Пылающий туман [Ви КавИ] (fb2) читать онлайн

- Пылающий туман (а.с. Сокол -1) 1.13 Мб, 333с. скачать: (fb2)  читать: (полностью) - (постранично) - Ви КавИ

 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Ви КавИ Сокол. Пылающий туман

Пролог

— Сэр?

Мужчина средних лет учтиво поклонился и прокашлялся. Ему было слегка некомфортно от того, что находился здесь, рядом со столь значимым для них лицом, но он не мог просто взять и уйти: что-то внутри запрещало ему отступать.

— Адепт. Вы отлыниваете от своих обязанностей?

— Нет! Я… — он виновато потрогал чёрный рукав плаща. — Я должен был убедиться, что вы в порядке. Всё же сейчас тяжёлые времена.

— Конечно, мой дорогой друг, — Лидер повернулся к адепту и одарил того равнодушным взглядом сквозь прорези маски. — Вы, наверное, стремитесь стать магистром?

— Что вы… я даже… я… я-я честно…

— Я не могу вас осуждать. Повышения все хотят, — с приторной доброжелательностью продолжил он, игнорируя чужой жалобный бубнёж. — У вас сразу откроется столько возможностей. Они так пленительны, я прав?

Адепт стушевался, почувствовал себя маленькой букашкой, осмелившейся дерзить сильному и опасному хищнику, который ни за что не упустит момента, чтобы напасть и отстоять свою честь.

— Я… я лучше вернусь к… остальным… и…

— Я рад, что вы меня поняли. В конце концов, взаимопонимание крайне важно в нашем общении. Не так ли?

На простые вопросы от него не ждали никаких ответов. Это было предупреждение, которое он обязан был принять во внимание.

Но, как жаль, что он был наивным глупцом, не распознавшим жирнейший намёк в интонации Лидера.

— К-конечно… с-сэр… Очень важно… я думаю…

— Славно, — он перебил его, выждал паузу, прежде чем продолжить: — Отправляйтесь на задание.

Адепт, до этого пристыженный, сразу же оживился.

— Д-да, сэр! Что я должен сделать?

— Проследите, чтобы наёмники добрались до храма. И принесите мне артефакт. Это будет не сложно, я прав?

Он активно закивал.

— Ничего сложного! Легче лёгкого!

— Вам предоставят всё необходимое, адепт. А теперь, будьте любезны, оставьте меня.

Мужчина, испуганно согнувшись в очередном подобострастном поклоне, тут же мельком взглянул на высокую и статную фигуру Лидера, опомнился и достаточно быстро умчался от него прочь. Может, он и надеялся на другое, например, на более длительный разговор по душам, но всё получилось даже лучше, чем он ожидал. Ему, а не кому-то другому, поручили ответственную миссию. Его запомнят, если он успешно её выполнит, а затем, возможно, наконец-то повысят. После его начнут уважать, а следом к нему придёт долгожданная власть. Эти мысли теплились в нём и вдохновляли его на самые отчаянные поступки.

Лидер, потеряв к адепту всякий интерес, развернулся обратно и увлёкся кое-чем более прекрасным, чем вся скучная реальность.

Он изучал белоснежное, невероятной красоты Древо, листья которого блестели от неизвестной силы и шелестели, хоть ветра в тёмном помещении не было.

На дворе — глубокая ночь, а Лидер, засмотревшись на это природное великолепие, совсем забыл о времени.

Глава 1. Балобан. Часть первая

— Эй, Сокол, присоединишься?

Ворон показательно поднял небольшую деревянную миску, в которой плескалась странная жидкость.

По их рассказам, они добавили в котелок не только воду и травы для эстетики, но и мясо убитого вýла, однако насчёт последнего у Сокола были серьёзные сомнения. Запах был довольно специфичным и не особо приятным, что наталкивало на соответствующие мысли о том, что зарезали какого-то вонючего фéвула, умиравшего в пещере от старости. Нет, мясо этих животных было очень питательным, а шкура оценивалась в городе за приличные глéты, но при всех своих достоинствах они воняли хуже, чем стадо коров или свиней, хотя, чтобы перебить этот запах, надо ещё постараться!

Это был первый привал, сделанный за целый день, за который Сокол успел вымотаться, пару раз упасть, чуть не убиться, а ещё вдобавок жутко проголодаться. Будь его воля, он бы съел целую тушу дракона, но, к сожалению, ему давали только паршивую воду с кусочками мерзкого зверя.

Издевательство, не иначе.

— Только если мне закроют глаза, собьют обоняние и будут эту гениальную бурду пихать в рот с ложечки. Желательно перед этим спеть песенку, помолиться Сущему, чтобы не издохнуть вместе с вами здесь, и, разумеется, «дракончиком» залететь мне в рот.

Вспыхнул, охватывая целиком чёрный котелок, огонь, а потом утих и продолжил мерно освещать небольшую территорию. Ворон шутку оценил, доброжелательно улыбнулся и повернулся обратно к костру, дабы продолжить заниматься своими, бесспорно, важными делами.

Смотря на него, Сокол совершенно не мог понять, как он, без эмоций, поедал эту гадкую похлёбку. Не исключено, что перед этим он выпил несколько сильнодействующих настоек, лишивших его всех органов чувств. Но опыт показывал, что Ворон был просто ценителем ужасного. Понаблюдав за ним со скучающим видом ещё несколько минут, Сокол психанул и придвинулся к остальным.

Те, кто уже расправился с едой, активно обсуждали план действий и спорили с загадочным человеком, который был отправлен с ними по настоянию такого же неясного заказчика, общавшегося с командиром при помощи писем. Их неприятный попутчик, в основном предпочитающий молчать, не нравился никому, особенно Орлу, которого тот заставлял следовать по своей весьма сомнительной бумажке, не внушавшей доверия. Командир ненавидел неизвестность, но ещё больше он не любил чужие карты. Он плохо с ними ладил.

Этот ниври́йский храм — их точка назначения — был возведён высоко в горах. С чем это было связано — Сокол не знал. Его сведения относительно этого народа были скудными, но их хватало, чтобы задаться вопросом: почему ни́вры, будучи народом приземлённым, решили построить храм почти в облаках? Да и ещё, кажется, в людском Королевстве.

Видимо, они как всегда строили планы по истреблению человечества.

— Ладно, надзиратели, наливайте и мне. Если помру, то только посмейте возродить. Укушу и превращу в такого же мертвеца, поняли?

Все отстранённо, кроме их хмурого скрытного сопровождающего, согласно покивали и вернулись к прежнему обсуждению более насущных вопросов, чем голод Сокола. Однако Сова, молодая рыжеволосая девушка, шустро поднялась и прихватила при этом освободившуюся миску. Она, подчерпнув ею из котелка суп, приблизилась к Соколу, села рядом с ним и протянула ему его порцию.

— Не помрёшь, не переживай. Мы же целы.

— У вас, может, пищеварение хорошее, а вот у меня с этим проблемы! — Сокол размешал жидкость, из-за чего кусочки мяса начали пахнуть ещё сильнее. — О, Сущий…

— Не умирай ты так!

Орёл, оторвавшись от ожесточённого спора, недовольно глянул на бубнящего птенца и пригладил идеальную бороду.

Сокол всегда думал, что Орёл испытывал какое-то ненормальное влечение к своей растительности на лице. Он вёл себя зачастую совсем как городские легкомысленные люди, любящие прихорашиваться, хотя за плечами у него была трудная работа, на которой извечно ни на что не хватало времени.

Нет, конечно, каждый был вправе делать всё, что угодно — сам Сокол имел нестандартные предпочтения. Но он считал, что это было не совсем рационально. Однако Орлу на чужое мнение было глубоко наплевать. Он умудрялся сохранять свою внешность и в самых экстремальных ситуациях. Как — неясно, однако его растительность, под каким углом ни посмотри, всегда была безукоризненной формы. И это невероятно раздражало, потому что Сокол терпеть не мог что-то идеальное, к чему невозможно было даже придраться. Он с детства привык обходиться потрёпанными и рванными вещами, иметь заросшие волосы, грязные руки и ноги.

Орёл порылся в своём мешке несколько секунд. Он достал небольшую бутыль с розовой настойкой, потряс, стукнул по стеклу пару раз и кинул её Сове, которая без особых проблем словила.

Сокол в очередной раз заметил, что она была очень энергичной натурой, хоть с первого взгляда казалась странной. Сова всегда что-то щебетала себе под нос, часто моргала и нервно подёргивалась, словно ей было холодно. Наверное, она хотела сделать всё в лучшем виде, чтобы угодить всем и вся. Обладала молниеносной реакцией, но была такой неряшливой!

— Добавь и будет тебе счастье, умирающая птица. Только не пищи, — Орёл дружелюбно подмигнул.

Сокол закатил глаза, а Сова тем временем быстро вытащила пробку из стекляшки и добавила без спроса в суп несколько капель. Жидкость сразу позеленела, а запах улетучился, словно и не было всей этой тошнотворной вони. Сокол недоверчиво помешал похлёбку, на свой страх и риск понюхал. Он, убедившись, что она более-менее безопасна для здоровья, сделал первую пробу.

— Ну что, птенец, лучше?

Орёл с еле заметной улыбкой следил за осторожным Соколом, который перед тем, как глотать, обязательно дул, как маленький, на ложку, и только потом приступал к импровизированной трапезе.

Орёл взял его совсем мелким. Наткнулся на него на улице, когда с командой проходил мимо маленькой деревушки. Сначала Сокол назойливо бегал возле их лагеря, пытался заговорить, а потом с наступлением ночи хитро к ним пробрался и почти успел забрать лежавший без присмотра меч.

Неудачливого вора, разумеется, раскрыли и собирались как следует за такой проступок наказать, однако Сокол так энергично брыкался и боролся, что Орёл пожалел его и поклялся сделать из него порядочного человека.

Так и появился этот сорванец в команде и сразу же начал мешать всем жить: то это утащит, то не даст заточить оружие — всё побегай за ним и отбери то, что он без спроса себе присвоил. От него была одна головная боль, но, невзирая на это, ребёнок, развлекая своими выходками всю команду, скрашивал тяжёлые рабочие будни.

Ещё он не воспринимал никого, кроме Орла, и поймать его из-за этого было вдвойне сложнее. Зато в каждое слово командира он вслушивался и действительно прикладывал силы, чтобы измениться в лучшую сторону. Сокол считал Орла близким по духу, уважал за отвагу и принимал как лидера. Он доверял ему больше остальных.

Потом птенец подрос, возмужал и на одном серьёзном деле показал себя достойно. Тогда-то Орёл впервые испытал за него гордость.

— Жить можно, — невнятно проговорил Сокол, продолжая уплетать за обе щеки некогда противную еду.

Он быстро расправился со своей порцией, даже слишком для того, кто так яро отрицал съедобность данного блюда. Сокол отложил миску в сторону, потянулся и громко зевнул.

Рядом никого не было.

Сова чудом испарилась. Она стояла, как Ворон и остальная часть команды, возле Орла, пока тот бурно жестикулировал, водил пальцем по уже, кажется, чужой карте и объяснял, что до храма осталось идти максимум день, не меньше. Сопровождающий же настойчиво требовал сократить время похода, чтобы добраться быстрее.

Сокол предпочёл не принимать в деле никакого участия. Он прекрасно знал, что они справятся и без него, а его бесполезные комментарии только испортят ситуацию. Исходя из такого умозаключения, он откинулся назад, подложил руки под голову и принялся рассматривать небо, на котором, как на узорчатом полотне, были усыпаны яркие звёзды. Почти по самому центру находилась огромная синеватая луна, выглядевшая в этот день красивее обычного.

Некоторые звёзды располагались так близко, что сливались в какой-то замысловатый рисунок, отдалённо напоминающий животное.

Это захватывало дух. Соколу казалось, что там, на небе, тоже жили различные существа. Звёзды, например, это подданные, которые каждую ночь суетились, а по утрам, когда приходили домой, запевали весёлые песни и разбрызгивали из большой кружки сладковатый эль. А вот луна была их правительницей. Наверняка она носила полупрозрачное одеяние, отливавшее желтовато-голубым оттенком от множества блёсток.

И её, разумеется, любили, потому что она была их создательницей, способной изменять жизни одним взмахом руки.

Магия тоже могла изменять. Сокол много раз об этом думал, особенно по вечерам, в одиночестве. Он никогда не видел, как ею пользуются, но он горел той удивительной силой, которой наделялся её обладатель. Более старшие в команде рассказывали, что она несла в себе одну сплошную боль и жестокость, что в ней не было ничего хорошего, и людям повезло, что она обошла их стороной. Но Сокол мечтал из своих рук выпускать магические потоки, чтобы на расстоянии подбрасывать врагов и уничтожать их. Это получалось бы так быстро и эффектно! Не пришлось бы даже трудиться и натирать до мозолей ладони из-за рукояти меча или кинжалов.

Честно говоря, он очень завидовал представителям ниврийского народа. Они обладали магией — и это ставило их на ступень выше по сравнению с людьми. Сокол не встречался с ними, но старшие говорили, что те были напыщенными гадами и считали человечество примитивными дикарями, пользовавшимися обычным кровавым оружием.

Сокол с детства не мог отвязаться от мысли, что магия должна была принадлежать всем. Но почему Сущий дал одному народу куда больше преимуществ, чем другому? Почему он заставлял своих детей страдать, когда они могли бы жить в мире и гармонии? Где был баланс?

Это было нечестно. Несправедливо. Люди были ничем не хуже заносчивых нивров, а, может быть, даже лучше. Сущий обязан был учесть это и исправить то, что он натворил. Но почему он так медлил?

— Сокол! Иди сюда!

Орёл снова был зол и раздражён. Он каждый раз пытался привлечь Сокола ко всеобщему обсуждению плана, даже если это и подразумевало просто постоять и послушать. И всегда против его воли.

Сокол терпеть не мог в нём эту противную черту. Разумеется, командная работа занимала важное место, но она была не предназначена для него. Ему куда проще действовать в одиночку, хоть это и считалось в Балобане абсурдом и нередко порицалось.

Сокол, злостно бурча себе под нос всякие проклятия, устало поплёлся к командиру.

— Все в сборе, отлично, — Орёл поправил фонарь, в котором горела свеча, и отодвинул его подальше от карты. — К сожалению, нам придётся сократить привалы.

— Вдвое, — сказал сухо сопровождающий.

— Да. Вдвое, чтобы быстрее прийти к храму.

Все члены команды на такое заявление только страдальчески простонали. Они предвкушали невыносимо тянущую боль в конечностях.

— Но ничего страшного. Как только мы разберёмся с заказом — отдохнём подобающе, — Орёл кашлянул и хлопнул в ладоши. — Так что, ребятки, ноги в руки — и марш на свершение подвигов. Обещаю, в конце с меня выпивка. За мой счёт.

Эту новость приняли с бóльшим энтузиазмом. Послышались весёлые разговоры и смешки: кто-то уже планировал как следует отлежаться, а кто-то устроить кутёж и оторваться в таверне.

Орёл невольно улыбнулся, когда оглядел собравшихся. Небольшая команда, всего лишь двенадцать человек, но мало того, что очень дружная, так ещё и в деле плодовитая. Наверное, он сумел создать маленькую семью, где, несмотря на разницу в возрасте, царствовала своеобразная идиллия.

— Эй, Орёл, я пропустил эту информацию, когда вы обкашливали вопросики, но типа напомни мне, что мы ищем вообще? — Воробей, решив первым нарушить паузу, с любопытством уставился на командира и сопровождающего. — Ну, меня это, конечно, не особо волнует, ведь ты не соглашаешься на февульский бред, но меня дрожь от всей этой ерунды берёт. Типа страшно жуть. Предчувствие плохое.

Бровь Орла изумлённо изогнулась. Командир присвистнул и повернулся к сопровождающему, чтобы дать ему слово.

— Артефакт. Его вы сразу увидите. Остальное не должно вас касаться.

— Вот так вот, — пожал плечами Орёл, показывая свою беспомощность перед заказчиком, решившим хранить секреты. — Но я согласен: всё, что связано с ниврами, напрягает. Верно, Воробушек?

— Нет… то есть… да… наверное… Короче, простите сердечно. Просто думал, что смогу послушать, ну, мнение чьё-то, успокою нервишки, так сказать. Не серчайте, да? Всё круто типа.

— Проклятье, Воробей, ты снова выставил себя кретином, — Сова нахмурилась и поджала губы.

Воробей был крупным человеком. И крайне глупым, отчасти даже недалёким. Сокол никогда не воспринимал его всерьёз, хотя на деле это неповоротливое корыто отлично махало клинками. Из-за своей хлещущей из всех щелей энергии Сокол даже попробовал от скуки сразиться с этим громилой, но в итоге проиграл и выслушал целую недовольную речь Орла, который отчитывал его за неподобающее поведение. Как малого ребёнка, честное слово.

Тем не менее, сила была силой, но умственные способности тоже играли немаловажную роль. И если с первым всё хорошо было у Воробья, то со вторым — у Сокола. По крайней мере, он так себя успокаивал. Ему очень не нравилось проигрывать.

— О, да ладно вам. Все мы любопытные создания! — Сокол поставил руки на столик, сооружённый из подручных средств, и вклинился в разговор с натянутой улыбкой. — А ещё называют меня дитём малым. Ложью попахивает, дорогие мои!

— Сокол…

Орёл мягко опустил руку на плечо неугомонного соратника и слабо сжал — явный намёк, что можно схлопотать, если не перекрыть бурный словесный поток. Сокол обиженно вздохнул и чуть не надул губы. Орёл со вздохом отметил, что его подопечный до сих пор был недостаточно взрослым, хотя давно должен был смотреть на мир более осознанным взглядом — возраст, в конце концов, уже начинал говорить о себе.

— Все вопросы оставим на потом, а сейчас пора ложиться. Завтра нас ждёт тяжёлый день. Ворон, будь любезен, проследи за Соколом, чтобы он ничего не взорвал, никого не убил и себя заодно не поранил.

— Эй!..

— Возражения не принимаются.

Орёл потушил свечу и завернул свою карту в трубочку, а другую передал сопровождающему, который, не заботясь о делах наёмников, сразу убежал в свою палатку. Сова тем временем разобралась с последним источником света — костром.

Сокол, шедший до этого рядом с Вороном, с любопытством развернулся, чтобы понаблюдать за тем, как последние языки пламени блекли под чужой силой. От этого зрелища ему на ум спонтанно пришла довольно странная мысль: если огонь мог умереть, то на что вообще стоило рассчитывать хрупкому человеку?

Очень редко голову Сокола посещали подобного рода рассуждения. Но когда такое происходило, то весь оставшийся день он грустил и размышлял над тем, что всё в мире ужасно и несправедливо. Для него, привыкшего к нейтральным мыслям, это было самое противное. Лучше говорить о фантастических нелепицах и радоваться им, чем мучиться правдой.

— Не тормози, — Ворон, зазывая в палатку, помахал Соколу.

Поморгав несколько раз, чтобы избавиться от нежелательного наваждения, Сокол смущённо несколько раз кашлянул. Ну к февулам этот огонь. И без него прекрасно жилось.

Их палатки были двухместными. Но Сове повезло — она спала без компании, и ей никогда не приходилось вставать посреди ночи от громкого храпа и кидаться всем мягким и твёрдым в нарушителя спокойствия. А вот Сокол мучился с этим всю свою короткую жизнь. В какой-то момент он даже затыкал уши эластичным материалом, но этот способ совсем не помог против такого сильного врага, как храп Ворона. Когда вновь уснуть не получалось, Сокол обычно выходил на улицу вместе со спальным мешком, но его прогоняли обратно либо навязчивые насекомые-кровопийцы, либо Орёл, страдающий бессонницей.

Что самое ужасное, командир даже не слушал жалобы. Просто брал и загонял, как животное, обратно в стойло.

Иногда Сокол использовал девиз «тонешь сам, топи другого» и всячески мешал спать Ворону. Но чаще, если не всегда, он просто покорно принимал свою участь.

Зайдя в тускло освещаемую палатку, Сокол сразу же, не раздеваясь, завалился на заранее заготовленное место. Он вздыхал и сетовал на невезучесть, преследующую его по пятам.

— Принцесса сегодня притомилась?

Ворон шустро снял верхнюю одежду, затушил свет, поёрзал в спальном мешке, чтобы выбрать удобную позу, и утихомирился. Сокол, следом за ним, несколько секунд устраивался, а потом лёг на спину и закинул руки за голову.

— Ага, эта принцесса тебе все глаза выклюет, если только посмеешь испортить мне ночь.

— М-м-м… — Ворон задумчиво промычал. — Как думаешь, всё пройдёт нормально? Этот человек с нами не внушает мне доверия.

— Ага. Тот ещё тип.

— Мне кажется, он что-то скрывает. Зачем вдруг ему понадобился ниврийский храм? Именно этот? Я не спец, но их вроде мало. Да и нивры наверняка забрали с собой самое ценное.

— Понятия не имею. Можешь завалиться к нему и задать все интересующие тебя вопросы. Увидев твою страшную рожу, он, поверь, сразу поделится самыми сокровенными планами.

— Опять ты грубишь.

— Вовсе нет, — без желания ответил Сокол и добавил: — Давай ложиться. Потом будем думать над этой ерундой.

Ворон намёк понял, замолчал и уже через несколько минут заснул.

Сокола клонило в сон плохо. Он прислушивался в темноте к жужжащему звуку и пытался найти надоедливого незваного гостя, но без особого успеха. Ещё как назло чесались руки и ноги, а в голову лезли неподходящие мысли. Душная атмосфера тоже мешала, и Сокол обливался потом.

Но раздеваться было по-прежнему лень. Он с закрытыми глазами попробовал вяло отстегнуть пояс, однако его затянуло в долгожданное Ночное Царство раньше, чем он дошёл до третьей пуговицы.

Глава 1. Балобан. Часть вторая

Соколу что-то отчётливо мешало спать. Этот шум словно пробирался в самый мозг, нарастал и неприятно ударял по барабанным перепонкам. Он перевернулся на бок, но звук, никуда не исчезая, продолжил доставлять дискомфорт.

Сокол, издав недовольный рык, с трудом разлепил глаза и утонул во тьме, в которой он ничего не видел.

Значит, сейчас до сих пор была глубокая ночь. Теперь шум, царивший в палатке, приобрёл более явственные очертания — храп. Это был ненавистный храп, от которого Сокол снова проснулся!

Придушить и скинуть со скалы, чтобы больше такое не происходило? А для Орла придумать какую-нибудь трагичную историю, дабы он прямо-таки прослезился.

Сокол действительно готов был прибить беззащитного соратника. Он думал, что при первой возможности заставит того закупиться в городе настойками, чтобы Ворон наконец вылечил себе нос. Или попытается перед Орлом заново выставить себя жертвой, чтобы командир переселил Ворона к менее чуткому человеку, но к такому же храпящему. Они будут друг друга терроризировать, и тогда, возможно, Ворон поймёт, каково это каждую ночь просыпаться и мучиться.

Таких людей, пришёл к мнению Сокол, вообще необходимо было изолировать, ибо храп — это отдельный вид страданий для окружающих.

— Урод. Завтра тебя просклоняю так, что сам себя зарежешь, — после долгих дум прошептал в пустоту он и выполз наружу.

На улице было ожидаемо прохладно, и эта свежесть по сравнению с духотой в палатке помогла развеяться. Сокол жадно схватился за чистый горный воздух и постепенно расслабился. Он даже решил, что зря желал Ворону смерти.

Луна продолжала ярко красоваться на небе и радовать неискушённый человеческий глаз. Она была такой свободной, её не отягощали мирские заботы. Ей никто не мешал веселиться или спать, и Сокол хотел быть похожим на неё, но знал, что никогда не сумеет покинуть Орла, перед которым чувствовал себя обязанным. Командир не сделал для него ничего героического — всего-то подобрал оборванца, который долгое время, после мерзкого приюта, скитался по улице в поисках пропитания. Он дал ему имя, обучил всему необходимому. Орёл ничего не требовал от него взамен, потому что был этаким добряком, спасающим страдающие души лишь по собственной, бескорыстной, прихоти.

Но не только мнимая обязанность принуждала оставаться подле Орла. Было и что-то другое, чего Сокол, привыкший полагаться исключительно на себя, не хотел признавать.

Совсем близко послышалось тихое пение. Сокол повертелся в разные стороны и с удивлением наткнулся на Орла. Он сидел рядом с потухшим костром и перебирал пальцем остывшие угольки.

Орёл и раньше нередко бодрствовал ночью, но он никогда, сколько себя помнил Сокол, не пел. Да и о таком умении командира думаешь в последнюю очередь, когда смотришь на этого серьёзного и мужественного человека, привыкшего работать руками, а не голосом.

Сокол, собравшись с духом, направился прямиком к командиру, чтобы сесть с ним и просто насладиться спящей природой. Орёл завидел его не сразу, но когда заметил, то прекратил петь и с непонятной эмоцией воззрился на гостя.

Сокол предположил, что он подбирал более правильные слова, чтобы отругать и отправить обратно в эту противную палатку. Но вместо этого Орёл движением руки позвал его к себе, и Сокол не стал тормозить. Он, пользуясь возможностью, быстро оказался рядом с ним.

— Снова не спится, птенец? — мягко поинтересовался спустя несколько минут Орёл. — Ворон мешает?

— Если он когда-нибудь в прекрасный момент исчезнет — я не виноват.

— Всё так плохо?

— Ужасно! Попробуй сам с ним поспать в одном душном пространстве. Сразу поймёшь, что это настоящий кошмар наяву, — Сокол для пущей эффектности прибегнул к своему самому страдальческому выражению лица. — Спаси, а?

— Подними эту тему после того, как мы выполним задание, хорошо? Решим, как поступим с тобой.

И это значит, что сейчас, Сокол, тебе придётся вернуться и погрузиться опять в эти страдания, от которых уже начала болеть голова.

Нет. Орёл не сможет его прогнать. Сокол решил для себя, что будет сидеть здесь до победного, до утра, если ситуация будет вынуждать. Он ни за что не сдвинется с места, даже если ему будут угрожать.

Воцарившееся молчание было необычайно приятным, и нарушать его совсем не хотелось. Но Сокола пробирало любопытство. Как Орёл научился петь? Было ли это врождённым? Почему он раньше об этом не говорил? Неужели он стеснялся?

Хрустнув несколькими пальцами и пару раз взглянув на командира, Сокол наконец набрался смелости и открыл было рот, но его остановил Орёл.

— Ты волнуешься так, будто собираешься расспросить меня о чём-то извращённом, птенец. Расслабься.

Сокол смущённо потёр шею, выдавил из себя улыбку. До этого он ещё не доходил, но надо будет обязательно как-нибудь рискнуть, потому что у такого статного мужчины просто не могло не быть в прошлом каких-либо любовных похождений.

О Сущий!

От странных мыслей Сокол смутился сильнее, но в ночи его красное лицо было не заметно. Он медленно выдохнул и поспешил приступить к сути, чтобы как можно быстрее сгладить неловкость.

— Эй, Орёл… У тебя очень здоровское пение. Ты чего раньше этим не хвастался? Уверен, другие бы поддержали меня.

— Ох, птенец, — командир прекратил своё увлечённое перебирание угольков и целиком развернулся к Соколу. — До этого момента никогда не тянуло, если честно. А сегодня… просто очень хорошее время. Мелодичное, я бы сказал. Душа так и требует что-то спеть.

— А ты этому учился?

— Нет. Это не моё. Да и слуха у меня как такового нет, — он посмотрел на небо. — В моей жизни… был однажды прекрасный голос, но его… больше нет.

То, с какой интонацией Орёл произнёс последние слова, заставило Сокола невольно дрогнуть. Командир перед ним был подавленным, будто… по кому-то скорбел. Он разительно отличался от своего обыденного неунывающего образа, и это неприятно удивило.

— О чём ты?

Командир мотнул головой, чтобы избавиться от наваждения. Он равнодушно оглядел Сокола и отвернулся от него.

— Иди спать, Сокол. Можешь позаимствовать мою палатку. Всё равно я не буду ложиться.

Неужели обидел? Перешёл границу? Сокол собирался было как-то возразить, но фигура сгорбившегося Орла, крутящего кольцо на пальце, заставила его прикусить язык.

От разговора на душе остался неприятный осадок. Соколу было неловко от того, что он ничего не делал и не пытался вытянуть из Орла правду. Но, с другой стороны, разве его не просили молча уйти и не бередить старые раны?

Посидев ещё немного, он, не дождавшись от командира ничего вразумительного, воспользовался его добротой и отправился к нему в палатку.

Уснуть в этот раз получилось намного быстрее. Возможно, сказывалось возникшее напряжение, а, возможно, Сокол просто надеялся, что всё произошедшее — это неудачный сон, который утром благополучно забудется.

* * *
Снова какие-то противные звуки, только в этот раз они доносились откуда-то снаружи. У них там что, началось очередное незапланированное собрание?

Сокол раздражённо закрыл уши, но кто-то вошёл в палатку, впустил солнечный свет и жизнерадостно прокричал, прежде чем уйти:

— Вставай, соня! Из-за тебя мы тут торчим больше положенного!

Кому принадлежал этот звонкий голос? Ворону? Нет, тот будет как-то поспокойнее. Да и пинать начнёт, а не кричать. Сове? Определённо нет. Кто же это тогда?

Сокол открыл сначала один глаз, а потом другой. Он принципиально долго нежился на месте и переворачивался то на один, то на другой бок. В конце концов, он оклемался, пригладил торчавшие волосы и неохотно выбрался из палатки. Его сразу встретила довольная физиономия Скворца.

Точно. Именно он посмел так нагло разбудить Сокола и испортить ему самый лучший сон, где он безмятежно парил над землёй и не знал печалей. Его Сокол тоже захотел сбросить со скалы. Вслед за Вороном, чтобы ему внизу было не так одиноко.

— М-м-м! Привет-привет! Как спалось? Что снилось?

Скворец кружил возле него, как назойливое насекомое, и бессовестно нарушал личное пространство. Сокол, сдерживаясь из последних сил, искал Орла, но его нигде не было, как и большей части команды. Только Сова, Ворон и эта ошибка природы. Отлично, просто замечательно.

— Где остальные? — сонно пролепетал Сокол, потирая глаза.

— Они недавненько ушли! Злой человек их заставил, ур-р! А вот нас из-за тебя оставили здесь! Но если мы поспешим, то догоним их!

— Кру-у-уто. Как я рад, что нас бросили.

— Вовсе нет! Командир никогда бы так не сделал, если бы на него не надавили!

— Да знаю я, гений. Это был сарказм.

— А-а… вот оно что! Ха-ха, очень смешно!

— Обхохочешься.

Ворон, не теряя ни минуты, убрал палатку. Сова тоже не стояла и не слушала бесполезную болтовню — уже шла впереди них и изредка оглядывалась назад.

Ворон, дружески толкнув Сокола в плечо, подмигнул ему. Наверное, он испытывал такую же боль от присутствия неугомонного Скворца.

— Пошли уже.

Ворон поднажал, а следом за ним поскакал Скворец. Он размахивал руками и улыбался во все тридцать два, словно утро было поистине редким, солнечным и удивительным.

Нет, солнечным оно действительно было, но для Сокола абсолютно каждый радостный момент казался мрачным и гнилым. Он презирал если не весь мир, то свою скверную судьбу уж точно. Так пакостно на него влияли резкое пробуждение и недосып — всё же его ночь прошла гадко.

— Как думаете, на солнце тоже живут, м-м-м… какие-то жёлтые драконы, которые умеют дышать солнечной энергией?

Скворец держался рядом с Вороном, но у Сокола было ощущение, что донимали только его. Звонкий голос Скворца был проклятием, от которого невозможно было сбежать — везде найдёт.

Да, Скворец был приставучим человеком, однако, когда хорошее настроение, его легче не замечать. Сейчас же Сокол не мог похвастаться нормальным расположением духа. Ему хотелось куда-нибудь уйти и застрять там до скончания веков, лишь бы не слышать невыносимого Скворца.

— Или может проживают какие-то солнечные нивры? Или люди? Или оуви?

— Или сейчас там чисто случайно окажешься ты, — Ворон дал оплеуху Скворцу, отчего тот застонал от боли.

Сокол, к своему стыду, со злорадством улыбнулся. Уже давно надо было врезать этому паршивцу.

— Ну и ладно, — угрюмо промычал Скворец, обижаясь на всё и вся. — Ну и не надо. Не больно и хотелось!

Оставшаяся часть дороги прошла на удивление мирно. Никто не пытался заговорить, чтобы развеять нависшее молчание — всем, даже Сове, было как-то безразлично, что Скворец не продолжал жаловаться на всеобщую несправедливость по отношению к нему.

Зато Сокол радовался. Совершенно недостойный поступок, но он же не Сущий, чтобы быть милосердным ко всем. И уж тем более не благородный Орёл, который был против краж, убийств, действовал по принципу «Око за око» и всегда стремился к тому, чтобы его команда не унывала.

Командира они догнали относительно быстро. Он что-то говорил держащимся рядом с ним людям и по привычке размахивал руками, пока сопровождающий излишне нервно стучал ногой. Когда Орёл краем глаза заметил, как к нему со всех ног мчались те, кого он недавно оставил, то сдержанно улыбнулся и подозвал их к себе ближе.

Сокол под этой миролюбивой маской почувствовал что-то неладное, но предпочёл тактично проигнорировать.

— С этого момента идём быстро, иначе не успеем дойти вовремя, — Орёл интуитивно, с максимальной осторожностью, потрогал свою бороду и задумчиво хмыкнул.

— Даже не дадите перекусить? — бровь Ворона недоумевающе поднялась.

— Даже это, — ответил за него человек.

— Да. Чем быстрее дойдём…

— …тем быстрее закончим, — договорил за Орла Ворон. — Ясно.

Он намеренно приостановил шаг, чтобы поравняться с плетущимся позади всех Соколом. Ворон, что-то обдумывая, сначала молчал, но желание поделиться своими наблюдениями взяло верх, и он, ещё раз глянув на Сокола, открыл рот:

— Он как будто поставил цель превыше нас. Это на него не похоже. Ещё и рванул, пока ты спал… Конечно, если бы мы сильно задержались, то он бы подождал нас, но всё равно! Ты же меня понял, да? Я думаю, что во всём виноват этот странный мужик.

— Да забей, Ворон. Что мы можем сделать? Сказать, что устали? Пока этот кретин с нами, ничего не изменится.

— Я знаю, — он замолк, но потом снова с огорчением продолжил: — Но он наш командир. Он заботится о нас. Мы можем подойти к нему и попросить сжалиться. Неужели ты сам этого не хочешь?

— Если ты не заметил, я из-за твоего храпа опять не выспался. Поэтому сейчас я хочу просто побыть в тишине. Без твоего общества, если что.

Ворон намеревался было высказаться касательно грубого ответа Сокола, выразить всё своё негодование и презрение по отношению к его эгоизму, но не стал и специально отошёл от него подальше, чтобы оставить зануду одного.

Сокол, тихо ругнувшись, только сильнее разозлился на себя. Ему тоже хотелось поделиться своим возмущением, с кем-то обсудить эту ситуацию. Может, даже пошутить над их сопровождающим, чтобы немного успокоиться и улучшить своё настроение.

Он норовил, как и Ворон, подойти к не особо радостному Орлу и потребовать у него справедливости, ведь он не монстр! Он должен уважать свою команду даже тогда, когда заказчик требовал от них что-то нереальное.

Но Сокол не сделал ничего из перечисленного, и потому он шагал в гордом одиночестве, которое больше не было для него желанным. Оно казалось ему угнетающим.

С этим чувством досады Сокол не расставался на протяжении многих часов пути. Он не очнулся даже тогда, когда команда неожиданно остановилась и восторженно заохала и заахала. Ему было это так неинтересно, что он не поднял и головы — его взгляд был прикован к земле.

Сокол вернулся в реальность тогда, когда его потрясла за плечо Сова и своим ласковым голоском позвала его несколько раз по имени. Сокол оглянулся, а потом резко замер, пока широко открытыми глазами смотрел на храм, находившийся напротив него.

— Что… это?

Эта постройка сияла в лучах солнца. Она была словно оплетена множеством нитей паутины, которые переливались при дневном свете всеми цветами радуги. Храм пленил своей красотой людей, которые видели разве что скучные тупоугольные здания, а не воздушную и изящную ниврийскую архитектуру.

В белом камне были небольшие вкрапления из золота, придававшие общей композиции что-то совершенно нереальное. Казалось, что простые смертные пришли к покоям Сущего, который великодушно приглашал их к себе погостить.

Сокол разинул рот. Впервые он видел настолько красивый… нет, настолько невообразимый храм. Возможно ли, чтобы такое чудо вообще существовало здесь, в этом захолустье?

— Кажется, мы пришли, — Сова тоже с трудом сдерживала своё восхищение. — Наверное, нам надо подойти ближе к Орлу. Он проинструктирует нас о дальнейшем плане действий.

Храм завладел вниманием Сокола до такой степени, что он не мог пошевелиться. Это место по непонятным причинам наполняло его такой силой, что Сокол не понимал, как раньше без неё жил. Он впервые подумал, что сможет наконец-то использовать магию, что сможет контролировать земных существ, которые преклонят перед ним колени.

Но ничего не вышло, когда он поднял свою руку. Всё по-прежнему было… обычно.

— Сокол, чего ты? — в голосе Совы было беспокойство. — Давай, пошли.

Она осторожно взяла его за одежду и потянула в свою сторону. Сокол отреагировал нервозно. Он буквально недавно чувствовал себя по-особенному, а теперь было только опустошающее разочарование, из-за которого стало вдвойне печальнее. Это больно резануло по сердцу, и теперь в его глазах отражалась вся вселенская грусть.

— Сокол…

— Да, ты права. Орёл ждёт нас.

Сокол, направляясь к командиру, прошёл мимо Совы. Девушка, прежде чем побежать за ним, неуверенно потёрла руку и дала себе обещание, что обязательно, когда они будут отдыхать после миссии, поговорит с Соколом начистоту.

— …не знаю, что будет в этом храме, но от нивров добра не жди. Не расходитесь и ничего не трогайте, слышите? Находим то, что нужно, берём и уходим. Всё уяснили? — Орёл с прищуром оглядел сопровождающего, подозрительно сторонившегося их. — Вы пойдёте с нами?

— Я буду здесь.

— Вы уверены?

— Абсолютно.

— Хорошо. Ваше право.

Сокол фыркнул. Этот человек ему совершенно не нравился, он был слишком изворотливым и непонятным. Если он знал, что там опасно, то почему не сообщал им? Это было бы выгодно в первую очередь ему, ведь живые наёмники явно полезнее, чем мёртвые.

Сокол, размышляя над этим и изучая сопровождающего, скрестил руки на груди.

— Пожалуйста, ради Сущего, — взмолился Орёл, обращавшийся к команде, — будьте осторожны.

Ворон обернулся, чтобы посмотреть на Сокола, но, встретившись с ним, сразу же, как ужаленный, отвернулся.

— Вы с ним поругались? — тихо спросила Сова, когда заметила между ними неловкость.

— Не знаю. Видимо.

— Помиритесь. Если не сейчас, то потом, хорошо? Ворон — хороший, и он готов ради друга на всё. Не забывай об этом.

Сокол кивнул. Он не гарантировал, что всё пройдёт как надо, но он постарается. Честно.

Орёл тем временем подошёл к храму и проверил его на наличие возможных ловушек. Ничего не найдя, он стал толкать огромную дверь, чтобы открыть её. К нему подбежали остальные, когда командир промучился с ней слишком долго.

Сначала она никак не поддавалась, чем несказанно раздражала и Орла, и команду. Но когда все, под его указку, одновременно приложили максимум усилий, то дверь медленно, с шумом, начала, как врата, отворяться.

Сокол на всё сборище смотрел с любопытством. Он изредка поглядывал на загадочного человека, который от напряжения грыз ногти и неотрывно следил за наёмниками, пыхтящими от тяжести. Казалось, он вот-вот сорвётся с места, чтобы проскользнуть в храм, но что-то останавливало его, и он не двигался.

Дверь открыли настолько, что появилась возможность свободно зайти внутрь всем, даже неповоротливому огру.

Первым прошествовал в храм, как самый главный, Орёл. Он считал, что смерть командира в случае чего сможет послужить остальным уроком, и команда поступит как подобает.

После сообщения, что всё в полном порядке, зашли за Орлом остальные. Но Сокол поколебался. Его вновь захватило странное беспокойное чувство, которое никак не утихало. Вздохнув всей грудью и досчитав до десяти, он сделал один уверенный шаг внутрь и оказался сразу на удивительной территории.

Всё сияло и блестело. Не так, как снаружи. По сравнению с внутренним убранством внешний вид самого храма казался заурядным, даже блеклым. В помещении, в которое угодил Сокол, было много золота, а белые рельефные стены были украшены различными драгоценными камнями, из-за чего создавался эффект нереальности происходящего.

За колоннами, держащими высокий потолок, было невероятное множество неизвестных сокровищ, валявшихся небрежно, словно это был мусор, а не что-то стоящее.

По центру была выстлана бархатная дорожка, нетронутая временем. Она вела к небольшой лестнице.

— Не разбегайтесь! — гаркнул Орёл, когда многие начали постепенно останавливаться и отходить от основной команды, чтобы осмотреть блестящие предметы и затолкать их в свои сумки.

Сокол, предчувствуя впереди крупную наживу, держался пока с Орлом. Впрочем, в своё оправдание он мог сказать, что его не особо притягивало всё это подозрительно разбросанное золото. Можно, конечно, благодаря нему беззаботно зажить, но ловушки? Он ничего не знал о гадких сюрпризах, которые были здесь заготовлены. А Сокол хоть и мечтал о славном богатом будущем, сомневался, что если поведётся на такие манящие сокровища, то сможет вообще выйти отсюда и устроить себе это самое счастливое будущее в тёплой дорогостоящей кроватке где-то в центре Куллáра.

— Кретины, — сказал больше для себя, чем для других, Орёл. — Повыкидываю их после этого, клянусь своей головой. Если что-то случится, заказчик убьёт нас.

— Со всеми бывает, сэр, — Воробей принял необычайно важный вид. — Деньги портят людей. С этим, к сожалению, ничего не поделать.

— Пусть со своими деньгами на улице прохлаждаются. Мне в команде такие ветреные эгоисты не сдались.

— Только вот не говори, что тебя самого не притягивает всё это безумство.

— Если продолжишь в том же темпе, Сокол, то первым вылетишь, — пригрозил Орёл, поднимаясь по лестнице.

Эта часть храма особо не отличалась от предыдущей. Повсюду снова было разбросано блестящее золото, но теперь посередине возвышался красивый орехового цвета постамент, над которым парило светящееся голубоватое перо неизвестного происхождения.

— Так полагаю, это наш заказ, сэр.

— Не нравится мне, как эта дрянь располагается, — Сокол скептично вглядывался в артефакт. — Слишком уж на видном месте. А при таких удачных обстоятельствах это окажется, зуб даю, ловушкой.

— Я пойду первым. Не подходите.

Орёл бесстрашно направился к парящему перу. Сова от волнения закрыла глаза, а Ворон и Воробей отошли в сторону, чтобы при непредвиденных обстоятельствах можно было как-то помочь командиру.

Но Сокол вместо того, чтобы тоже подстраховать Орла, неожиданно абстрагировался и зациклился на одном выделяющемся предмете.

Тёмно-красная книга, лежавшая мирно в груде сокровищ.

Могла ли это быть небольшая подсказка по использованию этого удивительного летающего артефакта? Сокол захотел проверить. Он, не обращая внимания на окрик Совы, шустро, всего лишь за пару больших шагов, добралсядо заветного предмета.

Ворон, заметив движение Сокола, оставил общество Воробья, чтобы подойти к другу и разузнать у того подробности, а заодно изучить вместе с ним то, что он нашëл.

— Что ты делаешь? — Орёл, находясь уже рядом с постаментом, с непониманием глянул на Ворона.

— Сокол что-то откопал.

Сокол провёл пальцем по пыльной обложке, усеянной тонкими венами. Несмотря на необычный рельеф, материал был на удивление приятным: настоящая кожа, выделанная со всем изяществом и мастерством. Но была какая-то неприятная энергетика, которая пробиралась внутрь и заставляла сердце биться в два раза быстрее.

— Я что вам сказал?! Сокол, живо возвращайся!

Мозги начали работать судорожно. Эта обволакивающая аура спутывала мысли, пыталась подчинить и сделать безвольной марионеткой. Она вбивала в голову то, что никак, даже под страхом смерти, не хотелось совершать, и принуждала открыть книгу, впитать в себя накопленные знания.

Сокол, сглотнув вязкую слюну, дрожащими пальцами схватился за уголок толстой обложки.

— Сокол? — Ворон окликнул его, но в ответ не получил никакой реакции. — Эй, приятель?

Ворон побежал к другу, который уже раскрыл книгу. По краям она заискрилась ярким огнём, охватившим руки Сокола. Надписи загорались и исчезали, а странички с невероятной скоростью переворачивались и противно скукоживались.

Из книги исходило фиолетовое, неясное свечение, которое становилось всё темнее и темнее.

Неожиданная вспышка ослепила всех находившихся в храме.

Что за ерунда?

Онемели пальцы, конечности, язык — Сокол перестал себя чувствовать. Глаза больше не видели, а мозг не соображал. Складывалось впечатление, будто его отстранили от управления собственным телом.

Кто-то, кажется, звал его. И его ли? Сокол окончательно потерял связь с реальностью.

Было множество криков. Таких отдалённых, словно они были в страшном сне. Знакомые голоса всё произносили одно слово, ошарашенно, а потом затихали.

Затухали так же, как огонь на книге, которая стремительно превращалась в пепел.

Но что случилось? Почему люди вопили? Всё же было прекрасно. Сокол впервые за долгое время побыл в шкуре человека, от которого ничего не зависело и который мог летать там, где ему заблагорассудится.

Так почему же?..

Когда он открыл глаза, то с удивлением обнаружил, что сидел рядом с постаментом на коленях, а сложенные в молитве руки были плотно прижаты к груди.

Сердце беспорядочно билось о грудную клетку, пока один глаз нервно дёргался. Сокол медленно, словно боясь увидеть что-то жуткое, развернул голову назад и…

Зрачки расширились до больших чёрных точек. Его лицо побледнело, а дышать стало так трудно, что почти невозможно. Горло резко пересушило, а губы, пытаясь что-то из себя безрезультатно выдавить, конвульсивно задвигались.

Вокруг больше не было живых людей. Возле него ходили высушенные до омерзения человеческие кости со свисавшей фиолетовой кожей. Все они были так изуродованы, что сложно было понять, кто есть кто.

Одно существо потянуло в сторону Сокола свою худую руку, которая сразу же отвалилась и упала с оглушительным шумом на пол.

Сокол закричал. Громко, надрывно. Голосовые связки напряглись до предела, готовясь в любой момент сорваться. Его никогда раньше не охватывал такой неконтролируемый ужас, но сейчас… сейчас это был сильнейший взрыв всех эмоций, которые разрывали его пополам.

Он согнулся и схватился за волосы в надежде избавиться от нахлынувших образов, заставлявших желудок сжиматься в спазмах.

Кажется, его тошнило, пока в голове что-то утомительно говорило:

Люди такой неустойчивый материал. Как жаль.

А затем раздался противный смех.

Глава 2. Непредвиденные обстоятельства. Часть первая

Сокол сидел в какой-то пропахшей мочой и рвотой таверне и выпивал уже в пятый раз непонятную бурду. Он с неприязнью поставил кружку на стол и вытер с неаккуратной бороды пену. Его губы изогнулись в ироничной усмешке.

До чего он, однако, докатился. Стыдно, но не настолько, чтобы это заставляло его что-то менять.

За день, если Сокол не разучился считать, он выпивал приблизительно десять кружек этой отвратительной кисловатой жидкости. Желудок, лишь чудом державшийся при таком неконтролируемом употреблении алкоголя, издал в очередной раз пугающий бурчащий звук.

Не весело.

Он скучающе глянул на какого-то мужлана, который дёргал за юбку расфуфыренную дамочку, разносившую кружки пойла. Та вместо того, чтобы как следует врезать ему, только глупо и вызывающе хихикала.

Мерзость.

Сокол перевёл взгляд и посмотрел на свои ладони. Он сжал пальцы и почувствовал острую боль, словно руки были исполосованы мелкими, кровоточащими царапинами. Впрочем, именно так всё и было.

Забавно. А ему ещё предлагали завести семью. Детишек наплодить, чтобы рядышком бегали, за одёжку хватали и в прятки звали играть. Плюнуть бы сейчас этим людям в лицо, чтобы знали, что ему не нужны никакие кровные связи. Всё угробит.

Низ живота заболел. Да так, что создалось ощущение, будто внутренности начали резать тупыми осколками стекла. Медленно так, мучительно. Доигрался, Сокол, молодец. Ещё один глоток — и точно скончаешься. Прямо здесь, где у каждого человека свои тараканы в голове. Не дай Сущий и чести мертвеца лишат. Разные же люди ходят в такие места.

Он горько усмехнулся. Ему было так всё равно на своё самочувствие и тело, что во всём Со́лфасе не нашлось бы ещё живой души, которая бы также плевала на жизнь, кипевшую вокруг неё. Сокол был в подавленном состоянии уже целый год, и он мечтал умереть, чтобы наконец-то избавить себя от страданий, преследующих его ежесекундно.

Иногда, в чреде унылых дней, у него возникало помутнение рассудка, когда ему казалось, что он жил в этом гиблом и беспросветном болоте с самого рождения. И здесь, куда не посмотри, — везде агрессивное лицо, готовое выпотрошить без жалости невинного человека и продать его органы либо на чёрном рынке, либо ниврам в их подпольном логове, если оно у них вообще было. Они же должны изучать людские тела, чтобы находить слабые места. Иначе в чём удовольствие?

Кислая мина Сокола вызывала у многих подозрения. Вокруг него ходили различные слухи, что, мол, этот человек, на самом деле, какой-то убитый горем вдовец, потерявший из-за нивра маленькую дочурку и прекрасную жёнушку. От этого Сокол смеялся в голос, когда некоторые, особо верующие в эти бессмысленные теории, подходили к нему, снимали шляпы и плаксиво выражали свои соболезнования.

Кретины.

С завидной регулярностью его также донимали, как ни странно, особые сосунки, которые впервые посещали таверну, расположенную за пределами захудалой деревни, и потому с любопытством слушали все сплетни. Они относились к категории невоспитанных дегенератов, но в них был свой толк: для Сокола они служили своеобразной отдушиной, когда они лезли к нему с насмешками и не понимали, что он не настроен на общение.

Он не хотел, чтобы его трогали и уж тем более доставали. И он делал всё возможное для того, чтобы его сторонились. К счастью, хозяин таверны не вешал на Сокола ярлыки и не запрещал ему, несмотря на неидеальное поведение, посещать его заведение. Он приносил прибыль — и это было главное.

По утрам его пробивало на противные размышления. Сокол, просыпаясь с раскалывающейся головой после похмелья, переставал смотреть на всё через призму алкоголя. Ему было больно, но каждый раз он игнорировал своё поломанное тело, просящее о пощаде. Если Сокол не будет пить, то его затопит скорбь, с которой он ни за что не справится. Его будут преследовать кошмары, в которых родные люди превращались в мёртвую высушенную плоть, распадающуюся на глазах.

Вечерами его посещала совесть. Она вгрызалась в сердце, будто надеялась затронуть какие-то сентиментальные струны души. Иногда это получалось, и тогда Сокол, не смея сдвинуться, ещё несколько долгих часов всматривался в потухающий костёр. Он ненавидел себя за то, как обходился в тот день со Скворцом, как желал сбросить Ворона со скалы за его храп, на который с удовольствием обменял бы свою нынешнюю жизнь. Он скучал по Орлу и по его улыбке. По его тёплому, иногда сварливому голосу.

Правильно говорили, что начинаешь ценить только тогда, когда потеряешь. Сокол столкнулся с этим на личном опыте, но уже было слишком поздно для раскаяния. Он не предотвратит случившуюся трагедию. Ничего не исправит. Он был до жути слабым человеком и не мог даже попытаться двигаться дальше ради Орла и команды. Ведь зачем, если можно жалеть себя?

Сначала, после того, как Сокол выбрался из прокля́того храма, ему казалось, что за ним начнётся погоня. В конце концов, сопровождающий превратился в пепел, заказ не выполнен, а необычное голубоватое перо вместо того, чтобы красоваться в руках заказчика, успешно хранилось в сумке Сокола. Он считал важным оставить этот артефакт у себя. По крайней мере, он ему был зачем-то нужнее, чем этому неизвестному человеку, из-за которого всё покатилось в тартарары.

Сокол мечтал его прикончить.

Эта ненависть кипела в каждом потаённом уголке сознания. Он хотел найти его, отомстить, но прекрасно понимал, что во всём виноват только он. Никто больше.

К радости Сокола, никто за ним не погнался. Или же, по крайней мере, его просто никто не нашёл. Хотя, возможно, его давно убили во сне, и всё происходящее — одна из вариаций упущенного будущего, но это было, без сомнений, обычным пьяным бредом. Скорее всего, заказчик нанял других людей, когда одни наёмники нежданно-негаданно испарились и не принесли ему желаемое. Но навряд ли те смогли найти, если добрались до храма, что-то полезное. Хотел бы Сокол посмотреть на эту напыщенную, искажённую гневом морду. Вот была бы потеха!

Сокол постоянно таскал перо с собой, разглядывал его и не переставал надеяться, что артефакт среагирует, и появится Орёл, который обнимет его и утешит. Но всё было тщетно. Перо просто существовало — и ничего более.

В первые месяцы Сокол хотел как-нибудь обратиться к ниврам, попасть мистическим образом в их Королевство и попросить о помощи. Перо было в их храме, значит, они должны что-то знать. Хотя бы маленькую крупицу информации, за которую можно было бы зацепиться. Но гордость переборола здравомыслие, и Сокол поддался простой человеческой апатии и оставил всё как есть.

Потом, когда глеты подошли к концу, он решил, что лучше всё же найти заказчика и отдать ему артефакт, чтобы получить заслуженный гонорар. К тому же он не мог воспользоваться этой треклятой штукой и считал её бесполезной, поэтому зачем она ему? Но каждый раз Соколу хватало сил только на то, чтобы добрести до привычной таверны. Так и была заброшена идея с возвращением артефакта необходимому человеку, которого он, откровенно говоря, даже не знал. Все данные о заказчике пропали вместе с Орлом и сопровождающим.

Когда деньги всё же закончились, Сокол вспомнил, каково это быть бродяжкой с улицы. Он добывал глеты не самым законным способом, но ему это было позволительно, правда ведь? Его душа давно перестала быть белой и пушистой. Теперь она принадлежала убийце, голова которого должна лежать на плахе, а ещё лучше — в кровавой корзине с такими же убогими людьми.

Прокручивая в который раз безрадостные воспоминания, Сокол скривился.

Живот очень кстати прошёл, и он, одним глотком выпив жидкость, почувствовал новую боль, но уже в своём горле. Сокол скорчился, задышал быстрее и открыл широко рот, чтобы глотнуть воздуха.

Сколько ещё продолжится это добровольное уничтожение организма? У Сокола не было ответа, но он знал, что на полном серьёзе готов был так глупо скончаться. Ему было куда проще скрывать свои душевные переживания в этой зеленоватой бурде, разъедавшей внутренности, чем стремиться к чему-то большему.

Пожалуй, он был не просто слабаком. Он был ничтожеством.

На дне кружки продолжала булькать жидкость. Сокол редко допивал остатки роскоши: они на вкус были хуже, чем сам напиток в целом. Он решался на такой подвиг лишь в тяжёлые дни, когда хотелось не то сдохнуть, не то скрыть свою непроходимую печаль в чём-то противном и крепком.

Повертев в разные стороны кружку и понаблюдав в тусклом освещении, как напиток плескался и переливался болотным оттенком, Сокол с огорчённым стоном плюнул на пол, выпил и опять схватился за горло. Ну что за напасть! Боль была терпимой, но она то нарастала, то через секунды утихала, то вновь напоминала о себе. Сгорбившись, он, стараясь как-нибудь абстрагироваться от этих гадких ощущений, зажмурился.

Через несколько минут полегчало. Видимо, за долгое время у Сокола выработался иммунитет не только к алкоголю, но и к боли.

Когда он потянулся к небольшому мешочку, висевшему у него на поясе, и обнаружил, что в нём не осталось ни одной глеты, то первым делом, что Сокол сделал — это грязно выругался. Потом — осмотрелся. Люди вокруг него запевали песни, поднимали огромные кружки, улыбались во все тридцать два и залпом выпивали своё грязное пойло.

Не испытав от этого вида никаких положительных эмоций, Сокол, опираясь о стол, чтобы не повалиться на пол, с трудом поднялся на свои дрожащие ноги.

Вероятно, спускать последние глеты на алкоголь было отвратительной идеей. Впрочем, это уже не имело никакого значения.

Сокол, не доходя до двери, ведущей прочь из таверны, ощутил, как всё тело предательски напряглось. К горлу подступил новый ком, не предвещавший ничего хорошего. Он взялся за голову и сделал ещё пару неуверенных шагов.

Перед глазами всё закружилось. Он совсем не понимал, куда шёл и, самое главное, зачем. Огромный мир в один миг потерял все краски и оставил после себя пугающую пустоту.

Но Сокола она почему-то не пугала.

Не успел он окончательно опомниться и вынырнуть из беспамятства, как наткнулся на крупное препятствие. В следующий момент его тут же потащило вперёд, и, когда ему наконец-то удалось привести зрение в порядок, в лицо прилетел кулак.

Не удержавшись на ногах, Сокол с шипением повалился на пол. Он, подавив в себе жгучее желание никогда не вставать, приподнялся на локтях и выплюнул гадкий сгусток крови.

— Мудак, никто не смеет прикасаться к Большой Секире! — взревел гигант, грубо взявший своего врага за шкирку. — Ты жалкий и пьяный червяк!

— А ты компенсируешь свои комплексы за идиотским псевдонимом, но я же не выставляю это на показ, — с кровавой ухмылкой проговорил Сокол.

Послышались одобрительные возгласы.

Большая Секира, подумав некоторое время над смыслом сказанного, грозно нахмурился и громогласно зарычал. Он бросил обидчика вперёд, прямо на стол, который под чужим весом сломался.

— Ты будешь платить за порчу имущества, неповоротливый ты дерьмоед!

Большая Секира, уставившись на хозяина, выбежавшего в самый центр таверны, виновато опустил голову и пролепетал:

— Извините…

— Нет! Никаких извинений. Это был десятый раз за неделю. Десятый, Сущий тебя дери!

— Этот человек, — он указал на Сокола, который старательно пытался вновь подняться и не повалиться на кучу острых дощечек, — сам виноват. Он перешёл мне дорогу.

— А если тебе перейдёт дорогу дракон, ты тоже будешь размахивать своими тупыми кулаками?!

— Если он в меня врежется, — по-детски наивно ответил Большая Секира, неловко потоптавшись на одном месте.

Было достаточно странно наблюдать за тем, как мускулистый мужчина под два метра ростом объяснялся перед хлипким хозяином, который был совершенно непримечательным и определённо не обладал никакими боевыми навыками, чтобы защититься. При желании Большая Секира мог просто взять — и согнуть, как тонкую ветку, этого человека пополам. Однако вместо этого он извинялся.

Сокол, уже благополучно ставший на ноги, при виде этой донельзя нелепой картины громко рассмеялся, хоть ему и было невероятно больно издавать любые звуки. Но в своём поступке он чувствовал превосходство, и в данный момент это было единственное, что его удовлетворяло.

— Вот никогда бы не подумал, что такой безмозглый верзила, — Сокол выплюнул кровь, — будет ещё более ничтожен, чем он есть на самом деле. Неужели у тебя нет гордости?

Большая Секира, подняв свой взгляд на обидчика, уничтожающе на него посмотрел. Обладай он магическими способностями, то от Сокола не осталось бы даже песчинки, только одно воспоминание. В нём пылала сильнейшая ненависть, которая насторожила присутствующих.

— Большая Секира… — тихо произнёс хозяин таверны. — Пожалуйста, будь благоразумнее. Не слушай этого идиота.

— Я вообще-то здесь, — недовольно сказал Сокол. — А вот этот мудозвон, видимо, совсем сбрендил. Я удивлён, как он вообще способен обрабатывать информацию. Для этого, наверное, нужны все нулевые умственные способности? Бедняжка.

Верзила, задетый нелестным комментарием, не стал церемониться. Он понёсся со всей скоростью на Сокола, который в пьяном состоянии был не способен вовремя отскочить, чтобы избежать столкновения. Большая Секира, зло завопив, взял его за грудки и под громкое ругательство бросил в окно. Осколки стекла полетели в разные стороны, кто-то, скорее всего, хозяин, закричал, но Секира, грубо оттолкнув его, бросился на выход из таверны, чтобы добить своего обидчика.

Сокол, потерявшись в пространстве, хрипло простонал и закашлялся. Все его конечности и внутренности ныли, голова раскалывалась, что только сильнее ухудшало и без того паршивое самочувствие.

— Я убью тебя! Убью-ю, жалкая муха! — верзила показал пальцем на валявшегося в собственной крови Сокола. — Отныне ты никогда не посмеешь меня оскорбить!

— Ага, — он с болезненной улыбкой повернулся к Большой Секире. — Ты сам прекрасно с этим справляешься.

Крупный мужчина закричал и снова побежал на Сокола. На секунду бывший наёмник подумал, что вся его жизнь вела именно к этой бестолковой кончине. Его это не расстроило, но и радости после такого открытия не прибавилось. Было только странное равнодушие.

Зажмурившись, Сокол, надеясь избежать столкновения, прикрылся руками. Время, казалось, замедлилось, и в один прекрасный миг ему почудилось, что он уже давно погиб, а его труп едят хищные лупо, которые своими опасно светящимися зубами разрывают его настрадавшуюся плоть.

Сокол услышал гортанный стон. Он, не открывая глаз, судорожно отполз назад и наткнулся на дерево. На нервной почве он подумал, что только что прошёл сквозь него и уже падал куда-то вниз — в нескончаемую темноту.

Сокол не верил в призраков, хотя иногда особо впечатлительные в таверне поговаривали, что их дом захватывали неупокоенные души, пугавшие их то по ночам, то рано утром. Сокол это отрицал, однако сейчас алкоголь и паника делали своё дело, и он ощущал себя не только призраком, но и нивром, и драконом, и, упаси Сущий, огром.

Когда его грубо ударили по щекам, то он, продолжая витать в своих фантазиях, отвернулся. Но на второй раз ему всё же пришлось открыть глаза и встретиться с хмурым лицом… девушки? А где Большая-как-его-там-ерундовина?!

Сокол заглянул за спину неожиданной рыжеволосой незнакомки и увидел, как верзила, с кинжалом в виске, лежал мёртвым на траве. Повернувшись обратно к девушке, он посмотрел на неё странным взглядом, из-за чего та вымученно вздохнула.

— Я умер? Ты — Сущий? Я на Небесах?

— Я твоя смерть, если скажешь ещё какую-нибудь очередную чепуху, из-за которой я пожалею, что убила невиновного.

Сокол ещё раз выглянул, чтобы убедиться, что верзила всё же мёртв и это не его предсмертные галлюцинации. Однако помимо тела он увидел живых людей.

— Ты возместишь мне ущерб! — крикнул владелец таверны и поднял свой кулак.

— А ещё моральный! — крикнул кто-то из толпы. — Моральный в данной ситуации превыше всего!

— Именно! — согласился владелец. — А ещё моральный!

Девушка, живо развернувшись на шум, прокляла всё, что только можно и нельзя, схватила вялого Сокола за руку и подняла на ноги. От такой резкости у него сильно закружилась голова и его снова затошнило, поэтому о достойном ответе каждому, кто требовал от него невесть что, пришлось забыть.

— А ну куда! — крикнул владелец. — Вы будете оба платить мне за то, что сделали, вандалы! Узурпаторы! Воры! Я буду вам мстить всю свою жизнь!

Сокол, шатаясь и соображая хуже Большой Секиры, показал крикливому мужчине язык, из-за чего тот заголосил ещё громче. Но его угрозы были бессмысленными, потому что этот кретин, умеющий только горланить, не соизволил даже побежать за ними. Незнакомку он бы навряд ли догнал — она была достаточно резвой, а вот пьяного в стельку и полуживого Сокола, которого буквально тащили по земле, — без проблем.

Когда криков не стало слышно, девушка остановилась. Сокол, неудачно вписавшись в её спину, упал на пятую точку.

— Эй, ты совсем превратился в овощ?! Следи за своей координацией!

Сокол потёр затылок, несколько раз поморгал и попытался понять, во что опять влип.

— Неужели я жив? — с неверием спросил он. — О нет, я жив! Как я этому не рад. Хотя смерть от руки того миниатюрного дружка была бы идиотской. Как и от кучи долгов того неадекватного владельца… А прежде он показался мне вполне нормальным, знаешь.

Девушка в очередной раз ударила разболтавшегося Сокола по щеке, и тот, обидчиво скривившись, потёр покрасневшее место. Кажется, это был её любимый метод контролирования людей.

— Смотрю, ты боевая.

— Смотрю, ты давно пропил свои мозги.

— Как мило, — фыркнул он. — Если я пропил мозги, то зачем надо было со мной сюсюкаться и спасать от толпы негодяев?

— Я давно за тобой слежу, — просто ответила она, порядком удивив Сокола. — И твой мини-лагерь тоже знаю. Из всех завсегдатаев таверны ты был единственным интересным человеком.

— Неубедительно. И звучит очень маньячно. Я должен тебя бояться.

— Я тебя снова ударю, если продолжишь городить ахинею.

— Теперь убедительно, — усмехнулся Сокол. — Что ещё расскажешь?

— Ты хам и грубиян.

— О да, а ещё я алкоголик и, кажется, убийца. Но это не точно. Память на старости лет уже основательно отшибло. Не представляешь, как мне печально от этого.

— Ненормальный, — злостно проговорила девушка.

— Да-да, милые приветствия. Всегда об этом мечтал. Так какого февула ты за мной следила, извращенка?

— Ч-что! — она смутилась, но чудом собралась и стала вновь серьёзной и неприступной. — Ты… какой-то другой. Печальный. Да и слухи вокруг тебя были, ну, сам понимаешь. Я им не верю, но я умею отличать людей, пьющих ради удовольствия, от тех, кто пытается спрятаться от реальности. Поэтому я и подумала, что…

— Что я какой-то горюющий вдовец? — Сокол рассмеялся. — О-о, нет-нет. Это ты не по адресу! Я отнюдь не семейный человек. Да и помогать в любом случае не стал бы. Зачем мне это, а?

— Я тебя спасла! Я убила… Сущий, у меня из-за тебя руки в крови!

— Какой великий подвиг! — он, кряхтя, поднялся на ноги. — Премного, конечно, благодарен, но мне твоё спасение не сделало ни горячо, ни холодно. Можешь, если так хочешь, прибить меня тут. Я тебе даже поддамся. Будет ещё один труп на твоей совести.

— Ты не можешь так поступить!

— Ка-ак? — Сокол искренне удивился и развёл руки в стороны. — Просто уйти? Как обычный человек? А-а-а, ты же думаешь, что я убит горем и готов рвать себе задницу, чтобы помогать всем нуждающимся. Ну прости, что разочаровал тебя.

Девушка предупреждающе замахнулась, чтобы, по всей видимости, вновь преподать своему неблагодарному спутнику урок, но тут же осеклась, когда увидела на его лице полное безразличие.

Она, коря себя за проявленную глупость, отошла от него. Всё время, потраченное на изучение этого безумца, она могла бы пустить на поиски куда более сговорчивого и менее проблемного человека, однако вместо этого она тешила себя нелепой иллюзией и надеялась на милость Сущего. Дура! Какая же дура!

Но ничего. Она не собиралась так просто сдаваться. А пожалеть себя можно и позже.

— Скажи мне вот что, — девушка завела руки за спину и хитро улыбнулась. — Ты ведь наёмник?

Сокол, резко выпрямившись, прищурился и по-новому, оценивающе, взглянул на неё.

— Что?.. Откуда?

— Это очевидно! Твоя борода… она… кошмарная! — её тон стал решительнее и грубее. — А если серьёзно, то твои манеры, твои убогие повадки, твои эмоции, которые ты не умеешь подавлять. Ты же типичный наёмник! Конечно, я понимаю, что это лишь моё впечатление, однако я попытала удачу — и оказалась права. Ты раскрыл себя. Браво.

— Ты гадкая обманщица, — презрительно сказал Сокол, с опаской смотря на девушку.

— Мой дорогой, поздравляю, ты почти близок к правде, — она отцепила от пояса увесистый мешок и подняла его. — Мне плевать, что ты делал, кого убивал и сколько грехов накопил за всё время. Этих денег тебе хватит на пару месяцев. Когда мы разберёмся с работой, то я добавлю тебе ещё. Ведь так вы, наёмники, работаете?

— Я больше не наёмник. И мы никого не убивали.

— Разве это имеет значение?

— Что тебе вообще от меня нужно? — Сокол, не отрывая от девушки цепкого взгляда, поравнялся с ней. — Кто ты такая?

— Я Меде́я, и это единственное, что тебе нужно знать, — с наигранной милой улыбкой ответила она. — Нам надо пробраться в один дом и забрать там одну вещь, которая принадлежит мне.

— И неужели ты не можешь разобраться с этим сама? — недоверчиво спросил Сокол. — Плохо верится.

— Отвлекать и красть очень проблематично, если ты не в курсе. Мне нужен запасной человек, но не тупой пьяница, который совершит столько ошибок, что я сотню раз пожалею, что связалась с ним.

— Какое красочное описание. Я отлично подхожу под него, — пробормотал Сокол. — И где находится твой дом?

— Не в Кулла́ре, не волнуйся. В одной деревушке. Верфи́до. До неё три дня пешком. Согласен на такие условия?

Она протянула руку, и Сокол, задумчиво посмотрев на неё несколько секунд, решил, что терять ему всё равно нечего.

Он протянул руку в ответ.

— Я Сокол. Надеюсь, я не пожалею об этом.

— Твоё дело исполнять работу. Всё остальное я беру на себя.

И, игриво подмигнув, она взглянула на солнце и двинулась по направлению к Верфидо.

Глава 2. Непредвиденные обстоятельства. Часть вторая

Верфидо не был оплотом Королевства Ин-Нар и вообще, по сути, являлся устаревшей и маленькой деревней, где ничего не происходило. Иногда сюда приезжали странные люди, но они не задерживались в Верфидо и сразу же уходили, как правило, в лес, за ручей, протекавший совсем неподалёку от деревни. Никто особо не интересовался подробностями приезда незнакомцев, и все спокойно продолжали жить дальше.

Конечно, это можно было принять за обычную защитную реакцию. Вполне вероятно, что жители Верфидо являлись ярыми консерваторами, не желавшими переживать изменения. Но лично Сокол склонялся к мнению, что люди здесь были как минимум сумасшедшими и явно отсталыми.

— Мне здесь неуютно, — тихо сказал он, когда они проходили очередной низенький деревянный домик. — Здесь всё до жути однообразно!

— Такая ситуация во всех городах и деревнях Королевства. Уж, увы, наш Король любит жить в достатке и обставлять лишь столицу. В конце концов, это его личная гордость.

— Тоже мне гордость, — фыркнул Сокол. — Так возвышенно звучит.

— Ты очень категоричен, — Медея повернулась к бывшему наёмнику. — Если тебя услышат другие, то они закидают тебя камнями.

Сокол, не удержавшись, рассмеялся, из-за чего ему пришлось остановиться. Люди, стоявшие рядом с колодцем, располагавшимся прямо в центре Верфидо, настороженно обернулись на шум и с подозрением воззрились на него.

— Ты совсем идиот?! — гневно прошипела Медея, заметившая повышенное внимание не только к Соколу, но и к себе. — Прекрати!

— Ха! — Сокол, вытерев выступившие от смеха слёзы, выпрямился и невозмутимо глянул на спутницу. — Да я сам кого угодно камнями закидаю. Ты думаешь, меня волнует мнение этого сброда? Увольте!

— Хватит вести себя как говнюк, высокомерная ты выскочка! Если тебе так наплевать на моё дело, то прояви хотя бы уважение к своей плате. А она будет, если ты своими куриными мозгами ещё не додумал, только после успешного выполнения задания, — она грубо взяла Сокола за ухо, на котором была серёжка, и под его шипение толкнула. — А теперь заткнись и живо иди вперёд.

— Эй! Удар в сердце!

— Сейчас будет удар не только в сердце, но и физический в твою печень.

— Я должен сделать вид, что испугался, — Сокол театрально схватился за лоб и крутанулся на пятках. — А в душе я всего лишь бедный бард, которому не хватает публики.

Недалеко от колодца находились четыре лавки — по две с каждой стороны. И они, будто сговорившись, торговали одним и тем же: овощами.

Что самое интересное, по крайней мере, это приметил Сокол, конкуренции у этих людей не было никакой. Все спокойно стояли рядом со своими прилавками и, если не приглядываться, можно было подумать, что они обычные статуи, слишком похожие на живых созданий. Ни один продавец не махал руками, не подзывал к себе, не пытался перекричать, чтобы пообещать щедрые скидки, не ругался. Они просто стояли, как неживые, на одном месте. Под жарким солнцем. Они точно люди?

Ещё более жутко было то, что эти продавцы, как и другие жители, наблюдали за непрошеными гостями. Бездвижно. И чересчур пристально.

— Знаешь, кто ты в душе? — Медея схватила Сокола за плечо. — Ты безумец! Прекрати сейчас же!

— Я бедный, бедный ба-ард!

Он резко вырвался и быстро отскочил от неё. Не ожидая подлянки, Сокол неосторожно оступился и случайно врезался во что-то деревянное и, кажется, хлипкое.

Послышался грохот, и вся импровизированная лавка, не представлявшая из себя ничего особенного, развалилась в пух и прах. Посыпались овощи, и Сокол смог увидеть, насколько они были гнилыми: из них вылезли мерзкие черви и поползли по земле куда подальше.

— Проклятье! — прокричала Медея. — О Сущий, умоляю, простите моего друга! Он серьёзно болеет. А ещё он совершенно не умеет ориентироваться…

Она подскочила к продавцу, который, опустив голову, безжизненно смотрел на своё разрушенное детище. Он равнодушно хмыкнул, взял в воздухе невидимый предмет и переложил его в другое, такое же невидимое место.

Со стороны это выглядело как минимум ненормально.

— Эй? — Медея помахала рукой прямо перед лицом продавца и недоумевающе скривилась. — Что это с ним?

— Что-то мне кажется, что они под гипнозом, — Сокол, уже успешно отряхнувшись, посмотрел на других людей, которые не проявляли интереса к возникшему погрому. — Надо проверить.

— Целая деревня и под гипнозом? — Медея нервно ухмыльнулась. — Это бред!

Сокол, нахмурившись, подошёл к первому человеку, безостановочно и циклично поправлявшему свои волосы. Девушка смотрела на него стеклянными глазами, которые обычно бывали у мертвецов, и не подавала никаких признаков жизни. Махнув ладонью перед её лицом и не заметив никакой реакции, Сокол приблизился к следующему человеку, к мужчине. Когда и он никак не отреагировал, наёмник чуть толкнул его. Бесполезно.

— Они действительно будто не здесь, — Медея, изучавшая странную девушку, развернулась к Соколу. — Я не могу поверить в это. Человек не может загипнотизировать всю деревню. Никто бы не смог!

— Ну, значит, это очень сильное существо и нам настанет конец, если мы отсюда не свалим, — он пожал плечами. — Рассматривай это как предупреждение от судьбы.

— О какой судьбе ты вообще говоришь?! Здесь люди в таком… в таком состоянии! И мы даже не знаем, с чем это связано. Раньше такого не было…

— Да плевать! Нас сейчас волнуют не люди.

— Зараза! — она злобно топнула ногой. — Ненавижу!

Медея быстро направилась вперёд, и Соколу пришлось ускориться, чтобы догнать её.

— Если ты планируешь узнать, с чем это связано, то спешу тебя огорчить. Я не собираюсь ради денег здесь умирать. Да и что мешает мне украсть твои глеты и сбежать отсюда, м? — он гадко улыбнулся. — Наёмникам это тоже свойственно, когда их жизни что-то угрожает.

Сокол не успел сориентироваться, как его резко толкнули к стене деревянного дома и прижали к его горлу острый клинок, который даже при малейшем соприкосновении слегка порезал кожу.

— Вау… — только и смог выдохнуть он.

— Если ты хоть пальцем тронешь меня и мои деньги, я перережу твою глотку, а твои органы продам или скормлю, — она повела лезвие в сторону, из-за чего ранка стала длиннее. — Если ты думаешь, что ты особенный, то зря. Ты такое же жалкое ничтожество, как и все вокруг тебя. Ты ничего из себя не представляешь.

— О, как грустно, — Сокол осторожно коснулся женских пальцев в перчатке и медленно отвёл от себя кинжал. — А ты? Тоже в этом списке?

Взгляд Медеи потемнел, и она снова предупреждающе приставила лезвие к шее наёмника, но тут же отдалилась и спрятала оружие в ножны.

— Идём. Чем дольше мы находимся здесь, тем сильнее я чувствую страх. А я ненавижу страх.

— Хоть в чём-то мы с тобой солидарны.

Медея предпочла проигнорировать колкость спутника. Она, развернувшись к нему спиной, пошла прямиком к каменному дому, выделявшемуся на фоне всех маленьких построек. Он определённо принадлежал кому-то богатому и выглядел, в целом, очень недурно. Помимо этого, он был выше. Да, пожалуй, это было первым, что бросалось в глаза.

Сокол хоть и желал узнать о том, кто жил в доме, решил всё же промолчать. Однако терпения надолго ему не хватило.

— Ты разве не знала, что здесь обитают сумасшедшие?

— Нет.

— Разве не надо было сначала всё узнать, а потом уже идти в гущу событий?

— Нет!

— Мне казалось, что дела должны строиться чуть иначе. Ну ладно.

— Сущий, прошу, пусть он заткнётся! — взмолилась Медея. — Я не выдержу этого… не выдержу!

— Я всего лишь хочу понять, что происходит. Почему мы идём именно сюда? Что здесь хранится? И если ты ничего не знала, то где гарантии, что твой секрет не потерялся? Вдруг его уже украли?

— Тебя не должно это касаться! Теперь достаточно понятно?

Сокол недовольно поморщился, но без желания согласился и поплёлся уже в долгожданной для Медеи тишине.

Несмотря на то, что многие вопросы остались до сих пор без ответов, Сокол подумал, что узнает подробности позже, когда, например, Медея будет в настроении. У неё вообще бывает хорошее настроение? Когда-нибудь точно будет, и именно в этот долгожданный момент тайное станет явным!

Если бы Сокол захотел, он бы ехидно рассмеялся от того, насколько был коварным.

Юрко перепрыгнув через низкую калитку, поставленную ради красоты, Медея подошла к двери. Она потрогала её, а затем заглянула в окно, которое, к несчастью, было зашторено изнутри. Ругнувшись, Медея вернулась обратно к двери и достала небольшой мешочек.

— Ты не думаешь, что здесь кто-то до сих пор живёт?

— Думать уже поздно, — ответила она, вытащила отмычки и прислонила их к замку. — И даже если кто-то там есть, ты будешь исполнять свою роль: отвлекать.

— То есть я приманка?

— Пожалуй, это единственное слово, которое так чётко описывает твою роль.

— Как круто, — без энтузиазма ответил Сокол. — Наёмнику, к слову, надо всегда говорить всю имеющуюся информацию. Иначе потом он прирежет своего заказчика.

— Серьёзно? — удивлённо спросила Медея, продолжая упорно крутить отмычки. — Никогда не слышала.

— Если бы люди об этом знали, они бы стали куда осмотрительнее.

— Мило. Но ты же не убиваешь, нет? Сам уточнял. Впрочем, судя по тебе, — она намекала на неопрятную тёмно-русую бороду Сокола, — ты точно повидал все ужасы мира.

Сокол неоднозначно посмотрел на спутницу, а после отвернулся и тоскливо глянул на небо, на котором очень быстро собирались тучи. О недавнем солнце, освещавшем дорогу, больше не могло идти и речи.

— Темнеет. Мне не нравится, — он снова перевёл взгляд на Медею. — Ты чего так долго возишься?

— Будь ты проклята! — она заворчала, когда очередная отмычка предательски сломалась. — Эта груда металлолома не поддаётся.

— О, да не шути! Все замки поддаются. Ты просто не умеешь взламывать. Дай мне.

— Как же я могла забыть про твои невероятно богатые таланты! — она с чувством покивала. — Ты же у нас всё умеешь!

— Прекрати паясничать.

— Что ты, о Великий! Может, ты замаскированный нивр? Или нет, постой! Вдруг ты само воплощение Сущего?

— Дай мне свои отмычки, — процедил сквозь зубы Сокол, — и отойди назад, желательно так далеко, чтобы я тебя больше никогда не видел.

— Слушаюсь и повинуюсь, о Великий!

Медея небрежно передала Соколу отмычки, а сама села на ступеньки и принялась бесцельно ковырять землю. Она не верила, что этот пьяница сможет сделать хоть что-то путное. Но не прошло и пары секунд, как послышался заветный щелчок, а следом — противный скрип двери.

Подскочив, Медея изумлённо уставилась на вход.

— Но… как…

— Ловкость рук, — Сокол сделал издевательский полупоклон. — Дамы вперёд.

Медея, сжав руки в кулак, гордо выпрямилась и вошла в дом. Она не знала, почему у этого нахала получилось сделать то, что не получилось у неё, но она была уверена на все сто процентов, что если бы не её усилия, то Сокол и подавно бы ничего не открыл. Наверное, если бы она посидела подольше, то сама смогла бы благополучно расправиться с преградой.

В любом случае будь оно всё проклято!

Сделав вздох, Медея отринула эмоции и принялась изучать интерьер, чтобы найти хотя бы какие-то опознавательные знаки того, что она искала.

Сокол, не оставаясь в стороне, вошёл следом за девушкой. Он добрался до стола, присел на корточки и потрогал увядшие цветы, которые после прикосновения посыпались прахом на твёрдую поверхность.

— Тут очень негостеприимно.

— Нам нужно разделиться.

— Воу, воу, постой. Ты понимаешь, что ты предлагаешь? Мы в чужом доме, одумайся. Нам в принципе нельзя разделяться.

— Здесь никого нет, иначе бы нас уже поймали. В одиночку я смогу сосредоточиться и быстрее найти то, что мне нужно.

Сокол, продолжая с полным недоумением глядеть на спутницу, поднял руки вверх и завёл их за голову.

— В чём проблема рассказать мне детали? Или ты думаешь, что я после твоей откровенности возьму и предам тебя? Ты меня за кретина держишь?

— Неужели ты додумался сам? — съязвила Медея. — Да, представь себе. А теперь хватит тратить время. Оно нам ещё понадобится.

Сокол закатил глаза и со злостью плюхнулся на диван.

— Давай, вали. Ищи свою фиговину. Я, как верный слуга, подожду тебя здесь.

— Отлично.

— Замечательно, — бросил Сокол.

Прежде чем закрыть дверь, из щели которой лился свет, Медея поискала на кухне что-то похожее на спички. Свечи, к своему счастью, она отыскала сразу, а вот со спичками возникли огромные проблемы. Она порыскала во всех шкафчиках, но в итоге не нашла ничего подходящего. Психанув, Медея вернулась обратно к вальяжно развалившемуся Соколу.

— У тебя есть спички?

— Спички? — Сокол сделал вид, что задумался. — Даже не знаю, что это.

— Ты не видишь, как темнеет? Нам нужно срочно добыть огонь.

— Можешь взять камни на улице. Или веточки… Как там люди раньше огонь добывали?

— Сущий тебя дери, живо дай мне свои прокля́тые спички, иначе я тебе точно что-то сломаю! — угрожающе выкрикнула Медея, осеклась, потёрла переносицу и более спокойным тоном продолжила: — Пожалуйста. Мне это важно.

— Оказывается, ты умеешь быть такой вежливой, — Сокол, подмигнув ей, порыскал в своей маленькой походной сумке, достал оттуда потрёпанный коробок и передал его Медее. — Всегда пожалуйста.

Не ответив, она в считанные секунды дошла до кухонного стола и зажгла пару фитилей. Больше было рискованно, а ей не хотелось подвергать себя дополнительной опасности.

Закрыв дверь и поставив подсвечник со свечой рядом с Соколом, Медея принялась обследовать первый этаж, который представлял из себя гостиную, кухню и, по сути, всё. Ожидаемо не найдя ничего ценного, кроме дорогого кухонного сервиза, она поднялась на второй этаж.

Скрип половиц прекратился, и тишина начала медленно, но верно угнетать. Сокол несколько минут понаблюдал за странно колышущимся огнём, поднялся и слегка приоткрыл шторку. Сквозняка не было, как и света. Наступила кромешная тьма, словно это была не просто ночь, а что-то куда более сверхъестественное.

Подозрительно. Сейчас же был только день.

Он, продолжая следить за тем, как вёл себя огонь, подобрал свечу. Пламя клонило в сторону окна с дверью, и Сокол аккуратно пошёл в противоположном направлении.

Крепко держа подсвечник, он потрогал шкаф, плотно прилегавший к стене. Не найдя ничего интересного, Сокол начал выбрасывать книги. Из-за поднявшейся в воздух пыли он закашлял, а от устроенного шума, как ребёнок, хихикнул. Если Медея спустится, то она определённо убьёт своего нерадивого спутника.

Понаблюдав ещё немного за свечой, Сокол пришёл к мнению, что здесь всё было не так просто, как могло показаться на первый взгляд. Должно быть какое-то решение этой наверняка несложной головоломки, которая совсем ничего из себя не представляла. Он не мог быть настолько глупым, чтобы не разобраться с ней.

Собравшись с мыслями, Сокол представил себе одну ситуацию. Если бы он был богатым человеком со своими тайнами, которые бы он пытался как можно тщательнее спрятать, то где бы находилась разгадка? На видном месте, верно. На полках, например. Или в книгах. Но в данном случае это не прокатило, поэтому…

Обернувшись к маленькому каменному дракону, стоявшему на постаменте, Сокол, шкодливо улыбнувшись, думал недолго. Он повернул острую морду вбок, и каменные крылья зашевелились, а деревянный шкаф сдвинулся влево.

Гениально!

— Богатые люди такие предсказуемые, — вслух сказал Сокол, невольно испугавшись своего голоса. — Орёл бы мной гордился.

Несколько раз поморгав, он двинулся в открывшийся проход.

Это была очередная лестница, которая вела в черноту. Только свеча освещала его путь, но даже она не могла дать достаточного количества света для того, чтобы увидеть, что поджидало его внизу.

Сокол, несмотря на все усилия, испытывал страх. Тишина и темнота, приправленные гадкой неизвестностью, вызывали в нём непередаваемое, жгучее и мерзкое чувство, которое с каждым шагом усиливалось.

Неожиданно для себя он возненавидел этот дом. И себя за излишнее любопытство, снова принёсшее проблемы. Его не должно было волновать то, почему вдруг огонь вёл себя неестественно. Ему необходимо было ждать Медею, как та наказала, и никуда не высовываться.

Сокола внезапно охватила дрожь, ноги начали против воли сгибаться. Весь мир постепенно терял свои краски, всё кружилось перед глазами. Живот сильно скрутило.

Прислонившись к прохладной стене, он лишь чудом не выронил подсвечник. Сокол постаралсявыровнять дыхание, чтобы не покатиться кубарем с лестницы, однако делал только хуже.

Он задыхался.

Внизу, в самой темноте, послышался нечеловеческий вопль. Сокол рвано выдохнул, а по спине пробежали мурашки. Новая волна страха появилась в виде кома в горле, и ему с большим трудом удалось проглотить его.

Новый крик был тише и жалобнее. Сокол испуганно посмотрел вниз, а потом наверх, где была такая же чернота. Ему потребовалось ещё время, чтобы решиться на совершенно безрассудный поступок и отправиться туда, где недавно были звуки. В нём теплилась надежда, что это был не монстр, который ждал, чтобы напасть на наивного путника, а кто-то менее безобидный.

Спустившись наконец-то после, казалось, нескончаемой лестницы на ровную поверхность, Соколу пришлось вновь себя успокаивать. Он пережил немало приключений, но задания, через которые он проходил с Орлом и командой, были не такими, как этот таинственный подвал, в котором некто кричал. Конечно, их миссии представляли опасность, однако она исходила в основном от разъярённых заказчиков, которые могли на старости лет сойти с ума. Да, они лазили по заброшенным постройкам, встречались с хищниками, но даже это было цветочками.

К тому же рядом всегда был Орёл, умеющий своим присутствием взбодрить и успокоить.

А сейчас Сокол был совсем один.

— Эй? З-здесь кт-то-то есть?

Сокол встрепенулся и опасливо повернулся на голос, звучащий вблизи крайне необычно: существо сильно заикалось, из-за чего его речь понять было довольно трудно.

— Здесь есть я, — сказал Сокол первое, что пришло на ум.

— Ох, к-как х-хорошо! — существо закопошилось. — Ум-моляю, ум-моляю на к-коленях, спасите меня, п-прошу! Я… я… я не знаю, гд-де н-нахожусь, но меня пыт-тали! П-пытали, о, меня пыт-тали!

Оно надрывно зарыдало, отчего сердце Сокола невольно сжалось. Он, протянув руку вперёд, прищурился и увидел отблеск металла.

— П-прошу вас, во имя вс-сего, с-спасите меня, умоляю! Я не остан-нусь в д-долгу, клянусь. Я с-сделаю всё, ч-что только п-попросите, т-только с-спасите!

Подойдя ещё ближе, Сокол заметил прутья, а за ними — валявшийся в самом углу скелет, привязанный цепями к рельефной каменной стене.

— Воу!

— Ч-что вы ув-видели? П-пожалуйста, не м-молчите, п-прошу, скажите хоть ч-что-нибудь! Вы м-меня спасёте?

— Что здесь происходит? — Сокол посветил в следующую камеру, однако на этот раз там валялось истерзанное тело с торчавшими наружу и изрядно подгнившими внутренностями, в которых уже поселились опарыши. — Гадость!

— Нас мор-рили гол-лодом! Г-голодом! А п-потом… потом над нами став-вили экспер-римен-нты… О Сущий, пр-рошу, помогите мне, я не х-хочу ум-мирать!

Сокол, настойчиво избавляясь от волнительных мыслей, с сумасшедшим сердцебиением подошёл к очередной камере. Он посветил свечой и увидел к своему удивлению…

— Оуви!

Птицеподобное коричневое существо зажмурилось. У него была крупная круглая голова, покрытая перьями, а лицо — в форме сердечка и намного светлее, чем остальное туловище. Его пушистая грудка с белым пятном посередине от страха быстро вздымалась, и он, боясь схлопотать, прикрыл макушку руками, на пальцах которых были поломанные чёрные ноготки.

— Никогда бы не подумал, что… — Сокол ругнулся и судорожно начал искать отмычки в сумке. — Ладно, плевать. Кто тебя поймал?

— Это был ч-человек! — дрожащим голоском сказал худой оуви, уже найдя в себе смелость понаблюдать за действиями Сокола. — Но я не уверен… он т-такой… т-такой страшный! Он в-выглядел как человек, но его с-способности… не м-могли быть ч-человеческими…

— О чём ты?

— У него была м-магия!

Сокол поперхнулся и с непониманием уставился на существо, смотревшее на него своими большими янтарными глазами.

— Магия?

— Д-да, о С-сущий, я к-клянусь в-вам!

— И…

— Я з-знаю, вы не в-верите мне, но, пож-жалуйста, д-давайте отлож-жим все воп-просы на п-потом. Я боюсь, что он в-вернётся обратно… я не хочу… не х-хочу!

— Да, конечно, — задумчиво проговорил Сокол. — Дай мне немного времени.

Поставив подсвечник неподалёку от себя, Сокол нашёл отмычки и приложил острые металлические концы к замку на прутьях. Сначала он не поддавался, и паника с каждой неудачей стремительно возрастала. Ко всему прочему, сам оуви проявлял сильное беспокойство, из-за чего Сокол с трудом мог сосредоточиться на насущном.

Но после пары грубых просьб заткнуться оуви умолк, и бывший наёмник с горем пополам и благодаря какому-то чуду свыше смог открыть неподатливый замок, заставивший его понервничать.

— Спасибо вам, о м-мой с-спаситель, с-спасибо, с-спасиб-бо!

Вышедший на свободу небольшой оуви, ростом где-то по пояс взрослому человеку, с радостным звуком прыгнул на ошарашенного Сокола и обхватил его за шею. Его крылья за спиной на секунду с трепетом раскрылись, а потом сразу же сложились. Он уткнулся своим длинным клювом-носом в щёку человека и ещё сильнее обнял его, чтобы как можно ярче выразить свою бесценную благодарность.

— Ну же, прекрати, пернатое ты недоразумение! Не до этого!

— П-прошу меня п-простить, мой с-спаситель! Я… я не х-хотел вам доставлять н-неудобства!

— Нам надо выбираться отсюда. Срочно. Если ты прав, то у нас могут возникнуть серьёзные проблемы.

— А вдруг м-мы не успеем? А в-вдруг на н-нас нападут! Я с-совсем не умею д-драться!

— Давай будем надеяться на более благоприятный исход?

Существо согласно кивнуло и протянуло свою руку Соколу. Тот, скептично посмотрев на него, обречённо выдохнул и крепко взял оуви, из-за чего тот заурчал, а его длинные опущенные уши, выражая удовольствие, поднялись.

— Наверху должна быть моя знакомая. Если она не нашла необходимый ей предмет, то мы помогаем и валим отсюда.

— Х-хорошо! Я сд-делаю всё, что б-будет в моих с-силах.

— Молодец. Такой настрой мне больше нравится.

Сокол потянул за собой оуви, и существо, не смея возражать, послушно последовало за своим спасителем прямо по длинной и витиеватой лестнице.

Податливость оуви была известна всему Солфасу. Их покорность объяснялась врождённым страхом перед другими расами, которые были куда сильнее и могущественнее бедных птицеподобных созданий, умеющих лишь добывать себе насекомых из деревьев и выращивать зерно, чтобы им питаться. Из-за слабости оуви часто брали в рабство, и те с завидным смирением служили своим хозяевам.

Соколу не особо нравились существа, которые отдавали себя добровольно в рабство. Как бы печальна не была участь, нужно сражаться с обидчиками, а не исполнять их приказы.

Сокол считал, что важно быть гордым до конца. Однако где были его возвышенные убеждения, когда он напивался в стельку в захудалой таверне? Точно не с ним.

Лестница резко заворачивала, и когда они тоже завернули, то в глаза сразу ударил внезапный свет.

— Мой с-спаситель, мы п-почти п-пришли!

— Я не уверен в этом, — Сокол, не предчувствуя ничего хорошего, насторожился. — Мне это не нравится.

— А вдруг это в-ваша подруга н-нас охраняет?

— Свет идёт не от свечки. Он будто… дневной!

— Я так д-давно не видел д-дневной свет! — радостно сказал оуви. — Н-неужели я н-наконец-то увижу солнце?.. Я увижу с-солнце!

— Тише, замолчи! — шикнул Сокол, сбавляя шаг. — Это засада.

— О нет, он в-вернулся! О С-сущий, меня т-точно прокляли, я т-такой неудачн-ик. Я уж-жасный, плох-хой! Я так р-раска-аиваюсь!

— Замолчи и возьми свечу.

Оуви, пугливо прищурившись, отрицательно помотал головой.

— Я н-не могу, м-мой спаситель, не м-могу! Я б-боюсь…

— Да чтоб вас всех… Если я прав и там действительно западня, то ты не будешь совершать резких движений, понял меня? Иначе они сразу убьют тебя.

Оуви издал жалкий писк, и Соколу ничего не оставалось, как крепко сжать ладонь существа и мысленно пообещать себе, что всё будет хорошо, что он, в конце концов, справится даже с драконом, если тот будет в той прокля́той комнате.

В этот раз он точно всех спасёт.

С каждым приближением к выходу свет становился ярче, пока в один момент он не начал слепить. Выбросив уже бесполезный подсвечник с потухшей свечой, Сокол в качестве опоры начал использовать стену. Он надеялся, что оуви додумался зажмуриться и сейчас не страдал из-за своей глупости. Ему и без того хватало проблем, чтобы ещё дополнительно заниматься ослепшей недоптицей.

Когда Сокол почувствовал под ногами ровную поверхность, он тут же открыл глаза, однако оценить обстановку у него не вышло: зрение было размытым. Ему нужно было время, чтобы сфокусироваться, но эту возможность ему не предоставили.

Сначала он услышал крик, похожий больше на плаксивые мольбы не убивать. Оуви оттащили от него и, кажется, вырубили, потому что писки резко прекратились. Потом он ощутил сильную боль в голени и сразу же — в области живота. Сокол согнулся пополам и повалился на пол, но его перехватили и небрежно куда-то понесли.

— Нет! Хватит! Хватит! Что ты делаешь?!

— Учу твоего дружка простейшим манерам, моя дорогая. Воровать, между прочим, очень некультурно. Но это также относится и к тебе.

— Ты монстр! Я доберусь до тебя и перережу тебе глотку, ты слышишь меня?!

Сокол заметил впереди нечёткие фигуры. Он попытался выдавить хоть звук, но невыносимая боль в висках помутила рассудок, и вместо света пришла пугающая тьма.

* * *
В голове был гул. Сокол, желая дотронуться до горячего лба, вяло пошевелил руками, однако неожиданная преграда в виде крепких верёвок свела на нет его усилия.

— …они страдают.

Сокол выдохнул воздух через нос и открыл глаза. Мигом прищурившись, он, окончательно придя в себя, смог понять, где находился.

Тот же дом. Те же комнаты.

Только в этот раз на диване был не он.

— Смотри, уже очнулся твой приятель. Какая прелесть.

— Не втягивай его! Он не виноват.

— Ну ты что, — с беспокойством, которая была определённо липовой, сказал мужчина в чёрном одеянии. — Нечестно обделять вниманием гостей.

Слева от Сокола был дрожащий оуви, выглядевший при свете ещё более плачевно: весь костлявый, с ободранными перьями и в крови. А справа — Медея с разодранной губой и с красной опухшей щекой. Было страшно подумать, что её, прежде чем заломить, обо что-то ощутимо приложили.

— Не надо… пожалуйста…

— К тому же, — он проигнорировал её, — твой знакомый привёл к нам моего старого друга. Как же мне не встречать всех с распростёртыми объятиями?

— Я не знаю, что ты задумал, но я выберусь и…

— Кажется, ты повторяешься, — человек небрежно махнул рукой, и Медея тут же вскрикнула от боли. — Если ты из рода Ли́днер и моя дочь, то это не значит, что я буду терпеть твои выходки.

Только сейчас Сокол заметил, что вокруг них были те же самые жители Верфидо, которые стояли покорно вокруг них и выполняли, по всей видимости, любые приказы мужчины, восседавшего на диване, как на троне.

От такой ассоциации стало мерзко во рту. Хотя, наверное, это был всего лишь вкус собственной крови.

— Медея!

— Поразительно. Твой друг умеет разговаривать. Уже интересно, — мужчина наклонился чуть вперёд. — Ну-с, о чём поведаешь? Не хочешь ли случайно рассказать, какого духа ты делал в моём доме и хозяйничал здесь? А ещё вот эта вещь, — он неторопливо достал перо, хранившееся в сумке Сокола. — Откуда оно у тебя, грязное ты отродье? Ты вообще осознаёшь, что у тебя было в руках? Это ты убил А́льбо?!

Сокол с презрением плюнул и испачкал кровью ковёр из шкуры необычного зверя.

— Я осознаю лишь то, что сделаю из твоей безмозглой головы приманку для хищников, — с ненавистью сказал он. — Вот тогда это будет настоящая потеха.

На лице мужчины на секунду отразилась ярость, но он быстро нацепил на себя псевдо-дружелюбную маску.

— Да уж, по-хорошему, значит, никак. Как с вами утомительно, герои-недоучки.

Человек махнул рукой, и новая боль пронеслась по всему телу Сокола. Он, чтобы не издать ни звука, прикусил губу. Ему не хотелось, чтобы кто-то упивался его страданиями.

— Отец, пожалуйста…

— Я столько раз тебя прощал, а ты? Ты ни разу не послушала меня, — тоскливо произнёс он. — Увы, за всё надо платить, моя дорогая. Ты разве не помнишь мои уроки? Хотя о чём это я! По сравнению со своей сестрой ты всегда была безрассудной девчонкой. Убейте этого человека. И того бесхребетного оуви тоже. Не думаю, что от него теперь будет польза.

— Нет! Нет, пожалуйста! Послушай меня, прошу! Я виновата! Я! Так накажи меня, а не их. Я буду вести себя так, как ты пожелаешь!

— Но, но, но, — мужчина помахал пальцем и улыбнулся. — За всё. Надо. Платить. Твоя плата в этот раз: две жизни, которые так милосердно отдали наши гости. Любуйся шоу, моя дорогая!

Один человек, стоя позади, сильно схватил Сокола за шею, а другой, сбоку, замахнулся топором и нацелился на макушку.

— Не очень люблю решать дело путём пускания крови, но что поделать. Давай!

— Нет! — закричала Медея, изо всех сил вырываясь из пут. — Нет! Нет! Сокол!

Сокол, резко наклонившись вперёд, поволок за собой человека, державшего его, и лезвие, с противным звуком вошедшее в нежную плоть, беспощадно разорвало ткани.

Он с трудом выдохнул, когда упал на пол и ощутил тяжесть на своей спине. Попытавшись скинуть тело, Сокол перевернулся и с ужасом увидел, как мужчина безжизненно, с приподнятым плечом, смотрел на него и на своего товарища, у которого из шеи торчал его топор, предназначенный для наёмника.

Сокол нервно отполз от трупа и постарался выпутаться из верёвок именно тем методом, которым его когда-то обучил Орёл. К своей радости, у него почти это получилось.

— Да уж, дело приобретает куда более серьёзный поворот событий, — прокомментировал отец Медеи и встал со своего места. — Убейте его. Живо.

— Нет, не надо! Прекрати это! Прошу тебя!

Находившиеся в помещении люди разом набросились на Сокола. В их руках не было никаких опасных предметов, но их было много. Они могли повалить его и разодрать ногтями и зубами.

Сокол, чуть не лишившись всех пальцев, наконец-то освободился. Он достал из специальной подкладки в обуви маленький кинжал и перерезал глотку первому нападавшему, а следом — второму. Он сделал несколько быстрых перекатов, поднялся и вонзил лезвие в грудь очередному несчастливчику, решившему из-за отсутствия собственного мышления идти на таран.

Но тут его схапал мускулистый мужчина, и Соколу пришлось приложить все силы, чтобы вырваться и убить его. Однако он не успел отскочить, как его сразу поймали две подкравшиеся сзади женщины: за ноги и за руки. Теперь к ним присоединились другие люди, и кинжал, ставший недавно его заветным спасением, полетел в сторону.

— Сокол!

— Вот так и подыхают безрассудные идиоты, — мужчина трагично вздохнул, грубо взял Медею за запястье и поднял её на ноги. — Но ничего не поделать. Идиоты должны умирать первыми.

— Это ты идиот! Ненавижу тебя, ненавижу! Ты не можешь так поступить!

— Ты не только глупая, но ещё и слепая. Жаль.

Мужчина залепил девушке пощёчину, и та, ненадолго успокоившись, закричала ещё сильнее. Она не стеснялась проклинать своего отца и желать ему всевозможных мучений.

— Медея…

Сокол попытался до неё дотянуться, но она была так далеко!

Новая вспышка боли пронеслась по всему телу. Люди, давно потеряв человечность, давили на него, дёргали, кусали. Они пытались выколоть ему глаза, вырвать язык, волосы. Они хотели вкусить его плоть, стереть с лица земли. Убить.

Сокол, не намереваясь сдаваться, брыкался. Но толпа наседала на него, и каждое его усилие становилось всё бессмысленнее и бессмысленнее.

Было горько осознавать, что он подвёл и Медею, и спасённого оуви. Он был неудачником, слишком ничтожным и жалким для этого несправедливого мира. Он знал, что был убийцей. Чудовищем, лишившим жизни своего наставника и друзей, ставших ему семьёй.

Он заслуживал смерть. Но бедный оуви и Медея? Нет. По крайней мере, не так. Не здесь и не сейчас! Он должен был что-то предпринять, хоть что-то…

Твоя жалость к себе унизительна. Эти добрые порывы, которые на самом деле представляют из себя обыкновенную ложь? Как милосердно. Пора с этим заканчивать.

Сокол закричал. Истошно, почти нечеловечески. Его тело приобрело нереальную силу, которая разрывала его на маленькие кусочки. Все нервные окончания буквально молили о том, чтобы эта чудовищная пытка скорее прекратилась.

Но она не останавливалась. Она усиливалась, причиняла больше боли, которую уже невозможно было терпеть. В его плоть будто вонзилось миллион острых иголок, и Сокол, будучи на грани сознания, почувствовал, как по щекам потекло что-то тёплое, обжигающее.

Произошла тёмно-фиолетовая вспышка, окутавшая всё пространство. А потом, будто по одному щелчку пальцев, она, вернувшись обратно, стрелой вонзилась в тело Сокола.

Люди, навалившиеся на него, как противные насекомые, замертво, с гадким шлёпаньем, упали на спины. В судорогах они испепелялись под невиданной мощью.

А мужчина, державший Медею, неожиданно, на глазах у девушки, начал постепенно иссыхать. Он хрипло завыл, как поверженный монстр, не имеющий разума, пока от него не остался только серый прах.

Сокол закричал, но на этот раз от невыносимого осознания, что это повторилось вновь.

Глава 3. Трое входят в город. Часть первая

В груди появилось жжение, заставившее Сокола застонать и открыть глаза. Но вместо комнаты того прокля́того дома, в котором он прежде находился, Сокол увидел… ничего. Совершенно ничего. Кругом был белый свет, такой неестественный и совсем несвойственный для реального мира.

Неужели он… погиб?

Боль, прежде донимавшая его, отошла. Сокол почувствовал небывалую лёгкость, вызвавшую в нём неясные, но почему-то радостные эмоции.

Он не знал, лежал ли сейчас или всё же стоял, — гравитации в этом мире, насколько мог судить Сокол, не существовало, — но он сделал шаг и оказался на твёрдой, вполне материальной поверхности.

Значит, он всё же стоял.

Сокол прошёл ещё немного, прежде чем обернулся назад. Он надеялся заметить хоть какое-то изменение в пространстве, но ощутил горечь разочарования, когда понял, что произошло ровным счётом ничего. Всё оставалось по-прежнему раздражающе белым, ненормальным и невозможным.

— Дерьмо…

Сокол, закусив губу, похлопал себя по карманам, однако в них не было ни одной полезной вещи, которая могла бы ему помочь. Он был практически беззащитен против опасности, если она, конечно, собиралась его здесь настигнуть.

Куда же он угодил? И что ему теперь делать?

Сокол был растерян, и это его морально убивало: ему совсем не хотелось подыхать в этом забытом самим Сущим месте. В этот раз он не желал пускать всё на самотёк, чтобы его судьбой кто-то, а не он сам, распоряжался. Сокол должен был вернуться обратно, чтобы сделать всё от него зависящее для… а для чего? В прошлый раз его поступки не привели ни к чему хорошему. И какой, интересно, был толк возвращаться в суровую реальность, где его наверняка поджидал новый ужас?

Он был чем-то болен. Сокол не знал, как это объяснить, но с его телом творилось что-то не то. Оно предавало его, не подчинялось и только мешало.

Сокол подумал, что его прокляли, что на той ненавистной книге стояли ниврийские печати, разрушенные из-за его неуёмного любопытства. Он решил, что страдания, выпавшие на его долю после храма, это длинная пытка, в конце которой его поджидала ещё более мучительная кончина.

Сокол поёжился от жутких мыслей.

Когда смерть была так близко, он осознал, что был совсем к ней не готов.

Людская плоть всегда являлась податливым материалом, как и людское, скотское сознание.

Сокол судорожно развернулся на глубокий, спокойный голос, сквозивший собственным превосходством над всеми живыми существами. Куда бы он не поворачивался, он слышал его везде. Всё место казалось одним голосом — таким опасным и одновременно с этим — манящим.

Напрасно надеяться на то, что вы, смертные, когда-нибудь изменитесь. Ваши низменные инстинкты вызывают презрение.

— Я не боюсь тебя! Понял?! Не боюсь!

Голос низко рассмеялся, и этот смех пробирался в мозг, в каждую извилину. Он пульсировал и усиливался, вызывал животную панику.

Ах, конечно же. Как я мог забыть этот досадный момент. Жалкие людишки всегда думают, что их бесполезной жизни что-то угрожает. Но их маленький мозг никогда не поймёт, что они никому не нужны.

— Если ты… — Сокол, стараясь сосредоточиться, рвано задышал. — Если ты думаешь, что меня напугаешь, то спешу огорчить. Твои возвышенные речи не напугают даже годовалого ребёнка, урод!

Что-то медленно начало оплетать Сокола. Сначала ноги, а потом — тело. Он предпринял попытку вырваться из невидимых пут, но резкий захват шеи поумерил его пыл. Что-то, не жалея сил, беспощадно сдавливало горло и перекрывало ему необходимый кислород. Перед глазами Сокола поплыли круги, и он, не имея никакой возможности пошевелиться, захрипел.

Белый свет приобрёл опасный ярко-красный оттенок. Он предупреждал, но Соколу, находившемуся на последнем издыхании, совсем не было до этого дела.

Ты не имеешь права так бестактно разговаривать со мной, жалкое недоразвитое животное. Единственное твоё право — это слушать и подчиняться. На большее ты просто не годишься.

— П-по… шёл… т-ты…

Послышался оглушающий хруст. Это невидимая сила оплела своими щупальцами человеческую руку и сломала её.

Из глаз Сокола брызнули слёзы, которые он не смог подавить. Боль была невыносимой, такой, после которой любой бы потерял сознание. Это была бы сказочная благодать, но Сокол не отключался. Он застрял в этом кошмаре без шанса из него выбраться.

Я неоднократно убеждаюсь в том, что люди не понимают цивилизованной речи. Впрочем, на что я вообще надеюсь, если вы молитесь своему Сущему?

Шею перестало сдавливать, однако боль от сломанной руки так и не прошла. Соколу было глубоко наплевать на размышления голоса. Единственное, о чём он думал, так это о том, как от себя избавиться.

Какая жалость. Я снова перестарался и забыл, насколько вы бываете хрупкими.

Сила исчезла, и Сокол, висевший в воздухе, повалился на твёрдую поверхность. Он с трудом перевернулся на спину и ощутил острую нехватку воздуха.

Твоя беспомощная оболочка не подходит мне. Это смертное, противное тело, пропахшее потом и алкоголем… Меня бы вырвало, если бы это было возможно.

Сокол, не способный ответить на оскорбление, издал тихий невнятный звук.

Но так уж вышло, что я застрял в тебе, бесполезное ты отродье. Мне невыгодна твоя смерть, и я сделаю всё, чтобы не умереть так убого вместе с тобой.

Сокол постарался подняться, но ему не удалось даже моргнуть. Перед его взором возникла фиолетовая, размытая сущность, в которой прослеживались нечеловеческие очертания.

Я великий дух Ахерóн, и ты запомнишь моё имя и будешь повторять его, как мольбу. Ведь теперь твой Создатель не умерший дракон, а Я.

* * *
— Дорогуша, ты как всегда не в настроении?

— Если ты ещё раз так ко мне обратишься, то ты будешь целоваться с полом.

— Я уважаю тебя, дорогу-уша, но тебе придётся ой как постараться, чтобы меня завалить. Хотя, скажу честно, я бы с удовольствием оказался под тобой.

Эта притворная добродушная улыбка раздражала даже больше, чем смысл сказанных слов.

Светловолосая женщина, грозно нахмурившись, лишь чудом удержалась от желания схватить магией шею мужчины и задушить. Она одарила его холодным взглядом, на что тот картинно закатил глаза.

— Не смей назвать меня своим типичным ловеласным словечком. Иначе, поверь, тебе не поздоровится, — с презрением прошептала она. — Я не собираюсь терпеть твои убогие выходки, Ма́вор Адъя́р.

— Цирце́я Ви́га.

Невозмутимый голос раздался совсем близко, и Цирцея вместе с Мавором, как по команде, повернулись и встретились с Лидером.

— Вы ведёте себя не как магистры, а как дети, которым в руки дали особые игрушки, — он прошёл в глубину зала, к огромному круглому столу. — Если вы настолько некомпетентны, то я серьёзно задумаюсь над вашей отставкой.

— Это ошибка, ты сам это знаешь, — Цирцея вежливо поклонилась. — Если один твой недалёкий человек прекратит меня провоцировать, то проблем не будет.

— Я тебя развлекаю, о прекрасный цветок!

Цирцея, прищурившись на Мавора, уничтожающе на него глянула, а потом, как ни в чём не бывало, вновь перевела всё внимание на Лидера. К сожалению, его лицо было скрыто маской и капюшоном мантии, поэтому она не могла понять эмоции, которые тот испытывал.

Иногда это очень бесило. Виге было непривычно не видеть ни улыбки, ни глаз — ничего! Она сама следовала этой важной и, бесспорно, нужной конспирации, но её раздражало постоянно смотреть в беспристрастную черноту и гадать, радость ли была под ней или печаль.

И если с Мавором всё было предельно просто — уж за этом спасибо — то с Лидером — ничего подобного. Цирцея не сомневалась, что она была единственной, кого это заботило. Адъяр уж и подавно не поднимал эту тему, поскольку его волновало лишь то, чтобы выслужиться и не получить по шее. С его-то малюсеньким мозгом единственную информацию, которую он мог нормально обрабатывать, так это ту, которая была связана с едой и положением.

Гадость!

Почему он не был проклятым послушником? Почему был магистром и рядом с ней?!

— Есть ли успехи касательно поиска артефакта?

— Да, мы нашли коготь Малахóнда, а ещё…

— Мне нужно перо нифи́на, а не коготь Малахонда, — спокойно сказал Лидер и положил руки на стол. — Прошло слишком много времени, и единственное, что вы мне говорите, это одинаковые, ничего не значащие фразы. Мне надоело ждать, пока вы оклемаетесь.

— Я понимаю, но…

— Вечно есть какие-то «но».

— Мы ищем по всему Королевству, — упорно продолжила Цирцея и подошла к висевшей карте. — Но мы не знаем, где утерянный артефакт. Мы потеряли связь и с Альбо, и с наёмниками.

— Мавор.

— Да?

— Ты занимался поисками людей. Ты обещал, что им можно верить. Так почему же вышло так, что и наш адепт, и они бесследно исчезли?

— Я понятия не имею, — ответил Мавор и пятернёй пригладил тёмные волосы. — Я лично знал их командира. Он бы ни за что не кинул и не убил заказчика ради, духи подери, своей выгоды. Он хороший человек.

— Ага, — фыркнула Цирцея. — Очень хороший.

— Ты заблуждаешься, — с укором произнёс Мавор. — Он служил в городской страже, пока с ним не произошла трагедия. Он не какой-то наёмник, берущийся за дела чисто ради денег. У него есть честь.

— Что ж, — Лидер завёл руки за спину. — В таком случае есть смысл повторить то, что мы имеем.

— Каждую неделю одно и то же… — Цирцея безнадёжно выдохнула и положила палец на небольшую возвышенность, изображённую на карте. — Мы откинули варианты с врагами и ниврами. Альбо трус и идиот, но ему нужно было просто следить за тем, чтобы люди зашли и вышли, поэтому он бы справился с этой простейшей задачей. Сами наёмники, учитывая их безмозглость, навряд ли поняли, что за артефакт перед ними. Как Мавор сказал, их командир не согласился бы параллельно на вторую сделку с теми же ниврами.

— Ага, — кивнул Адъяр. — Я тоже сходил туда после всей этой драмы. Преграды, как в первый раз, больше не было. Значит, сила, которая покоилась в храме, вырвалась. Или уничтожилась сама по себе. Какой вам вариант по душе? Мне лично второй.

— Пепел, который ты притащил, принадлежал людям. Аура… энергетика, исходившая от него… какая-то чужая… Она несла смерть. Я никогда её не забуду, — Цирцея поёжилась. — Я не уверена, но я действительно думаю, что существо… или монстр… или ещё что-то — неважно, сейчас вполне спокойно гуляет по Солфасу. Не может быть так, чтобы массово погибли люди, но при этом не разрушился храм.

Лидер медленно кивнул и тихо хмыкнул.

— Здесь что-то нечисто. Вдруг это потенциальная угроза населению?

— Вы не в силах найти перо, которое по-прежнему почему-то считается утерянным. Если это всё же угроза, то как ты справишься с ней?

Цирцею задело это замечание.

— Я…

— Да. Ты, — Лидер небрежно махнул рукой. — Достаточно.

— Конечно, — она покорно опустила голову.

— Ведьма вернулась в свой родной дом, — он встал напротив Виги и указал пальцем на Болото. — Это старая и злая женщина, похитившая немало младенцев. У неё есть одна могущественная вещичка, которую она украла у нивров. Приведите её ко мне. Вы оба.

— Мы можем отправить адептов…

Лидер неторопливо повернул голову к Мавору, из-за чего тот обречённо сглотнул.

— Хотя мы можем отправиться и сами, да, Цирцея?

— Мы всё сделаем, — она снова поклонилась. — Есть ещё какие-то указания?

— Обыщите её дом. Там могут вполне найтись другие интересные артефакты.

— Будет сделано.

— Собрание на этом окончено.

Лидер прошёл мимо стола и направился к выходу из каменной совещательной комнаты. Когда звук от его шагов стих, Мавор обратился к Виге:

— Почему бы ему самому не пойти туда? Он же всяко нас сильнее.

— Потому что он очень занятой человек, — она влепила ему слабую затрещину. — Думай иногда своими мозгами.

— Лапушка, ты как всегда прикладываешь ко мне физическую силу… Меня это обижает!

— Сущий, Мавор, заткнись.

— Как же я могу молчать, когда передо мной находится такая серьёзная и недоступная женщина?

Вига равнодушно его обошла, потому что тратить силы на Адъяра было себе дороже. Он специально донимал её, и поэтому самое лучшее для него наказание — это тотальное игнорирование.

— Я не хочу с тобой говорить.

— Как жестоко!

— Да, несомненно, — бросила напоследок Цирцея и тоже пошла к выходу.

Она по привычке засмотрелась на бледно-красный цветок. Он имел необычное, но удивительно красивое название «Цинния», и с ним было связано достаточно событий, чтобы сейчас он стал их символом.

Цирцея сама предложила его. В память о дорогих людях, которые ушли из жизни слишком рано.

* * *
Сокол очнулся с громким криком. Его голова то пульсировала, то проходила, то вновь пульсировала и вызывала приступ тошноты.

Была ночь, и только яркий костёр освещал пространство вокруг него. Но когда он успел его развести?

— Я не буду спрашивать, какого духа, но ты мне обязательно это объяснишь. А пока… оуви, неси воду! Живо!

— У меня есть имя, м-мисс…

— Я сказала — живо!

— Уж-же бегу!

Оуви порылся в сумке, которая принадлежала, вероятно, Медее. По крайней мере, она была куда больше и явно не походила на сумку Сокола. Он бы точно узнал свою собственность даже будучи в таком плачевном состоянии.

Когда оуви дал флягу Соколу, тот жадно приложился к горлышку и выпил жидкость почти до дна.

Стало немного легче.

— Что… что происходит? — он вяло задал вопрос и постарался перевернуться на другой бок, но в итоге сдался и остался лежать на спине. — Где мы?

На самом деле, его больше всего интересовал вопрос, почему они живы, но задавать его так сразу было некорректно, поэтому Сокол решил себя немного приостановить.

— Мы в лесу, идиотина. У меня… у меня не хватит слов, чтобы описать всю палитру эмоций! Я сдерживалась, но больше не буду!

— Мисс, м-моему с-спасителю нужен отдых…

— Я зажарю тебя и даже не постесняюсь испытать удовольствие от этого процесса! Не лезь в разговор!

Оуви пугливо закрыл лицо руками. Его перья вокруг шеи также навострились, словно он поджидал атаку, и Сокол, наблюдая за ним, испытал жалость.

— Не кричи на него. Он имеет право голоса.

Медея, нервно выдохнув воздух через нос, схватила Сокола за грудки и потрясла его, будто надеялась выбить из него весь дух.

Бах!

Неожиданно он ощутил острую боль, которая прошлась по руке. Сокол захныкал, и Медее пришлось успокоиться и отпустить наёмника. Несмотря на переполнявшую её злость, она испугалась, что перестаралась.

— Эй? — осторожно позвала она. — Ты в порядке?

В порядке ли ты? Ха-ха! Мертвец и то живее, чем ты.

— Д-да.

Сокол, подавляя в себе рвущийся наружу крик, сильно зажмурился. Он надеялся, что та странная встреча — всего лишь плод его воображения, что сломанная конечность — это иллюзия. Однако сейчас, чувствуя себя крайне гадко, он осознал, что всё произошедшее было вполне реально.

— Мой сп-паситель? — жалобно пролепетал оуви, подползая ближе к Соколу. — Что с в-вами?

— Я в порядке, правда, — он намеренно не прикасался к руке, чтобы своими неловкими движениями вновь не потревожить её. — Сейчас пройдёт.

— Это как-то связано с тем, что было в Верфидо? Кто ты вообще?

Кто ты, так называемый Сокол? Убийца? Эгоист? Лицемер? Кто ты, жалкое отродье?!

Сокол махнул головой, чтобы избавиться от навязчивого противного голоса, который слышал лишь он. Боль исчезла, и он рискнул немного пошевелить конечностью. Что удивительно — перелома, о котором он сначала подумал, не было.

— Не стоит ли мне сначала задать вопрос?

Медея вспыхнула.

— Серьёзно? Ты сейчас серьёзно?! Ты превратил в пепел всю, Сущий тебя дери, деревню. Ты убил моего отца и теперь ты задаёшь мне такой тупой вопрос? А не пойти ли тебе куда подальше с такими требованиями?

— Это б-было очень г-грубо… — пролепетал оуви и посмотрел на Сокола. — Мы б-были очень об-беспокоены вашим с-состоянием, мой с-спаситель. В-вы проспали больше двух с-суток. А ещё вы к-кричали во сне.

— Любой бы кричал после того, что натворил!

— Мне жаль, что так вышло. Но ты могла бы сказать всю правду! Зачем мы вообще грабили твоего отца? Род Лиднеров? Ты что, знатного происхождения? И неужели ты не знала, что он пытал оуви?

— Какая разница, какой у меня род! И да, представляешь, я это не знала! Я даже не знала, что он будет настолько жесток. Но…

Он держал под гипнозом деревню.

— Он держал под гипнозом деревню, — повторил Сокол и тут же осёкся. — Точнее… я хотел сказать, что, вероятно, это из-за него все жители были не в себе.

— Для этого надо обладать силой! А он, — Медея болезненно улыбнулась, — не способен на это. Может, он и не был идеальным отцом в последние года, но он бы ни за что на такое не пошёл.

Наивна до отвращения.

— На самом деле, — оуви неловко потёр локоть, — я в-видел собственными г-глазами, как он использ-зовал м-магию.

— Но это невозможно. Люди не… — Медея повернулась к Соколу. — Мой отец не может быть таким. Он обычный человек!

— Я клянусь в-вам. М-мне нет выгоды врать.

— Я знаю, но я не могу поверить в это. Не могу! Я знаю, я уверена… я… я-я…

Медея, испытывая внутри самые противоречивые эмоции, посмотрела в сторону. Она любила отца, того человека, который дарил ей милые деревянные игрушки, того, кто любил её в ответ и не запирал за непослушание в комнате.

Лиднер любила его, и поэтому не могла поверить в то, что он превратился в монстра. А теперь ещё и в мертвеца.

Медея задрожала.

— Медея…

Сокол положил на её плечо руку, и в следующий миг она обняла и прижалась к его груди как к единственной надежде. Сокол испуганно обратился к оуви, который явно не понимал, что происходило. Наёмник кивком указал на Медею и вновь взглянул на оуви. Тот, неловко пожав плечами, приобнял себя и тоже указал на девушку.

На лице Сокола отразилось искреннее недоумение. На секунду он подумал, что и оуви сошёл с ума, но потом на него снизошло долгожданное озарение.

Обняв Медею, Сокол столкнулся с новой проблемой: она ещё сильнее прижалась к нему.

Какая ужасная ситуация!

Он, стараясь действовать как можно увереннее, неуклюже погладил её по голове и спустился к спине.

Лиднер всхлипнула, и Сокол побледнел.

Оуви тем временем открыл и закрыл рот, но ничего не произнёс. Он, показывая на Медею, повторил своё движение несколько раз, из-за чего выглядел ещё более безумно, чем секундой ранее.

Сокол, не отрывая от него взгляда, протянул тихое «а-а» и вслух сказал:

— Я виноват перед тобой, — оуви активно закивал, — но, пожалуйста, Медея, не сердись на меня. Я не хотел причинять тебе страдания, хоть сначала и планировал, конечно, обворовать, но…

Послышался хлопок. Это оуви ударил себя по лбу.

— Тебе идёт молчать.

— Да, я тоже так думаю. Никогда не умел успокаивать людей.

Медея отстранилась от него, шустро вытерла лицо — и лишь красные глаза выдавали в ней то, что она плакала. Сокол заметил в этой глупой попытке желание не показывать свою слабость, которая, по всей видимости, доставляла ей моральную боль.

— Как я и сказала, — сдержанно начала она, — ты убил всю деревню. И будь я сентиментальной дурой, то обязательно отвела бы тебя в ближайший город, но тебе повезло, что я не такая. Поэтому будь предельно честен со мной и ответь мне на нескромный вопрос: что это была за ерунда?

— Я думаю, раненому ещё нужен… небольшой покой, — уклончиво ответил Сокол и невинно улыбнулся.

— Раненый окончательно обнаглел. Оуви, скажи хоть ты!

— У м-меня есть имя… — шёпотом произнёс он, пряча голову.

— Именно! Уважай его права!

— Тебе слово вообще не давали, — Медея недовольно скрестила руки на груди. — Уважаю или нет — это не имеет никакого значения. Если ты не хочешь, чтобы я перерезала тебе глотку прямо здесь, то ты прекратишь вести себя как ребёнок и наконец станешь взрослым.

— Ты могла бы бросить меня, а не тащить сюда, — чуть наклонившись, Сокол шкодливо ей подмигнул. — Забыть навсегда. Но ты этого не сделала.

— У меня есть свой кодекс, и я не бросаю так просто людей. Даже если они являются монстрами.

Какая точная формулировка! Ты — монстр.

— Заткнись!

— Это ты мне? — переспросила порядком удивлённая Медея. — Ты не попутал ли часом?

— Нет… нет, я не тебе… о Сущий! — в голове что-то неприятно завибрировало, и Сокол мигом прислонил пальцы к вискам. — Послушай, я правда не хотел никого трогать. Я даже не знаю, как так вышло!

— Ты пользовался магией. Ты пользовался, Сущий тебя дери, магией! Но это невозможно!

Крайне интересное заявление.

Перед глазами проскользнули сумбурные картинки, где с трудом можно было рассмотреть размытый знак и странно одетых людей. Они что-то делали, пока всё не заменилось иными, более быстрыми и непонятными событиями: появились дети, стало больше природы.

Сокол застонал и поднялся на ноги. Он несколько секунд изучал свои ладони, а потом повернулся к Медее. Оуви предпочёл тактично не лезть в диалог и только наблюдал со стороны за разворачивающейся сценой.

— Я знаю… или не знаю. Я клянусь, я был самым нормальным наёмником, который, как и все, не делал ничего полезного для всего прокля́того мира! Но теперь я здесь, и единственное, что я знаю — со мной что-то не так. Какие-то… воспоминания чужих людей… я… — Сокол, не сдержавшись, повысил голос. — Я думал, вы тоже погибните! Так уже происходило ранее, я знаю, о чём говорю. Однако я вижу вас, абсолютно здоровых! Представляете, каково моё удивление? А теперь скажи мне, пожалуйста, что произошло в том долбаном доме?

Оуви подполз ближе к Медее, чтобы была возможность видеть раскрасневшегося Сокола, который как безумный махал руками. Он немного испугался, но всё равно подскочил и обнял взволнованного наёмника. Из-за маленького роста оуви, к несчастью, смог обхватить только талию человека, однако это, как ему показалось, не было существенной проблемой.

— Мой спаситель, в-вам нет нужды так нервничать. Я в-верю вам.

— Опять эти сопли, — Медея закатила глаза.

— Нет, не с-сопли. Дело в том, ч-что, когда вы в-выпустили из себя… вот это, я не з-знаю, как правильно это н-назвать, в-ведь на м-магию это было совсем не похоже! — все ж-жители, напав-вшие на вас, начали р-рассыпаться. Как песочный з-замок!

— Ага, а потом я смотрю на своего отца, но вместо его лица вижу иссушённый череп. Вот веселье.

— Но вы живы! — воскликнул Сокол. — Вы живы, вы понимаете это?

— Мож-жет, вы, мой спаситель, не х-хотели причинять нам б-боль?

Или они просто могли быть полезным пушечным мясом. Ничего личного.

— Мы знакомы от силы неделю, — скептично произнесла Медея. — А с этой птицей ещё меньше. Так что не думаю, что здесь сыграла роль ваша детская дружба. Ты одержим.

— Одержим! — повторил оуви и спрятался за Лиднер. — Это ужасно! В одержимых н-находятся д-духи!

— Я спас вам жизнь, разве не это должно вас волновать?

Оуви пискнул, а Медея, покрутив в руках небольшой кинжал, равнодушно пожала плечами.

— Если об этом кто-то узнает, тебя убьют. Или будут пытать. Это ненормально. Дух должен был тебя прикончить или, не знаю, поработить? Что они вообще там делают? Но ты жив. Ты остался человеком. Почему?

— Я понятия не имею, — нахмурившись, сказал Сокол. — В любом случае надо искать во всём плюсы. С этой силой у нас есть преимущество.

— Ты не умеешь ею пользоваться.

— Я научусь.

Медея хмыкнула, а голос в голове Сокола оглушительно засмеялся.

— Как аргумент звучит слабо. Но ладно. Я надеюсь, что не пожалею о своём решении сохранить тебе жизнь, — она поправила выбившиеся рыжие пряди. — Ты должен это ценить.

— Вау, не знал, что ты такая щедрая, — язвительно буркнул Сокол и присел рядом с догорающим костром. — Ты не ответила на мой вопрос.

— Не помню, чтобы мы договаривались на такую игру.

— Но, м-мисс, это несправедливо! — заявил оуви. — Если м-мы собираемся дер-ржаться вместе, м-мы должны знать хоть какую-то пр-равду друг о д-друге.

— Наше приключение будет коротким. Мы разойдёмся в первом же городе.

— Вот и славно, — проворчал Сокол. — Всё равно я не собирался идти с тобой в какую-то даль ради того, чего даже не знаю.

— Как удачно! Я тоже.

— Замечательно! Чем меньше людей, тем мне же проще.

— Вау! Я подумала о том же.

— Пожалуйста, хв-ватит! — взмолился оуви, замахав для пущей эффектности крыльями. — Я не в-вытерплю это м-мучение!

Сокол, по-детски высунув язык, показал его Медее и потушил огонь. В наступившей темноте он не увидел, как девушка в ответ показала ему средний палец.

Оуви, трагично выдохнув, пришёл к мнению, что разговор был так себе по продуктивности, поэтому он дождался, когда Сокол уляжется, и попросился к нему. Наёмник, прыснув от такой просьбы, в конце концов согласился, и оуви, уместившись так, чтобы его обнимали, закрыл глаза и сразу уснул. Он чувствовал себя в безопасности, и это было для него превыше всего.

А Медея, развернувшись ко всем спиной, ещё долго думала обо всём на свете и только под утро благополучно провалилась в Царство Сна.

Глава 3. Трое входят в город. Часть вторая

— Так как ты говоришь тебя зовут?

— Стри́го, — радостно сказал оуви.

— Стриго, — повторил Сокол. — Круто. Я думал, тебя будут звать каким-нибудь… перьеобразным? А, нет! Клювик! Точно. Очень классное имя!

— Но м-меня зовут Стриго, — отмахнулся оуви. — М-меняназвали в ч-честь нашего г-героя, который в одиночку с-справился с полчищем вульфов. У нас даже есть л-легенды, связанные с ним!

— Вы почитаете своих героев?

— Д-да, мы считаем в-важным помнить п-предков. М-мы племя, а племя строится на знании о п-прошлом.

— Бла-бла-бла, — Медея развернулась к Соколу и Стриго и скривила недовольно лицо. — Есть темы поинтереснее, нежели умершие недоптицы?

Оуви, растерявшись от таких дерзких слов, сконфуженно остановился. Сокол, возмущённый чужой бестактностью, встал на его защиту:

— Если тебе нечем заняться, то следи за дорогой. Если мы из-за тебя заблудимся и попадём в очередную западню, то, клянусь, ты об этом пожалеешь.

— Ты не умеешь угрожать, бестолочь.

— Зато ты у нас настоящий профи в этом деле, — Сокол театрально поклонился. — Уж прошу прощения, Ваше Высочество.

— Пошёл знаешь куда? В задницу.

Она направилась дальше. В этот раз Медея полностью игнорировала беседу Сокола и оуви, который тихо рассказывал о том, как все в его племени были без ума от героя, как дети, растущие на легендах о Стриго, сами мечтали быть такими же сильными и смелыми, как он.

Однако оуви были слишком слабы и пугливы, и дети, ставшие взрослыми особями, не достигли никакого успеха.

Сокол слушал Стриго вполуха. Ему, несомненно, была любопытна история оуви, однако прямо сейчас его интересовал куда более насущный вопрос, а именно — Медея. Его раздражало, что она не пыталась с ним нормально поговорить и только грубила, будто он был виноват во всех её несчастьях.

Да, разумеется, он немного… он сильно облажался, когда по его вине погиб её отец, однако это недопонимание они уже обсудили. Попытались, по крайней мере. И Медея, хоть ей тогда было слишком досадно от этого, вела себя вполне адекватно.

Даже если она и считала его убийцей, она это не сказала.

Но Сокол знал, что она на него обижалась, скрывала свои истинные эмоции в глубине души и упорно делала вид, что чувствовала себя прекрасно. Как опрометчиво!

Сокол не затрагивал намеренно эту тему, и это было его главной ошибкой. Он был излишне гордым, из-за чего раньше получал от Орла. Кроме того, он не хотел навязываться. Поэтому вместо того, чтобы решить возникшую проблему, он просто наблюдал и думал, что молчание им поможет. Хотя бы чуть-чуть.

Сокол был таким глупым.

— Я вижу ворота. Видимо, город. Нам нужно закупиться всем необходимым и-и… — Медея скептично осмотрела бороду Сокола. — И тебе надо будет посетить цирюльника. Извини, но ты выглядишь с этой фиговиной просто ужасно.

— Я…

— На самом деле, м-мисс права… — скромно согласился оуви. — Вам н-не идёт, м-мой спаситель.

— Что за…

— Так что я могу заняться со Стриго делами, ну а ты, сам понимаешь, будешь избавляться от своего недоразумения. И не смей никого трогать. Пожалуйста!

— Сама…

— Я всегда х-хотел купить ор-решки! Там же н-наверняка их пр-родают, да?

— Вот попросишь у своего спасителя, и он обязательно выделит тебе сумму на собственные нужды. Если он не пропил все деньги, конечно.

Стриго большими глазами глянул на Сокола, у которого не было никаких шансов противостоять обаянию оуви. Сгорбившись, он поднял голову к небу и взмолился.

— За что мне это зло… Ладно!

— Спасибо! — оуви радостно запрыгал на месте, а затем прильнул к Соколу. — С-спасибо!

— О Сущий, давай только без этих обнимашек. Мне уже плохо от них. Пожалуйста!

— Они бы пошли тебе на пользу.

Им пришлось пройти приличное расстояние, прежде чем они наконец-то дошли до ворот, рядом с которыми стояли стражники — всего лишь два хлипких человека. Сокола радовало, что на пути им не пришлось преодолевать, как это обычно бывало, множество препятствий. В противном случае они бы добирались до треклятого города чересчур долго.

За последние дни Сокол ничего не ел. Его желудок противно урчал и требовал хоть чего-то съестного, а ещё раскалывалась голова из-за жёстких спальных мест. Ему было привычно спать где не попадя, но всё же он был совсем не прочь переночевать в каком-нибудь гостином доме, даже если для этого пришлось бы отдать всё состояние.

Сейчас он ни с того ни с сего ощущал острую нехватку нормальной человеческой кровати. И еды. Вкусной еды.

Стражники, засыпавшие на своём посту, пропустили путников без проблем. Даже радостный оуви их не смутил — это ведь был не нивр.

Сам городок, Э́днус, был маленьким, однако куда больше Верфидо. Сокол бы его назвал типичным местом для того, чтобы жить с семьёй. Разумеется, не исключено, что сюда забегали разбойники, но Сокол готов был поклясться своим мизинцем, что это происходило крайне редко.

В каждом уголке Эднуса кипела жизнь, были слышны крики, недовольства, ругань — в общем, всё то, что делало его самым обычным и нормальным городом, без людей под гипнозом и прочей лабуды.

Уже неплохо.

Выйдя по широкой дороге к центру, Сокол огляделся ещё раз. Королевство людей никогда не славилось изящной архитектурой, поэтому и дома здесь были низенькими, классической формы и блеклыми. Они не притягивали к себе взгляд утончёнными деталями или необыкновенным фасадом. Это были типичные постройки для того, чтобы передохнуть, и жить в них на постоянной основе Сокол бы не хотел. Ему были привычнее улица и безграничная природа, опасности, поджидающие на каждом шагу. И сколько бы он на это не жаловался, его это более чем устраивало.

В конце концов, он был свободолюбивым человеком, а не семьянином, который готов был пожертвовать самым ценным, чтобы растить детей вместе с любимой жёнушкой.

— Итак, — Медея, изучая вместе с Соколом местность, положила руки на бёдра. — Лавки вижу. Цирюльник, наверное, дальше.

— А давай всё же не будем? Ты не представляешь, как я сроднился со своей волоснëй! Я даже дал ей имя, прикинь? Её зовут, — Сокол с достоинством провёл по бороде, — Бородушка!

На веснушчатом лице Медеи отобразилось недоумение. Сам оуви, с нечитаемой эмоцией смотря на наёмника, чуть приоткрыл клюв.

— Это что, твоя запасная рука? — скептично поинтересовалась Лиднер. — Ты уберёшь это. Живо.

— Нас разлучают, моя прелесть! О Сущий, это наказание!

— Прекрати придуриваться. Ты вообще видел себя со стороны? Ты как неудачник. Весь заросший и грязный. Бродяжки и то выглядят лучше тебя.

— Нас обзыва-ают, Бородушка, нас не це-енят…

— Я не собираюсь это терпеть.

— Ты слышишь это? — Сокол притворно загрустил. — Кто-то мешает нам наслаждаться обществом друг друга!

Оуви засмеялся, пока Медея ещё больше закипала. Сокол же, пользуясь представившейся возможностью, начал всячески изощряться и намеренно играть на бедных нервах Медеи.

— Я целый год, целый го-од был с ней! А сейчас эта наглая женщина, с которой я почти не знаком, заставляет меня расстаться с любовью всей моей жизни!

— Я куплю тебе сама орехи, Стриго.

— П-правда? — он вопрошающе глянул на распалявшегося Сокола. — Но к-как же…

— Оставим его наедине со своей неадекватностью.

Медея пошла прочь от Сокола, а за ней поплёлся оуви. Он, чувствуя себя подлым существом, всё время оборачивался, но одновременно с этим он успокаивал себя тем, что покупка настоек и продуктов — сейчас важнее всего, ведь впереди была наверняка долгая дорога. А то, что делал Сокол… он ребячился, и кроме потраченного впустую времени это ничего бы не дало их общему делу.

Когда Медея и Стриго ушли, Сокол вздохнул с облегчением. Он побыстрее ретировался, чтобы больше не привлекать к себе ненужное внимание жителей города. Ему и без того пришлось опозориться.

Даже для меня это перебор, хотя мне совершенно наплевать на внешность столь убогих созданий.

— Ой, только вот тебя здесь не хватало.

Тебе стоит послушать ту разумную девушку. Она единственная, кто говорит здравые вещи.

— Ага. Может, мне ещё плюнуть кому-то в рот? Ну, это же так здраво!

Тебе это всё равно не поможет поумнеть.

— Ха-ха! Пошёл ты.

Проходившая мимо женщина косо глянула на Сокола. Она засмотрелась на его бороду, скривилась и ускорила шаг, чтобы, по всей видимости, быстрее забыть этот ужас.

Не хочу говорить очевидные вещи, но тебя боятся даже эти самобытные организмы.

— Я не буду этого делать.

Пробегавшие мальчишки лет шести резко остановились. Они недолго изучали серьёзного Сокола, но этого им хватило, чтобы указать пальцем на его растительность на лице, рассмеяться и убежать.

До сих по нет желания привести свою скудную внешность в относительный порядок, смертный?

— У меня есть отличное желание послать тебя ещё раз.

— Мама, мама, смотри! — девочка в красивом розовом платьице показала на Сокола. — Этот дядя как будто в коровьих какашках! Это так забавно!

— Тише! — женщина закрыла собой дочку, а потом зыркнула на человека, которого так нелестно описала девочка, и с трудом удержалась, чтобы не засмеяться. — Тебя могут услышать… Пошли!

Может, они и глупы, но я впервые разделяю их мнение.

— Ох, дерьмо! Ладно, ладно! Я понял. Всё!

На крики Сокола оглянулись ещё люди. Махнув на них рукой, он целеустремлённо пошёл вперёд, однако ему пришлось вернуться назад, потому что дальше был тупик.

Цирюльника он нашёл только тогда, когда перерыл весь город, не обнаружил ничего подходящего и спросил у проходившего мимо старика, который любезно помог советом. Он даже не засмеялся, как другие. Хотя постойте. Нет. Зараза! Когда Сокол направился в указанное место, то услышал за спиной очередной хриплый смех, принадлежавший, бесспорно, этому старому гаду. Будь он проклят! Дух, едко прокомментировавший эту ситуацию, был также заткнут разозлённым Соколом.

Его всё бесило, и любые слова в свой адрес вызывали в нём новый приступ неконтролируемой агрессии.

Когда Сокол достиг долгожданной цирюльни, то пару раз вздохнул, чтобы собраться с силами, а затем он, попрощавшись мысленно со своей Бородушкой, вошёл на негнущихся ногах в это убийственное заведение.

* * *
— Мне т-тяжело… — чуть ли не взвыл Стриго, таща на плече внушительную сумку.

— Ты несёшь только настойки, — сказала Медея, поправляя более крупный походный рюкзачок. — Так что прекрати ныть и приноси хоть какую-то пользу.

— Я с-стараюсь, но мне пр-равда тяжело!

— Ну, значит, отдашь всё Соколу. Пусть спасает тебя во второй раз.

— Это, д-должно быть, х-хорошая идея, но я не х-хочу-у-у… о Сущ-щий!

Стриго, непонятным образом удержав сумку, вскрикнул, когда заметил Сокола, подпиравшего стену дома. Но не просто обычного, того самого Сокола, а побритого Сокола! Оуви представлял, как кардинально наёмник может измениться, когда эта злополучная борода пропадёт с его лица, но чтобы настолько… Даже Медея, порядком удивлённая, не могла произнести ничего дельного. Она просто изучала его и определённо поражалась тому, насколько привлекательным и помолодевшим стал их спутник.

— Привет.

— Ты… ты изменился, — с неловкостью произнесла Медея. — Это… похвально.

— Да, я всё же подумал над вашим предложением, поэтому решил не откладывать на потом это важное дело.

— Вы в-выглядите просто великолепно, м-мой спаситель!

Сокол сделал изящный поклон и подмигнул Медее.

— Вы немного перестарались с провиантом, не думаете?

— Этот провиант тебя спасёт в скором времени, так что, — она, перестав пялиться на Сокола, вгляделась в тихие и безлюдные улочки, — я не буду спрашивать, сколько ты здесь стоял. Нам пора в гостиный дом. Мы уже его нашли.

— Отлично! Но перед этим, — Сокол достал увесистый мешочек и показал его Стриго. — Я укра… я нашёл для тебя орешки. Самые разные! Как ты и хотел.

Глаза оуви начали блестеть от подступивших слёз. Он вытер их свободной рукой и с благодарностью кивнул Соколу.

— Я б-бы в-вас обнял, н-но вы не л-любите это. И я п-переживаю, что тогда в-все настойки м-могут разб-биться…

— О не-ет, вы ещё и их купили? Дурдом.

— Потому что это тебе тоже пригодится, дуралей. Ну и нам. Всем. Вы меня потом будете благодарить.

Сокол аккуратно взял у оуви сумку и повесил её на своё второе плечо, которое было не занято. Он подумал, что было бы неплохо заменить всё это одним рюкзаком, чтобы не таскать, как последний идиот, кучу предметов и испытывать неудобства, но сейчас это его волновало не так сильно. Вот утром, может быть, он действительно над этим задумается.

Медея, цокнув языком, ничего не произнесла. Однако ей очень хотелось высказаться по поводу того, что вместо настоек Сокол мог взять на себя провиант.

Оуви, трепетно забрав мешочек с орешками, вышел вперёд и повёл своих спутников к гостиному дому.

* * *
— Что это значит? Почему вам не нужен совместный номер?!

Толстяк, лет пятидесяти, с седыми висками и лысой макушкой, изучал своих клиентов и никак не мог понять, почему два человека, мужчина и женщина, хотели снять не совместный номер. Что с ними было не так?

— Потому что мы хотим одноместный, старый ты кретин, — бросил зло Сокол, уставший повторять одно и то же по несколько раз.

— Но вы должны снять совместный номер! Разве вы не пара?

— Нет! — хором сказали Сокол и Медея, недовольно переглянувшись между собой.

Оуви, стоявший рядышком, медленно грыз орешки и каждый раз сдерживал смешки, когда хозяин дома возмущённо взмахивал руками и повторял однотипную фразу, порядком раздражавшую и Сокола, и Медею

— Вы же выглядите как пара! А это ваш… ну как там его… раб, в общем! Или лакей — неважно. Я уже видел такие парочки, я всё знаю!

Стриго, подавившись, бросил неоднозначный взгляд на Сокола, но тот, поглощённый бесполезной беседой с хозяином гостиного дома, не обращал ни на что внимания.

— Послушайте, мы не пара. И мы не хотим двухместный номер. Я хочу побыть в одиночестве, она хочет, наш оуви тоже хочет. Мы все устали после тяжёлого дня, поэтому заткни свой тупой рот и дай нам человеческие кровати!

— Думаю, ты перестарался… — прошептала Медея.

— Я всё понимаю, — пролепетал хозяин.

Послышался синхронный вздох облегчения.

— Отлично, а теперь…

— Я понимаю, что, — перебил мужчина, — бывают в паре ссоры, но мы, между прочим, призваны решать такие случаи! Меня втайне зовут Человеком, Который Сшивает Сердца! Так что вы можете поделиться со мной любыми секретами!

— О Сущий…

— Давай я поговорю, — Медея оттолкнула Сокола, положила руки на стол, чуть наклонилась и мило улыбнулась. — Мой дорогой не желает признавать нашу связь. Он вообще утверждает, что не такой, как все, — она, перейдя на шёпот, сделала странный жест, и хозяин ошеломлённо присвистнул. — Да и посмотрите на его внешность… Впрочем, я хочу сделать ему небольшой сюрприз, но для этого нам нужны три комнаты. Вы понимаете меня?

— Конечно, конечно! — он закивал, но ударил себя по лбу и погрустнел. — Однако для вашего существа я не могу выделить место. Комнаты только для людей. Он может переночевать неподалёку в хлеву.

— Я заплачу вам по тройному тарифу. За все три комнаты.

Хозяин, прикусив губу, вспотел. Он размышлял над тем, как поступить: по правилам или поддаться жажде наживы. В итоге деньги перевесили его совесть. Вздохнув, он положил на стол три ключа.

— Только никому не говорите.

— Никому.

Она бросила ему глеты, снова обворожительно улыбнулась и мысленно отпраздновала свою маленькую победу.

Поднимаясь по небольшой лестнице, Сокол, порядком вымотавшийся за целый день, первым нарушил наступившее молчание, которое изредка перебивалось хрустом орешков:

— Ловко ты его.

— Учись.

— Ага… Спасибо. Я бы не вытерпел, если бы находился вместе с тобой в одном маленьком помещении.

— А я бы не х-хотел спать в хлеву. Со с-свиньями! — оуви испуганно взмахнул крыльями. — М-мне даже в с-страшном сне такое не п-приснится!

— Будете должны. Оба, — она устало передала Стриго и Соколу ключи. — Спокойной ночи. Пожалуйста, не убейтесь во сне.

— Спокойной, Медея. Надеюсь, ты не лунатишь.

— Ещё раз большое сп-пасибо, м-мисс! Сладких-х снов.

И все трое, не оглядываясь, разошлись по своим комнатам, которые находились рядом друг с другом.

Ночь была длинной, и каждому так некстати снились свои кошмары из далёкого и трагичного прошлого.

Глава 4. Провинциальный городок и его сложности. Часть первая

— Будь проклята эта неблагодарная должно-о-о-о..!

Мавор, споткнувшись о торчавший корень, повалился лицом прямо в мутную лужу. Вся его одежда мгновенно позеленела, а появившийся запах был таким, словно он искупался в грязи вместе со свиньями.

Болото во всём Королевстве Ин-Нар считалось проклятым и неблагоприятным местом. Люди предпочитали обходить его стороной, потому что боялись попасть под невиданные чары и навсегда в нём заплутать. Но, как и везде, были смельчаки, или просто отчаявшиеся безумцы, приходившие сюда и бесследно пропадавшие. Пожалуй, именно из-за них Болото приобрело плохую славу, после которой пошли выдуманные истории о том, что здесь скитались агрессивные призраки, забирающие с собой живых.

Но одних неупокоенных душ было недостаточно, чтобы сделать россказни достаточно устрашающими, поэтому люди придумали монстров, которые были настолько жуткими в человеческом воображении, что от одного взгляда на них, опять же по легендам, всё тело коченело, а сердце останавливалось.

Разумеется, это были обычные страшилки для маленьких детей, чтобы те вовремя ели противную кашу и не смели убегать из родительского дома. Однако Болото и правда было особенной территорией, на которой происходило предостаточно необъяснимого.

— Ты упал. Молодец, — Цирцея со скукой наблюдала за поднимающимся Адъяром. — Что потом? Ты обваляешься в дерьме февулов?

— А вот знаешь… — Мавор выпрямился, и, хоть он выглядел жалко, его лицо было безучастным. — Говорят, что отходы февулов в переработанном виде благосклонно влияют на кожу. Как думаешь, милая, мне уже необходимо следить за собой?

Адъяр похлопал себя по щекам и подмигнул Виге, которая закатила глаза и фыркнула.

— О чём ты вообще думаешь, Мавор?

— О том, как понравиться тебе!

Стряхнув с рукава чёрной одежды комок грязи, Мавор, глядя на Цирцею, поиграл бровями.

— Так ты точно ничего не добьёшься.

— О, ты просто не ценишь меня, такого замечательного и неповторимого. Ты бы тоже была прекрасна, как и я, если бы прекратила прятаться в свой непробиваемый панцирь и считать, что это правильно, — Адъяр равнодушно махнул рукой. — Чаще всего именно такое поведение свидетельствует о причинённой боли.

— Никогда, — Цирцея подняла палец и нахмурилась, — слышишь? Никогда не смей делать такие анализы. Ты ничего обо мне не знаешь.

— Конечно, — Мавор ободряюще улыбнулся и отдал ей честь. — Как скажешь, госпожа.

— Прекрати так улыбаться! Это неуместно.

— Я бы и дышать прекратил, но, боюсь, тогда тебе придётся тащить меня на своих шикарных плечах.

Цирцея, громко ругнувшись, пошла прочь от Адъяра. Её раздражала вся ситуация, бесило это убогое, никому не нужное Болото и Лидер, который посмел отправить сюда их, а не приспешников, обязанных выполнять приказы за милую душу.

В конце концов, она испытывала бурю негативных эмоций от одного присутствия Мавора рядом с собой, который будто намеренно испытывал её нервы на прочность.

Бесит!

Она огляделась, чтобы более-менее понять обстановку, и невольно заметила, что туман, который прежде был терпимым, стал гуще. Цирцея щёлкнула пальцами и попыталась таким образом создать небольшой огонёк, позволивший бы ей хоть как-то сориентироваться в пространстве, но он, к несчастью, тут же погас.

— Мавор?

Она повернулась назад, когда почувствовала прохладный ветерок, вызвавший мурашки. Вига прищурилась, сделала пару осторожных шагов. Что-то мерзко хлюпнуло под её ногами, злостно зарычало, и Цирцея резко отскочила и выставила руку в защитном жесте.

Но отражать нападение не пришлось — настораживающие звуки пропали, словно и не было здесь никого живого, за исключением противных кровососов, мешающих сосредоточиться.

Цирцея сжала кулаки.

— Мавор, это не смешно! Хватит издеваться!

Эхо наложилось и создало не менее страшный эффект множественного присутствия. На миг Виге почудилось, что рядом с ней сотня… тысяча человек, которые повторяли её слова, но только разными голосами: от детских до старческих.

— Мавор?..

Цирцея была не из пугливых. Она вообще, можно сказать, была одной из самых смелых в Циннии. Если не считать Лидера, который своей непроницаемостью мог в самом натуральном смысле убивать. Человеком он был жутким, особенно для новичков, думающих, что их предводитель способен по щелчку пальцев взорвать Солфас. Мир он навряд ли взорвёт, но вот человека — без проблем. Однако новичкам, послушникам, такую информацию лучше не знать.

В общем, Цирцею было трудно напугать. Сомнительная работа закалила её нервы, и они стали почти стальными. Почти — это ключевое слово, потому что данная ситуация, в которую она угодила по милости Лидера и, несомненно, Мавора, — вывела её из равновесия.

Все легенды, которые Вига когда-либо слышала об этом Болоте, всплыли в её сознании. Все монстры, придуманные человеческой больной фантазией и описанные во всяких книгах, в её испуганном разуме стали приобретать всё более и более зловещие формы. Она почувствовала, как пальцы предательски сжались, а ноги подкосились. Цирцея, уставившись в серое никуда, прикусила нижнюю губу и замерла.

Казалось, что это был абсолютно другой человек — разбитый, раненый и вовсе не похожий на Лидера, который не знал ни страха, ни человеческих чувств, ни эмоций.

Она обняла себя в естественном желании защитить. Сделала ещё пару шагов, которые ожидаемо не приблизили её ни к какой цели. Складывалось впечатление, что всё Болото являлось живым существом, незаметно дышащим и ждущим, когда жертва, ослабленная психологическим давлением, свалится прямо в пасть монстру.

Цирцея вздохнула. Она не умрёт здесь, не заблудится. Она докажет свою силу. Никто не тронет её.

Больше никто.

Прямо перед ней что-то пошевелилось. Фигура, заметно выделяющаяся в тумане, стремительно росла. Сначала массивные рога, метровые уши, закрученные в спираль, следом — морда, длинная шея с непропорционально маленьким телом и, наконец, огромные лапы с невероятно острыми когтями, готовыми с лёгкостью распороть человеческое брюхо.

Существо издало оглушающий рык, от которого обязательно бы побилась вся посуда, если бы она только была, и туман, прежде густой, стал медленно редеть, благодаря чему новоявленный противник показался во всём своём великолепии.

Это был «Тот, кто ненавидит», которого в прошлом, во времена духов, люди предпочитали звать Тони́трусом. Он был опасным зверем, извергающим из своей пасти едкую кислоту, способную прожечь даже драконью кожу, славившуюся прочностью во всём Солфасе. Цирцея читала о нём в книге, ещё в далёком детстве, и прекрасно знала, что они давно вымерли.

Тупая морда с уродливым носом и розовыми пятнами смотрела прямо на неё: зелёные губы облизывал длинный, змеиный язык, красные глаза с фиолетовым горизонтальным зрачком пристально наблюдали за Вигой, приворожённой столь тошнотворным зрелищем. Она никогда в жизни не видела существа более безобразного. Даже Мавор по сравнению с ним был настоящим красавчиком.

Цирцея искренне не знала, что ей делать. Она никогда не сражалась с реальным противником. Она умела подбирать правильные слова, манипулировать, если в том была необходимость, но не драться, как Мавор, которого очень не хватало.

Раздался гром — это Тонитрус сделал шаг к Цирцее, глупо смотрящей на мутную воду.

Ещё один шаг.

И ещё.

Сердце безумно заколотилось в грудной клетке. Вига призвала к себе чёрную магию, окутавшую спиралями руку, и выставила её вперёд, чтобы собранный сгусток направить на монстра.

Бесполезная попытка.

Магия прошла сквозь Тонитруса и никак не задела его. Ни во второй, ни в третий раз. Ни в четвёртый.

Цирцея непонимающим взглядом уставилась на чудовище. Она с трудом верила, что вся магия, все её силы ушли напрасно. Они даже толком не задели его, словно он был…

О Сущий. Только не это. Нет. Нет, нет, нет. Это невозможно!

Это гадкое создание не может быть невосприимчивым к магии. Тем более к этой магии. Это какой-то бред. Проверка её способностей? Шутка? Она провалила задание?

Цирцея хотела развернуться и метнуться со всей дури прочь отсюда, но её — какой кошмар! — засасывала вязкая вода, в которой она всё это время находилась.

Это был конец.

Вига видела, как надвигался на неё Тонитрус — «Тот, кто ненавидит», — видела его морду — так себе картина перед смертью, и ощущала свою никчёмность.

Почему ей вечно доставалось всё самое худшее? Чем она заслужила от судьбы такой жестокий пинок?

Где была справедливость?

— Цирцея!

Не успела Вига среагировать, как её сбили с ног. Она упала в грязь — вся одежда и в том числе волосы перепачкались в чём-то склизком — и начала неожиданно задыхаться.

— Цирцея!

Вига не могла открыть глаза, она хваталась за воздух в надежде выжить, но эти движения были слишком рваными, беспорядочными и причиняли только больше боли.

На её лоб опустилась тёплая ладонь. Тёмная магия заволокла всю голову и отправила её во внеземной полёт по звёздному небу. Такому красивому и бесконечному…

— Пожалуйста, приди в себя, ненормальная!

Было так легко и приятно. Никаких забот и переживаний. Даже голос не мешал наслаждаться полной свободой, в которой она нуждалась всю свою жизнь.

— Цирцея, прошу…

Она с трудом разлепила веки и первое, что она увидела — это перепуганное до смерти лицо Адъяра, который нависал над ней. Осознание пронзило её мозг, и Цирцея чересчур шустро поднялась и по неосторожности столкнулась с Мавором, не успевшим отодвинуться. Оба одновременно потёрли ушибленные лбы.

Цирцея, не замечая ни монстра, ни тумана, с прищуром огляделась. Слева виднелась шаткая избушка, которую окружала растительность в виде жухлой травы и полуживых деревьев без листвы.

Это отчасти безмятежное Болото никак нельзя было сравнить с тем напряжённым и жутким местом, в котором она находилась. Или находится и по сей час?

— Где… где Тонитрус?

— Кто? — удивлённо спросил Мавор, не дождался ответа и добавил: — Ты знаешь, почему вокруг этого Болота ходит так много легенд, раненая пташка?

— Что ты… — Цирцея небрежно убрала руки Адъяра со своей талии, поднялась и чуть пошатнулась. — Хватит говорить своими загадками. Давай прямо.

— Раньше здесь было пастбище. Тут жили огры. Необычная территория для них, да? Но потом животные начали заболевать, сами огры, впрочем, тоже проявляли признаки хвори. Природа с каждым месяцем увядала и становилась мёртвой. Есть теория, что дело — в проклятии духов, но я считаю, что это сплошные байки. Где появляются огры — там начинается засуха, даже если это и вредит в первую очередь им. Чистый факт.

— Ну и зачем мне нужна эта информация?

— Эй, я не договорил, — нахмурился Мавор.

— Ах, прошу прощения. Продолжай свой дивный сказ!

Адъяр пропустил язвительную интонацию мимо ушей.

— Природа здесь настолько испортилась, что стала местом сосредоточения всякой дряни. Тут нет монстров — никто бы не стал селиться в Болоте, будучи в уме. Но здесь есть иллюзии. Игры воображения, понимаешь? Опять же всё спихивают на духов, но я готов поспорить.

— Мавор, ты…

— Гений? Да.

— Откуда ты это знаешь?

— Древняя литература, прочитанная с целью, чтобы понять, куда нас вообще направили.

Цирцея недоверчиво оглядела Мавора. Мысль, что он сидел при свечах за книгой, смешила её.

— Брехня. Ты и чтение? Совершенно на тебя не похоже.

— Ладно… я немножечко солгал, каюсь. Мне в сжатом виде рассказали про это Болото.

— Что ж… теперь я верю, — проговорила Цирцея, удовлетворённая тем, что добилась от Адъяра правды. — Значит, Тонитрус был иллюзией?

— Да. Они же подохли вместе с теми, кто их создал, — Мавор, борясь с сильным желанием закурить, сплюнул. — Гадкие духи.

— У тебя тоже была иллюзия?

— Я морально подготовился к этому, — он указал на старую избушку. — Вот наша цель.

— Ведьма?

— Ага. Она единственная поехавшая, кто сумел здесь освоиться. Лидер сказал мне, что Ведьма — как сорока, любящая собирать всякие блестящие безделушки. Не думаешь, что у неё есть какой-то артефакт, способный спасать её от иллюзий?

— Если таковой у неё и имеется, то после нас он перекочует в руки Лидеру.

Мавор, одобряя такой подход, усмехнулся. Он излишне радостно хлопнул в ладоши и виновато глянул на Вигу.

— Ты прости, что уронил тебя в… ну, в грязь. Я не специально, но у тебя глаза побелели и закатились. Я запаниковал и-и…

— Не извиняйся, — она сторонилась Мавора, чтобы своим видом не показывать ему, как была благодарна. — Я намереваюсь быстро разобраться с этим заданием и вернуться в столицу. Потом обязательно принять душ. Но перед этим я выскажу этому говнюку всё, что о нём думаю.

— Смело, но рисково.

— Он ничего мне не сделает.

— Ну… да.

— Тогда мой риск будет оправдан.

— Но…

Цирцея направилась в сторону завалившейся набок избушки, а Мавор, присвистнув, засеменил за ней следом.

Вига не хотела думать обо всём произошедшем, тем более о «спасении», когда Адъяр прикоснулся к ней и вывел из… того состояния. Она верила, что разобралась бы со всем сама. Иллюзия была правдоподобной, спору нет, но если Мавор сумел укротить Болото, то чем она была хуже, верно? Помучилась бы, но выжила — иного выбора нет.

И никакой помощник ей был не нужен. Определённо.

Эффектно отворив дверь ногой, Цирцея сразу же заметила старую женщину, сидевшую напротив камина и вязавшую платок. Вига, не дожидаясь, пока Ведьма повернётся к ним и закричит, одним ловким взмахом руки усыпила её.

Мавор довольно похлопал. Цирцея убийственно на него посмотрела, и он, испугавшись за свою шкуру, утихомирился.

— Забирай амулеты, от которых идёт особая энергетика, — Вига аккуратно схватила женщину, скептично оглядела её пёстрый наряд и отстранилась. — Я возьму их, а ты будешь тащить её. Она должна рассказать Лидеру, где артефакт.

— Снова ты поручаешь мне такие сложные задачи… Я бы лучше тащил тебя!

— Мавор, — хмуро позвала его Цирцея, — ускоряйся. У нас и без тебя мало времени.

И правда. Вига мечтала покинуть Болото и забыть его, как страшный сон, потому что она не привыкла незаконно врываться в дома и похищать людей, пускай и натворивших, по словам Лидера, немало плохого.

Ей была близка дипломатия, а не насилие, и Лидер прекрасно знал об этом. Но он проигнорировал её нелюбовь, ведь он не мог поручить эту миссию кому-то другому. Он доверял ей, и потому Цирцее, несмотря ни на что, пришлось согласиться.

Она надеялась, что они сразу же отпустят бедную женщину, как только узнают, где та спрятала артефакт, иначе чем они будут отличаться от монстров, с которыми поклялись разбираться?

* * *
Что Сокол ненавидел больше всего — это просыпаться. Тем более просыпаться от какого-то звука, разрушающего надежды на «хорошо поспать до обеда».

Он медленно разлепил один глаз. Засмотрелся на потолок и снова уснул.

Буквально через полчаса Сокол почувствовал, как рука, собственная, чтоб его, рука! — взяла и ударила его по лицу. После такого наглого и беспардонного, тут уж без вопросов, предательства не только волей-неволей проснёшься, но и со скоростью света поднимешься. Не в случае Сокола, конечно.

Хватит валяться, как грязное животное. Поднимай свою задницу!

Наёмник устало вздохнул, перевалился на другой бок и без рвения сел на кровать.

— В следующий раз можно сказать и «пожалуйста».

В следующий раз я завладею твоим телом, а ты станешь никчёмным наблюдателем. Тогда я перебью всех твоих…

— О нет-нет, давай без этих злых речей. Мне такой ужас снился, что я не готов терпеть ещё и тебя. Ты понял? Думаю, да.

Жалкий человечишка, как ты смеешь?

— О Сущий, тебя можно как-то заткнуть? Я не хочу слушать тебя целыми днями напролёт. Мне хватает Медеи с её неопределённостью.

Ахерон злобно зашипел и попытался вновь завладеть человеческой конечностью, но вышло это, мягко говоря, плохо. Сокол победоносно засмеялся и в насмешку помахал этой же рукой перед своим лицом.

— Ха! Пошёл ты. Можешь сколько угодно пытаться — я тебе не позволю.

Рано или поздно любое хрупкое сознание ломается под гнётом более сильного. Когда это случится, то смеяться буду я в твоём теле, а не ты.

— В твоих фантазиях? Обязательно.

Сокол довольно потянулся, встал на ноги и почесал поджарый живот. Его бело-жёлтая рубашка была мятой и явно нуждалась в замене или как минимум в стирке, но он научился не обращать внимания на такие незначительные мелочи. На самом деле, ему никогда не было дела до своей неопрятной одежды.

Будь чистоплотный Орёл здесь, то он бы как следует его отругал и привёл бы сотню аргументов в пользу того, как важно за собой следить.

— Сокол, твою мать, ты что, помер там?!

Дверь отворилась так же внезапно, как и раздался крик. Сокол заспанный, с запутанными тёмно-русыми волосами, вьющимися в стороны, стоял в одной расстёгнутой рубашке и глядел прямо на ворвавшуюся в его комнату Лиднер, у которой зрачки пропали в карих, почерневших от злости глазах. Он панически пискнул что-то нечленораздельное, не нашёл позы лучше и присел на корточки.

— Что за… Какой кошмар! — Медея спрятала нос в длинном вороте короткой и непомерно узкой, как решил Сокол, куртке. — Ты, Сущий, вообще с водой не дружишь?!

— Между прочим…

— Я не хочу ничего слышать! Нет. Хватит с меня этого!

За спиной Медеи показался смущённый оуви. Его ушки, покрытые перьями, прижались к голове.

— Мой… с-спаситель…

Стриго не сумел договорить свою умную мысль, поскольку, как и Медея, спрятал клюв в маленьких ладошках.

— Почему вчера этой вони не было? Ты что, специально прикалываешься надо мной, да?

— Поспешу напомнить…

— Я тебе не давала слова!

— Но…

— Сегодня же мы найдём баню и ты, — Медея направила указательный палец на растерянного Сокола, — помоешься как цивилизованный человек. Твои мозги уяснили это?

— Попрошу минуточку внимания! — Сокол, скрестив руки на груди, недовольно посмотрел на раскрасневшуюся от возмущения Лиднер. — Учитывая, что ты закончила со своей пафосной речью, я напомню, что я привык работать в одиночку и всё, что ты от меня требуешь, это ни что иное, как…

На улице раздался пронзительный крик. И Сокол, и Медея, и Стриго, мигом забыв про всю разворачивающуюся драму, удивленно бросились к зашторенному окну.

Крик повторился, и героическая душа Лиднер не могла так просто этим пренебречь.

— Живо собирайся, — сказала она Соколу. — Мы вместе с оуви пойдём на площадь.

— У меня есть…

— Именно, у него есть имя.

Медея, уже не дожидаясь того, что ей скажут, побежала в свою комнату за оставленным рюкзаком.

Сокол убито глянул на взгрустнувшего Стриго.

— Не расстраивайся. Она снова встала не с той ноги. Догоняй её быстрее, чтобы она на тебя не наехала.

Оуви послушно кивнул и исчез в коридоре. Соколу понадобились все свои силы, чтобы как можно шустрее натянуть на себя злополучную одежду с проклятущими пуговицами и ремнями. Наспех пригладив волосы и придав им хоть какой-то цивильный вид, Сокол схватил свою сумку и рванул вниз.

Владелец, провожавший его взглядом, сочувственно вздохнул.

* * *
На площади собралась приличная толпа вокруг мечущейся женщины, падающей на колени возле каждого человека и истерично просящей о помощи. Люди, разумеется, брезгливо отходили назад, кто-то, видимо, находил это недостаточным и пинал женщину, из-за чего та падала на асфальт и царапала себе руки.

Можно было подумать, что она больна, причём серьёзно: на лицо были все признаки неадекватности. Стража, что самое интересное и вместе с тем печальное, стояла практически рядом и никак не реагировала — глумилась, как и публика, и кидалась дерзкими фразами.

Медея, растолкав попавшихся ей на пути зевак, схватила вновь упавшую и плачущую женщину и прижала, словно мать ребёнка, к себе. Погладив её по макушке, она с ненавистью подняла голову и оглядела присутствующих, которые так яро называли себя «людьми».

— И после этого вы, — начала она неожиданно громко и застала врасплох всех, даже подбежавшего оуви, — смеете спокойно ходить, обнимать любимых и воспитывать детей?!

Толпа неодобрительно загалдела.

— Вы — мусор, вот вы кто! Вы выставили бедного человека посмешищем, хотя ей нужна была всего лишь ваша помощь!

— Ха! Какая к духам помощь? Она же опасная истеричка!

Медея молниеносно нашла того, кто сказал этот бред.

— Я с превеликим удовольствием посмотрю в твои бесстыдные глаза, когда твоя жена попадёт в её ситуацию, — она насмешливо оскалилась. — Тогда узнаем, как ты будешь высказываться, урод.

Мужчину заметно задели слова, как, собственно, и всю собравшуюся публику. Она возмутилась, а стража, навострившись, в любую секунду готова была прервать это шоу.

— О нет, Изабелла, Ребекка, что вы творите!

Вбежавший запыхавшийся Сокол, некогда неуважительно толкнувший пару наблюдателей, остановился рядом с Медеей и женщиной. Он согнулся, упёрся в свои колени и рвано задышал. Его лёгкие, ещё год назад спокойно переносившие длинные дистанции, сейчас больно жгли и буквально кричали о том, что они на последнем издыхании и больше не протянут.

Медея, нахмурившись, не до конца понимала то, что собирался устроить её спутник.

— Минуточ-чку… о Сущ-щий… невыносимо… — он вытер лицо, промычал что-то, махнул рукой и с трудом выпрямился. — Моя дорогая… э-э… сестра и моя, ну, жёнушка любимая… Всё это семейные недопонимания, с кем не бывает, верно?

Сокол обворожительно улыбнулся сомневающимся людям и помог подняться Медее и её новоиспечённой подружке.

— Изабелла, жёнушка ненаглядная, очень любит толкать умные речи, она в детстве хотела стать чуть ли не советником самого Короля, — Сокол посмеялся, и толпа поддержала этот смешок. — Весёлая у меня семейка, ух, весёлая, конечно… А Ребекка потеряла своего февула… — все поморщились. — Да-да, именно! Эти мерзкие февулы, о Сущий! Вот и плачется теперь…

— И хорошо, что потеряла! — выкрикнула девушка.

— Гадкие создания!

— Смерть им!

— Абсолютная правда! — активно закивал Сокол и повёл компанию вперёд. — Но она так любила своего Рыжика… Сентиментальная натура, что с неё взять! Извините за них! Можете возвращаться к своим делам. Всем спасибо! Всех люблю и обнимаю!

Люди предусмотрительно разошлись перед ними, и Сокол смог спокойно провести хныкающую женщину и осторожную Медею.

— Пока-пока! — он помахал им на прощание, и некоторые ответили ему тем же.

Они отошли на достаточное расстояние и спрятались между домами. Спасённая, Сокол в тайне прозвал её полоумной, не отрывалась от Медеи, заботливо укрывавшей её от внешнего мира и шептавшей ей всякие ласковые словечки.

— Ты молодец, Сокол, так держать, браво… — он, предчувствуя долгую и щепетильную сцену, присел на асфальт. — Хотя зачем благодарить?

— Вы настоящий г-герой, мой сп-паситель! — Стриго накинулся на уязвлённого наёмника и лишь чудом не попал ему в глаз своим клювом. — Вы п-прирождённый актёр!

— Отпусти меня, пернатое ты нечто! Ай! Больно! Аккуратнее! Не-ет, ты что… А-а!

Вместе с криками сопротивляющегося Сокола, активно борющегося с оуви за нежелание обниматься, раздался тихий, неуверенный смех. Стриго с Соколом одновременно повернулись к Медее, которая по-прежнему держала женщину. Только та в этот раз больше не пряталась.

— Моя… моя маленькая пташка тоже… любила оуви. И различных… зверушек… — она вновь начала рыдать, и Лиднер пришлось успокаивать её. — Она… она пропала! Второй день… уже… я-я…

Сокол скривился, за что сразу получил ментальную пощёчину от Медеи.

— Она с-сказала, что пойдёт погулять… с мальчиком… хорошим… но… он вернулся, а она нет!

— Может, он кокнул её?

На него с ужасом взглянули. Ещё одна ментальная пощёчина от Лиднер.

— Н-нет! Это невозможно… нет… Они пошли в пещеру, и там… там кто-то был… Я-я не знаю, что произошло, но он вернулся, а она нет! Он сказал, что испугался рычания в темноте и убежал… Он оставил мою маленькую девочку совсем одну! Я п-пыталась туда сходить, пыталась… но я очень больна!

Женщина разрыдалась.

— Мы поможем.

— Вы поможете?

— Мы поможем? — изумлённо переспросил Сокол.

— Да, — ответила на два однотипных вопроса Медея.

Оуви нервно выдохнул, и Сокол целиком поддержал его.

— То есть мы реально просто возьмём и…

— Да, Сокол. Именно этим мы и займёмся, — строго отчеканила Лиднер и уже более мягко обратилась к матери, потерявшей ребёнка. — Прошу вас, скажите, где находится эта пещера.

— Она… она к югу от ворот. Надо пройти совсем немного… от дороги. Там большие деревья, — она начала чесать красную, в волдырях, кожу на руках. — Я ужасно ориентируюсь в пространстве, я просила, чтобы мне кто-то помог, но меня называли полоумной! А я просто теряюсь в лесу! Блуждаю! О горе мне, горе!

Сокол стукнулся затылком об стену. Координаты были максимально мутными, потому что деревьев, куда не плюнь, было пруд пруди. Чтобы найти любительницу заходить в страшные места, им понадобится убить как минимум целый день, обыскать весь лес и залезть чуть ли не под каждый камень, что в принципе не могло радовать.

Ненавистные дети!

— Хорошо. Мы обязательно отыщем вашу дочь. Как её зовут?

— Хи́гма. Но она любит, когда её называют «пташкой». Отец моей девочки… он всегда так…

— Да-да, мы поняли, — торопливо прервал речи Сокол и поднялся. — Чем быстрее мы найдём и спасём её, тем будет лучше для на… для неё.

Женщина вытерла слёзы и натянуто улыбнулась.

— Спасибо вам.

Сокол сделал поклон, Медея подтолкнула его, а Стриго, неловко потоптавшись, бросился за командой спасителей, в которую, впрочем, сам и входил.

Глава 4. Провинциальный городок и его сложности. Часть вторая

Кажется, по этому лесу они ходили целую вечность. Изнывающий Ахерон, обещающий, что всё подожжёт здесь, что каждый человек будет мучиться в агонии и рыдать чёрными слезами, а особенно та мамаша, возомнившая себя невесть кем, и без того подрывал настроение, потому что приблизительно такое Сокол и слышал ежесекундно, пока плёлся за невозмутимой Медеей.

В некоторые моменты он рисковал сдаться и ответить этому нечестивому говнюку как подобает, но голос разума, по магическому стечению обстоятельств оставшийся при Соколе, твердил, что лучше тактичноотмалчиваться и не подавать виду о существовании четвёртого лица.

Да уж, его выдержке позавидовали бы многие.

— Я ус-стал… — сказал Стриго, когда они переступили очередные толстые корни деревьев. — М-мы так долго… б-бродим.

— И будем бродить до тех пор, пока не найдём девочку.

— Ты такая жестокая.

— Тебе лучше вообще помалкивать, Сокол, — Лиднер неожиданно остановилась и повернулась к нему. — Жена, серьёзно? Да и ещё мечтающая стать королевским, дракон его дери, советником? Ты совсем свихнулся?

— Пф! Мне что, надо было делать как ты? Ругаться на людей и утверждать, что они твари последние? Да-а, логичное поведение для тебя, браво. Удивительно, что нас ещё после твоих глубокомысленных речей не погнали вон! — Сокол придавил ближайший цветок. — Я не понимаю твоих мотивов. Я ничего о тебе не знаю кроме того, что ты любишь орать и всех обвинять. Так не должно быть!

— Мы с тобой не друзья, чтобы я рассказывала тебе что-то о себе, — прошептала Медея. — Ты выполняешь обязанности наёмника. Но, если откровенно, пока ты плохо с этим справляешься. Странно, что ты вообще стал наёмником, и твой командир — или кто он там тебе— не выгнал тебя сразу, как ты к нему пришёл.

Сокол зажмурился и сжал крепко кулаки. Внезапный поток злости овладел его сознанием, грудную клетку что-то ощутимо стиснуло. Эта неприятная, полная ненависти сила хотела вырваться, растоптать, уничтожить раз и навсегда того, кто напомнил Соколу о болезненном прошлом, выводящем его в который раз на бурный коктейль эмоций.

О-о, намечается интересная стычка..

— Никогда… никогда в своей жизни ты больше так не скажешь, — он открыл глаза, и голубая радужка приобрела яркий, неестественный тёмно-фиолетовый оттенок. — Иначе я не буду отвечать за свои действия.

Медея смотрела на него с отвращением, но это была маска. На самом деле, такая резкая перемена в Соколе сильно испугала её, и она не сомневалась, что его угроза воплотится в жизнь, если она не остановится.

Медея, не отрывая от него взгляда, невольно сделала шаг назад.

Что-то крепко обняло Сокола, и тот, придя в себя, заметил дрожащего оуви. Стриго утыкался ему в бедро и страшился наёмника, но при этом всё равно старался помочь человеку. Его стало так жаль, что Сокол, дабы хоть как-то успокоить оуви, легонько потрепал его по макушке.

— Давайте уже найдём эту идиотскую пещеру, — произнёс он после долгого молчания и понадеялся, что Медея не продолжит на него ругаться.

— Точно.

Та оказалась куда умнее.

Сокол посадил на плечи оуви, который сразу же развеселился — всё же не каждый день его носили люди, а Лиднер в свою очередь продолжала пробираться сквозь дебри и вести команду на юг.

Она думала, что её спутник эмоционально нестабильный. Что такая агрессия может возникать только тогда, когда по твоей вине случилось что-то поистине страшное. Медея вспомнила признание Сокола, его брошенную фразу, что такое происходило ранее, и по её коже побежали мурашки. Из-за всех событий, втянувших её в эту суматоху, она совсем забыла придавать значение словам. Она забыла о том, что люди вокруг неё представляли опасность, и Сокол не исключение. Он обладал силой, убившей целую деревню. Он не был простым человеком, которого можно с лёгкостью победить.

Даже её отец был замешен в чём-то загадочном, неподдающемся простому объяснению. Кем он был на самом деле? Что он из себя представлял? Он был как Сокол? И если да, то как такое может быть?

У Медеи было столько вопросов, но ни один не имел ответа.

— Не про эти деревья она случайно говорила?

Медея прервала свои рассуждения и вернулась в реальность. Впереди и правда было два высоких дерева, отделявшихся от леса. Они стояли близко к пещере и образовывали своеобразные врата.

— У меня мандраж от подобных мест.

— По всей видимости, Хигма должна быть здесь, — заключила Лиднер.

— А если её и здесь не будет?

— Тогда придётся сделать самый очевидный прогноз: девочка погибла.

— Ве-есело.

Медея достала из походной сумки небольшую толстую свечу. Она воспользовалась спичками, и появился на свет маленький, но яркий огонёк.

— Я могу…

— Нет, — отрезала Медея и бесстрашно направилась в пещеру.

— В-видимо, она об-биделась на вас, м-мой спаситель.

Сокол фыркнул.

— Было бы за что.

— Вам-м стоит это об-бсудить. Р-разговоры помогают п-предотвращать с-серьёзные конфликты.

— Или только сильнее их обостряют, — Сокол последовал за Лиднер. — Поэтому всё зависит от обстоятельств.

Оуви не нашёлся с ответом — рассуждал он плохо, и если с ним начинали как-либо спорить, то он с покорностью принимал поражение. Уж таким они были народом — мягким и неконфликтным.

Пещера была небольшой, но свободной. Пространство освещало слабое свечение от фу́нгу — разноцветных грибов в белую крапинку, использующихся ниврами для создания целительных настоек. Насколько Сокол знал, многие люди также выращивали их в домах.

Он со Стриго быстро догнал Медею, недоверчиво изучавшую местность. Она приближала свечу к наскальным рисункам странного происхождения, задумчиво хмыкала и дальше шла в тишине. Сокол не улавливал логики в её действиях.

— Давай просто позовём? Как там ей нравится?.. «Пташка»?

— А если здесь и правда обитает какой-то монстр? — безучастно спросила Лиднер. — И он, например, держит в заложниках девочку?

— Ходить кругами и уповать на удачу тоже так себе вариант.

Стриго разглядывал рисунки на стенах. На одной картинке было кривое существо, отдалённо похожее на дракона, которое принимало щедрые дары от людей. На следующей были изображены высоко выросшее зерно и рыба, плескавшаяся в ручье.

— Хорошо! Но если она погибнет, а мы попадём в ловушку, то это будет на твоей совести.

— Да без проблем, — Сокол обогнал Медею, и Стриго пришлось сосредоточиться на том, чтобы не свалиться. — Пташка! Мы пришли, чтобы спасти тебя. Твоя мама очень волнуется! Пта-а-ашка!

Медея закатила глаза. Вместо спокойного изучения обстановки они шли напролом. Гениальный план, ничего не сказать.

— Хигма! Пташка! Если ты здесь — отзовись, будь так любезна!

— Н-наверное, её здесь н-нет, — озвучил мысли всех оуви. — Инач-че бы здесь б-были крики…

— Одна одарённая согласилась на какое-то гиблое дело, а теперь мы расхлёбываем его, — проворчал Сокол. — Могли бы уже добраться до следующего города, но не-ет, заче-ем такие сложности. Нам же не хватает адреналина!

— Тише.

— Что тише-то. Не буду я…

— Умолкни!

Стриго прикрыл ладонями рот возмущённого Сокола, а Медея, выпрямившись, прислушалась.

— Где-то пение.

— М-м, хфо фы хофоритхе!

— Ой, — оуви невинно рассмеялся. — М-мой спаситель, вас п-плохо слышно…

— И слава Сущему.

Пение усиливалось, и не оставалось никаких сомнений, что здесь и правда кто-то обитал. Медея побежала на звуки, и спустя считанное время могла уже разобрать некоторые слова, а самое главное понять, что голос — детский.

— Пташка!

— Нет! — послышалось издалека. — Никогда не называй меня так, ар-р!

Лиднер, не до конца вникая в ситуацию, остановилась. Она обратилась за помощью к приближающемуся Соколу, который только пожал плечами.

— Почему?

— Потому что меня зовут Хигма! Хигма! Я взрослая, а не ребёнок, чтобы называть меня таким идиотским прозвищем!

— Хна фл… — Сокол убрал руки оуви. — На лицо все признаки подростка. Вероятно, она потому и не возвращается домой, чтобы показать всем, какая она крутая.

— Эта девочка глупа и не понимает, как переживает за неё мать. Нам надо вернуть её.

— Давай просто скажем, что она умерла.

— Сокол!

— Ладно-ладно. Нет так нет. Чего сразу ругаться?

— Хигма! Ты где?

— Там, где тебе и не снилось! — злостно прокричала девочка.

— О мой Сущий… терпеть не могу подростков!

— Туда, — Медея указала направо, и Сокол с оуви помчались за ней.

Место, где находилась Хигма, было огромным. Свободная территория, усеянная фунгу всевозможных размеров и цветов, напоминала форму шара. Попади в эту необъятную часть пещеры особо впечатлительный, то у него не только бы закружилась голова, но и закрутил бы живот. Стриго, относясь именно к категории «впечатлительных», спрятался в волосах человека.

Медея и Сокол тоже не остались равнодушными от увиденного — прямо посередине расположился приличных размеров жёлтый огр с устрашающими клыками, вокруг которого скакала маленькая девочка. На голове огра были заплетены короткие хвостики, смотрящиеся крайне комично.

Увидев гостей, он постарался через своё трагичное выражение передать послание о спасении.

— Вот это да, — присвистнул Сокол. — Удивительно…

— Хигма, — Медея с завидным спокойствием осторожно подкралась к веселящейся девочке и протянула ей ладонь. — Тебе нельзя быть здесь.

Хигма круто развернулась к новоприбывшим и посмотрела на них таким испепеляющим взглядом, что Медея по сравнению с ней нервно стояла в сторонке.

— Что значит нельзя?! Мне можно! Абсолютно всё! Вы не смеете мне запрещать. Никто не смеет в этом мире!

— Твоя мать переживает за тебя, Хигма, — нравоучительным тоном проговорила Лиднер.

— Мне плева-а-а-ать на неё! Возомнила себя главной… Ненавижу её! И вас ненавижу! Зачем вы пришли сюда?! Передайте ей, чтобы она проваливала вместе со своим тупым мужиком!

— Хигма…

— Ты что, глухая? Уходите отсюда! Я не хочу вас видеть! Я тут самая-самая, а не вы. Вы обязаны меня слушать!

Сокол заметил, как Медея нервно дёрнулась. Недолго думая, он поставил испуганного Стриго на камни, подошёл к Лиднер и улыбнулся девочке. Та движение доброй воли не оценила.

— Ты знаешь, что случается с теми, кто долго живёт с ограми? — он мельком глянул на огра, который, предчувствуя в свою сторону поток негатива, удручающе вздохнул. — Маленькие дети особенно подвержены их влиянию. Сначала у тебя начнётся недомогание, дальше — галлюцинации. Ты будешь видеть всякую гадость, а эта гадость будет давить на тебя и сводить с ума. Приятного мало.

— И что будет в конце? — соизволила спросить Хигма, скрестив руки на груди.

— Уро-о-од-д, — пророкотал огр и оскалился. — Б-будут ки-и-идат-ться к-камнями-и-и. Бо-ольно-о.

— Именно. Твоё тело изменится, и ты станешь изгоем. Ты не сможешь даже купить себе сладости. Тебя будут все бояться! — Медея легонько толкнула его, чтобы он прекратил пугать ребёнка. — Представляешь, какое некрасивое у тебя будет лицо? Перекошенное, с выпирающими зубами, с красными глазами… ух, жуть, да?

— Сокол, достаточно.

Хигма заметно задрожала, обняла себя и отрицательно замотала головой.

— Мамочки… я что, уже становлюсь монстром? У меня какой-то неправильный нос? Зубы? Нет-нет, я же… я… недолго здесь.

— Если ты пойдёшь с нами, то точно сможешь сохранить свою красоту.

— Мне почему-то плохо… — девочка упала и захныкала. — У меня всё кружится! Я вижу размыто! А ещё ноги болят!

Сокол опустился перед ней на колени и притянул к себе в объятия. Он ласково погладил её по голове и прошептал первое, что пришло ему на ум:

— Мама приготовила тебе вкусный пирог. Он ждёт тебя дома.

— С розочками?

— М-м… конечно. С большими и красивыми розочками.

— Тогда я хочу домой… Но только ради пирога!

— Сейчас тётя Медея даст тебе волшебное зелье, после которого ты проснёшься здоровой и сильной. Я же прав?

— Эм-м… да? — Лиднер, не привыкшая видеть Сокола настолько нормальным, встрепенулась и порыскала в рюкзаке настойку с эффектом снотворного. — Держи.

Сокол передал её Хигме, и та, выпив жидкость практически залпом, сделалась сонливой, а вскоре и вовсе заснула.

— Отличная актёрская игра, — он отсалютовал огру, сидевшему неподвижно.

— Я х-х-хотел её с-с-съе-есть, но он-на меня зам-мучила. До-о сме-ерти! Заб-берите её! З-заб-берите!

— Д-давайте уйдём, п-пожалуйста, — Стриго теперь прижимался к Медее, которая растерянно гладила его. — З-здесь атмосфера… очень п-плохая.

Сокол поудобнее подхватил безмятежно спавшую Хигму и произнёс:

— Согласен. Не будем пользоваться чужой благосклонностью и свалим отсюда побыстрее. Единогласное решение? Единогласное.

Он шёл впереди, а Медея и Стриго замыкали. Оуви, вдохновлённый поступком Сокола, не мог избавиться от ассоциации, что его спаситель был реальным воплощением добра.

* * *
— Моя дорогая Офе́лия, ты, должно быть, не до конца понимаешь ситуацию, в которой оказалась.

Мавор, заискивающе вглядываясь в хмурившуюся Ведьму, стоял рядом с Лидером. Цирцея сидела за столом и по книге изучала принесённые артефакты. Ей не особо прельщали чужие мучения.

— Я всё прекрасно вижу и без тебя, — Офелия, не показывая ни единого признака страха, обнажила чёрные зубы. — Ты призрак, а не человек. Жалкая оболочка, скитающаяся по миру. Зачем ты живёшь, если ты несёшь смерть?

— Это бредни сумасшедшей. Болото повлияло на тебя не самым лучшим образом.

— Ох, нет. Единственный человек, кто свихнулся — это ты. И дело не в Болоте, дело только в тебе. Ты себя связал этими цепями.

— Забавно.

— Забавно? И правда… Забавно, что я помню тебя здравомыслящим человеком, а ты — нет! Посмотри, что ты с собой сделал. Одумайся! Ты погубишь нас всех!

Лидер медленно сжал пальцы, и Ведьма внезапно покраснела. Она начала рывками дышать, закатывать глаза и хвататься за частички воздуха в надежде не умереть так позорно перед монстром, вытащившим её из дома и притащившим сюда, в эти каменные стены под землёй. Мавор, дёрнувшись от вида женщины, вопросительно глянул на Лидера.

— Мы же можем…

— Можем, но тогда мы отойдём от нашей истинной цели. Она — чудовище в слабом теле, и её старческое лицо не должно нас останавливать. Она — убийца, и если мы её не накажем, то она продолжит порочить мир.

— Б… без… кха… мец!

Лидер целиком сжал правую руку, охваченную чёрными магическими спиралями, в кулак, и голова Офелии внезапно, с противным звуком, взорвалась на кучу маленьких ошмётков. Водные жабы, обитающие на Болоте, так же пачкали землю своими внутренностями, когда лопались при приближении опасности.

Кусочки мозга ожидаемо попали на одежду Лидера и Мавора, кровь забрызгала стены, пол, лица — абсолютно всё.

— О Сущий!

Мавор согнулся, прикрыл рот рукой и выбежал из комнаты, очевидно, не в силах смотреть на обезглавленное и изуродованное до неузнаваемости тело.

Лидер, сняв перепачканную маску, недовольно цокнул и протёр её рукавом мантии.

— И зачем надо было устраивать это? Мы не должны никого убивать!

Цирцея, не поднимая головы, упорно вчитывалась в строчки книги, но текст как назло расплывался. Она не заметила, как задрожала от страха и неверия, что они действительно лишили человека жизни.

— Невозможно решать сложные дела мирным путём. Милосердие не всегда хорошо.

— Мы могли бы её посадить в тюрьму!

— Да, но уже поздно — с наигранной печалью подытожил Лидер. — Забудь об этом. Тело уберут, и никто о ней не вспомнит.

— Это неправильно…

— Цирцея. Довольно.

Она замолчала. Но ненадолго.

— А артефакт, о котором ты говорил? Его здесь нет. Если только она знала, где он находится, то…

Лидер пренебрежительно отодвинул побагровевшие слои одежды на Ведьме и вытащил искомый предмет, который раньше висел на её шее. Он показал его Цирцее, которая не нашлась с наиболее подходящим ответом для того, чтобы описать всю полноту своих эмоций. Впрочем, её мнения никто и не спрашивал.

— Глаз одного дракона, превратившийся многими столетиями назад в магический камень. Ничтожная безделушка с первого взгляда, но она способна на очень многое. К счастью для нас и к несчастью для бедной Офелии.

Чёрные щупальца покорёженной магии оплели насыщенно золотой камень и погрузили его в непроглядную черноту. Артефакт вспыхнул, и в следующий миг камень как ни в чём не бывало стал прежним.

Лидер улыбнулся кончиками губ, а Цирцея, заметившая труп, поспешно вернулась к чтению книги.

* * *
— Мы сами не знаем, как так вышло.

Оуви утвердительно закивал, а Медея подхватила:

— Она лежала в пещере, вокруг неё никого.

— Решили было, что всё, хана, — Лиднер предупреждающе ударила Сокола в бок. — Я имел в виду, что это была просто мысль. На самом деле, разумеется, ничего в принципе не могло произойти, да… Если она будет болтать о всяких ограх, то не обращайте внимания. Это побочное действие снотворного.

— И, пожалуйста, не называйте её больше «пташкой».

— Ей наверняка нравится своё имя. К тому же она подросток.

— И это о многом говорит, — заключила Медея.

Мать, положившая спящую дочку в её любимую кровать, теперь сидела на затхлой кухоньке и внимательно слушала рассказ людей, спасших её маленькую Хигму от ужасного — того, о чём она не хотела даже думать.

Она предложила им деньги, и если Сокол был не против, то Медея полностью отказалась от любого вознаграждения и объяснила это моральными принципами, которыми сыт не будешь. Поэтому когда женщина пожелала их накормить, то никто не воспротивился.

Оуви, который прислуживал этой семье, справлялся со своими обязанностями довольно профессионально. Стриго сравнил себя и его и пристыженно опустил взгляд в пол, когда понял, что сам он был не настолько полезен, если не сказать — полностью бесполезен. Надо будет исправлять ситуацию. Это не дело!

— Уже ночь… Из-за нас вы потратили целый день. Прошу, простите! Я-я не знала, что так выйдет. Мне казалось… я уже и не знаю, что мне казалось…

— Всё в порядке, — Медея говорила так убедительно, что трудно было ей не поверить. — Это пустяки.

Подумаешь — убить день. За целый день ничего не сделаешь, верно, человечишка?

Сокол собирался было — как угодно — попросить духа замолкнуть и уйти туда, откуда тот пришёл, но резко отказался от этой никудышной идеи. Право, ему нужно научиться контролировать своё безумие, выходящее за пределы разумного, и не провоцировать Ахерона на новые упрёки и оскорбления.

— Может, вы хотите переночевать? Я найду вам места.

— Нет, что вы! Мы будем стеснять вас, к тому же вашей дочке нужен покой. Мы лучше пойдём в гостиный дом. Нам не впервой.

— Да… вы меня уговорили.

Сокол сомневался, что для этого надо было прилагать какие-либо усилия. Женщина не рвалась делиться с посторонними людьми, хоть и хорошими, своим домом.

Стриго, ловивший на себе недобрые взгляды другого оуви, подёргал Сокола за рукав рубахи.

— Вы нап-помните п-про пирог? С р-розочкой который?

— А-а, точняк! Знаете, ваша дочурка хотела своё любимое лакомство. Она… во сне шептала о пироге.

— Ах, как я могла забыть! Это будет для неё отличным подарком… Спасибо огромное! Представляю, как она бы разочаровалась, если бы его не было.

Медея, доев свою порцию, поблагодарила ещё раз женщину за вкусный поздний ужин. Сокол, давно расправившись со своей едой, тоже принялся выражать признательность. Стриго был скромнее, но во всём был виноват пугающий оуви, из-за которого он постоянно прятался то за своим спасителем, то за Лиднер.

Когда с любезностями с обеих сторон было покончено, вся компания смогла спокойно выбраться на свежий ночной воздух. Сокол зевнул, потянулся и вяло пролепетал:

— И всё же мы не видели того мужика, которого упоминала Хигма.

— Это уже не наше дело. Мы сделали всё от нас зависящее.

— Уверен, что спустя время она снова убежит.

— Что ты хочешь от подростков? Они вечно ищут приключения на свою задницу.

Как похоже на вас, хоть вы и взрослые людишки. Умственное развитие у вас на одном уровне.

— Надо идти спать. А день начнём с выбора нормальной для тебя одежды, Сокол. То, что ты носишь — это стыд и позор. В таком нельзя ходить!

— Бу-бу-бу, — передразнил её Сокол.

— Стриго, ты согласен со мной?

Оуви виновато сгорбился и неуверенно то ли спросил, то ли подтвердил:

— Да?

Сокол, изображая обиду века, трагично прижал руку ко лбу. Медея засмеялась и слабо пихнула его, чтобы он прекратил дурачиться. Но он не послушался её, и потому оставшийся путь до гостиного дома прошёл довольно весело не только для самого Сокола, но и для Медеи, не сумевшей долго изображать из себя «взрослую».

Стриго же к ним не присоединялся. Он, стараясь забыть оуви, держал своего спасителя за штанину и не отступал от него ни на шаг. Из-за этого Соколу пришлось довести его до комнаты, уложить в кровать и укрыть одеялом. Но для Стриго этого было недостаточно, и он жалобно попросил поцеловать его в макушку, пообещать, что всё будет хорошо, и рассказать короткую историю со счастливым концом.

Сокол, понимая его, не противился. Он терпеливо дождался, когда Стриго тихо засопит, и только потом позволил себе уйти.

Глава 5. Не виновен. Часть первая

Новый день — новые проблемы. Именно с таким девизом проснулся Сокол, сразу же почувствовав себя загнанным в ловушку и физически, и морально.

Голова нещадно болела, и ему пришлось заставить себя опять лечь в тёплую, манящую своим пуховым одеялом кровать. Заснуть получилось не сразу. Дух не разговаривал с ним, Сокол ни разу в этом не сомневался, но при этом у него складывалось странное впечатление, что помимо него в комнате были другие люди, которые неразборчиво и агрессивно, будто проклинали общего врага, шептались между собой. Когда Сокол погрузился в сон, то на замену постороннему шуму пришла пустота, поглотившая своей тишиной.

Он ходил по этому белёсому пространству, кажется, всю свою жизнь. Долгое время Сокол не видел ничего, и лишь спустя неясное количество времени он набрёл на дверь, парившую в воздухе. От неё исходила загадочная энергетика, и, как только Сокол прикоснулся к ручке, то по телу мигом прошла судорога. Его скрутило, а мозги закололо под напором чего-то извне.

Сокол закричал, но не было слышно ни единого звука, свидетельствующего бы о его страданиях.

Он отдёрнул руку, повалился на спину и не мог пошевелиться. Смотря прямо перед собой, Сокол не находил в себе силы, чтобы подняться и предпринять хотя бы малюсенький шаг по спасению собственной души.

Он безнадёжно прикусил внутреннюю сторону щеки и, к своему удивлению, услышал противный скрип двери, напоминавший больше скрежет металла по стеклу. Вспышка света ослепила его, а после оглушительного хлопка последовал долгий писк в ушах.

Сокол открыл глаза, и вместо белизны увидел, как Орёл тянул к нему ладонь, как кожа на его пальцах быстро растворялась и оголяла кости, как лицо превращалось в жуткую нечеловеческую гримасу, как фиолетовое пламя в мгновение ока пожирало густую рыжую шевелюру. Сокол видел Ворона, Сову, Воробья и остальных, и всех их постигала одна и та же участь — они иссыхали, становились живыми костями, монстрами, а после — и вовсе пеплом.

Сокол проснулся от собственного крика. Он забарахтался в кровати, запутался ещё сильнее в одеяле и свалился на пол.

Знаешь, если бы я не был так ошарашен внезапным освобождением, то я бы превратил их всех в своих рабов.

— О Сущий, н-нет… — голос человека был крайне тих, в нём был жалкий намёк на мольбу, которую дух готов был жадно проглотить.

Я бы и ту деревеньку тоже поработил: всё же не каждый день встречается такой необычайно покорный материал. Но ты, человечишка, умудрился и здесь всё испортить. Твои немыслимые принципы, твоё глупое мировоззрение и такое слабое тело… Как же я ненавижу слабых.

Окутавшая атмосфера безнадёги обострилась. Сокол свернулся в позе эмбриона, закрыл уши, чтобы избавиться от внутреннего давления, выворачивающего его наизнанку.

— Хватит.

Хочешь знать, о чём думали твои друзья, когда по своей немыслимой глупости ты лишал их самого сокровенного — жизни? Ха, конечно ты хочешь! Ещё как! Твой Орёл вспоминал умершую жену и неродившегося ребёнка; первый день, когда ты появился в его поле зрения. Он жалел, что взял тебя… Миленько, не так ли? Совсем юная Сова вспоминала младшего брата, оставшегося на попечении мерзопакостного приюта… ей так нужны были деньги, чтобы высвободить его из этого места. Она полагала, что после этой миссии сможет добиться желаемого, но увы и ах. А Ворон… дражайший Ворон думал о матери, пребывающей в трауре после смерти мужа. А теперь ещё и сына. Так печально. Тебе печально? А неугомонный Скворец…

— Заткнись! Заткнись, слышишь?! Заткнись!

Сокол ударил себя по лбу. Снова. И снова.

Ты знал, что у него была больная старшая сестра? И, когда он умирал, он надеялся, что она не покончит жизнь самоубийством. Если честно, я не сомневаюсь, что она подохла, как грязная крыса на…

— Хватит!

Сокол впечатал кулак, окутанный фиолетовыми спиралями, в пол с такой силой, что образовалась внушительная дыра. Ближайшие доски начали гнить, и он, испуганный, отполз к стене, как ребёнок рассчитывающий на то, что всё пройдёт само собой.

Ты используешь мою силу. Ты обязан меня почитать, а не относиться ко мне столь неуважительно.

— Сокол! Что за бардак у тебя творится?! — женский грозный голос раздался в коридоре, но он был так далёк от него.

— Исправь это… исправь! — взмолился Сокол, наблюдая за тем, как доски всё гнили и гнили.

Я могу воспользоваться твоим телом?

— Нет, ты не… я…

В дверь настойчиво забарабанили.

Мне нет нужды даже спрашивать, но, в отличие от тебя, я обладаю простейшими нормами приличия. Поэтому будь так любезен — соображай живее!

Сокол, не имея ни малейшего желания принимать решения, завертел головой. Он был не в состоянии думать, взвешивать плюсы и минусы. Он вообще, по сути, находился сознанием где-то далеко за гранью реального мира.

Дверь с грохотом выломали — она и без того держалась на соплях. Что-то коснулось плеча Сокола, и он, дрогнув, туманно посмотрел на лицо.

Сова?

Сокол заморгал, и наваждение спало. Теперь на него с испугом глядела Медея, но его волновали не её эмоции: он беспокоился за то, что натворил.

— Сокол, дух тебя дери!

В середине комнаты зияла дыра, края досок почернели, но в остальном не было никаких признаков непрекращающегося гниения, и это безумно обрадовало Сокола. Он не хотел, чтобы из-за него гостиный дом и город превратились в развалины.

Медея, видя, что на её слова не откликаются, зарядила наёмнику смачную пощёчину. Тот прижал ладонь к раскрасневшейся коже и обиженно сфокусировался на Лиднер.

— За что?

— Собирайся. Быстро. Оуви отвлекает хозяина, но долго это не продлится. Если он увидит, что ты тут устроил, то… будет много неприятностей.

— А как же…

— Сокол, очнись! Нам надо уходить. Из города. Срочно!

Он заторможенно кивнул, и Медея поняла, что она не может оставить его здесь совсем одного: во-первых, навряд ли он вообще понимал в полной мере всё случившееся, во-вторых, несвойственная ему неторопливость выбивала её из колеи и заставляла задуматься над тем, не впечатался ли он куда-то головой.

Она помогла ему ускоренно одеться, хоть это реализовать было проблематично: Сокол не прикладывал никаких усилий, чтобы упростить задачу Медеи, и норовил куда-нибудь завалиться. Она, нацепив на него сумку, схватила за руку и потащила вниз.

На лестнице они встретились с хозяином гостиного дома, но его вопросы Медея пропустила мимо ушей — только ускорилась по направлению к выходу. Стриго, уловив её намерения, неловко помахал недоумевающему мужчине и кинулся за Лиднер.

Когда они добежали до ворот, то на весь Эднус раздался громогласный, полный злости, голос, насылающий проклятия и прочие гадости. Но хозяин был далеко, а рядовые городской стражи — чересчур ленивы, чтобы заинтересоваться криками, сопоставить факты и не дать подозрительно спешащей команде покинуть город.

* * *
Замкнутое, без единого окошка помещение должно убивать всякую растительность из-за недостатка солнца. Любой, кто более-менее понимает основы природы, с лёгкостью это подтвердит.

Но это Древо было особенным. Слишком, чтобы массово показывать его людям и делиться даром, которое оно позволяло обретать.

Лидер не был алчным и скупым. Однако в отношении к Древу он был крайне осторожен, если так можно обозвать его жажду держать эту красоту под замком и подальше от взглядов посторонних. О-о, он знал очень хорошо, что произошло бы с миром, попадись его редкое сокровище в чужие руки. Наступила бы анархия. Сумасшествие. Мир сошёл бы со своей оси и перевернул всё мироздание вверх дном.

Конечно, ему хотелось изменений. В его-то ситуации трудно их не хотеть. Но он желал изменений, после которых человечество станет могущественной расой, а не той, которая вымрет от своей кровожадности и излишней недальновидности.

Всё было так запутано. Лидеру впору свихнуться от своих идей и планов, от будущего, представляющегося в его голове. Любой бы на его месте не выдержал такого давления и отправился бы отдыхать в какой-нибудь бордель, чтобы приятно устроить свою жизнь.

Но безумцы интересны тем, что именно их посещают порой правильные мысли, меняющие всё на свете. Не всегда в положительном смысле.

И Лидер, по правде говоря, был именно в числе безумцев. Положительных или отрицательных — покажет только время, но он считал, что делал всё для блага.

Для своего, разумеется.

Поднявшись по ступенькам на большую платформу, он коснулся блестящего и гладкого ствола Древа. Лидер, представляя вещи, будоражащие его душу, прикрыл глаза. Древо отозвалось лёгким шелестом листьев, и он, улыбнувшись, резко порезал кожу острым клинком.

Первые красные капли попали на платформу. Не жалея, Лидер крепко сжал руку и выдавил ещё больше крови из своего пореза. Он стиснул зубы, прислонил ладонь к Древу и оставил на нём выделяющийся след. Прошла секунда, и уже в следующий миг можно было наблюдать за тем, как по белоснежному стволу протянулись тонкие багряные полосы, стекающие к корням.

Каждый раз это вызывало удивление. Было трудно объяснить действие крови и создание этой запретной магии путём подобных махинаций, но Лидер знал, что это давало силу. Как, почему и прочие вопросы его мало волновали — ему был важен лишь результат. Прагматизм, однако, давал свои плюсы.

— Восхищение — вот какое слово приходит на ум, когда я смотрю на тебя, — Лидер трепетно погладил бездвижное Древо. — Ответь мне. Подай мне знак.

Кровяные полосы пропали, вернулся прежний белый цвет, переливающийся изредка серебристым.

— Пожалуйста.

Листья больше не шевелились, даже магия, насыщавшая Древо, исчезла и не оставила после себя ничего.

Лидер почувствовал себя ненормальным человеком, сходящим с ума так быстро, что безумство незаметно для него превратилось в смысл жизни. Он тихо рассмеялся и приложил палец к пульсирующему виску, до последнего отказываясь признавать очевидный факт: ничего не произойдёт, ждать бессмысленно.

— Продуктивно проводишь время, дружище.

На миллисекунду, на проклятую миллисекунду Лидер правда поверил, что Древо соизволило ответить. Но голос чересчур сильно походил на голос Мавора, и Лидера захлестнуло разочарование.

— Приветствую, — он махнул равнодушно рукой и повернулся к Адъяру.

— Не представляешь, какие новости. Если посудить, то не особо весёлые.

— Выкладывай.

Мавор вальяжно уселся на стуле и расслабленно откинулся на спинку, что в корне разнилось с его вестями.

— Вéмунд.

— О нет. Нет-нет, — страдальчески взмолился Лидер, уже предчувствуя, что его ожидало.

— Да-да. Вемунд Лиднер. Я, конечно, предполагал, что он окончательно поехал, но чтобы до такой степени…

— Что стряслось?

— От него не было долго вестей. Вообще никаких. Мои люди проходили мимо, и вся деревня эта, как там её?.. Ну, в общем, она померла. Я тебе говорю. Вымерла. Так было в письме. Недавно вот птица прилетела.

Бровь Лидера вопросительно поднялась, и, будь на нём сейчас маска, Мавор бы подумал, что своей новостью никак его не заинтересовал.

— Что значит «вымерла»?

— Улица пустая, ни одного человека. Будто ты попал в какой-то разрушенный после долгой войны город. Не знаю, как ещё живописнее объяснить, но это действительно пугающее зрелище, — Мавор подхватил со стола вишенку и закинул её в рот. — В доме ничего особо не обнаружили. В подвале вот всякая развратная ерунда творилась — пытки и прочее. В стиле этого психа. На полу было много песка, уже, правда, его разнесло по коврам… Может, он проводил какие-то эксперименты, не в курсе. Самого его нигде не было, что тоже странно. Как правило, он сразу бежит докладывать о своих «успехах».

Лидер, раздумывая над многочисленными вариантами и стараясь найти наиболее логичный, наклонил голову.

— Какова вероятность того, что песок — это пепел?

— Воу, — Мавор, переваривая услышанное, почесал свою щетину. — Понятия не имею. У него больное воображение, но… он бы не стал такое вытворять. И не смог. Да и моя чуйка подсказывает, что он тоже помер. Отравил там всю деревню и себя заодно. Так романтично. Только где тела? Может, куда-то заманил всех? В его стиле.

— Вы должны отправиться туда утром и лично всё посмотреть, — Лидер пошёл в сторону полуприкрытых дверей, но кое-что вспомнил и обратился снова к Адъяру. — И вырази Цирцее мои соболезнования.

Мавор глупо заморгал и звонко расхохотался.

— Я могу ей выразить только радость. Она ненавидела этого кретина.

Лидер, не имея никакого рвения разбираться с семейными неразберихами, пожал плечами.

— Не задерживайся здесь.

Адъяр, даже не планируя долго сидеть на этом стуле и возле этого непонятного природного явления, отсалютовал ему. В отличие от Лидера, он отзывался о Древе не самыми приятными словами.

— Без проблем, — сказал Мавор тогда, когда шаги начали отдаляться.

* * *
Вода в серебристом лунном сиянии выглядела впечатляюще.

Сокол смутно помнил подробности утра и тем более дня — его бедный мозг, переживший нападение Ахерона, напрочь отказывался соображать. По словам Медеи, он пребывал в полувялом и в полусонном состоянии, из-за чего его пришлось нести чуть ли не на руках. Унизительно! Такими темпами они, разумеется, ушли не особо далеко от города, однако достаточно, чтобы никто за ними не погнался и не потребовал возместить весь принесённый ущерб. А он, как ни крути, был существенным. Плюс накинули бы моральную компенсацию — и вообще тогда не отвязаться. Легче сбежать. Тут даже не обсуждается.

Сокол не чувствовал себя лучше. Настойки, вылитые насильно Медеей в его горло, не дали особого эффекта. Ему было тошно где-то внутри, в глубине души, а такую боль искоренить всё же крайне сложно. Тем более всякими дрянными настойками.

Да, бесспорно, время лечит, и он больше не проваливался в обморок через каждые пять минут, а это уже можно было считать прогрессом. Но зато Сокол изрядно тормозил и долго не мог понять, что хотел сделать. Нынешний случай — яркий пример того, что он был не в порядке.

Сокол, стоя перед красивым и небольшим озером, держал маленькую сумочку, сделанную из желудка какого-нибудь вула, и вдыхал пахнущую чем-то травянистым жидкость. Как Медея выразилась, она отлично пенилась и убирала любой неприятный запах.

А теперь вопрос. Целых два.

Для чего ему вдруг понадобилось раздеться? И зачем он нюхал эту дрянь?

Были ещё и другие уточнения, связанные с природой, ландшафтом, с луной и с прочей дребеденью, но они мало относились к основной проблеме.

Итак, Сокол понятия не имел, что ему делать, и рядом не было никого, кто бы смог ему помочь.

Он загрустил.

— Ты там утонул, что ли?

Медея, пробравшись через заросли, увидела очень странную картину: абсолютно обнажённого со спины Сокола и его повёрнутую в её сторону голову. В его взгляде не читалось ни капли стыда и смущения, и, в принципе, на его месте мало бы кто стыдился такой фигуры и отличной… Ладно, это уже перебор.

Лиднер, как законопослушная гражданка, не оценила подобного вида, громко ругнулась и закрыла себе на всякий случай глаза.

— Сокол, чтоб тебя духи разодрали! Я думала, ты уже заканчиваешь свои водные процедуры. Стриго почти приготовил еду.

Сокол потёр затылок. К нему возвращалось некое подобие осознания, но процесс был довольно медленным и мучительным. Головная боль напомнила о себе.

— Я забыл, что мне надо было сделать. Прости.

В его голосе не слышались прежние язвительные или грубые нотки. Осталась только детская растерянность, словно десятилетнего ребёнка бросили одного в ночном лесу. Медее стало внезапно жаль его, и это чувство пришлось решительно подавить в себе, чтобы оно в итоге не превратилось в немыслимую гиперопеку.

Она вздохнула.

— Сокол, иди в воду. Полей на себя жидкость в пузырьке. Волосы тоже промой. Представь, что ты просто купаешься. Тщательно. Я же не буду тебе с этим помогать, верно?

— Не дай Сущий.

Теперь Медее захотелось его резко треснуть.

— Постарайся разобраться со всем быстро, иначе еда остынет. И ещё, — не отрывая от лица ладонь, она положила неподалёку ещё один пузырёк. — Для одежды. Просто прысни. Не забудь ничего. Пожалуйста.

— Я ещё в уме.

— Я рада.

Медея стремительно развернулась. Сокол пару секунд потупил взгляд в траву, словно он хватался за ускользающие мысли, и поспешил прокричать ей вслед:

— Спасибо.

— Иди уже, балбес, — с наигранным недовольством ответила она, пробираясь через заросли обратно к костру.

Сокол улыбнулся и погрузился по грудь в холодную воду. Будь он в своём привычном состоянии, то навряд ли бы стал так экспериментировать над своим телом. Он набирался бы смелости неспешно, со всеми прелюдиями, но сейчас ему очень хотелось поскорее избавиться от невыносимого полутумана в мозгах, а специфичное закаливание могло ему в этом помочь.

Не щадя себя, он окунулся целиком, а когда вынырнул, то увидел звёздное небо, переливающееся фиолетово-синим сиянием. Сокол неожиданно со смехом повалился на спину и проследил за своим пальцем, ведущим по всем жёлтым точкам наверху.

Кажется, по его щекам потекли слёзы.

Зараза! Только этого ему не хватало.

Сокол поспешно исполнил все рекомендации Медеи: не жалел мыла ни на кожу, ни на волосы, и чуточку ему стало от этого монотонного процесса легче. Когда он вышел обратно на сушу, то воспользовался пахнущим цветами пузырьком, натянул на себя обувь и штаны, а на торс накинул излюбленную рубашку. Помятую, изодранную в рукавах куртку Сокол прихватил с собой.

Оказавшись рядом с костром, он чудом не уснул. Холод, возникший после озера, явственно контрастировал с теплотой огня. И вся эта умиротворённая картина заставила его против воли вспомнить былые времена, когда его семья, состоящая из одних наёмников, так же собиралась по вечерам вокруг костра, что-то готовила и обсуждала.

Сокол с трудом проглотил в горле ком.

— Мисс н-нашла в лесу л-лунную а́лке, и я её зажарил, — Стриго довольно прикрыл глаза, что на фоне произнесённых слов выглядело жутко. — Моё пл-лемя сч-читает, что это ж-животное обладает ночной целительной с-силой.

Лунная алке являлась некрупной зверушкой с золотистыми рогами, из которых торчали блестящие листья, с белыми пятнами на синем теле и с серебристыми копытами, оставляющими завораживающие искры. Самцы были куда крупнее, но и вместе с тем — быстрее и выносливее. Однако их мясо было менее вкусным по сравнению с мясом самок, и чаще всего жир первых использовали для создания мазей от болей в суставах.

В умной конструкции, сплетённой оуви из плотных и не пропускающих влагу стеблей ри́кса, варилась в бульоне бедная лунная алке, а точнее — остатки от неё. Всё же особь им попалась костлявой, с минимум мяса, и Сокол решил, что это было даже к лучшему.

— Называй меня, пожалуйста, просто Медеей, а то убиться можно от твоего высокопарного обращения. Мы не в столице, чтобы так называть друг друга.

— Мне не… ну… ми-и… я…

— Ты сломала его, — Сокол из небольшой деревянной ёмкости, предусмотрительно взятой Медеей в дорогу, отпил бульон и с наслаждением прикрыл глаза.

— Мой с-спаситель…

— Таких прозвищ тоже не надо, — продолжила причитать Медея. — Ты же не раб. Тебя спасли, ты поблагодарил. Поверь, куда приятнее, когда к тебе обращаются по имени, а не придумывают прозвища.

— Ты изъясняешься так… просто. Как суровый работяга.

— Я не жила в столице, если ты об этом. И моя семья, пускай и имела связи с богатыми родственниками, не заставляла меня изучать этикет. Они… любили меня.

— А как так вышло, что твой отец, ну…

— Стал безумцем? Смотрю, ты так жаждешь узнать мою историю?

Сокол пожал плечами и сделал ещё один жадный глоток.

— Это было бы, по крайней мере, честно.

Стриго чуть-чуть посолил бульон. По своим немыслимым правилам он не имел никакого права пробовать или есть, пока его хозяин, в данном случае за авторитетное лицо он принимал Сокола, не будет полностью удовлетворён. Поэтому он просто ждал.

— И правда. Честно, — Медея нервно поправила рыжие кудрявые волосы. — Ладно… Мой отец был хорошим человеком… Хватит ржать, я серьёзно! Он… заботился о нас, когда мама ещё была жива. Но после её смерти он замкнулся в себе. Иногда ему удавалось со мной пообщаться, и я ценила его поддержку, пускай и неловкую. Но потом с ним что-то произошло — я не знаю, что именно, однако он стал… помешанным. Твердил о всякой ерунде, о магии нивров…

— Ты поддерживаешь нивров?

— К чему этот вопрос?

— Мне просто интересно. Многие не любят их.

— Я не считаю, что один народ заслуживает полного истребления взамен процветания другого. Если мы начнём убивать всё подряд, то мы будем не людьми, а монстрами, — Медея протянула свою недоеденную порцию Стриго. — После исчезновения моей сестры, Роза́лии, он окончательно слетел с катушек. Я не знаю, какой логикой он действовал и была ли она у него вообще, но он потерял всё уважение к себе. Его стали считать изгоем общества. Его сторонились. Как думаешь, приятно мне было наблюдать за его самоуничтожением?

В голове Сокола неожиданно появились размытые картинки того, как мужчина держал новорождённую девочку, как она, уже выросшая, играла с матерью и отцом, как…

— Медея, ты…

— Замолчи и дай мне закончить, — Лиднер обняла себя и наклонилась вперёд. — В детстве я была активной, но после смерти матери я стала чаще сидеть дома. Розали́ за мной присматривала, но, как только я потеряла и её, то начала сбегать на улицу. Верфидо хоть и был маленьким, но я познакомилась с ровесниками. Мы любили играть вместе и бегать по лесу, ставить ловушки, а потом ловить мелких грызунов. Наверное, благодаря друзьям я не свихнулась окончательно…

— Твой отец был против этого?

— Ему было плевать. Он запирался в своём кабинете и никого не хотел видеть. Я знаю, что он переживал горе, но и я тоже! Мне нужно было отцовское плечо, его внимание илюбовь. Мне нужен был мой папа, с которым мы придумывали игры и соревновались в поедании маминых фирменных пирóни… — Медея, боясь показать себя настоящую — сломленную девочку, мечтающую о том, чтобы всё было как прежде, закрыла лицо руками. — Однажды я подслушала его. Сначала я думала, что он разговаривал сам с собой, но это было не так. Клянусь! Он называл именем сестры медальон. Он разговаривал с ним!

Опять смутные, неясные воспоминания, от которых Сокола затошнило.

— С-старейшина моего племени г-говорила, что нивры л-любили запечатывать в-виновных в м-магические артефакты. Это н-некие ам-мулеты, кот-торые дол-лжны были п-помогать б-бороться с д-духами, — Стриго моргнул своими большими янтарными глазами и прижал длинные ушки к голове. — В-виновный запер-рт, он н-ничего н-не понимает и не в-видит. Он к-как будто п-пропадает из ж-жизни… Это страшно…

— Не хотел бы я оказаться в такой ситуации…

— Уверена, что моя сестра — тоже. Я стала следить за отцом. Постоянно. Один раз он с кем-то общался в своём кабинете, тот мужчина выглядел пугающе: у него на щеке был длинный и некрасивый шрам. Отец говорил очень абстрактно, словно за его словами пристально следили, но я поняла, что речь шла о Кулларе и о ком-то, кто не знал о моей запертой сестре. Если медальон и правда ниврийский, а отец обладал силой, то вдруг тот, кто находится в столице, тоже обладает магией? Вдруг там целая группа? — Медея горько хмыкнула. — Это звучит бредово, ведь люди не могут обладать магией, но… Ты, Сокол, прямое этому доказательство!

— Отвратительное доказательство.

— Тем не менее, это уже что-то значит… Тогда я не знала о его способностях, я пыталась поговорить с ним, но он сказал, что есть вещи, которые не должны меня касаться. Я так разозлилась на него, на эти бессмысленные тайны. Он ударил меня. Назвал… грязной оборванкой и… это стало последней каплей.

Сокол почувствовал невыносимую боль, проснувшуюся где-то внутри. Эта боль не принадлежала ему, она была чужой.

— Как он посмел ударить тебя?

— Я не знаю. Он был… очень зол. Эта ситуация изменила моё восприятие. Я сбежала. Скиталась много времени и не имела ни малейшего понятия, что мне делать. Я ненавидела собственного отца, но при этом я так хотела, чтобы он нашёл меня и извинился. Разумеется, это не произошло, и мне ничего не оставалось, как презирать его. А потом появился ты. И у меня возник план. Спонтанный.

— Ты решила пробраться в дом своего отца с помощью меня. Да, я помню. Я был приманкой.

— Я не знала, будет он там или нет. Я боялась встречаться с ним лицом к лицу. В той таверне могли быть люди, которые прислуживали ему. А ты точно был не из их числа. Я должна была попытать удачу.

— Ради… медальона?

Медея, радуясь, что Сокол уловил её мысли, одобрительно кивнула.

— Да. Именно из-за него.

— То есть ты не знала, будет ли твой отец в доме, а вместе с ним не знала, будет ли там твоя побрякушка?

— Да.

— Это максимально идиотский план.

— Да, я плохо соображала. Да, я понимала, что риск был велик, но для этого у меня был ты!

— Люди, которые там жили, были под гипнозом. Твой отец был настроен очень агрессивно, и он вполне реально хотел нас прибить.

— Но ты тоже оказался с сюрпризом.

Сокол нахмурился. Ему не нравилось, что его жизнью хотели воспользоваться в своих целях, о которых ему рассказали лишь сейчас. Непродуманный план, основанный на фразе «только бы повезло», заставлял его мысленно стонать от злости.

— И оно стоило того?

Медея достала спрятанный под курткой серебряный медальон, переливающийся в языках пламени оранжевым. На его крышке был красивый, ювелирно маленький и тонкий рисунок.

— Именно поэтому мне нужно в столицу. Там живёт моя тётя, и я должна рассказать ей о мужчине со шрамом. И об отце тоже. Она влиятельна в Кулларе, она точно поможет мне!

Сокол скептически поднял бровь.

— Не смотри так!

— Этот план тоже так себе.

— Если у тебя есть лучше, то я с удовольствием выслушаю твои умные предложения.

Сокол отложил глубокую тарелку с лежавшим на дне мясом, и только тогда Стриго, не сумевший вернуть Медее её посуду, стал сам хлебать скудные остатки наваристого бульона.

— У меня в любом случае свободы слова нет.

— Я не принуждаю тебя. И не принуждала.

— Ну, глеты за первую часть работы я так и не получил, что считаю крайне несправедливым. Похвасталась мешком, но в руки не отдала…

— Ой, Сокол, — Медея кинула в наёмника ботинок, — я заплачу тебе.

— Тогда есть стимул работать, — он размял шею и хрустнул пальцами. — Спасибо, что поделилась. Я понимаю, как тяжело и…

— Не надо никаких слов. Я сделала это не ради того, чтобы меня пожалели. Я собираюсь ложиться. Уже и так поздно.

Стриго с завидной скоростью разобрался с порцией Медеей, подхватил тарелку Сокола и понёс к озеру — помыть. Сам Сокол пошёл с ним, чтобы набрать воды и потушить огонь.

Когда всё было сделано, Стриго улёгся в спальный мешок. Медея упорно старалась заснуть, а Сокол ещё долго лежал с открытыми глазами. Он думал о том, откуда у него чужие воспоминания и что они пытались ему показать, но быстро пришёл к мнению, что они были слишком рваными, и нет смысла в них разбираться.

Он прижал к себе сумку, в которой находился испортивший ему жизнь артефакт, и не мог прекратить мечтать о том, как сжигает его в ярком пламене.

Глава 5. Не виновен. Часть вторая

— Что думаешь по поводу всего?

— Кроме того, что мой мёртвый зять всё испортил?

— Ага.

— Ничего положительного.

Цирцея опустила голову на поставленные заранее руки. Думать о чём-то радикальном и насущном, когда невыносимо сильно тянуло в сон, было выше её сил. И если Лидер на полном серьёзе решил отправить её и Мавора в Верфидо, то ей уже следовало нежиться в тёплой кровати для того, чтобы утром было проще проснуться. К тому же она подумывала выпить бокал вина для настроения, а для этого дела надо было встать ещё раньше. И зачем тогда, спрашивается, она торчала здесь?

— Он сказал передать тебе сочувствие, но оно явно тебе без надобности, солнышко.

— Понятия не имею, что моя сестра нашла в этом слабом человеке. Умереть должен был он, а не она. Из-за него теперь нет Розалии. И Медея находится неизвестно где.

— Ну-ну, не говори так, — Мавор ободряюще похлопал Цирцею по плечу, за что получил испепеляющий взгляд. — Медея найдётся.

— Если в Верфидо и случилось что-то, то от его неумения контролировать свои мизерные способности. Я говорила, что принимать Вемунда — ошибка, но меня не послушали.

— Он думает, что случай похож на случай в храме.

— Бред, — Вига постучала ногтем по столу. — Вся эта затея — бред.

— Меня тоже не прельщает вставать спозаранку, но если его предположения окажутся верны, то мы будем чуть-чуть близки к разгадке.

— Мы всё равно не сможем ничего сделать. Как искать то, что даже не знаешь? Если бы это существо показало себя где-нибудь в городе, оставило бы свидетелей, то тогда да — мы бы поймали его. Это ужасно, и я бы не хотела жертв, но как ещё найти монстра, если он скрывается?

— Это вопрос с подвохом?

Цирцея тяжело вздохнула.

— Нет. Но, если честно, лучше бы был с подвохом.

Мавор, планируя сказать что-то умное, отказался от этой сомнительной идеи. Общаться с Вигой было радостью для него, но ей нужно было как следует выспаться, чтобы на следующий день проснуться бодрой и без этих грустных мыслей, делающих её злой.

— Лепесточек, может, пойдёшь домой? Если рано…

— Я знаю, Адъяр. Давай без своих советов.

Мавор выпучил глаза и закрыл ладонью рот, и Цирцея отказалась комментировать его детскую забаву. Ей вообще ничего не хотелось говорить. Она неожиданно для себя почувствовала такую вселенскую усталость и печаль, словно до этого её дни были наполнены исключительно удручающими событиями, забравшими у неё всю энергию.

— Я пойду.

Мавор, продолжая придуриваться, что-то промычал.

— Дай мне Сущий терпения, — прошептала Цирцея и поднялась. — Если встретишь Лидера, то скажи ему, чтобы он заранее подготовил свой портал.

Мавор снова замычал. Вига не удосужилась ему ответить, хотя её душа так и рвалась упрекнуть его за такое несерьёзное поведение, и вышла из кабинета в каменный коридор.

Было так безлюдно и одиноко, но Цирцея видела в подобной атмосфере что-то особенное, близкое к её упадническому настроению.

У неё не было желания вновь, как и в случае с Болотом, проходить через портал и посещать деревушку, по которой не успела соскучиться. Подобное путешествие она переносила тяжело, и её организм по-своему страдал после быстрого перемещения: возникало ощущение, словно она несколько часов кружилась на экстремальной скорости вокруг своей оси. Но с рациональной точки зрения это был отличный способ сэкономить и без того ценное время, которого вечно ни на что не хватало. А до Верфидо, на лошадях, надо было скакать как минимум пару недель. А если делать перерывы, то выйдет в общей сложности ещё больше.

Мавор, в отличие от Цирцеи, испытывал восторг от таких злоключений. Он спокойно переносил быстрые переходы, и Вига в некоторой степени завидовала ему.

Совсем чуть-чуть, потому что в остальном завидовать ему было нечему.

Цирцея отбросила свои мысли в сторону. Впереди был очередной долгий день, и к нему надо было хорошо подготовиться.

* * *
Глубокая ночь в лесу несла в себе мало весёлого. Потеряешь бдительность — и тебя могут обворовать. Будешь ковырять в носу и жаловаться на свою семью — и изголодавшийся хищник без жалости тебя загрызёт.

Когда неподалёку послышался треск, Сокол тут же подорвался. Уличная жизнь научила его принимать во внимание каждую деталь, происходящую вокруг него, и упускать из виду что-то живое, даже если это простое животное, было выше его достоинства.

Будить Медею или Стриго он не стал. Лиднер не умела осторожничать, она бы сразу пустилась в погоню за неизвестным, а эмоциональный оуви своими истериками и неутешительными прогнозами поднял бы даже мёртвого из могилы. В одиночку в данной ситуации было действовать куда проще. Да и натура, не любящая командную работу, тоже говорила о себе.

Осторожно переступая через многочисленные заросли, Сокол тщательно прислушивался к звукам, которые в один миг попросту пропали. Наступившая тишина нагнетала, но он всё равно не отступал. Если это ловушка, то он выберется из неё и прибьёт каждого, кто это соизволил устроить, с особым удовольствием. А потом как ни в чём не бывало вернётся обратно и заснёт.

Отдалившись на достаточное расстояние от разведённого мини-лагеря, он наконец-то заметил впереди непонятный объект, светящийся в ночи особенно ярко. Чтобы не навредить глазам, Соколу пришлось прищуриться. Он действовал чисто по интуиции, но с ней у него были значительные проблемы, и потому, прежде чем дойти до своей цели, он пару раз упал.

Маленькое крылатое животное, си́ва, лежало в траве и еле дышало. В боку пернатого создания была глубокая рана, из которой сочилась тусклая голубая кровь, заляпавшая зелень. При приближении Сокола сива пронзительно закричал, затрепыхался и попытался взлететь, но все попытки не увенчались успехом, и он просто повалился обратно на землю и потревожил сильнее свою рану.

— Глупое создание, — Сокол протянул один палец к голове сивы и нежно погладил его по перьям. — Я не стану тебя обижать.

Животное, держась ещё больше настороже из-за внезапной доброты к себе, жалобно угукнуло.

— Тебе нужно помочь. Мой друг, такой же, кстати, пернатый, обработает твою рану. И потом ты снова будешь спокойно летать!

Сива слабо махнул крылом, когда ему на тельце опустили ладонь, и постарался цапнуть клювом, но Сокол, не позволяя ему сделать лишнее движение, аккуратно перехватил его голову.

— Тихо. Всё будет хорошо.

Мне кажется, ты глубоко заблуждаешься.

От противного самодовольного голоса в голове Сокол похолодел. Он попытался убрать руки от сивы, но те не пожелали слушать своего хозяина. Они схватили животное, очень крепко, из-за чего оно начало изворачиваться и кричать от боли. Большие глаза сивы смотрели на Сокола со страхом, и тот мог честно признаться, что видел в этом взгляде ненависть к человеку.

— Ч-что ты… делаешь! Его можно спасти!

Любые создания обладают душой, которая способна давать дополнительную силу. Ничего личного, но этот ничтожный зверь всё равно бы умер.

Животное окутала фиолетовая смертельная магия, забирающая из его тела частички жизни. Глаза закатились, сделались жидкими и вытекли из глазниц. Перья быстро сгорели и превратились в безликий пепел, улетевший по зову ветра. Мясо, сухожилия и органы поглотило такое же фиолетовое пламя, оставившее после себя только кости. Маленький сгусток света воспарил над ними, но ладонь, принадлежащая кому угодно, но только не Соколу, схватила этот свет и преобразила его в такую же тьму.

О да. Прекрасно.

Сокол держал одной рукой кости. Его широко открытые глаза смотрели на ужас, который сотворила магия духа, а рот то открывался, то безмолвно закрывался. Его трясло. Он был на грани истерики. Он хотел думать, что это новый кошмар, что это ложь и иллюзия, заставляющая его страдать. Но он трогал кости, и они были слишком реальны, чтобы быть неправдой.

Не стоит противиться обычному круговороту жизни. Так устроен мир, человечишка, и ты обязан подчиняться этим законам.

Другая рука, находящаяся не под контролем Сокола, похлопала его по щеке, и от этого стало так мерзко, что он со всей дури ударил её и зашипел от резкой вспышки боли.

Полоумный! Ты причиняешь вред своему же телу.

— Я… я больше не позволю, — срывающийся голос не производил на духа необходимый эффект. — Не позволю манипулировать мною, грязное ты отродье! Никогда!

Сокол потянулся к спрятанному в ботинке ножу, но что-то пнуло его по голове и повалило на землю.

Нет необходимости, птенец. Расслабься. Мы же хорошо проводим время, не так ли?

Сокол ошеломлённо глянул на возвышающуюся фигуру человека, от которой исходило слабое фиолетовое свечение, означающее только то, что это плод больной магии, а не настоящий живой Орёл. Но он был так правдоподобен, что Сокол не смог отличить реальность от выдумки.

Орёл присел на корточки, подобрал нож и прислонил лезвие к чужому горлу.

— Так много воды утекло с последней встречи.

— Ты не существуешь, ты не существуешь! Я видел… я знаю… Сущий, нет… Это всё твои проделки, дух!

Орёл схватил чёрный кулон в виде расколотого черепа, который висел на груди Сокола, и жутко улыбнулся. С его рта потекла тёмная слизь, похожая на густую кровь.

— Я помню, как подарил тебе его. Твоё первое успешное задание. Как мило, не правда ли? Я думал, что ты ничтожный, а ты оказался вполне сносным, хоть и полнейшим идиотом.

Сокол ловким движением перехватил нож и оттолкнул от себя псевдо-Орла. Адреналин бурлил в нём, и он был готов на самый ненормальный поступок в своей жизни, чтобы не позволить этому существу уничтожить себя.

Но Орёл улыбнулся только шире, так, как не смог бы улыбнуться живой человек, и похлопал в ладоши.

— Браво. Браво, Сокол! Добыча пытается быть хищником. Нелепостью так и прёт!

Странные звуки усиливались, гудели. Они готовы были разорвать ушные перепонки. Сокол закричал и рванул прочь от этого места, от Орла, сразу же испарившегося в воздухе, как только Сокол от него отвернулся.

Он не разбирал дороги, не понимал и того, что делал. Но он бежал и бежал, чтобы спрятаться от гулкого смеха, который нарастал и как назло не прекращался.

Сокол упал и прокатился лицом по грязи, ободрал кожу до крови. Он свернулся калачиком и пролежал, наверное, несколько часов, пока утешал себя всякими глупостями.

А потом он заставил себя подняться и дойти до лагеря. Сокол просидел так до самого утра — в звенящей тишине, сводящей с ума. Он боролся с собой и со своей сущностью, исковерканной духом, но это было бесполезно.

Сокол вспоминал, сколько плохого успел натворить, и он очень хотел прикончить себя, чтобы больше никому не навредить.

* * *
Медея часто видела кошмары, и в них всегда кто-то умирал.

В этот раз она была в доме отца, и с ней — Сокол, которого Вемунд со злорадством душил. Он упивался собственной силой, своей властью над жалкой душонкой, посмевшей ему воспротивиться. Но вместо того, чтобы оттолкнуть отца, Медея просто стояла, смотрела на краснеющее лицо наёмника и ждала, когда всё закончится.

Вемунд его убил, а потом перевёл внимание на дочку, и мир перевернулся, превратился в маленькую комнатку, когда он кинул кинжал и попал ей прямо в лоб.

Медея проснулась. Она давно научилась просыпаться после кошмаров без криков, чтобы отец её не слышал. Она хотела бы знать, как избавиться от жутких снов и как помочь себе, но сомневалась, что это возможно. Одна психологическая травма — и ты всю жизнь, считай, эмоциональный калека.

Лиднер полежала в спальном мешке недолго. Она, смотря на небо, прикрытое листьями деревьев, выравнивала своё дыхание и собиралась с силами, чтобы морально подготовиться к новому дню. Затем, опомнившись, Медея перекатилась на бок и увидела Сокола — сгорбленного, вялого и поникшего. Не знай она его, то решила бы, что перед ней сидел живой труп. Это сравнение её не на шутку испугало.

— Сокол?

— Медея.

На его лице было множество мелких царапин, в волосах торчали ветки, листья, а в некоторых прядках и вовсе была грязь.

— Сокол, что с тобой?

Он не ответил. Медея, глянув на спящего оуви, схватила свою сумку и тихонько, на цыпочках, подошла к неподвижному наёмнику. Она села перед ним, смочила тряпку и приложила её к ранкам, чтобы обработать их.

— Ночью тебе было так же плохо, как и утром?

— Я несу смерть, Медея.

— О чём ты?

— Этот дух во мне… Что будет, если он завладеет мной? Если я больше не смогу контролировать себя? Он убьёт вас. И других. Медея, — Сокол, не рассчитав силы, схватил её за плечи и потряс, — мне страшно!

— Сокол, остановись! Мне больно!

Он опасливо отодвинулся и зажал свои руки ногами, будто боялся снова ими сделать то, о чём потом обязательно пожалеет.

— Я не смогу тебе помочь! Не смогу! Люди в столице… там есть… праведники… вдруг они поймут, что я из себя представляю и убьют нас? Что, если…

Медея взяла Сокола за лицо, чтобы он не отворачивался от неё. Он не заартачился, не съязвил, не пошутил и не отреагировал на её касания, что напрягло Лиднер, ожидавшей от него хоть какое-то сопротивление. Но она улыбнулась ему, чтобы Соколу стало спокойнее.

— Ты сможешь разобраться с этим. Ты не причинил нам вреда сначала, значит, не причинишь и сейчас. Если ты сдашься, то точно потеряешь над ним контроль. А ведь именно этого он и добивается. Чтобы ты ослаб.

— Медея… я видел в лесу своего наставника, которого… он… я убил! Призрак, иллюзия… — он, вспоминая ночные похождения, схватился за кулон. — Я так жалею!

— Сокол, — Лиднер вытащила ветки с его волос и все листочки. — Он испытывает тебя на прочность. Он манипулятор. Я не знаю, что с тобой произошло, но ты хороший человек. Ты защищал бы их до последнего. Тогда был не ты. И отца моего убил не ты.

— Но…

— Сокол, ты ни в чём не виноват. Пожалуйста, поверь мне.

Он осознанно глянул на Медею. Ему нужны были эти простые слова, которые он боялся себе сказать. Он нуждался в том, чтобы его не называли монстром или чудовищем, убившим тех, кто этого не заслуживал. Он хотел быть обычным человеком: жить в маленьком городке, работать кузнецом день и ночь, спасать домашних пушистых ску́мов. Может, сам бы завёл такого усатого питомца, чтобы отгонял различных пронырливых грызунов. Он мечтал о спокойной жизни, а не о том, чтобы потусторонняя сущность качала свои права на него и на мир в целом.

В третьем спальнике заворочался оуви. Стриго зевнул, приоткрыл глаза и сонно уставился на Медею, продолжавшую обрабатывать царапины, и на самого Сокола, щурившегося от неприятных ощущений.

— Мой с-спаситель? — пролепетал оуви и приподнялся. — Что сл-лучилось?

— Плохие сны, пернатый. Ничего смертельного.

Стриго с вопросом уставился на повернувшуюся к нему Медею.

— Подробностей не знаю, — она провела тканью по последней ранке. — Принесёшь воды? Кое-кому не мешает вновь помыть голову.

Сокол усмехнулся.

— Д-да! Я быстро!

Оуви подскочил, схватил кинутую ему флягу и побежал к озеру.

— Я надеюсь, он не упадёт, — посмеялась Медея. — Иначе придётся и его латать.

— Я твой должник.

— Сочтёмся.

Медея слабо щёлкнула Сокола по носу и предусмотрительно отстранилась от него, чтобы он не успел реализовать свои злобные планы и отомстить.

Стриго, размахивая полной флягой, вернулся к ним тогда, когда уже оба оживлённо дискутировали на тему нивров. Во время своего похода, к счастью Лиднер, он ухитрился ни на что не напороться и ничего не пролить.

А потом Стриго пришлось заново готовить, чтобы люди и он как следует перекусили.

Наступало утро, и впереди был целый день, который, без всяких сомнений, должен был пройти намного лучше, чем предыдущий.

Глава 6. Новые лица. Часть первая

Самое главное в любом приключении, в том числе и в самом мимолётном, — это время. Орёл любил говорить, что благодаря походам люди, которые прежде друг друга не знали, становились сплочённее. Чем дольше они шли в неизвестность, тем лучше были их отношения.

«Время лечит, птенец, и вместе с тем — калечит. Парадокс, который сложно понять», — сказал он однажды, когда никого не было поблизости.

Сокол считал, что это редкостный бред, пускай и приправленный щепоткой правды. Кому, в самом деле, захочется спасать незнакомца, которого к тебе приставили? Выбирая между жизнью и смертью, ты без колебания выберешь для себя жизнь, а для другого — смерть, и здесь ничего не поделать. Так устроен любой живой организм, будь ты хоть человеком, хоть нивром, хоть драконом.

Орёл любил предаваться фантазиям и называть свою команду — семьёй, способной на многие героические свершения. Он верил, что каждый в его импровизированной «семье» спасёт другого, потому что как может быть иначе? Они проходили сквозь огонь и лёд, вытаскивали друг друга из неприятностей. В конце концов, всей командой поддерживали. Не это ли считалось близкими отношениями?

Сокол думал, что это показуха. Останься он один на один с кем-то перед лицом опасности, то произошла бы такая же безрадостная ситуация, что и с незнакомцем. Предательство. Удар в спину. Спасение собственной шкуры, если угодно.

Орёл умел всех сплачивать, держать беспризорных детей и взрослых под своим крылом, вселять в них какие-то немыслимые идеи, в которые верил сам. Он защищал их и отдавал им всего себя, потому что для него не существовало ничего важнее Балобана.

«Когда теряешь близкого, то долго страдаешь. Вся жизнь превращается в ничто. Ты блуждаешь по огромному миру, как маленькая овечка, и не знаешь, что тебе делать дальше, — делился Орёл и смеялся так горько и вымученно, что даже самый чёрствый всплакнул бы. — Самое сложное в таком состоянии — найти новый смысл, ради которого ты захочешь свернуть горы».

Орёл называл команду — семьёй, пока Сокол — знакомыми. И при этом после смерти людей, ставших незаметно для него самыми дорогими во всём Солфасе, он успел испытать невыносимую тоскливость, которую Орёл обязательно бы поэтично обозвал как «скорбь». Но разве будешь скорбеть по товарищам, на которых тебе абсолютно плевать? И разве будешь винить себя в их гибели, не значь они для тебя ничего?

«Нет ничего ужасного в том, чтобы те, кто не связан с тобой кровью, стали для тебя роднее настоящих родителей, Сокол. Понимаешь, в нашем мире много несправедливости, но иногда бывают вынужденные обстоятельства, от которых мать отказывается от ребёнка. Этот поступок — бесчеловечный, и я не оправдываю тех, кто на это способен, но я хочу, чтобы ты знал: всё не делится на чёрное и белое. Где-то обязательно запишется серое в виде смерти, и тут ты хоть бей, хоть ругайся — ничего не изменится. Такова наша суровая реальность».

Сначала, с самого младенчества, Сокол жил в противном приюте, издевавшемся над своими воспитанниками, а затем он сбежал и, сколько себя помнил, скитался по грязным улочкам. Он не привык делиться собственными переживаниями, потому что улица — место, которое вывернет всю твою душу наизнанку, закопает тебя, засмеёт, пока не уничтожит полностью. Он не привык называть кого-то семьёй, потому что и в приюте, и на улице — каждый сам за себя. Никто не станет давать тебе крошку хлеба — самому бы наесться тем скудным запасом еды. И никто, разумеется, не будет сочувствовать тебе, когда ты плачешь. Обзовут позорным нытиком — и так и будут называть до последнего твоего вздоха.

Жестокое воспитание имело свои последствия, но Сокол, спустя такое долгое время, с облегчением осознал, что точно мог назвать Орла не только своим наставником, но и отцом, пусть и неродным.

Жаль, что подобное понимаешь только тогда, когда навсегда потеряешь.

— Когда-а мы-ы уже-е доберё-ёмся? Я уста-а-ал!

Если ты будешь ныть, как жалкое ничтожество, то к своей цели ты навряд ли приблизишься.

— Не могу точно определить, — Медея поправила рюкзак. — Если мы прежде не делали бы слишком долгие привалы, то давно бы дошли до города.

— Это сейчас был укор? — Сокол прищурился. — Потому что если это был укор, то я напомню, как мне было плохо.

На твой нелепый бубнёж всем начхать.

— Что… — Медея, развернувшаяся к наёмнику, всем своим видом выражала отсутствие желания как-либо ссориться. — Сущий, нет! Я констатировала факты. Только и всего.

— Ужасная конста… конст… — Сокол ругнулся и ткнул в Лиднер. — Короче, плохо ты это делаешь.

— М-мой спаситель… мисс… я не…

— Не вмешивайся, Стриго! — повысила голос Медея, порядком раздражённая бессмысленными обвинениями в свою сторону.

— Не смей наезжать на него! У него есть право голоса!

Оуви, надеясь спрятаться от ругающихся, прикрыл ладонями лицо.

— Слушай, — Медея потёрла переносицу и невинно улыбнулась, — это нелепо. Всё это — нелепо. Я не обвиняла тебя ни в чём и вообще считаю тебя настоящим одуванчиком. То, что было — прошло. Поэтому давай не будем на ровном месте устраивать невесть что и продолжим идти дальше. Я хочу как можно быстрее попасть в грёбаную столицу, и я сделаю всё, чтобы этого добиться. С твоей помощью или нет.

Сокол, при всём уважении к себе, такой тон стерпеть не мог. Он вообще, если честно, был тем ещё заносчивым гадом, чтобы что-то терпеть.

Так что он не постеснялся и совершил одну очень глупую ошибку — не согласился, а продолжил напирать. И всё потому, что извиняться и признавать собственные ошибки было слишком тяжело даже в такой солнечный и прекрасный день.

— Ты могла бы додуматься взять хотя бы лошадей.

— Каким, февул тебя побери, образом я должна была взять лошадей? — язвительно поинтересовалась Медея. — Раком? Ползком? Ещё как-то?! Конечно, я могла бросить тебя, но моя совесть, представь себе, не позволила это сделать! Хотя в следующий раз я кину тебя, придурка, одного со своим духом!

Не устану повторять, что она мне нравится. Досадно, что в качестве сосуда попался ты, а не она. Впрочем, она бы и подохла быстрее, чем ты. Какая жалость.

— Сущий, да заткнись… — Сокол прикусил губу и виновато посмотрел на Медею. — Я не тебе, а ему… точнее… просто забудь!

Как меня можно забыть? И как она может игнорировать тот факт, что в тебе — я? Она боится. И твой рабский дружок — тоже. Они просто умело прячут свой страх. Но только посмей их обидеть, и тогда хрупкое доверие будет навсегда утеряно. Ха-ха, мне нравится видеть, как исчезает всё человеческое в ничтожествах, строящих из себя благородных!

Сокол попытался приглушить чужие мысли, но это не увенчалось успехом. Он остановился и прикоснулся к пульсирующему виску, чтобы перевести дыхание и успокоить сумасшедшее сердцебиение.

Оуви, взволнованно прижав к себе руки, подбежал к Соколу и крепко его обнял. Он как бы говорил ему: я здесь, вместе мы сможем всё преодолеть. Лиднер, тяжело вздохнув, скрыла за грубым комментарием свои очевидные переживания:

— Если и при других ты будешь разговаривать с ним вслух, то тебя неправильно поймут.

— Я знаю, да. Такого не будет.

М-м, не думаю. Мне трудно противостоять.

— Я тебя уничтожу, — прошептал Сокол в надежде, что его не услышат. — Пропадёшь навсегда… грязное… отродье…

— Может, моя тётя тоже сможет помочь тебе? — Медея решилась подойти и положить наёмнику руку на плечо. — Точнее… я надеюсь, что она знает, где находится тот, кто может помочь мне. И если он способен на это, то есть вероятность, что и…

— Мне просто нужно время, Медея, — Сокол собрал всю силу воли в кулак и более спокойно глянул на Лиднер. — Надо идти.

— Да, но…

— Без «но», — он выбрался из объятий оуви и вышел вперёд. — Всё супер. Погнали!

Стриго и Медея недоверчиво между собой переглянулись, пока Сокол, будто убегая, отходил от них.

— Хоть и немного, но я слышала про духов и их способность вселяться в кого-то. И я точно уверена, что это не кончится хорошо.

— С-старейшина говорила н-нам, что их з-заперли д-драконы, но есть б-брешь, б-благодаря к-которой мож-жно призвать од-дного духа из подземной к-клетки — Тюрьмы.

— То есть?

— Я н-не з-знаю… моё плем-мя никогда не с-сталкивалось с подобным, но д-духи не исп-полняют ж-желания. Они п-порабощают и п-поглощают душу. Н-но у моего с-спаси…

— Вы что там застряли?! — крикнул издалека Сокол, только заметивший отстающих спутников.

— О жизни подумали!

— И без меня?!

— Сокол… — Медея неоднозначно махнула рукой. — Иди уже!

Но он не пошёл, а побежал обратно с каким-то немыслимым энтузиазмом. Возможно, это было достаточно наигранно, ведь после произошедшего быть воодушевлённым — серьёзная задачка, но даже если он притворялся, то делал это крайне умело.

— Кстати.

— Не нравится мне это…

— Стриго!

Ушки оуви поднялись вверх.

— Ты же можешь взлететь и посмотреть, долго ли нам до города.

Теперь эти самые ушки стремительно опустились вниз. Стриго неловко приобнял себя и нервно захихикал.

— Мой спаситель, б-боюсь… это сейчас… ну… тр-рудно ос-существить.

— Почему?

Оуви мельком посмотрел на Медею и тут же потупил взгляд вниз, на землю. Он очень быстро дышал, и было трудно понять, что у него в голове.

— Мой отец как всегда выделился, да?

Стриго медленно кивнул.

— И что он сделал?

— Н-ну… у многих люд-дей есть д-довольно, как б-бы это н-назвать… неп-правильное м-мнение, вот! Почти в-все с-считают, чт-то мы м-можем улететь, если н-нас сх-хватят, — оуви заикался сильнее обычного. — Но мы сл-лишком слабы, чтобы это с-сделать. Я бы д-даже сказал-л, что мы в-в некотором плане… н-не знаю, как прав-вильно описать, но мы… привязываемся к своему р-рабскому статусу.

— Получается, вы просто не хотите бежать? — сделал свой вывод Сокол. — Этакая симпатия жертвы к своему агрессору?

— Д-да! Это з-заложено в нашей р-расе, поэтому н-нас часто используют в к-качестве рабочей с-силы. Б-бесплатной.

А ты в курсе, что прежде оуви — какое мерзкое слово! — были людьми? Но их так давно прокляли, что теперь мало кто знает их истинное происхождение, чем, собственно, жирные столичные ублюдки не прочь воспользоваться. Только представь: люди, порабощающие других прóклятых людей… такая забавная шутка, не правда ли?

— Отец подрезал тебе крылья?

Стриго сел на траву и смахнул слёзы.

— Со мной б-был… мой друг из п-племени. Сн-начала всё было нор-рмально… я думал, что б-было. Но… д-да, нам подр-резали крылья к-каким-то ужасным способом! Это было так… т-так… так больно! А п-потом… его привязали к креслу и… на м-моих… глазах его рас-стягивали, рез-зали и…

Какой садист! Зря я его прикончил.

— Стриго, — Медея прижала оуви к себе, чем тот воспользовался и разрыдался прямо в куртку Лиднер, — тебе не надо продолжать, если ты не хочешь.

— А ещё эта мразь… прости, Медея, но он реально неадекватный.

— Всё в порядке.

— В общем, он умер. Он больше не тронет тебя.

— П-понимаете… — оуви, не отстраняясь, защебетал плаксивым голосом: — Такое тр-рудно з-забыть. Я д-думал, что меня ож-жидает такая ж-же участь… я готов б-был прислуж-живать, н-но умирать… мне так х-хотелось быть похожим на н-нашу легенду! Я х-хотел стать с-спасителем… своего п-племени. Только я такой т-трусливый. Н-неудачник!

Будь здесь Орёл, то он бы обязательно нашёл необходимые ободряющие слова. Он был таким человеком — вёл всех за собой, внушал доверие и уверенность, давал силы, чтобы бороться. Он был сочувствующим оратором — невозможное сочетание, которое, впрочем, в случае Орла имело место быть.

— Если ты будешь так уныло говорить, то точно ничего не добьёшься, — преувеличенно сердито сказал Сокол. — Идти против своей природы — трудно, но реально. Если ваша легенда смогла, то чем ты хуже, верно, пернатый?

— К тому же, — Медея ласково погладила Стриго по перьям, — ты куда более сильный, чем думаешь.

— Именно! А твои крылья… ну, они рано или поздно отрастут обратно, и ты будешь снова летать.

— Л-летать… — неуверенно прошептал оуви. — П-правда?

— Конечно! — почти синхронно согласились Медея и Сокол и рассмеялись от такого совпадения.

Стриго вытер свои большие янтарные глаза и с благодарностью потёрся головой о худое плечо Лиднер.

— Меня м-мало кто поддерживал… с-спасибо. Я никогда этого не з-забуду и буду верно в-вам с-служить!

— Давай без этого. Ты был и остаёшься свободным. Я лично осуждаю рабскую силу, так что нет-нет. Захочешь быть рядом, значит, будешь. Но всё это по твоему желанию.

Стриго, кажется, готов был вновь расплакаться.

— Вы х-хороший человек, м-мой спаситель.

Как думаешь, стоит ли разрушать его иллюзии? Я бы с удовольствием рассказал этому оуви, что до меня ты немало воровал и пренебрегал моралью. О! А помнишь ту белокурую девочку из детства? Какая она была милая и невинная. Настоящее дитя Сущего! Но ты, птенчик, из-за простого яблока сделал из неё такую уродину, что теперь она наверняка страдает в полном одиночестве, ха-ха! Ты кто угодно, но только не хороший человек.

— Нам надо ускориться, — серьёзно заключил Сокол. — Иначе опять застрянем до ночи.

— Да. Точно. Ты прав.

Медея помогла подняться Стриго, ещё раз ободряюще ему улыбнулась, схватила его за руку и последовала за торопящимся наёмником.

Сам Сокол благодарил всё живое и неживое за то, что они видели только его спину и не могли прочитать его мысли, которые откровенно пугали своими образами, всплывающими по воле духа в сознании.

В противном случае, узнай Медея и Стриго подробности из его сурового детства, он точно прекратит быть для них «хорошим человеком», заслуживающим уважение и любовь. А он не хотел быть для Медеи и Стриго монстром. Тем более для беззащитного оуви, который отчаянно верил в его доброту.

* * *
Порталы были крайне редким явлением, гуляющим в байках в захудалых тавернах или в легендах стариков, развлекающих детишек различными небылицами. Такое приспособление пошло от нивров, но из-за людей, воспринимавших любое их появление на территории Ин-Нара как межрасовое политическое вторжение, им пришлось от него отказаться. Из разумных соображений.

Вообще, чтобы воспользоваться порталом, приходилось устанавливать магическую связь хотя бы единожды с двух сторон. Или, по крайне мере, знать, как выглядит местность, куда необходимо переместиться. Первый случай — более безопасный, он не разделит живое существо на множество мелких и мёртвых частей. Второй — замысловатый. Он нёс в себе много нюансов, и его использование нежелательно. Но иногда, когда не было другого выхода, приходилось идти на осознанные риски.

Цирцее на все сложности создания этой волшебной штуки было, откровенно говоря, глубоко всё равно. Переместись к ней какой-нибудь нивр через свой проклятущий портал, она бы не пошевелила и бровью. Прямо сейчас ей было крайне плохо, и это единственное, что по-настоящему её волновало. Когда организм сбоит, то жди беды. А бед не хотелось от слова совсем.

— М-да-а, видочек здесь, конечно, полный атас.

Мавор, жизнерадостный придурок, которому было отлично после быстрого перемещения, предательски бодро стоял впереди и откровенно нервировал Вигу. Ей хотелось его чем-нибудь ударить, но под рукой, к несчастью для неё, ничего не было.

— Так пусто… Как будто здесь оборонялись или как минимум устраивали смертоносные гонки на бешеных лошадях. Тут точно должно быть эхо! Э-э-эй! Есть живые?

Как такового эха не было, что неимоверно сильно расстроило Адъяра, приготовившегося было впадать в детство и устраивать сумасшедшую игру «перекричи самого себя». Интересная забава, когда у тебя проблемы с головой или когда тебе слишком скучно.

— Мавор…

— Да, кусачий цветочек?

— Умолкни ты ради Сущего!

— Ты в курсе, что самки вульфов поедают самцов, когда те отказываются заботиться о потомстве? Представляешь, сколько смертей в итоге выходит? Те ж вечно на охоту ходят, добычу приносят. По сути, только этим они и занимаются, за что в итоге их обвиняют самки и сжирают.

Это была последняя информация, которую Цирцея хотела бы услышать в своей жизни.

— Ты в курсе, что если ты не прекратишь молоть чушь, я запихаю тебя обратно в портал и буду разбираться с Верфидо сама?

— Общеизвестная информация?

— Станет ею.

Адъяр усмехнулся, подбоченился и вдохнул побольше воздуха. Цирцея хотела куда-нибудь прилечь, но вместо этого тоже как-то печально вздохнула и закашлялась.

— В следующий раз отправлю его сюда лично.

— Ты же знаешь, что у него есть свои дела.

— А у нас их как будто нет!

Мавор пожал плечами: мол, у нас-то есть, но они менее важны, чем у него. Подобную позицию Вига не особо одобряла, но за неимением какой-либо альтернативы она смирилась.

Постепенно ей становилось лучше, и она уже могла осознанно осмотреть Верфидо — эту нелепую деревушку, возведённую в самой глуши. Неудивительно, если бы на неё напали пробегающие мимо разбойники. Досюда пока дойдёшь — все ноги стопчешь, и это была бы самая пустая трата времени любого стражника. Даже для того, кто особо верует в законы и в прочие официальные напыщенные уставы и готов жизнь отдать ради других.

Место казалось не просто тихим, но и давно заброшенным, словно люди, если они тут были, предварительно всё сами же и украли из своих домов, чтобы не оставить ничего на растерзание хищникам и всякому человеческому сброду. Когда наблюдаешь подобные унылые картины, то понимаешь, насколько мир, каким бы он цветастым ни был, на самом деле хрупок и недолговечен.

Цирцея поёжилась. Ей не нравилось здесь находиться.

— Да уж, Лиднер постарался, чтобы всё уничтожить, — хохотнул Мавор. — Такой тишине столичная библиотека позавидует.

— Э́двиг бы оценил твоё высокое мнение. Но не я.

— Да ладно тебе, расслабься. И без того обстановка отстой, а я хотя бы скрашиваю эту атмосферу. Скажи ведь, дорогуша?

— Нет.

Мавора это задело, но он тактично промолчал. Может, он и был так себе дипломатом, однако он точно знал, когда стоит настоять, а когда лучше повременить со своими всплесками характера.

Чем ближе они подходили к дому, тем тяжелее была энергетика, и это отчётливо напоминало ситуацию с храмом: от пепла исходила такая же аура. Цирцея это чувствовала сильнее благодаря магии, позволяющей ей быть «следопытом», когда как способности Мавора были направлены на силовые и защитные приёмы, из-за чего он не так ощутимо реагировал на присутствие чего-то постороннего.

Тем не менее, оба понимали, что в этом месте была магия, которая разительно отличалась от их. Вига надеялась всем сердцем, чтобы из дома или кустов не выпрыгнул обладатель той силы, оплетающей этот безумный дом.

— Мурашки от мыслей, что здесь могло произойти.

— Я не хочу даже знать подробностей.

— Надо же было быть таким отшельником, чтобы всё угробить, — попытался пошутить Мавор, что вышло неудачно. — Помню, как он адептам показывал, как потрошить февула магией. После того случая с ним абсолютно все отказывались работать.

— Его давно надо было выбросить на улицу. Даже если он и попытался бы рассказать о нас, то обет молчания навряд ли бы ему это позволил.

— Он психопат. Это уже о многом говорит. Общество не принимает психопатов и не верит им.

Дверь валялась рядом с домом, что только усиливало подозрения, что здесь и правда происходила борьба, после которой одна из сторон благополучно скончалась. Навряд ли слово «благополучно» вообще соотносилось со смертью. Всё же гибель кого бы то ни было — это довольно печально.

Но Цирцея была, видимо, слишком черства, чтобы сочувствовать Вемунду.

Осторожно пройдя внутрь, Мавор сразу оценил обстановку. Мебель сломана, картины разбиты, книги разбросаны по всей комнате. Удивительно, как при таком погроме остались целы стены.

Адъяр зацепился за шкаф, накренившийся вбок и открывавший вид на тёмный подвал.

— Смотри!

— Сущий, я не хочу туда даже спускаться.

— А вдруг нас специально напугали? И он не пытки устраивал, а всякие ванные процедуры?

Цирцея посмотрела на Мавора максимально выразительным взглядом, чтобы тот в полной мере понял весь бред, который так не вовремя сморозил. Адъяр намёка не понял и уже подходил к манящей витиеватой лестнице, ведущей вниз.

— Конечно. Ванные процедуры с трупами.

— Пойду лично проверю. Мы же за этим сюда пришли.

— Удачи.

Цирцея развернулась к уходящему Адъяру спиной и принялась изучать то, что имела.

Песка, о котором говорилось в письме, не наблюдалось. Самого патруля, который, по идее, должен был их встречать, тоже не было. И эта внезапно пришедшая на ум мысль не на шутку испугала Вигу. Вдруг смертоносное существо из храма всё же было здесь? И оно убило новую помеху, выпавшую ему на пути? Или, как вариант, всё было куда проще и люди, не посчитав важным тратить время на деревушку, просто ушли. Последний расклад был менее болезненный, но более возмутительный.

Отогнав посторонние мысли прочь, Цирцея опустилась на колени и положила руки на испачканный кровью ковёр. Он отдавал лёгкой вибрацией, оживляющей неодушевлённый предмет, — явная примета постороннего присутствия. Как только Вига погрузилась в себя, весь мир заплескался множеством цветов, пока не остановился на двух — на белом и на чёрном.

Цирцея открыла глаза и увидела перед собой много размытых фигур. Одни стояли рядом со шкафом, две другие — на коленях, ещё две — напротив них. Восседающий на диване человек подал знак, и чёрныесгустки заторможенно направились на пленников.

Вига следила за тем, как толпа поглощала фигуру, которая пыталась отбиться, но ожидаемо без особого успеха.

Её повалили на пол, придавили, чтобы больше не шевелилась. Вот-вот собирались прикончить.

Цирцея повернулась к стоявшему человеку, следящему за тем, как выполняли его жестокий приказ. Она потянула к нему руку, но тут что-то щёлкнуло — и раздался крик.

Вига, схватившись за голову, осела на пол. Могущественная сила, захлестнувшая всё магическое пространство, давила на неё и поглощала всю её жизненную энергию, вызывала спазмы и жгучую боль. Не готовая к этому, она, сама не зная зачем, отползла к дивану. Сейчас это почему-то казалось здравым решением.

Её ослеплял яркий свет. От него невозможно было скрыться — он проходил сквозь кожу и веки. Он мешал сосредоточиться и превращал всю сцену и фигуры в бесформенное непонятное нечто, оставляющее после себя только противную пустоту.

Пульсация продолжалась недолго. Прошла, кажется, целя вечность, прежде чем Цирцея открыла глаза и увидела комнату, находившуюся в таком же плачевном состоянии, как и до погружения в магию.

— Проклятье! — ругнулась она. — Проклятье…

Вига, опираясь о мягкую разодранную обивку дивана, с трудом приподнялась и с поражением упала прямо на подушки. В голове был запутанный сумбур, все её силы, которые она прежде так хорошо чувствовала, испарились, словно они никогда не существовали. Была така слабость, что хотелось просто лечь и проспать неделю.

— Кошмар! Ты даже не представляешь, что я там откопал! — Мавор, покинув подвал, огляделся, заметил светлую макушку бездвижной Виги и изрядно за неё испугался. — Цирцея? Ты чего?

Она невнятно что-то промычала.

— Цирцея!

Адъяр бросился к Виге и нервно её потряс. Та в свою очередь недовольно откинула его руку и устало приоткрыла один глаз.

— Это было то существо, Мавор. Не Вемунд.

— Что?

— В храме… и здесь. Одно существо. Оно убило всех. Я уверена.

— Ты поняла, куда оно пошло?

Цирцея медленно замотала головой. Ей ничего не хотелось, тем более говорить, но она сделала последний рывок и произнесла:

— У него… другая магия. Не как у нас… Мавор… мне так больно.

Она, пытаясь скрыться, уткнулась в его мускулистую грудь. Это было по-детски наивно, и будь Цирцея в разуме, то обязательно бы застыдила себя. Но в данный момент, когда внутри продолжало что-то сидеть и скрести острыми когтями, она была способна только поддакивать и периодически терять сознание.

Мавор, видя её страдания, не нашёл ничего лучше, как покинуть Верфидо. Впрочем, это и правда было правильным решением. Больше эта деревушка их не держала.

— Пошли отсюда.

Мавор аккуратно поднял Цирцею на руки, и та крепко обхватила его за шею. Он, поглядывая на неё, понёс в неторопливом темпе прочь из дома.

Впереди их ожидал личный враг Цирцеи, но не было никакого другого безопасного и, самое главное, быстрого способа, чтобы вернуться в столицу в целости и сохранности.

Поэтому Мавор, пообещав ей, что всё будет хорошо, вошёл вместе с Цирцеей в светящийся чёрный портал.

Глава 6. Новые лица. Часть вторая

— И в-вот од-днажды, когда я б-был ещё маленьким, я п-попытался клюнуть в гл-лаз свою наседку! Нес-специально! Все тогда т-так испуг-гались, а как я ис-спугался… д-до сих пор помню всё под-дробно!

— Время плохих историй из детства? — Медея поискала в закромах памяти не особо приятный случай из прошлого. — Однажды я с Розали подшутила над одним продавцом, после чего тот нажаловался отцу, и, в общем, нас на день заперли в доме. Но не из-за того, что отец действительно разозлился. Он наоборот одобрил наше ребячество. Просто продавец был мужиком сварливым. А у тебя что происходило, Сокол?

Он встрепенулся. Не надо было долго рыться в воспоминаниях, чтобы откопать какой-нибудь случай из детства — практически всё лежало на поверхности, и не все эпизоды были с положительным концом.

До Орла Сокол мало отличался дисциплиной и послушанием. Он воровал. Дрался. Выживал как мог. Потом повзрослел, но в нём осталась та беспризорная частичка, несущая в себе лишь разрушение.

Может, с духом он убил предостаточно виновных и невиновных людей, но и без него у Сокола было немало проступков, которые портили его далеко не светлую душу. Однако даже со всеми своими недостатками ему абсолютно не нравилось, что его жизнью мог управлять кто-то посторонний.

Ахерону же не нравилось, что ему приходилось быть вторым наблюдателем, делящим одно тело на два разума. Он был могущественным духом, а не пешкой, и он привык лично карать неугодных, вершить их судьбы. Однако из-за человека он был скован, и это очень его раздражало.

— Сокол?

— Я смутно помню… тоже иногда подшучивал над другими, но я жил на улице один, поэтому подшучивать и воровать у меня было в порядке вещей.

— Когда я бывала в городе, я часто видела беспризорных детей. Не знаю, чем они заслужили такую участь, но мне жаль, что тебе пришлось подобное испытать.

— А у н-нас нет п-понятия «б-бездомный»! — внёс свою лепту Стриго и излишне воодушевлённо махнул крыльями. — К-каждый г-год у насед-дки есть п-пятнадцать птенцов, о которых он-на забот-тится. Правда, если ты очень с-слабый, то д-другие твои бр-ратья и сёстры будут т-тебя подавлять. Т-ты… не получишь необходимую л-ласку, но зато ты т-точно будешь з-знать, что не од-дин!

Оуви, убеждённый в том, что его племя правильно воспитывало детей, радостно потёр щеку и хихикнул, и Медея позавидовала его оптимизму. Находить плюсы, когда их нет, было полезной способностью по жизни.

— Чепуха, — прокомментировал Сокол. — Ничем от уличного выживания не отличается.

— Не-ет, отлич-чается! Каждый птенец з-знает, что у него есть н-наседка. И это, между п-прочим, лучше, чем з-знать, что у тебя никого н-нет.

— Простого факта недостаточно, — меланхолично произнёс Сокол, развернулся лицом к спутникам, а спиной — к дороге. — Если ребёнок с рождения не ощущает своей нужности, то ему хоть с наседкой, хоть без неё — уже будет на всё побоку. Мой наставник говорил, что каждому живому существу нужна теплота, чтобы он не считал себя отбросом и монстром. По большей части и преступность вся происходит из-за того, что люди росли нелюбимыми или вовсе презираемыми.

Медея, широко раскрыв глаза, поражённо глядела на Сокола. Сам Стриго, тоже порядком удивлённый умозаключениями наёмника, не нашёлся с должным ответом, потому что, стоит признать, сейчас Сокол был совершенно прав.

— Что? Я ужасно выгляжу?

— Нет, это просто… необычно от тебя слышать.

Оуви поддакнул.

— Первые впечатления бывают обманчивыми.

— Тут уже прошла сотня впечатлений… — прокашлялась Медея. — Твой наставник был мудрым человеком.

— Знаю. Иногда мне его не хватает.

Неловкость напомнила о себе, и ни Медея, ни Стриго не знали, что можно ещё добавить. Лиднер плохо поддерживала людей и чаще всего, когда от неё ждали словесную помощь, терялась. Если бы здесь была её сестра, то она бы точно смогла утешить. Вечно радостная Розали была лучиком солнца, пробивающимся своим светом через густой туман.

— Джи-джи!

Яростный крик потревожил птиц, взлетевших в небо. Медея, Стриго и Сокол переглянулись между собой и поняли друг друга с полуслова.

Наверное, именно это было «командой». Только команда, находившаяся много времени бок о бок, была способна сразу, без наводящих вопросов, распознать то, о чём думали напарники.

Сокол был рад неожиданному повороту событий, снявшим моментально напряжение от тяжёлого общения. Он не был готов к тому, чтобы открывать свою душу и делиться печалями и горем, а Медея, к своему стыду, испытала облегчение от того, что ей не пришлось позориться и пытаться подбодрить.

Стриго желание спутников рвануть в самую гущу событий не одобрил — всё же страх был могучей силой, убивающей смелость даже в самом храбром. Но у него не было выбора пропустить мордобой, поэтому, не имея вариантов поприятнее, он побежал за Соколом и Медеей.

Звуки борьбы, крики и стоны становились слышны яснее с каждым приближением к цели, запрятавшейся в глубине леса. Лязг металла, ругательства на непонятном языке и проклятия на уже привычном диалекте для Сокола — всё смешалось в единый будоражащий поток.

Было трудно объяснить, почему Сокола это так вдохновляло, почему адреналин молнией проходил по его нервам, пока его душа рвалась туда, на поле битвы. Ему хотелось взмахнуть лезвием и распороть брюхо противнику, перерезать горло и ощутить на лице чужую кровь. Это были новые потаённые желания и бороться с ними было просто невозможно.

Прибежав быстрее команды, Сокол разочаровался от того, насколько никчёмной была битва. Возле изломленной на части кареты валялось много трупов, вся земля была окрашена красным, от чего дух, почувствовав во всей атмосфере смерть вперемешку с жестокостью, возбуждённо присвистнул. К дереву отходил человек, держащий впереди себя закруглённый кинжал и изящный, по-настоящему восхитительный меч. Его длинные серебристые волосы, отливающие на солнце необыкновенно красиво, свисали грязными кровавыми прядями на лицо, искажённое гримасой ненависти. На него шло несколько крупных мужчин, очевидно, разбойников, глумливо смеющихся и потешающихся над своей загнанной в ловушку жертвой.

Ну-ну, какая прелесть. Пятеро на одного.

— Где ты видишь пятого, гений?

На дереве.

Сокол поднял глаза именно туда, куда указал дух, и заметил человека, по-крысиному притаившегося в самом подлом месте. Это уже никуда не шло!

Бросившись с разъярённым кличем на противников, он притянул к себе внимание не только разбойников, но и пострадавшего. В это мгновение Сокол заметил золотистые глаза, свойственные лишь одному народу — ниврам.

Долго думать не пришлось. Один мужчина накинулся на него, и Сокол юрко отразил нападение и вонзил свой меч глубоко ему в грудь. Вытащив из плоти оружие, вышло это не так эффектно и героически, поскольку лезвие застряло прилично, он смахнул кровь и накинулся на следующего полоумного кретина, который, впрочем, держался довольно профессионально. Разбойник задел плечо, и наёмнику пришлось отскочить назад, чтобы не напороться всем телом на оружие.

— Сокол, сзади!

Он повернулся именно тогда, когда подозрительно похожий на нивра человек выставил перед ним меч и отразил удар. Он отскочил вбок, ловко запрыгнул на огромную спину врага и одним взмахом перерезал ему глотку.

Сокол охнул, но не успел он восхититься, как в его сторону полетело жутко острое лезвие. Он оставил ранку на щеке наёмника и угодил противнику прямо между глаз, повалив того безжизненным телом на землю.

— Проклятье, Медея!

— Прости-и!

— Ты могла меня убить!

— Но я же не убила!

На предполагаемого нивра, отошедшего на свою позицию к дереву, сверху спрыгнул притаившийся разбойник и придавил того своим весом. Его меч и кинжал отлетели в сторону, и он мог только бесцельно барахтаться, пока мужчина душил его и упивался чужой слабостью.

Пятый верзила, по всей видимости, самый тупой, побежал с оглушающим рёвом на Медею. Он сбил её с ног и помчался тараном вместе с ней вперёд, чтобы пригвоздить к ровной поверхности и добить.

— Стриго, Медея в опасности!

Оуви пискнул, но Сокол, находившийся ближе всех к нивру, которого вот-вот собирались убить, уже не видел того, что делал Стриго. Он понадеялся на удачу и с разбегу бросился на своего противника. Прописав ему ногой смачный удар по лицу, Сокол не рассчитал свой короткий полёт и врезался в дерево. Было очень больно, из-за чего он сразу навзничь повалился на полумёртвого и ошеломлённого разбойника. Мягко, но всё равно как-то не так.

Очевидно, план был не настолько идеален, потому что перед глазами вскоре всё закрутилось, начали летать маленькие зелёные дракошки, говорящие подозрительно знакомым голосом. Сокол пьяно улыбнулся и ткнул в такого дракошку, за что получил пощёчину.

— Придурок!

Он, приходя в себя, поморгал и потрогал лоб, на котором уже начали появляться очертания шишки.

— Медея?

— Вы не представляете, м-мой спаситель! — раздался очень громкий и возбуждённый крик Стриго. — Я н-накинулся на того н-негодяя и как давай его м-молотить! Я ударил его к-клювом в нос! Он так з-закричал!

— А потом я этого кретина добила, — зло добавила Лиднер.

Сокол пощупал поверхность, на которой лежал, хмуро сел на пятую точку и обнаружил, что смотрел прямо на человека. Интересно.

Вытащив кинжал из сапога, Сокол нацелился в висок и безжалостно вонзил в него лезвие. Издав булькающие предсмертные звуки, мужчина испустил последний вздох и скончался.

— Где тот бессмертный?

Медея указала на «бессмертного», который ходил между трупами, прикладывал два пальца ко лбу, выставлял другую ладонь и шептал что-то на своём языке.

На трупе, напоминавшем животное, он задержался куда дольше.

— Верующий, что ли?

— Нивр, Сокол.

Шок на его лице надо было видеть.

— В смысле нивр? Это точно?

— О Сущий, конечно! Я умею отличать нивров от людей, если ты не знал.

— Может, прибьём его тогда? Всё равно другие рано или поздно тоже заинтересуются им, а так, считай, жизнь ему облегчим. Чем не милосердный поступок?

— Если вы наивно полагаете, что я не слышу ваш разговор, то вы глубоко ошибаетесь.

Нивр поправил тиару, напоминавшую терновый венок, разве что с зелёным камнем посередине, привёл свои длинные волосы в относительный порядок и заправил пряди за уши, вытер кровь с лица, которое покрывали редкие серебристые чешуйки, и теперь в самом деле походил на представителя ниврийского народа. Кроме того, не находясь в гуще сражения, Сокол заметил не только золотистые глаза, но и слегка заострённые уши, тонкие брови, бледные губы, благородный подбородок и изящные узоры, практические сливающиеся с тоном кожи, но при этом ненавязчиво подчёркивающие нижние веки. Всем своим видом он источал уверенность и превосходство, словно это он спас Сокола и его команду, а не наоборот.

Учтиво поклонившись, нивр поправил плащ на своём плече, откинул его назад и спрятал в нём свою руку. Его жёлто-зелёная одежда, несмотря на некоторую грязь, умудрялась выглядеть всё равно богато и чисто. Сокол, ни коем образом не завидуя его способности сохранять свой внешний вид во время сражений, фыркнул.

— Ты кто вообще? — задал он самый глупый вопрос в истории человечества, отчего растерялся даже нивр.

— Мой напарник хотел сказать, что очень удивлён видеть в людском Королевстве представителя вашего народа.

— Я удивлён тем, что ваша верхушка власти не предоставила мне надлежащую защиту, — он презрительно скривился. — И также удивлён тем, что люди по-прежнему остаются дикарями и не знают, что такое цивилизованное общество.

— Ч-что… — возмутился Сокол.

— Это были разбойники, — перебила его Медея. — Они нападают на любого, кого можно обокрасть. Такова их природа.

— А вы п-правда нивр? — присоединился к клубу «тупняков» Стриго. — Моя с-старейшина говорила, что вы п-почти не пок-кидаете свои в-владения.

Нивр снизошёл до того, чтобы опустить голову и рассмотреть оуви, доверчиво глядящего на него.

— Политическая ситуация требует моего непосредственного участия в столице.

— Не похож ты на политика, чешуйчатый.

— Такое обращение ко мне крайне недопустимо. Я советник Королевы, а не проходимец с улицы, как некоторые.

— Прощаю, — с ухмылочкой сказал Сокол, за что получил от нивра ненависть одним только взглядом.

— Советник Королевы без должной охраны?

— Если бы дикари, подобно вашему спутнику, — он не удостоил Сокола вниманием, — не существовали бы в этом месте, то я бы не потерял своих соратников.

— И где же, — Сокол, испытывая особое удовольствие от того, что он бесил нивра, не собирался так просто оставлять его в покое, — твоя хвалёная магия? Что-то странно получается, что дикари без силы победили такого крутыша, как ты.

— Спросите у вашего Короля.

Эту битву в историю записали как победу сильных людей над жестокими ниврами. Но, знаешь, на самом деле люди со всей своей свойственной бесчеловечностью просто погубили целое Королевство и оставили после себя жалкие остатки, лишь издалека похожие на тот прежний народ.

— Мы не желаем вам зла. Правда, — Медея дружелюбно улыбнулась. — И не стали бы спасать, если бы имели к вам какие-либо претензии. Мы уважаем взгляды любых рас и не считаем, что кто-то должен быть угнетённым.

Нивр фыркнул. Сокол последовал его примеру.

— Ваш недавний разговор несёт ровно противоположный смысл.

— Это была шутка, крети-ин, — протянул наёмник и покрутил вокруг виска. — Имей нормальное чувство юмора, а не это недоразуме-ение.

Серебристая бровь нивра вопросительно взметнулась вверх.

— Вам же нужно в столицу, верно? Поговорить с Королём?

— Именно.

— Мы как раз туда идём. Я не принуждаю вас, но было бы куда проще и вам, и нам, если бы нас сопровождал такой важный член команды, как вы.

Сокол пихнул её в бок локтем. Он всем своим видом показывал, что это самая глупая идея в её жизни, и ей стоит замолчать, чтобы не продолжать нести ахинею. Медея, чувствуя себя дипломатом, наступила ему на ногу и заставила замолчать.

Было видно, как тонкие брови нивра нахмурились, как он раздумывал над предложением и не знал, как правильнее поступить.

Разумеется, он ничего не терял. Ему гарантировалась безопасность — всё в лучших традициях. Но ниврийский народ прозвали высокомерным не потому, что они выглядели куда лучше, чем люди или другие расы. Они и правда были заносчивыми и не терпели контактировать с простолюдинами. По крайней мере, Сокол, не знающий о них ничего, всегда так думал.

— Меня зовут Дéлеан Сивый, — наконец ответил он, заведя руки за спину. — Если я почувствую от вас угрозу, я без капли жалости убью вас.

— Бла-бла-бла, — передразнил его Сокол. — Какой ты душный.

— Приятно познакомиться! Я — Медея, вот этот придурок — Сокол, а наш маленький дружок — Стриго.

— В этой информации нет никакого смысла.

Делеан, равнодушно отряхнув в который раз одежду, поднял свой искусный меч, кинжал и засунул их в ножны. Он проверил разломанную карету с отвалившимся колесом, но не нашёл в ней ничего полезного. Не проявляя к людям и оуви никакого интереса, нивр, как будто зная дорогу, направился прочь от них.

— О Сущий, я его ударю.

— Ты сама предложила ему присоединиться к нам! — недовольно шикнул на неё Сокол. — Теперь разбирайся с этим!

— Я думал, что н-нивры… поп-приятнее…

— Все мы так думали, Стриго. Все.

Дух противно засмеялся. Он сказал, что они сами виноваты в том, что их ненавидели, и Сокол во всех красках представил, как душил Ахерона. К его удивлению, посторонний голос в его голове быстро утих.

Они догнали Делеана, потерявшегося в лесу Ин-Нара. И диалог, который старался построить Стриго, никак не шёл.

* * *
Лидер кивнул, пока Цирцея перед ним распалялась и призывала его к благоразумию.

— Ты должен понять, что это не шутки! Этот монстр разгуливает по нашему Королевству. Неконтролируемый.

— И что ты предлагаешь, Цирцея? Ты поняла, как он выглядит?

— Нет. Но его фигура… это человек!

— Уже хорошо. А ты увидела что-нибудь опознавательное? То, что помогло бы нам?

— Нет.

— И что ты тогда хочешь от меня?

— Ты говоришь так, словно тебе наплевать. Неужели какое-то перо для тебя важнее, чем убийца, который может спокойно выкосить целую деревню? Убить беззащитных и невиновных?

Лидер опёрся на руки, тяжело выдохнул и принял беззаботный вид. Носить маски было дело привычки. Особенно в его нелёгкой должности.

— Нет. Мне не плевать. Но у нас скованы руки, Цирцея. Пока он не проявит себя более глобально, мы ничего не сможем сделать.

— А если его найдут праведники?

Он не ответил, и тогда Вига с безнадёжностью опустилась на стул. Никогда она ещё не чувствовала себя настолько беспомощно и бесполезно, как сейчас.

— Я боюсь, что рядом с Вемундом находилась Медея. И если тот психопат был в их доме, то… Я обещала сестре защищать её, но… я не справилась.

— Ты не можешь знать наверняка.

— Слушай, а ты вообще понял, что это за силы? — задал вопрос Мавор. — С чем мы имеем дело?

— Это похоже на магию, принадлежащую духам.

— Воу! Духи? Серьёзно?

— Это точно не сделка. Они бы не делились своими способностями, тем более так расточительно. Вероятнее всего, дух захватил тело, но за год оно бы сгнило сотню раз. Значит, он меняет оболочки. Должен, по крайней мере.

— Он действовал так аккуратно, что не оставил за всё время после себя ни одного свидетеля, но при этом не смог проконтролировать свою силу? Во второй раз? — Цирцея хмыкнула. — Я не знаю, насколько это возможно, но вдруг он просто не менял тела? Вдруг вспышки магии — это борьба носителя и духа?

— Если ты права и фигура принадлежала человеку, то это нереально. Люди слишком хрупки, чтобы противостоять их хаосу.

— Почему именно в ней он спалил население, хотя до неё было предостаточно мест, где тоже жили люди?

— Мне тоже, как и тебе, это не нравится.

— О, да ладно…

Лидер задумчиво сел на стул. Кем же на самом деле было это создание, действия которого не поддавались логике? Он походил своим поведением на человека, который не умел справляться с эмоциями, вырывающимися наружу каждый раз, когда его, например, злили. Но при этом он обладал разрушительной мощью, которая была свойственна лишь хладнокровным и жестоким духам.

У Лидера был неприкрытый интерес к этому созданию. Он хотел увидеть его вживую, чтобы понять, что в нём было такого особенного и как два разума, если теория Цирцеи правдива, существуют в одном теле.

Но сначала Лидер должен был получить перо. Оно — основа всего.

— Ты задала мне вопрос, что будет, если его найдут праведники.

— Да.

— Праведники — цепные псы, и они не будут убивать того, кто обладает этой магией. Они обязательно принесут его живым к своему любопытному хозяину.

— И что?

— Артефакт, доставшийся нам от Ведьмы, может запечатывать души. Мы вытащим это существо, кем бы оно ни было, из Пристанища и избавимся от него.

— Души? Ты… — Цирцея с неясной эмоцией обратилась к Лидеру. — Так ты с самого начала знал, кто он?

— Догадывался. Но теперь убедился.

— Почему ты молчал? Мы каждый раз говорили о храме, но ты ни разу не поделился своими мыслями. В чём проблема?

— Цирцея. Достаточно.

— Почему ты скрываешь от нас столь важную информацию?

— Разве было бы лучше, если бы я запугивал вас беспочвенными предположениями? Сомневаюсь. Они забивают голову и мешают здраво мыслить. Никто не должен знать, что на свободе — дух. Это вызовет панику как среди наших людей, так и среди населения. Или ты хочешь поспорить со мной, Цирцея?

Она гордо выдержала его взгляд, пробирающий до мурашек своей непоколебимостью. Её не устраивало то, с каким равнодушием он относился к связи, когда-то установившейся между ними. Это было неуважительно к ней и её преданности тем идеям, которые они вместе вынесли для Циннии.

Поэтому, чтобы не конфликтовать, Цирцея проглотила недовольство.

— Нет.

— Что ж, в таком случае я считаю, что мы пришли к полному взаимопониманию. Следите за Пристанищем. Будьте бдительны. Всё ясно?

Цирцея согласно кивнула. Мавор — тоже.

— Отлично. Собрание на этом окончено.

И они разошлись — каждый по своим делам, ждущим их за пределами этих каменных стен.

Глава 7. Противоречия. Часть первая

— Обалдеть просто можно, как сильно я хочу ему вмазать! Ненавижу нивров всей своей душой!

Медея тактично шла впереди и пыталась, как разумный член команды, как-нибудь разговорить новоявленного спутника. У неё это получалось лучше, чем у Стриго, которого вообще игнорировали по всем фронтам, словно он так — никчёмный мусор, не заслуживающий внимания столь значимого индивида в лице нивра. Медею Делеан не игнорировал, но отвечал ей крайне сухо, что в полной мере показывало то, как он не желал контактировать с представителями людской расы.

Из-за того, что Сокол не мог никак пожаловаться Медее, он отдувался на Стриго. Оуви разделял его мнение, но периодически напоминал наёмнику, что нивр находится достаточно близко и может без проблем услышать гадости, адресованные ему.

— Так значит, вы — из королевского рода?

Медея непринуждённо улыбнулась, но Делеан не обратил на неё ни малейшего внимания.

— Да.

— И вам нужно договориться с Королём?

— Я обозначил свои цели ранее. Не знал, что у людей проблемы не только с самоконтролем, но и с памятью.

Медея сделала самое благодушное выражение лица, хотя мысленно уже давно жесточайшим образом расправлялась с этим паршивым и невыносимым нивром, который пил из неё все соки своей излишне пафосной натурой. Делеан, к своему счастью, ничего не замечал. А, может быть, намеренно не придавал этому значения, потому что был выше всего человеческого.

В общем, если кратко подводить итоги, — всё было более чем весело. В самом негативном смысле, разумеется.

Сокол, видя страдания Медеи, не приходил к ней на помощь. Даже не рвался — чего уж таить. Нет, ему вовсе не нравилось заставлять Лиднер испытывать свои нервы на прочность. И он, вроде как, садистом тоже не был. Не замечал за собой таких предпочтений, по крайней мере. Он всего лишь не хотел ни на шаг приближаться к мерзкому нивру, который не приносил ему ничего, кроме ненужной головной боли. И его, право, можно было понять! Кому вообще понравится издеваться над собой? А кому понравится общаться с тем, кто его раздражает? А Медея, между прочим, сама проявила радушие. Значит, пусть за всех в гордом одиночестве и отдувается. Вполне честная ситуация, как думал Сокол.

Или ты просто эгоистичное, мерзкое создание, которое не хочет признавать свою истинную гадкую сущность.

Едко прокомментировал логику наёмника дух и неприятно захихикал, будто это была самая смешная шутка на всём белом свете.

Его смех напоминал надоедливое жужжание насекомого, летающего намеренно где-то поблизости. Но если насекомое можно попытаться найти и убить, то духа убить — дело сложное, как ни крути. Тут прикончишь или себя вместе с ним, или себя и без него. В обоих случаях результат получится не такой, какой нужен был Соколу, и поэтому ему приходилось терпеть гадкие звуки и скрипеть зубами в надежде, что он когда-нибудь избавится от этого проклятия.

Забавно, не так ли? Называть чужую душу в собственном теле «проклятием». Душу, которая, без всяких сомнений, обладала немаленькими способностями. Душу, скитающуюся по миру дольше любого человека. Душу, которую заперли в книге таинственные существа. И теперь Сокол, будто так и надо, называл Ахерона — проклятием, когда как другие не стали бы их разделять и обозвали бы его лаконично и понятно — одержимым. Сокол тоже не утруждал бы себя, если бы лично не попал в такую ситуацию. Он с детства жил в незнании. Думал, что нет никаких духов. И что они точно не вселяются в людей и не пытаются подчинить их своей воле.

По правде говоря, Сокол боялся, что ещё немного — и его тело само начнёт его подводить. Всячески изменяться. А потом, спустя время, он потеряет своё Я. Он станет молчаливым и безвольным зрителем, наблюдающим за тем, как дух убивает его же руками близких ему товарищей.

Наверное, именно поэтому Сокол нуждался хоть в какой-то мизерной надежде, в его случае ею был человек, о котором говорила Медея. Может быть, он рассчитывал ещё на знаменитую столичную библиотеку, в которой было собрано много редких книг. Он убеждал себя, что это ничего не стоящая чепуха и нет смысла за неё цепляться, но Сокол верил. Тайно, чтобы не разочароваться.

— Мой с-спаситель?

Сокол повернулся к Стриго и наигранно беспечно подмигнул ему. Мысль, что оуви сгорает в нечестивом фиолетовом огне, как Орёл и остальные, пришлось поспешно откинуть.

— Устал идти?

— Н-нет… прос-сто… — Стриго незатейливым движением головы показал на Делеана и Медею, смотревшуюся на фоне высокого нивра как-то жалко. — Мне к-кажется, это п-плохая такт-тика. Так… об-бщаться. Я ник-когда не в-встречался с п-представителями этого народа, но… мой с-спаситель, он же, ну, не у себя д-дома, верно?

— Ты типа пытаешься подвести меня к тому, что ему в нашем Королевстве страшно?

— Нет… т-то есть… как бы д-да.

— По виду не скажешь. Он прекрасно себя чувствует! Будто он здесь самый главный. А-ля король всех придурков. Умелец на все руки или просто последний высокомерный кретин, думающий, что каждый ему поголовно должен отдать свои кровные!

Стриго испуганно прижал уши к голове и вытаращился на Сокола, эмоционально махавшего руками. Злой человек — плохой, он опасен. Эта истина была понятна даже самому человеку.

Сокол осёкся. Он виновато глянул на оуви и ненавистно вперился в идеально ровную спину нивра.

— Я ненавижу их, Стриго. Я с детства думал, что они всесильны, что весь мир им благоволит. Что они как Сущий, ну или приближены к нему. Я не знаю! Я полагал, что магия ставит их на ступень выше по сравнению с другими. Мне было… так завидно, — Сокол, уже жалея, что вообще начал этот разговор, прикусил внутреннюю сторону щеки. — А теперь эти ужасные силы есть у меня. Другие, но какая разница, да? Я просто… смотрю на это… на это недоразумение и не понимаю, почему он, советник своего Королевства, не смог побороть обычных разбойников? Почему все думают, что они круты, если даже подготовленная ниврийская стража не одолела тупых любителей пожрать и поспать?

Мир меняется. И те, кто раньше был силён, становятся необычайно слабыми.

— Моя старейшина… она г-говорила, что н-народ нивров п-потерял свою м-магию. Я не знаю п-подробностей, но теперь всё оч-чень стр-ранно, — Стриго неловко потёр свои руки, словно ему было холодно. — Вы ни в чём не виноваты, м-мой с-спаситель. Ненавидеть это н-нормально. И н-не понимать что-то тоже. Т-тем более в д-детстве всегда всё… иначе как-то в-видится.

Спорить с этим сложно. Только у Сокола и детство было не особо радужным. Скорее так — сгусток одного негатива. Но зато в те времена были грандиозные планы: от невозможных, почти сказочных, до реализуемых. Сокол мечтал, что купит огромный дом прямо в столице, в котором будет делать всё, что ему вздумается. Он познакомится с хорошими людьми, получит уважаемую должность, станет популярным и его найдут родители. Он мечтал о брате и о сестре и представлял, что улица — это испытание, после которого наступит заветный покой. Он не хотел признавать, что его бросили, как ненужную дворнягу, прямо в пекло, чтобы он издох.

Сокол рано стал взрослым. И рано перестал мечтать. Фантазии редко воплощались. Они ничто по сравнению с проблемами и реальной жизнью, которая вечно подкидывала немыслимые испытания, не предназначенные для детского разума.

Соколу была чужда любовь. Его редко посещали радость и любые другие положительные эмоции, свойственные любому, кто жил в нормальных условиях. И потому он возненавидел все семьи, все счастливые пары, всех детей, которые не знали, что значит улица. Он возненавидел нивров просто потому, что наивно полагал, будто они виноваты во всех его печалях. Ведь они обладали силой, верно? Они могли изменить Солфас. Они могли сделать столько полезного, но вместо этого бездействовали. Спрятались в свои панцири и начхали на всех.

Почему всё было так несправедливо?

— Надо Медее всё же помочь.

Не успел оуви сказать что-то благоразумное, как Сокол уже пошёл к Лиднер и Делеану. Тяжело вздохнув, Стриго засеменил следом — в качестве подстраховки, чтобы его спаситель не нарвался на новые неприятности. Всё же люди вечно что-то вытворяли, после чего долго корили себя за собственную глупость.

— Вы, мистер, упомянули Короля нашего, — Сокол, протиснувшись между Медеей и Делеаном, дружески и расслабленно положил на плечо нивра руку. — Это из-за него вы лишились сил, что ль?

Делеан презрительно скривился, взял кончиками изящных бледных пальцев ладонь Сокола и небрежно убрал её от себя. Посмотрев на него крайне долго и, очевидно, зло, он поправил волосы и перевёл всё внимание на неровную дорогу.

— Удивительно, как заносчивое и горделивое человеческое отребье не поделилось с остальными своей Великой Победой над такими ужасными созданиями, как мой народ.

Вся речь Делеана сквозила ядовитым сарказмом и желчью, режущей уши даже самого наивного. Стриго, например. Сокол в свою очередь почувствовал себя неловко от подобного обвинения, будто именно из-за него наступила так называемая Великая Победа, погубившая нивров.

— Слушай, тебе надо расслабиться. Если ты думаешь, что все люди принимали участие в ваших непонятных распрях, то это не значит, что всё в действительности было так, — Сокол мило улыбнулся и поднял руки, чтобы показать, что он не настроен враждебно. — Я не в курсе, что знают мои спутники, а что нет, но я никогда не увлекался политикой. Серьёзно. Я хочу мира всему Солфасу. Не более. И мне очень жаль, что твою, э-э, стражу подкосило. Это не наша вина. Если бы не вы, то они бы напали на кого-то другого. Им абсолютно плевать, кого грабить.

Делеан остановился и издевательски медленно повернул голову. Все его движения больше не были изящными, они были хищными и опасными. Сокол сглотнул, когда заметил, как золотистые глаза нивра, ставшие ещё у́же, изучали его.

— Мы не переходили на столь бестактное обращение.

— В нашем обществе привычно обращаться на «ты», — вмешалась Медея, дабы спасти шкуру Сокола. — Это не показывает бестактность. У некоторых даже «вы» звучит оскорбительно.

Делеан заметил Лиднер, и теперь ей предстояло почувствовать себя ничтожеством.

— К вышестоящим в вашем нелепом Королевстве вы так же обращайтесь? На «ты»?

— Нет, но…

Нивр, призывая заткнуться, поднял указательный палец.

— Я не желаю слушать про ваши отсталые привычки. Мы с вами не союзники, а временные и вынужденные попутчики. Поэтому было бы просто замечательно, если бы вы усвоили столь лёгкий урок своими мозгами и прекратили бы трепаться за моей спиной. Благодарствую.

Нивр заметно ускорился и в который раз оставил позади ошарашенную Медею, возмущённого Сокола и расстроенного Стриго.

Даже он умудрился меня взбесить. Предлагаю прикончить его и дело с концом.

Ахерон, впрочем, радости тоже не выражал, и Сокол впервые его прекрасно понимал.

— Я согласен, — нарушил он напряжённое молчание. — Если так продолжится, я преподам этому кретину персональный урок этикета. Потому что меня откровенно корёжит от того, как эта тростинка на ножках обращается с теми, кто ему помог. Король ему, видите ли, насолил. Вот проблема века!

— Сокол, успокойся.

— Да ты что, Медея! Как я могу быть спокоен, когда нас унижают? В открытую!

— Я к нему не питаю тёплых чувств, но, может, на то есть причины. Весомые. Он же у чужаков. Я бы тоже агрессировала на всех.

— Ты вообще в курсе про всю эту историю с Королём?

— Нет. Мой отец, возможно, что-то знал, но он никогда не делился со мной. Сейчас начинаю жалеть, что не просила на ночь рассказывать политические сказки.

Сокол вяло посмеялся. Единственный, кто мог знать всю историю с этой враждой — это дух. Однако и он был тем ещё принципиальным гадом, который навряд ли так просто чем-то поделится.

— Идите за ним. Я догоню.

— Мой с-спаситель?

— Я быстро.

— Твои «я быстро» заканчиваются печально, — Медея скрестила руки на груди.

— Да мне всего лишь сбегать в кустик! Если вы такие извращенцы, конечно, то за мной, но тысячу раз подумайте, прежде чем решитесь.

— О Сущий, Сокол! Сам ты извращенец, — Лиднер отвернулась от наёмника. — Кошмар какой. Я не хотела знать этих подробностей.

— Всё, идите давайте, — Сокол помахал руками, чтобы прогнать Стриго и Медею со своей воображаемой территории. — Иначе он подумает, что мы строим планы по его убийству.

Лиднер схватила оуви за ладонь и повела его подальше от Сокола, который был доволен своим почти что выполненным планом. Он набрал в лёгкие побольше воздуха и тихо произнёс:

— Что произошло между людьми и ниврами?

Молчание. Сокол прикусил губу, опасливо осмотрелся и вышел за пределы дороги, поближе к кустам.

— Не прикидывайся, что тебя здесь нет, придурок. Ты всегда есть. Уж я-то прекрасно знаю.

Очередное молчание. Сокол закатил глаза.

— О всемогущий дух Ахерон, соизволь ответить на тупой вопрос смертного. Считай, на коленях прошу.

Ты в курсе, что тебе не надо отходить от своих одарённых спутников, если тебе приспичило снизойти до меня? Я слышу не только твой голос, но и твои мысли, идиот.

— Ну прекрасно! Фантазии мои тоже небось видишь? И сны?

К сожалению.

— Весело… — Сокол сделался задумчивым. — Ладно. Потом об этом поговорим. Я хочу знать ответ на мой вопрос.

Волшебным словам тебя не учили в детстве? Ах, прости. Я совсем забыл. Мне так жаль. Сейчас заплачу.

— Какая же ты мразь.

А ты со стороны выглядишь как минимум безумным, как максимум — опасным для всего человечества. Но я же молчу.

Сокол подумал удариться о дерево, чтобы заставить таким образом замолчать духа, но для этого пришлось бы пожертвовать своим здоровьем, что уже было не так хорошо.

— Пожалуйста.

Что «пожалуйста»?

— Я хочу знать правду.

А волшебное слово?

— Ты, твою… — Сокол злостно придавил траву. — Пожалуйста, скажи, что произошло между людьми и ниврами.

Я тут решил, что одним волшебным словом не обойтись. Это так не работает. За ответы нужно предлагать что-то взамен. Это как заключать договор, чтобы некто выполнил твоё величайшее желание.

— Ты сейчас издеваешься? И что ты, о всемогущий, хочешь?

Много чего. Как думаешь, что ты сможешь мне предложить?

— Я могу предложить тебе пойти в задницу, — Сокол выбрался из кустов и раздражённо потопал по дороге. — И ещё раз, чтобы ты там благополучно застрял.

Мне так обидно.

— Сам узнаю ответы, понял? Без твоей помощи.

Кажется, моё сердце не выдержит такого серьёзного удара.

Сокол хотел сказать что-то оскорбительное в сторону духа, например, что он был самым бесполезным созданием во всём Солфасе, но вовремя опомнился и перешёл на бег, чтобы догнать спутников.

К тому же бег его успокаивал.

А спокойствие сейчас ему было ой как необходимо, чтобы не разломать свой же череп о ближайшее дерево.

* * *
Мавор выпивал уже по подсчётам Цирцеи третью кружку вонючего эля, которым тот баловался регулярно, когда в жизни всё было или плохо, или наоборот — хорошо. Сейчас, по мнению Виги, было ни так и ни этак, и на непонимающий взгляд Цирцеи Мавор предпочитал улыбаться и отмахиваться.

Вига, как истинная аристократичная кровь, пила какую-то особо заморскую бурду, которую делали неясно где, но точно из лучших ингредиентов. Для Мавора она была ни о чём, потому что, во-первых, она не пробирала так, как эль, а во-вторых, она была ну слишком уж сладкой. Как водичка, в которую добавили целый стакан самого ядрёного сахара.

Цирцее это нравилось, и Адъяр не смел сказать ей ничего против. Это было её дело — пить то, что она хотела, и отчасти Вига была очень ему благодарна за его молчание.

— О! О-о! — Мавор сделал быстрый глоток и поставил кружку внушительных размеров недалеко от себя. — Я вспомнил прекраснейшую историю из детства.

— Да ну? Снова с той птицей?

— Что? Нет! Куда интереснее, — Адъяр хитро улыбнулся и откинулся на спинку стула. — Самый сок.

— И что же там было?

— В общем, дело было возле берега…

— Ты пытался утопиться?

— Или утопить… — Мавор сделал зловещую паузу, и Цирцея с недоумением уставилась на него. — Я шучу. Нет. Без потопления и утопления обошлось. Я хотел собрать для матери ожерелье. Я тогда мелким был, а моя семья, ну, не из богатых, поэтому я не мог просто пойти и купить украшение. Сама понимаешь. Красть мне совесть не позволяла, да и суровое отцовское воспитание тоже сказывалось, хотя в один момент серьёзно подумывал над этим.

— Сейчас это выходит грустная история, — скептично резюмировала Цирцея, выпивая немного из своего бокала.

— Меня потянуло на детали. Вечно ругаю себя за это. Постоянно как сболтну лишнего, так вообще кошмар… а. Ой. Вот снова, — Мавор легонько ударил себя по лбу. — Я искал раковины с жемчугом, но везде эти раковины были или поломаны, или без жемчуга. Ну я и решил зайти в воду. Нащупал пару интересных экземпляров, достаю, а там на меня пялят два огромных круглых глаза. Красные просто жуть. Любой бы сразу выкинул эту дрянь, а во мне любопытство проснулось. Попытался я коснуться, а она меня цап! — и всё. Я как закричал от неожиданности… а потом и от боли тоже, потому что эти… как их там… клешни ещё какой-то острой приблудой были оснащены, которые, конечно же, тоже впились в мою кожу. Я махал этой животиной, пытался даже о землю бить, а она ни в какую! Чтобы от неё избавиться, мне пришлось всего лишь опустить руку обратно в воду, но до этого я додумался не сразу.

Мавор грустно усмехнулся, снял перчатку и показал воочию свою правую ладонь, которую пересекали давно зажившие белые рубцы. Он повернул её внутренней стороной, чтобы продемонстрировать средний палец, который украшал широкий красный шрам, смотревшийся даже спустя столько лет неприятно.

— Жемчуг я так и не нашёл, но он уже был и не нужен… А воду с тех пор предпочитаю обходить. Спокойнее на берегу.

Цирцея в тишине наклонила бокал и понаблюдала за тем, как жидкость медленно перетекала на стеклянные стенки и оставляла характерный красный след. Она вздохнула.

— Это всё равно печальная история, Мавор.

— Да-а, я как-то не подумал… О! У меня есть повеселее случай. На этот раз точно!

— Слабо верится.

— Не-не, зуб даю, что история огонь. В общем, это было относительно недавно, я торговался с одним засранцем, а мимо меня пробегал пацан, мелкий совсем, украл у прохожей её сумочку и дальше помчался. Я в стороне не остался, всё ж у меня на глазах действо разворачивалось. Погнался я за ним. Очутился в бедном районе: люди стонут, вонь страшная стоит, везде лужи, глубокие трещины… Я догнал этого подлеца, забрал краденное, а он давай ныть про бедную семью. Я не поверил, естественно. Знаю таких. Даёшь им денег, а они вечно спиртягу покупают, будто этим можно…

— Стоп-стоп, Мавор. Хватит.

Адъяр, переполняемый гордостью, вопросительно обратился к Цирцее:

— Почему? Там ещё конец будет.

— Это ужасно.

— Что? Вовсе нет…

— Я делаю всё, чтобы добиться нормальных условий в бедном районе, а ты сейчас навеселе заявляешь, что спокойно проигнорировал мольбы мальчика и не дал ни одной глеты на жизнь. Мавор, ты идиот!Ты не знаешь, для чего они покупают алкоголь. Вдруг им надо рану обработать? А может у них вообще мать и отец алкоголики и избивают их регулярно? Вместо того, чтобы расспросить, ты ушёл, как последняя свинья.

Адъяр, поражённый обвинениями в свою сторону, удивлённо заморгал. Быть пристыженным за свой поступок, который по уставу был правильным, — это что-то новенькое для него.

— Да я ж без злого умысла, Цирцея…

— Ты думаешь не головой, Мавор, а бумажками. Если тебе скажут прыгать, ты тоже прыгнешь?

— Ну…

— О Сущий! Ты реально над этим задумался, — Вига закатила глаза. — Поставь себя перед выбором: смерть высокопоставленного лица за жизнь сотни невинных или смерть невинных за одну жизнь, а потом, когда до тебя дойдёт, скажи мне ответ. Аргументированный. Тогда мы и поговорим.

— Если сотня хочет убить одного высокопоставленного, то это восстание. Восстание надо подавлять.

— Я не просила ответа сейчас.

— Мне нужны подробности.

— Здесь суть не в подробностях. Их вообще знать не надо!

— А как же тогда…

Дверь в комнату отворилась, и к Цирцее и Мавору забежал вспотевший и растрёпанный адепт — мужчина небольшого роста, со светлыми волосами. Он нервно осмотрел помещение в поисках кого-то и испуганно уставился на Вигу, быстро надевшую маску.

— Лидер… где он?

— Занят.

— Ой… тогда… Амулет р-разрушили… — плаксивым голосом пролепетал адепт. — И-и погром… ветер… сильный… О Сущий, мы все умрём! Зачем я пришёл!

— Хватит, — Цирцея уверенно поднялась, а следом за ней и напрягшийся Мавор. — Вместо того, чтобы паниковать, мог бы нормально обо всём рассказать.

— Это н-надо видеть!

Адепт дрожащей рукой указал на дверь, и Цирцея, приказав Адъяру не высовываться, прошла в коридор.

Её лицо сразу же обдал прохладный ветер. Она услышала неподалёку шум и крики, которые что-то заглушало. В сердцах ругнувшись на Лидера за то, что его вечно не было на месте, когда он был так необходим, она направилась прямиком в эпицентр событий.

Адепт, тихо прикрыв дверь, опустился на пол, прижался спиной к стене и начал раскачиваться и что-то говорить себе под нос.

— Будешь?

Мавор протянул ему свою кружку эля, и адепт с благодарностью её принял.

Он бы помог Цирцее с решением новоявленной проблемы, но та сама сказала, чтобы он остался здесь.

И потому Адъяр не предпринял ничего.

Откинувшись на спинку стула, он закинул ноги на стол и задумался. Пока Лидера не было поблизости, он мог позволить себе всё, за что тот его ругал. И это стоило многого.

Глава 7. Противоречия. Часть вторая

У оуви есть длинные чёрные ногти, которые совсем не похожи на острые, как у хищников, когти. Они питаются травой, корнями, фруктами и овощами, иногда покупают семена у людей. В основном они — травоядные, но при этом они умеют охотиться на насекомых, не представляющих для них угрозы.

Ещё у оуви есть крылья, чтобы летать или просто спасаться от приближающейся опасности. Они — их главный атрибут, но даже с ними у них нет шанса спастись от врага, который был сильнее и выше их.

Когда Стриго надолго заперли в темноте, а потом он впервые вышел на чистый воздух, то ему стало на душе очень тяжело. Он чувствовал перьями ветерок, лёгкость и воздушность, желанную свободу, но что-то внутри, плотно засевшее, мешало ему наслаждаться всеми мирскими радостями.

Стриго думал, что его жизнь кончена. Он полагал, что станет обузой для Сокола и Медеи, ведь как он вообще сможет принести им пользу? Он слабое, жалкое, трусливое создание, которое считали никчёмным.

Все, кроме Сокола и Медеи. И это придавало ему сил.

Они относились к нему как к равному, словно это было нормально, что оуви говорил, а не просто прислуживал. Они не обзывали его и не обижали, ни к чему не принуждали. Может, Стриго и был наивным дурачком, но он прекрасно видел, что его спаситель и Лиднер были исключительными существами, принимающими его таким, какой он есть. Даже его племя, приди он к ним, да ещё и с подрезанными крыльями, посчитало бы его ущербным и навсегда бы от него отказалось.

Наверное, это был повод поклясться верности двум людям и отречься от тех, рядом с кем он рос. Старейшина бы точно посчитала его предателем, узнай она о его неблагодарном отношении.

Стриго не имел ни малейшего понятия, что подтолкнуло его достать плод с высокого дерева. Вероятно, он хотел всеми возможными способами отблагодарить Сокола, потому что, по его мнению, тот заслужил это именно сегодня и сейчас. А, может быть, он сам хотел перекусить — всё же шли они уже довольно долго, а привал из-за нивра не наблюдался и в помине.

Поэтому Стриго, выставляя себя не в лучшем свете, прыгал, как ненормальный, махал крыльями и руками с целью схватить манящий фрукт. Он пробовал также забраться по дереву, но это была ещё более провальная идея, чем прыгать и ждать чуда.

Стриго остановился, поднял вверх голову и мысленно начал умолять плод упасть. Ему очень хотелось его заполучить, дабы им гордились. Вполне адекватное желание для оуви.

— Что ты делаешь?

Стриго крутанулся на месте и встретился с Соколом, наблюдающим за его мучениями со странной эмоцией. Оуви стало неожиданно стыдно.

— Мой сп-паситель! Я… я-я подумал, ч-что… тот ф-фрукт очень п-питателен, а вы небось п-проголодались с-совсем и-и…

— Но ты же его не достанешь. Даже я не достану.

— Я знаю, н-но я хотел п-попробовать… В-вот.

Сокол почесал макушку. Мыслительные процессы очень активно работали и старались найти наиболее рациональное решение в столь непростой ситуации. Самое адекватное — это забить на всё и пойти дальше с оуви за ручку, но с другой стороны — какой нормальный человек откажется от бесплатной еды? Никакой!

— Ладно. У меня есть план. Ты забираешься ко мне на плечи, я встаю на носочки, а ты тянешься за своим фруктом. Можно рассмотреть вариант, когда ты становишься на мои руки.

— Ч-что… н-но… мой спаситель? Я же…

— Ты хочешь, чтобы я встал на тебя? — Сокол притормозил, понял, что это звучало максимально ужасно и поправил себя: — На твои плечи, то есть. В смысле… О Сущий, ты же не выдержишь мой вес. Я об этом.

— Может, мисс п-поможет?

— Не-не, она засмеёт нас, ты чего. Давай как-нибудь своими силами. Я буду тебя крепко держать. Честное человеческое.

— Это н-не очень убедительно, м-мой с-спаситель…

— Давай, давай, Стриго! Погнали. Дело плёвое.

Сокол опустился на корточки и мягко улыбнулся сомневающемуся оуви. Тот, поколебавшись пару секунд, всё же решился на нереальное, вздохнул и выдохнул для смелости и неловко забрался на спину наёмника. Сокол неспешно поднялся и встал в полный рост. Он дождался, пока оуви, то хватаясь за одежду, то за волосы, выпрямится и привыкнет к высоте, и осторожно обхватил Стриго за талию, чтобы тот не свалился и не ушибся.

— Ты держишься?

— М-мне страш-шно!

— Смотри на цель и думай о ней!

Стриго на свой страх и риск глянул вниз и застонал.

— Ай!

— Я ж говорю тебе: смотри наверх!

— Д-да, мой с-спаситель… но мне и б-без т-того не п-по себе!

— Соберись! Если ты повалишься, то я тебя сразу же схвачу. Тебе не будет больно.

Оуви, не веря полностью в слова Сокола, сглотнул. Он потрогал руки наёмника, чтобы убедиться, что у него не галлюцинации и его правда держат, и потянулся к заветному плоду.

Не вышло. Не хватало буквально совсем чуть-чуть.

— Я не д-дотягиваюсь…

— Я уже начинаю думать, что это моя самая провальная идея.

— П-простите, м-мой с-спаситель… Я такой б-бесполезный!

— Давай без этого, Стриго. Всё ты полезный. Это мой план был продуман не до мелочей.

— Вы встали на н-носочки?

Сокол сделал это, и оуви потянулся ещё раз. Он касался отросшим ноготком нижней части фрукта, однако этого было недостаточно, чтобы сорвать его с ветки. Плод держался довольно крепко и не собирался так просто падать.

— Ну что?

— Не п-получается, м-мой с-спаситель…

— Клянусь, я сейчас лично срублю это проклятущее дерево!

— М-моя старейшина г-говорила, что ког-гда срубают дерево, то ему очень б-больно. А пен-ньки, к-которые остаются, от-тмирают. И даж-же если уб-брать их, то почва всё р-равно не даст н-новые ростки.

— Печально, — кивнул Сокол. — До такой степени печально, что я сейчас разрыдаюсь.

— Д-да… оч-чень г-грустно!

— Но я не позволю, чтобы какое-то дерево насмехалось и издевалось над нами! Да я его не только срублю, я его сожгу!

— Мой спаситель, огонь м-может рас-спространиться на весь л-лес и тогда… тогда мы… а-а-а!

Стриго закричал, когда заметил, как в него летело что-то острое и опасно блестящее. Он не удержался и повалился набок, и Сокол, не ожидавший такой прыти, тут же постарался перехватить его. В итоге, прижав оуви каким-то чудом к себе, он рухнул на землю.

А неподалёку от него, как по мистическому стечению обстоятельств, упал плод.

— Я-я к-каж-жется ум-мер…

— Я походу тоже.

— Я зад-дых-хаюсь…

Сокол ослабил свою хватку, и Стриго, перед глазами которого пролетела вся его жизнь, сразу глотнул воздуха, из-за чего тут же закашлялся. Сокол, прищурившись, оглянулся и увидел Делеана, потиравшего свой кинжал необычной формы. Сзади него стояла Медея, пытавшаяся замысловатыми телодвижениями сообщить наёмнику, что нет повода злиться.

Сопоставив пазл, Сокол пришёл к мнению, что именно чешуйчатый кинул эту острую штуковину и испугал Стриго. Значит, их хотели среди белого дня убить. Произвол!

— Ты вообще соображаешь своей тупой башкой, что ты делаешь?! — Сокол, напрочь забыв про кашляющего Стриго, вскочил и кинулся к Делеану, чтобы высказать ему всё, что он о нём думал. — Или ваш народ окончательно деградировал?

Лиднер, представляя ближайший конец света, хлопнула себя по лбу.

— Боюсь, что именно ваш народ, — нивр сделал особый акцент на последнем словосочетании, — окончательно деградировал.

— Ну да, это же я разбрасываюсь дебильными кинжалами и пытаюсь убить!

— Я не разбрасывался. Я кинул его целенаправленно.

— Обалдеть! Ещё лучше! — Сокол, не в силах удержать свои рвущиеся наружу эмоции, зло, несколько раз, ткнул пальцем в грудь Делеана. — Если ты, недоношенный советник, ещё раз посмеешь напасть или кинуть что-то «целенаправленно» в моего напарника, я тебе к духам глотку перережу, ты понял меня?

Губы Делеана насмешливо исказились, что только сильнее рассердило Сокола. Он, планируя ударить его в идеальное лицо, замахнулся, но нивр, среагировавший молниеносно, перехватил руку человека и сам нанёс точный удар прямо в живот.

Сокол, задержав от боли дыхание, согнулся и осел на траву. Медея вскрикнула и подбежала к наёмнику, осмотрела его со всех сторон, приобняла и принялась успокаивать. К ним подтянулся и Стриго, который чувствовал себя намного лучше. Однако мысль, что он мог умереть, по-прежнему вызывала в нём тошноту.

— Нарушение личных границ — раз. Беспочвенные обвинения — два. Оскорбления — три. Попытка нанести физическое повреждение — четыре. Неуважительное обращение — пять. Если бы ты был в моём Королевстве, то тебе бы прилюдно отрубили голову. Считай, тебе крупно повезло отделаться малой кровью.

Ха-ха! Это невероятно! Я прежде никогда не поглощал нивров. Давай попробуем!

— Делеан, так нельзя, — осуждающе сказала Медея, глядя прямо в узкие глаза нивра. — Можно было спокойно пояснить. Без насилия.

— Конечно, — Делеан, выставляя себя снова с самой выигрышной стороны, гордо выпрямился и завёл руки за спину. — Но, очевидно, у вас, людей, так не принято.

Пытаться доказывать что-то нивру было бесполезно, и Медея замолчала. Она переглянулась со Стриго, который был также не особо рад произошедшему, и попросила Сокола в следующий раз сохранять самообладание.

В противном случае они доберутся до столицы искалеченными и душевно, и физически, а этого никто не хотел.

Тем более Сокол, который задумался над новым планом под названием «Быстрая и болезненная смерть куску февульского дерьма».

* * *
Темнело быстро, и если тридцатью минутами назад ещё можно было хоть что-то рассмотреть, то после — только черноту. В связи с такими природными особенностями даже Делеан согласился, хоть и неохотно, на привал. Всё же идти, когда ничего не видишь, это настоящее самоубийство для любого существа, какими бы способностями оно не обладало.

Стриго достал запасы из сумки Медеи: небольшие копчёные колбаски, которые не надо было даже поджаривать на огне, чтобы получить вкусную еду, и овощи. Нивр на это скривился, и Сокол испытал злорадное удовольствие от того, что этот чешуйчатый придурок будет голодать. Может, ему не придётся даже пытаться его прикончить — он сам доведёт себя до жалкого состояния.

Медея не стала настаивать и перечислять пользу пищи. Она просто взяла и начала есть, ибо голод, как правило, всегда брал своё. А ещё очевидная логика. Не поешь — лишишься сил на дальнейший пеший путь. И никто не будет тебя тащить, потому что ты будешь обузой, с которой не захотят возиться.

Делеан прятался в тени и точил свой меч. Его практически не было видно, но отчётливо ощущалось его присутствие, отдающее напряжением. Никто не забыл, что случилось днём, и, возможно, всё это так наложилось друг на друга, что все предпочитали сидеть в гнетущей тишине, нежели разговаривать.

Так решил для себя Сокол, у которого были именно такие мысли. Он молча поедал копчёную колбаску и изредка поглядывал на нивра, чтобы убеждаться, что тот не планировал вновь кого-то покалечить.

Медея невольно повторяла за Соколом и тоже посматривала на Делеана. Она размышляла над тем, как бы снизить градус напряжения, но ей было сложно придумать способ, который бы убедил нивра в том, что они желали ему только добра. Делеан был с придурью, с невозможной для человека логикой и со своим мнением. Вкупе получался взрывной коктейль, который нельзя исправить. Это очень усложняло ситуацию.

Стриго никакой гнетущей атмосферы не чувствовал, но все молчали — и он тоже молчал. Ему не хотелось опять выставлять себя посмешищем, но он так жаждал чем-нибудь поделиться! И неважно, что здесь был Делеан. Он же тоже стал их своеобразным спутником, верно? Ему было сложно втянуться в их компанию, ведь оуви тоже поначалу было трудно. Но зато потом, когда он узнал людей получше, они стали ему невероятно близки!

Послышался вздох. Медея, Сокол и Стриго мигом развернулись к нивру.

— Я никого бы не убил.

— Ага, как же…

— Сокол!

— Я представляю, как это выглядело со стороны, — проигнорировав колкость наёмника, продолжил Делеан: — Это была моя помощь.

— Отправить на тот свет?

— Сокол, прекрати!

— А потом врезать мне до дракончиков перед глазами, да?

— Ну Сокол! — взмолилась Медея.

— Я знал, куда целился. Я бы не попал в… — Делеан указал на оуви. — Ударил лишь потому, что не собирался терпеть к себе столько претензий.

— Его зовут Стриго, чтоб ты знал.

— Мой народ не признаёт… это.

Стриго заметно погрустнел, и Медея, сидевшая рядом с ним, обняла его.

— Он такая же личность, как и ты, — защитила оуви Лиднер, не намереваясь спускать с рук поведение нивра, который открыто унижал её друга.

— Возможно, — пожал плечами Делеан. — Но оуви появились от проклятия. Прежде это были такие же люди, которые как всегда перешли дорогу могущественным созданиям.

— Эт-того не может быть! — пискнул Стриго. — Н-наша стар-рейшина говорила, ч-что н-нас с-создали д-драконы.

— Ваша старейшина вам врала, — спокойно ответил нивр. — От драконов появился мой народ, а ваш, как я и сказал, всего лишь магическое недоразумение.

Магическое недоразумение? Интересное определение.

— А откуда ты знаешь, гений? Из книжек своих вычитал? — Сокол, мечтая прожечь в Делеане приличную дыру, убийственно на него смотрел. — В придуманных книжках любой может найти информацию. Да только не факт, что она окажется правдивой.

— Люди бы тоже об этом знали, если бы не поклонялись падшему созданию и не забывали своё прошлое.

— Ах, так у тебя и свой Создатель есть, получается?

— Тенéрия — вот кто создала наш мир из тьмы. Первый дракон, от которого пошли остальные. А ваш Сущий ничто иное, как очередной способ отгородиться от всех и жить по своим правилам.

— Это натуральный бред!

— Я не настаиваю верить мне. У каждого своя правда, но только одна может быть истинной.

Сокола бесили спокойствие и уверенность нивра. А ещё его раздражало то, что Делеан был куда осведомлённее, чем он. Сокол ненавидел неведение, но, с другой стороны, если не знаешь, то крепче спишь?

— З-значит, моё п-племя не д-должно б-было вообще сущ-ществовать?

— Именно. Но сейчас много рас, которые образовались, скажем, искусственно. Это уже никого не удивляет.

— Я б-бы мог б-быть… другим, — безрадостно заключил Стриго, рассматривая себя по-новому.

— Милый, это не значит, что ты хуже, — Медея нежно погладила его по перьям. — Ты всё равно остаёшься индивидуальным.

— Но нас ис-спользуют как… рабов? Люди! Ес-сли его п-превосходительство прав, т-то… как-кой ужас!

— Стриго, мы не поддерживаем рабскую силу, — Сокол подполз поближе к Медее и оуви. — Но беднякам тоже часто не платят. Просто человечество… оно такое. Есть хорошие, а есть плохие. Жестокие. И я сомневаюсь, что у нивров дела лучше, чем у нас.

— У нас все равны.

— Ой, ну тогда пойдёшь ты в задницу, — махнул на него Сокол. — Короче, ты можешь быть первым, кто докажет, что оуви — самый прекрасный народ. Лучше нивров и людей.

Делеан прыснул.

— П-правда?

— Конечно, пернатый, — наёмник потрепал Стриго по голове, и тот, прильнув, издал тихий довольный звук. — То, что сделали наши предшественники, не имеет никакого значения в настоящем. Между прочим, это касается также и вражды между ниврами и людьми. Необязательно ненавидеть друг друга за поступки тех, кто действительно виноват.

Вау, человечишка, я восхищён. Ты растёшь на глазах! В доверие ты втёрся, осталось теперь дело за малым — убить. Всех.

— Поэтому если ты хочешь быть в нашей команде, — Сокол обращался к Делеану, — то не надо относиться к нам так, будто мы твои вековые враги, а Стриго — мусор, не стоящий твоего дражайшего внимания. Мы равны.

Медея согласно кивнула, а оуви крепко обнял человека. Делеан не проявлял бурных эмоций, но было видно, что он стоял на распутье. Если он колебался, то это значило, что Сокол смог дать трещину в ледяном барьере, полном ниврийского самомнения. За это надо было выпить.

— Хорошо. Я вытерплю к себе обращение на «ты», но не позволю оскорблений в свой адрес.

— Отлично, — наёмник отсалютовал Делеану. — Это уже прогресс.

В этот миг Медея готова была сказать, что очень гордилась Соколом, потому что не каждый мог переступить через свои обиды, даже самые незначительные, и признать, что ошибался. Но он с этим справился, и это был первый уверенный шаг, который он сделал, чтобы улучшить отношения с Делеаном.

— А кого ты, кстати, звал тогда? Ну, ещё молился за него. Или провожал в мир иной. Нивр особый?

— Тебе показалось, — Делеан убрал меч и устроился в спальном мешке Медеи. — Доброй ночи.

Мешок Сокола перекочевал к Медее, и в связи с этим Стриго пришлось делить место с наёмником.

Было очень тесно, и Сокол пообещал, что купит себе новый спальный мешок почти сразу же, как только у него появятся свободные глеты.

Но для этого надо было потерпеть, пока Медея и Делеан наслаждались уединением, которое Соколу и не снилось.

Снова.

Как же он, однако, ненавидел свою жизнь.

* * *
— Лидер!

Звуки равномерных шагов раздавались по всей каменной винтовой лестнице. Цирцея шла навстречу к нему, но ей пришлось резко изменить свои планы, спуститься и дождаться, когда он сам появится в её поле зрения.

Лидер не заставил себя долго ждать.

— Ты пропустил всё самое «интересное». Двое адептов поругались из-за ерунды и разбили один амулет… Ничего существенного, но в амулете была заключена сила урагана. Нас вовремя оповестили, и я смогла предотвратить катастрофу.

Он внимательно оглядел Вигу и улыбнулся. Но Цирцее не суждено было этого увидеть — маска всё скрывала.

— Их следовало убить.

Вига, не веря своим ушам, замерла. Она тактично кашлянула в кулак и задумалась над тем, как бы правильнее оформить свои мысли и убедить Лидера в том, что это импульсивная и нерациональная мысль.

— Они люди. Наши люди. Мы не вершим личный суд. К тому же не произошло ничего серьёзного. Они же случайно.

Лидер, погружённый в себя, а не в проблемы адептов, амулетов и прочего, обошёл Цирцею. Он вяло кивнул и не предпринял попытки переубедить, хоть с его точки зрения это следовало бы сделать. Если они допустили один раз промах, то где вероятность, что они не допустят его ещё раз в будущем? А если в важный момент?

Однако сказал он только:

— Значит, пусть живут.

Заметив настроение Лидера, Цирцея поравнялась с ним и заглянула через прорези маски в его потемневшие глаза.

— Что случилось? Ты сам не свой.

— Это проявление уважения или действительно — волнение?

— Давай без сарказма.

— Король, — с презрением выплюнул Лидер. — Эта сальная мразь на полном серьёзе думает, что спасать северную деревню от огров — это неправильное распределение ресурсов. А то, что огры плодятся со скоростью света, — его не волнует. Столица же защищена от вражеского удара.

— Как он может?!

— Я не знаю, но, очевидно, ему давно следовало уйти на покой. Как жаль, что это произойдёт ещё не скоро…

— Если не он, то мы должны спасти Королевство. Ради этого мы существуем!

— Да, пожалуй… Поставь Мавора в известность. Пусть найдёт наиболее опытных адептов. Завтра они отправятся исполнять свои обязанности.

— А что будет, если кто-то нас увидит?

— Деревня разрушена, — Лидер развёл руки, а вместе с ними взметнулся, как крылья, и его чёрный плащ. — Как, скажи на милость, о нас узнают? Мавор не новичок. Он умеет работать на благо дела.

— Могут быть выжившие.

— Их добьют.

— Это противоречит нашим правилам! Их надо спасти!

— Иногда надо рисковать. Один за десять. Один за сотню. Всё просто, не так ли? В любом случае я сомневаюсь, что в деревне будут люди. Огры уничтожают всё на своём пути.

Цирцея была наслышана о губительной силе этих монстров, но, к счастью или к сожалению, она также знала, что всегда есть исключения из правил. Вдруг там и правда будут выжившие, которым нужна помощь? Она должна попросить Мавора о том, чтобы он не убивал их, как приказал Лидер, а спас.

В конце концов, они не могли пренебрегать своей миссией, иначе они будут ничем не лучше разбойников, которые разве что завладели необычной силой.

— Хорошо. Да… я… Я думаю, ты прав. Я сообщу Мавору.

Лидер, оставшись довольным ответом, направился вперёд по длинному коридору, казавшемуся всем послушникам бесконечным.

Цирцея, прислонившись к холодному камню, подняла взгляд на безжизненный потолок. С каждым днём ей становилось тяжелее, и с этим трудно было спорить.

Надо было выпить. И в этот раз действительно что-то покрепче.

Глава 8. Тяжкое бремя. Часть первая

Иногда наступает период, которого боится так или иначе каждый. Необязательно быть самым общительным или замкнутым, самым весёлым или грустным, чтобы прочувствовать на своей шкуре этот гадкий момент.

Сокол пережил его после смерти Орла, но эти отголоски прошлого, накатывающие в особенно тяжкие времена, всё равно остались.

Это состояние, близкое к самокопанию. Состояние, близкое к апатии и вечному поиску смысла жизни. Или просто к поиску самого обычного смысла в значительных и не особо вещах.

Сокол, потерявший всё разом, думал о том, чтобы прикончить себя. Он искренне верил, что так будет лучше. Для всех.

Но всем было бы плевать, а тех, кто знал его и заботился о нём, — в Солфасе уже не осталось.

Конечно, чтобы доказать себе, что смерть — единственный для него выход, он мог бы решить, что существование подобной убийственной силы, данной ему от духа, опасно для живых существ, и ему лучше уйти, чтобы им не мешать. Но если Сокол никого не волновал, то зачем ему ради кого-то умирать?

Люди полны противоречий. Это признавали даже нивры, не любящие всё усложнять, работающие на простых принципах и на обычной логике. Без чувств, от которых человечество страдало и совершало самые нелепые поступки, переворачивающие весь Солфас вверх дном.

Людям необходимо общение, чтобы чувствовать себя нужными.

Сокол не хотел прощаться с жизнью. Он был сильным, но вместе с тем и слабым, до жути ранимым созданием, которое он тщательно прятал в себе, чтобы его не посмели унизить и сломать.

Ахерон был именно тем, кто это сделал. Он распорол давно зажившую рану, уничтожил всё хорошее и оставил ни с чем, будто так и надо. Он посеял колючие семена, прорастающие в течение года ежедневно и раздирающие ещё сильнее кожу.

Сокол не знал, что с ним творилось, а Ахерон никак не проявлял своё присутствие, прятался и выжидал, чтобы нанести сокрушительный удар и убить раз и навсегда свою жертву.

Но люди — странные. И если их жизнь растоптана, это не значит, что они и правда сдадутся.

Любому человеку, в том числе и самому необщительному, нужны вера, поддержка и любовь, чтобы он понимал, что не один на всём белом свете.

Сокол не был исключением. Он нуждался в том, чтобы ему сказали: «Ты не виноват. Так бывает и ты ничего с этим не поделаешь». Он не получал наслаждения от алкоголя, от обыденных дней, наполненных невыносимой горечью. Это была жалкая попытка заглушить свои же мысли и печали, однако надо ли говорить, что убегать от реальности — глупо?

При появлении Медеи с нелепым планом Сокол не обрадовался, не решил, что вот он — его новый толчок на очередные приключения. Он воспринял это скептично, ведь человек, привыкший к негативу, не сможет сразу изменить свои взгляды и подумать о чём-то положительном.

Сокол толком и не понял, зачем согласился. Что побудило его к этому. Неубедительная угроза? Страх? Вовсе нет.

Подсознательно он хотел всё изменить, но что-то внутри шептало ему о том, что он этого не заслуживал, что самобичевание — верный путь к искуплению. Только оно, на самом деле, верный путь к безрадостному существованию. И дело даже не в том, чтобы принести всем пользу или наоборот — защитить от неминуемой гибели. Прежде всего, безрадостное оно потому, что Сокол помер бы от проблем с желудком быстрее, чем смог бы искупиться. И что за жизнь тогда получается? Одно страдание.

И почему, спрашивается, все имели право на второй шанс, а он — нет?

Сердце Сокола привело его в лес, где он был в окружении оуви, человека и нивра. В нём застрял дух, язвительно комментирующий каждое его действие, прибегающий к частым оскорблениям и желающий завладеть его телом.

И, если честно, Сокол ни о чём не жалел.

* * *
Очередное ничто заполоняло неясное пространство. Соколу не надо было гадать, чтобы понять, куда судьба снова его закинула. Он — в собственном сознании, в обществе противного духа, и удовольствия от этого не было никакого. Тем более в прошлый раз, когда он остался один на один с этим поехавшим, Сокол чуть не спалил дом. Это не добавляло ему очков добра и склоняло больше на злую сторону.

Что ж, надо исправлять ситуацию.

Вяло передвигаясь по белому пространству, он мечтал о том, чтобы Ахерон прекратил придуриваться и устраивать всякие пафосные шоу и наконец-то показался. Сокол не знал, что от него опять понадобилось, но это априори не значило ничего хорошего. Такова была подлая сущность Ахерона, и навряд ли другие духи были более приятны в общении.

— Слушай, это становится утомительно, — прокричал Сокол, не выдержав долгого хождения. — Давай ближе к делу.

Странная вибрация окутала человеческое тело. Не было дискомфорта или боли, но зато были необъяснимо приятные ощущения, будто всё место, в котором он находился, желало его от чего-то спасти.

Ага, как же.

— Зачем я здесь?

Так проще тебя контролировать.

— О-бал-деть. Умереть и не встать.

Но ты здесь по другой причине. У меня есть предложение.

— Вау, удивительно. Дай угадаю, это связано с тем, что ты хочешь забрать моё тело? О! Нет. Подожди. Другая догадка. Ты хочешь поставить мне ультиматум? Угрожать чьей-то смертью? Готов аплодировать! Очень оригинально.

Сокол ожидал, что дух отзовётся на его колкость, как-то оскорбится или просто сделает его сознанию больно — как это уже бывало прежде. Но всё затихло, пропали ощущения, и Сокол, кажется, воспарил.

Понимать Ахерона — трудная, почти невозможная задача. Не сказать, что Сокол был таким уж опытным в переговорах с духами или с другой душой в собственном теле. Трижды нет. Но догадываться, что хочет Ахерон — куда легче, чем его понимать.

Ахерон желал выжить. Он угодил в такую же паршивую ситуацию, как и Сокол, и он был растерян своим новым заточением, отобравшим у него свободу. Возможно, раньше у него была своя оболочка, и он спокойно ходил туда, куда ему заблагорассудится, и ни от кого не зависел. Но теперь его способности упирались в Сокола и его волю. Он был как заносчивый паразит, и единственное, что он мог, это сражаться за своё будущее.

Однако подобная борьба опасна, и любая поспешность приведёт к смерти как носителя, так и самого паразита.

Сокол прищурился и заметил в идеальной белизне размытые очертания. Они видоизменялись, приобретали форму, приближались, пока в один момент не стало ясно, что перед ним стоял человек.

— Твою ж мать! Только не опять… ты!

Лицо Орла исказила ужасная насмешливая гримаса, которая смотрелась совсем не по-человечески. Он развёл в приглашающем жесте руки в стороны, но наёмник от него пугливо отшатнулся.

— Я рад тебя видеть. Тебе нравится мой новый образ? — дух покрутился вокруг своей оси. — Мне — очень. Он так интересно влияет на тебя, птенец.

— Нет! Не называй меня так! — Сокол угрожающе сжал кулаки. — Не смей порочить его!

Ненастоящий Орёл печально вздохнул и кивнул своим мыслям.

— Я же говорю. Интересно.

Он плавной походкой подошёл к Соколу, который пристально и настороженно наблюдал за каждым его движением и ожидал какой-нибудь внезапный и смертельный выпад. Духа позабавила подобная недоверчивость. Однако он и сам, будь на месте наёмника, не позволил бы себе так наивно расслабиться.

— Тебе не помешало бы чуточку отдохнуть, — Орёл мягко положил ладони на напряжённые плечи Сокола и наклонился к его уху, понизил голос до такого приятного тембра, что было сложно не внимать ему: — Сколько уже времени ты в таком состоянии? Больше года, не так ли? Ты вымотался, птенец. Любой бы дал слабину. И в этом нет ничего позорного.

Сокол захотел выбраться из-под рук духа, но вся решимость молниеносно исчезла и заменилась непонятной смиренностью.

— Это не ты…

— Нет ничего плохого и в том, чтобы остановиться прямо сейчас и подумать о том, как хорошо было бы немного поспать. Капельку. Все заслуживают отдых после долгого пути.

Орёл несильно надавил на плечи Сокола, и тот, поддавшись, почувствовал, как его ноги покорно сгибаются под чужой силой.

— Во сне нет печалей, вины и злости. Там лишь счастье и лёгкость. Тебе не придётся принимать сложные решения или кого-то терпеть. Только ты будешь играть роль. Это так пленительно, не правда ли, птенец?

— Я… да…

— Ты веришь мне, Сокол? В то, что я могу дать тебе желаемое?

— Орёл… мне так жаль…

— Всё в порядке, птенец. Всё в порядке, — он погладил человека по голове. — Никогда ни о чём не жалей.

Сокол опустился на колени и доверчиво заглянул в лицо Орла, чтобы вновь получить его одобрение, которого в последнее время так не хватало. Ему улыбнулись, и он лёг на невидимый пол, обнял себя руками и сделался маленьким, жалким и беззащитным. Таким, каким он был в далёком прошлом: нескладным и неопытным мальчишкой, думающим обо всём на свете.

— Да, ты молодец. Хороший мальчик, — Орёл, вкушая его слабость, убрал упавший на лоб Сокола мокрый волос. — Отбрось все проблемы. Они тебе не нужны.

— А как же…

— После. Всё после.

— Но Медея… и Стриго…

— Сокол, мой милый Сокол, как ты им поможешь, если тебе самому нужна помощь? Закрой глаза. Всего на минутку. И ты узнаешь, как прекрасно спать.

Сокол зажмурился. Что-то мешало ему. Что-то внутри настойчиво твердило и предупреждало его о иллюзии происходящего, наигранности. Сокола раздирали новые противоречия, твердящие ему о том, что он обязан понять, в чём дело. Вдруг от этого зависела чья-то жизнь?

— Я не могу.

— Птенец, ты много думаешь, — Орёл аккуратно убрал руки наёмника, освободил его от собственных тисков, в которые он себя загнал, и ласково перебрал пряди, как делала это мать, успокаивающая ребёнка. — А тот, кто много думает, не обретает счастья.

Сокол перевернулся на спину, протёр глаза, видящие размыто из-за слёз. Орёл перед ним был таким же, как и всегда: с такой изящной густой бородой, с короткими волосами, зачёсанными назад, и с морщинками вокруг рта.

Но в этом Орле было что-то не то. Это была какая-то бледная копия, пытающаяся походить на свой оригинал.

Как будто этот Орёл… был пародией, восставшей из мёртвых.

— Орёл?

— Конечно, Сокол.

Лицо ненастоящего Орла стремительно, как по щелчку пальцев, начало изменяться. Оно становилось худым, почти костлявым. Показалось мясо, а после него — и сами кости, рассыпающиеся в прах.

На месте Орла теперь был фиолетовый сгусток без различимых очертаний и без намёка на тело. С него капала такая же фиолетовая вязкая жижа и текла в сторону Сокола, которому пришлось срочно приходить в чувства и ползти прочь от этой гадости. Но всё как назло кружилось, а координация напоминала координацию пьяницы, а не здорового и трезвого человека.

— Дух!

Спасибо, что никак не можешь выучить моё имя, идиотина.

— Сущий, как я сразу не догадался!

Потому что ты тупица. Вот и весь твой секрет. Неужели было так трудно провалиться в сон? Ты бы сделал мне огромное одолжение!

— Ага! Конечно! — Сокол с неприязнью оттряхнул от себя жижу и с горем пополам поднялся. — Уже бегу и волосы назад.

До таких крайностей не… А, это такая глупая человеческая шутка?

Бровь Сокола вопросительно взметнулась вверх, он скрестил руки на груди и посмотрел максимально осуждающе на сгусток впереди. Тот, видимо, даже остолбенел от смелости, проявленной наёмником.

— И ты ещё называешь меня тупым?

Если я не знаю, что значат твои фразочки, это вовсе не делает меня безмозглым. Между прочим, я…

— Бла-бла-бла. Мне неинтересно. Ты продул. Я хочу выбраться отсюда.

Фиолетовый в мгновение ока стал багряным.

Нет. Я ещё не проиграл. И не собираюсь проигрывать.

— Ну, это стало твоим хобби, так что… Э-эй! — Соколу пришлось снова откидывать от себя неприятные сгустки и уворачиваться, когда эта дрянь становилась особо быстрой. — Хватит разбрасываться этой штукой!

Это не… Неважно!

Дух в странном и бесформенном образе двинулся на Сокола, а тот, не находя никаких вспомогательных предметов, развернулся, чтобы побежать, но всё окружающее его пространство, подчиняясь явно воле сверхъестественного существа, не позволило человеку сделать и шагу.

— Просто отлично!

Ты, полоумный дегенерат, портишь всё, к чему прикасаешься. Ты несёшь смерть похлеще, чем мы, духи, созданные, чтобы убивать!

Багровый комок, засветившись ослепляющим фиолетовым цветом, поглотил Сокола и не оставил после него ничего.

Но есть одна простая истина — побеждает всегда тот, кто сильнее. И ты, слабый будучи даже в своём разуме, явно неровня мне. Парадокс, не так ли? Люди никогда не научатся управлять собой. Им легче убить кого-то, чем понять себя. Мне мерзко от того, что я буду в твоём теле, но оно удивительно неплохо меня принимает. И если..!

Оглушающий рёв, принадлежавший явно не человеку, разразил всю пустоту. Огненный полупрозрачный меч, пронзивший насквозь почерневшего духа, безжалостно его распорол и открыл достаточно просторный проход. Сокол, весь перемазанный, со слипшимися волосами, с которых стекало что-то неясного происхождения, выполз наружу вместе с материализовавшимся из фантазии оружием.

Оно почему-то походило своей формой на меч Делеана.

— Какой же ты, — он выплюнул жижу, — балабол недоделанный. Ненавижу тебя.

Занеся меч, Сокол ещё раз, для убеждённости, пронзил духа. И ещё, и ещё, и ещё, пока тот под жарким беспощадным пламенем не скукожился и не пропал. Навсегда или нет — Сокол не знал, но навряд ли этот придурок вообще мог исчезнуть из его сознания.

Скорее всего, это была победа в маленьком сражении. Она что-то значила, была весомой, но не освобождала от влияния духа. Полноценная битва была впереди, и не дожить до неё было бы как минимум неуважительно.

Потеряв равновесие, Сокол упал. А меч, который он с гордостью держал, испарился.

Пора было возвращаться назад.

* * *
Это не было кошмаром, по крайней мере, в конце он не умер, но Сокол всё равно проснулся в холодном поту. Благо, без крика, иначе бы точно всех перепугал.

Вставать посреди ночи стало уже привычным делом. Не ложиться после — тоже. Не сказать, что это хорошо влияло на организм, но Сокол слишком боялся очутиться в новом кошмаре, опустошающем его морально. Разумеется, он не хотел ходить целый день вялым, но страх часто побеждал желания.

Никакого освещения не было — костёр давно затушили. Сбивчивое дыхание Медеи и храп Стриго прямо под ухом заглушали тишину. Это возвращало Сокола в далёкое прошлое, когда он почти так же делил с Вороном одну несчастную палатку, когда тот мешал ему проваливаться в заветное Царство Сна.

Сокол осторожно выбрался из спального мешка и умудрился не побеспокоить Стриго. Сделать это было невероятно сложно, но он приноровился тайно сбегать. Оуви только сильнее захрапел, перевернулся набок и затих.

С облегчением вздохнув, он поискал в сумке спички, выхватил их и подобрался к костру. Зажигать его в кромешной тьме было гиблым делом для спящих, но Сокол, нуждавшийся в теплоте огня, готов был давить на жалость, если на него вдруг начнут ругаться.

— Не спится?

Сокол, заглушая крик, прикрыл рот, уронил коробок и испуганно повернулся то в одну сторону, то в другую, чтобы найти обладателя голоса. На пару секунд ему показалось, что их окружало целое войско, жаждущее крови. Такие галлюцинации совершенно не успокаивали.

— Что? — пискляво переспросил Сокол.

Раздался тяжёлый вздох.

— Другие спят. Ты, очевидно, нет.

— Делеан?

— Чудовище на ножках, — съязвил нивр. — Разумеется, это я. Ты видишь здесь ещё кого-то?

Сокол поднял коробок, достал спичку и попытался высечь искру, но руки дрожали, как ненормальные, и сводили на нет его старания. Он чертыхнулся.

— Мне сейчас не до глупых шуток.

— Я вижу.

Делеан положил на землю свой меч, с которым он, по всей видимости, спал в обнимку, и подсел к Соколу. Без сопротивления взяв у того коробок и побросав в костёр ближайшую сухую траву, он, не прикладывая толком никаких усилий, с лёгкостью получил огонь.

В ночном лесу, которое освещало трепещущее пламя, теперь было особенно страшно. Шумели ветки деревьев, шуршали крылья, жужжали насекомые. Всё словно оживилось, и это взволновало Сокола, нервно закрутившегося. Когда начинается движение, то что-то происходит. Не всегда это «что-то» к добру.

— Как необычно, — выдал Делеан, изучая дикий и неподвластный ничему огонь.

— Ты о чём?

— О тебе. Утром ты был бойкий, в открытую смел высказываться и грубить мне. Сейчас же ты тихий. Не похож на себя.

— Тебя это типа напрягает?

— Мне любопытно, с чем это связано.

— Придётся своё любопытство запихать себе в задницу.

Делеан усмехнулся, поймал крупный листочек и кинул его в костёр. Он быстро загорелся и обуглился, превратился в ничто, в обычное топливо, поддерживающее в пламени жизнь.

— Ты типичный представитель своей расы. Агрессивный, жаждущий мнимой справедливости. Мусор, выплёскивающий свои эмоции и калечащий через них остальных. Именно из-за таких, как ты, моя раса и начала вымирать.

— И это просто обалдеть какая полезная информация. Как бы я, Сущий меня подери, жил без неё?

— Я просто хочу, чтобы ты знал, почему я никогда не буду доверять тебе и твоим сородичам. Сколько не пытайся говорить о процветающем мире, у тебя не выйдет меня переубедить, потому что всё, к чему ты прикасаешься, несёт смерть.

Вдоль позвоночника пробежали мурашки. Сокол судорожно выдохнул и вспомнил, как так же говорил ему дух. Ему не понравилось, что даже нивр считал его гнусным человеком, представляющим угрозу для окружающих его созданий.

Он не был монстром. И он стремился совершать поступки, после которых никто не умирал. Да, не всегда удачно, но какая разница? Если бы Сокол пустил всё на самотёк, то Делеан давно бы захлёбывался в крови. А так он был в полном порядке. Какая жалость.

— Ладно, э-э, прости. У меня не задалась ночь и поэтому я, м-м, немного сорвался, — Сокол примирительно вскинул руки вверх и неловко улыбнулся. — Кошмары надоели.

Делеан, ни капельки не испытывая к нему сочувствия, оценивающе его оглядел. Сокол мысленно обозвал и нивра, и себя за свою несдержанность, и смиренно подтянул к себе ноги, обнял их и устало воззрился на огонь. В конце концов, что ещё ему оставалось? Не спрашивать же по-новому про то, что в действительности произошло у нивров? В немыслимой попытке узнать правду, которую от него все мастерски утаивали. Делеан опять пошлёт его далеко и надолго, а слышать очередные нелестные слова в свой адрес он уже устал.

— Сделай себе отвар из корня пириóна. Он помогает нам от кошмаров. Как подействует на тебе — понятия не имею. Но мало ли.

В спальный мешок Делеан положил меч, а сам лёг рядом с ним. Это было настолько расточительно, что Сокол намеревался снова высказаться о том, как из-за этого чешуйчатого он делил одно место со Стриго, но вовремя умолк. Всё же ему дали совет, и хоть тот был сомнительным, факт оставался фактом.

Затушив костёр, Сокол вскоре сам вернулся к оуви. Правда, из-за того, что тот развалился на весь спальный мешок, наёмнику пришлось устраиваться сбоку. На земле.

Это был не самый лучший опыт в жизни, но сон, вышедший на первый план по сравнению со страхами, вынудил его пойти на такие жертвы.

Глава 8. Тяжкое бремя. Часть вторая

— Прекрасные, однако, виды.

Мавор поправил броню, являвшуюся более усовершенствованной и лёгкой, нежели обычная броня рядового, которая не отличалась простотой. Рядом с ним стоял офицер, крепко держащий посох, усиливающий магию воинов, и смотрелтуда, куда вглядывался Адъяр.

— Командор, там от «прекрасных видов» ничего не осталось.

— В том-то и дело! Здесь совершенно нет ничего прекрасного, но как манит-то, а?

Офицер Рóден Бриáр, придерживаясь всё же своего мнения, а не командора, учтиво кивнул. Так происходило практически всегда — с расхождением позиций, но это, к счастью, не мешало ему исполнять возложенные на него обязанности. Роден знал своё место, он умел подчиняться вышестоящему, а в иерархии это было превыше всего.

Позади них из портала вышло ещё человек пятнадцать, все в масках. Это были отдельно подготовленные люди, входящие в Циннию не как адепты или послушники, а как рядовые. Они относились к независимой ветви и тренировались наставниками надлежащим образом. Они славились силовой магией и использовали соответствующие вспомогательные предметы, позволяющие им не концентрироваться на своей энергии, а выпускать её через что-то зачарованное. Это отлично помогало, когда необходимо было реагировать быстро. Например, в битве с умным противником.

Мавор использовать такие предметы не любил: он предпочитал самостоятельно развивать свои способности настолько, насколько это было вообще возможно. По его мнению, случаи, где жизнь висела на волоске от смерти, только закаляли его волю. Если бы не Цирцея и не Лидер, то он бы подобную тактику использовал и на подчинённых. Но тогда, вероятно, все бы давно лежали в земле и кормили червей.

— Все собрались, командор.

Мавор, оторвавшись от рассматривания разрушенной деревни, развернулся к своему мини-войску.

— Действуем по плану. Часть заходит с левого фланга под предводительством офицера, часть — с правого под моим руководством. Идём медленно, исследуем обстановку и не издаём громких звуков. Если видите опасность и понимаете, что шанса нет, то лучше отступите и дождитесь подмоги. Слабое место любого огра — это их череп, он менее защищён, в отличие от всего тела. Если хотите их оглушить — цельтесь в глаза, повалить — в колени. По рапорту их где-то шесть. По факту может быть больше. Не уходим, пока не перебьём всех. Если кого-то ранят, то постарайтесь добраться до портала. Всё ясно?

Стройным хором раздалось «да», и Мавор довольно улыбнулся. Он махнул влево, Роден подозвал к себе половину людей и медленно направился в указанном направлении. Сам Адъяр пошёл в противоположную сторону вместе с оставшимся войском.

Чтобы добраться до деревни, нужно было пройти небольшой открытый участок, соединяющий дикий лес и поселение. Это была самая опасная зона, пугающая Мавора непредсказуемостью, поскольку именно здесь их могли как атаковать, так и проигнорировать. Всё зависело от того, наблюдали за ними или нет. Но огры, живущие в стаях, славились своим недалёким разумом, так что навряд ли те вообще ждали ответного нападения. Однако недооценивать противника — самая глупая ошибка любого командора, поэтому Адъяр был готов к любому удару.

Подобраться к деревне оказалось намного проще, чем он себе представлял. Через разрушенные стены открывался плачевный вид на испещрённые трещинами дома, некоторые деревянные постройки были и вовсе придавлены, будто на них прежде упали. Мавор перелез через наименее высокую стену, за ним — его люди, и спрятался вместе с ними за большой камень. Выглянув, он осмотрел местность, но, к своему удивлению, не заметил ни единого монстра.

Адъяр предполагал, что они будут ходить либо за деревней, либо внутри неё. Хотя бы кто-то из них. Однако в действительности всё оказалось куда сложнее. Это серьёзно его напрягло.

До момента, пока не раздался пронзительный крик, а следом за ним — звук тяжёлого камня, соприкоснувшегося с землёй и чем-то мягким.

Мавор ругнулся, выбрался из укрытия и рванул к левому войску, но его ожидало препятствие: прямо перед ним упала разломленная крыша какой-то постройки. Отскочив назад, Адъяр зло повернулся к уродливому невысокому огру, появившемуся далеко от него и готовящему новый снаряд для броска.

— Они знают, что мы здесь! Вылезайте! Живо!

Правое войско кинулось врассыпную, но ему перегородили дорогу два зелёно-жёлтых и крупных, чуть выше дома, огра, вылезших совершенно внезапно и быстро. Они синхронно взяли в руки по одному человеку: один, с отсутствующим мизинцем, оторвал жертве голову и съел её, а другой, без глаза, бросил рядового, как ненужную игрушку, вперёд. Тот, врезавшись в толстую стену с характерным звуком ломающихся костей, безжизненно упал на землю.

Не дожидаясь новых смертей, Мавор вытянул правую руку, и чёрные спирали молниеносно ударили одноглазого огра прямо по лбу. Подчинённый грохнулся и застонал от боли, а монстр, с зияющей дырой в черепе, повалился на него.

Никто не успел оттащить соратника — все были отвлечены огром без мизинца, который, очевидно, очень любил пожирать людей.

Итого — ещё минус три человека.

— Стреляйте в голову!

Камень, полетевший в их сторону, Адъяр сумел раздробить на множество маленьких камушков, не причинивших колоссального вреда. Он выстрелил молнией в дальнего монстра, бросившего до этого крышу, но попал ему в грудь — проигрышный номер. Тогда, не желая отступать, он побежал прямо к нему, но его сбил с ног четвёртый огр, выпрыгнувший из своего тайного укрытия между домами. Он был худым, но достаточно проворным, чтобы со всей дури впечатать человека в каменную обвалившуюся стену. От столкновения у Мавора всё закружилось перед глазами, и ещё чуть-чуть — и он мог попросту отрубиться от боли, вспыхнувшей в теле.

Двое воинов кинулись к командору на помощь, а двое оставшихся скоординировались и прикончили монстра, собиравшегося снова оторвать кому-то голову.

Адъяр, наобум схватившись за толстую кожу, почувствовал, как внутри него бушует неконтролируемая сила, рвущаяся под влиянием эмоций наружу. Огромная ладонь накрыла его макушку, и тогда Мавор позволил магии пройти через него. Чёрные, как сама ночь, спирали скопились на его руке и яркими электрическими потоками метнулись на врага.

Огр заискрился. Всё его тело задрожало в предсмертных спазмах и обуглилось, глаза закатились и вытекли, мозг закипел и беспощадно сгорел, череп взорвался, и кровь фонтаном брызнула во все стороны. Он безжизненным грузом упал на землю, а спина под ним растеклась в мясную мерзкую лужицу.

Адъяр, не чувствуя своих конечностей, ослабленно, в полуживом состоянии, скатился на обломки от каменной стены. Его пальцы почернели, они совершенно не сгибались. Его подташнивало, а идеально собранные в хвостик волосы беспорядочно торчали. Через тёмные пряди буквально проходило слабое электричество.

— Командор!

Один воин выставил посох и прикончил огра, намеревавшегося кинуть в них новый особо крупный снаряд. Но он же и повалился в итоге на монстра и размозжил ему голову. Три других помогли Мавору подняться.

— Надо прийти на помощь… офицеру…

— Сэр, вы сами говорили, что в случае ранения надо идти обратно в портал, — напомнил самый младший, Ви́лькем Э́нри.

— Я в порядке!

— Командор… — подала голос Фе́лони Ги́лен.

— Смотрите, там офицер!

Роден Бриар, перепачканный грязью, но живой и здоровый, ковылял и при этом старался выглядеть максимально непринуждённо. Позади него шло шесть человек: некоторые хромали, кто-то держался за руку, но они были целы.

Значит, всего пострадало пять человек. Хотя «пострадало» — мягко сказано. Убито. Безжалостно и подло.

— Тупые огры, Сущий! Как я их ненавижу! — завопил офицер. — Командор! Эта падаль посмела напасть на нас, как навозные жуки! Исподтишка, чтоб их под землёй сожрали, а останки перемыло к февульским помоям!

Правая команда расступилась и показала во всей красе помятого Мавора, держащегося на немыслимом чуде: при его ушибах он давно бы потерял сознание на достаточно продолжительное время.

— Командор! Вы в порядке?

Левая команда во главе с офицером подбежала к правой и Адъяру. Командор выдавил из себя улыбку, но закашлялся, выплюнул кровь и случайно перепачкал Родену обувь. Тот брезгливо скривился, но постарался сделать взволнованное лицо.

— Они все перебиты?

— Да, командор, — Бриар выпрямился, но понял, что так делает себе хуже, и снова осунулся. — Один придурок, метатель хренов, прикончил моего человека, но мы сразу с ним разобрались. С другим пришлось повозиться, он раздавил ещё одного, но, в принципе, издох он мучительно. Уж мы-то устроили ему сраное шоу.

— Сначала ослепили, потом обездвижили, — пояснил воин, активно жестикулируя. — А дальше дело техники, сечёте?! В черепушку безмозглую, ха-ха, и он всё, хана ему!

— Да-да, мы это поняли.

— Улёт вообще!

Бриар раздражённо закатил глаза.

— Командор, нам нужно возвращаться. Вам в особенности. Вы выглядите, простите за откровенность, дерьмово.

— А вы… всегда откровенны, офицер.

— Разумеется, — Бриар скомандовал, и двое воинов подхватили вялого Мавора. — Доложите Лидеру, что дело сделано. И пусть подлатают командора.

— Есть, сэр! — крикнули подчинённые и поспешили вместе с Адъяром прочь из деревни.

— А вы что, офицер? — поинтересовалась Фелони, остановившаяся рядом с Роденом. — Если огры убиты, то вам впору тоже пойти с нами.

— Я хочу убедиться, что здесь никого не осталось.

— А мне кажется, что вы просто рвётесь выслужиться перед Лидером, — она хихикнула. — Небось вам завидно командору? Он ведь на особом счету. А вас, бедного, не ценят…

Бриар высокомерно поднял голову и осуждающе глянул на Гилен, лицо которой было спрятано под белой маской с кровавыми разводами.

— Вы совсем зазнались, коль выдаёте такие беспочвенные обвинения. Хотите вылететь?

— Такими полномочиями обладает только командор, офицер, — у Фелони была игривая интонация. — Так что не в вашей компетенции, сэр-р-р.

Бриар возвышался над низкой Гилен. Он, как и она, прятался под маской, но Фелони заметила его голубые глаза, смотрящие на неё безучастно, как на букашку, которую следует раздавить. Неожиданно, что она не успела даже выкрикнуть, он схватил её за горло.

— Думаешь, я не знаю, кто ты, Гилен? Обет молчания не спасёт тебя, если ты ещё раз посмеешь что-то вякнуть, шавка. Так что будь паинькой, не перечь тому, кто может тебя уничтожить.

Он сжал её горло, перекрывая путь к кислороду, а затем резко оттолкнул девушку от себя. Припугнуть — дело одно, но убивать — уже куда более серьёзное злодеяние, о котором явно не должен думать офицер.

— Ты поняла меня?

— Д-да… да, сэр!

Фелони отшатнулась от Родена и испуганно бросилась за удаляющейся командой, лишь бы не оставаться наедине с этим человеком. Когда и Бриар собирался пойти за остальными, то сзади него, из развалин, неуверенно высунулся маленький желтоватый огр. Существо, переваливаясь на пухлых ножках, говорило нечленораздельно, хныкало и пищало. Оно, не зная страха, встало рядом с Роденом и протянуло к нему ладошку. Бриар растянул губы в улыбке и опустил посох на макушку непонимающему малышу. Магические чёрные спирали с левой руки перешли на зачарованный предмет — и через мгновение голова ребёнка взорвалась. Посыпались кусочки мяса и костей, а хаотично брызжущая кровь испачкала броню Родена и его маску.

— Ненавижу огров.

Он пнул маленькое создание в грудь, дождался, пока оно упадёт, и всё же устремился к порталу.

Роден Бриар не считал себя плохим человеком, но он, по правде говоря, очень хотел подгадить своему командору, чтобы занять его место.

* * *
— Мавор, ты остолоп. Глупый идиот!

Цирцея обрабатывала царапины на лице Адъяра, всё время ругалась на него, шикала, когда тот просил обращаться с ним помягче, и продолжала дальше бессердечно заниматься его лечением.

— Ты сам, придурок, говоришь одно, а делаешь другое. Какого Сущего ты вообще туда полез?!

— Он выбежал внезапно, — по-детски захныкал Мавор, уворачиваясь от цепкой хватки Цирцеи. — Я не знал, что всё так выйдет.

— Ты безрассудный тупица. Неужели было так сложно просчитать свой ход? Ход противника? Или ты думал, что выйдешь сухим из воды? Где твои мозги, когда они так нужны?!

— Цирцея, прекрати, — Лидер, скучающе опиравшийся на руку, без особого интереса следил за пытками Мавора. — Офицер составил подробный отчёт. Нападение было непредсказуемым.

— Ты разве не понимаешь, что он мог умереть?

— Но я же не умер, — победоносно сказал Адъяр. — И в который раз показал своему войску, что со мной шутки плохи.

— О да, ты убьёшь не только себя, но и других. Именно поэтому тебе надо брать с собой посох. Контроль сил ничего тебе не говорит?

Мавор пригладил волосы, но некоторые прядки по-прежнему не хотели вставать в нормальное положение и очень его раздражали.

Ему, несомненно, назначили строгий постельный режим, поскольку сильное выматывание — диагноз серьёзный. Но Мавор уже спустя два часа, с костылями, доковылял до совещательной комнаты и показал себя Цирцее и Лидеру. Но те вместо радости выразили недовольство, что очень расстроило Адъяра, старавшегося, между прочим, для них. А Цирцея так и вовсе решила записаться во врачеватели и начала ни с того ни с сего обрабатывать его незначительные царапины и ранки.

— Я умею контролировать себя, но тогда был случай на грани жизни и смерти. Я не планировал вытворять ничего такого. Я не знал, что это возможно!

— При сильных эмоциях происходит всплеск магии. Достигаешь своего максимума, который вполне может погубить и твоего противника, и тебя в том числе. К нему нельзя подготовиться, даже если целенаправленно тренироваться. Это хорошо, что твой организм справился, и у тебя не отказали ноги, Мавор.

— Что? — ошарашенно переспросила Цирцея.

— Или руки. Любая часть тела. Это может быть как временный побочный эффект, так и пожизненный. Так что советую настоятельно себя сдерживать, чтобы не умереть так нелепо и нерационально.

— Ты серьёзно? — возмущённо уточнила Вига. — Нерационально?

— А что я ещё должен сказать, Цирцея?

— Ты бы мог выразить хотя бы сочувствие.

— И кому это сделает лучше? Никому оно не нужно. Оно только больше напоминает тебе о твоей слабости. И добивает, потому что следом за сочувствием идёт жалость к твоему горю. Это похоронная вежливость, которая, на самом деле, до безумия приторна, — Лидер фыркнул. — Так что не надо говорить, что мне делать.

— Ты переборщил, приятель, — цокнул Мавор. — Всё нормально, правда. Не надо разводить сыр-бор.

Цирцея, надавив на ранку, заставила Адъяра зашипеть от новых неприятных ощущений. Она мечтала, чтобы Мавор просто замолчал и прекратил молоть всякую чушь, но вместе с тем она не хотела озвучивать свои мысли вслух, чтобы не спровоцировать Лидера на очередные чёрствые речи.

— В любом случае я и правда рад, что всё разрешилось, — Лидер, кажется, не видел настроения Цирцеи или просто специально упускал это из виду. — Огры представляют из себя явную опасность, и если они будут плодиться, то смогут нанести весомый ущерб всему Королевству.

— Боюсь сглазить, но эти засранцы умнеют, — Адъяр отмахнулся от руки Виги. — Была у них какая-то сплочённость.

— Пять смертей отлично об этом говорят, Мавор.

— Мне жаль.

— Три смерти произошли с твоими людьми.

— Я знаю, но на нас напало четыре огра. И мы не сразу скоординировались и…

— Тебе всё равно нужно отдохнуть.

— То есть?

Лидер сложил перед собой руки и вздохнул. Пояснять очевидное он не любил.

— Если поступит новое сообщение о нападении, то офицер исполнит твои обязанности. Ты выше этих погонь. Я не хочу раскидываться так нецелесообразно твоей жизнью.

— Но мои люди… — Мавор с мольбой глянул в потускневшие, ничего не выражающие глаза, и заметно погрустнел. — Как скажешь.

— Поверь, так будет лучше.

Лидер неспешно поднялся и подошёл к карте, рассечённой красными линиями и различными опознавательными символами. Некоторые обозначали порталы, другие — особые места. Он прочертил пальцем границу людского Королевства и задержался на храме, который давно был зачёркнут несколько раз.

Если бы в реальности всё было так просто, то бы он давно стёр эти раздражающие элементы, вечно отвлекающие его от насущных дел, с лица Солфаса.

Он бы стёр все человеческие проблемы, нашёл своё перо и получил бы в качестве приза исполнение самого заветного желания.

Но пока он оставался в мире, полном разочарований. И с этим приходилось смиряться, чтобы жить дальше.

Глава 9. Хрупкий контроль. Часть первая

— Однажды я попробовал жука кужа́ра…

— Да ты шутишь.

— Я?! Да ни разу! Он был таким… Сущий, он был таким мерзким! — Сокол готов был разрыдаться от этих воспоминаний. — Он же огромный, да? И я подумал: хм-м, почему бы его не зажарить, вдруг будет вкусно? В итоге эта ерунда начала что-то выделять и, короче, получилось ещё отвратительнее, чем если бы я ел его в сыром виде.

— Сокол… просто… — Медея, жестикулируя рукой, вырисовывала в воздухе что-то непонятное, пока на её лице было множество самых разных вопросов. — Зачем?

— Чтобы попытать удачу! Я слышал об экзотической столичной кухне, и я почему-то решил, что если смогу справиться с кужаром, то меня найдут, и я буду кулинарить уже для кого-то. Сложная история.

— У нас этот жук несёт плохие вести, — Делеан шёл как всегда впереди, но он отлично всё слышал. — Если он появляется рано утром, то это к смерти. Если вечером — то к сильному ветру. Если он садится на руку, то это к болезни.

— Этот придурок сел мне на волосы!

— Тогда это к душевным распрям и страданиям.

— Какой милый жучок… — недовольно сказал Сокол. — Понятно теперь, почему меня никто не взял.

— Даже если бы ты приготовил чудотворное зелье от всех болезней, — усмехнулся Делеан, — то тебя бы всё равно никто не заметил. Маленький человечек в самых дебрях, в глуши? Нет смысла обнадёживать себя приятными сказками.

Медея, положив на плечо Сокола руку, призывала того миллион раз всё обдумать и не действовать сгоряча. Ему это помогло плохо, но он честно постарался остыть. Наломать новых дров и ещё сильнее упасть в глазах чешуйчатого кретина так или иначе не входило в его планы.

Впрочем, не сказать, что Сокола вообще задели его слова. Он не только привык к обзывательствам, но и плевал на нивра с высокой колокольни и считал себя куда умнее Делеана. Было очевидно, что тот просто издевался над наёмником и старался спровоцировать его на эмоции.

И такая тактика, с точки зрения Сокола, заслуживала осуждения.

Конечно, он не хотел с ним мириться и молча терпеть его выходки. Сокол мечтал о спокойствии, как это было до появления Делеана, ведь у них наконец-то начали налаживаться отношения с Медеей. Но от нивра уже было не избавиться, — к сожалению, воспротивилась бы Лиднер, поэтому единственный вариант, который оставался Соколу, — это попытаться хотя бы сохранить нейтралитет. Ради собственного духовного состояния. ради Медеи со Стриго, которые от них страдали.

— Тогда мне надо было взять в качестве кулинарного шедевра другого жука, — непринуждённо улыбнулся Сокол. — Вдруг у меня получилось бы создать такую ядрёную смесь, что запах дошёл бы даже до столицы? Но кухарем быть мне не нравится. Кому-то прислуживать, готовить… Ты берёшь и тупо подтираешь левому человеку задницу и наивно полагаешь, что ты необыкновенно талантлив и во всём мире нет никого лучше тебя… Не-е, мне всё же повезло, что я тогда кужара встретил. Надо ему памятник в честь своего спасения поставить.

— Из человеческих помоев получится самый живописный памятник, — отстранённо бросил Делеан.

— Ты бы мог работать на себя, Сокол.

— И платить основной доход в казну?

— Как будто королевские повара его не платят.

— Конечно не платят, Медея! Они же ко-ро-лев-ски-е. Работают чисто на самомнении и почестях Короля.

— Король не спускается туда, чтобы похвалить рабочую силу, — возразила Лиднер. — Я сомневаюсь, что он вообще в последнее время вставал и куда-то там ходил.

— Потому что ваш Король никудышное животное, возомнившее себя выше всех, — не выдержал Делеан и опять подал голос. — Он марионетка, которой управляют низменные порочные инстинкты. Это не предводитель, а, скорее, уничтожитель.

— Ты когда-нибудь бывал раньше в столице?

Нивр, не понимая, к чему такой вопрос, покосился на Медею.

— Нет.

— Тогда ты на удивление отлично знаешь, как обстоят у нас дела.

Она, смирившись с этим, просто пожала плечами. Делеана это возмутило ещё больше. Осознавать и при этом ничего не делать — как так можно жить? На их глазах творилось настоящее бесчинство, а они вместо того, чтобы устранить его, шутили и не воспринимали ситуацию всерьёз.

Будь у них такой Король, то они бы устроили восстание, не потерпели бы к себе настолько халатного отношения. Все нивры равны, и если один позиционирует себя всесильным, будь он хоть трижды Королём, то он был достоин исключительно смерти.

— Неужели вас это устраивает?

— Попытаешься высказаться против — и тебя будет ждать виселица. Но сначала тюрьма. Большинство именно тюрьма пугает. Там невозможные для жизни условия.

— Или тебе могут отрубить голову, — Сокол наглядно провёл указательным пальцем по шее, высунул язык и сделал вид, что умер.

— Это безумство!

— В приличных масштабах, — подтвердила Медея. — К сожалению, иногда сложно бороться за справедливость.

— А ещё сложнее, если ты не в курсе, что не все такие белые и пушистые, как ты и твой народ, — Сокол многозначительно взглянул на Делеана. — Надо расширять кругозор. Кое-кому это не повредит.

Стриго дёрнул наёмника за рукав, и Сокол, чуть приостановившись, улыбнулся ему.

— Что случилось, пернатый?

— Из-звините, что п-прерываю вас, м-мой с-спаситель… н-но я не могу избавиться от-т чувства… н-неприятного очень…

— Конкретнее.

— Мне к-кажется… к-кажется… за нами с-следят!

Оуви испуганно огляделся и прижал ушки к голове. Он обнял покрепче Сокола, то ли переживая, что его спасителя могут украсть, то ли боясь, что ему самому могут причинить боль.

— Ты что-то видел?

— Н-не знаю… з-звуки были под-дозрительные!

— Медея! И Делеан, как же без тебя… — Сокол прокашлялся в кулак. — Стриго говорит, что за нами следят.

— Я в-вовсе не ут-тверждал…

— Мы будем из-за оуви делать очередной привал? Сколько ещё их понадобится? Такими темпами мы никогда не доберёмся до цели.

— Я лучше сделаю привал, чем буду игнорировать предчувствие своего друга.

— Так, значит, это ещё и предчувствие? Превосходно. Создавать панику из ничего — это так свойственно слабым и никудышным оуви.

— Слушай, ты…

— Тихо! — приказным тоном прошептала Медея, и к ней сразу же все повернулись. — Я склоняюсь к тому, что Стриго прав. Кто-то в этом лесу точно есть.

Делеан, прежде сохраняя завидное спокойствие, заметно напрягся. Его черты лица заострились, губы плотно сжались, зрачки — сузились, а взгляд был сосредоточенным, без капли лишней эмоции. Он медленно вытащил свой искусно сделанный меч, чтобы в дальнейшем не тратить на это времени, и подготовился к вероятному нападению.

— Ты… в норме? — спросил Сокол, который по сравнению с Делеаном не был так взволнован. — Эй, ребят, мы же даже ничего не проверили. Чего вы так всполошились, словно перед нами целая орда монстров, а? Вдруг это обычный кужар притаился? Как говорится, вспомнишь счастье — вот и оно.

Никто шутку не поддержал, и Сокол, вздохнув, сделал вид, что тоже приносит пользу, а не считает понапрасну воображаемых февулов в траве.

— Ладно-ладно, давайте тогда вместе…

Рассекающая воздух стрела предупреждающе вонзилась в землю практически рядом с ногами Сокола, который от шока замер и побледнел. Лучник громко, на чуднóм языке, закричал и глупо раскрыл своё укрытие, за что и поплатился: нивр, не разбрасываясь лишними угрозами, метнул кинжал, который попал прямо в человека и убил его.

— Не трогайте наконечник. Он, возможно, ядовит.

— В смысле ядовит?! — Сокол интуитивно отскочил и достал меч. — Сущий их дери!

Делеан бросил ещё один кинжал, прикончил очередного притаившегося разбойника и отступил назад, к ближайшим кустам и деревьям. При граде стрел подобное жалкое укрытие не убережёт, но и в них больше не стреляли. Вероятно, они столкнулись с самой обычной неорганизованной группой разбойников, которые побеждали благодаря внезапности, а не потому, что они талантливо владели оружием. И лучников здесь раз-два и обчёлся. В теории, по крайней мере.

Тогда на ниврийскую стражу напало много людей. Они не отличались чем-то особенным, но у них были определённые планы по грабежу, которые не раз их выручали. А ещё у них были ядовитые стрелы, о которых Делеан узнал чуть позже, что и сыграло с ним в злую шутку. Он не был уверен, что и здесь — аналогичная ситуация, но он должен был попытаться предупредить сопровождающих его созданий о вероятной угрозе.

Медея, прикрывая Стриго, оглядывалась по сторонам. Сокол стоял дальше всех, Делеан — ближе к оуви и Лиднер. Нападение прекратилось так же неожиданно, как и началось, и в этом чувствовался подвох — все его понимали, в том числе и Стриго, далёкий от военных дел.

Но тут в них полетело копьё. Сокол, заметив его, вовремя успел убежать. Когда за первым не последовало второго, он набрался смелости и приблизился к нему. Возле наконечника висела обычная однотонная красная ленточка.

— Что за ерунда?!

— Сокол, уходи!

— Что? Почему?

— Это га́умы!

— А?..

Земля пошла ходуном, как будто все злые, переполненные чистейшей ненавистью создания вырвались из тьмы на свободу, к голубому небу, чтобы и его тоже поглотить своей густой чернотой.

Деревья, покорно поддаваясь чужой силе, накренились и пропустили крупного, выше любого огра, монстра, который напоминал бесформенный булыжник и двигался благодаря лишь чуду. Его разноцветные овальные глаза украшали тупую плоскую морду, длинные отростки на голове метались и заменяли руки, которых у чудовища попросту не было. Короткие ноги без проблем перемещали тяжёлую тушу, а хищный оскал пробирал до мурашек. Во лбу у него был синий кристалл, тускло светящийся фиолетовым, а на его спине сидело нечто, отдалённо похожее на человека. Оно было полностью заросшим, низкого роста, в потрёпанной рваной одежде, закрывающей всё его лицо. Оно держало такого же цвета камень и, очевидно, благодаря нему управляло своим «питомцем».

— О проклятье! Что это за штука?!

— Сущий, я думала, они вымерли!

— Ха-ха!.. Как смешно! Я бы с тобой поспорил, Медея!

Если бы Сокол мог, то он бы переместился куда угодно, лишь бы подальше отсюда. Вживую видеть, как что-то непонятное переставляло ноги, как готово было убить одним своим весом, как рвалось в один присест сожрать тебя — было выше его сил. Никакая страшилка из детства не сравнится с суровой реальностью, способной с лёгкостью породить неописуемый ужас.

С беззубой улыбающейся пасти монстра стекала красная жидкость вперемешку с чем-то белым, он не моргал, из-за чего его глаза были опухшими и кровяными. Из двух ноздрей капали фиолетовые выделения. Сокол, засмотревшись на узорчатую каменную кожу, не сразу осознал, что шёл к нему, а когда опомнился — уже ничего не мог поделать со своим телом.

— Сокол!

Медея кинулась к наёмнику, находящемуся явно не здесь, и упустила момент, когда на Стриго прыгнул с дерева странный низкорослый человек в лохмотьях. Оуви заверещал, но ему умело и крайне быстро перемотали клюв, чтобы тот замолчал.

Делеан был в наиболее выгодной позиции: все перед ним были как на ладони, и он мог правильно оценивать обстановку. Он с мечом наперевес побрёл к врагу, но сзади на него абсолютно бесшумно набросили сетку, гурьбой повалили на землю и, как Стриго, обездвижили.

Нивр, хваставшийся своей силой, оказался ничем не лучше оуви. Оба были повержены простыми созданиями, знающими, что такое командная работа.

Делеан, не сдаваясь, забарахтался, сумел скинуть с себя парочку вредителей, но окончательно запутался в сетке. Несмотря на собственную гордость, разумом он отлично понял, что без помощи не разберётся и что смерть одного, в данном случае — Сокола, ничто по сравнению с гибелью двоих.

— Медея!

Лиднер молниеносно среагировала на имя. Она развернулась к нивру и притормозила, и этого было достаточно, чтобы она увидела, в каком безвыходном положении были Стриго и Делеан. Но она не поспешила к ним на выручку.

Перейдя снова на бег, Медея врезалась в Сокола и вместе с ним кубарем покатилась к монстру, взревевшему от того, что его жертву пробудили от гипноза. Оно наобум махнуло отростками и повалило близлежащие деревья, завопило, нагнулось и резко выпрямилось, из-за чего всадник, не удержавшись, упал с высоты вниз. Камень управления вдребезги разбился, сияние кристалла во лбу монстра — погасло, что ознаменовало лишь одно — контроля над ним больше нет.

Гаумы, забыв и про Стриго, и про Делеана, запищали и кинулись врассыпную. Чудовище сделало огромный шаг, схватило отростками первого попавшегося и сожрало.

Медея внутренне кричала, но внешне была неприступна. Она влепила валявшемуся на спине Соколу пощёчину и сорвавшимся голосом спросила:

— Где твой дух?! Пусть сделает то же, что и с моим отцом!

— Какой… — он заметил за спиной Лиднер отростки и откатился с ней именно тогда, когда монстр собирался их безжалостно раздавить. — Надо прикончить его другим способом!

— Нет никакого другого способа, Сокол! — Медея толкнула наёмника в грудь. — Тебе нужно позволить ему выйти наружу, иначе нас убьют! Мы не справимся без него!

— Нет, Медея… Я…

— Оно идёт к Стриго и Делеану!

Воплощение самого кошмара могло без проблем превратить любой организм в ничто, но вместо этого оно предпочитало хватать низкорослых дикарей своими отвратительными недо-руками и пожирать, словно оно нуждалось в этой маленькой еде, по факту не играющей для него никакой роли.

Делеан, прощаясь с жизнью, с ужасом смотрел ему прямо в глаза. Он не мог избавиться от невыносимой тоски, проснувшейся вместе с осознанием, что он подвёл и свою Королеву, и свой народ. Он почти поверил непонятно кому — и вот к чему привела эта доверчивость. Люди выживут, а он — нет. Ему нужно было сразу дать дёру, чтобы выбраться из передряги невредимым. Но разве Делеан был трусом? Разве он был таким же, как подлое человечество?

Вдруг монстр остановился и медленно повернулся к Соколу, бросавшему в великана камушки. Будь Делеан не в ловушке и на свободе, то он бы рассмеялся от этой абсурдной картины, но сейчас он искренне был благодарен ему за шанс не умереть в чужом Королевстве от непонятно чего при самых позорных обстоятельствах.

От паники, подобравшейся к нему столь близко, от всех пережитых волнений Делеан неожиданно для самого себя потерял сознание.

— Слышь, упырь! Да-да, ты! Поздравляю тебя! Ты, Сущий дери, побил все рекорды по тупизне, представляешь? Какой же ты идио-о-от! Ты в курсе, что даже огры красивее тебя, а они, между прочим, самые уродливые? Ты вообще спишь? Я тебе настоятельно… о-ой, мамочки!

Кажется, даже зловещая улыбка «упыря» стала чуть грустнее. Но в его оправдание можно сказать, что не каждый способен вытерпеть столько оскорбительных слов в свой адрес. Поэтому он, не найдя ничего лучше, решил задавить своего обидчика — у него это получалось лучше всего.

Отросток направился к Соколу, однако тот, усмехнувшись этой предсказуемости, побежал к врагу.

— Что ты делаешь, Сокол?!

— Всё под контролем!

— У тебя ничего не под контролем!

— Не сглазь!

Второй отросток также промахнулся и не попал по цели. Послышался новый рёв, разноцветные глаза судорожно забегали. Монстр размахивал своими конечностями, и если сначала Сокол предугадывал его медленные хаотичные движения, то после они ускорились, и наёмник взмолился Сущему, чтобы не оплошать и не попасться.

Сокол приблизился к чудовищу и обогнул его так, чтобы быть сзади него. Но тут его ждал сюрприз в виде выросших коротких щупалец, идущих, как шипы, вдоль каменной спины. Они, извиваясь, обрывали все шансы забраться и оседлать монстра.

— Вот… срань…

Недо-рука задела Сокола, обвилась вокруг его талии и кинула прочь от себя. Чудовище победоносно взревело и затопало ногами, из-за чего вызвало землетрясение. Оно было очень радо, что расправилось с тем, кто так сильно его раздражал.

Неудачно приземлившись, Сокол готов был следом за Делеаном потерять сознание. Всё темнело и кружилось, зрение размывалось. Лес, внезапно увеличившийся, заключил его в тиски и сдавил, сделал мелочным, никудышным — застрявшей в паутине мошкой, которую вот-вот намеревался съесть подкравшийся паук.

— Сокол, о Сущий, я сейчас… сейчас приду!

Медея собралась с последними силами, но предупреждающе упавший прямо перед ней отросток поднял пыль и откинул её слабой волной назад.

Наёмник не слышал и не видел Медею, старавшуюся сделать хоть что-то, чтобы прийти к нему на помощь. Он был словно в воде — задыхался, хватался за что-то невидимое, панически трогал свою шею, царапал её, чтобы разодрать кожу, в которой он был заточён, как в тюрьме.

А потом всё прекратилось, исчезли тяжесть и сковывающая боль, и его тело уверенно встало на ноги. Хрустнули руки, шея. В резко наступившей тишине отчётливо послышался довольный вздох. Пальцы вытерли с уголков губ, растянутых в улыбке, кровь. Узкий зрачок окутывала фиолетовая радужка, пугающая своей неестественностью.

Он блаженно вскинул голову, и весь мир будто потемнел.

Глава 9. Хрупкий контроль. Часть вторая

— Сокол…

Медея испугалась. Но теперь этот страх внушал не огромный великан с мёртвыми глазами, а Сокол — такой спокойный, холодный и с походкой, нехарактерной для него. В нём не было ничего, что могло бы свидетельствовать о том, что он — это он настоящий, а не более жестокая версия, которую он старательно в себе прятал. От него исходило сверхъестественное свечение, выдающее с потрохами всю его истинную нечестивую сущность, и Медея наивно обняла себя, чтобы отгородиться от Сокола, которого совсем не узнавала.

Монстр, очнувшись первым, попытался снова напасть, но дух, не прилагая никаких усилий, изящно, почти играючи, махнул левой рукой, которую окутали магические фиолетовые спирали, и отросток отвалился, почернел и превратился в бесполезную пыль. Гигант заревел от боли, его спинные щупальца ощетинились и заострились подобно лезвию. Он хаотично занёс следующую конечность, но и её ждало лишь гниение.

Из крупных глаз чудовища полились зелёно-красные слёзы. Он, как ребёнок, оставшийся без всякой возможности атаковать, побежал на обидчика, но это было так смехотворно и нелепо, что дух, вытерев пыль с одежды и внимательно рассмотрев надкусанные ногти, великодушно дождался, пока противник к нему приблизится. Уже после он, не отрываясь от своих увлекательных дел, заставил загнить чужие ноги. Дух длинными прыжками переместился на безопасное расстояние и с жестоким удовольствием понаблюдал за тем, как неповоротливая туша, казавшаяся всем непобедимой, повалилась на землю. Она походила на бездарный кусок мяса, который из-за вони и непрезентабельного вида до конца дня лежал на захудалом прилавке — одинокий и никому не нужный.

Испытывая презрение, дух небольшими шагами добрался до морды монстра, чтобы ещё раз оценить свои старания и поглумиться над ним. Тот не терял надежды подняться, но все его части тела были уничтожены, и он мог только улыбаться и рыдать.

— Какое создание, — заговорил мягким тембром Сокол, и даже монстр, притихнув, одним глазом доверчиво уставился на него. — Живущее поначалу лишь благодаря воле хозяина, не знающее ничего, кроме смиренной рабской доли. И тут его освобождают. Но он не понимает, что ему делать, как быть в этом жестоком мире среди таких маленьких жалких душонок. Поэтому он начинает мстить.

Дух нежно провёл по рельефной узорчатой коже, а после сжал пальцы вокруг кристалла и с корнем его выдернул. Чудовище заревело, но Сокол, поцокав, успокаивающе его погладил.

— Никто не знает, как погубить его. Для всех он — крепость. Без изъянов. Без трещин. Совершенство. Как жаль, что слабости всегда оказываются на видном месте.

Кристалл начал гнить, а вместе с ним и сам монстр, покрывающийся тонкой фиолетовой паутиной. Лес оглушило рычание, следом раздался жалобный скулёж и, наконец, наступила тишина. Монстр превратился в безликий прах, который подхватил ветер и унёс высоко в небо.

— Сокол!

Медея дрожала. Она с надеждой глядела в насмехающиеся глаза и старалась рассмотреть в них хоть что-то напоминающее Сокола. Но они были слишком злы и обижены, и Лиднер медленно погружалась в тяжёлые воспоминания, когда эта же сущность с таким же взглядом стирала с лица земли её отца.

Дух ухмыльнулся и плавно подошёл к Медее. Он, игнорируя личное пространство, беспардонно взял её за подбородок, чтобы показать ей, кому она должна служить.

— Когда обладаешь властью, то становится так просто распоряжаться чужими жизнями.

— Это не ты, Сокол…

— Разумеется, человечишка, — дух улыбнулся ещё шире. — Я лучше. Ведь я Ахерон.

Медея схватила его за запястье, чтобы оттолкнуть от себя, но он был куда сильнее её.

— Сокол, пожалуйста… Стриго и Делеан… с ними что-то не так…

— Мы же выяснили, — Ахерон, сжав её подбородок, намеренно причинил ей боль, — что здесь нет Сокола.

— Хватит! Мне неприятно!

— Бедная маленькая девочка, — он нагнулся к уху Медеи и обжёг её кожу своим дыханием, — поставившая меня выше своего дружка. Какая прелесть.

— Я ошиблась…

— Почему ты дрожишь?

— Я не хотела, чтобы всё так произошло!

— Медея, не обманывай меня. Я вижу тебя насквозь.

Лиднер замотала головой.

— Верни его! Пожалуйста, он…

— Я думал, ты будешь такой же бойкой, как и в самом начале. Но ты никчёмнее, чем он. Он умеет бороться. С ним интересно. А такие, как ты, лишь внешне умеют дерзить, но когда дело доходит до их души, — Ахерон прикоснулся к солнечному сплетению Медеи, — то они теряют созданный с таким трепетом образ и превращаются в размазню.

— Сокол, я знаю, что ты там… Пожалуйста, не позволяй ему управлять собой!

— Ха, — Ахерон со скучающим видом переместил ладонь на шею Медеи, затем провёл костяшками пальцев по выпирающим ключицам. — Даже не пытайся. Его здесь нет. И больше никогда не будет. Но зато есть я, и я требую к себе уважения.

— Сокол, — Лиднер, вглядываясь не в голубые, а в ужасные фиолетовые глаза, в которых плескалась ненависть, аккуратно обхватила его лицо. — Он прав. Ты — удивительный человек. Ты борешься до конца. Даже тогда, когда нет никакого шанса. За всё это время я поняла, что, сколько бы в тебе не было твоей прокля́той язвительности, ты жаждешь делиться со всеми только добром. Иногда в специфической форме, но это неважно. Какой-то придурок не сможет тебя стереть! Пожалуйста, Сокол, мы должны помочь Делеану и Стриго. Я умоляю тебя. Пожалуйста!

— Вздор! — дух грубо откинул от себя руки Медеи и отпрянул от неё, будто та действительно могла ему навредить. — Советую тебе прекратить нести эту чушь, иначе я убью всех, кто тебе дорог! Я заставлю наблюдать тебя за их мучительной смертью, а затем сниму с тебя кожу, жалкое отродье, и вырву твоё сердце!

— Ты не забыл, когда я говорила тебе, что ты не виноват? — игнорируя Ахерона, Медея улыбнулась Соколу. — Это были не просто слова. Это действительно так. Я знаю, ты коришь себя, но это мешает тебе двигаться дальше. Ты не должен перекидывать на себя его поступки. Пожалуйста, вернись к нам. Мы сможем абсолютно всё. Вместе!

Дух устремился к Делеану и Стриго, но тут же упал на колени, вцепился в волосы и рвано задышал. Он впился короткими ногтями в траву, в землю, схватил горстку и выбросил назад. Вокруг него витала тяжёлая атмосфера, магия искрилась, охватывала тело и заставляла всё, чего он касался, гнить.

Он столько всего хотел сделать, но этот контроль, который постоянно терялся, этот невыносимый человек, вечно мешающий его планам. Ради чего Сокол это делал? Почему какие-то нелепые слова его так мотивировали? Это было несправедливо!

Дух, испытывая спектр самых разных эмоций, несвойственных его натуре, зарычал. Он рассёк себе бровь, царапнул кожу на щеке и беспомощно повалился набок без всяких признаков жизни.

— Сокол?..

Медея присела рядом с ним, убрала тёмную вьющуюся прядку за ухо и потрогала лоб. Его обескровленное лицо было холодным, как у мертвеца. Она потрясла Сокола, но тот никак не отреагировал, и её нервы сдали.

Медея не помнила, когда в последний раз была в таком состоянии, когда чувствовала солёный привкус собственных слёз. Тем более из-за безбашенного наёмника, которого она знала совсем недолго. Так почему же? Почему после смерти отца она так не переживала, как сейчас? Отца, который обозвал и ударил её, но с которым в детстве она любила играть?

Медея не могла ответить на этот вопрос. Ей было, откровенно говоря, как-то плевать. В данную минуту она лишь хотела, чтобы Сокол снова пошутил в своей глупой, придурковатой манере. Или рассказал опять про кужара.

Разве она о многом просила?

— Сокол, идиот, только посмей мне помереть… подниму тебя из мёртвых и самолично придушу. Или прирежу, не знаю…

— Как… грубо…

— Сокол!

Медея на эмоциях схватила Сокола, крепко обняла его и уже расплакалась от радости. Он в недоумении прокашлялся и прищурился от яркого солнца, режущего глаза. Он уткнулся ей в одежду и унюхал весьма приятный цветочный аромат, который прежде никогда не замечал. Впрочем, не сказать.

— Ты что, пользуешься духами?

— Нет, я натираю себя травой. Конечно я ими пользуюсь!

— Обалдеть. А откуда они у тебя?

Медея отстранила от себя Сокола, но по-прежнему держала его за плечи. Она внимательно его разглядывала, изучала по-новому. Добавилось несколько царапин, кровоточили бровь, щека и шея. Но, самое главное, его глаза были голубыми, как до всей истории с духом.

— Ты чего?

— Ты помнишь, что случилось?

— В какую-то ситуацию попали? Опять. И там был ещё такой… неприятный тип, короче.

— А было что-то ещё?

— Что за наводящие вопросы?

— Нет, я просто… О Сущий! Стриго и Делеан. Я забыла!

Она взяла Сокола за руку и повела его в известном только ей направлении. По скромному мнению Сокола, она хотела завести его в лес и там с ним разобраться. Он уже засобирался озвучить своё сомнительное предположение, но подумал ещё раз и прикусил язык.

Из-за чересчур яркого солнца он не разбирал дороги, плохо видел и был как настоящий слепец, которому помогали добираться до дома. Плюс его сильно подташнивало и штормило, и это не делалообщее состояние лучше.

Что стряслось, когда он отключился?

Сокол смог различить Делеана и Стриго лишь тогда, когда он и Медея уже стояли перед ними. Первый, без сознания, был запутан в сетке, второй — тоже без чувств, обездвиженный, да ещё и с закрытым клювом. Зрелище было, откровенно говоря, печальным.

Сокол медленно разрезал сетку и вытащил нивра. Он взял флягу и нерационально полил воду прямо Делеану на лицо, и тот, спустя считанные секунды, пришёл в себя.

Он открыл глаза и чисто интуитивно врезал Соколу. Наёмник, смачно ругнувшись, повалился, вытер кровь и прикрыл нос. Он не мог избавиться от ощущения, что до этого его били раз сто, если не больше.

— Ты, мать твою, больной!

— С каких пор? — туманно спросил Делеан, поправлявший волосы.

— С тех самых пор, когда начал калечить людей, которые спасают тебя.

— Что?

— Ничего, гений!

Делеан внимательно оглядел Сокола, его тусклый взгляд, выделяющиеся венки на бледной, перепачканной кровью коже и красные царапины.

— Не могу так просто проигнорировать один факт. Выглядишь паршиво.

— Ты тоже, Мистер Идеальность.

— Ребята, Стриго сильно ранен.

— В смысле?

Сокол поднялся, за ним — Делеан. Они приблизились к Медее, старавшейся всякими имеющимися настойками снять воспаление вокруг действительно крупной раны, но по её тяжёлым вздохам было ясно, что у неё ничего не получалось.

— Я не могу остановить кровотечение. До ближайшего городка идти ещё очень долго…

Делеан порыскал в сумке Лиднер и вытащил два пузырька. Он понюхал их, перелил одну жидкость в другую, потряс и получил в итоге что-то совершенно новое.

— Мне нужны листья же́нры.

— Чего? — переспросил Сокол.

— Я принесу.

Медея проверила своё оружие на поясе и полезла вглубь леса. Она, временно оставив Делеана и Сокола одних вместе с раненым Стриго, очень боялась, что нивр узнает, что произошло, пока он был без чувств, и нападёт на наёмника, который навряд ли сумеет дать ему отпор.

Если, конечно, опять не появится дух, который определённо не пощадит бедного Делеана.

— Ты смешал запор с головной болью?

Делеан посмотрел на Сокола своим фирменным взглядом.

— Прошу прощения?

— Эти настойки… они никак не связаны.

— О, ты об этом. Боюсь огорчить, — Делеан наклонил пузырёк и капнул получившимся лекарством на рану. — Использованные травы в этих… настойках помогут остановить кровь.

— Расскажу — никто не поверит.

— Ваш уровень врачевания на примитивном уровне. Неудивительно.

Вернувшаяся вскоре Медея принесла несколько листьев женры. По краткому комментарию нивра, они дадут противовоспалительный эффект, который был как раз необходим. Обильно намазав листья жидкостью, он приложил их к ране Стриго, перемотал имевшимися кусочками бинта и подложил для удобства под голову оуви сумку.

— Ему нужно лежать. Рана не будет заживать, если её беспокоить.

— Ты не подрабатываешь тайно лекарем?

— Мы все знаем основы врачевания. Если бы не мы, то вы бы сейчас навряд ли смогли залечивать даже незначительные царапины.

— Сколько понадобится времени? — спросила Медея. — День, два?

— В идеале — два дня. Но учитывая походные условия, то хотя бы день. Уже в городе можно будет оказать более существенную помощь.

— Оуви никто не будет лечить, — Медея грустно погладила Стриго по макушке. — Умер и умер.

— Я способен помочь ему, — Делеан подобрал тряпку и брезгливо вытер свои руки. — Это легко.

— Правда?

— Ложь.

— Думаю, он хочет сказать, что не надо задавать тупых вопросов, — пояснил Сокол. — Я пройдусь.

— Лучше не стоит. Нам надо держаться вместе.

— Ничего не случится, Медея.

— Сокол…

— Монстра больше нет. А навряд ли с тем гигантом поблизости жил ещё один, — отмахнулся Сокол. — Поэтому не паникуй.

Лиднер не могла так легко смириться с решением Сокола, тем более так быстро и после недавнего инцидента. Она переживала, что дух в нём при любом удачном случае снова вырвется наружу. И что тогда будет? С ним? Со всеми?

Но ей было не суждено его остановить. Он уже отдалялся от них, и её излишняя забота навряд ли заставит его передумать.

— Он весьма странный.

— Люди, — пожала плечами Медея, будто это слово объясняло все сложности её расы.

— Как вы уничтожили монстра? Где его тело?

— Мы нашли его слабое место. Когда мы разбили его кристалл, — частично говорила правду Медея, но утаивала некоторые важные детали, — он превратился в пепел.

— Вот как.

Лиднер кивнула. Ей надо было срочно перевести тему.

— Эти отшельники, гаумы, назвали себя в честь Гаума. Эти монстры как редкий доисторический экземпляр. Возможно, нивры что-то о них знают?

— Наверное.

— Что ж… многословно.

Медея вздохнула, обняла свои ноги и положила подбородок на острые колени. Из-за такой казавшейся с первого взгляда чепухи всё усугубилось до невозможности, и теперь вместо того, чтобы все были здоровы, их команда, не успев победить, терпела сокрушительное поражение: Стриго был ранен, Сокол находился в тяжёлом состоянии, Делеан был недоволен очередной заминкой, а Медея… она просила у Сущего, чтобы Стриго пришёл в себя, а Сокол и дух не создали новых проблем.

Но именно это простое, по сути, детское желание и было, к несчастью, трудно осуществимым.

Они могли только ждать. И надеяться, что всё само рассосётся. От них ничего не зависело, и это больше всего пугало Медею. Она ненавидела, когда не могла на что-то повлиять.

Лиднер придвинулась к слабо дышащему оуви и тоскливо посмотрела туда, куда ушёл Сокол.

Дело приобретало серьёзный оборот.

* * *
Сокол не знал, зачем наловил ушастых хи́нгов. Они бежали стаей — и он решил, что это будет хорошая идея схватить парочку и зажарить.

Бесцельные похождения продлились, по его подсчётам, недолго. Может, час от силы, но точно не больше. Он не хотел тратить лишнее время и планировал уговорить своих спутников возобновить путь: он по неясным причинам чувствовал себя отвратительно, немыслимые картинки бесконечно стояли перед его взором, и единственное, о чём он мечтал — это лечь в мягкую кровать, укрыться тёплым одеялом и спокойно провалиться в заветный сон. А чтобы это реализовать, ему предстояло в первую очередь добраться до этой кровати, что уже было весьма проблематично.

Он вытер рукавом одежды слезившиеся глаза и закинул две тушки на плечо. Сокол, бесстрашно шурша травой, вышел на дорогу, возле которой, ближе к лесу, расположились Медея, Делеан и Стриго.

Завидев Сокола, Лиднер помахала ему рукой и подозвала к ним. Ему пришлось проморгаться, чтобы увидеть её не размыто, а более-менее чётко.

Подойдя к компании, он бросил хингов на землю и присел рядом с Медеей, обеспокоенно за ним следившей.

— Как Стриго?

— Его дыхание стало более ровным, но он по-прежнему без сознания.

— Я же сказал, что ему нужен покой, — раздражённо отреагировал Делеан. — Он очнётся, по вероятным прогнозам, только ближе к ночи.

Сокол, представляя, как закапывает нивра живьём, нахмуренно на него посмотрел.

— Вы же в курсе, что нам нельзя здесь засиживаться?

— Да, разумеется, — Делеан, проговаривая каждое слово отдельно, делал специальный акцент и показывал своим тоном негодование: — но мы будем действовать по-твоему плану, если все захотят прикончить оуви.

— Сокол, просто промолчи, пожалуйста.

— Твой выдуманный план прикончит не только его, но и нас. Чем быстрее мы доберёмся до города, тем эффективнее для Стриго будет наша помощь.

— Сколько идти до города? День, два? Я могу пожелать тебе удачи.

— Какая разница? Соорудить носилки — и всё, чтоб тебя, готово!

— Сокол!

— Что не так? Просиживая здесь свою задницу, мы не добьёмся своей идиотской цели!

— Стриго плохо, Сокол, неужели ты не понимаешь? — Медея ненавязчиво коснулась его ладони, на что тот нервно дёрнулся и одарил её недобрым взглядом. — Никакие носилки не обеспечат ему стабильное состояние. А если с ними что-то случится? Если они сломаются за это время, и он упадёт и ударится? Ты подумал об этом?

— Если, если, если… Продолжая так рассуждать, мы можем лечь прямо тут и больше никогда не подниматься! Я поражён тем, что мы добрались хотя бы до этого обалдеть какого шикарного места! Чудесный свежий воздух, прекрасно!

— Сокол.

— А кому потом станет плохо? Этому чешуйчатому кретину? У него будет запор и мы будем терпеливо ждать целый день, когда всё пройдёт? Или у тебя, Медея, внезапно сломается ноготь? Мы помрём в сраном ожидании!

— Ты перегибаешь палку.

— Я? Я пытаюсь быть вашим голосом разума, но вы тупее бревна. Тупее, духи вас раздери, всех тупиц вместе взятых. Сидите, ничего, не делаете, ждёте чудо, будто…

Лиднер влепила Соколу пощёчину. Несильно, но чтобы он замолчал и извинился. Однако тот, потрогав неприятно ноющую щеку, поднялся и зло оглядел их. По его мрачному настроению было ясно, что он не считал свои слова обидными.

— Знаете, а идите вы в задницу. Я сам доберусь до города.

И, не сказав больше ничего, он ушёл от команды. Бросил одних в глуши и не позаботился об их безопасности. Даже Медея, не ожидавшая от него подобного поступка, замерла и глупо обратилась к Делеану, будто он мог оказать ей хоть какую-то поддержку. Но тот не думал, что уход Сокола — это проблема, и Лиднер это только сильнее расстроило.

Медея ненавидела этот день всей своей душой, и она боялась, что это ещё не конец.

Глава 10. Ошибка

Тяжёлая атмосфера угнетала. Её ухудшало и то, что комнатка, в которой они находились, была небольшой, когда как раздражения Лидера хватило бы на всё Королевство.

Видеть его настолько злым — было делом исключительным. В Циннии он славился самым спокойным нравом, рациональностью мышления и всем тем, что свойственно тому, кто занимает высокий пост. И когда такого человека некто выводил на эмоции, то это — к беде.

Цирцея сидела ближе к Лидеру, когда как Мавор предусмотрительно отсел от него подальше, чтобы не попасть под горячую руку. После не особо удачной борьбы с ограми всё его тело предательски ломило. Особенно это ощущалось утром, когда невозможно было без боли даже пошевелить пальцами. Сегодня, например, ему пришлось около часа лежать в постели, привыкать, чтобы затем со стоном подняться, взять трость и хромающей походкой выйти на улицу.

Цирцея посоветовала ему мазь, и Мавор прилежно воспользовался ею, но никаких, даже малейших улучшений, он не обнаружил. Честно сказать, было даже хуже.

Он надеялся, что к концу недели ему полегчает, и он вернётся в прежнее состояние. Мавор отчаянно верил в своё выздоровление, пускай для этого он и не делал ничего путного.

Адъяр устало вздохнул, Цирцея — следом за ним. Лидер напряжённо стучал короткими ногтями по столу и выбивал какой-то ритм. Вига рассеянно следила за ним, пока размышляла о чём-то своём, далёком. Она мельком глянула на Мавора, который понуро изучал деревянную поверхность и никак не реагировал на внешние раздражители.

Цирцея вновь вздохнула. Если так продолжится, то они будут сидеть здесь до самого утра. И это будет самое унылое времяпровождение за всю её жизнь.

— Что произошло?

Лидер неспешно поднял голову и словно впервые заметил рядом с собой людей. Он немного помедлил, пока раздумывал над тем, как ему быть: попросить оставить его одного или смириться с чужим присутствием, — и в итоге решил поступить менее радикально и более лояльно.

Когда он соизволил ответить, то в его голосе была хрипотца — признак долгого молчания.

— Мы следим за Пристанищем, оно тоже не теряет времени зря, — его лицо исказила презрительная гримаса. — Святой действительно возомнил себя таковым. Мелочный полоумный безумец.

— Я слышал про смерть адепта…

— Что? — переспросила Цирцея. — Кто именно?

— Кип Се́нри.

— Род Сенри из знатного происхождения!

— Убийство подстроили, — мрачно подытожил Лидер. — В городе слухи о том, что он повесился из-за неразделённой любви. Типичная ситуация для общества. Печальная, но не вызывающая подозрения. Это было хитро. Я почти восхищён.

— Вдруг это и правда самоубийство? Его нашли в доме?

— Нет. И да. Он прокля́тый повеса, наслаждающийся вниманием, но не умеющий привязываться. Поэтому эта причина кончины — максимально нелепая по отношению к нему, — терпеливо пояснил Лидер. — У меня нет прямых доказательств, но подумайте: почему именно Сенри? Он состоит в Циннии, однако есть и другие люди, которые также связаны с нами. Сенри доверчивый остолоп, который не может рассказать о нас. Он бесполезен, занимает в обществе несущественную роль, славится бестолковостью и распутством. Если его убить, то волнение произойдёт, но быстро утихнет. А для нас это станет очевидным предупреждением. Пристанище решило играть по своим правилам.

— Ты считаешь, что среди нас крыса? — уточнил Мавор. — Потому что как иначе о нас узнали?

— Я не исключаю предателя, однако не могу представить, как этот человек обошёл обет молчания, — Лидер замер ровно на минуту, чтобы перебрать возможные, пускай и весьма замысловатые, способы, которые бы незначительно ослабили заклинание, спасающее их от раскрытия. — Тем не менее, если предатель есть, то он относится к услуживающему типу. Чтобы заинтересовать новоявленного «хозяина», он будет давать информацию порционно. Если он умный, а он определённо умный, он понимает, что, расскажи им обо всём, его навряд ли оставят в живых. Пристанище ненавидит терять контроль, не переваривает нечестивую магию, а наша сила для них — нечто чужеродное. Его просто используют.

— Это всё домыслы! — вскочила Цирцея. — Как ты можешь знать, что в следующий раз не убьют меня? Или Мавора? Или тебя! Обет молчания должен защищать Циннию, но по факту теперь все на волоске от смерти! Предатель укажет на кого-то из нас — и Пристанище не будет церемониться!

— Цирцея, он не укажет. Нас никто не тронет.

— Ты не можешь быть в этом уверен! Мавор, скажи хоть что-нибудь!

Адъяр неловко почесал затылок и виновато посмотрел на Вигу. Его, несомненно, потрясло данное событие, всё это — сильно усложняло и без того запутанную ситуацию. Но его долг не позволял пойти на попятную. Мавор доверял Лидеру, он был его командиром, и, если тот утверждал, что всё будет в порядке, значит, так и будет.

Цирцее не надо было слышать его ответа, чтобы понять, какое решение он принял для себя. Это задело её.

— Я… возьму перерыв. Я не готова ради предположений закончить свою жизнь так же, как Сенри.

Лидер мягко улыбнулся ей, что Вигу разозлило ещё больше. Она хотела, чтобы её воспринимали всерьёз, а не так безразлично, будто её слова ничего не значили. Цирцея и без того достаточно натерпелась подобного отношения от других. Она больше не позволит вытирать о себя ноги.

— Цирцея, ты ошибаешься. Я прекрасно понимаю твой страх, однако я вполне чётко и здраво оцениваю наши шансы и уверяю тебя: нет необходимости волноваться.

— Волнуюсь? Волнуюсь?! Я боюсь! Ты можешь себе это представить? Я поддерживаю тебя с создания Циннии, но сейчас, когда нам угрожает реальная опасность, я не уверена, что готова дальше тебе помогать. Что ты можешь сделать для нашей защиты?

— Предатель рано или поздно найдётся, Цирцея. Мы вместе его поймаем. Если тебя это успокоит, то из-за выходки Пристанища мы поменяем наши цели, — Лидер говорил это с неприкрытым огорчением, — поэтому дух отойдёт на второй план. Сначала мы добьёмся того, чтобы Пристанище лишилось своего предводителя. После мы поставим нового Святого, подконтрольного нам, избавимся от всяких распрей и восстановим мир и гармонию. А затем мы возобновим поиски духа.

— Это только теория! Для еë воплощения нужно время, но где его найти, когда уже всё плохо?

— Ты права. Мы внесём более строгие ограничения и всех людей будем держать вдалеке от Циннии. Я буду следить за тем, чтобы предатель к ним не подобрался, но если он посмеет, то тут же раскроет себя. Однако для реализации этого плана тоже потребуется немало времени, — Лидер элегантно положил на сложенные руки свой подбородок. — Вы уходите в том числе.

— Другие начнут паниковать.

— Именно поэтому мы скажем, что Сенри действительно совершил самоубийство.

— Мы можем за это поплатиться, — сквозь зубы процедила Цирцея. — Это наглая ложь!

— Нет. Получит по заслугам только Святой. Ты согласна со мной?

Вига хотела ему верить. Верить в то, что им правда не угрожает никакая опасность. Но, видимо, ей придётся серьёзно задуматься над тем, чтобы себя как-то обезопасить. А пока…

— Конечно, — ответила она, не находя в себе сил перечить воле Лидера.

* * *
Сокол не знал, что на него нашло. Он чувствовал себя паршиво из-за того, что в открытую сорвался на спутниках, которые, на самом-то деле, не желали ему зла. Они хотели обеспечить Стриго необходимый его состоянию покой, чтобы тот поправился и смог в конце концов очнуться, когда как Сокол, будучи инициатором спасения оуви из рук отца Медеи, ради поставленной цели, совершенно не стоящей чужой жизни, буквально предлагал его погубить.

Он, разумеется, осознавал свою ошибку. Прекрасно понимал, что даже Делеан, не питавший к оуви особой любви, готов был подождать, чтобы тот пришёл в себя. Но Сокол не был настолько жестоким и равнодушным гадом, чтобы получать удовольствие от причинения кому-то боли. Тогда он был зол, расстроен и не мог контролировать ненавистные эмоции, вечно мешающие ему рационально мыслить. И когда всё смешалось в единый коктейль, он прекратил соображать.

Это не являлось оправданием его поведения, но… это была ужасная черта его характера. Сам Орёл относился к ней скептично. Он не ругал Сокола, не порицал, но одного его взгляда было достаточно, чтобы уяснить: это ненормально! Он не должен портить другим настроение своим беспочвенным недовольством и уж тем более не должен ставить себя выше тех, кто готов пойти ради него на жертвы.

И почему Сокол, зная, что у него явные проблемы с тем, чтобы сдерживать гнев, не прикусил язык ещё на первых словах?

Когда эмоции заменились здравым мышлением, то было уже поздно. Да, безусловно, излюбленное выражение Ворона, что никогда и ничего не поздно, имело смысл, но если к этому приписать стыд вкупе со сложным признанием собственных ошибок, то становилось не до каких-то особо умных цитат. Поэтому и Сокол вместо того, чтобы остыть и вернуться к мини-лагерю, бесцельно продолжал бродить по необъятному лесу — всё дальше от дороги.

Он склонялся к тому, чтобы снова начать бездарную жизнь отшельника — ведь так будет правильно после того, что он натворил. Затем появлялась совесть, твердящая о том, что так не поступают, и он обязан извиниться, исполнить просьбу Медеи и дойти до столицы, обеспечить безопасность Делеану и Стриго. Наконец, ему следовало разобраться со своим недугом и… а что потом?

Вопросы будущего пугали Сокола. Каждый раз, когда он строил планы, они с треском рушились и приносили лишь разочарование. И тогда, спрашивается, зачем это всё? Чтобы сильнее огорчиться из-за несправедливости?

Сокол не сомневался, что Медея, Стриго и Делеан постоянно размышляли о том, что им преподнесёт следующий день. Может, у них не было таких проблем, как у него, и планы помогали им определиться с тем, чего они хотели добиться. Может, у них просто был стимул, ведущий их вперёд.

А вот Сокол его не имел. И даже сейчас он, пролезая через ветки деревьев, не знал, чего добивался на самом деле. Бесспорно, осадок, оставшийся после общения со спутниками, имел определённый вес в его нынешних действиях, но в основном он просто шёл, шёл и шёл, потому что на большее был не способен.

Сокол не представлял, сколько было времени — солнце заслоняла густая крона, но он предполагал, что скоро начнёт темнеть. Возможно, через часа четыре-пять. А там уже ориентироваться в непроходимом лесу будет трудно, практически невозможно. Сокол был не из суеверных и не из пугливых, но он, если честно, побаивался ночи, вокруг которой слагалось множество легенд, заканчивающихся не самым счастливым образом.

А ему, если он, конечно, собирался, надо было вернуться к команде затемно. Это было довольно сложно, поскольку он не запомнил путь, который проделал, и поэтому ему придётся целиком положиться на интуицию, подводившую его не раз.

Что ж, это было заведомо проигрышная идея.

Сокол отломил ветку, помахал ею и плюхнулся на траву. Когда он прижался спиной к стволу дерева, то впервые, после позорного побега, почувствовал дичайшую усталость. Внутри появилось напряжение, а руки, как у пьяного, отчего-то задрожали. Глаза опять заслезились, но Сокол не вытер их и просто закрыл.

Когда погружаешься в черноту, то начинает играть воображение. Оно рисует на безмерном полотне различные картины, пейзажи, знакомые очертания и ту жизнь, к которой подсознательно стремишься. Но когда возвращаешься в реальность, то понимаешь, насколько она по сравнению с воображением скудна.

Но бывает и так, когда темнота не помогает. Она напоминает обо всех ошибках и проступках, о которых жалеешь. Она красочно проигрывает ситуации из прошлого, и тебе ничего не остаётся, как смотреть на них и яростно ненавидеть себя.

Сокол был из второй категории. Именно поэтому он сразу же открыл глаза и с тяжёлым вздохом намеренно ударился затылком о кору. Было больно, но он считал, что только так вытащит себя из того бездонного омута, который его ежеминутно засасывал.

Не успел я уйти, как ты устраиваешь самосуд. Н-да, какой кошмар.

— Сущий, только тебя не хватало…

Ты должен благодарить меня за то, что сейчас жив. И твои замечательные товарищи — тоже. Кстати, а где… Ах, я забыл. Ты же как последнее ничтожество бросил их. Ну-ну.

— Если ты здесь для того, чтобы читать мне нотации, то можешь проваливать!

Конечно, птенчик, я бы с радостью. И я бы убрался, если бы твоя подружка не была так настойчива, а ты так невыносим в своём стремлении бороться. Хотя сейчас я вижу полнейший мусор, который может разве что вонять.

— О чём ты говоришь?

Ты не помнишь? Какая жалость. Считай, я подкинул тебе аргумент в пользу того, чтобы вернуться и обо всём узнать у своей стервы.

— Не смей её оскорблять!

Ой, а иначе ты снова себя покалечишь?

Собственный кулак резко врезал Соколу по челюсти. От неожиданности он повалился на траву и с удивлением уставился на руку, которая никак его не слушалась. Она была под чужим контролем, и это вызывало настоящий диссонанс: его словно лишили конечности, присутствие которой он ощущал.

Не правда ли завораживает?

— Как ты…

Некорректный вопрос, птенчик. Не как, а когда. Ты животное, осмелевшее из-за победы, но забывшее, что оно всего лишь жалкое травоядное. Ещё немного — и тебя сожрут. Я буду тем, кто тебя поглотит. И, к твоему несчастью, я уже близко.

— О Сущий, какой бред!

Его ладонь издевательски похлопала его по щеке. Сокол, стараясь хоть как-то держаться от неё на расстоянии, — но учитывая, что это по-прежнему его рука, то это было невозможно, — медленно поднялся.

— Почему мне так… плохо? Это ты во всём виноват?

Почему сразу я? Тебе, умник, стоит спросить у своего организма. Вдруг тебя не устраивает климат, м? О! Или ты выпил застоявшуюся воду? Тогда причина в твоей подружке, которая дала тебе дерьмовую флягу, а не во мне.

При упоминании воды захотелось промочить горло. Сокол облизнул губы, но язык был практически сухой. Ещё лучше.

— Я очень виноват перед ними…

Если ты наивно полагаешь, что я приму облик Сущего и похвалю тебя за твой эгоизм, то ты ошибаешься.

— Я не… мне ничего от тебя не нужно!

Точно. У тебя же интеллект ребёнка. Впрочем, готов поспорить, что даже дети будут умнее тебя.

Сокол грязно выругался. К одной головной боли прибавилась ещё одна, и он был в ступоре от незнания, что ему теперь делать. А нормально мыслить и принимать обдуманные, взвешенные решения он разучился ровно тогда, как покинул команду.

Сокол огляделся. Кроме бесконечных зелёно-коричневых просторов изредка проглядывались жёлтые, синие и фиолетовые оттенки — цветы. Всё было настолько одинаковым, что было крайне просто потерять всякий ориентир и заплутать.

Сокол, не находя выхода из ситуации, просто поплёлся дальше.

Дух изредка бросал саркастические фразочки, но наёмник предпочитал их игнорировать. Он отлично уяснил за всё так называемое «совместное проживание», что для сохранения тишины и покоя ему лучше молчать, ведь Ахерон был таким созданием, которое нуждалось в том, чтобы ему внимали, чтобы его эго поднималось за счёт унижения других. И чем больше духу поддакивать, тем больше у него появляется лазеек, через которые он манипулирует своей жертвой. Но когда он понимает, что его не слушают, он, оскорблённый, надолго утихает.

Чем глубже Сокол заходил, тем явственнее он замечал, как менялся ландшафт. Теперь в основном встречались лиственные деревья, располагающиеся на достаточно дальнем друг от друга расстоянии. Из-за этого образовывалось свободное пространство, которое было усеяно низкорослыми кустиками.

Пока солнце виднелось на небе, но оно постепенно опускалось — ещё пару часиков, и точно зайдёт за горизонт. Это взволновало Сокола, но вместо того, чтобы повернуть всё же обратно и успеть до наступления ночи, он, ведомый внутренним чутьём, не останавливался и настойчиво пробирался вперёд.

Пройдя ещё немного и наступив по чистой случайности на красивые цветы, растущие как всегда в нужном месте, Сокол увидел неподалёку домик. Вокруг него была просторная территория, а деревья располагались так, что укрывали хрупкую постройку. Также рядом протекал тонкий ручеёк, и это взбодрило Сокола до такой степени, что он почти рванул к воде. Благо, его отвлекли голоса.

Выбрав наиболее выгодную для себя позицию, Сокол притаился. Журчащий ручей манил его, но он глотал слюну и героически терпел. Если бы здесь была Медея, то она бы обязательно сказала, что он не так уж и плох в стратегических делах. Впрочем, будь она тут со своей флягой, то у него не возникло бы желания выпить воду, в которой, без сомнений, полоскали грязную одежду.

Воспоминание о ней вызвало грусть. Сокол тут же задумался над тем, как там Стриго и всё ли с ним было в порядке. Он даже, к своему ужасу, не забыл о Делеане, а это уже было каким-то звоночком.

Внезапно раздался шум, обычно возникающий, когда бьётся посуда. Голоса перешли на крик, кто-то, очевидно, дети, заплакал. Сокол недоумевающе всмотрелся в окна дома, но те были зашторены. После детского плача послышался женский, отворилась дверь и вышло пять человек, одетых в пёструю одежду, отличающую их от остальных.

Это были праведники Пристанища, и они всегда носили тёмно-синие с зелёными вставками одеяния, которые, по сравнению с рясами чтящих и длинными в пол платьями насельниц, отличались материалом: это была не просто ткань, это — настоящая броня, защищающая их от угрозы. Их спину и грудь украшал священный знак — Солнце, которое оплетал терновый венок — признак святости, нерушимости. Показатель того, что сам Сущий, находящийся на Небесах, выбрал их для несения своей воли. На руке — повязка с таким же светло-зелёным знаком, его крупные белые копии были вышиты и на коротком, перекинутом через плечо, синем плаще.

Один праведник, вцепившись в сальные пряди кричащей женщины, волок её за собой, двое других небрежно тащили детей, а четвёртый грубо толкал мужчину, из-за чего тот постоянно падал. Пятый, с идеальной осанкой, гордо стоял перед ними и держал золотистый свиток.

Приговор.

Веришь ли ты в то, что ваш Сущий давал добро на столь жестокое обращение? Маловероятно.

— В связи с неоднократными нарушениями, — начал громогласно пятый праведник, — с игнорированием наших предупреждений, с подстрекательством народа, а также в связи отказа от веры в Сущего было поставлено, что вы предадитесь за ваши грехи огню. Дети в силу возраста отправятся на исправительные работы.

— Нет! — закричал мужчина и попытался вырваться. — Должен быть суд! Законный!

Праведник свысока посмотрел на это, по его мнению, грязное отродье, и отдал приказ. Тот, кто держал главу семьи, грубо повалил его, схватил за волосы и несколько раз без жалости впечатал в землю. Из искривившегося носа мужчины обильно полилась кровь, а на щеки появилась рана — скорее всего, он неудачно попал на маленький острый камень, который его и царапнул.

Жена, захлёбываясь слезами, потянулась к мужу, но её ждало не менее жестокое наказание. Праведник дёрнул её, и некоторые пряди остались в его руке. Он ударил её со всей дури, отчего женщина упала на колени. Её белое, некогда красивое платье теперь всё посерело, в некоторых местах и вовсе разодралось и обнажило загорелые участки кожи и грудь.

— Нет-нет… это… так нельзя… — пролепетал Сокол, отказываясь воспринимать то безумство, которое ему не посчастливилось увидеть.

Девочка, лет семи, с трудом сдерживалась от слёз. Она крепко прижимала к себе младшего брата, чтобы отгородить его от кошмара наяву, и утыкалась ему в макушку, что-то шептала и мечтала лишь о том, чтобы всё это поскорее закончилось.

— К перечисленным выше нарушениям добавляется сопротивление священному суду. Дети последуют за родителями.

— Пожалуйста… — невнятно взмолился мужчина. — Не надо…

Сокол, сжав зубы, с презрением смотрел на безмозглого и бессердечного праведника. Он был в шаге от того, чтобы выбежать прямо так, без единой возможности выиграть, чтобы просто остановить эту несправедливость и спасти семью, не заслуживающую подобного наказания.

Нет. Не смей. Это не твоя забота. Забудь про них. Они всё равно рано или поздно сдохнут: с твоей помощью или без.

Праведник со свитком подошёл к главе семьи и наступил ему всем весом на полусогнутые пальцы. Мерзко хрустнули кости, некоторые продырявили мясо, распороли кожу и теперь тошнотворно торчали наружу. Мужчина, прежде старавшийся стойко держаться и не показывать свою боль, пронзительно закричал на весь лес, из-за чего ему прилетело носком обуви по лицу.

— Чтобы подобное не происходило, надо следовать простейшим правилам.

Это было последней каплей.

Сокол выбежал из своего укрытия, но его рука под управлением духа схватилась за кустик и не позволила эффектно появиться и проучить праведников. Он сильно ударил себя по запястью, но сам же за это и поплатился.

Стой, придурок! Я не умру из-за твоих нелепых амбиций!

— Мы обязаны им помочь!

И семья, и служители Пристанища повернулись к Соколу. От пристального внимания он почувствовал себя сконфуженно, но уже было поздно прятаться. Его заметили.

— Эй, ты! — прокричал самый главный. — Кто ты такой?!

Отлично… Отлично! Ты влип, идиот!

— Кто, Сущий тебя дери, ты такой?!

— Животное! Как ты смеешь использовать такие слова?!

— Нет, как ты смеешь обижать других людей? Вы должны их защищать, а не уродовать!

Праведник, очевидно, был не готов разбрасываться словами. Он предпочитал действовать, и потому приказал остальным взять Сокола. Трое, потеряв интерес к семье, выхватили свои мечи и угрожающе двинулись на наёмника.

— Его тоже на костёр.

Дух ослабил хватку, и Сокол наконец-то смог отстраниться от куста. Он выхватил оружие, но засомневался, что оно ему поможет.

— Сущий бы точно не хотел, чтобы людей с другими взглядами за это гоняли и убивали!

— Ты не имеешь никакого права говорить о его желаниях!

Сокол на свой страх и риск побежал на врагов. Левая рука слабо подчинялась его воле, что значительно усложняло жизнь. Он ругался на Ахерона, но без особой пользы. Тот ничего не сделает ради Сокола. Для него это было весёлое шоу, а не битва, в которой нужно выжить.

— Зато ты имеешь, кретин!

Сокол напал первым. Он задел одного праведника, но меч попал по броне. Мужчина толкнул его ногой, и Сокол был вынужден отступить. Он напал ещё раз, но другой выставил оружие и отразил удар.

Браво! Какой гениальный ход.

— На что ты надеялся, нечестивец? Спасти эти пропащие души? В одиночку? При иных обстоятельствах мне было бы тебя жаль.

— Вместо того, чтобы болтать, ты бы мог мне подсобить, — тихо сказал духу Сокол.

Тогда они точно тебя приметят. Оно тебе надо? Мне лично нет.

Один праведник обошёл и занёс меч со своей стороны, другой — со своей. Сокол дождался, когда они нападут, и ловко увернулся. В итоге оба налетели друг на друга, а наёмник, провернув виртуозный приём, отбил оружие у третьего, вытащил кинжал из-за пояса и вонзил его человеку в висок.

Он кинулся на двух столкнувшихся, но те, к удивлению, смогли одновременно выставить свои мечи. Сокол, используя подлость, сильно ударил левого по незащищённой голени, и тот сразу вышел из игры. С правым он скрестил оружие. Праведник дрался более чем достойно, но Сокол не умел сражаться честно, потому что понимал важность выражения: на войне все средства хороши. У мужчины не было никаких шансов победить в этом бою.

Третьего, ещё не оправившегося после удара, Сокол схватил за волосы и тягуче медленно провёл лезвием по его горлу. Человек начал издавать булькающие звуки, брызнула кровь, а потом он замертво упал.

Сокол выставил меч в сторону главного праведника, который заведовал этой бредовой миссией по убийству невиновных.

— Теперь ты.

Четвёртый, оставшийся охранять семью, собирался было выйти, но пятый, видимо, принял данный вызов на свой счёт. Он вытащил из ножен своё переливающееся в лучах солнца оружие и демонстративно покрутил его в руке. Сокол закатил глаза.

— Если ты будешь драться так же умело, как и твоя команда деградантов, то у тебя нет никаких шансов.

— О, поверь. Шансов нет у тебя.

Он набросился неожиданно быстро, что немного застало врасплох. Но Сокол сумел отразить удар, однако напасть в ответ так и не получилось. Праведник орудовал мечом мастерски. Он надвигался, напирал, заставлял наёмника отступать и просто защищаться. Сокол с трудом следил за его взмахами и лишь чудом отбивался.

Сокол пропустил один удар, и лезвие прошлось по его плечу и распороло одежду. Праведник, задев его грудь, сделал рывок, отчего Сокол пошатнулся, и откинул его меч. Он приставил остриё к горлу наёмника и победоносно усмехнулся.

— Твоё последнее слово?

— Чтобы ты сдох в огне.

Внезапно левая рука обхватила лезвие, провела по всей длине и нещадно ободрала кожу до крови. Сокол рвано задышал от невыносимой боли и широко раскрытыми глазами уставился на мужчину, пребывающего в таком же шоке. Он с лёгкостью откинул от себя меч, а праведник, отступивший в панике на несколько шагов назад, попытался вытащить Солнце.

— Прочь! Прочь, дух!

От ладони начало исходить фиолетовое свечение, оно окутывало всю конечность. Дух разжал пальцы, чтобы в следующий миг сжать их в кулак, пробить броню праведника и с хлюпающим звуком проникнуть в податливую плоть.

Вечно мне приходится спасать твою жалкую шкуру.

Он вытащил сердце, ещё бьющееся и истекающее кровью. В груди мужчины зияла огромная дыра, в которой были видны разломанные рёбра и внутренности. Он, живой и одновременно уже мёртвый, с немым ужасом смотрел на Сокола до тех пор, пока его ноги не подкосились, и он не упал.

Дух сжимал сердце, будто пробовал его на вкус. Он поднял его над головой, чтобы красная тёплая жидкость стекла на Сокола, и приложил чуть больше силы, дабы превратить орган в бесформенное кровяное нечто.

Как прекрасно! Наслаждайся, птенчик, вместе со мной тем, что мы устроили! Пускай они нас бояться, ха-ха! Они ничто! Покорный материал, который я когда-нибудь тоже убью!

Сокола била мелкая дрожь. Он ошалело повернулся к семье, глядевшей на него ещё с бóльшим страхом, чем на праведников. Они, наверное, готовы были умереть от огня, нежели находиться в эту минуту с человеком, который запросто пробил грудную клетку, словно та была тонкой и легко бьющейся глиняной посудой.

Но они не подозревали, что это был дух, а не он, Сокол. Однако узнай они эту правду, то смогли бы его понять?

Он сглотнул ком в горле, судорожно уронил то, что осталось от сердца, и со всех ног помчался туда, откуда пришёл — в лес.

Сокол был напуган до смерти. Он не ожидал, что всё выйдет так катастрофично. Он боялся, что дух убьёт и тех, кого он хотел спасти, и переживал, что сам позволит это сделать, потому что…

…потому что ему понравилось убивать тех людей, приспешников Пристанища, понравилось обладать такой сокрушительной силой, не знающей сострадания к своим врагам. Но ведь это было исключительно во благо, не так ли?

Сокол чувствовал себя настоящим чудовищем, от которого нужно было в срочном порядке избавиться, чтобы он окончательно не сорвался с цепи.

* * *
Он никогда не бежал так быстро. Ветки били его по лицу, он постоянно спотыкался, иногда падал, но всё равно поднимался и продолжал оголтело нестись.

Уже темнело. Передвигаться становилось сложнее. Липкий страх зарождался в груди, паника всё крепче заседала в сердце, а мышцы заплетающихся ног горели и ныли.

Соколу казалось, что он просто порвёт все связки и останется на всю жизнь калекой. Он загниёт здесь, никому не нужный, отверженный и совершенно бесполезный. Не сможет даже доползти до людного места, чтобы попросить о помощи. Его труп сожрут животные и…

Сокол в который раз упал и ободрал себе руки. Рана на ладони, державшей прежде лезвие меча, полностью заросла, будто её никогда и не существовало, а те события были обычным кошмаром, насмешкой над его бедной психикой.

Он встал на подкосившиеся ноги, опёрся о ствол дерева, чтобы перевести дух. Голова кружилась, а реальность медленно плыла и превращалась в бред сумасшедшего. Сокол хотел пить, передохнуть, завалиться в кровать и никогда не вставать. Он мечтал стереть всю свою память, вернуться в прошлое и не уходить от спутников, не ругаться с ними и не причинять им боль.

Его вырвало.

А потом он, доводя организм до немыслимого максимума, перешёл на вялый, жалкий бег.

Наступившая ночь больше не волновала Сокола, он привык к темноте и мог более-менее видеть различные торчавшие корни и прочие препятствия, прежде замедлявшие его путь. Он абстрагировался от своего страдающего тела, чтобы не скончаться от перенапряжения, с которым бы в здравом рассудке не справился.

Когда вдали показался огонёк, в нём зародилась надежда. Открылось второе дыхание, и Сокол ускорился.

Он выскочил из леса, запутался в длинной траве и рухнул на дорогу. Перед глазами опять поплыли круглые размытые пятна, но Сокол настойчиво пополз на свет, пока его не заслонила фигура человека, приближающаяся к наëмнику.

— Медея! — слабо прокричал он, даже не уверенный в том, была это она или нет.

— Сокол?

— Медея, я… мне так жаль…

— Сущий, Сокол, что с тобой произошло?

Он потянул к ней руку, но Медея поступила умнее: она подошла к нему, удобнее подхватила и потащила к остальным. Сокол застонал от ломоты и бессилия и, как утопающий, вцепился в Лиднер.

— Я убил их, Медея… они… — он задыхался, ему не хватало воздуха, однако он жаждал поделиться с ней пережитым, чтобы не нести в одиночестве эту ношу. — Я хотел спасти, но они испугались… Сущий, Стриго… Он… что с ним?

— Сокол, ты бредишь.

— Пить…

— Делеан, фляжку! Срочно!

Медея осторожно посадила Сокола, забрала у Делеана флягу и дала её Соколу. Тот жадно приложился к горлышку и в считанные секунды выпил всю воду.

— М-мой… спаситель?

Тонкий и болезненный голосок вывел Сокола из тумана, и он удивлённо повернулся к оуви, которого прикрывал Делеан. Отступив чуть в сторону, нивр, не одарив Сокола взглядом, уселся напротив и стал точить свой меч.

— Стриго?

Оуви был чуть живее, чем помнил Сокол, но всё равно — слабым. Это было заметно по его болезненному взгляду, потерявшему прежний детский азарт. При всём этом Стриго умудрялся смотреть на Сокола так, словно был рад его видеть. Вероятно, он действительно был счастлив, когда как Медея и Делеан отнеслись к его появлению с опаской.

Его кольнула совесть.

— А на что ты надеялся, Сокол? Что без тебя мы не сможем его выходить?

— Нет, Медея, ты не так…

— Зачем ты вернулся? Если мы настолько бесполезны, то какой в нас смысл?

— Медея, мне очень стыдно за то, как я поступил. Я клянусь!

— Ты настоящий идиот, Сокол.

— Я знаю, и я охотно соглашусь с тобой. Я… Я хотел задеть вас. Я был сам не свой… — Сокол дотронулся до виска и уставился на свою обувь. — Я совершил огромную ошибку. Мне нет прощения, но, прошу вас, извините меня за моё отвратительное поведение. Если вам мерзко от меня, то только скажите: я уйду и никогда больше вас не побеспокою.

Делеан, готовый пойти на эти жертвы, усмехнулся. Лиднер, напряжённо разглядывая Сокола, молчала. Наконец, она вздохнула и присела рядом с ним, взяла его руку и провела практически невесомо пальцами по его рваной одежде.

— Ты помятый. Что, мать твою, с тобой стряслось?

— Я видел праведников.

— Что? Сущий, только не говори, что ты…

— Я крупно облажался.

— Он тоже? — Медея, показав на голову, намекала на духа.

— Лучше не спрашивай.

— Можно ли рассказать в подробностях тем, кто не знает всех деталей? — предупреждающе доброй интонацией поинтересовался Делеан. — Кто такие праведники?

— Праведники — это люди Пристанища, особенного места для верующих, — взяла слово Медея. — Им лучше не переходить дорогу. Но Соколу, походу, глубоко плевать.

— Они собирались сжечь семью! Они избивали родителей, хотели отправить детей на исправительные работы, а потом тоже убить. Что мне оставалось?

Лиднер достала тряпку, намочила её водой и приложила к лицу Сокола, чтобы вытереть запёкшуюся кровь и грязь.

— Ты нарвался на новые неприятности! Да, ты каким-то мистическим образом разобрался с ними, но ты не сможешь пойти против всего Пристанища.

— Зато теперь семья сможет убежать и спрятаться!

— Нет, Сокол. Их всё равно найдут и накажут. Ты хоть не оставил после себя свидетелей?

Сокол напряг все извилины, но он никак не мог сфокусироваться на последних событиях. Детали ускользали, и это его так раздражало, что он бросил попытку вспомнить.

— Нет… Я не знаю. Я был на эмоциях.

— Как это неудивительно, — прокомментировал Делеан.

— Значит, тебе придётся прятаться. Будь ты хоть самым разыскиваемым преступником — мы ничего с этим не поделаем, потому что нам по-любому нужно в город. Стриго слаб, а тебе необходимо обновить гардероб.

— Тогда лучше собираться. На всякий случай.

— В ночь? — спросил Делеан, и в его голосе сквозил скепсис.

— Если ты хочешь сдохнуть, то пожалуйста, оставайся.

— Сокол. Прекрати. Делеан прав, но, к сожалению, нам придётсярискнуть. Если идти точно по дороге, то ничего не случится.

— Как наивно. А если ваши праведники только этого и добиваются? Если они уже успели сообщить другим?

— А здесь мы очуметь в какой выгодной позиции, — разозлился Сокол. — К тому же никто не знает, в опасности мы вообще или нет.

— И в этом виноват ты, — парировал Делеан. — Сдержанность не твой конёк. Зато проблемы — да.

— Спасибо, я знаю. Расскажешь это после. Сейчас надо решить, что делать.

— Мы пойдём, — спокойно сказала Медея. — Сокол, ты берёшь на себя Стриго. Стриго, ты можешь идти?

— Я-я не уверен…

— Я понесу его на руках.

Бровь Медеи взметнулась вверх. Её явно удивило предложение Сокола.

— Что? Он не тяжёлый.

— Просто… ладно. Только неси его осторожно, хорошо?

Сокол кивнул. Медея и Делеан принялись тушить огонь и собирать вещи. Сокол, тепло улыбнувшись оуви, бережно поднял его и взял как ребёнка. Стриго немного поёрзал, а когда удобно устроился, приобнял наёмника за шею и уткнулся ему в грудь.

От его доверчивости Соколу стало вдвойне стыдно. Оуви был таким маленьким, хрупким, наивным… Как он мог не уберечь его? Как мог позволить непонятным созданиям обидеть его?

Сокол почувствовал к нему небывалую теплоту. Он взмолился, чтобы левая рука его не подвела, чтобы дух не решил поиграть на его нервах и на здоровье оуви, потому что тогда ему будет очень сложно по-новому завоевать доверие не только Стриго, но и Медеи и Делеана, которых он и без того успел задеть.

Разобравшись с делами, Медея подозвала к себе Сокола, и их путь в ночи начался.

Глава 11. Неприятности. Часть первая

Сокол получил невероятное удовольствие от того, что нивр облажался.

По идее, он должен был ликовать, что их путь прошёл спокойно. На крайний случай он бы мог радоваться тому, что Стриго не поплохело. Но вместо этого он чувствовал приятный подъём сил из-за огромной неудачи Делеана, который делал неутешительные прогнозы.

К слову, нивр успел даже разозлить Медею, хотя та была самым здравомыслящим членом команды, своими утомительными речами о нерациональности их похода, о том, что нормальные создания в такое время суток спят и не высовываются наружу.

В итоге Сокол рассудил, что Делеан испытывал по отношению к ночи страх. Возможно, с детства, когда его, например, уронили. Да, именно ночью. И да, эта была вполне аргументированная причина, раскрывающая сразу две черты характера нивра: его занудство и надменность.

Чтобы не тревожить Стриго, им приходилось идти до жути неторопливым темпом. Стриго, конечно, остался жив, но руки Сокола — навряд ли. Оуви и правда был нетяжёлым, они народ — худой и маленький, но если в течение долгих часов сохранять одну и ту же позу, то держи Сокол хоть пёрышко, он всё равно бы рано или поздно взмолился Сущему, чтобы тот прекратил его мучения.

Вышли они ночью, а добрались до города — днём. Поэтому «мучения» — это слово, нисколько не преувеличивающее состояние Сокола, пожалевшего уже обо всём на свете, возненавидевшего весь Солфас, нивров в частности, дорогу и попадающиеся в его поле зрения предметы.

Спать хотелось неимоверно. Все, в том числе и Делеан, разделяли эту естественную потребность. Сокол так и не разобрался, как именно спали нивры, отличались ли они в этом плане от людей или просто Делеан был такой уникальный и строил из себя ниврийскую недотрогу. Но он заметил его заторможенность, бледность, из-за которой особенно выделялись очертания скул, и стало мигом ясно, что целая ночь без сна на него действовала также пагубно.

Медея старалась держаться бодрячком, но и она, будучи без сильных мешков под глазами, не могла устоять перед желанием завалиться в тёплую кровать. А вот Стриго было хорошо и морально, и физически. Он отлично подремал на руках Сокола, а мазь, которую создал Делеан, морозила ему рану, благодаря чему прежняя боль отступила. Но, несмотря на улучшения в самочувствии, оуви пока не следовало самостоятельно преодолевать такие длинные дистанции. Все это понимали. Сокол не исключение.

В целом, перед тем, как зайти в город, им необходимо было решить одну проблему. С первого взгляда незначительную, но, на самом деле, крайне серьёзную.

Как правило, нивры — это редкость в Ин-Наре. Если точнее, то они вообще не должны появляться в поле зрения людей. Несомненно, Делеан занимал важную должность, но мало кто, тем более в обычном городе, узнает в нём советника, который прибыл в Ин-Нар, чтобы заключить мир после многолетней вражды. Для любого среднестатистического человека он — приторно идеальный и опасный нивр, и поэтому, если его схватят, то отправят в тюрьму, а на следующий день в лучшем случае сразу же, в числе первых, отрубят голову, а в худшем — заставят испытать муки от повешения.

В мире не нашлось ещё такого мазохиста, любившего бы виселицу больше, чем топор.

Сокол грезил провернуть подобный жестокий план по устранению Делеана, но Медея нагло и бесповоротно свела его мечты на корню. Она предложила достать из запасов ненужный плащ, который планировала носить в дождь. Он был как раз неброского тёмно-коричневого цвета, с капюшоном, закрывающим половину лица, и с высоким воротом. При возможных вопросах о том, что с этим «человеком» не так, все, кроме Делеана, будут ссылаться на ответ, что он придерживается ми́нтри — специфического мировоззрения, в котором солнце — это злое создание, убивающее лучами живых существ.

Это остроумное верование придумал Сокол, объяснив это тем, что сейчас столько всего, что никто не станет данный бред проверять.

Нивр, разумеется, от своего обмундирования только скривился, но, когда Медея подробно расписала, что его ждёт в случае отказа, он замолчал и принял эту непосильную для себя ношу.

И вот теперь они были в Ги́ндро — в крупном городе, находящемся в наиболее выигрышном экономическом расположении, чем столица Куллар. Здесь процветали и торговля, и преступность, и чёрный рынок, и прочие отношения, свойственные абсолютно непримечательному месту, облюбованному людьми.

Стриго, укутанный одеялом в самое пекло, пытался хоть что-то разглядеть. Не привыкший к шуму, он немного побаивался, однако его успокаивало присутствие Сокола и Медеи, способных его защитить. Делеан никак не реагировал на суматоху Гиндро, Сокол представлял, как, лёжа в кровати, закрывает глаза, а Медея искала гостиный дом, в который можно было заселиться.

Она притормозила ближайшего человека и получила от него слегка агрессивный ответ, а потом повела команду запутанными улочками. К счастью для всех, совсем скоро показалось красивое каменное здание, привлекающее внимание расписной крышей и соответствующей табличкой рядом со входом.

Медея повернулась к Соколу.

— Что?

— В таком виде тебя не пустят.

— Но меня же пустили в город.

— Сокол, купи себе, — Медея зевнула, — что-нибудь на рынке.

— В смысле, — он зевнул следом за Лиднер, — купить? Почему нельзя потом?

— Потому что потом на это снова не будет времени.

— А вы, значит, пойдёте туда, закажете комнатки и будете отсыпаться? — возмутился Сокол. — Это нечестно!

— Надо будет промыть у Стриго рану и поменять ему повязку.

Оуви согласно кивнул. Для Сокола это был удар и ниже пояса, и в спину.

— А я хочу просто побыть в одиночестве!

— Если ты не забыл, — сохраняя самообладание, Медея ему улыбнулась, — то не мы виноваты в том, что тебе приспичило уйти в лес, покрасоваться перед праведниками и разодрать себе одежду.

— Ой, ну спасибо за напоминание.

— На нас смотрят, — заметил Делеан.

— Да пусть хоть прилюдно вешаются, мне глубоко плевать!

— Сокол, угомонись. Чем быстрее ты разберёшься с делами, тем быстрее ты вернёшься и поспишь. Мы снимем комнаты для всех.

— Последняя мысль не так умна, — опять подал голос Делеан.

— Хорошо. Да. Конечно. Хорошо! Я куплю себе эту дрянь и вернусь!

Медея впихнула ему в карман худой мешок с глетами и протянула руки, и Сокол недовольно передал ей укутанного Стриго.

— Не нарвись на новые неприятности, договорились?

— Да когда я…

— Постоянно, — перебил его нивр.

Наёмник почти просверлил в Делеане дыру. Сам Делеан, возможно, занимался тем же, но этого из-за капюшона было не видно.

— Удачи, — пожелала Медея.

— Ага, удачи.

Сокол проводил их грустным и расстроенным взглядом. Он во всех красках вообразил, как они будут лениво потягиваться, укладываться, укрываться, взбивать подушку… О Сущий, это было для него наказанием! Это было невыносимо!

Он собирался на полном серьёзе пустить в ход унизительные приёмы по упрашиванию, лишь бы остаться гостином доме, а не бродить по рынку. Он готов был пожертвовать многим ради прокля́той кровати. Любой бы посмеялся над ним.

Но Соколу пришлось подчиниться. Медея была совершенно права в том, что он нуждался в новой одежде. После событий, которые было сложно вспоминать без стыда, его старые, и без того в плачевном состоянии, вещи испортились и представляли из себя смесь какого-то позорного мусора.

Дух, конечно, изловчился и обозвал Сокола и тряпкой за его послушность перед Медеей, и неудачником за отвратительный вкус. Наёмник настоятельно потребовал доводы, подтверждающие его точку зрения, на что Ахерон не поскупился и привёл сотню убедительных аргументов. Сокол, уязвлённый, по итогу замолчал, чтобы не спровоцировать духа на очередное остроумие. Тот особо и не возражал.

В городе ориентироваться было достаточно тяжело. Честно сказать, с топографическим кретинизмом это усугубляло ситуацию ещё сильнее. Если бы Медея прознала про этот малюсенький недостаток, то она бы навряд ли поручила Соколу в возможном будущем карты. И вообще любое взаимодействие с территорией, где надо определять путь.

Однако пока это оставалось большим секретом, в противном случае у Делеана появилась бы новая причина для насмешек.

Город не пестрил красками, но он всё равно был по-своему красивым: дома с необычными крышами, а рядом с ними — деревянные или каменные колонны, вырезанные в форме различных животных. От некоторых построек к другим тянулись цветные, преимущественно жёлтые, ленточки — явный признак того, что там жили семьи, в которых сын или дочь связали себя узами брака.

Люди быстро сновали по улице. Работяги перетаскивали груз, кричали друг на друга, когда случайно сталкивались. Дамы в платьях из дешёвой ткани бесцельно гуляли, а безработные подпирали углы и просили милостыню. Дети бегали и мешали всем ходившим, смеялись и тотально игнорировали злые окрики взрослых.

Один такой ребёнок, девочка лет десяти, врезалась в Сокола. Она упала, посмотрела на него своими лазурными глазами и искренне рассмеялась.

— Извините, сэр!

Ей помогла подняться другая девочка. Она что-то неодобрительно сказала, и они вместе помчались по улице дальше.

Сокол, удивлённый тем, какой радостной и живой она была, проводил её задумчивым взглядом. Он не сомневался, что если у неё и была семья, то они были бедными — это хорошо показывал грязный и ободранный сарафан, который она навряд ли испортила за один день. От этой мысли ему стало не по себе.

— Прежде меня никогда не называли «сэр».

Простая вежливость.

— Эй! Это, между прочим, мило.

Не обольщайся. Для тебя даже февульские помои будут милыми.

— Ой, какой ты умный и смешной. Ха-ха. Я валяюсь, — едко прокомментировал Сокол и умолк, чтобы не устраивать прилюдно полноценные дебаты с духом.

Он проскочил множество переулков, столкнулся ещё с парочкой ребятишек, веселящихся на солнце, и сумел добраться до рынка, в котором можно было найти как еду, так и вещи. А для ценителей — что-то нелегальное, если пройти вглубь, куда не сувался ни один стражник.

Рынок разительно отличался от того, что Сокол уже видел. Если в центре города в основном были привлекательные дома, чувствовался некий престиж, то здесь, где вперемешку встречались люди разных сословий, нет. Разумеется, было некое разделение бедных и богатых, но первых было намного больше, из-за чего вся огромная территория, посвящённая торговле, превращалась в безумный балаган с невообразимым количеством самых экзотических, приторных, сладких, прокисших и сгнивших запахов.

Лавки стояли вразнобой, некоторые были в полуразрушенном состоянии, другие — более-менее цивильные. Отовсюду слышались ругательства и зазывания, младенческие плачи и недовольные выкрики. Носились воры, ещё совсем дети, и крали кошельки у зевак. Сокол сразу приметил парочку таких бедолаг, но он был не в том положении, чтобы заниматься благотворительностью, поэтому он спрятал понадёжнее свои деньги.

Его умудрились по неосторожности толкнуть, обругать и пожелать всего плохого за то, что он попытался протиснуться через людей, застрявших возле продовольственной лавки в плотной очереди. Из короткого разговора он понял, что тут продавалось вкусное и дешёвое мясо, что другие лавки по сравнению с этой — дорогой хлам.

Сокол, преодолев совсем короткое расстояние, успел морально вымотаться и устать. Солнце на рынке было не таким ярким и палящим — и всё благодаря растянутому по всему периметру навесу из плотной ткани, который защищал покупателей и товар от дождя. Но он, к несчастью, не спасал от надоедливых горожан, не знающих простейших манер и позволяющих себе грубить остальным.

Он прошёл мимо ещё одной лавки, от которой несло чем-то мерзким. Сокол зажал нос, однако этот запах, игнорируя все препятствия, всё равно ощущался и вызывал рвотные позывы.

Он быстро, под чужие возгласы, пробежал целый длинный ряд. Ему было тошно смотреть на любые продукты, Сокол рвался найти себе одежду и свалить отсюда далеко и надолго. Он не представлял, как люди целыми днями кричали, торговали и выдерживали шквал негатива в свою сторону. Чтобы заниматься настолько сложным делом — надо обладать стальными нервами, чем Сокол не мог похвастаться.

Когда ряды провианта остались позади, то наконец-то показался текстиль. Платки, головные уборы, платья, штаны — всё это терялось в ярких тканях, которые ужасали Сокола.

Он предвзято обошёл несколько лавок. Каждый раз, замечая кофты с вышитыми цветами и прикидывая их на себе, он осознавал, что в такой одежде команда его засмеёт, и к нему подбиралось разочарование. Кроме того, Сокол ловил на себе немало любопытных взглядов, напрягающих его. Он был не в лучшем виде, тут не поспоришь, но зачем быть такими бестактными и нагло рассматривать его спутавшиеся пряди волос, его испачканное лицо и порванную куртку, словно он — какая-то экзотика? Это был вопрос, на который Сокол навряд ли получит здравый ответ.

В безрезультатных поисках он добрёл до шатра, занимающего небольшую территорию. Он был красиво расписан золотистыми красками, от него исходил приятный травяной аромат, отличавшийся от всех противных запахов на рынке. Игравшая спокойная музыка также зазывала зайти внутрь, и противиться этому, тем более после утомительного приключения и пережитого стресса, совсем не хотелось.

— Ух ты! — на выдохе сказал Сокол, внимательно рассматривая шатёр.

Это место высасывает деньги из наивных глупцов.

— Пф, да уж прям! Откуда подобные выводы?

Ха! Птенчик, ты меня недооцениваешь. Я пожил достаточно. Мир для меня — это зло, и потому я в курсе, что первое впечатление обманчиво.

Сокол не собирался слушать Ахерона, возомнившего себя всевидящим и всезнающим. Он вошёл внутрь, и в нос сразу ударил сладковатый запах духов. Везде были расставлены свечи, из-за чего освещение по сравнению с уличным было значительно приглушено и добавляло некого интима. Повсюду стояли низенькие статуэтки, на импровизированном столе лежали замысловатые карты, а чуть сбоку был шар, переливающийся сине-белыми всполохами.

На подушках сидела молодая девушка, одетая в пёстрые одеяния. Чёрные волосы были перевязаны узорчатой лентой, на руках висело немало браслетов. Она, оторвавшись от игры на флейте, с любопытством подняла голову на посетителя.

— Здравствуй, путник, — девушка улыбнулась, и Сокол почувствовал пробежавшую по спине дрожь.

О нет, только не говори, что это…

— Я, э-эм… Я…

— Садись.

Сокол, растерявшись, встал как вкопанный. Эта девушка, кем бы она ни была, выглядела необычно. Её смуглая кожа, подкрашенные губы и подведённые сурьмой глаза, смотревшие пронзительно, нежная улыбка и лёгкий наклон головы — всё это вызвало в нём странный всплеск эмоций, который он не знал, как расценивать.

Она ему… понравилась. Очень.

— Как тебя зовут, путник?

— Я… м-м… — Сокол прикусил губу и нервно хрустнул пальцами. — Сокол.

— Сокол? Как интересно, — её голос был такой же мелодичный, как и её игра на флейте. — Меня Тсе́ра.

О Сущий, даже её имя было красивым! Сокол хотел было похвалить Тсеру, но вместо этого неуверенно выдавил из себя что-то совершенно абсурдное:

— Здесь довольно… здорово. Точнее… отличается всё. По сравнению… со всей этой местностью.

Он готов был ударить себя за тупость. Но Тсера не осудила его, а тихо посмеялась, и Сокол отправился в полный нокаут.

— Прошу тебя, садись. Тебе не стоит так нервничать.

Он, заворожённый, послушался её. Сокол аккуратно устроился на подушке и поборол неловкость, превращавшую его в ненормального человека, не умеющего связывать слова в цельные предложения.

— Я впервые вижу настолько привлекательное создание.

Я не вынесу этого.

— Давай я тебе погадаю, — проигнорировала она комплимент и протянула свои руки к наёмнику. — Это совсем не больно.

— А разве, — Сокол указал на карты, — они не нужны?

— Я предпочитаю обходиться без них. Тут свои тонкости, о которых, возможно, — она подмигнула, — я расскажу позже.

Тсера легонько обхватила его ладони. Она почти не касалась, но этого было достаточно, чтобы Сокол понял, насколько нежной была у неё кожа. Никак не сравнится с его грубой от рукояти меча и кинжалов.

— Почему ты здесь? У тебя… столько возможностей, — он огляделся. — Ты достойна большего.

— Сокол, пожалуйста, не отвлекайся.

— Да, я… — он остановился на её карих глазах, напомнивших ему Медею. — Почему?

— Ты много думаешь. Вдохни и выдохни. Медленно.

Сокол последовал совету Тсеры, и ему взаправду стало куда спокойнее. К тому же вся обстановка благоволила на безмятежность, и Сокол был в шаге от того, чтобы распластаться на полу шатра и заснуть под рассказы Тсеры, под её игру на флейте.

— Закрой глаза.

Сокол сделал и это.

— Кто ты, Сокол? Ты можешь рассказать мне всё, что угодно.

Не смей.

— Я… был наёмником. Но я не убивал!

Да чтоб тебя. Как я ненавижу, когда меня не слушают.

— Был? Кем ты являешься сейчас?

— Никем. Я просто человек, который пытается помочь своим друзьям. Только порой мне кажется, что я создаю им ненужные проблемы.

Тебе не кажется. Так и есть.

— Кто твои друзья? Они тебя обеспечивают?

— Нет, вовсе… нет. Они хорошие, — от всплывших в сознании образов Медеи и Стриго Сокол невольно улыбнулся. — Намного лучше, чем я.

— Ты утаиваешь от меня какой-то секрет.

Она меня раздраж-жает. Уйдём отсюда!

— Да. Возможно, я расскажу о нём после, — специально повторил за ней Сокол.

Тсера усмехнулась и покрепче взяла его ладони, отчего тот напрягся.

— Всё хорошо, милый путник, — тихо, доверительно сказала она. — Я собираюсь избавить тебя от всех невзгод, чтобы затем определить твою судьбу. Внимательно слушай меня. На десять ты уснёшь.

— Да… конечно…

— Раз.

Одна её рука, любовно обхватив запястье Сокола, вызвала по всему его телу новые мурашки.

— Два.

Сокол шумно выдохнул, когда её большой палец ласково погладил его побитые костяшки.

— Три.

Он мог поклясться, что услышал неторопливую мелодию, обволакивающую его и отправляющую в такое состояние, в котором были лишь радость и восторг.

— Четыре.

Сокол желал, чтобы этот голос ни на секунду не умолкал. Он хотел, чтобы ничего, кроме него, в его маленьком мире не существовало.

— Пять.

Он представил, как зовёт её с собой, как они вместе наслаждаются жизнью. Он почему-то подумал о будущем, в котором не было духа и в котором она принимала его таким, какой он есть — слишком чувствительным раздолбаем, совершающим порой неправильные поступки.

Откуда у него вообще эти глупые мысли?

— Шесть.

Стресс исчез, будто его никогда и не было. Недовольства собой, самообвинения — это пропало, сделалось смехотворным, незначительным.

— Семь.

Всё отошло на второй план, сузило Солфас до маленькой точки, до шатра. Жестокость осталась далеко за границами умиротворения, её нет, как и нет проблем. Всё действительно хорошо.

— Восемь.

Тсера коснулась его щеки, и Сокол, нуждаясь в любой, даже в самой малейшей нежности, непроизвольно к ней придвинулся. Она дотронулась до спутавшихся вьющихся волос и запустила в них тонкие пальцы. Сокол позволил это, потому что он доверился ей.

— Девять.

Левая рука под управлением духа грубо вырвалась из цепкой хватки Тсеры и угодила прямо по лицу мальчика, бесшумно рыскавшего в карманах Сокола. Раздался хруст сломанного носа, и мелкий воришка во всё горло завыл.

Десять!

— О Сущий! — вскричала девушка, испуганно вскочившая и обнявшая себя. — Монстр!

Сокол, очнувшись от наваждения, уставился сначала на мальчика, а потом удивлённо на Тсеру, выглядевшую теперь не так прекрасно, как тогда, когда она изображала из себя идеальную собеседницу.

— Ч-что…

Она пыталась тебя обокрасть, остолоп. Что и требовалось доказать.

— Прочь, прочь отсюда! Иначе я… иначе я вызову стражу!

Сокол протёр свои глаза, его жутко клонило в сон от этого приторного запаха. Он дотронулся до своей щеки, где недавно была ладонь Тсеры, и почувствовал щемящую боль где-то внутри груди.

— Ты воровка.

Вау, поразительные умозаключения. Я аплодирую твоей гениальности.

— Прочь! — навзрыд закричала девушка и истерично замахала руками. — Прочь! Прочь!

— Почему? Почему ты так поступила? Я бы мог, мать твою, заплатить тебе! Неужели…

— Стража! Стража!

— В задницу тебя!

Сокол выругался. Разозлённый, он, под крики, развернулся к ней спиной и вышел из шатра, вокруг которого уже столпились любознательные люди.

— Что случилось?

— Она воровка! — играя роль, Сокол эмоционально указал назад. — Она хотела меня обокрасть!

— Твою ж за ногу, я всегда это знал! — низко завопил один мужчина. — Мой дружбан к ней ходил и остался в итоге без кошелька! Она его соблазнила, а он, дурак последний, повёлся!

— Надо стражу звать! Нельзя больше это терпеть!

— Да!

— Точно! Надо прекратить этот беспредел!

Пока люди решали, что они сотворят с Тсерой, Сокол ловко ускользнул и направился дальше к текстильным лавкам. Ему было досадно на душе, невыносимо тяжко, но, по сути, он был сам виноват. Поверить какому-то человеку? Глупость! И плевать, что она была… красивой, умной и понимающей. Это был умело созданный образ, ничего более. А Сокол был одним из тех, кто купился на этот сладкий обман. Как наивный придурок, который жаждал лишь того, чтобы его услышали.

Но ничего не бывает так просто. Всегда есть какой-то подвох, который нужно вовремя углядеть. Он не сумел, зато Ахерон — отлично с этим справился.

Передряги — это твоя стихия. Если бы не я, то ты бы давно помер.

— Да, ты прав.

Я поражён. Ты так быстро со мной согласился. Где твои пререкания, птенчик? Ну же, не расстраивай меня!

Звали ли её по-настоящему Тсера или это тоже была деталь, относящаяся к её загадочному образу? Что побудило эту бедную девушку заниматься столь незаконной деятельностью? Стоило ли Соколу поднимать панику и так жестоко с ней поступать?

Он не был негодяем и подлецом. Он сделал то, что требовал от него закон — сообщил о воровстве. Но… что теперь с ней будет? Её повесят?

Птенчик, милый птенчик, я любезно напомню тебе: её не терзала совесть, когда она крала у тебя и у других. Выживает сильнейший. Научись выходить победителем.

— Я… я погубил её.

Рано или поздно её бы разоблачили другие. Считай, ты, как герой-недоучка, восстановил справедливость.

Люди приходят и уходят. Оставляют после себя осадок или, наоборот, приятное впечатление, которое затем бережно хранится. Тсера его разочаровала, и навряд ли Сокол сможет так быстро её забыть.

Но он обязательно постарается. Ахерон говорил умные вещи: он не виноват в том, что она попалась. Она выбрала свой путь, значит, надо уметь принимать последствия. Таков был принцип жизни.

Сокол, зарыв совесть куда подальше, сконцентрировался на более насущном — на поиске одежды, ради которой он сюда пришёл.

Разумеется, найти что-то подходящее было сложно. За короткое время ассортимент лавок никак не поменялся, всё было по-прежнему безвкусным и вычурным, неудобным в долгой дороге и просто непрактичным. Соколу пришлось сделать приличный круг, чтобы наконец-то наткнуться на что-то стоящее.

Походная одежда была редкостью, что, по мнению Сокола, являлось серьёзным упущением. Даже лавка, возле которой он остановился, продавала товар, который в основном предназначался для города. Однако эти одеяния, в отличие от других, были выполнены в более сдержанных тонах. Что ещё его порадовало — используемая ткань за счёт лёгкого материала ощущалась на коже, но при этом не сковывала движения. Короче говоря, это был идеальный вариант.

Сокол померил тёмные штаны. К сожалению, на них не было карманов, как на его старых, но ему понравилось, как ненавязчиво они облегали ноги. Он сразу в них влюбился. Следующей в списке была верхняя одежда. Здесь изгаляться и выпендриваться он не стал: нашёл обычную рубаху кремового цвета и шикарную, недлинную, всего лишь чуть выше бёдер, тёмно-коричневую куртку. Первый рукав, до локтя, опоясывали два тонких ремешка, на втором был только один, и Сокол решил его подвернуть, чтобы создать асимметрию.

Для удобства он расстегнул две пуговицы на рубахе, которую перемотал на талии дополнительной светлой тканью, надел кулон с расколотым черепом — подарок от Орла, покрутился вокруг зеркала и довольно кивнул.

Щедро заплатив продавцу, за что, вероятно, его после прикончит Медея, Сокол навеселе взял курс на выход из рынка. По пути он надумал заглянуть в таверну, чтобы выпить для хорошего сна. Вариацию с утренним похмельем он рассматривать отказался, потому что зарёкся, что не будет злоупотреблять.

В любом случае ему предстояло в первую очередь убраться отсюда, а это было не так просто. Ряды с воняющими продуктами Сокол помнил отлично. Как и агрессивных людей, которые, не дай Сущий, ещё и прикончат ненароком. А Сокол, между прочим, хотел вернуться в гостиный дом живым и невредимым, чтобы похвастаться новинками перед спутниками и получить парочку комплиментов. Потому что его чувство стиля, как он считал, было на порядок выше многих личностей в этом городе, и если это не оценят по достоинству, то он очень огорчится в своей команде.

Глава 11. Неприятности. Часть вторая

Дверь за ним захлопнулась, когда на улице уже потемнело.

Мало того, что Сокол убил приличное количество времени на то, чтобы зайти на рынок и найти там хоть что-то адекватное. Он потратил больше часа, чтобы сначала выйти из этого злачного места, а потом попасть в ближайшую таверну.

Люди уже собирались в помещении, шумели, болтали ни о чём, выпивали и строили, если верить коротким отрывкам, грандиозные планы. Было душно, воняло дешёвым пивом, а тусклое освещение могло вызвать у особо чувствительных приступ паники.

Как хорошо, что Сокол был не таким.

Как только он зашёл сюда, он испытал дежавю. Разумеется, почти все заведения, работающие по ночам, продающие спиртное и впускающие самые разные слои населения, не отличались изысками и были практически одинаковы. Поэтому и эта таверна была схожа с той, где он просидел год, пока уничтожал организм за тошнотворной бурдой, не приносящей ему никакого удовольствия.

Теперь ему было неловко от того, как бесцельно он потратил тогда жизнь.

Сокол сглотнул. Он, терзаемый противоречиями, оглянулся на дверь, но не отступил. Этот случай был другим. Он намеревался расслабиться — вот и всё. Потом он пойдёт спать, а на утро встретится с Медеей, Стриго и Делеаном, и вместе они отправятся в дальнейшее приключение.

Сокол приблизился к стулу, стоявшему возле деревянной стойки, изучил сидевших рядом с ним людей и заказал себе такую же ядрёную смесь, что пили они.

За первой кружкой пошла вторая, за второй — третья, дальше четвёртая и так по возрастающей. Сокол, как правило, не пьянел быстро, однако конкретно в этот алкоголь, очевидно, было что-то добавлено. Он был замешан с каким-то иным спиртным, может, с двумя, и подан под невинной оболочкой эксклюзива. Иначе объяснить лёгкость, появляющуюся чуть ли не с первого глотка, Сокол был не в состоянии.

Впрочем, он был не в состоянии вообще что-либо объяснять. Он широко улыбался, водил пальцами по воздуху и изображал из себя художника, мыслящего глубоко и не как все. Он заговорил с кем-то за бытие, поспорил, выиграл и устал.

Сокол лёг на стойку, покрутил уже пустой кружкой и решил, что ему срочно нужна добавка.

— Ещё-ё-ё.

Хозяйка, подошедшая к нему, скептично его осмотрела, чтобы оценить возможности человека перед собой.

— Ты утром проснёшься с жуткой головной болью.

Сокол прищурился. Зрение расплывалось, а женщина перед ним — двоилась, но эти иллюзии были так красивы! Возможно, она была старше него лет на двадцать, но, Сущий, какая она была на фоне всех… волшебная!

— Вам кто-нибудь, — он постарался принять наиболее кокетливую позу, — говорил, что ваш-ши родители искусные ювели-иры? Потому что такой драго-оценный алмаз — это р-редкость!

— Конечно, малыш, но тебе лучше не пытаться так… подкатывать. Мне не нравятся маленькие мальчики, понимаешь? А ещё смазливые, с веснушками там, с серёжками, — скучающе перечислила она то, что видела на Соколе. — Ты, как бы это мягко сказать, слишком добренький для меня. Не серчай.

Я устал наблюдать за твоим позором, но, признаюсь, я злорадствую, когда тебя отшивают.

— Зам-молчи-и, ду-у-ух! — он отмахнулся от невидимого нечто. — Я общ-ща-аюс-сь с да-амой!

Хозяйка, кивнув, догадалась, что с Сокола точно хватит. Она переглянулась с другим посетителем, который был в относительной норме, и получила от него сочувственную улыбку.

— Мадам! Я х-хочу… сказать вам… что-о…

— Солнышко, тебе пора закругляться.

— Н-нет… то есть… о-ой, как вы красивы…

Ха-ха! Я даже не буду это прерывать.

— Я польщена твоим умением складывать слова в единое предложение, но давай-ка прекращать. У тебя вот уже, кажется, сурьма потекла… Ты что, действительно красишь глазки? Как мило.

— Мы уже пер-решли на «ты»? — пьяно удивился Сокол. — Ох-х… я даже… ух-х.

— И на «ты», и на «вы», и на «деткам пора спать» тоже.

Сокол, летая в воображаемом мире, подпёр щеку рукой. Он блаженно глядел на женщину и придумывал в своей голове, отказывающей соображать, новый остроумный комплимент, но ощутил на своём плече тяжесть. Развернувшись, Сокол заметил перед собой крупного лысого мужчину, опасно возвышающегося над ним.

— Ух-х ты-ы! Какой вы, м-м-м, огромный.

— Дорогой, хвала Сущему, — хозяйка отправила мужу воздушный поцелуй. — Я думаю, с него хватит.

— Он лез к тебе?

— Ты же знаешь, что я бы не позволила. К тому же он не в моём вкусе.

— Слуш-шайте, — он изучающе опустил взгляд ниже, и его бровь неожиданно поползла вверх. — А там ты… в-вы, кажись, маловаты будете. Бедняж-жка-а. С-сочувствую…

Мужчина тупо уставился на Сокола, в открытую разглядывающего его штаны. Хозяйка, мысленно соглашаясь с утверждением наёмника, тактично кашлянула в кулак.

— На са-амо-ом де-еле, это нор-рмально! Ну… нормально-о, что ты такой бугай, ур-р, — Сокол похлопал мужчину по его мышцам. — А там природа тебя, э-э, обделила. Прикинь, это р-распр… стр-р… частый, во! Частый случай.

— Чё ты ляпнул?! Я те сейчас зубы выбью, кастрат сраный!

— Милый, — позвала мужа хозяйка. — Это в стельку пьяный дебил. Выгони его, пока он не устроил драку.

— Меж-жду пр-рочим, — с глупым видом Сокол поднял указательный палец, — надо уметь пр-ризнавать недостатки. Я в-вот тоже их имею. Н-не таки-ие, конечно, ха-ха… другие.

Ой, да конечно.

Мужчина беспардонно схватил Сокола за ворот и грубо поднял его на ноги.

— Эй, э-эй! — наёмник успел схватить кружку, но та оказалась пустой, и он без жалости швырнул её и попал в человека. — Силой проблемы не ре-ешить, буга-ай! Тем бо-олее такого х-характера, ха-ха!

— Я советую тебе заткнуться.

— Да как ж я это, заткнусь-то? — Сокол сжал зубы. — Вфот так, а?

Муж хозяйки раздражённо закатил глаза и потащил кривляющегося наёмника на улицу, чтобы легко, будто Сокол ничего не весил, вышвырнуть его из таверны. Тот больно упал на задницу, но это не помешало ему прокричать:

— Напиши мне, м-мы… э-э… реши-им, — он икнул и рассмеялся, — тво-ой недуг!

Мужчина взревел и зло закрыл за собой дверь. Сокол лёг на землю и принялся изучать чистое мрачное небо, находить какие-то образы и при помощи воображения создавать созвездия.

Видимо, он и правда сильно перебрал.

Ты не там разлёгся, птенчик.

— О-о-о… Ахер-ро-он… Ахеро-ончи-ик…

Какая отвратительная интонация! Прекрати.

— Я та-ак соску-учился. Хочу-у сказа-ать тебе… Э-э… ты… ты-ы… тво-я… ох-х… твой г-голос в моей голове-е та-а-ак заводит меня.

Ужас.

Сокол перевернулся на грудь и поднялся. Его шатало в разные стороны, но он целенаправленно куда-то шёл и распевал придуманные на ходу песни без рифмы и смысла.

— И во-от, мо-ой бе-едный, бедны-ый Ахеро-он, позна-ал все жизненные невзгоды…

Заткнись, Сокол. Прошу, заткнись! Ты не умеешь петь.

— Рыда-ал он, маленький слизня-як, навзрыд. Та-ак долго и протя-яжно. Ах!

Меня нет.

Последующие строчки остались без должного внимания, и Сокол замолчал. Он добрался до длинного дома, который особо не рассмотрел в ночи, открыл калитку, прошёл внутрь и повалился на что-то мягкое и тёплое.

Что-то легло с ним рядом, но к тому времени он благополучно отрубился.

* * *
— Делеан!

Было утро. Медея без стука вломилась в комнату нивра, с которым было решено оставить Стриго в целях контроля его состояния. И оуви, и Делеан одновременно повернулись на шум, и если первый был испуган, то второй — совершенно хладнокровен.

— Вы не встречали Сокола? Я расспросила владельца, но он сказал, что никто не заходил.

Делеан промычал что-то нечленораздельное, а Стриго чуть приподнялся в кровати и с мольбой обратился к Лиднер:

— М-мой спаситель… его… его н-надо найти!

— Разве в этом есть смысл? — без интереса уточнил нивр. — Он приносит неприятности.

— Просто… — Медея нервно топала ногой. — Сущий, как можно во что-то вляпаться в городе? Я же отправила его на рынок!

— Тем, кому не благоволит удача, не надо даже пытаться искать проблемы.

— Делеан, я ценю твою поддержку, но она не помогает!

— Это не поддержка.

— Тем более! — Медея плюхнулась на стул и судорожно потёрла свои виски. — Надо его отыскать.

— Советую про него забыть. Тогда наш путь будет коротким и безмятежным.

— Мы так не поступаем, — упрекнула Лиднер. — Он наш друг. А друзей не бросают. Особенно если те попали в беду.

— Д-да! — вдохновлённо согласился Стриго. — М-мой спаситель бы нас не б-бросил!

— Стриго… ты как?

— Я давал ему настойку, — взял слово Делеан. — Состояние не ухудшилось.

— Д-да! — весело подтвердил оуви. — Я готов от-тправиться на поиски!

— Ладно. Хорошо, — Медея хрустнула пальцами и поднялась. — Нам нужен план. Какой-то. Иначе, клянусь, я свихнусь.

— Как много звуков… — раздражённо прошептал Делеан.

— Если он был на рынке, значит, он по-прежнему может там торчать, верно? Но вдруг он попытался, не знаю, кого-то обокрасть? Тогда он может быть и в тюрьме. Твою ж…

— Ты — на рынок, а я пройдусь по северной стороне города… — скучающе предложил Делеан.

— А я п-по южной! — вызвался Стриго.

— Замечательно! — энергично кивнула Медея. — Улица — тоже важна. Он способен затеряться где угодно!

— Настоятельно советую прекратить.

Лиднер вопросительно повернулась к нивру, невозмутимо рассматривающему свои длинные ногти.

— Паниковать. Это делает тебя глупой.

Она стоически проглотила возмущение. Медея не хотела ругаться, тем более когда Сокол находился не пойми где. Ей нужна была любая помощь, чтобы спасительная операция увенчалась необходимым успехом.

— Отправляемся сейчас. Стриго, пожалуйста, не напрягайся сильно. Будь осторожен, договорились? Ты всё ещё слаб.

— К-конечно!

Она ласково потрепала его по макушке. На душе было неспокойно, она нервничала, но вместе с тем осознавала, что ей не следовало поддаваться эмоциям, чтобы не уподобиться Соколу. Медея взяла себя в руки, спустилась вниз и дождалась, пока все соберутся.

Она понятия не имела, где Сокол и реально ли за день обыскать каждый уголок Гиндро, но она знала, что ударит его, когда тот появится в её поле зрения.

* * *
Голова ожидаемо болела, во рту всё пересохло, а ориентироваться в пространстве было сложнее, чем летать.

Сокол открыл глаза и первым, что он увидел — это пугающе близко морду свиньи. Он громко вскрикнул, вскочил, его качнуло вбок, из-за чего он столкнулся со стеной, не вписался в поворот и повалился обратно в грязь.

Свиньи, забегав и завизжав, создали оглушающий, тем более после похмелья, шум и гам. Сокол закрыл уши, однако этот гул не прекращался ни на секунду и вызывал неконтролируемый гнев. В мозг лезли навязчивые мысли о том, как он разбирается с этими несносными животными, как заставляет их истекать кровью…

Сокола тряхнуло. Он снова оказался на ногах, только в этот раз он был собранным и сконцентрированным. Насколько, конечно, это возможно в его случае. Не наступая на грязь, подальше от свиней, он, забыв про калитку, перебрался через забор и вышел на улицу.

Солнца не было, серые облака окутали всё небо. Кожу приятно холодил знойный ветерок, помогавший более-менее прийти в себя. Эпизоды в таверне Сокол не помнил, но ему стало не по себе от того, что он вообще туда попал.

Мысль, что он не ночевал в гостином доме и даже не предупредил спутников о визите в сомнительное заведение, неприятно уколола его. Сокол, потерев переносицу, представил, как Медея выскажет ему всё, о чём она думала, как Стриго, наверное, заплачет, и как Делеан грубо пошутит.

Не теряя времени, он, как человек, переживший все катастрофы мира, наобум поплёлся в центр города, чтобы уже оттуда как-нибудь сориентироваться.

На словах — легко, но на деле — трудно.

Соколу было откровенно плохо в физическом плане. Он тысячу раз проклял себя за проявленную тупость, которая привела его в итоге к чумазым свиньям. Почему он не отговорил себя? Зачем злоупотребил алкоголем?

Теперь Сокол пожинал свои плоды, а лучше бы лежал в мягкой кровати и спал до обеда.

Он вышел на главную улицу и сразу же словил парочку пытливых взглядов. Н-да уж, новая одежда в мгновение ока стала грязнее, чем его старая. Прогресс, ничего не сказать.

Отряхнув штаны и рукава, Сокол пригладил волосы, — их ожидала такая же безрадостная участь быть неопрятными и слипшимися, — и гордо потопал дальше. Он чувствовал себя всесильным, вдохновлённым на новые свершения и подвиги, хотя после свинарника его настрой должен был слегка… испортиться.

Та бурда, кажется, не отпускала его ни на минуту.

— Сокол!

Он закашлялся и увидел бегущего к нему через толпу Стриго, искренне радостного и довольного тем, что нашёл его. Оуви накинулся на Сокола, и тот, подняв его, покрутил вокруг себя.

— Мой с-спаситель!

— Приве-ет!

Сокол поставил его на ноги. Оуви снова полез обниматься, но принюхался и передумал. Он скривился, закрыл ладошкой лицо и виновато зажмурился.

— Мой с-спаситель… в-вы… где вы б-были?

За Стриго показались Медея и Делеан, и первая была не только встревоженной, но и злой. Значит, Сокола ожидала гневная тирада.

— Привет?

— Сокол, — чётко произнесла Медея, угрожающе точно выговаривая каждую букву. — Где ты, придурок, был? Что с тобой?! Я отправила тебя на рынок! Неужели так сложно было вернуться назад?! Мы уже решили переворошить весь город, чтобы тебя, идиота последнего, отыскать!

Она, планируя его ударить, подошла к нему, но, как и Стриго, отстранилась.

— Сущий, Сокол!

— Я купил новую одежду, — наëмник почесал затылок. — Но потом я посетил таверну, чтобы… э-э… расслабиться, и вот теперь я тут после того, как поспал в свинарнике.

Медея, стараясь успокоиться и не ляпнуть ничего лишнего, резко развернулась и прижала ко лбу ладонь.

— Браво, — Делеан саркастически похлопал в ладоши.

— Иди в баню, Сокол, — приказала Лиднер. — Живо. И только посмей потом снова пропасть!

— А что делать…

— Промой водой!

— Но я буду ходить мокрым…

— До какая разница!

— Не провоцируй судьбу, — усмехнулся Делеан.

— Тебя ещё тут, гения, не хватало!

— Замолчи, Сокол, — Медея кончиком пальца ткнула в наёмника. — Ты накосячил.

— Ладно, — он безропотно поднял руки. — А куда мне хоть идти?

Медея, чтобы избежать долгих дум Сокола, вышла вперёд. За ней последовал Делеан, а Стриго держался рядом с наёмником. Он почти замыкал эту вереницу, и при иных обстоятельствах можно было подумать, что он следил за тем, чтобы его спаситель не исчез.

Баню они нашли не сразу, пришлось у проходящей мимо девушки уточнить направление. Но зато когда они оказались прямо перед ней, то Медея смело подтолкнула Сокола и посоветовала не вляпаться в новые приключения, иначе, дословно: «Я лично выкопаю тебе могилу».

Запомнив предупреждение, Сокол грустно поплёлся внутрь, а Стриго, Медея и Делеан заняли скамейку, находящуюся неподалёку от бани.

И они, под руководством Лиднер, начали долго и упорно ждать наёмника, который был малым дитём, не умеющим принимать взвешенные и, самое главное, безболезненные для окружения решения.

* * *
Прошёл уже час с момента, как Сокол пропал из виду.

Медея наворачивала круги, периодически массировала виски и пыталась сохранять хоть что-то отдалённо похожее на самообладание. Выходило это из ряда вон плохо.

Стриго, не доставая до земли, сидел и махал ногами, тревожно следил за Лиднер и терпел. Он не знал, почему Медея так нервничала, но он скромно, чтобы никого не бесить, представлял, как расскажет Соколу о своём самочувствии.

Делеан, укутанный в плащ, медитировал. Медея тоже была не прочь этим заняться, чтобырасслабиться, но любая релаксация — дело не такое простое. Нужна концентрация, подготовка. Если Лиднер начнёт в таком взбалмошном состоянии познавать тело и дух, то она, без сомнений, ещё больше раздражится и тогда уж точно задушит бедного Сокола.

— Он так долго там…

— Наседка.

— Что? — развернулась к нивру Медея.

— Ты как наседка.

— Что за бред? Я просто волнуюсь. Тебе хочется лишний раз вытаскивать его задницу из неприятностей?

Делеан противно усмехнулся.

— Я уже говорил. Нет необходимости.

— Эт-то не очень… п-правильно, — пискнул Стриго. — С-создания, которые т-тебе д-дороги, ты х-хочешь защ-щищать. Даже если с-сам… не м-можешь.

— Нелепо.

— Конечно, тот, кому наплевать на всех, не будет этим заниматься, — язвительно заметила Медея. — Но и сам он долго не живёт.

— Опыт показывает обратное. Доверие приводит к саморазрушению.

— А твоя стража?

— Это их обязанность.

— Если бы ты им не доверял, — напирала Лиднер, желавшая доказать свою правоту, — то ты бы не подпускал их к себе.

— Нет. Это нелогично.

— Поясни.

— Ты подпускаешь. Но ничем не жертвуешь ради них. Это обычное взаимовыгодное сотрудничество. Много существ — реальнее шанс выжить. Очевидные факты.

— Ты спас Стриго, Делеан.

— Да, — безучастно пожал плечами нивр. — Оуви тушка для отвлечения внимания. Минус он — минус шансы.

Стриго, навострив ушки, вопросительно помотал головой. Медея была ошарашена, и это заставило оуви также удивиться.

— Как ты можешь быть таким равнодушным? — беспомощно спросила она.

— Ты задала мне вопрос. А я не лгал.

Это был ужасный ответ, портящий всё впечатление от его поступка. Медея не рассчитывала на какое-то чудо, но она надеялась, что Делеан помогал Стриго хотя бы по доброте душевной, а не из корыстных целей. А теперь, оказывается, всё было спланировано наперёд.

Здорово. Великолепно!

И без того взвинченная Медея была раздосадована ещё сильнее. Она больше не могла встречаться с нивром взглядом и общаться с ним. Она не желала слышать его хладнокровный голос, в котором не было ни намёка на сострадание.

Лиднер прежде никогда не пересекалась с представителями ниврийского народа, но если они все были такими — мерзкими созданиями, думающими только о себе, то тогда они были даже хуже людей.

Стало невыносимо тяжко. Медея отсчитывала секунды, превращавшиеся в долгие минуты, тянущиеся бесконечно долго.

Делеан молчал. Стриго — тоже. Со стороны казалось, что они были врагами, собравшимися на импровизированном поле боя, чтобы погубить друг друга тишиной. Вроде бы смешно, а на деле — грустно до слёз.

Медея глубоко вздохнула. И выдохнула. Воздух был лёгким, чистым — таким, каким обычно бывал после дождя. Лиднер любила мёрзлую погоду, обожала стоять под каплями и ощущать, как они стекают по лицу, как холодят кожу. Ей нравилось бегать по лужам, но она ненавидела простывать и пить противные травяные отвары, которыми поила её мать или сестра.

Она скучала по их легендам, сказкам, тосковала по отцу. По человеку, который не сошёл с ума и не держал еë при себе, как какую-то зверушку.

Медея хотела вернуть прежнюю жизнь, детские года, когда не было печалей. Почему сейчас всё шло наперекосяк? Она где-то провинилась? Ошиблась? Медея была не хуже остальных. Она заслуживала счастья и того, чтобы с ней, как раньше, была сестра, заботящаяся, подобно матери, о её благополучии.

— Ребя-ят!

Медея встрепенулась.

Выскочивший Сокол, с мокрой головой и с улыбкой до ушей, нарушил гнетущее молчание. С его появлением вся атмосфера вновь пришла в норму. По крайней мере, так было по мнению Медеи, которой стало немного проще дышать.

Позади него, более сдержанно, шёл мужчина, одетый в нелепый балахон до самых пят. Его заросшее лицо и полная запущенность во всём внешнем виде настораживали.

— Это Дéрти!

— Кто? — учтиво уточнила Медея.

— Я познакомился с ним в бане! И он лекарь. Он бы мог, — Сокол бросил высокомерный взгляд на Делеана, — профессионально осмотреть Стриго.

— М-мой спаситель?

— Именно он! — Сокол принял героическую позу. — Дерти уже в курсе всех событий, мы с ним шустро поладили. Крутой мужик.

— Сокол, на минуточку.

Наёмник, кивнув Дерти, приблизился к Медее. Она выждала некоторую паузу и сказала:

— Это какой-то нищий попрошайка.

— Вовсе нет.

— Ты видел его? Как… как вообще можно иначе подумать?

— Я разочарован тем, что ты зациклена на оболочке, — недовольно цокнул языком Сокол. — Он очень эрудированный. И он разбирается в медицине.

— А потом он вытрясет с нас кучу денег и оставит ни с чем.

— Медея. Расслабься. Он не такой.

— Ага, не такой. Сокол, открой глаза!

— Прошу прощения. Вмешиваться в диалог — подло, — Дерти встал неподалёку от Сокола и Лиднер и низко поклонился. — Подло. Недостойно. Я понимаю. Но заблуждение — высший грех. Всякая броская одежда уничтожает меня. Так комфортнее.

На лице Медеи были описаны все эмоции. Она просто пялилась на этого мужчину и сдерживала подбирающийся к горлу нервный смех.

— Я нуждаюсь в исправлении ситуации. Следуйте за мной. Не бойтесь. Осмотр вашего спутника — моя главная задача. Но гости — не менее важны. Я покормлю. И вы будете счастливы.

Сокол легонько ударил Медею локтем и прошептал:

— Халявная еда!

— Почему мы должны идти? — Делеан, уставившись из-под капюшона на незнакомца, скрестил руки на груди.

— Ваш страх — закономерное явление. Да. Но не надо. Вы — странники. Вы должны быть в дороге. Но также вы обязаны отдыхать. Впереди у вас долгий путь.

— Я не испытываю страха.

— Не будь придурком, — Сокол хлопнул того по спине. — Быстро сходим в гости и уйдём. Я ручаюсь. К тому же надо Стриго проверить. Всё складывается как нельзя кстати. Дерти — классный человек. Зуб даю. Мы с ним на такие темы говорили — закачаешься.

— Именно это меня и волнует. Ты ненадёжен.

Медея не разделяла восторга Сокола, но она была не против позлить Делеана. Чтобы это провернуть, надо было всего лишь согласиться с наëмником.

— Сокол… — она тяжело вздохнула. — Прав. Лекарь сможет дать настойки, которых у нас с собой нет.

— У нас есть всё необходимое.

— Нет, — сердито отозвалась Медея. — Стриго, ты согласен сходить к Дерти?

— Ес-сли мой с-спаситель не п-против…

— Что ж, трое против одного.

— Ха! — Сокол выстрелил в нивра из воображаемого лука. — Дерти, погнали!

Тот скромно улыбнулся и снова поклонился.

Медея взяла Стриго за руку, Сокол без умолку болтал с Дерти и вёл в основном какой-то монолог, а нивр, обозлённый на всех, плëлся в конце.

Лиднер тайно злорадствовала над Делеаном, потому что с еë точки зрения это было вполне оправдано, что к нему не прислушивались, а его способности недооценивали. Медея была обижена на него, и она хотела ему как-нибудь подгадить, чтобы тот уяснил простейший урок: надо доверять тем, с кем идёшь.

Это было подло, но Медея ничего не могла с собой поделать. Её утешала мысль, что Сокол, узнай обо всём, обязательно бы поддержал её. Ему очень не нравился Делеан.

Дерти, петляя, привёл их почти на самый край города в неприметный домик. Это был бедный район, славящийся грязью, жуткими запахами пота и протухшего мяса, а также исхудавшими, костлявыми людьми, падающими прямо средь белого дня. Медее пришлось закрыть нос рукой, чтобы хоть как-то притупить тошнотворный смрад.

В доме Дерти было довольно… уютно. Здесь не воняло, был приятный травяной шлейф, перемешанный с чем-то сладковатым. Всё было уставлено различными статуэтками, висели даже картины, а на полу лежал ковёр — большая редкость для бедного района. Он пригласил их на кухоньку — маленькую, но комфортную. Усадил, как настоящий хозяин, и опять поклонился.

— Сначала путники почивают. Потом — ранения. Прочие дела умеют ждать.

Дерти разлил в четыре миски остывший суп и поставил их перед своими гостями. Он сел напротив, выпрямил спину и прилежно положил руки на колени.

— Вы — превыше всего.

— А ты разве не будешь? — невнятно спросил Сокол, вовсю уже хлебавший чудо кулинарии.

Дерти вежливо улыбнулся.

— Гости важнее.

Медея принюхалась к жидкости. Это был совершенно обычный суп, приготовленный из имеющихся скудных продуктов: не слишком мерзкий, но и не шикарный. Терпимый. Желудок издал чересчур громкое урчание, и она немного подчерпнула ложкой еду, поданную столь щедро, и медленно поднесла ко рту.

Было вполне вкусно.

— Получается, вы — лекарь?

Дерти повернулся к Медее.

— Моё призвание.

— И вы в курсе, что у нас ранен оуви? Вы за него возьмётесь?

Мужчина не отреагировал. Он смотрел не моргая на Лиднер и ничего не говорил. Медея переспросила ещё раз.

— Ущемление одних другими — ужасно. Осуждаю. Никто не заслуживает того, чтобы быть невылеченным.

— Он имеет в виду, что Стриго такой же, как все, — заключил Сокол и махнул ложкой на оуви, который, вопреки своим принципам, тоже медленно поедал порцию. — Поэтому ему без разницы, кому помогать.

— Вы лечите и здешних людей?

— Да.

— Часто обращаются?

— Да.

— И они… удовлетворены?

— Да.

— Ага…

Медея, поняв, что полного и подробного ответа не добьётся, отстранённо хмыкнула. Сокол рядом с ней почти выпил весь суп. Делеан, относящийся к Дерти скептично, похлёбку отодвинул, как и деревянную кружку с водой. На вид она была как лужа грязи.

— Дерти, а как ты относишься к ниврам?

— Живые создания. Все равны. Все ходят под одним Создателем. Нельзя презирать. Плохо.

Сокол двусмысленно подмигнул Делеану, который предпочёл закатить глаза. Было тяжело как-то адекватно реагировать на подобное утверждение, сказанное странным человеком. Это могло быть как намеренное отвлечение внимания, так и бред сумасшедшего, помешанного на своих сомнительных идеях.

— Ты… гениален, — хихикнул Сокол так, как будто был пьян.

— Спасибо.

Мужчина скромно кивнул.

— Оставайся всегда таким… крутым… лучшим!

Сокол хрипло рассмеялся.

Медея, размешивая суп, вдруг заметила, что всё начало как-то подозрительно сливаться и плыть. Она подняла ложку, с которой капала непривычно цветная жидкость, и вытерла слезящиеся глаза. Она тронула Сокола, но тот уже почему-то валялся лицом в глубокой посуде и издавал характерный храп.

Послышался шум падающего стула. Медея кое-как рассмотрела Делеана, вскочившего на ноги, и Дерти, кинувшего в него тарелку, содержимое которой испачкало плащ. Нивр, толком не опомнившись, молниеносно ринулся на мужчину, но тот, успев перехватить его, подтолкнул к стене, из-за чего Делеан сильно приложился головой. Капюшон спал, и теперь все видели его серебристые чешуйки.

Дерти, не удивившись нивру, быстро подошёл к нему. И хоть Делеан наобум брыкался и не сдавался, старался даже вытащить меч, мужчина зарядил ему по паху, оттолкнул и снова жёстко впечатал в деревянную поверхность. Затем, под глухой звук упавшей картины, он грубо прижал к себе ослабленного Делеана, схватил за шею и начал душить, пока его противник не перестал полностью двигаться.

Лиднер встала, но её лёгкое тело было чужим для неё. Она села обратно на стул, нащупала Стриго, сложившегося в три погибели, и тоже — без сознания.

Дерти больше не улыбался. Он страшно скалился и напоминал плотоядного монстра, собирающегося насытиться мясом пойманной жертвы.

Медея открыла рот, но вместо крика вырвалось жалкое шипение. Вся еë энергия испарилась, и отныне была лишь вселенская усталость, тянущая еë в пустоту.

— Вопли — это страх, — он спокойно откинул от себя Делеана, повалившегося на пол. — Страха тут нет. Это судьба. Вы — избранные.

Медея опëрлась руками о стол. Она неосторожно опрокинула миску, суп полился во все стороны, а сама она, превозмогая истому, попыталась разглядеть Дерти, идущего к ней.

— Судьбу надо принимать. Она — смысл всего. Все мы равны.

— Я-я убью… т-тебя!

— Все мы когда-нибудь умрём. Ты — дитя. И ты должна смириться.

Последнее, что запомнила Медея перед тем, как провалиться в небытие, это руки мужчины, гладившие её по рыжим волосам.

Глава 12. Открывшаяся правда

Бывает такое, когда смотришь на человека и думаешь, что он — хорошая и, самое главное, здравомыслящая личность. Надеешься, что он по-настоящему проникнулся к тебе, а не просто сделал вид, дабы втереться в доверие. И наивно полагаешь, спустя короткое время общения, что этот человек является «твоим».

Но столь быстрые встречи часто заканчиваются неудачно, и случай Сокола, к сожалению, не был исключением.

Он сквозь сон ощущал себя странно. Во всём теле была непривычная тяжесть, Сокол не мог отыскать материальную опору и пошевелить руками — они затекли. Складывалось впечатление, что он бездвижно стоял на голове. Очень долго, из-за чего кровь медленно, но верно стекала к мозгу.

Ещё Сокол отдалённо слышал песенку, от которой волей-неволей пробегали мурашки. Она имела весьма специфичный текст, связанный с убийствами, расчленениями и прочими жуткими штуками, с которыми нормальный и здоровый человек не хотел бы даже пересекаться.

Добивало всё и то, что помимо страшненькой песни был неприятный запах, схожий чем-то с вонью на рынке возле мясных лавок. Только здесь он был более тошнотворный, словно мясо провалялось на солнцепёке несколько дней, сгнило и теперь почётно лежало с опарышами в середине замкнутого, без окон, помещения, чтобы пытать любого, кто сюда забредёт.

Разумеется, долго так спать нельзя. Сокол, понимая это в бессознательном состоянии, не жаждал отправиться на тот свет, будучи неясно где. Поэтому он открыл глаза.

И, по правде говоря, лучше бы всё же держал их закрытыми.

Тусклое освещение психологически давило, встречающиеся с завидной регулярностью брызги крови вызывали животный ужас. Большая печка, от которой шёл основной свет, находилась в другой комнате, отделённой от той, в которой был Сокол, двумя грязными стенами, образующими между собой широкий проход. Из-за этого подвал, а это, без сомнений, был он, мигом приобретал приличные размеры.

Сокол попробовал потрясти руками, но они оказались связаны. К тому же, как ни парадоксально, он висел вверх ногами. Теперь картинка более-менее складывалась во что-то цельное.

Постаравшись развернуться, что было невероятно трудно, Сокол заметил неподалёку от себя Медею, которая была в аналогичном положении, что и он. Внизу валялся связанный Стриго. Если бы оуви не сопел и не пыхтел, как при кошмаре, то Сокол бы решил, что тот мёртв.

Возле устрашающей печки был длинный стол, на котором лежал перемотанный цепями Делеан. Его небрежно сложенный плащ свисал со стула, клонившегося набок.

Делеан дёрнулся, и это дало Соколу маленькую надежду, что хоть кто-то придумает способ выбраться отсюда, потому что сам наёмник, к несчастью, умом не отличался. Он упорно вспоминал события, которые привели их сюда, в мрачный подвал, но пока без особого успеха. Всё было как в тумане.

— Делеан!

— Сокол?

— О Сущий, да! Это я. Где… где мы?

— Не имею понятия, — раздался резкий металлический звук — это нивр предпринял новую попытку выбраться. — Кое-кто привёл нас к одному индивиду, не внушавшему никакого доверия. Тот под предлогом помощи напоил вас, а после мы очутились тут. Интересно, чья эта вина?

Сокол, не разобрав явного сарказма в интонации Делеана, присвистнул.

— Эпично!

— Пожалуй.

— И как нам быть?

— Я не знаю, — уныло заключил нивр и тяжело вздохнул. — Что с Медеей?

— Она здесь. Стриго тоже. Но они ещё не очнулись.

— Тогда у меня неутешительный прогноз.

— Если ты считаешь, что они… — голос Сокола дрогнул от одной только мысли. — Мертвы, то ты ошибаешься.

— Это ты об этом подумал. Я подразумевал совершенно иное.

— Да уж прям! Ты меня натолкнул на эти размышления!

— Заткнитесь вы ради Сущего… — простонала Медея, которая хотела перевернуться на другой бок, как в кровати, но потерпела полный крах. — Что за…

— О! Мы в заднице, — кратко ввёл в курс дела Сокол. — Весело, да?

Медея, как и наёмник ранее, тоже собиралась было высвободить руки, но наткнулась на серьёзную преграду в виде тугого узла. Она, не заботясь о том, что другие это услышат, смачно ругнулась.

— Где мы?

— В логове кровожадного безумца, — на удивление спокойно сказал Делеан. — Очевидно.

— Что? Как так? Мы же пришли к тому чудному типу и… Сокол

— Я не причастен! — жалостливо проговорил он. — Я такая же жертва обстоятельств, как и вы!

— Сокол, ты дурак или притворяешься? Ты догадываешься, что с нами может произойти? Этот твой «крутой мужик» затащил нас сюда! Вдруг он собирается нас сожрать? У меня нет слов, чтобы описать свои эмоции!

— Медея, не панику-уй. Я уверен — это недоразумение. Он не похож на того, кто ест людей. И нивров. И оуви. Он же лекарь, ну? Вдруг это его типичное приветствие!

Лиднер готова была закричать от беспомощности, а ещё от злости на Сокола, который вместо того, чтобы серьёзно воспринимать всю ситуацию, в которой они оказались, надеялся, как малое дитё, на то, что человек, заточивший их в подвале, будет к ним благосклонен. Но было ясно, что он хотел им навредить!

Если бы не её полная обездвиженность, то она бы ударила наёмника со всей дури. Может, тогда бы он поумнел. Хотя навряд ли. Это осознавали все.

Стриго, находившийся до недавнего времени где угодно, но только не со спутниками в реальном мире, вдруг зашевелился. Он медленно разлепил веки, уставился в одну точку, забарахтался и неожиданно закричал.

— Тише, Стриго! — шикнул Сокол.

— Ага, мистер умник пытается придумать план, — фыркнул Делеан.

— М-мой с-спаситель? Г-где в-вы?.. — оуви, перевязанный ремнём, кое-как перекатился и упёрся в холодную стену. — Т-тут т-так… ж-жутко!

— Мы угодили в передрягу, — резюмировал Сокол. — А ещё ты немного, ну, промазал… Мы не там.

— Сущий! Ты в курсе, что он на полу? Без цепей!

— Да-а, Дерти, походу, всё же считает оуви слабыми. А заявлял, что для него все равны! Каков нахал!

— Нет, болван! Он может помочь нам.

— Ч-что? — Стриго, легонько оттолкнувшись лбом от стены, сумел снова развернуться к Медее и Соколу. — Я-я не п-понимаю.

— Пожалуйста, попытайся встать. Если этот Дерти притащит сюда свою задницу, то он убьёт нас.

Оуви данное известие не взбодрило, а только больше испугало. Он, прижав ушки к голове, зажмурился и понадеялся раствориться, провалиться или просто исчезнуть из этого злачного места. Но тут ему на ум пришла мысль, что если он выберется, то здесь останется Сокол. Это всё меняло.

— Я п-попробую.

— Давай, малыш, — подбодрил его Сокол. — Ты справлялся раньше, справишься и сейчас. Ты же наш маленький герой! Мы все верим в тебя!

— Д-да… Да! Я с-смогу!

Стриго лёг на грудь, опёрся макушкой о пол и, используя ноги, которые опрометчиво не связали, постарался встать. Собственный вес казался самым тяжёлым на свете, всё тело было подобно вековому камню, неподвижному и такому чужому.

Стриго упал обратно на грудь.

— Я не с-смогу…

— Малыш, я не хочу нагнетать обстановку, — ласково начал Сокол, — но мы вляпались по уши… мы в дерьме! Поэтому только ты сможешь нас выручить.

— Сокол! Ты его пугаешь!

— А вот и нет! Я говорю умные вещи.

— Удивительно, что ты это умеешь.

— Пошёл к духам, мистер советник! Ты куда бесполезнее, чем я!

— Я быстрее умру от вашей грызни, нежели от убийцы, — грозно сказала Медея, уставшая тратить время на пустые препирательства.

— Ой, знаете… — Сокол напряг пресс и чуть приподнялся, чтобы как-то почесать нос, но у него это не вышло, и он издал звук, полный разочарования. — Да чтоб это всё.

Медея внимательно присмотрелась к крюку, прикреплённому к потолку. В принципе, если сильно раскачаться, то будет шанс вырвать его с корнем. Но тогда, вероятнее всего, при падении подвернёшь шею или, не дай Сущий, сломаешь кости и останешься калекой. Сокол хоть и был придурком, но подобную участь не заслуживал.

— Стриго, давай ещё раз. Собери всю волю в кулак и докажи, что ты лучший оуви!

Воодушевляющие речи могли бы вдохновить, но при иных условиях. И то не факт. Тем не менее, Стриго попробовал снова. В этот раз он ловко распределил вес по всему телу, что позволило ему оказаться на коленях. Он вытер слёзы радости и вытаращился на Сокола, кивнувшего ему.

— Умничка!

Окрылённый успехом, оуви приложил ещё раз все свои немногочисленные силы и очутился на ногах. Сокол, охнув от его рвения, готов был разрыдаться от счастья.

— Молодец! — поддержала Медея. — Теперь надо как-нибудь снять наши верёвки.

— Ты ещё скажи, чтобы он достал воображаемый нож и начал пилить её. Нет, серьёзно. Как ты вообще предлагаешь ему орудовать клювом?

— У тебя есть идеи покруче?

— А что я? Я ничего.

Стриго не успел ничего предпринять, как песня, на время умолкнувшая, зазвучала заново. Шаги, аккуратные, хищные и неспешные, заставили сердце пропустить удар. Оуви нерешительно замер, Сокол и Медея, забыв про пререкания, переглянулись и поняли друг друга без слов.

— Стриго, — тихо позвала его Медея. — Прячься!

Но тот не отреагировал. Вся его жизнь тусклыми картинками пролетела перед глазами, конечности от сковавшего его страха перестали двигаться. Он глотал вязкую слюну, не моргал и беспомощно ждал свой приговор.

Раздался лязг металла. Кто-то точил нож.

Дерти появился во всей красе — в таком же балахоне, но в этот раз — с идеально зачёсанными назад волосами. Он внимательно окинул взглядом свой подвал и медленно остановился на Стриго. Дерти не удивился его выходке, будто заранее знал, что так произойдёт. Словно намеренно это подстроил, чтобы дать жертве надежду, а затем так жестоко её отобрать.

— Да, — он глухо рассмеялся. — Пташки любят свободу. Рвутся. Как мотыльки. Горящие. Слепые. И жалкие.

Следующие действия Дерти кардинально разнились с его прежней неторопливостью. Быстро отложив точильный камень и обойдя стол, на котором, Сокол впервые это заметил, валялись различной формы ножи — от маленьких до самых больших, он схватил Стриго голову и приподнял. Некоторые перья остались в его руке, но он, игнорируя их, потащил почти не сопротивляющегося оуви к другому столу, располагавшемуся возле Делеана.

Он хотел его, как и нивра, привязать цепью. А, может быть, пустить ему кровь, общипать и порезать на мясо, чтобы потом продать.

Это было бы бесчеловечно.

— Стой! — прокричал Сокол. — Пожалуйста, оставь его в покое! Ну же, Дерти, что за ерунда? Мы же здорово поладили, какого ты устраиваешь сейчас?

Дерти притормозил, улыбнулся наёмнику.

— А-а. Любопытный. У тебя особая роль.

— Какая к духам роль! Отпусти его! Он ничего не расскажет. Просто посмотри на него! Он же напуган до смерти! Если тебе так надо, то возьми меня!

— Ты — последний, — кивнул своим мыслям Дерти. — Сегодня все прольют кровь. Во славу всемогущего Ахерона. Господина. Повелителя.

Какая прелесть! У меня есть последователь, пускай и напрочь отбитый. Каково тебе, птенчик, знать, что твоего дружка прикончит тот, кто мне благоволит?

Сокол услышал глумливый голос и гадкий смех духа. Он на время забыл о нём, поэтому его внезапный вопрос, заданный лишь для того, чтобы поиздеваться, выбил наёмника из колеи. Однако, когда Сокол пришёл в себя, его начала бить мелкая дрожь.

Он злился.

Для Ахерона вся жизнь — это игра. Он не заботился о других существах, потому что они были для него обычными пешками, созданными, чтобы служить Королю. Сокол тоже был расходным материалом, но особенным, имеющим важнейшее значение для Короля. Дух распоряжался им лично, и он, невольно привязанный к своей пешке, ставил на неё всё, что имел сам.

Умрёт Сокол — умрёт и Ахерон. И почему в таком случае он не объявился раньше? Почему не воспользовался силой, чтобы помочь Соколу освободить себя и других? Чтобы спасти собственную шкуру?

Пожалуй, ответ был прост — он выжидал, чтобы потом со всем свойственным ему ничтожным высокомерием устранить неугодных. Ахерону нравился этот фарс, он получал удовольствие, близкое к экстазу, когда им восхищались, когда смотрели только на него и когда ему, а не Сущему, поклонялись такие одержимые люди, как Дерти.

— О чём ты… говоришь?

Сокол повернулся к Медее, которая устремила взгляд на Дерти, заслонявшего свет от печи.

— Глупо. Нелепо. Ваш разум — недалёкий. Великий не любит ущербных. Однако я знаю, что вы — уникальны. Не переубеждайте меня. Молчите.

— Это безумие! Никакого Великого нет! — Лиднер предприняла тактику отрицания, но она, к сожалению, была заведомо проигрышной. — Ты без причины убиваешь людей… всех ради вымышленного твоим больным мозгом создания!

Как обидно. Я вполне реален, пускай и застрял в убогой человеческой оболочке.

— Люди не понимают. Никогда. Думают, что умные. Но это самообман. Ты отрицаешь. Надеешься, что обойдёт. Но оно живёт. Ищет. Я помогаю.

— Ты и со своими пациентами так поступил, да? Теперь ясно, почему они были довольны! Ты чудовище!

— Нет. Я палач.

Дерти поудобнее схватил вскрикнувшего от боли Стриго, закинул его тушку на стул и пошёл за ножом. Он и правда намеревался его убить. Принести в жертву настоящему куску дерьма, но ради чего? Чтобы дух благословил его на новые свершения, пообещал ему бессмертную жизнь, безграничную власть и… что дальше? Какой в этом был смысл, если его существование приносило всем исключительно страдания?

Однако Дерти плевал на то, каким он был в глазах окружающих. Он просто хотел, чтобы дух заметил его. Чтобы он дал ему свои уникальные дары за кропотливую и искреннюю службу.

Что ж, если это было его мечтой, значит, она, к его радости, наконец-то сбудется.

Нет, ты не посмеешь!

Сокол закричал во всё горло и испугал одновременно всех находившихся в подвале. Дерти, опешив, положил своей тесак обратно на стол. Медея пожалела, что не могла закрыть уши, а Делеан и Стриго, будучи не в эпицентре событий, пытались разглядеть то, что происходило с наёмником.

Сокол шевелился, раскачивался, выкручивался как в припадке. Дерти, уверенный в себе, заметно растерял всю храбрость. Впрочем, любой бы струсил от того, как неожиданно задёргался наёмник: он словно боролся со странной сущностью, вселявшейся в него.

Цепь перестала шуметь. Сокол остановился. Он посмотрел на Дерти исподлобья, жутко, осуждающе и властно. Совсем не так, как прежде. Он готов был уничтожать кого угодно, хоть дракона, силой мысли, щелчком пальцев. Превращать живую плоть в ничто, в пыль.

Его радужка была почти фиолетовой.

— Ты, — голос Сокола — грубый, принуждающий трепетать перед его обладателем, — ничтожество, посмевшее меня заковать?

— Эт-то… что это? Потеха!

— Ха! Ха-ха-ха! Потеха будет тогда, когда я достану твой тупой мозг из твоей черепушки и буду кидать его, пока от него ничего не останется, — он осклабился. — Так ты смеешь общаться с тем, кто всегда оберегал тебя? Кому ты служишь?! Гнусный червяк!

Дерти замер. Он перестал даже дышать. Он неприкрыто пялился на наёмника, пока в один миг его лицо изумлённо не вытянулось.

— В-вы… Г-господин?

Сокол зарычал, а цепи вновь зазвенели. Дерти, не отрывая восхищённого взгляда от наёмника, будто под гипнозом сделал к нему несколько шагов и упал на колени. Он безостановочно кланялся, что-то шептал. Медея с ужасом изучала Сокола, который не обращал на неё никакого внимания.

— Мой Господин! Я-я…

— Лепет жалкой букашки! И ты возомнил себя палачом? Выше меня?

Кажется, на улице раздался гром. Дерти, вымаливая прощение за своё неподобающее поведение, прижался лбом к холодному полу.

— Нет! Ни за что! Господин. Я виноват. Бесконечно!

— Ты облажался. Твои жертвоприношения во имя меня — пустой звук. Мне нужно больше.

— Ч-что, Господин? Прикажите. Я исполню. Всё!

— Освободи мой сосуд. Живо! Иначе я уничтожу тебя. Ты хочешь этого?

— Нет!

Дерти подскочил и приблизился к механизму, опускавшему цепь. Он начал медленно его крутить, пока Сокол полностью не оказался на полу. Затем, вытащив из своего балахона ключ, он открыл кандалы на ногах и развязал верёвку.

Сокол поднялся, потёр запястья, на которых остался красных след. Он, положив ладонь на плечо Дерти, принудил того медленно осесть. Тот послушно подчинился и задрал голову. Он с покорностью глядел на Господина и ждал от него новых указаний.

— Мне не нужны жертвы, чтобы быть могущественным. Меня не надо вызывать, чтобы потешить своё самолюбие. Ты — всего лишь мусор, позарившийся на самое ценное — на моё благословение.

— Г-господин! Позвольте… позвольте. Умоляю…

— Такие, как ты, никогда не исправятся. Зачем ты нам нужен?

— Я всё могу… всё! Скажите! Только скажите!

— Ты раб. Мне мерзко от тебя.

Левую руку окутали фиолетовые спирали. Дерти, растерянно заметив нечестивую магию, не сразу ощутил, как его грудь пронзили насквозь, как вырвали его сердце, сломали рёбра и разорвали лёгкие. Он зашёлся кашлем, и кровь обильно полилась из его рта. Он упал замертво, никчёмный, убогий человек, не представляющий из себя ничего. Обманщик, не имевший права жить.

— Сущий, ну что за ерунда! Новая рубаха, на минуточку! — Сокол скривился и принялся с неприязнью вытирать о чужую одежду попавшие на него багряные капли. — Всё изгваздал! Я должен был свернуть ему шею!

Хоть я и зол, что ты говорил от моего имени, я вполне удовлетворён тем, как подло ты к нему подобрался. Это был отличный обман, за который я, так уж и быть, прощу твоё самовольничество.

— Полный отстой! Какой ты, мать твою, милый!

— Сокол?.. — невинно позвала его Медея.

— А. Ой, — он неловко потёр шею, ненароком отскочил от трупа и загадочно посвистел: мол, он не убивал Дерти, это вышло само собой.

— Это же ты, правда?

— Э-э-э? Конечно?

— Просто… всё это…

— Игра. Кроме последнего. Это не входило в планы. Но признайся, что у меня отличные актёрские способности, а? Мне надо их развивать!

— Никогда так не поступай! Без предупреждения! Я подумала, что он опять…

Нивр, прокашлявшись, прервал Медею.

— Я задам соответствующий вопрос после. А пока, будь любезен, займись делом.

— Как же ты бесишь. Почему ты такой невыносимый?

— Какое щедрое на оскорбления описание. Приму его к сведению.

Соколу пришлось вернуться к трупу Дерти, чтобы порыскать у него другие ключи. К его странностям прибавлялось и то, что вместо нормальной связки он хранил всё по-отдельности: вот в маленьком кармане, внутреннем, один ключ, в большом, внешнем, — второй.

Он освободил Медею и Стриго. Делеана выручать не хотелось, и потому Лиднер взяла всю обязанность по его спасению на себя.

Нивр около секунды изучал Сокола, будто искал возможность напасть на него и прикончить, но потом резко потерял к нему всякий интерес. Впрочем, вполне вероятно, что он дал наёмнику лишь отсрочку. Всё же устраивать разборки в этом подвале было такой себе идеей.

Выбраться из столь мрачного места оказалось нетрудно. Надо было подняться по лестнице, очутиться в спальне (больной Дерти!), выйти через кухню в коридор, где лежали их вещи, а затем через дверь обратно в бедный вонючий район, который поглотил дождь.

Можно было добраться до командора городской стражи и сообщить с его помощью всем людям о существовании такого человека, как Дерти, представляющийся лекарем. Но никто не хотел этим заниматься, в том числе и Медея. Их законопослушность могли расценить иначе: приняли бы за убийц, отправили бы в тюрьму… Кому оно надо? Все были уставшими, вымотанными до смерти, и каждый мечтал лишь о том, чтобы поскорее забыть всё злоключение как страшный сон.

А Соколу предстояло признать свою очередную ошибку и начать относиться к новым незнакомцам с опаской, потому что случай с Тсерой его ничему не научил.

* * *
Гостиный дом был оплотом безмятежности и заветного спокойствия.

Для всех, кроме Сокола. Он сидел, как провинившийся, на кровати, смотрел на свои колени, теребил рукав куртки и не знал, куда себя деть. Медея расположилась на стуле, а Стриго, без пары перьев на голове, на полу.

Делеан же мельтешил перед глазами. Он, сняв плащ, ходил из стороны в сторону с заведёнными за спину руками, молчал и был крайне задумчивым.

Медея, закручивая на палец кудряшку, со скучающим видом следила за его передвижениями. Она так и норовила сказать ему, чтобы тот угомонился и приступил к сути.

Наконец, он требовательно встал напротив Сокола. Наёмник одарил его вопросительным взглядом.

— Я жду.

— Молодец.

— Я жду объяснений. Человек, внезапно обладающий магией? Да ещё и такой? Почему ты ещё не умер? Кто ты такой?

— Ты собираешься со мной расправиться?

Делеан противно ухмыльнулся.

— Пока ты не выкинешь то, о чём пожалеешь, ты будешь жить. Считаю это высшей степенью милосердия по отношению к тебе.

— Сокол, расскажи уже ему.

— Кстати об этом, — нивр крутанулся на маленьких каблуках к Медее. — Я разочарован. Знать и утаивать? Как подло.

— Приношу искренние извинения, — Лиднер пожала плечами. — Но я понятия не имела, как ты это воспримешь. Вы чувствительны к магии, и навряд ли бы ты оценил то, что творится с Соколом.

— Вы подвергали меня опасности. Ваши оправдания меня не утешают.

— Сущий с тобой, чешуйчатый! — Сокол планировал было поменять позу, но замер, когда нивр отреагировал на него враждебно. — Э-э-э… в общем, да. Во мне дух. Ну, все симптомы на это указывают… Не знаю, как так получилось. Я был наёмником, мы выполняли задание. Надо было в ниврийском храме…

— Вы были в нашем Королевстве?

— Да я в душе… — Сокол прокашлялся. — Он был в нашем. Наверное… Ой, да какая разница? Я не слежу, как ты, за границами Королевств. Короче, нам нужно было найти один предмет, но я… столкнулся с проблемой.

— Что за проблема?

Сокол неуверенно пожевал губы. Он ненавидел ворошить старые раны, вспоминать прошлое и жалеть о содеянном.

— Я проявил ненужное любопытство, и он… дух… убил близких мне людей и исчез. Я целый год корил себя и ненавидел. Но потом он заговорил со мной. Снова.

Да, спустился с Небес… Ой, наоборот. Выбрался из Тюрьмы и подумал: а давай-ка я помогу этому смертному? Ха! Даже мне смешно.

— Духи по силе равны драконам. По крайней мере, раньше так было.

Я по-прежнему могу с лёгкостью его прикончить.

— Спасибо за пояснение, конечно…

— Я это к тому, что человеческое тело, ненаделённое магией, не способно долго выдерживать присутствие духа. Оно быстро разлагается. Кроме того, тебя должны были поработить, лишить сознания и души.

Но вместо этого я вынужден терпеть выходки этого ничтожества. Как прекрасно. Все мне обзавидуются.

— Я, как видишь, в полном порядке.

— Да, — задумчиво согласился Делеан. — И это странно. Невозможно. Только если в твоём роду не было созданий, обладающих магией. Но это маловероятно. В тебе нет ничего ниврийского.

— О, как жаль. Мы могли бы стать закадычными друзьями…

— Тем не менее, — он пропустил язвительность мимо ушей, — ты одержим, пускай ты и отвечаешь за свои действия. Из-за духа ты нестабилен. Представляешь для всех угрозу.

— А Ваше Превосходительство не в курсе, как мне от этого излечиться?

Или Соколу показалось, или Делеан действительно выглядел огорчённым. В любом случае было понятно, что он ничего не знал.

— Прости. Есть сдерживающие амулеты, работающие на магии драконов, но они защищают от вселения в тело. Если в тебя уже вселились, то этот амулет будет причинять боль вам обоим.

— Весело.

— Он слышит нас?

Лапушка, я не только тебя слышу.

— М-м… да.

— Вам надо договориться о союзе. Перемирии. Вы две души — и вы в одной ловушке. Борьба рано или поздно убьёт вас обоих.

— Отличная идея, — поддержала Медея. — Если не можешь избавиться от проблемы, то делай всё, чтобы она тебе не мешала.

Какие твои спутники, однако, умные. Я не просто дух. Я — Ахерон, и я не намерен подчиняться.

Сокол обнял себя за плечи. Дух не шёл ни на какие компромиссы, относился ко всему насмешливо, недолюбливал всё живое и даже не желал помогать наёмнику в ситуациях, требующих его вмешательства. Приходилось быть на грани жизни и смерти, чтобы тот действительно начинал хоть как-то шевелиться.

И как, спрашивается, пробиться сквозь его заносчивость, чтобы объяснить, что сотрудничество — это не позор, а залог успеха?

— Я благодарю за честность.

Уйдя в мысли, Сокол не разобрал, что сказал ему нивр.

— Что?

— Благодарю тебя за честность. За правду. За откровение. Называй как угодно.

Сокол что-то промычал. Делеан был в растерянности из-за духа, но он был нивром. Мог ли он знать, что за предмет хранился в их храме? Сокол так сильно хотел понять, ради чего рискнул всем и ради чего всё потерял.

А самое главное, стоило ли оно вообще того?

Он подобрал свою походную сумку, порылся в ней и достал волшебное перо. Покрутив в пальцах, Сокол показал его Делеану.

— Что это?

Его рот широко открылся. Нивр удивлённо вздохнул и трепетно, будто артефакт был самым ценным и хрупким, взял его у Сокола.

— Перо нифина…

— Что?

— Мой народ, он… — Делеан зажмурился. — Нифины — шестиглазые и шестикрылые птицы, умеющие возрождаться изо льда. Если они умирают, то они замораживают себя, пока не восстанавливаются целиком. Они были единственными, кто владел такой способностью, пока их… не перебили в момент слабости. Это перо — последнее упоминание о них.

— То есть мы пёрлись в прокля́тый храм из-за этой бездарной штуковины? Серьёзно, мать твою?

— Ты заблуждаешься. Это перо — частица нифина. При определённом ритуале оно может спасти от неизлечимой болезни, воскресить умершие растения. Вдохнуть жизнь в давно погибшие земли.

— Зачем вы его сохранили? — Медея, чуть наклонившись, обратилась к Делеану.

— Я не знаю, кто его сохранил и спрятал. До сегодняшнего дня я только слышал о нём, но не верил, что оно воистину существует…

— И какой нужен ритуал, чтобы воспользоваться этим чудотворным пером?

— Я думаю, это зависит от многих факторов. В легендах нет подробностей. Но я расстрою тебя: оно не избавит носителя от духа. Их магия — это другой уровень.

Сокол, фыркнув, выразил таким образом всю палитру своих эмоций. Обладать подобной силой — это сродни смерти. Вот какой он сделал вывод после разговора с нивром.

— И куда его теперь?

— Вы должны передать его моему народу. Вам, людям, оно без надобности.

Он не питал к перу симпатии, но оно связывало его с прошлым и с Орлом. Наверное, именно поэтому у Сокола не получалось его куда-нибудь спихнуть, ведь он думал, что если отдаст артефакт, то подведёт командира и обесценит те старания, которые тот приложил, чтобы добраться до ненавистного храма.

Пожалуй, Делеану придётся всё же отказать.

— Считай, я не человек, — Сокол требовательно протянул к нему руку, — поэтому я буду хранить его у себя.

— Ты поступаешь неправильно.

Наёмник сузил глаза.

— Я разберусь без тебя. Твои советы, увы и ах, ещё ни разу мне не помогли.

— Ты мне никто. Я тебя не боюсь.

— Да? Тогда я смело воспользуюсь своими обретёнными способностями, чешуйчатый, и ты иссохнешь. Печальное зрелище, — Сокол подмигнул ему. — Будешь летать в качестве пепла, осядешь… может быть, как раз на дерьме Короля. Вдруг получится потрещать с ним о мире во всём мире?

Делеан, стиснув зубы, неохотно отдал перо Соколу. Тот, довольный своей победой, замотал его в тряпку, отчего нивр ужаснулся, положил и обратно в сумку.

— Если мы всё решили, то я пойду к себе.

— Я провожу тебя.

— Меде-ея, — растянул гласные Сокол. — Боишься, что я снова создам вам проблемы?

— Да. Бывает как-то иначе?

От правды было… обидно.

Делеан, не сказав больше ничего, безмолвно проводил спутников и захлопнул за ними дверь. Под чутким руководством Медеи и Стриго Сокол попал в свою комнату. Он невинно им улыбнулся и пожелал доброй ночи, а оуви, растрогавшись, обнял его и издал довольный и смешной звук.

Когда Сокол остался один, он лёг в кровать. Только в эту минуту, после двух беспокойных дней, он почувствовал невыносимую усталость во всём теле.

Мысли, преследовавшие его в темноте, сейчас отошли на второй план. Он быстро уснул, но снились ему как всегда только кошмары.

Глава 13. Недоверие

Мавор, не поспевая за быстрым шагом Лидера, семенил следом за ним. Обычно тот не отличался торопливостью, и Адъяру, привыкшему суетиться по делу и без, часто приходилось его подгонять. Что сейчас изменилось — было для него загадкой.

Лидер пребывал в довольно хорошем расположении духа — поразительно редкое явление, поскольку у него, как правило, бывало только два настроения: агрессивное, когда он в буквальном смысле разбрасывался бумагами и доказывал, какое существенное значение для Солфаса имеет перо, и нейтральное — спокойное, когда он полагался на разум, а не на эмоции.

Возможно, он мог и веселиться, но это было крайне и крайне редко. Практически никогда. С некоторых времён.

— Эй, у меня новость.

— Мавор? — Лидер, остановившись, вопросительно повернулся к Адъяру. — И долго ты здесь?

То, как он погружался в свои мысли и не обращал ни на кого внимания, тоже не нравилось Мавору. Именно из-за рассеянности люди чаще всего терпели поражение или, по крайней мере, попадали в неприятные ситуации. А Адъяр, как человек практичный, понимал всю важность того, чтобы находиться в реальности, а не витать в облаках, даже если это было связано с каким-то великим и первостепенным делом.

— Ну, прилично.

— Что-то случилось?

— Нет… точнее, да, но и не совсем.

— Прошу тебя, ближе к сути.

— Я изучил твои досье на каждого человека из Циннии, чтобы, мало ли, убедиться, что никто не затесался к нам из ниоткуда. Проверил записи входа и, соответственно, выхода. Не знаю, если честно, зачем…

— Доверяешь бумажкам? Мавор, я возлагал на тебя большие надежды.

Адъяр сжал губы, прижал к себе папку, предоставленную послушником, занимающимся отслеживанием перемещений всех членов организации в пределах Циннии. Он, приняв это за шутку, вежливо улыбнулся.

— Вдруг нет никакой крысы, как мы решили в начале? Что, если Сенри, кретин неосторожный, захотел впечатлить очередную дамочку из борделя своими магическими фокусами? Та донесла до Пристанища, и, в общем, мы получили всю эту неразбериху со смертью.

Лидер наклонил голову, заинтересованно посмотрел на взлохмаченного Мавора, глядящего на него с неким трепетом. Очевидно, он долго и упорно додумывался до этой теории заговора.

— Ты приказал людям, чтобы они взяли принудительный отдых? Объяснил, что им придётся некоторое время побыть безподпитки?

Теперь Адъяр казался чуть разочарованным, но он шустро натянул на себя маску притворного равнодушия.

— Да. Скоро коридоры Циннии превратятся, — Мавор усмехнулся, — в безмолвную пустоту.

— Красиво сказано.

— Так… что? Ты поддерживаешь мою версию? Насчёт крысы.

— Мавор, ты так настойчиво пытаешься меня убедить, что я вполне могу посчитать, что именно ты работаешь с Пристанищем, — Адъяр подавился воздухом, и Лидер похлопал его по спине. — Я ещё не разобрался с ритуалом, чтобы установить тотальную слежку за всеми подчинёнными, поэтому не буду спешить с выводами. Но я жду новый инцидент — уже с непосредственным и открытым вмешательством Пристанища. Вероятно, для населения это будет подано в качестве красивой сказки, где добро победило зло. А вот я за это зацеплюсь.

— Хочешь лично привлечь Святого к ответственности?

— Да. Он не может оставаться безнаказанным вечно. Ты встречал Цирцею?

— Она дуется на тебя. И на меня тоже, — с промелькнувшей грустью в голосе ответил Адъяр. — Но она с тобой. Я уверен.

— Если ещё раз навестишь её, то купи какой-нибудь подарок от моего имени. Цветы, конфеты — всё, на что хватит твоего воображения. Мы должны держаться вместе.

— Е-е-есть, сэр-р, — Мавор отсалютовал Лидеру. — Не переживай, опасности нас не сломят. Ну, меня уж точно!

Он, как бы показывая ему, что действительно будет с ним до конца, дружески положил ладонь ему на плечо. Лидер кивнул, и Мавор, обойдя его, пошёл дальше. Когда он скрылся из виду, Лидер вздохнул.

Он не волновался, — ни капельки, — и это ужасало даже его. Смерть была печальным событием, но люди в Циннии являлись для него всего лишь покорным материалом, предназначенным для достижения главной цели. Что его заботило — это свирепствующее Пристанище, однако и оно было обычным препятствием, подлежащим к устранению. Может, произойдёт это не так быстро, как хотелось бы, но ожидание всегда было дорогим.

И Лидер, научившись терпеть, щедро за него платил.

* * *
Природный воздух по сравнению с городским сильно отличался. Он был чистым, каким-то особенным, и Сокол, оказываясь в лесу, на свободе, любил лежать на траве и смотреть на голубое небо сквозь шелестящую листву, пока его волосы взъерошивал лëгкий ветерок.

Они покинули город рано утром и потянули за собой тяжёлые события минувших дней. Делеан был мрачнее тучи, Стриго же — подозрительно тихим, пускай он и был сам по себе не особо болтливым, а Медея — измотанной и физически, и морально, хоть она, по её словам, неплохо выспалась.

Разумеется, это угнетало. И Сокол, будучи ранее в приподнятом настроении, моментально стал таким же унылым и подавленным.

Они развели мини-лагерь после часа ходьбы по прямой дороге. Обычно привалы делались куда реже, тем более если до этого был длительный отдых, но, видимо, никому не прельщала идея продолжать путь, будучи в таком состоянии. К тому же и время, как назло, тоже двигалось предательски медленно. И какой бы воздух не был прекрасным, в походе поникший командный дух знатно напрягал.

Делеан сразу же ушёл, как он выразился, по делам. Что у него были за дела в лесу — вопрос на миллион. Сокол решил, что тому нужно было выпустить пар: всё же не каждый день человек отстаивал свою точку зрения перед нивром и не давал ему то, что тот требовал. Стриго, сославшись на усталость, лёг на землю. Медея, сев напротив него, принялась чертить замысловатые линии найденной палкой.

Безрадостная, в общем, картина.

Сокол, при всём своём уважении к ним, не мог так же бесцельно прозябать и ждать, пока вернётся Его высокомерное Величество Делеан. Да, возможно, это было несколько эгоистично, но он не собирался встревать в очередные неприятности, чтобы снова заставлять своих спутников нервничать. Сокол, как и Делеан, нуждался в том, чтобы временно, совсем на чуть-чуть, ретироваться. Погулять. Подышать. Побыть наедине с собой.

В конце концов, одиночество отрезвляло голову, давало силы и новую энергию, исчерпанную при долгом контакте с различными существами. Сокол вовсе не относился к тому типу людей, которые рано или поздно прятались дома, в маленькой комнатке, чтобы привести себя в порядок. Он не был с одиночеством на «ты», потому что оно порождало всплеск ужасных воспоминаний, сопровождающихся острой болью и виной. Он был неотрывно связан с обществом, а общение и поддержка помогали ему окончательно не свихнуться. Но прямо сейчас всё это отходило на второй план и заменялось жгучим желанием обрести хоть какую-то гармонию со своим разумом. А главное — без посторонних любопытных глаз.

Но на духа это не распространялось. Ахерон давно стал его частью, его второй личностью, завладевающей над первой, когда всё было плохо. Несомненно, это не являлось нормой в любом понимании, но Сокол был слишком слаб перед Ахероном и перед трудностями, беспощадно испытывающими его на прочность.

Делеан сказал, что дух должен был уничтожить его. Он должен был захватить его тело, сожрать сущность, стереть с Солфаса и сделать так, будто никогда и не было Сокола, а его оставшаяся оболочка — это просто сосуд, которым воспользовалось могущественное создание.

Однако Сокол был жив. Он думал, испытывал эмоции, разговаривал и не гнил. Дух много раз старался его поработить, но это не вышло, и он перестал быть обычным паразитом, пытающимся только выжить.

Конечно, было всё равно наивно отрицать настоящие помыслы Ахерона. Он, безусловно, рвался заполучить тело, чтобы самостоятельно управлять им, и он ни за что не откажется от возможности вернуть контроль, чтобы подчинить себе судьбу. Но когда какой-то человек, который по всем правилам обязан был перед ним сдаться, вдруг заартачился, да ещё и не погиб из-за его силы, — это поразило. Ввело в ступор. И как тут не пробудится интерес изучить этот феномен?

Ахерон был склизким червяком, ищущим во всём выгоду, но вместе с тем он был полезен. Он неоднократно спасал Сокола, хоть и преследовал свои цели и не заботился о том, что душевное состояние человека после жестокого захвата разума рушилось так же легко, как падал от неаккуратного движения карточный домик.

Ему было чхать на Сокола. Но ему было не плевать на его жизнь. Жив Сокол — жив и дух.

Всё просто.

Медея не задержала Сокола, когда он обмолвился о том, что хочет погулять. Она пожала плечами, мол, твоё право, и он, зачем-то извинившись, умчался в лес.

Сокол редко покидал, когда был наёмником, Орла и остальных. Орёл не одобрял подобного рода побеги, да и смысла в них, если честно, особо не было. Он уходил только тогда, когда его выводили на эмоции, когда Ворон мешал ему спать своим проклятущим храпом. Ночью лес непредсказуем, но если не отдаляться от лагеря, то опасность, о которой не умолкая говорили взрослые, начинала почему-то будоражить кровь.

Тогда Сокол, ещё безбашенный подросток, жаловал ночь, а сейчас ему, повзрослевшему, был ближе день. Теперь в темноте были пугающие тени, которые исчезали, как только появлялись первые лучи солнца. Чернота воплощала самые жуткие кошмары, когда как свет — забирал их.

Вероятно, после того, как Сокол доберётся до столицы и выполнит задание, он на полученные глеты организует себе шикарный отдых, где обязательно будет вкусная еда.

Пожалуй, это была отличная перспектива на будущее.

Сокол, погрузившись в приятные мечтания, проглядел, когда лесная полоса закончилась и заменилась полем, простирающимся на приличное расстояние. Уже были заметны первые ростки, посаженные несколько недель назад детьми и трудягами из города. Сокола, запоздало опомнившегося, внезапно передёрнуло. Он не представлял, как людям хватало терпения работать на этом нереально огромном пространстве: и в дождь, и в холод, и в жару. Когда он этим занимался под руководством приюта, то считал секунды сначала до единственного перерыва, где им разрешали перекусить, чтобы не издохли, а потом до заката, когда они всё бросали и возвращались в тесные комнаты, в которых спало более десяти детей разных возрастов.

— Красиво.

Птенчик, ты действительно полагаешь, что твои поступки — логичны?

— Тебя забыл спросить, что логично, а что нет. Если бы ты не убил того ненормального, то чешуйчатый придурок не портил бы нам всю дорогу.

На минуточку, он недоволен тем, что ты не отдал ему его вещичку, а не тем, что я кого-то убил. Врать не хорошо, тебя разве не учили в детстве родители? А. Ой. Прости сердечно! Я снова запамятовал, что у тебя их не было.

— Заткнись, — Сокол сорвал колосок и повалился на траву. — Я не спрашивал твоего мнения.

Ты думаешь, меня волнует, что ты там не спрашивал? Какой ты простодушный.

— А ты невыносимый кусок говна! Даже Делеан по сравнению с тобой — солнце.

Почту за комплимент.

— Это не… О Сущий, как я тебя ненавижу.

Я тоже тебя очень люблю. И свечусь от радости от одной только мысли, что нахожусь в твоём сильном и выносливом теле. Видишь мою счастливую улыбку? Нет? Как жаль.

— Да пошёл ты!

А ты знал, что болтовня с самим собой — это признак сумасшествия? Тебя надо изолировать от хрупких людишек.

— А ты знал, что открытое манипулирование другими — это признак неадекватности?

М-м-м, это называется слегка иначе.

— О, да ладно! — буркнул Сокол.

Ветер ворошил вьющиеся тёмно-русые волосы, из-за чего их приходилось регулярно заправлять за уши. Соколу было неважно, как он выглядел, но ему совершенно не нравилось, когда прядки лезли в глаза. Его это бесило!

Он смотрел на небо, вспоминал звёзды и то, как фантазировал с ними всякие небылицы. Он одушевлял их, давал им титулы, имена — всё как у людей. Ему стало тошно от столь детского поведения.

— Что… что будет дальше?

Ты умрёшь. И здесь даже не понадобится моя помощь.

Сокол раздражённо фыркнул.

— Я не грублю тебе. Неужели так сложно нормально ответить?

А зачем? Это скучно. К тому же всё очевидно. Зачем что-то выдумывать?

— Потому что так устроены люди, — горько усмехнулся Сокол. — И мы нуждаемся в фантазиях. Иначе всё теряет смысл.

Печально. И глупо. О чём ещё поведаешь, о всевидящий?

— Какие у тебя планы? Кроме захвата моего тела.

Захватить чужие?

— Как остроумно! Я, Сущий тебя подери, серьёзно. Если не хочешь говорить об этом, то расскажи хотя бы о своих ценностях. Они-то у тебя есть?

Ты ещё не подрос для таких высокоинтеллектуальных тем. Но я поделюсь с тобой, человечишка, ведь кто, если не я? Ценности — это слово, за которое все цепляются, но которое бесполезнее твоего существования. Есть только ориентиры, к которым стремишься. Это же я советую и тебе.

— Что ж, — Сокол задумчиво почесал затылок. — Это тоже… имеет место быть.

Это не «имеет место быть». Умей различать понятия, тупица. Как я буду делать тебе мозги, если у тебя их попросту нет?

— Ты заносчивый идиот.

Удивительно, но факт! Ты ничем не лучше меня. Можно даже сказать, что хуже. Что ты из себя представляешь? Ничего. А меня знают. Мне, если ты не заметил, поклоняются. Ты создаёшь проблемы, от которых все страдают, а я, как благородный рыцарь, вытаскиваю из них твою тощую задницу. Я, как Сущий, прощаю тебе грешки, чтобы ты с чистой совестью продолжил убивать дальше. Поэтому не тебе судить, кто я.

Сокол промолчал. Возможно, это было правильное решение в подобной ситуации. Возможно, нет, и стоило в ответ нахамить Ахерону, чтобы доказать ему, что Сокол не тот, кого можно без конца унижать и недооценивать. Но после этого дух не начнёт его резко уважать. Он посмеётся над ним. И парирует колкостью. Сокол проходил через это не раз.

Он сорвал цветок насыщенного жёлтого цвета, чуть приподнял, чтобы разглядеть повнимательнее просвечивающиеся лепестки.

Его спутники были правы. С духом надо быть в хороших отношениях, чтобы добиться хоть каких-то результатов. Они вдвоём застряли в одной оболочке, значит, они обязаны были сглаживать между собой конфликты, чтобы не погубить друг друга в порыве эмоций.

Сокол не знал, что предложить Ахерону взамен. Он не умел торговаться, но зато мог аргументированно объяснить пользу от сотрудничества, которое, сложно с этим спорить, было разумным.

А ещё, втайне, он был не прочь научиться обладать магией, которую ему, хоть и с одолжением, даровали.

— Ахерон.

Ох, я польщён, что человечишка запомнил, как складываются буквы в моём имени. Чем ещё ты меня удивишь?

— Я хочу пользоваться твоей силой. Свободно.

Тишина.

Сокол кашлянул в кулак, убрал цветок. Почему дух молчал?

— Эй?

Я пытаюсь переосмыслить твой вопрос. Мне показалось или ты, птенчик, возомнил себя тем, кем ты никогда не будешь являться?

— Твоё негодование вполне оправдано…

Это не негодование. Это культурный шок.

— Просто послушай меня. Если мы будем вечно конфликтовать, то нас убьют. И я не шучу, — Сокол ощущал себя отчаявшимся безумцем, который общался с пустотой. — Ты же тоже не можешь как раньше распоряжаться своей магией из-за меня, я прав? Я не знаю, почему мы вместе, но все эти непроизвольные всплески твоей силы — они опасны. Это факт. Прознай про нас другие люди, мы попадём в серьёзную беду.

Смертная жизнь ничего для меня не значит.

— Я не позволю тебе убить других. И, поверь, я сделаю всё от меня зависящее, чтобы не дать тебе вырваться.

Левая рука поднялась, но Сокол перехватил её и прижал к земле. Он был настроен решительно, и он точно не был тем растерянным человеком, слабостью которого Ахерон неоднократно пользовался. Здравый рассудок, холодный расчёт — вот идеальная формула, чтобы свести контроль духа на корню.

— Пожалуйста, Ахерон, я не прошу у тебя чего-то нереального. Клянусь, я сделаю всё, что потребуется, дабы вернуть тебе прежний облик, — Сокол выдохнул, перевёл дыхание. — Мне не нужна твоя сила, я не стремлюсь украсть её у тебя. Но я стараюсь для нашего благополучия. Ты не можешь быть настолько тупым, чтобы не понять этого.

Он пошевелил пальцами. Всё в порядке. Огляделся, как дурак, по сторонам, словно дух находился где-то рядом с ним, а не в его голове. Очередная пауза нервировала, ожидание неизвестности — напрягало. Если Сокол что-то скажет, то всё разрушит. Ахерон съязвит, и они ни к чему не придут. Он должен терпеть и ждать. И больше ничего.

Итак, ты хочешь научиться управлять моей силой?

Сокол улыбнулся.

— Да.

Я бы никогда не согласился, но я не могу отрицать твою правоту. К сожалению. Я предлагаю сделку.

— О Сущий, какой кошмар! У меня аллергия на сделки.

Придётся потерпеть. Мне по душе твоё тело, но меня привлекает свобода. Добейся того, чтобы я обрёл независимость, а взамен ты получишь наипрекраснейшего наставника в лице меня. Но если ты будешь злоупотреблять магией и ставить себя выше меня — я не буду с тобой церемониться. Ты человек, Сокол. Ты слаб и жалок. Ты заведомо проиграешь эту битву.

— У нас мир? Когда начнём первый урок? Что мы будем делать? И-и…

Ты уже не справился. Только кретин будет задавать столько вопросов.

— И всё же когда мы начнём?

Становись. Ровно.

Сокол послушно выполнил приказ. Он вытянул руки вперёд, что дух не одобрил.

Зачем ты… что ты творишь?

— Э-э…ничего? Разве так не будет проще проворачивать твои магические штучки?

Это работает не так. Ты действуешь на эмоциях, но они — бич всего человечества. Будь невозмутимым. Очисти свой разум от мыслей. Они мешают. Сосредоточься и перенеси всю энергию из груди в свою рабочую руку. Она у тебя левая, если ты, гений, не в курсе. Любая магия покоится внутри, пронизывает каждый твой нерв. Она есть, её необходимо почувствовать. Самостоятельно. Без моего непосредственного участия.

— Знаешь, тебе легко очистить разум… У меня такого таланта нет!

Чтобы извлечь пользу из ценнейшего опыта, с которым я с тобой любезно делюсь, тебе стоит прекратить трепаться.

Сокол пробурчал проклятия в адрес Ахерона, за что опять схлопотал от духа недовольный комментарий.

Быть хладнокровным — неимоверно тяжело. Не думать о чём-то с закрытыми глазами — тоже. Но Сокол насильно заставил себя абстрагироваться, представить вокруг себя ничто, в котором он — один. Маленькая фигурка в бесконечности.

Это не помогло. Ни энергии в груди, ни отголосков той особенной силы, описываемой Ахероном. Однако она была. Бесспорно, магия существовала в нём благодаря духу, но она не принадлежала Соколу, и это мешало ему уловить её, чтобы затем преобразить.

Тем не менее, чужое всегда может стать своим. Достаточно приложить чуточку усилий, проявить немного упорства и капельку эгоизма.

Сокол сконцентрировался. Венка на его лбу заметно вздулась, голова от напряжения заболела. Он искал в себе хоть что-то необычное, такое, что уже бывало раньше, когда он злился или был в шаге от смерти. Сокол задержал дыхание, замер, чтобы не спугнуть магию, до невозможности быстро ускользающую от него.

Он открыл глаза.

— Я не могу.

Ты не пытаешься.

— Я буквально жопу рву, чтобы ощутить твою силу. Но её нет. Понимаешь? Нет!

Тогда прекрати. Зачем мучиться?

— Ни за что! Я должен хоть чего-то добиться в этой грёбаной жизни!

Угомонись. Ты вредишь себе.

Сокол так и норовил заткнуть духа с его мешающими возвышенными речами, однако вместо этого он отмёл его далеко на задний план.

Эмоции, о которых Ахерон так нелестно отзывался, бурлили в нём. Они были маячком, пробуждающим нечто могущественное внутри, в самом центре груди. Злость на себя, на окружающих, на духа — всё это смешалось, отчего ему становилось одновременно плохо и хорошо.

Сокол выставил руку и увидел, как её оплетали фиолетовые магические нити, как те стекали к кончикам пальцев, подрагивающих от переполнявшей их силы.

Сокол не знал, как это произошло, но лицезреть это и чувствовать было не просто превосходно. Сокол словно вновь обрёл то, чего когда-то лишился, и отныне в нём не было той чудовищной пустоты, с которой он засыпал и просыпался.

Сокол был собранным. Полноценным.

Он мог направить магию, подчиняющуюся его воле, на дерево, и тогда оно сгниёт, как и всё, чего коснётся эта сила. Ради этого стоило умереть.

Сокол.

Можно уничтожить целый лес за считанные секунды, превратить в пыль всех обидчиков, если овладеть магией в совершенстве. Она давала гарантию контроля над всеми созданиями, которые не могли ей противостоять. И она же давала безграничную уверенность в себе и в своём будущем.

Сокол!

Сокол осознанно взглянул на магические спирали, встряхнул конечностью, чтобы избавиться от наваждения. Ему это не нужно. Зачем он вообще об этом подумал?

— Ух ты. Впечатляет.

Он резко развернулся на голос и столкнулся с Делеаном, стоявшим абсолютно безмятежно неподалёку. Он наблюдал за ним. Небось, выискивал слабые места, чтобы в конце нанести смертельный удар. Навряд ли чешуйчатый пришёл сюда, чтобы подбодрить.

— Что ты здесь забыл?

— Медея сообщила мне, что ты тут. Я не мог пропустить столь любопытное зрелище.

— Отлично, — огрызнулся Сокол, не имея никакого желания быть смешной зверушкой для развлечения. — И когда ты свалишь?

— После тебя.

— О, как неожиданно, — Сокол вальяжно отряхнул себя от воображаемой пыли и направился к Делеану. — Я как раз закончил.

Он, недовольный тем, как бесцеремонно его отвлекли от дел, намеренно задел нивра плечом и пошёл дальше, в самый лес. Морально Сокол не был готов возвращаться к команде, но и терпеть присутствие чешуйчатого, будучи наедине с ним, он тоже был не в состоянии.

— Здесь на удивление красиво.

Сокол устало остановился и обратился к Делеану с вопросом. Тот неотрывно смотрел на него.

— Нет мусора, как я предполагал. Много природы… как у нас, хоть наше Королевство давно потеряло свою мощь, которым оно всегда славилось.

— Поздравляю с открытием.

— Сокол, — голос Делеана стал мягче и совсем не походил на его безэмоциональный.

— Что тебе надо? Я не причастен к тому, что разрушили другие люди. Я тогда наверняка даже не родился. Поэтому твои обвинения в мою сторону — полнейшее фуфло.

— Я тебя не обвинял.

— Да уж конечно! Это твоя сущность, чешуйчатый. Даже когда ты молчишь — я чувствую, как ты ищешь того, на кого можно будет повесить все твои беды, потому что тебе сложно признать, что ты — проблема, а не окружающие тебя люди, нивры, оуви… И сейчас ты наверняка тоже… это… ч-что ты творишь?

Делеан, преодолев в считанные секунды расстояние, которое разделяло их с Соколом, беспардонно взял его левую ладонь и принялся, как ненормальный, рассматривать её и изучать.

Кто-то нарушает личные границы. Как не стыдно!

— Я никогда не винил тебя в том, что ты не совершал. Я высказал своё удивление лишь потому, что действительно не ожидал увидеть у людей подобного умиротворения.

— Отпусти меня, придурок.

Делеан, не послушав, продолжил объясняться:

— Я никогда не был на вашей земле. Для меня всё в новинку, — нивр согнул пальцы Сокола. — Вы с детства ассоциируетесь у меня с жестокостью. Я полагал, ваше Королевство лежит в руинах. Но я ошибался.

С каждым его действием и словом становилось всё страннее и страннее. Зачем он ему это рассказывал? Чтобы ему посочувствовали?

— У тебя что, словесный понос? Отстань!

— Сокол.

— Сущий, отвали ты от меня!

Сокол вырвал из хватки нивра свою руку, нахмурился и недоверчиво отошёл от него на несколько спасительных шагов назад.

— Ты под чем-то, что ли?

— Я хотел понять принцип работы твоей магии, но он совершенно идентичен нашему. Эта сила будто всегда была с тобой. Словно ты не человек. Мой народ мог бы изучить тебя и определить, почему ты не гниёшь. В чём твоя особенность.

— Да пошёл ты! Я не буду участвовать в твоих опытах!

Делеан тяжело вздохнул. Делаешь для него как лучше — он порицает, стараешься ему помочь — он ненавидит. Как же с ним было трудно общаться.

— Я не могу спорить с тем, что завидую твоим возможностям, пускай они и противоречат всем законам мироздания, но тебя никто не собирается убивать. Ты — уникум. Ты бы оказал нам содействие, если бы согласился.

Противоречит им только он, бесхозное создание, не умеющее колдовать! Скажи ему, чтобы он уматывался, пока я его не испепелил.

— У тебя паршиво получается вызвать жалость.

— Мне не нужна чужая жалость. Я смирился с тем, что из-за людей у нас нет магии. Но я хочу, чтобы ты знал: если мне выпадет шанс вернуть своему народу силу, то я воспользуюсь им.

— Ты точно полный придурок, Делеан.

— Поставь себя на моё место. Представь, как ты лишаешься ноги. Или руки. А может всего сразу. Твоя жизнь сразу изменится, я прав? Тебе она будет не по нраву.

Сокол шарахнулся от нивра, когда тот снова приблизился к нему. Видимо, Делеан слегка перегнул палку.

— Я ничем не могу тебе помочь. Как и твоему народу.

— Верни мне перо. Дай изучить себя. Я никогда ни о чём не просил. Но сейчас — особый случай.

— Изучить меня, чтобы уничтожить его? Это ты подразумеваешь?

— Нет, я…

— Я разберусь с ним сам, уяснил? И с собой тоже. Вали к духам!

— Ты совершаешь ошибку.

Сокол, не выдержав нападок, шагнул к Делеану и гневно тыкнул пальцем ему в грудь.

— Совершаешь ошибку ты, пока цепляешься за всякую идиотскую надежду, которая в итоге навряд ли принесёт тебе какую-либо пользу. Ты одержимый безумец, и хоть ты, умник, кичишься, что смирился, это ложь. Ты наглый…

Внезапно раздался женский крик, который в мгновение ока отрезвил Сокола от эмоциональных и обидных речей. Он округлившимися глазами глянул на Делеана, который тоже был в смятении.

— Потом закончим.

Что было весьма маловероятно, ведь этот неприятный разговор был построен исключительно на оскорблениях.

Сокол, со всех ног рванув к Медее и Стриго, боялся, что ужасные сцены, которые рисовало его воображение, могли воплотиться в реальность. Если Сокол будет держать их трупы, истекающие кровью, то он никогда не простит себя за бестолковость и беспечность.

Делеан не отставал от него и бежал с мечом наготове. Наверное, он и правда испугался за оставленных без защиты спутников. Но, что вероятнее всего, их смерть, как он выражался, всего лишь уменьшала его шансы на выживание, и это было ему невыгодно.

В любом случае их время было сильно ограничено, и потому им следовало поторопиться.

Глава 14. Томительный день

Можно было подумать, что этот человек сходил с ума.

Он нервно петлял по кругу, шептал себе что-то под нос, теребил и несколько раз бросал маску, из-за чего на ней появились трещины, а затем как ни в чём не бывало поднимал её и оттряхивал от несуществующей пыли.

Перо нифина, от которого буквально зависела его жизнь, было по-прежнему не у него. Оно вообще, откровенно говоря, находилось неизвестно где.

Лидер пожалел миллион раз, что был так занят, что не расставил приоритеты правильно и не разобрался с преградой, не подпускавшей его к храму слишком близко. Но как решить эту серьёзную задачу, если вся проблема была в магии, которой они владели, и, чтобы от неё избавиться, нужно было как минимум убить себя, а как максимум — найти людей без сил? Однако в Циннии любой, даже самый убогий послушник, имел магическую частицу, подаренную Древом, поэтому единственное, что оставалось Лидеру, это нанять обычных наёмников, которые, по идее, должны были быть профессионалами в своём деле.

Но он не знал, что нечто, державшее его на расстоянии, — было сильным противником, тем более для простых людей. Этот дух, помещённый в ниврийский храм, запертый, без сомнений, в каком-нибудь ниврийском артефакте, — агонизировал от ежесекундного давления на свою душу. Удивительно, что, вырвавшись на свободу, он не погубил от переполнявшей его ненависти весь мир.

Впрочем, Лидера не волновало, в каком состоянии был монстр из храма. Его не заботило и то, у кого сейчас было его перо — у духа или у человека, у нивра или у паршивого февула. Он готов был заставить страдать каждое существо в Солфасе, чтобы все, без исключения, в полной мере почувствовали то, что испытывал каждый день Лидер. А это были невероятные мучения, часто доводящие его до беспамятства.

Он смёл записи со стола, впечатал кулак в деревянную поверхность, опрокинул стул и изнеможденно упал на пол.

Эта боль, сжирающая его изнутри, убивала. Она расползалась ядовитыми корнями по всему организму, отравляла его и вынуждала по ночам, когда гадко-очаровательное проклятие любило напоминать о себе, срывать в исступлении горло. Лидер хотел вырвать своё сердце, растоптать его или сжечь — ему было неважно, лишь бы насовсем от него отвязаться.

Он страдальчески повернулся к белоснежному Древу. Оно было как всегда небывалой красоты — такое идеальное, без изъянов, свойственных людям, а его магия, оплетающая смертную душу, внушало спокойствие, погружало в блаженство и дарило удовольствие, которое сложно было с чем-то сравнить.

Но Лидер был неподвластен этой чужеродной силе.

— Скажи, что мне делать?

Он вскочил, подошёл к Древу и осторожно дотронулся до его белого ствола. Ветерок, подувший из ниоткуда, мягко коснулся его лица, и Лидер, подобно ребёнку, надеясь, что его утешат, прижался лбом к коре.

— Прошу тебя, дай хотя бы намёк… хоть что-то… Ну же!

Ветер, словно распаляясь, постепенно набирал обороты. Он усиливался, поднимал валявшиеся бумаги и крутил их по каменной комнате в опасной близости от человека — то ли для того, чтобы навредить, то ли предупреждая.

Холод начал пронизывать, пробираться сквозь лёгкую чёрную одежду и вызывать мурашки. Лидер, задрав голову, увидел, как листва, громко шурша, опасно раскачивалась.

— Не смей опять меня игнорировать!.. Я… — тонкая длинная ветка задела его щеку, и он отпрянул. — Прости меня!

Поток воздуха вскружил стол и кинул его в стену, отчего тот разломался — и во все стороны полетели щепки. Та же самая участь постигла и бедный стул, который всего лишь оказался не в том месте и не в то время.

Маленькие смерчи, образовавшиеся недалеко от Лидера, хватали предметы, попадавшие в поле зрения, и безжалостно их разрушали. Они были неживыми, и они не ведали ничего о сострадании, чтобы остановиться и не прикончить случайно того, кто попросил бы их о пощаде.

Но Лидер не собирался унижаться. Как и умирать.

— Я же стараюсь не ради себя!

Ветер заглушал его дрожащий голос. Мини-смерч подобрал маску с записями и поразительно покорно двинулся к Лидеру, чтобы в следующий миг, рядом с ним, развеяться. Предметы, которые он тащил в себе, упали, и теперь Лидер мог разглядеть в бумагах рисунок пера.

Завывающий шёпот, отражаясь от стен замкнутого помещения, тягуче медленно прошелестел:

— Ск…о-о…ро-о-о…

И всё тут же, как по щелчку пальцев, прекратилось.

Древо, чья крона теперь была безмятежна, величественно, как и раньше, стояло на невысокой платформе. Об учинённом инциденте говорили только разбитая мебель и наведённый бардак, но Лидеру было на это плевать.

В нём хлестали эмоции. Он не верил, что после стольких лет Древо ему ответило, и хоть этого было мало, он радовался, что не свихнулся.

Однако не было никаких гарантий, что произошедшее — не злая шутка его воспалённого мозга.

Лидер благодарно погладил ствол Древа и отстранился от него, чтобы не докучать.

— Спасибо.

Другие подумают, что он сумасшедший. Отчасти они будут правы, но в остальном — Лидер осознавал свои действия и понимал, к чему они могли его привести.

* * *
— Медея! Стриго!

Сокол выбежал из леса, позади него — Делеан, крепко держащий свой меч. Нивр сразу же осмотрелся, но не заметил ни врагов, ни оставленных спутников.

Данная новость посеяла ещё больше волнительных мыслей, и Сокол, как подстреленный зверь, принялся наматывать круги, словно это было способно решить его новоявленную проблему.

— Где они?! — задал он в пустоту вопрос. — Неужели мы опоздали?

— Тебе стоит собраться. Медея не позволила бы…

— Медея! — заорал во всю глотку Сокол, чем перебил Делеана. — Стриго!

— Ты выдаёшь наше…

— Они там!

Сокол помчался к кустам, разворошил их со свирепым выражением, но, к своему величайшему огорчению, не обнаружил ничего полезного. Взлетели только надоедливые жужжащие насекомые, которых он потревожил.

Пожалуй, было и правда глупо полагать, что здесь, в этих низкорослых кустах, поместятся высокая девушка и маленький пернатый оуви. Настолько нелепо, что даже жаркое из февула звучало до странного логично и вкусно.

— Сокол…

— Может… может, они там? — он трясущейся рукой указал на дерево. — Они должны быть… где-то…

— Их тут нет.

— Бред! — взвинченный Сокол излишне сердито развернулся к Делеану. — Мы слышали их!

— Прекрати паниковать. Если их забрали, то уже, скорее всего, увели. Я бы так и поступил. Их поймать проще, чем нас.

Сокол грубо взял Делеана за грудки, но нивр был на голову выше человека, из-за чего Сокол выглядел на его фоне отчасти смехотворно. Он агрессивно потряс его, будто пытаясь или прикончить, или заставить заткнуться и извиниться за гнусные слова, неосторожно вырвавшиеся из рта. Первый вариант, когда Делеан умирал, Сокол мечтал воплотить в жизнь уже очень давно.

— Ты мразь! Почему ты ещё не подох?!

Делеан перехватил запястья Сокола и с силой, но без злоупотребления ею, дабы не сломать хрупкие человеческие кости, скрутил их. Наёмник крикнул от боли, отшатнулся и чудом не свалился на землю. Он прижал ладони к груди и тихо застонал, чем удивил даже нивра.

— Тебя стоит научить манерам.

— Пошёл ты… в… задницу…

— Я не верю, что тебе плохо.

— Я тебе сейчас мозги расплавлю, а у твоего трупа спрошу, как ты себя, урод чешуйчатый, чувствуешь.

— Очевидно, ты в порядке.

— В прекраснейшем…

— Эй! Мы здесь!

Сокол встрепенулся. На дорогу, из другой части леса, выскочила Медея, а за ней, кое-как поспевая, Стриго. Она, широко улыбаясь и призывая Сокола и Делеана подойти к ней, помахала им рукой.

Судя по их внешнему виду — они были в порядке, и у Сокола, задержавшего дыхание, отлегло от сердца.

Не дождавшись, пока спутники опомнятся, Медея сама кинулась к ним и на ходу, своим звучным голосом, предприняла попытку оправдаться:

— Простите, что не откликнулась, когда вы звали — у нас произошёл небольшой казус… Однако! Стриго летает!

— Ну… я и д-до этого умел…

— Он летал, представляете!

— Эт-то н-не п-повод для г-гордости… — стушевался оуви. — Все м-мы… умеем.

— Потом его занесло, и он застрял на дереве. Мне пришлось вытаскивать его.

— Я с-совсем р-разучился… — неловко посмеялся Стриго и отвёл глаза вбок. — Я т-такой н-непутёв-вый…

— Дело практики. Потренируешься — и будешь бороздить просторы.

— Я б-бы хотел, но я с-сомневаюсь…

Сокол, пока Медея шла к нему, успел встать на ноги и натянуть на лицо беззаботную улыбку. Невзирая на то, что запястья продолжали ощутимо пульсировать, он радостно подхватил Стриго и поднял его над своей головой.

— Ты огромный умничка!

— М-мой с-спаситель, — Стриго взвизгнул и зажмурился, — н-не н-надо… Я б-боюсь в-выс-сот-ты!

Сокол думал над этим признанием долгие пару секунд. Он опустил оуви, тут же обнявшего себя за плечи, и непонимающе на него уставился.

Оуви, имеющий крылья для полёта, боялся высоты? Это был какой-то нонсенс, абсурд. Как такое возможно?

— Что? — почти одновременно спросили Медея и Сокол.

— Я н-не з-знаю… — занервничал Стриго от повышенного к своей скромной персоне внимания. — Это с-с р-рождения у меня… все с-смеялись над моей… н-над этим… над этой м-моей огран-ниченностью.

Делеан фыркнул.

— Но ты же полетел.

— Я н-не с-специально… это с-случайно вышло! Просто мои крылья… они в-восстановились после… — оуви мельком посмотрел на Медею. — Одних с-событий. Я решил их размять, н-но… п-полетел… как-то…

— О Сущий, малыш, не оправдывайся, — Сокол присел на корточки, чтобы поравняться ростом с оуви. — Я тоже высоту недолюбливаю. И темноту. Это нормально.

— В этом п-правда н-нет н-ничего… пост-тыдного?

— Слабаки со страхами умирают сразу, — добавил свою лепту Делеан.

— Но только лгуны будут утверждать, что они бесстрашные, — парировал Сокол, сверля Делеана гневным взглядом. — Потому что каждый чего-то боится.

— Необычно слышать столь длинную жизненную речь про ложь от того, кто мастер в ней.

— Говорит тот, кто избивает ни в чём не повинные души, хамит, манипулирует и давит на тупую жалость.

— Мальчики, — Медея мило улыбнулась. — Вы забываетесь.

— Короче, малыш, — Сокол, послав Делеана, вернулся к Стриго. — На нет и суда нет. Боишься летать — и Сущий с ним. Ты всё равно самый смелый и лучший.

— Полностью поддерживаю, — ласково сказала Медея. — А те, кто тебя обзывал, сами имели кучу комплексов, которые вымещали на тебе.

В янтарных глазах оуви начали собираться слёзы. Он быстро вытер их и с благодарностью прижался к наёмнику. Медея присоединилась к ним и обняла их обоих.

— Какой кошмар, — Делеан с негодованием отвернулся, лишь бы не видеть эту слащавую сцену.

— Тебе необязательно быть такой букой.

— Терпеть не могу эти телячьи нежности.

— Жаль, — взгрустнула Медея.

— Ни капельки, — довольно усмехнулся Сокол. — Здесь всё равно нет места.

— Сокол, ты жестокий придурок.

— И ты меня таким любишь.

— Больно ты нужен.

— Что, вообще не прониклась ко мне? — искренне поразился Сокол и невинно поморгал. — Я же чудо.

— Ч-чудо! — охотно согласился оуви.

— Вот Стриго меня любит. И я его тоже. А тебя — нет.

Медея шутливо пихнула наёмника, отчего тот, проявив весь свой актёрский талант, захныкал, как перед смертью. Лиднер передразнила его, и в итоге оба рассмеялись.

Сокол поцеловал Стриго в макушку и показал неприличный жест Делеану, который на это ребячество повёл носом и покрепче сжал губы, чтобы не уподобиться наёмнику.

Оставшаяся часть пути прошла бодро. Если не считать, конечно, унылого нивра, дувшегося без причины на окружающих его созданий и на природу в том числе.

* * *
Стуча в дверь, Мавор не представлял, как отреагирует на этот визит Цирцея. Насколько он знал, та не переваривала незваных вечерних гостей, но зато лелеяла спокойствие и равномерное течение жизни.

В общем, всё то, что так любезно нарушал Мавор, которому приспичило именно сейчас и именно сегодня прийти к Виге.

Когда никто ему не ответил, Адъяр постучал ещё раз, куда сильнее, чем в первый. Любому здравомыслящему человеку стало бы некомфортно от своей настойчивости, но Мавор был слишком упёртым, чтобы так просто отступить от цели.

— Цирцея, ты дома?

Он поудобнее подхватил приличный букет, купленный у одной хорошей женщины, которая соизволила его обслужить, а не выгнать из-за позднего времени. Ещё он держал светлую коробку каких-то чрезвычайно вкусных, по выражению продавца, конфет — и вот готов набор настоящего джентльмена, желавшего извиниться, покорить и просто осчастливить одну особенную женщину.

— Для тебя — нет.

Цирцея неохотно отворила дверь. Она была одета в своё безупречное лёгкое платье, а не в тот брючный, отчасти походный чёрный костюм, который она предпочитала носить в Циннии, и Мавор, заглядевшись на неё, одобрительно присвистнул.

— Вау, да вы во второй раз пленили моё сердце, чудесная дама! Но спешу вас огорчить! Вы, увы, арестованы за свою красоту. Я настоятельно требую отправиться со мной для составления отчёта!

Цирцею это не впечатлило. Она не повела даже бровью.

— Что тебе нужно, Мавор?

Она опустила глаза вниз, увидела цветы и вздохнула. Адъяра это заставило напрячься и задуматься над тем, что он где-то крупно облажался.

— Тебе не надо было так изощряться.

— Ты давно упоминала, что это твои любимые цветы.

Он протянул ей букет с фиолетовыми фирци́нами, кончики лепестков которых были обрамлены чёрной тонкой линией, а серединка выделялась насыщенно красным цветом, но Цирцея отошла и шире открыла дверь.

— Через порог ничего не дарят. Заходи.

Мавор улыбнулся, поспешно кивнул и протиснулся с подарками внутрь. Его сразу встретил коридор, не отличающийся многообразием оттенков. В основном присутствовали коричневый, красный, чёрный и где-то серый с белым. Эта скудная и тяжёлая цветовая гамма никак не сочеталась с Цирцеей, одевавшейся всегда в более светлые тона, делающие её фигуру довольно изящной и хрупкой.

— Будь любезен, сними свою обувь. И не забудь про тапочки. Мне не нужна грязь в доме.

— Да! Без проблем, красотка. Ради тебя и на коленях не грех поползать.

Адъяр, оклемавшись от изучения интерьера, послушался Вигу и надел тапочки, стоявшие рядом с придверным ковриком.

Цирцея обошла лестницу, ведущую на второй этаж, и проследовала в огромный обеденный зал, где был крупный стол. Для одной персоны он казался весьма одиноким.

— Ты не держишь слуг?

— Это не слуги, Мавор. Они выполняют работу, за которую я им плачу. Они здесь не живут. И они точно не работают ночью до потери сознания.

— Ух ты, — на выдохе прошептал Адъяр. — Довольно… неудобно.

— Зато правильно, — Цирцея достала из одного шкафчика бокалы, а из другого — новую бутылку вина, принесённую до этого с погреба. — То, как поступают богачи, — это возмутительно. Они обращаются с людьми, которые ниже их по социальному статусу, как с животными. Я не удивлюсь, если и для тебя бедняки — мусор, призванный только пахать.

— Нет, вовсе… — Мавор прикусил внутреннюю сторону щеки — врать было стыдно. — Прости.

— Не надо извиняться. Это устоявшийся менталитет. Но это отвратительное неравноправие, рушащее весь наш мир… как же оно меня бесит!

Адъяр, вежливо натянув улыбку, не знал, как правильнее ответить, чтобы не задеть Вигу. Но та, очевидно, и сама поняла, какую ошибку допустила, когда затронула эту щекотливую тему.

— Извини, — Цирцея устало потёрла виски. — Я не хотела тебя этим нагружать.

— Всё нормально.

— Нет, не стоит меня успокаивать. Сегодня был тяжёлый день, и я взвинчена. Давай поговорим о чём-нибудь другом?

Мавор посмотрел на цветы, потом на Цирцею, затем снова на цветы. Он протянул долгое «а-а», виновато отвёл глаза, нашёл в себе храбрость, приблизился к Виге и протянул ей букет и конфеты.

— От чистого сердца.

— Уже решила, что не додумаешься, — она усмехнулась. — Благодарю.

— Он тоже приносит свои извинения. А ещё попросил передать, что полностью разделяет твоё мнение.

— Я, бесспорно, уважаю его, но давай обойдёмся без него?

Цирцея отдала один бокал Мавору и сдержанно ему улыбнулась.

— Да, ты права. Прости.

— Перестань бесконечно извиняться. Ты сам на себя не похож.

— Зараза, изви…Проклятье!

Цирцея рассмеялась, и этот смех, звонкий, редкий, развеял всю неловкость, испытываемую Мавором. Он переживал как-то облажаться, совершить промах, за который его бы осудила Цирцея, но именно эти попытки действовать по правилам всё и портили. Виге нужен был Адъяр, которого она называла придурком за его косяки и глупые комплименты, который не беспокоился из-за неуклюжести и не старался подбирать правильные слова.

Да, он пришёл к ней с подарком в её дом, но это ничего не меняло. Он был прежним, она — прежняя. Это была такая же обычная, как и в Циннии, встреча. Ему пора прекратить волноваться тогда, когда в этом не было смысла.

Цирцея пригласила его сесть рядом с ней, без соблюдения каких-либо приличий, и Адъяр с удовольствием согласился. Она подлила ему и себе вино и, глядя прямо на Мавора, сказала:

— За то, чтобы вечер прошёл куда лучше, чем день.

— За хороший вечер, — произнёс следом за Цирцеей Адъяр.

И оба одновременно сделали маленький глоток, чтобы закрепить свой тост.

Глава 15. Человечность. Часть первая

Великий праздник Фестиваль Ночи отмечали в позднее время суток, когда солнечные лучи не касались земли и светила полная луна. Люди украшали дома яркими цветными побрякушками и призывали таким образом начаться следующему дню ярко и бодро, сами также одевались в пёстрые одеяния и различными сумасшедшими танцами приманивали к себе удачу.

В Фестиваль Ночи считалось, что всё было доступно, даже кража фрукта или какой-то богатой материальной вещи по типу бус или сережёк. Это олицетворяло свободу, наступающую именно в сумерки, силу духа того, кто шëл против всяких законов. Таких людей, по традиции, целый год ожидала счастливая жизнь, без регулярной голодовки и уж тем более без недостатка глет.

Но для некоторых стражников, ответственно выполняющих работу даже в праздник, Фестиваль Ночи был беспокойным событием. И если они успевали поймать осмелевших воришек, то сразу кидали их в тюрьму, а после вели на виселицу.Поэтому лишь единицы крали. Другие же, не имея вариантов привлекательнее, смирялись со своим скудным существованием и наивно доказывали себе, что у них и без того будут невообразимые богатства, для этого всего-то нужно честно трудиться.

Разумеется, это было простое самовнушение, защищающее от суровой и печальной правды.

В городе Фре́нши, в котором команда решила единогласно, без учёта мнения Делеана, остановиться, всё было украшено в красно-жёлтой гамме. Перед глазами пестрили ослепляющие огни, а обилие торговых лавочек с немыслимыми безделушками и аппетитно пахнущей едой кружили голову. На домах висели светлые ленточки, создающие настоящий цветовой вихрь, кто-то запускал в небо бумажные фонари. Сновало множество людей, хаотично наряженных в совершенно не сочетающиеся между собой ткани. Они шумели, звонко смеялись. Торговцы спорили с покупателями, покупатели выпрашивали большие скидки у торговцев.

— М-да, мы не вписываемся.

Медея скептично осмотрела своих спутников, затем себя. В таком виде они могли идти разве что на похороны.

— А что происходит? — без интереса уточнил Делеан, наблюдающий за безумством человечества.

— Фестиваль Ночи! — Сокол прыгнул вперёд, развёл руки в стороны и широко, как ребёнок, радующийся новой игрушке, улыбнулся. — Потешный праздник с вкусной едой и душевными подарками!

— Какой же это бред, — Делеан недовольно нахмурился, — прятать проблемы за бессмысленным весельем.

— Напомните мне кто-нибудь, почему мы до сих пор его не утопили?

— Сокол!

Наёмник, не находя в своих словах ничего провокационного и предосудительного, пожал плечами. Его вопрос был вполне уместен. Он хотел неплохо погулять, а не быть угнетённым пессимистическим настроем Делеана.

— Я просто спросил.

— В следующий раз думай, о чём говоришь.

— Нет, ему лучше не думать, — посоветовал нивр. — С его ограниченным умом это противопоказано. Вдруг случится конец света?

— Вау, какой ты языкастый! Как ты только сумел породить столь остроумное изречение своим мизерным мозгом?

— Действительно, как ты справился?

— Сокол, Делеан, пожалуйста! — взмолилась Медея. — Давайте хотя бы сейчас обойдёмся без ваших препирательств.

— Он первый начал!

— А ты бы мог пораскинуть извилинами и закрыть свой рот.

— Ой, ну конечно! Знаешь что, чешуйчатый, я врежу тебе. Смачно. Ты, идеальный засранец, станешь уродливым. Уяснил?

— Не посмеешь.

— Посмею!

Сокол направился к Делеану, но не дошёл до него. Пробегавший человек, распихивая мешающих ему прохожих, также оттолкнул и наёмника, из-за чего тот чуть не проехался лицом по асфальту. Не извинившись, виновник, игнорируя гневные окрики, на всей скорости помчался дальше.

А за ним, значительно отставая, неслись стражники, размахивающие мечами.

— Держите негодяя, держите! Он уходит!

Сокол, внимательно следя за ними, не сразу почувствовал на своём плече ладонь.

— Эй, ты в порядке?

Медея была взволнована состоянием Сокола, который лишь благодаря чуду не упал, но тот отмахнулся от неё. Он не хотел, чтобы из-за него кто-то переживал. Тем более по такому пустяку.

— Он что-то украл.

— Да, вероятнее всего.

— Он весьма шустрый.

— У вас самая неорганизованная стража, которую я только встречал в своей жизни, — прокомментировал Делеан, удачно спасшийся от злости и агрессии Сокола. — За это неумение выполнять свою работу их следует повесить.

— Мы обязательно воспользуемся твоей ценной рекомендацией, чешуйчатый. Напишем письмо Его уважаемому Величеству, чтобы он лично казнил всех неугодных!

Сокол с прищуром глядел на Делеана, гордо стоявшего в плаще Медеи. Он опустил взгляд вниз, но, к своему удивлению, не обнаружил с нивром оуви.

— Где Стриго?

— О нет, — Медея потёрла переносицу. — Я же просила его не отходить от нас.

Сокол излишне нервно повернулся сначала в одну сторону, затем — в другую. Он всматривался в мелькавшие на дороге фигуры людей, но все они, к сожалению, не подходили под описание оуви.

Сокол запаниковал. Он явственно осознавал в данную минуту бесполезность любых эмоций, однако был слишком взбаламучен, чтобы не раздумывая избавиться от них. Стриго — маленький и проворный оуви, был чересчур слабым и наивным. Ему не надо даже напрягаться, чтобы попасть в ловушку недоброго, но хитрого человека.

— Сокол, эй, ты чего?

Наёмник скривил губы в подобие улыбки. Он бредил. Определённо. Ему стоило собраться с мыслями и вместо того, чтобы драматизировать, пойти на поиски спутника. Но почему это было так сложно и тяжело?

Возможно, дело в том, что вокруг — люди, а Стриго, бедный оуви, которого ни во ни ставили, был совсем один. Здесь могли быть убийцы, воры и прочие отбросы общества, а Стриго… он же настоящий ребёнок, которого достаточно поманить конфеткой.

— Если наш бесстрашный предводитель позволит, я скажу: он ушёл вот туда.

Делеан показал направление, и Сокола словно окатило водой. Он испытал одновременно злость и счастье, что хоть кто-то знал детали, способные дать подсказку, где был Стриго.

— Почему ты его не остановил?

— Посчитал, что он взрослый и ему не помешало бы развеяться.

— Его нельзя отпускать! Он может вляпаться в неприятности! Он же… он же ранен! Он оуви!

— Ты не его опекун, чтобы запрещать ему гулять.

— Я его вижу, — вмешалась Медея. — Пойдёмте.

Сокол рванул быстрее всех, чем застал врасплох Медею. Она отчасти понимала его поведение и очень хотела ему помочь, но даже ей казалось, что он слегка перегибал палку. Стриго был не так прост, пускай и создавал по первому впечатлению такой образ. Да, он не всегда отличал добро от зла, имел некоторые сложности с восприятием мира, но он был умным. Соколу не следовало включать родительский режим каждый раз, когда тот терялся.

Она ничего ему не сказала, не догнала его, чтобы попросить сбавить темп. Лиднер позволила Соколу вести, хоть и была этим недовольна.

Наёмник, добравшись до какой-то лавки, растолкнул мешавших ему жителей Френши и встретился со спиной оуви. Тот стоял возле товара и, очевидно, с любопытством изучал предлагаемый ассортимент.

— Стриго!

Оуви, мигом развернувшись на позвавший его голос, скорчил виноватую рожицу. Сокол, заметно успокоившись, посмотрел на ситуацию под другим углом и теперь был крайне недоволен.

— Тут опасно, Стриго. Медея же предупредила тебя.

— Д-да, мой спаситель, я знаю, н-но здесь… столько б-блестяшек!

Торговец предлагал различные украшения из редких и не особо камней. Сокол не видел в них ничего уникального, но если оуви это зацепило, то, наверное, в этом и правда было что-то интересное.

— Стриго! — в поле зрения появилась и Медея. — Никогда так не делай!

— Иначе одна личность скончается раньше положенного срока, — хохотнул Делеан.

— Я тебя ударю, — не выдержал Сокол. — Ты много болтаешь и явно нарываешься.

— В прошлый раз твои угрозы не возымели эффекта.

— Уж в этот раз я постараюсь. Будешь весь в синяках и в…

— О-о, — протянул восхищённо оуви и бросился к следующей лавке со статуэтками. — Как к-красиво!

— Стриго! — беспомощно крикнул Сокол и поплёлся за ним. — Ты меня не слушаешь.

— П-простите! Я н-не устоял… д-давайте к-купим вот эту ш-штуку? — он взял деревянную фигурку человека, одетого в охотничьи ткани. — Он очень н-необычный!

— Стриго… это хлам.

— Поддерживаю, — Медея скрестила руки на груди. — У нас нет места для безделушек.

— А в-вот это можно? — Стриго показал на животного с шестью лапами. — С-страшно!

— И зачем тебе то, что будет тебя пугать?

— Чтобы не п-пугаться!

— А, вот оно что… — Сокол помассировал свою переносицу. — Нам это тоже не нужно.

Оуви поскакал дальше, и Соколу пришлось погнаться за ним, чтобы не потерять из виду. Медея и Делеан, не имея сил бегать за неугомонным Стриго по всей ярмарке, остались рядом с лавками, продающими украшения и статуэтки.

Нивр не находил в этом никакого изящества — ему было скучно. Но, тем не менее, он терпеливо ходил и рассматривал товар, фыркал, когда что-то не нравилось. Медея была более заинтересована. Она тщательно изучала браслеты, серёжки, кулоны, некоторые любопытные экземпляры примеряла и хихикала, когда в зеркале сталкивалась со своим отражением. Она была почти как королевская особа, живущая в Кулларе, во дворце. Её это забавляло.

Медея невольно вспомнила, как однажды в столице, будучи ещё ребёнком, выпрашивала у отца и матери себе и сестре украшения — очень дорогие и не такие простые, как здесь, на ярмарке. Тогда ей, беззаботной, нравилось красоваться роскошными побрякушками, а сейчас, когда она выросла, ей было уже не до этого.

Когда Сокол поймал Стриго, он крепко схватил его за худую руку. Оуви издал невнятный звук, полный разочарования, и наёмник поспешно отстранился от него.

— Прости.

— М-мой спаситель, в-вы ничего не с-сделали.

— Нет, я… если ты хочешь что-то купить, то давай купим. От одной вещи сумка не потяжелеет, верно?

Стриго мотнул головой.

— М-мне уже н-не н-надо. В-вы и мисс б-были п-правы.

— Ты… м-м… уверен? Я знаю, мы надавили на тебя, но не воспринимай это всерьёз. Я испугался за тебя, а Медея… ну, она не любит тратиться, но это вовсе не траты… И вообще я считаю, что подобные бессмысленные вещи улучшают настроение, поэтому если тебе что-то приглянулось, то…

— М-мой спаситель, в-всё хорошо, — оуви довольно прикрыл янтарные глаза. — Когда в-вы волнуетесь, в-вы н-начинаете тарат-торить.

— Да?

Стриго кивнул, поудобнее обхватил ладонь Сокола и повёл его к Медее и Делеану.

Медея встретила их холодно. Она моментально оценила ущерб их общего бюджета и, когда поняла, что всё не так печально, немного оттаяла.

Делеан держался в стороне. Он притворялся, что был увлечён чем-то важным, но было очевидно, что тот просто не горел желанием вклиниваться в диалог.

— Сокол, у меня для тебя подарок.

— Да ты сегодня сама щедрость!

— Да, и если ты продолжишь в том же духе, то ничего не получишь.

Сокол примирительно поднял руки.

— Уяснил.

Медея вытащила красную толстую нить, к которой была прикреплена маленькая серебряная птица с расправленными, пускай и разной длины, крыльями. Браслет был незатейливым по дизайну, но он отлично подходил к образу Сокола. Она самолично надела его на запястье наёмнику, провела пальцем по выпирающей косточке и незаметно улыбнулась кончиками губ.

— Он был создан как будто специально для тебя.

— Почему?

— Потому что ты такой же свободный, как и птица. Никакая вина не должна быть твоим грузом, из-за которого ты будешь вечно торчать на земле.

— Я тоже х-хочу п-посмотреть!

Стриго, приблизившись вплотную к Соколу, покрутил с его разрешения браслет и восторженно охнул. Сокол рассмеялся от реакции оуви, одарил Медею тёплой улыбкой и притянул её в свои объятия.

— Спасибо.

— Не стоит меня так… благодарить.

— Стоит. Ещё как стоит, — он чмокнул её, смущённую, в лоб. — Есть идеи, чем займёмся? Всё же праздник.

Медея показательно задумалась. Идей, конечно, было немало, одна из них крутилась вокруг того, чтобы завалиться спать. Однако это было слишком скучно и вполне реализуемо в другие дни. Её душа желала чего-то новенького. Неординарного. В конце концов, Сокол был прав. На улице праздник. Надо веселиться!

— Идём к Делеану.

Сокол неохотно побрёл за Медеей, шагающей энергично и явно с энтузиазмом. Она собрала всех в маленький круг и заговорщически прошептала:

— У меня есть план.

— Ух ты.

— Мы завалимся в таверну.

— И украдём что-нибудь? — поинтересовался Сокол. — Потому что таверны для меня стали своеобразным табу, если ты не забыла.

— Мы немного расслабимся, Сокол. Я проконтролирую тебя, поэтому проблем не будет. Да и в таких местах куча сплетен. Я бы с удовольствием послушала, что творится в столице, пока мы ещё не там.

— Я был лучшего о тебе мнения, — сказал Делеан.

— Делеан, это будет полезно и для тебя. К тому же ты попробуешь человеческий алкоголь. Впервые в жизни!

— Ага, купим ему дешёвую бурду — пусть блюёт.

— Тогда ты и будешь за ним убирать, — без угрозы мило сообщила Лиднер. — Нет, мы купим что-то нормальное. А для Стриго попросим воды.

Кажется, оуви был немного расстроен.

— Я могу в этом не участвовать? — предпринял попытку откосить нивр.

— В этом участвует каждый!

Медея протянула ладонь, Сокол, пообещавший себе не увлекаться, положил на неё свою. Стриго также согласился на это безбашенное предложение, а Делеан долго колебался, но в итоге, не имея иного выбора, сдался и тоже присоединился к ним.

— Вы ненормальные. Вы не учитесь на своих ошибках.

— Именно! А теперь погнали!

* * *
Наверное, это была всё же отвратительная идея.

Начало не предвещало беды. Они, своей несравненной компанией, гордо ворвались в логово хищников. Медея держалась лучше всех: у неё и взгляд был до невозможности серьёзным, и вся её поза сквозила уверенностью в собственных силах. Делеан был Делеаном — его фигура, скрытая мрачным одеянием, уже вселяла вселенский ужас невероятного масштаба. Сокол и Стриго были единственными, кто не производил впечатление на присутствующих. Они просто были. Как декорация, которую не туда поставили.

Потом они, все вчетвером, заняли столик, заказали себе по дорогущей кружке эля, когда как Стриго обошёлся водой, и пошло-поехало.

Делеан не хотел употреблять человеческий алкоголь, но Медея заставила его сделать хотя бы глоточек. Он попробовал, посчитал это гадостью мирового масштаба и убрал от себя подальше.

Зато Медея, войдя в кураж, выпила и его эль, и заказала новый. Сокол, не знающий ни в чём меру, удивлённо хлопал глазами, пока наблюдал за ней. Минувшие события прекрасно преподали ему урок не наступать на одни и те же грабли дважды, и поэтому он прилежно исполнял данное себе обещание. Даже отодвинул от греха подальше кружку.

Медея быстро опьянела, и Сокол понял, что её, как и его, нельзя подпускать близко к тавернам.

— Когда я тебя… ну… — язык Лиднер заплетался, её речь было сложно разобрать. — Короче, ты, Сокол, был заносчивым кретином, ха-а-а… Врубаешься? Я ненавидела тебя!

Делеан переглянулся с наёмником, и Сокол увидел в тени его довольную усмешку. Тот был в шаге от того, чтобы сказать, что ничего не поменялось, что этот человек, сколько лет не пройди, всегда будет «заносчивым кретином». Ничто не исправит эту ситуацию.

— Я был само очарование.

— О да-а, — Медея энергично покивала. — О не-ет… Ты беси-и-и-ил! Был грубия-я-яном! Ух-х! Полным придурком!

— Какая точная характеристика, — поцокал Делеан. — Удивительно, как актуальна она до сих пор.

— Не-е, он изменился, — Медея подложила под подбородок руку, чуть не упала, взбодрилась и пьяно подмигнула Соколу. — Он теперь адек… ват… терпимый.

— Может, вы прекратите меня обсуждать?

— Не-е-ет, ты интересная тема для разговоров! — Медея подозвала девушку. — Ещё подлейте!

— Не надо. С неё хватит.

— Что-о?! Отнюдь!

— Медея, нет — Сокол ни капельки не шутил. — Поверь, я в курсе, что бывает после попойки. Ты не заслуживаешь этих пыток.

— О! Какая ерунда-а! Замолчи, Сокол! Ты мне не па-а-апочка!

— Им обоим достаточно, — вклинился Делеан и прогнал бедную девушку, которая планировала всего лишь принять новый заказ.

Стриго тяжело вздохнул. Он сидел возле стены, спокойно пил воду и следил за разворачивающимся беспределом. Он бы, может, и вставил своё слово, но навряд ли оно кого-нибудь образумит. Если и стоило говорить, то раньше, когда это ещё имело смысл.

— Сущ-щий, вечно вы такие… скуч-чные… зануды-ы-ы… Что ты, Делеан, что ты, Сокол! Вы та-а-ак похожи!

Медея прижалась головой к столу и быстро зашептала себе что-то под нос. Из отрывков Сокол уловил, что она ругала их бестолковость, тупость и ужасную привычку портить всё веселье. Также это перемешивалось с неожиданными рассказами из прошлого и с придуманными фантастическими историями.

В итоге она просто умолка. Надолго. Это встревожило.

Глава 15. Человечность. Часть вторая

Сокол повернулся к Делеану.

— Она жива? — тихо спросил он и показал на Лиднер.

— Я не знаю, — тем же шёпотом ответил нивр.

— Пошевели её.

— Зачем?

— Чтобы проверить, чешуйчатый ты тугодум!

— Она могла уснуть.

— Я слушаю вас, идиоты, — страдальчески простонала Медея. — С вами невозможно спать!

— С нами — нет, но без нас — да. В гостином доме есть всё для твоего удобства, — попытался схитрить Сокол. — Уже поздно, Медея. Нам пора.

— В задницу тебя и твой нравоучительный тон для идиотов, — Лиднер махнула на наёмника, с горем пополам очутилась на ногах и пошла к барной стойке — требовать себе новую кружку эля.

— Она сейчас устроит там полный разнос.

— Мой с-спаситель, почему б-бы вам… не… увести м-мисс от-тсюда?

— Потому что она врежет мне, — Сокол откинулся на спинку стула. — А умирать мне рано.

— Такого везучего болвана, как ты, сложно завалить.

— Изумительный комплимент.

— Мне з-здесь не н-нравится, — захныкал Стриго. — Ж-жут-тко. И г-громко!

— Согласен, малыш, но мы не можем оставить Медею одну, — пояснил Сокол. — Ничем хорошим это не кончится.

— Ведь ты на собственной шкуре испытал сие редкий опыт, не так ли?

— Ты меня достал.

Раздался глухой звук упавшего тела. Сокол сориентировался сразу, он повернулся к Медее, грозно возвышающейся над валяющимся мужчиной, сопоставил факты и поднялся, чтобы спасти её от будущих проблем.

— Ты тоже собираешься пялиться, урод?

— Нет, я, — другой обыватель сразу отшатнулся. — Я случайно.

— Ах случайно ты… Иди в задницу!

Медея ударила его по паху, тот согнулся и застонал от боли. Она врезала следующему человеку, который, по её мнению, тоже без стеснения смотрел на неё.

— Стерва!

Завязалась драка, и Лиднер была в самом центре этого мордобоя. Она ловко уворачивалась от соперников и добивала их своими кулаки. Медея использовала победный клич каждый раз, когда тело соприкасалось с полом, и это ещё больше злило окружающих её мужчин и некоторых женщин, пришедших отдохнуть, а не драться.

Сокол, которому было трудно незамеченным протискиваться между людьми, отталкивал от себя особо буйных. В конечном счёте он, как и все, невольно присоединился к этому жестокому веселью, хоть и намеревался только забрать Лиднер, чтобы уйти из таверны раз и навсегда.

— Медея!

Он потянулся к ней, но та, не узнав в нём знакомого, вмазала ему по лицу. Сокол повалился на остальных, те его кинули вперёд, из-за чего он снова встретился с Медеей, не пожалевшей сил опять его стукнуть.

— М-мой спаситель! — оуви подскочил, но Делеан грубо его оттащил. — От-тпустите!

— Тебя там затопчут и прикончат. Тебя устраивает такая судьба?

— Н-нет, но…

— Молчи. Я разберусь.

Делеан логически для себя рассудил: больше он в людские таверны не сунется. Мало того, что они были грязными, так ещё и цивилизация здесь была на самом примитивном уровне.

Он не ожидал от Лиднер подобного поведения. Сокол тоже… придурок несчастный. Зачем он полез в самое пекло? У него не было шансов, он ничего бы не исправил. И для чего, спрашивается, так храбриться?

Эти люди были странными. Сам Делеан тоже считал себя не совсем разумным существом, потому что вместо того, чтобы отсиживаться на безопасном расстоянии, он примкнул к этим животным, дерущимся из-за сущего пустяка.

Его ловкость помогала ему уклоняться от людей и не вступать с ними в полноценную драку. Но даже нивр был не всемогущ, потому что толпа агрессивных пьянчуг сломила и его.

Ему прилетело в живот, в ответ он, не забывая придерживать капюшон, благополучно отправил обидчика в долгий нокаут. Следующему Делеан сделал подсечку, а когда тот упал, нивр, не заботясь о том, выживет он или нет, впечатал острый носок обуви ему в висок.

Делеан помог Соколу отбиться от наиболее сильных противников. Целых и невредимых, а главное — живых дебоширов было всё меньше и меньше, ещё немного — и они бы одержали победу, спасли Медею и пошли бы отсыпаться.

Дверь в таверну с треском открылась и накренилась вбок — петли не выдержали могучего удара ногой. Стража, слегка шатающаяся и, без сомнений, отлично праздновавшая Фестиваль, вытащила из ножен мечи и наставила их на всех, кто был в сознании.

— Что за бардак?!

Хозяин, выскочивший из-за барной стойки, нарушил гнетущее молчание своим пронзительным криком:

— Они чуть не разгромили всё! Арестуйте их! Арестуйте!

— Неправда! — вступилась за всех, в частности за себя, Медея. — Вы… м-м… травили людей своей бурдой!

— Что за вопиющая ложь!

— Вы сами нагло лжёте!

— Медея, угомонись! — Сокол аккуратно подкрался к Лиднер. — Не рой себе могилу!

— Если в законе есть глава, в которой написано, что нас можно травить, то тогда я извинюсь!

— Ты не понимаешь, о чём говоришь.

— Короче, — в середину вышел командор — главный среди городской стражи. — Берите всех. Мне плевать, кто и в чём виноват.

— Меня-то за что! Я пострадавшая сторона! — взвизгнул хозяин. — Она устроила здесь бедлам. Она подстрекатель! Не я!

Командор закатил глаза. Вероятно, с этим крикливым придурком он серьёзно намучается, если всё же решит взять под стражу. А вдруг за ним стоял кто-то влиятельный? Тогда его, прилежно охраняющего порядок, быстро выгонят с работы.

Нет уж, такую головную боль он себе не хотел.

— Его оставьте. Без разницы. Но других берите.

— И правильно! Иначе бы вам наступил конец, продажные свиньи! Гады!

Рядовые, сержант и офицер распределились и схватили пару человек, не попытавшихся дать отпор. Они завели руки за спину Соколу, покорно принявшему свою судьбу, а вот с Медеей промучились: она не позволяла тронуть себя и пальцем. Чтобы её связать, трём людям пришлось одновременно на неё навалиться.

Один недоумённо встал напротив Делеана.

— А это чё за отшельник?

— Он поклоняется Солнцу! — откликнулся вместо Делеана Сокол. — Ему нельзя открывать ни один участок тела, иначе Солнце уничтожит всё на свете. Так сказано в его вере!

— Заткнись, — сержант, ведущий наёмника, больно пихнул его в бок.

— Что за…

— Вяжи его и веди к остальным, — скомандовал командор. — Ещё с этим проблем не хватало…

Делеан опустил голову, послушно завёл руки, спрятанные в широких рукавах, назад, чтобы до него не докопались. Его внутренняя буря рвалась наружу, жаждала того, чтобы перебить всех тупых представителей закона. Он бы смог, ему это под силу.

Нивр был самоуверенным, но не глупым. Он знал, что это был бы самый нелогичный поступок за всю его жизнь.

Делеан находился в Королевстве Ин-Нар, и он обязан подчиняться чужим правилам. Неважно, насколько нелепы они были. Может, он справится с горсткой стражников, но со всеми людьми — это было слишком для него. А они нападут, как только прознают про его сущность. И нужны ли ему эти сложности? Маловероятно.

Дебоширов увели, а Стриго, спрятавшись под столом, в укромном уголке, глядел им вслед.

* * *
Он ходил по улице, в панике оборачивался и ждал отовсюду врагов. Оуви переживал. Он чувствовал, как внутри него всё кричит от негодования к себе, от того, насколько он был жалок.

Стриго не сделал ничего, чтобы помочь своему спасителю, Медее и Делеану. Он просто принял их арест как должное, потому что его страх стал важнее всего, важнее Сокола, который никогда не думал о себе, когда его друзьям угрожала опасность.

А что Стриго? Он бесполезен! Его рабская натура могла только лепетать, слушаться и не сопротивляться. И кому он такой нужен? Если Сокол не спасётся, то оуви останется здесь, в этом огромном для него городе, без защиты. Он будет мусором для всех, никудышным.

Но его спаситель… он видел в нём особенности, не осуждал за стремления и мечты. Он воспринимал его как личность и всегда подбадривал.

Стриго было страшно, но страшнее ему было за Сокола, который был в заточении. В тюрьме его ожидало всё, что угодно, вплоть до смерти. А если сначала его будут пытать? Если узнают, что в нём — дух? Оуви наивно верил, что Делеан и Медея были рядом с ним. Тогда у Сокола повысятся шансы не только на победу, но и на выживание. Но вдруг окажется, что его спаситель совсем один?

Стриго разрывали противоречия. Он понятия не имел, как ему поступить. С одной стороны, оуви не терял надежды, что Сокол, Медея и Делеан мистическим образом появятся перед ним, позовут его и они вместе отправятся в дальнейший путь. А с другой — он отлично осознавал, что так не будет. Его спаситель разумный, он не будет пользоваться своей сверхъестественной силой при незнакомцах.

Стриго, прижав ушки к голове, убежал подальше от всех в самую глушь. Он снова оказался в безвыходной ситуации. Только в первый раз он был заперт, и у него точно не было возможности спастись, а сейчас от него зависело абсолютно всё, в том числе и жизнь Сокола.

Стриго закричал и вырвал пару перьев с затылка, захныкал от боли и обнял себя. Он был ущербным, самым трусливым созданием, которое боялось даже дуновения ветерка. Вот поэтому их и считали рабами, обязанными служить более сильным.

Но каждый сам вершит свою судьбу, даже он, оуви. Разве нет?

— Я-я с-смогу, — тихо подбодрил себя Стриго. — Я смогу!

Он медленно поднялся, испуганно посмотрел на поредевшую толпу и кинулся к казармам стражников. Там должна быть тюрьма, держащая преступников временно, до тех пор, пока не озвучат их приговор.

У него не было никакого плана. Он не знал, куда бежать. Но Стриго спросил у милой, на его взгляд, старушки, которая любезно подсказала ему путь. Теперь у него была цель, но не было идей, как её достичь.

Оуви решил, что с кем-нибудь зайдёт. Если всё получится, то тогда у него будет неплохой шанс проскользнуть мимо часового, а дальше можно и вовсе прикинуться слугой, которых наверняка было предостаточно. Стражники не любили заниматься утомительной работой, а обычные служанки нуждались в плате. Оуви — идеальный бесплатный рабочий вариант. Они есть везде.

Казармы с тюрьмой были далеко. Длинное каменное здание, построенное возле стен Френши, располагалось в удалённом от жилых домов месте. Стриго нашёл стражника, по всей видимости, сержанта, идущего к распахнутым дверям, догнал его и засеменил за ним. К его счастью, он был слишком незначителен, чтобы на него обращали внимание.

Внутри здание было высоченным. По крайней мере, так почудилось Стриго, который не отличался ростом. На потолке висела люстра с горящими в ней свечами, а в самом центре разместилась большая лестница. На первом этаже было два коридора, которые вели в противоположные друг от друга стороны: в казармы и в тюрьму.

По главному залу практически не сновали стражники и дозорные. Праздник, очевидно, обленил и тех, кто должен был постоянно следить за безопасностью населения.

Встретившаяся шумная группа из пяти человек также не представляла угрозы. Они шли в казармы, и Стриго уповал на то, что они пробудут там долго.

— Эй.

Стриго замер, стражник, за которым он следовал, оглянулся, хмыкнул и направился дальше. Оуви прошиб озноб. Он думал, что его не заметят, и так почти получилось! Здесь и правда никого не было. Все уже были или пьяны, или устраивали азартные игры. Даже те, кто патрулировал на улице, выполняли свои обязанности из ряда вон плохо.

— Да-да, ты. Какого февула ты тут? Ты должен быть со всеми.

Стриго повернулся и столкнулся с рядовым, вышедшим из тени. В руках он держал пустую бутылку спиртного.

— Я… пр-росто…

— О Сущий, вы невероятно тупы. Я звал кого-то из вас, походу, тебя, балбеса, и послали. Кошмар, — он зевнул. — Сходи там… в подсобку… принеси заднице-командору его бухлишко. Желательно самое дерьмовое. Задолбал уже. Как будто я у него мальчик на побегушках!

— Д-да, конечно!

— Супер. Валяй давай.

Откровенно говоря, Стриго даже не догадывался, где была подсобка. Две стороны его пугали, ведь одна вела туда, куда ему как раз и нужно, а другая — в общество стражников, славившихся бурным нравом. Оуви сразу растеряется и сдаст себя.

Он наобум бросился вправо, но его окликнули.

— Эй, ты совсем, что ли? Там тюрьма. Откуда вас только набирают…

— И-из-звинит-те!

Значит, слева — казармы, а справа — тюрьма, и ему надо было как-то скрытно преодолеть препятствие в виде этого придурка, находившегося в совершенно невыгодной для Стриго позиции.

Что ж, единственный вариант, который возымеет успех в данной ситуации, — это отвлечение. Стриго необязательно искать подсобку — достаточно сделать видимость. Он мог завернуть влево, выждать, а потом примчаться к стражнику с каким-нибудь сногсшибательным заявлением.

Было ли это надёжно? Отнюдь. Но Стриго приходилось соображать быстро.

Он поплёлся в сторону казарм, и его встретил очередной длинный коридор с ответвлениями. Постояв в тишине около десяти минут, оуви набрал в лёгкие побольше воздуха и побежал обратно в главный зал. Он собирался было закричать, но увидел того самого часового, который, опираясь на стену, приобнимал алебарду и клевал носом.

Идеально!

Не отвлекая его от сна, он тихо добрался до правого коридора. Он не имел ответвлений, как левый, но зато вёл прямиком в мрачный подвал, освещённый тусклыми факелами.

Воспоминания своего заточения настигли его врасплох. Стриго прижался к холодной чугунной двери, вдохнул и выдохнул. Повторил так несколько раз, пока перед глазами не начало всё кружиться.

Сейчас было не то время и не то место, чтобы давать слабину. Там застрял его спаситель, и Стриго не мог оставить ни его, ни Медею с Делеаном в этой угнетающей обстановке, в которой когда-то был и сам.

Он зашёл уже слишком далеко, чтобы сдаваться.

Дверь поддавалась с трудом. Стриго прикладывал все свои немногочисленные силы, дабы её не только открыть, но и сделать это как можно тише. Наконец, ему это удалось, и он, протиснувшись в образовавшуюся узкую щель, спустился по винтовой лестнице.

Запертых решёток было много, но сама тюрьма, скорее жалкая её пародия, была довольно маленькой. На стульчике, возле выхода, сидел толстый и спящий стражник. Стриго наткнулся на него, в страхе отскочил, быстро понял, что тот безопасен, и крадучись стал всматриваться в каждую камеру.

— Знаешь, если бы ты не перебрала, мы были бы на свободе, — шёпот принадлежал Соколу.

— У меня раскалывается голова. Отвали от меня ради всего святого.

— Надо меньше пить — и будет тебе счастье!

— Сокол, заткнись, пожалуйста. Я не настроена вести с тобой душевные беседы.

— Шикарно. Мы тут сгниём. Или умрём! Всегда мечтал подохнуть в заднице мира.

— Мечты сбываются, — теперь говорил Делеан, но его голос был печальным.

— Скажи спасибо, что твоё прекрасное личико не раскрыли. Иначе бы мы по уши вляпались в дерьмо.

— Только ты можешь наплести истории про суровое детство, обещания семье и прочую ерунду.

— Эта ерунда спасла тебе жизнь, обрезанный.

— Как я забыл про эту важную деталь…

Стриго остановился напротив камеры, где были его спаситель, Медея и Делеан, обхватил пальцами решётку и безрезультатно подёргал её.

— Стриго, это ты?

— У тебя уже галлюцинации, Сокол, — раздражённо отозвалась Медея.

— Нет, это правда Стриго!

Сокол высунул через решётку руку и потрепал оуви по макушке.

— М-мой спаситель!

— Сущий, Стриго, ты мой спаситель!

— Т-тише! — шикнул оуви. — Он сп-пит.

— Я так рад твоей мордашке, что сейчас расплачусь, — Сокол вытер воображаемую слезу и шмыгнул носом. — Тебе нужны ключи. Они должны быть у того придурка.

— Х-хорошо!

Стриго подкрался к стражнику, вытащил у него странный пушистый предмет, который без труда мог поместиться в замок, и воротился к Соколу, который от нетерпения грыз ногти.

— Э-э-э, нет, Стриго. Это же перо! Даже не отмычка!

— Они тяжёлые. Твёрдые, — напомнил Делеан. — Ищи связку.

В этот раз Стриго притащил пузырёк с засушенными травами.

— Как мы этим… — Делеан от собственной беспомощности чуть не взвыл. — Нам конец. Мы обречены из-за этого оуви.

— Ну т-тут же с-связка… т-трав… а-а…

— Стриго, коллективно подключаем мозги. Чтобы отпереть замок, нам нужны ключи, верно?

— Д-да…

— Они обычно металлические, а связка — это когда их много. Они у того злобного человека на поясе. По идее.

— Я в-видел ч-что-то подобное…

— Да-да! Принеси это. Прошу! Иначе я… м-м… Короче, мне приспичило резко справить нужду, а эти ироды не дают, прикинь, малыш? Якобы я обманываю их! А Делеан и Медея меня смущают. Во-от…

— Сокол!

— Я делюсь важными проблемами, Медея. Не перебивай меня.

Пока Лиднер и наёмник увлечённо обменивались колкостями, Стриго аккуратно отвязал связку ключей и заодно увесистый звонкий мешочек. Он вернулся к Соколу и похвастался перед ним своими находками.

— Ты что… ты утащил глеты? Невероятно, мы богаты! А то после попойки Медеи мы быстро разорились.

— Сокол, отстань от меня!

— Я, между прочим, ни капельки не преувеличиваю.

— Я тебя задушу!

— Она не хочет признавать очевидное, — прошептал специально для оуви Сокол. — Ладно, Стриго, освободи нас, пожалуйста. Я уже устал тут томиться. И мне по-прежнему не помешало бы, ну… Ай, в общем, неважно…

Оуви передал мешок с монетами Соколу, а сам принялся долго и упорно просовывать в замок каждый ключ. После шестой попытки удача сжалилась, и он открыл камеру.

Сокол, вышедший из темницы, сразу потянулся. Казалось, он совсем не был расстроен тем, что его арестовали и заперли. Делеан же был заметно напряжён, он не сводил взгляда со стражника. Медея массировала виски и была довольно вялой. Наверняка она пожалела сотню раз, что повела всех в ту злополучную таверну.

— Эй, вы, — позвал один из заключённых. — Мы тоже тут.

— Да-да!

— Мы устроим шум, и вы не сбежите, ребятки. А уже завтра вам будет назначена казнь. Вас сдёрнут, как крыс, ха-ха!

Они загалдели.

Стражник, зашевелившись, медленно протёр глаза. Он сонно глянул на освобождённых преступников, поморгал, будто перед ним был мираж, резко встрепенулся и вскочил.

Делеан, быстро оказавшись рядом с ним, зажал ладонью ему рот и повалил на пол. Одного сильного удара головой о каменную поверхность хватило, чтобы его вырубить.

— Делеан… — охнула Медея.

— Я его не убил.

— Стриго, дай ключи.

— Нет! Их нельзя освобождать! — крикнула Лиднер, испуганно глядя на Сокола. — Среди них могут быть настоящие преступники, которые убивали!

— Здесь мелкие воришки.

— Откуда ты знаешь?

— Медея, забудь про совесть. Нам надо свалить отсюда, а толпа отвлечёт стражу.

— Согласен, — Делеан беспардонно забрал у Стриго ключи, когда тот почти протянул их Соколу, и начал сам открывать камеры.

— Это отвратительная идея. Просто ужасная!

— Положись на нас, ладно? — Сокол улыбнулся Стриго, который вцепился в его одежду. — Ты отлично справился, малыш. Спасибо. Я горжусь тобой.

Людей становилось всё больше и больше. Они, обозлённые заточением, шли по лестнице и бросались с воплями на полураздетых стражников, выбегающих на шум из казарм. Сокол, дождавшись, когда основная масса выберется из тюрьмы, достал из полузакрытого ящика сумку и оружие, принадлежащее не только ему, но и Делеану и Медее. Всё же сражаться без мечей и кинжалов со стражниками, худо-бедно облачёнными в броню, — было делом гиблым. И неважно, что их нынешнее главное преимущество — это внезапность. Она не спасёт, когда враги оклемаются.

Моментально поднявшаяся тревога оглушала. Сокол держался рядом со спутниками, те в свою очередь не отходили от него ни на шаг. Они собственными руками устроили маленький переворот, и им нельзя было снова потеряться.

Выход был близко, но и до него пришлось добираться боем.

Люди в главном зале смешались, и уже было не разобрать, кто кого бил. Кажется, заключённые начали нападать друг на друга просто из жажды лёгкой крови.

Сокол отбил меч и резанул человека по ногам, следующему он всадил клинок между глаз. Медея, более милосердная к страже, старалась не причинять им вреда и оберегать оуви. Делеан же, как и Сокол, был беспощаден к врагам и не испытывал никаких мук совести, когда резал незащищённые глотки.

Неподготовленность стражи к нападению спасала освобождённых от смерти. Конечно, слабые погибали, но так происходило всегда, таков был закон мира, в котором правили сильнейшие.

Сокол и Делеан, прикрывая отступающих Медею и Стриго, убили совместными усилиями более тринадцати человек, прежде чем выбрались на улицу. Некоторые заключённые, следовавшие за ними по пятам, были тоже в шаге от свободы, но стражники, отчаянно борющиеся с преступниками, из последних сил били их в спины.

Медея, с ужасом застыв от того, что они натворили, готова была разрыдаться. Побег превратился в кровавое безумство — и виноваты в этом были лишь они. Столько несчастных погибло из-за недопонимания, из-за её нелепого предложения выпить. Почему она не проконтролировала себя? Что с ней было не так?

Её равнодушно толкали преступники, убийцы и негодяи, а она стояла и не могла пошевелиться.

— Медея, не тормози!

Сокол взял её за руку и потащил в жилой район, к ещё не подозревающим и празднующим Фестиваль Ночи людям, чтобы среди них затеряться.

Им надо было стать обычными жителями, а потом уйти из города, пока его не успели закрыть. Им нельзя было забывать про первостепенную цель, про тётю и миссию Делеана, но Медея боялась.

Она неотрывно смотрела на Сокола, подгонявшего её и Стриго, на Делеана, и впервые за всё совместное приключение видела в них монстров.

Глава 16. Рассвет

— Вы оба ненормальные!

— Медея…

— Как ты мог, Сокол? Они же были ни в чём не виноваты!

— Нам пришлось ради вас. Они нападали, а мы защищались.

— Не надо нами прикрываться! Защищаться можно иначе. А вы их убивали… Жестоко и без капли сострадания! Почему ты не понимаешь, Сокол? Неужели дух затуманил твоё сознание?!

— Нет, вовсе нет!

— Тогда почему ты не видишь то, что вижу я? Вы… вы были чудовищами, испытывающими удовольствие от смертей. Я ничего не говорила, когда мы убивали разбойников и тех, кто представлял реальную угрозу для нас и для всего населения, но стражники… Они просто исполняли свои обязанности. Мы были их обязанностью! Это всё было ошибкой… глупой ошибкой!

Медея закрыла лицо руками. Ей было тяжело принять произошедшее. Воспоминания вновь и вновь прокручивались в её голове, и кровь в них, принадлежащая уже мертвецам, каплями попадала ей на щёки, на волосы, на одежду. Но она только сглатывала вязкую слюну и скорее бежала к выходу — к немыслимому спасению своей погрязшей в грехах душе.

Оно не стоило того. Всё, что они сделали, теряло всякий смысл. Сокол и Делеан были монстрами, однако и сама Лиднер не предприняла ничего, чтобы исправить ситуацию. Она загнала команду в эту тюрьму и была связана с гибелью людей не меньше их. Она была главной причиной. Не Сокол, который вечно встревал в неприятности. Не Стриго, теряющийся из-за своего неуёмного любопытства. Не Делеан, относящийся с пренебрежением к человеческой жизни. Только она, Медея, посмевшая расслабиться лишь на минутку.

Они покинули город вовремя. Суматоха только-только началась, жители Френши в панике бросались в дома, а Фестиваль Ночи, не успев получить логическую развязку, быстро свернули.

Стражники, дезориентированные из-за неожиданного столкновения с освободившимися преступниками, разбирались в основном с трупами товарищей, с ранеными, которых ещё можно было спасти. Другая часть вышла в город, чтобы выловить тех, кто был замешан в беспорядках. Им было необходимо на кого-то повесить вину. Командору это нужно, чтобы не полететь со своего насиженного места в самую мрачную и глубокую яму, полную желчи и презрения.

Но Сокола и его спутников это больше не касалось. К тому моменту они были далеко. Они затерялись, превратились в тень, которую нельзя было опять засадить в тюрьму.

Они остались безнаказанными, но что есть казнь по сравнению с совестью, ежесекундно дерущей всё нутро?

Соколу и Делеану повезло. Они отнеслись к этому как к должному, потому что для них не существовал другой исход, где все бы танцевали от счастья до потери пульса. Прежде всего, им, в частности Соколу, были важны жизни Медеи и Стриго, собственные, а потом уже чужие.

Сокол и так постоянно корил себя за то, как подло поступил с Орлом и со всем Балобаном. Ему не хотелось брать на свои плечи новую ношу в виде смерти заурядных стражников, которые стояли у него на пути. Он воспользовался обычным принципом выживания. Всё предельно честно.

Но то, как отреагировала Медея… Из-за неё Сокол чувствовал себя негодяем. Ему было горестно осознавать, что он невольно заставил её испытать весь этот короткий ужас, который, бесспорно, надолго отпечатался в её памяти. Уже во второй раз. Во второй, дракон всех дери, раз! Сначала отец, теперь это. Наверное, Медея всеми фибрами души возненавидела тот день, когда пересеклась с ним.

— Прости.

— Мне не нужны твои извинения.

— Да, — Сокол, боясь поднять взгляд на Медею, смотрел на свои пальцы. — Но я не знаю, что мне ещё сказать.

— Лучше молчи.

— Гибель живых существ — это закономерный процесс, — Делеан отвлёкся от заточки меча. — Жалеть умершего так же глупо, как и оплакивать его. Возможно, погибшие сегодня отправились в более приятное место, чем это.

— У них могли быть семьи, Делеан, — прошипела Медея. — Дети. А теперь они одни, без отцовской поддержки, без кормильца. Я не в курсе, как всё устроено у вас, нивров, но у нас, людей, это равносильно смерти от голода.

— Тем не менее, это вовсе не повод так цепляться за события прошлого. Надо жить дальше.

— Медея, — Сокол мягко подсел к ней, бережно взял одну её ладонь. — Пожалуйста, поверь мне: я не хотел, чтобы кто-то страдал.

— Ещё бы ты хотел!

— Я неправильно выразился… зараза, — он умоляюще глянул на огонь от костра, словно тот был способен решить его проблемы. — Я бы предотвратил кровопролитие, будь у меня иной выбор.

— У вас он был, но вы его проигнорировали. Не изображай из себя героя, Сокол, чтобы запудрить мне мозги.

— Медея…

— Я сама разберусь, — она одёрнула руку и отсела от него. — Я без вас прекрасно осведомлена, что смерть неизбежна, но то, что случилось, это другое. Это бесполезные жертвы.

— Такова их судьба, — просто ответил Делеан. — Бесполезные жертвы происходят регулярно, но мы не придаём им значения, потому что нам плевать.

— Ты не помогаешь, — печально заключил Сокол.

— Я и не стараюсь.

— Мне стало интересно, — наёмник закинул одну ногу на другую —У вас все спокойно относятся к тому, что близкие, ну… уходят и не возвращаются? Или это ты снова выделился?

— Чем вызвано твоё любопытство?

— Ты чересчур чёрствый. Неужели все нивры подобны тебе?

— Нет. Я не чёрствый. Нам всегда было страшно, но сейчас — особенно. Раньше души были связаны с Хи́со — нашим Сердцем, дающим жизнь и отбирающим её же. Каждый лепесток принадлежал определённому нивру, и мы понимали, что никогда не попадём в Небытие. А теперь из-за вас, людей, мы больше не знаем, где застревают наши души.

— Душещипательная история, — сказал Сокол.

— Возможно, перо нифина…

— Нет, — предугадав, куда опять понесло Делеана, перебил его Сокол. — Я не отдам его тебе.

— Ты обрекаешь мой народ на мучения.

— Что ты там ляпнул недавно? Смерть — это закономерно?

— Сущий, да заткнитесь вы! — не выдержала Медея. — Если вам так угодно выяснить отношения, то идите прочь отсюда. Я не в настроении вас разнимать.

Она понуро подставила к огню ладони, нахмурилась, из-за чего тени от костра пугающе заиграли на её лице. Рядом с ней был Стриго — сконфуженный из-за того, что был так близко к воплощению чистой злости. Он хотел отстраниться от Медеи, но оуви боялся и потому смиренно ждал чуда.

Как наивно.

Сокол склонил голову, обнял себя. Его почему-то пробирал озноб, хоть погода была довольно приветливой и тёплой, как раз для того, чтобы лежать под звёздным небом и мечтать. Делеан продолжал точить свой меч, но Сокол не сомневался, что тот строил грандиозные планы по его устранению. Уж слишком ожесточённо он проводил точильным камнем по лезвию.

Стриго ловко поймал пролетавшего жука, светящегося синим, и потыкал в него чёрным ноготком. Травник в племени выдавливал содержимое в его брюшке в отвар, благодаря чему он приобретал успокаивающий эффект. У Стриго не было с собой ничего необходимого, но вдруг, если он добавит в воду этого жука, то получится что-то расслабляющее? Повлияет ли это положительно на Медею?

— М-мисс…

— Стриго, я неоднократно тебя просила, чтобы ты называл меня по имени.

— Я-я… — растерялся оуви. — П-простите…

— Чего тебе?

Стриго показал ей жука.

— В-вот.

— Что «вот»?

— Д-давайте я к-кину его в-в вашу воду… ч-чтобы… вы… не н-нервничали.

Сокол зажал рот, чтобы не рассмеяться. Делеан раздражённо закатил глаза. Этот оуви был чрезвычайно глупым.

— Какого…

— Т-травник… д-делал отвар… он… н-неплохой…

— Ценю твою помощь, но я не буду пить эту дрянь.

— Не отказывайся! — Сокол подмигнул Стриго. — А вдруг и правда выйдет чудотворное зелье от всех бед?

— Отвали, Сокол. Если ты такой отчаянный, то сам пей эту бурду.

— Эт-то не б-бурда… — обиженно прошептал Стриго.

— Согласна. Это хуже.

— Не будь врединой! Он же заботится о тебе, а ты грубишь. Тебе не стыдно?

Медея уничтожительно посмотрела на наёмника, неуместно разговорившегося. Сокол заметно стушевался, сдался под её напором и поджал губы.

Стриго отпустил жука, и тот с тихим писком устремился ввысь, подальше от проворных существ, способных пожертвовать его тушкой, чтобы создать что-то откровенно жуткое и специфическое. Оуви, грустно проследив за ним, мечтал так же взлететь вверх, чтобы ощутить каждым пёрышком дуновение ветерка.

Но, к сожалению, не в этой жизни.

— Пора спать, — озвучила мысли всех Медея. — Завтра дойдём до другого города и наконец-то возьмём лошадей.

— Если снова что-то не случится, — Делеан покосился на Сокола.

— Да, — наёмник по-детски высунул язык. — Уж постарайся вести себя послушно.

— Угомонитесь, — Лиднер потушила костёр. — Всего хорошего.

— Эй, я ещё…

— Не мои проблемы.

— Медея…

— Всего хорошего, — с нажимом повторила она, — Сокол.

Наёмник тяжело вздохнул. Он неохотно пожелал доброй ночи в ответ, нашёл кое-как в темноте свой спальный мешок и постелил его. Но перед тем, как лечь, ему пришлось пропустить Стриго, с которым он по-прежнему делил одно место на двоих.

Делеан от сна отказался, однако мешком не поделился из принципа, что расстроило и разозлило Сокола, находившегося на грани от того, чтобы лично прикончить неугодного нивра. Но, разумеется, обошлось без рукоприкладства.

Делеан, доверяя лишь себе, патрулировал всю ночь. И, к его счастью, за это время не появилась ни одна опасность, которая опять помешала бы ему добраться до столицы.

* * *
У́стер встретил Сокола хмурой погодой. Ему было до невозможности дискомфортно в этом городе, будто за ним кто-то пристально наблюдал, но он не мог разобраться, с чем это было связано. Сокол подсознательно чувствовал что-то неприятное и склизкое, и каждый раз, когда он разворачивался, то натыкался только на вопросительные взгляды спутников.

Отсутствие чего-то подозрительного и объяснимого настораживало, и Сокол волновался, отчего он превращался в настоящего параноика, ищущего угрозу там, где её не было.

Вероятно, всему виной была неудачная стычка со стражниками. Несмотря на относительно благополучный для команды исход, на темноту и на Фестиваль, расслабивший всех, до сих пор оставался риск быть пойманным. Было глупо это отрицать. И то, что они оказались в Устере, вдали от Френши, не отменяло того факта, что их могли как-то разыскивать.

Я разделяю твоё мнение. Что-то здесь нечисто… Мне не нравится.

Дух, к удивлению, целиком и полностью поддерживал осторожность Сокола. Однако он не спешил соглашаться с тем, что всё дело в страже. Для него проблема заключалась в чём-то другом, неясном. Это трудно пояснить — это было на уровне интуиции.

Будь начеку.

— Ты в норме?

— Что?

— Ты какой-то странный и дёрганный.

— Нет-нет, я в порядке, — вымученно улыбнулся Сокол. — Просто… э-э… кошмар был очень реалистичным.

— Неужели? — язвительно поинтересовалась Медея, смекнув, что Сокол специально от неё что-то утаивал. — Бедный.

Стриго держал Сокола за руку, Делеан, натянув капюшон, скрывался за тканью от посторонних лиц. Медея искала для них очередной гостиный дом, чтобы перед долгой дорогой отдохнуть на мягких кроватях, а не на земле.

— Скоро пойдёт дождь, — заметил Сокол. — Так уныло…

— Именно поэтому я рассчитываю на твоё благоразумие.

— О чём ты?

— Очевидно, — ответил вместо Медеи нивр, — тебе стоит сидеть и не высовываться на улицу.

— Нам всем, — поправила Лиднер. — Поедим и сразу по комнатам. Меня не заботит, кто и чем будет заниматься, но предупреждаю: остановок больше не будет.

— Ты прямо как… — Сокол торопливо закусил язык.

— Прямо как кто?

— Никто, — он кашлянул в кулак. — Прости.

Медея, не совсем довольная реакцией наёмника, прищурила глаза. Но лезть в душу ей совершенно не хотелось.

— В общем, я настоятельно рекомендую вам поспать. Вставать рано, а ехать долго. Думаю, вы понимаете, к чему я клоню.

Её поддержало нестройное «да». Голос Сокола был особенно вялым. Он знал, что устал от путешествия как морально, так и физически, но когда оно подошло к финалу, то он ощущал опустошение куда острее. К тому же сказывалось и отвратительное настроение Медеи, которая неожиданно взяла бразды правления на себя. Если честно, неблагодарная работа.

В трактире, который был выбран без особого энтузиазма, они быстро и молчаливо перекусили нормальной, по меркам пешей дороги, едой. Делеан, как всегда не оценивший человеческие блюда, вынудил себя хоть что-то съесть. Упорство и гордость в вопросе выживания отходили на второй план. На радость всем

— Никаких других таверн и внеплановых прогулок, ясно? Я не собираюсь снова задерживаться и спасать чей-то зад.

— Ты повторя-яешься.

— И я надеюсь, что ты, Сокол, слушал меня внимательно, иначе я напишу тебе на лбу, чтобы ты точно уяснил, что я не шучу.

Делеан усмехнулся, и Сокол пихнул его в бок.

— Я говорю о серьёзных вещах.

— Медея, успокойся. Правда. Это уже слишком.

Лиднер потупила взгляд в стол. Конечно, наёмник был прав: она перебарщивала, но причиной тому был пережитый опыт. Да, она командовала ими, однако поступала так не потому, что ей было в удовольствие, когда перед ней ползали на коленях и беспрекословно выполняли все её поручения. Это было для того, чтобы никто ничего не испортил. Не сейчас, когда они были практически в шаге от столицы.

— Без сюрпризов. Иначе, клянусь, кому-то не поздоровится.

Они разошлись по четырём комнатам — опять же по приказанию Медеи, следящей за всеми крайне бдительно. Она проводила каждого, как малого ребёнка, до двери, что было весьма жутко, повторила несколько раз одно и то же правило и только потом, когда убедилась, что её словам вняли, удалилась.

Когда Сокол заперся, он задался вопросом, как ему убить время. Образно, естественно. Он, упав на скрипучую кровать, уставился на плесневелый потолок. По идее, Сокол мог попытаться наладить контакт с Медеей, но помогла бы сейчас эта задушевная болтовня? Он не имел ни малейшего понятия, но чутьё подсказывало ему, что нет. Лиднер была сосредоточена на своих заботах, на том, чтобы всё прошло без конфузов, и отвлекать её — это самоубийство. А пока Сокол не желал прощаться с жизнью.

Он постарался поговорить с Ахероном, но и тот был собеседником так себе: любые вопросы игнорировались, с утверждениями соглашались лениво. Сокол бросил эту затею.

Он поворочался в кровати около часа. Менял позу, взбивал подушку, думал обо всём и ни о чём одновременно, ломал голову над бытовыми проблемами. Сокол хотел подняться, но заставил себя полежать ещё несколько секунд.

Секунды перетекали в минуты, минуты — в часы.

И он, сам того не заметив, уснул.

* * *
Прохладный ветерок должен был освежать, но Сокол, самый сонливый среди спутников, так и норовил к чему-нибудь приткнуться, чтобы подремать. Медея же, полная сил, окликнула его и приставила к нему Стриго, дабы тот контролировал любое передвижение наёмника и если что сразу докладывал ей.

Конечно, после вежливой просьбы Сокола оуви забыл про всякую пристальность, но полностью уйти не решился. Он просто стоял рядом со своим спасителем, дышал и моргал. Делал, так сказать, вид, что работал.

Если бы Сокол был бодрее, он бы поразился тому, как истощился его организм. Он проспал почти целый день, а его всё равно тянуло куда-нибудь прилечь. И если бы не Лиднер, тарабанящая в его дверь долго и очень раздражающе, то он бы ещё валялся в постели и не знал печалей.

Сокол, зевнув, наблюдал за тем, как Медея торговалась с конюхом, которого разбудила ни свет ни заря. Она просила у него приличную скидку за трёх лошадей (Стриго, разумеется, не умел управлять столь грациозной зверюгой), а тот воротил носом и завышал цену за то, что ему причинили неудобства. В итоге Лиднер, после долгих упрашиваний, психанула, всучила ему глеты, тихо прокляла и забрала трёх здоровых животных.

Вороной красавец достался Соколу и Стриго, которого было решено посадить с наёмником, Делеан выбрал серую, а Медея — рыжую.

Неторопливым шагом они покинули город. Медея, продолжая всех направлять, устремилась вперёд, а Делеан и Сокол со Стриго были практически на одном друг от друга расстоянии.

— Хорошей нам дороги, — крикнула Лиднер. — Пусть удача наконец-то повернётся к нам лицом.

Солнце только-только вставало, оно освещало первыми лучами лес и пробуждало всех ото сна. А три лошади уже галопом скакали к столице.

Глава 17. Столица

Безмятежность и тишина убаюкивали.

Лошади шли медленно. Они, изредка тихо фыркая, переваливались с одного бока на другой и укачивали, как мать младенца в яслях, своих наездников. Жужжащие насекомые, светящиеся в ночи, добавляли некой атмосферности. Они взлетали к небу, спускались к земле и юрко маневрировали между животными. Тёплый ветерок развевал гривы лошадей и волосы людей.

Стриго, прижавшись к коню, давно спал. Он сопел, и Сокол, сидящий позади него, прислушивался к этим милым звукам и улыбался. Делеан, невзирая почти на параноидальную осторожность, сломился под умиротворённостью и также дремал. Медея бодрствовала, нахмуренно следила за дорогой и, очевидно, не планировала даже ложиться.

Сокол, мимолётом поглядывая на неё, удручённо вздыхал. Лиднер была слишком сосредоточена на пустяке. Она была без причины напряжена, и его это сильно беспокоило. Он боялся за её самочувствие и переживал, что она обижалась на него и продумывала план по его, не дай Сущий, тотальному игнорированию.

Конечно, это был бред, но Сокол не мог избавиться от ощущения, что Медея продолжала быть недовольной и им, и Делеаном, и если они ничего не сделают, не скажут, то она никогда их не простит.

— Хватит пялиться на меня.

Сокол, растерявшись, открыл рот, но ничего не произнёс. Что ж, начало было многообещающим.

— И сосредоточься, если чхать хотел на сон и отдых.

— Медея… ты разочарована мной?

— С чего бы? — неискренне изумилась Лиднер. — Ты же такой хороший человек, Сокол.

— Ну вот! Медея… я… прошу тебя, поверь мне. Мне жаль, что те стражники погибли. И я знаю, что мои слова ничего не исправят, но как тебе предложение жить дальше? Мы же ещё команда, да?

— Мы и живём дальше.

— Нет-нет, я не в том смысле, — Сокол мечтал врезаться головой обо что-то твёрдое, чтобы прекратить свои мучения. — Медея, пожалуйста. Умоляю. Извини меня.

— Твои извинения — это фальшь, потому что для тебя их смерть само собой разумеющееся, — сказала она таким голосом, что у Сокола по коже пробежали мурашки. — Вы с Делеаном два похожих друг на друга идиота. Вы зациклены на своей правде, и из-за этого вы никогда не посмотрите на мир под другим углом. Но в нём существуют не только враги, а люди рядом с нами не всегда представляют опасность. Они такие же, как мы, и когда мы вступаем с ними в сражение, то становимся для них врагами. Они защищают себя, собственных детей или тех, кто им дорог. А мы их убили за это. Лишили будущего. Счастья. Вот что я пытаюсь до тебя донести, Сокол. Мир не делится на чёрное и белое.

— Но…

— Не надо.

— Ты… меня не простишь?

Лиднер усмехнулась, помедлила с ответом. Она уставилась в одну точку в смутной надежде, что вопрос растворится в воздухе, и ей не придётся переступать через свои принципы, чтобы утешить Сокола и наплести ему невесть что. Ей было сложно, но вместе с тем она понимала, что это неотъемлемая часть его сознания. Человек, которого воспитала улица, а не любящая семья, вынужден ко всему относиться с недоверием, чтобы выжить. Соколу привычно выходить за рамки закона, потому что он для него подобен раздражающему звуку, который не приносит пользу, но зато очень мешает.

— Не прощать тебя из-за твоих взглядов — глупо. Такой ты. И ты навряд ли изменишься. Поэтому не забивай свою безмозглую голову тем, что не имеет для тебя никакой ценности.

Сокол посмеялся. Потёр шею.

— Спасибо.

Стриго дёрнулся во сне, быстро и неясно защебетал. Наёмник ласково погладил его по спине, нежно перебрал перья на макушке, и оуви заметно успокоился.

Сокол почему-то стремился быть для этого непутёвого создания самым лучшим. Он не рвался как-либо учить его основам жизни или быть строгим родителем, однако он чувствовал себя обязанным перед ним, хоть Стриго ничего не требовал и не просил. Он был молчаливым оуви, безропотно слушающимся человека, которого он считал своим спасителем, пока Сокол был всего лишь тем, кто хотел его по-настоящему спасти.

— Кстати, чем ты займёшься, когда мы будем в столице?

Сокол пожал плечами. Он даже не догадывался, что будет делать в Кулларе. Притаившийся дух ни за что его не оставит, и пускай они заключили подобие мира, над ним всё равно нависала угроза в виде порабощения его тела и души корыстным существом. Как ему освободиться от этой ноши — он также не знал. Сокол уповал на Медею, но где были гарантии, что она сможет дать ему то, в чём он так отчаянно нуждался?

— Буду бродить по чудесным столичным улицам и умничать.

— Так ли они будут чудесны?

— Ну вот, ты вгоняешь меня в тоску! — Сокол провёл по волосам. — Если без шуток, то надо будет отвести Стриго в его племя и покрасоваться перед ними. А затем… я ещё не придумал.

— Учитывая, как у них всё устроено, тебе будет легче таскать его с собой. Родня роднёй, но Стриго не место среди других оуви.

— Да. Я согласен. Но… я боюсь, что это плохая идея. Он же совсем ребёнок. А я… Сущий… Вдруг я его убью? Случайно… Мне так страшно за него. И за тебя, Медея.

— Что ты предлагаешь?

— Возьми его на попечение, пока я не… разберусь с духом.

Сокол не станет для Стриго действительно хорошим человеком, пока в нём — Ахерон. И он не спасёт и не защитит оуви, ведь был опасен не только для окружающих, но и для себя. Чтобы забрать Стриго с собой, ему надо было покончить с духом. Но как объяснить это невинной душе, жаждущей всегда быть с ним?

— Тебе необязательно решать проблемы в одиночку. Мы команда. Не забывай.

— Правда?

— Да. И я не брошу тебя.

— Медея…

— Сокол, я помогу тебе. Неважно, сколько времени это займёт. Я к тебе привыкла, и без твоего дурного лица мне будет скучно. Поэтому не смей отталкивать меня.

Он столько раз подводил её, но она всё равно не отказывалась от него, словно они были лучшими друзьями, хранящими верность годами. Чем он, интересно, заслужил к себе такое трепетное отношение?

— Из-за меня ты настрадалась.

— Нет, Сокол. Рано или поздно мой отец погубил бы себя сам. Тот человек был для меня чужим, и я, наверное, даже рада, что он превратился в пепел. Он прекратил уродовать себя. А ты переключил моё внимание, и вместо того, чтобы рыдать и жалеть себя, я вытаскивала твою задницу из неприятностей, — Медея улыбнулась, чтобы скрыть свою печаль. — Ладно, я посплю немного. Последишь за дорогой?

— Конечно. И… спасибо. Я очень тебе признателен. За всё.

Она кивнула.

Путь был спокойным. Впервые после череды нежданных событий, приводивших их к новым и новым бедам. Сокол, погружённый в мысли, был счастлив, что он пообщался с Медеей, но одновременно с этим его что-то сильно тревожило. Ему казалось, что он упускал из виду важные детали, от которых зависела их дальнейшая жизнь. И чем больше он над этим думал, тем тяжелее ему было сконцентрироваться на реальности.

Он ничего не понимал. А непонимание порождало вопросы, которые Сокола очень бесили.

* * *
Разноцветные витражи, отражающие лунный свет, преображали всё помещение, делали из него кошмарное, но притягательно красивое логово, призванное заставлять людей оступаться и совершать грехопадение.

Свечи, расставленные по специальным выступам, на контрасте с витражами давали желтоватый цвет, который быстро становился каким-то мрачным, неестественным и диким.

Любой, кто окажется здесь ночью, почувствует себя не в своей тарелке. Он сойдёт с ума от пугающих миражей, от искажённых теней, плавающих на стенах. Он оглохнет от собственных криков и перережет себе глотку, чтобы не видеть ужас, поработивший это место.

Но перед своей кончиной он обязательно отдаст ему свою жалкую душу, чтобы получить заветное искупление, которое он обещал.

— У меня есть новость, Ваше Преосвященство.

— Надеюсь, исключительно приятная.

Тонкие губы прикоснулись к бокалу и смаковали вино, похожее на кровь. К гостю приблизилось два безымянных человека, одетых в сине-зелёную мантию. Один протянул открытую бархатную коробочку, в которой находился уникальный амулет с необыкновенно большим камнем. Другой, бережно взяв украшение, нацепил его на шею новоприбывшему.

— Теперь говори, дитя.

— Всё прекратилось.

— Неужели? — он изобразил удивление и наигранно зевнул. — Я огорчён. Я ожидал большей прыти от людей, чья репутация столь… неоднозначная.

— Да. Вы правы, Ваше Преосвященство. Может… есть смысл добить? Замешательство сейчас основное ваше преимущество. Кроме знаний…

— Поразительная подлость, дитя.

— Всего лишь стратегический ход, — пояснил он. — Это обескуражит. Начнётся паника. Паника приведёт вас к успеху и славе.

— Какие низменные желания. Чудовищно пленительные, пускай и не соответствующие моим ожиданиям. Разве это мне нужно? Нет, дитя. Я служу Сущему, а Сущий не терпит грех, которым они нас порочат. Ты отрёкся от них, и потому я благоволю тебе. Не забывай.

— Ни за что, Ваше Преосвященство. Однако… если вы… если вы согласны, то я предлагаю снова устроить Очищение прилюдно, чтобы потешить население. Кроме того, это будет прямой намёк, объявление, что вы знаете. Невозможно будет проигнорировать столь эффектную сцену.

— Пожалуй, — отстранённо произнёс он, откинул голову назад и довольно прикрыл глаза. — Невозможно проигнорировать…

— Так вы… вы согласны?

— Пусть будет по-твоему, дитя. Я вверяю их судьбы в твои руки.

— Благодарю вас, Ваше Преосвященство, — он, подобно рабу, поклонился своему хозяину и поцеловал протянутую ладонь. — Тогда я немедленно этим займусь.

Ночь скрывает воров и убийц, следующих прямо по пятам за своими жертвами. Это время интриг и теней, а тишина, обманчиво умиротворённая, несёт в себе беспощадную правду.

* * *
Столица Куллар была величественна даже издалека. Высокие здания, их остроконечные крыши, украшенные различными фигурами, — всё это вызывало восхищение для того, кто не привык к такой роскоши, несвойственной обычным городам и уж тем более деревням.

Здесь, внутри, всё должно было блистать. Столица ассоциировалась с красотой, с цивилизацией, и если этого не будет, то в чём тогда её отличие от других мест, где жили люди? Разве что только в статусе и в названии.

Толстая неприступная стена, защищавшая от угроз, опоясывала всю столицу. Она была не так дружелюбна, как приглашающе открытые массивные ворота с металлическими изящными вставками, поражающими дотошной детализацией. Без сомнений, тот, кто это придумал и воплотил, был настоящим гением.

Ворота караулили стражники — двое мужчин, которые переговаривались между собой и смеялись над своими же шутками.

— Что-то к нам зачастили гости, — сказал один и закрутил ус, когда заметил приближающихся людей.

— Да вообще! — вторил второй и погладил бороду. — Клянусь своим золотым зубом, это беженцы какие-то.

— Ты уже давно свой зуб проиграл!

— Да ну? Тогда откуда у меня, — второй широко открыл рот и показал на причину возникшего мини-спора, — вот это?!

— Не верю!

— А ты поверь!

— Уважаемые, — прервала их Медея, — позволите пройти?

Стражники разом повернулись к Лиднер, восседающей на коне, неодобрительно прищурились и вновь погладили то усы, то бороду.

— Да как же не впустить. Вы прибыли в самый разгар… чего там самый разгар?

— Правосудия.

— Реально? А я, дурья башка, предполагал, что это демонстративный урок.

— Не, я слыхал, что это просто развлекалово. Ну, знаешь, повеселиться там… с семьёй.

— Какое странное развлечение они выбрали.

— Ага! Я бы не пустил свою семью туда… Если бы она у меня была, конечно.

Они без проблем пропустили трёх лошадей, которых было решено оставить в конюшне у приятного конюха, поприветствовавшего их обворожительной улыбкой. Дальнейший путь был пешим — по главной и долгой улице, ведущей на центральную площадь, где, по оживлённой болтовне, творилось что-то из ряда вон выходящее.

Сокол крепко держал Стриго за ладонь, чтобы тот не потерялся. Они шли за Медеей, вырвавшейся опять вперёд, а замыкал всю вереницу Делеан, плетущийся как всегда сзади, чтобы следить за окружающими. Безопасность по-прежнему была его главным приоритетом.

Когда они протиснулись мимо возмущающихся людей, то им предстало совершенно невозможное и бесчеловечное зрелище, не поддающееся никакому здравому смыслу. Оно было намного хуже, чем резня в казармах. Обе ситуации не оправдывали убийц, но это…

— Кошмар… — беспомощно выдавила из себя Медея.

К мощному столбу, простирающемуся высоко в небо, был привязан человек, напоминавший по худому и хрупкому телосложению женщину. Её окутывало красно-жёлтое пламя, вспыхивающее всё ярче и ярче. Оно, не проявляя ни капельки милосердия, беспощадно сжирало свою жертву, превращало в труп с лопнувшими глазами и без единого живого участка на теле. А люди, пришедшие с неразумными детьми, указывали на мученицу пальцем и буднично объясняли простые правила их мира.

— Вот дерьмо, — прошептал Сокол, у которого не укладывалось в голове, как Сущий, славившийся гуманностью, разрешил кому-то вершить над другими свой жестокий суд. — Я хочу уйти отсюда.

Разумеется, никто не рассчитывал на тёплый приём, на красную дорожку, удобные стулья и на самую вкусную еду. Но всё это, свидетелями чего они стали, было за гранью их понимания.

Сокол, возлагающий большие надежды на столицу, потерпел крах. Он разочаровался, и это чувство, проникающее в него с корнями, абсолютно ему не нравилось.

Ахерон, видя глазами наёмника, смеялся, но даже ему, могущественному созданию, привыкшему к смертям, было не по себе от происходящего человеческого безумства.

Очевидно, им предстоит с этим разобраться. По крайней мере, сделать вид и уйти, чтобы не попасть в новую передрягу, а затем, когда всё уляжется, вернуться.

Но Сокол уже сейчас ощущал на себе пристальный взгляд, и ему стало очень страшно на этой территории, скрывающей от него множество тайн.


Оглавление

  • Пролог
  • Глава 1. Балобан. Часть первая
  • Глава 1. Балобан. Часть вторая
  • Глава 2. Непредвиденные обстоятельства. Часть первая
  • Глава 2. Непредвиденные обстоятельства. Часть вторая
  • Глава 3. Трое входят в город. Часть первая
  • Глава 3. Трое входят в город. Часть вторая
  • Глава 4. Провинциальный городок и его сложности. Часть первая
  • Глава 4. Провинциальный городок и его сложности. Часть вторая
  • Глава 5. Не виновен. Часть первая
  • Глава 5. Не виновен. Часть вторая
  • Глава 6. Новые лица. Часть первая
  • Глава 6. Новые лица. Часть вторая
  • Глава 7. Противоречия. Часть первая
  • Глава 7. Противоречия. Часть вторая
  • Глава 8. Тяжкое бремя. Часть первая
  • Глава 8. Тяжкое бремя. Часть вторая
  • Глава 9. Хрупкий контроль. Часть первая
  • Глава 9. Хрупкий контроль. Часть вторая
  • Глава 10. Ошибка
  • Глава 11. Неприятности. Часть первая
  • Глава 11. Неприятности. Часть вторая
  • Глава 12. Открывшаяся правда
  • Глава 13. Недоверие
  • Глава 14. Томительный день
  • Глава 15. Человечность. Часть первая
  • Глава 15. Человечность. Часть вторая
  • Глава 16. Рассвет
  • Глава 17. Столица