Ведьма для генерала [Лара Снежина] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Ведьма для генерала

Глава 1

Отряд я увидела издалека. Стальная змея, увенчанная реющими по ветру алыми языками имперских штандартов, медленно вилась между холмов. Её хвост терялся в лесных просторах, отделявших моё родное поселение от остального мира. Ещё слабое весеннее солнце не могло пробиться сквозь плотные серые тучи, нависавшие над долиной.

Из окон нашего домишки на самом высоком холме Закатного дола виден весь Тахтар с его уютными, кривыми улочками, крохотными двориками и квадратной площадью у дома головы.

Я вздохнула и провела рукой по волосам, пальцы запутались в непослушных рыжих прядях. Что-то нас ждало, что-то менялось прямо сейчас, у меня на глазах.

Под рёбрами непривычно тянуло, но, возможно, это всего лишь пытался отыскать путь наружу дар — сила, не терпевшая к себе пренебрежения. Он, окаянный, требовал, чтобы им пользовались. О именно сейчас я бы себе сделать это не позволила.

На сторожевой башне проснулся колокол. По улочкам засновали жители, у хором головы на просторном дворе засуетилась челядь.

Рано или поздно позовут и меня. Стоило подготовиться.

Я отступила от окна, потерла озябшие плечи:

— Няня!

— Аюшки!

— Неси платок! Пуховый. И собирай на стол, что ли.

Няня с проворством, какого никто не ожидал бы от ее комплекции, ворвалась в комнатку, просеменила к окну, прищурилась и всплеснула пухлыми руками.

— Ба-а-атюшки! Думаешь, они?

Я пожала плечами:

— Ну уж не Баронские, точно. Видишь же, в броне с головы до пят. Даже кони.

Нянька покачала головой.

— Бедные животинки.

Я едва не фыркнула — воины авангарда ехали верхом на зверюгах раза в полтора мощнее наших самых крупных тяжеловозов. Жалеть там было некого.

— Всё-то в тебе ворожея говорит.

— Как и в тебе должна бы, — не по-старчески ясные голубые глаза обратились на меня. — Платок я тебе принесу, а на стол собирать рано. Я лучше до хором головы сбегаю, всё разузнаю. Не станут наши-то тебя выдавать. Зачем бы? Ты Тахтару нужна, как и прежде.

— А если…

— А если, — оборвала её Нянька, — кто внизу языки распустит, уж я парочку присловий знаю, как их засунуть им туда, куда солнышко не заглянет.

— Ох, Няня, — губы сами собой расползлись в улыбке. Добрее человека в Тахтаре не сыскать, но старой ворожее Тусенне дорогу лучше не перебегать — добродушная старушка вмиг превращалась в свирепую волчицу пострашнее зверья, водившегося в окрестных лесах.

Я спорить не стала, просто обняла Няньку, прижалась губами к морщинистой щеке.

— Ну будет, будет, — проворчала она, похлопала меня по руке и заторопилась из дому. — Ты пока книги непотребные, мейстерские[1], по сундучкам распихай, да в подпол. Кто их знает, вдруг по старому обычаю, нас гости отдельно навестят. Не полезут же с порога по углам шарить. А пока суть да дело, мы их куда понадёжнее перепрячем. Пойду узнаю, что за гости.

Она дошла было до порога, потом остановилась, повернулась.

— А ты их, что ль, почуяла перво-наперво или всё ж увидела?

— Да что их чуять, когда из Предхолмья ещё позавчера вести докатились?

Нянька продолжала вопросительно на меня смотреть. Я сцепила руки в замок и соврала:

— Увидела.

Круглое морщинистое лицо смягчилось.

— Вот и славно, вот и хорошо. Дар-то тихий ещё, слабый, так просто не почуешь. И они не почуют. А наши-то болтать лишнего не будут, вот увидишь. Что ль не понимают, что без тебя тут, особливо по нынешним-то волчьим временам, все пропадут!

Я кивнула, выдавила улыбку.

— Платок-то! — вспомнила Нянька и засеменила прочь. — Платок-то несу. Несу и бегом в город.

Укутав в пуховый платок озябшие плечи, я прошла в заднюю комнатушку, которая чаще служила мне спальней, чем комната, где стояла кровать.

Здесь я частенько просиживала ночами и засыпала прямо за столом, уткнувшись носом в страницу очередного фолианта.

Книги многоуважаемых когда-то мейстеров, после победы Империи объявленные вне закона, расселись в три ряда на полках над столом. Я вытащила их из «насиженных гнёзд», сложила в три высокие стопки и осмотрелась.

Сейчас их только в подпол.

Кряхтя, сдвинула стол в сторону, откинула половик, сунула палец в едва приметную дырку, потянула на себя. Крышка, подняв в воздух облачко пыли, поддалась.

— Полежите пока тут, — я осторожно рассовала книги по местам и опустила крышку. — Обещаю, это ненадолго.

По крайней мере, хотелось бы в это верить. Но слухи ходили разные — один чуднее и жутче другого.

Под рёбрами легонько кольнуло — видимо, отряд уже въехал в городок и состоялось первое знакомство.

Я вернула половик на место, поднялась, оглядела комнатку. Ничего запрещённого, кроме книг, в наших владениях не было. Разве что с тех пор список подлежащих изъятию вещей пополнился, и мы об этом попросту не знали. Тахтар — медвежий угол, отрезанный холмами и лесом от остального мира, а до ближайшего крупного города с рынком несколько дней пути. Не все новости, даже такие важные, как указы Императора, добирались к нам быстро. До мятежа Баронов мы и вовсе жили без оглядки на внешний мир, но с тех пор, как Империя взяла под свой протекторат Свободные земли, всё изменилось.

И, пожалуй, Тахтару не было бы до этого особого дела, если бы не запрет на магию и охоту на всех, кто с нею связан. К несчастью, наши края слишком крепко связаны с природными дарами. На это намекал и столь скорый визит в нашу глухомань целого отряда из имперской дружины. Война едва-едва утихла, а у нас на пороге такие важные гости.

И словно отзываясь на мои мысли, под рёбрами заныло.

Я закусила губу и прошлась из угла в угол. Врать Няньке было последним делом. Врать той, кто и впрямь со мной нянчилась, когда меня из семьи на холм увели, кто вытягивал из меня на свет природную силу, кто меня растил и холил, во всём помогал!

А кто меня утешал, когда Вучко, голова бедовая, из дому сбежал, на войне пропал, окаянный? Я ведь тогда все глаза себе выплакала, а Тусенна со мной возилась, утешала. Не зря же няней её звала.

Но как же не хотелось её пугать. И ведь почуялось, что приближаются, ещё с утра, а сейчас уже полдень. Силы крепли, и знаний из мейстерских книг уже не хватало, чтобы сообразить, как их притушить и угомонить.

И ведь я не только няньку не предупредила, но и остальных оставила в неведении. С другой стороны, как будто знай Тахтар о прибытии отряда загодя, он смог бы этой встречи избежать!

И вдруг подумалось… Если в отряде есть хоть кто-то, чующий чужой дар, худо нам придётся. Останутся без целительницы, без ворожеи и без…

В сенях скрипнула дверь, и я поспешила из комнатки, задёрнув занавеской дверной проём — скорее по привычке, чем из опасения, что в наш домишко ввалятся с проверкой.

— Няня?

В кухоньке, соединявшей дальние комнатки с сенями, уже гремели горшки и отворялись дверцы.

— Матушка Тусенна во дворе головы. Меня послала, — из дверного проёма кухни высунулась русоволосая Ивка, младшая дочь кузнеца, частенько помогавшая нам по хозяйству. — Просила передать, чтобы ты, Велена-госпожа, приготовилась. Эти-то, инперцы, говорит, сюда заглянут.

Другого ожидать и не приходилось. Ещё бы не заглянули, когда ворожеи едва ли не поровну делят с тахтарским головой ответственность за поселян.

Но сердце всё равно тревожно сжалось, будто больше меня самой ведало, что визит имперцев без трудностей не обойдётся.

* * *
Ивка, сновала по кухоньке между буфетом и печью, продолжая тараторить. Её, как и всех, прибытие отряда несказанно взволновало.

— А ты, Велена-госпожа, ужесь их чуешь?

Я печально улыбнулась. Видимо, Ивка так истолковала моё внешнее безразличие к незваным гостям. Ивка вот просто горела поделиться своими мыслями и наблюдениями, а я, упрямая, ничего не выспрашивала.

— Чую. Под рёбрами свербит легонько.

Ивка округлила глаза и сложила губы в беззвучном «О-о-о». Она относилась к ворожбе с особенным почтением.

— И, ну… вроде как видишь их, что ли?

Ивка вытащила из-под рушника испечённый с утра хлеб и разломила краюху на несколько частей, сложила в деревянную миску.

Я смотрела на румяную корку. В любое другое время не сдержалась бы, уплела хоть кусок. Сейчас от одной мысли о еде воротило.

— Видеть не вижу. Чую, — я сглотнула, — чую, что солдаты. Воевавшие. Уставшие, голодные и оттого, может, немного злые.

Ивка проверила огонь в печи и ловко затолкнула в её пылающий зёв горшок со сдобренной маслом кашей. Мы с Тусенной всегда держали пищу про запас для случайных путников, наведывавшихся к нам из городка, или для местных побирушек — были у нас и такие.

— Вот ведь диво! Такие они и есть, — она отерла ладони о шерстяную юбку и огляделась. Все насущные дела переделаны. Глаза у неё продолжали сиять от возбуждения. Теперь-то можно было тараторить, ни на что не отвлекаясь. — Громадные все, что медведи! Броня эта, вся посечённая. Топоры, мечи огроменные. Вот, кажись, с меня размером. Сами хмурые, бородатые, лапищи — во! Жуть.

Хорошо, что Ивка не следила за тем, как отзывались её красочные описания. Я стиснула шаль на груди так, что пальцы заныли от напряжения.

Что за чудовищ нам сюда прислали? Кто и что наговорил такого про тахтарских, что Император спустил на нас таких головорезов?

То ли Ивка так натаскалась вызывать на разговор, то ли сама я себя так с утра измаяла, что всё-таки не выдержала.

— И что, грозно держаться? И впрямь волками смотрят?

Ивка свела брови, задумалась, будто боялась ответить неверно.

— Да тут как будто другое… Матушка меня сюда погнала, я мало что видала, но… может, и грозные, но волками не смотрели. Это нет. Просто молчаливые, а говорил только их, видать, самый главный. Спрашивал, Тахтар ли это, и попросил голову. Но зла они никому не чинили.

И от глупого сердца немного отлегло. Будто Ивкины слова что-то меняли. Так ведь не меняли же — от своей цели верные псы Императора вряд ли отступятся. Такого о них ещё никто не слышал ни до войны, ни вовремя, ни уж тем более после.

— Ничего, — сказала я скорее себе, чем Ивке. — Тахтар гостеприимен и любому рад, кто против его жителей зла не замышляет. Голодных накормим, замёрзших обогреем, раненых подлечим.

— Так нельзя же! — вскинулась Ивка. — Ворожеям-то к чужакам прикасаться ни за что нельзя.

— Так я и не о нас говорю. Вон, из рук бабки Мины ещё никто к богам не уходил. Любого на ноги поставит. Вашка, внучка её, не хуже бабки справляется, даром что зелёная ещё совсем.

Огонь в печи умиротворяюще трещал, по кухоньке расплывался аромат тёплой каши. Ивка смахивала с отскоблённой добела столешницы невидимые крошки и всё двигала туда-сюда плошки — нервничала.

— Ты не суетись, — я скинула пуховый платок, закатал рукава простого шерстяного платья и взялась переплетать растрепавшуюся косу. — Раз сама говоришь, что волками не смотрят, то худа не будет.

Ивка отошла от стола и тихонько вздохнула.

— Да, может, и не будет. Только не кажинный день в наш угол целая орава солдатни заглядывает.

— Это верно, — тихо отозвалась я. Пальцы путались в непослушных прядях. — Но это ничего. Переживём. Считается, что мы должны быть им вообще-то благодарны.

Ивка нахмурила русые брови.

— Им-то? С чего бы?

— А помнишь, к нам на исходе осени перехожий заглядывал? С севера, с Камышевых болот.

Ивка кивнула.

— Рассказывал, к исходу главных сражений за восточные рубежи, куда магов с Баронами откинули, они совсем озверели. Отступая, жгли после себя всё — города и деревни. Никого не жалели. Об имперцах мы таких страстей не слышали. Вот и думаю, может, не такие они и звери…

— Ага, а как же то, что ведать и ворожить запретили? — Ивка насупилась так, будто сама владела даром и почитала это лично угрозой со стороны их нового государя.

Велена приладила к прядям потрёпанную ленточку и принялась вплетать её в косу.

— Ворожить никто не запрещал. Они магов ищут. Это разное.

— Значит, тебя не тронут?

— Не должны.

А Ивка будто прочитала все мои волнения, посерьёзнела донельзя.

— Мы тебя никому не отдадим. Внизу-то дураков болтать не сыщется.

Я даже улыбнулась, выпрямилась, закинула косу за спину.

— Вот Няня и пошла проследить, чтобы этого не случилось.

Девчонка прыснула со смеху и закивала.

— Ты б её видела. С холма спустилась как туча! Её, думаю, и кое-кто из инперцев испугался-то!

— Не удивилась бы, — засмеялась я.

В дверь постучали.

Глава 2

По очень живучим древним обычаям наших дремучих мест, ворожей с холмов в близлежащие поселения приглашали. Сами они туда не шли, без спросу их нигде не ждали. Ворожеи — порода особая, живём обособленно, с мирскими без надобности не путаемся — каждый занят своим делом. И Тахтар эти обычаи чтил, как и все окрестные селения, как бы далеко они друг от друга ни лежали, но мы могли спускаться в городок, когда нам вздумается — не возбранялось. Как и местным никто не запрещал навещать нас с Тусенной, когда в том была нужда.

Но из преданий я знала крепко, что история нашего континента помнила разное. Всякие были времена. И когда-то приходившие на эти места завоеватели не утруждали себя изучением тонкостей местных обычаев. И будь имперцы из таких, потребовали бы спустить местную ворожею с её холма, чтобы лишний раз себя не утруждать, но вот поди ж ты — перечить обычаю не стали. Сами поднялись к ней на холм.

И откуда только знали их обычаи? Не могла же и впрямь их Нянька надоумить или видом своим грозным напугать, не позволить, чтобы ворожею с холма вниз стащили. Да пусть б она им и указала — что-то подсказывало, не послушали бы.

А ведь я исподволь готовилась, что вот сейчас ворвётся в наш домишко кто-нибудь из городских мальчишек и, запыхавшись, попросит сойти в город по приказу новоприбывших.

Ивка зыркнула на дверь, потом на меня.

— Открывай.

Я поправила на шее унизанный речным жемчугом тяжёлый шнур с оберегом, сжала тёплый бирюзовый камушек в ладони, отпустила. Снова накинула на плечи платок и выпрямилась.

Ивка вернулась. Из сеней вслед за ней выступили три громадных воина, с ног до головы закованные в железо. И без того небольшая кухонька вдруг стала казаться ещё теснее.

В руках они сжимали шлемы. С правого плеча у каждого свешивался кроваво-красный плащ с имперским золотым крестом. Такой же, только с затейливой гравировкой, был вплавлен на левой стороне нагрудной пластины. На левом оплечье каждого эмблема — скалящий пасть бурый бер[2]. Медведи, значит…

Лица суровые, гривы густые, тяжёлые, едва не до плеч.

Северяне.

Нет, не могли они знать обычаев нашего угла. Разве что тут неподалёку долго воевали или войском стояли — от местных всякого понахватались.

Ко мне обратился самый рослый из троих, что стоял посередине. Темноволосый и скуластый. Тяжёлая нижняя челюсть и квадратный подбородок у другого выглядели бы грубо, но у него странным образом лишь подчёркивали породистость лица.

— Говорят, тут живёт ведьма с верескового холма.

От низкого, хриплого голоса мурашки так и побежали по спине. Такой и не захочет, испугает.

Но я упрямо вздёрнула подбородок. Не на ту напал — не дрогну.

— Это у вас в Империи нас так называют. Мы простые ворожеи. Силу берём из земли и всего, что на ней растёт, — я не опустила глаза под внимательным тяжёлым взглядом. — А холмы вы видели. Вереск зацветет к концу лета.

Темноволосый смотрел так, будто мой ответ его не сильно-то и волновал, будто думал он о чём-то своём, а меня и не слушал.

Будто знал ответ.

Сердце вдруг затрепыхалось.

А вдруг он сам из тех, кто чует дар? Потому и смотрит на меня так, будто видит насквозь. Да так ясно, что ему лишних вопросов задавать не нужно. Всё уже знает сам. Ему просто любопытно, солгу ли я ему в чём, попытаюсь ли выкрутиться.

По коже снова прошёлся холодок. Отчего-то до зуда захотелось показать ему, что он тут не хозяин. Что не смеет он меня пугать.

— А вы ведь с севера. Вы с островов, должно быть.

Уголок сурового, будто отвыкшего от улыбки рта чуть дёрнулся.

— Чутьё или наблюдательность?

Спрашивал будто забавлялся. Щёки ни с того ни с сего страшно запекло.

Вот ещё!

Я даже головой слегка тряхнула, сильнее стиснула на груди платок.

— Говор у вас особый. И стать.

Воины за спиной темноволосого переглянулись. Кажется, остались довольны её наблюдением.

Главный лишь склонил голову, как будто признавая её правоту:

— Командующий северного крыла армии Его Императорского Величества. Здесь по приказу лишь с небольшим отрядом самых опытных бойцов. Мы здесь, чтобы отдать дань уважения вашим обычаям. Засвидетельствовать своё почтение той, кто хранит ваш город от хворей и напастей. Войско государя нашего Штефана II пришло на ваши земли с миром и покинет их, как только выполнит приказ Императора.

Слова он говорил уважительные, но так, будто они для него мало что на самом деле значили. Приказ выполняет, не более того. Была бы его воля, он бы тут сейчас не стоял, шею перед захолустной ворожеей не гнул, пусть даже только на словах.

Воины хоть и выглядели грозно, однако и усталость на их обветренных недавно отвывшими своё зимними вьюгами лицах читалась без труда. Больше всего они хотели домой.

Ну да, оно и верно. Какой солдат по своей воле действует, пусть он и отрядом заправляет.

Вот так сейчас где-то и Вучко мой по чужой земле бродит, вспоминая о своей. Если только жив, конечно.

Я нахмурилась. Не о том думаешь, дурёха. Соберись!

— И мы благодарны вам за это. Голова Солоп, должно быть, вам уже сказал, что Тахтар готов помочь всем необходимым воинам Империи.

Как-будто у несчастного Тахтара был какой-то выбор. Их свобода и прежде была в лучшем случае мнимой, а теперь Корона дала понять, что они принадлежат Столице. Кто бы стал спорить с победителем?

— Это хорошо, — ответил северянин. — Значит, поладим.

Но я смотрела на него. Смотрела и понимала: нет, не поладим.

Потому что это чужаки и чужаки, пришедшие сюда не просто так. Не стали бы имперские солдаты, едва остывшие от битвы, рыскать по ещё вчера чужой земле. Ищут недобитков, ищут, может быть, сочувствующих. Стараются искоренить угрозу. А я… Я-то вроде как угроза.

И понимает ли это неулыбчивый северянин? Или пристальность в его тяжёлом взгляде мне только чудится?

От эдакой круговерти мыслей нестерпимо захотелось как следует растереть виски. Но я лишь кивнула в ответ и позволила себе бледную улыбку, которая, впрочем, до глаз не дотянулась.

— С чего бы не поладить? Тахтарцы — народ мирный.

Пару недель они их уж как-нибудь перетерпят.

— Славно. Иначе тяжко бы пришлось, — северянин снова посмотрел на неё так, будто от неё и ждал в первую очередь какой-нибудь каверзы. — Мои парни только-только стали отвыкать от всего, чем славятся боевые будни. И с мирными воевать нам хотелось бы меньше всего.

— Уверена, в этом не будет нужды. Здешние поводов точно не дадут.

— Не боишься, госпожа, что поймаю тебя на слове? — он чуть клонил голову набок. И вот оно снова! Спрашивал как будто из желания меня подначить. Но ведь не улыбался. Со всей серьёзностью. Словно разведывал для себя что-то.

Я сжала губы, дёрнула плечом. Только бы не выглядело это слишком нервно…

— За всех, конечно, отвечать не стану. Но горячих голов у нас в Тахтаре вроде бы не водится.

Была одна, да сбежала. Эх, Вучко-Вучко…

— Ну что ж. Как не госпоже ворожее знать своих людей лучше любого другого. Значит, на ближайшие месяцы нам не ждать хлопот.

Месяцы! Месяцы?!

Кажется, на моём окаянном лице отразилось всё, что я почувствовала, услышав это слово. Потому что он cнова смотрел на меня так, будто читал меня легче лёгкого. Читал и вычитанное старательно мотал на ус.

— Верно, вы-то с вашим головой ещё не виделись, — ответил он на мой немой вопрос. — Ну да наверстаете. Империя пришла надолго. МЫ пришли надолго. Советую тахтарцам привыкать.

И он повернулся, дал знак своим воинам — на выход.

Тут-то я и не сдержалась. Всё что смогла — это голос сдержать, чтобы не задрожал. Спросила тихо, но отчётливо.

— И чем же мы обязаны такой великой чести?

Северянин обернулся, пожал могучими плечами.

— Вы-то?.. Понадеемся, ничем. Но мы уйдём не раньше, чем закончится охота.

И он вышел, на этот раз не удосужившись проследить за тем, как отзовутся у меня его слова. Слуга государев выполнил своё обязательство и отправился выполнять следующее — обживаться на новом месте.

Дверь за имперцами захлопнулась. Всё стихло. Ивка ойкнула и метнулась к печи, вытащить горшок.

Странная беседа завершилась, и я не удосужилась прервать её, чтобы из гостеприимства предложить гостям угощение.

По кухоньке разливался запах горелой каши.

Глава 3

Сколько они были в пути? До того долго, что дни в его голове путались. Даже не верилось, что в ближайшее время им нет нужды куда-то вновь выступать. Что наконец-то пришло благословенное время передохнуть.

Странное это ощущение. Будто их после долгого, очень долгого шторма наконец-то выбросило на пологий берег, и никто не пытался с этого берега на них напасть, закончить то, что не успело сделать море.

Мятеж подавлен, война завершилась. Короткая передышка после решающего сражения у восточных рубежей Империи и путешествие на юг, откуда остатки разбитых войск Баронов и магов давно бежали.

Свободные земли. Ведьмин край. Дремучая лесная глухомань на южных задворках Империи. Надо же. За бесконечной грызнёй у трона, пока к власти не пришёл головастый Штефан II, на эти рубежи никто и не заглядывал. В поселениях, расположенных всего в паре дней пути к югу от Эрсейского плато, никто и слыхом не слыхивал о баронской подати. Бунтовщики сюда за все годы существования Клики Баронов почти не заглядывали. А те из них, кто жил в лесных родовых башнях за вересковыми холмами, над поселянами власти никогда и не имели. Люди жили сами по себе.

И чем дальше вглубь этих ему незнакомых земель они продвигались, тем яснее он понимал, почему.

Никто не хотел связываться с краем старых богов, где каждой деревенькой, будь в ней хоть три избы, на равных управляли местный голова и ведьма. Их тут звали ворожеями.

Их провожатый из местных не соврал — поселения им попадались сонные, глухие, мирные. Их обитатели дальше своего тына и не думали носа высовывать. Но ведь и восстание Баронов не в один день началось. Копилось, собиралось, нагнаивалось, а когда прорвалось, едва не смыло с белого света Корону и всех, кто служил ей верой и правдой. Едва не поглотило его родной север.

Поэтому стоило отгреметь последней битве, им указом Его Императорского Величества не в Столицу маршировать приказали, а сюда, на пропитанный магией юг, чьи земли чаще всего плодили способных к ересям, в том числе — к опасным боевым умениям. Пока солдаты горячи после боёв, пока злости не растеряли и ещё помнят, как обугливались тела их соратников под отчаянными контратаками владеющих даром бунтовщиков.

Всё, что Соборными эдиктами зовётся ересью, нужно вычистить сейчас. Выдрать с корнем, пока свежа память о том, чем могут обернуться своеволие и опьянение свободой тех, кто владеет нечеловеческими силами.

Он полной грудью вдохнул напоённый запахами просыпавшейся природы воздух и медленно выдохнул. Да, возможно, это не последняя их битва. Впереди, может статься, кровавая и затяжная охота. Но Император на них рассчитывает, и он его не подведёт. Арес из Данутара и его «Медведи», если нужно, головы сложат в этих дремучих лесах, но всю магическую погань здесь разыщут и отсюда выбьют. Небоевых, как и приказано, доставят ко двору.

Он поудобнее перехватил поводья и прошёлся внимательным взглядом по темневшей вдалеке за лугом полосе леса. Кругом стояла до сих пор непривычная ему тишь.

А ведь если бы не Штефан и его решительность в захвате трона, положившая конец междоусобным распрям и вовремя сплотившая в единый кулак Столицу, центр и запад, Империя, быть может, уже и пала бы под Кликой, и Бароны учинили бы на её землях то, что творили у себя в вотчинах при полной поддержке опьяневших от свободы магов.

На третий день они выехали к скоплению селищ, разбросанных у подножий исполинских холмов. Арес отправил отряд на разведку, но по рассказам одного из своих уже знал, что граница с лесными чащами, за которыми только бесконечные необжитые леса, уже совсем рядом.

Холмы, подёрнутые первой проклёвывающейся травкой, горделиво вздымались к небесам, будто требуя к себе уважения. Мол, мы считай что горы. Не смотри, что гладкие да пологие.

Он знал, что их прозвали Вересковыми, но в это время года вереск не цвел, и холмы ничем не выделялись на фоне окружающего пейзажа. А так хотелось бы увидеть их в своём титульном одеянии.

Должно быть, красивое зрелище.

Он даже придержал коня. Таким-то видом не грех полюбоваться. Пусть эти места и считались югом, но лишь югом Империи. Весна здесь, кончено, наступала раньше, чем в столице, и уж тем более у него на родине, но по ночам ещё заметно подмораживало, и с настоящим югом эта лесная глухомань имела мало общего.

Ехавший следом Барх нагнал его и придержал своего гнедого рядом.

— Что скажешь? Тут заночуем?

На побледневшем от первых сумерек небе уже висел тонкий месяц — прикрытое око спящей Лелеи[3]. Он окинул взглядом жавшиеся к подножию холмов домишки, медленно кивнул.

— Куда спешить? Отдохнём, выспимся.

Неизвестно, насколько затянется их разведка. В глухих и сонных деревеньках он привык держать ухо востро не меньше, чем в любой другой обстановке — война едва отгремела, и ещё нескоро они смогут назвать земли Империи мирными, безопасными, а главное, чистыми от любого опасного колдовства.

— Добро, — правой руке командира явно пришлось по душе решение, хотя с советами лезть не посмел бы, очень уж почитал авторитет главы отряда.

— Думаешь, тут кто-нить мог затаиться?

Арес покосился на соратника и скривил губы.

— А ты уже готов пренебречь приказом?

Широкое, заросшее рыжей бородой лицо Барха так и вытянулось.

— Да ты что такое говоришь, гарнэ[4]! Приказ…

Арес хмыкнул и качнул головой. Барх скривился, отмахнувшись.

— Тебе бы всё шутки шутить, всё бы подначивать.

Глава отряда снова уставился вдаль, на огороженными плетёными заборами домишки.

— Да. Шутник из меня тот ещё, — он задумчиво потер заросшую тёмной щетиной щёку, в которую ткнулась мошка. — Разыщи Армина. Передай, с него сегодня начинается ночное дежурство. На смену себе пусть возьмёт кого пожелает.

Барх хохотнул:

— Давно пора! На прежних-то привалах небось отоспался.

— Рассчитываю на это, — Арес подобрал поводья. — Мы подошли к крупным поселениям. Мы на земле, которая ещё вчера считалась свободной, держите ухо востро.

Рыжебородый тут же посерьёзнел и повернул коня, чтобы разыскать и «обрадовать» сослуживца.

Эта ночь перед выездом к селениям у южных границ мало чем отличалась от прежних. Их приняли у себя на постой смирные селяне, успевшие узнать об их прибытии от соседей из других сёл и городишек. «Медведи» Ареса ни от кого не скрывались и ехали на юг в своём полном праве. Которое пока никто не рискнул оспорить.

И всё шло тихо-мирно. Население с одинаковым безразличием слушало зачитываемый им указ Его Императорского Величества о взятии прежде свободных земель под свою руку. И головы этих селений твердили, по сути, одно — если им позволят жить по старинке, им нет дела до далёкой-далёкой Империи.

Обкладывать ещё вчера ничейный юг налогами государь, решивший завоевать симпатии здешних, не спешил. Систему податей ещё предстояло разработать, а восполнить поредевшую за время войны казну Корона намеревалась за счёт конфискации земель и имущества Баронской Клики. А уж там было чем поживиться. Штефан II обещал зарекомендовать себя как минимум разумным правителем. Недаром практичный север и расчётливый запад сделали на него ставку в дворцовом перевороте. Не прогадали.

Вымывшись в любезно предоставленной местным головой бане, Арес сидел на широком бревне, подпирая спиной стену отведённого его отряду амбара — просторного, тёплого, набитого душистым сеном. На посиневшее небо высыпали мелкие колючие звёзды, ночь обещала быть тихой и по-южному мягкой. Лёгкий, свежий ветерок, доносивший до него едва уловимый запах готовившейся на кострах снеди, ласковыми пальцами перебирал ещё влажные после купания волосы, забирался под распахнутую на груди куртку.

Волчонок и Мардаг вернулись из разведки — кругом чисто, но стражу они, конечно, всё равно выставят. Если где-нибудь поблизости прячутся маги-недобитки, в лоб никто из них на тяжело вооружённый отряд в усеянных святыми литаниями[5] доспехах не попрёт. Сейчас если они и действуют, то исподтишка, как и положено трусам. Такова их змеиная натура — их и их разбитых наголову союзников.

А ведь когда-то войска Баронской Клики наводили ужас на отряды Империи. И воспоминания о первом бое едва оперившегося первенца дома Данутар под знамёнами Штефана II были для него отдельным видом пытки…

Арес рассеяно потёр затянутое потёртой кожей левое бедро, на всю жизнь отмеченное печатью того памятного боя.

Барх не позволил ему с головой окунуться в тяжёлые воспоминания — протянул ему здоровенную деревянную миску с щедро заправленной мясом горячей кашей и ломоть каравая.

— Гарнэ, налетай. Жёнка головы с дочерьми расстарались.

Он плюхнулся рядом в густеющих сумерках, огладил всклокоченную рыжую бороду и заправил за пазуху распахнутой на груди, ещё сырой после полоскания рубахи тяжёлый каменный оберег на толстенном шнуре.

— Наши-то…

— Да ты не суетись, — хмыкнул Барх и уткнулся носом в свою миску. — Ешь. Там у костров уже целое гулянье развели. Девок набежало. Угощаются и знакомятся.

Последнее слово он сопроводил недвусмысленным фырканьем. Арес повозил деревянной ложкой в миске, проворчал:

— Уж мне эти знакомства…

Картина повторялась от ночёвки к ночёвке. Стоило отряду остановиться на привал в селении, на заре отдельных солдат приходилось буквально выковыривать из объятий местных поселянок. Вышедшие живыми с полей сражений — молодые и горячие — спешили наверстать всё, что на долгие годы у них отняла война.

Дело понятное, трудно устоять перед соблазнами мирной жизни, особенно если они сами идут к тебе в руки, лезут на колени и жмутся к плечу, но бесы бы их побрали, об осторожности-то нужно помнить.

— Дак я Волчонка-то за ними приглядывать подрядил, — успокоил Барх. — Он же если что, дар почует и среагирует.

Да, с прибившимися к армии Императора южанами им, конечно, в своё время крупно повезло. Они не только эти места знали, как свои пять пальцев, — все посёлки с их обычаями, все башни и крепости здешних Баронов, включая давно заброшенные. Некоторые из этих парней ещё и принадлежали к довольно редкой породе чующих тех, кто отмечен даром. С таким человеком в отряде внезапного нападения одарённых можно не опасаться.

Кстати, о ведьмах.

— Что с местной старухой-то? В доме что-нибудь нашли?

— Не-а, — Барх подцепил ложкой кусок мяса и отправил в рот. — Травки вщякие там, припарочки. Обыщная ведьма. Щитай жнахарка. Не магичка ничуть.

Он прожевал кусок и снова опустил ложку в миску.

— Сначала вроде как взъерепенилась маленько. Мол, вы мне тут своими лапищами все запасы лечебные попортите, своими сапогами все травки сушёные потопчите. Травки-то на балках поразвешаны. Смешная бабка.

Встречали они на своём пути к холмам и таких, шумных. Привыкли здешние ведьмы заправлять и приказывать. Ну что ж, придётся местным ворожеям смириться с новыми порядками. Тем более что воины Императора и так делают всё, чтобы показать — местные законы они уважают. Но препятствовать розыску и выявлению опасных магов не позволят.

— Волчонок к ней заглянул как вернулся. Говорит, дара в ней на грошик. Ну, скотину лечит, местных, за посевами присматривает. Да и в дела местного головы не лезет. Стара уже. Но за советами к ней ходят, это да.

Вот и славно. Меньше мороки.

— Одного не пойму, — продолжил рыжебородый. — А с чего их невестами-то кличут. Ну, ворожеи-то, понятно. Какая ж из той бабки невеста?

Арес неспешно прожевал горячую кашу, пожал плечами.

— Да бес его знает… Это ты у Волчонка спроси. Может, их и не всех невестами зовут. Может, кто из них и впрямь кому-то обещаны.

Почему-то этот разговор с Бархом ему и вспомнился, когда они день спустя шагали прочь из дома ворожеи с Верескового Холма.

Та бабуля из селения у холмов действительно в невесты не годилась. В отличие от той, кому они нанесли визит в Тахтаре.

Её он без труда мог вообразить себе невестой.

Она стояла в дверном проёме крохотной кухоньки — прямая, бледная и тонкая, как соборная свеча. И она, конечно, могла быть чьей-то невестой. Наверняка ею была.

И спускаясь вместе с Бархом и Кадаром после напряжённого разговора, положившего начало их знакомству, обратно в городок, он подумал, что совсем не такой её себе представлял.

Совсем не такой — отстранённой, напуганной и жёсткой — он видел её во снах. И совсем не чьей-то невестой.

Глава 4

Я сидела за столом, елозя пальцем по накинутому на столешницу рушнику. Когда за имперцами захлопнулась дверь, так и осела на стул, будто из меня позвоночник выдернули.

А ведь как тряслась, как боялась, что чужаки с порога обыск учинят, чующего дар с собой притащат!

Ивка переложила горячую кашу в чистый горшок и тихонько отскабливала в уголочке пригоревшие остатки из позабытого в печи. Я пару раз порывалась ей помочь, но кузнецова дочка только отмахивалась, мол, ей нужно руки чем-то занять. Тоже всё-таки распереживалась.

И не могла я это объяснить только тем, что к нам явились чужаки и чужаки, конечно же, опасные. Целый отряд до зубов вооружённых воинов, шутка ли!

Да и не просто воинов. О «Медведях» в Тахтаре и окрестностях разговоры ходили с позапрошлой зимы. А последние месяцы войны, если слухи не врали, они и вовсе провели тут, неподалёку. Теснили войска Баронов от самых северных рубежей столицы далеко на восток, до берегов Рассветного океана и окончательно раздавили их на Эрсейских полях, всего в нескольких днях пути от вересковых холмов.

И когда утром я почуяла чужаков, я и подумать не могла, что это именно они. Что Император отправил сюда свою боевую элиту.

Боги-боги, на охоту! О какой ещё охоте могла идти речь, если не об охоте на магов? Но этот их темноволосый так об этом объявил, будто вызов мне бросал. Мол, и не думайте, что сможете укрыть тут кого-нибудь от слуг Государя. Если нужно, все окрестные леса прочешем, а владеющих даром разыщем и… и все знают, что обычно делают с охотничьей добычей.

И так меня этот разговор пронял, что я не только гостям, уже кем бы они ни были, угоститься не предложила. Я даже их имён не удосужилась узнать!

Я не сдержалась, всхлипнула и прижала тыльные стороны ладоней к глазам. Под рёбрами сосало от плохих предчувствий, и сложно было сейчас сообразить — то мои расшатанные нервы голосят или дар о будущих невзгодах предупреждает.

— Госпожа?..

Я отняла ладони от глаз. Слёзы всё-таки не полились, и на том спасибо.

— Ты прости, Ива. Прости. Я что-то… вымотала меня эта беседа. Я же, представь, глупая, ни имён их не узнала, ни за стол не пригласила. Влетит мне от Няньки.

Ивка вновь склонилась над горшком.

— Не бери в голову, госпожа. Пустое. Немудрено задёргаться от такого-то. Они макушками едва потолок не подпирали, плечами едва стены не раздвинули. От такого вида попробуй не оторопей. Будет тебе горевать. Главное, не накинулись с обысками и допросами, верно ведь?

— Верно, — вздохнула я. — Только это ж не конец. Это самое начало. Сама слышала, нам с ними бок о бок несколько месяцев куковать. И не может быть такого, чтобы за эти несколько месяцев ничего не случилось. И не гнал бы их сюда Император попусту. Что-то, значит, знают.

Поэтому не жить Тахтару как прежде. И даже если дело не в ней. А вдруг где-нибудь неподалёку затаились остатки разбитого войска? А ну как в отряде решат, что тахтарцы недобитых покрывают? Сюда же пришли на постой, не в Предхолмье остановились.

Ведь в окрестных лесах, пусть местами едва ли проходимых, пряталось сразу несколько полузаброшенных родовых гнёзд Баронов. Большинство из них уже почти руины. Но были и те, которые могли сгодиться не только под место для ночлега. Часть старых замков ещё не поздно было восстановить. И, возможно, имперцы об этих замках знали. А водился в них нынче кто-нибудь или нет — в Тахтаре об этом вряд ли кому-то было известно, но это не помешало бы имперцам обвинить местных в покрывательстве врагов Короны.

И маялась бы я догадками, и пугала бы себя, и накручивала бы до бесконечности, но вернулась запыхавшаяся Нянька, велела бросить все дела и спускаться в городок. Там чужаки собирали жителей у хором головы.

Нам с Тусенной, как равным Солопу, уступили место на скамье перед длинным, просторным крыльцом общинного дома, где жил голова со своими домочадцами и все, у кого по разным причинам не было в Тахтаре своего жилья. Тут же останавливались и редкие для городка странники.

Известная мне троица стояла на крыльце. Голова торчал там же, чуть поодаль, но с таким важным видом, будто сам был одним из «Медведей».

Темноволосый осматривал собиравшихся в полукруг жителей, заправив большие пальцы за пояс с ножнами, из которых выглядывала украшенная кроваво-красным камнем рукоять меча. Он и стоявшие у него за спиной воины по-прежнему были в полной боевой амуниции, только шлемы уложили ровным рядом на тянувшуюся вдоль стены у входа в хоромы лавку.

Время от времени его внимательный взгляд падал на меня, и внутри всё сжималось. Неужели всё-таки чующий? Неужели знал, уже точно знал, что перед ним не простая ворожея?

Я кусала губы и отводил глаза. Только и оставалось надеяться, что делала это не с той поспешностью, которая уже сама по себе могла наводить на подозрения.

Нянька ёрзала на скамье рядом, то и дело поворачиваясь в разные стороны, подмечая, кто и когда явился на собрание, кому-то что-то шептала, у кого-то что-то спрашивала. В этом была вся Тусенна — она никогда не полагалась исключительно на свой авторитет и ворожбу, пусть за долгие годы практики она не раз и не два её очень выручала. Нянька верила, что надёжнее источника, чем сплетни, порой просто не было — особенно, если этих источников множество. Умела она составлять из этого невероятно пёстрого одеяла на редкость складную картинку.

Пока мы спускались с холма в Тахтар, я успела покаяться ей в том, как умудрилась принять гостей. Ивка оказалась права — Нянька бранить не стала, вошла в положение. Старая ворожея не выглядела напуганной или сильно озабоченной полученными новостями. Только всё твердила, что времена их ждут интересные. Одним богам известно, что она имела в виду. Времени на расспросы пока не было.

— Я ведь даже имён их не узнала, — шепнула я. — Так всё в голове смешалось.

Нянька хмыкнула и выпятила подбородок в сторону крыльца.

— Главного зовут Аресом. Он из северного рода Данутар, что на островах в Снежном море. Древний, могучий был род. Сейчас каков — не ведаю. А остальных «Медведей», вестимо, успеем по именам узнать. Времени-то у нас предостаточно.

Данутар…

Я, ворожея из глухого лесного местечка, родовыми древами Империи никогда не интересовалась, и уж тем более из таких далёких мест, как Северные княжества.

Но пару раз во время наших с Вучко рискованных вылазок на лесные руины в руки попадались тяжеленные инкунабулы с красивыми росписями и целыми страницами, разрисованными разноцветными чернилами. Родовые древа с пышными кронами из имён и титулов вместо листвы.

Я ни одного, конечно, не запомнила. Потому что ни одно из этих имён не имело никакого значения и веса для Свободных земель. До сих пор.

Теперь-то всё изменилось. Я прикусила нижнюю губу и осмелилась снова поднять глаза на главу «Медведей».

Знатный, значит. Благородная северная кровь.

И в чём же она выражалась? Что её в нём выдавало?

В чётких, будто из камня высеченных чертах обветренного лица? В прямоте осанки и уверенном развороте широченных плеч?

А, может, в том, что всё в нём дышало какой-то непонятной спокойной силой? Этот чужак не жестикулировал без надобности, не дёргался и не суетился. Он вообще, казалось, не делал никаких лишних движений, будто с бессознательной бережливостью копил эту страшную, густую силу внутри. И не все вокруг могли это осознать, но, кажется, все это чувствовали.

А я — особенно.

Потому что не было в нём ничего случайного. Ни жестов, ни взглядов, ни произносимых слов. И сам он был неслучаен. И неслучайно оказался здесь. Во всём, во всём, что касалось этого человека, был смысл. Я это откуда-то знала, но объяснить, откуда, не могла. Наверное, требовалось время.

Или я просто боялась признаться себе, что знаю — он моя погибель. Он слишком умён и догадлив, чтобы не распознать за маской простой ворожеи силу, с которой воевал столько лет. Слишком хорошо он изучил эту силу, натаскан был на неё, как пёс. Или медведь. Суровый и страшный в гневе бурый медведь из далёких северных лесов на островах за Снежным морем.

* * *
— Суровые они всё-таки, — вырвали меня из раздумий Нянькины слова. — Не то что тутошняя лесная знать. Помнишь, как из Чёрного Лога к нам Барон заезжал. Это сколько же с тех пор годков минуло?

Я заправила за ухо выбившуюся из косы прядь.

— Лет семь, наверное.

— Весь в перстнях и мехах. Тонкий как тростиночка. Разнежились они там у себя у лесных своих башенках-то. Будто не на войну, а на охоту выезжали.

Нянька правду говорила. Не все владельцы лесных башен на Свободных землях ринулись в битву с Империей — так уверовали, впечатлённые силой магов, в свою победу. И даже когда первая волна атак наткнулась на сопротивление, Бароны не спеша во главе своих личных армий проезжали мимо Тахтара по единственной дороге из лесов в большой мир — через вересковые холмы. И ехали как будто на парадный выезд — принимать капитуляцию едва-едва занявшего престол юнца Штефана II.

Надо ли говорить, что ни Барона из Чёрного Лога, ни кого-либо из его личного двора, ни остальных Баронов, проезжавших этой дорогой, в Тахатре больше никто и никогда не видел…

Потому что на пути у них встали вот такие «Медведи» или им подобные. Потому что ихкомандиры и не думали прятаться за спины своих воинов — об этом красноречиво говорили посечённые, украшенные вмятинами доспехи Ареса из Данутара.

Бароны же, рассказывали, предпочитали руководить боями их своих шатров. По привычке. Так они руководили и своими наделами — из башен.

— Да, южане таким не чета, — Нянька подмигнула ей и — до чего же странно! — захихикала.

— Что смешного-то? — зашипела я. Тот, кого звали Аресом, вновь скользнул по мне взглядом, и ненавистный холодок опять лизнул позвонки. Я поспешно опустила глаза. — Ведь ясно же, что нам от них ничего хорошего ждать не придётся. Или…

Я внимательнее взглянула на Няньку:

— …или ты что-то такое успела разведать?

Нянька лишь повела округлыми плечами. Вот и думай, что хочешь. Я насупилась. На душе по-прежнему скребли кошки.

— Да не дуй ты губы, — хмыкнула Нянька. — Я, конечно, многого ещё не знаю, но чует моё старое сердце, что они нас не тронут.

Я прищурилась:

— Ой ли? Хотела сказать, не тронут, если мы совать нос в их дела не будем, так ведь?

— А вот на что нам в их дела нос совать? Пусть себе рыщут, выискивают бунтарей, если вообще их найдут. Вот не припомню, чтобы за последние месяцы войны через нас хоть кто-нибудь из них в свои разваленные башни пробирался.

— Так и не через нас дорожки есть, — проворчала я, кутаясь в шерстяной платок от совсем не по-весеннему пронизывающего ветра. В Тахтаре, зажатом между холмами и настоящим лесным океаном, тепло всегда приходило с большим опозданием.

— А это мало кому ведомо, — с нажимом ответствовала Нянька. — И ты поменьше об этом трепись. У них для этих дел небось следопыты есть. Всё сами разнюхают, а нет…

Она выразительно замолчала.

Ясно. Понятно. Чужаков никто, конечно, выгонять отсюда не собирался. Да и не смог бы. Но и стелить им под закалённые в битвах бока соломку нужды нет. Живите себе как жили, под ногами только не путайтесь.

В Тахтаре, между прочим, тоже очень немногие об этих потайных тропках знали. Свободные земли на то и звались свободными, что местные Бароны, чьи предки сотни лет назад выстроили далеко в лесах свои родовые замки, в прилесье хозяйничать не пытались. Жили обособленно, закрыто, тутошних не тиранили, потому что южная земля, бешено плодившая способных к дару, готовила особо жадным неприятные подарки — знакомство с истинной силой Наречённых бога. А с Невестами[6], в которых во времена большой опасности обращались ворожеи, справился бы разве что закалённый в боях отряд знающих своё дело бойцов.

Я невольно покосилась на увешанные защитными печатями доспехи имперцев — эти-то точно знали, как воевать против магии и колдовства.

Но поселения Свободных земель всегда могли защитить себя от любого посягательства захватчиков помельче. Особо ушлые предки нынешних Баронов быстро это уяснили и просили своих потомков не забывать горько выученный урок. Потому-то войска мятежников и состояли из наёмных обладателей дара или магов, связанных с Баронами узами родства и дружбы.

Но вот против войск Императора — многочисленных, а по прошествии войны ещё и набравшихся военного опыта, колдовство не выдержало, отступило. Да и не родила уже южная земля таких сильных обладателей дара, как раньше. Выродился он, как будто неведомый источник обмелел.

Но выбранные в Невесты ворожеи по-прежнему были крепки в своих умениях и при необходимости могли защитить всех, кто уповал на их защиту. Как-никак это и было их прямым долгом, для этого Невест и выбирали, кормили и поили за счёт остальных, во всём помогали и ни в чём не отказывали.

— Сколько ж их тут?.. — пробормотал кто-то у меня за спиной. — Чем кормить-то будем?

А вот это уж точно не проблема ворожей. Пусть у Солопа и его ближников об этом голова болит.

— Добрые жители Тахтара! — разнеслось над гомонившей толпой хриплое приветствие. И тахтарцы смолкли.

Говорил рыжебородый здоровяк по правую руку северянина.

— Послушайте, что скажет вам наш командир Арес Эревин, глава славного дома Данутар с Ночных островов в Снежном море. Генерал северного крыла армии Его Императорского Величества Штефана II, да хранит его бог!

Глава отряда выступил вперёд. Бледное солнце полудня показалось из-за туч — широко распахнутое круглое око Малара[7] заблестело на сине-серой стали доспехов.

Странным образом ему не пришлось повышать голос — вокруг опустилась такая тишина, будто окружённую домами небольшую площадь перед хоромами Солопа накрыл невидимый купол, отрезавший толпу и говорившего от остального мира.

И нет, даром генерал Арес Эревин не пользовался. Он им не обладал, как не обладал никто из верных солдат Императора. Теперь, после войны с Баронами и их союзниками-магами любые ереси Империя отвергала, а их носителей и проповедников брала под свой контроль. Вот о чём говорил глава отряда.

— Мирным жителям Свободных земель ничего не грозит. И мы, как верные исполнители воли Императора, гарантируем Тахтару сохранность и мир, мы уважаем ваши традиции, обычаи и законы. Мы не просим вас отрекаться от своей веры и ломать свой уклад. Наша задача — выявить и доставить в Столицу всех, кто наверняка владеет даром.

— И много вы уже наловили? — поинтересовался какой-то смельчак из толпы.

Арес поискал глазами вопрошавшего.

— Все поселения, в которых мы побывали, встречали нас гостеприимно. Нашим ищейкам[8] пока не попался никто, кого можно было бы заподозрить во вредоносном пользовании даром. Это и неудивительно. Многие погибли, многие попали плен. Мы и не ожидаем отыскать здесь целые гнёзда еретиков. Но всех, на кого укажут наши ищейки, подвергнем тщательной проверке и заберём с собой. Таков приказ Его Императорского Величества.

Я сцепила в замок лежавшие на коленях руки и даже вздрогнула, когда их накрыла тёплая Нянькина ладонь. Тусенна даже головы в мою сторону не повернула. Я выдохнула и медленно разжала сведённые нервной судорогой пальцы.

За спиной у меня снова принялись перешёптываться, и я знала, почему. А ещё я знала, что никто из зашептавшихся не наберётся смелости задать вспыхнувший у них вопрос. Потому что ответ на него предугадать было совершенно невозможно.

Надежда одна — задавать его и не придётся. Никто не даст повода. Тахтарцам нужно затаиться, поосторожничать и дождаться отбытия отряда. Умудриться не выдать имперцам свою тайну и тайну своей ворожеи.

Я невольно обвела глазами толпу. Ну что ж — пока у них неплохо получалось.

И стоило мне это подумать, как из толпы вопросили:

— А как распознать колдуна, чтобы при случае вам его сдать?

И следом:

— А за такое что-нибудь поймавшему-то причитается?..

Глава 5

Нет, я, кончено, никаких иллюзий насчёт тахтарцев не питала. Пусть к искусам больших городов они непривычны, обыкновенное человеческое лукавство и жажду наживы никто не отменял, а ею люди отличались, в какой бы глуши они ни жили.

Но сдавать чужакам божью Невесту, пусть она и обладает даром, — это не просто позор и предательство, это угроза всему городку. Если он лишится главной ворожеи и не отыщет ей замену, останется беззащитным перед любой бедой — хворями, лихими людьми, неурожаями, лесным зверьём.

А заменить меня в Тахтаре пока что было некем. Это все знали. Об этом же мне на ухо зашептала Нянька.

— Не дёргайся, глупая! Сейчас его свои же и проучат.

И верно. Вокруг уже загудели, началась толкотня. Не в меру любопытного выпихнули вперёд, чтобы все знали, кому вдруг так припекло на своих доносить.

С крыльца донеслось:

— Распознать владеющего даром смогут мои люди. Они это умеют. От вас только требуется рассказать, если таковые тут водятся. Кто они и чем известны.

Арес уткнулся взглядом в щуплого мужичка с одутловатой физиономией завзятого пьяницы, выпихнутого в центр людского полукруга перед крыльцом.

— Что до награды, — он смерил его взглядом и усмехнулся, но глаза оставались серьёзными. — Думаю, мне понятно, чем предпочитаешь взять.

В толпе зафыркали.

— Исак Рваное Ухо, ну ты-то куда, — огорчённо закачала головой Нянька. — Пусть его треплется. Кто ему поверит, когда он не просыхает?

Тахтарцы тоже заметно расслабились, когда разглядели, кто задавал вопросы. Пропойца — не угроза. Кажется, сам глава «Медведей» остался не в восторге от такого-то источника полезной информации. Исак-то и мать свою магичкой обзовёт, если это поможет раздобыть на выпивку.

Арес Эревин, конечно, понял, что никто вот так, при всём честном народе, ни на кого доносить не кинется. Поэтому напоследок ещё раз обвёл взглядом толпу и вновь сложил руки на поясе.

— Мы никого не торопим. И к доносам вас не подзуживаем. Если все живёте в мире и другим жить не мешаете, спроса с вас никакого быть не может. Но владеющих даром нам всё же велено направить в Столицу. И если мы таковых выявим — а мы сможем сделать это и сами, просто провозимся дольше — они так или иначе отправятся с нами.

Толпа ответила ему молчанием. Ничего другого он наверняка и не ждал.

— И если вы опасаетесь, что поездка в Столицу означает верную смерть, вы ошибаетесь. Владеющие даром были нашими врагами на поле боя. Они пришли туда сами, сами определили свою участь. Мирных обладателей дара, не запятнавших себя дружбой с мятежниками, не выходивших против Империи на поле боя, не причастных к гибели мирных людей ждёт аудиенция и присяга на верность Императору.

— Хитрец, — прищурилась Нянька и даже щёлкнула языком от удовольствия. — Ах каков хитрец!

И что ей так запал-то в душу этот чужак с Ночных островов?

— Уж и не припомню, когда в последний раз ты кем-то так восхищалась, — пробурчала я, легонько дёрнув себя за косу. Не от досады, конечно.

— Дак потому что некем было. А этот-то, ты смотри, как мягко стелет. Мол, деваться вам всё равно некуда — приказ имперский, видите ли. И мне деваться некуда — я слуга государев. Но не извольте беспокоиться, вреда не причиним. Никто никому зла не желает.

Да ясно-ясно. Говорить он умеет и, возможно, даже ничего не привирает. Но захочет ли кто-нибудь проверить правоту его слов на собственной шкуре? Сработает ли такой подход на тахтарцах? Тем более что владеющая даром ворожея — не единственная тайна города.

Я вздохнула. Паршивее всего то, что тут только время покажет.

Меж тем северянин всех поблагодарил, и на том общинный сбор завершился. Я едва успела перевести дух. После долгого сидения под резким весенним ветерком замечталось о полной горячей воды лохани, в которой можно просто отдохнуть. Забыться. И подумать обо всём, что успело случиться за этот длинный и очень странный день.

Но куда там! Едва мы с Нянькой под гомон разбредавшихся и обсуждавших услышанное тахтарцев поднялись со скамьи, нас окликнул с крыльца Солоп.

Я обернулась, и он замахал руками, подзывая. Я сглотнула, покосившись на отошедших в сторону и что-то между собой обсуждавших «Медведей».

Да отвяжутся они сегодня от нас или нет?

— Вы далеко не уходите, — наказал Солоп и пригладил свои пышные седые усы. — В общинном доме собираемся. Нужно ещё кой-чего с гостями из Столицы обсудить. Только промеж нами.

Такие собрания главная ворожея игнорировать не имела права. Она оберегает город, это её обязанность — всё о нём знать, во всё вникать и всегда быть настороже. Но такие обязанности давались мне ой как нелегко, тем более сейчас — с такими-то «гостями».

К сожалению, просто лечить, защищать и помогать — это лишь полдела. Изволь заседать на советах, слушать споры заправляющих им мужей и впитывать их безусловную мудрость.

Я кивнула и прошла в сени общинного дома. Что ж, вожделенная лохань подождёт.

* * *
И без того бледное солнце клонилось к горизонту, и света из окон уже не хватало. Поэтому в большой зале общинного дома зажгли толстенные сальные свечи и расставили на поставцах вдоль стен.

Солоп уселся, как и положено, во главе, по его правую руку усадили меня, Тусенну, а дальше расположились все, кто входил в совет старейшин Тахтара. По левую руку сели Арес Эревин и все, кого он счёл нужным привести с собой на совет.

На столешницу поставили несколько глиняных плошек с зажжёнными фитилями, заливших всё вокруг мягким жёлтым светом, а ещё кое-какую снедь и тёплый травяной чай.

Я ёрзала в деревянном кресле, то и дело прикладываясь к своей кружке. Пузатые глиняные бока гнали из ладоней и пальцев уличный холод.

Нянька время от времени похлопывала меня под столом по колену и ободряюще улыбалась. Знать бы только, что не из пустого желания успокоить, что Нянька точно знала — всё обойдётся.

Но сомнения разгорались вместе с поставленными на стол каганцами. Потому что от внимательного взгляда серых глаз напротив невозможно было скрыться.

Северянин, освободившись от тяжёлого доспеха, куда больше походил на хозяина этих хором, чем угодливо улыбавшийся имперцам и раздававший указания служкам Солоп. В нём не было ни капли суетливости, нервозности, впрочем, как и подозрительности. Он — странное дело — не вёл себя, как чужак и не выглядел чужаком. Да, он выглядел как владелец, знакомящийся со своим новым наделом.

Ах, как хотелось послать всё к бесам и отпустить на волю дар! Заглянуть хоть на мгновение в его чужие мысли, услышать, увидеть, почуять, что кроется за этими внимательными взглядами. Что видит, что запоминает, что отмечает и что обо всём этом думает.

Пальцы сами собой сжались на пузатой кружке. Того и гляди, день-два пройдёт, и он тут действительно начнёт распоряжаться. Это у них, имперцев, в крови, что ли?

Ведь жили же они себе тихо и мирно, безо всяких господ. Поля засеивали, скотину растили, грибы-ягоды собирали, никого не трогали. Да, ворожили, но зла никому не причиняли. И вот вздумалось Баронам, сидевшим по своим лесным башням и скалистым крепостям[9], снюхаться с магами и устроить бунт, за последствия которого приходится расплачиваться невиновным!

Мне на колено снова вползла тёплая Нянькина ладонь — и я медленно разжала пальцы. Глотнула из кружки, выдохнула.

Ни в коем случае нельзя терять контроль. Арес Эревин мог оказаться чутким к дару. И тогда обо всяких охотниках до лёгкой поживы вроде бражника Исака не придётся беспокоиться — сама себя сдам.

— Ну что же, начнём наш совет. Надобно обсудить с нашими гостями условия постоя, да и прочие важные дела. Тахтар — городишко крохотный, но никто нас в неуважении к гостям не упрекнёт, — елеем, сочившимся из голоса Солопа, можно было обмазаться с ног до головы.

— Мы особенных удобств от вас просить не собираемся, — Эревин упёрся локтями в резные подлокотники, и даже под толстой кожаной курткой заметно было, как бугрятся мышцы его рук.

Я отвела взгляд, уткнулась лицом в кружку. Щёки отчего-то потеплели.

— Будем благодарны Тахтару, если он поселит нас там, где тепло и чисто. И где мы никому не будем причинять лишних неудобств.

Какая предупредительность. Скажите пожалуйста! Будто и не людоловы вовсе! Так, погостить заехали, на зверя лесного поохотится.

От последней мысли отчего-то даже живот скрутило.

Я с благодарностью подставила кружку обносившей стол русоволосой девчонке в сереньком домотканом платье. Отхлебнула и едва не обожгла язык.

Дурочка.

— Уж об этом вы не беспокойтесь! — Солоп схватил с поднесённой мисы пышную лепёшку, разломил надвое, подал Аресу. Северянин взял предложенный кусок и впился в него крепкими белыми зубами.

Ну что ж, вот и всё. Хлеб преломлен, при свидетелях. Негласный сигнал для остальных застольников утолить голод и знак того, что обе стороны друг против друга ничего худого не умышляют.

Я тихонько вздохнула. Знать бы наверняка, что для имперцев этот обычай так же священен, как и для обитателей Свободных земель.

Давно между нами пролёг невидимый разлом — давно они уже не одной веры, не одних убеждений. И сейчас Император пытается этот разлом замостить только одним известным ему способом — слепив из двух земель одно государство, как это было в седые, незапамятные времена.

Но тогда и люди были другие, и жизнь другая. Получится ли что-то из затеи Штефана II — это ещё очень большой вопрос.

Какое-то время все чинно ели и пили. Служки молчаливыми тенями сновали вокруг стола, подносили новые миски с закусками и полные разных напитков кувшины.

Если и говорили, то больше о том, что меня не касалось. Решали обыденные, пусть и важные дела.

Вот сейчас разберутся, когда кузнец сможет заняться починкой кое-какого оружия и попорченных в боях доспехов, и они наконец-то мирно разойдутся. Мы с Нянькой растопим как следует печь, натаскаем горячей воды в лохань и…

— Госпожа, можно ли рассчитывать на вашу помощь?

Я так замечталась об отдыхе, что умудрилась пропустить конец разговора. Вопрос Эревина выдернул меня из благостных мыслей, словно ледяной водой окатил. Солоп смотрел выжидательно, северянин — с едва заметной усмешкой, будто знал наверняка что я совершено их не слушала.

Жар подступил к щекам. Я в надежде скосила глаза на Няньку — пожилая ворожея, разморенная перекусом и питьём, благополучно клевала носом.

Подавив стон, я выпрямилась, уже привычно сомкнула пальцы на почти пустой кружке и чинно кивнула.

— Всё, что потребуется.

— Отлично, — кивнул северянин. — Значит, без лекаря мы не останемся.

Глава 6

Я вытаращилась на северянина. Он смотрел на меня с уже привычным спокойным вниманием. По его лицу ничего нельзя было прочесть, ничего нельзя было понять.

Я перевела взгляд на Солопа, и его, казалось, приклеенная к лицу улыбка померкла.

— Но мы не можем лечить имп… пришлых, — успела поправиться я. — Ворожеям Свободных земель это запрещено!

— Кем же?

— Нашими богами, — я выпятила подбородок, ожидая словесной атаки, насмешек, чего угодно. — Нашими законами и обычаями.

— Она правду говорит, — отозвалась разбуженная новым разговором Нянька. — Вы не серчайте, господин Эревин.

— Я и не думал. Но хотел бы получить объяснения.

— А моего объяснения мало? — кажется, этот длинный напряжённый день давал о себе знать. Притворяться смиренной овечкой, даже под страхом разоблачения, становилось невыносимо. — Мало того, что это запрещено теми, в кого вы давно не верите?

— Прорезались-таки коготки, — пробормотал северянин, и сидевший по левую руку от него рыжебородый ухмыльнулся. Я вспыхнула, но не успела возразить. — Я не посягаю на ваше право верить и действовать в соответствии с вашей верой. Меня интересует практическая сторона вопроса.

— Наши зелья, — снова встряла Нянька. — Наши притирки, наши мази и питьё — в них всё дело. Мы готовим их особым способом, обрядовым. Запечатываем простенькими наговорами, добавляем в них свою кровь. А вы люди пришлые — кровь у вас давным-давно другая, наговоры на вас наши не действуют, вы ведь под защитой церковных печатей. Наше мастерство вам не поможет, только навредит.

Вот как спокойно и складно всё рассказала. Ясно и доходчиво. Наверное, потому что её совершено не смущал этот взгляд, который будто на весах тебя взвешивал, будто всё подмечал, помогая своему владельцу выносить тебе молчаливый приговор.

Потому что сидевший напротив меня человек, окутанный мягким светом свечей в густеющих сумерках, привык всех судить и оценивать, привык командовать и распоряжаться.

А ещё наверняка привык добиваться желаемого, потому что в ответ на объяснение Тусенны кивнул и произнёс.

— Ну а перевязывать-то вам не запрещено? Любую чёрную работу делать, с которой и походный лекарь справится. Выбитую руку вправить, глубокую рану зашить, отвар от лихорадки приготовить? Это может пригодиться в наших-то условиях. Мы всё-таки в Тахтар не прохлаждаться пришли.

Я взглянула на Няньку и едва не фыркнула от возмущения — на широкое морщинистое лицо Тусенны вновь выползла та хитрая улыбка с прищуром, которой она одарила главу «Медведей» во дворе — северянин Няньке откровенно нравился.

— Не запрещено. Это мы, конечно, сделать сможем. Это у нас и не только ворожеи могут. В Тахтаре девок с умелыми руками и знаниями в целительстве с полдюжины, поди, наберётся.

— Я своими людьми дорожу, — отозвался Эревин и потёр костяшкой указательного пальца заросшую тёмной щетиной щёку. — Уверен, в городке немало умелиц, но предпочту руки верные и знающие. Поэтому, надеюсь, ворожея с верескового холма нам не откажет.

— Если вашему походному лекарю понадобится помощь, мы, конечно, не откажем, — со старательным безразличием отозвалась я.

— Наш походный лекарь остался лежать на Эрсейском плато. Его разорвало надвое стараниями одного из одарённых соратников местных Баронов, — прорезавшаяся в его голосе сталь заставила меня сглотнуть. — Как, однако, несправедливо устроена жизнь: ваши дары целительства на нас не действуют, а вот все остальные ваши умения — более чем.

С этими словами он отодвинул тяжеленное кресло и встал из-за стола. За ним тут же последовали его воины. Северяне попрощались, поблагодарили за гостеприимство, и вскочивший со своего места Солоп, бросив в нашу сторону хмурый взгляд, вместе с остальными важными тахтарцами бросился провожать воинов в их временное жилище.

Глава 7

Мы с Нянькой остались в опустевшей общинной зале. Впрочем, ненадолго. Проводив мужчин до порога, вернулись служки и принялись убирать со стола.

Щёки до сих пор горели. Надо же как придавил своими словами напоследок… Словно кулаком впечатал. И то, что я никак не могла знать о героической гибели их лекаря, почему-то избавиться от стыда не помогало.

Но ведь и меня можно понять. Вся эта резкость, норовистость, желание дерзить — от нервов. Пожалуй, я не стала бы так себя вести, если бы не путавший мысли страх за всё сразу.

Если бы не поселившиеся под ребром иголки, напоминавшие о себе каждый раз, стоило имперцу перевести на меня взгляд.

Всё это вихрем пронеслось в голове и сгинуло куда-то, когда Нянька, кряхтя поднялась со своего места.

— Сравнил хрен с пальцем, — проворчала она и, позволив тут же подскочившей девчонке отодвинуть тяжёлое кресло подальше, освободив проход. — Мы-то не о равноценном даре говорили. Не о магии целительной! Всего-то лишь о ворожбе…

Потом обернулась и глянула на меня.

— Ну, разве что речь шла о тебе.

Ах, это она о последних словах Эревина… Я кивком поблагодарив расторопную служку и поспешила вслед за Нянькой.

— Вот я и говорю, что он, должно быть, чует одарённых. Он что-то во мне заподозрил.

— Да не трясись ты. Не похож он на чующих. Те, как правило, сами даром не обделены, а таких в вояках высокого ранга не держут. Чующие у них как бы прицепом идут, да и откуда среди северян чующие? Давно среди них таких не водилось. С тех пор как дар на их землях выродился и они от богов отреклись.

— Ну откуда же нам знать наверняка? Время идёт. Может быть, что-то с тех пор изменилось.

— Не думаю, — покачала головой Тусенна. — Сама знаешь, тут чувствительность к дару нужна. А этот Эревин вояка, конечно, видный, и целый генерал, но всего лишь вояка. Спорили вы ради спора, да и всё.

Они вышли на крыльцо, в густые холодные сумерки. На площади в широких, огороженных камнем ямах зажгли вечерние костры, у которых успели кучками собраться горожане и стражники. И все они, конечно же, обсуждали сегодняшнее собрание.

Мы прошагали мимо. Нам кланялись, нас приветствовали, но спрашивать у нас никто ничего не решился. Тахтар притих, шептался и шушукался, настороженно следил за всеми и вся, но пока побаивался совать нос в дела совета.

За нами было увязался кто-то из Солоповой челяди — проводить на холм, осветить дорогу. Но мы отказались — дорогу знали и в темноте, к тому же хотелось хоть ненадолго побыть наедине со своими мыслями.

Так и прошагали весь путь наверх в тишине.

* * *
Прикорнувшая в комнатке рядом с кухней Ивка, решившаяся дождаться нашего возвращения, вскочила, стоило нам зайти в сени, и кинулась собирать на стол поздний ужин. Она с жадностью слушала Нянькин рассказ о собрании на площади, пока я разогревала руки и разминала пальцы.

Напряжение никак не хотело уходить, поэтому я уже по привычке полезла на полочки над буфетом в углу кухни и принялась переставлять там наши запасы с целительными средствами — дурацкая и в целом бесполезная привычка тем не менее обычно помогала успокоиться.

— Этот… генерал, он как будто нас винит во всех грехах. Мы, что ли, его лекаря загубили? Как будто наделённые даром водятся только тут, на Свободных землях, только на юге! Ладно, пусть их нет на севере, но в других-то местах наверняка такие водятся. Да хотя бы в Закатных скалах.

И пусть я бормотала всё это сквозь зубы, скорее себе, не по годам острый Нянькин слух уловил каждое слово.

— Больно ты разнервничалась, вот что я скажу. Выкинь всё это из головы. Северяне и столичных магов давно не любят. Они и до мятежа с ними не сильно ладили. Просто тогда-то до этого никому особого дела не было. Промеж собой свои распри улаживали.

Я кивнула, переставив местами настой от кашля с полупустой баночкой мятной мази. Надо бы взяться за приготовление новой.

— Просто… сама знаешь, чем грозит их долгий постой. Не верю я в то, что нам удастся всё от них утаить. А этот Эревин говорил так, будто знал, что в чём-то мы ему да лжём. Чую я его, Няня, сердцем чую.

Я отвернулась от полочек, прислонилась к буфету и потёрла предплечья. На этот раз привычный ритуал почему-то не помогал. Внутри росло предчувствие того, что прежней моя жизнь больше никогда не будет.

Тусенна смотрела на меня с сочувствием. И от этого на душе становилось ещё гаже и тревожнее.

— Ты о своих волнуешься?

Я сжала губы, кивнула. Весь день гнала от себя мысли о родне, но в ночную пору гнать от себя дурное куда сложнее.

Ивка тихонько возилась у печки, не влезая в разговор. Она умела безошибочно различать ситуации, в которых, знала, стоило обратиться невидимкой.

— Девочка моя, — Нянька покачала головой. — В этом я обещать тебе ничего не могу. Да и ты сделала всё от тебя зависевшее. Твои-то понимают, что сейчас вести себя нужно ещё осторожнее, но ты сердце себе понапрасну не рви. Сходи к ним завтра, проведай. Поговори. И если нужно, отнеси им настоя с чёрным корнем.

Я снова кивнула. К горлу ни с того ни с сего подкатил ком. Ну вот ещё! Надо же, как меня этот день вымотал…

— А мы с тобой на днях свои запасы-то переберём и ещё наделаем, — уже веселее продолжила Нянька. — И всё обойдётся, вот увидишь.

— Там и мази мятной осталось всего ничего, и… Знаешь, не думала, что мы так быстро и легко у них в услужении окажемся.

Нянька, сбитая с толку таким крутым поворотом в разговоре, подняла брови. А я снова вспомнила, с каким довольным видом она встретила слова северянина о том, что он предпочитает руки ворожей. И щёки совершенно ни с чего снова потеплели от прилившей крови.

— Ну… Вот попросил этот Эревин себе в лекари ворожей, а Солоп так и расстелился. Да и мы… Не слишком ли быстро поступаемся своими законами? К нам имперцы только на порог, а мы уж и угодить им рады.

Нянька смешно собрала губы в утиную гузку — притворилась, что задумалась. Но ответ-то, я ручалась, она знала давно.

— Громкие слова находишь. Мы пока ничем не поступаемся и законов никаких не нарушаем. Смотри на это проще. Он хитёр, а мы хитрее. Он — камень, мы — водичка. Легче тут и там уступить, обтечь потихоньку этот камень и сделать по-своему.

Мой озадаченный вид её рассмешил, а потом Тусенна сказала то, что моментально заставило меня вспомнить, почему иные в Тахтаре и даже за его пределами, в поселениях Предхолмья, называли её госпожой Чертовкой.

— Ты-то помни, что генерал тебя до тела своего допустил. И весь свой отряд нашим рукам вверил. Почти три десятка отборных вояк. И если эти вояки чего дурного вздумают, неужели же мы, как следует потумкав, не придумаем, как бы их утихомирить?

Н-да… слышали бы нас сейчас северные гости.

Только про Эревина она верно сказала — он хитёр. И не думается мне, что настаивал он на заботе ворожей, совсем не подумав о том, что они небезвредны.

— Это нужно очень сильно постараться, чтобы утихомирить их и не ждать потом в гости их собратьев, — пробурчала я.

Ивка уже какое-то время слушала нас раззявив рот. Тусенна подмигнула ей и возразила:

— Ну, генерал-то сам сказал, что не на отдых сюда прибыл. А на охоте чего только не случается…

Кузнецова дочка прикрыла рот рукой, заставив нас обеих прыснуть со смеху. Вот только посмотрите, заговорщицы-мятежницы почище Баронов. Имперцы и полного дня у нас не пробыли, а у кровожадных южных ворожей на уме расправа.

Нянька успокоила девчонку, заверив, что бунт у нас пока что шуточный.

Но… может, и не зря они нас у себя на севере называли ведьмами…

* * *
Трудный день полагалось закончить достойной наградой себе за труды. От купания я ни за что бы не отказалась — во-первых, Няньке стоило как следует погреть после собрания старые кости, во-вторых, мне это требовалось не меньше. Заодно купание успокоит растрёпанные нервы.

Я схватилась за амулет — нанизанные на шнурок речные жемчужины тихонько заклекотали. Схватилась и вдруг замерла. Камень под моими пальцами привычно нагревался, отзываясь на забившуюся в пальцах магию.

Стоило ли так рисковать?

Нянька с Ивкой, прежде увлечённые разговором, даже обернулись в мою сторону. Я посмотрела на одну, потом на вторую и промямлила:

— Боюсь дар зажигать. А вдруг… почуют?

Бес их знает, какие в отряде генерала Ареса ищейки. А вдруг до того матёрые и за время битв натасканные, что пламя дара за версту унюхают?

— Боишься?.. — до странности слабым голосом отозвалась Тусенна. И я только сейчас сообразила, что она вместе с притихшей Ивкой смотрит не на меня, а куда-то мне за спину.

Я обернулась. Камень в кулаке горел.

Здоровенная бадья, которую я наловчилась при помощи дара вытаскивать из пристройки в сенях, висела в воздухе у меня за спиной.

— Ай! — я отдёрнула руку так, что амулет на длинном шнурке подпрыгнул в воздухе и едва не врезался мне в лоб.

Бадья с грохотом упала на пол, я зажмурилась. Ивка вскрикнула. Нянька крепко выругалась.

Когда я открыла глаза, Тусенна смотрела на меня так, что лучше бы мне вместо этого оказаться на допросе у ищейки.

— Велена…

Я сглотнула. Ивка метнулась в сени.

Глава 8

Я ничего не могла ответить, только стояла, сжимала и разжимала кулаки, унимая внутреннее пламя, и хлопала глазами.

— Велена… — с обманчивым спокойствием повторила Нянька. — Что это только что было?

Фух…

Под рёбрами закололо и заныло одновременно. Да что ж за день-то такой…

— Я не потому тебе не говорила, что… Точнее, я не говорила, потому что…

— Не мямли.

Ну всё, шутки кончились. И понежиться в горячей воде, возможно, сегодня уже не получится. По какой-то идиотской причине это сейчас расстраивало больше всего.

— Не хотела тебя пугать.

— Все боги великого леса и Свободных земель! — взревела Нянька и картинно всплеснула руками. — Да ты в своём уме, малохольная? У нас чужаки на пороге, одарённых ищут, а её от этого дара распирает так, что она его в узде не держит — и молчит! А если бы там, за столом в общинном доме, из тебя бы вдруг всё это попёрло? Что делали бы, радость ты моя?

Перед глазами живо встала картина: северянин что-то эдакое мне говорит, от чего дар безудержным пламенем обдаёт всё тело, и я забываюсь в его обжигающей силе.

Боги, боги… О чём я только думала?

— Я и не предполагала, что он смог бы настолько меня разозлить.

Согласна, слабая защита. Но хоть что-то.

Нянька фыркнула. Да, такое объяснение она ожидаемо не проглотила.

— Как давно? Как часто? Как сильно? Отвечай!

Тело понемногу остывало — пламя, ворча, пряталось где-то глубоко внутри, как будто тоже испугалось Нянькиного гнева.

— Я не… не знаю. Не запоминала. Дар как будто всплывает на поверхность и может гореть и гореть, всё тело зудит и ноет. А потом вдруг уходит глубоко-глубоко. Порой не достучаться.

— Дёргается, значит. Неприрученный.

— В мейстерский книгах об этом ни словечка.

— Ещё одна головная боль, — проворчала ворожея. — Мейстерские книги. Трофеи ваши из баронских башен. Даже не вздумай их пока на свет божий вытягивать. А то потом объясняй, откуда в нашей глухомани магические книжки и на кой они малограмотным ворожеям.

Малограмотными мы, правда, не были благодаря как раз Тусенне. Она нас с Вучко, ещё совсем крох, читать и писать выучила. Нянька она нянька и есть. А я с ней вот так… Предательница.

Теперь тело жгло не от магии, а от стыда. Потому что я знала: даже сейчас она от меня не отвернётся, не бросит разбираться со своей глупостью в одиночку. Потому что была мне не только наставницей. Тусенна заменила мне мать.

— Совсем ты из меня луня белоголового сделаешь, — она внезапно обернулась к сеням. — Ивка! Хорош потемкам прятаться. Садись ужинать и вертайся домой. Мать, небось, заждалась уже.

Потом перевела серьёзный взгляд на меня:

— Будем думать, как твоего зверюгу укротить. Это хорошо, что только ты да мы с Ивкой о ней знаем.

* * *
Весь остаток вечера и следующее утро у меня не шёл из головы этот разговор. Это надо же как всё серьёзно, раз Тусенна мне даже как следует разнос не устроила. Неужели боялась, что меня снова захлестнут, переполнят чувства, и я что-нибудь эдакое выкину?..

Хорошо хоть бадья осталась в целости. Водой мы её всё-таки наполнили и искупались. А наутро я собрала в узел несколько залепленных воском пузырьков с настоем чёрного корня и спустилась в город.

До родительского дома можно было добраться в обход, но что-то тянуло пройтись по улицам. Посмотреть или хотя бы услышать от тех, кого встречу по дороге, куда определили гостей.

В светло-голубом высоком небе стоял запах просыпавшейся земли. Солнечные лучи цеплялись за верхушки древних сосен, подпиравших небосвод и стоявших стеной за лугом, тянувшимся от границ городка.

Редкие прохожие, не занятые утренними делами, приветствовали и кланялись. Я старалась слишком уж сильно не крутить головой и не вытягивать шею, но то и дело дёргала воротник тёплого кафтана. Вчерашняя тревога, увы, вернулась, стоило открыть поутру глаза.

И немудрено — снилось, будто после моей выходки с бадьёй в дом ввалились-таки северяне, вытащили меня из постели в одной рубахе, взвалили, как мешок с мукой, на одного из своих здоровенных боевых коней и умчали меня в Столицу. На расправу.

Одни воспоминания об этом сне до сих пор заставляли ёжиться.

К слову, о конях. Я свернула в переулочек, соединявший между собой две улицы покрупнее, и вышла на ту, что вела к восточным воротам, выводившим на крохотные выселки, за которыми тянулся луг для выпаса, а дальше — лес.

Так я и думала. Северян поселили в длинном гостином доме, и немудрено. Совсем рядом располагались конюшня и кузня Ивкиного отца, Силивера, мимо которой я сейчас и шла. Прямо у навеса, под которым в тёплое время года обычно стояла наковальня, кто-то аккуратно разложил нуждавшиеся в починке доспехи.

Так и тянуло остановиться хотя бы на чуть-чуть и рассмотреть то, что до вчерашнего дня я видела только в мейстерских книгах. Защитные печати. Там говорилось, обычные воины поручали это дело хоть кому-нибудь, кто знал толк в их нанесении. Таким же важным шишкам, как генерал Арес Эревин, эти печати почти наверняка наносили особые служители соборов, с соблюдением специальных обрядов и техник.

Просто любопытно, как такие печати могли противостоять живой магии…

И я почти поддалась искушению остановиться, чтобы рассмотреть поближе доспех, но из дверей гостиного дома вывалилась целая гурьба северян.

Пустынная улица тут же наполнилась шумом и говором — воины обсуждали что-то наверняка увлекательное, многие из них были раздеты до пояса. Бугры мышц, жуткие разветвления шрамов и столько волос на груди…

Я поспешно отвела глаза. Нахмурилась. Неудивительно, вообще-то, что они едва не голышом тут скачут. У них поди на севере такая-то «теплынь» считается разгаром лета.

Да и что я, в конце концов, вот таких-то полуголых мало повидала? Это ворожея-то, которой за какие только болячки и увечья не приходилось браться. Не с закрытыми же глазами их лечить!

Другое дело, что таких вот верзил с соответствующим телосложением в Тахтаре сроду не водилось.

Если чуть пройтись по кузнечной улочке вперёд и свернуть налево, выйдешь на пологий берег небольшой речки. Местные, да хоть и тот же Солоп, наверняка гостей на этот счёт просветили. Потому что, увлечённые беседой так, что меня и не заметили, воины пошагали прямиком к берегу.

Я не успела возблагодарить всех богов, что осталась незамеченной, потому что последним из дома вышел командир отряда. В отличие от своих подчинённых, он был одет, но тоже совсем не по погоде — в распахнутую на груди льняную рубаху и штаны.

А потом лечи их от простуды…

Я постаралась не ускорять шага. С чего бы мне от него бегать?

Но и раскланиваться нет нужды.

Перехватив поудобнее узелок и зачем-то заправив за ухо несуществующую прядь, я, поравнявшись с северянином, скупо ему кивнула. Мол, доброе утро. Извольте сохранять вежливый нейтралитет.

Эверин выдержал раздражающе долгую паузу, и я, к своей досаде, даже замедлила шаг, будто дождаться от него ответного кивка было обязательным условием наших дальнейших взаимно уважительных отношений.

Наконец он вернул мне кивок и хриплым со сна голосом поприветствовал:

— Доброго утра, госпожа ворожея.

Я наконец-то оторвала от него взгляд и пошагала дальше, невольно ускорив шаг. Спину жгло так, будто к ней прислонили раскалённую сковороду.

Глава 9

Арес задумчиво смотрел вслед стройной фигурке в длиннополом синем кафтане. Молодая ворожея куда-то спешила, будто родное дитя, прижав к груди узелок. Прихваченными гребнем медово-рыжими волосами играл не по-весеннему холодный ветерок, набегавший с реки.

К жениху своему, спешила, что ли? Кем бы он ни был.

Он потёр основательно заросший подбородок, осмотрел улицу. надёжно зажатый между холмами и лесной чащобой городок понемногу просыпался — хлопали ставни, гремели засовы, по соседству в конюшне время от времени всхрапывали лошади.

Ветерок забирался под рубаху, холодил кожу, но утренняя прохлада ещё и дарила ясность уму, выветривала из головы остатки сна.

А подумать было над чем. Их приходу сюда, кончено, вряд ли радовались. Но пока никто, кроме рыжеволосой ворожеи, этого в открытую не осмеливался демонстрировать. Она же… она держалась гордо, отстранённо и подчёркнуто вежливо. Но почти наверняка без труда отбросит это притворство, стоит им в дальнейшем в чём-нибудь не сойтись в мнениях.

Набросится на него, словно дикая кошка, не иначе. Он даже усмехнулся этой мысли.

Местные говорили, что здешние ведьмы, которых выбирают в хранительницы селищ, действительно становятся для жителей кем-то вроде матерей. Яростных защитниц, готовых ради своих подопечных на всё.

А материнская любовь безгранична, всеобъемлюща и безусловна. С этим спорить никто не будет.

Станет ли это проблемой для их миссии? Почти наверняка.

Как он будет её решать, когда речь заходит о ведьме с верескового холма?..

Арес потёр глаза и уже привычно отогнал от себя эти мысли.

Потому что ответа на досаждавший его вопрос до сих пор не знал.

Слева загремел замок, и на двор вышел здоровенный бородатый детина — местный кузнец. Он кивнул Аресу и, дождавшись ответного кивка, деловито сообщил, что сегодня же примется за починку доспехов.

— Токмо, — он почесал за ухом и хмуро уставился на лежавшие у наковальни груды мятого и посечённого железа, — я раньше-то заговоренную броню ни разу не чинил.

— Не страшно. Просто обходи места, где вбиты или вплавлены печати. Вот и вся наука.

— Добро, — кивнул кузнец и потопал куда-то по своим делам.

Люди тут не сказать чтобы тёмные, просто не слишком разговорчивые. Видимо, сказывалось уединённая жизнь.

Но его такой расклад устраивал. Меньше лишнего общения с местными — меньше проблем в будущем, когда настанет время им отсюда уходить.

Мимо по улице проплыла девица с накрытой белым рушником корзиной и бросила на генерала кокетливый взгляд из-под ресниц, пожелала доброго утра.

Он ответил любезностью на любезность, а когда она скрылась в ближайшем переулке, не удержался, хмыкнув.

Он бы многое отдал за то, чтобы увидеть холёное лицо Анхеля Ирнара, генерала центрального корпуса армии, которого Император оставил при себе, в Столице. К слову, отнюдь не потому, что больше всех ему доверял. Ирнар достался Штефану II в наследство от свергнутого им предшественника — он успел присягнуть на верность новому государю и поддержал переворот, за что сохранил высокий пост. Но не только поэтому — дом Ирнаров достаточно долго окусывался при дворе, чтобы превратиться в бесценный кладезь полезной информации, и нынешний Император собирался этим воспользоваться.

Ирнару не давало покоя, что среди всех остальных генералов он был единственным, выбранным в мирное время, за что его откровенно презирали все военачальники, заслужившие свои высокие посты в боях последних лет. Посему он так стремился выслужиться, что буквально умолял отправить его в рейд на Свободные земли — так, по крайней мере, говорили при дворе.

Арес скривил губы. Но Штефан-то знал, что лучше Эревина и его людей никто с поставленной задачей не справится. Потому что Арес был как раз из тех, кто добыл свою генеральскую сигиллу[10] в бесконечных боях с мятежниками. И в охоте на одарённых с ними мало кто мог потягаться с «Медведями».

Не исключено, что после этого Анхель на него затаил. Благо, Эревины из Данутара не торчали в Столице дольше сроков, соответствующих приличиям. Пару-тройку раз в год его присутствие можно было потерпеть. Всё остальное время семья проводила у себя на родине, Арес — в битвах.

Правда, ещё неизвестно, как всё сложится после того, как они завершат охоту здесь, в лесах Свободных земель. Возможно, мать снова примется уговаривать его остепениться, жениться, продолжить род.

Отыскать себе кроткую, покладистую северянку. Или завоевать огненную лесную кошку из далёких южных земель…

Барх прав — совершенно непонятно, почему здешних ворожей зовут невестами… Да ещё с таким придыханием, будто они тут все на этих невест молятся.Нарушит ли он какой-нибудь местный закон, если всё же решит кого-нибудь об этом расспросить?

Может быть, так звали всех ведьм-хранительниц поселений. А может быть, только особенных, чем-то отмеченных?..

Одно он знал точно — не бывает невест без жениха.

А что до отмеченных… Здешняя ворожея с виду особыми умениями не отличалась, но наверняка об этом сможет сказать только вернувшийся из разведки Волчонок, их ищейка.

Ищейка, который прямо сейчас шагал по улице прямиком к гостиному дому, ведя под уздцы своего жеребца.

Глава 10

С тех пор, как не стало мамы, я очень редко наведывалась к родне. После того, как мои способности признали и семья передала меня под крыло Тусенны на холм, отцу и обоим моим братьям разрешили остаться в Тахтаре, невзирая на то, что к тому времени они к людскому роду уже принадлежали лишь наполовину.

Божья невеста — это не только громадная ответственность, но и кое-какие поблажки. По крайней мере, в Тахтаре.

Правда, гостеприимством своей родни я злоупотребляла очень нечасто. Только чтобы отнести им очередную порцию настоя, отметить их именины и порой, чтобы справиться о том, как идут дела. В городке таких, как моя родня, опекали, их стерегли, за ними присматривали — но всё это лишь для того, чтобы хранить их тайну внутри городских стен.

Не стоило окрестным и уж тем более пришлым знать о том, с чем имел дело захолустный Тахтар. Особенно сейчас, когда на пороге объявились имперские охотники.

— Они ж ведь только говорят, что одарённых выискивают, — проворчал Амат, и слова старшего брата были до боли созвучны моим мыслям. Под рёбрами уж привычно заныло.

Тут же вспомнилось, как северянин провожал меня своим внимательным взглядом. Наверняка гадал, куда это я спозаранку через весь Тахтар мчалась.

— Все ведь знают, что вы к одарённым отношения не имеете. Это всё природа…

— Да будут они разбираться, что оно такое, — сидевший за столом отец забрался пятернёй в рыжеватую гриву. — Раз про охоту разговор пошёл — жди беды.

Я обвела глазами когда-то родную горницу, откуда давно исчезло любое напоминание о том, что здесь жила обычная тахтарская семья. В комнате остался лишь давно не скобленный стол, две скамьи, пара табуреток у камина, здоровенный сундук в дальнем углу и потемневший от времени, рассохшийся буфет, где я по обыкновению прятала настой.

Нынче мои родные мало заботились о своём быте. Им это было ни к чему. По законам Тахтара, после случившегося им воспрещалось заводить семью. Именно поэтому мой отец навсегда останется вдовцом, а братья никогда не будут иметь потомства. Таким ради безопасности поселения полагалось вырождаться.

— Они прибыли только вчера. Сложно говорить наверняка, чего они на самом деле ищут. Но я прошу вас не забывать, что вы под моей защитой.

Вашка, за время нашего разговора успевший убрать пузырьки из моего узелка в буфет, подошёл к столу, вернул платок, в который я их замотала, и посмотрел на меня исподлобья.

— А что ж вчера не пришла? Испугалась, что ли?

Я покачала головой:

— Глупый. Пришла, как только сумела. Вчера Солоп и его ближники с северянами весь день возились. И мне пришлось.

А сердце сжалось всё равно, ведь я-то знала, почему на самом деле спрашивал. Младший брат скучал по мне сильнее остальных. И когда меня на холм уводили, помчался следом и потом ещё долго каждый день к нашему с Тусенной дому бегал, грозился выкрасть меня и вернуть домой.

Но к тому времени уже ничто не смогло бы вернуть меня с холма. Закон есть закон.

— Нам-то что делать? — отозвался отец. — Ты ж наравне с Солопом в городе. Скажи, схорониться нам, что ли? Уйти куда?

Я пожевала нижнюю губу.

— Опасно. Да и никто вас просто так из Тахтара не отпустит. Испугаются ведь, что вы что-нибудь натворите. Городу нужно вас видеть. Нужно знать, что с вами всё в порядке. И с вами всё будет в прядке.

Внутри вдруг вспыхнул знакомый огонёк — нет, не дара, а природного упрямства. Не собиралась я просто так сдаваться, стоило угрозе замаячить на горизонте. Вед ничего такого ещё не произошло. Мы на своей земле, в конце концов. Вокруг свои, в чьих интересах не заигрывать с чужаками. Да и не водилось за тахтарцами такого — перед пришлыми заискивать.

Надежда есть.

— Я вам вот что скажу, — я ухватила отца за руку и сжала её. Боги-боги, как давно я это делала! — Настоя вам хватит на пару недель. А до тех пор я вам свежего заварю. Пейте, живите как жили. Имперцам чаще нужного на глаза не попадайтесь. И всё обойдётся.

Отец смотрел на мои руки, обхватившие его правую ладонь, а потом вдруг опустил на них свою левую и тихонько сжал.

— А ты-то как сама? — спросил тихо.

Слёзы набежали на глаза с такой лёгкостью, что я даже немного разозлилась. Сглотнула.

— Я-то… Я-то ничего. Да и что мне будет?

— А что с даром? — хмуро поинтересовался Амат. — Ты только правду говори, не увиливай.

Старший брат высился за спиной отца со сложенными на груди руками. Я уж и позабыла, как сильно он повзрослел.

— Ну, — я опустила глаза на руки. — Он не затихает. Думала, смогу его перебороть. Не получается.

— И что он, дар-то? — Вашка даже подсел к нам с отцом за стол, водрузил на него локти. Карие глаза так и сверкали от любопытства. — Донимает?

— Расплёскивается, — слова, чтобы описать это, по-прежнему не находились. — Ну, знаете… непонятно, каков он. То, кажется, всё могу, то — совсем ничего. Просто будто силы вдруг переполняют, а выхода никакого нет.

Про вчерашнее безобразие с бадьёй я им рассказывать не стала.

— Иногда мысли чужие вижу, но не уверена, что по желанию смогла бы их читать. То захлёстывают меня, то ускользают. Иногда… лечить помогают.

Отец вдруг поднял голову и взглянул на меня в упор, будто почуял моё хождение вокруг да около того, в чём признаться до последнего не хотела.

— А иногда, — продолжил он за меня, — и прибить своей силой смогла бы.

Амат повёл печами, будто его просторная рубаха вдруг стала ему мала. Вашка вытаращился на меня, приоткрыв рот.

— Так всё-таки, — он вдруг подался ко мне и, вдавив локти в столешницу, продолжил громким шёпотом, — ты настоящая магичка! Боевая…

Ох… Я даже зажурилась от его слов. Слишком жутко они звучали. Как приговор.

Сильные пальцы отца клещами впились в мои руки.

— Ой, Велена…

Я часто-часто закивала:

— Да знаю я, знаю!

— И ведь от этого никаких настоев нет, — не сказал, а добил Амат. — Ладно мы-то, перетерпим, перебьёмся. А ты-то как?

Я открыла глаза, несколько раз вдохнула и выдохнула.

— А я что-нибудь придумаю. Мы с Нянькой что-нибудь придумаем.

* * *
Уж если утренняя дорога сюда показалась мне не слишком-то весёлой, то обратная — и подавно. Груз сказанного и недосказанного давил на плечи, а тревога если и унялась, то лишь на время. Главное, родные держатся вместе, об угрозе знают, на глупости или риск не пойдут.

Но стоило ступить за порог, и тревога вцепилась в сердце с новой силой. Под рёбрами тянуло так, что до кузнечной улочки я добрела, то и дело потирая бок. Дар обладал раздражающим свойством проявляться порой безо всякой причины, и у меня никак не получалось отследить, что или кто служил причиной нового всплеска внутреннего жара.

Солнце стояло уже высоко, пусть до полудня было ещё далековато. Я шагала, оставив ворот кафтана расстёгнутым — воздух успел прогреться, и ветер уже не выстуживал из-под одежды драгоценное тепло.

Над моей головой простирали пока ещё голые ветви старые серые липы, и на мгновение груз с моих плеч чуть-чуть приподнялся, задышалось легче. Весна умела вселить надежду даже в самого разуверившегося.

Впереди и слева уже маячил угол гостиного дома, где теперь жили северяне, и раскалённые иголочки с внезапной яростью впились в тело так, что я охнула. Невольно завертела головой по сторонам.

Бесовщина какая-то… Я обогнула угол и вышла на улицу, возблагодарила всех богов Свободных земель за то, что не встретила Эревина — дверь дома был заперта. У конюшни стояла пара северян, которых я прежде не видела, да и рассматривать не стала, просто кивнула, приветствуя так, как приветствовала бы любого в городе. Они кивнули в ответ.

Насколько легче мы пережили бы их присутствие в городе, не доведись нам с ними ещё и общаться. Может, и получится…

— Велена?.. — окликнули за спиной.

Я замерла, будто налетела на невидимую стену.

Я повернулась.

Я с замершим сердцем смотрела, как от конюшни навстречу мне шагает Вучко.

Мой Вучко…

Глава 11

Я ничего не успела подумать, ничего не успела осознать. Он подошёл и без лишних слов сгрёб меня в охапку, уткнулся в волосы, вдохнул так, будто я был последним глотком воздуха, который положен ему в жизни.

Я болталась в его объятьях, как тряпичная кукла, слишком ошарашенная, чтобы ответить.

Как… жив? Жив. Жив! Боги, о боги…

Внутри вспыхнуло яркое, слепящее солнце, жар разлился по всему телу. Я, кажется, даже вскрикнула, потому что Вучко отстранился, заглянул мне в глаза.

Боги, как же он повзрослел… Шесть лет назад из Тахтара сбежал вихрастый мальчишка. Сейчас на меня сверху вниз смотрел мужчина. На левой скуле белела тонкая полоска давно зажившего шрама. Обветренная кожа, пробивающаяся щетина… Я узнавала только буйные тёмно-русые кудри и золотисто-карие глаза.

— Вучко…

Он усмехнулся так, будто всерьёз обрадовался, что я его узнала. Будто бы я могла не узнать.

— Боги, как…

И только тут мой взгляд упал на притороченные к поясу ножны, на его ношенную походную куртку, с левой стороны которой прямо над сердцем на меня скалился выдавленный в толстой коже скалящийся медведь.

Я даже отступила на шаг.

Воздух вокруг будто сгустился, мешая как следует вдохнуть.

— Ты…

Он посерьёзнел, шагнул ко мне и мягко обнял за предплечье.

— Идём.

От растерянности сил во мне сопротивляться не было. Да и хотела ли я?..

Мы вошли под своды конюшни. В тёмной прохладе пахло лошадьми и прелой соломой. Вучко уверенно вёл меня в дальний конец, где заканчивались стойла и пустовало место — тут обычно хранили запасы сена, ставили кадки с сушёными яблоками и складывали всякие нехитрые инструменты для ухода за лошадьми.

Из окошка высоко под крышей сюда проникал солнечный свет, и его было достаточно, чтобы видеть, с какой жадностью он смотрел на меня — так, будто пытался мысленно сравнить меня с той девчонкой, которой едва минуло семнадцать зим.

Должно быть, с тех пор я сильно изменилась…

Он будто прочитал мои мысли.

— Ты всё такая же… и не такая.

Слова не шли на язык, хоть, может, и хотелось ответить чем-нибудь, что ему запомнилось бы. Что ж он такого нового во мне увидел?

— Шесть лет, представь себе, минуло. Целая вечность.

Он опустил глаза, кивнул. Он, может, и не знал, но я надеялась, что мог себе представить, каково мне пришлось после его побега.

— Хотел бы я покаяться. Сказать, что зря всё бросил и сбежал. Но я бы покривил душой, если бы сказал такое.

Вот, значит, как?..

Те самые иголки, которые только что жгли мне бок, сейчас впивались в самое сердце.

Мой взгляд снова упал на оскаленную морду медведя у него на груди.

— Спасибо хотя бы за честность, — я ткнула в эмблему. — Про это расскажешь? Как тебя, мальчишку из Свободных земель, угораздило спутаться с имперцами?

— Это… — он невольно опустил взгляд на вдавленный в кожу куртки знак.

— Долгая история, верно?

Он не мог не услышать в моём голосе издёвки. Усмехнулся. Конечно, услышал.

— Нет, совсем не изменилась.

Вот только мне сейчас было не до воспоминаний.

Как так вышло, что я его не распознала, не почуяла? Так распереживалась о судьбе Тахтара, о своей судьбе, что никак не различила за всеми своими страхами знакомого присутствия? Дар имеет обыкновение обострять любые чувства, а я не распознала среди без малого трёх десятков чужаков того, с кем была неразлучна столько лет.

Но на эти вопросы Вучко вряд ли смог бы мне ответить.

— Как тебя никто не признал до сих пор? Целый день прошёл…

На обветренном лице сверкнули в новой усмешке белые зубы:

— Дай им время. Меня здесь не таким запомнили.

И то верно.

— Но вообще-то я в Тахтар заехал поутру и через лесные ворота. Генерал нас с Мардагом отослал на разведку за день до въезда отряда в город. Обычное дело.

Обычное… Да он едва не лопался от гордости, когда это говорил. Что, один из любимчиков генерала Эревина? Воистину удивительные нити порой выпрядает судьба.

— Родне-то что скажешь?

— С роднёй разберусь. Даже если мать погонит со двора, останусь жить в гостином, рядом со своими.

«Со своими». Вот вам и пожалуйста…

В голове всё так перемешалось. Громадьё невысказанных вопросов теснила досада от его ответов на высказанные. Может ли так быть, что самая желанная вещь на свете вдруг оборачивается для тебя самой нежеланной?

Вот он, рядом, живой и здоровый. Тот, по которому я за эти годы выплакала все глаза. Но говорит такое, что впору разреветься снова.

Впрочем, после стольких-то лет вдали от дома кто не изменился бы? Выходит, пока стоит утешаться таким вот слабым объяснением.

Не вышло. Потому что за этой мыслью тут же пришла другая. От которой было уже не горько и не досадно. Она согнала всю кровь с лица, да так, что я прямо чуяла, как щёки вмиг похолодели.

— Вучко…

Он так и встрепенулся, когда я снова назвала его тем именем, которое когда-то для него придумала.

— Ты только ради всех богов не юли. Отвечай прямо, — я даже сглотнула. Горло будто одеревенело. — Но за время на службе у этого… Эревина ты сколько всего успел ему разболтать?

Я впилась в него взглядом, опасаясь пропустить даже малейший намёк на то, что он собирался солгать.

Кажется, Вучко тоже слегка побледнел. Но смотрел прямо в глаза, взгляд не отводил.

— Ничего такого я ему не говорил, — он вдруг прищурился. — Ты думаешь, я мог бы тебя ему выдать?

В его голосе звучало столько недоумения и злости, что я на мгновение устыдилась. Но потом вспомнила о приказе.

— Ты солдат. Солдат Империи. И это не важно, откуда ты и кем ты был до того, как поступил на службу к нашему нынешнему государю. Разве не так? И разве твой генерал не требовал от тебя верности? Было бы странно, если нет. Он ведь должен доверять своим бойцам.

Вучко мои слова задели. Сильно задели. Его лицо помрачнело.

— Ты, Велена, за эти годы, видно, совсем на мне крест поставила. Во всех возможных смыслах.

Моё сердце жалобно трепыхнулось, но я приказала ему угомониться.

— Моя присяга Аресу Эревину не подразумевает исповеди. И никогда в жизни — слышишь меня? — никогда я тебя не предал бы. Да как ты могла даже помыслить такое…

Эти были только слова, но я ничего не могла с собой поделать. Я верила. Потому что за этими словами крылось столько боли, что не поверить ему было просто нельзя.

— Ты будто уже и не помнишь, почему я сбежал.

Настало время мне прятать глаза. Конечно, я помнила. Когда мамы не стало, когда отец и братья… Когда моя семья отдала меня на холм, Вучко им этого не простил. Но и поделать ничего не мог.

Зато мог сбежать подальше, во внешний мир, где шла война и Империя уже который год тонула в огне баронских мятежей. Его невеста стала наречённой бога, и у неё отныне был иной путь, который с его собственным ничего общего не имел.

И винил он во всём отца и Амата с Вашкой.

— Очень хорошо помню, — я подняла глаза, и несколько предательских слезинок скатились вниз по щекам. — Сбежал, потому что так было легче…

— Потому что это был невыносимо! — оборвал он меня. — Потому что не мог я жить вот так рядом, будто ничего не случилось! Видеть тебя, слышать тебя и знать, что никогда…

Он осёкся, замолчал. Я молчала тоже. Какое-то время в прохладной тишине конюшни лишь изредка всхрапывали кони.

Я украдкой отёрла щёки, он отступил на шаг и смотрел куда-то в темноту. Наконец, снова повернулся ко мне и продолжил хрипло, будто слова из него вытягивали клещами.

— Как… Родня твоя как поживает?

Я шмыгнула носом и пожала плечами.

— Поживает. Этого мне достаточно.

Вот. Слышал? Мне неважно, кто они такое, они всё ещё моя семья.

— Они так и держат тебя при себе.

Я сверкнула на него глазами:

— Не смей, Вучко. Они моя забота. Я слежу. Мы. Мы следим. Я ношу им настои. Никто из городских на них за все эти годы ни разу не пожаловался.

— Значит, старая ведьма всё ещё жива? — мрачно усмехнулся Вучко.

— Ты уже и говоришь как они…

Да и стоило ли удивляться?

Вучко пожал плечами.

— Ей это определение больше подходит.

Тусенна тоже была его личным врагом. Потому что поначалу была его единственной надеждой. Но как бы Вучко не надеялся, тогда в доме на самом высоком вересковом холме она меня не отвергла, приняла к себе в ученицы, сделала ворожеей и засвидетельствовала меня в Невесты. И тем самым нанесла Вучко последний, самый тяжёлый удар.

Он никогда её не простит.

— С ней всё в полном порядке, — заверила я. — Как бы ты её ни называл.

Он вдруг посмотрел на меня, уже без злости. С прежним своим лукавством.

— Ты не подумай ничего. Я ей вообще-то даже благодарен.

И увидев мои взлетевшие в удивлении брови, кивнул.

— Как бы там ни сложилось, я уверен, она немалому тебя научила.

С этим никто спорить бы не стал.

— Ты совершенно прав, — едва не шёпотом отозвалась я. И добавила:

— Именно она меня выхаживала, когда ты из Тахтара сбежал.

Стрела, конечно же, попала в цель, и я успела осудить себя за вероломство. Чёртов язык никак не хотел униматься, колкости так и сыпались с него при любой удобной возможности.

Вучко вдруг замер, уставившись куда-то ниже моего лица, шагнул мне навстречу. Я не успела отшатнуться, когда он сунул руку за расстёгнутый ворот моего кафтана. Прохладные пальцы коснулись кожи и обожгли её огнём.

Мгновение — и он вытащил из-за ворота на свет длинный, унизанный речным жемчугом шнур, на котором я носила свой главный амулет из лесного топаза. Редкого камня даже в Свободных землях. Но только он и помогал мне сосредоточить дар, унимать его бушующее пламя и претворять его в действие.

Нагретый моим телом бирюзовый овал лежал у него на ладони. На его лице читалась странная сосредоточенность, будто важнее для него сейчас ничего во всём свете не было.

И, может быть, это действительно было так.

Камень подобрала мне Тусенна. Отдала его в тот день, когда Тахтар объявил меня Невестой бога и хранительницей города.

А речного жемчуга для шнурка, на который я потом подвесила убранный кузнецом в оправу камень, когда-то натаскал мне мальчишка Вучко из протекавшей за городом речки.

— Забавно, — вдруг проговорил он, рассматривая камень. — Но я рад, что ты не выбросила мой подарок.

Ох, ради всех богов Свободных земель!

Я вырвала у него из ладони камень и сунула его обратно за пазуху.

— Дурак ты, Вучко, — бросила я, застёгивая ворот на все оставшиеся пуговицы. — Вымахал вон какой, а умом как был мальчишкой, так и остался. Пусти!

Он не стал препятствовать, отшагнул с моего пути, и я помчалась прочь из конюшни.

Как добиралась до холма, вряд ли помнила. Шагала, едва успевая кивать в ответ прохожим. Внутри всё горело, мысли путались.

И в голове почему-то сейчас билось только одно. По всему выходило, я его не почуяла лишь потому, что он прибыл позже остальных. А стоило ему появиться рядом, так и прихватило.

И упрямое сердце очень, очень хотело в это верить.

Но не менее упрямый разум твердил, что не всё стоит принимать на веру.

Глава 12

Сегодня впервые за долгое, очень долгое время его людям наконец-то удалось как следует привести себя в порядок. Солдаты вымылись и подправили бороды, на время отложили боевые доспехи и переоделись в куртки, стёганки и плащи, скрепив их фибулами с изображением покровителя своего отряда — бурого медведя.

Тахтарские девицы ничем не отличались от своих товарок из поселений Предхолмья. Ещё днём они взяли в уверенную осаду гостиный дом, взявшись обустроить гостям внутренний уют, а из помещения выскочили с грудой грязного белья, ничуть не смущаясь его вида и запаха.

Стоило тщательнее присматривать за всей этой кутерьмой, иначе когда наконец настанет время выступать в Столицу, придётся запрягать обоз для целого выводка баб на сносях.

Он стоял на крыльце под скатом крыши, по привычке заправив большие пальцы рук за пояс, на котором сегодня крепился только боевой нож. На город опускались тихие сумерки, но по улице ещё сновали горожане. Благо, она была одной из самых тихих в городке — чаще необходимого их не донимали.

Прибывший днём Волчонок отпросился у него до вечера, убежал в город, но успел вернуться, искупаться и пропал в доме — переодевался в свежее. В отличие от своего напарника Мардага, он после первого отчёта Аресу ещё не успел и глаз сомкнуть. Отправился в родной двор, переполошил полгорода, и Арес не стал ему препятствовать. Он не заставлял его откровенничать, но по его многочисленным рассказам понимал, что воссоединение с роднёй и местными не обойдётся без потрясений. Да уж… Никому ничего не сказав, сбежать из дому на войну. Чтобы залечить разбитое сердце…

Арес взглянул на запад, где высоко на исполинском вересковом холме горели жёлтые окошки дома ворожей.

В дверях гостиного дома появился Волчонок, и генерал отвернулся от весело помигивавших, будто манивших на холм огоньков. Их ждал важный разговор.

— Жив?

Волчонок хмыкнул и кивнул. Поджарый и жилистый, в росте и габаритах он Аресу заметно уступал, но ценился не за силу. Он отлично зарекомендовал себя в разведке, он досконально знал местность и он был непревзойдённой ищейкой. Если бы не он, сюда отряд в сохранности вряд ли добрался бы.

— Как родные-то приняли?

Парень махнул рукой, мол, сам можешь представить.

— Мать сначала в обморок, потом давай рыдать, потом скалкой отходила, — он оттянул распахнутый ворот чистой рубахи и показал хорошо различимый на белом теле синяк.

Арес не сдержался и фыркнул. И за это он южанина тоже ценил — он, кажется, никогда не унывал. Возможно, эту особенность парень как раз и взрастил в себе после всего, что пережил перед побегом.

— А что о твоём положении думают?

Волчонок пожал плечами.

— Да ничего не думают. Рады, что жив. Остальное — дело сделанное. Отцу я объяснил, почему у тебя служу. Он выслушал, сказал только, мол, ты, Вучко, меня не позорь. Раз сторону принял, то её и держись.

Арес кивнул.

— Мудрый совет. Проблем точно не будет? Может, мне стоит им что-нибудь разъяснить?

— Нет нужды, гарнэ. Тахтар, может, и выглядит настороженным и слегка неприветливым к чужакам, но это только поначалу и потому что мы привыкли жить особняком. Люди успели смириться с тем, что Свободные земли отошли Короне. Лишь бы им это жить прежней жизнью не мешало. Время придёт — все оттают.

— В чём-то я с тобой согласен, — Арес проводил глазами молоденьких горожанок, прошагавших по улице и вытягивавших шеи, пытаясь разглядеть в освещённом проёме распахнутой двери внутренности гостиного дома. — Кому-то и дня хватило.

Интересно, а оттаивают ли дикие лесные кошки?..

Он мотнул головой, отгоняя глупые мысли, положил Волчонку руку на плечо и увлёк его с крыльца в сумерки.

— Бес с ними с этими тревогами. Это Штефану стоит голову ломать, как сделать так, чтобы все его здесь полюбили. Наше дело — охота. Что-нибудь подозрительное успел заметить?

Волчонок вмиг подобрался. Этот смышлёный малый всегда знал, когда есть место шуткам, а когда — серьёзным разговорам.

— Вокруг города всё тихо. По крайней мере, вблизи границ ничего странного не заметил. Мы с Мардагом ненадолго разделялись, но он говорит, на окраинах леса — тоже полная тишина. Чтобы узнать, как обстоят дела с лесными башнями и другими баронскими гнёздами. Но тут только снаряжать отряд и углубляться в глушь. Тропинки я знаю. День пути, не больше.

— Хорошо. С этим понятно. Думаешь здешних опросить? Они ведь могут что-то знать о возможном возвращении здешних Баронов?

Волчонок задумчиво потёр грудь и кивнул:

— Главная дорога, так чтобы верхом к любому из лесных имений добраться, только мимо Тахтара проходит. Никак не пропустили бы.

— А ночью?

— Ночью, — задумчиво повторил Волчонок. — Если с тех пор ничего не изменилось, то по ночам на стенах стража выставляется. Но то было в военное время. Сейчас — не знаю. Спрошу, разведаю.

— Отлично. Нам по большому счёту разницы нет. Башни и замки в глуши всё равно проверить придётся. И мы их, само собой, сверху донизу перетрясём. Но, сам понимаешь, неплохо бы заранее знать, кто или что может нас там поджидать.

— Завтра же займусь. Мне в любом случае о многом со своими поболтать нужно. Если что-то в городе нечисто, это не сможет не всплыть.

Да, от Волчонка никакая мелочь не утаится — в этом можно было не сомневаться.

— Про печать-то помнишь?

— Обижаешь, — проворчал парень. — Но тут мы вряд ли на какую-нибудь ценную информацию наткнёмся. Тахтар городишко крохотный и учёта местной знати от роду не вёл. Сверять наш экземпляр придётся на месте, в башнях. Это, конечно, если останется с чем сверять. Разве только…

Он вдруг замолчал, задумался. Арес не стал его торопить. Выждал, пока Волчонок преодолеет какой-то свой внутренний конфликт.

— Разве только… я могу у Велены помощи попросить.

— У ворожеи своей? — почему-то с языка не слетело прежде столь привычное «ведьма».

Волчонок кивнул и посмотрел куда-то прочь, в сгустившуюся темноту.

— Она… учёная. Я тебе говорил. Если на ярмарку в Мерибер выбирались или ещё куда, а там книги — её было за уши не оттащить.

Он почти мечтательно улыбнулся, наверняка своим давним воспоминаниям. Потом опустил голову, поковырял носком сапога землю.

— Ещё до бунта из старых башен, откуда Бароны выехали в Столицу, да там и остались, местные уйму всякого добра понавытаскивали. И на местных ярмарках распродавалось всякое. Не удивлюсь, если и после таким занимались. Могу спросить, может, в руки ей попадался какой-нибудь гербовник.

— Идея не хуже других. Только с откровениями не спеши, хорошо? Если книги такой у неё нет, в подробности не пускайся. В этом вопросе я пока предпочту предельную скрытность.

— Я б и не подумал о таком трепаться, — его голос звучал почти обиженно. Время о времени в этом опытном воине ещё нет-нет да прорывался мальчишка, с которым их свела судьба и спешно отступавшие к Серым озёрам войска бунтовщиков.

— Но ты ей доверяешь, — это был не вопрос. — Сердцем чуешь, что она не предаст. А что разум тебе говорит? Вы же столько лет с ней не виделись. Может, что-то уже изменилось.

Даже в сгустившихся сумерках он мог различить лицо своего солдата. Ах вот оно что…

— Так вы уже виделись.

— Всего чуть, — кивнул Волчонок. — Я на улице её встретил, когда она от родни возвращалась. Совершенно случайно.

Он помолчал и добавил:

— Она всё та же.

Может быть, мальчишке бы и хотелось, чтобы она изменилась. Возможно, тогда он смог бы легче перенести возвращение домой. Туда, где его невеста стала невестой чужой, навсегда недоступной, потому что по каким-то неведомым Аресу обычаям ворожеи оставались чьими-то невестами на всю жизнь. Если, конечно, он верно расшифровал обычно сбивчивые рассказы южанина о той, кого он так долго и беззаветно любил.

— «Всего чуть», — повторил Арес и покачал головой. — «Чуть» вряд ли считается. Будь настороже. Это мой тебе приказ. Слышал?

Волчонок закивал.

— Слушаюсь, гарнэ.

— Вот ещё что… Ты что-нибудь почуял? Чужую, новую магию? Дар этот ваш?

Волчонок помолчал, прежде чем ответить.

— Здесь пока сложно разобраться. Я же когда из дому сбежал, ещё мало что умел. Только у тебя в отряде, в боях натаскался. Здесь надо заново весь городок облазать, чтобы сообразить, в ком дар сидит.

— Может, стоит организовать детальную проверку? Как мы в пригородах Штауса делали?

Не лучшая идея, которая вряд ли укрепит симпатии к ним местных, но не это было главной и первостепенной задачей его отряда. Недовольство тахтарцев они как-нибудь переживут.

— Попробую сначала поработать тихо. Одобришь? Пройдусь по городу, побеседую со своими, разведаю. Если что почую, скажу. А если почую угрозу — тем более. Тогда можно будет и проверку организовать. Пока внутри ничего не свербит.

— Ну, как знаешь. Тогда свободен. Пока обживаемся и принюхиваемся, делай по-своему. Будут результаты — сразу ко мне.

— Добро.

Волчонок повернул было в гостиный дом и уже ступил на протянувшуюся от его порога в темноту дорожку жёлтого света из распахнутой двери, когда Арес вдруг вспомнил.

— Послушай… а ваша ворожея что же, живёт отдельно от родни?

Волчонок обернулся и кивнул:

— Таков обычай в Свободных землях. Ворожеи ото всех, кроме себе подобных, живут отдельно.

— Хм… А кто они такие, её родня?

Глава 13

Окаянная пыльца из просушенной зимней ромашки рассыпалась, налипла жёлтой пылью на тёмно-зелёный подол, заставив меня беззвучно выругаться.

Почти две недели прошли в относительном спокойствии. Тахтар по-прежнему с настороженностью присматривался к северянам.

В конце концов здесь об имперцах не так-то много и знали. И, очевидно, эти прорехи в знаниях с усердием принялся залатывать не кто иной, как Вучко. Он добровольно, если не сказать охотно взял на себя роль мостика между имперским севером и некогда свободным югом. И, кажется, слушали его с не меньшим усердием. По причине их популярности, об именных отрядах вроде «Медведей», удостоившихся особых знаков отличия, как раз и ходило больше всего разнообразных слухов, домыслов и сплетен. Наверняка многое из этого было сущими бреднями, но каждый волен верить в то, что ему виделось правдоподобным. А Вучко в одном из таких отрядов отслужил несколько лет. Конечно, его рассказам верили.

И рано или поздно Тахтару придётся проверить на себе их истинность или ложность.

Сегодня Тусенна с утра, едва позавтракав, отправилась в город. Уверяла, что исключительно по делам хозяйственным, но верилось в это мало. Скорее всего, отправилась по новые сплетни.

О том, как после памятной встречи и разговора в конюшне добиралась домой, я помнила смутно. И своим видом умудрилась даже её переполошить. Нянька усадила меня на скамью, стащила кафтан и напоила водой с мелиссой, прежде чем хоть что-то попытаться из меня вытащить. А когда я наконец кое-как — обрывками и откровенно путано — рассказала ей о нашей встрече с Вучко, поохала, конечно, а потом огорчённо заметила:

— Вот же голова бедовая. Это ж надо как он к тебе прикипел.

Ну и, само собой, она с меня не слезла, пока я не выложила ей всё, что от него узнала. Прямо скажем, не много-то полезного я могла ей сообщить, но и этого хватило. Теперь Нянька то и дело наведывалась в город и занималась своим обычным делом — прислушивалась ко всему, что говорили на его улицах и не только там.

Я мешать не собиралась. В конце концов её предусмотрительность не раз нас выручала.

Я попыталась осторожно стряхнуть пыльцу с подола, но она только размазалась по ткани. А ведь это было одно из тех моих немногих платьев, что выглядели ещё не сильно заношенными. И ценный ингредиент перевела.

День откровенно не задался. Всё валилось из рук. Мысли то и дело крутились вокруг северян, Вучко, разговоров в городе. И очень раздражало то, что лучшим выходом из положения, как ни крути, было бездействие. Сидеть тихо, не высовываться, не позволять даже малейшему сомнению прокрасться в головы имперских охотников и их ищеек.

Кстати, удивительно, что они до сих пор не учинили никаких проверок. По крайней мере, разговоров об этом не ходило.

Может, пока не хотят лишний раз полошить местных. Выжидают чего-то…

В окошко что-то стукнулось, заставив меня подпрыгнуть.

Чтоб тебя! Кому надумалось…

Я отставила на стол ступку с пестом, которым размалывала ромашку, и подошла к окну. Отворила створку, и вместе с прохладным ветерком и птичьим пением до меня донеслось:

— Доброго тебе дня, Велена-госпожа.

Вучко стоял у окна, ухватившись руками за борта распахнутой кожаной куртки. Ветер трепал его тёмно-русые волосы. Вот так гости.

— Что ты здесь делаешь?

Блуждавшая на его худощавом лице улыбка слегка померкла.

— Если помешал, ты скажи. Я уйду.

Странно это. Я грубить ему не собиралась, но откуда-то изнутри рвалось почти неодолимое желание защищаться, будто передо мной сейчас стоял не тот, кого я столько лет мечтала увидеть снова.

Я вздохнула и потёрла глаза. Веки пекло — то ли от вездесущей пыльцы, то ли от недосыпа.

— Прости. Нет, не помешал. Хочешь зайти?

В доме ворожей — тогда ещё в доме Тусенны — он бывал от силы пару раз. До того, как я приняла обет и прошла посвящение в Невесты, он бегал ко мне на холм чуть ли не каждый день. Нянька нам дружить не запрещала, но в дом Вучко предпочитал без необходимости не входить, будто боялся чего-то. Или просто потому что недолюбливал его хозяйку.

Сейчас он стоял на пороге кухни, на том самом месте, где пару недель назад стоял генерал Эревин, пожелавший говорить с «ведьмой с верескового холма».

По сравнению с могучим северянином Вучко выглядел тоненькой тростиночкой. Головой в потолок упереться не грозил и уж точно плечами стены не раздвигал.

— Что-нибудь случилось?

Пятно от пыльцы не давало покоя, и я продолжала его потирать, впрочем, совершенно не надеясь на удовлетворительный результат. Просто присутствие Вучко меня отчего-то нервировало и не совсем так, как нервировало присутствие Ареса Эревина. Находиться в одном помещении с северянином было всё равно что оказаться в одной клетке с исполинским зверем. И пусть оба носили на доспехах эмблему бурого медведя, только одного из них я всерьёз сравнила бы с хозяином леса.

Боги, о боги, о чём я вообще думаю!..

Вучко меж тем пожал плечами и, покончив с молчаливым осмотром внутреннего убранства нашей кухни, прислонился плечом к дверному косяку.

— Ничего, как будто. Вот, зашёл проведать.

Я всё же бросила попытки оттереть пятно, вернулась за стол и взяла в руки ступку.

— Вот как? Как в старые добрые времена?

— Добрыми они были до тех пор, пока тебя с богом не обручили.

Вот, может, именно поэтому я и нервничала? Потому что знала, что он рано или поздно заведёт этот разговор. Совершенно бессмысленный разговор, который ничего не может изменить.

— Даже странно, что ты так долго продержался.

Он пропустил мою «шпильку» мимо ушей.

— Вообще-то я к тебе ещё и по делу.

А вот это что-то совершенно новое. Я вдавила пест в донышко ступки.

— Внимательно тебя слушаю.

Вучко не стал дожидаться в общем-то пустых приглашений и опустился рядом со мной на скамью, опёрся локтем о столешницу, склонил голову к плечу, чтобы видеть моё лицо.

— Помнишь, мы с тобой по лесным руинам лазали? Ну, по развалинам баронских замков?

Я методично перетирала распроклятую ромашку. Помню ли я…

— Само собой. А что?

— А помнишь, мы там книжищи, толстые такие, листали. С родами, гербами и всяким прочим?

Я кивнула.

— Мы ведь их с собой не забирали?

Я мотнула головой:

— Да на что они нам? Мы же не при дворе живём, чтобы чужие родословные заучивать. Только те, что…

Я запнулась. Как странно. Почему-то даже при Вучко заговаривать о даре и о книгах, его изучавших, не решалась. Неужели страх перед разоблачением уже настолько глубоко въелся мне под кожу, что я заговорить о магии не могу даже с тем, кто едва ли не первым во мне её распознал?

— Мейстерские, — подсказал Вучко.

— Ну да. А что?

— Это одно из моих заданий. Нужно кое-какую эмблему разыскать. Не могу о таком распространяться. Приказ генерала.

Конечно-конечно, военные тайны. Не моего ума дело.

— Если ты думаешь, что с тех пор, как мы в последний раз виделись, я вдруг увлеклась изучением родословных местных Баронов, то вынуждена тебя огорчить.

Он хмыкнул.

— Поэтому вашему сверхсекретному делу вряд ли смогу помочь. Сожалею.

— Пустое. Я особенно и не надеялся. Просто сказал генералу, что на всякий случай спрошу у тебя.

Мысль о том, что они заводили обо мне разговоры, отозвалась лёгким ознобом.

— Я ничего такого ему не говорил, — поспешил заверить Вучко. — Ну, знаешь, об этих книгах. Только упомянул, что ты читать любишь и что спрошу на всякий случай. И потом, у меня сейчас дела поважнее есть. Нужно обойти городок, принюхаться. Может, что разведаю, кого распознаю.

Пест нервно стукнулся о край ступки и вывалился у меня из пальцев.

Едва ли не первым её распознал… Боги, какая же я дура…

Я повернулась к нему всем телом и уставилась на Вучко так, будто видела его впервые.

— Так ты и есть ищейка, — выдохнула я. И как же мне хотелось, чтобы он вдруг поднял в изумлении брови, рассмеялся моей глупой догадке. Но Вучко лишь смотрел на меня долго и внимательно, а потом кивнул. Сердце задребезжало, сорвалось и покатилось куда-то далеко вниз.

— Но ты ведь знала. Хотя бы догадывалась, верно?

Нет, бес тебя задери. Нет! Откуда бы? Мы были детьми. Ты был мальчишкой, порывистым и непоседливым. Просто мальчишкой. И почуял ты мой дар, когда нам было по двенадцать только и только потому, что он проявился наглядно! Его любой бы увидел!

И поэтому мы говорили только обо мне. О моём даре. И ничего не знали о твоём. Или только я не знала?..

Я смотрела на Вучко во все глаза, и всё, что пронеслось за эти мгновения в моей голове, там и затерялось, не могло отыскать путь наружу. Что же такое со мной творится? Я за эти годы настолько привыкла хранить всё в тайне, что не могу открыться даже ему?

В сердце уже привычно впились раскалённые иглы. Ему. Тому, который сбежал от мебя и вступил в ряды тех, кто охотится на таких, как я. Одно его слово — и моя тайна тайной быть перестанет.

— Велена?..

А вот сейчас он выглядел откровенно обеспокоенным. Между бровями залегла глубокая складка.

— Да как… откуда я… Как я могла знать? Ты ничего никогда мне об этом не говорил. Почему ты никогда ничего мне об этом не говорил?

Внутри с опасной быстротой разгоралось настоящее солнце. Нестерпимый жар просто плавил внутренности. Я невольно схватилась за свисавший с шеи амулет и что есть силы сжала в кулаке прохладный камень.

— Я и подумать не мог, что это моя особенность. Пока не попал в армию Ареса. Велена, прости, я почему-то думал, что ты это чувствуешь. Помнишь, тогда на реке ты мне говорила, что и я особенный. Что я тоже не такой, как все?

Я даже прикрыла глаза. И кровожадное солнце на мгновение перестало тянуть наружу свои злые языки.

Боги, Вучко… То, о чём я говорила тогда, не имело никакого отношения к дару. Я говорила, что ты особенный для меня. Говорила, что я тебя… Ох.

Я открыла глаза. Вспотевшие пальцы соскользнули с потеплевшего голубого топаза. У Вучко был такой виноватый вид, что невозможно было усомниться в его искренности. Он и впрямь верил в то, что я знала, на что он способен. А я, выходит, так заглядывалась на его карие глаза, что больше ничего вокруг не замечала. Да уж, хороша одарённая. Далеко бы пошла. Не будь ворожеей, одной породы с союзниками бунтовщиков и в придачу влюблённой дурой.

— Прости.

— Нет, — я замотала головой. — Нет, это ты меня прости. Я не знала. Ты мне не потому тогда особенным казался, что у тебя чутьё прорезалось. Совсем не потому.

Он вскинул голову. Наверное, понял, о чём я говорила. Да толку-то теперь. Что было, то давно прошло, и возврата к этому не было. И ни его тогдашний побег, ни его теперешнее возвращение этого не меняли.

— Не смотри на меня так. И большего не жди. Скажи лучше, раз это твоя прямая обязанность — одарённых выискивать и отлавливать, что со мной-то делать будешь? Молчать, значит, ослушаться приказа.

Теперь он смотрел хмуро, почти зло:

— Я не собираюсь тебя выдавать, если ты об этом. Ты — ворожея, божья невеста, защитница города. Ты обет принесла использовать свои умения только на благо. Ты никому не стала бы причинять зла. Я тебе верю. Я тебя знаю. Этого достаточно.

Даже интересно, устроит ли такое объяснение сурового генерала, если правда вдруг раскроется? Но если так, это его решение. И я ему за него благодарна больше, чем можно было передать словами.

Но оставалось кое-что ещё. Кое-что, о чём я попросту боялась спрашивать. Боялась до одури. Но не знать, оставаться в неизвестности было, кажется, ещё хуже.

— А что насчёт моих родных? Что насчёт отца и братьев? Они подпадают под приказ?

Вучко отвернулся, с напускным безразличием пожал плечами.

— Этого я не знаю. Нам генерал ничего об этом не говорил. Приказ был чёткий — добивать недобитков, зачищать их союзников, выискать и доставить ко двору тех, кто готов принести присягу и поклянётся не чинить зла Империи и её подданным. Вот и всё.

Я даже засопела от досады. Да почему же всё, что касалось этого Эревина, выходило таким запутанным и сложным!

— И многих вы… — я сглотнула горькую слюну, — добивали? Многих зачищали?

Собрание на площади у хором Солопа прошло без Вучко. Откуда бы ему знать, что говорил о походе своего отряда генерал. Но он не мог не знать, что с собой отряд не привёл ни одного одарённого. Ни за что не поверю, что на все селения окрест не отыскалось никого, кто согласился бы отправиться ко двору для присяги, лишь бы ему оставили жизнь.

— По пути всякое было, — уклончиво ответил Вучко. — Нескольких точно уложили, но они и не сдались бы миром. Думай, что хочешь, но если бы мы их не прибили, я бы здесь сейчас с тобой не сидел.

— И что же, никто из них и не подумал просить пощады?

— Ну, нескольких, знаю, генерал с сопровождением отправил ко двору. Когда мы к Предхолмью подходили.

Хм… Значит, на великодушие северян всё-таки можно рассчитывать.

— Что задумалась? Велена, ты пойми, мы воины. Это наша обязанность…

Я замотала головой:

— Да нет, нет, я… понимаю. Просто генерал Эревин говорил с городскими на площади. И сказал, что по дороге сюда им никого убивать не пришлось.

Вучко помолчал. Не стал своего командира выгораживать, хотя я ждала, что всё же начнёт.

— Это тебе лучше у него спросить, почему он сказал такое. Я свои соображения оставлю при себе. Не моего ума это дело — за его слова отвечать.

Выкрутился, бесёнок.

Он посидел ещё немного, молча наблюдая за моей работой, а потом ушёл, сославшись на то, что у него тоже дела. В этом-то я как раз не сомневалась. Судя по тому, о чём судачили в городе, генерал Эревин действительно несобирался прохлаждаться — северяне чуть ли не каждый день сновали не только по Тахтару, но и за его пределами. Поход в лесную чащу был делом времени. Рано или поздно они соберутся пройтись и по баронским наделам.

Я накрыла последнюю склянку промасленной бумагой, надёжно примотала её отрезком бечевы. И уже было собиралась вознаградить себя за труды чем-нибудь съедобным, когда дверь в сенях распахнулась и с грохотом захлопнулась.

Я подскочила со скамьи, как раз когда в кухню ввалилась запыхавшаяся Тусенна.

— Няня?..

— Ой, дитятко, — она хватала ртом воздух и силилась сказать что-то ещё. Я подхватила её под локоть и довела до скамьи, усадила. Руки вдруг затряслись, да так, что я едва сумела наполнить водой кружку.

Тусенна жадно глотнула, поставила кружку на стол и медленно выдохнула. Взглянула на меня, и моё сердце подпрыгнуло к горлу.

— Северяне из лесу… вернулись. Говорят… говорят, кого-то с собой притащили.

За шиворот мне будто сунули охапку снега.

— Шли со стороны глухого угла.

Глухого угла… где стоял дом моих родителей.

Я сорвалась с места и, как была, в домашнем запачканном платье, бросилась прочь из дома.

Глава 14

Я птицей слетела с холма и только выбежав на боковую улочку Тахтара, по которой можно было в обход добраться до кузнечной улицы, где стоял гостиный дом, заставила себя замедлить бег. Если кто-нибудь увидит меня в таком виде, бес знает что подумают. Связно мыслить удавалось с большим трудом.

Кто это был? Кого они могли притащить? Кого-нибудь из прятавшихся в лесу баронских союзников? Или… нет-нет-нет, только не….

Око Малара понемногу скатывалось к закатной стороне неба. Послеполуденные лучи ласково гладили землю, в воздухе пахло нагретой землёй и первыми весенними травами.

Только не их.

Я кралась окольными улочками, благодаря всех богов Свободных земель за то, что никто не попадался мне на пути.

Вдали уже виднелся дом Силевера. Самого кузнеца, обычно трудившегося в это время дня под навесом, видно не было. Но шум я слышала. Он доносился откуда-то справа, и я уже собиралась метнуться туда, но из-за поворота, по той самой тропке, которая вела к моему старому дому, шагал генерал Эревин. В простой кожаной куртке и штанах, препоясанный широким боевым поясом, на котором крепились ножны с мечом.

Я влетела под крышу ближайшего дома и замерла. Сердце колотилось в горле, глаза заливал пот. Я шарила взглядом по его высокой фигуре, пытаясь разглядеть на лице или на белой рубахе следы борьбы или крови.

Ничего?.. Или просто слишком далеко и отсюда наверняка не разглядеть.

Откуда-то сбоку, справа что-то зашумело. Послышались мужские крики, и северянин ускорил шаг. Выкрикнули его имя. Что-то загрохотало.

Я отерла рукавом лоб, отлепилась от стены и на мгновение замерла. Выругалась сквозь зубы и тут же попросила за это прощения у богов.

Раз уж теперь я точно знаю, кто он, их ищейка, то даже если почует магию, не выдаст.

Вдохнула, выдохнула. Схватилась за топазовый амулет.

Главное, хоть чуточку сосредоточиться, направить мчавшиеся по жилам раскалённые потоки в одно русло и… и услышать.

Сначала окружающий мир упрямился, не поддавался. Тело, ещё недостаточно и кое-как натренированное, отказывалось менять свою привычную работу.

Но под нажимом воли наконец сдалось.

Дыхание замедлилось, внутренний поток плыл тягучей, послушной лавой, уже не грозившей выплеснуться из берегов.

И я начинала слышать… Что-то, что-то неразборчивое. Гомон… мужские голоса… крики… возню… «Ох, чтоб… держать-то можешь?! Да я… а ты… тяни!» И все слова вдруг заглушил нечеловеческий, полный отчаяния вой.

— Да чтоб вас всех бесы забрали! — взвизгнула я и, подобрав подол, припустила на звук.

Непонятное творилось на заднем дворе гостиного дома, куда быстрее и легче всего было попасть, нырнув в зазор между соседствовавшими домами Селивера и старика Яргена, державшего скобяную лавку.

В обычное время, когда гостиный дом пустовал — то есть почти всегда, — в расположенном тут обширном сарае хранили разное старьё, но с тех пор, как здесь поселили северян, весь хлам из сарая выгребли, а строение гости приспособили под свои нужды. Какие, я понятия не имела. До сих пор.

Сейчас у недавно подновлённых дверей сгрудились галдевшие воины. Генерала я среди них не увидела. Значит, он уже внутри.

Из-за стоявшего гама разобрать, что происходило, не представлялось возможным.

Вознеся последнюю молитву всем богам и отряхнув прилипавший к ногам подол, я пошагала прямиком к сараю.

Прошу вас, прошу вас, все боги Свободных земель, только не их, только не моих родных…

Несмотря на творившийся внутри и около сарая кавардак, меня заметили. Воины принялись толкать друг друга локтями и оборачиваться. «Ведьма, ведьма» поползло по их рядам.

Я расправила плечи и шага не сбавила. В конце концов, что это я веду себя как перепуганная, сходящая с ума девчонка? Я одна из тех, кто отвечает за этот город и кто ответственен за благополучие и сохранность всех его жителей. Всех без остатка.

Я остановилась в нескольких шагах от сгрудившихся у дверей северян, ухватилась потными ладонями за подол.

— Что здесь стряслось? Шум слышен с улицы.

Голос почти не дрожал, зато чуть не срывался. Мне и впрямь едва хватало воздуха. На мой вопрос отвечать не спешили, и вот это уже было настоящей пыткой.

— Пропустите. Пропустите меня к генералу.

Северяне зашевелились, когда я пошла прямо в толпу. Мне ничего не отвечали и — создавалось такое впечатление — исключительно потому, что никто из стоявших снаружи толком и сам не знал, что происходит.

Когда я дошла до двери, кто-то из солдат бухнул два раза в неё кулаком. Оттуда почти сразу же послышалось грубое: «Ну?»

— Пропусти госпожу ведьму! — гаркнул стучавший.

— Ведьму? — удивились с той стороны.

— Ведьму! Ведьму для генерала!

Невзирая на все свои волнения, я даже поморщилась. «Ведьму для генерала». Ну что за изящная формулировка…

За дверью продолжали шуметь, и я начинала по-настоящему терять всякое терпение, но тут дверь всё же отворилась. На меня взглянул перемазанный грязью и кровью рыжий бородач, мотнул головой, мол, заходи.

Я без раздумий юркнула внутрь.

Глава 15

Поначалу полутьма меня ослепила, но я зажмурилась, ухватилась за амулет — вспышка жара в области сердца погнала вверх по груди, к шее, к глазам волну чистого пламени. Сейчас, когда внутри бурлило всё вперемешку — магический дар и телесные силы — мне без особенных усилий удалось обуздать строптивую силу и направить её туда, куда требовалось именно сейчас.

Я разомкнула веки и похвалила себя. Обострившееся зрение позволяло без труда рассмотреть всё в подробностях.

Оставалось только осознать, что я вижу. Я даже подалась вперёд, но впустивший меня воин положил свою тяжеленную лапищу на моё плечо, удерживая рядом с собой. Я едва не присела под её весом, но ощущала, в его действии не было никакой угрозы. Он пытался меня оградить от чего-то.

Я послушно замерла. Кровь ещё шумела в ушах, но теперь я различала чьё-то сбивчивое, тяжёлое дыхание. Кто-то рычал, поскуливал и возлился далеко в дальнем углу. Но увидеть, что там творилось, не представлялось возможным — сарай на две неравные части делила доходившая до потолка перегородка, а импровизированный предбанник загромождали сундуки, седельные сумки и прочий скарб, сгруженный солдатами здесь, чтобы, очевидно, не захламлять гостиный дом.

Я взглянула на северянина и кивнула, мол, буду осторожна. Он убрал ладонь с моего плеча, и я сделала несколько шагов на звук. В рассеявшемся мраке обогнула перегородку и едва не зажмурилась от света — эта часть сарая хорошо освещалась благодаря затянутому белой холстиной проёму в стене. Раньше его здесь не было. Северяне даром времени не теряли, умудрившись превратить обширный сарай в подобие комнаты для собраний. В расчищенном от всего лишнего помещении стоял грубо сколоченный стол, стульями служили колоды. На стенах висело оружие, с потолка плашмя свисало старое колесо от телеги с налепленными на него свечами, на столе лежали какие-то свитки и бумаги.

Из полутьмы дальнего угла мне навстречу выступил генерал Эревин. Вид у него был слегка растрёпанный, широченная грудь ходила ходуном, а на скуле темнел кровоподтёк. В дальнем углу кто-то продолжал поскуливать и возиться. И даже моё обострившееся зрение не позволяло мне рассмотреть, кто или что.

Генерал кивнул мне:

— Госпожа. Что вас сюда привело?

Это почему-то раздражало. Северянин с непринуждённой лёгкостью менял манеру обращения. То обращался на ты, словно мы знали друг друга всю жизнь. То снова начинал выкать, как будто прочерчивая границу. Давая понять, что сейчас не до любезностей.

Но сейчас не ко времени и не к месту было подмечать эти дурацкие детали.

Я облизала пересохшие губы. Он в любом случае меня выручил, заговорив. Иначе так и стояла бы столбом, соображая, как заговорить. Все мысли устремились к возне в углу.

— Вы подняли страшный шум. Я услышала, что сюда кого-то потащили, и пришла узнать, что здесь творится.

Все силы уходили на то чтобы не вытягивать шею, чтобы разглядеть, кого от меня прячут.

— Вы что, схватили кого-то?

Он ответил не сразу. Долго, мучительно долго раздумывал, чтоб его!

— Возможно. Но это наше дело. Мы занимаемся тем, ради чего сюда пришли.

Такие объяснения никак не помогали делу. Воображение начинало рисовать страшные картины. Любое слово северянина сейчас звучало как угроза.

Я триста раз прокляла себя за то, что кинулась сюда вместо того, чтобы броситься домой к родным и проверить, в порядке ли они.

— Ошибаетесь. Вы занимаетесь своими делами в моём городе. Тахтар под моей защитой и все, кто живут в нём, тоже под моей защитой. Поэтому кого бы вы ни схватили…

Он будто поймал меня на этой паузе. Я запнулась, а он едва заметно склонил голову набок и прищурил серые глаза.

— А кого, как вы думаете, мы схватили?

Дыхание перехватило.

— Я… откуда бы мне знать? Но я услышала, как этот кто-то кричал. Этого достаточно, чтобы усомниться в его безопасности.

Генерал хмыкнул, обхватил своё правое запястье и потёр, будто оно ему чем-то досаждало.

— Ваша наблюдательность достойна всяческих похвал.

Да он издевается…

— Как и ваша исполнительность. Вы с таким тщанием приводите в исполнение императорский приказ, что это, повторяю, заставляет меня тревожиться за сохранность здешних жителей.

— Здешним жителям не о чем переживать.

— Не могу сказать, что мне так уж легко поверить вам на слово.

Тёмные брови съехались к переносице. Он заложил руки за спину, полы кожаной куртки разошлись ещё шире, а с ними и распахнутая на груди рубаха. Да что у этих северян за привычка такая — шататься на людях вот так, с душой нараспашку?

Я отвела глаза от «души» и посмотрела ему в глаза.

— Вы начали знакомство с нами с намеренного обмана, генерал.

— Я мало кому спускаю голословные обвинения, госпожа, — в низком голосе прорезались ледяные нотки. — Соизвольте объясниться.

В углу как будто всё стихло. Или просто стук сердца так сильно бил по ушам, что я просто ничего не слышала, кроме голоса северянина. Но это странным образом успокаивало. Кто бы там ни лежал, если бы он страдал, если бы ему было больно, и он услышал мой голос, он наверняка дал бы знать.

— На площади в день вашего прибытия вы заявили всему Тахтару, что до сих пор не изловили и не предали суду мечом никого. Но я слышала другое.

Он на мгновение замер, потом вдруг хмыкнул. Его лицо смягчилось.

— Вот вы о чём. Мы пережили пару стычек по пути сюда, верно. Но к поселянам это никак не относилось. После битвы на Эрсейском плато мы ещё несколько дней преследовали противника. А потом те, кому удалось-таки выжить, пытались нас контратаковать, — он помолчал и добавил. — В одиночку. Пожалуй, так выглядит отчаяние.

Он не дал времени на то, чтобы во мне проклюнулся пусть лёгкий, но всё же стыд за свою подозрительность.

— Подозреваю, Волчонок рассказал?

— Волчонок? — я заморгала. — А… ах, Вучко.

— Вучко? — настал черёд удивляться Эревину. — Это разве имя?

Я потупилась.

— Нет. Это прозвище я ему дала. Задолго до того, как вы назвали его Волчонком.

— Догадываюсь, — отчего-то вдруг тихо отозвался Эревин.

— Но почему Волчонок?

— Это прозвище он получил почти сразу же, как прибился к войску. Вышел к нам голодный, тощий, дикий, долго волком держался.

И совершенно неуместная пауза в нашем разговоре грозила затянуться до неловкости, если бы в углу снова не завозились. А потом меня прямо до нутра пробрал протяжный утробный вой.

Эревин обернулся, и я решила действовать. Собрав подол в кулак, метнулась вперёд и… едва не врезалась в выставленную передо мною руку.

— Назад! — рявкнул северянин, и я невольно отшатнулась. — С ума сошла?

Вот таким я его ещё не видела.

— Кого вы там держите, бес вас задери? — я уже тоже едва не рычала. — Если не хотите показывать, я позову кого-нибудь из солдат и…

Он вдруг склонился к моему лицу, серые глаза превратились в льдинки.

— Не забывайся, женщина. Генерал здесь я, и только я раздаю приказы своим солдатам.

Нет, уж лучше пусть выкает. От такого перехода на ты мороз продрал по коже. Но я лишь выше вздёрнула подбородок.

— И мне прямо сейчас следовало бы приказать им выставить тебя отсюда. У меня слишком много других забот, чтобы взваливать на себя ещё и обязанности телохранителя для глупой ведьмы.

Этот человек несколько лет провёл в боях и сражениях, он привык отдавать приказы. И привык, чтобы его приказы выполняли. Беспрекословно.

Но вот беда — я не любила подчиняться. К тому же время боёв и сражений прошло.

Вряд ли я соображала, что творила, поэтому его слова о глупой ведьме, возможно, в чём-то даже были правдой.

Потому что я встала на цыпочки, так что мы едва не ткнулись друг в друга носами, и прошипела:

— Так просветите меня, генерал. Излечите мою глупость.

Я не сводила с него взгляда, и лёд в серых глазах начинал таять.

— Знать, за что-то я сильно не угодил Творцу, раз мне выдалось иметь дело с такой упёртой ворожеей.

Он вдруг скользнул взглядом по моему лицу, потом отступил и скомандовал:

— Держитесь, ради бога, рядом.

Да, помню что-то там про телохранителя. Но настроение язвить пропало. Я кивнула и без лишних пререканий пристроилась у него за спиной.

Мы приблизились к терявшемуся в тенях закутку. Увидеть из освещённого места, что тут творилось, я не могла, потому что угол занимала просторная клетка, накрытая дерюгой. Издали и не разглядеть.

Я осторожно выглянула из-за генеральской спины — сквозь прутья с громадной морды на меня уставились круглые жёлтые глаза.

Волк.

Глава 16

Зверь какое-то время рассматривал нас с настороженностью, потом наклонил морду и поскрёб пол между прутьями, ткнулся в него носом, фыркнул.

— Его изловили сегодня. Рыскал на окраине леса.

— Он ранен? — тихо спросила ворожея. Видимо, её настолько поглотил вид их «пленника», что она так и осталась стоять у него за спиной, ухватившись своими тонкими пальчиками за его предплечье. На нём вообще-то была толстая кожаная куртка, но прикосновение каким-то образом чувствовалось даже сквозь неё.

Арес кивнул.

— Мы не успели осмотреть его как следует. Прежде…

Бес его знает, стоило ли выкладывать ей эту информацию, но, возможно, она могла бы помочь. Сейчас любая помощь была бы кстати, а местные рано или поздно всё равно узнали бы, что пришлые не голыми руками и добрым словом пришли сюда охотиться.

— Прежде мы его на время усыпить пытались. Но эта штука действует непредсказуемо.

Он отвёл в сторону правую руку и отдёрнул вверх рукав куртки — на запястье мягко засветился с виду простой серебристый браслет с рядами насечек и узким бирюзовым желобом посередине.

Ворожея вышла у него из-за спины и, на время позабыв о волке, уставилась на браслет. Хотела было дотронуться, но, видимо, опомнившись, отдёрнула руку и вместо этого зачем-то потёрла ладонью рёбра. Потом подняла на него свои огромные зелёные глаза.

— Что это?

— Изобретение соборных мастеров. Из наших земель дар ушёл слишком давно, чтобы надеяться на его чудесное возвращение. Справляемся собственными силами. Первые образцы изготовили ещё в разгар войны. Тогда же улучшили святые литании на доспехах.

— Святая руда, животное масло и молитвы? — деловито спросила она и вновь склонилась над браслетом, вертя головой и так, и эдак, чтобы рассмотреть его со всех сторон.

Он едва сдержался, чтобы не присвистнуть. Кажется, колебания по поводу того, стоит ли делиться с ней этой информацией, были бесполезны.

— Неожиданно…

Она снова посмотрела на него — на этот раз почти насмешливо.

— Гадаете, откуда ведьме из южного захолустья может быть известно подобное?

— Допустим.

Она заложила руки за спину и покачалась на носках.

— У нас тут не такая глухомань, как вам кажется.

Вспомнился вдруг относительно недавний разговор с Волчонком, и Арес про себя усмехнулся.

— Читать, значит, любите?

Его вопрос вызвал странную реакцию. Вся насмешливость с её лица исчезла. Она вдруг суетливо заправила за ухо выбившуюся из толстенной косы прядь. Щёки порозовели.

Что за…

Арес нахмурился и едва не выругался вслух. Она, что ли, вообразила, он с неё спрашивать будет за чтение ярморочных книг? Откуда в народе пошла молва про то, что имперские войска едва ли не казнят за хранение, изучение и продажу старых манускриптов и трудов мейстеров, он не знал до сих пор.

— Изучать книги старых мастеров — не преступление. Волчонок говорил, что вы зачитывались ими на ярмарках.

— Вашему солдату стоило бы почаще держать язык за зубами, — проворчала ворожея, но всё-таки кивнула. — Читала об опытах с рудой из шахт в Багровых горах. Но это было давно. Немудрено, что с тех пор ваши мастера сильно продвинулись. Что он даёт? Что умеет?

Она бросила на него быстрый взгляд и добавила:

— Если это не тайна, конечно.

Даже если и тайна, возможно, ей он мог её раскрыть. В конце концов, того же однажды он может попросить и у неё. Особенно в вопросе, касавшемся их нынешней лесной добычи, на которую, очевидно, всё-таки подействовал браслет — волк скрутился клубком в своей клетке и больше не издавал ни звука.

С чего бы, интересно, в нём проснулась эта тяга с ней пооткровенничать? То ли доверчивость Волчонка к своей подруге детства настолько заразна, то ли на него действовали какие-то её чары.

— Все отряды императорской армии, за особые заслуги получившие именную сигиллу, получают дополнительную поддержку в виде таких артефактов.

Она кивнула.

— Поэтому вы — «Медведи».

Оставалось лишь в который раз подивиться её наблюдательности.

— Верно. Эти браслеты, если в правильном порядке коснуться разных засечек, дают слабую вспышку энергии. Масло — вытяжка из желёз горного грифона — позволяет концентрировать эту энергию и направлять силой мысли. Хитрая конструкция. Требует усиленных тренировок и не всегда надёжна, но это уже намного лучше, чем ничего. Умеет всякое, но до ума ещё не доведена.

Она слушала очень внимательно, время от времени кивая. И вид у неё был, как у какого-нибудь из столичных школяров, изучавших дар и магические науки в тамошних высших академиях.

— Вы пытались его утихомирить, — догадалась она.

— Вроде того.

— Что ж, — она отступила от него на шаг, бросила взгляд через плечо, — у вас неплохо получилось. Я, видимо, кгм… видимо, должна извиниться за излишнюю напористость и резкость.

И вот она, снова возвращалась та самая чопорная ведьма, которую он повстречал почти месяц назад в домишке на вересковом холме. Сама холодность и отчуждённость.

— Я вас ни в чём не виню. Вы имеете право переживать за всех горожан, раз уж они под вашей защитой. Волк — уже не ваша забота.

Ворожея вдруг снова вся напружинилась:

— То есть что значит… то есть вы его хотите что, замучить?

Да чтоб тебя… рано, слишком рано заводить об этом разговор. Он хотел попросить её о содействии, но позже. Кто тянул за язык?

А её содействие, скорее всего, таки понадобится — Арес в который раз прокрутил на запястье браслет. Ворожея настороженно проследила за его движением.

— Чем дольше я нахожусь с ним рядом, тем сильнее нагревается эта штука. Подозреваю, лесной зверь скрывает от нас какие-то тайны, и если они связаны с даром, я не имею права их игнорировать.

Он хотел добавить, что мучить зверя никто не собирается, что как раз и хотел попросить её помощи. Возможно, в арсенале здешних ворожей есть что-то, что помогло бы выяснить, чем так примечателен этот волк, но девчонка вдруг снова схватилась за бок.

— Вам нехорошо?

Ворожея тут же отдёрнула ладонь от рёбер. Вся краска сошла с её лица.

— Вот ещё! Я в полном порядке. Со мной всё хорошо. Просто вы… вы рассуждаете как живодёр, понятно вам?

Замечательный вывод. И это невзирая на всю её наблюдательность.

— Я не собираюсь его мучить, но я должен знать, что с ним не так.

— Вы держите его в клетке, мучаете его своим браслетом.

— Предпочитаете, чтобы я его выпустил, и он откусил вам голову?

— Не смешно, — поморщилась она. — Не шутите. У вас это очень скверно получается. Просто отстаньте от бедного зверя. Ваши солдаты притащили его сюда волоком, ни с того ни с сего. Зачем? Чем он им приглянулся, если и бродил по окраине. У нас лес кругом, если вы не заметили.

Она тараторила, как заведённая. Нервничала. Жутко нервничала. Так сильно распереживалась из-за несчастного волка?

Кожа под браслетом зудела всё сильнее.

Он не собирался делать ничего из того, что всё-таки сделал. Всё случилось как-то само собой.

Арес одним шагом преодолел разделявшее их расстояние и навис над ней, внимательно рассматривая побледневшее лицо в ореоле медово-золотистых растрепавшихся волос.

— Вы так разволновались, что в пору заподозрить, будто этот волк — не единственный, кто скрывает от меня свои тайны.

Ворожея застыла с таким воинственным видом, словно ожидала атаки, словно готовилась с ним воевать, и если нужно будет, кулаками. Возможно, это и подтолкнуло его сказать то, что он сказал.

— Так что вы от меня скрываете, госпожа ворожея?

Она продолжала на него смотреть, упрямо сжав челюсти. Нет, ничего не скажет.

— Вы ведь любите читать, — Арес чуть склонил голову, продолжая рассматривать её лицо. — Читали о старом обычае северных островов? Когда мир был молод и дар ещё не покинул северные земли, наши предки верили, что у тех, кто лгал о чём-то очень важном, луна выбеливала на теле родимое пятно или выкрашивала сединой прядь в волосах. Частица дара откликалась в каждом и не позволяла лжи понапрасну ссорить людей.

Его взгляд соскользнул на её шею и ниже, потом поднялся к её волосам, будто всерьёз собирался выискать в её огненной гриве ту самую лунную прядь.

Вряд ли сейчас он смог бы заставить себя остановится. Разум будто отключился.

— В южных землях дар пылает до сих пор. А значит, луна может вас не пощадить, — он выдержал паузу. — Вам что-нибудь известно об этом волке?

На бледных щеках ворожеи разгорался румянец. Ещё мгновение, и в ней проснётся та самая лесная кошка — вторая сторона её натуры, умело прятавшаяся за чопорным фасадом хранительницы города, чьей-то там невесты и скромной ворожеи с верескового холма.

— Да как вы…

С сожалением приходилось признать, что даже вздумай она влепить ему пощёчину, Арес не стал бы уворачиваться. Возможно, он её заслужил. Возможно, она ему ни в чём не лгала. Возможно, этот импровизированный допрос грозился выйти из-под его контроля.

— Вы с-с-с-с ума сошли…

Она тяжело дышала, но продолжала стоять перед ним, будто не смела позволить себе ни пяди уступить ему в этом странном споре.

— Ничуть. На северных островах действительно в это верили.

— Мне это совершенно безразлично, — прошипела она. — Вы ни с того ни с сего обвиняете меня во вранье! Да как вы…

— Не обвиняю. Я всего лишь задаю вопросы…

— Можете засунуть все свои вопросы себе…

— Гарнэ!

Они оба вздрогнули. Девчонка так и вовсе едва не подскочила к потолку. Арес выругался сквозь зубы и отшагнул прочь от своей визави.

Глава 17

Из-за перегородки вылетел запыхавшийся Волчонок. Увидев ворожею, он распахнул глаза:

— Велена?..

Раскрасневшаяся — наверняка от возмущения — ворожея сердито одёрнула подол зелёного платья и посмотрела на его солдата с видом строгой матери.

— Здравствуй.

— Здравствуй. А что ты тут делаешь?

Свой ответ она адресовала Аресу, но даже не взглянула в его сторону:

— Уже ничего. Доброго дня.

— И вам, госпожа ворожея, — отозвался генерал.

Она кивнула куда-то в пустоту и направилась к выходу, потом вдруг остановилась, полуобернулась и бросила:

— А над зверем издеваться не вздумайте. Он находится на территории Тахтара, а значит, под моей защитой.

— Не подскажете, с каких пор я перешёл из-под руки Его Императорского Величества под ваше личное командование?

Он всё-таки добился своего — она повернулась к нему всем своим стройным телом и с обманчивым спокойствием произнесла.

— С тех самых пор, как вы вышли с этой стороны холмов, генерал Эревин. Ваш государь сейчас очень далеко, а я — очень близко. Не советую вам со мною ссориться.

Волчонок раззявил рот и переводил ошалевший взгляд с него на свою подругу. Да, эта девчонка умела производить впечатление. И исключительно дабы отдать должное её храбрости и отчасти наивности, позволявшей ей не спасовать перед целым боевым генералом, Арес с невозмутимым видом ей кивнул.

— Приму это к сведению, госпожа. Со взятого вами под опеку драгоценного зверя ни шерстинки не упадёт.

Но она была не настолько наивной, чтобы не считать иронии. Потому что лишь фыркнула на его галантный ответ и пошагала прочь.

— Не успел добавить, что лично доставлю ей волка на экзаменацию, — огорчённо добавил Арес. — Но, кажется, я окончательно впал в немилость. Что думаешь, Волчонок?

Его лучший следопыт смог ответить ему лишь невнятным «Э-э-э…»

Арес в двух словах описал ситуацию и пока рассказывал, Волчонок внимательно его слушал и лишь изредка кивал, но скорее каким-то своим мыслям.

— Предполагаю, она вообразила, что наши притащили из лесу, не знаю, человека и пытают его… Будто совсем нас за зверей держит. Но когда увидела, что это волк, сменила гнев на милость. Правда, совсем ненадолго.

Волчонок подошёл к клетке и опустился на карточки, разглядывая спящего зверя.

— Думаешь, гарнэ, он какой-нибудь особый?

Арес снова потёр запястье, но сейчас скорее машинально.

— Пока сказать сложно. Браслет стал греться, но сейчас вроде бы печёт не так сильно. Или я привык, или потому что волк уснул. Как раз и думал позже расспросить об этом вашу ворожею. У вас что-нибудь эдакое в лесах водилось?

Волчонок ответил не сразу. Поднялся с корточек, вернулся к столу.

— Не припомню. Но то когда было. Может, сейчас что-нибудь и завелось. Конечно, стоит проверить.

— У ворожей есть для этого пригодный инструментарий? — Арес кивнул в сторону клетки. — Что-нибудь, чтобы выявить, чем он может отличаться от обычной зверюги?

Волчонок пожал плечами.

— Я в их искусствах не силён. Но ворожеи многое чуют и многое знают, — он слегка поморщился. — Особенно старые.

— Что, так и не ладишь с её опекуншей?

Волчонок скорчил гримасу, которая говорила лучше всяких слов. Да, судя по его прошлым рассказам, парень считал старшую ведьму воровкой, укравшей у него любимую. Поучаствовала в сговоре — родные отдали девчонку ей в ученицы, а она и не подумала от неё отказываться, чем и нажила себе в лице Волчонка полноценного врага. Да такого, что старые обиды прощать не собирался.

В общем, эта Тусенна была лишь немногим лучше самых страшных предателей — родни девчонки.

Да, чего он только за все эти годы не узнал о жизни ведьмы с верескового холма…

— Ладно, это пока терпит. Ты-то ко мне с какими вестями?

— Я-то, — Волчонок замялся и потёр затылок. — Я-то потому сюда ворвался, что как и Велена, рассудил, вы кого-то эдакого схватили. Чуть ли не беглого мага заарканили. Кто божился, из лесу тащили, кто — из самих башен. Мы с Армином окраины городка прочёсывали, а когда к местному корчмарю заглянули, он и наболтал, дескать, из лесу кого-то вытянули. Шум и гам стоит, ничего непонятно. Я сюда кинулся…

Арес потёр переносицу и кивнул. Да уж, наверное, чего-то подобного и стоило ожидать — городок до сих пор к ним принюхивался, и любая мелочь тотчас же приводила всех вокруг в состояние, близкое к панике. После разговоры надо бы утихомирить местных, объяснить, что переживать не о чем.

Что ж, теперь поведение госпожи ворожеи объяснялось куда легче.

— Будет непросто, — ответил своим мыслям Арес и даже усмехнулся. — Особенно учитывая, на какой ноте мы расстались с госпожой ворожеей.

Волчонок втянул в себя воздух, будто собирался что-то сказать, но не решался. Арес подбодрил его, дёрнув подбородком вверх, мол, что там у тебя? Выкладывай.

Южанин выдохнул и опустил плечи.

— Она, конечно, может порой жалить и колоться, но она так защищается. Только и всего. Ты её, гарнэ, за это не суди. Потому что на самом-то деле сердце у неё огромное — никакое другое не решилось бы взвалить на себя заботу о целом городе. И душа чистая, как родниковая вода — иначе бы Невестой божьей её никто никогда не выбрал.

Вот оно, опять.

— Объясни, наконец, что за невеста-то? Слишком часто я об этих невестах слышу на Свободных землях. Обручена она с кем-то, что ли?

Волчонок посмотрел на генерала, будто не понял вопроса, а потом чертыхнулся:

— Верно, в ваших-то землях таких не водится. Да, обручена. С богом. Потому и божья.

Из обычно словоохотливого парня вдруг приходилось вытягивать слова клещами.

— С каким-то конкретным божеством, я полагаю?

Волчонок кивнул:

— Тахтар испокон веку под Волкованом ходит. Бог лесной, защитник охотников, собирателей ягод и кореньев.

Так, с приказом ворожеи не трогать зверя теперь тоже становилось ясно.

— Бог суровый, но справедливый. И за его покровительство Тахтар выбирает для него Невесту. Ворожею. Обряд проводят, союз заключают. С тех пор она только ему верна быть может, — он сглотнул и добавил. — На всю жизнь.

— Какие замечательные, однако, условия, — сухо отозвался Арес. — А самой-то ворожее какая с них выгода?

— Честь и почёт. Пожизненное содержание за счёт города. Место в совете. Ей завещается хранить город от всяких бед — неурожаев, хворей и даже врага. Если грядёт большое горе, Невеста может попросить помощи у бога. Волкован на её зов отзовётся. Даст ей силы. Говорят, особо сильные и своему богу-жениху беззаветно служащие ворожеи целой армии стоили. Но это только легенды.

— Все легенды из чего-нибудь рождаются. Не удивлюсь, если в них есть как минимум крупица истины. Ну что же, твоя ворожея довольно неплохо устроилась.

Волчонок потемнел лицом и мотнул головой:

— Она давно уже не моя. И ничья. И ничьей никогда не будет. Божья невеста одной ногой в нашем мире, второй — в ином.

— Это ещё что значит?

Арес кожей чувствовал, что ответ ему не понравится. И когда Волчонок поднял на него глаза, убедился, что в своих предчувствиях не ошибся.

— Если в городе стрясётся беда, если скот помирать начнёт, волки нападут, в полях ничего не уродится, с невесты могут спросить, как с супруги бога. А чтобы стать его женой, она должна войти в огонь, обратиться пеплом и соединиться с небом.

— Ритуальный костёр, — севшим голосом отозвался Арес.

Волчонок кивнул, отвёл глаза и вздохнул:

— Вот что такое, гарнэ, божья невеста.

Глава 18

— …слушаешь меня? Велена?

Я едва удержалась от того, чтобы не замотать головой, и с виноватым видом кивнула Тусенне.

— Прости. Вывалилась ненадолго.

— Мы так все скоро куда-нибудь вывалимся, — проворчала Нянька, поджала губы и покачала головой. — Ой, рассеянная ты сегодня, девка, мочи нет. Опять о генерале думаешь?

Я от этих слов даже амулет из рук выпустила, которым до сих пор и почти безуспешно пыталась собрать расплескавшееся внутри пламя. Сегодня оно, окаянное, едва тлело, будто придавленное грузом моих невесёлых мыслей.

— Ну что рот раззявила? Что покраснела-то, как вишня?

— Ничего я не покраснела! — я закрыла ладонями горевшие щёки. — Что за глупости? Генерал-то здесь вообще при чём?

— Здрасьте. А кого я позавчера ромашкой отпаивала? Кто клялся-божился, что генерал обо всём догадался?

— Ах, ты об этом… — теперь на моих щеках, кажется, можно было печь блины. — Переволновалась, вот и всё.

Несмотря на то, что я была уверена, — Эревин за мою дерзость прикажет меня как-нибудь наказать или унизить, ничего такого не случилось. Пока. С тех пор прошло два дня, и я решила не тратить время впустую, трясясь о том, до каких кар может додуматься генерал и до каких мыслей могут его довести его сигналы в браслете.

Пожалуй, меня пока спасало только чудо — браслет мог среагировать лишь в момент использования дара, и впредь просто нужно быть исключительно осторожной. А ищейка, который в отличие от артефакта мог учуять дар в любое время, Эревину меня не выдаст.

Поэтому сегодня с утра мы с нянькой, перебрав подходившие к концу запасы разнотравья и кореньев, заготовили новые зелья и притирки, запечатали пару особенно важных своей кровью и наговорами и, управившись со своими прямыми обязанностями, отправились в холмы. В укрытой молодой зелёной травой ложбине мы, прихватив с собой кое-какой перекус, разместились под одевшейся в белый цвет вишней и изучали кое-какие вытащенные из подпола книги в попытках отыскать там хоть что-нибудь, что могло натолкнуть на решение моей проблемы.

Без толку. В мейстерских записях никаких секретов не раскрывалось. А ответ отыскать требовалось — дар начинал пугать своей непредсказуемостью. К тому же, я была уверена, рано или поздно генерал поймёт, что его браслет реагировал на меня, несчастный волк был совсем ни при чём. По крайней мере, я в лесной животине никакой магии не почуяла.

Северянин был раздражающе наблюдательным, хоть сам-то хвалил за это меня. Нянька права — хитрец, большой хитрец. И очень опасный.

И когда он, эдак слегка наклонив голову, прищуривался, от его внимательного взгляда хотелось спрятаться куда-нибудь подальше — он как будто под кожу мне залезал. Будто говорил: «Я тебя вижу. Всё про тебя знаю».

Бр-р-р-р.

Надо было придумать, как уговорить его отдать бедного волка. Сказать, например, что в Тахтаре он божье животное, воплощение Волкована, и трогать его вообще-то воспрещается. Но есть ли северянам хоть какое-то дело до наших верований и увещеваний, когда у них в головах только эта их великая миссия — охота?

И я нет чтобы хоть как-то отвести от себя подозрения, задобрить его, улестить, отвести глаза, снова переволновалась и нагрубила. И казалось, чем чаще мы сталкивались, чем степень нашей неприязни друг к другу только росла. А это грозило лишь ещё большими неприятностями. Ну что ты будешь делать?..

Более того, я умудрилась ему угрожать! Ох, мамочки…

Я уткнулась локтями в раскрытый на коленях фолиант, который пыталась изучать, и спрятала лицо в ладонях.

— Да что опять-то? — возившаяся с другой книгой Тусенна шумно перелистнула страницу. — Мы эдак ничего и не разыщем, если ты будешь то и дело вспоминать, как опростоволосилась. Ну повыпендривалась маленько, что ж тебя теперь судить за это на площади? Вот увидишь, Эревин это спишет на бабские капризы. И всё позабудется.

Я развела пальцы так, чтобы послать Няньке испепеляющий взгляд.

— Это что, по-твоему, выходит, он подумает, что я просто взбалмошная девица? Дурища захолустная?

Ни взгляд, ни мой праведный гнев её, конечно же, не впечатлили.

— А ты предпочитаешь, чтобы этот человек, под которым в войну целая армия ходила, оценил тебя как равную себе угрозу? Чтоб сообразил, какая в тебе силища кроется?

Я сдвинула пальцы обратно и промолчала.

— То-то же.

Я наконец отняла руки от лица и вернулась к книге. Ладно-ладно. Пусть взбалмошная, пусть дурища захолустная. Только бы он пореже обо мне вспоминал. Правда, если я планирую спереть у него волка, крайне сомнительно, что это поспособствует его забывчивости.

Формулы и записанные убористым почерком пояснения к ним расплывались перед глазами, но я настырно возвращалась к чтению. Нет, с даром нужно разобраться. Слишком рискованной становилась ситуация, и совершено неизвестно, к чему неумение его контролировать приведёт в дальнейшем.

— Тут ничего нет про естественные проявления, — пожаловалась я. — Только про… не понимаю, что это. Какие-то… а что такое амплефе… амплифе… ампли-фи-кация? Синтез ещё какой-то… процессы транс-фор-мации.

Пояснительные слова указывали на участки формул какого-то особого свойства. В природной магии я такого не встречала. С даром обычно разбирались при помощи относительно простых наборов букв и знаков. В этих формулах неизвестные мне буквы перемежались с цифрами, и получалась совершеннейшая абракадабра.

Тусенна оторвалась от своей книги и нахмурилась, потирая пальцем висок. Выбившиеся из скрученного на затылке узла седые пряди трепал лёгкий ветерок.

— Такого не встречала. Это что-то уж совсем заумное.

— Я и формул-то таких прежде не видела.

Я захлопнула книгу и ещё раз, повнимательнее, изучила её коричневый переплёт и прикреплённую к корешку железную петельку. Ничего примечательного, даже не подписана, но не припомню, чтобы раньше брала её в руки. В своё время мы с Вучко столько диковинных книг из баронских башен натаскали, что у меня и после стольких-то лет не до всех ещё руки дошли. Читала я их вдумчиво и долго, самые важные и оказавшиеся нужными хранила в доме. Остальные — в потайном месте, о котором теперь даже Вучко не знал.

Я снова раскрыла книгу. В душе неприятно скребло от того, что я, кажется, оказалась недостаточно умной для написанного в ней. Досадно. Со всеми прежними фолиантами мы неплохо поладили. И даже если некоторые оказывались не слишком полезными ворожее в быту, какую-нибудь ценную информацию я оттуда всё равно выуживала.

— Видимо, этот мейстер было особенно учёным, — проворчала я и сдалась, отложила тяжеленный фолиант на траву. — Очень надеюсь, что из-за недостатка ума не пропускаю ничего важного.

— А какая нам польза от формул, которых мы не разумеем? — Нянька поелозила взглядом по странице и перелистнула. — А ну как окажется, что это какое-нибудь проклятие или ещё что похуже? Уж лучше обращаться с теми вещами, что хоть как-то понятны. Ты только нос не вешай раньше времени. Что-нибудь да разыщем.

— У нас-то и выхода другого нет, — вздохнула я и собиралась уже перекусить захваченной из дома сметанной лепёшкой, когда из-за поросшего свежей зеленью холма к нам в залитую послеполуденным солнцем ложбину вышел Вучко.

Глава 19

Он покосился на Тусенну, кивнул ей, получил такой же кивок в ответ и ступил под ветви цветущей вишни.

— Ты как нас нашёл?

Вид у него был хмурый, но он всё же растянул губы в лёгкой усмешке.

— Я же ищейка. И неплохой следопыт. Разве забыла?

Да. Точно. Драгоценное приобретение для армии северян. Я до сих пор каждую ночь отходя ко сну благодарила всех богов Свободных земель за то, что чующим дар оказался именно он. Если бы не Вучко, меня бы сейчас почти наверняка волновали проблемы куда более серьёзные, чем незнание формул, подчиняющих дар.

Я сложила руки на коленях.

— Что-нибудь случилось?

Он опустился рядом со мной на траву:

— Это ты меня спрашиваешь?

Я не стала облегчать ему задачу и молча ждала, пока он перейдёт к делу.

— Как так вышло, что мне едва не пришлось вас с генералом по углам растаскивать?

Я поморщилась. Ну что, ей богу, за выражения?

— Глупости. Не пришлось тебе бы никого растаскивать.

— Да? Ты бы себя видела. Шипела, как лесная кошка над куском добычи. Как будто я не в совещательную комнату зашёл, а прямиком на боевую арену.

Ага, значит, я была права — у них в сарае что-то вроде штаба.

— Мы с генералом Эревином… не сошлись во взглядах. Такое случается.

— Да ты ни с кем себя так в жизни не вела, как с ним. Уж и не знаю, кого и от кого мне пришлось бы защищать, начнись между вами драка.

— Очень смешно, — я скорчила гримасу. — Ну так это потому что он никакого представления об уважении не имеет. Конечно, имперцы не привыкли с кем-то быть на равных. Себя-то наверняка считают выше всех.

Только, кажется, и я слишком уж привыкла к сплошь уважительному отношению. Все-то мне в ножки кланялись, за помощью, за советом шли. А этот… вёл себя здесь по-хозяйски, спину ни перед кем не гнул, сам всеми горазд распоряжаться, и какая-то там ведьма для него, конечно, не авторитет. Северянину моя помощь не нужна. Пока он, очевидно, не свалится с лихорадкой, шастая кругом в распахнутой рубахе.

— Зря ты так, — покачал головой Вучко, сорвал травинку и сунул её в рот. — Арес Эревин совсем не такой.

— А ты его ещё и защищаешь!

— Это потому что я лучше тебя его знаю.

Я даже фыркнула от досады.

— Да я всего-то и попросила оставить в покое разнесчастного волка, которого они схватили!

— Вот о нём-то я и пришёл поговорить.

До сих пор молча листавшая страницы Нянька подняла на него взгляд, но говорить ничего не стала, снова опустила глаза в книгу.

По телу невольно побежали мурашки. Я-то ушла, а они с северянином после наверняка о чём-то говорили. Но ведь уже несколько дней прошло, и меня до сих пор не схватили, да и Вучко только сейчас заявился. Может, ещё обойдётся…

— Генерал Эревин ни о чём не догадывается…

Фу-у-у-у-ух…

— …но у него есть особый…

— Браслет, — завершила за него я и, наткнувшись на изумлённый взгляд, пояснила. — Он показывал.

Вучко заметно расслабился, хоть задумчивая складка между бровями и не разгладилась.

— Хм… значит, он и впрямь тебе доверяет. Пусть вы и поладить не можете. Не стал бы он тебе о браслете рассказывать. Но инструмент среагировал…

Я кивнула:

— Почти уверена, что на меня.

— А он подозревает, что дело может быть в волке.

— В общем-то одно не исключает другого. Добраться бы до этого волка…

— Думаю, этот вопросразрешиться проще и раньше, чем ты думаешь.

Я перехватила молчаливый нянькин взгляд, который так и кричал «Ну, а я тебе что говорила?» Надо же, в кои-то веки эти двое были на одной стороне.

— Но ты-то его видела. Ничего не ощутила, не рассмотрела?

— А ты? Ты же ищейка.

— Если бы всё было так просто, — хмыкнул Вучко и выплюну разжёванную травинку. — Я магию умею только в людях чуять. Она их речь и облик искажает. Простому глазу и уху незаметно, а моему — да. Со зверьми такое не работает.

Вот оно что… Этим-то всё, что связано с магией, меня порой и удручало. Вокруг неё то, казалось, слишком уж много правил, то — вообще никаких.

Сложно-то всё как.

— С виду он совершенно обыкновенный. Но, — я закусила губу. Говорить или не говорить? В конце концов, это были только догадки. Я всё же вернула на колени «заумную» книгу и отыскала страницу, на которой остановилась.

— Вот смотри. Тут есть какие-то формулы, которые я могу понять лишь отчасти. Какие-то совсем понять не могу. Но вот эта транс-фор-мация, это что-то из искусственного. Это как бы добавление дара туда, где его изначально нет. Туда, где его нет от природы.

Вучко всматривался в испещрённую значками, буквами и цифрами страницу:

— Думаешь, тут описываются какие-то эксперименты?

— Похоже, — я пожала плечами. — Тут вязь знакомых символов по управлению даром сливается с чем-то мне неизвестным. Какие-то знаки и цифры. Что-то… неестественное.

Стоило это произнести, выговорить, оформить прежде неуловимые догадки в слова, как на меня с этих мёртвых жёлтых страниц вдруг повеяло живой угрозой. Будто я покусилась на чью-то тайну и даже сумела чуть приоткрыть завесу над ней, а из-под этой завесы на меня взглянула страшная оскаленная морда.

— В общем, — я поспешила захлопнуть книгу и отложить её подальше. — Сам видишь. В Башнях бес знает чем занимались.

— Ну, может, дело и не в Башнях, — попытался успокоить меня Вучко.

Я покачала головой и, в который раз вернувшись в книге, ткнула ему под нос петельку на корешке.

— Помнишь? Это книги из той библиотеки в Соловьиной Башне.

— Книги на цепях, — пробормотал Вучко.

Ох и навозились же мы с ними! Отцепить прикованные к полке фолианты мы так и не смогли, но оставлять такое сокровище не решились. Не зря же сгинувшие в войне владельцы хозяева опустевших владений их цепями приковали! Поэтому утащили с собой всю полку и высвободили книги уже дома, попросив подмоги у Силевера.

— Видно же, что книги отсюда. На цвет строчек посмотри. Красным отдаёт. Это потому что заготовку для чернил из местного ольховика делали. Тут это писалось. Чем бы это ни было.

Вучко даже присвистнул.

— Что? — я снова отложила книгу подальше. — Мне на роду написано с зельями, отравами, притирками и прочими смесями возиться. Вот тут уж никакой магии нет. Опыт и наблюдательность.

Которую так любит отмечать генерал, чтоб его, Эревин.

— Я в твоих талантах никогда особенно и не сомневался.

Он вдруг протянул руку и снял с моих волос приземлившийся мне на макушку нежно белый лепесток.

— Ты только будь поосторожнее, Велена. Не задирай генерала Эревина без необходимости. Он, конечно, северянин, но кровь у него горячая, попомни мои слова. Я сделаю всё возможное, чтобы никакая из догадок моего командира не бросала тень на тебя, но я не сижу у него в голове. Не знаю, к каким выводам это может его привести.

Я кивнула.

— Уж и не знаю, что бы я без тебя делала.

— Выходит, что жила бы себе спокойно, — Вучко поднялся и струсил со штанов лепестки. — Не знаю, как скоро я вернулся и вернулся бы вообще, если бы «Медведей» не направили в Тахтар.

Сердце больно стукнулось о рёбра и будто на мгновение совсем смолкло. Нянька в который раз за наш с Вучко разговор покосилась на него, но и в этот раз не сказала ни слова.

— Что ж, за твой выбор тебя никто бы не осудил, — я сцепила руки в замок. — И… я буду осторожнее. Спасибо, что по-прежнему готов меня защищать.

— Всегда, — ответил Вучко, попрощался с Тусенной кивком и пошагал прочь.

Глава 20

Он вышел из холмов на дорогу в обход городской стены по направлению к Чёрному Логу, куда вела старая, хорошо проторённая дорога. По ней же отсюда быстрее и проще всего получалось добраться до ближайшего заброшенного владения, а оттуда не многим известными тропами — и до остальных нынче ничейных замков и башен. Во всяком случае, ничейными одни были, а другие становились в течение затянувшейся на многие годы войны.

Забирая вправо от городских стен дорога ныряла в крохотную рощицу, и Вучко так задумался над всем, что рассказала ему Велена, что умудрился подпустить к себе посторонних настолько близко, что они заметили его первыми. Совсем не комплимент его основным умениям.

Но тех, кто преградил ему дорогу под куполом раскинувших свои уже зазеленевшие ветви вязов, немудрено было проморгать — они умели двигаться бесшумно.

— Мелешер, — поприветствовал Вучко, но шага не сбавил. Остановился только, когда до преградившей ему путь троицы оставалось всего несколько шагов. — Амат, Вашка, и вам поздорову.

Братья Велены вместе с отцом почти в унисон кивнули на его приветствие. Младший Вашка по росту и ширине плеч почти сравнялся с Аматом, даром что между ними почти четыре года разницы.

— Здравствуй, Волочар, — отозвался Мелешер, ухватившись за борта чёрной безрукавки, накинутой на простую серую рубаху без узора. У его сыновей на рубахах тоже отсутствовал орнамент. Носить вышитую одежду из их семьи имела право только Велена. Вся остальная её родня лишь жила в Тахтаре, но к общине уже не принадлежала.

— Видели, ты за Веленой опять таскаешься, — Амат не стал утруждать себя какими бы то ни было вступлениями.

Да, не о погоде же им, право слово, разговаривать.

— Видели? — хмыкнул Вучко. — Это где же вы это видели? Следить за мной взялись, что ли?

— Нам за тобой и следить не надо, чтобы об этом знать, — Мелешер смотрел на него так же, как смотрел вечность назад, когда припугнул его, тогда ещё мальчишку, потребовав забыть о Велене, отданной на холм.

И как будто не было всех этих лет, будто не прошёл он в составе имперского войска сотни миль, не воевал и не смотрел в лицо смерти каждый день. Как будто он снова был мальчишкой, на которого взирает суровый Мелешер, требуя отступиться от самого дорогого в жизни.

И ради чего? Ради чего?!

Ради того, чтобы Тахтар продолжал хранить свои захолустные тайны — теперь и от имперских солдат?

А вот взять бы и наплевать на всю эту секретность. Взять бы и…

— Вам бы о своих делах заботиться. Велена уже давно не сопливая девчонка. Если бы видеть меня не хотела, я бы к ней и не таскался.

Боялся ли он Мелешера? Его гнева и гнева его ого-го как вымахавших сыновей? Только дурак не боялся бы. Но и он давно уже не мальчишка. Сможет за себя постоять.

— Дерзишь, — неожиданно усмехнулся Мелешер. — Повзрослел, возмужал. Готов пободаться.

Амат у него за спиной презрительно фыркнул.

Вучко раздул ноздри, но сдержался. Не дурак он с тремя воевать. Тут и трёх Вучек не хватило бы.

— Я тебе вот что скажу, — продолжил глава семьи. — Я скажу, а ты это накрепко запомни. Нам про то, какого ты о нас мнения, дела никакого нет. Плевали мы на твоё мнение. И то, что нынче ты к имперцам прибился, тут ничего не меняет. Можешь хоть завтра их на нас натравить — всё одно. Мы отрезанный ломоть, нам терять нечего. Но Велена… девке голову брось морочить, что бы там у тебя на уме ни было.

Нечасто Мелешер расщедривался на такие длинные речи. Тратить попусту слова он не любил.

— Ничего у меня нет на уме, — огрызнулся Вучко. — Я домой вернулся, хоть и не думал, что это случится. Если бы не приказ, не вернулся бы. Мне здесь делать нечего. Вы у меня всё отобрали. Вы и карга эта с верескового холма.

— Что-то я поторопился тебя к повзрослевшим записать. Вверх-то, вон, вымахал, а ума не набрался. Так ты любовь свою, значит, разумеешь? Как её в ворожеи забрали, так помаялся-помаялся, хвостом махнул и сбежал. Она из-за тебя, дурака, целый год как тень ходила. Все глаза выплакала. Вот она, вся любовь твоя. Только о себе и думаешь.

— А вы о ком думали, когда её на холм отдавали? О ней разве?

Ненадолго ему хватило выдержки. Вашке, видимо, тоже — младший рванулся было вперёд, но отец не глядя ухватил его за плечо и будто припечатал тяжёлой ладонью к месту.

— Отдавали… Экий оборот. Ты-то у неё спросить озаботился, как дело было? Ведь она сама к Тусенне уйти решила.

— Потому что вас спасала! Чтобы из Тахтара не погнали. Тоже мне, новости. Сердобольная она до невозможности. Жить бы с этим не смогла или за вами бы увязалась!

— Вот паршивец-то, — процедил Амат, засучивая рукава рубахи. — Отец, позволь…

— Стой где стоишь, — оборвал его Мелешер и убрал ладонь с плеча присмиревшего Вашки. — Негоже в драку лезть с каждым дурачиной.

Вучко засопел, сжал кулаки. Разум начинала застилась пелена гнева.

— Да уж пусть подходит, раз вздумал проучить. Только напомню тебе, Амат, я всё это время в лесу не сидел. Воевал. Может, и тебя кой-чему научить смогу.

— Ах ты ж!.. — Амат тряхнул русой копной и ощерился. Почти рванул с места, но Мелешер со скоростью змеи выбросил в сторону свою жилистую руку, и старший сын врезался в неё, будто с размаху в стену ткнулся.

— Ну и ты дурачина не меньший, — проговорил он, даже не обернувшись. — Средь бела дня на человека кидаться? Совсем ум за разум зашёл?

Амат выпустил воздух через ноздри, но отступил, лишь обменялся с младшим братом хмурыми взглядами.

Меж тем Мелешер приблизился к Вучко, который почти сравнялся с ним в росте, заглянул ему в глаза и с почти отеческим участием произнёс.

— Отпусти ты её и себя не мучь. Иначе добром это не кончится.

Вучко смотрел в его светло зелёные, усеянные карими крапинками глаза:

— Не разбрасывался бы ты угрозами, отец. Не вам ими в Тахтаре-то разбрасываться.

— Брыкаешься, значит, — усмехнулся Мелешер и кивнул. — Ну так я тебе уже ответил: меня моя судьба мало заботит. Только Велене от этого не легче. А сейчас и подавно. Когда городок полон солдатни, невесть на кого охотящейся.

— Ей нас бояться нечего. И уж тем более меня. Я за неё первым в огонь войду, но с ней ничему случиться не позволю.

Мелешер качнул головой:

— Кабы всё было так просто… Она силы свои обуздать не может. Это ты понимаешь? А ты вокруг неё вьёшься, только внимание к ней привлекаешь. Оставь её, говорю тебе. Своими делами занимайся.

Вучко прищурился:

— А ты-то знаешь, какие у меня дела?

Мелешер вдруг раздвинул губы в улыбке, хищно потянул воздух носом за его ухом и в который раз кивнул:

— Да уж знаю, сынок. Знаю. Но умения твои тебе не помогут, если всё же решишь дорожку нам перейти. Раз уж мнишь себя умным, это ты знать должен.

Вучко шагал по дороге прямиком к лесу, кляня себя за неудержимое желание оглянуться и проверить, не крадётся ли троица следом. Рубашка липла к предательски взмокшей спине.

Может, его умения и не помогут, старик Мелешер. Может, и не помогут. Только и вы не в такой уж безопасности, как считаете. Да и чтобы осадить вас маленько, особые умения не потребуются.

Глава 21

Арес просунул между железных прутьев кусок мяса, и зверь вцепился в подношение зубами, потянул на себя. Северянин усмехнулся отдал пустую чашку притащившему мясо мальчишке и кивнул, мол, ступай, свободен. Мальчишка поклонился и исчез, напоследок бросив опасливый взгляд на обедавшего волка.

В ожидании, пока зверь завершит свою трапезу, Арес уселся рядом на валявшуюся в углу циновку и опёрся спиной о стену сарая, прикрыл глаза.

Браслет «молчал» с тех самых пор, как дикая лесная кошка пригрозила ему расправой за его предполагаемые планы на серого узника. Арес поинтересовался у своего следопыта, не связана ли такая исключительная опека с тем, что этот зверь считался в Свободных землях воплощением того самого Волкована, с которым она повенчана. Волчонок заверил, что ворожея не терпела жестокого обращения ни к какой живой душе — даже мух, комаров и пауков не трогала.

Вот уж до чего милосердная, зато его, казалось, не пощадила бы. Видимо, посмей он что-нибудь сделать с этим волком — голыми руками придушит. По коже пробежались мурашки, будто прямо сейчас те самые пальцы, что несколько дней назад сжимали его предплечье, вдруг обвили его шею. Но вовсе не затем, чтобы задушить.

Арес мотнул головой и открыл глаза, нахмурился. Этого ещё не хватало…

Меж тем рассказ Волчонка который день не шёл из головы. То, что он описал, ведь необязательно должно было сбыться. Да, всякое может стрястись, но может никогда и не произойти. За последние годы, если верить рассказам южанина, Тахтар ни разу не требовал от Невесты заключить союз с богом. Как-то обходились.

Правда, утешали подобные размышления очень так себе. И если уж начистоту, не утешали вовсе. В городишке у леса всякое может случиться. А тут ещё целый отряд чужаков со своей охотой.

Особенно поражало то, что нарушать такой закон — верная смерть. В исключительных случаях — изгнание без права возвращаться в родное селение.

Какое-то откровенное безумие и кровожадное варварство.

Даже у них на суровых северных островах в Снежном море о таком не слышали. И вот на тебе, благостный юг с его золотистыми рассветами и розовыми закатами…

Паршивее всего то, что Император потребовал не лезть в их внутренние дела, за редким исключением, конечно, если эти дела не мешают миссии «Медведей». И если раньше такая политика невмешательства скорее радовала (не хватало ещё влезать в местные разборки и дрязги), то, пожалуй, сейчас впервые за всё время службы требование государя неукоснительно соблюдать это условие становилось костью поперёк горла.

И на кой чёрт он его вообще расспрашивал про этих чёртовых невест? Не было же ему до этого дела раньше. Ведь не было же. Верно?..

* * *
Тусенна вела себя просто возмутительно. Когда из гостиного дома к нам пожаловал гонец и доложил, что его северное высокоблагородие генерал Арес Эревин изволит нанести визит ворожеям, Нянька выхватила из сундука вязаную телогрейку и отправилась в город.

На мои расспросы отмахнулась, мол, солдаты становились куда разговорчивее, стоило их командующему куда-нибудь отлучиться.

— Ты что, с его воинов сплетни собираешь?! — вытаращилась я, на мгновение даже позабыв о косе, которую зачем-то принялась переплетать, едва за гонцом закрылась дверь.

Тусенна только сверкнула глазами, ухмыльнулась и посоветовала держать ухо востро — не просто же так генерал к нам засобирался. Вдруг и я сумею вытянуть из него какую-нибудь полезную информацию.

От одной только мысли о том, чтобы играть в такие опасные игры с этим человеком, меня замутило. Но я не успела вслух возмутиться её предложением — Няньки уже и след простыл.

Старая лисица!

Я скрутила косу в узел и закрепила на затылке, отряхнула своё выцветшее голубое платье, мягкое, так и льнувшее к телу из-за бесчисленных стирок.

И вовсе я не думала о том, чтобы его сменить. Вот ещё. Выглядело оно и впрямь не слишком презентабельно — в таком гостей не принимают, но я-то гостей и не ждала. Да генерал-то разве будет разрешения на свои визиты спрашивать?

Эревина в дом впустил один из городских мальчишек, с утра возившихся в нашем дворе, выгребая из-под росших у дома вишен прошлогоднюю листву и мелкие ветки.

И вот он снова стоял на пороге, как в нашу первую встречу, магическим образом делая нашу кухоньку ещё теснее. Я с досадой отметила, что такой эффект сохранялся, даже когда генерал не надевал доспехи. На нём были уже привычная куртка, рубаха и штаны с сапогами. Даже без ножен на поясе. Почти месяц миновал с их прихода в Тахтар — северяне и впрямь уже чувствовали себя как дома.

Но, может, генералу потому незачем был утруждать себя прикреплять к поясу ножны, что рядом с ним смирно стоял его четвероногий узник.

После скупого обмена приветствиями я, запрятав поглубже любопытство и все вопросы по поводу его визита, кивнула на волка.

— Не поверю, что он здесь с вами по своей воле. Признавайтесь, всё-таки его мучали? — я округлила глаза в притворном ужасе. — Дрессировали?

Эревин скривил губы — почти улыбнулся.

— Не потребовалось.

— Ах да, — смилостивилась я, запихивая куда подальше непонятно откуда взявшееся желание его задеть. — Браслет. Вы будто упоминали, он не слишком-то надёжен. И всё-таки рискнули нашими горожанами — прошли по улицам со зверем напоказ. А если бы браслет вдруг отказал?

Да кто же меня тянет-то за мой чёртов язык? Просто удивительно, с какой лёгкостью наши беседы перерастают в ссоры. И, выходит, не в последнюю очередь благодаря мне…

— Эта штука не так работает, как вы себе представляете.

Ага… ну ты, Велена, сама наивность, если подумала, что он тебе в прошлый раз всё как на духу об этой побрякушке выложил. Забыла, с кем имеешь дело? Это тебе не мальчишка Вучко…

— Если энергию удалось собрать и направить, браслет команду запоминает и в состоянии удержать. Но концентрацию терять, конечно же, рискованно.

Надо же, какая хитрая вещица. Вот бы заполучить её хоть на время, изучить бы…

— Поэтому у меня к вам просьба.

Я отвела глаза от смирно усевшегося у генеральских сапог волка и уставилась на их обладателя.

— Есть в арсенале ваших умений что-нибудь, что поможет его усыпить? На время, — добавил он, видимо, на случай, если я подумаю в очередной раз обвинить его в кровожадности.

Я прикусила зубами верхнюю губу, подумала, кивнула.

Странно, но я не ставила под сомнение слова Эревина о надёжности браслета. Что-то внутри меня без моего ведома определило: этот человек слов на ветер не бросает, не лжёт и не притворяется. Да, он умеет недоговаривать и, может быть, даже хитрить, но недолго протянул бы тот военачальник, которому подобное чуждо.

Поэтому я без малейших колебаний приблизилась к зверю, опустилась перед ним на корточки и прислонила большой палец прямо ему между глаз. Природных умений и сил ворожей на подобные трюки хватало. Без них худо бы пришлось тем, кому ради их исцеления нам не раз приходилось пускать кровь.

Едва заметное золотистое свечение нагрело подушечку пальца, а спустя пару мгновений волк закатил глаза и повалился на бок. Эревин подхватил его на руки и подождал, пока я освобожу кухонный стол, на который он и водрузил спящего зверя.

Осмотрев его, качнул головой — длинная тёмная прядь соскользнула на лоб. Он взглянул на меня.

— Эффективно работаете.

Я пожала плечами:

— Обычное дело. Затем ворожей в городах и держат.

Эти слова почему-то заставили его нахмуриться. Странно.

— Ладно, теперь, когда все формальности соблюдены, не расскажете ли, в чём цель вашего неожиданного визита?

Генерал сложил руки на груди.

— Я хочу знать, что с ним не так. И сейчас даже больше, чем прежде.

— За эти несколько дней он успел поразить вас своими невероятными магическими способностями?

— Как раз наоборот, — выглядывавший из-под рукава его куртки браслет издевательски подмигивал мне своим бирюзовым жёлобом. — Он не продемонстрировал мне ничего.

— Возможно, вы недостаточно вежливо его об этом попросили.

— Ради всего святого, Велена…

Он осёкся на середине фразы. Я тоже замерла. Странно было слышать своё имя из его уст. Странно и… Нет, нет! Дура, не отвлекайся!

Я тоже на шаг отступила от стола и скопировала его движение, сложив руки на груди.

— Не принимайте на свой счёт. Я просто… вы хотите сказать, он вёл себя совершенно обычно?

Эревин кивнул, но как-то отстранённо, будто задумался о чём-то своём. Потом нехотя добавил.

— Но страннее всего то, что после вашего ухода и браслет на него больше никак не реагировал.

Ой-ёй-ёй… Ой, мамочки…

Глава 22

Я прочистила горло, но на лице не дрогнул ни один мускул. Я просто запретила себе хоть как-то реагировать на его последние слова.

Соберись, соберись, собери-и-ись.

И главное, даже думать не смей отзываться на встрепенувшийся внутри огонёк дара. Если позволить ему свободно растечься по жилам, браслет среагирует тут же. И уж тогда мне ничто не поможет.

Я состроила задумчивую мину, которая в теории должна была продемонстрировать мою глубочайшую заинтересованность.

— Как любопытно, — умудрилась я выдавить из себя.

— Есть в вашем арсенале что-нибудь, что помогло бы его… изучить?

— Не вскрывая? — брякнула я, но под тяжёлым взглядом серых глаз тут же подняла руки ладонями вверх. — Молчу, молчу.

Ох, все боги Свободных земель… Мне требовалось время на подумать.

— Странно слышать это от той, кто всего несколько жней назад с такой яростью его защищал.

Я прямо чувствовала, как у меня опускаются плечи под тяжестью его взгляда.

— Я всегда болтаю всякую чушь, когда нервничаю.

— Это я уже заметил.

Бес тебя подери.

— Кгм… Ну, я могла бы для начала просто его «послушать».

— Вы можете ничего мне не объяснять. Я вам доверяю.

Ой ли? В любом случае, это очень недальновидное решение с его стороны.

— С Вучко-то о нём советовались? — я принялась закатывать рукава до самых локтей.

— Говорит, с животными его чутьё не работает.

Я кивнула. Значит, Эревин тоже в курсе. Ну, что ж, будем пробовать. Я вытащила из корзины под скамьёй свой походный поясок с мешочками и кармашками, отыскала пузырёк с розоватым маслом.

— Что это? — не удержался от вопроса Эревин.

— Олива, шалфей, розмарин, — я сунула указательный палец в склянку. — И моя кровь.

Следить за тем, как он отреагировал на мой ответ, не стала. Спрятала пузырёк обратно, энергично растёрла пальцы, встряхнула руками и пошептала в сложенные лодочкой ладони. Простенький заговор помог сосредоточиться, заткнуть на время тлевшее в глубине пламя дара, выпуская наружу то, чем пользовались ворожеи — природную чуткость.

Ладони потеплели, воздух под ними будто сгустился. Я приблизилась к неподвижно лежавшему на столе телу и положила руки на мерно вздымавшийся бок, закрыла глаза, замедлила дыхание.

Ничего в этом звере быть не могло, это понятно и так. Браслет среагировал, само собой, на меня и…

Пальцы будто огнём опалило.

— Й-й-йяй! — я отдёрнула руки и замотала ими, пытаясь потушить невидимый пожар.

— В чём дело? — генерал подскочил к столу и переводил взгляд с по-прежнему неподвижного тела на меня.

Я повертела пальцами перед глазами — кожа слегка порозовела.

— Велена?..

А мог бы он оставить всё как прежде и по-прежнему звать меня госпожой ворожеей? Даже «ведьма», наверное, сгодилось бы. Моё имя он произносил так, будто физически сокращал между нами расстояние. Даже выбитая из колеи только что произошедшим я не могла этого не ощущать.

Бред какой-то…

Я опустила руки, чуть морщась от жжения в подушечках пальцев.

— В чём дело… Хотела бы я знать.

Нет, реакция действительно была неожиданной и по всем меркам странной.

— Никогда с таким не сталкивалась. Он будто… ну, то есть не он. Он-то в отключке. Но что-то внутри него будто воспротивилось. Он мне, кажется, пальцы обжёг.

— Требуется помощь?

Я совершенно неожиданно для себя улыбнулась — просто, безо всякой язвинки:

— Кто тут у нас целитель, не напомните?

Он упёрся ладонями в столешницу и чуть склонил голову с эдаким выражением на лице, мол, женщина опять ты за своё.

— Со мной всё в порядке. Я просто пытаюсь сообразить, что это могло быть и как к нему подступиться по-новому.

Врала, конечно. Нечего тут соображать. Самый простой способ — подпустить к поверхности дар, совсем чу-у-уточку, и «поговорить» с организмом этого четвероногого.

Ну нет в закромах ворожей таких мощных умений, которые могли бы по щелчку пальца выведать в теле что-то, что не относилось к телесному недугу. По ощущениям, зверь был совершенно здоров, но что-то непонятное в нём всё-таки сидело.

И если я не выясню, что это такое, генерала это не остановит от дальнейших попыток докопаться до истины. И мне это совсем не на руку, потому что тайны тут хранит не только волчье тело.

Пусть мы с Тусенной так пока и не придумали, как угомонить мой дар, но амулет-то мне на что? Я каждый день тренировалась.

Если очень осторожно, то должно получиться.

Наверное.

В теории.

Фух…

— Значит, так, — я для вида вытащила из поясного кармашка обычную мятную притирку и мазанула себя по запястьям, с деловым видом растёрла пахучую желтоватую субстанцию. — Я попробую ещё кое-что. Если э-э-э… если вам не сложно, не могли бы вы покуда принести со двора жестяную миску? Если не отыщите, спросите мальчишек — они знают, где она валяется.

Эревин оказался верен слову — лишних вопросов не задавал. Оттолкнулся от столешницы и пошагал во двор.

Вдох-выдох. Скорее.

Я закрыла глаза, расслабилась, позволила дару всколыхнуться, и он с опасной лёгкостью метнулся вверх, но я вовремя ухватилась за амулет, сжала, и только тонкий язычок внутреннего жара проскользнул наружу, впился в солнечное сплетение.

Одно рукой сжимая амулет, вторую опустила зверю на холку, сжала. Пламя рассеклось на мириады горячих нитей. Вольно потекло по сосудам, впилось в тело зверя.

Под веками у меня заполыхало.

Тише-тише, бес тебя задери!

Что-то… что-то враждебное затаилось внутри тёплого, живого тела. Что-то ледяное, будто острое, чужое. Что-то хищное.

Ему не место здесь, совсем не место.

Время истекало. Я стиснула амулет так, что заныли пальцы.

Да что же ты такое? На что похоже?..

Я «нырнула» глубже — за ощущения и мысли, внутрь, в самую суть…

Под веками замелькали яркие штрихи и чёрточки, колючая круговерть.

Ах-х-х…

В сенях скрипнул дверь.

Вверх, Велена, вверх! Скорее!

Прижатая к волчьей холке рука будто приклеилась к шерсти — невидимая сила не велела отпускать.

Я оскалилась и рванула что есть сил. Разжала левую руку, выпуская из мёртвой хватки нагревшийся лесной топаз… и открыла глаза. Едва успела ухватиться за край стола, чтобы не свалиться на пол.

В это самое время в кухню вернулся Эревин с помятой жестяной миской в руке. Густые тёмные брови поползли вверх.

— Вы…

Я выставила вперёд руку:

— Всё в порядке. Всё в порядке…

Он не глядя опустил миску на приставленную к стене скамью. Эревин не сводил с меня глаз, и в этих глазах читалось полнейшее недоверие к моим словам.

Я осторожно выпрямилась и так же осторожно втянула в себя воздух — нет, голова не кружилась и в обморок я падать вроде бы не собиралась. Обошлось.

Снова вдохнула и выдохнула. Эксперимент прошёл успешно.

— Кажется, я кое-что разведала о нашем мохнатом друге.

Глава 23

Эревин приблизился к столу, осмотрел волка, будто ждал, что он сам расскажет ему свои секреты, но тот по-прежнему лежал без движения и поведать ему ничего не мог.

Я покосилась на его правое запястье, на скрывавшийся под рукавом куртки браслет. Интересно, этот чёртов артефакт хоть что-нибудь учуял? Но генерал молчал, а я не испытывала никакого желания лишний раз задавать вопросы об этой штуковине.

Но какова, а? Ведь получилось же сдержать пламенного зверя! Внутри я энергично отплясывала нечто, крайне отдалённо напоминающее победный танец.

Тусенна будет мной гордиться. Я вот, например, гордилась.

— Итак? — подбодрил меня Эревин.

— Да, точно. Волк. Он сам по себе обычный, но будто…

Ох, и сложно же было передать словами то, что состояло сплошь из смутных ощущений.

— Будто в какой-то момент его… как бы это выразиться поточнее, сущность что-то повредило.

— Сущность?

— Ну, да. Его сердцевину, его естество. Вот как если бы вас, человека, кто-то взял и поковеркал. Без вашего на то разрешения. Можете представить?

— Не очень. Но очень хорошо могу представить, как поковеркал бы этого кого-то в ответ.

О все боги Свободных земель… Мужчины… Я, кажется, даже закатила глаза, потому что Эревин дёрнул уголком рта, что ему частенько заменяло улыбку.

— В общем, суть вы поняли.

— Предположим.

— Вот, и…

Я вдруг запнулась. Перед глазами мелькнуло только что увиденное, непостижимым образом наложившись на другое, чуть более ранее воспоминание.

Так-так-так-так-так…

Я прислонилась бедром к столешнице и в задумчивости потёрла указательным пальцем губы — в нос тут же ударил мощный букет мяты, шалфея и розмарина.

— Вы, генерал, обмолвились, что изучение мейстерских книг — дело неподсудное.

— Всё верно.

— А хранение?

— Без разницы.

Я всё ещё колебалась.

— Слово своё даёте?

— А вы ему верите?

Я посмотрела ему в глаза — до безобразия какие-то честные — и кивнула.

— Даю вам слово.

— Ждите здесь.

Обратно прятать в подпол книги, которые мы с Тусенной недавно листали, я не стала. Что-то удерживало. Не исключено, что как раз слова генерала о том, что в моём интересе к ним нет никакого преступления. Значит, уже тогда ему верила. Предательница. Вот просто самой себя предательница…

Обёрнутый в мягкую коричневую кожу толстенный фолиант шлёпнулся на столешницу рядом с волком — тот и ухом не повёл. Не перестаралась ли я со своими умениями?..

Я рассеянно погладила мохнатый бок и перехватила сосредоточенный взгляд Эревина.

— Очухается, — успокоил он, будто прочитал мои мысли.

Я кивнула и вернулась к книге, пролистала до того места, на котором сломалась, решив, что автор трактата бесконечно умнее меня. Я и по-прежнему так считала, но с крохотной поправкой — сейчас мне чудилось, я смогла краешком глаза заглянуть в его намерения и мысли.

— Вы рассказывали мне про методы ваших соборных мастеров, потом я увидела вот эти формулы, — я ткнула в середину страницы. — А потом… я кое-что увидела внутри его тела. И это что-то по структуре напоминает описанное здесь. Но только отдельные фрагменты. И всё-таки слишком похоже, чтобы оказаться случайностью и совпадением.

Генерал склонился над книгой, которую я повернула так, чтобы ему было удобнее рассмотреть загадочные письмена.

— Не уверена, что до конца понимаю… Это как… как соединение…

— Будто кто-то задался целью слить материю с энергией, — пробормотал Арес.

— А? — я заморгала, поводила глазами туда-сюда. — А-а-а-а… О-о-о-о!

— Ага, — кивнул Эревин. — Здесь напрямую указан синтез. Это и есть соединение.

Ох ты ж… Теперь понятно, почему я не смогла разобраться в этой писанине. Часть из упомянутого — вообще вне моего понимания. Неживая магия, искусственная. Не дар, а его имитация.

— То есть кто-то попытался описать процесс слияния природного с неприродным.

— Не просто попытался, — длинный палец ткнул в одну из формул. — И не только процесс. Он описал результаты.

Все боги Свободных земель… Я уткнулась взглядом в указанную формулу и пусть по-прежнему не до конца её понимала, теперь сообразила, что странные штрихи и закорючки, вспыхнувшие перед глазами, когда я «погрузилась» в тело волка, указывали именно на это. Я увидела простейшие элементы, из которых состояла эта искусственная мозаика.

— Эксперименты… Это описания экспериментов, — прошептала я.

Эревин кивнул:

— Похоже на то. И это уже совсем иной уровень угрозы. Умельцев подобного профиля — единицы. Такому посвящают всю жизнь и проводят её настолько уединённо, что отследить и выявить их почти невозможно. Ходят слухи, их даже опытные ищейки не в состоянии учуять. Всё из-за этого синтеза.

— Он калечит природный дар.

— Искажает магию, да. Размывает её и уродует. Волка можно считать счастливчиком. Видимо, он успел каким-то образом удрать от своих палачей, и они не успели его угробить.

— Вы с подобным уже сталкивались, — я не спрашивала. Раз он без труда выявил истину по формуле, тут и гадать нечего.

— За последние годы с чем только не пришлось.

— И кто они такие? Кто вообще рискнёт таким заниматься?

— У нас их зовут алхимиками.

Никогда про них не слышала, но слово мне это не понравилось. Пытать несчастных животных ради своих чудовищных экспериментов! Все манипуляции с даром, известные мне до сих пор, задействовали исключительно природные силы организма и естественным образом, по рождению полученную магию. А тут выходило, некто манипулировал даром, насильно соединяя её с рукотворными находками.

Это противоречило природе. От этого веяло чем-то очень опасным, чем-то страшным.

— Очевидно, поэтому и браслет вёл себя странно.

А вот это замечательно. Пусть и дальше грешит на происки этих самых алхимиков.

— Думаете?

— То реагировал, то нет. Вполне вероятно потому, что чем бы несчастное животное не напичкали, это не чистый дар. Видимо, такие устройства, которые могли бы улавливать даже сильно искажённую магию, соборным мастерам ещё только предстоит научиться делать.

Пожалуй, на какое-то время я могла вздохнуть свободно.

Меж тем генерал захлопнул фолиант и покрутил его в руках, внимательно осмотрел и снова развернул. Кажется, что-то привлекло его снимание на обратной стороне обложки. Он провёл по коже раз, другой и сдвинул брови, после молча закрыл книгу и пододвинул ко мне.

— Откуда она у вас? На ярмарке приобрели?

Я сунула палец в железную петельку на корешке и покрутила его туда-сюда, чувствуя себя застигнутой на горячем шкодой.

— М-м-м-м…

Стоило ли признаваться? Сложно было вот так сразу просчитать все последствия моего признания.

— Это долгая история.

— Стоит ли надеяться, что вы когда-нибудь снизойдёте до того, чтобы мне её рассказать?

— Может. Быть.

— Очевидно, мне стоит быть благодарным уже за то, что вы вообще показали мне эту книжку.

Иронизирует. Волшебно. Знать бы ещё, как на подобное реагировать.

— Вам должно быть стыдно, генерал Эревин, за вашу насмешку, — я поджала губы, хоть и не планировала ввязываться в очередную перепалку. — Я безо всяких требований и гарантий доверилась вашему слову.

— А знаете, почему? — вкрадчиво поинтересовался он.

Я даже голову подняла от такой смены тона.

— Это почему же?

— Ведьмы людей не хуже ищеек чуют. И ваше чутьё говорит вам, что моему слову можно довериться.

— Надо же, какое самомнение! — мой язык, как обычно, среагировал быстрее мозгов.

Но сказанного не воротишь. Пожалуй, и нужды особой не было. Генерал лишь хмыкнул на моё восклицание и засобирался восвояси.

— Мне пора. Благодарю за помощь. В несвойственном нам с вами порыве сотрудничества нам неожиданным образом удалось преуспеть. Не скажу, что это далось нам легко, и не скажу, что это не доставило мне удовольствия.

Я наморщила лоб. Это было что-то вроде… комплимента? Вот такими экивоками они общаются при дворе?

Вот бы ответить что-нибудь подобающее в тон, с гордым разворотом плеч и головы. Но всё, что мне удалось, это промямлить:

— Мелочи.

— Мы оба знаем, что это неправда.

Да что за привычку он взял — мыкать? «Мы», «нам с вами», «мы оба». То выкает-тыкает, тыкает-выкает, теперь — это!

— Надеюсь, это хоть как-то поможет.

— Поможет наверняка, — Эревин перевёл взгляд на волка. — Я могу его забрать или…

— Оставляйте.

Надеюсь, я выпалила это не слишком поспешно. Пусть после всего, что мы узнали, маскироваться за волком уже и не было нужды, зверь всё равно требовал ухода и, возможно, дальнейшего изучения, но где-нибудь подальше от генеральского браслета.

— Уверены?

— Абсолютно, — и моим «абсолютно» можно было дерево рубить. — Я мягко вытащу его из сна. И мне есть где его определить, чтобы в безопасности оставался и он, и мы с Тусенной. К тому же волки нам не чужие.

Последнее моё замечание почему-то заставило его нахмуриться.

— Верно. Он же зверь вашего бога-покровителя.

— Для северянина вы слишком хорошо осведомлены о верованиях юга, — поддела я, но он на мою «шпильку» не поддался.

— Волчонок просветил.

Следовало догадаться.

Генерал уже повернулся, чтобы уходить, и его взгляд упал на позабытую на скамье миску.

— А зачем, вам, кстати, понадобилась миска?

Я захлопала глазами, изображая искреннее удивление его недогадливостью:

— Ну как же? Беднягу следует напоить, как только он очнётся.

И в ответ получила не менее недоумённый взгляд.

Как-нибудь переживу. Главное, что я на время использования дара оказалась как можно дальше от браслета.

Благо Эревин не стал зацикливаться на такой мелочи. Его мысли почти наверняка уже были далеко отсюда. Он пошагал к выходу, и я отправилась следом — проводить.

— И что теперь думаете делать?

Он обернулся, чтобы ответить, только когда дошагал до входных дверей:

— Скорее всего, выйдем на разведку. Волчонок досконально знает местность. Посмотрим, что твориться на подступах к Башням. Одобряете стратегию?

Я не сдержалась, фыркнула:

— И с каких это пор целого имперского генерала интересует, что может думать по поводу его стратегии какая-то ведьма из захолустья?

После упоминания Волкована Эревин упорно не поддавался на все попытки его подначить. Вот и сейчас смотрел на меня сверху вниз с какой-то странной тоской в глазах, будто совсем не разделял моей иронии.

— Вы и впрямь полагаете, я о вас такого мнения?

— Если честно, я понятия не имею, какого вы обо мне мнения. Не уверена, что оное так уж легко составить, пообщавшись с человеком всего пару раз.

Он опустил взгляд и посмотрел куда-то в сторону, будто собирался возразить.

— Насколько проще всё было бы, составь я мнение о вас всего лишь после пары наших бесед.

И после этой загадочной ремарки добавил:

— Будьте осторожны. После всего, что мы узнали, лес может оказаться крайне опасным местом. Предупредите вашего голову. Расскажите ему всё, что посчитаете нужным, о наших открытиях. Местные должны быть настороже.

Я кивнула, всё ещё переваривая его предыдущую фразу. Так он всё-таки в чём-то меня подозревал?.. Но как ни странно, сейчас подавить всколыхнувшуюся панику труда не составило. Я кивнула в ответ на его инструкции и, поколебавшись всего мгновение, добавила:

— Вы тоже. Вы тоже будьте осторожны.

Он чуть дольше положенного задержался взглядом на моём лице, кивнул и вышел в сгущающиеся сумерки.

Глава 24

После ухода генерала Эревина скукожившаяся было до размеров коробочки кухонька приняла свой прежний вид. Бывает же такое, что одно только присутствие человека заставляет пространство странным образом искажаться, и всё вокруг видится совершенно по-другому. И дело тут совсем не в магии.

Эти и прочие дурацкие мысли занимали меня весь оставшийся вечер и следующий день, который прошёл в хлопотах с отошедшим от долгого вынужденного сна волком.

Разъяснив всё Тусенне и перепуганной таким неожиданным соседством Ивке, мы занялась обустройством своего подопечного.

Поскольку я не могла постоянно звать его просто волком или клыкастой зверюгой, как окрестила его Нянька, я дала ему имя и всерьёз задумалась над тем, как его выходить. Одна только мысль о том, что в теле ни в чём не повинного зверя сидело нечто инородное и почти наверняка злое, выводило из равновесия, не давало жить спокойно. В конце концов целительство — одна из наших прямых обязанностей.

Правда, как избавить беднягу от засевшей в нём заразы, я пока не представляла. Но это пока. Частичный успех в расшифровке тайн фолианта убеждал в том, что ничего невозможного нет. А ну как удастся зацепиться за какую-нибудь даже самую малюсенькую загогулину и вытащить-таки на свет божий новые секреты?

Поэтому когда все вопросы с устройством нового жильца разрешились, и мы с Нянькой определили серого в давно пустовавшую пристройку, где давным-давно одна из наших предшественниц держала поросят, я снова уселась штудировать книгу алхимика.

И снова почувствовала себя верхом бестолковости.

Сначала я заново осмотрела обложку. Интересно, что такого интересного в ней разглядел Эревин? Никаких надписей я не обнаружила. Только в самом углу внутри обложки на коже обнаружился какой-то полустёртый фигурный отпечаток, будто от монетки, но рисунок — три соединённых в центре лепестка или листочка — ни о чём мне не говорил.

Следующие несколько страниц не внесли никакой ясности, не добавили ничего нового к тому, что я уже знала. Возможно, и автор в своих экспериментах не продвинулся. Чёрточки, закорючки и незнакомые символы плясали с места на место, будто проводивший опыты тасовал карточную колоду в попытках вычислить выигрышную комбинацию.

Поступила я, конечно, по-дурацки. Стоило сразу объяснить генералу, откуда эта книга. Раз уж чтение и хранение подобных книг не возбранялось, то какая, по большому счёту, разница, каким образом эти книги раздобыты? Исключением, пожалуй, можно было считать кражу и убийство прежнего хозяина украденного.

Но рассказывать северянину о книгах было всё равно что делиться с ним сокровенными воспоминаниями о том, как они с Вучко тягали их из заброшенных баронских владений, как порой и ночевали в развалинах, если в лесу их заставал дождь, чтобы не брести домой по непогоде и не испортить по пути драгоценные хранилища таинственных знаний…

Погрузившись в изучение фолианта, я едва обратила внимание на прибежавшую похлопотать о скором ужине Ивку, кивнула Няньке, объявившей, что пойдёт налаживать отношения с волком давно проверенным способом подкупа в виде куска парной свинины, раздобытого у одного из тахтарских мясников. Я по-прежнему ничего не понимала в написанном, но с неясно откуда взявшейся настырностью продолжала штудировать записи.

А потом на мир опустилась ночь, Ивка, отужинав в Тусенной, умчалась домой, оставив для меня в почти прогоревшей печи горшочек с горячей кашей, а я пообещала себе — ещё пара страниц, и на сегодня хватит. Веки наливались тяжестью, под ложечкой сосало.

Завтра Эревин и его люди наверняка вернутся из разведки и, может быть, что-нибудь прояснится, потому что…

Я перевернула страницу, и крутившиеся в голове мысли замерли.

Как и сердце, явно пропустившее удар.

Потому что в записях появились рисунки. И вот они-то, в отличие от непонятных формул, говорили лучше всяких слов.

Кто бы ни были эти алхимики, откуда бы они ни взялись, эти изверги творили такое…

Я перелистала несколько страниц и ахнула — с жёлтого пергамента на меня взирала одна из жертв этого эксперимента. И её вид не оставлял простора для сомнений.

О боги, о боги…

Я захлопнула книгу. Сон как рукой сняло. И только сейчас до моего слуха донёсся мерный шорох — в окошко билидождевые капли.

Разумный человек вероятно, отправился бы спать. Утро вечера, конечно, мудренее, но заснуть после увиденного не представлялось возможным.

Дождь? Да и бес с ним. Полночь. Ну так что ж?

Я выхватила из сундука тяжёлый плащ с капюшоном и метнулась к двери.

На улице лило как из ведра, но время о времени вспыхивавшие за лесом зарницы помогали не сбиться с пути.

Какая же я дура! Столько лет… И ведь можно было догадаться, хотя бы почуять неладное, стоило лишь приложить усилия и дар.

Но о многом бы я догадалась, не возьмись я изучать эту чёртову книгу? И когда до неё вообще дошла бы очередь, ели бы не страх перед растущим даром?..

От споров с самой собой начинала гудеть голова, благо к тому времени я уже толкнула ворота и влетела на родной двор.

Но до крыльца дойти не успела. В шуме дождя со стороны заброшенного овина донеслось рычание, и тело обожгло огнём, будто на кожу дохнуло из печи. В последний раз такое я испытывала много лет назад, с тех пор как…

Всё внутри оборвалось, дыхание перехватило от страшной догадки.

Я метнулась к приземистой постройке под двухскатной крышей, толкнула дверь. Но на пороге вынудила себя остановиться и прислушаться. Где-то там, в кромешной тьме, в самом дальнем углу хрипло вырывалось из груди дыхание загнанного зверя.

Я прикрыла за собой дверь и поспешила в тёплую после ледяной стены дождя темноту. Шум хлеставшей с ночных небес воды остался снаружи. Тишина оглушала.

Дыхание в темноте приближалось, выравнивалось.

Я сунула руку за пазуху, вытащила амулет и без долгой возни призвала дар. Невидимое пламя послушно взметнулось, и мрак перед газами заметно рассеялся. Видимо, чем сильнее я нервничала, тем легче выходило держать в узде дар. И всё-то у меня выходило не по-людски…

Я прокралась к дальнему углу, из которого доносилось дыхание и уже без особого труда различала в темноте скорчившееся, усеянное клочьями бурой шерсти тело. Тело уже не зверя — человека.

Ох-ох-ох…

Я приблизилась к нему, опустилась на колени и положила дрогнувшую ладонь на блестевшее от влаги плечо.

— Я здесь.

Человек вздрогнул, из глотки ещё вырывался рык, больше похожий на звериный. Но он всё же сумел проговорить.

— Ве… лена.

— Отдышись. Всё хорошо. Я здесь, — я закусила губу. Страх понемногу разжимал свои когти. — Тебе нужно отдохнуть. Прийти в себя.

Он сумел повернуться на спину и приоткрыл глаза, выдохнул.

— Как ты… ты почуяла?

Я помотала головой:

— Если б не оказалась рядом, не почуяла бы.

— Ночь же… Зачем ты…

— Это подождёт. Это не сейчас. Где Вашка и Амат?

Отец снова протяжно выдохнул и подтянулся на локтях. С непривычки после стольких-то лет без превращений это наверняка было настоящей пыткой.

— Запер их… в доме… успел.

От сердца немного отлегло, но лишь чуть. Я шарила взглядом по разбросанным вокруг клочкам шерсти, и к горлу подступала дурнота.

— Не понимаю… Почему вы… почему обернулись? Ведь я приносила настой.

Отец подался вперёд, сложил руки на коленях и уронил на них голову. Его мышцы ощутимо подрагивали.

— Твой настой… твой настой в этот раз не сработал.

Глава 25

— Что за чушь? Не может он просто так не сработать!

Тусенна смотрела на меня с таким воинственным, почти злым видом, будто готовилась доказывать свою правоту в драке.

— Я только что оттуда. Я всё своими глазами видела, — стащив через голову грязное, намокшее платье, я закуталась в брошенный мне Тусенной отрез старого небелёного полотна.

— Да, вот об этом-ка мне ещё поведай. Ты какого рожна и с какого дуру посреди ночи, да в дождь к родне попёрлась?

— Не об этом сейчас речь. Я всё-всё тебе расскажу, как только мысли приведу в порядок. Но прямо сейчас нужно придумать, что со всем этим делать. У нас времени до следующего восхода луны.

Тусенна сгребла в охапку мокрое платье и бросила его в корзину у скамьи, потом упёрла руки в бока и задумалась.

— Ну, за такое-то короткое время мало что можно сделать. Ты ж и сама понимаешь. Новый настой ещё не готов. И нужно бы проследить, не напутали ли мы чего, когда в прошлый раз его варили. Нынче им придётся по старинке в доме запираться.

Я даже глаза прикрыла. Несколько часов мучений, скручивающих тело в узлы. Целая ночь страданий, пока не сойдёт с горизонта луна. И я ничем не смогу помочь, как и прежде не могла. Пока Тусенна после долгих попыток и череды неудач не вывела тот самый настой из чёрного корня.

И теперь я понимала, почему мой дар оставался бессилен перед их обращением. Но легче от этого не становилось.

Так ли иначе, Тусенна права. Иного выхода, кроме наглухо запертого подпола и цепей, сейчас не было.

— Потом-то уж Лелея[11] ослабнет, и можно будет без суеты всё прояснить. Ты сомкни глаза хоть ненадолго. Я схожу к твоим, проведаю и расскажу, что мы решили. Не дури, поспи. Иначе посреди дня свалишься. Негоже.

Я кивнула и опустилась на скамью рядом с печкой, прислонилась к её ещё тёплому боку. От пережитого, от того, что не спала и проголодалась, начинало мутить, мысли путались.

Солнце уже бросало золотистые лучи на стволы старых вишен, видневшихся из окошка кухни. Пока мы все в относительной безопасности. Могу ли я и впрямь позволить себе хоть минутку сна, пока вновь не окунусь в разворачивавшийся прямо на глазах кошмар реальности?..

Я не просто проснулась, я будто вынырнула из подводной глубины и села, хватая ртом воздух. Мне снилось что-то жуткое, но что — не вспомнила бы. Сердце колотилось о рёбра, дышалось с трудом.

Вот это называется отдохнула. Да лучше бы и вовсе не ложилась.

Правда, когда казалось, что худшее пробуждение сложно себе вообразить, в комнатку влетела Ивка и с круглыми от испуга глазами доложила, что имперцы вернулись из своего похода, а моего присутствия требует сам генерал.

То есть больше не строит из себя миротворца и не наносит в дом на холме визиты вежливости. Требует.

Что бы они там ни отыскали в лесу, видимо, ничего хорошего это мне не сулило.

Не прибавляло оптимизма и то, что приглашение Ивке передал один из солдат, которому поручили конвоировать меня на встречу к генералу. Светловолосый и кареглазый — прежде я его не видела. Он представился Алексисом и на все расспросы давал один ответ — он ничего не знает, ему просто поручено доставить меня к Эревину.

Замечательно.

Всю дорогу к гостиному дому я пыталась подготовиться, но когда понятия не имеешь, к чему именно стоит готовиться, результат обычно не радует.

Внутренности скручивало в узлы от страха и голода — у меня во рту росинки маковой не было со вчерашнего вечера, когда я засела за тот чёртов фолиант.

Ох, лучше сейчас вообще о нём не думать…

Когда мы спустились по кузнечной улочке к гостиному двору и прошагали мимо, моё недоумение ненадолго перебороло страх. Я уже открыла рот, чтобы спросить, хорошо ли Алексис ориентируется в городе, когда мой сопровождающий свернул влево.

Ах вот оно что…

Меня сдали буквально с рук на руки. Генерал Эревин стоял к нам спиной на окружённом зарослями камыша пологом песчаном берегу реки и всматривался куда-то вдаль. Живописная картина, эффектность которой я наверняка оценила бы, если бы не душившие меня эмоции.

Очевидно, дело было настолько срочным, что глава отряда даже не озаботился переодеться — на нём была усеянная святыми печатями кожаная бригантина со стальными оплечьями, а на поясе висел укрытый ножнами меч.

Коротко отчитавшись о моей доставке, Алексис отбыл восвояси, а я осталась стоять столбом в ожидании, пока генерал снизойдёт до беседы.

Время близилось к полудню, и весна полностью вступила в свои права, но от воды ещё тянуло холодом, и я похвалила себя за то, что надела своё тёмно-синее шерстяное платье с широкими рукавами, в которых удобно было прятать озябшие руки.

— Сожалею, если оторвал вас от важных дел.

Он обернулся ко мне вполоборота. Набегавший с реки ветерок играл его тёмными чуть вьющимися прядями. Он выглядел уставшим. Хотя, может быть, так казалось, потому что на его щеках темнела двухдневная щетина, а меж густых бровей залегла вертикальная складка. Он о чём-то долго и напряжённо думал.

— Вы даже не представляете, насколько важных, — я поёжилась от ветра и скопировала его позу, сложив руки на груди. — Я спала.

Его брови взлетели вверх.

— Тогда искренне прошу прощения за беспокойство.

Ох, не к добру всё это подчёркнуто уважительное вступление, не к добру. Но всё моё терпение было на исходе.

— Пустое. Полагаю, вы послали за мной с такой поспешностью не просто так. Вам что-нибудь удалось отыскать?

— Мы понаблюдали за ближайшими к Тахтару Башнями, прочесали лес поблизости, сделали кое-какие выводы. Точнее, я сделал кое-какие выводы.

Которыми он со мной делиться, конечно же, не собирался.

— И прежде чем я соберу своих людей на совет и предметно обсужу с ними свои наблюдения, я хочу, чтобы вы знали…

Я уставилась на хмурого Эревина, позабыв, как дышать.

— …мне известна ваша тайна.

Глава 26

Небо не обрушилось на землю, и песок не поглотил меня с головой. Но лучше бы что-нибудь подобное и впрямь случилось. Потому что ласковый шелест речной воды и выглядывавшее из-за облаков солнце никак не вязались с той чёрной бездной, в которую я мысленно проваливалась после только что прозвучавших слов.

Но это мысленно. Снаружи… я не шелохнулась, лишь крепче прижала руки к бокам.

— Моя тайна? Не уверена, что понимаю, о чём вы говорите, генерал Эревин.

Вряд ли он ждал, что я отвечу иначе, потому что наконец повернулся ко мне всем телом, и только сейчас на металлических платинах и коже его доспеха я увидела бурые разводы.

Кровь. Засохшая кровь.

— Я, может быть, ещё сомневался бы, но пойманный волк и формулы в книге… После этого наши находки в лесу легко объяснимы.

Какие находки? Что за находки? Да о чём он вообще говорит?!

— Вы держите это в секрете, что вполне объяснимо. Вы все. Предполагаю, весь город в курсе, но по понятным причинам горожане держат рот на замке. И поначалу я даже решил, что мои подозрения безосновательны, а браслет просто не справляется со своей задачей.

О все боги Свободных земель…

— Но потом всё встало на свои места. А вашей скрытности могу лишь поаплодировать. Впрочем, полагаю, вам это не так уж тяжело даётся, учитывая вашу исключительную закрытость от большого мира.

Он помолчал.

— Вряд ли бы вы с такой охотой делились со мной своими находками из книги, если бы до конца понимали, что в ней описано. Мне очень жаль.

Если поначалу мне ещё как-то удавалось следить за ходом его мысли, то теперь я всё больше путалась.

— Жаль?..

— Но вам стоило рассказать всё с самого начала. Впрочем, по всей строгости следовало бы спросить с Волчонка, — он вдруг скривил губы и качнул головой. — Но его преданность вам безгранична. Он признался только после того, как я сам ему всё рассказал.

— Я…

— Велена, — он сделал несколько шагов мне навстречу, опустив левую руку на рукоять меча, — я знаю, что ваш город скрывает оборотней. И я знаю, кто они.

Когда земля стала медленно, но верно выползать у меня из-под ног, я сообразила, почему он приблизился ко мне. Эверин не позволили мне упасть, схватив за предплечья. Не сильно, только чтобы помочь мне удержать равновесие.

— Скажите мне, что я прав.

А был ли смысл отпираться?

Горло слиплось от страха, поэтому я просто кивнула. Внутри творился настоящий хаос. Меня омывала волна облегчения от понимания, что главная тайна так тайной и осталось, но следом захлёстывало ужасом от того, что теперь северянин знает страшный секрет моих родных.

Что теперь будет? Что теперь со всеми нами будет?

— Глупо, наверное, было бы ждать от вас иного, — он продолжал сжимать мои предплечья, но говорил скорее с собой. — Вы наверняка рассудили, что разоблачение для них смерти подобно.

— Они никого не трогают, — просипела я. — Пожалуйста. Они…

Эревин нахмурился:

— Вы каким-то образом контролируете превращение?

Я закивала так, что едва не отвалилась голова.

— Да. Ага. Да. Мы с Нянь… с Тусенной варим настой. Из чёрного корня. Он действует. Много лет действует. Спросите любого в Тахтаре.

«Действовал», — прошипело гадюкой внутри, но я приказала этой гадюке заткнуться, иначе просто сошла бы с ума от напряжения.

— Много лет, — повторил он. — Ладно. Это ещё предстоит прояснить. И этот настой, он действительно надёжен? Он позволяет им оставаться людьми?

Я снова закивала.

— Но в такие ночи они всё равно наглухо запирают дом изнутри. Мы научились с этим справляться, генерал. И если моё слово хоть что-нибудь для вас значит, я даю вам его — никто с тех пор, как мы варим настой, в Тахтаре не пострадал.

Он стоял очень близко, от него пахло костром, железом и лошадиным потом. Он устал, он, возможно, спал ещё меньше, чем я. Его широченные плечи загораживали меня от ветра с реки, и совершенно непонятно почему, но я смотрела в его серые глаза, и страх постепенно отступал.

— Я верю вам, — сказал он. Пальцы на моих предплечьях разжались, ладони соскользнули вниз до локтей, и он отступил. Отступил, будто добровольно уступал меня внешнему миру — ветру, солнцу и шумевшему в отдалении сухому камышу.

— Но вы должны понимать, что вся эта ситуация не может остаться без расследования. И я обязан поставить в известность своих людей. К тому же, вы вряд ли до конца осознаёте, что происходит.

Я вспомнила рисунки в книге и сглотнула.

— Думаю, сейчас я это понимаю намного лучше.

— И понимаете, что сами помогли мне догадаться, показав книгу?

— Тогда — нет, сейчас — само собой, — я постепенно брала себя в руки, мысли понемногу упорядочивались. — До вчерашнего вечера я была уверена, что мои родные — жертвы несчастного случая, и ни за что в жизни не связала бы формулы в книге с тем, что случилось с ними. Но после вашего ухода я сподобилась на то, что следовало бы сделать раньше — села за книгу и… оказалось, что там есть рисунки.

— Результаты действий по формулам?

Я кивнула, уставившись в песок.

— Это всё… и моя родня… это дело рук человека. Какой-то чудовищный эксперимент.

Меня так и тянуло объясниться до конца. Рассказать, что виделась с отцом, что хотела подробно его расспросить, но он был в таком состоянии… и только поэтому промолчала. Страшно было признаваться в том, о чём я пока боялась даже думать. Ведь я уже соврала генералу, заявив, что настой из чёрного корня действует безотказно.

— Боюсь, вы правы. Об этом, судя по всему, говорит и наша находка.

Он вдруг заметил, что я уставилась на его перепачканную в крови грудь.

— Часть пути мне пришлось тащить её на себе.

Страшно было спрашивать, о чём он говорил. Но не спрашивать вовсе? Такое невозможно было себе вообразить.

— Что за… находка?

Генерал посмотрел на меня с уже привычной внимательностью, будто взвешивал на невидимых весах все за и против.

— Вы ведь привычны ко всякому, — он взмахнул рукой, будто пытался вытянуть из воздуха подходящее слово, — ко всякому, что повергло бы в шок любую другую девицу. Ворожеям же не привыкать к крови и прочему?

— Ах, это, — я помотала головой. — Об этом не беспокойтесь. Меня ничем не проймёшь.

Я солгала.

Глава 27

Она солгала, потому что увиденное заставило её отвернуться и согнуться пополам.

Эревин выругался сквозь зубы, вернул на место скрывавшую кошмарную находку мешковину и распорядился принести воды. Охранявший вход в штабной сарай Алексис помчался исполнять поручение.

А когда в ответ на его приказ желудок ворожеи жалобно заурчал, он велел прихватить и что-нибудь из еды.

— О боги, да как можно вообще что-либо когда-либо есть после увиденного? — прошептала девчонка.

Эревин оттащил её от стола и усадил на одну из колод. Он ненавидел себя за то, что там, у реки, она тряслась в его руках, как осиновый листок, а не прошло и получаса, как едва не свалилась в обморок уже здесь.

— Чёрт побери, Велена, может, вы прекратите храбриться там, где этого от вас не требуется?

В последнее время её имя с опасностью лёгкостью срывалось с его губ. Но почему-то за это он себя не ненавидел.

Она выпрямилась, медленно вдохнула и выдохнула, открыла глаза.

— Я в порядке.

Её взгляд сам собой упёрся в накрытое мешковиной тело, и он поспешно заслонил ей вид, встав между девчонкой и столом.

— Врите больше. На вас лица нет.

Впрочем, вид того, что покоилось на том столе, любого бы вывел из равновесия.

— Как думаете, что это? — шёпотом спросила она, подняв на него покрасневшие глаза.

— Сами как думаете?

Она облизала губы и, словно какой-нибудь дворовый мальчишка, утёрла нос рукавом, немножко помолчала.

— Это очень похоже на рисунки в книге, только… только тут всё такое… искорёженное.

Её заметно передёрнуло.

— Неудачная жертва эксперимента. И судя по состоянию тела, почившая относительно недавно.

Вывод напрашивался сам собой. Тот, кто написал книгу, или его духовный наследник, продолжали практиковать по сей день. Им не помешал ни Баронский бунт, ни его окончание. И родня ворожеи — просто счастливое исключение, как бы цинично это ни звучало. Они пережили превращение, целы и невредимы, к тому же умудрились остаться в Тахтаре и даже худо-бедно справляться с последствиями пережитого.

— Как это случилось с вашей роднёй?

Она не успела ответить — вернулся Алексис с кувшином воды и какой-никакой снедью. Эревин вывел её во двор, усадил на скамью под раскинувшей зазеленевшие ветви ивой и, приказав глазевшим у выхода в гостиный дом солдатам разойтись, настоял, чтобы она поела.

К его удивлению, она не стал спорить — расстелила на коленях вынутый из поясного мешочка платок, разложила на нём принесённые хлеб и сыр, с благодарностью приняла из рук солдата кувшин.

А он решил придержать свои расспросы — пока спешить было некуда. Поэтому пока ворожея жевала хлеб с сыром, уставившись в одну точку, он не лез с разговорами, просто наблюдал.

Она наверняка владела каким-нибудь особым набором чар, помогавшим ей безо всяких усилий притягивать к себе взгляд, даже не пытаясь выглядеть чарующей.

Творец свидетель — многие придворные «охотницы» душу бы запродали за то, чтобы выведать секрет подобных чар.

А, может, никаких чар и не было. Может, он просто в…

— Выходит, то же шамое могло шлучиться и с Пушком? — она смотрела на него несчастными глазами, продолжая жевать, и это выглядело до неуместного забавно. А потом до него дошёл смысл сказанного.

— Пуш… пушок?

Она кивнула и потянулась за кувшином.

— Мне кажется, он заслужил себе имя.

— Вне всяких сомнений, только… Вы назвали эту зверюгу Пушком?

Она поджала губы и, смахнув крошки с платка, принялась аккуратно сворачивать белоснежный квадратик у себя на коленях.

— Вы смотрите на меня так, будто гадаете, не стукнулась ли я головой.

— Я просто пытаюсь сообразить, смогу ли хоть когда-нибудь привыкнуть к тому, насколько вы непредсказуемы.

Она спрятала платок в мешочек, сложила руки на коленях и посмотрела ему в глаза.

— Не думаю, что вам стоит к чему-либо во мне привыкать. Когда вы разберётесь со всем, что тут творится, вы отбудете в свою Столицу. Разве нет?

Он не стал её поправлять — он никогда не жаловал Столицу и никогда подолгу там не бывал. Но в остальном ворожея права, совершенно права.

И это хорошо, что вместе с сытостью к ней вернулась её привычная собранность. Разговор ещё не окончен.

— Раз уж речь зашла о волке. Вы наблюдали за ним какие-нибудь странности?

Она мотнула головой.

— Ведёт себя совершенно обычно. Тусенна знает несколько простеньких заговоров на зверей, и они работают не хуже вашего браслета. Только действуют надёжнее. Он привыкает к людям, он почти совсем смирный.

— Вы хотите оставить его у себя.

— Я хочу его выходить, — она посмотрела на него с вызовом, будто ждала, что он начнёт оспаривать её решение. — И не просто хочу. Я его выхожу.

— Знаете, как?

Её плечи поникли.

— Ещё нет. Но что-нибудь придумаю.

— Не сомневаюсь.

Она снова подняла на него взгляд. Явно силилась задать какой-то вопрос, но не решалась.

— Говорите.

В зелёных глазах плескалась плохо скрываемая тревога.

— Теперь вы всё знаете. Вы сами сказали, что вам придётся поставить в известность отряд. Что теперь будет с моими родными? Теперь вы объявите охоту и на оборотней?

Да, беспощадные слуги Короны всех пустят под нож, потому как что же ещё понималось под охотой? Внезапно вся накопившаяся за эти дни усталость мёртвым грузом легла на плечи, и он впервые за последние дни ощутил, как давит на тело доспех.

Пора бы тебе отдохнуть, Эревин. Давно пора. Как только закончится этот поход на юг, пусть при дворе его не ждут — отправится на родину и заляжет в спячку на долгие недели. Чтобы не видеть никого и ничего: не этих лесов, ни лиц настороженных поселян, ни этих зелёных глаз, взирающих на него с обречённостью, с какой смотрят разве что на палача.

— Я почти уверен в том, что ваш отец и ваши братья — жертвы. Опасные, да. Но вы сумели их обезопасить. И успешно справлялись с этим много лет. Я не собираюсь на них охотиться. Я не собираюсь никого казнить.

— Но в вашем… в этом вашем приказе что-нибудь говориться о них? — нажимала она. — Я спрашивала Вучко, он не знает ответа. Он приказ не читал.

Эревин вздохнул.

— Ничего об оборотнях в приказе не говорится. Они, считайте, следствие, побочный эффект того, с чем мы воюем. И в подобных ситуациях я волен действовать на своё усмотрение. И я вам уже ответил, как собираюсь действовать. Точнее, как действовать не собираюсь.

Она опустила глаза. Ничего не ответила. Не верила, что ли?

Хотелось подойти к ней, схватить за хрупкие плечи и хорошенько встряхнуть, потребовать подтвердить, что она его слышала, что услышала то, что он ей сказал.

— Велена…

Больше он ничего сказать не успел — по залитой полуденным солнцем улице со стороны глухого угла и выхода к лесу мчался Мардаг:

— Гарнэ!

Арес пошагал ему навстречу, невольно оглядываясь.

— Какого чёрта, Мардаг? Чего ты орёшь, как переполошенная баба?

Но внутри уже натянулась невидимая струна и зазвенела от напряжения — у такого поведения наверняка была причина.

Оставшееся расстояние его следопыт преодолел быстрым шагом, и его, кажется, не сильно беспокоил будущий выговор.

— Виноват, гарнэ. Но сейчас… фух… сейчас весь город будет знать, — грудь под курткой ходила ходуном. — Его… местные нашли. За валежником ходили и… нашли.

— Дальше, дальше. Не тяни!

— Кто-то из местных. В куски задрали.

Справа от него на границе зрения колыхнулось что-то синее. Он оглянулся — Велена смотрела на него, и в громадных зелёных глазах стыл ужас.

— Кто задрал? Успел рассмотреть? Волк? Медведь?

Солдат облизал губы, бросил взгляд на Велену, снова перевёл на Ареса.

— Это не зверь, гарнэ, это… Это другое.

Глава 28

Вокруг гостиного дома толпились солдаты. Лязгало оружие, надевались доспехи. Генерал Эревин без лишней суеты раздавал приказы. Солдаты отправлялись исполнять порученное — перекрывали все входы и выходы из города. Кого-то отправили за головой, кого-то — разыскать ищейку. Поторопившийся на шум Селивер вытаскивал из-под навеса вверенные ему для починки оплечья, нагрудные пластины и прочее добро.

Я так и осталась стоять рядом с Эревином, но между нами будто разверзлась пропасть — он был бесконечно далеко, в своей стихии, там, где я его ещё не знала. Он был полководцем, полностью сосредоточенным на насущных задачах.

— Генерал…

Невзирая на шум и гам, он меня услышал, обернулся и взглянул так, будто только сейчас вспомнил, что я всё ещё здесь.

— Возьмите меня с собой.

Он посмурнел.

— Не думаю, что в этом есть необходимость. Тот человек мёртв. Вы ему уже не поможете.

— Дело не в этом, — я сглотнула. — Мои умения могут вам пригодиться. К тому же, я должна… Послушайте, это не они. Это не могут быть они!

Интересно, кого я сейчас пыталась убедить — его или себя?

Его лицо ещё больше потемнело.

— Я этого не утверждал. Но давайте смотреть в лицо известным нам фактам. Помимо ваших здравствующих родственников у нас запертый в неволе волк и мёртвый калека, который из-за своих мутаций и не смог был никого убить.

Жар внутри всколыхнулся, горячие языки потянулись вверх. Дар пытался отыскать выход наружу вместе с гневом.

— Это совсем не значит, что творящий эти ужасы не достиг успеха. Он вполне мог вывести жизнеспособную особь.

— Мог. Но доказательств этого пока нет.

— Доказательств обратного — тоже.

О боги, следовало мчаться к своим. Расспросить во всех подробностях, как они провели вчерашнюю ночь. Но если бы что-то стряслось, отправившаяся к ним Тусенна уже меня разыскала бы. А когда я последний раз виделась с отцом в овине, не было на нём ни пятнышка крови.

Мелкая гадючка внутри прошипела, что вся кровь могла остаться на шерсти, а я просто боюсь взглянуть в лицо своим страхам.

— Мне нужно пойти с вами. Чтобы увидеть всё своими глазами. Чтобы убедиться, что никто не станет выдумывать ничего лишнего.

Эревин посмотрел на меня так, будто я прилюдно влепила ему пощёчину. По тяжёлым челюстям заходили желваки.

— Прошу прощения?

— Моя родня — слишком удобная мишень. Кроме них, сваливать вину за это просто не на кого. А судя по тому, что ваш солдат не приписал убийство зверю, вы уже мне солгали. Вы ведь сказали, что поговорите со мной прежде, чем расскажете что-либо своим бойцам.

Он схватил меня за предплечье и потащил к скамье под иву. Я только ойкнуть успела. Расшагивавшие по двору солдаты проводили нас удивлёнными взглядами.

— Отпустите меня немедленно!

— Прекратите орать.

— Я не ору!

Он развернул меня к себе, разжал железную хватку на предпелчье и приподнял одну бровь, мол, да неужели?

— Послушайте…

— А я что, по-вашему, делаю?

Я вдохнула и выдохнула. Велена, возьми себя в руки.

— Послушайте… ситуация грозит выйти из-под контроля. Сейчас туда кинутся все подряд, сейчас начнут строить теории и искать виноватых. Тахтар не любит перемен и потрясений. Он постарается расправиться с проблемой побыстрее, забыть о ней и зажить дальше своей жизнью.

Он вдруг весь подобрался.

— Они могут что-нибудь потребовать от вас?

— А? — я взглянула на него и подавила непроизвольное желание отступить на шаг, до того помрачнело его лицо. — Что потребовать?

— Искупить вину родных, — процедил он. — Исполнить свой долг… невесты божьей.

Ах, это… Я пожала плечами и зачем-то огляделась, будто в поисках кого-нибудь из тахтарцев, чтобы спросить, отправили бы они меня на костёр за такое.

— Не знаю. Это решают всем городом. Если увидят в этом пользу, могут просить Волкована о встрече. И тогда…

Странно, что не мне первой пришло это в голову. Перспектива сгореть заживо всегда казалось чем-то эфемерным и нереальным.

— Тахтар несколько сотен лет прожил без необходимости встречаться с богом. Надеюсь, в ближайшее время город не передумает. Но если и так, это мой долг, генерал. И я обязана буду подчиниться. Это уже не ваши заботы.

Эревин поему-то молчал, но левая рука так крепко обхватила рукоять покоившегося в ножнах меча, что побелели костяшки пальцев.

Я опасалась перегнуть палку в своих увещеваниях, но жажда получить его согласие пересилила.

— Я не могу допустить, чтобы хоть кто-нибудь косо взглянул на отца или братьев. Они завоёвывали доверие города все эти годы, а разрушить его можно в один миг. Но если, — я потёрла друг о друга заледеневшие ладони, — если окажется, что это они, тут уж совсем иной разговор.

После короткой паузы Эревин наконец бросил: «Идёмте». И пошагал прочь. Едва не взвизгнув от радости, я поспешила следом.

Пока мы шли, генерал снизошёл до объяснения:

— Мардаг был со мной на разведке. Помогал тащить искалеченное тело. Ему и не пришлось бы ничего объяснять.

Я уже собиралась извиниться за то, что в который раз подвергла сомнениям его слова, но увидела, как во двор почти вбежал голова Солоп с ближниками. И его перекошенное от испуга усатое лицо никак не настраивало на оптимизм.

Глава 29

Конечно же, голова Тахтара уже знал, что стряслось. Наверняка, сильнее всего его впечатлило то, что очевидцы, которых охранявшие страшную находку солдаты отпустили в город, не смогли опознать жертву. С большого перепугу не все и согласились её рассматривать.

Эревин не стал разводить долгих разговоров, особенно, когда заметил в толпе новоприбывших Вучко. На каком бы очередном задании генерала он ни пропадал, выглядел не лучше, чем я, — бледный, всклокоченный, смурной и очевидно тоже не ждавший ничего хорошего от того, что поджидало нас в лесу.

Я притаилась у генерала за спиной, пока он раздавал приказы и скомандовал разойтись всем, кроме Солопа и его ближников. Им Эревин вкратце сообщил, что ему известно, кого именно они годами укрывают в городе.

Солоп побелел, как полотно, и взглянул на меня. Северянин перехватил его взгляд, оглянулся и уже привычно нахмурил брови.

— Если вы переживаете о том, что я осведомлён об этом из-за того, что кто-либо проговорился, то не стоит. Я пришёл к этим выводам сам. А сейчас прошу вашего честного ответа. От него будет очень многое зависеть, поэтому рассчитываю на вашу искренность.

Голова закивал, его примеру последовали остальные.

— Можем ли мы подозревать отца и братьев вашей ве… ворожеи?

Прежде, чем ответить, Солоп снова посмотрел на меня — долгим, немигающим взглядом. Перевёл светлые глаза на Эревина и покачал головой.

— Нет, ваше благородие генерал Эревин. Нет, ни Мелешер, ни его сыновья сроду Тахтару никакого худа не причиняли. Поначалу-то, конечно, всех переполошили. Мы ведь даже выгнать их порывались. Но Велена с Тусенной за ними смотрят чутко. Мы все можем вам в этом поклясться.

Стоявшие у него за спиной ближники одобрительно забормотали и снова принялись кивать.

Моя почти закружившаяся от облегчения голова всё-таки не помешала мне заметить — этот ответ позволил заметно расслабиться и самому вопрошавшему. Но вряд ли для генерала в конечном счёте будет иметь хоть какое-то значение, на кого охотиться. Зверь есть зверь, даже если по временам принимает человеческое обличье.

Небольшая лесная прогалина, на которой обнаружили тело, оказалась совсем неподалёку. Очень-очень близко к городским стенам. И со всеми треволнениями дня меня только сейчас посетила запоздавшая тревога о том, кто же мог попасть в лапы чудовища.

Генерал потребовал никому из местных к месту происшествия не приближаться. Солоп и его люди тут же засуетились, спеша обеспечить неукоснительное выполнение приказа. Обычно редко запиравшиеся городские ворота, ведшие в лес со стороны глухого угла, заперли. Даже охрану выставили — закрытый вход теперь сторожили тахтарские стражники в компании пары северян — для пущей надёжности.

Тело, а точнее, то, что от него осталось, лежало под старой поседевшей от времени елью, на самом краю прогалины. Запах влажной земли смешивался с острым запахом свежей крови.

Странно, вот только сейчас меня не выворачивало наизнанку от страшного зрелища. Кажется, за последнее время я слишком много всего испытала, и наступало благословенное онемение — порой человек просто не в состоянии принять сверх пережитого.

Часть нашего небольшого отряда разбрелась по окрестным зарослям в поисках любых зацепок. Мардаг и Вучко крутились рядом, рассматривая каждую травиночку.

Генерал пошагал прямиком под широченную еловую лапу, присел на корточки, разглядывая останки.

Я всё же не решилась подходить слишком близко, однако же невольно схватилась за свисавший с шеи амулет и легонько сжала. Жар внутри привычно взволновался, но не бунтовал. Да я бы и не позволила — генеральский браслет слишком близко.

Эревин какое-то время молча изучал останки и даже как будто к чему-то принюхивался.

— Да, ни волк, ни медведь такого бы не натворили. Ещё не до конца остыло, — сообщил он до жути будничным тоном. Боги, я и забыла, как должно быть привычно ему было видеть такое. Ему, столько лет изо дня в день жившему видами подобных ужасов.

Я подшагнула ближе. Надо всё-таки узнать, кто это был. Собираюсь я приносить хоть какую-то пользу или нет? Хоть что-то узнать о том, кто, как и почему сотворил такое?

Ох, Велена-размазня, доказывай хоть как-нибудь свою полезность!

— Значит, всё случилось совсем-совсем недавно?

— Определённо.

О-о-о-о, хвала всем богам Свободных земель. Резко захотелось присесть где-нибудь. Прямо-таки срочно, потому что ноги подкашивались от облегчения.

— Это не они, — всхлипнула я. — Моя родня тут ни при чём.

Эревин обернулся.

— Откуда такая уверенность?

Я постаралась выпрямиться под его пристальным взглядом — и это далось ой нелегко.

— Отец и братья оборачиваются только ночью в полнолуние. Иногда — в особые лунные дни, я их по календарю высчитываю. Днём — никогда. Не было такого. Этого они не умеют.

Генерал кивнул, принимая моё объяснение, но хмуриться не перестал.

— Тогда у нас, очевидно, ещё более серьёзная проблема.

— Потому что?..

— Потому что, как видишь, — он, видимо, настолько погрузился в раздумья, что снова перешёл на ты, — нечто умеет делать это при свете дня. Должно быть, возможностей и сил у него куда больше, чем у твоих родных.

Ох…

Глава 30

Мне всё-таки пришлось собрать всю свою волю в кулак и приблизиться к останкам, чтобы попытаться разобрать, кто же стал жертвой неведомой твари. К тому времени к нам присоединился Вучко, которому я по пути в лес успела вкратце рассказать о наших с генералом открытиях в книге, и подтвердил уже очевидное — обычные звери такого с жертвами не творят. Вдобавок кое-где на теле обнаружились следы человеческих зубов, будто этот некто напал, не дождавшись, когда завершится превращение.

— До того голодный был? — пробормотал себе под нос Эревин. — Или… неопытный. Видимо, для него всё это в новинку.

— Думаешь, с непривычки мог так лютовать? — Вучко осматривал траву возле тела, украдкой поглядывая на меня. — А что твой браслет? Что-нибудь уловил?

Эревин покачал головой.

— Похоже, он в состоянии реагировать только на чистый дар. Тут же… тут чёрт знает что такое.

Ну не только чёрт. Мы ведь что-то успели накопать в той страшной книге.

Вучко, повозившись, вытащил что-то из травы и поднял над головой — шнурок с нанизанными на него пожелтевшими клыками. И загадка жертвы тут же решилась.

— Исак.

— М? — Вучко взглянул на меня.

— Исак Рваное Ухо. Это его шнурок. Не помнишь, что ли?

Следопыт наморщил лоб, а потом просветлел.

— Бо-о-оги, а ведь и правда. Он всё по пьяни хвалился, что его отец волкам голыми руками клыки из пасти выдирал. То-то от его потрохов брагой тянет.

Я поморщилась, но как бы ни пыталась себя пристыдить, не вышло. Потому что от сердца само собой отлегло при мысли, что растерзали ни на что негодного пьянчугу, который то и дело напоминал о себе какими-нибудь выходками, а не так давно подумывал своих сдать только что нагрянувшим в город чужакам.

По всему выходило, он тут во хмелю бродил, вот и набрёл на неожиданную встречу, а возвращавшиеся из лесу с валежником тахтарцы случайно наткнулись на него по дороге домой.

Ну, положим, этот вопрос решён. Возникал другой — кто его загрыз?

Эревин словно отозвался на мои раздумья:

— Теперь бы выяснить, кто убийца.

— С моей роднёй, надеюсь, мы вопрос закрыли, — не сдержалась я.

Генерал внимательно осматривал ствол ели, под которой покоились останки, поэтому не удостоил меня взглядом:

— Твоя родня, выходит, ближе к природе. Они ведомы Луной. Этот — нет. Этот опаснее и, возможно, сильнее. И, что паршивее, может быть не один.

По коже невольно продрал мороз — до сих пор я об этом не задумывалась.

— Пропади кто-нибудь из Тахтара, — вклинился Вучко, — шум бы уже подняли. Хотя нет, прямо сейчас, наверное, и не скажешь. Тут зависит от того, когда пропал. Времени слишком мало прошло. Местные постоянно отлучаются куда-нибудь — хоть в лес, хоть за холмы. Этому учёта никто не ведёт. Может, кто из наших. Может, кто из окрестных селений. Вон, у Чёрного Лога целых три посёлка есть. Там тоже народу хватает — могли и оттуда кого-нибудь на опыты утащить.

Эревин завершил осмотр, отряхнул ладони и привалился к стволу плечом. Его взгляд блуждал по прогалине.

— Кругом одни вопросы. Мы не знаем, сколько времени требуется на эти алхимические манипуляции. Может, недели, может, дни. Всё зависит от сложности процесса и талантов алхимика. И главное, кто всё это обеспечивает. Судя по формулам в книге, тут требуется уйма недешёвых реагентов. Да и где, кроме Башен, такие вещи проводить? И главное, зачем.

Внимательно слушавший командира Вучко медленно кивнул.

— Думаешь, гарнэ, кто-то из Баронов вернулся-таки в свои владения?

— Ничего исключать нельзя.

Сложно было не заметить, как скупо Эревин общается со своим солдатом. Судя по всему, у Вучко впереди тяжёлый разговор, в котором ему придётся оправдывать своё решение скрыть от генерала информацию об отдельных обитателях Тахтара. И всё из-за меня…

— Вы так ничего и не выяснили о Башнях, когда ходили на разведку? — встряла я. — Ну, когда отыскали то, другое… кгм… тело?

От воспоминаний меня невольно передёрнуло.

— В ближайших Башнях пусто, — отозвался Эревин. — Это давно разграбленные руины. Замок в Чёрном Логе ещё стоит, но он тоже пуст. Дальше не пошли. Наткнулись на тело и повернули назад.

А дорога от Чёрного Лога вела прямиком к Соловьиной Башне, к той самой, из которой мы с Вучко когда-то вытащили полку с книгами на цепях…

Вучко снова зарылся в траву и продолжал выискивать там что-то, ведомое ему одному.

— А что насчёт оборотней в ваших землях?

Я задумалась и не сразу сообразила, что спрашивают у меня. Поняла это, лишь когда наткнулась на внимательный взгляд серых глаз.

— Они были скорее легендами ровно до тех пор, пока отца с братьями не ранил зверь на охоте.

— То есть предполагается, что эта зараза передалась им именно так? Их никто не крал? Они никуда не пропадали?

Я и сама не заметила, как мои руки сжались в кулаки.

— То есть всё-таки подозреваете, что это могут быть они?

— Я предпочту вообще ничего пока не исключать. Вопросов куда больше, чем ответов, и мы почти не знаем, как обращение вообще работает. И не совершенствуется ли оно со временем.

— Совершенствуется? — я даже заморгала. — Это вы о чём?

Он понимал, он знал наверняка, как я отреагирую на его дальнейшие слова. Остановило ли его это понимание? Ха!

— О том, что чем дольше человек с ним живёт, тем на большее способен.

Я прищурилась и проскрежетала:

— Например?..

— Например, — он оттолкнулся от елового ствола и сделал несколько шагов мне навстречу, будто принимал мой вызов, — например, обретает способность обращаться в нетипичное для себя время суток.

Ради всех богов Свободных земель!..

Теперь он стоял буквально в шаге от меня, и я начинала понимать, почему он так делал. Чтобы отвечать ему, мне приходилось задирать голову, а в таком-то положении не слишком легко чувствовать превосходство над противником, а вот он своим, судя по всему, откровенно наслаждался. Иначе к чему вообще всё это?

— Вы же сами только что заявляли, что нападавший действовал как неумелый торопыга.

— Или давно изголодавшийся по человечине, — контратаковал Эревин. — Кто-то, кому долгие годы это воспрещалось, а сейчас он таки дорвался до желаемого.

Уверена, взгляд мой мог испепелить, но внутри всё сжималось от ужаса. Его последние слова ядом растравливали и без того кровоточившее сердце. Ведь я сама, чёрт возьми, сама думала об этом!

Потому что, как ни посмотри, уж слишком странным и подозрительным выглядело это совпадение — ночная встреча в овине и растерзанное тело в лесу.

— Это. Всего лишь. Ваши. Догадки, — с каждым словом я, отбросив всякий страх, тыкала указательным пальцем ему в грудь. — И не смейте, слышите? Не смейте судить, прежде чем докажете, что это они!

— А вы не смейте привыкать к такому приказному тону, — парировал генерал, склонившись надо мной. — Я уважаю вашу почётную роль в этом городе, но сейчас дело касается моей непосредственной задачи, поставленной мне Императором. Никому не советовал бы стоять у меня на пути, когда я её выполняю.

— Снова мне угрожаете?

— Хочу убедиться, что мы друг друга до конца понимаем, госпожа ворожея. Вы ведь ещё помните, кто я такой? Я не ваш приятель, не ваш друг детства, не ваш… — его взгляд почему-то опустился на мои губы, — …воздыхатель. Я здесь по приказу Короны.

Я невольно сглотнула и сдержалась, чтобы не потупить взгляд. Что-то — прямо здесь и сейчас — изменилось… Весь окружающий мир будто отодвинулся, отступил и теперь маячил в отдалении мутной дымкой.

— В этом вряд ли кто-то бы засомневался, — дышать отчего-то стало трудно. — Вы не упускаете возможности напомнить мне об этом при каждом удобном случае.

Нужно бороться с этим наваждением. Ни в коем случае нельзя ему уступать.

— Для меня это, судя по всему, теперь необходимость.

— Вас память стала подводить?

Он по привычке успешно пропустил мою «шпильку» мимо ушей.

— Хуже. Чувство долга.

Мои брови поползли наверх.

— Н-не понимаю…

Его взгляд продолжал блуждать по моему лицу.

— Плох тот генерал, который позволяет кому бы то ни было отвлекать себя от главной цели.

Я зачем-то согласно закивала:

— Плох, никуда не годен.

— Вы сильно усложняете мою задачу.

Я качнула головой и прошептала:

— Вы несправедливы.

— Разве?..

— Гарнэ?

Я дёрнулась и, наверное, свалилась бы прямо в траву, если бы меня не удержала на месте крепкая рука. Окружающий мир внезапно навалился на меня всем своим весом. Лицо горело так, что я им, наверное, смогла бы освещать целый Тахтар в самую безлунную ночь.

Вучко стоял рядом с елью как вкопанный, переводя ошарашенный взгляд с меня на генерала и обратно. И от этого взгляда хотелось бежать без оглядки и никогда-никогда с ним больше не встречаться.

Но генерал Эревин был выкован из стали. Он продолжал преспокойно удерживать меня за плечо, обернувшись к своемуследопыту.

— Нашёл что-нибудь?

Вучко лишь помотал головой, продолжая рассматривать нас так, будто увидел впервые.

И нужно было что-то сказать. Нужно было выпрямиться, отстраниться от Эревина, сделать вид, что ничего такого не произошло (а ничего такого и не произошло!), и отправиться восвояси. В лесу нас больше ничего не держало.

Я лихорадочно придумывала, что бы такое сказать, но не успела — со стороны города до нас долетел звон колокола со сторожевой башни. Он звонил, только когда кто-то въезжал к нам со стороны Предхолмья, из внешнего мира.

В Тахтар нагрянули новые гости.

Глава 31

Этот колокольный звон был ему знаком — он слышал его, когда больше месяца назад во главе отряда въезжал в ворота лесного городка. Тогда его мысли занимала исключительно предстоящая миссия. Сейчас всё выглядело куда сложнее, страннее и запутаннее. Арес скосил глаза на застывшую рядом ворожею. И дело отнюдь не только в оборотнях, их жертвах и, возможно, засевших с местных Башнях недобитках.

Волчонок таращился на них так, будто застал за чем-то непотребным. С месяц назад Арес, возможно, и почувствовал бы укол вины. Возможно. Сейчас? Да чёрта с два.

Волчонок… с ним ещё предстоял разговор. Мальчишка, конечно, из лучших побуждений прикрывал ворожею, но утаил слишком важную информацию, чтобы так просто ему это спустить.

* * *
Когда они вернулись, в городе уже царила суматоха. Тахтарцы сбегались на площадь перед домом головы. Так было и в день их приезда.

У крыльца спешивались запылённые всадники. Там же остановилась роскошная, украшенная позолотой дорожная повозка с эмблемой, не признать которую было невозможно. Скрутившаяся восьмёркой синяя змея на золотом щите. Знак дома Ирнаров.

Дверца повозки отворилась, и во двор в походном кожаном доспехе вышагнул Анхель Ирнар, генерал Анхель Ирнар. Командующий основного корпуса армии, чтоб его.

Какого чёрта он тут забыл?

Арес пошагал к дому головы, и толпа почтительно перед ним расступалась. Все вокруг вертели головами, гомонили и расспрашивали друг друга о происходящем. Но вряд ли сейчас хоть кто-то, кроме самого Ирнара, знал ответы на эти вопросы.

Генерал заметил его издали, и это было несложно — Арес почти на голову возвышался над толпой.

— Генерал Эревин, — он кивнул и, сжав руку в кулак, приложил её к левому плечу. — Рад вас приветствовать.

Арес остановился в двух шагах от нежданного гостя и повторил жест военного приветствия.

— Генерал Ирнар. Неожиданная встреча. Какими судьбами?

Ирнар позволил себе скупую улыбку и тряхнул бледно-золотистой шевелюрой, в которой уже пробивалась седина.

— Узнаю северян. Сразу к делу, — он осмотрел площадь и глазеющих на него горожан. Его блуждающий взгляд наткнулся на что-то у Ареса за правым плечом.

— Какая прелесть, — пробормотал он и шагнул навстречу объекту своего внимания. — Могу я узнать ваше имя?

Арес обернулся — рядом с озадаченным видом застыла ворожея, которая, видимо, не отставала от него ни на шаг с тех пор, как они вернулись в Тахтар. Он-то полагал, она воспользуется случаем, чтобы сбежать от него и поскорее раствориться в толпе.

— Велена, — ответила она, с насторожённостью следя за разглядывавшим её с откровенной плотоядностью генералом.

Ирнар отвесил ей церемонный поклон, который был, возможно, уместен в стенах столичного дворца, но не в лесной глуши Свободных земель, представился и выразил горячее желание продолжить знакомство, как только он здесь обустроится.

Как-то так вышло, что тело среагировало вперёд его мыслей — Арес загородил собой растерявшуюся девчонку и проигнорировал полный недовольства взгляд Ирнара.

— Так что вас привело сюда, генерал?

— А вы, однако, знатно огрубели за то время, пока мы с вами не виделись, — бледно-голубые глаза будто затянула ледяная корка. — Вы ведь не единственный, кто занят полезными для Империи делами, друг мой Эревин.

Его взгляд льдинкой соскользнул с лица Ареса и упал на застывшего у входа в дом Солопа. Тот не решался подойти ближе и смиренно наблюдал за их диалогом издалека, будто опасался прерывать разговор имперских военачальников.

— Всему своё время. Мы обязательно всё с вами обсудим.

И он пошагал к крыльцу, чтобы поприветствовать голову и его ближников.

Арес стиснул зубы, развернулся и едва не налетел на девчонку, по-прежнему торчавшую у него за спиной.

— Ступайте-ка домой, — скомандовал он.

Ворожея тут же нахмурилась и открыла рот, чтобы возразить, но не успела.

— Велена, сейчас не время для пререканий. Не советую вам со мной спорить, если вы, конечно, не жаждите, чтобы я при всех закинул вас себе на плечо и лично доставил на холм.

Хитрость сработала — девчонка вспыхнула, задрала подбородок и пошагала через толпу в сторону своего домишки.

Одной головной болью меньше.

Арес выбрался из толпы, осмотрелся, отыскал глазами маячившего на краю площади Волчонка, подозвал к себе.

— Проследи, чтобы добралась без происшествий.

Солдат избегал встречаться с ним глазами, кусал губы и смотрел куда-то в сторону. Арес сжал его плечо, легонько встряхнул.

— Послушай, по-человечески я зла на тебя не держу. Я, быть может, и уважал бы тебя меньше, сдай ты её родню, при этом не зная, что за приказ я отдам в сложившихся обстоятельствах. Но это если по-человечески. А вот как солдат ты меня подвёл.

Южанин сглотнул и понурился.

— Я виноват. Всё так. Но я не мог сотворить такое с Веленой. Не мог. Боялся. За неё боялся. И за это приму любое наказание.

Арес вздохнул и легонько хлопнул его по плечу.

— Не будет никакого наказания. Не время сейчас для этого. Обстоятельства, как видишь, изменились. А верность твою я ценю. Пусть не мне на этот раз её выказал, но ценю.

Волчонок так и впился в него глазами, на худом скуластом лице проскользнуло что-то, будто рвалось наружу какое-то признание, но Арес его поторопил. Не время сейчас для откровений. Это подождёт.

— Всё потом. Торопись. С её-то характером только диву даёшься, как у неё ещё руки-ноги целы.

Волчонок поневоле хмыкнул, кивнул и растворился в толпе.

Оставалось самое трудное — вывести на откровенный разговор мастера подобных разговоров избегать.

* * *
Поговорить им с Ирнаром довелось лишь к вечеру, когда решились все насущные вопросы с расселением генерала и его людей. Селиться в доме с северянами приверженец комфорта отказался, что ничуть не удивляло. Ирнар был из тех, для кого отказаться от личного удобства было смерти подобно, поэтому затребовал покои, соответствующие своему положению.

Забавно, что в Тахтаре таковых не водилось, поэтому Ирнару пришлось удовлетвориться верхним этажом дома одного их самых зажиточных горожан — торговца мехом. При себе он оставил оруженосца, цирюльника и писца. Остальных сослал в гостиный дом к «Медведям».

Ареса проводили в покои на втором этаже, и теперь он не без раздражения наблюдал, как генерал с нарочитой медлительностью перекладывает на столе какие-то бумаги. И эту чертовски долго тянувшуюся прелюдию — он знал по опыту — не имело смысла прерывать. Столичный генерал страсть как не любил, когда его личным ритуалам выказывали неуважение.

Холёные руки с длинными, почти по-женски изящными пальцами бережно рассортировывали исписанные листы по стопкам.

— Представьте себе, решил развлечь себя в пути дорожными заметками.

Арес пустым междометием обозначил свой вежливый интерес.

— К концу дня, где бы мы ни останавливались, пытался записать хотя бы пару строк своих впечатлений. Прелюбопытная картина складывается, мой друг Эревин, прелюбопытная.

Знал бы Ирнар, сколь прелюбопытная картина в свете кое-каких внезапных маленьких открытий складывалась у «друга Эревина», он вряд ли сумел бы сохранить свой благостный настрой.

— Даже жаль, что я до такого не додумался.

Если блондин и расслышал в его голосе издёвку — виду не подал. Он продолжил копаться в бумагах и отвлёкся лишь на то, чтобы приказать своему оруженосцу принести им выпить «чего-нибудь приличного». Кубки и «приличное» Ирнар прихватил из Столицы с собой — и спустя четверть часа Арес потягивал из инкрустированного перламутром кубка мелисенское багровое. В сезон винных аукционов отдельные придворные ценители натурально дрались за каждую бутылку.

Надумай Штефан во время войны назначить Ирнара главным интендантом, глядишь, и не пришлось бы к её исходу отдельным войсковым частям перебиваться подножным кормом.

— Признайтесь, Эревин, что не соскучиться по нему нельзя, — генерал приложился к кубку и даже прикрыл глаза от удовольствия.

— Вино великолепно, спору нет. Но не для того же вы прибыли в Тахтар, чтобы утолить мою тоску по изысканным напиткам?

Ирнар поморщился:

— Вы, право слово, за эти годы сильно огрубели.

Да, при дворе вряд ли с тех пор что-нибудь изменилось — до сути разговора можно было добираться часами. Возможно, это было не последней причиной, почему Арес с таким трудом переваривал редкие необходимые выходы в свет.

— Генерал, мы с вами не на приёме у Его Величества. Не вижу смысла в длительных прелюдиях. Давайте всё же перейдём к делу. Зачем вы здесь?

Ирнар наконец-то бросил свою игру с бумагами и, опустившись в деревянное кресло, посмотрел на него через стол.

— Воля ваша. Но я лишь потому никуда не спешу, что в этом действительно нет необходимости. Жизнь с небывалой быстротой входит в мирную колею, а Столица, не поверите, нынче живёт так, будто никакого Бунта и не было. Сейчас я там не нужен, а южные земли — единственное место, где ещё может быть неспокойно. Поэтому я попросил государя направить меня туда, где я смог бы принести настоящую пользу.

И он хочет, чтобы ему поверили. Мол, Штефан его отпустил, рассудив, что «Медведи» не справятся? С каких это пор Император сомневается в силах своего самого боеспособного отряда? Нет уж, это стопроцентно личная инициатива.

Возможно, он недооценил стремление Ирнара выслужиться перед государем любой ценой.

— Хотел бы я порадовать вашу деятельную натуру заверениями в том, что нам необходима ваша помощь, но увы, — Арес одним махом опрокинул в себя остатки вина и со стуком опустил кубок на стол. — Мы прекрасно справляемся своими силами.

— Разве кто-то усомнился бы в умениях могучих северян? — на узкие губы Ирнар змейкой выползла улыбка. — Отправленные вами в Столицу обладатели дара порадовали Его Величество. И он очень ценит то, что за время своего похода вы исправно информировали его об успехах своего отряда…

Но?..

— …но из Тахтара, буквально окружённого бывшими родовыми гнёздами бунтарей, вы так никого и не прислали.

— Пока.

— Верно. И вас никто, конечно, не торопит. Но к чему рисковать? Тем более лучшими людьми королевства.

Сама любезность. Само участие. А как радеет за благополучие северян. Вот бы ещё хоть каплю искренности в эту удивительную смесь.

— Очень приятно ощущать такую заботу с вашей стороны, но что конкретно вы здесь собираетесь делать? Насколько я понял, в вашем отряде дюжина воинов, и все они из внутренней гвардии. По сути дворцовая стража. Больше похоже на личный эскорт и уж никак не на подмогу.

— Творец всемогущий, — томно вздохнул Ирнар и сжал пальцами переносицу. — И откуда только в вас эта подозрительность? Я ведь не инспектировать и не проверять вас прибыл! Попробовал бы я на основании такой причины подать прошение Его Величеству об отъезде Он бы на смех меня поднял! Я…

Он осёкся, сжал губы, будто гадал, стоит ли идти на откровенность.

— Эревин, вы ведь знаете, какое ко мне отношение у вас, воевавших. Особенно сейчас, когда ваши соратники героям вернулись с полей сражений ко двору.

Вот, значит, как. Сбежал от унижения и участившихся насмешек? Арес не удивился бы, выяснись, что побывавшие в горниле сражений аристократы, для которых после пережитого придворные козни и интриги теперь казались просто детской вознёй, больше не стеснялись обращаться с Ирнаром так, как, по их мнению, заслуживал генерал, за всю войну не принявший ни одного сражения.

И за это, между прочим, по иронии судьбы «вина» лежала как раз на них — на тех военачальниках, которые не допустили, чтобы бои доползли до Столицы, где войсками бы пришлось руководить вот этому холёному автору путевых заметок.

— И уже это, по-вашему, достаточное основание для того, чтобы сбежать?

Генерал скривился, как от боли — слова достигли цели. Но Арес не собирался его жалеть. С чего бы?

— Речь могла бы идти о побеге, если бы я оставил двор и вернулся на родовые земли, не находите?

— Всё, что я нахожу, это не особенно чётко аргументированное решение прибыть туда, где прекрасно справляются и без вашей помощи. Уж извините мне мою нескромность. А то, что из Тахтара так никто и не выслан ко двору, должно вас волновать в последнюю очередь. Работа ведётся и будет доведена до конца. Сроков нам государь не ставил, результатами доволен. И ваш приезд сюда по сути лишён смысла. Если не считать вашего горячего желания оставить двор ради сомнительного приключения.

Удивительно, но Ирнар и не подумал спорить. Он с какой-то отеческой печалью посмотрел на Ареса и кивнул.

— Мне, право слово, нечего вам возразить. Словесные баталии вы выигрываете с той же лёгкость, с какой одерживаете победы в настоящих. Я не собираюсь вас ни в чём переубеждать. Всё, что я могу сказать: я объяснил своё желание государю быть полезным, внести свой вклад, и он к нему прислушался. Я обещаю не мешать вашей миссии ни в чём и скромно храню надежду на то, что всё-таки смогу вам пригодиться. По крайней мере, вы всегда знаете, где сможете снова отведать мелисенского.

Может, любого другого, мало знакомого с Ирнаром, его явный шаг к примирению и расположил бы ответить на шутку, но не Ареса. Смягчиться и принять объяснения генерала мешало сразу несколько причин. А через пару мгновений появилась ещё одна, едва ли не самая веская.

— Давайте объявим перемирие, — предложил Ирнар, встал из-за стола и протянул Аресу руку. — Я обещаю, что со всей почтительностью к вашему труду оставлю за собой роль беспристрастного наблюдателя, который, однако же, при любой возможности постарается оказать посильную помощь в чём бы то ни было.

Это был явный сигнал — разговор окончен, отложим наши пикировки для следующего удобного случая.

Арес поднялся со своего места и пожал протянутую руку.

— И кстати, эта рыженькая… Велена, верно?

Рука Ареса непроизвольно дёрнулась, превращая рукопожатие в стальную хватку.

— Что вам до неё?

Бледно-голубые глаза масляно заблестели.

— Да бросьте, Эревин. В то, что вы огрубели, я ещё могу поверить. Но в то, что ослепли — уж увольте.

Следовало разжать, наконец, пальцы и откланяться. Усугублять и без того осложнившееся приездом Ирнара положение было совсем ни к чему.

Следовало поступить благоразумно.

— Вы должны как-нибудь всё мне о ней рассказать, — будто не чуя угрозы, заявил генерал. — Я жажду познакомиться с этой красоткой поближе.

Хм…

Арес не только не разжал пальцы, он стиснул их так, что блондин охнул, и склонившись к его лицу, мертвенно ровным тоном произнёс.

— Не советовал бы вам развивать это знакомство. Она местная ведьма. Главная ведьма этого городка. Если надумает превратить вас в жабу или гадюку, даже я не смогу ей помешать.

Он, наконец, отпустил его руку, пожелал доброй ночи и отправился восвояси. А генерал остался под таким впечатлением от его последней фразы, что наспех с ним распрощавшись, уже громко звал оруженосца с приказом немедленно доставить ему чернил — Ирнару, конечно, не терпелось пополнить свои путевые заметки упоминанием о могущественных ведьмах Свободных земель.

Глава 32

Ирнара нельзя недооценивать. Это стало бы грубейшей, а то и фатальной ошибкой для любого, кого сводила с ним судьба.

Генерал мог разливаться соловьём сколько угодно, плакаться о своей слабости и уязвимости при дворе и даже «откровенничать» с ним, но Арес никогда не забывал, кто был изображён на его фамильном гербе Ирнаров.

Именно поэтому он отпустил восвояси дожидавшегося его Барха, миновал улочку, сворачивавшую к гостиному дому, и в густых, напоённых запахом яблоневого цвета сумерках, пошагал прямиком к домишке на холме.

Тахтар перемигивался уютно жёлтым светом из окон домов, у корчмы шумели местные, где-то вдалеке лаяли собаки, и будто не было сегодняшней страшной находки и неожиданного визита ещё одного генерала из самой Столицы.

Кажется, тахтарцы научились справляться с волнением от валившихся на них событий. А, быть может, и всегда это умели.

* * *
Ворожея встретила его с привычным теплом и гостеприимством.

— Боги, что стряслось-то? Вы что тут делаете?

— Велена, ты о притолоку, что ли, стукнулась? Впусти гостя. Что держишь его на пороге?

Арес спрятал улыбку и прошёл мимо посторонившейся девчонки через сени в кухню, где его встретила Тусенна, разливавшая по глиняным кружкам травяной чай. Вкусно пахло чем-то печёным и мятой.

— Доброго вам вечера, генерал Эревин, — круглое морщинистое лицо расплылось в улыбке. — Вы присаживайтесь, не стойте на пороге. Я вот вам сейчас чаю нацежу, коврижек тёпленьких достану.

Спорить почему-то не хотелось. Совсем не к месту вспомнилась бабка Месхель, у которой они с братом ещё мальчишками проводили по-северному короткие летние дни. Золотистые пироги, варенье из рубиновых ягод и шершавые, тёплые руки…

Старая ворожея едва не силком усадила его за стол под недоумённым взглядом хмурившейся воспитанницы и, пододвинув кружку чая с блюдом, на котором горкой возвышались медовые ковриги, испарилась в глубине дома. Её внимания-де требовали и другие важные дела.

Зато Велена смотрела на него так, будто он все эти неожиданное радости жизни только что выпросил.

Арес опёрся локтем о стол, наблюдая, как она с явной неохотой присаживается рядом.

— Как поживает… Пушок?

Она бросила на него удивлённый взгляд:

— Вы это серьёзно?

— А с каких пор волк вдруг стал запретной темой для разговора? К слову, что обо всём этом думает ваша наставница?

Ворожея отвела глаза и дёрнула плечом.

— Ничего не думает.

— Вот как?

Она бросила на него взгляд исподлобья и потом вдруг склонилась к нему, понизив голос.

— Я не всё ей рассказываю. Про волка вот пока не рассказала. Не очень-то понимаю, как всё это объяснить.

И, кажется, её это действительно мучало.

— Но имейте в виду, что расскажу. Обычно я ничего от неё не утаиваю.

— Не вижу в этом проблемы. Вы имеете полное право делиться с ней всем, чем пожелаете. Мы ведь с вами не заговорщики и никаких общих тайн вроде бы не храним.

Она взглянула на него с затаившейся в уголках губ улыбкой. Её лицу, казалось, шло любое выражение, но эта улыбка наверняка заставляла плавиться не одно сердце в Тахтаре. Наверняка, какие-то ведьмовские чары. Не могла обычная женщина с такой лёгкостью покорять чужие души, всего лишь приподняв уголки губ.

— Вот ведь странность…

Ещё какая.

— Это вы о чём?

— Вы ведь и явились сюда искать заговорщиков, а теперь сами грозите угодить в их разряд.

От отхлебнул из кружки горячего душистого варева.

— Генерал Ирнар этому только порадовался бы.

— Была бы вам очень признательна, если бы вы просветили меня на его счёт. Сколько у вас в Империи генералов?

— Предостаточно. Генерал Ирнар отвечал за оборону Столицы, до которой бунтовщики так и не дошли. Но это совсем не значит, что он беззуб и неопасен. Старайтесь не попадаться ему на глаза. Если только он вдруг вам не приглянулся.

Ворожея едва не поперхнулась чаем. Её откровенно возмущённый вид порадовал его больше, чем следовало бы. Опасная дорожка. Опасная и безнадёжная. С неё требовалось свернуть куда-а-а раньше и никогда на неё не возвращаться.

Это в нём сейчас проклятое мелисенское. Определённо.

Арес отвёл взгляд от её порозовевшего лица.

— Откровенно признаться, я до сих пор не знаю истинных причин его приезда. Он мне их назвал, но есть основания его словам не доверять. Поэтому я, в общем-то, и здесь.

Ворожея отставила свою кружку, сложила руки на столе. Изящные, тонкие пальцы сплелись в замок, и он только сейчас заметил, что они все в зелёных пятнах — наверняка, от въевшейся в кожу травы для притирок или какого-нибудь зелья.

Было ли в ней хоть что-то, что в последнее время его не отвлекало и не заставляло вновь собирать воедино разбегавшиеся мысли?.. И это сейчас, в тот самый момент, когда обстановка совсем не располагает к…

— Внимательно вас слушаю.

Творец всемогущий, какое всё-таки счастье, что ведьмы не умеют читать мысли.

— Мне нужна ваша помощь.

— Вы с ним не ладите, — внезапно отозвалась ворожея.

Смысла отрицать очевидное он не видел.

— Можно и так сказать. Мы вынуждены придерживаться формальной вежливости.

Она молча приняла его скупое объяснение и ждала, когда он подойдёт к сути.

— В прошлый раз вы не захотели признаваться, откуда у вас та книга с формулами. Не передумали?

Она прикусила нижнюю губу — раздумывала. Потом слега пожала плечами, будто самой себе отвечая на заданный вопрос.

— Раз уж за это мне никакая кара не грозит. Это книга из Соловьиной Башни.

— Кому принадлежала Башня?

— Барону Аннавару Лемеру. Или так звали его отца… Честно, уже и не припомню. Жил затворником, как и все лесные Бароны. С Тахтаром у него никаких связей не было. Тут о нём мало кому известно что-нибудь конкретное. И ненамного больше о нём узнали, когда из опустевшего замка его добро растаскивали.

— Ну, как минимум можно предположить, что он был достаточно богат, чтобы спонсировать такие вот эксперименты.

Ворожея кивнула.

— Поговаривали, у него были какие-то связи при дворе, но как видно, ему это не помогло.

— Бунтовщикам за такое индульгенции не выписывают. Могу я ещё раз взглянуть на эту книгу? Хотелось бы кое-что проверить, к тому же вы говорили о рисунках.

Она вскочила из-за стола.

— Верно! Я ведь тоже хотела вам их показать.

Ворожея выбежала из комнаты, и он успел не без удовольствия сжевать манившую свои ароматом ковригу, прежде чем она показалась на пороге — бледная и с пустыми руками.

Девчонка смотрела на него с такой очевидной, почти детской беспомощностью, что пришлось уговаривать себя не вскакивать с места в совершенно неуместном порыве её утешить.

— Они пропали, — ворожея обвела кухню взглядом, будто надеясь обнаружить пропажу. — Книги пропали…

* * *
К приходу Ареса страшную находку из совещательной комнаты успели вынести, стол вымыли и отскоблили. Из-за похозяйничавших тут младших солдат пришлось повозиться, прежде чем отыскались бумага, перо и чернила.

Пока он писал, Барх по его приказу отдал нужные распоряжения. И к тому времени, когда Арес вдавил в горячий воск именную печать, надёжно скрепляя страницы, в круг света у стола выступил Алексис.

Арес передал ему письмо.

— Лично в руки, безо всяких оговорок.

— Слушаюсь.

— И на словах передай Его Величеству, что это пока лишь подозрения, но они множатся. Выходи как можно более скрытно. Коня не загоняй, но поспеши.

— У меня всё схвачено, гарнэ, — пробасил из потёмок Барх. — На боковых воротах в страже сегодня смышлёный паренёк. Договоримся, и Алексис прошмыгнёт невидимкой.

— Ночь-полночь. Кто рассматривать-то будет? — ухмыльнулся Алексис.

А неплохо бы рассматривать, учитывая, что сейчас вокруг творится.

Дело оставалось за малым — ждать, что ответит на его письмо государь. По особым тропам и на легконогом коне путь туда и обратно займёт не больше недели. Арес проводил своего гонца взглядом.

Ещё несколько дней назад он, пожалуй, всерьёз бы раздумывал над тем, чтобы поручить столь важное дело Волчонку.

Но то было несколько дней назад.

Глава 33

Генерал Эревин поступил совершенно предсказуемо — отобрал своих самых матёрых солдат, чтобы отправиться на очередную разведку. И учитывая всё произошедшее, эта вылазка могла перерасти в разведку боем.

Во всяком случае на это намекал характер сборов, о чём мне доложила ни свет, ни заря прилетевшая в дом на холме Ивка.

— А я смотрю, они ещё спозаранку оружие своё перебирают, в конюшнях возятся, — тараторила она, ловко выгребая из поддувала прогоревшую золу. — Деловые все такие, собранные.

Я наспех затолкала в себя остатки щедро сдобренной маслом каши, выглянула в окно — хмурилось, но дождя не будет.

— Ты будто собиралась из наших закромов подпортившихся яблок насобирать?

Ивка обернулась.

— Так я уже. То бишь я их отобрала, в сарайчике, вон, полную корзину. А опосля обеда снесу в конюшню.

Голова, до сих пор забитая мыслями о таинственно пропавших книгах, требовала развеяться. Пройтись по городу, прогуляться.

— Сама снесу.

Кузнецова дочка сдвинула брови.

— Да зачем же это вы будете корзину тяжёлую тащить аж до самой конюшни?

Зачем-зачем? Ну что за глупые вопросы! Я с досадой ощутила, как теплеют щёки.

— Да вот и отнесу. Я же всё равно к отцу с братьями заглянуть собиралась.

Ведь я и правда собиралась.

И пока Ивка не надумала задавать новые вопросы, я вышмыгнула в сени.

* * *
Я так спешила в конюшню, что полная корзина, казалось, ничего и не весила. По дороге меня несколько раз останавливались местные мальчишки, из чистого добросердечия порываясь мне помочь, но я отнекивалась.

Сердце было не на месте. Они же собираются туда целым отрядом, все сплошь матёрые бойцы, в этих своих защитных печатях. Что им грозит? И тут же сама себе возражала: а кто сказал, что их противник встретит северян с голыми руками?

Вот только с чего я должна так переживать?.. Они мне что, родные, что ли? Но и тут находилось, что возразить. Не родные, конечно, но и чужими их уже не назовёшь. Тахтар постепенно привыкал к имперцам. Да и не стоило кривить душой — местные от вояк пока что ничего плохого не видали. Скорее уж наоборот. Доходило до того, что помимо очевидных своих обязанностей северяне охотно выполняли и всякие другие — генерал преспокойно отряжал своих солдат чинить крыши и заборы, таскать воду из реки и вообще всячески помогать местным по хозяйству.

Тут бы и поворчать, как в первый день, мол, совсем уж под имперскими гостями расстелились, но почему-то не хотелось.

И что со мной творится?..

Я добрела до распахнутых ворот конюшни, поздоровалась с подмигнувшим мне Армином, расспросила у него, где шатается Вучко, которому хотела рассказать о пропавших книгах, но оказалось, что его ещё затемно отправили проверить лесные тропы. Он должен был вот-вот вернуться с новостями, но не стоять же столбом, выжидая его посреди суматохи сборов.

Ладно, это потерпит. Сейчас бы разыскать генерала и расспросить об их дальнейших планах.

Я вошла в конюшню. Рассёдланные боевые кони «Медведей» всхрапывали, и в этом их всхрапывании чуялось откровенное недовольство. Отряд уходил в лес без них.

Ареса Эревина искать не пришлось — генерал стоял у дальних яслей, облачённый в кожаный доспех с металлическими вставками. Да уж, бродить по лесной чаще в тяжёлом боевом облачении вряд ли с руки.

Он склонил голову — слегка вьющиеся тёмные пряди закрыли лицо — и с чем-то возился, но в рассеянном свете конюшни так сразу и не разглядишь.

Я, наконец, догадалась опустить корзину, выпрямилась и с нарочитой энергичностью отряхнула ладони.

Эревин вскинул голову и нахмурил брови, будто одно моё присутствие находил неодобрительным. Очевидно, время от времени я умудрялась испортить ему настроение загодя.

— Принесла яблок лошадям, — я махнула рукой в сторону корзины. — Вы отправляетесь к Башням?

Он кивнул, но как-то рассеянно, будто его мысли что-то занимало. Впрочем, неудивительно. Волк, лесные находки, приезд генерала, пропавшие книги — пожалуй, такое кому хочешь настроение испортит.

— Выступаем через час.

Так скоро… Внутри неприятно захолодило.

— Когда планируете вернуться?

— Ничего не планируем. Будем действовать по обстановке.

И какой она ещё будет, эта обстановка… Чёрт бы побрал этих Баронов и их лесные тайны!

Я склонила голову набок, чуть вытянула шею, чтобы рассмотреть.

— Моя помощь не требуется?

Удивительно, но Эревин не стал возражать. Молча вытянул левую руку, сжимавшую концы алой ленты, петлёй обхватывавшей правое плечо.

Ах вот оно что.

Я приблизилась, без лишних слов схватилась за протянутые концы ленты, коротковатой и потому не слишком удобной для перевязывания в одиночку.

Он не успел убрать руку, и мои пальцы невольно проехались по тыльной стороне его ладони. По моему загривку будто кто-то прошёлся горячим, шершавым языком. Кожа пошла мурашками.

Я невольно подняла глаза на генерала, но он прятал взгляд, уставившись на ленту, и почему-то хмурился ещё сильнее.

Молчание начинало тяготить.

— А зачем эта повязка?

— Чтобы в случае боя отличить своих от противника. Мы до конца не знаем, кто и что нам противостоит. К общей свалке, да ещё в лесу, не мешает перестраховаться.

Я кивнула. Разумно. Сдвинула ленту чуть выше по плечу, чтобы лучше держалась.

— В Империи есть такой обычай… — он помолчал и, показалось, даже сглотнул, — такую ленту на турнирах обычно доверяют повязать только…

И он опять замолчал, будто не знал, как продолжить.

Генерал северного крыла армии Его Императорского Величества, обычно умевший быстро и доходчиво любому втолковать всё, что нужно, вдруг… растерялся?

А растерялся он потому что… что?

Нет.

Нет-нет-нет.

Велена, даже не смей. Не вздумай даже помыслить, что он… беги. Беги, Велена. Беги!

Закусив губу едва не до крови, я наскоро стянула концы ленты в узел и дрожащими пальцами заправила её остатки за повязку. Отступила. И не смогла поднять на него взгляд.

— Мы не в Империи, — пробормотала я и, как распоследняя трусиха, помчалась прочь из конюшни.

Мысли уже привычно сорвались в пляс, превращаясь в безобразную мешанину. У входа я едва не врезалась в кого-то, но не обернулась, даже когда меня окликнули. Наверное, я не сумела бы остановиться, навались на меня все солдаты, которые до сих пор сновали по двору.

О, все боги Свободных земель, что же это со мной творится?..

До холма я так и не добралась — по пути меня нагнали, схватили за руку и затащили в покосившийся старый амбар у развилки дорог, одна из которых вела к нашему с Тусенной дому.

Я даже вскрикнуть не успела.

Глава 34

Голова горела, сердце колотилось где-то в горле. Темнота сначала ослепила, но проникавший сквозь широченный дверной проём свет позволил рассмотреть моего «похитителя».

— Вучко?..

Он возвышался надо мной, и от того, как осунулось и потемнело его лицо, мне даже на миг почудилось, что я его с кем-то спутала.

— О боги, Вучко… Ты меня… до приступа меня доведёшь.

Я прижала руку к груди, пытаясь хоть немного отдышаться. Ну и день, однако, выдался. И чего мне, дуре, дома-то не сиделось? И чего я домой помчалась, если собиралась к отцу с братьями заглянуть?

Разговор в конюшне, кажется, все здравые мысли выбил из моей головы.

— Ты ведь из разведки? Что там? Видел что-нибудь?

Он мотнул головой, но в пояснения пускаться не стал.

— А этот генерал, который вчера прикатил, с вами отправится?

— Вряд ли, — наконец подал он голос.

Наверное, неудивительно, учитывая, что у них с Эревином отношения совсем не дружественные. Вот уж о ком бы я в этом походе совсем не переживала. Стоило ему тут появиться, как у меня книги пропали.

Я вдохнула и медленно выдохнула. Сердце прекратило попытки выскочить наружу.

— Знаю, сейчас не время, тебе некогда, но тут что-то странное творится. У меня кто-то стащил несколько книг. Прямо из дома.

Вучко ещё сильнее посмурнел.

— Книги из Башен?

Я кивнула:

— Вот я и думаю. Не дело ли это рук кого-нибудь, кто прибыл сюда с генералом? И дня здесь не пробыли, и такая пропажа. Думаешь, кто-нибудь мог им сказать, что у меня мейстерские книги хранятся?

— Велена…

Я с такой лёгкостью снова пустилась в раздумья о судьбе моих пропавших сокровищ, что совсем позабыла, зачем он меня сюда притащил. Зато он не забыл.

— …я вас видел.

Я захлопала глазами.

— Н-не понимаю. Кого это «нас»?

Он смотрел мне в глаза — мрачный и злой. Длинная нитка шрама белела на левой скуле.

— Вас с генералом. Я всё видел.

Внутри будто пропасть разверзлась, но я продолжала смотреть в его потемневшие от боли глаза так, словно не понимала. И в этом я не до конца лукавила, потому что кто бы мне самой разъяснил, что же было это самое «всё».

— Ты видел, как я помогла генералу повязать ленту ему на плечо.

Вучко вдруг хмыкнул — презрительно-насмешливо. Не припомню, чтобы прежде видела его таким.

— Ленту, ну да…

Он взъерошил и без того растрёпанные волосы и уставился куда-то мне за спину. На его лице по-прежнему играла презрительная усмешка.

Я скрестила руки на груди в бессознательной попытке защититься от его злости.

— Да что с тобой творится? Вучко! Взгляни на меня.

Он повиновался.

— Объясни, что значат твои слова.

— А мне кажется, это тебе бы неплохо объясниться.

— Мне? С чего бы? И, кажется, я уже всё тебе объяснила. Генералу требовалась помощь, я её оказала.

Карие глаза так и полыхнули от ярости. Он подался вперёд, склонился надо мной и процедил:

— За дурака меня держишь?

— Вучко, я…

— То-то я никак понять не мог, что вы всё кружите друг против друга. Разговоры эти, взгляды эти странные… Да не зайди я в конюшню, чёрт знает, чем бы твоя помощь ему закончилась!

Я не успела подумать над ответом. Размахнулась и влепила пощёчину. Ладонь едва не зазвенела от боли, и я, зашипев, прижала её к бедру.

Тёмно-русая голова дёрнулась, но он ни слова не проронил.

— Да как ты смеешь, змеёныш, такое даже вообразить! Ты забыл, кто я такая? Ты забыл, кому я принадлежу?

Он выпрямился и, как будто и не было никакой пощёчины, усмехнулся. На этот раз с горечью:

— Да уж не забыл. Такое забудешь.

— Тогда что же ты мелешь?

— А ты на меня голове и городу нажалуйся. Авось выкинут из Тахтара, и я снова из твоей жизни исчезну. Чтобы не донимать.

Я сжала горевшую руку в кулак, медленно разжала. Кожу пекло невыносимо.

— Так ты опять сбежать надумал. Теперь и от сослуживцев своих, из-под начала своего генерала побежишь, только чтобы боль свою не чуять?

Он пропустил мои слова мимо ушей, будто думал о чём-то своём. Даже в рассеянном свете было заметно, как налился темнотой отпечаток моей ладони на его щеке.

— Может, я и есть дурак. Дурачина полный. Думал, что-то изменить смогу. Вернусь победителем, и законы Империи что-нибудь здесь изменят. Освободят тебя от этой кабалы, отменят этот проклятый закон. Так ведь толку? Даже если бы и отменили, мне бы от того не легче стало, верно?

Он снова посмотрел на меня, скривил губы.

— Ты и свободной не меня бы выбрала, ведь так? Только вот что я тебе скажу, — он вдруг шагнул ко мне, вцепился руками в плечи, и я от неожиданности вскрикнула. — Я не готов тебя вот так просто ему уступать. Я никому уступать тебя не готов. Даже богу!

Пальцы впивались в кожу — ох и наставил он мне синяков.

— Пусти, Вучко.

— Не могу я, можешь ты это понять? — он встряхну меня так, что едва не клацнули зубы. — Пытался, сбегал ведь даже! И всё равно. Всё без толку. Все эти годы обратно тянуло.

На глаза навернулись непрошенные слёзы. И я никак понять не могла, злилась я на него или скорбела.

— Знаешь ведь, что ничего из этого не выйдет. Знаешь ведь. Вучко, я божья невеста. Это ничего не изменит. Отпусти. Как бы тебя не хватились.

Он мотнул головой, но хватку не ослабил.

— Говори что угодно, я не отступлюсь. Пройдена черта, Велена. Почти что пройдена. Я ведь ради тебя и до конца пойду. На всё пойду, понимаешь? Ни перед чем не остановлюсь. И если нужно пожертвовать чем-то, пожертвую, — он усмехнулся собственным словам. — Чем-то… да всем пожертвую!

Скользкий холод прокатился по спине, я одеревенела.

— Вучко, не говори так. Я никогда ни о чём подобном тебя не просила. Никогда не просила тебя ничем жертвовать ради меня.

— Ну, это не в твоих силах — приказывать мне, что делать. Если отыщется способ, я через всех переступлю. И Тахтар мне больше не закон.

Я наконец сумела высвободиться из жестокой хватки. Его последние слова давили на меня, будто в самую душу тяжеленных камней накидали.

— От города, который тебя вырастил, от родины своей отречься готов. И ради чего? Ради несбыточной мечты?

Слёзы бежали по щекам, но я их не отирала. Внутри поднималась давно копившаяся обида, которую я с такой лёгкостью позабыла, когда впервые увидела его после стольких лет.

— Ты просишь от меня невозможного. И после чего? После того, как сбежал от меня на годы! Я не знала, жив ты или нет. Не знала, что с тобой сталось. Но вот ты вернулся и сам всё решил — и за себя, и за меня. Ты хоть раз-то за всё это время задумался о том, а мне это нужно?

Он вскинулся, посмотрел на меня так, будто боль от пощёчины настигла его только сейчас.

— Значит, я был прав! Значит, генерал…

— Да при чём тут генерал?! — взвизгнула я и от бессилия даже топнула ногой. — О тебе ведь речь, дурачина! О трусости твоей, об упёртости, о твоём нежелании слушать никого, коме себя самого!

Горло вдруг будто склеилось. Я всхлипнула и отёрла мокрые щёки рукавом.

— Не нужны мне твои жертвы. Мне нужен друг. Верный друг. Который поймёт и поддержит. Который поможет. Больше мне от тебя ничего не нужно.

Но он словно меня уже и не слушал. Смотрел куда-то в сторону, сжав кулаки.

— Не смогу я больше быть тебе другом, — отозвался глухо, почти безжизненно. — И рядом с тобой никого не потерплю. Это я про себя понял точно.

Своими словами он будто всаживал в моё и без того болевшее сердце углу за иглой.

— Значит, это твой выбор. Я уже сказала — неволить ни в чём я тебя не буду и жертв от тебя никаких не приму.

Вучко хмыкнул, пнул носком сапога дощатый пол и выпрямился, будто наконец что-то про себя окончательно решил.

— Ну, значит, решено. Значит, за черту.

Я не успела спросить, что могут значить эти слова. Он пошагал мимо меня к выходу из амбара.

— Вучко… Вучко, постой!

Он оглянулся в проходе, прежде чем исчезнуть из виду:

— А книги, о которых печёшься, — припечатал ладонь к деревянной стене. — Те книги можешь не искать. Всё равно не найдёшь.

Глава 35

Алексис взирал на меня, как на умалишённую, в широкой распахнутых карих глазах читалось полнейшее недоумение.

— Я знаю, что генерал Эревин вам доверяет, — тараторила я, стараясь не повышать голос, чтобы не привлекать лишнего внимания остальных солдат во дворе гостиного дома. — Поэтому вы наверняка можете выделить мне сопровождающего. Это очень важно! Очень!

Северянин тряхнул светлой шевелюрой — он, конечно, и не подумал так просто поддаваться на мои уговоры.

— Госпожа ве… ворожея, вы можете передать всё мне и, будьте уверены, я слово в слово передам ваше послание генералу, как только он вернётся.

Как только он вернётся. Ха!

Тем более что пересказать случившееся во всех подробностях и с объяснениями я могла только лично. Особенно когда удостоверилась в том, что после нашего разговора в амбаре северяне выдвинулись в лес без Вучко.

— Не пойдёт. К тому же, поймите вы, дело очень срочное! Мне известно, почему они отправились в разведку без ищейки. И эта информация может иметь критическое значение для их вылазки.

Я не прогадала, поставив на добросовестность и чувство ответственности этого солдата. После моей последней фразы Алексис позволил себе поколебаться всего пару мгновений. Едва слышно выругавшись сквозь стиснутые зубы, он пошагал в дом и вернулся удивительно быстро, на ходу натягивая усеянную круглыми стальными заклёпками бригантину.

— Моё решение. Мне вас и сопровождать.

Спорить я не стала.

Алексис назначил вместо себя главного, и мы отправились в путь, чтобы уже к исходу дня попасть в лесной лагерь северян.

И если я предполагала, что меня встретят там нахмуренными бровями, я явно недооценивала ту лёгкость, с которой порою умудрялась выводить Эревина из себя.

Едва завидев нас, генерал не потрудился никому ничего объяснять. Сгрёб меня в охапку и под удивлённые взгляды рассевшихся вокруг костра воинов потащил под деревья, подальше от чужих глаз и ушей.

— Какого чёрта? — прорычал он мне прямо в лицо. — Ты совсем сдурела? Если я всего раз позволил тебе увязаться за мной в лес, это не значит, что тебе позволено тягаться сюда, когда тебе заблагорассудится! Особенно сейчас!

Вот оно, опять отбрасываем все формальности, никаких тебе «вы».

— Теперь мне совершенно ясно, почему ваш отряд прозвали «Медведями».

Он даже моргнул от такого ответа, почти наверняка растерявшись. Наверное, предполагал, что сможет запугать меня тем, что сходу ринется в атаку.

— Вы, генерал, ревёте так, будто вас посреди зимы подняли из спячки. Но прямо сейчас я не настроена ругаться. Я к вам с очень важными новостями.

По крайней мере, я-то уж точно считала их таковыми.

Он сжал челюсти, но удержался от наверняка грубого ответа. Кивнул. И я восприняла его кивок как приглашение к перемирию.

Уж в чём генералу Эревину нельзя было отказать, так это в благоразумии и умении быстро приспосабливаться к ситуации. Он наверняка нутром чуял, что я примчалась сюда не по какой-нибудь бабской прихоти, в чём бы она ни заключалась.

— Вучко ведь не с вами? Вы уехали без него, и он по-прежнему к вам не присоединился?

Хотелось бы мне ошибаться. Ну, пусть, получу-таки по шее от северянина за то, что проделала весь этот путь зря, зато узнаю, что ищейка нашёлся, примкнул к разведке по пути. Но нет. Генерал мотнул головой и теперь напряжённо ждал, когда я продолжу.

Я вздохнула. В груди стало тесно от воспоминаний о пережитом.

— Боюсь, он к вам и не присоединится.

* * *
Само собой, я не стала вдаваться в детали, не стала пересказывать его слова, но Эревину этого, кажется, и не требовалось.

Он молча слушал, не перебивал и не задавал вопросов. Только время от времени кивал.

— Значит, пропавшие книги — его рук дело.

— Не стал бы он мне о них напоминать, если бы это было не так.

— Книги-то ему на что? Ему-то от них какая польза?

— Ума не приложу, — яосмотрелась. — А вы совсем недалеко от Совиной Башни. Она ближайшая соседка Соловьиной, но сохранилась не настолько хорошо.

Эревин покосился на меня:

— Вы ведь эти места не хуже Волчонка знаете.

И снова мы на «вы» — верный признак того, что глава «Медведей» уже не гневался. Только вот меня такая привычка порядком утомила.

— Не хуже. Да и не только я. Почему никого из местных с собой не прихватили?

Но оттого, как потемнело его лицо, тут же догадалась:

— Ставили на то, что Вучко объявится.

Эревин промолчал. Но подтверждений и не требовалось — генерал ведь ничего не знал о безобразной сцене в амбаре.

— Если бы к ночи не явился, отправил бы за кем-то из городских.

— Теперь-то ни к чему, — я поёжилась от ветра, загудевшего в склонившихся над нами ветвях. — Я вас проведу.

— Плохая идея, — Эревин выдернул иглу-застёжку фибулы, и мне на плечи опустился тяжёлый походный плащ. — Просто опишите нам дорогу, и мы сами дойдём.

Я планировала возразить, но поневоле так и застыла под укутавшим меня с головы до пят плащом.

— Из меня рассказчик никакой. Вернее будет показать. Прошу вас, генерал, не отсылайте меня обратно. К тому же в этом случае вы рискуете лишиться своего плаща, а в наших лесах по ночам жутко холодно.

И это, наконец, свершилось — суровый генерал Эревин усмехнулся. Да не просто скривил губы или дёрнул уголком рта. Я услышала самый настоящий смешок, вырвавшийся из широченной груди под толстой, усеянной стальными пластинами кожей доспеха.

И он стоял достаточно близко, чтобы даже в сгустившихся сумерках заметить — улыбка генералу очень шла.

— Боюсь, даже если бы я приказал, толку от этого не было бы.

Я благоразумно промолчала.

— Разве что пришлось бы велеть Алексису тащить вас домой силой.

— Вы и представить не можете, какими бедами для вас это обернулось бы, — хмыкнула я. — Так обращаться с местными ворожеями строго-настрого запрещено. Особенно если имеете дело с божьей невестой.

Моя последняя фраза смыла с его лица всякое подобие веселья.

— Это ведь правда?

— О да! Вас бы почти наверняка собрались судит всем Тахтаром.

— Я не об этом, — он запустил ладонь в свою тёмную гриву. — О судьбе божьих невест.

Судя по тому, как глухо звучал его голос, он мог говорить только об одном. Почему-то даже под тёплым плащом по моему телу забегали мурашки.

— О судьбе некоторых божьих невест. Так будет вернее, — я кашлянула. — Это… это так. Это древний обычай, это связь с божеством. И гарантия того, что наш покровитель ответит на призыв. Святая обязанность любой невесты — подчиниться закону.

— Чёрт знает что тут у вас, а не законы.

Я нахохлилась:

— Ну, это уж нам решать. Не Империи, верно?

Нет, не получалось у нас надолго сохранять благожелательность в общении. Я уткнулась носом в пропахшую костром ткань — непостижимым образом мягкую и грубоватую одновременно — и вздохнула.

— Поздно уже. Ступайте к огню. Распоряжусь, чтобы вас накормили.

— Спасибо, — пробубнила я и, придерживая руками полы плащ, потащилась из лесных зарослей на свет.

* * *
Вучко, конечно же, так и не объявился. За походным завтраком я, с аппетитом пережёвывая лепёшку, объяснила, в какую сторону двигаться, чтобы добраться до Соловьиной Башни быстрее, и Эревин отослал на разведку бойцов. Остальные принялись располагаться на ночёвку. Разведчики явились довольно быстро, но с не слишком-то утешительными новостями — главный лесная тропа, соединявшая Башни, оказалась завалена буреломом и кусками каменной кладки. Как раз в том месте, где путь пролегал через узкую ложбину. Просто идеальное место для засады.

Не припомню, чтобы кто-нибудь из тахтарцев, время от времени забредавших в те места, жаловался на непроходимость дороги.

В ответ на сообщение разведчиков мы с Эревином невольно переглянулись.

— Вряд ли это так природа постаралась, — пробормотала я. — Для гроз с лютым ветром ещё не сезон. Зима в этом году выдалась малоснежной — неоткуда там особо бурелому взяться. Да и каменная кладка… Рядом с дорогой никаких строений нет.

— Путь-то другой туда есть? Иначе придётся разбирать завалы.

— И пришлось бы, если бы меня в Тахтар вернули, — я повертелась на месте, внимательно разглядывая, казалось, непроходимую стену леса. — Есть другой путь, но придётся делать крюк.

Генерал без лишних слов кивнул и отправился руководить сборами, а уже к вечеру второго дня благодаря неутомимости северян мы прошагали половину пути.

Эревин отправил самых легконогих разведать, как обстоят дела в окрестностях, и один из следопытов вернулся с тревожными новостями.

— Приближаться я не стал, — юноша смахнул со лба пот и отдышался. — Но там впереди что-то маячит. Как… как будто светится. Голубым таким или зелёным. Прыгает, мечется туда-сюда. Может, магия?

— Вечёрки, — отозвалась я.

Внимательно слушавший доклад генерал обернулся, и я пояснила.

— Это не магия. Это бабочки. Они по весне просыпаются. Вечёрками зовут, потому что по вечерам у них крылышки светятся. И кажется… если их много, рядом руины Солнечной Башни.

— Солнечной Башни? — Эревин кивком отпустил солдата и сосредоточил всё своё внимание на мне. — И что там?

— От неё мало что осталось. Но мы с Вучко умудрились оттуда пару интересных книжек выудить, — воспоминания о друге детства давались нелегко. — Там подвалы нетронутые, и что-то вроде комнатушек. Может, и там в своё время какие-то маги обитали.

Эревин задумался.

— Идёмте, — решилась я. — Покажу дорогу. Руины, конечно, давненько пустуют, но вдруг отыщем там что-нибудь интересное?

— Что мы там сейчас рассмотрим? Дело к ночи.

— Поверьте, для этого огонь не понадобится.

К моему удивлению, генерал не возражал. Поставив в известность остальных, выставив дозор и отдав распоряжения насчёт ужина, последовал за мной вглубь леса.

Я на ходу оглянулась — убедиться, что он следует за мной, и краем глаза как будто уловила мелькнувшую слева тень. На миг застыла, всматриваясь, но нет, вокруг стояла полная тишина.

Скорее всего, привиделось.

Глава 36

Идти пришлось чуть дольше, чем я думала, но когда впереди между тёмных стволов замелькали далёкие бирюзовые огоньки, я невольно прибавила шаг.

Целую вечность не видела вечёрок. В Тахтаре им делать было нечего, но по весне они целыми стайками усеивали руины, оставшиеся от некоторых Башен в глубине леса. Очень часто в детстве мы с Вучко бегали сюда, просто чтобы поглядеть на эту красоту.

Буро-зелёные краски леса оттеняли яркие сполохи крылышек — и такое зрелище вряд ли было доступно глазу обитателей прочих мест. Вечёрки — одно из нерукотворных сокровищ Свободных земель.

— Видите? — я не стала оборачиваться, опасаясь, что ступлю не туда и, не приведи боги, зацеплюсь за торчавшие из-под земли узловатые корни.

— Вижу, — отозвался мой спутник. И я слегка позавидовала тому, как ровно звучал его голос. А вот моё дыхание уже сбивалось, и ноги начинали уставать. Бродить в сумерках по давно нехоженым лесным тропкам — то ещё удовольствие.

Зато открывавшийся на месте вид стоил всех усилий — мы стояли на прогалине, львиную долю которой занимала полуразрушенная башня, и всё вокруг горело дрожащим бирюзовым пламенем.

— Говорят, они тут приживаются, потому что здесь естественные места природной силы, — я вертела головой, не в силах насмотреться на пульсирующий живой бирюзой лес. — Они чуют её и слетаются к ней. Тянутся, как мотыльки на огонь. Волшебная красота, правда?

Я обернулась — взгляд Эревина почему-то был прикован ко мне, а не к той прелести, что творилась вокруг.

— Правда, — ответил он и наконец отвёл глаза, осмотрелся. — Как давно вы здесь были в последний раз?

Вспомнить бы…

— Очень давно. Кажется, ещё до Бунта. Но в то время Башня уже пустовала. Сейчас она, вон, мхом кое-где затянулась, пообвалилась и будто осела. Или просто я тогда была слишком мала, и она казалась мне выше.

Я подошла поближе, просунулась в обширный пролом, куда мы с Вучко лазали, чтобы попасть на внутреннюю лестницу. Тут тоже порхали бирюзовые огоньки.

— Тут всё по-старому, — доложила я. — Лестница цела, настил тоже. Дождевая вода сюда почти не попадает, доски прочные. Мы здесь порой ночь пережидали.

Я высунулась из пролома и едва не подпрыгнула — генерал стоял совсем близко и с неодобрением взирал на меня.

— Просто поразительно.

— Что? — я поёжилась под его пристальным взглядом.

— Вот так запросто суёте голову чёрт знает куда. Отвага в вас граничит со слабоумием, Велена.

— Подумаешь, — я приподняла и опустила плечи. — Да кому тут сидеть-то, когда вокруг полным-полно куда более удобных для жилья Башен?

Он приподнял одну бровь.

— Например, жертвам алхимических экспериментов. Или грабителям. Или чёрт ещё знает кому. Поразительная беспечность.

Я надулась, скрестила руки на груди.

— Знаете, это то, что не перестаёт меня удивлять. Вы с такой лёгкостью наделяете меня всякими разными качествами, будто знакомы со мной чуть не всю жизнь. Это несправедливо.

— Я знаю вас намного дольше, чем вы можете себе представить, — отозвался Эревин, и в набиравшем силу бирюзовом свете порхавших вокруг вечёрок я снова видела этот странный, полный тоски взгляд, которым он смотрел на меня в тот вечер, когда мы возились с Пушком.

Ведь он и тогда говорил что-то подобное…

— Разве такое возможно без моего ведома?

Он поднял на меня взгляд:

— Волчонок. Он очень много о вас рассказывал.

Дура… и как я сразу не догадалась? В груди заныло, а к горлу подступил ком.

— Поначалу я не сильно вслушивался, но во время привалов, в минуты передышек между боями…

Эревин смотрел куда-то в пространство, и в его словах сквозила горечь.

— Вы неизменно звучали в его рассказах как мечта. Одинаково желанная и недостижимая.

О боги…

— И вскоре в это мечту стало невозможно не верить.

Я посмотрела на него. Невозможно не верить? Невозможно не верить кому? Он ведь сейчас о Вучко? Он ведь не…

Я сглотнула. Мечта. Как же… Лгунья, которая, например, до сих пор скрывает от главы северян свою главную тайну.

— А вдруг я совсем не такая, какой вам предоставляюсь по рассказам Вучко?

Эревин качнул головой:

— Его рассказы тут уже ни при чём.

Хотела бы я что-нибудь сказать, но я молчала, будто у меня отнялся язык.

— Мне очень жаль, что он так поступил. Кажется, я всё-таки недооценил его чувства. И не попытался никак ему помочь.

Я даже тряхнула головой, отгоняя наваждение, вызванное его предыдущей фразой. Я уже не понимала, что чувствовала. Внутри всё причудливым образом смешалось: и скорбь, и страх, и чувство вины, и другое. И что-то новое, но не чужое. Что-то, о чём думать нельзя. Нельзя. Нельзя!

— Тут не о чем жалеть. И винить себя вам тоже незачем. У Вучко всегда была горячая кровь. И упрямства — на весь Тахтар хватило бы. Если что-то вбивал в свою упрямую голову…

Не стоило об этом. Стоило в конце концов заняться тем, ради чего мы сюда явились.

Я отвернулась к облепленному вечёрками боку Башни.

— Заглянем внутрь? У меня есть огоньки.

Выудив из поясного мешочка два перстня с массивными круглыми камушками молочно-белого цвета, я сложила ладони лодочкой, и, прошептав тройной ключ, подула — камушки налились ярким жёлтым светом.

— А это откуда? — Эревин уже стоял рядом и с искренним любопытством заглядывал мне в ладони. — Солнечные капли тут не добывают. В Столицу их возят из Закатных скал.

Я хмыкнула и надела ярко горевшие перстни на средний палец правой руки.

— Ну, не думает же вы, что мы таскали из заброшенных Башен исключительно книги?

Генерал невольно усмехнулся:

— Неплохо они тут устроились. А многие с Столице до сих пор верят, что баронские наделы немногим уютнее берлог в лесной глуши.

— Пожалуй, сейчас так и есть, — я полезла в провал и осторожно опустилась на дощатый настил, от которого вниз до следующей площадки вели каменные ступени. — По крайней мере, в окрестностях Тахтара. Все лесные Башни заброшены — какие-то давно, какие-то — относительно недавно.

Перстни-огоньки бросали на стены желтоватые отсветы. Мы молча спускались в затхлую тьму, и мягкое голубоватое мерцание вечёрок оставалось позади. Лестница шла по кругу, и время от времени мне чудилось, я здесь одна.

Ровно до того момента, как что-то вверху всхрапнуло, и со ступеней на деревянный настил мне под ноги посыпалось каменное крошево.

— Вниз! — скомандовал Эревин, и что-то массивное врезалось в стену прямо у меня над головой.

Глава 37

От неожиданности я отшатнулась, вжалась левым боком в стену и присела. Сзади и сверху кто-то захрипел. Зашелестел вынимаемый из ножен меч. Но с мечом тут особенно не развернуться.

И я, идиотка, не догадалась один из перстней отдать генералу. Теперь ему предстояло сражаться в темноте.

Наплевав на приказ спускаться, я подняла правую руку и метнулась наверх. Но и двух шагов ступить не успела — прямо на меня с лестницы валился сцепившийся с кем-то в мёртвой хватке Эревин.

Я взвизгнула и припустила вниз. Оба тела с грохотом приземлились на доски.

* * *
Враг подкрался словно невесомый призрак. Арес ничего не почуял ровно до того момента, когда сзади на него навалилась массивная туша, а острые когти с пугающей лёгкостью продырявили кожаный доспех. Не поддались только стальные пластины.

Оставалось только порадоваться, что девчонка шла впереди и расстояние между ними вывело её из-под удара. Но для верности он всё же рявкнул ей спускаться вниз и рывком подавшись назад, придавил нападавшего к стене. Из чужих лёгких вырвался хрип, хватка ослабла. Уже неплохо.

Арес дёрнул было меч из ножен и вогнал его обратно — длинный клинок тут бесполезен. Сунул руку за спину и высвободил из прятавшихся на поясе ножен охотничий нож, перехватил его так, что лезвие смотрело вниз… и едва успел увернуться — нападавший врезался в стену рядом, как-то странно выдохнул и замер.

Арес замахнулся, но его опередили — со сверхчеловеческой быстротой неизвестный врезался ему в грудь, сталкивая со ступенек вниз, откуда едва показался жёлтый огонёк. Но и этого мига хватило, чтобы выхватить из темноты оскаленную пасть разумного зверя.

Уже не надеясь удержаться на ногах, Арес погрузил левую руку в жёсткую шерсть, увлёкая оборотня за собой. И они вместе повалились со ступеней на дощатый настил.

А когда его левая лопатка влетела в доски, правая рука таки вогнала нож в плечо зверя. Он дёрнулся, зарычал.

Удар едва не выбил весь воздух из лёгких, но Арес пальцы не разжал — нож по рукоять торчал в чужом теле. Высвободил левую руку и, не теряя даром времени, нашарил горло, что было сил ткнул туда ребром ладони. Зверь поперхнулся, дёрнулся, и на лицо Аресу полетела горячая слюна.

Ответ последовал почти сразу — в бок Эревину въехала когтистая пятерня. Он охнул, сжал левую руку в кулак и впечатал его зверю в кадык. Тот вновь захрипел, почти закашлял. Когти исчезли, и бок тут же взмок от крови.

Правая рука начинала неметь.

А потом где-то прямо над ним вспыхнул яркий золотой огонёк. И едва ли не впервые за всю жизнь в горячке боя его с ног до головы молнией прошила паника.

Эта сумасшедшая повернула назад!

В теле в одно мгновение сжалась невидимая пружина, и придавившая его к полу звериная туша на миг сделалась почти невесомой. Правая рука дёрнулась, лезвие с чавканьем вылетело из раны. Используя инерцию этого движения, Арес крутнулся и левым плечом впечатался в грудину противника, отбросив его в сторону.

— Наза-а-ад! — заорал он, не тратя драгоценные секунды, чтобы обернуться. Огонёк дёрнулся и поскакал вниз.

Тело вибрировало от напряжения, и долго это не продлится. Но на новый удар сил ещё хватит.

Он поднялся, кинулся в ту сторону, куда откатился зверь, но там было пусто. А откуда-то со ступеней раздался почти человеческий всхлип, и чьи-то босые ступни пошлёпали по каменной лестнице наверх, к выходу из башни.

Арес повалился на пол, задел разодранный бок и невольно застонал.

Последнее, что он увидел — вновь заплясавший на каменных стенах отсвет золотистых огоньков.

* * *
От суматошной беготни вверх и вниз по лестнице начинали ныть ноги. Тело гудело от напряжения и страха. Пот струился по лбу и щекам. Перстни были считай бесполезны. Не сообразить, как подобраться, как разглядеть, что происходит, чтобы помочь.

Хрипы, охи, вздохи, рычание… по коже волна за волной пробегал мороз. Все боги Свободных земель, не допустите! Не смейте позволить ему проиграть в этой схватке.

В какой-то момент я просто сдалась, ноги сами понесли наверх, но стоило приблизиться, как генерал зарычал так, что я не сразу-то и разобрала, что именно он зарычал.

И тело снова подчинилось раньше, чем я сообразила. Метнулась всего на несколько ступенек вниз, а потом… всё стихло. Так же внезапно, как и началось. Теперь я слышала только своё сбивчивое дыхание. Но стоило расслышать наверху тихи стон, как я безо всякого промедления рванула назад.

Он лежал у внешней стены, и в свете огоньков я видела, как из-под разорванной бригантины растекается под его левым боком багровая лужа.

Ноги мои подкосились. Я свалилась на колени рядом с Эревином. Краем глаза выхватила в свете огоньков блеск — нож! Я наскоро отёрла скользкую от крови рукоять и взрезала доспех, чтобы получит доступ к ранам.

Ох… Ох-ох-ох-ох-ох…

Там были не просто раны и вокруг была не просто кровь. Цапнувшее его чудовище запустило в организм какой-то яд. Ворожеины заговоры с таким не справятся.

Что делать? Что делать?..

Испачканная в крови рука уже потянулась за пазуху и на долю мгновения дрогнула. У генерала есть шанс на спасение, только если я выпущу на волю дар. По-настоящему. Тайна моя будет, конечно, раскрыта. И это станет моей платой за его спасённую жизнь.

Готова ли я её заплатить?..

Глава 38

Ш-ш-ш-ш-х! Шорох наверху заставил меня вздрогнуть всем телом. Если монстр, которого мне едва-едва удалось разглядеть в свете солнечных капель, вернётся… Нет! Некогда думать об этом.

Восстановившаяся тишина начинала давить со всех сторон так, будто я попала на дно каменного мешка, и в чём-то это даже было правдой.

Я закрыла глаза, отгородилась от всего и прислушалась. Время выходило. Нужно решать.

Хотя что тут решать? Ладонь уже стискивала амулет из лесного топаза.

Жар с яростью изголодавшегося зверя вырвался на свободу, стрелой прошил меня насквозь. Его жгучие языки гудением отдавались по всему телу от макушки до пят.

У-у-ух! Только бы удержать всю эту мощь в границах собственного тела.

Я крепче стиснула нагревшийся амулет, придвинулась к раненому.

Даже смешно вспоминать, как страшно я маялась со своею тайной. Как боялась, как переживала, что генерал всё обо мне разузнает. А теперь вот она я, наплевала на все свои тайны, только бы у этого самого генерала появился шанс открыть глаза и огласить мне свой приговор.

Я только об одном у него попрошу — пусть не трогает никого из тахтарцев. Не наказывает никого за то, что они и этот секрет от него утаили.

Лишь бы не зря. Лишь бы всё это не зря.

Я стянула с пальца перстни с солнечными каплями — не глядя сунула их в поясной мешочек. Высвободившийся дар позволял перенаправить природную силу куда угодно, и тьма перед глазами в мгновение ока рассеялась.

Эревин дёрнулся и застонал, из-под рукава кожаного доспеха на доски падал голубоватый отсвет — браслет отреагировал на дар и, нагревшись, наверняка причинял своему хозяину дополнительные страдания.

Чтоб тебя, проклятая штуковина!

— Потерпите, — прошептала я и склонилась над разворочённым боком.

Да, в когтях нападавшей твари жил какой-то яд. Я протянула руки к ранам, и подушечки пальцев обожгло огнём, как в тот раз, когда я колдовала над волком.

Скорее, скорее, скорее!

Сомкнула веки, затаила дыхание и сосредоточила всю свою волю на том, чтобы увидеть, «прощупать», что за дрянь мне противостоит.

Пальцы продолжало жечь, но наплевать, пусть хоть кожа слезет.

Ниже, Велена, вглубь, в самую суть.

Гул от внутреннего жара неохотно отступал, и я чуяла тот же страшный узор, тот же почерк. Обрывки странных и страшных формул. Дело рук неизвестного алхимика…

А потом всё погасло, и чернота под веками окрасилась в багровый. И в этой мутной пелене вспыхивали жгучие искры. Ещё чуть — и каждый их сполох начинал отдаваться в моём собственном теле.

А-а-а-ах!.. Я едва не выпустила амулет. Распахнула глаза. Уставилась на лежавшего без памяти северянина.

То, что я сейчас видела… что почуяла. Это боль. Я не просто её ощутила, я её пережила. Пережила её в собственном теле.

Со способными к дару такое бывает, но лишь по особой причине. Ощущения посторонних или чужих даже опытные не в состоянии перенять. Почуять их чувства, эмоции, мысли — это пожалуйста, но пережить их могут лишь с теми, с кем у них особая связь. Родственная или…

Эревин снова застонал, на этот раз громче, зашевелился.

— Нет! Нет-нет-нет, не сейчас, — я опустила левую ладонь ему на лоб, вдавила большой палец между бровей, и он затих.

Осталось самое трудное. А у меня так и не было времени попрактиковаться на волке.

Я прижала ладони друг к другу, выдохнула и медленно их разомкнула — между ними замелькали золотые искорки. Развернула ладони от себя, приблизила к ранам, и когда до окровавленной плоти оставалось всего ничего, кожи на подушечках пальцев коснулось что-то острое, будто я прошлась ими по лезвию многочисленных ножей.

Попались!

Я уже знала, что меня ждёт. Но ухватилась пальцами за невидимый комок «лезвий» и потянула. Золотистые искорки липли к этой невидимой заразе, помогая кровоточившим пальцам не соскользнуть, не потерять хватку.

Руки начинали неметь от напряжения, но бросать ни в коем случае нельзя. Отравлявший кровь яд с кошмарной медлительностью покидал тело. Когти зверя проникли слишком глубоко.

А что если я опоздала? Что если слишком долго медлила, решая? Что если время упущено, и яд добрался до сердца? Что если…

Х-х-ха-а-ах-х! Лезвия полоснули по пальцам в последний раз и будто рассыпались. Напряжение, державшее меня, исчезло, руки повисли плетьми, и я повалилась назад, едва не стукнувшись затылком о доски.

Пальцы и ладони кровоточили, жгло немилосердно, будто их солью посыпали. Всхлипывая, я кое-как отёрла руки о подол и подползла к Эревину, осмотрела бок — края ран утратили страшный багровый оттенок.

Яд вышел. Но этого мало. Работа ещё не окончена.

Руки горели так, что за амулет я хвататься не решилась. Позволила дару пройти сквозь меня и, сцепив зубы, направила бивший из-под кожи ладоней свет на раны.

Когда я закончила, уже плохо соображала, где нахожусь. Из меня будто вынули позвоночник, и я бесформенной грудой привалилась к стене, рядом с северянином. Он ровно дышал, будто провалился в глубокий сон. Страшные раны стянулись, кровь остановлена.

Время шло. Я понемногу отходила от произошедшего. Баюкая искалеченные руки, не сразу сообразила, что Эревин пришёл в себя.

Он повернул голову и смотрел на меня снизу вверх, а в его мутном от пережитой боли взгляде читалось удивление.

— Твои глаза, — прошелестел он, — светятся. Почему… они светятся?

Глава 39

Скажи ему кто-нибудь прежде, ни за что бы не поверил, что пробуждение может стать отдельным приключением. Теперь Арес знал — в жизни возможно всё. Он будто целую вечность плыл в тёмной водной толще, не разбирая ни низа, ни верха. И когда совсем уже выбился из сил, а в груди стало жечь, он исхитрился рвануть наверх и сделать жадный глоток воздуха.

На его лоб тут же опустилась сухая тёплая ладонь.

— Ну-ну, ш-ш-ш-ш, — пробормотал откуда-то сверху смутно узнаваемый, по-матерински ласковый голос. — Ш-ш-ш-ш, всё позади.

Но не этот голос заставил его совершить подвиг и разлепить как будто сросшиеся веки, а другой — слишком знакомый, до боли знакомый…

— Няня?.. Его лихорадит? Может, сцедить утренний отвар?

Да, он помнил, чей это голос. И это как будто единственное, что он сейчас помнил, кроме своего имени.

— Без надобности, — успокоила старая ворожея. — Жар прошёл. Он приходит в себя.

Перед глазами плясала какая-то муть. Хотелось как следует их потереть, но сил не было даже на то, чтобы пошевелить пальцем.

— Ты иди. Я посижу.

Что-то скрипнуло, воздух будто качнулся, и до него долетел едва различимый аромат мяты — терпкий, душистый.

Лба коснулась прохладная нежная ладонь, мягко, будто пёрышком, соскользнула к виску и прошлась по щеке.

И больше всего в жизни сейчас он хотел заставить свою онемевшую руку подняться и накрыть эту ладонь своею. Но едва он успел об этом подумать, как тёмные воды сна снова поглотили его с головой.

* * *
— …не рассчитали. Перепроверила. Липовый цвет закончился. Запиши и его.

На этот раз открыть глаза оказалось куда легче. Он лежал в небольшой уютной комнате с распахнутым в полдень окном. Пели птицы, простенькой занавеской играл почти по-летнему тёплый ветер.

Арес лежал на постели, и у его накрытого покрывалом правого бедра примостилась ворожея в светло голубом платье с непривычно коротким рукавом. Солнечный свет превращал ободом уложенную на голове косу в пылающий огненный венец.

Он сглотнул и на мгновение снова прикрыл глаза. Хотелось убедиться, что это не его разыгравшееся воображение, не лихорадочный сон.

Но Велена продолжала что-то громким шёпотом втолковывать своей наставнице, и на сон их совместное перечисление подходивших к концу запасов походило всё меньше.

Он попытался пошевелить пальцами, и на этот раз тело его послушалось. Справа тут же охнули.

— Все боги… Наконец-то!

Нежные прохладные ладони сжали его правую руку, и от того, каким знакомым оказалось прикосновение, у него заныло где-то в области сердца.

— Не хотел прерывать вашу беседу.

Он снова разомкнул веки — на него смотрели подозрительно блестевшие бездонные зелёные глазищи. На долю мгновения что-то мелькнуло в памяти — лишь тень воспоминания, связанного с её глазами, а потом благополучно потонуло в омуте беспамятства.

— Тяжёлые ранения провоцируют вас на вежливость? — фыркнула она и постаралась как можно незаметнее смахнуть что-то со щеки. — Можете не стараться. Тусенна вышла во двор.

Да. Точно. Ранения.

— Сколько я…

— Четыре дня, — её лицо потемнело. Она вдруг насторожилась, изучая его лицо. — Вы ничего не помните?

Он поморщился:

— Только то, что чудовище успело скрыться. Дальше — провал.

Кажется, её это успокоило. По крайней мере, подозрительность исчезла из взгляда, и вся она будто расслабилась.

— Я затворила ваши раны, выбралась из башни и позвала на помощь. Мы дотащили вас до Тахтара, и с тех пор вы под моим присмотром.

Совсем не к месту вспомнилась ладонь, скользившая по его щеке. И почему-то пренеприятная встреча в башне показалась не такой уж высокой ценой за это воспоминание.

— Что с моими людьми?

— Больше никто не пострадал, если вы об этом. Зверя и след простыл. До города добрались без приключений. О вас справляются по три раза на дню.

— Заботливые, — усмехнулся Арес, но на душе всё равно потеплело. — Я тогда… как будто отключился…

— Я окунула вас в сон.

— Провернули на мне свои ворожейские штучки? Как на Пушке? — проворчал Арес.

Она шмыгнула носом.

— Главное, что они сработали. Или вы против такого моего самоуправства?

Он посмотрел на неё со всей серьёзностью, на какую только был способен.

— Вы спасли мне жизнь. Которую я доверил вам в день своего прибытия в город. Разве не помните?

Она покусала нижнюю губу, кивнула.

— Прежде я вверял себя и своих солдат только нашему лекарю. Но его не стало. В Тахтаре решил… если уж мне суждено умереть от рук ведьмы, пусть это будут ваши руки.

Девчонка уставилась на него, и на окружённом огненным ореолом лице читалось изумление вперемешку с ужасом.

— Я ни за что бы не вздумала вас убивать, — прошептала она. — Как вам только в голову…

— И знаете, почему я так решил? — он будто не слышал её возражений. В груди жгло от желания выговориться.

Ведь он мог, чёрт возьми, богу душу отдать. И не успеть. Не успеть сказать ничего из того, что таскал в себе всё это время.

— Прежде чем открыть глаза, я решил, мне всё это снится. Потому что для меня нет ничего непривычного в том, что вы мне снитесь. И снились задолго до того, как я увидел вас впервые.

Она так и застыла. Смотрела на него во все глаза. Наверняка не верила.

— Снились с тех пор, как я благополучно проворонил тот момент, как… как ваш Вучко стал заполнять мои дни рассказами о вас…

Она всхлипнула и отвернулась. В комнате повисла тишина, которую нарушал лишь беспечный щебет птиц за окном.

— Он не мой Вучко, — наконец выговорила она.

Арес упёрся затылком в подушку и медленно выдохнул, уткнувшись взглядом в потолок. Да что на него нашло? К чему все эти откровенности?

— Он так и не объявился?

Ворожея кашлянула.

— Нет. Его никто не видел.

Она поднялась с его постели, прошлась до окна, потёрла открытые плечи, будто озябла, и, наконец, повернулась, к нему. На её порозовевшем лице не читалось сейчас ничего, кроме участия.

— Вам нужно отдыхать и набираться сил. Я приготовлю перевязку и загляну к вам позже.

Она не стала дожидаться, пока он ответит, и покинула комнату.

И стоило ей сбежать, стоило разуму проясниться, как память принялась угодливо подсовывать обрывки воспоминаний. Беспорядочные, но всё же позволявшие потихоньку собирать воедино картину произошедшего.

Пылавший нестерпимой болью бок, словно между рёбер ему просунули горящий факел. Склонившуюся над ним ворожею, пляшущие огоньки солнечных капель… Она будто что-то шептала… плакала… бок разрывало на части… краткое затишье… Ему удалось всего на мгновение прийти в себя. Она сидела рядом, над ним. Её глаза светились во тьме мягким золотистым светом.

Он, кажется, даже успел спросить её об этом. Вместо ответа она опустила горячую, липкую от крови ладонь ему на лоб, а её большой палец лёг ему прямо между бровей.

Но за секунду до того как провалиться в беспамятство… Воспоминание камнем впечаталось в грудь, дыхание перехватило.

За секунду до этого…

Арес с усилием поднял правую руку — на опоясанном браслетом запястье белела повязка. Он схватился за венчавший её узелок, дёрнул. Ткань сползла, обнажая серебристый обод и обожжённую кожу под ним.

Глава 40

Что это могло значить? Что всё это вкупе могло значить? Ну давай. Давай, Эревин. Признайся хотя бы себе. Ты ведь никогда не бежал от правды, какой бы тяжёлой она ни была.

Но, очевидно, всё когда-нибудь бывает в первый раз.

Он закрыл глаза и едва сдержался от того, чтобы простонать вслух. Браслет не мог подействовать на оборотня. В этом он убедился, пока дрался с ним. Обод раскалился, когда…

Да, да. Именно тогда. Когда ворожея бросилась спасать его от верной смерти.

В груди разверзлась чудовищных размеров дыра, которая засасывала в себя все чувства и мысли. Оставляла после себя лишь онемение и тупую боль.

И еще четверть часа назад волновавшие его раны уже будто бы и не имели никакого значения.

Как же так вышло, что он ни на миг не заподозрил?.. Ведь подсказки наверняка кружили вокруг, стоило только присмотреться и прислушаться. Но всё, что он делал, это смотрел в её глаза и слушал её голос.

Лежать без движения, беспомощной грудой мяса, над которой воронами пировал чёрные мысли, становилось невыносимо.

Но никогда не стоит недооценивать горькую иронию судьбы, как будто говорящую: «Да что ты знаешь о невыносимости?»

Из передних комнат донёсся шум, обрывки разговора, а вскоре после этого и приближающиеся шаги.

— Ах, как я вовремя! — раздалось у него над головой, и Арес пожалел, что не успел притвориться спящим. — Нет-нет! Не вздумайте, лежите. Я ненадолго. Только чтобы убедиться, что вы идёте на поправку.

Расфуфыренный Анхель Ирнар встал напротив кровати, поправляя рукава своего бархатного, расшитого золотой нитью дублета. До чего же нелепо выглядел его наряд в этой обстановке.

— Прелестная госпожа ворожея сообщила мне, что вы совсем недавно пришли в себя и всякая опасность миновала.

Ничего, из того, что сообщила ему «прелестная госпожа ворожея», сейчас не могло считаться правдой.

— Так вы пришли справиться о моём здоровье?

Ирнар тряхнул золотистыми кудрями.

— И это тоже.

— И что бы это значило?

Генерал закатил глаза и, оставив в покое манжеты, принялся поигрывать свисавшим с пояса шнурком, на конце которого крепилась массивная золотая печать.

— Как я вам и сказал, стремлюсь быть полезным по мере своих скромных возможностей. Пока вы рыщете по лесам, рискуете жизнью, я помогаю в городе. Вот, отрядил своих солдат на помощь многоуважаемой Тусенне — она отправилась в селение по соседству за недостающими травами. Вокруг неспокойно — негоже отпускать пожилую знахарку одну.

Сегодня выслушивать разглагольствования Ирнара было особенно тяжело — мысли были заняты куда более важными вещами. От них не удастся отмахнуться, не выйдет забыться, их не получится заспать.

— Очень благородно с вашей стороны оказать Тахтару свою помощь.

Ирнар растянул губы в улыбке.

— Это меньшее, что я могу сделать. Но скажите, что стряслось в лесных развалинах? Я пытался расспросить вашу верную сиделку, но она, мне кажется, слишком опекает вас. Заявила, что вы сами расскажете мне всё, что посчитаете нужным рассказать. Удивительно! Столицы вам мало. Вы и тут умудряетесь покорить все женские сердца.

Арес не краснел. Никогда за ним подобной привычки не водилось. Наверное, просто от долгих разговоров и тяжких раздумий к нему вернулся жар.

— Меня вас нечем особенно порадовать. В руинах одной из Башен на нас что-то напало. Это вы и без меня знаете. И это что-то — одна из главных причин нашего здесь пребывания. Как только я окончательно поправлюсь, мы вернёмся в лес и завершим начатое.

Он внимательно следил за холёным лицом Анхеля Ирнара, чуть кривившего свои капризные губы, будто вынужденные держаться уголками вверх. И оттого его вежливая полуулыбка превращалась в гримасу вымученного благодушия.

Но, видимо, у него была причина нанести этот визит и она была достаточно веской, чтобы от неё не отказываться.

— Есть предположения, что это могло быть?

— Есть.

Ирнар кашлянул и снова дёрнул себя за манжету:

— Не поделитесь?

— Пока рано делать какие-то выводы. Я собираю улики. И если их окажется достаточно для того, чтобы подтвердить мои подозрения, я вам о них обязательно расскажу.

— Вы всё-таки предполагаете, что в Башнях могли засесть недобитки? Враждебные Империи обладатели дара?

Какая прелесть… Ирнар никак не хотел сдаваться. Так и кружил стервятником в надежде хоть на какую-нибудь, пусть даже крохотную поживу.

— Разве не за этим мы сюда направились? Кажется, никто из этого секрета не делал. Здесь последний родовой оплот бунтовщиков. Самые глухие и отдалённые их гнёзда расположены в южных лесах. Конечно, это повод подозревать, что если где-то они и скрываются, то наверняка в этих местах. Не находите?

На душе и без того было паршиво, а этот пустой разговор и настырность Ирнара грозили окончательно его испоганить.

Генерал притворился, будто обдумывал его последние слова, прежде чем кивнуть:

— Полагаю, вы правы. И вы наверняка уже смогли отыскать какие-то свидетельства их возможного возвращения в Башни?

Арес поднялся на локтях и, стараясь не обращать внимания на разгоравшийся в левом боку пожар, опёрся спиной о подушку. Сидеть не сидел, но уже не ощущал себя таким беспомощным, лёжа пластом.

— Сказать откровенно, меня слегка удивляет ваша настойчивость. Вы так жаждете влиться в расследование? Так, может быть, и у вас есть чем со мной поделиться?

Стоило отдать ему должное — Ирнар сумел сохранить лицо и отступить на прежние позиции, не понеся потерь. Развёл руками и с искренней печалью качнул головой:

— Увы, мой друг. До ваших навыков мне слишком далеко. И многие тахтарцы подобно вам, путают моё любопытство с назойливостью. Я потому, пожалуй, и настойчив с вами сверх всякой меры, за что прошу меня извинить. Неопределённость угнетает. И я пока не чувствую здесь себя полезным. Но я уверен, это временно.

Он хотел сказать что-то ещё, но его витиеватый монолог, призванный замаскировать отступление, прервали.

— Генерал Ирнар, я вынуждена попросить вас оставить генерала Эревина. Ему требуется уход и покой. Прошу вас.

На пороге стояла Велена с деревянной коробочкой и ворохом свежих повязок в руках. Комната, по которой гулял лёгкий ветерок, снова наполнилась едва слышным ароматом мяты.

Глава 41

Она говорила мало. Точнее, не произнесла ни слова с тех пор, как выпроводила за дверь Анхеля Ирнара, всю дорогу до выхода ворковавшего о её блестящих целительских талантах и невероятной силе ворожейских навыков.

Маленькая дурочка. Ведь если даже Ирнару такой впечатляющий прогресс показался удивительным, то что говорить о том, кто знал, насколько тяжело был ранен. О чём она только думала? Неужели надеялась, что ему с концами память отшибёт?

— Садиться вам ещё рано, — пробормотала она, осматривая его повязки.

Будто разбуженный звуком её голоса, он только сейчас обратил внимания на её руки.

— Что это?

Она подняла на него непонимающий взгляд.

— Ваши ладони. Что с ними?

Ворожея потупилась.

— Ерунда. Почти зажило. Даже шрамов не останется.

Он хотел возразить, потребовать не уходить от ответа. Хотел прямо сейчас вытрясти из неё чёртово признание, но… её израненные ладони коснулись кожи над повязкой, и мысли безнадёжно спутались.

Он невольно втянул в себя воздух, и она отпрянула.

— Больно?

Очень. Ты даже не представляешь себе, как, маленькая ведьма.

— Продолжайте.

Нежные пальцы снова коснулись его кожи, но на этот раз он был худо-бедно готов. Сцепил зубы и прикрыл глаза, стараясь не забыть, как дышать.

— Генерал… часто захаживал?

Она молчала, и он приподнял веки — девчонка осторожно сдвинула край повязки, внимательно рассматривая верхние края раны.

— Был здесь несколько раз до того, как вы пришли в себя. Справлялся.

Он кивнул.

— О чём-нибудь спрашивал?

Она заметно нахмурилась.

— Только о том, каковы прогнозы и как скоро вы очнётесь. А так всё больше отирался поблизости. Зачем-то цветы приносил, — она наморщила лоб. — Это какой-то столичный обычай?

— Вы их приняли?

Она медленно выпрямилась и, жестокосердая, отняла руки от его повязки.

— Он попросил поставить их в воду, чтобы они не завяли. Я и поставила. Хотела отдать ему, но он посмеялся и объяснил, что стоять они должны у меня. Не совсем понимаю, в чём тут соль.

Чёртов расфуфыренный павлин.

— Стоило мне провалиться в беспамятство на каких-то пару дней, и вы уже обзавелись ухажёром.

Он намеревался пошутить, но фраза прозвучала скорее как упрёк. Может, Велена и права — ему не стоит и пытаться, с юмором у него откровенно не складывается. Просто уму непостижимо, как порой все его обычные слова и действия в её присутствии звучали и выглядели странно, искажённо, по-иному.

Вот и ворожея смотрела на него так, будто главная рана находилась у него в голове.

— У вас что, снова жар?

Это правда. Тело буквально горело, стоило ей к нему прикоснуться.

— Он к вам таскается, потому что положил на вас глаз ещё в день своего приезда.

Она даже руками всплеснула.

— Час от часу не легче!

— Ирнар просто так от вас не отлипнет, — во рту стало горько. — Скажите, вы и его чем-то приворожили?

Это был ненужный, глупый дурацкий и жалкий вопрос. Потому что его, Ареса, никакая ворожба притянуть не могла… даже сильнейшие обладатели дара не умели никого притягивать на расстоянии. А его, Творец — свидетель, тянуло к ней ещё до того, как он переступил порог её дома на вересковом холме.

— Да что с вами сегодня такое? — пробормотала она, но он видел — он видел! — лёгкий румянец покрыл её шею и щёки.

И одна только мысль о том, что этот румянец вспыхнул на нежной девичьей коже неспроста и уж точно не от досады, кружила голову. Сердце предательски ускоряло свой ход. Думалось всякое — совсем неуместное сейчас и неправильное.

И это стоило остановить. Пока воспоминание о случившемся в Башне окончательно не потонуло в круговерти воспалённых мыслей о запретном.

— Наверное, привыкаю к тому, что всё-таки жив.

Он немного расслабилась, склонилась над его повязками — и мысли снова безнадёжно спутались, а все силы уходили на то, чтобы ровно дышать.

— Насколько всё плохо?

Она полезла в свой коробочек, вынула оттуда нож и взрезала повязку. Стащила с него старые, пропитанные снадобьем бинты, полностью обнажив раны. И только теперь стало понятно, что все прежние усилия по сохранению спокойствия были всего лишь тренировкой перед главным испытанием.

Потерявшись в ощущениях от прикосновений её рук к своей обнажённой коже, он вспомнил, что задал ей вопрос, только когда она наконец-то соизволила на него ответить.

— Ничего плохого нет. Вы уверенно идёте на поправку. Яд полностью покинул тело. Раны затягиваются. Шрамов не избежать, но я постараюсь, чтобы они сгладились. Останутся только отметины.

— Солдат носит свои шрамы с гордостью. Шрамы меня не заботят. Заботит другое.

Она подняла на него взгляд, смилостивившись и на время прекратив терзать своими прикосновениями.

— Вы говорите, это всё-таки яд. Когти у этих тварей опасны не только сами по себе. В них что-то было.

Ворожея кивнула:

— Не так уж и много я знаю об оборотнях, но у моей родни ничего такого не наблюдалось. Выходит, то, что напало на нас, было порождением той самой алхимии.

— Почти наверняка. Огромен, бешен и невероятно силён. От него просто разило магией.

Она не спешила возвращаться к работе, и за это он был ей благодарен. Так он мог сосредоточиться и продолжить.

— И эта зараза настолько страшна, что никакие ворожейские заговоры её не остановили бы. Зверь не собирался меня обращать в себе подобного, он жаждал крови. Я умирал, Велена. Умирал у вас на руках. И у вас не было с собой ничего, что могло хотя бы просто замедлить эту заразу. А вы её нетолько остановили, вы не оставили от неё и следа.

Она окаменела. Сидела, чуть сгорбившись, будто на её плечи вдруг опустился невидимый тяжкий груз. Тихонько качнула головой, и в свете клонившегося на закат солнца вспыхнули рыжие искорки в её «венце».

— К вам вернулась память…

Горло стянуло так, что сглотнуть и то оказалось в труд.

— Я вспомнил ваши глаза в темноте. Только внутренний жар даёт такой свет. И то далеко не у всех.

Он поднял вверх правую руку:

— Ну, и ещё это.

Она скосила глаза на браслет.

— Болит?

Он почти усмехнулся неуместности её вопроса.

— Жить буду.

— И это главное, — она подняла на него взгляд, прямой и спокойный. — Цена меня не волнует.

Глава 42

Закатное солнце горело в её волосах. Вся она будто светилась — и он уже не мог понять, это его почуявшее волю воображение или ненароком всколыхнувшийся в ней дар.

Ворожея снова склонилась над своей коробочкой со снадобьями, из которой доставала какие-то плоские баночки. Тонкие пальцы легонько подрагивали.

— Я у вас для себя ничего просить не могу и не буду, — наконец отозвалась она. — Знаю, что у вас приказ. Попрошу только за всех остальных. Они молчали, потому что на меня рассчитывают. Я им нужна. Вы знаете, кем я им всем прихожусь, и Тахтар меня без боя не отдаст. Вам ещё доказать мою подсудность придётся. И вашего браслета тут недостаточно.

— Велена…

Она даже вздрогнула, услышав своё имя. А он не мог позволить себе слишком часто его произносить. Обращаться к ней по имени было чем-то сродни тому, чтобы коснуться её самой. Слишком рискованно, слишком опасно.

— Позволите откровенность за откровенность?

Она снова подняла на него глаза. В последнее время она всё чаще это делала — смотрела на него открыто и прямо.

— Во-первых, вам ни к чему называть себя подсудной. Ни под какой суд вас не ведут. И уж тем более не повели бы, когда вы спасли жизнь боевому генералу. А во-вторых…

Надо же, с какой сложностью ему вдруг стали даваться слова.

— …во-вторых, вы правы. По правилам, вашу причастность к владеющим даром могут подтвердить либо прилюдный акт использования магии, либо показания ищейки.

Ворожея опустила взгляд.

— А нашего ищейки и след простыл. Но даже когда он объявится, я не смогу заставить его свидетельствовать против вас.

— Вы его генерал, — прошептала она. — Вы очень даже можете ему приказать.

— Могу, — согласился Арес. — Но не буду.

Как всё могло настолько измениться за такой короткий срок? Что он творит? И почему? Впервые в жизни — нарушить приказ… приказ, шедший от самого Императора.

Его мысль оборвалась, стоило взгляду проследить за беспокойной девичьей рукой, прошедшейся по предплечью и выше — короткий рукав приподнялся, обнажая на озябшем плече бурые пятна.

Позабыв о ранах, Арес подался вперёд и даже не поморщился, когда бок прошило болью.

— Что это?

Рассеянно гладившая плечо Ворожея, отдёрнула руку.

— Пустое.

Он смог дотянуться, перехватил её запястье — крепко, но осторожно, чтобы ненароком не вырвалась, второй рукой отодвинул ткань. Плечо покрывали округлые, уже понемногу сходившие синяки.

— Творец всемогущий… это в Башне?..

Она поспешно мотнула головой:

— Это… чтобы вы не были так уверены, что Вучко стал бы меня выгораживать. Может, уже передумал.

Он крепко сцепил зубы, чтобы не выругаться вслух. А очень, очень хотелось.

— Почему вы… почему не сказали?

— Ни к чему, — её голос вдруг сделался слабым, они оба уставились на его пальцы, по-прежнему охватывавшие её запястье. Наверное, прикажи ему сам Император, он и тогда не смог бы их разжать. — Он не со зла. Обида в нём говорила.

— За что, чёрт возьми? За что ему на вас так обижаться?

На этот раз он почувствовал, как она вздрогнула. Едва ощутимо. И чем же задел её этот вопрос?

— Я наложить вам повязку должна. И другими делами заняться. Лягте.

Она положила ладонь ему на грудь, легонько толкнула. И он повиновался, выпустил её запястье из своих почти сведённых судорогой пальцев. Потому что где-то на горизонте уже маячила опасная черта, за которой он не смог бы просто чувствовать и ощущать. Он начал бы действовать. И уже не смог бы остановиться.

— Велена, я не могу вам обещать, что не накажу его за это. И лучше вам сказать мне, почему он так с вами обошёлся. Чтобы я знал, что у него была причина. Что это не потому что он просто вызверился и сорвал на вас свою злость.

Она принялась перебирать свежие повязки:

— Желаете откровенность за откровенность?..

— Совсем не повод иронизировать. Да, я бы предпочёл, чтобы между нами было как можно меньше тайн, даже если мне каждый раз придётся рисковать своей жизнью, чтобы выводить их одну за одной на свет.

Заигравшая было на её губах призрачная улыбка тут же погасла.

— И это тоже не повод иронизировать.

— Я этого и не делал.

Она вздохнула, теребя в руках чистые ленты материи.

— Он вбил себе в голову какую-то дурость… Решил, будто…

— Велена! Веле-е-ена-а-а!

Влетевший в комнатку оклик со двора заставил её подскочить.

Арес прикрыл глаза и едва не застонал. Кто бы ни прервал их разговор, он только что нажил себе в лице генерала Ареса Эревина заклятого врага.

Глава 43

Я стояла в стороне от большого костра, полыхавшего на обширной поляне у реки, где Тахтар устроил гуляние — сразу по двум важным поводам: во-первых, приближалось начало лета, во-вторых, все чествовали выздоровевшего генерала Эревина.

Вечер догорал, и Лелея уже накинула на небесный купол свой тёмно-синий, усыпанный алмазными звёздами платок.

Последняя неделя выдалась… странной. Как и всё происходившее после нашего спешного возвращения из леса. Наш последний разговор с Эревином никак не шёл из головы и начинал преследовать меня даже во снах. Странные слова. Странные взгляды. И верно ли я их понимала? Да и вправе ли я вообще над ними задумываться?

И ведь хватало мне глупости больше думать о них, чем о том, что моя главная тайна раскрылась. А всё почему? Потому что вопреки всем доводам рассудка я верила в сказанное Эревином. Он готов отступить от приказа.

Щёки от этих мыслей так и жгло. И костёр тут был совсем ни при чём.

В тот день наш с генералом долгий разговор прервал прискакавший на холм Вашка, и я готова была расцеловать младшего брата за то, что уберёг меня от тяжёлого объяснения. Я отдала ему свежий настой чёрного корня, а он взамен попросил у меня разрешения взглянуть на раненого генерала, заявив, что представлять их друг другу нет нужды.

Так я, к своему вящему изумлению, узнала, что генерал Эревин знаком с моей роднёй, которую успел навестить ещё в тот день, когда северяне притащили из лесу Пушка.

Вашка восхищённо рассматривал оставленные оборотнем отметины и расспрашивал северянина о схватке, а я старательно отводила взгляд от обоих и потирала правое запястье, которое до сих пор будто опоясывало огненное кольцо — там, где моей кожи касалась его рука.

И всё в моей бедовой голове безнадёжно смешивалось, вынуждая признать, что всё это время я не видела общей картины, лишь её кусок. И как теперь собрать её воедино, не представляла.

Я огляделась — Эревин и его солдаты сидели поодаль от общего костра, у огня поскромнее. Там же сгрудились кое-кто из ближников Солопа и… мои родные.

Да, вот так. Быстро вставший на ноги благодаря моим изрядно подпитанным даром стараниям Эревин, которого я с тех пор старательно избегала, погрузился в свои таинственные дела. И первым делом вызвал к себе для разговора моих братьев и отца. Я было полезла разузнать, что происходит, но Тусенна едва не силой оттащила меня тогда от дверей комнаты, где они беседовали, и потребовала им не мешать.

Глава «Медведей» к тому же углубился в корреспонденцию. На следующий же день после разговора ему доставили всё необходимое, и Эревин что-то писал, куда-то кого-то отправлял и, кажется, получил какое-то письмо из-за холмов — недавно в Тахтар вернулся неведомо когда отсюда выехавший боец отряда.

Пару раз в дом на холме наведывался генерал Ирнар, но с Эревином у них беседы надолго не затягивались. Столичный повеса пытался восполнить недостаток в общении беседами со мной, но я долгих разговоров с Ирнаром сторонилась. Что-то в его медоточивом тоне было от змеиного. Будто вот-вот улыбнётся, и меж зубов покажется раздвоённый язык.

В общем, чёрт знает что происходило…

Все вокруг темнили. Отмалчивались. Недоговаривали. И в первую очередь генерал Эревин. Откровенность за откровенность… как же!

Я вздохнула и прошлась до полосы деревьев, за которыми скрывались домишки городской окраины. Ночь постепенно вступала в свои права, с реки начинало сильнее тянуть холодом, но костры и настоянный на терпких лесных травах медовый напиток не давали гуляющим замёрзнуть.

Мимо меня с хохотом пронеслась Малана. Младшая сестра шорника Серевеза, разрумянившись, притворялась убегающей от рослого русоволосого северянина, который с готовностью принимал правила игры. Давал ей фору, но глаза уже блестели в предвкушении.

И девки. Гуляющих держали в тепле костры, горячий мёд и тахтарские девки — кто-то из них за зиму успел изголодаться по таким гуляниям, кто-то голодал всю жизнь по таким вот «преследователям» — настоящим воинам, мечом доказавшим свою силу.

Я покачала головой и неожиданно перехватила взгляд Тусенны. Я и не заметила, что Нянька бродила рядом, но не удивилась. Она умела появляться в нужное время в нужном месте как по волшебству.

— Что косишься? — хмыкнула она.

Я повела плечами:

— Да не кошусь я. Просто… негоже тахтарским девкам так за ними увиваться. Северяне здесь не навсегда.

— Да будет тебе, — упрекнула нянька. — Пусть себе милуются. Мы-то с тобой пустоцвет, а они пусть гуляют, сильных мужиков Тахтару нарожают. От таких-то молодцов! Беды не будет.

Я обхватила себя за плечи, запрокинула голову, всмотрелась в звёздное небо. Может, Нянька и права. Может, во мне зависть говорила. Божья невеста — только божья невеста, никому она больше не суженая, никогда и никому не жена.

И отчего-то именно сегодня думалось об этом особенно тяжко. Именно сегодня мне впервые подумалось, что это несправедливо…

Я чувствовала на себе внимательный нянькин взгляд, но не хотела продолжать разговор. Не хотела спорить с очевидным, поэтому побрела в другую сторону, огибая собравшихся у костров старейшин, веселившихся тахтарцев и продолжавших беседовать о чём-то важном северян.

Меня никто не замечал, и я ни с кем разговоров не заводила. Мне требовалась тишина, чтобы затушить без спросу всколыхнувшиеся сожаления. О все боги Свободных земель, запретите мне даже думать о том, что я поспешила навсегда отдать себя в невесты Волкована!

Я и сама не заметила, как ускорила шаг — нелёгкая несла меня куда-то во тьму, подальше от костров, на окраинные улочки города. Так, гонимая своими невесёлыми мыслями, я, пожалуй, и до леса добежала бы.

Если бы в свете звёзд, едва разгонявшем сгустившую тьму, меня не остановил какой-то шорох. Я замедлила шаг. А потом будто вросла в землю.

Потому что на меня из темноты пустынной улочки смотрели горящие алым глаза.

Глава 44

Кричать, звать на помощь? Мне это и в голову не пришло. Возможно, потому что хорошо понимала — не успею. Без толку орать — нужно действовать.

Но тело свело судорогой. Я даже вдохнуть порядком не могла.

Алые глаза смотрели не мигая, но я уже чуяла их обладателя. Воздух будто напитывался звериной злобой.

А потом… к паре светящихся точек присоединилась вторая… и третья… и…

Плевала я на амулет.

Вдохнула поглубже, отпустила клокотавшее внутри густое пламя. Огненные языки привычно впились в моё солнечное сплетение, ринулись от него во все стороны, по всему телу.

Зрение прояснилось — дорогу мне преграждали три косматых зверя. Ещё несколько брели от кромки леса с такой неспешностью, будто выбрались из чащобы на прогулку.

Мамочки…

На берегу ни оружия, ни защиты, кроме огня. Разве что северяне препоясаны мечами.

Дар бушевал внутри, искал выхода. Самое время его отпустить.

Вдох-выдох. Я отшагнула назад.

Алые огоньки колыхнулись.

Я сжала кулаки, и жар, почуяв движение, ринулся в напряжённые мышцы, загудел в пальцах, чуя мои намерения.

Я отшагнула снова, огоньки поплыли вслед за мной. Тишину взрезало низкое, утробное рычание.

Ну, ближе, косматые чудища, ближе!

Осмелев, я отступила на два шага назад. Три пары точек рванули вперёд.

Я вскинула руки.

Пальцы ошпарило жидким пламенем. Он выхлестнулся из меня тугой волной, все эти годы копившийся, ни разу не пущенный в дело, чтобы навредить.

Ведь я ворожея — я не калечу, я исцеляю.

Но, видимо, не в этот раз.

Огненное лезвие бесшумно располосовало ночь, врезавшись в громадные, обросшие бурой шерстью тела. В чёрное небо взвился протяжный вой, полный боли и ярости.

Я развернулась и, сцапав подол, понеслась прочь — к кострам.

Руки горели. Второй такой трюк сделает меня калекой. Но если потребуется… если только так я сумею спасти…

— К оружию! — что есть мочи заорала я. Огни костров плясали перед моими глазами, стремительно приближаясь. Меня будто нёс на крыльях сам ветер. — Звери! К оружию!

Берег ожил — лязг мечей и крики мужчин оповестил меня о том, что северяне наверняка слышали не только меня, но и вой ошпаренных мною зверей.

Хвала всем богам…

Я влетела на освещённый пятачок, прямо перед главным костром, и в моё плечо кто-то впился железной хваткой. Эревин рванул меня на себя, и я впечаталась в него всем телом:

— Уводи женщин и детей. Другой выход отсюда есть?

Я кивнула, вцепившись в его кожаную куртку и едва не плача от того, что его грудь не прикрывает надёжная сталь:

— Ты же… вы без доспехов, без печатей…

Рука на моём плече сжалась крепче:

— Спасай людей.

— Но… а Вашка с Аматом? А отец?

— Присмотрю. Уходи! — он стиснул зубы, оттолкнул меня от себя. — И не смей тут крутиться, слышишь? Это приказ!

А потом в ряды занявших оборону северян влетели разъярённые мое атакой оборотни.

Всё сплелось в суматошный, вопящий, жаркий, пульсирующий страхом клубок. Я хватала метавшихся по берегу редких детишек, которых нерадивые матери не успели до прихода темноты оправить по домам. Тащила обезумевших девок подальше от костров и выхода на берег, под деревья к пролому в стене. Через него миловавшиеся парочки и отчаянные мальчишки вечерами пробирались к реке — и многие ворчали, мол, пора бы уж починить кладку.

Сейчас я благодарила всех богов, что никто так и не сподобился этого сделать.

Тусенна помогала с той стороны пролома. Тахтарские мужики сначала ломанулись внутрь, а теперь выскакивали наружу — с косами, вилами и всем, что могло стать хоть каким-то подспорьем в бою.

Подтолкнув к провалу белобрысую Лянку, я огляделась. Пот заливал глаза, струился по спине и бокам. Дышалось с трудом. На просторе берега остались лишь северяне и тахтарцы, ввязавшиеся в бой.

Я не смогла бы последовать за остальными в пролом, я всем телом рвалась обратно.

Там нужна моя помощь. Я защищаю этот город, это моя обязанность. Что бы там ни приказывал генерал Эревин.

Посреди всего этого безумия и хаоса меня вдруг охватила злость.

Смотри-ка, приказывает! А сам, сумасшедший, против зверя с одним мечом… без доспехов… угробится хочет, не иначе!

Кто ему позволял? Весь мой труд — и насмарку? Спасала, выхаживала…

Неблагодарный.

Я шагала под деревьями прямо туда, где завязался бой. Ну, если мне таки придётся до костей изжарить свои руки, что ж…

Наклонив голову, я приготовилась вынырнуть из-под навеса раскидистых ветвей, как прямо к моим ногам свалилась бурая туша.

Я взвизгнула и впечаталась спиной в ствол. Зверь не двигался, а навалившийся на него сверху рыжий Барх уже вдавил ему колено меж лопаток. Прямо у меня на глазах оборотень возвращался к своему человеческому обличью

Северянин поднял на меня забрызганное кровью широкое лицо и подмигнул.

— Не волнуйтесь, госпожа ворожея. Всё под контролем!

Я сумела лишь кивнуть и помчалась дальше. Уверенность рыжебородого помощника генерала волшебным образом передалась и мне.

Глава 45

Нужно разыскать родных… разыскать Эревина… только бы с ними ничего не случилось. Все боги Свободных земель, только бы…

У костров ещё метались громадные тени, но когда я домчалась до ближайшего большого огня, последнего зверя повалили набок, и несколько северян скручивали ревевшее и бившееся в судорогах обратного превращения тело.

Я озиралась и никого не узнавала. Ровно до тех пор, пока мой взгляд не наткнулся на отца и братьев, сидевших в побуревшем от впитавшейся крови песке.

Ноги сами понесли меня к ним — я повалилась рядом с ними на колени, принялась их щупать и осматривать. Света от костра не хватало, и я уже собиралась наплевать на всё, выпустить на волю дар, когда Вашко смахнул мою дрожащую руку со своей шеи.

— Эй, задушишь же! Цел я, Велена. Мы целы.

Отец и старший брат утирали испачканные лица рукавами изодранных рубах.

— Живы мы, Велена, не суетись, — хрипло отозвался отец. — Поцарапались разве что. Это бесноватым не поздоровилось.

— Особенно тем, кто сдуру на генерала полезли, — усмехнулся Амат и, покачав головой, продолжил едва ли не с восхищением: — Ну и силища у этого северянина.

Я взвилась на ноги:

— Где он? Что с ним?

Моя родня переглянулась. Отец махнул рукой куда-то влево:

— Вон, последнего изверга вяжет.

Я бросила ещё один, нерешительный взгляд на своих, но убедившись, что они и впрямь целёхоньки, помчалась к кострам.

По пути едва не споткнулась о привалившегося к перевёрнутой колоде генерала Ирнара, чей вычурный наряд смотрелся особенно чужеродно посреди этой бойни. Бледное лицо с подрагивавшими губами придавало ему странно обиженный вид. Да уж, вряд ли он рассчитывал на такую весёлую ночку, когда принаряжался для народного гуляния.

Пусть все мои мысли и занимал совсем другой человек, ворожея во мне заглохла не окончательно. Я наклонилась и слегка тряхнула его за плечо:

— Генерал?.. Вы не ранены?

Он вздрогнул от прикосновения и затряс головой. Умудрившись сосредоточить на мне взгляд, попытался улыбнуться, но получилось откровенно скверно.

— Кажется, всё уже закончилось. Не волнуйтесь.

Понадеявшись, что я смогла хоть немного его приободрить, я припустила дальше, к кострам.

Но добежать до сгрудившихся у всё ещё полыхавшего большого огня северян я не успела — Эревин, освещаемый пламенем, с лицом мрачнее тучи шагал мне навстречу, отирая широкое лезвие меча обрывком чьей-то рубахи. Не глядя вогнал оружие в ножны, и преградил мне дорогу.

— Я же предупреждал. Я приказал тебе…

— И знали, что я не подчинюсь, — я не тратила время на лишние разговоры. Рывком распахнула его куртку, лихорадочно зашарила руками по окровавленной рубахе, замирая от мысли, что вот-от нащупаю вспоротую когтями плоть, что на этот раз не успею остановить эту заразу.

— Велена, что ты… творишь? — он застыл и смотрел на меня так, будто я свихнулась. Вздрогнул и почему-то прикрыл глаза, когда мои пальцы прошлись по его шее и зарылись в густой, взмокшей от пота гриве растрёпанных волос. Света катастрофически не хватало, но ран я вроде бы не обнаружила.

— Как вы себя чувствуете? До вас никто не дотянулся? Я не могу ничего нащупать, — я осмотрела его руки, но толстая кожа куртки выглядела целёхонькой. — А ваш бок? Как ваш бок? Боги, вы ведь дрались. А ну как раны раскрылись?

Он медленно выдохнул, и в его глазах почему-то не осталось ни следа недавнего гнева. Опять этот странный взгляд, полный неясной мне тоски и чего-то невысказанного. Или, может, уже не такой уж и неясной?..

— Мой бок в порядке. Возможно, тянул немного, но в бою такие мелочи не замечаешь.

Я только сейчас сообразила, что всё это время прижимала свои ладони к его груди, отдёрнула руки, сцепила их за спиной. Ладони горели.

— Уверены, что вас никто не задел? Ни царапины?

Он покачал головой, неожиданно хмыкнул:

— Если сомневаетесь, можете ещё раз проверить.

Ох?.. Да что он… да как он…

Я хлопала глазами, онемев от изумления. Наверняка ослышалась. Кто этот человек? Я точно его знаю? Командующий северного крыла императорской армии точно не имеет к нему никакого отношения.

— Гене… генерал Эревин…

— Сейчас вы просто обязаны мне напомнить, что шутки это не моё, — он вздохнул и запахнул куртку. — Я цел, Велена. Клянусь вам, на мне ни царапины. Можете быть спокойны.

Я перевела дух и потёрла прямо-таки зудевшую от жара щёку.

— Хорошо. Я вам верю. Вы… справились? Со всеми?

— Будь это не так, я бы перед вами сейчас не стоял. Трое погибли, одному удалось сбежать. Последнего я уложил у костра. Его мы допросим.

Всё внутри переворачивалось, но я хотела увидеть своими глазами, что нам больше ничего не угрожает.

— Хочу его увидеть, — я обогнула генерала и пошагала к костру.

— Велена…

— Просто убедиться, что он больше не угроза.

Эревин больше не стал меня переубеждать и, конечно, отправился следом. Северяне, успевшие связать пленного, уложили его перед затихавшим, но всё ещё живым костром.

Сейчас же займусь их ранами. Нужно убедиться, что никакая зараза в них не попала. Сейчас, только взгляну…

Солдаты, о чём-то переговаривавшиеся вполголоса, оборачивались, расступались. Заметила утиравшего лоб Алексиса — он почему-то отвёл глаза.

Странно…

Я уже закатывала рукава и гадала, кого отослать за Тусенной и всем необходимым для перевязок. Вступила в полукруг света, окинула взглядом неподвижное тело.

Высокий, поджарый, темноволосый, а на левом плече плохо зажившая рана… как от ножа.

Пленник вздрогнул, пошевелился, будто почувствовал мой взгляд. Солдаты смолкли.

Я оглянулась на Эревина — он уже понял, он уже знал.

Ноги ослабли, но я умудрилась на них устоять. Раненый повернулся ко мне лицом — на песке перед большим тахтарским костром лежал Вучко.

Глава 46


Утро застало Тахтар в трудах — никто в ту ночь в городе не спал. Северяне уничтожали следы произошедшего на берегу, а тахтарцы им помогали.

Мы с Тусенной врачевали раненых. Хвала всем богам, закалённые в многочисленных боях солдаты Империи не допустили бойни, но без жертв всё равно не обошлось. Тем, кому помочь уже не представлялось возможным, унесли в общинный дом, чтобы подготовить к похоронам. Среди северян погибших не оказалось, но было трое тяжелораненых. На всякий случай попросив Няньку постоять на страже, я высвободила дар и подлатала бойцов. В себя придут нескоро, но жить почти наверняка будут.

Только работа сейчас и спасала. Я бинтовала, штопала, заговаривала, мазала, втирала и вливала в раненых целебные отвары, только бы не думать о произошедшем. И в то же время старалась поскорее справиться со всеми насущными делами, только бы успеть к допросу.

И плевать мне, если генерал начнёт артачиться и запретит присутствовать при допросе. А он, конечно, запретит. Я их штабной сарай разберу по досочке — пусть только попробует остановить.

Но он не стал препятствовать. Когда я, наскоро ополоснув руки и отерев лицо и шею, примчалась к гостиному дому, прогонять меня никто не стал. Эревин хмуро взглянул на меня — осунувшийся, бледный, молчаливый — и лишь кивнул одному из бойцов, стороживших входную дверь.

Внутри, в той самой комнате, где я впервые побывала из-за схваченного в лесу Пушка, лишних не было. Рыжий Барх, я, Эревин и Вучко. Его, связанного по рукам и ногам, усадили к стене. Светловолосый Алексис внимательно проверил узлы, оглянулся и кивнул мне, как старой знакомой — кажется, во взгляде его карих глаз промелькнуло сочувствие.

А потом я поняла, почему генерал не стал меня прогонять. Войдя в помещение, он стряхнул с плеч кожаную куртку, оставшись в запачканной чужой кровью рубахе и штанах.

— Госпожа ворожея, прошу вас, осмотрите пленного. Хочу быть уверен, что он переживёт допрос.

Барх недобро оскалился. Я сглотнула. Внутри всё просто ревело от отчаяния, но тело двигалось будто в отрыве от разума. Словно нутро моё лучше знало — сейчас не время перечить. Да и спора никакого быть не могло: Вучко — солдат Империи и отвечать перед своим генералом будет соответственно этому статусу.

Его родные пока даже не знают, что сын был среди нападавших — генерал строго-настрого запретил кому бы то ни было трепаться об этом. Не хватало ещё воплей и причитаний родственников, пока идёт дознание.

Вучко, по пояс обнажённый, сидел на широченной колоде, поджав под себя ноги и свесив голову на грудь. Штаны превратилась в залитые кровью лохмотья. Всё его тело покрыли бурые разводы. И от одной только мысли, что не так уж много этой крови принадлежало ему самому, воротило.

Рана от ножа у него на плече надёжно затянулась, но выглядела так, будто он намеренно её расчёсывал, пока она заживала.

Все боги Свободных земель, да что же ты с собою наделал…

Пока я его осматривала, он не шелохнулся. Так и сидел, надёжно отгородившись от всего мира странным забытьём.

Может быть, так действовала та зараза, которой его накачал тот страшный алхимик?..

— Он не ранен, — завершив осмотр, я отступила, сцепив подрагивающие руки в замок. — Даже если и был, всё наверняка затянулось.

— Заживает как на собаке. — Эревин принялся закатывать рукава рубахи, обнажая мощные предплечья. — Это очень тебе пригодится, Волчонок. У нас будет долгий разговор.

Хотелось бы мне не слышать, каким ровным голосом он давал своему солдату это обещание.

— Некоторые вопросы снимаются сами собой. Например, теперь понятно, как вы сюда пробрались, минуя стражу.

Внутри всё стянуло ледяными жгутами. Провёл кровожадных зверюг в родной город, и глазом не моргнул. Да что может оправдать такое предательство? И ладно бы нападали на солдат, в бою, так ведь нет — проникли в город во время гуляний.

— И, кажется, ещё один вопрос не требует ответа, — продолжил Эревин, остановившись перед пленником в нескольких шагах. — Вопрос важный, но бессмысленно спрашивать, почему ты это сделал. Ответ слишком очевиден.

Мне начинало казаться, что Эревин слишком рано начал свой допрос — Вучко никак не реагировал на происходившее. Но я ошибалась — взлохмаченная голова качнулась, и сквозь слипшиеся пряди сверкнули злобой золотисто-карие глаза.

— Неужто? — прохрипел Вучко, и я не узнала его голос.

Вместо ответа генерал посмотрел на меня, и в его взгляде крылась всё та же, уже слишком хорошо знакомая мне тоска.

— Одно это спасает тебя от допроса с пристрастием, — не сводя с меня взгляда продолжил Эревин. — Возможно, моя беда в том, что я слишком хорошо тебя понимаю. Поэтому готов снять с тебя всю ответственность за укрывание правды. И я говорю не о родне госпожи ворожеи.

Вучко впился в меня требовательным взглядом, и я невольно схватилась за свисавший с жемчужной нитки амулет.

— Вот, значит, как, — оскалился он. — Ему и об этом уже известно. Я-то, значит, прав оказался.

Я почувствовала на себе взгляд Эревина:

— О чём он?

— Да бросьте, гарнэ, — последнее слово прозвучало с нотками издевательского почтения. — Ясно же, Велена теперь ваша добыча… и только ваша. Ну а она-то и рада быть добычей, если речь о вас.

Кровь отхлынула от моего лица — щёки будто морозным холодом обдуло. Сердце трепыхнулось раненой птицей и замерло.

Мир вокруг замер, смазалось по краям, поблек.

— А я-то всё голову ломала, что ж я твоего возвращения не почуяла. Теперь-то поняла, почему.

Вучко вскинул голову, заглядывая мне в глаза. Жадно ждал, что продолжу. Я взгляд не отвела, смотрела прямо:

— Потому что нечего в тебе больше чуять. Души-то нет. Вся высохла.

Глава 47

Останавливать меня никто не стал. Я малодушно сбежала — не нашла в себе сил выслушивать всё, что с отчаяния плёл Вучко. И видеть его не могла. Добровольно пойти на такое! Впустить в город кровожадных зверей, вероломно напасть и предать всё, что тебе дорого… И до того это было кошмарно, что даже слёзы не шли.

Я брела по Тахтару, не разбирая дороги. Возвращаться домой не хотелось, хоть я и собиралась сегодня повозиться с почти совсем одомашнившемся Пушком. Но соображала я сейчас с большим трудом, и вряд ли от моей компании хоть кому-нибудь нынче будет толк.

Остановилась я, вынырнув из мутного омута мыслей, только когда меня тронули за локоть. Невольно вздрогнула, подняла глаза. Передо мной маячило всё ещё бледное от ночных происшествий лицо генерала Ирнара.

— Добрый день, госпожа ворожея, — он старался сохранять хотя бы тень непринуждённости, и я не собиралась ему мешать. — Не хотел бы тревожить вас по пустякам, но я пытаюсь отыскать генерала Эревина, и никак не могу найти никого, кто знал бы о его местоположении.

Северянин и не подумал посвящать блондина в тайны своего расследования, и я уж точно не буду делать это за него.

— Думаю, вы можете справиться о нём в гостином доме.

— Что я и намеревался сделать, но его отряд… там остались только дежурные. И они ничего вразумительного мне не сообщили. Остальные солдаты, насколько мне известно, разбрелись по городу — помогать.

Только вы, генерал, слоняетесь без дела, верно?

Но в слух я этого не сказала. Только пожала плечами.

— Очевидно, у него какие-то очень важные дела. Особенно если учесть произошедшее накануне.

Не в том я была состоянии, чтобы продолжать пустые беседы, и уже собиралась с ним распрощаться, сославшись на важные дела, когда почувствовала хватку на своём предплечье — цепкие пальцы впились в кожу, всё ещё слишком чувствительную из-за не успевших сойти синяков.

Мои брови сами собой поползли наверх:

— Генерал?..

Он продолжал смотреть на меня с благожелательностью, которая никак не вязалась с его мёртвой хваткой, и это создавало жуткий контраст, от которого внутри у меня невольно похолодело.

— Госпожа ворожея, я бы не хотел казаться назойливым, но… но поймите. Я прибыл в этот город помогать, облегчить задачу и вам, и генералу Эревину. Но все вокруг относятся к моим благим намерениям так, будто я недостоин даже шанса на то, чтобы попытаться выполнить свою миссию. Я нахожу это… прискорбным. Мы ведь с вами на одной стороне.

Я опустила взгляд с его бледных, будто выцветших глаз на сжимавшие мою руку пальцы.

— Если мы на одной стороне, сейчас вы делаете всё, чтобы я в этом засомневалась.

Он позволил себе паузу, прежде чем хватка ослабла и я высвободила руку, отступив от него на шаг. Тонкие губы блондина плаксиво скривились. Он ухватился за свисавшую с поясной цепочки печать и принялся её потирать, будто только это и могло сейчас его успокоить.

— Ах, ради всего святого, госпожа ворожея, не принимайте это на свой счёт. Я забылся. Всего лишь не хотел, чтобы и вы оставили меня без ответа. После вчерашней ночи я, как и все, сам не свой…

Он продолжал опутывать меня затейливой паутиной извинений, но в какой-то момент его слова слились в однотонный гул — и вовсе не потому, что я перестала вслушиваться в то, что он говорит. Что-то происходило.

Что-то… страшное и непонятное. Что-то такое, отчего внутри у меня разверзалась кошмарная пустота.

И сейчас. Вот сейчас, сейчас я пойму, что я только что ощутила, но…

— …госпожа?

И меня будто выдернули на поверхность из-подо льда. Я едва сдержалась от того, чтобы не глотнуть воздуха, хоть и не задыхалась.

Что это, бесы меня задери, только что было?..

Ирнар всматривался в меня со смесью лёгкого недоумения и обеспокоенности.

— Вы словно… застыли. Если я так вас напугал своим непростительным поведением, приношу свои искренние извинения. Готов понести любое наказание за содеянное. Вокруг чёрт знает что творится, всё вверх дном, и я позволил себе…

— Прошу вас, — мне просто хотелось, чтобы он наконец замолчал, — не беспокойтесь об этом. Нам всем сейчас нелегко, и я принимаю ваши извинения. Желаю вам найти генерала Эревина и отыскать с ним общий язык. Уверена, это не так сложно, как вам кажется. Особенно если мы все и впрямь на одной стороне.

Не знаю, что заставило меня произнести последнюю фразу, но гадать об этом я не собиралась. Вот теперь ничего не хотелось так сильно, как оказаться в доме на холме и на время закрыться от всего, побыть хоть ненадолго в тишине, унять кровоточившее сердце, просто перевести дух.

Я оставила генерала Ирнара наедине с его заботами, только бы поскорее оказаться под крылом у Няньки. Одна она и могла мне сейчас помочь. Да хоть просто чаем травяным напоить, рассказать мне, что творится в городе и нужна ли там сейчас наша помощь.

В дом входить не пришлось — Нянька встретила меня у крылечка. Растрёпанная и будто в одночасье постаревшая на несколько лет.

Я невольно замедлила шаг. Сердце заколотилось о рёбра.

— Няня?.. Няня, что…

— Ох, дитятко, — всхлипнула Нянька и прижала руки к лицу. — Ох, моё дитятко…

Глава 48

После ухода Велены в мальчишке будто что-то надломилось. Прежде он почти наверняка стал бы язвить и огрызаться, провоцировать Ареса на жестокость — сделал бы всё, чтобы заглушить внутреннюю боль ранами на собственной шкуре.

Но Велена всего несколькими фразами раздавила в нём всякую волю к сопротивлению. И Волчонок, исковеркавший из-за своей неразделённой любви свои душу и тело, едва не задравший своего генерала, учинивший бойню в Тахтаре — сдался.

И то, к чему Арес готовился как к неизбежному, тяжкому долгу, превратилось в сеанс продолжительной исповеди. Из которой он вынес, пожалуй, куда больше, чем мог ожидать.

Волчонок смотрел в пустоту и рассказывал, как отыскал давным-давно притаившегося в Соловьиной Башне алхимика, как рассказы Велены об особой книге помогли ему сообразить, что за сокровища много лет назад они вытащили из этой же самой Башни — записи, над которыми трудился предок нынешнего умельца.

— Мехлер сказал, без знаний прадеда у него ничего не выходит — подопытные мрут, как мухи. Только, говорит, зря силы и жизни перевожу. Вот, говорит, раздобыть бы украденное.

— И ты украл во второй раз, — кивнул Арес, прислонившись бедром к столу и сложив на груди руки.

Волчонок пожал плечами, сморщился.

— Возвращаться я не собирался. Думал, попривыкну к новым силам и уж тогда решу. Но пока бродил по чаще, ваши голоса услышал. Понял, что вы с нею на руины отправились. В голове зашумело, и я опомниться не успел, как уже рыскал поблизости, а потом…

— А потом мы друг друга едва не убили.

— Я ничего не соображал. Пока ты в меня нож не всадил. Наружу уже человеком выбрался, едва ноги унёс. Ну а когда сообразил, что стряслось, когда вести из города услышал, что ты едва не при смерти…

Он запнулся, снова пожал плечами.

— То есть собирался-таки идти до конца?

— Никуда я не собирался, — вяло огрызнулся Волчонок. — Но когда обращался, тело само в Тахтар тянуло. К дому, к… к ней… тебе ли не знать?

Он в кои-то веки поднял глаза на Ареса — в них ещё полыхали отзвуки былой ярости. Он встретил этот взгляд со спокойствием, каким вряд ли мог похвастаться на самом деле. Книги стащил Волчонок, но вот настоящим вором себя чувствовал почему-то он.

— Что я могу знать о жизни в волчьей шкуре?

Мальчишка поморщился, будто он только что влепил ему оплеуху, но губы кривились в горькой ухмылке.

— Без толку это, гарнэ.

— Что?

— Отрицать очевидное. Но дело твоё. Может, тебе так и легче. Мне, вот, ни к чему. Она для меня… всё. А я для неё теперь хуже пустого места. Уж лучше бы ненавидела.

— Не сможет она долго тебя ненавидеть. Время пройдёт — простит.

— А ты ей, гарнэ, скажи, что это я её родню под подозрения подвёл — и уж тогда точно не простит.

Арес даже выпрямился, оттолкнулся от стола, подошёл ближе.

— Ты о чём это?

Волчонок вдохнул так глубоко, что верёвки на груди впились в кожу.

— Хотел раньше покаяться, да не успел. А, может, струсил. Вражда у нас с ними давняя. Они меня не переносят за то, что я от неё никак отлепиться не могу. А я их ненавижу за то, что это из-за них она и пошла на холм. Из-за них же и стала Невестой.

— Говори, что натворил. Говори. Легче станет.

— Настой их испортил. Вот что.

Твою-то ж…

Арес покачал головой.

— Тебе повезло, что она ушла раньше, чем ты успел сознаться. Услышь она это, спалила бы чёртов сарай и нас с ним заодно.

Волчонок скривил губы в подобие улыбки.

— А может, я того и добиваюсь. Всё легче, чем жить с тем, что натворил.

Арес вздохнул и потёр лоб. Голова гудела от усталости и недосыпа. Но он уж точно не будет решать судьбу своего солдата здесь и сейчас. Это дело требовало времени и раздумий.

— Вот ещё что, — Волчонок сглотнул. — Мехлер, алхимик, рассказал, кто помог ему несколько лет назад пробраться сюда незамеченным. В обмен на кое-какие посулы. Колдун, видишь ли, надеется с помощью этих книг не только оборотней разводить, но и попробовать привить дар тем, кто по природе им не наделён. Он-то думал, я ему с этим помогу. Будут подопытных из местных селений таскать. Да просчитался.

Вот так картина вырисовывалась.

— И последнее. Та печать из письма, которое ты ещё с войны хранишь, имеется на кое-каких вещах в Соловьиной Башне. А ещё она есть на книге, которую я стащил у Велены. Никого из Баронов, кому этот герб принадлежал, в живых не осталось, и Мехлер его себе присвоил. Может, он то письмо и писал. Говорю это не потому, что надеюсь на твоё снисхождение, гарнэ. Говорю, потому что должен.

И новости эти наконец-то всё прояснили. Едва пленного увели, Арес сел за новое письмо, но с прежним наказом — вручить лично в руки Его Императорскому Величеству и без ответа не возвращаться.

* * *
Стоило смыть с себя грязь и забыться хоть ненадолго. Бок начинал донимать. Отдых был необходим. Но его тянуло на холм. Сначала всё рассказать ворожее, только потом отдыхать. Вот каким удивительным образом в его личном списке самых важных дел теперь сместились приоритеты.

Он не займёт у неё слишком много времени — просто удостоверится, что после тяжёлых слов, брошенных Волчонку, она в порядке. Тем более что часть этой странной исповеди касается и её.

Искать её не пришлось — ворожея стояла во дворе у дома под старыми вишнями, которые — видимо, из-за пасмурных дней — умудрились ещё не отцвести. Лужайку под ними ровным слоем укрывал «снег» осыпавшихся лепестков.

Верный своему слову, он был краток — рассказал только о самом важном. Она внимательно слушала, иногда кивала, но ничего не выспрашивала.

— Дел он натворил, будь здоров, но вы же понимаете, почему.

— А это достаточное оправдание? — она взглянула на него, провела ладонью по плечу и поморщилась.

У неё же все руки в синяках. А он её вчера, едва не сдурев от страха, хватал за плечи, надеясь спровадить с берега…

Арес опустил взгляд, рассматривая усеявшие молодую траву лепестки:

— Пожалуй, нет. Но, может быть, это позволит вам не судить его слишком строго.

И не рвать себе сердце, потому что сейчас она напоминала тень — с бледным лицом и потухшим взглядом. Будто неживая.

— Я и не сужу. Отболело.

— Сложно в это поверить. На вас лица нет.

Она качнула головой, но едва-едва, будто ей это с трудом давалось:

— Не в нём дело. И вы должны знать. Всё равно к вечеру разнесётся…

В груди отчего-то мигом похолодело.

— Говорите.

Она подняла на него глаза — в них стояли непролитые слёзы:

— Тахтар собирает совет.

— Из-за случившегося?

Она кивнула. Он было хотел спросить, что в этом совете такого страшного, а потом… потом он понял.

И мир в кошмарном беззвучии дал трещину.

Глава 49

— Они же не станут… — он осёкся. Не смог продолжать. Казалось, выпусти он эти слова на волю, и они уже наверняка сбудутся, как страшное пророчество.

Откуда-то налетел не по погоде прохладный ветер, взметнул тонкие ветви, осыпав их водопадом белоснежных лепестков.

Ворожея рассеянно отряхнула с волос вишнёвый «снег».

— В Тахтаре все очень напуганы. Хотя попросить Волкована уберечь город от новых жертв. Потому что я не уберегла.

Да что за чушь, ей богу! Онемение от осознания того, зачем собирают совет, сменилось злостью, настоящей злостью.

— Как вы могил уберечь целый город? Такое было бы не под силу никому.

— Поэтому они и хотят просить помощи бога. Он даст мне силы для отражения любой напасти. А потом я их ему верну, — она сглотнула. — По обряду. Так положено.

Горло стянуло, голос с трудом его слушался:

— Через священный брак. Через костёр.

Она не ответила. Но ответа и не требовалось.

— В этой жертве нет никакого смысла, слышите? Волчонок рассказал достаточно — мы выкурим алхимика из его башни и перебьём весь его выводок. Тахтару больше ничего не будет грозить.

Одна слезинка всё же успела скатиться по её щеке, и она суетливо её смахнула, хмурясь, очевидно, из-за того, что он стал свидетелем её слабости.

— Не мне решать, что лучше для Тахтара. И теперь даже не Солопу со старейшинами. Совет решит, город решит, чья защита для него вернее — ваша или божья.

Всё внутри начинало закипать от гнева.

— И вы согласны вот так, безо всякой борьбы взойти на костёр, если того пожелает большинство перепуганных горожан? Даже если есть иной выход? — прорычал он. — Империя пришла сюда не просто так. Я здесь не просто так!

— Но вы уйдёте! — не выдержала она, и слёзы заструились по её лицу уже открыто. — Да, вы, быть может, настигнете этого жуткого колдуна, открутите голову ему и его творениям, но на Свободных землях не перестанут плодиться наделённые даром! Вы уйдёте, и город останется один на один с какой-нибудь новой угрозой. Тахтар желает видеть, что сам не беспомощен. Хочет вспомнить, что это такое — уметь постоять за себя. Вот зачем им это.

Арес втянул в себя воздух, но внутри всё стянулось в тугие узлы — в грудь будто со всей силой лягнули.

— Хотите сказать, это больше для демонстрации? Для представления?

Она, кажется, сама испугалась того, как это звучит. Отёрла рукавами мокрые щёки, прерывисто вздохнула.

— Вам не понять. Это… закон. Это мой долг! Не мне решать. Моё дело — подчиняться тому, что решит совет. И вы не имеете права вмешаться.

Он не мог себе этого нафантазировать — в её последней фразе звучала неприкрытая тоска и боль, оттого что не может. Приказ Императора — не перечитьместным законам. Он уже нарушил один. Решится повторить? При стольких-то свидетелях?

Она будто прочитала его мысли, печально покачала головой.

— Даже не смейте. Замахнётесь на наш закон — и Тахтар этого не забудет, — она шмыгнула носом. — Будьте уверены, Императору доложат о вашем самоуправстве.

Ветер продолжал качать ветви вишен, пряча мир в снегопаде лепестков.

— Ступайте, генерал, — прошептала она, наконец. — Город соберётся на площади к вечеру. Мне нужно отдохнуть.

* * *
Он думал, что худшие дни остались позади, что страшнее и жутче того, что ему довелось пережить на полях сражений, быть не могло. Уж тем более не в мирной жизни.

Он ошибался.

Жизнь вообще славна своей горькой иронией. Стоит лишь вообразить себе, что постиг её тайны, как она даёт тебе такую затрещину, которая отрезвляет надолго. Но некоторые затрещины настолько суровы, что, кажется, могут легко покалечить. Или убить.

* * *
Совет состоялся — собрался и впрямь едва ли не весь город. Толпы стояли даже на примыкавших к площади улочках. Они говорил и говорили. От них разило страхом и отчаянием. И говорили все, как один, о том, что выхода нет. Но он был. Он ведь был!

И он о нём напомнил. Чужак не имел права выступать на подобном совете, но плевать. Генералу Аресу Эревину, под которым ходила целая армия, не многого труда стоило убедить толпу. Но не эту, внушившую себе, что никто не защитит её лучше, чем божество.

Тахтар стал первым противником, первой крепостью, которая не поддалась. И если на войне он мог задействовать последний аргумент и уничтожить строптивую крепость, тут его вынудили отступить.

К ночи город, волнуясь и горланя, вынес свой приговор — отдать ворожею в жёны Волковану, чтобы на своём веку повидать силу Невесты, выжечь из леса расплодившихся там чудовищ и тех, кто их породил.

Покидая подворье тахтарского головы, он смотрел, как уводят Велену, рядом с которой семенила её разом постаревшая наставница, как суетится Солоп, отдавая какие-то распоряжения, как с живым интересом разглядывает всё происходящее Ирнар, успевая что-то чёркать на своих проклятых листкам бумаги.

* * *
Он нагнал их у подножья холма, куда процессия вела ворожей. Растолкал сопровождавших, подхватил её под локоть.

— Свободны, — рыкнул попятившимся мужичкам, вырвал из рук у ближнего в процессии фонарь и, поддерживая не сопротивлявшуюся ворожею за руку, пошагал к дому на холме.

Старая ворожея зашикала у него за спиной на заворчавших было мужиков и поспешила вслед за ними на холм.

Глава 50

Ворожея Тусенна в дом входить не стала. Оставила их у крыльца, пробормотав, что ей нужно срочно похлопотать о волке, которого они держали где-то на дворе.

Велена в ответ на её слова лишь кивнула и прошла внутрь. Он не стал спрашивать ничьего разрешения — следовал за ней тенью, пока она не вошла в комнатку, которая ещё недавно была его пристанищем, пока она его выхаживала.

Что следовало делать, что говорить — он не знал. Сердце то глухо ухало меж рёбер, то сжималось, затаивалось, и грудная клетка будто бы пустела.

Ворожея застыла посреди комнатки, словно в забытьи, и когда он уже собирался нарушить тягостное молчание, медленно обернулась.

— Я попрошу Тусенну за вами присмотреть, когда… чтобы ваши раны не…

— Велена…

— …и вы, пожалуйста, не тревожьте их без меры и без надобности…

— Велена…

— …чтобы случайно не навредить…

— Велена!

Впервые он повысил на неё голос, и, благо, это сработало. Она осеклась, поток бессвязного бормотания прекратился.

— Послушайте. Ваш город не ведает, что творит.

Она замотала головой, но вслух возражать не стала.

— Ваша жертва бессмысленна. Алхимик не мог бы наплодить за это время армию оборотней, даже если бы хотел. Вы думаете, в окрестных селениях не кинулись бы прочёсывать лес, тягай он оттуда людей дюжинами?

Она молчала. Не возражала, верно, но и не соглашалась. Этот проклятый совет вынул из неё всю душу, оставив лишь бледную оболочку, готовую к закланию ради… ради чего, чёрт бы их всех взял?!

— Мы знаем, где он, и знаем, чего от него ждать, сколько бы зверей под его началом ни осталось. Мы камня на камне от его логова не оставим. И вас никто не бросит. Даю вам слово. По моему совету Император отправит в Тахтар гарнизон — и ваш город будет под постоянной защитой. Не думаю, что на совете меня как следует расслышали.

— Зато вы слышали, что решил совет, — она сцепила пальцы в замок. — Тахтар объявил свою волю. Не нужен им ваш гарнизон, генерал. Они хотят…

— …зрелища, — кивнул Арес. — Они хотят представления. Они давно не видели божью Невесту во всей её смертоносной красе и хотят удостовериться, что у них ещё есть их личное оружие. Ценой вашей жизни!

Она вздрогнула и опустила глаза:

— А вы ценой своей жизни и жизней ваших солдат собираетесь воевать с этой сворой. Я не могу допустить новых жертв. Их уже и так слишком много.

— Я и мои солдаты сами выбрали этот путь. Не вам решать, за что нам платить своими жизнями.

— Как и не вам оспаривать решения Тахтара. Это пустой спор, генерал. Пустой, ненужный, бесполезный. Взойдя на холм, я приняла свою судьбу, так же как вы её приняли, встав под знамёна Императора. Вы служите Империи, я — людям этого города. Моя обязанность исполнять его волю.

Он опустил руку на рукоять притороченного к поясу меча и сжимал, пока не занемели пальцы. Внутри вместо сердца ворочались осколки битого стекла, царапали и резали всё, до чего умудрялись дотянуться.

— Это абсурд.

Она обхватила себя руками, как делала всегда, когда ей становилось не по себе.

— Это закон, генерал. И нам следует с этим смириться.

— Вы сами слышите, как дрожит ваш голос?

Он шагнул ей навстречу, проигрывая битву с самим собой. Она не попятилась, не отступила.

— Вы ведь боитесь, Велена. Вы упрямитесь мне на словах, но вы боитесь. И нет в вас желания следовать вашим кошмарным законам.

— Не делайте этого, — прошептала она. — Это… жестоко… нечестно.

— Плевать. Послушайте. Высвободите дар.

— Что? — она вскинула голову, уставилась на него в недоумении.

— Вы слышали. Этот ваш чёртов обряд, он будет на людях, так ведь? Все будут там, я буду там. Высвободите дар. Чтобы все видели, что я его видел. Его увидит Ирнар. И вы спасены.

Лёгкая тень набежала на её обескровленное лицо.

— Для Столицы. Вы хотите…

— …я хочу закончить всю эту историю с костром.

— Чтобы отвезти меня в Столицу. Где у меня появится венценосный хозяин. Где вы уже не властны принимать решения так свободно, как здесь.

— Вы всё неверно понимаете.

— Но вы хоть сами знаете, что происходит с теми, кого вы отсылаете в Столицу? Ведь вы не знаете наверняка.

— А вы питаетесь слухами и продолжаете лепить из Империи пугало! Велена, сейчас не о Столице речь. Речь о том, чтобы вас спасти.

— Да почему вы так хотите-то меня спасти?! — в сердцах воскликнула она.

Не может быть, чтобы она не понимала. Да и могли хоть какие-нибудь слова даже близко описать все эти «почему»?

— Вам это всё-таки неочевидно?

Она мотнула головой. И он хотел бы ей сказать, но верные слова никак не шли на язык. Оказывается, в некоторых вопросах честность даже для него становилась проблемой.

Но ведь и помимо главной, было множество других причин.

— Вы спасли мне жизнь. Я намерен отплатить вам тем же. И прекратите мне твердить о долге. Что бы вы ни говорили, роль бесправной жертвы вас абсолютно не прельщает.

И здесь он, кажется, дал маху, перегнул. Зелёные глаза так и полыхнули пламенем праведного гнева.

— Не выдавайте свои наблюдения за истину. В слабоволии я вам меня обвинить не позволю. Я верна своему долгу и своим обетам.

Он смотрел на неё и смотрел. И отказывался верить в то, что видит в последний раз.

— Хотел бы я похвалиться, что так же верен долгу, как и вы. Но с тех пор, как я мог с чистой совестью утверждать подобное, прошло слишком много времени, случилось слишком многое.

Она спрятала глаза. Наверняка боялась того, куда ведёт этот разговор.

— Это «многое» ничего не меняет для меня. И ничего не должно менять для вас.

А ему-то казалось, что раны тяжелее, чем на поле боя, нигде не получить…

— Я не имею права ни к чему вас принуждать. Но всё-таки надеюсь, что ещё могу просить. Высвободите дар. Просите о чём угодно, но не просите меня отступиться.

Она молчала. И молчала. И молчала. И этим, жестокая, как будто дарила надежду, но…

— Уходите, — она отступила на шаг, подальше к стене, словно искала у неё защиты. — Уходите. Вот о чём я вас прошу. Уходите!

* * *
Арес ворвался в сарай, и от его удара дверь едва не сорвалась с петель. Сидевший в закутке узник дёрнулся и втянул голову в плечи, очевидно, предположив, что настал его последний час.

Генерал возвышался над сжавшимся пленником, от которого теперь зависело многое, если не всё.

— Я согласен выполнить твою просьбу.

Сейчас он не только с пленником на сделку пошёл бы. Не побрезговал бы и с недобитком договориться.

Волчонок поднял на него заблестевшие глаза.

— Но кое-чего попрошу взамен. Скажи, на что ты готов ради неё? На что готов, чтобы её спасти?

Глава 51

Я сама во всём виновата. И, конечно, должна заплатить. За свою глупость, безответственность, слабость и бессовестное пренебрежение своей главной обязанностью — хранить, оберегать этот город всеми возможными способами.

На что ты позарилась, дурочка? Что себе навоображала? Жизнь за пределами холма? Или, может, даже за пределами Тахтара?

Я прижала руки к щекам и сама ужаснулась собственным мыслям. А ведь так и было, вот только поздно спохватилась. Поздно сообразила, как это опасно — даже находиться с ним рядом.

Вот бы смилостивились надо мной боги, обратили бы его пустословом, лгуном, трусом отыскали бы в нём хоть что-то гадкое, недостойное. Так нет же, искусили тем, что ни в чём он не притворялся. Каким мне виделся, таким и был.

Я присела на постель, куда заглядывали из окна первые лучи утреннего солнца. Слёзы так и не пришли, будто ссохлось всё внутри, зачерствело.

Моя вина — больше ничья. Ни Вучко не повинен, ни город — я одна. Искупить смогу, только сослужив Тахтару. Он хочет увидеть, что по-прежнему может себя защитить, и солдаты Империи тут ни при чём.

Ну так что ж, он получит желанные доказательства. Знать, долгие годы благополучия заставили его разувериться в силе богов. Моя задача — вернуть им эту веру.

Не думать, не плакать, не трястись, не заламывать руки — сделать. Это мой долг.

И главное, больше не думать о нём. Ни в коем случае больше не думать. Чтобы не дрогнуть, не предать самое себя.

Священный брак — ритуал настолько древний, что прост до предела. С утра на погост снесли тех, кто не пережил ночного кошмара у реки, и следом принялись за подготовку к главному событию.

Сегодня костру ещё не гореть. Сегодня призовут Волкована, чтобы он передал мне свои силы. Сегодня же наверняка город во главе с Солопом потребует от генерала Эревина выдать им пленника, и все узнают, что это Вучко.

А потом… а потом уж что город прикажет. Захотят, сплавлю лесные башни до основания и всех, кто в них затаился. Захотят, выжду, пока из лесу высунуться на новую охоту. Не мне решать.

Утро промелькнуло в обрывках мыслей и внутренних уговоров. Я пыталась достойно попрощаться с жизнью, всех простить и понадеяться, что простят и меня — за то, что именно сейчас, когда я отвечаю за Тахтар, ему пришлось пережить такой кошмар.

Я не думала о нём. Не думала. Не думала. Не думала!

— Дитятко… — Тусенна заглядывала мне в глаза, поправляя вышитый речным жемчугом воротничок наряда. Молочно-белое платье с длинными рукавами и тяжёлым подолом красило меня, я знала. Цвет очень шёл к моим волосам — так и должно было быть. Богу предлагают лучшее.

— Не плачь, Няня, — я провела ладонью по её морщинистой щеке, отирая слёзы. — Такова наша доля, верно?

— Ох, дитятко…

С тех пор, как моя судьба решилась, я только это от неё и слышала.

— Береги Пушка. Беда, что не успею я из него остатки той заразы вытащить, но надеюсь, она ему вреда не причинит. Может, со временем и сама выйдет. И вот ещё, держи.

Я сняла с шеи свой амулет — ритуал священного венчания не допускал никаких посторонних артефактов. С силой божества они будут уже не нужны. Как только нас с Волкованом повенчают, людскому роду я принадлежать перестану, уже навсегда.

Кажется, я ещё никогда не видала Тахтар целиком — а теперь смотрела прямо ему в лицо. Перед возведённым на площади помостом, на который меня привели, яблоку негде было упасть. Жители заполонили каждый уголок, а те, кому места не хватило, высовывались из окон, сидели на крышах ближних домов.

Свободное место оставалось только прямо передо мной — в нескольких шагах от возвышения. Туда в компании старейшин Тахтара вышли Солоп и Тусенна. Сопровождавшие их служки подтащили к ним вместительный сосуд с особой смесью для воскурений. Через время туда опустят чистый огонь, горевший в доме головы, когда-то добытый нашими предками от пылавшего дуба, зажжённого пущенным с небес копьём — молнией.

Тусенна затянет обрядовую песнь призыва, её подхватит весь город, клич разнесётся над холмами и лесом, дотянется до самых небес, порадует своей мощью самого Малара.

Я подняла глаза к невыносимо высокому голубому куполу, и на мгновение поверила. Мне это по силам. Там меня ждёт покой и безмятежность, вечная благодать в сонме всех, когда либо Повенчанных с богом.

Его супругой быть почётно. Жаль только, этот бог тебя не обнимет, не прижмёт к своему живому, бьющемуся сердцу. Не шепнёт тебе на ухо ласковых слов. Не подарит тебе ни радости жарких ночей, ни счастья материнства.

Взгляд сам собой опустился. Под ресницами запекло. И под рёбрами снова заныло — как давно я не чуяла эту боль! Странно. Ведь даром я пользовалась и не раз, а под рёбрами не тянуло.

Может, дар тут и ни при чём? И я только сейчас поняла, что тянуло-то не изнутри, а снаружи. И вот, снова… Замерев, прислушалась, с какой стороны, головой завертела и… Генерал Эревин стоял в первом ряду, чуть наискось от постамента. Рядом с ним и за ним — все его люди. Чуть поодаль — генерал Ирнар.

Это что же… это он меня так к себе тянул? Это я к нему, сама того не ведая, тянулась?..

Он был бледен, страшно бледен. И выглядел так, словно не спал целую вечность. Он смотрел на меня, не сводил с меня глаз. И так я боялась этого взгляда — даже больше того, что меня ждало на этом помосте.

Вот уже и всё тело разнылось — стонало, противилось тому, что ему уготовано. Я сжала руки в кулаки, ногти впились в ладони так, что вот-вот кровь из-под них брызнет.

Но глаз отвести не смогла.

Будто чуяла.

Чуяла — что-то произойдёт, а что — не понимала.

И вот уже Тусенна, отерев лицо, затянула мелодичный напев, площадь стихла. С сосуда сняли крышку.

Эревин смотрел на меня, не отрываясь, будто приказывал: «Не смей от меня прятаться. Смотри!»

И я смотрела. И ничего не видела, кроме его сурового лица, пока…

Пока солдаты за его спиной не расступились, пропуская вперёд всклокоченного Вучко.

Он двигался хищно и быстро. Взгляд его горел.

И я дёрнулась. И я хотела закричать. И я не успела.

Нож в руке Вучко описал дугу. Солнце отразилось на широком лезвие, полоснувшем по глотке Эревина.

Глава 52

Мир дрогнул. Солнце скатилось с небес и разлетелось вдребезги где-то за лесом.

Тьма, чёрная пропасть, конец.

Я умирала перед помостом вместе с ним. Всем телом чуяла страшную рану, каждой частичкой себя.

Жизнь уходила — быстро, толчками выкатывалась вместе с хлеставшей на землю кровью.

Пальцы немели, перед глазами плыло.

Но я полетела сквозь тьму. Ноги будто совсем не касались земли.

Может быть, я что-то кричала. Может, кого-то звала. Может быть, плакала даже… не помню, не помню, не помню!

Рухнув на землю рядом с ним, схватила отяжелевшую голову, уложила себе на колени. Кровь когтистыми алыми пальцами впивалась в белую ткань подола.

— Назад! — рявкнула тем, кто стоял ближе всех.

Толпа отшатнулась. И вовремя.

Не чуя сопротивления, жар с воем взметнулся, впился в меня, ослепив, на миг обездвижив.

Всё длилось мгновенье и целую вечность.

Я чуяла, что от меня потребует дар. И я отдала, не раздумывая не секунды. Даже не стала пытаться сдерживать силу, съедавшую меня изнутри, — сложила ладони, направила вниз, прямо в рассечённую плоть, и солнечно-золотые потоки хлынули в рану, накрепко связывая живое с гибнущим.

Нить ускользающей жизни Эревина прочно слилась с моей, напитанной даром.

Я зажмурилась, почти задыхаясь. От тянувшего из меня последние силы жара слёзы градом лились по лицу, но я ликовала.

Ликовала так, как не смогла бы ликовать, спаси я весь Тахтар.

Но я не успела устыдиться таких кощунственных мыслей — голова на моих коленях дёрнулась, я почти беззвучно застонала и завалилась на бок.

Последним, что я услышала, был едва ли не ликующий крик генерала Ирнара:

— Призываю в свидетели весь город и солдат Империи! Госпожа Велена владеет даром! Вступает в силу указ Императора! Она подлежит…

* * *
Я пришла в себя только к вечеру — не проснулась, не очнулась. Лишившись чувств на площади, я будто попала в тёмный лес и куда-то всё это время брела. И только сейчас вышла на свет, на родной, до боли знакомый голос.

Нянька что-то нашёптывала у меня над головой, а стоило мне пошевелиться, так разрыдалась, что я всерьёз за неё испугалась.

— Где… он? — прошептала я. — Няня… Где… он?

Уткнувшись мне в волосы, Нянька судорожно вздохнула, шмыгнула носом.

— Жив он, горюшко ты моё. Жив.

И уж до чего я была слаба, а новые слёзы тут же набежали на глаза и покатились по вискам в волосы. Сил их отереть попросту не было.

Так мы и рыдали с Нянькой в вечерней полутьме моей маленькой комнатки, в притихшем доме на холме.

А потом она спохватилась, влила в меня укреплённый заговором настой — и тело постепенно вспомнило, как меня слушаться.

— Не удерживай, — я сползла с постели и как была, в залитом ссохшейся кровью платье, поковыляла прочь из дома. — Даже… не пытайся.

Сейчас никого и ничего не существовало, была одна-единственная цель — добраться до гостиного дома.

Нянька молча вытащила из сундука пуховую шаль, накинула мне на плечи и помогла добрести до порога.

* * *
Я впервые попала в гостиный дом. За всё время, что имперцы гостили у нас, ни разу мне сюда попадать не доводилось. Кто бы мог подумать, что случится это вот так…

Солдаты передо мной расступались, кто-то даже кланялся, прижимая руку к сердцу. Я морщилась и слабо грозила пальцем. Вот ещё, надумали…

Генерала Эревина поместили в одной из дальних, хорошо освещённых комнат, на широком, застеленном шкурами ложе. Никто из сопровождавших меня не подумал переступать порог. Но когда я уже собралась входить, у меня за плечом возник Алексис. Протянул мне чашу с багровым, остро пахшим напитком.

— Что это? — шепнула я.

— Вино, травы, мёд, кровь и кое-что ещё. Не спрашивайте — пейте. Вам нужны силы.

Он видел, как приподнялись мои брови, пока я медленно глотала горячее пряное питьё. Улыбнулся так, что у карих глаз собрались крохотные морщинки.

— Наш лекарь знал толк в укрепляющих. Такое и медведя на ноги поставит.

Я невольно улыбнулась такому сравнению. А он, заботливый, ретировался, только когда убедился, что чаша пуста.

В комнату я входила уже слегка захмелевшей. То ли от снадобья, то ли от того, что наконец воочию убедилась — он жив.

Свечи горели ровно и ярко, купая комнату в мягком медовом свете. Тишина окутала всё вокруг до утра — все потрясения, переживания и беды остались там, за порогом. Здесь и сейчас всё замерло в сонном уюте, и ничто не могло его нарушить.

Я была ещё слишком слаба. Голова тяжелела.

Генерал Эревин спал, укрытый до середины груди мягкой буро-коричневой шкурой. Я приблизилась, и цепкие пальцы, до сих пор сжимавшие сердце, растаяли — на шее осталась лишь тонкая, едва видимая полоска пореза. Дар надёжно сплавил края страшной раны, которая всё ещё стояла у меня перед глазами, стоило лишь прикрыть воспалённые веки.

Я осторожно присела на край широкого ложа, на котором, пожалуй, уместилось бы ещё три таких Эревина. Это при его-то росте и телосложении.

По-настоящему генеральская кровать.

И мягкая, такая мягкая…

Поход с холма до гостиного дома вымотал меня сильнее, чем я предполагала. Веки слипались. Укрепляющее питьё сейчас укрепляло лишь желание снова заснуть.

И я могла бы, всего на пару минут, прилечь вот тут с краю, чтобы не потревожить спящего.

Всего на пару минут…

Не больше.

Глава 53

И она, конечно же, снова пришла к нему во сне. Этот сон был не из тех, пересказ которых заставил бы покраснеть и его солдат, но всё же, всё же…

Она льнула к его телу — живая, тёплая. И запах пряной мяты снова кружил ему голову. Если это и есть его посмертие, то он зря цеплялся за жизнь.

Он хотел было повернуться набок, увлечь её за собой, — сонную, гибкую, нежную — забыться в ней до отупения, до забытья. И она уже доверчиво прижималась к его плечу, тёрлась носом о его шею, заставляя кровь вскипать. Его рука провела по её спине и…

— Оа-а-ах!

Она почти успела воровкой выскочить из его сна, как проворачивала это много-много раз прежде. Но он успел перехватить её за плечи и прижать к себе. Не в этот раз, лесная кошка.

Пусть этот сон запомнится ему надолго.

— Г-г-генерал?..

Он распахнул глаза. Сон завершился. Она лежала рядом.

— Пустите, — зелёные глаза распахнуты от шока, румянец во все щёки. — Пожалуйста.

Нет, совершенно непонятно. Это сон во сне?.. Или горячка от всего случившегося?

— Что… вы здесь делаете?

— Я вам сейчас всё объясню. Вы только, — она предприняла новую безуспешную попытку вырваться, — пустите.

Она вся сжалась под его рукой — живая, настоящая. Велена…

— Исключено, — прохрипел он, откинув голову на подушку и уставившись в потолок, чтобы не искушать себя больше положенного. — Сначала объяснитесь, что вы делаете в постели генерала?

Она вся так и вытянулась у него под боком, как стрела. Замерла. И высвободиться больше не пыталась.

Творец, что на него нашло? Кошмар на площади ещё вгрызался в память, а всё, что было важно для него сейчас, не дать сбежать ей из его постели.

У этой женщины дар — лишать мужчин остатков разума.

— Постель что надо, — пробубнила она ему в плечо. — И как вы только вытерпели столько-то дней в нашем доме?

Променять просторное, слишком просторное генеральское ложе на куцую кровать с такой-то сиделкой? Неравноценный обмен. Он был готов хоть сейчас вернуться в дом на холме.

— Так вы ответите на мой вопрос?

Она помолчала, тихонько вдохнула.

— Очнулась и… Нянька сказала, вы живы, но… Пришла убедиться.

И пока она рассказывала, Арес твёрдо решил, что Алексис получит от него надбавку к жалованию — ему давно пора обновить свой тяжёлый доспех.

— Довольно, — заворочалась, отодвигаясь. — Я вам всё рассказала. Теперь отпустите.

Она просила невозможного. Он осторожно, с замиранием сердца, позволил себе провести ладонью по её спине. Она вздрогнула, выгнулась, чуть подавшись вперёд, снова застыла.

— Генерал…

Он повернул-таки голову к её разгорячённому лицу, заглянул в зелёные глаза:

— Звучит как-то глупо.

Она свела брови.

— Ты лежишь в моей постели, но продолжаешь выкать и звать меня генералом.

Ворожея уткнулась взглядом ему в плечо.

— Как же мне вас называть?

— По имени, — прошептал он. — Назови меня по имени.

Румянец на её щеках сгустился.

— Ты спасла мне жизнь. Дважды. Неужели сделать это тяжелее, чем спасти мне жизнь в третий раз?

— И вы… ты меня отпустишь?

До чего бессердечная… Он кивнул.

— Хорошо, — шепнула она. — Генерал Арес.

— Творец всемогущий, — простонал он и, верный своему слову, заставил себя отнять руку от её спины. — Звучит препаршиво.

Ворожея змейкой выскользнула из-под шкуры, застыла на краю обширного ложа. Он подтянулся на руках и опёрся спиной об изголовье, уже тоскуя по тому, чего лишился.

Она старалась на него не смотреть, то и дело потирая пунцовые щёки. Из растрёпанной косы торчали непослушные пряди, лицо чуть припухло ото сна, торжественный наряд безнадёжно смялся, испачкан грязью и его запёкшейся кровью. Кажется, он за всю свою жизнь не видел зрелища прекраснее.

— Ваша очередь, — проговорила она, зачем-то расправляя на коленях мятый, грязный подол. Тут же поправилась. — То есть твоя. Утро ещё не занялось. Мы успеем всё обговорить, прежде чем проснётся Тахтар.

— Что ты хочешь услышать?

Ну вот он и поймал её взгляд — донельзя удивлённый.

— Всё. Хочу услышать всё и понять, что случилось. От последствий не убежать, как бы нам ни хотелось.

Ему очень нравилось это «нам».

— Случилось то, что отныне Тахтар может возражать, сколько ему заблагорассудится, это уже не имеет значения. Закон Империи главенствует над местным законом, когда дело заходит об обладателях дара. Охоте Империи никто не имеет права препятствовать. Магов безо всяких оговорок приказано доставлять ко двору, а любому, кто захочет оспорить это положение, я могу показать бумагу, подписанную рукой Императора.

Она могла сколько угодно притворяться, что это информация не произвела на неё никакого впечатления, но он уже слишком хорошо её знал, чтобы не заметить, с каким облечением она перевела дух.

— Сейчас закон целиком и полностью на нашей стороне. Тем более Ирнар засвидетельствовал применение дара. Как и мои солдаты.

— А что, скажи на милость, творилось с твоими солдатами?

— Ничего из ряда вон, — но он знал, куда она клонила. — Они, как и всегда, выполняли мой приказ.

— Твой приказ?.. Ничего не понимаю. Как так вышло, что они упустили Вучко? Да что там упустили? Дали ему дорогу и стояли стоймя, пока ты кровью истекал!

— Я приказал им ни во что не вмешиваться.

Румянец постепенно сходил с её лица. Нет, она не понимала. И он, конечно, задолжал ей объяснение.

— Всё ещё не соображу…

— Я приказал своим солдатам ничего не предпринимать и ни в чём Волчонку не препятствовать. А ему пообещал выполнить его просьбу в обмен на мою.

Вот теперь она совсем побелела:

— Твою просьбу?.. Ты попросил его сделать это? Попросил себя убить?!

Звучало всё это, конечно, куда драматичнее, чем виделось ему. Он пожал плечами, глядя ей прямо в глаза:

— Я ведь предупреждал, Велена, не проси меня отступиться.

Глава 54

Я вскочила с постели и заметалась по комнате. Мир всё ещё плыл перед глазами, но скорее от услышанного — слабость постепенно таяла, а внутри, в самых глубинах уже привычно гудел просыпавшийся жар, будто чуявший, что без амулета мне справиться с его своеволием будет куда сложнее.

— Как тебе только в голову… как ты вообще…

Я начинала и не могла завершить — дыхания не хватало.

Боги, о боги!

— А если бы я не смогла?! Если бы мне не удалось тебя вытащить?!

— С твоей-то силищей, от которой у меня браслет чуть в запястье не вплавился? Ни за что не поверил бы.

Вспышка гнева погасла с такой же стремительностью, с какой занялась. Я снова плюхнулась на край постели, пережидая, пока уймётся расходившееся сердце.

Я ведь могла и не справиться. Дар же дикий, едва ли прирученный. Все боги Свободных земель, я ведь могла его потерять! И что самое страшное, для меня это, кажется, был бы удар пострашнее, чем гибель Тахтара. Кошмар, а не мысли…

Но он-то, он! Пристало ли генералу вытворять подобное? А если бы я…

Я вдруг прищурилась. От шеи вверх с уже пугающей лёгкостью поднималось жгучее тепло.

— А с чего ты решил, что я вообще стала бы тебя спасать?

Он меня пожалел — не стал насмехаться. Кажется, даже сам немного смутился.

— Ну… я рассудил, что твоё чувство долга, раз ты так сильно за него цепляешься, не позволит тебе бросить меня на произвол судьбы. Был уверен, что ты хотя бы попытаешься.

— И весь твой отряд стоял и вот так… Ну и верность у твоих солдат. Просто сумасшедшая…

В покоях повисла неловкая тишина. Слишком, слишком много переживаний за такой короткий срок. Только бы сердце всё это выдержало.

— И он согласился? — прошептала я. — Что же такого ты ему наобещал?

— Ради тебя он на всё пошёл бы. Мне и обещать не пришлось.

Я закрыла глаза — и вот они, слёзы. Хлынули из-под век, словно ниоткуда. Я их не отирала.

— Когда я ему свою просьбу озвучил, он заартачился. Но потом понял, что выбора нет. Времени не было строить какие-то планы. В конце концов он это принял и согласился.

— И что же он за это попросил?

— Изгнание. У меня и мысли не было с ним торговаться. Тем более что он во всём признался, всё рассказал и кое с чем мне помог. Я его освободил.

— Куда он теперь?

— В лес. Он никого не потревожит. Мне жаль, что его родне пришлось это пережить, но если такова плата за то, чтобы избавить тебя от костра, а меня от необходимости вершить суд над дорогим тебе человеком… что ж, виновен, но я считаю её справедливой.

Костёр. Я всё же отёрла мокрые щёки, не в силах притворяться, что скорблю о том, как всё обернулось.

— Ты был прав, — я бросила на него короткий взгляд. — Ты был прав, а я притворялась.

— Ты не должна…

— Нет-нет, я должна. Я ведь врала тебе и себе. Я, конечно, не знаю, что таит в себе будущее, но убеждать себя в том, что оно хуже смерти, я не могу. Ты уверен, что этого достаточно? Что приказ Императора в этом оспорить нельзя?

Он качнул головой:

— В приказе воля государя выражена чётко. В любой ситуации, где замешан носитель дара, в приоритете цель Короны. К тому же сейчас Ирнар вцепится в эту возможность — рассказать Штефану о своём достижении. Это же он объявил Тахтару, что ты теперь под защитой. Почти наверняка будет считать это своей заслугой.

Только этого бледноглазого и не хватало. Но по иронии судьбы, он подкреплял гарантию моей свободы от тахтарского закона.

— И что теперь?

Эревин запустил руку в свою густую растрёпанную гриву и прикрыл глаза.

— Как только рассветёт, распоряжаться будем мы. Самое время поставить точку в этой лесной истории и двигаться дальше.

— Покончить с алхимиком и отправляться в Столицу?

От одной только мысли об этой поездке меня прошибал холодный пот, но почему-то в присутствии Эревина думать об этом было уже не так страшно, как прежде.

— Велена, ты всерьёз беспокоишься, что я позволю себе рисковать тобой там, в Столице? Не то чтобы меня печалили твои сомнения, но если ты до сих пор сомневаешься во мне, я отыщу способ пожертвовать собой ради тебя снова.

Вот что за глупости! Что за бахвальство! Я скомкала испачканный кровью — его кровью! — подол и не осмелилась поднять глаза, только мотнула в ответ головой.

— Не вздумай. Я тебе верю.

* * *
Эта ночь, как и любая ночь, миновала. С первыми петухами меня проводили на холм, где Тусенна уволокла меня мыться, а после пыталась до смерти закормить. Нам предстояло держать ответ перед Солопом и перед всем Тахтаром.

Но если я предполагала, что мы отправимся туда оправдываться, то наш разговор в хоромах головы быстро меня разубедил. Потому что мне впервые довелось посмотреть на генерала Его Императорского Величества во всей его суровой решимости. И тихонько порадоваться тому, что я в чисто его врагов никогда по-настоящему не входила.

Солопу и приближённым досталось на орехи за то, что от Эревина скрыли мои способности. Тахтарцам напомнили, что они живут под протекторатом Империи, которая готова жертвовать жизнями своих солдат, спасая их от всяких бед, а в ответ просит немногого — для начала хотя бы честности.

И так далее, и так далее.

В конце разговора Солопу пришлось каяться, а разговоры о моём возвращении к роли божьей Невесты Арес Эревин придавил на корню.

И только тогда я, кажется, по-настоящему поняла, каково это, когда столько лет висевший над твоей головой незримый меч исчез, растворился, будто его и не было. И каково это — заглядывать в глаза тому, кто этот меч уничтожил…

Но, конечно, генерал, как следует протянув тахтарских старейшин кнутом, не забыл и о прянике. На засевшего в Башне колдуна объявили охоту, и проведя весь день до глубокой темноты в сборах, Эревин и его жаждавшие поквитаться с противником «Медведи» наутро выдвинулись в лес.

Отвечать за порядок в Тахтаре оставили Ирнара и его немногочисленный отряд.

— Справятся, — Эревин поправил пояс с ножнами и взглянул на меня, его взгляд потеплел. — Но ты за ними присматривай.

Я усмехнулась.

— Выходит, я главная над императорским генералом?

Он вдруг посерьёзнел:

— Пожалуй, единственная в истории ведьма, из-за которой генерал готов ослушаться даже своего Императора.

Он вдруг взял мою руку, приложился губами к тыльной стороне моей ладони — старый обычай верности и почтения — отступил и пошагал к своим солдатам.

* * *
Охота, скорее всего растянется на несколько дней. Было время заняться делами — навестить родных, проверить настойку из чёрного корня. Может, заняться Пушком. Всё, что угодно, только бы отвлечь себя от мыслей о том, что поход генерала может пойти не по задуманному.

Страшные, опасные мысли — их стоило гнать от себя.

Но кто бы знал, что не того мне стоило страшиться. Что беда придёт совсем не из леса.

Глава 55

С Пушком дела день ото дня шли всё лучше. В отсутствие новостей из лесу я всё своё внимание переключила на уход за волком, которого уже не было нужды держать отдельно от людей — наши с Тусенной старания не прошли даром. Зверь привязался к нам, и эта привязанность постепенно распространялась на всех остальных.

Поэтому когда он вдруг зарычал и ощетинился, стоило на холме появиться гостям, я нахмурилась. То ли Пушок всё же не до конца одомашнился, то ли гости доверия не внушали.

Я сидела у дома прямо на траве под зеленевшими новой листвой вишнями и, отложив гребень, которым вычёсывала его густую шерсть, погладила волка по ощетинившейся холке.

— Ну-ну, не рычи. Это всего лишь генерал Павлин пожаловал, — шепнула я ему, поднялась и отряхнула подол от налипшей шерсти.

Анхель Ирнар прибыл не один, его сопровождали два рослых солдата из тех, что прибыли с ним в Тахтар. Генерал держался с привычной любезностью, но это ещё ни о чём не говорило — он умел мастерски скрывать свои настоящие чувства под маской вечной благожелательности.

— Добрый день, госпожа ворожея.

С клонила голову в ответ на приветствие.

— Ваша наставница здесь?

— Отправилась в Тахтар донести снадобье моей родне.

Мы успели убедиться, что настой чёрного корня сохранил все свои свойства, и почему не сработал тогда, до сих пор оставалось для нас загадкой.

— Вам от неё что-нибудь нужно?

— Нет, вовсе нет, — заверил Ирнар. — Мне нужны вы.

— Я вас слушаю.

— Мне не нужно, чтобы вы меня слушали, — расплылся в улыбке генерал. — Мне нужно, чтобы вы отправились со мной.

Я заморгала. Ослышалась, что ли?..

— Простите?

— Охотно. Вы пойдёте со мной, — его голос лишился привычной елейности. Тон сменился на приказной. — Не артачьтесь. Не создавайте мне лишних хлопот.

Пушок ткнулся мне под колено и вновь зарычал. Я даже вздрогнула, на мгновение позабыв о том, что волк был рядом.

— Какая занятная псина, — оскалился Ирнар. — Вы ж не хотите, чтобы с вашей зверюшкой что-нибудь случилось?

Я продолжала хлопать глазами. Да что он несёт? Ирнар меж тем подхватил за цепочку свисавшую с пояса печать — свою любимую игрушку, с которой, казалось не расставался, — и повертел её в пальцах.

— Время не ждёт. Я ведь могу вас и заставить.

Он несколько раз провёл большим пальцем по металлу, и… вот оно, снова! То самое чувство, как тогда, когда Ирнар остановил меня на улице, после того, как я сбежала с допроса Вучко. Внутри словно разверзалась бездонная пропасть. Меня замутило.

— Это предупреждение.

Я мотнула головой, готовясь высвободить дар. Теперь-то скрывать его не приходилось.

Генерал это, кажется, понял и выгнул бровь, дескать, попробуй.

Тут что-то не то, что-то явно не то…

— Не знаю, что на вас нашло, но я прошу вас покинуть холм. Вас и ваше сопровождение.

— В противном случае, я полагаю, вы пригрозите выпустить дар? Что ж, выпускайте. Жду не дождусь снова увидеть вас в деле. Представление на площади удалось на славу.

Я легонько встряхнула пальцами, выжидая, пока дар привычно потянется вверх. И ничего не ощутила.

Пустота. Чёрная, глухая, сосущая.

Моя взгляд приковался к печати. Ирнар увидел это, снова ухмыльнулся.

— Ах, до вас дошло-таки. Признаться, я слегка разочарован, что вы не столь сообразительны, как мне поначалу казалось. Всё же глубинка очень редко воспитывает в людях интеллектуальную чуткость. Не стоило ожидать её от уроженки столь глухих краёв. Да, вы смотрите на артефакт. Венец творения соборных мастеров. Как и любой другой, экспериментальный, но, кажется, успел неплохо себя зарекомендовать. По вам вижу — так и есть. Замечательная вещица.

— Что это за дрянь? — мне будто перестало хватать воздуха и бросило в пот. Такой беспомощной я ещё никогда в жизни себя не чувствовала. И жавшийся к ногам Пушок заставлял только сильнее нервничать — сейчас я не могла защитить не только себя, из-за моей немощи и он был в опасности.

— Как грубо, госпожа ворожея. Дрянью по сравнению с ним можно назвать браслет Эревина. Он всего-то исполняет простенькие команды и улавливает магию. Моё изобретение её успешно подавляет. Вот я и дарю вам уникальную возможность почувствовать себя ровней нам, простым смертным. Владеющие даром очень быстро начинают задирать нос и почитать всех ниже себя, лишь потому что уродились чувствительными к дару. Но даст Творец, мы это исправим.

Я похолодела. Арес что-то упоминал… Вучко рассказал ему, что сумасшедший алхимик из Башен пытался обмануть природу — привить дар тем, кто к нему от роду не расположен.

Ирнар… алхимик… украденные книги…

— Вы в сговоре, — пробормотала я. — И Арес прямо сейчас разбирается с вашим сообщником.

— Ох уж этот бравый генерал Эревин, — яд так и сочился из каждого слова. — Верный долгу солдат Его Императорского Величества. Спору нет, воевать он умеет как никто другой. Только было бы с кем воевать.

Я забыла дышать. Всё внутри заледенело от страха.

— Видите ли, благо, генерал не видит во мне настоящей боевой угрозы. И о печати ничего не знает. Я позаботился о том, чтобы предупредить людей в Башнях, пока его медвежий отряд собирался в путь. Чудом будет, если хоть кто-то из них выберется из леса живым.

Я попыталась вдохнуть, но вместо этого беззвучно всхлипнула. Ирнар смотрел на меня с равнодушием:

— Хотелось бы мне сказать, что мне жаль, госпожа ворожея. Но я не лгу без необходимости, поэтому знайте, мне не жаль.

Глава 56

— Арес говорил, войны вы даже из окошка не видали. Зато теперь сможете похвастаться военным трофеем. На это расчёт?

Меня втолкнули в дорожную карету, на которой генерал Ирнар прибыл в Тахтар. Её предусмотрительно подкатили к подножию холма, спрятав неподалёку от того самого полуразваленного амбара, где у нас с Вучко состоялся памятный разговор.

В ответ на мою «шпильку» генерал скривил тонкие губы, сделав вид, что его мои слова ничуть не задели.

— Военным? Какая глупость. Война давно закончилась.

— Но не для вас. Вас-то её отголоски донимают до сих пор.

Ирнар состроил умилённое лицо:

— Творец всемогущий, до чего это мило! Вы пытаетесь вывести меня из себя? Хвалю за попытку и в который раз убеждаюсь в коварности женской натуры.

Я скривилась, уставившись в окошко повозки. Молчание давалось тяжело — все мысли сразу же закручивались вокруг отряда. Алхимик предупреждён — и «Медведи» попали в ловушку. Воспалённое воображение рисовало страшные картины — одна кошмарнее другой.

Но даже метавшиеся в агонии мысли не смогли меня отвлечь от неожиданного наблюдения — карета повернула прочь от холмов, от выезда в Предхолмье, и покатила вдоль городской стены в сторону леса.

— Куда вы меня везёте?

— Хотите испортить себе сюрприз? — он явно забавлялся. — Что ж, как пожелаете. Дарю вам уникальную возможность пообщаться с потомком автора тех записей, которые вы так бессовестно выкрали из Башни. Не знаю, как вы, а он просто жаждет с вами познакомиться. Ваша связь с даром до того сильна, что вы станете достойным объектом для эксперимента.

— Эксперимента? — слабым голосом переспросила я.

— Мехлер пообещал приложить все усилия для того, чтобы докопаться до связующего компонента между вашим телом и источником дара, вычленить его и попытаться вживить в тело, дару чуждое. Ювелирная работа. Он очень постарается оставить вас в живых, но если под его ножом вы всё-таки погибнете, надеюсь, в свои последние мгновения утешитесь тем, что послужили великому делу. В чём-то даже революционному, смею полагать.

Хотела бы я похвастаться, что меня не испугали эти речи, но я бы солгала.

— Это сумасшествие…

— Любые великие открытия когда-то кто-то считал невозможностью или сумасшествием. Но так могут рассуждать лишь очень ограниченные умы.

Повозка резво вкатилась в лес — хорошо утоптанная дорога сменилась куда менее удобной, местами ухабистой, и меня то и дело подбрасывал на обитом бархатом сиденье.

— У вас ничего не выйдет.

— Ну что ж. Любой успех — сын множества неудач. Мы просто продолжим попытки. Одно скверно — таких экземпляров, как вы, госпожа-ворожея, не так-то легко заполучить. С вами мне, не скрою, пришлось повозиться. Но результат того стоит.

Я впилась в него взглядом:

— Что значит «повозиться»?

— Ах, прошу вас! Мне, право, неловко. Будет выглядеть как похвальба и самолюбование.

Но вам-то генерал Павлин, не привыкать. И я не ошиблась, он замолчал только для того, чтобы выдержать паузу.

— Вокруг вас было слишком много странностей. Даже мне, пробывшему здесь всего ничего, удалось это очень скоро заметить. А ещё я заметил, что Эревина эти странности совсем не смущали. На вашу причастность к дару он преспокойно закрывал глаза, хотя носит браслет. Ну, причина-то его «слепоты» очевидна. И я понял, что он скорее даст себя похоронить, чем позволит хоть чему-то случиться с вами. Такой уж он,наследник северного дома Данутар, верный и благородный до того, что даже зубы сводит.

Завидуешь, сволочь? Так и хотелось вцепиться в это бледное холёное лицо и расцарапать его в кровь, с этим я и без дара справлюсь.

— Ну а потом столько событий сразу… и мне пришлось дожидаться, когда подвернётся удобный случай. Меж тем я собирал всю возможную информацию, все эти ваши премилые интересности, обычаи, традиции. Ну и, конечно, все эти страсти, вся эта нервозность вокруг происходившего в лесу не могли не принести свои плоды. Нападение на берегу, Тахтар в ужасе и… их нужно было только подтолкнуть в необходимом направлении. Шепнуть пару слов в нужное ухо и позволить решению сформироваться как бы самому собой.

Не может этого быть… от осознания голова начинала кружиться. Каждый новый толчок повозки поднимал к горлу волну тошноты.

— И я знал, я твёрдо знал, что Эревин не позволит городу вас погубить. Отважится на что-нибудь эдакое. И мне неважно было, на что именно. Важно, что результатом должен стать явленный дар. А какой ещё выход у вас был? И вот, вы его явили, выпали из-под опеки города и теперь, как вы соизволили выразиться, вы трофей. Мой трофей. Добытый, может быть, и не в бою, но силой. Силой ума.

Удовлетворённый тем, какое впечатление произвели на меня его слова, он выглянул в окошко.

— Прекрасно. До темноты мы будем на месте. По моим прикидкам, Мехлер уже давно выехал из своего логова. Понадеемся, его охрану не сильно потрепала встреча с «Медведями». Но я думаю, всё сложится наилучшим образом. Его ребята — мастера по засадам.

Он мне подмигнул, и я сжала кулаки, скомкав и натянув подол платья так, что на коленях едва не затрещала ткань.

В груди, в самом центре, что-то на мгновение вспыхнуло горячей искоркой, но тут же потухло. Нет, не стоило и надеяться, что дар вернулся.

Тут могло помочь только чудо.

— Бросьте хмуриться, — с напускным добродушием отозвался Ирнар. — Скоро сделаем короткий привал и пообедаем. Вы же не думаете…

Его прервал какой-то треск. Повозка резко накренилась, и я едва не слетела с сиденья. Ирнар упёрся в бок кареты и умудрился удержать равновесие.

Всё замерло. Стихло. Полнейшая, ненатуральная тишина. Слева и справа на землю что-то свалилось, и я подумала о солдатах Ирнара, правивших повозкой.

— Что ещё за…

Генерал подался вперёд, прильнул к окошку повозки и выругался.

Глава 57

— Что эти чёртовы звери тут делают? — проворчал Ирнар, не спеша открывать дверцу повозки. — Кажется, у Мехлера развилась паранойя, и он отправил за нами свой клыкастый конвой.

Оборотни?.. Внутренности так и обожгло холодом. Арес был прав — эти жуткие уродцы преспокойно оборачиваются при свете дня, и Луна им больше не поводырь.

И если они здесь, это значит, им нет нужды охранять своего создателя, это значит, они расправились…

Я рванулась со своего места, метя генералу в горло. Но Ирнар стряхнул меня с себя, как котёнка. Я завалилась на сиденье, и он на мгновение позволил себе отвлечься от вида за окном, склонился надо мной, и на моей шее сомкнулись цепкие ледяные пальцы.

— Не тратьте моё время, — процедил Ирнар, сжал пальцы, и я захрипела. — Не провоцируйте меня на импульсивный поступок выбросить вас из кареты им на съедение.

Пальцы сжимались — в глазах начинало темнеть. И когда, мне показалось, я вот-вот задохнусь, он отдёрнул руку, оттолкнул меня с такой брезгливостью, будто дотронулся до чего-то откровенно мерзкого.

Воздух свободным потоком хлынул внутрь, и я закашлялась. Генерал потерял ко мне всякий интерес, снова прильнув к окну. Выждал какое-то время и отворил-таки дверцу.

Я переползла по сиденью в самый угол повозки. За её пределами ждала смертельно опасная неизвестность. Сколько их там? Насколько они голодны?

Ирнар выглядывал из-за дверцы, не спеша выходить. Потом выгнул шею в том направлении, куда двигалась карета, и снова засквернословил.

— Тупые животные! Кого он за нами прислал? Они задрали моих гвардейцев!

Он обернулся, схватил меня за руку и потащил наружу.

— Будем разбираться. Печать частично действует и на них, а вы послужите мне щитом. Хоть на что-то сгодитесь.

Я попыталась выдернуть руку из его хватки, но Ирнар влепил мне пощёчину. Щёку обожгло невидимым пламенем, в ушах зазвенело.

— Наружу! Живо! — он толкнул меня к выходу с такой силой, что я буквально вывалилась из повозки на усыпанную порыжевшей хвоей и листьями дорогу.

Ирнар выбрался следом, рывком поднял меня и прижал к себе, загораживаясь от возможного нападения.

— Этим полуразумным тварям нельзя доверять, — пробубнел он, наверняка вертя головой в поисках бродивших рядом оборотней.

День понемногу угасал, и в лесу это чувствовалось особенно — в чаще темнело и холодало куда быстрее и ощутимее, чем на просторе. Моё простое серое платье из тонкой шерсти мало спасало от пронизывающего ветра.

Внутри по-прежнему зияла кошмарная пустота. Щека ныла от боли, а во рту появился металлический привкус — удар рассёк щеку изнутри.

— Эй! — гаркнул он прямо над моим ухом, и я вздрогнула всем телом. Прямо на нас из-за ближайших деревьев выступил громадный бурый зверюга с алыми глазами.

О все боги Свободных земель… Я хотела зажмуриться, но не могла, не смела отвести взгляда от хищной морды. Зверь оскалился, с белых клыков на землю потянулась вязкая слюна.

Ну, вот и всё. Вот и всё.

Перехватившая меня под грудью рука генерала сжалась.

— Вы что натворили? — дрогнувший голос его выдавал, но оставить попытку покомандовать он не собирался. — Зачем перебили моих людей? У нас с Мехлером был уговор — моих людей не трогать! Он уверял, что вы всё понимаете!

Зверь с тошнотворной медлительностью наступал на нас, не сводя с меня алых глаз. Очевидно, его влёк запах — невероятно чуткому нюху оборотня никакого труда не стоило уловить кровь из моей разбитой щеки.

— Так вы понимаете? Отвечайте! Или как вы общаетесь? Подайте знак!

Зверь на него не реагировал. Всё его внимание сосредоточилось на мне. Очевидно, в своих звериных фантазиях он уже лакомился свежатиной.

Вот теперь меня по-настоящему колотило. Крупная дрожь сотрясала всё тело, и я не могла её унять. Она будто выколачивала из меня все мои мысли, все мои чувства…

И когда я уже полуобезумела от страха, зверь остановился, всего в нескольких шагах от меня и прижимавшегося спиной к повозке Ирнара. Остановился и плюхнулся на задние лапы, будто вдруг потерял ко мне весь интерес.

— Хвала Творцу! — выдохнул Ирнар. — Вот теперь можем поговорить.

— В кои-то веки я с вами согласен.

При звуке этого голоса я и Анхель Ирнар вздрогнули в унисон. У меня подкосились ноги, и я повисла на сжимавшей меня руке генерала.

Горячая искорка в моей груди снова дала о себе знать, будто беззвучно отозвалась на этот голос.

Из-за деревьев сквозь чащу, меж вросших тут и там в седой мох валунов в сопровождении своего отряда шагал Арес. Арес Эревин. Мой Арес Эревин.

А вместе с ним, меж рядами северян шагали ещё три зверя — тёмно-серые и бурый, с проседью в шерсти.

Я всхлипнула и заворочалась в своих оковах. Это же… это… и тот, кто впереди…

— Не так быстро, — прошипел Ирнар, засуетился, и моего горла коснулась ледяная сталь. — Видимо, придётся действовать старыми проверенными методами. Не подходи, Эревин, иначе я перережу твоей девке горло!

Арес замер. Вучко, приподнялся с задних лап и зарычал. Я попыталась отодвинуться от жёгшего льдом лезвия, но у Ирнара будто открылось второе дыхание. Видимо, отчаяние придавало ему сил.

Но мне вдруг стало совершенно безразлично, что произойдёт. Потому что он жив. Потому что рядом с ним, не таясь, стоят мои братья, мой отец и Вучко. Алые глаза полыхают — вот-вот кинется и разорвёт генерала на куски.

— Если ты ждёшь помощи от своего союзника, я бы не советовал, — Арес с видимым спокойствием обернулся и кивнул. Вперёд выступил Алексис и швырнул Ирнару под ноги окрасившийся бурым мешок. Несложно было догадаться, что в нём находилось.

— Мехлера больше нет. Его крохотная косматая армия перебита. Вы остались одни, генерал. И я гарантирую вам жизнь, если вы отпустите Велену.

Ирнар в который раз за этот короткий срок как следует выругался, полностью растеряв весь свой блеск.

— Сопротивляться бесполезно. Волчонок шёл за вами от самого Тахтара. Ваша затея была обречена изначально. Император знает о вашем предательстве — в нашей с ним переписке я изложил ему свои подозрения, и они подтвердились. Генерал, так уж вышло, что сейчас именно я — ваша последняя надежда на то, чтобы выйти живым из ловушки, в которую вы сами себя и загнали.

Арес давил на него, и по правде сказать, я не знала, как поступит Ирнар. На его месте я бы взяла, что дают. Но то я. Откуда мне знать, как рассуждают столичные генералы?

Потому что Ирнар вдруг выпрямился, как будто расправил согнувшиеся под грузом сказанного Аресом плечи:

— Доблестный Арес Эревин в который раз доказал статус императорского любимчика. Полагаю, Столице стоит приготовиться встречать своего триумфатора. Но возвращаться туда вашим трофеем я не намерен. И девку свою вы туда тоже не довезёте!

Рука, державшая меня, исчезла, вынудив покачнуться, а резкая боль под рёбрами заставила меня закричать.

Я свалилась на землю, звери с воем ринулись вперёд. Ирнар что-то орал, но его голос отдалялся. И не только он — от меня отдалялся весь мир. В груди жгло, я больше не могла вдохнуть.

Кажется, я умирала.

Глава 58

Сверху накатила волна удушающей, всепоглощающей темноты, и я забарахталась в ней, будто попавшая в вязкий сироп глупая мушка. А всего-то и нужно — перестать сопротивляться, отпустить и наконец-то обрести покой. Может быть, так и стоит сдела…

— Веле… лена! Велена!

В самом центре тела, в далёкой его глубине что-то кольнуло. Та самая искорка. Нет, не дар — он-то упрямо молчал — что-то другое. Искорка билась, пульсировала, словно в припадке, рвалась из меня куда-то наружу. Куда-то, к кому-то… Туда, где…

Меня схватили за плечи, приподняли с земли.

— Велена, не смей!

Ну, конечно, конечно, конечно… Он просто так не отпустит. Ведь он меня предупреждал.

Захотелось вдохнуть, что-то сказать, но нас вместе с искоркой тут же накрыло лавиной обжигающей боли. Я зашипела сквозь стиснутые зубы. Тьма вокруг меня заколыхалась, но руки держали крепко. Они единственные и удерживали меня от падения, не отдавали меня голодному нечто, таившемуся в этой страшной темноте.

Но он не смог бы удерживать меня вечно. Я ускользала. Всё внутри замирало, мертвело, а искорка уже едва тлела.

Я ещё могла слышать, как затрещала вспоротая ткань платья, и ощущать, как что-то приложили к ране в боку.

Не поможет, не поможет.

Надо мной носились обрывки фраз, рычание и чей-то нечеловеческий вой. Ирнар… расправлялись с Ирнаром.

— Велена! Ты меня слышишь?

Ах, если бы Нянька оказалась рядом. Она смогла бы, она что-нибудь придумала бы.

В рот мне внезапно хлынула горькая жидкость, и я содрогнулась. Тело насквозь прошило раскалёнными иглами.

— Велена! — рычал он мне на ухо. — Только посмей! Только посмей сбежать от меня, упрямая ведьма!

Знал бы он, как я не хочу. Я осталась бы, если бы смогла. Но я не могу. Дар утерян, он…

Печать! Все боги… печать!

Искорка, словно почуяв, снова кольнула — теперь уже в самое сердце. Тьма всколыхнулась и будто бы отступила.

Набраться бы, сил, разлепить непослушные губы.

Ну давай же, Велена, хоть себе докажи, что на что-то способна даже без дара.

Я отпустила вокруг себя всё — звуки и запахи, чувства и ощущения, отодвинулась и затаилась. Только искра — невидимая, но ощутимая. Я будто свернулась вокруг этой колкой звёздочки, как кошка в клубочек, только бы столь же невидимый ветер задуть её не успел, не погасил драгоценную.

Вот она — колкая, жгучая, стойкая. Вцепилась в меня, не отпускает. Чую её, но не дотянуться. Только знаю: пока она здесь, я держусь. И я не отпускаю. Как и не отпускают меня сильные, крепкие руки.

Он ведь там, наверху. Нужно лишь дотянуться. Я обязана дотянуться.

— Пе… чать, — пытаюсь произнести, но губы едва шевелятся.

Чую — дёргается, хватка на плечах крепнет. Пальцы так и впиваются в мою кожу. Их я тоже чую, а ведь думала, что уже не смогу.

— Пе… чать… Ир… на… ра.

Каждый слог — целый подвиг. В груди жжёт всё сильнее. И всё тяжелее отвоёвывать для себя воздух у темноты.

Он что-то выкрикивает. Отрывисто, властно… Снова вой, по ногам моим бьёт что-то мягкое и упругое — хвост! Тоже чую? Или горячечный бред? Что реальность, а что мне уже просто чудится?

— Что… Велена? Что… делать?.. Вот она… что…

— У… нич… тожь…

Я не знаю, как заставить артефакт перестать действовать. Вернейший способ — расправиться с ним. Но это печать… кусок неизвестного мне металла. Как они его уничтожат?

А искорка между тем всё-таки гасла. По-прежнему сопротивлялась, царапала тьму своим светом, но всё же слабее, чем раньше.

Я таяла вместе с ней. Медленно, но неумолимо.

Мир постепенно затихал, и звуки вновь отдалялись.

И… а-а-а-ах!

На меня обрушился звенящий гром. Раз! Два! Три! Что-то с грохотом вбивалось в землю и отдавалось в теле, заставляя вспомнить о боли.

Раз! Два! Три!

Кричать я не могла, и едва-едва раскрывала рот, глотая остатки воздуха.

И тут… и тут вспыхнуло, рвануло, разнеслось!

Ш-ш-ш-ша-а-ах!

Тьма взорвалась мириадами клочков, пожираемых голодным жаром. Он хлынул в моё тело, выворачивая наизнанку.

Я выла, кажется, страшнее, чем задранный Ирнар.

Пылающие языки взмывали на недосягаемую высоту, потоки жара смывали всё, вытравливая из меня эмоции и мысли.

Я горела изнутри. И обновлялась. Спасительный жар запаивал, латал растёрзанную плоть, останавливал кровь, накачивал силой.

И страшная боль отступала.

А когда волна пламени схлынула, я рискнула открыть налившиеся тяжестью веки. На щёку мне легла тёплая мозолистая ладонь.

— Велена…

— Как? — шепнула я. — Как… ты смог?..

Он не ответил мне ничего, лишь осторожно приподнял за плечи, подтянув ещё ближе к себе. Я повернула голову и увидела. Рядом с покосившейся каретой, у ближайшего к нам валуна стояли солдаты с боевыми топорами. А на плоской поверхности камня валялись остатки разбитой обухами печати.

Я смотрела на суровые лица таких родных северян, силясь им улыбнуться. И даже если вышло у меня не очень, они почти в унисон, выпустив из рук своё страшное оружие, сжали правую руку в кулак и приложили её к сердцу.

Я тихонько всхлипнула. И пара горячих слезинок скатилась вниз по щекам. А на ноги мне — теперь я отчётливо ощущала — легла тяжеленная волчья морда. Вучко?.. Или всё же кто-то из моих?

Сил почти не осталось, и я, как ни храбрилась, всё же обмякла в кольце заботливых рук, медленно выдохнула, всё ещё невольно страшась, что вот-вот почую новую вспышку боли.

— Велена?.. — шепнул он мне тихо.

— Нет, — я тихонько дёрнула плечом. — Всё… в порядке. Мне нужно… нужно немного… от-дох-нуть… всего чуточку.

Он ничего не сказал, только крепче прижал меня к своей широченной груди, где под толстой, усеянной клёпками кожей гулко и тяжело колотилось сердце. Где жила та же самая искорка, которая только что вывела меня из беспросветной тьмы.

Хвала богам всех Свободных земель, тело мерно гудело от полнившего его притихшего жара, само себя убаюкивая в сон. И только богам было ведомо, что сейчас он нужен мне сильнее всего. Тогда я ещё не знала, что мне предстояла последняя и самая тяжёлая схватка — схватка с Аресом Эревином.

Глава 59

День выдался сумасшедший. Вчера мы с Тусенной до поздней ночи возились с двумя тахтарскими шалопаями, провалившимися сквозь прохудившуюся крышу одной из лесных Башен. Со времени нашего возвращения из лесу миновало больше двух недель, и окрестные поселения, убедившись, что все баронские угодья с концами опустели, решились на штурм остатков былой роскоши. Благодаря «Медведям» местные знали, что в чаще им больше ничто не угрожает. А ведь там столько добра пропадало!

В лес потянулись вереницы желающих поживиться чем-нибудь полезным — в хозяйстве или на продажу. Мы буквально со дня на день ожидали, когда в окрестных поселениях или в Предхолмье объявят очередную ярмарку или большой торг.

Кругом царила едва ли не предпраздничная суета. В Тахтар зачастили соседи, желая поглазеть на имперцев.

— Раньше-то со страху тряслись, а теперь, смотри-ка! — ворчала Нянька. — Вот как я за травами к ним ходила и говорила, что северяне нам помогают, так те дурни только глазами хлопали. А теперь их со двора не прогонишь.

Я про себя улыбалась и старалась поменьше отвлекаться на мысли о северянах. Забот и впрямь было полно, а я ещё и училась жить заново, больше не обременённая все эти годы давившей мне на плечи ношей божьей невесты.

Теперь я свободна. И эта свобода меня не тяготила. Ничуть. Ни капельки. А мысли о том, что при определённых обстоятельствах я с лёгкостью ею поступилась бы, гнала от себя подальше. Потому что эти определённые обстоятельства так и не наступили.

И я совсем-совсем об этом обо всём не думала. У меня и без того было полным-полно забот.

Я возилась на кухне, вымешивая тесто. В кои-то веки взялась за готовку. Ивке сейчас хватало домашних забот — в семье кузнеца совсем недавно случилось прибавление семейства, и Ивка помогала матери по хозяйству.

Тусенна сидела рядом, перебирая сушёные ягоды, которыми мы сдобрим сегодняшние пироги.

— Что-то генерал совсем запропал, — буднично сообщила она.

Я стиснула зубы, сильно пожалев, что с моего возвращения из лесу Нянька от меня ни на шаг не отходила. Узнав, что второй раз едва меня не потеряла, Тусенна, кажется, решила всю свою оставшуюся жизнь посвятить присмотру за мной. В буквальном смысле.

— Не слышно от него ничего?

Я втиснула кулак в ни в чём не повинное тесто.

— Нет. Стараюсь ему не мешать.

— Хм-м-м, — протянула Тусенна, отправив сушёную ягоду в рот. — А он, видимо, старается не мешать тебе. Уж такие вы оба вдруг стали занятые…

О боги, дайте мне сил.

— У всех забот прибавилось. Разве нет?

— Да уж не до такой степени, чтобы дорогу до дома на холме позабыть.

Я шмякнула ком разнесчастного теста на доску и упёрла руки в бока. Сама от себя не ожидала.

— Это как понимать?

Нянька подняла на меня ясные глаза, в которых читалось излишне, на мой вкус, искреннее недоумение.

— Вот и мне интересно. Он-то северный медведь, ты — лесная кошка. А ведёте себя как барашки.

— Б-барашки? — моргнула я.

— Ну! Упрямые и глупые.

— Ой, Няня! — я отряхнула руки и потопала прочь из кухни.

— Эй, а пироги кто будет лепить?

— Вернусь — налеплю, — бросила я на ходу. — Перебирай свои ягоды!

Выскочив из сеней, я подставила тёплому летнему ветерку разгорячённое лицо. Да что же она в меня вцепилась? Зачем растравливает и без того кровоточащую рану?

Две недели забот и хлопот. Две недели неустанных трудов. Две недели бессонных ночей, проведённых едва не в горячке.

Доставив меня из лесу, Арес Эревин просто исчез. Нет, он, конечно же, никуда не девался — с головой погрузился в дела, но за всё это время я видела его лишь мельком. На общих собраниях у головы и случайно в городе.

Будто его подменили. Будто из его памяти напрочь стёрлось всё, что нам вместе пришлось пережить.

Несколько раз я проходила мимо гостиного дома, когда ходила к отцу и братьям. И если мне удавалось застать где-то поблизости Эревина, он, как правило, всегда был в окружении своих солдат. Все приветствовали меня и улыбались. Он отвечал мне скупым кивком и не менее скупым приветствием.

— Добрый день, госпожа ворожея.

Госпожа ворожея! Чтоб тебя…

Поначалу я недоумевала и, чего греха таить, несколько раз порывалась нанести ему визит. Но каждый раз останавливала гордость. А потом стало поздно — я разозлилась.

Вот значит, как. Недолговечные у имперцев, стало быть, привязанности. Правду говорят — кровь у северян холодная, рыбья!

И раз он так порешил, то и нечего ему глаза мозолить, навязываться. Он всем продемонстрировал свои благородство и широту души — спас разнесчастную девицу от верной смерти и умыл руки.

Что ж, навеки благодарна. Думаю, он это знает. Квиты.

Я прошлась туда-сюда перед крыльцом, успокаивая разболевшееся сердце. Надо бы возвращаться в дом, к пирогам…

— Госпожа ворожея!

Я даже вздрогнула. Надо же так погрузиться в свои переживания, что не заметить гостя. К дому шагал северянин Алексис.

Сердце невольно дрогнуло — до того серьёзным выглядел воин.

— Добрый день, Алексис. Что-то стряслось?

Он остановился в нескольких шагах от меня, мотнул головой.

— Нет, ничего. Я к вам по поручению генерала.

Вот, значит, как… Самому генералу, конечно же, некогда.

— И что это за поручение?

Алексис впервые на моей памяти выглядел смущённым.

— Генерал просил передать, что мы отбываем. На днях. И ещё просил передать вам это. Вот.

Только сейчас я увидела, что в руке его был небольшой, легко помещавшийся в ладони квадратный конверт, запечатанный бурым воском.

— Отбываете? — кажется, смысл этого слова не сразу до меня дошёл. — Отбываете куда?

Солдат кашлянул.

— В Столицу, госпожа ворожея. Мы уходим из Тахтара. Возвращаемся домой.

Глава 60

Не думала я, что посетить гостиный дом во второй раз мне придётся в таких обстоятельствах. Я пронеслась по двору, скомкав в руках подол и едва отвечая на приветствия встречавшихся мне на пути солдат. Алексис наверняка шагал позади, но не предпринимал никаких попыток мне помешать. Предусмотрительный парень.

Я влетела в общую залу, и у меня за спиной хлопнула дверь, отрезая от внешнего мира. Предусмотрительный и смышлёный.

Генерал Эревин, одетый лишь в рубаху и штаны, стоял в дальнем углу обширной залы, у стола рядом с окном, изучая какие-то бумаги. Он обернулся на звук и увидел меня. Не глядя бросил бумаги на стол, выпрямился. Из-за распахнутой на груди рубахи выглядывала массивная цепь, с которой свисал кулон в виде оскаленной медвежьей морды. Никогда его прежде не видела.

Генерал следил, как я приближаюсь. Брови нахмурены. Челюсти сжаты, на тяжёлом подбородке и щеках пробилась щетина, под глазами тени, словно от постоянного недосыпа. Но эти мелочи, к моему большому сожалению, его совершенно не портили. Скорее наоборот.

Дура ты дура, Велена…

— Добрый день, генерал Эревин, — я застыла в нескольких шагах от него, даже себе не решая признаться, что его сумрачный вид слегка охладил мой праведный гнев.

— Добрый день, госпожа ворожея, — ровно, спокойно, без тени волнения.

Во рту пересохло.

— Не помешала?

— У вас что-нибудь важное?

Нет, вы посмотрите, каков! Руки сами сжались в кулаки, пальцы безнадёжно скомкали так и не раскрытое послание.

А в груди-то, в груди всё так ходуном и ходило.

Как тут не позавидовать хвалёной невозмутимости северян?

— Сложно сказать, — процедила я, протянув ему скомканный конверт. — Не потрудитесь объяснить?

Он опустил взгляд на послание:

— Вам бы не потребовалось моё объяснение, потрудись вы прочитать.

Я вспыхнула, как от пощёчины. Внутри всё так и сжалось, но оттого только сильнее захотелось ужалить в ответ.

— Ваши успехи ударили вам в голову? И невелик-то успех — всех Баронов в войну перебили, и пришлось воевать с шайкой недопёсков и сумасшедшим магом. Но вам и это умудрилось голову вскружить.

Хвала богам, мне удалось его растормошить. На лицо Эревина набежала грозовая туча.

— Потрудитесь объяснить.

— У меня встречное требование, — я сложила руки на груди, потому что они начинали дрожать. — Потрудитесь и вы объяснить своё поведение. С тех пор как мы вернулись из лесу, вы старательно притворяетесь, что едва меня знаете, а теперь и вовсе…

И я не смогла. Не смогла заставить себя завершить фразу. Вот выпущу эти слова на волю, и они обязательно сбудутся. Но мне всё же удалось проглотить подступивший к горлу ком.

— Вы отбываете восвояси. И раз уж послание мне доставил Алексис, а вы никаких инструкций не оставили, я не совсем понимаю, какую судьбу вы уготовили мне. Ведь ваша обязанность — доставить меня в Столицу.

Он опустил взгляд.

— Наша задача здесь выполнена. Вы всё верно сказали. Единственным недобитком в лесу оказался алхимик. С ним мы расправились. Здешним больше ничто не угрожает. А вы… я затем и передал вам документ.

Документ… я не хотела его открывать. Я… боялась его открывать. Что ж там такого написано, раз он на словах отказался мне передать?

— Видимо, для вас спасение ворожеи от костра оказалось лишь приятным дополнением к героической миссии. Не думала, что сказать мне это в глаза — такая непосильная для вас задача. Но что это я? Предъявляю претензии к вам так, будто вы мне чем-то обязаны.

Бумага жгла мне пальцы. Я прошагала к столу и припечатала испорченный конверт к столешнице.

— Желаю вам доброго пути. Предполагаю, обязанность конвоировать меня ко двору вы переложите на чужие плечи.

Я отступила на шаг от стола, повернулась. И не успела сбежать.

Он поймал моё запястье. Развернул к себе.

— Велена…

— Не смейте! — прошипела я ему в лицо. — Не смейте так меня называть! Я вам благодарна. Это знайте. Вы спасли мою жизнь, и я этого не забуду. Ступайте домой с лёгким сердцем, генерал Эревин.

А внутри что-то лопалось, рвалось и рассыпалось на мельчайшие, беспощадно острые осколки.

— В послании — пожалованная тебе Императором свобода. Вчера из Столицы вернулся гонец, — он помолчал. — Я отправил письмо ко двору сразу по возвращении. Описал всё, что случилось с Ирнаром. Как ты меня дважды спасла. Как сама чуть не погибла. Император освобождает тебя от обязанности приносить ему присягу на верность. Ты её и так уже доказала.

Я сглотнула. И почему же меня не радовали эти вести?.. Ведь о таком исходе можно было только мечтать.

— Так, значит, ты и впрямь свободен, — прошептала я. — Мы оба свободны. Тогда, пожалуй, и говорить не о чем.

Пальцы на моём запястье судорожно сжались. Он втянул в себя воздух, будто собирался с силами, чтобы сказать то, что сказать не решался.

— Я не имею права, Велена… даже рядом с тобою стоять. Не могу себе это позволить. Не достоин.

Я застыла. Хотела бы вырваться, наговорить ему новых гадостей и вылететь прочь из этой мучительной тишины. Но его тон — в нём зазвучала та самая тоска, которую я так часто ловила в его глазах, когда…

Взглянуть на него стоило немалой смелости. Он смотрел вниз, на свою руку, по-прежнему сжимавшую моё запястье. Большим пальцем провёл по коже вверх-вниз, заставляя меня замереть, задохнуться от ощущений.

Он смотрел и смотрел, будто запоминал, каково это — касаться меня.

Да что же такое, в конце концов, с ним творилось?..

— Я н-не понимаю. Ты больше всех остальных имеешь на это право. Ты же спас меня…

— Я едва тебя не угробил! — пальцы стиснули моё запястье, и я едва успела прикусить губу, чтобы не ойкнуть. — Знал, что Ирнара нельзя недооценивать, но понадеялся на твой дар, оставил тебя с ним, даже не разобравшись… Я ничего не знал о печати. Это я-то, сам таскающий артефакт! Я рассчитывал, он потащится в лес вслед за нами.

Я медленно, очень медленно выдохнула. Так вот что так его ело все эти дни…

— Но кто-то же вас предупредил. Признавайся, совсем без присмотра меня не оставил?

Эревин качнул головой.

— Оставил Волчонка за ним присмотреть, но приказал не высовываться.

— Ну вот! И он тебя не подвёл. Всё обошлось.

— Обошлось? — он уставился на меня, будто не верил своим ушам. — Ты едва не… Я едва тебя не потерял! Это моя вина, она непростительна.

— А может быть, это мне стоит решать, что простительно? Если бы не ты, я бы не выкарабкалась.

— Если бы не я, тебе бы и не пришлось!

— Если бы не ты, чёрт знает, что этот алхимик успел бы тут натворить. Прекрати со мной спорить!

Он потянул моё запястье вниз, вынуждая едва ли не упасть ему на грудь. Я протестующе ойкнула, но этот северный медведь и ухом не повёл. Видимо, всерьёз настроился выиграть спор и убедить меня в том, что ни в коем случае меня недостоин.

— Генерал подчиняется только Императору, — напомнил он. — Никакая лесная кош…

Я не стала ждать, пока он закончит. Опустила свободную руку ему на грудь и, будто слепой котёнок, ткнулась губами в его губы.

И, кажется, это сработало. Нет, точно сработало. Хорошо сработало. Даже слишком.

Сначала он замер и, кажется, даже дышать перестал. Моё запястье, как по волшебству, освободилось.

Я слегка отстранилась, но не успела отпраздновать свой триумф. Крепкие руки сгребли меня в охапку, не давая сбежать, и генерал Эревин ответил на поцелуй, отыскав мои дрожащие губы. Я мгновенно, как по волшебству, забыла все наши споры.

Жар, поднимавшийся из глубин моего и без того полыхавшего тела, кажется, никакого отношения к дару не имел.

Ох, так вот за что все любят поцелуи…

Спустя мгновение и вечность я оторвалась от его настойчивых и жадных губ. Дыхание моё безнадёжно сбилось. Я едва соображала, но всё же умудрилась пробормотать:

— Ты… собирался что-то возразить?

Его затуманенный взгляд блуждал по моему наверняка пунцовому лицу. Он медленно покачал головой. Тёмная прядь упала на лоб.

— И в мыслях не держал, — сказал он хрипло.

— Я понимаю, впрочем, — я подцепила пальцем свисавшую с его могучей шеи цепь. — Медведю с кошкой, и тем более лесной, ужиться наверняка не так-то просто.

Он заглянул в мои глаза:

— Любой медведь тебе на это возразит: пустые суеверия.

Я опустила взгляд, уткнулась лбом ему под подбородок:

— Знаешь, кошки тоже страсть как падки на медведей.

— Все кошки и на всех медведей?

Я невольно хмыкнула, потёрлась носом о его рубашку:

— Не могу сказать за всех. А мне достаточно и одного.

Эпилог

На исходе лета на холмах зацвёл душистый вереск.

Но это было, пожалуй, не единственным важным событием в Тахтаре. Как раз к концу лета мне всё же удалось окончательно переубедить генерала Ареса Эревина в том, что он, несмотря на его упёртый нрав, тоже достоин счастья. Потому что отказываясь от него, тем самым лишал счастья и меня. А это только усугубляло его вину по отношению ко мне. Эту нехитрую, но эффективную формулу я вывела после ещё полудюжины споров.

Впрочем, все наши перепалки в последнее время заканчивались одинаково, да так, что от одних воспоминаний начинала закипать кровь.

«Медведи» никуда не ушли — по решению генерала, остались до первых заморозков, чтобы помочь Тахтару и окрестным селениям подготовиться к зиме.

И даже Вучко время от времени возвращался домой из добровольного изгнания. Мои братья и отец взяли над ним опеку, помогая с трудностями, которые хорошо были известны лишь им четверым.

Жизнь постепенно брала своё, притупляя боль от случившегося и заставляя смотреть вперёд. И я смотрела. Смотрела вперёд и с надеждой.

Потому что вчера генерал Эревин наведался в дом на холме и, уже привычно почесав за ухом Пушка, объявил, что к зиме его ждут в Данутаре.

— Матушка написала, что не побоится отчитать за моё длительное отсутствие самого Императора, — усмехнулся он. — И что-то мне подсказывает, так она и сделает.

— Ты, конечно, должен ехать, — я покачала головой. — Тебя ведь дома с окончания войны не видели. И не только тебя. Твоих воинов тоже.

— Но чего мне матушка точно не простит, — продолжил Арес Эревин, — это возвращения с пустыми руками.

Я наморщила лоб.

— Мы, конечно, соберём вас в дорогу. Тахтар никогда не позволил бы себе…

— Велена, — он шагнул ко мне, посерьёзнел. — Мать выставит меня обратно из дому, если я не привезу с собой ту, о которой так много ей всё это время писал.

О-о-о-о все боги…

— Пожалуйста, не смотри на меня так, будто я заставляю тебя делать что-то ужасное.

Я постаралась так не таращить глаза и разжала вцепившиеся в подол домашнего платья пальцы.

— Просто… не знаю, что и сказать.

Он шагнул ко мне, обнял и, наклонившись, коснулся губами моего виска, прошептал.

— Скажи, что мне всё это не приснилось, госпожа ворожея.

Я уткнулась лицом ему в грудь, пробубнила:

— Не приснилось, господин генерал.

— Скажи, что уедешь со мной.

— Это чтобы ты наверняка знал, что не приснилось?

— Это чтобы взять тебя в жёны по обычаям моего дома.

Я едва слышно всхлипнула, и яркая искорка в груди тихонько запела от счастья.


КОНЕЦ


Примечания

1

Мейстерские книги — книги мейстеров, старых мастеров, разбиравшихся в магии.

(обратно)

2

Бером на юге, в Свободных землях называют медведей.

(обратно)

3

Лелея — Второе название Луны в это мире.

(обратно)

4

Гарнэ на северном языке — начальник, главный.

(обратно)

5

Святые литании — нанесённые церковниками Империи печати, защищавшие от магии.

(обратно)

6

Невесты бога — ворожеи, выбранные на общем собрании жителей селения за свою силу, навыки, чистоту. У них была особая миссия, о которой станет известно чуть позже.

(обратно)

7

Малар (Отец Малар) — солнечный бог. Его сестра — Лелея, богиня луны. Другими словами, так в этом мире порой называли солнце.

(обратно)

8

Ищейками, как правило, называли чувствительных к дару людей. Сами они из-за мизерного владения даром магами не считались, даже до уровня ворожей не дотягивали.

(обратно)

9

Родовые имения части бунтовщиков располагались на скалистом западном побережье, ближе к Столице.

(обратно)

10

Сигилла — символ, знак отличия.

(обратно)

11

В этом мире так называют Луну — в честь богини, с которой её связывали.

(обратно)

Оглавление

  • Ведьма для генерала
  •   Глава 1
  •   Глава 2
  •   Глава 3
  •   Глава 4
  •   Глава 5
  •   Глава 6
  •   Глава 7
  •   Глава 8
  •   Глава 9
  •   Глава 10
  •   Глава 11
  •   Глава 12
  •   Глава 13
  •   Глава 14
  •   Глава 15
  •   Глава 16
  •   Глава 17
  •   Глава 18
  •   Глава 19
  •   Глава 20
  •   Глава 21
  •   Глава 22
  •   Глава 23
  •   Глава 24
  •   Глава 25
  •   Глава 26
  •   Глава 27
  •   Глава 28
  •   Глава 29
  •   Глава 30
  •   Глава 31
  •   Глава 32
  •   Глава 33
  •   Глава 34
  •   Глава 35
  •   Глава 36
  •   Глава 37
  •   Глава 38
  •   Глава 39
  •   Глава 40
  •   Глава 41
  •   Глава 42
  •   Глава 43
  •   Глава 44
  •   Глава 45
  •   Глава 46
  •   Глава 47
  •   Глава 48
  •   Глава 49
  •   Глава 50
  •   Глава 51
  •   Глава 52
  •   Глава 53
  •   Глава 54
  •   Глава 55
  •   Глава 56
  •   Глава 57
  •   Глава 58
  •   Глава 59
  •   Глава 60
  •   Эпилог
  • *** Примечания ***