Туда, где не ждут [Пелагея Ильинична Шти] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Пелагея Шти Туда, где не ждут

Предисловие

Она любит свободу, дарованную каждому… Бескрайнее звездное небо… Первые рассветные лучи… Запах моря в волосах… Она стремится туда, где не ждут.

Глава 1

«Молчи. Делай. Терпи», – так меня воспитывали с детства родители, вернее мать. Забудь, что у тебя есть мнение, мысли оставь при себе, не оголяй тело, в глаза мужчинам не смотри, делай то, что говорят, терпи, терпи всю жизнь и тебе за это воздастся. Смешно, но так воспитывают всех женщин в моей стране пустынь и несправедливости. Неуклонно следует правило: «Следуй трем наставлениям, да возьмут тебя в жены и обретешь свое счастье». Отвратительное правило, о каком счастье идет речь? Всю жизнь надо преклонять себя, свое достоинство, честь, потому что ты родилась женщиной. Это несправедливо, но, увы, мое мнение здесь, как и во всем не учитывается.

Родиться женщиной – огромная неудача для тебя в этом обществе. В обществе, где воспитывают мужчины и правят они же. Увы, мне не повезло…Я родилась женщиной. Не повезло родителям, ведь женщина в семье – ненужный рот и просто вещь, которой можно воспользоваться. Не повезло соседям, ведь на одного работника и кормильца могло бы стать больше. Несправедливо по отношению ко мне, потому что я могла родиться мужчиной и добиться большего. Да, в моей жизни много несправедливости, но я привыкла. Просто у тебя нет другого выбора.

Никто не в праве выбирать, кем родиться: мужчиной или женщиной. Никто не в праве выбирать родителей, место своего рождения, год рождения. Все должны принимать свою судьбу. Но когда судьба тяжела, когда хочется хоть немного счастья и человеческой любви, как ты можешь принять ее? Как можно принимать позор, неуважение, унижение в свою сторону, когда ты не виноват, что родился здесь. Как можно это принять? Этого невозможно принять. И тогда, именно тогда ты понимаешь, что всю оставшуюся жизнь тебе придется бороться. Бороться за справедливость, которой не существует, за себя, которая уже сломлена в начале борьбы, за жизнь, которую ты не заслуживаешь по мнению людей.

Мне было тяжело принимать то, что кто-то уже с детства растет в справедливости. У кого-то уже с детства есть то, чего люди добиваются годами. Разве это жизненная справедливость? Разве это честно? Нет. Далеко нет… Но тем не менее тебе приходится брать себя в руки, потому что понимаешь – иначе никак.

Искать виноватых – гиблое дело, потому что их тут попросту нет. Так распорядилась жизнь, и будь добра принимать то, что тебе дают. С одной стороны, у каждого своя дорога. Когда ты видишь человека, родившегося в справедливой стране, любимой семье, в достатке, то наверняка для него приготовлено свое испытание, своя дорога с ямами, обрывами и лужами. У него тоже будут слезы, истерики, желание не жить, просто все это будет происходить из-за других обстоятельств, непохожих на твои. Все это было, есть и будет у каждого только в разной форме, вот и все. Ты никогда не узнаешь точно, что скрывается за идеальной жизнью, потому что тебе попросту не захотят рассказать, а если и расскажут, то ты не поймешь, потому что ты родился в другой семье, стране, году. Ты не жил жизнью другого человека и не сможешь трезво оценить его дорогу. У тебя нет опыта того человека, который есть у него. В этом и состоит проблема многих людей: они думают, что жизнь других идеальна, да и почему они жалуются? Но вы ведь даже не знаете, что кроется за картинкой идеальности. Поэтому люди слепы и глупы. Не все, конечно. Наверняка у вас возник вопрос: «Кто я такая, чтобы так говорить?», – спросите вы. А я вам отвечу: «Я та, которая захотела восстановить справедливость и не дать погибнуть самой себе», а если быть точнее, то вам стоит пережить мой настоящий жизненный опыт, иначе по-другому вам не удастся понять меня, чего бы мне не хотелось. Что-то я заболталась… Пора открыть занавес моей жизни. Подождите! Исполните одну мою просьбу – испытайте весь спектр эмоций и проживите со мной то, что не каждому суждено будет сделать. Может быть тогда вы начнете ценить свою жизнь больше?

Я родилась единственной девочкой в семье. Поверьте, это ужасно. Когда у тебя есть два старших брата, ты чувствуешь, что здесь лишняя, ведь всю любовь и уважение отдается им, а не тебе. Да-да, все только из-за того, что ты девочка. Все ласки родителей идут только им, а ты проблема, которую надо выдать замуж, если посчастливится. Даже мать, родная душа и тоже женщина относится к тебе с презрением. Спросите почему? Всегда будет следовать один и тот же ответ – ты родилась женщиной. Звучит глупо, но только этот ответ я получаю от нее сквозь череду легких намеков, брани и конечно же наказаний. Как несправедливо. Но обидно не за себя, а за всех девочек, которые будут рождаться из поколения в поколение и чувствовать это призрение от того, что они девочки. Мои дочки, внучки, племянницы и все, кто оказался особой женского пола. Но знаете, в размеренной жизни людей всегда внезапно появляется тот, кто меняет реальность. Я думаю, это такой закон существования, что всегда появляется новое. Всегда неожиданно приходит то, что люди меньше всего ждут и чего многие опасаются. Но страх не всегда обозначает опасность, не правда ли? Для меня страх стал глотком свежего воздуха. Неким наставником. Этот наставник дал мне свободу, которую могла бы подарить мне только смерть. Однако, я не глупа, чтобы получать подарки от нее. Надеюсь, я не угнетаю вас своими размышлениями, ну а для тех, кто уже устал слышать нудные изрекания – начинаем.

Когда я родилась, отец негодовал. Он хотел отдать меня в другую семью, но этого не случилось. В какой-то мере меня спасла женская солидарность со стороны матери – видимо у нее еще были чувства до моего рождения. Только за это я ей благодарна. Хотя можно быть благодарным человеку за то, что в будущем он же будет тебя презирать? Я оставлю этот вопрос открытым для вас. Что же касается моих братьев… Их воспитание просто не позволяло быть снисходительным ко мне. Я их не виню.

В 6 лет меня отправили обрабатывать земли для посева. Самое ненавистное дело в моей жизни. Если ты не будешь этого делать – тебя выпорот, как скотину. До сих с ужасом вспоминаю свой первый приход на пашню, который длился бесконечность: на улице плюс сорок, на тебе паранджа с никабом, пот течет ручьем, тебя мутит, ноги ватные, в голове мысли о том, чтобы Бог тебя поскорее забрал из этого ада, но нет, ты все еще жива, и ты все еще женщина. Ты не можешь прекратить работать своими маленькими ручками, потому что рядом с тобой отец, и, если вдруг тебе вздумается отдохнуть, то ты получаешь по спине кнутом. Каждый раз. Тебе остается только усердно работать и молиться Богу, чтобы день прошел быстрее и солнце палило меньше. Но как многие, наверное, знают, что не все молитвы бывают услышанными. На протяжении всей работы, ты помнишь только об одном, что, если не сделаешь сейчас так, как требует этого отец, ты получишь кнутом и останешься без еды на два дня, будешь ночевать на скотном дворе с собаками, а после этих мучений отец заставит работать тебя весь день и всю ночь, пока ты не упадешь в обморок от нехватки сил. Жестоко? Нет, это норма. Но физическая боль не сравнится с внутренней, в особенности, когда ты ребенок. Ведь позже ту самую боль ты запомнишь на всю жизнь, позже это станет травмой, которая будет отравлять тебе жизнь.

Наверное, это самое страшное: ты мала и даже не понимаешь за что с тобой так обращаются. Почему тебя не любят, Хасе? Ты что-то натворила сегодня? Вроде нет. И затем ты начинаешь копаться в себе, ищешь проблему внутри, а не снаружи. Но как бы ты не искала – ты не можешь найти ее, потому что проблема не в тебе, проблема в семье, в которой ты живешь. Дети это не понимают, вот и я не понимала. «Наверное, я делаю что-то не так. Надо больше стараться!» – думала я. Но каждый раз, делая все «так», я получала взамен гнев, ругань постоянный кнут по спине. Я ребенок и не понимаю за что со мной так. Днем ты делаешь все «так», а ночью плачешь в подушку и умоляешь Бога лишь об этом: о родительской любви. Мои молитвы не были услышаны. Я слышала, что часто люди вспоминают Бога только тогда, когда им действительно плохо и неоткуда ждать помощи. Когда помощи нет на земле – ищи ее в небе. Но бывает и так, что помочь тебе никто не может и тебе приходится самой себе помогать. Помощи извне я не нашла и перестала молить Бога. Я приняла свою судьбу. Но никто не знает, что она нам может уготовить в будущем. Уже позже я поняла, что все заготовленное хозяйкой дается не просто так. Не просто так мы страдаем, боимся, боремся. Все, что нам дано, мы в силах преодолеть для чего-то большего. Мы растем через боль. Это сильное чувство, может оно даже сильнее любви? Увы, я это тогда еще не познала.


Рассвет. Время 5 утра, зарождается день. Еще один день безудержной жары, ругани и работы до ночи. Когда это закончится – неизвестно. Ты встаешь с постели, ноги, как вата – не слушаются. Заправляешь постель, видишь – мать еще спит, надо поскорее умыться, чтобы не получить по спине, скажет, опять сплю до обеда. Я расшевелилась, руки уже двигаются свободно, правда, после вчерашнего все тело ноет – переставляла бочки с вином в подвале. Бочки… Да, тяжелые были. Во сколько я тогда вернулась? Один пророк Мухаммад знает. Но звезды еще были на небе. Сегодня опять продолжу. Хотя такое чувство, что я уже закончила. Ну, осталось… Разлить! Как ты забыла разлить?! Кувшины. Точно! Кувшины. Я должна была это сделать вчера. День сегодня точно будет тяжелым… Сегодня же приезжает делегация селекционеров, а вино не разлито по кувшинам! Быстрее, давай собирайся Хасе, хочешь, чтобы тебе по шее надавали? Как же я могла забыть.

Выбегаю на цыпочках из комнаты, не умывшись, бегу в подвал к винам. Захожу в подвал, толкаю дверь – закрыта. Что сегодня со мной? На солнце перегрелась вчера? Как можно зайти в подвал без ключей? А если придавить дверь и резко дернуть на себя? Да, точно, так делал старший брат или младший… Или Фэрет абый? Кто же этот делал-то? Нет, это был не он. Опять эти ненужные размышления – слишком много думаешь, Хасе, сегодня отец тебя точно выпорет. Толкаю и дергаю дверь – глухо – не открывается. Нужны ключи. Начинаю вспоминать, что ключи в отцовской комнате, все, тебе конец. Хотя… Возможно он спит и удастся тихонько выкрасть ключи, там работы-то. Удача сегодня точно со мной – отец вчера играл до утра в нарды с соседом: будет спать до утра. Бегу в комнату к отцу, успокаиваю дыхание, тихо толкаю дверь и вижу священный обитель: вокруг писанные картины, на полу – узорчатые ковры, огромная кровать отца и сам спящий отец в ней. Вроде спит – прихрапывает. Захожу, крадусь можно сказать, оглядываю комнату, глазами ищу заветные ключи и… Нашла! На тумбочке, возле занавесок с кроватью. Пробираюсь к ним, как вор, я уже у цели и… Тихий скрип кровати, шуршание одеялом – отец медленно поворачивается на другой бок – ко мне спиной и начинает вставать. Мое тело окаменело, начинается покалывание в ногах, во рту мгновенно пересыхает. Мне понадобилась секунда, чтобы собраться. Мозг начинает быстро соображать и находит выход – спрятаться за занавеской. Я быстро, словно лань, проскальзываю в намеченное место. Если попадешься – тебе конец, получишь кнутом не только от отца, но и от братьев, а они меня еще вчера хотели выпороть, видите ли картошку пережарила, да я ведь даже не виновата, мать готовила. Опять думаю, о чем не надо, сейчас жизнь на кону стоит, а ты… Отец тяжело встает с кровати, надевает кандуру, смотрится в зеркало (я в него смотрелась два раза и то у соседей в доме, когда была маленькой) и уже хочет выходить, а я облегченно вздыхаю, но резким движением поворачивается к окну, и я понимаю: три дня без еды на пашне обеспечены, уже хочу выходить из своего укрытия, но спасает случай – стук в дверь:

– Кто там еще? Входи! – дверь открывается, заходит Мансур – старший брат.

– Отец, завтрак не готов, мать только встает, а эту девчонку где-то носит. Мне скоро выдвигаться на базар за сладостями для делегации, а мой живот пуст, как пустыня. А Хасе даже не удосужилась воду принести, я тебе говорил, ее надо было вчера еще выпороть! А ты…

– Прикрой рот! Голова и так трещит, а ты про сладости! Иди мать попроси натаскать воду, а с Хасе я сам разберусь. И не звука больше.

Мансур быстро выходит из комнаты отца, понимает – не в духе. Хах, попробовал бы он пожить моей жизнью, сразу бы получил по спине.

– Ну Хасе! Сегодня ты получишь, совсем отбилась от рук! – сквозь зубы проговаривает отец. И выходит за дверь.

Все Хасе, сегодня ты получишь по полной. Что за дурья голова, хотела спасти себя, а вышло наоборот, как и всегда, впрочем. Что же делать? Вино не разлито, все как назло встали рано, эта делегация еще едет, почему им не работается дома, у себя в Англии, едут в эти пустыни. Как же их жены, дети без них? А может у них и нет жен с детьми, откуда ты знаешь Хасе? А разве так хорошо? Не по правилам это, нехорошо. Опять размышляешь Хасе, иди уже, готовься получать по самое горло.

Я выскальзываю из своего укрытия, подхожу к двери и прислушиваюсь: есть ли кто, безопасно ли выходить. Тихо. Пошли искать меня наверно. Я уже готова выходить, но бросаю взгляд на зеркало и решаюсь подойти, когда еще выпадет шанс посмотреться в него? Никогда. Медленно приближаюсь к зеркалу. Я не видела себя, свое лицо лет 5 точно, а может больше. А вдруг мое лицо противное, может лучше не смотреться? Отец мне всегда говорил, что я ужасно некрасивая, да и все так говорили. Давай, Хасе, либо сейчас, либо никогда. И что, что некрасивая? Все равно в паранже ходишь. Один шаг и я у зеркала. Открываю зажмуренные глаза. Я, оказывается, худенькая, небольшого роста. Какие миниатюрные у меня ладони! А глаза… Я снимаю паранжу и не верю: у меня небольшое, но аккуратное личико, невероятные большие карие глаза, широкие темные брови, маленькие, но пухлые губы, даже есть бледные веснушки. Да, это вроде веснушками называется. Почему меня называют некрасивой? Может по меркам моей деревни я некрасива? Наверно это так, но и братья у меня не красавцы… Либо мне опять так кажется.

А еще иногда мне кажется, что так не должно быть в мире. Что мир далеко не такой. Он не ограничивается моей деревней и целью выйти замуж. В этом мире должно быть что-то еще, кроме мучений и страданий, но что? Ведь есть люди же в Англии, во Франции, да хоть взять соседнюю деревню. Неужели везде женщины стоят после мужчин и всю жизнь служат им? Неужели так будет всю жизнь? Но я так не хочу, не хочу жить, как мать, как бабушка, прабабушка… Но разве мое мнение кто-то спросит, разве я смогу выбраться отсюда, из этих вечных оков прислуживания и неуважения? Верно, не смогу, никто не смог до меня, значит и я не смогу. Жаль, я бы посмотрела этот мир. А может это и к лучшему. Кто знает какие опасности в нем? Может меня семья просто оберегает и, поэтому не пускает даже в соседнюю деревню? Нет. Как можно опять предаваться небылицам о заботливой семье? Хасе, пора взрослеть.

В своих размышлениях я простояла минут пять, пока не вернулась в реальность. Когда поток моих мыслей прекратился, я встрепенулась, поняв, что наказания не избежать. И в какой уже раз я приняла свою судьбу. Надела паранжу, уже выхожу и вспоминаю – ключи! Вот так вся жизнь у меня наперекосяк. Метнулась к ключам, спрятала в своем одеянии и вышла за дверь.

У меня уже созрел в голове целый план: пройти в подвал, разлить вино, вернуть ключи на место, если это получится сделать, если нет – скажу отцу, что забыла отдать вчера, хотя отдала Мансуру. Все равно наказания уже не избежать. Самое главное никому на глаза не попасться, моя цель – кувшины, выполнишь – буду спокойна, а то действительно будет неудобно перед гостями, еще перед ними будут меня отчитывать. Я прохожу мимо кухни, прачечной. Странно, что никого не слышно… Ладно, мне же лучше. Выхожу во двор, внимательно осматриваю территорию – никого. Двигаюсь в сторону подвала. Приближаясь ближе, слышу нарастающий шепот матери и громкие возгласы отца – к подвалу не пробраться незамеченной, придется ждать:

– Что ты говоришь, женщина! Уже все готово, неделя и мы получим обещанных кур с верблюдами. Жди, сейчас не до тебя! Подготовка идет полным ходом, Мохабей уже заплатил залог, осталось сказать и дело с концом, – с раздражением высказывался отец.

Что за странный разговор и при чем тут наш сосед? Кстати о нем. Очень неприятный мужчина, хуже отца обращается с женщинами, на базаре только какие разговоры не ходят о его прошлой бедной жене! Все его шугаются, хотя очень богатый человек, своя конюшня на юге нашей деревни. Говорят, что у него сто лошадей, но я не верю, в самой деревне и 20 не досчитаешься, а тут сто – слухи. Слушаю продолжение разговора:

– Ой Аллах! Не злись ты, не злись, ты не виноват, что я дуреха старая! Все, что не попадя в голову лезет, но кур надо раньше потребовать, вдруг обманет? Мезея сказала мне, что по слухам он так и не заплатил за свою первую невестку и оставил ее родителей без всего – просто увез в другую деревню и все. Я волнуюсь, чтобы у нас так не произошло… Не злись только, не злись, – шептала мать.

– Пусть только попробует обмануть меня, самого Мухаммеда! Я его потом так накажу, так накажу! А Хасе найду и домой уведу. Пусть только попробует, я ему такое задам! – отец уже не говорил, а кричал на весь двор. Что сказать – вечно разглагольствуется, а на деле ничего.

Их голоса начали удаляться – пошли домой. Вот только, что за чудной разговор. При чем тут я и Мохабей? Залог какой-то. Может у отца опять проблемы с деньгами, но в последнее время у него хороший урожай, еще лошадей прикупили и столько бочек вина в подвале, что скоро новый надо строить! А может он вином будет торговать? Не зря же столько купил, но зачем? Урожай дает очень неплохие деньги, а вино он сам хорошо пьет – любит хорошее. И почему мама так переживает? Меня все это настораживает, возможно это что-то связанное с приездом селекционеров, но у Мохабея даже своей пашни нет, он торговец, зачем ему селекционеры? Поразмыслю об этом позже, пора уже разлить это несчастное вино.

Вставляю ключи, тихонько поворачиваю их, молюсь, чтобы дверь не скрипела, толкаю дверь на себя, и о чудо – ни единого скрипа. Зажигаю фонарь. Прохладно здесь, однако. Открываю бочки и начинаю свою бурную деятельность. Займет это дело не более часа. На ум продолжает лезть этот разговор. До чего любопытная все же ты, Хасе! На моем бы месте другая бы забыла уже об этом. Разливая вино по кувшинам, я пришла к мысли, что разговор связан с приездом английских селекционеров, но одно не сходится – я. При чем тут я? Сажать растения могу, обрабатывать землю могу, но как ни крути не разбираюсь я в сортах растений. А может… Нет, этого не может быть! Отец бы ни за что не отправил бы меня, нет Хасе, хватит думать о небылицах, а все же? А почему нет? Может меня всю жизнь так воспитывали из-за этого? Почему нет? Я начинаю лихорадочно думать, сопоставлять все факты и вроде как сходится! Неужели мои молитвы были услышаны! У меня кружится голова, перед глазами темнеют пятна, появляется ватность в ногах, но до боли приятная. По лицу прошла струйка пота, сердце не бьется, а стучит со скоростью света. Неужели меня отправляют учиться в Англию! У отца хорошо идет урожай, деньги текут рекой, но тем не менее он экономит на всем! Может он экономит, чтобы мне хватило денег на учебу? Неужели это так? От радости вино начинает литься мимо кувшина и прямо на пол, на мой никаб. Я стою вся радостная, мокрая в вине. Моя голова кружится от счастья, мое тело потряхивает и на ум приходят идея: может рассказать, что я знаю, поблагодарить, обнять всех, расцеловать отца? Подумаешь, что не положено, но счастье-то такое. Я буду точно учиться! Аллах, все эти страдания были точно не зря!

Я разлила все вино, вытерла винное пятно, даже покружилась от счастья! Хотела уже начинать петь, но вдруг скрип двери, я понимаю, что кто-то заходит. Спрятаться ли или нет, а зачем? Раз отправляют учиться – ругаться не будут. И тут я уже хочу выйти из-за бочек, но слышу монолог матери:

– Я ему покажу, я ему покажу, ну-ну Мухаммед! Обманут тебя дурачье будешь знать, как меня не слушать. Обманут-обманут, потом меня еще винить будешь, а я что? А я говорила. Ну ничего, вот отдадим ее замуж, получим приданное и можно уходить на покой – торговать с Мезеей. Устала каждый день впахивать на пашне, пока этот дуралей отдыхает, ну ничего-ничего. Одна неделя, и буду свободна. Еще эти селекционеры, черт их тащит сюда, что опять задумал этот дурак! И накорми их, и напои, и ночлег приготовь! А что мне за это? Только лишняя работа, еще эта девчонка куда-то запропастилась, ну она у меня получит, еще за нее кувшины вина носить, совсем от рук отбилась. Еще неделя и я избавлюсь от этой обузы, пусть Мохабей с ней мучается, пускай-пускай, а я отдохну, наработалась уже, хватит, – и начинает перетаскивать кувшины с подвала в дом, – она вышла из подвала, бормоча что-то еще себе под нос.

Я не понимаю… Мне стало плохо, все тело трясет, сердце начинает биться с каждым ударом сильнее, я почти теряю сознание, холод подвала не дает мне упасть в обморок. Я закрываю глаза, падаю на колени, слезы наворачиваются на глаза, холодные струи отчаяния стекают по моему лицу. Вдох-выдох не помогает, я не могу успокоиться, еще немного и начнется истерика. Надо взять себя в руки, не плачь, не плачь Хасе. Как, как тут не плакать, хочется кричать, кричать в пустоту, а нельзя. Зажимаю рукой рот, кусаю пальцы до крови, больно, но мне все равно. Медленно красная струйка стекает по моему подбородку, льется на одеяние, но мне все равно. Я сломлена своими же мечтами. Что чувствует человек, когда рушится жизнь? Пустоту и тупую боль внутри себя. Никаких чувств больше. Хочется уйти в пустоту и никогда не возвращаться оттуда, никогда. Хах, смешно Хасе, смешно! Сама все выдумала, сама же причинила эту боль. Виновата только ты, только ты. Я не могу… Не могу. Я начинаю кричать во весь голос, мне все равно, я кричу голосом отчаяния, боли, несправедливости жизни. Мне больно, больно от того, что ничего не могу сделать. Я кричу болью, которую переживаю каждый день, каждый час. Все свои 18 лет я преклоняюсь, терплю, ненавижу. Все что накопилось за эти годы я выплескиваю сейчас. Больше я не могу. Мне говорили терпеть, молчать и делать – я делала, но так продолжаться не может, я не могу. Я держалась сколько могла. Я верила… Во что? Я устала. Устала не от постоянной брани отца и матери, не от бесконечной работы на пашне и в доме. Нет. Я устала бояться, каждый раз остерегаться, жить в большом кошмаре, который преследует меня каждую ночь. Это не жизнь, а настоящие игры на выживание. Это страшный сон. Мне так больно, что я не смогла признать, что весь этот кошмар – это не иллюзия, а жизнь. Горячие капли осознания этого скатываются по моей когда-то нежной щеке, ставшей черствой от постоянного солнца и недоеданий. Я захлепываюсь от тихой истерики, обхватывая свое тело руками. Весь никаб в крови и мне так все равно, что скажет мать. Сейчас мне надо успокоиться. Как, если слезы низвергаются градом и ты чувствуешь ту пустоту, которую стоит бояться побольше, чем тупой и постоянной боли? Мне так обидно за свою наивность, глупость… И как можно быть такой дурой, что думать, что что-то поменяется. Какое жалкое зрелище, Хасе! Ох, какая жалость, Хасе! Бедная, не уважают, не любят! Да тебя надо пожалеть! Прекрати. Хасе, хватит уже. Хватит много думать. Смирись уже. Ты не одна такая. Услышь себя, ты не одна. Почему ты жалуешься, а другие нет? Почему ты упорно не принимаешь то, что даровано жизнью? Почему ты так упорно сопротивляешься тому, что предначертано. Сотни женщин как и ты также работают, также живут, спят и едят. Они не жалуются. Они не строят иллюзий. Они не думают об этом. Ты-то! Ты-то, что думаешь, Хасе! Думаешь особенная? Думаешь удача тебе выпала впервые? Значит ты дура, раз так думаешь! Хватит, хватит! Я рыдаю. Рыдаю до колкой боли в теле и продолжают думать, не отпуская то, что больше всего причиняет мне боли – мои мысли.

Иногда ты пытаешься бежать от них. И убегаешь. А часто нет. Они всегда преследуют тебя не потому, что ты бездельничаешь, а потому, что нет тайника, убежища, того места, где возможно твое скрытие. И так бежишь всю жизнь. Куда… Откуда… Ты не знаешь, потому что бежишь в суматохе дней, усталости, какой-то нескончаемой борьбы. Я пыталась, честно. Пыталась убежать, спрятаться, иногда забыться темной ночью в своих снах и постоянном кошмаре. Но стоит зацепиться за одну мысль и ты в их круговороте. Ты кружишься, а иногда и варишься целыми днями в одних и тех же мыслях. Все думаешь, думаешь, думаешь. Вот так не задача, да, Хасе? Но порой это так просто, что даже глупо. Глупо, что ты бежишь от того, что есть часть тебя. Так глупо, что ты бежишь от себя куда-то. Но на деле ты просто стоишь. То же место. Та же мертвая точка. Только мысли разные. Так по-детски глупо, что смешно. Я улыбаюсь через слезы какого-то помешательства. Горькая улыбка получается с горькими мыслями. Я вытираю слезы об кровавый рукав и встаю. Больно ли мне? Безусловно. Да ты гений, Хасе. Никчемный, глупый гений с такими же глупыми и никчемными мыслями.


На мой крик прибежала мать. Честно сказать запоздала. Уже шутишь, значит гениальное осознание приводит тебя в чувства. Она окинула меня быстрым взглядом:

– Ты что кричишь! С ума сошла? Отец придет тебя выпорет, давай вставай, откуда кровь? Ты, что решила покалечить себя?! Глупая девчонка, радуйся, замуж выходишь скоро за очень богатого человека, мои молитвы были услышаны! У тебя свадьба через неделю, даже не благодари, хотя от тебя и не дождешься. Ну же, пошли быстрей! Я даже спрашивать не буду, что ты тут делала с собой. Все, устала я, передам тебя в руки к мужу и пусть он с тобой возится. Слава Аллаху, что создает дарит нашей семье такое облегчение.

– Гении – это же сумасшедшие люди. Их неординарность такова, что каждый боится их. Дураки потому что, – тихо прошептала я как бы себе.

– Она мне еще что-то говорит! Бесстыжая девчонка! Вырастила на свою голову. Будешь мужу своему выговаривать, он-то найдет способ остудить твой пылкий нрав. Давай, шевели быстрей ногами.

Очередные слова с упреками. Да, я бесстыжая девчонка с пылким нравом, конечно! Я та единственная, которая трудится за троих, а ест за одного. Я та самая, которая выносит все сама. Ни разу! Ни разу я не жаловалась им! Я еще бесстыжая, ленивая, страшная! Какие там еще слова нужны, чтобы унизить меня, а? Да это уже давно не слова, а пустой воздух. Пустая трата их энергии в успокоение своего эго. Они называют меня никчемными, хотя сами не лучше. И да, мы семья! Мы образцовая семья деревни. Безупречные Рубини! И да, в образцовых семьях – это нормально торговать своими же детьми. И да, это нормально трудиться до потери сознания одному, пока другие отдыхают. И это, конечно, нормально менять свою дочь на животных. Гадко, подло, но зато образцово. Зато уважает вся деревня, которая погрязла в такой же низости и бесчеловечности. Я не лучше. Но я хотя бы не лицемерка с пустыми принципами.

Этот огонь должен был вырваться рано или поздно, он уже был заложен во мне, его не избежать. Он во мне, чтобы изменить все. Он во мне, чтобы сжигать мосты несправедливости, отчаяния и насилия. Из чего он сделан? Из злобы. Плохо ли? Хуже уже не будет.

Никто не знает, что сегодня родился сумасшедший гений, готовый ко всему, ведь худшее уже случилось и осталось позади. Мать посмотрела мне в глаза. Обычно я всегда избегаю взглядов. Вот так положено, хотя в слух про это никто не говорит. Надо быть чересчур глупой, чтобы не понимать этого. Во мне была такая ненависть, обида сколько не к семье, сколько к ней, что в этот раз я сглупила. Впервые за долгое время я увидела какой-то страх. Нет, это была некая искорка, которую может заменить только тот человек, который уже давно знает того, кому смотрит в глаза. Моя мать не глупа. Просто ей выгодно быть таковой. Не только ей, но и всем женам, ведь мужьям не нравится, когда человек низшего положения умнее их. Особенно женщина. Особенно женщина с той же деревни. Да и вообще за столько лет жизни под одной крышей с мужчинами начинаешь понимать то, чего они бояться признавать или показывать. В такие моменты важно продолжать играть глупую старуху или девчонку, чтобы тебя не высекли. Она очень мудра иначе бы она не смотрела на меня с неким страхом и непониманием. Она все поняла или поймет… Я этого, по крайней мере, никогда не узнаю. Пока я тут, пока я не настолько глупа, то надо понимать, что каждый играет в свою пользу. Здесь нет понятия союз. Здесь нет понятия вступится. Зато физическая боль, патриархальная иерархия – это да. Это красиво. Это то, что почитают и уважают. Мерзко.

Мы шли молча, каждый был погружен в свои мысли, но молчание прервалось криком отца из дома. Я заметила его силуэт:

– Вот она – негодяйка! Ты где ходишь все утро? Вечером ты получишь после приезда селекционеров – добегалась! В чем у тебя одежда? Делегация приезжает, а ты в таком виде, бегом переодевайся и умойся, еще позорить меня вздумала, шаг прибавь, иначе я тебя сам за шкирку возьму! – да, он был недоволен.

Мать прибавила шаг:

– Что ты плетешься, как черепаха, сейчас отец разозлится и выпорет тебя по самое не хочу, как не было ума, так и не будет! Иди переодевайся в комнату, надеть праздничную одежду, волосы собери хорошенько, а то ходишь как… Как… Не важно! смотри, приедут эти селекционеры, чтобы ни пискнула при них, в глаза будешь смотреть – сама тебя без еды оставлю в курятнике! Вздумаешь позорить нас – выпорю, сделка такая намечается – испортишь – несдобровать тебе и мне, поняла? – мать видимо очень волновалась, правда видать, сделка серьезная – много денег получат, а меня замуж хотят продать. Куда еще больше-то денег? Все равно лежат без дела в каком-нибудь тайнике, а им все мало, этим людям. Не получится у вас двух зайцев убить, не получится. В ответ же я просто кивнула.

Она ушла, и я осталась одна. Раз делегация приезжает, то однозначно на корабле. Да… Никогда я не плавала на нем. Да что уж говорить, я даже на палубе не была. А люди всю жизнь путешествуют возможно. Вообще, что такое путешествовать, каково слышать сильный ветер, страшиться грозы, когда ты посреди моря? Посреди океана? Или у тихой бухты? Каково это чувствовать запах морской воды или… Или каково это плавать? Я бы точно утонула наверно. Лучше так, чем до конца жизни жить мучаясь. Лучше рискнуть, чем бояться, когда для тебя нет словосочетания «еще хуже». Чего страшится, если самое страшное вот-вот настанет? Лучше так. Была бы я чуть посмелей, я бы точно уплыла. Или убежала. Или прыгнула с обрыва в воду. Почему я не смелая? Отчего не храбрая? Я придалась сладким мечтам. Опять. И опять попала в эту ловушку. Такую приятную, вязкую, из которой не хочется уходить, а только идти дальше и дальше. Мечты – это болото, а я глупый странник, который смело идет через него. А потом вязнет. Долго, мучительно, а иногда со слезами и внутренним криком от бессилия, от того, что это никогда не случится. Никогда… Пугающее слово. Но не страшнее «хуже». Хасе, ты такой глупый странник. Наивный, глупый странник. Горячая слеза медленно потекла вниз. Что-то сегодня много слез, не думаешь, Хакасия? А пускай. Перед смертью кто-то не надышится, а я перед свадьбой не наплачусь. Хоть раз в своей жизни сделаю то, что хочу. Ну и ладно, что это слезы. Лучше поплакать одной, чем увидят это другие. Отец вообще терпеть не любит слезы. Он сам-то хоть плакал когда-нибудь? Да никогда! Глупый вопрос. У него есть все и даже больше. Хотя бывают радости, я слышала. Все, хватит. Опять мысли. Опять не в том направлении и точно не в ту росло. Рассуждать о слезах радости, когда ты радость-то никогда не испытывал – смешно. И опять же глупо.

А вообще… Мысль за мыслью и я не могу их остановить. А вообще, глупые вещи – самые лучшие. Сделаешь одну – заметят, сделаешь несколько – забудут и привыкнут. Хасе, вот сколько глупых вещей ты делала в своей жизни? Ни одной, кроме сегодняшней. И то, это можно принять за непослушание. А так, я ведь действительно никогда не делала глупых вещей. Я всегда слушалась, всегда делала то, что говорят, даже если мне это не нравилось. Ни одной глупости за все 18 лет. Я и никогда подарки не делала себе самой на день рождения, я не говорю о получении таковых. Я много чего не делала. Может сделать? Терять-то нечего. Все уже, хуже не будет, это точно. Тебя отдадут замуж, запрут в доме и вот только сиди, да мечтай о детских глупостях. Вот я глупая и сделаю глупую вещь. Ай, будь, что будет! Хуже-то не станет.

Самой глупой вещью может стать та, которая шокирует всех. Которая настолько глупа, что даже смешно и грустно. Та, которую я бы никогда не сделала бы, если бы не круговорот моих мыслей в природе. Мысли преследуют меня, заставляют много думать, рассуждать, но никогда не действовать. Так что же, попробуем совершить глупость на зло всем и во имя себя. Сбежим!

Да, это сумасшествие. Но в то же время я сумасшедший гений и глупый странник. Отличная комбинация, чтобы угодить в болото намеренно. Я не прочь оказаться в ловушке мечтаний. И пусть это по-детски, и пусть это унизительно смешно и необычно. Пускай. Но замуж я не выйду, тем самым совершу вторую глупость. Я вытерла еще раз лицо своим рукавом и впервые улыбнулась. Улыбнулась шалости, которая точно не удастся. Но мне так все равно. Если даже и высекут, то и не то было! Вытерплю, ведь до этого получалось.

Эта делегация – настоящий шанс сбежать отсюда и все изменить. Думай Хасе, думай… Они приедут вечером за час до заката. Почему я запомнила именно это после разговора отца и матери? Как запомнить место, где придется сажать акр какого-то зерна, так это задача не из простых, особенно когда тебе это два раза повторяли. Опять не туда, где твое внимание, Хасе? Когда решается первая твоя шалость? Так, родителям будет не до меня, это точно, вот в этот-то и момент надо уходить из дома. Значит, побег начнется почти или после захода солнца. Интересно, а селекционеры уедут сегодня? Если не уплывут, то получится глупость, о которой узнает вся деревня. Хотя отец сказал, чтобы мать готовила ночлег для них. Но потом что-то упомянул, что… Вот что он упомянул? Вроде что-то про капитана корабля. Ну конечно! Капитан какой-то странный. А какой он странный? И причем ночлег тут? Может мне сам Аллах говорит, что не стоит? Попадет мне знатно, я вообще молчу о предстоящем возможном голоде и ночи в курятнике. Хасе, раз решилась, то делай. Сама сказала, что все равно. Или хочешь замуж? Вот там-то и начнется то самое худшее время. Нет. Раз решила – не отступай. Даже если и останутся они на ночлег, то думаешь на следующий день не сможешь осуществить свою задумку? Будет сложнее это точно. Ну что ж теперь. Но…Так Хасе соберись, сейчас не об этом. А куда бежать? Бежать некуда, нигде у тебя нет поддержки. Знаю одно: оставаться в этом краю я не хочу, хочу, где есть цивилизация, уважение, наука… А с чего это ты взяла, что это есть в других странах? В книгах и сказки написаны, вот только они предназначены для детей. И тут мои мысли прервались криками отца:

– Что ты за женщина! Свой нос суешь, куда не надо! Из Англии они, из Англии! Очень важные люди, такое намечается! Если все пройдет хорошо – получим крупную сумму за наши семена – всю оставшуюся жизнь работать не придется. Все должно быть идеально, поняла меня?

– Поняла-поняла, не злись, вот такая я у тебя, совсем без головы останусь на старость лет! А ночевать-то им зачем у нас? Чужие мужчины в доме – нехорошо, что подумают соседи? А Мохабей? Вдруг узнает и передумает? Куда мы денем Хасе потом, толки пойдут еще, – еле слышно пробормотала мать.

– Кто тебе сказал, что они останутся у нас ночевать, глупая ты женщина, а? На солнце перегрелась? Еще чего захотела! Мужчин в нашем доме еще не хватало! Не наглеешь ли ты, али тебя тоже выпороть придется, как Хасе? – Мухаммед очень разозлился и уже отвечал сухо и раздраженно матери. Она в свою очередь очень напугалась и начала щебетать:

– Что ты такое говоришь! Ты же и сказал, что они останутся и приказал устроить им ночлег, я в жизни о таком не думала, Мухаммед! Клянусь, ты сказал сам.

– Не говорил я тебе, приснилось тебе. Они зайдут на ужин, мы переговорим, и они возвратятся на судно. Куда-то они спешат, видите ли, англичане! Или капитан их спешит… Да кто их знает! Что мне Мурад сказал, то и знаю. Да что я с тобой еще разговариваю? Заболтать меня решила? Иди, дом готовь к приезду важных гостей, предупреди детей, чтобы лишнего не говорили, пусть Хасе вообще не появляется и не попадается на глаза, поняла? – уже спокойнее ответил отец.

– Поняла-поняла, чтобы не появлялась, – быстро пробормотала мать и ушла во двор.

Куда-куда, в Англию! Конечно, в Англию ехать надо, да такой шанс предоставляется, может селекционеры меня подберут? Надо как-то пробраться на судно, вроде Мезея рассказывала матери, что ее сын с купцами поехал на заработки, им помощь на борту нужна была. Может и меня возьмут? Ой, какие сказки, Хасе! Кто тебя подберет, зачем самое главное. Да там же мужчины одни. А если и возьмут тебя, то будешь также прислуживать или чего похуже. Ты когда-нибудь видела англичан вживую? Хотя бы мельком? Нет. Когда-нибудь была вне деревни? Опять нет. Где-нибудь была без покровительства, хоть такого покровительства отца? И опять нет. Так с чего ты взяла, что там где-то лучше? Что тебя где-то ждут? Все это так прозрачно, Хасе. Теперь ты бежишь не от мыслей своих, а от реальности! Глупая девчонка. Что я опять напридумывала? Вот что? Англию! Да там также как здесь. И люди там такие же. И отношение людей к тебе будет такое же. Какие-то иллюзии, какая-то шалость… Тебе снова 10? Ты снова хочешь на пашне работать на жаре? Как в детстве за совершенную провинность? Нет. Я так не хочу. Достаточно было в детстве, да и сейчас хватает. Хватит Хасе.

Иногда поток мыслей уносит тебя куда-то далеко. Я всегда много думала… То ли от того, что даже поговорить не с кем, то ли от того, что у меня всегда было много эмоций, с которыми в принципе делиться было неуместно. Иногда так хочется поговорить. Просто, чтоб выслушали, чтобы поняли. Просто вот так вот. Тяжело держать все в себе, особенно когда ты даже не можешь сказать что-то стоящее в ответ.

Послышались громкие крики отца на мать. Опять. Как бы далеко я не забиралась, не уходила, я всегда слышу эти нескончаемые крики. Хоть здесь в комнате, хоть в подвале, хоть на пашне. Мне всегда хочется закрыть уши от этих бесполезных возгласов. Вот зачем кричать? Зачем еще раз доказывать, что ты главный? Зачем все эти самоутверждения? Да, хотелось бы мне заглянуть в голову отца. Что там такое творится… Почему все именно так, как происходит. Конечно, я никогда не смогу узнать. И это еще больше подогревает мой интерес. Это как запретный фрукт или что там обычно запрещают в сказках? Опять эти бессмысленные, потоковые мысли, Хасе.

Эти крики…

Всю жизнь…

До конца жизни…

Мне придется слышать. Еще раз убегать, прятаться и укрываться от них. Но так это все бесполезно. Бесполезная жизнь. Одно существование и никакой ценности.

Ну нет! Раз задумала что-то сделать впервые – делай! Решено! Побег от криков! И неважно, что меня ожидает! Если что-то и ожидает, то это предначертано судьбой. Может быть и эта шалость тоже дана судьбой? Пусть будет так. Судьба под названием далекое плавание в Англию! Англия… Сбежать, укрыться и забыться… Звучит великолепно, Хасе. Ты сможешь. Самое главное подготовиться.

Надо узнать время отбытия судна, надо туда прийти прежде чем селекционеры туда отправятся. Отличный план! А если не возьмут? Не захотят брать женщину на борт? Конечно не захотят! Им наверно лишний рот не нужен. Так Хасе, это же английское судно – не наше, они женщин больше уважают нежели здесь! Вот я сяду на судно, вот приеду в Англию, а что дальше? Хорошо хоть, что язык знаю, спасибо Абдулле. Абдулла – наш бывший наемный для обработки почв, бежал из Англии зачем-то, как он рассказывал: крупно проигрался. А во что можно крупно проиграться? В нарды, если только, но и то… Отец, конечно, проигрывал суммы денег, но не так много, в нарды нельзя проиграть много. Кто знает эту английскую жизнь, может у них свои причуды? Да и имя у него было не английское, наврал наверно мне, а я и уши развесила, хотя бы про язык не наврал, на том и огромное спасибо. Все пригодилось тебе Хасе, может именно поэтому все эти люди были посланы мне? Для чего-то? Для Англии? Может не зря я страдала, пока страдала – училась, многому научилась, даже науки познала некоторые. Нет, все-таки не зря все это происходило со мной, не зря. Вот опять отвлеклась на посторонние мысли, надо думать о дальнейших действиях, а не о жизни прошлой, еще философствовать не хватало! Так, я приеду в Англию и дальше? Надо будет найти работу, я-то найду, мне любую можно. А жить где вздумала? На улице? Вот это проблема, но главное сейчас – убежать отсюда подальше. Я же не одна буду на судне, со мной буду селекционеры, они и расскажут наверняка, это же не трудно? Хасе, откуда ты знаешь трудно это или нет? За пределами этого края все по-другому, может им сложно говорить, потому что они очень развиты? Самой не смешно? Опять глупости лезут в голову. Все, решено: побег после захода солнца, цель – Англия, помощь – селекционеры. Да прибудет со мной удача! Ну или просто сопутствие.

Я быстро переоделась, собрала волосы и тут же вошла мать:

– Уснула что ли? Почему так долго? Утром запропастилась куда-то, сейчас не пойми чем занимаешься, ленивая девчонка! Сейчас пойдешь к Мезее за гранатовым вареньем, принесешь сюда и обратно к ней вернешься, отец сказал, чтобы тебя не было ни слышно, ни видно до отъезда этой делегации. Поэтому отправляю тебя в другой дом, еще не хватало, чтобы я за тебя получила! Поняла? – резким голосом спросила мать. Видимо грозные крики отца действительно напугали ее раз так переживает.

– Поняла я, – кратко ответила я и тут же вспомнила, что на борт хоть какую-то одежду надо взять. Сразу за коротким ответом я прощебетала, – а могу ли я остаться ночевать у Мезеи? Вдруг селекционеры передумают и захотят остаться? Может отец захочет больше рассказать о семенах, посевах, и они заключат еще одну сделку? А я этого не буду знать и приду домой, и им покажется, что это было неуважение с вашей стороны? Может лучше перестраховаться, ведь лишняя копейка будет очень кстати? – с невероятным волнением пролепетала я, но мать видимо не заметила этого, хотя… Трудно судить, когда твое волнение превосходит твой разум. Мать отвктила :

– Хм… Возможно и про копейку верно сказано, наконец-то начала думать! Ладно, возьми некоторые вещи и предупреди Мезею, все равно ей одной дома скучно, хоть какая-то польза будет от тебя. Собирайся и иди, чтобы отец тебя не видел! Увидит – заступаться сама за себя будешь, чего ты стоишь, собирайся! – быстро проговорила мать и вышла из комнаты. Как будто она когда-то заступалась за меня.

Да-да-да, у меня получилось! Сегодня ты молодец, Хасе! До приезда селекционеров остались считанные часы, еще столько всего нужно придумать и подготовить! Еще бы узнать, когда они отбывают…

Я буквально вылетаю из дома, оглядываюсь посторонам, чтобы не столкнуться с братьями и отцом. Дом Мезеи находится недалеко от пристани, в десяти минутах ходьбы, что меня не могло не радовать, ведь все карты сходятся, все идет гладко! Виды по пути открываются просто невероятные! Солнце так и подмигивает мне, а ветерок слегка подгоняет мою худенькую фигурку. Через некоторое время я начинаю подходить к дому, он у нее небольшой, кривоват и очень старый. С тех пор, как умер ее муж, она одна. Да и сын ее покинул, видать мать ему надоела, раз сбежал в море. От таких только и бежать в море. Вот видишь, Хасе, ты не первая здесь совершаешь побег. Даже мужчины бегут! Ну ничего, раз у них получилось – значит и у меня получится. Всей душой верю в этом, иначе… Я даже не хочу думать об этом.

Мезея относилась к особому типу женщин: она была властной, но очень приятной, всегда умела поддержать разговор, улыбнуться в нужный момент, и, наоборот, промолчать, когда это требовалось, в особенности в разговорах с мужчинами. К ней прислушивались все женщины в деревни, а мужчины уважали. Человек не может быть идеален, так и Мезея таковой не являлась. Хотя она и была добра, приятна и воспитана, существовало «но», единственное «но»: если ты будешь переговариваться, спорить, наглым образом вести себя с ней, делать не так, как она этого хочет или просит – ты потеряешь уважение не только самой Мезеи, но и всего края. Она распустит самые страшные слухи про тебя, опорочит не только твое имя, но и имя твоей семьи, родственников. Она сделает так, что от тебя отвернутся даже близкие друзья. Да, простая, но очень влиятельная женщина может испортить тебе всю жизнь, причем это касалось даже мужчин. Наверно она была единственной авторитетной женщиной во всей деревни. Я тоже ее уважала, хотя страх наводила она серьезный. Все это прекрасно знали, знали, что она может уничтожить все, что ты так долго строил и растил, но тем не менее от нее никто не отвернулся, все продолжают с ней общаться, сплетничать и уважать. Люди просто боятся давления, боятся последствий. Я была не исключением. Могу сказать, что у меня были с ней очень хорошие отношения, потому что меня так воспитали: помалкивать, слушать и уважать. Скорее всего это ей во мне и нравилось: кроткость и застенчивость. Поэтому я со спокойной душой шла к ее дому – знала, что она меня примет, но инстинкт самосохранения всегда был начеку. Пока я размышляла о Мезеи, я уже вошла в ее дворик и подходила к порогу. Стук в дверь – нет ответа. Попробую еще раз – тишина. Входить в чужой дом без разрешения – крайнее неуважение, но если что-то случилось? Что-то серьезное? Потом меня обвинят, хотя я и буду далеко, но не хочу, чтобы из-за меня пострадали, поэтому я решилась. Да, конечно, как будто кто-то от тебя может пострадать. Глупости твои, Хасе. Я вошла в дом – знакомые стены – прошла на маленькую кухню: увидела разбросанные цветы на столе…

– Что ты здесь делаешь? – я услышала резкий и недовольный голос Мезеи. Мое сердце ушло в пятки, по крайней мере ничего не случилось, это ралует.

– Мезея! – решила поиграть в актрису, хотя до этого не делала так, все бывает в первый раз, не так ли? – Вы живы! Живы! Зачем вы так пугаете меня? Мое сердце, – демонстративно облокотилась на стол и продолжила – я стучу – нет ответа, стучу повторно – тишина, сразу в голову полезли плохие мысли, вдруг что-то с вами случилось? Я думала заходить или нет, но поняла, что если не войду и вам плохо – мать меня никогда не простит за это! И я решилась… Извините, извините дуру меня такую!

– Успокойся дитя, успокойся. Все хорошо, я жива, была в подвале и ничего не слышала, не ждала гостей. Что-то случилось? Рановато ты пришла, однако, – спокойно и даже как-то сладко проговорила Мезея. Ей было приятно осознавать, что о ней заботились. Конечно, сын-то давно уплыл. Или сбежал?

– Нет-нет, ничего не случилось. Меня послала мать за гранатовым вареньем, к нам же приезжают селекционеры, наверное, их надо чем-то удивить, а все знают, что вы делаете самые вкусные заготовки! Можете дать одну баночку пожалуйста? – совсем, как мне показалось, я прощебетала по-детски. А что делать? Нужно задобрить сейчас, чем мучиться потом. Длинная ночь ожидает меня.

– Конечно можно! Я как раз вытащила пару баночек, бери, матери привет передавай! Пускай заходит ко мне после отъезда селекционеров.

– Пока не забыла моя голова, она поручила мне остаться у вас, чтобы не попадаться на глаза отцу и делегации, можно? Всего на одну ночь, – если не останусь, ничего не получится, поэтому упрашиваю как могу, – вы же знаете отца, если эта сделка провалится, то он будет очень зол на меня! – жалобно промолвила я.

– Оставайся, дитя мое! Я только рада буду твоей компании, тем более сможешь мне помочь, будем вместе разбирать чердак, столько всего там накопилось, что мыши скоро заведутся. Я бы и раньше это сделала, но без помощи я бы не смогла, ты же рада будешь мне помочь? – со сладкой улыбкой она спросила у меня. Конечно, везде ищет выгоду эта женщина, даже в этом доме меня используют.

– Конечно! Я буду только рада, – как ни в чем не бывало ответила я. Кажется, правильно сын сделал, что уплыл.

Взяла банку варенья и вышла из дома. Что же получается, Хасе? Ты не сможешь сбежать? Злосчастный чердак и меркантильная женщина! Если будем убирать этот чердак (вернее я буду убирать), а зная эту женщину, эта уборка будет длится до утра, то не смогу сбежать. Думай Хасе, думай. Такой шанс потерять нельзя! Надо как-то отвлечь ее, но ведь она такая женщина, как скажет, так и будет, хоть в воду бросайся, да и отвлекать это не мое, по крайней мере нечем. Чем можно отвлечь старуху? Да если только сплетнями и то бесполезно. Должен быть выход. Все складывалось так хорошо, так хорошо! Не зря же я все пережила! Чтобы из-за соседки не почувствовать свободу. Надо смотреть с другой стороны Надо думать. Вот где все эти гениальные мысли, когда такое происходит? Хорошо, начнем с того, что уже есть. Эта женщина старая, если старая – быстро устает, но я-то нет, даже если и устанет, то принесет стул и будет контролировать уборку сидя. Контроля ей не занимать. Она старая… Если старая, то очень невнимательная…А что, если? Так мать делает иногда после игр отца. Да-да, Хасе, должно получится! Это идея, надо только найти это. У матери должно остаться, отца недавно напаила, хитрая женщина, видимо все-таки я в нее такая. Что за глупость! Хитрая она! В мать! Ох, когда я перестану нести всю эту нескончаемую брешь. В первый раз в жизни составила два плюс два и уже гений деревни.

После очередного самопорицания мои мысли вернулись в нужное русло, к тому способу. Всю дорогу домой я упорно размышляла над ним.

Вхожу во двор и вижу мать около подвала, неужели до сих пор таскает вино?

– Я принесла, отнести на кухню?

– А куда еще, в спальню? Конечно на кухню! Да давай быстрее, будем обратно перетаскивать вино вместе, к Мезеи потом вернешься, – раздражительно проговорила мать.

– Да, конечно, – кратко ответила я и быстро отнесла варенье.

Вернувшись, я начала таскать вино. Хотя я и была занята физически, но мысли были заняты другим. Как бы приступить к разговору? Не заподозрит ли она ничего странного? А что странного? У всех свои проблемы бывают. Может так и сказать: попросила Мезея. Все равно меня не будет тут, и я ничего не получу. А если не получится, и я останусь? Будет невообразимое наказание, а хотя там уже наверно и свадьба будет. Так что, хоть какой-то плюс от нее или мне это просто кажется. Давай, Хасе, меньше мыслей – больше дела. Вечер все близится, а ты так ничего и не сделала. Если побоюсь сейчас – ничего не получу, надо действовать. И я решилась:

– А знаешь, что меня попросила сделать Мезея? – выпалила я.

– Откуда мне знать? – ее глаза загорелись огоньком, – говори уже!

– Она просила не говорить никому, не знаю почему, но я не смогу найти это, и мне нужна будет твоя помощь, потому что ты знаешь и не скажешь ей, не скажешь же ей? – тянула я. Да, столько лет живем бок о бок, что так легко знать слабые места человека. И при случае пользоваться ими. Правда, случаев таких было по пальцам пересчитать.

– Не скажу, что ты тянешь, что надо? – уже с ярым любопытством пытала меня.

– Мезеи нужно крепкое снотворное, чтобы подействовало быстро и эффект был сильным. Не могу подумать для чего ей это, но говорила она с такой секретностью, что никто не должен знать, даже ты! – что я только что сказала? Ну это так глупо! Откуда Мезет знать, что у нас действительно есть снотворное? Вот откуда? И почему какая-то девчонка может владеть таким секретом? И почему секрет? Пропади пропадом! Гениальность актрисы сломалась. Почему всегда так, Хасе?

– Это очень не похоже на нее… Может что-то случилось? Очень странно… Раз попросила – значит необходимо. Есть у меня такое средство, дам тебе пузырек, скажи, чтобы разбавила с водой. Смотри, дам тебе при условии, что выудишь у нее все. Не выудишь – скажу, что ты мне все рассказала, – с некой веселостью проговорила она и пошла за пузырьком. Без вопросов о том откуда она знает про это снотворное, почему я, а не близкая подруга. Неужели я и вправду сказала с такой беззаботностью, что она легко поверила? А возможно они уже говорили про снотворное ранее. Да что ты вообще интересуешься? Получила что надо и беги дальше. Вечно я интересуюсь.

Тем временем дело шло к закату, через час или два солнце уже начнет заходить и настанет время для выполнения моего плана. Еще немного и узнаю, что ждет меня в будущем: перемены или пожизненное заключение здесь. Страшно ли мне? Безусловно. Сегодня я сделала столько непривычных мне вещей, что я не могу поверить. Неужели это та Хасе, которая все время молчала и подчинялась? Нет, эта Хасе умерла. Пришло время для настоящей меня.

Пока мать искала свой волшебный пузырек, я собирала вещи. Наверняка, в Англии очень холодно, надо взять шерстяную шаль, пару накидок и обувь. Да, набралось много вещей… Сейчас еще мать спросит и тогда уже все. Ну конечно, так и произошло:

– Куда ты столько набираешь? Переезжать собралась? – после этих слов мое сердце екнуло, но я не подала и виду, – скоро к мужу так будешь собираться.

– Мезея сказала, чтобы я взяла теплые вещи, мы будем делать какую-то работу ночью у нее дома или в подвале, не помню.

– Ну и странная она, проследи за ней, как бы помешательство не началось, что-то беспокоюсь я о ней, нашла! – она передала мне снотворное.

– Сколько оно действует, Мезея сказала, чтобы сильное было…

– На часа 4 может уложить спать пара капель, я же даю тебе пузырек, если выльет больше – можно проспать и весь день. Еще раз повторяю, проследи за ней! Еще смертей нам не хватало, точно помешательство у нее, – проговорила она последние предложения как будто для себя, – все, иди давай, селекционеры будут скоро, к дому даже не приближайся, увижу – выпорю! Свое любопытство прояви у Мезеи, – предупредила меня. Я с легкой душой помчалась к ново жизни. Или мне опять так кажется?

– Я все поняла, не приближусь, – вслед проговорила я и убежала в дом Мезеи.

Когда шла по дороге, солнце начало медленно спускаться, времени оставалось все меньше, надо скорее дать это снотворное. Так, еще раз пробегусь по плану: дать снотворное, после захода солнца, может быть раньше, бежать прямиком к судну и пока все. Получится или нет? Я верю в себя, пока есть вера – я живу.

Мезея выделила мне небольшую комнату на первом этаже, я раскладывала вещи. Как же мне дать ей это снотворное? Надо придумать что-то такое, для чего понадобятся силы, вот тогда она устанет и захочет выпить стакан воды. Но она не захочет уставать, ведь есть же я, да и на чердак полезу только я, там такая лестница! Случай подвернется, просто надо начать действовать. Я вышла из комнаты, и мы прямиком направились на чердак. Как я и ожидала: Мезея захватила стул – она и не собиралась лезть наверх и убираться. Я начала подниматься по лестнице, два раза чуть ну упала, какой наклон у этой лестницы? Когда я взобралась окончательно, то поняла: тут не убирались десятилетиями! Столько пыли, каких-то тряпок, даже древесные сучья! А время все тикало, солнце заходило все ниже и ниже, а я начинала волноваться все больше и больше. Я понимала, что отсюда не выйду никогда, а если сбегу, то спохватятся и судно не успеет отплыть. Надо думать. Волнение перекрывало все мои мысли. Некий мандраж я чувствовала в своих руках, но продолжала убираться. И ко мне пришла мысль в тот самый болезненный момент, когда я выгребала сучья. Ветка сильно порезала мне ногу, кровь выступила на кожу и было неприятное чувство жжения в ноге. Вот тут-то моя голова и заработала: а если сказать, что сильно порезалась и срочно нужен какой-то обеззараживающий раствор? Тогда Мезея точно принесет мне что-нибудь и даже залезет сюда, ведь у меня дикая боль. Позже поможет спуститься мне, и моя боль резко утихнет, но у меня пересохнет в горле и я дико захочу воды, что доползу до кухни, пока она будет спускаться кряхтя и проклиная все на свете. Она устанет, ей тоже захочется пить и тогда – в знак своей вины и благодарности – я принесу ей стакан, наполненный холодной водой с волшебными каплями. Она не успеет ничего понять, как я буду далеко-далеко отсюда и буду махать рукой страданиям. Прекрасно, Хасе, очень хорошо! Лишь бы все получилось.

Я начала действовать, и получилось все в точности, как я описала ранее. Вот только ругани Мезеи было намного больше, а проклятий в мой адрес и того больше. Да и ее спуск занял в разы больше запланированного мною времени, что мне казалось прошлая целая вечность и солнце почти село. Она выпила стакан воды и потребовала еще несмотря на то, что я «сильно порезалась и была адская боль». Для достоверности я капнула еще пару каплей:

– Мезея, мне так неудобно перед вами! Давайте я приду к вам завтра и все уберу? У меня так сильно болит нога… Я вам обещаю, все уберу и пылинки не останется! – наврала я ей. Когда в последний раз я так откровенно врала кому-либо?

– Конечно уберешь! Неуклюжая ты девчонка! Заставила меня лезть туда, куда я не залезала годами! – прокричала она с недовольным лицом, – что-то мне совсем поплохело… Ну-ка, проведи-ка меня до комнаты, смотри, не убей! – прошептала она слабым голосом. Действуют.

Кажется, у меня получилось! Снотворное работает! Я проводила ее в комнату и уложила. Как только она легла на кровать, то сразу же захрапела. Я решила закрыть у нее все занавески и спрятать всю обувь на чердак. А вдруг она проснется и пойдет меня искать, а меня не будет? Все поймет и побежит к родителям, а тут ни одной пары обуви. Босиком не побежит – не захочет опозориться, обыщет весь дом и в крайнем случае соорудит себе что-то наподобие обуви, но будет поздно. Такая продуманность, Хасе! Сегодня ты просто великолепна.

Пора выдвигаться… Не забыть вещи и обувь. У меня еще остался пузырек со снотворным, стоит его взять? Возьму, никто не знает, что меня ждет в будущем – надо быть готовым ко всему. Солнце уже село, звезды еще не появились. Селекционеры должны были прибыть час назад по моим соображениям и тем отрывкам разговоров, которые я ухватывала. Пора Хасе, пора на встречу новой жизни, перспективам и возможностям. Пора в цивилизацию. Или нет? Мне страшно… Мне страшно от незнания, что меня ждет. А вдруг этот мир не такой, какой я себе представляла? Вдруг на той стороне света все также: неуважение, унижение, рабство собственных родных? Никто тебе не может сказать, Хасе. Пока сама не попробуешь – не узнаешь, иногда надо рисковать, чтобы что-то получить в этой жизни. Сейчас ты рискуешь всем – значит для чего-то действительно важного. Прекращай думать и действуй уже!

Собралась с духом и вышла из дома на тропу чего-то нового, неосязаемого. Ночь… Сегодня по-настоящему тихая ночь. Может намечается буря? Свежий воздух бьет в нос, приближаясь все ближе к пристани, чувствуешь бриз моря, бриз свободы, чего-то нового и неизвестного. Я дышу полной грудью, ни о чем не думая. Мысли здесь и сейчас излишни, ты сделала выбор, зачем сейчас о чем-то думать? Странно, что мое тело было спокойно. Оно не дрожало, ноги не казались ватой, я шла легкой походкой, руки не тяжелели, они были перьями в ночи, которые летят куда-то далеко-далеко.

И вот, я у цели. Судно все еще стоит, значит не уплыли. На палубе никого не видать, только лежат огромные мешки, это, наверное, специи и приправы, подготовленные на отправку в Англию. Тишина. Может они сегодня и не собираются уезжать, тогда это будет провалом, таким провалом. Оглядываясь вокруг, ищу какого-то из людей: никого. Пробую крикнуть – тишина. Что делать? Я начинаю нервничать, мысли путаются, комок подходит к горлу. Голова тяжелеет, тело каменеет. Соберись, Хасе, быстро соберись. Распустила слезы, это ничего не значит. Другого выхода нет: залезаю на палубу и в этот самый момент слышу:

– Эй! Куда полезла? Воровать вздумала? Я тебе сейчас покажу! – на палубу выбегает взрослый мужчина. Я слышу небольшой акцент. Он точно не англичанин, по крайней мере не истинный.

На вид ему не больше шестидесяти. Скорее всего матрос, точно не купец: лицо загорелое, видно работал под палящим солнце, очень жирное, даже грязное – неприятное, длинная и густая борода уже поседевшая, большой нос картошкой и узкие, маленькие глаза. Сам небольшого роста, даже ниже меня на пару сантиметров, толстый, видно, как у него из-под майки выпирает живот. Одежда на нем грязная, отвратительно грязная, в некоторых местах порвана майка и виднеются ссадины – бунтарь на судне, сразу видно. Не капитан точно. Один его вид вызывает неприязнь и отвращение. Это только начало знакомства с настоящим миром, дорогая, дальше – хуже или лучше – узнаем:

– Нет-нет, я не воровка! Я звала, кричала, но не услышала ответа и решила забраться на палубу и хоть кого-нибудь найти, извините, я… – мое оправдание было прервано.

– Мне все равно, что ты хотела здесь делать – проваливай давай! Нам скоро отплывать! Давай же, слезай или тебе помочь? – с агрессией проговорил, нет, проорал матрос. У него был звучный и тяжелый голос. В его лице была видна ненависть, злость. Неужели он тоже прислуживает как я? Отчего он недоволен, злобный такой? Вот тебе и реальный мир. Да, тебе определенно придется иметь и с такими людьми дело. Твой час, Хасе, выкручивайся:

– Но, стойте же, – я уже забралась – хотела у вас спросить, куда вы путь держите? Чье судно? Ваше? – пытаясь придать голосу уверенности, я спросила у этого человека. Внутренне все мое тело дрожало. Лицо буквально горела от какого-то детского стыда, а желание покинуть эту палубу только возрастало. Мне так хотелось повернуть назад, убежать от этого грозного человека, но я не позволила себе. Если уж пришла, то доводи до конца.

– Ты что, по-английски не понимаешь? Про-ва-ли-вай! Какая разница чье судно! Оно не мое, приставучая девчонка. Путь в Англию держим, куда еще-то? Все? Довольна? Я тебя сейчас выпровожу за шкирку или утоплю, слезай я сказал! – еще громче он крикнул мне и начал двигаться в мою сторону.

– Подождите, вы ведь не знаете, чего я хочу и, что могу предложить вам и вашей команде! – из последних сил крикнула я чуть не плача.

Не такой мир я ожидала увидеть пред собой. Меня обдало ледяным пламенем как будто… Все ожидания рухнули в секунду. Только не плакать, только не слезы, тогда он точно поймет, что главный. Не смей плакать, Хасе, не смей я сказала! Глупая девчонка я, во что ввязалась? Я молча боролась со слезами и своими мыслями, которые превратились в один круговорот.

Он остановился и посмотрел мне в глаза:

– И что ты хочешь? Что предлагаешь, хм? – заинтересованно и более спокойно спросил он. Старый дурак, так и хотелось швырнуть камнем в него.

– Послушайте пожалуйста, мне очень надо в Англию, и вы туда держите путь. Я умею делать все: готовить, стирать, убирать, драить, даже чинить умею, и я уверена, что могу быть вам полезна! Возьмите меня с собой, я вас умоляю! – лучшего ответа я и не ожидала от себя. Полное унижение, Хасе, полное. Эта фраза все еще отзывалась в моей голове пару секунд после моего ответа. Как безнадежно все это прозвучало.

– Еще чего захотела! Я и сам все это могу делать, ты думаешь, что мы без тебя такой прекрасной не справляемся! Насмешила, – смеясь очень громко ответил мне на мои мольбы он. Какой противный смех был у него однако, – захотела бесплатно проехаться до Англии! У нас питание рассчитаны на всю команду и этих путешественников, и никто бесплатно тебя не возьмет. Есть деньги – плати сейчас, нет денег – проваливай! – грубо еще раз повторил он мне, – либо у тебя есть предложение получше? А?

Последняя попытка позора была буквально выдавлена из меня, а комок все подступал к горлу:

– Мне нечего больше предложить вам. Но-о-о, позвольте поговорить с капитаном!

– С капитаном! А ты кто вообще, чтобы с ним говорить? Дочь, жена, сестра? Я тебя предупреждаю последний раз – если ты сейчас не уйдешь с этого судна – вытащу сам и не посмотрю, что ты жалкая женщина, – вот теперь он надвигался на меня. Это был конец твоей шалости.

Я стала, как вкопанная. Пусть выгоняет, но я не сдвинусь с места. Не для этого я все поставила на кон. Пока он двигался на меня шаткой походкой – видимо был после похмелья – я скоординировалась на палубе и увидела какую-то железяку, валяющуюся на полу. Я быстро ее схватила и сама пошла на мужчину. В его глазах я увидела страх, он – хищника. Понятно почему: я была выше него, у меня были видны только горящие глаза и огромная штука в руках, внушающая страх. Я бы тоже испугалась и подумала, что передо мной стоит сумасшедшая или убийца:

– Ах ты ж тварь такая! Положи железяку, – проорал со страхом он, – решила напугать меня? И не таких я видал! Последний раз тебе повторяю: убирайся! – его уверенность исчезала на глазах. Теперь мы не такие храбрые? Возможно он мог иметь при себе нож и тогда я бы несдобровала, но, видимо, после веселой и бурной ночи его волновала только тошнота и головная боль. Ну и никак он не ожидал увидеть агрессивную девчонку в нашей патриархальной деревни. Вот урок: всегда перестраховывайся и недооценивай,

– Я сказала, что мне нужен капитан, где он? Скажешь – оставлю палку, а если позовешь, то жив будешь до конца своих дней, – с вызовом крикнула я. Неужели у меня прорвался наконец-таки голос? Я на секунду засомневалась, что это сказала сама я, а не моя мать. Но увидев блеск в глазах этого мужчины, я отбросила все свои сомнения.

– Да нет капитана, ненормальная, на суше он, сейчас вернется. Стой же ты, сейчас уже придет, – проговорил он с волнением, – вон, идет же, – последние слова я ели поняла. Как-то странно тихо он промолвил их. Какой-то холодок пробежал по спине.

И тут он начал кричать, что есть мочи:

– Капитан Блэк! Капитан! Тут какая-то ненормальная ворвалась к нам на судно, вас требует. Схватила железяку и угрожает мне, она не в себе, не приближайтесь близко, – обеспокоенным голосом прокричал он чуть не заикаясь. Куда делась вся его уверенность? Не уж-то капитана испугался?

И вправду, я обернулась и увидела капитана Блэка. Он прямой и уверенной походкой направлялся к судну. Издалека мне не было видно его черт – было слишком темно, но его походка говорила уже многое об этом человеке. Эта походка совершенно отличалась от походки моего отца. Обычно он ходил вразвалку, как ходит лев по своей территории, а вот капитан… Это что-то другое, незнакомое мне. Позже я пойму, что этот за человек. Когда прокричал матрос о моей безумности, он даже не остановился, а продолжил идти, даже темп не сбавил. Слишком самоуверен. И вот он приблизился к пристани и строго посмотрел на меня:

– Опустите то, что вы держите в руках. Вы же не хотите, чтобы вся деревня сбежалась сюда? – серьезно проговорил он. Откуда он знал, что мне не нужен лишний шум? Я запаниковала. Причем сильно.

В его голосе было что-то властное. Это был не только капитан, нет, это был совсем не простой человек. Таких ты замечаешь сразу. Его энергетика, пускай находящаяся даже не возле меня, сразу ощущалась. Он не был похож на властную и лицемерную Мезею, на самовлюбленного отца. В нем чувствовалась сила. Та сила, которую люди уважают, за которой следуют. Хотя, что я думаю, наверняка это и называется цивилизацией и обществом, но почему матрос не такой? Он же тоже наверняка из Англии, по крайней мере был там. Немного углубившись в себя, и, поразмыслив пару секунд об этом человеке, я опустила руку с этой палкой:

– Что вы хотите? Зачем вы так яро требуете меня и пугаете моего моряка? – учтиво спросил он, переводя глаза со своего подчиненного на меня. Его голос… Приятный и глубокий. Он совсем не был раздражен, хотя казалось бы незнакомка на его судне. Я уже была под большим впечатлением от этого человека.

– Прошу выслушать меня, – я проигнорировала его вопрос, как настоящий бунтарь на судне, – Я хочу и прошу взять вас меня на ваше судно, как я узнала от этого человека, очень невоспитанного и грубого человека, вы держите путь в Англию. Для меня является необходимостью поездка в эту страну, – спокойно, но в то же время агрессивно высказалась я. Что я опять несу?

– У нее нет денег на эту поездку, капитан! Она умышленно вскочила на борт, и я уверен, пыталась что-то украсть, пока я не вышел и не прикрикнул на нее, – с напором ответил матрос на мое оскорбление в свой адрес.

Я не хотела ни перед кем оправдываться, я это делала сотни раз, но никакого результата это не приносило, поэтому я просто проигнорировала его высказывание в мой адрес. Я поняла: главный тут только капитан, он не будет брать в счет мнение его подчиненного, значит будет правильным заслужить именно его уважение. А я очень хотела заслужить уважение. Хотя бы раз узнать, что это такое. А уважение от такого внушающего человека – несказанный подарок. Почему я так хотела именно его уважение? Внутренний голос или как это обычно называется давал мне знать об этом. Да, Хасе, когда ты стала такой? Может и раньше я была такой, просто все держала в себе? Во мне уже был этот огонек, когда я родилась. Его надо было просто раскрыть, дать свободу. Я продолжила:

– Я уверена, что вам нужна помощь на корабле, и я могу ее предоставить. Я умею делать абсолютно все, могу быть полезной во всем. Я знаю, что с вами едет делегация селекционеров, и поэтому я могу быть полезной также для них: они приехали осматривать новые зерна и культуры для ввоза их в Англию (мои навыки подсушивать и уметь слышать пригодились мне в полной мере), с целью, как я понимаю, поднять экономику страны и увеличить количество урожая, – уверенно произнесла я.

Они, видно, не ожидали такое услышать от женщины, да и тем более в такой местности. Образование какое-никакое, но я получала, потому что безграмотную жену никто не захочет брать замуж. Вот это я до сих пор помню, поэтому-то и обучали меня и книги читать давали.

Пока я говорила свою длинную тираду, капитан стоял около судна, облокотившись на небольшой столб, и с внимательным видом слушал меня:

– Мисс, нам не нужны помощники на борту, мы сами готовим себе еду, сами чиним и убираемся. Для нас вы не несете никакую пользу, увы. Если мой матрос прав, и у вас в действительности нет денег, то это в ключе осложняет ситуацию, так как пища находится у нас в определенном количестве и рассчитана на каждого. Что касается селекционеров, то мне все равно на них. Они – мои пассажиры, заплатившие за эту поездку. Если вы считаете, что полезны для них – обращайтесь к ним, а не ко мне, – капитан холодно объяснил ситуацию. Приплыли, да, Хасе?

Это конец. Ничего не получилось. Все, что ты задумала оказалось прахом и ничем больше. Мои мечты рухнули в один момент, как и появились. Я держалась из последних сил, чтобы не расплакаться, как обиженная девчонка. Я и была этой девчонкой, которая вздумала сбежать от мира сего, а вот не получилось. Так бывает и даже часто, что все может обрушиться в один момент, и никто тебе не поможет – выкручивайся сама. Ты сама натворила все, что можно было натворить, так и спасай себя сама. Назад дороги не было, и я это понимала. Что я могу сделать? Сейчас в моих силах сделать ничего, я не решаю здесь, решает случай, судьба, в общем-то сама жизнь – точно не я. Попыталась рискнуть, поставила все на кон, но ничего не получила, кроме поражения. Игра окончена, собирай вещи и возвращайся обратно. Там твое место.

Но иногда, в самых редких случаях, жизнь дает тебе второй шанс. Если тебе сейчас плохо, и все идет по наклонной – не отчаивайся, наступит момент, не обещаю, конечно, когда произойдет то, чего ты не ожидал – чудо. В самый последний момент, самый мрачный момент в твоей жизни тебе дадут шанс бороться дальше, если ты этого заслуживаешь. Ты не будешь ждать этого момента, хотя я говорю об этом сейчас, но ты будешь настолько сломлен, тебе будет так плохо, что черная пелена мрака покроет твое сознание. И только тогда, когда ты осознаешь, что не все потеряно, что есть шанс бороться дальше – ты выиграешь, если тебе будет нужна эта победа.

В конце каждого туннеля есть свет, для кого-то – свет красный, а для кого-то – белый. И только пройдя этот туннель, ты все поймешь. Ты можешь потерять все, а можешь выиграть все. Выигрыш зависит от твоих ходов, одни приведут в темный туннель с красным светом в конце, а другие – с белым. Это лотерея, зависящая только от тебя. Чудо не приведет тебя ни в какой из туннелей, чудо – помощь со стороны, которая оценивает твои ходы. Если чуда нет – ты сделал слишком много неверных шагов для своего туннеля, если есть – поздравляю, ты на верном пути! Ко мне чудо пришло в искривленном виде, но все же это явилось чудом.

Глава 2

После слов я простояла минуту с железной штукой в руке, до конца не отпуская ее, думая о своем. Наверное, матрос и капитан об этом догадались, потому что, когда я очнулась от своих же мыслей, у меня не было ничего в руке. Я подняла взгляд и столкнулась с глазами капитана. Что он увидел в моих глазах? Очевидно боль, сильную боль от беспомощности. На моем лице не было ни одной слезинки, просто я устала плакать. А что я могу сказать про глаза капитана? Я не успела в них посмотреть глубоким взглядом, потому что сзади послышался нарастающий шум. Вблизи не было видно никого, к судну кто-то приближался, голоса были громкие. И тут, просто в момент, я услышала знакомые нотки голоса. Сначала подумала на Мансура, позже поняла – отец. Первая мысль, которая пришла после осознания – я не хочу оставаться здесь больше, надо сделать что-то большее для своей свободы:

– Вы слышите, – лихорадочно я начала – слышите? Это селекционеры и мой отец, вы это слышите? Они направляются к нам, и вы даже не знаете, что это означает для меня! Это означает верная смерть, кнут и боюсь представить, сколько дней без еды. Я вас прошу, прошу, как человека, дайте мне хотя бы спрятаться на судне, не взять, а спрятаться только. А потом придут селекционеры, и я донесу ценность, да даже если и не донесу, то умоляю, умоляю, только спрячьте меня, я вас умоляю! – я так быстро проговорила свои слова о помощи, что еле-еле поняла смысл сказанного. Я была готова упасть на колени ради своего спасения. Ради свободы, которую я почти схватила, но похоже эта нить обрывалась все сильнее и сильнее, а я хваталась все крепче и крепче.

Капитан было видно все тщательно взвешивал и метался из сторону в сторону. Да, он наверно никогда не видел настолько бедственное положение девушки. А может быть у него у самого была сестра или жена… Но он точно не хотел меня пускать, иначе бы сразу спрятал. Его глаза сверкнули будто молнией. Или это было всего лишь отражение? Я была уверена, что это была молния в нем, не вокруг нас, ведь была тихая и спокойная ночь. Когда я увидела блеск в его глазах, то поняла: конец, полное поражение. На этот раз слезы я не сдержала – они потекли по моему лицу, но я продолжала смотреть на него, как утопающий щенок на своего хозяина. Пока капитан решался, голоса становились все громче и громче, еще пара минут, и они окажутся тут. Что же он медлит? Почему не может решиться? Внутренняя борьба? Или что-то еще? И тут я замечаю, что на палубу уже кто-то взбирается, как я могла прослушать? А вдруг это отец? Среди громких разговоров и смешков его не было слышно. Тенью кто-то скользнул мимо спины капитана и оказался в паре метров от нас. Вот что было странно, так это то, что капитана не заметил либо не услышал проскользнувшую тень. Неужели он настолько задумался? Может не все потеряно?

– Капитан, мистер Альберхт ужасно пьян, невозможно пьян, – какой-то парень произносил слова с икотой, видать тоже напился, – вам сейчас придут и разгромят палубу, так что быстрее загружайтесь, а кто это тут? Парень, а ты чего, наш новый кок? Вы нашли повара? – со смешком спросил пьяный.

Повар? Так им не достает повара? В один миг все слезы высохли, и я настроилась на серьезную борьбу. Ну что ж, раз меня вы держите за полную глупую девушку, то придется ответить вам тем же, капитан! А я уж было поверила ему. Вот, значит, как дела обстоят в английском обществе! И как будто издалека послышался голосок: «А я-то говорила, Хасе! Я-то говорила!»

– Заткнись, иди собери команду в доме Шукрана и приведи сюда, да побыстрее, иначе знаешь, что с тобой будет, дурень, – буквально процедил капитан.

– Так точно! Уже бегу! А паренька-то странного взяли, немой что ли? Чего-то он так разоделся? На улице погода проооо-сто прекрасная! – он проговорил последние слова и залился смехом.

– Пьяный в стельку, – заметил мистер Блэк раздраженно.

– Оказывается вы нагло врете «немому парню», – с напором я сказала. Пора показать, что я не та дурочка. Хотя это все было впервые, и я даже не понимала, что несу то ли от страха, то ли от чего-то еще, – теперь вы обязаны меня спрятать! Где ваши английские манеры? – «вот ведь тебе, Хасе, никто ничего не обязан, а такими словами бросаешься», думала я. Даже появилось как будто чувство стыда. – Или вы не из Англии? – глядя в глаза, я проговорила и направилась вниз по направлению к каютам, не спрашивая разрешения.

Честно сказать я даже не знала куда иду. Обернувшись, увидела проход вниз и пошла туда уверенной походкой, но внутри меня дрожало все. Как я шла не трясясь, – это чудо, потому что в тот момент думала об этом: как бы не упасть и схватить покрепче веревку, связывающую меня и мою свободу. Может у меня получилось? Ведь даже тот мерзкий матрос был в полном недоумении. Как будто опьянел в миг от такой дерзости. Он бы точно захотел меня увидеть до этого всего… Жалкая и унизительная картина. И я тут же выкинула ее из головы.

В судне было много кают, сказать честно, я была первый раз на борту. Узкие проходы, какие-то бесконечные двери. Все для меня было в новинку. Я зашла в более привлекательную для меня дверь. Открыв ее, я увидела небольшие две кровати, разбросанные мужские вещи, много-много книг, да такие необычные: с красными обложками, некоторые с позолоченными страницами, а другие вообще сделанные будто из глины или какого-то твердого материала. Я помню у отца в библиотеке были обычные серые книжонки, похожие друг на друга, но они были очень интересные для меня несмотря на скучную обложку. Самым странным в каюте для меня были различные колбочки, мешки с землей, странные растения, даже валяющиеся корни и инструменты, которые были предназначены для чего-то непонятного мне. Ну да, селекционеры. Что-то с чем-то мешают, возятся, растят, читают и даже путешествуют! Это же так интересно… Что-то изучать, выискивать или открывать! Хоть бы раз попробовать также. Но, увы, необразованность и безграмотность будут преследовать меня всю жизнь. Ничего, Хасе, хоть английский смогла выучить, ведь это тоже большое достижение. Мое достижение, причем самое первое.

С верху послышались шаги – я напряглась, кто-то спускался вниз и направлялся в одну из кают. По шагам человек не останавливался, видимо он направлялся в эту дверь. Что делать? А вдруг меня прямо сейчас и выдворят к отцу? Вот это будет позор! Вот это посмеется тот матрос и тот лживый капитан! Ну не такого исхода я ждала, что же опять рвется веревка? В конце концов, не убьют же меня дома, просто выпорют и отдадут замуж. И забуду я про этот позор. Для перестраховки я решила зайти за дверь, она открывалась во внутрь каюты. Как я и предсказала: кто-то потянул ручку двери, шаткой походкой зашел во внутрь, значит пьян. Человек пытался прикрыть дверь, но я цепко схватила ее – бороться до конца:

– Ах ты ж! Либо ты совсем пьян, Джеймс, либо в стельку, ха-ха-ха, – посмеялся со своей же несмешной шутки парень, пытаясь закрыть дверь. Да, гостеприимно встретил их отец. Или сделка удалась? Скорее второе.

Однако я узнала его голос. Это был тот, кто подумал, что я парень. Ненавижу пьяных, и этот человек уже был противен мне, хотя я его толком и не знала. Не надо, конечно, делать выводы о людях с первого взгляда, тем более, если человек пьян, но первое впечатление, как говорится, самое важное и решающее. Хотя как будто я много встречала людей! О каком первом впечатлении ты говоришь? О том, которого никогда не было. Выбралась в первый раз в люди и уже судишь. Дура ты.

Он все еще мучился с этой дверью и сетовал на нее, но после неудачных попыток бросил это гиблое дело и упал на кровать. Я не выходила из своего укрытия, мало ли… А наверху голоса стали потихоньку стихать, надеюсь отец ушел. После послышались шаги, довольно громкие шаги и ругательства, по-моему, это был тот неприятный матрос. Пара людей начали спускаться вниз. Наверное, капитан дал приказ найти меня, может уже пора выходить? Пока я размышляла над этим, в каюту вошли:

– Эй, подъем, Джеймс подъем! – незнакомый мужчина крикнул на спящего, но тот не отреагировал – Ну ты пьянь, конечно, Джеймс, тебе сейчас так влетит!

Мужчина подошел к Джеймсу и дал сильную оплеуху. Мне стало даже жалко этого парня. Он же в момент проснулся, кажется, даже протрезвел после такого. Меня и пожестче били, я про себя усмехнулась:

– Ты что творишь? Я тебе сейчас как дам, – Джеймс уже было хотел ударить в ответ, но упал на пол.

– За что мне это все? Боже. Скажи за что? В чем я так провинился, что меня повесили на тебя? Капитан спрашивает, видел ли тут ты паренька, как ты сказал, но это оказалась девушка? Вот ты дурень! Девушку перепутать с парнем, ах-хах-ах. Сильно тебя дернуло! Так видел или нет? – строго спросил мужчина под конец.

– Если б-б-б здесь была девушка, то я бы-ы сразу заметил, а так никого. Ни-ко-го, ха-ха-ха. Оглянисььь вокруууг – пусто! А ты пехестань мэнья дурнем назвать! Ты сам дуренье, – еле проговорил Джеймс.

– Пьянь, протрезвеешь всю палубу будешь драить! – нервно высказался отчитывающий и ушел.

Сколько интересно он выпил, что не может понять, что здесь кто-то еще? Да, отец хорошо их напоил ради сделки. Удалась точно видимо, но ничего, я настроение им подпорчу, ох, как подпорчу! Так, Хасе, твой дальнейший план действий? Что же сказать селекционером-то? Да они все пьяные, точно не возьмут. Я немного расстроилась, но все же, я была на корабле и это уже победа! Осталось только здесь задержаться, но как? А может так и остаться за дверью? Этот еще спать будет день точно, да и если проснется – не до меня будет. Но тут стоит вторая кровать… Чья? У него есть сосед, может тот мужчина? Ох, он-то церемониться со мной не будет. Подожду, пока подожду. И не столько времени я проводила под открытом небом в полном одиночестве, жутко голодная. Ждать-то я умею. Как-никак научилась за все свои годы. Хоть какая-то польза.

Сколько я так простояла – не помню. Может час, а может два. Было очень тихо, а может судно вообще не двинулось, и мы до сих пор в деревне? Им же надо спешить в Англию, они не должны терять время! Чувство паники начало было продвигаться к вратам моего и так напуганного сознания. Неприятное чувство тревоги, чего-то плохого стало накрывать меня постепенно, что казалось будто я теряю связь с реальностью. Спокойно, без паники, ты на судне, и оно наверняка уже плывет. Что же касается самого хозяина каюты – спал и храпел. Да он даже полностью на кровати не лежал, ноги его были на полу, как так можно? Тихий вдох-выдох, вдох-выдох. Самое тяжелое ты сумела преодолеть, теперь дело за малым – не сойти с ума за ожиданием.


Послышались шаги, неужели опять идут сюда? Да, человек направлялся точно сюда. Это был тот же мужчина. Он вошел в каюту, не закрыв дверь. Я поблагодарила всех и вся за это. Он лег на кровать и тут же захрапел. Сегодня на этом корабле все были пьяны, кроме капитана и меня. Как меня угораздило оказаться в логове мужчин? Мне стало как-то страшно и не по себе от одной мысли, что вокруг только мужчины, и ты одна среди них. Ты хотела свободы? Хотела в Англию? Получай! Хоть мне и было страшно, но я была жутко горда за себя. Я не могла поверить, что я выбралась из того рабства, в котором жила всю свою жизнь. Но что ждет меня в будущем? Я сейчас одна, никого нет рядом… Да не то, чтобы у меня всегда были друзья и поддержка – нет, этого никогда не было, но я знала свою жизнь, людей. Я знала, что ждет меня завтра, послезавтра, через месяц, через год, но тут я не знаю, что будет со мной через час, и меня это пугало. Пугало незнание, будущее, здешние люди. Мне было спокойно жить в стабильности, но разве за такую стабильность стоило платить такую цену?

Я и не заметила, как заснула стоя. Я буквально закрыла глаза на минуту, как-никак такой стресс пережила, столько слез выплакала, да и в принципе весь день бегала и планировала свой побег. Проснулась же я от того, что мой живот предательски журчал, а ноги дико онемели, что разогнуться было тем еще испытанием. Я очень хотела есть с вечера ни крошки во рту. Придется выйти на разведку, пока все спят. Наверняка на корабле есть комната с едой, возможно трюм или что-то в этом роде. Я начала медленно выходить из своего укрытия: слегка отодвинула дверь каюты, оставила собранные вещи около какого-то странного ящика, походящего на тумбочку и вот я стояла в центре каюты. Я решила не задерживаться – убедилась, что парень и мужчина спят и вышла из каюты. Стояла тишина, причем полнейшая. Кухня или наподобие кухни должно было располагаться где-то здесь, ну уж точно не на самой палубе. Но какое-то странное чувство влекло меня наверх, возможно любопытство: посмотреть, уплыли ли мы или нет. Была – не была! Мгновение, и я уже поднимаюсь по лестнице. Когда-нибудь я пострадаю от своего чрезвычайного любопытства, но, видимо, не сегодня. Жизнь только начинается, все самое плохое позади, наверное… Я поднималась по лестнице, как настоящий ребенок, которому пообещали сладость за это. А стоила она того?

И вот я наверху. Это необъяснимое чувство. Солнце всходило, и наше судно плыло куда-то вдаль, к новым берегам и возможностям, к новой жизни. Я стояла в самом центре палубы и, не отрываясь, смотрела на восход. Магическое движение солнца притягивало мой взгляд, это было невероятное чувство, ощущение свободы! Это то чувство, когда ты стоишь на обрыве в полном одиночестве со своими мыслями, а в волосах холодный и пронзительный ветер, но в глазах – огонь. Ты можешь ступить вперед, в неизвестность, можешь прыгнуть вниз, не зная, что ждет тебя там. Ты либо решишься, либо нет. Ты либо попробуешь, либо нет. Иногда нужно окунуться в неизвестность, чтобыпрочувствовать настоящую жизнь. И ты решаешься прыгнуть вниз, разбегаешься, остается пять, четыре, три, два и один шаг – ты падаешь в темноту, но иногда темнота оборачивается светом, а ты становишься частью этого света. Ты купаешься в этом свете, ты чувствуешь свечение каждой твоей клеткой тела, ты счастлив, по-настоящему счастлив, теперь ты точно знаешь, что такое счастье. Счастье – это, когда ты растворяешься в чем-то или ком-то невероятном, ты чувствуешь блаженство каждой минуты и готов отдаваться этому ощущению каждый раз все больше и больше. И ты отдаешься, ты падаешь все дальше и дальше, ощущая весь спектр эмоций… Это необъяснимо, это можно только попробовать. И я попробовала. Такие моменты ты запоминаешь на всю жизнь, моменты, которые дают тебе что-то новое, ранее неизвестное, даже что-то запретное. Эти моменты необходимы каждому, ведь для этого и рождаются, чтобы ощутить все, включая счастье, разве нет? И я ощутила его, просто смотря на восход в море. У каждого это свой особенный момент, разделенный с собой или с кем-то еще. Как правило, моменты счастья, блаженства ты разделяешь с кем-то близким по духу, но мне пока этого не довелось испытать. Но я была так благодарна! Так! А вот если бы не рискнула, а ?

Я стояла, как завороженная. И все вокруг для меня стало неважно: ни еда, ни прохлада, ни проблемы. Я была единственной на этом свете. Я поймала свое счастье, которого мне так не хватало. За черной полосой всегда идет белая, не так ли? Я не знаю, все зависит от тебя, под каким углом и как ты будешь смотреть на предоставленную полосу.

Как и бывает: любое счастье заканчивается или хотя бы прерывается на определенный промежуток времени. Так и мое было прервано. Оказывается, я была не одной, кто наблюдал за восходом солнца и чувствовал то же самое. Наверное…

– А вот и нашлась наша пропажа, все судно перевернули – нет и нет нашей прекрасной незнакомки! – с усмешкой проговорил тот матрос, которого я припугнула железякой.

Я растерялась. Это было так неожиданно и обидно, и жутко несправедливо, что мои заслуженные минуты счастья были прерваны! Единственную радость отобрали:

– Ну и что ты молчишь? Уже не такая храбрая? Ха-ха-ха! Давай-ка прогуляемся к капитану, посмотрим, может тебе повезет и тебя не выкинут за борт, как дохлую рыбу, – он оскалил зубы и проговорил с ярой ненавистью ко мне. Все еще помнит свое унижение, храбрец.

Конечно, еще один ненавистник-мужчина – мне не привыкать. Он подошел ко мне и в прямом смысле схватил за шкирку и потащил, хотя он был и небольшого роста, но сил у него хватало – совсем протрезвел после первой моей угрозы палкой. И я про себя улыбнулась. Хоть кого-то удалось припугнуть. Странно считать этот поступок чем-то хорошим или заслуживающим гордости, но я так считала. Маленькая победа с последствиями, ты всегда несешь ответственность за свои поступки, Хасе. Каждый несет ответственность за совершенное, просто некоторые не осознают этого или просто не хотят этого делать.

Подходя к штурвалу, я увидела капитана, а он меня. Мое лицо было все еще закрыто и виднелись только глаза. Наши взгляды встретились. Для меня это показалось огнем и водой, небом и землей. У него был пронзительный взгляд, в нем, как и в самом капитане, в его движениях, манере разговора чувствовалась неминуемая сила, сметающая все на своем пути. Он буквально пытался прочитать меня, он раздевал глазами душу, сокровенные мысли, смотрящего ему в ответ. Он был непрост, как и я. Он не знал, что на его глазах происходит становление личности, хитрой и очень умной женщины. Я специально не отвела взгляд, а, наоборот, вонзилась в его душу и читала его, он это понял. Что же он еще понял? Почему я уже высокого мнения о нем? Наше противостояние продолжалось бы вечность, если бы не заговорил матрос:

– Капитан Блэк, я нашел ее. Нагло стояла на палубе и не шевелилась, вот тут-то я и решил действовать, видать, восхода солнца не видела ни разу в своей жизни.

Пытался высмеять меня, дурак.

– Хм… И где же ты пряталась? – уверенно спросил капитан.

– Разве это имеет значение? – с вызовом спросила я в ответ, – в любом случае я здесь. Я просила вас оставить меня, предлагала взаимную помощь, а вы, в свою очередь, обманули меня, разве капитан может подавать такой пример своей команде? – еще один выпад, – доиграешься, Хасе. Хотя уже и так доигралась, зашла уж больно далеко.

Мне нечего было терять. Почему бы и не показать свое истинное лицо, поиграть с огнем в руках? В этой жизни надо пробовать все, не так ли?

– Наша незнакомка зубы оскаливает. Мисс, вы же понимаете, что мы не можем оставить вас на нашем судне? И я вынужден как капитан этого борта, преподать вам урок?

Какой урок меня ждал я не представляла. Возможно, где-то убраться, может оставят без еды и воды. Цивилизованное наказание я не могла себе представить, хотя… Могли, конечно, и выпороть, так сказать припугнуть, но только мои догадки были бессмысленные. Все, что произойдет в следующие секунды, покажется для меня ужаснее кнута, недели без пропитания. Ведь я окажусь на пороге смерти и смогу увидеть всю прожитую жизнь за пару секунд. Такое испытывает не каждый в своей жизни. Но не стоит забывать, что весь пережитый опыт, Хасе, это богатство, которое ты сможешь применить в будущем, пускай даже этот опыт является чем-то страшным и пугающим. Сейчас ты окажешься на грани смерти, а завтра это тебя спасет. Происходящее с тобой в трудную минуту повергнет в шок и дичайший ужас. Это жизнь и побеждает сильнейший – борись, Хасе, такие, как ты, не сдаются.

После последних слов капитана меня с обеих сторон хватают за руки, одним точным движениям заводят их за спину. Первое возникающее у меня чувство – острая боль и полное непонимание происходящего. Следующее движение, и я стою на коленях лицом вниз. Меня буквально волокут по палубе. Все тело ломит – каждый вздох чувствуется боль рук и раздирающихся до крови коленей. У меня истерика, самая страшная истерика – когда ты настолько в шоке, что ничего не можешь сказать. Они несут меня к краю палубы, я все еще в сознании и могу мыслить. Я понимаю, что эти двое собираются выкинуть меня, как дохлую рыбу за борт. Мое тело постепенно отходит от первого шока, и я начинаю сопротивляться и кричать. Еще одно движение – мне закрывают рот. Последний глоток воздуха, и я в воде. Меня обдает ледяным потоком. Боль прекращается. Вода заливается везде: в нос, в уши, в рот. Только сейчас до меня доходит, что я продолжаю кричать в воде. Лихорадочно соображаю, что делать. Плавать не умею – не положено женщинам. Расправляю руки и пытаюсь тянуться вперед, помогая ногами – ничего не выходит. У меня заканчивается кислород, виски давят, сердце бьется все слабее. Я в полусознании, и тут начинается самое интересное – игра воображения. Мои веки становятся тяжелыми, и мне становится трудно открывать глаза. Где-то вдалеке, в самой глубине воды я вижу коня. Я чувствую его энергию, его грациозность, силу и красоту. Как будто он скачет ко мне, его очертания становятся все более четкими – невероятная белоснежная грива, большие проникновенные глаза, сильное тело. Последним усилием воли я моргаю, чтобы понять, что я не схожу с ума. Но образ этого коня не проходит. Он начинает кружиться около меня и как бы сажает на свое могучее тело. Я чувствую его теплоту, внутреннюю кровь и решаю довериться. В первый раз довериться прежде всего себе. Я цепляюсь за его шею, и крепко-крепко держусь за нее, чтобы не упасть. Я расслабляюсь, закрываю глаза, и мы просто бежим куда-то вдаль, в бесконечность и небытие. В бесконечность жизни. Внутри меня такое облегчение – может я уже обрела покой своей души, свой долгожданный рай на земле? Чувство умиротворения охватило всю мою душу, я просто доверилась. Мысли начали путаться, и я теряла сознание. Последний вдох, взгляд на коня – моего спасителя – и я без сознания. Или без своего воображения? Игра мозга или видение? А впрочем…

Жизнь закончилась, так и не успевши начаться? Слишком короткий промежуток был отведен под исполнение моей собственной жизни… Я не успела, просто не успела, как не успевают многие. Каждый думает, что успеет. Успеет сделать что-то стоящее, успеет сказать теплые слова любимым, успеет исполнить мечту, подарить чудо, обнять, любить, ненавидеть, бояться, радоваться, скорбеть, веселиться и просто жить. Нам дается время, чтобы это сделать, сделать то, о чем мы мечтаем каждый день, но откладываем на потом. Мы ждем завтра, чтобы сказать «не сегодня», мы жалеем вчера, потому что не сделали «завтра». И так всю жизнь. Мы ждем чего-то, чтобы сделать «завтра». Мы ждем чуда, хотя можем сотворить его сами. Мы этого не понимаем, поэтому отрицаем. Отрицаем постулаты жизни. Отрицаем свою жизнь, надеясь на неисполнимое «завтра». А оно так и не приходит. А ведь в один, казалось бы, прекрасный день, мы будем ждать завтра, а оно не придет. Оно оборвется через час-два, сутки и ты останешься ни с чем. А после, когда тебе привидится конь, ты захочешь уцепиться за него. И ты уцепишься. Жизнь даст тебе долгожданное «завтра», и оно наступит. Ты будешь рад этому завтра. Попытаешься что-то сделать сегодня, но у тебя не получится этого сегодня. Ты опустишь руки и вернешься к своему «завтра», которое никогда не наступает. И вот, однажды, твое завтра не наступит. И ты опять будешь ждать своего коня, свою жизнь, но его не будет. Ты будешь ждать, ждать, ждать, но он не придет. Ведь два «завтра» не бывает. Никто не дает третий шанс, никто не дает дважды «завтра». У тебя есть «сегодня», которое никто не отнимет у тебя. Так поборись, приложи усилия, чтобы пришло «завтра». Сегодня Хасе уцепилась за «завтра». Уцепилась за жизнь и сегодня она будет бороться дальше. Сегодня – не завтра.

Глава 3

Я очнулась. У меня дико болела голова, а тело как будто побывало в огне. Все жутко болело, руки почему-то слабо тряслись, глаза не фокусировались. Я пыталась сконцентрироваться на мыслях, но они, как облака, то были, то резко пропадали. Решила подняться с кровати – ужасная ошибка, как только я села – тут же упала – сил не было вообще. Легла обратно и провалилась в небытие. И было пусто. Что внутри моего желудка, что в голове. Что только что произошло? Умерла? Я ощупала свои руки и поняла, что они голые. Голые? А где же? Где же? Неужели? Какой ужас! Где мое одеяние? Где твое одеяние? Я чувствовала, как медленно, но равномерно поднималась паника в моем сознании. И с каждой нарастающей волной эта паника давила и давила. Болела голова. Я опять уснула. Бред.

Сколько времени прошло – не знаю. Может я лежала час, а может сутки. Голые руки меня уже не волновали. Мне было и плохо, и больно. У меня было такое чувство, что меня сначала растоптали, как букашку, а потом оставили умирать, но, увы, не получилось. Я открыла глаза, но тут же закрыла – смотреть было больно. Попытаемся что-то вспомнить, Хасе. Ко мне сразу пришло осознание, что только что я была на пороге смерти. Меня выкинули за борт. Но почему я тут? Образ коня появился в моих мыслях. Точно, конь! Но разве такое возможно? Возможно, чтобы конь умел скакать под водой и спасать людей? Бред. Абсурд. Хотя… Это же игра воображения, но это было все таким реальным, его грива, тепло, могучая энергия. Я точно чувствовала его присутствие, его силу и… Жизнь! При его приближении я чувствовала жизнь. Мне была дана жизнь в виде коня. Образ коня глубоко останется в моем сердце, в моей душе и памяти. Конь… Как смысл жизни?

Боль потихоньку смягчалась. Еще одна попытка встать обратилась победой. Я присела на край кровати и свесила ноги. Боже, мои колени! Все колени были перевязаны марлей причем толстым слоем. Вспышка памяти – меня же коленями волокли, вот почему. Коснулась перевязанной раны и немного надавила – больно. Наклонилась, чтобы потрогать пальцы ног – они немели, но тут же отбросила эту идею. Сильная боль пронзила мою голову, и тут же я прислонила руку к лицу. Где, где, где? На моем лице не было ничего – никакой ткани, повязки – мое лицо было оголено. Только что я не решилась вставать с кровати, как просто спрыгнула с нее в поисках чего-то, чем можно прикрыть хоть часть лица и нашла. На миниатюрной деревянной тумбочке лежал кусок какой-то ткани. То, что мне нужно! Я быстро схватила его и как раз вовремя! Дверь в палубу начала со скрипом открываться:

– Джеймс, да она еще наверняка не пришла в себя, она слишком слаба, – с беспокойством говорил кто-то.

Мужчина, скорее всего даже дедушка, оборвал свои слова, когда увидел меня, стоящую около кровати с прислоненной к лицу тряпкой:

– Я же говорил, Альберхт, – с победоносными нотками в голосе проговорил Джеймс. – Мисс, вы уже встали? Как ваше самочувствие? Знаете, я заранее извиняюсь за все сказанное. Просто поверьте, я был дико пьян и …

– Как я оказалась здесь? – перебила я его, – меня же выбросили за борт, кккак? Где мой никаб? Вы видели мое лицо? Какой позор! Отдайте мой никаб! – быстро выпалила я с какой-то даже истеричностью.

– Давай, деточка, все по порядку. Спас тебя Джеймс, надо бы его поблагодарить за это, – спокойно объяснил Альбрехт

– Спасибо, но кто вы? Капитан знает, что он меня спас и… Они, они ж-ж-же мен-я-я…

– Так, – перебил меня Джеймс. – Мисс, послушайте сначала, а потом задавайте вопросы. Когда вас выбрасывали за борт, к счастью или нет, это видел я. В тот момент я думал, что надо бы спасти паренька (я не знал, честное слово, что вы девушка, мисс) иначе всю жизнь корил себя за то, что видел смерть человека и не помог. Капитан с этим матросом были против этого, по крайней мере, я это прочитал в их глазах, когда прыгал с борта за вами. В первые секунды я даже не мог найти вас и уже думал, что вы дне, как увидел, мимо проплывающий ваш никаб, а за ним и вас. Вы тогда были без сознания, ну и собственно начал саму спасательную миссию. Когда я выплыл, меня даже не хотели пускать на борт, если бы не Альбрехт и его угрозы в сторону капитана. Мистер Блэк, ох как был недоволен, но тем не менее нас с вами пустили на борт. Увы, за никабом я не поплыл, вода жуть какая холодная была. Вот и все, ну, вас определили в нашу каюту, больше свободных мест не было. Пролежали вы, наверное, суток двое, – закончил он.

– Но как же я без никаба? У вас есть иголки, нитки? Я сошью новый, – все никак я не могла угомониться. Хасе, о чем-ты? Тут человека ты чуть не потянула за собой, а думаешь все о каком-то никабе! Да я ведь даже не у себя в доме, что ж я в самом деле. У них-то совсем другая одежда наверно.

– Мисс, – ласково начал Альбрехт. – Как мы поняли по рассказам, вы собираетесь в Англию и, поверьте, там ваш никаб точно не понадобится, еще примут за новоприбывшего белого раба. Привыкайте ходить без него для вашей же безопасности.

Что и следовало ожидать! Хотя мне как-то неприятно… Я бы с удовольствием сейчас бы надела его… Для безопасности… Но какой?

– А, забыли представиться вам, – вклинился в беседу Джеймс. – Я – Джеймс, временно практикуюсь у профессора-селекционера Альбрехта, который стоит перед вами, – деловито представился Джеймс.

– В целом Гештальтский, рассказал все, что надо бы знать вам о нас, мисс, могу дополнить тем, что он ведет себя, как болван, не всегда, конечно, но бывает. Очень смышленый молодой человек, немного серьезности ему добавить и будет… – поддразнивал профессор своего ученика.

– Не все без недостатков, также, как и любимый профессор, могу дополнить его высказывание тем, что Вассейдаун бывает очень скучен и зануден, но в то же время, если предложить ему выпить, то никогда не откажет, а иногда и сам может предложить, – с насмешкой ответил Гештальтский. Шах и мат профессору. Их отношения позабавили меня. Неужели реальность? Неужели так просто можно говорить, подтрунивать над кем-то без зазрения совести? Без криков и ругательств?

Да, эти двое любят посмеяться и поиздеваться. Вот оно по-настоящему хорошее отношение между учеником и учителем: оба равны, могут пошутить друг над другом, и никто из них не осадит другого за это. Тем не менее они уважают друг друга и не позволяют лишней дозволенности. Не это ли идеальность, к которой должны стремиться все ученики и учителя этого мира? Знать меру и понимать, что такое уважение? Настоящее уважение, которое ты еще не познала, Хасе. Может быть которое так и не сможешь встретить на своем пути, ведь кто я на этом корабле? Никто. Мои мысли прервали:

– Что же вы можете сказать про себя, наша странница? – с интересом спросил профессор.

– Разве вам обязательно что-то знать обо мне? Это необходимо? – с напором ответила я. Определенно это было лишним, но я только учусь.

Безусловно, я понимаю, что с моей стороны это было невежливо кидаться агрессией на моих спасителей, хотя бы потому, что это знак огромного неуважения. Но я только что пережила смерть и шоковое состояние, я имею право на такое поведение, они должны понять меня. И они поняли это:

– Ну что ж тогда… Захотите поговорить – мы всегда открыты к диалогу, да Джеймс? – спросил профессор.

– Конечно!

И тут последовала минутная пауза, казавшаяся бесконечностью. Мое положение было весьма затруднительно: на корабле двое, которые хотели или хотят утопить меня, одни мужчины и полное незнание своей будущей судьбы. Надо как-то выходить из положения, Хасе. Найти надежных союзников, защитников, хотя, возможно, я уже нашла их, и они сидят напротив меня, внимательно изучая как будто новую странницу книги, появившуюся из неоткуда с непонятной целью и отсутствием каких-либо коммуникативных навыков в общении с мужчинами, да и с женщинами тоже. Про последнее, надеюсь, они не знают, сомневаюсь, конечно. Надо действовать прямо сейчас, первое впечатление ты уже произвела, что играет огромную роль, однако, предприняв что-то сейчас, ты сможешь изменить их видение о себе… Прекращу эту неудобную паузу для обоих сторон:

– Хм… В этой комнате я буду ночевать с вами? – да, получилось не так, как я хотела. Это мои первые попытки.

– Это комната Джеймса с его «помощником», так уж вышло, что даже у профессора нет помощника, а у обычного ученика есть, – с насмешкой проговорил Альбрехт.

– Хватит вам! Не слушайте этого старика, просто отец очень заботиться обо мне, как-никак в первый раз я отправился в такое долгое путешествие почти один. А мой, как вы выразились – «помощник», в первую очередь охраняет меня, – с обидой произнес ученик.

– Охраняет? – безудержно начал смеяться Альбрехт. – Ты сам, кого хочешь положишь! Мисс, послушайте мудрого старика, его отец отправил «следока» за ним, чтобы, боже упаси, он ничего не натворил. Открою завесу тайны: его отец очень влиятельный человек в Англии, даже я его побаиваюсь, вот он и не хочет проблем от своего выродка, поэтому нанял няню, – с полной серьезностью говорил он.

Я узнала все, кроме ответа на свой вопрос. Попробуем еще раз:

– Это все очень интересно, но, где же я буду ночевать? В этой комнате?

Кажется, моя незаинтересованность ни в жизни профессора, ни в жизни самого ученика расстроила обоих.

– Гештальтский, придется вам, мой дорогой, поютиться на одной кровати с вашей няней. Не заставите же вы бедную девушку спать на полу? – мне уже начал нравиться этот старикашка. С его чувством юмора и сарказмом мне еще придется столкнуться, я уверена в этом. – Ох! Совсем забыл! У меня лежат раскрытые семена, совсем памяти не осталось, поэтому я вынужден вас оставить разбираться самим, – промолвил профессор. Выходя из комнаты, все еще что-то бормотал себе под нос про свое беспамятство и старение.

Мы остались наедине. Опять неловкое молчание. И опять меня оставили без ответа на вопрос. Сам Джеймс о чем-то задумался и просто уставился в одну точку. Попытка третья:

– Кхм… Вы задумались о раскрытых семенах или раздумаете над моим вопросом? – с сарказмом спросила я. А что, ну надо же хоть каким-то образом, пускай непривычным для меня способом, задавать вопросы и получать на них ответы.

Джеймс очнулся, словно ото сна:

– О, нет-нет. Вы не угадали. Что же касается вашего вопроса, то я готов уступить вам свой личный уголок за… Хм. Мне интересно узнать ваше имя, все-таки мы с вами будущие соседи, а «мисс» изрядно надоедает. Так что же вы скажете на это, мисс? – с какой-то игрой в глазах он выпытывал мое имя.

Давайте я тоже с вами попробую сыграть, мистер Гештальтский:

– Если мы будем соседями, то вам не обязательно знать мое имя, вам попросту не понадобится оно – зачем вам звать меня? – ход сделан, ждем атаку. Почему я так агрессивна? Все еще отголоски пережитого события или обыкновенная усталость с невероятным чувством голода?

Я ожидала выпад в свою сторону. Мы как будто играли в шахматы: кто поставит шах и мат не было известно. Пока. Я ожидала любой ответ, кроме такого:

– Вы правы. Зачем мне ваше имя? Оставайтесь незнакомкой. Но как воспитанный джентельмен, я все уступлю свое спальное место. Придется потесниться – в этой каюте нас будет трое, – со спокойствием проговорил он. Для него это не было поражением, бой только впереди, по крайней мере его глаза выдавали самого себя. Или я что-то напридумала себе? Все еще воображаешь, Хасе?

– У меня к вам вопрос.

– Задавайте, только свое имя я вам не скажу, обращайтесь ко мне со словами мистер, – насмешливо попросил он меня. Так ведь я уже знала его имя. Или что? Он шутит? Да, мне будет тяжело в первое время.

– Где моя одежда? Неужели… Вы меня переодевали? – с ужасом спросила я.

– Одежда ваша сушится на палубе, не переживайте. А вот насчет переодеваний… Знаете ли, мисс, – он сделал ударение на «мисс» – дразнит. – Так уж вышло, что неподобающе это – было оставить вас в мокрой одежде. Простуда – опасная штука, особенно на судне, особенно, когда команда не имеет каких-либо лекарств. Но, прошу, – опять последовала насмешка. – Не беспокойтесь, вам переодели только верхний слой вашего одеяния и, увы, я ничем не был заинтересован, – тут он уже ели сдерживал смех.

Внутри меня поднялся огонь. А сильное пламя загорелось в моих глазах. Он смеется надо мной? Подшучивает над моим телом! Мерзавец. Хоть он и спас меня, но эти дозволения, которые он проявляет ко мне слишком. Сейчас я отыграюсь. Так, вдох-выдох. Это обычная провокация, как от моих братьев. Провоцируешь, значит. Ты связался не с той Хасе, прежняя бы покраснела и ушла, но пепел не умеет жить, поэтому, получай:

– О, я счастлива, что вы не нашли ничего интересного во мне! Вы не представляете, как я рада! – еще немного давления и будет достаточно. – А сейчас попрошу вас выйти.

Да! В самую точку, Хасе! Видел бы его сейчас профессор. Он явно опешил, а огонь сразу потух в его глазах. Не задавая вопросов, он вышел из каюты. Честно говоря, я и сама не знаю, почему отправила Джеймса за дверь. Видимо, это была окончательная фраза, означавшая победу. Шах и мат, первый раунд окончен. За ним еще сотня…

Я легла обратно в постель. Мои силы были на нуле – об этом давал знать мой журчащий живот. Как бы я не становилась храбрее с каждым днем, как бы я не ощущала свою ценность каждый миг, но все же страх выходить за дверь моего убежища, страх – встреча с этим странным, жестоким и таинственном капитаном. Пожалуй, останусь в постели и подожду, пока кто-то войдет и, возможно (лишь бы это случилось), принесет в каюту еду. Спать мне не хотелось, но есть… Я очень хотела есть. Мой живот как будто был огромным вулканом, который извергается с неимоверной силой и ни на минуту не стихает. Да, вот такое журчание у меня было. Но инстинкт самосохранения, пока пересиливал мое желание поесть хоть что-то. Надо отвлечь свои мысли. Думай о чем-то другом, Хасе. Но о чем? Или о ком? Все мои мысли сводились к моему потенциальному врагу, убийце и, к несчастью, главному на этом корабле – капитану Блэку.

С виду этот человек был даже симпатичен, ему было не более 35, а может он был и моложе. При первой встрече с ним я чувствовала неимоверную сильную энергетику. Одно его присутствие давало понять, что он не так прост, как кажется. Его манера общения – спокойная (голос его был таинственный, не звонкий, а более мягкий и отчетливый), даже в ней чувствовалась сила. Его движения плавны, обходительны. Да он харизматичен и обоятелен! Его внутренняя сила и уверенность – главное оружие против всего этого мира. Так мне казалось. Хотя он и кажется сдержанным человеком, но в его сердце точно полыхает огонь. Сильный огонь, который может пробраться наружу в любую секунду. О да, этот огонь сожжет любого, кто встанет у него на пути. Со мной же это произошло! Хотя, кто я? Обычная и слабая девушка с первого взгляда. Пусть для многих это будет именно так. Неожиданность – еще одно преимущество в любой войне. Хотя какая война? Не уж-то ты превращаешься в сумасшедшего? Наверное это я еще отхожу…

Вернемся к капитану. Он высокий, брюнет, у него темные глаза, можно сказать, что они почти черные. Ты можешь смело утонуть в них, а затем попасться в ловушку. Его взгляд… Не могу описать взгляд этого человека. Это взгляд сильного, невероятно сильного и уверенного человека. Он притягателен. Его глаза работают на него. Сколько девушек утонули в нем? Сотни, тысячи? Я уверена, он этим еще и пользуется. Беспощадно пользуется, как и убивает. Да… Капитан Блэк, вы очень интересны, ваша личность, ваша игра и роль в этом мире. А может он – это мир, а мир – это его игра? Как вы стали таким? С детства таким человек не становится. Тут есть только три фактора: родители, общество и жизненные ситуации. Мне еще придется вас узнать, узнать вашу игру. Придется поиграть с опасным огнем. Дорога до Лондона далека, у меня будет достаточно времени узнать здесь каждого. Что за бред я несу… Опять.

Мои мысли и размышления утекали куда-то вдаль. Мое сознание туманилось. Я решила закрыть глаза и отдохнуть – сейчас все пройдет. Я все еще в стрессе. Я глубоко вздохнула и повернулась на бок. Мне стало жарко. Что-то горячее медленно приближалось к моему телу. Становилось все горячее и горячее. Резко распахнула глаза и поняла, что падаю. Нет, я падала не с кровати, а в какой-то обрыв. Земля резко начала уходить из-под ног, мое дыхание с каждым разом все учащалось, грудь была сдавлена – не могла дышать. Я куда-то падала, чем дальше – тем горячее. Все кругом в огне, летают огненные шары, удушающий запах гари надвигается на меня. Горящее облако идет на меня. Надо что-то делать, но что? Я попыталась помахать руками – ничего. Мое тело полностью остолбенело – я неподвижна. Сильным паром обдало ноги. Боль, я почувствовала сильную боль – ноги ныли. Это невозможно терпеть! Невозможно сдерживать эту боль – я начала кричать. Я кричала до такой мощи, что мое лицо залилось краской и, кажется, кровью. Резкий поток крови хлынул из носа, глаз, ушей – всего тела. Я буквально стала кровавым месивом. Я уже не могла кричать, мне было больно. Последний крик, крик о помощи вырвался у меня с безнадежным вздохом. Секунда и меня обдает горячим паром. Каждая клетка моего тела сжигалась огнем и обдавалась паром. Мое тело кипело изнутри, заливалось горячей кровью, которая текла во все органы. Сердце, мое сердце заполнилось пламенем, меня сжигали изнутри. Меня обдает сильными, смертоносными потоками огня раз за разом. Я сжигаюсь каждый миг и восстаю из пепла миг за мигом. Я чувствую эту боль десятки, сотни раз. Последний вздох, последний крик, последний взгляд – мои силы покидают меня. Закрываю глаза и проваливаюсь в новое облако огня и… Ничего.

Я теряю сознание.

Я сожжена дотла.

Глава 4

– Мисс, мисс!

Через вакуумный барьер я слышала это настырное «мисс». Как будто звук доносился издалека, откуда-то с моря. Я почувствовала, что кто-то трясет меня за плечи.

– Мисс, мисс, просыпайтесь! Альбрехт, Альбрехт! Черт, где же носит этого старика, Альбрехт! Она сейчас точно того.

Где-то послышались торопливые шаги профессора:

– Я уже бегу! Джеймс, возьми себя в руки! Перестань орать как сумасшедший, – задыхаясь кричал Альбрехт.

– Что с ней? – взволнованно спросил Джеймс.

– Ну что ты за человек! Вот поэтому тебя и отправили с нянькой. Никогда в жизни не слышал о лихорадке? – с каким-то оттенком недовольства и разочарования пробормотал профессор.

Профессор что-то наносил мне на лоб, ужасно пахучее, и с ложки давал то ли настойку, то ли чай из трав. Я лежала в полной неосознанности происходящего и автоматически заглатывала странное пойло. Между тем разговор между учителем и учеником продолжался достаточно жарко. Альбрехт рассказывал все про лихорадку и как ее лечить, как бы наставляя своего бездарного ученика. Да, видимо у меня лихорадка.

– Да понял я! Как-никак я селекционер, хоть будущий, а не врач. Она меня еще выгнала из каюты, из моей же каюты! Прошло часа 3, наверно. Решил возвратиться, уже полночь была. Стучал раза 3 – никого ответа. Захожу и вижу: она машет руками и задыхается, сползая с кровати. Да такие вздохи были, что ее грудная клетка как будто рвалась на части. Мне самому стало даже как-то не по себе. Секунд пять простоял, как вкопанный и бегом за вами. Пока бежал, успел помолиться всем богам за ее здоровье! Если умрет – на моей же совести, – быстро протараторил Джеймс.

– Эх, Гештальтский! Учиться тебе жизни еще! Какой год-то пошел?

– А-то вы не знаете! Двадцать третий год идет.

– Память в последнее время подводит, не знаю, что уже делать! Да, видать Лондон меня ждет, сколько месяцев мы уже в пути, – со вздохом и как-то отреченно проговорил профессор.

– Стареете! – со смешком произнес Джеймс в свою очередь.

– Конечно, годы идут. А у тебя, как не было памяти, так ее нет. Хотя заметь, ты намного моложе меня, – подшучивая ответил он. Как мне нравилось наблюдать за их простыми, саркастическими отношениями. Даже не верилось, что один – великий профессор, а другой – просто мальчишка. Они были как два старых друга, которые прожили вместе вечность. Это выглядело славно. Неужели Джеймсу всего 23?

Эта фраза явно зацепила молодого и неопытного ученика, что тут он вспылил, и начались ярые споры с употреблением неприличных слов. Обо мне забыли.

– Жарко, мне жарко, откройте окно… – еле прошептала я. Хоть они и были славными, но их жужжание достаточно доставало меня. Я и так горела…

Оба встрепенулись и, кажется, были рады, что я подала хоть какой-то знак. Я пыталась приподняться с постели.

– Мисс, вам нельзя. Лежите, лежите, мисс! – обеспокоенно говорил мне профессор. – Джеймс, держи ее! Аккуратнее!

– А с виду вы кажитесь слабой, – обратился ко мне молодой человек, пытаясь удержать меня на кровати. Действительно, откуда у меня столько сил?

– Что со мной? Я выжила? Мои ожоги, у меня ожоги! – резко выпалила я, будто погружаясь на раскаленные камни. У меня щипало все тело. Жива?

– Успокойтесь, все ваши ожоги обработаны, ложитесь. У вас началась лихорадка, вы очень слабы.

– Какие ожоги, профессор? – недоуменно спросил Джеймс.

– Джеймс, видишь, что человеку плохо? Хочешь, чтобы ей стало еще хуже? – недовольно ответил профессор. – Иди сходи за едой в соседнюю каюту. Ей нужно что-то есть, сколько она не ела? – тихо прошептал Альбрехт.

– Кто ее знает. Я же не нянька.

– А вот почувствуй себя на моем месте. Может поймешь, что пора взрослеть? – ехидно подметил профессор.

Джеймс вышел из каюты, ворча что-то под нос, и вернулся с едой. Меня накормили. Да, это было тем еще испытанием для всех. Позже вошел, как я поняла вторая «няня» Джеймса. Профессор ушел в свою каюту. Настало время тишины.

Все же странные люди… Как-то помогают мне, беспокоятся, кормят… Они даже не знают, кто я, как я попала сюда и с какой целью. Я им грубила, зубы оскаливала, вела себя самым наихудшим образом, а они помогают мне. Зачем, почему, с какой целью они и сами не знают. Просто видят, что человеку плохо и помогают, не задумываясь об этом. Даже ученик, которого я оскорбила и даже унизила. Даже тот и то помогает. А может так и надо? Может люди должны помогать друг другу? Несмотря на обиды, внутреннее противостояние? Если человеку плохо, почему бы не помочь, если можешь? Помоги и тебе за это воздастся! Помоги нуждающемуся, ведь завтра на его месте можешь оказаться ты. Помоги несмотря на обиду, злость, гнев. Человек сломлен, сломлен судьбой, обстоятельствами, обществом. Он одинок, ему больно, и он хочет, чтобы ему помогли. Да даже если не хочет! Втайне он явно этого ждет. Пусть поможет враг. Говорят, что от ненависти до дружбы (или до любви? Я не помню) один шаг. Так сделай этот шаг, маленький шаг. Каждый человек имеет право ошибаться, но разве каждый заслуживает сильную боль? Как правило только люди причиняют друг другу боль. Ему причинили боль, а он передал ее тебе, ты передашь близкому другу, а тот своему знакомому. И в конце концов, эта боль вернется к тому человеку, который изначально ее причинил. Все пойдет по новой, и вы продолжите причинять эту самую боль до тех пор, пока один из цепочки не прекратит этот круговорот. Может именно тебе стоит сейчас это сделать? Пожертвовать своим эго? Ведь причиненная боль тобой другому, может вернется к близкому другу, разве твоя вторая душа этого заслуживает? Все здесь связано. Без одного не строится другое. Жертвуя сейчас, в будущем, когда тебе будет плохо, ты будешь сломлен, обижен, в слезах, то сделанное добро вернется к тебе с многократной силой. Светлые лучи добра осветят тебя и твою раненую душу. Вот именно тогда и вспомни про содеянное тобой добро. Это добро вернется к тебе. Оно всегда возвращается к своему хозяину. Оно есть всегда, даже в темные дни и ночи. Даже тогда, когда ты не ждешь и не надеешься. Говорят, что надежда умирает последней. Нет. Надежда умирает тогда, когда умирает душа. А душа умирает один раз: когда она готова это сделать. Когда и как умирает душа? О, этого никто не знает и не узнает. Не надо об этом думать. Надо жить, делая добро.

Мне стало намного лучше. Намного. Я открыла глаза с мыслью о новом и неизведанном будущем. Я дышала, по-настоящему дышала полной грудью без страха. Я была благодарна жизни за все, что она дает мне каждый день и миг. Я была наполнена изнутри неимоверной и светлой энергией. Пора начинать проживать этот день! Опять же, откуда во мне столько сил? Просто невероятно, Хасе!

Мои соседи по каюте все еще спали. Джеймс даже посапывал. Я оглядела комнату светящимися глазами в поиске одежды. Но ничего не нашла. Ну что же, пойду в этой простыне. Да, на мне был какой-то странный и бесформенный балахон белого цвета, похожий на простынь. А что, в этом есть свои плюсы: свободно и практично. Я вышла немного шатаясь из каюты и увидела ту лестницу, по которой я когда-то бежала со страхом от отца. Сейчас, проживая ту ситуацию мысленно, я спокойна, для меня это пережитки прошлого и ничего более. Пора отпускать прошлое, Хасе. Жизнь идет дальше, а именно сейчас, в этот момент. Я поднялась на палубу. Восход. Был восход солнца. Что у меня вызывает это природное явление? Чувство свободы и жизни. Я вдохнула полной грудью. Как это было здорово – дышать. Оказывается, я была тут не одна. Капитан Блэк тоже наблюдал за разрастающейся свободой в виде солнечных лучей. Я поежилась. Неужели и второй раз кинет? Ну это будет настоящим свинством. Я не спешила прятаться или идти к нему. Понаблюдать за человеком, который полностью не защищен в данный момент – настоящая удача, я бы сказала роскошь. Он стоял в середине судна, почти как я, перед своей смертью-возраждением. Он задумчиво смотрел вдаль и был как-то напряжен изнутри. Нет, в его взгляде было спокойствие и умиротворение, но энергия. Я чувствовала скованность в нем, в его теле. Почему я так наблюдательна? Может иногда мне все это кажется? Но мое чутье и интуиция не должны подводить меня. И тут мои мысли понеслись в реки рассуждений о том, сумасшедшая ли я или нет. Но как всегда я была прервана:

– Мисс, вы любите следить? – обратился ко мне капитан. Он даже не повернулся, но я быстро встрепенулась и пробудилась от своих мыслей. Бежать? Кричать?

Неужели он заметил меня? Как? Я не издала ни звука. Еще раз убеждаюсь, что он не простой человек. Времени было у меня очень немного, чтобы придумать стоящую фразу, поэтому я просто ляпнула:

– А вы что в первый раз видите восход солнца? Может еще раз искупаете меня? А? – я попыталась спародировать первую фразу, как бы матрос это бы сделал.

– О, не знал, что вы на самом деле старый матрос без мозгов, – весьма оскорбительно ответил он мне, не оглядываясь в моя сторону.

– О, не знала, что вы убийца, – еще одна стрела в его сторону.

Я выстрельнула в самое яблочко. Он явно не ожидал этого и наконец оглянулся в мою сторону.

– Так вы все еще обижаетесь на меня? – с ехидством спросил он. Он, что, каждый день так встречает гостей? Каждый раз их топит?

Еще одна провокация. Вы думаете, мистер, что связались с обычной рабыней? Как же вы ошибаетесь.

– Обижаюсь ли я на убийцу? Странно слышать от вас такой глупый вопрос. На убийцу не обижаются, он же не человек. Знаете, это, как обижаться на стол за то, что ты сам об него ударился. Поэтому нет, надеюсь вы поняли. Хотя… – играю с огнем. Хочешь еще раз искупаться, мисс?

– Да вы сумасшедшая, если считаете меня убийцей! Хотел бы убить, затащил в каюту и стрельнул бы в голову и дело с концом. Для вас это было всего лишь наказание. Профессор сказал, что вы бредите, так может сейчас я иллюзия для вас, мисс? – с усмешкой спросил Блэк.

– Вас не должно интересовать здорова ли я или нет. Это не вашего ума дело, – резко осадила я.

– Не забывайте, что вы находитесь на моем корабле, едите мою еду и живы благодаря мне, – осадил меня в ответ. – Ведите себя соответствующе, пока вы здесь, иначе окажитесь за бортом.

– Сегодня я завишу от вас, а завтра вы от меня, – окончательная фраза была сказана, и я развернулась и обратно пошла в каюту. Но ведь он прав…

Настроение с утра уже было слегка подпорчено. Но несмотря на это мне стало легче морально. Как будто тяжелый груз злости был скинут с моих плеч капитану. Тем не менее он легко принял его. Я ему верила. Почему? Не знаю. Интуитивно. Это была женская интуиция, и я ей доверяла. Если б хотел – застрелил. Конечно, он знал, что в тот момент, когда меня буду скидывать с палубы, кто-то обязательно появится из селекционеров. Кто-то неравнодушный, добрый, порядочный… Этот человек и появился. Как же он все продумал! Он изначально все знал и предугадал. Еще одно подтверждение того, что он очень непрост и умен. Что он за человек? На этот вопрос я не могу пока ответить, но это только пока. Хотя возможно это была всего лишь случайность, а ты пытаешься его оправдать… Вопрос, зачем? Он тебя чуть не утопил со своим приспешником. Гнусным приспешником!

Я вернулась в каюту, живот журчал. Джеймс и его нянька до сих пор спали. Сколько проспят – неизвестно. Я ужасно хочу есть – буду действовать. Я подошла к кровати Джеймса, осторожно перешагивая ночное обустройство его сопровождающего:

– Мистер… – как же его там? – Джеймс, – негромко обратилась я. Ответа не было. Ах, да! – Мистер Гештальтский! – громче назвала я его по фамилии.

Видит десятый сон наверное. Как можно не проснуться? Когда меня звали по имени в родном доме, находясь где-нибудь в саду, то я вскакивала, как солдатик и прямиком мчалась в сад. А тут! Почему-то я разозлилась на него. Взяла свою подушку и кинула в него со всей силы. Подействовало! Он сразу же встрепенулся и не сразу понял, что это была я:

– Ты что творишь! В твоей деревне не учили, что, когда человек спит, то его не стоит будить! – со злостью проговорил он.

– Мистер Гештальтский, вы вообще не знаете, что творилось в моей деревне и вам лучше не знать. Я вас будила словами, но это было бесполезно, совершенно. Поэтому я решила действовать. И как видите: получилось! – сначала зло, а потом радостно объяснила я. Что за странные перепады настроения?

– Так что вы хотели? – уже сонно спросил Джеймс.

– Понимаете, я очень хочу есть. Но ничто не могу найти. Думаю, вы знаете, где еда. Не подскажите, где?

– Вот оно что! Вы проголодались… А мне с этого что? Вы только потратите нашу еду, мне никакой выгоды, понимаете, – игриво отвечал он. Да он издевается!

Он, что, еще вздумал играть со мной! Сколько суток или часов я пролежала без сознания и без крошки хлеба в желудке до этого? То, чем они меня накормили, как капля в море. Ну что за человек.

– Вы издеваетесь? – спокойно начала я. – Вы знаете, сколько я не ела? Я даже воды не пила! Эта лихорадка меня вымотала до невозможности, я еле держусь на ногах, еле! Меня почти убили, но вы пошли за мной. Зачем? Я бы осталась там и не мучилась сейчас! Что вы за человек, прекратите быть таким негодяем и эгоистом, прекратите! Вы полный мерзавец! – я уже начала кричать и истерить.

– Но, мисс, вы же ели…

После моих слов он был явно ошарашен. В его глазах появилась искра жалости, но она сразу исчезла, как только я закончила кричать. Джеймс не ожидал такого, от такой сдержанной и колкой девушки он не ожидал. Но я не остановилась:

– Я не хочу говорить или показывать то, что мне тяжело! Не хочу, но я не могу! Я сама сделала этот выбор и ответственна только я. Но вы же люди! Попытайтесь понять меня! Будьте человечны, – закончила я почти плача.

– Выходите из каюты и поворачиваете налево, предпоследняя дверь с темной ручкой – каюта с едой, – проговорил спокойно Джеймс.

И ничего более я не услышала от него. Ни поддержки, ни слова жалости и сочувствия. А следовало ли это ожидать от незнакомого человека, тем более от мужчины? Здесь ты не найдешь поддержки, Хасе, никакой. Ты одна, как и всегда. Ты одна против всего этого мира, пора уже запомнить это, Хасе.

Я быстро вышла за едой. Нашла ту темную дверь и дернула за ручку. Это было мрачноватое помещение для еды. Все было буквально в хаусе. Коробки, мешки, даже скатерти валялись повсюду. Где-то висела сушеная рыба, где-то она просто валялась. Но тут я увидела свою конечную цель – копченое мясо. Я приблизилась к нему. Этот аромат! Такой насыщенный и сильный, он просто манил меня. Можно ли было мне взять его или нет, но, что поделать, я была голодная, как медведь! Мне было уже все равно. Я уже тянула руку к своей желанной еде, как кто-то зашел. Быстрый поворот головы, и я увидела его! Того ужасно неприятного матроса. Он меня тоже увидел:

– Ах ты! Я же говорил им, что ты воровка! Есть захотела? – агрессивно, как настоящий зверь, накинулся на меня словами. – Надо было тебя утопить, если б не этот несчастный селекционер, ты бы валялась где-нибудь на дне, съедаемая акулами.

Этот матрос был еще и туп. Он правда думал, что капитан хотел меня утопить! Хотя, Хасе, ты тоже вполне можешь ошибаться. Ясно, почему он у него в команде – его личная собачка, которая не задает вопросы. Старая, грязная и бездомная собака. Этот матрос выводил меня так сильно, что я была готова сама убить его. Гнилой человек, я уверена. Я понимала, что здесь он может меня придушить и ничего ему за это не будет. Никто обо мне и не вспомнит. Абсолютно. Что ж, придется побороться за жизнь еще один раз.

– Что молчишь? Страшно?! Здесь тебя уже никто не спасет, дверь закрыта, а ключ у меня.

Он, что, принимает меня за дуру? Тупоголовый матрос. Как будто я сама не осознаю всю опасность. Хорошо, пусть тянет время – мне это на руку. Я начала бегать глазами покаюте. Если есть еда, значит должен быть и нож или что-то разделывающее, какой-то прибор. Уже знакомый стук в сердце при приближении опасности. Как мне это все пережить?

– Глазами забегала смотри-ка! – зловеще смеялся он. – А теперь, смотри, что у меня есть, – как-то радостно проговорил он.

Я все еще бегала глазами по рыбе и мясу. Единственное, что я заметила три бутылки, стоящие на самодельном столике и крепкую веревку, наверное, на нее вешали рыбу. Это был весь арсенал для спасения. Это невозможно. Тем временем матрос показывал мне наточенный нож. Мое тело уже не дрожало, я твердо стояла на ногах, хотя жуть, как хотела есть. Я привыкла к этим нападкам. Надо тянуть время. Нужен прием неожиданности или прием лжи.

– Можешь смело попрощаться с жизнью, ты меня изрядно достала, – с удовольствием, глядя в глаза, сказал он. Ненормальный.

Тянуть не получится значит. Пора действовать:

– Ну тогда давай быстрее, умру я, а затем ты, – неожиданно для себя уверенно я сказала.

– Что? – спросил с изумлением матрос, – ты меня не проведешь, дуреха! Мне еще жить и жить, а тебе недолго осталось, – он явно получал огромное удовольствие от всей этой ситуации и, видимо, от того, что считал себя сейчас всемогущим. Старый дурак.

– А все то! Капитан тебя потом сам убьет. Сначала ты помучаешься, конечно, – зловеще начала я. – После того, как ты меня зарежешь, меня буду искать и не найдут. Капитан будет в бешенстве. Сначала он тебе отрежет все пальцы, позже нос, руку и ногу, а позже выкинет в море, и ты будешь там тонуть, пока не умрешь. По-моему, это все, – спокойно сказала я.

– Какую чушь ты несешь? – оторопел он. – Какие пальцы? За что он утопит меня? – уже как-то неуверенно спросил он. Ох, кажется, получается вселять в него неуверенность. В том же духе, Хасе! Капитан для них, как Аллах для людей – всемогущ. Что же такого делает капитан, что человек готов поверить в то, что его зарежет собственный главный?

Почему мужчины иногда бывают такими примитивными? Почему доверяют женщинам? Это было намного легче сделать, чем я думала. Пора, Хасе. Матрос был в недоумении. Он опускает нож, а за ним и взгляд на пальцы. Я ловлю эту секунду полной беззащитности. Ох, зря он это сделал. Я беру сзади стоящие бутылки вина – тяжелые. Быстро и незаметно приближаюсь к нему, словно змея, хотящая пустить яд в свою жертву, и одним ловким движением рук со всей силы бью двумя бутылками по его голове. Я ловлю тот момент, когда он поднимает глаза на меня. Я вижу его глаза, смотрю ему в душу во время удара. В его глазах страх, шок и боль. Он падает на пол уже в бессознательном состоянии. Нож падает из его рук, а вино льется рекой по мне. По моему телу, рукам и попадает даже в лицо. Опускаю взгляд на его тело. Он мертв или нет? Его голова в крови… Весь пол заливается темной кровью. Все прошло. Меня трясет, и я падаю с ним на пол. Куски стекла впиваются мне в кожу. Светлая, яркая кровь течет по моим рукам. Мне стало очень жарко, невозможно душно. Горячая кровь стекает по мне, мне не больно. Я ничего не чувствую, пусто. Стало пусто внутри. Стало страшно от того, что возможно я убила этого человек. Вот так! Платись за свои действия, ну же, Хасе.

– Что я сделала? – вслух проговариваю я. – Что я сделала? Что я сделала? Что ты сделала, Хасе? Да я же… Нет! Нет-нет-нет!

Мой крик распространяется по всей каюте. Я кричу в надежде хоть что-то почувствовать. Я кричу, кричу до боли в груди и мне все равно. Я хочу чувствовать боль от того, что я сделала. Голос прерывается от моей внутренней силы.

– Пусто… Мне пусто… ПУСТО. Я НИЧЕГО НЕ ЧУВСТВУЮ, Я НИЧЕГО НЕ ЧУВСТВУЮ, – навзрыд кричу я.

У меня не осталось сил чувствовать. Я задыхаюсь от своей же беспомощности. Как я могла? Слезы текут по моим щекам. Огненные струйки соленой воды падают на пол одна за другой. Чувство ничтожества и никчемности пылает во мне. Не могу справиться с собой, со своей пустотой. Врываются люди. Я даже не заметила, как они выбили дверь. Мне все равно, я как будто в вакууме. Одна на этом корабле. Одна в этом мире. Одна… Меня теребят, спрашивают, что случилось, а я не слышу. Я не осознаю, что вообще жива. Может я умерла. Умерла вместе с ним. Я слышу крик матросов, селекционеров, но не понимаю откуда он. Откуда доносятся эти звуки. Я закрыта от них огромной стеной безразличия и пустоты. Мне никогда не было так тяжело. Разве это то, что ты так яростно желала? Ты желала смерти другому ради своей свободы? Ты так хотела добиться своего, поймать свой шанс? Так? Через насилие, как твой отец? Ну? Нет… Я желала свободы и понимания. Я желала поддержку. Я желала жизни. Настоящей жизни. Я хотела жить, слезы снова начали литься. Я желала жить! Внутренний крик распространялся и отдавался эхом во всем моем теле. Меня трясло. Голова была тяжелой. Я хотела закрыть глаза и никогда не открывать их. Я хотела уйти из этого мира. Не получилось, ничего не получилось. Кто-то грубо взял меня за руки. Мое тело меня не слушалось – не могла идти. С другой стороны меня подхватил кто-то другой. Ты мертва, Хасе. Спектакль окончен. Поиграли в свободу и хватит… Вакуум. Последний взгляд на окровавленный пол и темнота. Густая темнота, заполняющая сознание. Я тону в ней, в бесконечности боли, разрушенных надежд и мечтаний. Она наполняет меня изнутри, она заполняет всю меня. Проблеск света в моем сознании. Я пытаюсь держать фокус на нем. Он исчезает. Темнота. Страшная и пугающая темнота во мне. Конец.

Глава 5

Сколько прошло часов с того инцидента – не знаю. Я проснулась полностью опустошенная. Голова раскалывалась, в глазах возникали темные пятна, а на душе было чертовски плохо и пусто. Вся жизненная энергия была выжата из меня во вне. Я чувствовала ноющую и тупую боль в руках. Почему? А. Вспомнила. Осколки. Посмотрела вниз на мои руки – перебинтованные по локоть. Все было в крови, в том числе одежда. Я лежала на той же кровати Джеймса только одна. Опять одна. Хочу прекратить все эти страдания. Мне слишком плохо, я не выдерживаю этот груз. Я не выдерживаю реалию этой жизни. Свобода не стоила этой сильной внутренней боли, разрастающейся по всему телу и распространяющейся на все, находящее около меня, на всех, кто со мной. Я не хотела смерти. Внутренняя обида на несправедливость этой жизни меня гложила. Ничего не хочу. Проще умереть, чем вытерпеть все эти испытания. И ты ведь даже не в Лондоне, Хасе. Это только начало пути, но оно уже провалено. Ты провалила свою попытку жить, ты провалила все! Черт возьми! Я так зла на себя, на свою беспомощность в данную секунду! Все время пресмыкаюсь, делаю бесчисленные попытки выжить и выиграть эту жизнь, но ничего не выходит. Что я получаю? Бесчисленные неудачи, врагов и встречаю смерть на каждом своем шаге. Неудачи еще возможно как-то пережить, заглушить, но смерть… Никогда ты не будешь спокойна после этого. Никогда. Не этого я хотела. Мои внутренние страдания прекратили. Ко мне в каюту зашел профессор.

– Я его убила, да? Альбрехт, скажите насколько все плохо? Что с матросом? – пустым и отрешенном голосом спросила я, собирая все свои остатки сил. Мне так стыдно…

– О, дорогая. Он жив. Ему сейчас, правда, очень тяжело, но он жив. Сильно ты его, конечно… За что только? Мы услышали твой пронзительный крик и побежали на него. Сам капитан даже спустился, хотя обычно его и не вытащишь от штурвала. Ты нас очень обеспокоила. Матрос он крайне гадкий, но смерть – это не выход… Может у тебя все еще лихорадка? – профессор говорил слишком обеспокоенным тоном, как будто разговаривал с ребенком.

– Вы спрашивали: за что? Он пытался меня зарезать, – кратко ответила я с той же интонацией, что и прежде.

– Вся команда зла на тебя, очень зла… Мы, селекционеры, не виним тебя, поверь, этот матрос и нас доставал, но команда. Они готовы дать тебе ответ… Сейчас они звери. Не хочу тебя пугать, но предупреждаю. Тебе плохо, очень плохо, я знаю это, но они нет. Капитан сказал, чтобы, как только ты очнешься, позвать его. Мне он тоже пригрозил. Поэтому я вынужден. Просто будь готова ко всему, я всегда готов тебе помочь. Ты не заслуживаешь этого, я уверен, но сама понимаешь… Ответственность всегда за тобой, – грустно проговорил профессор и вышел за дверь, целуя в лоб, как родную дочь. Только не плакать, только не плакать.

Он был невероятно хорошим человеком. Его тепло, открытость ко мне – восхищали меня. У меня есть уже тот, кто понимает меня, и это дорогого стоит. Профессор, как бы я хотела выразить вам искреннюю благодарность, но я совершенно опустошена, у меня просто нет сил это. Я проиграла. Горючие слезы бессилия и разбитости потекли из моих глаз. Я не сдержалась. Привыкай, Хасе, разочаровываться и ожидай худшего. Я закрыла глаза и просто ждала продолжения этого страшного сна под названием настоящая жизнь.

В каюту зашли. Это был капитан. Он спокойно прошел мимо моей кровати и сел напротив, сверля меня взглядом. Я чувствовала это. Как я не хочу ничего объяснять, но придется. Я медленно открыла глаза и взглянула на него пустым взглядом. Он смотрел на меня внимательно, изучая мои эмоции. Что там изучать? В моих глазах была пустота и боль, сильная боль, от которой даже кричать не можешь. Мы долго смотрели друг другу в глаза… Позже он начал:

– Вы чуть не убили человека, – холодно процитировал он. Только не этот тон…

Я знаю это, но вы не знаете, что меня тоже хотели убить. Если даже и скажу вам, то вам будет плевать, как и всем на этом корабле, поэтому пытаться – бессмысленно.

– Да, – убито сказала я, не дополняя ничем. Объяснения здесь не нужны.

– Вы знаете, что это не позволено на моем судне, как не позволено вам находиться здесь также? И вы должны понести наказание за ваш поступок? – продолжил он.

– Знаете, капитан, просто убейте меня. Один выстрел, и я избавлюсь от всей злости, несправедливости и жестокости этого мира. Я хочу, чтобы вы покончили с этим, – бессильно проговорила я. Настала длительная тишина, и я не выдержала. – Стреляйте говорю вам! Ну же! Давайте! Я совершила ошибку, я убийца. Ну и что? Что? Что дальше? Все это…. Все это мрак, так что делайте, что должны были сделать в самом начале, – начала кричать я.

Взамен тишина. Я закрыла глаза. Я не хотела плакать при нем, он слишком сильный человек, чтобы видеть мои слезы, но они непроизвольно начали течь из моих глаз.

– Зачем вы хотели его убить? – также холодно и беспристрастно продолжал он.

– Какая разница, какой будет ответ? Вам плевать будет, поэтому давайте без этой тишины. Просто покончим и все.

– Вы не знаете будет ли мне плевать или нет. За жизнь, как и за все, надо бороться, но вы не боритесь. Я знаю, что это он на вас набросился с ножом. Я знаю все, что происходит на этом корабле, – спокойно проговорил он. – Наказание понесет он, если уже не понес. Я не в праве отнимать вашу жизнь. Мой вам совет, мисс: ваша борьба только началась, вы рано покидаете поле боя. Первый бой только прошел, а за ним тысячи других. Просто будьте готовы ко всему, – уже не с такой холодностью проговорил он и вышел из каюты.

Я погрузилась в мрак своих мыслей, в иной мир. Говорят, что сны бывают вещими… Может и тот был вещим? Огонь, боль, которые были во сне, во мне сегодня и сейчас. Нет, сейчас во мне остались только угольки, догорающие угольки отчаяния. Слова капитана гулко отдавались у меня в голове. Зачем он так сказал? Он направил меня на путь исцеления самой же? В это было сложно поверить. Даже если и так, то каждый бой давался мне сложнее. К таким сражениям меня не готовили, в том числе я сама себя. Мое чутье, а может та же интуиция, которой я доверяю, говорили, что он такой же. Такая же блуждающая и борющаяся душа. Он понимает меня, словно сам когда-то сражался в бою. Может он и сражался… Почему я не могу просто спросить у него? Не знаю… Он не ответит. Даже если попрошу, буду умолять – не ответит. Ему не свойственно помогать напрямую. В его сознании, я думаю, каждый должен пройти свой путь сам без помощи. Сжечь мосты, упасть насмерть и возродиться, как феникс, в легендах. Он сам это проходил один. Уверена. У него не было наставника, также один и против этого мира. Он мудрец, но не профессор. Я… Не знаю… Восхищение ли это? Или искра надежды, но раз… Раз Блэк справился, и я смогу. Слабый огонек надежды и уверенности загорался во мне, но как будто сразу же потухал. Или я его сама пыталась потушить?

Все спали, когда я решила зайти обратно в ту кладовую еды. Взяла слабо горящую свечу и вышла. Там было уже все убрано: ни стекла, ни лужи крови, перемешанной с водой. Как будто ничего и не было. Не хочу вспоминать это, подумаю об этом завтра. Опасно было ходить так, ведь вся команда против меня и я полностью не защищена. Ну и пусть. Я просто хочу поесть. Взяла копченое мясо и вышла из этого помещения. Я жадно вписалось в долгожданную еду. Вкус был превосходный. Как я этого жаждала. Столько часов без еды! Самое лучшее событие за все время пребывания здесь. Спать мне не хотелось, а вот подышать морским воздухом… Да, давай, Хасе! Наткнись на еще одного такого же матроса, еще раз попытайся его убить, в этот раз уж попытайся получше! Но вот так все равно. Пусть уж убивают меня, раз так предначертано судьбой. Пускай. Я просто хочу понаслаждаться хоть немного той свободой, за которую так отчаянно боролась.

Интересно, а где мы? Пока я была столько дней без сознания, наверное, много миль проплыли. Я вышла на палубу. Резкий холодный воздух встретил мое лицо. Такая свежесть! У меня закружилась голова. Я чувствую впервые за несколько часов себя живой! Я жива! Морской бриз – бальзам для меня. Я подняла взгляд на небо. Мое сердце перехватило от увиденной красоты. Много звезд плыли вместе со мной в Лондон. Звезды как будто освещали мне путь, они были прекрасны… Их было сотни, а то тысячи! Тысячи искринок вели меня в неизвестность. Млечный путь был открыт для меня. Я подошла к краю судна и посмотрела на воду. Волн не было, тишина стояла полная. Я слышала звук движущего судна и магическое шептание ночи. Волшебная сказка открывалась мне прямо сейчас. Прямо сейчас я глубоко вдыхаю притяжательность ночи, ее тайны, интриги и игры. Как бы я охарактеризовала ночь? Хитрая повелительница сердец, что женских, что мужских… Смелая воительница снов и развратных видений. Она непоколебима, как ястреб в небе и спокойна, как львица, а сила… А сила настоящего дьявола во тьме. Я в ее сетях, я поймана ею. Если отключить все свои чувства и поддаться внутреннему зову, то можно сотворить столько всего непривычного, странного и страстного, что каждому присутствующему здесь показалось бы это сумасшествием. Ночь – невероятное творение живого. Она показывает все грехи живого и неживого, раскрывает тайные желания друг друга, нежно проникает в сердце и рождает огнем. Вот что называется ночь.

Я прошла в самый нос корабля. Было холодно, но сердце мое уже полыхало сильным огнем. Самый край корабля, я перехожу небольшую ограду и уже… Уже могу спокойно прыгнуть в неизвестность волн! Что со мной? Что такое с тобой творится, Хасе? Это сумасшествие! Меня манит ночное небо и спокойное затишье моря. Шаг, два – становится все опаснее. Я смеюсь, смеюсь так, как никогда… Это смех сумасшедшего, Хасе? Мой разум теряет контроль надо мной. Я творю что-то невероятное! Как это прекрасно быть на грани! На грани возможного и невозможного, смерти и жизни, отчаяния и надежды! Я смеюсь звонким голосом, смотрю назад и оглядываю все судно заинтересованным взглядом. Еще один шаг и полная пропасть. Кромейшая темнота, неизвестность, а вокруг… Темнота, манящая темнота. Остановись, Хасе! Еще один шаг, и ты в объятиях ночи, в объятиях искусительницы и соблазнительницы. Я продолжаю смеяться – мне хорошо. Впервые мне просто хорошо, мои мысли чисты. Один шаг и… Пора, Хасе, пора! Вперед, воительница зовет, ты задержалась здесь. Я делаю заветный шаг и… И… Нет, я не в объятиях ночи. Я в чужих объятиях. Кто-то резко перехватывает меня в последний момент. Чьи-то руки сильно сжимают мои плечи. Не помню как, но я оказалась посередине палубы и меня кто-то усиленно трясет. А мне смешно, мне просто хорошо.

– Мисс, мисс! Очнитесь!

Очнуться? Зачем? Мне не нравится быть в оковах разума и инстинктах. Я хочу следовать своему желанию. Мне слишком хорошо здесь, в своей реальности, нежели, чем в настоящей. Зачем возвращаться, если мне хорошо? Глупость какая-то…

– Мисс!

Это надоедливое «мисс» слышалось откуда-то издалека… Опять. Как в прошлый раз. Вакуум моего мира не пропускал его. Назойливое «мисс» портило весь эффект. Мне это не нравилось. Секунда и тишина. Я снова в своем мире, мне снова смешно и хорошо. Следующая секунда и стены моего мира рухнут. Все разрушается. Вакуума больше нет. Смех затихает. Сильным холодом обдает мое тело. Реальность… Я опять в реальности. Моя одежда, я – все холодное и мокрое.

– Ну что, мисс, так лучше?

Я поднимаю взгляд и вижу его. Перед мною стоит потрясенный и веселый Джеймс. Вот, кто отнял мой построенный мир. Ну почему мне не дадут уйти? Уйти туда, где хорошо, где нет боли? Ну почему всегда что-то мешает?

– Зачем? Зачем ты это сделал? – громко и зло кричала я, что есть мощи.

– Успокойтесь! Вам было явно плохо, и я решил помочь. Еще одна пропущенная секунда и вы мертвы в море, – тревожно произнес Джеймс.

– Разве я просила вас спасать меня? – с полной опустошенностью внутри говорила я. – Джеймс, зачем? Я хотела этого, я была готова к этому, вы все испортили…

– Вы испортили. Вы избрали не тот путь! Вы избрали путь наименьшего сопротивления. Собирайтесь, вам надо переодеться – замерзнете.

– Нет.

– Что?

– Я сказала нет, оставьте все меня, – прокричала я ему. Да, я вела себя как ребенок… Но… Что «но»? Ты не была готова к этому миру? К этой реальности? Так вот следовало! Следовало думать, Хасе! Думать… Потрясения реальности слишком тяжелы для тебя, да? Вот тебе урок. Изучай!

Он ничего не ответил, просто подошел ко мне, загнул руки за спину.

– Ай! – было жутко больно. – Отпусти меня! Что вы… – у меня не было сил сопротивляться.

– Так будет правильно. Завтра вы скажите мне спасибо.

Так он дотащил меня до палубы. За всем происходящим следил капитан Блэк. Он не вмешался, он просто наблюдал. Он не собирался меня спасать, он знал… Он опять знал, что мне не дадут умереть. Внимательным взглядом он провожал меня с Джеймсом. Вот этого только ни я, ни Джеймс не знали.

Я переоделась. Мне дали очередное одеяние, походящее на обычную простыню. Никакого сопротивления, никаких попыток убежать в ночное небо – ничего не делала. Смирилась и легла в постель. Завтра новый день, а значит новые мысли и желание жить. Надеюсь. Я так отчаянно надеюсь на это. Но это же бессмысленно. Ты ведь знаешь, что это зависит от тебя самой. Признай это. Не убегай.

Глава 6

Прошло около трех недель с той самой ночи. Что же случилось за это время? Самой мне стало намного легче. Я узнала ближе всех членов селекционерного сообщества. Они были очень интересными и умными людьми! Один Джеймс не походил на них. Он был, явно, не подготовлен к этой профессии. Сама делегация состояла порядка из 10 человек. Десять человек! Я недоумевала почему так много людей нужно для исследованиях каких-то растений. Как не бился профессор Вассейдаун со мной – безрезультатно. Тем не менее я заинтересовалась этой сельскохозяйственной отраслью и даже попросила Альбрехта в свободное время меня натягивать по ней. Я понимала, что приехав в Лондон, мне надо чем-то заняться и найти работу, но все в один голос кричали, что это будет очень сложно. Конечно, Вассейдаун знал о моей задумке и был не против. Если он увидит у меня талант, то обязательно возьмет к себе в команду. Но пока мне надо было познавать азы этой странной профессии. Оказывается, у профессора была взята с собой целая библиотека по селекции! В ней я насчитала более тридцати книг! И все они помещались под кровать и в шкаф в каюте селекционера. Теперь мне стало понятно, почему у него была своя огромная каюта. На почве всех моих восклицаний у нас развязался разговор:

– Профессор! Вы же профессор! Зачем вам все время таскать в такие длинные путешествия такое огромное количество книг, вы ведь даже их, наверное, не читаете, да вам и не за чем. Вы очень умны, – восклицала я.

– Мисс, послушайте. В моей команде более десяти человек и, увы, они не все так компетентны, как я, чего бы я сильно желал! Возьмите хоть того же Гештальтского. Он даже школьную программу толком не закончил, но отец отправил учиться его лично ко мне. Он больно сильно меня попросил об этом. Теперь я сильно мучаюсь, можно сказать, с этим мальцом. Но! Но у него есть способности, и это меня радует. И вы не правы. Иногда я сам беру одну из книг и просто читаю на ночь, здесь мне нужно хоть какое-то развитие, а то к приезду в Лондон я уже не буду профессором, а Гештальтским, – засмеялся Вассейдаун. – А вообще книги – это мое упоение. И с годами многое забывается, что волей-неволей приходится читать по несколько раз одно и то же. Хотя я не могу сказать, что «приходится». Это действительно занятно, моя дорогая.

– Как вы думаете, я смогу обучиться по этим книгам? – серьезно спросила я.

– В этих книгах очень много полезной информации, которой даже мои коллеги не все знают и некоторые не понимают (понятно, кого он имел ввиду под «некоторые»), но, чтобы научиться профессии «селекционер», нужна практика и наставник. И этим вы обеспечены! А давайте я буду брать вас, допустим, через день в свою исследовательскую работу над вашими же растениями и семенами, я имею ввиду растения, прорастающие на вашей родной земле, – предложил профессор.

Я была так счастлива! Учиться у самого лондонского профессора, пускай даже и селекционера! Это настоящая удача! Как я мечтала об этом… Просто учиться. Получается, что мысли материальны?

– Профессор, вы лучший! – с радостью крикнула я.

– Рано меня еще восхвалять, вот добьетесь чего-то в этой отрасли, то будете благодарить, а пока… Можете взять одну из книг по азам. Дайте-ка посмотрю, – профессор начал рыться под кроватью и в шкафу. – Не могу найти. Хм… Из коллег точно никто не брал – азы же! Остается один вариант – Гештальтский. Точно он! Кто еще может читать азы селекции кроме него на этом корабле, – засмеялся Вассейдаун, а я в ответ. Хотя здесь не было ничего смешного, но я была настолько радостна новостям об учебе! Почему бы не посмеяться? Хоть и по-детски?

Мне было странно, почему его, Джеймса, его умственные способности всегда принижают. Если бы я была на его месте, то мне было бы обидно. Конечно, он тот еще гулена и мальчишка, но вдруг у него, действительно, есть способности к наукам, а его принижают. Да ведь никто и не отрицает его способности, профессор сам говорит о них, но все равно подшучивает… Нет, я не понимаю такое. В деревне только попробуй такое сделать, без еды будешь работать неделю! Иностранцы! Наверное, так у них заведено. Может спросить у самого профессора? Хотя нет, Хасе, не надо. Только нашла себе хорошего наставника, как можешь потерять его. Как-нибудь потом спрошу. А может и у самого Джеймса.

– Вы о чем-то задумались, мисс? – прервал мои мысли вопрос профессора.

– Да… А Гештальтский отдаст мне эту книгу? Он может быть той еще врединой! – пожаловалась я на Джеймса.

– Отдаст! Если нет – обратитесь ко мне, и я просто ее заберу у него.

– Тогда я побежала за знаниями!

– Как прочтете эту книгу, а она огромная, то приходите ко мне, и устроим вам тест, самый, что ни на есть настоящий, как в университете. Проверим, готовы ли вы к практике со мной, мисс, – подмигнул мне Вассейдаун.

– Да, профессор! – ответила радостная я и побежала за книгой.

Стоял уже вечер. Было прохладно, и намечалась гроза. В одной простыне становилось все холоднее ходить с каждым днем. Я решила свернуть в сторону лестницы и выйти на палубу. Я любила звездное небо и море. Уже появлялись первые звезды, но тут же исчезали в грозных тучах. Сегодня будет сражение богов Олимпа, сегодня будет настоящая битва! Посейдон вскинет свои мощные волны к небу и попытается разгромить обитель своего брата, а Зевс пустит в ответ грозные стрелы, несравненные ни с какой природной силой, кроме смерти. Восстанет из земли Аид и вступит в борьбу между братьями! Восстанут мертвые… Надвигается настоящее сражение, кто победит? Жизнь или смерть? Пока этого неизвестно. Оставим божий мир и вернемся к человеческому. Людям не до сражений каких-то богов, у людей свои бои.

Я вошла в каюту. Джеймс уже готовился ко сну.

– Кхм… Мистер Гештальтский не соизволите вернуть книгу профессору по азам селекции? – манерно спросила я.

– Вот завтра и верну мисс. А почему вы спрашиваете? – деловито спросил Джеймс. – Не уж-то вы захотели обучиться селекции?

– Я! Так что отдавайте книгу мне, – я раздражалась. Почему – не знаю. Джеймс хоть и было хорошим малым, но вот было в его манерах всегда что-то раздражительное. Его чрезмерная развязность или, наоборот, внутренняя неуверенность?

– Еще чего! Я ее не дочитал, – с насмешкой сказал Джеймс, доставая из самодельной тумбочки большую книгу. Он взял ее в руки, делая вид, что читает.

Мне это все изрядно надоело. Я медленно отвернулась от него, как бы уходя, но быстрый поворот, резкое движение и книга у меня. Он даже не понял, что произошло. Я тут же легла на кровать и спрятала ее под себя. Он встал и приблизился к моей кровати. Уже хотел забирать книгу, как я:

– Я буду кричать!

– Кричите, – усмехнулся он.

Неужели он до сих пор не изучил меня? Я начала кричать и достаточно сильно. Он тут же молниеносно отскочил от кровати:

– Успокойтесь! Книга ваша! Достали вытворять всякие штуки, ненормальная! – недовольно проворчал Гештальтский.

Так-то. Хах, наверно все меня считали немного ненормальной на этом корабле. Что уж тут говорить, ведь я сама себя считаю немного сумасшедшей в некоторые моменты времени. Чего скрывать свою натуру? Я уже устала притворяться.

Я посмотрела на книгу: в ней было порядка тысячи страниц с картинками. Хорошо, что с картинками! Столько вряд ли прочтешь за ночь, но чем быстрее, тем лучше. Книга была старой, на вид ей можно было дать лет десять и больше. Вся потрепанная, кое-где была плесень, а некоторые страницы были порваны. Сколько она пережила? Столько всего повидала за годы своего существования! А сколько отцов она сменила? Хотя она могла быть и библиотечной, но все же! Смешно, конечно, но у этой книги жизнь была, наверное, намного интереснее, чем у меня. Какая-то книга, а жизни в ней больше, чем у меня. Мне стало грустно от этого. Но все было впереди у меня. Просто надо немного подождать. Терпение, Хасе. Все встанет на свои места, нужно время. А пока… Пока надо учиться. Надо приспосабливаться к знаниям – они всегда и везде нужны. Освоишь один навык, а за ним другие. Получишь одно знание, и откроются врата в другие. Не все сразу, не все быстро. Надо ждать и делать. Постепенно ты обязательно придешь к результату, хоть к какому-то, но придешь, Хасе. Подбадривала я себя. Ничего не бывает быстро, даже смерть. Вся жизнь, наверное, ожидание чего-то. У каждого оно свое. Кто-то просто ждет, ничего не делая и думая, что со временем все придет, а кто-то ожидает, делая что-то для конечного ожидаемого результата. И получает долгожданное! Вот и я сейчас буду ожидать и делать – так будет правильнее.

В каюте было темно – все спали. Слышен был не сильный храп Джеймса. Поначалу меня это очень раздражало. Целую ночь назойливо, под моими ушами я слышу нескончаемый храп Джеймса. Почему он храпит? Ему не более тридцати, а он храпит! Но со временем я привыкала к этому звуку. Теперь это было некой колыбелью для моих ушей. Странно такое думать и считать таковым, но для меня это было так. Я чувствовала спокойствие, слыша его легкое похрапывание. Я как бы была защищена ото всех и всего. Он этого не знал. Ему и не надо это знать. Будет потом смеяться все оставшееся время этой поездки, а плыть нам еще долго. Альбрехт говорил, что это его самая длительная поездка. Он никогда так долго не путешествовал со своей командой. Более года он плавал и посещал различные страны. Хвастался тем, что собрал огромную коллекцию различных семян и растений, которых нет ни в Англии, ни во Франции и даже в Германии. С какой целью он это собирал? Когда я у него спросила это, то он серьезно посмотрел на меня, что мне показалось, что я спросила какой-то слишком личный вопрос. И тут он начал бурно объяснять для чего все это делается: « …Мы выведем такие сорта растений! Такие! Я подниму всю сельскохозяйственную отрасль до того, что Англия будет лидирующей страной по производству сельскохозяйственной продукции! А позже мы станем самой экономически развитой державой во всем мире!». Безусловно, половину сказанного я не поняла, но сказала: «Вот это да!». После моих слов он гордо смотрел на меня. А профессор оказался настоящим патриотом своей страны. Я же нет. Моя страна этого попросту не заслуживала, хотя бы по той причине, что женщины стояли наравне с животными.

Вернемся к книге. Я взяла фонарик, укрылась одеялом и в нем начала свое увлекательное путешествие в мир селекции. Первые десять страниц я понимала, о чем идет речь, но дальше… Мне раз за разом попадались непонятные слова, встречающиеся в первый раз. Дальше читать было бессмысленно – все равно ничего не пойму. Уже книгу не можешь прочитать самостоятельно, Хасе! Позор! Мне было очень обидно. Что же делать? Я должна прочитать этой ночью первые сто страниц! У меня мало времени! Не могу же пойти сейчас к профессору. Я сняла одеяло с себя и грустно осмотрела комнату. Мой взгляд опустился на спящего Джеймса. А что, если? Я резко вскочила с книгой и подбежала к спящему. Тихонько толкнула его в плечо – безрезультатно. Сильнее толкнула все его тело – появились признаки жизни:

– Джеймс, вы спите? – зачем я это спросила, понятно же, что спит!

– Сплю, а вы видимо нет, – сонно ответил он.

– Джеймс, откройте глаза, – попросила я и посвятила на него фонариком. Он открыл глаза и сразу же зажмурился.

– Вы ослепить меня хотите? – раздраженно проговорил Гештальтский. – Что вам надо в этот поздний час? Я когда-нибудь вас выселю из этой каюты! И учитесь сколько хотите только у профессора.

– Я книгу читаю, но некоторые термины никак не могу понять, помогите мне!

– Еще чего! Вы нагло забрали мою книгу, а теперь просите о помощи! Мой ответ: нет. Уходите давайте, – сказал он и демонстративно отвернулся от меня.

Я была не я, если бы просто вернулась сразу же к своей кровати. Мне нужны были эти знания, как воздух! Я подошла к своей кровати, взяла подушку, вернулась к нему и сильно ударила эту вредину. Он мигом встрепенулся и вскочил на кровать:

– Вы, что творите?! – зло прошептал он. – Вы хотите, чтобы я в ответ ударил вас? Я ведь не посмотрю, что вы девушка! Вы меня уже достали с этой подушкой и побоями! Я вас тут еще приучил и за это же получаю. Где ваша благодарность? – недовольно высказывал мне все Гештальтский.

– Нет, я хочу, чтобы вы помогли мне с терминами – дел-то! – просто сказала я.

– Какая вы неугомонная! Не отстанете ведь? – как бы задавая и не задавая вопрос, спросил он.

– Нет. Понимаете, мне необходимы эти знания! – начала объяснять я. – У вас-то уже все есть: родители, работа, деньги, жилье, а у меня ровным счетом ничего нет, но будут знания, если вы мне поможете, – сладким шепотом закончила я.

– Давайте сюда эту книгу, но учтите, если завтра меня будет ругать профессор, а завтра мы разбираем строение растений, то виноваты будете вы! И признаетесь, что всю ночь доставали меня с книгой, – потребовал он.

– Конечно-конечно! – пообещала я.

Я начала задавать ему вопросы, а он отвечать и объяснять. Он очень многое знал и иногда объяснял такими же непонятными словами, которых в книге в целом и нет, поэтому мне приходилось переспрашивать у него вдвойне, что очень раздражало его, но он объяснял. Сколько часов мы сидели над книгой – не знаю. Но было прочитано более пятидесяти страниц! К концу последней страницы язык переплетался и у меня, и у него. Я сказала, что достаточно и поблагодарила от души:

– Джеймс, вы не представляете, какую услугу оказали мне! Огромное вам спасибо! Сейчас я чувствую себя полностью наполненной знаниями и даже настоящим селекционером, как вы, – восхищенно прошептала я. – Это так необыкновенно! Так… Так здорово знать что-то! Вы просто не представляете!

– Я рад за вас, давайте завтра вы похвастаетесь, а я послушаю. Но сейчас ложитесь спать и не будите меня, – устало проговорил он и лег на кровать.

Я вернулась к себе. Моя улыбка не сходила с лица. Я была даже счастлива от приобретенных знаний. Дело запущено! Неужели все налаживается хотя бы с селекционерами? Да и может отношения с Джеймсом не будут такими язвительными, как раньше. Почему, интересно, он так ведет себя по отношению ко мне. Я вроде сама не нарываюсь, первая не начинаю… Хотя, как посмотреть. Сегодня-то я начала бить его подушкой. Еще удивляешься Хасе, почему люди тебя не любят. Взгрустнула я. Хватит думать о грустном! Надо ложиться, завтра тяжелый день. Нет, неверно. Завтра новый день, а значит новые возможности, знания и идеи! Завтра новая маленькая жизнь, пора готовиться к ней. На позитивной ноте я закончила свои размышления, закрыла глаза и погрузилась в сладостные сны. Нидра Деви накроет меня волшебном полотном сновидений и унесет в свою долину… Да будет так.

Но не все дни были такими радостными для меня, бывали и менее воодушевляющие события. После происшествия с матросом, вся команда судна буквально возненавидела меня. Даже несмотря на то, что капитан Блэк объяснил всю ситуацию, и они даже согласились с ним, но… Они также презирали меня за то, что сейчас их товарищ лежит больной в каюте. Весь день надо мной надсмехались, пакостили мне и задирали. Да, взрослые люди делали это по отношению ко мне. Чтобы представить масштаб проблемы: на корабле было порядка двадцати матросов, которые испытывали меня, мое терпение и нервы. Весь день для меня был настоящей пыткой, только вечером я погружалась в объятия ночи и знаний. Капитану Блэку было все равно на этот факт, и я понимала его. А что касается самих селекционеров, только профессор пытался как-то противостоять нарастающей буре матросов, позже к нему присоединился Гештальтский. И то, это было только из-за того, что он учил меня. Наверное, ближе узнал меня, как человека. Я ему была благодарна за это. Очень. Другие же селекционеры хоть и уважали меня, но утешать или хоть как-то защищать (хотя бы словом!) они точно не собирались. И я это понимала. С чего вообще должны были они хоть как-то быть за меня? Надо быть благодарной, что в твоем арсенале поддержки были профессор и его молодой ученик, который все равно время от времени доставал меня. Или язвил. На делал он это не со зла, а потому что был таков сам по себе.

Меня назначали коком на корабле. То есть я должна было готовить еду на более тридцати человек, некоторые (а их большинство!) ненавидели меня. А я, как и дома, преклоняла себя и свое достоинство во имя мужчин. Я была вынуждена это делать изо дня в день. Дома я боролась только с семьей, а тут… Надо бороться с двадцатью. А сбежать… Тут просто было некуда. Либо терпеть и жить, либо умереть и не мучиться. Но как правило люди выбирают первый вариант. Так и я. Каждый день я терплю, потому что сдаться слишком легко. Я терплю, потому что теперь меня не сломить. Уже была сломлена несколько раз – хватит. Сегодня они атакуют меня, завтра – я. Все меняется, ничего не бывает бесконечным, потому что это жизнь. Чертова жизнь Она скоротечна, нестабильна, хитра. Здесь нет постоянного, ничего. Выигрывают те, кто приспосабливается. Я уже приспособилась, просо необязательно это кому-то знать. Запомни, неожиданность – главное преимущество во всем. Это твой козырь.

Глава 7

Было утро. Я проснулась. Голова была тяжелой и болела. Недосып и усталость все больше сказывались на моем здоровье. Вчера весь вечер и ночь разбирали с Джеймсом книгу по азам селекции. С каждой страницей становилось все тяжелее понимать и воспринимать новую информацию, тем более после загруженного дня. Весь день работаешь, а ночью учишься… Не этого я хотела, но это первые шаги. Дальше – легче.

Я вышла на палубу. Я всегда выхожу ранним утром на палубу насладиться восходом солнца. Первыми лучами, ласкающими лицо. Было удивительно тепло, вода спокойна, подозрительно спокойная. Затишье перед бурей или очередная битва богов? Скоро узнаем. Я потянулась к небу со всей силой и поблагодарила мир за возможность жить в моменте. Я взяла в привычку благодарить с утра. Мне казалось, что это помогает настроится на позитивное начало мрачного и тяжелого дня. И это помогало. С тех пор, как я начала благодарить, а вернее научилась правильно благодарить, то чувствовала себя более полноценно и наполненно. Это был один из секретных способов начала дня для меня. Многие посчитали бы эти действия странными, но все, что помогало мне или как-то наполняло, все было полезным и важным для меня. Первый ритуал сделан. Далее умываешься, расчесываешься, переодеваешься. Кстати о переодеваниях, я смогла наконец-то сшить для себя удобные костюмы из обрезков ткани, некоторой одежды Джеймса и простыней. Теперь в моем гардеробе было три костюма. Я уже не ходила в одной простыне и тряпками, как раньше.

Время работы. Скоро подъем матросов. Зашла в каюту с едой, набрала солонины, черствые сухари и поволокла на палубу. Вытащила раскладной стол из надежного укрытия от дождя. Кое-как разложила его. Хотя этим я занималась каждое утро, обед и вечер, но сдружиться с этим столом я никак не могла. Расставила тарелки, ложки. Ах, питье. С утра капитан не позволял своим выродкам пить пиво или вино, поэтому только вода. Я разлила воду по кувшинам и проставила через весь стол. Эти приготовления не занимали более двадцати минут, но мне казалось это занятие очень энергозатратным. Я присела на деревянную лавку и закрыла глаза. Я жуть как не выспалась. Мне надо просто отдохнуть, я закрою на секунду и сейчас же открою. Эта секунда затянулась на час. Я заснула на этой лавке, облокотившись на стол.

Матросы давно пришли завтракать. Увидев меня, полностью незащищенной, решили в очередной раз поиздеваться. Ненавижу их. Безмозглые свиньи. Конечно, они тщательно продумали план действий, пока капитан их не видел. Придумали все по стандарту, было даже как-то неинтересно.

Резко проснулась я от того, что по моему телу прошла сильная и ледяная волна воды. Они облили меня водой еще раз. Еще. Один. Раз. Я резко вскочила и ударилась мизинцем об край стола. Черт! Прежде чем я успела что-то сказать, они еще раз обдали меня ледяным потоком. Мои нервы не выдерживали. Я была так зла! Внутри меня все клокотало. Благодарностей с утра было недостаточно. Очень недостаточно. Огонь разжигался в сердце медленным пламенем. Ох, как бы я ударила всех этих безмозглых тварей, вечно унижающих меня! Они мерзко смеялись, глядя мне в глаза:

– Смотрите-ка, проснулась! Как водичка? Прохладная? – это говорил Мартин. Предводитель этих тупиц, третий после капитана и того матроса. За его спиной послышались очередные «гы-гы-гы». Мертвые душой люди.

Я не осталась в долгу и позволила себе вольность, впервые:

– Да пошел ты, старая необтесанная свинья, – и плюнула ему прямо в глаз. Это было сильно, Хасе. Ну не удержалась я. Сегодня почему-то более раздражительна. Накопленная усталость? Или унижения?

– Ах, ты тварь такая! Тебе значит не прохладно?! – он очень разозлился, его голос прерывался от злости. – Сейчас мы тебя искупаем, мерзкая девица! Берите ее и тащите к краю судна! – заорал он на весь корабль.

Что? Нет-нет-нет! Я не этого хотела, опять в море? Я испугалась не на шутку. Мое сердце начало биться сильнее, ладошки вспотели, голова кружилась. Все было, как во сне. Мне подхватили за все тело его приспешники и потащили к краю. Я сопротивлялись, я начала кричать, брыкаться. Они грубо заткнули мне рот и ударили в бок. Было больно. Очередная боль. Край был все ближе, нервы сдавали. В голове была одна мысль: «Выжить любой ценой! Выжить несмотря ни на что!». Я чувствовала, что это не конец. Моя интуиция говорила мне это.

– Теперь ты будешь знать, как плевать мне в лицо! – хохотал матрос.

– Пошел ты! – я крикнула, что было мочи. Я крикнула всей внутренней жизнью, что было во мне. Я крикнула так, как кричала бы в аду. Сам Аид услышал бы мои вопли.

Еще один удар. Удар ножом. Я смогла привстать и нож прошелся только лезвием по руке – осталась одна лишь царапина. Кричать бессмысленно. Зарежут до того, как выкинут меня. Шли секунды, драгоценные секунды жизни. Думай, думай. Волнение мешало мне сконцентрироваться, да еще все тело дрожало, как проклятое дьяволом. Мысли пролетали одна за другой в лихорадочном порядке. Соберись! Быстро собралась! Без оружия не вырваться, это очевидно. Нож есть у того, кто держит мои руки. Мы были у края. Десять секунд, и я валяюсь в море. Один… Надо взять этот нож. Два… Но как его достать. Три… Нож у него в правой руке. Четыре… Я смогу его взять. Пять… Собрала все оставшиеся силы. Шесть… Сильный удар по голове. Семь… Приходит осознание, а я… Восемь… Хватаю нож. Девять… Полощу его по хозяину. Десять… Он падает, равновесие теряется, меня роняют. Группировка. Вокруг меня плотное кольцо матросов. Они ничего не понимают. Секунда неожиданности. Один удар по первому матросу – падает. Осознание к ним почти пришло, вырываюсь из плотного кольца, раня троих матросов в бок. Бегу к грот-мачте. Толпа матросов бегут за мной.

– Попробуйте только подойти ближе – убью вас, как почти убила вашего тупицу! – крик вырывается из самого сердца. – Порежу! – я знаю, что это пустая угроза – их больше. Я начинаю кричать, кричу в небо о помощи. А про себя молюсь Всевышнему. Меня должны услышать. Вот сейчас Джеймс нужен мне как никогда!

Мой крик дошел до небес, он был услышан. Из нижней палубы выбегают все селекционеры. Они не понимают, что происходит. Перед ними я с окровавленным ножом около матчи, приближающиеся ко мне матросы и раненые. Это шанс, где же капитан!

– Отвлекай, Джеймс! – кричу во весь голос.

Взгляд матросов на Джеймса. Секунда – я около матросов. Раз, два, три удары. Я так быстра и так хороша во владении ножом! Спасибо Джеймсу за инициативу учить меня не только науке. Если бы не он!

Они не успевают понять, что происходит. Плюс трое раненых. Неужели эти дураки не носят с собой ножи? Почему тогда у некоторых они всегда при себе? Селекционеры бегут к каюте капитана, профессор и Джеймс стоят неподалеку. В их глазах я вижу беспомощность и молитвы за меня. Мартин выходит из всей толпы. Не говоря ни слова, достает нож. Он идет на меня – мне конец. Уголком глаза вижу черную тень. Взгляд на тень – пусто. Мне уже кажется. Все сливается в одну картинку. Я начинаю просто молиться.

– Мартин! – оклик капитана. Неужели! О Всевышний, спасибо. – Мартин, я обращаюсь к тебе второй раз, – спокойный голос капитана. – Что ты творишь?

Мартин поворачивается к капитану. Вот она секунда, решайся Хасе. Либо ты, либо тебя. Мартин не послушает капитана, он отомстит за своих. Еще одинманевр, я стою около него, удар – он падает на колени. Я ударяю его по голове, что есть силы. Враг повержен. Стоит мертвая тишина. Матросы похоже испугались. Меня трясет. Второй раз ты пытаешься убить, сражаясь за свою жизнь. У меня выходят эмоции, я не могу держать их в себе. Огонь разрастается по моему телу. Теперь власть у тебя. Я плюю на неподвижное тело матроса – пусть знают, с кем связались твари. Матросы отдаляются от меня все дальше, а я подхожу к ним. Боковым зрением вижу внимательный взгляд Блэка, ждет моих действий. Ну получай!

– Страшно? Страшно без своего предводителя?! Что вы теперь сделаете, а? А? Отвечайте! – в ответ тишина и страх в глазах. – Я сказала отвечайте! – тишина.

Ну хорошо, решили сыграть в молчанку. Они у края борта. Я все ближе и размахиваю ножом. Во мне пробудили зверя, дьявол завладел моим разумом. Это они! Они виноваты! Так получайте, раз напросились. Я слышу голос издалека:

– Опускайте оружие, мисс, – властный голос капитана.

Он мне не указ. Раньше надо было командовать:

– Падайте! – кричу в лицо всей команде.

– Успокойтесь, мисс. Положите нож, – грубее указывает мне капитан. Поздно. Пока я тут власть – я решаю.

– Падайте иначе будете иметь дело со мной, твари! – крикнула я еще и замахнулась.

Я не владела собой это точно. Старая Хасе не узнала бы себя в это обличии! До чего смешна жизнь! До чего она доводит таких я! Стою на палубе как истинный сумасшедший, готовый убить всех и вся ради своей защиты. Но я ведь не такая… Я не убийца. Но что тогда? Почему ты стоишь, Хасе, на этой палубе с ножом?       Почему ты другая? Наверное потому что жизнь сейчас другая?

Капитан этого не ожидал. В первый раз не предугадал ситуацию. А вот вам и мой урок! Все начали падать за борт судна. Все до одного упали в ледяное море.

– Так-то, – истеричный смех. Почему у меня такой ужасный смех? Почему он пугает даже меня?

Мгновение и капитан около меня. Заворачивает за спину руки и ударяет в живот. Завязывает руки веревкой. Больно:

– Что вы натворили мисс? – шепотом спрашивает у меня и швыряет меня к мачте.

Я сильно ударяюсь головой. Идет кровь из носа. Руки разодраны в кровь. Ко мне подбегает Альбрехт и Джеймс. Тихонько переворачивают меня и закрывают льющеюся рану.

– Спокойно, сейчас мы обработаем вас. Не дергайся, – сказал Джеймс. – Вернее не дергайтесь, мисс, – поправил он себя.

Слезы лили водопадом. Я слишком много плачу. Я слишком эмоциональна. Уже пора держать себя в руках, Хасе. Не в первый раз так.

Ручьи были не от того, что больно, а от того, что это уже повторялось. Повторялось сотни раз: нет повиновения – наказание. Проступок – наказание. И как бы я не сопротивлялась, как бы не пыталась обозначить свою свободу, то в полной мере я ее никогда не получала. Сначала родители, потом капитан… А ради чего такие усилия? Ради чего ты бежала из дома? Черт с этой свободой! К черту все это! Ведь все это так бесполезно.

Но ведь…

Может не со свободой у меня проблемы? Может «свобода» – это что-то другое? Не то, что я думала? Ведь абсолютной свободы не бывает. Ты как бы всегда зависим. Твоя свобода ограничена людьми, статусом, в конце концов даже самим тобой! Наверное, свобода – это что-то другое. Это не абсолютность. Это не вседозволенность. Это не власть. Свобода – это что-то большее, чем есть на самом деле. Это намного глубже любого понимания, да ведь? Потому что не могу я найти эту свободу во вне. Не могу подтвердить, что она находится в реалии. Значит надо искать в другом месте? Может сменить свой курс поисков? Может свобода уже обретена, но не признана самим тобой? Тобой Хасе? Это все так навязчиво! Свобода, свобода! Да ведь свобода не в том, чтобы творить все, что душе твоей захочется! Свобода в другом… Иначе не было бы столько провалов, столько ошибок у меня. Свобода не в дозволенности материального мира, а в душе. Когда ты можешь освободить свою душу. Наверно это так.

– Знаешь, Джеймс, а давайте на «ты» в самом деле,– через слезы проговорила я и слегка улыбнулась.

Он ничего не ответил и улыбнулся в ответ.

Джеймс и Серхио помогли мне подняться. Делегация селекционеров кругом проводила меня, боясь напасти со стороны матросов. Это было славно. И приятно. Кто-то заботился обо мне. Не только я сама о себе.

Мы спустились в каюту Джеймса. Меня аккуратно положили на кровать, и профессор стал аккуратно обрабатывать мои ссадины и раны. Хорошо, что не было ни перелома, ни вывиха.

– Мисс… – осторожна начал Вассейдаун. – В этот раз все обошлось, слава Богу, – тяжело продолжал он, – но ведь может случится и так, что ни нас, ни капитана Блэка не окажется рядом и…

– Я все понимаю, – перебила я. – И я понимаю, что не должна была быть здесь, на этом судне. И мне так стыдно, вы себе представить не можете, – начал появляться комок в горле. – Я всем изрядно надоела и эти… Эти страшные вспышки гнева, которые слепят меня все время, когда я на пороге сумасшествия! Мне страшно, профессор. Наверно от того, что сложно остановить этот порыв гнева, негодования и какого-то буйства. Боюсь, что не смогу остановиться. Вы наверно и так считаете меня ненормальной…

– Ты что! – перебил Джеймс. – Я же в шутку. Я никогда не имел ничего под этим, серьезно проговорил он.

– Мисс, – продолжал Альбрехт, – так ответьте нам на вопрос, почему вы все-таки здесь? Почему бежали? – обеспокоенно спросил он. – Мы – люди простые. Я сам знаю, какого это скитаться. И я также был подобран селекционерами. И я возможно смогу вам помочь в большей мере! Я ведь, понимаете, добродушный человек. Я всегда готов помочь, потому что знаю, какого это ждать помощь, надеяться. Вы не думайте, что одна такая. Не позволяйте думать о себе в плохом ключе, я вас умоляю! – тихонько говорил Вассейдаун.

Эта речь… Заботливая, тревожная… Как будто отцовская или материнская. Я невольно улыбнулась. Он так искренне это говорил, что мне хотелось верить в лучшее. В хорошее будущее… Может еще все будет?

– Да что я в самом деле! – с негодованием начала я, что профессор и ученик вздрогнули от такой неожиданной реплики. – Вы ведь единственные, кто с первых минут со мной. Джеймс – даже мой спаситель! А я все прячусь и прячусь. Что-то скрываю, пытаюсь увильнуть! А зачем? – как бы говоря себе продолжала я. – К черту (что-то много я начала говорить таких словечек на корабле, наверное из-за проклятых матросов) всю эту скрытность!

Начала я свою историю с самого конца. Мое детство, родители, отношение людей ко мне, разговор в подвале, свадьба и, конечно же, сам побег. Рассказывая о своей жизни, я невольно время от времени смотрела то на Альбрехта, то на Джеймса. Ловила их взгляды, в которых видела негодование, ужас, но больше всего жалость. Мне она определенно не нужна была. Но было приятно осознавать, что в их мире, да хотя бы в Лондоне все по-другому. В их представлении женщина – это что-то нежное и трепетное, а не средство. Джеймс все выкрикивал:

– Да как так можно! Да почему они так с тобой? Как? Неужели такое еще есть? Извини, но я бы точно надрал бы им задницу!

А Альбрех тихонечко молвил:

– Какой ужас! Ты моя дорогая! Такое пережила.


Под конец рассказа я видела их сочувствие и желание помочь. Теперь они осознавали, почему я такая. Почему рвусь защищать себя, почему не терплю унижений и лезу в драку, как мальчишка со двора. Все потому, что я не хочу возвращаться к старой Хасе. К той Хасе, которая боялась слова сказать. Которая не могла защищать себя. Никогда. Я так больше не хочу.

– Ах да, меня зовут Хасе.

– Вот оказывается кто ты! Таинственная незнакомка, – со смешком проговорил Джеймс. – Какое необычное для нас имя! Хасе… Ха-се. Хасееее, – медленно протянул он.

– Ой, заткнись ты! Хватит! – меня раздражало мое имя на его устах. Ведь я уже давно не та Хасе. В целом, не Хасе. Нет этой девушки больше. Сгорела, умерла, ушла.

– Очень красивое имя, – проговорил профессор.

– Нет, оно мне не нравится. Оно ужасно…

– Отчего же? – спросил Вассейдаун.

– Да от того, что Джеймс его напевает, – со смешком проговорила я.

– Тебе не нравится? Ну хочешь не буду тебя так называть. Но знаете ли, девушка вы, что «мисс» так надоедает, что хочется назвать вас как-то по-другому.

– А если миссис?

– Ох, дите, – смеялся Альбрехт, – вы еще далеко не миссис!

– А что? Все возможно, профессор! Лондон не за горами! – начал было даже с какой-то серьезностью Гештальтский.

– Я не знаю… Не хочу это имя впускать в свою новую, буйную до ужаса жизнь. Не та я Хасе…

– Так давай мы тебе дадим имя! Что насчет Катрин? – спросил Джеймс с искрами в глазах.

– Да какая она тебе Катрин! Нужно что-то более нежное, – вставил свое профессор.

– Какое нежное! Профессор, кажется, вы забываетесь! Вы видели ее с ножом? Да она как гром средь ясного неба! Она же как ураган: если начнет, то не остановится! Ей нужно что-то такое! Такое! – и Джеймс погрузился в собственные мысли.

– Буйное-небуйное, но она еще не раскрывшийся бутон. Нужно что-то резвое, но в то же время олицетворяющее ее натуру, – продолжал свое Альбрехт.

– Может Лили? – опять предложил Джеймс.

– Нет, мне не нравится. Никакая я не лилия, – проговорила я. Мне не нравились имена, связанные с чем-либо, к чему эта связь?

– А если просто: Анна? Или Аннэ? – придумал профессор.

– Где-то я уже встречала это имя! Что-то припоминается из книжек по истории…

– Может Анна Болейн? – спросил Джеймс.

– Да не уж-то вы и ее знаете, Гештальтский! Вы меня все поражаете и поражаете!

– Может Аннет? – резко вставила я.

Они оба уставились на меня.

– Аннет… Красивое… Что-то в нем есть, – оценил Джеймс.

– По-моему, прекрасное имя! Аннет! Ну что, приято познакомиться с вами, Аннет, – подмигнув обратился ко мне профессор.

Глава 8

Я проснулась. Никого в каюте не было. В первый раз я встала не на восходе. В первый раз пропустила восход. Страшно ли мне? Очень. После вчерашних событий я хотела зарыться в эту маленькую кроватку и остаться в ней навсегда. Возможно матросы меня боялись больше, чем я их. Но теперь мне придется ходить всегда с чем-то. Надо раздобыть нож. Нет! Больше я ничего не буду искать. Уже столько всего произошло из-за моих поисков, что страшно продолжать свои одиночные вылазки. Надо попросить Джеймса. Но никого в каюте не было. Вряд ли они на палубе… Может у профессора? Или в мини-лаборатории, где хранятся новые экземпляры семян? Но до туда тоже надо идти. Надо вставать. Надо что-то делать.

Я уже начала вставать, при этом ворча на свои раны, как кто-то начал медленно идти в коридоре. У меня перехватило дыхание. Возможно человек направлялся и не сюда, но что-то я сомневалась… Я быстро вскочила, ища глазами какой-то тяжелый прибор. Хоть что-нибудь тяжелое. Сегодня не хочется умирать. И где же Джеймс? Шаги становились медленнее и громче. Кто-то целенаправленно шел сюда. Ко мне. Я спряталась за дверью, держа тяжелую книгу по азам над собой – если размахиваться, то сильно. Человек остановился – чего-то ждал. Тихонько дверь палубы начала приоткрываться. Страх овладел мною. Насчет три со всей силы, что есть мощи! Дверь открывалась со скрипом. Раз… Я уже видела ботинок входившего. Два… Сильный замах. Три… Со всей силой, Аннет! Я выскочила из своего убежища и со всей силы ударила по голове незнакомца. Звук получился глухой. Он упал на колени, будучи в создании.

– Ты что творишь! – прошептан капитан.

Я опешила. Кто же знал…. Кто же знал! Ну почему имя другое, а промашки все те же? Давай убей, покалечь капитана, чтобы тебя с судна выбросили. Моя промашка, но я все еще помню его:

– Ох! Не простите! Так вам и надо, капитан, – процедила я через зубы, думая про себя как бы быстрее вернулся Джеймс. Мало ли…

– Вы настоящая мятежница, мисс… Как вас зовут? – с интересом в первый раз спросил Блэк.

– Вам-то какая разница! Уходите иначе буду кричать, и тут я уже было собралась, но он меня перебил.

– Зачем все эти крики? Перестаньте вести себя как ребенок.

– Как ребенок? Да меня тут убить пытались столько раз, что заяц в лесу позавидует! Вы еще смеете такое говорить! Да у вас тут какие-то игры на выживание! – резко все вместе выпалила я. Почему-то, когда он тут, рядом, то слова так и вылетают из моего рта.

– Вот ведь вы сами сюда пролезли. Никто даже не ждал вас здесь. И еще вы жалуетесь. Перестаньте. Это смешно! – протянул он.

Я все еще держала эту книгу в руках и была в своей бесформенной простыне. Вспоминая об этом, я почувствовала себя менее уверенной. Да, неудобно… Ну его! Я положила книгу на кровать Джеймса, а сама легла в свою. Капитан недоуменно наблюдал за моими действиями. Да… Наверное в первый раз видит девушку такого характера.

– Вот знаете, мисс, вы интересны. Вы буйный мятежник на корабле, которого бы надо повесить, но в то же время вы все-таки девушка. Интересный экземпляр. А еще вы находитесь на этом судне совершенно бесплатно, но вот только ничего бесплатно не дается в этом мире. Надеюсь, вы это понимаете, – как бы упрекнул, а может просто проконстатировал факт.

– Ой да все я понимаю, – пробормотала я. – Ну, скажите же, что вы хотите? Денег?

– Да нет же. Я просто вам напоминаю о том, что вы здесь всего лишь шавка, которой надо перестать себя вести так, – грубо окончил он.

Меня взяло негодование! Он, что, меня проверяет на мою реакцию? На мое буйство? А к черту его! Если бы хотел, то давно избавился. Он с такими как я точно не привык возится.

– Шавка? – спокойно начала я. – Где ваши манеры? К девушке так обращаться! Знаете, что? – мой голос все нарастал и нарастал в силе, – да идите вы к черту, капитан! К ч-е-р-т-у! – уже проревела я, что есть мочи.

– Да как ты смеешь! – начал было он.

Он меня довел. Все это, все эти события, матросы, нападки, – все это скопилось и вылилось в неприятную усталость и гнев. Реалия слишком тяжела. Пущу все на самотек, может так быстрее прибьют? Как только он хотел продолжить эту фразу, я просто кинула в него подушкой со всей силой и сказала:

– Вы еще здесь?

Никто не ожидал бы такого от девушки. Тем более капитан. Тем более капитан своего же корабля. Но я также не ожидала его реакции. Он кинул эту подушку в меня и проронил что-то наподобие:

– Негодяйка!

И он просто вышел из каюты. Вот только закрылась дверь, как я сразу погрузилась в мысли. Первый вопрос: почему он вообще приходил? Была же у него цель этого визита? Почему он крался? Почему до сих пор я не за бортом и почему он кинул подушку обратно в меня? Слишком много вопросов, слишком много непонятного…. Слишком много непонятных мотивов. Может быть тайн?

Глава 9

Проходили дни. Мои раны окончательно зажили и мне сняли все повязки. Я продолжала работать поваром. Да, кормить всю команду (они все еще боялись меня и считали сумасшедшей) было сложно. До этого справлялась одна… Но теперь… Теперь мне было просто страшно где-либо находиться одной.

– Аннет, капитан… – начал было Альбрехт во время нашего отдыха между изучением азов селекции.

– Знаю. Джеймс уже сказал мне, – пробормотала я, выдавливая из себя улыбку. Мне было тяжело даже думать об этом. Вдруг опять какой-то матрос нападет?

Старый матрос, которого я чуть не убила, все еще лежал в отдаленный каюте. Мне никто не говорил, что с ним, но один из подчиненных Альбрехта (вроде обладал хоть какими-то медицинскими знаниями, бывший студент) каждый день ходил к нему утром и вечером, постоянно нося с собой какие-то травы (один Аллах знает, откуда у него были травы на корабле) и воду с тряпьем. Он был жив и это уже облегчало мою душу. Но в каком состоянии? Может я настолько повредила ему мозг, что он стал сумасшедшим или, наоборот, не может даже и слова выговорить? Что я делала…

– Но ты же знаешь, что все эти нападки… Как бы тяжело мне не было об этом говорить, но надо. Они могут продолжиться, – тяжело говорил Альбрехт. – У этих матросов не было ножей, но теперь-то они точно есть, – профессор начал доставать что-то из своей прикроватной тумбочки. – Держи, тебе это понадобится.

Он достал маленький кинжал. Совсем тонкий… Рукоятка была выполнена из золота, видимо. Это орудие с легкостью могло поместиться в средний карман или его легко можно было спрятать в рукаве. То, что мне надо. Он прямо походит на меня – хрупкий, но острый. Незаметный с виду, но переливающийся на солнце золотом. Я его полюбила. Он грациозен… Бывает ли такое вообще?

– Но ведь он золотой! – воскликнула я. Возможно селекционеры и зарабатывают хорошо, но чтобы столько! Чтобы дарить кинжалы с золотом! Я повертела его в руках и на оборотной стороне заметила небольшую эмблему с буквами Д.В.Б. – Что это за буквы?

– Возможно золотой, я, честно признаться, даже не знаю, – как-то задумчиво ответил Альбрехт.

– Но ведь это дорого! Я не могу принять его от вас! Не надо, заберите, – я быстро отдала его обратно профессору.

– Аннет… Кинжал-то не мой. Понимаешь, надо его принять, – обеспокоенно возразил профессор.

– Что значит «надо»? Это принудительно? Если это шутки Джеймса, то передайте ему, что…

– Нет, – сразу перебил меня он. – Это не Джеймс. Конечно, он не хотел, чтобы я вам говорил, но вы ведь продолжите меня пытать! – Вассейдаун немного помедлил и сказал. – Это капитан. Но вот только не стоит вам и подавать виду, что это я вам что-либо говорил! Иначе и я окажусь за бортом этого корабля, вот только не уверен, что Джеймс кинется меня спасать, да и возраст уже не ныряний, – начал куда-то клонить профессор.

– Капитан? Но почему? Почему сам мне не отдал? – потребовала я. И тут же представила: капитан Блэк возвращается в каюту после того, как я кинула в него подушку. Да, странное зрелище.

– Если б я знал! Но давай не будем об этом! Я уже и так достаточно тебе все сказал, Аннет, дорогая! Давай продолжим? Или я могу позвать Гештальтского и он объяснит тебе весь оставшийся материал, – как-то строго отрезал профессор.

– Но ведь это странно…

– Ничего не странно, – перебил меня опять Альбрехт. – Вот скажи, зачем капитану нужны еще такие случаи с тобой? Ведь у него скоро и матросов не останется. Ты только посмотри, что почти все перевязанные ходят. Все, давай забудем.

Я так и держала этот кинжал у себя в руках. Конечно, мои мысли были далеко не о селекции. Повторю весь этот материал с Джеймсом.

– Вы все учите? – в комнату ворвался Гештальтский – в его репертуаре.

– Тебя учили стучаться? – недовольна ответила я на его присутствие.

– Гещтальтский! Вот тебе как раз-таки и надо сидеть здесь вместо Аннет! Будешь потом у нее учиться, я от тебя откажусь!

– Да что вы начинаете, профессор! Всю эту теорию я знаю, мне практика нужна! Вот Аннет закончит первые учебники, так сразу и начну с ней повторять углубленные темы, – по-детски защитил себя он.

– Так чего ты ворвался? Семена все перебрал? – раздраженно обратился Вассейдаун.

– Семена… Да нет… Дело в том, что я тут подумал и…

– Что ты сделал? Подумал? Я не ослышался? – съязвил профессор. Я просто молчала и наблюдала.

– Да что вы в самом-то деле! Я же помочь хочу нашей новой ученице! – недовольно продолжил ученик.

– Ну? – заинтересовалась я. – Говори!

– Аннет, знаешь ли ты, что завтра…

– Знаю я! Дальше-то что?

– Ну так предлагаю тебе взять меня в напарники! – весело предложил Гештальтский.

– Что ты несешь? Выпил? – почему-то резко спросил профессор.

– Ни капли с того дня, как нашла незнакомка стала очень даже знакомой с нами…

– А к чему такая щедрость? Если ты хочешь меня убить, так делай это сейчас! Значит затащишь в какой-то трюм и все! Удобно, однако, – со смехом ответила я на его предложение, а где-то внутри что-то кольнуло.

– Да что вы сговорились в самом деле!

– К чему такая щедрость? – в один голос произнесли мы с профессором.

– Никакой щедрости! Мне надоело тебя спасать. Мне нужен тоже отдых, – просто ответил Гештальтский.

– Ну раз вам, бездельнику, нужен отдых, то, конечно присоединяйтесь к моей компании, – согласилась я.

– Идет!

– Спасибо, – чуть помолчала и добавила, – правда.

Гещтальтский опешил от такой реплики. Он просто улыбнулся как улыбаются дети: искренне.

Конечно, я была не против такой услуги. Это бы облегчило мне работу и обеспечило хоть какую-то, но защиту! Джеймс уже спасал меня пару раз, так почему бы не побыть ему защитником на постоянной основе? Мне он нравился. Нет, не как парень, но с ним было просто… Смешно! Временами он был, безусловно, врединой или говорил такое! Но это все всегда в шутку, с доброй подачи и, наверное, намерениями… Одним словом: хороший малой. Его веселость – это что-то удивительное. Как ему это удается? Всегда с хорошим настроением! Всегда с шутками. Не сказать, что дурак или разгильдяй. Да, была в нем какая-то потаенная развязность. Может быть это было просто первым впечатлением и поэтому так глубоко засело у меня в голове? По крайней мере, сейчас я не наблюдала его эту черту. Возможно придуманную мною. Эх… Хотелось бы увидеть его серьезность. Она существует ли? Помню в ту ночь, когда я так желала покончить с собой, я увидела, возможно увидела эту серьезность, какой-то испуг, но не детский, а… Взрослый… Какой он, когда серьезный? Какие у него мысли? Есть ли мысли о будущем? Интересно, что он думает обо мне? Как он воспринимает меня? Как сумасшедшую или … Или нормальную? Узнаю ли я когда-нибудь это?

Пока я была погружена в свои мысли, профессор и его ученик беседовали о предстоящей остановки в Марокко. Что? Марокко? Мы будем в Марокко?

– Ох, желал бы я попробовать там пряности! Так невообразимые ароматы и сочетания еды! – сладко говорил Джеймс.

– Да ты уже, не бойсь, все деньги потратил. Так что даже не мечтай – с зевком ответил Альбрехт.

– Мы, что, остановимся в Марокко? Это так! Так! Здорово это так! Это же первая страна, да первое мое путешествие! Первый глоток воздуха чего-то неизвестного. Марокко, Ма-ро-ккооо, – начала напевать я с огромной улыбкой на лице. Впервые за долгое время…

– Боюсь тебя расстроить, Аннет, но вряд ли тебя выпустят из этого корабля, а если и выпустят, то оставят там же, – осадил меня профессор.

– Ну как же? – огорченно спросила я.

– Профессор прав, – вклинился Джеймс. – Тебя наверно при первой возможности оставят где-нибудь, поэтому даже не выходи за борт этого корабля. Даже с нами! – впервые предостерег меня Гештальтский. – Тебе бы в целом не попадаться на глаза капитану в течение недели этой.

– Так что же, мы уже на этой недели прибудем туда? Я даже потеряла счет дням, а вы как следите? – с недоумением спросила я.

– Календарь! – ответили они разом.

– И ты, Гештальтский, ведешь календарь?

– Конечно! Надо же готовиться к остановкам. А то этот корабль уже изрядно надоел.

– И вправду, надоел. Уже хочется в Лондон, – медленно протягивал профессор. – Не в том я уже возрасте, чтобы так долго путешествовать, уже зевая закончил Вассейдаун.

– Да, не в том, – подтвердил Джеймс и тоже зевнул.

Я же просто вздохнула. Первое место назначение, первой кусочек свободы и… Ничего… Забудь, Аннет.

Мы разошлись по каютам. Я легла в свою постель и долго ворочилась. Джеймс же храпел после того, как только коснулся подушки. Как он это делает? Ведь с утра встает позже меня, а дел ровно столько, что устать просто уж нельзя. Как же мне уснуть? Я все думала о Марокко. Страна пряностей… Страна волшебства. Да, признаю, я знаю немного об этой стране, чтобы упиваться из-за проходящей мимо меня возможности. Но все же! Досадно. Интересно, что делают родители? Схватились ли меня? Представляю разъяренное лицо отца! Ха-ха-ха, я все отдала, чтобы просто посмотреть на этот скандал! Хотя нет. Я не хочу туда возвращаться. Нет. Никогда. Я быстро отогнала надвигающиеся тучи моей прошлой жизни и продолжила размышлять о Марокко, о кинжале и о капитане. Спит ли он? Что он думает обо мне? Зачем просил профессора не говорить об этом? Мысль… Другая.. Пятая… Кошмар прошедших недель на корабле и… Не могу. Вот я не могу заснуть совсем. Хотя устала. Обо всем передумала. Сколько времени прошло? Час? Два ли? Одно было стабильно: храп Джеймса. Ужасно громкий храп. Я пыталась погрузиться в объятья ночи, снов и даже кошмаров, но этот храп! Или моя перевозбужденность виновата? Сон не шел ко мне. Ну, Джеймс!

Я резко встала с кровати и подошла к спящему Джеймсу. Спит как младенец! Пора это исправить. Коварно? Определенно! А что делать? Мне не спиться… Когда ты стала такой эгоисткой? Я немного повременила с желанием разбудить Джеймса и пойти смотреть на ночное небо. Взвесила все за и против. Подумала о том, что завтра рано вставать и начинать готовить. А какой толк, если ты все равно не заснешь? Буду будить! Одной я больше не хочу никуда выходить. Хватит с меня кошмарных приключений иначе так и не доплыву до Марокко, что уж говорить о Лондоне! Да, Лондон… Прекрасный Лондон! Или ужасный Лондон? Скоро познаешь его, милая Аннет.

– Джеймс… – тихо и спокойно начала я.

Ноль ответа. Храп продолжился.

– Гештальтский! – мой голос становился чуть громче, а его храп все продолжался.

Ну, как так спать-то?

– Джеймс Гештальтский! Вставай! – уже во весь голос крикнула я ему.

Что ж такое… Он все храпел. Я перешла к крайним мерам: к физическим! Я вернулась обратно к своей кровати, ловким движением руки взяла подушку и (заметьте, не со всей силы, хотя могла бы!) кинула в него. Храп прекратился. Тишина. Но ответа я не услышала. Быстрее настанет рассвет, чем он пробудится. Неужели выпил?

– Джеймс! – крикнула я.

– Не выучил, эээ вычииил я, – пробормотал он в ответ.

Мое терпение лопнула. Я и так была немного приподнята, так теперь еще и раздражена. Сбежать с дому смогла, а разбудить парня не может! Я решила толкнуть его легонько рукой. Только я схватила его за локоть, как он внезапно второй рукой вывернул мою при этом мгновенно встав на ноги. Я почувствовала сильную боль и закричала:

– Дурак! Отпусти меня, – все негодование уместилось в эти три слова.

– Ты с ума сошла? – крикнул он мне в ответ. Было такое ощущение, что мы стоим на противоположных берегах и пытаемся докричаться друг до друга. – Ты зачем меня по ночам трогаешь? Это как понимать? Это уму непостижимо! – со всей раздраженностью процедил он сквозь зубы. – Это как! Это… Это ненормально, Аннет! Я скоро сам буду ножи и кинжалы иметь при себе от таких как ты! Как тебе в голову такое взбрело?

– Джеймс! – хотела начать я, но его было не остановить.

– Мы же договорились, что если изучаешь сама, то с утра я тебе объясню всееее, что непонятно. Клялся же даже! Ты опять за стар…

– Джеймс, – повторила я.

– Уму непостижимо! Я скоро спать перестану нормально по ночам из-за тебя. Твои ночные приступы не знаю чего уже вот тут у меня, ну как так, Аннет! Хватит уже трогать меня по ночам и будить! – разгоряченно жаловался он. Накопилось наверное…

– Джеймс, пошли на небо смотреть, – резко сказала я, не чувствуя себя виноватой или пристыженной.

Он опешил. Опять.

– Небо? – уже шепотом спросил он.

– Да, – также ответила я.

– Какое к черту небо?

– Как какое? Уверена, оно самое, что ни на есть красивое, – заговорщицки промолвила я.

– Бесполезно… – вынес вердикт он.

– Пожалуйста, – попросила я.

– Ты издеваешься? Какое небо? Тебе разве завтра не надо с утра готовить на всех? И мне, между прочим, тоже? – уже сонно спрашивал он.

– Надо.

– Так почему ты не спишь? И мне не даешь?

– Не хочется. Я говорю тебе, страшно мне идти одной туда. Ты же знаешь, что приключения на корабле – это ужасно.

– А еще ужасно то, что ты не даешь мне спать! Причем не в первый раз, – чуть помедлил и продолжил. – Наверное и не в последний раз.

– Окажи услугу, – прошептала тихо я.

– Какую? – недовольно спросил он.

– Пошли смотреть на небо.

– Ты точно издеваешься, – глубоко и тяжело вздохнул он, думая, что бесполезно бороться со мной, да и сон после таких изречений точно пропал.

– Идем?

– Последний раз. Потом будешь ходить одна. Ни за что не встану больше. Буду жаловаться Альбрехту.

– А я на тебя за то, что объясняешь плохо и неправильно, – солгала я.

– Ты еще такое говоришь!

– Идем?

– Идем.

Мы поднялись наверх. Свежий холодный воздух дунул нам прямо в лицо. Я окунулась в этот аромат ночи и моря. Я чувствовала его на своих губах, волосах, – на всем. Он будто обволакивал меня своей нежностью. Аромат ночи… Аромат свободы и морских скитаний. Как будто Посейдон окутывал меня своей безмерной стихией, которая так нравилась мне. В которую я была влюблена. В которой я была готова тонуть раз за разом, чувствуя, что жива… Наполнена… Свободна. Наконец-то.

Мы застыли в ночной мантии волшебства. Джеймс чувствовал то же самое, что чувствовала я: необыкновенную свободу и тихое до странности моря. Как будто мир остановился. Остановился корабль и, уверена, наши сердца. Я чувствовала его дыхание. Я чувствовала дыхание ночи. Я чувствовала свое дыхание. Такое размеренное, спокойное… Свободное. Это волшебно. Ночь волшебна. Мне было не страшно. Я была не одна.

– Джеймс, ты чувствуешь? – еле слышно спросила я.

– Да… Необъятная ночь и вкус свободы? – прошептал он в ответ.

– Теперь ты не злишься на меня?

– Нет, тихо.

Я замолкла и наслаждалась моментом. Редким моментом свободы и некой беззаботности. Как это чудесно! Чудесно дышать полной грудью! Быть здесь… Быть сейчас… Быть храброй! Это волшебство, которое дается не каждому. Эта сила, которая познается никакими науками, учеными, гипотезами и испытаниями. Это ты и мир. Ты и ночь. Ты и только ты. С собой. Здесь. И. Сейчас. Не это ли любовь? Такое непонятное, страшное и нежное слово? Любовь к тому, что ты здесь. Что ты чувствуешь и ощущаешь. Я готова любить этот мир за такие моменты! Я готова бороться за это! Погибать, восставать, погибать и еще раз падать! Еще и еще, еще и еще, до слез, до боли! Да! Я добровольно говорю «да»! Потому что это то, ради чего я живу. Существую. Я готова бороться за это чувство. Я вдохнула аромат морской соли и холода, согревающего мое сердце и душу. Сколько будет у меня таких моментов? Буду ли они? Может завтра я уже умру, позабыв обо всех страданиях и наслаждениях? Да пусть будет оно так! Это неважно. Я чувствую и дышу. Мне этого достаточно. Я дышу… Я упиваюсь этой ночью, этой желанной свободой.

Я подняла глаза к небу. Такое же необъятное… Такое же всесильное и до невозможности прекрасное. Звезды на нем сияли как самые ярки искры в глазах. Как сияют от счастья, свободы, любви. Я тоже сияла. Я запрокинула голову еще сильнее, закрыв глаза.

– Спасибо, – сказала я вслух.

– Ты кому? – с замиранием сердца спросил Джеймс, наверняка взглянув на меня с осторожностью.

– Не знаю… Себе? Небу? Миру? Тебе? Или целой Вселенной?

Пауза. Долгая и прекрасная пауза. Молчание, которое не хочется прерывать. Все бессмысленно.

– Я благодарна, что дышу полной грудью, Джеймс. Может первый или второй раз… Ты просто не представляешь.

– Представляю… – медленно ответил он.

Пауза.

– Знаешь, я этого так желала. Всю жизнь.

– Какие у тебя простые желания, – отметил он, улыбаясь.

Я открыла глаза и посмотрела в его.

– Зачем усложнять? К чему все это? Здесь и сейчас. Лови, живи, люби и чувствуй.

– Звучит как заклятье.

– Заклятье счастливых, – слегка улыбнулась я и взглянула на него снова. – Это прекрасно. Я обожаю ночь, ее влияние, ее…

– Ее ощущения, – закончил он за меня.

– Да! – подтвердила я.

Я думала: спросить или не спросить его. Такой момент подходящий. Любопытство взяло верх!

– Джеймс, а почему ты здесь?

Он удивленно посмотрел на меня, думая действительно ли я сумасшедшая или нет.

– Ты сама меня приволокла, – сконфуженно ответил он.

Вот умеет он все испортить. При чем здесь это?

– Да я не про сейчас. Я про твое место здесь. Почему ты решился отправиться в такое дальнее, нелегкое путешествие?

– А, ты про это, – облегченно произнес он.

Пауза. Молчание, которое хочется прервать, но я упорно ждала. Он не хотел отвечать на этот вопрос. Почему? Тайна? Личное? Страшное прошлое? Неразделенная любовь? Что? Что же? Почему он молчит? О чем он думает? Я бы сейчас бы это все выпалила на одном издыхании, но я держала себя. Терпение. Только терпение и человек сам тебе откроется. Жди. Я еще раз взглянула на него. Он о чем-то размышлял. Взвешивал свой будущий ответ. Мне это показалось странным. Что-то ужасное?

– Аннет… – начал он.

– Если ты не хочешь говорить, ты так и скажи. Я пойму, – спокойно закончила я за него.

– Да нет, дело не в этом. Как бы странно это не звучало, но в первую очередь я химик. Бывший я бы сказал, – он тут же звонко рассмеялся, будто не веря своим словам.

– Что? – не поверила я. – Химик? Ты химик? – как-то грубо спросила я, смеясь.

– Вот поэтому я и не хочу говорить, – обиженно воскликнул он.

Мои слова показались обидными для него. Но что я могла поделать с собой, если он ведет себя как настоящий разгильдяй! Ну какой же он химик?

– Но, – я не находила слов. – Хорошо, допустим, что…

– Ты еще допускаешь? – прервал он.

– …Что ты химик, но что ты делаешь здесь? Зачем тебе селекция? Почему ты все-таки отправился в такое путешествие? – у меня было много вопросов, на которые я жаждала найти ответ. Но Джеймс отвечал неохотно.

– Ну зачем тебе это надо знать? – резко сменив тон, угрюмо спросил Джеймс.

Я не нашла, что ответить ему. Действительно зачем?

– Твой выбор, – все, что я могла придумать в ответ.

Мы замолчали. Мне не понравился его тон. Что это такое? Никогда прежде я не замечала в нем такой… Такой… Грубости что ли… Сейчас я хотела вернуться в каюту и забыть про то, что мы сейчас говорили. Мне стало неловко. Какое-то замешательство было внутри меня. Надо просто избавиться от этого послевкусия. Надо.

Мы стояли еще несколько минут. Звезды начали исчезать одна за другой, кажется, настает новый день. Уже? Неужели? Пора ложиться спать, хотя, что толку-то? Все равно, я уверена, вставать не больше чем через час-два.

– Джей…

– Ну хорошо, – внезапно перебил меня он. Меня просто отправил отец. Ну вот я закончил свой химический факультет, а что дальше? Работать, признаюсь тебе честно, мне не хотелось. Кто хочет работать, когда молод и когда есть целое состояние, да и в принципе, если твой отец уж больно обеспеченный? Я был и есть молодой! Да, мне стыдно признаваться, но все же… Все же! Мне хотелось свободы, светские вечера, ночные посиделки, алкоголь! Это звучит прекрасно, – как-то горько закончил Гештальтский.

– Вечера? Алкоголь? Прекрасно? – недоуменно переспросила я. Я не понимала этого никогда. В чем смысл? В чем толк? Каждый вечер одно и тоже. Да если у тебя есть целое состояние! – Но как же так? У тебя есть целое состояние! Ты можешь отправиться хоть на край света! Ты можешь изобрести что-то уму непостижимое! – горячо начала я. – Ты можешь… Можешь найти лекарство, создать его, помочь людям! У тебя есть доступ к сокровищам этого материального мира! У тебя есть возможность изучить другой язык! У тебя есть столько возможностей, но ты просиживаешь эти возможности здесь, на корабле, занимаясь тем, да даже не занимаясь! – недовольно закончила я. – Джеймс, у меня нет слов… Я тебя никогда не пойму.

Он грустно улыбнулся. В его глазах было что-то наподобие боли. Или отчаяния? Или… Не знаю, но что-то было глубоко внутри него самого, что он явно пытался прятать от меня. Но опять же зачем?

– У нас разные взгляды. Это нормально, – размеренно протянул он.

Мне не нравилось. Когда он так говорил. Размеренно. Вальяжно. Чувствовалась какая-то фальшь.

– Да, у нас разные взгляды. Да что уж! У нас-то жизни-то разные. Причем совершенно! Знаешь, наверно ты избалован, – заключила я.

– Избалован? – рассмеялся он.

– Определенно! – воскликнула я и продолжила: – Вот пожил бы ты той жизнью, которой жила я! Тогда бы понял, что ты полный дурак, – зло сказала я.

Мне было просто обидно. Кому-то достается такой шанс, шансы! А пользоваться ими умеют единицы. Почему так?

– Я тебя осажу, – впервые серьезно сказал он. – Ты ведь даже не знаешь и половину моего пути, чтобы так судить! Да ты и никакого права не имеешь даже так говорить. Мы знакомы всего лишь ничего, а ты уже называешь меня дураком. Это нечестно, согласись, – он ждал ответа.

Я его задела. Сильно задела. Оправданий мне нет, это безусловно, но признавать свою неправоту мне было тяжело, ведь именно такое впечатление он производит на меня! Нет, я не оправдываюсь в целом (да даже, если и так!). Это тяжело – согласиться.

– Не могу, Джеймс, – строго ответила я.

– Ну конечно! Ты же одна такая! – сказал он, посмотрев на меня с отчетливым огнем в глазах. Я даже испугалась. Нет, это тебе не побои с матросами один на один, но такое чувство, что… Что это похуже. Похуже, когда человек смотрит на тебя так. Я взглянула в его глаза еще раз, пытаясь понять, что там за ними скрывается, пытаясь взглянуть в самую даль. Огонь, только огонь я смогла увидеть в них. Огонь. Не дающий понять мне, что за ним. Огонь, защищающий его мысли, душу от меня. Но зачем? К чему он? Неужели для него начатая мною тема слишком больна?

– Знаешь, – я с вызовом взглянула на него в ответ, – мы никогда не поймем друг друга и это чистая правда. – Я продолжала смотреть ему в глаза. – И знаешь, что самое важное? – с напором спросила я.

– Что же? – также с силой ответил он, не отрывая глаз.

– Ты, Джеймс Гештальтский, химик, каким-то непонятным образом селекционер, сын влиятельного отца, легкомысленный с виду, но другой внутри, ты что-то скрываешь! Ты скрываешь часть своей биографии и делаешь так умело, что почти умудряешься обмануть меня. – Выпалила я. Он все держал свой взгляд, но что-то в нем переменилось. Значит, я права. Я угадала! Моя интуиция – это просто! – Я вижу по твоим глазам, что я тебя угадываю. Но хочу предупредить, что бы ты не скрывал, что бы так упорно не прятал, ты мне проговоришься! Ты сделаешь это сам! И я тебя уверяю в этом, Гештальтский! Несмотря на то, что ты меня и спасал, и обучал, и даже помогал, я тебе не верю в том, что ты так отчаянно пытаешься мне показать. Твои глаза тебя выдают. Поменьше смотри открытым взглядом на девушек как я, иначе…

– Что иначе! – зло и раздраженно спросил он.

– Иначе ты выдаешь себя. Например, сейчас, – теперь уж точно закончила я и сделала кое-какие выводы об этом ученике своего профессора.

– Сумасшедшая! – крикнул он.

– Я все уже поняла про тебя, – конечно, я ничего не поняла про него! С одних только глаз и взглядов не выпытаешь что-то стоящее, но попугать его можно. – Держи свои глаза на замке, а не рот, – теперь он точно будет следить за своими взглядами, но это только мне на руку. Он будет следить, а я буду за этим наблюдать. С сегодняшнего дня еще внимательнее. А вот рот.. Вот он точно когда-то проговориться, потому что за двумя вещами точно не уследишь.

Он опустил свой взгляд. Продолжай в том же духе, Джеймс. Я взглянула на небо и поняла, что уже светает. Ложиться спать? Да бессмысленно. Все равно после таких разговоров сон не придет, только одни мысли.

– Уже светает, вставай, – как обычно произнес он.

– Нет, иди, я все равно не засну, – также ответила я.

– Уже не боишься? – ехидно заметил он.

– Уже нет. В такое время только сумасшедшие будут не спать, – лениво сказала я.

– То есть ты?

– И ты, – грубо подметила я и отвернулась. – Иди.

– Твоя смерть на твоей же совести будет, Аннет. Удачи, – весело крикнул он и пошел в каюту.

– Удача пригодится тебе, – шепотом, как бы для себя произнесла я вслух.

Да, тяжелый разговор выдался нынче. Значит, Джеймс, действительно что-то скрывает. О чем-то он умалчивает… Ничего, я заставлю его проговориться. Только бы подходящее время и место. А я его смогу найти. Интересно, а профессор что-то знает? Ну конечно он знает. Нет, не буду спрашивать у него. Я здесь новенькая и никакого доверия здесь точно не будет. Я глубже погрузилась в мысли о Джеймсе.

Не знаю сколько времени прошло, но солнце почти встало. Новый день и, кажется, новое приключение. Надо бы уже идти работать. Я потянулась. Подняла руки кверху и медленно опустила вниз. Вздохнула полной грудью, закрыв глаза и сказала спасибо миру за возможность продолжать бороться. Спасибо. Я уже направлялась вниз, как услышала какой-то шепот. Я резко остановилась и медленно достала свой кинжал. Первый вопрос: почему шепчутся? Ведь каждая каюта имеет свою собственную дверь и нет надобности шептаться. Второй вопрос: кто шепчется. На второй вопрос я почти сразу же смогла ответить: Альбрехт и капитан. Не знала, что профессор встает так рано, а капитан такой невнимательный. Неужели их не заметил Джеймс? Или они встретились позже? Слышали ли они мои выводы? Навряд ли… Подслушать? Но зачем? Кажется, капитан только начал как-то извинять все мои выходки, а профессор начал обучать. Но зачем так рано и шептаться? Обо мне? А если это действительно обо мне? Конечно, обо мне! О ком же еще? Наверно так капитан и передал мне кинжал. Я приблизилась чуть и ближе, чтобы уловить хоть что-то, хоть какие-то отрывки:

– …Саид передаст нам целую коробку в Марокко, – проговорил капитан.

– Почему не в Алжире как обычно? – обеспокоенно проговорил профессор.

– Не знаю… Мне кажется у них что-то случилось, – как-то задумчиво ответил Блэк на обеспокоенность профессора.

– Тебя это совсем не волнует? – раздраженно воскликнул Вассейдаун.

– Тише! Еще не хватало, чтобы девчонка узнала, – строго прошипел капитан.

– С чего ей знать? Она занята книгами и селекцией, уже прогресс между прочем! – как-то гордо заявил Альбрехт.

– Неужели преподавателем опять стал? Скучаешь по временам в университете? – тихо рассмеялся Блэк. – Может и селекцией начнешь заново заниматься? – уже с каким-то раздражением закончил он.

– Он еще смеется! Посмотри, на наших глазах такой селекционер вырастет!

– Подаешь надежды? – кратко осведомился капитан.

– Надежды! – усмехнулся Альбрехт. – В моем возрасте надежды не подают! А вот уверенность…

– Ты действительно так уверен в ней? – с насмешкой поинтересовался он.

– Смышленая, при том очень! Нам она нужна. Ты бы видел, как ее Джеймс с ножами учил обращаться, – восторженно воскликнул профессор. – У нее точно есть скрытые таланты.

– Тебе не хватает Лиз? – серьезно спросил капитан. Я почувствовала некую грусть в его голосе.

– Да… Мне очень ее не хватает. Зачем она только вышла замуж за этого Пьера! Как он мне не нравился. Ведь была уже она там! Была ведь замужем… Такая бы команда была, такая! – с горечью произнес профессор.

– Ну все, все! Хватит тебе об этом. Ты только посмотри зато, какой смышленый парень с нами! Воспитаешь себе еще одну Лиз. Кажется, у тебя это выходит, – с какой-то добротой ответил капитан. В первый раз я слышала такие ноты в его голосе.

– Это не Лиз, конечно, но… Я подаю большие надежды! Упрямая больно…

– Как Лиз, – рассмеялся капитан. – Надейся на то, что она не выскочит замуж!

– Какие тут надежды! Вот прибудем в Лондон и тогда станет все понятно. В этом-то я уверен.

– Да, в Лондон… Сейчас бы эту коробку достать без шума, – протянул капитан, думая о своем. – Мне вообще-то нравится этадевчонка, как она смогла меня провести! – с каким-то восхищением проговорил Блэк.

– Стареешь! Скоро будешь как я, – подчеркнул профессор.

Молчание.

– Ты передал ей кинжал? – почему-то спросил капитан.

– Да, – кратко ответил Вассейдаун.

– Ну как ей?

– Наверно в восторге. Только зачем? Такая вещь! Золото ведь, – недоумевал профессор.

– Пусть будет, если убежит, то в Лондоне точно сможем ее сразу найти.

– Не убежит.

– Ты про Лиз тоже так думал и что в итоге? – с напором спросил Блэк.

– Забудем про нее. Надеюсь, она счастлива с этим Пьером, – безнадежно ответил профессор.

– Надеется он! Если бы была счастлива, то Джеймса тут бы не было, – сухо пробормотал капитан.

– Ты думаешь несчастлива? – обеспокоенно спросил Вассейдаун.

– Она никогда нам не скажет. В любом случае, она – дура, которая продолжает его любить.

– Ты тоже дурак. Надо было тебе жениться на какой-нибудь богатой наследнице, а не горбатиться здесь. Ладно я – старик, но ты! Рушишь жизнь и… – профессор остановился. – Да неважно! Говори, когда мы прибудем в Марокко?

– Думаю завтра поздней ночью, – сухо ответил Блэк.

– Лишь бы все прошло хорошо! И потом в Лондон! Что-то я со всем обессилен, пора заканчивать все это, – вздыхая проговорил Альбрехт.

– Ты мне так каждую поездку говоришь, – молча рассмеялся капитан. – Расходимся, сейчас твои повара встанут. Ума не приложу, почему Джеймс согласился!

– Твои матросы действительно же зарежут эту девчонку. Парню наверно надоело уже ее спасать! – крикнул Вассейдаун, возвращаясь в свою каюту.

Голоса стихли. Я была в полнейшем недоумении! Послышались шаги – капитан. И он точно собирается подниматься. Как всегда! Как всегда! Не в то время, не в том месте. Мысли вихрем закружились в моей голове. Что делать? Что делать-то? Меня как будто обдало ледяным потоком и я вернулась в свою реальность. Нет, я не могу его встретить! Но где же прятаться? Не было ничего на палубе за чем можно было бы спрятаться! Абсолютно! Паника накрывала и накрывала меня все больше и больше, не давая трезво мыслить… Что же будет? Они явно говорили о том, что мне запрещено, просто запрещено знать. Что делать…

Капитан Блэк вышел на палубу, когда солнце уже окончательно встало и сильно святило одинокому странствующему кораблю. Он окинул взглядом всю палубу, начиная с мачты и заканчивая… Заканчивая странницей, которая сидела напротив солнца в позе лотоса.

– Какого черта… – прошептан недовольным голосом капитан.

Он начал медленно продвигаться к Аннет. Остановился, окидывая взглядом ее хрупкую фигуру и слыша ровным счетом ничего. Аннет же слышала каждый его шаг, свое сильное сердцебиение, которое предательски нарастало. Прошла секунда, вторая, третья, минута, а капитан все смотрел ей в спину, размышляя о чем-то. Для Аннет эти минуты растянулись в часы, которые невозможно было терпеть. Она не шевелилась – была совершенно неподвижна как будто впала в какой-то сильный транс. Но на самом же деле… Все бушевало. Мысли, паника, отчетливое сердцебиение, – все это окатывало ее с каждой минутой все сильнее и сильнее. Еще чуть-чуть и она точно сойдет с ума от незнания того, что с ней произойдет в ближайший час. Она чувствовала себя ужасно, ведь она узнала то, что не должна. Но главным ее страхом было совсем другое – Джеймс. Если Альбрехт спросит у него, или того хуже Джеймс сам расскажет об этом странном разговоре с ней, то они незамедлительно пойдут к капитану… А там! Там уже верная смерть. Аннет буквально трясло внутри. Это было настоящим чудом, что ее тело так хорошо и необычайно точно слушалось своего хозяина. Чудо! Вот только чудеса спасают Аннет каждый раз. Долго ли они будут случаться? Ведь все когда-то заканчивается! И жизнь в том числе. Она молилась всем богам, которых знала в первый раз в своей жизни. Она умоляла Зевса, Посейдона и даже Аида! Что, конечно, не следовало бы делать. Она молилась Аллаху впервые за долгое время. Она молилась на Джеймса, на милость капитана и даже на ту девушку – Лиз! Если эта ночь была роковой? Если ее жизненный путь вот-вот прервется, так и не успев начаться по-настоящему? Все эти вопросы, мольбы крутились у нее в голове раз за разом.

– Мисс? – резко прервал не щадящую тишину капитан Блэк своим грозным голосом.

Аннет даже не дернулась. Она продолжала сидеть спокойно, вот только от его голоса внутри нее все пылало огнем.

Капитан обогнул девушку и встал ровно напротив нее, заслонив за собой солнце.

– Мисс, – громче повторил капитан.

Нет, я не уду отвечать. Сиди до последнего, пусть думает, что хочет. Надо, чтобы он сам тронул меня легонько. Потом проснусь, а дальше… Дальше как пойдет. Лишь бы пошло, а не поехало по накатанной дорожке к смерти.

Капитан простоял так еще минуты две. Его лицо немного смягчилось, но в глазах читалось странное беспокойство. Что это? Что бы это значило? Он тяжело вздохнул и присел на корточки, изучая лицо Аннет. Она чувствовала его сверлящий взгляд, пытаясь не расплавиться под ним. Она могла буквально слышать его размеренное дыхание и аромат. Какой-то аромат, похожий на свежесть утренней росы. Еще можно было отчетливо почувствовать нотки мяты. Как здесь оказалась мята? Возможно это было что-то похожее на мяту. Но самая странная нотка – это древесина. Почему он так пахнет? Аннет медленно вдыхала и выдыхала этот аромат, пытаясь отогнать мысли и панику.

– Странно, – как-то для себя проговорил капитан. Последняя попытка: – Мисс!

Аннет упорно продолжала сидеть, хотя ее ноги уже изнывали от такого положения и вытянуть их вперед было бы прекрасным облегчением. Капитан легонько толкнула ее:

– Мисс! Мисс! Просыпайтесь.

Аннет думала, стоит ли это делать. Он немного сильнее встряхнул ее, отчаянно пытаясь разбудить ее. Он еще раз толкнул ее сильнее и она упала навзничь, открыв глаза. Она сразу же взглянуло ему в глаза, в которых читалось беспокойство и некое замешательство. Позже он быстро поменял свой взгляд, пытаясь выглядеть чуть суровее, ответ не медлил:

– Вы что себе позволяете! Руки! Руки уберите от меня, – вскричала, что есть мощи Аннет, пытаясь намеренно испугать Блэка. Получилось ли? Возможно, вот только взгляд все же оставался таким же непроницаемым, как был прежде.

– Спокойно-спокойно! Прекратите кричать, – начал капитан, но так и не договорив.

– Вы что же делаете! Какой вы негодяй! Вы зачем меня тронули? – нервозным голосом проговорила Аннет

– Я, что творю? – недовольство чувствовалось в нотках его голоса. – Это вы, что здесь делаете? У нас нет кают? Вы же должны спать с Джеймсом! Так какого черта вы здесь сидите? – раздраженно спрашивал капитан, пытаясь понять, слышала ли она что-то или нет. За этой фразой скрывалось явное беспокойство, но он осторожно его маскировал под суровость и присущую ему сухость.

– Вот ведь стразу видно – не образованный человек, – воскликнула Аннет. – Я, конечно, понимаю, что у нас культуры разные, но все же! Все же! Скажите, вы молитесь? – неожиданно спросила Аннет.

– Молюсь ли я? – растерянно повторил вопрос капитан. – При чем здесь это? Допустим нет, но зачем… – капитан замолчал, догадываясь в чем же дело. – Так вы молились?

– Хм… – задумалась Аннет, давая себе время на то, чтобы придумать достойный и неподозрительный ответ. – Пусть это будет так, – все, что смогла ответить девушка.

– Пусть это так? Я вас не понимаю от слова совсем!

– Вот понимаете, у нас с вами разные культуры и посему мы меня не понимаете. И никогда не поймете. И не поймете моей веры, моих обычаев и меня, – куда-то уходя начала Аннет. – Что ж, и посему вы не поймете и того, что существуют обряды, способы и пути обращения к Всевышнему. У меня он таков, – просто закончила девушка.

– Допустим… – согласился капитан. – Но ведь я же вас тронул, – как-то лукаво продолжил Блэк, пытаясь подловить лгунью.

– Слышали когда-либо (что уж навряд ли!), что, когда ты отдаешься душой к Всевышнему, то разум и тело просто не существует. Есть ты, а есть душа, которая уже там, – начала будто читать лекцию Аннет. – И понимаете, все дело в том, что тело – это оболочка, которая…

– Хватит, резко прервал ее капитан. – Вы знаете, вы невероятно скучны, остановите ваши нотации и вставайте лучше готовить. Да и своего дружка прихватите, – сухо сказал он.

– Вы такой негодяй, – честно ответила на его слова она. – Почему вы такой негодяй, я никогда не узнаю! Как вас только жена терпит! Сил ей, -нарочно промолвила Аннет.

– У меня нет жены.

– Капитан, простите, я не знала… – растерянным голосом слабо промолвила девушка.

– Да что в самом деле! Вы неприятно мне надоедаете своей глупостью! Не было и никогда не будет у меня жены! – впервые так яро и злобно прорычал капитан. Неужели я его задела? При Альбрехте он спокойно об этом говорил, все-таки он негодяй.

– Никогда… – пыталась протянуть я, но вышло не так. – Капитан, – обратилась Аннет, – да ведь мы похожи! – как-то с ужасом воскликнула я. – Сбежав с венца, думаю, что никогда не выйду замуж, – пролепетала я спускаясь в каюту и оставляя его со своими мыслями наедине. Тут послышались его слова.

– С венца? – удивленно крикнул он мне, уже удалившийся из поля его зрения.

– С венца, – ответила я себе, – и так рада! – улыбнувшись закончила я.

Глава 10

Спать хотелось жутко. Во время приготовлений я зевнула столько раз, что под конец у меня начали слипаться глаза. Закончив готовку, я оставила все как есть и обратилась к Джеймсу:


– Можешь закончить? – умоляюще взглянула я на него.

– Что, ночные вылазки не по тебе? – рассмеялся он.

Конечно! Еще и утренние! Никогда мне не сидится на месте, вечно куда-то лезу и, следовательно, куда-то постоянно попадаю. Все в моей голове перемешалось: и Лиз, и Альбрехт, и женитьба капитана. Мне было настолько все равно, что я готова была тут же об этом забыть. Из-за этой каши я случайно сказала:

– Да, – и тут же поправила сама себя. – Нет!

– Ну-ну, конечно. Хватит с тебя, шеф! Иди проспись, иначе нож окажется не на мясе, а на твоем пальце, а ты как знаешь, у нас перевязочный дефицит.

– Дефицииит, – протянула я, зевая. – Определенно, дефицит, – закрыла я глаза и замолчала.

– Все, иди, Аннет, иди, – толкая меня рукой говорил Джеймс.

И я пошла. Только дойдя до своей кровати, я опустилась в нее и заснула крепким сном. Только чего мне не снилось! И бескрайние поля, и города, заросшие мраком, и горы, с вершин которых скатывались с бешеной скоростью камни. Все обратилось в невероятную кашу, переплетаясь друг с другом. Как будто сотни снов мне привиделись за один раз. Я терялась, бежала, терялась и продолжала бежать. Я всегда куда-то бежала, то ли пыталась от кого-то, то к кому-то. Все было покрыто какой-то пеленой, не дающей понять весь сон… Все было будто в тумане… Непонятно, страшно и как-то ужасно. Я ворочалась с боку на бок, пока меня преследовали негаданные животные, странные люди, какая-то страшная сила. Все было будто наяву, будто… Будто я попала в кошмар, который и не был кошмаром. Я бежала, бежала, но все безуспешно. Где же я? На корабле? Я вижу тень. Отец? Нет. Почему он? Я видела за этой тенью еще тени. Было много теней. Они приближались ко мне все ближе и ближе, двигаясь замкнутым кольцом. Я хотела бежать! Отчаянно хотела, но… Нет. Эти тени… Я не понимала, как прорваться через них… Они все кружились, кружились около меня… И раз!

Я проснулась.

– Что за бред? – вслух произнесла я, как бы удостоверяясь, что я не во сне.

Было темно. Было тихо. Я не слышала храпа Гештальтского. Все было подозрительно тихо. Я резко встала и направилась к Джеймсу. Его не было. Никого не было в каюте. Странно. Где же он? Обычно он спит и никогда не встает ночью. Я вернулась к себе. Наверное, ушел на палубу. Может к капитану? Спи. Я повернулась, укрывшись легким покрывалом, пытаясь отогнать все странные и страшные мысли. Не могу. Я резко встала. Так это получается ночь? Неужели весь день проспала? А почему меня не разбудили? Как же обед? Приготовленный ужин? Кто этим занимался? Неужели Джеймс? Нет, не может быть. Он ведь ни за что! Я обратно села. Мысли про какую-то Лиз, этот разговор начали потихоньку появляться в моей голове. Все же, что это было? Для чего я нужна была им? При чем тут в целом Джеймс? Мне это не нравилось определенно. Что за коробка? И главный вопрос: Альбрехт не преподает в университете и он, оказывается, не селекционер. Мурашки прошли по моей спине. Меня обманули? Так… Мысль за мыслью, и вывод… Может я ни на каком корабле селекционеров? Ну как же! Отец ведь говорил! Что же тебе послышалось-то, Аннет? Что послышалось тебе, Хасе? Но ведь я отчетливо все помню! Значит где-то я что-то услышала не то или… Или услышала то, что мне следовало. Ну конечно! Конечно! Значит я не на том корабле. Может я перепутала той ночью? Мне страшно было узнать. Я могла быть на корабле с пиратами, изменниками, дезертирами или что-то пострашнее. Возможно, они – группка грабителей или чего похуже. Теперь я не сомневалась в этом: я в беде. И, возможно, Лиз тоже была в беде когда-то. Теперь я вместо этой Лиз? Ну почему всегда так… Я простонала. Почему я куда-то лезу! Что же делать? Они же точно убьют меня, хотя уже же… Я не хотела об этом думать. Я не хотела думать о том, что совершила самую большую ошибку в своей жизни. И что я теперь имею? Ну что? Эту свободу, которая и заключение. Все это время я была не с теми, с кем думала? Или я ошибаюсь? Почему они были добры? Хотя бы некоторые из них? Почему у профессора (или уже не профессора?) лежали эти книги по селекции? Или я что-то недопонимаю? Я что-то упускаю из вида. Я не могла понять, что… Это разговор… Джеймс… Этот тот самый кошмар, те самые тени, в которых я была только что. Неужели вещий сон? Мне было страшно до жути. Меня страшила тайна. Возможно, страшная тайна.

Надо взять себя в руки и идти наверх. Надо что-то узнавать, не подавая никакого виду. Надо быть спокойней. Вдох-выдох, вдох-выдох, спокойствие. Я вышла из каюты – тишина. Полная. Я начала двигаться вверх.

Была глубокая, холодная ночь. Наверно впервые за долгое время я ощутила холод, а не морскую свежесть. Это уже пугало. Я увидела полную луну. Ни одной звезды на небе. Почему? Я обернулась и вздохнула беззвучно. Это было невероятно. Мы прибыли в Марокко.

Город ли, деревня ли – не знаю. Все горело. Были какие-то домики друг за другом. Я взглянула вниз и увидела, что наш корабль причалил. Рядом некого не было. Опять тишина. Я в Марокко. Я не могла поверить. В ночном воздухе пахло чем-то пряным. Это точно исходила из этого места. Волшебного, колоритного, будто неземного… Будто сказка… Сон…

На палубе что-то скрипнуло. Я резко обернулась и увидела чью-то тень. Или мне показалось? Нет. Не может мне казаться. Кто-то на корабле точно есть и просто следит за мной, прячась. Капитан? Навряд ли. Что-то еще раз скрипнуло. Это меня начало сильно тревожить. Кинжал при мне, но повезет ли в этот раз. Я приблизилась ближе к выходу из корабля – если что прыгать буду. Я отступила назад, посмотрев куда отступаю, и кто-то быстро проскользнул на другую сторону корабля. Мне это надоело. Бежать.

Я круто повернулась, рассчитывая, как я могу спрыгнуть на пристань. Было не высоко, но достаточно, чтобы что-то себе сломать. Только не сейчас, мне этого не надо.

– Ты! – кто-то крикнул издалека корабля. – Стой!

Ну все, решайся. Я немного поколебалась прежде чем прыгнуть. И! Раз! Два!

– Прыгай, – прошептала я себе.

И я прыгнула. Приземлилась я неудачно, ободрав колено с локтем. Было больно, но терпимо. И не такое было, и не такое будет. Я поднялась, оправляя свой ночной балахон и устремилась в центр волшебного места. Я бежала, что есть мочи, слыша крики за собой:


– Негодяйка! Вернись иначе догоню! – кто-то ревел мне вдогонку, видимо пытаясь слезь с корабля.

Этот голос напомнил мне голос того матроса, который был почти убит мною. По мне опять пробежала дрожь. Я ускорилась, подгоняя себя событиями той встречи с ним. Я бежала, как могла, несмотря на тупую боль в колене. Оглянувшись назад и осознав, что я была на безопасном расстоянии, я сбавила темп, давая себе передохнуть

Начиналась своеобразная дорога в деревню. Городом не назовешь – уж больно спокойно и тихо. На своем пути я еще не встретила ни единого человека, что меня настораживало… А я точно в Марокко? Может меня обманули? Еще раз?

У меня стоял один вопрос в голове: куда идти? А уже потом: где селекционеры и капитан. Да уж, селекционеры… Можно ли их вообще теперь так называть? Я рассмеялась. На кого я похожа? Ну вылитая сумасшедшая.

Я вздохнула. Не буду же я стучаться в двери? Тогда уже на меня подумают, что сумасшедшая! Еще в этом непонятном балахоне… Надо было хоть что-то взять с корабля. Неожиданная боль пронзила мое колено.

– Черт! – громко крикнула я, падая на колено и в момент закрывая свой рот рукой. Мне было больно.

Я упала на эту странную дорогу, расшибая второй локоть. Боль не проходила, а ныла. Я посмотрела на свое колено – кости не видать. Нет, не может быть такого, чтобы я сломала. Нет! Ну только не сейчас! Одна в непонятной деревне, одна! Даже без этой шайки возможных пиратов. Я опять застонала, ругая себя за этот необдуманный прыжок. Уж лучше бы умерла, чем терпеть эту боль. Я попыталась встать и хотя бы отойти в сторону от центра. Еще не хватало встретить кого-нибудь в такой недобрый час. Я еле встала, волоча за собой то ли сломанную, то ли ушибленную ногу. Увидев недалеко кусты с какими-то странными листьями, довольно длинными и широкими, которые вполне меня могли скрыть, я направилась именно к ним. Зайдя за них и опустившись на землю, я начала думать, что следует мне предпринять, чтобы выжить.

У меня есть кинжал. Это единственная полезная вещь, которая хоть как-то может мне помочь. Хотя… Я безнадежна! Да, я безнадежна! Лучше бы утопилась тогда и меньше страданий! Остановив поток мыслей… Утопилась. А если?

– Лучше утопиться, чем терпеть это. Вот куда я теперь с этой ногой? В этом городе? Куда я денусь? Да даже, если меня и подберут! Я буду также прислуживать, также отдадут замуж и чего похуже! – я ужаснулась этому осознанию! Нет, не для того я страдала, не для того! Не чтобы выйти заново замуж! Ну нет! Не в этот раз! Топиться, так топиться, – пришла я к заключению, размышляя вслух.

Возможно я была не в себе. Возможно сбой в организме, в мыслях, но здравым мне тогда казалось утопиться. Единственный выход – спасение.

Я встала, опираясь на какое-то дерево, попробовав выпрямиться во весь рост и рассчитать расстояние до воды. Прошло несколько секунд, и острая боль пронзила мое колено, как будто хлест прошелся по нему. Я упала, ударившись головой о землю. Сколько я так провалялась не знаю. Но меня мутило, а голова кружилась будто… Будто танцевала всю ночь. Мне надо было встать. Сколько же времени прошло все-таки? Ноющая и тупая боль не давала сконцентрировать мои мысли хоть на чем-то. Дура! Дура! Зачем побежала, зачем вышла из своей палубы?! Почему опять я во что-то ввязываюсь, во что не следует. Надо встать. Надо дойти до корабля и будь, что будет! Насчет три я подниму корпус и попробую опереться на дерево. Собрала все силы и…!

– Джеймс, не отставай!

Голоса… Я услышала голоса. Издалека приближался капитан. Это точно. Еще Джеймс. Джеймс? Вот оно спасение! Надо крикнуть им и… И что? Что ты скажешь им? Решила прогуляться, когда тебя намеренно предупреждали не делать это? Да ведь меня с легкостью оставят здесь. Такая сумасшедшая ведь не нужна им на борту! Кричать не буду. Нет, только не при капитане. Альбрехт вряд ли сможет что-то сделать, хотя тот разговор… Какая-то связь же точно есть между этим не селекционером и капитаном. Что-то точно скрывают. Джеймс… И Джеймс здесь при чем-то… Много вопросов, но мало ответов. Я прошипела – боль действительно дает о себе знать.

Нужен план. Нужно вернуться на корабль быстрее них! Но как? С этим-то коленом? Действуй по ситуации, действуй по ситуации. Встаем. Тихонько, медленно, сквозь зубы, но встаем. Надо понять, где Джеймс. Далеко ли от капитана? Я поднялась, в этот раз держась сильнее за ветки низкого дерева и не опираясь на больное колено. Я развернула голову…

Мой взгляд встретился со взглядом капитана.

– Нет… – промолвила беззвучно я.

Он смотрел на меня в упор со смятением в глазах, держа нож в руке. Только увидев шок в его глазах, они превратились опять в ту же холодность и непроницаемость. Его обычный взгляд. Ничего удивительного. Что ж, если меня оставят здесь, то точно утоплюсь – с этим коленом не проживешь долго это точно.

– Только посмотрите, кто у нас тут решил прогуляться! – медленно начал капитан.

– Дядя, ты с деревьями разговариваешь? Решил вспомнить старые замашки! – прыснул Джеймс, приближаясь ко мне. Чем ближе он подходил, тем больше я видела удивление в его глазах.

– Дядя? – прошептала беззвучно я.

– Какой дядя? – с улыбкой начал Гештальтский. – Про какого дядю ты говоришь, Аннет?

– Заткнись, – отрезал Бдэк.

Я стояла в полном недоумении. Дядя? Да кто же они? Секта? Куда я попала, как это… На минуту я забыла про боль, которая начала разливаться по всему моему телу. Мои щеки горели. Меня продолжало мутить только с еще большей силой. Все от безвыходности этой ситуации. Деревья поплыли перед моими глазами и комок начал подходить к моему горлу. Нет, только не сейчас! Меня начало рвать.

– Да что с тобой тут происходит, – озадаченно проговорил вслух капитан. И дядя.

Через кусты они подошли ко мне, хватая за волосы. Я уже хотела было действовать, хоть как-то отбиваться, но все мое внимание было переброшено на… Джеймс поддерживал мою руку. Я как бы опиралась на него. Капитан держал за волосы, одновременно доставая полный бутыль воды.

– Да как тебя угораздило… Как… – шептан Джеймс, глядя на мое колено и грязь на одежде. Действительно, а как? Я сама не знаю ответ на этот постоянный вопрос в моей жизни.

Я умыла лицо и выпила немного воды. Мне стало лучше. Намного. Но вспомнив в какой ситуации я нахожусь, я вернулась в суровую реальность. Я посмотрела на них, думая, что же все они скрывают. Оба смотрели с непривычным жалостливым взглядом на меня. Представляю насколько жалко выгляжу я. Мне не привыкать.

– Опирайтесь на меня, – предложил капитан, подавая свою руку.

– Ну что вы, капитан, в самом деле! Так мы никогда не дойдем, а скоро рассвет, – он схватил меня за талию, отрывая от земли. Такого я не ожидала… Я уже было собиралась спросить про «дядя», как меня снова замутило. Я прикрыла глаза, пытаясь собрать все свои силы, но получилось только так:

– Да кто же вы все такие? – еле слышно пробормотала я, желая всей душой знать ответ, вселяя надежду, что это всего лишь сон. Простой, кошмарный сон, который когда-нибудь закончится. Но такое чувство, что чем ближе он движется к окончанию, тем дальше уходит сам конец. И он никак не кончается.

Я закрыла глаза. Спала ли я? Но открыла я их, как мне показалось, через секунду. Мы все еще шли. Почти около корабля. Значат они меня тут не оставят. Чувство облегченности окатило меня. Джеймс смотрел куда-то вдаль, а капитан шел спереди. Ни тот, ни другой не заметили, что я очнулась. Что же делать? Сейчас мы дойдем до корабля и дальше? Я буду заперта там, и вряд ли кто-то расскажет, что же здесь происходит. Есть только один способ все узнать. Он мне не нравится, но как быть? Мы делаем много, что нам не нравится. Придется.

Я медленно достала подаренный кинжал. Резким движением руки я схватила Джеймса за волосы, а второй рукой прижала кинжал к его шеи.

– Уронишь меня и кинжал будет у тебя в шеи, – быстро начала говорить я, смотря ему прямо в глаза. – Я не знаю, кто вы, что вы, но вы явно врете, – сильнее надавила я кинжал, что струйка крови потекла по его загорелой кожи. – Говори мне, кто вы такие, если не хочешь умереть сегодня. Вы что, собираетесь меня убить, продать или еще чего хуже? – сверлила я его взглядом.

В его глазах виднелся дикий страх и ужас. То, что мне надо.

– Убери кинжал, – медленно начал он.

– Еще одно лишнее слово не по теме моего вопроса и кинжал будет еще глубже, – сильнее надавила я.

– Ты делаешь себе же хуже! Мне все равно, раз ты так хочешь! Мы – контрабандисты. Как тебе такая правда? А? Нравится? Убери кинжал! – уже разъяренно шептал он.

– Джеймс, ты сам с собой разговариваешь? Буди ее, подходим, – Блэк начал разворачиваться, а я стала паниковать. Меня же и проткнут этим кинжалом.

Меня, конечно, называют сумасшедший, но видимо это так и есть. Чего-чего, а такого в жизни я еще не делала. Я мгновенно убрала кинжал с его шеи, обняла ее, тем самым вытирая капающую кровь своим рукавом и последний шрифт: я его поцеловала. В тот момент обернулся Блэк.

– Джеймс, а… – так и не договорил он.

Он отвернулся. Прошло пару секунд. Думаю маневр удался. Я быстро прошептала в ухо Гештальтскому:

– Заткнись, чертов контрабандист, – прошептала я ему.

– Знаешь, кинжал был лишним. Но знаешь, – как-то с передышками говорил он, – прощаю. Но вот все же капитану придется узнать, что наш секрет уже давно не секрет.

– Не стоит никому ничего знать. Не забывай, кинжал у меня все еще в руках.

– Знаешь, угрожать мне, когда мы уже у корабля – бессмысленно, – строго закончил он.

– Гештальтский, посмотри на меня, – лучшее, что я могу сделать в этой ситуации – вызвать жалость. Может получится? Джеймс выглядит уж больно чувствительным для контрабандисты.

Контрабандисты… Я до сих пор не могла осознать, где и с кем я была все это время. Что же делать мне потом? Как же селекция? Как же моя работа в селекции? Чертовы контрабандисты! Что же они провозят? Оставлю эти мысли на глубокую ночь.

– Посмотри на меня, – повторила я. – У меня сломано колено. По крайней мере я так думаю. У меня везде раны и отовсюду течет кровь. У меня разодраны локти в мясо. Меня только что вытошнило. Возможно у меня инфекция, и я через пару часов умру. Меня мутит, а голову кружится. Теперь представь какого мне будет, если ты расскажешь обо мне? Хочешь – рассказывай. Давай! Думаешь капитан будет рад, если узнает, что его, кто? Племянник, да ведь? Что его племянник проболтался, а после поцеловал ту, которой проболтался. Что он скажет? Тебе-то может ничего и не будет, но просто посмотри на меня! Неужели может быть хуже – чуть не плача заговаривалась я. Я, что, действительно плачу? От чего? Да я же только жалость хотела вызвать. Ну что ж, вызвала! Сама у себя.

Прекрати. Хватит плакать. Хватит. Не опускайся. Не показывай свою окончательную уязвимость Джеймсу. Достаточно! Достаточно, Аннет! Вот слезы только и лились из моих глаз. Хватит. Надо успокоиться. Все. Нет. Не помогает. Я не могу остановить крик своей души. Позор.

– Аннет… Аннет, перестань. Хватит. Аннет, не плачь, – он говорил ласковым тоном, как будто пытаясь управиться с ребенком. – Слушай, Аннет, я не могу смотреть как кто-то плачет. Особенно девушка. Я не скажу капитану. Пока… Пока ты не выздоровеешь окончательно. Обещаю. Честное контрабандистское! – закончил он.

Я улыбнулась. Вот только слезы продолжали течь. Как их остановить?

– Аннет, все, все уже…

– Гештальтский, отпускайте, как вас, Аннет? – грозно окрикнул капитан.

– Аннет, давай, протирай слезы, вставай.

Он опустил меня на землю. Только я встала, как одна нога подкосилась, и я почти упала. Джеймс подхватил меня. Вовремя.

– Капитан, она не может.

– На кой черт она увязалась с нами? Если не может сама, то оставим ее тут. Давно пора было избавиться от нее.

Я застыла в ужасе… Да, все к этому и шло. Зачем тогда я столько мучилась.

– Джеймс, я не встану… – дрожащим голосом сказала я, устремляя свой взгляд на него.

– Капитан, ну что же вы! Бедная девушка! Одна! В Марокко! – стал серьезно подчеркивать Джеймс.

– Гештальтский, вы, что, будете спорить с капитаном корабля? Если вам так угодно, то оставайтесь с ней! Кажется, из вас выйдет прекрасная пара! Я сказал, либо она сама поднимается, либо остается. Это мой корабль, – почти ревом закончил Блэк.

– Капитан, а немного ли вы на себя берете? – издалека послышался голос.

Это был Альбрехт! Почему я так радуюсь? Ведь он тоже контрабандист… Да ведь здесь никому нельзя доверять, даже Джеймсу.

– Мистер Блэк! Будьте джентельменом, – профессор сделал ударение на последнее слово.

Он уже подошел к нам. Вассейдаун окинул меня тревожным взглядом.

– Это… – он не нашел слов, чтобы закончить фразу. – Аннет, что случилось? Ты выглядишь…

– Ужасно, – закончила я.

– Блэк, ты сейчас серьезен? Посмотри на нее! Да ведь у нее лихорадка же! Или того хуже – инфекция! Ей нужно обработать срочно колено, – он ближе подошел ко мне, пытаясь оценить в каком состоянии было мое колено.

– Профессор, это мой корабль и это мои правила, извольте…

– Не будь негодяем! – крикнул из последних сил подымающемуся на палубу капитану.

– Профессор, следите за вашими словами! Вы на моем корабле! Я – капитан, а вы пассажиры. Мы теперь каждую девчонку будем брать к себе на палубу, а?

– Блэк, заткнись, – неожиданно зло крикнул Джеймс.

– Что ты сказал, щенок? Я тебе говорил…

– Мне плевать, что ты мне говорил! Черт с ней! Оставил бы ты ее, если бы она была здорова, но посмотри на нее! Иди, спустись, посмотри на нее! В тебе никакого благородства не осталось?

Я не могла поверить, что это со мной происходит. Что меня могут оставить здесь. Умирать. Мерзавец! Эгоистичный мерзавец!

– Мне тоже плевать, – окончил капитан.

– Лиз бы не одобрила, – спокойно проговорил профессор.

– Лиз! Лиз! Лиз! Что ты заладил с Лиз? Нету Лиз с нами! Нет, забудь! – рычал капитан.

– Я-то забыл, а ты видимо нет. Не будь подонком, пусти девушку на корабль.

– Черт с вами! Пусть идет! Поднимай ее! Но вот вторую Лиз ты из нее не сделаешь! Понятно тебе? Не сделаешь ты! – капитан ушел, а Джеймс начал подниматься на палубу, пока капитан не передумал.

– Да никто и не пытается, это ты видишь ее везде и вокруг – вслух пробормотал профессор.

У меня остался один вопрос, кто такая Лиз? При чем тут она? И почему я напоминаю капитану именно ее? Кто, черт возьми, такая Лиз?!

– Джеймс…

– Не спрашивай. С меня достаточно сегодня разговоров, – холодно ответил он.

Я выясню, кто же такая Лиз.

Может ее второе имя Аннет? Выглядит, как прекрасное дополнение.


Оглавление

  • Глава 1
  • Глава 2
  • Глава 3
  • Глава 4
  • Глава 5
  • Глава 6
  • Глава 7
  • Глава 8
  • Глава 9
  • Глава 10