Байки негевского бабайки. Том1 [Пиня Копман] (fb2) читать онлайн
- Байки негевского бабайки. Том1 1.79 Мб, 164с. скачать: (fb2) читать: (полностью) - (постранично) - Пиня Копман
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
Пиня Копман Байки негевского бабайки. Том1
1. ХИХАНЬКИ
1.1 Good Omens
Кто-то режет вены, кто-то рушит стены в маленькой вселенной скука и бардак Дамы, джентльмены ждут нас перемены. После непременно будет всё не так. Будет все как надо, ни врага ни гада, добрые улыбки праведных людей. Летом свежесть сада, умная эстрада, золотые рыбки- кушай и балдей. Будут на балконе розовые пони И не будет смерти, только бытие Перлы на мольберте вишенки в десерте. Вы уж мне поверьте, дамы и месье! Пани и панове, будет всё нам внове Тещи и свекрови станут лучше мам. Добрые соседи Герры и миледи, никаких трагедий и кровавых драм. Сэры и сеньоры споры, драки ссоры позабудут вскоре как ночной кошмар. Всюду на планете вежливые дети дарят всем букеты в отзвуках фанфар.
Это будет завтра, может послезавтра ну на крайний случай в будущем году… Не бейте мне ипальник гражданин начальник! Я уже молчальник! Слушаюсь! Иду!
1.2 Рубаи, рубленные рубилом
1 Я любимой дарил и цветы, и духи, Я читал ей стихи про любовь и грехи. Но к утру уходила любимая, хмурясь. Может, я подобрал неудачно стихи? 2 Я милую трепетной ланью назвал Я пэри своей, луноликой назвал. Не мог, хоть убей, ее имени вспомнить! Склероз. То есть в памяти полный провал. 3 Разменяв сто динаров у местных менял Я продажную деву на площади снял. Но когда она лик свой слегка приоткрыла я, в испуге, немедля в Медину слинял. 4 Пить вино запретил правоверным Аллах В том согласны мулла, шах-ин-шах и феллах. Я же только гашиш продаю правоверным. Я с Аллахом не спорю и не при делах. 5 В раю мужчинам праведным вольнО И сладостно грешить, и пить вино Вот грешниц в рай к мужчинам и отправят: Ведь праведницам то запрещено. 6 – Как хотелось бы мне жить хотя бы сто лет! – Так женись! Уж поверь, лучше способа нет! – Что, женюсь и прожить сотню лет я сумею? – Нет! Желанья жить долго исчезнет и след. 7 Пил вино. Подкатила девица одна. Ах, какой мне красивой казалась она! Утром гуля увидел с собою в постели. Где бы взять еще десять кувшинов вина? 8 Если стол твой обилен питьём и едой не гнети себя страхом и мыслью худой Ты не делай забор свой плотнее и выше Сделай шире свой стол, будь за ним тамадой!
9 Ценили Хайяма во все времена, за строфы в честь лени, и дев, и вина. Так мир изначала устроил Создатель, что мудрость поэтов ему не нужна. 10 Ох, Стихира! У нас графоман и поэт, каждый мнит, что он Пушкин, ну минимум Фет. Но читатели думают как-то иначе. Видно, просто достойных читателей нет.
1.3 Хаечки
АССОЦИАЦИИ Утром за серым окном Сакуры цветок распустился… Вся молодежь распустилась!
МОРСКОЕ Люди плавают в море Море любит отважных Акулы тоже.
Цели корабль не достиг Море его погребло Но Оскара дали.
КСТАТИ, О ПТИЧКАХ
Как выступал павлин, царственно хвост распустив! А в супе невкусен.
Поздняя осень пришла. Птицы на запад летят. Даром ведь, сволочи!
Осень. Синицы сидят на крыльце. Выпущу кошку.
Целую ночь за окном пел соловей. Напился, наверно.
1.4 Обыкновенная история
Я правдоруб. Мне врать невместно, и потому бываю груб. Гулял Петрарка, как известно, хоть был великий однолюб.
Но тут, поверь мне, нет измены: природа наша такова. Мужик вернется непременно, уплыв порой на день, на два.
Горит звездой любовь поэта, пока поэт уверен в ней. Она сильнее тьмы и света и неподвластна бегу дней.
Нельзя душить той веры пламя! Звезда погаснет и, когда любовь остынет между вами, скуют весь мир покровы льда!
Теплом любви живет планета, Творец её благослови! Она б замерзла без поэта, и без его большой любви.
Тоску развеет, успокоит как звезды в небе по ночам. Любовь огромна! И не стоит так придираться к мелочам!
Она как солнца ясный лучик, когда корабль плывёт домой. Бывает, солнце скроют тучи, и ветер в лоб, и бури вой,
но буря кончится, я знаю, и путь к причалу кораблю. Пусти ж домой меня, родная! Ведь я тебя одну люблю.
1.5 Мечты-мечты…
Когда возляжет лев с ягненком, не станет муху жрать паук, и крокодил, с урчаньем тонким, начнет конфетки есть из рук, Когда дракон, объевшись маком, взлетит как птичка, над селом, Машины, из любви к собакам себя сдадут в металлолом. И розы шип уже не ранит, и скажет правду адвокат, А носорог, нежнее лани, замрет, любуясь на закат. Голодные съедят обеды, из СМИ прогонят всех лжецов, И ночь придёт, и канут беды и перфоратор у соседа сломается в конце-концов!
1.6 Басня о дисциплине
Ну почему Господь устроил так: народ страдает, если царь дурак. Но стоит сбросить дурака, и вот - страдает в десять раз сильней народ.
В стране восточной правил хан Борис. Был глуповат, и нос его был сиз. Пил алкоголь (прости его, Аллах!) и портил воздух даже при послах. Никто уже не уважал страны, хоть, слава Богу, не было войны.
А ханский визирь, подлинный урод, мздоимцем был, и обирал народ. Когда свой плов без мяса ел бедняк, то все ворчал: "Виновен хан-дурак. Всё тяжелей простых людей стезя. И знают все: "Так дальше жить нельзя!"
А из толпы неслось в базарный день: "Зачем нам хан, который туп, как пень?" Ворует визирь не боясь при нем, народ же все беднее с каждым днем" И как-то в среду, совершив намаз, сказали люди: "Хватит! Пробил час!"
И взвилось пламя бунта до небес, и хан Борис в том пламени исчез. На ханский трон взошел Башка-Секир. Жестокий карлик ненавидел мир. Он непрестанно с кем-то вел войну, и лихорадка бед трясла страну.
Доход стал низок, а налог высок. Ушли улыбки, как вода в песок. Мздоимец визирь сажен был на кол, народ остался голоден и гол. Умен ли хан, никто не знал, увы. Кто смог узнать – лишился головы.
О бунте вновь не заводили речь: у болтунов башка летела с плеч. И всюду слышен крик издалека: "Как мудрец он, наш Секир-Башка!" Лишь изредка смельчак шептал в кулак: "Уж лучше б правил прежний хан дурак!"
Читатель! Здесь мораль как мир стара: не стоит от добра искать добра. Начальник дурень? Слушай, как отца и не проси другого у Творца. Не ровен час, на место дурака придет не умник, а Секир-башка.
1.7 Притча о нектаре
Вспоминаю о преданьи старом: На Востоке, на краю Земли под сухим раскидистым чинаром, полные божественным нектаром лилии волшебные цвели.
За неделей быстро шла неделя. В той земле летал под видом шмеля, заколдован ведьмою на срок, местный принц, по имени Емеля женских прелестей большой знаток.
Облетев округу шибче птицы вот он к нежным лилиям стремится, говорит, настойчив, но не груб: "Дайте мне напиться, чаровницы пряным соком с ваших сладких губ"
Первая ответила сначала: «Много вас, шмели да мотыльки. Чтобы я да каждому давала?" А вторая просто промолчала, но зато раскрыла лепестки.
И когда отведал шмель гостинца, приняв от цветка заветный дар, из букашки, не крупней мизинца, он мгновенно превратился в принца. Видно, с витамином был нектар.
Принц Емеля знал, к чему стремится: Колдуна знакомого позвал. Лилию тот превратил в девицу, принц же поспешил на ней жениться. Очень ожидаемый финал.
А другая лилия нимало никому нектара не дала. и она, когда пора настала, осенью бессмысленно увяла. Вот такие грустные дела.
В наше время это каждый знает, мудрый аксакал или дебил: И вино от старости скисает. Кто не отдает – всегда теряет. Тот, кто отдал – больше сохранил
Пусть старо преданье, но, конечно, Вы поймали этой притчи нить? Милая, ведь красота не вечна. Ах, не стоит быть Вам бессердечной, и нектар до пенсии хранить.
1.8 Басня о соловье и розе
Хранит преданья старина И слышал стар и млад, Что есть волшебная страна И в ней чудесный сад. Там звезды целый день горят Течет вино в реке Цветы и птицы говорят На общем языке.
И в том саду, и в той стране, как указал Аллах, Однажды Роза по весне Как пери расцвела. И Соловей в ту розу был Без памяти влюблен Он для нее семью забыл, Забыл покой и сон.
С утра до ночи песни пел Ей пламенный артист Но скоро Розе надоел Его любовный свист. Она ему сказала: «Вон! Катись туда, где жил! Пусть ты влюблен, но ты смешон, И мне совсем не мил!
И Соловей покинул сад, Хоть был он этому не рад, И клял свое житье. К жене он прилетел назад. И после много лет подряд Он пел лишь для нее.
Увы. Мораль всего одну Сумел придумать я: Люби, мужик, свою жену, Причем, желательно, одну. А то попрут, – как в старину Поперли Соловья!
1.9 А Минздрав предупреждал! Капля никотина убивает лошадь, а хомяка разрывает на куски! Из приколов Фоменко Белый потолок забрызган кровью, Лаборант в углу без чувств обмяк. Новой жертвой в битве за здоровье Пал отважный молодой хомяк.
Не дурак, не псих и не калека, веруя в науку и закон, За лошадку и за человека Каплю никотина принял он
Не дождутся сына мама с папой, и до поздней слякотной поры слез ручьи с усов стирая лапой будет ждать невеста у норы
Плакала уборщица Томара. Помянувши чью-то мать и дочь, два слегка взбледнувших санитара вынесли остатки тела прочь.
И теперь ужасные кошмары, разрывая сердце, снятся мне: хомячок с кубинскою сигарой в маршальской фуражке на коне,
по холмам зеленым, гладким склонам, движимы желанием одним миллионы хомяков в колоннах молча маршируют перед ним.
В касках маскировочной расцветки, в сапогах из хромовых пластин. Каждый, как ружье, несет пипетку с надписью по-русски: "Никотин"
Ужас оккупирует планету, в панике и взрывах города… Я, вскочив, хватаю сигарету. Так курить не брошу никогда!
1.10 Вольный перевод латинских крылатых фраз
А PEDIBUS USQUE AD CAPUT пешком до инфаркта ...................................... DO UT FACIAS дам по фэйсу .................................................... DUM SPIRO, SPERO надумал спереть, – сопри ......................................................... HOMO HOMINI LUPUS EST гей для гея волка съест ........................ QUOD LICET JOVI, NON LICET BOVI что лижут Юпитеру, не лижут быку ........................................ NOTA BENE хорошая мелодия ............................................... OMNIA MEA MECUM PORTO всё мое мне кум портит
1.11 Magic Art
Свинг на сонет 18 Шекспира
Букет, стоящий долго в вазе, теряет лепестки цветов и скоро, гол и безобразен, предстать перед тобой готов.
Вот и тебе, красотка,стоит постичь, как я давно постиг: природа дарит красотою лишь на единый краткий миг.
Но образ твой художник смело запечатлеет на холсте и вдруг бессмертным станет тело, и нет пределов красоте.
Картина, статуя, камея стоят веками без помех. Ведь лишь одно искусство смеет остановить мгновений бег.
Так время не теряй беспечно пока прекрасна и юна. Жизнь коротка, искусство – вечно, а ты в своих страстях вольна.
Взгляни: вот, посланный судьбою, способный красоту воспеть, стоит поэт перед тобою. А вдруг других не будет впредь?
Не упусти возможность эту сопротивленья забытью, и подари любовь поэту! Он воспоёт красу твою.
Пусть не смущает робость мнима, и про грехи поклёп и ложь. И ты, прекрасна и любима в его стихах в века войдешь!
1.12 Кому на Руси жить…
1 (О тяготах)
Как то раз, в конце недели, продолжая старый спор, на златом крыльце сидели олигарх, чиновник, вор. Ели гурьевскую кашу (с маслицем – деликатес). Бражку тоже пили нашу: ту, что с лейбою «О.С.» И до третьей смены блюда обсуждали, гой еси, а кому живется худо в наше время на Руси.
Подтянув трусы Кардена олигарх сказал: «Так вот, нам, ведущим бизнесменам, жизнь – не мед и не компот. От Москвы до Самотлора знает каждая семья: это я страны опора и кормилец – тоже я! И налоги, между прочим – и бабульке и врачу. Это я плачу рабочим. И министрам я плачу. Но обидам нету счета… А ведь кровь течет из жил: столько трачу сил и пота, чтоб народ наш лучше жил! Просыпаюсь среди ночи - нету сил прилечь в кровать. Все печалюсь о рабочем: как ему зарплату дать? Нет расслабиться момента. Все такая маета: тянут лапы конкуренты, рвут заказы изо рта.
Маюсь с зорьки до заката, и копейке мелкой рад. Тут же лезут бюрократы: – А пожалуйте откат. За кредиты, за залоги. Уж за крышу я молчу. Взятки, подкупы, налоги – только Крезу по плечу. Выйдешь в поле, шепчешь матом как в груди огонь печет… А рабочему зарплату? Все замой же личный счет. И когда ты на пределе Отдохнуть нельзя опять: Даже в сраном Куршевеле не дают шалаву снять. Так что, братцы, вот вам слово, и уж вы поверьте мне: Олигархом быть хреново в нашей гребаной стране.
И, откинувшись на стуле он смахнул устало пот. Все сочувственно кивнули: врет. Но как красиво врет!
Вор приподнял кружку с квасом, осушил ее на треть, И слегка пропитым басом стал старинный шлягер петь:
«На Земле весь род людской полон дуриков и ло-о-охов что давало жить непло-о-охо не горбатясь день деньской. О богатстве грезя, люди без заботы и труда, приносили нам на блюде что скопилось за года. Но пришел наш звездный час, но пришел наш звездный час! Вся страна пошла под нас… Пошла под нас!
Вся страна пошла под нас, пошла-а-а под нас! Люд про ваучер узнал, люд поехал за грани-и-ицу чтоб хоть чем-то поживи-и-иться. Воцарился черный нал. Продавали братья брата и отца сынок родной, От мента и до комбата все пошло одной ценой. Миром правил черный нал, миром правил черный нал! Криминал там правил бал, там правил бал! Криминал там правил бал, там пра-а-авил бал! И пока тупой шахтер чах над ваучером хи-и-илым, Продавалось все, что бы-ы-ыло, крышевал бандит и вор. По велению министров шахты, банки, города, продавались быстро-быстро за копейки навсегда. Прославляя криминал, прославляя криминал, правил всем откат и нал, Откат и нал!
Правил всем откат и нал, отка-ат и нал!
Гости хлопали в ладоши, олигарх добавил свист. Голос вправду был хороший. Явно – «камерный» артист. Тут слеза из глаза вора заструилась на стекло. Он сказал с тоской во взоре: все что было – все прошло. Бизнес стал иной местами, Черный нал ушел на дно. Конкурировать с ментами Рекетиру не дано.
И кому теперь я нужен? Тыришь, чтоб не склеить ласт. Заработать бы на ужин. А на завтрак – Бог подаст. Не копил в былую пору. Пропивал. Считал – фигня. Нет в стране несчастней вора! То есть ясно, что меня. И, присев на стул устало, Он допил из кружки квас. Все сочувственно молчали: так, с душою, врет лишь асс. 3. Словно приняв эстафету, подняв рюмку коньяка, бюрократ, в ответ на это, начал так издалека: Кто читал в Завете Новом, кто-то знает из газет, Что вначале было слово. А какое – данных нет. И, хоть я там не был лично, но готов свой пост закласть: не про свет сказал Всевышний, Бог сказал: «Да будет власть!» Так намечена дорога. И, с теченьем лет, видней: всяка власть идет от Бога, мир наш зиждется на ней. Почитай что бесполезны вера, преданность, мораль. Мы, чтоб мир не канул в бездну, строим власти вертикаль. Тут ведь целая наука: кто кому за что должОн. Вертикаль – такая штука Как гарем на 300 жен. Что под кем, и кто в ответе, чтобы ясно понимать: Мы Премьеру, скажем, дети, А Премьер нам, скажем, мать.
Ржать не надо без причины, получите аргумент: Может мама быть мужчиной, если папа – Президент.
Младший старшим должен долю, и не отдавать грешно. Потому: по Божьей воле все давно заведено. И живу, работник Божий, на оклад один, хоть плачь Чуть споткнусь – и враз заложат, и лишат машин и дач. Так кормлю я маму-папу у инфаркта на краю. Иногда беру на лапу. Но ведь долю отдаю!
И ругают все в газетах, нас, чинуш, согбенный род. Но печаль ведь не об этом. Все грустим: А как народ? Бюрократ – беспечен внешне, но внутри – как лук тугой. И тяжелее всех, конечно, Президент наш дорогой. Я ночной порой в подушку в умиленьи слезы лью: Президент – такая душка, не найти в другом краю. С страстотерпцем Николаем светлым ликом сходен он. Я других таких не знаю. Хоть сейчас сажай на трон. И как он престол получит, очень зримо мнится мне, сразу станут люди лучше, нефть поднимется в цене, и над Русью православной Разлился бы Божий свет… Потому-то он и главный, что другого папы нет.
Дланью, щедрой от природы, Президент изволил дасть демократию народу, братство, равенство, свободу, А чиновникам – лишь власть.
На банкете я, порою, беспокоюсь: Ё-моё! Перед ним бадья с икрою - Он не смотрит на нее. И о том его кручина, ажно, бедный, похудел: где беда, и в чем причина неустройства наших дел. Все чиновники, без меры, словно маясь животом, от курьера до премьера Всё печалятся о том.
О крестьянстве и рабочих, как их всех держать в руках. И о детях всяких прочих, и о древних стариках. Как без порно в Интернете, как наладить труд и быт. И про НАНО, что на свете вообще не может быть. От курьера до премьера умирая на постах… Что и радости в карьере, если жисть уходит нах…? И слеза бежит порою, разрывается душа, - И, заев коньяк икрою, Он добавил неспеша: – Мы в заботах ежечасно, и почти без средств подчас. Быть чиновником – ужасно! Нет в стране несчастней нас!
Тут, читатель, хлопнув дверью, я сей долгий спор уйму. Разрешить его доверю многознанью твоему
Вникни в дело беспристрастно, и решенье выноси: Кто ж живет всего несчастней на прекрасной на Руси?
2 (О МОРАЛЬНЫХ ЦЕННОСТЯХ)
Вышел месяц из тумана, заглянул в знакомый двор. Там, как прежде, три пузана - Олигарх, чиновник, вор. И весьма принципиально на крыльце златом, меж тем, обсуждают, "гениальный" самый актуальный мем. Рек чиновник важным тоном: "Сверху был посыл вчера, что о ценностях посконных призадуматься пора. Славно жили предки наши от меча да от земли. Ели просто: щи да кашу. Но зато мораль блюли. Предки веру уважали, мать-Отчизну и семью Вот и мы по той морали будем строить жизнь свою." Бросил олигарх ехидно: "Князь Владимир, Грозный царь… Те по бабам – аж завидно как наяривали встарь. Домострой, конечно, славно… Токо где ж его блюли? Может, чуть ошибся Главный? В смысле крепости семьи." Вор отметил: "Да, едва ли правда эта пастораль: Воровали, убивали, в голод и детей едали. Вряд ли знали про мораль. Но чиновник лишь сурово, поднял палец на-гора. Молвил он четыре слова: СВЕРХУ! БЫЛ ! ПОСЫЛ! ВЧЕРА!
Олигарх сказал солидно: "Пикировка не нужна. Даже нищим очевидна наших ценностей цена.
Все мирское – иллюзорно. Что нам злато, звон монет… Вера – главное, бесспорно! Ничего важнее нет. Бог – закон нам, щит и мера. И чего тут говорить? Разве смог бы я без веры конкурентов разорить? Пресса мне вовсю грозится. мол, зарплаты не плачу, деньги прячу за границей Это зависть к богачу! Зря воняют, демократы! Я прошу иметь в виду что на эти недоплаты церковь Божью возведу. Поп любой на деньги падок, Я плачу им по греху. С верой у меня порядок. Можешь доложить вверху."
В руку взяв бокал хрустальный вор продолжил темы нить: "Нынче, братцы, актуально вечно ценное ценить.
Я за прочих не в ответе Но скажу: сдается мне что важней всего на свете отношение к семье. Рассуждая без придирки и не вешая лапшу… Дважды в год отцу в Бутырки передачу я ношу.
Женам всем (которых помню) на Восьмое марта я пусть хоть по открытке скромной посылаю. Ведь семья!
А как выйду я на волю (Вот ей-Богу не гоню!) я жену-то бью не боле нежли только раз на дню. Но люблю ее сердечно, Такова моя стезя. И тащу в семью, конечно, все что можно и низзя.
Разводился. Грешен малость. Долго жить с одной не в мочь Дети. Ну не получалось из тюрьмы мне им помочь. Не судите вора строго. Дело в принципе, братья! Вечных ценностей – немного И важнейшая – семья!"
Взял чиновник груздь моченый, улыбнулся тяжело, и заметил облегченно: "Наконец до них дошло!
Пусть хоть голод! Грипп зловонный! Наш народ – непобедим! Наших ценностей посконных за грошѝ не продадим. Вот уж не было печали чтобы эти щелкуны нас, Рассею, поучали что мы все ценить должны. Пусть та свара голубая с ихней кучей ассамблей… Я другой страны не знаю! Не впускают из своей. Холод, голод и заботы не заставят есть с горстей Потому мы патриоты все, от бабок до детей. Что достаток матерьяльный? Лишь бы Родина цвела!" И Мартеля куб хрустальный выпил прямо из горлА.
Закусив коньяк лимоном, галстук снял, чтоб не мешал, И, уже слегка смягченный, чуть спокойней продолжал:
"Путь неровный и горбатый наших предков был жесток. Запад нас учил разврату, и ругать разврат – Восток.
В общем, есть такой мненье, Учтено должно быть впредь: Учим мы народ терпенью, ибо трудно нас стерпеть.
Не завися от закона то терпенье вмененО. Все на ценностях посконных обосновано оно. И не Западу в угоду, дерьмократам-щелкунам, будут ценности – народу, Остальное будет нам."
И за это выпив рьяно продолжали свой разбор три внеценностных пузана: олигарх, чиновник, вор.
1.13 Ода виски
Всяко лучше с наркотиком шприца доброго виски стакан. Его и кариес страшный боится, и всякий паук- таракан. Вы защитите себя и близких ночью, средь темных троп если литровой бутылкой виски маньяку закатите в лоб. Зимой спасет он Вас от ангины и прочих простудных хвороб: Втирайте виски в грудь или в спину, и в горле убейте микроб. Пьют пролетарий и буржуазия, Мажут от вшей и от блох. Виски – снотворное, анестезия и как собеседник неплох. В скалах шотландских, в болотах индийских полезней воды стократ. И лишь похмелье плохое от виски. Но это же мелочи, брат!
1.14 Размышления о балете
Ах, как все воздушно. Ох, какие чувства! Ощутишь такое лишь раз за много лет. Мы пришли на праздник высшего искусства Пиршество для избранных с названием "БАЛЕТ"
Фейерверк эмоций – от любви до драмы! Пластика движений,– упоенье глаз. Но, что восхищает – там молчат все дамы. И месье обходятся без матерных фраз.
Ах, не там искал ты гений совершенства. Истине внимаешь как мудрый дзен-монах: Музыка и танцы – апогей блаженства. А словосочетания? Да ну их вовсе нах!
Вывод однозначен. К месту замечание,- Если сходишь на балет,– тоже, друг, поймешь: Бог искусства требует строго молчания. Слово изреченное – пустота и ложь.
И в душе звучат уже ангельские трубы Истинной гармонии переливам в такт… Вдруг удар под ребра, и жена сквозь зубы: Прекрати храпеть, придурок! Начался антракт!
1.15 Сюрпиз
Мы с дочкой целый день трудились неустанно, собрали все игрушки и смогли носок найти. Чтоб веселее жить, мы крокодила в ванной в награду за труды решили завести. Как лучший ученик на выступленье мэтра с восторгом он смотрел из-под воды на нас, был ростом невелик: не более двух метров, и слезы доброты так и лились из глаз. Мы знали, что жена одобрит нас едва ли. А вечером, когда упало солнце вниз, пошла супруга в душ, а мы с дочуркой ждали понравится ли ей зеленый наш сюрприз.
Был слышен женский визг, и грозное урчанье, удары, звук борьбы, и булькала вода. Еще один толчок, и тихо стало в ванной. Тогда мы заглянули с дочерью туда. Дочь плачет. За околицей есть свежая могила. С кровати общей согнан я (совсем не по-людски). Жена у скорняка из кожи крокодила шьет сумку и сапожки казаки.
1.16 Мистика today
Белеют над могилой шиповника цветы, Там труп лежит унылый, Глаза его пусты. Истлела ткань на ложе, И просто, без затей, Зелененькая кожа Свисает вдоль костей. Там вонь стоит густая, И стоны день и ночь, И даже волчьи стаи Скорей сбегают прочь. Нет ни избенки хилой На много верст окрест, И в яму у могилы Упал трухлявый крест. Там ни зимой ни летом Не слышен птичий хор, Проклятым место это Прозвали с давних пор. А там, где труп и яма, Скажу я не тая, Могла бы быть РЕКЛАМА Прекрасная твоя.
1.17 Колыбельная упырю
Кто милее всех на свете? Прочим деткам не в упрек на вопрос мы так ответим: наш любимый Упырек!
Мы от прадедов и дедов всех нежней и веселей, и без всяких Блендомедов наши зубки всех белей!
Солнце прячется за тучку, солнце нам не нужно тут, наши ножки, наши ручки лучше при луне растут. Папа ходит по дорогам, по болотам вдаль и вширь у него работы много он ответственный Упырь! И не бабочек он ловит, не шмелей и не стрекоз, принесет он свежей крови, что сынок здоровым рос. Чтобы стала детка наша всех умней и всех сильней, мы не будем кушать кашу, очень мало пользы в ней.
Ушки шевелятся чутко и качается кровать, ты еще совсем малютка, не умеешь убивать. Будешь слушать папу- маму вшей выкусывать в шерсти, кушать трупики с костями, много кушать и расти. Поступать не станешь плохо, или слабых обижать. и сумеешь легче вздоха зубки в шейку погружать. А как выйдешь из могилы много крови соберем. Станешь ты большим, но милым самым главным упырем.
1.18 С сочувствием к нечисти
Зомби Я отрою окно, и о прошлом скорбя я отрою тебя и отрою себя, И на завтрак отрою себе банку шпрот. Что нас, зомби, бояться? Мы мирный народ.
Кощей Бессмертный На Руси разлилась долгожданная тишь ни захватчика, ни лиходея. Ты на троне в короне железной сидишь о заботах народных радея. Пусть полны сундуки, не изгонишь тоски сердце словно зажато в горсти. Хоть багаты палаты, без женской руки разве можно покой обрести? Ты скорбишь об одном, что слабеет геном, вырождается племя людское И хватаешь ты баб. Чтоб геном не ослаб, даришь им свое семя мужское. Но покой не найти от зари до зари и не тешат комфорт и уют: Прут без спроса в палаццо твой богатыри и по яйцам безжалостно бьют.
Змей Горыныч Небо мне словно мать. В облаках благодать Воздух пьян, так что хоть не дыши Приземлённые люди! Вам ввек не понять Упоений летучей души. Что орёте да мечете стрелы в меня? Не со мною идти вам на рать Есть могучие крылья и сила огня чтоб назойливых мошек сжигать. И зачем нарушать ввечеру тишину, сыпать сулицы, рвать тетивЫ Я и взял-то всего коровёнку одну… По одной да на три головы. Ну голодный я был, попросить позабыл. Да гореть вам за жадность в огне! И плевать мне огнём на ваш воинский пыл. Только вечер испортили мне.
Не полезу я боле на ваш огород Всё равно там лишь копоть и дым. Мы, рептилии, гордый, свободный народ. И летаем везде, где хотим!
Баба Яга Ты стоишь у испорченных душ на пути и огонь твой горит день и ночь. Сердце сжато в горсти, ты не можешь уйти, хоть кому-то ты можешь помочь. Мы не строим мосты, забываем мечты доброту умножаем на ноль. Почему в нашем мире полно черноты? почему в нём то злоба, то боль? Таково бытиё! Пусть кричит вороньё. Если ты благороден и смел будешь, зубы сцепив, делать дело своё, избавляя наш мир от плевел. Пусть растит молодежь в душах подлость и ложь не достигнет она ни фига. Ты мальца украдёшь, и в печи запечёшь. Тяжек путь твой, бабуля Яга!
ПРАЗДНИК Не все, быть может, знают мне ведомо точь-в-точь: ночь перед Первомаем - Вальпургиева ночь. Замечется в испуге в постелях детвора А нечисть всей округи вдруг слышит зов:"Пора!" Летят где бес со свистом, где ведьмы на чертях Сегодня пир нечистый у Дьявола в гостях. А над горою лысой летают колдуны и туча черной крысой сгрызает сыр луны. Жрут мясо, кости гложут и скачут во всю мочь. Такая вот, быть может, Вальпугиева ночь.
1.19 Победа света над тьмой
Все это было ужасно давно, не было даже ТиВи и кино, и вечерами во всех казино сэры рубились на ф-но в домино.
В маленьком домике маленький гном пил из бокала вино под окном. И невзначай подавился вином в маленьком домике маленький гном.
Мухи роями слетались в окно словно давно знали все эту но- вость. Очевидцы сошлись на одном: гном был на запах изрядным г-ном.
Под клекотанье людских пересуд с гномиком домик в некрополь несут. Окна и двери забиты доской каркают с кровли вороны с тоской.
Может быть дни, или годы прошли маленький зомби восстал из земли. Видом ужасен стал маленький гном. Пах, почему-то, как прежде г-ном.
Гном и при жизни-то был аморал, песни без голоса-слуха орал, А как подгнил, да как стал зомбаком вовсе несдержанным стал языком.
Ночью, влюбленных гоняя взашей, тайно он мату учил малышей. Кладбище пользуя как кинозал, много пикантных вещей показал.
Кошек царапал, облаял собак, байкеру пальцем пробил бензобак, Бабушку, что продавала цветы он зазывал на свиданье в кусты,
и на заборе, твердила молва, мелом писал он плохие слова. Ночью прохожим пугалки шептал, Вот, наконец, всю округу ДОСТАЛ.
И приходила священников рать нечисть обратно в могилу загнать. Поп православный и пастор-баптист, коэн, диакон, и так адвентист,
гуру индийский, какой-то шаман, всех их за деньги собрался шалман. Пели, кадили, плясали они, знаки чертили и ночи, и дни.
Книги читали, а зомби-нахал крыл их по маме и не затихал. Длилось так многое множество лет. Вдруг измышлен электрический свет!
Лампы, столбов-фонарей целый лес. Зомби от ужаса в землю залез! И ПРОСВЕЩЕНЬЕ (спасибо ему!) так победило извечную ТЬМУ.
1.20 Соловей разбойник
Кто не знает- пусть не лает: В стародавние лета Русь была совсем иная – Благодатна и свята: Волки в елках, лисы в норах, Хоть в бутик не заходи. Рыба в реках и озерах. Хочешь жрать, – иди уди. А уж репа в самом деле Удавалась хоть куда. Вот ее одну и ели Все голодные года. Деток в хате было много (благо – Интернета нет) И за то любили Бога Что чума лишь раз в пять лет.
Да ходили табунами По Руси богатыри. Прокормить их, между нами, Трудно, прах их всех дери. И хотя вражина лютый Лез со всех концов земли Но единственной валютой Были царские рубли. Жил намного интересней, Содержательней народ А в деревнях пели песни И водили хоровод. И на печку бабка с дедкой Стлали враз по пять перин. Мясо, правда, ели редко. Но ведь в ем холестерин.
Жисть была совсем простая И заместо всех машин В море – рыбка золотая, В речке – щука, в лампе – джин. Колобок лежал на блюде И железо ело ржу. Про то время, добры люди Вам всю правду расскажу.
На неведомых дорожках Как-то Леший с бабкой Ёжкой Куролесили немножко, Дринкали вино. И вовсю нечиста сила В чаще леса их носила. Что еще меж ними было Толковать грешно.
Плодовита их порода, И прошло чуть мене года родила Яга урода, - Ухи, – что лопух, Тело хило, голос звонок А заместо волосенок Перышки и пух.
Рос ребенок в гуще леса, Но не раз из интереса Про него писала пресса Мол, растет мутант: Голосок в четыре года Что гудок у парохода, - Йоперный диска'нт!
А прошло еще три лета И пошел слушок по свету Что припевки да куплеты Все, что мы поем, Так поет уродец гадкий, Что не жалко шоколадки. Стали звать его украдкой «нашим соловьем»
А потом возникли слухи: Мол, в своем развратном духе Много девок лопоухих, Сбившихся с пути Этот тип неблагородный Без согласья мамы родной Приобщил к любви свободной, Мать его итти!
Братья девок всем народом Кто пешком, кто на подводах, В лес пошли учить урода: Был народ сердит. Все вернулись с битой мордой. С той поры он звался гордо: Соловей-бандит.
И, особенно не споря Пообвыкли люди вскоре К порожденью тьмы.. Ведь напасти и покруче Зачастую массы мучат Терпеливы мы.
Бают, что, ворча для вида, Люди не были в обиде, Их не мучил стресс. И, погожею порою Бабы часто чуть не строем Перли в оный лес.
И шепталися украдкой, Мол, поет разбойник сладко, Хоть он вор и тать. Бабки плакали, бывало. Мексиканских сериалов Мало им, видать.
А, бывало, после бани Обсуждали все миряне Монстрию свою. Мол, когда б была эстрада Нам и импортных не надо: Круче, зуб даю!
Время шло, гремели грозы, Падал желтый лист с березы, Клевер рос для пчел. И кому какое дело – Много лет ли пролетело? Кто бы их сочел?
Но народ вам скажет здраво: Даже тех ломает слава, Кто во всем хорош Медных труб дурная сила Слишком много душ сгубила Ни за медный грош.
Вот ушел из темной чащи, Одеваться стал кричаще, Гордый Соловей На краю Большой дороги Строит царские чертоги Из больших ветвей.
Позабыл былые песни, Ищет хит поинтересней Стал совсем другой Он завел агентов ловких, Без подпевки-подтанцовки К сцене ни ногой.
На лице тоска и скука. И не ест, как люди, лука, На глазах у всех. А ко всем грехам привычным Подхватил он заграничный Мужеложский грех.
Баб уже из дому гонит, И девчоночки не тронет – Даже молодой На ребят он пялит очи Стал до мужиков охочей Драной ПОП-звездой.
А потом и вовсе слухи Стали мутны, стрáнны, глýхи И склонить к тем слухам ухо Не желаю я. И не верю я кошмару: Соловей нашел, мол, пару И ему составил пару Богатырь Илья.
Я вам твердо заявляю: Слухам тем не доверяю! (Есть слушок честней) Да узрит имевший уши: Соловей и наш Ильюша Бились, вкруг деревья руша, К ряду десять дней.
И, повергнув лицедея, Притащил Илья злодея В путах в Киев-град. А уж князь Владимир вроде Похотлив был по природе И, судачили в народе, Алчен на разврат.
Но умолкнем. Ни словечка! Не держал у них я свечку. Рад тому весьма. Людям ведомо прекрасно: Про князей болтать опасно. Сгинуть ни за что напрасно Дураков нема!
Этот Соловей-разбойник Больше тыщи лет покойник. В сказках нету зла! Я прошу вас, ради Бога: Не судите, люди, строго! Позабавил вас немного, - Вот и все дела.
1.21 Принцесса и дракон
У озера ивы склонились к земле И каменный замок стоит на скале. А там, за горой, где в орешнике склон, В пещере ужасной ужасный дракон. И рёв у дракона ужасен на слух, И двух до инфаркта довёл он старух, Крадёт у крестьян он коров и овец, Ну кто же положит бесчинствам конец?
А в каменном замке принцесса живёт И зря много лет избавителя ждёт. Кто сгубит чудовище в битве честнОй принцесса тому сразу станет женой. Вначале свершить благородную месть И принцев и рыцарей было не счесть. Но только заслышав драконовый вой Бежали, и латы оставив порой. Недели потом утекли и года, Тянулась печальная дней череда, Мужчины исчезли незнамо куда, И это не горе уже. а беда. И нынче ворота открыты с утра, Но рыцарей нет на брусчатке двора. Принцесса поникшая ждёт у окна, А рыцарей даже и тень не видна.
И девушка, кудри откинувши с плеч, Достала из ящика дедовский меч, Отцовские латы (из Рура броня), Седлает в конюшне гнедого коня, Не взяв ни пажá ни служанки с собой отважная девушка ринулась в бой. И к страшной пещере она на пути Чтоб голову злому дракону снести. Подъехав к пещере, где скрылся дракон Принцесса услышала жалобный стон: – Как штрашно поломанный жуп мой болит! Ах бедный я бедный, шовсем инвалид Я шъел по ошибке ш подковой коня, Ах, кто бы сейчас пошалел бы меня? Нашелся бы врач, он проблему б решил Но нет штоматологов в нашей глуши.
Принцесса девицей отважной была, К дракону в пещеру без страха вошла И носик поморщив (ведь запах какой!), Погладила ласково нежной рукой. И страшную пасть попросила открыть Кусаться, царапаться тоже забыть хвостом не мотать и не ныть, и не выть. И тут проявила особую прыть.
Принцесса из сумки, что с нею была, Железные клещи тотчас извлекла, И нежности и состраданья полна Поломанный зуб удалила она! Не плакал, и даже не дернулся он. Принцесса довольна и счастлив дракон! Вернулись в пещеру покой и уют и птички им радостно "Славу" поют.
И в замок вернулись они на обед И прожили вместе сто семьдесят лет. Принцесса ни с кем не пошла под венец… Вот тут бы, пожалуй, и сказке конец.
Но скажет придира, утратив покой: Мораль не понятна у сказки такой! Что умного автор хотел в ней сказать? Что нужно конину не жрать, а лизать? Что принца не стоило ждать много дней? Что стоит бояться с подковой коней? Что рыцарь приличный обязан с собой Брать пару наушников «Сони» на бой?
Отвечу: конечно, железный закон - Ешь всё аккуратно, хоть будь ты дракон Принцессам скажу – без особых причин Не стоит рассчитывать вам на мужчин, Дракон лучше мужа (сравним лишь с котом) Но главное, всё же, конечно, не в том: Важнее всех прочих, так важных вещей ИЗ ДОМА НЕЛЬЗЯ ВЫХОДИТЬ БЕЗ КЛЕЩЕЙ!!!
Эта детская песенка хорошо поется на мелодию «Хромой король» – песни Александра Дулова, широко известной в исполнении Мулермана
1.22 Еще раз о мачо и мачизме
Сьерра-серые горы мексиканской границы. где летают кондоры, те, которые птицы. Отражается в сланцах сумасшедшее солнце. Там живут мексиканцы (что-то вроде чухонцев).
А из Штатов к ним катит жадных гринго орава. Гринго много не платит. Жрет почти на халяву. Потому и привычны, ездя точно на дачу. Там все дамы публичны, все мужчины там мачо.
Дамы носят браслеты из кораллов некрупных Дамы любят монеты, горячи и доступны. Мачо в пончо одеты, при усах и в ботинках. Носят мачо мачете (ножик, вроде как финка). А еще своих милых называют "мучача". А их водка текила- гадость, хуже, чем чача. Мачо в шляпах-сомбреро, напиваются к ночи, а как слезут со Сьерры, так до женщин охочи. Мажут волосы салом чтоб понравиться даме. Потому в сериалах их снимают годами. Мачо очень упрямы и блудливы, как кошки. Все российские дамы влюблены в них немножко.
И чего они млеют с этих франтиков слабых? Ведь мужчины Рассеи тоже любят – "по бабам". И с мужицкою силой, ежедневно и четко пьют не гадость-текилу, а хорошую водку.
Дамы же месяцами то рыдают, то плачут. завладел их сердцами тот занюханный мачо. А без сердца ведь нету ни надежды, ни веры. Кто за это в ответе? Но вернемся на Сьерру.
Там, у местной мечети, под мелодию Стинга, машет мачо мачете, мочит бледного гринго. Есть у гринги монеты, есть с таможни бумага, только нету мачете. Не запасся, бедняга.
И загнется без звука, и погибнет без славы. Будет гринге наука - чтоб не лез нахаляву. А у мачи нет силы, а у мачи нет духу. Мача выпил текилы (я ж сказал – бормотуха).
А могло получиться так красиво у гада… Если хочешь мочиться - пить текилы не надо! А как снова напьется так откинет ботинки. Тяжело им живется в мексиканской глубинке!
1.23 Поэмочка о завтраке
«Не наедайся!», – учат нас со школы. А я не верю в таинства диет. И мне всегда милей толстяк веселый, Чем все вокруг ругающий аскет.
Ем для души. Не бегаю с испугом То к зеркалу в комоде, то к весам. Обед делю, когда возможно, с другом. Но завтрак есть предпочитаю сам.
Хорош обед в прокуренной шашлычной, И ужин при свечах – высокий класс. Но завтрак – это так интимно – лично! О завтраке и будет мой рассказ.
Рецептов сто (а может, даже тыщу) Вы в книгах прочитаете в тоске. А я люблю совсем простую пищу (и вилку в правой я держу руке).
В рабочий день, не скрою, завтрак скучен. Священнодействовать в рабочий день – смешно. Суббота. Утро. Телефон отключен. И воробьи чирикают в окно.
Приемник чуть мурлычет звуки блюза Весь мир в покой и благость погружен. Аминь! Аминь Советскому Союзу! Я завтракаю так с его времен.
Готовлю. Запах проникает в вены, И будет дрожь, как дуло у виска, И завтрак возникает постепенно Как храм из куч щебенки и песка.
Картошечка, варенная, в мундире. Хоть жаренная тоже хороша. Не будь картошки в нашем бренном мире, Он, право бы, не стоил ни шиша.
Я режу лук. Его душа сырая Всю мировую горечь вобрала И я слезами душу отмываю От всех пороков, черствости и зла.
А если этот лук ядреный очень (Купить болгарский можно не везде) его мы предварительно отмочим в чуть сладковатой уксусной воде.
Соления (из банки, не из бочки) Селедочка в кусочках (пара штук), Опята, или белые грибочки. К ним уксус, и еще, конечно, лук.
И то, что не меняется нимало, хотя я не сторонник жестких схем: нарезанное очень тонко сало (еврей во мне молчит, когда я ем).
О вкусах я, конечно же, не спорю. И пьянства вред известен мне сполна. Пить не люблю ни с радости, ни с горя. Но водка на столе стоять должна!
Чем запивать? В ближайшем гастрономе Найдется масса соков, вод и вин. Но я на завтрак выберу Боржоми: В него не добавляют анилин.
И пусть мой пафос не звучит фальшиво (я знаю: повод к шуткам подаю) но никогда не пью на завтрак пива (Хотя в обед или на ужин – пью).
Эксперимент в еде, замечу, кстати, Мне не претит, ведь в целом я не трус. Но что-то извращенное в салате Где овощ свой родной теряет вкус.
Уж ежли любопытство не погасло Я заверяю вас без всяких «но», Что помидор с лучком и постным маслом К картошке будет самое оно.
Рассказывают (это быль иль небыль?) Что хлеб к столу не нужно подавать, Что где-то стало модно есть без хлеба. Мне на такую моду наплевать.
И у меня под нож идут покорно Батон, или французской булки кус, И мой любимый Бородинский черный. Без них мой завтрак потеряет вкус.
И о десерте: на сегодня в моде Йогурты, сливки с кремом или мусс. И можно апельсины (по погоде). Но летом я, конечно, ем арбуз.
Чуть охлажденный, этот самый «ягод» Прекрасен сам собою, без затей. И я б его наелся впрок хоть на год. Он лучше всяких «баночных» сластей.
Но вот слетает шелуха с картошки, Вот уксус подливается к грибам, И рюмка, запотев на тонкой ножке, Ждет приглашенья вознестись к губам.
Часы бьют девять, время «Ч» подперло, Я руку протянул вперед и вот: Немиров льется, согревая горло, Чтоб приготовить к пище пищевод.
Да, кайф ловлю! Полезно кушать сытно. Любителидиет безбожно врут. И если Вам хоть чуточку завидно То, видно, я не зря писал сей труд.
Я Вас веду к заветному итогу. Рецепт от Пини (подпись и печать): Хотите – ешьте мало или много, Но только с аппетитом, ради Бога! От жизни нужно радость получать!
1.24 Эволюция бывает разная
Где-то за Альфой Центавра, без революций и смут, скромно живут людозавры. Очень подолгу живут.
Для заполненья досуга (длится он тысячи лет) яйца крадут друг у друга: очень уж любят омлет.
Были они эрудиты, старец любой и юнец. Только давно позабыты все их науки вконец.
Бродят где пары, где стаи, бедра прикрывши едва. Книжек они не читают, все позабыли слова.
Ход эволюции квёлый, явно достигший венца, до совершенства довёл им методы кражи яйца.
Люди! Примите на веру и запишите в тетрадь, что с людозавров примера вам бы не стоило брать!
1.25 Наставления оптимисту
Не сдайся пессимизму в эпоху перемен! Есть польза организму: ты станешь супермен, а может супервумен, а может супергёл. Но будь благоразумен и не меняй свой пол.
И не меняй диету волосьев цвет и грудь дабы иммунитету не повредить ничуть. Ни в чем, скажу короче, себе не измени ни в утра и не в ночи, ни в вечера, ни в дни.
Пускай грозит нечисто тот вирус, пресловут, но только оптимисты его переживут. Эпоха Водолея - то вирус, то война но были и пошлее (поверь мне!), времена.
И вирус был покруче и войны пострашней Так не наделай кучу! Не трусь! Не цепеней!
Иди путём тернистым "вперёд и вверх, а там…" почиешь оптимистом годам к четыремстам.
И над твоей могилой, создав мемориал, напишут: "Был чудилой но верил в идеал"
1.26 О пении
С детства жил я в горе и печали. Прочим людям с песней жить легко, мне же петь жестоко запрещали. И ведь что причиной называли? У соседок кисло молоко. Прям в грудях, мол, кисло молоко.
Изредка ходил попеть на речку (я ведь, как назло, попеть любил). Так в соседней церкви гасли свечки, из загона вырвались овечки, в речке щуки зарывались в ил. Сом огромный кверху брюхом всплыл.
Юность всю провел я одиноким. Раз в общаге, сочинив стишок спел его девчонкам синеоким. Их как будто всех пришибло током. Трое не успели на горшок. Врач потом сказал: «Культурный шок»
С той поры (давно) меня невольно слушают шакал и дикобраз Петь хожу в пустыню, на приволье. И когда зовут меня в застолье, зубы крепко сжав, шепчу отказ: мол, спою, но лишь не в этот раз
И живу не шатко и не валко, усмиряя пыл своих страстей. Вслух не стану петь, хоть из-под палки. Очень окружающих мне жалко. Пусть хоть и непрошенных гостей. И особо – женщин и детей
1.27 Ужасная история накануне Рождества
Черной ночью гроза бушевала впотьмах. Гром рычал и сверкали разряды зарниц. Люди в страхе дрожали в убогих домах, на коленях стояли и падали ниц.
В детской спаленке маленький мальчик лежал. И как все он боялся до спазмов нутра, и зарылся в подушку, и тоже дрожал, и молился, чтоб смог он дожить до утра.
Вдруг настало затишье, и шепот в тиши зазвучал. Леденящими были слова: – Мальчик, мальчик, я встала уже. Поспеши. Ты обязан сказать, где моя голова.
И забилось сердечко в груди у него, холодела, в предчувствии страшном, душа: что хотело то шепчущее существо от него, от него, от него, малыша?
В черных тучах сверкнула зарница, бела. Громыхнуло. И шепот как зуд изнутри: – Мальчик, мальчик, вот в город уже я вошла. Говори, где моя голова, говори!
Мальчик молча лежал, как убит наповал, лишь глазами в испуге на окна косил. Если б мог, он бы встал, маму с папой позвал, только встать у него уже не было сил.
Вновь зарница, и грохнул раскатисто гром, снова шепот загробный раздался в ночи: – Мальчик, мальчик, уже захожу я в твой дом. Где ж моя голова? Говори, не молчи!
Желтоватым свеченьем сквозь стену прошло нечто жуткое, будто гниющая слизь и шагнуло по комнате так тяжело что, казалось, все страхи в единый сошлись.
И под тяжестью чьей-то скрипели полы и сосульки повисли над каждой стеной И заполнили страшные тени углы. Снова в комнате шепот поплыл ледяной:
– Мальчик, мальчик, не ты ли лишь из озорства склеп мой вскрыл и похитил богатство моё? Говори же скорей, где моя голова! Так тоскливо в могиле мне быть без неё.
Тут малыш, на кроватке привстав заблажил: – Погляди, мертвечѝна, как слаб я и мал. Не зорѝл я ни склепов ничьих, ни могил и голов никаких я из склепа не брал.
Стен от инея мигом очистилась гладь. Шепот тише звучал, улетая во тьму: – Ну не брал и не брал. И чего так орать? Обозналась. Бывает. Другого дожму.
И затихла, умаявшись, в далях гроза И блаженно окутала мир тишина. Мальчик взял узелок*. Развязал и сказал: Дура! Мне голова, может, больше нужна! –– * узелок – сумка в виде свёрнутой материи, подвешиваемой на палке
1.28 Пародия на "Ледяной остров" Маршака
(По интернету ходит уже немаленькая подборка пародий на тему Ковида и прививок (ну как пресловутые "Веверлеи" и "Козлики"). В числе пародируемых авторов не было еще Самуила Маршака. Я хочу восполнить недостающее.
Над тундрой сибирской гудит самолёт. Грозят ему ветры и вьюги В нем врач для прививок вакцину везет И в руку колоть её будет. Для этого врач будет прыгать с высот В седой океан, на изрезанный лед, Куда не пройти пешеходу, Куда не доплыть пароходу,
Где лодки своей не причалит рыбак, Не ждет самолётов посадочный знак, Где даже упряжке полярных собак В такую погоду нет ходу! Туда, где за тысячи миль никого. Но ради полярника лишь одного. Такая России планида. Своих не сдаём мы Ковиду!
1.29 А тьмы то и нет!
Как знает каждый мудровед из многих умных книг: Творец сказал: «Да будет свет!» И сразу свет возник. А чтоб всё было по уму, по графику точь-в-точь, Творец хотел создать и тьму, но получилась ночь.
Так кривоватым вышел мир. Наверно неспроста Творец наделал черных дыр и черного кота. Нилотов, дёготь и ворон, смолу, пласты угля… Но всюду проникал фотон, Творца до плача зля. Так всякий злобный индивид, когда настанет ночь, все мысли темные таит, их воплотить невмочь. И нам, товарищ, задарма о том страдать не след Зачем орать: «Да сгинет тьма!»? Ведь тьмы на свете нет.
1.30 Зазеркалье
Взглянул на зеркало, и вот Который день придавлен стрессом: Ведь кто-то там, внутри, живет. Своим, заметьте, интересом! Заглядывая в каждый дом, и в каждой растворясь квартире, "они", те люди за стеклом, живут в своем, особом мире.
И пялятся на нас в упор Из серых сумерек стеклянных: Как мы храпим, выносим сор. В носках дырявых! Голых в ванной! И кто себя свободным мнит, взгляни на них, шагая мимо! И как их только не стошнит от нас, без масок и без грима?
И мысль одна, чернее тьмы, сознанье острым жалом жалит: Что если не они, а мы? Мы пребываем в зазеркалье? Все чудеса свои стеклом они от нас огородили чтоб наша жадность, боль и зло в их мир дорогу не пробили.
Таращат хитрые глаза из-за вуалей серебристых, как мы, отбросив тормоза, в кривляньях корчимся нечистых. А вдруг они глядят на нас, но ощущают всё иначе? И слезы пьют из наших глаз, а притворяются, что плачут, подмигивают, кривят рот и, насмехаясь, корча рожи, они, те "мы наоборот", как звери наши чувства гложут?
Ах, как бы, хоть одним глазком, Увидеть, что за амальгамой? Где все не так, и кувырком, И где «Обратно!» значит: «Прямо!» Прижавшись к зеркалу губой, Шепчу, прочувственные речи: Пустите, братцы, я же свой! НУ, ГАДЫ, Я ЕЩЕ ВАС ВСТРЕЧУ!
1.31 Февральская небывальщина
Ветер, флейта чумовая, То скулит, то подвывает, И несёт, не уставая, Кучеряшки облаков Воздух бьёт в лицо упруго Я спешу к тебе, подруга, И завидует округа блюду с тортом из белков.
Этот ветер шалунишка Целлулоидную крышку Вдруг схватил, как кошка мышку, Опрокинул и унёс. И белками словно ватой Этот клоун плутоватый Изукрасил мне, ребята, Грудь и плечи, рот и нос.
С мордой в виде натюрморта, С блюдом, где остатки торта, Я бежал, как мастер спорта, Ветер-хулиган кляня. Дверь открывши мне, подруга Замерлá сперва с испуга, А затем, прижав упруго, Затащила внутрь меня.
Ничего мне не сказала, Но, поставив в центре зала, Все белки с лица слизала. и халат дала: «Надень!»
А про ночь с тобой, Татьяна, Я рассказывать не стану. Просто бред эротомана. Вот такой февральский день.
1.32 Еще одна версия "Отелло"
Ах, драма про семейный тот скандал и верных и неверных жен пугает. Шекспир сюжет у Чинтио содрал, но в хрониках есть версия другая:
Наскучив генералом (вот дела!) в мечтах о ласках необыкновенных, его жена интрижку завела, но не с одним, а с дюжиной военных.
Отелло с Яго, выпив как-то раз, домой с работы в ранний час приперли. Итог: один убит кинжалом в глаз, а у второго перебито горло.
Историю придумав на ходу, И, промакнув платочком крови лужу, пустила Дездемона лабуду про Яго, про платок и ревность мужа.
Рыдала Дездемона: "Яго, мразь! Его не допустила я до тела…" Свидетелей аж дюжина нашлась. И все – коллеги Яго и Отелло.
Об этой драме так скажу, друзья: Не верьте песням, пьесам и сонетам! Поэтам верить вообще нельзя. Да и откуда правду знать поэтам?
1.33 Пародия на «Смелая мышка» Тюльки … "Дверь, выбив сразу: «Где?» -муж в экстазе. –«Кто?» – заикаясь… –«Он! Тот мерзавец!» –«Господи! Тише! В доме есть мыши!» (Конева Елена (Тюлька)
Чьи здесь туфли чужие, скажи напрямик, - Муж спросил, возвратившись с вокзала. – Из санслужбы забыл их какой-то мужик, в доме мыши, и я вызывала. – Может, кто посторонний скрывается тут? Под диваном я шорохи слышу. Нет! Соседи за стенкой, конечно, живут, А у нас, мой родной, только мыши А на полку в кладовке скажи, кто залез? Я увидел мужскую там ногу. – То соседа- калеки, наверно, протез. Тащат мыши всего понемногу. – Почему я открыть не могу шифоньер? Кто-то держит внутри там, и дышит. – Там сломался замок. Я не приняла мер. А внутри, мой родной, только мыши. – А в кровати, скажи-ка мне, с кем ты лежишь? Он с усами и с шестью на теле! – Ну, теперь ты мне веришь? Огромная мышь! Вот, родной, до чего обнаглели!
1.34 Пародия на «Крысиный волк» Весса Блюменбаум
Обычай завели во флоте англичане (стравили б хоть кого, и в этом знали толк): собрав голодных крыс в большом железном чане пари держали кто из них "крысиный волк".
И вот, под свист толпы сжирали те друг-друга. И победитель был – кто всех в конце загрыз. Как кот по кораблю вышагивал упруго, и не пускал на борт и к грузу прочих крыс.
Английским морякам наш мир казался б раем На нашем корабле мы счастливы стократ: Бросаем бюллетень и Волка выбираем Наш Самый Главный Крыс известный демократ.
Крысиные бои ушли, как сон премерзкий и заняли места заслуженно везде Партийный секретарь, чиновник министерский, и генералы войск простых и МВД.
И мирит Главный Крыс их олигархов кланы которые пока ему еще верны. А мелких крыс стада заполнили чуланы и вожделеют на амбары всей страны.
1.35 Бесы одолели Бесогона
На выступление почетного члена и Всероссийского дворянина Никиты Михалкова о причинах спецоперации в 2022г
Дворянину страху нет спокона, Но трясёт от ужаса его. Мучают комары Бесогона. Крестит пузо, лоб и естество.
Чудище огромно, многоглаво Разевает огненную пасть. Украина если не напала, Но, кажись, готовилась напасть.
Страшные, чубатые солдаты, Чтоб пройти заслон святых границ, Химию варили где-то в хатах, Заражали перелетных птиц.
Молится пред Путина портретцем. Мучает виденье роково, Как козак зубатый с оселдцем Кормит салом с вирусом его.
Не дрожи, как лист по непогоде, Во стенаньях проявляя прыть! Эти сказки дедушки Володи Только чтобы с ручек кровь отмыть.
1.36 Российская патриотическая колыбельная
Спи, младенец мой прекрасный Баюшки-баю Как платить кредит неясно за колыбель твою. Потерял отец два глаза, Лермонтов убит, Только гонят нас с Кавказа, - вот такой кульбит.
Бьется Терек в безднах узких, катит мутный вал, Злой чечен давно всех русских из Чечни прогнал, Будет время, все исправишь Справишься с врагом Всю Хохляндию придавишь твердым сапогом. Сядешь в танк, возьмешь гранаты, (Осподи, спаси!) И прогонишь на хрен НАТО от границ Руси.
Пусть не соблазняют змии, Будем голодать Но за танки для России можно все отдать. Будут внуки по полатям жить почти в раю. Мы как раз кредит оплатим за колыбель твою.
1.37 Басня об ограблении.
(см. Будапештский меморандум 1994 г)
Блатной авторитет* приехал раз в село. Расслабиться в селе ему не западло. На солнце у реки бродяга* грел бока, И рядом вдруг узрел простого паренька. Такой обычный лох*, в потертом пиджаке но носит рыжие бочата* на руке. И глядь – топорщится волына* под рукой. Не мент и не блатной. Да кто же он такой? И урка* без труда, поскольку дело днем, Разговорил лошка* и вызнал все о нем. Чуть лести, чуть понтов, и вызнал уркаган Про папины часы и дедушкин наган. И, убедив лошка, что он, мол, честный мент, Взял ствол себе «на срок, чтоб выдать документ» Повелся паренёк на столь простой развод. И мигом этот ствол упёрт ему в живот. Бандит взял кошелёк, и снял часы с руки. И в наше время есть такие пареньки.
Бандиты тоже есть. Такой вот грустный факт. Вы поняли намек на Будапештский акт? И что кричать «Грабеж!», и что кричать «Обман!» И на кого похож из басни уркаган?
* БЛАТНОЙ ЖАРГОН: Рыжие бочата – золотые часы Волына – пистолет Блатной авторитет, урка, уркаган, бродяга – элементы воровского сообщества Лох, лошок – обычные граждане вне воровского сообщества
1.38 Дай, Джим, на счастье…
Хотя Есенин мой кумир, однако, я лапу Джиму не желаю жать. Он, Джим, моей возлюбленной собака, всегда некстати лезет к нам в кровать.
Скормил ему охотничьи сосиски, Грозил наслать трясучку и лишай, пил с ним по вечерам шотландский виски… Просил, как человека: "Не мешай!"
Но, наконец, одну придумал штучку когда совсем измучил зов телес: украл для Джима у соседей сучку. Так Джим и с нею к нам в кровать залез
1.39 Пародия на "Кровавое болото. Страшилка" "…Слонялся по мхам и трясинам Иван, безутешный царевич… «Не верю!…» – он топнул, свалился, И топь поглотила дебила… Напрасно ждала Василиса, Вздыхая: «Кого я любила…» Упала бедняжка со стула в уме повредилася малость На шее платок затянула и тут же, на месте, скончалась. Кащей, как узнал, рассмеялся: Ну Ваня! Вот выкинул номер! За горло, за сердце хватался, Да тут же от смеха и помер. Читатель прочел эту драму и проклял, средь слез и стенаний и Автора и его маму, и умер от переживаний. А Автор смеялся, от смеха трясясь, аж стул поломался от тряски. И Автор об угол затылочком – хрясь! Ой! Тут и конец нашей сказке.
1.40 Пародия на «Цейтнот» (Neivanov)
"всех нас – спешащих, и ленивых, поставит ра… пардон, в цейтнот…"
Спешащим – горе спозаранку! Всегда так было и везде. Их ставит ра… на штрафстоянку чудовище ГИБДД
Спешащим днем, им тоже горе! Уж днем спешить не вариант. Их посылают в пи… за море чиновник, шеф, официант.
В вечерних сумерках моргая спешить нельзя! Спокойней будь! Так отху… словом, отругают, когда толкнешь кого-нибудь.
И по ночам, во тьме кромешной не поспешать – совет не нов. Получишь пи… пилюль, конечно, от хулиганов-шалунов.
И людям всем в огромном мире совет могу достойный дать: Спешите снять штаны в сортире чтоб не обос… не опоздать!
1.41 Пародия на "Призвание варягов" Вита Балашова
На дальнем Свейском юге, среди шенгенских стран водились раньше Руги из Северных Славян. Строгали лодки-струги, вникали в суть вещей, а также, на досуге, хлебали лаптем щей.
Когда уж – врать не стану, не знаю точно я, явились к ним Славяне Восточные братья́. И говорят дебильно: мол, братцы, е-мое! Земля у нас обильна, но князи – все ворье. Пусть лучше нас захватит какой заморский гад: зарплату князь не платит четвертый год подряд. Мы, братья, так и знайте, давно не ели всласть. Короче: жрать давайте, и забирайте власть.
Сказали Руги: "Братие! Неужто ж не спасем? Основы демократии мы вам преподнесем. Подкрасьте чуть заплаты, да сделайте рентген. А мы вас примем в НАТО, Европу и Шанген" А ихний главный – Рюрик, был очень даже рад: "Я, я! Их бин, натюрлих, ваш самый кровный брат!" Как много приходило с тех пор на Русь князьёв: и умных, и дебилов, и мамок и зятьёв.
Богатство про…зевали народ изведал бед… Зачем их только звали? Порядка ж нет как нет! Не от ума большого. Но я здесь – не при чем. Читайте Балашова: он знает что-почем!
1.42 На «Я люблю смотреть как мрут поэты» Андрей Мартынов
Я купил особые билеты и по ним меня пускают в ад. Там гляжу, как корчатся поэты, и тому почти до смерти рад.
Знаешь, по какому алгоритму муки подбираются в аду? Глянь: поэт, бедняга ищет рифму голой попой сев в сковороду. А какой под ней огонь пылает: покраснел чугун, сгорел тефлон. Рифма получается сырая и коптит поэтов афедон*.
Видишь: из метафор битых горка, плод труда восторженных невежд? Там скользят, раскаиваясь горько, поэтессы вовсе без одежд.
Зрелище богов достойно это: Так и не сознав своей вины, Варятся в котлах смолы поэты за стихи, что смысла лишены.
И поэты есть еще, поверьте, Муки их прияты мне вдвойне: Их стихи – без чувств. За это черти топят эту публику в говне.
Пусть я продал душу за билеты Не жалею. Право, я не вру! Именины сердца для поэта Муки всех собратьев по перу.
* афедрон – устар., шутл. задница
1.43 Пародия на "Мэри и баран" С. Маршак
РОКОВОЕ ВЛЕЧЕНИЕ
У Мэри Энн барашек рос не год а много лет. И был он верен, словно пес, и шел всегда ей вслед. На рынок, в церковь, на рентген, и даже в школьный класс. Любил барашек Мэри Энн, как мало кто из нас. Уж шел слушок между людьми… но им плевать на всех. Зоофилия, черт возьми, не самый страшный грех!
1.44 Пародия «Зимняя ночь» Пастернак
СВЕЧНЫЕ СТРАСТИ
В литературе я давно ходок не новый. Поэтов знаю по кино и Пугачевой, Не то, чтоб мозгом -мозжечком, по зову тела, ценил я с детства высоко "Свеча горела"
Подруге раз, среди зимы, сказал нахально: – А что, – могли б вот так и мы, - со свечкой в спальне? На стол поставим мы свечу, окно завесим, тебя я, милка, научу любовных песен. И тень падет на потолок объятий близких, скрещенье рук, скрещенье ног, и все по списку…
Сказала милая: "Хочу! И сильно очень!" И вот, на столике свечу зажгли мы ночью
И при свече процесс пошел: скрестились руки, мы туфли сбросили на пол с отменным стуком… Но, в потолке ли был порок, в свече ли дело, скрещенье ног на потолок лезть не хотело.
Тень зависала у окна, у стенки (малость) но только к потолку она не поднималась.
На стол залезли мы потом, и там, в итоге над самой свечкою, с трудом скрестили ноги Чтоб тень легла на потолок по Пастернаку. А я ведь сжечь мошонку мог себе, однако! И так скажу вам, господа, об деле этом: Нигде, ни в чем и никогда не верь поэтам!
1.45 Пародия на «Скифы» Александра Блока "Да, скифы – мы! Да, азиаты – мы …Держали щит меж двух враждебных рас Монголов и Европы! …Привыкли мы, хватая под уздцы Играющих коней ретивых, Ломать коням тяжелые крестцы…" «Скифы» – древние племена в Северном Причерноморье (VII в. до н.э.– III в. н.э.) т.е в Европе за 1000 лет ДО татаро-монгольского нашествия. Энциклопедический словарь "История Отечества"
СКИФСКИЕ НЕСКЛАДУШКИ
Я скиф, и, Саша Блок сказал, – Я также «азиат» Географ в обморок упал. Но я не виноват.
Перед монголом щит держал, грозил ему мечом. Историк в обморок упал, Но я здесь не при чем.
Я всадник, очень молодец: По десять раз на дню Уздой ломаю я крестец Ретивому коню.
Сей миф присочинил дебил для девок из Дворца. Степняк бы за коня прибил ломателя крестца.
Не подсказали мудрецы из Питерской шпаны: не на крестцах висят уздцы – с обратной стороны.
Насчет раскосых жадных глаз- Другой расхожий миф. Ведь Саша Блок – шалун у нас, Сам – азиатский скиф.
1.46 Пародия на балладу Маршака "Вересковый мед"
ВЕРЕСКОВЫЕ СМЕСИ Очень страшно. Нервных прошу вкурить и не читать. . Балдежные растворы придуманы давно Варили мухоморы, и пиво и вино. А пикты в своих пещерах, в Шотландии глуши, курили сушеный вереск, балдея от души. Толкли они смеси в ступке, чтоб был позабористей бред. Чего они сыпали в трубки главнейший был их секрет.
Может, и мухоморов, или другой фигни. Поэтому очень скоро вымерли все они. Бывало, севши кучно, курили всей семьей Ведь вечерами скучно в пещерах под землей. По слухам, вставляет вереск, смешанный с чем-то умнО, в сто раз круче, чем херес и ледяное вино.
Пришел король Шотландский, безжалостный к врагам. Узнал про этот способ понравится богам. Рычит шотландец зверем: "Опять в краю моем цветет медвяный вереск а мы винище пьем." Но вот, согласно эдикта, ведут к королю старичка, на вид совершенно пикта: обкуренного торчка.
Король сказал: "Открой-ка секрет ваш. Озолочу. Мне надоела попойка. Я покурить хочу" Ответил пикт: "Как два пальца! Хули той тайны, *ля. Нужны человечьи яйца. И лучше всего – короля. А лучше бы яйца пикта, Шотландца хуже уже Но это вроде реликта. Мы, *ля, вымерли же. А чтоб сильней забирало не жмоться, себя веселя. Яйца двух сотен вассалов заменят одно – короля. И не жалей приближенных, коль надоело вино. Я и свои бы отдал, но я их скурил давно."
И вот, под гудение горнов, стоны слышны и плач. У четырех сотен придворных яйца отрезал палач. От боли зелено-сини дети Шотландской земли старому пикту в корзине яйца свои принесли. Как раз во дворце королевском замер последний крик. И эхом ему ответил балдея торчок-старик: Выглядит вроде жутко, но ты посмеяться изволь: Ведь правда, прикольная шутка вышла, братец король? Кури ты что хочешь, зая! Я, видишь ли, просто псих. Состава смеси не знаю. Балдею от шуток своих.
1.47 Пародия на "ВОЗДУШНЫЙ КОРАБЛЬ" М.Ю.Лермонтова
По паковым льдам океана где пАзорей блеск в небесах скрипит броневик одинокий на мощных литых колесАх.
Ничто ему снежные бури, разводы, дрейфующий лед И молча в одной амбразуре как пенис торчит пулемет.
Не видно знамен пролетарских плакатов не видно вокруг лишь кое-где белые мишки со льдины срываются вдруг.
А в гордой столице России разлегся, немножко смердя, безмозглый (итог биопсии) труп доброго Вовы. Вождя.
Лежит он в большой пирамиде у самой Кремлевской стены и Вовиным Слову и Делу молились России сыны.
Прославили Вову народы: Мол, был всех мудрей и добрей. И строили царство свободы: колоний и трудлагерей.
Народней Вождя и милее чем Вова и быть не могло. За это он был в Мавзолее упрятан за бронестекло.
И чтобы из этой гробницы случайно вдруг не улизнул стоял на виду у столицы Кремлевских ребят караул.
А рядом попрятались в стенке, порядок и благость блюдя, генсеки и прочая пенка, что делала дело вождя.
И парни кремлевские бают, Что полночью под юбилей во тьме броневик подъезжает под самый под тот Мавзолей.
И будто, проходит мгновенье, и слышится стон или крик, И Вова крылатою тенью взлетает на тот броневик.
Не взявшись за поручень крепкий Одною рукой, как атлет он вытянет в сторону кепку И всунет вторую в жилет.
И в Васю Блаженного тыча, И матом ругая режим, Соратников верных он кличет: "В Швейцагию, бгатья! Бежим!
Власть снова в стгане захватила компания вгеменщиков в их лапах финансы и сила, нагод превгатился в габов.
Товагищи! Дети и внуки! Тегпеть ли нам эту напасть? Зачем геволюции муки, коль суки присвоили власть?!"
Соратники в стенах рыдают, им тоже б в Европу удрать. Но вдруг из ворот вылетает чиновников черная рать.
Разносяться жуткие звуки, вой волка и свист патрулей, а Вову хватают за руки и тащат в его Мавзолей.
А Вова то маму их хает То грозно клянет за обман… Но звук постепенно стихает и площадь скрывает туман.
И, если рассказам поверить, Пройдет еще десять минут Чиновники выйдут сквозь двери и прах с рукавов отряхнут.
И, лица скрывая стыдливо, чиновничья стая бредет И тает толпой молчаливой под сводами Спасских ворот.
И горько взвывая, пиано, Сквозь стены Кремля, напрямик Укатит опять к океану ненужный пока броневик.
1.48 Пародия на Сказка о царе Салтане А С Пушкина
ПОДЛИННАЯ ИСТОРИЯ кн.ГВИДОНА
Читатель, дай шепну на ушко, И этим груз сниму с души: Ко мне во сне явился Пушкин И с матом требовал: 'Пиши!'
А я, как дядя честных правил Болел и с горя пил 'Кристалл' И если б Пушкин не заставил, Писать пародию б не стал.
Здесь срамота, и мат не в меру, Глагольна рифма режет глаз. Ханжи, эстеты, лицемеры - Сие писалось не для вас!
Да, плод моих полночных бдений Не завоюет мне наград, Тем более, что я не гений, А стихоблуд и рифмокрад.
За стиль краснею до макушки За слог готов хоть сесть в тюрьму. Но виноват не я, а Пушкин. И все претензии – ему! … В Беловежской пуще сраной князь Бориска, в жопу пьяный проиграл в очко с задору Лукоморье Черномору. В Лукоморье нынче всяк вор, философ и дурак. Нас достала невезуха На панель пошла Старуха И с умом недружен шибко Дед схарчил Златую Рыбку. Вместе жрали карася. Вот и присказка Вам вся.
Только присказка- фуйня. Сказка круче у меня.
Три девицы вечерком, разговелись коньяком. Разболтавшись незаметно о девичьем, о заветном, в баньке парили бока, мастурбируя слегка.
Разметавшись в неге томной под божницей полутемной в абсолютной наготе (лишь снурочек на кресте) говорит одна девица:
Скучно мне, хоть удавиться! Кавалера не поймать - Все жлобы, ити их мать! Уж какие там амуры! Сексуальной нет культуры. Всяк мужик бежит в кабак. Оттого в стране бардак. Честно вам скажу, сестрицы: – Кабы я была царица я б построила бордель для послов иных земель,
для бояр да прочей знати в самой теплой, светлой хате. Чтоб культурно, гой-еси поипаться на Руси.
И чтоб пить там мед да пиво И чтоб было все красиво, Чистота, помилуй Бог, ни клопов, ни вшей, ни блох!
А культурные мамзели по французскому гундели. Чтоб хоть секс слегка порой оживлял наш домострой.
Так, культурой сексуальной Мы прославимся глобально чтоб в бордель со всей земли перли валом короли.
Люд к культуре приобщится, нрав у мужиков смягчится. Так, что бабу станут звать "куртизанка", а не "плядь" И Рассея возродится c сексуальною столицей. Честь царю. Спасибо мне. Прибавление казне.
– Фи, бордель! Как это грубо! Ей вторая кривит губы. - И, склонив головку вбок, облизнула свой сосок. – Впрочем, я с тобой согласна: Без культуры жизнь ужасна. Рвется к празднику душа Да не выйдет ни шиша.
Плюнуть некуда культурно: В царстве ни единой урны, Ни театра, ни кино. Только лебля да вино. Кабы я была царицей, я бы создала, сестрицы, посреди столичных луж наш, Российский, Мулен Руж.
От Пекину до Британи Лучший зад – у русской Мани, Что германец, что араб - Все падки на наших баб. Груди – словно те арбузы. Обалдели б все французы ежли б мы средь ихних Канн да исполнили канкан. Я б расклеила афиши от подвала и до крыши, и билетики б народ раскупал на год вперед.
А потом, по Божьей воле, покатили б на гастроли, чтоб в Европе кажный гад целовал Российский зад.
Докатили б до Парижу. Мужики там хоть пожиже, но культурные уже: любят, чтобы в неглиже.
Не меха богатство наше, а Дуняши и Наташи. Но такая уж страна - их не ценят ни хрена. Наши попы, наши танцы покорили б иностранцев. От культурного обмена стала б польза непременно. Уж какая там война, если задница видна? Закрепим культурны узы политическим союзом. Благоденствие стране, честь царю и слава – мне!
– Удивляюсь вам, сестрицы,- третья молвила девица, Наклонясь вперед слегка,- и лизнула низ лобка. – Вы болтаете пустое! Дело бабское простое: чтоб мужья довольны были. А об этом вы забыли.
Коль не спит с царем жена - Это ж хуже, чем война. Говорят в народе грубо: уд царя, что сук у дуба- Он торчит и вдень и в ночь, Кончить с бабою невмочь. А стояк для мужика, - что в пишде с гвоздем доска. Так, сестрицы, не годится! Если б я была царица царь намного больше б знал про минет и про анал. Свечку взяв ладошкой нежной в щелку сунула небрежно, приоткрыв призывно рот, стала двигать взад-вперед.
И притом вздыхала тяжко: 'Как страдает он, бедняжка! Я б стояк ему снимала, Я бы так его ласкала, чтобы царь забыл и знать, как хотеть и не кончать. А спустя два-три годочка родила б ему сыночка. Молодца-богатыря, Словом, копию царя. Мужики всегда гордятся, коль у них сынки родятся. Вот на этой-то волне Честь и слава будет мне'.
Только вымолвить успела, бани дверь с петель слетела. Царь ворвался, бос и наг. уд подьят, как ратный стяг. Во все время разговора он дрочил позад забора. Два часа (помилуй, Бог!) кончить все никак не мог.
– Здравствуй, красная девица! - закричал он. – Будь царица! Я ваш царь. Салтаном звать. С лавки можешь не вставать. Без вины и без причины Я наказан как мужчина Третий год как тот маньяк: У меня всегда стояк.
Я уж радости не чаю, хоть ипу, да не кончаю. На хера мне царский трон, Если этого лишен? Лекарь, сука, ставит клизмы, Кличет немощь приапизмом, Только ентот демагог Ни на грош мне не помог. Коль спасешь меня, девица, на тебе готов жениться. Вот бумага, вот печать. Начинай со мной кончать!
Вам же, милые сестрицы, всем по лавкам разложиться и лежать с закрытым ртом! Вами я займусь потом.
Царь недолго собирался. Здесь же, в баньке обвенчался. Пред налоем, босиком. Только пуй накрыл платком. Уж была ль любовь – признаю, что до сих времен не знаю. Да и царский перец с ней: По расчету брак прочней.
Царь доволен был, как слон. Лишь священник вышел вон, Повалил на пол девицу И давай на ней жениться чтоб обычай соблюсти, раз, так, около шести. А царица молодая, дела вдаль не отлагая, уж не знаю, чем да как, но сняла царю стояк.
Говорит Салтан сестрицам: – Я вас всех беру в столицу. Хватит вам, ипёна мать, В глухомани прозябать. Я вас выдам за министров! Но не сразу, и не быстро. Надо практику пройти, лет не менее пяти.
Для одной на той неделе место я найду в борделе Поработаешь на складе - позже вырастешь до пляди, А не острамишься там- может, станешь и "Мадам".
А тебя, на днях, сестрица, Чтобы культуре подучиться И искусству разных стран, Я отправлю в балаган.
Пообтешешься в кулисах, Станешь знатною актрисой, И тогда, едрена вошь, заголяйся скоко хошь!
Перед дальнею дорогой поиплись еще немного, и уже, в сплетеньи тел, царь кончал, когда хотел.
Вот приехали в столицу. В церковь царь повел царицу, И пред всей тусой блатной Он назвал ее женой. Показал ее народу, дал колодникам свободу, чтобы знали стар и млад, как их царь женитьбе рад. Пир веселый задал знати, роздал по полтине рати, приказал: "Всем ликовать!" и отправился в кровать. Царский терем закачался - царь, считай, с цепи сорвался. Гадом буду, коль загну: месяц кряду ял жену. Сверху, снизу, сбоку, сзади. И при свете, и не глядя.
На полу и на полати, и привязанным к кровати, в позе рыбки, в позе птички, всунув внутрь две клубнички. А к пятнадцатому утру, изучая Кама-сутру принимал такие позы,- хрен распутаешь без дозы. И использовал игриво масло розы и оливы лепестки цветов из сада, благовония Багдада, и египетский экстракт чтоб острей казался акт. Да с массажем, со щекоткой, с воском, льдом и даже с плеткой.
А в святое воскресенье облизал жену с вареньем. И царица так старалась, что кровать под ей сломалась.
Стоны сладки их объятий да скрипение кроватей шло в оконны изразцы, так, что бравые стрельцы, опершися на пищали, по пять раз за ночь кончали. С той поры царицы сестры зависть чувствовали остро. Ведь и им хотелось чтоб Их хоть кто-то тако ёп. Сговорились со свекрухой, Мол, готовы на мокруху, лишь придумать не могли, как бы их не замели.
Царь дороден, крепок телом, ел немало и умело, но и тратил много сил. Царский кравчий заносил в терем кучу всякой снеди и на злате, и на меди. Но ипаться без конца…? Царь сперва опал с лица.
Не прошло и три недели - руки, ноги похудели. Через месяц царь-отец стаял, словно леденец, и уже поссать с потели поднимался еле-еле. Не спасали ни снетки, и не взбитые белки, ни орех кедрова бора, ни женьшень, ни мандрагора. Месяц полный миновал - царь, видать, затосковал, и, в одну уставясь точку, с блюд не тронув ни кусочка, у стола сидел полдня, повторяя: "Все фуйня!"
Лишь одна мужская сила в нем по – прежнему бурлила. Но видать, и ЭТО дело потихоньку надоело. Царь врубился, наконец, что настал ему писсец. Со здоровьем вовсе худо, надо когти рвать, покуда в прах жена не заипла. В те поры война была. Бросил царь вночи супругу, взял трусы, носки, кольчугу, и слинял к утру в обоз, полугол и полубос. Лишь успел помыть пиписку, да жене послал записку: – Оставаться не могу. Должен дать отпор врагу. Вот прогоним супостата - подмывайся, жди солдата. А пока в командировке- замени меня морковкой. Впрочем, в царстве шла молва, - от жены сбежав едва, на природе мясом с кровью подкрепив свое здоровье и решив, что все в порядке - царь опять пошел на плядки.
И признаюсь что, увы, Все мужчины таковы.
А царица тосковала, но, однако, осознала, разглядев свое белье, что задержка у нее. То ли подвели таблетки, то ль в календаре отметки, то ли, воли супротив, царь сломал презерватив. Но считаться нужно с фактом: поспешила с неким актом, сбилась с верного путя и под осень ждет дитя.
Посмотрели повитухи, и пошли в столице слухи, что, уж верно, к октябрю сына ей рожать царю.
На траве роса искриться, родила дитя царица. Ну, понятно, что сынок: вон пиписка промеж ног! Аккуратненький ребенок, точно бройлерный цыпленок: за троих исправно жрет. В две недели стал как в год! Девки шепчутся стыдливо про ручонки шаловливы. И растет и вверх, и вширь - сразу видно – богатырь.
А свекровь, гадюка, злится, подвывают ей сестрицы: – Вот растет урод, в натуре, на защиту нашей дуре! Шлют письмо царю во стан: мол, 'Порадуйся, Салтан! Молодая плядовала где попало, с кем попало. У нее отныне СПИД, и с шпиёном датским спит.
не хранила царско тело, и от негра залетела. Если явиться приплод- то взбунтуется народ!'
Царь Салтан как раз во стане двух шалав ипал по пьяни. Как к нему гонец вбежал, он одну на уд сажал, а вторая в центре зала воеводе пуй лизала.
На письме сорвав печать царь велел гонцу: "Молчать! Нет покоя мне нимало Переписка заипала!
Что ни день, то шлют гонцов. Здесь война, в конце концов! То министры, бусурмане, то, едри её, маманя.
Все, садись! Пиши ответ: 'Здравствуй, матушка, мой свет! Рад был твоему письму, Токо смысла не пойму. Ты хотя бы на войне Не ипала мОзги мне. Мне сейчас не до жены. Через год вернусь с войны, и тогда, без писдежу, всем виновным засажу. Враг напал со всех сторон, но уже понес урон. Кажный день за жисть страны Мы живот ложить должны, Наседает супостат (уд засунув девке в зад). То в атаку, то в отход двигаемся взад-вперед. и рискуем здесь поймать… Зачеркни, ипёна мать! Я прорвался в тыл врагу, Жаль, что кончить не могу. В жестких схватках изнемог. Уж не чую рук и ног.
Стой, стреляю! – Крикнул он. Враг у стана! Шашки вон! Бьет к атаке барабан. Жди трофеев! Твой Салтан. Целый час ревел, как лось. Кончить вновь не удалось
Вот гонец письмо доставил. две сестрицы, против правил, вскрыв над паром письмецо сели думать на крыльцо как бы так им исхитриться, чтоб верней сгубить царицу.
– Подменить письмо? – На раз! А в него вложить указ… – Утопить в дерьме сестрицу! –Да никто не согласиться. –Я придумала сейчас! Предоставить ей баркас, и отправить на баркасе к папе с мамой восвояси. В день ненастный, перед штормом. – Станет баба рыбам кормом! В днище дырку осторожно… – И гуманно, и надежно!
Как решили, так и было: Мать царя письмо открыла при боярах в день туманный и прочла указ обманный Приказала строчки эти ото всех держать в секрете. Кто расскажет – пишдобол И получит в опу кол. Среди ночи мать с дитятей похватали словно татей Помоляся, в час второй, кинули в баркас с дырой, Несмотря на непогоду опустили в бурну воду И на утлом сем челне отпустили по волне.
Ночь ненастная настала, на волнах баркас кидало то с волны, то на волну. Эдак враз пойдешь ко дну.
Тут открылась дырка в днище, и вода фонтаном свищет. Полчаса без сильных мер - и "Сушите весла, сэр!"
Крикнул сын: "Какой мудак здесь устроил нам бардак? Ты ли, царь морей Нептун, старый траханый пердун?
Ты физдуй своей дорогой! Наш баркас, Нептун, не трогай! А не то, как утону - глаз на опу натяну, И заставлю им моргать! Ты ферштейн, ипёна мать?
(Где таких он слов набрался я, друзья, не разобрался. Может, в царские хоромы вкрался слесарь незнакомый, и, пока трубу варил, вслух при детях говорил?)
Распахнул Нептун ипало, и, видать, очко сыграло. Хоть и царь морской он, но - не железное оно. Волны сразу ниже стали, в небе звезды заблистали, месяц путь пробил во мгле и баркас пошел к земле.
Даже течь, под шум прибоя, ссохлась вдруг сама собою.
Так бывает иногда: может целкой стать пишда, коль молиться капитально, хоть у пляди привокзальной.
Вот баркас пристал ко брегу. Нет ни пищи, ни ночлега. И царевич щурит глаз: – Эх, пожрать бы – в самый раз! Может здесь полно зверья? Но ни лука, ни копья. Коль не конен, не оружен - на пуя кому ты нужен… Из трусов достал резинку, тельный крест свернул в дробинку. (Сложно, думаешь? Ну, прям! Хули нам, богатырям?!) И покрался вдоль ручья - подстрелить хоть воробья.
Лишь поднялся по пригорку - видит дивную разборку: Под ракитовым кустом лебедь дергает хвостом, а вокруг, тряся гузком, ходит коршун голубком. Приседает и кивает, по-людски увещевает:
– Ах, красавица, довольно! ну, отдайся добровольно! Не вертись и не шуми, только хвостик подними. Я уж так тебя хочу - за разок озолочу.
А лебедушка прекрасна в крик кричит: "Я не согласна! Ах ты, старый педераст! пусть тебе гадюка даст! Ты лукавством братьев всех Подло ввел в содомский грех. Ты и дядьку совратил. Дядька герпес подхватил. Горе всей моей родне! А теперь пристал ко мне? Сгину старой девой в сплине, Но не дам тебе, скотине!
Тут царевич загундел: – Это что за беспредел? Эй, козел, тебе не ясно? Видишь – дама не согласна! Что ты пялишься, как лох? Ну-ка быстро – хенде хох! Чтоб видней в дальнейшем было, Можно в глаз, а можно в рыло!
И дробинкой из рогатки прямо коршуну в сопатку! Ярким пламенем пылая загорелась птица злая. Только дым пошел окрест! (Так святой возможет крест!)
Лебедица молвит страстно: – Ты сражался не напрасно! То не коршун опочил - Колдуна ты замочил. Не смотри на перья птичьи, Спас ты честь мою девичью. И за храбрость за твою прибалдеешь, как в раю!
Я тебе открою тайну: Все, что было – не случайно. От очей людских сокрыт Чудный замок здесь стоит. Злой колдун, не зная сроку Предавался в нем пороку. Но пропало колдовство. Завтра все узрят его. Коль не струсишь, не сробеешь - Ты тем замком овладеешь, Станешь знатен и богат Как российский казнокрад. Нынче ж оба, ты и мать, натощак ложитесь спать.
Воротившись к мамке родной Лег царевич спать голодным. Мать всплакнула засыпая: 'Ох, судьбина наша злая!'
С солнца первыми лучами Видят терем пред очами. Да не терем – цельный град - полторы версты в обхват. Куполов злаченых ряд Ярче солнышка горят! А окон-то! А окон! по сто штук с пяти сторон! То-то вбухано сюды на окошки те слюды! Где набОльшее окно надпись вязью "Казино" Впереди сияют врАта, будто кованы из злата.
А вверху, огнем пылая, днем свет Божий застилая надпись красная горит. Сын царице говорит: – Я по буквам прочитал "Клаб Хотел Гвидон Ройял". Мне до клаба нету дел, но пожрать бы я хотел. Эта хатка, чую я, Будет вотчина моя. Сходим, мать, туда пока, да заморим червячка.
Мать и сын идут к воротам. Там стоят мордовороты - Двухметровые качки, блещут черные очки. При дубинках, в камуфляже. Нет надежней этой стражи!
Вдруг, навстречу из ворот, Искривив в улыбке рот Выступает с видом лорда Звероподнейшая морда: Золотые галуны И с лампасами штаны Широченный, как амбар. Словом, ясно кто: швейцар.
Он ворчит: "Нельзя сюда! Завертайте, господа. Утром нет у нас приема, И сеньора нету дома. Наш Иль капо – чародей Превращает в жаб людей. Так пока в отлучке маг В жопу ветер, в руки флаг Прего мистер, скузи, сэр! Гоу хом, майн либе хер!"
Дав швейцару с лету в ухо Говорит царевич сухо: – Скажешь "хер" еще хоть раз - принародно вырву глаз.
Я Иль капо. Даже выше. Я отныне ваша крыша. Твой колдун был туп и глуп, Потому он нынче труп. К бабе лез без этикета. Я пришил его за это. Раздавил, как чижик тлю. Сильно наглых не люблю. Так что с нынешнего дня Будешь слушатьсяменя.
Только тут швейцар врубился: Это новый босс явился. На колени бухнул он И сказал лишь: "Скузи, дон!" Стражи головы склонили, двери молча отворили, и как есть, в грязи, в пыли мать и сын вовнутрь вошли.
Тут же слуги прибежали, все восторг изображали, и неслось со всех сторон: "Вив Иль капо! Вива дон!" Громко "Доном" величают ключ от офиса вручают, катер бело -голубой, секретаршу 'Мисс Плейбой' бодигарда с мощным торсом и ковер с высоким ворсом.
И, с согласия царицы, начал тяжкою десницей этим клубом править он и нарЁкся "Дон Гвидон".
Ветер по морю гуляет и кораблик подгоняет. Парус белый, медь горит, Вверх, как пуй, торчит буршприт. Ходят важно, благочинно Вдоль по палубе купчины, В шубах, несмотря на зной, с полной золотом мошной.
Видят остров с домом новым, пристань с настилом сосновым, Тяжких кнехтов черный ряд да таможенный наряд. А на пристани девицы кажут морю ягодицы. Пристают к заставе гости. Их зовут раскинуть кости, в баньке с девками погреться и скоромным разговеться. На стриптизе побывать, в картах счастье испытать. А когда дошли до точки, под конец веселой ночки, на прощальный закусон кличет их к себе Гвидон. Он купчинам наливает, и при этом возглашает: –Проигрались, господа? Ну, да это не беда! Раз пошли дела паскудно, То пора домой, на судно. Соберете вновь деньжат - Я вам снова буду рад.
Говорят ему купчины: – Тяжкая у нас кручина: Торговали целый год, был на уровне доход. Но лишь к острову пристали, Нас как Юкос раскатали. Нет ни денег, ни товара. Лишь портков осталась пара. И лежит нам путь далек, через море на восток, к славному царю Салтану.
– Подавать я вам не стану,- говорит им дон Гвидон. А Салтан -то ваш – гондон! Без вины и без причины Утопил жену в пучине И с женою он, дебил, Сына родного сгубил.
Так ему и передайте. Ну, купчины, прощавайте!
Вот и небо посветлело. Скрылось судно в дымке белой а царевич смотрит вдаль, и в глазах его печаль. Тут он кнопку нажимает, секретаршу вызывает
Та спросонья: "Что? Опять? Можно лифчик не снимать?" –Нет, на сей раз, крошка Стелла, вызвал я тебя для дела.
Я с тобой читал вчера Файл агента Комара. Он нам пишет неустанно Из хором царя Салтана. Ты проверь свою постель, Извлеки его отель, И немедля, в тот же час Комару пошли приказ: Пусть в приемные покои Он веб камеру пристроит, Да фильмец на мэйл толкнет: Как там фатер пальцы гнет.
Дон Гвидон вкруг кресла ходит, с монитора глаз не сводит. Запись четкая, и даже с датой и хронометражем.
Видит: в шелковом халате царь Салтан сидит в палате на престоле, и в чепце, с толстой шлюхой на конце. Тут донесся шум до слуха. Девку царь смахнул, как муху. Снял чепец, одел венец, спрятал под халат конец, и состроил мину, вроде обо всем скорбит народе.
Входят в залу в платьях пестрых мать царя, царицы сестры, у престола сев кружком тихо чешут языком.
Рында рявкнул грозным тоном, и к царю ползут с поклоном в серых свитах из холстины гости – знатные купчины. Царь Салтан с златого трона Вопрошает удивленно:
Эй вы, гости-господа! Что же с вами за беда? Вы – да в тряпках. Что за чудо? Аль за морем – сильно худо? Корабельщики в ответ. – Мы объехали весь свет. За морем житье не слабо. Будь ты негр, гей иль баба - уваженье и почет. Жисть там быстрая течет. Торговали мы с доходом, только все сплыло, как воды. Остров на море лежал. Там один лишь дуб стоял, ни землянки ни скотины только пусто и пустынно. Нынче же на месте том выстроен огромный дом. Называется он "Клаб" Еж ли кто умом ослаб, поддается там соблазнам: бабы, карты, вина разны. Казино и вночь и вдень. В нем такая поипень: вроде выиграл чуток, а выходишь без порток. И что хош, любой каприз: борщ, шампанское, стриптиз. "Ты плати, мы все отыщем". Но потом отпустят нищим. Мы прошли тот адов круг. Все, что есть, спустили с рук.
Правит клубом Дон Гвидон. Он сказал, что ты гондон, Этот, как его… дебил, Сына родного сгубил, И без всякой без причины Утопил жену в пучине. Не гневись ты, царь, пардон. За слова виновен Дон.
Царь Салтан дивиться чуду Говорит он: "Гадом буду, чудный клуб я навещу, сам Гвидона опущу. Пусть узнают в клубе оном, как меня назвать гондоном!
Тут Царицына сестрица Та, что стала кладовщица, Вдруг Салтану в ноги – бух! И завыла, точно дух: – Брешут все купцы-собаки. Весь рассказ их – вздор и враки. Зря зовут тебя дебилом. Я-то знаю, как все было. Ты уехал на войну, Бросил тут жену одну. Вот она затосковала И чуть-чуть пофлядовала. Второпях, такое дело, от арапа залетела. Ты с войны не воротился, И в законный срок родился У царицы молодой Черный негр с бородой.
А сестрице стыдно было, И она уж так просила Ей недельный отпуск дать - Маму с папой повидать. Тут указ секретный твой Отпустить ее домой. Царь пытался вставить слово: – Я же не писал такого! Кладовщица продолжала, словно муха прожужжала:
– Потерять мне правый глаз, Коль подделен тот указ. Был указ в твоем же стиле, Вот ее и отпустили. И она пустилась в море, и себе и нам на горе, и разбилась о скалу, смерть на месте приняв злу. Такова, видать, судьбина Что взяла ее пучина. Это все из-за войны, и ничьей тут нет вины. Что до ентой «Казино», то ж известное кино.
Много чудного на свете. Я видала в Интернете на Ютубе ролик-жесть Девка может злато есть. А зовут ту девку Белка. И шустра, хоть видом мелка В общем, Белка та мутант. Есть у ней еще талант, мол, поет попсу, навроде "Во саду ли, в огороде".
Слушал царь, раскрывши рот, как свояченица врет. Он, видать, в расстройстве был, про Гвидона позабыл.
Дон Гвидон в селектор: "Стелла! Ты, конечно, подсмотрела. Комару пошли заказ: тетке выбить правый глаз. Да скажи: без перестрелки! И найди агента Белки. Той, что песенки поет. Номер будет – на улет. А пока что, крошка Стелла, ты надень халатик белый Помнишь скетч "Визит к врачу"? Я расслабиться хочу!
Ветер по морю гуляет, и кораблик подгоняет. Правит в дальние края Новгородская ладья. Называется "ушкуй" На носу таран, как пуй. А ушкуйники лихие, Рэкетиры удалые, При брыльянтовых перстнях Да свинцовых кистенях. Каждый выряжен богато, а на шее – цепь из злата по пол -пуда весом полным. И скользит ладья по волнам Мимо острова крутого, клаб-отеля дорогого. На молу стоит моряк, рекламирует коньяк. Буквы с сажень: "Вкус приятный, первых двести грамм бесплатно".
Пристает ладья к причалу. Всем налили для начала по стакану: "Пейте, плиз! Нынче в клубе бенефис. Наша Бэллочка при всех давит золотой орех. Не руками, не зубами, а интимными местами. Бэлла жопой гвоздь забьет. И при этом так поет… Кто тот номер не видал, простофиля и вандал".
Морячки по простоте посетили варьете, и всю ночь потом кутили. Все богатства с рук спустили. Тут Гвидон зашел в кабак, ставит он гостям коньяк, всех вокруг за стол сажает и серьезно заявляет. – Все, ушкуйнички, шабаш! Нынче, видно, день не ваш.
Коль продолжите, братки, то пропьете и портки. Так что ехать вам пора. Вы ж к низовиям Днепра, а потом на Вышний волок. Путь до Новгорода долог. Если станете вы станом у хором царя Салтана, передайте: Дон Гвидон был безмерно удивлен. Царь приехать в клуб грозился, опустить меня хвалился. Я же не вооружен. Так пускай не трусит он. Или этот царь-отец Лишь детей топить храбрец?
Проводивши их из дому Дон Гвидон по интеркому секретаршу вызывает: "Грусть-тоска меня снедает, словно давит два яйца. Видеть я б хотел отца… Жаль агента Комара, но его сменить пора. В прошлом деле он до срока Засветился ненароком. Ладно, такова житуха. Есть другой, по кличке "Муха". Ты пошли его, и жди фильм на диске DVD.
Дон Гвидон у монитора и с него не сводит взора. Видит: царь Салтан упорно в Интернете ищет порно. Бабка, тетки обе враз. У одной – стеклянный глаз.
Вводит новгородцев стража. Вновь в брильянтах все, и даже Есть крупней, чему царя. Видно, плавали не зря.
Говорит им царь сердито: Новеградские бандиты! Признавайтесь, господа: Много ль грабили, когда? И какая сила зла вас к нам в царство занесла.
А ушкуйники в ответ: – Мы объехали весь свет Только стрелки забивали Нам богатства отдавали те купчины и не те по душевной доброте. И зашли, уже в итоге К Дон Гвидону по дороге: коньячку разок хлебнуть и немного отдохнуть. Хоть доходов всех лишились, Но зато повеселились.
В мире нет по красоте равных девкам в варьете. А уж Белку, вы поверьте, не забыть до самой смерти. Эта Белка – краше всех. Жопа крепка, как орех, Стан – что греческая ваза. Кто посмотрит – кончит сразу. Ходит Белочка по сцене В белом платье точно в пене. Там аршин пятнадцать шелка! И стоит на сцене елка
А на елке для утехи золоченые орехи. Тут на Белке платье рвется, И всего-то остается что чулочки на шелку. А она берет доску, жопой гвоздь в нее вбивает. Мужики опуевают! Белка песенку поет а потом орех берет, И сует себе же в щелку. Ножкой громко бьет о елку,
Выше носа поднимает, изумрудец вынимает. И лежит на сцене груда этих самых изумрудов. На такое посмотреть - и не жалко помереть! Мы отчалили с рассветом - ни гроша в кармане нету. Но Господь благоволил: путь к Днепру спокойным был. У Днепровских светлых вод глядь – татарский челн плывет. А на нем поганый пес продавать брильянты вез.
По понятьям – все законно. А к тебе мы от Гвидона. Говорил он: 'Царь-отец Лишь детей топить храбрец. Опустить его грозился, да похоже, устрашился.
Ты не дергай-то плечом. Мы тут вовсе не при чем Все слова и все детали - чо сказали – передали. За базар и грубый тон отвечает Дон Гвидон'.
Царь вскричал: "Да падлой буду, а на остров я прибуду, отыщу там наглеца да подвешу у крыльца, уд отрежу, всуну в рот. Пусть злодей поменьше врет!' Раскричался царь Салтан, рвет сафьяновый кафтан: – Что ж пристал Гвидон-репей! Не топил я вжисть детей!
Тут свояченица смело (та, что оба глаза целы) Молвит слово: 'Царь Салтан! Грозен ты, как ураган!
Нами правишь справедливо, и враги бегут трусливо от могучего царя. Только нынче злишься зря. Что тебе грозиться шумно, если Дон – малец безумный? Сам подумай не шутя: он, как глупое дитя, что прохожим у забора корчит рожи без разбора, А вспорхнет у ног голубка - мамке прячется под юбку. Для мальца не много ль чести: царь Салтан сошел до мести? Это мелочь и пуйня! Да сестрицина гульня вовсе б не была бедою, каб не негра с бородою. твой указ, бояр испуг, разговоры среди слуг… Мы ж народ консервативный. Все чужое нам противно Вот и номер с этой Белкой - примитивная поделка для солдат да моряков, да прыщавых сопляков. (Только жаль до спазмы в горле - ведь мою ж идею сперли!)
Но тебе, с твоим-то вкусом, не указ малец безусый. Он вниманья недостоин. Ладно, был бы знатный воин, богатырь иль рыцарь славный. Кстати, я прочла недавно: Где-то стерегут моря тридцать три богатыря. Все красавцы молодые, великаны удалые. Из воды выходят вдруг, аж балдеют все вокруг. Коль написано правдиво, Это диво, так уж диво… А девицы в казино - дрек. По нашему – говно…'
Дон Гвидон вздохнул устало: – Ладно, тетушка, достала! Хоть и жалко тетки бедной, но читать столь много вредно, и особенно для глаз. Стелла! Сделай-ка заказ! Тетке, этой старой деве, явно глаз мешает левый! Ей не нужен ни хера, удалить его пора.
А про молодцев в воде я воплотить хочу идею. Шоу точно для меня: Есть у Лебеди родня,- геморройная проблема. Но для нас ребята в тему. Три десятка дурачков, Чуть испорченных качков. Все красавцы молодые. А по масти – голубые.
Бывший дон был педофил, всех их сызмала растлил. Ихний тренер Черномор - тоже наголову хвор. Хоть колдун, но симпатичный. Нужно встретиться с ним лично, чтоб с командой молодой сделать шоу "Под водой" Без общественных различий, чуть за рамками приличий. Некий голубой душок вызовет культурный шок. Будут критики в восторге. А кто нет – приляжет в морге!
А к обеду, крошка Стелла, ты б поплавать не хотела? Триста метров, на пари! И купальник не бери. Как тебе такая сцена: я дельфин, а ты – сирена.
Ветер по морю гуляет, и кораблик подгоняет Черный негр на корме в шароварах и чалме.
Изогнулась круче лука левантийская фелука. Левантийские купцы- Все по женщинам спецы. Продавая баб в гаремы Знают лучше их, чем все мы, Но коварными считают И мужчин предпочитают.
Видят остров на просторе. Вдруг взбурлило сине море, и на борт, машá рукой, лезет будто черт морской. Влез и слышен грозный глас: – Всем лежать! Морской спецназ. Поворачивай без звуку, и причаливай фелуку!
На причале дует дудка: –Скузи, сори, это шутка! Нынче вечером у нас супершоу "Водолаз" Тридцать третий экипаж гость Гвидона, то есть наш. Вход бесплатный. За обиду каждому по два солида, и, за счет, конечно, наш, тайский точечный массаж. Все обиды позабыты. – Много чести! Ну, а мы-то!.. Нам не жалко! Коль не лень - нападайте трижды в день.
А уж что за представленье! Левантийцы в возбужденьи. Из партера слышны речи: Что за ноги, что за плечи! Вах, Ахмед! Вах-вах, Хаким! Жизнь отдам за ночь с таким!
Черноморова работа: Изошли купчины потом, Тянут ручки, лупят глазки, С кошельков летят завязки. После шоу прорвалися левантийцы за кулисы. 10 праведных купцов разобрали молодцов, вышло по-трое на рыло. Ночь дальнейшее сокрыла…
Утром, еле встав на ноги, Подвели купцы итоги: Раздарили все, что было. Да! Любовь большая сила, Если к тяге естества чуть добавить колдовства. Приходя в себя помалу Повлеклись купцы к причалу. У причала светел, тих Дон Гвидон встречает их.
-Жаль мне вас, купцы востока. Но увы, судьба жестока. За любовь всегда цена- Или жизнь, или мошна. Сердце вам помочь велит. Дам товары я в кредит. Есть у нас марихуана, что растет в заморских странах, и заморский кокаин - то, что нужно для мужчин. Галюциногенный гриб Поставляет нам Магриб. Без подделки и обмана Черный план из Пакистана. Все, что дарит нам Восток. Есть и аленький цветок. Но, конечно, не в горшке, А в готовом порошке. И обманывать – не стоит. Колдовство мне все откроет, А обманщик, в виде голом, Будет са'жен в улей к пчелам.
Известите капитана- путь вам – в порт царя Салтана. Предайте там царю Что сейчас Вам говорю: Мол, Гвидон весьма дивится: Ведь царя, что ту девицу Дурят всякой ерундой Про ублюдка с бородой. Коль считать бы царь учился, То тотчас бы убедился: Родила царица в срок, Что отмерил бабам Бог. Тут считать не нужно много. Понесла не от чужого, Не от негра-молодца, От тебя, царя-отца. Да и сам сынок при этом Был как царь по всем приметам: Крепкотел и златовлас, С васильковым цветом глаз, Громкогласен, нос картошкой, Краткопалые ладошки.
А уж пил-то, а уж жрал! Точно царь, лишь ростом мал. И вот этого-то крошку Царь топить велел, как кошку. Да уж Бог ему судья. На дурных не гнЕвлюсь я.
А вот те, кто клеветали нынче глаз недосчитали. Призадуматься б ему: Кто без глаз, и почему. Все, пока! До встречи вскоре! Пусть к вам добрым будет море!
Лежа на кушетке белой Между Белочкой и Стэллой Дон Гвидон под нос гундосит: –Грусть-тоска мне башню сносит, хоть иди, лечись, к врачу: видеть батюшку хочу.
Тихо, девочки, ни звука! Есть секретнейшая штука. Только что из Тель-Авива. Теле шмель – и вправду диво. Чудо нано технологий. Кнопку жмешь – и он в дороге. Вот он, пульт, экран на нем. Щас к Салтану попадем.
Взял царевич пульт прибора И с него не сводит взора. Видит он царя поддатым. Тот ругает стражу матом: – Для каких вы, бля, затей, напустили в дом чертей? Ладно, правда. Выпил малость. Может спьяну показалось… Рядом тетки одногазы и царева мать, зараза. Че-то шепчутся тишком, прикрывая рот платком. Рында стукнул об пол тростью, И ползут на пузе гости. Сразу видно – из Леванта Знатные негоцианты.
Крестит царь себе живот И кричит: "Глядите! Вот! Я вас, сукиных детей! Кто опять пустил чертей?"
Тут купцы завыли: "Вах! Ас-салям-алекум, шах!" Царь смутился: "Чо, купчины? Почему черны личины? Ваалейкум ас-салям! Всей прислуге- по соплям! Где толмач, ипёна мать! Как китайцев понимать?!" Тут настарший из купцов Объяснил в конце-концов: Мы Левант, а не Китай. Мы ходи купи-продай. Героин и анаша. Были у Гвидон-паша.
Сильно он переживает И тебе передавает: Как мудрейший звездочет Сделай правильный расчет, Напряги свой мудрый ум: Как ты трахал свой ханум. Сколько месяц пробежала, как ханум твоя рожала? Если будет девять лун - То сынок от твой шалун. Ты тогда большой балда, Зря топил его в вода. А про негра с бородой Врал шайтан совсем худой. Необрезанный собака. Ты не верь ему, однако. И ему, за лживый сказ Джабраила вырвал глаз.
Пальцы царь перебирает. Видно, месяцы считает. Лоб в поту, усы в горсти: Тяжек счет до девяти! Вот сочёл, Вокруг глядит. Видно, оченно сердит. Взяв державу молотком Молвит тихим шепотком: Это кто ж, злодей отпетый, Мне про негра плел наветы? Вашу маму так-растак! Я же верил, как простак. Лизоблюды! Интриганы! Обвели, как мальчугана. И кому здесь глаз подбил Сам Архангел Гавриил? Как смогли вы исхитриться, чтоб со свету сжить сестрицу? И откуда вдруг указ Про секрет и про баркас? Что ж вы, пляди, натворили? Крепкую семью разбили! Я же, как пришел с войны, Да остался без жены, Так живу холостяком С постоянным стояком.
Чтоб забыть свою потерю, Трахал баб я, сил не меря. Яйца, как голландский сыр стер уже почти до дыр, А на сердце словно гири. Нету счастья в этом мире! Раз преставилась жена, То и мне теперь хана.
Тут царева мать, скотина, По головке гладит сына: – Ты не плакай, ну-ну-ну! Мы найдем тебе жену. Пусть одна пропала в море Подберем другую вскоре. Сколь ни существует свет Баб незаменимых нет. Вот идет молва правдива: Есть одна эстрадна дива, Ейный шлягер о любви Нынче хит на МTV И толкут свет сурово: Бритни Спирс пред ней – корова. Три работы совмещает, На тусовках зажигает, Микрофончик так берет, Что у статуй уд встает. Сексуальна и стройна. Вот была б тебе жена…
Одолела злоба внука. Шепчет он: "Ну, бабка, сука!" Разогнал шмеля как пулю и – пуйяк об нос бабуле! Тут экран совсем потух. Дон Гвидон им об пол – бух! Отказавшись от минета Вышел вон из кабинета.
Дон Гвидон слегка рассейно Ходит-бродит у бассейна. Глядь – по верху тихих вод Лебедь белая плывет.
Грудью чуть волну колышит, И от хлорки еле дышит. Лапки белы, глазки алы - Тетя Ася заипала.
– Здравствуй, дон Гвидон мой милый! Ты как вышел из могилы. Бродишь тих да бел, что мел. Зря, наверно, устриц ел.
Дон Гвидон ей отвечает: – Слух пришедший огорчает: Слышал ноне я базар: Есть певица – SuperSTAR. Сексуальная не в меру, и поет не под фанеру. Да и выглядит неслабо. Вот меня и давит жаба. Да за эдакой девицей я готов поволочиться хоть за тридевять земель чтоб завлечь ее в постель.
Бела Лебедь возражает: – Так она же зажигает, жизнь светскую ведет. Что тебе перепадет?
Дон надул с обидой губы: – Я ж не для себя – для клуба! Пусть хоть раз в четыре дня выступает у меня. А уж я бы с ней поладил: Где б хотела – там и гладил. И жила бы как в раю: что захочет – я даю.
И вздохнула Лебедь тяжко: –Ты Гвидон, такой милашка! Че ходить в ины края? Та певица – это я! Тут она крылом махнула, шею белу изогнула и облив себя водой стала девою младой.
Да такой, что кто лишь взглянет и не хочет – сразу встанет. Вся в пуховом неглиже и с тату на круглой Же. Дон Гвидон, любуясь ею поперхнулся: "Я фуею!"
И вздохнула Лебедь снова: – Коли так, то я готова! Я же скромная девица. Но раз ты готов жениться И по гроб меня любить Я согласна, так и быть. Возражает Дон с улыбкой: – Извини, но тут ошибка. Так уж вышло не со зла. Ты меня не поняла. Я влюблен, на сердце рана. Но жениться – просто рано. Я готов. Душа горит. Мне маманя не велит. Я же мальчик-скороспелка. Крошка Стелла, ты иль Белка - Мне, в неполных десять лет Трахнуть – да. Жениться – нет
Плачет Лебедь, горько ноет: – Ты смеешься надо мною! Для того ль я, как могла Честь девичью берегла?
Дон сказал: "Какого фуя? Хоть жениться не могу я в остальном, душа моя, мне не жалко ни пуя. Ты – алмаз моей души. Лишь контрактик подпиши. Буду тя лелеять, холить и к концертам не неволить. Не женюсь, но знаю я будем мы и так друзья Что касаемо постели, То покамест не жалели Те, что были в ней со мной Все девицы до одной,
И Гвидон в один момент Предъявил свой аргумент. Говорили бабы в клабе, Аргумент тот был неслабый, И длинней на пять вершков, чем у прочих мужиков. И у Лебедь (ели-пали!) Возражения отпали.
Месяц по небу кружит, Время весело бежит. И какому фую дело, Много ль, мало пролетело.
Как-то поздно вечерком, Прихватив леща с пивком, Царь закрылся в кабинете, Чтоб поюзать в Интернете, Поглядеть на девок "ню" И на прочую фуйню. Вдруг, в разделе "поп культура' Видит – дивная фигура, Грудь и попка-хоть куда. Текст – "Уходит поп-звезда! Л., красотка-примадонна Переходит в клуб Гвидона. Автор заявляет прямо - В этом клубе вся программа Хоть вульгарна, но гламурна И подобрана недурно. Может, требует доделки эротичный номер Белки, но таких мужчин в воде не увидите нигде. В наступающее лето эти тридцать три атлета в черном латексе "Диор" снова вызовут фурор.
С переходом в клуб певицы Можно жопой поручиться, Что повалит на балдеж Золотая молодежь. Так что в будущем сезоне Пик тусовок – в Клаб Гвидоне!
Есть слушок, что сам Гвидон В Л. Без памяти влюблен. Мать клубмэна заявила, Что считает Л. премилой, Вкусам сына доверяет, Связь с певицей поощряет, И коль дальше будет так, Даст согласие на брак".
Снимок дан на всю страницу - Дон с мамашей и певицей. В чувствах обмочив штаны Видит царь лицо жены. Он вскочил и ну кричать: – Все по коням, вашу мать! Если слышит кто меня - Пол бутылки за коня!
Словно ветер в порт примчался И на флагман свой поднялся. Царь Салтан на корабле К дальней двинулся земле Через море – Акиян Словно Буш на Тегеран.
Ветер по- морю гуляет, Царь на остров прибывает. У причала, чуть бледна, Видит он – стоит жена. Что за радость! Льются слезы Воздух все бросают розы, Среди нимф, как Дионис, Дон Гвидон нисходит вниз. Все кричат и 'Бис!' и 'Браво!' И целуются слюняво.
И в томлении любовном Царь простил вину виновным. За подлог и клевету Не казнил ни ту, ни ту. Он ведь был такой затейник! Посадил их в муравейник.
Царь с царицей на часочек В ближний сбегали лесочек, Чтоб покончить под дубком С окаянным стояком.
И пошел тут пир горой: Пьют по первой, по второй. Царь кричит: "А третью чашу Пить хочу за внуков наших! Кто не выпьет – всем писсец!" Тут и сказочке конец.
Сказка ложь, да в ней намек: Пейте все томатный сок! С водкой, сто на двести грамм, Он спасает по утрам! А непьющим я не враг: фуй вам в опу, в руки флаг!
1.49 Троицца?
Отец говорит Сыну: «Создадим мир!» и Сын отвечает: «Да, Отче!». «Но этот мир, – продолжает Отец, – отпадет от своего пути, и для того, чтобы его спасти, Тебе придется стать человеком и умереть». «Да будет так!» – говорит Сын… … Богу умереть невозможно – но для того Мой Сын и стал человеком, чтобы Его собственным человечеством испытать весь ужас и всю трагедию вашего греха – и преодолев, победить вашу смерть!..». Протопоп Аввакум "Житие"
Где попсу щебечут птицы, а у пчелок нету жал, Сам Господь, един в трех лицах, на троих соображал.
Ели свежего барашка, На троих его деля, И лилась из фляжки бражка Одного веселья для.
Папа-Бог и Бог-сынишка Спели песню или две, Дух, слегка хлебнувший лишку, Прикемарил на траве.
Тут Отец рукой нетленной Стукнул Сына по плечу: –Есть мысля насчет Вселенной. Я создать ее хочу.
Но, признаюсь по секрету, По мирам я не мастак. Так что я работу эту Буду делать кое-как.
Я не многорукий Шива, И моя ли в том вина, - Если выйдет мир паршиво, И чуть-что, – ему хана.
Но, как кровь с щепоткой тмина Улучшает колбасу, Я кровавой жертвой сына От себя же мир спасу.
Соберешь адептов кучу. Всех приучишь к чистоте. Я потом тебя замучу И прикончу на кресте.
Посмеемся мы в итоге, Как никто, того допреж. Шутка в том, что мы, как боги, Не помрем, хоть ты нас режь!
Но зато, в довесок, что ли, Это надобно учесть, Мы познаем кайф от боли. В мазохизме что-то есть!
Если мы сейчас поладим, И устроим все хитро, Не останемся внакладе. Ну, сынок! Даешь «добро»?
Сын сказал, катая крошку: –Только, чур! Я главный впредь. Ежли так, да понарошку, Отчего ж не помереть?
Я на сцену выйду ловко Буду JESUS SUPERSTAR Но с тебя тогда массовка, Бабки, реквизит, пиар.
Дальше все пошло по плану, Но церковники потом Наварили каши манной Из истории с крестом.
Тут сам черт ломает ногу Если спросят вдруг его: Был ли кто-то жертвой Богу? Что спасли и от кого?
А убогие, поверьте, Сразу верят в полный бред, Что спасали мир от смерти. Будто смерти больше нет.
И над Троицей умильной Крестят истово уста. Как Она любвеобильна! Как бессмысленно пуста!
1.50 Джаннат и Джаханнам. Рай и Ад
Кому открываются райские двери? Мужчинам пристойным, кто в Господа верил. Коль жил беспорочно, все делал как надо, в раю ожидает достойных награда: прекрасные телом веселые пери нектары, хмельнее и слаще чем шерри Веселье и песни, забавы и пляски и радость в душе и любовные ласки. А кто же еще будет в райских чертогах? Да девы, конечно, грешившие много.
Кто толк понимает в забавах и плясках и ловок весьма на любовные ласки. А скушные, постные, кислые девы в геенну уйдут, где шайтаны и дэвы чтоб грешным, в котлах со смолой и дерьмом, морали читать где-то в круге седьмом.
1.51 Кошачья баллада
Шершав мой язык, сладострастен мой мяв, я мастер по части любовных забав и знают окрестные кошки: во всех них влюблён я немножко. Известен в округе горячий мой нрав. Соперник бежит! Кто сильней, тот и прав. Луна, – покровитель влюбленных, взирает с небес благосклонно.
Нет знатной родни, но под шубкой моей ни шкурки больной нет, ни блох, ни клещей. Вам скажут все кошки Вселенной: пушистость моя совершенна! Спокоен мой взгляд и достоин мой вид, и всякий погладить меня норовит. А дамы с утра неустанно мясцо мне несут и сметану.
И жил бы я славно, почти как в раю, но злая хозяйка милашку мою, персидскую кошечку Майю гулять выпускать не желает. Томимый любовью и ночью, и днём Я пел серенады под ейным окном, чтоб всем разносили сороки как тяжко мне жить одиноким.
И в песнях моих было столько тоски, что плакали женщины и мужики, и прочие кошки-подружки, и даже на лавках старушки. В песочнице дети, в подвале бомжи, и плакали дворики и этажи, машины, что съехали с трассы и сам участковый Тарасов.
И горесть такая во взглядах была, что Майи хозяйка стерпеть не смогла. Сказала: «Катись поскорее к блохастой своей душегрее»
И злая хозяйка раскрыла окно, и вышло как было давно суждено: во тьме тополиной аллеи я встретился с милой моею.
Как будто бы выросли вдруг два крыла. Нас мигом на крышу любовь вознесла, залитую призрачным светом… Мы тут же запели дуэтом.
1.52 LOVE STORY, или Дважды майская ночь
Там, где кладбища начало, где разрытая могила, Смерть однажды повстречала молодого некрофила.
В камуфляже был в зеленом, Элегантен, словно денди. Пах тройным одеколоном, И слегка паленым бренди.
Вот мужчина настоящий! И на теле все при деле, А глаза его маняще Ярче южных звезд горели.
Знал слова и выраженья, что любая б уступила. Нет для женщины спасенья От такого сексапила.
На луну собаки лают, пахнет прелью земляничной. Часто ночь бывает в мае сладкозвучно-романтична.
И по этой-то причине лунный свет людей тревожит. Тянет женщину к мужчине, и мужчину тянет тоже.
Тянет Фурманова к Анке, Дон-Жуана к Анне Донне, мавра тянет к мавританке, и попутно – к Дездемоне.
Совершенства в мире мало, и на солнце тоже пятна. Вот и Смерть не устояла что в такую ночь понятно.
Смерть смотрела, словно дура Некрофил глядел дебилом… В этот миг стрелой Амура Их сердца Любовь пробила.
И, не тратя ни мгновенья На «Спасибо!» или «Здрасьте!» Смерть, без всякого стесненья Предалась любовной страсти.
Факты отрицать нелепо: раз уж было – значить, – было. Там, в уютном тихом склепе Смерть любила некрофила.
В склепе было очень мило, и вдвоем совсем не тесно. Им вовсю луна светила, соловьи им пели песни.
И, от страсти их друг к другу, Как от тока, в самом деле, Светлячки по всей округе На фиг вдруг перегорели.
Вторя их лобзаний звуку, В добрых снах, как в пасторали, Дети нежно Бяке-Буке Грудь мохнатую сосали.
Так что верьте, иль не верьте, Но рассказ мой – без обмана. И любовь – сильнее смерти! Слово в том эротомана!
Через год бродил устало Некрофил по той сторонке. Видит вдруг: скелетик малый И бензопила в ручонках.
Тут луну закрыли тучки, Гром ударил, дождь закапал, А скелетик тянет ручки И пищит с восторгом «Папа!»
В этот миг у некрофила В сердце будто вбили шило. Совесть в нем заговорила И инфарктом оглушила.
Не спасли уже таблетки Пять бригад реанимаций… Вот чего бывает, детки, Если не предохраняться!
1.53 Тесей, ты еще ответишь!
Ах Тесей, верхогляд, шалопут, вертопрах! Ты совсем потерял божий страх? Ты зачем, разрывая тугую волну, Ариадну оставил одну?
И пила она, горько страдая, вино, и скатилась на самое дно, где её, как бесценный, но спившийся приз подобрал удалец Дионис.
Не излечится пусть даже с помощью клизм тяжкий женский алкоголизм. Дионисовы жены, судьба их горька. Будь ты проклят, Тесей, на века!
Но расплатишься горькою участью ты, Ариадны сгубивший мечты. За добро не желал расплатиться добром, в мир принес столь ужасный синдром.
И за то будешь изгнан, и спустишься в ад, и в Аиде оставишь свой зад. Будешь нагло обманут, что тот радикал, и безжалостно сброшен со скал.
И повесится Федра, как Алекто велит, и погибнет твой сын Ипполит. Так Ананке возмездия круг завершит. Трепещи же Тесей, fuckin' shit!
Кто бросает подруг, и собак, и котят пусть готовится: Боги бдят!
1.54 Барбаросса
Герцог швабский Фриц Краснобородый был учтивый рыцарь и боец, в молодые (и не только) годы - покоритель девичьих сердец.
Раз цыганка Фрицу нагадала что вода ему грозит бедой, что ему, не много и не мало, захлебнутся суждено водой.
Фриц держал судьбу железной лапой, выбирал не самый легкий путь. и, как Фридрих, был помазан Папой. Император вам, не что-нибудь!
Он ходил в военные походы против Папы, с Папой заодно но не пил с тех пор ни разу воду. Пил он соки, пиво и вино.
Даже если грязный был, и потный (танцевал ли, или морды бил) мылся Фридрих очень неохотно, а купаться вовсе не любил.
Даже в очень жаркую погоду он не плавал в речке никогда. Нет! Он не боялся прыгнуть в воду, но ему не нравилась вода.
Через реку мост построит новый, чтоб пройти, не замочивши ног. Но однажды был поход крестовый Он, как рыцарь, не пойти не мог.
Цвет тогдашних рыцарей собрался Гроб Господень отобрать войной. Фридрих плыть по морю отказался, и пошел дорогой обходной.
По Европе, в пыль вбивая обувь, чтоб не контактировать с водой, вел свои войска к Господню Гробу славный Фридрих с рыжей бородой.
По тропинкам вдоль скалистых склонов по армянским долам и горам Шла немецких рыцарей колонна, Барабаны били по утрам.
А в горах ручьи сбегают звонко с тающих снегов весенних дней Салеф -это мелкая речонка. Иногда – канавы не полней.
Там, где летом вброд гуляют куры, по весне – бушующий поток. Немцы раньше часто гибли, сдуру путь свой устремляя на Восток.
В речку не ходи, не зная броду! Даже если рыцарь ты, и смел. Тут-то Фридрих бултыхнулся в воду. Плавать он, понятно, не умел.
Кто с самой Фортуной спорить вправе от царя до низкого раба? Барбаросса утонул в канаве. Ничего не сделаешь – судьба!
Но не стоит все-же, слово-право, жаловаться на судьбу свою. Взрослые! Детей учите плавать! Это пригодится, зуб даю!
1.55 Баллада о любви, о доблестном короле Ричарде и его шуте, о брате короля принце Джоне, и прекрасной анжуйской даме.
Он был добрый охотник: сливаясь с конем Мог неделю идти по следам. И готов был сражаться и ночью и днем Ради чести, и славы, и дам. Он сгорал, все вокруг опаляя огнем, Словно солнце в полуденный зной. И сто тысяч баллад сочинили о нем, А о братце его ни одной.
Пусть он шкуру с народа содрал не одну, Пусть кругом разоренье и боль, Пусть ушел на войну, обезглавив страну, Но прославлен, как добрый король. А братишка его, принц по имени Джон, Остальным королям не в пример, Чтил порядок, закон. Но запомнился он Как хвастун, интриган, лицемер.
Подмастерье не пух с голодухи едва, Но собрав три медяшки на эль, Повторял он слова про отважного льва, Что заезжий напел менестрель. И английский крестьянин, простая душа, Представлял, наяву ли, во сне, Будто сам он несется, неверных круша, По пустыне на ратном коне.
А узнав, что захвачен предателем в плен Тот, кто сек сарацин, как лозу, Возмущался йомен и ругался йомен, В эль роняя густую слезу. Ни один менестрель и не вспомнил о том (проза жизни у них не в чести), Как налог собирали с йоменов кнутом, Чтоб за Ричарда выкуп внести.
Впрочем, Темза все так же спокойно течет, И мудрейший, уж кто б он ни был, Хоть заплачь, не сечет что нужнее: расчет, Или к славе взывающий пыл.
И что толку теперь в словопреньи пустом, Хоть до тысячи лет проживи? И балладу, потом, я сложил не о том, А сложил я ее о любви.
Был избалован Ричард веселой судьбой: Слухом полнилась звонким земля, Что прекрасны собой, дамы громкой гурьбой Окружали всегда короля. Лев был падок на баб, несдержИм, словно чих, И любил не детей, но процесс. Он на сене крестьянок валял и купчих, А на шелке – графинь и принцесс.
И смогла отказать королю лишь одна (Дочь анжуйца, безродная тля!) Мол, в другого она много лет влюблена, И не любит совсем короля. Был разгневан король, и безмерно суров. И его приговор был жесток. И при чем здесь любовь? Нет закона для львов, Кроме права на лучший кусок.
Был у Ричарда шут, балаболка и плут, Карлик с кожей, чернее чем ночь. И она, как жена, за него отдана И из Франции услана прочь. Ах, как ночи в апреле в Анжу хороши! И на свадьбе ее шутовской Веселился весь двор короля от души, Лишь невеста глядела с тоской.
Возразить не посмели ни мать, ни отец, Так был страшен отвергнутый лев! Лишь пузатый чернец, поднимая венец, Часто путал слова, захмелев. С девой в брачный покой удалялся жених, Грубой шуткой гостей веселя Черно-белым покров был на ложе у них И презрителен смех короля.
Только гордый король в самомненьи своем И не думал, бедняга, о том, Что бывает и карлик в любви королем, А король – просто жалким шутом.
Я не стану покровы с их тайны срывать, Хоть прошло с той поры много дней, Остальным наплевать. Помнит только кровать Как был чуток и нежен он с ней.
Но лишь только заря заалела вдали Пробиваясь в предутренней мгле Появился бальи, и ее увезли к серым скалам у Па-де-Кале И она из Кале на большом корабле Отплывала от отчих земель. Об изгнаньи ее ни канцоны, ни лэ Не сложил ни один менестрель.
А к утру, в белом мареве Дуврских скал, Вдруг увидела, словно во сне: Пролетел-проскакал словно счастья искал, Статный рыцарь на белом коне. В том, что Бог есть любовь, и сомнения нет: В сердце рыцарь был вмиг поражен. Повеленьем планет то был Плантагенет, Принц несчастный по имени Джон.
Поднялся по скале он в предутренней мгле Чтоб приветствовать солнца лучи, И увидел красавицу на корабле, Чьи глаза – словно звезды в ночи. И, уже, зачарованный ей до конца, О других и подумать не мог. Только грезил улыбкой, овалом лица, Безупречностью грудей и ног.
А она с корабля шла, как пленник к врагу Входит в путах, чтоб выйти рабом, Вдруг узрела слугу на морском берегу И портшез с золоченым гербом.
Привезли ее к темной стене городской Когда гаснут лампад фитили, И над Темзой рекой в королевский покой Две служанки с почтеньем ввели.
Был принц Джон куртуазен, как папа Анри, Безупречно красив и учен, И встречал ее стоя, у самой двери, Хоть и в мантию был облачен. –О прекрасная дева! – сказал ей принц Джон, Я своей благодарен судьбе. Пусть я права на трон бессердечно лишен, Но могу быть слугою тебе.
Но улыбка не тронула дамы уста, И она отвечала: «Сеньор! Королем была выдана я за шута И весь род мой пятнает позор. Мне не лестны признанья твои и слова, Я твердила уже королю: Есть на сердце мое у другого права. Я любила его и люблю.
– О, мадонна!– воскликнул принц Джон наконец кто же этот счастливец, открой: сладкогласный певец, иль богатый купец, или славой покрытый герой? – О мой принц, – отвечала с улыбкой она (словно солнышко вспыхнуло вдруг) Тот, кому я душою и сердцем верна, - Это мой же законный супруг.
Схож он внешностью с пнем, опаленным огнем, Но смеяться над ним не спеши! Ведь под черною кожей скрываются в нем Острый ум и богатство души. Коль позволит Господь, я еще расскажу Как от шуток его и проказ Ангулем, и Бретань, и родной мой Анжу Помирали от смеха не раз.
Что мне вся молодежь? Для меня он пригож И таким, как создал его Бог. И весь мир обойдешь – никого не найдешь Кто в любви с ним сравниться бы мог.
Он умней и сильней недалеких парней, Что кичатся родней и мошной. Пусть мой шут не богат, и не знатных корней, Лишь ему я бы стала женой.
Но отец мой согласья б не дал никогда. Запретил бы – и дело с концом. И сыграли мы шутку (и ей я горда!) Над самим королем и отцом. Шут устроил: двором я прошла напоказ, Короля возмущая покой, И возжаждал наш Ричард, и встретил отказ, И был шут в этот миг под рукой…
Эта шутка острее всех прочих проказ: Лев ярился, рычал и орал, И за дерзкий незнатной девицы отказ Тут же свадьбой он нас покарал Если принц пожелает- он вместе со мной Посмеется, веселье деля. Вскоре муж мой умрет от болезни дурной При дворе, на глазах короля.
А затем и меня ждет печальный конец. Рассекая тугую волну Поплывет к королю с сообщеньем гонец. Я же с мужем – в другую страну. Был принц Джон поражен, и воскликнул принц Джон: Извлечем из истории соль: Пред любовью смешон хоть слуга, хоть барон, Даже лев, будь он трижды король!
1.56 Королевский опыт
Жил король английский Карл Первый . Добрый семьянин, и франкофил. Католичкой и французской стервой Карлову жену народ честил. И хоть Карла признавали милым, (чистых был кровей интеллигент) Все же голову ему срубили Очень подходящий был момент.
Были то ли смуты то ли войны, Ошибиться в том немудрено Хоронили корля достойно И забыли б мы об этом, но…
Жил Луи под номером шестнадцать. Тихий, добрый и не сибарит. Мог такой замок с ключом забацать,- Хрен хороший слесарь повторит. А в душе Луи сама невинность, хоть целуй, а хоть пиши романс. На беду он исполнял повинность короля игривой la belle France* (Ля бэль Франс – прекрасная Франция)
Он любил жену,– Антуанетту Австриячку, что совсем беда. Не любил народ ее за это Ведь народ несправедлив всегда. Собирались кучки всякой швали, Пошепталсь тихо в темноте И фанцузы вдруг забунтовали: Дайте libertе – еgalitе*! (либертэ, эгалитэ -свобода, равенство)
И Луи, как Карлу простофиле, И Антуанетте заодно, Тоже головенки отрубили. А народ за то ругать грешно. Но…
Жил-был Николай Второй Романов Тоже был тетеря из тетерь. И не бабник, а из женоманов (что опасно, знаем мы теперь) Александра, женка Николая, Немка-англичанка с юных лет, И любима (вот судьбина злая!) Мужем. А народом вовсе нет.
Николай наш, душка и милашка Был романтик, добрый хлебосол. В общем, к Карлу и Луи в компашку Очень точно третьим бы вошел. Тут война, мятеж и невезуха, Интервенты проявляют прыть. А в стране и голод и разруха. Не до гуманизму, стало быть. Как обычно, только в новом стиле, (Вы же прочитали между строк?) Николая с женкой застрелили. И детишек. Видно вышел срок.
В мире все меняется некстати Тем важней, чтоб было учтено: Развелось по миру демократий, Королей все меньше. Меньше, но…
Выводом своим могу быть гордым (для чего еще нужны мозги?) Сел на трон – жестоким будь и твердым, И любить супругу не моги!
1.57 Зимний грог
Если вымок и продрог и зима владеет сердцем делай адмиральский грог с ромом, коньяком и перцем! Он любых лекарств полезней греет тело он сполна Хмарь в душе тотчас исчезнет и к тебе придет весна.
Перемкнет какую клемму. Муза жару впарит в грудь и напишешь ты поэму и еще какую муть. Извлечешь с небес звезду, изукрасишь дом резьбою. Станешь с миром ты в ладу и в ладу с самим собою.
И, в прекрасное мгновенье вдохновенья чуя дрожь, может, пол в самозабвеньи мокрой тряпкою протрёшь. Словно витязь на порог явишься оплотом веры… Вот что может сделать грог с дурнем, что не знает меры.
1.58 Восточная песня
Ты прекрасна, Лейла,словно пери, как средь звезд молодая луна. Но закрыты мне райские двери - как луна ты ко мне холодна. Мое сердце лишила покоя, но глядишь мне в глаза визави как студент в сопромат с перепою, не внимая стихам о любви
Вай-мэй! Не внимая стихам о любви
О,очей моих бедных услада, о отрада в юдоли земной! Если б был я халифом Багдада, я б тебя своей сделал женой. Белой пеной китайского шелка Я твою покрывал бы кровать. Ветерок сквозь нескромные щелки залетал бы тебя целовать
Вай-мэй! Залетал бы тебя целовать
Изумруды от гор Индостана, жемчуга от ниппонских пловцов привозили б тебе караваны деловитых багдадских купцов. Плыли б в струях ночного эфира ароматов цветочных слои и ласкали б рабы из Офира дынным маслом лодыжки твои
Вай-мэй! Дынным маслом лодыжки твои
Любовался б тобой непрестанно, позабыв о трудах и делах, Принимала б ты винные ванны (пить вино запрещает Аллах) Чтобы звездочки глаз твоих ясных непрестанно горели огнем, я б послал сто наложниц прекрасных развлекать тебя ночью и днем
Вай-мэй! Развлекать тебя ночью и днем
Впрочем, тут призадуматься надо: сто наложниц и ванны вина… Если б был я халифом Багдада На фига бы нужна мне жена? Вай-мэй! Мне и на фиг жена не нужна!
1.59 Сарагосская серенада
Красота твоя, о донна, холодна и непреклонна. Оглушенный и смущенный пред тобой стою сейчас. А глаза твои бездонны словно небо Арагона. Тверже бронзовой колонны взгляд твоих бездооонных глаз.
Веснааа Весна пьянит сильней вина, а воздух слаще абрикоса Темна Ночь ароматна и темна и тихо дремлет Сарагоса. Лунааа Луна глядит на нас, нежна как головенка Купидона. Слышнааа Небес мелодия слышна и ты услышь её, о донна!
Так взгляни же благосклонно, словно солнце с небосклона! Я коленопреклонённый и покорный здесь стою. Я, почти умалишённый, жизнь готов отдать, о донна, без сомнения и стона за улыбку зааа твою.
Веснааа Весна пьянит сильней вина, а воздух слаще абрикоса Темна Ночь ароматна и темна и тихо дремлет Сарагоса. Лунааа Луна глядит на нас, нежна как головенка Купидона. Слышнааа Небес мелодия слышна и ты услышь её, о донна!
Перешедший все кордоны я гляжу завороженно, ожидая напряженно что в глазах истает хлад. Ночь нежна и благовонна, а цветы в древесных кронах обещают всем влюбленным вечность неги иии услад.
Веснааа Весна пьянит сильней вина, а воздух слаще абрикоса Темна Ночь ароматна и темна и тихо дремлет Сарагоса. Лунааа Луна глядит на нас, нежна как головенка Купидона. Слышнааа Небес мелодия слышна и ты услышь её, о донна!
Вдохновенным баритоном я пою тебе канцоны. Под гитары перезвоны кардамоном пахнет май. Так сойди ж ко мне с балкона, только осторожней, донна! Вес твой, все же, четверть тонны. Лестницу не поооломай!
Веснааа Весна пьянит сильней вина, а воздух слаще абрикоса Темна Ночь ароматна и темна и тихо дремлет Сарагоса. Лунааа Луна глядит на нас, нежна как головенка Купидона. Слышнааа Небес мелодия слышна и ты услышь её, о донна!
1.60 Песенка о палаче
Сложены крючья и иглы в пенал, Начищены, смазаны клещи и плети Палач – он всё же профессионал Лоск и порядок – в приоритете. Он педантичен, как все палачи, и не допустит в работе халтуры. И ты, пожалуйста, не молчи Общение – это же роскошь культуры. Душевные терзания и вывихи плеча есть профзаболевания у душки-палача. Народ его чурается и часто гадко врут… Работа не кончается, но он готов на труд.
Когда Судьба отвернётся, не плачь! В застенках и даже на эшафоте всегда оценит тебя палач. Ему так положено по работе. Сквозь крики и вой, сквозь cлёзы и слизь, что непрятно и уху и глазу, ты с ним по-дружески поделись! И легче душе твоей станет сразу. Душевные терзания и вывихи плеча есть профзаболевания у душки-палача. Он трудится по совести и Бог за то воздаст… и нет печальней повести. Но он энтузиаст
И зря говорят, будто он злодей без совести, чувств, и даже без чести. Он любит природу, зверей и людей… Но дело всё же на первом месте. А ты почувствуй меж оплеух и болью от жестоких допросов: Палач, он только по должности груб. А по существу – гуманист и философ.
Пр: Душевные терзания и вывихи плеча есть профзаболевания у душки-палача. Пить молоко бы надо бы восьмичасовый сон… Работа просто адова, но он в неё влюблён
1.61 Потерпите!
Моисей таскал евреев По пустыне сорок лет И роптал народ «Наглеешь, А обещанного нет! Мрут как мухи человеки, Тают без травы стада. С молоком и медом реки Не увидим никогда!» Но звучал ответ народу: «Потерпите, не беда! Будут вам и реки с медом, Будут новые стада! Будут золотые кучи, И наступит благодать, Будет все как можно лучше, Если верить, если ждать» …Ветер гнал по небу тучи …И разбойничьи свистел: …«Тот кто верит, тот получит …даже больше, чем хотел!»
А матрос кричал со шканцев: «Нет ни горсточки земли! Дурит Христофор испанцев, Сгинут в море корабли! Моряки роптали дружно «Слишком долго мы плывем! Этих Индий нам не нужно, Нам вернуться бы живьем!» И звучал ответ Колумба Озверевшим морякам:
«Мы ошиблись на два румба, дней пяток еще, а там… .Будут золотые кучи, .И наступит благодать, .Будет все как можно лучше, .Если верить, если ждать» …Ветер гнал по небу тучи …И разбойничьи свистел: …«Тот кто верит, тот получит …даже больше, чем хотел!»
И на берегах Гудзона Доброй Англии сыны Все ворчали: «Нерезонно Мы загнемся без войны» И роптали новоселы: «Что за дикая страна, что за климат невеселый, нам бы мяса да вина»
А в ответ звучало снова: «Потерпите до весны здесь заложена основа и богатства, и страны, Будут золотые кучи, И наступит благодать, Будет все как можно лучше, Если верить, если ждать» …Ветер гнал по небу тучи …И разбойничьи свистел: …«Тот кто верит, тот получит …даже больше, чем хотел!»
И народ в России ропщет: «Нам банкиры не друзья! Жили лучше, жили проще, Жили как одна семья! И ни жрать ни пить порою Как не сдохли мы еще? На хрена нас перестроил Этот сраный Горбачев? А в ответ звучит с экрана: «Потерпите, мужики, будет масло и сметана, будут лучшие деньки!
Будут золотые кучи, И наступит благодать, Будет все как можно лучше, Если верить, если ждать» Ветер гонит. В небе тучи. И никто не виноват. «Тот кто верит, тот получит! …Прям по самый … аппарат!»
1.62 Реалии и иллюзии
В понедельник с утра на себя не смотри. Не смотри, чтобы не было хуже. Ты бела и пушиста, быть может, внутри. Только зеркало видит снаружи.
Так настроил Создатель исток и итог, Им посыл столь безжалостный даден: Мир и к лучшим из нас беспощадно жесток. К остальным вообще беспощаден.
Но, чтоб жребий свой тяжкий влачить мы могли беспросветно, но и неустанно, в наших душах коптят неослабно угли из иллюзий и самообмана.
И кумар-фимиам, недоступный ветрам, тешит душу мечтою отстойной. А из зеркала смотрит на нас по утрам то, что кажется в целом пристойным.
И какая кобыла не грезит во сне даже в самой глухой из провинций о прекрасном и ласковом белом коне, прискакавшем на доблестном принце
Да простится Творцу и садизм, и обман, лишь за то, что в одно из мгновений подарил нам иллюзий блаженный дурман Его творческий сумрачный гений.
1.63 Ода черному квадрату
Может, кому-нибудь нравится Гойя, Кто-то готов прибалдеть от Ватто. А на моих порыжелых обоях Черный квадрат – это самое то.
В ванной моей он как глаз Провиденья, В кухне – как добрый Рождественский гусь. И в туалете, напротив сиденья. Да! Вдохновляет. И я не стыжусь.
Нет мне, эстету, ужасней утраты (Это страшнее чем СПИД и война) жизнь прозябать словно бомж, – без «Квадрата». Полный абзац. В просторечье – хана.
Может не тонкой душе непонятно, Грубым и диким не радует глаз. Но ведь, по совести, – черные пятна Это правдивая повесть о нас.
Милый читатель! С тобою, как с братом Мудростью я поделюсь не за грош: Всем нам бы кончиться Черным квадратом. Он и как памятник очень хорош!
1.64 Эстетика и политика
На крыше флюгер в стиле "ретро". Имея очень милый вид, он ловко держит нос по ветру, за что и выше всех стоит. И если солнце ярко светит, а бури нету и следа, вам флюгер лучше всех ответит откуда дует и куда. Мы часто верим индивиду кто, гладок и сладкоголос, взетел наверх, красавец с виду, и пóветру свой держит нос.
Но если посвист бури слышу готов сказать (под скрип стропил): Хозяин! Ты бы лучше крышу не украшал, а укрепил!
1.65 Подорожинки
У КАРЬЕРА Очень трудно на БЕЛАЗе перекресток пересечь Вправо-влево смотришь разом, чуть башка не спрыгнет с плеч Если справа или слева не появиться БЕЛАЗ Едь вперед, водитель, смело! Не жалей, дави на газ!
МЯЧ У БОРДЮРА Кто не играл на мостовой почти наверняка живой.
ВЕНОК У ДОРОГИ Он ехал быстро, – и ушел во тьму. Увы, круты дороги нравы! Он виноват. Но будь и прав он, Спешить не стоило ему! …
РОКЕР Мчался рокер по дороге. Столб стоял, и глух и нем… Трах! Ломает руки- ноги. Голову спасает шлем! Пусть ни Хонды, ни одежды при ударе не сберечь, Голова цела как прежде (хоть лежит вдали от плеч.)!
1.66 Псалом доброты
Я прощаю врагам поношенье и боль. Дай им Бог ежедневно алкать алкоголь. Я не просто прощу, я врагов возлюблю! Пусть, уж сколько ни есть, проживут во хмелю. Для врагов моих, добрый Господь, не жалей. Вин шикарных, достойных столов королей. Пусть лакают, Тебя поминая добром, коньяки и абсенты, ликёры и ром.
Стол да будет их полон, и трижды на дню пусть вкушают смачнейшую в мире стряпню. Пусть едят с аппетитом в тиши и тепле, и чтоб свежая сдоба всегда на столе. Пусть заполнят врагам моим их животы равиоли, пельмени, галушки, манты. Взбитых сливок и кремов любые сорта да ласкают им полость жующего рта.
Не карай их Всевышний жестоким мечом береги от печали, воды и огня. Чтобы нервничать не было им не о чём телевизор пусть смотрят три четверти дня. От проблем и несчастий врагов береги, чтоб уверовал каждый, что знатный богач, чтоб тела их и лица, сосуды, мозги тучным салом заплыли от вечных удач.
Пусть не тронет ни крик ни призыв их ничей, и не слышат как стонет какой-то бедняк. И храни их, Всевышний от всяких врачей: Вдруг да вылечат что-то не то и не так .
Если сбудется все, что желаю им я, То придут к ним, к врагам моим, в гости друзья: и Альцгеймер и белка, инфаркт и склероз… Я пришлю на могилки им парочку роз,
Улыбнусь и скажу: о враги, чур-чура, я не зря вас простил и желал вам добра. Каждый сам послужил для себя палачом. Всё вы сами, ребята. А я не при чём.
2. БИОЛОГИЯ
2.1 Скорпионы
Над пустыней небо синее, Над пустыней в полдень – ад. Путешествует пустынею скорпионий детский сад. Шевельнется пыль дорожная, тень мелькнет среди камней, - это мама осторожная носит деток на спине
А детишки скорпиончики Как туристы-ездоки, Едут весело в вагончике На экскурсию в пески. Происшествий не случается (Метод выверен и прост) Ведь над детками качается очень грозный мамин хвост
Над песками раскаленными миражи воды дрожат Только ножки скорпионные Тихо в камушках шуршат. Пусть и дальше соблюдается Это правило всегда: Всем детишкам полагается Безопасная езда
2.2 Об ишаке
У нас в селе живет ишак Не дикий, но бездомный, Он часто бродит не спеша У школы ночью темной.
А всходит солнце, и с утра По всяким детским требам Его гоняет детвора. Зато и кормят хлебом.
И вчетвером, и впятером Смеясь, визжа счастливо, Трясутся и висят на нем, Вцепившись в хвост и в гриву.
От полигона, где плетень, до пушки длинноствольной детей он возит целый день, и выглядит довольным.
Соседка, проходя селом, Глядит и чуть не плачет: «Ну, надо ж быть таким ослом, Чтоб так на них ишачить»
Ей муж со вздохом: «Не беда, Ему так, знать, лучшее. Кого мы любим, – завсегда Сидит на нашей шее!»
2.3 Разговор с молью
Здравствуй, ты меня еще не знаешь Потому представиться позволь Я, мой друг, не бабочка ночная А домашняя простая моль. Может на других слегка похожа, Только ты не путай, я прошу Я не ем ни дерева, ни кожи, И микробов я не разношу. Я твою не стану есть котлету И меха чужие одевать. Между прочим, вкус у меха к лету… Все, не буду, где тебе понять… Я к тебе по дружески, с советом, Что такого ты нашел в борще? Впрочем, я хотела не об этом, а про образ жизни вообще. Я с доверьем отношусь к прогрессу Раз прогресс настолько нужен вам. Не могу понять я интереса К разным очень вредным веществам.
Эти современные нейлоны, прочая синтетика в быту губят организм твой неуклонно. Это видно даже за версту. Синтетические вещи эти Так вредны, ведь нужно ж понимать Знают все ученые на свете Что Природа все-таки вам мать. А одежда, что особо жутко, Не должна ненатуральной быть Так и несварение желудка Очень просто можно получить. Согласись, ведь у меня есть опыт. Вижу, что согласен ты со мной. Ну не нужно мне так бурно хлопать. Эй, довольно! Осторожней! Ой!!!
2.4 Тушканчик
Налей мне чаю в пиалУ, чайханщик! Такой жары не помню я давно! Вон, видишь, по песку бежит тушканчик, хотя, тебе, я знаю, все равно.
А он живет считай что рядом с нами, вон там, в степи. И часто так бежит, и в знойном воздухе почти как знамя забавный хвостик с кисточкой дрожит.
Ждут дома бегуна жена и дети, ремонт, еда, и недорытый ход, но дела нету никому на свете до маленьких тушканчика забот.
А жизнь уходит, как это ни горько, седая старость ближе с каждым днем. И лишь один, с высот взирая зорко, огромный ястреб думает о нем!
2.5 Дикобраз
Совсем не дикий дикобраз Ведь, что ни говори, есть в нашей школе в десять раз ужасней дикари.
Ему не дали ничего: клыков, копыт, рогов. Иголок много у него, Но меньше, чем врагов.
Да знай хоть сотню умных книг, Закончи институт, утратишь бдительность – и вмиг с иголками сожрут!
Да он и не читает книг, Ему бы выжить днесь Ведь дикобраз – совсем не дик! Но ты к нему не лезь!
2.6 Про кошку и собаку
Соседская киска по имени Маша Любимица дома и улицы нашей. Такая миляга! Такая чистюля! И нос свой не сунет в чужую кастрюлю. С презреньем обходит чужие сосиски и пьет молоко и сметану из миски. Мурлычит красиво и любит при этом с соседским котом петь на крыше дуэтом. Залезет на дерево с первой попытки, играется лапкой с бумажкой на нитке. Не лезет без спроса, скромна, не нахальна Короче: согласны! Она идеальна!
А пес мой Барбос неуклюжим бывает И шерсть от него пылесос забивает. И если он к вам подберется поближе То нос вам и щеки с восторгом оближет .
Не может служить чистоты он примером, И петь не умеет, а лает не в меру. С бумажкой на нитке играть не умеет. Но только он – друг мне! А это важнее!
2.7 Крокодил
Никто не любит крокодила. Спросите у кого угодно, - Никто не скажет: «Добрый, милый». Все скажут: «Страшный, злой, голодный». Как будто он – злодейства гений. Не понимают, хоть кричи! Да, он такой: не ест растений, Но он же лучше саранчи!
Его совсем не ценят звери В саванне, в джунглях, где угодно. И только птичка Киви верит, Что он не злой, а благородный. Как надоела жизнь такая! Лежит на солнышке в тоске, И слезы горькие сбегают По крокодиловой щеке.
Ах, если б у него спросили: «Хотите, чтоб мы Вас простили?» Слова простые крокодильи Конечно, всех бы убедили: «Я жду, когда вас всех увижу. Совсем не злой, а добрый я. Но только, плиз, как можно ближе. Так подходите же, друзья!»
2.8 Наша птичья стая (Триптах)
СКВОРЦЫ Скворцов разбитная семейка нашла у балкона приют. Малиновка и канарейка, конечно, нежнее поют
и душу б приподняли трели певца из певцов соловья… Но право же, в этом апреле скворцами заслушался я. И их бесшабашные песни, их неунывающий свист и ближе мне и интересней. Я, право, опять оптимист. И воздух весенний как мята и в чувствах – душистый елей. Скворцы, вы такие ребята что с вами и жить веселей!
ВОРОНЫ Ворона – птица непростая, куда умнее воробья. И я кормлю воронью стаю. Они мне, вроде как, друзья. Гляжу с улыбкой и в охотку на странный сей пернатый люд, на неуклюжую походку, на крик:"Ребята, жрать дают!" Не орнитолог, посторонний, на их полет гляжу с тоской. И, право, мне базар вороний куда милей толпы людской.
ПИНГВИНЫ Печальней в мире не найти картины. Мы все в душе немножечко пингвины: чтоб ощутить тепло нужна нам стужа и стаи вид, конечно, тоже нужен. Пингвин, он очень любит, чтобы вместе и в очереди на своём он месте. Чужие важно видеть рядом спины. В душе (увы!) мы не орлы, – пингвины.
2.9 Охота
Трубят рога, осока у болота В росе сверкает, словно в серебре. Большая королевская охота Большого Зверя травит на заре.
Лай рыжей гончей – музыка для слуха Туман висит в кустах, как рваный плед. Сечет трава по морде и по брюху, Все мелочи! Азарт. Кровавый след.
Бурлят в крови веселье и отвага… Подергивая лапами во сне, Сэр Арчибальд, диванная дворняга, Скулит и прижимается ко мне.
2.10 Кошачья баллада
Шершав мой язык, сладострастен мой мяв, я мастер по части любовных забав и знают окрестные кошки: во всех них влюблён я немножко. Известен в округе горячий мой нрав. Соперник бежит! Кто сильней, тот и прав. Луна, – покровитель влюбленных, взирает с небес благосклонно.
Нет знатной родни, но под шубкой моей ни шкурки больной нет, ни блох, ни клещей. Вам скажут все кошки Вселенной: пушистость моя совершенна! Спокоен мой взгляд и достоин мой вид, и всякий погладить меня норовит. А дамы с утра неустанно мясцо мне несут и сметану.
И жил бы я славно, почти как в раю, но злая хозяйка милашку мою, персидскую кошечку Майю гулять выпускать не желает.
Томимый любовью и ночью, и днём Я пел серенады под ейным окном, чтоб всем разносили сороки как тяжко мне жить одиноким.
И в песнях моих было столько тоски, что плакали женщины и мужики, и прочие кошки-подружки, и даже на лавках старушки. В песочнице дети в подвале бомжи, и плакали дворики и этажи, машины, что съехали с трассы и сам участковый Тарасов.
И горесть такая во взглядах была, что Майи хозяйка стерпеть не смогла. Сказала: «Катись поскорее к блохастой своей душегрее»
И злая хозяйка раскрыла окно, и вышло как было давно суждено: во тьме тополиной аллеи я встретился с милой моею.
Как будто бы выросли вдруг два крыла. Нас мигом на крышу любовь вознесла, залитую призрачным светом… Мы тут же запели дуэтом.
2.11 Котам не завидую
Хотелось в марте мне черешен хотелось пляжа в феврале. Увы, наш мир уравновешен и все системно на Земле.
И ждешь то денег до зарплаты то исполнения мечты Но и в меже шестой палаты есть исключение: коты.
Свободолюбцы и гуляки берут без спросу что хотят. Нет страха ни с собакой драки ни алиментов за котят.
Чаруют женщин биотоком а в марте вообще кошмар! Пока не срежет им жестоко их вольный дух ветеринар.
А я в душе уйму тревогу всему, – я вспомню, – свой черед. И помолюсь тихонько Богу что я свободен и не кот.
2.12 Кому чего не хватает
Бродит пустынею очень убогое, Очень унылое членистоногое. Во всей окрестности с прошлой среды Только жара и ни капли воды.
Членистоногое молится Боженьке: –отдало б я свою членистоноженьку только б воды раздобыть где-нибудь, чтоб остудить мою головогрудь.
А в бесконечной дали от пустыни Воды морские покоятся синие. Вдаль посмотри хоть туда, хоть сюда Справа, и слева, и снизу вода.
Ходят холмами там волны пологие, Прячутся в камушках головоногие, Тихо мечтая, как в ясные дни В небе бы славно порхали они.
А над лугами, смешные и милые, Ловко порхают чешуйчатокрылые, Каждый из них получить был бы рад, Панцирь, и клешни, и жало и яд.
Так, от амебы до физика-гения, Каждый желает себе улучшения, Бабочка ль Вы, осьминог, скорпион… Мир наш (увы!), совершенства лишен.
2.13 В море
Нас несет легко и плавно по волнам то вверх, то вниз. Тянет двигатель наш главный белый парус – легкий бриз. Мимо яхты выгнув спины еле двигая хвостом по волнам скользят дельфины – черноспинные дельфины под названьем «Афалины» с бело–желтым животом. Мяч держу я над волной на конце веревки длинной. Так хочу я чтоб со мной поиграли в мяч дельфины. Будто звякнула гитара, и, подброшенный спиной, от дельфиньего удара мяч взлетает над волной! Десять раз дельфины рылом ударяли по мячу. Как чудесно это было! Бьют дельфины, я кричу. А потом они нырнули И исчезли в глубине. Может, там они заснули. Очень грустно стало мне. Капитан наш, тетя Дина, мне сказала: "Вот беда! Ты бы бросил им сардину не ушли бы никуда". Взрослый вечно пользу ищет, лезет к детям с ерундой. Ведь сардина – это пища Кто ж играется с едой? Я хочу быть капитаном, всюду им почет и честь! Но когда я взрослым стану то с советом всяким странным к детям я не буду лезть.
2.14 На поляне
КУЗНЕЧИК В небе, белом как сметана, солнца красная печать мы приходим на поляну насекомых изучать. Колоски как сотня свечек в свете солнечном горят. Серый маленький кузнечик прыг да прыг – на все подряд на тебя похож немножко (ты ведь тоже прыгать рад!) сзади длинненькие ножки и – коленками назад. Вот дугой он ноги выгнул, и раскрылись два крыла. Видишь: он слегка подпрыгнул и взлетает как стрела! И летит наверх, под тучи звонкий треск, как будто смех: Я кузнечик! Я прыгучий! Я летаю лучше всех!
СТРЕКОЗА Как на мультик на экране мы глядим во все глаза: пролетает над поляной озорная стрекоза. Круто вверх идет спиралью, в сторону и вниз рывком, голубой горит эмалью, зависая над цветком. И кругами над поляной продолжает свой полет. крылья – радугой стеклянной, тело -точно вертолет. Вот схватили что-то ноги. Миг один – и сразу в рот. Средь козявок шестиногих страшной хищницей слывет.
1.15 Тараканы
По щелям, трубам и печам весной, зимой и летом Как только в доме все уснут, и не видать ни зги Они приходят по ночам, и нет для них запрета И, если слушать тишину, то их слышны шаги. С азартом истребляют их, как хищников опасных. Да что ж наделали они, чтоб так их невзлюбить? И сочинили сотни книг и способов ужасных Чтоб извести, искоренить, и просто так убить. Обыкновенный таракан, подтянутый и стройный, Он ест совсем немного так: одной лишь крошкой сыт, Как в ресторан идет в стакан, спокойно и достойно, И у него блестящий фрак и длинные усы. А в доме, встав не с той ноги, сестра до поздней ночи Сперва раздавит одного, а после – ну пищать! Мне тараканы – не враги, и мне их жалко очень, Вот подрасту годок-другой – начну их защищать.
2.16 Мушка
Зеленая мушка, милашка и душка Летит виражами с окна на подушку, Легко, без одышки, несется вприпрыжку По мясу и квасу, по крышам и крышкам, По царским покоям, по рыжим обоям, И даже по месту, не пишут о коем.
Ей так интересно, что делают люди, За это, наверное, муху не любят. Она не пчела, и не может ужалить, Поэтому каждый ее обижает: Приманят конфетой, ударят газетой, Никто, никогда не ответит за это! При этом врагами распущены слухи, Что мухи неряхи, что мухи грязнухи, А каждый, кто хочет, легко убедится: Она обожает купаться и мыться. В корыте и в ванне, в засолочном чане, В кастрюле с борщом или в винном стакане. И, сидя на солнце, часами порою То крылья, то лапки отчаянно моет. Не слушайте слухов, не верьте наветам! зеленую муху не бейте газетой!
2.17 Чудный остров
Однажды, дело было в Гавре, забрел я в порт, не помню как, и там про остров цветозавров мне рассказал один моряк.
А там на грядках и полянах Растут… нет, водяться скорей Десятки видов очень странных Полуцветов-полузверей.
Раскрыв прозрачный сарафанчик, Когда поднимется Норд-Ост, Взлетает птеро-одуванчик, И ловит в воздухе стрекоз.
А чуть развеются туманы И разойдутся облака Гиганты бронто-баклажаны Пекут на солнышке бока.
Видны пластинки стего-лавра И вызывает интерес Опаснейший из цветозавров Ужасный, дикий фикус-рекс.
И просто сердце замирает, Когда из глубины реки Плезио-лилия всплывает И раскрывает лепестки.
На чудный остров цветозавров уходит скоро наш баркас. Готовы трубы и литавры Чтоб проводить в дорогу нас.
Стоят печати трёх таможен, Сверкают цепи якорей И путь нам штурманом проложен по водам девяти морей.
Сперва найдем Борнео остров, А доплывем до этих мест, - Двенадцать румбов к Норд-Норд Осту, А дальше точно на Зюйд-Вест.
На мачте новый парус пёстрый. И юнга ждет, нетерпелив Хотите плыть на этот остров? Спешите! Мы уйдем в прилив!
2.18 Грустная австралийская легенда
В Австралии веселой у моря, поутру открыта серфинг-школа хвостатых кенгуру и дети-кенгурята резвятся на песке и с гребней волн лохматых съезжают на доске.
Там из одной тарелки (не удивляйся впредь) ест сумчатая белка, опоссум и медведь. А в дебрях леса – буша лохмат, начесан, хмур висит на дикой груше задумчивый лемур.
Недавно он объелся зеленых груш, и вот ужасно разболелся к утру его живот. И кенгуру лемура как Айболит лечил, он хвост его в микстуре и день и ночь мочил.
А белочка-подружка на старый липкий мёд приклеила лягушку бедняжке на живот, и, вымыв с мылом шкуру, опоссум, сев на сук, закапал в нос лемуру прозрачную росу.
Ужасней нет рассказа, чем тот, как он болел. Зеленых груш ни разу лемур с тех пор не ел.
И помнят превосходно приморье, степь и буш: пусть даже ты голодный, - не ешь зеленых груш!
В Австралии счастливой, где эвкалипт высок, едят квадронг и сливу, пьют самый разный сок, и молоко с пеленок, пока не надоест, но ни один ребенок, и ни один зверенок зеленых груш не ест!
2.19 Ослик
Солнце припекало словно печка. На лугу синели васильки. В небе грелись облака – овечки. Пасся в полдень ослик у реки.
Мяли стебельки травы копытца. Речка воды медленно несла. Ослик подошел к реке напиться, И увидел вдруг в воде осла.
И сказал тому, в воде, с досадой: "Здесь моя, а не твоя вода Не смотри в упор ослиным взглядом, Я первей тебя пришел сюда!"
Но осел из речки, к сожаленью, лишь глядел да головой кивал. Ослик наш не знал про отраженья, Очень рассердился и сказал:
"Да не нужно мне такого братца! Не хочу устраивать скандал. Жаль, мне мама запретила драться а не то бы я тебе задал!"
Отойдя пониже по теченью Ослик снова к речке подошел и опять увидел с удивленьем что из под воды глядит осел.
Удивился ослик: "Что за чудо? Ты зачем сюда теперь пришел? Все равно с тобой я пить не буду. Ты плохой, неправильный осёл!"
Вдоль реки бежал, вздыхая тяжко, видел каждый раз в воде осла. Умер бы от жажды он, бедняжка, если б мама, к счастью, не пришла.
Всем ребятам заявляю прямо от слона до львенка и щенка: тот, кто глупый – тот всегда упрямый А упрямый глуп наверняка.
И еще, прошу вас, как ни странно: "В будущем, во избежанье зла, Воду лучше пейте из стакана. В нем-то точно не видать осла".
2.20 Блюз старого кота
Я сегодня по городу шляюсь бездомным котярой Но шагаю достойно, не то, что иные коты. Молодые орут, ищут пару. Я ж гордый, хоть старый. Что положено мне, будет дадено без суеты. Хорошо, что тепло, ведь зимой неприютней, чем летом. На траве, на деревьях, на крышах, – везде красота. Наше время с вечернего сумрака и до рассвета. Людям, даже и злым, в темноте не обидеть кота.
В тени заборов и кустов без трусости, но не наглея, ты видишь: множество котов чернеют, сереют, белеют. Про девять жизней – это ложь, - никто не сбегает из ада. Но лучше просто нас не трожь! Мы сами придем, когда надо.
Это всякий поймет, кто захочет подумать немножко Кто Вселенную создал из хаоса и пустоты: светлый образ Творца не мартышка, не лошадь, а кошка. Он людьми позабыт, в небреженьи ныне коты. Вижу в окнах людей, и спешащих куда-то прохожих. Но до болей чужих и проблем дела нет никому. Лишь луна понимает тоску мою, но не поможет Дыбом шерсть подниму. Я и сам все, что нужно, возьму.
В тени заборов и кустов без трусости, но не наглея, ты видишь: множество котов чернеют, сереют, белеют. Про девять жизней – это ложь, - никто не сбегает из ада. Но лучше просто нас не трожь! Мы сами придем, когда надо.
Я котенком тонул и взглянул из колодца на небо. Звезды были как гвозди, что пробили забор черноты. С той поры я решил, что сдаваться – смешно и нелепо: Тот забор это рай, и в него попадают коты.
Но тоска не уходит и колет, как звёзды в колодце. Ведь котам, как и людям и ласка нужна и тепло. Поделитесь добром, и оно к вам стократно вернется. Что-то нынче раскис я. Собрался! Встряхнулся! Прошло…
В тени заборов и кустов без трусости, но не наглея, ты видишь: множество котов чернеют, сереют, белеют. Про девять жизней – это ложь, - никто не сбегает из ада. Но лучше просто нас не трожь! Мы сами придем, когда надо.
2.21 Песенка бездомного пса
Я мохнатый пёс голодный, пусть бездомный, беспородный но зато всегда свободный от отчетов и долгов. Я кого хочу облаю, я не рвусь в чужую стаю, и свободно выбираю и подружек и врагов. И подружек и врагов.
Припев: Пусть в кудлатой шерсти ости и репейник и живот от голода свело. Не хочу в питомник, не люблю ошейник, просто жить без друга тяжело. Потому я у домов хожу по кругу, людям силясь заглянуть в глаза. Не хозяина я здесь ищу, а друга. Жить без друга даже псу нельзя.
Пусть морозный ветер дует. В ночь повою на звезду я, и метель перебедую. Поброжу по снегу-льду. Жизнь сурова без кавычек, Лицемерных нет привычек, отгоню котов и птичек от куска, что я найду. от куска, что я найду.
Припев: Пусть в кудлатой шерсти ости и репейник и живот от голода свело. Не нужны подачки, жалость и ошейник просто жить без друга тяжело. Потому я у домов хожу по кругу, людям силясь заглянуть в глаза. Не хозяина я здесь ищу, а друга. Жить без друга даже псу нельзя.
Там, где мусорные баки, трудно обойтись без драки. Знают люди и собаки: у меня недобрый нрав. Охи-ахи неуместны: лучше быть таким, но честным. В этом мире поднебесном кто сильнее, тот и прав. кто сильнее, тот и прав. Припев: Пусть в кудлатой шерсти ости и репейник и живот от голода свело. Не продам свободу, на фиг ваш ошейник просто жить без друга тяжело. Потому я у домов хожу по кругу, людям силясь заглянуть в глаза Не хозяина я здесь ищу, а друга. Жить без друга даже псу нельзя.
Мне Хозяина не надо. Даже перед Главным Гадом не виляю робко задом. Не пойду на бойню, как баран. Не ищу где сделать кучку. Не унижусь за получку, Чтоб потом устроить случку не вожу подружку в ресторан.
Припев: Пусть в кудлатой шерсти ости и репейник и живот от голода свело. Не пойду в питомник, не люблю ошейник, просто жить без друга тяжело. Потому я у домов хожу по кругу, людям силясь заглянуть в глаза. Не хозяина я здесь ищу, а друга. Жить без друга даже псу нельзя.
2.22 Песня зяблика
Ах, помнишь ли Нелли, в зелёном апреле нам весело было вдвоем. Взлетали качели и зябликов трели звенели над звонким ручьём
Сип-сиИп, чьюки-сИп, чири-чьИви Мы так молоды и так красивы Влюблены мы и, конечно жизнь прекрасна и бесконечна.
В пастельном июне мы были так юны, так жарки объятья твои Мистерии в дюнах, и ночи так лунны, и зяблики как соловьи:
Сип-сиИп, чьюки-сИп, чири-чьЁчи Как волшебны летние ночи! Как сердца стучат ошалело Как душа пылает и тело.
В сентябрьской прели, ты помнишь ли, Нелли, как сладко слияние тел. Мы в благостном хмеле как фрукты созрели и зяблик наш в клетке запел:
Сип-сиИп, чьюки-сИп, чири-чьЮчи Страсть медовая сладко-тягуча И поверь мне, не видно морщинки, просто в сладости капля горчинки.
Сады опустели, заснежены ели, ведь время не остановить. Но, знаешь ли, Нелли: и в зимней метели мне слышится отзвук любви
Сип-сиИп, чьюки-сИп, чири-тьЯсти А любовь может быть больше страсти Нежных губ поцелуй мягче ваты, зрелых вин тонки ароматы.
Закаты-восходы,– проделки природы. Пусть в небе прекрасен полёт, но зяблику в клетке теплей, чем на ветке и он беззаботно поёт:
Сип-сиИп, чьюки-сИп, чири-тьЕрти Жизнь прекрасна, не думай о смерти. Всё проходит, но всё не напрасно. Жизнь прекрасна! Жизнь прекрасна!
2.23 Вальс жуков
В час заката на помойке, закрутивши вверх усы Два гусарика у стойки пили капельку росы Ах кутилы, ах задиры, Неподвластные годам! Красно-черные мундиры Привлекают взоры дам.
Что за счастливый вечерок! В меру тепло и в меру прохладно. Ласково веет ветерок. Славно день прожит, – ну и ладно! Солнце заходит, ночь пробежит. Что будет завтра – неизвестно. А сколько лет еще нам жить - Неинтересно! Неинтересно!
Нежно жужжа кружилась мушка Над разлитым молоком. Хохотушка и болтушка С очень милым хоботком. А за ней с бутылки пива, Очень грозен, крут и строг Жук –олень следил ревниво Потирая лапкой рог.
Что за счастливый вечерок! В меру тепло и в меру прохладно. Ласково веет ветерок. Целый день прожит, – ну и ладно! Солнце заходит, ночь пробежит. Будет ли завтра – неизвестно. А сколько лет еще нам жить - Неинтересно! Неинтересно!
Стрекоза легко порхала муравей тащил пирог И на всех всего хватало В этот волшебный вечерок! Отражался в лужах липких Свет багровых облаков. Два кузнечика на скрипках Исполняли вальс жуков.
Что за счастливый вечерок! В меру тепло и в меру прохладно. Ласково веет ветерок. Славно день прожит, – ну и ладно! Солнце заходит, ночь пробежит. Что будет завтра – неизвестно. А сколько лет еще нам жить - Неинтересно! Неинтересно!
2.24 О кисках и тиграх
Кто такие киски? Это тигры! Те, что в детстве мало каши ели Были непослушны и играли ночью в игры, потому так сильно похудели.
Кто такие тигры? Это киски. Те, что в детстве ели каши много. Не хватало им того, что было в миске. Озверели. Лучше их не трогать.
P/S/ (Не для детей)
Был верблюд двугорбый раньше лошадь. Одногорбый- тоже,изначально. Сильно били их по спинам, выводя на площадь. Оттого глаза их так печальны
А слоны летали б в небе смело, как летать хотели б, может, все мы. Только если б слон с небес чего-нибудь наделал - у кого-то были бы проблемы.
Люди раньше были – обезьяны, и могли подолгу строить рожи. Те кто курит, пьет, часами пялится в экраны на мартышек вовсе не похожи.
P/P/S/ (Можно и для детей)
А поэты раньше были люди. Только непослушные не в меру. Как теперь им плохо,– даже говорить не буду. Дети, не берите с них примера!
2.25 Праздник исполнения желаний
Безлюдная Земля под плотным покровом коричневых клубящихся облаков. Посреди бесконечного леса из перекрученных багровых древесных стволов, в теплой радиоактивной луже лежит огромный, как гора, кабан. Рядом лежит такая же огромная свинья, попискивают поросята- сосунки, похрюкивают подсвинки. Кабан, тяжело вздыхая, переворачивается с боку на бок. Свинья (обеспокоенно): –Тебя кто-нибудь обидел? Кабан (усмехаясь) – Да ты шего? Хто меня(!) обидит? – А чего тогда вздыхаешь? Кабан: – Думаю – вот на хрена папа Шухарт попросил у золотого шара
"ШАСТЬЯ ДЛЯ ВСЕХ ДАРОМ, И ПУШТЬ НИКТО НЕ УЙДЁТ ОБИШЕННЫЙ!"?
Свинья: – Ты что, несчастлив? Кабан: – Да шастлив я. Шастлив! Прошто… Мы ведь мохли бы шить как люди…
2.26 Биологизмы
Каждый день в детстве как флаги был ярок. Мелкие зубы белели в оскале. Жизнь нас натаскивала как овчарок: чтобы хватали и не выпускали. *** Кто это чудо разъяснит: Собаки, без сомнения, любви экстракт, любви магнит и наших душ спасение. *** Страдаем то любовью, то ушибами и тратим жизнь средь мелкой суетни Граница сред нас разделяет с рыбами. А в остальном мы точно как они. Нас тянут и приливы и отливы За червяками лезем на крючок. И даже те, кто сильно говорливы нырнут поглубже в омут и,– молчок. *** Манит сучка кобелЯ делает мужчиной. Вот и вертится Земля по этой же причине *** Мы по сути собачники, клещ нас язви, постепенно, годами, вбираем, однако, непростую науку – быть тоже собакой очень честной, и верной и полной любви *** Задача, друг мой, не головоломна и коротки дозволенные речи: У маленьких собак душа огромна и праведней. чем наши, человечьи *** Когда, закончив счет своих земных часов душа навек уйдёт в небесные широты ждет души всех собак созвездье Гончих Псов Прекрасные сады, поля Большой Охоты. И я надеюсь: там найдется место мне: под лай и шум и гам бежать в аллеях сада среди моих собак при колдовской луне И это лучший рай. Другого мне не надо
2.27 Сепия
Конечно, осьминог не трус, и это каждый знает. Свой дом родной, свою нору он храбро защищает. Но если будет враг силен, и одолеет страх, тогда сумеет скрыться он в чернильных облаках.
Ему Природа, добрый друг дала мешок чернил, чтоб в час беды, пустив их вдруг, он от врага уплыл. Но осьминог нам не указ, и нам Природа – враг. Туман чернильный всякий раз используем не так.
Вот сел за стол стихи писать знакомый мой поэт. нам не дано, увы, понять есть смысл в них, или нет. Ведь так туману напустить, не смог бы осьминог! Пусть без беды и горя жить ему позволил Бог,
Пусть нет врага, неведом страх, Но вот, ведь, в чем обман: за мудрость признают в стихах напущенный туман. И у Природы я прошу: "Позволь, Природа-мать, пока хоть что-нибудь пишу тумана избежать!"
2.28 Демоны!
Когда мечтой становится богатство, и кошки бродят, на душе скребя, из Преисподней демон потребл**ства охотиться выходит на тебя. Покой нейдёт в молитвах бесполезных, в поклонах и церковных образах. А демон ждет в ночи котом облезлым и мрачный ад горит в его глазах. Тебя он зверской завистью иссушит, добавит рабской гибкости в костяк, Потом заплатит золотом за душу и унесет её в стальных когтях. И солнце постучит в твоё окошко, к тебе придут и благость и покой. Купи себе еще на счастье кошку породы демонической "ликой". Теперь тебе всегда поверят люди, хоть режь, воруй, обманывай, греши. Тебе за это ничего не будет. А жить, конечно, легче без души.
2.29 Весеннее
Солнце с каждым днем все жарче. И ночами не до сна. Не ворчим, дружище Арчи. Ведь пока еще весна.
А душа чего-то ищет, рвется к выси голубой. И немножко жаль, дружище, что не птицы мы с тобой.
Мы б взлетали без печали ранним утром по весне Славно б ласточек гоняли по небес голубизне.
Среди тучек белотелых мы б гуляли, веселясь. Жаль, душа твоя взлетела и меня не дождалась.
Я души открою ларчик, встречь небесному лучу. Подожди меня, мой Арчи! Скоро я к тебе взлечу!
2.30 Арчибальд и Пиня
Тишина, и сверху бдит луна. Средь обрывков снов бредём в ночи Что-то нам обоим не до сна. Я и Арчи,– старые хрычи.
У меня и Арчи моего кости часто боль грызет червём. Старость нас не красит. Что ж с того? Вместе мы её переживём.
Кем-то брошен (что нехорошо, но к удаче мне, да и ему) Он меня на улице нашел. Кто же чей найденыш – не пойму.
Я в ладошках рыжий меха ком в дом принес и положил на плед. В результате стал щенок сынком, я папашей стал, на старость лет.
Вот и стали жить да поживать, да бродить в хамсин, в мокрень, в мороз. Делим вместе пищу, кров, кровать. Без него б к дивану я прирос.
Так тринадцать лет уже вдвоём бродим вместе в полунОчный час С добротой небесный окоём звёзд зрачками пялится на нас.
И, гуляя с ним в ночной тиши стал я чуять запах ветерка В нем теперь есть часть моей души, а во мне все больше от щенка.
Вот ведь хрень: чем больше отдаешь, тем богаче остаешься ты. Счастье, – это неразменный грош, слитый из любви и доброты.
2.31 Арчи
Тихо скулящий щенок колобок. Глазки, да шерсти пушистый комок. Он подкатился, в глаза мне взглянул, лужу пустил и ладошку лизнул. Плохо собачке, коль дом твой – асфальт. Имя само назвалось: Арчибальд. А почему Арчибальд? Не вопрос Был Арчи Гудвин у Вульфа* как пёс. Взгляду его отказать я не мог. На руки взял и домой приволок. Вроде вчера это было, иль нет… вместе четырнадцать прожили лет. Я постарел, Арчибальд постарел, бегать не мог, только взгляд не тускнел. Вы посмотрите собаке в глаза! Любящий взгляд – он творит чудеса. Время безжалостно было ко мне. Умер мой Арчик. Тихонько. Во сне. Друг Арчибальд мой, мой преданный пёс сердца кусочек с собою унес. Слышу порою во сне его зов. Издали, может с созвездия Псов. Ждет меня в светлом весеннем саду. Ты подожди, Арчибальд! Я приду… –– * Ниро Вульф и Арчи Гудвин – частные детективы, персонажи цикла детективных романов американского писателя Рекса Стаута.
3 РЕЛИГИЯ И МИСТИКА
3.1 Баллада о божьем суде
Терпеть печали и тоски он никогда не мог, и в кабаки и в бардаки шел, не жалея ног. Подобно каждому из нас посачковать был рад, но исполнял любой приказ, поскольку был солдат. Любил пожрать, когда дадут, хоть десять раз на дню. Он слабо верил в Божий Суд, и прочую фигню.
Готов был до зари вставать, шагать сквозь дождь и тьму, но ненавидел убивать. Кто знает почему?
И в день, когда велел старлей*: «Стреляйте по врагу!», в прицеле видя лишь детей сказал он: «Не могу!» А то, что дети тол несут, он этого не знал. И ждал его не Божий Суд, а просто трибунал.
Он рукавомслезу стирал с разбитого лица А на суде солдат молчал. Он просто ждал конца. И был он много раз избит, и возражать не мог. Полковник строг был и сердит. И приговор был строг.
Он был рассветною порой, когда светлеет мир, расстрелян. Но не как герой, как подлый дезертир.
Второй был врач, и мог на спор пить спирт и не косеть. В дежурство трахал медсестер, а, впрочем, был как все.
Не гений, но и не дебил, знал туго ремесло, и в абортарий послан был. Ему не повезло. Ведь выживание – закон для всех детей Земли. И души тех, кто не рожден во сны его пришли.
Другой бы плюнул, да забыл: моей вины, мол, нет! А он, видать, из слабых был и страх топил в вине. Еще при жизни стал мертвец, из тех, кто не встает. И пьяный бред его вконец сгубил всего за год.
А третий – истый адвокат, хотя не из светил, был тот, кому дорогу в ад сам Сатана мостил. Деньгами пахло за версту когда в суде сидел. И было на его счету немало грязных дел.
Но, видно, совести сидит у всех в душе росток. Под суд попал садист-бандит, безумен и жесток. Суда был переполнен зал дружками по «перу». Вдруг правду адвокат сказал, что вовсе не к добру.
На много-много лет садист посажен был в тюрьму. А адвокат дрожал как лист: страх жить мешал ему.
И был с позором изгнан он, и проклят был везде. и права выступать лишен в суде и не в суде.
А через год его жена днем, на глазах у всех, была в машине сожжена под чей-то дикий смех. Похоронил, и средь могил припал лицом к земле, и утром дома найден был подвешенный, в петле.
А после смерти души их растаяли, как тень. Господь призвал их, всех троих, на суд к себе в тот день. Бог-председатель был суров и, что еще страшней, огромный список их грехов читали восемь дней.
И строгий Демон –прокурор назвав пятьсот статей, кричал, что все они – позор Адамовых детей. И что они, – укор Земле, бесчестье всей страны. Что двадцать тысяч лет в смоле кипеть они должны.
Тут адвокатик-ангелок стал по листку читать, что десять тысяч – потолок, и нужно ж меру знать!
А Бог сидел, как неживой как будто в кому впал, и только нимб над головой, лучился как опал. Но вдруг, отбросив со стола законов толстый том Бог закричал: «Что за дела?! Ведь главное не в том!
Не будет вынесен зазря суровый приговор. Вся жизнь их, честно говоря, сметенный с пола сор. Но смерть, – абсурд во всей красе. Таких живущих рать. Что ж этим бы не жить, как все: молчать как все, стрелять, как все, и просто – не встревать??? Пусть возвращаются на свет в обличиях других А Мы, глядишь, за сотню лет рассмотрим дело их."
И тут балладе бы конец, но я сказать хотел: не верю я, что Бог-отец настолько мягкотел. Солдат знакомый под пивко балладу просмотрел. Сказал: "Для этих мудаков один исход – расстрел". И врач-дантист ее читал И выбросил в окно: «Врач алкашом от страха стал. Его жалеть смешно!» Читал балладу адвокат. Сказал, что это бред Всех плохишей отправят в ад, и им спасенья нет. И оглянувшись, зашептал, вдруг покраснев, как мак: – Скажи, зачем тебе скандал? Ты что, совсем дурак? Ты никому не говори, никто не верит в чушь, и было ж нас тогда не три, а три десятка душ.
Взглянул в глаза мои, друзья, а взгляд был так тосклив, что в Божий Суд поверил я, который справедлив.
*Старлей – старший лейтенант
3.2 Приколы
Над нами прикололся Бог- проказник, и нынче так, как было в старину: мы в этот мир приходим, как на праздник, а после с ним всю жизнь ведем войну.
В церквах твердят святые люди хором Что кто не верит – гад и педераст, Всё учат нас, что вера движет горы И что по силе веры Бог воздаст.
И, угрожая нам смолой и серой, смеясь над простаками наперед, Бог наградит, кого захочет, верой, А у кого захочет – отберет.
Но врет мошенник нам со взглядом чистым, Врет сын отцу, а также муж жене. И как поверить иллюзионисту? А ты, читатель, вправду веришь мне?
И на примерах жизненных и скверных Умнеем мы, уже не веря в муть: Обманывают часто легковерных, А скептика непросто обмануть
Так мы в себя приходим понемногу, А по прошествии недолгих дней Мы даже можем обойтись без Бога. И, согласитесь, так еще смешней.
3.3 Капернаум
Там, где тени остры бритвенно Как пеньки во рту бомжа В червоточинах и рытвинах Камни черные лежат. Бдят колонные подножия, Где змеится пыль веков, Мрачный дух мамзера* Божия И его учеников. Капернаум, кость рабочая, После прессов да печей Обожал слова пророчии От прохожих трепачей. И уже не плотник с заумью, С юных лет душой нездрав, Здесь, в прибрежном Капернауме Был Исус почтенный рав. Он ходил с сумой и посохом, Всем толкуя анекдот, Что по морю, аки посуху, Тот, кто верует, пройдет. Не признавшись, что есть «веритас»** Вдаль ушел, и был таков. А руины у Кинерета Нынче мед для простаков. Из любой морщинки глобуса, Из интимных дыр Земли, Прилетают аэробусы, Приползают корабли. С ненасытностью любовников, В ослеплении лихом Здесь бредут стада паломников Вслед за гидом-пастухом Кока-колово беременны, Прут с покорностью рабов. Вспышки «никонов» и «кеннонов» Жарче ядерных грибов. Вьются гнусом, мелким оводом, У авто слоновьих туш. Но никто не бродит пО водам. Мало веры. Кризис душ.
*мамзер – внебрачный сын (ивр.) ** veritas – истина (лат)
3.4 Заслужить прощение просто
Почти не жег небесный жар, шел от земли пахучий пар катился к лесу солнца шар и блеск слегка пригас. Стрижи метались в синеве. Играла девочка в траве с венком цветов на голове в тот предзакатный час. Она сплетала мастерски травы зеленой стебельки: Вот две ноги, вот две руки, и кукла оживет сейчас. А облака как паруса и розовеют небеса. Творятся в мире чудеса в вечерний, светлый час.
Метался в небе голубок. Смотрел с высот Ревнитель-Бог, и взгляд его был так глубок как Бездна и как двери в ад. И этот взгляд, остекленев, прозрел блуд, алчность, лень и гнев, смерть матерей, детей и дев, пожаров смрадный чад. Был раздражен Ревнитель-Бог, решив, что перейдён порог Он Землю уничтожить мог, своих безумных чад. Но видел Бог весь белый свет и эту девочку в траве и мир в Божественной главе вновь был почат.
В вечерний светлый предзакатный час Ревнитель-Бог простил безумных нас. И зла на нас как-будто снова нет… Читатель! Ты поверил в этот бред?
3.5 Троицца? на проповеди протоиерея
Протопоп Аввакум "Житие" Отец говорит Сыну: «Создадим мир!» и Сын отвечает: «Да, Отче!». «Но этот мир, – продолжает Отец, – отпадет от своего пути, и для того, чтобы его спасти, Тебе придется стать человеком и умереть». «Да будет так!» – говорит Сын… … Богу умереть невозможно – но для того Мой Сын и стал человеком, чтобы Его собственным человечеством испытать весь ужас и всю трагедию вашего греха – и преодолев, победить вашу смерть!..».
Где попсу щебечут птицы, а у пчелок нету жал, Сам Господь, един в трех лицах, на троих соображал.
Ели свежего барашка, На троих его деля, И лилась из фляжки бражка Одного веселья для.
Папа-Бог и Бог-сынишка Спели песню или две, Дух, слегка хлебнувший лишку, Прикемарил на траве.
Тут Отец рукой нетленной Стукнул Сына по плечу: –Есть мысля насчет Вселенной. Я создать ее хочу.
Но, признаюсь по секрету, По мирам я не мастак. Так что я работу эту Буду делать кое-как.
Я не многорукий Шива, И моя ли в том вина, - Если выйдет мир паршиво, И чуть-что, – ему хана.
Но, как кровь с щепоткой тмина Улучшает колбасу, Я кровавой жертвой сына От себя же мир спасу.
Соберешь адептов кучу. Всех научишь чистоте. Я потом тебя замучу И прикончу на кресте.
Посмеемся мы в итоге, Как никто, того допреж. Шутка в том, что мы, как боги, Не помрем, хоть ты нас режь!
Но зато, в довесок, что ли, Это надобно учесть, Мы познаем кайф от боли. В мазохизме что-то есть!
Если мы сейчас поладим, И устроим все хитро, Не останемся внакладе. Ну, сынок! Даешь «добро»?
Сын сказал, катая крошку: –Только, чур! Я главный впредь. Ежли так, да понарошку, Отчего ж не помереть?
Я на сцену выйду ловко Буду JESUS SUPERSTAR Но с тебя тогда массовка, Бабки, реквизит, пиар.
Дальше все пошло по плану, Но церковники потом Наварили каши манной Из истории с крестом.
Тут сам черт ломает ногу Если спросят вдруг его: Был ли кто-то жертвой Богу? Что спасли и от кого?
А убогие, поверьте, Сразу верят в полный бред, Что спасали мир от смерти. Будто смерти больше нет.
И над Троицей умильной Крестят истово уста. Как Она любвеобильна! Как бессмысленно пуста!
3.6 Строитель Вавилонской башни
Не хотел я быть героем Я строитель. Башню строил. Не искал я геморроя, жег из глины кирпичи. И фанатиком я не был. Но хотелось, чтоб, – до неба! Чтобы с неба славу мне бы протрубили трубачи.
Но богам завидно стало, что людская куча мала пусть хоть в чем-то их достала, в чем-то стала им равна. И смутили наши души. Каждый сам себя лишь слушал. Боги все надежды рушат, как чума или война.
А потом я строил Трою. Белокаменной горою. Чтоб её не взять герою, не разрушить из баллист. Боги козни снова строят, Им обман милее боя, и падет, сгорая, Троя, как сухой осенний лист.
Боги крутят, баламутят, сладко врут, наводят смуты, насылают страсть и боль. И легко меняют кожу: Где любовь – там ревность тоже, А бесстрашье кровью всхоже. Где добро, – там шаткость, голь.
Боги щедры на угрозы. Им нужны людские слезы. Жрут молитвы, жертвы, грёзы, наши души, веру, суть. Им куда милей смиренье благочестья и творенья. Ждешь от них вознагражденья? Ускользают, словно ртуть
Воздвигаю, украшаю. Боги снова разрушают. Зависть видеть им мешает, зенки застит им алчба. Тунеядцы! Паразиты! Час придет – и будем квиты. Нас не будет – вам, бандитам сдохнуть с голоду судьба.
Только может, всё- химеры? Я и сам себе не верю Мы же люди, что ж как звери рвем и рвем друг-друга вновь? Их, богов вина ли? Или мы богов себе творили чтоб лишь подлостью, без силы проливать людскую кровь.
Там, на Башне, может сами стали мы друг-другу псами и дурными голосами заорали: "Дай! Моё!"? Кучу греческого хлама мы заставили Приама не сжигать у двери храма - затащить в своё жильё.
Человеки! Братцы! Люди! Без усилий благ не будет! По себе пусть каждый судит Что есть благо, что есть зло. Не обижены мозгами и сравнились бы с богами, Коль себе ж не быть врагами, Что совсем не тяжело!
3.7 О творении
До Потопа, телескопа, изначала всех начал Бог один сидел на попе и отчаянно скучал. Бог однако был затейник: Божьей волей шевеля он построил человейник под названием Земля. И с какого-то испугу Он планет насоздавал и пустил их всех по кругу (или это был овал)? Солнце, чтобы грелось темя, раскрутилось как юла. В нашей Солнечной системе плесень жизни расцвела! Верить в Бога по науке не могу, но знаю, …ля: жизнь возникла из-за скуки и на ней стоит Земля.
3.8 Мир уже погибал
Гром трещит пустым орехом. Небо плачет сквозь прореху, рваных черных туч испод. И глумливым не до смеху: Ливень смоет, как помеху, человейник в бездну вод.
Старый Ной молчит угрюмо. Тяжек вздох и тЯжка дума: мир умрет и будет пуст. Как из старого гальЮна дух звериный прет из трюма тяжек, спёрт, кисельно густ.
И душа дрожит смятенно: воды высятся как стены, ширь безвидна и пуста, Стылый ветер, злой, надменный, с волн срывает шапки пены, бьет в смолёные борта.
Тяжка божия секира. Зло исторгнуто из мира просветлел небес порфир. Изготовясь в взрожденью ждет уже освобожденья чистый, светлый, новый мир.
Мир-отстиранный платочек. Как листочек прет из почек Но держись насторожЕ: Бог не фраер, не начетчик. Бог опять включает счетчик. Слышишь? Тикает уже!
3.9 Духи степи шепчут монголам
Земля дрожала от ужасной вести и ветры разносили пыль и страх: Ушел Сын Неба. Ночью, в тайном месте сокрыт от всех его священный прах.
Он был начало всех начал, и воин, и творец. Сквозь огнь он вышел из горнил блистая как сапфир. Клич боевой его звучал как Хаоса конец. Своей душой он съединил рассыпавшийся мир.
Коней, рабынь и золото сокрыли в холодных недрах Матери-Земли Три тысячи рабов ушли в могилы и знание с собою унесли.
Пред ним рассыпался в песок китайских стен кирпич И перед ним лежали ниц цари могучих стран Дрожали Запад и Восток, и был Он меч и бич и разрушитель всех границ Великий Чингис-хан
А память свято будут чтить потомки как восемь юрт, знамёна, лук и плеть*. И шесть веков империи обломки как угли в пепле будут слабо тлеть.
И пусть вас кони понесут свободно и легко укажут путь вам звёзд угли и пастухов костры Налейте в золотой сосуд кобылье молоко** и духи Неба и Земли благословят дары
* Реликвии культа Чингис-хана. В т.ч. знамёна (Хар сулдэ)-бунчуки с конскими хвостами **Фраза из монгольского канона «Алтан дэбтэр»
3.10 Джаннат и Джаханнам. Рай и Ад
Кому открываются райские двери? Мужчинам пристойным, кто в Господа верил. Коль жил беспорочно, все делал как надо в раю ожидает достойных награда: прекрасные телом веселые пери нектары, хмельнее и слаще чем шерри Веселье и песни, забавы и пляски и радость в душе и любовные ласки.
А кто же еще будет в райских чертогах? Да девы, конечно, грешившие много. Кто толк понимает в забавах и плясках и ловок весьма на любовные ласки. А скушные постные, кислые девы в геенну уйдут, где шайтаны и дэвы чтоб грешным в котлах со смолой и дерьмом морали читать где-то в круге седьмом.
3.11 Песенка про еще одного бога
Этот бог не похож на надменных великих ни по лоску и силе, и ни по красе. Он не добрый, не злой, он всегда разноликий. Он такой же как все. Он такой, как мы все.
Он с гуляками пьет и дерется на ринге, спит в соломе и любит гулять по росе. То как грек плутоват, то заносчив как джинго. Он такой же как все. Он такой, как мы все.
Кафры видят в нем кафра, французы- француза а китайцы находят китайца черты. Незаметен в толпе, никому не обуза. Он такой же, как я и такой же, как ты.
Он не просит восторгов, молитв, поклоненья. Он не хочет быть Господом вовсе ни дня. Может он и не бог – а недоразуменье. В этом он не похож на тебя и меня.
Но приходит к тебе, и стоит у порога воплощая в реальность и сны и мечты. Ты в рутине погряз, ты не видишь в нем бога. Он такой же как я, он такой же как ты.
Так зачем разводить эту бурю в стакане? Бог как бог, остальное одна болтовня… Если вдруг он уйдет, то Вселенной не станет. Как погибнет она без тебя и меня.
3.12 Как смотреть на мир
Мир безжалостен снаружи обл, стозевен, многорук. обдирает, точит, рушит, как наждачный жесткий круг. Чтобы ты притерся к прочим, стал удобным, как шарнир. Потому нас всех курочит наш ужасный прочный мир.
Мир с изнанки очень тонок как из радуги ларец. Что увидит в нем ребенок не заметит и мудрец. Не поймет его явленья сколько лет не проживи. Создан мир из восхищенья и замешен на любви.
Мир непрочен, слаб и зыбок. Здесь, на лучшей из планет, он подобен стайке рыбок: Были. Тронешь воду, – нет. Тверд как камень. Мягко-ватный. Полный света, полный тьмы. Нестабильно-непонятый. Как и мы, мой друг. Как мы.
3.13 Дело рыбаря
Несуразный, с заразной идеей, беспокойным бездомным бичом, о спасении чьем-то радея, притчи сказывал он иудеям не понять ни зачем ни о чем.
Не копите земли и злата ни обманом и ни татьбою все, накопленное когда-то на тот свет не возьмёшь с собою.
Он твердил о свете и мраке и о том, как жить по уму, Об отце и о верном знаке. Рыбари и иные зеваки рот раскрыв внимали ему
Будьте змеи и будьте дети! Среди неба, в воде, на суше главным делом на этом свете уловите людские души!
В том и смысл и заветов и басен От зари до скончанья времён. Ибо труд рыбаря не напрасен: Кто уплыл – тот пропащ и безгласен, Кто уловлен – тот жив и спасён.
Время смутное было, плохое и попал чудак в передрягу: ради общего мира-покоя на кресте распяли бродягу.
Небо приняло стоны боли И возникли на образах светлым бликом в земной юдоли слезы, словно кристаллы соли, у еврейской мамы в глазах.
3.14 Творец отчаявшийся
Я безглазо гляжу из стеклистой завесы повторяя привычное "Бля!" Подо мной разлеглась в синяках и порезах изнасило-ванная Земля. Безобразно торчат оголенные нервы, язвы, кости, ожоги, гнилье. И ползут по ней жадные мерзкие черви. Те, что, сцуко, подобье моё.
Нет. Ничем омерзенье моё не измерить. Не исправить подобный звиздец. И в себя я давно совершенно не верю. Исчерпался до донца Творец. Ведь вначале грозил, и ножищами топал слал пророков и ждал перемен. Запустил антивирус под видом потопа. Изменилось ли что-то? А хрен!
И ведь мелкие ж были, ничтожные баги. Думал: чуть отдохну,– сковырну. И послал я сынка. Но прибили беднягу. Что обидно: буквально. К бревну. Я неверно решил, да и ставил задачу, Время хрен отмотается взад. За ошибки плачý, крою матом и плáчу. Даже выплакал нáхрен глаза.
Неумеха Творец. Чем не повод для смеха? Сам себе сотворил геморрой. И в моём ЧСВ бесконечна прореха. Называется черной дырой. Но доколе? Я все же Творец, а не слякоть! Мне ль ошибками мучаться впредь?! Землю сжечь! И концы окончательно спрятать! Память всю, вплоть до бита, стереть! –– Баг – программная ошибка ЧСВ – чувство собственной важности
3.15 Им тоже тяжело
Он не любил ни этот двор, ни дом, в подъезде вечный запах самогонки. И дверь с такой пружиной, что с трудом откроешь, а потом гремит вдогонку. Он не любил чиновников тупых, секретарей надменных узколобых. И взгляд безумной и глухой толпы, с вкраплениями боли или злобы. Наверно, что-то лопнуло внутри и раздражали труд безрезультатный, и гвоздь, торчащий вечно из двери, хоть загнут был и вбит неоднократно. Устал он от грызни, от трепотни. Устал бороться с миром, с этой дверью, и – да, с гвоздем, который, лишь зевни, из крыльев подло рвет и пух и перья.
3.16 Песенка об одном конкурсе
Страх потряс основы мира: смерть жестокая сатира как урок убогим, сирым, и для высших эталон. Жить невместно и негоже всяким низшим с наглой рожей… И содрал с сатира кожу в гневе светлый Аполлон.
Был этот конкурс не виднее многих, Но вопиющ участников подгон: играл на флейте Марсий козлоногий и на кифаре Светлый Аполлон.
Козлиный дух и безобразен видом, а стаи мух на винный дух летят. Чиста и злость богов и их обида на тех кто поднял кверху дерзкий взгляд.
Не равняйся козерогий, ибо много выше боги. И у них стройнее ноги и ногтей приличней вид. Тут не с нимфой шуры-муры, высший шик и блеск культуры. Светлый бог, сдирая шкуру сим победу утвердит.
В округе в рощах флейте подпевали дриады, нимфы, ручеёк игрун, и простота и нежность пасторали была милее им бряцанья струн.
Был Аполлон прекрасен как стихия. Звон арфы шел волной по камышам Но лад Коринфский и полисемия*,- они ладны лишь божеским ушам.
Тише мыши! Боги выше, им видней с Олимпа крыши, вам же велено быть тише всяких вод и ниже трав. Проиграла флейте лира, только бог сильней сатира и сатир страшней обдира* всем докажет, кто тут прав.
Я изложил печальное преданье, оплакал победителя финал. Бог, может быть, продул в соревнованьи, но все же Марсий больше проиграл.
У бед ищи в минувшем все истоки Оно (увы!) печально, без вранья. Да, мир жесток! Он должен быть жестоким. Но оптимизма не теряю я.
Пусть про будущие беды не дано поэтам ведать, верь в грядущие победы и уверенней смотри! Мир наш светел и прекрасен, всякий конкурс безопасен, ибо нету Аполлонов в списках нынешних жюри. –– * полисемия – многозначность *обдир – часть ствола, с которого очень грубо содрана кора.
3.17 Песенка про предложение, от которого нельзя… или
Среди флуда и фастфуда бродит душенька приблуда. Одинокая покуда ищет пару по себе
Без конца и без начала путь по грани виртуала до Харонова причала по изломанной судьбе.
Запирая дверцы рая (вдруг кто влезет, невзирая) с белых крыльев пыль стирая ангелок слетает вниз:
Здравствуй, душенька нетленна! Хочешь в рай попасть мгновенно? Так сей час же, непременно от сей жизни отрекись!
Прокляни её трехкратно деликатно сдай обратно добродушно-аккуратно откажись от мести-зла
и уже без опасенья жди спасенья-вознесенья. Со среды иль воскресенья, раз сама себя спасла.
Но душа не захотела благ и райского удела тело ангела задела выставляя аргумент:
Сверху скушно, сверху праздно, а у нас разнообразно. Мне милей Земли соблазны чем ваш благостный сегмент.
Лучше я в сетях зависну, тут движуха, мысли-смыслы. Тут качанье коромысла, в напряжении эфир.
Вы почище, несомненно но роднее здесь геенна тьма любви и пива пена чем фруктовый ваш кефир.
Мне милей наш грешный мир!
3.18 Нарисуй мне барашка, пожалуйста!
Мир сложнее хромосом и раскручен колесом. Слов свинец в нем давит Землю и взлетает невесом.
Кто свободен в нем,– чужой. Кровь с клинка стекает ржой. В нем себя приносят в жертву заплатив за кровь душой.
По текучей по воде бродят призраки в Нигде и затертый образ бога, был присыпан в борозде.
Но весною тает лёд, солнце рыжее встаёт. То что было – проходило. Завтра – новому черёд.
3.19 О маленьких принцах
Площадь круга больше окружности, а у шара объём офигенный. Бродят странники разной наружности по неведомым тропкам Вселенной. То по делу, то что-то празднуя, то по хордам, а то по дугам, посещают планеты разные не всегда узнавая друг друга. По традиции или из принципа, но скитальцы в нашей Вселенной называются часто принцами, если встретят аборигена.
Все, наверно, читали историю вкус которой – что вкус полыни, как француз потерпевший аварию встретил принца в далекой пустыне.
Для того, может, были созданы на Земной и небесной тверди две души, осененные звездами и на грани жизни и смерти. Над пустынею необъятною разносило неспешное эхо мудрость, взрослым уже непонятную звездный свет, колокольчики смеха.
Солнце вновь поднималось шафранное и пустыня, ворочаясь пела. Но пропало в песках бездыханное и уже не нужное тело. И ползла змея по руинам гонористая, как и все мы. Ведь укусом смертельным змеиным можно тоже решать проблемы.
Кто теперь за барашка в ответе? За лисят и за прочих любимцев? Много змей расползлось по планете убивая маленьких принцев.
3.20 А где же тьма?
Как знает каждый мудровед из многих умных книг: Творец сказал: «Да будет свет!» И сразу свет возник. А чтоб всё было по уму, по графику точь-в-точь, Творец хотел создать и тьму, но получилась ночь.
Так кривоватым вышел мир. Наверно неспроста Творец наделал черных дыр и черного кота. Дроздов, грязищу и ворон, смолу, пласты угля… Но всюду проникал фотон, Творца до плача зля.
Так всякий злобный индивид, когда настанет ночь, хоть мысли темные таит, их воплотить невмочь. И нам, товарищ, задарма о том страдать не след Зачем орать: «Да сгинет тьма!»? Ведь тьмы на свете нет.
3.21 Сотворение мира (Попытка научного толкования Библейских текстов)
Это было до Вселенной. Над НИЧЕМ, легко, как пух, Божий дух летал нетленный, Сам себя познавший дух. Без работы, бесполезно, Вверх и вниз, назад – вперёд (И при этом знал железно Что потом произойдёт). Он витал себе свободно Без волнений и забот В новой шляпе, – шляпе модной (зная моду наперёд). Было скучно Богу – папе В этом долбаном НИГДЕ Ведь совсем не видно шляпы В первозданной темноте.
Вне времён и расстоянья (их ещё в помине нет) Божий дух свершил ДЕЯНЬЕ: Бог сказал: «Да будет свет!» Свет – фотон, волна- частица И, в начале всех начал, Чтобы смог он проявиться Бог НИЧТО к чертям взорвал. Будто вырвались из плена Волны, кварки и поля – Мир известной нам Вселенной (небеса, вода, Земля). Появились тахионы, То – есть время потекло. Вне физических законов Это всё произошло.
Бог витал над массой водной, И по–прежнему скучал. Удовольствия от модной Шляпы он не получал. Бог сказал: «Ну вот! Осечка! Я продлю создания нить. Нужно сделать человечка Чтобы шляпу заценить!»
Осушил Земли приделы, Насадил на ней цветов, Рыбок, птиц, зверей наделал (Вот и интерьер готов). И, без папы и без мамы, Лишь желанием одним Сотворил Господь Адама, И супругу вместе с ним.
Без порока, без изъяна, Он сработал их, как мог (может, и из обезьяны, он же не гончар, а Бог). Обсушил сперва немного, Дух вдохнул Всевышний наш И воскликнул: «Слава Богу! Я закончил! Всё! Шабаш!»
И умаявшись работой спать пошел к себе домой. Потому зовут "субботой" на Востоке день седьмой.
Отдохнув, поднявшись поздно, в воплощение идей занялся Творец серьезно воспитанием людей. То воруют понемногу (фруктов для себя припас), Ноль внимания на Бога. С ними нужен глаз да глаз!
Рвали яблоки, и даже Развели бардак в Раю (Тут уж не до вернисажа, У инфаркта на краю). Только выгнал их из Рая, Бог за это воровство, Стали жить не признавая Никого и ничего.
Чтоб отмыть от них планету, Навести порядок чтоб, Раз пути иного нету, Бог устроил им потоп.
Но потом пошло не лучше: Ной напился, Хам – хамил, Бог ругал их матом с тучи, Был и свет ему не мил. Ведь хотелось, чтоб скорее Вырос критик наконец… А потом пошли Евреи. Это был ваще звиздец!
То инцест, то непотребства, то Содом, какой ни весть. Нету сладу, нету средства чтобы в разум их привесть! Слов хороших недостойны что Европа, что Восток. Повели такие войны Хоть топи их вновь чуток.
Ведь не воин, не политик, не пророк и не артист. Нужен был всего лишь критик, скромный шляпных дел стилист
Люди всё испортят вечно Не успеешь и моргнуть. Бог умаялся, конечно, И прилёг слегка вздремнуть. То, что Богу две минутки Человеку – сотни лет. Бог поспал всего-то сутки Встал, а моды этой нет.
Есть бейсболки, что-то вроде Но не шляпы, ё-мое! И любой эксперт по моде скажет сразу: тьфу, старьё! Новый век, и то и дело Новых мод встаёт заря. Шляпа просто устарела Целый мир творил он зря!
Вот ведь что за невезенье, растуды-т вас в бога-мать! Видно новое творение Нужно с завтра начинать
3.22 Проклятые (Каин и Авель)
Известно, у Адама два сына родились, Характером и в маму и в папу удались. Был вспыльчив Каин в маму, а Авель весь в отца: Спокойней и упрямей не сыщешь молодца.
Извечно зависть, злоба висят на нас грехом. Был Каин хлеборобом, а Авель пастухом И вот в подарок Богу что взяли от земли Начатков понемногу однажды принесли.
И что виной, не знаем, (кто спорил, кто грубил?) Вспылил на брата Каин, и Авеля убил. Кровь братская взывает, лежит на нас печать, И нам не позволяет, то, что начнем – кончать.
Но мы такие, люди, - что Еву, нашу мать… Мы все равно не будем страдать и горевать. Урок неусвояем, Нам мука – не беда. Мы Бога огорчаем, но все равно кончаем (хотя и не всегда).
3.23 Ответственность
Выше крыши и неба выше Некто в серой губой хламиде Смотрит но ничего не слышит Слушает но ничего не видит.
Бальзам бодяжит на Иван-чае и крутит платету как монету. И ни за что Он не отвечает. Да кто же его призовет к ответу?
Ты видишь в нём идола или паяца. Ведь это же сказки: ад, геенна… Но знаешь – его тебе стоит бояться. Он спросит когда-нибудь. Непременно.
Он спросит тебя по делам, не по вере, как у съемщика домохозяин: Зачем ты ломаешь окна и двери? Зачем гадишь в доме. И где брат твой, Каин?
И поздно будет бежать к адвокату, ссылаться на занятость, на проблемы. Плачет Земля по убитому брату. За всех убитых ответим все мы.
3.25 Праведный Ной (О происходении радуги)
Наблюдал с небес Всевышний с дрожью как внизу, поганя божий мир род людской, венец творенья Божья, Землю – сад преображал в сортир.
И явился Ною Бог в виденьи: «Ты спасешься, так что ставь свечу. Я пошлю на Землю наводненье, прочих проучу и замочу. Будут знать, как жрать без меры водку, и святое поднимать на смех! Вот тебе чертеж! Построишь лодку с фирменным названием "Ковчег"
Ной устал, детей своих запарил: заготовил пищу, семена, и собрал зверей земных по паре от зеленой мухи до слона. Занял у одних, других ограбил, сам с семейством всем в ковчег залез, а потом раскрылись неба хляби и потоки хлынули с небес.
И носило Ноеву лоханку, меж водой и небом, вне эпох. Мамонт вымер – он не снес болтанку, Тигр саблезубый тигр тоже сдох. Ной лишь отвернулся на минутку, (бегемота разобрал понос) дикий вепрь трахнул в трюме утку, - так и появился утконос.
Больше полугода от начала, а кругом вода, одна вода! Представляете, какая вонь стояла над ковчегом Ноевым тогда?!
Наконец, причалив к горным склонам, Ной из лодки вынес чемодан, вытащил бутылку самогона, и упился тут же вдребадан.
Был он желтым и зеленым разом от работы, вони и вина. Красный нос, набит синяк под глазом… Бог, взглянув, сказал: «Моя вина. Больше пусть потоп не потревожит род людской. Живи, как знаешь сам. В подтвержденье – краски пьяной рожи радугой взойдут на небеса".
И доныне над дугой земною в небе за дождем идут вослед семь цветов испитой рожи Ноя как дорожный знак «Потопа нет!»
3.26 История праотца Авраама
Как-то в среду, ближе к ночи, доедая бутерброд, Бог сказал: «А, между прочим, Не создать ли мне народ? Чтоб вели себя примерно, благодарность Мне храня, чтобы Мне служили верно и молились на Меня.
Свой народ – весьма неплохо, и доступно по цене. Лишь найду вначале лоха чтобы был покорен Мне».
Глядь – Абраша варит кашу, колупаясь в пальцах ног. И сказал Господь: «Абраша! Я тебе отныне Бог! Что захочешь – все получишь, хоть в рассрочку, хоть и без. Стану я страховкой лучше чем Госстрах или Собес. Будешь сыт, здоров и весел. И, прошу иметь в виду,– Я большой народ из чресел из твоих произведу. В общем – хочешь жизни сладкой и проведать дальних стран – быстро сматывай манатки, собирайся в Ханаан. От Хермона до Ашдода все во власть тебе отдам. Будешь ты отец народа. На иврите – Авраам».
Авраам не думал долго: Кликнул скот, рабов и слуг, взял жену (из чувства долга) и отправился на юг. Вот просторы, в самом деле! Хоть разденься и пляши. Можно гнать овец неделю, и не встретишь ни души.
Что за рай для скотовода – трав обилье, тишина. От Хермона до Ашдода заповедная страна.
И пока по всей округе скот вчистую жрал траву, Авраам шептал супруге: – Уж теперь я заживу! Бородищу нафиг сброю, место видное найду, дом с колонами построю, и павлинов заведу. Видел их, когда был малым в царском доме как-то раз. Сзади перья – опахалом, и на каждом – Божий глаз. Пусть пойду дорогой длинной, пусть сойдет хоть сто потов. Чтобы дом, и в нем павлины – я и землю грызть готов.
То ли Бог напутал спьяна, то ли сглазил кто со зла, но на земли Ханаана сушь великая пришла. Солнце палит с небосвода, блеют овцы, ждут беды. От Хермона до Ашдода нет травы и нет воды.
И, облизывая губы, без воды который день, Авраам ругался грубо: – Эй, Всевышний! Что за хрень?! Ты сорвал меня в дорогу, в необжитые места. Ну, так дай воды немного, и прокорму для скота! Эта сушь вредит здоровью. так легко схватить недуг. Может, хочешь жертву кровью? Так прирежу пару слуг.
Я готов признать без спора, что всему своя цена, только овцы сдохнут скоро, А потом и мне хана! Сделай дождик поскорее, иль открой источник вод. Если Сара озвереет – фиг получишь ты народ!
Из небес лазурной чаши Раскатился Божий глас: – Шо за кипишь? Ша, Абраша! Не срослось на этот раз. Позабудем все, что было. Я подправлю тут бока. Ты сходи в долину Нила. Там подкормишься пока.
Авраам не стал чиниться. Вновь шатер свернул в рулон, и к египетской границе через степь потопал он.
У границы, на базаре, расспросив чего да как, Авраам признался Саре: –Знаешь, местный царь –м…чудак. Тут забавная петрушка: Фараон, чтоб он так жил, помешался на старушках. То есть он – геронтофил. Может, дело тут в мужчинах, или витаминов нет, египтянки без причины мрут, как мухи, в сорок лет. А царек, по жизни, падкий лишь на тех, кто сильно стар. Ты-то, на восьмом десятке, будешь просто «суперстар» Даже выкуп платят близким, вроде платы за разврат. Так что ты уж, Сара, киска, Говори что я твой брат.
Ты не юная девица, в состояньи осознать – с Фараоном породниться – сразу влезть из грязи в знать. Нынче здесь переночую, завтра двинемся вперед. И нутром, старушка, чую: нам удача в руки прет!
Так оно и вышло вскоре. По наивности смешной, Фараон, себе на горе, Сару взял в гарем женой. И, хоть в силу простатита Фараон не трогал жен, Бог ругал его сердито, По ночам, являясь в сон.
Помянув евонну маму, Фараон, не тратя слов, за обиду Аврааму Дал коров, овец, ослов. И, богатым став столь скоро, Авраам не чуял ног: Хорошо быть сутенером, Если крыша – вышний Бог!
Такова уж доля наша. И, не ведая стыда, Фараонов зять Абраша пас обильные стада. Но по Божьей воле, вскоре погуляв в Египте срок, Через степи, горы, море, гнал отары вдоль дорог. У Суэцкого залива перешел по морю вброд, чтобы дальше жить счастливо, и чтоб Богу дать народ.
От Хермона до Ашдода, где лишь суслик пучит глаз, Он с восхода до восхода гнал стада десятки раз.
По натуре скотовода был упрямым, как осел. Ради продолженья рода он двух жен себе завел.
Долго прожил он на свете, верил Богу как простак. У него родились дети: Исмаильчик и Ицхак. Воплощалась в жизнь затея. Бог все видел наперед: ведь от них пошли евреи и арабов гордый род. Это ль дамы сознавали, иль характер был таков, но друг-дружку ревновали. Дело шло до кулачков. В доме две сварливых бабы – Хоть в Антарктику беги (С этих самых пор арабы и евреи – как враги)
Если Божии надежды Оправдались целиком, Сам Абраша, как и прежде, оставался пастухом.
Пас овец и рыл колодцы, чуть пожил – и был таков. Не стесняясь напороться Даже местных бил князьков. Хоть в душе гордыни черти поднимали вой порой, Но в шатре до самой смерти Так и прожил наш герой. В смертный час, в степи целинной, чуя жизненный финал, Прошептать успел: «Павлины…» А к чему – никто не знал.
Про мораль скажу в итоге: Нет ее под небеси. Встретишь Бога на дороге – О павлинах не проси.
3.27 Баллада о воспитании
Что сказать про Авраама? Всем евреям предок он. Ловкий, хваткий и упрямый, в вере стоек и силён. В Бога верил он не даром, ладно шли его дела и его супруга Сарра в девяносто родила. Назван был сынок Ицхаком Был пастух он, как отец По холмам да буеракам тоже пас стада овец. В детстве перенёс тревогу и обделался, пока Авраам пытался Богу в жертву принести сынка. То была проверка Божья. Но, отделавшись дерьмом. Наш Ицхак с тех пор, похоже, малость тронулся умом. А пришла пора жениться добрый папа (ну-и-ну!) для сынка из-за границы с понтом выписал жену.
С ней Ицхак и жил спокойно до своих последних дней. Родила супруга двойню. Двух красавцев, двух парней. Звали их Исав и Яша Ор стоял – хоть утопись Грудь сосали, ели кашу и в пеленки как да пись.
Впрочем, сделаю признанье (но не смейтесь, господа) вечный спор о воспитаньи нервы портил и тогда.
И, хоть разница в минутку между двух сынков была, мама младшего малютку баловáла как могла.
И кормила сладкой кашкой, нежно кутала в шелка… А из старшего папашка жестко делал мужика.
Так воспитывались дети. И Исав рос удальцом: волосатый, словно йети и с обветренным лицом. Коз гонял по бездорожью и снабжал дичиной дом. Но, за тупость носорожью, позже зваться стал Эдом.
Сам Ицхак, с азартом к ночи дичь печёную глодал, и гордился, между прочим, как сыночка воспитал.
А Иаков (просто Яша, неженка для тех времён) был избалован мамашей но пронырлив и умён. Как доносит нам преданье это было, вместе с тем, также противостоянье воспитательных систем.
Если ум неразвит с детства толку в том, что ты силён? Эд (при мамином посредстве) преимущество в наследстве продал брату за бульйон.
Тут отвлёкся я немного. Время шло вперёд, не вспять и Ицхак собрался Богу в руки душу передать. Он сказал жене сурово: – Подотри с усов соплю и скорей зови старшо'го, я его благословлю.
Добавляю поясненье: Был для предков это факт, что отца благословенье, - как нотариальный акт.
Мать зовет любимца: Яша! Что нам делать? Ой-вавой! Чует сердце – твой папаша сделает меня вдовой. Брось печенья-развлеченья, нам сейчас не до того. Получи благословенье вместо брата твоего. Да прикрой живот овчиной! Ицик слеп, как филин днём. За косматость ценит сына, видя мужественность в нём. А Ицхак, того не зная, лишь погладив грубый мех, возгласил: "Благословляю! Ты, мой сын, главнее всех! И до самых до окраин, от нагорий до долин ты над братьями хозяин и овечек властелин!
Тут Эдом приходит к папке. А ему: "Большой привет! Кто не спал – того и тапки! Вы держитесь, денег нет. И, доведен до кипенья в руки Эдик взял дубьё: –Я те дам "благословенье"! Я те дам "твоё-моё"!
Может, кто заметит с ядом: ни при чем здесь дикий нрав. Сила есть – ума не надо. Тот, кто с палкой – тот и прав. И, узнав такое дело, чтоб сберечь в семействе мир, побежал Иаков смело и в засаду сел… в сортир.
Но зовет его мамаша: – Выходи скорей, герой! Так ведь можно на параше заработать геморрой! Нужно времени немного чтоб притих твой брат-баран. Собирайся в путь дорогу в гости к родичам Харран. Ты же хваткий да пригожий, привлечешь там молодёжь. Заодно, по воле Божьей, и жену себе найдёшь.
По холмам, средь трав и маков (Сверху-месяца ломоть) хитроумный шел Иаков ибо так хотел Господь.
Мудрой Библии страницы и о том содержат сказ, как Иаков смог жениться на двоих, притом за раз. Как Иаков дрался с Богом, как он родичей дурил, и завел богатства много. Кто их с братом примирил, Все потом. И про страданья и про двух сварливых жен… Да, но спор о воспитаньи так и не был завершен.
Мне же время закруглиться: зря нудить не стану я. Катит жизни колесница. Как учить и как учиться вам решать самим, друзья!
3.28 Праведный Ной (история Потопа)
Я обманывать не стану, и готов сказать всерьез: Наш Господь – такой гуманный - совершенно Дед Мороз! Он всегда хотел, как лучше, - слава Богу – не тупой! (А потоп – несчастный случай: ангел-слесарь впал в запой) Ведь Господь терпел немало - люди – сволочи у нас, и лишь раз резьбу сорвало. Вот об этом мой рассказ.
Там, где нынче скалы голы, пятьдесят веков назад гомон птиц стоял веселый и земля была как сад. А в кипени яблонь белых жили люди там и тут. Это место -"Ям-а-мелах", "Мертвым морем" назовут. Средь садов, над самым "Ямом" городок стоял Содом. Лот,племянник Авраама, там себе построил дом. В почве были ли нитриты, или воздух заражен шел слушок, что садомиты не хотели трахать жен. Малый грех, по нашим меркам, но, доносами ведом, Бог с инспекторской проверкой сам отправился в Содом. Шел Господь, един в трех лицах, ноги по пыли тянул. По дороге подкрепиться к Аврааму заглянул. "Ах, Абраша, друг мой старый! Как овечки? Как шатер? Что твоя старушка Сара, не родила до сих пор?
Ты ласкай ее немного пред тем, как ночью спать, и, глядишь, по слову Бога, скоро папой сможешь стать. Кстати, так скажу тебе я: по заслугам урожай. По природе будь хоть геем, а супругу ублажай! А в Содоме, слышал?, – свинство!- положенье таково: сексуальные меньшинства составляют большинство. Анонимки шлют мне шибко до десятка штук на дню. Если есть моя ошибка - разберусь и устраню!
И вошел в Содом в двух лицах Всей Вселенной Господин (чтобы со счету не сбиться дальше я пишу: "один") В виде ангелочков пары воплощенья красоты (Божий дух, предвидя свару, скромно спрятался в кусты). Был Господь в хитоне белом, вились волосы до плеч. И лицом и стройным телом даже камень мог привлечь. Из ресниц пушистой тени зрак Божественный косил. Страж в воротах от смятенья чуть язык не откусил. Восхищенный шепот робко разносился ветерком: "Вот божественная попка! Так и съел бы целиком!" И уже кричит проказник, спрятав нос под капюшон: "Эй, у нас сегодня праздник! ты, красавчик, приглашен!" Покраснев от комплиментов, в восхищении толпы Автор Первоэлементов к Лоту направлял стопы.
Встретил гостя Лот как нужно, на шашлык овцу заклав. Пал на город вечер южный, вечер неги и забав. Слух разнесен бабкой местной. Знали все до темноты: мол, у Лота гость чудесной, несравненной красоты.
Туч пушистые кораллы резал месяц, будто нож. К дому Лота собиралась золотая молодежь. Удержу ни в чем не зная, хамовита и пьяна… Только где ж она иная, хоть и в наши времена? Забренчали арфы струны, им поддакивал рожок, и звучало в свете лунном: "Выйди к нам скорей, дружок!" Самый младший, явно меду перепивший, заорал: "Лот, представь гостей народу! А не то – сожжем квартал!" – Вы шуметь, ребята, бросьте,- старый Лот запричитал, - не будите лучше гостя, он с дороги так устал! Если так уж вам неймется, погодите. Гость – каприз. У меня для вас найдется замечательный сюрприз. Не орите, нешумите, не валяйте дурака. Дочерей моих возьмите! Обе девственны пока. Кто-то бросил черепицу. Из толпы несется смех: –Потому они девицы, что страшны, как смертный грех. Лучше нам мозги не пудри, прекратим впустую спор. Пусть твой гость намаслит кудри да выходит к нам во двор.
Страсть достигла апогея (Был красив и вправду Бог) не оправдываю геев, но простить их я бы мог. И пускай они неправы, повинуясь зову тел… Впрочем, Бог такие нравы им прощать не захотел.
То ли брызнув кислотою, то ли вспышкой в мегаватт, Он прищучил слепотою всех, кто прав и виноват. И сказал: "Ну все, паскуды! Я сейчас порву вам пасть. Лот, старик! Канай отсюда, чтоб в раздачу не попасть! И ушами тут не хлопай, лишь семью бери с собой. Щас я всем найду на …опу офигенный болт с резьбой! Хоть летающие блюдца будут мимо вас лететь - кто посмеет оглянуться будет долго сожалеть!" Лот бежал, отбив поклоны, даже не надев сапог. Видно, понял он по тону, что сердит не в шутку Бог.
И, не зная в каре меру, из-за этой ерунды Бог пролил огонь и серу на окрестные сады. Без суда и приговора (получилось так само) и соседнюю Гоморру заодно вогнал в дерьмо. Лотова жена беспечно оглянулась, и она бессердечно и навечно в соли столб обращена.
Подвожу черту рассказу: в нем мораль -что тот кинжал. Кто виновен – тот наказан. Тот, кто праведник – сбежал. Поделюсь своим сомненьем: наломал Всевышний дров. Как по мне – так ослепленье тоже кара – будь здоров! Ладно – геями без меры был Всевышний раздражен Но зачем огнем и серой жег он их несчастных жен? Пусть виновны жены эти: потакали, мать итти. Но за что сжигались дети, те, что младше десяти? Он решил -амбец народу? Но губить Природу-мать?! Лишь моральному уроду так пристало поступать. Впрочем, время благосклонно смыло даже след тоски. Там теперь в воде соленой парят кости старички. Демонстрируя единство, вот уж много лет подряд сексуальные меньшинства дружно ходят на парад. Все меняется, вестимо. И, по правде говоря, если стал Господь терпимей - то Содом сгорел не зря!
3.29 Сказ о Моисее
РАЗМЫШЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
В битвах ли, в тиши библиотек, в царских ли хоромах на пирушках Много ли ты стоишь, человек, если ты в руках Судьбы – игрушка? У Судьбы беспечный, вздорный нрав, И не внемлет ни мольбам ни матам. От нее не спрячешься, удрав. Не подкупишь кровью или златом.
Может слыть любимчиком любой: полной чашей дом, веселье, счастье но потом, обманутый судьбой, все, что есть, утратит в одночасье. А иного вознесет Судьба из конюшни, или из сортира, и посадит подлого раба, чтобы правил с трона целым миром… Бьемся ли, сдаемся без борьбы. Счастья ждем – кто годы, кто минуты. Крутит миром колесо Судьбы судьбы перемешивая круто.
ПРОЛОГ. ЗА 4 ВЕКА ДО ИСХОДА СТАРИК-СКАЗИТЕЛЬ: Из калитки царского дворца скороходы мчаться в храм Амона, вызывают главного жреца: странный сон приснился фараону. Сын богов как будто нездоров, на жену и слуг кричит со злостью: «Семь коров съедают семь коров! Семь колосьев съели семь колосьев!» Фараон ложится на кровать, снова просыпается со стоном… Нет, не могут сон истолковать мудрые служители Амона.
И зовут уже других жрецов, и сидят гадатели уныло. Видно мало стало мудрецов на земле живительного Нила.
Шепчут фараону: Есть семит, Ключник-раб известного вельможи. На беду был честным и пригожим, вот в темнице царской и сидит. Раб с хозяйкой не пошел в кровать та велела наказать злодея… И умеет сны он толковать, как когда-то древние халдеи.
И в темницу послан скороход, и ведут раба к резному трону, потому, что в горести народ, если плохо спится фараону.
Фараон спросил: «Поможешь мне? Странный сон про семь коров мне снится жрут худые тучных в этом сне, то же и с колосьями пшеницы. Я слыхал, что ваш семитский бог дарит ваших мудростью в достатке. Ты молись, чтоб он тебе помог снов моих быстрей найти разгадку. Раб – парнишка, нет и двадцати, (шепоток пошел средь дам: «Прекрасный»), вежливо сказал царю: «Прости, все во сне твоем предельно ясно. Здесь премудрости великой нет. Сон о том, что царству угрожает: Ждут Египет семь голодных лет, за семью годами урожая». Фараон воскликнул: «Слава Ра! Ты его подарок благосклонный! Ты сегодня выйдешь со двора с золотой печатью фараона! Ты проник в таинственную суть данных мне во сне священных знаков. Как, по-вашему, скажи, тебя зовут?» Раб сказал: «Иосиф бен Иаков»
РАЗМЫШЛЕНИЕ ВТОРОЕ
Вот Иосиф, отпрыск пастуха продан в рабство братьями родными. Возлягло же бремя их греха на народ оковами стальными:
Круг Судьбы закончит поворот И, когда ярмо Египет сбросит, в рабство обратится весь народ как рабом когда-то стал Иосиф Но потом, в борьбе с Судьбой самой вольный дух родится у народа, и сорвет он рабское ярмо, вдалеке увидев свет свободы! Вольный дух надежды и борьбы что назло и бедам и потерям говорит нам гордо: нет судьбы! ЕСЛИ ТОЛЬКО МЫ В СЕБЯ ПОВЕРИМ!
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ (В ЕГИПТЕ)
СОСЕДКА: Что неймется Фараону? Нас, евреев, словно лев, он терзает беззаконно, Как от крови захмелев! Строим склады, два канала, целый город под горой. А ему все: «Мало! Мало!», А ему все: «Строй!» да «Строй»! Он боится нас сильнее ассирийцев и воров. Запретил рожать евреям! Сжить со свету нас готов! Как у насмерть осужденных, дикарей или зверей, Приказал новорожденных Отбирать у матерей! Не к добру осели предки В этих землях на века. Тут как раз моя соседка К ночи родила сынка. Я не знаю, что бы было, Но пришел ее отец «Подари ребенка Нилу» посоветовал, хитрец. Мы в смоленую корзину положили малыша и следила мать за сыном, тихо прячась в камышах
План у деда – гениальный!: Ровно четверть дня спустя, К царской заводи-купальне волны вынесут дитя. Египтяне суеверны, Нил для них, – сама судьба. Для ребенка – способ верный Избежать судьбы раба. Старый пень – а стрельнул метко! Нынче слышно из дворца: В фаворитах сын соседки, Учат славно: на писца. И, (такое лишь приснится!) Слух идет между людьми: Выезжают в колеснице Он, с царевичем, одни! Нам легка любая ноша, Если сын всего достиг. Мы зовем парнишку Моша* (но, конечно, меж своих)
* – (ивр.,– Моше;, «взятый (спасённый) из воды»
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ. НАКАНУНЕ РАБ: Говорил отец со вздохом: «Так я прожил до седин… Быть рабом не так уж плохо, Если добрый господин. Ты накормлен, и напоен. Есть и крыша над тобой. Будь же счастлив и спокоен. И не спорь! Не спорь с судьбой! Не жалей ни сил, ни пота, Не гневись и не греши. И хозяин за работу Наградит от всей души. Так, поверь, уже случалось: лет четыреста тому доля славная досталась пра- пра- предку твоему. Был рабом, но из бараков вознесен за труд не зря. Стал Иосиф бен Иаков Управителем царя!.
Ну, Иосиф – случай редкий. Но не верь наветам всем. Славно жили наши предки Много лет в земле Гесем. Щедрых Гиксосов* правленье оборвалось вдруг само. Египтянам – избавленье, нам же – рабское ярмо. Хоть под дланью фараона здесь, в Египте, все рабы. Так что исполняй законы, Не испытывай судьбы! Разве будешь есть свободу? Разве палка часто бьет? Это Моша мутит воду, жить спокойно не дает. В молодых разброд он сеет, и туда же – старики. Как услышат Моисея, собираются в кружки, и, пока похлебка стынет, чертят планы на столе, как пройти через пустыню к обетованной земле. Как пойти на корм воронам!!! Там ни пищи, ни воды. Моша с братиком Ароном Доведут нас до беды… Делай свой урок с охотой, Не воруй, не спорь, не плачь! Раб – такая же работа Как солдат, или палач…
Было душно мне под крышей. Я не спорил – проку нет! из барака тихо вышел, и пошел встречать рассвет. Там, где с неба солнца алость, кровь роняла на поля, где – то в далях нас заждалась Та, заветная, земля. Та земля, к которой вскоре, пусть назло природе всей, через степи, горы, море поведет нас Моисей.
Пусть в дороге ждут невзгоды, солнца жар и пыль столбом. Пусть пройдут недели, годы! НАДОЕЛО БЫТЬ РАБОМ!
*Гиксосы – племена кочевников-скотоводов, захватившие власть в Нижнем Египте XVII в. до н. э и изгнанные в 1550 г. до н. э.
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ. НАЧАЛО ПУТИ ЖЕНЩИНА: Муж сказал: "Послушай, Хана! Бог позвал, и мы должны. Как ни страшно, как ни странно, Мы уходим из страны." Муж сказал: «Иди к соседям, Одолжи у них осла. Мы с тобой в пустыню едем!» Что же делать? Я пошла. Мы из дома уходили Все добро свое забрав. Странно все происходило. Муж мой был, конечно, прав! На ослах и на повозках, Или просто так, пешком, Кто в парче, а кто в обносках Шли в пустыню прямиком Сотни, тысячи евреев! Бесконечное число! Как река, или скорее, Как десяток рек текло! Мы идем в чужие страны. Страшно. Душно. Скот вопит. Я себе сказала: «Хана, Будет легче, ты терпи! Я пройду сквозь муки эти. Я сойду хоть в царство тьмы, Если только наши дети Станут лучше жить, чем мы»
Пыль стояла темной тучей Густо, хоть пшеницу сей! В ту страну, где будет лучше Вел евреев Моисей.
ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ.В ДОРОГЕ
СТАРИК-СКАЗИТЕЛЬ: Рабство позади, а ныне, пешим ходом ( все при нем), Шли евреи по пустыне. Ночь за ночью, день за днем.
И ругали Моисея на привале у костра, Что народ он не жалеет, что прийти давно пора, И зачем нужна свобода, если нету очага, и суровая природа хуже злобного врага? Но под утро, с новой силой поднимались, снова шли, Чтобы пусть хоть дети жили на клочке своей земли. Пусть сжигает солнца пламень, старый плащ истёрт до дыр. Впереди – песок и камень, а за ними – новый мир! На ноге мозоль кровавый, и к утру слеза в золе… Платят дорого за право жить на собственной земле.
ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ. В КОНЦЕ ДОРОГИ МОЛОДОЙ ВОИН: Солнца пламень плавил лица И, распластана в пыли Впереди легла граница Обетованной земли. Небеса слюдой блестели и хрустели, как слюда. Моисей лежал в постели И не вел нас никуда Солнце жгло. Часы тянулись. Так, навытяжку, с утра Мы стояли в карауле У походного шатра.
Тот, кто нас позвал в дорогу, Тот, кто нас от рабства спас, Тот, кто лично видел Бога К Богу уходил от нас. От болезней и от боли, От уже не важных дел. Нет предела силе воли. Но у тела есть предел.
Нам сказали: Моисею не увидеть новый день. Мне казалось, – я лысею, я истаял. Я как тень. Жег песок, как углей куча, Пот спекался в щелях глаз. Я в душе молил хоть тучу, Не на день, хотя б на час. Может, Бог меня услышал: Громом грянуло в висок. И с барханов, словно мыши, Зашуршал, струясь, песок Ветер поднял тучи пыли, И завыл большой трубой. Стрелы молний в землю били, Будто шел смертельный бой. Бог, казалось, очень злится. Судный день! Конец Земли! Сердце билось, словно птица, и молитвы в рот не шли. Вдруг улегся ветер шквальный, Черных туч пропал и след, И разнесся крик печальный: Моисея больше нет! Вождь, Пророк, любимец Бога чьи заветы мы блюли Так и умер, – у порога обетованной земли.
ЭПИЛОГ РАЗМЫШЛЕНИЕ МОЖЕТ И НЕ ПОСЛЕДНЕЕ
Божее творение – Земля Изумрудец в солнечной короне. Человек – микроб, песчинка, тля существует миг на этом фоне.
Тая льдинкой в сизой бездне лет Эта незаметная песчинка - человечек,– оставляет след. Из следов рождается тропинка.
Вьется тропка между гор и рек, С каждым шагом ширясь понемногу И по ней шагает Человек, чтобы сделать из тропы дорогу.
Пусть не всем дорогам суждено уцелеть в пространствах неоглядных. Время судит строго, и оно беспристрастно, но и беспощадно.
Вспомним: Через слезы, кровь и пот по пустыне, что печет, как домна, Прочь из Дома рабства шел народ беспокойный, непокорный, темный.
Несмотря на жажду, голод, зной, Шел народ, пропахший горьким дымом Как потоки вод с горы весной: Вдохновенно и неудержимо.
И покуда светит солнца глаз Сохранится в памяти народа Та дорога, по которой нас Моисей из рабства вел к свободе.
3.30 Самсон (байки с пересылки)
Про блатных и их борьбу с законом писано в истории не раз. В детстве я про силача Самсона в Библии читал такой рассказ:
Представляешь странную картину (сам смущен, не знаю как начать): Мент – один (!) – приходит на малину и давай братве права качать. В Библии такой описан случай, Только все как раз наоборот: Был Самсон, блатной, из тех, что круче, А менты, – соседний с ним народ. Называли их филистимляне- Сразу и филеры и менты, С деловых они давили мани, Разводили, брали на понты. Вот с Филистимлянами по-свойски Что-то там Самсон не поделил, И метелил их, мочил геройски, И, короче, беспредел творил.
Ничего поделать с ним не в силах, Жизнь филистимлянам – как беда. Но, как водиться, Самсона окрутила Ихняя шалава Далида. (Может быть она звалась ДалИла? На такие давние дела память, блин, уже совсем отбило,- но она Самсона и сдала). И его, как лоха, завалили, ничего поделать он не смог. Повязали, наголо побрили, и на крытой стал тянуть он срок. И потом, в конце, уже на зоне Замочил ментов он тыщи три. Вот и вся история Самсона. Были ж средь блатных богатыри!
3.31 Самуил
Самуил, судья из Рамы, с бородой седой по грудь, из Евреев мудрый самый в дальний двигается путь. Грудь болит, спина заныла, разгорается заря. Раз просили Самуила, даст евреям он царя.
На собрании народа будет, к радости племен похоронена свобода прародительских времен.
Самуил ворчит сердито: "Все сбывается само! Не дождетесь жизни сытой! Будет, будет вам ярмо! Им не нужен свет ученья. Сорок лет учил я зря. Им ярмо как облегченье! "Глас народа": "Дай царя!"… Чтобы был силен, но скромен, чтоб заветы Бога чтил…" горек груз и труд огромен. (Тяжко дышит Самуил).
"…Нужен царь, великий воин, чтобы народ, как коз пасти…" (Самуил обеспокоен: ноют ноги, как дойти?!) От Вирсавии до Дана, от двенадцати колен, будет избран без обмана, всем другим властям взамен.
Самуилу путь указан, слово Божие дано, И Саул уже помазан на царение давно.
Доля тяжкая пророка: знать, что будет, – наперед, Видеть близких смерть до срока, вдовий плачь и плачь сирот… Племена не чтут заветы, верность Богу не в чести.
Отзовется кровью это. Грозный враг уже в пути! Самуил предвидит беды, тяжко груз такой нести. Что войска, бои, победы, если души не спасти?! Шел пророк от самой зорьки, тяжело, как мех, дыша Путь тяжел, когда так горько, если так болит душа. Ныли ноги, грудь сводило, – нет от старости лекарств. Время Судей уходило Наступало время Царств.
3.32 Давид псалмопевец
На Израиль опустился вечер, село солнце. Отдыхай, страна! В царском доме ярко светят свечи, чьей-то арфы бряцает струна. Чуть прохладный ветер слезы сушит месяц поднимается в зенит. Песнь Давида нежно льется в душу и звенит, звенит, звенит, звенит. Спят стада баранов тонкорунных, голова склоняется к плечу, и рука, привычная к мечу нежно гладит шелковые струны.
Тихо в небе, и земля в покое Вот последний звук вдали затух… Только в сказке может быть такое, чтобы стал царем простой пастух.
На века продлится сказка эта: Жил Давид, красив, беспечен, смел, грубый воин, но с душой поэта. Он любил, сражался, псалмы пел.
Верил в Бога, и. не зная страха, часто говорил: "Господь мне щит" И сразил гиганта Голиафа как мальчишка – камнем из пращи.
Дом в пещерах горных и дубравах, песни, – а в желудке ничего, да веселых молодцев орава были славной юностью его.
Он, всегда неистовый в желаньях, нарушал завет-другой порой. Жены ближних, – странные созданья, липли как на мед – ведь он герой!
И наскок кавалерийский бравый, И любовь, и три его жены В тень ушли, когда Давид по праву призван был в правители страны
Новые достоинство и слава: верность Богу, слову и Закон. Под его рукой в одну державу Превратилось сборище племен.
Время губит города и страны. Царский блеск дешевле шелухи. Но про бой мальчишки с великаном и поныне строчим мы стихи
То дано немногим индивидам: Жить, чтоб и в веках остался след. Выпьем же за старину Давида! Царь-царем, но славный был поэт.
3.33 Соломон мудрый
Если Библия про это Не особенно врала, Был Израиль славным где-то. Был да сплыл, и все дела. Но ругаться или злиться Толку нет, ядрена вошь, Ведь История – как пицца: Съешь – обратно не вернешь. Впрочем, недовольство зреет Размышлений всех итог: Виноваты ли евреи, если Бог помочь не мог? А о чем я это, братцы, Как Господь играл в игру, Помогу вам разобраться И не очень-то совру.
Дело было в Гаваоне. Только выключили свет, Бог явился Соломону По простому, тет на тет. – Соломончик, буде здравый! Мне открой свои мечты: Не богатство ль или славу Получить желаешь ты? Твой отец, Давид кровавый, Как траву косил врага И имел немало славы И богатства до фига. По наследственному праву И тебе, приязнь храня, Дам богатство или славу, Если будешь чтить меня. Не молись богам восточным И овечек им не режь, И богатым станешь точно, Как никто, того допреж.
Если хочешь жить звездато, Как царю бы не грешно, дам тебе я много злата, да и славы заодно.
Ты сперва обдумай здраво: В депозит, а можно – нал. А богатство или славу я уже упоминал?
Но не купишь Соломона На дешевые понты, Ведь Давид, папан евонный С Богом был не зря на «ты».
Соломон воскликнул: «Браво! Глянь-ка Боже, мне в глаза. Мне богатство или слава Как носилкам тормоза. Если ты такой любезный, что хоть сбоку вешай бант, отвали мне безвозмездно выдающийся талант. Научи меня интриги Обращать врагам во вред. (Но не вспоминай про книги или университет). Дай мне ум или науку, чтоб считал хоть до дести, И чтоб мог любую суку Вокруг пальца обвести. И, чтоб жить беспечно царству, Верность Господу храня, Сделай к женскому коварству нечувствительным меня.
Бог вздохнул, сморкнулся шумно И ответил: «Ша, герой! Если будешь сильно умный, Враз получишь геморрой.
Я секрет тебе открою: С динозавровых времен Царь не должен быть героем, Царь не должен быть умен.
Мозг народу пудри пудрой. По-простому говоря, Даже чушь считают мудрой, если слышат от царя.
Суд законный, незаконный, и пустой понос словес,- подхалимы возле трона все возносят до небес. И победу генерала и расчет календаря, - в исторических анналах все запишут на царя.
И чем больше в услуженьи Жен, солдат, собак, коней Тем глубжЕе уваженье И любовь к царю сильней. Но чтоб содержать ораву Лизоблюдов, сук и дам, Я богатство или славу хош-не-хош тебе придам. А со славой да деньгами Получаешь сей же миг И феншуй, и оригами, кучу старых глупых книг. Хоть от старости лекарство, Все, чего и не просил. Но от женского коварства И у Бога нету сил»
Все дальнейшее известно: Соломон толпой льстецов Был прославлен повсеместно Как мудрец из мудрецов. Тратил много, жил нескромно, Обдирал народ окрест, И завел гарем огромный На три сотни койко-мест. Так и жил он в изобильи, но, скажу без дураков, Жены Шломо подкузьмили: навезли своих божков.
Мудрой Библии страницы Нам поведали о том, как Господь всерьез сердиться На Израиль стал потом.
За отсутствие почтенья (не прошло и сотни лет) вверг страну Он в разоренье и в пучину прочих бед. В небрежение закона был Израиль разделен. А пошло все с Соломона И его коварных жен. Раз от женского коварства Бог не оградил царя Обреченный на мытарства Весь народ страдал зазря.
Есть вина и Соломона: (чья жена – того вина) и пускай гарем не зона - дисциплина быть должна! Впрочем, что возьмешь с дебила? Был придурком Соломон. Жадность фраера сгубила: Кто ж заводит триста жен? Чтоб не сразу лечь в могилу Следуй правилу в упор: Две жены, ну пять – от силы. Остальное перебор. Бог твою потребность знает, И дает по мере сил. Лично мне пяти хватает. Больше я и не просил.
3.34 Праведный Иов
Жил Иов почти что честно, Вдов не грабил, жен не бил. Был он праведник известный, Бог за то его любил. И с Иовова порога Слышал друг и слышал враг: Слава Богу! Слава Богу! Наш Господь – податель благ!
Бог похвастался однажды Перед другом-Сатаной, Мол: «Иов – не то, что каждый, И за то отмечен мной. Каждый день с его порога Раздается в тишине: Слава Богу! Слава Богу! Это, значит, – Слава мне!»
Дьявол буркнул односложно, Мол: «Заслуги в этом нет. Бога хвалит он, возможно Лишь пока в шелка одет» – Ладно! – Бог сказал с улыбкой, - Я те, хитрый, докажу! Обдеру его, как липку, И детей не пощажу!
И в чудесный день погожий, Слышен крик, как повелось: «Слава Богу! Славься, Боже!» Тут-то все и началось.
Вдруг бежит слуга с известьем: мол, потерян капитал Враг без совести и чести всех волов твоих забрал.
И второй слуга весь красный: «Распрощайся со скотом! Сжег овец огонь ужасный Сам я лично был при том»
И еще один, с порога, Красной кровью обагрен, «Чем прогневали мы Бога? Ты, хозяин, разорен! К нам халдеи приходили, дети северной земли, Сторожей твоих побили и верблюдов увели» И еще, ползет по зале: «Горе, горе, господин! Дети все твои пропали. Все погибли в миг един.
Пировали вместе в доме. Крышу сам на днях чинил… Смерч слетел, подобно грому! Всех их вдруг похоронил»
И жена кричит, рыдая: " Как же ты молиться мог? И за что беда такая? Будь он проклят, этот Бог! Есть ли больше горе в свете? Ты за что хвалил его? Все что было, скот и дети… Не осталось ничего! Ты б сказал хотя бы слово! Матом Бога б обругал!» Но в ответ Иов сурово: «Бог что дал мне, то и взял»
И опять орал с порога, Весь в слезах, и бос и наг: «Слава Богу! Слава Богу! Он податель всяких благ!»
Улыбнулся Бог победно, Обернувшись к Сатане: «Вот несчастный он и бедный, но уверен – Слава мне!» Сатана сказал с сомненьем: «Ну, придурок твой Иов! Но ведь есть предел терпенью: Он пока еще здоров»
Бог изрек: «Внемлѝ приказу: Прочь от моего лица! Зарази его проказой, чтоб проверить до конца» И покрытый весь коростой соскребал Иов свой гной. Закричать уже не просто, если ты такой больной. В бормотании прохожий Мог услышать: «Вот ведь как! Ты, конечно, славен, Боже, Но какой же ты мудак!»
И друзей четверка верных прибыли издалека Чтоб в страданиях безмерных Словом утешать дружка. Говоря: «Иовчик, слышишь, Ты смири свой гордый нрав. Хоть наказан выше крыши, Но, Иовчик, ты неправ. Справедливость? Дьявол с нею! Бог взыскал, и Бог простил. И ему с небес виднее, Что и где ты подхватил» А Иов ворчал: «Конечно! Вы не мучились ни дня. Вам «мерси» за тон сердечный, Но зудит-то у меня! Были триппер и простуда, Я терпел и не роптал. Не ругал его, покуда Он с проказой не достал. Каждый день кричал с порога Как какой-нибудь дебил «Слава Богу! Слава богу» Вот как я его любил! Не ругал его ни разу, Часто жертвы приносил. Так за что ж меня – проказой? Это все же выше сил! Да скажи кому другому Как меня Господь имел…» Вдруг с небес подобно грому Голос Божий прогремел:
«Ах ты вредная козявка! Раньше не было ни дня, чтоб за твой достаток жалкий не прославил ты меня. Ты ведь был обласкан мною Чтож я, блага зря даю? Я поспорил с Сатаною На терпимость на твою» И Иов воскликнул «Боже! Я ж плохого не хотел! Если б раньше знать, так что же, Разве б я не потерпел? Что с того, что сгнило тело Гной течет, куда ни ткни Божий спор – святое дело, Ты ведь токо разьясни! Слава Богу, мы готовы! Слава Богу, хоть сейчас! Ты скажи всего пол-слова Чтобы чуть подбодрить нас! Мы – народ твой! И посильно Рады послужить хоть где!» И слеза текла умильно По Иова бороде. Бог смягчился: «То-то, нытик! Слава –как чеснок к борщу. Ты, конечно, не политик, Так что я тебя прощу. Будешь толстым и здоровым, И в стране и мир, и тишь. Ты богатым станешь снова, Кучу деток народишь. Даже больше, слово-право! Все, бывай! Ровней дыши! Ну, еще разочек – «Слава!» Не «За что», а для души»
Так и было. Все признали Что Иов наш, – не простак. А друзей-то наказали. Для острастки, просто так. Коль в сюжете разобраться Вывод ясен, как печать: В жизни очень важно, братцы «Слава!» вовремя кричать.
3.35 Страсти по Ионе
Жил в Израиле Иона Много сотен лет назад. Демагог, знаток закона, Всем известный адвокат. Мог друзей рассорить ловко, А хотел – мирил врагов. И Господь в командировку Как-то раз послал его.
Говорил Всевышний: «Слушай: Ты в Ниневию сходи. Я на днях ее разрушу, Так народ предупреди. Детям, женщинам, мужчинам растолкуй такой расклад: ассирийцы не по чину выступают и грешат.
Божье кончилось терпенье. Всех сгною, в Асира-мать! Впрочем, шанс на исправленье я разок готов им дать"
Но шептал под нос Иона: «Вот нашли боевика… Да такому охламону Как пить -дать намнут бока!
В Ассирийскую столицу? Что я – конченный дурак? Проще сразу удавиться чем послом идти в Ирак»
(Тем, кто сильно удивится я замечу между строк что Ассирии столица был нехилый городок.
Там умели веселиться: бардаки – куда ни ткни. Но любили ассирийцев - как чеченцев в наши дни)
Бросил он свое жилище В порт сбежал, и был таков: Пусть Господь других поищет К Ассирийцам ходоков.
Но Господь – не фраер хилый, И его надуешь фиг! Ты бежать? Не тут-то было! И на море шторм воздвиг.
Моряки, понятно, в трансе, Ветер воет, как койот. Слышны крики: «Что за мансы (1*)? Кто здесь Бога достает?
А которы тут евреи? Ты, Иона? Ну и ну! И за борт его скорее, В набежавшую волну".
Вовсе не до лотереи если волны рушат борт! Как беда- топить евреев - это очень древний спорт.
Тут как раз по морю плыло Чудо-Йуда (2*) рыба кит. И Иону проглотило (зверский, видно, аппетит).
Ну, Ионе стало худо В животе у этой фиш (3*). Потому – она хоть Йуда, Разве ж с ней поговоришь?
И, хоть в пузе места много, - Духота, и вонь, и мгла, И сказал Иона Богу: «Зейт гезинт! (4*) Твоя взяла!
Я, как вор, лишен свободы, Выход заперт на засов. И объяли меня воды Аж до самых до трусов.
Ладно, больше не балую! Мне раскаяться пора. Вознесу тебе хвалу я Из китового нутра.
Ты Великий, Бесподобный, Всемогущий и Святой. С самой крепкой костью лобной, И накачанной мышцОй.
Даже подпишу бумагу: Круче Бога парня нет! Ну, быстрей! Кончай бодягу! Выпускай меня на свет!"
И Господь совсем без гнева (знал Иона, как польстить) приказал киту из чрева адвоката отпустить.
Божий голос кит услышал, и Иона вышел вон. А каким путем он вышел - я представить не силен.
И сказал Господь по новой: "Марш в Ниневию, малыш! А не то ведь, право слово, снова Бога разозлишь.
Как там было в рыбьем лоне?" Дрожь пробрала до кости, и в Ниневию Ионе хош-не-хош пришлось идти.
Шел по улицам столичным без еды, воды и сна, восклицая гласом зычным: "Нынче, братцы, всем хана!"
Он кричал: "Спасайте души! Прекратите свой дурдом! Бог малину Вам порушит, как Гоморру и Содом!
Кто с ушами – да услышит! Переполнил меру грех. Бог не фраер, долг не спишет. Всех попишет под орех!
Ждет особое страданье тех, кто на руку нечист. Заверяю завещанья. Двадцать шекелей за лист"
Запашок китовой плоти был ядреный и густой. Мухи дохли на подлете. Сразу видно, что святой!
Пасть в слюнище, как у зверя, и, как резанный, орет, Как такому не поверить? Верит шизикам народ.
А Иона был в ударе, призывал и заклинал… Местный царь, Адад Нерари (5*) тоже кое-что узнал.
Донесенье поступает: "Тут один еврей-глупец "Бог не фраер", – заявляет, и "Ниневии – звездец"
Суеверен царь восточный (уж таков их, царский, нрав): "Бог не фраер – это точно. Этот шлемиль (6*) в чем-то прав.
Если только верить слуху, а резоны в этом есть, Асиирийскую мишпуху (7*) Бог семитский может съесть"
Царь зовет писцов в светлицу: "Запишите мой указ: Всем раскаяться, поститься. Да, еще – три дня не мыться. Кто нарушит – вырву глаз!"
Все раскаялись в мгновенье - от министров до громил. И, конечно, разрушенье Бог пока-что отменил.
Сколько радости спонтанной! От старушек до внучат, от матроны до путаны "Слава Господу!" кричат.
Даже те, кто очень болен, для кого и свет померк. Лишь Иона недоволен: отменили фейерверк.
И Иона у дороги из ветвей построил пост: Вдруг Господь ну хоть немного но накрутит грешным хвост?
А Господь без удобренья (вот что значит – Вышний дух!) за ночь вырастил растенье - семипядевый лопух.
Был Иона рад подарку: уважает Бог его. В том районе летом жарко, а в тени – так ничего.
Только стебель истончился, и сломался, как назло. А Иона огорчился: сильно лысину пекло.
И, уставясь в небо прямо, пальцем по виску стучал, и слова про Божью маму нехорошие ворчал.
Ветер взвыл в четыре тона, даже солнца луч погас И услышал вдруг Иона очень грозный Божий глас:
"Это что за выраженья? Что ты зенки закатил? Сожалеешь о растенье? Так не ты ж его растил.
Может ты и шмок (8*), но все же: Я Творец, а не маньяк. Целый город мне дороже чем тебе один сорняк.
Я, по-твоему, убийца всех народов и времен?! Здесь сто тысяч ассирийцев да еще других племен…
Полтораста совокупно. Скот, дома, большой канал. Аллегория доступна, или снова не догнал?
Что сказал в ответ Иона, и притих ли Бог-отец? У еврейского канона, кто-то вырезал конец.
Что б Вам в голову не лезло - это будет все вранье. Но Ниневия исчезла, будто не было ее.
Я за Бога не отвечу, хоть Ниневии мне жаль. И, в конце защитной речи, приведу еще мораль:
Вы заметили, конечно: Бог Ионой раздражен, но из прочих смертных грешных лично с ним общался Он.
Честно вам скажу, ребята про элиту из элит: Бог к одним лишь адвокатам с давних пор благоволит.
Пей от пуза. Жри спокойно. Был бы только аппетит Бей, гуляй, участвуй в войнах. Бог добряк – он все простит.
Стань маньяком-психопатом, режь, насилуй без помех Лишь бы был ты адвокатом. Бог их любит больше всех.
Слова на идиш 1*мансы – дела (в очень широком смысле), манеры, поступки 2*Йуде – еврей 3*фиш – рыба 4*Зейт гезинт – Будьте мне здоровы 5*Адад Нерари III – реальный Ассирийский царь, 811-781 гг. до х.э. 6*шлемиль – простак, но себе на уме 7*мишпуха – семья (в широком смысле, в том числе клан, община) 8*шмок – оконченный придурок, тормоз
3.36 Сказ об Иудифи
Средь мифов, сказок или апокрифов преданий с пра-прадедовских времен лишь редкие, как сказ об Иудифи Евреи не включили в свой канон. Что стало неприятия причиной? Есть враг, герой, разбита вражья рать. Но что-то между дамой и мужчиной потом не пожелали вспоминать. Деталь, акцент, и даже слух, скорее (а слухами всегда полна земля!). Ведь знали что-то древние евреи, что подвиг опускало до ноля. Читатель! На паях с тобой хочу я Постичь глубины, как никто до нас! Попробуем, унюхать и учуять Какую муть сокрыл библейский сказ.
Печальна участь женщины Востока: Рабыня, даже если госпожа, Она живет и старится до срока, Бессловно мужней прихоти служа. Но ведь бывает хуже, в самом деле: Нет "прихоти" совсем у мужика, И ввечерý мешком лежит в постели Мол, так устал, что аж дрожит рука!
А если дама хороша собою, И молода и страстна и умна, И третий год уже живет вдовою? О, как несчастна быть должна она!
Так замужем Юдифь была несчастна. Менахем был ей лишь опекуном. Что толку быть красивой, умной, страстной, Когда в постели муж – бревно-бревном?! Ни слова от него, ни поцелуя. К жене ни с чем (увы!) не приставал. А городок их тихий – Ветилуя, Был крепостью, прикрывшей перевал. Семья была достаточно богата - Стада, рабы, и дворик, полный роз. Проблемы с ожиданием зарплаты Юдифь не беспокоили всерьез.
Но солнечный удар (некстати, видно, Менахем снял панамку с головы) оставил Иудифь вдовой завидной, И с грузом нерастраченной любви.
Ведь было глупо (и смешно, к тому же) Отдать свободу, снова стать женой И быть опять рабой тупого мужа, А для чего? Чтоб впредь не спать одной?! И с новым браком не спеша покуда, Юдифь хранила честь, как масло, – впрок, Чтоб повод не давать для пересудов (Ведь Ветилуя – малый городок). Конечно, жизнь была не слишком сладкой А где, скажи, она сладка для баб? С чужим мужчиной? Что вы? Лишь украдкой К ней в спальню приглашался верный раб.
Итак, прошло, как я сказал, три года. И вдруг – чужое войско у ворот. Хотя, когда б спросили у народа… Но кто когда-то спрашивал народ?
Чтоб наказать союзников неверных Царь Ассирийский массу войск прислал Их предводитель звался Олоферном. И был он знаменитый генерал. Вот Олоферн расставил войско вражье Везде вокруг, куда ни погляди. Юдифь его увидела, и, скажем, Сердечко дамы дрогнуло в груди.
На белой лошади красивый воин Ее воображение сразил. И, издали, казалось, он достоин Того, чтоб разглядеть его вблизи.
Наврав, что полагалось, караулу, И взяв еды кошерной два мешка, Юдифь из Ветилуи ускользнула Чтоб разглядеть поближе мужика. Известна многим поговорка злая что даже Бог, уж как он ни хитер, желает то, что женщина желает. И вот Юдифь ведут в большой шатер.
Обычный завтрак, эдак блюд на тридцать, И каждый третий гость из ста – посол. Прием у генерала ассирийцев Не то, что нынче – скромный шведский стол! В такой-то обстановке, в меру шумной, освоится не всякий. Я не вру! Но Иудифь – красива, остроумна Пришлась, как говорится, ко двору.
Острее чувства в двух шагах от смерти, Приправленной вином и пирогом. Взаимная симпатия, поверьте, Возникнуть может даже и с врагом.
Она его хотела. Что ж такого? И кто ее за это упрекнет? Он был мужчина в полном смысле слова, Из тех, кто без труда подковы гнет. И мог по-светски поддержать беседу. Рассказывал с азартом, не чинясь, Про дальние края, и про победы. Учтив и статен, и к тому же князь. Да будь он даже дьявола служитель, Но светский лев, шикарный внешний вид… Какая дама, честно мне скажите, Перед таким мужчиной устоит?
А Олоферн – он тоже волновался, его кидало в холод и жару Он ранее устроить не пытался С еврейками любовную игру.
Четыре дня по делу и без дела Использовал он позы, щедрость, лесть, когда Юдифь, как говорят, "созрела" отдать ему любовь свою и честь. И вечером четвертым пир устроив, Не пригласил посланников и знать, рассчитывая в ночь познать такое, чего еще не пробовал познать. Он волновался. Не судите строго! (Волненье это так знакомо мне!) Но, мужики! Не пейте слишком много! Ведь это врут, что истина в вине!
И в час, когда завесил евнух пóлог, На ложе пал без раны генерал. Был сон его глубок, спокоен, долог Бедняга, (что бывает) перебрал.
А вот Юдифь… она была не дура, Привыкла страстность сдерживать в узде. Но в этот вечер верх взяла натура, Что войско вражье привело к беде. Нет! Только не подумайте плохого! Любовь, она нежна, конечно, но, - Юдифь ведь ВСЕ отдать была готова, И вот – опять (!) в постели с ней бревно!
Рука сама, без всякого нажима, Рванула меч из ножен на стене. Да, женская душа легко ранима. В нее плевать – опасней спорта нет! И падал меч, от ярости балдея, За битых жен, обманутых невест, За угнетенных женщин Иудеи, Израиля и разных прочих мест. Она разила спящего злодея Его же личным именным мечом! Так вот и то, что скрыли иудеи: Что Бог здесь совершенно не при чем.
А встало солнце над землей Господней И капитан, зевая во весь рот Увидел с башни дамочку в исподнем Стоящую у запертых ворот.
Ворота Ветилуи приоткрылись. Сквозь них прошла уставшая вдова, Неся мешок, в котором находились сандальи, ножны, меч и голова. Без генерала войско разбежалось, Попрятавшись по долам и горам. Евреям, как по нотам, оставалось молиться и сдавать добычу в храм.
И было единение прекрасно: Народ, священники и Бог живой. Но Иудифь до смерти не напрасно Осталась хоть завидной, но вдовой.
Никто связать судьбу с ней не пытался, К ее устам горячим не приник. Наверно, раб по пьянке проболтался. Слабы (увы) мужчины на язык. Хотя, возможно, лакомых до пенки героев отпугнул не вдовий срам, А меч, прибитый на парадной стенке, Как предостереженье мужикам.
Итак, мой друг читатель, подытожу: Пусть будет это нам уроком впредь, - За страсть любимых платим тем дороже, чем более желаем поиметь. Историки и так со мной согласны, А прочих убедить хочу в одном: Любовь и страсть: они весьма опасны. Не нужно их усугублять вином! Стремимся мы познать услады рая (а плата непомерная, увы!), и ради женщин головы теряем. Но очень плохо жить без головы!
3.37 Про Елисея и медведей
Когда умчала Илию пророка средь молний колесница в небеса, тихоня Елисей оглох до срока, и полысел всего за полчаса. Но стал уже в тот миг причастен к чуду когда-то скромный, тихий ученик. Он был ничто, никто и ниоткуда. Вдруг грянул гром, и Елисей возник.
Из прочих смертных выбранный судьбою, хоть не умен, но преданнее пса он с Богом говорил, как мы с тобою, и божьей силой делал чудеса. Цари при нем как под метлою мыши сидели тихо, покорясь судьбе. А он борзел, как вор с надежной крышей Ведь Бог был крышей ранга ФСБ!
Хоть был немыт, вонюч и грузен телом, что он смешон – Пророк не допускал. А лысина на солнце так блестела - поярче сотни бронзовых зеркал. Он шел дорогой, – собеседник Божий, в плаще, что не стирался сорок лет, И головой качал, на шар похожей, (Возможно вспоминая свой обед).
Соблазн передразнить неумолимый для детворы, подвижной и живой В деревне скукота – хоть волком вой, а тут такое чучело, – и мимо! "Эй, лысый, обрасти тебе пора, а то, где солнце, а где ты – не видно!" смеялась и кривлялась детвора, а Елисею было так обидно! Не мог бы к детям быть излишне строг Любой прохожий, слыша их кривлянья, (ну дети, недостатки воспитанья…) но то простой прохожий, не Пророк! Пророк призвал, усилий не жалея, и был наказан строго детский грех. Ах, дети, не дразните Елисея! Он хоть дурак, но к Богу ближе всех.!
И два медведя сходу разорвали толпу детей, – раз так просил Пророк. Такой урок им впрок пойдет едва ли. Ведь просто некому, (увы!) извлечь урок. В читателях сомнение посею: Вознесся Илия, что если б в этот миг у бывшего тихони Елисея не волосы пропали, а язык?
3.38 Екклесиаст Моралист (Для взрослых)
-Задача очень непроста,- сказал Екклесиаст. –Боюсь, не выйдет ни черта, и прыгнул на матрас. –А ну, скорей девица, ты в кровать ко мне спеши, ведь у меня от суеты томление души. Тебя раздену не спеша, что языком молоть? авось возвысится душа, а также, частью, плоть.
Стоит туман, и средь росы стоит пучок травы, стоит весна, стоят часы, а у меня, – увы!
Екклесиаст чуть жив лежит, томился неспроста: под старость деву ублажить,- такая суета! Будь ты глупец, или мудрец, когда наш час пробьет, нас ждет (увы!), – один конец, который не встает.
Екклесиаст ворчал, вздыхал, смотрел порножурнал, с надеждой теребил свой фалл, и старость проклинал, но вот, унявшись наконец, прикинув сил расклад, "О суете сует" мудрец нам написал трактат.
Поскольку с дамой ничего добиться он не смог, Советов мудрых от него имеем мы мешок.
О женщины! – Коварны, злы, и нет от них добра, и руки их, как кандалы, опасней топора! Капканы страшные они, - пугал он нас, как мог, - короче, с женщиной – ни-ни, а то накажет Бог.
Но мы не верим, мы храбры, желанье велико, и ради женщин, до поры, на риск идем легко. Отвагу нашу не смирит какой то демагог, на том стоим, у нас стоит, и, значит, с нами Бог!
3.39 Библейская история Эстер (Пуримшпиль)
В настроении хорошем пребывал Великий перс. Звался он Ахашверошем (греки пишут – Артаксеркс). И, с улыбкой полупьяной, подтянув ремень штанов, приказал накрыть поляну для "реальных пацанов". Кто в наглянку, кто по праву, но шпана с округи всей налетела на халяву, Как коты на карасей.
Артаксеркс, страдая жаждой, разомлев слегка в тепле, по рюмашке выпив с каждым, был весьма навеселе. Чтобы видели вельможи Царских яйцев крутизну Артаксеркс вскочил на ложе и велел позвать жену. Пусть ей скажут: Он тоскует. Пусть сойдет царица вниз, пусть немножко потанцует, и покажет нам стриптиз.
Это было так жестоко, как растяжка на тропе: Стыдно женщине Востока выставляться шантрапе. И Вашти сказала: «Милый, не спущусь я, извини. спину ломит – нету силы, и… критические дни». Царь воскликнул: «О, коварство!» Возмутился: «Оба на! На фига мне это царство, коль не слушает жена?! Опустила при народе, ёлы-палы, лес густой! Пусть запишут: Я в разводе. То есть – парень холостой.
И сейчас же отовсюду пусть ко мне везут невест. Я испытывать их буду, аж пока не надоест. И заснул в парадной зале. Был он пьян уже весьма. А вельможи пировали, слава Богу – задарма.
Время мчится словно птица, и, неся свой тяжкий крест царь персидский веселится и тестирует невест.
В это время в той столице, но вдали от высших сфер, коротала век девица, иудеянка Эстер. И в фигурке все на месте, и с мордашкой без проблем, и царю, для личных тестов, сразу послана в гарем. При детальнейшей проверке, что затем прошла она оказалось, что Эстерка не нахальна, не жадна, знает физику и право, пятки мило красит хной. Главный евнух крикнул: «Браво! Ей и быть царю женой»
А вослед Эстер, по блату, как Моссада резидент, перешел к царю в палаты Мордехай, ее кузен. Он, прикинувшись поленом, и копая, как шахтер, раскрываетпостепенно против власти заговор.
За спасенье от кинжала и за проблески ума, царь персидский, добрый малый, отличил его весьма.
Первый зам Ахашвероша тип завистливый Аман, был и зол, и огорошен, и составил страшный план. Он, от зависти зверея, заявил, что изведет подчистую всех евреев, Модрехаев весь народ. Он не знал, на что зарИтся, кто здесь истинный герой, что приходится царица Мордехайчику сестрой. И однажды, против правил распивая в полдень ром, подписать царя заставил разрешенье на погром.
Сообщенье полетело что, мол, царь издал указ, что погром – святое дело и мечта народных масс. Всем сатрапам, всем обкомам, всяким шишкам ровных мест, организовать погромы, как стихийный масс протест. Все структуры управленья обеспечивать должны исполненье истребленья иудеев всей страны
Те, узнав беда какая, что евреям всем хана шлют к царице Мордехая чтобы их спасла она – Ах, ужасная картина! Не найти нам контрмер. Помоги нам! Помоги нам! И спаси нас всех, Этер!
И Эстер, мольбам внимая, пораскинула умом, перетерла с Мордехаем и устроила прием.
Чтобы муж был нежен сердцем, тих и мягок, словно мышь, с чесноком, свеклой и перцем сделала гефилте-фиш, сладкий цимес, глаз барана, кабачковую икру. И три дня царя с Аманом забавляла на пиру. Девки хлопали в ладоши, заливался соловей. Был настрой Ахашвероша – хоть сейчас веревки вей.
Перед мужем в центре зала на колени бухнув вдруг чуть дыша Эстер сказала: – Я прощаюсь, мой супруг! О, мой лев, в сраженьях стойкий, ясный свет в моем окне! Как хочу с тобой я в койку… но не светит это мне. Не ласкать тебя мне, милый! Я тебя любила зря. Ждет меня одна могила. так велит указ царя. Ведь твоя, признай, идея: Без суда, смутив страну, укокошить иудеев, и меня, твою жену. Или, может быть, обманом, с недосыпу, с пьяных глаз, одурманенный Аманом, подписал ты тот указ? Эта сука, дрянь такая, истребить желала нас. и меня, и Мордехая, что тебя от смерти спас. Царь, как человек восточный, согласился враз с женой, да еще поддакнул: «Точно! Он, Аман, всему виной!» Царь пристыжен был, и даже, пряча от стыда глаза, приказал Амана страже взять и быстро наказать.
Тут, читатель мой бесценный, я замечу между строк: что в монархии отменно – исполненья краткий срок. Царь лишь съел стакан черешен, и клубничку в коньяке, а Аман уже повешен на высоком на сучке.
И, раскаянно вздыхая, нервно дергая ногой, под диктовку Мордехая пишет царь указ другой.
И сейчас же скороходы побежали, как могли, сообщая все народам и сатрапам всей земли:
Мы, Ахашверош Великий, Главный Перс и Царь царей Возглашаем: поелику нет нас мягче и добрей, Мы о подданных радея, и печали их деля, приказали иудеев погромить, веселья для. Можно грабить их открыто, Резать, жечь и даже съесть. Но и на самозащиту у евреев право есть. Если вдруг вооружатся и врагов уроют враз будет все равно считаться, что исполнен наш указ.
И по всей стране евреи с чердаков и из под хат доставали поскорее кто ружье, а кто ухват. И запомнят внуков внуки: все, кто вышел на погром получили (для науки) по макушке топором.
В честь спасения от казни пережившими экстрим учрежден был славный праздник именуемый Пурим.
В этот день резвятся дети, веселится стар и мал, льются песни, солнце светит и кружится карнавал. Все евреи пьют до пьяна. так, точнее говоря, чтоб не отличить Амана от Эстер и от царя. Можно пить, и не стесняться, даже не попав в горшок. В этот праздник мной, признаться, и написан сей стишок.
4 ЛЮБОВЬ
4.1 Давно…
(октябрь 1969)
Осенний воздух был как совесть чист, С березы облетал последний лист, Изысканный сень-шей* китайских гор. День музыки** тек светел и нескор над парком грустно веял дух муската. А лабух бацал фугу ре-минор. На горизонте солнца помидор порезался о лезвие заката. Был вечер одинок и пьян слегка. Картинно застывали облака и прели в цвете калий дихромата**. А парк притих, готовясь к холодам. Но возгласы гусар и милых дам… Ха! Тени звуков умерших веков и звона шпор и напускной бравады кружились над скамьями и эстрадой где несколько изящных стариков Внимали с умным видом знатоков гудению замерзших музыкантов. И дребезжащий как трамвай рояль роняя звуки, щепки и эмаль просил уйти и не искать талантов. А мы с тобой сидели в уголке и пальчики твои в моей руке лежали очень трепетно и нежно, а счастье стало близким неизбежно. Был сладок поцелуй, как пахлава, кружилась голова едва-едва. Горели щеки и, наверно, уши ведь столько счастья мир на нас обрушил. Болели… впрочем, это ерунда Лишь по семнадцать было нам тогда. –– * Сень-шей – вид китайской традиционной живописи, буквально "горы и воды" **-День музыки – 1 октября *** Калия дихромат K2Cr2O7 порошок ярко оранжевого цвета
4.2 Игра
(август 1970)
Цепи легкости пера, страсть и разум бьются разом, задыхаясь и скользя, как по лунному лучу. Эта тонкая игра меж согласьем и отказом, это нежное "нельзя" на границе у "хочу". Лентой финиша рассвет, Снежной нежности лобзанье. Тает горняя звезда. Бьется жилка у виска. Ты с запинкой шепчешь "нет", а в глазах горит желанье. Может, завтра будет "да"… Кто бы знал наверняка?
4.3 Ветер весенний
(май 1971)
Ветер – сводник, походкой матросской, он шатался и вкривь и вкось. Он игрался твоей прической и кружилась метель волос.
А еще, озорной и звонкий, сразу делал десяток дел, задирал юбчонки девчонкам, и тебя случайно задел.
Заблудилось на миг сознание, мысли брызнули вразнобой, и случайное губ касание вдруг пригрезилось мне судьбой.
Ветру что? – Он сегодня гуляет. Он всегда беспокойный такой! Вот он шляпы с прохожих срывает, пенит волны легкой рукой.
Растворяет оконные рамы и играет портьер бахромой… А меня из-за ветра мама не дождется сегодня домой.
4.4 Всего лишь черешневый сок
(июль 1971)
Он ярок и бесстыдно-грешен Он создан лишь для нас двоих. Прекрасен сладкий сок черешен достойный неги губ твоих.
Но ласка губ твоих хмельнее и, словно спирта приняв штоф, как мальчик я черешневею, лишиться разума готов.
Прикосновенья губ смелее. И, в бережливости слепой, Я ощущения лелею, как злато пушкинский скупой.
И вдруг, в порыве чувств высоком, волной морской сквозь решето, Мгновение изольется соком замкнувшись коконом в ничто.
А ход времен шуршит, неспешен, и сеет Вечности пески. И,– да, прекрасен сок черешен. Покуда мы с тобой близки.
4.5 Перед дембельским аккордом
(август 1973)
Службы срок бежит под горку как отцепы от конца. Бригадирша капнет горькой, даст тарелку холодца, Улетит во тьму халатик тело сладко да бело Расстарается солдатик в благодарность за тепло.
А весной такие ночи- так и тянет на простор Зря кусок мозги морочит: нам три метра – не забор. Но прости подруга-Машка, завершаем лыжный спорт. Нам комбат дает отмашку: будет дембельский аккорд.
Строим крепко, строим быстро По заветам. Ком-трудом. Как придёт приказ министра - чемодан-стройчасть и дом. Кровлю толем смолим трое. Дым до неба на заре. Точно к сроку склад накроем - и до дому в октябре!
4.6 Кое что о любви и дружбе
(1975)
Шампанским вдруг вскипает кровь Mon Dieu! С чего бы перемены? Любовь-морковь древнейший зов. Всем правят гены. Только гены. Ворчат дедЫ: "Так повелось" Но все заложено в программу: Фигура, запах, цвет волос… Ведь так твой папа выбрал маму. И придет вдохновенье, тебе невтерпеж, ты напишешь стихи, или песню споёшь. Ты поймешь, как прекрасны закат и рассвет даже если тебе нет тринадцати лет.
Другого рода есть любовь: к родным и близким и к Отчизне. За них ты все отдать готов не исключая даже жизни. Не генов в той любви вина и не душевные метанья. Любовь такая внушена, пришла итогом воспитанья. И мораль в духе века, какого – бог весть воспитает в тебе благородство и честь оттого ль, вопреки ли – уж сам посмотри ты становишься личностью, черт побери!
Но ты созрел. В твоей душе и в сердце, что стучит упруго потребность новая уже. И ты себе находишь друга. Подсказки и советы прочь Уж друга сам я выбираю. Не могут гены тут помочь и воспитанье скромно с краю. Не играя, а как в героическом сне, мы стоим с ним у края, спиною с спине. Не смешно. Мы литое стальное звено. Заодно. Против мира. Но нам все равно
И дальше жизнь свою лепя, цыплят по осени считая, вверяешь другу ты себя и он себя тебе вверяет. И ты должник и друг должник. Но берегись: гнильцой не брызни! Разрушить дружбу можно вмиг восстановить – не хватит жизни Это выбор лишь мой. Может быть потому не сережку для друга, а шкуру сниму. Доверяюсь, как рыцарь мечу и коню. Потому столь высОко я дружбу ценю
4.7 Семидворье любви.
(август 1976)
Она явилась словно бы из грёз, как дочь Весны, прекрасная Снегурка. Волшебный золотистый цвет волос и стройная спортивная фигурка.
Был полон симферопольский вокзал. Людское море дыбилось волнами. И тренер, улыбнувшись ей, сказал: – А вот и Лена будет в группе с нами.
То вниз, то вверх, одолевая склон, через поселок и каменоломню мы шли, а я… Я в Лену был влюблен. А прочее лишь как в тумане помню.
Я сердцем выделял из звуков всех, из голосов, шумОв и щебетанья, её лишь голос и её лишь смех, и, кажется, что каждое дыханье.
Моя богиня, слепок высших сил, Афина, Артемида, Геба, Веста. Влюбленно и ревниво я следил внимая вздохам, взглядам или жестам.
А выглядел, наверно, как дебил, как жертва взгляда страшного Горгоны. И на себе я Лены взгляд ловил, сперва веселый, а потом смущенный.
Когда она, в очередной привал, отсела чуть, дыханьем руки грея, я подошел, и, путаясь, сказал что я влюблен и восхищаюсь ею.
Откуда-то взял;сь еще слова, слетели серафимом шестикрылым. Я сел и прикоснулся к ней едва. Она своей рукой мою накрыла.
И среди ночи словно вспыхнул день! Гремел оркестр тромбонов и кларнетов! Серебряным копытцем бил олень срывая водопады самоцветов.
А я погладил милое плечо… Звучали фуга, туш, псалом и полька. – Вам про поход? А вы-то тут при чем? Любовь всегда лишь меж двоих, и только.
А дальше – Семидворье за версту, и страсть как пламя прожигает вены. А в ночь прибой скрывает наготу в ажурных простынях соленой пены.
Поход в Гурзуф на яле небольшом, домашнее вино, что пьется соком, ночной забег по пляжу голышом, кормленье чаек на мысу высоком.
И танец в дождь, под вой небесных труб, и сказочные крымские поверья, и сладкий вкус прекрасных мягких губ. Их не забыть и за последней дверью.
Мы знали: это все не навсегда, таков удел песчаного палаццо. А осень наступала как орда, не оставляя сил сопротивляться.
Пусть было мало их – счастливых дней, но холодок уже резвился ранний. Бывают обстоятельства сильней чем нежная восторженность желаний.
Судьба, случайность, рок, а, может, Бог. Все было ясно и без объяснений. Последний взгляд, и поцелуй, и вздох. А дальше лишь один туман осенний.
4.8 Слынчев бряг
(июль 1981)
В свете наступающего утра рядом вижу чудо из чудес: Тело голубого перламутра дивный и бесценный дар небес.
Ты как ангел, милая, прекрасна! Синих занавес прозрачна тень, воздух чист и свеж и небо ясно. Легкий бриз пророчит добрый день.
Тишина. Лишь робкий шелест веток. Море перед зорькой как сапфир. Сыплется в волнах неярких света нежность листопадом сквозь эфир.
И за что ко мне благие боги так добры? Наверно неспроста. Столь прекрасны бедра, грудь и ноги, столь невинны очи и уста.
Мир как дар нам ныне дан на блюде и на все иные времена… И при вздохе чуть качнулись груди словно пробуждаясь ото сна.
Сонный взгляд, как эликсир целебный дарит и восторг, и благодать. Ей-же-ей, за этот миг волшебный мне совсем не жалко жизнь отдать.
4.9 Моя Артемида (Любимой ко Дню св. Валентина 1986)
Во все века для сотен поколений Вы, женщины, прекрасные создания, Предмет любви, восторгов, поклонений, И повод для войны и созидания.
О, мрамор статуй, что белее мела, Эллады древней чудное наследие! Прекрасный образец людского тела Для нас, спустя и два тысячелетия.
И до сих пор живут герои, боги Прекрасных устремлений аллегории, А чудный Леохар, и Фидий строгий Мирон и Поликлет ушли в историю
Ласкаю я упругость белой кожи, Любуюсь перламутровым сиянием. Ты, милая, мне кажется, похожа На Артемиды древней изваяния.
Прикроют взгляд пушистые ресницы Скрывая смех и мысли неприличные. Да может ли с тобой, живой, сравниться Богиня в белом мраморе античная?
Но есть в тебе и рас иных наследство В которые влюблен до сумасшествия. За них тебя друзья дразнили с детства: «последствия монгольского нашествия»
Смакую мысли, полные греха я, Люблю! Люблю со всеми недостатками! Лицом к лицу гляжусь в тебя, вдыхаю И задыхаюсь над губами сладкими.
4.10 Молитва делом
(1991) "Спасти всех можно, только спасая себя." Тарковский "Жертвоприношение"
Послушай, милый друг Татьяна: Вчера, с пол-ночи до светла я в интернете рылся рьяно - в смятении душа была. Томили жалость и усталость предчувствий странных жался ком… Нет, я не пил! Ну, разве, малость, но ты спросила не о том…
И вдруг набрел на гороскопы. Я в них не верил никогда, но тут, как подсказала …опа: Проверь-ка, что сулит звезда. И враз лишился я покоя и стало мне не до вина поскольку прочитал такое, что ты, подруга знать должна.
Читал, вертелся, обалделый. Заснуть не мог – считал овец. Вот-вот придёт пушистый, белый… Ну, ты же поняла? ПИСЕЦ! Я поражен был фактом этим, и задрожал как холодец. Не мне-тебе, а всей планете грядёт большой Армагеддец.
Я сразу вспомнил о Потопе, исчислил все свои грехи и понял: мы в огромной …опе, от президента до блохи. Вот он придёт, и всех замочит, и это медицинский факт. И если что его отсрочит,- лишь наш с тобой любовный акт.
Пусть молятся монахи где-то , свечей пусть кто-то жжет снопы. Творцу, Природе пофиг это, как танку пóфигу клопы. Наш мир спасают постоянно не слов молитв абсурдный хлам, а лишь дела. Давай, Татьяна к любовным приступать делам!
Покуда удочка упруга, покуда слышен стук сердец, люби страстней меня, подруга и не придёт Армагеддец!
4.11 Magic Art
Букет, стоящий долго в вазе, теряет лепестки цветов и скоро, гол и безобразен, предстать перед тобой готов.
Вот и тебе, красотка,стоит постичь, как я давно постиг: природа дарит красотою лишь на единый краткий миг.
Но образ твой художник смело запечатлеет на холсте и вдруг бессмертным станет тело, и нет пределов красоте.
Картина, статуя, камея стоят веками без помех. Ведь лишь одно искусство смеет остановить мгновений бег.
Так время не теряй беспечно пока прекрасна и юна. Жизнь коротка, искусство – вечно, а ты в своих страстях вольна.
Взгляни: вот посланный судьбою, способный красоту воспеть, стоит поэт перед тобою. А вдруг других не будет впредь?
Не упусти возможность эту сопротивленья забытью, и подари любовь поэту! Он воспоёт красу твою.
Пусть не смущает робость мнима, и про грехи поклёп и ложь. И ты, прекрасна и любима в его стихах в века войдешь!
4.12 Роковой треугольник
Ты Бермудский треугольник- беспокойная вода. Все слова мои невольно пропадают в никуда.
Я взываю, но напрасно в страстном кличе рву живот. Взгляд, как воды в полдень, ясный прячет, что там в толще вод.
Как окно разбивший школьник я влеку свою вину, прорываюсь в треугольник и ныряю в глубину.
Без следа поглотят хляби след от чувства моего. Только солнца блеск на ряби и не более того.
Я,– прикованный невольник, вечно предан кораблю. Ты Бермудский треугольник. Все равно тебя люблю!
4.13 Потому!
Если день над чертой горизонта воздвиг солнца пламень в дали голубой значит ближе тот час, значит ближе тот миг когда встретимся снова с тобой. Вслед мне птицы с восторгом кричат вразнобой В сердце стук нетерпенья уйму Я лечу на свиданье с тобой и судьбой чтобы снова спросить: "Почему?" По-то-му что тебя в свое сердце приму обниму, не отдам никому По-то-му я прорвусь через бури и тьму и найду хоть в огне, хоть в дыму. По-то-му!
Ветер свежий при вздохе пьянит как вино, Шевелит облаков бахрому. Может каждому счастье такое дано Может в тысячу лет никому. И как в полдень блистает реки чешуя взгляд искриться твой мне одному, и ласкают глаза и улыбка твоя словно манят спросить: "Почему?" По-то-му что такое бывает лишь раз хоть до тысячи лет проживи и на этой Земле для любого из нас ничего нет важнее любви По-то-му.
Я уже не хочу жить надеждой одной Посмотри мне в глаза и скажи: Ты готова навечно встать рядом со мной и идти до последней межи? Я не прихотью, искренним чувством ведом. Твой отказ я покорно приму и исчезну, туманной уйду пеленой Только прежде ответь: "Почему?"
По-че-му сам себе буду строгим судом только чтоб ты была мне верна По-че-му без тебя покрываюсь я льдом а с тобой наступает весна Потому
Может я слишком строг и к тебе и к себе ты должна все понять и сама Мир поплыл, подчиняясь всевластной волшбе, или просто сошел я с ума. Я и чувства и сердце тебе отдаю ты доверься чутью своему Не гнети без сочувствия душу мою. Не "за что?", не "зачем?". Потому! По-то-му что тебя в свое сердце приму обниму, не отдам никому По-то-му я прорвусь через бури и тьму и найду хоть в огне, хоть в дыму По-то-му!
4.14 Летней ночью в поле
Такая ночь лишь раз в году! На все условности плюет, со всей вселенною в ладу. Она звенит. Она поет. И это райский сад в аду! Все на виду. Я не уйду! Такая ночь! Как будто сразу сто ночей собрали звезды в небесах Луна на тысячу свечей у горизонта на часах. Чем ей помочь?!
Горит душа! Часы спешат! Я запах скошенной травы в себя вбираю, чуть дыша. Журчит ручей, шуршит ковыль, поют лягушки в камышах. Сойти с ума! По грудь туман. И он колышется слегка, а с неба падает звезда. Легко, как мысли, облака скользят неведомо куда. Как никогда тепла вода. Как кровь точь в точь.
Я знаю, милая, ты ждешь, ты тоже смотришь в небеса. Еще чуть-чуть. Ты все поймешь. Я буду через два часа. У колеса блестит роса. Такая ночь!
Любовный гимн трещит цикада и улетает снова прочь. А мне, бедняге много ль надо? Еще одну такую ночь!
4.15 Кое-что о королеве
Шахматные схватки наблюдая, Стычки пешек, конницы и тур Мы неоднократно обсуждаем Ценность и достоинство фигур. Но, публично то или приватно, Даже если лезу в словопрю, Ты, мой друг, заметил, вероятно: Я про королев не говорю. Даже лучшие воспоминанья Выцветают с истеченьем дней. Есть причина моему молчанью Я тебе поведаю о ней:
Очень быстро transit gloria mundi* Но могу похвастаться, изволь: Слышал ты – Республика Бурунди? В 67-м там был король. Он женился на бельгийке Еве**. отстранен сынишкой от руля. Но остался титул «Королева» вдовам после смерти короля. Еве было только двадцать восемь. Оставался скромный капитал. Что ее по дальним странам носит я на тот момент еще не знал. Даму привели "на Украiну" (В это даже верится с трудом) планы как отстроить из руины чьих-то предков разоренный дом. И,– оказывала помощь детям, В общем, – появлялась там и тут, И занес ее какой-то ветер В наш, забытый Богом, институт.
Все произошло быстрее вздоха: Я случайно в деканат зашел, А французский знал тогда неплохо, - По масштабам наших средних школ. И сказал декан: «Ага, голубчик! «Хвост» прощу, об этом не тужи, Но про институт как можно лучше, Скромно, но достойно расскажи!»
Случай вправду странный приключился: Неизвестно, чья была вина – Переводчик чем-то отравился, и мадам приехала одна. Мы язык нашли с ней общий скоро, И потом катались мы вдвоем, Не считая ейного шофера (Негра, метр на два было в ём!) Побродили в парке у Госпрома, Пронеслись, как ветер, по Сумской, И в шашлычной, что на ипподроме, Ощутили благость и покой.
Красное вино, шашлык «по-карски», Голова склоняется к плечу… Я веду себя не по-гусарски: То есть – дама платит, – я молчу. Тут, конечно, Ева настояла (Я себя за то корил тайком) – Всей моей наличности хватало Угостить подругу пирожком. Вижу я воочию, короче, Что клиент уже почти готов: Голос низкий, явно дело к ночи. И глаза горят, как у котов. Голова – сплошной кочан капусты: Упускать такую даму – жаль. Только в Интурист меня не пустят. Строго берегли тогда мораль.
Тихо перед дамой извинился, Думал, что помогут мне друзья. Телефон как печка раскалился Но лишь одного-то и добился: Мелочь всю растратил, до копья. Даже, гонор придав свой разом, Позвонил изгою из родни. Но и там ответили отказом: "Предки дома, так что извини" Парк у ипподрома. Романтичней Места днем с огнем не отыскать. Мы бродили там, и я бы лично Запретил туда людей пускать.
Потому что тихо и со стоном В нежно-яростном сплетеньи тел Целовались парочки влюбленных, Как и я, конечно же, хотел. По аллеям – темным, освещенным, Вел ее сквозь парковый простор. Шел за ручку, школьником влюбленным. Сзади, словно танк –ее шофер Лыбилось полночное светило, Май раскрыл волшебных звезд шатер… Я хромал, мне кое-что давило (Еве я сказал – мозоль натер).
Но ничто не вечно в этом мире: Перевернут был и этот лист. Было на часах как раз четыре, Мы дошли до входа в Интурист. Искра между нами вдруг пропала, как ты этот факт не именуй. И она меня поцеловала: Сестринский прощальный поцелуй. Мне, конечно, было не до смеха, Но о чем еще тут говорить: Утром ей куда-то нужно ехать, и кого-то там благотворить. Где-то ждали взрослые и дети, Волгоград и Волга-Дон канал. Больше Еву никогда не встретил И не слишком часто вспоминал. В зеркале, свою встречая рожу, Я могу сказать: «А что, дружок? С королевой ты не спал, и все же Мог, или точней почти что смог».
Заявляю без тоски и гнева И ничью не оскорбляя мать: Братцы, чтобы «Спать – так с королевой» Надо раньше место подыскать!
* Проходит слава земная ** Имя, естественно, изменено
4.16 Надежда
…Ах, обмануть меня не трудно! Я сам обманываться рад! А.С. Пушкин «Признание»
Не вынимай из сердца нож. Пускай торчит затычкой в дырке. Любовь… Забавней не найдешь. Смешней, чем оплеуха в цирке.
Мне правдой не прожить и дня. Я вновь не вынесу потерю. Спаси, и обмани меня. Скажи, что любишь! Я поверю.
Пусть ложь пьянит глотком вина, пускай заложит уши ватой. А правда… Ну зачем она? Зачем мне снова боль утраты?
Не пожелаю и врагу так, с упоеньем ждать обмана. Я ведь и сам солгать могу. Могу? Но все-таки не стану.
Как самый скользкий из угрей скольжу, сольжу по донцу блюдца. Так обмани меня скорей! Я так надеюсь обмануться!
4.17 О летнем росте рогов
У заката особый вкус. Он горчит, как полыни куст, оставляя в морщинках глаз пряность сладких запретных ласк.
У заката запах стыда От фальшивого «Никогда». Так пронзителен и сугуб Запах влажных кожи и губ.
У заката особый взгляд. Этим взглядом смотрит назад лань, взлетая на горный склон, если сзади собачий гон.
У заката тревожный звук. Звон бокала, что выпал вдруг, и пронзающий до брюшин шорох мерно шуршащих шин.
У заката тяжелый шаг И звонок, как коварный враг. Кто бы ни был в том виноват – Не смотри на закат!
4.18 Моей любимой, в день св. Валентина
Моя любимая, как свет, Как солнечный чертог. Других таких на свете нет: их Бог создать не смог.
Она – как яркая звезда, Как снег на склонах гор. Всех прочих женщин никогда Не вижу я в упор.
И вот уже немало дней, И, может, навсегда Ее улыбка мне нужней Чем пища и вода.
Все троны мира б отдал я Ничуть не пожалев: Достойней милая моя принцесс и королев.
Да я и сам, когда я с ней, Важней владык земных, Богаче древних королей и шейхов нефтяных.
Я горд, и, счастья не тая, Не жду судьбы иной, Лишь только б милая моя Была всегда со мной.
4.19 Горечь
Город проклятье. Злобный колдун. Вытянул пальцы многоэтажек. Мчится машин запоздалый табун, Мутится пылью, мажется сажей. Пялясь бельмасто фонарь-астроном Небо пятнает лунной печатью. Ты не вернулась. Черным пятном Лег мне на душу город-проклятье
4.20 С оптимизмом о вере, надежде и любви
С улыбкой, милая, живи. Не бойся никакого лиха. Ведь мир стоит на трех слонихах: Надежде, Вере и Любви. Плывет в объятьях тишины Любвеобильная планета. Надежно держат мир слоны, И сами твердо верят в это.
Покуда любим мы друг-друга, Покуда верим мы друг в друга, Надежды держит якорек, И не наступит Кали-юга, Армагеддон и Рогнарек. И не придет на земли Юга пушистый северный зверек
И так опора их тверда, И так незыблемо-надежна, Что и помыслить невозможно, Чтоб в этот мир пришла беда. Стоят слоны, не зная страха, и не считая лет и дней, надеясь: верит черепаха что по любви стоят на ней.
Покуда любим мы друг-друга, Покуда верим мы друг в друга, Надежды держит якорек, И не наступит Кали-юга, Армагеддон и Рогнарек. И не придет на земли Юга пушистый северный зверек
4.21 Кое-что о круговороте чувств в природе
Утекала в клепсидре вода, Словно стиксовы воды забвения. Проникали друг в друга, не зная стыда, Мы до огненных недр откровенья, И зажженная нами звезда согревала людей и растенья. Даже смерти самой дуновенье Не могло бы смутить нас тогда.
Но рука у Ананке тверда, И к бессмертным нисходит беда… Как песок, утекали года Пролетали века, как мгновенья. И росли, словно корочка льда, подозренья, сомненья, смятенье. А потом уходили твои поезда В никуда. В никогда. Навсегда.
4.22 Любите, любите друг друга!
Любите, любите друг друга, да и всех нас заодно, не остывайте, не отступайте — и вы будете так счастливы, что это просто чудо!" Евгений Шварц Наш мир оказал вам услугу, Из двух составляя одно. И только любовью друг к другу Ее оплатить вам дано.
Когда с поднебесного круга Мелодия звезд зазвенит Любите! Любите друг друга! Вас ангел крылом осенит.
Пусть даже случайная вьюга Засыплет вас снегом и льдом. Любите, любите друг друга И счастье согреет ваш дом.
Друг-друга безумно и много Любите сейчас и потом, И небо вам будет дорогой, И радуга будет мостом.
А солнце за месяцем-плугом Как пахарь на поле небес Для душ, упоенных друг-другом Взлелеет колосья чудес.
Любите! Любите друг друга! Прядите судьбы своей нить. И юность, свежа и упруга, До смерти вас будет хранить.
(Пояснение: Сын женился. Я напился. Стих нечаянно случился. Если женятся сыны, в этом нет моей вины)
4.23 Destin
Ты- ручей алмазный на бедрах гор Погаси мой жар! Дай испить воды! Я, – горящей жажды седой костер, И давно сгорели мои сады.
Блеском черных глаз, разворотом плеч, сокровенным жестом, разящим вмиг, Ты – холодной зари обнаженный меч. Я – закатных вод акулий плавник.
Зажигая солнца на прядях скал ты летишь, не глядя, сквозь мрак и муть. Мне брести за тобой по сухим пескам и не спать, устать и к стопам прильнуть.
Аргамак твой, – верткий как хлыст Ниссан. Твой зовущий бег как витая сталь. И гореть мне искрами по лесам, и следить за эхом, скользящим вдаль.
Может, были б вместе мы инь и ян, Но не в моде "если бы" да "кабы". Седина с морщинами – не изъян, Жаль, что утру с вечером нет судьбы.
Destin – судьба (фр.)
4.24 Любимой ко дню летнего солнцестояния
Летнее солнцестояние начало (рождение) астрономического лета. Во время этого явления высота полуденного Солнца над горизонтом несколько дней почти не изменяется — Солнце словно «стоит на месте»
То ли Землю вращает какой-то мотор, то ли Солнце само, оттолкнувшись от гор, по своей доброте нам дарует тепло, прогоняя на время извечное зло. Но ведь может и Солнце устать. И тогда встанет прямо в зените над нами Звезда…
В этот полдень, когда допекают грехи, много в голову лезет пустой чепухи: Будто солнце, вскарабкавшись в самый зенит, обмерло, как к магниту прилипший магнит. Как дубиной медведя тупой троглодит, по башке беспощадно лучами гвоздит.
Я считаю грехи в запечённом мозгу, и сочесть их громаду никак не могу. Если каждый мой грех записать как строку, Я в Британнику строк столько не натолку. Если б каждый мой грех за сто граммов сочли, продавилась бы дырка до центра Земли.
Но зато и раскаянье так глубоко, что любой океан перед ним – озерко. Муки совести так достают небеса, что горят, словно спички, по миру леса. Жгут с зенита застывшего солнца лучи, и Земля раскаляется камнем в печи.
Разливается лава по всем пропастям, Лишь мгновенье еще – и взорвется к чертям! Но достаточно тихой улыбки твоей и раскаянье станет бледней и слабей. Даже черствой душе, недоступной слезам, теплый взгляд и улыбка твоя,– как бальзам.
Плавно стрелки вперед провернуться в часах, и заглохнут пожары в засохших лесах. И усохнут грехи, воспоют петухи. И об этом тебе напишу я стихи.
Вдруг очнувшись, и чуть приглушая свой жар Словно с горки покатится солнечный шар Будет больше росы и прохладных теней, Станет день чуть короче, а ночи длинней.
И скажу я любимой: "Такие дела. Вот, спасибо за то, что ты Землю спасла!"
4.25 Санночке
Мы выходим утром ранним ждет дорога день за днем. С кем мы будем? Кем мы станем? И куда еще свернем? Ждет усталость временами пораженья, гром побед. И шагают рядом с нами мама, папа, баба, дед. Будет, может, страх до дрожи, будут правда и враньё. И любовь, конечно, тоже, Как же можно без неё? Даже боль и даже рана,- Все возможно в наши дни. Но всего важнее, Санна ты себе не измени! День за днем проходят мимо Счастье радости вослед. Ты иди неутомимо много-много-много лет! Проскользни по грани зыбкой Мимо горя, мимо зла. Чтоб могла сказать с улыбкой: –Как я счастлива была!
4.26 Ксюше
Стремительно и без стеснения, Бесстрашна, словно самурай ты перешла границу, Ксения, вступив в опасный взрослый край.
А здесь так много интересного, что хоть кричи, хоть песню пой. И начиная с дня воскресного пойдешь неведомой тропой.
И ты увидишь, Ксюша-золотце: Весь край загадками объят, А вдоль тропы то добры молодцы, То зомби с косами стоят.
Пройдешь святое и греховное, и искушение души, И черный лес и поле ровное и терема и шалаши.
Шагай смелей путём призвания и в летний жар и в зимний лёд. Пусть горечь разочарования тебя с тропинки не собьет.
Пусть будут тишь и приключения И Божество и баловство. Пусть озарит тропинку, Ксения, ЛЮБОВЬ (Она важней всего!)
Из Мира мира и беспечности Входи в край схваток и страстей! И пусть тропинка вьется в вечности как светлый путь твоих детей.
4.27 На день 8 марта
Весенний ветер снова чувства дразнит любви разлит в эфире концентрат Пришла весна, и вот он, женский праздник с которым я тебя поздравить рад. И как бы мир не колебался зыбко в любой стране, в любые времена Пусть на устах твоих цветет улыбка! А в сердце пусть всегда царит весна!
4.28 История счастливой любви
Где саванна приникла к подножью горы Ерупáха, где блювал так ревёт, что опоссум седеет от страха, Жил потомок мапýче, чалдонов, валахов, знаменитый охотник на тигров Пахом Черепахов. Жил всегда он один, и порой на него находило И такая в Пахоме была первобытная сила: Антилопу для стейка отнять мог он у крокодила, и один на один выходил побороться с гориллой.
А вдали от саванны средь жарких песков Сахалина Коротая бессонные ночи и дни у камина Одиноко скучала шикарная дева-фемина. И звалась та фемина недлинно Папахова Нина. И служила Папахова егерем в зверосовхозе. Загоняла, бывало, до смерти лося' на морозе, Отмахаться лопатой могла при серьезной угрозе. И душила быков для прививки заместо наркоза.
Исстрадавшись от жизни сухой и пустой и унылой, и мечту о любви удержать в своем сердце не в силах, опасаясь немножко сойти старой девой в могилу, На Фейсбуке Папахова Нина тоску изложила. Приложила и фото, подправив чуть-чуть в Фотошопе: Нина скачет верхом на верблюде, быке, антилопе. Пролетает на байке над горным ущельем в Европе И со снежного пика спускается прямо на попе.
И увидел однажды Пахом Черепахов те фото. Сердце замерло вмиг, но потом набрало' обороты Он забыл про работу. Какая с больного охота? О любовь! Ты бываешь порою страшней эшафота! Чуть подправил он фото и тут же отправил их даме. Там, на фото, он в смокинге курит на Плазе в Майами пьет шампанское в море на яхте с друзьями ставит мат Марадонне на сцене слоном и ладьями.
И понравились фото Пахома Папаховой Нине. Размечталась, как вместе с Пахомом дрейфует на льдине, Синий фрак у Пахома, глаза так пронзительно сини… И Пахом ей играет Бетховена на пианине.
Нина села за комп и Пахому письмо написала что как раз о таком она с самого детства мечтала, что душой видит в нем интеллект своего идеала и готова встречаться с Пахомом не медля нимало. И свиданье, списавшись, решили устроить в Париже. Пусть не близко, но каждому все-же поближе. Не в Париже свиданье, конечно же, было бы хуже. А уж ежли в Приже, оно романтичней, к тому же.
О, бонжур! О, Пари! От волненья теряю сознанье! Подскажи, говори: где нам с милой устроить свиданье? Раз-два три! Раз-два-три! Надо б нам сговориться заранье О мон Дье! О, Пари! И учесть вариант опозданья.
Час для встречи нашли в романтическом духе тогдашнем, когда встретятся нынешний день с днем вчерашним, И, короче, в двенадцать, одолев по пол-мира бесстрашно, попытались увидеть друг друга под Эйфеля башней. Только в полночь под башней толпится народу две тыщи. Все кричат, и смеются, поют и танцуют и свищут. Хоть ажанов полно, не пробиться сквозь эту толпищу. Разве в этой толпе два влюбленных друг друга отыщут?
Зря искали по фото, как какие-нибудь папарацци. Лгать, хоть и с Фотошопом, запрещал Заратустра нам, братцы. Перепутали дни, плюс двенадцать и минус двенадцать. В часовых поясах очень трудно, друзья, разобраться. И могла б хризантема любви их завять, как в пустыне. Но, (Спасибо прогресс!) есть айфоны у каждого ныне. Я (как автор) любви помогу по своей благостыне. Я идею внушил, и Пахом позвонил своей Нине.
И друг друга в кафе обрели, приключенье итожа. Ах, как радостна встреча! Я, как автор, в восторге был тоже. Ничего что герои, чуть на фото свои не похожи. Нина мужиковата, у Пахома корявая рожа. Это все пустяки! Сообразно же мифологеме Их любовь навсегда одолела пространство и время.
Я же выпить хочу, чтоб решали любые проблемы И Пахомы, и Нины, и их дети, и внуки, и все мы!
4.29 Песенка друзьям
Пусть зимой я морозов не видел давно но бывает мокрень затяжная ветер, дождь целый день заливает окно. Чтоб согреться – друзей вспоминаю.
Невезуха навалится тяжестью всей, боль от косточки каждой в скелете… Полегчает, коль голос я вспомню друзей, или фото их вижу в Инете.
Если праздник, сидят за столом сыновья вижу внуков счастливые лица, от души пью за ваше здоровье, друзья, чтоб и вам так всегда веселиться.
Пусть меж нами границы, дороги вразброс то для дружеских чувств не кручина. Дружба много нужней чем страховочный трос альпинисту на горных вершинах.
И, когда протрубит напоследок труба, вспомню вас на последних минутах, веря: снова когда-то сведет нас судьба там, на Вечности дальних маршрутах.
4.30 Азиза жестокая лань
Когда падет на землю ночь, не освещенная луной, она как волосы, точь-в-точь прекрасной девушки одной.
Её движения легки как грациозной лани бег, и, как воркуют голубки, так бархатист и нежен смех.
Прекрасней Минских ваз* она, Но это только чешуя А чем душа ее полна Об этом знаю только я.
Еще я рассказать бы мог, что как гагат ее глаза. Мужчин как шторм сбивает с ног, когда проходит Азиза.
А ум её глубок и скор. Язык острее, чем кинжал и гнев пылает как костер страшнее ста змеиных жал.
И видеть мне пришлось не раз, пред шуткою склонив копьё: Гагат сияет, как алмаз когда поет душа её.
Еще увижу или нет, как станет ласковой гюрза, как темноту пронзает свет… И улыбнется Азиза.
*– Минские вазы – не из города Минска. Это китайские вазы древней эпохи Мин (с 1368 года по 1644 год.), считаются верхом совершенства как по форме, так и по рисунку.
4.31 Баллада о несчастной любви
Он месил часами глину, набивая кулаки, Он качал и грудь, и спину, он наращивал клыки, Сделал панцирь из хитина, – прятать сердце от тоски: Современному мужчине мягкотелость не с руки. Он был отморожен малость, резок как Жан-Клод Ван Дамм, И у ног его валялось в день по десять милых дам.
А она была желанна, что и в сказке не сказать, и дышала то туманом, то Шанелью номер пять. Знал любой ажан Монмартра наизусть её досье: Бабка соблазнила Сартра, дядя спал с Мирей Матье И она писала прозу в виде миленьких эссе, а еще любила розы и пила кафэ’-гляссе.
Ах, беспечная овечка! Что поделать? Сэ ля ви! Лишь пока её сердечко не изведало любви.
Но однажды придумал проказливый бес как их встречу устроить хитро' и обрушился ливень на город с небес как в помойку помоев ведро. И неслась она птичкой из ловчей сети, он, как демон, восстал из метро, бес не дал им уйти, бес им спутал пути и столкнул возле входа в бистро.
Пусть как будто ты свободна, но не выйдешь из границ: есть влеченье разнородно подзаряженных частиц. Был он в минусы заря́жен, положительна она динамичней абордажа встреча оных быть должна. Нет опасней искаженья, чем даёт самообман. Душ взаимопритяженье, взрыв страстей. Какой шарман! Были ринги и арены, и Вюйярова пастель Ах прогулочки у Сены, круасанчики в постель! Биржа, Лувр, паркур дворами и богемское стекло что в конце к любовной драме двух влюбленных привело. Ревность ссоры, примиренья, и побои и суды. Не достало им смиренья, были слишком уж горды.
Он привык к богемной жизни стал душой слезлив и мил Он забросил спорт и бизнес, а потом и пол сменил Поселился в Таиланде, среди храмов и руин, пристрастился в контрабанде, возит в Мьянму героин.
А она играла Листа в Bed and Breakfast La Villa, вышла замуж за штангиста, а потом за футболиста, за шпагиста, бобслеиста, дзюдоиста, шахматиста, и в финале за троцкиста,– Мексиканского пола. Танец с шляпой с ним плясала, каблучков вплетая стук. Скучно комменты писала в Инстаграм и на Фейсбук.
Образцовой работой был Ад восхищён, бес отозван от дров и котлов. Прямо к чертовой бабушке послан был он на трёхлетние курсы козлов. Золотою медалью пожалован бес Отчеканен на ней Бармаглот. И вознес его сам Сатана до небес взяв директором в Аэрофлот
Друг-читатель, брови хмуря сообщить тебе спешу: любит нам литература вешать на уши лапшу Верят ей одни балбесы под зазывный звон цимбал. Нет амуров, только бесы. Нет любви – лишь интересы Под густой любви завесой сам Нечистый правит бал!
4.32 Щербины
Любовь… Это что-то безмерное, как океан. Но молодость кончится быстро и некуда деться. А если в шестнадцать все мысли окутал туман, то кто ж отругает за это горячее сердце?
Уроки, гитара, дзюдо, поэтический клуб. Весь в бизнесе daddy, и mum до полуночи в школе. А девочке хочется теплых и ласковых рук и нежных объятий физрУка красавчика Коли.
Пусть кем-то придуман тупой устаревший запрет и сказки про принцев, – давно устаревшие сказки. Подружки все знают, и учит всему Интернет. А тело созрело, настойчиво требуя ласки.
В эпоху цинизма сам дух мелодрамы смешон. Ромео с Джульеттой священник был нужен не слишком. В спортзале на матах был быстренький перепихон. И Коля умчался к уюту, – к жене и детишкам.
Мир рухнул, конечно. И что-то болело внутри Снег жалил колюче, а лед был и тонкий, и ломкий. И девочка Оля, что жаждала счастья любви, тащилась домой, подгоняема злобной позёмкой.
А к ночи прогнозы уже обещали пургу. Зима. Потому и душа ощущала щербины. И будто бы красными каплями кровь на снегу… Привиделось. Это краснели лишь кисти рябины.
4.33 Баллада о громкой любви
В припортовых тавернах в далёких восточных морях, меж воришек и нищих, поэтов и прочих отбросов, ходит странная сказка, как дочка морского царя за глаза и отвагу влюбилась в простого матроса.
И безмерной была словно сам Океан их любовь. Страсти штормом. И так эти двое друг друга любили, что и страны тонули, чтоб вовсе не вынырнуть вновь, и вздымались цунами волнами на целые мили.
Мать Земля зарыдала, не зная где день и где ночь. Небо рвали любовные стоны, природу дурманя. Царь морской, сам влюбленный в прекрасную дочь, в дикой ревности сжег дочь с любимым в подводном вулкане.
Этой сказки для взрослых (сердечко моё, не реви!) столь печальный финал всем влюбленным на свете наука: Кто бы как ни стонал от великой и страстной любви, - но негромко и чтоб за пределы квартиры – ни звука!
4.34 Ночь роения бабочек
Прошел я сто морей, три бурных океана, и, кажется, в душе ракушками оброс. А старость – вот она, негаданна-нежданна. Из зеркала глядит линялый альбатрос.
Читаю я на лбу и на щеках обвислых как надпись на клише, чеканку на ноже, что жизнь имела смысл во всех известных смыслах. И поимеет впредь, идя к концу уже…
Гульнув и сбросив дурь в тупой дворовой драке, я возвращался в порт, на старый ржавый Дон. Ты вышла из теней, Морена, фея мрака, и мир ушел к чертям, был проклят и спасен.
История любви. Банальней нет историй. В кладовке, на тюках рабочего шмотья металонас с тобой. Так легкий шторм на море бросает и кружѝт в волнах за молом ял.
Как бабочек рои вокруг метались тени. Дыханье, стон и всхлип. И были чуть видны то темный шелк волос, то белые колени то кровь… моя-твоя, как тушь в лучах луны.
Пусть не звучало слов. Казалось на мгновенье: рождается во тьме под стоны вразнобой не только страсть. Еще, – как будто единенье двух одиноких душ в борьбе с самой судьбой.
И я сбежал, как трус. Порвалась паутина. Уже кончалась ночь и растворялась тьма. А утром мы ушли. Не будет ждать путина. Потом… Пусть жизнь длинна, зато полна дерьма.
Моряк, – как альбатрос: свобода и паренье. Но все же, иногда сквозь искры у костра, бывает, вижу вновь тех бабочек роенья, те тени, блики тел… и плачу до утра.
4.35 Не возвращайтесь…
Голодный вечер выжег свечи. Был как скулёж бокалов звон. Нет ничего грустнее встречи Где «бывшие» она и он.
Пытался он быть нежным с нею, хоть горечью сводило рты. Но одиночество страшнее: не терпят люди пустоты.
Луна светила отстраненно, как за день и позавчера. И рвались сквозь портал оконный наружу жалость и хандра.
Был каждый шаг длиннее мили и губы – будто ком земли. Путём, где прежде вы ходили, лавины горные прошли.
Есть безвозвратные утраты. Нельзя, пусть снова невтерпёж, любимых, брошенных когда-то поднять с земли, как медный грош.
4.36 Маджнун Маджнýн (араб. – безумный) прозвище полулегендарного арабского поэта. Маджнун прославился своей преданной любовью к соплеменнице Лейли, которую её отец выдал за другого. Несчастный поэт удалился в пустыню, где сочинял стихи в честь возлюбленной. Повесть о Лейли и Маджнуне вдохновила многих поэтов и прозаиков Востока
Если жаба со злости проглотит Луну если Солнце утонет во Млечном пути, то явилась бы Ангелом, милая, ты, обездоленный мир освещать с высоты, заменить все светила и звезд конфетти, чтоб всегда на тебя любоваться одну.
Что безумен я – то невеликий секрет. Есть в безумии нечто, что выше ума. Но безумцем, родная, меня не зови, потому что безумье моё от любви. Сколько черных оттенков содержит сурьма? Столько роз для тебя соберу я в букет.
Если мало тебе и любви, и цветов, я оставлю и близких, и землю, и кров. Прокляну все что было и встретится вновь. Я отдам тебе жизнь. И по капельке кровь отдавать тебе снова и снова готов.
Если разом с бураном вослед декабрю неба купол расколет Всевышнего гром на пятьсот миллиардов крупиц хрусталя, чтобы скрыли их камни вода и земля, я метнусь комаром, я нырну осетром. Я их всех соберу и тебе подарю
Пусть в засохшую землю зароют меня. Прорасту я травой и зеленой лозой. И красы несравненной цветы распущу, чтоб сверкали опалами и бирюзой, чтобы ты удивлялась такому плющу, чтобы радовать взор твой средь ночи и дня.
Пусть неясное скрыто в заоблачной мгле, стану тенью в жару и огнём в холода. Буду я мягче пуха и шелка нежней. Сколько б не было нам уготовано дней будь со мною сегодня, что значит – всегда. «Завтра» нет для живущих на этой Земле,
4.37 126 килокалорий. Блюз
Всего сто грамм риса свари с молоком. Желудок слегка заряди вечерком для лучшего из двоеборий,- сто двадцать шесть килокалорий. Прекрасно, когда ты способен хоть раз зажечь в глубине восхитительных глаз огонь обожанья и страсти под тихое «Das ist fantastisch!»
Другие числа в мире есть. Но я число сто двадцать шесть свою судьбу благодаря впишу в подножье алтаря. Любви алтарь мой посвящен. Кто чтит 126,– влюблен. Хоть за три моря уплыви Тебе не скрыться от любви
А если довольны и ты и она,- по паре бокалов сухого вина достойнейшей из категорий: сто двадцать шесть килокалорий. И оба сольются в желаньи одном слегка подогретом хорошим вином, движения и обмираний в награду любовных стараний. Другие числа в мире есть. Но я число сто двадцать шесть свою судьбу благодаря впишу в подножье алтаря. Любви алтарь мой посвящен. Кто чтит 126,– влюблен. Хоть за три моря уплыви Тебе не скрыться от любви
Пресытившись временно сладкой игрой дополним её бутербродом с икрой. Должно в нём быть (в свете теорий) сто двадцать шесть килокалорий. И вновь для сближенья достаточно сил Чтоб вновь ощущения каждый вкусил в порывах и ласки и неги в прекраснейшем третьем забеге.
Другие числа в мире есть. Но я число сто двадцать шесть свою судьбу благодаря впишу в подножье алтаря. Любви алтарь мой посвящен. Кто чтит 126,– влюблен. Хоть за три моря уплыви Тебе не скрыться от любви
Ах было же время, и я был влюблен и мог до утра продолжать марафон. Но славной истории вехи В двадцатом закончились веке А нынче хоть трижды по сто двадцать шесть я вечером мог бы и выпить, и съесть, но хватит единственной схватки меня иссушить без остатка.
Другие числа в мире есть. Но я число сто двадцать шесть свою судьбу благодаря впишу в подножье алтаря. Любви алтарь мой посвящен. Кто чтит 126,– влюблен. Хоть за три моря уплыви Тебе не скрыться от любви
На дев молодых я бесстрастно смотрю, со старой подругой встречаю зарю и ей посвящаю свой ужин. Иной компаньон мне не нужен Про тайну, что я до сих пор берегу лишь детям и внукам поведать могу. И имя царицы историй: «Сто двадцать шесть килокалорий»
Другие числа в мире есть. Но я число сто двадцать шесть свою судьбу благодаря впишу в подножье алтаря. Любви алтарь мой посвящен. Кто чтит 126,– влюблен. Хоть за три моря уплыви тебе не скрыться от любви. –– Да-да, читатель. Такое вот мистическое совпадение: сто грамм отварного риса -126 ккал. 200 грамм сухого вина высшей категории -126 ккал. одна порция бутерброда с красной икрой – 126 ккал. 15 минут интенсивной тренировки, или "сами понимаете что", – тоже 126 ккал.
4.38 Песенка зяблика
Ах, помнишь ли Нелли, в зелёном апреле нам весело было вдвоем. Взлетали качели и зябликов трели звенели над звонким ручьём Сип-сиИп, чьюки-сИп, чири-чьИви Мы так молоды и так красивы Влюблены мы и беспечны. Жизнь прекрасна и бесконечна. В пастельном июне мы были так юны, так жарки объятья твои Мистерии в дюнах, и ночи так лунны, и зяблики как соловьи: Сип-сиИп, чьюки-сИп, чири-чьЁчи Как волшебны летние ночи! Как сердца стучат ошалело Как душа пылает и тело.
В сентябрьской прели, ты помнишь ли, Нелли, как сладко слияние тел. Мы в благостном хмеле как фрукты созрели и зяблик наш в клетке запел: Сип-сиИп, чьюки-сИп, чири-чьЮчи Страсть медовая сладко-тягуча И поверь мне, не видно морщинки, просто в сладости капля горчинки. Сады опустели, заснежены ели, ведь время не остановить. Но, знаешь ли, Нелли: и в зимней метели мне слышится отзвук любви Сип-сиИп, чьюки-сИп, чири-тьЯсти А любовь может быть больше страсти Нежных губ поцелуй мягче ваты, зрелых вин тонки ароматы.
Закаты-восходы,– проделки природы. Пусть в небе прекрасен полёт, но зяблику в клетке теплей, чем на ветке и он беззаботно поёт: Сип-сиИп, чьюки-сИп, чири-тьЕрти Жизнь прекрасна, не думай о смерти. Всё проходит, но всё не напрасно. Жизнь прекрасна! Жизнь прекрасна!
4.39 Песенка о несбывшемся
За зеленым холмом за широкой рекой намечтаю я дом - тишину и покой. Чтобы клумба лаванды балкона крыло, чтоб широкой веранды блестело стекло. Чтобы дни чередой, чтоб в колодце вода. И чтоб я молодой и жена молода. И чтоб печь с дымарем, черепица красна вишня, столб с фонарём и большая сосна.
Чтобы пол без щели, и стена не худа чтоб мой дом обошли горе, хворь и нужда Ни жестокой толпы ни кровавой войны только в поле снопы, только добрые сны.
Я возьму бирюзы и добавлю лазурь ни осенней слезы, ни октябрьских бурь. Будет мягкой зима, будет дружной весна будут живы и мама, и дочь, и жена. Чисты воды реки и обилие трав и объятья крепки и закат не кровав. К белой вишне в цвету прикоснусь я щекой и уйду в ту мечту за широкой рекой.
4.40 Признание в любви.
Я, конечно, не богач, но не нищий, слава Богу. Так что, милая, не плач! Поживем еще немного. Только, милая, не плачь!
Я не слаб и мне не лень, я готов к любому делу. Были б руки-ноги целы, будет хлеб на каждый день. Свежий хлеб на каждый день.
Пусть сырой туман с полей, одеяло все в заплатах, но с тобою мне теплей чем во мраморных палатах. И тебе со мной теплей.
Раз в печи трещат дрова, значит будет каша с маслом. Лишь бы чувства не погасли, да любовь была б жива. Лишь была б любовь жива.
Сквозь окошко до дверей тянет лунный свет соломку. Обмими меня скрей, прошепчи "Люблю!" негромко! Обними ж меня скорей!
А когда придет наш час ты не трусь, и я не струшу. К Богу, к черту ль наши души лишь не разлучили б нас. Лишь бы вместе в этот час!
4.41 Сиреневые ночи
Весна была, сирень цвела, а мне по теме масть не шла, я как бы кантовался не у дел, и я ругал житье-бытье. Как вдруг красивую, ее в толпе на остановке углядел. Я о такой мечтал давно. Ах, мое счастье – вот оно! Я был готов запеть как соловей. Я больше не хочу страдать, я все, что есть, готов отдать, лишь только бы она была моей.
Сиреневые ночи, и ясно, между прочим, что прогуляться с Вами я не прочь. Ах, что у Вас за очи! Ах, я люблю Вас очень! Мадам! Так я прошу Вас мне помочь!
Ах, я больной, ах, я чумной! И что с того что я блатной? Я ей всего себя готов отдать! Чтоб с ней под крышей жить одной и чтоб под каждый выходной Ее с работы на диване ждать! На всех других мне наплевать. Я даже брошу воровать, зарою свой шикарный пистолет, Я на работу поступлю, скажу ей, как ее люблю, и вместе проживем мы много лет.
Сиреневые ночи, а седце знать не хочет, и справиться с тоской ему невмочь. Сиреневые ночи. Мадам, скажу короче: "Прошу Вас уделить мне эту ночь!"
Вот так меня попутал бес. Ее я взял в свой Мерседес мы мчались по Одессе как стрела. А под конец шального дня она обчистила меня оставив в том, в чем мама родила.
Ах, что себе я говорил, как за любовь себя корил. когда мальчишек свист летел во след. Пешком домой я поспешал а из одежды украшал меня лишь мой шикарный пистолет.
Меня сомненье точит, и мне судьба пророчит что вряд ли я ее увижу вновь. И ясно, между прочим: в сиреневые ночи бывает очень сложная любовь.
Пол города хохочет. Пусть кто-нибудь замочит принцессу из моих волшебных снов. В Одессе или Сочи сиреневые ночи не время, чтобы бегать без штанов.
4.42 В восточных мотивах
Ты прекрасна, Лейла, словно пери, как средь звезд молодая луна. Но закрыты мне райские двери - как луна ты ко мне холодна.
Мое сердце лишила покоя, но глядишь мне в глаза визави как студент в сопромат с перепою, не внимая стихам о любви
Вай-мэй! Не внимая стихам о любви
О,очей моих бедных услада, о отрада в юдоли земной! Если б был я халифом Багдада, я б тебя своей сделал женой.
Белой пеной китайского шелка Я твою покрывал бы кровать. Ветерок сквозь нескромные щелки залетал бы тебя целовать
Вай-мэй! Залетал бы тебя целовать
Изумруды от гор Индостана, жемчуга от ниппонских пловцов привозили б тебе караваны деловитых багдадских купцов.
Плыли б в струях ночного эфира ароматов цветочных слои и ласкали б рабы из Офира дынным маслом лодыжки твои
Вай-мэй! Дынным маслом лодыжки твои
Любовался б тобой непрестанно, позабыв о трудах и делах, Принимала б ты винные ванны (пить вино запрещает Аллах)
Чтобы звездочки глаз твоих ясных непрестанно горели огнем, я б послал сто наложниц прекрасных развлекать тебя ночью и днем
Вай-мэй! Развлекать тебя ночью и днем
Впрочем, тут призадуматься надо: сто наложниц и ванны вина… Если б был я халифом Багдада На фига бы нужна мне жена?
Вай-мэй! Мне и на фиг жена не нужна!
4.43 Осенний марафон
Ноль часов, ноль-ноль минут. Стрелки снова круг замкнут. Чуть подсушит – наши души вновь одна к другой прильнут. Ветер свиснет мудрено бросит листьев горсть в окно. Не смущайся, все нормально, продолжается кино.
Робость сбросим, просто осень, дым несносен листья жгут. Клёнов свечи, Плащ на плечи, наши встречи - горсть минут.
Будет дождь, капель и прель и туманы как кисель, и опять закрутит осень золотую карусель. Неба серого печать. Но не бойся вновь начать, для того она и осень, чтоб сильнее ощущать:
слов причины, вкус рябины, журавлиных стай маршрут, нежность речи, ветер хлещет, наши встречи- горсть минут.
Скучных дел обрыдлый гнёт. Солнце изредка блеснёт, тень счастливого покоя снова мимо проскользнёт.
Утром лужи под ледком, город чист и незнаком. Бег по кругу,– мелодрама, или все-таки ситком?
Разудалость, Генов шалость. Счастья малость, словно кнут. Взгляд лепечет, Лад всё редче, Наши встречи горсть минут.
4.44 Разговор по телефону Фергана – Тель Авив
В телефонную трубку молчу. Ты не думай, что это обман. Я, конечно, к тебе прилечу даже если туман и буран. Звук дыхания слышен едва, только смысл легко уловить. Ведь молчание тоже слова если двое молчат о любви.
В этом тесном кругу мироздания ни начала найти, ни конца. Потеряли свой смысл расстояния, если в такт бъются наши сердца И сверкают моря, словно лужицы, вьется рек серебристая нить. А планета стремительно кружиться чтобы нас с тобой соединить.
Над уснувшею снежной зимой, над горами с щетинкой лесов между мной и тобой по прямой пять недолгих полетных часов Самолет наберет высоту снег взлетит стаей вспугнутых птиц. Штурман вычислит курс "На мечту" через восемь нелепых границ.
В этом тесном кругу мироздания ни начала найти, ни конца. Потеряли свой смысл расстояния, если в такт бъются наши сердца И сверкают моря, словно лужицы, вьется рек серебристая нить. А планета стремительно кружиться чтобы нас с тобой соединить.
И Камю раздавив "За кураж", запивая Нескофи водой, будет ржаньем вторить экипаж анекдотам моим с бородой.
А в эфире сквозь слезы и смех обещания гаснут вдали и монетками падает снег в чаши зябких ладоней Земли.
Будет мерзнуть Земля, а над ней по пути от зимы до весны табунами волшебных коней будут мчать предрассветные сны. Чуть туманом плеснув на стекло и турбиной взревев высоко самолет голубое крыло окунет в облаков молоко.
В этом тесном кругу мироздания ни начала найти, ни конца. Потеряли свой смысл расстояния, если в такт бъются наши сердца И сверкают моря, словно лужицы, вьется рек серебристая нить. А планета стремительно кружиться чтобы нас с тобой соединить.
И разрезав стрелой синеву самолет приземлиться в краю где смогу не во сне, наяву я увидеть улыбку твою. А у вас в Тель-Авиве весна и не меньше чем двадцать в тени. Я не сплю, мне совсем не до сна. В горле ком. Помолчу. Извини.
В этом тесном кругу мироздания ни начала найти, ни конца. Потеряли свой смысл расстояния, если в такт бъются наши сердца И сверкают моря, словно лужицы, вьется рек серебристая нить. А планета стремительно кружиться чтобы нас с тобой соединить.
4.45 Сарагосская серенада
Красота твоя, о донна, холодна и непреклонна. Оглушенный и смущенный пред тобой стою сейчас. А глаза твои бездонны словно небо Арагона. Тверже бронзовой колонны взгляд твоих бездооонных глаз.
Веснааа Весна пьянит сильней вина, а воздух слаще абрикоса Темна Ночь ароматна и темна и тихо дремлет Сарагоса. Лунааа Луна глядит на нас, нежна как головенка Купидона. Слышнааа Небес мелодия слышна и ты услышь её, о донна!
Так взгляни же благосклонно, словно солнце с небосклона! Я коленнопреклонённый и покорный здесь стою. Я, почти умалишённый, жизнь готов отдать, о донна, без сомнения и стона за улыбку зааа твою.
Веснааа Весна пьянит сильней вина, а воздух слаще абрикоса Темна Ночь ароматна и темна и тихо дремлет Сарагоса. Лунааа Луна глядит на нас, нежна как головенка Купидона. Слышнааа Небес мелодия слышна и ты услышь её, о донна!
Опрокиув все кордоны я гляжу завороженно, ожидая напряженно что в глазах истает хлад. Ночь нежна и благовонна, а цветы в древесных кронах обещают всем влюбленным вечность неги иии услад.
Веснааа Весна пьянит сильней вина, а воздух слаще абрикоса Темна Ночь ароматна и темна и тихо дремлет Сарагоса. Лунааа Луна глядит на нас, нежна как головенка Купидона. Слышнааа Небес мелодия слышна и ты услышь её, о донна!
Вдохновенным баритоном я пою тебе канцоны. Под гитары перезвоны кардамоном пахнет май. Так сойди ж ко мне с балкона, только осторожней, донна! Вес твой, все же, четверть тонны. Лестницу не поооломай!
Веснааа Весна пьянит сильней вина, а воздух слаще абрикоса Темна Ночь ароматна и темна и тихо дремлет Сарагоса. Лунааа Луна глядит на нас, нежна как головенка Купидона. Слышнааа Небес мелодия слышна и ты услышь её, о донна!
4.46 Скажи ей.
Прилип язык к гортани? – Что ж такого? Перед глазами миражи? Но ты лишь вспомни слово Она уже готова. И ты скажи ей, все скажи.
Вечерний ветерок ласкает кожу И кувыркаются стрижи Она звезда, так что же? Любовь всего дороже Ну так скажи ей, все скажи.
Почувствуй сердцем это: все серьезно Не будет между вами лжи Скажи пока не поздно: Ее глаза как звезды. Скажи же это ей, скажи!
Вздохни, сглотни, забудь пока про плеер, Тихонько губы оближи Ну будь чуть-чуть смелее, Уже заря алеет Пойди, скажи ей! Все скажи.
4.47 Бесконечное лето. Песенка Лены
Мелодия – Богословский, "Песня старого извозчика" (лирический вариант)
Это лето, может, крайний шаг до зрелости. Скоро кончиться сезон и спустят флаг. Только где бы взять в себе немного смелости Как решиться, чтобы сделать важный шаг. Игры, спорт и пляж, ведь это же не главное: улетает юность, хоть сачком лови. Как пичужка бьется сердце своенравное, Боже мой, как сильно хочется любви!
Вот сгорят костры, а где же жизнь личная? Не останется не углей ни золы. А мальчишки, даже те, что симпатичные, совершенные придурки и козлы. Никакой свободы детям не положено. Как дружка себе сердечного найдешь? Только Сеня, несмотря что отмороженный, на Янковского немножечко похож.
От предчувствий помутняется сознание. Душу жмет, как перетянутая нить. Не хочу до самой школы окончания словно дура нецелованной ходить. Что-то от костра слезинки под ресницами и краснеют щеки, но не от стыда… За рекою небо пыхает зарницами, Утекает время, как в реке вода. *** Визуальная новелла "Бесконечное лето" разрослась на десятки модов. Окончаний не счесть. Работа художников великолепна (Браво, Смолев!), а с песнями (если честно, – то и с вменяемыми текстами) полный провал. Так что песенка одной из героинь в духе 80-х будет не лишней
4.48 Погадай, гадалка!
Погадай мне на картах, гадалка, хоть не верю в гаданье твое. Мне отдать сколько хочешь не жалко: Я меняю рубли на вранье. Ты соврешь и немного возьмешь, Пусть слова твои душу мне лечат Пусть смешаются правда и ложь, Может, станет хоть чуточку легче.
Говори про то, про это, ври об этом и о том. Про бубнового валета (Чтоб он сел в казенный дом) И еще совсем немного: где меня удача ждет, и про дальнюю дорогу, что к любимой приведет
Ты соври откровенно и прямо, как нетрезвую душу мою ждет свиданье с червонною дамой в тридесятом далеком краю. Пусть предчувствия мелкая дрожь словно иглы вонзается в кожу. Мне не важно, где правда, где ложь, если правда и ложь так похожи.
Говори про то, про это, ври об этом и о том. Про бубнового валета (Чтоб он сел в казенный дом) И еще совсем немного: где меня удача ждет, и про дальнюю дорогу, что к любимой приведет
Пряча штуку под складки одежды, Посули мне любовь без измен. Я меняю рубли на надежду - Это очень удачный обмен.
То, что было уже не вернешь. Все случилось со мною и с нею. Разве важно, где правда , где ложь, если правда всего лишь больнее.
Говори про то, про это, ври об этом и о том. Про бубнового валета (Чтоб он сел в казенный дом) И еще совсем немного: где меня удача ждет, и про дальнюю дорогу, что к любимой приведет
Потеряв только пару бумажек, Я уйду, исцеленный тобой. Кто еще мне на свете подскажет как бороться с злодейкой-судьбой? Потащу свою глупую боль Я по жизни ни шатко, ни валко. Не валет, и уже не король. Так гадай мне на картах, гадалка!
Последние комментарии
2 часов 6 минут назад
6 часов 14 минут назад
6 часов 31 минут назад
6 часов 52 минут назад
9 часов 34 минут назад
16 часов 57 минут назад