Как Люсинда за Оскаром ходила [Милена Миллинткевич] (fb2) читать постранично, страница - 2


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

вот в один погожий день вернулась Люсинда с утренней дойки. Поставила на плиту чайник. Достала из шкафа последнюю банку с маринованными воспоминаниями прошлого лета, ну в смысле с огурцами. Накрошила крупненько в тарелку сала. Выставила на стол чугунок с молодой картошкой в мундирах и, щедро матеря родню, сожравшую накануне весь зелёный лук, плюхнула в кружку заварки.

Пронзительно засвистел позабытый на плите чайник, перепугав Люсинду до дрожи в коленках. Едва она уселась за стол и отпила из литровой кружки пару глотков пахнущего липой чая, вприкуску с добрым ломтём ржаного хлеба, сдобренного крупной солью и натёртого зубчиком чеснока, как с улицы послышались крики.

К хате на стареньком лисапеде подъехал шепелявый Ванька-почтальон. Следом за ним, поднимая пыль по дороге не хуже колхозного табуна, неслись местные сплетники.

– Никифоровна! Шлышь! – под гомон соседей прокричал в окно Ванька. – Табе пишмо ш телефишору.

– Откуда? – дожёвывая огурец и утирая сальный рот передником, Люсинда высунулась в окно. – Ты шо, Ванёк, с утреца уже набрался?

– Та ты шо, Никифоровна! Я – штекло! – смутился почтальон. – Ты ж его́ пади ждала? Держи! Жакажное!

Люсинда на полпуза протиснулась в створки окна, да так, что едва не вынесла своим авторитетом и восьмым номером раму, расписалась в протянутой бумажке, и уже хотела было впихнуть себя назад, как с улицы поднялся вой:

– Поимей совесть, Люська! Зачти! Народу интересно, хто тебе с телевизора пишет?

Люсинда фыркнула, втиснула себя в окно и закрыла створки. В хате что-то зазвенело и, с грохотом свалившись на пол, разбилось. Следом послышалась отборнейшая речь номинантки на звание «Самой остроязыкатой и суетной чирикалки колхоза».

Появившись на крыльце, Люсинда сразила присутствующих невозмутимым выражением надменной морды лица. Вытащив из уже вскрытого конверта листок и, развернув его как в замедленной киносъёмке, она изрекла:

– Я же говорила, что получу Оскара! Вот любуйтесь!

Она издали показала листок, исписанный мелким убористым шрифтом не по-нашенски и, смерив всех презрительным взглядом, удалилась под несмолкаемый гул и вой колхозных активистов.


На том, может, всё и закончилось бы, да только кому-то там за океаном пришла в безумную голову гениальнейшая идея – провести церемонию вручения премии киноакадемии на родине самой необычной актрисы года.


В тот день после очередной ссоры с Палычем, Люсинда, в кои-то веки решила сама с ним примериться. Накупила в Сельпо всяких деликатесов – макарон быстрого приготовления, сыроплавленной колбасы, рыбных тефтелей в томате, даже банку сливочного маргарина «Rama» по такому случаю не забыла и две буханки свежего вчерашнего белого хлеба из-под полы. Прихватила из дома бутылку самогона, и, найденную в закромах хаты предпоследнюю банку с маринованными воспоминаниями – последние огурцы-то уже доела. Нацепив купленный по случаю в городе новый спортивный костюм, повязав красную пролетарскую косынку и предвкушая знатные посиделки, она гордо шла по улице в клубах свежеподнятой пыли под свист шин и визг тормозов, проезжавших мимо лимузинов, абсолютно ничего не замечая вокруг.

– Люсинда! Слышь! – из-за угла выбежала запыхавшаяся и взъерошенная завклубом Клавдия. – Беги скорее, тебя председатель ищет и этот… как его… губырнатор.

– Подождут! – надула Люсинда морковные вареники. – У меня поважнее дело имеется. Мне с Палычем мировую заключить надо.

– Да в клубе твой Палыч! – потянула за руку Клавдия. – Весь колхоз в клубе. Тебя одну ждут. Видала, сколько лимузиньев понаехало?

– Да на что мне те уродливые сараи на колёсах? Меня мотоцикл Палыча устраивает.

– Ой, Люсинда! Скажешь тоже… Идём! Мне председатель башку отвернёт, если я тебя в клуб не доставлю…

Глядя на размазанную тушь под глазами Клавдии, Люсинда поправила косынку, перехватила из одной руки в другую кашолку с деликатесами и выдохнула:

– Ну, так и быть. Пошли, что ли?


Красная дорожка шумела и, вскрикивая, ликовала при появлении очередной неизвестной знаменитости. Как бы ни хотелось Люсинде, пройти с кашолками под радостный треск фотокамер ей не позволили. Стоя за кулисами и тихо вспоминая организаторов внепланового беспредела всеми известными ей словами, Люсинда бросала на Клавдию гневные взгляды. Тут к ней подскочила длинноногая девица в прозрачной комбинации и, ухватив за локоть, потащила на сцену.

– Кашолки оставь! – прошипела ей вслед Клавдия.

– Ага! Щаз! – огрызнулась Люсинда. – Чтобы ты моей сыроплавленной колбасе ноги приделала?

Отбиваясь от охранников кашолкой, Люсинда споткнулась и вывалилась на сцену. Зал замер. По дощатому полу покатились две банки рыбных консервов и, стукнувшись, упали возле трибуны. Раздался дружный смех.

– Чё ха-ха! – собирая продукты, оскалилась Люсинда. – Это так вы своих звёзд встречаете?

Бородатый дядька пролепетал что-то по заграничному.

– Подходите поближе. Мы вас награждать будем, – озираясь по сторонам,