отсеке припарковался марсоход с дневной сменой. Перегонка воздуха завершилась, и глаз потух. Давление в жилом модуле стабильное.

Шлюз между отсеками открылся, в него прошла тройка космонавтов, радостно обсуждая свершенные за сегодня строительные работы.

– Тише вы, разгалделись! – шикнул на них Иван Татаринов. – Я пытаюсь поймать волну Марс-Fm.

Ребята продолжали улыбаться, но вели себя тише. Одна из них подошла к командиру, облокотилась на плечо и нежно прошептала: «Вань, а сегодня будут мелодии поромантичнее на твоей Марс-волне?»

– Будут патриотичные! – дернул плечом командир Татаринов. – Как-никак профессиональный праздник – День Космонавтики!

«Фу, зануда!» – не озвучила девушка и удалилась в помывочный модуль.

– Федя, ты закончил прибираться в конферанс комнате? – оторвался от радиоприемника Татаринов.

Шурша пневмо-ногами, робот Федор выплыл в командный отсек и приложил правый манипулятор к квадратной башке. «Выполнена гигиеническая чистка диванных поверхностей, глянцевание столовой доски и сервировка столовых приборов».

«Молодец, жестянка! Хоть кто-то тут работает».

У Ивана получалось делать серьезное лицо натужно. Он не мог сердиться на свой экипаж, но старался не сбавлять им тонуса. Иначе совсем расслабятся марсианские труженики.

После перевода космической отрасли Земли на рельсы экономической мысли Григорьева, межпланетные полеты обрели второе дыхание. За минувший год космодром «Восточный» обзавелся шестью новыми столами для запусков межпланетарных пилотируемых кораблей, по два стола для каждого запуска – летящий и дублирующий. Концерн Калашников выкупил технологию особо прочной стали и принялся штамповать марсоходы по чертежам Tesla Ciber Track. Это было одним из условий вступления США в новую экономическую программу. На Марсе-Восточном также произошли разительные изменения. Прибывшая летом ракета «ЗАСЛОНа», кроме новых членов экипажа, привезла модули строительного завода. Новое руководство корпорации решило проблему регистрации жилых строений на космических колониях России и принялось за капитальное строительство полноценных сооружений.

Иван иногда посматривал в окно с чувством сказочного небытия. Казалось, это все неправда, это все какой-то рай, тот самый иной свет, куда он перенесся, скончавшись голодной смертью. Некий зацикленный на вечность мечтательный трип сознания. Нирвана или Вальхалла для космонавтов. Вместо семидесяти семи девственниц его окружало благоденствие расцветающей космонавтики. Это куда приятнее. За такой рай он согласен умереть.

От подсознательных самокопаний его отвлек звонок центра управления полетами.

– Здравствуйте, Александр Родионович! – радостно помахал в экран Татаринов.

– Приветствую тебя, Иван Леонидович! Звоню поздравить вашу команду с профессиональным праздником…

– Подожди, Родионович, я сейчас ребят позову, они заслужили услышать хвалебные поздравления от легенды галактики.

– Перестань! – Григорьев смущенно махнул рукой. – Прежде я хотел бы с тобой обсудить одну вещь тет-а-тет.

– Слушаю… – растерялся командир Марса. Трансляция космических переговоров не самый интимный канал для разговоров тет-а-тет. Для таких вещей есть, в конце концов, Telegram-чат. Слава святому просветителю Стиву Джобсу, интернет-сеть «пять-джи» на Марсе работает стабильно.

– Иван, у меня к тебе один вопрос. Ты посоветуешь…

– Слушаю внимательно, Александр Родионович!

– Вчера мы зарегистрировали в мировом банке алгоритм планетарных обменных механизмов. Теперь космическая экономика работает официально.

– Это замечательно!

– Остался нерешенным важный вопрос: как нам назвать новую обменную единицу в этой системе ХГЧ?

Татаринов хитро улыбнулся, посмотрел на отремонтированную станцию, обвел взглядом свою команду. В соседнем отсеке звенел посудой робот Федор. Это звучное побрякивание бокалов напомнило ему о самой первой обменной операции ХГЧ.

– Доктор Григорьев, а назовите свою валюту Gram! Самая первая транзакция новой системы началась с распития семисот Gram на троих.


Оглавление

  • 1.
  • 2.
  • 3.
  • 4.
  • 5.
  • 6.
  • 7.
  • 8.
  • 9.
  • 10.
  • 11.
  • 12.