Химера [Дмитрий Александрович Ворожцов] (fb2) читать онлайн

Дмитрий Александрович Ворожцов Химера

ПРОЛОГ ПЛЕННИКИ ПУСТЫНИ

Где-то на границе Демократической Республики Афганистан с Пакистаном, 26 апреля 1985 года

На вершине большого грязно-серого валуна расположилась ящерка, чуть меньше ладони в длину. Словно окаменев, рептилия застыла без движения, устремив мордочку к лазурному небу и прикрыв от удовольствия веки. Она грела на камне чешуйчатую, отливающую золотым блеском спинку. Всем своим видом ящерица олицетворяла совершенную красоту и торжество вселенской гармонии, напоминая больше рукотворное ювелирное украшение, чем что-то живое, созданное матушкой-природой.

Ничто не предвещало беды, но у непредсказуемой стихии были другие планы на дальнейшее развитие событий.

Внезапно с юга появилась песчаная буря. Выглядела она, как поглощающий все на своем пути громадный демон, состоящий из плотных клубов желтого песка с примесью коричневых кусочков горной породы. Еще издалека он заприметил пылающее жаром сиротливое солнце и теперь, не теряя ни секунды, мчался к нему навстречу, растянув ужасную пасть и вытащив вперед когтистые лапищи. Мгновение — и беззащитное светило сгинуло, не оставив и следа, в бездонных внутренностях монстра, а на землю опустилась зловещая тьма.

Тут же, шипя, словно кобры в разворошенном вандалами гнезде, налетел мощный шквальный ветер. Тысячи тонн кварцевой пыли, постанывающей от усталости и от бессилия хоть что-то изменить в безутешной судьбе. Видимость за несколько секунд сократилась до нуля, и жилые постройки скрылись в зыбучих песках неизвестности. Впрочем, здесь и до этого события не было особо на что посмотреть.

Посреди выжженной пустыни располагался лагерь афганских беженцев, который таковым лишь формально числился в бумагах бюрократов из миссии ООН. На самом же деле это была военная база моджахедов. Беженцев они использовали, как живой щит, для того, чтобы воздушная бомбардировка или залпы артиллерийских орудий им раньше положенного времени не присвоили почетное звание шахида.

В центре временного убежища, над печально неприглядной местностью возвышалась древняя крепость с высокими каменными стенами и устрашающими башнями. Внутри них виднелись крупнокалиберные пулеметы, пугающе черные, такие же, как и сердца их кровожадных хозяев. Вокруг нее разбросаны приземистые глинобитные хижины и армейские палатки камуфляжной расцветки. На последних живого места не было: заплатки, отверстия от пуль, разрывы, которые были заткнуты прогнившим тряпьем и заношенными портянками. Между ними затерялись и другие непрочные сооружения без единого гвоздя, собранные кривыми руками с лихорадочной поспешностью. Легкие навесы для защиты от немилости стихии, сляпанные с использованием «подножных» средств. Все шло в ход: костлявые палки, помутневший полиэтилен, ссохшийся до состояния газетной бумаги картон и разложившийся усилиями черной плесени брезент.

В довершение мрачной картины все было сдобрено смердящими гнилостными отбросами. Наверняка залетные покорители неба с высоты птичьего полета принимали весь лагерь за городскую свалку.

В этих убежищах ютились тысячи невинных людей, искалеченных войной и замученных голодом. В их телах еще теплилась самоотверженная душа, подогреваемая крупицей надежды на лучшую жизнь. Ребятишки от мала до велика, женщины всевозможных возрастов, старики…  Человеческие существа, во внешности которых не было даже намека на значительные отличия, словно они клоны на выходе из адской машины безумного гения. Пепельно-серые исхудавшие лица. Впалые безжизненные глаза с темно-лиловыми кругами. Плотно сжатые посиневшие губы. Грязные обноски вместо одежды, прикрывающие скелеты, обтянутые пергаментной кожей. Ненужный «мусор», выброшенный на обочину жизни вершителями судеб из окна стремительного поезда под устрашающим названием «Война».

Как говорится, на все воля великодушного Аллаха, но заслуживают они только сочувствия. Это была не их священная битва. Они виноваты лишь в том, что родились в неподходящее время и в неправильном месте. Если, конечно, кто-то возьмет на себя право их в этом осуждать.

Подгоняемая ураганным ветром золотая ящерица промчалась, перебирая лапками, по истрескавшейся земле, покрытой эфемерной растительностью, и заскочила в тесную расщелину в каменной стене. Судя по количеству пыли, дела внутри крепости обстояли лучше. Преграда частично сдерживала буйную стихию.

Словно заправский складской работник, рептилия пробежала вдоль рядов боевой техники. Попрыгала по платформе зенитной установки, как будто проверяя ее исправное состояние. Пропетляла между ножек минометов и пересчитала грузные деревянные ящики с боеприпасами. В конце концов, она как будто бы осталась довольна результатом и выскочила за заграждение, плотно умотанное колючей лентой с остро заточенными шипами. «Егоза» надежно удерживала пленников, но не могла остановить прыть юркой ящерицы.

Соревнуясь в скорости с тенью, рептилия нарезала парочку кругов вокруг коровьего черепа. Метнулась в порыве сомнений сначала вперед, потом назад и резко замерла. Ящерка увидела в земле проржавевший люк, закрытый на висячий замок, и вскоре осторожно приблизилась к нему на дрожащих лапках. Она ненадолго задумалась во весь скудный объем мозга, взвесила все за и против и заскочила в узкую щель под крышкой.

Неожиданно песчаная буря сжалилась и на мгновенье стихла. Из-под неприметного лаза послышался истошный вереск миниатюрного пресмыкающегося. Нет, у него не случился разрыв сердца от увиденного в пещере. Оно просто неудачно шмякнулось на спину, взвизгнуло и затихло, потеряв на время сознание. В отличие от людей, ей чуждо сострадание, без которого нельзя было смотреть на то, что обнаружилось внутри.

В глубине каменного мешка, на холодном полу валялся окровавленный пленник, закованный в кандалы с массивными цепями. Лишь отдаленно он напоминал человека и больше походил на свиную отбивную. Ужасные рваные раны, загноившиеся ссадины, вскрывшиеся ожоги. Рассечения со следами запекшейся крови и темно-синие гематомы вследствие разрывов сосудов от сильных ударов. Каждый миллиметр плоти узника был жестоко истерзан, как и внутренние органы, не выглядевшие ощутимо лучше.

На первый взгляд, он был окончательно и бесповоротно мертв. Тягучие слюни свисали из уголка рта. Затуманенные глаза, не моргая, смотрели в пустоту и не выражали никаких чувств. О том, что внутри несчастного еще теплилась жизнь, говорило лишь едва заметное подергивание указательного пальца на правой руке. В его развороченной груди урывками, неритмично и нехотя все-таки еще билось сердце, уставшее от нескончаемой боли.

Подземная темница напоминала могилу и не восхищала габаритами. В нее поместилась бы лишь пара гробов. Воздух сюда почти не проникал и был затхлым, с душком от немытого гниющего тела и вонью от естественных испражнений.

Ярким светом пленника пещеры тоже не баловали. Наказание он отбывал в кромешной тьме, потеряв ощущение времени и пространства. Исчезновение солнца на поверхности никаким образом не отразилось на его состоянии. Ни на его эмоциях, ни на поступках, ни на телодвижениях. Хотя его уже давно не тревожило: день там или ночь; идет теплый проливной дождь, валит колючий снег или царствует привычная засуха; свирепствует на земле война или наступила мимолетная передышка; красные, зеленые или серо-буро-малиновые сегодня одержали победу.

Узник не чувствовал запахов, вкуса еды, почти не различал цвета. Ему было безразлично: отхлебнул он из лужи кровавой мочи, в которой развалился, или отпил из бутылки с мутной жижей, кишащей холерными палочками. Первое даже удобней и гораздо ближе, только губы протяни. Второе же нужно сначала найти, а для этого необходимо затратить силы, которых и так почти не осталось. Невольник апатично относился к недостатку или отсутствию пищи. Какая разница, чем забивать желудок: каменистой землей или смердящей баландой из козлиной требухи, шерсти и помета, в которой последний ингредиент — это самый свежий продукт, используемый для смачного навара. Пленник наплевательски относился ко всему, что было важно раньше, и перестал думать о завтрашнем дне.

* * *

А есть ли у него это сегодня…  или завтра? Существует ли вообще время, когда болевые ощущения человека нестерпимы и не имеют границ?

Единственное, в чем пленник ни секунды не сомневался, — это то, что сегодняшняя пытка будет еще утонченней, а свежая порция страданий и унижений еще обильней.

Созданные садистами условия оставили ему немного вариантов: сойти с ума от безысходности или умереть, притом хоть и гордо, но обязательно бесславно. Узник еще не определился, к какому берегу прибиться, и лавировал в океане боли, стоя на одной ноге на бушприте. Его терзали ужасные сомнения…  Какую смерть выбрать: разума или тела. Конечно, он мог еще пойти по альтернативному пути — сломить волю и подчиниться, — но это лишь ненадолго оттянуло бы час расплаты.

Жизнь несчастного превратилась в кромешный ад. Жил он теперь больше по инерции, чем действительно этого желал. Страдания плоти не оставляли ни на секунду. Они давно растворили тонкую грань между реальностью и сном, смешивая все в однородное месиво.

Иногда он чувствовал присутствие людей, которые что-то нашептывали ему на ухо. Причем узник был уверен в том, что находится в сознании. Ему казалось, что он даже может дотронуться до них…  Вот только они были прозрачными, словно призраки…  В такие моменты ему становилось страшно от того, что до безумия оставался один шаг. Ведь у него бесцеремонно украли последнее — способность различать, где ужасные галлюцинации, а где подлинная треклятая жизнь.

Конечно, так было не всегда. Когда-то его существование было другим, отличным от состояния покорного, но не покоренного животного. Тогда он еще боролся.

Он грезил о том, что скоро увидит родных и близких. Мечтал о том, как обнимет поседевшую мать и скажет ей самые прекрасные слова на свете, как пожмет руку постаревшего отца и ободряюще похлопает его по плечу. Фантазировал о том, как подойдет к любимой и, ничего не говоря, поцелует в жаркие трясущиеся губы, соленые от слез радости. Представлял себе, как в компании друзей опрокинет стакан «сорокоградусной», помянув тех, кто никогда не вернется домой.

Но ведь несчастный не знал, что за время его пленения многое происходило немного не так, как он представлял. А если быть до конца честным, то совсем не так.

Матушка его умерла еще полгода назад. После того как усердный военком лично принес ей домой похоронку. Сердце не выдержало…  Он просто забыл упомянуть о том, что труп сына еще нужно для начала опознать.

Отец тоже не задержался на этом свете и отправился вслед за женой, сгорев недели за три. Вскрытие выявило неоперабельный рак мозга в последней стадии.

Друзья…  С ними дела обстояли не лучше. Давно гниют в сырой земле, отдав «заботливой» родине все, что могли, включая воинский долг, честь и собственные жизни. А что взамен? Кресты и жалкая подачка старикам в горстку звонких монет, издевательски именуемая компенсацией.

Любимая девушка…  Это вообще отдельная история о насыщенной жизни, достойная написания трагического романа, который из-за ужасного сюжета никогда не станет достоянием общественности.

Но узнает парень об этом намного позже…

* * *

Все свободное от истязаний время он разрабатывал план побега, запоминал расположение складов, охранных постов, время их смены и прочие важные мелочи. После пыток, очутившись в камере, пленник разбивал в кровь кулаки о стены, вымещая на них злобу, отчаяние и собственное бессилие. Кричал во тьму ругательства на всех известных ему языках, до хрипоты в голосе, пока усталость не сбивала с ног. Тогда он еще огрызался во время допросов, уворачивался от ударов, плевал в лица изуверов и широко им улыбался в ответ. Но все это ни на йоту не приближало его к цели, а лишь отнимало скудные силы. Чем больше бедняга вертелся, как окунь на жаровне, тем сильнее это распаляло садистов, и тем изощренней становились истязания, переводя наслаждение изуверов на новый качественный уровень. Во время вчерашней пытки, когда ведро ледяной воды вернуло его в очередной раз в сознание, мученик понял, что эта дорога никуда не ведет. Что-то хрустнуло внутри, но пока лишь надломилось…

Жалобно пискнул железный люк. Ворвавшийся поток солнечного света ласково обнял замученное тело, пытаясь его обогреть и защитить. Вслед за ним сиганул вниз нагловатый воздух и опьянил пленника свежестью до полуобморочного состояния.

— Эй, кафир! Что разлегся, мы уже соскучились по твоему девчачьему визгу. Вылезай! — с ужасным акцентом крикнул сверху бородатый толстомордый охранник, сбрасывая веревочную лестницу.

— Лишь бы не сдох, — добавил второй душман и тяжело вздохнул.

В отличие от предыдущего, этот надзиратель был хорошо выбрит и худощав, но назвать его привлекательным язык не поворачивался.

— Твоя очередь вытаскивать. Я с прошлого раза не могу отмыться. Вот понюхай одежду. Чем этих шурави откармливают дома? Воняет, как от обгадившейся свиньи.

— Сам нюхай, — отвернув голову в сторону и перекосив лицо, сказал толстомордый. — Может, ты сам вчера обделался, когда на «лягушку» при обходе наступил. Ты же не знал, что она пустышка. Ну и лицо у тебя было! Как сейчас помню. Напряженное такое…  Пот градом льется, глазищи выпучены. А как ты кряхтел и маму вспоминал! — заржал он и закинул травяной коричневый шарик в рот.

— Смотри не лопни от смеха, а то накормишь шакалов своими зловонными кишками. А я не буду им мешать, только глядеть…  Вот тогда и я повеселюсь, если будет на то воля Всевышнего, — оскорбился второй и наклонился к открытому люку, пытаясь что-то рассмотреть.

— Да не обижайся ты. Скучно мне…  Ни одной заварушки за две недели. Патроны у неверных закончились. Давай лучше спускайся и проверь, что там. Перестарались мы вчера с тобой по ходу…  Зря ты его по голове прикладом приложил.

— А ты бы ему по-другому ответил за его слова?

— Нет, я бы еще разок добавил.

— Во-во…  Дышит он вроде…  Надо плеснуть на него водой, чтобы очухался.

— Ну, иди тогда…  Хайрулла нас по голове не погладит, если мы еще немного задержимся.

— Почему я-то? — злобно бросил второй, кривясь от отвращения.

— Потому что стариков надо уважать, Исмаил, — подняв указательный палец, заявил с важным видом напарник.

— Ты меня всего на три луны старше.

— Вот и не спорь…  Сам ведь сказал.

Худощавый покорно удалился и появился через несколько минут с ведром в руках. Его содержимое он молча опорожнил на голову пленника. Тот встрепенулся, продрал глаза и равнодушно посмотрел на них.

— Ты что на него помои вылил?

— А что на него воду надо было тратить?

— Ты меня удивляешь в последнее время. То дерьмом их накормит, то помоями обольет, — обезобразив умным выражением лицо, сказал бородатый, а затем крикнул в колодец: — Эй, шурави, вылезай уже!

— Поднимайся, — помогал подгонять заключенного второй. — Ты оглох? Или язык откусил от злости?

— Не молчи, а то нехороший человек опять родится.

— Может, он это…  того…  сбрендил? — вынимая из люка голову, сказал худощавый.

— Нет…  Это он издевается над нами!

Бородатый поднял увесистый камушек и запустил им в русского, но волею случая промазал.

— Что вам еще от меня нужно? Я рассказал все, что знаю, — прохрипел со дна оклемавшийся узник.

— А мы тебя ни о чем и не спрашивали. Ты сам эту чушь нес без остановки, — улыбаясь, вставил худой.

— Я не смогу вылезти…  У меня нет сил, — почти шепотом произнес пленник.

— Что ты бубнишь? У тебя не сил нет, а выбора. Или умрешь сейчас, похороненным заживо…  Исмаил же землекопом до войны был, управится быстро. Либо пойдешь с нами к Хайрулле. Сюрпризец у него для тебя припасен. Выбирай, пока курю. Табачок, конечно, сыроват, но сильно не увлекайся.

— Зачем? Зачем…  вы мучаете меня, если вам ничего не нужно? — застонал узник, безуспешно пытаясь встать на ноги.

— Как это не нужно?.. Это нужно Аллаху, чтобы ты, кафир, в него уверовал. Тем более ты сам удумал разорвать Коран на части и растоптать его в пыли. За осквернение нашей святыни ты и получил тумаков, глупый русский. Мы же к тебе милосердны. Всегда по-доброму, как к родному…  Кормим, поим. Хотим, чтобы ты мусульманином стал и веру истинную выбрал.

— По-доброму, говоришь…  Уточни, в какой момент? Когда кирзачами по брюшине пинали, ломая ребра? Или когда дубинками обхаживали до обморочного состояния? Или, может, когда «чинарики» о лицо тушили?

— Это для твоей же пользы. Ничего личного. Мы же не садисты.

— Мрази…  Вы — бездушные мрази! — заорал из последних сил облитый помоями узник.

— Ай, какие поганые слова из тебя опять вылетают. Придется еще учить. Лучше не теряй времени, его у тебя не так много. — Бородатый глубоко затянулся и выпустил клубы дыма.

— Да засуньте вы эти суры и вашего недоделанного бога себе в…

Договорить пленник не успел, в этот раз озлобленный моджахед не промазал.

* * *

Заскрипел массивный засов. Тяжелая дверь со скрежетом отворилась, оголив внутреннее убранство мрачной тюрьмы, по-спартански простое и суровое. В центре стоял деревянный стул с высокой спинкой. Его подлокотники и ножки обвивали широкие кожаные ремни, словно смертоносные змеи. Справа от двери располагался низкий металлический стол с рифленой поверхностью. На него была наброшена рваная тряпка, скрывающая неизвестное содержимое. И последний аксессуар — шестидесяти ваттная лампочка, подвешенная к потолку. Она висела на оголенных проводах со стекающей по ним соплями изоляцией. Вольфрамовая нить в лампе изредка раскалялась до нестерпимого свечения, но после почти затухала до нуля. Это наводило на мысль о том, что запитана она от доисторического дизельного генератора, кряхтящего при смерти от непосильной натуги.

Мрачность интерьеру придавали и другие детали. Повсеместная грязь, бесконтрольно расплодившаяся в немереном количестве. Бездушные серые стены озлобленной внешности без единого окна. Темно-коричневые пятна крови на полу вокруг стула. А еще жуткий смрад смерти, от которого выворачивало наизнанку. По собственной воле и в здравом рассудке в этих застенках бывали редко и с предельной неохотой.

В помещение, крадучись, зашли двое: худощавый и толстомордый. Моджахеды волоком тащили за цепь на кандалах уже знакомый «мешок костей», оставляя после себя кровавый след на бетонном полу. Садисты водрузили пленника на стул, не издав ни звука, и начали пристегивать его неподвижное тело ремнями. По сосредоточенным лицам охранников градом катился пот, несмотря на пронизывающий холод. Они торопились, но работу делали скрупулезно, проверяя по несколько раз затяжку креплений. Моджахеды опаздывали уже больше чем на десять минут, а Хайрулла этого не любил. Так можно и без ушей было остаться…

Последняя широкая полоса выделанной кожи впилась в щиколотку несчастного — работа была закончена. Больше здесь ничего мучителей задержать не могло, и их словно ветром сдуло.

В мигающем свете кровавое месиво, когда-то бывшее лицом пленника, смотрелось еще ужасней. Виртуозные гримеры постарались на славу, и «Фредди Крюгер» получился идеально правдиво. Хотя это были не съемки фильма ужасов, а реальная жизнь. Местами кожа на лбу и скулах узника свисала рваными засохшими лохмотьями, выставив напоказ проплешины белых костей. Нос был сломан и распух до нереальных размеров. В темно-синих буграх мешков под глазами виднелись две тонюсенькие щелки глаз. В полуоткрытом рту, посреди сгустков крови, виднелись осколки зубов. Слипшиеся черные волосы торчали сталагмитами. Правое ухо было надорвано и отвисало в сторону. Непостижимым оставалось лишь одно — как пленнику удавалось по-прежнему оставаться живым?

Через несколько минут в дверь зашел мужчина, склонив голову перед дверным проемом, но явно не из уважения к этому «дому». Одет он был весьма ужасающе, как мясник на скотобойне. Его сущность, сокрытая в глубине души, разительно не отличалась от внешнего облика. Мохнатая рука смахнула накидку на столе и выбрала из кучи предметов непонятного для большинства предназначения всего два: стеклянный шприц с жидкостью и хирургический скальпель, который в его руках выглядел крошечным. Великан подошел вплотную к стулу, вынырнув из тьмы, и на его лицо упал яркий свет.

В такие моменты обычно говорят: «волосы встали дыбом» и «поджилки затряслись» от увиденного, но это в полной мере не передает всей жути происходящего. Нет, на пленника не смотрели три одинаковых глаза, верзила не имел огромных челюстей, как у белой акулы, и кожный покров у него вполне обычный, не буро-зеленый, не склизкий и без чешуи…  Нельзя назвать его монстром в полной мере. Просто кожа местами отсутствовала.

Губы громилы были филигранно удалены, а на лице застыла в вечности ужасающая улыбка, обнажающая два ряда безупречно ровных и белых, как альпийский снег, зубов. На этом добровольные истязания собственного тела для великана не закончились. Ушные раковины, крылья носа и веки были также вырезаны, избавив его от дискомфорта излишеств тела. Выпученные и высушенные глазные яблоки смотрели на пленника, и в них бесчинствовало безумие.

Игла воткнулась в тело, и мутная жидкость потекла под давлением поршня в другой, более вместительный сосуд. Через несколько секунд подопытный очухался и завопил, но не от страха, вызванного увиденным зрелищем. От боли, сжигающей изнутри его кровеносную систему, словно по сосудам текла серная кислота.

— С-с-с-с… у-у…  — послышалось из-за остатков зубов, трещащих под силой челюстного давления.

В ответ последовала неразборчивая тарабарщина и молотобойный удар открытой ладонью, почти без размаха. Голова привязанного развернулась на девяносто градусов и уткнулась носом в спинку стула. То, что позвонки выдержали, было чистой воды везением.

Громила не стал заморачиваться проверкой пульса и приступил к задуманному, разорвав штанину на ноге. Сверкающее лезвие вгрызлось в плоть на бедре и плавно заскользило, вычерчивая правильной формы круг размером с кофейную кружку. С чавканьем, хлюпаньем, причмокиванием и бог знает, на что еще похожими звуками. Пальцы истязателя ухватили за край кожи и оттянули ее, ритмично отсекая волокна скальпелем.

Человек в кресле к этому моменту очухался и равнодушно смотрел на происходящее изуверство. По глазам бедняги было видно, что разум уже стоит перед разверзнувшейся пропастью и готов броситься в забытье. Лишь стальная цепь неведомых препаратов не дает ему это осуществить, заставляя испить всю нестерпимую боль до дна.

— Зачем это издевательство? — прохрипел мученик и посмотрел в глаза садиста. В этот момент его терзали болезненные конвульсии, изгибающие в неестественных направлениях тело, зажатое в тисках ремней.

Живодер по понятным причинам продолжал улыбаться и нести галиматью, проговаривая каждое слово с интонацией. Словно он учитель в начальных классах и проводит сейчас урок.

— Должен же быть хоть какой-то смысл? Ты ничего не спрашиваешь…  Хотя, даже если спросишь, не отвечу.

Увлеченный злыдень лишь кивал в ответ, словно игрушка-собака в машине, и продолжал кропотливую работу.

— Я и секретов-то не знаю. В институте кафедру закончил. Автомат только на плакате видел. Тренировался на штыковой лопате. Никто не посвящал меня в тайны. Кто мне доверит? Я могу наврать, что хоть что-то знаю…  А смысл?

Кусок окровавленного мяса полетел в приготовленную чашку. Исполин подошел к столу, разжег горелку и стал нагревать какой-то хитрый инструмент.

— Ты ни бум-бум по-русски, а в вашей «ереси» я за всю жизнь не разберусь. Тем более что мне недолго осталось. Какой идиот придумал пытать человека, не зная его родного языка? Бредятина…  Хороший собеседник, со всем соглашается. Может, на пальцах будем объясняться? Если они, конечно, еще будут, нехороший прогресс намечается, — посмотрев на отсутствующий мизинец на правой руке, вздохнул несчастный. — Я все уже рассказал. Даже про то, что мочился до третьего класса по ночам. И как меня «хилая» девочка в девятом избила, отправив в реанимацию на месяц. Что тебе еще нужно для счастья, изверг?

Бред безостановочно лился из его уст. Узник давно уже перестал контролировать этот процесс. Сейчас язык и разум жили раздельно, оформив развод.

Каждая клетка тела военнопленного содрогалась от нескончаемой боли, но до финала еще далеко. Чудовище у стола не знало пощады, к тому же обладало неуемной энергией и отменной фантазией, устремленной не в том направлении. По крайней мере, пленник был в этом уверен на двести процентов и ежесекундно ощущал на собственной шкуре. А еще он точно знал, что вскоре его ждут новые истязания души и плоти. Трудно было не догадаться, ведь он смотрел сейчас забитыми песком глазами на то, как монстр нагревает в огне живодерское орудие пыток. Что это, для чего и как его будут использовать, — интересовало узника меньше всего. В любом случае, очередная гадость не станет для него приятной.

Палач закончил приготовления, исполнил шикарный разворот вполоборота и направился к стулу, сжимая в руках раскаленный добела инструмент.

— Бессердечные твари…  Как вас земля носит?! — сказал изуродованный мужчина на стуле, сжал зубы и прикрыл щелки век, приготовившись к худшему. Ему оставалось лишь покорно ждать.

«Расслабьтесь и попытайтесь получить удовольствие», — посоветовал бы вице-король Индии Джордж Керзон, попав в такую ситуацию, будь он, конечно, жив.

Самое страшное, что пленник не терял сознания, а «наслаждался» пытками на полную катушку.

Первое, что почувствовал невольник, — тяжелое прикосновение к руке. Но оно почему-то не обжигало, а морозило…  Хотя его тело этот факт не волновал, оно готовилось к худшему — кожа уже запузырилась от ожога. В очередной раз вспыхнул яркий свет под потолком, ослепивший узника даже сквозь закрытые веки. Уши наполнились электрическим треском, как при коротком замыкании. На этом заурядность событий закончилась и перешла в разряд «хрен знает что».

По телу пленника теперь растекалось божественное наслаждение, напоминающее оргазм. Лицо приобрело наиглупейшее выражение, и вскоре исчезла терзающая его боль…  Совсем…  Без остатка…  Как будто кто-то властной рукой выключил рубильник с надписью на лицевой стороне: «Страдания Алешки Юдина».

— Не спи, замерзнешь, — раздался громом голос садиста в голове, а эхо еще долго терзало стенки черепной коробки, постукивая по ней увесистой кувалдой.

Это была чистейшая родная речь, без намека на акцент. Словно мученик сейчас не у черта на куличках, а в милом его сердцу Куйбышеве. Сказать, что это вызвало у него изумление, значит, ничего не сказать. Пленник на мгновение подумал, что сошел с ума. Либо…  Однозначно, только первое, без вариантов.

Он продрал глаза и увидел обезображенное лицо мучителя. Вот только что-то в нем изменилось…  Глаза…  В них копошился разум, а не животное безумие. Как будто в чудовище вселился…  бес…

— Что уставился? Нравлюсь? — наигранно съязвил мучитель.

— Нет…  Зачем была эта комедия?

— Не заметил, что тебе сейчас смешно. Может, пятки пощекотать? — сказал садюга, приближаясь вплотную к лицу заложника и обдавая его зловонием.

— Шут невеселый попался, всем уродам урод, — парировал приободрившийся пленник, ехидно скаля беззубую улыбку.

— Я вижу: ты разговорился. Достаточно на сегодня. У нас нет времени на «светские» беседы, — оборвал он разговор и вернулся к столу, ломящемуся от пыточных изысков.

На этот раз в его руках появился громадный мясницкий тесак, что не могло не напугать узника. Другого мяса, кроме него самого, здесь не было.

«Язык — мой враг, сгубил в самом расцвете сил», — подумал напоследок невольник и снова закрыл глаза.

— Не дергайся! — крикнул командирским голосом убийца надежд.

Меньше всего пленнику сейчас хотелось дергаться, изверг мог бы и не произносить ненужных слов. Удар за ударом колыхали воздух с обеих сторон от «без пяти минут трупа», сопровождаемые глухими мощными ударами о деревянный стул. Конечности обретали свободу, но боль к мученику не вернулась. Вот они, фантомные ощущения, во всей красе.

Шум прекратился, и узник открыл веки. Монстр не исчез, а вот кожаные ремни стула теперь корчились обезглавленными на бетоне.

— Я свободен? — не веря своим глазам, спросил изумленный узник.

— Дай мне руку…

Пленник беспрекословно протянул ее, не задавая глупых вопросов и не произнося ненужных фраз. Лапища палача схватила его правую руку и неестественно вывернула большой палец, для того чтобы стянуть кольцо кандалов. Послышался жуткий хруст, словно ломались сухие ветки, но ощущения не тревожили, что несказанно радовало заключенного. Его лицо приобрело безобразное спокойствие. Глаза зажглись внутренним светом. Он невероятно устал от боли, которая была с ним на протяжении последних месяцев…  Лет…  Или даже столетий…

— Ключей у меня нет. Вариантов было немного: ломать или рубить. Второе снимешь сам, если мешает. Как, я тебе только что показал.

— Зачем ты мне помогаешь?

— Во-первых, у нас нет времени. Во-вторых, тебе не время это знать. В-третьих, оно само все расставит по местам. К тому же нам пора прощаться, — отчеканил верзила, вытаскивая из-за спины длинный нож для колки льда и вставая на колени.

Тупой конец ножа он вложил в руку пленника, а острый направил в область своего сердца.

— Пообещай, что однажды выполнишь просьбу, какой бы странной она ни казалась. Необязательно мою…  В общем, ты поймешь…

— Как я могу обещать исполнить то, о чем не имею ни малейшего представления?

— Не торгуйся. Кроме жизни, тебе сегодня нечего предложить. Она уже в моей власти. Считай, что самое страшное, что я могу у тебя попросить — твою жизнь. А пока будешь жить в бессрочном долгу. Обещай! Ничего невозможного…  Лишь то, что ты сможешь выполнить.

— Клянусь, — откликнулся пленник и попытался приложить свободную руку к сердцу.

В этот момент лапища садиста дернула конечность заключенного на себя, а тело подалось вперед. Нож вошел на всю глубину лезвия. Послышались хлюпанье и звук разрывающихся мышц. Гигант молча отклонился назад, убирая из груди острие ножа, и в последний раз взглянул на пленника через мощный фонтан алой крови.

— Прощай, — сказал он, и взор его затуманился.

Почти сразу раздался яростный крик умирающего животного, прерываемый бессмысленным бормотанием на мракобесном языке. Дверь распахнулась, в нее вбежали старые знакомые. Их глаза выпадали из орбит от ужаса, а тела застыли. Не раздумывая, пленник схватил тесак, валявшийся возле ног, и кинулся вперед, перескочив через дрыгающийся труп «добрейшего монстра». Несколько мгновений, и он приблизился к неподвижным врагам. Бородатый все-таки очухался и выстрелил почти в упор, но это было последнее, что он сделал перед смертью. Пуля безболезненно пронзила навылет плечо узника, а острый тесак в его руках перерубил поочередно шейные позвонки моджахедов. Теперь парочка безголовых истязателей валялась на полу, конвульсивно дергая руками и ногами.

— Ни вкуса, ни стиля, ни таланта…  — прорычал воодушевленный удачей пленник, разглядывая нарисованные конечностями отвратительные кровавые картинки.

Отсутствие боли благотворно сказалось на общем состоянии пленника. В его голове обозначилась ясность, сравнимая с божественным просветлением. Теперь у него было оружие: тесак, боевой набор из двух «цитрусовых» и автомат Калашникова. А еще в нем проснулось безудержное желание жить, подкрепленное уверенностью в том, что он обязательно справится. Ко всему прочему, в той же голове зародился фантастический план освобождения, граничащий с помешательством, отчего он нравился ему еще больше. Все, что он скрупулезно примечал, будучи в заточении, теперь пригодилось. Он помнил, что вскоре «чернозадые» соберутся на плацу для совершения вечернего намаза, и количество часовых будет минимально. Пока они с пеной у рта молятся Аллаху, ему нужно пробраться через каменную тюрьму и снять охранников на вышке у лагеря военнопленных.

Задача вполне понятная и выполнимая…  Дальше проще, чем два пальца об асфальт. Освободить заключенных, захватить склад и прорываться на родину или ближайшую базу, используя тяжелое вооружение. В идеале ретироваться на боевом вертолете, возможно, на танке, на худой конец и бронетранспортер сойдет. Техники и вооружения на складах предостаточно, хватит на целый батальон.

— Я сам себе бог и обратной дороги у меня нет! Склоните головы или умрите! — раздался рев «перезагруженного» пленника.

Обезображенный человек, залитый кровью с ног до головы, выскочил из камеры пыток с автоматом в руках. Вид у него был, как у умалишенного, но внешность чаще всего обманчива, и этот случай не был исключением. Раздалась короткая очередь, и парочка «студентов»-моджахедов, бегущих на звуки выстрелов, растеклась неподвижными кучками. Мужчина оперся на колено и сделал прицельный одиночный выстрел, отправив вдогонку на тот свет еще одного у выхода из подземелья. Чека от гранаты звонко ударилась о пол, и бывший невольник рванул вперед, манимый светом багрового заката в конце туннеля. Бесконечный счет был открыт, а начинающий душегуб стал ближе к мечте еще на тройку жмуриков…  

ГЛАВА ПЕРВАЯ ЧЕЛОВЕК БЕЗ ПРОШЛОГО

Екатеринбург, 2 ноября 2011 года / Нижний Тагил, 8 августа 2008 года

Уральские горы — невидимая грань между двумя великими цивилизациями. Они растянулись через всю Россию с севера на юг на многие тысячи километров. И на всем их протяжении установлены пограничные столбы. Тут можно попасть из Европы в Азию, сделав всего один крошечный, чисто символический шаг. Это исключительные места, пропитанные мистикой и суевериями. Побывать здесь — заветная мечта многих людей.

Я же не только ее осуществил, но и живу с одним из таких мест по соседству — в городе Екатеринбурге, именуемом коренными жителями не иначе как «третья столица» или «окно в Азию». Суровый мегаполис расположился в центре Урала, в его пылающем огромном сердце. На пересечении культурных и исторических путей многочисленных народов, в котором, как в пышущем жаром котле, веками варились миллионы человеческих судеб.

Каменный град, построенный во имя вечной славы ее Величества — всемилостивейшей государыни императрицы Российской, и в то же время ритуальный монумент на могиле абсолютной монархии — последней великой царской династии Романовых. Как напоминание всему миру о безрассудном и жестоком убийстве.

Этот удивительный во всех отношениях город стал для меня пристанищем не так давно. Я перебрался сюда около года назад, сразу после освобождения из больничного плена. Впрочем, всему свое время, и по возможности стоит начать по порядку…

Стояла плаксивая осень две тысячи одиннадцатого года. Истекали последние по-настоящему теплые деньки. Через занавес громоздких и черных, как мгла, туч изредка прорезались игривые солнечные лучи. Я шел по Площади 1905 года и был частью серой безликой массы, хаотично перемещающейся во всех направлениях. Мрачные, ничем не примечательные глыбы бетонных зданий. Бесконечные потоки автомобилей с неизменной вековой грязью на кузове. Одинаковые люди без четко обозначенной цели, которые слишком были заняты собой любимыми. Их пасмурные лица не выражали никаких чувств. Город вытягивал из них остатки сил и бесценное время, доказывая в очередной раз то, что в мире не существует ничего вечного. Я видел, как меркнут огоньки в их глазах, когда-то наполненных жизнью, любовью и мечтами. Кожа меняет цвет на пепельный и покрывается грубыми морщинами, обезображивая до неузнаваемости. Проявляются темно-синие линии вен. Модная одежда дряхлеет и рассыпается в серую гниль, развеваемую ветрами перемен.

Я безгранично люблю Екатеринбург и, как ни странно, в той же степени ненавижу.

Меня зовут Владимир Ветров. И главное мое отличие от большинства в том, что фамилию и имя я выбрал сам. Я — человек без прошлого. Отсчет моей странной жизни начался восьмого августа две тысячи восьмого года. Этот день навсегда, до каждой миллисекунды, врезался в мою память…

* * *

Я открыл глаза…  Взгляд сначала рывками, а затем медленно сфокусировался на черном силуэте, выскочившем из пугающей неизвестности. Постепенно скрадывалась размытость, появлялась насыщенность красок. Свечение стало слишком ярким. Я снова зажмурился…

Прошло несколько секунд и желание видеть возобладало над первобытным животным страхом. Я вновь глядел на этот мир. Песчинки, цепляясь острыми краями, утекали из глаз, и вместе с ними исчезала боль. Контуры приобретали четкость, фигуры набирали объем, ужасное мерцание почти исчезло. Через миллионы нейронов в головной мозг направился нескончаемый цифровой поток обработанной информации об окружающей обстановке. В голове щелкнул маленький переключатель. Изредка останавливаясь и внезапно ускоряясь, отформатированный мозг запускал в работу все новые и новые отделы. Ячейки обновленной памяти забивались с нулевой отметки, зачищая остатки покрытого мраком прошлого.

Я сделал первый глубокий вдох, наполняя легкие тяжелым воздухом с бесчисленным количеством примесей и неизвестных мне запахов. Напор из тысяч звуков сломил тишину и ворвался в неокрепшее сознание.

«С днем рождения…» — пронеслось в голове, и лицо расплылось в глупой улыбке, которая тут же сменилась гримасой ужаса. Тело словно сковал жидкий азот, разрушая ткани кристаллами льда и останавливая жизнь в каждой клетке организма. Паника накрыла лавиной, останавливая дыхание и сжимая легкие в кулак. Вторая волна…  Кровеносную систему обожгла лава крови, уничтожая остатки жизни. Сердце разрывалось и клокотало, разгоняя частоту биения до максимума, отдаваясь в висках пульсацией, сравнимой с ударами молота о наковальню. Уровень адреналина зашкаливал, и мозг на инстинктах самосохранения ушел в критическую ошибку, с единственной целью — вернуться к безмятежному началу, к своему нулю.

В голове теперь только синий экран с мигающим в верхнем левом углу курсором…  Хотя откуда я знаю, что синий? Пожирающая все пустота…  Кто-то неведомый совсем рядом…

Перезапуск…

Пульс постепенно пришел в норму. Последствия стихийных бедствий устранены. Панический ужас ликвидирован и забыт, как страшный сон.

Состояние стабильно.

Теперь я отчетливо вижу перед собой желто-красное здание старинного железнодорожного вокзала. Я стал самим собой, но по-прежнему не знаю: где нахожусь, зачем я здесь, как меня зовут и, самое важное, кто вообще такой этот «я»? Знаю лишь одно — у меня есть в жизни важная цель. Дело за малым — узнать какая…

* * *

Тяжелые воспоминания оборвал телефонный звонок, пиликающий беспрестанно. Я вытащил из внутреннего кармана пиджака сотовый и, бросив взгляд на экран, увидел надпись «шеф» и его фотографию. Гладко выбритое лицо, хитрые глаза и дорогая дымящаяся сигара в неестественно отбеленных зубах. Я сфотографировал его на одной из многочисленных корпоративных вечеринок, устраиваемых по поводу и без повода для сплочения трудового коллектива. Я ужасно опаздывал на работу. В мыслях перелистывались многочисленные варианты ответа, но с языка слетел самый избитый:

— Добрый день, Евгений Петрович! Я немного опаздываю, но скоро буду. Ну, вы же знаете, какие пробки в это время.

— Здравствуйте, Владимир Владимирович. У меня для вас две новости: хорошая и плохая. С которой начать? — послышался в трубке холодно-вежливый бас директора фирмы.

Странно начиналось утро. Генеральный раньше не обращал внимания на незначительные нарушения трудовой дисциплины. Никогда не звонил лично и не имел привычки задавать загадочные вопросы. Лишь раздавал четкие распоряжения. Еще и этот официальный тон.

— Давайте начнем с приятного, — промямлил я неуверенно и, как мне показалось, жалко.

— Хорошая новость: ты уже никуда не опаздываешь! Мы больше не нуждаемся в твоих услугах, и ты не работаешь у нас с сегодняшнего дня. Можешь зайти и забрать личные вещи. Расчет за отработанное время тебе переведут на банковскую карту в течение трех дней. Сам понимаешь, речи о выплате квартальных премиальных не идет. Приказ об увольнении уже подписан. Можешь зайти в отдел кадров, ознакомиться с ним и забрать трудовую книжку.

Вот только сарказма не хватало для полного счастья! Утро оказалось даже хуже, чем я думал. Что не так? Такого ничто не предвещало, да и повода я не давал.

Никогда не прогуливал — совесть не позволяла. Не уходил в недельные запои, как делал руководитель моего отдела — «вечно молодой» Сергей Иванович, который в такие периоды любил учить меня тонкостям работы, выдавая похмельный бред за «гениальные» мысли. Хорошо, что я не воспринимал его слова всерьез и всегда терпеливо ждал очередного визита к нему «злобной белочки». Курс реабилитации в наркологическом диспансере — и мы начинали общение с чистого листа.

Не заводил любовных романов с милыми сотрудницами, устояв даже перед угнетающим напором натуральной блондинки Алины из маркетингового отдела. А ведь это было по-настоящему сложно…  Она не представляла жизни без ярко-алой помады, глубокого декольте, короткой юбки выше колен, модельных туфель из последней коллекции и армии любовников. И никакие корпоративные правила стиля не останавливали этот «могучий танк любви». Хотя, на зависть всем женщинам коллектива, ей и правда было что показать и чем похвастаться.

Я ни разу не отказался остаться после завершения тяжелого трудового дня. Не отмахивался выйти в законный выходной для выполнения работы, не связанной с основной. И никогда не задавал вопросов об оплате кровно заработанных сверхурочных. Не было никаких причин для увольнения.

— Евгений Петрович, если это, по вашему мнению, хорошая новость, то какая же тогда плохая?

— Плохая…  Забудь навсегда, что есть специальность экономист. Прочь от нее свои ручонки. Я такие рекомендации разошлю нужным людям! Поверь, у меня хватит на это сил и связей. Твоя планка теперь — кассир в сельсовете в заброшенном колхозе, где-нибудь в глухомани, на краю жизни.

— Я могу хотя бы узнать о причинах увольнения? — спросил я, поникнув от переизбытка новостей.

— Считаешь, я должен объяснять?

— Нет, не должны. Но немного человеческогоотношения не помешало бы и по отношению к моей невзрачной персоне.

— Хорошо, Ветров, я скажу, — послышалось в трубке после нескольких секунд томительного ожидания. — Ведь ты неглупый человек и знаешь ответ, но не хочешь признаться в этом. Твой единственный недостаток в том, что ты слишком упорно ищешь объяснения всему. Причем часто там, куда лезть не следует.

— Я лишь делаю свою работу.

— Не перебивай. Хотел услышать объяснения — слушай. Я наконец-то ознакомился с отчетом по результатам проверки компании и «краткой» докладной запиской на девяносто страниц. Это же ты готовил?

— Да, конечно. Над этим я работал.

— Да знаю я, что ты работал. Дважды перепроверил. Такой конец света для моего детища мог только ты изобразить. По-твоему, мой друг, к тому же один из акционеров, на протяжении многих лет обворовывает компанию, необоснованно возмещая налог на добавленную стоимость. В «русскую рулетку» с государством играет? Ну и, конечно, декларация и сопутствующие документы, содержащие ложные сведения о совершенных операциях подписаны не кем-нибудь, а всегда мной лично. Речь, я так понимаю, о сотнях миллионов рублей. Даже статью Уголовного кодекса вывел, не поленился поискать — «мошенничество в особо крупном размере». Про авантюры с недвижимостью и землей в Болгарии я уж вообще не говорю. Ты считаешь, он меня на десяток лет решил в тюрьму пристроить, чтобы я не нуждался в пище и одежде?

— Евгений Петрович, я лишь анализировал данные, — начал я оправдываться.

Меня перебил громогласный бас шефа:

— Все топ-менеджеры, по твоим выводам, обычное жулье. Кто выпуском неучтенной продукции занимается, кто годные изделия в брак отправляет, а после списания вывозит и продает. Наверное, не по одному коттеджу отстроили, похищая материалы и оборудование. Ничего в тебе святого, даже Савельева к этому приплел.

— Я не смотрю на фамилии и должности.

— Да никуда ты не смотришь! Ты как «слепой крот», — рассмеялся он и затянул старую песню: — Стоимость контрактов непомерно завышена, ведь не могут господа устоять перед тем, чтобы не оттяпать лакомый кусочек. Мало им плачу…

— Я проверил сметы и пересчитал, они в приложении лежат.

— Все оплачивается, не глядя, а работы вообще не выполняются, — не обращая на меня внимания, продолжал он. — По-твоему, получается, что у нас в Сургуте даже склада нет, в ремонт которого мы в прошлом месяце десятки миллионов рублей вложили. Значит, вместо того, чтобы деньги для меня и компании зарабатывать, они только и думают, как самим нахапать! Это ты хотел сказать?

— Евгений Петрович. Я не уверен, но…

— Ты и про «офисный планктон» не забыл. Упомянул, что они каждый день тащат домой бумагу, ручки, маркеры, файловые папки и прочую канцелярскую «шелуху». Вроде мелочь, но за год набегают значительные суммы, судя по представленным расчетам.

— Я сам не один раз видел, как это происходит. Никто даже не скрывает.

— Замечательная картина вырисовывается! Вокруг одни мошенники, воры и аферисты. И только ты один такой белый и пушистый, неподкупный правдолюб-альтруист. Ангел во плоти и образец для подражания. Каким образом ты сюда затесался?

— Вы приняли на работу.

— Да замолчи ты уже! — совсем уж гневно одернул он меня. — Я знаком со многими сотрудниками лично. Они хорошие люди и давно работают на меня. А кто ты такой? Трудишься у нас без году неделя. Рядовой бухгалтер в экономическом отделе. Без высшего образования, без родственников, без прошлого. С предпоследним адресом прописки: «Психиатрическая больница? 7» города Нижнего Тагила. Как мы только пропустили…

— Я потерял память, выбора особого не было, — оправдывался я, подсознательно понимая, что все это зря.

— У тебя и сейчас его нет. Владимир, ты совершил роковую ошибку. Где ты еще такую хорошую работу найдешь?

Зачем он задавал вопросы, если не хотел слышать на них ответов? Как влияет место прописки на качество труда? Причем тут: знаком лично или нет? В бизнесе нельзя доверять никому.

— Я никогда не ошибаюсь. Удачи вам, Евгений Петрович. Скоро она Вам понадобится, — спокойно сказал я и нажал кнопку сброса, предотвращая поток гневных речей.

Легче, конечно, не стало. Жаль, что так все случилось, но по-другому я не умел. Мне приглянулись люди, с которыми работал, со всей бездной их недостатков и редкими достоинствами. Меня привлекала эта скучная, на первый взгляд, работа, которая затягивала магией цифр. Мне нравился мой кабинет с прозрачными стенами из каленого стекла и видом на бескрайний город. Хоть он и напоминал по размеру склад для специнвентаря уборщиц. Еще и про клинику приплел. И на меня накатила новая волна воспоминаний.

* * *

Вокзальный перрон…  Над головой пылает раскаленное солнце, ноги утопают в вязи перегретого черного асфальта. Полное безветрие. Воздух настолько плотный и тяжелый, что его можно разрубать на куски. Сумасшедшая жара, не спеша, но убедительно убивает все живое. Соломенно-желтая трава на клумбах и почти высохшие останки цветов уже давно живут лишь мечтой о проливном дожде.

Народу почти нет, лишь немногие представители цивилизации ютятся в скудной тени вокзала, прижимаясь к прохладным бетонным стенам. Они то и дело смахивают крупные капли пота со лба и жадно отхлебывают большими глотками живительную влагу из прозрачных сосудов. Судя по удовлетворенным лицам, они никогда раньше не пробовали ничего вкуснее.

Вот бы и мне сделать хоть один глоток…

Обветренные губы и пересохшее горло вновь напомнили о себе. Последнее саднило так, как будто его ободрали наждачной бумагой. Я почувствовал себя одиноким странником на извилистых дорогах жизни, который блуждал по пустыне в поисках священного источника, но так его и не нашел.

Вот он передо мной…  божественный оазис. Только руку протяни…

Мне срочно нужна питьевая вода и человек в камзоле, пропахший потом, кровью и порохом. Последовательность в поиске необходимого неважна.

Множество электрических искорок заскользило по нескончаемым туннелям нервной системы, устремляясь к застоявшимся мышцам. Импульсы несли в себе информацию для действий. Химические вещества в многочисленных клетках расщеплялись, высвобождая энергию для мышечного сокращения. Я пошевелил пальцами на правой руке и затем сделал первый в обновленной жизни шаг. С трудом удержав равновесие, закрепил результат еще одним. Не хотелось бы растянуться на асфальте, воткнув в него белоснежное лицо…

Хотя почему белоснежное? Я могу быть кем угодно и с каким угодно цветом кожи. Негром, азиатом, индейцем…  И, вообще, человек ли я?

В поисках ответов голова закружилась вокруг своей оси и через пол-оборота его нашла. За спиной на перроне я обнаружил отдыхающего «железного монстра». В его мутном от копоти и брызг бурой грязи окне я и увидел незнакомое отражение человеческого существа, взирающего взглядом нахохлившегося попугая. Это я?.. Ничего не шевельнулось в безукоризненно чистой памяти.

Неопровержимый факт — я мужчина. На вид не больше тридцати лет. Спортивное телосложение, европейский тип лица, бледная кожа без капли загара и небесного цвета глаза. Особо выделялись на фоне «фейса» мешки и синева под глазами, от недосыпания или усталости, кто их разберет. Длинный нос, утончающийся посредине, но до Пиноккио, слава богу, далеко. Маленькие уши, тонкие губы, коротко стриженные темные волосы. Недельная грубая щетина и ровный ряд жемчужно-белых зубов. Шрамами жизнь не наградила, по крайней мере, на лице, а значит, особых примет нет. Вот только одет я для этого времени года странно — угольно-черный строгий костюм, белая однотонная рубашка и красный галстук в мелкую голубую полоску. Мог бы надеть и более подходящую одежду: пляжные шорты в цветочек и яркую майку с надписью: «Не дай себе засохнуть».

Полюбовавшись собой несколько секунд, я состроил злобную гримасу и, напугав собственное отражение, повернулся в сторону вокзала. Боковым зрением уловил, что в этот момент я замерцал и стал полупрозрачным. Как будто солнечный свет беспрепятственно устремился сквозь меня. Странно…  Барахлят что-то глаза, но, будем считать, что это последствия жары.

Преодолев семь бетонных ступенек, я вошел через пластиковые двери в здание вокзала. По громкой связи противным скрипучим голосом объявили отправку поезда с первого перрона. Я проводил тоскливым взглядом последнего молчаливого свидетеля моего неизвестного прошлого, помахал на прощанье ему рукой и начал жить с чистого листа…

— Ту-ту…  Ту-ту…

* * *

Возвращение к реальности застало врасплох. Я стоял посреди оживленной дороги, по-видимому, проскочив по невнимательности на предупреждающий красный. Машины пролетали мимо с сумасшедшей скоростью, и каждый водитель считал своим долгом нажать на гудок и покрутить у виска, недвусмысленно намекая на мои не слишком развитые умственные способности.

Да, понимаю, что я сейчас не в том месте…  Что за неудачный день-то такой?!

Дождавшись зеленого сигнала светофора, я смешался с разномастной толпой и двинулся в направлении «Плотинки». Пунктом моего назначения был Исторический сквер у плотины реки Исеть. Место, с которого когда-то начинался Екатеринбург. Там часто проводят зрелищные городские мероприятия, народные гуляния и праздники, но сегодня должно быть пусто. Середина рабочей недели, к тому же утро. Идеальное время и место для человека, которому сейчас хочется одного — покоя…  от всего и ото всех…

Едва переставляя одеревенелые ноги, я шел к скверу, перечитывая повсеместно развешанные баннеры, пестрящие слоганами: «Мир никогда не будет прежним», «Управляй мечтой», «Хочешь жить, умей вертеться»…  Прям не рекламные лозунги, а философские изречения.

Вытащив телефон, я нажал на кнопку «отключить питание». Мобильный пропиликал характерную заунывную мелодию и вернулся на законное место. Его работа на сегодня закончена, телефон тоже уволили. Пусть весь мир подождет, я для него пока умер. Вряд ли кто-то захочет мне позвонить, но в любом случае лучше перестраховаться. Никого не хочу слышать…

Голову наполнял калейдоскоп звуков: рев автомобилей, бессвязная речь, надрывный детский плач, гул высоковольтных проводов, топот копыт на брусчатке, неугомонный шум торговых рядов и пронзительные крики заряженной толпы. Странно…  Как будто окунулся в прошлое, ведь большинства источников шума я рядом не видел. Звуки зарождались прямо в сознании…

Время плыло вперед по естественному течению, мягко и ненавязчиво, без ярких всплесков, бурных водоворотов и ослепительных брызг. У меня много времени…  Слишком много.

Год пролетел быстро, но я так ни разу и не был в музейно-мемориальном комплексе, до которого сейчас оставались считаные метры. Работа, работа и еще раз работа…  Сегодня я свободен, как птица в небе. У меня есть возможность смотреть на каменный барельеф сколько угодно, и даже нацарапать на нем надпись: «Здесь был Вова». Я могу поплевать с пирса на жадных до хлеба уток. Хотя есть менее варварские и более полезные для души развлечения. Например, отделить дурные мысли от хороших, прогулявшись по удивительному «саду камней». Ну, или посетить водонапорную башню — самое старое городское строение, которое видело Татищева с де Генниным. В конце концов, можно просто посидеть у плотины городского пруда. Памятник гидротехнического искусства все-таки. Да навалом чего можно…

Но как это обычно бывает — есть время и возможность, но нет желания. Поэтому я направился к ближайшей кованой скамейке, спрятанной в тени разноцветных осенних деревьев. Усевшись поудобнее или, вернее, растянувшись во всю ее длину, я прикурил сигарету от дрожащего на ветру огонька бензиновой зажигалки. Затянулся насыщенным едким дымом и выдохнул, кашлянув от непомерной жадности. Никак не могу избавиться от вредной привычки из прежней жизни. Необъяснимая тяга к никотину меня просто убивает. Она въелась в мозг…  Что я только ни пробовал: пластыри, специальные таблетки, жевательные резинки, кодирование. Бесполезно…

На небе мирно плыли облака. Ветер занимался укладкой волос, и я прикрыл глаза. Полное умиротворение. Все, как заказывал…

* * *

Очнулся я в душном здании вокзала. Вонь из смеси человеческого пота, прокисшей одежды и испорченных жарой продуктов убивала на корню желание дышать. Но это сейчас не так важно…

В десяти метрах от себя я увидел молодого человека, одетого в белую рубашку с одинокой звездочкой на погонах, и в фуражке с кокардой. Он объяснял старушке с безразмерным рюкзаком на плечах, куда ей нужно идти, усердно жестикулируя при этом руками, словно лопастями вентилятора. Судя по непонимающим глазам бабушки и удрученно-сосредоточенному лицу парня с подрагивающими скулами, повторялось это уже не второй раз и даже не пятый. Он должен мне помочь…

Я устремился сквозь плотную толпу к ним и выпалил, не раздумывая:

— Извините! Господин жандарм, вы должны меня спасти! Я ничего не помню! Кто я такой? Я очень хочу пить.

— Шутник…  Я тебе что: автомат с газировкой? Пойди и купи, не перетрудишься, — с раздражением откликнулся блюститель закона, пропуская мимо ушей основной вопрос. Бездушным голосом он продолжил познавательную речь, копируя интонацию нудного навигатора: — Повернете направо через двадцать метров. Затем налево, вторая дверь…

— А ты что, милок, совсем ничего не помнишь? — примеряя ко мне оценивающий взгляд, спросила радушная старушка, переключаясь на более интересную для нее тему. — Ударился, поди, где…  На алкаша и наркомана вроде не похож. Видно же, что хороший человек, в галстуке, при параде. Сейчас я тебе, родимый, домашнего кваску холодненького дам. Память он, конечно, не вернет. Хотя…  чем черт не шутит, ну, от жажды уж точно спасет.

— Я помню лишь то, что три минуты назад спустился со ступенек поезда, который сейчас уже отошел.

Младший лейтенант посерьезнел, зачем-то поправил пистолет в кобуре и произнес, не скрывая обиды в голосе, зародившейся от неуважения к его персоне:

— Документы предъявите. Раз на поезде ехали, значит, документы должны быть.

После чего он уставился, не моргая, на меня, видимо, пытаясь просветить насквозь без рентгена.

А ведь верно говорит! Он не так глуп, как показалось на первый взгляд. Должны же быть у меня документы. Я судорожно обшарил все имеющиеся карманы, выворачивая их наизнанку, но ничего полезного не нашел. Горстка монет различного номинала, клочок бумаги с записанным на нем телефонным номером и карманный календарь с видом города Екатеринбурга за восьмой год. Все…  Не было ни паспорта, ни водительского удостоверения, ни пропуска в спортзал, ни даже билета на поезд. Ничего, что напомнило бы о прошлом или указало правильное направление…

— Совсем ничего, — печально произнес я, пожимая плечами. — Видимо, потерял…  Или вытащили.

— Поди, кто-то грех на душу взял: дурман-травой тебя опоил и обчистил до нитки. Такое часто бывает, не раз слышала, — бормотала бабушка, продолжая поиски в рюкзаке, почти с головой забравшись в него.

— Пить надо меньше неизвестно что и неизвестно с кем, — брезгливо сказал «микромайор» и с издевкой добавил: — Раз нет документов, удостоверяющих личность, то вариант для вас один. Пройдемте, сударь, в «жандармерию» для дальнейшего разбирательства.

Теперь он ожидал меня, притопывая ботинком по полу и сверля взглядом. Для него разговор был окончен. Я же и не думал двигаться с места и тоже терпеливо ждал, но бабулю, а если уж начистоту, то ее холодный квас.

Наконец, запотевшая полуторалитровая бутылка с жидкостью янтарного цвета была извлечена. Я схватил ее и начал пить жадными глотками, испытывая от каждой капли неземное наслаждение, растекающееся по всему телу. Милиционер поторопил меня, но я не отреагировал. Не мог остановиться, хотя умом понимал, что еще немного — и лопну, как воздушный шарик под напором воды из крана.

— Спасибо, добрая женщина! От смерти спасла! — поблагодарил я, широко улыбаясь, и протянул ополовиненную бутылку.

— На здоровье! Добро всегда возвращается. Может, и ты мне когда-нибудь пригодишься. Дай тебе бог памяти, — подбодрила она и отправилась по делам, так и не вспомнив о том, что не узнала, как ей добраться до нужного места.

Проверка личности в затхлом отделении милиции проходила по технике заезженной пластинки. Куча вопросов со стороны властей и всегда один ответ с моей: «Не знаю, не помню». Результат был предсказуем — следующим местом пребывания стала психиатрическая больница, гостеприимно распахнувшая передо мной двери.

Пролетали дни, недели, месяцы, но воспоминания так и не вернулись. Врачи разводили руками. Анализы не выявили в крови токсичных веществ или посторонних препаратов. Не было также следов алкоголя или наркотиков. Не переносил я серьезных заболеваний или черепно-мозговых травм. Ничего…  Абсолютно здоров, как будто и не жил раньше.

Я по-прежнему не помнил: кто мои родители и как они выглядели, где жил и учился, были ли у меня родственники, друзья или знакомые, любил ли я кого-то. Я не знал ничего о прошлой жизни. Не ведал, откуда ехал, зачем и, главное, куда.

Никто не утруждал себя моими поисками, и я отвечал тем же. Не было у меня ни прошлого, ни будущего — лишь эфемерное настоящее, протекающее в небольшом помещении со светло-зелеными стенами и кусочком неба в окне. К моему удивлению, даже не прикрытом решеткой.

Обустройство палаты было весьма жалким. Железная кровать с провисшей от тяжести и времени панцирной сеткой, на которую был уложен матрац с непонятным рисунком из желтых, совсем не веселящих пятен. Прикроватная тумбочка с отсутствующей дверцей. И дряхлый умывальник с краном исключительно для холодной воды, покрывшийся толстым слоем грязно-белой извести. Негусто, так скажем…

От отсутствия шансов на лучшую жизнь и безнадеги я проводил за чтением каждую свободную минуту. Я прочитал все книги и журналы, которые пылились в скромной больничной библиотеке, собранной трудами сотен больных и врачей. Мне было неважно, что у меня в руках: «Справочник молодого токаря» или «Психогенез умственных расстройств». Из каждой книги я черпал знания, аккуратно их сортировал и раскладывал по пустующим полкам памяти. Утоление информационного голода стало образом жизни. Каждый день я ждал новых книг, но они появлялись все реже.

Выбраться из порочного круга помогло несчастье, как бы кощунственно это ни звучало. Спасла меня девушка из соседней палаты. Вернее, ее смерть.

Странная это была особа…  Молчаливая. Нелюдимая. Грязная и неопрятно одетая. Ко всему вышесказанному, не по годам состарившаяся, откровенно страшненькая и сумасшедшая. Не Квазимодо, конечно, но недалеко ушла, и дело не в отсутствии или присутствии горба.

Кажется, ее звали Дусенька. Впрочем, не так уж и важно, как ее называли или обзывали. Слухи по больнице о ней ходили разные и порою кардинально полярные, попросту говоря, противоречивые. Попадались версии из области фантастики уровня бульварного чтива. Мистические варианты с проклятьем черного колдуна. Даже про вмешательство тайных агентов спецслужб говорили. Суть сводилась к одному: она — жертва игромании. Старожилы компьютерного мира — мальчишки от силы лет пятнадцати, которые здесь присутствовали в изобилии — поговаривали, что ее сгубила какая-то браузерная игра, взрывающая мозг. Что-то о войне после апокалипсиса, где правят жаждущие крови безумцы, зараженные вирусом, получившем название «Армагеддон». Дусенька была на вершине топа, практически богом игры, но не бессмертной. Армия из тысяч недовольных объединилась в команду и разнесла ее в пух и прах, не оставив камня на камне. Ее несметную орду «занулили» в мгновенье. Как оказалось, к нулю она приблизилась не только в игре.

Тогда я был еще от этого далек и не понимал смысла услышанного. Ведь по уровню компьютерной грамотности попадал в категорию «ленивый кот». А он умеет лишь одно — греть шкуру на горячем системном блоке. Впрочем, речь сейчас не об этом.

Это произошло в одну из дождливых бессонных ночей под раскаты грома и сверкание молний. В комнату вошла Дусенька, пнув с неимоверной силой входную дверь. Та с треском ударилась ручкой о стену, да так, что вниз от потолка полетела старая штукатурка.

В этот момент «великая воительница» казалась мне самым безумным и страшным созданием на земле, так что захотелось добавить парочку лишних желтых пятен на матрац. Хотя дело запросто могло дойти и до светло-коричневых.

Ее разорванный ногтями в клочья больничный халат и немытые смолянисто-черные волосы развевались под напором ледяного ветра из распахнутого окна. Она приближалась к кровати, не отводя глаз. Лицо было неестественного серого цвета и обезображено глубокими морщинами. Выглядела девушка, как самая что ни на есть настоящая баба-яга из страшилок. Подойдя вплотную, сумасшедшая уставилась на меня белесыми глазами и протянула темную коробочку.

— Это теперь принадлежит тебе. Не подведи, странник, — произнесла «бабушка Ядвига» загробным голосом, замораживающим кровь.

Меня обдало смрадным дыханием, извергаемым из пасти с гнилыми зубами, и я чуть не потерял сознание. Она развернулась и побежала к выходу, мелькая грязными пятками и издавая жуткие звуки, похожие на смех гиены вперемешку с лошадиным гоготом.

Страх отпустил только через несколько долгих минут. Руки обрели способность двигаться. Теперь мне нестерпимо хотелось узнать, что все-таки внутри.

Защелка на черной коробке не устояла под напором пальцев и сдвинулась в сторону. Крышка с изображением надкушенного яблока поддалась и легко поднялась.

Это был новый переносной компьютер, по синему экрану которого прыгали белые нолики и единицы. Меняясь местами, они перемещались по странице, создавая стройные ряды. В определенный момент «некто» нажимал клавишу «Enter», цепочка обрывалась и загадочный цикл повторялся вновь.

Безостановочно…  Секунда за секундой, минута за минутой, час за часом…

* * *

Тело Дусеньки с разбитой, словно переспелый арбуз, головой нашли ранним утром на асфальте. Спрыгнула с крыши. Это был первый случай за всю историю больницы. Уголовное дело тогда не завели. Самоубийство…  И про ее презент мне тогда хватило ума промолчать.

Все забывается…  Проверки закончились. Ноутбук мне починили смышленые мальчишки. Про случай тот никто не вспоминал. Вот так началась моя новая жизнь…

Подарочек ее, как оказалось, обладал волшебным свойством — в комплекте с ним была флешка безлимитного мобильного интернета, оплаченного на несколько лет вперед. Вскоре я уже утопал в безбрежном океане виртуальной сети. Мое «путешествие сквозь слои» продолжалось до тех пор, пока не возникала острая необходимость в пище, или физическая усталость не отправляла во власть Морфея. И хорошо, если я успевал дойти до кровати, а не утыкался головой в клавиатуру. Я искал ответы на все интересующие вопросы, путешествуя сквозь время и пространство. Фильтровал через свое серое вещество терабайты информации, ломая стены психической депривации и заполняя голодающий мозг.

Благодаря интернету я получил паспорт и все сопутствующие документы на понравившееся тогда мне имя — Владимира Владимировича Ветрова. Я вновь стал настоящим человеком…  с большой буквы «Ч»…  Человеком, у которого есть важная бумажка…

* * *

— Молодой человек, — услышал я теперь отчетливо, отгоняя остатки внезапного сна.

Я уже проснулся и теперь сидел на скамейке. Сигарета давно истлела, оставив в руке подкопченный фильтр. Передо мной стоял невысокий сгорбленный старик в причудливом черном одеянии и кожаной шляпе с широкими, подогнутыми вверх по бокам полями. У него было вытянутое лицо сероватого оттенка, седые волосы, свисающие ниже плеч, и большие живые глаза разного цвета, пристально смотрящие на меня. Один был ярко-голубой, как бескрайнее небо, другой — зеленый, как молодая трава. Он опирался на резную эксклюзивную трость-посох из красного дерева, с серебряным набалдашником в китайском стиле в виде огромного дракона с раскрытой пастью.

— Молодой человек, извините, что прервал ваш сон. Вас, случайно, не Владимиром зовут?

Странного старика я видел впервые. В этом я был уверен — память на лица у меня отменная. Но червь сомнения упорно грыз непонимающее сознание. Я знаком с ним и притом давно. Эта уверенность противоречила здравому смыслу. И вообще, откуда он знает мое имя?

— Да, меня, действительно, зовут Владимир, — произнес я, почесывая лоб.

— Не пытайтесь меня вспомнить. Мы раньше с вами не встречались. Просто так раскинула кости старуха-судьба. Я долго ждал вас и теперь хочу решить несколько наболевших вопросов. Можно, я присяду рядом?

— Да, конечно, — ответило просветленное сознание, а тело зачем-то подвинулось, хотя места на скамейке и так было предостаточно.

Опять вопросы…  Вновь нужно что-то решать. День удивляет с каждым часом все больше.

— Я бы хотел начать разговор с небольшой истории. Надеюсь, вы не против? — спросил старик и получил взамен кивок.

— У меня когда-то был…  Э-э-э…  друг. Если точнее, то единственный человек в жизни, с которым я смог так сдружиться. Закономерно, что он стал еще и партнером по бизнесу. Наша работа — поиск редких вещей, в данный момент, думаю не столь важно, каких именно. Плечом к плечу мы исколесили необъятный мир вдоль и поперек, объездили сотни стран. Собирали информацию по крупицам, подкупали нужных людей: хороших и не очень. Много раз мы оказывались близки к цели, но судьба-злодейка так и не повернулась к нам прелестным лицом. Пять лет назад в старинных архивах мы наткнулись на один загадочный текст, и мой…  э-э-э…  друг уехал проверять его достоверность. К сожалению, я видел его тогда в последний раз, — печально произнес старик и замолчал, устремив взор в бесконечность.

— Не понимаю, какое я имею отношение к этой истории? — спросил я, прикуривая новую сигарету с порцией живительного никотина.

Старик не отреагировал на слова, он увлеченно думал. Его глаза бешено вращались по часовой стрелке, вынуждая меня повторить вопрос еще раз.

— Дело в том, что друг оставил записку, возможно, предсмертную, хотя его тело так и не нашли. В ней напарник написал о том, что мы у цели, все подтвердилось и скоро найдем то, что искали. Но если что-то пойдет не так, то я должен буду прийти на это место, в это время, и встретить вас, Владимир, — пробормотал он и притих, открывая рот, как рыба, выброшенная на берег. И вдруг закричал, переходя на ультразвуковой визг: — Время не обмануть…  Ты — моя последняя надежда. Я ждал тебя пять нескончаемо долгих лет! — Затем вскочил, схватил меня за грудки, почти поднимая над лавкой, и сумасшедшими немигающими глазами уставился на меня, как будто хотел поглотить мою душу. — Последняя надежда…  последняя…

Его истерика прекратилась так же внезапно, как и началась. Старик бросил меня назад на скамейку. Пригладил ворот пиджака, подобрал упавшую трость и, прихрамывая, двинулся в неизвестном направлении. Спустя некоторое время обернулся и жалобно, едва различимо произнес:

— Простите меня, Владимир. Надеюсь, мы еще встретимся…

Теперь я остался наедине с собственными мыслями. Вопросы в голове множились в геометрической прогрессии, без каких-либо намеков на завершение. Что со мной происходит? Почему я? Кто этот псих? Что они искали? Как его друг узнал обо мне?

Чем дальше старик удалялся от меня, тем ближе подкрадывалась мысль о том, что я никогда не узнаю ответов.

Непонятные люди…  Странный город, заманивший меня в свою смертоносную паутину. В последнее время меня все чаще посещают сомнения: я ли остановил на нем выбор, поверив на слово единственному созерцателю прошлого — карманному календарю, или город сам выбрал меня.

ГЛАВА ВТОРАЯ ГРАНИ ВРЕМЕНИ

Екатеринбург, 5 ноября 2011 года

Страсть подавляющего большинства к употреблению алкоголя в колоссальном количестве я недолюбливаю. Не из желания пропагандировать окружающим важность ведения здорового образа жизни. Не от панической боязни отравиться горячительными напитками низкого качества. Не из-за переживаний по поводу того, что счастливая жизнь ускользает из рук, как песок, и неизлечимые болезни не за горами. И не потому, что боюсь переступить тонкую грань, перейдя которую, превращусь из умеренно-пьющего гражданина в хронического алкоголика. Со всеми вытекающими прелестями: голосами в голове, тьмой безумных галлюцинаций и тягой к суициду.

Не то чтобы я никогда не выпивал, конечно же, такое случалось неоднократно, что уж греха таить. Причины намного прозаичнее — слишком уж болезненно переносила кора мозга баталии с этиловым спиртом. Ведь напрасно погибшие в неравном бою нервные клетки разлагались прямо внутри головы, вызывая адскую боль. А ведь вчера эти возлияния казались скромными по количеству.

В народе это тягостное состояние именуют коротко и емко — похмелье.

Обреченная голова раскалывалась так, что хотелось ее засунуть под гильотину, чтобы мгновенно прекратить феерию эмоций. Быстрая и легкая смерть всегда заманчивей, чем агония от мучительных пыток. Хотя сомневаюсь в том, что правильно классифицировать смерть по степени привлекательности.

Черепную коробку разрывал синхронный топот копыт табуна мустангов. Они до омерзения развеселились от паров алкоголя и теперь рьяно танцевали под раздражающие звуки, вырывающиеся из заезженной пластинки «Crazyfrog». Тело призывало выворотить наружу содержимое ненасытного желудка, озадаченного вчерашней щедростью. Перед глазами плыли круги цвета детской неожиданности. Добрым это утро точно не назовешь.

Затянувшееся прощание с работой, судя по отвратительному состоянию, протекало успешно. Даже изобилие осеннего солнца за окном не пробуждало теперь внутреннего удовлетворения, радости и счастья. Видимо, что-то безнадежно сломалось и уже никогда и никому этого не починить.

Воспоминания о незапланированной пьянке были скудными. Их явно не хватало для составления пазла осмысленной картины жизни. Сплошное белое пятно, забрызганное короткими эпизодами событий, не привязанных к месту или времени. Отчетливо помнил я только утро среды. Какой день недели сегодня, я представления не имел, но это было не столь важно.

— С-с-с…  Сколько сейчас времени? — прохрипел я пересохшим горлом и взглянул на наручные часы.

К сожалению, швейцарские куранты выглядели ненамного лучше меня. Защелка браслета приказала долго жить, сапфировое стекло украсилось узором из трещин и мелких осколков, несмотря на заявленную производителем твердость, а стрелки часов застыли в вечности на одиннадцати минутах полудня. Ну, хоть титановый корпус не сломан. Не все, значит, еще потеряно: пару раз в сутки они точно покажут правильное время.

Придется все-таки вставать, несмотря на отсутствие желания и сопротивление бренного тела. Не успел я об этом подумать, как раздались напевные трели сотового телефона. Судя по удаленности звуков, он находился на кухне и пытался с помощью вибрации достичь края стола. Идти не хотелось, и я дожидался, плотно стиснув зубы, пока иссякнет терпение неизвестного собеседника.

Настойчивость звонившего оказалась сильнее — он явно не привык сдаваться. К тому же я все-таки решил спасти «самоубийцу» сугубо из корыстных побуждений. Денег на новый телефон мне «тупо» жалко. Я медленно поднялся с кровати и с той же скоростью отправился на кухню, выражаясь на ходу легкой нецензурной бранью. На экране я ожидал увидеть что угодно, но только не издевательскую надпись «неизвестный абонент». В эту секунду телефон сиганул вниз, но я поймал его на полпути к паркету. Произошло это скорее благодаря чуду, чем феноменальной реакции.

— Да! — резко, насколько, конечно, смог в своем состоянии, ответил я, поднося сотовый к уху.

— Добрый день! — раздался до безобразия радостный и громкий, словно колокольный звон, баритон.

— Я бы поспорил…  насчет его доброты. Кто ты и чего хотел?

— Владимир это, не узнал? Богатым, значит, буду.

— Если не стал, то уже вряд ли будешь, — дерзко заявил я, все еще не понимая, с кем разговариваю. Ну, не помнил я ни одного тезки среди знакомых.

— Как дела?

— Жив пока, не дождешься. Я еще на твоей могиле джигу станцую.

— А если серьезно?

— Как в сказке…  чем дальше, тем все непонятней и страшней. Еще глупые вопросы есть?

— Вопросы не глупее твоих ответов!

— Какие вопросы, такие и ответы. Я думаю, хватит полемики, переходи к сути.

— Опять не в настроении? Пора уже завязывать с зеленым змием, последние мозги пропьешь. Да и работу не мешало бы найти. Опять ведь турнули?

— Ты кто такой, урод? Тупые у тебя приколы. Я найду на тебя управу. Тебе этот звонок боком выйдет, — переполненный яростным гневом, кричал я в трубку.

— Не кипятись, я ведь не для того позвонил, чтобы твои угрозы выслушивать. Просил конкретики, вот и отвечай: ехать мне или нет? — спокойно сказал незнакомец.

— Д-да…  пошел ты…  знаешь, куда…  — проорал я и выбросил в порыве временного помешательства телефон в распахнутое окно. — Ненавижу тебя, тварь…  Неадекватный моральный урод. Тупорылый имбецил. Кусок ублюдка…  — перебирал я грубые высказывания, пытаясь подобрать наиболее оскорбительное.

Несколько минут я просидел на стуле, приводя себя в порядок после стресса. Желание найти зловредного пранкера и научить его благородным манерам будоражило разум. Еще и гнусное чувство раскаянья за убийство «верного друга» проснулось…  Я, конечно, все-таки собирался приобрести телефон поновее, но уж точно не сегодня.

Теперь заодно и номер сменю — прежний был не запоминаемым. Хорошее можно найти даже в плохом, главное, знать: где и как искать.

Пульсирующая боль напомнила о себе. Я отправился на поиски целебного зелья в недрах скучающего холодильника. Его содержимое оставляло желать лучшего. Из еды и питья: трешка лимонов, повесившаяся на полках мышь и початая бутылка великолепного «Remy Martin VSOP». Ни добротной закуски, ни чудодейственного огуречного рассола, ни божественной минеральной воды, ни живительного кефира. Абсолютно ничего.

Дрожащими не то от веселого загула, не то от недавнего расстройства руками я наполнил граненый стакан до краев. С нескрываемым отвращением смотрел на него некоторое время, пуская скупую мужскую слезу. Лечить последствия пьянки коньяком, пусть даже хорошим, после беседы с телефонным хулиганом расхотелось. В чем-то он прав, но все равно засранец.

Я захлопнул дверцу холодильника, вылил содержимое стакана в керамическую раковину и вновь наполнил. В этот раз кипяченой водой и двумя таблетками быстрорастворимого аспирина. Не лучший вариант, ведь по убеждениям врачей он приносит больше вреда, чем пользы. И принимать его надо во время застолья, а никак не после. Но из-за отсутствия альтернативы и так сойдет. Жить вообще теоретически вредно…

Заглянув в коридор, я выловил на стене силуэт цифровых часов, мерцающих зеленым светом. Они показывали ровно два часа дня.

Вот это я поспал…  А по ощущениям как будто и не ложился — в голове полный бардак. Я залпом выпил бурлящее пенистое снадобье и, добравшись до расправленного дивана в зале, почти мгновенно отключился.

Но отдохнуть, как это обычно и бывает, не удалось. Судя по часам, мне дали поспать ровно одиннадцать минут. Дверной звонок истерически разрывался от многократных нажатий.

Подскочив от неожиданности, я понесся к воротам своей крепости, словно меня ошпарили кипятком, и распахнул их настежь.

— Здравствуйте, я к вам по объявлению. Меня зовут Святослав Полухин! — бодренько протараторил пожилой мужчина, стоящий на лестничной площадке.

В отличие от меня, он выглядел превосходно. Святослав был одет в тщательно отутюженный костюм нежно-кремового цвета и черный галстук-бабочку. Ну, еще бы, старик вряд ли использовал костюм вместо пижамы, как делал я в последние дни. Сомневаюсь, что когда-либо в жизни он испытывал неописуемый восторг от того, что одежду не нужно утром искать по всей квартире. Все уже и так на тебе.

— Я не давал никакого объявления, — процедил я, закончив разглядывать его внешний вид.

— Ну как же не давали, вот, — пробубнил он себе под нос и начал рыться в кожаном чемодане из крокодиловой кожи.

Лицо его залилось краской, а руки затряслись мелкой дрожью.

— Обычно не давал.

— Вот же…  белым по-черному написано.

— Вы не туда попали.

— Да нет же…  Сейчас я вам прочитаю: «Продам серебряную шкатулку с гравировкой. Девятнадцатый век. Германия. Состояние отличное». И адрес указан. Это же ваш?

Адрес, указанный в объявлении местной газеты, жирно обведенный красным маркером, действительно был моим.

— Нет у меня шкатулки.

— Приберегаете для кого-то? Я заплатил бы в два раза больше.

— Ее и не было никогда. Тупить изволите? — с раздражением ответил я, пытаясь захлопнуть металлическую дверь.

— Простите?

— Я говорю: вы ошиблись. Может, стали невольным участником розыгрыша. Или опечатка в газетенке. Позвоните к ним.

— Вы не думайте, я не обманщик, у меня есть деньги, — жалобно произнес он, доставая из того же чемодана веер красненьких хрустящих купюр, пахнущих типографской краской.

Видимо, не попадались ему «добрые люди», которые не задумываются о цене человеческой жизни. С легкостью бы избавили его от излишков денег. Бесстрашный старик, но он уже неимоверно раздражал.

— С радостью бы вам ее продал, но у меня ее нет, — огрызнулся я, всем видом демонстрируя, что разговор закончен.

— Я заплачу в три раза больше, мне не жалко!

— У меня ее нет, — произнес я, выделяя каждое слово, но это опять не произвело должного эффекта.

— Да как же так…  Я так долго искал. Так долго ждал. Когда еще такой случай подвернется.

— Еще подождете, жизнь длинная. Всего доброго, — оборвал я нытье старика, захлопывая дверь перед его носом. — Какой упертый, ничего не понимает, — прорычал я и тявкнул для пущей убедительности.

Вернувшись на любимый диван, я впялился в хрустальную люстру, покрытую толстым слоем пыли и узорами паутины. Сон бесследно исчез, а голову бередили блуждающие мысли. Что за глупые и непонятные шутки! Кому я и чем не угодил, ума не приложу. Еще и этот старик, который вывел меня из себя. Хотя антиквары на таких, как он, неплохо зарабатывают, втюхивая непонятные безделушки.

— Я так долго ждал…  — передразнил я его гнусавым голосом, пытаясь скопировать еще и мимику.

В голове, словно яркая молния, пронеслась мысль о недавних событиях из потаенных глубин подсознания. Старик-антиквар со странным именем, только не могу вспомнить каким. С ним я встретился в сквере на «Плотинке». Вспомнил бешеные разноцветные глаза и его временное помутнение рассудка. Я привстал и осмотрел шею в зеркале, прилепленном к стене. Гематом и царапин не было, хотя я и не помню: душил ли он меня. Но безбожно тряс точно…  Откуда у него только силы взялись? Он что-то говорил о непонятной встрече.

Визитка…  Аллилуйя! Теперь я видел отчетливую картинку в голове. Бархатная черная визитка с золотым тиснением «Альфред Рихтер — антиквар». Старик оставил ее на лавке, а я подобрал и положил в пиджак. Там и адрес, и телефоны…

Исследование содержимого карманов прервал очередной раскат дверного звонка. На этот раз осторожный и непродолжительный, с выдержанными паузами. На электронных часах было двадцать две минуты третьего. Ну, если там опять назойливый старикашка, то я с радостью спущу его по лестнице. Быстрее скоростного лифта пролетит.

— Иду я, иду! Потерпи еще немного…  еще чуть-чуть, — неистово орал я, резво бросаясь к двери.

Моему удивлению не было предела. На пороге стоял высокий монах с блестящей лысиной. Одет в оранжевое церемониальное одеяние, из-под которого выглядывали босые ноги. Наряд символа смирения и отречения от плотских радостей был чрезвычайно уделан россыпью пятен. Они различались по происхождению, размеру и насыщенности, но в целом это не вызывало неприязни.

По его лицу с безмятежной улыбкой скользнула тень страха и сразу же растворилась в совершенном спокойствии. Что произвело на него такой эффект, останется тайной за семью печатями. Может, помятый костюм или густая щетина на лице. Вероятно, безумные налитые кровью глаза или злобный оскал. А по всей видимости — все разом. В таком удручающем виде я сам на себя наводил ужас до дрожи в коленках.

Он ничего не говорил, лишь проницательно смотрел на меня, или, вернее сказать, сквозь меня. Я тоже помалкивал, перебирая в сознании новые вопросы. Зачем он пришел? Кто он такой? Почему постучал в мою дверь?

Время словно остановилось, и затянувшееся молчание стремилось к вечности.

— Имя мое нареченное Иосиф, но я вижу: тебе это неважно. Я, наверное, ошибся, а почему — придумаешь сам. Все ответы уже в тебе, — спокойно произнес он, сокрушив тишину.

Тут же повернулся и плавными движениями начал подниматься по лестнице на следующий этаж. Абсурд…  А еще мне на секунду показалось, что за ним в воздухе тянется полупрозрачная нить с бегающими по ней пучками электронов. Я не очень сейчас доверял глазам и поэтому протер их кулаком. Наваждение исчезло.

Нужно определенно завязывать с алкоголем, так можно и до появления чертей из гостеприимного ада допиться. Сказки на ночь им потом рассказывать, на ножке качать, подкармливать проглотов эмоциями. Ни к чему это…  ни к чему.

Я постоял так еще несколько секунд. Окликнул монаха, но он был уже отвлечен от раздражителей внешнего мира. Тотальный игнор…

— Ну, и черт с тобой!

Громко хлопнув дверью, я отправился в ванную. Желание вздремнуть, похрапывая и посапывая, окончательно покинуло меня. Внезапные события дня не давали покоя. Механически выполняя гигиенические процедуры, я нагружал закисшие извилины.

Какой был смысл визита нетленного ламы? Что он имел в виду, когда говорил про ответы в себе? Чтобы искать ответы, нужно хотя бы определиться с вопросами. Я давно не ведаю: куда и зачем двигаюсь. Даже «внутренний компас» перестал подсказывать правильное направление. Чувствую, как с каждым днем отдаляюсь от неизвестной мне пока истинной цели. Забыл о том, что удары судьбы и неожиданности — это просто испытания. Их необходимо стойко преодолевать, чтобы, приобретая жизненный опыт, становиться мудрее и сильнее нравственно. Потерял в темных закоулках одинокой души «горящее сердце Данко», которое освещало жизненный путь несмотря ни на что. Погряз в быту, меркантильности и иллюзиях о счастье и успехе, навязанных глянцевыми журналами и отупляющим телевидением. Я попусту тратил бесценное время, отпущенное мне, не задумываясь о том, чтооно безвозвратно утекает, и каждый прожитый день приближает к неминуемой смерти. Как же хрупка и недолговечна человеческая жизнь…

Плохие мысли оборвал очередной надрывный визг дверного звонка. Я сплюнул остатки зубной пасты, прополоскал рот проточной водой и пошел открывать следующему посетителю. Главный подвиг сегодняшнего дня я уже совершил — побрился, умылся и причесался.

Тридцать три минуты на часах — пунктуально, как по расписанию. Каждые одиннадцать минут новый посетитель. За весь год, что я здесь живу, не видел столько народу. Приходил только один раз мужик с верхнего этажа, даже и не вспомню зачем. Молоток, что ли, спрашивал, или плоскогубцы. Но это было давно и неправда.

— «Флешмоб нон-стоп», что за тайная любовь к моей персоне! — крикнул я неизвестному гостю через дверь.

Видимо, сегодня день сюрпризов. Надо будет гороскоп глянуть — вдруг астрологи на этот раз не ошиблись. На пороге обнаружилась неотразимая девушка — соседка из квартиры напротив, но на два этажа ниже. Обычно она воротила от меня свой милый нос и никогда не здоровалась. С чем это было связано — неизвестно…  Возможно, из-за ограниченности круга ее общения. Ведь контактировала она в основном с коротко стрижеными «отморозками» бульдожьей внешности, передвигающимися на огромных машинах чернильного цвета. Притом еще и тонированных наглухо, вплоть до лобового стекла. С такими людьми не то, что поговорить, мимо пройти порою страшно.

Выглядела она прекрасно — само совершенство, девушка на миллион долларов. Прямые черные волосы, переливающиеся блеском в свете шаловливых солнечных лучей. Пряди свисали на хрупкие плечи бронзового оттенка. Юное утонченно-прелестное лицо и большие карие глаза с загадочным узором на радужке. Угольно-черные длинные ресницы. Яркие пухлые губы цвета спелой вишни, расплывшиеся в завораживающей улыбке. На ней было соблазнительное красное платье с открытым верхом, без рукавов и бретелек. Короткое до неприличия, обнажающее стройные ноги на высоких каблуках, с французским педикюром. Девушка источала чарующую мелодию аромата духов с нотками ландыша и жасмина. Гипнотизируя, обольщая, проникая в самые глубины души, вызывая воспоминания о весне, влюбленности и страстных поцелуях с привкусом экзотических фруктов. Она напоминала распустившийся цветок розы и формировала в голове недвусмысленное послание — «сорви меня».

Я с трудом подавил в себе пугающее желание протянуть руку и прикоснуться к манящей щеке, чувствуя необъяснимую дрожь на кончиках пальцев. Отвел глаза, смахнул с себя остатки наваждения и теперь ожидал от нее хоть каких-нибудь слов.

— Привет! Надежда, живу в этом подъезде! — произнесла она нежным, словно шелест ветерка, голосом.

— Привет! Владимир…  в смысле Вова.

— Как мило…  Очень приятно познакомиться с тобой, «в смысле Вова»!

— Взаимно.

— Неважно выглядишь. Бурная ночь?

— Наверное, еще не рассказывали, — пошутил я, подмигнув ей в ответ.

— Я к тебе по делу пришла — у меня соль закончилась. Можешь выручить?

— Да, не вопрос…  конечно, — проговорил я, пригласил ее пройти внутрь и отправился на кухню.

Где-то соль точно была и ждала своего часа, но вот где — я не помнил. И поэтому усердно сейчас перетрясал все ящики кухонного гарнитура.

Неужели она всегда готовит в таком виде? И зачем поднялась ко мне — все соседи с солью закончились?

Солонка почему-то оказалась не там, где я ее искал. Она лежала в раковине. Чудеса…  Как ее сюда занесло? Я не стал забивать голову поиском бестолковых ответов и, найдя необходимое, вернулся.

— Вот, держи, нашел, — сказал я пустоте, девушки уже не было.

Обоняние почувствовало знакомый, распространяющийся по квартире аромат. Догадаться, где она находится, не составило труда.

Надежда расположилась поперек кожаного кресла в гостиной, задрав вверх скрещенные ноги. Она занималась тем, что листала мой «Playboy» за ноябрь.

Даже туфли не сняла…  И поза весьма фривольная…  Неужели она меня соблазнить пытается? Странное поведение для первого знакомства. Ничего хорошего от этого ждать не стоит. Ну, не верю я в то, что похож на брутального «мачо», перед которым она устоять не смогла. Повнимательнее надо с ней…

— Ты, я смотрю, один живешь? — прервала она темные мысли.

— Один…  Вот, я нашел соль.

— Молодец! — сказала она и продолжила читать, изредка прикусывая нижнюю губу.

— Надя, я немного занят сейчас, — как-то глупо проронил я.

— Да…  и чем это? — вставая с кресла и поправляя задравшееся платье, промолвила она.

— Ну, мне надо поработать, — почему-то соврал я, смотря ей в глаза, в которых теперь разглядел то, что мне совсем не нравилось.

Первые впечатления о ней схлынули, и в работу включилось критическое сознание. Ее красота теперь казалась холодной и мертвой. Такая сперва восхищает, но вскоре оставляет ощущение того, что она нереальна, неполноценна, что ей чего-то не хватает. Привлекательность девушки больше не вызывала восторга. Не зажигала пламени в сердце и не учащала его спокойный ритм. Не вдохновляла на безрассудные героические подвиги. В ней не было внутреннего света и тепла.

— Сегодня суббота, завтра выходной, можно немного и отдохнуть, — перебирая пряди черных волос, томно прошептала она.

— У меня много важных и неотложных дел, — ответил я твердо и протянул солонку.

— Правда? Я могу помочь, — проговорила она, приблизившись почти вплотную, едва не касаясь влажными губами и опьяняя запахом тела.

— Спасибо, как-нибудь сам. Бери, что просила, — холодно сказал я, сместившись на шаг назад.

— Очень тебе признательна, — поблагодарила она, слегка надменно улыбаясь.

Затем схватила солонку и модельной походкой продефилировала ко входной двери, заставляя вновь провожать ее силуэт одурманенным взглядом подсознания. На пороге остановилась и обернулась, распушив шикарную шевелюру, словно хвост.

— Ты знаешь, где меня найти. Захочешь…  приходи в любое время, я что-нибудь приготовлю, — прошелестела Надя, сверкая чудесными карими глазами.

Она в очередной раз поправила поднявшееся платье и нежно пригладила его чуть ниже спины.

— Пока, Надя!

— До встречи, «в смысле Вова», — бросила она, захлопывая за собой дверь.

Мне хватило сил лишь на то, чтобы дойти до дивана и рухнуть на него. Я перестал что-либо понимать в реальной действительности. Это больше напоминало компьютерную игру, в которой я пропустил пункты ознакомления с правилами и описанием. И кнопочка «выход» почему-то отсутствовала. М-да…  Выбрал нужный «сейв», нажал клавишу и начал проживать жизнь заново, корректируя ошибочные или неудобные моменты. Жизнь-мечта…  Недосягаемая, неосуществимая…

Единственная польза от случайной теперь уже «знакомки» — это полученные знания о сегодняшнем дне недели. До понедельника еще полтора дня, а значит, есть время, чтобы определиться с выбором будущей профессии и совершить кое-какие покупки.

Наденька-искуситель…  Хочешь, Володенька, румяное яблочко? Забавно…  В голове раздался характерный щелчок, и новая порция информации о празднике души и тела из туманного подсознания стала доступна. Смутные воспоминания о шумном ночном клубе, новые веселые знакомые, зажигательные танцы, бескрайнее море алкоголя и…  Да, была ведь вчера девушка…  Блуждая по просторам заведения, я случайно столкнулся с ней у туалета. Там же и познакомился, причем весьма оригинально…  Облил ее белое платье красным вином.

На удивление, она не только не рассердилась и не расстроилась, а еще и завела со мной беседу. В итоге девушка присоединилась к нашему веселью, а по окончании вечеринки согласилась заехать ко мне на чашечку чая.

К великому сожалению, не помню, какое имя она называла. В памяти остался лишь беззвучно открывающийся рот, словно в старом немом кино.

А как она выглядела? Среднестатистический рост, среднее телосложение…  Красивая, но явно не дотягивала до уровня Надежды. Распространенная внешность, обычные глаза…  Черт! Я же вообще не помню деталей. В памяти пустота…  Так не бывает…

Сомнения вспыхнули с новой силой. Может, это очередной бред больного воображения, и на самом деле ничего не было. Такое ведь тоже возможно.

Я обвел глазами комнату и наткнулся на журнальный столик из каленого прозрачного стекла. Он был заставлен квартетом пустых бутылок из-под «Tequila», тарелкой с нарезанными дольками лайма и двумя маленькими стаканчиками с донным заливом, носящими гордое испанское название «caballito». К тому же со следами присутствия женщины в моей холостяцкой берлоге. На одном из них остался отпечаток яркой губной помады. Радость моя не знала границ, хоть сейчас в пляс бросайся. Как же приятно узнать о том, что ты не сумасшедший…

Весь стол и паркет вокруг него и под ним усыпаны мелкой солью. Классика…  «Лизни, выпей, кусни» в действии, со всеми вытекающими. Да черт с ней, с памятью, хорошо, что я вообще еще жив после такого количества принятого на грудь.

Я продолжил детективное расследование. В спальне, на взлохмаченной кровати обнаружилось несколько темно-коричневых волосков. Явно не мои, судя по длине и цвету. А еще я нашел записку на вырванном из ежедневника листе: «Скоро увидимся, не скучай!» Ну, хоть бы имя написала — как мне теперь его узнать? И почему она так рано от меня сбежала в выходной день?

Тут же на тумбочке нашлась чужая связка ключей с металлическим брелоком в виде забавного нарисованного паучка из детского мультика. Вероятно, он принадлежал вчерашнему объекту любви и обожания.

На трюмо лежала разноцветная визитка клуба «Coyote Ugly». Пользы от нее немного…  Ну, не ехать же мне туда и не спрашивать у недоумевающих охранников со злополучной аббревиатурой на форме «FC»: помнят ли они «вчерашнего» меня. А еще лучше имя прекрасной спутницы, с которой я покидал клуб. Ситуация глупее не придумаешь.

Стильный ежедневник с перьевой ручкой отыскался в кресле, которое не так давно испытывала на прочность Надя. Хотя тестировала она не только его…  Этот деловой блокнот мне подарили на прошлый день рождения коллеги. Так сказать, последнее воспоминание о работе, с которой меня гнусно пнули. Им же будет хуже…

Я быстро пролистал содержимое дневника и нашел остаток от вырванного листа. За ним следовал другой, с надписью еще более непонятного содержания: «Встреча. Одиннадцатое ноября. Нулевой километр. Екатеринбург». В какое время нужно встретиться и, главное, с кем — указывать нужным не сочли.

Фраза выведена каллиграфическим почерком — ничего общего с моими каракулями. Теория о том, что это написано незнакомкой, тоже рассыпалась. Ее слова на записке были набросаны крупными размашистыми буквами, к тому же с необычным левым наклоном. Еще одна неразрешимая загадка…

Больше ничего интересного в квартире я не нашел и теперь изучал содержимое карманов. Кошелек, ключи от квартиры, пачка сигарет, почему-то без зажигалки, пара тысячных купюр и…  Вот это уже удивительно…

В заднем кармане брюк лежала блестящая серебряная монетка времен Третьего рейха номиналом в пять рейхсмарок с датой выпуска тридцать седьмой год. Выглядела она так, как будто только вчера со звоном выкатилась из-под заводского штампа монетного двора. На реверсе — штемпель орла, держащего в лапах стилизованный дубовый венок с фашисткой свастикой в центре. Изображение профиля Пауля фон Гинденбурга — национального героя по прозвищу «Железный Гинденбург» — на лицевой стороне. На гурте загадочная надпись — «Gemeinnutz geht vor Eigennutz». Откуда взялась монета, ума не приложу.

В чудеса я не верил и относил себя к категории рационально мыслящих людей. Везение или удачу нельзя найти или украсть — они больше похожи на талант. Одним он дается от рождения и в немереном количестве, а другим не достается, увы, ничего. Сегодня, несмотря ни на что, я все-таки решил сделать монетку своим талисманом для налаживания отношений с фортуной. Хорошая монетка, явно волшебная. Не зря ведь я ее нашел, интуиция меня до этого дня не подводила…

Я вышел в первый раз за день на балкон и прикурил с «… надцатой» попытки сигарету. Зажигалку я так и не нашел, а коробок со спичками, который валялся на подоконнике, отсырел от дождя. Выпустив сизый дым в сторону улыбчивого солнца, я опустил взгляд на двор.

На улице стояла восхитительная погода, обменивались перепевами птички-невелички, играли на стройке довольные детишки, оглушая двор заразительным смехом. Молодые мамы укачивали разноцветные коляски. Дворник, беспрекословно любящий свою работу, соскребал хлипкой метлой с асфальта желтые листья. Ничего не изменилось, все, как и прежде.

«Мир никогда не станет лучше, если об этом только думать и говорить. Пора действовать…» — пронеслась в голове чужая мысль, но я не придал ей значения.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ ЖИЗНЬ ТЕНЕЙ

Москва, 4 ноября 2011 года, будни руководителя ГУАП ФСБ

Кабинет был просторным, с высокими потолками, но, несмотря на это, казался мрачным и тяжелым. Окна в помещении отсутствовали, а царившую в нем тьму разгонял лишь слабый свет одинокой люстры из хрусталя. Усугубляло впечатление то, что стены, пол и потолок выполнены в одинаковом цвете — черном.

За громоздким темным столом сидел, уставившись в мониторы видеонаблюдения на стене, угрюмый мужчина. Широкая прямая спина, расправленные плечи, грудь колесом — хоть сейчас ордена вешай. Военную выправку не смог бы замаскировать даже бесформенный балахон, куда уж до этого строгому костюму.

Это был не кто иной, как Алексей Борисович Юдин — генерал ФСБ и руководитель Главного Управления Аномальных Предметов, сокращенно именуемого ГУАП.

Он не выглядел молодо, на вид не меньше пятидесяти, но и к старикам его причислить трудно. Ни одного седого волоска. На лице ни морщинки. К тому же Юдин по-прежнему мог похвастаться отличной физической формой. Черный пиджак не скрывал ни выпирающих на руках мышц, ни атлетической, хорошо сложенной фигуры. Не мог спрятать он и еще одной немаловажной детали — правая рука генерала сверкала металлическим блеском.

Инвалидом Алексей вернулся из Афганистана, хотя сам он никогда не считал себя калекой. Поврежденную во время побега из плена кисть ампутировали в полевом санбате из-за угрозы гангрены. Раньше генерал носил обычный косметический протез, но полгода назад сменил его на роботизированный имплантат, управляемый мыслями. Это новейшая разработка российских ученых, которую он согласился испытать на собственной шкуре.

Генерал бегло перемещал глаза по мерцающему экрану, используя на полную катушку прелести цивилизации. Ему нравилось наблюдать за подчиненными. Это было его основное, а вернее, единственное хобби в жизни.

Работа в офисе кипела, это напоминало кишащий насекомыми муравейник. Первое впечатление — полный хаос: все мечутся как угорелые, суетятся, бегут во все стороны сразу. Но достаточно приглядеться — и понимаешь, что это вовсе не броуновское движение. Все движутся по обозначенным маршрутам и четко выполняют запрограммированные действия. Каждый из них на своем месте и выполняет свою работу для того, чтобы вся система могла существовать.

«Одно неверное движение, одно слабое звено, одна маленькая ошибка — и все рухнет, как карточный домик, — думал генерал, переключаясь на камеру, установленную в отделе разработки климатического оружия. — Но это лишь иллюзия…  Непомерное количество времени, средств и сил вложено в проект. Чересчур многое поставлено на карту. Слишком важные люди заинтересованы в конечном результате».

У руководителей такого ранга нет права на ошибку. Не справится Юдин — на его место придут другие, более профессиональные…  Незаменимых людей нет, это неоспоримый факт.

Горький опыт его предшественника, Ильи Ильича, это доказал. В памяти большинства останутся не грандиозные победы и многочисленные заслуги, а неудачи и промахи. Причем самые нелепые и несущественные…

Сдал, конечно, Свиридов в последнее время. Постарел, потерял хватку, но по-прежнему излучает уверенность и мощную харизму. Его пламенные речи на совещаниях навсегда выжгли след в памяти. Алексей помнил эти ощущения еще с тех времен, как пришел зеленым стажером в Управление после реабилитации в военном госпитале. Это казалось сказочным наваждением. Каждое слово тщательно подобрано и преисполнено глубокого смысла. Каждая фраза приковывала внимание и завораживала. Глаза горели энтузиазмом, любой жест вызывал волну эмоционального сопереживания. И неважно, о чем он говорил, единственным желанием становилось — выполнить его приказ любой ценой. Ради цели хотелось превратить в пепел эпический Эверест, осушить мировые океаны и пробороздить орды вражеских трупов, утопая по локти в темно-алой крови. Ни капли сомнения в правдивости его слов! Несгибаемая вера в победу. Полное отсутствие страха смерти и готовность отдать жизнь на благо великого дела.

Самым мучительным для Алексея было ожидание финальной фразы генерала Свиридова: «Давайте за работу, Родина нас не забудет!» Кровь уже давно бурлила, а его беспокойное тело требовало прекратить бездействие.

Даже спустя несколько лет стены кабинета, пропитанные энергетикой, излучали потоки необъяснимой для большинства силы, вводящей в оцепенение неподготовленных к этому людей. Теперь Юдин знал тайный секрет успеха, «ключ к человеческим душам» не давал сбоев, но это ни в коей мере не умаляло в его глазах заслуг такой легендарной личности, как Илья Ильич.

«Человеческая сущность вообще слаба…  — размышлял генерал, борясь с нахлынувшими воспоминаниями. — Ей никогда не устоять перед соблазном побыть хоть ненадолго частичкой бога».

Юдин еще немного пощелкал мышью, выключил питание мониторов и откинулся на спинку кресла с задумчивым видом. Его зрачки то расширялись до нереальных размеров, то сжимались в точку, хотя освещение в кабинете не менялось. Генерал просидел без движения несколько минут. Затем мельком взглянул на циферблат наручных титановых часов, застегнул верхнюю пуговицу на белоснежной рубашке, затянул ослабленный галстук алого цвета и потянулся к столу.

— Екатерина, будьте любезны, приготовьте чашечку кофе, — попросил он секретаря, нажав на кнопку вызова селекторной связи, — и пригласите руководителей отделов.

— Сейчас все сделаю, Алексей Борисович, — пропела девушка в ответ, как всегда, жизнерадостно и задорно.

Все и впрямь было сделано быстро. Почти сразу же хлопнула массивная входная дверь, и молодая секретарша в звании лейтенанта проследовала с серебряным подносом к его столу. Складывалось впечатление, что девушка только и ждала, когда генерал попросит сварить кофе.

Точеная фигурка миниатюрной Катерины в форме смотрелась шикарно: ничего лишнего, все именно так, как должно быть. Белоснежная блузка с золотыми пуговицами и погонами на плечах. Темно-синяя, обтягивающая бедра юбка чуть выше колен. Колготки телесного цвета и кожаные полуботинки на высоком каблуке.

Ее перевели в Управление недавно, около трех месяцев назад. Не такой уж и большой срок, но раньше никто не выдерживал даже столько. Екатерина единственная сотрудница, которая смогла сработаться с генералом и за все это время ни разу не порывалась написать рапорт на увольнение.

— Еще раз доброе утро, Алексей Борисович! — по обыкновению лучезарно улыбнулась она и поставила на стол крошечную кружку, источающую чарующий аромат.

— Доброе утро. Великолепно выглядишь, Катюша. Хорошеешь с каждым днем, — безэмоционально ответил на приветствие генерал.

— Спасибо! — смутилась она и непроизвольно поправила локоны волос шоколадного цвета.

— А вы опять рано приехали или вообще домой не уходили? Не заметила, как вы прошли.

— Сегодня пораньше решил начать, дел накопилось. С полчаса назад приехал, — обманул ее он без зазрения совести и даже глазом не моргнул.

Он не любил, когда его жалели, а вернее, люто ненавидел. Ему были чужды сантименты. Алексей считал жалость отвратительным чувством, отнимающим жизненные силы и тянущим назад…  А движение от вожделенной цели в его планы не входило.

Всю рабочую неделю он не покидал кабинета. Разве что по естественной потребности: перекусить, нужду справить или в порядок себя привести. Специально для него даже сауну с электрической каменкой оборудовали прямо в Управлении, в тренажерном зале.

Так уж сложилась жизнь, что дома его никто не ждал: ни любимая жена, ни дети, ни даже домашнее животное. Пару лет назад Юдин задумывался о щенке китайской хохлатой собаки. Какого-нибудь редкого окраса и с отличной родословной. Но все только желанием и ограничилось. Хотя это и к лучшему: на одну смерть его совесть будет чище.

Генерал всегда жалел времени на нудную дорогу домой. Сначала туда, а потом еще и обратно. Он считал, что лучше проснуться в кожаном потертом кресле и сразу оказаться на любимой работе. Собака в этот продуманный жизненный ряд не вписывалась ни с зазором, ни с натягом.

— Что-нибудь еще? — спросила Катя, загадочно улыбаясь, и в ее глазах замерцали озорные искорки.

— Нет, все хорошо, — сказал Алексей, пригубив бодрящий напиток. — Все очень хорошо…  Просто замечательно…  Спасибо еще раз за кофе, вкусный. Можете идти работать…  — велел он, делая вид, что занят неразрешимой проблемой.

«Не поверила ведь мне, что недавно пришел, — проскользнула мысль. — Замечательная девушка: умница, красавица. Будет обидно, если какой-нибудь молодой и богатый заманит ее в тюрьму домашнего уюта. И не появится она больше на работе. А ведь тяжело в наше время найти специалиста без недостатков. И буду доживать я трудовой век в собственной тени, как и положено древней развалине».

На самом деле, Юдина вовсе не пугало одиночество, он к нему привык. Генерал вообще ничего и никого не боялся в этой жизни…  Кроме себя самого…  Точнее, ужасной твари, живущей в темных глубинах подсознания. В первый раз генерал увидел ее еще в плену у моджахедов, в каменном мешке, в который его скидывали после истязаний. Но тогда он думал, что это галлюцинации от болевого шока. Как оказалось — он ошибался… Нечто со временем никуда не делось. Оно и теперь выбиралось на свет и нашептывало на ухо омерзительные гадости: «Убей…  Убей всех…  Ты Высшее Существо, это твое право…»

В такие моменты Алексей не мог сопротивляться. Оно управляло телом и мыслями. Стеклянная мразь — так он называл существо, хотя оно отдаленно и напоминало человека. Все из-за того, что оно было прозрачным. В последнее время нечто появлялось все чаще, уходило с каждым разом неохотнее и требовало все больше…  Алексей превращался в раба твари…  Лишь когда Катюша рядом, в приемной, он чувствовал себя в безопасности. Существо внутри него молчало…

* * *

Не успев закрыться, грузная дверь кабинета вновь распахнулась. На пороге стояли начальники трех отделов, сжимающие в руках толстые папки с бумагами. Его лучшие сотрудники, на которых генерал опирался в делах и доверял им как себе. Двое из них полковники — Теркин и Еремин, и один в звании майора — Семен Примаков. Решительные, целеустремленные…  Их внутренняя сила чувствовалась на расстоянии.

— Здравия желаем, товарищ генерал! — синхронно отчеканили они.

— Здравствуйте, господа, можете присесть. Сегодня я решил немного изменить ваш трудовой распорядок и провести недельный рапорт утром. У кого-нибудь есть возражения? — Он грозно взглянул в их застывшие лица и, не дожидаясь очевидного ответа, продолжил: — Ситуация в стране и в целом на земном шаре с каждой минутой все ближе к неуправляемому хаосу. Теперь это видно уже невооруженным глазом. Мне известны лишь некоторые детали из цепочки событий, но, вероятнее всего, скоро мы станем свидетелями обновленной Поднебесной, которая уже никогда не станет прежней. Наша с вами первостепенная задача: сделать все для того, чтобы в итоге миром управляла наша Родина. Она должна сбросить с себя оковы затянувшегося гнета наших многочисленных «друзей».

Генерал выдержал паузу, и присутствующие замерли, ожидая продолжения беседы.

— А для этого нам нужно много работать…  Долго и упорно.

Завершив эмоциональную настройку сотрудников, Юдин незамедлительно перешел к главному.

— Вернемся к цели нашего совещания. Доложите о проделанной за неделю работе, — произнес Алексей и пробежался по ним взглядом.

Ни одна мышца на его лице не дрогнула, несмотря на живость речи. Он не позволил себе обозначить даже легкий намек на улыбку.

— Пожалуй, начну. Если, конечно, никто не возражает, — после непродолжительной паузы сказал полковник Андрей Теркин, отличающийся ростом за два метра.

Плечистый, плотный, хоть сейчас снимай в сказках о русских богатырях. Он обладал добродушным нравом, со всеми жил мирно, был молчалив и серьезен, но, несмотря на все это, приобрел в кулуарах прозвище «Зверь».

— По нашему направлению новой информации практически нет, — робко начал он, но с каждым словом голос его обретал уверенность. — Вновь обнаружена активность известного нам Паука, на этот раз во Владивостоке. Опять эта неуловимая девица…  По-прежнему неясны ее цели. Не выявлены исполнители и заказчики. Мы находим лишь следы скрытой манипуляции реальностью. Она просчитывает возможные ходы и всегда опережает нас на несколько шагов. Складывается впечатление, что она бессмысленно перебирает тысячи возможных претендентов. Они никак не пересекаются и не взаимодействуют между собой. Все совершенные девушкой действия бесполезны и абсурдны и, главное, не ведут к какому-либо результату. Мы упираемся в стену непонимания.

— Всегда есть выбор: стену можно обойти или перелезть, — не удержался генерал и прервал доклад. — Можно сокрушить или пройти сквозь нее. Дело лишь в средствах и времени. К сожалению, в последнем мы ограничены.

— Времени всегда не хватает.

— Хоть что-то выяснили?

— Предположительно, ее интересы как-то связаны с системами безопасности атомных электростанций. Мы встречались со многими российскими атомщиками, имеющими отношение к аварии на АЭС «Фукусима-1». Некоторые эксперты вспоминают о случайных встречах с молодой девушкой, с которой они заводили разговор об аварии. Ничего подозрительного. В то время об этом говорили все. Интернет разрывался от пугающих статей. Телевизор не умолкал от потока новостей с места событий. Никакой секретной информации о реализации самих систем или по их техническому оснащению предоставлено не было. Мы проверяли специалистов на детекторах лжи, иногда использовали гипноз. Некоторые вопросы девушки абсурдны и вообще не относятся к станциям. Можно ли пить кофе в блочном щите управления? На себя или от себя открываются двери? Какого цвета кнопки в лифте? Как часто стирают халаты? Стоят ли камеры в туалете? И прочая мелкая ерунда…

— Полковник, вы же не первый день знакомы с предметом. С ним не бывает беспричинных мелочей.

Алексей Борисович знал это железно, за время службы сталкиваясь с действием этого предмета неоднократно.

«Даже обычный камень, валяющийся на пешеходной дорожке, может стать роковым, — подумал он, прокручивая в голове неприятные воспоминания. — Ведь никто не знает — просто так он здесь лежит или с какой-то целью. Только человеку, управляющему реальностью, известно наверняка. Человек может просто идти по тротуару, увидеть такой камень и пнуть ногой. Тот отлетит в облезлого пса на обочине, который выскочит на дорогу, прямо под колеса автомобиля. Водитель новенького «Maserati» среагирует и вывернет руль, избегая столкновения. Машина залетит в огромную лужу и вздыбит фонтан брызг из-под колес. Человек на дорожке инстинктивно отпрыгнет, столкнется с бабушкой с огромным рюкзаком за плечами, потеряет равновесие и упадет плашмя на асфальт…  Нет, он не умрет от удара затылком. Его голову в кровавое месиво разнесет рояль, упавший с высоты пятого этажа. Стропа оборвется…  Конечно, все может быть по-другому. Вместо собаки — кот, автомобиля — велосипед, взамен бабки…  Ее может вообще не быть, мужчина и сам упадет. Рояль легко заменится на поддон кирпичей…  Неважно, что, кто, как и зачем. Важно лишь то, с чего все началось и чем закончится…  Смерть…  Сколько же я еще хороших людей потеряю, пока ловлю девицу с Пауком?..»

— Не бывает, — с нотками печали сказал Теркин. — Для чего девушка общалась с другими людьми, вообще не понимаем. В этом длинном списке: бармены, курьеры, сторожа, рабочие на стройке и многие другие. Разговоры о чем угодно: налогах, политике, погоде, цветочках на клумбах…

— Ясно, что ничего не ясно…  Активность хакеров зафиксировали?

— Нет, все на удивление спокойно. Ничего необычного не выявили.

— Усильте контроль по работе в этом направлении. Нам необходимо учиться прогнозировать случайности, преобразуя их в управляемые закономерности. Настоящее определяется будущим и создает прошлое…  — задумчиво произнес генерал.

Он понимал, что напутал что-то в последовательности формулировки, но не стал себя поправлять.

— Может, у нас появится возможность увеличить финансирование? Нам нужно новейшее оборудование. Техники катастрофически не хватает. Да и персонал работает на износ, — сказал Теркин.

На его лбу выступила испарина, несмотря на промозглый холод от кондиционера.

— Нет, — без объяснений отчеканил начальник. — У вас что-то еще?

— Да! Мои агенты в Пекине заполучили серебряную Улитку. Ее обнаружили при осмотре трупа в полицейском участке. Артефакт был спрятан в тайнике, в полом каблуке ботинка убитого. Личность мужчины не установлена. Насильственная смерть со следами отравления химическим препаратом. Состав определить не удалось. Тело нашли ранним утром пару дней назад местные полицейские, прямо у дверей участка. Пальцы рук у трупа отсутствовали. Свидетелей нет, место преступления определить проблематично, записи уличных камер слежения стерты неизвестными лицами. Темная история…

— Это не в нашей юрисдикции, пусть сами разбираются. Улитку доставили?

— Так точно, Алексей Борисович! — гордо выпалил он, поправляя сползшие на нос очки в черной оправе. — Передать ее в архив или хотите сперва сами ознакомиться? Весьма посредственный, даже слабый предмет. Основное свойство подтвердилось — получение огня. На заре человечества была полезная вещь, но сейчас…

Теркин извлек из увесистой папки артефакт и положил перед генералом. В застегнутом пластиковом пакетике лежала фигурка лупоглазой улитки, поверхность которой сияла металлическим блеском. Алексей даже на расстоянии чувствовал исходящий от нее холод.

— Я сам передам в архив, — произнес он, убирая во внутренний ящик стола серебряную игрушку. — Возможно, мы недооцениваем свойства этого предмета. Вернее всего, он еще не попал к нужному человеку и поэтому не раскрыл своих тайн. Нужно с ним поработать…  Что-нибудь еще?

— Нет, у меня все!

— Хорошо…

Генерал взял с края стола ежедневник, открыл его на чистом листе и сделал размашистым почерком несколько записей. Железная конечность справилась с поставленной задачей не хуже настоящей. Юдин еще раз бегло перечитал все пункты и нарисовал напротив последнего три жирных восклицательных знака. Затем Алексей отодвинул блокнот в сторону и вновь обвел взглядом собравшихся в кабинете людей. На этот раз он остановился на Еремине.

Рядом с Теркиным полковник выглядел, как подросток, но по вполне понятным причинам. Богатырскими габаритами природа его не наградила, средними, не более. На нем, как и всегда, черный кожаный плащ, который он не снимал ни в лютые холода, ни в знойную жару. Еще один неотъемлемый элемент его легендарного стиля — солнечные очки — сейчас отсутствовали. Хотя лучше бы они оставались на месте. Не то чтобы пристальный, неморгающий взгляд черных глаз Еремина пугал генерала, скорее он испытывал от него некий дискомфорт. С лица полковника не сходила самодовольная ухмылка. Короткие волосы, как обычно, взъерошены и торчат сосульками, словно залиты лаком.

— Чем вы нас порадуете, Олег Степанович? — обратился генерал с вопросом к Еремину, вспомнив о рапорте.

— Чем-нибудь порадую, Алексей Борисович. Достоверные источники сообщают, что активизировались экстремисты. Кровавые акции с гибелью нескольких случайных свидетелей замечены в Москве, Питере и на Урале. Думаю, не за горами и что-то более существенное. Нужно срочно принимать меры.

— Ничего нового я не услышал. Эту информацию может раздобыть даже третьеклассник. Для этого просто надо включить «зомбирующий ящик» на любом новостном канале и посмотреть с полчаса. Какие выводы сделать из анализа — это уже другой вопрос. И вообще, какое отношение это имеет к нам? Пусть этим занимаются профессионалы из ФСБ, не отбирай у них последний кусок хлеба.

Еремин открыл папку с бумагами и вытащил из нее несколько листов с отчетом, набранным на печатной машинке. Слова генерала никак не зацепили Олега Степановича и не отразились на его лице.

— Дело в том, что есть одна заковырка. Координируют и финансируют террористов люди, не только знающие о предметах не понаслышке, но и плодотворно их использующие. Это не агенты спецслужб «большой семерки», но они весьма информированы и не экономят на мелочах.

— Мы можем их вычислить и прибрать к рукам плохо приколоченное? — осведомился генерал, глотнув остывший кофе.

— Вынужден вас огорчить — невозможно…  По крайней мере, сейчас. Слишком много сильных артефактов утеряно за последние годы. Без них это равносильно самоубийству. Точно с ржавыми вилами бросаться на бронированный танк. Шансы, конечно, есть и при таком раскладе, но я бы назвал их призрачными.

— Жаль…  Придется оставить до лучших времен…  — произнес Юдин, сжимая до белых костяшек кулак левой руки.

«Да уж, помог нам тогда Андрей Гумилев — новоиспеченный бизнесмен-миллионер, — подумал Алексей. — И генерала на заслуженную пенсию отправил, и предметы на вечное хранение в сейфы Арктики пристроил. Его становится слишком много и с этим надо срочно что-то делать».

Затянувшееся молчание тактично прервал негромким кашлем Еремин.

— Продолжайте, полковник. Отчет продублируйте в ФСБ, эта информация может быть им полезна. Разумеется, в дозированном виде, без некоторых подробностей.

— Есть, товарищ генерал! Все будет сделано на отлично…

— Не сомневаюсь.

— Наши агенты в Ярославле информируют, что в городе орудует серийный убийца. Убитых уже больше дюжины, но на достигнутом он не останавливается. Известия о его похождениях приходят регулярно. Ни дня без новой жертвы.

— Выжившие после нападения есть?

— Никак нет.

— Что вообще о нем известно?

— По описанию случайных свидетелей, обладает чрезмерной силой, молниеносно передвигается, появляется из ниоткуда и пропадает в никуда. Последовательность действий всегда одинаковая: если у него все получается, то обездвиживает жертву и высасывает кровь без остатка. На допросах свидетели утверждали, что маньяк не отбрасывает тени, боится солнечных лучей, крестов. Один пенсионер даже про чеснок упомянул. Поиски и облавы безрезультатны. Лучшие сыщики расписались в беспомощности и несостоятельности. Жители в панике, стараются не выходить из домов без необходимости. В общем, Брем Стокер отдыхает, — закончил Олег Степанович и ослепительно улыбнулся.

— Надеюсь, вы разобрались с этим «неуловимым Джо»? — поинтересовался генерал.

— Обижаете, Алексей Борисович! Отправил лучших специалистов. С авиаперелетом ушло восемь часов. Пришлось, конечно, воспользоваться несметными дарами нашего архива. К сожалению, ничего сверхъестественного не обнаружили. Классические симптомы бешенства у вурдалака. Стремление кусаться из-за постоянной жажды, боязнь резких запахов и зеркальных поверхностей. Неприязнь к солнечному свету, затрудненность в глотании. Временами выделение кровавой слюны. Ну, и чуть не забыл, страдания от фатальной бессонницы. Скорее всего, его укусило дикое животное с таким заболеванием. Бездомная собака, лиса, ну, или волк. Хотя все это действительно странно.

— А как же способности, о которых вы упоминали? — спросил Юдин.

— С этим тоже все просто. Неудавшийся вампир оказался отличным бойцом. Специализировался на смешанных боевых единоборствах. Пятнадцатилетний стаж, многократный призер различных соревнований. У него были отличные рекомендации и прекрасные перспективы. Но это все в прошлом…  Как кандидат для вербовки, по понятным причинам, полный ноль.

— Людям помогли — тоже хорошо. Избавили от изверга.

— Согласен. Что с ним дальше будем делать? Кол осиновый забьем? Или сдадим в нежные лапы правосудия? — предложил полковник, расплываясь теперь в безумной улыбке, словно Джокер из фильмов про Бэтмена.

Затем он повернулся к Теркину и демонстративно потер руки в предвкушении расправы. Кабинет сотрясся от раскатов хохота. Единственный, кто не смеялся — это генерал.

После освобождения из многострадального плена Алексей вообще не позволял себе такой роскоши. Он даже улыбался очень редко, разве что из вежливости. Да и то это больше походило на оскал, чем на полноценную улыбку. Слишком уж тяжело ему далось заточение.

— Отставить смех! — оборвал генерал оглушительным ревом, вгрызаясь взглядом в полковника.

В кабинете воцарилась молитвенная тишина. Еремин всегда был душой компании, этакий благодушный весельчак. И в то же время гениальный специалист по допросам, расколовший не один крепкий орешек. Безжалостный и неумолимый. Прирожденный садист. Он без физического воздействия выворачивал душу наизнанку, доводя клиентов до безумия. Один его холодный взгляд — и в глазах пленников вспыхивал первобытный страх. Услугами Олега Степановича пользовались нечасто, но в этом он был совершенен.

«Не думаю, что сейчас он шутил, — подумал генерал, не отводя от него глаз. — Не сомневаюсь, что будь его воля — он собственными руками вогнал бы кол в сердце маньяка. Хотя, наверное, так же поступил бы любой из здесь присутствующих…»

— Вампиреныша отправить к властям. Пусть суд обвинительный приговор выносит по всей строгости закона. Персонал, участвующий в захвате, премировать в размере трехмесячного оклада. Про себя не забудьте. Подготовите подробный отчет — и дело можете закрывать. Что-нибудь еще хотите добавить?

— Новости из «Ебурга». Немецкий антиквар наконец-то вышел из продолжительного заточения в своих четырех стенах.

— Рихтер? Узнали, что «старый еврей» припрятал в рукаве?

— Да, я о нем. К сожалению, все по-прежнему. Даже неподражаемая Надя не может покорить эту скалу.

— Вот ведь незадача, — произнес генерал, ломая большим пальцем металлического импланта шариковую ручку. — Где сядешь на него, там и слезешь.

— Есть такое…  Он встречался с молодым парнем. Разговор записать не удалось. Каюсь, не подготовились. Но несколько снимков с неудачных ракурсов сделать сумели. По ходу беседы был чем-то взбешен, что для него несвойственно. После встречи вернулся домой.

— Что известно про собеседника?

— Некий Владимир Ветров. Предположительно, восемьдесят третьего года рождения.

— Что значит «предположительно»? Вы не навели справки? — перебил генерал Еремина и вновь пригвоздил его взглядом к спинке кресла.

— Да нет, навели…  В восьмом году потерял память, которая, несмотря на все усилия врачей, так и не вернулась. Родственников или знакомых не нашли. В паспорте Ветров указал эту дату рождения. К уголовной и административной ответственности не привлекался. Сведений в наших базах данных не обнаружено. Безработный. За ним установили наблюдение. Чем он привлек внимание Рихтера, сказать не могу, — доложил Олег Степанович и выложил пачку цветных фотографий на дубовый стол.

Юдин протянул руку и раскрыл кулак, на что Теркин незамедлительно отреагировал: схватил стопку фото и вложил в ладонь генералу. Он мельком взглянул на несколько снимков и отправил их к серебряной фигурке Улитки. Собеседника Рихтера он видел впервые — в этом Алексей был уверен.

— Если контакты не возобновятся — через пару дней снять наблюдение с объекта. У нас и так людей не хватает. И попробуйте хоть что-то выяснить о встрече через Надежду, только осторожно.

— Будет сделано, Алексей Борисович! У меня на сегодня все, — отрапортовал Еремин и теперь сидел, перестукивая пальцами по столу.

Генерал некоторое время отрешенно смотрел на входную дверь, за которой слышался стук каблуков. Затем включил монитор и переключился на него. Сотрудники неподвижно сидели и не задавали глупых вопросов. Они знали, чем может обернуться не вовремя сказанная фраза. Юдину никогда не стоит мешать…  Себе дороже…

— Что у вас нового, товарищ майор? — обратился Юдин через пару минут к юноше, который сидел дальше всех от него. — Скрывать не буду, в основном меня интересует объект номер один в Москве.

Судя по виду парня, он успел заскучать и проводил время за отслеживанием траектории мухи, летающей под потолком. Майор Семен Примаков — самый молодой офицер в Управлении. Попал сюда из опытного силового подразделения России — бывшей группы «А» Седьмого управления КГБ СССР, больше известной под названием «Альфа». Он побывал во многих горячих точках. Неоднократно участвовал в спецоперациях по предотвращению терактов и освобождению заложников.

В ходе одной из таких операций проявил неординарные способности. В селе Толстой-Юрт они брали Масхадова, скрывающегося в подземном бункере под домом родственников.

Сослуживцы рассказывали, что Семен забрался в первых рядах в разрушенный взрывами дом. Тут же попал под шквальный огонь автоматной очереди боевиков. С нереальной ловкостью и молниеносной быстротой уничтожил без единого выстрела большинство наемников. Расплываясь в движении и орудуя штык-ножом не хуже мясорубки, он разбрасывал вокруг себя куски человеческого мяса и заливал стены кровавыми брызгами. Шесть ничего не понявших террористов с застывшим в глазах ужасом и всего восемь секунд нереального боя. Ни одной царапины на теле Примакова. Прошедшие огонь и воду бойцы «Альфа» были в шоке от увиденного. Как говорится, волосы на их головах зашевелились, и кровь в жилах заледенела.

За выдающуюся храбрость капитана представили к присвоению очередного звания и с наилучшими рекомендациями направили в Управление. Генерал до сих пор помнил их первую встречу. В тот день дверь кабинета открыл невысокий и щуплый молодой человек. Неуверенными осторожными шагами приблизился к нему и протянул документы. Тогда Юдин устроил ему проверку. Выставил против Семена лучших профессионалов из группы захвата. Они на две головы были выше майора: и по физическим данным, и поуровню подготовки. Фантастическое преображение в бою завораживало. Точные и безошибочные движения. Невероятная скорость — за гранью восприятия. Примаков раз за разом отправлял на маты бойцов, пропитанных яростью и транквилизаторами, словно неопытных детишек. Он не дал им ни единого шанса. В зале тогда установилась зловещая тишина, и вопросов больше ни у кого не возникало, даже у Алексея.

— Проблем пока нет, все идет по намеченному плану, — ответил Примаков, пригубив воды из стакана.

— Конкретнее.

— Операция прошла достаточно успешно. Правда, пришлось пожертвовать тремя нашими людьми, но они знали, на что идут. Семьям выплатят достойную компенсацию. Объект невероятно силен для своего возраста, но все-таки пришлось немного ему подыграть, отправляя группу без оружия. Автомобиль после операции вывезли за город и уничтожили. Улики для следственной бригады подчищены. Лишнее развеяно через крематорий. Свидетелей уже нет.

— Что с объектом? — уточнил генерал.

— С ним все в порядке. Как вы и предполагали, незамедлительно воспользовался услугами Бонзо. Определить сейчас его местоположение невозможно. Вероятнее всего, он на острове Пасха.

— Как дела со связным?

— Готов к плодотворному сотрудничеству. Деньги работают не хуже артефакта — любого могут уговорить. В настоящее время агент ожидает выхода на связь. Обо всех движениях и новых контактах докладывает регулярно, — закончил Примаков.

— Молодец, Семен, порадовал, — похвалил майора генерал. — Если появится новая информация, сообщай мне лично. В любое время дня и ночи.

— Есть, товарищ генерал!

— Уверен, что связной не предаст? Он ведь был всегда верен объекту? — поразмыслив, спросил Юдин.

— Доверия нет, но и выбора тоже. По-другому нам не подобраться, — парировал Семен.

— Ты прав…  Прав, как никогда…

Генерал несколько минут просидел молча. Потом залпом допил холодный кофе и тотчас распорядился:

— Все свободны.

* * *

Не создавая лишнего шума, офицеры покинули кабинет, хлопнув на прощание тяжелыми дверьми.

Юдин нажал какую-то кнопку под столешницей и через несколько секунд стена за его спиной растворилась, став полностью прозрачной. Теперь там было панорамное окно от пола до потолка. Генерал встал с кресла и подошел к мокрому стеклу. Снаружи шел дождь, с громом и вспышками зигзагообразных молний. Алексей посмотрел на свое призрачное отражение и устремил взгляд сквозь него.

Внизу виднелись вьющиеся изгибы черных дорог и силуэты крыш многоэтажек из серого бетона. Внутри их дворов проглядывались обнаженные деревья, тянущие к хмурому ноябрьскому небу кривые ветви. Листья на них уже давно облетели и теперь догнивали свой век здесь же, в мерзкой черной грязи. Город за окном с такой высоты казался безлюдным и унылым…

«Еще слишком красиво…» — с сожалением подумал Алексей и вернулся в кресло.

Генерал подошел к столу, достал из ящика стола пакетик, раскрыл и вытащил из него серебряную фигурку. Его ладонь обожгло холодом металла, и знакомое, ни с чем несравнимое покалывание наполнило каждую клетку уцелевшей левой руки. Он поежился, ощутив предательские ледяные мурашки, табуном пробежавшие по спине. Генерал мысленно отключил болевые рецепторы и сосредоточил внимание на Улитке. Словно по мановению волшебного жезла, артефакт распустился ярко-синим цветком пламени, напоминающим газовую конфорку. Магический огонь с силой неодимового магнита притягивал взгляд, не давая отвести его ни на секунду. Пламя околдовало и парализовало волю к сопротивлению. Оно обжигало кожу на руке, но он не обращал на это никакого внимания.

— Дорогостоящая зажигалка-безделушка ценою в сотни…  Нет…  Тысячи невинных жизней. Она трепетно хранит неизведанные тайны уже целую вечность, — произнес он в пустоту кабинета невидимому собеседнику.

Переполняющие голову фантастические и почти нереальные мысли блуждали по просторам обостренного рассудка. Они терзали разум и сводили на нет легкую эйфорию от обладания предметом. Генерал раз за разом прокручивал сегодняшнюю встречу, но так и не сумел выловить из творящегося в голове хаоса хоть что-то полезное. Интуитивно он понимал: от него ускользает нечто действительно важное. Только что?

«Некто уже расставил фигуры на шахматной доске жизни, — рассуждал Алексей, ухватив за хвост самую уродливую и пугающую мысль в голове, — но почему-то не вспомнил обо мне. Он назначил меня немым наблюдателем и не дал шанса достойно проиграть в этой битве. Как же этот кто-то заблуждается в том, что именно он устанавливает правила…»

— С чего он взял, что я буду их придерживаться! — яростно заорал генерал и с силой бросил потухшее чародейное творение неизвестной цивилизации обратно в ящик стола.

В этот момент в дальнем углу кабинета скользнула тень. Юдин сразу это приметил и перевел взгляд в направлении движения. Его правая рука сжалась в кулак, послышался стон металла. Генерал прищурил глаза и процедил сквозь зубы:

— А…  Уже здесь, мразь…  Что на этот раз?

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ РАНДЕВУ С ХИМЕРОЙ

Екатеринбург, 11 ноября 2011 года, нулевой километр В.В. Ветрова / Начало времен, 00:00:00

Четыре дня кряду я носился из одного края необъятного города в другой в поисках хоть какой-нибудь захудалой работенки. Конечно, «носился» — это громко сказано. Скорее, волочился, как черепаха. Движение почти во всем миллионном мегаполисе парализовано, независимо от того, куда едешь и насколько это далеко от центра.

Лишь на периферии, в самой захолустной глубинке, можно было почувствовать себя, хоть и ненадолго, водителем с большой буквы. Вжать до отказа педаль заснувшего от безделья акселератора, который давно покрылся паутиной и толстым слоем пыли, и попробовать скорость на вкус. Главное в этом деле — не увлекаться и знать чувство меры.

Во-первых, «трудолюбивые» сотрудники ГИБДД никогда не спят. Бдят и днем, и ночью, маскируясь в зелени кустов летом и в снежных сугробах зимой. Трепетно сжимая в руках бесценный радар, они часами подкарауливают злобных нарушителей. Словно хищники, поджидающие в укрытии жертву, для того, чтобы напасть, когда та потеряет бдительность. Но поступают так блюстители дорожного правопорядка не ради выживания, а из личных меркантильных интересов.

Ну, не гуманитарную же помощь для голодных детей из стран третьего мира они собирают…

В народе эти товарищи все же больше известны как «продавцы полосатых палочек». Ведь они не гнушаются залезть не только в кошелек возмутителя спокойствия, но и в карман государству, предлагая договориться на месте. Причем чем значительнее нарушение, тем меньше они испытывают по этому поводу угрызений совести, и тем стройнее становится портмоне водителя.

Во-вторых, на пути автомобиля притаились и другие злейшие враги — дорожные выбоины, чаще всего возникающие без предупреждения. Это следы неутомимой работы коммунальных служб. Попадание в такие ямы на большой скорости доставляет мало удовольствия, как технике, так и владельцу, и к тому же чревато последствиями. Может привести к пробою покрышки или поломке автомобиля. А в худшем случае — к жуткой аварии с членовредительством, или вообще к смерти.

Конечно, я мог воспользоваться метро, а в остальное время передвигаться пешком. И наверняка это было бы быстрее. Но сама мысль о такой поездке мне противна и ассоциируется с клокочущей, зловонной, ядовито-зеленой жижей. В час пик, в переполненном вагоне…  Бр-р…

Сегодня уже утро долгожданной пятницы. Пачка бульварной прессы с объявлениями о вакансиях таяла на глазах, как и мое далекое от совершенства искусство надеяться. Рвения заметно поубавилось, но я с упорством «бестолкового ишака» бороздил просторы города за баранкой автомобиля, разыскивая адрес следующего работодателя.

Вскоре меня встретят другие люди, в другой компании, в другом районе. Неизменным останется одно…  Фраза по окончании непродолжительной беседы: «Вы нам не подходите».

Сколько раз я их уже слышал! Эти не блещущие гениальностью заученные слова, которые по ощущениям сравнимы с «пинком под зад». Меня просто выкидывали, без каких-либо внятных объяснений.

Все чаще при общении с руководителями разных рангов я предугадывал притянутый за уши отказ. Срывался и переходил на ненормативную лексику. Хоть и понимал, что это не поможет. Да и они, в принципе, были ни в чем не виноваты. Что-то не так, но вот что?

Неужели расстарался Евгений Петрович? Ну, не мог он так низко пасть…  Я не настолько ему насолил, чтобы бывший директор озадачил подчиненных обзванивать абсолютно всех работодателей. Причем они должны были заранее спрогнозировать мой случайный выбор, для того чтобы раздавать свои гадкие рекомендации обо мне. Экс-босс не так всемогущ…  Да и зачем, и главное, ради чего такие затраты времени и средств?

Нереально…

Быть может, мне стоит переоценить способности? Ставить перед собой лишь достижимые цели и более придирчиво отнестись к себе. А прежде всего, не требовать от работы слишком многого. Как говорится, поубавить аппетиты.

Вряд ли, ведь я не прошу «золотые горы». Достойную зарплату и интересную работу. Рядовым экономистом, ну, или хотя бы бухгалтером…  Самый минимум…  Ну, не идти же мне в дворники или грузчики. Таких вакансий предостаточно, но это не означает, что я не достоин большего.

Реально, но неприемлемо…

Возможно, дело в хроническом невезении, и сейчас наступила «черная полоса». Но я не могу заглянуть в будущее и узнать, когда же она, наконец, закончится. Лишь стискиваю зубы и шагаю вперед в надежде увидеть на горизонте возвращение блудной фортуны.

Хватит ли мне сил дойти до светлого этапа в жизни?

В моменты отчаяния мне кажется, что я двигаюсь не поперек полосок, а вдоль, или еще хуже — мне попалась зебра-мутант. Полностью черная, от кончиков ушей и до хвоста.

Про невезение вроде приемлемо и похоже на правду, но до безобразия не позитивно…

* * *

Впрочем, вернемся к нашим баранам, а точнее, к моим поискам работы. Уже второй раз за утро я пытался проехать через весь город по главной улице Екатеринбурга. По проспекту Ленина, начинающемуся от Дворца молодежи и заканчивающемуся видом на грандиозное здание УПИ. С транспортной логистикой и вниманием у меня сегодня было плохо. Поэтому я повторно ехал к предыдущему месту встречи — дому напротив, успев метнуться в противоположный конец улицы. Я проскочил театр музыкальной комедии и кинотеатр «Колизей», пролетел мимо белого здания Екатеринбургского главпочтамта и почти пересек реку Исеть, приближаясь к центральной площади.

«Стоп-машина!» — пронеслась внезапная мысль, и в голове закрутилась пленка кинофильма, главным героем которого был я сам в недалеком прошлом.

Конечно, я не воспринял мысль, как команду к действию, и не остановился посредине дороги, к удивлению заскучавших автомобилистов. Как и положено, я перестроился из крайнего левого в правый ряд. Даже про поворотник не забыл. После чего под фанфары автомобилей и ругань водителей, хоть и с большим трудом, но припарковался, виртуозно втиснувшись методом параллельной парковки между двумя машинами. Ну а что я хотел? Кому понравится, когда перед твоим носом сумасшедший выполняет непонятные маневры, останавливая движение всего потока. Тоже поорал бы…  Ничего страшного — подождут, все торопятся.

Я вытащил из портфеля ежедневник и нашел теперь уже знакомую надпись непонятного содержания — «Встреча. Одиннадцатое ноября. Нулевой километр. Екатеринбург».

Если не ошибаюсь, а я точно не ошибаюсь, то нулевой километр — это географический центр города и точка отсчета дорожных расстояний. В городе «Ебурге» он находится возле Главпочтамта, а значит, мне нужно туда.

Только время встречи не указано. Хотя что я теряю? Чем черт не шутит, или кто у них там главный в царстве грешников и вечной тьмы.

— Попытка не пытка! — прокричал я вслух налетевшему северному ветру, выходя из автомобиля, и отправился навстречу судьбе.

* * *

Найти нужное место оказалось несложно. Памятный металлический знак располагался у центрального входа на почту. Ничем не примечательный памятник был вмонтирован прямо в серую тротуарную плитку. Выглядел он, как небольшой круг, в котором изображен контур области. А внутри очертания — пятиконечная звезда с надписью: «Свердловск». В обычное время я прошел бы мимо.

Да, было раньше и такое название у города, сгинувшее в анналах российской истории, оставив след только в названии области и еще кое-где.

Как я и предполагал, никто меня здесь с нетерпением не ждал и табличку с фамилией над головой не держал. Неприятно, но этого и следовало ожидать.

Но уходить я не спешил. Раз уж пришел, то грех не воспользоваться шансом. Ведь на эту достопримечательность возложено серьезное общественное поручение — исполнять желания всех охочих. Независимо от пола, возраста, расы, вероисповедания и финансового благополучия.

Если верить «преданию», а у меня пока не было повода сомневаться, то для исполнения нужно встать в центр круга, загадать желание и кинуть через левое плечо монету.

Впрочем, некоторые аборигены с увесистым багажом исполненных желаний обладали другими знаниями о тайном процессе. Они утверждали, что вставать надо рядом, повернувшись лицом на восток, в направлении здания УПИ, и бросать монетки до тех пор, пока одна не попадет ровно в центр точки отсчета.

Также имел право на существование другой вариант. Желающие начать новую жизнь вставали на звезду и делали один полный оборот вокруг своей оси. Кружащие на месте посреди улицы люди уже давно не удивляли местных жителей. «Ловцы удачи» были не такой уж редкостью, и никто на них не показывал пальцем.

Никому достоверно неизвестно: сбываются ли все эти желания, но судя по интересу к постройке, некоторые мечты все же становились явью. Множество людей верили в то, что могут изменить судьбу — я тоже не стал исключением.

Жизнь с чистого листа я уже начинал, только не знаю пока: к радости или сожалению. Поэтому сразу приступил к более затейливому, но менее радикальному варианту. Не то чтобы я испугался, но мало ли…  Зачем лишний раз искушать судьбу?

Кошелек с наличностью я оставил в машине, а в карманах обнаружил только семь десятирублевых монеток. Толпа туристов, фотографирующихся на памятнике, вскоре рассосалась и, выполнив все рекомендации, я приступил к великому колдовскому ритуалу.

Монетки летели одна за другой, но ничего не происходило. Я так и не попал в злосчастный круг со звездой. По-видимому, вымотанная удача отправилась ближайшим самолетом в теплые страны: греть под солнцем тропиков свою эфемерную плоть. На месте удачи я бы так и поступил, ведь близилась суровая зима — самое нелюбимое для меня время. Но к сожалению, я не на ее месте.

Счастливыми и довольными остались лишь беспризорные ребятишки, которые подбирали нефартовые медные грошики. Хотя на самом деле монетки, конечно, стальные, а меди в них «кот наплакал», или, вернее сказать, «электрический ток нагальванил».

Ну вот и все…  Ничего нового. Если только…

Была еще одна монетка, которая не оправдала моих надежд и сейчас лежала в нагрудном кармане рубашки. Блестящая, немецкая. Я достал ее, примерил траекторию и приготовился подкинуть.

— Владимир! Я бы не делал этого на твоем месте, — услышал я ехидный голос за спиной.

— Вы не на моем месте, — агрессивно произнес я и нехотя обернулся.

Передо мной опять стоял сутулый старик в черном кожаном плаще, ковбойской шляпе и с тростью, вызывая у меня чувство нескрываемого удивления от своего появления. Сегодня он выглядел намного лучше, чем в прошлую нашу встречу в мемориальном комплексе на «Плотинке». Бодрее, что ли, веселее. Капельку моложе, не таким уж сумасшедшим, а вполне даже жизнерадостным.

— Добрый день! Извини меня за прошлый раз, Владимир. Клиническая депрессия в старческом возрасте — ужасная штука. Жаль, что встретился с тобой в таком состоянии. Слава богу, уже отпустило. Вот только неуверен, что надолго.

— Здравствуйте! А вы…  вы какими судьбами? — впав в ступор, спросил я, запинаясь.

Безвольная челюсть медленно опустилась, и я застыл с открытым ртом.

— Рот-то прикрой! Людей распугаешь. Да и птиц здесь много кружится. Мало ли, какие нехорошие мысли приходят в их голову, — улыбнулся он и вытащил монетку из моих пальцев. — Я поблизости работаю, просто проходил мимо. Мое тело, несмотря на возраст, все еще требует пищи, и поэтому я вынужден изредка ходить по магазинам. Пробовал завязать, но оно не поддается уговорам и продолжает требовать.

— Это вы назначили встречу?

— Что еще за встреча?

— У меня назначено здесь таинственное рандеву. Не знаю, с кем и в какое время. Думал, что это вы…

— Владимир, тебе не кажется, что это попахивает идиотизмом? Приди тогда — не знаю когда, встреться с тем — не знаю с кем, — по-доброму поинтересовался старик, растягивая губы в улыбке.

Казалось, еще чуть-чуть — морщинистая кожа лопнет и повиснет рваными клочками.

— Я об этом не думал…  Может, и так. Возможно, я просто в силу обстоятельств что-то не помню.

— Это ты такими завуалированными словами запой называешь?

— Ну, я бы это так не называл, но в целом вы правы. Все грязное белье вытащили наружу.

— Не такой уж я и страшный человек, как ты наговариваешь. Кстати, насчет встречи. Зачем мне с тобой здесь встречаться, если я оставил визитку. Ты мог позвонить в любое удобное для тебя время. Мы решили бы все вопросы по телефону.

— Логично. Даже через край…  Да, она у меня в кошельке. Черненькая такая, с золотыми буквами.

— Ну, тогда ты можешь смело вычеркивать старого антиквара из списка подозреваемых. Теперь мы точно знаем, что это не я, — протягивая обратно серебряную монетку, сказал Рихтер.

— Согласен.

— Владимир, а можно поинтересоваться? Ты настолько богат, что разбрасываешься такими вещами? Эта монетка в идеальном состоянии, и за нее можно неплохо выручить у фанатичных нумизматов. Не состояние, конечно, но и немало. Это я тебе, как антиквар с приличным стажем, говорю. Некоторые люди столько не живут, сколько я этим занимаюсь. Или второй вариант, к которому больше склоняюсь: не можешь найти работу, и не понимаешь почему. Ты на грани отчаяния и цепляешься даже за призрачную возможность заполучить удачу. Причем не обращая внимания на то, что она уже с тобой. Прав старик или?..

— У меня есть некоторые трудности, но я все решу. А монета…  Не знаю даже, сколько она стоит. Нашел в кармане. Вы, случаем, не экстрасенс?

— Ей-богу, ты как несмышленый мальчик, которому еще нужно сопли подтирать. Хотя ты мне во внуки только и годишься. Нет у меня экстрасенсорного дара, хотя я бы не отказался. И даже знаю, как бы им распорядился, и не скажу, что в благих целях. Просто у меня богатый жизненный опыт, я неплохой психолог и могу узнать многое о человеке по его внешнему виду, мимике и жестам. К тому же я наблюдателен и примечаю даже незначительные детали. В твоем случае трудно не заметить торчащей из кармана пиджака газеты с подчеркнутыми объявлениями о вакансиях.

— Вот я глупец…  От вас точно ничего не скроешь, — протянул я, продолжая смотреть в упор в разноцветные глаза Рихтера.

— Ты и не пытался. Но я могу предложить тебе кое-что. Работенка пыльная, но до безумия захватывающая. Временами даже опасная. Хотя на первый взгляд может показаться однообразной и скучной, но это лишь верхушка айсберга. Самое «вкусное» внизу, в глубинах океана неизведанной истории. Я предлагаю тебе работать на меня. Нет, не так…  Со мной, компаньоном. Я уже немолод и обречен на одиночество. Мне нужен человек, которому я могу передать дела. Ни секунды не сомневаюсь в том, что я сделал правильный выбор, поставив на тебя.

Я стоял, не произнося ни звука, взвешивая все «за» и «против» этого жизненного шага, анализируя услышанное. Из оцепенения вывел толчок в плечо. Мимо проходил толстомордый бугай, которому, видимо, дороги не хватило.

— Наверное, я откажусь от вашего заманчивого предложения. Мне незнакомо это дело.

— Это неважно, Володя. Я заплачу уже сегодня, за месяц вперед. Вижу, что тебе нужны деньги. Оформим беспроцентный кредит в счет будущих заслуг.

— Вы не только наблюдательны, но еще и щедры.

— «Щедрый человек — это тот, кто дает подходящему человеку подходящую вещь в подходящее время», — глубокомысленно изрек Рихтер, поймав надумавшую убежать вместе с ветром ковбойскую шляпу.

— Мудрые слова…

— Это не мои слова, не буду тебе наглым образом врать. Хотя такой соблазн возникал — ты слишком доверчив. Это сказал Аристотель. Были раньше великие люди…  — задумчиво добавил он, но тут же переключился: — Ну, что насчет моего предложения?

— Я боюсь не потянуть, а это не в моих правилах.

— Не боги горшки обжигают — смертные. Главное, не терять веру в себя.

— Я сомневаюсь…  Притом очень…

— У меня складывается впечатление, что ты просто боишься начинать с нуля. Был уже печальный опыт, о котором боишься вспоминать?

— Не хочу об этом говорить.

— Давай сделаем так, Володя. Я помогу тебе в нелегком деле: дам обычную монетку и научу тонкостям бросания. Но если ты попадешь в центр точки отсчета, то ты незамедлительно идешь со мной. Если нет, то не стану тебя больше тревожить. Согласен рискнуть? Жизнь без риска — что пиво без алкоголя. На вкус и цвет такое же, а радости никакой, — договорил он и теперь ждал ответа.

— Думаю, да…  — неожиданно согласился я. Чем-то его слова зацепили.

— Вот тебе счастливый пятачок, — извлекая из кошелька пятирублевую монету, радостно сказал старик. — Вставай вот сюда, — ткнув пальцем в тротуарную плитку, добавил он. — Теперь искупай его в солнечных лучах и подуй на ладонь. Готов?

— Готов!

— Хорошо…  Теперь положи монетку на руку горизонтально земле и отправляй ее большим пальцем в путь.

Сделав все в точности, как сказал старик, я запустил монету. Она завращалась с сумасшедшей скоростью высоко в воздухе, сияя отраженным светом. Рихтер беспардонно схватил меня за руку и, не дожидаясь результата, потащил за собой. Что-то щелкнуло внутри и время теперь тянулось, словно в замедленной съемке…  Все вокруг замерло…  Люди, машины, летящие птицы…  Такие моменты бывают лишь в глупом американском кино и еще, по-видимому, со мной.

Повернув голову, я заворожено смотрел на этот сказочный и волнующий полет. Лениво вращающаяся монета падала вниз, словно пушинка, а не кусок железа. Приземлившись на плитку, она несколько раз подпрыгнула, а затем вальяжно покатилась на ребре по кругу. Несколько долгих оборотов — и ее притянуло к пятиконечной звезде, словно магнитом. Время ухнуло и пришло в норму, наполняя голову звуками городской жизни.

Все сложилось лучше не бывает. Заветное желание я загадал. «Синяя птица счастья» прервала выездной тур. Новую работу я нашел там, где даже и не думал искать. Но что-то грызло изнутри и немного страшило.

— Ну вот и все…  А ты боялся, — сказал Рихтер, продолжая тащить меня за собой. — Кстати, позволь мне твой серебреник пристроить. Хотя, мне кажется, что лучше его оставить — счастливый он.

Может, слишком уж все хорошо…  А еще обидно, что выбор совершил не я, а бездушная монетка.

* * *

Не проронив ни слова, мы прошли около ста метров. Затем свернули в темный закоулок между домами и почти сразу уткнулись в старую деревянную дверь.

— Это черный вход в мою холостяцкую берлогу. По совместительству я использую ее как антикварную лавку. Здесь я провожу все свое свободное и несвободное время, — сказал Рихтер и жестом пригласил зайти внутрь. — Можешь пока осмотреться и приблизить себя к вечному искусству.

— Хорошо.

— Потом я покажу твой рабочий кабинет и введу в курс дела, — говорил он на манер заправского экскурсовода хорошо поставленным голосом, проходя глубже внутрь огромного помещения.

В центре города такие большие площади сами по себе стоят целое состояние, а сколько еще здесь раритетных вещей! Об их цене я не хочу думать и даже примерно не смогу назвать.

Окна в комнатах закрыты плотными темными шторами, а весь объем помещения освещался лишь тусклыми маломощными лампами накаливания. Они были установлены в настенных бра из горного хрусталя, имитируя горение пламени свечи.

Темно не было, но глаза с непривычки скучали по изобилию дневного света, порождая в сознании порочные мысли об излишней экономности хозяина. Пока она еще не стала навязчивой идей, но, вероятно, вскоре может переродиться в откровенную скупость. Не знаю, почему, но все это напоминало древний склеп, в котором я даже ни разу не был. Хотя, к моему безмерному счастью, в комнатах я не обнаружил ни мраморных, ни деревянных гробов, ни каких-либо обезображенных трупов. Если, конечно, не считать останками голову висящего на стене лесного оленя с роскошными ветвистыми рогами и чучело крокодила-карлика с открытой пастью, обнажающей ряды острых как бритва зубов.

Бредовые мысли о могилах постепенно растворились, сменившись интересом к прекрасному и вдохновляющему. А посмотреть в этом «волшебном склепе» действительно было на что.

Убранство комнат насыщено историей. На стенах — картины разных жанров и стилей, беспорядочно перемешанные со старинными зеркалами, часами с маятниками и иконами.

Все пространство заставлено эксклюзивной мебелью ручной работы давно ушедших времен. Предмет вожделения обеспеченных людей, стремящихся к выражению своей индивидуальности.

Шкафы, стулья и столы изысканно и со вкусом украшены: скульптурные композиции, статуэтки из слоновой кости, китайские фарфоровые вазы, всевозможные кувшины, графины и кубки из драгоценных металлов, серебряные столовые приборы и многое другое.

И у каждого подлинного произведения искусства неизвестных мне авторов были своя история, судьба и следы прошлого, запечатленные неглубокими царапинами, вмятинами, сколами или стершимся лаком. Пока они еще не замаскированы умелыми руками реставраторов и сохранили первозданную естественность.

Как много интересного я мог бы узнать от этих уникальных предметов, но они хранят вечный обет молчания и никогда не смогут поведать свои тайны, какими бы захватывающими те ни были.

— Владимир, проходи наверх, продолжим знакомство, — прозвучал крик Рихтера из глубин коридоров второго этажа.

— Иду! — прокричал я, заканчивая вводную экскурсию и направляясь к винтовой деревянной лестнице.

Центральный зал наверху был таким же просторным, но имел существенное отличие — стиль оформления современный, ориентированный на минимализм. Он обильно залит искусственным и дневным светом и почти не обременен изысканным декором и мебелью. Кожаный черный диван с жесткими прямоугольными подлокотниками, выделяющийся контрастом на фоне голых стен. Два аналогичных ему кресла, низкий журнальный столик из прозрачного стекла и плазменный телевизор с необъятных размеров экраном на стене между двух окон. Двери в остальные комнаты закрыты — оставалось только догадываться, что за ними.

— Это наша комната для релаксации. Всем нужно отдыхать. С правой стороны от меня — ничего интересного, я там работаю, живу и иногда сплю. А вот первая дверь слева — это твой рабочий кабинет. Ну, или комната, как тебе больше нравится. Ремонт в ней пока не сделан по некоторым причинам, но это мы решим в ближайшее время. Следующая дверь — кабинет Елены. Присаживайся, в ногах правды нет, — указывая на кресло, произнес Рихтер и сам опустился на диван.

— Спасибо, а кто такая Елена?

— Начнем мы, пожалуй, с другого, но и до нее доберемся, — подмигнув зеленым глазом, сказал старик и поудобнее устроился на диване, положив ногу на ногу.

— Величать меня можешь Альфред, без всяких сокращений. Я это ненавижу и буду сразу брызгаться ядовитой слюной, словно африканская кобра. Титуловать меня босс и его производными тоже не стоит. Здесь нет строгой субординации, приветствуются дружественные отношения. Захочешь польстить — называй просто царь. Все понятно? — договорил он и по-детски заразительно засмеялся.

— Да! — сказал я и поддержал его смех скромной улыбкой.

— Какая работа, я думаю, ты примерно понял. Основная задача — найти, оценить, привести к достойному виду и продать желающим уникальные вещи. Несмотря на то что они бесценны, цена, конечно, у них все-таки есть. И это наш хлеб. Иногда с маслом. А иногда даже с красной икрой. Звучит прагматично, но таковы реалии жизни. Одним созерцанием красоты сыт не будешь. Так вот, к чему я это все…  Твоя работа самая важная — будешь искать раритеты под моим чутким руководством.

Нарисованные перспективы мне нравились, а догадаться, чем зарабатывает на жизнь Рихтер, было весьма нетрудно.

— Вы занимаетесь оценкой?

— Для безумных и опасных поисков я уже слишком слаб и стар, годы берут свое. Для реставратора у меня излишне «кривые руки» и нет усердия, а продавать мне не позволяет совесть. Она у меня кристально чистая, словно горный ручей. Так что ты прав, эта работа — моя прерогатива. Это единственное, что я еще могу делать, и очень хорошо.

— А кто остальные люди в цепочке? И где они?

— Про Елену ты уже слышал. Она специалист по реанимации умирающих экземпляров и по совместительству гениальный дизайнер. Все, что ты видел в доме, это воплощение ее заветных фантазий, в которые она вложила кусочек своей души. Я наблюдал за твоей реакцией на окружающую обстановку. Конечно, я не могу забраться в чужую голову, но уверен, что ты все еще под впечатлением. Или как говорят, в полном восторге. Созданная атмосфера действует на всех, посещающих мою скромную обитель впервые. На каждого по-своему, но для всех ярко и эмоционально.

— Не буду врать, я удивлен! — сказал я и искренне улыбнулся. — Может, расскажете о ней что-нибудь еще?

— Жгучая брюнетка непередаваемой красоты. Обладает невероятно острым, даже сверхъестественным умом и фантастическим талантом. Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать восхищенные отзывы от старика, теряющего рассудок и пускающего слюну на пол при встрече. У тебя еще будет время познакомиться с Еленой, но сейчас она отсутствует. В очередном отъезде по делам, которые меня не касаются. Девушка-кремень — это самое подходящее для нее описание, в нем заложена квинтэссенция ее сущности. Она добивается своего любой ценой и не знает поражений. Мне повезло, что я нашел эту умницу. Или, вернее, она меня нашла. Хотя эта встреча была скорее закономерностью, которую я заслужил, чем случайностью.

— Вы меня заинтриговали. Не знал, что ангелы спускаются с небес.

— Ты преувеличиваешь…  Хотя в этом отчасти виноват я. Заразил тебя впечатлениями о ней.

— Не думаю, что это заразно и передается воздушно-капельным путем, но увидеть ее мне действительно хочется.

— Всему свое время…

— Бесспорно! Вы не рассказали мне еще об одном человеке. Кто-то должен все это продавать, чтобы несбыточные мечты становились явью.

— Какие еще мечты?

— Ну, не знаю…  разные. Машина, квартира, дача…  Ну, или океан денег, к примеру…  У каждого они свои.

— Владимир, я никогда не стремился заработать целый океан денег, потому что бездумно не преклоняюсь перед богатством и не стану рабом хрустящих бумажек с изображение ушедших правителей мира. Можешь думать, что мне не позволяет вера…

— Какое у вас вероисповедание? — спросил я Рихтера, немного насторожившись.

А ведь я действительно о нем ничего не знаю. Вдруг он законспирированный адепт «Белого Братства». Только в секту мне еще не хватало угодить!

— Я верю только в себя самого. Можешь считать меня закоренелым атеистом. Я отрицаю культ денег, созданный человечеством. И всю их чертову магию, — завелся Альфред и импульсивно теперь размахивал руками, вставая, а затем вновь садясь на диван. — Все мысли в голове, решения, цели большинства на этой умирающей планете фокусируются лишь на этих грязных банкнотах, в ущерб всему остальному. Но люди не становятся в итоге от этого ни на йоту счастливей, и к тому же теряют собственную свободу. Подменяют ее неизлечимой зависимостью к преумножению нажитых богатств. Загоняют еще один гвоздь в гроб своей еще сопротивляющейся души. Человечишки готовы ради них лгать, обманывать, предавать, перегрызать друг другу глотки. И это все ради еще одной горстки звонких монет…  При этом они не испытывают никакого чувства, кроме эйфории, от удовлетворенной лишь на время алчности, проживая жизнь в полной гармонии с такой моралью. Ни любви, ни тоски, ни жалости…

В комнате для релаксации воцарилась мертвая тишина, но я не знал, что ему сказать. Или что спросить…  Лишь терпеливо ждал, наблюдая за тем, как он наматывает очередную окружность вокруг дивана. Хорошо, что он не сектант, остальное переживем. Ему явно надо было выговориться. Как говорится, накипело…

— Скажи, Владимир, куда катится мир? В нем исчезают такие понятия, как щедрость, сострадание или сочувствие. Для многих это лишь слова, не несущие смысловой нагрузки. Мы становимся жестокими, продажными, алчными, самовлюбленными эгоистами. Какая кульминация нас ждет? Что ты об этом думаешь?

— Я не предвижу будущее…  и не знаю ответа. Деньги — зло, но они правят миром.

— Да, деньги, возможно, корень всех зол, и именно любовь к ним порождает все зло в нашей жизни. Но деньги — всего лишь инструмент. Способ для достижения цели. Они не должны становиться самой целью. Сами по себе они нейтральны, и только наши помыслы, наше к ним отношение и то, как мы их используем, делают их злом или добром. И чем больше злобы в тебе, тем больше зла они приносят. Ну, впрочем, мы отвлеклись…

Легко рассуждать о деньгах, когда ты не испытываешь в них недостатка. А как тяжело об этом думать, когда за душой ни гроша, а мысли сбиваются истошным урчанием в животе, больше похожим на рычание обезумевшего от голода льва.

— Запамятовал, о чем мы говорили? — растерянно спросил Рихтер, моментально успокоившись.

— В какой момент?

— До того как начали беседовать о деньгах.

Это больше походило на философский монолог, а не на полноценный разговор. Но не буду его поправлять, еще обидится…

— Вы хотели рассказать об еще одном сотруднике.

— А…  Точно…  Вторая девушка. Ее зовут Настя…  Она здесь не бывает, работает через интернет. Появление магазина в сети — это ее заслуга. Я такое организовать не додумался, делал ставки на классические продажи. Дилетант, по-другому не скажешь. А вот она не только придумала, но и все сделала сама.

— Сообразительная…  — восхищенно произнес я.

— Других не держим.

— Как она хоть выглядит?

— Молодая симпатичная блондинка, если судить по фотографии. Ничего особенного про нее не могу рассказать, она меня немного отпугивает на подсознательном уровне и по этой причине не привлекает. Не знаю даже почему…  Это как в анекдоте про бракованные воздушные шары — красивые, яркие, летают, но радости не приносят. Ну, в общем, не мой шарик…

— Не совсем понял, Рихтер. В смысле: судя по фотографии?

— В прямом…  Я только в интернете на фотографии ее и видел, мы познакомились в социальной сети. «Вконтакте» называется…  Ну, что я тебе рассказываю. Наверняка ведь в ней зарегистрирован.

— Есть такое…  А вы не пытались встретиться?

— Не получается у нас встретиться: то я занят, то она не может. Не диарея, так золотуха…  Так и работаем, но я и не настаиваю на встрече, меня все устраивает. К ее работе нареканий не было, нет и, надеюсь, никогда не будет.

Какие все-таки бесстрашные старики мне в последнее время попадаются. Ничего не боятся. А если она аферистка? Ладно, позже разберусь…

— Понятно, не жизнь, а малина. В обеих реальностях девушки молоденькие окружают.

— Не жалуюсь, — подмигнув голубым глазом, пропел старик. — Если у тебя еще есть вопросы — задавай. Если нет, то я уединюсь, пожалуй. Очень устал, мне нужно немного отдохнуть. Ты можешь обжиться пока в кабинете, он не закрыт.

— Альфред, как вам удался фокус с монеткой? Так же не бывает!

— Божественное провидение, удачное расположение звезд и вера в свои силы. А вообще…  Всему свое время…  И многое ты узнаешь сам. Когда-нибудь и я буду задавать тебе подобные вопросы, хотя это не означает, что именно я хочу знать на них ответы. Все не так просто, как кажется. Запомни: всему свое время и место…

Если не хотел отвечать — не отвечай, к чему эти витиеватые хитросплетенные речи. Петляет, словно заяц по первому снегу, больше запутывая, чем проясняя.

— Нет у меня тогда вопросов. Может, позже…

— Вот это правильно. Это мне нравится.

Рихтер сгреб шляпу с дивана, подхватил «старческий посох всевластия» и направился к дальней двери, шаркая ботинками по полу.

— Совсем забыл, старый я склеротик! Вот обещанный аванс, — крикнул он, разворачиваясь ко мне и протягивая упаковку тысячных купюр в вакуумной упаковке.

— Зачем так много? Я даже ничего не сделал еще.

— Ты уже много сделал — согласился. И не имей привычки спорить. Дают — бери, бранят — беги.

— Спасибо за доверие, Альфред! А ведь я могу с легкостью вас обмануть: просто взять деньги и уйти.

— Куда ты денешься с подводной лодки? А если серьезно, то я редко ошибаюсь в людях. Ну а теперь разреши все-таки откланяться.

* * *

Я стоял перед дверью своего нового кабинета. На позолоченной табличке была выгравирована надпись: «Кладовая несбыточных грез». Ну и чувство юмора у Альфреда…  Из-за пугающего и необъяснимого чувства я все не решался открыть дверь. Справившись с собой, толкнул ее рукой, и она бесшумно отворилась. Затхлый, спертый воздух с напором хлынул через щель, образовавшуюся в проеме. Взору предстало царство серой пыли, паутины, запустения и беспорядка, без каких-либо следов человеческого присутствия.

Внезапно нервная дрожь пробила насквозь, тело покрылось холодным и липким потом. К горлу подкатил сгусток концентрированного страха, прервав учащенное дыхание. Перебивая друг друга, в голове зловеще зашептали смутно знакомые голоса. Вскоре они превратились в однообразный белый шум, затирая заложенный в словах смысл. Зрение ненадолго расфокусировалось. Пространство кабинета превратилось в непонятную мешанину из двух цветов: черного и белого. Словно на картине начинающего абстракциониста.

Наваждение и ощущения, сопровождающие его, пропали так же быстро, как и появились, оставив после себя слабость во всем теле, позывы к тошноте и сомнения в реальности происходящего. Рассердившись на себя самого и не на шутку встревожившись по поводу своего психического состояния, я поставил «жирную насечку» в сознании, как напоминание о будущем визите к мозгоправу.

Посередине помещения стоял громадный письменный стол цвета итальянского ореха, заполненный рабочим беспорядком. Куча бумаг непонятного содержания, гора канцелярских принадлежностей, кружка с засохшим чайным пакетиком, настольные часы и невзрачный светильник. Все это было присыпано порядочным слоем пыли, как и вся обстановка вокруг. Около стен, на которых красовались многочисленные черно-белые фотографии в деревянных рамках, стояли в ряд старинные венские стулья. Высоченные открытые шкафы, забитые под завязку незнакомыми книгами, устремлялись ввысь к потолку.

Я обошел комнату и начал рассматривать заинтересовавшие меня фотографии. На всех был запечатлен Рихтер на фоне достопримечательностей необъятного мира, но лет на тридцать моложе. Иногда веселый и довольный жизнью, а в основном серьезный и чем-то опечаленный.

С брезгливостью смахнув рукой толстый слой пыли с кресла, стоящего у древнего письменного стола, я опустился в него. Оно оказалось невероятно мягким и удобным. В таком можно хорошо выспаться, если чересчур задуматься.

Кроме различного хлама непонятного предназначения, в ящиках стола я ничего не обнаружил. Не смог открыть только один ящик. Он был заперт на ключ, защищая его содержимое от шаловливых ручек и ненасытных глаз таких любопытных, как я.

Беспокоить Рихтера по пустякам не хотелось, и я попытался собственными силами вскрыть неприступный замок. Сначала расправленной канцелярской скрепкой, затем ножницами и, в конце концов, пером от ручки. «Талант медвежатника» не проявился и не выскочил, как черт из табакерки. Результат остался прежним, то есть никаким.

Безумная идея зажглась в голове, словно яркая лампа галогенного прожектора мощностью в тысячу киловатт, и руки потянулись в карман. Там лежали ключи «незнакомки выходного дня» с веселым брелоком.

Первый. Второй ключ. Третий. О, чудо из чудес! Он идеально подходил…  Я услышал два заветных щелчка и с нетерпением дернул на себя ручку ящика. Вот это удача! Как же мне сегодня везет. Сам дьявол позавидует, если он смотрит на меня из преисподней!

Ящик Пандоры успешно взломан, но праздничного музыкального сопровождения и красочного фейерверка не последовало. На дне лежала загадочная серебряная фигурка и навязчиво манила к себе. Химера — ужасное трехголовое чудовище. Туловище и морда льва с открытой в устрашающем рыке пастью, извергающей пламя. Из хребта на тонкой шее торчала голова козы с длинными рогами. А вместо хвоста — змея в боевой стойке.

На ощупь вещица оказалась достаточно тяжелой, точно налитая свинцом, разительно отличаясь от зрительного впечатления о ней. Прошло несколько секунд, и руку заполнил обжигающий до боли холод металла, сопровождающийся слабыми покалываниями электрического тока, который непроизвольно сокращал мышцы на руке. Проводов от розетки к ней не шло, винтиков на идеально гладком корпусе, закрывающем отсек с батарейками, тоже не было. Вариант, что это чей-то не очень удачный розыгрыш, отпадал. Оставалось только поверить в мистику, которая преследовала меня с момента знакомства со стариком Рихтером.

Перекидные ретро-часы мигали белыми цифрами на черном фоне с характерным механическим щелчком, неумолимо отсчитывая время. На табло — одиннадцать часов одиннадцать минут и девять секунд…  десять секунд…  одиннадцать…

Не выдержав натиска, рука уступила повелению чудища — пальцы сжались и замкнули невидимый контакт в энергетической цепи. Угасающее сознание пронзил мощный разряд. Словно молния низверглась из грозовых туч, оставив на небосклоне узоры, напоминающие сплетение корней мангровых деревьев…

* * *

Опять пустота…  Не просто пустота, а «абсолютная Пустота». Как понять непонятное, измерить неизмеримое или ощутить неощутимое? Ни времени, ни материи, ни пространства…

В глубинах бесконечного Абсолюта зародилась энергетическая частица, пронизанная великой идеей. Океан цифровой информации, воспринимаемый, какбинарный поток из элементарных нулей и единиц, хлынул в пустоту, постепенно упорядочиваясь, систематизируясь, теряя изначальную случайность и приобретая некую осмысленность. Дойдя до критической точки и наполнив бесконечную пустоту энергией мысли, частица приобрела разум, но по-прежнему находилась везде и нигде одновременно. Тогда она начала осознавать, что в предназначении не достигла границ величия. Ей захотелось творить…

Вся необъятная энергия частицы в одно мгновение свернулась в микроскопическую точку квантового размера и несгибаемой волей разума возродилась вновь. Она создала из изначального нуля пространство и материю, подчиняющуюся в процессе развития новым придуманным законам времени.

Это был «Большой взрыв», в результате которого зародилось все сущее, и из ничего появилось все: Вселенная, мироздание, планеты…  А я стал невольным свидетелем его мощи…

Трехголовое огненное чудовище, сверкающее золотой чешуей в свечении желтого карлика, раскрыло пасть и…  Химера вдохнула волею случая девственную жизнь в железное ядро, бывшее космической пылью звездных гигантов.

Я наблюдал за извержением лавы из кратеров вулканов. Следил за тем, как прямо на глазах вздымались ввысь горы и затем бесследно распадались. Это боролись за место под солнцем тектонические плиты, сотрясая землетрясениями хрупкую поверхность. Смотрел, как с сумасшедшей скоростью бороздят пространство, разрываемое молниями, огромные смерчи, внутри которых вращаются перегретый пар, газовые испарения и куски остывшей магмы. Любовался величественным возникновением из ниоткуда ужасающих «Черных Башен Сатаны». Они пронизывали туннелями пространственно-временных потоков каждый километр неокрепшей земли, фиксируя ее жесткой стальной сетью. Видел, как разливаются безбрежные океаны, в недрах которых рождаются первые зачатки жизни. Так появились постоянно преображающиеся флора и фауна, итогом развития которых стало появление на гладиаторскую арену человека.

Вскоре я уже наблюдал за тем, как устремлялись к небу и превращались в руины города, оставляя после себя лишь серый прах. Бесчисленное количество раз возникали, развивались и умирали целые цивилизации, погрязнув в жестоких кровавых войнах и техногенных катастрофах. Люди становились все безумнее, изощреннее и фанатичнее в способах убийства не только себе подобных, но и всего живого на планете. Вечная борьба между добром и злом, завязанная на хитросплетениях ненависти, любви и насилия…

Планета вновь и вновь лишалась жизненных сил, предчувствуя предначертанную судьбой или истинным разумом смерть, но возрождалась из пепла, словно мифологический феникс. Она начинала обновленную жизнь на пути к бесконечности и еще один виток в истории человечества.

Я проживал в одно мгновение миллиарды человеческих жизней: от божественного момента рождения и до всегда неприятной смерти. В разных обликах, лицах, с неповторяющейся судьбой и бесчисленными вариациями выбора. Из каждой жизни я выносил лишь что-то по-настоящему значимое и важное, обучаясь чему-то вновь, исправляя прежние ошибки и обретая новые качества. Чувствовал в один и тот же момент всю гамму чувств: страдание и наслаждение, радость и грусть, восторг и отчаяние, злость и страсть…  Получал бесценный опыт собственной души, стремящейся в разрезе вечности к совершенству и гармонии.

Я был везде и нигде…  Одновременно всем и ничем…  Практически божеством — огненной Химерой. Чувствовал, что здесь и сейчас в моих руках — начало всех начал…  Хотя разум познал лишь мгновение, но даже оно воплощало в себе вечность…

Показалось, что в нескольких метрах от себя, на фоне неоглядного космоса и тусклого свечения Млечного пути, я увидел мифического допельгангера. Почти точную копию меня самого, вплоть до самых мелких деталей. Только от него исходили потоки злобы и ненависти ко всему живому. Невиданной силы, зашкаливающей за все разумные пределы, сравнимой лишь с силой атомного взрыва. Все это клокотало и бурлило внутри его темной сущности, изредка прорываясь солнечными протуберанцами. Каждая мышца тела напряжена и готова к беспощадному убийству. Пальцы сомкнуты в кулаки, а суровый взгляд буравит меня с нескрываемым отвращением и презрением. Отличие лишь в том, что он прозрачный, и его тело пронизывают тысячи темно-синих кровеносных сосудов.

Я не отводил взгляда и продолжал смотреть ему прямо в глаза, спокойно, без страха. Его тело, словно пластилин, трансформировалось в незнакомого мне человека, полностью теряя сходство, и становясь еще более прозрачным, пока совсем не растворилось. Бурлящая первозданная энергия переполнила меня, и я вновь отключился…

* * *

Город за окном, погруженный в густую вязь тьмы, пестрел блеском неоновых вывесок и ярких огней окон прилегающих домов. Я по-прежнему сидел в кожаном кресле и сжимал в руках зловещую фигурку. Внезапно голову накрыло волной нестерпимой боли, словно от взрыва осколочной гранаты в ограниченном объеме черепной коробки. Тут же, с появлением боли, ушли в глубину подсознания приобретенные навыки и знания, вернув меня к зачаточному уровню «младенца».

Бросив окровавленный амулет на стол, я поднялся с кресла и с трудом подошел к старинному зеркалу, висящему на стене. Выглядел я неважно. Лицо неестественно бледное, перепачканное загустевшей кровью из носа. Отекшие глаза почему-то разного цвета. Как у Рихтера…  Странно это все…

Рубашка тоже не избежала возмездия. Она уделана темными пятнами крови почти до живота. Тело гудело от усталости, безумно хотелось спать.

Самым правильным решением было отправиться домой, что я, не раздумывая, и сделал. Всего несколько шагов по ступенькам, и за спиной, откуда-то со второго этажа послышался дикий смех гиены. Он вызывал в сознании боль, как будто что-то вгрызалось острыми зубами в плоть на кончиках пальцев. Мистика…  Но мне не хотелось подниматься наверх и разбираться с этим весельчаком. Я спустился по лестнице и вышел на улицу, попутно вызывая по сотовому такси. Слишком устал, нужно отдохнуть…

ГЛАВА ПЯТАЯ ДВЕРЬ В НИКУДА ИЗ НИОТКУДА

Екатеринбург, 24 декабря 2011 года, / Поезд Екатеринбург — Москва, 25 декабря 2011 года

Сегодня утром я проснулся в уютной кровати, и что важно — в собственной. К тому же не от того, что кто-то наглым образом потревожил сон. Все проще — я невообразимо устал спать. Да, и такому суждено было случиться в жизни.

Обычно раздражающий будильник мирно шелестел черными усами-стрелками на прикроватной тумбочке. Он даже и не думал трезвонить шутовской шапочкой с бубенцами, и этим пробуждал во мне сладостное умиление.

Быть может, будильник испугался недавних угроз? Что я там говорю ему спросонья?.. Клянусь выбросить его в окно, прямо под колеса несущихся автомобилей. Отправить в мусорное ведро, где ему самое место. Познакомить с многотонным прессом, который в секунды превратит бедолагу в металлическую котлету. Все-таки вряд ли…  Ну, не похож он на впечатлительную особу. Все намного бесхитростней — не заводил я его вчера…  Как и позавчера, и позапозавчера…  Я же в отпуске…

Вот оно, персональное «Авраамово лоно» в миниатюре — место, где нет душераздирающего скрежета коварного будильника. Нет убивающих сознание телефонных звонков. Нет удручающих и тягостных понедельников. И главное, нет бессердечных, всевластных и ничего не понимающих руководителей. Тех, которых хочется сравнить с чем-то резиновым и иногда источающим аромат клубники. Как же я безгранично рад тому, что Рихтер отличный начальник — редкое исключение из этого правила.

Я принадлежал только себе и делал все, что захочу. То есть, в основном ничего не хотел и ничего не делал. Вот уже неделю я непрерывно бездельничал, и казалось, что с каждым днем отдыха я все сильнее в нем нуждаюсь. Не было этому ни конца ни края, и не вырваться мне из замкнутого круга. Чем дольше отдыхал, тем большую усталость испытывал. Ее нельзя сравнить даже с изнеможением от работы грузчика. Такого, которому приходится разгружать мешки с мукой весом в полцентнера часов по шестнадцать в сутки.

Но жизнь, несмотря ни на что, божественно прекрасна, и об этом хочется кричать во всю ширину луженой глотки, на весь земной шар! Пожалуй, эту эйфорию не описать всеми словами мира, ни на одном языке. Намерение было настолько сильным, что я пополнил список заветных желаний еще одним пунктом. Под номером одиннадцать — «поорать на вершине зеркального небоскреба». Разместилось оно между «прокатиться на огненно-красном жеребце «Ferrari», разогнав его до максимума» и «плюнуть с верхнего уровня Эйфелевой башни на головы беспечных парижан».

В отпуск меня отправил Альфред, отблагодарив за плодотворный труд, несмотря на то, что отработал я чуть больше месяца. Следуя его совету: не спорить, я не стал отказываться от предоставленного кусочка счастья. Выполнив все пожелания Рихтера, получил его благословение и добротные премиальные, немного недотягивающие до бюджета Княжества Лихтенштейн.

Конечно, он переоценил мой титанический вклад в наше общее дело. Не был труд настолько хорош, даже для новичка.

Пару раз меня нагло кинули на деньги — других слов не подберешь. Подсунули состаренные китайские подделки вместо антиквариата. Однажды я по черепушке получил, да так, что сознание ненадолго покинуло меня. В отличие от ценностей и «лишних» денежных средств, утраченных навсегда во мраке беспредела.

Но Рихтер убеждал в том, что так бывает со всеми, и даже с ним, почти один в один. Может, он и сочинял чуть-чуть. Хотя, вернее сказать, много привирал, но это вселяло необходимую уверенность в собственных силах.

Время бежало галопом, неистово ржа и брыкаясь на ходу, словно вырвавшийся на волю мустанг. Появлялся бесценный опыт, иногда даже положительный. Зарождались негласные каноны, от которых я больше не отступал. И все вроде налаживалось…

Ну, или мне так хотелось думать…

Всему в мире свойственно заканчиваться, рано или поздно. Исключением не стал и скоротечный отпуск. Смешные усы на будильнике застыли по обе стороны числа двенадцать, больше походя теперь на озлобленные брови.

Из этого следовало два события. Во-первых, нужно вставать, пока враждебные часы не покусали. Во-вторых, до поезда не так много времени, и его нужно использовать с умом.

Сегодня я отправляюсь в Москву, в важную командировку вместе с Рихтером. По поводу ответов на таинственные вопросы. На встречу с загадочным человеком, личность которого окутана маревом конспиративности. Да, именно так и никак иначе. Это все, что я смог выпытать у Рихтера, несмотря на всю свою твердокаменную настойчивость.

Дорожная сумка упакована еще в прошлые выходные. Электронные билеты на поезд «Благовещенск — Москва? 349Ч» забронированы. Места в дешевом плацкартном вагоне. Все, как потребовал Рихтер, который категорически отказывался ехать в купе. И никакие доводы здравого смысла не могли его переубедить. Хорошо хоть он не попросил места у туалета, чтобы в полной мере хапнуть заряд экстрима от такой поездки.

* * *

Ярко-желтый автомобиль с оранжевым фонарем на крыше и шашечками на борту остановился со скрипом тормозов прямо «под варежкой». Я сунул мрачному таксисту пачку мятых купюр из заднего кармана джинсов, не утруждая себя пересчетом, и захлопнул дверь. Было там, конечно, больше, чем мы договаривались. И даже намного значительнее, чем совесть позволяла ему попросить, но это не столь важно сейчас. Для хорошего человека не жалко. Он сдержал обещание довезти меня быстро — «немного пренебрегая ограничением скоростного режима», я сдержал свое — «отблагодарить его, как следует».

Водитель пересчитал купюры, и я получил знаковый жест одобрения — поднятый вверх большой палец правой рукой. А еще улыбку, полную восторга, которая украсила угрюмое лицо пожилого водителя с восточными корнями. Я еще раз махнул на прощание, и таксист не спеша, словно сонная муха, отъехал от железнодорожного вокзала.

Перед собой я увидел памятник славным героям Великой Отечественной войны. На постаменте из серого уральского гранита в едином порыве слились рабочий-металлург и его мужественный сын-танкист. Монумент был величественен и несокрушим. Как и несгибаемая воля людей, которых он стремительно поднимал ввысь манящих огней миллионов звезд. Памятник вдруг замерцал холодным серовато-голубым свечением, и по поверхности потекли к земле электрические разряды.

Что вообще происходит? Невероятно…  Можно, конечно, предположить, что это явление вызвано скоплением атмосферных разрядов. Но на небе, как назло, не было ни облачка. Других вразумительных объяснений в голове не нашлось. Мистика…

К тому же видение становилось с каждой секундой все фантастичней. Мне казалось, что я вижу, как люди на памятнике…  оживают.

Окаменелые груди героев великой битвы вздымались от тяжелого дыхания. В их глазах зажглись бессмертным пламенем героизм и самопожертвование. Каждая клетка их тел пропиталась сдержанной, глубокой скорбью.

Суровые люди, как и время, в которое они жили и умирали…  Жестокие, леденящие душу воспоминания, живущие по сей день в памяти и сердцах людей. Их ни каленым железом не выжечь, ни топором не вырубить.

Теперь я даже слышал отголоски бессмысленных побоищ. Взрывы, залпы тяжелых орудий и автоматные очереди. А еще предсмертные стоны…

Моргнул и галлюцинации исчезли. Сердце в бешеном ритме молотило о грудную клетку, разгоняя вязкую кровь. Лоб покрылся холодной испариной, руки дрожали. Воздуха катастрофически не хватало. Но не только от тревожных видений, а еще и от страха вновь все потерять и начать жизнь с нуля. Как в далеком две тысячи восьмом…  Только сейчас я осознал, что за все время я ни разу не был на вокзале. А если это случится вновь? Чертовы наваждения, без жалости терзающие сознание.

Состояние постепенно пришло в норму. Теперь мне почему-то дико хотелось есть, так что буйвола бы целиком проглотил, словно гигантская змеюка-переросток. Как-то я упустил сегодня этот момент, а вот бдительный желудок нет. Он нетерпеливо урчал, перебирая гамму различных тональностей.

Я потихоньку подкрался к вокзалу, пробравшись через плотную толпу ужасно нескромных нелегальных бомбил. То еще зрелище…  Они толкались и галдели, окучивая клиентов, словно оголодавшие чайки, дерущиеся за черствый кусок хлеба на морском берегу.

Информационное табло на освещенном, как днем, здании вокзала «Свердловск-Пассажирский» подсказывало, что до прибытия поезда осталось пятьдесят семь минут. Вполне достаточно для того, чтобы немного перекусить. Как говориться, червячка заморить, без меры прожорливого и всеядного.

Заприметив ближайшую закусочною с глубокомысленным названием на неоновой вывеске: «В гостях у Самаэля», я на свой страх и риск проследовал к дверям. А пугаться и удивляться здесь было чему. Это вам не визит в чопорный и изысканный французский ресторан.

Интерьер забегаловки угнетал безвкусием. Покрытые слоем черной мерзости стены, помнящие аромат свежей краски во время ремонта в прошлом веке. Тряпичные диванчики в удручающе дряхлом состоянии. Грязь на них не только виделась невооруженным глазом, но и ощущалась обонянием. Деревянные столы без скатертей завалены горами грязной одноразовой посуды. Ее, видимо, вообще предпочитали не трогать, чтобы не беспокоить клиентов по пустякам. Да и музыка соответствующая — мрачная и злая, как в культовых фильмах ужасов. В свое время это место, вероятно, было настолько же восхитительно и прекрасно, насколько ужасно и отвратительно сейчас.

Помещение до отказа забито типичными представителями привокзальной «богемы». Беспробудные пьяницы бомжеватого вида со стойким запахом тройного одеколона. Эти постоянные клиенты со скучающими физиономиями располагались вокруг барных столов, заставленных пивными кружками и бутылками из-под сивухи. Вероятно, пьянчужки ждали случайного собутыльника с «бухлом», обязательно небрезгливого и принципиально не пьющего в одиночестве.

Агрессивно настроенная молодежь в спортивных костюмах, бросающая презрительные взгляды в мою сторону. Парни кучковались на диванах, вальяжно развалившись на них, словно мартовские коты на солнце. «Хлопцы» увлеченно резались в нарды, сопровождая игру заливистым смехом и улыбками. Здоровые, мускулистые, с воротником из кудрявых волос и бульдожьими цепями из турецкого золота в палец толщиной. Лица кавказской национальности — так их обычно называют.

Между столами шныряла парочка малолетних беспризорников. Грязные, вонючие. С болезненно-сероватыми лицами и беззубыми улыбками. Из одежды на них только тряпье на три размера больше. Выглядели они как минимум странно, как максимум — попросту омерзительно. Босяки настойчиво и хамовато просили мелочь на корочку хлеба. Видимо, попрошайки считали, что кто-то им чем-то обязан в жизни. Сомневаюсь, что деньги сиротинушки собирали на еду. Скорее, на покупку клея «Момент» и полиэтиленового пакетика в ближайшем ларьке, для того чтобы избавить себя на несколько часов от однообразной жизни. Так они могли отправиться в мир манящих галлюцинаций, оставив почти бездыханное тело на холодном бетонном полу в подвале. Ну, не видел я в них мук от недоедания…  Горы неоприходованной еды на столах, щедро облепленной неразборчивыми мухами, их не интересовали.

Попадались, конечно, тут и редкие гости — приезжие пассажиры. Как и я, заблудившиеся и случайно забредшие на «пир во время чумы». Из разношерстной толпы их выделяло натянутое приличие, выпученные от шока глаза и скорость заталкивания тошнотворной пищи, от одного лишь вида которой становилось не по себе.

Впрочем, схожесть с рестораном все-таки была — заоблачные цены с разорительным для кошелька эффектом. Доступные зажравшимся олигархам, а не среднему классу, который вкалывает по двенадцать месяцев в году. Сравнимые лишь с ценами в баре космической станции, подвешенной в первой точке Лагранжа системы «Земля — Луна».

И все же впечатления от кафе не смогли побороть голод, звериным рыком разрывающий желудок. Решил все-таки перекусить.

— Добрый день! Что можете посоветовать? — спросил я продавца, подходя к барной стойке, заваленной жирными чебуреками.

Выглядел «буфетчик» необычно, но вполне вписывался в жутковатый колорит заведения. Он напоминал сатира. Широкоплечий, плотного телосложения, с угольной промасленной бородкой, похожей на козлиную. Бегающие черные глазки и тело, покрытое густой шерстью. Одет он в белую майку со следами масленых отпечатков пальцев. В районе груди на ней красовался «бейджик» с нацарапанной надписью «Silbi». На голове разноцветная чалма, намотанная достаточно плотно. В руках бусы-четки из лазурита и малахита с подвеской из серебристого металла в виде уробороса — свернувшегося кольцом змея, пожирающего собственный хвост.

Завершала образ одна немаловажная деталь — стойкое амбре перегара. Такой концентрации, что даже у ко всему привычных мух дыхание перехватывало, и они падали замертво, прямо в чебуреки.

Может, у продавца и были копыта и рога, но я их не видел по понятным причинам. Ну, не говорить же ему: «Эй, ты, сними чалму…» Ну, или: «Эй, ты, выходи из-за стойки, предъяви копыта…» Да и черт с ним, с сатиром…  Тьфу, тьфу, тьфу…

— Посоветовать, говоришь…  Советую не выпрашивать советов у незнакомых человеков…  Неблагодарное дело. Ничего они не принимают с таким отвращением, как советы, — сказал он с грубым кавказским акцентом, не утруждая себя даже кивком для приветствия.

— У меня хорошая память — вы же Аддисона цитируете? Вы образованней, чем мне показалось вначале.

— Это не какой-то «патиссон» сказал, а Силби…  Что, читать не могешь? — тыкая пальцем в грудь, пробурчал продавец.

— Неважно…  Я вас лишь просил посоветовать, что мне из еды выбрать.

— Я тоже про нее…  И я уже ответил. Причем в расправленной форме. Здесь еду продают, а не советы раздают. Я ведь бармен. Может, ты не туда забрел?

— Хорошо…  Что-нибудь есть, кроме пирожков? — кивая на поднос, спросил я.

— Не пирожки. Чебуреки. Глядишь тоже плохо?

— Р-р-р-р-р…  Что-нибудь, кроме чебуреков, есть? — задал я новый вопрос, чувствуя, что закипаю, как чайник на плите.

Скоро либо свисток выбьет, либо крышку сорвет.

— Обижаешь. Конечно, есть. Еще пирожки с мясом.

— Ой, б… бл…  Меню есть?

— Как без него? Надо было начинать с этого, — ехидно ухмыляясь, сказал он и бросил новенькую кожаную папку на барную стойку.

Видимо, до меня к ней ни одна рука не прикасалась. Белоснежный листок внутри папки еще источал запах типографской краски. Хотя дата, указанная в меню, говорила о том, что напечатан он в далеком августе восьмого числа восьмого года. Да, часто же его спрашивают, а еще чаще меняют!

— Ну, что встал, выбирай? Очередь задерживаешь, — вздыхая, торопил меня сатир.

— Все есть, что в меню? — поинтересовался я, обернувшись.

К моему удивлению, толпа людей за моей спиной отсутствовала. Странный он все-таки…

— Все! От начала до конца…  Или от конца до начала…  Как тебе угодней будет.

— Вот это, вот это и это, — тыкая наугад в листок, сделал я заказ.

— К сожалению, этого сейчас нет. Давай еще раз. Потычь пальцем.

— Вы же говорили, что все есть.

— Да, Силби говорил. Я же не отмахиваюсь от слов. Все есть, кроме это…

— Тогда это и вот это…

— Еще выбирай — не угадал, — пропел сатир и заржал на все заведение, привлекая внимание разносортных посетителей.

— Вы издеваетесь? Черт! Да я уже в третий раз…

Вулкан терпения взорвался и разбрасывал теперь перегретую лаву злобы наружу, заливая все вокруг.

— Цыц…  Даже не думал! У меня по субботам один-единственный законный выходной от издевательств и унижений греховной плоти. Должен я хоть когда-то бездельничать…

Ничего не понял я из его бессмысленных слов, но эффект был потрясающий — я заткнулся.

— Шучу я…  Шучу…  И вообще, в чем меня винить? В том, что ты не туда тычешь? Что зазря горланишь и брызжешь слюной? — спокойно произнес он и уставился щелками крысиных глаз.

— Ладно, попробуем по-другому…  Мясо есть? — сменил я тактику и положил закрытую папку на барную стойку.

— Есть мясо.

— Свежее?

— Свежее не бывает, недавно еще бегало, — продолжил истерически смеяться на публику сатир, закрывая лицо грязными руками.

— Я понял, что у вас отменное чувство юмора. Вам бы в цирке выступать…  клоуном. Мне тогда мясо, какой-нибудь гарнир, кусок хлеба и стакан газированной воды. Вам все понятно?

— Обижаешь, — протянул «повелитель чебуреков».

Вскоре он выставил на стойку стеклянный стакан «Coca-Colа» с налитой в него шипящей мутно-бурой жидкостью. Чуть позже — тарелку с чебуреком, обильно посыпанным свежим, мелко накрошенным укропом.

— Не берут в цирк — наружностью, говорят, не подхожу. Не смешной. Веселиться никто не будет…  Тухлыми яйцами и помидорами дети закидают, — добавил он с нотками грусти и вздохнул, выпуская очередную порцию перегара.

— Ну а вы что хотели?

— Разница для тебя имеется, чего я хотел? — с иронией спросил сатир, поправляя чалму.

— Верно…  Нет разницы. Можно поинтересоваться, что это?

— Это? Если глобально, то райская пища, дарованная нам…  Как его там кличут-то…  Господом Богом. Если поближе к земле, то всего лишь твой заказ, над которым горбатились десятки человеков. Чтобы ты рык в своем чреве заткнул. Один скотинку выращивал, другой ее жизни лишал. Третий потрошил и на куски разделывал. Еще один пшеницу растил, а другой ее в муку молол…  Думаю, ход мыслей ты понял. Если добавить конкретики и углубиться в суть, то заурядный чебурек. Продолжать?

— Вижу я, что это долбаный чебурек…  — заорал я, раздирая глотку и багровея.

— Ну а зачем тогда бестолковые вопросы задаешь? Не жалеешь ни моего времени, ни своего, — произнес сатир, причем ни одна мышца на невозмутимом лице не дрогнула.

— Просто я хочу знать, почему передо мной сейчас именно он? Это не то, что я просил.

— А что не так? Все, как заказывал, и есть…  Мясо — свежее не бывает, и как раз внутри чебурека спрятано. Тесто снаружи, ну и…  — разведя руки в стороны, пропел бармен, — та-дам…  гарнир из зелени. А, еще про воду забыл сказать…  Но с ней тоже все отлично. Видишь, сколько пузырьков? Сам старался. Каждый по отдельности с любовью укладывал, чтобы такому уважаемому гостю, как ты, угодить. Я ведь всегда рад посетителям. Особенно пилигримам, ведь они так редко появляются.

— Разве? И как в вашу изумительную логику укроп вписывается?

— Опять двадцать пять…  Так вроде принято сказывать? Хотя пофиг…  Да замечательно вписывается. Укроп — листовой овощ. Гарнир предпочитают делать из овощей. Ну вот и ешь мясо с гарниром. Сам не знаешь, что хотел. И меня от дел отвлекаешь. Плати давай, я другого не продам. Устал от тебя.

— Ну, вы хоть тарелку поменяйте, там вон грязь на краях, — указывая пальцем на пятна непонятного происхождения, потребовал я.

— Ты же тарелку жрать не собираешься? Я, во всяком случае, рассчитываю…

— Нет! Похоже, что я могу это сделать?

— Откуда мне знать, я тебя в первый раз вижу…  И глаза бешеные. Чего угодно ожидать можно. Того и гляди в глотку вцепишься, — стирая жирными пальцами с краев грязь, пробурчал под нос «властелин жирных пирожков». — Нудный ты…  Все готово, забирай!

Слова у меня закончились. Я вытащил из кошелька купюру и протянул напыщенному хаму. Она тут же исчезла в его карманах. Теперь он с довольным видом протирал пивную кружку, смотря в упор на меня, и улыбался во все тридцать два зуба.

— А сдача?

— Что с ней?

— Нормально с ней все, только вы ее не дали. Там целых сто рублей.

— Ты еще, оказывается, и мещанин. Мелочный такой людишка. Скупой до безобразия. За ломаный грош родную мать удавишь. А кто, по-твоему, мне за нервные клетки должен заплатить?

— Дело не в мелочности, а в принципе!

— Вот теперь оно как обзывается. Отстаю от жизни, аутсайдером скоро сделаюсь, — с досадой произнес сатир и состроил удивленную гримасу.

Он бросил в расстройстве на прилавок мерзкое грязное полотенце. Затем встал в боксерскую стойку и завращал кулаками: — Ну, тогда словами тебе отвечу. У меня в принципе нет сдачи. Придется дубасить меня, чтобы ее забрать. Жалобную книгу дать? Или избираешь мне паяльником на лбу свое нытье выжечь, как изверг Хайрулла?

— Ахинея…  Да ничего я не буду…  Спасибо за великолепный обед, — язвительно произнес я, подкрепляя слова натянутой улыбкой.

Чтоб ты этими чебуреками подавился…  Последнее я произнес не вслух, а про себя, к тому же почти шепотом.

— Слушай, не нравится — не хавай. Хамит еще. Иди вон в «McDonald» s» и уплетай там, сколько заберется в тебя…  Хрю…  Хрю… , - и снова в ушах зазвенел его дегенератский и одновременно пугающий смех.

Я попытался не обращать на это внимания и продолжил движение к столику, за которым стояла парочка бомжеватых мужчин. Не то чтобы они выглядели лучше, чем другие. Остальные места были заняты. Первый — седой старик, похожий на Деда Мороза. Только немытого, без мешка с подарками, без обмундирования и без Снегурочки. Да и великой целью осчастливить всех детей он тоже не грезил…  Не его уровень…  Второй был чуть помоложе и менее бородатый, но такой же грязный и неопрятный.

— Будь осторожней с желаниями, — добил меня словами бармен, словно выстрелом в голову. — Они иногда сбываются в самый неподходящий момент.

Что-то показалось странным в его фразе…  Но вот что?

Я обернулся, но он уже не обращал на меня внимания. Да и вообще, судя по виду, забыл о моем существовании. Сатир увлекся теперь перекладыванием чебуреков из одного подноса в другой. При этом он усиленно шевелил губами, изобразив на лице неподдельное трудолюбие.

Гениальное времяпрепровождение…  Плюс сто пятьсот…

Единственное, что я теперь знал точно, это то, что если в мире и существует кровавый ад Сатаны, то он должен обязательно выглядеть именно так. Как объятая пламенем кухня за спиной бармена в этом злачном заведении. С черной копотью. Зловонной гарью. С чугунными чанами булькающего масла, кипящего со времен начала бытия. В них обжаривают грешников на пару с чебуреками. После чего скармливают их самим же нечестивцам, погрязшим в агонии вечных мук. А сам бы продавец там тоже без работы не остался. И должность бы получил не последнюю.

— Можно к вам присесть? Или, вернее, привстать, — спросил я у бомжей, подойдя поближе.

— Да, конечно, что мы, нелюди, разве, — разгребая завалы бутылок на столе, ответил мне «Дед Мороз». — Вставай, насколько хочешь и как тебе влезет!

Я сгрузил на столик поднос с так называемой едой и попытался успокоиться. Медленно и плавно задышал. Мысли о приводящем в бешенство Силби улетучивались. Мне почти удалось побороть волнение…

— Ответы в тебе, — монотонным голосом произнес второй мой компаньон в трапезе, который выглядел сейчас как философ в часы размышления.

— Что…  Что вы сказали? — в крайней степени удивления спросил я его.

Пульс участился. Башенки спокойствия трещали по швам, потеряв прочный фундамент в болоте бессмыслицы. Вновь мне говорят про какие-то ответы в себе. Что за фигня творится?

— Я говорю: котлеты себе…  Ну, эти…  Которые в булочке с кунжутом…  Не бери, когда в «McDonald» s» придешь. А лучше вообще не ходи. Ни к чему тебе чужеродная еда и питье, русской душе противное. До добра не доведет, поверь бродяге. Я много чего видел и пробовал. Тебе такое даже в страшном сне не приснится. А не хочешь мне верить, поверь Силби. Он много знает и всегда говорит правду. Конечно, когда хочет.

— А…  Послышалось, видимо…  И что с ними не так? Мне даже интересно.

— Интересно? Это хорошо…  Была тут одна история пустяковая с моим закадычным другом. Ну, как с другом, со знакомым…  Да и незнакомый он мне вовсе, так, бухали с ним до желтизны в глазах. Да еще по помойкам искали вещи несуществующие.

— Двигатель вечный, что ли, искали?

— Не-а, мы не по этой части. И вообще, не перебивай. В институте он работал. Мыслителем был когда-то давно, целую вечность назад. Хотя, может, всего и крошечку от нее…  самую крохотулечку. Не туда уже понесло что-то…  Неважно это совсем…  Предыдущее все сотри без сожаления и пощады, да заново начнем.

— Что стереть?

— Ну, эти рассуждения из памяти сотри. Лишнее…  У меня другая мысля зародилась.

Странный он все-таки. Такое впечатление складывается, что он на самом деле о себе рассказывает. Ладно, посмотрим, что дальше будет.

— Все сделано, учитель, слушаю и внимаю, — съязвил я, но бомж этого и не заметил.

«Философ» выловил из кучки мусора на столе грязный стакан с непонятной жидкостью, допил и с умным видом продолжил: — В тридевятом царстве, в тридесятом государстве жил-был молодец. Не мудр он был, но и не глуп. Не красавец, но и не чудище лесное безобразное. Не злой он был, но и добрым не назовешь. Обычный он был, такой же, как и все, нейтральный. И вот однажды под покровом ночи в полную луну пришла к молодцу величественная «черная вдова». Будем так величать эту мамзель, надо же ее хоть как-то называть. Сама-то она уже и не помнит, как имя ее звучало. Да оно и понятно, старенькая. Столько жизней прожить…  Душа у «вдовы» была чернее черного, но тело молодое и красивое. Попросила его она о просьбе нелепой и несуразной. Хотя у каждого свои в голове рыжие тараканы шныряют.

— Какие еще тараканы? — уточнил я, для того чтобы поддержать беседу.

— Тараканы? Да разные… У кого покрупнее, у кого помельче. Сказка не об этом, не перебивай…  Но отказал ей молодец. Не буду, говорит, такими делишками гнусными заниматься. А она ему мешочком с золотыми звонкими трясет перед лицом тощим и посмеивается: «Будешь, куда ты денешься». На те деньги можно два раза по полцарства купить и еще бы на обмыть осталось. И сломалось что-то у «молодца» внутри, хрустнуло, как ветка на дереве вековом, внутри червями изъеденная. Сделал он гадость для нее, и отдала она ему обещанное…

— Причем тут котлеты, если не секрет, конечно? — перебил я увлеченного бомжа-мыслителя.

— Да что ты за кадр такой?! Все время перебиваешь. Слушай…  Пропустишь самое важное, — одернул меня «Дед Мороз» и поднес немытый палец ко рту. Радует, что к своему.

— Истину глаголишь, Аркаша, — назидательным тоном сказал «философ». — Но ты на него не серчай. Зеленый он еще.

— Да вижу я, Василий Федорович, что он только с грядки «вылупился». Ему еще расти и расти…

— Я вам не мешаю меня обсуждать? — спросил я с иронией, стряхивая на тарелку укроп с чебурека.

— Не мешаешь, — ответил бомж по имени Василий. — Тьфу на тебя, весь настрой сбил…  Салабон…  Вот как мне теперь продолжать?

— Не обращай внимания, рассказывай, — приободрил напарник и похлопал его по плечу.

— Да-да! Не обращайте на меня внимания — продолжайте.

— Короче, пошел он в магазин, прикупил самый дорогой коньяк, который увидел. «Ненси Хо», что ли, назывался…  В харчевне сандвич заморский взял. Он давно уже о нем мечтал. Год…  Может, полтора стекла закусочной до блеска нализывал, что даже после него и не перемывали, — бормотал «философ», сглатывая обильную слюну.

Ну вот, наверное, до котлет добрались, уже вперед. Все-таки он про себя рассказывает, теперь я в этом уже не сомневаюсь. Конспиратор фигов!

— Дак вот…  Устроился он, значит, на вымышленном троне поудобней и приговорил с ходу литрушку отвара божественного, в прикуску с чудом чужеземным. Дальше все как во тьме, ничего не помню. Вернее, знакомый не помнил…

— Я понял, что знакомый. Можно не уточнять.

— Только утром молодец узнал, что просьба «мамзели» вовсе и не такая уж и нелепая была. На самом деле, до мелочей продуманная. Он ведь оказался лишь снежинкой на айсберге, об который «Титаник» споткнулся и в морскую пучину ушел.

Хитросплетение его слов начинало меня напрягать. Нити связи со здравым смыслом ускользали из рук. Вроде он и не пил, но развозило его все больше.

— И?.. Котлеты-то причем? А вдова эта кто такая? Ничего не понял…

— Да что ты такой непонятливый! Ласты он склеил. Копыта отбросил. Душу господину отдал. Простите меня, конечно, многоуважаемый, но что вам больше нравится, то и выбирайте, — пробубнил «мыслитель» и уставился на меня не моргая.

— А с «черной вдовой» что случилось?

— Ничего не случилось. Живет-поживает, мед-пиво попивает, дальше гадости думает и козни строит. Но это другая сказка. Она еще не дописана, — закончил он и ткнул в чебурек грязным пальцем с кривым ногтем. — Будешь это жрать?

— Нет, это я для тебя купил. Так и знал, что понадобится. Сразу увидел, что ты голоден! — утопая в злости, бросил я.

— Хороший ты человек Во…  ва…  ве…  — начал хвалить меня «философ», но вдруг ненадолго запнулся и глянул по сторонам. — Вовек тебя не забуду!

— Приятного аппетита! — широко улыбаясь, произнес я.

Затем глотнул ядрено пузыристой, аж до слез, жидкости из стакана и направился к выходу. Они тут, что, все сговорились? Что творится у них в голове? Полная бредятина…  Какие там у Василия Федоровича тараканы — мадагаскарские шипящие? Алкоголь добил его и так обреченный мозг, и он теперь пишет сказки, рожденные галлюцинациями? Ладно, все к лучшему. Я хотя бы этой отравы не наелся, которую здесь чебуреком называют.

Хотя нет, все-таки отравился…  Зря я эту насыщенную «Силби-любовью» кока-колу хлебнул. И кто только этому напитку такое название придумал? В нем точно допустили ошибку — в первом слове должно быть две буквы «а».

— Дяденька, дай пяточек серебряный! — крикнул нагловато-хамоватый беспризорник и дернул меня за рукав.

— Что? Кто тебе сказал?.. Ты у меня его хочешь сп…  — выругался я, останавливаясь у дверей.

Руки уже обыскивали карманы. Монетка лежала на месте.

— Дяденька, у тебя точно кукушку рвет не по-детски. Мажоры без денег по кабакам не ходят. Просто так никто никому ничего не дает. Гони монету…  Пожалуйста!

— Да понял я уже. Вот держи соточку рублей. Клей только не нюхай.

— Что не делать? О-о! Благодарствую, милостивый государь, за добро такое вам вернется! — бормотал беспризорник и раздавал виртуозно-замысловатые реверансы с выпученными глазами. — Благодарствую, милостивый государь…  Благодарствую…

Но лишь до тех пор, пока не забрался в толпу ротозеев, где и растворился бесследно.

Сумасшедший дом, а не кафе. Псих на психе сидит и психом погоняет…  А где-то ведь еще управляющий псих должен быть.

— Не все, что ты видишь, на самом деле то, на что оно похоже. Удачи, пилигрим, она тебе еще понадобится. Силби знает, что в зеркале души все…  — бросил вслед бармен, но до конца я не расслышал. Дверь захлопнулась раньше.

Я сделал еще пару шагов, переваривая услышанное и увиденное, но тут мозг пронзила пугающая мысль. Словно серпом по яй…  по срамным причиндалам Урана, как сказал бы Рихтер. Только теперь до меня дошло, что показалось парадоксальным в его словах. Что так пугало и настораживало. Точно! Акцент…  Он произнес последние слова без акцента, на чисто русском языке.

Бежать отсюда без оглядки, бежать сломя голову! И чем быстрее, тем лучше…

* * *

Информационное табло показывало, что до отправки поезда еще одиннадцать минут…  Но стоял он на последнем пути.

Я побежал, словно ветер, по бесконечному обволакивающе-темному туннелю, расталкивая зазевавшихся пассажиров на пути. До тех пор, пока не увидел забрезживший нереально яркий свет в его конце. Пространство расплывалось от запредельной космической скорости. Еще немного усилий — и выскакиваю к манящему источнику, пролетая по три ступеньки за шаг.

Разбитый фонарь. На рельсах спит железный монстр. На небе одичавшая пузатая луна, освещающая безлюдную платформу. И больше ничего…  Странное ощущение, будто меня коварно обманули и чего-то лишили…  Может, всепоглощающего покоя…  В сторону бредовые мысли!

— Добрый вечер! Успел! — заскакивая на ступеньки поезда, сказал я проводнице со строгим лицом.

Она даже не улыбнулась и остановила меня на полпути раскрытой ладонью.

— Здравствуйте! Опаздываете, гражданин. Нехорошо это…  И неправильно. Поезд не должен ждать опоздавших. У него же расписание. Самым важным себя считаете, а люди страдают, когда давно уже ехать должны. Документы ваши предъявите и проездной билет, — отчитывала меня проводница.

Как будто она моя мать и мне лет четырнадцать. И я не на поезд опоздал, а домой приполз после недельного загула. Пьяный, укуренный и в изодранной одежде со следами крови. Хотя действительно странно…  Почему поезд по-прежнему на перроне? Минуты три назад должен был отправиться.

— Да что вы так все близко к сердцу воспринимаете? Ну, опоздал, со всеми бывает.

— Вот поэтому так и живем, что каждый только о себе любимом думает. Не бывает это со всеми. Все уже давно в вагоне сидят, вашу персону ожидают.

Проводница скрупулезно проверила каждую букву в билете. Потом долго смотрела то на меня, то на фотографию в паспорте. И лишь, когда ее все устроило, буркнула: — Проходите, господин Ветров, все у вас в порядке. Белье будете брать?

— Только шелковое, на остальное у меня аллергия. Чешуей покрываюсь и на людей бросаюсь, — попытался я ее рассмешить, проходя в вагон с милой улыбкой, но безрезультатно.

— Неуместны ваши несмешные шуточки. Как шут, ей-богу, себя ведете. Взрослый человек…  Еще шапочку с бубенцами в следующий раз нацепите.

— Вот, блин, забыл взять-то…

— Как только поезд тронется, я к вам подойду, — сказала она и отвернулась, давая понять, что разговор закончен.

Потертый временем вагон встретил меня мерзопакостным запахом китайской лапши «Доширак», перемешанной с ароматом грязных носков недельной выдержки, полутьмой и галдением «детей-энерджайзеров». Последние не желали ложиться спать, несмотря на «угрозы расправы», звучащие из уст усталых пассажиров. Родителей, как это обычно и бывает, и так все устраивало, и угрызений совести по этому поводу они не испытывали.

Маленький и незаметный Рихтер ютился в углу. У окна на нижнем сидении, прикрывая платком нос. Видимо, форточку он открыть не смог. Вот она — твоя сбыча мечт, пользуйся на полную катушку…  Зачем себя ограничивать? Прямо как в рекламе «Газпрома», точь-в-точь.

Альфред перелистывал толстенную книгу с безумным количеством страниц и еще большим количеством слов. Такой книгой и убить можно, если не духовно, то физически непременно. Причем читал он почти в темноте. Вагон освещался лишь светильниками дежурного освещения и луной за окном.

Похоже, он был очень увлечен, и я решил его не отвлекать. Положил сумку на лавку и сел напротив.

— Тебя в детстве не научили здороваться? — не отрывая взгляда от книги, обиженно спросил он.

— Добрый вечер, Альфред! Я думал, ты занят…

— Скорее уж ночь. И тебе доброй. Как отдохнул?

— Превосходно…  Лучше не бывает.

— Ну вот, теперь с новыми силами как попрешь вперед. Денег хватило?

— Еще даже осталось.

— Ну, и отлично!

— А почему мы не едем? Кого-то ждем?

— Я уж грешным делом подумал: тебя, но, оказывается, нет.

— Точно не меня. А мы вдвоем в купе едем?

— Сложно сказать, пока да.

— Это хорошо…  — произнес я и разлегся во весь рост на нижней полке, столкнув сумку в проход между сиденьями.

Простояли без позывов к движению мы не пять минут, и даже не десять…  а целых сорок. Зря, получается, на меня строгая проводница ругалась — не мешало бы ей извиниться. Наконец, по внутренней связи объявили отправку, и мы двинулись в долгий путь до столицы.

Через несколько минут в проходе нашего своеобразного купе нарисовались две фигуры: одна огромная, как скала, под самые фонари потолка, типичный «культурист». Я даже испугался на несколько секунд. И вторая — щупленькая, не габаритная и в глуповатых очках. Таких обычно называют «ботаниками». Почему-то попутчики ассоциировались у меня с героями мультика. Богатырь Алеша Попович, а рядом — забитый ослик Моисей. Да, недолго продлилась моя радость от комфортной поездки!

— Доброй ночи! Артем, — протягивая могучую руку, протрубила «глыба».

Что мне с его необъятной рукой делать? За палец разве что подержаться…

— Владимир, — представился я, здороваясь с громилой.

— Михаил, будем знакомы, — повторил за ним действие товарищ Артема.

— Доброй ночи, я Альфред! Приятно познакомиться! — выкрикнул из угла Рихтер и махнул ладонью.

— Взаимно, — синхронно отчеканили попутчики.

— Володя. Можно тебя так называть? — спросил Артем, сбрасывая большую сумку с плеча на пол.

— Да, конечно.

— Может, поменяемся местами? У меня верхняя полка, прямо над тобой. А эти жиденькие подпорки мнедоверия не внушают. Все-таки во мне два с половиной центнера живого веса. Мало ли…  Я не настаиваю.

— Договорились, — согласился я, ошарашенный зрелищем, которое прорисовала фантазия.

Еще бы…  Кровавое месиво любого впечатлит…

— Вот и хорошо…

— Может, за встречу? Да и повод есть, — усевшись на лавку рядом с Рихтером, спросил Михаил.

— Какой? — поинтересовался Альфред, убирая книгу в старинном кожаном переплете под подушку.

— Ну, что вы, граждане…  Совсем праздники не почитаете…  Рождество на носу. Не наш, конечно, праздник, но чужие обычаи тоже уважать надо. Елку и индейку я вам не обещаю, а вот коньячок добротный предложить могу, — многообещающе сказал Михаил, доставая из чемоданчика бутылку «Hennessy X.O.». — Нет среди нас противников алкоголя?

— А я вот как раз в «гости к Рональду» заскочить успел перед поездом, — подключился к уговорам Артем. — И на закуску, и на поесть всем хватит. Для себя брал поужинать. С запасом. Знал, что пригодится. И картошечка тут у меня, и салатики, и булочки их фирменные, — бубнил он себе под нос, заваливая разноцветными коробками и картонными стаканчиками малюсенький стол. Его спортивная сумка была забита едой под завязку.

Вот так все и началось — с тоста за знакомство. Сказать, что мы выпивали, это ничего не сказать. Скорее, мы участвовали в мировом чемпионате по литроболу, в категории скоростное употребление.

Волшебный чемоданчик Михаила радовал нас все новыми порциями французского зелья, появлявшегося, словно белый кролик из шляпы фокусника. Окончательно сбился я со счета на очередном тосте за Рождество, где-то на третьей бутылке…  или четвертой.

Конечно же, мы были не одни такие — традиции уважали многие. Но шумели мы уж точно громче всех.

Летящий поезд перестукивал колесами. Голод сдал свои позиции под гнетом сорокоградусной воды вперемешку с гамбургерами. Настроение и вагон вместе с ним становились все прекрасней…

— Вот ваше белье, — пропела проводница, обрывая мои мысли. — Вы уж простите, что так долго к вам шла. Начальник поезда на планерку собирал. А еще извините, что нагрубила вам…

Проводницу было не узнать, причем преобразилась она явно в лучшую сторону. Она стала ласковой, улыбчивой и смотрела на нас преданными глазами, как побитая собачонка.

— Устала я от бардака и детей неугомонных в вагоне, — продолжала оправдываться она, теребя верхнюю пуговицу на форме. — Давно едем. Вот и срываюсь почем зря. Может, вам чай или кофе?

— Да ничего страшного, — ответил за всех Артем. — Мы попозже кофе закажем. С коньяком подадите?

— Если надо, сбегаю в ресторан, — ответила озадаченная проводница.

Судя по эмоциям, она с трудом подавляла в себе желание уже за ним побежать.

— Не стоит, сами справимся. Я пошутил.

— Я, наверное, свободна? — как-то неуверенно спросила проводница.

— Ну, мы вас вроде железными наручниками к батарее не приковали, у нас все по согласию…  Если желаете, то присоединяйтесь, — попытался отвесить шутку Михаил, освобождая для нее место.

— Пожалуй, я лучше пойду, если вы, конечно, не против, — протянула она и, не услышав просьбы остаться, испарилась где-то в коридорах вагона.

— Что с ней случилось? Кто это ей на хвост наступил? — разорвал я молчание, повисшее в тяжелом воздухе. — То хамит безбожно, то извиняется за все сразу.

— Тебе тоже нагрубила? Меня без порошка стирала. Типа из-за таких, как я, скоро колеса у поезда квадратными станут, — сказал «Алексей Попович», потянувшись почти от одного окна до другого. — Говорит: тебе надо сразу три билета в кассе покупать.

— Она и мне дерзила. Палочкой я ей, видите ли, весь пол истыкал. Летать мне, что ли, учиться, — потряхивая посохом с серебряным набалдашником, причитал захмелевший Рихтер.

— И мне…

— Ну, тогда я за всех нас отомстил, профилактику не зря ей провел, — похвастался Артем, потирая ручищи и ухмыляясь.

— Ты хоть ее не бил своими кувалдами? — возмутился Миша. Затем вытянулся струной, сощурил глаза и подбоченился.

— Нет, конечно. Что я на зверя похож? Слова гораздо убедительней, чем тумаки.

— Если начистоту, то сходство есть…  Вон ты какой здоровый! Я даже испугался, когда ты в купе наше свернул, — сказал я на полном серьезе.

— Ну, что ты так, Владимир. Я же добрый на самом деле.

— Ага, прям крокодил Гена, — разошелся не на шутку его товарищ. — Осталось гармошку купить и в зоопарк устроиться! Словами он ее убедил…  Авторитет ее твой покорил, который два метра в обхвате, — несильно ударив в живот Артема, протараторил улыбчивый Михаил.

— Я ведь могу и обидеться — без меня будете пить, — надув по-детски губы, пробубнил громила.

— Все-все…  Завязываю…  Рот на замок, замок на ключ, а ключ в непроходимое болото.

— Да, наговорила гадостей кучу…  Думала, счастливей станет? — произнес я и постучал пустым стаканом по столу.

— Ковш с помоями вылила…  Одинаковые примерно ощущения, — согласился Артем и на автомате повторил жест.

— «И, как пчелы в улье опустелом, дурно пахнут мертвые слова…» — нараспев процитировал строчку из чьих-то стихов Рихтер и уселся с задумчивым видом. Словно мыслитель в часы прозрения, подперев подбородок рукой.

— Бегу-бегу, мальчики…  Сейчас все будет, — голосом бабули передразнил Михаил и приступил к выполнению прямых обязанностей.

— Что бы мы без тебя делали, Миша? — произнес я, ободряя его довольной улыбкой.

— Да, куда вы без меня-то…  пропадете.

— Мощь слова и сила его истинная сокрыта внутри нас. Только мы легитимны над собой и собственной совестью. А слово — это неподкупный всеми деньгами мира инквизитор с мечом правосудия в руках. Он, может, нам как помочь, так и навредить. Волшебным образом исцелить или убить. Поработить грешную душу или дать неограниченную свободу…  — ронял твердые как камень слова Рихтер.

— Этому больше не наливать, — вставил пять копеек Михаил, разливая очередную порцию отменного напитка.

— Что значит: не наливать? Еще как наливать! Я только от прелюдии к процессу, так сказать, перешел, — парировал Альфред.

По вагону прокатился раскатистый смех и прозвучал новый тост:

— За силу слов!

— Да ладно вам, герои недоделанные. Напали на беззащитную женщину. Пять с половиной головорезов на одну, — продолжил разговор Рихтер, сбросив с лица хмель.

— Что это за арифметика такая загадочная? — спросил Артем.

— Обычная арифметика: ты за троих сойдешь, Миша с Вовой по одному, а я, как самый старенький, за половинку. Ровно столько, сколько говорил, и получается.

— Ну, во-первых, мы ей войну не объявляли — она сама начала, а во-вторых…

— А, во-вторых, надо умнее быть и не опускаться до ее уровня. Вы сами-то попробуйте шесть суток в одну сторону проехать под перестук колес, а потом еще и обратно, — запыхтел экстравагантный старичок, перебив Артема. — И это при условии, что она, в отличие от нас, работает, как пчелка, от рассвета до заката, а не водку пьянствует. Мне приходилось в Благовещенск пару раз прокатиться. Поверьте мне — радости мало. К концу пути это все напоминает сумасшедший дом. Причем ты в нем не на второстепенных ролях и даже не санитаром работаешь.

— Что вы там забыли? — спросил Михаил, заинтересовавшийся темой.

— По делам ездил. Друг у меня там живет — подполковник ФСБ Анисимов. Эх, жизнь меня раньше мотала по закоулкам, темным и не очень.

— Много путешествовали? Может, расскажете?

— Не просто много…  Мне проще на глобусе показать места, где я не был, чем перечислять, где был. Везде моя нога побывала и потопталась. И в пустынях, и в степях, и в джунглях…  Даже в Арктике был…  Но я не об этом говорил…

— Да мы поняли, о чем вы, — высказался Михаил. — Я лично считаю, что в жизни нужно всегда оставаться человеком. Причем обязательно с большой буквы «Ч». Независимо от того, как она терзает, какое у тебя настроение и какие подарки от судьбы получил.

— Это ты в точку про человека подметил. Михаил, а можно нескромный вопрос? — спросил Рихтер, прихлопнув очередную стопку коньяка и поморщившись.

— Валяйте…

— Я тогда два вопроса задам. Кем работаешь? И где такой волшебный чемоданчик с «кладом мыслей» приобрести? Тоже хочу.

— Учителем в школе работаю. Прививаю детишкам тягу к истории Родины. А по чемоданчику расстроить вынужден — нет в нем никакой магии. Обычный он, и бутылки в нем такие же. Приходится докупать и докладывать, вот и весь секрет.

— Понятно…  Неплохо зарабатываете?

— На самом деле плохо, но решил шикануть. На «отпускные» коньяка прикупил хорошего. В гости к другу детства в Москву махнул. Исполнить хочу, так сказать, мечту юности — в мавзолей сходить. А трезвый я мертвяков боюсь до жути.

— Исполнить заветную мечту — это хорошо…  Только сбывшаяся мечта — это и не мечта вовсе, а реализованный план.

— Ну, пусть план, как хотите, называйте.

— Не обращайте внимание на старика, я так…  Значит, мы чужие презенты распиваем?

— Да нет! Все нормально. Коньяк — это уж очень хитрый предмет. Он если есть, то его сразу нет. А если серьезно, то думаю, что друг поймет. Не смог я устоять. Зашел и сразу увидел — хорошая компания подвернулась, нужно отметить.

— Ну, мы и не возражали, — воскликнул Альфред. — А вы, Артем, кем работаете?

— Он у нас заслуженный пластический хирург, — встрял с ответом Михаил. — Он за свою жизнь столько всего пришил и отрезал…  Даже орден в этом году получил — «За усердие во благо Отечества».

— Да что вы его слушаете? У него язык без костей. Единственная правда, что он про меня сказал, это то, что я врач. Анестезиологом в больнице скорой помощи тружусь. И не орден, а почетную грамоту от городской администрации получил.

— Ну, это тоже неплохо…  Доктор, значит…  — протянул Альфред.

— Может, перекурим? — переключился на другую тему Артем и обвел вопросительным взглядом компанию. — Воздухом свежим заодно подышим. Кто со мной?

Согласились все, кроме Рихтера. Он бросил курить еще до того, как я родился, и с нами не пошел.

* * *

Несмотря на глухую ночь и демонический храп пассажиров, беседа за «чашечкой почти чая» вскоре продолжилась. Темы перетекали от дорогих машин к шикарным женщинам, от женщин к трудностям работы и в обратной последовательности. Пока на каком-то этапе, между пятой и шестой, беседа не перешла в менее спокойное русло.

— А у меня ведь дед вторую мировую прошел, в боях под Москвой участвовал. Его в октябре сорок первого призвали. Старшиной второго пехотного полка был…  Василий Теркин звали…  Не сталкивался с ним, Альфред? — спросил развалившийся на полке Артем.

Тут же он получил от Михаила неодобрительный взгляд. И в нем не было следов помутнения от выпитого алкоголя. Хотя, может, мне показалось.

— Его еще заговоренным называли. Все битвы кровавые без единого ранения прошел. Без единой царапины. Как будто судьба его хранила.

Теперь почудилось, что лицо Рихтера едва заметно дернулось и опять стало спокойным. И тут он заговорил:

— Жестокое время…  Прошел я эти жернова…  Насмотрелся на то, как живых людей с землей перемешивают. Как черепа лопаются, словно икринки под пальцем, окрашивая все вокруг серо-красной массой мозгов. Как кишки на траки наматываются. И крики последние, душераздирающие…  Стойкий смрад смерти на поле боя…  Бр-р-р…

— Меня сейчас вывернет. Все гамбургеры наружу выйдут, — перебил его Михаил, но он все равно продолжал:

— А сколько я друзей схоронил в безымянных могилах, с касками на палках вместо крестов. Могилами-то их трудно, конечно, назвать — воронки от взрывов с кучей останков. Лучше не вспоминать об этом…  Не довелось мне, Артем, с ним повстречаться, к сожалению, хотя я тоже до Берлина дошел. Даже под флагом танцевал от неописуемого счастья.

— Да не могли они пересечься — десятки миллионы людей…  Такое только в книжках бывает, — высказал мнение Михаил. — А вы моложе своих лет выглядите.

— Стараюсь себя в форме держать. Вот вам один стариковский совет. Запомните, реальность порой, как кривое зеркало. Не все на самом деле такое, как кажется. Истина в том, что правды нет и быть не может, хотя и это, возможно, ложь. А проще всего обманывать детей, которые думают, что жизнь безумно прекрасна. Их глаза не способны увидеть зло, потому что их разум еще не делит мир на зло и добро…  — произнес Рихтер и почему-то перевел взгляд на меня. — Особенно тем, кому года три отроду…  Хороший у вас коньяк. Может, еще плеснем?

Новые знакомые смотрели на него с недоумением, хотя и я тоже не особо понимал, о чем говорил Рихтер. Но странным казались не только его слова. Сейчас меня больше волновало другое. Я где-то уже слышал о дедушке Артема, а в памяти всплывали обрывки воспоминаний о его биографии. Размытые образы личности…  Абсурд…  Может, действительно читал про Теркина где-то. Или пить надо меньше…

— Ну, вы хоть первую мировую-то не застали? — пошутил Михаил, «выжимая» последние капли в стакан. — Все, реквизит закончился, требуется обновление. Голосуем за рестарт…

— Еще бы в Куликовскую битву меня записал, которая в тысяча триста девяносто первом году была. Столько живут только боги, а я простой смертный, затянувший игру с неизбежной смертью. А она все не переходит к завершающей фазе…  Хоть бы годик еще протянуть. Может, забыла про меня…  Дела более важные.

— Ну, это уже перебор. Слишком давно уж битва с Золотой Ордой была, — сказал Михаил. — А я бы тоже не отказался от того, чтобы у смерти при воспоминании обо мне сразу память отшибало и склероз начинался. А можно еще поспрашиваю?

Рихтер кивнул и приготовился внимательно слушать. Ну, или сделал такой вид.

— Почему у вас цвет глаз разный?

— Да вы что? А я и не знал…  Дайте, скорее, зеркало.

— Вы прикалываетесь?

— Шучу, конечно, — ответил Альфред и через некоторое время продолжил: — Ничего необычного, всего лишь редкая врожденная версиколоральная экзофтальмия, вызванная отсутствием в организме церебрума. Но не буду загружать вас медицинскими терминами и вдаваться в подробности. Это никому, кроме Артема, интересно не будет.

— Ну и зараза, — сморщив лицо, высказался Михаил.

— Это не заразно. А вы долго держались. Обычно люди не выдерживают намного раньше. Вынужден вас расстроить — неизлечимо и ничего с этим не поделаешь. Но я уже за длинную жизнь привык. Хотя был у меня знакомый доктор — убирал это на некоторое время, царство ему небесное…

— Печально…  Ну, а линзы? — спросил Артем.

— Глаза не то, что их носить ни минуты не могут, веки даже вставить их не дают. Сопротивляются всеми ресницами.

— Не сталкивался раньше с такими людьми. И ничего не слышал об этом. Альфред, а вам с таким именем не тяжело было воевать? — продолжил задавать вопросы Михаил, тщательно пережевывая что-то в набитом под завязку рту.

— А что с ним не так?

— Ну, оно же немецкое! С ним с противоположной стороны сподручнее бы было.

— И что? Я русский до мозга костей, до самого кончика носа. Я всегда жил и буду жить на этой земле. Я патриот своей Родины. А имя…  Это вопрос к покойным родителям, а не ко мне. Я, может, и хотел возразить, но не смог, а их и так все устраивало. Они не могли предвидеть эту бессмысленную войну.

— А давайте выпьем за тех, кого с нами нет…  Не третий тост, конечно. Но лучше поздно, чем никогда. Стоя, молча и до дна, — с грустью в глазах произнес Артем и встал в проходе коридора.

— За тех, кого с нами нет, — поддержали остальные.

Выпили, не закусывая, и простояли с минуту в режущей уши, словно острым ножом, тишине.

— А фамилия немецкая? — не успокаивался Михаил.

— Кто вам сказал, что немецкая?

— Вроде, Володя упоминал. Или проводница…  Точно не помню. Могу и ошибаться.

— Вы правы, моя фамилия Рихтер. Это всего лишь глупое стечение обстоятельств, — произнес он и натянуто улыбнулся, вытащив из-под подушки толстую книжку.

— Так бывает разве?

— Какой настырный. Я сменил ее в далеких девяностых, для солидности была нужна. Доверия у людей к иностранцам больше. Мы ведь рассказывали, что с Владимиром работаем в антикварном бизнесе? — по-прежнему улыбаясь, сказал Рихтер.

— Тогда понятно…

— Ну что? Будем мучить мои старые больные глаза мелким шрифтом и недостатком света или?.. Как вы там говорили…  Голосую за рестарт и приглашаю всех в вагон-ресторан. Акцентирую внимание на том, что я и расплачусь. Возражения не принимаю. Такой же французский коньяк не обещаю, но что-нибудь хорошее найдем.

— Он сейчас разве работает? — удивился Михаил.

— Для хороших людей все двери открыты, лишь бы средства позволяли…

— Отлично! Мы именно такие люди и не против продолжения, — ответил за двоих развеселившийся Артем. — Всегда готов!

Он быстро соскочил с сиденья и встал по стойке смирно в проходе.

— А вот я, пожалуй, отклоню предложение. Устал я сегодня…  Или вчера…  Неважно, — зевнул я, прикрывая рот рукой. — Попросите у проводницы, чтобы чаю мне принесла. Без сахара, и главное, без коньяка. Он у меня еще пока внутри есть.

— Вова, я закажу, — сказал Михаил и поднялся с насиженного места.

— Как тебе будет угодно. Пожелай нам удачи! — сказал Рихтер, и шумная компания удалилась в ресторан.

Еще долго слышались вопли пассажиров. Русский богатырь нещадно сметал на пути торчащие в проходе ноги. Словно бульдозер на свалке с пьяным водителем за рычагами. Но вскоре все стихло.

Проводница принесла чай. Я сделал глоток и теперь в распухшей голове, словно в безумном миксере, готовился мудреный коктейль. Шматки сумбурных мыслей. Нарезки воспоминаний из эпизодов трудного дня. И гремучая смесь из тонких приправ необъяснимых чувств. Все это одновременно скакало, хлюпало, стучало, шипело, плясало и повизгивало в одном чугунном котелке.

В руках я держал наполовину пустой стакан с несладким чаем, который я пил не спеша. Стараясь полнее ощутить его божественный вкус и аромат, смакуя каждый глоток. А может, стакан все-таки наполовину полон…  Чай был еще горячий, но уже не обжигал губы и язык. В самый раз, такой, как надо.

— А все-таки наполовину полон этот стакан или наполовину пуст? — спросил я почему-то вслух невидимого, но обязательно умного себя.

Теперь я сидел и думу думал, скрипя изношенными шестеренками и морща лоб.

— Пессимист я или оптимист? Полон…  или пуст?

— Слышь, брат, завязывай. Не разламывай квадратную голову, ночь глухая! Ну, или про себя хотя бы. Что орешь-то? — послышался грубый голос с южным произношением, который сбил весь настрой.

Звук исходил с боковой полки напротив нашего купе. Самое интересное: я не помнил, чтобы там кто-то сидел. Когда он появился? Рассмотреть в сумраке, кто это был, я так и не смог. Да и наплевать.

— Устроил ромашку…  Давай, я лучше анекдот озвучу про это. Вдруг спасет, и ты заткнешься. Надо? Он короткий.

— Давай…  Все равно ведь расскажешь, даже если и не соглашусь.

— Конечно, расскажу…  Ничего от тебя не убегает. Короче…  Пессимист видит только бесконечный туннель. Оптимист — чарующий свет в конце туннеля. Реалист — зловещий туннель, свет электроламп и поезд, летящий на бешеной скорости ему навстречу. И только «машинюга» видит на рельсах трех ебл…  идиотов.

— Да уж…  Не смешно!

— Зато теперь у тебя еще больше вариантов. Мучайся на здоровье. Выбирай: кем бы ты хотел быть в жизни. Доброй ночи или, вернее, все-таки утра, — произнес он с насмешкой и отвернулся к окну.

По крайней мере, светлое пятно от его лица растворилось в кромешной темноте.

Кто я?.. А на самом деле — кто я такой? Кто вообще такой этот «Я»?.. Какой молодец кавказец — помог, подбодрил, если это можно так назвать. Я снова вынырнул в реальность, и так хотелось еще пригубить восхитительного чая…  Граненый стакан у рта. Но он пуст…  Кто-то опустошил его до меня. Непонятно…  Абсолютно сухой, два раза перепроверил — ни капли.

Вроде этого я не делал. Опоздал…  Дальнейшие размышления теряли смысл. Теперь он одинаково пуст для всех. Пусть даже я стану машинистом…

Я взглянул на часы. Время коварно подкралось к четырем часам утра. Весьма символично…  Очень хотелось спать. Затуманенное алкоголем сознание то включалось, то отключалось, вводя меня в коматозное состояние.

В районе груди я почувствовал сильную вибрацию, сопровождающуюся легким покалыванием игл электрических разрядов. Подчиняясь инстинктам, засунул под рубашку руку и сжал ее на холодной фигурке химеры…

ГЛАВА ШЕСТАЯ РАЗВЛЕЧЕНИЯ БЕЗУМЦЕВ

Москва, 31 июля 2010 год, Максим Анисимов в гостях у бабушки

Лето — замечательная и прекрасная пора, особенно в жарком июле. Любимое время года беззаботного детства, когда хочется безостановочно веселиться и играть. Ласковый ветерок приглаживает бархатную зелень молодой травы, тянущейся в бесконечно синее поднебесье без единого пушистого облачка. Довольные жизнью деревья шелестят сочной изумрудной листвой. Лучезарное солнышко балует теплом и светом. Щебечут птички, мечутся стрекозы и порхают разноцветные бабочки.

Для того чтобы не любить это время года, нужно, во-первых, родиться пингвином. Ну, или белым медведем…  Во-вторых, жить в вольере за ржавыми прутьями в зоопарке. И в последних, чтобы добрые, но не в меру пьяные надсмотрщики забывали в знойные деньки наполнить водой бассейн, лишая единственной радости животных из вечной мерзлоты.

Школьные каникулы в зените, и еще остается много времени, чтобы испробовать и узнать много удивительного. Днем можно побегать босиком по траве. Вдоволь накупаться в прозрачной глади озер. Гонять в футбол с утра до вечера. Проводить время за розыгрышами в кругу друзей, кидая с верхних этажей «капитошек» в изнеможенных жарой прохожих. Крушить по ночам с помощью острого ножа и верного ствола «Desert Eagle» кровожадных монстров и зловонных зомби, расплодившихся в немереном количестве.

Но главный плюс в этом времени года не в том, что можно делать. Здесь как раз просто — все ограничивается лишь непредсказуемостью фантазии. А в том, чего делать не надо…  Вставать ни свет ни заря…  Переться в школу к нудным учителям. Упорно и самоотверженно грызть молодыми неокрепшими зубами гранит науки, который по ощущениям близок по твердости к алмазу.

Чудесное, волшебное время…  В особенности когда тебе пятнадцать лет отроду.

Именно столько исполнилось в этом году Максиму Анисимову. Это был обычный парень, каких тысячи по всей стране. Среднего роста, нормального телосложения, с волосами неопределенного цвета и непримечательной внешностью. Не отличался он и поведением. Как и все среднестатистические подростки, летом оттягивался на полную катушку. Собственно, поэтому сегодня ранним утром его и застала бабушка залипнувшим перед монитором, утопающим в крови виртуальной реальности.

Кто-то же должен был ночью опять спасать слабенький и беззащитный мир…  Сколько компьютерных клавиатур и мышей полегло за долгие годы в неравном бою. Не счесть…  Но на войне потери неизбежны. На то она и война…  хоть и воображаемая. Лишь бы у любимой бабули всегда не было времени или желания лечить внука от придуманной ею же самой болезни с непонятным названием кибераддикция.

Максим отдыхал у нее в гостях, в столице нашей Родины — Москве, куда его отправляли каждый год на все лето родители. Чему он был безмерно рад, ведь здесь его ждали хорошие друзья, захватывающие приключения и заботливая бабуля, которую не видел почти год. Да и дворы в его родном Благовещенске в это время пустели. Все разъезжались по морям, океанам и оздоровительным лагерям. Ну, или дачам, где строгие предки прививали любовь к ковырянию в земле.

И ничего, что бабушка его жила не в центре мегаполиса, а в пригороде. Не хотела гробить здоровье в «каменных джунглях» с царствующим там едким смогом. Максима это не волновало, ему и так по-доброму завидовали все одноклассники. Он просто немного им привирал. Говорил, что живет напротив Кремля и чуть ли не ежедневно здоровается за руку с Президентом. А еще, что даже высокорослые охранники в черных очках и с огромными пистолетами расступаются перед ним. На компрометирующий вопрос: «Почему нет ни одной фотографии?», — всегда отвечал, что это государственная тайна, и если фото показать, то он должен будет их всех убить. Этим он исключал желание еще хоть что-то спрашивать.

Его бабушка — Анисимова Елизавета Петровна, личность настолько положительная, что ничего плохого о ней не скажешь. И не потому, что язык бы не повернулся. Ну, нет у Елизаветы Петровны недостатков, вообще никаких. Идеальная бабуля. В ситуациях, порочащих честь и достоинство, никогда замечена не была, как сказала бы она сама о себе.

Она по-прежнему оставалась молода душой и, к тому же, числилась продвинутым «юзером», что обычно пожилым людям несвойственно. Это незначительное для большинства достоинство повышало к ней уважение Максима до небывалых высот. Общалась она с навороченной современной техникой на «ты», ведь к этому обязывала ее «хитрая» работа.

Да, она по-прежнему трудилась, как пчелка, причем на трех работах одновременно. А свободное время тратила на подготовку подрастающего поколения к полноценной адаптации и активной жизнедеятельности в социуме. Конечно, воспитывала она не абстрактного Васю Пупкина. Объектом ее заботы стал любимый внук.

Елизавета Петровна часами в него вдалбливала прописные истины, используя весь арсенал доступных ей средств и возможностей. Она пыталась вырастить из такого несуразного и упертого «цветка», как он, гармонично развитую, духовно богатую, непременно скромную, внутренне свободную, ответственную личность с неуемным стремлением к самосовершенствованию.

Да-да…  Все так и никак иначе…  Ни слова из этого ужасно длинного перечня не выкинешь.

Бесспорно, труд всей ее жизни не пропадал зря и бабушке многое удавалось, но пока Максим этого не осознавал и не шел ей навстречу, упираясь всеми конечностями.

Основное место работы Елизаветы Петровны — корпорация предпринимателя Андрея Гумилева, фотографии которого не сходили в последние годы с обложек глянцевых журналов и со страниц таблоидов.

Занималась бабуленька Максима «темным делом»…  С колдовством это не связано, ведьмой она не была. Анисимова занималась разработкой искусственного интеллекта и созданием вирусов третьего поколения. И это несмотря на специальность психолога. То, над чем она там работала, — дремучие дебри. Не любила она об этом ни с кем говорить.

Еще она преподавала на кафедре «Психогенетики» в МГУ и подрабатывала в научно-исследовательском институте имени Л.Г. Щукиной. Энергия в ней кипела так, что даже ребенок метр с кепкой позавидует. Словно внутри билось не обычное человеческое сердце, а вращался на полном ходу вечный двигатель.

Несмотря на запредельный интеллект и всестороннюю образованность, была она человеком набожным. Но насильно «священником» Максима сделать не пыталась, потому что считала выбор вероисповедания личным делом каждого свободного человека.

Не вытравили из ее души веру в бога ни деспотичный режим несокрушимого социализма. Ни длинная жизнь через тернии к звездам. Ни неверующий партийный муж-атеист, который был до мозга костей членом ЦК КПСС.

Кстати, дедушку Максим не помнил. Видел только на черно-белых фотографиях, развешанных на стенах в комнате бабушки. Дед на них был такой важный. Вся грудь в орденах и медалях, как будто жизнь он проводил на парадах. Хотя это недалеко от истины. Военному делу Сергей Робертович посвятил все отпущенное ему время и вышел в отставку в звании полковника. Он предопределил сначала выбор сына — отца Максима, а позже и внука — стать офицером российской армии.

Тому, в кого яро не веровал, Сергей Анисимов отдал душу как раз перед миллениумом, так и не увидев внука. Летать на самолетах аэрофлота ему не позволяли перенесенный в девяностых инфаркт и «памятный подарок» со Второй мировой войны — осколок гранаты в груди, прямо под сердцем. А на то, чтобы съездить к Максиму на поезде, у него не было времени. Оно всегда ускользало, пожираемое всеядной рутиной.

Сегодня был обычный день, как и сотни прочих, ничем не лучше и не хуже других. С раннего утра Максим с друзьями играл в футбол на заброшенном пустыре, когда-то обнесенном высоким забором.

Сейчас «деревянный охранник» догнивал век на земле, в зарослях разросшегося репейника. Здесь хотели построить шестнадцатиэтажные «бетонные коробки» для работников местного оборонного завода. И даже завезли в свое время кое-какие материалы, но этим все и ограничилось.

Планы канули в Лету вместе с обанкротившимся предприятием, увлекая за собой в трясину еще и судьбы тысяч людей. Они сломались в одно мгновение, словно хрупкие веточки на ядреном февральском морозе. Сильные потеряли любимую работу и источник средств к существованию. Слабые утратили еще и уверенность в себе. Неудачники же лишились смысла жизни и тем самым похоронили себя заживо, собственными же руками, возле надгробия с надписью «Мечта».

Арматура разбрелась по приемным пунктам металлолома, обмениваясь на «лакомство от зеленого змия». Алкоголь формировал позитивный взгляд на бушующий в житейском море шторм. Железобетонные плиты разъехались по дачам и коттеджам экс-директоров. Строительная площадка превратилась в игровую. Только благодаря усилиям пока еще счастливых и жизнерадостных детей, которые соорудили из подручных средств примитивные футбольные ворота.

Команда Максима одержала победу с разгромным счетом «восемь — один». Сегодня фортуна к ним благоволила. Время подошло к обеду, и ребята начали расходиться по домам, чтобы встретиться вновь через пару часов.

На этом повседневность дня завершилась, и события повернули в непредсказуемое русло. И почему он только пошел через двор? Ответ очевиден — другого пути к дому не существовало.

* * *

Навстречу шла девица в компании парней в том возрасте, когда по ним нестерпимо скучает грозный военком. Он постоянно шлет им бесстыдные письма-повестки с признаниями в «любви».

Девушка была очень красивая. Огненноволосая фурия с огромными ярко-зелеными глазами и сияющей улыбкой на светлом, забрызганном симпатичными веснушками лице. Было в ней что-то мистическое, притягивающее, заставляющее терять голову…  Один взгляд на такую, и юноши утрачивают способность контролировать обезумевшие мысли и чувства.

Максим узнал ее издалека — Юленька. Его первая, и он надеялся, что последняя в жизни любовь. Она старше его всего на два года, но сейчас между ними бесконечная пропасть.

«Какая же она восхитительная, ласковая и нежная…  — подумал Максим, остановившись на середине дороги. — Кроткий, трогательный взгляд. Он проникает в самое сердце. Как в нашу первую встречу…»

В его голове теперь мелькали цветные картинки, выпрыгивающие из глубин памяти. Прошлое лето…

Он вспоминал тайные встречи в темных переулках. Первый бесценный опыт общения с девушкой. Первая незабываемая радость от встреч. Первое прикосновение к ее руке. Первое признание…  Первая любовь…  Милое, хрупкое, нежное, светлое чувство, фейерверк эмоций, который невозможно забыть. Оно навсегда врезалось в память.

Страстный прощальный поцелуй, по-мальчишечьи робкий и неумелый, не имеющий ничего общего с откровенными поцелуями из голливудских фильмов про любовь.

Первые переживания. Первые слезы. Первая грусть от расставания… Тогда он любил ее больше жизни. Да и сейчас любит, только не хочет в этом признаваться даже самому себе.

Компания уже приблизилась к Максиму, который по-прежнему стоял без движения с устремленным вдаль взором. Лишь выражение лица менялось под гнетом нахлынувших чувств. От грусти к радости и наоборот. Сейчас он был в прошлом, в том, о котором хотел помнить. Но в памяти остались и другие воспоминания, более ранние и менее романтичные…

Год пролетел быстро, и он вновь вернулся в Москву. Бросил с дороги тяжелый рюкзак и полетел, словно на крыльях, к своей единственной. Но на пороге его встретила арктическая глыба льда. Без радости, чувств и эмоций…  Их отношения сошли на «нет» в одностороннем порядке, а чувства перешли в разряд «невзаимных». Причем его об этом забыли заранее оповестить.

Как оказалось, между ними не осталось ничего общего. У нее появились другие интересы и «игрушки». Не было ни слез, ни упреков, ни криков…  Ничего не было…

Лишь вопросы в пустоту и молчание мраморного ангела…  Вестники бога не обязаны удостаивать людей ответом, а тем более общаться с ними.

С того злополучного дня прошел месяц и многое для него стало ясно как дважды два четыре. Завершился определенный этап в жизни. Огонь неразделенной любви потух, как и истлели черные угли пустых обид и глупые иллюзии. Мечты рассыпались прахом и разнеслись тайфунами грядущих перемен. Изменилось мировосприятие и взгляд на обыденные вещи. Начал меняться и он сам.

Максим предчувствовал, что его ждут славные подвиги. Впереди еще не одна репетиция новых спектаклей в театре жизни и множество альтернатив на долгом пути…  Но без нее…  Юля уже стала взрослой, а он еще нет…

— Привет, Максимка! А откуда у тебя шрам на лбу? С кошкой подрался? — с въедливой насмешкой спросила девушка.

Она остановилась напротив парня, дергая при этом стоп-кран в паровозе из своих отвратительных обожателей.

— Привет, Юля. Нет, шальная пуля, — ответил юноша, поправляя крест лейкопластыря.

Он когда-то скрывал глубокую рваную рану, а сейчас нависал над правым глазом, незаметно отклеившись во время игры.

Конечно, он обманывал. Никакая это была не пуля. Всего лишь памятный след от глупости, подтверждающий вековую мудрость: «Не знаешь броду — не лезь в воду». Но это сейчас он такой умный, а неделю назад безответственно прыгал с пирса местного водохранилища, пытаясь достать руками дно. В итоге все-таки достал, но, увы, не руками, а лбом. И не дно, а «лесную скульптуру». Точнее, ее часть — сучок древней коряги.

Как настоящий мужчина, которого шрамы украшают, в травмпункт Максим не поехал. И зашивать ничего не стал, несмотря на дикую боль, хлеставшую из раны кровь и уговоры бабушки. Рана его как на собаке не зажила, да еще и загноилась.

— Ага, шутник…  От бандитов кого-то спасал? Всех злыдней победил? — пытала она его дальше глупыми расспросами, наматывая на палец медно-рыжие локоны.

— Да нет, это он типа под Гарри Поттера косит. Ему волшебной дубиной лорд Воланд-де-Морт вмазал, — заливаясь гоготом, встрял в разговор паренек из толпы, неприлично тыкая пальцем Максиму в лицо. — Видишь, бля, даже шрам-молния остался.

Юноша мельком взглянул на худого коротышку и убедился в том, что выглядит он так же отвратительно, как и разговаривает. На голове бейсболка, нахлобученная задом наперед. Из одежды — длинные «хоккейные» шорты, застиранные до дыр, белая футболка с надписью «Мне все пох…» и рваные грязные кеды, обутые на босу ногу.

— А ты, короче, когда стал спецом по этой лажовой хрени? По кликухам всех знаешь…  По ночам, типа, пялишь? — презрительно улыбаясь, спросил коротышку долговязый смуглый парень с полированным до блеска следом мудрости на голове.

Лысый неординарностью в одежде не отличался и четко вписывался в установленный дресс-код, автора которого нужно вздернуть на рее или сжечь в пионерском костре. На ногах остроносые экстравагантные ботинки. Они никогда в жизни не нюхали гуталина и не блестели, в отличие от ранее упомянутой лысины. Одет, конечно же, не в деловой костюм, а раритетный спортивный, в урбанистическом стиле. От брата старшего по наследству достался. Классические три полоски от «Abibas». Вроде бы и схоже по названию с известным брендом, но по понятным причинам искажено предприимчивыми китайскими торгашами. Нереально круто. Круче только орешки Брюса Уиллиса. В общем, образцово-показательный экземпляр позднесоветской субкультуры, в чистом незамутненном виде.

— Бабушку через дорогу переводил, а она сопротивлялась, — сочинял на ходу Максим. — А бабуля-то непростая оказалась. Авторитет в бандитских кругах. Как выхватила из-за пазухи пистолет, и…

— А если серьезно? — спросила девушка, убирая ухмылку с лица.

— Ничего я, бля, не смотрю. И не знаю я ихние имена. Просто отложилось. Рекламу по ящику видел, стопудово, — раскрасневшись, бормотал коротышка, почесывая каждые три секунды затылок под кепкой.

— Но, но…  Не смотрит он…  Верим…  Точно-точно, — пробасил парень с нательной живописью — драконом на шее.

Он засмеялся, выхватил из рук рядом стоящего парня бутыль с мутной жидкостью, пригубил и кинул обратно. Затем раскурил сигарету и выпустил изо рта плотными колечками сизый дым в лицо коротышки.

Татуированный — самый старший в компании: и по возрасту, и по негласной иерархии. Лидерство явно просматривалось в его внешнем виде. Широко расставленные ноги. Жесткий и колючий взгляд в чуть-чуть «занавешенных» темно-карих глазах. Приподнятая с одной стороны бровь. Греческий нос, угловатые черты лица. Прическа а-ля Терминатор, идеальности которой позавидовал бы сам «железный Арни». Вот только одет «вожак» для этого времени года странно, слишком уж тепло. Тяжелые армейские ботинки на тракторной подошве. Черные джинсы и такого же цвета куртка-косуха из толстой телячьей кожи с зауженной талией и крупными металлическими молниями. Она придавала ему вид накачанного героя американского боевика. Такой, не раздумывая, сорвется с пулеметом наперевес на укладку в штабеля олицетворяющих мировое зло врагов. Вот только бессмысленные выпуклые надписи с корявыми ошибками «BMW Rasing Megatyrbo» портили впечатление.

Руки были тренированные и сильные, со сбитыми костяшками на кулаках. Они не оставляли сомнений в том, что обладатель их не играет на виолончели в симфоническом оркестре и не пишет докторскую диссертацию на тему: «О размножении дождевых червей в условиях вакуума». Правда, татуированный — единственный из всего сброда вызывал у Максима хоть и притянутую за уши, но симпатию. Сугубо из-за его физических данных.

— Юля, а тебе интересно? Зачем тебе это?

— Было бы неинтересно, не спрашивала бы, — нахмурив черненькие брови, проворчала разозленная бестия и надула губки.

Такой она ему нравилась. Раньше…

— Нырнул неудачно в водоем, на корягу наткнулся.

— Понятно теперь. Больно, наверное, Максимка?

— Это разве боль, Юленька? Так, неприятность. Даже не заметил, — произнес он, не моргая.

Максим вновь угодил в капкан завораживающего взгляда ее насыщенно-зеленых глаз и теперь пытался выбраться из западни.

Она отвела глаза в сторону, и в воздухе на несколько секунд повисла глухая тишина. Ее развеял смачный плевок на асфальт лысого парня и знакомая многим не понаслышке фраза.

— Слушай, братуха, а угости сигареткой?!

«Не брат ты мне, гнида черножопая», — вспомнились Максиму слова Данилы Багрова из фильма «Брат». Хотелось ответить именно так, но время для героизма и разжигания розни еще не пришло. Зубы были ему нужны, да и лицо не оправилось от прежних приключений. Поэтому ответ прозвучал деликатнее:

— Не курю, и тебе не советую!

— А ты кто такой, бля, чтобы мне советовать? «Мазер» или «фазер»? — он выскочил вперед, выпучив глаза, и обдал мощным перегаром.

Количество выпитого им трудно было вычислить даже примерно. Да и сам он, вероятно, сбился со счета. Лысый запнулся о свою же ногу, но удержал равновесие и подошел почти вплотную к юноше.

В этот момент Максиму неимоверно захотелось нагрубить и ответить, что у упырей не бывает родителей, но разум одержал верх над чувствами.

— Это не я советую, а ученые. Вредно, говорят, очень, на мозг отупляюще воздействует.

— А ты че, сильно умный? Ну, дак, я быстро исправлю. Вышибу излишек, — сказал лысый, брызжа слюной и растягивая слова.

— Павел, успокойся, — одернула его Юля.

— Да не, Лысый! Он типа спортсмен: не курит, не пьет, здоровеньким помрет, — перебил коротышка.

— Слышь, ты в натуре спортсмен, как Тухлый базарит? — переспросил Максима лысый парень, услышав версию приятеля.

— Есть немного, — подтвердил Анисимов и скрестил руки на груди.

— Вы с шахматистом поаккуратнее, а то загрызет ненароком! — вставил парень с татуировкой и засмеялся.

Громко так и раскатисто, словно мерин в стойле, а коники поменьше, не раздумывая, подхватили.

— Я вообще-то рукопашным боем и спортивной стрельбой занимаюсь, — выпалил Максим и только потом подумал: «Зачем я это говорю людям, которые приобщаются к спорту у экрана телевизора? Причем только при строгом соблюдении ритуалов. В руках бутылка пива, в зубах папироса, а на экране футбол. Не американский, а традиционный европейский — «соккер».

— Жути не нагоняй, груша боксерская, — крикнул коротышка, подскакивая еще ближе к юноше.

Теперь он прыгал без остановки и крутился вокруг Максима, словно волчок, сотрясаясь от хохотни, больше похожей на приступ эпилепсии.

— Слушай, Юля! Это не тот плаксивый скоморох? Недели три назад про него базарила. Из дыры какой-то на лето приезжает? — сказал «Терминатор», приобняв ее «клешнями» сзади за талию.

Лицо у Юленьки, как и у Максима, налилось кровью, но по разным причинам. У нее от стыда, ну, не аллергия же выскочила. А в нем вспыхнула ненависть, которая стремительно трансформировалась в ярость.

— Олег, зачем ты?..

— Жесть…  Бля, я тоже в теме, понаехали тут клоуны! — визжал низкорослик, продолжая шаманский обряд.

— Сами вы в клоаке живете, у меня замечательный город, — сжимая кулаки до хруста, произнес Максим и приготовился к худшему.

— Не лопни от гордости, боксер недоделанный. И кулачки расслабь. Мы вроде по-хорошему разговариваем, — прорычал парень в «косухе» и бросил на него далеко не добрый взгляд. — Не заставляй меня нарушать свои принципы. Я вроде как малышей и стариков не бью.

От его развеселого смеха не осталось и следа.

— Олег, ну пойдем уже! Что вам от него нужно? — заныла Юля, нервно теребя собачку на молнии куртки.

— Сейчас! — сказал, как отрезал, ее ухажер, сверкнув оскалом.

Максим не отводил взгляда под гнетом его жестоких глаз. Он напряг каждую мышцу, настраиваясь на мгновенную ответную атаку. В этот момент ему хотелось стать самым сильным и злым на планете. Крушить одним ударом толпы моральных полулюдей. Вырывать с корнем их мертвые сердца из груди. Без жалости, без сомнений…

* * *

Со всего размаху Максим ударил кулаком в челюсть коротышки. Тот не успел ничего подумать и свалился мешком, выплевывая на асфальт гнилые зубы. Низкорослик больше не орал и не матерился, а скулил, как брошенный щенок. Он захлебывался собственной кровью.

Лысый выхватил из кармана кастет, надел и бросился наюношу.

Максим подсек его ногой. И чуть-чуть подправил тело толчком рук вперед. Вот уже второй злодей устремился к земле, в трепетно ожидающую и любимую грязь. Резкий удар ногой в лицо и хруст ломающейся челюсти. Не зря он отрабатывал сегодня дальние удары по воротам, еще как пригодилось. Больно, конечно, но лысому больнее во сто крат.

«Не расслабляться…»

Максим увернулся от стеклянной бутылки, отклонившись назад, и чуть не проворонил приход Терминатора.

Нырок под удар слева, теперь справа…

«Какой он все-таки медлительный, — смекнул Максим, в очередной раз уходя от атаки. — Можно польку станцевать между вялыми атаками…»

Лицо бугая перекосилось от злости. Глаза налились кровью. А изо рта прорвались наружу вспененные слюни беспомощности.

Злость — это хорошо, но когда она управляемая, холодная и расчетливая. Молниеносный удар в солнечное сплетение. Воздух вылетел со свистом из прокуренных легких. Верзилу скрутил спазм нестерпимой боли. Через несколько секунд пространство раздирал его крик, похожий на рев быка, смертельно раненого ловким тореадором. Максим зашел ему за спину, и еще один удар по колену…  Ноги подкосились, укоротив до приемлемого размера этот «шкаф».

«Осталось схватить за голову двумя руками, чуть-чуть кверху и резко вправо, — промелькнуло настойчивое желание в голове Максима, но он отмел его в сторону. — Нет, я же не беспощадный убийца…»

Несильный, но достаточный удар с колена в затылок. Обмякшее тело вгрызлось лицом в дорожное покрытие. Верзила потерял сознание.

— Аста ла виста, бейби! — закричал Максим, так что у него даже в ушах зазвенело.

Не оборачиваясь, он перехватил запястье еще одного смельчака, подбежавшего сзади. Как подлая крыса…

«В ход пошли ножи, ну, вам же хуже. Кто с мечом к нам придет, тому этим же мечом и наваляем!»

Удар по горлу противника. Максим заломил руку до характерного хруста. Расслабившаяся ладонь выпустила нож, и он брякнулся о землю с металлическим звоном. Юноша завершил начатое добротной вертушкой в голову и боковым зрением заметил последнего панически убегающего отморозка. Недолго думая, схватил нож и отправил его резким броском в бегуна…  Ну, естественно, что резной рукояткой вперед. Он не стал омрачать этот день жертвоприношениями.

— Хэтшот!

Конечно, не такой красочный, как ему бы хотелось. Без фонтанов алой крови, заливающей все вокруг, и не смертельный.

— «Maxim, you win!..» — раздается в пространстве отрешенный голос.

Машины не умеют сочувствовать или переживать, им все безразлично…

Стук сердца замедлился и постепенно пришел в норму, сглаживая пульсацию в висках. Перенапряженные от запредельных нагрузок мышцы получили долгожданное расслабление. Поток времени свернул в спокойное русло и обостренные чувства перешли в разряд обыкновенных. Только теперь он услышал душераздирающие крики случайных свидетелей. А еще визг ошарашенной и напуганной Юли…

* * *

— Ты че оглох…  я говорю: давай, бля, прыгай, спортсмен! Будем у тебя звонкое лавэ искать. Те ведь не взападло помочь бродягам? — рассержено, даже, можно сказать, злобно, орал коротышка по кличке Тухлый.

Низкорослик бесстыдно растоптал торжество состоявшейся мести. Все героические мечты Максима о битве рассыпались в прах. Мимолетный сладостный вкус победы испарился без следа. Остались лишь крики коротышки, который вел себя просто отвратительно. Плевался, пинался, украдкой теребил за карманы…  Сплошной негатив…  Такое поведение, кроме как желчным, не назовешь.

— Этот ушлепок по ходу реально залип, — послышался из толпы пискляво-визжащий голос, похожий на чириканье.

— Вообще нюх потерял, терпила! — вставил емкое слово чем-то довольный лысый и ударил Максима кулаком под дых.

Не то чтобы это было больно, просто неприятно, но отвечать на удар Анисимов не стал…  Пока не стал…

— Не буду я прыгать, и денег у меня нет, — огрызнулся Максим, притворно корчась от боли, словно боец на ринге во время постановочного боя. — Ни одной ржавой копейки не обломится вам сегодня.

— Ты че такой дерзкий!? Да я тебя сгною! — заорал лысый и замахнулся повторно, отведя руку назад.

— Павлик! Саша! Ну, успокойтесь! Олег, пошли уже…  Что вам надо?.. Оставьте его в покое, — упрашивала Юля с растерянным видом.

— Да че ты, мокрая курица, меня успокаиваешь…  Заткните, бля, эту розетку, я спокоен, как мертвый удав. Щас ему в торец заеду и еще спокойнее буду.

— За базаром следи, Вася, а то сам отгребешь ненароком. Не унесешь, — одернул его парень в «косухе».

— Лега, да ты че исполняешь?! На своих из-за биксы кинешься? — удивился лысый и уставился на него с расширенными глазами.

— Лысый, ты погремуху забыл? Говорил же так не называть…  И о последствиях предупреждал. Харю давно не ровняли? — прошипел он и теперь дожидался реакции, поигрывая сбитыми костяшками.

— Затупил малость, Шварц…  Говно вопрос, исправлюсь, — промычал Лысый.

— Проехали…  Еще раз — башку проломлю.

— Шварц, по ходу ты на всю голову обмороженный, — послышался голос кого-то, прячущегося в тени Терминатора.

— Да-а-а-а! — протянул татуированный, ухмыляясь улыбкой Чеширского Кота.

«Кирпича ему в лицо не хватает, — Максим представил эту душещипательную сцену. — Они бы отлично смотрелись вместе в первые несколько секунд. До тех пор, пока фонтанирующая кровь не размыла бы всю красотень».

— Идите за мной, бандерлоги! Любите меня и преклоняйтесь передо мной, — бредил скалящий зубы ухажер Юли.

Он поднял руки кверху и вращался вокруг своей оси в центре гладиаторской арены, организованной стаей. Насладившись вдоволь развеселым танцем, Терминатор остановился и отдал приказ толпе: — Шиздец, хорош грузить пассажира, завязывайте…  Он скоро обделается и за мамину юбку прятаться побежит.

— Жесть! Это ладно, если напрудит, но может ведь и личинку отложить, — добавил Тухлый и закатился диким хохотом.

Максиму хотелось ответить что-нибудь мерзкое, но благоразумие сдерживало глупый язык.

— Епт, да ты остряк, Тухлый. Ладно, хрен с ним, с этим «Тайсоном». Пошли лучше зависнем у меня на хате. Отвечаю, норм оттянемся, а то я уже втыкать начал. Синька заждалась, — выпалил татуированный.

Он схватил рыжеволосую за руку и двинулся вперед, подгребая на пути остальных, словно пыхтящий бульдозер.

— Приколол, Шварц! — слышалось из пестрого гогочущего стада, отдаляющегося от Максима. — Жесть…  Ржу не могу…

Рядом с Анисимовым остался только коротышка в бейсболке. Он никак не мог остановить словесный понос. В общем, таблетка «имодиума» ему бы точно не помешала, если бы от этого помогала.

— Ну, дай хоть ходики погонять. Бля буду, братишка, через неделю отдам, слово пацана.

— Это подарок деда, я ничего не дам, — бросил Максим и дернул левым плечом вперед.

Коротышка отпрыгнул, озираясь в поисках поддержки. Он только сейчас заметил, что остался в гордом одиночестве. Реакция не заставила себя ждать — тут же метнулся за толпой, поджав хвост и повизгивая на бегу, словно шакаленок:

— Еще встретимся, терпила! Земля круглая…  не раз прикатишься!

* * *

С упорством деревянного истукана Максим наблюдал за уходящей процессией, пока она не скрылась за горизонтом дворов. Прекрасная Юленька так и не обернулась. И даже не попрощалась…

Максим почувствовал на себе взгляд. Холодный, даже можно сказать ледяной, от которого мурашки по телу забегали. Взгляд исходил из тонированного черного джипа без номеров, стоящего у ближней многоэтажки. Но кто в нем такой пугающий, разглядеть у юноши не получалось. Смоль стекол надежно хранила тайны.

Он отвернулся от сомнительной машины и стряхнул с себя тягучую слизь чужого взгляда. Быстрыми шагами, почти вприпрыжку, Максим направился в сторону дома, размышляя о случившемся.

«Что общего между умницей, красавицей Юлей и таким напыщенным чудовищем, как татуированный? Между паразитирующим червем, которого обидели еще при рождении, лишив зачатков совести, и ангелом во плоти? У него же мозг закис и покрылся плесенью!

Что она делает среди них? Полулюдей, которые не могут нормально существовать в обществе. Ведь их девиз — бей слабых, бойся сильных и люто ненавидь и тех, и других…  Быть может, словно Чип и Дейл, она спешит на помощь человеческим теням, вытаскивая из затянувшей их жижи? Или вразумляет на путь истинный этих дуболомов Урфина Джюса?

Глупости все это…  Прискорбно, но все гораздо проще…  Экстрима ей не хватает в размеренной жизни. Ищет приключений на прекрасную пятую точку.

Может, мне тоже стать плохим и гадким, чтобы она обратила на меня внимание?»

Самое ужасное и коварное преступление века, которое он смог придумать — это пойти в супермаркет и украсть с лотка фрукт. А потом сожрать в укромном месте. Неоригинально, но это хоть как-то было совместимо с совестью. С остальным все гораздо сложней…

«То, что нас не убивает, делает нас сильней», — вспомнил он высказывание гениального человека и расправил по встречному ветру «черные пуховые крылья». Пока задуманное не потерлось благоразумием, он решил это непременно сделать. Пролетел, как пуля, незаметно схватил первый попавшийся фрукт и умчался в ближайший темный и мрачный закоулок. В руках оказался наливной нектарин, который он внимательно осмотрел со всех сторон.

«Помыть бы не мешало, — сообразил Максим. — Мало ли, что торговцы из солнечного зарубежья делают, перед тем как раскладывают их на прилавок. Так ведь можно и что-нибудь нехорошее подцепить. И весьма специфичное…  Впрочем, сейчас не до гигиены».

Максим вонзил острые зубы в беззащитные сочные бока желто-бордового цвета. Липкий сладкий сок брызнул в лицо, побежал крупными каплями по подбородку. Рот наполнился под завязку нежной мякотью, по телу растеклось приятное чувство удовольствия. Вызвано оно было отнюдь не вкусом фрукта, а воплощением дерзкого плана беззакония и вседозволенности.

Но насладиться в полной мере маленьким триумфом беспредела он не успел…  За спиной, словно из ниоткуда, возник «ужасающий демон». Будто необъятная гора, он нависал над юношей и заслонял лазурное небо.

— Максим Анисимов? — громом пронеслись в голове слова, сопровождающиеся затяжным, еще более оглушительным эхом.

Оно разодрало в клочья тишину. Заполнило каждую клетку тела юноши неуправляемым страхом. Сковало сознание.

— Да…  — промямлил он едва слышно трясущимися посиневшими губами.

Паренек выронил в склизкую грязь злополучный нектарин и обернулся, опустив голову.

«Как же так? — скакали мысли Максима в голове. — Что теперь со мной будет? Как же милиция оперативно стала работать! Все, это конец глупой жизни. Непредвиденная итоговая черта. Отец даже передачку в тюрьму не принесет. Зачем ему сын вор? Ну, может, хоть бабушка придет навестить…  Не забудет про любимого внука. А как же красавица Юленька? Я ее больше не увижу…  А если заплатить за нектарин?

Может, это тот мужик, которого мы с Саньком вчера водой окатили, обещание свое гневное сдержал и в ФСБ сообщил? Вот ведь ябеда! Зачем мне это было нужно? Накрылось медным тазом поступление в военное училище. А как же мама? Будет ли она по мне скучать и ждать?..»

Мысли в голове его прыгали, как горные козлы, постукивая звонкими копытами, пока их безумный бег не остановил темный человек.

— Тогда ты тот, кто мне нужен, и нам нужно поговорить! — сказал мужчина, протягивая к его курносому носу бордовое удостоверение в развернутом виде.

На нем Максим увидел цветную фотографию господина в погонах с золотыми звездочками и настораживающей надписью «полковник».

— Я нечаянно украл. Уже раскаялся и осознал свою вину. Я могу еще все исправить. Заплатить за нектарин…  Не сейчас, конечно…  Но позже точно смогу…  Я сбегаю.

— Стоять! Какие фрукты?! Мне до этого нет дела. Мне нужно…

«Ну, все, окончено представление…  «Lacommedia è finita «…  Удружил добренький дяденька! Выполнил обещание…  Хотя сам виноват. Теперь точно не отверчусь. С людьми из ФСБ шутки плохи, они даже в цирке не смеются. Интересно, покормят меня загадочной баландой? Или тут, на месте, развернут к кирпичной стене и расстреляют?»

— Мы случайно в него попали, он сам из кустов выскочил, — вновь перебил полковника Максим, взвинченный очередной порцией страха.

— Что за манера перебивать? Ты меня удивляешь! Где твое воспитание?! Мне не интересны детские шалости. Я трачу бесценное время не для того, чтобы слушать бредовые сказки. Успокойся! Не сделаю я тебе ничего плохого, нам просто нужно поговорить. Для большей убедительности скажу, что я хорошо знаком с Елизаветой Петровной. Она была моим преподавателем в институте в далеком прошлом. Можешь передать ей привет от горячо любимого студента — Олега Еремина. Она вспомнит…  — строго произнес он, разрушая словами, словно железными ядрами, капитальные стены страха и недоверия юноши.

— Х-хоршо…  Обзательно п… передам…  Извините…  — успокаиваясь, сказал он суровому полковнику, проглатывая на ходу некоторые лишние буквы.

Каменная глыба с его сердца отвалилась, но из тела так не выпала, застряв где-то в районе трусливых пяток. Мысли пришли в порядок. Теперь Максим рассмотрел, что это никакой не вестник смерти, как он вообразил. Обычный человек, но с необычной внешностью.

Еремин был одет в черный кожаный до пола плащ, из-под которого выглядывали носки начищенных черных ботинок. На руках перчатки такого же цвета и скрывающие глаза солнечные очки. В их линзах замерло отражение Максима в искаженном до неприглядности виде.

Сейчас юноша походил на лабораторную мышь, которая сбежала из клетки и в первый раз в жизни увидела кота. Такого большого, пушистого. С открытой пастью, полной острых зубов.

— Тогда, раз мы все выяснили, продолжим, — проговорил полковник монотонным голосом.

Еремин снял очки, стянул перчатки и уставился в глаза Максима гипнотическим взглядом. Зрачки мужчины расширились до предела, отчего казались абсолютно черными.

Юноша сразу же узнал этот пугающий взгляд. Совсем недавно он был спрятан за тонированными стеклами автомобиля. Теперь он видел его вживую, в полуметре от себя.

— Ты любишь фрукты?

— Да…

— А родителей и бабушку?

— Да…

— А себя?

— Да…

— Ты можешь мне верить или не верить…  — прикасаясь руками к волосам паренька, бормотал он, задавая странные вопросы.

Окружающее Максима пространство теперь стекалось ручьями перемешанных красок в большие немигающие глаза мужчины, словно в воронку водоворота. Объекты превращались в бесцветных призраков и постепенно исчезали.

Движения безжизненных губ полковника то ускорялись, то замедлялись. Они подчинялись импульсам сопротивляющегося времени. Ведь оно сжималось, словно в тисках, под гнетом слов темного человека.

— Когда будет полная луна…

Парень видел теперь только глаза, разрисованные жирными кровавыми капиллярами. Он почти перестал различать сумбурную речь, хватая лишь обрывки бессмысленных фраз…

— …  без жалости…  последний…  детей…  тридцать…  себе…

— Один, два, три…

— Зачем ты считаешь, Максим? — ворвалась фраза в непроглядный туман обреченного сознания юноши.

— Вы просили тридцать, я считаю…

— Прекрати и запоминай! Ты можешь доверять мне или не доверять…  Должен…

Время умерло…  Еще совсем молодым…  Мир ограничивался теперь контуром пульсирующего черного зрачка, сжимающегося в точку.

Душераздирающий крик с неимоверным усилием вырвался из окаменевших губ Максима, разломив их на кусочки…  Пульс времени дернулся, и реальность развернулась вновь…

* * *

Эта была другая реальность…  Холодная…  Бездушная…

Все в этом неправильном безумном мире состояло изо льда. Автомобили, квадратные коробки домов, даже идеально ровная мебель в одинаковых комнатах, виднеющаяся через прозрачную толщу стен. На ледяных столах лежали мерзлые столовые приборы, в застывших вазах стояли холодные букеты роз. На стенах висели ледышки в виде картин, а в детских кроватках спали безразличные ледяные игрушки. Хрустальные деревья подпирали небесный купол гладкими стволами и тоскливо звенели стеклянными листочками. Этот мир — воплощение вселенской гармонии, совершенство…  Он не обладал недостатками нашей действительности. В нем не было избытка, и ничего не хотелось к нему прибавить или отнять…

Но именно этим он все больше устрашал Максима. Он видел мертвый мир…  Без эмоций…  Без живых существ…  Без людей…

Юноша уже тоже в полной мере не человек. Холод пронзил насквозь и добрался до самого сердца, превращая его в кусок льда, такой же, как и все вокруг. Перед ним стоял прозрачный человек — проекция полковника из привычного мира. И он по-прежнему шевелил губами, выбрасывая хитросплетения неразборчивых слов.

Но существовало и важное отличие, которое нельзя было не заметить. Крупный орел восседал на его согнутой в локте руке, терзая ее острыми когтями. Он сверлил парня взглядом, убивая непокорную волю.

Только небо не подчинялось законам гармонии этого мира и не стало кристальным, как лед. Оно было мрачным от дикой печали. Затянутое черными, словно печная сажа, тучами, насыщенными всплесками электрических разрядов. Такое знакомое, бесконечно родное…

Максим смотрел в беспредельные небеса и чувствовал их нестерпимую боль. Горячая слеза скользнула по ледяному лицу и сиганула вниз. Упала на землю замороженной каплей, ударившись со звоном хрустальных бокалов. Это были не его слезы. Каплями концентрированной грусти рыдало небо. И еще одна горячая слеза…  И еще…  Но до земли долетали лишь куски бесчувственного льда.

Ему нестерпимо захотелось освободиться от всего. Сжать пушистую и несовершенную свободу в руках, прижать к сердцу. Хотелось воспарить в небеса и тоже одарить их свободой. Всепоглощающей свободой…

И еще одна слеза…  И еще…

Неукротимый огонь в его сердце вспыхнул с новой силой, разрушая корку льда и растапливая все вокруг. Потекшее лицо стеклянного человека исказилось гримасой ужаса и непонимания, а орел метнулся в неправильное для него небо.

«Я снова живой…  Теперь это будет мой мир…  — с воодушевлением подумал Максим. — Нужно разрушить царство мертвого льда».

И юноша понесся, словно огненное торнадо, сметая все на пути. Он падал и поднимался, отламывая ледяные куски промерзшей кожи на руках и ногах. Кровавый след тянулся за его спиной, раскрашивая согретую землю в цвет, противоречащий совершенству. Слишком много для одного человека, и слишком мало для целой планеты.

… Взлетевшая птица с быстротой, сравнимой со скоростью болида на треке, упала камнем вниз и вонзила когти в спину Максима. Острые, словно стальные клинки. Орел бил размашистыми крыльями и отрывал твердым клювом куски окровавленной плоти. С каждым ударом он все ближе подбирался к огненному сердцу…

Сил у парня не хватало даже для того, чтобы ползти. Еще один удар, и сердце затрепетало в ненасытной глотке орла. Мгновенье — и оно стало куском льда…

«Не подавился…  А так хотелось…  Все…»

Максим перевернулся на спину. Он лежал в луже рубиновой крови и смотрел на небосвод, прекрасней которого не было ничего на свете. Стеклянный человек с птицей на руке приблизился к нему, вновь пронзая холодом.

«Они же ухмыляются…  И орел, и полковник…  Презрительно…  Довольно…»

Беспощадный удар стеклянным ботинком по замороженной голове, и она разлетелась в клочья, вместе с остатками мыслей.

Теперь уже точно все…  Вакуум…

* * *

Юноша снова стоял в темной подворотне. Не было ни холодного льда, ни ужасной стеклянной птицы, ни темного человека. Над головой простиралось приветливое голубое поднебесье.

«Может, мне все привиделось? — размышлял паренек, озираясь. — Что говорил полковник? Я не помню ни одного его слова. Наверняка у меня солнечный удар. Или нервное потрясение. Ведь такое возможно?»

Максим решил поскорее все забыть и никому не рассказывать. Он искренне верил в то, что это был лишь сон, и он больше не повторится.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ РОЖДЕСТВЕНСКИЙ ПОЕЗД ЯРОСТИ

Время и место неизвестно…  / Ржевско-Вяземский выступ, 4 февраля 1942 года / Поезд Екатеринбург — Москва, 24 декабря 2011 года/ Екатеринбург, 11 ноября 2011 года

Чудные видения мелькают перед глазами, словно некто включил потрескивающий проектор с затертой черно-белой хроникой военных лет. Прошлое, настоящее или будущее. Невозможно понять…  Кажется, что все это длится вечность и одновременно ни мгновения. Как будто время кануло в небытие.

Немного мысленных усилий, кинопленка замедляется, и мешанина картинок превращается в осмысленный сюжет. Но то, что вижу перед собой, мне не нравится. Оно пробуждает страх.

Повсюду руины города призрака. Обломки бетона, обгорелые доски, осколки стекла, ржавые клыки арматуры и прочий хлам. Воздух до отказа заполнен смрадом разлагающейся плоти. Каждый вдох дается с трудом. Чувствую: еще немного, и меня вывернет наизнанку.

К своду небес, на котором проглядывается огрызок луны, устремляется черный дым от искореженных скелетов машин. Непобедимые танки, грозные вертолеты, сверхбыстрые самолеты и что-то еще…  Гигантское и величественное, как скала. Оно валяется вдалеке, вонзившись носом в тело планеты. В сверкающем хромированным блеском корпусе зияет здоровенная дыра. Из нее, словно кишки из вспоротого брюха, свисают кабеля, трубы и струи расплавленного металла.

Странник Млечного Пути. Вроде бы так это «что-то» именуют…  Скудные обрывки информации о названии — все, что выплюнуло подсознание. Щедрость, к сожалению, это ни к нему…

Откуда она появилась? Кто ее создал? Для чего? Что уничтожило эту кажущуюся неубиваемой махину? Даже представить сложно…  И вообще, куда я, мать вашу, попал?

В ответ на мой немой вопрос — лишь стук…

Тук-тук…  Тук-тук…

Оборачиваюсь на звук и…  Меня охватывает ужас…  Жуть…  Вижу мерзких демонов, покрытых густой шерстью пепельного цвета. Бесы в экстазе отбивают копытами чечетку под звуки шаманского бубна. Прямо на полированных до блеска человеческих черепах, сваленных возле ярко пылающего в ночи кострища. Мне даже померещилось, что в прожорливых языках пламени горят души грешников.

На головах у чудовищ — увесистые рога, на безобразных мордах — злорадные ухмылки. В когтистых лапах твари держат обрубки человеческих рук, пальцы на которых обгладывают с изощренной кровожадностью. Свирепо рыча, разбрызгивая гнусную слизь и отвратительно причмокивая. Жуткое зрелище, от которого кровь стынет в жилах.

Неужели я в аду? Не может быть…  Я сошел с ума? И снова в ответ лишь стук копыт…

Тук-тук…  Тук-тук…

Огнище смерти не одиноко. Костры виднеются везде, куда дотягивается взгляд. Уходят в бесконечную даль и расплываются в недосягаемой линии горизонта. Над жутким зрелищем, словно небоскреб крупного мегаполиса, возвышается Черная Башня. От ее подножия ломаными лучами расходятся глубокие трещины в выжженной дотла земле. Башня чернее, чем души адских исчадий, насыщающих злобой ее стены из каменных глыб.

На верхней площадке стоит последний оставшийся в живых человек — мужчина лет пятидесяти, облаченный в черную одежду. Но на самом деле он умер еще до того, как появился на свет. Я почему-то уверен в том, что у него никогда не было души. Не ведаю, кто он, откуда взялся и почему выжил. Знаю лишь о том, что сокрыто в его темной сущности. Ведь я могу слышать на расстоянии безумные мысли черного человека.

Трудно украсть только первое яблоко. Сложно соврать лишь в первый раз. Тяжело обагрить руки человеческой кровью в самом начале…

Для него же убийство — не запретная грань, а шаг вперед. Его руки давно уже превратились в беспощадные молоты, а человеческие головы воспринимаются им, как шляпки гвоздей.

Не считаясь ни с кем и ни с чем, он оставляет после себя океаны крови и горы изуродованных трупов. Для него не существует разницы между тем: убить одного или миллион. На такие мелочи он давно не обращает внимания.

Он всегда умерщвляет спокойно, обладая преимуществом перед остальными — душегуб не знает, что такое чувства. Ни боли, ни любви, ни жалости, ни страха. Ничего не испытывает…

По крайней мере, черный человек думает, что никогда не чувствовал. И считает, что причиняет зло беспечному миру сам…

Мне чужды мысли чудовища. Я ненавижу его всем сердцем, и с каждой секундой это чувство одолевает сильней.

За его спиной стоят человекоподобные существа. Их силуэты я различаю с трудом, они растворяются на фоне ада. Кожа их словно чистейший хрусталь. Под ней виднеются вены, по которым бежит темная кровь. Псевдолюди держат на цепях животных, таких же бесцветных, как они сами. Леопард, медведь, бык…

В прозрачных лицах, искаженных довольной гримасой, отражается дьявольское пламя. Они заворожено наблюдают за ритуалом демонов и действиями черного человека в предвкушении чего-то…  Это безумие…  Свежая волна кошмара накрывает с головой. Тело покрывается холодным потом и трясется мелкой дрожью. Во рту пересыхает. Сердце колотится о грудную клетку, попадая в ритм стука бесовских копыт.

Тук-тук…  Тук-тук…

Дождались…

Тень человека простирает к небесам металлическую руку с зажатой в ней связкой из десятка серебристых фигурок. По его конечности скользят электрические искры. Лицо чудища не выражает чувств, а разноцветные глаза пусты.

Хмурую небесную твердь прорезают молнии силой в миллионы вольт. Они с невероятной скоростью и частотой устремляются к «огню святого Эльма» пылающему в руке монстра.

Разряды обволакивают его тело полностью. Заряжают энергией окружающее пространство. Излучают нестерпимое для глаз сияние. С каждой секундой оно становится ярче, пока не накрывает молочным свечением все вокруг…

* * *

… Сознание заработало. Появляются цвета. Я несусь по ослепительно-яркому туннелю. Его голубоватые стены насквозь пропитаны первозданной энергией. Вижу, как в них плавают заряженные электроны…  Мозг еще не готов. Отключаюсь…

* * *

… Очнулся. Лежу лицом вниз на промерзшей земле, придавленный чем-то тяжелым. В разламывающейся голове только пронзительный комариный писк, усиленный тысячекратно.

Пытаюсь приподняться, но сил слишком мало. Поворачиваю голову вправо и разлепляю веки…  Боковым зрением вижу кусок алых небес, затянутый клубами черного дыма. Остальное рассмотреть не получается — слишком темно.

Вспышка яркого света…  Мрак ненадолго расступается…

Вижу прогнившие доски и землю…  Вероятно, лежу на дне глубокой ямы. Надо узнать наверняка.

Поворачиваю голову в противоположную сторону…  Еще одна вспышка…  Меня пронзает…  мертвый взгляд…  В паре десятков сантиметров от меня лежит паренек с расширенными от ужаса глазами. Его взгляд замораживает сердце. Забирается в потаенные уголки души, туда, где живет тьма. Кошмар пожирает разум. Опутывает тело и мысли липкими щупальцами.

Передо мной ведь не парень…  Только часть от него…  Обрубок…  Оторванная голова…

Меня передергивает…  Ч-то…  что п-п…  происходит? Куда занесло тебя, Ветров? Сон или реальность? Лучше бы первое! Зажмуриваю ненадолго глаза в надежде на то, что когда их открою, видение исчезнет. Не помогло…

Выброс адреналина помогает все же перевернуться на спину. Теперь осознаю, что подняться не мог не из-за отсутствия сил, а из-за того, что был завален комками земли вперемешку с кровавым месивом.

Добро пожаловать в ад! Кино про черного человека по сравнению с этим — детская сказочка. Все-таки ошибся…  Это не яма, а окоп. Я на гребаной войне, в самом ее эпицентре…

На стенах траншеи «развешаны» кишки. Валяются куски человеческих останков. Мясо, сухожилия, кости, внутренности…  Фарш…  Все это залито густым, словно томатный кетчуп, слоем крови…

Кровь…  Кровь…  Кровь везде…  Я будто купаюсь в крови…

Возникает желание закричать, разрывая глотку и губы, но рот словно утрамбован кровавой землей. Хочется запрыгнуть в пасть безумия. Спятить и не видеть этого никогда. Наверняка я бы и сошел с ума, но…  Нечто прокралось в мое сознание.

Мысли в голове прерывают ход и хаос прекращается. Во мраке открывается дверь и зажигается свет. Нечто манит за собой…  Я не могу ему не подчиниться…  Еще одно усилие над собой, и я растворяюсь в белой мгле…

Отпускает…  Все закончилось так же быстро, как и началось. Ко мне приходит совершенное спокойствие, далай-лама позавидует. Я уверен, что вижу это уже не в первый раз. И даже не в десятый…  Эти новогодние гирлянды в стиле хоррор — всего лишь люди. Были ими до того момента, пока их не разорвало на куски бездушным снарядом. Ничего особенного или необычного…  Все естественно…

Вот это расклад! Неплохо таращит…  Я как будто попал в компьютерную игру, только уж очень реалистичную. Неужели придется гамать в войнушку? Но это же не может быть правдой! Так не бывает…  Все слишком неправильно…  Кнопки выхода нет, да и обучать новичка, похоже, никто не собирается.

Может, я все-таки отравился алкоголем и у меня белая горячка. Или того хуже…  Мне что-то подмешали в коньяк и сейчас мое тело, опутанное проводами с головы до ног, лежит в секретной лаборатории. А вокруг него собрались доктора-маньяки в белых халатах. Бред…

Я просто сегодня перенервничал. А сейчас сплю…  Этот вариант меня устраивает. Все ненастоящее, и я не могу умереть…

Поднимаю руки с раздвинутыми пальцами и вижу обмороженные, почерневшие клешни, с которых слезли ногти. Немудрено — на улице лютый холод. Они не похожи на те руки, которые помню, но я убежден, что они мои.

Трудно объяснить…  Это одновременно я…  и в то же время нет…  Теперь я уже не Ветров и не в самом себе. Я лишь сторонний наблюдатель, застрявший в чужом разуме.

Мне не страшно…  Этот чужой разум знает, что делать…  Для него война — это жизнь…  Только мне ничего не рассказывает…  Молчит…

В голове возникает настойчивый шепот:

— Вставай, времени мало. Нужно успеть…  Только вперед…

Куда я должен успеть? Вернее, куда нечто должно успеть?

Чувствую спинным мозгом, что ничего, кроме неприятностей, эти слова не принесут, но сопротивляться не могу. На трясущихся ногах, опираясь на промерзшие доски траншеи, поднимаюсь. Машинально стряхиваю с офицерской шинели кровавую массу.

Судя по погонам, я лейтенант. Младший. Каска и голова не пострадали. Ноги и руки целы. Ранений по ощущениям нет.

— Куда мне теперь идти? — роняю я небесам в надежде получить хоть какую-нибудь информацию.

Разумеется, в ответ тишина…

Слух возвращается, но это событие восторга не вызывает. Шум вокруг напоминает выездной концерт сатаны. Все бабахает, грохочет, ухает, скрежещет, воет…  А еще слышатся душераздирающие крики и стоны раненых, которые нельзя пропустить мимо ушей.

Траншея в этом месте высокая. Для того чтобы оценить обстановку, просто так из нее не вылезти. Но мне фартит — неподалеку промороженные мертвецы. Хорошо, что стылые. Хотя бы не воняют трупной гнилью, значит, не стошнит.

От одного осталась лишь верхняя половина, с которой свисают гроздья кишок и обломок позвоночника. Второй же выглядит как живой, будто устал и прилег отдохнуть. Но это лишь на первый взгляд. Его смерть выдает дыра размером с добротный кулак в развороченной груди. Полосатая гимнастерка изодрана в лохмотья, а на краю отверстия сверкает искореженная медаль из чистого золота.

Соорудив из мертвецов своеобразную стремянку, я забираюсь наверх и высовываю голову. Весьма опрометчивый поступок…

Снайперская пуля с колокольным звоном рикошетит от каски и улетает в неизвестном направлении. Я вновь оказываюсь на земле, больно упав на спину.

Повезло…  Как же повезло, что я был в каске! Хотя, главное, что теперь я знаю направление — вперед и направо. Меня тянет туда. Лишь бы успеть…

Искусственный ров такой узкий, что порою приходится ползти боком. Филиал чистилища, по-другому не назовешь. Во всеядной мясорубке живые и мертвые на пути перемешались воедино. Обезображенные трупы, оторванные части тела и море кровищи. Здесь же бредящие раненые. Грязные, с серыми лицами и запекшейся кровью на губах. С обмороженными конечностями и лихорадочно блестящими от шока глазами, в которых блуждают остатки разума.

Стоны, пыхтенье, хриплое дыхание, со свистом вырывающееся из пробитых легких…  Нет этому ни конца ни края. Одни уже отмучились, другие живы лишь физически. Кому из них больше повезло — вопрос спорный.

Еще один поворот. Я выскакиваю на открытую площадку. Здесь когда-то располагался штаб, а осталась лишь воронка.

Сейчас в ней в хаотичных позах лежат целые и искореженные взрывами тела солдат. Вдоль и поперек. Вверх и вниз головами. Друг на друге и по отдельности. Братская могила для десятков, а может, и сотен человек. Могила не различает званий и заслуг, не делит на хороших и плохих…  Ей все равно.

В шипящих сковородках на радость стервятникам жарятся все без разбору. Сегодня не только концерт, но и шикарный пир.

Смрад горелого человеческого мяса ударяет в нос. К горлу подкатывает свежая порция тошноты. Приходится стиснуть зубы, подавляя возникшие позывы.

Хорошо, что все это происходит не со мной…  Ведь на самом деле я сплю…

Неподалеку от котлована шевелится чья-то фигура. Заприметив меня, срывается с места и ныряет в окоп.

— Стоять! Стоять, я сказал! — ору я что есть мочи и бегу следом.

Погоня длится недолго. В ближайшей нише траншеи обнаруживаю мерзкую тварь. Не знаю, почему, но я уверен, что других слов не смогу подобрать. Можно считать это шестым чувством.

Невзрачный щуплый паренек лет двадцати. С перепачканным грязью и копотью лицом. Он, словно побитый щенок, смотрит на меня бегающими крысиными глазками, полными злобы и ненависти. На штанах его растекается темное пятно. Каждая клетка тела дрожит от страха, как будто он бьется в эпилептическом припадке. Даже слышно, как челюсти стучат. Но трясет парня вряд ли от холода — на нем офицерский полушубок.

— Что ты там делал, солдат?

— Ничего, — пищит он, забиваясь еще глубже в стену, сливаясь с землей в единое целое.

— Почему не в бою?

— Я отстал чуть-чуть…

— Чуть-чуть? — кричу я, забрызгивая его слюной, но все еще пытаюсь себя контролировать.

— Немного, успею…  догоню.

— Откуда полушубок?

— Нашел, в яме валялся.

— Что в руке?

— Тебя не касается, лейтенант. Иди куда шел, — с неожиданной дерзостью отвечает парень, убирая сжатый кулак в карман.

Теперь он смотрит мне в глаза без капли страха. Того и гляди — насквозь взглядом прострелит.

— Не касается, говоришь…  Руку! Быстро! — ору я, выхватывая из кобуры пистолет и приставляя к вспотевшему лбу парня.

Он колеблется, но подчиняется. Вытаскивает руку и разжимает кулак…

Ничего, кроме отвращения, я больше к нему не испытываю. На ладони лежат десятки золотых коронок.

— Да ты гнида! Сволочь! Сучий выродок!..

— Лейтенант, трупакам они без надобности. А мне сгодятся, — откликается он, улыбаясь прореженной улыбкой без шести передних зубов. — Наших не трогаю, только немчур.

Мерзость…  Хочется просто уйти и не видеть эту тварь, которая глумилась над мертвыми солдатами. Пусть даже немцами…  Ведь они такие же люди. Это не моя война, и не мне судить паренька…

Я собираюсь отвернуться от него, но тут меня останавливает разум лейтенанта. Сергей желает другого…  Теперь я знаю хотя бы имя…  Он вновь управляет своим телом, а я лишь безвольно наблюдаю.

В пистолете последний патрон. Сергей берег его для себя на черный день. Ему жалко тратить пулю на недочеловека, но по-другому он не может. Это выше его сил…

Выстрел. Кровавые брызги в лицо. И ничего…  Пустота…  Эмоциональный вакуум в сознании Сергея…  Никаких изменений в душе и разуме. Ни угрызений совести, ни вины, ни раскаянья…  Ни даже сожаления…  Вообще ничего…  Словно он не человеческую голову прострелил, а пивную банку. Как робот, не знающий о существовании чувств.

Может, это все-таки игра? И вояка убил мою галлюцинацию…

Лейтенант срывает самодельный медальон в виде пустой патронной гильзы с груди парня и вытаскивает из внутреннего кармана документы. Все тут же отправляет в пламя костра.

— Даже не хочу знать, кто ты! Нелюди не должны топтать нашу землю. Они должны сдохнуть, не оставив имени! — выкрикивает лейтенант и наклоняется за валяющимся возле ног трупа трофейным немецким автоматом.

Сергей берет его в руки, передергивает затвор и движется дальше к цели. Вернее, теперь уже я движусь к цели. В голове сами собой появляются новые знания, словно по электронной почте приходит письмо с отчетом. Я знаю, что в автомате всего три патрона, и все пули предназначались мне. Мерзкая тварь выстрелила бы в спину. Я уже умирал здесь…  Точнее, Сергей. По неведомой причине он застрял в этом времени. Лейтенант сотни…  тысячи раз умирал и возрождался в одном и том же дне. Каждый раз начинал все сначала, но не мог завершить миссию. Жернова войны нещадно его перемалывали, но Сергей двигался вперед и никогда не сдавался…

Теперь я хотя бы знаю, для чего я здесь…  Я должен ему помочь.

Квест продолжается…  Что за бред в голове?..

* * *

Я приближаюсь к эпицентру боевых действий, но еще недостаточно для того, чтобы сказать «рядом». Становится все жарче и пот катится градом. И это несмотря на жуткий февральский мороз, когда столбик термометра замирает в страхе на отметке «минус тридцать пять».

Совсем близко слышатся шаги. Вскинув автомат, я стреляю пару раз вверх вправо в стенку ближайшего ответвления траншеи. Выбежавшие из-за угла солдаты «непобедимой» Германии валятся на землю, словно мишени в стрелковом тире. Все четко, как в аптеке…  Пули попали точно в цель, разбрызгивая содержимое черепов по стальным каскам.

Но топот не прекращается. Кувырок в сторону и еще один выстрел. Последний патрон. Третий «фриц» поражен в область сердца, но падать не собирается.

Все мои внутренние органы сжимаются в комок и дыхание останавливается. Немец с трудом движется ко мне, не отрывая горящих злобным огнем глаз в прорези подшлемника. Такой взгляд запоминается на всю жизнь. Все выше и выше в его руках поднимается ствол пистолета.

— Сдохни, фашистская гадина! — ору я и бросаюсь к нему.

В этой ситуации остается идти на таран и забивать автоматом, но немец делает все сам, без моего вмешательства. Три крошечных шага, и он валится к моим ногам. Из его рта брызжет кровь, окрашивая снег вокруг в алый цвет.

Только сейчас я осознаю, что дело не в моей феноменальной меткости, четкой реакции или в молниеносности. Мне сегодня везет, а от них фортуна отвернулась. Но так было не всегда. Знаю, что здесь я тоже уже умирал…  Вернее, Сергей умирал…  Я совершенно запутался…

Подхожу к телу финальной мишени, отбросив по пути бесполезный автомат. Проверяю пульс и выдергиваю ствол из еще неостывшей руки. На безымянном пальце — серебряное кольцо с черепом и костями «Мертвая голова». В военное время оно вручалось немецким офицерам за мужество и указывало на количество замученных людей.

— Слишком легкая смерть для тебя, ирод! — говорю я трупу и пинаю его ногой.

Кровь в жилах леденеет и меня охватывает страх. Я не вижу перед собой новой опасности, просто «заглядываю» внутрь себя. Это ведь не Сергей немцев убил…  Это сделал я…  Но пугает даже не убийство, а то, что я ничего не чувствую.

Теперь мы стали единым целым: я и лейтенант. Все его мысли стали моими. Или мои мысли стали его…  Это не похоже на сон…  Так не бывает, даже в нем…

* * *

Отправляюсь дальше, поближе к бурлящим котлам. Но добраться до следующего блиндажа гораздо сложнее, хотя до него рукой подать. Он всего в двухстах метрах, но какие это метры!

Все пространство перепахано снарядами и устлано телами бойцов. Здесь нет ни снега, ни единого кустика или захудалой травинки. Лишь израненная земля, обагренная кровью, измочаленные трупы с вывалившимися внутренностями, рваный в клочья металл и горы стреляных гильз.

Заградительный огонь станковых пулеметов не прекращается ни на секунду. Как и лютая бомбежка, и выстрелы артиллерии…  Да и скверная старушка-зима вносит коррективы.

Вьюга протяжно воет, мороз нестерпимо крепчает. Ветер набирает сил, готовясь снести на пути все. Он забрасывает снежинками, раздирающими лицо острыми краями, а на глаза наворачиваются слезы…  От безжалостного ветра…  Или нестерпимой боли при виде апокалипсиса, которой не где-то там нереальный и далекий. Он уже здесь, передо мной.

Прячась за мертвецами и переползая от одного к другому, я продвигаюсь вперед. Осколки снарядов и шальные пули пока избегают со мной встреч. Еще пять метров до штабеля трупов, запорошенных землей и снегом, и можно немного перевести дух. Около ямы от недавнего взрыва. Нужно хоть самую малость отдышаться после марш-броска по-пластунски, по ощущениям напоминающего спринтерский забег на сотку. Как оказалось, спрятаться там решил не только я. В воронке притаился дед сто лет в обед.

Из заповедных глубин памяти ненавязчиво всплывают чужие воспоминания. Мелькают смутные образы. Выныривают невнятные обрывки реплик. Крутятся эпизоды из жизни, накрывающие волной эмоций и ощущений.

Старичка зовут Федор, — вспоминаю я. Веселый, я бы даже сказал, забавный. Он частенько развлекает байками измотанных солдат в передышках между сражениями. Зажигает на их усталых лицах детские улыбки. Озаряет радостью истерзанные души. Воспламеняет их сердца. А как он рвет меха на гармошке!

Поет он, конечно, неважно. Сказывается полное отсутствие зубов. Но на общем впечатлении это не сказывается. Старенький он. Судя по его рассказам, военную службу еще при Александре II начинал. Но сколько в жизни повидал, и какая это по счету для него война, — знает лишь он.

— Федор, не видел Василия? — спрашиваю я, вытаскивая еще одно имя из чужого сознания.

— Какого? «Терку», что ли?

— Ну да. Его, наверное.

— Там, в сохранке…  Где ж ему еще быть-то…  Вместе ютились. Обложили, гаденыши, не выкарабкаться. Патронов нема, кирдык нам седня, — говорит он, указывая пальцем на небольшую кочку на горизонте.

— А ты как выбрался?

— Везучий. Перекур подкараулил, проскочил по-тихому. А Васютка не успел. Теперь лежу, момента жду. Тут ведь, как у черта за пазухой. Хотя кощунство это, разрази меня гром, в трупах таиться. Но не я эту «брань» затеял…  Не гневайся, лейтенант.

— Все нормально, спасибо за помощь. Удачи, дедушка Федя! Пополз я дальше, — кричу я ему и разворачиваюсь в нужном направлении.

Слышится дикий рев… Близко…  Шлепок. Лицо забрызгивает чем-то горячим и мокрым. Тишина…

Протираю глаза. Опять весь в крови. Не своей…  Обернувшись, вижу труп несчастного старика. Череп его от осколка разлетелся на куски, забрызгав все вокруг кровью и серо-желтой массой.

Не работает примета…  Падают, оказывается, бомбы в одну воронку.

Мы с Сергеем здесь тоже уже заканчивали путь. В прошлый раз бомба попала не в старика…  Ползти…  Ползти…  Уже совсем близко…

* * *

Сантиметр за сантиметром я вздыбливаю руками мертвую землю, перемешанную с человеческим фаршем. Запах крови, смешанный с морозным воздухом, будоражит обоняние. Ползу вперед, но кажется, что все дальше отстраняюсь.

Я уже не человек…  Машина, лишенная чувств. В гидравлической системе промерзло все масло. Шестеренки работают на износ. Топливо на исходе. Бензобак пуст…  Лишь пары…  Только заложенная в стального монстра программа заставляет существовать и стремиться к цели. Затухающее сознание держится одним лишь пальцем над обрывом в бесконечность, зная, что обратной дороги нет.

Слышу хлесткие однообразные команды: «Ползи, ползи, ползи…»

Я не вижу адского пламени войны, лишь ледяную пустыню мертвой планеты и громадную прозрачную кобру. Она подпирает небесный свод, опершись на хвост и развернув капюшон. Хладнокровное пресмыкающееся готово к смертельному броску…

Чрезвычайно реалистично, чтобы быть сном, но слишком иррационально, чтобы считать реальностью. Триумф сумасшествия над разумом продолжается. Безумие бессмертно, его не задушишь, не убьешь.

Вспышка вдалеке…  Визгливый, нарастающий грохот почти разрывает барабанные перепонки, выводя меня из состояния, близкого к трансу. Разрушительные взрывы, подобные грому, где-то рядом, за спиной, почти наступают на пятки.

Разум возрождается, работает с новой силой, сжигая потаенные резервы организма.

Еще один шлепок…  Комки застывшей земли, словно камни, бьют в лицо. Разлепляю глаза…

Громадная мина в полуметре от лица. Она ухмыляется и шелестит крылышками, завораживая смертельной красотой. Новенькая. Блестящая. Муха на ней не сидела…  Игрушка психопатов.

Ужас подрывает распухший мозг, подобно атомной бомбе, раскидывает его куски по пустоте вечности. Волосы встают дыбом, застывая стальными проволоками. Поджилки трясутся, а по всему телу носятся и кусаются одуревшие от страха ядовитые самки гигантских сколопендр.

Я до безумия устал умирать…

Мне до тошноты надоело начинать все сначала…

Время течет, как загустевшая бордово-черная кровь…  Не торопясь. Секунда за секундой…

Но ничего не происходит…  Взрыва нет!

Ни через минуту, ни через три…  Взрыватель не сработал от удара! Меня переполняет радость. Умопомрачительное везение. Джек-пот! Хотя это намного лучше, чем даже выиграть миллион долларов в лотерею.

Окрыленный удачей, я вскакиваю и оставшийся путь до убежища пробегаю сломя голову. Ныряю в окоп и тяжелым ударом сапога распахиваю дверь бревенчатой подземной избушки.

Эта необдуманность едва не стоила жизни. Хорошо, что солдат в убежище, прежде чем стрелять, сначала смотрел в кого.

Землянка небольшая и темная. Освещается лишь керосиновой лампой. Из мебели — парочка пней вместо стульев и прогнивший деревянный стол. На нем лежат скомканные карты.

Передо мной мужчина лет тридцати, коренастый, невысокий. Со злыми глазами и топорщащейся двухдневной щетиной на мужественном лице. Судя по погонам — старшина. Он направляет ствол автомата прямо в центр моего лба. На спусковом крючке еле заметно подрагивает палец, готовый в любой момент спустить крючок.

— Не стреляй! Свои! — кричу ему и поднимаю руки вверх.

Плавно, не торопясь, до тех пор, пока не подпираю ими низкий потолок, покрытый слизью и копотью.

— Свои дверь с ноги не открывают! Ну, или хотя бы отборным матом приветствуют.

— Да наш я…  Точно…  Документы предъявить могу, — говорю я и пытаюсь опустить одну руку во внутренний карман шинели.

— Стоять, стрелять буду! — орет он так, что лицо его багровеет, — Что мне твоя ксива? Вы, фашистские гниды, их уже рисовать научились…

— Они настоящие, — перебиваю я старшину.

— Лучше я тебе, перед тем как голову разнести, ноги прострелю. И ты мне все расскажешь. Исповедаешься напоследок, — гаркает он, опуская дуло автомата чуть ниже. — Сегодня я за старшего. Я твой бог! Если для вас, узурпаторов, он существует.

Почему Сергей меня не остановил перед дверью? Неужели забыл?.. Или он здесь раньше не был? Как теперь выкручиваться? Теркин же пристрелит меня, как бешеную собаку! Придется импровизировать…

— Как скажешь, только не делай глупостей. У нас нет времени, старшина. Федор, друг твой, уже мертв. Немцы рядом, нельзя терять ни минуты. Слишком мало времени.

— Ты его и замочил. А имя угадал…  Хотя нет — документы нашел.

В этот момент в голове мелькает спасительная мысль. Блокнот в кармане на груди…  Вернее, не сам ежедневник, а текст, написанный в нем на третьей странице. Эту запись оставила медсестра, которую он случайно спас от неминуемой смерти. Хотя он даже имени ее не узнал…  Девушка растворилась без следа на следующее утро. После этого все и началось…  Но сейчас важно другое…  Сергей помнит текст наизусть, ведь он перечитывал его тысячи раз. Помню и я…

— Объясни тогда это. Теркин Василий Степанович, старшина второго пехотного полка. Тысяча девятьсот четырнадцатого года рождения. Беспартийный, несудимый, призван в ряды советской армии в октябре тысяча девятьсот сорок первого года. К первой боевой награде представлен семнадцатого декабря за…  Продолжать?

— Почти убедил, хватит. Но документы все же кинь!

Я вытаскиваю военный билет из кармана шинели и делаю все, как он просил. Солдат приседает на корточки, поднимает документы и внимательно их изучает, не отводя от меня ствол.

— Все в порядке, товарищ лейтенант! Извиняй! Ошибочка вышла. Не злодействуй…  Сам понимаешь, нервы на пределе. Шляются тут всякие, — говорит он и опускает ствол автомата.

Все-таки я нашел Теркина, но лучше перепроверить. Права на ошибку у меня нет.

— Принято, старшина…  Но я, пожалуй, тоже тебя проверю. Фамилия командира?

— Зубов…

— Номер части?

— Тридцать девятая…

— Какой сейчас месяц, год?

— Сорок второй, февраль был с утра. Странные же у тебя вопросы…

— Отлично, все верно…  Ну, здорово, Василий, — говорю я и протягиваю руку, перемазанную землей и сгустками крови.

— Чудной ты, лейтенант Сергей Слепаков. Здорово!

Его рука смыкается на моей, и где-то внутри рукопожатия проскакивает с треском миниатюрная молния, яркой вспышкой осветившая землянку. Он отскакивает и смотрит ошарашенными глазами.

— Что это за хрень? Ф-ф…  фокусник, что ли? На гражданке видел такого ч-ч… чудилу на представлении, — заикаясь, бормочет он и смотрит на ладонь в поисках повреждений или ожога, которых там точно нет.

Их просто не могло там быть, ведь в руке я ничего не держал. Через рукопожатие Сергей передал самое ценное — дар неуязвимости…  Все, как просили голоса в его голове. Он оттачивал эту способность целую тьму времени. Ведь даже сам не помнит, когда это все началось. Не помнит лейтенант и то, почему это делал…  Не знаю этого и я…

— Фокусник, почти Дэвид Копперфильд…  Но больше волшебник.

— Кто «почти»? Не разобрал…

— Забудь, неважно. Я пошутил неудачно. Для тебя это имя еще долго будет пустым звуком.

— В репу бы тебе навалять за такие шуточки. Но субординацию по уставу соблюдать следует. Эх, попался бы ты мне такой веселый в деревне! В бараний рог бы согнул.

— Да не стоит, не со зла я. Статические разряды на руке накопились.

— Какие разряды?

— Статические…  Не забивай голову.

— Я и не забиваю…  Знать просто охота.

— Я же говорю: случайно получилось…  Угостишь махоркой? — спрашиваю я Теркина, переводя тему разговора в новое русло. — Курить хочу, аж блевать охота.

— Да не вопрос, товарищ лейтенант.

Все получилось, я счастлив и…  Вернее, у лейтенанта Слепакова все получилось. Мы с ним счастливы и довольны. Миссия выполнена. Товар у клиента. Вот только почему для меня все не закончилось? Почему я по-прежнему здесь? Неужели я должен умереть?

Василий и я сидим на холодном полу и безбожно смолим, выпуская тяжелые, густые клубы дыма. Убежище сотрясается от взрывов. Кажется, еще одно меткое попадание — и землянка свернется, похоронив нас прямо под собой. Посреди толстых бревен и тонн земли. Но пока нам это только мерещится…

— Выбраться тебе живым из этой заварушки надобно, Теркин, — протягиваю я, выпуская очередную порцию дыма ровными колечками.

— Все хотят жить. Это каждая тварь божья разумеет.

— Все не смогут, а тебя ждут великие дела.

— Какие дела у пушечного мяса? — смеется старшина, сотрясая стены. — Грудью амбразуру дота прикрыть?

— Нет, более важные. Но я не могу о них рассказать. Сам узнаешь, просто еще не время…  Ты обязан выжить.

— Кому обязан? Никому вроде ничем не обязан. Я бы помнил, товарищ лейтенант.

— В первую очередь, себе. Я уже свою партию в покер отыграл. Кредит исчерпан, пора возвращать долги.

Мне остается лишь умереть, и я проснусь…  Тогда я отхлебну коньяка и расскажу эту историю Рихтеру. Вместе посмеемся над моим похмельным бредом…

— Половину слов скумекать не могу. Странный ты все-таки, лейтенант. Взгляд-то у меня наметан. Впечатление, что ты вроде как помирать надумал, а сам от радости сияешь.

— Не понять тебе моего счастья…  Василий, я бог знает когда уже умер на этой глупой войне, — заговорил теперь внутри меня Сергей. — Для меня уже давным-давно нет вчера или завтра. Осталось лишь бесконечное сегодня. Каждый день я выпиваю со смертью на брудершафт. Я принял ее, как нечто неизбежное, и свободен от нее. Я выполнил то, что должен был. Теперь твоя очередь.

Василий, не знаю, для чего передан этот дар, но я тебе не завидую. Легкие пути — это не твое, я в этом уверен.

— Ужасные слова говоришь…  Сердце напополам рубят, словно топором. И внутри печаль и тоска несусветная остается. И я ведь кумекаю, что не ты один — все мы тут такие, — вздохнув, шепчет старшина и отшвыривает потухшую папиросу.

— Не мы себя такими сделали…

— Да я понимаю. Вот ответь мне, лейтенант. Ты же тямистый мужик, зуб даю. Дуракам в советской армии звезд не дают. Им на месте награды вручают. Свинец в грудь и все…  корми червей. Кому все-таки нужна война? Жестокая, беспощадная…  В чем ее смысл? Я понимаю, что не должен тебя об этом спрашивать…  И если пристрелишь сейчас, тоже не обижусь. Так мне и надо…  Понимаешь, лейтенант…  Накипело…  Устал я от войны…

— Война…  Да нет в ней смысла…  Глупость сплошная…  Неведомо мне, кто и для чего создал это царство пороков. Этот изощренный способ убийства, не только физического, но еще и духовного. Неизвестно, кому она нужна…  Знаю лишь то, что мы шаг за шагом движемся по дороге в ад, выложенной из сложенных плечом к плечу трупов героев. Знаешь, для чего?

Судя по всему, накипело не только у Теркина, но и у Слепакова. Слова выплескивались из него, а я слушал и запоминал. У него явно было много времени для того, чтобы подумать…  И это не могло не пугать…

— Для чего?

— Чтобы сгореть без следа в адском огне войны. Мы стремимся стать пылью под безжалостной поступью истории. На этой дороге из костей длиною в несчетное количество километров, которая способна обогнуть земной шар по экватору. И я не говорю о славных воинах, которые погибают здесь. Я говорю, Василий…  обо всем человечестве. О русских, украинцах, поляках, немцах, итальянцах и многих других…  Целые поколения уходят в вечность, даже не узнав, что в этой жизни, кроме ненависти, есть еще любовь. Тысячи, миллионы исковерканных военной машиной человеческих судеб…

Теркин умолкает, бессмысленно уставившись в пустоту. Приоткрывает рот, но не может ничего произнести.

— Нет у тебя ответов, и у меня их нет. На эти вопросы у большинства нет ответа. А у кого есть, те не скажут. Да и не встретишь ты их никогда, Василий.

— Складно ты говоришь, но не со всем согласен. Найду я этих, которых встретить нельзя…  Зубами буду землю грызть, но отыщу. Чувство у меня необычное внутри проснулось. Справлюсь я теперь со всем. Подсобил ты мне, лейтенант, — отблагодарить тебя надобно. За добро добром нужно платить, — с горячностью говорит он, шаря в нагрудных карманах.

— Да ну, что ты, успокойся…

— Нет, так надо. Вот, держи серебреник. У пленного языка на днях на тушенку выменял. Он говорил: удачу приносит. Я не верю, конечно. Приносил бы удачу — не поймали бы, но чем черт не шутит. Да и мне он без надобности оказался. Лучше бы от пуза наелся, дурная моя голова, — уговаривает он меня, почти силой заталкивая блестящую монетку номиналом в пять рейхсмарок в руку.

Это была монетка, которую я с похмелья нашел в кармане. Ну, или один в один такая же…  Проекция из реального мира…  Это точно сон…  Надо завязывать и искать место, где появляется надпись «you win».

— Хорошо, пусть будет так. Спасибо!

— И тебе спасибо…

— Ладно, засиделись мы, Теркин…  Слишком уж спокойно стало. Фашисты начали штурм. Готовься…  После того, как я выйду, считай до тридцати и беги отсюда быстрее ветра. Иначе ничто не спасет. К черту, Василий! Удача у тебя уже есть.

Вскакиваю с пола и устремляюсь к двери, скидывая шинель и доставая из кобуры трофейный пистолет.

Не прощаюсь…  И не оглядываюсь…

* * *

Дощатая дверь распахивается. Первым же выстрелом из «Парабеллума» я разношу башку бойцу Третьего рейха, который почти подкрался вплотную к нам. Добро пожаловать в царство теней!

Короткая перебежка до ближайшего угла. Еще два выстрела по беспечным штурмовикам. Одному в открытую шею. Фонтанирующая кровь и предсмертные хрипы…  Незабываемое зрелище…  Второму добавляю в груди новое отверстие под железные кресты. Не особо изысканно…

Ответная очередь из автомата продолжается еще несколько секунд. Щепки летят, как праздничное конфетти. И снова тишина. Не слишком точные попадания, но вполне убедительные. Остекленевшие глаза мертвецов даже не спорят со мной.

Какие же у них до безобразия чистые и сытые морды, аж противно!

Немного нужно переждать. В следующем ответвлении окопа еще три черных изваяния. Видимо, сбежались на выстрелы. Если бы не грозное оружие в их руках, то я бы от души посмеялся. Выглядят они комично, хоть сейчас в цирк отправляй с уже готовым номером.

Долговязый тип в кожаном плаще и мохнатой шапке-ушанке. Он размахивает автоматом вместо копья и напоминает хитроумного Дон Кихота. Низкорослый «гном» в стальном «шлеме Дарта Вейдера» и в тулупе из овчины до пола. Этот перекатывается с места на место, подчиняясь жестам долговязого. И скрюченная «бабушка» в осеннем пальтишке, которая перемотала голову и лицо краденной у крестьян шалью и шерстяным шарфом. Так, что даже глаз не видно.

Нехорошо стрелять в пожилых людей, но здесь их нет. Я подавляю приступ истерического смеха и сосредотачиваюсь. Стоит рискнуть…

Застать их врасплох уже не удастся. Но и такой наглости они тоже не ждут. Выпрыгиваю прямо на них, стреляя почти в упор. Двое соглашаются с предложенной смертью, благо, защитных касок на них нет. А вот третий, самый круглый, отпрыгивает, как резиновый мячик, и теперь огрызается короткими очередями из укрытия.

Выбираюсь из окопа и обхожу фашиста с другой стороны. Подкрадываюсь, двигаясь лишь под звуки стрельбы. Камень летит в противоположную от немца сторону, а пуля устремляется к его затылку. Их встреча неизбежна — это аксиома…  Излишки ума со свистом вылетают на промерзшую землю.

Мне начинает это нравиться…  Я сам себя все больше пугаю…  Не думал раньше, что так легко убивать людей…

Рука его все еще сжимает спусковой крючок, отправляя пули в невидимого противника. Но это длится недолго. Вскоре автомат уже пуст.

Больше перекуров не будет. Еще одна штурмовая бригада на горизонте. Сколько же их на меня одного. Да и дело не в количестве, а в качестве. Один их вид вселяет ужас, заставляя свободолюбивую душу искать новое пристанище. Игры кончились, это уже не «соломенные куклы».

Черные бездушные убийцы, одетые в бронежилеты. Они идут плотным, нерушимым строем ко мне со штурмовыми винтовками «M-16» наперевес. Сверкают красными от злобы глазами и руническими молниями на петлицах. Элитные эсэсовские головорезы, не знающие страха.

Откуда у них такие автоматы? Явно ведь еще не время для них…  Это все больше напоминает бред. Сомнений в том, что это сон, уже почти не остается…

Возле ног трупа лежит бесхозная «колотушка» — самое надежное средство для поражения живой силы. В «Парабеллуме» остался последний патрон. Остается ждать, пока подойдут ближе. Отвинчиваю крышку в нижней части рукоятки. Дергаю за выпавший шнурок с фарфоровым кольцом. Прячу гранату за спиной, заталкивая за пояс, и начинаю внутренний отсчет…

Выпрыгиваю из укрытия прямо на эсэсовцев с пушкой и звериным оскалом. Выстрел…

Но в этот раз я промахиваюсь. Эсэсовец уворачивается, сместившись в сторону. Еще одно рефлекторное нажатие на спусковой крючок…  Ничего…  Щелчок.

Все, чего я добиваюсь, — разваливаю их стройный ряд. Теперь они рассыпаются вокруг, наставив автоматы на меня.

— Чего ждете, уроды? Feuer!

Срываюсь с места, стиснув до скрипа зубы, и выпрыгиваю вперед. Рукоятка пистолета с хрустом вписывается в переносицу бригадного вождя. В стороны разлетается свеженький коктейль из смеси белков глаз, соплей и крови. Как будто тут и должен быть пистолет.

Поворачиваюсь вправо, одновременно выхватывая кинжал из-за пояса обмякшего покойника.

Отличный тесак…  С выгравированным на обоюдоостром клинке девизом «Meine Ehre heißt Treue!» и удобной рукоятью из лакированных деревянных накладок. Посередине их размещается металлический имперский орел со свастикой, а над ним рунные символы молний. Не то чтобы я все это рассмотрел за доли секунды, просто видел такие ножи раньше…

— Подавись своей лживой честью, фашист! — выкрикиваю я.

Уверенный взмах рукой, и нож находит себе место в шее ненавистного врага. Оружия больше нет…  Теперь придется разрывать глотки зубами и захлебываться кровью врага. Вот оно — упоение фатальной битвой. Живым мне уже не уйти…

Бросаюсь вперед. Слышу дым и чувствую гарь костра…  Все мосты сожжены…  Времени остается все меньше. До взрыва гранаты совсем немного…

… семь, восемь…

Одновременные очереди с двух сторон пронзают тело насквозь. Я почти мертв, но тело несется дальше, чтобы в последний раз вонзить ногти в плоть и сомкнуть челюсти на кадыке мерзкого изверга. В сознании и душе уже нет ничего человеческого, лишь звериная ярость.

Безудержная, неукротимая, лютая…

… девять, десять…  все…

Пространство раздирает ужасающий взрыв, разбрасывая мясное ассорти из захватчиков и меня, обагряя одинаково красной кровью землю. Она стонет от нестерпимой боли и содрогается в конвульсиях.

Но меня уже нет…

* * *

Тело по-прежнему потряхивает, но сознание подтверждает, что теперь это точно не сон.

— Владимир, вставай! Надо уходить! Вставай! Нельзя терять времени! — вопил Рихтер.

Вцепившись с недюжинной силой за грудки, он приподнимал меня от лежанки на несколько сантиметров при каждом рывке. Странное ощущение дежавю…  Как тогда, в парке…

— Что случилось? Куда спешим? — спросил я, осматриваясь и протирая глаза.

Засыпал я в поезде и очнулся вроде здесь же. Я оказался прав — бессмыслица про войну всего лишь страшный сон…  Алкоголь и усталость…  Весь секрет бреда.

Вот только шума стало больше. Добавились крики и животный рев. Откуда бы им взяться?

Левая рука ныла от боли. Разжав кулак, я посмотрел на ладонь — серебристая фигурка, а под ней такой же формы глубокий ожог и запеченная кровь по краям. Что за ерунда? Может, галлюцинации — дело рук Химеры?

— Уходить надо по-английски и как можно быстрее. Адская бездна разверзлась. Мир сошел с ума. Демоны восстали из небытия.

— А попроще? Без аллегорических хитросплетений.

— Хотел бы я, чтобы все было по-другому, но все именно так, как я говорю. Да ты сам посмотри, что валяешься-то? — покрикивал Альфред, хватая со стола толстую книгу.

Пролистав до половины, он ткнул пальцем в страницу. Разорвав ее, вытащил из тайника в книге сверкающий нержавеющей сталью револьвер «Colt Anaconda» сорок пятого калибра.

— Вы меня пугаете, Рихтер! Что еще у вас припасено? Мы на львов будем охотиться? — попытался я пошутить, по-прежнему ничего не понимая. — Я их даже уже слышу…

— Хуже. Намного хуже, — отправляя патрон за патроном в барабан револьвера, вздыхал Альфред.

Я вылез в проход и замер от увиденного. Снова кровь, вагон утопал в ней…  Кровь везде…  Свисает густой темной слизью с потолка, стекает со стен, заливает пол. Светильники мерцают стробоскопическим эффектом от короткого замыкания в проводке. Изувеченные, погрызенные, изрубленные тела, на которых болтаются лоскуты кожи, обнажая проплешины красных мышц. Невыносимая тошнотворная вонь от сырого мяса, как на скотобойне. Окровавленные клыки на мордах уродливых тварей, которые недавно были людьми. Чокнутые дети и старики, наматывающие на себя с истерическим смехом патронташ из кишок, словно безрассудные животные.

Этот мир не просто сбрендил, его заполонили толпы гребаных зомби, жаждущие человеческой плоти. Безумием была пропитана каждая их клетка…  Они не слонялись в поисках чудесным образом спасшихся людей, обладающих иммунитетом к опасному вирусу. Эти монстры пожирали себе подобных, набрасываясь друг на друга, вгрызаясь в тела и вырывая куски кровавого мяса. Это напоминало фарш на выходе из мясорубки. Даже Resident Evil после этого казалась лишь доброй игрушкой, не содержащей сцен насилия.

Сон про войну мне нравился больше. Там были те, кто с тобой, и те, кто против тебя. Во сне все-таки был смысл…

— Как?.. Что?.. — трясущимися губами спросил я, так и не сформулировав до конца вопрос.

— Я же тебе говорил: ад совсем близко. Но зомбаков не бойся, главное, не мешай им истреблять друг друга. Они не обращают на нас внимания. Иначе я не смог бы тебя разбудить. Да и будить бы некого было…  Страшны нам те, кто идут за мной. Вернее, за нами. Кстати, это наши попутчики.

В этот момент у меня закончились не только слова, но и мысли. В происходящее совсем не хотелось верить…

— Что?

— Да, именно так: Миша и Артем. Хотя вряд ли это их настоящие имена. У меня сразу возникли подозрения, что они не те, за кого себя выдают. Старого еврея не проведешь. Это бездушные машины смерти. Вестники ада…  Черные всадники апокалипсиса…  Называй их как хочешь, суть останется неизменна.

— Что…  Что случилось?

— Ты многословен, как никогда, — криво улыбаясь, говорил Рихтер, скидывая вещи в походную сумку. — Хотел бы объяснить, но не могу. Сидели. Тихо, мирно жевали посредственного качества еду и пили такой же коньяк. Мило беседовали о жизни.

— И?..

— Я вышел по нужде. Когда вернулся, увидел зачатки помешательства через стекло тамбура. Официант с бешеными глазами подбежал к столу и со всего размаху воткнул вилку в руку «учителя». На что он молниеносно ответил. Схватил со стола десертный нож и перерезал ему шею, словно самурайским мечом. Затем схватил окровавленный «кочан» и ударом кулака отправил в окно. «Доктор» тоже не растерялся. Выхватил из-за пояса наган и разнес на куски башку подоспевшего директора вагона-ресторана. Тут они заметили меня, а я увидел их глаза…

— Что…  с их глазами? — спросил я почти шепотом.

— В них черная ярость всего мира. Но не такая, как у этих пожирателей плоти. Она осознанная и управляемая. Это хладнокровные убийцы.

Паника поработила меня, смывая остатки рациональных мыслей.

— Почему они охотятся за нами?

— Не знаю…  И спрашивать их об этом у меня желания нет. Я им точно ничего плохого не делал.

— Отчего они не убили нас раньше, еще в купе?

— Неизвестно, Владимир. Может, сначала не хотели, а потом передумали…  Возможно, они тоже сошли с ума, как и остальные.

— Тогда почему мы не сошли с ума?

— Я не знаю…  Повезло…  Прими, как факт. Или ты жалеешь о том, что еще разумен?

— Нет…  И что нам делать?

— Я уже сказал: сваливать! Если получится, конечно. До нас еще четыре вагона, и они теряют время, зачищая на пути эту безумную толпу. Я поначалу думал, что эти зомботвари с ними быстро справятся, и смотрел за бойней из другого конца вагона. Не тут-то было…  Они профи…  Артем черепа зомбаков расколачивает рукояткой ствола. Патроны у него закончились. А второй, шутник, который мертвяков боится, за ним следом. Ножиками столовыми вертит. Мясо потрошит, отделяя филе от белых костей, как виртуозный кулинар. Только аплодисменты не раздаются, просто некому уже рукоплескать. Слаженный у них тандем получился, несильно это их задержит. Да и пистолет нам вряд ли поможет. Я видел, как в Артема охранники стреляли, до того, как сбрендили окончательно. Пули его облетают — зигзагами и в сторону. Ладно, хоть обратно в стрелка не возвращаются. Заговоренный он словно, неуязвимый, я бы сказал. Вот такие дела…

Что случилось со всеми этими людьми? Что уничтожило их разум? В них не осталось ничего человеческого, лишь звериная ярость! По какой причине они не нападают на нас? Почему Артем обладает даром неуязвимости, который я во сне передал его деду? Эти события связаны? А Химера? Какая роль у нее? Вопросов было явно больше, чем ответов.

— Уходим? — спросил я, останавливая неуместные сейчас мысли.

— Ну, я думаю, на дорожку присаживаться не стоит, — сказал Рихтер, натянуто ухмыльнулся и рванул вперед, не дожидаясь меня.

Мы шлепали по кровавому месиву, обходя монстров, чтобы не помешать невзначай их трапезе. Только запрыгнули в тамбур, как с другой стороны вагона возникли «лучшие друзья», залитые кровью с ног до головы. Рихтер не только не соврал, а даже не приукрасил. Выглядели они именно так, как он говорил. Казалось, еще немного — и стекло разлетится на мелкие осколки под напором ужасающе подавляющих взглядов, насыщенных яростью.

— Открывай двери, быстро!

— Зачем?

— Прыгать будем! — заорал Рихтер до рези в ушах, отталкивая меня от окошка и наводя на преследователей пистолет.

— На скорости сто километров? Харакири намного гуманней…

— Самоубийство — оставаться здесь, там шансов выжить гораздо больше. У тебя еще есть варианты?

— Нет…

— Тогда вскрывай дверь, я их задержу. Хочешь жить, умей вертеться…

Артем быстро приближался. Раздался оглушительный выстрел. В стороны разлетелись осколки стекла, рассекая мне кожу на лбу и заливая кровью глаза. Мощная отдача отнесла руку Альфреда в сторону, но сам он устоял на месте, даже несмотря на раскачивание платформы. Доли секунды — оружие снова на линии прицела и готово повторно стрелять.

Даже не знаю, кто из них всех теперь меня больше пугал…

В районе сердца, на богатырской груди Артема красовалась симпатичная дырочка, из которой хлынула красная струя. Но он двигался вперед, не обращая на «мелочи» внимания. Видимо, мог жить и без каменного сердца. Ни страха, ни боли, ни эмоций…  Ни одна жилка не дрогнула на лице, лишь…  глаза. В них закралось удивление, пробивающееся через черную маниакальную злобу. Изумлялся и я, ведь пуля попала точно в цель, без каких-либо проблем. Либо Рихтер ошибся в его сверхспособностях, либо таланты у Артема внезапно исчезли. Хотя это к лучшему — у нас появился призрачный шанс.

— Что ты залип, Володя?! Быстрей! — надрывал горло Альфред, стреляя повторно. На этот раз в область третьего глаза.

Точное попадание в голову почти всегда фатально, особенно из такого калибра. Причем независимо от содержащегося в ней количества мозгов и толщины лобной кости черепной коробки…  Вот только сегодня это не принесло результатов. Громоздкое тело по-прежнему стремилось к нам…

— Охренеть! — завопил я как резаный.

Нечеловеческими усилиями я выламывал двери, сдирая кожу о промерзлый металл. Дверь поддалась. Напор свежего воздуха и колючий снег хлынули в задымленный тамбур.

Перед глазами теперь суровый пейзаж — ледяная пустыня, сверкающая под светом далекой луны. Без единого кустика и деревца…  Мелькали столбы линий электропередач, размываясь в сплошной поток. Яростный поезд мчался вперед на всех парах, навстречу непокоренной вечности. Он летел даже быстрее, чем мне казалось вначале, разогнавшись до предела.

Безумие…  Хотя и немудрено — машинист тоже человек. Наверняка он, как и все, сошел с ума. И теперь кого-то дожевывает. Или его догрызают. Идея Рихтера прыгать — это безрассудная казнь собственными руками.

Выстрелы продолжались, разрывая грохотом перепонки, пока не послышался характерный щелчок осечки. Вполне закономерной, логичной и ожидаемой.

Все…  Лучше бы для меня патрон оставил!

Безрассудное тело, принадлежащее раньше громиле, влетело в закрытые двери. Оно со скрежетом царапало ногтями металл, издавая душераздирающие звуки, убивающие нервные клетки. В разбитое окно просунулась продырявленная голова Артема. От сильного удара на нас расплескались вытекшие глаза и кровавая масса из хранилища темных мыслей. Впечатлительный и долго сопротивляющийся желудок все-таки не выдержал. Словно взорвавшийся вулкан, изверг непереваренную смесь мясных котлет и булочек с кунжутом, сдобренную избытком алкоголя.

— Прыг…  — Рихтер не договорил, и его бездыханное тело грохнулось на пол.

Шея неестественно изогнулась, ноги скрючились. Еще секунду назад он затрамбовывал серебряные патроны в барабан «Colt Anaconda»…  Военный нож был засажен в середину его лба по самую рукоятку. Ухмыляющийся «убийца-ботаник» стоял в дальнем конце вагона. Радовался удачно проведенной лоботомии.

Рывок…  С нереальной скоростью Михаил приближался ко мне. Он размазывался от движения в воздухе, преодолевая десятки метров за секунду.

Времени для сомнений не осталось. Разбег…  и прыжок в неизвестность, судьбе навстречу. Я вылетел в открытую дверь на полном ходу, сжимая пульсирующий в руках серебристый артефакт.

Лишь бы не в столб! Хочу жить…  Остальное неважно…  Хочу жить…  Хочу жить…  Хочу…

* * *

Божественная тишина. Глухая ночь…  За окном брезжит электрический свет фонарей. Там, за стеклом, милый сердцу мегаполис, который никогда не спит и живет своей жизнью. Я сижу в мягком кожаном кресле в кабинете на нулевом километре Екатеринбурга. Кабинет такой, каким я его запомнил в первый день. Заваленный бумагами пыльный стол, фотографии в рамочках на стенах, которые Рихтер трепетно собрал на следующий день. Книжные шкафы, укутанные паутиной. Даже перекидные часы показывали то же самое время — одиннадцать часов одиннадцать минут…  Как будто я и не уходил…  Мистика…

На столе еще не лежал ноутбук, который я приобрел на аванс, выданный Рихтером. Да и красивых цветочков, подаренных Еленой, на подоконнике нет.

В руке я сжимал знакомую фигурку, но болезненного ожога под ней и в помине нет. Как и рассечения на лице, которое я пытался разглядеть в старинном зеркале на стене. Конечно, кровь на лице была, но под носом. И не только там, а и на белой рубашке. Но главное, это только моя кровь…  И важно лишь слово «только». Сколько радости от, на самом деле, безрадостного события.

Я встал с кресла, включил свет и подошел поближе к зеркалу. Глаза были разного цвета, но удивления это не вызвало. Люди, как тараканы, ко всему привыкают.

Из кармана я вытащил телефон — узнать точное время. Комнату пронзил пугающий, разъедающий мозг смех, исходящий из-за спины.

Я в страхе повернулся. Никого.

Взгляд метнулся к засветившемуся экрану. На нем появились единицы. Но пугало меня не время…  А дата. Это день уникального временного палиндрома. И я хорошо помнил, когда этот день…  уже был.

Остатки сил и шарахающиеся по стенкам черепной коробки мысли исчезли в одно мгновенье. Я рухнул, словно подкошенный, обратно в приветливое кресло.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ ВЕСНА В СЕРДЦЕ

Екатеринбург, 24 декабря 2011 года, квартира Ветрова В.В.

Жизнь каждое мгновение напоминает о том, что она непредсказуема и нелогична. Как юная, изнеженная и не в меру капризная принцесса. Нельзя заглянуть в будущее, покрытое мраком, и подглядеть, что ждет за следующим поворотом. Но этим жизнь и интересна…

Никто не может сказать точно, что будет с ним через год или месяц. Даже в следующую секунду неизвестно, что произойдет. Вероятность того, что на голову упадет кирпич, почти стремится к нулю, но основополагающее в этой фразе — слово «почти». Никто в жизни не застрахован от неожиданностей. Они подстерегают на каждом шагу. Иногда приятные, но чаще наоборот. Порою даже кажется, что жизнь только из одних фиаско и состоит…

Люди переживают неудачи по-разному. Первые легко справляются и двигаются дальше, как будто ничего и не произошло. Вторые замыкаются в себе, опускают руки и ищут утешения. Не решают проблемы, а забывают об их существовании, выжигают из сознания алкоголем, наркотиками, а иные — всем сразу. Но и те и другие хотя бы раз мечтали о другой жизни. Той, где не существует неисправимых ошибок.

Кто-то думал об этом под бой курантов в Новый год. Некоторые утром с похмелья, в очередной тяжелый понедельник. Другие во время депрессии от неразделенной любви. Ну, или после чьей-то смерти.

Одни мыслят о глобальных и нереальных изменениях. Скажем, родиться снова в России, но в другой, «правильной» стране. В той, где власть заботится не только о собственном благосостоянии, но и о гражданах.

Другие грезят о незначительных и реальных. К примеру, не пить, не курить и посвятить жизнь себе любимому. К сожалению, в основном это происходит тогда, когда завтра становится недостижимым. Когда душа уже покидает тело, измученное циррозом, раком легких или чем-то другим.

Да много кто и о чем думает…  Общее в желаниях лишь одно — исправить неверные шаги в прошлом.

За свою короткую жизнь я ни разу не задумывался об этом. И уж тем более не мечтал о том, чтобы в ней что-то изменить, разве что самую малость. Я был доволен ею несмотря ни на что. Но как это обычно и бывает, жизнь не считается с нашими желаниями. У нее свои планы на наш счет.

* * *

Все случилось так, как случилось…

Раннее утро следующего дня застало меня врасплох. Очнулся я на полу кабинета, рядом с креслом. Я умер и возродился в прошлом, начав жизнь заново. Одиннадцатое ноября одиннадцатого года стало точкой отсчета. И судя по всему, во всем была виновата злополучная серебристая фигурка, которую я сжимал в руке.

В залитой кровью рубашке показываться на глаза Рихтеру не стоило хотя бы из чувства приличия. Такси, полчаса в пути до родимого дома, и вот уже горячая струя воды в душе расставляет мысли по местам.

Все как в добротной русской сказке. Перепутье трех дорог и камень, на котором вырублено: «Направо пойдешь…  Налево пойдешь…  Прямо пойдешь…»

Невообразимо манил путь налево: схватить опасную бритву и полоснуть по горлу, чтобы расставить точки над «i». Выяснить раз и навсегда то, что Химера возвращает меня после смерти в исходную точку. Умопомрачительные перспективы…  Но, во-первых, сами мысли о крови, которой я насмотрелся в изобилии за последнее время, вызывали тошноту. Во-вторых, воображение набрасывало печальную картину: опарыши, с жадностью пожирающие разлагающуюся плоть. Они глумились над моим бессмертием. Ладно хоть не визжали от наслаждения — не могли. То еще зрелище, чуть в обморок не свалился. Сомнительный вариант. В сторону его, без сожаления.

Путь направо более разумен. Обратиться в психбольницу и рассказать о фантастических приключениях с перемещением во времени. Но, во-первых, доказательств у меня никаких, а во-вторых, заставить говорить артефакт — единственного свидетеля — вряд ли удастся даже с применением скополамина. Да и опыт подсказывал, что милой беседой все вряд ли ограничится. Остаток жизни я проведу в тесной коробке с кусочком неба за решеткой. А если сильно повезет, то даже не в смирительной рубахе. Без будущего, без прошлого, без настоящего…  Удручающе-печальная сказка получилась. Неподходящая версия, уберем пока на верхнюю полку, в самый темный угол подсознания.

Ну и, наконец, третья тропинка — прямая, как полет стрелы Робин Гуда. Не заканчивать путь самоубийством ради проверки безумной теории. Не бродить по психушкам в поисках истины. Просто радоваться жизни и ни о чем не думать…  Ждать, куда кривая выведет. Пофигизм в чистом виде. Ведь теперь у меня есть преимущество. В отличие от других обычных людей, я знаю, что со мной произойдет в ближайшие несколько месяцев. Я теперь словно шулер за карточным столом, с четырьмя тузами в рукаве.

Ну, не мог я поступить иначе! Русские богатыри других дорог не выбирают…  Для сомнений нет места. Только прямо…

Уверенной поступью я шел по тернистому жизненному пути и исправлял все еще несовершенные мной ошибки. Вероятно, я единственный человек, который не только начинал жизнь с чистого листа, но и изменил прошлое.

В исправлениях я постарался по максимуму. Обмануть повторно не получалось, втюхать мне подделки теперь не удалось. Ограбить и избить тоже — я просто не поехал на ту встречу. Иногда я выполнял поручения Альфреда до того, как он об этом просил, что вызывало у него удивление и восхищение. Рихтер был мною доволен и не скупился на похвалы.

Деньги текли рекой…  Бесконечное наслаждение. Это лучше, чем любоваться пламенем огня, наслаждаться потоком воды или наблюдать за работой людей, даже если пожар все это объединил.

За всем этим я немного увлекся и упустил важный момент — день нашей смерти наступает сегодня. Поезд, на котором мы должны ехать в Москву, уже на всех парах приближается к Екатеринбургу. Повторять безумие не хотелось, а поговорить с Рихтером и убедить его не ездить — пока не удалось.

Конечно, у меня в распоряжении была куча времени. Но по разным причинам этот разговор не состоялся. То мне не хватало времени, то сильно уставал, то не знал, как начать, изредка мешали посетители. Я могу придумать еще тысячи оправданий, но все они не более чем отговорки. На самом деле мне просто было страшно об этом говорить.

А ведь помимо поездки были и другие вопросы…  И немало…  Они роились в голове, словно надоедливые мухи. О фигурке. О разноцветных глазах. О Черных Башнях…  Да много о чем…

Потерянное время не вернуть, а вот спасти нас от смерти еще возможно!

* * *

Спешно заказав такси, я оделся и через час уже стоял перед дверью с надписью на золоченой табличке: «Альфред Рихтер. Антиквар». Для разговора я наконец-то созрел.

Тук-тук…

— Заходите! Не заперто! — послышался голос Рихтера.

— Добрый день! — заходя внутрь, поздоровался я.

Черт…  опять не вовремя…  В кабинете, кроме Рихтера, находились двое незнакомцев.

— Привет, Владимир! Знакомься! Александр Сергеевич Анисимов — мой лучший друг, — произнес Альфред, указывая на широкоплечего черноволосого мужчину, сидящего в кресле перед его столом размером с маленькую комнату.

— Добрый день! — отчеканил лишенным эмоций голосом военный.

Одет он был в черный мундир с золотистыми офицерскими погонами, на которых красовались две крупные звезды. Форма сидела на нем как влитая. Я кивнул ему в ответ.

— А это Максим — его сын, — добавил Альфред, переместив взгляд на диван, на котором развалился юноша лет шестнадцати отроду. — Отличный малый. Думаю, вы обязательно подружитесь.

— Здравствуйте! — крикнул паренек, голос которого не отличался по впечатлениям от предыдущего. Разве что стали в нем не хватало.

— Привет, Макс! Будем знакомы, — отреагировал я и махнул ему рукой.

Догадаться, откуда они, было не сложно. Во-первых, у Рихтера напряг даже с приятелями. А во-вторых, о подполковнике ФСБ Анисимове он расскажет мне сегодня вечером в поезде. Или, вернее, уже рассказывал…  Тогда, в прошлый раз.

— Из Благовещенска гости?

— Откуда?.. Я вроде…  Ну да ладно…  Да, они из Благовещенска прилетели. Вот ко мне заглянули. Так сказать, проведать забытого всеми старика, — путаясь в словах, пробормотал озадаченный Альфред.

— Саша, — подходя ко мне и протягивая руку, сказал Анисимов.

— Владимир! — представился я, отвечая на рукопожатие.

Пришлось приподнять подбородок, чтобы заглянуть в его лицо. Оценивающее сканирование холодным взглядом продолжалось недолго, но пробрало до самых костей. Да, не хотел бы я с таким на допросе встретиться…  Такой за минуту душу наизнанку вывернет. Суровый вы человек, Александр Сергеевич! А вдруг он еще и мысли читать умеет? Лучше не рисковать и вообще ни о чем не думать.

— Не бойся, Володя, Он только с виду такой строгий. На самом деле белый и пушистый, как лягушка в анекдоте, которая с детства болеет, — заметив неловкую паузу, пошутил Рихтер.

Может, в глубине его глаз и было что-то более теплое и менее угнетающее, но я этого не разглядел. Хотя особо и не старался.

— Да не боюсь…  глупости, — отлепляя взмокшую ладонь от руки полковника, произнес я уверенным тоном.

— Ты уже собрался? Что-то рановато…  — заметил Рихтер, бросая взгляд на старинные маятниковые часы, стоящие рядом с большим окном, выходящим во двор. Время подходило к обеду.

— Как раз об этом я и хотел поговорить…  — откликнулся я, присаживаясь в свободное кресло, стоящее перед столом Рихтера.

— Совсем не терпит?

Пять минут уже ничего не изменит. Этот разговор я и не столько откладывал.

— Да нет…  Терпит.

— Ну, и отлично. Нам нужно с Сашей переговорить о неотложных делах, а Леночка задерживается. Может, развлечешь пока Максима, а потом поговорим?

— Не вопрос…

* * *

Боковым зрением я уловил яркую вспышку света, озарившую пространство помещения. Раздался шипящий звук с легким потрескиванием, напоминающий коронирующий разряд электричества. Воздух наполнился запахом озона и мечущимися «светлячками».

Я обернулся и увидел Максима. Из него вылетали сверкающие молнии, обволакивая пространство вокруг. На плече сидел крупный прозрачный орел. Птица пожирала меня взглядом, разинув заостренный хищный клюв.

Тело обмякло. Веки плавно опустились. Сознание почти отключилось. Раскат грома…  И меня затрясло, словно разверзлась земля под ногами…

* * *

— Владимир! Что с вами? — тряся за плечо, говорил Александр, который, видимо, подоспел раньше всех. — Вам плохо?

— Пугать нас вздумал…  Со смертью, что ли, повидался? — причитал старик. — Бледный стал, как поганка.

Видения оставили меня в покое, словно кто-то нажал кнопкувыключателя. Щелк…  И все вернулось в обычное состояние. Ни молний, ни треска…  Туман в глазах развеялся, и теперь я увидел над собой полковника и Рихтера. Судя по лицам, они явно были обеспокоены.

— Я в порядке, — сказал я, усаживаясь нормально в кресло.

Прозрачным мало снов…  Они еще и в реальность лезут. Кто или что это? Чего хотят эти существа? Зачем им я?

— Ты же сознание потерял, пусть и на несколько секунд, — не успокаивался Рихтер. — В этом ничего хорошего нет. Максим, открой окно!

— Ничего я не терял…  Просто задумался…

— Тогда в следующий раз, когда решишь задуматься, предупреди заранее. И лицо попроще делай. Нервничать заставляешь…  — говорил Альфред, водя указательным пальцем перед моим лицом. — Так ведь ко мне в гости и инсульт может нагрянуть. Придется в больницу везти. И не факт, что мы с такими пробками дождемся скорой. Так и помру на работе благодаря тебе. Задумался он…  Конфуций перенедоделанный.

— Может, вам лучше отдохнуть? — спросил Анисимов.

— Все в порядке, я же сказал. Пошли, Максим! — прервал я бессмысленный разговор и поднялся.

Юноша спорить не стал, и мы с ним вышли в распахнутую дверь.

Обычный парень, никого рядом с ним нет…  Показалось…  Так ведь и в психушку загреметь можно. Вот как теперь с Рихтером поговорить о поезде?

* * *

Вскоре мы уже переместились в мой кабинет, благо, до него с десяток метров. Я расположился в кресле за письменным столом, а паренек уселся у стены на краешек венского стула. Максим ничего не говорил и без особого интереса разглядывал переплеты книг в шкафу напротив.

Все мои познания о подростках ограничивались двумя общеизвестными фактами. Во-первых, они питаются такой же едой, как и все. Во-вторых, поголовно увлекаются компьютерными играми. Я надеялся, что этих знаний окажется достаточно и проблем с развлечением Максима не возникнет.

— Может, есть хочешь? Будешь пиццу? — обратился я к пареньку, поглаживая пальцами экран сотового. — Я закажу.

— Угу…

— С чем предпочитаешь? С грибами, морепродуктами, курицей? Или, может, со шпротами и вареньем?

— С креветками.

— Что-нибудь еще? Салат или что-то из японской кухни. Суши, роллы?..

— Нет. Попить еще.

— Кока-колу?

— Простой воды, без газа.

— Хорошо…

Я выловил из списка в телефоне службу доставки и нажал кнопку вызова. Пару минут общения с милой девушкой и заказ оформлен.

— Засекай сорок минут. Если вовремя не привезут — пообедаем бесплатно. Что делать будем? — спросил я Максима.

В ответ он пожал плечами и изобразил безразличие.

— Может, в «Counter Strike» поиграем? Как вариант…  — озадачил я его новым вопросом, открывая крышку спящего ноутбука.

— Ну, я бы пошпилил. Только чур я за «терров». Лучше бы, конечно, в «War face», ну или хотя бы «Point Blank», но это тоже неплохо.

— У меня только «контра» установлена…  Садись, — сказал я, уступая ему место.

Беспроигрышный вариант…  Парень вскочил со стула и вскоре уже сидел в кресле. Через некоторое время левая рука Максима с нереальной скоростью застучала по клавиатуре, а правая затеребила компьютерную мышь. Расширившиеся глаза забегали по монитору, а сознание погрузилось в тысячи пикселей на карте «de_dust2».

— Как играем? До смены карты, по фрагам или по смертям? — пробормотал Максим.

Выглядел он теперь намного «живее», словно проснулся.

— Как хочешь…

— Тогда до смены. Машина у вас зверь! Инет рульный. Лагов нет и пинг бодренький.

— Недавно апгрейд сделал и к безлимиту скоростному подключил.

— Кул!

Громкие выстрелы и взрывы гранат не прекращались ни на секунду. Немного приглушали их крики Максима с четкими и в то же время емкими командами. Картинки на карте менялись моментально. Фигурки бойцов выполняли нереальные кульбиты и запредельные прыжки. Но их ничто не спасало от точно выпущенных пуль. «Контры» валились штабелями, забрызгивая стены и пол на экране виртуальной кровью. Хорошо хоть из монитора не вываливались.

— Гребаные кемперы! Раунд конечный слил. Всего двадцать фрагов. Теряю хватку…  Теперь вы, — почти культурно выругался парень и встал рядом со столом.

В его глазах горел мятежный огонь, но внешне он был спокоен и сосредоточен.

Как оказалось, это свойственно не всем игрокам. Очередной неудачный раунд и лазерная мышь полетела в ближайшую стену, раскидывая нутро на мелкие пластмассовые осколки. У меня даже не получалось преодолеть начальную точку в игре. Десять, максимум двадцать неловких шагов. Жестокий молниеносный раш, хетшот в колокольню и добро пожаловать на респаун. Сиди, наблюдай за атакой спецов. Хоть бы увидеть того, кто стрелял! Я уж не говорю о том, чтобы пальнуть в его черное тельце. Или еще гораздо фантастичней — попасть в него.

— Эй…  Эй…  За что девайс-то приговорили? Мышь точно не виновата в том, что руки кривые.

— Не переживай, у меня еще есть. Блин, Макс, что за фигня? До сегодняшнего дня я думал, что неплохо играю.

— Видимо, с ботами гамали? — улыбнулся парень и взглядом попросил подвинуться. — Те-то да, веселые ребята, не огрызаются. Все время лбом стену пробивают в ожидании пули.

— Да нет, с живыми людьми вроде.

— Ну, среди этих боты похлеще попадаются.

— В армии не был, стрелять не научился. Так ламером и останусь навсегда.

— Да ладно вам переживать. У меня глаз-алмаз. Я ведь вижу, что вы не совсем нубье. Шансы у вас еще есть, но только не сегодня и не на этом серваке. Здесь отцы играют, которые еще и не брезгуют читы юзать. С ними надо так же играть, на опережение. Просчитывать шаги и предугадывать действия.

— М-да…

— И кстати, вы жизнь и игру не смешивайте. Я думаю, это разные вещи. В реале я по стрельбе любому сто очков форы дам. И с левой, и с правой руки стреляю, и с двух пистолетов сразу, и в прыжке, и навскидку без прицеливания. С автомата положу мишени с полсотни метров. Пулю за пулей…  В одну и ту же пробоину. Хоть лежа, хоть от живота. И в сумерках, и ночью…  А вот в игре не могу так. У меня друг есть, Сашка, «авепешник» с мегареакцией. Он на спор с закрытыми глазами раунд брал. Бойцов раскатывал, как безголовых ботов. Вот он да — бог контры. Но в жизни Саня метр с кепкой. Пистолет в руках не удержит, куда уж ему стрелять. А вы — «в армии не был». Плохая у вас теория, неправдивая.

— Поразительно. А ты где так стрелять научился?

— Ну, я в секцию хожу. И еще батя то на полигоне, то в тире каждую неделю тренирует. Офицером хочу быть, как отец и дед мой.

— Везет тебе, — протянул я и взглянул на парня по-новому. Теперь я считал его не шестнадцатилетним пацаном, а настоящим мужчиной. Максим не стал выше, шире или умнее. Просто я увидел в нем человека, который нашел серьезную цель в жизни.

Телефонный звонок прервал мысли. Я ожидал увидеть номер службы доставки, но это оказался некий неизвестный абонент.

— Да! — выдавил я в трубку, решив все-таки ответить.

— Здорово, бездельник!

— Здравствуйте. А вы кто?

— Ну, ты что, Вова? Это же я, Олег. Не узнал?

— Честно, нет, — искренне ответил я. Даже вариантов не было.

— Ну, ты вообще! Олег я, из бара. Помнишь, увольнение отмечал? Клуб «Coyote Ugly». В красном свитере с рисунком оленя…  Помнишь? Это я…  Водителем работаю, воду питьевую развожу.

— Нет…  Не помню…

— Совсем, что ли, ничего в голове не осталось? Да, хорошо мы тогда покутили, век не забуду, — как из бездонной бочки, лились его слова в трубку.

— Да-да…  что-то припоминаю, — из вежливости солгал я. — А чего звонишь-то?

— Да я тут твою красавицу случайно встретил. Задом на машине сдавала и аккурат в бампер влетела. Там места завались, на фуре с прицепом можно развернуться. Чуть не прибил эту курицу там же, на месте. Я-то ее тоже не узнал, а вот она меня вспомнила.

— Не понимаю, причем тут я? — буркнул я, — Я за аварию платить не собираюсь.

— Да не…  Мы там все разрулили на месте, при деньгах оказалась девка. Я не за этим звоню. Она про тебя спрашивала, номер ей твой нужен. Встретится там. Шуры-муры…  Или шпили-вили…  Я не уточнял. Сказал, что дома телефон записан, перезвоню. Ты как, в теме? Или ну ее?.. Если нет, то я тогда сам к ней шары подкачу. Может, что и обломится.

В трубке раздался сигнал параллельного звонка. Я мельком взглянул на экран — служба доставки пиццы.

— Давай, я тебе перезвоню, занят я немного. Важные люди на второй линии, сделка на миллион долларов, — опять соврал я, разговор мне не очень нравился.

— А, ну, конечно, давай, Вован. Извини, что мешаю. До созвона, — попрощался он.

Запиликали гудки, и я переключился на девушку на второй линии.

— Сейчас будем обедать, завязывай, — крикнул я Максиму, поговорив несколько минут.

— Ок! — ответил он, не отрываясь от монитора.

Я улыбнулся и отправился на первый этаж открывать двери посыльному. По дороге дискутировал сам с собой о странном звонке.

Хочу ли я ее видеть? Или не хочу…  А вдруг она страшная? А если нет…  Зачем она мне в блокноте записку оставила? Пусть все эти вопросы пока останутся без ответов, но номер все-таки стоит записать. Руки зашелестели по кнопкам, и вскоре в телефоне появился еще один контакт — «Олег Койот». Лишь бы потом вспомнить, что за зверь такой.

Вернувшись, я понял, что ничего не изменилось. Максим по-прежнему пожирал глазами цифровой поток на мерцающем экране. Давать ему еду в таком состоянии вряд ли имеет смысл. Сейчас ему можно заталкивать в рот что угодно. Разницы в качестве и вкусе он даже не заметит. Я выключил питание ноутбука и сразу в ответ раздался недовольный возглас. Зато теперь можем нормально поесть.

— С возвращением! Пиццу ешь.

— Угу, — с кислым выражением лица сказал Максим, как будто я ему не пиццу предложил, а лимон.

— Да ладно тебе, что за обиды. Поешь и включишь.

— Угу…

Разговор не клеился и перешел на начальную стадию развития. Смачное пережевывание в тишине не впечатляло, и я спросил первое пришедшее на ум, хоть как-то связанное с игрой.

— А ты видел людей-стекляшек?

— Что?.. — откликнулся Максим.

Он перестал жевать и побледнел. Что его так напугало? Странное поведение…  Не ожидал такой реакции. Так волноваться из-за пустяков. Это ведь просто игра.

— Ну, этих, невидимок в контре, — уточнил я вопрос. — Парочку раз натыкался на каких-то серваках.

— А, вы про это…  — Он вздохнул, словно с облегчением, и откусил еще кусочек. — Это тоже читеры. Как и геймеры, постоянно попадающие в голову. Те, которые «мочат» на любом расстоянии и через какие угодно преграды.

— Понятно…  Ну, а смысл с ними играть, с читами с этими?

— Вот тут как раз все, как в жизни. Кто-то хочет всего и сразу, причем как можно быстрее. А кто-то добивается сам. А на это нужна тьма времени. Часов по десять-двенадцать в день шпилить. По-другому опыт и репутацию не заработаешь. И не каждому еще родаки разрешают столько за компом виснуть.

— Первое намного заманчивей…

— Это смотря для кого. Мне вот второе ближе — хочу сам всему научиться. Да и в читах хорошего мало. В них полно вирусов всяких. Троянов там, шпионов, червей и прочей дряни. Могут даже «операционку» уничтожить со всеми файлами. Информацию ценную собрать и преступникам отправить. Говорят, что самые продвинутые программы еще и на «хэпешку» влияют. Психофизиологическое программирование…  Эффект двадцать пятого кадра. Звуковая информация за порогом нормального восприятия. Прямо на «винт» в голове записывают. У меня бабушка этим занимается. Слышали, может, о таком?

— Припоминаю…  Что-то слышал…

— Слова незнакомые, а вот смысл почему-то понятный, — послышался голос Рихтера, нарисовавшегося в дверном проеме. — Только сразу видно, что не тому человеку ребенка доверил. Елена бы его в кафе сводила, борщом накормила. Да по залам бы потом поводила, приближая к прекрасному. А ты…

— Так тоже хорошо, — сказал я и подмигнул парню.

— Я бы сказал: все супер, — отреагировал Максим, подмигнув в ответ.

— Ну, и хорошо…

— Вы освободились Альфред?

— Да. Ладно, давайте доедайте. Проводим гостей, тогда и поговорим, — вставил последнее слово Рихтер и удалился.

* * *

Примерно через полчаса, проводив Анисимовых, мы вернулись в кабинет Альфреда. Он налил себе миниатюрную кружку ароматного напитка из автоматической кофеварки. Проковылял вокруг стола и уселся в кожаное кресло. На его лице сейчас была недвусмысленная гримаса — «весь в ожидании и внимательно слушаю». Я расположился напротив Рихтера, в кресле, в котором еще недавно сидел Анисимов.

Слова в голове складывались в предложения с неимоверным трудом. Постоянно перескакивали, спотыкались, исчезали в неизвестности и появлялись вновь. Но не в том месте и не те, что нужны. Важный разговор начать не получалось. Поэтому я сидел и красноречиво молчал, глядя на Рихтера уже целую вечность. По крайней мере, минуты три точно…

— Может, уже начнешь? — не выдержал Альфред. — О чем ты хотел поговорить?

— Думаю…  — начал я и опять затих, потирая виски кончиками пальцев.

— Да я вижу, что ты усиленно мыслительным процессом занимаешься. Даже волосы шевелятся, словно у Медузы горгоны. Как бы это странно ни звучало, но ты мог делать это и без моего участия. Ты же не подумать ко мне зашел?

— Думаю, нам не стоит сегодня ехать в Москву…  — выпалил я.

— Неожиданное заявление. Может, назовешь хотя бы причину, которая к этому умозаключению привели.

— Сложно и долго объяснять…

— Я не тороплюсь, время у нас есть, — развалившись в кресле, произнес он. — Кстати, я люблю сложности, они закаляют дух. А вот терять деньги, которые почти в кармане, ненавижу.

— Альфред…  Мы…  Мы умрем…  Понимаешь, нас убьют. Убьют в этом поезде, — выложил я как на духу. — Я видел страшный и очень реалистичный сон.

— Прискорбно…  Но я не верю в вещие сны. Если хочешь убедить меня, то должен предоставить более существенные доказательства.

— Ну, это не совсем сны…  Нечто большее.

— Сказал «А» — говори «Б». Не люблю недосказанности. Это повод для ненужных фантазий, а они ни к чему хорошему не приводят.

— Ладно…  — воскликнул я. — Вам что-нибудь известно вот об этом?

Я встал с кресла, подошел к столу. Вытащил трясущимися руками из внутреннего кармана пиджака фигурку Химеры и выложил ее на стол. С чего это у меня руки дрожат? Вроде не пил вчера ни капли…

— Знакомая вещица…  В кабинете, вероятно, нашел? Причем тут она?

— Да там…  Ну, в общем. Странный это кулон. Не знаю, в чем его суть и как он работает. Возможно, будущее показывает, — произнес я и уставился на Альфреда в ожидании.

Раскрывать все карты я не стал. Неизвестно ведь, как отреагирует Рихтер. Пока лучше без пугающих подробностей. Старенький он уже, поберечь его надо.

— В нем нет ничего необычного, тысячу раз держал в руках. Доказательства волшебства где? Может, тебе просто нужно отдохнуть?

— Не устал я. Доказательства…  Вас не удивляло, что я многое делаю слишком уж хорошо?

— Невиданный талант…  Блистательная интуиция. Пока все объяснимо и не сверхъестественно…

— Я знал, что ваш друг с сыном приехали из Благовещенска. Откуда мне это стало известно?

— Удивительно, но и этому можно найти объяснение. Леночка рассказала. Она в курсе всего и к тому же болтлива.

Я плюхнулся обратно в кресло. Мысли в голове резвились, словно тигры в клетке, но новый довод не появлялся.

— Книга! — проорал я во все горло.

Причем так вдохновенно, словно я Исаак Ньютон и только что изобрел закон всемирного тяготения, получив по темечку наливным яблоком.

— И что значит «книга»? Ты меня пугаешь, — нахмурив брови, буркнул Рихтер.

— Ваша книга! Вот она, на столе…  в старинном переплете.

— Действительно. И что в этом такого особенного?

— Внутри спрятан револьвер «Colt Anaconda». Вы стреляли из него в поезде. Вернее, будете стрелять.

— Откуда?.. — больше испуганно, чем удивленно произнес Рихтер. Он начал спешно перелистывать страницы книги, пока не убедился в том, что все запечатано как нужно. — Вот это уже интересно…  Об этом не знал никто.

— Теперь верите?

— Все еще сомневаюсь, но уже меньше.

— Кстати, каким образом вы его через металлодетектор пронесли? На керамический он не похож, сталью сверкает.

— Особый материал: не сплав металла, но и не керамика. Новейшие разработки из подвалов бывших НИИ. Обложка книги представляет собой поглотитель и псевдоотражатель рентгеновских лучей. Элементарно…

— Ага, как два пальца об асфальт.

— Ну да…  Владимир, угости сигаретой.

— Вы же бросили, насколько я помню.

— Передумал.

— Держите, отравы не жалко, — с иронией сказал я и протянул сигарету.

— Благодарить не буду, даже не жди, — пробурчал Альфред.

Он выхватил сигарету, прикурил зажигалкой и глубоко затянулся. Клубы едкого дыма устремлялись к потолку, образуя непроницаемый туман. Рихтер молчал, уставившись безумными глазами в пустоту, и иногда покашливал.

— Владимир, я знал, что не ошибся в тебе. Верни билеты на злополучный поезд, а я позвоню в Москву и оповещу о форс-мажоре.

— Хорошо, но у меня есть вопросы.

— Не сомневаюсь…  У меня к тебе тоже. Начинай.

— Что это за фигурка?

— Об этом предмете я не скажу ничего. Последний человек, которой хоть что-то знал о нем, давно канул в неизвестность, унеся все ее тайны с собой.

— Вы сказали: об этом предмете. А есть и другие?

— Да, их великое множество. Точное количество не скажет никто. Может, сотни, возможно, тысячи. Это фигурки существующих или мифических зверей, птиц или насекомых.

— Впечатляет…  Не думал, что их столько.

— Важно не количество, а то, что в них заложено. Они даруют владельцам сверхъестественные способности.

— И какие именно?

— Да какие угодно…  Вот захотел ты в страну заморскую съездить. Бери с собой попугая — ты заговоришь на любом языке мира. Причем так, как будто всю жизнь там прожил. Вплоть до акцента и местного сленга. Никто даже не подумает, что ты турист. Ну, или на охоту тебе приспичило сходить. Возьми с собой кобру. Тогда ни одному зверю от тебя не убежать, ты никогда не промахнешься. Даже если ни разу в жизни не стрелял. Хоть из лука стреляй, хоть из пушки.

— Потрясающе…

— Предметы, о которых я рассказал, самые слабенькие. Есть гораздо сильнее по свойствам. Некоторые позволяют управлять животными, помогают становиться невидимым, предупреждать об опасности, телепортироваться куда угодно, трансформироваться по своему желанию…  Но есть и ужасные…  Предметы, заставляющие вершить историю, уничтожая миллионы. Они стирают с лица земли целые народы и все живое вместе с ними. Превращают в пепел города и целые цивилизации. Писистрат, Люций Сулла, Александр Македонский, Чингисхан, Адольф Гитлер…

Мозг закипал от переизбытка информации. Хотелось волосы на голове рвать. Уникальные способности…  Это многое объясняло, но вопросов становилось еще больше. Все мои видения, галлюцинации…  По-видимому, Химера наделила меня даром видеть чужие жизни. Но происходило это на самом деле или…  я просто смотрел во сне документальное кино? Менял ли я хоть что-нибудь в судьбах тех людей? Влиял ли на ход истории? А как объяснить то, что я вернулся в свое прошлое? Еще одно свойство? Рихтер не упоминал, что их бывает несколько у одного артефакта…

— Можно продолжать список владельцев до бесконечности, но, я думаю, ты знаешь, кто эти люди, и уловил суть слов, — увлеченно рассказывал Рихтер, — Все, что ты только можешь вообразить, все безумные мечты человечества уже воплощены в предметах. Для каждого определенного желания есть артефакт.

— Крутые побрякушки, аж дух захватывает! А вы не ошибаетесь? Предметы путешествуют по земле тысячи лет? — спросил я, обрывая неугомонные мысли.

— Не ошибаюсь…  Все так и есть. Ведь их невозможно уничтожить, сломать, переплавить или каким-либо другим образом испортить. Думаю, артефакты даже старше, чем мы можем себе представить. Они появились задолго до того, как мы превратились из обезьяны в человека и взяли в руки камень. С большой долей вероятности, что не без их прямого или косвенного участия. Возможно даже, что для них мы уже не первый опыт работы с материалом с зачатками разума. Это лишь догадки, подтверждений нет. Хотя, пока мне не доказали обратное, я буду принимать это как догму.

А может, у Химеры другая способность? На самом деле я «завис» в одном времени. И до того момента, пока не выполню свою миссию, не смогу выбраться. Буду умирать раз за разом и возрождаться вновь…  Как лейтенант Слепаков из сна, застрявший на гребаной войне. А видения — это воспоминания прошлых владельцев. Тогда какая у меня цель? Да уж…  Дар бессмертия…  Стоп! А если в руках у меня не будет Химеры? Тогда умру? Полный мрак…

— Невероятно…  А почему их нельзя уничтожить?

— Особая структура металла — даже алмаз не берет.

Откуда все это знает обычный антиквар? Тот ли он, за кого себя выдает? Как он добыл эту информацию? Вопросы множились со скоростью бактерий и останавливаться на достигнутом явно не собирались.

— Но кто, по-вашему, их создал?

— Владимир, я похож на Господа Бога? Хотя бы чуть-чуть?

— Не довелось его видеть, но все-таки, думаю, что нет.

— Тогда как я могу ответить на твой вопрос?

— Весомый довод. Безупречный…  Спрашивать, зачем их создали, я так понимаю, не имеет смысла.

— Ты меня радуешь. Умнеешь с каждой секундой.

— Стараюсь…

— Не советую обольщаться насчет предметов. Да, они наделяют силой и мощью. Теоретически…  Но еще они несут в себе опасность для владельца.

— Почему вы акцентировали внимание на слове «теоретически»? И в чем их вред? Мне пока непонятно.

— Ты наверняка слышал о вампирах. О мерзких упырях, сосущих человеческую кровь, чтобы существовать. Предметы — это те же самые вампиры. Те же яйца, только в профиль. Пока ты используешь их силу, они используют тебя. Только высасывают не кровь, а здоровье, жизненную энергию и часть души. И чем дольше и чаще ты ими пользуешься, тем жаднее они становятся. Им безразлично: выживешь ты после этого или нет, какие цели преследуешь, хороший ты человек или плохой. Не знаю, есть ли у них душа или разум в нашем понимании, но владельца они выбирают сами. Никто не сможет предмет заставить. Либо он принял тебя, либо нет. Речь не об избранности или великой миссии. Просто человек оказался рядом в нужный момент, и предмет счел его съедобным. Сначала появляются мигрени, потом усталость даже от привычных дел. Дальше беспокойство, приступы паники, бессонница. Чувствуешь себя развалиной. Обостряются хронические или скрытые болезни…  Появляются обмороки, галлюцинации, потеря ориентации в пространстве и времени. Уже и непонятно становится: то ли человек управляет артефактом, то ли наоборот. Потому и теоретически, потому что все…

— Я понял. Итог один — смерть, и притом мучительная.

— Растешь…  Да. И чем больше у тебя предметов, и чем чаще ты их используешь, тем быстрее умрешь. Бесплатный сыр только в мышеловке.

— Второй мышке бесплатно, — прошептал я, почесывая затылок.

— Что ты бормочешь?

— Ничего. Печально, я говорю, во всем есть подвох.

Вот это новость! Получается, что видения могут быть не связаны со свойством предмета. Это как побочный эффект от таблеток…  Бред, рожденный опухшим сознанием. Тогда все сходится…  Химера лишь возвращает в прошлое. А как узнать, сколько я могу ей пользоваться? Стоит ли вообще к ней прикасаться? Я держал ее в руках лишь пару раз, а у меня уже галлюцинации.

— К тому же за ними идет постоянная охота, — продолжил Альфред. — Любыми способами и с применением всех доступных средств. Это страшно…  Человеческая жизнь для охотников ничего не стоит.

Теперь я догадываюсь, кто преследовал нас в поезде. Хотя те охотники не пытались забрать Химеру…  Они могли нас просто усыпить и вытащить артефакт из кармана. Без всякой крови и зомбаков. Те ведь тоже непонятно откуда взялись. Сплошные нестыковки…  Надо будет подробнее расспросить об охотниках.

— Кто они, эти охотники?

— Да все, кому не лень и кто хоть что-то об этом знает. Правительства и спецслужбы разных стран. Торговые корпорации. Религиозные фанатики. Адепты Четвертого рейха…

— Четвертый рейх существует? — перебил я Рихтера, удивившись сочетанию слов.

— А как же без него? Без фашистов было бы скучно, — улыбнулся Альфред и продолжил: — Тайные ордены. Секты сатанистов. Маньяки-одиночки. Олигархи. В свое время я тоже этим занимался…

Наконец-то он в этом сознался. Думал, умолчит о таких подробностях…

— Наверное, тяжело вам приходилось?

— В отличие от меня, тебе эта информация досталось легко, за минуты. Я же потратил на ее сбор почти целую жизнь. Что-то услышал от слишком болтливых и не в меру пьяных. Другое от смертельно больных или умирающих от ранений. Что-то подслушал, что-то прочитал в древних книгах или увидел в газетах. Не задумываясь, бросал все и летел судьбе навстречу. Менял, покупал, подкупал, упрашивал, запугивал, умолял, обманывал, обворовывал…  Не скупился ни на ухищрения, ни на подлость.

Хотелось спросить: убивал ли он ради предметов, но я промолчал. Не был уверен, хочу ли знать ответ на этот вопрос сегодня или вообще. Но стрелял он отменно, в этом я уже убедился в поезде. Ум за разум заходит от такой путаницы!

— Предметы тяжело искать, информацию о них хорошо стерегут. Возводят вокруг нее каменные стены, окружают рвами, в которых кишат кровожадные монстры. Делают все что угодно, лишь бы скрыть их существование от несведущего человечества.

— Немудрено.

— Самая крупная из организаций — это Орден Хранителей. Сведений о них мало, а внедриться в ряды невозможно. Они утверждают, что Ордену известно истинное предназначение артефактов. Считают себя избранными, богами во плоти. Я не верю их красивым словам ни на йоту…  Ими Хранители прикрывают свои ничтожные замыслы. Власть, богатство…  и больше ничего за этим нет…  Основная часть предметов хранится у них. Понемногу у остальных сборищ. Крохи у индивидуалов. Как понимаешь, все они не спешат с предметами расставаться, передают из поколения в поколение.

Рихтер посмотрел на меня. Видимо, моя реакция на услышанное его вполне устраивала. Он выждал время и снова продолжил:

— Конечно, есть бесхозные, потерянные или брошенные. В забытых тайниках, подземных катакомбах, Черных Башнях. Под толщей земли, на затонувших кораблях. Поговаривают, что много их захоронено в Марианской впадине, но туда я тоже не добрался. Думаю, ты догадался почему…  Но не все так печально. Один предмет ты нашел у меня под носом, не выходя из дома.

Ни секунды больше не раздумывая, я задал провокационный вопрос:

— Вы слишком много знаете о них. Какой предмет у вас?

— Никакого, — с горечью произнес Альфред. — Я находил лишь пустые безделушки. Все это время думал, что и Химера из той же категории. Подделка…  Она пролежала в ящике почти пять лет.

— Но ваши глаза. Они же разного цвета. Синий и зеленый…  Я видел в зеркале свои, они становятся такими же, как у вас. Это точно влияние предмета — я проверял не раз. Как только я сжимаю Химеру в руке, глаза меняют цвет.

— Это не мой случай. Ничего необычного, всего лишь редкая врожденная…

— Версиколоральная экзофтальмия, вызванная отсутствием ума в головах некоторых людей, — перебил я его и рассмеялся, попутно прикуривая сигарету. — Притом неизлечимая. И контактные линзы вы не можете носить.

— Кто тебе эту чушь наговорил?

— Вы в прошлый раз. Или в будущий раз…  Ум за разум заходит от такой путаницы…  Главное, что вы весьма убедительно говорили.

— Наблюдается за мной такое изредка. Как начну врать…  не остановишь. Это на самом деле…

Его слова меня насторожили. Значит, он и сейчас может обманывать…  Хотя зачем ему мне врать? Не может этого быть…  В сторону отвратительные мысли!

— Я знаю, что это за болезнь, уже посмотрел. Интернет хорошо ликвидирует пробелы в знаниях. У вас гетерохромия. Причем действительно редкая. Один случай на десять миллионов.

— Все верно, Владимир. Ладно, продолжим. Да, я обладаю отличительной особенностью владельцев фигурок, но артефакты меня не сочли для себя подходящим. По крайней мере, до сегодняшнего дня думал, что не держал. Злая шутка судьбы…  Кстати…

Рихтер достал из ящика стола еще одну серебристую фигурку и протянул мне.

— Вот, посмотри еще эту, — сказал он с воодушевлением.

Эта была фигурка Морского Конька. Маленькая лошадка с вытянутой мордочкой, изящными рожками и капризно надутыми губками. Со смешным крючковатым хвостом и растопыренным спинным плавником, сверкающим на солнце. Я повертел ее в руках и осмотрел со всех возможных ракурсов. Поцарапал ногтями, прикусил зубами, сжал в руке…  Ничего…  Никаких новых ощущений в теле не появилось.

— Что скажешь?

— Выглядит, как настоящая фигурка. По весу такая же…  И материал схожий. Но это лишь хорошая подделка. Она пуста…  В ней нет содержимого, нет энергии и холода, как от моей. Может, я для нее несъедобный? Нужно ее еще попробовать.

— Не стоит. Конька делал по моему заказу один виртуозный ювелир. Давай его обратно, пусть дальше пылится. Моя очередь задавать вопросы.

— Рихтер, еще один…  последний…

— Вот это правильно, хорошая мысль. А то я уже подумал, что твои вопросы никогда не закончатся. Выкладывай…

— Кто такие прозрачные? И что это за строения Черные Башни?

— Это два вопроса, договорились на один, — парировал Рихтер и засмеялся.

— Тогда второй…

— Ну что же, это твой выбор. Согласно древним легендам, в мире существуют семь Черных Башен. Это колоссальные сооружения, возведенные неизвестной цивилизацией тысячи, а может и миллионы лет назад. Их предназначение так до конца и не выяснили. Одни утверждают, что это хранилища артефактов. Другие говорят о том, что это врата в другие миры или временные порталы. Третьи предполагают, что в них спрятан ключ к власти над всем миром. Башни не подвластны времени и их невозможно разрушить. Вероятно, даже ядерным взрывом в сотни или тысячи килотонн. Мне довелось побывать в одной из них, но это было давно. Отвечу заранее: Химеру мы с напарником нашли в другом месте.

— Вопросы множатся в геометрической прогрессии…  А что…

— Хватит, — перебил Альфред. — Имей совесть.

— Можно мне тогда кофе?

— Угощайся…  Ты хотя бы не одинок, вместе головоломки решать проще.

— Бесспорно, — протянул я.

Я встал с кресла, налил себе чашечку кофе и вернулся обратно. Может, Рихтер еще и на первый вопрос ответит…

— А прозрачные?

— Не наглей, уговор есть уговор. Скажу лишь, что они связаны и с Башнями, и с предметами, но как именно — не знаю.

— Понятно…

— Кто нас убил? — спросил Рихтер, посерьезнев.

— Резво начали…  Если брать за основу ваши рассказы, то охотники. Хотя в прошлый раз вам больше нравилось называть их черными всадниками апокалипсиса. Вероятнее всего, у них были предметы. Одного пули облетали, а другой скакал, как сумасшедший ниндзя, разрубая всех на пути. Хотя первого вы все-таки каким-то чудом смогли застрелить.

— Убить неуязвимого…  Я прямо супермен, — выпалил Рихтер и улыбнулся.

— Ага…  Знаете что-нибудь о них?

— Только о втором…  Он стопроцентно с леопардом. Этот предмет дарует необычайные ловкость и быстроту. «Всадники» хотели забрать Химеру?

— Не совсем. Я бы сказал: они жаждали другого…  крови. Охотники не могли не убивать. Артефакт их не интересовал, как будто они и не знали о его существовании. Тем более Химеру было проще у меня украсть, чем забрать силой.

— Странно…  Очень странно. Что-то не так, — расширив глаза, произнес Рихтер.

— Вот и я думаю, что странно…

Хотелось спросить про зомбаков, которые мешали охотникам. Что это за «помощники» такие? Но я удержался. Еще не время…  Слишком много информации для старика Рихтера.

— Как я умер? — спросил Альфред.

— Это важно?

— Да!

— Быстро и безболезненно. Доктор Лектор провел в полевых условиях разделение лобных долей подручными средствами.

— Патологический садист, — искривив лицо, высказался Рихтер.

— Еще какой, в самую точку подметили!

— А почему ты спросил о Черных Башнях?

— Я видел их во снах, и они показались мне не очень реальными.

— Ошибаешься…  Они еще как реальны! И я думаю, ты с ними еще встретишься. Расскажи, как это — пользоваться предметом. Что ты чувствовал в тот момент?

— Холод. Легкое покалывание, словно от электрических разрядов…  Дальше…  Не могу…  Чертовски сложно объяснить эти чувства. Нужно испытать самому. Это невозможно ни с чем спутать и сравнить.

— Жаль, что предметы не ищут со мной встреч. Очень жаль…  Какие у Химеры все-таки свойства? В чем сила?

— Альфред, я тоже не бог и не знаю ответа. Думаю, что Химера умеет возвращать в прошлое. Это лишь предположение…  До конца я еще не разобрался, но обязательно это сделаю. Обещаю вам…  Вы узнаете первым.

— Покажешь, как работает? — протягивая фигурку Химеры, спросил Рихтер.

Я взял артефакт и сжал в руке. Ничего не произошло. Он не реагировал и не излучал холод. Теперь он стал таким же пустым, как и Морской Конек.

— Не смогу…  Не получается, — произнес я и непонимающе посмотрел на Рихтера.

— Ну, ладно…  Ничего страшного.

— Ничего не понимаю, — вздохнув, сказал я и сменил тему. — Рихтер, все-таки нарушу обещание не задавать вопросов.

— Валяй…

— Как вы можете знать о них так много, если ни разу не пользовались?

— Чтобы составить мнение о чем-либо, достаточно немного ума и умения фильтровать информацию. В идеале еще и способность к анализу. А вообще, необязательно все пробовать на вкус. Во-первых, чтобы все пощупать и понюхать в этом мире — жизни не хватит, а во-вторых, от переизбытка проб можно ласты склеить.

— Ну а если это все на самом деле…

— Достаточно, — оборвал Рихтер, — всему свое время. Мне нужно подумать и решить, что делать дальше. Хотя лучше сначала развеяться…  Сегодня идем в клуб, который мне недавно приглянулся. Оторвемся на полную катушку. В конце концов, не каждый день узнаешь о собственной гибели. Я позвоню девочкам. Попробую пригласить их на праздник…  Точно…  Рождество ведь на носу…  Устроим вечеринку по этому поводу. Жизнь полна иронии…  Мы чуть с тобой в Рождество не умерли…  Есть возражения насчет банкета?

— Возражений нет. Все будет так, как скажете, мой генерал, — произнес с усмешкой я и мы рассмеялись, больше истерически, чем весело.

* * *

Тишина нежно ласкает уши, заполняя всего меня изнутри и обнимая снаружи. Я вбираю из бокала небольшой глоток темно-золотистого коньяка, благоухающего цветочным ароматом ранней весны.

Разрешаю ему распределиться по всей полости рта и плавно раскрыться, не глотая сразу. В ответ он завораживает чарующим букетом спелых фруктов с тонкими древесно-ванильными нотками, наполняя каждую вкусовую клетку божественным наслаждением.

Потихоньку проглатываю, чувствуя, как тепло расползается по каждому миллиметру расслабленного тела. Мгновение…  и в голове взрывается ослепительной вспышкой эмоций бомба изысканного послевкусия. Она раскидывает новую мозаику ощущений — мягкую, бархатистую, с шоколадными оттенками.

Уголек сигары вспыхивает от глубокой затяжки ярко-алым цветом, застеснявшись в полумраке комнаты. Ее освещает лишь тусклый свет одинокой свечи. Мысли плывут…  Я даже не могу вспомнить, где сейчас нахожусь. Вернее, не хочу…  Мне и так хорошо…  Свеча отбрасывает пляшущие тени на стены и потолок, вынуждая привычные вещи преображаться и кружиться в безумном хороводе. Сгоревший табак небрежно осыпается пеплом на отворот пиджака. Лицо окутывает облако густого серого дыма с восхитительным ароматом специй и пряностей. Его клубы лениво расползаются и растворяются в воздухе.

Помутневшее сознание не устояло перед бурей эмоций, и пространство комнаты окончательно поплыло. Теперь оно повиновалось неподдающимся логике законам мира эйфории и превращалось во что-то радостное и беззаботное…

Рихтер знал толк не только в антикварных вещах, но и в хорошем коньяке и элитных сигарах. Если оценивать исключительный талант гурмана Альфреда по пятибалльной шкале, то можно смело ставить шестерку. В подборе феерии вкуса ему равных нет.

— Володенька, ты еще с нами? Володя…  — прокрался в сознание ласковый женский голос, немного отрезвляя возбужденный рассудок.

Божественно и непередаваемо! Рихтер не поскупился.

— Вова…  Я не для мебели здесь сижу…  Возвращайся, — нашептывал голос, похожий на дуновение теплого вечернего бриза на берегу моря.

Не хватало только заката, который окрасил бы небо в рубиновый цвет. Нежные волны щекочут ноги. Привкус соленых морских брызг на губах…

— Владимир, я обижусь и уйду! — раздался в голове крик, разрушивший иллюзии.

Разум вернулся в тело, валяющееся на диванчике в VIP-зоне ночного клуба. Это отдельное от основного зала помещение, в которое не проникали ни взгляды случайных свидетелей, ни музыка с танцпола. Звукоизоляция стен была просто отличная. Как будто не в клубе сидишь, а в комнате для релаксации.

Ослепительные волшебные краски растворились, очертания прояснились, и взору предстала серая реальность. Но бесцветной она показалась лишь на первый взгляд.

Напротив меня, на другом красном кожаном диване сидела прекрасная Елена. В ее глазах бегали чертики, самозабвенно танцующие вокруг отраженного пламени свечи. Какие у нее красивые очи — небесно-голубые…  В них хотелось утонуть…  Симпатичный носик. Утонченные черты лица. Вьющиеся аспидно-черные волосы, спадающие на плечи. Все в ней было идеально…  Я никогда не видел никого прекраснее. Сегодня она не казалась серой мышкой, какой я увидел ее в первый раз.

В тот день я, как обычно, пришел на работу. Дверь соседнего кабинета была открыта. Зайдя внутрь, я увидел девушку, которая возилась с какой-то картиной и даже не обратила на меня внимания. Забавное зрелище…  Лицо перепачкано краской непонятного цвета. Из-под бейсболки торчат пряди волос. На ней безразмерный мужской комбинезон с пятнами неизвестного происхождения. В обеих руках по несколько кисточек для рисования. Я даже удивился, вспомнив, что Рихтер расписывал ее мне как красавицу.

Сейчас же она была непередаваемо обворожительна, в той степени, когда даже не хочется искать изъяны. И выразительные глаза, и безукоризненная фигура, и роскошное вечернее платье алого цвета…  В неограненном алмазе скрывался бриллиант, который я вначале не разглядел. Рихтер, как всегда, оказался прав. Кстати, а где он? Альфред же сидел рядом со мной на диване. Еще пять минут назад мы мило беседовали на абстрактные темы…  Видимо, я увлекся дегустацией коньяка…  Даже не заметил, когда старик встал. Хотя я не видел и появления Елены с танцпола.

Я поставил коньячный бокал на низенький столик, стоящий возле дивана. Затушил в пепельнице огарок сигары и обвел взглядом просторное помещение без единого окна. Полы из массивных досок цвета горького шоколада. Стены, обитые кроваво-красным бархатом, на которых развешаны рыцарские мечи и притушенные бра под старину. Справа — обеденная зона с шестью резными стульями и сервированным столом в готическом стиле. Еды на нем не было — только приличный отряд бутылок с элитным коньяком. В центре стола стоял тройной канделябр в виде демона, на котором горела всего одна центральная свеча. Весьма интимная обстановка…  Прямо, в паре метров от меня — диван и скучающая на нем Елена. Слева — потухший камин с деревянным обрамлением, испещренным кельтским орнаментом, кованая дровница с кочергой и кресло-качалка. Рихтера нигде не было. Все-таки он куда-то вышел…  И, как всегда, не предупредил.

— Владимир! — гневно одернула меня девушка.

— Ой! Извини, Леночка…  Я задумался…  — произнес я как можно ласковей и растянул губы в улыбке.

— На первый раз принято, но не вздумай повторить. Не смотри, что я такая милая, могу и обидеть. Моя бурная фантазия по этой части не знает границ, — с серьезным видом произнесла она и рассмеялась.

— Обязательно учту на будущее. Хотя, думаю, до этого не дойдет. А где Рихтер?

— Отлучился ненадолго. Скоро вернется. Он тебе уже предложил съездить в заграничную командировку?

— Ты про Францию? Да…

— И? Что ты решил?

— Я еще не определился…

— Почему ты не хочешь ехать? Что тебе мешает? И дела бы для Альфреда вместе сделали и отдохнули. Париж в это время года напоминает сказку, в которой сбываются мечты. Город миллионов огней. Город любви и романтики. Эйфелева башня, Лувр, Триумфальная арка, Версаль…  М-м-м…

— Предчувствие, наверное. И к тому же, нехорошее.

— Забудь об этом. Что ты как зануда? Хочешь, сыграем в игру? Сейчас самое время довериться судьбе. Решение придет само.

— Что за игра?

— Тебе понравится…  Я обещаю…  — промурлыкала прекрасная Елена.

Мне даже показалось, что она со мной заигрывает. Такой расклад мне нравится. Может, действительно стоит поехать? Будем вместе отдыхать и бездумно тратить деньги. Но сначала игра.

— Пожалуй, можно попробовать…  Если все в пределах разумного.

— Есть одно условие — выбор судьбы обсуждению не подлежит и принимается как должное. Согласен?

— Да объясняй уже правила!

— Все просто. Набираешь наугад номер телефона и задаешь вопрос, на который нужно получить ответ: «да» или «нет». — Она закинула ногу на ногу, усаживаясь поудобнее. — Еще есть вопросы?

— Нет, но ты будешь первой…  Я в этом деле новичок, — ответил я и достал сотовый телефон.

— Как скажешь, — согласилась она, и изящные пальцы застучали по кнопкам. Небольшая пауза, звонкие гудки и слово «алло» из трубки. — Привет, это Есения. Как дочурка поживает? Наверное, покой вам только снится? А…  Это хорошо…  Нормально…  А у тебя как? Я, знаешь, зачем позвонила? Меня в Париж на Рождество один молодой человек пригласил. Стоит мне съездить или нет? Точно…  Да…  Ага…  Да…  Пока.

Она посмотрела на меня и подмигнула.

— Ну, вот и все, можно собирать чемоданы. Теперь твоя очередь.

— Ты точно наугад набирала?

— Точно…

— И ты ее не знаешь?

— Нет.

— Как ты это сделала? Не понимаю, как можно так спокойно поговорить с незнакомым человеком? Мистика…  Так не бывает! И почему Есения? Это же достаточно редкое имя, почти раритет.

— Не почему, просто так. Вертелось имя на языке, услышала где-то, вот и сказала. Могла любое назвать. Матрешкой представиться или Даздрапермой…  Ты меня удивляешь! Разве это важно? Я давала тебе хоть малейший повод усомниться в правдивости моих слов? Не ищи всему объяснений, просто попробуй сам…

— Даже мыслей не было сомневаться! — воскликнул я, набирая случайный номер. —Просто это невероятно!

Из телефона раздались протяжные гудки. Я сосредоточился, соскребая со стенок черепной коробки кусочки фраз для предстоящего разговора. В трубке послышалось дерзкое и хлесткое:

— Да!

— Добрый день! — вежливо поздоровался я.

Удачное начало. Можно считать, что я уже получил положительный ответ, или…  Хотя я не задавал еще вопроса.

— Я бы поспорил насчет его доброты…  Кто ты, и чего хотел?

— Владимир это, не узнал? Богатым, значит, буду.

— Если не стал, то уже вряд ли будешь.

Какой грубый человек, ему явно плохо! И еще это странное ощущение дежавю…  Как будто я с ним уже разговаривал раньше. Бред…  Не может такого быть.

— Как дела?

— Жив пока, не дождешься. Я еще на твоей могиле джигу станцую.

— А если серьезно?

Что из него так гадости прут? С похмелья он, что ли…

— Как в сказке…  чем дальше, тем все непонятней и страшней. Еще глупые вопросы есть?

— Вопросы не глупее твоих ответов! — парировал я его выпад.

— Какие вопросы, такие и ответы. Я думаю, хватит полемики, переходи уже к сути.

— Опять не в настроении? Пора уже завязывать с зеленым змием, — неожиданно для себя занялся я промыванием мозгов собеседника.

Закономерный ответ не заставил себя ждать:

— Ты кто такой, урод? Тупые у тебя приколы! Я еще…

Он начал раздражать — надо заканчивать с этими пререканиями. Я попытался прервать бессмысленный разговор:

— Не кипятись, я ведь не для того позвонил, чтобы твои угрозы выслушивать. Просил конкретики, вот и отвечай: ехать мне или нет?

— Да пошел ты…  — вылетело из безучастной трубки очередное ведро помоев, и она смолкла.

Хотелось еще что-нибудь крикнуть, но, во-первых, было уже некому. Во-вторых, Лена, судя по тонкому аромату духов, по-прежнему находилась в помещении. А выражаться при ней нецензурной бранью — это высшее проявление бескультурья.

— Неадекватный какой-то попался.

— Что он ответил?

— Если подходить чисто формально, то «да». А если по совести, то за указанное им направление можно и в хамоватый нос получить. Причем точно за дело!

— Не обращай внимания на глупцов, они рано или поздно становятся умнее! Люди разные нужны, люди разные важны…  Вова, главное, чтобы им хватило этого самого времени. — Она умолкла на несколько секунд и продолжила: — Время безжалостно…

— Да забыл уже, но неприятный осадок остался.

— Ты лучше думай, когда собираться будешь. Через сорок минут уже завтра, а Рихтер только вошел во вкус. Посмотри на стол — тебе эти все коньяки предстоит попробовать. Он тебя в покое не оставит. Вечеринка еще практически не начиналась.

— Так поеду…  Возьму только загранпаспорт, пластиковую карточку и кое-какую одежду. Костюм, рубашки, галстук и пару комплектов сменного белья. Хотя можно обойтись и без одежды. На месте все куплю. Все-таки в столицу моды как-никак поедем, — рассмеялся я. — Вот незадача, а как же виза? Кто мне ночью шенген оформит?

— Альфред даже черта из-под земли достанет. Причем так быстро, что моргнуть не успеешь. А ты о таких мелочах волнуешься. Оставь эти проблемы ему, дай только согласие.

— Уже согласился. С тобой хоть на край света, — сказал я, удовлетворившись ответом.

Я дотянулся до бокала, глотнул коньяка, раскурил новую сигару и «по-доброму» затянулся, выпуская клубы дыма в потолок.

— Хитрый льстивый кицунэ, — протянула она и расхохоталась. — Недолюбливаю я этих рыженьких…  А вот твоя идея мне понравилась…

— Какая еще идея?

— Совсем без одежды…  Нас уже трудно назвать детьми. Просмотры глупых слезливых фильмов и старых фотоальбомов у тебя дома можно исключить из обязательной программы, — ласково и одновременно загадочно сказала Лена. — И перейти сразу к действию…  — добавила она и встала с дивана.

Вот это неожиданность! Даже не предполагал, что она на такое способна. В тихом омуте черти водятся! Ладно бы у меня дома, но здесь…  А если кто-нибудь зайдет? Ее заводит секс в экстремальных условиях? Или Елена заблокировала дверь, сломав считыватель магнитных карт?

* * *

Полумрак комнаты рассеивал лишь свет сиротливой свечи. Язычок ее пламени дрожал и потрескивал. Елена приближалась ко мне, не отводя исполненного истомы взгляда.

Пара легких взмахов рукой на половине пути, и атласное платье соскользнуло к ее стройным ногам. Теперь на девушке лишь белоснежное нижнее белье, ажурные чулки и туфли на шпильках. Слегка загорелое, подтянутое тело завораживало. Идеальные линии…  Безупречная фигура…  Каждая клеточка ее тела манила к себе. Нестерпимо хотелось дотронуться кончиками пальцев до ее плоти…  Нежной…  Горячей…  Ласкать ее шею…  Целовать сочные губы…  Я почувствовал, как по коже побежали мурашки…

Губы Леночки расплылись в волшебной улыбке. Она выпорхнула из лежащего на полу платья. Одно ловкое движение и лифчик приземлился на моем лице. Сладостный аромат ее тела защекотал ноздри…  Волшебно…  Словно я пробую на вкус живительную весну…  Хотелось дышать им всегда…  Мир вокруг вздрогнул и поплыл в безумном танце…  Разгоряченные тени заплясали по стенам. А в голове возникла мелодичная музыка. Словно в комнате заиграло пианино, издающее божественные звуки…

Девушка шагнула вперед. Упругие груди колыхнулись. Время нарушило привычный ритм и почти остановилось. Лишь сердце продолжало молотить о ребра. Пульс отдавался биением в висках. Кровь кипела, и становилось нестерпимо жарко. Хотелось рвать на себе одежду…  Я задыхался от нахлынувших чувств и жадно глотал воздух. Меня пробирало с головы до ног, и я не мог пошевелиться…  Как же восхитительна Елена! Верх совершенства…

Еще несколько шагов. Она наклонилась ко мне. Ее губы, увлажненные кончиком озорного языка, слегка отворились. Я хотел их отведать…  Они рядом…  Я чувствовал ее горячее дыхание. Как же давно я не целовал Елену! Почему давно? Я же вообще ее не целовал…  Бред…  Меня опьяняла страсть. По телу растекалась блаженством нега. Голова закружилась. Пространство расплылось. Еще немного — и сознание прыгнет в пропасть забвения.

Ее уста все ближе…

Мои руки ослабли. Бокал с коньяком упал на пол. Сразу за ним — недокуренная и растерзанная сигара.

Звон разбитого стекла…  Яркая ослепляющая вспышка…

* * *

Слышался неразборчивый голос. Он сливался с шумом водопада бурлящей в голове крови. Я протирал глаза, периодически проверяя результат, но пока безуспешно. Ничего не вижу…

— Лена, это ты? Лена…  — шептал я в неизвестность. В ответ лишь отравляющая ядом тишина.

Громкий щелчок пальцами от непонятного источника, и из неясной размытости вынырнули разноцветные глаза. Голубой и зеленый…  Затем широкая улыбка. Чуть позже — контуры лица…

Черт, это же Рихтер! Откуда он взялся? Я осмотрелся и обнаружил, что лежу все на том же диване в VIP-зоне. Ничего не изменилось, разве что света стало больше. Теперь зажглись и бра на стенах, и свет на потолке. Не понимаю…  Куда делась Елена? Мне только начала нравиться эта вечеринка.

— Не упрашивай. Даже ради тебя не сменю пол и уж тем более не стану Леной. Пожалуй, останусь древним стариком Рихтером, — прервал он молчание и рассмеялся.

— Альфред, я ошибся. Не рассмотрел.

— Можно сказать, что вы, господин Ветров, не просто ошиблись. Вы еще и все рамки дозволенного перешли!

— Что…  не так?..

— Кто это вам спать разрешил? И на диванах разваливаться так непотребно. Мы еще даже не начали веселиться. Стоило мне уйти…

— Я не спал…

— Да-да, я заметил. А вот это особенно четко, — сказал Альфред, указывая пальцем на темное пятно на моей груди. — Открытый рот — это еще куда ни шло, но стекающие из него слюни. Тебе будет трудно отвертеться.

— Не спал я… .

— Ну, не спал, значит, не спал. Так тому и быть. Ты как-то уж совсем буквально подошел к моим словам. Свет погасил, свечу зажег…  Я не забираю слова обратно. Пить коньяк, покуривая сигары, это дело интимное…  Но не так же…  Удивил старика.

— Я не…  А где Лена?

Альфред взглянул на золотые часы.

— Судя по времени, — сказал Рихтер, — она уже третий сон досматривает, в теплой кроватке.

Неужели это все мне показалось? Слишком реалистично! Схожу с ума? Или…  Химера…  Но она даже не со мной — я оставил ее в кармане пиджака в гардеробной. Дело не в ней…  Что со мной происходит? Ответов не было. Я сгреб терзающие сознание мысли в кулак и выкинул из головы. Потом разберусь.

— Она давно уехала?

— Минут тридцать назад ее видел. Я как раз из туалета выходил.

— Что она вам сказала?

— Главное, Лена сказала, что ты согласен ехать. Она устала и поехала домой — вещи собирать. Просила передать…  Скажу дословно: «Передай ему, что мы скоро увидимся, и чтобы не скучал».

— Даже так…

— Да. Я сразу сделал пару звонков нужным людям во Франции. Потом набрал Настю с просьбой помочь. Она уже все выполнила на «отлично». Без сучка, без задоринки. Гостиница забронирована. Билеты, страховки, визы…  Все будет завтра в аэропорту. Потом дошел до бара и заказал немного еды. Вернулся, а тут ты, в темноте…  Поначалу даже подумал, что разум тебя покинул. Жуткое было зрелище. Слюни тягучие изо рта, как у душевнобольного…  Если видел когда-нибудь, то поймешь меня.

— Довелось…  А паспорт? Он у меня дома в серванте лежит, под замком.

— Что ты с глупостями пристаешь? Раз она сказала: «Готово», — значит, так и есть. Может, новый паспорт сделала, откуда я знаю. Она девушка умная. Я в ней не сомневаюсь и ей не мешаю. Сама разберется.

— Кстати, а где сама Настя? Вы вроде говорили, что она должна чуть позже подъехать…

— Не приедет Настя. Она в Петербурге, в аэропорту. Весьма вероятно, что бутерброды с колбасой всухомятку жует, давится и о нас вспоминает. Туман, снегопад, погода нелетная…

— А вы давно ее видели?

— Не далее чем вчера с ней по скайпу общался. Прямо, как на тебя сейчас, смотрел. Ты сегодня, как маленький ребенок, вопросы так и сыплются. Чем бы заткнуть эту бездонную дыру? Почему трава зеленая? Небо синее? Куда, когда, почему, зачем?

— Альфред, еще один вопрос. Вы, случаем, сигары в диэтиламиде лизергиновой кислоте не вымачиваете? А то мне показалось…

— Бог с тобой! Нет за мной такого греха, жизнь миловала.

Так сразу и не скажешь — таращит меня не по-детски. Ничего не понимаю. Получается, что заигрывания Елены мне померещились! Жаль…  Ну, я и нафантазировал!

— Ну и хорошо…  — сказал я. — Кофе заказать, что ли?.. Оклемаюсь хоть чуть-чуть…

— Может, лучше по шампанскому? Есть тут у них один отменный сорт игристого…  — поинтересовался Рихтер.

Сопротивлялся я недолго. Просто не хотелось отказывать Альфреду…

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ АЛИСА В ЗАЗЕРКАЛЬЕ

Екатеринбург, 5 ноября 2011 года, одна из многоэтажек в спальном районе

Девушка выскользнула из приоткрывшегося проема стальной сейф-двери с вмонтированным посередине глазком, напоминающим рыбий глаз. Аккуратно ее захлопнула, не издавая лишнего шума. Дождалась характерного щелчка закрывающего замка, после чего еще раз дернула за ручку.

Барышня пригладила растрепанные волосы. Выровняла на шее цепочку из белого золота, с висящим на ней кулоном с бриллиантом. Пересчитала дорогостоящие кольца на руках и только после этого оглядела себя. На подоле белоснежного вечернего платья красавица обнаружила застиранное пятно от красного вина, но трагедию из этого делать не собиралась. Ей оно показалось незаметным и даже милым. Удовлетворившись результатом осмотра, девушка сунула подмышку модный клатч и брезгливо нажала пальцами на кнопку вызова лифта, слегка пожженную местными хулиганами.

Идеальная красота молодой особы не вписывалась в дизайн унылого подъезда. Его серые стены навевали гнетущую тоску. К тому же были густо испещрены крайне нелитературными надписями и загадочными каракулями с притязаниями на современное искусство. А если начистоту, то кто-то или что-то здесь явно «была лишней».

Створки лифта расползлись с душераздирающим протяжным скрипом и исчезли в стенах. Стилистика кабинки оригинальностью не отличалась. Она соответствовала оформлению всего подъезда, за исключением потолка, куда шаловливые, но короткие ручки юных художников не сумели добраться.

В мерзком нутре подъемника обнаружился тучный, тяжело дышащий мужчина лет сорока пяти с багрово-красным цветом лица. По его лбу и щекам градом катился пот, а в районе подмышек, на светло-серой спецодежде с логотипом «Водоканал» на нагрудном кармане, виднелись следы темных пятен с солевыми белесыми краями.

Удушающий запах антиперспиранта ударил в нос гламурницы, которая, несмотря на «маленькие неудобства», все-таки решилась переместиться внутрь. Вонь перебивала даже стойкие «ароматы» мочи особо нетерпеливых или крайне пугливых посетителей.

— Здравствуйте! — заходя в отвратительный лифт, произнесла она громко. — Мне вниз!

— Добрый день! Мне тоже на первый, — ответил не в меру упитанный пассажир, устало вздохнув.

— Что вздыхаете? Проблемы какие-то? На работе? — спросила она, оценивающе взглянув на случайного попутчика.

— Да нет, там все пучком. А вот дома…  Недавно «охранку» поставил. Две недели все отлично «фунциклировало». А сегодня как умом тронулась, второй раз уже диспетчер вызывает. Приезжаю, захожу в квартиру и ничего — ложное срабатывание.

— Ужасно! Может, аномально жаркая погода влияет на сигнализацию? Кто разберется, что там с ее кремниевыми мозгами из микросхем в пекло происходит.

— Наверное, — усмехнувшись, согласился он и пригладил сальные волосы. — Видимо, закипают. Хотя у меня дома прохладно, кондиционер исправно трудится.

— Ну, не знаю тогда. И как вы добираетесь? Такие ужасные пробки в городе, это же сущее наказание.

— Тут мне свезло. В соседнем районе работаю, прорыв на питьевом водоводе устраняем. Я ведь мастер как-никак, отпрашиваться не надо, сам себе начальник. Так что вот — успеваю.

— Не боитесь рабочих оставлять? Ну, там контроль хоть какой-то, техника безопасности. Вдруг что-то случится, мало ли.

— Что с ними может случится? Асы с двадцатилетним стажем. Профессионализм не пропьешь, — повеселев, с гордостью парировал он.

— Ну, вам, конечно, видней. Не буду больше лезть с глупыми вопросами, — сказала она, мило улыбнувшись. — Повезло вам с работой. И с людьми. Завидую белой завистью.

— Угу…  Не то слово, — запричитал он опять, вытирая промокшим платком крупные капли пота со лба. — Вот только зарплата — тьфу…  Одно название. В кабак на раз не хватит сходить. На халтурах в десять раз больше заработать можно.

— Да ладно вам, наверняка ведь не бедствуете!

— Не бедствую. Но для этого кручусь и верчусь, как белка в колесе.

— Все сейчас так живут. А вы не знаете, правда или нет, что если в лифте подпрыгнуть, то он остановится? Вы ведь «технарь» по образованию, мастер все-таки, — сменила тему разговора девушка. — Просто меня дворовые мальчишки всегда в детстве этим пугали, но я так и не узнала: шутили или нет. Сознательные парни были, девочек не обижали.

— Ну, даже не знаю. Ты меня в тупик загнала, если честно. Да нет, наверное. Что ему сделается, он ведь большой и железный. Зачем ему ломаться?

— Ну да! Ни к чему…  Душно сегодня.

— Да не без этого. Заметили уже, что потею? Ничего поделать с этим не могу. Прямо как африканский слон.

Девушка точно знала, что слоны вообще не потеют, но не стала его поправлять. Вместо этого тихонько рассмеялась и сымитировала на лице глупость.

Лифт с металлическим скрежетом остановился на первом этаже и распахнул двери. Внутренности пассажиров чуть-чуть не превратились волшебным образом в наружности. Слишком уж резко он тормознул. Еще немного — и содержимое желудка людей в лифте точно бы увидело белый свет.

— Пока, приятно было пообщаться! — на прощанье крикнула девушка и пулей выскочила из пугающего подъемника.

— Пока! — раздалось затяжным эхом за ее спиной.

* * *

Девушка вышла из подъезда высотного здания и недовольно прищурила глаза от яркого солнца, пока не привыкла к нему. Затем посмотрела на наручные часы, покивала из стороны в сторону и двинулась в направлении гула центральных улиц мегаполиса. Этот шум напоминал звук разоренного пчелиного улья и не давал покоя ни днем, ни ночью жителям, уставшим от однообразной жизни. Стареющий город никогда не спал…

Ее путь лежал через ничем не примечательный дворик. Такой же, как тысячи ему подобных, спроектированных под копирку недалеким архитектором. Все обустройство двора было привычным и обыденным…  Автомобили, нелегально припаркованные на зеленеющих газонах. Лавки, раскуроченные вандалами, лишившими своими поступками уважаемых пенсионерок единственной радости. Теперь бабушки не могли с комфортом перемывать кости добропорядочным гражданам, и в их сердцах поселилась печаль. Опустевшие детские площадки, используемые лишь для выгула собак, которые иногда размерами чуть-чуть недотягивали до окрепшего теленка. Несметное количество пластмассового и бумажного мусора, разбросанного по всей территории, которое разбавлялось незначительными вкраплениями пивной стеклотары.

Собеседник из лифта тоже выкатился на улицу и теперь раздраженно крутился около новенькой темно-синей «Toyota Camry». Он оставил ключи в замке зажигания и теперь причитал на весь двор о своей забывчивости.

Девушка бросила пренебрежительный взгляд на источник шума и устремилась дальше. Дойдя до встроенной между домами кирпичной арки с высоким сводом, разделяющей спокойствие дворика и гремучую смесь уличных звуков, она остановилась у кучи хламья, недоступной для солнечных лучей.

В ней отдыхали после «героического дня» два живых существа. Одно когда-то было, со слов старожилов, представителем интеллигенции, доцентом одного из лучших университетов, кандидатом философских наук и человеком с перспективным будущим.

В один прекрасный момент он слишком рьяно увлекся познанием абсолютной свободы, несмотря на всю ее откровенную вредность и как минимум опасность. Вскоре он сознательно отказался от большей части ценностей, ориентиров, жизненных отношений и всех условностей действительности.

Но даже это не помогло «академику» обрести свободу, и он пошел на отчаянный шаг. Начал искать истину на дне бутылки, что в итоге привело не к цели, а к другому дну — к самому низу социальной лестницы, притом на всю оставшуюся жизнь. «Ученый» забросил друзей, работу и сжег за собой все мосты. Слишком уж утопически он подошел к достижению самодостаточности.

Все закономерно и скоротечно. Распродажа ненужных вещей закончилась реализацией за копейки бесполезной квартиры, доставшейся по наследству от родителей, и переездом в подвал того же дома, из патриотических побуждений.

Можно признать, что «философ» в какой-то мере достиг цели, приобретя хоть и фальшивую, но свободу души. Однако он уже не мог этого осознать и дернуть за стоп-кран, упустив шанс на возвращение. К сожалению, его личность на тот момент была уже окончательно разрушена.

Второе существо — грязный комочек шерсти по кличке Шарик, который сейчас сторожил бесценные дары урбанистической эпохи с «клондайков». Бутылки, алюминиевые банки и прочие непостижимые умом ценности. Щенок был ужасно голоден, но взирал на мир преданными глазами, без капли злобы на окружающих, виляя хвостом и потявкивая.

Самые ценные артефакты охранял сам «философ» — хозяин собаки, до безобразия грязный и вонючий. Он источал «аромат» экстремальной жизни, который зарождался в условиях постоянной борьбы за жизненное пространство, облачение и пропитание с крысами, бродячими животными и себе подобными.

Под головой у него покоился дырявый мешок, через прорехи которого на бетон высыпались огромные хромированные гайки, отливающие стальным блеском. В одной руке он сжимал початую бутылку мутной бормотухи наподобие «777 портвейна», а во второй — обрезанную банку кофе, в которой лежала мелочь.

Девушка подошла почти вплотную к куче хлама, закрывая нос платком. Достала из сумочки купюры крупного номинала, положила их в копилку мертвецки пьяного бомжа и продолжила путь, изящно виляя местом, откуда ноги растут.

* * *

Времени до назначенной на сегодня встречи оставалось мало, а намеченных дел много. Первый пункт назначения — ближайший супермаркет, в котором девушка приобрела все необходимое: пачку обжаренных семечек, упаковку влажных гигиенических салфеток, леденец «Чупа-чупс» с клубничным вкусом, две бутылки самой дешевой сивушной водки, складной зонтик в чехле светло-розового цвета. А еще полиэтиленовый пакет с логотипом торговой марки универмага, в который она все перечисленное и уложила.

Выйдя из магазина, она обратила внимание на девочку, стоящую у дверей. На вид девчушке не больше четырех лет. Одета в нарядное платье лимонного цвета, с белыми кружевами и в ярких красных цветочках на груди. На голове завязаны огромные молочно-белые банты. На ногах — гольфы выше колен и светлые мокасины со шнурками. И все бы вроде с ней хорошо, но по щекам стекали крупные слезы.

— Привет, малыш! Почему ты плачешь? — с нежностью спросила девушка, присев на корточки.

Девочка продолжала реветь, теребя подол платья.

— Такая взрослая, а говорить не умеешь?

— Умею я говолить…  — завыла она.

— Почему тогда не отвечаешь? Что случилось-то?

— Мама не лазлешает с незнакомыми дядьками говолить.

— Ну, я точно не дядька. Видишь, у меня сережки красивые, помада на губах и платье. Со мной можно говорить. Мама не будет против. А познакомиться — вообще не проблема. Тебя как зовут? — улыбаясь во всю ширину рта, спросила она девочку.

— Малия Селгеевна!

— Какая ты важная! Машенька, значит.

— Да! А тебя как?

— А меня…

Девушка замерла с задумчивым лицом, всмотрелась в зеркальные витрины магазина и затуманила взор в их бесконечной глубине. Обнаружив там что-то для себя необычное, улыбнулась, подмигнула и только после этого повернулась к Машеньке.

— А меня зовут…  Называй меня Алиса из Зазеркалья! Будем знакомы! Читала тебе мама про нее книжку?

— Нет. Пло Колобка читала…  И пло Класную Шапочку, — почти успокаиваясь, пробубнила под нос девчушка.

— Ну да. Что-то я такая глупая сегодня! Рано тебе пока, подрасти еще нужно. Но ты обязательно попроси маму почитать. Познавательная книжечка, в ней много интересного.

— Холошо!

— Конфетку хочешь, Маша? — доставая из пакета леденец на палочке, спросила девушка. — Он клубничный, вкусный-превкусный.

— Угу!

Девочка махнула огромными бантами и выхватила из рук «Чупа-чупс».

— А кто будет спасибо говорить?

— Спасибо, лисичка из За…  Зазе…  — девочка сбилась, нахмурила брови и закусила нижнюю губу.

— Машенька, я не лисичка, я Алиса. Я к этим рыженьким и хитрым никакого отношения не имею, не нравятся они мне. Обманывают всех: и Колобка, и ворону, и паучков, да много кого, — посмеиваясь, поправила девушка.

— Спасибо…  Алиса! — разрывая фантик зубами, повторила Маша.

— Давай, я тебе слезки вытру? У меня и салфетки есть! Ты же ведь должна быть красивой девочкой.

— Я всегда класивая! — счастливая и довольная, ответила она, улыбнувшись всеми имеющимися зубами.

— Что с тобой все-таки случилось, Машуля? Потерялась?

— Нет! Мама в магазин ушла, за водичкой. А я жду. Там налоду много, как селедок в банке.

— А плачешь почему? Боишься? Ты не бойся, все у тебя хорошо будет.

— Не боюсь я. У меня папа милиционел, он хоть кого из-под земли…  вык…  Или пос…

— Хоть кого из-под земли достанет и весь город на уши поставит?

— Да! И еще что-то с глазами всем сделает. Я не запомнила…  Но что-то плохое. Он всегда так говолит, — по-взрослому серьезно высказалась девочка, наверняка копируя мимику отца.

— Он у тебя как дядя Степа? — вытирая следы от переизбытка эмоций на лице и платье девочки, спросила Алиса.

— Не Степа…  Сележа он, — надув губки, пролепетала она.

— Ну ладно, неважно. Плачешь-то почему?

— Шнулок лазвязался, а я не умею, — ответила Машенька, в очередной раз сморщив личико и приготовившись плакать.

— Нашла, из-за чего реветь! Хочешь, я тебя научу? Это же легко. Будешь учиться?

Маша покивала и уставилась на свою кремовую туфельку с болтающимся на асфальте испачканным шнурком.

— Вот, смотри, давай в зайчиков поиграем. Ты же любишь их? Завязываем узелок, складываем конец шнурка сначала одной петелькой, потом второй также. Видишь, какие ушки у зайки получились?

— Ага!

— А теперь перекидываем одно ушко через другое и протаскиваем в серединку. Все, видишь, как просто? Замечательный бантик получился. Запомнила?

— Да!

— Ну, потом сама попробуешь, у тебя все получится! Мне пора, Машенька, сейчас твоя мама выйдет. Еще увидимся…

Девочка повернулась к двери, которая через несколько секунд распахнулась. На пороге появилась мама с пакетами, под завязку наполненными продуктами и бутылками с водой.

— А как узнала? — спросила девочка.

Но отвечать на ее вопрос было некому. Девушка как будто растворилась в воздухе, не оставив после себя и следа.

— С кем ты разговариваешь, Маша? И откуда леденец? Я же тебе велела не болтать с незнакомыми. Ничего не понимаешь, вся в отца!

— Знакомая она, ее Алиса из Зелкалия зовут. И кофетку она дала. И шнулки завязывать учила, — с важным видом оправдывалась девчушка.

— Опять ты придумываешь невидимых друзей, фантазерка моя. Выкидывай мусор в урну и пошли. Нам еще с тобой надо до конца дня во много мест успеть, — сказала мама и взяла дочурку за руку.

* * *

Алиса стояла на обочине дороги около пешеходного перехода. Она дожидалась появления пляшущего зеленого человечка, сверля взглядом его крошечный черный домик. Вокруг уже собралась толпа, подчиненная обстоятельствам, но люди прибывали еще, создавая на тротуаре пробку.

Среди них находились экстремалы, которым закон не писан. Выскочки не хотели или не могли мириться с необходимостью ждать. Игнорируя красный цвет, они выскакивали прямо в поток машин, лавируя между ними. Возможно, им нравились игры со смертью, и это был их стиль. Быть может, это хобби, добавляющее адреналина в кровь и разбавляющее серость монотонной жизни. Это могла быть проверка на прочность «стальных яиц». Вот только в чем виноваты добропорядочные водители, нервы которых они испытывали? Уверенно можно сказать одно — здравомыслящих людей, обладающих инстинктом самосохранения, такие поступки загоняли в тупик.

На дополнительном табло стремительно убывали секунды, приближая к смене статуса светофора. Щелчок — и лавина из человеческих тел устремилась по пешеходной зебре через плотный ряд автомобилей, увлекая за собой не особо сопротивляющуюся девушку. Волна схлынула, и на противоположной стороне дороги осталась лишь она одна.

Девушка стояла на тротуаре и разминала ноющее плечо, которое пострадало от столкновения с молодым человеком. Он запомнился ей тусклыми, глубоко запавшими глазами, землянично-серого цвета кожей и страдальческим лицом, словно измученным тяжелой болезнью. Высокий, костлявый, неопрятно одетый. Парень даже не заметил ее. Слишком увлекся содержанием листка, который после удара выскочил из его рук и улетел в неведомом направлении.

Боль понемногу отступала, а потом и стихла совсем. Алиса отправилась дальше, нырнув в очередной стандартный дворик между домами.

Пройдя немного вглубь, девица подошла к небольшому зданию из красного кирпича. Через выломанную вентиляционную решетку в грузной металлической двери с предупреждающей надписью: «Не влезай — убьет!» — доносился монотонный гул трансформатора. Для полного устрашения охотников за цветным металлом на стене нарисовали симпатичного «Веселого Роджера» — череп с перекрещенными костями и кровавой слезинкой.

Это работа «бомберов», не знающих ни сна, ни покоя, и творящих искусство под покровом ночи, когда страх возможного задержания только подогревает пьяняще-сладкий восторг от акта беззакония.

Есть здесь и обязательные атрибуты российской действительности — непристойные надписи. В основной массе вариации на тему, что произойдет, если влезешь в трансформаторную будку.

Достав из пакета упаковку семечек, Алиса раскидала горсть на прилегающей к строению площадке, приберегая немного в ладошке. На знакомый звук почти сразу слетелись птицы: пугливые миниатюрные воробьи и упитанные голуби, неимоверно жадные до еды. Некоторые из них усаживались на подставленную руку, не тратя времени на лишние передвижения.

Простояв несколько минут, молодая женщина взглянула на часы, бросила остатки семечек на бетон и двинулась дальше. До встречи оставалось десять минут и восемьсот метров. Все складывалось замечательно.

На ходу она вытерла руки, открыла сумочку, вытащила бензиновую зажигалку и без всякого сожаления отправила ее в подъездную мусорку. Девушка не курила, и этот атрибут курильщика ей не нужен, лишь место занимал.

— Тетенька, вам не нужна зажигалка? — окликнул ее белобрысый мальчуган одиннадцати лет, когда она отошла на несколько шагов.

— Нет, и тебе тоже, — оборачиваясь, крикнула она мальчику.

— «Жига» почти новая, зачем выбросили?

— Так надо. И вообще, спички детям не игрушки, немедленно положи обратно!

— Это не спички, — пробурчал он, ласково сжимая зажигалку в руке.

Ему оставалось только добавить «моя прелесть…», как Голлуму из «Властелина колец», и тогда он ее уже никогда не отдаст по доброй воле.

Спорить с ним было некогда и к тому же бесполезно, действия нравоучений девушки хватило бы вряд ли больше чем на пять минут. Она прибавила скорости и вскоре выпорхнула на площадь, где размещался передвижной парк аттракционов. Здесь у нее и назначена встреча в самом несмешном для нее месте — «комнате смеха».

Девушка перешла через дорогу, мельком взглянув в разрытый котлован, приличный по размерам. Внутри него виднелись ржавые прогнившие до дыр трубы, мутная вода, склизкая грязь и увлеченно копошащиеся во всем этом рабочие. Запрыгнула на тротуар, пнула кусок земли, попавшийся на пути и, испачкав туфли, присела на стоящую рядом скамейку. Девица вытащила из пакета зонт и остатки салфеток, которыми и привела себя в порядок. Оставалось чуть-чуть…

Алиса купила в кассе билет у бородатой женщины с набитым под завязку ртом. Та прямо на рабочем месте пожирала быстрорастворимую лапшу с тошнотворным запахом. Пробежала мимо палатки с множеством красивых благоухающих цветов. Промчалась мимо не до конца собранного громадного аттракциона «Молотобоец», на котором возвышался грозный викинг, подпирающий небосклон, с острым топором на плече. А вот и он — чудесный мир Зазеркалья…

Перед ней стоял злобно ухмыляющийся клоун. С безразмерной рыжей шевелюрой, красным носом и в дурацком цветастом наряде. Девица ненавидела скоморохов, и он запросто мог получить по морде, если бы попытался сейчас ее развеселить. Не то чтобы Алиса увлекалась избиением первых встречных, просто нервы из-за встречи взвинчены до предела. Но ему везло…  Ведь манекены шутить не умеют.

Девушка схватилась за ручку двери и уверенно распахнула ее. Она чувствовала, что человек, который назначил встречу, уже на месте и ждет. Молодая особа не опаздывала, прибыла с точностью, присущей лишь королям.

«Дом зеркал» был наполнен ярким светом. Это был лабиринт из зеркальных поверхностей, сбивающих с толку пространственные и визуальные ощущения. Сказочная иллюзия насыщала воздух древней магией и электростатическими разрядами неизведанной темной силы. Вдобавок ко всему, выпуклые и вогнутые зеркала отражали в бесконечности коридоров прекрасных Алисочек и «чудовище». Так она решила называть заранее раздражающего собеседника.

Девушка встречалась с этим человеком в первый раз, и надеялась, что в последний. Эту неприязнь она не могла объяснить. Может, предчувствие…  Раньше «Алиса» спокойно реагировала на людей, которые действовали, на ее взгляд, не совсем правильно или думали не так, как она, но только не в этот раз.

Ее взору предстал мужчина с благородной военной выправкой, в самом расцвете сил. Светловолосый, голубоглазый. Даже через черный костюм просвечивала атлетически сложенная фигура — результат многолетних беспрестанных тренировок. Он представлял собой тип «истинного арийца» — живое воплощение нордической расы. Суровое сосредоточенное лицо с плотно сжатыми тонкими губами и не по возрасту въедливый взгляд.

— Зачем вы искали со мной встречи? — жестко спросила девушка, проходя вглубь лабиринта.

Он ответил не сразу. Некоторое время мужчина оценивающе смотрел на нее, потом подмигнул и прервал затянувшуюся паузу: — Все в этой жизни ищут женщину. «Cherchez la femme», как говорят французы, тем более такую обворожительную, как вы.

— Вы пришли, чтобы мне льстить?

— Нет, конечно, у меня другие мотивы. Более меркальтильные.

— Тогда хватит прелюдий и облизывания, перейдем к сути. Не будем тратить ни мое, ни ваше время попусту, у вас его не так много осталось…

Последние слова она произнесла почти шепотом.

— О, а вы настоящая железная леди! Я представлял вас немного другой, — сказал он, слегка расширив глаза.

— Любите меня такой, какая я есть, меняться не собираюсь. Тем более ради вас.

— Я это уже понял. Тогда вернемся к нашему разговору, но сначала скажите. Как мне к вам обращаться? Надежда, Алиса или, быть может, Елена? Как вам удобней?

Настал черед девушки удивляться — откуда и как он узнал. Но ее лицо даже не дрогнуло под напором мыслей, блуждающих в голове.

— Мне это безразлично, как вам будет угодно. Хоть Матрешкой называйте. Вы за этим пригласили? Обсуждать мое имя?

— Чувствую, разговор не ладится…

— А должен?

— Откуда в вас столько цинизма? Через край плещет! Впрочем, это неважно…  Я бы хотел вам предложить обоюдовыгодное сотрудничество, — переходя на официальный тон, отчеканил мужчина.

— «Вы» это кто?

— Меня зовут Александр. Я представляю одну очень могущественную ранее организацию. Сейчас она вновь набирает силы и очень скоро будет на слуху у всех. Более всего известна как…

— Я поняла, мне это неинтересно, — оборвала она его на полуслове.

— Алиса, пожалуй, я буду так тебя называть, мне нравится это имя. Так звали мою любимую, ныне покойную бабушку, пусть земля ей будет пухом. Это имя тебе идет…  Я даже не озвучил сумму контракта…

— Я не заметила, когда мы перешли на «ты»?

— О, извините, буду вас называть «моя милая Алиса», — сказал он с усмешкой, акцентируя внимание на слове «вас».

— Не стоит меня так называть, я вам не милая! — огрызнулась девушка.

Засверкавшие от ярости глаза и слегка поджатые губы сделали ее еще привлекательнее.

«Девушка-кремень, — подумал восхищенный ариец, — собранная, сконцентрированная, бесстрашная, словно черная кошка, приготовившаяся к прыжку. Такая в одну секунду разорвет врага в клочья».

— Хорошо, немилая Алиса, я учту. Вы хотели бы услышать цифры? — спокойно повторил вопрос Александр.

— Думаю, не стоит, деньги меня не волнуют.

— Мне казалось, вы умная женщина и не альтруист, могли бы хотя бы узнать количество нулей в этой сумме.

— Александр, я действительно достаточно умна для того, чтобы понять, что мне не стоит задавать эти вопросы. Я хорошо зарабатываю и ни в чем не нуждаюсь.

— Я заметил, но не думал, что в ваших структурах столько зарабатывают.

— Вы вообще мало что знаете о них. И не стоит считать деньги в чужом кармане!

— Вы действительно почти неуловимы. Мне пришлось затратить много сил и средств, чтобы хоть что-то о вас узнать. Информации мало, но даже этого хватит, чтобы вызвать интерес у многих. Например, у вашего калеки-шефа.

— Вы теперь меня запугиваете или шантажируете?

— Да нет, что вы…  Всю эту информацию я собирал по собственной инициативе. Только для себя лично. Я никого не ставил в известность и не хотел бы этим пользоваться. Вы мне нравитесь как девушка и как личность.

— Вы знаете обо мне лишь столько, сколько я позволяю вам узнать, — блефовала Алиса, но по-прежнему оставалась спокойной.

— Вы слишком самоуверенны, мисс…

— Не более чем вы.

— Мне было бы приятно с вами работать, мы могли бы горы свернуть.

— А мне нет! У вас что-нибудь еще? — крикнула она и наполовину развернулась к выходу.

В зеркальном лабиринте грозовой тучей повисло молчание. Девушка чувствовала спиной колючий огонь в глазах арийца и понимала, что решается ее судьба. Но он совладал с собой и спросил прежним деловым тоном:

— Это ваше окончательное решение? Вы же не знаете, от чего отказываетесь.

— Я не буду с вами сотрудничать, по крайней мере, в этой жизни.

— А в следующей? — спросил он, ухмыляясь оскалом гиены.

— Когда встретимся, тогда и спросишь…

— Я могу помочь вам в этом нелегком деле и ускорить процесс, — прошипел он, засовывая руку под пиджак.

— Хотите меня убить? Вы не сможете!

— Это еще почему? Да я голыми руками тебе, как куренку, голову сверну, — жестко процедил ариец.

— Существует множество причин, я назову лишь две. Во-первых, у вас не хватит смелости — свидетели. Они сдадут вас с потрохами.

— Какие еще свидетели? Тут, кроме нас двоих, вообще никого нет.

— Да, вы выбрали самое безлюдное место. Но не учли одного, Александр. Этот парк нашпигован камерами видеонаблюдения, вы не могли просочиться сюда бесследно.

— Возможно, хотя я не уверен в том, что они работают. А еще одна причина?

— Во-вторых, у вас и полномочий таких нет, вы пешка. Так что будем прощаться. Не скучай, красавчик, и не плачь, может, и тебе повезет. Радуйся, пока голова на плечах. Спасибо за экскурсию по Зазеркалью, — вежливо ответила «Алиса», бросив взгляд на часы, и выскочила на улицу.

Пройдя с десяток метров, она раскрыла зонт, несмотря на то, что на небе не было ни облачка. В глазах удивленных прохожих отражался явный вопрос: «Зачем ей это?»

* * *

В мире проглядывается определенная планомерность. Наша жизнь сплетена из бесчисленных цепочек различных событий. Первое звено влечет за собой второе, затем третье…  И в каждом эпизоде мы сталкиваемся с проблемой выбора. Он преследует нас постоянно, искушая разум поиском лучшей альтернативы.

Последствия даже самого простого действия могут стать судьбоносными, и неважно: был этот выбор случайным или обдуманным. Так, например, телефонный звонок, раздавшийся среди ночи, способен привести к неожиданным итогам. Он становится отправной точкой, зачатком нового пути или тупиком для старого. А вот тайные знания о конечном пункте назначения доступны только тому, кто смог приблизиться к божеству. Ну или как минимум обладает даром манипуляции реальностью.

Наша прелестная Алиса из Зазеркалья, хоть и не по своей воле, но обладала этой удивительной способностью. Девушка давала людям возможность истинного выбора — шанс начать жить по-новому…

* * *

На бешеной скорости по городу летела темно-синяя «Toyota Camry». За рулем сидел худой, болезненного вида парень с отрешенным взглядом. Он сигналил, подрезал автомобили и выезжал через двойную сплошную на полосу встречного движения. Светофоры на улице не работали, добавляя еще больше хаоса во все происходящее. Очередной пугающий обгон, и машина выскочила на оживленный перекресток.

Ведя за руку девочку с белоснежными бантами, по пешеходному переходу шла женщина — ее мама. Она обернулась на шум и оцепенела. Пальцы на правой руке разжались, и пакеты с продуктами полетели на асфальт.

Звон разбитого стекла. Толпа в ужасе побежала. Рев мотора становился все громче…  Стальной монстр приближался.

Мать пронзительно закричала. Ее лицо обезобразилось неконтролируемым ужасом. Левой рукой она бессознательно завела за спину девчушку, а другую выставила ладонью вперед…

Визг тормозов. Следы от жженых покрышек на асфальте. Машина развернулась вправо почти на полном ходу. Водитель встречной «Газели» чудом избежал столкновения. Душераздирающий скрежет и хлопок от удара в бетонную стену ближайшего дома. Искореженный кусок синего металла затих. А вокруг собралась толпа зевак…

Но ничего еще не закончилось…

Забитый под завязку бутылями с водой фургон катился вперед. Вспотевший от страха водитель «Газели» наблюдал боковым зрением за происходящим в зеркало заднего вида. Он мог бы увидеть предупреждающие плакаты на дороге, но они стояли в стороне. Их забыли поставить.

Вновь жуткий звук удара, и сразу за ним несмолкаемый гудок автомобиля. На большой скорости автофургон сиганул в недавно разрытый котлован у парка аттракционов. Прямо на оголенную арматуру, разорвав стенки бензобака и разрушая масляный картер двигателя.

Пьяный в стельку рабочий «Водоканала» побежал на помощь отключившемуся водителю фургона. Лицо шофера все в крови — разбил его об руль. Вдруг трудяга случайно запнулся о камень, толкнул газовую емкость и упал вместе с ней в котлован. Туда, где лежали оставшиеся голубые баллоны с черной надписью «кислород».

Вентиль вырвался из баллона. Адская машина с космической скоростью рванула в направлении парка, раздирая уши свистом.

Огненная вспышка. Теперь воспламенился бензин. Взрыв пронесся насквозь через прилегающие территории. Прижал к земле случайных напуганных свидетелей, разбросал куски кровавого мяса, подбросил в воздух фургон с водой.

Но и это еще не конец!

Кислородный баллон точно поразил цель, угодив в аттракцион «Молотобоец». Здоровенный топор скандинавского морехода вырвался из креплений и ухнул вниз…

* * *

Почти всем участникам событий дали выбор. Мастер «Водоканала» должен был уделять больше внимания делу и контролировать соблюдение техники безопасности. Тогда бы на дороге появились знаки, а вентиль баллона закрыли колпаком. Мужчина мог не ездить домой, отключив сигнализацию еще во второй раз, но сохранность имущества волновала его больше, чем малооплачиваемая работа. А еще он мог бы не проверять теорию случайной незнакомки и не прыгать в лифте. И наверняка бы не застрял в нем на пару часов, оставляя без присмотра подчиненных и автомобиль с ключами в замке зажигания.

Наверное, тогда бы наркоман, с которым Алиса столкнулась на пешеходном переходе, не покусился на шикарную машину и не угнал ее в надежде заработать на очередную дозу отравы. Он мог продолжить путь в наркологическую клинику, в которую сегодня хотел обратиться. Но, потеряв унесенный ветром листок с адресом, а вместе с ним веру в себя, похоронил единственно правильное желание.

В отличие от предыдущего участника событий, он все-таки сделал в жизнинастоящий выбор. Увидев девочку и ее маму на переходе и не имея возможности остановиться, он избрал собственную смерть. В последний миг в его голове крутились лишь воспоминания о двух крошечных ребятишках, которых он оставил без отца. Хотя был ли этот «торчок» последние пять лет отцом, живя в нереальном мире галлюцинаций?

Возможно, ему не пришлось бы делать жестокий выбор, если бы светофоры работали. Но короткое замыкание в трансформаторной будке не оставило ему шансов, обесточив весь район.

Пожалуй, и этого тоже могло не произойти, если бы на подстанции вовремя заменили вентиляционную решетку. Тогда бы в подстанцию не забрались шаловливые птицы и охотившийся за ними котяра. А последний бы не закончил беззаботную жизнь серым пеплом и клочьями шерсти на высоковольтных проводах.

Даже несчастный кот жил бы еще долго и счастливо, если бы хозяин убедился в том, что входная дверь закрылась. Но он этого не сделал. Выбежал на улицу в одних трусах, чтобы самоотверженно спасти из огня в сарае ненужный хлам.

Да и пожара могло не случиться, если бы мальчуган послушался девушку и оставил в покое зажигалку. Но он ее все-таки взял и воспользовался, чтобы поджечь кучку мусора около сарая.

Шофер фургона сегодня тоже мог не встретиться со смертью. Эта была не его смена, но напарник попал в больницу, чем-то отравившись в кафе. Руководство предложило ему двойную оплату, и мужчина сел за руль в нетрезвом виде, поступившись принципами. И это после отвязной вечеринки! Море алкоголя, зажигательные танцы до самого утра…  В клубе он случайно познакомился с веселым парнем и его удивительной, но немного странной спутницей. Новый приятель отмечал увольнение, но с радостью оплатил весь банкет. У водителя была важная, по его мнению, миссия — спасти людей от жажды. Воды в этом районе не было второй день из-за аварии на трубопроводе. По воле рока, на нем он и подвел черту своей жизни.

Очевидно, что и работники, устранявшие аварию, тоже избежали бы такой участи. Слесарь с кислородным баллоном мог не запнуться о злосчастный камень, если бы был адекватен и трезв. Но перед соблазном выпить дармовую водку, найденную неподалеку от котлована на лавочке, устоять не смог. Несмотря на то, что рабочий день еще не закончился. Это выше его сил — слишком долго ждать…  Даже умирая в мучениях, он думал лишь об одном: «Вот черт, невезенье, осталось еще полбутылки!»

Даже у философа-неудачника, который скрутил по странной просьбе незнакомки гайки на креплении «Молотобойца», имелся выбор. Ведь найденных вечером в банке из-под кофе денег хватило бы с лихвой для начала новой жизни. Но бомж был окончательно потерян для общества и не желал хоть что-то менять.

Измученная циррозом печень не оценила по достоинству грандиозный праздник, устроенный им по поводу находки. Той же ночью она проводила его в мир иной, завершив безрезультатные поиски абсолютной свободы.

К сожалению, ничто в этой цепочке событий не прервалось, не изменилось и не пошло по другому пути. Она осталась такой, как ее задумывал невидимый режиссер, несмотря на предоставленный судьбой выбор.

* * *

В это время в лабиринте человек в черном костюме поднял попавшийся на глаза кулон. Его обронила недавняя собеседница. Изумительный бриллиант трудно было не заметить — он сверкал в отражениях множества зеркал. Мужчина так увлекся находкой, что даже молниеносная реакция не помогла в этот раз. Проломив тонкую крышу «комнаты смеха», топор мгновенно и безболезненно отсек арийцу голову. Та покатилась по гладкому полу, оставляя за собой ярко-алый след. Голубые глаза, угасая, непонимающе глядели в последний раз на обезглавленное тело, выплескивающее фонтаны крови. А грешная душа Александра так и осталась блуждать в бескрайних лабиринтах магических зеркал.

В парке отовсюду раздавались душераздирающие стоны и крики изувеченных взрывом. Все пространство скрылось в дыму и копоти. Горы бесформенных фрагментов металлоконструкций, осколков стекла, земли и окровавленных человеческих останков. Воздух насыщен смрадом смерти…

По развороченной улице шла милая леди с завораживающей улыбкой на лице. Девушка смотрела на мир разноцветными глазами, полными нескрываемого счастья. В руках она держала зонт, по которому стекали светло-розовые струйки «мертвой воды». Она не обращала внимания на взрыв и его леденящие душу последствия, словно существовала вне пространства и времени. Казалось, красавица мерцает волшебным голубоватым светом и по всему ее телу пробегают миниатюрные ручные молнии, но никто этого уже не замечал.

Девица медленно переставляла ноги, как будто считая шаги. В какой-то момент отвела руку и поймала уцелевшую от взрыва ярко-алую розу, неожиданно спустившуюся с небес. «Алиса из Зазеркалья» втянула чудесный аромат, бросила цветок на тротуар и, растоптав, удалилась в известном только ей направлении…

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ САМАЯ ПРАВДИВАЯ ПРАВДА

Екатеринбург — Кольцово, 26 декабря 2011 года, вновь квартира Ветрова В.В.

Из дремучей темноты сна выкарабкалась, царапая когтями кору мозга, светлая и радостная мысль. Она словно укутала меня вязаным бабушкиным покрывалом, ощущением того, что это утро невероятно замечательное…

«Вырвавшись из объятий Морфея, я обнаружил себя на берегу океана. В горячих объятиях прекрасной принцессы из королевства грез, которая ласково нашептывала на ухо признания в любви. Мы лежали на белом теплом песке Мальдивских островов под шум наплывающих волн. Лучики восходящего кроваво-красного светила ласкали наши обнаженные тела. Сногсшибательное утречко…»

Стоп…  Слишком неправдоподобно. С чего мне так поперло? Во-первых, я не собирался отдыхать на тропических островах. А во-вторых, у меня и девушки нет. Глупый сон…  Зажмуриваю глаза.

«Мягкое одеяло упиралось всеми четырьмя уголками в кровать, не желая отпускать. Я поднял веки. Голова и мысли были ясными и чистыми, словно слеза младенца. На стуле у кровати висела идеально отутюженная одежда. У порога стояли упакованные для поездки чемоданы. Рука провела по лицу, но не обнаружила следов даже легкой небритости. Доносился аромат свежезаваренного кофе, пробуждающий желание идти в то же мгновение на кухню. А еще запах жареного хлеба и яичницы, скворчащей в кипящем масле на сковороде. Пустой желудок зарычал в ответ и тут же проснулся зверский аппетит. Окрыляющее и лучезарное утро…»

Хватит…  У меня нет ни кофеварки, ни тостера, ни хлеба и яиц. Да и сковородки нет. Есть только холодильник и природный газ в плите. Но кашу даже из топора без самого топора не сваришь. Да и кухарничать этим утром некому. Реалистично, но все равно неправда. Еще одна попытка…  Закрываю глаза…

«Утро было восхитительным…  Просто так…  Ни для чего и ни почему. Без всяких скучных объяснений».

Великолепно получилось, без изъянов…  Вот только в мечты закралось значительное «но»…  Есть все-таки сомнения, наковырянные грязной вилкой с кривыми зубьями в собственной душе. Причем оправданные. Я всего лишь сам хотел, чтобы утро сегодня стало таким.

Реальность обладает необъяснимым свойством — удивлять с каждым разом сильней. Она оставляет основного конкурента, нашу фантазию, далеко позади в безумной гонке.

На самом деле утро было не таким уж замечательным. Если вдаваться в подробности, то и вовсе не дотягивало до такой шикарной характеристики. А если быть откровенным до конца, то предстало взору больше отвратительным, чем превосходным. И наконец, если уж отказаться от вранья самому себе, то было оно мерзопакостно-тошнотворно-преотвратительное. И это самые подходящие слова для его описания.

Продрав глаза, я увидел в ужасающей близости перед собой пол. Обычный линолеум в крупные коричневые прямоугольники, уложенные елочкой. «Паркет» в стиле советского модерна. Я точно помню, что такой пол был в моей квартире. А еще я рассмотрел на нем комки грязи и мутновато-желтые лужи от растаявшего снега, в которых я валялся половиной лица. Одной ноздрей и обеими потрескавшимися губами.

Резкая вонь, словно острый меч, пронзила нос и застряла внутри головы, будоража неподготовленное сознание. Смрад был настолько кошмарным, что из-за него не только содержимое, но и сами внутренности пытались выбраться наружу. Преграждала им путь лишь узость пересохшего горла.

По-видимому, это все-таки не снег…

В нос закрался запах аммиака, как в зассанных подъездах и общественных туалетах. Но человеческая рука к этому отношения не имела. Хотя она здесь вообще ни при чем…  Это кошачья моча, самая что ни на есть настоящая. Разбавлял эту вонь запах промокших туфлей, которые я заметил брошенными неподалеку.

Шейные позвонки гудели от напряжения, изогнувшись в неестественном положении. Голова трещала по швам, словно кокос под ступней слона. Дурной вкус наводил на мысли, что во рту хранятся как минимум мышиные фекалии.

Все тело ныло от боли, а руки и ноги не подчинялись командам. Они застыли скрюченными корягами. Думаю, со стороны эта поза напоминала одну из «Камасутры», но без участия девушки. Ну, или заковыристый иероглиф.

Одна рука вывернута локтем перед головой, ладонью наружу. Вторая вытянута вдоль тела, но лежит на каком-то возвышении, вероятно, на стульчике. Ноги широко разведены. Правая согнута в колене и подпирает стену, а левая высунута в коридор, через щель в почему-то не закрытой входной двери.

Попытки восстановить ночные события закончились неудачей. Пленка воспоминаний обрывалась на незамысловатой фразе Рихтера: «Может, лучше по шампанскому?».

Нестерпимо холодно. Меня колотит крупная дрожь. По дому гуляет лютый сквозняк, вероятно, из-за открытой на кухне форточки.

А еще мерзкий звук звонка.

Однообразный. Повторяющийся. Напоминающий выстрел в голову, причем в упор и предположительно из гранатомета.

— Дзинь-дзинь!

Двери и так открыты. Заходи. Помоги человеку. Ну нет же, эта пад…  нехороший человек…

— Дзинь-дзинь!

Да неважно кто…  Будет нажимать звонок, уподобившись тупой обезьяне, увидевшей в первый раз красную кнопку. И ведь не успокоится, пока не добьется того, что перед ним распахнут уже открытую дверь. Что за люди пошли?..

— Дзи-и-и-инь!..

Титанические усилия на протяжении нескончаемо долгой минуты, и вот я на ногах. Хотя, вернее сказать, как псина на четырех лапах, уморенная жизнью.

Все-таки подфартило мне, что шею не свернул…  Или, наоборот, не повезло…  Я размышлял, медленно шевеля шестеренками без масла и похрустывая шейными позвонками при раскачивании головой из стороны в сторону.

Опираясь на ручку дверей, подтягиваюсь и превращаюсь в прямоходящее животное с неокрепшими ногами. Человеком меня еще пока трудно назвать.

— Дзинь-дзи-и-и-и-и-и-инь!..

Звонок раздражал все сильней. Нет, мне уже важно, кто это такой нажимает на кнопку. И еще надо не забыть перерезать провода!

Волочусь на кухню. Там должно быть лекарство от всех невзгод.

— Черт! Так можно и об…  в штаны навалить, — завопил я, увидев на кухонном столе ворона.

Большого, черного, как смоль. Он размеренно закидывал в клюв остатки вчерашней закуски.

— Силби, лови быстрее! Отрабатывай пропитание, дармоед! — крикнул я на всю квартиру.

Ворон зыркнул взглядом и перелетел на открытую форточку, еле втискиваясь в узкое пространство. Судя по бело-зеленым кляксам помета на всем, что вижу, вывернутым дверцам гарнитура и выкорчеванным розеткам, хозяйничала наглая птица с пытливым умом здесь уже давно. Еще и Силби куда-то запропастился…

Да, есть в моей обители и такой «страшный» зверь. Это котенок, который неделю назад зашмыгнул без приглашения в мою квартиру. Я искал его часа три, но когда нашел, выбросить уже не смог. Решил ненадолго оставить. Пушистый, черненький, очаровательно беспородный. С острыми, как бритва, зубами, и хитрыми бегающими глазами. Сомнений по поводу выбора имени не было, неприкрытая схожесть лицом…  Или, вернее, мордой…  «Владыка чебуреков» засел в памяти импозантной внешностью и вдохновил на кличку для котенка.

Видимо, не по годам мудрое животное выбрало единственное правильное решение в этой ситуации. Избежало самоотверженного, но бессмысленного сражения с более сильным противником. Силби позорно убежал с поля боя.

— Пошла вон, дрянная птица! — крикнул я и захлопнул форточку, прижав ворону часть хвоста.

Птица каркнула, взмыла в воздух и удалилась в неизвестном направлении, оставив трофейные перья.

— Еще огрызается! Силби, я прогнал ее, можешь не прятаться.

Надеюсь, ворон не сожрал котенка. Такой не подавился бы даже, целиком проглотил Силби. Представил себе это зрелище, но тут же отбросил дурные мысли, посчитав это все-таки нереальным.

— Дзинь-дзи-и-и-и-и-и-инь! Дзинь-дзи-и-и-и-и-и-инь!..

Я схватил со стола бутылку с жидкостью темно-коричневого цвета и со странным названием «Шесть звезд» на этикетке. Даже произносить вслух страшно, не то что пить. Открутил крышку, поднес ко рту горлышко и жадно отхлебнул. Преомерзительный вкус…  Лицо перекосило. Как будто это не коньяк, а самогон на курином помете и анисовых конфетах. Лишь бы не стошнило…

Эффект потрясающий. Через несколько секунд тело пришло в приемлемое состояние, а голова обезобразилась светлостью мыслей. Осталось еще одно важное дело — разобраться с тираном дверного звонка.

— Дз-з-з… и-и-и… н-н-нь!

Вскоре я очутился у входной двери. Легкий толчок — и она бесшумно отворилась. На площадке я увидел знакомое лицо с галстуком-бабочкой на шее. Седой мужчина почтенного возраста в дорогом костюме. Что ему опять нужно? Он же приходил ко мне за шкатулкой в ноябре, еще до встречи с Рихтером. В голове проснулся озорной чертик, которого хлебом не корми — дай поиздеваться.

— Ни секунды не сомневался, что это именно вы…  Здравствуйте, — произнес я напыщенно-пафосно и одновременно трагично. — Чем вам не угодил невинный звонок? Вы его приговорить к смерти решили? Что натворил, окаянный, такого?

Старик в галстуке-бабочке лишь посмотрел на меня и приоткрыл рот, но так ничего и не произнес.

— Не устали кнопку нажимать? — продолжил я. — Вы же на мой закисший мозг покушаетесь. Предохранители у него тоже не вечные, ресурс имеют и предел прочности. Могу и взорваться…

— Ой, извините. Не подумал. Доброе утро…  — отрывая руки от кнопки, ответил мужчина и отступил на несколько шагов. — Наверное, я не вовремя.

— Я вас, конечно, прощаю. А вот за звонок ручаться не могу. Вы с ним сами разбирайтесь, — исказив лицо улыбкой, сказал я. — Вы, как никогда, вовремя, только вас и ждал. Всю ночь без сна и покоя провел, переживал. Придет или не придет…

— Пожалуй, лучше пойду все-таки. Вы не очень хорошо выглядите. Попозже заеду.

Какой вежливый и скромный дяденька…  Не смог ведь мне прямо сказать, что я с похмелья отвратительно выгляжу.

— Святослав, к сожалению, не знаю, как вас по отчеству. Говорите прямо: «Вы омерзительны и пьяны!» Вы же звонок десять минут раздражали не для того, чтобы увидеть меня, развернуться и уйти. Цель ведь у вас была изначально? — опираясь на косяк плечом, выпалил я напуганному старику.

— Вы правы, что я так…  Была у меня цель…  Я к вам по объявлению. Вы же продаете…

Меня осенило…  Точно…  Рихтер же вчера попросил об одном поручении. Он мне еще сверток передал и сказал, что за ним придут. Альфред что-то говорил про серебряную шкатулку…  Пакет с ней лежит на тумбочке в коридоре. Вот только он ничего не упоминал про объявление.

— А откуда вы знаете мое имя? — в растерянности спросил Святослав, прервав речь на половине.

— Вы же приходили уже ко мне не так давно…

— Наверное, вы…  ошибаетесь, я впервые в этом районе. Да и вас я не помню.

— Не буду настаивать. Как вам угодно.

Удивительные вещи в последнее время творятся. Как он может не помнить меня? Я же помню…  Он точно ко мне приходил. Хотя…  Ну, забыл и забыл, что из этого трагедию делать. Я сам много чего о себе в памяти не храню. А ему вообще не зазорно — возраст…  Вот только странно то, что в прошлый раз он тоже приходил за шкатулкой. Но тогда ее у меня не было. Все повторяется…  Какие-то уж очень мистические совпадения. Стоит задуматься: а случайность ли это? Или все-таки чей-то розыгрыш?

— Тем более объявление только сегодня утром вышло.

— Хорошо…  Вы за шкатулкой? — уточнил я.

— Да!

Я зашел в квартиру и отыскал пакет с посылкой Альфреда. Затем вернулся в коридор и протянул старику бумажную коробку, перемотанную скотчем.

— Уверен, она здесь! Сам не смотрел, что внутри, но Рихтер говорил, что за посылкой должны прийти сегодня.

Святослав схватил коробку и начал ее разрывать. Упаковка разлетелась в клочья и на свет явилась серебряная шкатулка с изображением пляшущих суккубов на бортах. Глаза у старика загорелись безумным огнем, и руки затряслись от мелкой дрожи.

— Это она…  Как же долго она ко мне добиралась!

— Я очень рад. Еле сдерживаю слезы при таком волнительном моменте, — язвительно сказал я и наигранно всхлипнул. — С вас пятьдесят тысяч.

— Пятьдесят тысяч…  — протянул старик. — Чего?

— Ну, точно не монгольских тугриков…  А в евро вам не потянуть. Рублей…

— Так дорого…

— Святослав, я знаю, что у вас есть эта сумма. Вы на нее и рассчитывали. Может, вы даже готовы заплатить больше, но я не жадный человек. Будьте честны хотя бы сами с собой. Не будем тратить мое и ваше время. Рассчитаемся, и каждый получит свою порцию удовольствия. Я не буду торговаться, в этом нет необходимости. Вы ко мне пришли, а не я к вам.

— Вы жесткий человек…  Но мне приятно работать с людьми, которые знают, чего хотят, — после секундной заминки произнес он и вытащил из кармана пачку купюр. Причем деньги он отдал, не пересчитывая.

— Не знаю, откуда вы узнали обо мне…  Но это мне неинтересно. Спасибо вам за все.

— У каждого в шкафу есть скелет…  Вам спасибо, до свидания!

— До свидания! — сказал Святослав, поклонился и отправился вниз по лестнице пешком, не воспользовавшись лифтом.

Он не отводил взгляда от шкатулки, вдохновенно потирая ее бархатной тряпочкой и шевеля губами.

— Вы поаккуратней, под ноги-то смотрите, а то мало ли. Так ведь и шею можно свернуть, — крикнул я вдогонку, но он уже скрылся из вида. — Знают, чего хотят…  — проронил я сиротливой пустоте в коридоре, которая тактично промолчала в ответ.

Захлопнув двери, я вернулся на кухню и пригубил еще бормотухи. Мерзость…  Лицо вновь перекосило…  После этого я отправился в спальню, мимолетно бросив взгляд на часы.

Хотелось полежать на чем-то более мягком, чем пол…  Погладить отважного кота, который уже расправился с перьями обидчика. Теперь он играл с отражением в зеркале, ударяя по нему лапкой и отбегая.

— Тысяча чертей, отлюбите старые костыли! — разорвал тишину мой собственный крик.

Конечно, в голове были слова немного другие. Поизощренней, потрехэтажней, не встречающиеся в классических словарях. Но все-таки вполне понятные для человека, который осознал, что до самолета осталось всего три часа. А он еще дома, голодный, немытый, и даже не думал собираться.

Вопль, словно выстрел стартового пистолета, открыл забег с препятствиями по каменной коробке. Тело понеслось вперед в желании действовать, а голова еще не определилась, с чего начать.

* * *

Через одиннадцать минут я уже стоял на площадке в коридоре. Створки лифта разъехались, любезно приглашая зайти внутрь. Самые важные дела на сегодня я все-таки выполнил: накормил Силби и закрыл все окна. Больше опасаться визитов любопытных птиц котенку не стоило. И от голода он не умрет. Я насыпал ему целых три чашки сухого корма, с запасом. Теперь я с чистой совестью и налегке направлялся в аэропорт, не утруждая себя излишками в виде громоздких чемоданов. Все, что мне нужно, я куплю в Париже. Тем более я ехал всего на пару деньков.

Проехав пару этажей, подъемник заскрежетал и остановился. Как оказалось, он решил забрать еще посетителей, а не сломался, как я подумал вначале. Отгадать, кто залетит в кабину, можно было с первого раза. Ну в крайнем случае со второго. «Флеш-моб» продолжается…  Дубль два…

— Привет, Надежда!

Девушка брезгливо нажала на железную кнопку. Смерив меня вопросительно-всепроникающим взглядом, фыркнула и отвернулась к противоположной стенке.

— Ты что такая холодная, аж лицо инеем покрылось? Хоть бы улыбнулась, — попытался я растопить юмором ледяную красавицу, но безуспешно.

В ответ лишь молчание и нервное постукивание ногой, сопровождающее ударом шпильки по грязному полу.

— Как кулинарные успехи? Соли хватило?

Ситуация не изменилась, лишь увеличилась частота постукивания и раздался тяжелый протяжный вздох. Оригинальный у нас диалог, без какого-либо участия второго лица.

— Ты обиделась на меня? Из-за того, что не зашел? У меня работы много. Да и разные мы, ничего общего между нами, — прикоснувшись к ее плечу, сказал я.

— Отвали, урод! В первый раз тебя вижу! — заорала она громче пожарной сирены и ударила сумкой, засветив железным уголком в висок. — Какая соль? Какая кухня? Я даже не знаю, с какой стороны к плите подходить, — кричала Надя, раздувая крылья носа и краснея, как помидорка. — Не смей меня трогать вонючими руками!

— Да успокойся ты…  Зачем глотку надсаживаешь? Не трогаю я тебя.

Вот это новости! И эта меня не помнит. Как и старик…  Мистика…  Или, может, делает вид, что не помнит. Становится все интересней. Главное, участники в сборе, а воспоминаний у них нет. Только где-то монах припозднился…  Ситуация все больше становится похожей на похмельную белиберду. Вот только когда я бредил? В прошлый раз или сейчас?

— Что ты успокаиваешь? Я тебя сейчас сама, знаешь, как успокою?! Пьянь подзаборная! У тебя от похмельного бреда шифер поехал, — орала она, изредка переходя на пронзительный визг.

Всех крыс и тараканов в доме распугает…  Это уже не та девушка, которую я помнил. Она превратилась во взбешенную фурию из преисподней с рюкзаком ярости в руках. Гнев никого не украшает — она не исключение. Надя с каждой секундой становилась злее, теряя всю свою привлекательность.

— Не ори, я тебе говорю. Барабанные перепонки мне порвешь. Кляп засунь в рот, если не умеешь себя контролировать. В прошлый раз ты ласковей была, когда «по-соседски» за солью приходила. Причем сама, по доброй воле. Никто тебя, дура, силой не затаскивал, — не выдержав потока оскорблений, парировал я, вцепляясь мертвой хваткой в ручки ее сумки.

— Быстро отпусти, я сказала. Ты что себе позволяешь? Вообще берега попутал! Я сейчас Сереже позвоню. Он тебе, упырь, не кляп…  Кол засадит куда положено!

— Да забери…  Ты лучше волшебнику Изумрудного города позвони, кукла соломенная. Чтобы он в твои отруби для остроты ума иголок да булавок натолкал. Может, орать перестанешь, — с трудом вставил я несколько предложений в нескончаемый поток угроз.

— … свинцом удобрят. На дно болота отправят. Под орех разделают. Всю жизнь будешь на лекарства работать…

Словесный понос остановил лифт, который, в отличие от нее, еще не забыл, зачем направлялся вниз. Скрежет разъезжающихся дверей показался божественным звуком.

Богиня мести бросила последнее язвительное проклятие, скривила лицо и скрылась, оставив меня один на один с собственной злостью.

— Да и черт с тобой, истеричка! — крикнул я девушке вслед.

Выйдя из подъезда, я сразу увидел лимонного цвета такси. Оно преданно ждало на улице, подмигивая ближним светом. Злоба внутри кипела, вылетая из ушей перегретым паром и токсичной слюной. Но с каждым шагом, приближающим меня к машине, она утихала, перерастая в нечто более приятное. И дело не в автомобиле.

Лицо расплылось в улыбке, упирающейся в кончики ушей. Они обязательно бы отвалились под ее напором, если бы не удерживающая их вязаная шапка. Смесь удивления, непонимания, злорадства и торжества переполняла меня, не оставляя места для негатива.

— Добрый день, Евгений Петрович! Сколько лет, сколько зим, — открывая дверцу машины, поприветствовал я угрюмого водителя.

При этом я усиленно старался хоть ненадолго стереть с физиономии зачатки ехидства.

— Вот чувствовал же, что не стоит ехать на вызов. Нет же, позарился на деньги! Здравствуй, Владимир.

— Как я рад встрече! Хотя, если исходить из логики не особо здравого смысла и принципов взаимосвязи несвязанных между собой вещей…  Я больше ожидал увидеть за рулем лысого монаха…  Но так тоже неплохо.

— Какая логика? Какие монахи? — Он с недоумением смотрел на меня, почесывая затылок. — Все понял…  злорадствуешь.

— Нет, что вы…  Не обращайте внимания. Я немного неадекватен сегодня. Но на самом деле искренне рад. Не каждый же день увидишь такое. Бывший генеральный директор за рулем такси, — рассмеялся я, захлопнув дверцу машины изнутри. — Это даже значимей парада планет. Ну, или конца света там какого-нибудь…

— Смейся-смейся…  От падений в жизни никто не застрахован. В Кольцово?

— Да, и если можно, то побыстрей. Сильно опаздываю. За срочность дам на чай. С коньяком. Возможно, даже с хорошим.

— Договорились, — выпалил экс-директор и вдавил педаль газа.

Машина сорвалась с места, шлифуя шипами по льду. За окном мелькали запорошенные снегом силуэты современных многоэтажек и древних, вросших с годами в землю домов. Пролетали фонарные столбы и стволы деревьев с голыми ветвями, похожими на скрюченные пальцы. Проносились автомобили и прохожие, спешащие туда, где их кто-то ждал. Суета…  Жизнь кипела…  Мне почему-то казалось, что я что-то забыл дома…  Хотя, пофиг…

— Ну, рассказывайте. Как вы до такой жизни докатились? — задал я водителю коварный вопрос, терзающий мне мозг.

— Да что рассказывать-то…  Сам все знаешь.

— Подробности не помешают, Евгений Петрович.

— Подставили меня. Все пришлось отдать. И фирму, и квартиры, и машины. Жена вещички собрала и сразу после обыска свалила. Даже не знаю, в каком направлении и с кем. Друзья, если, конечно, так называют предателей, отвернулись. Вот, баранку теперь кручу — кризис в стране. Но зато свободный от всего, — он натянуто улыбнулся и посмотрел взглядом, полным печали.

— Я же предупреждал. Причем ясно все изложил, недвусмысленно. Я ведь никогда не ошибаюсь.

— Сейчас я это понимаю, но тогда это казалось бредом сивой кобылы. В это нельзя было поверить, — тяжело вздыхая, произнес он, проскакивая очередной перекресток на красный свет. — Я многое бы отдал, лишь бы все вернуть и исправить. К сожалению, жизнь — не черновик. Ее невозможно переписать и прожить вновь. Нельзя отбросить в урну все лишнее, ненужное и неважное.

— Возможно…  Возможно, вы правы. В правду всегда труднее поверить. Ложь намного приятней усваивается организмом.

— Есть такое…

— А что бы вы сделали, если бы у вас появился шанс все изменить? Чисто гипотетически.

— Шанс все изменить, — он задумался, взгляд приобрел мечтательное выражение. — Несбыточная мечта. Поставил бы всех…  Ну, я думаю, ты понял в какую позицию. Вывернул бы мир наизнанку, — выкрикнул он последнюю фразу во все горло и ударил руками об руль.

Глаза горели дьявольским огнем. Лицо изменилось и стало таким, каким я его помнил. Это было лицо сильного, бесстрашного и уверенного в себе человека.

— И что бы изменилось? Вы стали бы таким же, как они. Поменяли бы одно зло на другое. Тогда бы они ненавидели вас, в той же степени, что вы возненавидели их. И все…

— Пусть захлебнутся ненавистью. По мне, лучше быть злым, но богатым, чем добрым, но бедным.

Лишь бы не мертвым…  Наверняка тем типам, которые его «кинули», муки совести неведомы. Их совесть давно лежит законсервированной на дне трехлитровой банки. В самом темном и глубоком подвале, ключи от дверей которого утеряны безвозвратно.

— С таким же успехом вы могли просто умереть. Вы уверены, что вам бы не пустили пулю в лоб, открыв в прямом смысле третий глаз? Может, так, как сейчас, лучше и ничего не стоит менять?

— Не исключено. Да, мог бы и в земле сейчас червей откармливать. Разлагаться, никуда не спеша…  Ну а куда мне тогда торопиться?

Разошелся…  Умею я все-таки заводить людей…

Таксист прервался ненадолго, но вскоре продолжил:

— То есть, ты считаешь, что предел моих мечтаний — это водить такси? И все нужно оставить как есть.

— Нет, конечно. Я хотел сказать, что не надо жить прошлым. Надо жить настоящим и мечтать о будущем.

— Владимир, какое будущее? Какое настоящее? О чем ты? У меня уже ничего нет в жизни. Все, что меня ждет: дрянная квартирка с кишащими в ней свирепыми тараканами, табурет и намыленная веревка.

— Ну и картину вы нарисовали! Сплошная депрессуха…  Остается только напиться и повеситься.

— Сигарку бы еще посмолить.

— Что? — непонимающе спросил я.

— Я говорю: выпить, выкурить сигару и…  только потом вздернуться.

— А…  Понял, рад буду помочь, — издевательски сказал я, доставая из внутреннего кармана толстую сигару и протягивая ему. — Вот, ваши любимые, кубинские «Cohiba Reserva». Вчера как чувствовал, что пригодятся. Прихватил парочку штук с собой, но не думал, что для вас их припасаю.

— С-с-су…  Издеваешься…  Как ты невероятно «добр» ко мне! Спасибо большое за презент в последний путь, — нервно рассмеялся Евгений Петрович и добавил: — Я не собираюсь умирать, не радуйся. Я просто реалист и в состоянии оценить перспективы.

— Безрадостные у вас планы на будущее.

— Какая жизнь, такие и перспективы. Правда, это вообще трудно назвать жизнью. Скорее уж, это борьба с жизнью за жизнь. Существование, иными словами.

— Как сами относитесь к миру, такое отношение к вам и вернется.

— Ну, ты завернул…  Насмешил, острослов, — заливаясь смехом и вытирая крупные слезы с лица, сказал он. — Анекдот вспомнил про почтальона Печкина. Как раз про твою оригинальную теорию: «Это почему я раньше злой был? Потому что у меня велосипеда не было. А сейчас, когда у меня и самокат украли, я вас вообще убивать буду!»

— А что не так-то? Что смешного? — растерялся я. — Зло всегда порождает новое зло. Это аксиома.

— Как ты заговорил! Какие высокие слова, охренеть можно. Зло…  Добро…  Все это относительно и субъективно. Согласись, что в мире существует и доброе зло, и злое добро. Коряво звучит, но я не об этом. В жизни тысячи примеров, когда изначально добрые цели приносили столько вреда…  Зло при этом нервно курит в сторонке и завидует черной завистью…  И наоборот, явное зло оборачивалось нам на пользу.

— Это все слишком абстрактно.

— Ладно, давай ближе к жизни. Вот, например, тебе увольнение явно пошло на пользу. Приоделся, раздобрел, деньжат прибавилось…  Сигарами за полтора рубля разбрасываешься. Но я уверен, что тогда, когда выбрасывали на улицу, ты не думал о том, что я делаю для тебя что-то хорошее? Что на это скажешь? Сам-то веришь еще в собственные слова?

В голове перелистывались воспоминания недавнего прошлого. Значимые и не очень, плохие и не совсем. Вспомнились позорное увольнение и чувства, одолевавшие в тот момент. Всплыли и другие эпизоды…  А ведь Петрович отчасти прав. Даже сегодня в лифте я мог промолчать и извиниться перед девушкой. Ну, не хочет она меня узнавать — ее право. Но я даже этого не сделал. Сознание сплелось в морской узел, но не смогло найти сейчас правильного ответа.

— Молчишь. Вот и правильно, стоит подумать, — прервал угнетающую паузу Евгений Петрович, выползая с тягучей объездной на скоростной «Россельбан».

Газ до упора и стрелка спидометра упирается в ограничитель, указывая предельное значение скорости. Двигатель «Волги», древней, как экскременты мамонта, ревет, отдавая в крутящий момент все силы без остатка. Адреналин переполняет тело, формируя смесь непереносимого ужаса и восторга. Но лишь на непродолжительное мгновенье…

Взмах чародейской полосатой палочки и указующий жест сурового полицейского на обочину. Заснеженного, промерзшего, с красным лицом и носом, а еще свисающими сосульками на усах. Но это событие радовало. Теперь можно сменить тему разговора.

Трудолюбивый гаишник пробежал весь наш тормозной путь длиной в триста метров и постучал в окно. Теперь он вызывал не только жалость, но и уважение.

— Приехали, блин, — с досадой сказал водитель, накручивая, словно шарманку, ручку стеклоподъемника.

Окно опустилось, открывая обзор на горемычного полицейского.

— Здравствуйте…

— Здравствуйте! Старший сержант Воробьев. Видать, сильно торопитесь? Правила нарушаете…  Даже не знал, что «Волга» может летать. У вас от вертолета двигатель?

— Виноват, начальник. Вину признаю…  Просто гражданину никак на самолет нельзя опоздать. На очень важную встречу летит. К самому…  Ну, ты меня понимаешь, — протягивая документы через окно, ответил Евгений Петрович. Затем все-таки решил выйти на улицу.

— Важный кто-то? — послышалось через окно.

— Важнее не бывает, посмотри, какая морда наглая. У него казенный автомобиль в аварию на улице Ленина попал, а я вынужденно подобрал. Слышал? Наверное, по рации передавали.

В форточку осторожно пролезло замерзшее лицо. Вдоволь насытилось теплым воздухом, осмотрело меня с ног до головы и вновь растворилось.

— Депутат, что ли?

— Бери выше, не ошибешься.

— Ого! Плохо он как-то выглядит. Как будто пил всю ночь беспробудно.

— С банкета. Но не нам с тобой его судить. Не доросли мы и уже не дорастем, наверное, — развел руками с сожалением «экс-генерал» и скривил губы.

— Правила для всех одни, а здесь явно на лишение прав. Двести десять километров в час, при разрешенных восьмидесяти.

— Капитан, ну, ты пойми меня. Я же лицо подневольное. Мне сказали — я повез. Как я буду с ними спорить? Вот ты только представь…  Не согласился бы сегодня, завтра бы уже расчет получил. Пришел бы в однокомнатную квартирку в общаге, собрал семейный совет. Всех бы согнал: и жену, и тещу, и маму тещи и трех дочерей. Да и кошку бы принес, ей тоже должно быть интересно. И в такой торжественной обстановке объявил: «Работы у меня больше нет и не предвидится. С сегодняшнего дня стоически отучаем организм от пищи. На подножный корм переходим. Одуванчики, крапива, лебеда…» Плохо то, что зима. Но русского человека трудности только закаляют…  Да что я перед тобой распинаюсь, тебе не понять.

— Я ведь не дуб вроде. Все понимаю. Но есть правила…  И они для всех одинаковые.

— Понимаешь? Хреново только как-то…  Да я едва концы с концами свожу. Ползарплаты на оплату коммунальных услуг трачу. Вторая половина на жратву уходит. А если что-то останется — на дочек любимых, — причитал Евгений Петрович. — Понимает он меня. Конечно…  Забирай права, кровопийца. Оставь детишек без подарков на Новый год. Фотографии дочек показать? Чтобы ты их глаза запомнил…

— Да успокойтесь вы, — явно уже нервничал полицейский. Жезл в его руках не находил себе места.

— Что тебе человеческие жизни — пыль…  Главное же ведь соблюдение законов. Ты же блюститель. Изувер…  Гореть тебе в аду.

— Возьмите права, доброго пути. Больше не нарушайте, — сказал, проникнувшись ситуацией, старший сержант Воробьев, отдал честь и ретировался к служебному автомобилю.

Водительская дверь захлопнулась, довольный таксист пристегнулся ремнем и нажал на газ до упора.

— А вы знатный лгун, Евгений Петрович. Ни стыда, ни совести. Насколько я помню, у вас ведь нет детей. Да и жена ушла.

— Володя, это общеизвестный факт — в мире врут все без исключения. Жить в обществе и всегда говорить правду — невозможно даже теоретически. Люди обманывают время от времени. Или постоянно, когда ложь становится уже смыслом жизни. Осознанно или бессознательно, не задумываясь о последствиях. Лгут случайным знакомым, хорошим друзьям, начальникам, подчиненным, вторым половинкам, близким и дальним родственникам. Обман везде и всюду. Весь мир погряз во лжи, превратив нас в ее покорных и слабоумных рабов. Она рядом с нами, вокруг нас. А самое страшное, что еще и внутри нас. Ведь чаще всего мы врем себе…  Но вопрос ведь не в том, врет человек или не врет. Важно лишь то, как он врет и для чего. То есть, по сути, всего лишь в качественной характеристике предложенной им неправды. В моем случае, ложь была оправдана и даже спасительна для нас обоих, а значит, я преследовал благие цели. Поэтому я склоняюсь все-таки к тому, что я не лжец. Я не врал, а всего лишь немного исказил правду.

— Благие цели, — цинично рассмеялся я, выслушав его затянувшуюся речь. — Ложь во благо, если говорить вашими словами. Давайте поподробнее…  На мой взгляд, ничего, кроме как блага лично для вас, я не увидел.

— Может, плохо смотрел? Да, я сохранил права и сэкономил деньги, которые ты еще мне даже не заплатил. Действительно, это было нужно мне. Но, помимо этого, я, во-первых, спас тебя от опоздания на самолет. А во-вторых, подарил полицейскому чувство, что он не зря провел день. Ведь сегодня он спас от голода как минимум одну бедную семью и помог важному человеку. Это дорогого стоит…  Он ведь теперь уверен в том, что ему это зачтется на том свете.

— То есть, вы прикрываете иллюзией добродетельности любые цели? Обман, подлость или гадость.

— Ну, ты не перебарщивай. Негодяя из меня не делай. Есть и у меня рамки дозволенного. Хочешь сказать, что ты никогда не врешь? Даже себе?

— Никогда, — обрубил я дальнейшие вопросы.

— Да ты, я смотрю, последний кристально честный человек на земле. Впору в Красную книгу заносить, — рассмеялся Евгений Петрович и через некоторое время продолжил: — Это уже болезнь. Земля не выдержит на себе такого ужасного монстра, как ты. Тебе надо срочно измениться. Без вранья жить нельзя.

— Я ведь живу, значит, можно.

— Вот это и странно, почему ты все еще жив с такими принципами, — закончил он разговор и замолчал.

* * *

Такси с шумом влетело на стоянку перед «терминалом В» в Кольцово и остановилось.

— Приехали, вылезай!

— Спасибо, Евгений Петрович! Должен буду.

— Просто заплати и мы в расчете. Куда хоть летишь?

— В Париж.

— О! Отличный выбор. Чарующий город. Раньше каждый год там бывал. Эх…  Жизнь моя жестянка…  Советую побывать на верхнем уровне Эйфелевой башни. Незабываемое зрелище — весь город как на ладони.

— Непременно! Вот, держите. Я еще немного добавил на любимый вами коньяк, как раз к сигаре, — откликнулся я, протягивая пачку купюр. — Устройте небольшой праздник!

Сумма была приличная, даже для меня. Приблизительно, как за такси до Владивостока с заездом в Москву. За магнитиком на холодильник. Достаточная для того чтобы безбедно существовать ближайший месяц. Не знаю почему, но я отдал ему всю свою наличность.

— Будет сделано, камарад! Оревуар.

Он швырнул деньги в бардачок, даже не пересчитав. Отдал честь традиционным прикладываем руки к виску, но на манер американских пехотинцев. Двумя пальцами и слегка выбросив затем руку вперед.

— До встречи! Все будет хорошо, не вещайте нос, — крикнул я напоследок и отправился к аэропорту.

— Ага, — прокричал он через окно, улыбнулся и пропел: — Не вешай нос, не вешай нос. Повесься сразу весь…

* * *

Проскочив через стеклянные двери, расползающиеся волшебным образом при виде моего поганого лика, я попадаю в здание аэропорта. Судя по цифрам на табло «вылетов и прилетов», расположенного над входом в зеленый таможенный коридор, времени до конца регистрации оставалось мало.

Придаю ускорение телу. На полном ходу качусь к стойкам регистрации, расталкивая на ходу неудачно остановившихся пассажиров. И чем ближе я к ним подхожу, тем больше растет обида. Все зря…  Стойка уже пуста. Отчаянный удар ногой по стойке и незамедлительно тупая боль в ответ.

— Все зря, — проронил я и мешком скатился на пол, обхватывая голову руками и выдирая из нее лишние волосы.

— Ты что-то потерял? — послышался ласковый голос, приглушенный шумом толпы у соседней стойки.

— Ленуша…  Привет! — удивленно и растерянно ответил я, поднимая взор от черных туфлей на высоких каблуках к лицу обладательницы голоса.

Хорошо выглядит, в отличие от меня. Выспалась, наверное…  Она мне все больше нравится…

— Привет! Что разлегся…  Хочешь, чтобы мы окончательно опоздали, и я присоединилась к тебе? Вместе будем полы протирать.

Присоединилась ко мне…  Я, может, совсем и не против…  Было вчера между нами хоть что-то? Или я все нафантазировал? Как у нее об этом спросить? Может, как-то намекнуть…  Ситуация глупее не придумаешь. Ох уж этот Рихтер со своими процедурами для души! Сводят меня с ума по очереди…  То Альфред, то Химера…

— Я думал: ты уже в самолете.

— Как видишь, я тебя жду.

— Извини, — вставая на ноги, произнес я. — Немного проспал, да еще такси задержалось.

— Я даже вижу, почему ты проспал, — рассмеялась она и протянула мне руку с документами. — Можешь не извиняться, я пришла недавно. Зарегистрировала нас обоих заранее, через сеть.

— Тоже опоздала?

— Нет, я не люблю терять время попусту. Его и так слишком мало для одной жизни. Да и Настя раньше бы все равно не успела.

— Она здесь? — спросил я, выискивая взглядом в толпе Настю.

— Если бы ты точнее и напористей сбивал пассажиров, то мог бы уложить ее возле стеклянных дверей. Она еле увернулась…  Сейчас уже не догонишь. Будешь болтать или все-таки полетим?

— Полетим.

— Вот посадочный талон, оплата за трансфер, бронь в гостинице.

— Черт! — крикнул я, заставив почти всех присутствующих в зале регистрации обернуться в мою сторону.

— Что еще не так?

— Я же так и не взял паспорт! В целости и в сохранности в квартире лежит. А я-то все думал, что такое важное забыл. Так и грызло это чувство изнутри.

— Молодец! — с иронией сказала Елена, протягивая загранпаспорт. — Вот тебе паспорт с визовой отметкой. Не забудь отблагодарить потом Настю за то, что она думает за вас двоих.

— Новенький еще. Краской пахнет…  И фотка хорошая, я обычно так не получаюсь. Вчера фотографировали, что ли? Костюм такой же, но еще не мятый и без пятен.

Когда меня сфотографировали? Ничего не понимаю…  Копошиться во вчерашних сумбурных воспоминаниях вообще неблагодарное занятие. Впрочем, неважно…

— Ей-богу, как ребенок. В самолете потанцуешь, я не закончила. Вот банковская карточка от Рихтера и немного наличности в евро от меня.

Она протянула кусок цветного пластика, несколько мятых банкнот и горстку монет.

— И зачем мне эти твои «евры»? Еще и железками. Карта же есть.

— Карта активируется только завтра утром. С наличностью у тебя сегодня туго. После вечеринок, проведенных с Рихтером, по-другому не бывает. А пройти в таком состоянии мимо «Дьюти Фри» ты не сможешь.

— Как ты все хорошо продумала…  Да, я бы заскочил. Мне непомешает.

— Ну вот и рассчитаешься за огненную воду. Только не задерживайся, времени мало.

— Да…  Хорошо, — согласился я и побрел за ней следом на паспортный контроль. До мечты о Париже оставалось совсем чуть-чуть…

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ СЛАДКИЕ ОБЪЯТЬЯ МАДМУАЗЕЛЬ ЛУИЗЕТТЫ

Франция, Париж, 27 декабря 2011 года, / Франция, Париж, 17 июля 1793 года

Темнота закончила безумные игры с сознанием. Помутнение растворилось в неизвестности, выжженное стремительным напором изуродованных мыслей. Потерянные ощущения вернулись к законному владельцу, закрепив тленное тело в пространстве и времени. Судя исключительно по впечатлениям, сейчас я двигался в зыбком тумане, в невыясненном пока направлении, в положении сидя. И точно на чем-то мягком.

Доносилась незнакомая речь, похожая на журчание горного ручья, с примесью шипения и скрежета из радиоприемника. А еще слышались редкие, но пронзительные гудки, заставляющие вздрагивать и подскакивать на месте. С уверенностью можно сказать одно — это точно не самолет, и я явно не в воздухе. На земле…  Для понимания остального необходимо открыть глаза.

Смахиваю с них усталость пальцами и с усилием продираю веки, словно разламываю на них корочку черной тысячелетней грязи. Мутный взор пока не вносит конкретики в происходящее.

Я вижу перед собой лишь невероятно широкую реку, поток которой четко разделен напополам. Правая сторона пылает рубиновым огнем, левая ослепляет белым светом, похожим на солнце знойной пустыни. А берега, сковывающие реку в границы, объяты светло-голубым мерцанием разрядов. Даль размытого горизонта венчает вспышка света, подобного взрыву сверхновой звезды.

Несколько секунд — и зрение почти пришло в норму, добавляя в расплывчатость проблески четкости. Я уже вижу обветренные руки, различаю тонкие пальцы и даже ногти на них.

Совсем чуть-чуть — и за пальцами выныривает из завесы марева сначала переднее кресло, а затем и весь салон автомобиля с водителем. Еще немного, и туманное пространство сдает позиции, оголяя лобовое стекло и все, что простирается за ним. Я не мог не узнать это место.

Я сижу в такси, застрявшем в многокилометровой пробке на самом знаменитом проспекте — Елисейские поля. На главной витрине Парижа, его визитной карточке, в его огненном сердце…  В глубине памяти я нашел и другое название авеню — Элизиум, наверняка заимствованное из трудов греческого поэта Гомера.

«Остров блаженных», на котором царит вечная весна, а время застыло в одном мгновении. Земля без печали, страданий, болезней и смерти. Место, где обитают души великих героев и благочестивых праведников, которым всевластные боги даровали идиллический покой, райское блаженство и бессмертие.

Сзади нас подпирала грандиозная Триумфальная арка в основании звезды площади Шарля де Голля. А далеко впереди виднелась просторная Площадь Согласия. В том же направлении я нашел и иллюзорную звезду — колесо обозрения, сверкающее яркими огнями для восхищения парижан и гостей столицы. Его устанавливают на время рождественских и новогодних праздников.

Приоткрываю окно и получаю жестокий нокаут от одуряющей смеси ароматов. Запахи свежей выпечки, шоколада, молодых вин и чего-то еще…  Шлейф цветочного парфюма, обволакивающий золотой дымкой роскоши и богатства. Он проникает глубоко в сердце и оживляет все лучшие воспоминания, создавая ощущение вселенской гармонии.

Голова вертится вокруг своей оси, чтобы не упустить из виду ни одной мелочи в волшебной сказке, созданной людьми.

По обе стороны проспекта мелькают украшенные гирляндами деревья, шикарные магазины, бутики и торговые центры известных брендов с богатейшим ассортиментом, на любой вкус и кошелек. Кинотеатры, банки, футуристические витрины автомобильных компаний, многочисленные кафе. Рестораны, хранящие традиции высокой французской кухни.

Lancel, Louis Vuitton, Lido, Sephora, Hugo Boss, Le Fouquet» s, Citroën…

Тысячи людей с фотоаппаратами движутся нескончаемым потоком во всех направлениях. Мимо освещенных витрин, по тротуарам и в плотном потоке машин. Они часто останавливаются, чтобы увековечить на снимках кусочки Парижа. Фотографии, которые займут почетное место в личной коллекции воспоминаний о когда-то сбывшейся мечте. Скоро и моя мечта осуществится…  Скоро встретимся, трехсотметровая башня…

Вся эта красота, похожая на гипнотический сон, проносилась перед глазами. Мне даже на секунду показалось, что сердце сейчас не выдержит и прекратит свой ход. Невозможно передать это словами — нужно увидеть самому. Хотя бы раз в жизни, но собственными глазами.

Автомобиль медленно, но уверенно подкрался к площади Конкорда, в сердцевине которой возвышался Люксорский обелиск Рамзеса II. Его позолоченный наконечник пронзал небо. Когда-то вместо египетского обелиска площадь украшал эшафот с гигантской гильотиной, а она сама называлась площадью Революции.

С тех времен помнила и освистывание. Глумление толпы. Ее же гробовое молчание. Душераздирающие крики невинных и не очень. Хранила в памяти тысячи лиц людей, с ужасом взирающих в последний раз на ее совершенную красоту. Земля под ногами, скрытая брусчаткой, еще не забыла запах смерти и сладостный вкус крови, стекающей из обезглавленных тел через щели в досках эшафота. Шикарное было меню…  Аристократы, политики, величайшие умы своего времени и даже королевские особы.

Сейчас в моде другие развлечения, более гуманные…

Сверкнула вспышка короткого замыкания в проводке чертового колеса. Посыпались снопы искр, которые лишили зрения и оборвали мысли. В районе груди появилась знакомая пульсация, а по телу растекся холод.

Жирные канаты, объятые синими разрядами, потянулись со всех направлений сразу, собираясь в одну точку. Затем разлетелись в разные стороны и завертелись по спирали, до тех пор, пока картинка не обрела осмысленность. Грандиозная паутина…

Это было последнее, что я разглядел. Пространство сжалось до размеров атома и тут же с шипением развернулось вновь…

* * *

Воздух с запредельной концентрацией озона обжигал слизистую оболочку легких при каждом вздохе. Бешеные раскаты грома истязали барабанные перепонки, лишь чудом их не разрывая. Перед глазами хмурились выкрашенные черными чернилами небеса. Они рыдали, обрушивая на земную твердь крупные капли, создающие непроницаемую стену. Это была самая ужасная гроза, какую мне доводилось видеть в жизни.

Я стоял по щиколотку в ледяной воде, потому что земля уже захлебнулась от переизбытка влаги. Ужасный ветер, уподобившись урагану, сносил на пути все, что плохо лежит или худо приколочено, подбрасывая мерзопакостный хлам ввысь. Сила воздушного монстра увеличивалась. Вполне возможно, что он мог сбить с ног и меня, но вокруг была какая-то черная злобная масса. Она удерживала тело, словно болотная трясина, заставляя оставаться на месте.

Очередная вспышка. Яркая молния разорвала темноту зловещих мазутных туч, давящих грузом печали, и устремила ветвистое щупальце к стонущей от боли планете. Раздался ошеломляющий сознание гром…

Неподалеку упало бездыханным высоченное дерево, ствол которого не обхватить руками. Его срубила под корень, словно высохшую соломинку, мощь взбешенной природы.

Всего лишь на одно мгновенье свет победил тьму, но вполне достаточно для того, чтобы осознать, где я нахожусь. Впереди помост эшафота, сколоченный из толстых дубовых досок. Причем основательно, как будто строился в назидание потомкам на долгие века. Гильотина возвышалась над ним, сжимая в клешнях вертикальных направляющих скошенное лезвие революционного правосудия. Заточенное, как опасная бритва, и пока сверкающее стальным блеском. Еще не запятнанное кровью убиенных.

«Луизеттка» никогда не изменяла принципам и, как всегда, была обаятельна и смертельно красива. С недосягаемой высоты она взирала на меня, ухмыляясь надменным оскалом. Всем видом двуногая машина смерти показывала, что скучает и ждет меня в свои крепкие объятья, для того чтобы слиться в последнем экстазе.

Странные чувства, необъяснимые…  Это вроде бы и я, но не совсем. В голове мои мысли, и в то же время не мои: чужие, неприемлемые. А как отделить пшено от гречки, когда они по странному стечению обстоятельств одинаковой формы и цвета, не имею ни малейшего представления.

Как тогда…  во сне про войну. Когда я был лейтенантом Слепаковым. Надеюсь, что это тоже сон…  Только теперь про казнь. Лишь бы закончился он лучше, чем в прошлый раз.

Вокруг собрались хищники, жаждущие крови, но не ради еды, а для безумного развлечения. Голодное немытое отребье со зловонным дыханием. Отбросы, наряженные в ветхую одежду, изодранную на развевающиеся на ветру лоскуты. Они похожи на трухлявые бинты мумий. Зомби с гнилыми остатками зубов во рту. С мертвыми лицами, серая кожа на которых изъедена язвами смрадных болезней. Нелюди без пола и возраста. С руками, вымазанными въевшейся грязью и кровью. Изгои жизни с абсолютно пустыми глазами.

Однако страшнее не измученные тела, а истерзанные души, чернее грозового неба.

Этот сброд досыта напичкали эфемерной свободой, забыв его просто накормить. Они превратились в кровожадных монстров. Страх смерти уничтожил в них чувства и парализовал волю. Он лишил их навсегда возможности владеть собственными мыслями. Забрал у них право мечтать.

С каждой секундой, с каждым новым ударом молнии они становились яростнее и агрессивнее, теряя над собой контроль. А во мне зарождался ужас…

Нет, я не боялся их. Если придется, буду в одиночку драться со всеми до последней капли крови. Пока они не сожрут меня заживо или я не убью их. Не раздумывая и ни о чем не жалея. Пугало то, что нелюди счастливы. Искренне и безгранично…

Как несведущие дети или блаженные, они радовались в предвкушении апофеоза смерти. Им неважно, какое преступление совершили приговоренные. Безразлично, почему те так поступили. Начхать на виновность или невиновность. Им наплевать на то, кто упадет в распростертые объятья «веселой вдовы». Безжалостные бойни с умерщвлением людей стали для них уже даже не праздником, как в былые времена, а повседневностью.

Этот мир сошел с ума. Он захлебывался в людской крови и уже давно не видел искренних слез…

Нестерпимо хотелось уйти, но я обязан остаться. Я должен увидеть казнь. Я закрыл глаза и терпеливо ждал. Секунда за секундой…  Минуту за минутой…

Крики и дикий хохот смолкали и вместе с ними утихали раскаты грома. Дождь прекратился. Воздух стал обжигающе-душным и одновременно сырым.

Я знал, что она уже рядом…

* * *

— Кто она? — спросил разум.

— Скоро все увидишь и узнаешь, — ответило подсознание, которое до поры до времени предпочитало молчать.

* * *

Вновь открыл глаза, и меня ослепило яркое вечернее солнце. Как будто и не было грозы. Небо — чистейше синее. Обвел взглядом толпу, но при дневном свете они казались обычными людьми. Тогда я приподнялся на цыпочки и поверх голов увидел силуэт…

Раздолбаная жалкая повозка продвигалась по мостовой, продираясь сквозь бесчисленную цепь жандармов. Многотысячная толпа, еще недавно размеренно гудевшая, замерла, не издавая более ни единого звука. На площади образовалась мертвецкая тишина, подобная безмолвию в вакууме открытого космоса. Она прерывалась лишь истошным скрежетом колес, тоскующих по смазке, и редким цоканьем лошадиных копыт по брусчатке.

Казалось, время течет подобно загустевшему овсяному киселю. Телега почти не двигалась, проезжая за минуты лишь жалкие метры.

На повозке гордо стояла барышня. Твердая, словно кремень. За весь путь от тюрьмы до места казни она ни разу не опустила головы. Девушка впитывала, как губка, ненависть и злобу толпы. Каждый пришедший на зрелище мог ее рассмотреть, кинуть проклятье, осыпать упреками или оскорбить непристойными выходками. Садисты знают толк в грязных делах.

Я здесь для того, чтобы увидеть ее смерть…  Уже хоть что-то понятно…

Становилось нестерпимо жарко. Пот уже ручьем лился по лицу, но мне нельзя снимать с головы опротивевший капюшон. Это я знал наверняка…  Многие в этом трусливом человеческом стаде ненавидели мою персону. Большая часть из них желала видеть меня не зрителем, а главным действующим лицом в этом публичном спектакле.

Усугубляла эти неприятные обстоятельства вонь. Гниль, плесень и конский навоз в одном флаконе. Несостоявшимся удобрением измазан весь трухлявый балахон, который я украл на заднем дворе у какой-то черни.

Наконец, телега подъехала вплотную к эшафоту, давая шанс тщательнее рассмотреть обреченного пассажира.

Сердце остановилось в то же мгновенье. Плотина в голове, удерживающая поток мыслей из подсознания, разлетелась на куски…

Да, это действительно она…  Я знал ее очень хорошо. Вернее, знал тот, в чем теле я сейчас, но это ничего не значило. Мы стали единым целым…

Темно-русые волосы девушки торчали рваными клочками, не доставая до изящной шеи в свежих царапинах. А ведь недавно они свисали ниже плеч. Она была облачена в промокшую до нитки кроваво-алую рубаху необъятной ширины, из-под которой выглядывали босые ноги. Руки связаны за спиной, но даже рукава не могли спрятать жестокие побои и следы от грубых веревок, разодравших нежную кожу до иссиня-черных кровоподтеков. Что скрывалось под тканью, известно лишь одному Господу Богу и инквизиторам, жестоким и на удивление изобретательным.

Но даже в таком виде она оставалась идеально красива…  Ангел, у которого отняли шанс расправить крылья, с чистым благородным ликом, отрешенный от мирской суеты. Невозмутимое лицо без малейших признаков протеста, на котором отражалось лишь сострадание к проклинающему ее народу.

Прекрасные большие глаза, в которых не было боли, упрека, и ужаса предстоящей смерти. Взор, светящийся ярче лазурного неба над головой. Он устремлялся в бесконечную даль, сквозь враждебно настроенную и озлобленную толпу. Взгляд, в котором пылает вечный огонь бессмертия…  Он способен расплавить даже омертвевшее, каменное сердце, проникнув в самую его глубину и пробудив неведомые до этих пор чувства.

У нее не всегда были голубые глаза. Когда-то их цвета различались…  В то время ее правое око блистало, как изумруд, а левое, словно сапфир, в лучах восходящего солнца. Ее взгляд очаровывал и пленил своей неповторимостью.

Но, в отличие от меня, она так не считала и переживала по этому поводу, скрывая особенность за длинной челкой. Долгие месяцы творческих мук, бессонные ночи, бесчисленное количество проб и ошибок…  Но я все-таки сварил зелье, меняющее цвет глаз. Гремучая смесь из молочка сонного мака, галлюциногенных грибов, яда мокриц, внутренностей ползучих тварей и других особых ингредиентов.

Этот подарок безмерно осчастливил девушку. И меня вместе с ней…  Но сейчас это уже неважно…

Она спустилась без чьей-либо помощи с повозки и двинулась к лестнице эшафота. Внезапно хрупкая ножка скользнула по склизкой грязи, земля ушла из-под ног, и девушка с хлюпаньем рухнула в жижу спиной. Попыталась подняться, но безуспешно. Стесненное тело не подчинялось командам и падало раз разом, но она не издала ни звука. Ни одной эмоции не появилось на белом лице…  Лишь губы все сильнее сжимались…

В ход пошли грубые ругательства отдельных нелюдей из толпы, но этим дело не закончилось. В сторону эшафота полетели гнилые фрукты.

— Кончай бездушную тварь!

Нестерпимо хотелось вырвать их поганые языки из глоток и скормить бродячим псам. Вспороть брюхо и вывалить зловонные кишки на площадь.

— Что разлеглась, подстилка? Не на работу пришла!

Загнать в лицо булыжник, чтобы подавились словами и собственными окровавленными зубами. Они недостойны жить на этой земле!

— Поднимите эту французскую шлюшку! Ведьма, не тяни время, тебя уже заждались в аду!

Но разум, как всегда, торжествовал. Он одержал очередную победу над слепыми инстинктами и ураганом необузданных чувств. Я промолчал в ответ…

Я всматривался в противные морды, чтобы запомнить самые мелкие детали их сволочного облика. Эта информация мне еще пригодится…

Первый — худощавый, длинный. С заостренным носом и таким же подбородком. К нему от левого глаза тянулся глубокий косой шрам. Глаза крошечные, черные, как у помойной крысы. Бегают из стороны в сторону. Еще и постоянно «пальцы греет». Руку даю на отсечение — вор-карманник.

Второй — низкорослый, круглый, словно пушечное ядро. Засаленные волосы, мясистый нос с торчащими из него волосами. Подбородок, как у шарпея, с двумя толстыми складками. Заплывшие серые глаза. Въедливый взгляд, говорящий о том, что его владелец — плут. Щеки, усыпанные гниющими угрями. В зубах дорогая курительная трубка. Наверняка мелкий торговец.

Еще один слева — явно профессиональный попрошайка, один из многочисленных паразитов общества. Сгнившие корявые зубы. Бешеные глаза, вылезающие из орбит. Зачесанные в кровь проплешины на голове и блевотного вида грязь на лице. Все эти нюансы внешности однозначно определяли его жизненное призвание.

— Обещаю, мы обязательно встретимся…  И я покажу вам самую короткую дорогу в ад. Это единственное, что я хорошо умею делать в жизни. Ведь я прирожденный убийца…  Даже не буду скрывать, это доставит мне истинное удовольствие, — шептал я, еле шевеля губами, давая кровавую клятву самому себе. — Небо мне свидетель! Но если вдруг вам неслыханно повезет, и я отдам концы раньше, чем вас найду…  Знайте…  Я буду ждать вас с нетерпением у ворот в тартарары!

Девушка продолжала барахтаться в грязи, взбивая ее ногами, словно масло, и по-прежнему не могла встать самостоятельно. Лицо палача, стоящего у эшафота, дрогнуло и обезобразилось тенью жалости. Но лишь на доли секунды, почти незаметно для большинства.

Конечно, я знал этого человека…  В последнее время он стал самой известной и узнаваемой персоной на улицах столицы мира, объятой пламенем революции. Это имя вселяло неподдельный ужас в людские сердца. Оно заставляло их биться как можно реже, чтобы этот звук не привлек внимание палача и его испепеляющий взгляд не сжег их дотла. Шевалье Шарль-Анри Сансон де Лонваль — самый знаменитый живодер Парижа, вершитель судеб, полноправный бог Революции и единоличный властелин «малышки Луизон».

Никогда не думал, что бездушные палачи способны на человеческие чувства. А особенно если это ремесло передавалось из поколения в поколение. Когда убийство становится уже не работой, а жизнью.

Смерть с младенчества перед глазами. С самого детства учишься лишь искусству умерщвления. Смерть вокруг тебя, она живет в твоем доме, она в тебе самом, в твоем сердце…  Да что там, ты сам и есть смерть…  Какие могут быть чувства, когда ты умер, не успев родиться?

Обстановка накалялась. Толпа уже гудела от нетерпения и негодования, словно осиротевший рой пчел. Сказочный подарок Франции, а заодно и всему человечеству, от просвещенного доктора Жозефа Игнаса Гильотена уже почти покрылся плесенью от скуки, но продолжал со стальным терпением ожидать нового свидания…

Я растолкал толпу и подобрался поближе к эшафоту, чуть ли не уперся грудью в штыки охраны. Хотелось заглянуть в ее глаза, чтобы она видела — я здесь…

Палач потянулся рукой к кожаному ремню на поясе. На его лице мелькнула растерянность. За поясом не было красного колпака с прорезями для глаз. Новое время — новые правила. С некоторых пор исполнители приговора в них не облачались, ведь освобожденный народ должен знать своих «героев» в лицо…

Подавив чуждые ему эмоции, он сгреб в охапку осужденный материал и двинулся по ступеням эшафота. В его могучих мускулистых руках девушка казалась хрупким ребенком, ведь Сансон был действительно гигантом.

Он был невероятно высок, превосходя своих ассистентов минимум на три головы. Широк в плечах, никак не меньше косой сажени, и чудовищно силен. Наверняка палач с трудом проходил в обычные двери. По-своему обаятелен, подобно греческому Атланту.

Горы мышц не скрывала никакая одежда. С таким же успехом можно было нарядить каменную глыбу. Он завалит разъяренного быка одним ударом, разломив на куски череп. Что уж говорить про головы людишек! Ему и гильотина не нужна.

И в то же время меня не покидало чувство, что он на самом деле чудовищно добр. Среди этого фарша из ополоумевших выродков, на выходе из революционной мясорубки Сансон казался единственным человеком, сохранившим разум. Он сумел воздвигнуть в голове несокрушимую стену. Она защищала его от влияния угнетающей реальности и одновременно сдерживала бушующий внутри шторм эмоций.

Он взлетел на помост, аккуратно поставил девушку на обозрение публики и развязал веревки на руках. По-видимому, во время акробатических этюдов она подвернула ногу. Теперь осужденная стояла, словно растерянная цапля посреди болота, опираясь лишь на здоровую ногу. Уверен, что изнутри ее раздирала ужасная боль, но лицо по-прежнему оставалось спокойным. Она, как всегда, беспощадна. Даже к самой себе…

Голова приговоренной повернулась на пол-оборота влево, и взгляд ее наткнулся на гильотину. Девушка вздрогнула и побелела, как снег, но лишь на несколько секунд. Вскоре она совладала с собой, и на лице появился румянец.

Палач, заметив перемены в ее внешности, среагировал незамедлительно. Переместился на один шаг вперед и заслонил гипнотизирующую души «мадам Ги». Он скрыл ее от глаз впечатлительной девушки, совершив на редкость джентльменский поступок.

— Месье Сансон, будьте так любезны, не заслоняйте гильотину. Меня очень интересует это шедевр инженерной мысли. Я никогда прежде не видела ничего подобного, — произнесла любопытная девушка нежнейшим голоском и улыбнулась.

Как будто она пришла не на казнь, а в лавку за продуктами.

— Гражданин Сансон, — поправил палач, взглянув с недоумением, но тут же отошел в сторону.

Он больше не озвучил ни одной своей мысли. Думаю, он был в крайней степени удивлен такой просьбой и утратил дар речи.

По моему телу пробежала невольная дрожь. Сколько мужества в таком юном создании!

Девушка подошла ближе. Внимательно все осмотрела и попыталась сама уложить голову в выемку для шеи. Прямо на доску, открывающую для нее «дверь к бессмертию». Помощники заплечных дел мастера заметили попытки и подбежали к ней.

— Сама справлюсь…  Извольте мне не мешать, — с обидой промолвила она и продолжила задуманное.

— Мадмуазель, мы сделаем все сами. Подойдите к платформе. Сначала нужно связать вам руки и ноги.

— Я не собираюсь бежать от своей судьбы, в этом нет необходимости, — парировала она. — Я безумно люблю свою страну и готова за нее умереть…

— Милостивая госпожа, — вмешался в разговор Сансон. — Мы не сомневаемся в вашем мужестве. Не осуждаем ваш выбор. И никак не хотели оскорбить. Но связать вам руки и ноги необходимо. Таковы правила…  Без этого нам будет трудно выполнить свою работу хорошо. Непривязанное тело без головы, содрогающееся в предсмертной агонии — неприятное зрелище…

— О, простите меня, месье Сансон, — извинилась она, — я вас неправильно поняла…  Не хотела вам мешать. Делайте все, как того требует закон. Это действительно важно для меня.

— Это мы…  Вы нас…  Мы ви…  — не договорив, палач отошел к рычагу судьбы.

Верные подмастерья подхватили девушку под руки и подвели к поворотной доске со свисающими с обеих сторон кожаными ремнями. Пока доска стояла перпендикулярно помосту.

Ловкие руки помощников, словно безжалостные пауки, опутывающие жертву липкой сетью, начали кропотливо затягивать узкие ремешки. Путы с остервенением вгрызались в юное тело. Совсем немного времени — и работа закончена…  Доска опрокидывается…  И сразу глухой стук…

Пока это лишь удар доски об основание дьявольского станка.

Еще одно уверенное движение ассистента и все встает на свои места…  Голова несчастной девушки уже зависла по ту сторону жизни. Как раз над плетеной корзиной, в которую она, лишившись тела, скоро упадет. Деревянный ошейник с продольным пазом для прохода лезвия опускается на шею. Щелчок. Фраза: «Готово!» — и кивок палача…

Но даже это ничего не изменило. Полное самообладание отражается на стальном лице богини. Девушка несгибаема до самого конца!

Толпа гудит в нетерпении. Ряды раскачиваются под напором. Рука начальника конвоя поднимается. Свирепый рык стервятников приглушается. Они алчут кровопролития…

Вновь воцаряется бездыханная тишина. Ни криков, ни вздохов, ни даже шорохов…  Теперь слышно лишь мое бешеное сердце. Оно выпрыгивает из груди, набирая с каждой секундой обороты.

— Она будет обезглавлена на площади…  во имя…  французского народа…  — слышится крик главного распорядителя казни, и голос его понесся над тысячами голов.

* * *

— Еще не слишком поздно…  Еще можно ее спасти…  Вытащить джокера из колоды…  — подбадривает сердце, настаивая на героическом подвиге, а рука под накидкой сжимается до белых костяшек на рукоятке метательного ножа.

— Слишком много жандармов с обнаженными тесаками защищают место казни от буйства толпы, — предостерегает прагматичный рассудок.

— Один шанс из миллиона, но он все-таки есть…  Они все пьяны и расслаблены…  Никто не позволял себе пока такой дерзости, как атака на стражу…  Ты сможешь…  Они этого не ждут…  — не сдается сердце.

— Их меньше вокруг эшафота, но это совсем не значит, что они менее опасны. В их руках сверкают карабины, а указательные пальцы подрагивают от напряжения. Они готовы в любой момент завершить движение…

— Тебе всегда везло, твоя сила не знает границ, а скорость подобна полету света. Ты растопчешь их одним ударом ноги, как кучку рыжих тараканов…  — теперь едва слышно шептало в растерянности сердце.

— Ты не сможешь…  Фортуна изменчива, и все в этом мире имеет предел…  Ты упадешь замертво, нашпигованный свинцом, раньше чем приблизишься к ней, — трубил в голове циничный здравый смысл.

* * *

Начальник стражи вновь вскидывает руку. Раздается громыхание тугих барабанов. Толпа отвечает гулом облегчения и вскоре смолкает. Последний отсчет…

— Один, два…

* * *

— Ты должен рискнуть!

— Никто никому ничего не должен…

— Ты обязан ее спасти!

— Никто никому ничем не обязан…

— Ты будешь жалеть об этом всю оставшуюся жизнь…

— А как же твое обещание не вмешиваться? Что, сердчишко, нечего больше сказать?

В ответ молчание…

* * *

Да, я клялся, что не стану ничего предпринимать несмотря ни на что. Она умела убеждать…

— Пять…

Ее речь всегда была красивой, наполненной множеством слов, не наделенных смыслом. Пустой звук…  Но как она это говорила!

— Шесть…

Принцесса разрешила мне только посмотреть на казнь…  Это был осознанный выбор. Она всем сердцем жаждала умереть во имя благих целей, понятных лишь ей одной.

— Семь…

Палач опустился на колено, что-то шепнул девушке на ухо и получил взамен белоснежную милую улыбку.

* * *

— Как она прекрасна…  Какая искренняя улыбка…  — слились в синхронном порыве эмоций разум и сердце.

* * *

Чувства бушевали с новой силой, подобно недавней грозе. Нет, не сомнения меня терзали. И не жалость…  И не тоска…  И не горе…  Меня терзали чувства, в которых трудно признаться даже самому себе.

— Девять, десять!

Рука внешне бесчувственного Самсона надавила на отвратительный рычаг. Защелка отстегнула фиксатор. Бездушный нож ухнул вниз…

Полоумное чудовище, вожделеющее крови долгие часы, наконец-то получило долгожданную свободу и разорвало тишину рычанием.

— Шарлотта, я люблю тебя…  — вырвался отчаянный шепот с одеревеневших губ.

Глухой удар…  И какой-то необычный шум…  похожий на звук чмокающих влажных губ…  Поцелуй…  смерти…

Фонтан насыщенно-алой крови со свистом извергся из артерии в перерубленной шее, заливая все вокруг. Эшафот, гильотину, красные мундиры сопровождения.

Хотя уже трудно было назвать шеей обрубок мяса с торчащей в центре белой костью.

Все кончено…  Список обновлен…  Голова в ненасытной глотке корзины…  Еще один «фраг» на счету Сансона.

Можно смело рисовать звезду на фюзеляже. Откуда он у гильотины? Ставим еще одну зарубку на балку машины смерти.

Жуткая боль в бредящей голове…  И пустота в душе…

Толпа взрывается страшным ликующим воплем, словно потерявшее разум раненое животное.

Люди снова могли дышать. Они могли кричать. Словно разрушив колдовские чары, алая кровь смыла ужас в их глазах. Стадо визжало и танцевало в порыве коллективной экзальтации, требуя увидеть голову.

Палач наклонился к корзине, но достал из нее лишь залитый кровью амулет. Он спешно убрал его в глубокий карман.

Я уже видел его раньше…  Ее любимый серебряный паук, с которым она никогда не расставалась.

Сборище ублюдков заводилось все сильней, но Самсон продолжал смиренно смотреть сквозь толпу. Ничто и никто в этом мире не заставило бы его вытащить голову несчастной.

Мы были с ним сейчас похожи как две капли воды. В наших глазах не кипел гнев и не нарастала злость. Там обитало презрение.

Мы оставались единственными людьми среди них. Убийцы…  Один поневоле, второй по призванию…

Внезапно из-за кулис эшафота выскочил невзрачный старикашка с пепельной от седины головой. Он быстро нырнул рукой в «лукошко душ».

Самсон не видел этого, он сейчас мыслями находился далеко отсюда.

Одной рукой «тварь» вытащила за волосы отрубленную голову, а второй с размаху залепила ей пощечину.

В ответ толпа взорвалась, словно атомная бомба. Истерические вопли, визги, стоны, проклятия, гогот и свист. Безумие продолжалось…

Ее сахарные уста зашевелились.

Лицо залилось краской…  Открылись глаза…  Чистые и неестественно голубые, как бездонное морозное небо.

Скопище в ужасе подалось назад…  И вновь воцарилась тишина…  Пронзительная, до рези в ушах…

Лишь на мгновенье наши взгляды встретились, но это значило больше тысячи сказанных слов. В ее глазах не было печали, страданий, ненависти…  Лишь всеохватывающая любовь. Любовь к своей стране. Любовь к предавшему ее народу. И чуть-чуть любви, в пучине которой можно утонуть…  для меня.

— Прости…  Но это все, что я могу для тебя сделать, — прошептал я с болью в сердце, отдернул накидку, выхватил нож и метнул в сторону гильотины.

Не мог я поступить по-другому…  Мгновенье, и я растворился, словно капля, в человеческом море.

Мне не нужно было на это смотреть, я никогда не промахиваюсь. Я знал, что клинок пронзил сердце этого сумасшедшего, и оно остановилось.

— Прощай, Мари Анна Шарлотта! Пусть земля будет тебе пухом. Твоя сокровенная мечта сбылась.

Мир поплыл. Замерцал хаотичными вспышками стробоскопа. Непроницаемая темнота поглотила меня, но, подавившись, выплюнула обратно на свет…

* * *

Я вновь в салоне такси. На том же месте — на площади Конкорда. Сердце бешено колотится о ребра, изнывающие от боли. Кажется, еще чуть-чуть и оно вырвется на волю. Учащенное дыхание никак не восстанавливается. Пот течет ручьем, голова кружится в вальсе, а перед глазами летают черные мушки.

— Месье, вам плохо? — забеспокоился водитель, уставившись на меня.

— Бывало и лучше…

— Я могу вам чем-нибудь помочь?

Вряд ли ты можешь избавить меня от галлюцинаций. Или от кошмаров. Так что…

— Нет, все отлично. Лучше следите за дорогой, а то еще врежемся.

— Хорошо, месье.

— У вас всегда такие пробки?

— Нет, что вы…  Просто Рождество. Много приезжих. Скидки, распродажи…  Люди просто дуреют и валят сюда толпами.

— А далеко до моей гостиницы? — спросил я, превратившись за несколько секунд в эталон спокойствия.

— Вашей гостиницы…  Если честно, то мы ее давно проехали. «Замок Фронтенак» затерян в самом сердце «золотого треугольника». Всего в нескольких шагах от Елисейских полей.

— Не понимаю…  И почему мы проехали?

— Эффектная мадам с белокурыми волосами просила показать вам достопримечательности ночного Парижа. Не в моих правилах отказывать женщине. Тем более такой красивой, как она, — откликнулся водитель и подмигнул мне.

— Что за мадам?

— Она была с вами в аэропорту.

— Елена?

— Мадам не представилась.

— А где она?

— Не могу знать, месье. Девушка затолкала ваше тело в такси, а сама осталась в аэропорту.

Вот это новости! Почему она не поехала со мной? Дела? Ладно, потом узнаю. Сначала в гостиницу. Отдохнуть. Принять душ. Не то чтобы я был грязным. Просто никак не мог избавиться от ощущения смрада, застрявшего в носу. Гнили и конского навоза…  Как будто балахон по-прежнему на мне…

— Думаю, сегодня я достаточно насмотрелся. Продолжим в следующий раз.

— Как вам будет угодно. Сейчас развернусь, — он выдержал небольшую паузу и продолжил, широко улыбаясь: — Мне знакомо ваше состояние «раннего утра в понедельник».

— Это акклиматизация, — возразил я, почему-то желая оправдаться, — и тяжелый перелет, к тому же.

— Как скажете. Извините за нескромность, но позвольте озадачить вас вопросом. Вы из Марселя или из Тулузы?

— Нет, я из Московии, из славного города Екатеринбурга, — опроверг я его предположение и зачем-то добавил: — Это далекая ледяная страна, где люди, одетые даже летом в валенки и ушанки, ничего не делают. Только пьют на морозе водку и бренчат на балалайках. Там, где медведи разгуливают прямо по улицам.

— О-о! Неожиданно! — удивился он. — Но к чему эти стереотипы? Я образованный человек и знаю о России больше, чем вы думаете. Прекрасная страна! Вы же не думаете, что я ловелас с лягушачьими лапками в зубах, который готов волочиться за каждой юбкой?

— Пожалуй, нет…

— Вот и хорошо, что разобрались. Кстати, не забудьте сказать спасибо вашим учителям, они хорошо потрудились. Ваш французский безупречен…  Абсолютно без акцента, лишь немного странное произношение некоторых слов. Поэтому я ошибочно подумал, что вы, вернее всего, с юга Франции.

— Какой французский? — переспросил я, вытаращив на него глаза.

— Обычный…  я не знаю ни слова по-русски, — ответил водитель, скопировав мое выражение лица.

— Аналогично…  В смысле, я тоже не знаю…  Только французского, — все тише говорил я, пока не перешел на шевеление губами.

Черт возьми, что со мной происходит? Наверное, сошел с ума…  Что за день? Мысли без устали грызли распухший мозг, испытывающий депрессию от нехватки необходимых ответов.

— Месье, мы прибыли. Вот ваша гостиница. Хорошая, конечно. Но жить в ней дорого.

— Понял ваш тонкий намек. Сколько я должен?

— Нет, что вы, месье. Никаких намеков…  Тем более что все уже оплачено.

Елена и здесь подсуетилась, какая заботливая! Придется ей один плюсик добавить.

— Тогда до встречи! Удачи!

— И вам того же…  Непременно посетите нашу красавицу — Эйфелеву башню, — бросил он в открытое окно и, помахав рукой, уехал.

И что они пристали с этой башней? Сдалась она…  Медом там, что ли, намазано.

Стеклянные двери распахнулись передо мной, и я наконец-то зашел в отель. Две минуты ожидания у стойки в компании улыбчивой администраторши с недоуменным выражением лица. Она без лишней волокиты и вопросов о наличии паспорта отдала ключ от номера.

Вот это сервис! Своих клиентов нужно знать в лицо.

Одна минута поездки в зеркальном лифте. Тридцать секунд ходьбы до манящих дверей номера. Несколько мгновений, чтобы их открыть…  И вот она…  та, которая так долго меня ждала. Старинная элегантная кровать посреди номера, обставленного в классическом стиле Людовика XV. Она любезно примет меня в свои сладкие объятья. Ничего не хочу…  Даже мыться…  А особенно думать. Вообще ни о чем.

Спать…  Сп-а-ать…  С-па…

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ НЕСЛУЧАЙНЫЕ СЛУЧАЙНОСТИ

Германия, Штутгарт, 27 декабря 2011 года

Ярко сияло зимнее солнце, хотя и почти не грело. Пролетали редкие снежинки, но, опускаясь на землю, таяли без следа. На оживленной пешеходной улице Кенигштрассе плыла фрейлейн. Подол ее шелкового платья небесно-голубого цвета развевался на ледяном ветру, обнажая плавные линии стройных ножек в туфлях на шпильках. Растрепанные нежно-белые волосы с завитками на концах, свисающие ниже плеч. Складная фигура, в которой даже не хочется искать недостатки. Девушка-совершенство…

Одета она была не по-зимнему. Из теплой одежды лишь короткая чернильно-черная меховая жилетка нараспашку. Но, несмотря на промозглый холод, девушка не выглядела замерзшей, точно ее подогревало бушующее внутри пламя.

Казалось, что барышня кружится в колдовском танце с грацией балерины, просачиваясь сквозь безликую массу озябших туристов. Виртуозные па, выразительные изгибы тела и ускользания…  Она порхала подобно бабочке «Морфо Аматонте» на цветущем лугу. При этом не создавала никому неудобства своим присутствием, чудесным образом избегая столкновений с прохожими. Те лишь оборачивались и глядели ей вслед, широко раскрыв от удивления глаза и рты. Завораживающее зрелище, которое трудно описать словами.

* * *

В комнату, объятую мраком, разбавляемым лишь струившимся светом видеостены, вошел пожилой мужчина в строгом костюме. Сделал от силы пять шагов вглубь помещения и остановился возле стола. За ним, спиной к двери, сидел молодой человек в военной форме. Судя по погонам, в звании майора. Парень застыл в кресле без движения и не сводил глаз с жидкокристаллических дисплеев.

Взгляд человека в костюме переместился на экран, и он тоже замер, но лишь на несколько секунд.

— Хороша чертовка! Будь я лет на двадцать помоложе, приударил бы, не раздумывая, — разорвал тишину голос пожилого мужчины.

— Хороша не то слово! За мимолетную улыбку такой головушку на плаху сложить не жалко, — отозвался второй, не переставая жадно поглощать глазами цифровой поток из монитора. Голос его едва заметно подрагивал.

— Семен, если бы я тебя не знал, решил бы, что ты влюбился. Притом основательно, как старшеклассник в молоденькую учительницу.

— Я? — через силу отвернувшись от мелькающего на экране изображения, переспросил моложавый офицер. — Ой, простите, Алексей Борисович, отвлекся. Я за нашим неуловимым объектом «намбо ван» наблюдаю. Не заметил, как вы подошли, — слегка замешкавшись, откликнулся он, выныривая в реальность из сладостных грез.

Соскочив со стула, он вытянулся по стойке смирно. Майор слегка покраснел от смущения, настолько, насколько это можно было рассмотреть в темноте. Фуражка его валялась на полу и по этой причине его пальцы теперь переминали нечто невидимое.

— Здравия желаю, товарищ генерал!

«Что за глупости я мелю? Вот это попал…  Сам Алексей Борисович нагрянул. Наверняка лично захотел проверить ход выполнения операции, — мелькали в голове Семена сумбурные мысли. — А я тут, как малолетка, слюни пускаю при виде красотки. Как она это делает со мной? Я ведь знаю, что ее внешность обманчива. Она отвратительная сволочь, убивающая людей. Просто так, без малейших угрызений совести…»

— Вольно! К черту официоз. Рассказывай лучше, как вам удалось выловить эту девицу? — не обращая внимания на поведение Семена, продолжил генерал.

— Нечего особо рассказывать. Повезло нам неслыханно. Вот, собственно, и весь секрет.

— Так уж и весь?

— Ну, да. Один из стукачей сдал по доброй воле место встречи с объектом. Решили проверить. Как оказалось, не зря.

— Молодцы. По-доброму, говоришь…  Даже без вырывания ногтей обошлось?

— Почти…  Самую малость не удержались.

— И кто нам такие восхитительные «подарки» делает? Спецслужбы?

— Нет, «тайно-мутные» структуры — «оранжевые тритоны»…  Так они себя называют.

— Даже запоминать не успеваю. Хотя особо и не пытаюсь, конечно. Развелось их в последнее время.

— Что есть, то есть…  Пугающая тенденция. Ни сил, ни времени на них не хватает.

— Со взломом немецких сетей безопасности проблем не возникнет?

— Аккуратно все сделали. Местами помои разлили. Намусорили там, где нужно. Стеночки приукрасили заветными словами. В общем, наследили по полной программе, указав короткую дорогу во всеми любимый Китай. В худшем случае все спишут на хакинг «Шанхайской группы», но им не привыкать.

— Все до поры до времени…  Ладно, со взломом разобрались. Ты уверен, что это она? — спросил генерал, всматриваясь в изменчивую картинку на мониторе.

— На сто процентов уверен! Три раза перепроверили.

— Смотри, Семен. Головой ответишь за результат.

«Это точно она — «черная вдова», интуиция меня не подводила, — подумал майор. — Сегодня мы ее точно прищучим! Я хорошо спланировал операцию и продумал все до мелочей…»

— Вы сами можете убедиться. Посмотрите, товарищ генерал. Я уже минут пятнадцать за ней наблюдаю. От самого железнодорожного вокзала. Она ни разу не попала лицом на запись. Ни в профиль, ни в анфас…  Вообще никак. Безупречный результат. Просто нескончаемая цепочка неповторяющихся случайностей. Называется, «отгадай, что тебя ждет в следующий момент». Вот, могу записи показать!

Майор уселся обратно в кресло и поймал рукой мышь. Он несколько раз нажал на клавиши, и на экране высветилась запись из архива. Генерал, не произнося ни слова, подошел поближе и теперь внимательно наблюдал за его действиями. Семен перематывал на нужные эпизоды и по ходу комментировал:

— Тут обзор закрыл индус в шаманском наряде. В этом месте связь обрывается из-за DoS-атаки на сервера в Штутгарте. Защиту фондовой биржи проверяли. Потом вдруг солнце вынырнуло из-за мрачных туч. После ворон черный в кадр попал. А вот тут электричество на пару секунд пропало — коллапс энергетической системы. Причем не у нас, а в благополучной Германии…  И так до бесконечности…  У меня фантазия раньше заканчивается, чем эта череда непредсказуемости. Разум отдыхает.

— Феноменальная девушка…  — протянул генерал, сохраняя на лице маску холодного безразличия. — Уровень взаимодействия с предметом зашкаливает все разумные пределы. Каким образом она вообще еще жива?

— Не заметил, что у нее какие-то проблемы. На мой взгляд, здоровьем пышет. Полураздетая по Кенигштрассе разгуливает. Там температура сейчас выше плюс двух не поднимается, — высказался Семен и улыбнулся во всю ширину рта.

— Ну да. Не кашляет вроде и кровью не харкает. Но это ничего не значит, — произнес генерал. — Поверь, я не понаслышке знаю, как действуют такие артефакты. При бесконтрольном использовании они в состоянии погубить человека за несколько дней, если даже не часов. Жизненную энергию, разум, душу…  Все высасывают без остатка. Но здесь я этого не вижу. Семен, ты ведь помнишь тот случай полгоданазад? К нам тогда привезли безумного зомби из Америки. Он уже разлагался, но фигурку африканского слона так из рук и не выпустил.

— Я помню. То еще зрелище…  Зомбак еще все время бормотал жутким загробным голосом. Причем одно и то же: «Мы все умрем…  Наш мир погрязнет во тьме…  Армагеддон уже близок…»

— Глупец…  Так и забрал тайну предмета с собой в могилу. Впрочем, мы отвлеклись. Эта неуловимая девица слишком часто использует предмет. Она уже давно должна превратиться в дряхлую развалину.

— Почему же Паук на нее не действует?

— Я тоже хочу это знать. Надеюсь, ты мне в этом поможешь. Если сможешь, то поймай «черную вдову» живой. В крайнем случае, мертвой. Мне нужен ее артефакт. Во что бы то ни стало. Сплетенная ею сеть слишком разрослась, а планы непонятны.

Алексей Борисович выдержал паузу, взглянул еще раз на экран и развернулся к Семену.

— Я жду хороших результатов, майор Примаков, — опуская на плечо майора тяжелую металлическую руку, сурово произнес генерал. — Не разочаровывай меня…  — добавил он, слегка сжимая ужасную конечность, так что послышался хруст костей.

— Все будет сделано по высшему разряду, — отчеканил Семен, стараясь не показывать боли.

— Действуй! Прижучь эту тварь! — скомандовал Алексей Борисович и направился к выходу.

— Товарищ генерал, разрешите обратиться? — выкрикнул майор, вновь вскочив со стула.

— Валяй, если это быстро и действительно важно, — ответил генерал, остановившись и развернувшись наполовину.

— Странное ощущение…  Я как будто с ней уже был знаком. Вот только не могу вспомнить: где, когда и при каких обстоятельствах. Вам не показалось, что…  вы видели эту девушку раньше?

— Нет. И тебе советую не забивать этим голову, — жестко отреагировал генерал.

— Хорошо, Алексей Борисович…  — согласился молодой офицер, но сам погрузился в терзающие его раздумья.

«Это похоже…  на бред…  Но я точно ее видел раньше…  Зуб даю!»

— Разрешите приступить к выполнению обязанностей? — через пару секунд с воодушевлением выкрикнул Примаков.

Фраза ушла уже в пустоту. Майор вернулся на рабочее место и надел на ухо «блютус». Он погрузился взглядом в глубину экрана. На видеостене мелькали изображения девушки с десятков ракурсов. Семен просидел так еще с минуту, нехотя моргнул и прокричал поставленным командным голосом: — Это Первый. Второй, доложите обстановку.

Сначала в ответ раздался противный свистяще-шипящий звук, похожий на помехи радиостанции, затем отчетливая речь «зеленого юнца»:

— Это Второй. Объект номер один прибыл в условленное место с точностью до секунды. Дальний стол по левую руку от центрального входа. Прямо у разрисованной стеклянной витрины. В окне, где Святой Николаус в компании рождественских елочек.

— Второй, выведите изображение с внутренних камер кафе на экран.

— Уже сделано, Первый. Количество камер, к сожалению, оставляет желать лучшего. Всего одна и, как всегда, неудачный ракурс. Никаких сюрпризов, уже начинаем привыкать.

— Это я и без твоих «комментов» вижу! — огрызнулся Семен. — Что с расстановкой?

— Девятый на противоположной стороне, в правом углу. Мужчина в белом костюме и зеркальных солнечных очках.

— С лэптопом который?

— Так точно, Первый. С нетбуком…

— Не суть важно…  Докладывай дальше.

— Пятый — у барной стойки.

— Скучающий эскимос непрезентабельного вида? Который «Мартини» глушит вприкуску с оливками.

— Да, Первый. Только это не эскимос, а мажор в шубе. Сейчас так проще раствориться в толпе.

— Не внушает он мне доверия…  Уровень доступа и подготовки?

— Все бойцы эксперты. На проведение особо сложных и опасных операций готовил и инструктировал лично.

— Убедил, — после незначительной паузы произнес Примаков.

— Еще двое у черного входа, контролируют внезапный отход. Решил нарядить их пьянчужками. Сородичи за милю по аромату чувствуют, — отчитался агент.

— Ужасный человек ты, Второй, не бережешь персонал, — рассмеялся майор, убирая с лица напряжение и сосредоточенность. — Суровости тебе не занимать…  Не завидую я им.

— Ничего с собой поделать не могу — врожденное чувство справедливости. Надо же косякопоров наказывать. Я им водку не наливал, так что пусть залеты отрабатывают.

Семен был хорошо знаком со Вторым, еще с тех времен, когда они служили в «Альфе». Мотаясь по горячим точкам, сослуживцы не один пуд соли съели. Собственно, майор его и переманил в Управление. Второй моложе Примакова на три года, но опыта в организации спецопераций ему не занимать. Он лучший из лучших…

Их сотрудничество по работе давно уже переросло в дружбу. Лишь поэтому Семен позволял себе некую расслабленность в разговоре.

— Что с прикрытием, «каратель»?

— Шестой занял позицию на чердаке бюргерского дома. Напротив закусочной. Залип в ожидании объекта, чтобы лишний раз не светиться. Убойное место, лучше не найти.

— Хорошо. Следующий.

— Седьмой гастролирует дублером шестерки, кемперит на башне центрального вокзала. Та, что со звездой «Мерседеса». При «форс-мажоре» отсекает туннель по всей просматриваемой длине.

— Замечательно. Продолжай…

— В случае выхода ситуации из-под контроля припасен еще один резервный вариант. Выдернули из Сирии «Прорицателя» в компании дюжины бойцов. Так сказать, двух зайцев сразу убьем. Ребята немного передохнут, а мы дела безотлагательные решим. Они со мной — в фургоне. Кроме как отморозками, судя по их внешнему виду, не назовешь. Кулаки с мою голову…  Расчетное время прибытия группы зачистки от места дислокации — тринадцать секунд.

— Огневая поддержка с воздуха? Межконтинентальные баллистические ракеты класса «земля-земля», оснащенные ядерными боеголовками? — пошутил Семен, не меняя интонации. Не смог удержаться от соблазна подколоть товарища.

— Особых указаний на этот счет не поступало. Да и полномочий у меня таких нет…  — непонимающе бормотал в трубку агент. — Сделать запрос? Специальные военные операции на территории дружественных государств подлежат…

— Остынь, Второй! — перебил майор. — Я пошутил. Все и так на высшем уровне, на твердую пятерку. Даже, пожалуй, с крошечным плюсиком…  На премию ты уже расстарался. Глядишь, и твою новую звезду обмоем…

— Служу отечеству! — проорал Второй, выплескивая безмерное количество патриотической гордости в беззащитные динамики.

Примаков увидел на экране, что девушка приближается к условленному месту. Еще парочку минут, и зайдет в кафе. Нельзя терять времени…

— Это Первый, зеленый код. Всем на исходную позицию, — отдал приказ майор, на этот раз в общий эфир — для всех участников операции. — Ожидаем появления связного.

— Третий на месте…  Восьмой готов…  Пятый…  — слышались в наушниках отклики агентов с интервалом в несколько секунд.

Закончились они лишь после того, как последний человек отрапортовал о полной боевой готовности.

В эфире воцарилась тоскливая тишина. На экране мелькала серая истасканная обыденность. Самая настоящая скукота…  Время тянулось медленно. Нервы Семена от бездействия натягивались все сильней, словно струны гитары в руках разгоряченного песней цыгана.

— Первый, прием…  — послышался голос в закрытом канале.

— Слушаю, Второй.

— Я по личному…

— Давай…

— Тут одно пренеприятнейшее чувство…  мою душу прогрызает.

— Откуда она у тебя взялась-то? Отродясь не было.

— Вернулась на днях из командировки. Да я не об этом. Может, мне и мерещится, но…  Тебе не показалось, что эта девушка очень похожа…

— Отставить, Второй, — оборвал его Примаков резкой командой. — Нам ничего не должно казаться…  Только наверняка…  Не засоряй эфир и мой головной мозг всякой дрянью. Займись лучше делами.

— Есть «отставить». Исправлюсь…

«Вон и Кольке показалось, что он знает эту девицу…  — размышлял Семен. — Значит, я не один так считаю…  Странно…  Ладно, когда поймаем, тогда и разберемся. И кто она, и откуда взялась…»

* * *

Помещение закусочной было небольшим, от силы на пятьдесят человек. Красиво оформленный на Рождество зал, приглушенный свет и тихая музыка. Справа от входа — мягкие зоны с диванчиками. По другую сторону — беспорядочно разбросанные миниатюрные столики на две персоны. Кафе под завязку забито посетителями, свободные места отсутствовали даже у барной стойки в скандинавском стиле.

Белокурая красавица расположилась за столиком слева, прямо у окна с видом на бурлящую жизнью улицу. Она перемешивала по часовой стрелке эспрессо в крошечной чашке. Изредка извлекала ложечку и приглаживала шапочку из взбитых сливок. Ее лицо не выражало эмоций, и было трудно определить, что творится у нее внутри. Она умела хорошо скрывать бурлящий в голове водоворот тайных мыслей.

Барышня была молода и очаровательна, как распустившийся цветок в весеннем саду. Многие мужчины в кафе засматривались на нее. Порою им даже казалось, что от нее идет лучистое свечение голубоватого цвета. Словно она ангел…  Но стоило заглянуть в ее глаза, и эта иллюзия растворялась без следа.

Нехороший у девицы взгляд…  В его глубине слишком много озлобленности и противоестественной возрасту мудрости.

— Добрый день, Олис Спайля! — поприветствовал девушку мужчина неопределенного возраста, усаживаясь за стол напротив нее.

— Здравствуйте, дорогой Сигваль!

— В свете последних событий, как посланник известной вам организации, я не могу сказать, что очень рад вас видеть, но…

Он вальяжно откинулся на спинку стула, положил ногу на ногу и кинул на стол пачку сигарет и золотую зажигалку «Zippo». Собеседник девушки обладал заурядной внешностью среднестатистического европейца. Ни в стиле одежды, ни в поведении, ни в физических достоинствах или недостатках он не отличался от общей массы. Самый что ни есть обычный, как ни крути его в пространстве декартовой системы координат. Человек, которого не приметишь в толпе и не запомнишь, как ни старайся.

— … как ценитель прекрасного и джентльмен, не могу вам не сказать, что вы неотразимы. Как всегда…  Время идет вам только на пользу. В отличие от его влияния на всех остальных на планете, — добавил он после небольшой паузы и пригладил волосы, облагороженные сединой.

— А вы, по обыкновению, любезны, несмотря ни на что. Польщена…  Не скупитесь на своеобразные комплименты, — сказала девушка и улыбнулась, откладывая чайную ложечку на край блюдца. — Что-нибудь закажете? Говорят, здесь вкусно готовят. Особенно советуют фирменное блюдо от шеф-повара. Или желаете сразу перейти к делу?

Мужчина открыл рот, но тут же его закрыл, так ничего и не произнеся. Внутри него бушевали сомнения. И они не были связаны с выбором еды.

«Нельзя тянуть время, — подумал Сигваль, взвесив все за и против. — Сказать и уйти. Скоро я уже буду далеко — в Мексике. Буду попивать текилу в кресле-качалке и любоваться кактусами…  А еще огненно-красным закатом…  Каждый день…»

* * *

— Пятый, прием…  Как слышимость? Переговоры объектов распознаются? — пробурчал в микрофон майор и замер в ожидании ответа.

— Слышно отлично, Первый. Проблема в том, что я не могу разобрать ни слова. Они говорят или на датском, или на норвежском, точно сказать не могу.

— Что за ерунда? Как вы упустили этот факт?

— Первый, это Второй. Я уже работаю над переводчиком. Программа загрузится через пару минут. Еще несколько уйдет на распаковку и определение местного диалекта. Информатор не предупреждал о таких тонкостях общения.

— Вас понял, Второй. Ускорьтесь…

* * *

— Я сыт по горло, Олис! — выдавил из себя мужчина, сверля девушку тяжелым взглядом. — До самого подбородка. И дела с вами обсуждать не только не желаю, но и не буду. Собственно, для этого и пришел — сообщить вам лично о разрыве нашего делового партнерства. И сейчас, и в будущем…

— Что за поспешные решения? И в чем, собственно, причина? Я хочу знать. Пожалуйста, не оставляйте без внимания безобидную просьбу девушки, — с наивным видом ответила она и жестом подозвала официанта.

— Лицемерие хлещет через край. Вам же прекрасно все известно!

— Не посчитайте за труд — объясните. Мне бы хотелось услышать вашу точку зрения.

— Хорошо. Я скажу…  милая Олис. Только из уважения к вам. Мы никогда не задавали вопросов. Ни для чего вам нужны фермерские угодья в нашей стране, ни зачем вам предприятия по производству аммиачной селитры в Польше. Даже про частный аэродром в Исландии с гражданскими самолетами не интересовались. Вам нужно оружие — без лишних слов мы обеспечили вас всем. Хотя с таким количеством, как мне кажется, можно запросто начать гражданскую войну. Мешает человек — мы и эту проблему решали. Вы всегда хорошо платили…  Но больше мы ценили другое — вашу помощь в реализации наших грандиозных планов.

К столику подошел «гарсон» с белоснежным полотенцем на руке, и мужчина замолчал.

— Я бы хотела бутылочку шампанского «Дом Периньон» восемьдесят пятого года. И, если можно, то не охлаждайте его, — заговорила с официантом девушка на чистейшем английском.

— Хорошо, мисс, я сейчас п-п… посмотрю, есть ли оно у нас в баре, — немного заикаясь, произнес мальчишка, заливаясь краской от волнения.

— Оно точно есть…  Я в этом уверена…

— Что-нибудь еще ж-желаете?

— Нет, больше ничего, — завершила она разговор и отправила его взглядом по своим делам. — Сигваль, пока я не очень улавливаю, к чему вы ведете, — переключилась девушка на собеседника. — С ваших слов кажется, что все прекрасно и все довольны.

— Прекрасно? Вы считаете чудовищный поступок вашего недоделанного подопечного нормальным? Эта гнида отправила на тот свет сотню ни в чем неповинных людей. Причем большая часть из них были еще детьми. Мы, конечно, не святые, наши руки тоже по локоть в крови. Но мы убивали лишь очень плохих парней…

— Семьдесят семь.

— Что?

— Он убил не сотню, а всего семьдесят семь, — спокойно сказала девушка, смотря ему в глаза. — Просто люблю точность.

— Всего! — громко зашипел мужчина, так что ближайшие к столику посетители кафе обернулись. — Они еще ничего никому не сделали.

— Но могли…  Кто-то из них мог впоследствии стереть вашу конторку с лица земли. Или даже целую страну. Вы об этом не думали?

— Вам-то откуда знать, что они могли. Теперь никто этого не узнает, потому что они мертвы, — повышая тон, напирал ее спутник. — Это сумасшествие…

— Не безумнее того, что задумали вы.

— Пути Господни неисповедимы, а мы всего лишь его слуги, — расширив глаза, продолжал Сигваль.

* * *

— Пятый, что там происходит? — спросил Семен, увидев оживление на экране.

— Первый, прием…  Грызутся, но я по-прежнему ничего не могу разобрать. Седой уже слюной весь стол забрызгал. Какие наши действия?

— Ничего не предпринимать без приказа! Второй, как успехи?

— Практически закончил, Первый. Начал разбирать текстовку на записях. Немного опаздываю, но через пару сек отправлю на почту начало разговора. Перевод, конечно, не очень. Непонятно, в какой далекой глубинке они изучали этот диалект.

— Понял тебя, Второй, жду отправки.

* * *

— Хватит, — тихо, но резко оборвала его нытье молодая особа. — Лично я считаю, что эта встряска вам была необходима. Вся гниль выплеснулась наружу…  Но это не имеет никакого отношения к нашей проблеме. У вас есть доказательства моей причастности?

Ее слова возымели действие. Неподражаемый эффект. Теперь мужчина говорил спокойно, словно его только что окатили ледяной водой:

— Вам прекрасно известно, что нет. Вас вообще трудно в чем-то уличить…  Мы ведь по-прежнему не знаем: кто вы, откуда и чьи интересы представляете.

— Вы знаете обо мне ровно столько, сколько я позволяю вам знать.

— Грубо, но это правда.

— Такова жизнь. Вы считаете, что я вложила оружие в руки убийцы?

— Нет, я этого не утверждаю, но чувствую тонкие нити, ведущие к этому событию, — протянул мужчина, поглаживая подбородок. — Невозможно объяснить…  После знакомства с вами я уже не верю в случайности.

— Вы параноик, Сигваль. Грезите о неслучайных случайностях. Я не буду вдаваться в подробности. Скажу лишь то, что насчет вашего маньяка-националиста у меня были другие планы. Так что он подгадил нам обоим, и весьма основательно.

— Я не верю вам, и вы меня не переубедите. Мы больше не можем быть партнерами.

Барышня поискала глазами официанта, допила залпом эспрессо и отодвинула на край стола чашку. Сделала это девушка слишком быстро. Чайная ложка слетела с блюдца и со звоном ударилась о керамическую плитку.

— Уверены? — холодно спросила девушка, и в ее глазах зажегся мятежный огонь.

— Да, на все сто процентов! Клянусь седой головой.

— Поэтому вы меня предали? Вы же прекрасно знаете, что делают с «продажными шкурами» на войне.

В ту же секунду телефон девушки разразился трелями. Она взглянула на экран и улыбнулась.

— Занята Алиска. Так что придется тебе еще поскучать, — прошептала девица себе под нос.

Она так и не ответила на вызов, оставив сотовый лежать на столе под звуки романтичной песни Селин Дион из кинофильма «Титаник».

— Предал? — забормотал Сигваль, едва заметно подергивая нижней губой. — Нет, что вы. Вы мне нравитесь, как человек, Олис. Я бы не смог так поступить.

— Не смогли бы? Хм…  Я тоже вам не верю…  Считайте, что счет в партии «один-один». Можете передать мои слова ряженым ищейкам. Они как раз общаются с вашим новым работодателем. Ему будет интересно. Но лучше вам сказать это на английском языке.

— Я не предавал! Умоляю! Оставьте меня в живых, у меня маленькие дети…  — стонал обмельчавший человечишка.

— Сигваль, к сожалению, поезд ушел…  Возьмите трубку!

Сразу же раздался звонок, но теперь звенел телефон в кармане Сигваля. Он вытащил его и поднес к уху. Из трубки зазвучал мертвецки-ледяной голос:

— Здравствуйте, господин Нильсен. Это капитан полиции Франсуа Луи Ферье.

— З-з… здравствуйте…  — ответил собеседник Олис, расширяя глаза до невероятных размеров.

Сигваль уже целую вечность не слышал своей настоящей фамилии. Он будто встретился с собственным призраком. Не понимал, как на него смогли выйти копы, ведь он хорошо прятал следы.

— Вынужден сообщить вам неприятную новость. Крепитесь, — мужчина в трубке сделал длинную паузу и только потом продолжил: — Дело в том, что ваша жена и дети…  мертвы…  Их опознали на месте крушения экспресса по документам.

Откуда фараоны узнали о его семье, для Сигваля тоже осталось загадкой. О ней не знали даже его близкие соратники. Он настолько был напуган и ошарашен, что даже не вспомнил о том, что его телефон без сим-карты. Ведь он выкинул ее пятнадцать минут назад в мусорный бак у гостиницы.

— Мне очень жаль. Примите соболезнования. Вам необходимо прибыть в участок как можно скорее…

Седой мужчина уже ничего не видел перед собой, кроме глаз ненавистной красавицы. Вернее, его интересовали не они сами, а место над ними, в центре лба. В нем он люто желал оставить «аккуратное» отверстие от пули сорок пятого калибра. Его рука потянулась к кобуре под пиджаком, а лицо обезобразилось яростью…

* * *

— Оранжевый код! Обезвредить агентов. По возможности взять живыми…  — орал что есть мочи в микрофон взбешенный майор, ударяя кулаком по столу.

— Вас понял, Первый.

* * *

Пятерка и Девятка синхронно встали с насиженных мест, бросая иллюзорные занятия. Быстрым уверенным шагом они приближались к нужному столику.

Револьвер, уставившись одиноким злобным глазком, уже пару секунд любовался гладкой кожей на лбу девушки. Руки владельца ствола ходили ходуном от напряжения. Он никак не мог хорошенечко прицелиться, хотя до ее головы не больше полуметра. Промазать Сигваль позволить себе не мог. Барышня равнодушно наблюдала за ним — без эмоций и каких-либо признаков страха.

В этот момент официант отошел от барной стойки и направился к столику Олис с бутылкой шампанского. На полпути его нога поскользнулась на ложке, и он потерял равновесие. Шампанское стремительно сигануло с подноса…  Реакция у юноши была отменная и он, падая на пол, чудом успел подставить ботинок под летящую бутылку. Глухой звук удара…  Раскатистый хлопок вылетающей пробки…  И сразу же за ним восхитительный фейерверк. Брызги и обильная пена, заливающая все вокруг…

Пятый отреагировал мгновенно. Выхватил оружие и нажал спусковой крючок. Но выстрел в «седого» получился неудачным. Агент не учел, что на траектории пули появится копна волос невинного юноши. По стечению обстоятельств официант поднялся именно в тот момент…

Снова фонтан брызг, но уже не янтарный, а ярко-алый. Тело по инерции повалилось к ножкам стола, но официант так и не выпустил блестящий поднос.

Посетители кафе и персонал эвакуировались с места событий. Словно рыжие тараканы ночью на кухонном столе, которых застал врасплох включенный светильник. Теперь они в панике сметали все на пути, образуя жуткую давку в центральном проходе. Кафе заполнилось криками обезумевшей толпы…

* * *

«Ситуация выходит из-под контроля. Слишком много случайностей…  — размышлял майор, скрипя извилинами. — Девица использует предмет на полную катушку, а это всегда плохо заканчивается. Я не могу разочаровать Алексея Борисовича…  Я обещал справиться…  Нужно валить их обоих. Другого шанса забрать предмет может и не подвернуться».

Ногти майора впились в стол, раздирая в труху деревянную поверхность. Лицо его потемнело, и он отдал приказ:

— Красный код! Огонь на поражение…  Убрать обоих агентов!

Кровь в висках пульсировала. Клокочущее в груди сердце билось о ребра, словно у изумрудно-синей колибри. Время замедлилось, и теперь он мог рассмотреть уже не двадцать четыре кадра в секунду, а в несколько раз больше. Но легче от этого не становилось. Ни в теле, ни в душе…

Разумом он еще надеялся на чудо, но подсознание уже понимало, что слишком поздно и эту партию он проиграл. Девица опять обвела их вокруг пальца. Шах и мат в два хода от более опытного гроссмейстера.

«Вытирай, Сема, с лица смесь из слюней обиды и соленых слез, — подумал Примаков, не отводя взгляда от экрана. — Иди, тренируйся дальше, хоть до посинения. У тебя еще есть голова на плечах. Пока…»

* * *

Сигваль плавно поднял дуло револьвера чуть выше и левее силуэта девушки и выстрелил. Через секунду белый пиджак Девятки уже «украшало» преотвратительное пулевое отверстие. Багровая кровь лениво растекалась пятном на груди.

Клубы плотного сизого дыма расползались в стороны, а тело агента заваливалось спиной на пол. Медленно…  миллиметр за миллиметром…  Казалось, что Девятый падает сквозь густое прозрачное желе. Необычно — тело как будто зависло под углом градусов в сорок пять к земле.

Грянул ответный выстрел, но цель для пули осталась недостижимой. Не выполнил Девятка норматив по стрельбе — угодил в «молоко». А если точнее, то в крепление дряхлого вентилятора на потолке, грохочущего от переизбытка смазки в подшипниках.

Нильсен поднялся со стула и его убойный ствол изменил направление. Раздался звон разбитого стекла. Полетели осколки, словно снежинки во время бушующей лютой пурги.

Сигвалю везло…  Причем нереально…  Тело официанта дернулось в конвульсиях. Блик от подноса внес коррективы в точный выстрел профессионала. Ослепленный снайпер промазал в Нильсена всего на ширину пачки сигарет, но счет в этом раунде он все-таки открыл…  Бесподобным «хедшотом»…  в агента под номером пять. Тот последовал примеру напарника и тоже эффектно грохнулся на плитку, раскинув руки.

* * *

— Какая глупая смерть! Вот бы отключить огонь по своим в консоли…  Было бы чудесно…  — бредил Семен и чернел от нарастающей злости. — Пятый бы тогда точно всех «замочил».

Еще один взгляд и кровавое месиво на экране просветлило его сознание. Себе он врать не мог — слишком очевиден ответ: «Потому что это не сказка о параллельной вселенной, в которой не действуют законы физики. Это война…  Здесь все до безобразия логично, последовательно и без волшебства. Опуская некоторые подробности…  палец, спусковой крючок, курок, боек, пуля, труп…  Итоги — минус два «фрага», не в нашу пользу…  И к тому же гарантированно «двухсотые»».

— Третий, Четвертый, ответьте…  Это Первый…  Нужна помощь в ликвидации. Затаривайте под завязку эту конуру «лимонками»! — произнес он в эфир и вслушался в тишину.

Ответа так и не дождался…

* * *

Седоголовый воспользовался ситуацией и решился на отход, но далеко ему уйти не удалось. Он поскользнулся в вязкой луже крови и упал на одно колено. Грудная клетка остановилась всего в паре сантиметров от сломанной ножки деревянного стула. Еще бы чуть-чуть и Сигваль насадился бы на кол, но с фартом не поспоришь.

— Сбои бывают у всех…  Мне сегодня везет, Олис-с-с! — с воодушевлением сказал он, оборачиваясь в сторону девушки, и заржал, широко растягивая рот.

Олис по-прежнему сидела за столом с выражением полной безучастности на лице. Как будто вокруг ничего и не происходило. Сигваль поднял руку с зажатым в ней револьвером. Смахнул со ствола ловким движением излишки крови Пятого, прицелился и нажал на спусковой крючок.

Щелчок…  и больше ничего…

Свет в помещении заморгал. Скучающий вентилятор на потолке пошел на взлет, стремительно набирая обороты. Послышалось гудение электрического тока в плавящихся проводах. Лампочки боролись до конца, но, достигнув критического предела, взрывались одна за другой. Они разбрасывали стеклянные конфетти из осколков, издавая характерные хлопки, словно взрывались петарды. Как будто началось празднование Нового года. Вот только количество трупов на квадратный метр зашкаливало и портило всю картину!

— Ты просто везунчик. Я тебе даже завидую, — равнодушно откликнулась Олис, убирая за ухо белый локон волос.

Голос ее в сарказме не нуждался. Он выплескивался из девушки сам по себе, как огненная магма из разгоряченного вулкана.

— Дважды тебе не улыбнется! Прощай, с-с-су…  — завизжал Сигваль, вдавливая спусковой крючок.

Но договорить не успел…  Ослабленное выстрелом Девятого крепление вентилятора не выдержало. Оно выпало с корнями из потолка, увлекая за собой всю громоздкую конструкцию. Прямо на голову Сигваля. Мужчина умер мгновенно. Вот только рефлексы уже никто не смог остановить. Палец довел начатое до конца — грянул выстрел…

* * *

Семен продолжал смотреть на экран. Глаза расширялись все больше. Руки рвали волосы на голове. Пугала его не глупая смерть взбесившегося осведомителя, а живучесть объекта номер один.

Майор видел, как влетела в разбитое окно пуля, выпущенная из винтовки охотника за душами с позывным Шестой. Стрелял не зеленый юнец, а профи, который из-за непомерного количества насечек сменил не один приклад на «весле». Второй раз он не промажет!

Смотрел, как нерасторопно приближался к девушке с другого направления кусок свинца. Он вылетел из револьвера погибающего информатора. Башку стукача размозжил вентилятор, свалившийся с потолка. Но выстрелить седой успел, притом почти в упор.

Однако даже в страшном сне Примаков не мог представить того, что пули…  могут встретиться в паре сантиметров от головы «черной вдовы»…

Мгновенье…  и пули вцепились в непримиримой борьбе, словно озверевшие боевые псы. Они кубарем отлетели на кухню, не причинив девушке вреда. Лишь слышалось клацанье острых зубов, вонзающихся в металлическую плоть друг друга.

«Так не бывает…  Так не должно быть…  Это неправильно…»

* * *

Все стихло…  Крики людей…  Выстрелы…  Рычание электричества…

Олис посидела еще несколько секунд, взяла со стола «Zippo» и неспешно встала со стула. Ее платье было по-прежнему идеально чистым, ни единого пятнышка. Она осторожно обогнула кровавые лужи и трупы агентов, стараясь не испачкать туфли. Девушка подошла вплотную к купольной камере видеонаблюдения, установленной на потолке напротив входных дверей.

Теперь Примаков смотрел на ее лицо. Почти кукольное, с тонкими и правильными чертами. Лучезарная и искренняя улыбка, сияющая ярче солнца. Волшебные голубые глаза, бездонные, как море. Семен ошибался — он никогда не видел ее раньше…  Девица смотрела на него через линзу камеры. Она закралась взглядом в потаенные уголки его темной души, и сердце Семена сковало льдом. Барышня улыбнулась, послала воздушный поцелуй с губ и исчезла с обзора, словно растворилась в воздухе.

Шестеренки в голове майора отчаянно скрипели. С каждым их оборотом его мысли становились все ясней, логичней и стройней. Они приближались к кристально очевидному…

«Это не девушка…  Вообще не человек…  Бесчувственная глыба льда. Паук сожрал ее с потрохами и подчинил, сделал своим физическим воплощением. Она марионетка…  и ни о чем и никогда не сожалеет.

Для нее это все игра…  Глупая…  Нереальная…

Геймеры никогда не терзаются угрызениями совести из-за тысяч убитых пикселей на экране монитора. И свечки за упокой им не ставят.

Сегодня барышня ныряет в гущу шпионских интриг. Завтра она поиграет в любящую жену или страстную любовницу, чтобы немного передохнуть. Послезавтра устроит революцию в странах третьего мира.

А когда ей надоест, девушка отправит весь мир в преисподнюю…»

* * *

Бесконечно счастливая Олис приблизилась к разгромленной барной стойке. Щелкнула зажигалкой и поднесла огонек к фитилю восковой свечи в виде рождественской елочки. Она стояла тут же, около кассы, для декора и аромата.

Фрейлейн глянула в вылизанное до блеска зеркало на стене. Поправила слегка растрепанную прическу и одернула платье. Затем подмигнула и отправилась через кухню к черному ходу.

Пламя свечи разгорелось и перекинулось на бумажную мишуру, свисающую с потолка. Огонь быстро расползался по помещению…

Дверь от легкого прикосновения девушки отворилась. Зрелище снаружи в подворотне мало чем отличалось. Посреди ржавых баков с вываливающимся мусором валялись двое бездомных. Их изувеченные тела незадолго до этого испытала на прочность многотонная металлическая конструкция, свалившаяся с крыши здания. Трудно определить, что это — кондиционер или солнечная батарея. Не суть важно. Значим лишь один факт — эта «штука» оказалась прочней…

Олис брезгливо пнула отрубленную голову агента-бомжа, и та покатилась по брусчатке, оставляя кровавый след. От такой наглости глаза у куска пьянчужки широко раскрылись, и из открытого рта вывалился язык.

Девушка двинулась по каменному коридору в направлении центральной улицы, для того чтобы вскоре раствориться в многоликой толпе.

Выскочив на Кенигштрассе, она перво-наперво устремила взгляд на башню железнодорожного вокзала, на которой почему-то уже не было эмблемы «Мерседеса». Олис довольно улыбнулась и нырнула в бурный человеческий поток, похожий на горную реку.

И изящно поплыла…

Мимо старинных домов…  Мимо сборища зевак, снимающих на сотовые телефоны объятый огнем фургон. Его разворотило взрывом так, что трудно распознать марку. Мимо витрин шикарных магазинов…

Она уже почти пропала из виду, когда раздался новый взрыв…

* * *

Что-то громыхнуло с ужасной силой, словно тысячи молний ударили одновременно. Семен вышел из оцепенения. Время вернулось в спокойное русло. На экране шел густой «снег», сопровождающийся шипением в наушниках.

— Это Первый…  Второй, что с картинкой? — спросил он в эфир, но так и не дождался ответа. — Ладно, сам справлюсь.

Он нажал пару кнопок, зашел в меню и перемотал запись немного назад. Прокрутил несколько раз подряд, затем проверил наружные камеры. Понять, что произошло, не составило труда. Сначала в кафе бушевало пламя. Затем взорвался скопившийся на кухне природный газ.

«Идеальный способ замести следы, — подумал он и начал искать девушку на камерах».

Разумеется, безрезультатно. Она исчезла…  Последние следы, которые он смог найти, — непосредственно момент взрыва на записи.

* * *

Земля содрогнулась, и ближайшие от кафе дома объяло пламя. Люди разбегались в поисках укрытия. Обезумевшая от ужаса толпа, несущаяся по головам себе подобных. Самые слабые так и остались лежать на асфальте без движения…  Справа от кафе — мальчишка лет пяти, с пробитой головой. Слева — жилистый старик, которого затоптали.

Лишь девушка в голубом платье шествовала в гордом одиночестве. Она уплывала вдаль горизонта, не отвлекаясь ни на что. Словно гуляла вдоль линии прибоя на берегу океана.

На несколько секунд показалось, что от нее исходит ореол электрической плазмы. Он раскрылся изумительным цветком, но видение пропало так же быстро, как и появилось.

* * *

— Второй, высылай группу захвата…  Второй? Седьмой, ответьте…  Это Первый, — перебирал Примаков позывные оставшихся бойцов, но слышал в ответ лишь молчание. — Прорицатель, прием!

В эфире образовался вакуум. Такой липкий, противный, от которого мозг покрывается плесенью и закисает.

Семен вытащил из кармана мобильный телефон. Нарушая все мыслимые и немыслимые правила, он звонил напрямую агентам. Результат оказался стабильным — никаким…

«Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети», — раз за разом пел в трубке бездушный женский голосок.

— Черт побери, что происходит? — орал он, запуская телефон в настенную панель. Второй взмах руки — и Семен разрубил стол напополам. — Это же бред…  Они не могут быть все мертвы…  Не могут…

В углу раздался треск, затем заунывное пиликанье. Из серверов повалил густой черный дым. Экран потух, и комнату накрыла непроглядная тьма.

— Спектакль окончен…  Занавес. До скорых встреч. Раздаются бурные аплодисменты. Все мертвы…  — со злобой произнес майор и зарычал, словно разъяренный леопард.

Примаков молниеносно переместился к экрану на стене и начал наносить по нему мощные удары кулаками с обеих рук. В стороны полетели куски стекла, пластмассы, микросхем…  Затем обломки бетона…  Он никак не мог остановиться. Ярости в нем и сил становилось все больше. Казалось, еще немного, и он выйдет по ту сторону стены.

— Мертвы…  Мертвы…  Мертвы…  — орал Семен в такт сокрушительным ударам.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ УВИДЕТЬ ПАРИЖ И УМЕРЕТЬ

Франция, Париж, 27 декабря 2011 года / Франция, Париж, 10 октября 1795 года

Тысячи людей в пестрых одеяниях сновали вокруг меня, словно стекляшки в калейдоскопе, создавая в голове красочные картинки. Единицы из них спешили, перемещая тело с налетом грусти на лице в направлении ненавистной работы. Или, может быть, дома…  Они разрезали локтями массовку, словно нож подтаявшее сливочное масло. Некоторые были уже на работе. Эти «товарищи» расхаживали с дежурной улыбкой на фасаде, звенели побрякушками и выкрикивали фразы на разных языках. Многие из толпы бродили с раскрытыми ртами и глазами, полными щенячьего восторга, задрав голову кверху. Основная же масса стояла почти без движения, лишь перетаптывалась с ноги на ногу.

Встречались в этой толпе люди почти всех национальностей. До безобразия серьезные немцы. Чопорные англичане. Умиротворенные индусы. Задумчивые африканцы. Хмурые соотечественники, опечаленные расставанием с любимой родиной. Жизнерадостные азиаты, сгруппировавшиеся в кучки…  Китайцы или корейцы…  Возможно, японцы…  Затруднительно определить их национальную принадлежность. Все они для нас, европеоидов, на одно лицо. Точно так же, как мы для них просто «белые люди» с лицами, похожими на плоды труда копировального аппарата. Хотя, может, это все влияние стереотипов…

Существенно все-таки не национальное многообразие людей, а то, что нас здесь и сейчас объединяло. Все мы без исключения располагались на квадратной площадке, ограниченной четырьмя массивными наклонными колоннами по краям. На них опиралась «железная королева», пронзающая перьями на шляпке синеву небес.

Это был пятачок «под юбкой» легендарной парижанки нашего времени — Эйфелевой башни. Ее миниатюрные позолоченные копии раскупаются на каждом углу миллионами туристов и разлетаются по разным странам. Все для того, чтобы занять почетное место на особенной полочке на камине или рядом с туловищем телевизора. Шедевр архитектуры и инженерного искусства в одном лице.

Как же она прекрасна! Причем в любое время года независимо от положения стрелочек на часах. Как роскошна и величественна. Плавные очертания силуэта, лишенные острых углов. Изящные арки, украшенные декоративными элементами. Неописуемая мощь тысяч тонн металла прямо над твоей крошечной головой. Невообразимая красота, заставляющая тяжело дышать. Ускоряющая сердце. Приковывающая взгляд. Нереальная…  Но, пожалуй, обстоятельства требуют начать сначала…

Проснувшись ранним утром, я взглянул на стоящую рядом кровать в стиле французского рококо. Сделать вывод, что никто не проминал ее матрас, было нетрудно. Она по-прежнему идеально заправлена. Так, как умеют только горничные в отелях.

Значит, я в своем номере в гостинице. В Париже…  Вот только почему нет Елены? Ведь номер Настя забронировала однокомнатный на двух человек. Даже и не знаю, из каких соображений. Может, Лена звонила, а я не ответил?

Я ощупал брюки и вытащил из правого кармана мобильный телефон. Вымотали же меня вчера новые видения! Покуражилась Химера…  Уму непостижимо. Показать мне казнь девушки. Еще и так реалистично. Многие сошли бы с ума, а мне хоть бы хны. Лишь завалился спать, так и не раздевшись.

Проверил пропущенные звонки. Никто меня ни вчера, ни сегодня не тревожил. Выбрал в списке телефона контакт «Селезнева» и нажал кнопку вызова.

Где же ты, Леночка, свою «притягательность» выгуливаешь? Где приключения на нее выискиваешь?

«Приподнимем занавес за краешек — такая старая тяжелая кулиса…  Вот, какое время было раньше, такое ровное — взгляни, Алиса…» — зазвучала мелодичная песенка из слегка похрипывающего динамика «сотового».

Никогда раньше не слышал этой песни. Видимо, она весьма преклонного возраста. Мелодия проиграла до конца, но трубку с той стороны так никто и не взял.

— Бросили меня все и забыли! — прокричал я и вздохнул, демонстративно выпячивая нижнюю губу.

Пустота не отреагировала, а больше никто на меня не смотрел и не слушал. Даже Рихтер не позвонил узнать, как мы с Еленой добрались до Парижа…

Никаких планов на утро не было. Встреча со знакомым Альфреда назначена на семь часов. А вот привести себя в порядок очень даже хотелось. Но сначала я решил осмотреться и оценить обстановку.

Подошел к окну и распахнул тяжелые шторы оливково-зеленого цвета, свисающие до самого пола. Солнечный свет удостоил меня вниманием и обогрел приятным во всех отношениях теплом. Замечательная погодка в декабре…  Ни морозов сорокоградусных, ни сугробов по яй…  по подолу полушубка…  Больше напоминало наше малоснежное лето в суровом Екатеринбурге.

Но прекрасней всего вид за окном! Манящая к себе трехсотметровая башня, возвышающаяся над не менее чудесными старинными постройками города-музея. Решение, куда я сейчас отправлюсь, родилось само собой, словно от непорочного зачатия. Но, как позже выяснилось, это было не совсем так.

Проходя мимо туалетного столика с большим зеркалом, я приметил на нем небольшую деталь — свернутый пополам лист бумаги. Его вырвали из рекламного буклета отеля. В левом верхнем углу красовался логотип «Замок Фронтенак».

Вот так и начинаются сюрпризы! С незначительных деталей…

Внутри листа лежал электронный билет на посещение Эйфелевой башни, на котором указано время визита — «полдесятого» и сегодняшняя дата. Кто сказал, что я проснусь в это время? Весьма необдуманная покупка. Мог бы и пропасть билет.

Но все на самом деле не так уж и плохо. Часа, который у меня остался, более чем достаточно даже для прогулки пешком по улочкам города. Более интересным по содержанию оказался сам листок. На нем крупными буквами был выведен текст с витиеватыми причудливыми хвостами.

— Elbassirepmi te ertsinis…  — попробовал прочитать я, но тут же плюнул на это занятие. — Полная ересь…

Язык, на котором написан текст, оказался мне незнаком. Все прояснилось лишь тогда, когда я случайно взглянул в серебряную амальгаму на свое недоумевающее отражение. Оно взирало на меня с той стороны и таинственно подмигивало. Ведь второй «я» отлично помнил, как читаются надписи на реанимационных автомобилях. Текст был написан справа налево в зеркальном отражении.

Я закончил терзать черепную коробку в тисках непонимания и прислонил вплотную к зеркалу листок. Буквы выстроились в связный ряд…  Странно…  Почерк показался смутно знакомым…

Но необычней другое…  Я с легкостью читал на французском. Сомнений в том, что текст написан именно на этом языке, не было. Дар, появившийся по волшебству «неведомого инкогнито». Неужели это тоже проделки Химеры? Радость переполняла меня. Вчера я заговорил на французском, сегодня уже читать могу. Прогресс мне нравится. Как такое могло случиться? Вот если бы я в руках держал Попугая! Нет, этот предмет тоже не подошел бы. Ведь он дает понимание устной речи, но не письменной. Хотя есть еще один бредовый вариант…  Остаточная память убийцы из видения. Каким-то образом эти воспоминания застряли в моем разуме. Ахинея…  Сегодня точно не разберусь. Ладно, дочитаю загадочное письмо до конца. Глаза заскользили по тексту, как коньки по льду.

В конце вместо подписи глубокомысленная, но бессодержательная фраза: «Не скучай…» Лучше бы не читал эту бредятину. Паукбезумный…  Грааль с ядом…  Ледяная звезда…  Бред…  Как это вообще сюда попало?

Определенно можно сказать лишь то, что проблемы с пониманием текста явно прослеживались. Либо из-за неточности моего перевода. Либо человек, который это так старательно накарябал, нес какую-то бессмыслицу. Причем до знакомства с Химерой второй вариант был бы основным. Но в силу нередкого возникновения невероятных событий в последнее время, сейчас он даже не рассматривался. Ладно, позднее еще раз прочту. А пока не буду терять времени. Горячий душ — и в путь…

* * *

Я подошел к отполированной до блеска стойке ресепшена. На ней слева стояли вазы с букетами живых красных роз, а справа лежала пачка свежей прессы.

— Доброе утро, мадемуазель, — поприветствовал я администраторшу, бейджик на груди которой гласил: «Ребекка Темпье».

— Мадам…  — поправила девушка. — Доброе утро, месье Ветров! Могу ли я вам чем-то помочь?

Какой качественный сервис! Клиентов в лицо помнят…  Сразу видно, что отель не российский.

— Пожалуй, да. Мадам Темпье, у меня к вам несколько вопросов.

— Слушаю вас.

— Посмотрите, пожалуйста, зарегистрировалась ли Елена Селезнева? У нас один номер на двоих.

— Секундочку…  — сказала девушка, опустив на кончик носа оправу очков и застучав по клавиатуре. — Мадам Селезнева регистрацию в отеле еще не прошла, — продолжила она через полминуты.

— Хорошо…  А можно узнать: кто-нибудь был вчера или сегодня утром у меня в гостях?

Девушка вновь уткнулась глазами в экран монитора.

— К сожалению, у меня нет информации о гостевых визитах к вам.

— Ясно…  Кто-то еще мог ко мне зайти? Обслуживающий персонал? — предположил я, нервно перестукивая пальцами по стойке.

— Исключено. Уборка заселенных номеров горничными строго после двенадцати. Никаких ремонтных работ в вашем номере не проводили, я все проверила. Разрешите уточнить. У вас что-то пропало, месье Ветров? Мы очень дорожим своей репутацией…

— Лучше бы пропало…  — прошептал я едва слышно и громко добавил: — Скорее уж нашлось…  В номере я обнаружил записку от неизвестного адресата. А я любопытный по своей натуре человек. Хочу узнать, кто бы это мог быть.

— Могу лишь предположить…  Возможно, у вас в гостях был ваш друг. Некий Семен Варламов. Он вчера заселился в отель, на тот же этаж, что и вы. Номер четыреста семь. Спросите у него, — посоветовала девушка и в ее глазах заплясали веселые искорки.

— Кто? Я в первый раз о нем слышу…

— Вы вчера приехали из аэропорта вместе с ним на трансфертном автобусе. Вас двоих было трудно не запомнить…  — промолвила Ребекка и тут же осеклась, словно наговорила лишнего.

— И почему вы нас запомнили? — с удивлением спросил я. Ведь я приехал в отель на такси, и притом один. В этом я был уверен на все сто. Поэтому ее слова меня немного насторожили…

— Я не могу с вами об этом говорить. Это непрофессионально…

— Не волнуйтесь. Я не побегу жаловаться вашему руководству, — как можно убедительнее произнес я.

— Хорошо…  Такие гости бывают у нас в отеле нечасто. Вчера вы не вошли, а почти ввалились в фойе. Пьяные русские, бормочущие только на ломаном английском и объясняющиеся в основном жестами. Как у вас бы в России сказали: «вы были в поленья». Игры со швейцаром. Гонки за чемоданами и обвинения тех, кто вам помогает, в воровстве. Ужас…  Мы хотели уже вызвать полицию. Вас спасла одна постоялица отеля, владеющая русским. Она внесла ясность.

— Да уж…  Какая хорошая женщина попалась…

— Кстати, вы меня очень удивили, когда сегодня заговорили на французском. Почему вы не сделали этого вчера?

Черт! Почему люди рассказывают мне о событиях, которых я не помню? Все опять, как всегда…  Мрак. Определенно с галлюцинациями нужно что-то делать…  Что это было? До белочки напился? Получается, что не только казнь, но и поездка на такси — бред моего больного воображения.

— Вы ошиблись, наверное, — возразил я, оставляя без ответа ее последний вопрос. — Я приехал вчера на такси и не знаком с тем человеком. К тому же совершенно этого не помню…  Ни вас, ни разговоров…

— Нет ничего удивительного в том, что вы не помните. Простите за прямоту, месье, — отозвалась она, принимая невинный вид. — Больше не буду вас отвлекать глупыми предположениями. Может, сделать запрос в службу безопасности? Они предоставят вам видеозаписи с камер наблюдения на этаже. Не желаете подождать в холле? Я могу распорядиться, чтобы вам принесли кофе и горячие круассаны. Это займет не более пятнадцати минут.

— Спасибо, но у меня нет столько времени. Я посмотрю позже, когда вернусь.

— Как вам будет угодно.

— Большое спасибо! — поблагодарил я Ребекку и отправился на Эйфелеву башню.

— Всегда рада вам помочь, месье Ветров!

* * *

Я брел по велосипедной дорожке на авеню Нью-Йорк. Вдоль живописной набережной Сены, по которой плыли громадные экскурсионные корабли, под завязку набитые туристами. Толпа путешественников гудела. Приветливо махала руками. Щелкала фотовспышками со скоростью, близкой к стрельбе из автомата Калашникова. Мысли не хотели приходить к общему знаменателю.

Что же я в итоге имею? Да ничего я не имею…  Поверить во внезапную похмельную амнезию я еще могу, но что делать со всем остальным? Кто мне написал это непонятное послание? Если даже предположить, что мой неизвестный вчерашний друг…  который по-русски с трудом говорил.

Нет…  Явный бред. Как он тогда накалякал? По кому мне не скучать? Зачем? Что мне хотели сказать?

В таком глубоком раздумье я незаметно прибыл к пункту назначения. Как выяснилось, раньше времени. По этой причине я сейчас стоял в толпе у закрытых дверей на подъемник. «Железная дама» была недоступна.

Народу собралось прилично — плюнуть некуда. Стрелка на часах легонько щелкнула и переместилась на половину десятого. Двери открылись. Основная человеческая масса потекла по лабиринту из легких ограждений прямиком к кассам. Оставшаяся же часть, в которой оказался и я, пошла напрямую к подъемникам, сжимая в руках заветный электронный билет.

Прозрачный лифт из закаленного стекла набился людьми и поехал вверх. С каждым метром я выхватывал из пространства все новые и новые горизонты Парижа. Чудесное Марсово поле с геометрически правильными прямоугольниками травяных газонов и кругами насаждений. Его разрезал напополам черный асфальт улицы Сент-Доминик. Люди казались не больше муравьев. Вдалеке за полем виднелось здание Военной школы и величественная угольно-черная глыба башни Монпарнас. Чуть левее сверкающий в солнечных лучах золотой купол Дома Инвалидов, затерянный в пестроте строений с замысловатыми формами стен и крыш. Неописуемая красотища!

Вновь слышались щелчки затворов фотоаппаратов и беспрестанно били в глаза яркие вспышки. Как прожектора со стробоскопическим эффектом в ночном клубе в разгар вечеринки. Одурманенная от впечатлений голова и быстро вращающие глаза с трудом поспевали за командами головного мозга. Он пытался поглотить всю открывшуюся перед ним панораму, не пропуская ни одной крошечной детали. Ни самого маленького двора, ни узкой улочки, ни даже неказистого деревца.

Жаль, что Лены со мной не было, и она не видела всей этой лепоты…  Интересно, где она сейчас? Есть в этой обертке под названием «Селезнева» все-таки что-то «чудно завернутое», неподвластное пока моему разуму…

Повинуясь безудержной фантазии просветленного ума, в отражении стекла возник ее размытый образ, который мне загадочно улыбался. Я попытался мысленно придать ему четкость и вдохнуть в него жизнь, всматриваясь сквозь пространство. Силуэт поддался целеустремленному взгляду, и меня накрыли воспоминания…

* * *

Я прошел внутрь «Боинга» и почти сразу увидел Елену. Она сидела в правом ряду по ходу движения, прямо у иллюминатора. Как раз напротив крыла самолета. Девушка уткнулась в блокнот и что-то выводила карандашом.

— А вот и я, — плюхнувшись с разбегу в свободное кресло рядом с ней, протянул я. — Думал, не успею…  На трап уже запрыгивал и пальцы в закрывающиеся двери заталкивал.

— Я заметила, что ты любишь эффектно появляться, — пропела она и рассмеялась. — Бег с препятствиями не зря прошел? Выполнил миссию? Спас человечество?

— Разумеется, — побрякав стеклянными бутылками в пакете, подтвердил я. — Только зря все это. Вот эта не очень добрая женщина, — продолжил я, указывая пальцем на немолодую стюардессу с короткой стрижкой, — предупредила меня о том, что пакет вскрывать нельзя. Безалкогольный рейс.

Женщина в синем костюме, стоящая в проходе самолета, заметила мои телодвижения и посмотрела прожигающим взглядом.

— Здоровье сэкономишь, — язвительно сказала Леночка. — А если серьезно, конечно, есть еще один вариант. — Она сделала вид, будто припоминает что-то. — Например, обольстить стюардессу.

— Ты серьезно?

— Ну, я не она. Гарантировать ничего не могу. Поговори с ней. Может, она на самом деле женщина любезная и совсем не злая. А если подаришь ей коробку конфет, то вообще станет «мисс любезность». Сервис по высшему разряду тебя ждет, как в бизнес-классе.

— Салфеткой будет слюни подтирать?

— Фу, какой ты противный! Как договоришься. С этими вопросами лучше к влюбленной в тебя с первого взгляда «тетеньке». Может, что-нибудь еще тебе подотрет…

— Ну уж нетушки! Перебьюсь без алкоголя.

— Датушки! — выпалила Елена и вновь рассмеялась.

— А ты что это такое рисуешь? — сменил я неприятную тему, уткнув «длинный» нос в ее ежедневник.

— Да так, ничего…  Хочется что-нибудь грандиозное воплотить на холсте. Но пока не получается…  То времени нет, то мыслей…

Нужно отметить — Елена невероятно талантливый художник. Во весь разворот ежедневника она нарисовала какой-то город. Картинка была настолько реалистична, что больше походила на качественную фотографию. Казалось, щелкни пальцем — и рисунок оживет. Деревья зашевелят обнаженными ветвями под дуновением легкого ветерка. По аллее из тротуарной плитки потянутся люди. Мимо сверкающих витрин кафе и магазинов, расположенных на первых этажах современных домов из стекла и бетона. В небесах воспарят свободные птицы. А на фасаде виднеющейся вдали башни с трехконечной звездой на крыше двинутся вперед стрелки старинных часов. Восхитительное зрелище!

— Видать, давно хочешь…  Вон, весь лист изрисовала.

— Есть такое, — тяжело вздохнула она и перевернула страницу. На новом листе были лишь адреса каких-то компаний и номера телефонов.

— А ты левша? Не замечал что-то раньше.

— Почему левша?

— Ну, ты же левой рукой рисуешь, — уточнил я, обескураженный странным встречным вопросом.

Я еще раз на себе проверил положение правой и левой руки. Может, напутал…  Нет, все правильно.

— Я не совсем левша. Сразу обеими руками могу. Какой перо схватила, той и пишу…

— Как Юлий Цезарь: двумя одновременно?

— Ага…  Но только я скромнее. Амбиций поменьше и правление Римской империей меня не интересует.

— Скромница ты наша! А это что у тебя за адреса? Париж, улица Монтень, дом шестьдесят шесть…  Марсель, улица…

— Владимир, где твое воспитание? Тебя не учили в детстве, что нехорошо читать чужие записи? — прервав чтение хлопком закрывшегося блокнота, спросила она немного рассерженно.

— Нет, не учили. Болел в это время. И вообще, кто не хочет, чтобы читали, не открывает нараспашку страницы.

— Хорошо. Учту на будущее. Это просто адреса магазинов, которые мне необходимо посетить.

— Понятно. Не сердись. Кстати, чуть не забыл…  Вот, решил подарить тебе безделушку. Думаю, понравится, — проронил я, смотря ей в глаза, и протянул блестящий брелок в виде паучка с лупой.

Из мультика какого-то. Или, может, из интернета. Символ Нигмы вроде так выглядит. Не помню точно, где видел.

— Как мило! Будем считать, что ты исправился. Спасибо! — поблагодарила она и оставила на щеке горячий поцелуй, «прожигающий кожу до зубов».

— Не за что…  Не смог мимо пройти. У меня такой же был. Его в моей квартире забыла девушка…  А, неважно кто…  Но потом он потерялся где-то, а я так больше и не искал.

— Смешной какой…  На тебя похож, — засмеялась она, приставив фигурку вплотную к моему лицу для сравнения.

— Ага, такой же. Как и у меня, всегда глупый вид. Прямо одно лицо, словно я лично позировал.

— Да ладно…  Ни к чему заниматься самокритикой. Кстати о птичках! Ветров, не знала, что у тебя подруга есть. Почему не рассказывал?

— Нет у меня никакой подруги. С чего ты это взяла?

— Ты сам так сказал: «забыла девушка…» Вот я и подумала…

— Да нет. Это так, знакомая была.

— Кто такая? Я ее знаю?

— Ты вряд ли с ней знакома…

— Я много с кем знакома. Ты даже представить не можешь, насколько много. Как зовут-то?

— Да не знаю я, как ее зовут. Не помню…  Я видел-то ее один раз в жизни.

— Ну, ты молодец, Владимир, — промолвила Елена и рассмеялась. — Девиц к себе водишь, а имен не спрашиваешь. Ты прям Казанова!

Она сейчас издевается надо мной? Или ревнует? Может, между мной и Еленой вчера все-таки что-то было? Сначала к стюардессе отправляла. Теперь к девушке прицепилась. А если не было ничего? Тогда я попаду в неловкую ситуацию. Вот ведь засада…

— Зачем тебе ее имя? Ревнуешь, что ли? — спросил я, рискнув.

— Ветров, не льсти себе. Я просто из вежливости спросила. Нужен ты мне!

— Да ладно тебе, — процедил я, — не так уж я и плох, бывают и хуже…

— Еще как плох! Ты сегодня выглядишь, так скажем, не айс…  Впрочем, как и всегда. Чтобы такую очаровашку-принцессу, как я, завоевать, тебе не одна тысяча лет потребуется. А сколько невинных драконов должно умереть…  не счесть…  В общем, я для тебя не вариант.

— Умеешь ты настроение испортить, — опечалился я и свел брови к переносице. — Напьюсь теперь с горя.

— И без меня бы напился. Не приклеивай меня к этому, я все равно не буду держаться.

— Вот откуда тебе знать? Может, все произошло бы по-другому?

— От меня ни один обман не ускользает. Черная ведьма я потомственная. — Она сделала на несколько секунд серьезное лицо и вновь вернула обворожительную улыбку. — Елена «Суперпуперпремудрая». Слышал о такой?

— Нет, не слышал. Ведьма…  Ведьма…  Коварная ведьма…  Ай-я-я-я-й…  А я-то голову ломаю, как она так угадала, что мне в дьюти-фри понадобится ровно семьдесят три евро. Точно ведь отсчитала…  Ни центом больше…  Еще и брелок заранее присмотрела, что я мимо него спокойно пройти не смог.

— Про монеты случайность. А все остальное — чистая правда. Каюсь. Что делать со мной будешь? Голову под топор положишь? Или на пионерский костер сжигать поведешь? — спросила она, сделав слезливые глаза.

Черные ресницы так и хлопали…  Без жалости смотреть нельзя.

— Не, мы же образованные люди. В сверхъестественные способности не верим. К тому же время сейчас гуманное, смертную казнь почти во всех странах отменили. Думаю, ограничимся общественным порицанием. Лучше бы, конечно, розгами высечь, но…  — потирая руки в предвкушении, пробормотал я злобным голосом.

Затем я взмахнул рукой и рассек воздух невидимой розгой, дополнив фантазию имитацией свиста.

— Садюга!

— Да нет, я добрый на самом деле…

— Так сразу и не скажешь.

— Да ладно тебе…  Пошутить нельзя. Давай лучше я тебя еще вопросами попытаю.

— Если они не пошлые, то давай, — усмехнулась она, усаживаясь поудобней.

— Пошлых не держим…  Давно с Рихтером работаешь?

— Ты от меня каких ответов ждешь? Попроще или в развернутом варианте?

Синюю таблетку или красную…  Что за вопросы такие?

— Без разницы!

— Давно…  — выпалила она и добавила: — А вообще, все в мире относительно…

— Многозначительный ответ.

— Как выбрал, так и ответила…  К чему ты клонишь? Говори прямо.

— Ты не замечала, что он часто врет? Ну, или точнее, «не договаривает».

— Ты должен сам решить: хочешь ли ты верить в предложенную им правду. Или неправду…

— Ладно, с этим ясно, что ничего не ясно. Доверяешь ему?

— А ты мне? Я же могу сказать, что он тебя обманывает. Хотя могу и солгать, что вру. Уверен, что я заслуживаю доверия?

— Тебе нельзя не доверять, это происходит интуитивно. Такая привлекательная девушка, как ты, не может обманывать.

— Разве доверие измеряют привлекательностью?

— Иногда да…

* * *

Двери плавно разъехались, сметая воспоминания. Мое тело вынесли жаждущие зрелища туристы и «аккуратно» поставили в сторонку. В лицо подул ветер и взлохматил мне волосы. Он не был обжигающе горячим, но ледяным и колючим его тоже не назовешь. В самый раз — такой как надо…

Меня тянуло наверх. Не теряя ни секунды, я направился по безлюдным спиралям ограждений к кабине следующего лифта. Он доставит меня на третий уровень. На встречу с мечтой…  В левый или правый шагнуть? Впрочем, неважно. Лишь бы поближе к звездам!

Еще несколько минут — и вот он…  на ладони…  Величественный город с высоты птичьего полета.

Монументальный Шайо с площадью Трокадеро. За ним современный деловой квартал Дефанс. Плавные изгибы Сены с десятками разнообразных мостов. Холм Монмартр с силуэтами белоснежных храмов. Множество дворцов, парков и памятников…

Красота, которую нельзя измерить или украсть, чтобы унести с собой. Ей можно лишь любоваться…  Прекрасные воспоминания на всю оставшуюся жизнь.

И вновь это странное чувство, грызущее изнутри…  дежавю…  Я уже видел этот город. Не с этого места. Не этими глазами. Не в этой жизни. И не в таком виде.

Тогда его трудно было назвать мегаполисом, и к тому же прекрасным…  Дома еще не скребли небеса. Кварталы города не уходили к линии горизонта и не растворялись в скоплениях смога. Да и дворцов столько еще не построили…  В те времена Париж не благоухал чудесными ароматами. Воздух пропитывала гниль отбросов и смрад испражнений. По каналам текли зловонные нечистоты. Горы мусора и непролазная грязь. Его не называли романтичным, как сейчас. Париж был мрачен и отвратительно сер. Царство нищеты, болезней и голода. Выстрелы пушек, пылающие факелы…  По улицам текли реки крови, смывающие все на пути и дарующие городским жителям запах свободы…

В кармане раздался телефонный звонок, и я вытащил трубку. Хоть кто-то вспомнил обо мне…  На экране замерцали цифры «+49711111…» Все равно придется ответить, хоть номер и незнаком.

— Да!

— Привет, это Настя! — раздалось из трубки, и душу пробрала волна счастья и тепла при звуке родной речи.

— Привет! Рад тебя слышать, хочу поблагодарить за…

— Сейчас не время, выслушай меня, — перебила Настя. — У меня неприятные новости для тебя. И для нас всех. Рихтер мертв, — добавила она монотонным и безучастным голосом.

— Как мертв? — переспросил я, сбрасывая радость с лица.

— Обычно. Все люди смертны.

— А подробней можно?

— Кровообращение Рихтера остановлено из-за нарушения работы фиброзно-мышечного органа, вызванного грубым вмешательством посторонних колюще-режущих предметов в целостность защитной оболочки тела. Функции мозга полностью прекращены и не подлежат в настоящий момент времени восстановлению. В организме начались необратимые процессы, абсолютно несовместимые с нормальной жизнедеятельностью.

— А попроще…  — сорвался я на Настю и ударил кулаком в бронированное стекло.

— Естественная жизнедеятельность организма прекращена. Ему вырезали сердце. Он ездил к кому-то по делам. Там все и произошло. Тебе важны данные о месторасположении объекта?

— Нет! Дьявол! — выругался я. Хотел задать еще один вопрос, но в трубке раздались короткие гудки.

Я рухнул на пол. Все опять зря…  Я не смог спасти Рихтера от смерти. Попытался перезвонить, но услышал «набранный вами номер не существует…»

— Месье, вам плохо? Может, я могу вам помочь? — послышался едва различимый мужской голос.

— Нет, все хорошо…  Лучше уже не будет…  Или не было…

Глаза закрылись и утонули в темноте. Рука сама поползла к висящей на шее серебристой фигурке. Она гневно пульсировала, выбрасывая в тело колкие разряды…

* * *

Тяжелые веки с трудом приподнялись, царапая пересохшие роговицы глазных яблок. Пространство полностью обнажилось. Из ряда вон выходящее зрелище…

Странно не то, что я видел, а как именно. Начну с того, что картинка была черно-белая, но только на первый взгляд. Чем дольше я всматривался, тем ощутимей понимал, что для меня это не просто сочетание черного, белого и их смеси, а нечто большое. Я различал миллионы оттенков серого и мог безошибочно сказать для каждого цвета название. Но от вложенного в них смысла я был по-прежнему далек. Конечно, на этом странности восприятия не заканчивались…

Мир перед глазами теперь не ограничивался рамками видимого обзора, а проникал в разум сразу весь без остатка. Складывалось ощущение, что сферическая панорама без особых проблем укладывается на плоскость. Я видел одновременно все, что передо мной, под ногами и над головой. Независимо от того, в каком направлении смотрел.

Самое необычное то, что для того, чтобы оценить форму и объем любого предмета, мне необязательно было к нему приближаться. Достаточно посмотреть на него, и он любезно разворачивал свою подноготную в любом удобном масштабе.

Игры с раскрытием новых возможностей продолжались недолго. Через несколько десятков секунд мозг пронзила невыносимая боль. Изображение застыло в статичной картинке. Мысли прекратили движение, увлекая за собой и бессознательные рефлексы. Тело окаменело, потеряв даже элементарную возможность дышать. Слишком большой поток цифровой информации забил и сжег все резервы разума. Не пощадил даже оперативную память, необходимую для жизнедеятельности. Темнота сожрала все, оставив лишь мигающий белый курсор в левом углу…

Яркий свет из ниоткуда и бросок в никуда…  Теперь вернулся естественный я и такой же обычный трехмерный мир. Ограниченный, несовершенный, нелепый…  Но он мой! С одним важным «но»…  Кто-то или что-то помогало мне видеть его таковым. Оно приютило мою песчинку разума в своем хранилище знаний. Необъяснимое, бесконечное нечто…  Абсолютно черное, словно космическая дыра, возникшая в результате гравитационного коллапса материи. В нем теплились лишь огрызки высшего разума. Темная липкая злоба поглотила его. И это была самая страшная злость. Она выращена на ненависти к самому себе.

Попытался поднять руку, и она послушно откликнулась. Приблизилась к лицу и меня обуял страх…  Звериная лапа. С острыми когтями длиной в пару-тройку дюймов. Они отливали блеском полированного металла. Конечность покрывала зализанная грязно-серая шерсть. На ней виднелись застрявшие куски чужого мяса, источающие зловоние трупной гнили. Я прикоснулся к лицу и нащупал ровные ряды клыков, словно у саблезубого тигра. Провел по телу — везде была эта мерзкая шерсть… Что я такое? Где я, черт меня побери? Мозг отказывался воспринимать…

Несколько больших глотков воздуха, и паника исчезла без следа. Я совершенно спокоен. Я уже это проходил. Разум опять попал в чужое тело. Все как обычно…  Только теперь я не человек…  Мне лишь нужно не мешать. Слушать нечто и делать то, что оно говорит.

Взгляд заскользил по окружающему пространству чужой планеты. Безжизненная пустыня из утрамбованного песка изменчивой палитры и разбросанных в беспорядке смольно-черных столбов неоценимой высоты. Ни одной травинки или кустика. Никаких тебе неведомых зверушек или мутантов.

На кислотно-салатовом звездном небе плыли с нереальной быстротой три спутника, похожих формой и размерами на луну. В течение пары минут спутники сходились по необъяснимым орбитам в точку и разбегались, чтобы вскоре встретиться вновь. Красная, синяя и золотисто-желтая луна. Галлюциногенный рай со светопреставлением.

Нужно разведать обстановку! Я сделал первый шаг, но тут же запнулся об обработанный камень. Это был правильный гексаэдр, который зачем-то валялся в ногах. На его грани нанесены непонятные символы…  или знаки. Они напоминали глубокие следы от когтей. Я уселся обратно на песок. Тщательный осмотр ничего не добавил в понимание того, что это такое. Лишь одна незначительная деталь…  Чего-то явно не хватало в рисунке на одной из граней.

Мохнатая лапа потянулась к черному кубу. Она нацарапала когтем изображение молнии, разрезая камень, словно нож сливочное масло. Куб завибрировал и замерцал изнутри электрическим светом. Все символы на его поверхности засияли ярче солнца. Вырвавшись из цепких «клешней», куб упал. Интенсивность свечения возрастала с каждой секундой. Все больше плотных лучей разлеталось во все стороны сразу. В определенный момент они ослепили меня, но лишь на несколько секунд.

Осторожно приоткрыл глаза. Я боялся нанести им вред своей преждевременностью. Я увидел в воздухе серебристую точку размером с пятирублевую монету. Точка медленно увеличивалась в размере. Казалось, она сделана из резины, и кто-то ее раздувает изнутри. Через несколько минут точка превратилась в овальную линзу из жидкого расплавленного металла. Теперь она парила в полуметре над землей. Вскоре из нее выпрыгнули четыре человека.

Нельзя сказать, что это люди. Определенно — двуногие существа с таким же количеством рук и одной головой. Облачены они в черные обтягивающие костюмы, напоминающие аквалангистские. На поясе у каждого висело по стальному мечу. Что это за существа?

— Я вижу, ты наконец-то закончил сакральный камень, Илбис, — послышался громогласный голос с примесью металла прямо в моей голове. — Тебе пора завершить миссию, демон. Мы пришли за тобой. Забирай булыжник и заходи во временную линзу.

Теперь я хотя бы знаю, кто я такой…  Демон пустыни…

— А если я этого не хочу? Что вы со мной сделаете? Защекочете до смерти? — дерзко ответил я, вставая с песка во весь свой рост и расправляя когти на лапах.

Я смотрел на них сверху вниз, словно на гномов, копошащихся возле ног орка.

— Как это не хочешь? — задребезжало в голове, на этот раз растерянно и даже испуганно.

Причем это прослеживалось не только в тембре голоса, но и на лице. Несмотря на то, что его скрывал толстый слой черного материала неизвестного происхождения.

— Обычно, как и все, кого принуждают…  — проревел я и зарычал в их направлении.

Я забрызгал компанию ядовито-желтой слизью и обдал зловонным дыханием. Один из них не выдержал напора и повалился на землю, после чего в позиции обезумевшего краба отполз на несколько шагов от меня. Жаль, что он глаза не умеет выпучивать — было бы гораздо смешней…

— Ты не можешь пренебрегать клятвами, демон, — послышался хриплый, но мощный голос. По-видимому, заговорил самый старый участник необычной группы.

— Клятвы…  Вы можете засунуть их себе…

«Оставь их в покое и подчинись, — меланхоличным голосом заговорило со мной нечто, которое меня радушно приютило».

В то же мгновенье все тело налилось тоннами свинца, и я вынужден был опуститься на колени.

— Да…  давненько я не видел разумных пустынных демонов. Я искренне рад, что ты вовремя одумался, Илбис, — самодовольно прохрипел тот же голос.

Его владелец подошел ко мне, и рука существа из линзы потрепала меня за дряблые склизкие брылы, свисающие из перекошенной пасти.

* * *

«Я могу разорвать их в клочья за одну сотую секунды. Они даже не поймут, что с ними произошло».

«Твоих сил хватит на уничтожение тысяч таких, как они…  Но ты не будешь этого делать. Мое решение не обсуждается…»

«Почему?»

«Так надо…»

«Убедительный аргумент», — парировал я, но это никак не отразилось на уклончивости невидимого собеседника.

«Мы дали клятву…»

После его слов в голове рухнула стена, которая удерживала мысли демона. Новая порция тайных знаний стала доступной. Хоть что-то теперь прояснилось, но этого было слишком мало…

«Это бред…  Я ведь тоже знаю, куда эти существа тебя ведут и для чего…  Тебя же казнят на Черной Башне!»

«Так должно быть…  Это наша вина…  И нам нести этот крест…»

«Вы виноваты в том, что вас убивают, как безмозглых коров на скотобойне?»

«Смерть — это награда…  Так будет всегда…»

«Но ты бы мог стать свободным. Тебе ничего не стоит провести этот эксперимент. Самое худшее, что может случиться с тобой — это то, что ты получишь свою фальшивую награду».

«Достаточно экспериментов…»

«А как же борьба? Как вы смогли убить в себе инстинкт самосохранения?»

«Они…  мы…  они наши…  — пробормотало нечто, но так и не закончило фразу. Вместо этого продолжило старую песню: — Мы дали клятву…  Ты слишком молод, чтобы это понять».

* * *

— Ты опять что-то задумал, демон, или просто залип? Вставай и пошли. Время не ждет. В отличие от тебя, у нас его не так много, — прервал мысленную беседу строгий командир, голос которого обрел уверенность.

— Повинуюсь тебе, Владыка, — после минутного молчания произнес я.

Взмахом когтистой лапы я открыл еще один портал рядом с первым. Схватил куб и растворился в глубине энергетического туннеля. Все произошло мгновенно, и никаких изменений в теле и неприятных ощущений я не наблюдал. Никакого волнения или нарастающих сигналов тревоги внутри. Ни холода, ни покалываний от разрядов, блуждающих по телу…  Абсолютно ничего…  Раз…  и все…  Я уже переместился через пространство. Одна конечность еще чувствует жар горячего песка, а вторая уже испытывает на прочность промороженные вековым холодом камни.

Я очутился на вершине грандиозной Башни, до отказа насыщенной неисчерпаемой злобой тысячей тысяч демонов, таких же, как я. Она создана из черных могильных плит, одну из которых я держал сейчас в лапах. Просмотрев кладку на стенах, я обнаружил лишь одно пустое место, куда и водрузил гексаэдр.

Осталась лишь самая малость…  Узнать, где стоит эта Черная Башня. Раз и навсегда подтвердить или опровергнуть сомнения. Время у меня еще было. Глухой стук ног бегущих по лестницам преследователей еще далеко. Ведь второй временной портал открывался внизу, у входа в Башню.

Я осторожно выглянул за край и выхватил взглядом окружающее пространство. Вокруг не было непроходимых зеленых лесов, бирюзовых океанов или буйных рек. Лишь выжженная земля. На черном от вулканического пепла небе не видно звезд. Но я точно знал, что это моя планета…  еще молодая…  Земля…  Сердце не обманешь…

* * *

«Что это за Черные Башни? — спросил я у разума пустынного демона. — Зачем они нужны? Для чего эти человекоподобные существа их строят? Что они хотят сделать с моей планетой? И вообще, кто они? Кто ты такой?»

Но нечто молчало. Видимо, не хотело об этом говорить…  Или не могло.

* * *

— Что ты творишь демон? — заорал запыхавшийся от бега командир, который добрался самым первым.

Через секунду он уже запрыгнул мне на спину и прижал к моему кадыку лезвие меча. Ему было страшно. Я это чувствовал. Руки у него едва заметно дрожали.

— Ничего…  Решил побыстрее добраться…  — ответил я и заржал смехом гиены.

В этот момент внутри меня клокотала ярость. Мне хотелось скинуть эту «букашку» со своих плеч и размазать по каменному полу. Еще немного — и я сорвусь…

— И так не опоздал бы…  — огрызнулось существо, вцепившееся в шею.

— Согласно вселенским догматам, ты имеешь право выбрать жизнь, — захрипел голос старика из команды. Я обернулся и увидел перед собой еще троих. Вся компания в сборе. — Тогда, Илбис, ты посвятишь следующее мгновение вечности созданию нового сакрального камня. Или…

Внутри меня взорвался вулкан. Я раздеру их на куски! Когтистые лапы дернулись к моей утяжеленной шее, но сразу же покорно опустились вниз.

— Выбираю «или», — не раздумывая, с гордостью прошептало нечто, лишившее меня возможности говорить и управлять его телом. Теперь я стал сторонним наблюдателем в чужой голове. — Зачем мне жизнь, в которой нет смысла? Лишь бесконечная злоба, растущая с каждым днем. Она сводит меня с ума. Зачем мне вечность и бессмертие в отвратительной тюрьме на пустынной планете? У меня нет больше желания стремиться к цели…  Я должен здесь и сейчас искупить вину перед вами…  Я это заслужил, — добавил в конце демон и опустился на колени.

Главарь человекоподобных соскочил со спины и встал рядом. Пустынный демон развернулся к краю Башни и покорно сложил голову на свой куб.

— Глупо, но это твое право…  Илбис, единогласным решением совета мы даруем тебе смерть, — провозгласил их суровый командир.

Он с пронзительным свистом опустил на шею демона длинный меч, который с хлюпаньем увяз в живой плоти. Еще один взмах — и снова удар…  И еще…  Лишь странное чувство, как будто кто-то щекочет шейные позвонки. Ни капли боли…  Нечто хорошо справлялось, ограждая меня от страданий.

Еще взмах…

Лишь пятый удар отправил голову в финальный полет. Теперь она летела вниз. Бренное тело, оставшееся на вершине Башни, дернулось в конвульсиях. Черная кровь хлынула на стены. Сакральный камень зашипел, как сковородка с кипящим маслом, оплавился по краям и слился с монолитом несокрушимой Черной Башни.

Весь мир теперь вращался перед глазами. Черная стена…  светлое небо…  черная стена…  А разум быстро затухал, пока не утонул в чем-то бесконечно ярком и девственно белом.

* * *

Вновь знакомый ослепительный туннель первородной энергии, который я уже видел раньше…  Смерть теперь не казалась чем-то таинственным и необратимым. Она стала слишком обыденной…  и совсем не страшной.

В этот раз электроны никуда не спешили, лишь внимательно разглядывали меня и глуповато улыбались. Они напоминали «эмоционки» в виде чрезмерно веселого колобка цыплячьего цвета. Биллион квинтиллионов преданных «угольно-черных овальчиков» и ровно в два раза меньше ухмылок. Наверное, лучше пересчитать, чтобы сказать точно и никого не обмануть. Один, два, три…

* * *

Очухался…  Я снова живой…  Первое, что я увидел, очнувшись, — расширенные глаза человека вблизи. В их глубине господствовала черная ненависть и одновременно с тем…  жуткий страх…  Ужас, словно смертельный вирус, мгновенно перекинулся на меня. Душа от безысходности заметалась по обледеневшим кровеносным сосудам в поисках выхода. Разум рассыпался на дробинки и теперь не мог собраться в единое целое, для того чтобы взять все под контроль. Металлические шарики никак не хотели проваливаться в треугольные отверстия ролетной решетки мыслей. Если бы на свою беду кто-то сейчас видел это зрелище, то определить, кого из нас двоих больше терзает страх, ему было бы затруднительно.

Тяжело привыкнуть к собственной смерти, но и с чудовищными ликами чужой справиться нелегко. Через несколько секунд уровень жути достиг предела. Защитный предохранитель в цепях ослабленной психики сгорел, а пустота в измученном теле наполнилась безмятежностью.

Сейчас я хладнокровно мог рассмотреть человека перед собой. Он едва стоял на ногах, вцепившись скрюченными руками в отворот моего плаща. Это мужчина. Худой, высокий…  Минимум на голову выше меня…  Заостренный нос на роже, украшенной следами кровавой бойни…  Вероятно, эхо войны или последствия уличных разборок. Страшный, давно заживший шрам с рваными краями шел от левого глаза к подбородку с редкой рыжей щетиной. Я точно когда-то видел эту пожеванную жизнью физиономию. И эта встреча неслучайна…  Но пока что-то ускользало от меня, словно рептилия, покрытая мерзкой чешуей. Хотя важным сейчас было другое…  Этот человек умирал…  Его убил я?

«Безусловно, мы квиты, — пробасила возникшая в голове инородная мысль, словно хлопок от ружейного выстрела. — Шарлотта может быть мной довольна…»

Вот ведь хрень! Имя мне знакомо…  Шарлотта…  Кажется, теперь понимаю, где я и кто. Снова в теле убийцы…  Его глазами я смотрел на казнь девушки с глазами небесного цвета. Ну, хоть какое-то постоянство в бреде. А человек — это вор-карманник из толпы…  Киллер сдержал обещание встретиться.

Я отвел взгляд вправо от лица жулика и увидел свою руку, сжимающую кинжал. Он был засажен по самую рукоятку в туловище мужчины в районе гусиной шеи. Рука дернулась вверх и вытащила лезвие на обозрение веселящимся лучам утреннего светила.

Черт! Кинжал длиной в локоть…

Обмякшее тело мужчины завалилось мне на грудь, а из образовавшегося отверстия хлынула кровь. Послышалось утробное бульканье вперемешку с хрипами и посвистываниями. Разрывая крылья ноздрей, в нос ворвался дразнящий запах железа с примесью тонкого аромата животного страха и едва уловимого амбре андростерона.

Кровушка брызгала тугими струйками мне в лицо, словно одичавший летний ливень. Стекала по щекам ручейками. Постепенно собиралась в реку на поверхности плаща из выделанных оленьих шкур и бурным потоком устремлялась вниз. Заливала два куска отвердевшей грязи на ногах и болотную трясину под ними.

Бесконечный кайф…  Из раны в моей очерствелой душе теперь выливалось вязкое и пугающее чувство блаженства от совершенного преступления. Оно наполняло меня истомой и облегчением. Убийство…  Чуждое, незнакомое, но одновременно…  такое приятное, сладостное, проникающее в каждую клетку организма.

«Я люблю убивать, как бы это тошнотворно ни звучало! Смысл бытия — отнимать человеческие жизни. Я прислужник дряхлой старухи с косой, — выдал противоестественное для меня заключение шокированный разум. — Черт возьми, что же я за тварь такая? Божья? Сильно сомневаюсь…  Я не могу быть этим! Это не мои мысли…  Не я…  это не я…  Это бездушное тело, в котором я сейчас заперт, — сопротивлялось сознание, царапая когтями черепную коробку изнутри. Оно кричало что есть мочи, а обеспокоенный мозг непрестанно призывал желудок к опорожнению».

Я давно бы уже заблевал все вокруг. Изверг бы тонны желчи вперемешку с кусочками разложившейся пищи. Но тело молчало, игнорируя любые приказы и мольбы о сострадании.

Разум забрался на край пропасти, дна которой невозможно было рассмотреть сквозь плотный белый туман. Неимоверными усилиями он удерживал равновесие, сопротивляясь ураганному ветру непонимания, словно эквилибрист на стальном канате. Оставалось лишь чуть-чуть наклониться…

Это не я…  не я…

Снова оглушительный щелчок в голове и спокойствие вслед за ним. Человек — странное существо…  Ко всему может приспособиться. И к жизни среди смерти, и к смерти посреди жизни…  Остается не мешать и досмотреть эту сцену в театре одного беспощадного тела.

Кровь в долговязом мужчине со шрамом вскоре закончилась. В ту же секунду убийца опустил тело жулика в лужу грязи. Руки мертвеца так и остались скрюченными и маленькими, как у древней плотоядной рептилии-тиранозавра. Бездушная плоть уверенными движениями начала проверять содержимое карманов.

«Мусор ни к чему, — шептал разум убийцы. — Возьму лишь деньги. Это не мародерство, а вознаграждение за причиненные неудобства. Вот это улов!»

Бархатный мешок на поясе был под завязку набит монетками. Дрожь охватила руки неконтролируемой мелкой дрожью и отвисла до пола неподготовленная челюсть.

«Странные они какие! Не ливры и не луидоры, — размышлял удачливый киллер. — Но и на революционные серебреники и золотые тоже не похожи, хотя на них и написано «двадцать франков»…  На златом какой-то неизвестный мне человек, даже отдаленно не напоминающий Людовика. «Бонапарт», — гласила надпись…  На сходках про него не шептались…  Высокой чести пьянствовать с ним не удостоился, рылом, вероятно, не вышел…  Темная лошадка…  Странно это все…  Может, ворюга не местный? Из Англии монеты привез? Спрашивать уже поздно…  Ладно, все равно золотые, точно сгодятся».

Сомнений не оставалось — он говорил о Французской Революции…  Мать твою — восемнадцатый век…  Что я здесь забыл? И что мне надо сделать? И почему убийца не знает о Наполеоне? Что-то не сходится…  Вопросов все больше…

Рука убийцы скользнула во внутренний карман мертвеца и извлекла оттуда зеленовато-серые бумажки, скрученные в трубочку и стянутые резинкой.

«Возможно, ими и можно расплачиваться, но точно не в Париже, — подумал убийца, разворачивая рулон банкнот. — В первый раз такие вижу…  Даже кружку разбавленного вина на них не купить. Бесполезные чужеземные бумажки…  В помойку их!»

Теперь стало еще непонятней. Современные доллары? Откуда здесь это взялось? Бред больного воображения продолжался. Не знаю даже: радоваться или печалиться…

Больше ничего ценного не нашлось, и теперь тело настойчиво призывало меня обернуться и продолжить сбор положенной ему награды. Поворот головы…

Отвратительно-грязная улица шириной не более полтора брасса. С двух сторон ее подпирали грузные стены домов, давящих массой на сознание. Сложены они из серого грубого камня и почти до середины покрыты мхом и темно-зеленой слизью, источающей запах гнили и отчаянья.

Для ужаса места не осталось…

Посреди улицы валялся тандем из близнецов-мертвяков. Вокруг них собралась свора бродячих собак, рассевшихся вокруг «жмуриков» согласно купленным билетам. Изувеченные трупы лежали головами друг к другу и наполовину утопали в бурой жиже. Мужчины закончили свой мученический путь в полном соответствии с католическими традициями: разложив ноги и руки в форме распятий. Один — с торчащим из груди в районе сердца клинком. Другой — с перерезанным горлом и свисающим из него «галстуком святого Августина».

Созданная «живописцем» кровавая картина завораживала — видна твердая рука мастера. Явно прослеживалась гармоничность жуткой композиции. Изысканная точность в параллельности и перпендикулярности абстрактных линий. Умопомрачительное зрелище, созданное эстетом-профессионалом…

Черт! Я им восхищаюсь…  Не верю, что это мои мысли…  Что за хрень?

Бледные, как мел, лица трупов мне не знакомы. Никогда раньше не встречал этих людей, но это неважно…  Ни мне, ни им…

Псы приступили к неаппетитной трапезе. Вожак стаи, размером не меньше волкодава, с остервенением вгрызался в человеческую плоть, обнажая белые кости. Дюжина его верных соратников дожидалась, пока он насытится, и пока лишь лакала шершавыми языками загустевшую кровь из луж вокруг тел. Грязные, злые, зловонные, истерзанные жестокостью людей и прочих паразитов. Их глаза сверкали от предвкушения…  Тут же появились чумные черные крысы, скалящие зубки и вертящие маленькими глазками. Как на водопое в засуху в африканской пустыне. У каждого свое место. Пиршество в самом разгаре.

Звери почтительно расступились в разные стороны, заметив мое приближение. Они преклонили головы и роняли в ожидании тягучие обильные слюни на землю. Животные не издавали ни рычания, ни поскуливания, ни визга.

— Мы с вами однойкрови, вы и я…  — произнесло тело выковырянную из глубин моего сознания фразу умного человека.

После этого оно жутко захохотало, заставляя собак прижать уши. Вдоволь насмеявшись и разорвав от усердия воспаленные трещинки в уголках рта, оно опустилось к ближайшему трупу и продолжило обыск.

Ловкие руки побежали по одежде в поисках карманов. Первый «счастливчик» оказался гол как сокол…  Только шелуха от грязных семечек…  Привлек внимание убийцы лишь добротный фрак.

«Вот бы приодеться в такой, но, думаю, не стоит…  Одежда мертвеца еще никому не приносила счастья, — заворчало тело убийцы. Потом выдернуло кинжал из груди и отправилось к другому мертвецу».

Второй покойник не оказался более обеспеченным. Нашлась лишь черная коробочка, которая лежала в карманах брюк. Больше ничего…

Это же сотовый телефон! Не может быть…  Я перестаю понимать хоть что-то…  Доллары, мобильник…  Видения становятся все нереальнее. Все больше напоминает винегрет из моих же воспоминаний. Что-то было во всем этом неправильное, нелогичное. Так не бывает в жизни…

«Что это такое? Для чего она нужна? Дьявольская вещица с цифрами…  — бормотала жадная плоть, осматривая телефон. — А ведь когда-то я даже не знал, что такое арабские цифры…  Сколько времени и сил ушло на мое вразумление у Шарлотты! Юное божественное создание…  Тебя уже не вернуть…»

Коробка полетела на землю, и убийца растоптал ее каблуком. Злость, прорвавшаяся в нем, сразу исчезла, он снова стал спокойным. Теперь в его теле зародилось новое чувство…  Несовместимое с его сущностью. Такое необъяснимо противное, как ощущение от звука трущегося о стекло пенопласта…  Сострадание…  Или, быть может, любовь…  Киллер вспоминал о казненной на гильотине девушке.

Тело расслабилось и потеряло частичку контроля надо мной. Самое время взять бразды правления…  Другого шанса может и не представиться…  Нервные импульсы потянулись миллиардами щупалец по нейронам, подминая под себя и порабощая каждую клетку. Словно лавина сошла с горы Эверест. С каждой секундой все новые территории падали к моим ногам, и мы с убийцей становились все ближе…  Пока не стали единым целым…

* * *

«Критические ошибки в системе устранены…  Состояние стабильно…  Симбиоз завершен…  Фактическое время до завершения — десять минут тридцать четыре секунды», — отчеканил в голове неизвестный голос.

Стальной, бесчувственный…  Он пронзал могильным холодом сердце. Заводил разум в тупик ужасающей бессмысленностью…

* * *

Прятать останки жертв резни я не собирался. Во-первых, судя по сведениям в голове убийцы, трусливых жандармов в эти районы не загонишь ни кнутом, ни пряником. Во-вторых, собаки-людоеды разделаются с мертвецами за пару часов. Верные помощники к делу подходили с усердием. Даже осколков от костей не оставляли, сметали подчистую. Да и свора все увеличивалась…  Уже не меньше, чем полторы дюжины.

«Милые создания…  Хотя бы сегодня не останутся голодными, — проскользнула чуждая мысль».

Киллер любил животинок. А вот прямоходящих говорящих приматов он по большей части ненавидел. Да и общался гораздо чаще с первыми. Убийца считал, что звери добрее человека в тысячи раз. И он прав…  Теперь, фильтруя мысли в чужом разуме, и я начал это понимать…

Хищники берут от природы только то, что необходимо для существования. Звери не аплодируют, не свистят, не смеются и не пританцовывают при виде казни себе подобных. Не просят окровавленных актеров повторить на бис. Главное — не получают удовольствия от истязания живых существ. Они не могут завуалировать свои цели, присыпав их золотой пудрой добродетели.

Животные не уничтожают сородичей на целом материке только из-за того, что им показалось, что те не вписываются в строгий ряд. Выглядят по-другому, хвосты у них не такие прямые, глаза узкие или шкурки слишком рыжие. Звери просто хотят жить…  Они еще испытывают жалость, в отличие от людей.

Человечишки жестоки ко всему, до чего достают их хлипкие ручонки. А если вдруг не дотягиваются, то обязательно придумают изощренный способ осуществить это. Разрушительная агрессия, не знающая границ, стала краеугольным камнем жизни. Все бросают в бурлящий котел. Даже природу не оставили в покое. Мы действительно любим все перекраивать на свой лад. Поворачиваем течение непокорных рек. Стираем в пыль горы, существовавшие миллионы лет. Осушаем моря и вырубаем леса…  Ничего святого!

Хотя в это слово мы тоже вкладываем новый смысл в зависимости от обстоятельств. Такой, какой удобен нам здесь и сейчас. Но всему приходит конец…  Когда-то придется платить по счетам и отвечать за совершенные проступки. Расплата грядет. За бессмысленные смерти. За мечты о светлом будущем, переросшие в параноидальные идеи. За все…

«Нужно уходить…  Пора…» — вновь промелькнула в голове чужая мудрая мысль.

Сборы продолжались недолго. Я вытер об одежду «рыцаря с большой дороги» лезвия кинжалов и вставил их в ножны, прикрепленные к наружной поверхности бедер. Теперь из боковых прорезей плаща виднелись лишь деревянные рукоятки с серебряными эмблемами в виде голов леопардов. Под каждой рукой по кинжалу. Так я смогу в мгновение ока отреагировать на возникшую опасность.

На голову я натянул капюшон серого балахона, а на нос нацепил защитную тряпичную повязку, болтавшуюся на шее. Теперь можно смело отправляться в путь.

Наверняка я выглядел сейчас как мясник после тяжелого трудового дня — с головы до ног в крови загубленных животных. Вот только на мне она была человеческая…  Лишняя реклама для моего ремесла ни к чему, но с этим уже ничего не поделать. Придется добираться до убежища в таком виде. К тому же на своих двоих. В костюме «живодера» даже в вольный омнибус не залезешь. Извозчик сдаст тебя с потрохами у ближайшего поста с обрюзглыми жандармами, отожравшимися, как свиньи после голодовки.

Я прошлепал по грязюке чуть больше десяти шагов и почти уже выпорхнул из темного закоулка…  Из-за угла выскочил паренек лет тринадцати. Он стремительно приближался ко мне. Судя по улыбке на его лице, пацан куда-то спешил с хорошими новостями. Шанса остановиться на полном ходу у него не было. Как, собственно, и шанса остаться в живых…  Свидетели мне не нужны. Оставались лишь считанные метры до столкновения.

Мысли в голове явно уступали в скорости движению тела. Кинжал в левой руке разрубил пытающийся вырваться из юной груди крик напополам. Лезвие в одно мгновение настигло его в кадыке. Правая рука времени тоже даром не теряла. Второй клинок пропорол живот несчастного парнишки по диагонали. Из образовавшейся раны с хлюпаньем вываливались к моим ногам кольца серовато-розовых кишок. Их гладкая поверхность играла нежным блеском. В лицо ударил смрад зловонных газов. Смесь тухлых яиц, гниющей рыбы и струи щедрого скунса…

Время затормозилось…  Я с любопытством наблюдал, как лицо несчастного меняется в грубых лапах кошмара. Словно вылепленное из пластилина. От счастья к удивлению, от удивления к отвращению, от отвращения к страху…  Парнишка завалился на землю. Он умирал. Цунами новых для меня эмоций накрыло с головой…  Наслаждение от чужой смерти…

— Ничего личного, малыш. Ты просто оказался не в том месте и не в то время, — произнес я холодным голосом, очухавшись после помутнения рассудка.

В этот момент я осознал, что мне нравились…  мысли киллера…  Или это мои мысли? Я даже не испытывал угрызений совести из-за убийства…  Искренне верил, что так было нужно. Это просто стечение обстоятельств. Я подчинил себе киллера, но, видимо, не до конца. Он вел партизанскую войну с моим сознанием.

Я подтащил обмякшее тело к остальным мертвецам и отправился дальше. Искать у голодранца в карманах хоть какие-то ценности — верх бессмыслицы.

* * *

«Гетто» Парижа…  Для того чтобы выжить в таком богом забытом месте, нужно тут родиться. Каждый день, проведенный здесь, — борьба за место под солнцем. Притом не расслабляясь ни на минуту… Я знаю об этом не понаслышке. Отсюда нет выхода, хотя никто не возводил вокруг мрачного района высоких каменных стен. Самое прекрасное, что может с тобой случиться в этой глухомани, — гибель в младенчестве.

Трущобы, как всегда, «восхитительны»…  Сразу бросается в глаза, что четыре всадники апокалипсиса не просто промчались галопом по обреченной земле. И не только остановились на привал, для того чтобы перекусить, напоить коней и немного отдохнуть перед трудной дорогой. Странники наглым образом живут здесь и гудят на полную катушку. Причем хорошо так отдыхают…  с пиршествами, танцами на костях и оргиями.

Это болото безграничной мерзости. Войны, болезни, голод, разрушения, разврат, нищета и смерть…  То еще зрелище. Просто зловонная выгребная яма. Наверняка под покровом ночи это место выглядело бы гораздо симпатичней.

Горы мусора, непролазная грязь, разбросанные по дорогам гниющие потроха животных и людские испражнения. Последние выплескивают и выкидывают из окон прямо на головы зазевавшихся прохожих. При лучшем раскладе о полете содержимого ночного горшка вас оповестит запоздалый крик заботливого хозяина: «Осторожно, вода!» Хотя эти стойкие запахи не самое страшное…

Смрад от канализационных стоков, по которых текут к разноцветным водам Сены нечистоты. Вот, что действительно ужасно… . «Аромат» экскрементов в сравнении с этим можно назвать даже приятным, словно благоухание розы в райском саду. Все без разбору сливают в мертвую реку химические отходы. Заводы по выделке шкур, фабрики по изготовлению тканей и прочие дрянные по своей сути до мозга костей промышленные заведения.

Не дай бог приблизиться к этому бурному потоку слишком близко! Ядовитые пары сожрут слизистые носа, глаз и полости рта в одно мгновенье, словно кровожадные пираньи в бассейне Амазонки. О том же, что произойдет, если по нечаянности или глупости в таких каналах искупаться, лучше не рассказывать.

А еще валяющиеся на улицах возле дорог чумазые попрошайки. Они выбираются днем из своих нор в попытках выклянчить хоть какую-нибудь еду. Омерзительные, злые, изъеденные червями сифилиса морды…  Печальные глаза побирушек умоляют о сострадании…  Замотанные в лохмотья обрубки конечностей так и тянутся к тебе…

* * *

Мои размышления по странному стечению обстоятельств прервала как раз нищенка. Сначала я ее даже не заметил. Она была замаскирована под кусок грязи. Попрошайка схватила меня за штанину. От падения спасла лишь реакция. Изысканное сальто-мортале. Благополучное приземление…  и вновь земная твердь под ногами. Голова повернулась в сторону неожиданной «атаки». Рука потянулась к бедру, отдернула развевающийся плащ и обнажила ножны кинжала.

Искаженное от ужаса лицо нищенки извинялось передо мной до глубины души. За все…  За необдуманность поступков…  За распущенность шаловливых рук…  За то, что эта женщина появилась на свет…  Седые волосы развевались на ветру, как гадюки в разоренном палкой гнезде. «Бильярдные шары» в глазницах вываливались из орбит. Шершавая на вид кожа пепельного цвета становилась мертвенно-белой. Казалось, гнилые зубы старухи в разинутом рту пытаются спрятаться в кровоточащих деснах. Ее тело в припадке страха забилось в конвульсиях.

— П… п… пощадите месье-е-е…  истасканную развалину, — выпрыгнул с бульканьем хрип из ее костлявой груди. — П… п… помилуйте юродивую…

Сместив руку в сторону от кинжала, я бросил на нее суровый взгляд.

— Я не судья и не палач, чтобы миловать или казнить! — пробасил я и ухмыльнулся. — Разбирайся сама со своей поганой жизнью, ведьма!

— Месье…  Месье…  П… п… простите…  Тысячи лет вам жить в богатстве, — не обращая внимания на мои слова, причитала старуха. — Благоверного своего и семерых детей схоронила. Все п… п… проклятая чума забрала…

— Угомони брехало, карга, — разрубил я криком приторное и тягучее, как резина, нытье.

Бродяжка застыла и больше не издавала ни звука. Даже не моргала…  Я вытащил бархатный мешочек и извлек из его внутренностей необычный золотой.

— Сегодня твой счастливый день! Начни жизнь с чистого листа! — запустив большим пальцем монетку в направлении попрошайки, выпалил я. Затем отвернулся и двинулся по своим делам, помахивая на прощанье рукой высоко в воздухе. — Набей брюхо вдоволь! Хоть раз в жизни, мегера! — добавил я, а затем совсем уже тихо, едва шевеля губами, прошептал. — В первый и последний раз…

— Благодарствую, скиталец! П… п… пусть хранит тебя бог…  Или лукавый. Смотря кто больше мил тебе сегодня…  Ветер перемен уже принес сосуд великоруса, — слышался за спиной бред умалишенной, который я пропускал мимо ушей, думая уже о другом.

Отвратно…  Меняются правила игры в безумную монархию. Летят головы правителей. Но на месте отрубленных вырастают две новые, словно у лернейской гидры. Выворачиваются наизнанку системы ценностей. Моральные устои, ценности, идеалы…  Одна свобода замещается другой…  Неизменным остается одно — никчемное прозябание простого люда. Народ влачит жалкое нищенское существование, потеряв во тьме неведения законное право на лучшую жизнь. Время идет, но ничего не меняется…  Пока всему этому есть место в мире, будут рождаться такие чудовища…  как я…

Дальнейший путь обошелся без приключений. Ориентировался я в трущобах на удивление легко. Хотя мне крайне не хватало одной мелочи для полной идиллии…  Приятного голоса девушки, лишенной души: «Через триста метров поверните направо…» Но это уже придирки, главное, не нарваться на жандармов.

Еще один поворот в лабиринте неказистых улочек, и золотое солнце, карабкающееся на небо, ослепило меня потоком света. Тело наполнилось теплом и умиротворением. Слизь царствующей тьмы осталась позади, в злачных закоулках. Как и воспоминания об убийствах…  Я выбрался на свободу…  Впереди цивилизация…  За час, может, чуть больше, я почти добрался до центра города. До убежища теперь рукой подать. Там решу, что делать дальше…

Декорации преобразились, появились новые яркие краски и ароматы. Шикарные дома, дворцы, парки, мосты…  Даже торговые лавки на нулевых этажах были уже не редкостью. Город не выглядел мрачным, а запах нищеты почти растворился в букете восхитительных ароматов. Парфюм, свежая выпечка, копченое мясо…  М-м-м…  Как же я хочу есть…  Утер тягучие слюни и свернул в знакомый переулок.

Все чаще появлялись обычные люди. С розовыми лицами, живыми глазами, опрятно и чисто одетые. Они шарахались от меня, как от прокаженного, или обходили метра за три, отвернув задранные носы. Особо привлекали внимание и радовали глаз расфуфыренные красавицы. Как говорится, в самом соку…  Дамочки беззаботно расхаживали по мостовым с ажурными зонтами в руках. Ах, какие женщины! Как же я хочу…  Усилием воли я подавил разгул чувств, рожденный похотливыми фантазиями. Домой…  спать…

Тяжелая была дорога. Я нестерпимо устал и морально, и физически…

Последний рывок — и заныриваю в неприметное окно старинного безжизненного дома. Он наполовину разрушен весомыми словами железных пушечных ядер. Помещение, в которое я попал, было крайне заурядным. Иначе как подвалом его не назовешь, и другого предназначения к нему на хитрые саморезы не прикрутишь. На противоположной от окна серой стене виднелась небольшая дверь с встроенным замком. Сделана она из стальной пластины с грузными заклепками по периметру. Старость погрызла ее, оставив следы ржавчины, но в целом вид добротный и надежный. Почти как у швейцарского сейфа.

Несколько движений отмычкой, щелчок в глубине замка, и дверь отворилась. Звук при этом издала жуткий, похожий на крик кота, которому наступили на хвост. Перед глазами теперь проход из отшлифованных булыжников. В его мрачной темноте брезжил свет. Встав на четвереньки, двинулся к следующему помещению. Я был уверен в том, что мне нужно туда…

Путешествие в неизвестность прервало едва различимое боковым зрением движение. В сущности, я почувствовал его волосами на спине. Почти мгновенно я «телепортировался» к источнику опасности, схватил и затянул на шее кого-то петлю прочной удавки. Сердце, испытав нереальные перегрузки, отчаянно колотилось, отдавая пульсирующей болью в висках. Ярость затуманила глаза. Я никак не мог успокоиться и рассмотреть, что же все-таки такое выловил. Послышалось тихое журчание. Знакомый запах с силой ударил в нос, не оставляя сомнений в том, что это точно не «Chanel Nº5».

Разум подавил животные инстинкты и вернул внутреннее спокойствие. Мгла развеялась, и я рассмотрел перед собой баклажанного цвета лицо. Дьявол! Мальчишка лет десяти…  С молящим о пощаде взглядом а-ля «кот в сапогах из Шрека». Пацан висел в тисках моей удавки и отчаянно молотил босыми ногами по луже собственной мочи.

— Черт тебя подери, Матис! Жить надоело? Я же предупреждал…  Не подкрадывайся ко мне, — ослабив хватку, заорал я на мальчугана, которому на сегодня жути было в переизбытке. Как говорится, складывать страх уже некуда было.

Беспризорник лег на холодный пол и долго откашливался, сплевывая розовую слюну. Я же его не торопил и спокойно дожидался объяснений паренька.

— Не подкрадывался я, — прохрипел он после того, как приобрел естественный цвет лица. — Дожидался. С самого утра. Но вас все не было. Даже в туалет не отходил, терпел…  Вдруг проскочите, — оправдывался пацан, всхлипывая и усаживаясь на колени. — Уснул…  — Лицо его сморщилось, как пересушенная виноградинка, и по щекам потекли слезы. — Попрощаться со всеми успел, пока вы меня душили…  Батя покойный меня по голове погладил…  Яблоком угостил…

— Да не реви ты, как благородная девица.

— Не девица я…  — продолжал всхлипывать он, утирая слезы.

— Ну, и не реви тогда. Будь мужиком. Сам виноват!

— Сам…  Простите, месье Морель. Больше не повторится…

— Откуда ты узнал мою фамилию, гаденыш? — в бешенстве заорал я опять. Выхватил кинжал и приставил лезвие к шее Матиса. От легкого нажатия на коже выступила кровь и потекла тоненькой струйкой.

— М-м-м…  Мужчина…  М-м-мне сказал мужчина…  Его взгляд…  Как у безумца…  С-с-страшнее, чем у Сансона…  Он с-с-с… сказал вас так называть, — заикаясь, бормотал мальчишка, столкнувшись с новым потрясением.

— Запомни, Матис. Фредерик-Тьерри Морель мертв…  Он давно выполнил гражданский долг перед страной. Обеспечил трупных червей пищей. Правда, чужим телом, но это не столь важно…  Если ты еще раз произнесешь это имя, то это будет последнее, что ты скажешь в этой жизни. Я вырву тебе язык, зажарю и скормлю его тебе же. Ты знаешь: я слов на ветер не бросаю…  Все ясно?

— Яснее не бывает, месье «Дровосек «…  П-п-п… простите меня.

— Принято…  Зачем пожаловал? Не на меня ведь полюбоваться…  И что это за человек, о котором ты рассказывал?

— Он заставил…  — мальчишка закашлялся, потер след на шее рукой и продолжил: — Найти вас…  Срочно…

— Кто такой спешный?

— Месье просил вас поторопиться. Он упомянул, что вы знакомы…  Очень давно…  Вопрос жизни и смерти. Дело «госутавственой» важности…

— Государственной важности?

— Да!

— Его случаем не Клод Дюпон звали?

— Да…  Точно! Дюпон!

Старина Клод…  Мог бы сразу догадаться! Он же, как черт из табакерки, всегда появляется неожиданно. И ничего хорошего от встречи с ним можно не ждать. Охотник, пират, буканьер и авантюрист родом из Вест-Индии. В свое время мы с ним хорошо покуролесили…  Гробовщики остались довольны…  М-да…  Он отменно стрелял, но еще лучше обходился с саблей…

— Мне фиолетово…  Хоть Дюпон, хоть Мюпон. Хоть сам Людовик. Я устал как собака и хочу отдохнуть денек-другой.

— Он сказал, что ваша братва согласна на дело.

— Плевать…  Они вправе делать, что угодно.

— Он обещал щедро заплатить. Вы бы остались довольны…  На многие…  многие годы вперед.

— Малыш, передай ему дословно: клал я на его деньги с высокой Пизанской колокольни…

— Хорошо, месье «Дровосек», — согласился Матис и глупо улыбнулся.

— Тебя что-то веселит в моих словах? — спросил я мальчишку, приблизив свое лицо вплотную к нему. Настолько, что у слюней не было выбора, куда им лететь. — Может, я зря тебя не прикончил?

— Не зря…  Мне не смешно…  Просто вы точь-в-точь отвечаете так, как он говорил. Слово в слово…  Видимо, он вас хорошо знает…

— Тебя это не касается, не суй свой нос, куда не следует.

— Не понял…  Что не делать?

— Забудь…  Говори быстрее, что он тебе еще передал. Не испытывай мое «ангельское» терпение.

— Месье Дюпон пообещал простить долг и заплатить сверху столько же. Еще у него «инфомация»…  Он нашел, кого вы искали. В его банде теперь бродяга из «Москофии». Он балакает, как парижанин. Алекс Остужефф…

Хорошие новости…  Теперь я знаю, для чего я здесь. Квест близится к завершению. Нужно встретить этого Алекса и передать ему дар убийцы. Дюпон знает, как уговорить «Дровосека»…  Скоро все это закончится.

— Где и во сколько меня ждет Клод Дюпон?

— Месье сказал, что вы не промажете. Это то место, в котором ваше каменное сердце дало трещину. Сегодня, во столько же…

Сволочь…  Никакого уважения…  Дюпон говорил о площади Дофина. Там он познакомил меня с Шарлоттой. В прошлый раз мы встречались в одиннадцать минут двенадцатого. Так что я успеваю, еще минимум два часа.

«Шарлотт-а-а-а…» — тоскливо завыл голос в моей голове.

Я даже вначале испугался, но потом сообразил, что это вновь проснулось сознание «Дровосека». Ничего, не волнуйся. Скоро ты с ней встретишься…

— Лучше бы у Дюпона череп треснул, — гневно процедил я сквозь зубы. — Что он еще передал?

— Сам он приехать не сможет. Вас встретит его подопечная — рыжая девушка по имени Мари. Он сказал, чтобы вы ее не обижали. Она особенная…  С ней будет Остужефф. Все остальное на месте.

Клод нашел себе новую «фифу»? Странно, что он отправляет ее на дело…  Может, у них несколько другие отношения? Хотя пофиг…

— Зачем я ему нужен?

— Вразумить одного человека…  Кажется, месье называл его Колиньи.

Вразумить…  Называл бы все своими именами — ликвидировать объект во что бы то ни стало.

— Хорошо. Передай Дюпону, что я согласен. Он тебе заплатил?

— Да…  — побрякивая монетками в кармане, задорно ответил мальчишка, — пятьдесят сантимов отвалил.

— А ты говоришь «щедрый»…  Скупердяй он. Вот, держи, и не в чем себе не отказывай, — сказал я, бросая ему в руки мешочек. — Может, когда-нибудь хорошим словом вспомнишь.

— Спасибо, месье Дровосек! Вовек не забуду вашей доброты.

Мне захотелось в ответ раскланяться, как мушкетер, обмахнув ботфорты шляпой с красными перьями. Но первому мне не довелось в жизни научиться, а второго у меня никогда не было.

— А еще…  дам бесплатный совет. Всегда начинай с важных новостей. А то можешь не дожить до того момента, когда их захотят слушать, — произнес я и нырнул в туннель. — Прощай…

— Прощайте…  Удачи вам! — крикнул мальчишка.

Через пару секунд за спиной послышался радостный визг. Матис открыл мешочек…

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ ВОЛШЕБНЫЙ ЗВОН МОНЕТ

Франция, Париж, 10 октября 1795 года / Франция, Париж, 27 декабря 2011 года / Екатеринбург, 11 ноября 2011 года

Я проскочил туннель и попал в каменную комнату. Посреди нее был колодец, почти ничем не примечательный. За одним маленьким исключением. Из его глубины растекалось в пространство комнаты тусклое свечение. Судя по всему, внизу горели факел или масляная лампа. Присмотревшись, я увидел, что внутрь колодца спускается веревочная лестница с деревянными перекладинами.

Я поковырялся в воспоминаниях «Дровосека» и тут же узнал, что там внизу…  Катакомбы Парижа…  Колоссальная рукотворная подземная сеть, разросшаяся в самом чреве города. Она образовалась при добыче известняка, необходимого для строительства Парижа. Чтобы исследовать все эти лабиринты, наверняка понадобится не одна человеческая жизнь. Подлинная их протяженность неизвестна даже всезнающему хозяину ада. Хотя не сомневаюсь в том, что несколько сотен километров там точно есть. «Город Тьмы» расположился глубоко под землей, прямо над сводом преисподней. Если приложить ухо к каменной плите, то можно услышать, как бурлят внутри чугунные котлы и вопят грешники.

Спустившись по лестнице, я попал в мрачную пещеру с низким сводом. Только после этого я в полной мере осознал, к чему конкретно стремился. Выглядели катакомбы гораздо страшнее, чем я их себе представлял.

Здесь уже не слышались гулкие удары кирки. Не осыпалась горная порода. Не суетились изможденные трудяги, для которых вся жизнь протекала безвылазно в этом месте. Это был умопомрачительно гигантский некрополь…  Своеобразные «залежи суповых наборов». Место, в котором упокоены миллионы человек после перезахоронения их останков. Веселая была вечеринка…  Никого не забыли…  Тут и кальвинисты-гугеноты прямо с Варфоломеевской ночи расположились. И люди, знакомые не понаслышке с бубонной чумой. И прихожане христианской церкви…  Для всех нашлось место. И простому люду, и убийцам, и грабителям, и попрошайкам. Даже знаменитости попадались. Жаль, автографы уже не раздавали.

Место, конечно, не совсем безлюдное, но контингент блуждающих странников очень ограничен. Безумные фанатики, устраивающие жертвоприношения девственниц похотливому Люциферу. Психи-кладоискатели, грезящие о несуществующих залежах «осколков звезд». Безобидные и молчаливые в силу специфики работы сотрудники кладбищ. И я…  собственной персоной. Идеальное во всех отношениях место для убежища.

Стены туннеля от пола до потолка были выложены окаменелыми останками, словно чудовищный слоеный торт. Ряд берцовых костей…  За ним ряд черепов, взирающих на людей пустыми глазницами и ухмыляющихся верней челюстью. Снова ряд костей…  Вновь черепа…  Даже про свечки не забыли…  Через определенное расстояние по стенам были развешены коптящие факела.

Достаточно жуткое и угнетающее зрелище для неподготовленного человека. Излишне эмоциональных оно может запросто свести с ума. Я даже представил себе эту картину…  Лоботомированный «овощ», пускающий слюни на перину, питающийся куриным бульоном и гадящий прямо под себя. Бр-р-р…

Воздух в пещере не был ни влажным, ни затхлым, ни сухим и ни благоуханным. Скорее всего, его можно назвать безвкусным, как бы это странно ни звучало. Как будто в пещере установлены системы вентиляции, перегоняющие через очистительные фильтры сотни тысяч кубометров воздуха.

Пробежав по туннелю метров восемьсот, я наконец-то обнаружил каменный завал в одном из ответвлений. За ним меня преданно ждал родимый дом. Но сначала битва с громадным валуном, прикрывающим узкую лазейку.

«Сим-сим, откройся», — на него почему-то не действовало. Либо камень был глух, либо напрочь туп, возможно, принципиален. В любом случае сам лично он не расскажет, а мне эту загадку века не разрешить. Шквал титанических усилий вперемешку с отборной бранью, и он наконец-то поддался.

Вход небольшой, габариты соответствовали моей худощавой комплекции. Можно было лишь заползти. Страдающих клаустрофобией и эклуофобией в этот проход ни веревками, ни сладкими конфетками «монпансье» не заманишь. Я к этой категории людей не относился и сразу же занырнул внутрь.

Тьма мне не мешала. Я видел и без источников света. Не так хорошо, как кошка, но силуэты вблизи рассмотреть мог. Весьма удобное обстоятельство, жизненно необходимое…  Через несколько метров стены и потолки начали расширяться и вскоре достигли высоты человеческого роста.

— Дом…  Милый дом…  — пропел я и в тот же момент почувствовал, что тело сжалось, словно пружина. Я уже стоял в боевой стойке с двумя кинжалами в руках.

Из темноты выскочил пес, больше напоминающий медведя-гризли. Псина одним прыжком преодолела не менее трех метров и замерла в ожидании. Она жадно хватала раздувающимися ноздрями воздух и рычала, словно взбесившийся трактор с закушенным тросом педали акселератора. Шерсть на ее спине встала дыбом. Жуткая оскаленная пасть с острыми зубами все больше растягивалась. А еще мне показалось, что у пса нет зрачков…

— Цербер! Не узнал…  Что за бес в тебя вселился? Так ты хозяина встречаешь. Он тебя с ладошек молоком кормит. Мясом свежим снабжает, — ласково сказал я и улыбнулся.

Собака почти не отреагировала. Лишь дернула торчащим ухом и сбавила скорость.

— Цербер! Лежать! — отчеканил я, убрав с лица лишние эмоции.

В этот раз эффект оказался сильнее. Пес растянулся на полу каменной комнаты и теперь приветливо подметал хвостом мусор на полу. Действительно, с чего бы убийца ему улыбался?

— Иди ко мне…

Цербер рванул с места и уткнулся носом мне в живот, после чего втянул тяжело воздух, совсем как человек. Я потрепал его по загривку и получил в ответ смачные прикосновения шершавым языком. Обильные слюни оставались на всем, до чего он дотягивался.

— Сейчас накормлю, строгий охранник, — произнес я, запуская у пса неконтролируемую радость. «Миниатюрный слон» пустился в безумный пляс вокруг меня. От его прыжков даже земля содрогалась.

Руководствуясь чужими воспоминаниями, я подошел к ближайшей стене справа и щелкнул переключателем. В глаза ударил свет, который после темноты показался ярче солнца. Глаза закрылись, но лишь на несколько секунд.

Электричество? Этого не может быть! Как оказалось, киллер не только разбирался в искусстве убийства, но и неплохо специализировался в размножении мистических электронов. Конечно, это вызывало удивление и было весьма странным обстоятельством, но к сюрпризам судьбы я уже привык. Это ненамного страннее, чем очнуться в теле убийцы, который потрошит свою жертву. Причем не где-нибудь в лесочке под Екатеринбургом, а в трущобах Парижа. С одной маленькой, но значительной поправкой…  Далеко в прошлом, в этом я был уверен…

Вот только откуда у него такие технологии в восемнадцатом веке? Сам «Дровосек» отвечать не собирался, он упорно молчал…  Либо мрачная личность была изобретателем от бога. Или же это бред и нестыковки моего больного воображения. Не знаю даже, какой вариант мне нравится больше.

Неподалеку от меня, в углублении, стояла посудина с водой, напоминающая аквариум. Вот только рыбы в нем не было, а сквозь крышку проходило четыре стержня. В посудине налит электролит — серная кислота, разбавленная дистиллированной водой.

От двух электродов уходили к стене медные проволоки толщиной с карандаш, соединяющие неказистые фонари. Странные такие, треугольной формы, из мутного стекла. Они лишь отдаленно напоминали современные лампы накаливания. Еще два были прицеплены к необычной динамо-машине. В ней запросто мог бегать пес…  Выглядела она как колесо от водяной мельницы, основательно опутанное проводами и необычными приспособлениями.

Убийца — непризнанный гений…  Алессандро Вольт, Вернер фон Сименс и многие другие ученые перевернулись бы в гробу от увиденного здесь полета инженерной мысли. Хотя я все-таки рано их схоронил, им еще жить-поживать да науку продвигать. Предполагаю, что Французская революция была немного раньше их открытий.

Пес ткнул холодным носом мне в руку и замотал головой, обрывая ход моих мыслей. Видимо, хотел что-то сказать. Я посмотрел вниз…  Это не собака…  громадный черный волк…  Больше всего напугали его глаза — полностью белесая роговая оболочка с кроваво-красным ореолом.

Большую часть жизни Цербер провел в царстве тьмы. Он попал сюда еще волчонком, и чем стремительнее рос, тем быстрее его шансы увидеть солнечный свет приближались к нулю. Хотя причины слепоты могут быть и другими. Неопровержимо одно — на зеленой траве ему уже не поваляться. Лаз слишком узок для него и ему придется умирать здесь, в каменной темнице.

Я подошел к тому месту, куда меня подзывал «псевдопес» и откинул деревянную крышку. Холодильник…  В яме, среди кусков льда лежало промороженное мясо. Я вытащил шмат побольше и бросил его волку. Он, не раздумывая, приступил к помпезной трапезе. Урча и чавкая.

Теперь я мог детальнее рассмотреть убежище.

Весьма аскетично…  Впереди прямоугольный зал с неотесанными стенами. Почти без всяких изысков и украшений. Лишь старинное зеркало, висящее по центру дальней стены. Прямо на каменном полу подстилка из соломы, покрытая лоскутом грязно-бурой ткани. Из мебели только стол из массивного валуна и деревянный стул. Последний больше напоминал памятник старому пню. Ни то, ни другое мне сейчас не нужно.

По обе стороны пещеры — еще два ответвления. Догадаться, что расположено справа, труда не составило. Отхожий угол в этой берлоге мог без труда найти даже слепец с винными пробками в носу. Как говорится, не промахнешься…

Обустройство комнаты слева интересовало больше. Туда я и направился. Увиденное пробудило уважение к «господину подземелий» и захватило дух. Но по другой причине, никак не связанной с особенностями предыдущего помещения.

По правую руку от меня шли стеллажи, уставленные склянками различных форм, размеров и наполнения. На верхних полках стояли банки, в которых мариновались мерзкие твари. Словно в Петровской Кунсткамере.

Безносые циклопы-мутанты, вывалившиеся раньше времени из зачумленного чрева. С расплющенными черепами и несформированными конечностями. Восьмилапые трехголовые щенки без капли шерсти, но с конвейером острых, как у акулы, зубов. Крылатые бесхвостые крысеныши, напоминающие горгулий на фасаде собора Парижской Богоматери. Бесформенные «смешарики», которых нельзя отнести к какому-то виду. И прочая несусветная дрянь из страшилок…  Неплохая коллекция. Только непонятно, для чего она здесь…

На середине стеллажей стояли аппетитные баночки с солениями и настойками: белые грибочки с колечками на ножке, травки, дивные ягодки, корешки причудливого вида. То, что они точно не для закуски во время застолья приготовлены, сомнений не возникало.

В некоторых была непонятная жидкость. Они пестрели всеми цветами радуги: ядовито-желтые, изумрудно-зеленые, темно-красные, сиреневые, серо-буро-малиновые в крапинку…

На нижних полках, на ржавых крючках висели на хвостах седые крысы небывалых размеров. С вздувшимися животами. Со свисающими худенькими конечностями лилового цвета. С черными носами, на кончиках которых блестели янтарные капельки яда.

Кадаверин — вспомнил я название этой мерзости. Сознание наполнила информация из чужой памяти. Злющий яд. Почти со стопроцентной гарантией обеспечен паралич, независимо от размера нанесенной раны. Особенно хорош яд из тушек крыс, которые умерли собственной смертью в глубокой старости, пройдя огонь, воду и медные трубы. Зло и дрянная зараза в таких, как они, кипит. Они пропитывают каждую их клетку, делая ужасное зелье еще ядреней. Это словно выдерживать хорошее вино в дубовых бочках.

Вещь, которая даже в хозяйстве добродушного крестьянина обязательно сгодится. Чужие коровы поле потоптали…  Соседские сыновья ветки на яблоне обломали…  Псы припольщика любимую женушку покусали…  Волшебное снадобье от всех невзгод!

Нужно не забыть смазать этой пакостью лезвия кинжалов. М-да…  «Дровосек» все-таки спец в своем деле.

По левую руку висел арсенал огнестрельного и холодного оружия, от которого веяло ледяным ветром и…  смертью. Громоздкие арбалеты, длинноствольные блестящие фузеи, древние мушкеты. Пистолеты с ударно-кремниевым замком, гизармы, боевые секиры с широким лезвием. Трезубцы Посейдона, метательные ножи. Булава «утренняя звезда» с увесистым ядром, утыканным острыми шипами. Катары, кастеты, обоюдоострые баселарды. Всевозможные мечи…  Одноручные, двуручные, изогнутые и не очень. Даже восьмиконечные сюрикены японских ниндзя затесались. Неплохую коллекцию насобирал убийца!

Таким количеством можно преспокойно оборону Сталинграда держать. Дни и ночи напролет, пока «фашистская гадина» не испустит дух. Утрирую, конечно, но оружия тут действительно много.

До появления чумы двадцатого века еще было далеко, но сволоты определенно хватало и здесь. Встреча с ее местными представителями мне и предстояла сегодня. И свидание не назовешь желанным. Но это моя работа, соединившаяся с моим первостепенным долгом. Клятвой перед самым прекрасным созданием на земле…

«Шарлотт-а-а-а…  — вновь надрывно прохрипел чужой голос в голове». На этот раз я отреагировал спокойно. Убийца обещал девушке найти русского. Я это сделаю…

Слышишь, «Дровосек»? Я исполню твою клятву…  Вот только прибарахлюсь и сразу в путь…

Выбрать из такого обилия оружия было действительно сложно. Все-таки главный враг человека — не он сам. И не его страх…  а свобода выбора, дарованная Господом. Закончить жизнь, как Буриданов осел, не хотелось. Поэтому я воспользовался самым надежным способом — методом научного «тыка». Ну, или правилом трех «П».

Я сунул за пояс парочку пистолетов с резными деревянными накладками на рукоятках, украшенных драгоценными камнями и золотом. Рассовал по карманам еще парочку полезных вещичек: кастет и удавку. И лишь потом сжал в руке боевой нож приличного размера, заточенный лишь с одной стороны и заостряющийся кверху. Таким можно пачками дурные головы снимать.

На мгновенье показалось, что тесак завибрировал мелкой дрожью, соединяясь в единое целое с рукой. Он улыбнулся холодным оскалом…  Ахинея! Галлюцинации внутри галлюцинаций. Я знал, что этот тесак видел сотни смертей. Его обагряли тысячи литров алой крови. Он помнил миллионы кубометров боли.

Угадал…  это было любимое оружие киллера. Не зря все-таки его прозвали «Дровосек». За свой недолгий век он сгубил жизней больше, чем деревьев в Венсенском лесу.

«Отличный выбор. Ты знаешь толк в хороших вещах, Странник, — пробурчал «Дровосек» в моем сознании. — Возьми еще метательные ножи. Пригодятся. Они справа от центра…»

Теперь он меня еще и наставляет? Или это мой внутренний голос? Я ничего не понимаю…

Приготовления были закончены, так особо и не начавшись. Умываться негде и нечем. К сожалению, оборудовать помещение примитивной душевой кабинкой киллер не додумался. В переодевании не было смысла. Скоро я перепачкаюсь в крови еще больше, чем сейчас.

М-да…  Отдохну я, видимо, лишь по ту сторону ворот, в бездне загробного мира. Чтобы жить, чудовищу нужна кровь…  Как же он стал таким?

«Когда-то давным-давно…  — вновь заговорил со мной «Дровосек». То ли оправдывается, то ли хвастается. Неважно…  Я не стал ему мешать. — Когда небо было ярко-синим, и трава зеленее зеленой…  Когда солнце светило ярче и птицы пели гораздо звонче. На свете жил мальчик, который мечтал о другом. Его мечты были глупыми и неосуществимыми. Тогда он еще верил в сказки, которыми его потчевали, и потому слушал их в немереном количестве. Чтобы если и сдохнуть от голода, то счастливым.

Обветшалая берлога старика Диконсона пользовалась в то время сумасшедшей популярностью. Это было любимое пристанище местной шпаны и обездоленных сирот. Ближе к вечеру в него набивалась разнородная толпа, да так, что яблоку некуда упасть. Все ждали лишь одного — когда старик начнет рассказывать новую историю.

Диконсон — личность причудливая и запоминающаяся. Обезображенное рытвинами оспы лицо. Беззубый рот. Выпученные красные глаза со следами разорванных капилляров. Всегда немытые взъерошенные волосы пепельного цвета. Свисающая лохмотьями ветхая одежда. Неаккуратно отесанное дубовое полено вместо половины правой ноги.

Бывший солдат удачи. Охотник за сокровищами и пират в отставке. С его слов — по великому везению отсрочил встречу с реей. Основное время он скрывался от лап правосудия. А еще понемногу просвещал детишек. Малолетняя шантрапа отдавала ему последнюю еду и весь свой улов за день, а Диконсон взамен травил для них байки.

После того как с его растрескавшихся губ слетали первые слова, все находящиеся в обители замирали, словно кролики перед зажравшейся тушей удава. Глаза старика пылали ярким пламенем, разгоняя тьму помещения, освещенного огнем одинокой свечи из свиного жира.

Сказания о путешествиях в далекие земли, затерянные посреди морей и океанов, завораживали и восхищали всех без исключения. Даже самых невпечатлительных.

Диконсон любил рассказывать…  О жарких странах у черта на куличках, жизнь в которых больше напоминает муки ада. О крупных кошках в песочно-желтых шкурах, густо усеянных черными пятнами. Они мчались по пескам бескрайней пустыни быстрее пули, выпущенной из мушкета. Мифические пятнистые сфинксы, которых никто не смог бы догнать и тем более убежать от них. О толстокожих животных с трубой вместо носа и клыками с человеческий рост. О черных, как смоль, аборигенах, увешанных птичьими перьями, священными амулетами и человеческими черепами. О горах золотых монет, украшениях и драгоценных камнях, которых хватило бы на всех присутствующих.

Воздух в такие встречи насыщался загустевшими мечтами, так что становилось трудно дышать. Кружилась голова и перед глазами летали черные «мушки».

Каждый витал в своих особенных облаках…  Кто-то мечтал о безумно опасных приключениях. Кто-то о несметных сокровищах. Были и те, кто фантазировал о невероятных охотничьих трофеях. Некоторые — обо всем сразу и желательно побольше.

Маленький мальчик грезил стать неуловимым леопардом…  Порой голодным, усталым, но свободным от той скверны, которая окружала его.

Лишь спустя время мальчуган узнал, что человек, которому он безгранично доверял, на поверку оказался шарлатаном, который пользовался их наивностью. Разогретые до белого свечения клещи в руках виртуоза издревле творят чудеса. За секунды выворачивают душонку наизнанку и выкорчевывают из сердца горькую истину.

Нет, он не сделал этого сам. И без него хватало возмужавших подростков, желающих выведать тайну клада старика Диконсона. Можно сказать, что старикашка сам себя и сгубил…  Все оказалось враньем!

Не было никаких путешествий, сокровищ и прочей «пафосной лабуды»…  Он даже моря ни разу не видел. Не дышал соленым воздухом. Никогда не сражался с буйством стихии. Он не выезжал из окрестностей Парижа и большую часть жизни провел в своей «зловонной дыре». Не знал, что такое мужество и отвага. Никогда не чувствовал на губах вкуса победы. Его вены не мучил адреналин страшных битв…  Ничего…  Все наглая ложь. Пересказ пьяного трепа моряков и вояк. В молодости Диконсон подрабатывал в таверне, пока хворь его не срубила. Даже ногу он потерял не при бунте на корабле, когда он с его слов в одиночку расправился с полусотней одичавших матросов. А от запущенной раны, которая переросла в черную гниль жадной до плоти гангрены…  Собака покусала…  Но это другаяистория…»

Все рухнуло в один момент. Рассыпались стеклянные осколки из оправы розовых очков, и волшебная сказка закончилась. За ней пришла суровая реальная жизнь, полная горестей, страданий и смертей…  Красивая занавеска спала на землю…  Глупый мальчик умер и родился…  Убийца, не знающий пощады…

А как же его мечта? Разум, проведя критический анализ, вынес однозначный приговор — формально сбылась. Все, как он и планировал. С небольшими шероховатостями при грубой обработке жизнью. На некоторые вещи у нее специфичный взгляд. Он стал быстрым, ловким, неуловимым, свободным…  чудовищем, жаждущим свежей крови.

«Все правильно, Странник…  Но тебе нужно поторопиться, — посоветовал «Дровосек», выводя меня из временной контузии чужих воспоминаний».

Я подошел к зеркалу на стене, с потускневшей и местами растрескавшейся амальгамой. Поднял отяжелевшие веки и взглянул на отражение. На меня взирал мужчина. На вид не больше двадцати пяти. Замасленные, свисающие на плечи волосы средней длины цвета вороного крыла. Исхудалое бледное лицо, лишенное растительности. Проблем с бритьем у «Дровосека» не было — борода и усы просто не росли. Сжатые в одну полоску губы…  Прозрачно-голубые глаза, выделяющиеся на фоне всего остального. Как у столетнего старика, уставшего от скверной жизни настолько давно, что уже и не помнящего, когда именно. Печальные, безжалостные и пустые. Повидавшие все, что можно увидеть по пути во тьму…

— Скоро встретимся, Шарлотта, — прошептали высохшие губы. Я так и не разобрал, кто из нас это произнес. «Дровосек» или я…

В то же мгновение из лабиринтов Зазеркалья проявились размытые силуэты. Роскошная девушка и зареванная девочка рядом с ней с большими белоснежными бантами на голове. Они были не из этого времени — из будущего. Красавица подмигнула и взмахнула ресницами, словно павлин раскрывшимся хвостом. На ее губах проскользнула едва заметная милая улыбка. Несколько секунд она пристально смотрела на меня, а затем исчезла. Так же внезапно, как и появилась. Наваждение…  Показалось, что она чем-то похожа на Елену. Другая прическа. Переизбыток краски на лице. Но взгляд…  улыбка. Моей «Джульетты» становится слишком много в жизни. Даже в галлюцинациях чувствует себя как дома.

Еще раз я обвел взглядом помещение, не упуская ни единой, даже самой незначительной детали. Я ничего не искал, просто пытался оттянуть неприятный кульминационный момент.

Перед смертью не надышишься! Нужно действовать, время не резиновое и оно не потерпит неуважительного обращения. Подозвал к себе Цербера, погладил короткую шерсть на голове и резким взмахом руки провел по шее.

— Прощай, не свидимся, — прошептал я ему на ухо. Содрогающееся, обмякшее тело любимого «пса» опустилось на каменный пол, а кинжал вернулся в ножны на бедре.

Не спеша я преодолел расстояние до полок. Взял из бесчисленного множества две неприметные колбы с мутной жидкостью и вылил все в третью, размером побольше. С ярко-зеленым содержимым и ужасающим запахом. Тщательно перемешал бурлящую смесь и пулей вылетел в узкий лаз в завале. Преодолев бесконечный по ощущениям туннель, побежал к выходу из пещеры.

За спиной раздался оглушительный взрыв. Яркая вспышка света и крепкий дружеский удар взрывной волны, придающий дополнительное ускорение.

Словно в замедленном кино, я наблюдал боковым зрением за тем, как языки пламени столбом вырываются из стены и набрасываются с ласками на беззубые черепа…  Еще немного, и тьма вернулась, ознаменовав триумфальную победу давящей на уши тишиной. Хорошие получились похороны. С почестями, с фейерверком! Да и склеп неплохой получился. На века закупорен…

* * *

Тишину улиц разрушил шум, доносящийся издали. Грохот от копыт по брусчатке стоял такой, что разум выворачивало наизнанку. Я обернулся и увидел, как из-за поворота выскочила карета, запряженная шестью породистыми вороными лошадьми. Ураганный ветрище раздирал балахон сидящего на передке извозчика, пытаясь вытащить на свет из низко опущенного капюшона спрятанное лицо. Пока безуспешно. Мрачный кучер безбожно понукал брыкающихся жеребцов, рассекая воздух пронзительным свистом плетей и бранными криками о чьей-то матери. К тому же кучер, как истинный гонщик, видимо, считал, что тормоза придумали трусы. Поэтому он заходил в повороты с треском в осях и опасным креном, граничащим с безумием.

Начал сбавлять ход он лишь тогда, когда от меня до растопыренный ноздри первого мерина оставалось не больше пяти метров. Пугающее зрелище — чуть поджилки не затряслись…  Хорошо, что мне ничего не угрожало. Ведь я стоял не на пути кареты, а на обочине дороги, под защитой кованого фонарного столба с мощным основанием.

Выбора у бедных животных не было и все они кривовато, но синхронно попытались встать на дыбы. В этот момент они прилагали запредельные усилия, борясь с инерцией. Ведь она вещь страшная и могучая, ее не обманешь…  Экипаж пролетел мимо и остановился лишь у следующего столба. Что, в принципе, было предсказуемо и закономерно.

Дикое ржание вперемешку со стонами боли из-за рвущихся у жеребцов мышц и сухожилий раскатистым эхом прокатилось по центральной улице. Судя по мордам с взбитой до состояния сливок пеной у рта и взмыленным бокам, лошади неслись галопом довольно долго.

Я двинулся к повозке, попутно ее осматривая. Дормез был не из дешевых. Он явно принадлежал зажиточному и влиятельному выскочке, обладающему ярко выраженной тягой к прекрасному. Карета была густо покрыта золоченой резьбой в стиле рококо, которая сверкала в лучах утреннего солнца. На стенках и дверях — картины морских баталий. Позади кузова — скульптурная группа: три сирены, сидящие на камнях. Одна из них бряцала на кифаре, вторая пела, последняя играла на флейте. Наверняка из цельного золота. Автомобилям двадцать первого века такая роскошь и не снилась!

Сомнений больше не было — это карета единственного и неповторимого Дюпона. Ее я и ожидал последние пятнадцать минут.

Окна в карете были занавешены плотной черной тканью и рассмотреть, кто внутри, не получалось. Словно удовлетворяя мое любопытство, дверца отворилась и из полумрака показалась копна рыжих волос, а вслед за ней и лицо ничем непримечательной девушки. В обычное время я увидел бы девицу, лишь столкнувшись с ней лбом. Самое удивительное, что я не мог определить навскидку ее возраст, несмотря на наметанный глаз и кристально-трезвую незамутненность разума. Скажу лишь, что ей точно больше тринадцати.

— Мы люди Клода Дюпона. Тащи быстрей свой худощавый афедрон, «Дровосек»! Все уже собрались! — прозвенел задорный голосок «рыжей» и тут же раздался грохот откидывающейся подножки.

Что она себе позволяет? Что за пренебрежительное отношение к моей персоне? Немногим представилась бы возможность после таких слов принести мне извинения. Единицы из них в дальнейшем встретили бы розоволикий рассвет. Подопечной Дюпона повезло — я пропустил ее слова мимо ушей. На удивление, я сегодня добрый…

— Девка, я и без твоего приглашения вполне справился бы, — небрежно бросил я ответную фразу.

Я подбежал к карете и нырнул внутрь, едва не зацепив девушку плечом. Компания в переоборудованном дормезе собралась замечательная. Разношерстный квартет мужчин, вооруженных до зубов. В силу специфики ремесла их, кроме как «отморозками», не назовешь. На мордах написано: «не трогай — убью». Вся моя банда убийц в сборе: «Лови-Нож», «Топор», «Ладонь» и «Картишки». Они расположились слева от входа, втиснувшись на сиденье, рассчитанное максимум на троих. Справа — вышеупомянутая рыжая бестия буйного нрава, которой не помешало бы научиться держать язык за зубами. Уселась она рядом с молодым щеголем с сосредоточенным и слегка испуганным лицом. Ну, и я…  собственной персоной и во всей красе…  Великий и ужасный «Дровосек»!

Первые товарищи меня интересовали мало. Этих я знал как свои пять пальцев. Их приветствие ограничилось лишь легким наклоном головы. Да и соскучиться по родному сборищу бандитов я еще не успел. С ними я общался во время «светского раута» в небезызвестной злачной забегаловке не далее, чем вчера. Непринужденные умные беседы. Оживленные дискуссии на острые темы. И все это в совокупности с пойлом для развязывания языков. Причем в немереном количестве. А вот незнакомец и его спутница справа возбуждали интерес.

— Александр Остужев! — выкрикнул молодой человек, не подавая мне руки. Вероятно, он заметил мой слишком пристальный взгляд.

— Мадмуазель Мари де Бюсси-Рабютен! — добавила девушка.

— «Дровосек». Всемилостивейший государь трущоб Парижа! — с пафосом представился я, изобразив руками реверанс, и тотчас же раздался гогот бандитов.

Я подошел к деревянному ящику, стоящему напротив двери, и плюхнулся на него. Других посадочных мест не было. Разве что «парочку» заказчиков потеснить…  Я расправил плечи, заложил ногу на ногу и посмотрел на Мари. Еще бы кубинскую сигару в зубы для полного эффекта!

— Можете не припадать к стопам Его Величества, сегодня без церемоний, — язвительно произнес я. — Почему не едем? Кого-то ждем?

— Мы тронемся, как только Генри напоит жеребцов, и они чуть-чуть передохнут после изнурительного бега, — ответила Мари, не обращая внимания на мои издевки, и переключилась на беседу с Алексом.

Девушка в тусклом свете керосиновых ламп теперь не казалась такой уж моложаво-зеленой, как почудилось вначале. Ей ближе к восемнадцати…  Без пяти минут невеста на выданье…  На безудержную радость старым зажравшимся толстосумам. К тому же была недурна собой и неплохо одета. Модное темно-синее платье до середины икр, неиспорченное пышностью. Кожаные перчатки телесного цвета. Фетровая шапочка с кокардой. Ярко-алый шелковый шарф и крошечная брошка в виде стрекозы из драгоценных камней. Прямо-таки истинная леди! Вот только ловкие движения рук и манера разговора вызывали недоумение…  Временами в нее вселялся бес, и она становилась похожей на обычную воровку с улицы. Ту, которая только и ждет послабления с твоей стороны, для того чтобы урвать куш на кусок хлеба. Двойственное впечатление…  И еще ее лицо…  Я почему-то не мог его запомнить. Издержки профессии…  Несмотря на все мое усердие и неистребимое желание, результат был почти нулевым. Зафиксировал силуэт, выражение лица, родинки, расположение ямочек. Закрыл глаза…  А образ уже уплыл и растворился в вакууме, вопреки возражению рассудка. Руку даю на отсечение, что после того, как выйду из кареты, даже не вспомню, какого цвета у нее глаза.

Молодому человеку было лет двадцать пять. Породистое гладковыбритое лицо. Хрупкие руки, которые наверняка не ведали, что такое тяжелый физический труд. Да и на лютом морозе в куче смердящих помоев никогда не ковырялись, для того чтобы заткнуть рычащий желудок подобием пищи. На голове черная треугольная шляпа с высоко задранными полями, отделанная короткими страусовыми перьями. Светлый камзол со сверкающими пуговицами поверх белоснежной сорочки из батиста с воротником жабо и ажурными манжетами. Сверху надет бархатный фрак без никчемных изысков. Под ним, на поясе виднелась рукоятка пистолета. На ногах — длинные панталоны до колен, молочные чулки и остроносые кожаные туфли. Здесь все пока однозначно — ярко выраженный представитель «золотой молодежи» дворянского сословия. На ультрасовременном сленге их величают «мажорами». Скорее всего, в жизни он не поднимал ничего тяжелее гусиного пера и трудился простым штабным писарем у себя в России. Или книгохранителем в пыльном архиве царской канцелярии за добротный оклад в несколько пудов серебреников. Что он здесь потерял?

Больше всего он мне напоминал изнеженного домашнего кота, греющего причиндалы на печи. Такой зазря из дому хитрый нос не высунет! Зачем он был нужен Дюпону, ума не приложу. И наверняка замыслов Клода не узнаю…  Да и не мое это дело.

Несмотря на неблагоприятное первое впечатление, в этом человеке я чувствовал скрытую силищу. Ее лишь нужно было вырвать из цепких лап Морфея. Электрическая паутина обволакивала его с ног до головы и растекалась мерцающими канатами во все стороны.

Теперь я точно уверен, что этот паренек тот, кто мне нужен. Ведь он способен беспощадно убивать. Его искал «Дровосек» все это время. Скоро я выполню миссию и вернусь в свое уютное кресло на нулевом километре. Вернее, «Дровосек» выполнит…  Он отдаст русскому то, что выращивал в себе эти годы. Дар убийцы — сущность беспощадного леопарда. Все остальное уже неважно…  После нас хоть трава не расти!

Самым странным в этой ситуации было то, что и девушка, и парень светились божественным мерцанием. Или дьявольским, кто его разберет этот свет, какой он. Правда, девушка чуть сильнее. Ярче и трескающих молний побольше. И дело тут явно не в их взаимной симпатии. Это ведь не холера и не сифилис какой-нибудь, чтобы передаваться при контакте. Точно не заразно и предохраняться не нужно. Девка тоже обладает способностью. Но вот какой? В общем, очередная загадка без разгадки…

Карета дернулась, и мы наконец-то отправились в путь. Все, за исключением меня, остались сидеть на местах. Мне же пришлось отскребать тушу с грязного дна в ногах бандитов. Немудрено, они уже давно едут с сумасшедшим извозчиком. Изнурительная дрессировка не прошла даром.

Повозка сотряслась от смеси дикого мужского ржача с редким похрюкиванием и женского повизгивания. Но лишь до того момента, как я поднял наполненные злобой глаза. Смех застрял в горле бандюганов. Они прекрасно знали, чем это может для них закончиться. Люди Дюпона замолчали интуитивно. И вновь воцарилась мертвая тишина.

— Пожалуй, нужно бы одному из вас глупую башку отделить от шеи, — прохрипел я, обернувшись к головорезам. Лица их выправились от улыбок, словно по ним раскаленный утюг прошелся. — Но, к моему глубочайшему сожалению, — продолжил я и вновь сделал паузу. В то же мгновенье в моей руке засверкало лезвие кинжала. Он переместился к ближайшему ко мне кадыку, поубавив за время пути немного густой растительности. — Но вы все мне сегодня еще пригодитесь — нас ждет славная битва! Голова каждого сейчас на вес золота…

Кровь из неглубокой раны на шее капала на отворот рубашки, но «Топор», так и не шелохнулся и не произнес ни слова.

— Прекратите это все…  — визгливо вскрикнула Мари, пододвигаясь к Алексу.

Представление немного затянулось, а главное в нашем деле — не переигрывать. Сбросив остатки злости, я обернулся в направлении людей Дюпона. На сосредоточенном лице Мари не осталось и тени улыбки. Я продолжил речь, растянув губы в зверином оскале:

— А вы, госпожа Мари, весьма любезны. И своевременны в советах…  Что бы я без вас делал!

— Уберите нож, месье «Дровосек», — очнулся Алекс и крепче прижал к себе Мари с побелевшим лицом. Вторая его рука метнулась к пистолету. — Это была случайность! Никто не виноват в том, что вы плохо держались…  Мы собрались здесь не для вашего самоутверждения, а по более важным делам.

Совсем забыл о кинжале в своей руке. В данную секунду я направлял его на грудь девушки. Все-таки это чудная вещь. Всегда убедительней слов.

— Не бойтесь, я не причиню вам вреда, — возвращая оружие на место, произнес я. — И вы правы…  Пора уже переходить к делам.

Все-таки я не ошибся в нем — он не боится меня.

— Страх — удел слабых, сильных он обходит стороной, — выдал изречение Алекс.

— Бесспорно. На мой взгляд, верно подмечено.

— Думаю, инцидент улажен и в дальнейшем это не повторится, месье «Дровосек»? — ослабив хватку на рукоятке ствола, спросил молодой человек. Он наивно полагал, что успел бы им воспользоваться. На самом деле Алекс умер бы еще до того, как нервные импульсы от мозга достигли пальцев.

— Да…  Клод меня немного ввел в суть дела. Не то чтобы подробно и мне все понятно. Но, в принципе, достаточно. Для начала я хотел бы увидеть…

— Вот первая часть платы, — перебив меня, сказала разозленная Мари. Она вытащила из-под пятой точки увесистый бумажный пакет, замотанный веревкой, и протянула мне. — Вторая половина по факту…

— Я слов на ветер не бросаю, — с гробовым безразличием бросил я, разрывая упаковку для того, чтобы пересчитать сумму. — Хотя…  любой другой на моем месте попросил бы удвоить оплату. У нашей с вами цели очень хорошая охрана. Бездушные отморозки…  Со многими я лично знаком. Некоторых даже сам готовил. Это будет непросто. Колиньи взял лучших из лучших. Но уточню, чтобы вы не расстраивались — лучших после нас. А вы нас не цените, как я погляжу…

— Для вас, я вижу, жадность не порок? Вам достаточно заплатили! И за риск…  И на лечение добавили…  И на помпезные похороны в глубокой старости, — процедила она.

— Пока не уверен…  Стопочка слишком большая, не успел сосчитать.

— Вы нам не доверяете, месье «Дровосек»?

— Ну, что вы…  Как я могу не доверять такой прелестной девушке? К тому же находящейся на попечении самого Клода Дюпона. Но доверие доверием, а деньги счет любят, — подмигнул я и продолжил с невозмутимым видом пересчитывать.

— Мы можем как-нибудь договориться с вашими знакомыми? Заплатить им больше, чем Колиньи.

— Исключено. Наша дружба закончилась после того, как им заплатили наперед. Это в таверне за кружкой хмельного мы можем кое-что перетереть, уладить или смягчить…  Они, как и мы, всегда держат слово. Даже если дают его врагу.

— Может, все-таки есть другие варианты?

— Нет! — обрубил я все дальнейшие вопросы. — Верность слову — это право на жизнь…  Давай это все без меня. Можешь сама попробовать. Тем более тебе есть что предложить…  Только сразу ищи беззубого долговязого громилу с повязкой на одном глазу. Он у них главный. Одрик «Черное сердце» падок на неоперившихся юных особ. Ему не важны ни фигура, ни лицо, ни количество конечностей…  Лишь бы была ды…  Да сама понимаешь, о чем я…  Но не жди от него ласки или благородных манер. Он этому не обучен. Скажешь спасибо, если не забьет до полусмерти, — рассмеялся я и спрятал деньги во внутренний карман. — Все правильно, не обманули, — добавил я в конце, как ни в чем не бывало.

Девушка, осмыслив сказанное, сначала побледнела, потом залилась краской. Кожа стала походить цветом на кожуру томата. Сопровождалось все это шипением и открыванием рта, словно у рыбы, выкинутой на берег. После чего она вновь побелела, как снег. Лишь добавились редкие темно-красные пятна. Добротных увесистых слов на языке у нее явно было много, но ни одно так и не вырвалось наружу. Остаток пути мы проехали в полной тишине, а главное, без глупых вопросов.

Повозка снизила темп, когда невдалеке показался двухэтажный особняк. Он располагался посреди громадного сада. Он наверняка пробуждал своей красотой черную зависть у местной аристократии. По сведениям моих стукачей, предприимчивый торговец Колиньи сейчас находился здесь.

Поговаривали, что состояние он заработал благодаря войне. Колиньи обладал изумительным талантом — умением «подмазать» нужных людей. Как человек, он мне даже нравился…  Каждый вертится как может.

Как я и предполагал, на охрану Колиньи не поскупился. Пока мы проезжали по дороге вдоль дома, я раздвинул штору и внимательно рассмотрел вход в здание. Свора увешанных оружием головорезов накачивала себя никотином и выглядела агрессивно. Их было не меньше полудюжины, но это никоим образом не увеличивало наши шансы на успех. Оставалось надеяться на внезапность нападения. И что удача сегодня повернется к нам лицом, а не как обычно. Верить в чудо нужно всегда!

— Может, обойти дом и зайти с черного хода? — высказал мнение Алекс. Думаю, он тоже умел неплохо считать и взвешивать наши силы.

— Нереально! На заднем дворе их как селедок в бочке. Поверь мне на слово, я расставил бы именно так. Наш единственный шанс — войти с шумом и плясками в парадные двери. Такой наглости они не ждут. Сначала перещелкаем курильщиков, как блох. Пусть запомнят, что курение в прямом смысле смертельно опасно для жизни. Затем зачистим первый этаж и забаррикадируем все входы и выходы. Чтобы мышь не проскочила. Про подмогу на заднем дворе упоминать не буду. Дальше по обстоятельствам. Главное, не попортить наши шкуры…  Что молчишь, Ладонь? Или есть другие мысли?

— Ты же у нас стратег! Зачем ты меня к этому приплетаешь? — пробурчал в ответ старик, раскуривающий трубку в дальнем углу кареты.

— Может, я вам помогу? Я могу незаметно подкрасться и разнюхать обстановку, — встряла в беседу Мари. — Это безопасно, я не один раз так делала. Меня никто не увидит. Вон, спросите у Алекса…

— Можешь — валяй.

Теперь я понял, почему Клод называл ее особенной. Не о привлекательности он говорил, как я сперва подумал. Ее дар — мечта для любого вора. Она может становиться незаметной для окружающих. Как хамелеон. Поэтому я и не мог запомнить ее внешность.

— Только вы ему не рассказывайте! Он бы эту глупость не одобрил, — попросила Мари, прикинувшись опять невинной маленькой девочкой.

— Иди уже…  — процедил я.

Мари выскочила на улицу, а вслед за ней попытался это повторить Алекс. Но тут же наткнулся на мою фигуру в проеме двери.

— Далеко собрался?

— Подышать…  Вам, видимо, не знакомо, что такое принимать душ. Мой нос за дорогу порядком устал от смрада. Ему свежего воздуха захотелось.

— Какой ты нежный! Перетопчешься. Позже надышишься. Если, конечно, пулю поймать не торопишься. Лучше стволы проверь, не на дискотеку вроде собираемся. Тьфу ты! Не на бал-маскарад вроде собираемся…

Алекс с недоумением посмотрел на меня, но опустился на место. Я последовал его примеру и уселся рядом с ним.

— Алекс, можно вопрос? Ты и вправду из Московии приехал?

— Да. А что вас удивляет? Я секретарь русской особой миссии. Вернее, был им до недавнего времени.

Не ошибся я…  Не потерял сноровку…  Почти всю его подноготную разгадал. Он для меня, как раскрытая ладонь для цыганки.

— Вы хорошо говорите на французском. Причем на диалекте Иль-де-Франса. Как будто всю жизнь здесь прожили.

— Я не могу вам ничего объяснить. Талант к изучению языков проявился у меня в юном возрасте.

Вот и я не могу объяснить такой талант у себя. Но что-то схожее между нами есть. Только как это взаимосвязано? Без бутылки не разберешься!

— Зачетная фишка, я бы тоже не отказался, — с завистью произнес я.

— Извините…  не понимаю, что вы имели в виду…

— Не обращай внимания. Я всего лишь хотел сказать, что вам неслыханно повезло. Какими судьбами в нашу дружную компанию?

— Так сложилось…

— Что у вас на родине нового? Вероятно, спокойно, не так как здесь? Революционной свободой не пахнет…  Слава богу, крейсера «Авроры» еще в проектах нет…  А лысоватый дяденька с бородкой умы простого люда не будоражит.

— В России не может быть революции, императрица Екатерина Великая этого не допустит. Остальное вообще не понял, о чем вы?! — озадаченно сказал он. — Мне только половина слов хоть о чем-то говорит.

— Да и не надо тебе понимать…  Эта информация не пригодится в жизни. Праправнукам, возможно, но им тоже ни к чему. Ладно, не туда меня понесли резвые кони. Вернемся к сути. Мы не очень хорошо начали наше знакомство. Нужно поправить ситуацию.

— Вы странный человек, месье «Дровосек». Ваше тело, мысли, речь…  Внешность и внутреннее содержание очень разнятся. Вы как будто…

— Не углубляйся. На этом и остановимся, — прервал я нового знакомого. — Давай, Алекс, лучше пожмем друг другу руки. В бою мне нужны друзья, которые прикроют спину, а не враги, — сказал я и протянул раскрытую ладонь.

Остужев сжал мою руку, и внутри него проскочило знакомое уже свечение. Оно сопровождалось тихим шипением, как будто раскаленный металл опустили в воду.

Время умерло, но, пережив клиническую смерть, запустилось вновь. В этот момент вернулась запыхавшаяся шпионка Мари, и мне показалось, что Алекс так ничего и не заметил. Либо сделал вид, что ничего не произошло.

Ну вот и все! Осталось только красиво умереть, и мой сон закончится…

— Тот, кто нам нужен, должен быть на втором этаже, — с волнением произнесла Мари. — Я слышала его голос. Это точно Колиньи, я не могла спутать. Больше ничего сказать не могу. Пробраться незаметно в дом я не смогла, все окна заколочены. Он собирается покинуть дом. Карета будет с минуты на минуту. Ее подадут к черному ходу.

— И на том спасибо…  Расцеловал бы тебя, прелесть, в губы, но, боюсь, Алекс загрызет. Не медлим ни секунды. В бой! — закричал я с довольной улыбкой. — Нас ждет слава в веках! Умрем с честью, если это нам суждено сегодня! — проорал я, тяжело вздохнул и перекрестился, удивив тем самым людей Дюпона.

Дальнейшие события развивались со скоростью столь молниеносной, что уже никто и ничто в мире не смог бы остановить запущенную машину смерти. Из кареты выскочил квинтет убийц. Капюшоны их балахонов были опущены до бровей. Лица скрывали повязки, натянутые под самые глаза. В руках заряженные стволы.

Раздались оглушительные выстрелы. Охрана, стоящая у дома, посыпалась на землю, словно мишени в тире. Одного из них я узнал — хороший был человек…  Фрэнк «Барракуда». И стрелял недурственно. И байки травил отменные. До кипятка в панталонах.

Ненужный ствол отправился на дорожку из брусчатки, разлетевшись щепками и металлическими запчастями. Перезаряжать времени не было. В руках, словно у ковбоя в вестерне, уже закрутился второй пистолет.

Несколько быстрых шагов. Сокрушительный удар плечом в добротную дверь, и она отлетела внутрь. Крыльцо уже было хорошо удобрено лужами крови. Я поскользнулся и отклонился в сторону. Как раз достаточно для того, чтобы картечь пролетела мимо, а не мне в голову. Дым пороховых газов хлынул на улицу, и в метре от себя я разглядел озлобленное лицо бандита с торчащими, как у кролика, передними зубами. Второго шанса я ему точно не дам! Выстрел — и еще один «зубастый фраг» в копилку команды. Брызги крови и кусочки рыхлых мозгов обновляют боевую раскраску накидки и украшают паркет. Сладостный вкус смерти щекочет язык…

— «Топор», стрелок у окна справа на перезаряде…  «Картишки», чучело на подъеме, одиннадцать часов…  — бросая пистолет и выхватывая тесак из-за пояса, заорал я и побежал в темную комнату слева.

Добираясь до помещения на автомате, разрубил на ходу парочку бандитов. Еще один рывок, и я уперся в высоченного громилу с двумя саблями в руках. Он поджидал у дверей в следующую комнату. Свист рассекающего воздух железа и дикое рычание…  Отскок в сторону. Нырок со скольжением по полу. Один косой удар, в который я вложил всю силу. Обрубки могучих рук с глухим стуком упали на пол, по-прежнему крепко сжимая оружие. Тело с бессмысленным выражение лица смотрело на меня…  Он уже не опасен. Болевой шок…  Клинок тесака врезался в сердце и сразу же вырвался с фонтаном крови обратно. Ты свое уже отмучился, «бродяга»…

— Здесь чисто! «Ладонь», за мной, по лестнице. «Лови-Нож» и «Картишки»! Держать черный вход! Мишень в окне на три часа…

Мясорубка пыхтела, но работала исправно. Искореженные тела и обрубленные конечности под «томатным соусом» усеяли весь первый этаж. Колиньи не поскупился на количество охранников, но просчитался в их качестве. Лучше бы нас нанял на это дельце!

Выстрелы слышались со всех сторон. Рвущуюся с улицы подмогу нам долго не сдержать. Нельзя терять времени!

Только сейчас я увидел Алекса, который влетел в парадные двери особняка с двумя заряженными пистолетами наготове. Остужев чуть не растянулся на скользком полу, запнувшись о труп злодея у входа. Он поразмахивал руками, но все-таки устоял. Прямо как заправский эквилибрист, исполняющий трюки под куполом цирка, когда публика замирает в испуге. По нему было видно, что такое зрелище он наблюдал впервые, но смотрел он…  с любопытством…  В его глазах не было паники или страха.

Я заскочил на лестницу, ведущую на второй этаж, но успел перескочить лишь пару ступенек. В этот момент распахнулась дверь, и из нее выпрыгнул враг — Одрик «Черное сердце». Ему никогда не было свойственно думать: в кого и зачем палить. Выстрелил из мушкета он почти в упор…  Только чудо на этот раз спасло мою жизнь.

Как известно, с чудесами всегда напряженка. Повезло лишь мне одному. Нашпигованное свинцом тело «Ладони» уже катилось вниз, зацепив за собой еще и Алекса. На свою беду, он надумал идти за нами следом.

Этот уклон от выстрела в неестественном направлении чуть не стоил мне пары сломанных позвонков. Но времени кручиниться и причитать не осталось совсем. Тело сжалось, как тугая пружина, и ушло в разгрузку…  Со скоростью болида я направился к вершине окровавленной лестницы. Тесак, удерживаемый двумя руками, с причмоком вошел в солнечное сплетение одноглазого. Немного пропетлял причудливыми зигзагами и остановился в районе аппендикса. Вытаскивать тесак я так и не стал. Неприятное ранение, но не моментально смертельное. Одновременно изо рта и раны в животе Одрика хлынула кровь. Озадаченная болью плоть покатилась с грохотом вниз, догоняя труп моего напарника. Вендетта свершилась, мой «винный» брат отомщен!

— «Картишки», за мной! — проорал я, чувствуя, как вздуваются вены на шее.

Но крику было не суждено достичь его ушей. Они уже лежали отдельно от головы. Ее разворотило выстрелом.

— Эх, больше не увижу, как он рассекает горло пиковым тузом…  — протянул я с печалью в голосе.

Левая рука схватила метательный нож на поясе и ловким движением отправила в путь. Он вгрызся в горло убийцы моего напарника, словно взбешенный жаждой крови бультерьер.

Чувствую — цель уже близко…  Руки опустились к бедрам и через секунду в них уже сверкали кинжалы.

Удар с ноги во вторую дверь слева и…  За ней стоял Колиньи с разноцветными глазами. В руках сверкающий меч. У него был предмет! И даже знаю какой…  Ведь рядом с ним сидел леопард. Здоровенный и прозрачный. Они были с ним единым целым. Он сверлил меня глазами, ехидно скалясь во всю ширину пасти.

Руки со сжатыми в них кинжалами устремились в сторону опасности, но лишь рассекли воздух…  Удар за ударом уходил в пустоту, а сил оставалось все меньше. Он играл со мной, словно кошка с обреченной, но гордой мышкой. Переворот, уклон, выпад…  Леопард уже за моей спиной. Когти разодрали плоть, но неглубоко. Чтобы покалечить, но не убить…  Не повреждая крупных артерий. Вероятно, его это забавляло. Я уже по уши в крови, как свинья с перерезанным горлом. На этот раз в собственной.

Тело уже не слушалось. В него словно залили быстросхватывающийся цемент и закрепили каркас, натолкав арматуры. Колиньи быстрее, ловчее, сильнее и упорнее меня. Он такой, каким был я до сегодняшнего дня. Чудовище!

Еще один выпад…  Я услышал, как порвались сухожилия на ногах. Я уже припал на колени, опираясь обеими руками на рукоятки кинжалов, воткнутых до половины лезвия в пол. Кровь заливала мои глаза…  И больше не было сил…

— Добей…  меня, тварь…

— Что так грубо, «Дровосек»? Я оказался тебе не по зубам? Удивлен?

Колоссальными усилиями я поднял разделанную под отбивную руку и стер с лица вязкую липкую жижу. В полуметре от меня на корточках сидел Колиньи и улыбался. Вместе с ним смеялся и заживший шрам, идущий через всю правую щеку.

— Пошел в…  — но договорить или зацепить его в финальном прыжке я не успел. Острые зубы сомкнулись на моей шее раньше, чем я об этом подумал. Колиньи разрубил мне мечом артерии…

Длинные щупальца сознания, захватившие каждый нейрон тела «Дровосека», постепенно отмирали и рассыпались в прах. Его тело еще боролось за жизнь, получив бразды правления обратно. Теперь разум «Дровосека» и мой вновь стали существовать по отдельности, каждый сам по себе.

«Мавр сделал свое дело, мавр может уходить…  Теперь все зависит от тебя, Алекс…  — еще раз проскочила молнией мысль теперь уже в чужом разуме убийцы, и я растворился в бескрайнем шоковом бреде».

Глаза лишь наблюдали за тем, как руки тела бережно перебирают кровавые ассигнации. Они извлекли их из внутреннего кармана балахона «Дровосека». Голову наполнял звон золотых монет. Мне казалось, что они сыплются на меня с неба. Куча уже подбиралась к подбородку, но я все не мог произнести слово «хватит»…

* * *

Очнулся я на верхней площадке башни. На этот раз она была не черной и зловещей, а обычной Эйфелевой. Ничего неприятного в этот момент на меня не воздействовало. За исключением пронзающего холода под местом, из которого ноги растут. Пробуждение я бы назвал славненьким! Не было ужаса от потери отрубленной головы. Исчезла кошмарная боль искромсанного на лоскутки тела…

Но все это лишь до того момента, пока я не решил осмотреться и оценить обстановку. На этом мое восхищение спокойствием закончилось.

Нельзя сказать, что от обнаруженного зрелища у меня волосы встали дыбом, но и удовольствия мне это тоже не принесло. Безумие вновь рухнуло на беззащитную землю, не пощадив никого…

Туристы с одурелыми глазами нападали друг на друга, пытаясь завладеть всем, что представляло хоть какую-нибудь ценность. Рвали в мелкие клочья одежду, сдергивали золотые цепочки, срывали с ушей сережки. Даже изо рта не брезговали выбивать благородный металл.

Те, кто посильней и поздоровей, трудились весьма плодотворно. Негласным лидером был громадный негр. Он отличался исполинским ростом, непомерной шириной плеч и весом под полтора центнера. Вылитый центровой игрок NBA.

Он был обвешан всевозможными моделями фотоаппаратов с ног до головы. В одной руке держал пакет размером с картофельный мешок, в который складывал награбленное. Второй прикладывался к особо буйным головам, словно молотом об наковальню. По иссиня-черной коже градом стекал пот, но он никак не мог остановиться и продолжал крушить без разбору.

Радовало меня две вещи. Во-первых, крови было немного. Во-вторых, обезумевшие туристы меня не замечали.

Но все в этом мире не вечно…

Мысли оборвал звук глухого сильного удара. Где-то рядом. Вернее всего, над головой. Почти сразу за ним второй, плавно перешедший в безостановочную долбежку мощного перфоратора.

Я повесил на шею артефакт, валявшийся на полу, вскочил на ноги и очумел от увиденного за стеклом зрелища. Громадная угольная птица…

Ворон как с цепи сорвался. Держась лапами за раму и размахивая черными крыльями, он фанатично долбил клювом бронированное стекло. Птица пыталась его как минимум поцарапать, а в худшем случае разбить. Понять по сверлящим меня глазам, для чего это нужно, не удавалось. А говорить он по понятным причинам не умел. Да и, ко всему прочему, даже и не пытался. Слишком был занят неотложными делами…  Судя по силе ударов, мозг у него рассосался. Сотрясение и головные боли ему не грозили.

Грохот не остался незамеченным. Вскоре на меня уже взирала пара сотен очей, хранящих в глубине безумие. Все, что было ценным до этого момента, больше их не интересовало. Тела застыли каменными изваяниями. Туристы замерли в том положении, в каком их застал шум. Стук прекратился и воцарилась тишина…  Лишь слышались подвывание ветра и надрывное биение сердца…

Через несколько секунд в стороны полетело все награбленное барахло, отразившись звоном от металлического пола. Спинным мозгом я почувствовал, что их главная цель кардинально изменилась. Догадаться, кто теперь имеет зеленую стрелочку над головой, не составило труда…

Ополоумевшая масса из человеческих тел с диким ревом рванула на меня со всех сторон. Словно вокруг меня зараженные зомби! А я только что разбил ядовито-зеленоватую блевотную бомбу, уронив ее себе под ноги.

Все, кто могли, мчались ко мне, протягивая скрюченные руки. Кто мог лишь ползти — волочили тела, жутко скребя ногтями о металл. Лишь те, кто лежал на полу с вырванными или сломанными конечностями, не двигался. Но презрительно пожирать меня глазами они не перестали.

Команды «на старт» я дожидаться не стал. Рванул что есть сил в показавшемся мне наиболее безопасным направлении. Виртуозные перевороты. Скользящие подкаты. Нереальные прыжки. Сокрушительные удары кулаками. Весь арсенал средств пошел в ход. Ничего не жалко. Ни рук, ни ног, ни головы…

Десяток метров по ужасной полосе с препятствиями, и я у спасительной лестницы в техническую зону. Сегодня мне повезло. Висячего замка нет, а значит, есть шанс.

Руки перебирали ступеньки к вершине, а я по-прежнему смотрел вниз. Куча безмозглых тел набилась в крошечную клетку, но ползти всем вместе достаточно трудно и вряд ли технически осуществимо. Ведь каждый из них пытался сделать это первым. Я поднимался выше и все больше меня переполнял неконтролируемый восторг. Но лишь до тех пор…  пока не появился «чернокожий титан». Для него преград не было. По крайней мере, не сейчас и не в этом месте.

Я вылез на площадку величиной в пару квадратных метров, которая даже не была огорожена металлическими прутьями. Выше забраться уже не удастся, это предел.

Тело терзал ледяной ветер, возникший из-за ужасной грозы. Она затянула все небо в непроглядную тьму. «Черная глыба» на лестнице приближалась с каждой секундой и психологически давила на меня. А еще гребаная сумасшедшая птица не оставляла в покое…  После того как я попал в поле ее зрения и между нами исчезло разделительное стекло, я превратился в легкую мишень. Она пикировала с высоты на меня, пытаясь выколоть мне глаза. Или, может, хотела скинуть вниз? Кто их разберет этих птиц…  Я и с обычными-то контакт наладить не мог, а тут особенная. Вернее сказать, особенно безбашенная и дикая!

В этой ситуации выбор у меня остался лишь в том, какую смерть принять. Скинет меня ветер, громила с шилом в одном месте, одичавший ворон или я спрыгну сам. Оставалось лишь определиться.

Не хочу умирать…  Совсем не хочу, ни капельки. Размышления оборвал невиданной силы удар молнии в антенны на самой вершине башни. Снопы искр и оглушающий гром лишили на некоторое время всех чувств.

Извиниться, что ли, перед молнией? Забыл про еще одного возможного участника сумасбродного спектакля.

Чувства постепенно возвращались, а вместе с ними появилось покалывание от предмета. Он зарядился статикой и теперь потрескивал разрядами на груди. Через секунду в руке, устремленной в небеса, уже пылал синим пламенем древний артефакт. Последний прыжок — и клешня негра ударилась о пустое место на площадке. Дальше ни с чем несравнимое ощущение свободного полета…

«Хочу жить…  Плюнуть забыл…  А ведь мечта требует осуществления! Отставить бред…  Хочу жить…  Хочу…  жить…»

* * *

Ночь…  Тишина…  И тело в кресле без движения. Сил нет даже на то, чтобы думать. Мне не нужно ничего рассматривать или проверять. Я и так знаю ответ, где я сейчас нахожусь…  И снова этот смех, разрывающий мозг на атомы. Бесконечный, как заезженная пластинка. Я его узнал…

— Доброй ночи тебе, пустынный демон! — шепнул я во тьму, еле шевеля губами.

— И тебе доброй, странник…

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ НАСЛЕДИЕ РЕЙХА

Екатеринбург, 28 декабря 2011 года / Румыния, Тимишоара, 29 декабря 2011 года

Жирная, к тому же чрезмерно косматая и лупоглазая муха с наглым видом ползала по стене. Мало того, что забеги устраивала, так еще и мерзким слюнявым хоботом насасывала, словно сепараторным пылесосом. Все изгадила своими отрыжками!

За ее передвижениями внимательно наблюдал старик в ковбойской шляпе, сидящий в кресле за столом. Это был Альфред Рихтер. Ему очень хотелось схватить старую добрую мухобойку и вмазать со всей дури по тельцу мухи. Даже не для собственной радости, чисто ради вразумления. Чтоб неповадно было по шелковым обоям ползать. Но к сожалению, шанцевого инструмента «гадогубителя» у него не было. Да и высоко все-таки она забралась, видимо, мушиным брюхом чувствовала его темные мысли.

— Что мы будем делать дальше? — послышался в комнате мужской голос. Властный, уверенный и спокойный…

Рихтер вздрогнул, словно на него вылили ведро ледяной воды, и медленно перевел глаза со стены на стоящее напротив стола кресло. В нем сидел человек в черном костюме. Мужественное, волевое лицо европейского типа. Небесного цвета глаза. Мужчина пристально смотрел на Альфреда холодным взглядом, почти не моргая.

«Ветров…  Совсем про него забыл, — подумал Рихтер, припоминая суть разговора. — Владимир ждет от меня ответа. М-да…  Ну и загадки он задает! Это уже не тот неуверенный в себе мальчишка, которого я встретил в сквере у «Плотинки». Ветров стал другим. Целеустремленным, решительным. Внутри него бурлят неуемная сила и энергия. А его взгляд…  промораживающий до мозга костей. Как ему так быстро удалось измениться? Да и внешние преображения трудно не увидеть. Кстати, не замечал раньше…  Слегка поседевшие виски и едва заметные морщинки у глаз. Ему же вроде лет тридцать от силы. Странно…  Время беспощадно, и молодость, к сожалению, не вечна. Шанса победить смерть в этой битве нет ни у кого…»

— Что с вами? Может, мне позже зайти? — вновь заговорил Ветров. — Я не тороплюсь.

— Для человека, которого приговорили к смерти, я чувствую себя замечательно, — печально ответил Рихтер, разгоняя в сознании пустые мысли.

— Альфред, я не имею к этому никакого отношения. Я же говорю — видения. Просто глупые страшные сны…  Но очень жизненные, до мурашек по коже. С кучей подробностей. У меня нет всему этому объяснений. Видимо, Химера нас предостерегает.

— Вот и у меня их нет…  этих объяснений. Мысли пытаются переорать друг друга, словно взбесившиеся лягушки.

— Ну, вы не одиноки.

— Согласен…  Ладно, расставим все-таки точки на «ё»…  Нам с тобой категорически нельзя ехать на поезде в Москву. В Ростове меня скормят бешеным псам. Ничего хорошего не ждет нас и в гостях у «картавых» французишек. В Берлин нам дорога заказана. На родине «узкоглазых» меня научат делать харакири. В общем, в какой колодец ни плюнь, везде со дна ответный плевок прилетит. Итог всегда одинаковый…  Ничего не упустил?

— Да, все верно, — стальным голосом ответил Владимир, и его лицо приобрело еще большую сосредоточенность.

«Такое впечатление, что он мою записную книжку спер и до дыр ее зачитал…  Все наработанные контакты и связи. Все явки, адреса, пароли вывернул наизнанку. Все коту под хвост. И ведь главное — не сознается…  — пробежали в голове Рихтера мысли, но надолго не задержались, смытые волной благоразумия. — Невозможно это, никак он не мог ее достать. Ведь у меня все как в сказке о Кощее Бессмертном…  Записи в ежедневнике. Ежедневник в яйце Фаберже. Яйцо в фарфоровой статуэтке утки спрятано. А она в металлическом сейфе живет, который в стене припрятан. А про стеночку заветную только я знаю, и надежней, чем свой глаз, берегу. Не все, конечно, идеально, но я на лавры Кощеевы и не претендую. Немог Ветров…  Значит, это чудо чудное, диво дивное. Хотя я давно уже перестал удивляться чудесам. Слишком много их было на квадратный сантиметр моей жизни».

— Я не читал. И даже не видел ваш ежедневник. Вы ведь наверняка об этом думаете? — заговорил Ветров, усаживаясь в кресле поудобней. — Но точно знаю, что варианты у вас закончились.

— Не думаю я об этом. Зачем мне сомневаться в твоих словах. Да, ситуация действительно неординарная. А чрезвычайные обстоятельства требуют принятия чрезвычайных мер. Не хотелось мне к нему обращаться, но…

— Еще одна темная лошадка?

— Других не держим, — ухмыльнулся старик и подмигнул Владимиру. — Хотя он больше волк, чем конь…  Эйзентрегер. Ты когда-нибудь слышал о нем?

— Никогда. А должен был?

— Нет, но это хорошо. Надеюсь, эта старая развалина еще не рассыпалась в прах и сможет нам хоть что-то прояснить. Он живет в Румынии, в Тимишоаре. С его участием у тебя видений не было?

— Не было…  Кто он такой?

— Еще не время тебе об этом знать…  Чуть позже.

— Когда выезжаем?

— Думаю, тянуть не стоит. Сегодня…  Сейчас же позвоню Насте, чтобы она все уладила с поездкой.

— А мне что пока делать? — немного повеселев, спросил Ветров.

— Отдыхать…  Путь неблизкий, прямых рейсов нет. На твоем месте я бы провел это время с Еленой. Все без остатка. И точно бы не в шахматы играл. Кстати, передавай ей привет! Совсем она забыла про старика Рихтера…

— Что вы…  ничего она не забыла. По вашим же поручениям и мотается по стране. Дома только по выходным и появляется. Сам ее не вижу. А привет обязательно передам.

— Ну вот и отлично! Тогда я, пожалуй…

— Альфред! — остановил его на полуслове Владимир. — Мы сегодня в комнатку за вашей спиной не заглянем?

— О! Ты и о ней, значит, осведомлен! — озадаченно откликнулся Рихтер. — Удивил. В таком случае добро пожаловать…  — добавил он и нажал на незаметную кнопочку, установленную под столешницей.

Взгляд старика непроизвольно переметнулся на потолок. Альфред едва не завизжал от неописуемого счастья.

«Попалась все-таки…  гадостная муха!»

Негодяйка отчаянно барахталась лапками и махала крылышками, запутавшись в клейкой ловушке, но шансов это ей не добавляло. С потолка на невидимой паутине спускался паук, натачивающий нож о вилку мохнатыми лапками.

«Собаке собачья смерть…  — подумал Рихтер, вставая с кресла. — Или, вернее, мухе мушиная смерть. Хотя это не столь важно…»

Потайная дверь бесшумно исчезла во внутренностях стены и взору предстала комната. Чего здесь только не было! Револьверы, автоматы, дробовики, ружья, снайперские винтовки. Всяческих размеров, калибров и конструкций, которые только придумало неудержимо-безумное человечество за недолгое существование на планете. Даже легендарному пулемету «Максим» и гранатомету РПГ нашлось почетное место.

Владимир, ни секунды не колеблясь, направился к дальней стене. На ней ровными рядами были закреплены сверкающие металлом пистолеты. Ветров хорошо здесь ориентировался и точно знал, где и что хранилось.

Через несколько секунд в его руке уже с нереальной быстротой вращался израильский «Desert Eagle». Словно он играл с ним без отдыха и сна каждый день. Вдруг Владимир резко остановил ствол. Выдернул на несколько десятых секунд обойму. Проверил в ней патроны и тут же загнал ее обратно в гнездо рукоятки. Передернул затворную раму. Звонкий щелчок и пятидесятый калибр уже в патроннике. Ветров поднял руку на гангстерский манер и прицелился в пустоту стены.

— Альфред, а возможно ли убить Прозрачного? — бросил фразу Владимир, прозвучавшую в бункере, словно оглушительный выстрел. Жесткий взгляд Ветрова сразу же переместился на старика.

— Зачем? — с испугом спросил Рихтер. Он оказался не готов к этому вопросу и окончательно запутался в происходящем. — Для чего тебе убивать Арков? — добавил он и оперся двумя руками на трость, смещая на нее центр тяжести тела.

— Нет…  Вы неправильно меня поняли. Я не собираюсь никого убивать. Если, конечно, этот «кто-то» не станет угрожать вашей жизни или моей, — исправился Владимир, наигранно улыбнувшись. — Это вопрос чисто гипотетический. Просто интересно…

— И в чем интерес?

— Ну…  Вот смотрите, Рихтер…  Оборотней можно отправить на тот свет серебряной пулей. Вампиров полить святой водой или выволочь под солнечные лучи. Хотя еще и кол осиновый можно загнать сердце…  Неудачный пример, слабенькие они какие-то эти упыри. Ну, или вот драконы…  Их можно убить только острым мечом, который закален в их собственной крови. Тут вообще замкнутый круг получается. Кощей…  тому иглу надо сломить, но ее еще найти надо неизвестно где. Кровожадные зомби…  С ними бороться можно только выносом мозга из черепной коробки. Или, к примеру…

— Не продолжай, Володя. К чему ты ведешь?

— У всех есть слабости…  — задумчиво произнес Ветров и засунул «пушку» за спину, за пояс брюк. — Главное, чтобы о них хоть что-нибудь было известно. Может, вы знаете, Рихтер? Вы же посвятили жизнь тайне предметов…  А они всегда рядом с ними.

— Вы что-то не договариваете, господин Ветров, — язвительно парировал Рихтер и сощурил глаза. — Чем они тебе насолить успели?

— Ничем, поверьте на слово. Все дело в дурацких снах, а вернее, в их печальных концовках. Прозрачные часто в них фигурируют. Может, эти «божьи твари» все-таки участники событий, а не сторонние наблюдатели?

— Не знаю я, Володя. Уже ничего не знаю…  Могу лишь предположить насчет первого вопроса — про убийство Арков…

— Внимательно слушаю вас, Альфред.

— Думаю, что смерть им несут артефакты. Вот только я не могу понять, почему Прозрачные доверили это оружие людям. Ты бы поделился осколочной гранатой с алчной и глупой обезьяной? Я бы точно этого никогда не сделал. Возможно, все дело в том, что у них нет выбора. Арки просто не могут пользоваться предметами. В этом варианте все сходится…  Но тогда возникает другой вопрос: где сейчас те, кто создал вещицы, способные уничтожить древнюю инопланетную расу? Хотя я могу ошибаться, и притом очень сильно…  Как говорится, «Errāre hūmānum est, in errōre persevērāre belluīnum!»

В этот момент Рихтеру почудилось, что за широкой спиной Володи промелькнул размытый силуэт полупрозрачного человека. Но старик убедил себя в том, что ему точно показалось.

* * *

Дьявольски черный «Maybach» плавно подкатился, шелестя перегретой резиной покрышек, к громадным кованым воротам. Витиеватый узор на них стекался плетениями веток тернового куста к двум позолоченным буквам в готическом стиле «WE» в центре створок. Они были втиснуты между массивными каменными стенами, подпирающими свод тяжелого, непроглядно-серого неба. Самое странное, что несмотря на всю видимую стародавность, валуны стен были совершенно лысыми. Без каких-либо намеков на растительность. Либо камни ежедневно чистила многочисленная челядь. Либо же зловещая аура этого места не способствовала появлению на них даже мха и слизи.

Сквозь грузную решетку врат виднелась змейка асфальтовой дороги, вьющаяся к возвышенности. На ней громоздился замок. Мрачный и древний…  Даже издалека одним своим видом он вселял страх.

Уставший автомобиль затих, оставив от больших янтарных «глаз» едва различимые щелки. Тут же, словно по взмаху волшебной палочки, из дорожного покрытия поднялся широкий прямоугольный столб. Как раз напротив задней пассажирской двери. Вскоре хромированная поверхность на лицевой стороне столба начала мутнеть. До тех пор, пока на нем не проявился мерцающий экран монитора. На нем ярко зажглись на черном фоне уже знакомые буквы. Через пару секунд знаки исчезли, и из глубины беспросветной тьмы вынырнуло белоснежное лицо с улыбкой на алых устах. Оно принадлежало симпатичной девице. Вполне обычной. Если, конечно, не обращать внимания на то, что одета она была в черную униформу с явно военными нашивками и рунами из серебристого металла на петлицах. «Сдвоенная молния» — эмблема СС, знак власти, энергии, борьбы и смерти. Изображение на экране застыло. За все время ожидания на лице не шелохнулась ни одна мимическая мышца. И ни разу не опустились веки.

— Альфред, нажмите на монитор, тогда девица оживет, — посоветовал Ветров, сидящий рядом с Рихтером на заднем сидении.

— Думаешь?

— Уверен! Она ведь наверняка ненастоящая. Это всего лишь кучка собранных воедино пикселей, рожденных безумным, но талантливым программистом. Вы же видите: девушка даже не моргает, ждет от вас каких-то действий.

— Хорошо, попробую.

Затонированное стекло нехотя скользнуло вниз на десяток сантиметров. Рихтер высунул на улицу руку и попытался дотянуться до экрана. Ответная реакция не заставила себя ждать.

Из скрытых динамиков полились слова, вызывающие в теле Ветрова двойственные чувства. По интонации — ласковые, мягкие и приятные. Но на слух — грубые и тяжелые для восприятия. Девушка говорила на чистейшем немецком языке…

— Рада приветствовать вас! Хотелось бы узнать цель вашего внезапного позднего визита.

— Добрый вечер! — после небольшой паузы поприветствовал в ответ Рихтер. — Навестить старого друга. Не терпится повидать его.

— Как вас представить Эйзентрегеру?

— Э-э…  Скажите, что прибыл старина Альфред. Он поймет. Если, конечно, за долгое время, проведенное в одиночестве, его лучшим другом не стал склероз.

— Ожидайте…  — откликнулась улыбчивая девушка, и ее поглотила прожорливая тьма.

Небо в этот момент окончательно впало в беспричинную депрессию. Нахмурило брови сгустившихся плотных туч. Приобрело черный оттенок и разрыдалось, не сдерживая себя и не стесняясь. Беспощадный ливень потоком струй устремился к земле. Он размазывался всей массой воды по ее поверхности. Остервенело рычал. Царапал землю когтями и вгрызался зубами с неимоверной силой, но не причинял ей никакого вреда. Злость в бескомпромиссном дожде росла с каждой секундой. Вскоре он запузырился слюной бессилия на глади асфальта. Сверкнула ослепляющая молния, и экран на отмытом до блеска столбе вновь засветился.

— Херр Эйзентрегер примет вас. Остались только небольшие формальности, — произнесла девушка.

Тотчас же из внутренностей столба появилась металлическая змея с небольшим экраном вместо головы. Она молниеносно запрыгнула в приспущенное окно автомобиля.

— Могла бы хоть предупредить! — крикнул Рихтер на девушку.

— Для идентификации личности прислоните ладонь к экрану, — не обращая внимания на слова Альфреда, пропищала со второго экрана дюймовочка-немка и опять замерла.

Старик подчинился и выполнил все манипуляции, следуя инструкциям.

— Теперь посмотрите на крупную точку на экране. Мы проведем сканирование сетчатки глаза.

— Анализ мочи на содержание сахара брать будете? А то у меня как раз поднакопилось. Боюсь, что из-за ваших «небольших формальностей» скоро выплескиваться начнет, — забурчал Рихтер, но глаз к экрану все-таки подставил.

— Это не входит в перечень обязательных процедур, — на полном серьезе ответила девушка. — Для завершения аутентификации назовите кодовое слово.

— Я должен его знать? М-да…  Ну и чувство юмора у старого волчары!

— До завершения осталось шестьдесят секунд.

— Вольфганг Эйзентрегер! Великий и ужасный! — выкрикнул Альфред и захихикал.

— Пароль неправильный…  До завершения осталось сорок девять секунд.

— Разрази меня гром! — выругался он. — Да откуда я знаю, что у него там в голове? — Будущее за нами…

— Пароль неправильный. До завершения осталось тридцать пять секунд, — безразлично продолжала симпатичная девица.

— Победа или смерть…

— Пароль непра…

— Бред! Да не знаю я ответа! Труд делает нас свободными.

— Попробуйте сказать юной фрейлейн другой девиз, — перебивая старика, сказал на русском Ветров, молчавший до этого момента. — «Meine Ehre heißt Treue!», — добавил он на немецком.

— Чем черт не шутит? Верность — моя честь!

— Пароль принят. Альфред Рихтер, добро пожаловать в резиденцию Вольфганга Эйзентрегера, — подытожила «бездушная машина» и испарилась.

Створки ворот расползлись с пронзительным скрипом, слышимым даже через высококлассную звукоизоляцию в салоне авто. Ливень прекратился так же внезапно, как и начался. Словно кто-то на небесах закрутил штурвал на задвижке с табличкой «вода». Фары на автомобиле зажглись в полный накал, заставляя непроницаемую мглу в испуге ретироваться. «Maybach» рванул вперед по петляющей дороге, выбрасывая комки грязи из-под колес и сизый дым выхлопных газов.

— Ветров, ты меня опять удивил. И давно ты знаешь немецкий? — внезапно заговорил помалкивающий Альфред.

— Это длинная история…  Мы еще к ней обязательно вернемся, — ответил Владимир и отвернулся к боковому окну, делая вид, что увидел там что-то любопытное.

* * *

Из автомобиля вышли четверо и подошли к массивным старым дверям из скального дуба, ведущим в утробу мрачного замка. Один мелкий, щуплый, в ковбойской шляпе и с тростью. Второй чуть повыше и шире. Рихтер и Ветров…  Еще парочка за их спиной — громадные, словно гора. Эти в руках держали пистолеты. Телохранители поозирались по сторонам, хапая ноздрями воздух, словно гончие псы, чующие дичь за несколько километров, но ничего подозрительного не обнаружили.

Рихтер указал на дверь, и фигура справа от него потянула могучую лапищу к дверной ручке. Та по совместительству выполняла функцию звонка-стукалки, оповещающего хозяев о прибытии нежданных гостей. Сделана она была в виде чудовищного размера серебристого орла, расправившего во всю длину крылья с перьями, похожими на дамасские клинки. Птица сжимала в когтях кольцо, обвитое ветками с дубовыми листочками, словно триумфальный венок. Но воспользоваться звонком телохранитель Альфреда не успел. Дверь отворилась раньше, и появилась она…  девушка из монитора системы безопасности.

— Еще раз добрый вечер! Херр Эйзентрегер уже ожидает вас в апартаментах, — с улыбкой произнесла молодая особа с большими голубыми глазами.

На первый взгляд, она как минимум была ярой фанаткой расхитительницы гробниц Лары Крофт, а как максимум ее прототипом. Тоби Гард сюда точно захаживал на чашечку чая!

Свисающие на плечи белокурые вьющиеся волосы, которые покрывала контрастного цвета пилотка с кокардой в виде злобного черепа. Черная военная форма из кожи, плотно обтягивающей очертания подтянутого спортивного тела. Выпирающая округлая грудь, с трудом удерживаемая рубашкой без рукавов и расстегнутым на две пуговицы воротом. Короткие шорты и высокие сапоги до колен на шпильках.

В жизни она выглядела еще привлекательней. В той степени, что в реальность арийки верилось еще меньше, чем до момента встречи с ней. Хотя сомнений в том, что она не голографическая иллюзия, а самая что ни на есть настоящая девушка из плоти и крови, уже не осталось ни у Рихтера, ни у Ветрова. Вот только помимо восхищения в их души закралось и другое чувство — необъяснимый страх. Причем напрямую это ощущение не было связано с двумя модернизированными «USP», отдыхающими в кобуре по обе стороны ее шикарных бедер. Но вот косвенно очень даже вполне влияли на восприятие.

— Вы можете пройти в замок, — пропела девушка и жестом пригласила внутрь, — но, к сожалению, несколько обрезанным составом. Эти недалекие отмороженные ублюдки-психопаты должны остаться у входа, — грубо добавила немка, бросив нехороший взгляд на охранников. — В нашей крепости за безопасность ваших жизней буду отвечать лично я. И это не обсуждается.

Рихтер обернулся к рыжему громиле кавказской наружности и перевел ему на армянский слова «леди Крофт». Здоровяк его внимательно и безэмоционально выслушал. Затем повернул голову в сторону девицы. Приподнял на лоб черные солнечные очки и уставился на нее пожирающим взглядом маньяка. В пульсирующих зрачках бесчинствовали ярость и животное безумие. Желваки на его скулах вздулись и интенсивно заиграли. Кавказец прорычал что-то невнятное, брызжа слюной, но по эмоциям и без перевода было видно, что речь его изобилует ругательствами. Затем он смолк, и воцарилась мертвая тишина. Ее разбавили лишь глухие щелчки предохранителей пистолетов.

— Успокойте своих цепных псов, — огрызнулась хладнокровная арийка, — пока я сама не купировала им хвосты по самую шею. Не забывайте, где вы находитесь.

Старик попросил кавказца успокоиться. Тот сразу же вернул очки в изначальное боевое положение и слегка кивнул, превращаясь опять в безмолвную статую.

— Они останутся у ворот, — сообщил немке Альфред.

— Отлично. Я рада, что мы нашли общий язык. Следуйте за мной…  херр Рихтер плюс один.

Ничего, кроме язвительных слов «психованная стерва», причем последнее обязательно с большой буквы, в голову Рихтера не шло. Но озвучивать очевидный для всех факт он не стал.

«Как же может отличаться внешнее и внутреннее содержание в человеке! — размышлял Альфред, смотря девушке вслед. — Исключительно восхитительный сосуд, наполненный желчью ненависти».

Мысли Рихтера оборвались сами собой, и он шагнул вперед во тьму. Взору предстал грандиозный зал с колоннами из гранитного монолита. Они устремлялись ввысь полуциркульного свода по обе стороны. Под ним встревоженно порхали и пищали летучие мыши. Сам же каменный свод был украшен хитросплетениями причудливого орнамента. Зрение адаптировалось к недостатку света, и взгляд Альфреда побежал по залу.

Черный пол из лесбосского мрамора, в котором играло отраженное пламя масляных факелов. Они были развешаны по идеально отшлифованным каменным стенам. Тут же выставленные в ряд на подставках бронзовые бюсты вершителей судьбы мира. Все никак не ниже уровня тирана. Охотничьи трофеи. Стальные рыцарские доспехи. Всевозможное холодное оружие. Притихшие от безветрия флаги. Многочисленные картины различных стилей и направлений с изображением мучений, убийств и войн. Древние роскошные гобелены.

«Сгладив углы и шероховатости, все это в определенной степени можно назвать достаточно обычным. Вот только я знаю, что это не так, — рассуждал Рихтер. — Знамена, ненавистные душам большинства живущих на планете людей. Белый круг на красном фоне с вонзенным в его центр черным крестом с загнутыми под прямым углом концами. Нацистский флаг со свастикой — государственный символ рейха. Заметил ли их Владимир?»

Альфред обернулся и посмотрел на Ветрова, который шел за ним следом с полным безразличием на лице.

«Понял ли он то, что я приволок его в цитадель Четвертого рейха? Или он знал, что мы сюда приедем? Или, быть может, Владимир уже был здесь? По его лицу ничего не определить, а сам он молчит…»

* * *

Древесные головешки почти бесшумно потрескивали внутри камина из натурального камня, поигрывая желто-оранжевыми языками пламени. Они то ярко вспыхивали и выстреливали снопами искр в дымовую трубу, то почти затихали, прячась в сердце углей, то вновь разгорались ровным пламенем.

В ритме волшебного танца огня по телу Альфреда волнами растекалось согревающее тепло, наполняющее каждую клетку ощущением покоя. Приятный смоляной аромат сосновых дров ласкал обоняние. Мягкое старинное кресло буквально растворяло расслабленное тело в своих нежных объятьях.

«Вся эта магическая атмосфера созерцания способствует засыпанию, но никак не служит подспорьем в предстоящей беседе, — подумал Рихтер и тряхнул головой, словно сбрасывая наваждение. — Еще и этот противный стук появился! Он явно выбивается из размеренного такта…»

Рихтер с трудом оторвал взгляд от ярко горящих в камине поленьев и обвел глазами кабинет Вольфганга Эйзентрегера. Истинного арийца. Закоренелого нациста. Ветерана вермахта и одного из основателей Четвертого рейха.

Мрачное, давящее на сознание помещение в стиле замка графа Дракулы. Черные каменные стены с паутиной по углам и такого же цвета пол, местами застеленный коврами. На дальней от Рихтера стене — два высоких окна арочной формы со стрельчатыми заострениями. Сквозь замысловатые узоры стекол пробивается тусклый свет луны. Тут же, возле одного окна — обеденная зона: сервированный деревянный стол с двумя бутылками вина и несколько стульев.

Из других источников света — только огонь, пляшущий в камине. На крышке его портала — множество ваз с белоснежными цветками эдельвейса. Над очагом портрет, на котором Альфреда приветствует всемогущий фюрер германского народа — Адольф Гитлер. По обе стороны от камина вздымаются к потолку каменные статуи демонов.

Справа же от Рихтера стоял мраморный журнальный стол и такое же, как у него, кресло в готическом стиле. Еще одно находилось напротив, в нескольких метрах. В первом сидел откровенно скучающий Ветров, а во втором развалился пожилой мужчина. Он перестукивал пальцами по резному деревянному подлокотнику, сверкая серебряным кольцом с изображением черепа.

«Вот откуда взялся этот мерзкий звук, — подумал Альфред, осматривая мужчину с ног до головы. — А Вольфганг постарел…  Заметно осунулся. Сбросил десяток килограммов. Приобрел седину. Лицо ссохлось, обморщинилось, посерело и измельчало чертами. А вот глаза остались прежними. Живыми, как у мальчишки. Очень странно видеть его в шелковом халате, а не в привычной парадной форме, усыпанной железными крестами. Еще и эти дурацкие белые тапочки! Время безжалостно ко всем…»

Слева от Эйзентрегера — сексуальная и опасная фрейлейн, охраняющая его покой. Она полусидя-полулежа расположилась на медвежьей шкуре, словно преданный пес. Такая готова по первому зову лизать руку хозяина. Ну, или в случае необходимости без лишних раздумий сорваться в атаку по команде: «Фас!»

Вольфганг поймал осторожный взгляд Рихтера и хриплым голосом спросил:

— Что привело тебя ко мне, малыш Фреди? Только не говори, что соскучился по мне спустя столько лет…

— Вольфганг, я, конечно, рад тебя видеть, но не буду нагло врать, что скучал. Все дело в возникших обстоятельствах, при попытке объяснения которых мой пытливый ум оказался бессилен.

— Не тяни кота за лапу, как говорят братья-славяне, — перебил Вольфганг. Он взял со стола стеклянный бокал и отхлебнул рубиново-красное вино.

— За хвост…

— Что «за хвост»? — наморщив брови, повторил нацист.

— Правильно говорить: «не тяни кота за хвост», — добавил Рихтер и исказил губы в улыбке.

— Фреди, ты до умопомрачения неисправим. Всегда такой безукоризненно правильный. Хлебом не корми, дай кого-нибудь поправить! Меня уже поздно учить тонкостям русского языка, это неблагодарное занятие. Да и не собираюсь я больше порабощать непокоренный рубеж. Ни жить, ни гостить, ни водку пить в России не буду.

— Даже на чай не приедешь? А на похороны?

— Ты знаешь ответ. Так что завязывай и переходи к сути, — оборвал он Рихтера.

— Хорошо…  Кто-то открыл на нас сезон охоты. Какие-то больные психопаты без принципов и идеалов. Самое печальное, что они профессионалы своего дела и не скупятся на средства.

— М-да…  Теперь мне понятно, зачем ты приволок с собой дашнаков. Ты сделал правильную ставку. Этих ублюдков не перекупишь ни за какие деньги. Идеи превыше всего. Но я по-прежнему не понимаю: причем тут, собственно, я?

— Думаю, что ни при чем…  Но…  Вольф, ты владеешь информацией, а, как говорится, «кто владеет информацией — владеет миром». Ты наверняка об этом хоть что-нибудь знаешь.

Вольфганг взмахом руки отправил юную девушку к выходу из кабинета. Арийка беспрекословно встала, подошла к двери, развернулась, сложила руки за спиной и замерла. Эйзентрегер проводил ее взглядом, еще раз жадно глотнул вина и только после этого произнес:

— Все возможно…  Но ты уверен, что об этом стоит говорить при твоем друге? Кстати, ты забыл его представить…

— Это Владимир Ветров. Мой компаньон и лучший друг. Ему я доверяю даже больше, чем самому себе. К тому же он в курсе многих дел. Даже о тех, о которых стоит иногда умолчать.

Владимир услышал свое имя, слегка привстал с кресла и кивнул. Эйзентрегер же в ответ лишь медленно опустил сморщенные веки.

— Как скажешь, Фреди. А мы раньше с ним нигде не встречались?

— Это исключено, херр Эйзентрегер, — вклинился в разговор Владимир, опередив Рихтера на несколько мгновений.

— Странно…  Мне не знакомы черты лица, но вот взгляд, — мучительно скривив лицо, пробормотал нацист. — Я уже видел его раньше…  Я в этом уверен…

— Вольф, что с тобой? — озабоченно поинтересовался Рихтер.

— С-с-сердце…  барахлит…  слегка, — выдирал из горла звуки Эйзентрегер, прикладывая руку с правой стороны груди.

— Ты что-то совсем сдаешь. Видимо, память тебя подводит. Сердце с другой стороны. В левой половине грудной клетки.

— Да ты что, Рихтер? Удивил старика. Мне ведь сразу значительно полегчало, — продолжая кривиться, парировал Эйзентрегер. — Избавь меня от бреда и лучше внимательно слушай, — договорил он и раскашлялся, как чахоточник.

Девушка у двери занервничала, хотя и пыталась это скрывать. Она уже сделала шаг вперед, но Вольфганг остановил ее резким взмахом руки. — Отставить, унтерштурмфюрер Тауберт. Выполнять приказ, — прохрипел нацист, сплевывая на пол кровавую слюну, и вновь закашлялся.

Немка встала как вкопанная и больше никаких попыток не предпринимала. Лишь стояла и нервно покусывала нижнюю губу.

«Это даже нечто большее, чем верность, — подумал Рихтер, разглядывая немку. — Она же по уши влюблена в этого дряхлого старика!»

Вольфганг, наконец, очухался, вытер губы платком и заговорил:

— Может, ты и не слышал, но я уже лет шесть, как отошел от дел. Я стал слишком стар. Все эти компутеры, шмутеры, хакеры, вирусы, всемирная паутина…  Для меня это лишь набор слов. Я не понимаю, как именно это работает, хотя и пытался разобраться. Нет, конечно, я пользуюсь благами цивилизации. Вот недавно на сотовом телефоне научился «смски» отправлять, — расширив глаза до пятирублевых монеток и подняв указательный палец, уточнил он. — Но…  это все не то…  Теперь у руля мой любимый сын Лотар, который в этом разбирается гораздо лучше. А я уже давно так, ноль…  без палочки…  Пшик…

— Ну, что ты! Никакой ты не ноль…

— Покарай меня всемогущий фюрер! — заорал Вольфганг и вскочил с кресла, осмыслив последние сказанные Альфредом слова. — Я уже даже думаю, как эти дьявольские машины: нулями и единицами…  Рихтер, они поработят мир и их собственных создателей вместе с ним. Эти бездушные твари без плоти и крови с легкостью сделают то, что не удалось великой арийской расе. Они не просто рядом! Они везде и всюду, всегда и во всем, куда ни кинь взгляд! Повсюду их мерзкие мохнатые лапки и сверкающие глазки…  Даже во мне…  Ничего тебе это не напоминает? Я живу благодаря крошечной коробке, вшитой в мой организм. Она генерирует импульсы для моего дряхлого сердца. А если в один ужасный момент ее кремниевые мозги решат, что я уже достаточно пожил? Почему они вообще должны что-то решать?

— Вольфганг, у них нет мозга как такового. Лишь заложенная в них человеком четко отлаженная программа. Они не могут развиваться и самостоятельно принимать решения, — но все слова Рихтера ушли в пустоту.

Эйзентрейгер даже не пытался слушать. Он горел и дымил, как масляный факел, воспламененный своими параноидальными мыслями.

— Никто уже не объявляет войну. По крайней мере, в открытую. Но это не означает, что сейчас установился мир. Война изменилась…  Все разбрелись по вонючим навозным кучам и вылезают из своего дерьма только в виртуальную реальность. По-гаденьки тихо и не оставляя следов. Пряча настоящие имена под масками бредовых кличек. Где моя старая добрая войнушка? Тогда я мог заглянуть противнику в лицо! Увидеть его боль и страх…  Где теперь этот пьянящий запах крови, пота и смерти? Где пламенные речи, которые заставляли во имя фюрера и его высоких целей идти на верную гибель целые штандарты? Рихтер, зачем теперь что-то планировать, придумывать и прорабатывать тактику? Любой сопливый, но одаренный щенок лет десяти отроду, сидя на унитазе в туалете, может взломать системы безопасности какой-нибудь страны. Да того же Израиля, к примеру. И нажать на ядерную кнопку, развязав тем самым Третью мировую войну? Ему не надо бороться с совестью. Никаких угрызений. Что ему смерть миллионов? Так, пыль…  Он же этого не увидит. Для него лишь зажгутся красной палитрой цветов светодиоды на экране. Это другое поколение. Они уже никогда не смогут стать по-настоящему живыми, — почти шепотом произнес Вольфганг и рухнул обратно в кресло, полностью обессилев. На вид он даже еще больше похудел, как будто прогорел дотла.

— Отчасти ты может и прав. Но точно не во всем. Взломать системы безопасности в одиночку невозможно, — выслушав длинный монолог, заговорил Рихтер.

— Я утрировал. Мне понятно, что все гораздо сложнее. Я говорил о принципе…  Знаешь, я чувствую себя сейчас архантропом, увидевшим в руках человека из будущего обыкновенную зажигалку. От нее ведь нельзя отвести глаз! Приходится завороженно смотреть на пламя, посмеивающееся над тобой. Это как магия…  Все происходит, но как именно, известно лишь самому волшебнику. Хотя раньше я думал, что неплохо разбираюсь в волшебстве. Знаешь, Рихтер, даже серебряные безделушки отошли теперь на второй план. Ими пользуются все реже…  — Он остановился и выдержал паузу. — Я ничего лишнего не сказал?

— Нет. Владимир посвящен в тайну артефактов вымершей цивилизации. До мельчайших подробностей. Я рассказал ему все, что знал об этом сам.

— Хорошо…  Кстати, как успехи в поисках?

— Так скажем, не очень успешно, но приемлемо…

— И что теперь терзает твою душу и тело? Лев или, может, муравей…  Или…  — перебирал названия нацист. Руки его мелко дрожали. — Или что посерьезней: саламандра, морской конек?

— Ничего.

— Но ты же сказал…

— Я не говорил, что у меня…  Предмет у Ветрова, артефакт сам его выбрал…

— ?..

— У меня Химера, — вставил слово Владимир. Не доставать предмет ему ума хватило.

— Никогда о таком не слышал. Могу я его подержать? Что он делает? Дайте…  Быстрее…  Хочу…  Дай…  — взлохмачивая волосы на голове, заныл старик.

— Вольфганг, где твои манеры? Ты все увидишь. Но для начала давай закончим с демагогией. Расскажи все, что знаешь о моей проблеме. Вернее, о нашей.

— Хор-р-рошо…  — прорычал он в ответ. Допил залпом вино в бокале, швырнул его за спину и продолжил, насупившись и озлобившись: — Не так давно на мировой арене появилась одна организация. Не то чтобы новая, скорее в свое время успешно загубленная. Многие тогда постарались…  И враги, и союзники…  Никто уже ее не воспринимал всерьез, да и немудрено. Две мировые войны, три революции и тьма лет безумного правления социализма хоть кого поставят на колени. Даже самую великую державу.

— КГБ?

— Да-да-да…  — откликнулся Вольфганг и сразу же продолжил: — Еще и ваш покорнейший слуга внес посильный вклад! Ведь мне тогда казалось, что этого всего слишком мало и нужно додавить сопротивляющуюся гадюку до конца. Чтобы мерзкие кишки вылезли из-под ботинка. Я вынашивал гениальный план долгие сорок шесть лет. С бережливостью заботливой матери, носящей в чреве ребенка. И вот он апофеоз, лучший десерт от Эйзентрегера — августовский путч в девяносто первом и все сопутствующие прелести демократии в подарок! Притом совершенно бесплатно. Халява…  Это был взрыв термоядерной бомбы мощностью в несколько мегатонн. После такого нормальные люди не только жить — существовать не могут. Но русские либо к нормальным никакого отношения не имеют, либо к людям не относятся…  Да, они как гребаные матрешки…  Разбил одну, а там еще одна! Ты ей голову напополам, а там еще! Ты ее испепелил дотла, а там опять матрешка! — орал Вольфганг, объятый яростью, разбивая кулаки о подлокотник кресла так, что в стороны разлеталась темно-красная густая кровь. — И так до бесконечности…  Ты их газом травишь, а они…  Великий Адольф сделал лишь одну ошибку в своей жизни!

— Остынь, Эйзентрегер, — охладил его пыл Рихтер, плеснув в лицо холодной водой из графина, стоявшего тут же, на столике. — Давай поближе к теме, ты отвлекся.

— Спасибо. Это было своевременно. А вы, Владимир, простите за нелестные слова о ваших соотечественниках. Я ничего не имею против вас лично. Друг Рихтера по определению не может быть плохим человеком. К тому же национальность и родину не выбирают…  Но я, к моему стыду, люто ненавижу все что связано с русичами, еще со Второй мировой, — он замолчал на несколько минут, задумался, лицо приобрело отрешенность, потом вновь заговорил: — Тогда, в далеком сорок втором, на Ржевско-Вяземский выступе мы две недели удерживали обороняющихся русских в кольце. Боевой дух наших врагов был окончательно сломлен. Поставка провизии обрезана. Бомбежка не прекращалась ни на минуту…  И все это усугублялось сорокоградусными морозами…  Страх, голод, болезни, паника, хаос. Никакого настроя на победу. Русские сами под пули выпрыгивали, как ночные мотыльки, летящие на свет фонаря. Легкой смерти искали! Какое там воевать?! Они и передвигались-то с трудом. Мы проводили зачистку, и все шло как по маслу, без эксцессов. Пока, как гром среди ясного неба, не появился этот паскудный русский! Думаю, сам дьявол выбрался из ада и вселился в него, чтобы покарать нас всех. Он был с ног до головы залит кровью. Не знаю уж: своей или чужой. И он был другим…  Он не смирился с уготованной ему смертью. И не просто сопротивлялся. «Демон» очень хотел…  жить…  Ему нереально везло. Он уложил тренированных «церберов», не глядя. Один патрон, одна цель, одна смерть…  Рихтер, понимаешь?! Он не промахивался! Я тоже должен был остаться там…  в братской могиле…

— Вольфганг, это прекрасная история. И я бы обязательно выслушал ее при других обстоятельствах. Но это никак не связано с нашей проблемой, — перебил его Рихтер в очередной раз.

— Но он не знал о транспозиции органов…  — не обращая внимания, продолжал немец, отогнув ворот халата на груди. Там, в районе сердца, виднелся зарубцевавшийся рваный шрам, побелевший со временем. — Иначе гнил бы я сейчас в чужой земле…

— Херр группенфюрер. Отставить! — крикнул Альфред и громко щелкнул пальцами. На этот раз успешно, выведя Вольфганга из внезапного транса. — Ты говорил о КГБ. Причем тут они?

— Сейчас они обзываются ФСБ. Но замена букв в аббревиатуре никаким образом не отразилось на гнилостной сути. Есть в их структуре один маленький секретный отдел ГУАП — Главное Управление Аномальных Предметов. Им до недавнего времени руководил генерал Свиридов. Думаю, ты с ним знаком, Фред.

— Ну, пересекался пару раз. Неприятные встречи…

— Душевный он был человек. Фанат своего дела до мозга костей. Напористый, решительный! Теперь таких уже не производят у вас в стране. Превосходный противник, с ним было интересно состязаться…

— Странно слышать от тебя такие лестные снова о нем, — удивился Рихтер, раскладывая услышанное по полочкам. — Мы точно говорим об одном человеке?

— О мертвых либо хорошо, либо ничего.

— Вот это расклад! Неожиданно…

— Но ушел Свиридов не один. С собой он забрал и многовековое достояние великого Адольфа…  Совместно с Гумилевым он уничтожил базу Четвертого рейха на краю света. Последнее укрытие элиты нацистской Германии…  Камня на камне не оставил. «Ultima Thule» больше нет…  Ты же не думал, что я напиваюсь в стельку, празднуя Рождество?

— Это, случаем, не тот бизнесмен Гумилев, который?.. — вклинился в разговор Владимир, услышав знакомые слова.

— Именно тот…  Без него в последнее время мало что происходит. Человек «в каждой бочке затычка», — ответил Вольфганг. — Но речь не о Гумилеве. Не знаю, чем вызван этот поступок Свиридова. Возможно, нервный срыв после отставки. Или желание кому-то что-то доказать. Экспедиция во льдах Арктики ему хорошо запомнилась…  — раскатисто и продолжительно засмеялся немец. — Быть может, генералу мозги вправил своим бредом Гумилев. Но, скорее всего, это связь с артефактом, которая оказалось сильнее, чем мы думали и могли предположить. Отняв у него орла, мы отняли кусок его бессмертной души. А оставшаяся надгрызенная часть с этим никак не желала мириться. Слишком уж легко и быстро он нашел вход в базу «Туле»!

— Это тяжелое потрясение…  — прошептал Рихтер.

— Да, досадно, конечно, но мы оправлялись и не от таких ударов судьбы. Это все шелуха! Построим новую цитадель. Это лишь отдалило нашу мечту о захвате власти над миром. Но ни в коем случае не сбило с единственно верного курса для всего человечества. Прискорбно, что погибла красавица Мария фон Белов. Даже несмотря на то, что она «подпортилась» изрядно в последнее время, как переспелый фрукт на жаре. Впрочем, как и мы…  Мне никогда не нравилась ее отвратительная идея с воскрешением Гитлера. Безумие безнадежной любви к Адольфу ослепило рейхсфюрера и лишило разума…  Жаль мне и единственного сына, который тоже, скорее всего, мертв. Ведь от него нет вестей уже несколько месяцев, — прошептал старик, и взгляд его потух.

— Прими наши искренние соболезнования, группенфюрер…  И прости за нашу бестактность и грубость, — вновь заговорил Альфред.

Эйзентрегер кивнул и жестом попросил унтерштурмфюрера повторить ему порцию алкоголя.

— К сожалению, уже невозможно ничего изменить. Но, думаю, что смерть — это лишь шаг вперед…  Раз вы теперь немного в курсе, то настало время поговорить о живых. Самое страшное после тех событий наступило чуть позже. За Свиридовым пришли другие. Более опасные люди. Их цель была несколько другая. Они не прилетели во льды хоронить людей, они пожаловали за новейшими технологиями. Выгребли без остатка все архивы, включая документы по проекту «Наследие предков». Хочешь знать, кто они и откуда?

— Всегда и во всем виноваты евреи. Но на этот раз это были русские. Обновленный ГУАП…  — высказал мнение Рихтер.

— Дьявол! Ты, как всегда, проницателен, ничего от тебя не утаишь! Рихтер, ты больше не божий одуванчик, торгующий древним хламьем. Теперь ты, как, собственно, и я, значимая мишень. Тебя не будут брать в плен — изрешетят на месте. Ты военный преступник. Никто и никогда не будет слушать твои оправдания.

— Значит, это они хотят нас убить?

— Я лишь предполагаю. Не знаю, что именно им известно. Я тоже могу ошибаться.

— Лучше бы ты ошибался…  — печально сказал Рихтер и взглянул на Ветрова.

К его удивлению, Владимира услышанное не шокировало. Его лицо не изменилось. Было по-прежнему сосредоточенным и задумчивым.

«Может, он не расслышал того, что Вольф назвал меня военным преступником?» — подумал Альфред.

— Я сдержал свое слово — дело за вами! — крикнул взволнованный фашист. Он протянул к Ветрову руку, покрытую коричневыми пигментными пятнами и следами запекшейся крови. — Химеру…

— Владимир-р-р! — окликнул Рихтер.

Ветров понял с полуслова и достал из кармана серебристую фигурку. Он встал с кресла и подошел к Вольфгангу, но передать артефакт не успел…

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ РЕСТАРТ СОЗНАНИЯ

Румыния, Тимишоара, 29 декабря 2011 года / Екатеринбург, 11 ноября 2011 года

Кабинет заполнился, словно густой вязкой краской, мигающим красным светом сигнальной системы. Неистово завыла обезумевшая сирена. Причем казалось, что звук распространяется не от какого-то определенного источника, а со всех сторон одновременно. Мысли не успели отойти от первого психологического удара, как тут же получили второй. Раздался ужасающий грохот, заглушивший рев. Каменный пол содрогнулся, а в районе правого окна вспыхнула яркая огненная вспышка. Языки пламени усердно лизали бронированное стекло, но оно устояло под их настырным напором и не поддалось ни на миллиметр. Лишь небольшие зигзагообразные лучи скользнули внутри него по углам. Рихтер и я моментально опрокинули кресла и укрылись за ними.

Девушка-охранник бросила на полпути поднос с бокалом благородного пойла, прямо на персидский ковер восемнадцатого века. Преодолев за десятые доли секунды несколько метров, она слету кинулась в объятья пожилого психованного фашиста. Унтерштурмфюрер Тауберт прикрыла его грудью, словно амбразуру военной огневой точки. Разве что «Вперед, за Родину!» не прокричала, или что там эти непонятные немцы должны орать…

Почти сразу же прогремел второй взрыв. На этот раз разрушительный эффект увеличился в геометрической прогрессии. Окно сдалось и, тихонько постанывая, обмякло, словно хрупкая девица в мертвой хватке могучего и волосатого борца. В то же мгновенье обломки камней, осколки стекла и щепки полетели по всей комнате. Взрывная волна сметала все на своем пути. Она пронзала барабанные перепонки свистом хлынувшего с улицы воздуха с примесью гари. Судя по мощности взрыва, стреляли из гранатомета. Причем с достаточно близкого расстояния. Несколькими залпами одновременно.

Тотчас же послышался стрекот «вертушек». В зияющем проеме появились кевларовые веревки, извивающиеся, как обезглавленные змеи. Лучи прожекторов, пробивающих пелену тьмы, и густой дым заскользили украдкой по руинам, выискивая только им известную цель.

Эйзентрегер, как и мы, находился в сознании и времени зря не терял. Он с легкостью сбросил с себя окровавленный кусок мяса, который еще недавно был симпатичной блондинкой-арийкой. Несмотря на внешнюю мумифицированность, сил у Вольфганга было много, как у молодого быка при случке. Фашист выхватил из кобуры на бедре трупа пистолет и перекатился к нам в укрытие. Глаза его расширились до нереальных размеров, но страха в них пока не было.

— Дьявол! Они берут штурмом мою крепость. Они вконец охренели! — заорал обезумевший Вольфганг и начал палить наугад в очертания окна. Высовывал из-за кресла он лишь кисть с пистолетом.

— Не трать патроны, они еще пригодятся, — отдернув его руку, сказал Рихтер. — Кто они?

— Да откуда я знаю?! Наверняка это ненормальные русские. Сейчас пристрелю одного, тогда и узнаем. Они мне еще ответят за смерть Хельги, — шипел и плевался взбеленившийся фашист. — Хоть она и дура…  Геройствовать научилась, а головой соображать не очень.

Я непроизвольно взглянул в остекленевшие голубые глаза девушки, которая неподвижно лежала в океане алой крови на полу. Она подарила жизнь старой изжившей себя развалине. Меня передернуло от отвращения и ужаса, перемешанного с невыразимым восхищением. Непонятные и двойственные ощущения. А сумел бы я пойти на такие жертвы ради кого-то? В сторону ненужные сейчас мысли! Надо выбираться…

— Вольфганг, отсюда есть выход? — спросил Альфред, высунулся на долю секунды из укрытия и тут же вернул голову обратно.

— Фреди, ты меня удивляешь! Раз есть вход, значит, есть и выход, — указывая стволомпистолета на дверь, ответил Вольфганг. — Но сначала возьмем оружие. Оно…

— Мы со своим, — крикнул я, размахивая массивным стволом «Пустынного орла». — Думаю, справимся.

— Что-то мне подсказывает…  Вряд ли это нас спасет, — пробурчал Рихтер и раскрутил барабан револьвера о штанину брюк.

Нападающие не заставили себя ждать. Вскоре в проеме появился черный силуэт, исполнивший идеальный дюльфер на австралийский манер. Даже «спайдермен» позавидовал бы такому эффектному появлению. Но вот Рихтер не впечатлился и нажал на спусковой крючок, отправляя куски головы спецназовца врассыпную. Они, словно раздутые летучки одуванчика, разлетелись в стороны. Неуправляемое тело организовало пике к земле, исчезнув из окна. Выстрелить боец успел, но промахнулся. Мы явно не прятались за статуей ухмыляющегося Вельзевула, которому спецназовец прострелил брюшину.

Второй человек влетел ногами вперед почти сразу. Перекувыркнулся по полу через голову и отправил короткую очередь, спрятавшись за импровизированным блиндажом. Пули прошли в метре над нами и вгрызлись в стену. Спецназовец не учел одного — наши глаза уже привыкли к темноте. Я не стал долго думать и выстрелил несколько раз в направлении второго бойца. Сквозь треск «вертушек» послышался предсмертный хрип…  с отвратительным бульканьем и чавканьем. Десятимиллиметровые доски стола вряд ли могли устоять от убойного пятидесятого калибра с близкого расстояния. Да и шейные позвонки броней покрывать не научились.

— Владимир, отходим, — отдал приказ Рихтер и махнул два раза указательным пальцем в направлении двери.

Нежданные гости в проем больше не совались. Вместо них залетели две светло-оливковые болванки. Они глухо попрыгали по полу, словно камушки, отскакивающие от тихой водной глади. Затем покатились, приближаясь к укрытию. Синхронные взрывы. Из чрева гранат вырвался густой черный дым. Он заполнял собою все свободное пространство, образуя непроглядную завесу. Выстрела стартового пистолета дожидаться никто не стал…

Я рванул к грузной двери и резко ее распахнул. Первое, что узрел перед собой, меня ошеломило и не обрадовало. Вместо ожидаемой свободы на пути к отступлению я увидел дымящийся ствол автомата. Дуло было направлено на меня, в район третьего глаза, а такой способ его открытия не прельщал. Мозг форсировал все внутренние резервы и затрещал от натуги. Как силовой трансформатор во время короткого замыкания в сети. Слишком много мыслей проносилось в голове! Оставалось лишь истерично похихикивать от ужаса. Время потянулось, словно резиновое, но шансов выжить мне это не добавляло.

Вариантов немного. Любое отклонение в сторону — и «привет», заждавшийся полиэтиленовый черный друг, я по тебе так скучал, мой патолого-анатомический мешок…  Химера во внутреннем кармане. Но работает ли она с телом, в котором уже выбили мозги? Чуть вздернуть пистолет и выстрелить наугад…  Бессмысленно…  Он точно в бронежилете, да и ранение в живот не моментально смертельно. Пока загнется, сможет высадить дважды в меня рожок патронов, еще и сигарку высмолить успеет при перезаряде.

Лежащий на курке указательный палец спецназовца медленно и плавно начал сгибаться. Довольный оскал у нападающего просвечивал даже через черную полушерстяную маску с вырезами для глаз. Мне на мгновенье показалось, что горячая кровь уже хлынула в рот. Разодрала давлением судорожно стиснутые зубы и вырвалась наружу. Слизистые носа терзали нестерпимый жар и запах пороховых газов. Но лишь на одну миллионную секунды. Остается только встретить смерть с широко открытыми глазами, смело глядя ей в лицо…

В этот момент над черной каской спецназовца «выросла» рыжая копна волос. Затем появился и ее хозяин, который теперь возвышался над захватчиком, как исполинская глыба. Вопреки внешнему виду, движения кавказца были ловкими, быстрыми и отточенными до безграничного совершенства. Одной рукой дашнак схватил угрожающий мне автомат и рывком приподнял его кверху. В это же время второй рукой он приобнял худенькую шею спецназовца и резко дернул в сторону. Послышался омерзительный хруст сломанных позвонков и сразу за ним грохот выстрелов. Пламя периодически вырывалось из ствола. Я даже видел, как из дульного среза выпархивают озверевшие стальные «пчелы», улетающие в неизвестном направлении. Главное, что я их абсолютно не интересовал.

Тело стрелка, потеряв контакт с мозгом, обмякло. Оно повисло на поднятом автомате, зажав пальцем спусковой крючок.

Все стихло…  Время вернулось к привычному течению. Дашнак разжал руку, и недвижимый мешок мяса рухнул к его ногам. Теперь мой спаситель предстал во всей своей ужасающей красе.

Когда-то шикарный костюм был истерзан в лохмотья и, словно губка, под завязку напитан темной кровью. Могучая грудь вздымалась от тяжелого дыхания. Она была сплошь покрыта татуировками — диковинными символами. В глазах его плясала безумная неукротимая ярость. Дашнак — безукоризненная машина для убийства. Вне конкуренции, вне границ…

Конечно, он не был неуязвимым и ему тоже изрядно досталось. На запястье левой руки был вырван приличный кусок плоти. Виднелась белоснежная кость, как будто в нее вгрызся оголодавший саблезубый тигр. Из бедра хлестала темная жидкость. Одно ухо было вырвано под корень. Мелкие порезы и ссадины считать вообще не было смысла, их слишком много.

— Спасибо за жизнь…  — коряво и не совсем внятно произнес я, проходя через освободившийся проем двери.

Дашнак лишь неловко и удивленно кивнул и начал перезаряжать пистолет.

— Где еще один? — спросил появившийся за моей спиной Рихтер.

— Брат ушел к праотцам. Овец пасти на вершине горы Арагац. Все, как он и мечтал, — прорычал с тягостным акцентом дашнак ему в ответ, пугающе скалясь окровавленными зубами. — Но я исполнил долг. Кровная месть свершилась, — добавил он, повернулся и указал рукой в зал.

— Твою мать! — закричал я, расширив глаза.

Взору открылось леденящее душу зрелище…  Смешались в кучу кони, люди…  Кони, конечно, не валялись, но вот истерзанных трупов здесь было предостаточно, почти как при Бородино! Огромный, и без того жуткий, до мурашек на коже, зал преисподней основательно засеяли мертвечиной. Десятки, может, и сотни безжизненных глаз…  Смесь из изувеченных, истерзанных, изрубленных черных тел спецназовцев, скрытых за масками и молодых девушек в форме вермахта. Их примирила лишь злодейка-смерть, известная своей изысканной сатирой. Фатальная битва между злом и…  другим злом…  Кровавая вакханалия!

— Ты, я смотрю, основательно постарался, Аршалуйс, — послышался голос Рихтера.

— Мы бы не справились, — выдавил кавказец, — нам помогали валькирии. Зеркальная ахчик хорошо отвлекает, и к тому же превосходный боец…  Аршалуйс восхищен…

Я пригляделся к одному из мертвецов, который находился ближе всего ко мне. В его груди зияло рваное отверстие. Глаза мои еще больше расширились. Еще одна девушка-блондинка с лицом…  идентичным симпатичному личику унтерштурмфюрера Хельги Тауберт. А я ведь точно знал, что она мертва и лежит там, в комнате за спиной…

Как две капли воды! Я переместил взгляд дальше. Не помогло…  Еще одна Хельга…  А за ней еще…  Они их что клонируют? Откуда у них такие технологии?

— Хватит лаять! Барабанные перепонки мне разорвете. К тому же я ни слова не понимаю, а мне это не нравится, — заорал вбежавший «злобный старикашка» и сразу отправился к боковой стене. — Скорей, я там оставил им в камине небольшой рождественский сюрприз. Еще ничего не закончилось, нужно добраться до хранилища.

В подтверждение слов Вольфганга раздались автоматные очереди из кабинета, но, к счастью, пули пролетели мимо, не зацепив нашу дружную компанию. Эйзентрегер нажал на камень в стене, и в ней образовался вход в мрачный туннель, зажигающийся временами красным светом. Кусок каменной стены словно растворился в воздухе, хотя это могла быть и просто иллюзия.

Мы успели пробежать с полсотни метров по туннелю, когда раздался чудовищной силы взрыв. Стены затряслись, я обернулся и увидел, как пространство за нами осветилось языками пламени.

— Не отставайте, это не задержит их надолго! — прокричал фашист и прибавил скорость. Как будто он не злобный старикашка, а спортсмен-легкоатлет.

Перед глазами мелькали стены туннеля…  Черные булыжники…  Красный фонарь…  Серые булыжники…

Каменный мешок с низким сводом никак не хотел заканчиваться и все дальше уходил под землю, все ближе и ближе к вратам царства Аида. Яркий свет в конце туннеля не приближался ни на миллиметр. Мы все бежали в мертвом вакууме тишины, надрывно пыхтя, как древний паровоз. Созерцание однообразной мелькающей картины угнетало психику, но выбора у нас не было…  Вернее, выбор, конечно, был, ведь он есть всегда, но о нем мне даже думать не хотелось.

Грязно-серые булыжники…  И снова гнусный кровавый фонарь…

* * *

На выходе из туннеля нас встретил электрический свет. Недружелюбно, даже, можно сказать, агрессивно и по-хамски. Световой поток мощностью в миллионы люменов лился по стенам водопадом с высоты потолка, словно перегретая магма из жерла вулкана. Плескался в зеркальном отражении пола. Обволакивал наши тела. Хорошо, что не причинял вреда, лишь слепил глаза.

Зрение лениво и нехотя приспосабливалось, но рассмотреть, что находится внутри помещения, не получалось. Сплошное разочарование. Все, что было дальше пяти шагов в любом направлении от меня, растворялось в непроглядном белом свечении.

Вольфганг в нацистском приветствии вскинул правую руку с полусогнутой ладонью и что-то невнятно прорычал обрубками слов. Ответная реакция не заставила себя ждать. Свет почти сразу подчинился воле оратора и начал затухать, теряя с каждой секундой насыщенность, пока не перестал слепить. Тогда я смог рассмотреть спрятанный «операционный стол»…

Передо мной просторное помещение, сопоставимое по размерам с ареной стадиона в «Лужниках». Стены и пол из начищенной до блеска хромированной стали. Потолок плотно увешан гирляндами светодиодных прожекторов, установленных под разными углами. Не сомневаюсь в том, что на строительство грандиозного сооружения так глубоко под землей ушло не одно десятилетие. И тысячи литров пота и крови.

Хотя больше ошеломляло другое. Разношерстная боевая команда, расположившаяся за баррикадами в центре зала плотным полукольцом. Мозг сопротивлялся и не желал воспринимать это как реальность, но других вариантов ему никто не предлагал. Ему оставалось лишь тщательно пережевывать полученную информацию, изумляться и молчать.

Венчали полукруг около дюжины белых медведей с габаритами никак не меньше английских лошадей тяжеловозов. Северные звери были закованы в легкую серебристо-белую броню, прикрывающую череп и массивную тушу. Разверзнутые в оскале пасти с острыми, как опасная бритва, клыками, по которым стекали тягучие слюни. Изогнутые черные когти, взрыхляющие стальной пол в витиеватую стружку. Закипающие от ярости кроваво-красные глаза. Эти полуторатонные машины смерти вселяли в меня ужас, ведь они могли рвануть на нас в любой момент. Но что-то их удерживало на месте…

А вернее, кто-то…  Миниатюрные наездницы, восседающие в седлах на спинах медведей, хватаясь обеими руками за лоснящуюся шерсть на загривке. Юные блондинистые девицы, облаченные в блестящие доспехи из средневековой эпохи. С бледными каменными лицами. С плотно сжатыми от напряжения губами. С бесстрашными взглядами, вырывающимися из прорезей пехотных саладов.

По левую и правую сторону от всадниц на медведях расположились уже знакомые валькирии. По стечению необъяснимых обстоятельств они походили, как две капли воды, на унтерштурмфюрера Хельгу. Те же черты совершенного лица и волнующие изгибы тела. Та же черная военная форма с серебристыми нашивками. В изящных женских руках они сжимали не крошечные пистолеты, а гигантские «HK-23Е». Из приемников пулеметов золотыми змеями свисали ленты патронов, собирающиеся в клубки на стальном полу. Валькирии удерживали оружие в горизонтальном положении. Причем нельзя было сказать, что они делают это с трудом. Будто и не существовало для хрупких девушек нагрузки, запредельной даже для могучих тренированных парней.

Позади необычных скакунов возвышались несколько исполинских фигур из области фантастики. Космические боевые скафандры, походящие на робо-экзоскелет из «Аватара». Не думаю, что по своим возможностям и предназначению они сильно отличались от художественного собрата. Мощные угловатые конечности железных монстров были вдоль и поперек усеяны трубками гидравлической системы, бронированными кабелями, электроприводами и всевозможным безумным вооружением. Не удивлюсь, если в их комплектацию входит самое современное известное и неизвестное вооружение мира. За мощным стеклом, толщиной не меньше ладони, просматривались примелькавшиеся силуэты фрейлейн-охранников.

Предводитель разнокалиберной зондеркоманды — женщина в плаще цвета вороного крыла. Гладком, облегающем, почти до пят. В звании оберштурмбанфюрера, судя по нашивкам, что соответствует более привычному для слуха подполковнику. Выглядела она гораздо старше остальных, но нельзя сказать, что была старухой, помнящей «германскую» войну. Мужественное, сосредоточенное, морщинистое лицо. Собранные под фуражку с кокардой смолянисто-черные волосы. Угнетающий сознание взгляд въедливых голубых глаз и приковывающий внимание орден, висящий на ленте на ее шее. Рыцарский крест с дубовыми листьями и мечами. Еще мне показалось, что от женщины веяло флюидами смерти и холодом…  Зловеще…  и одновременно эффектно…

Я отвел от женщины глаза и еще раз пробежался взглядом по стройным рядам фашисткой армии. Выводы напрашивались сами собой. Во-первых, в команде лишь представительницы слабого пола. Хотя мое впечатление наотрез отказывалось считать его слабым. Ни одного даже самого невзрачного и неказистого мужчинки. Во-вторых, все девушки, за исключением их командира, были похожи друг на друга, как однояйцевые сестры-близницы.

Эйзентрегер подошел вплотную к предводителю отряда, а вслед за ним и мы: Аршалуйс, Альфред и я.

— Да здравствует Адольф Гитлер! — проорал, словно иерихонская труба, Вольфганг. На что сразу же получил в ответ приветствие по образу и подобию, с идеальной синхронностью голосов. — Оберштурмбанфюрер Эрнста фон Рунштедт, доложите обстановку!

Фрау Рунштедт отчеканила с интонацией, заимствованной у бездушного компьютера:

— Группенфюрер, вся мощь великой арийской нации мобилизована по боевой тревоге. Все силы, что имелись в наличии. Караулы «хранилища Аненебре» сосредоточены на последнем рубеже. Заградительным сооружениям и оборонительным юнитам выполнить миссию не удалось. Полностью уничтожены превосходящими силами противника. Большие безвозвратные потери живой силы…  Определить точные их масштабы в настоящее время не представляется возможным.

— Потери не бывают слишком большими! Они сеют семена будущего величия!

— Вы совершенно правы, группенфюрер.

— Как вы вообще допустили это?

— Внезапная атака. Мы не были к ней в должной мере готовы. Чересчур много нападающих. Они прекрасно подготовлены. К тому же осведомлены о планировке нашей крепости. Но я понимаю…  Это уже не детские игры, а реальная война. Я не ищу себе оправданий и готова понести заслуженное наказание.

— Да уж, я бы сказал, что эти псы слишком хорошо натасканы, — протянул Вольфганг.

— Наши воины умерли с честью! Во имя Четвертого рейха! Во имя фюрера! Не сомневайтесь, их не в чем упрекнуть. Незамедлительно привести в исполнение приговор оберштурмбанфюреру? — сказала она, схватившись за рукоятку «Парабеллума» под отдернутой полой плаща. Эмоции на ее лице так не появились.

— Отставить! Ваша смерть ничего не изменит, оберштурмбанфюрер. Нас и так слишком мало осталось в этом безумном мире, — с печалью произнес Эйзентрегер и о чем-то задумался, устремив взгляд сквозь бойцов.

— Нас мало…  Но мы лучшие из лучших. И мы не боимся смерти…  Мы и есть сама смерть. Неотвратимая и вездесущая, — гордо и пафосно декларировала «слуга Танатоса», вытянувшись по струнке, словно пустынный сурикат.

Хотелось ее наглым образом перебить и вставить другую, более знакомую формулировку: «нас мало, но мы тельняшках». Но я промолчал — уважения заслуживают даже фашисты. Тем более, когда от их опыта и навыков зависит: будешь ли ты жить или бесславно умрешь в этой консервной банке для кильки.

— Смерть не самое худшее, что может с нами случиться…  Смерть — это лишь начало. Шаг к бессмертию…  — отрешенно бормотал Вольфганг. Вдруг он приободрился и привел в себя в порядок, убрав с лица задумчивость. — Держать оборону во что бы то ни стало! — закричал он и выхватил рацию из левой руки командующей.

— Так точно, группенфюрер! — тотчас отреагировала «царица зверинца» и сама отдала приказ войскам: — Занять огневую позицию. Готовность номер один!

— Победа или смерть! — прокричал Вольфганг.

— Победа любой ценой! — заорала фрау Эрнста фон Рунштедт и в ее глазах зажглась благородная ярость.

Нацист обвел взглядом свою немногочисленную армию и шагнул вперед. В стройном ряду валькирий тут же образовался проход.

— За мной! — скомандовал Вольфганг на этот раз нам. — Впереди «хранилище Аненебре»…

* * *

Мы прошли с полсотни метров, и я увидел сейфовую дверь, встроенную в стену, почти под самым потолком. Весьма солидную, примерно в два моих роста в высоту и столько же в ширину. Для того чтобы добраться до двери, нам пришлось вскарабкаться по вертикальной лестнице на металлическую площадку размером с футбольные ворота. Вид отсюда на «военный полигон» открывался шикарный. Ничего теперь не могло утаиться от моего всевидящего ока.

Эйзентрегер времени терять не стал — начал открывать сейф. Мы же занимались своими делами: Аршалуйс проверял оружие, Рихтер витал в облаках, а я наблюдал за фашистом.

Со стороны манипуляции Вольфганга напоминали ритуал шамана по изгнанию злых духов. Только бубна с перьями и шубы из оленьей шкуры не хватало. Тут осторожно кнопочки с циферками понажимал. В этом месте едва слышно пошептал. Сюда взгляд недобрый бросил. Уровень безопасности на этой двери зашкаливал. Хотя если вспомнить, с каким трудом мы заехали на автомобиле в резиденцию…  Неудивительно. Все по высшему разряду.

Настроение у Вольфганга было явно приподнятым. Он не только выполнял загадочные манипуляции, но еще и успевал балаболить. Самое страшное, что безостановочно. Как истосковавшаяся по разговорам «подъездная» бабка.

— Когда-то это было место ритуальных жертвоприношений, — бормотал Эйзентрегер, набирая код на сенсорной панели. — Сейчас здесь хранилище нашего наследия. За этой дверью собраны труды выдающихся умов всех времен и народов. Начиная от древних манускриптов и заканчивая алмазными накопителями информации. Пылятся тут и инопланетные технологии.

Чего только нет в закромах у фашистов! Блондинистые арийки-клоны — это наверняка еще только цветочки…

— Со многими устройствами за семьдесят лет не разобрались. Так и не поняли, как же они работают. Конечно, здесь хранится не все…  Лишь крупицы. Те, которые мы смогли вырвать из загребущих лап адского плазмоида «Небесного Огня». Все, что уцелело на секретной арктической базе. Но даже этого слишком много для сынов Земли.

Инопланетяне, плазмоиды, хранилище Четвертого рейха…  Куда ты попал Ветров?! Не сиделось тебе дома…

— Мы никогда не хотели уничтожить человечество. Лишь подчинить и управлять. Но глупые людишки не понимают, в чем их истинное счастье. Они бездумно отвергают гениальные идеи Адольфа Гитлера.

Ах, какие плохие они — эти человечишки! Что они себе позволяют? Ай-яй-яй! Негодяи…  Безумный словесный понос Вольфганга продолжался:

— И раньше, и сейчас…  А ведь он был действительно великим человеком! Вероятно, величайшим из всех великих, которые когда-либо рождались на Земле. Фюрер — бог. Ну или как минимум его сын…  Нет! — неожиданно завопил Вольфганг, расширив глаза. — Он мог быть только богом! И не пытайтесь меня переубедить.

Никто и не пытался…  Зачем воду в ступе толочь? Толку никакого. Она не изменится, так и останется водой.

— Он все просчитывал на сотни шагов вперед, как не знающий поражений шахматист. Никогда не ошибался. Никогда не отклонялся от цели. Лишь однажды…

О, старая история! Он становится предсказуемым. Сейчас опять историю про войну с русскими затянет.

— Но это все в прошлом…  Сейчас важно другое. Шансов выиграть битву у нас мало, хотя мы и будем пытаться. Слишком неравные силы. Но у меня есть туз в рукаве…  В этом хранилище сокрыт переносной портал. В нем копия энергетической линзы с базы «Ultima Thule». За ней нас ждет…  божественный Асгард. Оттуда еще никто не возвращался. Это дорога в один конец, и она ведет в далекое прошлое, на Пангею, — растягивая морщинистую кожу на лице, рассмеялся он смехом гиены.

Безрадостные какие-то перспективы. Это уже Хельхейм получается, а не земля богов…  Там же, наверное, нет жизни, только выжженная вулканической магмой земля. И вообще…  нелогично это все. Аж до безобразия. Откуда он знает, что там, если никто не возвращался? Кто ему это рассказал? Раз никто, значит, совсем никто…

— Мы можем отправиться на сверхконтинент и изменить историю! Не то чтобы я вам навязываю это решение. В принципе, можете остаться здесь. Выбор за вами…

Вольфганг договорил и пристально посмотрел сначала на Альфреда, затем на меня.

— Но сначала мы все-таки повоюем! — в очередной раз заорал он и затряс в воздухе кулаком. — Я покажу этим гадам, что такое война! Настоящая, беспощадная…

* * *

Захватчики словно не посмели расстраивать старого волчару и не заставили себя ждать. Злобные слова и слюни фашиста едва успели слететь с губ, как сразу же раздались взрывы гранат. Из каменного туннеля, с противоположной стороны от нас, вывалились клубы маскировочного дыма. За ним несколько десятков вооруженных до зубов бойцов в черном камуфляже. Раздумывать им было явно несвойственно. Сразу же раздались выстрелы из автоматов «АК-74». Засвистели пули, расслаивая на части испуганный воздух. Я упал на площадку, прикрыл голову и зажмурился. Мне показалось, что через несколько миллисекунд вспыхнула сверхновая звезда. Ее яркий свет пробивался даже сквозь плотно закрытые веки.

Дьявольская канонада продолжалась целую вечность. Ну, по крайней мере, секунд пятнадцать точно. Ошеломляло другое…

Я не различал ответных выстрелов со стороны зондеркоманды. Не улавливал звона рикошетивших от стальных стен пуль. Не слышал криков и стонов раненых. Это было как минимум странно! Хотелось посмотреть на битву, но веки не открывались. Тело не желало себя утруждать хоть какими-то нагрузками.

Все стихло…  Вдалеке послышались глухие удары и щелчки затворов. Наверняка скидывают автоматные рожки. Перезаряжают. Любопытство взяло верх над внезапно возникшей ленью тела, и я разлепил глаза…

На потолке в полную мощь сияли прожектора, но с моей стороны они светили по-другому. Видимость по всему объему помещения отличная. Захватчики у входа — как мишени в тире. Судя по их головам, бессмысленно вращающимся, бойцы были не в восторге от такого количества света.

Но устать от могильной тишины я не успел. Спустя несколько мгновений услышал трансформаторный гул и потрескивание электрической дуги. Эти звуки раздирали на части барабанные перепонки. В нос ударил сильный запах озона, перемешанного с масляной гарью. Голова повернулась к источнику звука, и теперь я смог не только слышать, но еще и видеть его.

Верхние механические клешни экзоскелетов увеличились в размерах почти вдвое. Их облепили куски блестящего металла, словно дно корабля, обрастающее за время путешествия водорослями и ракушками. Из конечностей вырывались миниатюрные молнии. С каждым мгновением они становились все больше и появлялись все чаще, пока, в конце концов, не покрыли клешни голубым свечением целиком.

Кошмарный по мощи взрыв пронзил пространство и разнесся волной. Как будто Зевс излил тысячелетний гнев на ненавистных людишек, воспользовавшись любимым трезубцем.

Время загустело, как молочный кисель. Лишь благодаря этому я понял, что произошло. Плотный шквал кусочков металла, похожий на рой диких пчел, устремился одновременно от трех экзоскелетов. Он вырвался из них с нереальной скоростью, оставляя после себя размазанный фантомный след. В уши ворвался звук, похожий на звонкий чмок влажных губ. За ним клацающий грохот зубов. И тут же воздух наполнился ярко-алым туманом, накрывшим все с головой. Он оставил на одежде мелкие пятнышки и увлажнил кожу. Я провел рукой по лицу и бросил взгляд на ладонь. Хотя это было и не нужно. Нос уже щекотал пьянящий аромат. Освежающий душ из свежей человеческой крови…

Вот он какой…  поцелуй смерти…

Теперь все встало на свои места и стало ясным, как никогда. Это пули, которые еще недавно летели в защитников Четвертого рейха. Причем обратно свинец возвращался гораздо быстрее скорости звука. Все было кончено еще до того, как я подумал о том, что произошло.

Тысячи беспощадных пуль одновременно вонзились зубами в плоть нападающих воинов, разгрызая их на атомы. Их ничто не могло спасти. Ни бронежилеты, ни защитные каски. Ни одного даже самого крошечного шанса!

И вновь тишина…

От бойцов даже воспоминаний не осталось…  Лишь кровавое месиво, размазанное по рваным рытвинам в стальных стенах и по полу. Выбоины остались не меньше метра глубиной. Чудовищная картина! Сколько их там было? Хотя зачем мне это знать, никто и никогда не хоронит безродный человеческий фарш.

Я все не мог отвести глаза…  С каждой секундой мне становилось все…  страшней…  Страх зародился где-то в районе солнечного сплетения. Постепенно он закрался в каждую клеточку организма. Парализовал сопротивляющийся разум и запустил неконтролируемую цепную реакцию. Воздуха катастрофически не хватало. Сознание затуманилось от последствий кислородного голодания. Нестерпимо хотелось вздохнуть полной грудью, но она уже была зажата в крепкие тиски ужаса. Сердце набирало оборотов, и биение отдавалось импульсами уже не только в висках, но и по всей покрывшейся пупырышками ледяной коже. В это мгновенье казалось, что я вскоре рухну замертво…

Раньше я полагал, что давно уже не боюсь смерти. Но сейчас начал в этом сомневаться. Мне действительно было страшно…  умереть по-настоящему…

— Это электромагнитные пушки типа «Metallstrahl», — разорвал в клочья мои мысли радостный Вольфганг, вытирая белым платочком лицо. — Никто не верил в то, что их можно создать. Но мы это сделали! Впечатляет?

— Не то слово! — с восторгом ответил Рихтер с расширенными до предела глазами.

Он, как и я, только что поднялся с пола. А вот Аршалуйс и Вольфганг, судя по всему, встречали захватчиков стоя.

— А ты что молчишь, Владимир?

— У меня просто нет. В смысле: слов нет.

— Нам бы такие установки в сорок пятом! Возможно, и ты бы сейчас правильным немцем был, Володенька. А звали бы тебя сейчас Вальдемар. Хотя, вернее всего, что тебя бы вообще не было, — задорно и раскатисто рассмеялся он, но тут же сам себя остановил и посерьезнел. — Извини, неудачно пошутил. Кровь в голову ударила. Эйфория войны…

— Можете не извиняться…  — откликнулся я. Про себя же добавил: — Уже привык к вашим низкопробным шуточкам с ароматом гнили.

— Жаль, что они в бою почти одноразовые, — продолжил Эйзентрегер. — Слишком уж жадны до энергии. И подзаряжаются долго. А маленький атомный реактор к ним примастерить нашим «гелертерам» так и не удалось. Да и с мощностью проблемы. Никак не поддаются регулировке. Признают только критические показатели. Первые прототипы экзоскелетов разлетались в микроскопические клочья прямо на старте. Не те еще технологии. Думаю, лет через пятьдесят все изменится. Впрочем, я слегка отвлекся. Займусь «калиткой». Спинным мозгом чувствую — не остановятся…  Значит, вскоре мы их увидим вновь.

К несчастью, группенфюрер не ошибся. Через несколько минут послышался стук армейских ботинок по туннелю, похожий на топот копыт множества лошадей. Но сначала я увидел орла…  Здоровенного. Прозрачного, как горный хрусталь. Хотя я уже особо не удивился: ни самому факту появления птицы, ни его прозрачности. Такие видения мне уже доводилось видеть ранее. Или позднее…  В этих временных дебрях даже сам черт заплутает!

Этот орел сидел на плече у Максима из Благовещенска в кабинете Рихтера. Ну, или такой же…  Среди захватчиков есть человек с артефактом орла — даром убеждения…  Черт! Я ведь так и не выяснил, как связаны мальчишка и орел. Хотя то, что у Максима нет дара, я знаю точно. Его не обволакивала с ног до головы электрическая паутина, которую я видел у Остужева и Мари.

Царь птиц свободно парил над войском нацистов, оценивая хитрыми глазами окружающую обстановку. Изредка падал камнем вниз, но почти приблизившись к ничего не подозревающим валькириям, взмывал резко вверх, чтобы вернуться на прежнюю высоту. Вот только к нам он почему-то не подлетал, как будто нас разделяла стена под самый потолок. Может, боялся? Впрочем, то, что он не приближался, меня вообще не расстраивало. А вот его клекот, выворачивающий душу наизнанку, раздражал. Пронзительный, до возмутительности тоскливый. И, судя по мимике остальных, беспокоящий одного лишь меня.

Но вскоре все стало мелким и незначительным…  Вторая волна…

Словно из рога изобилия, внутрь помещения с гулом хлынула лавина, состоящая из однообразной человеческой массы. Как минимум полсотни спецназовцев в черной военной форме без опознавательных знаков. Сомнений не было — это те же люди, что напали на нас в кабинете Вольфганга. Кровь в моих жилах вновь заледенела от увиденной жути. На некоторое время я оцепенел, не в силах хоть что-то понять. Лишь очумело хлопал ресницами.

Ужасающее зрелище! Его можно было сравнить лишь с эпизодом из игры «Left 4 Dead 2» в режиме «Выживание». Это когда орды Зараженных безостановочно штурмуют укрепление обреченных Выживших…  Притянутая, конечно, за уши аналогия, но вот ее суть — вполне даже.

Выход из туннеля был узким для такого количества бойцов, а скорость движения «черной массы» слишком большой. Словно пробка из бутылки шампанского, вылетали воины на смертельную арену и сразу же отправлялись в бой. С дикими криками и расправленной грудью. Они вселяли в душу животный ужас.

Нескончаемый поток, которому ни конца ни края не видно…  Та же неуемная жажда крови в глазах, порожденная неведомой силой. Как и у монстров из игры. Она превращала их в пушечное мясо. Схожая атмосфера ужаса и отчаяния от творящегося хаоса. Почти те же ощущения.

Разница в том, что арсенал нападающих не ограничивался зубами, когтями и блевотными массами. Он ограничивался лишь уровнем развития современных технологий. Это были профессиональные наемники.

К тому же в отличие от игры, противники все-таки были людьми, а не тупоголовыми зомби, которые пользуются лишь огрызками разума и инстинктами. Хотя это не означает, что я не считал этих бойцов безумцами.

Центральная группа врагов сформировала клин и двинулась крошечными шажками в направлении обороняющихся. Команда спецназовцев прикрывалась бронированными щитами со стеклянными прорезями. При этом не забывала вести шквальный заградительный огонь почти вслепую.

Те же, кто обрел жизненное пространство за их спинами, начали прицельный огонь в потолок. И это не были предупредительные выстрелы в воздух. Целью были прожектора…  В ход почти сразу же пошли противотанковые гранатометы. Раздирающий уши визг реактивных струй. Ужасающие по силе огненные взрывы. Воздух завибрировал под напором блуждающих ударных волн. С потолка посыпался праздничный фейерверк из обломков пластмассы, осколков стекла, расплавленного металла и электрических искр.

В отличие от нас, бездушным арийским валькириям страх был неведом. Думаю, его зачатки давно уже выжгла безмерная преданность усопшему тирану всех времен и народов. Вскоре я услышал ласкающие уши трели крупнокалиберного немецкого оружия. Такие долгожданные, родные и приятные сердцу! Пули полетели в «легионеров тьмы»…

— Вольф, а нас не зацепит на этой площадке? Не очень приятно ощущать себя пивной банкой для плинкинга, — завопил Рихтер, закрыв руками лицо и замерев в полусогнутом состоянии.

— Нет, я активировал защитное силовое поле. Прямое попадание выдержит. Можешь расслабиться, — откликнулся Эйзентрегер. — Конечно, если они что-нибудь новенькое не придумали. Хотя тебя это тоже не должно волновать. Ты умрешь намного раньше, чем успеешь это понять и испугаться.

Километры патронных лент исчезали в прожорливых чревах пулеметов. Ноги ариек засыпала шелуха стреляных гильз. Окровавленные, изрешеченные тела нападающих валились штабелями, застилая трупами весь пол. Но это не мешало ужасающей «Лернейской гидре» неумолимо двигаться к цели. Не успевали черные воины упасть на землю замертво, как на их месте уже возникали новые. Еще более злые и беспощадные…

Тактика агрессоров, несмотря на жестокость и кровавость, оказалась эффективной. Когда-то ярко освещенный «стадион» постепенно превращался в царство тьмы. Темнота разбавлялась теперь лишь вспышками огня, выплескивающегося из стволов орудий, и скудным светом фонарей аварийного освещения. К тому же нападающие поняли, что экзоскелеты им больше не отвечают, и прекратили по ним стрельбу.

Количество потерь со стороны обороняющихся неумолимо росло и это не нравилось взбешенному Вольфгангу. Он теперь вопил отборной бранью в рацию. Эйзентрегер даже бросил открывать замки на загадочной двери.

Оберштурмбанфюрер в очередной раз взмахнула рукой и что-то гаркнула. Мохнатые арктические скакуны выскочили из укрытия за спинами бесполезных теперь экзоскелетов и помчались на поле боя. Яростные звериные крики заглушили звуки стрельбы, но лишь на мгновенье. Беспощадная мясорубка войны замолотила вновь, экстренно набирая обороты.

Самый бойкий и опытный медведь в мгновенье ока настиг центральное скопление захватчиков со щитами в руках. Пули спецназовцев не причиняли вреда ни ему, ни наезднице. Они со звоном отлетали от высокопрочной брони. Да и прицелиться нападающим было тяжело — слишком уж быстро перемешался медведь.

Зверь, не раздумывая, пошел на таран, выставив защищенную голову вперед. Мощный удар по щиту…  и массивные мужские тела, утяжеленные броней, разлетелись в стороны, словно невесомые пушинки. Неотвратимая волна прошла по рядам нападающих и уложила на землю большинство. Принцип домино успешно работал не только с костяшками, но и с живыми людьми. Пока еще живыми…  Остатки же подмяли под себя менее быстрые, но не менее устрашающие звери. До цели не добрались лишь три арктических скакуна.

Пулеметы теперь безмолвствовали, отдыхая от надрывной работы, но шума на поле кошмарного боя меньше не стало.

Слышалось непрерывное клацанье мощных челюстей, хруст переламывающих костей и хлюпанье разрывающейся плоти…  В стороны разлетались окровавленные ошметки. Конечности с торчащими белесыми костями. Головы в бесполезных защитных касках. Их вырывали вместе с позвоночниками, которые теперь изгибались, как хвосты у юрких головастиков. Добротные куски мяса с лоскутами ткани и прочая смердящая требуха.

Мохнатые друзья арийцев орудовали когтями и зубами настолько быстро и ловко, что порою мои глаза не успевали за их передвижением. Но я эту проблему вполне мог пережить, а вот встретившиеся с ними лицом к морде нет. Жуть…  Какие-то супермедведи! Таких же не бывает в природе? Мутанты? Они делают не только клонов, но и животных со сверхспособностями?

— Ты, наверное, никогда не видел столько крови? — больше утверждая, чем спрашивая, сказал Рихтер. — Ничего, прорвемся! И не в таких переделках бывали, — добавил он и похлопал меня по плечу. После чего он уставился, как ни в чем не бывало, жадным взором на битву.

И побольше видел…  И мне ни тогда, ни сейчас это не нравилось. Озвучивать мысли мне не захотелось.

Иногда звуки трапезы зверей разбавлялись предсмертными криками, но они резко обрывались короткими автоматными очередями. Элегантные рыцарки на спинах медведей умело управлялись с миниатюрными пистолетами-пулеметами «Узи». Арийки мгновенно добивали не до конца доеденных. Вероятно, из гуманных побуждений, если они, конечно, вообще с этим словосочетанием знакомы. Не говоря уж о том, чтобы понимать заложенный в него смысл.

Не буду утверждать, что эти медведи — отпетые людоеды. Но вырванные из груди еще бьющиеся сердца они закидывали в свои чрева с регулярной частотой. Довольно при этом урча, словно щенки, получившие в награду лакомство.

Приток черных воинов прекратился так же внезапно, как и начался. Место сражения из жесточайшего побоища превратилось в «шоу». Кровавые сытые мишки теперь лениво плелись по коридорам трупов за уцелевшими бойцами. Те, в свою очередь, пытались от них удрать, передвигаясь ползком. Безграничное геройство бойцов испарилось без следа, оставив после себя лишь ужас.

Выстрелы смолкли, свет редких фонарей затух, и в свои владения вернулась мрачная тьма. И опять тишина…  Лишь слышно стук моего сердца и скрип века, подергивающегося в нервном тике.

В красном мерцающем свете тревожной сигнализации арена смертельной битвы выглядела еще тошнотворней. Количество мертвечины на квадратный метр зашкаливало. Изуродованные трупы местами были навалены в два-три слоя. Расстрелянные, обезглавленные, изрубленные, сожженные, ободранные и поглоданные…  Мелко нашинкованные кубиками. С вывороченными наружу кишками. Нарубленные увесистыми кусками и просто разодранные напополам. Кошмарно…  Горы свежеумерщвленной плоти, омываемые океанами загустевшей крови.

Чудовищная сцена из фильма ужасов, которая на самом деле не была вымыслом. Вот тут жуткая кучка обезображенных кистей рук. Чуть левее обрубленная нога. Тут одинокая горка смердящих внутренностей с голубыми глазами. Ни конца этому не было, ни края. Человеческий фарш…

Кто они такие? Террористы? ЦРУ? ФСБ? Или еще кто…  Заскучавшие апокрифичные боги будут чертовски довольны такому жертвоприношению! Как и изголодавшиеся трупные черви, которым наверняка ненавистно любое проявление жизни. К какому же классу отнести нелюдей, организовавших бойню?! Хотя неважно кто…  Ради чего? Зачем такие безумные людские потери, от которых стынет в жилах кровь?

Неужели это все ради убийства никчемного Эйзентрегера? Он и так нежилец, зачем ему помогать? Он и сам бы успешно справился. Альфред? Раньше для того чтобы его убить, армию не отправляли. Максимум — взорвали бы машину…  Ну, или бы у входа в замок Вольфганга встретили.

Может, охотились за мной? Даже как вариант рассматривать не буду! Глупо…  Я даже не знаю, кто они такие. Чем я мог им не угодить?

Чем больше я об этом думал, тем чаще в голове проскакивали слова «артефакты» и «прозрачные». Я склонялся к тому, что виноваты в этом осязаемом бреде именно они. И чем сильнее себя в этом убеждал, тем становилось страшней…  За жизни расходного материала…  людей…

Точно…  Им нужен не я, а предмет. Но зачем им Химера? Не было у меня пока ответов. И я не знал, где их искать…

Громоздкая сейфовая дверь наконец-то бесшумно отворилась. Немного, буквально на полметра, но как раз достаточно для того, чтобы в образовавшийся проем втиснулся не очень крупный человек. Вольфганг сразу же нырнул в пучину таинственной комнаты, но пробыл там недолго. Выскочил через несколько секунд как черт из табакерки. Глаза одурело-бешеные. Лицо багрово-красное. Руки дрожат, как отбойный молоток…  Удивительно то, что выглядел он при этом безмерно счастливым. Словно ребенок, увидевший в первый раз в своей жизни Дедушку Мороза. Еще чуть-чуть — с табуретки брякнется и стихотворение уже никогда не вспомнит.

Внезапное изменение его внешности и внутреннего состояния было трудно не заметить. Но больше меня удивило другое. В руке Вольфганг сжимал цепочки, на которых вместо кулонов висели серебристые фигурки.

Те же плавные изгибы и выпуклости, размер, сверкающий блеск неизвестного металла…  Бык, Кобра и Морж. Я впервые видел другие предметы, но сомнений в том, что у них и Химеры один создатель, у меня не осталось. Даже на расстоянии я чувствовал леденящий холод, исходящий от них. А еще легкое покалывание пальцев. Как будто это не Эйзентрегер держал их, а я сам.

— Я готов и требую продолжения банкета! — накидывая на шею амулеты, громогласно заорал Вольфганг, разрушив безмолвие. — Есть еще порох в пороховницах и ягоды в ягодицах! Так, кажется, у вас в Словении говорят? Поправь меня, Рихтер, если что-то неправильно. Ты же это любишь…

Почему не в России, а в Словении? Он что-то путает…  Маразм?

— Ты прав как никогда, старина Вольф! — ответил ему Альфред. — Давно я не видел такой мощи в одних руках…  Даже слишком давно…

— Я уничтожу «брыдлых мордофилей» одним взмахом руки, — вопил Вольфганг, переходя местами на изысканные ругательства. — Сотру в порошок! За мной, воины преисподней! — скомандовал он и сиганул вниз по лестнице со скоростью падающего камня.

— Поползли! Что стоишь, как статуя, «брат-словак»? Самое интересное пропустишь, — толкнув меня в плечо, сказал Рихтер. — Скоро мы увидим истинную силу могучего Четвертого рейха. Ты уже никогда в жизни не сможешь этого забыть. Аршалуйс, давай за нами!

Непомерно взбодрившийся Вольфганг забегал вдоль боевых рядов, как сумасшедший, пытаясь подбодрить и наставить каждого бойца лично. От одной стены до другой и обратно в той же последовательности. Словно игрушка с механическим заводом. Здесь по плечу похлопает, тут тяжелое оружие в руках поправит, тут «кровавым мишкам» брылы пооттягивает…  Никто из толпы не скучал.

Но в один прекрасный момент пружинка внутри него все-таки лопнула, и он завис без движения с глупым выражением лица. Взгляд устремился в одну точку. Как будто что-то вспомнил или, наоборот, забыл. Глаза его закатились, и он рухнул на землю. Все его мышцы напряглись, дыхание остановилось, набухли вены в области шеи. Лицо приобрело мертвенную бледность, и послышался хруст зубов.

Эйзентрегер сначала закричал, потом захрипел и начал биться в судорогах. Изо рта пошла пена. Эрнста фон Рунштедт, завидев приступ Вольфганга, подбежала к нему и сорвала с шеи артефакты.

— Группенфюрер, вы слишком неосторожны с этими вещицами.

Не зря Рихтер меня предупреждал о том, что нельзя использоватьнесколько предметов одновременно. Старик Вольфганг забился в эпилептическом припадке в считаные минуты. Теперь я в этом убедился воочию.

— Мое! Отдай! Стерва! — заорал Вольфганг, поглядывая безумным взглядом на Эрнсту. — Мое!

Арийка не реагировала. Она терпеливо дожидалась возвращения прежнего Эйзентрегера. Причем не зря…

— Быка мне, — через минуту спокойно произнес Вольфганг, очухавшись от мозговой контузии. — Остальное…  Моржа забери себе, Ламия. Вторую хрень передай старичку с тросточкой.

— Так точно, херр Эйзентрегер! — выкрикнула непробиваемая арийка, в очередной раз вскидывая в приветствии руку. После чего подошла к Рихтеру и передала ему предмет.

Пока все было тихо. Я бы сказал: слишком тихо. А это всегда не к добру…

* * *

Начало третьего акта фатальной битвы непредсказуемостью не отличалось. Вновь появление стеклянного орла. Рев разъяренной толпы. И сразу за ними обоюдный грохот орудий всех калибров и размеров. Видимость с пола была намного хуже, но реанимированная фантазия вполне справлялась со своей работой. Она прорисовывала в воображении кошмарное месиво в мелких деталях.

Толпа черных людей вновь с пристрастием штурмовали неприступный рубеж. Не жалея ни себя любимых, ни техники. Зловещие крики, стоны и ни с чем не сопоставимый и такой узнаваемый…  запах смерти. Но был и кто-то еще…  Или что-то…  От него исходил животный смрад…

В этот раз флаги преимущества развевались над головами атакующих. Толщина оборонительных редутов резко убывала. Во-первых, спецназовцы были готовы к неожиданностям. Во-вторых, количество и качество брони, защищающей их тела, заметно возросло. В-третьих, их бывшие соратники сейчас использовались, как добротные баррикады. Они обеспечивали неплохое прикрытие от залетных пуль, чем атакующие незамедлительно воспользовались. Без всякой тени брезгливости и отвращения. Ну и, в-последних, замечу, по счету, а не по значимости. На поле боя появилась неубиваемая машина смерти высочайшего класса…  Вот что за знакомый запах терзал мое обоняние!

Прозрачный леопард выпрыгнул поиграть с людишками на арену. Я уже видел его недавно. Или давно…  Неважно. Это было во время «дружественного визита» к торговцу Колиньи. В ход пошли артефакты. У кого-то из нападающих есть Леопард. И я знаю, насколько опасен этот предмет. Не держал его в руках, но зато обладал даром, который он дает. Я сам был Леопардом…  Недочеловеком, лишенным жалости, стыда и совести. У меня даже собственного имени не было. Лишь кличка, как у собаки — «Дровосек»…

Паренек молниеносно врубился в гущу оборонительных рядов. Он вращал сверкающими японскими мечами в обеих руках, выкашивая на пути врагов, словно траву. Я же видел и другое…  Прозрачного леопарда рядом с ним, орудующего когтями и челюстями. Они были с парнем единым целым. Метр за метром убийца двигался в нашем направлении, раскидывая по сторонам окровавленные людские обрубки. Словно ледокол на северном полюсе, крушащий на пути глыбы льда. Его каменное лицо абсолютно не выражало чувств. Машина смерти молотила с нереальной скоростью, почти расплываясь в движении. Создавалась иллюзия того, что у нападавшего было не две руки, а как минимум с десяток. Он успевал не только убивать врагов, но еще и сбивать летящие в него пули. Они отскакивали от лезвий мечей со снопами ярких искр.

Белокурая всадница на предводителе медведей заметила паренька. Вонзила зубья шпор в бока скакуна и с силой дернула за мохнатый загривок, задавая направление. Бедный мишка выронил от неожиданности кусок плоти очередной жертвы и заревел от боли. Гигантская пасть жутко растянулась. Мне показалось, что еще немного, и она разорвется у основания. Рык вырвался из глотки. В стороны полетели тягучие кровавые слюни и кусочки мяса.

Медведь подчинился и рванул к «ходячей мясорубке». Возможно, сейчас у него в голове было одно лишь желание — выплеснуть накопленную злобу на ненавистного врага. Преодолевая за прыжок метров по пять, он приближался к убийце.

Я даже представил, как это случится…  Могучая туша медведя воспарит в воздухе в смелом до дерзости броске. Он обрушится всей своей многотонной массой на хрупкое тельце. Превратит его в бесформенное кровавое месиво.

До кошмарной казни оставались доли секунды. Считаные метры. Но в одно мгновенье что-то изменилось и пошло не так…

Зверь оттолкнулся лапами от пола и начал отрываться от земли…  Паренек же не попытался убежать или отскочить в сторону. Он рванул прямо к животному. Молниеносно приблизился к нему. Опустился на колени и виртуозно заскользил по стальному полу, залитому свежей кровью. Как раз между ногами хищника…

Два поднятых кверху меча вонзились в косматый живот, незащищенный титановой броней. Катаны разрезали его без усилий по всей длине, не встречая преград. Словно столовый нож растопленное сливочное масло.

Окровавленные внутренности еще только начали вываливаться из нутра, а киллер уже выкатился по ту сторону медведя. Вскочил на ноги, моментально развернулся и прыгнул за наездницей на звере. Его мечи завращались в воздухе, как неукротимый торнадо. Буквально десятые секунды…  Лязг железа и звуки раздирающейся плоти…

Исполинский хозяин Арктики еще продолжал последний полет. Всадница на его спине разваливалась на несколько кусков. А убийца уже стоял в боевой стойке, готовый к новому поединку. По лезвиям опущенных книзу мечей стекали ручейки горячей крови.

На его лице расплылась довольная улыбка. Смотрелась она зловеще. От одного взгляда на нее тело сковывал цепенящий ужас.

Выпотрошенный медведь с оглушительным грохотом рухнул на землю. Наверняка его разум по-прежнему терзала непримиримая месть. Она заставляла его с невероятным упорством подниматься с пола. Раз за разом он терпел неудачу, но не сдавался до самого конца. До тех пор, пока к нему не заявилась подружка-смерть, и он умиротворенно затих.

Крошево вокруг продолжалось. Вольфганг и Альфред отстреливали противников издалека. Аршалуйс же рванул в самую гущу событий. В искусстве умерщвления врагов он был великолепен. Я же пока воздерживался от участия, спрятавшись в укрытии. Это не моя война…  Лишь наблюдал за парнем.

Гибель боевых товарищей не прошла незаметно. На убийцу ринулась парочка ариек на разъяренных медведей.

Резкий взмах руки киллера — и меч полетел в приближающихся врагов. Первая валькирия упала замертво. Лезвие катаны вошло в прорезь салада и пронзило череп, словно гнилую тыкву, но с другой стороны шлема не вышло. Косолапый же потери ноши не заметил и продолжил бег к намеченной цели. Ужасные челюсти почти приблизились к незащищенной шее врага, но клацнули уже в пустоту. Душегуб успел в последнюю секунду исполнил сальто вперед через голову, прыгнув высоко вверх. Он приземлился ногами на спину монстра. Тут же перевернулся. Присел на колени. Наклонился к загривку и крепко приобнял могучую шею, обхватив ее обеими руками.

Медведь, может, и успел что-то заподозрить. И наверняка понял, что сжимают его не руки любящей хозяйки, а что-то чуждое и противное. Но додумывать эту мысль его голове пришлось уже отдельно от тела…

Мужчина изо всех сил рванул на себя острый меч, зажатый в руках с обоих концов. Тихо хрустнули позвонки и «хранилище мыслей» млекопитающего покатилось по полу. Алая кровь хлынула под давлением, словно из сбитого вентиля пожарного гидранта. Но медведь не остановился. Неуправляемая туша неслась на всех парах дальше, на разномастную толпу. Безбилетный пассажир «безумного экспресса» дожидаться столкновения не стал. Он сошел заблаговременно, исполнив еще одно мастерское сальто. Только теперь назад. С непродолжительным подвисанием, расправив руки, словно распятый на кресте Иисус.

Убийца только опустился на пол, как за его спиной уже нарисовался второй вздыбившийся медведище. Его передние конечности со сверкающими когтями падали с бешеной скоростью на плечи парня, но «мясник» как будто этого не замечал. Лишь все больше прижимался к полу.

Злорадство от неудачи «неуловимого убийцы» пропитало мой мозг без остатка, но истерически засмеяться я не успел, чисто физически.

Прирожденный убийца выпрыгнул молниеносно. Миг…  и громадная туша уже пригвождена клинком к стальному полу. Прямо сквозь разгоряченное сердце. Он высвободил в броске всю свою смертельную мощь. Словно сжатая до предела пружина, для которой наступил «тот самый момент». Он просчитал все действия заранее!

Наездница умерла быстро, наверняка без лишних мыслей и раздумий. А вот ее питомец еще боролся за жизнь. Он барахтался, словно перевернутая на спину божья коровка.

Мужчина безразлично подошел к дергающемуся трупу животного. Выхватил миниатюрный автомат из рук раздавленной тушей медведя валькирии и отправился дальше.

Нырки. Изящные подкаты. Резкие развороты. Всевозможные фантастические кульбиты…  Он вертелся, как раскрученная юла. Укладывал короткими очередями нападающих. Не забывал и вооружение обновлять. Расстрелянное выбрасывал, а новое вырывал из рук трупов.

С огнестрельным оружием он обращался так же хорошо, как и с холодным. Причем с такой ловкостью и невиданной скоростью, что вскоре я смог очень близко разглядеть его лицо…  И его бешеные глаза, в которых бушевала ярость. Парень подобрался к нам вплотную. Сердце бешено заколотилось. Кровь закипела. Я его узнал!

— Рихтер…  Это…  Это…  Это же…  Учитель из поезда. Он тебя замочил, — слегка заплетаясь, заорал я.

— Разрази меня Один! Сейчас этот мерзкий ублюдок у меня потанцует! Я разнесу ему в клочья башку, — взорвался в ответ Альфред.

Он опер на ногу трость. Сжал до белых костяшек подаренный артефакт и открыл огонь по парню. Громкий выстрел…  Промах…  Еще один…  Тот же результат…  Он только что был в одном месте, но уже через мгновенье его силуэт возникал в другом. Пули настолько оглупели, что летели куда угодно, но только не в нужную цель. На землю валились лишь арийки с продырявленными головами. Они явно не рассчитывали на такую подлость со спины…  Еще одно нажатие на спусковой крючок…  Барабан Рихтера пуст…  Причем не вовремя.

Киллер как раз прорвался через потрепанную оборону валькирий и вырвался на открытую площадку перед нами. Оставалось буквально с десяток метров…  Теперь он медленно шел на Рихтера и широко улыбался, выставив вперед пистолет на гангстерский манер. Рихтер трясущейся рукой доставал патроны из кармана пиджака. Он пытался затолкать их в барабан револьвера. Безуспешно…  Рихтер раскидал их почти все по полу. Но оно и понятно — тяжело это сделать одним большим пальцем. Ведь он по-прежнему сжимал в кулаке серебряную безделушку. Пока парень с Леопардом по неизвестным причинам не стрелял в Альфреда.

Шансы Рихтера на жизнь стремительно приближались к нулю…  А я ничем не мог ему помочь. Безмерный страх заполнил мое тело, словно бетоном. Я превратился в каменного истукана.

Время в очередной раз умерло и возродилось вновь, поскрипывая, как древняя телега без смазки.

Боковым зрением я видел, как исказилось яростью лицо Вольфганга. Как он рьяно схватился за конечность искореженного экзоскелета и попытался оторвать его от земли. Натужно пыхтел, корячился…  Но безуспешно…  Видел, как непоколебимая Эрнста взметнула над головой руку, в которой сжимала клыкастого Моржа. И еще раз…  и еще…  Безрезультатно…  Наблюдал, как их лица мнет нарастающая сила непонимания и растерянности. Жалобные взгляды в сторону друг друга. Казалось, еще чуть-чуть, и непобедимые воины Четвертого рейха разрыдаются.

Хотелось истерически засмеяться над этой сценой, но было не место и не время…  Да и из эмоций остался только всепоглощающий ужас…

Не вписывался в этот эпизод лишь рыжий армянин…  Изрубленный, искромсанный, залитый с ног до головы своей и чужой кровью. Или, вернее сказать, вымоченный в ней, как шашлык в рассоле. Он мчался, как метеор, на помощь старику Рихтеру. Еще и по ходу умудрился вырвать с корнем кадык залетного спецназовца. Из пистолета Аршалуйса вырывались воспламенившиеся пороховые газы. Пуля плыла, рассекая со свистом плотный воздух. Она приближалась к застывшей без движения цели…

Лимит на чудеса «кровавый маньяк» еще не исчерпал. Резкий неестественный изгиб его шеи в бок и назад. Театральный провожающий взгляд на кусок металла. И сразу же бросок на дашнака…  На этот раз киллер пуль уже не экономил…

С нереальной быстротой, доступной только высокоскоростным поездам «Синкансен», они приближались друг к другу. Армянин почти не уступал в скорости и ловкости парню с Леопардом. Огненные всплески вылетали с обоих стволов, заставляя их извивать тела. Словно змеи на раскаленной сковородке. Разглядеть в этой суматохе эффективность стрельбы было невозможно, но замертво никто не упал. Мгновение — и они столкнулись «лбами», как муфлоны на горной тропе. Вот только паренек совершенно спокоен и ехидно при этом скалится. А кавказец доведен до безумия бурлящей яростью.

Стволы пистолетов одновременно вдавились по центру их лбов, с усилием загоняя натянутую кожу в дульные срезы. Указательные пальцы синхронно дернулись, но послышались лишь два щелчка, слившиеся воедино…  Соперники замерли без движения, и мне казалось, что длится это уже целую вечность…

Аршалуйс нажал рычаг сброса. Пустая обойма сиганула вниз. Свободная рука молниеносно метнулась к поясу и через доли секунды вогнала в рукоятку свежую обойму. В тот же момент щелкнул затвор, но спустить курок дашнак уже не успел…

Парень с Леопардом отшвырнул свой пистолет и выловил левой рукой падающую под силой тяжести обойму армянина. Искусно развернулся вполоборота на одной ноге и со всего размаху вогнал обойму в ухо Аршалуйса. Словно плотник, забивающий гвозди в крышку гроба первым ударом.

Чудовищный хруст костей черепа…  Темная кровь потекла наружу. Могучие руки дашнака безвольно опустились, но обезумевшее тело продолжало упрямо стоять с пустым взглядом. Оно ритмично раскачивалось из стороны в сторону.

Убийца армянина сделал два шага назад. Сложил пальцы, имитируя пистолет. Сделал вид, что выстрелил и задул несуществующий дым. Тут же с высоты потолка камнем рухнул знакомый орел. Он вонзил в застывшее лицо армянина когти, заваливая его всей массой на землю.

Киллер обвел труп презрительным взглядом и рванул…  Стеклянный леопард мчался теперь прямо на Рихтера, красуясь поджарыми мышцами и раскрыв беспощадную пасть…

Ну вот и все…  Мы все умрем! Умрем! — неистово вопили мысли в голове, усиливая ужас. Это конец…  Я следующий! Рука неосознанно потянулась во внутренний карман, к моему единственному спасению. Лишь бы успеть!

Хищник подобрался вплотную к Рихтеру и ринулся в последнем прыжке, выставив когтистые лапы. Все решится именно сейчас…

Хочу жить…  Жить…  Химера…  На тебя вся надежда! — сжимая холодный амулет в руке, умолял я, но предмет почему-то молчал и никак не реагировал.

Неожиданно задняя лапа леопарда скользнула по полу, и он рухнул к ногам Альфреда. Как будто кто-то удачно прострелил из бронебойного ружья его каменное сердце. Зверь бешено закрутился в каких-то нелогичных и бессмысленных движениях. Они напоминали предсмертную агонию. Нижняя челюсть его дрожала. Из горла вырывалась вспененная мутно-голубая слюна и смесь клокочущего гнусного хрипа и мышиного писка. Ничто теперь не напоминало о когда-то грозном рычании.

Паренек пытался вскочить, но раз за разом раскатывался вновь в лужах загустевшей крови. Его отбеленное лицо теперь исказилось гримасой страха, отчаяния и непонимания. Движения стали медленными, неуклюжими. Из всемогущего хищника он превратился в безответное «огородное пугало, набитое соломой».

Рихтер бросил свое неблагодарное дело с перезарядкой револьвера, как и само бесполезное оружие. Он что-то нажал на рукоятке трости. Вытянул из нее длинный четырехгранный клинок и утопил сверкающее лезвие в груди барахтающегося «Страшилы». Затем схватил убийцу за шиворот, притянул к себе и протолкнул лезвие до рукоятки.

В тот же миг испарился прозрачный леопард. Странно…  Рихтер же не мог уничтожить предмет, убив его владельца? Что-то в этом неправильно…

— Сдохни, ничтожество, — прошипел он ему на ухо. — Умри, тва-а…

Голос Рихтера оборвался. Он плашмя завалился на спину и захрипел.

— А-а-а…  а…

Из аккуратного отверстия в голове сочилась кровь. Альфред застыл и затих. Рот его так и не закрылся. Обрывок неблагозвучного слова так и застрял в зубах.

Переведя взгляд в сторону, я увидел покачивающегося дашнака, похожего на недоделанного Франкенштейна. Он с трудом удерживал в руках дымящийся «Глок». Белесые глаза, как у умудренного жизнью слепого старца. Разрывы кожи на лице, висящие лохмотьями, так что было видно красный язык. И пистолетная обойма, торчащая из уха.

Зачем он стрелял в Рихтера? Почему он вообще жив? Я все больше ничего не понимаю. Даже галлюцинации во снах реалистичней! Не может быть…  Орел подчинил его волю? Черт! Теперь я все осознал…  Вот почему нападающие ничего не боятся и готовы героически умирать под пулями. Их обработали артефактом! Где-то за их спинами человек, который использует Орла…

К сожалению, это было последнее, о чем я подумал. Раздался мощный взрыв. Вот только обдало меня не жаркими языками пламени, а промораживающим до костей холодом. Тело мое отлетело в сторону и вмазалось головой в металлический пол. Я потерял сознание…

* * *

Очнулся…  Медленно открылись уставшие удивляться глаза. Но я ничего не смог разглядеть. Невозможно было определить ни где я нахожусь, ни в каком времени. Хотя хорошее в этом все-таки есть… Значит, я по-прежнему жив. В отличие от моего напарника с немецкими корнями. Вот только где я?

Совсем не чувствую тела. Как будто внезапно превратился в кусок льда. Ничего не слышу, не обоняю, не осязаю…  Целиком я жив или частично? Лежу себе тут, поди…  большими рваными кусками. И рассуждаю о несуществующем и несущественном. Пока это лишь вопросы без намеков на ответы.

Глаза потихоньку оттаивали и постепенно мне открывались новые рубежи…  Негнущиеся посиневшие руки, в одной из которых светился разрядами артефакт. Две ноги, скрытые наполовину в чем-то…  Липком, вязком и темном, как сущность Люцифера.

Превосходно то, что все это добро на месте…  И голова, и ноги, и руки…  Это уже много значит и не может не радовать…  Немного усилий и тело меняет статус с «лежащего» на «стоящее».

Вымазался с ног до головы, как черт в дымовой трубе. Вот только это наверняка не сажа…  Может, топливо? Поднеся свободную руку к ноздрям, я глубоко вдохнул. Нефтью не пахло, как и чем-либо еще. Втянул воздух — никаких запахов…  Похоже, обоняние так и не вернулось.

С осмотром тела было покончено. Результат меня удовлетворял. Оставалось выяснить самую малость — где я, собственно, сейчас нахожусь.

Я селезенкой чувствовал, что ничего хорошего меня не ждет…

Взгляд вперед и долгая, нудная работа с фокусировкой глаз. Как будто они забыли, что такая значимая функция у них существует, никуда не девалась и, вообще, имеет очень важное значения для пользователя. Бред…  Видать, неплохо меня приложило…  Я уже заговорил, как компьютер.

Мне потребовалось не меньше полминуты для того, чтобы размытая кучка неподалеку превратилась в…

— Мефистофель их всех раздери! — вырвалось неожиданно изо рта странное и одновременно грубое выражение. Дальше оно перешло в разряд нелитературных и малоупотребляемых в обычной жизни. — Ахуе…

Никуда я волшебным образом не переместился. Я находился там же, где и потерял сознание. Куча оказалась трупом Рихтера. Таинственная жидкость обернулась океаном загустевшей людской крови…  Все сошлось…

Гробовая тишина. Непроглядная темнота. Изобилие мертвечины. Самое злополучное из всех неудачных сочетание. Нормальный человек должен сойти с ума. Но ввергло в состояние шока не это. А то, что вырвалось из непроглядной тьмы немного позже…

Вообще, считать себя двинутым не хотелось, но верить в реальность происходящего хотелось еще меньше. Мне даже показалось, что я теперь чувствую вонь кипящего масла и жженой человеческой плоти. В сознание хлынула новая порция ужаса.

Мозг разорвало в клочья, словно взрывом гранаты, и размазало творожной массой по черепной коробке. Перегруженное сердце заколотилось так, что было трудно различать его удары. Они сливались в непрерывный монотонный гул. Глаза вываливались из орбит. Челюсть безвольно поникла и теперь подрагивала.

Врата кошмарного ада разверзлись прямо здесь. Нечто решило ускорить доставку грешников до пункта назначения. Вот только падшие ангелы высшего чина сегодня были иными…  Рожденными из глыб девственно-чистого льда…

Гигантский бык на смертельной арене крушил без разбору все, что попадалось на его пути. Он устроил корриду исключительно для себя любимого. Ему были не нужны ни мулета, ни тореро. Они уже давно ютились в его одурманенной голове. Мощными ногами, снабженными горами мышечной массы и глубоко расщепленными копытами, он остервенело вонзался в сговорчивые жертвы. Сминал бронежилеты. Проламывал грудные клетки, так что ребра наверняка превращались в мелкую труху. Раскраивал с ужасающим хрустом черепа, словно новогодние стеклянные шары. Насаживал тела на длинные изогнутые рога. Разрывал в клочья внутренности и отбрасывал выпотрошенные невесомые «шкурки» в стороны.

Старик Вольфганг, в котором силищи сейчас стало больше, чем у Геракла в расцвете лет, использовал Быка. А вот с его мозгами возникли проблемы…  Увы…  Даже доисторический тиранозавр выглядел бы на его фоне настоящим гением. Бурлящая ярость поглотила его без остатка.

Судя по всему, люди перестали для него делиться на друзей и врагов. Ему было неважно: хорошие они или плохие. В его классификации человечишки подразделялись лишь на «уже мертвых» и «еще не мертвых». Без всяких стеснений и ограничений глупыми принципами морали.

Мне показалось, что единственной целью его жизни стало умерщвление плоти во всех ее проявлениях. Вероятно, она же и поддерживала его гнусное извращенное существование.

Эйзентрегер поймал за белокурые волосы ближайшую к себе арийку. Поднял ее на одной руке вверх, а вторую с хлюпаньем воткнул в районе поясницы. Словно это не девушка, а игрушка из кукольного театра. Мгновенье — и белый позвоночный столб отлетел на землю. Окровавленная конечность старика вновь нырнула в безвольное обмякшее тело и потащила за собой из чрева серовато-розовые гладкие кишки…  Метр за метром…  Пока не выдернула их все…

Вспышка голубого свечения. Меня вновь обдало промораживающим до последнего слоя эпидермиса холодом. Но я бы сказал: мне, в отличие от остальных, пока нереально везло…  Десяток противоборствующих воинов впереди моментально превратились в глыбы льда. Они застыли в той позе, в какой их застала лютая неведомая сила. Еще один электрический всплеск. Снежный метеорит поставил жирную точку, молниеносно ворвавшись в ледяные статуи. Он появился из непонятного ниоткуда прямо на моих глазах. Тела бойцов разлетелись вдребезги, оставив после себя лишь осколки. Они дрейфовали теперь на поверхности океана крови. В сложившихся обстоятельствах эту смерть можно назвать легкой…  И даже гуманной.

Голова с трудом повернулась вправо. Я увидел клыкастого моржа, извергающего из пасти леденящее дыхание. Как будто автономная криогенная установка. Это была фрау Эрнста. В ее руке пульсировал яркими разрядами артефакт. Изредка он выплескивал из себя мощные витиеватые молнии Тесла. Они рассекали воздух и оглушали громовыми раскатами. Предводительница армии фашистов сильно изменилась…  Причем не в лучшую сторону…

Когда-то черные волосы почти обесцветились и приобрели благородный серебристый оттенок, превратив ее в «седовласку». Лицо обезобразилось рытвинами морщин на лбу и под глазами. Они напоминали уродливые кратеры на поверхности спутника земли. Руки состарились, скрючились и иссохлись, напоминая теперь омерзительные конечности египетских мумий. До безобразия жадный Морж высасывал из нее жизненные силы с немыслимой скоростью. С каждой новой вспышкой ее кожа становилась все прозрачней, а темно-синие линии вен все отчетливей. Она медленно, но верно превращалась в кусок льда.

Но это были не единственные демоны в кошмарном бункере смерти. У входа в туннель возвышался громадный морской конек…  Хотя сейчас он больше напоминал дракона. Конечно, неказистого…  Обрезанная версия, так сказать. В облегченном варианте…  Без крыльев. Без сильных когтистых лап и зубов.

Но они ему были не нужны. Конек и без них успешно справлялся. Потрошил людей, словно жалких креветок. Иногда Конек ленился, и тогда в стороны отлетали лишь культяпные конечности и изумленные головы. Туловище же оставалось в целости и сохранности. Изредка зверь издевался…  Резким взмахом морды отбрасывал тела, размазывая жертвы о стальную стену, украшая ее узорами из темно-красных пятен. Это походило на мазню экспрессионистов. Жуть…  Я почувствовал леденящую поступь ужаса на взмокшей спине, словно по ней топтались альпинистскими ботинками.

Была еще и прозрачная птица…  Нет, не орел. Птичка-невеличка…  Крошечная, невзрачная…  Безобидный на первый взгляд воробей…  Я и разглядел-то его случайно. Он никого не трогал, не разрывал на части, а просто беззаботно летал от одной кучки изувеченных трупов до другой. Но это лишь на первый взгляд…

Эта гнусная тварь воскрешала их…  Возвращала жизнь в обезображенные тела, вырывая души из рук Харона, не успевшего перевезти их через реку Стикс. Тысячи искромсанных мертвецов с безумными глазами в едином порыве устремились на выживших…  Истошно рыча, кряхтя, корчась и извиваясь…  Безрукие, безногие, со вспоротыми животами и кишками, свисающими до пола…  Это был предел для психики…  Абсолютный…

Мозг категорически отказывался переваривать новоявленные события. Плевался и изрыгал скверную погань обратно. Он почти выворачивался наизнанку, чтобы избавиться от всего чуждого и бессмысленного. Непреодолимый ужас рвал его на части. Рубил на мелкие кусочки. Дробил в микроскопическую пыль и развеивал в черную дыру космоса. Казалось, еще чуть-чуть — и разум уйдет в вечную перезагрузку. Моргнет на прощание синим экраном.

Я зажмурился, плюхнулся на пятую точку и пополз, нервно перебирая всеми конечностями. Хотя, вернее сказать, поплыл в океане крови…  Я хотел забиться в угол, лишь бы ничего больше не видеть и не слышать. Страх поработил меня.

О чем думало человечество?! Какую мы желали вершить историю? Мы всего лишь тупоголовое мясо…  Мерзопакостная грязь, пристающая к чужим ботинкам, идущим по дороге в преисподнюю. Расходный инструмент в зверских руках. Их вообще не интересует судьба человечества. Им мало было нас живых, теперь они взялись еще и за мертвых!

Спина уткнулась во что-то твердое и холодное, и я сразу затих. Смолкло и все вокруг. Благодатная тишина. Разум все-таки справился…  и тут же пришло осознание…  Не так уж было и тихо. Просто больше не слышались оглушительные взрывы, выстрелы и звуки раздираемой плоти. Повизгивание, монотонное гудение, надрывные всхлипы, крики…  Не более…

Этот мир сошел с ума. Причем не в гиперболично-фигуральном, а в самом что ни на есть буквальном смысле слова. Что-то безжалостно умертвило разум тех, кому сегодня улыбнулось счастье остаться в живых в бою. Повезло ли им на самом деле?

Большинство «прокаженных» хаотично метались по помещению, пронзительно вереща и размахивая руками, спотыкаясь и подымаясь вновь. Единицы вели себя буйно и агрессивно. Эти пытались взобраться на стальные стены, выдирая от усердия с мясом ногти. Некоторые сидели по самые уши в кровище на полу и методично раскачивались вперед-назад, устремив взгляд в одну точку, не замечая ничего и никого вокруг.

И воздух был какой-то особенный…  прокисший, удушливый, вязкий…  Он был насыщен концентрированным ужасом чудовищной силы.

Нечто невидимое ласково сжало меня в своей лапе и без спросу потащило вверх, к самому потолку. Голова инстинктивно вжалась в шею, но с препятствием ей сегодня встретиться было не суждено. Тело без помех прошло сквозь массивный слой металла. Через нескончаемые недра земли над ним, минуя мраморные полы и каменную кладку, словно я стал бесплотным сгустком эфира. Еще немного времени — и вот уже ветер треплет слипшиеся волосы.

Но радоваться определенно рано…  Под ногами черепичная крыша замка и следы торжества помешательства вокруг него, воссозданного слоняющимися толпами «зомби». Безумие не затаилось внутри смертельной арены, оно вырвалось наружу и распространялось теперь повсеместно. По крайней мере, везде, куда могли дотянуться глаза.

Нечто продолжало тянуть меня ввысь, с каждой секундой утраивая скорость. Промозглый холод сковал разгоряченную плоть и обездвижил, словно коваными цепями. Хотя я особо и не сопротивлялся. Дышать в разреженном воздухе становилось все трудней, но лишь до тех пор, пока мы не вылетели в открытый космос.

Вакуум выдавил со свистом его остатки из легких. Сердце бешено заколотилось. В кровь из перегруженных надпочечников хлынула непомерная доза адреналина. Это конец…  В мозг больше не поступал кислород. Мысли о смерти в голове крутились, как белки в колесе, но вдруг на «безумный аттракцион» рухнула бетонная плита…

Я осознал, что могу существовать и без воздуха…  Как такое вообще возможно? Как я могу жить в открытом космосе? А, неважно…  Хорошо все-таки тут…  Не горячо, не холодно…  Нейтрально…

Голубая планета почти мгновенно свернулась до размеров атома и растворилась в неизвестности. Прощай, Земля! Остались лишь миллиарды сверкающих звезд, пролетающих мимо, оставляя фантомный след. Восхищающие и одновременно пугающие…

Куда несет меня это таинственное нечто? И вообще, знать бы еще, что такое это нечто…

Все, на что согласилось парализованное тело, это приподнять еле подвижные глаза. Я увидел ослепляющую сферу с рваной аурой золотисто-огненного цвета. Мы стремительно приближались к желтому карлику…  К солнцу…  К сгустку безграничной энергии. Ну, почти безграничной. Я не хотел с ним сегодня встречаться. Да что уж…  я с ним вообще никогда не хотел столкнуться. Хотя кого это сейчас волнует?

Солнечная корона с этого ракурса выглядела чудовищно красиво. Хотя, на самом деле, это всего лишь разреженная высокоионизированная плазма. Черт! Слишком близко для меня…

Миллеиллионы заряженных частиц одновременно пронзили беззащитную плоть. Тело охватила дрожь и освободившиеся от пут паралича мышцы начали судорожно сокращаться. Руки обдало обжигающим жаром, и они на глазах приобрели насыщенно-красный оттенок, словно меня заживо мокнули в крутой кипяток. Вся защитная оболочка организма изнывала от действия высоких температур. Причем жжение и зуд только усиливались.

Вскоре «шкура» покрылась отвратительными крупными пузырями, заполненными прозрачной жидкостью. Волдыри разлетались в клочья, отчего кожа повсеместно болталась рваными шматами. Непереносимая боль пронзила каждый нейрон нервной системы. Разум вошел в крутое пике. Теперь он искал пятый угол, временами зависая и притормаживая.

Кровавые лохмотья дермы моментально ссохлись, почернели и разлетелись пеплом, оголяя запекшиеся сухожилия и мышцы. От бессилия хоть что-то изменить хотелось орать во всю глотку, но даже этой радости меня сегодня лишили. Мать его…  вакуум…

Внутренние органы дошли до кондиции готовности и начали взрываться, выбрасывая через разрывы в обугленной плоти смрадные перегретые газы.

Дьявол меня раздери! Как можно быть таким идиотом? Химера…  Она меня спасет. Правая рука таинственным образом поддалась внушению и приблизилась к лицу. Расплавленный металл растекся серебристыми струйками по оголенным костям, прикрытым лишь местами комочками прижаренного мяса. То, что я мог это еще видеть, ничем, кроме чуда, не назовешь. Хорошо, что я не чувствовал приторно-сладковатого запаха прожаренной человечины — обязательно бы вырвало…

Бредятина…  Мне даже нечем вдыхать, про опорожняться лучше вообще молчать…  Ну вот и все Ветров! Отлетался…

Обугленные кости внезапно покрылись трещинами, в глубине которых светилась непереносимо ярким светом огненная лава. Снопы искр мощным потоком полетели против направления движения тела, пожирая скелет с нереальной быстротой. Больше не было космоса, не было звезд…  Ничего не было…  Лишь необъятная туша невыносимо ослепляющей звезды, залившая все вокруг белым светом…

* * *

Затарахтела немецкая речь. Яркий свет начал затухать, пока не перестал ослеплять. Впереди меня стояли в ожидании мои спутники, а за ними виднелся стальной бункер с «зондеркомандой» в центре. С живой и, главное, разумной. Не было никаких следов битвы. Ни истерзанных трупов, ни бассейна с темно-красной жертвенной кровью, ни стрелянных гильз, ни жуткого запаха смерти.

Что-то новенькое…  В первый раз после смерти я вернулся не в кресло. Видимо, чтобы не заскучал…

— Да здравствует Адольф Гитлер! Оберштурмбанфюрер Эрнста фон Рунштедт, доложите обстановку, — затянул командным голосом Вольфганг и подошел к арийке, пожирая ее взглядом оголодавшего питона.

— Группенфюрер, вся мощь великой арийской нации мобилизована по боевой тревоге. Все силы, что имелись в наличии, — ответила ему «хрустальная леди» с каменным лицом.

Этот фильм ужасов я уже смотрел, и его финал мне не понравился…

Левая рука нырнула во внутренний карман костюма, схватила артефакт и сжала его что есть мочи. Правой рукой я вытащил любимый «Desert Eagle». Большой палец щелкнул предохранителем, и сверкающий ствол уперся в затылок Рихтера, скидывая его ковбойскую шляпу на пол.

— Не дергайся, Альфред! — грубо выкрикнул я. — Иначе вынесу тебе мозги.

— Что ты делаешь, Владимир? — прошептал Рихтер беззлобно, можно сказать, даже по-доброму. — Ты сошел с ума…

— Я никогда не был разумнее, чем сейчас. Я знаю теперь то, чего раньше не знал…

— Если ты задумал взять меня в заложники для чего-то…  Забудь. Эйзентрегер убьет нас обоих, ему на это плевать…  Он не пойдет на уступки.

— Правильно говоришь, Фреди. Это не в моих правилах, — подтвердил его слова Вольфганг. Вытащил пистолет и направил на меня. Собственно, как и Аршалуйс. — Дружба дружбой, а своя жизнь дороже.

— Нет, Альфред, все гораздо хуже…

— Ты хочешь меня убить?

— Нет…  Я хочу, чтобы ты жил…  Это трудно объяснить. Я должен это сделать.

— Я готов поговорить об этом. Опусти ствол, — сказал Альфред и попытался обернуться ко мне лицом.

— Стоять, я сказал! — заорал я, психанув. Руки задрожали и ствол заелозил по седым волосам Рихтера. — У нас нет времени говорить. Поверь мне, так надо…

— А еще говорят: я неуравновешенный. Да по сравнению со сбрендившими русскими, я ангел во плоти, — вставил группенфюрер и засмеялся. — Я бы никогда не замочил своего друга без объяснений.

— Альфред…  Я хочу, чтобы ты был жив…  Хочу, чтобы я жил…  Елена…  Знаешь, я хочу от нее детей…  Я хочу, чтобы жило все это кровожадное, ненасытное…  чертово человечество…

— Дак живи…  Рожайте отпрысков, никто не помешает вам…  Зачем все усложнять? Вольфганг спасет нас, у него в хранилище есть могущественные предметы. И мы вернемся домой…

— Нет…  не спасет…  И поверь мне, смерть не самое страшное, — захлебнувшись словами, произнес я.

— Не будь слепцом, Владимир. Посмотри, какая армия нас защитит. Это Четвертый рейх…  Ты понимаешь, что заложено в этих словах?

— Пойми…  Я прозрел…  Я только сейчас прозрел! Я знаю, чего хочу и, главное, зачем.

— Остановись…  Вова…

— Да хватит уже этих соплей! Стошнит скоро, а я недавно пообедал, — прервал наш диалог группенфюрер. — Даю тебе три секунды, щенок…  Или…  Или я вынесу тебе мозги вместе с бредовыми мыслями. Пусть проветрятся…

— Я тебя не спрашивал. Заткнись, фашистская тварь! — сорвался я на него.

— Что…  Что ты сказал? Су…  Су…

— Повторить?

— Я знал…  — бормотал он невнятно, а в глазах его запылал злобный огонь. — Я ведь сразу заподозрил…  Лица не узнал…  Твой взгляд…  Этого не может…  быть…  Так не бывает…  Это невозможно…

— Взаимно. Я тоже рад встрече, — издевательски бросил я.

— Гребаный русский…  Ты заставил меня ненавидеть весь мир! Лучше бы ты меня убил. Задавлю…

— Вы бредите? Давайте успокоимся и все обсудим, — прокричал Рихтер, но с места больше не двигался.

— Я намотаю твои кишки на кулак и заставлю их сожрать. Убью голыми руками, — зашипел Эйзентрегер.

— Рискни, гнида…  Лейтенант Слепаков промазал. А вот я не промажу. Ты сам себя приговорил, рассказав о врожденной декстрокардии.

Вольфганг рванул на меня с обезображенным яростью лицом.

Больше нечего ждать, нужно решаться! Смерть ради жизни или жизнь ради смерти.

Указательный палец дернулся, и в то же мгновенье мозги Рихтера брызнули в лицо кавказца. Я должен был его убить…  Не знаю почему, но артефакты не работают рядом с Альфредом, когда ему грозит опасность. По-другому я не смог бы вернуться на нулевой километр…

Рихтер замертво рухнул на пол. Вольфганг уже добежал и теперь заносил рукоятку над моим незащищенным виском, но убить он меня не успел. Аршалуйс всадил целую обойму свинца гораздо быстрее, пригвоздив мое продырявленное тело к стене. Горячая кровь струилась по телу. Стекала по рукам и напитывала жаждущий ее амулет. Теперь он был объят молниями. Скоро я окажусь в кресле, в своем кабинете…

Боли я не чувствовал, лишь радость. Притом совершенно безумную. Больно не умирать, мучительно жить на этом свете «мертвецом»…

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ ЛИЛОВЫЕ СНЫ

Екатеринбург, 13 января 2012 года

Это было странное место. И дело даже не в фантастическом пейзаже. Оно не поддавалось анализу обескураженной логики. Все здесь было неправильным. От начала и до конца, если в этом хаосе их вообще можно отыскать.

Очнулся я в дремучем хвойном лесу. Он по определению должен быть вечнозеленым, но на самом деле этому требованию не отвечал. Все без исключения было лилового цвета с незначительным различием оттенков: величественные ели, редкие кустарники, корявый валежник, ковры мхов, таежные травинки, наливные ягодки и цветочки…  Приходилось всматриваться, чтобы хоть как-то разделить в сознании эту сумбурную мешанину элементов. Перед глазами — опушка вечнолилового леса, как бы смешно это ни звучало. Хотя на самом деле было не до смеха.

Я даже ущипнул себя за руку, но, кроме боли и разочарования в том, что это не сон, больше ничегошеньки не получил. А это значило одно — придется просто плыть по течению в ожидании «хеппи-энда». Да поплясывать под чужую дудку, как вечно неунывающий петрушка-скоморох. Наверняка это проделки Химеры…  М-да, Ветров…  Опять ты попал…

Самое интересное, что странности цветопреставлением не ограничивались. Необычную тайгу раскраивала напополам узенькая дорожка из лилового кирпича. Она устремлялась вдаль горизонта к застывшему на лавандовых небесах солнцу цвета индиго. Хотя, возможно, это и не солнце…

Дорога была добротной. Не шикарный немецкий автобан, конечно, но тоже идеально прямая и с ровной поверхностью без лишних углублений и выпуклостей. Как будто ее строили на века и с искренней любовью, что наводило на мысли о сугубо нероссийском ее происхождении. По этой «неизвилистой» дорожке мне и нужно было идти. На это недвусмысленно намекали указатели в виде фиолетовых стрелочек, установленных по обочине через одинаковое расстояние. Они циклично вспыхивали ярким электрическим светом на манер бегущей строки.

Откуда вообще в этой забытой богом глухомани такая роскошь, как электричество? Где-то в кустах спрятаны лиловые белки, безостановочно бегающие в колесе с проводами?

Но на этом диковинность дороги не заканчивалась. В этом я убедился сразу, как только опрометчиво двинулся с места. В каком бы направлении я ни шел, каким бы способом это ни делал и какие бы силы ни прикладывал, я все равно неизменно приближался к «псевдосолнцу». Развернулся в обратную сторону. Прыгнул вперед на свою тень, но пока летишь, уже видишь, как загадочная дорожка перемещается под тобой сама по себе. Ты приземляешься на то же самое место, откуда и начинал полет. Можешь плюнуть на все и ломануться в сторону чащи парадоксального леса…  Но «кирпичная тропа» и тут не дремлет. Подстраивается под внезапные желания и исправляет на свое усмотрение. И вскоре ты вновь уже бежишь к светилу, ведомый той же непреклонной волей, что дирижирует стрелкой компаса. И ведь не поспоришь! Бесполезно. Не убедишь ни кулаками, ни пламенными речами. Кому вообще мне высказать свое бурное недовольство?!

Оставалось принять этот скверный факт, как он есть, и наслаждаться незабываемым путешествием. Собственно говоря, именно так я и поступил. Покорно опустил руки и побрел неизвестно куда, теряя чувство времени, расстояния и, самое главное, понимания.

Но хандрить мне долго не пришлось. Вскоре уже новые сюрпризы бодрили мои тело и дух. Не зря все-таки мудрый народ говорит, что чем дальше в лес, тем больше…  Нет, не дров…  извращенцев. Хотя начиналось все вполне даже безобидно.

По первости попадались чудаковатые грибочки. Крупные, высотой в половину моего роста. С вывернутыми наизнанку шляпками, в которых скопилась дождевая вода. В таких при желании и искупаться можно. Вот только жидкость аметистового цвета доверия не внушала.

Зачастили над головой подозрительные птицеподобные существа с вывернутыми на девяносто градусов крыльями. Птахи перемещались строго вперед-назад, летая с нарушением всех законов аэродинамики. Да и оперение у них было соответствующее — с торчащими полыми очинами наружу, словно это не перья, а иглы дикобраза.

Птицы вылавливали в воздухе всевозможный отвратительный гнус. Насекомые из реальности в сравнении с этими были ангельскими созданиями. Проигрывали в соревновании по мерзопакостности по всем параметрам. И по сумме мохнатых кривуль-конечностей, и по числу лупоглазых фасеточных глаз, и по количеству слюнявых хоботков, к моему нескрываемому ужасу, снабженных клыками. Внешне эти выросты походили на вторую челюсть инопланетного существа из культового фильма «Чужой».

Лишь бы эти твари не приняли меня за еду и не решились кровушки моей отведать!

Все чаще встречались могучие ели и сосны, которые росли из земли на хлипких тонюсеньких верхушках. Но зато в небеса устремлялась паутина ветвистой корневой системы. Как будто над нимипотрудился какой-то безумный великан-шутник. Выкорчевывал, перевернул и наглым образом воткнул обратно.

Замельтешили вдоль дороги косяки животных-колобков с ровными рядами лап по центру тела. Причем не только снизу туловища, но и с боков, и сверху. Они не шагали по земле, а буквально катились, перемигиваясь бесчисленными глазками.

В общем, скучать мне не давали, но вскоре веселящая дорожка оборвалась. В один прекрасный момент уперлась в пень. Вот он то как раз-таки был самый что ни на есть обычный, разве что размерами удался. Не пень от тысячелетнего баобаба, конечно, но дубы Шервудского леса точно переплюнул.

Я обошел его вокруг. Потрогал грубую пожухлую кору руками. Поцарапал ногтями. Попинал ногами его толстые бока. Ничего интересного…  Пень, как пень…

Но стоило на мгновенье отвлечься, как непонятно откуда на спиле пня появились два лепрекона. Коренастые бородатые человечки преклонного возраста, ростом не выше ребенка. Даже метра не наскребется. В изумрудных шляпах с высокими тульями. В нелепых башмаках с золотыми пряжками. В длинных чулках выше колена и в зеленом жилете с причудливыми пуговицами поверх белоснежных рубашек.

Цвет кожи у них был специфичный, но однозначно приемлемый для этого места. У одного прозрачный. Из-за этого его лицо почти растворялось в лиловом фоне. А у другого мутный, словно вода в реке Хуанхэ, но без желтого оттенка. Последний держал в руках курительную трубку с длиннющим чубуком. Лепрекон то и дело припадал к мундштуку и выпускал в направлении светила клубы густого табачного дыма. Невероятно крепкого и вонючего. От него не только резало глаза и забивало обоняние, но и съеживалась в ужасе кора головного мозга.

Первый же этой вредной привычкой не баловался. Зато он лениво ковырялся в носу, засунув пухлый указательный палец в податливую ноздрю почти под корешок. Хоть лепрекон и был прозрачным, как стеклышко, но показалось, что он пьян в дрова. Судил я сугубо по «посылающим друг друга глазам», мешковатой позе полусидя и непрерывному иканию с передергиванием тела. Но я мог и ошибаться…

Лепреконы спрыгнули с пня. Внимательно его осмотрели на наличие повреждений и заскочили обратно.

— Что уставился? — оборвал наглым образом мысли мутный, копошащийся пальцами в дебрях бороды. — Аутентичных ирландских лепреконов никогда не видел, что ли?

Причем заговорил он со мной на чистейшем русском. Удивительно…

— Честно говоря…  Э-э-э…  Я и обычных-то никогда не видел, — ответил я лепрекону.

— Ик…  Опять на нашу голову «лузер» забрел…  Ик, — с ноткой глубочайшего сожаления выкрикнул прозрачный и тяжело выдохнул, искривив и так сморщенное лицо. — Ик…  Что за невезенье? Все не как у людей!

— Да не ной ты понапрасну, Ивор. Всему свое время и место, — оскалив острые зубы и бросив злой взгляд на напарника, крикнул мутный. — Он вроде как нас по-честному подловил. Тебе хоть правила объяснили, заблудший странник?

Удивительно, эти тоже называют меня странник! Как Дровосек, как пустынный демон…  Когда же я узнаю, почему меня так называют все кому не лень?

— Правила…  Какие правила? Ничего не слышал об этом, — удивился я, почесывая затылок.

Прозрачный изо всех сил ударил себя рукой по лбу — послышался громкий характерный шлепок.

— О май гад! — заорал он. — Ик…  Скаах, ты это тоже слышишь?

— Слышу я, слышу. Только не ори…

— Что ты тогда сюда приперся? Ик…  — снова уставившись на меня, спросил прозрачный.

— А у меня выбор был? Ваша дорожка из лилового кирпича особо не спрашивала. Сама вперед несла.

— Ик…  Она такая же наша, как и твоя, глупый странник.

— Выбор есть всегда, — произнес загробным голосом мутный. — Послушай лепрекона, который второе тысячелетие разменял. И заруби себе это на носу, — затуманив взор в бесконечности, продолжил он. — Выбор как дверь в стене. Если в нее можно войти, то, значит, можно и выйти. Просто бывают неординарные двери, которые не поддаются логике. Их надо не только найти, но и входить в них по-особенному. Взглянув на себя со стороны.

— И какой же у меня был выбор? Мне уже даже интересно стало. Заинтриговали.

— Забавный ты все же, странник. Нормальные люди не ломятся сломя голову неизвестно куда, а спокойненько ждут. Рано или поздно пришел бы «верховный супервайзер» и ознакомил тебя со стандартным договором. А там уж тебе было решать: двигаться вперед или возвращаться в свое беззаботное восвояси.

— Ик…  Если, конечно, тебя за это время…  Ик…  Саблезубые пауки бы не сожрали, — заржал прозрачный. Он завалился на спину и затряс ногами в воздухе. — Ну или собственный желудок. Но тогда проблема выбора бы тоже отпала. Автоматически. Ик…

— Ивор, ты в своем репертуаре! Ничего смешного в этом нет. Ты же знаешь, что «черная вдова» очень занятой человек.

Договор…  Черная вдова…  Полный бред. Кто она такая? Кажется, я не в первый раз о ней слышу. Стишок…  Я нашел его в Париже в отеле. В нем упоминалось о пауке, который хотел превратить Землю в кусок льда. И вроде бы о ней меня кто-то предупреждал.

— Да-да…  Я в курсе…  Ик…  Быть везде и всюду тяжело. Извини, но не смог удержаться, Скаах.

— Хороший вариант предложили, ничего не скажешь. Сдохнуть, так и не начав пути, в ожидании неизвестно кого. Ну и садюги же вы, лепреконы!

— Эй, не гони лошадей! Ик…  Что за переходы на личностные оскорбления?! — завопил прозрачный. Он соскочил с пня и ткнул мне в штанину тупым концом сапожного шила. — Тебе дырок в теле добавить? Или пока полумерами обойдемся? По ушам дать? Ну-ка, преклоняй голову за порцией разума, переросток!

— Ага, разбежался! Сам допрыгнешь, малявка, если, конечно, сможешь, — бросил я и посмотрел на него с высоты своего роста.

— Да я тебе! С-с…

— Хватит! — заорал почерневший от злости мутный, сжимая маленькие ручки в еще более крошечные кулачки. — Ивор, разорвать твой левый башмак, ты опять с утра нектара накушался! Ну а ты зачем его провоцируешь? — переключился на меня Скаах. — Вроде большой, а мозгов, как у трехлетнего ребенка. Мы-то в чем виноваты? Мы не придумываем правила. Договор для всех един. Мы сами под веревочками шевелимся, да еще и приплясываем.

— Я? Я лишь высказал по этому поводу мнение. Он первый начал меня пугать вашими саблезубыми тварями.

— Да не наши они. Ик…  — пробухтел прозрачный, запрыгивая обратно на пень. — Сколько раз говорить! Не отвечаем мы за плодовитость тараканов, живущих в чужих головах. Хочешь, забери их себе…  Ик…

— Нет уж, спасибо, такого добра мне и даром не надо.

— А что так, бери…  Ик…  Императором Лиловолесья тебя сделаем, — издевался прозрачный, выгребая из внутреннего кармана жилетки всевозможный мусор. Хлам валился на землю, образовывая здоровенную кучу.

Древний стационарный телефон с разломанной трубкой. Желтая резиновая курица. Горшок с засохшим цветком. Банка лиловой нитрокраски. Черно-белая фотография в рамке. Кусок альпинисткой веревки и хозяйственное мыло. Огрызок ржавой арматуры…  Чего тут только не было! Складывалось впечатление, что у него в кармане черная дыра. Здравый смысл ненавязчиво подсказывал, что там это все разместиться физически не может. Галлюцинации становились все нереальнее.

— Где-то тут у меня алмазный скипетр и держава золотая завалились, — причитал прозрачный, засунув руку глубоко в карман. — Сейчас-сейчас…  Уже почти нашел…  Или, может, тебе мандат подогнать?

— Да не надо мне ничего!

— Ивор! Прекрати паясничать! Давай, начинай уже эту долбаную церемонию! — рассердился мутный, попутно выдирая из рук очередную появившуюся из кармана безделушку. Он кинул ее себе под ноги и с остервенением растоптал.

— Ик…  Хорошо…  — протянул Ивор, растягивая улыбку, больше походящую на зловещий оскал. А затем добавил, шипя, словно змея: — Босс-с-с-с…

Руки лепрекона взметнулись к лавандовым небесам и с резким хлопком опустились. Яркая вспышка света — и на землю опустилась радуга. Обычная, семицветная, сверкающая насыщенными красками. Начало ее растворялось в небе, а конец упирался в мои башмаки. Или все было наоборот? Неважно…

— Не халтурь! Все «по чесноку»! — скомандовал мутный.

Прозрачный вновь икнул и щелкнул пальцами. Радуга замерцала, и рядом с ней появился огромный чугунный горшок.

— Вот почему ты такой противный, Скаах? Ему он все равно не нужен…  — заканючил прозрачный.

— Твой дар, странник! Прими с благодарностью и пользуйся на свое усмотрение, — не обращая внимания на напарника, чеканил заученные слова мутный.

— Что это? — удивился я, заглядывая внутрь посудины.

— Горшок.

— Не…  Это я вижу. А что это такое внутри?

— Уголь…  Антрацит или каменный. Точно не скажу, надо на зуб пробовать.

— Да я вижу, что уголь. А где золото?

— Какое еще золото? — переняв эстафетную палочку удивления, выпучил на меня глаза мутный.

— Ну, обычное. Золотое такое…  В слитках, в монетках, россыпью…  Любое…  Почему уголь-то?

— Хм…  А говорил: контракт не читал…  Обманул нас доверчивых?

— Да ничего я такого не читал, — гневно бросил я, выхватывая один увесистый кусок угля из горшка. — В сказках написано, что на конце радуги клад несметный сокрыт.

— Сказки…  Странно…  Никогда о таком Священном Писании не слышал.

— Это не Писание, а фольклор. Народное творчество.

— Фоль…  клор…  Надо будет на досуге поискать в «лепрепедии», — пробормотал мутный, но оживился и перешел на исполненный величия тон: — В связи с тяжелой ситуацией. В рамках целевой программы по экономии и сбережению ресурсов. Гильдией лепреконов было единогласно принято решение о замене благородных металлов на другие виды ценных ресурсов. Пункт, напечатанный под тремя звездочками мелким шрифтом в конце контракта. Дай бог памяти…  Числится он под номером один один ноль ноль ноль…

— Один один ноль ноль, — передразнил я лепрекона. Ну уж слишком он это противно говорил!

В этот момент морда прозрачного исказилась в ужасной гримасе. Узкие глазки замерли без движения и приняли выражение безумия. Из приоткрытого рта по подбородку потекла вспененная слюна. Через несколько секунд из гортани вырвался незнакомый, лишенный выражения голос:

— Один один ноль один один один ноль один…

Почти сразу же сумасшествие перекинулось на мутного. Мои несчастные уши разорвал синхронный бред со стереоэффектом:

— Ноль ноль ноль один один один ноль…

— Эй, вы чего? — махая поочередно рукой перед их лицами, кричал я, но это не приносило результата.

— Ноль один один…

— Да хватит вам уже, хорош! Один один…  Что вы заладили?

— Один один один один ноль…

— Два, три, три, два, один, ноль, — затараторил я и еще зачем-то поставил им на носах красивые лиловые «сливы».

Речь их неожиданно оборвалась, и они застыли, словно статуи. Я же отпрыгнул от греха подальше. Кто его знает, что еще может случиться с этими безумцами. Да еще и с носами нехорошо получилось…

— Спасибо, странник! — послышался голос мутного, который вернулся в свое естественное состояние.

— В долгу не останемся. Вроде как разумной жизнью теперь тебе обязаны, — добавил прозрачный, тщательно вытирая шелковым платком лицо.

— Что это такое с вами произошло?

— Не обращай внимания. Эхо Великой Войны…

— Войны?

— Ну да, Войны. Видишь ведь во что превратился мир. Безумие везде, всюду и даже в нас. Был тут у нас один революционер, меняющий реальность. Весь Лепреленд «поставил раком»…

— Один? А что может сделать один лепрекон? Он ведь совсем один. Один-одинешенек, ноль без палочки…  Зеро…  Дырка от бублика…  — размышлял я вслух.

Морду прозрачного опять перекосило, и он затянул старую песню, но сильный удар руки мутного его образумил. В ответ послышалось корявое: «Мерси, вери матч!»

— Странник, ты издеваешься? — выкрикнул мутный и бросил презрительный взгляд в мою сторону.

— Нет. Я ведь сначала не понял, что на вас так цифры влияют. Больше не повторится.

— Эх, хорошо бы…  если бы ты действительно все понял, — заскулил прозрачный, прикладывая к новенькому фингалу шар золотой державы с крестом.

— А что он все-таки сделал? — поинтересовался я.

— Кто что сделал?

— Ну, этот бунтарь…

— А, ты про это…  — протянул мутный. — Ты сам все, в принципе, видишь. Неуемная фантазия Нуады не знала пределов.

— Кто такой Нуада?

— Уже никто…  Когда-то был…  Неважно. И вообще, не перебивай, а то рассказывать не буду.

— Хорошо…

— Много работы было. Мы перекрашивали все в этот отвратительный цвет. Меняли геном несчастных тварей. Варварски терраформировали планету по его прихоти, но ему все было мало…  В один ужасный день он решил вывернуть наизнанку целую вселенную…

— Хорошо, что надорвался, — взволнованно сказал прозрачный, озираясь по сторонам.

— Кстати, Нуада уже здесь, собственной персоной, — указывая пальцем на мои ботинки, произнес мутный.

Я взглянул на ноги и в ужасе запрыгнул на пень, словно олимпийский чемпион по прыжкам в высоту. Еще мгновенье назад мои конечности были погружены по щиколотку в прозрачную слизь. В ее глубине виднелось что-то непонятное, темно-зеленого цвета.

— Турв есв ино, — раздался мерзкий хлюпающий звук, который походил на стон и на рык одновременно, — ино янем илунамбо.

— Не бойся, странник. Он только ползать умеет. Тут ты в полной безопасности.

— Эдак его вывернуло. Ну и зрелище…  Не могу разобрать, на каком языке говорит.

— На тарабарском балакает…  — выдвинул гипотезу прозрачный и заржал.

— Нуада всегда старательный был и ни в чем себе не отказывал, — смачно плюнув в омерзительную кучу, сказал Ивор.

— Адюсто игеб, киннартс, — завопила бесформенная масса и закружилась вокруг пня, — Тунамбо…

— Не обращай внимания, попыхтит и успокоится. Так часто бывает. Мы уже привыкли. Давай лучше сделку с котелком закончим.

— Да зачем он мне? Что я с этим дурацким углем делать буду? — спросил я.

Лепреконы затараторили, перекрикивая друг друга:

— Ну, это ты зря…  Вариантов тьма. Вдруг ты алхимиком решишь стать. На чудодейственные лекарственные средства сгодится.

— Можно холодными зимними вечерами…  Ик…  В печке сжечь, чтобы согреться, — вставил прозрачный, дополняя слова жестами и мимикой, словно взаправдашний актер.

— Да…  А еще, может, ты фермером захочешь стать. Будешь делать пестициды, инсектициды…  удобрения там разные.

— Тунамбо! — визжало нечто, наматывая круги вокруг пня. — Тунамбо!

— Можно…  Ик…  Мяско вкусняцкое на барбекю с корочкой поджарить, да под отменный вискарь. М-м-м…  Слюни аж побежали.

— Или, например, краска тебе понадобится…  Ну мало ли…  Всякое может быть. Начальники разные бывают. Иногда и траву красить заставляют в удивительные цвета.

— Турв есв ино!

— Либо…  этим…  Терроми…  Как его там, скажи, Скаах…  Терраси…  Террористом, точно. Бомбу удумаешь сделать. Бум! И весь мир отправится в тартарары. Ты ведь такой у нас, странник, многофункциональный. Тебе многие профессии интересны.

С чего он такие выводы делает? Или им известно обо мне больше, чем мне самому? Подозрительные товарищи эти лепреконы!

— Тунамбо…  — продолжала пугающая меня тварь.

— Или, странник, ты можешь приложить чуть больше усилий. Тебе лишь нужно высокое давление, температура и время. Создашь из угля алмазы. Вот это будет уже действительно целое состояние.

— А еще ты можешь…

— Все! Все! — заорал я, закипая от злости так, что свисток на «чайнике» уже начал приплясывать. Хватит! Достаточно! Не нужен мне это гребаный горшок. Вы мне сейчас мозг разнесете! Еще эта мерзость никак не успокоится. Зачем она верещит «тунамбо»? Что это значит? Может, он говорит «номер два»?

— Ты, главное, не нервничай, странник. Нервные клетки не восстанавливаются. Не хочешь горшок — не надо, — успокаивал меня мутный. — Есть и другие варианты. А на Нуаду не обращай внимания, я же тебе уже не раз говорил. Никто не знает, что он там верещит…  Забудь. Можешь лишь посочувствовать ему. Видишь ведь, как его перекосило. Откуда возьмется разум в этой твари?

— Ик…  Сворачиваемся, Скаах?

— Да, Ивор, — кивнул мутный, и прозрачный щелкнул в ответ пальцами.

Радуга растворилась в воздухе в то же мгновение, словно мираж. Лепреконы отвернулись от меня и зашептались, изредка раздавая друг другу звонкие подзатыльники.

— Есть у нас к тебе предложение, — произнес прозрачный, поворачиваясь ко мне.

— Выгодное для всех. Ик…  — добавил мутный, поднимая вверх указательный палец.

— Тунамбо!

— Стойте…  Когда вы местами поменялись? Хотя нет…  Ты же по-прежнему икаешь. Значит…  Или…  Хотя…

— О чем ты, странник?

— Ты был прозрачным, — тыкая пальцем в силуэт мутного, произнес я, слегка нервничая от непонимания. — А ты, наоборот, был мутным. Как сейчас в памяти вижу!

— Да ты что! Странник, я отродясь был таким, сколько себя помню. Хочешь любимую мамулю из отпуска вызову? Она мои слова подтвердит, — ответил взволнованно, но искренне «бывший мутный». — Да и мы тебе хоть раз в жизни врали? Зачем нам тогда начинать?

— Ага…  Ик…  И я могу мамусеньку позвать. Сейчас только почтового голубя накормлю, напою и в путь дальний за тридевять земель отправлю. Лишь бы по дороге крылья хлипкие не поломал.

— Турв есв ино! — безостановочно повторяло нечто.

— Не надо никого звать, — оборвал я их речь, трогая рукой вспотевший лоб. — Вероятно, ваше индиговое солнце мне в голову ударило. Перегрелся слегка с непривычки.

— Да не наше оно…  Ик…  — заскулил «бывший прозрачный» и вновь искривил лицо до состояния высушенной виноградинки.

— А-а…  Ну ты уж поаккуратней, кепочку или бейсболку надо надевать для таких случаев. Каску стальную, на худой конец. Но мы отвлеклись…  В общем, странник, расклад у нас такой. Мы тебе безвозмездно, то есть даром, отдаем монетку. Причем золотую, как ты, собственно, и просил. Но с одним условием…

— Каким?

— Нравишься ты мне, странник, сговорчивый ты. Условие никчемное — ты нам тоже монетку подаришь. Серебряную. Ту, что у тебя во внутреннем кармашке припасена.

— Да в ней серебра-то…  Ик…  Кот наплакал…  — заканючил «бывший прозрачный». — Формальность голимая.

— Ончот тунамбо! — едва слышался шепот бесформенного существа, устало раскрывающего подобие рта.

— А как вы узнали о моих пяти рейсхмарках? — спросил я, проверяя тайничок в пиджаке. — Я вроде с монеткой «не трясся» перед вами и даже не упоминал о ней. Подозрительно это…  А главное, зачем она вам?

— Ик…  Шило в мешке не утаишь, — парировал мутный, довольно улыбаясь.

— Для коллекции нам, — произнес прозрачный. — Тебе же все равно она без надобности. Нет в ней никакой удачи. Сам ведь, наверное, убедился.

— Хм-м…  Про это я тоже не говорил, — пробурчал я под нос, а потом громко добавил: — Пожалуй, я останусь при своем. Это ведь талисман. Да и про фокус с золотой монеткой лепрекона я знаю. Она через некоторое время у нового хозяина в пепел превращается. Так что не обессудьте…  не прокатит…

— Рваный башмак мне в за…  Кто посмел?! Да как так! — размахивая в воздухе сапожным шилом, орал во всю глотку мутный. — Ты нам все это время по ушам ездил! Затычу до смерти…  Дурил, значит, нас.

— Ивор, заткнись и убери свою «тыкалку». Странник просто хорошо информирован, но не читал договор. Правильно говорю? — обращаясь теперь ко мне, спросил удрученный прозрачный.

— Да, именно так…  — подтвердил я.

— Точно не передумаешь? Может…  — продолжил Скаах.

— Категорическое нет.

— Ну, тогда нам больше нечего предложить, несмотря на все наше уважение к тебе, — сказал, отворачиваясь, «бывший мутный», натягивая изумрудную шляпу до уровня глаз. Уходим, Ивор!

— Стойте! А как же исполнение желаний?

Оба лепрекона синхронно замерли, словно ледяные истуканы. Лишь через десяток секунд они чудесным образом оттаяли и развернулись обратно, выпучив глаза.

— Ты слишком много знаешь…  — неприятно прошипел прозрачный, щелкая костяшками на кулачках. — И как бы мне ни хотелось, но…  Мы не можем нарушать установленные правила, к сожалению. Что изволите, странник? — добродушно договорил лепрекон. Теперь он вновь стал улыбчивым, шокируя мгновенным контрастом эмоций.

— А что можно пожелать?

— Тунамбо! — приободрилась не поддающаяся осмыслению сущность.

— Что хочешь, — с воодушевлением бросил мутный. — Ик…  Бездонную бочку с выпивкой. Незатухающую трубку отменного табака. Безотказных девиц, не знакомых с моралью.

— Ивор! Он не про твои ограниченные желания спрашивает. Заткнись! — прикрикнул на напарника Скаах, но после добавил: — Стандартный набор, странник…  Никакой оригинальности…  Власть, богатство, бессмертие…  Ничего интересного для тебя. От первых двух позиций ты уже отказался раньше. Императором Лиловолесья ты быть не хочешь, горшок с углем брать не желаешь…  Может, мы пойдем себе спокойно?

— Последнее весьма заманчиво…  Но вы ведь без пакостей и уловок не умеете. Выберу бессмертие и проведу следующий миллион лет булыжником посреди пустыни. Пусть даже разумным. Это ведь больше наказание, чем дар. Но все, конечно, будет в пределах установленных договором правил.

— Что ты на нас наговариваешь? Какие уловки и гадости? — начал отпираться мутный. — Мы никогда и никого не обманываем.

— Я верю вам, каждому услышанному слову, — улыбнулся я и подмигнул, — но все-таки…  Какие еще желания загадывают?

— За столько лет разве все упомнишь…  — со вздохом протянул прозрачный.

— За всю жизнь можешь не вспоминать. Есть и покороче периоды.

— Ты ведь не отстанешь?

— Нет!

— Эх…  Ну как скажешь…  Странник, все тривиально. Люди очень ограничены и меркантильны в желаниях. Порою пустынная обезьяна больше фантазиями удивляет. Но во всех обобщениях есть исключения. Эти слова про русичей. Ты же из России, странник? Дух русский чую…  — хапая волосатыми ноздрями воздух, неожиданно спросил лепрекон.

— Из России. А по речи непонятно?

— Ну, акцента я не слышу. Идеальное произношение. Как будто мы с тобой в одно время родились. Поэтому и спросил.

— Не знаю, что ты слышишь, но я на русском говорю, — подытожил я и шепотом добавил: — Наверное…

Сомнения теперь у меня все-таки появились…

— Ага, а я на кроманьонском шпарю, — откликнулся «бывший мутный» и рассмеялся. — Извини, странник, но я, кроме ирландского, никаких других языков на дух не признаю. Это мне, как серпом по кельтскому наследию. Вот Ивор полиглот. Он да, хватает в лексикон дурацкие чужеродные словечки. Молодой еще, зеленый…

— Я-я, дастиш фантастиш! — с важным видом подтвердил мутный, прищурив глаза.

Черт! А ведь старый лепрекон прав! Его не проведешь…  Никак не могу привыкнуть к тому, что с недавнего времени говорю на любом языке мира. Я пошлепал губами, но так ничего больше и не сказал.

— Дак вот, странник. Русичи они странные. Им что-нибудь эдакое подавай. Хотя и среди них исключения бывают. Это те, которые «сходи туда — не знаю куда, принеси то — не знаю что». Но, в основном, они натуры романтичные. Прямо-таки не желают, а требуют вечной любви. Что тебе милее? Выбирай…

— Пожалуй…  второе. Хотя со своим выбором я давно определился. Просто проверю. Чтобы убедиться в том, что я сделал правильный выбор в жизни.

— Ивор!

— Ту…  нам…  бо! — так зверски завыло нечто, что земля вокруг затряслась.

Руки лепрекона вновь поднялись к небесам и с хлопком опустились. Тут же в центре пня появилось большое старинное зеркало.

— Ну, все! Руками в воздухе води влево или вправо, как будто мух отгоняешь. Девицы в зеркале будут меняться. Внизу, под каждой картинкой краткая биография написана. Только не резко махай руками, а то зависнет «стекляшка», — сказал Скаах. — Выберешь свою любовь — позовешь. Мы тебя не торопим. Пока к себе пойдем. Чайку попьем с сахарком. Ага?

— Нет, не уходите. Я быстро.

Взмах руки. В глубине зеркале появилось реалистичное трехмерное изображение задумчивой девушки. Оно вращалось в пространстве Зазеркалья, подчиняясь движениям кончиков пальцев. Приближалось…  Отдалялось…  Можно было разглядеть любые, даже самые мелкие детали одежды и черты лица. Вот только каракули внизу зеркала я разобрать не мог.

— Не могу прочитать, что там написано.

— Ты меня удивляешь, странник…  — забормотал «бывший мутный». — Говорить умеешь, а читать нет? Хе-хе…  Ладно уж, помогу.

Он только договорил, как сразу же послышался потусторонний голос откуда-то из глубин лавандового поднебесья:

— Лот под номером один миллиард семьдесят три миллиона семьсот сорок одна тысяча восемьсот двадцать четыре…

— А не многовато девушек для выбора?

— Не-не…  в самый раз! Мы через дополнительный фильтр пропустили. Строго по твоим предпочтениям. Может, отпустишь нас? Это небыстрое занятие.

— Нет…

— Крутите барабан, сударь! — пробасил прозрачный, налепивший себе под нос мохнатые усы из лилового мха. Вылитый Леня Якубович! — Сектор приз!

— Евгения Майш. Украина. Очаков. Год рождения тысяча восемьсот семьдесят…  Бесстрашная, несгибаемая, решительная…

Кисти моих рук зашевелись значительно быстрее. Разнообразные силуэты женских особ непрерывно сменяли друг друга.

Брюнетки, блондинки, шатенки и рыжие…  Даже лысые встречались…  Африканки, азиатки, европейки…  Принцессы, крестьянки, военные…

— Матильда Каносская. Италия. Бондено-ди-Ронкоре. Год рождения тысяча сорок шестой. Отважная, независимая, непримиримая…

— Что-то барахлит у вас софт. Многих уже в живых нет столько лет, что на пальцах показывать устанешь.

— Нет, с ним все в порядке, — сказал прозрачный. — Отобрано специально для тебя, случайных людей здесь вообще нет.

— Понятно, не умеете вы без хитростей, — пробурчал я и продолжил знакомиться с девушками.

Кого здесь только не было! Совсем юные и ужасно дряхлые. Красивые и откровенно непрезентабельные. Жизнерадостные и угрюмые. Мимолетно знакомые, знакомые до боли и незнакомые вообще…

Движение пальцев — и передо мной безумная ведьма из психбольницы…  Дусенька, как ласково называли ее. Восхитительный подарочек она презентовала…  Как же давно это было! Слишком давно, как будто даже не в этой жизни…

Взмах — и в зеркале кружится белокурая красавица-незнакомка в бирюзовом платье. Еще одно движение — и в глади амальгамы возник ангел с глазами цвета лазурных небес. Шарлотта…  Жертва Французской революции.

— Калавай, калавай, кого хотсешь выбилай…  Ик…  — затянул с жутким акцентом песенку Ивор, помогая себе руками и ногами. — Вот такой чирины…  Ик…

Колыхание воздуха — и вновь незнакомка…  И еще…  И еще…  За одно мгновенье тысячами пролетали тени девиц. Движение — в зеркале нищенка из трущоб Парижа. Еще взмах — и перед глазами застыла добродушная бабушка с вокзала, которая угостила меня квасом…  Этих-то зачем мне подсунули?

— Cтоп! Достаточно…  — закричал я, убирая руки в карман брюк.

— Эй, странник…  Ты с ума, что ли, сбрендил? — заржал прозрачный, перекатываясь по пню от хохота. То и дело он сталкивался с мутным, который бился в неконтролируемой истерике. Ну у тебя и вкус! Она же тебе в прапрабабушки годится. Всему должен быть предел…  Хотя твое дело…  А я бы насчет помятой упаковки подумал на твоем месте. Мне вот жгучая брюнеточка ступенек тридцать назад приглянулась.

— Я не выбирал бабулю…  Я вообще больше не хочу и не буду выбирать.

— Опять за старое, да? Тебе невозможно угодить. И нас уже измучил, и себя.

— Да нет. Я давно уже определился. Мне никто, кроме Елены, не нужен. Глупая все-таки это была затея. Теперь лишь хочу убедиться. Доверюсь судьбе и воспользуюсь подсказкой зала.

— Подсказка зала? А ты шутник, как я погляжу, — бормотал Скаах, теребя прозрачную бороду.

— Не подведи, Нуада, — крикнул я на унылую кучку возле пня.

— Тунамбо!

— Ты еще больший псих, чем я думал при нашей встрече, — произнес прозрачный. — Твое второе имя — безумие. Зачем ты слушаешь существо, которое даже себя не сделало счастливым?

— Я верю в благосклонность фортуны, — сказал я, приложив правую руку в район сердца. Там, во внутреннем кармане, лежала немецкая монетка. — Спасибо, Нуада!

— Точно не передумаешь?

— Нет!

— Это твой окончательный выбор?

— Да!

— Уверен? — уточнял прозрачный, приближаясь к моему лицу корявой мордой и все уже сощуривая глаза.

— Абсолютно, как никогда прежде!

— Стопицот?

— Да! Я никогда не ошибаюсь…

— Ну, тогда не обижайся…  Подтверди номер лота, странник…

— Лот номер два…

— Принято.

Старинное зеркало засияло нестерпимым для глаз свечением. Я закрыл веки. Запах озона терзал бедный нос, как во время грозы. Уши раздирало потрескивание буйного электричества. Хотелось внимательно рассмотреть, что на самом деле происходит, но шансов мне не оставили. Вскоре все стихло, и я открыл глаза для того, чтобы увидеть ее…

— Елена…  — радостно произнес я, уставившись на нее. — Ты восхитительна, как никогда…

На месте зеркала теперь стояла девушка. Настоящая…  Из плоти и крови…  Ее белоснежное свадебное платье, усеянное распрекрасными бриллиантами, еще слегка потрескивало. К пню стекали сверкающие искорки разрядов, исчезающих на его поверхности. Вот только она почему-то не двигалась и ни на что не реагировала…

— Ты что залип-то, странник? — вывели меня из ступора слова развеселившегося прозрачного. — Осыпай поцелуями свою принцессу, а то она так и проведет жизнь на бесконечной паузе. Не заставляй ее ждать.

— Горько! Горько! — надрывал горло мутный, подпрыгивая на пне, как рождественский заяц.

Я подошел вплотную к единственной и неповторимой. Заглянул в ее остекленевшие глаза, в которых танцевали вальс колючие снежинки. Прикоснулся к холодным губам, и меня тут же обдало жаром. Я почувствовал, как ее сочные губы ринулись навстречу моим, для того чтобы слиться в страстном поцелуе. Кровь мгновенно вскипела и забурлила. Мир поплыл перед глазами. Я потерял связь с реальной действительностью. Лишь где-то вдалеке слышался гнусный голос лепреконов, к словам которых я не хотел прислушиваться…

— Скаах, ты думаешь: он что-нибудь понял?

— Ивор, не знаю…  Неподкупное время всегда расставляет все по своим местам…  Да, братишка Нуада?

— Ад!

* * *

Очнулся я в своей ненаглядной постели. Причем это было удивительно даже для меня самого. Опять сон…  Все-таки артефакт тут ни при чем…

Нервные окончания на губах по-прежнему млели от фантомного следа поцелуя Елены. Я прокрутил в голове эпизод из ненормального сна, вспоминая шквал эмоций…  По коже толпой побежали взбудораженные мурашки. Слишком реалистично для того, чтобы быть сном!

Похмельный бред? Вряд ли…  С «зеленым змием» я в продолжительный симбиоз не вступал, хотя, в принципе, не брезговал употреблять. Однодневные возлияния под хорошую закуску называть запоем язык не повернется даже у ханжи-трезвенника. К тому же я точно помнил, что со спиртным завязал после похорон Рихтера. Это как минимум две недели стойкого воздержания. Значит, не подходит…  Не угадал, Ветров…

Галлюциногенных грибов я отродясь не пробовал. Все-таки это прерогатива индейских шаманов. Пусть они там сами по себе в измененном состоянии сознания коннектятся, с галюнами-духами общаются, будущее пророчат, люд простой от неудобопроизносимых болезней исцеляют. Вообще не мое это…

Вариант с употреблением наркотиков даже рассматривать не буду, в любом их количестве и при всем разнообразии видов. Отношение к ним всегда было принципиально одинаковое — в крайней степени негативное. Разве что они попали в организм без моего ведома…

Чем дольше я об этом думал, тем больше убеждался в том, что рациональной причины возникновения галлюцинаций мне сегодня точно не отыскать. В конце концов, я не психиатр, и диагноз навскидку ставить не умею.

Хотя зачем мне вообще искать какие-то причины, если все, что мне нужно, и так рядом со мной? Я справился с завоеванием Елены быстрее, чем она пророчила…  Не за тысячу лет, а с десятой или одиннадцатой перезагрузки на нулевом километре. Не все, конечно, было гладко, но я справился…  Скоро месяц, как мы живем вместе в моей квартире.

Через щель в темных шторах в комнату прокрался солнечный зайчик. Покрутился в пыли на грязном полу и, окончательно измазавшись, запрыгнул ко мне на подушку. Время явно уже ближе к обеду, надо вставать.

— Привет, грязнуля! Пошли будить засоню, — поприветствовал я нежданного гостя, подставляя открытую ладонь. Но он почему-то проигнорировал меня и промолчал в ответ. — Ну и ладно…

Перевернувшись на другой бок, я увидел мое ненаглядное солнышко, которое мило посапывало. Губы растянулись в широчайшей улыбке.

Обнаженное, загорелое тело карамельного оттенка на белоснежном льняном постельном белье. Растрепанные волосы цвета воронова крыла, вьющиеся змейками по подушке. Плавные изгибы тела.

— С добрым утром, любимая! — прошептал я на ушко, прикасаясь кончиками пальцев к ее горячей шелковистой коже на шее. — Просыпайся, принцесса…

Елена пока не реагировала на неожиданное вторжение в ее сладкие сны.

— Леночка, солнышко, вставай, — продолжал я. — Знаешь, какой мне сон приснился? Безумный лиловый мир, в котором живут двинутые лепреконы. Они исполняют любые, даже самые странные желания. Я выбрал тебя из миллиарда претенденток. Какая же ты была шикарная в свадебном платье! Ты бы видела…

В это мгновенье голова девушки развернулась на сто восемьдесят градусов. В ужасающей близости от себя я увидел…  ядовито-желтые глаза. Их взгляд пронзал насквозь…  Передо мной волосатая морда пустынного демона…

Сладковатый запах гнили, извергаемый из пасти твари, ударил в лицо. Он разъедал мои глаза. Сжигал слизистую носа. К горлу подкатил ком.

Челюсти демона разверзлись в оскале, обнажив ровные ряды зубов. Они были покрыты вязкой зеленой слизью, которая стекала по брылам. Из гортани вырвался зловещий рык, промораживающий душу.

Ужас настиг беззащитный разум, причиняя боль, заставляющую забираться его как можно дальше во тьму. Осиротевшее тело не стало безропотно дожидаться развязки эпизода. Оно тотчас же рвануло с криком в направлении единственного благоразумного выхода из квартиры — к входным дверям. И все, быть может, у него получилось, но обстоятельства часто бывают сильней. Они любят вносить коррективы в закономерную цепь событий.

Сегодня этим непредвиденным обстоятельством стал журнальный столик, который расположился не там, где бы его хотелось видеть. Он почему-то стоял на проходе. Я вмазался в него и, потеряв равновесие, полетел к несущей бетонной стене.

* * *

Знойное солнце застыло в зените, словно его кто-то намертво пригвоздил к чистейшим васильковым небесам. Оно нещадно палило над головой, испепеляя все вокруг. Но его было не в чем винить. Светило выполняло свою кошмарную работу, причем на «отлично». Температура зашкаливала за все разумные пределы. Казалось, еще чуть-чуть — и спирт в термометрах закипит и вырвется с шумом наружу, разорвав парами на куски герметичные колбы.

Соленый пот катился градом по моим щекам. Грудь тяжело вздымалась от нехватки свежего воздуха. Мертвый штиль, без единого намека на возрождающий прохладный ветерок. И еще невыносимо терзала жажда…  Так что запросто можно сойти с ума от безысходности…

Безумно хотелось, чтобы все это было сном…

Впереди желто-коричневое здание железнодорожного вокзала с вывеской «Нижний Тагил». Позади разноцветно-зеленый дряхлый вагон поезда. Под ногами расплавившийся вонючий асфальт, больше похожий на кипящую смолу.

Я сразу узнал это место, хотя и старательно пытался его забыть долгие годы. Мой жизненный старт, с которого все началось…  Или закончилось…

Дверь вагона приветливо распахнута в ожидании опаздывающих пассажиров. Осталось только заскочить в нее по железным ступенькам. Вскоре отправку поезда объявят по громкой связи. Он навсегда исчезнет из моей жизни, укатив по рельсам в неизвестность…  В иное будущее, совсем другое…

Хотел бы я уехать вместе с ним?

Возможно…

Но кто сказал, что другая неизвестность будет правильней, чем сейчас? Хочу ли я узнать, кто я на самом деле?

Наверное, да…

Но что это изменит для меня? Стану ли я лучше, чем сейчас? Что было бы, если бы я никогда не встречал Альфреда?

Д-д-д…  Да похоже, что нет…  Я не смогу жить по-другому…

Даже, несмотря на то, что мне вновь придется провожать его в последний путь. Десятки…  Да что я скромничаю, сотни раз…  Кошмар, воплощенный в реальность…  Химерой…

Хочу ли я вновь сжимать в руках ее холодное тельце…  чувствовать легкое покалывание электрических разрядов? Несравнимое ни с чем…

Да-да-да…

Это как наркотик…  И неизвестно, на что я способен ради нее…  Ради силы, ставящей меня в один ряд с избранными…

Окончательное решение я так и не принял, но уже уверенно шагал по бетонным ступенькам к зданию одинокого вокзала. Еще несколько метров, и я впорхнул внутрь через отворенные двери.

Вот только то, что я увидел, мне не понравилось…  Одинаковые люди…  Не то чтобы они были идеально похожи…  Нет, это было не так. Они все же по-разному одеты. Непохоже причесаны. Да и возраст людей сильно разнился.

Но если присмотреться…  Все они были представительницами прекрасного пола. И продавщица в ларьке, торгующая растаявшим мороженым. И строгая полицейская, старательно отчитывающая пойманную в толпе хулиганку. И неопрятного вида пьяный лысый грузчик, везущий тележку с баулами всевозможного тряпья. И торопливые пассажиры. И никуда не спешащие провожающие…

Даже это привередливый мозг мог переварить, списав все на странное стечение обстоятельств. Почти невозможное и неосуществимое, но теоретически все-таки допустимое. Но как объяснить, что во всех лицах проглядывались черты дорогого мне человека? Везде и всюду, словно они яблочки с одной яблоньки. Самый бредовый бред из всех бредовых…  Клоны Елены, только разного возраста…

Мимо проскочила чопорная сорокалетняя барышня, небрежно оттолкнув меня грузной сумкой. Дама тут же растворилась в толпе, гадостно при этом фыркая, словно лошадь. Я оступился, повалился набок и вцепился в ближайшую ко мне опору. Она оказалась рукой девушки.

— Лена? Что происходит? — спросил я, теряя остатки самообладания.

— Найди меня…  — послышался в ответ игривый голос. Вслед за ним задорный раскатистый смех, который, как мне показалось, звучал прямо в голове.

Я заглянул в глаза девушки. Ее лицо приобрело неподвижность, словно она превратилась в бездушную куклу. Мгновенье — и мои пальцы сомкнулись, ощутив необъяснимую пустоту…

Миллиметр за миллиметром юное тело и модная одежда девицы каменели, приобретая серый оттенок. Трескались глубокими шрамами, словно обезвоженная пустынная земля. Разламывались на куски и рассыпались на крошечные крупицы. До тех пор, пока девушка вся без остатка не растворилась в воздухе. Она оставила после себя на полу лишь небольшую кучку пепла и песка.

Как оказалось, свидетелем этого инцидента с исчезновением был не только я. Уши заполнил душераздирающий девчачий визг и гул буйной толпы. От нахлынувшего ужаса человеческая масса потеряла остатки разума и теперь, обезумев, носилась по помещению. Она частично выдавливалась наружу через узкие двери вокзала, расположенные с двух сторон напротив друг друга. Словно кетчуп из мягкой вакуумной упаковки, сжимаемый под давлением руки. Они боялись меня, как огня…

Найти…  Найти…  Найти…  Словно молот по наковальне, билась в голове единственная фраза. Она попадала в такт сердцу, вырывающемуся из плена грудной клетки.

— Стойте, это не я! Я ни при чем…  Мне нужно ее найти! — заорал что есть мочи и побежал за первой попавшейся на глаза женщиной.

Я словно масла в огонь подлил…  По толпе прошла новая волна ужаса. Теперь толпа выпирала еще и через разнесенные в лохмотья рамы окон, раздирая тела о клыки деревянных обрубков.

Наконец, я настиг неуловимую «жертву» и резко, но не сильно опустил со спины руку на плечо:

— Постой, это же я!

Но ответить мне она не смогла…  Поворот головы…  Объятый трепетом и страхом взгляд. Он прокрадывался в самые потаенные уголки души…  Мгновение…  и под подошвами башмаков уже противно скрипит ненавистный песок. Черт! Что вообще происходит? Почему они рассыпаются? Это новая игра? Найди меня из множества?

Еще несколько неловких попыток, но результат ужасающе стабилен — мертвенно-серый пепел и разочарование…  Опять не она…  Как же я ее найду?

От бессилия я попятился, но левый ботинок погрузился во что-то мягкое и податливое.

— Малышка, — как можно ласковее прошептал я, увидев под ногами пятилетнюю малютку с красными зареванными глазами. Она свернулась калачиком на холодном полу. — Помоги…  Помоги мне ее найти…  Ты же знаешь, где она…

Девочка не реагировала, лишь отстраненно смотрела вдаль. Она надрывно всхлипывала и ревела горючими слезами. Малютка все больше сворачивалась в комочек. Она прижимала к сердцу рыжеволосую улыбающуюся куклу в окровавленном платье, пытаясь защитить ее от неведомого врага.

— Тварь! — послышался надрывный крик. — Не прикасайся к ней!

— Не плачь, все будет хорошо, — вытирая слезы с побелевшего лица девочки, бормотал я. — Мы ее скоро найдем, и все закончится, — но рука уже провалилась в кучку серого невесомого пепла.

Дерьмо! Я не хотел…  Прости, малышка…  Я думал: ты настоящая. Гребаная игра!

В голове раздался жизнерадостный девичий смех. Он почему-то наплывами переходил в язвительный скрипучий смех демона.

— Подними руки, тварь! Я буду стрелять! — завизжал кто-то за спиной, заставляя меня встать и обернуться.

— Не стреляй, Елена. Я никому не причиню вреда, — сказал я, увидев перед собой разгневанную и раскрасневшуюся, как перезрелый помидор, полицейскую. У нее дергалось не только веко правого глаза, но и ствол черного пистолета в руках. — Помоги мне ее найти…  Или, может быть, это ты?

— Руки!.. И заткнись, тварь!

— Да что ты заладила?.. Тварь…  да тварь, — приближаясь к ней, говорил я. — Заметь, я тебя не оскорбляю. Лучше протяни руку помощи, ты же коп…

Раздались оглушительные выстрелы, и в нос ударил запах жженого пороха. Но боли я не чувствовал. Либо она стреляла в «молоко», либо пули проходили сквозь меня. Блюститель порядка раз за разом нажимала на спусковой крючок, но разряженный пистолет лишь беззлобно клацал. Она еще не успела опомниться, когда моя конечность опустилась на ее холодное запястье.

— Хватит…  Не стреляй! — произнес я, но она меня уже не услышала. Девушка превратилась в пыль.

Что за хрень?! Я ничего не понимаю…  Жуткие визги и хохот в отяжелевшей голове становились все сильней. Они сводили меня с ума, раздирая на части изнеможенный мозг. Ноги подкосились, и я рухнул на колени, разбивая их в кровь.

— А-а-а! — заорал я, заглушая все остальные мерзкие звуки, издаваемые безумной толпой. — Я хочу все изменить…  Хочу…  Хочу…  А-а-а!

— Сложно изменить настоящее, когда будущее уже стало прошлым, — послышался равнодушный голос пустынного демона.

— А-а-а!

Я перестал себя контролировать. Руки метнулись к лицу и впились в него пальцами, проминая грубую онемевшую кожу, словно тесто для лепки. Пальцы ломали в труху хрупкие челюсти и черепную коробку. Вдавливали с хлюпаньем глазные яблоки, которые стекали жидкими соплями вперемешку с кровью. В мозг хлынула волна разгоряченной вулканической магмы и вместе с ней смылось все…  И чудовищные крики…  И бессмысленные слова…  И бессвязные мысли…  Все превратилось в тлен…

* * *

Проснулся я в кровати от того, что ору на всю квартиру. Холодный и липкий пот покрывал все трясущееся мелкой дрожью тело. Сердце в груди то бешено молотило, то замирало.

— Мать твою, гребаные сны! Они когда-нибудь сведут меня с ума, — выругался я, восстанавливая неровное дыхание.

Только после этого ко мне пришло умиротворяющее спокойствие. Голова медленно повернулась налево. На кровати лежало лишь скомканное одеяло, очертаниями похожее на человека. Горький опыт прошлого пробуждения ненавязчиво подсказывал об осторожности. Так ведь можно и параноиком стать!

Я вылез из-под отвратительно сырого от пота одеяла на морозящую прохладу. Из-за открытой балконной двери в комнате было до жути холодно. Выдержал паузу и резко сдернул второе одеяло на пол. На этот раз обошлось без неожиданных сюрпризов. Никого…

Из коридора слышались приглушенные, едва различимые звуки: журчание воды и ненавязчивое, легкое пение.

Елена любила петь в душе…

Желание отправиться к ней уже будоражило разум, но взгляд случайно зацепился за открытую сумку на кресле. Из нее торчал листок бумаги с каким-то текстом, написанным шариковой ручкой.

— Нехорошо это…  — но непослушная рука уже разворачивала листок, не обращая внимания на нравственные терзания. — Ну да ладно.

Глаза жадно побежали по бумаге, хватая буквы и складывая их в осмысленные слова…

Как? Почему? Разве такое возможно? Что за дурацкое письмо? Ведь все было хорошо! Почему Елена решила со мной расстаться? И почему в который раз? Бред…  Мы даже не ссорились…  Разве что по пустякам. Из-за немытой посуды. Или из-за пакостей кота…  Невозможно…  Глупости…

Лавина отвратительных негативных мыслей терзала и без того перегруженный мозг. В последнее время ему и так хватало неординарных событий.

Сомнений в том, что автором жестокого письма была именно Елена, почти не возникало. Искусный рисунок в левом верхнем углу, такой знакомый, почти родной. Она всегда любила рисовать…  С листа на меня смотрел, выпучив все восемь глаз, паук. Ужасающая машина, созданная природой для молниеносного и бесшумного убийства. Устрашающие челюсти. Длинные, похожие на гребень, лапки. На лаковой спинке красное пятно, напоминающее песочные часы. Угольно-черный паук, спускающийся по клейкой паутине. Выглядел он прямо как живой, того и гляди выпрыгнет из картинки. Черная вдова, — вспомнил я…  Она с нетерпением ожидала новую жертву в свою сеть…

Черт! Опять эта паучья вдова! Она меня преследует…  Что за хрень?

А еще подпись, подводящая итоговую черту под письмом. Она вгоняла в легкий ступор откровенного непонимания. Елена аккуратно вывела заглавными буквами «SIN».

Что это могло означать? Тригонометрическая функция? Без изысканной кружевной логики одно к другому приклеить не удастся. Определенно не в математике дело!

Инициалы? Еще более «крепкий орешек»…  Сходу не раскусишь…  Не понимаю, каким образом вообще можно так нездорово сократить Елену Александровну Селезневу. Быть может, это на немецком, или французском, или еще на каком-то? Не то…  Все не то…  Так виртуозно не извратить ни на одном языке мира.

Стоп!

А если дело в банальном переводе? Скрипи, перегруженный «винт», генерируй идеи.

«На английском…  Переводится как грех…  или, может быть, ошибка…», — незамедлительно ответил на запрос вскипающий мозг, перемалывающий терабайты информации. Какой, чей, как, с чего и для кого? Куча бессмысленных вопросов от одного абсурдного слова! Эту бетонную стену мне сегодня явно не разрушить…

— Да фиг с ней, с этой надписью…  и с пауком фиг…  Почему и зачем? Может, она что-нибудь узнала обо мне такое, чего я сам о себе не знаю?

Рука по-хозяйски нырнула в глубины кожаной сумки. Я приступил к поиску «не знаю чего», варварски разгребая утрамбованный тетрис из десятков предметов. Зеркальце, губная помада, шариковая ручка, кроличья лапка, тушь…  Чего здесь только не было! Все, кроме того, что могло хоть что-то прояснить…  Связка ключей с брелоком, детская пипетка, фонарик, стеклянный пузырек с прозрачной жидкостью без опознавательных знаков…  Странно…  Я надавил на крышку, и она беспрепятственно отвернулась. Нос атаковало жуткое зловоние.

— Дьявол! — выкрикнул я, закупоривая пузырек и возвращая его обратно. — Смердит хуже, чем от бомжей на Курском вокзале.

Ума не приложу, для чего это может пригодиться. Вот только запах мне знаком почему-то…  Странно…  Зачем мне вообще откладывать в памяти напоминание о смраде? Причем четкие воспоминания. Я прямо вижу отвратительные ингредиенты этого зелья. Молочко мака, яд мокриц, галлюциногенные грибы и прочая дрянь…

Я еще немного поковырялся во внутренностях сумки, но ничего интересного больше не нашел. Что-то было не так…  Что я упустил? Злобный червь сомнения вгрызался в мозг все глубже, перегоняя через нутро забродившие миллиарды нейронов. Никаких вариантов так и не появлялось.

Внезапно меня накрыла волна чувств — обида и гнев. Кровь забурлила. Скомканное письмо улетело в пыльный угол за шкаф, и я устремился в ванную комнату в поисках ответов.

Секунды — и рука уже тянется к ручке, но…

Дверь с силой распахнулась, уложив меня на пятую точку точным ударом в переносицу. Кровь хлынула из раскуроченной «носопырки» добротным фонтаном, заливая новую футболку. Дрожащая рука пыталась хоть как-то остановить этот буйный напор, но безуспешно. Давление пальцев лишь увеличивало нечеловеческую боль.

Хотя кровотечение в этом раскладе было меньшим из бед. В пугающей близости от себя я увидел дульный срез «Парабеллума». Он был зажат в руке блондинистой арийки прекрасной наружности, но озлобленной внутренности…

— Хельга…  — проклокотал я, сплевывая на ворот тягучие розовые слюни.

Я попятился в направлении коридорной двери, причем так эффектно и ладно, что краб бы позавидовал.

— Скучал? — язвительно пропела она на немецком, перемещая черный ствол пистолета за мной. Отличная мишень — с закрытыми глазами не промажешь. — Можешь не отвечать, я все знаю…

— С-с…  С-с-у…  Сумасшедшая идиотка, не льсти себе…  — огрызнулся я более дерзко, чем мог себе позволить. Эту партию я проиграл.

Надеяться на то, что тренированный боец промахнется с трех метров, было верхом безумия. Но спастись хотелось до кипятка в штанах. Хотя логика подсказывала, что если бы Хельга хотела, то додумывал бы я об этом кусками извилин на стенах.

Мое тело сжалось как пружина. Рывок…  и сразу удар по затылку чем-то болезненно тяжелым. Непроглядная тьма поглотила меня…

* * *

Все тело изнывало от нескончаемой боли. Сгусток нервов. По ощущениям, мою плоть терзали всеми возможными способами одновременно. Тяжело даже было выделить эпицентр боли. Боль в каждой клетке. Она закралась в каждое ядро без исключения.

Что-то холодное, объемное и мерзкое упирается мне в гланды. Еще мизерный миллиметр — и рвотные массы вырвутся наружу. Мышцы натужно сжимают челюсти, но они не шелохнутся. Лишь слышится жуткий хруст потрескавшейся эмали зубов. Из горла с хрипом вырывается дыхание, вспенивающее во рту соленую жидкость с металлическим привкусом. Я знаю, что это — гадкая горячая кровь. Она выплескивается через разорванный рот и стекает обжигающими ручейками по шее.

Пытаюсь разлепить глаза, но безуспешно. Пока это выше моих сил. Что за дерьмо?! Что со мной происходит? Где я? Что у меня во рту?

Обшариваю распухшим, еле подвижным языком чуждый мне предмет во рту. Три спаянные или сваренные вместе трубки разного диаметра. Средняя по размеру — внизу, абсолютно гладкая, не единой шероховатости. Маленькая — сверху. С уродливым наростом на вершине, упирающимся в небо. Самая жирная — в центре. Чуть отстраняю голову…  На срезе идеально круглое отверстие. Сомнений не остается. Вентилируемая планка, удлиненный кожух стержня экстрактора стреляных гильз и ствол. Мать твою! У меня во рту дуло револьвера солидного калибра.

Причем не просто револьвера. Лучшего из лучших! Это дуло бессменного бога револьверов. Американский шестизарядный «Кольт Питон» калибра триста пятьдесят семь Магнум и не миллиметром меньше.

Старина Рихтер любил такие игрушки. Никогда с ними не расставался. Даже после смерти. Я уложил парочку на дно его шикарного гроба из красного дерева. Все, как он и просил…

Идеальный ствол. Мощный. Точный. Безотказный.

Взвел курок. Нажал на спуск. И из продырявленной башки вражины на прогулку выскакивают ошметки серовато-розовых мозгов. Только должен ли я в этой ситуации восхищаться револьвером?

Нужно вытащить эту дрянь изо рта…  Меня бесит моя беспомощность. Руки дернулись вверх. Остатки внутренних сил выплеснулись в один миг. Мышцы вздулись и закостенели от титанических усилий. Сухожилия затрещали, но конечности остались на месте. Лишь добавилась режущая боль в районе запястий.

Еще одна попытка. Тот же результат с ногами. Я связан крепкими веревками…

Дерьмо…  Эти твари привязали меня к стулу.

Ни хрена не помню…  В голове пустота…  Кто эти «они»?

Садисты? Маньяки? Извращенцы? Хотя не столь важно кто…  Если все так и задумывалось, то они достигли своей цели. Боль просто ужасная…

Браво!

Я представил, как летят букеты цветов…  Шквал оваций…  Очень жаль, что руки немного заняты, я бы обязательно поаплодировал. Ну и бред в голове…

Сволочи!

Может, все гораздо проще. Озверевшие лепреконы? Добрые пустынные демоны? Поумневшие зомби? Кому я еще успел насолить?

Варианты явно не лучше предыдущих. Смердит, как кусок протухшего бреда. Тыкать пальцем в потолок смысла нет. Надо знать наверняка. Нужно взглянуть напоследок в отвратительную морду смерти.

С нечеловеческим трудом я разодрал распухшие глаза, но лишь до состояния узких щелок. Пока вблизи лишь белое расплывчатое пятно. Это ненадолго…  Я в этом уверен. Нужно всего лишь подождать.

Это не моя квартира. Слишком много света. Еще и чрезмерно горячий ветер запекает кровоточащие раны.

Где я? И стоит ли об этом думать вообще?

Все давно уже решено за меня. Эти знания уже ничего не изменят.

Что с этим делать?

Просто ждать — глупо. Кровь вскоре покинет тело, остановится сердце и мозг умрет в экстазе от кислородного голодания. Расслабленная уретра и сфинктер вывалят наружу накопленную внутри погань…

Отвратительно. Не хочу умирать. Надо бороться. А для чего и зачем — разберемся позже. По обстоятельствам.

Глаза уже адаптировались. Они никогда не подводили, не случилось этого и сегодня. Вот только увиденное зрелище определенно не вызывало восторга.

Я вспомнил. Квартира…  Дверь…  Револьвер…  Были и другие нелюди, желающие покуситься на целостность моего организма и души…

Фашисты…  Вернее, всего лишь одна…  фашистка…  Истинная арийка. Унтерштурмфюрер Хельга Тауберт. Такая живая и не попорченная взрывом.

Сверкающий револьвер был зажат в руке особы «безупречных кровей». Ее лицо выглядело каменным изваянием. Но я чувствовал, что она посмеивается надо мной.

На удивление, никаких эмоций во мне немка не пробуждала, кроме жалости, пожалуй. Несмотря на все случившееся, я даже злиться на нее не мог. Она ни в чем не виновата. Ее такой воспитали. Это бездушная беспрекословная машина Четвертого рейха. У нее не было ни выбора, ни даже мыслей о нем. Для нее не существовало и не будет существовать иной жизни. Только та, которой осчастливили ее господа. Впрочем, должно ли вообще это меня сейчас волновать?

Арийка заметила, что я очухался, улыбнулась и вдавила в горло пистолет еще сильней.

— Добрый вечер, господин Ветров! — пропела блондинка на русском, роняя слаженную пирамидку моих мыслей сладким голоском.

Злость внутри заклокотала пузырями. Мне захотелось сказать унтерштурмфюреру пару «ласковых»…  Вот только ствол пистолета, засаженный по самую глотку, этому никак не способствовал.

— Молчишь…  Некрасиво это…  и невежливо, Владимир.

— У-а…  — жалко вырывались гласные звуки, так что самому становилось страшно. — Ы…  И-о…

Разбухший язык пытался вытеснить чуждое железо изо рта, чтобы по полной развязаться. Сводило скулы и трещало основание черепа. Я попытался столкнуть ствол вбок, но тоже безрезультатно.

— Совсем забыла, — выдергивая с силой пистолет изо рта, сказала Хельга. Она язвительно рассмеялась и добавила: — Прости…

— Где я?

— Там, где сбываются твои мечты…  — ответила немка. Она отошла на пять-шесть шагов назад и замерла. Теперь я мог видеть то, что окружало меня.

Просторная комната. Ни книжных шкафов. Ни кожаных диванов и кресел. Ни письменных столов. Спартанский минимализм. Угнетающая пустота. Единственная мебель в интерьере — деревянный стул, к которому я и был привязан.

Вместо стен — панорамные окна. Вернее, то, что от них осталось. Пустые глазницы от пола до потолка. Искореженные неведомой силой куски первоклассного металла. Массивные осколки бронированных стекол усеяли толстым слоем весь паркет.

Наверняка это верхний этаж высоченного небоскреба.

Я перевел взгляд влево от арийки. И обомлел…  На меня моментально обрушился шквал эмоций. Прямо-таки вагон, маленькая тележка и разломанный детский самосвал. Ужас, печаль, гнев, жалость, восхищение…

Место непредвиденной казни располагалось удачно. Мой стул стоял в паре метров от ближайшего окна. Отсюда виднелся необъятный мегаполис. Точнее, когда-то это можно было называть именно так, но только не сейчас. За окном лишь ужасающие руины, объятые пламенем. Больше не осталось ни одного высотного строения, которое хоть как-то могло подсказать название этого города. Все превратилось в прах. Сотни, тысячи километров кошмарных развалин, и выжженная земля с пеньками фундаментов, уходящая в недостигаемую линию горизонта. Горы раскуроченного бетона. Выкорчеванный асфальт. Груды искореженного металла на фоне зловещего кроваво-красного неба. Витающие в воздухе обрывки пожухлых газет. Апокалиптическое индустриальное месиво…

Мосты, дороги, здания, сооружения, машины…  Все варилось в одном жутком котле. Вместо специй в него добавили людскую плоть. Братская могила для миллионов неудачников и счастливцев. Первые похоронены заживо при обрушении домов. А вот вторые смогли умереть мгновенно, не забивая голову ненужными мыслями о смерти. Но шансов не было ни у тех, ни у других. Никто бы не смог уцелеть в этом дьявольском хаосе и анархии.

Еще не так давно здесь бурлила жизнь. Звучали сигналы автомобилей, прогнивающих отмеренный срок в бесконечных пробках. Доносилась речь на всех языках мира. Трезвонили миллионы сотовых телефонов. Слышался неугомонный шум техники, отнимающей у девственной природы последние рубежи. Люди строили все новые и новые каменные коробки.

Ни одного звука. Все без остатка погрузилось в осиротевшую тишину. Даже небеса объявили траурное молчание. Они так и не выдавили из себя ни слезинки. Не окропили умирающую землю и не залили всепоглощающий огонь. Словно щемящая боль за человечество высушила слезы и выжгла дотла все чувства…

Быть может, люди все-таки спаслись? Этого я точно уже не узнаю…

Я уже заканчивал обзор городских руин, вселяющих ужас, как вдруг взгляд уткнулся в нечто не поддающееся осмыслению. Колоссальные размеры…  Это космический штурмовой крейсер «Справедливый», идентифицирующийся по межгалактической классификации как «SII-Zero».

С фотонным двигателем…  Вооруженный до зубов батареями ионных пушек сферического контроля объектов. Оборудованный системой защиты на базе криогенных и пространственных щитов. Оснащенный новейшим комплектом гипертрассеров и установкой квазитемпоральных манипуляций. С целой армией испепеляющих автономных дроидов-убийц на борту…  Непобедимый и несокрушимый…

Почему я вообще знаю, что это такое? Бессмыслица…  Так не бывает в жизни! Что вообще происходит? Я в будущем? Ни одного ответа…

Крейсер наполовину утопал в земле. Его изуродованный сражениями бериллиевый корпус лишь отдаленно напоминал о былой неукротимой мощи. Теперь он больше ассоциировался со скелетом древней рыбы-чудовища. Внутренности его были выжжены следами раскачанной плазмы. Она превратила его содержимое в монолитный кусок.

— Кто это…  — неожиданно спокойно заговорил я, забыв о том, что хотел сказать Хельге, — сотворил?

— Что именно?

— Этот ад! Мать твою…

— Так бы сразу и спросил…  Ты…  — сказала арийка, но слова ее ударили в голову, словно пудовая кувалда. — Это ты, Ветров…  Наслаждайся!

— Ты лжешь, фашистская гадина, — сорвался я с тормозов.

— Зачем мне врать? Смысл?

— Может, ради удовольствия…  Зачем мне это было нужно? — заорал я, дергаясь на стуле.

— Себя и спрашивай…

Черт! Я этого не делал…  Ничего не помню…  Я не виновен в гибели миллионов людей! Она лжет мне…  Вот только зачем?

— Ты лжешь…

— Ну, пусть так, если тебе будет легче.

Хельга выводила меня из себя своим холодным безразличием.

— Я этого не делал…

— Все так говорят, — задумчиво пробормотала она, самозабвенно вращая на большой скорости револьвер, — но я тебя понимаю…

— Это не я…  — кричал я во всю глотку.

— Да не ори, Ветров. Сейчас уже неважно, кто именно это сделал. Значимо другое…  Наверняка ты слышал эту песню, — проговорила арийка и душевно запела: — Весь мир насилья мы разрушим. До основанья, а затем. Мы наш, мы новый мир построим. Кто был ничем, тот станет всем.

Девушка умолкла и несколько секунд простояла с отрешенным взглядом. Затем очнулась и продолжила:

— Слова песни…  это же, как призыв к действию. Понимаешь, я уверена в том, что смогу построить новый мир. Прекрасный и идеальный…  Стереть с лица земли все, чтобы творить заново…  Ты можешь это осознать? Подобно фениксу, сжечь себя и возродиться из пепла…  Начать свой путь с нуля…

— Уничтожив все человечество? — яростно зашипел я. — Ты сумасшедшая…

— Владимир. Не только людской род…  — тяжело вздохнула она, подходя ко мне вплотную. Под подошвой ее ботинок захрустели осколки стекла, перешептываясь о тайне того, кто это сотворил. — Не только…

— Да…  промашка вышла. Ты же хочешь уничтожить весь мир. Или, судя по творящемуся хаосу внизу, хотела…

— Ну, пусть так, если тебе будет легче. Да, это я виновата в гибели нашей планеты. Но у потомков Адама еще есть шанс. Крошечный, но есть. Мы ведь с тобой живы…  пока…

— Бред. Я с тобой даже рядом не сяду…

— Какой ты мерзкий, Ветров! А вообще, не зарекайся в том, в чем не можешь быть уверен. Я, конечно, не о том, что ты хотел произнести, — перебила она и вновь затолкнула до самых гланд револьвер, выбивая передние зубы. — Так тебе больше нравится разговаривать?

Борясь с новой порцией нестерпимой боли, я мотнул головой. Настолько, насколько в состоянии это вообще мог сделать.

— Моргни два раза, если обещаешь больше не дерзить. Но если обманешь…  В следующий раз ствол пистолета увидит свет с другой стороны твоей пустой головы. Поверь, я не промахнусь и не пожалею тебя.

Глаза послушно прикрылись нужное количество раз и из освободившегося рта вывалились слова:

— Кто ты вообще такая?

— Унтерштурмфюрер Хельга Тауберт. Странно слышать этот вопрос. Разве ты меня не узнал? Ты же орал: «фашистская гадина».

— Ты такая же Хельга, как я Ленин.

То, что это не немка из поместья Вольфганга, я понял с первых минут нашего общения.

— Здравствуйте, вечно живой вождь мирового пролетариата. Мы вас заждались, Владимир Ильич.

— Прекрати нести чушь! Ты наглым образом врешь. Вы похожи лишь внешне. Причем идеально похожи. Но Хельга — истинная арийка. Она никогда бы не заговорила со мной на отвратительном ей до глубины души языке. Она ненавидит русских и все, что с ними связано всем сердцем. А ты ничего, без стеснения…  На чистейшем русском говоришь…

— А ты поумнел, время явно идет тебе на пользу.

— Не рассматривала вариант, что это ты поглупела? Я всегда таким был.

— Хам…

— Лучше быть хамом, чем тварью.

— Ветров, ты немного не в том положении, чтобы дерзить. Я ведь и по-другому могу…  К примеру, язык твой поганый живьем вырвать.

— О, тогда извини! Уточню…  Бездушная тварь.

— С…

На этот раз я не разобрал, что сказала «псевдо Хельга». Сокрушительный удар открытой ладонью оглушил меня раньше. Арийка еще долго шевелила губами, но понять, о чем именно она говорила, я так и не смог. Лишь смотрел на ее рот замутненным взором. Но это было и неважно. Судя по мимике, ничего для меня полезного не прозвучало.

— Проглотил язык, Ветров? — наконец, проникли звуки через барьер ушных отверстий.

— Нет, такой радости я тебе, сука, не доставлю! — сплевывая кровь на пол, прорычал я в ответ.

— Я тебе в последний раз советую не искушать судьбу. Мое терпение тоже не безгранично, — спокойно сказала она.

— Кто ты?

— А кого ты хочешь видеть?

Ее тело и волосы засветились ярким голубым свечением. К земле потекли искорки неугомонного электричества. Это напоминало полупрозрачную трехмерную голограмму, но вполне живую и осязаемую. С каждой последующей волной миниатюрных молний ее волосы меняли цвет, длину, прическу. Лицо трансформировалось во все новые свои проявления, словно пластилин в руках творца.

Шарлотта, Настя, Ребекка…  Безостановочно мелькали все новые лица…  Надежда, Эрнста…

— Скажешь, когда остановить. Или могу сразу что-нибудь приятное подобрать. Леночка подойдет? — подмигнув, спросила виртуальная проекция.

— По мне, хоть обезьяну с гранатой, сущность не спрячешь за маской.

— Опять дерзишь…  Ладно, если нет особых предпочтений, то останусь Хельгой. Приглянулась она мне.

Свечение исчезло, и передо мной вновь появилась белокурая арийка.

— Не скажешь, кто ты?

— Нет, еще не время…  Сам все узнаешь…  Хотя это можно ускорить. Определился c выбором? Ты заодно со мной, или?..

Стерва…  Она предлагает мне стать убийцей всего человечества? Мне нужно теперь выбирать: тварь я дрожащая или право имею? Бредятина полная…  Причем не у меня, а у нее в голове…

— Однозначно или…  В смысле: не с тобой…

— Что ж, это твой выбор. Но тогда его нет и у меня, — с нотками сожаления пропела Хельга. Она откинула барабан револьвера и проверила патроны. — Все…  Ветров, мы поиграем с тобой в одну игру. Тебе же знакома русская рулетка? Знакома…  Вот только правила немного другие. Патронов в револьвере будет сегодня шесть. Эту необычную игру придумал…  э-э…  потрясающий человек. Не пытайся сжечь меня взглядом — это не я. Формально, когда-то ты с ним был даже знаком. Друганы были…  водой не разольешь. Когда-то давно…  Очень давно…

— Ты дура, что ли? Как можно играть в рулетку с полной обоймой патронов?

— А вот сейчас и посмотрим, — бросила она, вталкивая в очередной раз в ротовую полость уже привычный револьвер. Вторично мои зубы стволу уже не мешали. — Ты же любишь баловство с фортуной. Опять молчишь…  Значит, согласен…  Поехали…

Цилиндр барабана сделал несколько оборотов. Курок под действием большого пальца взметнулся вверх в боевое положение. Указательный начал сжиматься на спусковом крючке. Время застыло. Мысли носились с сумасшедшей скоростью по черепной коробке.

Смерть неизбежна…  Выхода нет…  Ноль. Один. Один. Ноль. Ужас…  Цифры мелькали перед глазами…  Что за клозет в моей голове? Ноль. Один. Только кошмар и дурацкие цифры, больше ничего…  Ноль. Ноль.

Щелчок по капсюлю…  И тишина…  Липкий пот хлынул градом, смывая запекшуюся кровь с лица. Тело залихорадило мелкой дрожью, и огрызки зубов ритмично застучали об ствол. Безумная радость не знала границ. Осечка…  Какое божественное слово, от звука которого истерзанный рот еще больше разрывается улыбкой.

— Неоригинально, Ветров, но все равно зачет, — пробурчала раздосадованная арийка, меняя патрон в барабане. — Не будем тянуть, моя очередь.

Вначале я даже подумал, что она проделает этот трюк с собой…  Но я ошибался…

Мгновение — и в моей голове разверзлась черная дыра. Она всасывала в себя гравитационным притяжением разум. Я даже не успел подумать о том, что нужно сопротивляться. Еще один миг — и перед глазами опять апокалипсис.

Странно…  Это не мое тело…  Взор скользнул по хрупкой женской ручке и уткнулся в револьвер. И рука не моя…  Преодолев барьер, взгляд выхватил из пространства нашпиленный на оружие кусок окровавленного мяса.

Дьявол! Пазл сложился удачно…  Это же я…  Я смотрю на себя…  Ошарашенный разум уже освоился в непривычном варианте тела и доложил обстановку. Боли нет. Это радует. Из неприятных ощущений — только голод. А мне здесь нравится! Одни плюсы…

— Ветров, не забывай, зачем пришел. Стреляй! — прохрипело мое тело, которым сейчас управлял разум Хельги.

— Как скажешь…  — по-девичьи пискнул я, до рези в ушах, и нажал на спусковой крючок.

Выстрел…  В ту же секунду в лицо ударил сноп обжигающих пороховых газов. Кожу пронзила нестерпимая боль. Не знаю, откуда именно, но я знал, что злосчастный барабан на этот раз не встал точно напротив ствола. Он не вошел в конус перед выстрелом, и газы прорвались наружу. Такое бывает. Конечно же, это не заводской дефект, но уж слишком это подозрительно.

Еще некоторое время и болевые пороги проверялись удвоенной порцией страданий. Моих и не совсем моих…  Я снова в своем теле.

— Не будем терять время, — вставляя очередной патрон, выкрикнула разгоряченная в прямом и переносном смысле «псевдо Хельга». — Кстати, извини за мою боль. Я терпеть ненавижу мучения. Придется тебе нести этот крест за двоих.

Пистолет нарисовался в полутора метрах на линии глаз. Щелчок ударно-спускового механизма и сразу огненная вспышка…  Пуля медленно приближалась ко мне, прячась в густом облаке пороховых газов. В уши вонзился звук оглушительного выстрела.

Ну, здравствуй смерть! Я так долго…

Мысль еще не сформировалась до конца, как вдруг весь мир завертелся. Пуля растворилась в неизвестности. Из саднящего горла вырвался булькающий смех, который я никак не мог остановить. Эта была истерика…

Потолок…  Перед глазами идеально белый потолок. Только теперь я понял, что меня спасло от неминуемой смерти. Ножки треклятого стула, хоть и ненамного, но сломались под моим весом раньше. Так не бывает…  Это нереально…

— Уже лучше, Ветров. Прогресс налицо, — приободрила меня почерневшая от злости немка. — Продолжим!

Еще две вырванные с корнем ножки отлетели в сторону. Теперь я сижу на стуле лишь формально. По факту — на полу, среди осколков стекла.

Свеженький патрон в барабане. Взвод бойка. Вновь смена плана. С той лишь разницей, что между Хельгой и мной теперь немного больше жизненного пространства. Хотя бы не придется стрелять в упор.

«Морда у меня действительно чересчур довольная. На такую грех не позлиться», — подумал я и радостно выкрикнул задорным голоском:

— Четвертый раунд! Не думаю, что тебе еще раз повезет.

Или все-таки выкрикнула…  Последнее наверняка правильней…  Так и запутаться немудрено.

Кровавое месиво прищурило глаз и кивнуло — «давай».

Нажатие. Выстрел. Тишина…

Несколько секунд — и дым развеялся налетевшим ветром. Из мглы вынырнула улыбающаяся «пасть». Забавно смотрится. Прямо-таки саркастическая улыбка Джокера…

— Как? Я точно попал…  ла…  Холостые патроны? — неожиданно завизжала я, ничего не понимая. До полного закисания смазки в шестеренках…

— Нет, — ответил грубый хриплый голос. — Все боевые, из одной коробки.

— Тогда как?

— Не все в этом мире поддается осмыслению. Просто иногда, когда очень этого хочешь, могут случиться сбои в системе. К примеру, на автоматических линиях по производству патронов. Глюканутый софт…  Плохо очистили сортировочный конвейер от предыдущей партии. Запарки — они везде и всюду…  А может, какой-нибудь рабочий пошутил…  Подарок жизни неизвестному человеку. Ты бы смог так? Или еще вариант — пули научились летать зигзагами. Это неважно…  Безусловная истина где-то рядом. Отсекай лишнее лезвием Оккама.

— Звучит как нереальная ахинея…

— Не заморачивайся. Моя…  — прохрипел жуткий голос, который тут же преобразился в девичий голосок, звучащий неподалеку, — … очередь! Готовься!

Это означало для меня одно — я уже вновь в истерзанном нелюбовью ко мне собственном теле. Зато безгранично родном и без идиотских мыслей.

Смертельное оружие вновь укомплектовано и готово к бою. Застывший палец арийки на изготовке, в ожидании импульса из головного мозга. Крошечный разряд электричества запустит отлаженный механизм по уничтожению живой плоти. Но времени еще предостаточно…

Все-таки время — забавная штуковина. Для жизни времени слишком мало, а для смерти его чересчур много…

Вдруг что-то изменилось внутри меня…  Вместе со мной перестроился и окружающий мир. Нет, он не выкрасился в розовый цвет. Он просто теперь знал его правила…

«Хочешь, — из всего контекста недавних мыслей в голове засела лишь одна фраза. Она крутилась теперь, словно заезженная пластинка. — Хочешь…  Очень хочешь…  жить…»

Теперь я точно знал…  Ровно через одиннадцать миллисекунд Хельга решится произвести выстрел. Ровно через столько же дернется указательный палец. Он запустит последний равный отрезок времени. Скоро пуля встретится с нулевой отметкой в моей голове.

Но я все уже сделал раньше. Мне волноваться не о чем. Лишь ждать…

Пространство вокруг дернулось и по нему пошли круги. Словно кто-то уронил камень в стоячую воду. Тут же раздался скрежет металла, и в глазницы небоскреба влетел на сумасшедшей скорости обугленный троллейбус, размахивая штанговыми токоприемниками. Искореженная рама вздыбливала волной паркет, словно могучий ледокол. Она приближалась к нам, оставляя за собой глубокие траншеи в бетоне и фонтаны искр, подобных хвостам комет.

Хельга лишь на долю секунды повернула голову в направлении устрашающего шума и нажала на спусковой крючок. Пуля выскользнула из револьвера. Вот только железное чудовище явно запаздывало с финишем. Но это лишь казалось…

Мгновение…  и измятая штанга отправила пулю в «молоко», поменяв ее траекторию. Как заправский бейсболист в решающем матче на зените карьеры…

Но ничего еще не закончилось…

Тотчас руку от плеча до локтя разорвала новая сверхмощная боль. Конечность разрезало торчащим из боковины куском разорванной балки, заточенным, словно самурайский меч. Ведь рама машины прошла буквально в нескольких миллиметрах, чудом не зацепив меня.

Но так повезло лишь мне…

Над хрупким телом девицы «рогатый автобус» надругался по полной. Прихватил его с собой. Убийца-троллейбус пролетел по инерции еще метров двадцать и остановился лишь на противоположном краю комнаты. Он застрял в плетении металлоконструкций оконных проемов. Пробить еще один выход ему не хватило сил. Троллейбус удовлетворенно прилег и затих, испуская дух клубами черного вонючего дыма. Вывалившийся из нутра мотор еще немного подергался, крутанул вал на несколько оборотов и замер. Помещение заполнилось вонью жженых электрических проводов.

Наверняка троллейбус уже стучится в ворота рая для машин-мучеников. В конце концов, должен же такой существовать. Чем они хуже людей?

— Покойся с миром, «номер двадцать два», — прошептал я, взглянув на висящую позади троллейбуса табличку. Она была покорежена и висела на одном болте. — Я дарю тебе минуту молчания…

Но сдержать слово я не смог.

За опустившейся тишиной пришли стоны, а затем отборный русский мат. Из вершины груды хлама появилась окровавленная рука, а за ней показалась ее владелица. Выглядела «псевдо Хельга» ужасно. Эсэсовская форма изодрана в клочья. Собственно, как и кожа на залитых кровью руках и ногах. Местами даже были видны гладкие белесые кости и истерзанные сухожилия. Лицо основательно подпорчено осколками вгрызшегося стекла. На месте правого глаза зияла пустая глазница и торчал кусок арматуры. Волосы местами выгорели, почернели, а кое-где все еще дымились. В уцелевшем глазе арийки я увидел бушующую ярость, но испепелить взглядом Хельга не могла.

Немка озарилась вспышкой ослепляющего света. Веки сомкнулись и тут открылись вновь. На полу, вниз головой, уже разлеглась обновленная немка. Неубиваемый терминатор ей в подметки не годится. Дыхание ее по-прежнему было тяжелым. Видимо, метаморфозы дались ей, судя по всему, нелегко.

— Вы теперь довольны, фрейлейн? Старался все-таки тебя порадовать, — язвительно обратился я к ней, сдерживая внутри себя смех.

Девушка подняла белокурую голову. На меня уставились два глаза. Один аквамариновый, второй изумрудный. Так и не оторвав от меня взгляда, она встала на ноги. При этом слегка покачивалась. Подобрала сверкающий хромом револьвер, валявшийся неподалеку. Вонзила в него последний патрон и направила ствол в центр моего лба.

— Ветров-с-с…  Ты «Дозоров» Лукьяненко пересмотрел? Откуда здесь мог взяться троллейбус? Мы не в центре города на автостраде. Мы на вершине небоскреба…  Ты бы хоть иногда думал, прежде чем делать.

— Я тебе вариантов набросаю, а ты лишнее отрежешь. Бритвой…  Как называется, не запомнил, — продолжал глумиться я, испытывая непередаваемое удовольствие. — Возможно, к нему приделали ракетный двигатель. Направленный ядерный взрыв. Новейшие разработки военно-космических сил России — установки, стреляющие техникой. Хороший вариант, как по мне. Взбесившийся смерч или торнадо…  Ты же умная, сама что-нибудь придумаешь.

— Дуболомный дилетант, — раздражающе спокойно продолжала она, так ни разу и не моргнув. — Манипуляция реальностью — это же тонкое искусство. Нельзя к этому умению относиться наплевательски. И уж тем более брать нахрапом или ковыряться в нем кирзачами, перемазанными коровьим навозом. Это не игра в волшебство. Это жизнь. По факту следующий раунд за тобой, но по совести…  Ты нарушил установленные правила, подменив реальность нелогичной виртуальностью. Значит, выстрел вновь за мной. Готовься!

— Ты призываешь действовать по правилам, а сама поступаешь наоборот. Считаешь это честным?

— Я не считаю, я стреляю…

В черепной коробке закрутился водоворот безумных мыслей. Нужно срочно что-то делать. Импульс уже добрался до ее пальца.

Только что?

Действительно — что…  и зачем?

Послышалось тихое клацанье кнопки, и все мысли устремились в вонючую канализацию.

Я идиот…

Как я хотел выиграть в эту игру, если ствол всегда направлен на меня?

Сколько раундов я еще выдержу? Зачем я вообще ввязался играть в рулетку? Хотя кто меня, собственно, спрашивал? Итог здесь всегда один — смерть…  Слишком неправильные правила…  Вот если…

Звучит раскатистый выстрел. В рот выплескивается расплавленная высокотемпературная магма, сжигающая все на пути. В носовые отверстия заползает дым от сгоревшего пороха и смрад обугленной человечины. Алая кровь струится рекой, заливая все вокруг. А еще в голове мрачно завывает ветер…

Черт! Она прострелила меня насквозь…  Дыра, наверное, не меньше кулака.

Но я по-прежнему жив…  Жив!

Я мыслю — значит, мозг не поврежден. Пальцы на руках и ногах реагируют на приказы — позвоночный столб не задет. Конечно, кровь льется, но ее не так много — артерии не попорчены свинцом. Даже язык уцелел. Хотя жить захочешь — не так раскорячишься. Да я вообще огурцом, получается! К бою готов…

— Ты проиграл, странник! — поставила финальную точку в игре Хельга. Она развернулась и поплелась к пустому окну по дорожке багрового заката. — Как всегда, проиграл…

Эта была ее единственная, но фатальная ошибка…  Ведь счастливый троллейбус разрубил не только мою плоть, но и сковывающие меня путы. Веревки больше не сдерживали. Теперь меня вообще ничего не останавливало…  Не знаю, откуда, но я знаю, кто такая эта девица…

— Ошибаешься, черная вдова, — заревел я, как бурый медведь. Я разорвал остатки веревок и вскочил ей на спину за один громадный прыжок.

Лицо ее вошло со всего размаху во вздыбленный серый бетон. Удар за ударом я превращал его в бесформенное месиво. На удивление, арийка по-прежнему сопротивлялась, то и дело выскальзывая из моей хватки. Но я возвращал Хельгу на пол, дорисовывая начатое отвратительное произведение теперь уже затылком. Она была сильна, как бык, быстра и ловка, как леопард, и изворотлива, как змея.

Еще один мощнейший удар кулаком. Ее лицо уже напоминало фарш для котлет, сложенный в котелок. Кошмар…  Хотя человек с продырявленной башкой-бубликом, заливающий все вокруг кровью, тоже то еще зрелище…  Словно он ополоумевший зомби, жаждущий свежих мозгов и крови. Труп, который почему-то жив, наплевав на все медицинские заключения.

Мы явно стоим друг друга!

Правая рука арийки опять вырвалась. К моей голове приближался заряженный револьвер. Но в этот раз я был готов…  Жуткий хруст костей в районе ее плеча, и безвольная хрупкая ручка уже упирает ствол в собственный кадык. Грубый мужской палец нежно ложится поверх ее изящного указательного с маникюром, с которого на меня смотрит испуганный паучок. Немного сомнений — и палец отправляет Хельгу в последний путь…

* * *

Снова кровать и знакомые стены вокруг…  Я жадно глотаю воздух, растягивая сморщенные легкие. Судя по всему, не дышу я уже давно. Кислорода для голодающего мозга катастрофически не хватает.

Взгляд налево — постель пуста. И даже успела остыть. Рука не чувствует тепла. Комната тоже безлюдна, вероятно, как и оставшаяся квартира. Тихо так, что аж бесит. Даже мышь не скребется. И еще я хочу курить…

За окном мрачное серое небо и снег. Надо проветриться…

Я вскочил с кровати. Посмотрел на оставленные мной желтые пятна на белом белье. Следы страха…  Немудрено…  И отправился на балкон, на растерзание Дедушке Морозу.

Открыл балконную раму и прикурил сигарету…

Что вообще происходит со мной? Эти сны меня когда-нибудь доконают! Что-то все-таки не то творится…  Сводить меня с ума — прерогатива Химеры. Но сейчас артефакт лежит в сейфе и не может никак на меня влиять. Я не прикасался к нему долгих два месяца…  Хотя, должен признать, меня и так неплохо штырит.

Тело уже посинело и покрылось гусиной кожей, но уходить не хотелось. Трусы — это не самый подходящий наряд для января месяца в Екатеринбурге. Горящий окурок полетел по изысканной параболе вниз, но я тут же закурил еще одну сигарету. Мало ли. Лучше постою…  померзну. Вдруг это тоже глупый сон.

Вот только к чему мне снятся эти кошмары? Фэнтезийные миры с лепреконами, апокалипсисы, всеобщее помешательство…  Явный перебор…  Что хочет мне сказать подсознание? Да хрен его знает! Я понял лишь одно — всему виной черная вдова…  Она хочет уничтожить мир и меня вместе с ним. Но как ее найти? Ребус не из легких…

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ ВЕРШИНА АЙСБЕРГА

Екатеринбург, 13 января 2012 года

Утренние гигиенические процедуры были закончены. Спальное место заправлено по всем требованиям фэн-шуй. Оставалось привести в порядок мысли. Вымести из головы весь мусор и забыть раз и навсегда глупые сны. И лепреконов, и пауков…  И прочую хрень…

Лучшего способа для промывания мозгов, чем незаменимый телевизор, человечество еще не придумало. Щелкнула красная кнопка на засаленном пульте, наверняка кишащем расплодившимися бактериями. Темный экран засветился всеми цветами радуги. Общероссийский канал «НТВ»…  «Чрезвычайное происшествие»…  Не то чтобы плохая программа, но и ничего хорошего. Название само за себя говорит. Перелистывать каналы было жутко лень, так что даже подташнивало при этой мысли, поэтому все осталось как есть.

На экране приятнейшая дикторша Дарья, вливающая через воронку в голову вонючую коричневую массу. Обычно ее называют красивым словом «информация». Освещаемые события были на любой вкус и цвет. От просто неприятных до отвратительных, а порою даже жутких. Но речь девушки все-таки чем-то цепляла до глубины души, и я погрузился взглядом в телевизор.

— В Екатеринбурге продолжают выяснять обстоятельства ужасной трагедии, случившейся около двух часов ночи шестого января. В ходе расследования ДТП установлено, что автомобиль «Mercedes Geländewagen» принадлежал младшему помощнику прокурора Ленинского района города Екатеринбурга. Сергею Стольникову, который и находился за рулем авто. Пассажиркой была некая Надежда Колотина — студентка первого курса Уральской академии госслужбы.

Напомним, на улице Куйбышева, напротив дома номер шесть, черный «Mercedes Geländewagen» на большой скорости выехал на встречную полосу и столкнулся с белым «ВАЗ двадцать один ноль шесть». После удара искореженный отечественный автомобиль вылетел на обочину. «Mercedes», изменив направление, выехал на улицу Московскую, где и совершил еще одно ДТП с автомобилем «КамАЗ», перевозившем металлопрокат. В результате сильного удара пакеты развалились. Стальные трубы сошли вниз, пробили лобовое стекло и пронзили насквозь головы водителя и пассажирки. После чего автомобиль загорелся. Огонь уничтожил все документы и вещи. Водитель «ВАЗ двадцатьодин ноль шесть» отделался переломом ноги, водитель «КамАЗа» не пострадал».

В телевизоре мелькала размазанная запись с сотового телефона, по-видимому, записанная случайным свидетелем. Пылающая немецкая машина, размазанная о непрошибаемый «КамАЗ». Мечущиеся люди, пытающиеся затушить огонь «карманными» огнетушителями. Крики вперемешку с визгом. Реальная жесть…  Врагу не пожелаю такой смерти…

Картинка сменилась. В кадре появился статный мужчина в костюме.

— Сегодня руководством «Белоярской АЭС», находящейся в городе Заречный Свердловской области, сделано официальное заявление. Им удалось предотвратить крупнейшую экологическую катастрофу, сопоставимую по масштабам с Чернобылем. Основная и три резервные системы охлаждения головного реактора на быстрых нейтронах были выведены из строя. Череда непонятных причин запустила неконтролируемую реакцию распада. Лишь самоотверженные действия персонала спасли ситуацию. Все эти люди представлены к государственной награде. Посмертно…

Видеоряд с обзорными планами АЭС с самолета сменился черным экраном. По нему поползли белые буквы, складывающиеся в инициалы, профессии, должности. Не то чтобы список был большим. Число погибших не превышало нескольких десятков. Но за каждым именем стоял поступок с большой буквы. На такой способен не каждый голливудский супергерой. Самопожертвование — удел избранных.

По странному стечению обстоятельств, в списке числился мой полный тезка — Владимир Владимирович Ветров. Удивительно. Никогда раньше не встречал…  И никогда не встречусь.

Экран уже погрузился во тьму, но дикторша по-прежнему молчала. Либо технические неполадки в эфире, либо минута молчания. Хотя никто вроде не предупреждал…  М-да…  Реактор бабахнул бы так, что мало никому не показалось ближайшие лет так тысячу. Трехголовые собаки, грибы-мутанты в полметра ростом, детишки-инвалиды…  Мертвая земля, насквозь пропитанная радиоактивными изотопами…  Полный комплект «счастья»…

И снова смена картинки…

— В Перми — очередная потеря. Не стало Святослава Алексеевича Полухина — генерального директора «Sinex». Эта транснациональная корпорация занимается разработкой и внедрением биометрических систем. Они достаточно успешно эксплуатируются по всему миру. Полухин был почетным гражданином города, меценатом, любителем искусства и ценителем старины. Он имел одну из крупнейших коллекций антиквариата в России.

Тело бизнесмена обнаружено двенадцатого января в собственном загородном доме. В интересах следствия не разглашается информация о подробностях и деталях расследования. Известно лишь то, что в качестве приоритетной рассматривается версия о несчастном случае — падение с лестничного марша. Хотя следствие не исключает версии насильственной смерти. Возможно, на Полухина совершено нападение с целью ограбления.

— Постойте…  А я ведь его знаю, — промычал я, рассмотрев фотографию олигарха на экране телевизора. — Это же забавный старик, который купил у меня серебряную шкатулку. Он еще беспечно размахивал своими деньжищами в подъезде…  Да, глупая смерть…  Хотя завистников у него явно было много. Наверняка кокнули за какую-нибудь безделушку. Деньги не все решают в этой жизни…

— Трагические известия пришли к нам из Благовещенка, — продолжила Дарья, как только попала в объектив камеры. — В канун празднования старого Нового года, в десять часов вечера, в милицейский участок ворвался молодой человек, вооруженный пистолетом ТТ. С особой жестокостью он расправился со всеми дежурившими в злополучную ночь милиционерами. Получив доступ в оружейные комнаты, устроил настоящую бойню. Оказал ожесточенное сопротивление прибывшим на место событий сотрудникам ФСБ спецподразделения по борьбе с терроризмом. Бой продолжался около полутора часов, в результате чего террорист был уничтожен. Камеры внутреннего и наружного видеонаблюдения зафиксировали все подробности. Ориентировочное количество жертв перевалило за несколько десятков. Точное число погибших устанавливается. Личность и цели нападавшего пока не выяснены…

На экране появилось полуразрушенное двухэтажное кирпичное здание. Складывалось впечатление, что штурмом его брали с помощью тяжелого вооружения. Видеокамера в руках оператора постоянно дергалась и выхватывала урывками обезображенные трупы людей в униформе. Они валялись повсеместно в неестественных позах. Почти у всех у них была прострелена голова, так что лиц разобрать невозможно. Снимали явно издалека и на максимальном цифровом приближении.

Резкая смена ракурса — и на экране уже плотное оцепление, которое сдерживает толпу. Мужчины, женщины, дети…  с красными зареванными лицами…  А еще слышится шум винтов вертушек, парящих в небе, словно хищные стрекозы.

Что за хрень творится в мире? Ладно бы это произошло в Америке! У них любое огнестрельное оружие в свободном доступе. Там случались подобные инциденты в учебных заведениях. Не один раз полоумные школьники убивали ненавистных учителей или одноклассников. Но у нас…  Паренек же убивал профессионалов. Людей, которые защищают нас от нападок такой мерзости…  И он был один…  Не пять, не десять…  Не толпа отъявленных головорезов, прошедших не одну войну и знающих, что такое запах смерти не понаслышке.

На душе становилось все мрачней, словно ее макнули в бочку с концентрированной печалью. Как любят говорить — кошки на сердце скребли…  Хотя причем здесь эти безобидные животные? Ума не приложу…

— Один «сопливый» мальчишка с игрушечным пистолетиком против целой армии, вооруженной до зубов…  Куда мы катимся? Черт! Я ведь с телевизором разговариваю, как неудачливый «вайт-трешер» из сериала «Наша Russia». Хотя не в Таганроге живу. И зовут меня не Сергей Беляков. Стоит над этим задуматься.

Смотреть уже ничего не хотелось. Телевизионный пульт, выполнив свою миссию, полетел в сторону.

Я наивно полагал, что смерть Рихтера что-то изменит…  В последнюю перезагрузку я позволил ему уйти в мир иной…  Думал, что больше не буду видеть смерть, и весь мир сразу превратится в благоухающий цветущий сад на задворках рая. Не то чтобы я считал, что люди станут бессмертными. Нет. Просто меня это не будет касаться. Смерть будет там, далеко…

Но я ошибался…  Старуха с косой никуда не ушла. Даже пока я об этом думаю, где-то рядом со мной умирают люди. Я не вижу этого, но чувствую…  И этот бесконечный список никогда не прервется, независимо от моего желания или нежелания. Здесь не бывает сбоев, минут молчания или рекламных пауз. Машина смерти работает без устали всегда. Это путь самоуничтожения, дорога в никуда…

Нет, я не опустил руки и не сдался сразу после вынужденной смерти Рихтера в поместье Эйзентрегера. Честно боролся…  Из последних сил…  Старался каждый раз предупредить, предостеречь, остановить. Я был персональным ангелом-хранителем Рихтера. Целая тьма мучительных дней в ожидании того, что сегодня это, может быть, не случится. И даже не с кем поделиться всей этой тяжестью.

Один на один против целого злобного мира. Я испытывал радость от того, что в это «сохранение» старик прожил на час дольше. Смерть медленно, но верно перетекала в разряд привычки…  Закрыл остекленевшие глаза Альфреда и сразу новый подход. Сорок четыре дня нескончаемого кошмара…

Я старел, а глупая жизнь проходила мимо. Редкие седые волосы. Морщины на лице. Это уже стало не неприятной неожиданностью, а истасканной обыденностью. В отличие от всего остального мира, я жил всегда в реальном времени.

Все время начинать с нуля…  Даже не могу сосчитать, сколько раз я возвращался в осточертевшее мне кресло и видел на поганом календаре одиннадцатое ноября две тысячи одиннадцатого года. Я чувствовал себя выжатым лимоном…  А сколько я видел ужасающих ликов смерти! Не на одну жизнь хватит…

Человеческая раса весьма изобретательна в вопросе умерщвления себе подобных. Можно сказать, что фантазия не знает границ. Вариантов умереть: самостоятельно или с чьей-то помощью — сотни, а то и тысячи…  Мне довелось не только познакомиться с большинством смертей, но и вкусить их во всех ролях в треугольнике Карпмана. Я был и жертвой, и спасителем, и палачом…  Мой мозг распухал от количества жути и уже не помещался в черепную коробку. Но, несмотря на усилия, все по-прежнему оставалось на своих местах: я в депрессии у потухшего телевизора, а Рихтер глубоко под землей в компании трупных червей.

М-да…  Определенно зря я включил этот «ящик с глупыми картинками». Теперь ни настроения, ни радости…  Одна серая пустая монотонность вокруг. Хоть волком вой от тоски! Я что-то определенно делаю не так…

«Хватит ныть! — одернуло меня подсознание хлесткой пощечиной. — Соберись и делай хоть что-нибудь!»

Кровь забурлила. Тело уже было готово отправиться в путь. Его останавливало лишь то, что оно не знало, куда именно.

А действительно, куда?

В руке уже пищал телефон, оставалось лишь отбросить сомнения. Я давно уже собирался все прояснить, но никак не подворачивался удобный случай. То не было времени, то желания. Теперь и того, и другого хватало с лихвой — не отмажешься.

Дорога предстоит неблизкая, так что лучше заказать такси.

— Такси…  Такси…  — бормотали однообразно губы. Палец заелозил по списку на экране довольного от такой внезапной ласки телефона.

О! Есть ведь идеальный вариант…  Можно сразу сделать два очень приятных дела вместе: поглумиться над скверным человечишкой и доехать куда надо. Все просто, если твой бывший шеф и водитель такси — это одно лицо. Это даже не назовешь грехом. Так, детская шалость. Где тут у нас Евгений Петрович затерялся?.. Вот же он! Я нажал на кнопку вызова и из динамика послышались характерные гудки, которые вскоре оборвались. Только мне никто ничего не сказал, пришлось начать разговор самому.

— Добрый день! Евгений Петрович?

— Нет, это не Евгений Петрович, — послышался в ответ грустный незнакомый голос. На слух он принадлежал женщине лет сорока пяти.

— Трубочку ему не передадите?

— Нет, — промямлила собеседница, — а вы кто?

— Я? Я…  товарищ…  по работе…  У меня к нему важный разговор. Деловое предложение. Срочное…  На миллион долларов…

— Ему уже некуда торопиться. И деньги не нужны. А вы, наверное, не в курсе?

— Не в курсе чего? — произнес я, прикидывая возможный расклад развития событий. В тюрьму посадили? Инфаркт? Авария? — С ним что-то случилось?

— Да…  Он умер и уже давно. Еще в ноябре прошлого года. Странно, что коллега по работе об этом не знает.

— Меня не было в России. Затяжная командировка, — оправдывался я. — А что с ним произошло?

— Подставили партнеры. Разорили до нитки. Самоубийство. Напился…  и повесился. На бельевой веревке. У нас на даче. Вы извините…  Мне тяжело об этом говорить. Не знаю, зачем я сегодня включила его телефон…  — всхлипывая, говорила женщина.

— Соболезную…  — выдавил я и нажал на кнопку завершения вызова. Беспардонно пытать дальше жену Евгения Петровича не хотелось.

Ничего не понимаю! Он же подвозил меня в аэропорт. Тогда, когда мы с Леной летали в первый раз в Париж. Я не мог ошибиться…  Мистика…  Неужели что-то происходит не так, как было в прошлый раз? Хотя…  Пора бы привыкнуть и ничему не удивляться.

Дурацких идей в голове больше не появлялось. Я вызвал первое попавшееся в телефоне такси.

* * *

Створки с мерзейшим скрежетом сомкнулись, и лифт ухнул вниз в бетонную пропасть. Он оживил заскучавший вестибулярный аппарат и даровал легкое головокружение. Уши заложило. Двигался лифт быстрее, чем теоретически должен был. Но, несмотря ни на что, он все равно остановился в положенном месте. «Железный монстр» разверзнул пасть на уровне первого этажа и выкатив склизкий рулон языка.

Расслабленные внутренности подкатились к горлу. Так ведь когда-то может и не успеть затормозить…  Хорошо если буфера установлены и исправны, а если…

Слегка пошатывающейся походкой я выбрался из лифта и отправился на морозную снежную улицу. Там меня ждала новая неприятная нежданность.

Подъездная площадка была забита людьми в черной одежде. На серых лицах — печаль, уныние и скорбь…

Молчаливая толпа стояла вокруг стоящего на двух табуретках гроба, как каменные изваяния. Крышка его была наглухо заколочена гвоздями. Лишь изредка тишину разрывали надрывный плач и нервные стоны пожилой женщины. Она роняла «сухие» слезы на ярко-красную ткань, припав на колени к гробу. Ох и не люблю я эти мероприятия!

Я озадаченно осмотрелся вокруг и скоро обнаружил человека, который мог мне хоть что-то рассказать. Бородатый, статный мужчина…  Он переминался с ноги на ногу и посматривал на стрелки наручных часов. Видимо, мужик, как, собственно, и я, оказался в ловушке похорон. Прервать процесс проходом сквозь убитую горем толпу он не рискнул.

— Кого хоронят? — спросил я мужчины. Он обернулся, и я его узнал. Добродушный сосед Леня из квартиры напротив.

— Здорово, Ветров! — тут же откликнулся он, протягивая крепкую раскрасневшуюся от мороза руку. — Девчонка с пятого…  Ее вроде звали…  Надя…  Симпатичная такая…  Да. Точно Надя…

Вот ведь хрень! Это же Наденька, которая заходила ко мне за солью…  Как же несправедлива жизнь…

— Вот черт! Она же еще юная…  А гроб почему закрытый? Что случилось?

— Не думаю, что кому-то это зрелище будет по душе…  — печально произнес бородатый, взглянув на «деревянный тулуп» девушки. — От ее тела ничего не осталось…  Сначала «дикий» металл» с лицом покуражился. Затем пламя. Ты что новости не смотришь? Битва титанов…  Авария на пересечении Куйбышева с Московской. С недельку назад где-то…

— Авария, где «КамАЗ» с «Мерседесом» столкнулся? — уточнил я, расширив глаза. — Она пассажирка? Жесть…

— Да. Нелепая смерть…  Ей бы еще жить да жить…  Они с прокурором вроде как к свадьбе готовились. Он даже с женой вроде развелся. А тут такое…

— М-да…  У судьбы явно были другие планы…

— И ведь не поспоришь с ней Ветров…  С судьбой-то…  Не отмотаешь время назад…  — пугающе проникновенно произнес сосед, вглядываясь мне зачем-то в глаза.

Странный у меня сосед. Какими-то загадками заговорил…

* * *

Автомобиль долетел до пункта назначения почти мгновенно. Каких-то два с половиной часа беззаботного безделья с разглядыванием зимних пейзажей, чередующихся с вековой черной грязью промышленных агломераций. И вот мы уже на месте. Держать машину с включенным счетчиком не было никакого смысла. Загадывать наперед о продолжительности беседы я не стал. Слишком уж глупая это была затея!

Я рассчитался с водителем. Пожелал удачной дороги и вышел навстречу полузабытым воспоминаниям.

До боли знакомое здание…  Все тот же мрачный вид. Угрюмый и навевающий тоску цвет плитки на стенах, ассоциирующийся с закисшим болотом. Все тот же отвратительный запах медицинских препаратов, смешанный со зловонием страхов пациентов и тонким привкусом безумия. Та же выцветшая и потрескавшаяся вывеска, пугающая не внешним видом, а внутренним кричащим содержимым. Пляшущие буквы, выстраивающиеся в сознании в стройный ряд…  «Психиатрическая больница?7 города Нижнего Тагила»…  Ничего не изменилось. Как будто время здесь остановило свой ход. Точно это было вчера. Ну, максимум позавчера…

Стены с облупившейся краской и проплешинами штукатурки, зияющие, словно рубцы от сибирской язвы. Разбитые деревянные лавки в приемном покое с искривившимися тонкими ножками, как у жертв концлагерей. Устрашающие лохмотья паутины, свисающие с хрустальной люстры с одинокой лампочкой. Она горела в полнакала на последнем издыхании. Мутные стекла окон, через которые даже солнечный свет проникать не желал. Хмурые неприветливые медсестры пенсионного возраста. В серых застиранных халатах, которые явно были ровесниками их владелиц. Заповедник концентрированной грусти и тоски…

Даже отпечаток ботинка на входной двери главврача так и не оттерли. Достопримечательность в микромасштабе…

— Добрый день! Можно войти? — спросил я, постучав несколько раз в дверь и приотворив ее на ширину ладони.

— Входите-входите! — послышался грубый властный голос мужчины с акцентом жителя высокогорий.

Нехороший кабинет. И воздух затхлый…

— Здравствуйте, Сергей Борисович! — поприветствовал я хозяина. — Я к вам по одному щепетильному вопросу.

Главврач сидел в кожаном кресле за современным столом. В кабинете чувствовалась атмосфера рабочего беспорядка: кипа бумаг, всевозможных банок-склянок и прочей ерунды.

Сергей Борисович — личность яркая и многогранная. Широкоплечий, в меру низкорослый, но с правильно и грамотно сложенной фигурой. Тело его, вероятно, повидало за свою жизнь десятки сотен тонн металла тренажеров и тысячи километров беговых дорожек. В белоснежном халате и медицинском колпаке на голове. В руках он перебирал четки. Нос с горбинкой. Густые брови. Крошечные глаза почти черного цвета, бегающие из стороны в сторону. Глупые овальные очки. И фамилия для внешности вполне соответствующая — Джавахишвили. Кого-то он мне напоминал, но вот кого?

За ним вроде даже ученая степень доктора наук числилась. Темы его трудов, а особенно их содержимое не были постижимы ни тогда, ни сейчас. Разобраться в докторской с пугающим названием: «Клинико-биологические корреляции в системе оценки прогредиентности этнического шизофренизма европеоидов нордической расы» — для меня нереально. Я вот только название запомнить осилил…

— Слушаю вас внимательно, товарищ, — произнес доктор-мозгоправ, наливая темную жидкость из бутылки с надписью «Hennessy» в дымящуюся кофейную кружку. — К сожалению, не знаю, как вас по имени-отчеству…  Кофе с коньяком изволите?

Вернее, уж коньяк с кофе, подумал я, оценивая заполняемый объем кружки по количеству смачных бульков. Соотношение никак не меньше чем один к трем. А он не изменил своим привычкам, несмотря на больную печень.

— Спасибо, конечно, но я воздержусь, пожалуй.

— Ну, как скажете. Было бы предложено, — сказал он и сделал большой глоток. — Тогда давайте не будем тянуть кота за хвост. Присаживайтесь и переходите к целям вашего визита. Вы же ко мне не как к «старому незнакомому другу» пришли на встречу?

— Хорошо…  — протянул я, опускаясь на стул напротив стола доктора. — Зовут меня Владимир Ветров. Меня интересует одна пациентка вашей больницы. В смысле не она сама. Сведения о ней. А если уж конкретно, то личная информация о бывшей пациентке. Адрес, фамилия, родственники…  Она умерла в две тысячи восьмом…  Сиганула с крыши…  Вы же Дусю и нашли на асфальте, когда шли утром на работу.

— Бог с вами! Вы что мелете, товарищ Ветров? — напугано забормотал психиатр, поглядывая на меня. — Язык у вас без костей! Какие самоубийства? Какие еще Дусеньки? Ничего такого не было. Я на пенсию хочу выйти, а не в тюрьме сидеть, — продолжил доктор, сплюнув три раза через левое плечо и постучав по столу.

— Да как же так?! Я сам видел!

— Не могли вы такого видеть! Точно.

— Может, запамятовали?

— Не было, я вам говорю, — упирался Сергей Борисович.

— Тогда дальнейшие вопросы не имеют смысла…  А вы меня разве не помните? — спросил я расстроено, надеясь услышать не то, что он произнес.

— Я не то чтобы вас не помню, — приспуская на кончик носа очки, продолжал поражать ответами доктор. — Я вообще вас в первый раз в жизни вижу.

— Ну, как же так, Сергей Борисович! Вы же мне паспорт помогали делать. Вспоминайте, в две тысячи девятом, — непонимающе бормотал я.

— Да вот так, товарищ Ветров. Не помню и все тут…  Хотите, я по нашей базе проверю? Нам недавно по президентской программе компьютеры поставили. Хорошая штука, однако…

— Проверьте…  — безразлично произнес я, не веря в положительный результат.

Главврач положил сине-зеленые бусы-четки на стол и уставился в монитор.

— Секундочку…  Ветров, говорите…  — пробормотал доктор и заклацал одним пальцем по клавиатуре. — Так…  Так…  Ветлугин, Веткин, Ветринский…  Ничего по запросу не найдено…  Может, вы с адресом больницы ошиблись? Был тут у нас один случай…

— Нет, — убил я в зародыше рассказ доктора, — я точно не ошибся…

— Не знаю даже, чем вам еще помочь…

— Сергей Борисович! Прописка! — озарила меня до безобразия умная мысль. — В паспорте прописка вашей больницы.

— Быть такого не может, — главврач нахмурил брови, опустошил кружку до дна и тяжело выдохнул. — Давайте взглянем тогда…  Хотя это нонсенс…  Но пока у меня нет причин вам не доверять…

— Вот! — радостно выкрикнул я и протянул документ в обложке из змеиной кожи.

Психиатр его взял и внимательно посмотрел на первую страницу. Потом уставился на меня, но вскоре вернул взгляд на место. Бегло перелистал паспорт до прописки и замер с непониманием в глазах.

— Ну, что я говорил! — с воодушевлением пропел я. Хотя хотелось еще и протанцевать что-нибудь веселенькое.

— Да…  говорил, а написано здесь почему-то другое. Проживали вы в это время на улице Арктической, дом номер один. Странно…  Абракадабра какая-то…  Я здесь живу уже целую вечность и о такой улице никогда не слышал. Да вот же, сами взгляните!

Я выхватил паспорт из рук доктора. Глаза впились в ненавистные буквы, ворочая и коверкая их на разный манер. То слева направо, то сверху вниз и тут же наоборот, а затем по диагонали…  Но честнейший доктор оказался прав. Не было там упоминания о психиатрической больнице. Но ведь раньше…

Я собственными глазами это видел…  Ничего не понимаю…  Галлюцинации и всеобщее помешательство? Я сотни раз устраивался на работу и каждый раз слушал глупый вопрос инспекторов отдела кадров: «Что это такое?». Кто-то подменил мне паспорт? Для чего? И главное, кто этот кто-то? Ахинея…  Может, это…

— Может, все-таки кофе? — перебил психиатр мои мысли, доставая ополовиненную бутылочку. — Если не поможет разложить все по полочкам, то хотя бы подсобит об этом забыть.

— Я не пью алкоголь с некоторых пор.

— А кто говорит про «пить». Так, пригубить в профилактических целях. Это же полезно в приемлемых дозах. Особенно сейчас — в вашем состоянии. Для сердца полезно. Да и для душевного спокойствия.

— Мне это не нужно…

— Эх…  Да не печальтесь вы, со всеми бывают казусы!

— Я и не печалюсь…  Просто непонятно…  Совсем ничего не понятно…

— Ага…  Я вижу…  А вообще, не забивайте себе голову. Время само все расставит по местам. И не переживайте, все ошибаются. Главное, разобраться в собственных ошибках и не повторять их впредь. Ну, не надумали выпить?

— Нет…  — прошептал я и вышел прочь из кабинета, не прощаясь. Словно потерявший интерес к жизни зомби, которого даже вид свежей крови не радовал.

* * *

Вновь футуристические ландшафты зимнего царства за окном. А я снова в салоне веселяще-желтенького автомобиля с шашечками на борту, который мчится на всех парах в обратный путь. Следующая моя остановка — железнодорожный вокзал «Свердловск-Пассажирский». В моем грандиозном плане по поиску истины этот пункт теперь числился под номером два. Что-то я там в свое время недосмотрел, недослушал или недопонял…  Чувствовал я это больше подсознательно, чем осознанно, но это никак не влияло на мое решение. «Властелин чебуреков» явно знал больше, чем говорил, и именно с ним мне предстояли игры в плохого полицейского. Задача, конечно, не из легких, но мне не привыкать. Лишь бы все получилось не так, как с доктором! Внезапная человеческая амнезия уже раздражала. Кстати, все-таки именно Силби мне доктор и напоминал. И дело вовсе не в моей бурной фантазии, опирающейся на стереотипы внешности и национальной принадлежности. Черты характера, повадки, манера говорить. Доктор и навел меня на мысль посетить вокзал…

Скрип колес. Машина резко затормозила. Пролетела юзом с несколько десятков метров и остановилась как вкопанная. Вместе с выдираемыми из промороженной резины твердосплавными шипами из головы со звоном вылетели и лишние мысли. Хорошо, что хоть ударов в спину не последовало. Другие водители тоже успели среагировать.

Дорогу впереди перегородил автомобиль ДПС с включенными проблесковыми маячками. На его капоте сидел инспектор в овечьем тулупе, с опущенным черно-белым жезлом в руках. Водила, до этого молчавший, ударил руками об руль и с досадой произнес:

— Все! Приехали! «Фуры» сошлись. Теперь пока дорогу разгребут…

Но его слова прошли мимо моих ушей. Ведь мой взгляд и мысли были сосредоточены на груде искореженного металла. Она лишь отдаленно напоминала очертаниями автомобиль. В неприкосновенности остался лишь тыльный номер, цифры и буквы, которые меня не просто пугали…  Они вгоняли в цепенящий ступор.

Это было именно то такси, на котором я приехал в Нижний Тагил…  Сегодня я мог остаться здесь…  Окончательно и навсегда…  Ведь Химеры со мной не было — она уже давно лежала в сейфе.

* * *

Вокзал…  Спешка…  Суета…  Сотни лиц, сменяющих друг друга в одну минуту. Бурлящий поток, нет которому ни конца ни края. Одни уезжают, другие приезжают. Третьи здесь зарабатывают на хлеб с прокисшей баландой или вовсе живут как придется. Лишь я, один-одинешенек, слоняюсь без дела в поисках «непонятно чего».

Третий круг вдоль захламленных торговых палаток, вонючих привокзальных кафе и витрин магазинов принес такой же результат, что и первые два. Итог был с нулевым коэффициентом полезного действия. Проще говоря, никакой. Не было здесь кафе под названием «В гостях у Самаэля»…  Видимо, залетных гостей в этом заведении стало катастрофически мало. Вероятно, это и послужило причиной его преждевременного закрытия.

Не было ни древних заманивающих плакатиков со скидками на столбах. Ни корявых стрелочек с указателями. Ни выцветших рекламных баннеров с «обильно слюновыделительными» изображениями еды. Никаких даже самых малюсеньких упоминаний! Ничего. Как будто кафе и не существовало никогда.

Но ведь я его видел…

У прозрачных дверей «McDonald» s» я заприметил безбожно смолящего охранника в черной форме. Удивительно то, что вокруг него еще рыжеватой лужи никотина нет. Только большая кучка окурков. Судя по неохватной округлости живота, он мог мне помочь. Ведь он явно работает в этом месте уже тысячу лет.

— Добрый день!

— Здорово, — прохрипел охранник, откашлявшись, и смачно сплюнул коричневой слизью.

— Я тут кафе одно ищу, но никак не могу найти. «В гостях у Самаэля». Может, слышал?

— А это чем тебя не устраивает. Заходи — накормят. Здесь хорошо…  Еще и «ви-фи» на халяву для посетителей.

— Да нет, я не голоден. Мне вообще-то бармен нужен, который там работал.

— Как, ты сказал, название? У кого в гостях?

— У Самаэля…

— А! У Самаэля, говоришь…  Да, открывалась такая закусочная…  Очень давно…  Вон там она стояла, — указывая направление пальцем, сказал внезапно вспотевший охранник, — где прогнившими серыми досками все загорожено. Сгорела эта закусочная еще в две тысячи восьмом…

— В восьмом?

— Ну да…  И с собой еще тридцать человек забрала на тот свет. Заживо они горели…  — глаза охранника затуманились, и он перешел на почти загробный шепот. — Ужасающие крики…  Заунывные стоны, как в аду…  Приторно-сладкая вонь жареной человечины…  Я тогда как раз на смене был. Точно…  Открытие олимпиады в Китае еще по ящику шло. Вот когда фейерверк показывали, оно и пыхнуло. Жуть, одним словом…  Никто не выбрался. Пожарники сказали, что входные и эвакуационные двери переклинило. Вот сейчас вспоминаю, и комок к горлу подкатывает.

— Вы уверены?

— Такими вещами не шутят! Я после того случая две недели гамбургер в себя затолкать не мог. Как вспоминал, так сразу наизнанку выворачивало. Думал: все, скоро от меня мешок с костями останется. Но пронесло, как видишь.

— Его больше не открывали после ремонта?

— Да ты что! Какой, к черту, ремонт? Это проклятое место никто и не думал покупать. Да и сам хозяин в том же кафе тогда и помер…

— Бесовщина какая-то, — задумчиво произнес я, окончательно запутавшись в происходящем. — Спасибо за помощь, — добавил я и махнул ему на прощанье рукой.

— Ага…  И не говори…  Не за что…  Ведь я тебе особо ничем и не помог…  Давай, удачи.

Вскоре я уже выскочил на привокзальную площадь и отправился к ближайшему припаркованному такси. Можно, конечно, было рвануть на метро. Так было бы дешевле, но зачем отказывать себе в маленьком удовольствии.

Я постучал в стекло, и оно под действием ручного привода со скрипом опустилось наполовину. Мне в лицо хлынул горячий воздух.

— Свободен?

— Как вольный ветер! — ответил водитель, складывая замусоленную газету. — Куда едем?

— Проспект Ленина, тридцать девять.

— Главпочтамт. Тысяча рублей.

— Засада, а у меня только сотенные. Может, десять по сто устроит? — попытался я пошутить, присаживаясь на переднее сиденье.

— Цена фиксированная, я не торгуюсь, — выдавил водитель и оценил меня на предмет платежеспособности.

— Хорошо-хорошо…  Поехали, а то нулевой километр по мне уже скучает.

* * *

Ключ в замке сделал два оборота, и дверь моей квартиры бесшумно отворилась. На пороге меня встречал лишь черный кот Силби. Он мяукал с разной тональностью, предполагая, что от этого я его быстрее накормлю. Леночка, как всегда, была в разъездах. Ох уж эта ее работа! И на душе стало еще тоскливей. Я зашел в гостиную и в отчаянии рухнул на диван. Не разуваясь и не раздеваясь. Наглый кот продолжал заунывную песню, потираясь хвостом о промокшие ботинки. Но я пытался не замечать его присутствия. Он ждал долго, а значит, потерпит еще. У хозяина депрессия…  Голова вновь наполнилась мыслями.

Как и предполагал, ничего нового во владениях Рихтера я не нашел. Все его записи и бумаги перечитывал не один раз, но ответов в них по-прежнему не появилось. Злосчастная Химера была, а сведений о ней никаких. Как ни прискорбно об этом говорить, но варианты на моем дорожном камне судьбы закончились. Три пути к недосягаемой истине, и все три вхолостую…  Какая-никакая, но стабильность. Хотя легче от этого не становилось. Хитрый пазл категорически отказывался складываться в осмысленную картинку. Хотя, быть может…

Пальцы заскользили по сенсорному экрану телефона, повинуясь внезапному озарению. Вскоре я уже добрался до списков телефонных номеров на букву «О». Сейчас мне нужен был контакт под именем «Олег Койот». Мой знакомый что-то знал о незнакомке, оставившей у меня дома ключи от ящика стола, в котором я нашел Химеру. Это явно зацепка, как же я не подумал о ней раньше! Я притих в ожидании, но гудки соединения так и не зазвучали.

— Набранный вами номер не обслуживается…

— Что за черт?! И это все?

Все закончилось, так и не успев начаться, но сдаваться не хотелось. Может, мне поможет всемогущая Настя, она и не с такими заковырками справлялась. Адрес его по базам пробьет, место работы или еще что-то…  В моем телефоне ее номер почему-то удалился. Хотя, может, я его и не записывал. Последние жизни три я с ней точно не пересекался…  Но в памяти номер остался. Еще с тех времен, как Настя звонила мне на Эйфелевой башне. Такое не забывается…

Еще один набор, и на этот раз с воодушевляющими гудками.

— Алло, я вас слушаю, — послышался до безумия ласковый и знакомый голос. Его тембр я не мог не узнать. Ничего не понимаю!

— Лена…  Это ты?

— Да…  Это я, Володенька, — выдержав короткую паузу, сказала она так холодно, что кожа превратилась в подобие гусиной. — Где ты взял этот номер?

— Нигде…  Вспомнил…  А где Настя? И почему ты?

— Плохо, что вспомнил…  Я скоро буду, и ты все узнаешь…  — ответила она, и звонок прервался.

Что это было? Сказать сейчас о том, что я не понимаю и совершенно запутался, значит, ничего не сказать. В этот момент я был сбит с ног своей единственной. Завален на землю и втоптан в нее по самые уши.

Может, я так и не проснулся? Это хотя бы звучит обнадеживающе и успокаивающе…  Да! Пусть этот будет глупый сон…

Сердце отчаянно молотилось о грудную клетку. Кончики пальцев покалывало легкими разрядами импульсов. Химера не просто манила к себе, она настойчиво требовала сжать ее холодное маленькое тельце в руке. Сомкнуть кисть в кулак и никогда больше не отпускать…

Я не мог сопротивляться. Это было выше моих сил. Я еще думал о Химере, а руки уже вскрывали тайник с артефактом. Моя прелесть! Мгновенье — и мозг накрывает эйфория воссоединения…  Непередаваемые ощущения! Это как доза героина для закоренелого наркомана, которому жить до передоза осталось несколько часов. Это как долгожданная встреча матери с сыном, пропавшим с десяток лет назад и только сейчас нашедшимся по воле случая. Это как крошка хлеба для пленника, который голодал в лапах садистов несколько месяцев. Это как жизнь, которая никогда не заканчивается…

Вспышка ослепляющего света, и мозг накрывает цунами из нескончаемого цифрового потока…

Нули…  Нули…  Единицы…

Теперь я знаю кто…  Знаю зачем…  Знаю почему…  Все оказалось так просто…  Мир изменился в одно мгновение, все стало плоским и двухмерным. Лишь трехмерный я возвышался над всем этим. От меня ничего теперь не спрятать и не утаить. В голове мелькали образы и картинки…

Незнакомка с вечеринки. Ключи от ящика с Химерой. Брелок с паучком — такой же я подарил Елене в самолете. Шарлотта с фигуркой Мизгиря на шее. Зелье, меняющее цвет глаз. Загадочный флакончик, который я нашел в сумке во сне. Письма с одинаковым почерком. Запись в блокноте «Нулевой километр». Как же я сразу не узнал?! Лепреконы. Они даже не намекали — говорили напрямую. Дуся из клиники. Бабка на вокзале. Нищенка на дороге в Париже. Арийки из поместья Эйзентрегера. Ребекка из отеля. Ужас…  Как она это делает? Она же везде и всюду! Даже Настя…  Как мы с Рихтером не увидели, что это один человек? Чертовы пауки, которых она всегда рисовала. Елена…  Мать твою…  Черт! Черт! Черт! Так не бывает…  Что вообще правда, а что сон? Или все сон…  Может, я вообще еще не выходил из психушки?..

Громадные энергетические туннели, наполненные светящимися электронами, устремлялись теперь ко мне со всех сторон. Я утопал в излишестве, но меня это больше пугало, чем впечатляло.

Дьявол меня раздери! Я нахожусь в самом центре паучьего кокона, который скрупулезно плели целую тучу времени…  Как же я раньше не замечал? Нестерпимо хочу это все вырезать из памяти и забыть Елену навсегда.

Раздался звон разбитого стекла, и я увидел боковым зрением силуэт влетающего в окно бойца с автоматом в руках. В черной униформе без опознавательных знаков. В бронежилете и скрывающей лицо маске с прорезью. Я не был готов и упустил свой шанс…  В этот раз я проиграл.

Тело на рефлексах дернулось в сторону от надвигающейся опасности, но голову нагнал зловещий деревянный приклад. Сознание заполнила непроглядная тьма…

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ ЧЕРНЫЕ ЛЮДИ

Время и место неизвестно…

Сквозь плотно закрытые веки пробивался свет. Я слегка приподнял их и в зрачки сразу же впился взгляд лучезарного диска, зависшего в зените на лазурных небесах. Солнце превратилось в темный круг, оставляя лишь неопределенную размытость. Глаза пронзила резкая колющая боль, словно в них одновременно вонзили тысячи игл. Я прикрыл лицо рукой, и зрение постепенно пришло в норму.

Вот это сюрприз! Открывшийся вид радовал с каждым выхваченным глазами метром все сильней. Цветущая сочная зелень благоухала экзотическими ароматами. Они нежно щекотали обострившееся обоняние. Стройные высоченные стволы кокосовых пальм. В кронах деревьев виднелись грозди крупных плодов светло-зеленого цвета. Чуть выше кокосы поменьше. А над ними крошечные зародыши вперемешку с бутонами цветов.

Вокруг необъятные плантации белоснежного песка, плавно перетекающие в сине-голубую гладь успокаивающего душу океана. Почти нет волн. Изредка зарождается легкое дуновение в меру обжигающего ветерка. Его ласковые прикосновения запросто доведут до состояния нирваны.

Всюду слышится ангельское пение птиц. Стрекотание и жужжание живности, не беспокоящей своим присутствием. Возможно, из вежливости или гостеприимства. Хотя, вернее всего, они просто меня не рассматривают как объект для пропитания и репродукции…  Замечу: пока…  Еще не расчухали…  А главное: нет шума гнетущего города…  И людей нет. Неземная благодать прямо под моим носом, только руку протяни. Место, однозначно определяемое одним словом — рай.

Взгляд скользнул правее и извлек из пространства утонченный силуэт девушки. Она расположилась неподалеку, ко мне спиной, усевшись прямо на бархатный песок. Восхитительное тело было почти обнажено. Тонюсенькие полоски купальника, надетого больше ради приличия, чем для защиты от ультрафиолетовых лучей. Загорелые ножки, отливающие бронзовым оттенком, вытянуты вперед в направлении солнца. Хрупкие ручки широко расставлены за спиной. Соломенная шляпа с широкими полями, скрывающая лицо. Но сомнений у меня не было.

Как же я хочу увидеть эти сочные губки, похожие на спелые вишенки! Такие плоды висят на ветках волшебного дерева в райском саду…  Насладиться красотой ее румяных щечек и курносого носика. Утонуть в бесконечной глубине дивных глаз небесно-голубого цвета. Втянуть аромат угольно-черных волос, жадно окунув в них лицо. Подобно измученному жаждой страннику, который отыскал в пустыне родник.

— Елена! — позвал я «таинственную» незнакомку, облокотившись на левую руку.

Она повернулась, скинув неохватную шляпу, и в воздухе разлетелась златокудрая шевелюра.

— Вовочка, ты оборзел? Что еще за Лена? Надеюсь, ты не забыл, что женат? — выкрикнула девушка. Она демонстративно вытянула вперед правую руку с торчащим безымянным пальцем, на котором было одето обручальное кольцо.

— Настя? — пробормотал я в ответ, уставившись на нее.

— Он еще и удивляется! Ну ты хорош, Ветров! Я ведь за такие слова и укусить могу. Не посмотрю на то, что ты болеешь. Колись, кто она? Любовница твоя? Я ей космы-то повыдергиваю…

Сомнений в том, что она легко выполнит обещание, не было. Выглядела она сейчас хищно и агрессивно.

Ничего в памяти…  Пустота…  Как будто целый пласт воспоминаний о моей жизни топором вырубили. Неужели я теперь с Настей? Как мы с ней пересеклись? Мы же даже ни разу не встречались в «живую»…  Видеозвонки в «Скайпе», переписка в соцсетях…  Все…  И куда подевалась Елена? Не понимаю…  Но раз Настя «наезжает» на меня, значит, так должно быть. Хотя чему я удивляюсь? Видимо, опять воспользовался Химерой. Но такого я даже сам от себя не ожидал…  Сколько же я не помню на самом деле?

— Да нет у меня никого, успокойся, Настя! Может, солнце голову напекло. Оговорился, со всеми бывает, — искренне сказал я. Хотя, может, и врал, кто его сейчас разберет.

— На первый раз прощаю, — улыбнувшись, спокойно произнесла она, — но если еще раз повторится…  Будешь оговариваться через прореженный ряд передних зубов. Ты меня знаешь…

— Да знаю…  знаю…  — импровизировал я, хотя понимания в опустошенной голове не прибавилось.

— Иди, давай, в тенек, пока тебе хуже не стало. Солнце здесь коварное. Да…  прилично же ты вчера приложился!

— Ладно…  А где мы? Что со мной случилось?

— С плохого начинать? Или с хорошего? — пропела девушка, убирая с лица локоны мешающих волос, и подмигнула.

— Начни с хорошего…

— У нас с тобой недавно свадьба была. А сейчас мы на Кубе, на острове Кайо-Коко. Вот…

— А плохое?

— Вчера ты поскользнулся в холле отеля и ударился головой о мраморный пол. Глупая прислуга ведро с водой опрокинула. Руки явно не из того места растут. Правда, администратор торжественно пообещал их всех уволить «на хрен». В чем я, конечно, очень сомневаюсь. Да ты не переживай! Доктор сказал, что ничего серьезного. Мозг не поврежден, гематом нет. Память вскоре вернется. Нужно лишь немного времени и женской ласки, — усаживаясь рядом со мной на шезлонг, промурлыкала Настя. Она провела рукой по моей небритой щеке, смахивая прилипший песок.

— Да уж…  Я тебе наверняка весь отдых испортил? — откликнулся я и обнял ее.

— Да ты что…  Я же тебя люблю! — приближая сочные губки к уху, томно прошептала Настя.

— И я…

Наверное…

— Эй…  хватит уже…  Куда ваше приличие подевалось? — послышался задорный мужской баритон с нотками издевки. — В апартаментах лобзайтесь. Как говорится, всему свое время и место. И вообще, почему я должен слюной от черной зависти давиться?

— Альфред? Живой?.. — произнес я, оборачиваясь вполоборота, не скрывая удивления.

Это действительно был старик Рихтер. Хотя выглядел он непривычно. Можно сказать, даже комично. Из одежды только элегантная ковбойская шляпа и безразмерные семейные трусы салатового цвета. Последние еще и в крупные смайлики-ромашки. Труселя были натянуты чуть ли не под самую грудь, «засеянную» редкими клочками белесых волос. За его спиной, метрах в десяти, я увидел барную стойку под зонтом-навесом из пальмового листа. Видимо, оттуда Альфред и пришел.

— А ты надеялся на то, что я не переживу эту ночь? Я настолько вам надоел своим занудством?

— Нет, я не это имел в виду…  Извини…

— Доброе утро, Альфред! Не говори глупостей, ты нам не мешаешь. Без тебя было бы скучно, — прервала паузу Настя. — Владимир по-прежнему не в форме. Мог еще и не такое сморозить. Он и меня-то не с первого раза узнал…  Да, Вовочка?

— Настя, — прошептал я, — я же…

— Ладно, проехали! — выкрикнул Рихтер. — Сотрясение, да еще с потерей памяти, это не шуточки. Вообще хорошо, что хоть что-то помнит. Коктейль будете? Я один восхитительный рецепт знаю! В Бразилии у бармена с помощью плоскогубцев узнал. Языки проглотите от удовольствия!

— Я бы не отказалась…

— А ты, Владимир?

— Да, пожалуй, — согласился я на автомате.

— А, кстати, ты вчера обронил, — протягивая мне знакомую серебристую фигурку, произнес Рихтер.

— Химера…  — удивился я вновь и выхватил ее у Альфреда.

— Володенька, может, расскажешь все-таки, как артефакт работает? — спросила Настя, поглаживая мою руку.

— А ты…  Как? — промямлил я, заглядывая ей в глаза и немного отстраняясь.

Почему Настя знает об артефактах? Что-то не так…  Это очень странно…

— Не волнуйся, она в курсе, — прервали зарождающуюся истерику слова Рихтера. — Ты сам меня об этом попросил. Ну, я все ей и выложил.

Может быть…  С чего Рихтеру мне врать? Тем более она теперь моя жена. Вот только почему Рихтер сам все не рассказал до конца? Он ведь знает, как работает Химера…  Или в этой «перезагрузке» я ему не объяснял?

— Я все знаю, любимый…

— Хорошо…  А я разве не рассказывал?

— Нет, но я и не интересовалась, — шептала она на ухо, прикасаясь к нему язычком.

— Химера позволяет мне…  — начал я, но почему-то остановился.

Что-то грызло меня изнутри, но вот что? Может, сомнение…

— Что она делает? — переспросил Альфред. — Не нагнетай интригу, говори.

Все-таки, значит, я ему не рассказал…  Но почему? Я всегда ему доверял. Что-то в этом есть неправильное…

— Вова, я вся в нетерпении, — дожимала меня суетливая Настя.

— Время…  Ей подвластно время…

«Всему свое время и место, — крутились в голове слова Рихтера. Не этого Рихтера, другого…  И говорил он эти слова совсем в другом месте. Странно…  Как же давно это было, при нашей первой встрече…»

— Вова, давай! Не залипай!

В эту секунду невдалеке послышался звон разбитого стекла. Бармен случайно зацепил локтем поднос с бокалами и опрокинул его. В голове выстрелила мощная молния, расколовшая опухающий мозг напополам. С одной стороны, остались мои воспоминания, а с другой — совсем не мои. Те, которые кто-то пытался мне навязать, забравшись в мой разум. Я все вспомнил…  Квартира…  Черная вдова…  Спецназ…

— Стекло. Они разбили окно…  Когда вломились ко мне домой…

— Что ты бормочешь, Владимир? Ты бредишь? Тебе надо к врачу, — сказал Рихтер, меняясь в лице. От добрейшей улыбки не осталось и следа.

— Кто вы, мать вашу, такие? — закричал я, чувствуя, как багровеет от гнева мое лицо.

— Я твоя жена, — истерила Настя, пятясь от меня задом по песку, — а это твой лучший друг Альфред.

— Не лги, мразь, я все вспомнил! Еще раз спрашиваю: кто вы?

— Ты сошел с ума, Владимир! — успокаивал Рихтер.

Моя рука нырнула в белый песок. Через несколько мгновений в ней уже сверкал на солнце крупнокалиберный револьвер «Colt Anaconda». Ствол дернулся в направлении Рихтера, но старик уже растворился в воздухе. Как будто и не было его никогда.

— Черт!

Теперь я нацелил револьвер на перепуганную Настю, которая пятилась от меня по песку. Она злобно посмотрела на меня, вдруг вскочила и побежала. Палец среагировал моментально…  С некоторых пор я стал очень и очень хорошим стрелком…

Дым развеялся, но трупа девушки с продырявленной башкой я на песке не увидел. Лишь множество извилистых бороздок. Местами сплошных, иногда прерывистых. Они формировали удивительный рисунок, похожий на след от протекторов шин.

— Вот ведь хрень! Она превратилась в клубок змей. Да их же здесь сотни! Омерзительные создания…

Самих «гадов» уже не было. Лишь оставленные ими следы, ведущие к ближайшей каменной гряде. Оставалось лишь следовать по этой змеиной автостраде.

Несколько минут, и я уже стою у расщелины в древней скале, в которой сгинули рептилии. Лаз в пещеру слишком узок, но если постараться, то можно и протиснуться.

Что мне это даст? Допустим, я смогу их поймать, для того чтобы выпытать из них информацию…  Но как заставлю их говорить? Буду нудно шипеть, пока они человеческий язык не выучат?

Ладно…  Сначала ввяжемся, а потом по ходу разберемся.

Я нырнул в пугающую черную тьму, хотя нырнул — это громко сказано. Скорее, вколотил себя с натягом в тесный проем.

Каждый сантиметр мучительного движения давался с титаническим трудом. Острые выступы раздирали в клочья кожу, но я, преодолевая адскую боль, двигался к цели. Но даже в такой удручающей ситуации радовали две вещи. Во-первых, где-то вдалеке брезжил тусклый свет. Значит, это не тупик, и я не умру в каменной хватке. Ведь вперед я ползти еще могу, а вот назад уже вряд ли. Во-вторых, судя по ощущениям, проход все-таки шел на расширение, в чем я вскоре убедился еще и наглядно. Через десяток метров мог уже дышать расправленной грудью. Еще через столько же полз уже на четвереньках. Через три раза по столько я перешел на прямохождение. Каменная пещера сделала еще один поворот, и я вышел в длинный, прямой и узкий зал. Его своды освещались редкими лампами, создающими давящую полутьму. Обе стены были утыканы обычными деревянными дверями, которые располагались строго напротив друг друга через одинаковые расстояния. Сколько я ни старался и ни вглядывался, так и не смог разглядеть, где они завершаются и заканчиваются ли вообще. Креативное место! Хотя я уже привык ничему не удивляться. Гнусных безногих рептилий я тоже не наблюдал. Неважно…  Здесь и без них интересно, так что я включился в странную игру, не раздумывая ни миллисекунды. Ответы на вопросы должны быть за какой-то дверью…

Ручка без всяких затруднений повернулась. Дверь легонько отворилась и сразу заиграла задорная малышовая песенка, пробуждающая трепетную ностальгию. Обыкновенная детская комната, заваленная игрушками. Деревянные кубики, горы машинок, конструкторы, бесчисленные мячики и пирамидки…  В центре, под лучом яркого точечного светильника, стояла игрушечная лошадка-качалка с огненно-рыжей гривой и длинным хвостом до пола. Вокруг нее крутился и пыхтел сопливый мальчик лет двух отроду. Он то забирался на лошадку, то слезал, но покачаться не мог. Она не желала двигаться с места. Мальчуган отличался целеустремленностью и настойчивостью, но «Сивка-Бурка» была еще упорней. Как будто это вовсе и не лошадка, а самый вредный осел на свете. Ну а какой же ей еще быть, если некий «добрый» дяденька приколотил качалку к паркету шиферными гвоздями. К сожалению, ребенок в силу возраста не мог догадаться, почему она стоит как вкопанная, и продолжал бессмысленные телодвижения.

Не буду его тревожить, продолжу поиски ответов…

Следующая дверь открылась так же без проблем. В комнате стояла тьма…  Кромешная и пугающая…  Словно вкрадчивый взгляд черной космической дыры…  А еще висела гнетущая тишина…  Возможно, в комнате и было что-то еще, но узнавать, так ли это на самом деле, не хотелось. Цепенящего страха хватало и по эту сторону двери.

Закрою и забуду…

Новая «калитка» и другие декорации. Теперь это школьный класс, под завязку набитый детьми. Лишь одно пустующее место на задней парте. Догадаться, что именно этот парень стоит у доски, труда не составило. Как и то, что мальчик из предыдущей комнаты и пацан — одно лицо. Голова его опущена, но даже через нависающую на нос косую челку видно, что он побагровел, а по щекам текут горькие слезы. Тут же у доски — учитель. Обычный, ничем не примечательный.

Странное место…  Я как будто попал в чью-то голову и теперь вижу страхи этого человека. Черт знает что творится!

— Тупоголовый дегенерат! — послышался пронзительный крик, сопоставимый по децибелам с шумом взлетающего самолета.

Сразу за ним резкий свист и оглушительный хлопок. Класс наполнился сумасшедшим детским смехом. Рядом с парнем теперь уже не учитель, а ужасающий гоблин. Озлобленный, зеленый и смердящий хуже выгребной ямы. Это он разбил о голову паренька указку, так что она разлетелась на мелкие щепки.

Мальчик не издал ни звука, лишь плотнее сжал губы. Слез больше не было. Их высушили испепеляющий гнев и ярость. Они пока еще не вырывались наружу, а прятались до поры до времени где-то в темных уголках его души.

Здесь мне уже ничем не помочь…

Еще одна дверца и свежая партия удивления. Комната, доверху забитая мохнатыми тарантулами, которые пожирали меня миллионами сверкающих глаз. Вскоре им стало мало виртуальной низкокалорийной трапезы, и они бросились на мое беззащитное тело. Дожидаться теплых объятий я не стал и захлопнул злополучную дверь, обрубая отвратительные конечности особо прытких. Те еще некоторое время шевелились и без их владельцев.

Жуть, но наверняка пауки не самое страшное. И к тому же это все не то, что я ищу…

Я немного пробежался по нескончаемому коридору и выбрал еще одну дверь самым надежным способом — наугад. В этой комнате играла романтичная классическая музыка. В центре располагались стойка с прожектором и пугающий операционный стол. На нем лежала обнаженная рыжеволосая девица. Привлекательная — на твердую пятерку. Она лежала на животе со связанными за спиной руками и ногами. Их смотали в единое целое грубыми толстыми веревками, словно жиденький веник из прутьев. Судя по синюшному цвету рук — давно. Изо рта девушки торчал черный резиновый шар-кляп, ремешок которого обвивал голову. Она была в сознании и надрывно мычала и похрюкивала, смотря на меня преданными глазами. Рядом с девицей на столе были выложены кожаные плетки и загадочные хромированные инструменты. Была она здесь по своей воле или нет, выяснять я не стал. Вдруг я второму участнику ролевой игры, или того хуже — самой девушке, испорчу фееричный праздник безумия и удовольствия. Я развернулся и вышел. Меня это абсолютно не волнует и не касается.

М-да…  Судя по всему, мальчик вырос. Изменились и его игрушки. Куда я, черт возьми, попал!

Скоро я потерял счет времени — даже не знал: день сейчас или ночь. А двери все не заканчивались. В отличие от иссякающих внутренних резервов. Чего и кого я только не встречал в этих комнатах! Омерзительные твари со всех уголков необъятной планеты. Ритуальные жертвоприношения. Оргии. Погребение заживо. Посиделки маньяков-извращенцев. Как говорится, на любой цвет и вкус…  Притом все что угодно, но только не то, что нужно.

Хотя я и не знал, что мне нужно. Знал лишь то, что это точно не то.

Еще одна неудачная попытка — и я скатился по стене на холодный пол, усаживаясь на пятую точку. А как вообще отсюда выбраться?

Я уставился вперед, не фокусируя взгляд ни на чем. Интуитивно чувствовал, что объект моих поисков где-то рядом. Но вот где?

В этот момент меня посетило божественное провидение. Я разглядел на противоположной стене, что называется, «именно то»…  Интуиция меня никогда не подводила…  Неказистая дверь размером не больше пачки сигарет, затерянная между двумя другими вратами. Она даже для карликов мелковата будет. В самый раз только для обиженной жабами Дюймовочки. Такую даже с подсказками не с первого раза найдешь. Но вот как мне в нее войти?

Фокус с вталкиванием тела в нереально мизерные проходы явно не удастся. Можно, конечно, подождать и иссохнуть от обезвоживания, но вряд ли меня это спасет. Голова точно не пролезет, даже если уши отрезать и лишние волосы сбрить. Невероятно глупая идея, а зрелище и того хуже…

Флакончика с прилепленным к нему ярлыком «Выпей меня!» я тоже рядом не обнаружил. Такое только в детских сказках бывает. Да и то не со всеми, а исключительно с девочками, непременно живущими в Англии и обязательно по имени Алиса. Я в этом вопросе пролетал по всем трем параметрам. То есть вообще без шансов. Хотя если…  Нет, точно никак.

Длительное и раздражающее хождение взад-вперед мимо «крысиной норы» никаким образом не помогало в решении возникшей проблемы. Как и бесполезное сидение напротив непокорной дверцы в попытке уговорить ее увеличиться в размере. Должно же быть какое-то решение! Безвыходных ситуаций в принципе не бывает…  Лишь бы выходом не оказалась смерть…

Все это начинало меня нестерпимо раздражать. Злость уже не просто бурлила, а настойчиво пыталась вырваться наружу. Она желала «взлохматить» что-нибудь беззащитное, безответное и не очень твердое. Я встал с пола, сжал кулак и с силой ударил в первое, что попалось на глаза — в одну из осточертевших дверей…  Она явно не поняла, чего я от нее хотел, и приветливо распахнулась без лишних стонов и вздохов.

В комнате — ослепительный лабиринт. Тысячи зеркальных поверхностей. Увеличивающие, уменьшающие, искажающие реальность до запредельной неузнаваемости. В них я видел свое недоумевающее отражение и…  кусок стены со злосчастной дверцей за моей спиной. В одних зеркалах я был могучим великаном. В других никчемным лилипутом. В третьих — толстым, словно дубовая бочка. В четвертых же наоборот — стройным, как тростинка. Это вполне объяснимо и даже не очень странно. Но вот каким образом жило своей жизнью отражение гребаной двери, ума не приложу. Оно менялось по своим правилам, не совпадающим с моими изменениями. Бывает же!.. Неужели?..

Глаза с запредельной скоростью забегали по зеркалам, отсортировывая и фильтруя нелепое и ненужное. Несколько минут, и я обрадовался тому, что в этот раз не ошибся…  Вот оно — то, что я искал…  Одно-единственное зеркало, в котором отражался ненаглядный «я» и дверца сопоставимого размера…  Руку дам на отсечение — это она, дверь, за которой меня ждут ответы на мои вопросы.

— Зараза! — закричал я от нахлынувшего восторга. — Скаах! Наимерзейший из всех мерзейших лепреконов. Ты же все знал! Отражение, говоришь…  Хоть что-то из твоего несусветного бреда мне пригодилось.

Я подошел вплотную к зеркалу и прикоснулся открытой ладонью к глади амальгамы. Холодная и твердая…  Но я уже знал ответ на глупый вопрос: «Как мне войти в зеркало?» Повернулся к зеркалу спиной. Я всегда внимательно слушал собеседников, особенно мифических и с крючковатым носом…

* * *

«Потусторонудверье» встретило меня недружелюбно. Но оно и понятно. Суровая российская зима и отдых на райских тропических островах — абсолютно разные вещи. Исчерпывающе это можно понять только тогда, когда попадаешь из одного места в другое почти мгновенно. Особенно когда количество одежды не прибавляется. Но, слава богу, что это все не про меня, хотя бы частично. Нечто оградило меня от дискомфорта, избавив от каких-либо ощущений. Я был здесь лишь сторонним наблюдателем без плоти и крови. Я существовал в этом мире как бестелесное привидение.

Над головой хмурилось небо. Мрачное и низкое. Казалось, еще немного, и оно рухнет на землю, похоронив заживо невольных свидетелей. Безостановочно сыпал колючий снег и завывал одичавший ветер. Такой наверняка лютым морозом до костей пробирает. На городской улице в спальном районе — ни души. Даже бродячие собаки в такую погоду предпочитают не слоняться по улицам.

В том, что я оказался именно в России, я не сомневался даже четверть секунды. Только в «Раше» умеют строить такие безвкусные, однообразные, отвращающие своей серостью бетонные коробки-хрущобы. Язык не поворачивался назвать их «милым домом». Лишь русский народ может так засрать мусором город, что даже снежный покров в добротный метр не скроет его с глаз. Да, нам есть чем гордиться!..

Из снежной метели вырвался силуэт двуногого существа. При ближайшем рассмотрении он оказался молодым человеком, одетым совсем не по-зимнему. На ногах кроссовки. Из одежды — легкий спортивный костюм и ветровка цвета хаки с натянутым на голову капюшоном. На лице — белая марлевая маска.

Не обращая на меня внимания, он прошел мимо и вскоре опять растворился в непроглядной стене «белых мух». Я с удивлением посмотрел ему вслед, но остался стоять на месте.

В этот момент «нечто» дало понять, что мне нужно следовать именно за парнем. Ненавязчиво и почти безболезненно оно отвесило «волшебный ускорительный пендель». Деликатное прикосновение к своим мыслям, и я уже переместился на заднее сиденье гниловатой «ментовской четырки» с удручающим интерьером. Грязные и зашарканные до торчащих пружин тряпичные кресла. Скелеты проржавевших дверей с вывороченной обшивкой. Зацарапанная и выцветшая передняя панель, из внутренностей которой торчали оплавленные разноцветные пучки проводов. Пыхтящая жаром и пылью печка, неспособная, несмотря на все старания, прогреть промороженный холодом салон. Единственный новый элемент авто — желто-черный ароматизатор воздуха с надписью «Warning sexoholic», висящий на растрескавшемся зеркале заднего вида. На пассажирском сидении — большой, заплывший жиром боров. Черный ремень безопасности пропадал в бесчисленных складках его одежды без следа. За рулем — мужчина лет тридцати. Худощавый и низкорослый.

— Серега, ты сегодня чего после смены делаешь? Празднуешь? Через три часа старый Новый год все-таки, — заговорил сидящий за «баранкой» полицейский.

— Да как, как…  Как всегда, — ответил гнусавым голосом второй.

— В кабак? Кагор рекой и тонны безотказных лярв? — с завистью уточнил водитель.

— Да, все как обычно. У меня там безлимитный кредит. Ашот мне лет на сто вперед задолжал по последнему раскладу. Я его уже в третий раз отмазываю за пьяную езду.

— Крутяк!

— А ты как?

— Да я к родителям. Матери обещал зайти. Ну, ты понимаешь. Да и батя рад будет. Хоть с кем-то выпить, а то «шампунь» его вообще не вставляет.

— Родители — это святое. Может, ты потом со мной, Леха? Покутим, как в старые добрые?.. А? Ну или как в старые недобрые…

— Блин, Серега. Я бы с радостью, но…  Я с этой «ибатекой» походу только после смерти рассчитаюсь. С баблом вообще напряг, притом круглогодично.

— Дак я с тебя ни копейки не возьму, оторвешься на халяву. Друг с Кавказа за всех платит!

— Стремно же…

— Блин, ты же коп. Аттестацию прошел. О каком «стремно» ты говоришь?

— Ну, не знаю…  Нет, Сега. Может, как-нибудь потом…

— В следующий раз могу и не предложить. Я же не Дедушка Мороз. Так что успевай, новогодний «ивент» на исходе.

— Да не могу я так…

Снаружи послышался стук. Через промерзшее стекло не было видно, кто там такой настойчивый. Для полицейских это пока еще загадка, но не для меня. Я знал ответ наверняка…  Парнишка в спортивном костюме…  Иначе я бы здесь не оказался.

— Кого там нелегкая принесла? — пробубнил «боров» и приспустил стекло, сделав несколько оборотов ручки на двери.

В оконную щель полетел с улицы колкий снег и задул промозглый ветер, который приглушал чужие слова.

— Что хотел-то, отморозок? — переспросил полицейский и заржал от собственной шутки. — Ты видел это чудо, Леха? Ему по фигу собачий холод. Морж…

— Мне нужно твое оружие, — безэмоционально повторил за окном юноша в капюшоне, словно бездушная машина-терминатор. — Отдай, и я обещаю, что ты останешься жив.

— Ты ничего не попутал, ушлепок? — заорал полицейский и кинулся отстегивать ремень. — Я тебе, падла, сейчас все конечности повыдергиваю и в задний проход вставлю! Оружие ему подавай! Совсем уже молодняк оху…

Раздался звон разбивающегося стекла. В салон влетел кулак. Один точный удар в обрюзгшую морду — и полицейский обмяк, растекаясь по креслу, как желе. Кровь хлынула из его носа.

Мать твою! Что происходит? Этого не должно быть…

Парень схватил его рукой за ворот и с неимоверной силой выдернул бесхребетное тело наружу. Размер туловища для автомобильного окна был явно неподходящий. Поэтому во власть бушующей метели выскочили лишь окровавленные голова и плечи. Остальное безнадежно застряло в зубастой пасти торчащих осколков стекла.

Он же так убьет его! Охренеть! Зачем он это делает? Хорошо, что он не видит меня…

Водитель уже отошел от первичного шока. Выхватил табельное оружие и ломанулся на помощь напарнику. Но выйти не успел…  Паренек перелетел колесом через капот и со всего размаха вогнал ногу в открывающуюся дверь. Послышался жуткий хруст костей полицейского, зажатого в металле. Сразу за ним душераздирающий крик, словно вой раненого волка. Несмотря на адскую боль, мужчина по-прежнему сжимал пистолет, но недолго. Несколько жутких ударов ногой, сминающих дверную рамку о выпуклости тела, и ствол повалился на забрызганный алой кровью снег.

Чуть барабанные перепонки не разорвало…  Вот дерьмо! Никак не ожидал увидеть такое…  Мне становилось страшно…  Это не парень, а маньяк какой-то…

Щелчок предохранителя. Звук спущенного курка. Оглушительный выстрел. И тишина…  Даже природа в этот момент замерла от ужаса и затихла.

Мозги водителя шлепнулись на крышу автомобиля. Тело полицейского медленно сползло на асфальт. Юноша равнодушно посмотрел на истерзанный труп. Обошел машину и сделал еще один контрольный выстрел в голову, уткнув ствол в копну темных волос. Затем открыл вместе с мертвяком дверь.

Черт! У парнишки даже глаз не дернулся…  Сердце отчаянно молотилось о грудную клетку, отдаваясь в висках. А если он все-таки увидит меня? Наверняка ему без разницы, кого убивать…

Юноша вытащил из кобуры второй пистолет «Макарова». Поморщился и заткнул его за пояс. Вскоре парнишка уже растворился в белой мгле, бросив напоследок вводящую в переклинивающий ступор фразу:

— Минус два фрага…

Я по-прежнему сидел в автомобиле, наполненном свежим смрадом смерти, и моргал расширенными до предела глазами. Челюсть моя размякла от непонимания и безвольно отвисла…  Непростой оказался парнишка! Ухайдакал голыми руками вооруженных копов за десяток секунд…  Невероятно…  Вот только зачем я здесь? Что мне такое показывали? И кто?

Нечто дернуло за невидимую ниточку, и вот я уже следую, как тень, за малолетним убийцей. За парнем, которому неведомо сострадание. Он никуда не спешил, уверенно двигаясь к неизвестной цели. И вскоре я узнаю, к какой…

Из ночной тьмы вынырнула освещенная яркими фонарями площадка для стоянки нескольких десятков автомобилей. Сразу за ней двухэтажное кирпичное здание, построенное при царе Горохе. Я где-то уже видел это строение…

Мрачный парнишка натянул капюшон на глаза. Вытащил из-за спины оба пистолета, схватив их на гангстерский манер. С пинка открыл двухстворчатую дверь и запрыгнул внутрь здания. Обозленная неуважением к ее персоне дверь бахнула за его спиной, и сразу же раздались выстрелы.

Черт! Это же…  Я никак не хотел в это верить…  Просто непонимающе стоял. Переваривал информацию, крутящуюся с бешеной скоростью в голове. Не может быть! Полицейский участок, который показывали по ящику в новостях…  Террорист-маньяк в Благовещенске…

Я пролетел входную дверь, словно бестелесное привидение, и тут же окунулся в хаос кровопролитной бойни. За бронированным стеклом в дюйм толщиной валялось трио трупов с продырявленной башкой. Стены и потолок в помещении были забрызганы кровью. Двое полицейских скончались в позе философов, подперев голову руками. Не двинувшись с места и не прервав рабочего процесса. Прямо сидя за столом, напротив окошек. Третий же успел стартануть. Приговоренный труп дежурного валялся у выхода из коморки, вцепившись ногтями в деревянный косяк. Полицейский частично повис на нем окаменевшими руками. К мертвецу тянулся широкий кровавый след. Видимо, до двери он полз уже на рефлексах спинного мозга. Охрененное начало! Только зашел — и уже три трупа…  Боюсь представить, что будет дальше…

Взгляд переместился левее и снова наткнулся на парочку обезображенных жмуриков, одетых в бронежилеты. Пластины на них даже не расстреляны…  Киллер в защиту целенаправленно не стрелял. Он убивал изысканно и только наверняка — прирожденный «хедшотер».

Изувеченное тело ближнего ко мне бойца еще конвульсивно подергивалось. Кровь прерывистыми струйками фонтанировала наружу. Глупому, но сильному сердцу не сообщили о смерти, и оно гоняло кровь на полную катушку.

Убийца полицейских рядом…

Я подошел поближе к мертвецу и обнаружил в его руках зажатую связку ключей. Дьявол! Они же сами и открыли ему заградительную решетку…

Выстрелы не смолкали. Я бежал теперь по длинному коридору, но все время опаздывал на два-три хода. Паренек слишком легко и быстро управляется со сверхсложными задачами. Хлипкие двери в кабинеты выбиты. Замки с корнем вырваны…  Беспорядок. Мебель раскурочена. В основном, в комнатах пусто, но есть и несколько обезображенных тел в униформе. Какое-то притянутое за уши у полицейских сопротивление.

Еще несколько темных и пустых кабинетов. Я понимаю, что дело вовсе не в том, что их хозяева были проворнее или профессиональнее убитых…  Паренек не промахивался. Просто сегодня счастливчики ушли домой пораньше. Быстро вбегаю по лестничному маршу на второй этаж, перепрыгивая на ходу кровавую лужу. Судя по погонам, когда-то он был лейтенантом. Ищу глазами убийцу…  Паренек уже и здесь добротно покосил…

Дверь направо…  Актовый зал…  Видимо, здесь недавно был в самом разгаре «староновогодний» банкет. М-да…  Любят все-таки в России праздники…

В нос ударила ядреная смесь спирта, крови и пороха…  Повсюду огрызки раскуроченных столов. Кучи разбитого бутылочного стекла. Горы разбросанной закуски на паркете вперемешку с расстрелянными в упор телами новой партии «двухсотых». Вот такого сюрприза в новом году они точно не ждали!

Пять или шесть мужчин в форме с жирными звездочками на погонах и парочка расфуфыренных гражданок. Сложно определить в этом мерзком месиве количество точнее. Да и времени на это жалко.

Слышится короткая автоматная очередь. Сразу за ней мощный взрыв гранаты. Парень уже там…  Серый дым и пыль от штукатурки вскоре развеялись. Теперь можно было хоть что-то рассмотреть. Но лучше бы я этого не видел…

Оголенные раздробленные кости. Кровавые куски мяса с гладенькими волокнами на срезах. Надорванные червяки сухожилий. Прилипшие к потолку смердящие кишки. Размазанный по стенам фарш. Кошмарность этой сцене добавляет свет мерцающих люминесцентных ламп и искрящая проводка. Жуть…  Прямо как в поезде с зомбаками.

Такое зрелище заставит проблеваться кого угодно. К горлу подкатил ком…  Спасло меня лишь то, что мне нечем блевать и неоткуда. Есть все-таки свои прелести в бесплотном существовании.

Вероятно, полицейский взорвал гранату в руках. Хотя, возможно, все было не так. Главным остается то, что он явно промахнулся в парнишку.

Еще несколько десятков метров по раскуроченному коридору и еще один покойник у двери в туалет. Молодой, спортивный, с застывшим мужественным лицом…  Голова не повреждена, неподвижное тело тоже…  Почти как живой…  Вот только остекленевшие глаза, устремленные в бесконечную даль, выдавали его с потрохами.

Может, все-таки ошибаюсь? Я наклонился и увидел, что шея полицейского была перерезана от уха до уха. При таком раскладе остаться в живых невозможно. Я перешагнул через бездыханное тело и оказался внутри. Юноша-киллер был по-прежнему цел и невредим. Ни одной царапины. К тому же он успел приодеться и перевооружиться. Туловище теперь укреплял черный полицейский бронежилет. На руках красовались тактические перчатки с кевларовой защитой. На голове спецназовская шапка-маска. За спиной висели два перекрещенных автомата «АКС74У». В левой руке был зажат острый боевой нож с замаранным в крови лезвием. В другой он держал наготове отечественный «ГШ-18». Бесподобно…  Ему бы боевиков на границе пачками глушить, а не хренью необъяснимой страдать…

Паренек почти бесшумно передвигался вдоль туалетных кабинок. Иногда он осторожно приспускался чуть ниже. Видимо, проверял: не сидят ли там по нужде его клиенты. Пока чужие ботинки в щелях под дверями ему не попадались. Он дошел до рядов умывальников. Открыл кран с водой, слегка наклонился и несколько раз жадно словил ртом струю.

Почти в полной тишине раздался странный хлопок…

Юноша перекувыркнулся через голову. Опустился на колени. Прокатился по инерции несколько метров и выстрелил всю обойму в третью дверцу слева от входа. Пули кучно вошли посередине, чуть выше центра, вгрызаясь в хлипкие доски и разбрасывая щепки. Неловкая пауза…  и дверца рухнула на пол, вырывая с мясом петли и щеколду. Она не могла больше сопротивляться давлению мертвого тела. Сверху лежал позеленевший еще при жизни майор с непристойно спущенными до колен штанами. Хотя какая, к черту, пристойность! Видимо, полицейский залез ногами на унитаз, пытаясь спастись.

— Минус восемнадцать, — отчеканил убийца. Он откинул бесполезный теперь пистолет и вскочил на ноги. — Бинго! — выкрикнул после этого парень. — Вот и неуловимый ключник оружейной комнаты…

Юный каратель полицейских еще долго ходил по коридорам и кабинетам, проверяя каждый угол. Сопротивления он больше не встретил. В конце концов, парень отыскал распределительный щиток. Вскрыл дверцу и закоротил куском арматуры ножи на вводном рубильнике.

Ослепительная вспышка. Здание погрузилось во тьму. Оно окончательно и бесповоротно умерло, как и все люди, что в нем находились…

Парень пробрался на ощупь на второй этаж. Зашел в угловую комнату возле лестничного марша и начал обустраивать укрытие. Выбил прикладом все стекла в окнах. Разложил трофейное оружие ровными рядами, предварительно проверив его боеготовность. Выбрал удобную позицию у крайнего левого окна и замер в ожидании. Теперь мир для него ограничивался видом через прицел автомата, а взор был зафиксирован на острие мушки.

В тусклом свете вынырнувшей из облаков луны его серое лицо в прорезях маски казалось еще ужасней. Темные мешки под глазами, словно он не спал несколько дней. Расширенные до предела зрачки и безумный взгляд. А еще мне на мгновение показалось, что он становится полупрозрачным. Таким же, как бездушные мрази — хранители предметов.

Что сейчас творилось в его больной голове, известно только ему одному. Но, думаю, что копошилось там явно что-то очень крупное и кошмарное. Зачем он это делает? Чего он добивается? Сам или кто-то его заставил? Куча вопросов и ни одного вразумительного ответа…  Свихнуться самому от этих мыслей можно…  А он ничего…  справляется…

Вдалеке мигнул свет желтых фар. Вскоре на неосвещенную площадку вальяжно выкатился бронированный автомобиль «Тигр» пепельного цвета с голубой полоской поперек борта. Через некоторое время открылся люк в крыше, и появилась черная тень с не менее черным стволом. Боец обвел взглядом здание по периметру, но ничего не обнаружил. Тут же что-то выкрикнул, но разобрать слова на таком расстоянии я не смог. Почти сразу послышались щелчки и задние боковые двери отворились. Из автомобиля вышли трое вооруженных до зубов омоновцев. Самый здоровый из них, почти в два метра ростом, этакий Дядя Степа, смачно плюнул на снег и двинулся к зданию. И это было последнее, что он сделал…

Два одиночных, и сразу же короткая очередь вслед. Паренек перестрелял омоновцев, как глупых куропаток. Без единого ответного выстрела. Они даже не успели поднять опущенное в пол оружие.

Не знаю, что это было…  Излишняя уверенность в собственных силах. Праздничная расслабленность. Или неприкрытая глупость. Но это уже было неважно, ведь причины никак не влияли на конечный результат. Три тела почти одновременно словили пулю в лоб, рухнули безмолвно на землю и затихли. Мотор броневика взревел, как реактивный самолет при взлете. Автомобиль задним ходом рванул в отступление, неподобающе для хищников поджав хвост. Оставшиеся в машине открыли шквальный огонь через бойницы в дверях. Хотя это больше походило на конвульсии умирающих, чем на осмысленную стрельбу. Пули летели куда угодно и как им вздумается, но только не туда, куда нужно. Парень немного подкорректировал направление ствола и отправил вдогонку еще один патрон…  последний…  Последний для первого появившегося из люка крыши «Тигра»…  Тратить же патроны на поглаживание бронелистов он не считал нужным.

— Косорукие боты! — с горячностью выкрикнул он в окно и укрылся за каменной стеной. — Гамать сначала научитесь, а потом на «отца» кидайтесь. Мне бы сейчас «слона», я бы вас вообще вертел…

М-да…  Должен признать, тактически парень все сделал правильно. И стрелял отменно…  С этим не поспоришь. Особенно тонко это понимали люди, которые сегодня здесь умерли. Вот только почему он так странно говорит? Парень сказал «гамать»…  Как в контре…  Своеобразный юмор…  Для него это игра? Тварь бездушная!

Следующие полчаса прошли в тишине и спокойствии. Юный террорист, не отрываясь, смотрел в прицел. Я же провел это время в раздумьях о собственной жизни. Где-то вдалеке послышался стрекот вертушки, но второй заход спецподразделений начался не с нее.

Череда оглушительных взрывов. Комната наполнилась ослепительным огнем. Видимо, палили из помпового гранатомета «ГМ-94», а может, из чего и посерьезней. В том месте, откуда паренек стрелял в прошлый раз, стена была полностью разрушена. Но убийца полицейских и тут не прогадал…

Я перевел взгляд вправо и увидел целого и невредимого паренька. Он огрызался автоматными очередями, выскакивая на короткое время из укрытия.

— Минус двадцать шесть! — злобно проорал он, укладывая еще одного несчастливого бойца, подобравшегося слишком близко. Затем «террорист» сменил очередной автомат, а вместе с ним и позицию для атаки. — Давайте, боты…  Ко мне…

Я выглянул в окно, благо, мне голову снести не могли, и оценил ситуацию. Прямо по центру — двое с бронещитами. Они больше для отвода глаз, чем для реальной атаки. На крыше ближайшей пятиэтажки — снайпер. Триста, ну максимум триста двадцать метров. Не очень грамотная позиция…  Еще пятеро трутся на правом фланге. Зайдут через стоянку машин, по дальнему коридору. У одного в руках массивный пулемет. Эти все пареньку не страшны…  А вот те, что украдкой проникают в окно на первом этаже под нами, очень даже опасны…  Вопрос лишь в том: видел ли он их?

Мимо дверного проема промелькнула тень и тут же влетела граната. Она сначала запрыгала, как мячик, а затем медленно покатилась. Яркая световая вспышка и громкий взрыв, разрывающий барабанные перепонки. Почти сразу за ним в проходе нарисовался упакованный спецназовец с прибором ночного видения на голове. Он поводил стволом винтовки с глушителем из одного угла в другой, но так и не нажал на спусковой крючок. Этому факту нападавший удивился никак не меньше меня. Не знаю, каким уж чудом, но парнишка не только не валялся на полу, ослепленный и оглушенный, но и вовсе исчез из поля зрения. Боец развернулся в обратную сторону, но в этот момент по его шее скользнул острый нож. Юноша появился из ниоткуда. Словно он умел быть невидимым, растворяясь на любом фоне, как хамелеон. Хлынула горячая кровь, и сразу же застрочил автомат спецназовца, отправляя пули в ближайшие бетонные конструкции. Паренек надавил чуть сильнее на нож, и тело обмякло. Но автомат так и не замолчал. Просто теперь стреляли из другого — в коридоре. Атакующие пытались прострелить шквальным огнем стену в надежде зацепить парня. Пока безуспешно.

— Читаки, я вас всех завалю, — бешено заорал паренек и потащил в коридор мертвое тело, прячась за ним, как за щитом.

Пули завизжали с удвоенной силой, но ни одна не достигла цели. Все они «погибали», разбиваясь о кевлар бронежилета, либо безнадежно застревали в плоти и костях спецназовца. Тело добротно потряхивало, но вскоре выстрелы стихли. Бесконечных патронов нет даже в «Эмках». Перезаряжать все равно придется. Именно этого и ждал убийца. Вычислить, откуда ведется огонь, он уже наверняка успел…  Отбитое свинцом мясо с грохотом рухнуло на пол. Теперь паренек абсолютно доступен и открыт для пуль. В его руках был пистолет, по которому бегали электрические разряды, подсвечивая ствол, как новогоднюю елку.

Поворот руки влево…  Выстрел…  Тут же резкий перевод направо и чуть вниз. Выстрел…  Обе пули глухо вошли в кирпичные стены с обсыпавшейся штукатуркой.

Томительная пауза в несколько секунд — и в коридор выпадают еще два трупа с простреленной головой. Так не бывает в жизни! Это все нереально! Как пацан это делает?

— Лузеры! Минус двадцать девять фрагов…  Е-е-еее…  — весело пропел «истребитель полицейских» на мотив какой-то известной песни. Перезарядил пистолет и придал ему вращение, как заправский ковбой.

Беспощадный убийца покончил с триумфальными плясками. Он даже шагнул вперед, но ему в затылок уперся ствол пистолета.

— Не дергайся, а то мозги вынесу, — сказал спокойно высокий мужчина, появившийся бесшумно из темноты. — Медленно, без лишних телодвижений, положи пушку на землю. Затем опустись на колени и заложи руки за голову.

Парень развел руки в стороны и начал неторопливо сгибать колени. Ствол в руках бойца опускался вместе с ним. Убийца уже почти выполнил указания спецназовца, как вдруг дернулся вниз и в сторону. Перевернулся через голову, разворачиваясь при этом на сто восемьдесят градусов, и нажал на спуск. Все произошло настолько молниеносно, что спецназовец успел лишь слегка отклонить шею назад. Но это его спасло — на куски разнесло очки ночного видения, а не беспечную голову.

Жестокий урок не прошел даром и времени спецназовец больше не терял. Тут же выстрелил в паренька. Почти в слепую, отгадав интуитивно направление. А вернее сказать, он стрелял в место, откуда только что огрызался мальчишка. Теперь тот уже укрылся за ближайшей стеной. Каска и прикрученный к ней раскуроченный хлам моментально отправились на пол. Спецназовец рванул вперед. Он сделал пару приличных шагов. Оттолкнулся и пролетел в падении мимо нужной двери, расстреливая на ходу обойму.

Парнишки там уже не было…

Удар закованного в броню тела бойца о пол. И тут же зазвучали выстрелы противоборствующей стороны. Преступник проделал тот же самый трюк, выпорхнув из двери. Пули одна за другой влетали в спину спецназовца, но он явно не собирался умирать. И дело даже не в бронежилете. Эта была спина другого человека. В последний момент мужчина накинул на себя тело «двадцать девятого».

Юноша приземлился на пол. Тут же вскочил и бросился на врага, сбрасывая на ходу использованную обойму. Второй рукой парень отточенными движениями выхватил из-за пояса новую, но загнать ее не успел. Поднявшийся на ноги спецназовец выбил обойму раньше. Не думаю, что боец целился именно в нее, но результат его явно устраивал.

Паренек остановился. Осмотрел слегка оцарапанную левую кисть и удивленно, и в тоже время восхищенно произнес:

— Неплохо! Очень неплохо для ламера! Давай на ножах! Слабо?

— Ну, давай, щенок! — послышалось в ответ. В руках спецназовца зарезвился боевой нож, перелетающий из одной в другую, словно акробат под куполом цирка.

Палач полицейских убрал пистолет за спину и достал кровавый клинок. Секундная пауза — и противники уже неслись навстречу друг другу. Руки их завращались с нереальной быстротой, ассоциируясь в сознании с танцами безумцев. Изысканные нырки. Уколы. Резкие выпады корпусом. Удары с маха и увороты…  Они то замедлялись, то переходили на запредельную скорость. Оба явно профессионалы своего дела и сегодня один из них умрет лишь по воле случая.

Еще один мощный боковой удар ножом рассек воздух. Стремительный колющий выпад вперед, и спецназовец завалился корпусом назад, уходя от ужасной атаки. Остается только дожать…  Прыжок. Режущий снизу-вверх и вправо, для отвода руки. Сразу за ним удар в шею с полного разворота. Расстояние между противниками резко сократилось. Вот только парень не учел рост обороняющего…  Лезвие глухо ткнулось в бронежилет. Застряло буквально на долю секунды, но этого оказалось достаточно. Толчок рукой. Резкая подсечка и паренек уже на полу. Настал его черед удивлять мастерством.

Могучий спецназовец схватил двумя руками нож и начал падать всем телом на парня. Мгновение и клинок воткнулся по самую рукоятку в паркет. В то место, откуда только что откатился парень.

Теперь противник юноши в бешенстве…  За доли секунды в его руке вновь появился пистолет. Сумрак расцвел алым огнем. Послышался выстрел, но спецназовец опять промазал…

Парнишка срывается с места. Два шага по стене с разбегу и он взмывает в воздух, закручивая умопомрачительное сальто назад. Киллер опускается на землю за спиной спецназовца и в руках парня уже тоже сверкающая «пушка». Но на этот раз ему не повезло. Боец разгадал кульбиты соперника и успел обернуться вполоборота, выставив назад оружие на вытянутой руке. Как будто знал…

Прямо как в глупом кино…  Они, не отрываясь, смотрят друг другу в глаза. Стволы обоих пистолетов упираются в центр лбов. Никто из них не решается нажать на спусковой крючок…  Видимо, умирать одновременно им не хотелось. Другого объяснения я придумать не смог.

— Не по чесноку играешь, дядя, — тяжело дыша, прохрипел парнишка. — Мы ведь договаривались с тобой только на ножах.

— Это не игра, это жизнь…  Ты не догоняешь? — огрызнулся ему в ответ спецназовец. — Ты уже мертв! Тебя не выпустят отсюда…  Ты убил столько народу, что тебя даже судить никто не будет. Скоро это место сравняют с землей военные…  И неважно…  умру я сейчас или нет. Это ничего не изменит для тебя.

— Ты бредишь, дядя…  Какая жизнь?.. — неуверенно прошептал съежившийся мальчишка.

— Какая? Да говенная жизнь, юнец. Ты взгляни вокруг себя…  Я сегодня должен быть со своей семьей. Вместо этого разговариваю с такой мразью, как ты, стоя по колено в чужой крови. Жизнь, конечно, полная хрень, но хреновой ее делают не обстоятельства, а сами же люди. В твоем случае — нелюди…

Спецназовец умолк. Теперь соблюдали минуту молчания оба. Я заглянул в голубые глаза парня и обомлел. Они совершенно пусты. В них больше не бурлили ярость и азарт. Его глаза потухли…  Чья-то всевластная рука выключила его внутренний свет. Неужели он повелся на слова вояки? Не может быть…  Не верю…  Эмоции на лице парнишки рассказали бы мне гораздо больше, но оно по-прежнему было скрыто непроницаемой черной маской.

— Па…  — как-то сопливо начал говорить парнишка, но осекся и опять замолк на несколько секунд. — В патронниках и у тебя, и у меня по последнему патрону. Мы можем закончить все сейчас, — жестко произнес он. — Ты же понимаешь, что при таком раскладе мы умрем вместе. Я предлагаю дуэль на проверку реакции, как раньше…  Как настоящие офицеры…

— Офицеры? — язвительно рассмеялся мужчина.

— Хорошо. Как истинный офицер и кусок мрази…  Расходимся на двадцать шагов и стреляем на счет «три»…  Согласен?

Не отводя ни пистолета, ни взгляда, спецназовец медленно попятился. Он так и не произнес ни слова. Вскоре соперники разошлись на нужное расстояние. Мужчина остановился как вкопанный и громко крикнул:

— Раз!

— Два! — выдержав паузу, продолжил счет юноша.

В этот момент отдаленный шум винтов вертолета усилился. Он был теперь рядом, где-то над зданием или даже перед ним. Послышался громкий, искаженный мегафоном голос, но разобрать в этом потоке нечленораздельных звуков слова пока не удавалось. Еще чуть-чуть — и яркий луч прожектора выхватил из сумрака силуэт спецназовца. Я увидел его лицо…  Жесткое, мужественное, сконцентрированное до предела. На нем не было места для эмоций. Но он все-таки нервничал. По лбу градом катился пот…  Не может быть! Черт! Так не бывает…  Мне знакомо лицо человека, которого я увидел…  Это друг Рихтера…  Александр Сергеевич Анисимов, подполковник ФСБ…

— Три!

Словно выстрел, прозвучали слова Анисимова в моей опустошенной непониманием голове. Хотя нет, это же на самом деле был выстрел…

Из затылка паренька вылетел темно-красный фонтан крови. Проигравший плашмя рухнул на спину, раскидав расслабленные руки. Вокруг него расплывалась кровавая лужа. Сейчас уже точно все было кончено. Но фраза бездушной машины «you win» так и не прозвучала из поднебесья.

Голову теперь раздирали на части озверевшие мысли. Я пытался прорисовать законченную и осмысленную картину. Яслышал всего один выстрел. Вдобавок я наверняка знаю, кто должен был нажать на крючок раньше. Ведь я видел реакцию парня. Такой дар не часто встречается. Ну, или хотя бы должен вообще нажать…  В этом кошмарном тотализаторе я поставил бы, не раздумывая, все деньги на победу юноши. Это же чушь! По какой причине все случилось по-другому?

За время моих извилистых размышлений блистательный победитель подошел к бездыханному сопернику. Опустился перед ним на одно колено и стянул с лица черную маску…

Радостное лицо подполковника обезобразилось нахлынувшими чувствами и побледнело. Он как будто встретился со смертью. Или сам ею стал…  Анисимов замер, как мраморная статуя. Лишь смотрел, не отрываясь, опустошенным взглядом в открытые глаза мальчишки…  Шли тягуче долгие минуты. В здании появились вооруженные люди, но Анисимов так ни разу не шелохнулся и не моргнул.

Для него сейчас не существовали пространство и время. Они были эфемерными и далекими. Реальность была лишь здесь и сейчас. И я его понимал…

* * *

В полуразрушенном кровопролитной битвой кабинете на первом этаже спешно организовали временный штаб. Электроснабжение в здании восстановили, но, в принципе, это было и не нужно. На улице давно рассвело. Дружелюбное солнце теперь сверкало на свежевыпавшем покрове снега. Как будто ничего и не происходило под покровом ночи.

Мебель так и оставалась в раскуроченном состоянии, держась за жизнь на последнем издыхании. Бордово-коричневые брызги на стенах и лужи засохшей крови на полу наспех вытерли. Вернее, небрежно размазали. Крупный мусор смели в кучу у окна. В помещении висел вонючий сигаретный смог. Курили прямо здесь.

В комнате было много народу: следователи, криминалисты, военные, ФСБ-шники и черт знает кто еще. На их погонах — крупные звезды. Как будто сюда согнали всю региональную элиту. Работа кипела. Ну, или они хорошо создавали видимость бурной деятельности. Было очень трудно это разобрать и понять. Одна группа рассматривала записи с камер видеонаблюдения, размахивая руками на манер итальянцев. Они тыкали пальцами в засаленный монитор и спорили между собой. Другая перебирала увесистые архивные папки, покрывшиеся за долгие годы толстым слоем пыли. Третья же группа «не слезала» с телефонов.

Несмотря на такое количество народа, в комнате было достаточно тихо. Между столами бегал лейтенант лет двадцати разливающий по пластиковым стаканчикам драгоценную «пшеничную». Как только он заканчивал круг, звучала фраза: «Помянем». В глотку опрокидывались под завязку налитые стаканы, и наступала полная тишина. Как говорится, не чокаясь и не закусывая. Молчание длилось с десяток секунд и потом все начиналось заново. Лейтенант зарабатывал звание капитана. А высшие чины безбожно синячили, прикрываясь трудовым процессом.

Вдруг дверь отворилась. Хотя лучше называть вещи своими именами — ее вынесли с пинка. В образовавшийся проем, пригнувшись, зашли два вооруженных бойца. В черной камуфляжной форме без опознавательных знаков. Они встали каменными истуканами по обе стороны двери, и только после этого вошел экстравагантный военный.

Он был облачен в длинный кожаный плащ. На руках перчатки. На голове парадная фуражка. На лице солнечные очки. Самый настоящий «черный человек». И дело вовсе не в цвете одежды, а в окраске его поганой души. Я узнал бы этого «недочеловека» из миллиарда. Даже если бы он надел маску «Дарта Вейдера». И со спины, и с закрытыми глазами. Он столько раз убивал моих друзей! Я ненавидел его всем сердцем. Ну, здравствуй, чудовище! Оно управляло обезумевшей человеческой массой в поместье Эйзентрегера, прячась в тени. Это владелец артефакта Орел…

Люди в комнате отбросили дела и замерли. Неловкая пауза продолжалась слишком долго, судя по тому, что «черный человек» уже ритмично отбивал по полу «чечетку». Недоумение и страх с лиц людей и не думали уходить. Первым очухался майор ФСБ со взъерошенной прической. Он вскочил и подбежал на цыпочках, как нашкодившая собачонка, встречающая хозяина у порога в квартиру.

— Здравия желаю, Олег Степанович! — провизжал он, внезапно сорвав голос. — Господа, это полковник Еремин из Москвы, которого мы все ждали.

Полковник надменно взглянул на него и промолчал.

— К-к-как долетели? Не растрясло вас? Ч-ч-чай, кофе?.. — до противности услужливо промямлил майор, запинаясь через слово. — Или, может, спиртное, ч-ч-что предпочитаете?

— Ты мне еще блядей предложи! — закричал Еремин. — Вы тут охренели?! Или для вас захват полицейского участка так, обычное дело. Или вам трупов мало, дак я…

— Вы неправильно поняли, товарищ полковник, — оправдывался позеленевший «ФСБ-шник». Руки его теперь натуральным образом тряслись, как у конченого пропойцы с бодуна. — Я же из уважения, нечасто у нас «высокие» гости…

— Задницы будешь лизать своим начальникам, допустившим такое! — орал разгоряченный полковник. — Мне не стоит. Всем не угодишь. Да и мозоль на языке натереть можно.

— Я…  я…  я…  — бормотал «выскочка», у которого теперь еще и коленки подгибались.

— Отставить, майор, — меланхолично произнес Еремин и щелкнул пальцами. Его собеседник моментально пришел в чувство.

Майор вытер лицо, огладил волосы, застегнул мундир и встал на место, как ни в чем не бывало.

— Ну что ж, продолжим…  Я смотрю: у вас тут весело. Упор лежа принять! — жестко отдал команду полковник.

Эхо раскатилось по кабинету, выскочило в коридор и там еще поболталось. На лицах собравшихся отразилось непонимание, смешанное с удивлением. Особо прыткие и исполнительные моментально рухнули на пол. А те, кто постарше и поопытнее, лишь дернулись, но все-таки остались стоять.

— Я неясно выразился? — добил Еремин словами, кусающимися, как злобные цепные псы.

Он стянул с лица непроницаемые солнечные очки, выволочив на свет ужасный подавляющий взгляд. Вопросов больше ни у кого не осталось. Раздобревшие вширь и в окружность генералы теперь лежали вместе с «молодняком». Хотя по их багровым, обтекающим потом лицам было видно, что дается им это с большим трудом. Делали они подобное так давно, что в это теперь с трудом верилось.

Полковник довольно обвел комнату взглядом и, удовлетворившись результатом, язвительно произнес:

— Вы тут, видимо, заработались, я же пошутил…  Вольно!

Он до отвратительности ехидно рассмеялся, но никто его не поддержал. Почему-то полковник не показался им забавным и веселым. Военные лишь молча вставали, подавляя разыгравшуюся злость. Они помогали друг другу кто как мог.

Еремин прошел по кабинету. Уселся в офисное кресло, вальяжно сложил на письменный стол перекрещенные ноги и распорядился:

— Доложите обстановку, «хер» майор! Извините за мой корявый немецкий.

— Товарищ полковник, — откликнулся майор, вытягиваясь по стойке смирно. — Общие человеческие потери составляют двадцать девять убитыми. Из них двадцать семь при исполнении и двое штатских из камеры предварительного заключения. — При этих словах он покраснел, как перезрелый помидор. Затем побелел, как лист бумаги.

Видимо, он боялся того, что полковник спросит его о гражданских. Объяснить, что делали две проститутки в актовом зале, ему вряд ли бы удалось. Головы бы, конечно, не полетели, а вот погоны наверняка…

— В том числе шестнадцать сотрудников участка. Восемь из особого. Трое из антитеррора, — продолжил майор через пару секунд.

— Сколько нападающих?

— Мы еще не до конца просмотрели записи с камер наблюдения. Аппаратура не вся оказалась исправна…  Архивы полетели, жесткие диски посыпались. Надо восстанавливать. Не знаю, сколько времени на это уйдет. Специалистов мы уже вызвали, скоро будут.

— Сколько? — прорычал Еремин, сжимая кулак до белых костяшек.

— Один…

— Один?

— Ну да…  Один юноша, — промямлил цепенеющий от страха майор.

Мне даже показалось, что его уши в этот момент прижались к голове, как у испуганной и виноватой собаки.

— Да уж, неплохо покрошил…  Раненые есть?

— Раненых нет. С-с-стрелял в голову, — заикался майор, комкая в руках исписанный ручкой лист.

— Эх, Максик…  Подвел ты меня, не дожал, — прошептал полковник, устремив взгляд вдаль.

— Что вы сказали, я не разобрал?

— Мысли вслух. Тебе необязательно их слышать, — рявкнул «черный человек», очухавшись. — Личность нападавшего установлена? Цели?

— Н-н-не выяснили. Ищем отморозка по всем базам. Пока безрезультатно. Возможно, залетный…

— Не надо никого искать, — произнес появившийся в двери мужчина.

Лицо его было пепельного оттенка. На волосах седые пряди, которых ночью еще не было. Он пугающе постарел. Но я не мог его спутать ни с кем — подполковник Анисимов.

— Что-то ты захирел в этой дыре…  Куда подевался бравый вид? — переместив взгляд с майора на Анисимова, произнес полковник Еремин. — Здравствуй, Сашенька, — слащаво добавил он и протянул руку, не вставая с насиженного места.

Подполковник не отреагировал на его слова и продолжал стоять на месте.

— Что ты злишься-то? Это мне на тебя надо злиться, но я ведь тебя простил, — до противности спокойным голосом говорил Еремин, вставая с кресла. — Что молчишь?

— Все, что я мог тебе сказать, уже сказано раньше. Не думаю, что что-то изменилось, и ты поймешь теперь. Я тебя не предавал…

— Это ведь какой стороной повернуть…

— Зачем этот публичный цирк? Хочешь поговорить, давай выйдем и побазарим с глазу на глаз.

— Занят я…  Дела у меня, дела…  Что хотел, подполковник? — рявкнул Еремин, напугав стоящего рядом лейтенанта до полусмерти.

Анисимов опустил голову. Простоял так несколько секунд. И лишь потом печально произнес:

— Его зовут Максим Александрович…

— Откуда?.. Что ты имеешь в виду? — с удивлением спросил Еремин, но лицо его уже растянулось в довольной улыбке. В глазах заиграли дьявольские огоньки.

— Террорист — мой сын…  — с трудом выдавил подполковник и поднял голову.

В кабинете воцарилась мертвая тишина. Было даже слышно, как бежит по проводам электрический ток и скрипят шестеренки в головах. Анисимова пожирали теперь ненавистным взглядом десятки глаз.

— Ну и сволочь же ты воспитал! Ты же его готовил. Под трибунал пойдешь!

— Не тебе нас судить. Это удел людей, а ты никогда не был человеком, — загробным голосом произнес Анисимов, повернулся и побрел по коридору.

— Остановить его! — заорал полковник что есть мочи. Пара его бойцов тут же сорвались с места.

Анисимов нехотя развернулся вполоборота. Но теперь в его руке сверкал хромированный пистолет.

— Хотите жить, не мешайте. Я разнесу вам головы раньше, чем надумаете нажать на курок. Мне нечего терять…

Спецназовцы остановились, переглянулись и покорно опустили оружие в пол.

— Вы оглохли? Я вам сам сейчас мозги вынесу! — вопил Еремин, хватаясь за кобуру, но его угрозы проходили мимо их ушей. — Уроды…

В коридоре послышались удаляющиеся шаги, и сразу же раздался выстрел…  Полковник повернулся в сторону ошарашенной публики и радостно произнес:

— Ну вот и все…  «Хер» майор, пиши в рапорте «тридцать». Нравится мне это число. Гораздо лучше звучит…

В этот момент я почувствовал, как неукротимая ярость проникает в каждую клетку тела. Она пожирает их изнутри острыми челюстями. С каждой секундой ярость набирала мощь. Я ненавидел «черного недочеловека» все сильней…  Дьявол его раздери! Это же он запрограммировал Максима на убийство! Вот почему при нашей первой встрече я видел на плече мальчика прозрачного орла…

Кровь неистово бурлила. Судороги раздирали мышцы. Сердце молотило как бешеное. Внутри меня разгорался неподвластный огонь, который вскоре поглотил без остатка. Я взглянул на руки, но вместо них уже торчали мощные когтистые лапы, объятые ярко-красным пламенем. К тому же, к моему удивлению, я теперь стоял на четвереньках. Но это было не самое странное. Теперь я смотрел на себя с нескольких сторон сразу. И то, что я видел, мне совсем не нравилось. Я превратился в огненную химеру…

«Боевая трансформация завершена», — раздался чужеродный голос в голове.

Я был сгустком первобытного ужаса…  Отвратительным трехголовым чудовищем, рожденным больной фантазией вездесущего изначального разума. С головой и телом громадного льва, покрытыми крупными золотистыми чешуйками. С лохматой гривой, в которой вместо шерсти плясали языки пламени, меняя цвет от соломенно-желтого до небесно-голубого. С безразмерной пастью, забитой под завязку зубами-лезвиями. Из нее вырывалось разгоряченное, газообразное дыхание, способное убить все живое. Да и неживое, перевоплощая все и вся в перегретую вулканическую магму. Прямо из спины торчало передняя часть туловища рогатой козы. Я знал, что она могла одним взглядом похоронить в холоде любое самое упорное сопротивление. Вместо хвоста — кошмарная рептилия. С раздвоенным языком. С клыками, наполненными смертельным ядом. Белесыми глазами, способными обречь на вечные страдания разум, превратив его владельца в камень.

Вскоре я освоился в обновленном фантастическом теле и научился им управлять. Оставалось сделать то, зачем я сюда прибыл. Уничтожить Еремина…  Других вариантов для меня сейчас не существовало.

Взор поднялся вверх. Теперь, когда я смотрел на него глазами Химеры, выглядел он по-другому.

Полковник был похож на зомби. Шершавая серо-зеленая кожа в незаживающих гнилостных язвах. В отвратительных рубцах с запекшейся кровью и сиреневых трупных пятнах. Местами она почернела и разложилась, обнажив сухожилия и пожелтевшие растрескавшиеся кости. Пустые глазницы. Обезображенный и сгнивший наполовину нос. Скрюченные ссохшиеся конечности с длинными искривленными ногтями. Сгорбленное тело дряхлого старика, от которого несло смрадом приторно-сладковатой гнили.

Его жизненные силы и душа были высосаны со всеми потрохами артефактом. И я сейчас видел сущность этого предмета. Прозрачный орел величественно восседал на плече Еремина.

Из моей пасти вырвался грозный, вызывающий трепет рык и вылетел столб ярко-красного плотного огня…  Но я промахнулся…  лишь испепелил дотла перья на хвосте орла. Страшная птица с пронзительным клекотом взмыла к потолку и полетела на свободу к открытому окну.

Я пригнулся к полу и вложил все силы в стремительный бросок. Расстояние сократилось в одно мгновенье. Птица сделала крутой вираж и нырнула вниз между когтистыми лапами. Она могла бы сейчас безнаказанно ускользнуть, но я был готов. Орел не застал меня врасплох. Мой хвост метнулся в молниеносном выпаде и сомкнул стальной хваткой челюсти на ее хлипком горле. Птица еще трепыхалась и била крыльями, но все уже было кончено…  Я мягко приземлился на пол. В глаза ударила ослепляющая вспышка света…

* * *

Голову через ушные отверстия заполнял неразборчивый шум. Как будто кто-то стонал…  или скулил…  Глаза легко открылись. Я попытался встать, но не смог. Это начинает уже надоедать…

Вновь я прикован руками и ногами к стулу, который стоит в центре бетонной конуры. И это явно не комната для увеселений, а самая что ни на есть настоящая камера пыток. Конечно, не такая «фешенебельная», как у инквизиторов. Более современная. Ухоженная…  И даже с электрическим светом вместо коптящих факелов. Но от этого цепенящего ужаса она меньше не наводила.

Я продолжил осмотр камеры, но не нашел ни орудий пыток, ни следов их использования. Хотя это ничего не значило. В стенах вполне могли быть встроены скрытые от ненужных глаз тайники. Или даже целые шкафы с изуверскими приборами. А кровь с пола регулярно отмывали…

Но зато я обнаружил нечто другое…  Справа от меня, в темном углу, я заметил крошечное, скрюченное в три погибели существо. Оно уставилось на меня расширенными глазами, словно филиппинский долгопят-переросток. В их глубине я видел неописуемый ужас, граничащий с безумием. Именно эта тварь и издавала гадостные однообразные звуки, разламывающие мозг.

— Ты…  Ты…  Ты…  — бормотала она.

Или, вернее, все-таки он. Ведь раньше это существо определенно было мужчиной. Но, безусловно, не из-за поступков, а лишь в силу наличия первичных и вторичных половых признаков. В углу сидел полковник Еремин…

— Что ты канючишь? — сдержано спросил я его, но ожидаемой реакции не последовало. Он так и не замолчал.

— Ты…  Ты…

— Да заткнись ты! — заорал я на полковника, и на этот раз это возымело эффект.

Полковник затих и даже немного, но все-таки сузил пугающие глаза. Посиневшие губы его беззвучно поддергивались. Взмокшие волосы «шевелись» от неизвестных мыслей, но вскоре он все же переборол себя и выдал осмысленную речь:

— Ты…  чуть не убил меня…

— Тебе не стоило лезть в мою голову без приглашения. Это ты пытался мне внушить то, что я женат на Насте, — грубо процедил я и добавил спокойнее: — Предупреждаю, в следующий раз может быть и не «чуть».

— Как ты это сделал? Это же невозможно…

— У всех свои секреты. Что ты хотел наглым образом выпытать из меня?

— Нужно было узнать…  как работает Химера.

— Зачем? И кому?

— Я работаю на ГУАП. Думаю, больше тебе ничего объяснять не нужно, — дерзко бросил Еремин. Видимо, он окончательно оклемался. — Ты понимаешь, с кем связался? Тебе не выбраться! Единственный выход для тебя отсюда — вперед ногами и в белых тапочках.

— Ну, это уже не тебе решать. Немедленно освободи меня…

Полковник дернулся. Вскочил с пола и двинулся ко мне. Затем резко замер. Видимо, засомневался в правильности своих действий. Это явно читалось на внезапно поглупевшем лице. Я заглянул в глубину его черных зрачков и тихонько прикоснулся к разуму Еремина. Он исполнительно побежал на полусогнутых ко мне. Теперь я почему-то мог управлять полковником.

Несколько щелчков — металлические путы отлетели в сторону, а я встал на ноги. Несчастное тело заныло. Видимо, я просидел на стуле несколько часов. Мышцы затекли.

— Дай мне свой предмет, — потребовал я.

— У меня нет предмета…

Как так-то? Я же видел Орла собственными глазами. Еремин не мог мне врать! Сейчас он беспрекословно подчинялся мне.

— Объясни мне…

— Я «беспредметник»…  Я не могу тебе ничего дать…

— Беспредметник? Подробнее…

— У меня есть дар — убеждение. Чтобы им пользоваться, мне не нужны эти серебряные безделушки…  Он проявился лет в семнадцать…  В институте…

Черт! Почему Рихтер мне не рассказывал о «беспредметниках»? Альфред не знал об их существовании? Или не хотел? Хотя пофиг…  Сейчас важнее другое…  Почему я вижу рядом с людьми, обладающими даром, прозрачных животных — сущностей артефактов? Как они связаны между собой? Что тогда такое артефакт? Сосуд для способностей? Но откуда тогда взялись Прозрачные? Кто они? Почему всегда рядом?

Хотя, кроме вопросов, появились и ответы. Теперь я понял, почему могу управлять полковником. Видимо, Химера, убив Орла, поглотила его сущность. Я обладаю даром Еремина. Стоп!

Если существуют «беспредметники», то кто я такой? Это же я передавал уменья Теркину…  Остужеву…  Возможно, и Еремину, только этого пока еще не произошло. Переносчик дара? Создатель людей с нереальными способностями? Какой-то замкнутый круг…  Что все-таки делает Химера?

Химера…

— Верни мой артефакт! — скомандовал я, вспомнив о самом ценном.

— У меня его тоже нет…  Он у генерала…

— Приведи его ко мне и заставь взять с собой предмет. Тебе все понятно?

— Привести к вам Алексея Борисовича…  — пробормотал полковник и удивленно спросил: — Как?.. Как я должен это сделать?

— Скажешь, что ты справился. Что я готов все показать и объяснить в его личном присутствии.

Еремин выслушал дополнительные наставления и покорно произнес:

— Хорошо…

Тотчас же он направился к выходу и скрылся за металлической дверью. Я же решил осмотреться.

Бетонные стены тюрьмы оказались на ощупь мягкими и податливыми. Покрытие походило на вспененный каучук приличной толщины. Вероятнее всего, оно использовалось для звукоизоляции. Ничем хорошим специалисты ГУАП здесь точно не занимались…  От таких мыслей волосы встали дыбом. А вот дверцы к «кладези извращенности и садизма» я так и не нашел. Потайных шкафов не было.

Я водрузил тело обратно на проклятый стул. Накинул на запястья и щиколотки стальные браслеты, имитируя изначальное пленение. Время тянулось словно резиновое. Я только решил встать со стула, как дверь распахнулась и в камеру зашли двое: генерал и полковник Еремин. Складывалось впечатление, что они поджидали за дверью, приглядывая за мной через потайной глазок. Хотя, скорее всего, это было банальное совпадение.

— Господин Ветров! Рад, что вы согласились с нами сотрудничать, — произнес командирским голосом генерал, нахмурив лохматые брови.

На нем строгий идеально-черный костюм. Белоснежная рубашка. Однотонно-красный галстук без рисунка и лакированные туфли. Единственное, что он не смог спрятать за гражданским тряпьем, это хорошую физическую форму и военную выправку. Он не выглядел моложаво, но и стариком его не назовешь. Определить его возраст на взгляд у меня не получалось. А еще в глаза бросилась одна важная деталь. Его правая кисть сверкала холодным металлическим блеском. И эта была не бесполезная болванка, а роботизированный имплант, вполне работоспособный. О таких разработках я что-то слышал или читал в научных журналах, но вот видеть раньше вживую не доводилось.

— Не могу ответить взаимностью на вашу любезность, — язвительно выдавил я, улыбаясь, — замученная совесть не позволяет…  Отдайте мне Химеру, товарищ генерал, я все покажу.

— Без нее перебьешься. Говори! — повысив голос, бросил он.

— Артефакт не будет работать у вас. Вы же отобрали у меня Химеру. Я должен вам ее подарить…

— Знаешь что, сосунок?! Это ты можешь полковнику по ушам ездить. Он доверчивый…  Мне — бесполезно…  Я прекрасно знаю, что, как и когда работает! — заорал генерал, пытаясь задавить меня авторитетом. — Говори, я сказал!

— Ничего не скажу…  Опять пытать будете?

— Если надо, то мы из тебя душу вытряхнем. Ты не с теми связался…

— Алексей Борисович, запомните, я хотел по-хорошему, — процедил я, выделяя интонацией слово «по-хорошему». Затем повернулся к Еремину, посмотрел ему в глаза и отдал еще один приказ: — Полковник, взять его на прицел!

Генерал истерично залился хохотом, но когда за спиной щелкнул предохранитель, скомкал смех и произнес:

— Смотрю, Ветров, ты не так прост. Уже и полковника обработал. Он теперь для тебя, как преданный пес. За сколько продалась эта гнида?

— Я его не покупал. Действовал вашими же методами. Просто нельзя недооценивать противника, — выпалил я и вышагнул из кресла ему навстречу.

— Вот тут ты прав…  — подтвердил он мои слова.

Тут же генерал развернулся корпусом к стоящему позади него Еремину и ударил с размаху в лицо. Тот даже не успел среагировать. Безвольно отлетел, словно пушинка, и воткнулся с силой в стальную дверь. Череп с хрустом раскололся, и из него хлынул фонтан алой крови. Тело полковника с раскроенной головой еще сползало на землю, а я уже трепыхался в могучей хватке генерала. Он схватил меня стальной рукой за горло и приподнял над землей.

Я чувствовал, как все сильнее сжимается его рука. Все быстрее колотилось мое срывающееся сердце. Все сильнее сдавливалась трахея и сжимались артерии. Ощущал, как вываливаются из орбит глаза. Как разинутый рот отчаянно пытается глотнуть необходимый мозгу кислород. Казалось, еще чуть-чуть, и я услышу последний хруст шейных позвонков.

— Н-е-е-е убивай меня-я-я…  От-пу-сти-и-и…  — чудесным образом вырвались из сдавленного горла слова. — И-и-исполни клятву, данную в плену. Т-ы-ы…  обещал…

В этот момент я даже не понимал, почему я это говорю…  К тому же не был уверен в том, что произносил это сам.

Страдальческая речь произвела потрясающий эффект. Генерал покорно опустил меня на пол. Я еще долго откашливался и харкал кровавой слюной, потирая шею, и все это время он терпеливо ждал. Его глаза теперь были расширены от изумления. Как будто это я теперь стягивал веревку на его неохватной шее.

Но удивлялся услышанным словам не только он, но и человек, который их произнес. То есть, собственно, я…  Ведь я не имел понятия, о чем вообще идет речь!

— Как ты узнал о клятве, Ветров? Там были только я и проклятый живодер, который давно уже умер. Никому я не рассказывал о том, как именно спасся из плена. Я ведь даже себя убедил в том, что это был бред, вызванный голоданием и болевым шоком. Клятва…  Совсем о ней забыл…  Но тут появился ты…  — рассказывал он отстраненно, но вдруг в какой-то момент взорвался. — Отвечай или я раздавлю тебя как грецкий орех!

Что я должен ответить? Мысли в голове сходили с ума и скакали, как горные козлы. Ни одного приемлемого варианта среди них не было. То копытца исшарканные, то ножки кривоватые…  То рог обломлен, то шкурка потрепана…  Приглядишься: вот же оно…  Но опять изъяны наковыряешь. Зубы гнилые или хвост слишком длинный. Вскоре их стало ловить все трудней. Они уже метались, как реактивные самолеты, а время почти остановилось…  и все вокруг замерло.

— Доброй ночи тебе, странник, — послышался приветливый голос за спиной.

Оборачиваться для того, чтобы узнать, кому он принадлежит, мне было не нужно. Хотя он сегодня даже не рассмеялся при встрече.

— И тебе доброй, пустынный демон…

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ ЛОГОВО ЗВЕРЯ

Екатеринбург — Москва, 11 ноября 2011 года

Перед глазами на пыльном столе старинные часы. С циферблатом из перекидывающихся черных пластин с белыми цифрами. Они показывают одиннадцать часов одиннадцать минут и одиннадцать секунд…  Шестереночный механизм напряженно щелкает. Карточка с изображением единицы опрокидывается.

Двенадцать…  Тринадцать…  Четырнадцать…  Время начало новый круг…

Комната наполнилась до боли знакомыми звуками. За окном шумел родной мегаполис. Вокруг мой ненаглядный кабинет. Подо мной — любимое мягкое кресло. В руках холодное тельце артефакта. Та же паутина на шкафах. Тот же беспорядок на столе. Все осталось по-прежнему…  Изменилось лишь время, за которое я прихожу в сознание после прикосновения к Химере. Не знаю почему, но с каждой «перезагрузкой» я очухиваюсь хоть на секунду, но быстрее.

Сегодня это произошло за мгновение. Пока непонятно, что это значит…  Быть может, это мой последний круг…  Точно знаю одно — времени у меня предостаточно. Хватит на то, чтобы и горы свернуть, и русла рек поменять, и даже «конюшни царя Авгия» от навоза вычистить.

Я, как обычно, остановил бумажными салфетками кровотечение из носа. Достал из ящика стола белые листы, шариковую ручку и тут же их соединил воедино, старательно выводя кружочки и палочки. Сначала они превращались в буквы. Затем в слова. А, в конце концов, в предложения. Не то чтобы во мне неожиданно проснулась тяга к творчеству. Причины другие. Так проще…  Прогнозирование будущего всегда оказывало на людей ошеломляющий эффект. Я накарябал записку для Рихтера. В ней подробно расписал ответы на вопросы, которые он когда-либо задавал во время наших повторяющихся бесед. Все озвученные им когда-либо мысли. Всю информацию о наших приключениях в прошлом. Ну, или почти всю. По крайней мере, ту, что он мог переварить. Сегодня все будет по-другому…

Вскоре я покончил с нудной, но важной рутиной. Вышел из кабинета, и уже через несколько секунд распахнул дверь «повелителя бесценного хлама». Рихтер валялся на кожаном диване. Ни ковбойской шляпы, ни ботинок он, конечно же, не снял. Как всегда…

— Что-то еще вспомнил, Владимир? — спросил Альфред, поднимая глаза. Он, как и всегда, не рассердился на то, что я его потревожил. — Если опять надумал вернуть мне деньги, то забудь. Я их все равно не возьму. Даже если я в тебе ошибся.

— Нет, я по другому поводу. Главное, ничему не удивляйтесь, — произнес я, проходя внутрь. — В этой записке все ответы на вопросы, которые у вас возникнут, — сказал я, протягивая свернутые пополам бумажные листы.

— Постой, у тебя же рубашка в крови! Что произошло?

— Ничего серьезного. Прочитайте…  — сказал я, проходя вглубь помещения.

Рихтер открыл рот, но тут же закрыл. Видимо, хотел что-то спросить, но нашел нужный ответ на одном из листов бумаги. Хотя почему, видимо, я знал это наверняка. Брови его нахмурились, и Альфред полностью погрузился в чтение. Старик вскидывался еще несколько раз, но по-прежнему ничего не говорил. Я взял нужную книгу со стола и, открыв ее посередине, ткнул пальцем в листок. Бумага разорвалась, и скоро я уже сжимал в руке револьвер «Colt Anaconda».

Альфред вопросительно посмотрел на меня, но сразу вернулся к чтению. Про пистолет он прочитал несколько секунд назад. Сейчас добрался до информации о наших похождениях.

— Я смотрю, мы с тобой давно знакомы. А я ведь хотел тебя всему научить…  Но тут впору просвещаться самому.

— Давно, Альфред. Давно…  Там же все написано…

— Я не спрашиваю…  Это так, мысли вслух. Не думал, что такое может случиться…

Револьвер я вернул на место. Залез под столешницу и нажал на заветную кнопку, открывающую потайную дверь в оружейное хранилище Рихтера. Вооружение мне сейчас пригодится. Причем чем больше, тем лучше. Большую часть необходимого я уложил в объемную спортивную сумку, которую тут же и нашел. Остальное растолкал по карманам. Очень хотелось взять с собой гранатомет, но я знал, что вреда он принесет больше, чем пользы. Слишком маленькие помещения, а в боях на открытой местности мы участвовать не будем.

— Я согласен…  если, конечно, тебе это интересно. Это ведь чистая формальность. Ты ведь и так уже знаешь ответ, — жизнерадостно произнес старик, вставая с дивана и отправляя в урну скомканные листы. — Больше не хочу читать. Остальное расскажешь так. Передай мне мою любимую «игрушку».

— Рад, что ты со мной…  в который раз, — поблагодарил я Альфреда, ковыряясь у необъятной полки с разнокалиберными револьверами.

— Володя, может, давай я позвоню Насте? — предложил Рихтер. — Самолет нам организует, — вытаскивая из кармана сотовый телефон, добавил он.

— Нет! Ни в коем случае, — остановил его я. — Ты не дочитал до самого важного. Об этом не должна знать ни одна живая душа. А особенно о наших планах не должны знать Елена и Настя. От этого зависит наш успех. Пока не могу тебе сказать почему. Поверь мне на слово.

— Я поверил тебе в самом начале, верю и сейчас. Нет, значит, нет, — сказал Альфред. — Только вот как мы доберемся до Москвы? Летать я не умею.

— Скоро все сам увидишь.

Двадцать минут у нас ушло на окончательный сбор и переодевание. Еще семь — на обсуждение плана. Вернее, на одностороннее ознакомление с ним Рихтера. Детали я уточнял по ходу. Оставалось еще шесть…  Пока все складывалось неплохо, строго по графику…

— Ну что…  Готов?

— Semper paratus! — ответил Рихтер и крутанул барабан револьвера.

* * *

Вскоре мы вошли в мой кабинет. В его центре, возле стола сияла серебристая точка размером с кулак, покрытая бегающими молниями. Запахло озоном. Мгновение — и точка растянулась до размеров входной двери. Она превратилась в овальную линзу из жидкого расплавленного металла, парящую над полом.

— Никогда таких не видел…  — с восхищением пробормотал Альфред, пытаясь прикоснуться к ее зеркальной глади. — Не может быть…  Откуда она взялась?

— Скоро ты все узнаешь, пока еще не время.

— Она ведет к цели?

— Да, прямо в логово наших убийц. Времени сэкономим вагон и маленькую тележку. Портал очень нестабилен и может захлопнуться в любой момент, поторопись! — произнес я и шагнул сквозь линзу первым.

Рихтер не заставил себя упрашивать и через несколько секунд тоже оказался в камере пыток. В ней я встречался с одноруким генералом. Или встречусь…  Неважно…  Появление Альфреда было не таким эффектным, если сравнивать его с моим. Он не вышагнул из линзы на двух ногах. Рихтер вывалился из нее картофельным мешком, словно она выплюнула его, как что-то глубоко противное. Старик быстро отряхнулся, поправил шляпу и посмотрел на меня как ни в чем не бывало.

— Ну, с богом…  Или с дьяволом. Кто уж сегодня будет посвободней, — приободрил я Альфреда и открыл тяжелую дверь.

Ее забыли запереть только сегодня. Я много раз проверял…

Коридор в подвале, в который мы попали, был слабо освещен и почти не охранялся. Лишь у входных дверей в следующее помещение дремал юный боец. Он умудрялся делать это стоя, как загнанная лошадь, упершись затылком в каменную стену. Вчера у него был день рождения. Устал…  В один из заходов я сам у него это узнал.

Я подкрался к нему. Схватил за голову и резко повернул шею до характерного щелчка. Несчастное тело с моей помощью плавно опустилось на пол. Можно двигаться дальше. Нет, я, конечно, мог пройти мимо…  Ведь я не чувствовал к парню ни ненависти, ни неприязни. Я вообще к нему ничего не испытывал…  И я не был кровожадным человеком. Ну не мог я оставить его в живых…  Паренек проснулся бы и выстрелил мне в спину, а этого мне сейчас не нужно…

Стремительный подъем по лестничному маршу на уровень первого этажа. Еще пара трупов — я перерезал охранникам горло.

Зачистка нескольких подсобок по пути. Осторожно, без лишнего шума, не попадая в объективы камер видеонаблюдения. Теперь перед глазами большое помещение с кучей «картонно-стеклянных» перегородок. Одни кабинеты пусты. В других же кучкуются люди, занимающиеся непонятно чем. Внешне это напоминало обычный офис. Вот только служащие были вооружены.

Здесь бесшумно не получится…  Никакой пощады…

Осколочная граната разбила стекло и влетела в кабинет. Кошмарной силы взрыв — и «псевдостенки» разлетелись на мелкие осколки. Коридор наполнился едким плотным дымом, а выбранное помещение — восьмью изуродованными мертвецами.

Пистолеты-пулеметы «Узи» в обеих руках соревнуются друг с другом в скорострельности стрельбы. Я бреду по коридору, расстреливая перепуганный персонал. Как мишени в стрелковом тире. Они, конечно, пытаются мне хоть как-то ответить. Но все мои движения заучены и рассчитаны наперед до сотых долей секунды. Я проделывал это уже тысячи раз. За такое время можно было выучить даже обезьяну. Запоминай, откуда и когда появится цель, и стреляй…  Все…  Вот и весь секрет фокуса. Но так, конечно, было не всегда…

Еще несколько метров к цели. Внутренний счетчик убитых мной людей замирает на отметке «тридцать шесть». Наступает мертвая в прямом и переносном смысле тишина. Раненых среди них нет, а значит, и стонов быть не может…  Почти все убиты выстрелом в голову. Так надо…  С продырявленной башкой их не оживит ни один артефакт…

Я обернулся. Рихтер по-прежнему стоял у входа в помещение, посреди офисных руин. Он так и не спустил курок, но от него этого и не требовалось. Альфред явно хотел задать вопрос, и я догадывался, какой.

Можно было обойтись без кровопролития…  Я много раз пытался по-другому — более гуманно. Прокрадывался сюда ночью, когда контора пустела. Сливался с толпой, как самый настоящий шпион. Старался не убивать — только ранить. Даже как-то пытался устроиться сюда на работу. Но раз за разом все заканчивалось одинаково — я умирал…

В один из заходов я вспомнил о Максиме. Вернее, о том, как он захватил полицейский участок. Его вариант оказался самым удачным.

Я подошел к старику, заглянул в его расширенные глаза и произнес:

— Пошли, скоро здесь будет бригада бойцов с периметра. Надо успеть до их появления. У меня нет выбора. По-другому нам не добраться до генерала.

— Ветров, ты чудовище…  — через некоторое время выдавил Рихтер, на что я промолчал.

Еще один поворот, и вот он — долгожданный грузовой лифт, спускающийся вниз. Я приготовился к атаке. Мышцы напряглись…  Щелкнул предохранитель…  Двери плавно разъехались…

Перед глазами месиво. Стены залиты свежей кровью и изувечены шрамами рваного металла, напоминающими следы от когтей крупного дикого животного. На полу — слой крови, еще не запекшейся, располовиненные тела трех спецназовцев и их же смердящие кольца кишок. Кисти рук вырвали вместе со стволами. Так что шансов на стрельбу у них не было. Лица обезображены ужасом. Рты раскрыты в последнем истошном крике.

Кто-то меня опередил…  И я даже знаю кто…  Хранитель линзы постарался на славу…  Вот только почему он решил мне сегодня помочь? Странно…

Из-за угла появился позеленевший Рихтер. Он сначала оцепенел, но вскоре зашел за мной следом. Альфред ничего не сказал, лишь моргнул в сторону панели лифта.

— Сто первый, — подсказал я ему. Затем положил сумку на спину одного из трупов и начал колдовать над ее содержимым. Подъемник по-прежнему стоял на месте. Я повернул голову, достал из нагрудного кармана камуфляжа платок и протянул Альфреду. Старик протер им окропленную кровью кнопку и тут же ее брезгливо нажал. Лифт запыхтел, зашумел, затрещал, но тронулся вверх…  Теперь у нас есть две минуты на сборы…

Парочка старых добрых «Глоков» за спину. Осколочную гранату на пояс и «Пустынный орел» в правую руку. Что еще для счастья надо?.. Можно, конечно, и автомат с собой прихватить, но он мне не пригодится.

Лифт остановился и пропиликал — «готово», словно кухонная микроволновка. Рихтер пулей вылетел наружу, чуть не выломав на ходу неуспевающие за его прытью двери. С некоторых пор я Альфреда не останавливаю…

Я забрался еще раз в «походную котомку». Остался последний штрих…  Детонатор на пластиде «С-4» радостно моргнул зелененькими циферками и запустил обратный отсчет. Еще одно легкое прикосновение к светящейся панели, и лифт с нашинкованными пассажирами нырнул в зловещую глубокую шахту. На своем борту он нес замечательный сюрприз для бойцов с периметра…

Осталось немного…  Я поднял пистолет и вышел из лифта. Повернул голову направо. Все как обычно…  Рихтер трепыхался в могучих руках громилы, схватившего его за шею. Это полковник Теркин, один из цепных псов генерала. Огромный, как скала. Тоже «беспредметник»…  Неуязвимый и бесстрашный, как сам черт. Он никогда не обсуждает приказов, лишь самоотверженно их исполняет. С ним не договориться…

Я без раздумий нажал на курок. Пуля вошла между глаз Теркина. Его хватка ослабла, и Рихтер выскользнул из руки.

Всегда срабатывает…  Хорошо, что Теркин слишком самоуверен…  Хотя он был неплохим человеком. Подсознательно мне даже нравился. Жаль, что работал на генерала.

Полковник еще немного постоял и плашмя завалился на пол. Удивление так и застыло на его лице. Все-таки выстрелы иногда убедительнее красноречивых слов…

Альфред откашлялся и выдавил:

— Ветров, ты не мог застрелить его пораньше? Он чуть не задушил меня…

— Нет. Он слишком удачлив. Если бы не твои способности, я бы вообще никогда его не убил.

— Какие еще, к черту, способности?

— Позже…  Ты все узнаешь позже…  — протянул я и двинулся дальше.

Еще чуть-чуть…  Семь спецназовцев на закуску и один «мини-босс» из команды генерала…  майор Примаков.

Десять метров прямо. Выстрел…  Плюс один…  Еще выстрел…  Выбежавший из-за угла рухнул на пол. Поворот налево. Очередь прошла над головой…  Кувырок вперед и еще два нажатия на курок…  Плюс четыре…

Впереди большая двухстворчатая дверь с электронным замком, встроенным в бетонную стену. Непростая дверь — стальная, с толщиной брони, выдерживающей прямое попадание из пушки. Да и замок заковыристый. Со считывателем биометрических параметров и кодовым замком. На взлом такого ушел бы не один час, но мне везет…  Замок искрится и висит на проводах. Кто-то его раскурочил до меня…  и этим сэкономил нам время…

— Нам туда…  — крикнул я растерянному Альфреду и ткнул пальцем в сторону бронедвери.

Вновь опустевший коридор. Но он безлюден лишь на первый опрометчивый взгляд. Четвертый кабинет справа. Дожидаться открытия двери с позолоченной табличкой я не стал и выстрелил в ее центр. Пули прошли насквозь, разбрасывая крупные щепки. Вскоре через щель между дверью и полом вытекла кровь. Резкий перевод руки налево, и еще одно нажатие на спусковой крючок. Бронированный спецназовец раскидал мозги по защитной каске и упал замертво. Он так и не успел до конца выскочить из-за угла. Не говоря уже о том, чтобы выстрелить в ответ.

Я прямо-таки нереальный «читер»…  Хорошо, что админы в отпуске и некому выписать «бан»…  Хотя немудрено, это ведь не компьютерная игра…

За спиной раздался оглушительной силы взрыв. Лифт прибыл, господа! Здание прилично тряхануло, но оно точно устоит. Ведь такие укусы разъяренной пчелы небоскребу не страшны. Счетчик в голове запестрил цифрами и застыл на отметке «девяносто девять».

Не один раз я пытался удержать оборону там внизу, у лифта…  Нечасто противостояние для меня заканчивалось удачно. Многих спецназовцев я помню в лицо…  Хорошо, что нашел другое решение этой проблемы.

Я поменял обойму и двинулся вперед. Скоро юбилейная жертва…  Но стоило об этом подумать, как в нескольких метрах от меня появился еще один неугомонный противник. Выпрыгивал он с зажатым спусковым крючком. То, что он не расстрелял меня из автомата в упор, скорее чудо, чем везение.

Дьявол! Всегда забываю, откуда он появляется…

Первые пули просвистели совсем близко. Я отпрыгнул влево, придавая телу вращение. Брякнулся о пол и сделал несколько оборотов. Выстрелы еще пронзали пространство, но напротив меня уже лежал безголовый труп, сжимающий в агонии спусковой крючок. Наконец-то проснулся Рихтер…

Все стихло. Альфред подошел ко мне и помог подняться. Левое бедро стрелок все-таки зацепил. Теперь из него текла яркая теплая кровь, пропитывая военную униформу. Не то чтобы нога нестерпимо болела, но это доставляло дискомфорт и отвлекало. Вот только времени не было даже на перевязку…  Хрен с ней…  В путь!

Бесконечный безвкусно-серый коридор вскоре закончился. Я вошел в заветную дверь, за которой меня ждал майор Семен Примаков. Перед глазами — помещение, похожее на приемную «шишки» из военного министерства. Хотя нет…  Это действительно приемная генерала, начальника Главного Управления Аномальных Предметов. На противоположной стороне, у следующих дверей, стоял невысокий человек лет тридцати. Черные коротко стриженые волосы. Такого же цвета амуниция. На лице безразличие. Щупленький, к тому же почти безоружный. В руках лишь самурайские мечи. Но внешность обманчива…  Внутри него беспощадный и кровожадный убийца. Разъяренный, обезумевший леопард, способный на все. Это его дар…  Быстрота и ловкость…  Майор тоже «беспредметник», как и Теркин…  как и Еремин…  Примаков — человек, обладающий сущностью артефакта Леопард. С ним я тоже часто встречался…  Впервый раз в поезде. Затем в поместье Эйзентрегера…  Да много где…

Я был для него легкой добычей. Куском свежего мяса. По крайней мере, он наверняка так думал. Наши взгляды, полные ненависти, встретились.

— Fight! — выкрикнул я.

Примаков рванул на меня, размазываясь в пространстве фантомным следом. Он стремительно приближался. В обеих его руках вращались катаны. Вместе с ним на меня несся прозрачный леопард с раскрытой пастью. Так я видел его сущность…

Я стоял без движения, расправив плечи. Лишь внимательно наблюдал за майором. Миг — и он сделал решающий замах, способный перерубить мою шею, словно бамбуковый стебель. Ни одна мышца на моем теле не дрогнула…

Но зато в глазах Семена зажглось сомнение. Он что-то почувствовал. Возможно, даже страх…  Но слишком поздно…

Звук выстрела. Правое плечо пронзила сильная боль…  Его меч изменил направление, но достать несущуюся стальную пулю не успел…

Продырявленное тело убийцы отлетело на несколько метров и с грохотом обрушилось на пол. Рихтер и на этот раз справился на «отлично». Хотя он и зацепил меня, прострелив правое плечо насквозь. Я поднял «ствол» в направлении Примакова, но он не понадобился…  Парень больше не поднялся…

— Ну что? Все получилось? — спросил озадаченный Рихтер, который только что вошел в приемную.

— Да, Альфред. Ты молодец. Отлично стреляешь, — обернувшись, похвалил я его и улыбнулся.

— Разрази меня Один! — закричал старик, увидев кровь на плече. — Я же в тебя попал!

— Не бери в голову. Мне не больно, — буркнул я.

— У тебя же сквозное ранение…

— Да нет…  Царапина…

— Зачем такие сложности? Можно было пальнуть в него и так…  Стволов и патронов у нас завались.

— Я уже пробовал…  Только так он не знал о твоем существовании до самого конца. Я мог его победить и в рукопашном бою. Пару раз это проделывал, но шансы не очень велики. Мне же нужно было наверняка.

— Да уж… Ты хорошо подготовился. Результат налицо, — сказал старик, приближаясь к изувеченному трупу майора. — Снимаю перед тобой шляпу, Ветров.

— Стараюсь…

— «Когда я зайду, досчитай до трех и стреляй сквозь дверь…» Так ты мне сказал?

— Ну да…

— А я ведь мог по-разному считать…  Быстрее или медленнее…  И с какого момента мне надо было начинать считать? Когда дверь захлопнулась? Или после того как ты переступил порог? И с чего ты взял, что я правильно прицелюсь? Я ведь ничего не видел…  В какое место в двери? Левее? Правее? Я ведь на глазок примерился…  А если бы он прыгнул чуть выше? Или я бы тебе в голову попал? Ты псих, Ветров…

— Альфред, да не переживай ты так! Все же получилось…  Ты все сделал правильно, — произнес я, выбрасывая «Desert Eagle». — Осталось совсем чуть-чуть.

* * *

Дверь в следующее помещение распахнулась…  Вот он — мой последний рубеж…  Кабинет «черного человека». Высоченный потолок с дворцовой хрустальной люстрой по центру. Безразмерная рабочая площадь. Гигантские книжные шкафы, под завязку набитые древними книгами. Письменный стол из дуба и не менее солидное кожаное кресло. Впечатляющие размерами жидкокристаллические панели на левой стене. На экранах сотни изображений с камер видеонаблюдения, транслирующих творящийся в здании хаос.

А еще я чувствовал…  ужасающую энергетику, подавляющую психику и сознание. Каждый объект в этом кабинете, вплоть до стен, был пропитан страхом. В таком месте чувствуешь себя крошечным и никчемным, словно песчинка в бескрайней пустыне.

В десяти шагах от меня располагался вооруженный отряд группы захвата. Дюжина бравых парней. Они держали меня на прицеле автоматов. Хозяин кабинета стоял у стола метрах в двадцати и смотрел на меня с презрением и ненавистью. Рядом с ним — полковник Еремин. Властитель душ…

— Господин Ветров, добро пожаловать в нашу скромную обитель, — громогласным голосом разорвал тишину генерал. С места он так и не сдвинулся. И лицо его не дрогнуло. — К чему все эти чрезмерные усилия и кровопролитие? Вы могли прийти ко мне и без этой помпезности. Хотя, признаюсь, вы меня впечатлили своим проворством. Удивлен…  Удивлен…

— Я наслышан о вашей гостеприимности, — язвительно бросил я. — Решил, что как-нибудь сам.

— Как же мои ротозеи-полковники проглядели вас? Слепцы…  С такими-то талантами…  Взять штурмом ГУАП. Это же уму непостижимо! — говорил он, — Десятки, наверное, даже сотни лучших бойцов. Впрочем…  Я готов закрыть глаза на этот инцидент. И даже простить вам убийства Андрея и Семена…  Хотя они были мне крайне симпатичны…  Я предлагаю вам работу…

— Не слишком ли много чести? Чем я это заслужил?

— Не перебивайте, господин Ветров. Лучше все хорошенько взвесьте…  Не каждый день делают такие предложения. Вместе мы изменим этот неправильный мир и вернем нашей стране статус великой державы. Мы завладеем всеми артефактами на земле. У меня лишь одно условие — вы должны отдать мне предмет.

Теперь понятно, почему он охотился за мной и Рихтером. Ему были нужны не мы…  артефакт…

— Пожалуй, я откажусь от столь лестного предложения. Меня не привлекают безумные игры в богов. Даже на государство, — откликнулся я. — Я пришел за другим и возьму это любой ценой. Мне нужна информация…  Не мешайте мне и останетесь живы.

— Ты не переоцениваешь свои силы, щенок? — произнес генерал, сжимая металлическую руку в кулак.

— Нельзя недооценивать, а переоценивать — сколько угодно.

— Уничтожить ублюдка! — заорал генерал, ломая железным кулаком стол напополам.

Спецназовцы открыли огонь, но я был к этому готов. Засвистели пули…  Я вытащил из-за спины пистолеты и зачастил по спусковому крючку, не забывая уворачиваться от роя «стальных пчел». Несколько секунд — и половина атакующих уже лежит бездыханными на полу.

Вот только обоймы опустели. Я перехватил пистолеты рукоятками вперед и молниеносно сократил расстояние до спецназовцев. Теперь я вращался, как убойное торнадо. Сокрушал ударами переносицы бойцов, хрупкие лицевые кости, затылки. Забивал их, как беззащитную скотину, так что закончилось все даже быстрее, чем началось. С некоторых пор я способен и на такое…  Часть сущности Леопарда жила во мне…  Подарок от Дровосека из революционной Франции.

Вскоре скорость движения пришла в норму, и я остановился, выкидывая окровавленные пистолеты.

Тотчас услышал в голове настойчивый голос: «Убей себя…  Убей себя…» Я перевел взгляд на полковника и увидел черные пульсирующие зрачки. Пространство потекло в большие немигающие глаза, словно в воронку водоворота. Он пытался подавить мою волю…

Выстрел…  В лицо генерала брызнула кровь…

Еремин рухнул замертво…  Мне пришлось заставить его вытащить из кобуры пистолет и пальнуть себе в висок. Я победил его тогда в камере, удалось это и сейчас…

— Сюрприз! — выкрикнул я и рассмеялся. — Ваш ход, сударь…

Генерал зарычал, выхватил из-за спины пистолет и направил его на меня. Ответить ему мне было нечем…

В этот момент дверь за моей спиной распахнулась, и в кабинет вбежала раскрасневшаяся и взъерошенная девушка. Она встала впереди меня и истерично закричала:

— Алексей Борисович, там…  там…  Там везде трупы! На нас напали? Я слышала выстрелы в кабинете. Я только вышла из приемной по делам…  На секундочку. Как же так?!

— Выйди немедленно, Екатерина, — прошипел генерал и его глаза налились кровью, — ты не вовремя.

— Ой! — пискнула девушка и метнулась обратно ко входной двери. Столкнулась со мной, отлетела и растянулась на полу в луже крови. Это стало для нее последней каплей.

Уши разодрал женский визг…  Секретарша попятилась на четвереньках к левой стене, забилась в ближайший угол и затихла. В это время Рихтер, воспользовавшись тем, что о нем все забыли, вытащил револьвер и выпрыгнул вперед. Но выстрелить не успел — генерал нажал на спусковой крючок раньше…  Пуля вошла в район сердца старика, и он завалился на пол.

Дерьмо! Зачем, Альфред?! Как же я устал…  Больше не хочу…  Пусть все идет в тартарары…

Я бросился к Рихтеру, чтобы проверить его ранение, но в голову мне уперся ствол еще теплого пистолета.

— Отдай артефакт! — крикнул генерал и несильно надавил стволом на голову.

— Он тебе не нужен, — огрызнулся я, срывая Химеру с шеи и протягивая ее генералу.

— Без тебя разберусь…  — вырывая из моих рук артефакт, произнес он.

— Очень в этом сомневаюсь…  — сказал я шепотом и громко добавил: — Генерал, раскрой карты. Зачем тебе все это нужно? Ты уже победил…  Для чего ты хочешь уничтожить мир?

— Ха! Ветров, ты боевиков американских насмотрелся? С чего ты взял, что я тебе сейчас все выложу?

— Хорошо. Можно и по-другому…  Правда в обмен на правду…  Исполни клятву, данную в плену. Ты обещал мне…

Не совсем честный поступок, ведь он уже сдержал свое слово. Еще тогда, в камере, в нашу первую встречу. Но других вариантов не было…

— Как ты узнал о клятве, Ветров? Там были только…

— Там были только вы и проклятый живодер, который давно уже умер, — перебил я, озвучивая его мысли. — Вы никому об этом не рассказывали и думали, что это бред. К тому же совсем о ней забыли…  И сейчас хотите проломить мне голову…

— Как?.. Так не бывает…

— Еще как бывает…  И вам придется сдержать слово…

Генерал замер, осмотрелся по сторонам, как будто чего-то боялся, и выдавил:

— Стеклянная…  Стеклянная мразь в моей голове…  Она управляет мной…  Эта тварь хочет превратить планету в кусок льда…  Вот только люди ей мешают…  — он сделал паузу и вдруг заорал: — Но сейчас это неважно! Я чувствую силу Химеры даже через имплант…  Она не знает границ…  И теперь меня никто не остановит!

Здоровой рукой генерал схватил артефакт и сжал в кулак. Он попятился, сделал несколько шагов и застыл. По телу его пробегали миниатюрные молнии, а зрачки все расширялись, пока не заполнили глаза без остатка. Йоттабайты информации одновременно хлынули в опустошенный мозг, перекраивая нейроны под новое мышление.

— Я повелитель мира! — заорал генерал, вздымая сверкающие руки к небесам. — Я…  Я…  Я бог…  — захлебывался он словами.

Из носа его хлынула кровь, но генерал ничего не замечал. Или не хотел замечать. С каждой секундой военный выглядел все ужасней. Кровь лилась струями из ушей, глаз, широко раскрытого рта, выплескивалась фонтаном из конечностей. Он не мог остановиться или насытиться.

Взрыв…  Меня накрыло с ног до головы чем-то липким, мокрым и горячим. На пол со звоном брякнулись металлические предметы и наступила божественная тишина…  Лишь слышались надрывные всхлипы секретарши…

— Здорово ты его шлепнул, — послышался хриплый голос Рихтера. — Смачно получилось. Кабинет разукрасил — неделю будут кровь отмывать.

— Альфред! Живой! — радостно выкрикнул я, отряхиваясь от кусков экс-генерала. — А я уж, грешным делом, подумал, что ты помер.

Я встал на ноги и протянул руку Рихтеру, помогая ему подняться.

— Не дождешься! А что этого монстра так разнесло-то не по-детски?

— «Беспредметник». У генерала способность — не чувствовать боль, совсем…  Дар от Хайруллы в афганском плену. Обычный человек при переизбытке информации вырубается от болевого шока, а он хапал до предела.

— В первый раз слышу о «беспредметниках»…  Все-таки жадность — это плохо, — как заправский философ, изрек Рихтер. — Зачем ты вообще отдал ему Химеру? Могло ведь и не получиться. Как бы ты тогда начал заново? Или ты знал, что он умрет от воздействия Химеры?

— Нет, не знал. И я соврал тебе…  Я больше не хотел возвращаться в гребаное кресло…  А если до конца быть честным, то не смог бы. Следующего раза не будет, — произнес я, подбирая в луже крови артефакт.

— Почему?

— Химера больше не сработает…  Это все…  Обратной дороги нет.

— С чего ты это взял? — спросил Альфред, растягивая морщинистое лицо улыбкой.

— Просто у меня предчувствие…  Но проверять я не буду. Ладно, лучше скажи, как ты не отдал концы. Промахнулся генерал?

— Нет, попал, — ответил Рихтер и полез во внутренний карман пиджака.

Вскоре он вытащил на свет блестящую серебряную монетку Третьего рейха номиналом в пять рейсхмарок. В центре ее застряла смятая в гармошку пуля.

— Я же говорил, что монетка волшебная, удачу приносит. А ты ее выбросить хотел. Хорошо, что остановил тебя. Так бы ведь и пропала зазря на нулевом километре Екатеринбурга.

— Везунчик, что тут еще скажешь?! Можешь теперь праздновать в году два дня рождения!

— А то! А что все-таки дальше?

— Не знаю, так далеко я не забирался. Для начала проверим государев сейф. Мне нужны ответы…  Наверняка то, что мне нужно, хранится там.

Обшарив кабинет, мы без труда обнаружили спрятанный за картиной сейф. Но, как ему собственно и полагается, он был заперт замок, к тому же кодовый.

— Приехали, я так понимаю? — пробурчал Альфред и пнул с досады по стене. — Генерала двести процентов не спросишь, а подбирать пароль устанешь. Сколько там вариантов? Миллион? Квинтиллион? Тем более нам вряд ли дадут столько времени. Скоро здесь будет армия. Наверняка захват ГУАПа не прошел незамеченным. Может, секретарша знает код?

— Сомневаюсь…

Я подошел к панели и заклацал по кнопкам. Не то чтобы я знал. Я просто этого очень хотел…  Последний щелчок и…  стальная дверца отворилась…

— Бинго! — заорал Рихтер, которого с головой накрыла волна радости. — Только как?

— Можно сказать, наугад…  На эти цифры я смотрел целый год, проведенный в дебильной психбольнице. Каждый день…  без праздников и выходных. Они были написаны на клочке бумаги, которую я нашел в кармане после того, как потерял память. Но я искренне думал, что это номер телефона. Даже пару раз пытался по нему дозвониться. Знать бы еще, кто мне ее подсунул…

— Даже не удивлен. Ты сегодня и не такие фокусы демонстрировал. Давай, ищи, что хотел, и сваливаем…

Я с головой погрузился в вожделенную тайну, перелистывая сотни пожелтевших от старости листов в папках с грифом «секретно». Чего здесь только не было! Причем о некоторых вещах даже думать не хотелось, не то, что произносить вслух. Секретная «Зона 51», поселения «йети» в Сибири, база Четвертого рейха…  Время утекало сквозь пальцы, как песок, но я все не мог остановиться. Никак не получалось найти ответ на главные вопросы: «Кто я такой и откуда взялся?»

— Владимир, ну ты долго еще?

— Уже заканчиваю, — пробурчал я.

Свернул вырванный из папки лист бумаги пополам и положил его в нагрудный карман. Там была информация о моей следующей цели. На верхней полке лежала серебристая фигурка Улитки. Она переместилась тоже ко мне.

— Ну, вот и все!

Я дернул чеку на рифленой гранате, забросил ее внутрь сейфа и плотно закрыл тяжелую дверь.

— Уходим наверх по лестнице! Лифт туда не ходит. Скоро здесь будет новая армия.

— Разве мы еще не всех перебили?

— Это будет непобедимая «мертвая» армия…  Зомбаки…  У спецслужб есть артефакт, оживляющий мертвецов…

Старик настолько заторопился, что бежал впереди меня. Раздался еще один глухой звук. С документами покончено. Еще несколько ступенек — и спасительная хлипкая дверь отлетела в сторону. Мы на крыше высоченного небоскреба, с которой отлично видно всю необъятную Москву и мрачное серое небо. Холодный зимний ветер пронзал до костей. Глаза скользнули по крыше и вскоре наткнулись на два сложенных парашюта. Они лежали на открытой площадке возле скелета антенны связи.

— Альфред, твой салатовый, будем спускаться, — скомандовал я, а сам начал напяливать оранжевый.

— Ты все-таки решил меня сегодня прикончить? Ты хоть понимаешь, какие это перегрузки? Экстрим в моем-то возрасте! — заныл Рихтер, но парашют все равно накинул за спину и застегнул.

— Фреди, ты можешь остаться здесь и бесславно умереть. А можешь…

— Да понял я, понял…  И не в такие передряги попадал. И я Альфред…  Не забывайся. И еще…  прежде чем умереть «славно», хочу все-таки узнать ответы на пожирающие меня вопросы.

— Валяй…

— Ты говорил про способности…  Что ты имел в виду? Я тут сложил дважды два…  Я тоже «беспредметник»?

— Да, ты прав…  Твой дар — способность к неспособности других.

— Издеваешься?

— Нет, на полном серьезе. Ты как непредсказуемая импотенция, все вроде на месте, но ничего не работает, — иронизировал я, еле сдерживаясь, чтобы не рассмеяться. — Твой дар проявляется только тогда, когда тебе грозит смертельная опасность. В первый раз это проявилось в поезде, когда ты убил неуязвимого полковника Теркина. Тогда я не придал этому значения. В полной мере я это осознал лишь в поместье Эйзентрегера. Предметы фашистов заработали лишь после твоей смерти. Кстати, там я и проверил свою теорию…  Мне пришлось даже тебя убить…  Иначе я не мог начать новый круг…  Прости…

— Даже так…  Ладно, проехали…  Расскажи поподробней, что я умею…

— У тебя дар Феникса…  Ты лишаешь других возможности использовать силу предметов или собственные способности. Если бы не ты, то я бы никогда не справился с Теркиным.

— Феникса?

— Да…  Именно поэтому ты не мог за все время найти ни одного предмета. Хотя, быть может, держал их в руках даже чаще, чем я.

— Вот черт! Неприятно это слышать, но переживем. Еще вопрос…  Как ты выбрался из камеры пыток? У тебя ведь не было артефакта.

— Мне помог…  пустынный демон…  Он остановил время, я забрал у генерала Химеру. Затем я воспользовался артефактом и вернулся в кресло. Химера открывает временной портал. Это демон рассказал мне о сейфе в кабинете генерала. Без нюансов и подробностей примерно так.

— Хм-м! Демон…  Странно…  Я ведь даже не знал о том, что они способны говорить. Я считал их неразумными животными…  Как ты вообще подчинил эту волосатую обезьяну?

— Я этого и не делал. Он сам решил мне помочь, по собственной воле.

— Это он открыл нам портал в ГУАП?

— Да. Он хранитель временной линзы.

— И помогает нам тоже он? Трупы в лифте. Правильные траектории пуль…  Парашюты…

— Ты проницателен как никогда…

— А почему он все-таки нам помогает?

— Может, это его долг…  Это ты лучше у него узнай…  сам. Он сказал, что он бывший владелец предмета. Кстати, почему он называет тебя братишка Адам?

Альфред помрачнел, как грозовая туча, посмотрел на меня и сказал:

— Я расскажу тебе об этом позже…  Куда мы сейчас?

— Нам нужно срочно найти Андрея Гумилева. Если точнее, то его жену Еву. А если уж совсем начистоту, то мне нужен ее предмет — Саламандра. Она дарует владельцу бессмертие. Листок с адресом этих людей я взял в сейфе у генерала. Но сначала нам нужно добраться до Благовещенска. Необходимо вправить мозги одному юноше. Пока не натворил непоправимых дел, о которых жалеть будет. Я про Максима Анисимова…  Прыгаем?

— Максим?.. Я готов…

— Тогда давай!

Послышался стук армейских ботинок по лестничному маршу, ведущему на крышу. Рихтер отошел на несколько метров. Подбежал к парапету, оттолкнулся и сиганул вниз. Я посмотрел сверху на раскрывшийся парашют Альфреда. Уже почти прыгнул вслед за ним, как вдруг меня остановил ласковый голос:

— Постой, Ветров! Нам нужно поговорить…

Я обернулся и увидел перепачканную в крови секретаршу генерала. Только теперь она не казалась напуганной.

— Кто ты?

— Я…  Катя…  Странно слышать этот вопрос. Разве ты меня не узнал?

— Теперь узнал…  Просто решил тебя проверить…  Заканчивай эти глупые игры, Катя. Хотя, может, тебя лучше называть…  Настя…  Или Хельга? Или, может, Алиса? Ты сама-то еще помнишь, как тебя зовут, черная вдова?

Из здания послышались звуки стрельбы, кошмарные крики и дикий смех пятнистой гиены, разрывающий мозг на куски. Девушка поправила взъерошенные волосы. Ее лицо стало злым и совсем не симпатичным.

— Мне больше нравится, когда меня называют Син.

— Син, ты ведь дряхлая старуха. Живешь только ради того, чтобы увидеть пышные похороны человечества. Ты везде сеешь смерть…  Генерал, конечно, не лучше тебя, но его таким сделали обстоятельства. Возможно, не без твоей помощи.

По телу секретарши побежали электрические разряды. Она зажглась внутренним светом и вскоре передо мной стояла Хельга.

— Не знаю, что, как и где ты это вспомнил или узнал, Владимир, — процедила она. — Но хочу тебя расстроить: ты ошибаешься…  На самом деле я хочу спасти этот мир…  Спасти от т…

— Ты опять за старое! — перебил я. — Сколько можно врать! Я видел, во что ты превратила планету. Видел будущее…  Выжженная земля…  Филиал ада…  Воплощенный в реальность апокалипсис…

— Глупец! Ты так ничего и не понял. И, вероятно, никогда не поймешь, — сказала девушка. — Все уже давно решено за тебя…

В ее небесно-голубых глазах рождались и умирали все новые чувства: страх, гнев, ненависть, любовь…  Я не мог это объяснить или осознать.

— Кем решено? На кого ты работаешь? Уж явно не на генерала и не на Четвертый рейх! На Хранителей? Может, на Прозрачных? Или это предмет тебя подчинил?

— Ни на кого не работаю…  Сама по себе…  Одна…

— Ты хочешь уничтожить мир сама? Зачем?

— Я уже ответила. Ты же не хочешь слушать…  Или не можешь…  Научись разделять жизнь на реальную и виртуальную…

— Ты бредишь…

— Ну, пусть так, если тебе будет легче так думать.

— Зачем ты играла со мной? Ты вообще любила меня хоть когда-нибудь?

Черт! Что я несу? Мы же еще даже не знакомы. Я увижу Елену только завтра…  Или…  Почему я об этом спросил?

— Настоящее определяется будущим и создает прошлое, — прошептала она в ответ. — Я любила тебя…  вчера…  завтра…  Я и сегодня тебя люблю. Мы всегда были рядом. Только для тебя это всего лишь слова. Ты не понимал этого раньше, не поймешь и сейчас.

— Объясни…  Объясни мне хоть что-то. Я ничего не понимаю, — сорвался я.

— Слишком поздно. Не сегодня…  — пропела она и замерцала, как компьютерная голограмма. Через секунду арийка превратилась в Елену.

Сердце застучало с удвоенной скоростью. В этот миг дверь распахнулась и из нее на крышу хлынула черная масса. Изувеченные тела мертвых спецназовцев, движимые волей артефакта. Бесстрашные…  Пропитанные яростью…  Почти бессмертные…

Твари все прибывали. Вскоре они начали палить короткими автоматными очередями. Свинец расслаивал воздух совсем близко. Нужно прыгать…  Не время для такой глупой смерти…

Но не успел я об этом подумать, как Елена с силой толкнула меня в грудь. Я потерял равновесие. Тело начало медленно, словно сквозь загустевшее желе, заваливаться назад. Время для меня почти остановилось…

Я видел, как Елена развернулась, выхватила пистолеты и открыла огонь по приближающимся зомби. Пули из ее ствола одна за другой влетали в их безумные головы. А я все падал…

Она мне помогает? Почему?

Несколько секунд — и я вижу лишь свое недоумевающее отражение в зеркальных стенах небоскреба…  Время запустилось вновь…  Миг — и над головой раскрылся парашют…  Скоро я буду на земле…

Оглавление

ПРОЛОГ ПЛЕННИКИ ПУСТЫНИ

ГЛАВА ПЕРВАЯ ЧЕЛОВЕК БЕЗ ПРОШЛОГО

ГЛАВА ВТОРАЯ ГРАНИ ВРЕМЕНИ

ГЛАВА ТРЕТЬЯ ЖИЗНЬ ТЕНЕЙ

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ РАНДЕВУ С ХИМЕРОЙ

ГЛАВА ПЯТАЯ ДВЕРЬ В НИКУДА ИЗ НИОТКУДА

ГЛАВА ШЕСТАЯ РАЗВЛЕЧЕНИЯ БЕЗУМЦЕВ

ГЛАВА СЕДЬМАЯ РОЖДЕСТВЕНСКИЙ ПОЕЗД ЯРОСТИ

ГЛАВА ВОСЬМАЯ ВЕСНА В СЕРДЦЕ

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ АЛИСА В ЗАЗЕРКАЛЬЕ

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ САМАЯ ПРАВДИВАЯ ПРАВДА

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ СЛАДКИЕ ОБЪЯТЬЯ МАДМУАЗЕЛЬ ЛУИЗЕТТЫ

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ НЕСЛУЧАЙНЫЕ СЛУЧАЙНОСТИ

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ УВИДЕТЬ ПАРИЖ И УМЕРЕТЬ

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ ВОЛШЕБНЫЙ ЗВОН МОНЕТ

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ НАСЛЕДИЕ РЕЙХА

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ РЕСТАРТ СОЗНАНИЯ

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ ЛИЛОВЫЕ СНЫ

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ ВЕРШИНА АЙСБЕРГА

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ ЧЕРНЫЕ ЛЮДИ

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ ЛОГОВО ЗВЕРЯ