Комплексное ЗЛО. Шкафы и Шпионки [Дарья Ямнова] (fb2) читать онлайн

Дарья Ямнова Комплексное ЗЛО. Шкафы и Шпионки

Глава 1. Комплексное невезение.

Знаете, бывают дни, когда лежишь в кровати и точно понимаешь, что лучше из нее не подниматься. Даже глаза открывать не стоит. Ибо вместо доброго и светлого – мир встречает тебя осенними тучами в августовский день и мухой в стакане. От чего умирают последние, увязнув в сиропе на дне, до сих пор остается для меня загадкой. Они все-таки утопленники или жертвы стремительного диабета? В любом из вариантов их агония была сладкой. В прямом смысле слова.

Медленно потянувшись, я вспомнила, что моя жизнь отнюдь не сахар, и подниматься из такой уютной кровати хочешь не хочешь, а придется. Хотя бы потому, что профессор Цеброн Фурси не прощает прогулов своим подчиненным, как и многих других человеческих слабостей. А еще он ректор в Дольсгорском Университете Общей Магпрактики, где весь предыдущий год я, Оника Сатор, от души травила студентов. В смысле преподавала им комплексное зельеварение и отвары. И, если хочу продолжать занимать эту чудесную должность, то стоит поторопиться на сегодняшний педсовет.

Такой мантрой я поднимала себя из кровати уже год, буквально заставляя себя изо дня в день учить оболтусов как правильно травить, травиться и варить настойку от насморка. И периодически даже вспоминала, что очень благодарна судьбе за сломанную жизнь и, хоть нелюбимую, но все-таки работу. Последняя позволяла не скитаться под мостами и не влачить жалкое существование.

Меня, лучшую ученицу Академии Спецтьмы, не взяли в аспирантуру по профилю! Знаете, почему? Я слишком “низкая и миленькая” для смертоубийства. “Глядя на вас, преступники умрут со смеху”, – говорили мне все эти ужасные бугаи из приемной комиссии, ни капельки не стесняясь отказывать по такой нелепой причине. Будь на моем месте парень – его бы разорвали на части, желая заполучить ценного специалиста в свои ряды. Проклятые женоненавистники!

Благо, аспирантуру я все-таки закончила – надо мной сжалился один старик-преподаватель и взял к себе. Правда, специализация у него зельеварение и скорее яды, нежели отвары, а студентов он к себе на практику не брал вовсе. И по-настоящему сделал для меня исключение, проникнувшись моим старательным изучением предмета в академические годы. Все убеждал в уникальном таланте и говорил, что с радостью откроет секреты зельеварческого мастерства. Получив пятнадцать отказов по хоть сколько-нибудь подходящей специализации, столкнулась с тем, что остальное, менее соответствующее и более скучное, уже заполнено другими студентами, и места для меня нет. Пришлось согласиться на предложение профессора Ирвина Блеоссина и простоять два года своей жизни возле котла. Нет, опыт был безусловно бесценный и грандиозный. Профессор и вправду открыл для меня свой предмет с новых сторон и поделился тайнами, за которые многие готовы были бы душу продать… Но. Всегда есть но. Варить уникальные зелья и яды – это не то, ради чего я терпела шесть лет насмешек и унижений за маленький рост и детскую внешность, буквально выгрызая себе звание лучшей ученицы. Четыре года в спецпансионе даже вспоминать не хочу. От него лишь один положительный момент – он являлся гарантом зачисления в Спецтьму.

И вот пережить весь этот многолетний ад, чтобы потом в поисках работы слышать бесконечное “Вы нам не подходите” и ущербное хихиканье в кулачок? Поступившее год назад из этого университета предложение преподавать комплексное ЗЛО (как бессовестно сокращали название дисциплины адепты) стало для меня спасением. Мне было элементарно не на что жить, да и негде. Из общежития меня на тот момент уже выселили, поскольку обучение в аспирантуре было закончено, а заработанных на дипломах и курсовых денег едва бы хватило на аренду даже собачьей будки, не говоря уже хоть о чем-то другом. Благо отличникам моя родная академия предоставляла и жилье, и питание.

Вот и о том, чтоб отказаться от должности преподавателя в Университете Общей Магической Практики, где мне предоставили крышу над головой, трехразовую кормежку и скромное жалованье, и мысли не было. В Дольсгор, где и находится указанное учебное заведение, я уезжала воодушевленная и полная надежд. Надежд со временем поубавилось, как и моей святой веры в то, что все это временно. Через еще двадцать семь неудачных собеседований решила, что с известной поговоркой про “постоянное” лучше не спорить.

И вот в это, возможно, прекрасное утро я, Оника Сатор, двадцати семи лет от роду, открыла глаза, чтобы убедиться – с предчувствиями надо считаться. Закрыть очи и развидеть этот кошмар уже не получится – поверх белого постельного белья синие волосы смотрелись особенно контрастно.

Я брезгливо подняла свой собственный локон, пытаясь разобрать ошибку в магическом плетении. Паралельно костерила одного плешивого библиотекаря с его советами попробовать новое заклинание. Волосы, брови и ресницы каждую неделю подвергались с моей стороны заклинанию, окрашивающему их в абсолютный черный цвет. Это немного добавляло возраста, и можно было подумать, что мне целых восемнадцать, а не пятнадцать, как многие заблуждались, лет.

Ровным счетом ничего не поняв из плетения вообще, я, будто ужаленная, вскочила с кровати и бросилась в ванную. Благо, выделенная мне комнатка, хоть и была размером четыре на четыре метра, но при этом имела собственный санузел. Перед небольшим овальным зеркалом, вечно висящим слегка косо из-за неправильного центра тяжести, остановилась, как вкопанная.

Пульсаром мне по голове! Какой кошмар! Брови тоже синие! Как будто мне по лицу кто-то две ягоды черники раздавил и размазал. Вкупе с моими голубыми глазами, кажется, я стану претендентом на какое-нибудь синее прозвище от щедрых до таких дел адептов. Нужно срочно развеять заклинание и наложить старое, проверенное годами.

Через час безуспешных танцев с магическими плетениями возле маленькой раковины, над которой и висело зеркало, я сдалась. Не то, чтобы это было в моей натуре, но на педсовет прийти вовремя у меня уже точно не получится. А это скверно. Ректор грозился мне страшными карами (увольнением) за любой, самый маленький повод, который я ему предоставлю. Очень сильно старик на меня взъелся после того, как весь преподавательский состав слег на два дня, угостившись моим чаем. А я что? Я – ничего. От души людей угостила, торт нарезала, кто же виноват, что они так неудачно коллективно что-то испорченное сожрали? Я вот ничего, кроме чая с тортом, не ела, и со мной все в порядке было. Поверить мне, естественно, не поверили, жестоко обличая отравительницу в моем лице, но и доказать ничего не смогли. Даром, что ли, я два года у котла стояла? Если б знали еще, кто на самом деле в аспирантуре мне преподавал, даже бы на тесты торт отправлять не стали. У профессора Блеоссина оказалась интересная молодость, много тайн и секретные знания в области зельеварения, которыми старик со мной с удовольствиями поделился. Правда, потребовав магическую клятву о неразглашении.

В общем, когда до кучи и пара десятков студентов оказались в лазарете, ректор меня гонял и в хвост, и в гриву за самые малейшие недоработки. Приходилось изрядно стараться, чтобы не быть все время под прицелом. Впрочем, на все недовольства по поводу отравления адептов, я самым бесцеремонным образом заявила, что это учебный процесс. Он же не предъявляет преподавателю по смертоубийству претензии, когда после его занятий в лазарет идет толпа покалеченных? Тогда какие ко мне вопросы? Вот после этого профессор Фраси на меня и взъелся.

Поэтому на педсовет, который был созван в преддверии учебного года, опаздывать было никак нельзя. Быстро умывшись, стянула волосы в пучок, надела свой любимый черный костюм-тройку с белой рубашкой и ненавистные туфли на высоком каблуке. Эту обувь не любила за неудобство, вечные мозоли и мучительную боль. Но из года в год в моем гардеробе были исключительно такие модели. Они прибавляли мне от шести до десяти сантиметров и позволяли чуть меньше ненавидеть окружающих. Люди выше 175 см автоматически попадали в список врагов и считались тупыми бугаями или дылдами. Потому что именно они чаще всего звали меня обидным прозвищем “полторашка”. Правда после второго курса, когда начались практические занятия, и нас начали ставить в спарринги – охоту обзываться я отбивала этим людям с чувством глубокого удовлетворения. Правда боязнь тех, кто сильно выше, видимо, будет жить со мной до очистительного костра.

Покрутилась перед зеркалом, привыкая к туфлям. Хоть в полный рост в него я все равно не помещалась, да и сбоку мешалась чугунная ванна, а позади можно было и вовсе споткнуться об унитаз, длительное изучение отражения помогло примириться с ситуацией.

Уже спустя десять минут я шла с гордо поднятой головой по широким академическим коридорам, прокручивая в голове особенно зловредные зелья синего цвета. Раздумывала, чем буду выбивать дурь из адептов второго курса в этом году. Те, кто только поступил в альма-матерь, очень быстро проникнутся уважением к предмету и прекратят злословить. Но дисциплина “комплексное ЗЛО” предполагала два года обучения. А вот второкурсники, испытавшие на себе не одно зелье, могут основательно приклеить ко мне что-то синее. В программу надо будет срочно внести поправки. Остальных приведу в чувство на Смертоубийстве. Полагаю, доцент Рудий Гностич опять будет то и дело просить подменить его. К слову, эти замены были единственной отдушиной за год. Соглашалась всегда без раздумий, исключительно из любви к мастерству.

С такими планами я продолжала быстро вышагивать в сторону малого актового зала, где и был назначен педсовет, еще не зная, какая туча сгущается надо мной.

* * *

Через огромное, во всю стену, окно яркий утренний свет падал в просторное помещение. Некоторые собравшиеся здесь преподаватели то и дело хмурились, явно не обрадованные ранним подъемом. Все люди, нелюди и прочие расы хаотично распределились на комфортных мягких креслах в первых рядах. Перед ними на символическом возвышении стоял невысокий грузный седой мужчина, с плохо прикрытой проплешиной на голове. Это был их непосредственный начальник – ректор Цербон Франси. В компании с ним на сцене находился поджарый высокий тип с явной военной выправкой. Она угадывалась и в осанке мужчины, и в его твердом, пронизывающем душу взгляде. Властный образ дополнялся строгим темно-синим костюмом, гладко выбритым лицом и не особо длинными черными волосами на голове, где будто каждая прядь знала свое место. Господин был смугл, хмур и даже янтарно-карие глаза смотрели холодно. На контрасте седой, пухлый ректор смотрелся особенно нелепо, но именно он обратился к подчиненным:

– Приветствую Вас, дорогие коллеги! – старик промокнул со лба пот. – Вынужден сообщить вам всем неприятное известие.

Загадочный тип сразу же метнул в мужчину пару убийственных взглядов, заставляя ректора бледнеть и искать более подходящие слова:

– Эээ… Ну, в смысле… – речь тут же перешла в бормотание, – для многих из нас это будет начало нового карьерного пути. В этом году нам, Дольгорскому Университету Общей Магпрактики, не хватило баллов для аккредитации. Поэтому нам не дают разрешительную грамоту и оставляют без бюджета.

На таком заявлении среди внимающего преподавательского состава прошелся беспокойный шепоток. А ректор поторопился внести пояснения:

– Поэтому министерство приняло решение нас перепрофилировать под Высшее Учебное Военно-Магическое заведение, – недовольство этим фактом профессору Фурси скрыть не удалось, – разрешите представить нашего нового ректора – капитана Саарина Муреса.

В этот момент за мной, тихо проскрипев, предательски громко захлопнулась деревянная двустворчатая дверь. На звук обернулись буквально все, а в зале воцарилась мертвая тишина. Решив, что хуже уже не будет, уверенной походкой двинулась вперед, раздумывая, какое место мне занять и как оправдаться за опоздание. Одинокий стук моих каблучков по деревянном паркету, как и ровную и гордую проходку под малоприятные взгляды коллег, прервал ну очень командный голос:

– Адептка, покиньте помещение! – приказал этот кусок бревна. – Ко всему прочему, учащихся собирают в зале для церемоний!

Это он сейчас что? Не только нанес мне смертельное оскорбление, но еще и намекнул, что у меня топографический кретинизм? Захотелось предложить мужлану чайку. Могу даже за конфетками сгонять для такого случая. Но здравый смысл и опыт кричали: он просто тебя уволит под издевательские смешки коллектива. Ко всему прочему передо мной явно была квинтэссенция всего того, что я так сильно презирала в мужчинах: высокий рост, куча мышц, отсутствие интеллекта. Если бы он хоть чуть-чуть шевелил своими извилинами, то мог бы начать с вопроса “вы кто?”, а не с выводов. В таком случае, меня ждет очень тяжелый год, но потерять работу – равно ночевать в подворотне. Так что…

– Добрый день, капитан Мурес, – остановившись, практически отрапортовала, – разрешите представиться, госпожа Оника Сатор – преподаватель комплексного зельеварения и отваров.

Он явно военный, значит должен оценить мой профессиональный подход. В конце концов, в Академии Спецтьмы нас для этого шесть лет и готовили – служить на благо родине, под началом вот таких вот "табуретов". Мужчина несколько мгновений сверлил меня взглядом, будто досье сверял, после чего выдал:

– Добрый. Зельеварение военным ни к чему, вы уволены с сегодняшнего дня, – и даже любезно пояснил, – ваш предмет читается на первом и втором курсе, но все эти адепты будут переведены на новую программу обучения. Последние два курса будут выпущены с дипломами Университета Общей Магпрактики, но зельеварение они уже прошли. В ваших услугах больше нет смысла. И, госпожа Сатор, общежитие освободите сегодня же.

Волной злорадства, исходящей от коллег, можно было толпу вооруженных гномов вымыть из железной горы. Но я была так основательно вколочена в пол требованием выселиться прямо сегодня, что злопыхания прошли мимо меня. Мне некуда идти! Нужно хотя бы немного времени, чтобы найти другую работу! Мыслительный процесс был молниеносным и стремительным. Преподаватель по антикризисным решениям сегодня гордился бы мной:

– По трудовому кодексу не имеете права! – выпалила, пока никто больше не успел ничего сказать. – Я требую своей законной отработки в две недели, и в течение этого времени выселяться не собираюсь!

– Госпожа Сатор, – поморщился Табурет, – давайте не будем усложнять. Вы этой истерикой ничего не добьетесь. Зельеварение в нашей программе не предусмотрено.

– Это мое законное право, – в мой голос вернулась уверенность и твердость, – и вы не можете мне в нем отказать.

Мужик просверлил меня ну очень недобрым взглядом, так смотрят, когда обещают капитально испортить вам жизнь. Просто он не знал, что терять мне нечего, и хуже уже не будет. И в ответ получил не менее красноречивый посыл, от чего поморщился еще раз.

– Чтобы через две недели духа здесь Вашего не было, – прошипел Мурес, зло добавив ядовитое, – истеричка!

Из зала я вылетела с красным от бешенства лицом и мысленным обещанием страшной мести.

* * *

Библиотека встретила меня горьким запахом полыни в перемешку с терпким ароматом кофе. Повелитель книжной пыли и гроза всех адептов, длинный, как жердь и сухой, как пергамент, господин Руфиус Прот, стоял за длинным прилавком и с наслаждением глотал горячий напиток. Так сложилось, что этот принципиальный дед стал моим единственным если не другом, то как минимум товарищем по злословию. Порой, вспоминая свои теплые отношения с наставником по зельеварению, начинала беспокоиться, что нахожу общий язык лишь со злобными стариканами, поскольку сама такая. Где-то в душе я – ворчливый дед. Так себе самопознание. Но все остальные – либо сами предпочитали держаться от меня подальше, либо бесили своей непроходимой тупостью, напыщенностью, алчностью, непомерным самомнением… Нужное подчеркнуть.

Руфиусу хватило одного взгляда на незваного посетителя, чтобы отставить стакан и, язвительно ухмыльнувшись, сообщить:

– Вижу, с новым ректором ты уже познакомилась, – продребезжал библиотекарь.

– Аааа… – от удивления у меня разом все проклятия на голову бесчувственного вояки закончились, – Руф, а Вы… были в курсе?

Дед смачно фыркнул, становясь похожим на взъерошенного сыча, и пригубил ароматный напиток:

– Имел честь познакомиться с утра, – сделав паузу, цыкнул и, будто вспоминая, о чем вообще речь, продолжил, – наведался ко мне спозаранку в компании с плешивым. Сверлил своими глазюками, доступ требовал к библиотеке.

Хорошо зная господина Прота, я приблизилась к стойке и облокотилась на нее, всем своим видом демонстрируя, что безумно жажду услышать, как старик умыл этого дуболома. Руфиус благосклонно вытащил из-под прилавка конфетку и положил передо мной. Это был наш дружеский ритуал, и я тут же зашуршала фантиком. А дед опять задребезжал:

– А я ему ответил, что хранилище государственное и университету не принадлежит, – весело развел руки в стороны библиотекарь, – а значит доступа у него нет, так же как и у предыдущего ректора.

Это, кстати, было чистой правдой. Наша библиотека таковой являлась лишь отчасти и изначально создавалась, как городской архив. Соответственно, там хранились не только книги, но и документы разных лет, которые охранялись законом о защите тайны следствия. Оказалось, что новый ректор не совсем дуб и связываться с Руфиусом не стал. А жаль! Последний мог заблокировать архив и вызвать службу охраны порядка. Табурету пришлось бы провести первый рабочий день в участке за увлекательным написанием объяснительных.

– Вот как-то так, – резюмировал Руф, – что у тебя?

От вернувшейся после вопроса паники, я нервно запустила руки в волосы и начала истерично почесываться. Видимо, мое бессознательное "я" пыталось в прямом смысле выцарапать из головы план спасения от грозящего в ближайшем будущем бомжевания. Безусловно, две недели мне удалось себе выбить, но это будет четырнадцать дней агонии умирающего. Я не нашла себе другой работы за весь год, откуда же ей взяться сейчас, да еще и столь оперативно?

– По классике, он принял меня за адептку, упрекнул в топографическом кретинизме, назвал истеричкой и уволил, – от безысходности даже лбом о стойку приложилась, – видели бы вы, как блохастый злорадствовал.

Старик мгновенно опешил и даже затосковал. От такого искреннего переживания за мою судьбу на душе стало немножечко теплее. Правда, господин Прот не был бы собой, если бы тут же не вставил что-нибудь язвительное:

– Ну, знаешь, может, если бы ты не называла его пуделем на анаболиках, хотя бы в глаза, – дед зыркнул на меня, пытаясь пошире открыть тяжелые веки, – то уважаемый господин оборотень был бы не столь негативно настроен.

– Фи… – разочарованно протянула, – не надо было ему свой куцый хвост ко мне подкатывать. Да еще и в период гона!

– Ох, Оника! С блохастым и так все ясно. Что ты-то будешь делать без работы? – что-то старик и вправду забеспокоился, – и что у тебя с волосами, кстати? Решила попробовать что-то новенькое?

Хотелось бы мне и самой знать ответы на эти запросы судьбы. Но увы! Ни одной светлой мысли пока мне на ум так и не пришло.

– Искать… вероятно, – проскользнувшая легкая нотка сарказма вызвала у библиотекаря смешок, – а вот по поводу волос – это вы мне скажите. Я такое точно не заказывала! И самое ужасное, что плетение распутать у меня не получилось.

– Заклинание правильное и долгосрочное. Ты скорее всего ошиблась где-то в плетении, – тут же заупрямился старик.

Правда, пререкаться со мной не стал и сразу же утопал в хранилище за сборником заклятий. В нем-то мой ворчливый друг и вычитал магическую формулу, что вызвала синий апокалипсис с волосами. Вернулся библиотекарь быстро, по-деловому держа под мышкой нужный сборник.

– Девочка моя, а хочешь чаю? – опомнился неожиданно старик.

К слову, только настолько пожилым людям я прощала подобное обращение. Они так и к тетке глубоко за пятьдесят обратиться могут и к ребенку трехлетнему. Там, на границе жизни и вершине мудрости, все в их глазах становятся неразумными детьми.

– К слову, вояку этого тоже можешь чаем напоследок угостить, – загремел чашками Руф, не дожидаясь моего ответа, – хоть за истеричку отомстишь.

Именно в этот момент с подачи зловредного старикана у меня созрел гениальный план по сохранению своего рабочего места.

Где-то через полчаса увлеченных споров над неудачным заклинанием, его наконец удалось развеять. После чего я сразу же наложила проверенное годами плетение, окрашивая волосы в черный цвет. Руф только чертыхался и ворчал: “Кому пришло в голову создавать магическую формулу для стойкого окрашивания в исключительно синий цвет?! Что за растрата потенциала и волшебства на непотребства?!”. Я же, тепло распрощавшись со стариком, пообещала к нему заглядывать, а если придется сменить не только работу, но и город, закидывать его вестниками с подробными рассказами о новой жизни.

Покинув пределы вотчины господина Прота, двинулась в сторону собственного класса, где также располагалась лаборатория для создания зелий. Старика в свой коварный план я посвящать не стала. Ибо одна из главных заповедей Академии Спецтьмы: хороший свидетель – мертвый свидетель. Да и подставлять Руфа под неприятности не хотелось. То, что я задумала, было наказуемо и преследовалось по закону. Отдел контроля за оборотом зелий легко может возбудиться и переворошить всю академию в поисках доказательств нелегальной деятельности. А создание снадобья пятого класса опасности явно попадало под это определение.

К слову сказать, ничего смертоносного я готовить не собиралась – всего-то слабительное вечного действия. Ну или очень, очень длительного. Зависит от магического потенциала, отравленного и его здоровья. Специфика зелья заключалось в том, что один из его компонентов осаживался в организме и вызывал постоянное несварение до тех пор, пока не будет принят антидот. Проблемы с ОКЗОЗом (тот самый отдел контроля) и пятый класс опасности слабительного исходили из двух его характеристик: вечное и необнаружимое. Ни один артефакт или заклинания не оповестят отравляемого о том, что в его чае что-то лишнее. Как и последующие экспертизы и тесты не покажут ничего эдакого в напитке или еде. Но в организме, конечно, опытный целитель подобную аномалию безусловно обнаружит, только сделать ничего не сможет. Зелье так сильно распространялось по организму жертвы, что потерпевшего проще было убить, чем спасти.

Звучит жутко, пугающе и как идеальный способ избавиться от всех неугодных. Вот только на деле все гораздо сложнее. В сообществе зельеваров известно всего около тридцати таких снадобий, и все они находятся в запрещенном списке ОКЗОЗа. В составах сплошь и рядом уникальные ингредиенты (типа слез непорочной мыши, собранных в день красной луны* на перекрестке семи дорог), находящиеся под строгим контролем вышеупомянутого отдела. Но изюминка в том, что моего слабительного там нет и быть не может.

[Прим от автора “День красной луны” – событие, происходящее раз в семь лет, каждый раз рассчитываемое жрецами у оборотней]

Профессор Ирвин Блеоссин тоже был вредным дедом. Полагаю, что именно это наше с ним родство душ позволило старикану раскрыть свой страшный секрет какой-то там мелкой адептке. Когда он требовал с меня магическую клятву молчания, я лишь скептически фыркала: “Никто не должен знать, в какую сторону мешать черпаком в котле. Какой скандал, если кто-то обнаружит, что в настойке от насморка пара ложек гномьего самогона!”. Возмущение, как рукой сняло, сразу же после магического обета. Профессор Блеоссин потом все два года не уставал припоминать, как от “кислого уныния”, я перетекла в “неутомимый энтузиазм”.

Едва ли мне еще когда-нибудь какой-нибудь преподаватель так просто заявит: “А знаешь, Оника, в молодости все знали меня как Тихий Яд”. Глаза у меня тогда точно на лоб вылезли. Отравитель, вошедший в историю, как самый гениальный и легендарный! Я даже сначала не поверила, решила, что старик выжил из ума на краю жизни. Но так было только до тех пор, пока он не начал меня учить. И программа у нас с ним совершенно не соответствовала учебному плану.

Да и судьба у профессора сложилась, как оказалось, весьма спорно: в начале карьеры он и вправду работал наемным убийцей, выполняя заказы воюющих между собой бандитов. Вроде как и деньги зарабатывал, и улицы чистил от преступников. Однако, спецслужбы его вычислили и принудили к работе на тайную канцелярию, где много лет он даже дышал по расписанию. Можно сказать, только на старости лет и начал жить, получив наконец от нашего короля грамоту о помиловании и прощении.

Как-то спросила у него, почему он решил открыться и все эти знания передать мне? Ведь, по рассказам профессора, своих секретов он даже тайной канцелярии не открыл. Яды варил, антидоты, изучал неизвестные зелья, но свое мастерство оставил при себе. Старик тогда тяжело вздохнул и в очередной раз заявил, что видит во мне потенциал. И отнюдь не талант к стоянию у котла, а совесть и моральные ценности, которые позволят мне сохранить и однажды передать дальше все эти тайны зельеварения таким образом, чтобы они не попали не в те руки. Общество к таким знаниям не готово и устроит настоящий хаос с отравлениями, пытаясь добиться собственной выгоды и заполучить власть. Хоронить мастерство вместе с собой профессору не позволяла любовь к делу всей его жизни. Вот по такой иронии судьбы я и стала обладательницей смертельно опасных тайн.

Из собственных воспоминаний выплыла уже у двери класса по комплексному зельеварению. На потертую металлическую табличку с названием предмета смотрела с неожиданно глухой тоской в сердце. Даже в захолустном университете со всеми своими великими знаниями я оказалась не нужна. Тоска плавно перетекла в злость, и в кабинет я заходила с твердым настроем отвоевать свое законное место в этом мире. Как там заявил Табурет? Военным зелья не нужны? Это мы еще посмотрим. Но резюме надо разослать. Даже в тот же ОКЗОЗ, чем Сущий Оп не шутит?

* * *

Самым простым в моем плане было как раз-таки сварить слабительное. Благо, все гениальное – элементарно. Так частенько повторял профессор Блеоссин, рассказывая о его открытиях в сфере усвоения организмом магии. До сих пор считается, что этого не происходит, и мы лишь управляем потоками вокруг нас. Но профессор продемонстрировал мне все на практике, развеивая все фундаментальные догмы зельеварения. Соответственно, теперь любые свойства зелья можно изменять и добавлять по своему усмотрению.

А вот подмешать отравы новому ректору оказалось задачей, достойной выпускного экзамена Академии Спецтьмы. Первым препятствием стала абсолютная нелюбовь Табурета к чаю. Видимо, капитан был еще и редкостным параноиком и знал, что в предпочитаемый им кофе подмешать отраву очень сложно. Практически все зелья существенно меняли вкус напитка. Сладостей не ел, в университетской столовой не питался. За последние три дня я успела поработать настоящим шпионом, выяснить распорядок дня и предпочтения своей жертвы, полностью оправдывая свой диплом с отличием. Раздражало только то, что каждый раз, когда мы пересекались в коридорах, этот кусок полена смотрел на меня с долей презрения и даже не здоровался.

Бесил. Очень.

Как он вообще выжил и дослужился до капитана с таким вечно недовольным лицом? Впрочем, гораздо больше меня волновал план и его исполнение. Еще одним немаловажным пунктом было никоим образом не приближаться к напиткам нового ректора при свидетелях.

Уволенный преподаватель по зельеварению угощает обидчика кофе, после которого случается отравление. Вообще ни разу не подозрительно. Так что никаких свидетелей – и никаких шансов доказать, что я имею к этому хоть малейшее отношение.

И три дня активной полевой работы не прошли даром. Судьба буквально вручила мне в руки тот злополучный бокал с кофе, с которым ректор периодически шагал прямо по коридорам активно ремонтируемого университета. Вояка стоял в просторном классе, в котором проходили занятия по магическому позиционированию и наблюдал через стекла террасы за перестройкой полигона для практических занятий. Предмет предполагал умение отрешаться, концентрироваться и принимать правильные стойки для управления магическими потоками. С этой целью в стене, сопряженной с коридором, были установлены огромные окна, позволяющие свободно наблюдать за тем, что происходило в классе. Считалось, что это повышает навыки концентрации у адептов.

Мне же представилась возможность следить за целью, не вызывая никаких подозрений. Я сидела в коридоре на лавочке и ждала завхоза, чей кабинет находился в этом же коридоре. В конце концов, по официальной версии мне через одиннадцать дней сдавать свою комнату, нужно узнать, какие требования к этому процессу. Правда, госпожа заведующая Маленья Фрасгон не явится раньше четырех часов – у нее в это время променад по торговой улице.

Поэтому я со спокойной душой листала еженедельный журнальчик с вакансиями и периодически поглядывала за объектом слежки. Мужчина стоял ко мне спиной, в своем ужасно дорогом костюме и излучал власть. Правда, кому предназначалась вся эта давящая энергия, не понятно. Но в случае с дуболомами всегда так, не важно на кого производить впечатление – если в комнате нет людей, влияй на стены. Доминируй! Будь мужиком! Заставь эту стену просить о пощаде!

В очередной раз презрительно фыркнула. В пустом коридоре звук получался ну очень прочувствованный. Хорошо хоть в классе по позиционированию стояла звукоизоляция, и меня никто не пытается пришибить взглядом за проявленное неуважение.

Резкое движение чудом заметила каким-то периферическим зрением и, подняв голову, поняла – вот он, идеальный момент! То, что это был идеальный момент пустить свою жизнь под откос, я узнала немного позже. Но сейчас Табурет вылетел через террасу и побежал к полигону, оставив свой стакан с кофе левитировать в кабинете!

Никого в коридоре.

Никого в кабинете.

Идеально.

Судя по тому, как стремительно ректор ускакал в указанном направлении, строители что-то натворили, и он пошел спасать ситуацию. А я, проскользнув тенью в класс, прокралась к стаканчику и вылила туда приготовленное зелье. Его мне пришлось замаскировать под кофе в первый же день слежки, поняв очевидное – шансов с чаем просто нет. Ну и таскать приходилось везде с собой, ожидая как раз-таки подобного момента.

Удалялась я стремительно, про себя вознося молитву Опу – богу всего сущего, чтобы капитан допил свой кофе. Посетить завхоза тоже решила в другой день, сидеть в коридоре и, не дай Бог, попасться на глаза табурету было неблагоразумно. Проследить и убедиться в успехе миссии конечно хотелось, но я сочла разумным не рисковать.

Если через пару дней, пробежав всех целителей, капитан-полено не явится сам за помощью, то, может, просто не судьба и не стоит доводить дело до конца?

Глава 2. Секретный табурет

Вот уже третий день я откровенно предавалась унынию, рассматривая вестники с отказами. Магические силовые ведомства по-прежнему предпочитали мужчин, а теперь, видимо, еще и строка опыта работы преподавателем зельеварения, куда больше веселила вояк. А с момента моего увольнения прошла уже неделя, и никаких перспектив так и не появилось.

Даже уже решила, что и кофе новый ректор допивать не стал. Даже теперь считала, что это к лучшему. И моя идея изначально была отчаянной и бесперспективной, продиктованной эмоциями и обидой. Едва ли мужчина, который держал вверенный ему ВУЗ стальной рукой в ежовых рукавицах, проникся бы моим злым гением. Скорее бы замотал по стражам порядка, пытаясь добиться от меня признания.

А капитан, четко контролирующий стройку, адептов и уже даже обновивший педагогический состав, заставил с собой считаться. И чем больше я наблюдала за его деятельностью, тем больше мне становилось не по себе. Да и справедливости ради – уволил он не только меня, но и еще несколько сотрудников. Остальным грозился аккредитацией после первого полугодия.

Но две недели потребовала только я и теперь старалась как можно меньше попадаться на глаза новому ректору. Потому что смотрел он на меня с каждым днем все более мрачно.

И уж тем более я никак не ожидала, рассматривая очередной отказ, подпрыгнуть от ужасного грохота в дверь и требовательного:

– ГОСПОЖА САТОР! ОТКРЫВАЙТЕ! – раненным зверем ревели из коридора.

Не совсем осознавая, что привело несостоявшегося начальника в такое бешенство, я стремительно ринулась выполнять требование. Испугалась, что ректор придумал, как выселить меня досрочно.

– Я… – и в страшном сне не могла представить, что произойдет дальше.

Только и успела щелкнуть замком, как дверь яростно снесли, а на меня набросился разъяренный дарх. А это был определенно представитель малочисленной, весьма закрытой расы с лицом нового ректора. Глаза у мужчины были абсолютно черными, передние клыки заметно удлинились, а ногти явно трансформировались в когтища. Которыми этот дуб и схватил меня за шею, царапая нежную кожу. Приложил об стену и вздернул повыше, заставляя медленно задыхаться. Вцепившись в лапу урода, отчаянно пыталась сделать вдох и беспомощно трепыхалась.

– ТЫ ХОЧЕШЬ УБИТЬ МЕНЯ? – проревело чудовище мне прямо в лицо.

Чистым импульсом магии ударила скорее на уровне рефлексов, привитых в Спецтьме. Связно думать в такой ситуации не представлялось возможным. Благо на плохо поддающихся магическому воздействию дархов этот прием действовал также, как и на остальных. Мужчина дернулся, как от удара молнией и разжал руку. Я кулем рухнула к его ногам, судорожно глотая воздух, но тут же, не теряя времени, вскочила и увеличила расстояние, насколько позволяла комната. Схватила с табуретки подсвечник с кристаллом связи и выставив перед собой, как оружие, произнесла короткое заклинание “Этуорс! Служба охраны порядка!”. Капитан лишь мрачно сверлил меня своими полностью черными глазами. Молча.

– Охрана порядка, что у вас произошло? – буркнул кристалл.

– Нападение с применением физической силы третьего порядка! – четко произнесла я, продолжая смотреть глаза в глаза дарху, готовясь при малейшем изменении поведения мужчины обороняться.

– Высылаю спецотряд, не гасите кристалл, – свечение кристалла сменилось с голубого, на более спокойный белый, давая понять, что маячок работает, а связь уже нет.

Было странно видеть, что на все мои манипуляции капитан вообще никак не отреагировал. Даже на указанную квалификацию преступления ни одной мышцей не повел. А я четко указала, что нападение было совершенно с применением оборотничества. Это весьма серьезное обвинение. Раздумывая о причинах такого спокойствия, пояснила:

– Второй кристалл в подсвечнике записывающий. Вы ответите за это! – ткнула пальцем в продолжающую гореть кожу. Там явно проступали синяки, да и порезы от когтей неприятно щипали.

Вояка мгновенно успокоился. Хотя правильнее будет сказать, сменил ипостась. Втянул клыки, когти. Вернул себе карию радужку и зрачок. Размял кулаки, нормализуя кровообращение после оборота и сухо спросил:

– Кто тебя нанял, и почему они хотят меня убить?

Если бы этот здоровый мужик пару минут назад не тряс мной, как тряпичной куклой в воздухе, я бы уселась на кровать и долго продолжительно хохотала. Однако, такого извращенного хода мыслей даже предположить не могла. Именно этот шок помог вспомнить основную стратегию. И, кажется, сейчас придерживаться ее жизненно важно.

– Понятия не имею, что вы несете, – злобное шипение, – но это Вы! Вы только что пытались меня убить!

– Чем вы меня отравили, госпожа Сатор? – полностью вернув себе контроль, ректор перешел на деловой тон, – чистосердечное признание облегчает совесть и время пыток. Кажется так учат в академии Спецтьмы?

Типичная стратегия допроса преступников пошла в ход. Намекнул, что уже все обо мне выяснил. Только вот в "альма-матер" учили совсем по-другому: время пыток оттягивает время смерти. А я была лучшей не за красивые глаза.

– Вас отравили? – самое искреннее и душевное удивление. – Чем?

Во вранье главное святая вера в то, что говоришь правду. Вот и я честно не понимала о каком яде речь? Слабительное ни разу не отрава – оно вообще чистит организм и дает оздоровительный эффект. Несколько очень долгих мгновений меня сверлили взглядом, в котором непоколебимая уверенность все больше обрастала долей сомнения. Придя к какому-то выводу, дарх, не произнося ни слова, развернулся и вышел из комнаты.

А я устало опустилась на кровать, продолжая держать подсвечник. Кажется, у меня теперь очень большие проблемы. И покалеченная шея самая маленькая из них.

Пульсаром мне по голове, что здесь забыл дарх на службе у нашего королевства?! Они вообще из своих медвежьих углов стараются не выбираться. Откуда среди этих нелюдимых товарищей выискался такой карьерист? Может, полукровка? Конечно, в нашем обществе не принято было говорить о расовой принадлежности, потому что все давно перемешались, а порой и вовсе утрачивали основные признаки. Но ректор точно принадлежал к тем, кто парился о чистоте крови и сохранении своего вида.

В открытую дверь для проформы постучали.

– Старший страж Охаро. Дольгорская охрана порядка, – представился вошедший худой мужчина в форменном бордовом одеянии.

Следом за ним двигался еще один страж: пониже ростом и явно с оборотнями в роду. Блохастых всегда было проще вычислить среди людей, чем многие другие расы. Вот и этот представитель любвеобильного народа страдал повышенной растительностью на теле и нелепой манерой двигаться. Полный оборот для них был не только весьма болезненным процессом, но и накладывал на человеческую ипостась рефлексы животного тела. В котором с более длинным руками и ногами двигаться приходилось по-особенному: делая шаг, они сначала ступали на мысок, при этом высоко поднимая колени и плечи. Складывалось впечатление, что парень слегка подпрыгивает во время ходьбы.

– Вызывали? – с легкой ноткой раздражения в голосе старший страж намекал на дачу показаний.

Следующие полчаса этот господин меня подробно опрашивал о произошедшем. Оборотень был явно младше по званию и занимался записью моих показаний. После чего, задав все необходимые вопросы и пообещав разобраться, стражи ушли.

Завтра с утра мне было необходимо пройти медицинское освидетельствование и явиться к следователю с заключением. Кристалл с записью произошедшего, мужчины унесли с собой в качестве вещдока. Еще мне надо было получить постановление о возбуждении уголовного дела за нападение и нанесение побоев.

Отступаться от этого я была не намерена. Этот свирепый козел меня чуть не придушил! Даром, что древних дархов в хрестоматиях рисовали с копытами и рогами, видимо, летописцы вкладывали в свои записи вполне конкретный смысл. Теперь от ректора можно ждать вообще чего угодно и никакой гарантии, что уже сегодня вечером он не вернется, дабы завершить начатое. Убивать кого-то из-за расстройства желудка – это даже по меркам Спецтьмы чересчур.

Затравленно посмотрела на слегка прикрытую дверь и резко подскочила на ноги. Меня тут же повело: удар чистым импульсом магии не прошел без последствий. Эта волшба вообще использовалась исключительно в критических ситуациях, так как наше тело не было предназначено для таких потоков. Все эти плетения и заклинания служили своего рода инструментами удаленной работы. Без них использование магии было бы равносильно попытке хвататься голыми руками за молнию.

Удержалась на ногах, лишь чудом уцепившись за тумбочку. Руки тоже слегка подрагивали, будто я весь день подтягивалась без остановки. Состояние не было для меня каким-то новым или неожиданным – в этой магии нас каждый год заставляли упражняться. Внутренний резонанс вызывало то, что мне пришлось это применить, будучи в статусе преподавателя по зельеварению!

Собрав волю в кулак и подгоняя себя страхом перед непредсказуемым дархом, доплелась и закрыла дверь. Защитные плетения накладывала, превозмогая ужасную боль, что отзывалась во всем теле при каждом обращении к магии. Ненавижу откаты! И этого козла!

* * *

Весь вечер провела, валяясь в кровати и надеясь, что ко мне никто больше не ворвется. Потому что к общему кошмарному состоянию добавилась тянущая боль в шее. Лечить, до фиксирования целителем травм, было нельзя. В очередной раз раздражалась действующей системе: если рана не смертельна и не опасна для здоровья – то денёчек и подождать можно. А то, что я в таком состоянии становилась опасной для жизни окружающих, никого не волновало.

По итогу с утра настроение было на дне того самого бокала, где утопилась муха. Сегодня суицидальные наклонности насекомого для меня были неоспоримым фактом. Взглянув в зеркало, захотелось присоединиться к усопшей: шея сплошняком превратилась в одно большое синее пятно со страшными кроваво-красными переходами. Царапины только добавляли жути.

Выходить в коридор с таким “колье” было никак нельзя. Сочувствия тут искать было не у кого, а вот от злорадства можно будет задохнуться. Впрочем, господин Прот меня бы точно пожалел, но тогда пришлось бы поделиться причиной столь яростного гнева в мою сторону от нового ректора. А врать старику мне не хотелось.

Поэтому пара заклинаний из курса по иллюзиям и водолазка от взгляда более опытных и любопытных. Волшба по-прежнему отдавала болью, правда, весьма менее интенсивной, чем вчера.

До кучи решила натянуть плащ. Последние деньки августа совсем не радовали теплом в этом году. Стоило только выйти из преподавательского корпуса, как меня тут же обдало порывом прохладного ветра. Солнце беззаботно выглядывало из-за хмурых тучек, травка торчала вдоль дорожки наглыми зелеными кочками, на деревьях нелепыми безбилетниками скакали первые пожелтевшие листики. “Отврат”, – резюмировала я и направилась в единственный участок Дольсгора.

Серое каменное здание из пяти этажей встретило меня скучающими стражами при входе и унылым дежурным внутри. Мужчине было вообще плевать, кто пришел, он даже на меня не смотрел, лишь заученно спросил “цель визита?”, полистал журнал, сверяя фамилию, и велел идти на третий этаж в кабинет целителя, вручив небольшой талон. “И как я без таких ценных указаний до 27 лет-то дожила”, – недовольно пробурчала себе под нос, уже миновав первый пролет.

В целом в коридорах ведомства царило умиротворение, в котором увязал каждый посетитель. Никто никуда не торопился, казалось, что все здесь застряли в густом сиропе и очень медленно в нем барахтаются.

У двери с табличкой “Старший целительС.Торг” очереди не наблюдалось, и я, бодро постучав в дверь, услышала очень доброжелательное: “Входите пожалуйста!”. В небольшом светлом кабинете стояла кушетка, на которую мне тут же предложили присесть, и миниатюрный стол, за которым расположилась улыбчивая остроносая дама. Она, строго глянув из-под очков, тут же весьма требовательно начала беседу:

– Добрый день, милочка! – от подобной фамильярности я тут же скисла, но хотя бы не “деточка”, – цель визита сообщить изволишь или мне на кофейной гуще погадать?

Напор, претензия и даже легкое хамство окончательно выбили меня из колеи. На секунду стало себя ужасно жалко, будто весь мир разом решил меня доконать. Беспардонную тетку нужно срочно ставить на место и отвоевывать свое законное право быть самой ядовитой женщиной в комнате:

– Можете, конечно, и на кофе погадать, но вот на моей шее будет несколько эффективней, – и ткнула пальцем, указывая на предлагаемую для прорицания часть тела.

Тётка разве что глаза не закатила, всем своим видом демонстрируя “мне все ясно”. А меня с опозданием посетило озарение – на мне водолазка и иллюзия. Всполошившись, тут же развеяла плетение и оттянула ворот, демонстрируя причину прихода. Женщина шокированно приподняла брови и, поднявшись, приблизилась ко мне. Осторожно тронув одно из мест повреждений, озабоченно покачала головой. Потом, вытащив из кармана халата кристалл, тщательно водила им передо мной, явно фиксируя синяки для суда.

Закончив, вернулась за стол и начала задавать вопросы: имя, должность, сколько мне полных лет, обстоятельства получения травмы. Все мои ответы целительница кропотливо писала в какой-то отчет, практически не поднимая на меня глаз. Потом в какой-то момент поток вопросов резко оборвался и уставившись на меня прямым немигающим взглядом тетка выдала:

– Вы девственница?

– Нет! – честно выпалила я от неожиданности.

Но добавить еще что-то мне не удалось, целительница строго прищурилась и начала настоящий допрос с пристрастием:

– Этот мужчина, что на вас напал, – пауза было очень театральной и намекающей, – что он от вас хотел?

– Ммм… – я немного замялась, – решил обвинить меня в своих проблемах.

В душе поселилось беспокойство. Следователь ведь тоже будет задавать подобные вопросы и тему с отравлениями нужно будет как можно правдоподобнее обойти.

– Госпожа Сатор, – нравоучительный голос врезался в меня, выводя из раздумий, – возможно, вы хотите провести полный медицинский осмотр?

Предложение целительницы заставило прислушаться к себе: ведь и правда, Табурет меня еще и спиной об стену приложил. Но все ощущения говорили, что за мою глупость пострадала только шея. Выдержав небольшую паузу, ответила четкое и честное: “нет, спасибо, в остальном я в порядке”.

– Милая, – явно чего-то от меня добиваясь, женщина сменила тактику, – понимаешь, в мире иногда случаются несправедливые вещи. Ты ни в чем не виновата и не должна стыдиться…

“Чего?!” – бился в голове у меня всего один вопрос, а тетка тем временем продолжила свою патетическую речь:

– Многие женщины подвергаются нападению со стороны мужчин. Если ты не хочешь говорить, чтобы защитить себя – ты обязана сказать, чтобы защитить других!

Последнее предложение было произнесено с таким призывом и настолько преисполнено величием, что мне немедленно захотелось нести флаг перед этим сражением. Но из врагов родины в этом кабинете была лишь пыль на подоконнике.

– Что вы вообще несете? – терпение не моя добродетель.

– Если он тебя изнасиловал, лучше говори сейчас или забудь навсегда, – с окончательным разочарованием относительно моих интеллектуальных способностей произнесла целительница.

Несколько бесконечных мгновений я смотрела на тетку, открыв рот. И впервые, наверное, в моей жизни не находила слов от шока. Пыталась выдавить хоть что-то связное, но лишь несуразно покачивала головой и хаотично дергала бровями.

– Так у дела будет больше шансов, а срок серьезней, – доверительно сообщила мне госпожа Торг.

Фамилия целительницы вспомнилась, как нельзя вовремя и, наконец, впустила в мою голову не только слова, но и целые предложения.

– Благодарю Вас за совет, заботу и, в целом, беспокойство за женщин, – скрыть иронию получилось плохо, – но если бы меня кто-то хотя бы попытался изнасиловать, то я бы шла на кладбище, а не в службу охраны порядка.

Тетка недоуменно приподняла брови, демонстрируя полное непонимание, а я любезно пояснила:

– Трупы надежнее всего прятать на кладбище.

И получив, наконец, заключение, покинула кабинет госпожи Торг. Прощались мы с женщиной в абсолютном молчании и весьма недовольные друг другом. Поэтому к кабинету следователя я шла настроенная на второй акт театрального представления “плевать на себя – спаси других”. Отчего-то мне показалось, что все теперь захотят из меня сделать жертву насилия. Заблуждалась. Сущий Оп! Как же я заблуждалась.

Указанный в талоне страж в кабинете тоже оказался один. Сидел за грубым потертым столом и перебирал кристаллы, то и дело вызывая в качестве видения, записанные на них события. Мужчина был совершенно обычный и ничем не примечательный. Даже цвет волос был таким невыразительным, что я затруднялась определить этот цвет. Пригласил присесть, хмуро ознакомился с талоном и медицинским заключением, сложил это все в папку у себя на столе и коротко сообщил:

– В рассмотрении отказано.

– То есть как “отказано”? – второй раз за утро у меня закончились слова.

– Вот так – “отказано”, – добавляя властности и официоза, надавил страж и посмотрел при этом мне прямо в глаза.

– Это нападение третьего порядка! – я тихо начала закипать, – в рассмотрении таких дел не отказывают!

Мы с мужиком яростно сцепились взглядами и минуты две пытались засверлить друг друга на смерть. Неожиданно страж устало выдохнул и, откинувшись в кресле, отвел взгляд.

– Госпожа Сатор, – скучающее раздражение, – господин, которого вы обвиняете в нападении, кто?

– Дарх! – зло, не раздумывая выпалила в ответ.

– М, – ироничный хмык, – а еще кто?

– Ректор, – стадия моего негодования перешла в тихое бешенство, – к чему вы клоните?

– К тому, – мужчина облокотился руками на стол и приобрел мрачный вид, – что он ректор в военном учебном заведении и при высоком звании капитана.

К чему клонил страж теперь стало несколько понятнее, но я с надеждой посмотрела на мужчину, рассчитывая получить еще хоть немного информации. Еще через один усталый вздох и пару неожиданно сочувствующих взглядов, мне было рассказано следующее: в преступлениях с военными у них проводятся собственные расследования. Любой СОП (служба охраны порядка) собирает данные и отправляет запрос в Министерство. Последнее и решает, кто будет проводить расследование и как. В моем случае был назначен…. Капитан Саарин Мурес, по совместительству ректор и мой начальник. Который еще вчера заявил господину Тернволу (моему следователю), что со своими подчиненными разберется сам. После чего на глазах стража сжег папку, а кристалл с записями из моей комнаты оставил у себя. И вправду получается, если я еще не уволена, то он все еще мой начальник. Стало не по себе настолько, что рассуждения собеседника про то, какие вояки занозы в известном месте, были мной пропущены мимо ушей.

В конце рассказа я присвистнула, а следователь порекомендовал мне уносить ноги и не связываться с этим самодовольным солдафоном. Из участка выходила совершенно ошарашенная и потерянная. Долго стояла на крыльце, пытаясь не просто осознать полученную информацию, но и понять, во что же я вляпалась.

Мысли переполошенными таракашками носились в голове, напрочь отказываясь формироваться во что-то связное. Еще некоторое время потоптавшись у здания СОПа, решила прогуляться через торговые ряды до храма. Нужно было купить немного риса для ритуальной молитвы богу Опу. Вообще, наше общество не было религиозным, те фанатики, которые имелись, предпочитали уединяться в монастырях, где-нибудь глубоко среди гор. А в городах же храмы существовали скорее, как символы культуры и в большинстве своем даже выглядели немного заброшенными. Где-то в столице, конечно, все было в великолепном состоянии, а в местах типа Дальсгора…

Я подняла глаза на узкое, вытянутое к небесам строение, словно палец торчащее на фоне других двухэтажных зданий. Крупный серый камень, окна, как бойницы и куполообразная крыша, переходящая в острый шпиль были типичными для храма Опа. Чем богаче был город, тем больше было таких строений, собранных в одном месте и представляющих собой единый комплекс.

На лестнице, ведущей ко входу, расположилось несколько попрошаек. Вид этих существ, все больше теряющих разумность, всегда вызывал во мне недоумение. Сколько ни встречалась на улицах с обитателями социального дна, понять, почему они выбрали такую судьбу, не могла. Дело в том, что в нашем мире магией овладеть могли абсолютно все, более того, каждый мог поступить в пансион и пройти обучение совершенно бесплатно. Только вот не все хотели. Кто-то не выдерживал многочасовых медитаций, кто-то ленился тренироваться вязать плетения. На первых порах, чтобы отточить навык, использовались реальные спицы и нитки. Весь этот процесс занимал несколько лет, но многие граждане предпочитают более простые пути. И магов, на самом деле, не так уж и много. Пожалуй, что нас даже меньше, чем одна треть от всех жителей королевства. И как ни была бы прекрасна магия – печь с помощью неё хлеб я бы никому не посоветовала. Сущий Оп был, судя по всему, большим затейником и, вдыхая в наш мир потоки волшебства и силы, внёс во всё принципы разумности. Считалось, что нельзя взять и наколдовать все, что хочется, ничего не отдавая взамен. Вот, например, за владение самым простым заклинанием мы все расплачивались временем и трудом.

Поэтому хлеб лучше испечь, купив муки, а не пытаться создать ее из ничего. Сущий Оп наказывает за такую расточительность и, в самом лучшем случае, получится несъедобный объект. Про худшие варианты и рассуждать не стоит. Вообще, то, что приписывали разумности Бога, на самом деле являлось основными принципами управления магическими потоками. Но это такой дремучий лес, что порой даже сами профессора блуждали в темноте своих знаний.

Еще раз взглянув с откровенным непониманием на попрошаек, прошла внутрь храма. Небольшое, пять на пять метров, помещение ожидаемо встретило меня тишиной и тусклым светом, пробивающемся через пыльные узкие окна. Здесь было пусто, как и в любом другом святилище Опа. Лишь напротив двери стоял узкий каменный столб с геометрическим узором, и на полу валялись рисовые зернышки. Раскрыв свой кулек с подношением – подкинула его повыше, быстро произнося заклинание левитации. Под действием силы в воздух взлетели все зернышки с пола и завис мой рис. Вытащив кулек из хаотично плавающей массы, кинула в нее еще одно заклинание, заставляя крупу красиво кружиться в лучах света.

Магия развеется через несколько часов и рис упадет на пол, когда я уже уйду. Не знаю, кто придумал этот ритуал, но мне нравилось время от времени посещать храмы с этой целью. Не то, чтобы я верила в Сущего Опа, просто сам процесс приносил мне удовольствие и умиротворение. Помню, как первый раз в пансионе нас привели в молельню и подкинули рис, и он, будто маленькие вытянутые жемчужинки, переливался в воздухе. Восхитительное зрелище.

Нам, правда, тогда рассказывали, что такие упражнения сильно помогают в развитии концентрации и в управлении магией. Не каждый владеющий силой может создать плетение так, чтобы ни одно зернышко не упало – это считается высоким уровнем мастерства. Стоит признать, если бы не тот случай в пансионе и мои еженедельные подношения риса – не была бы я лучшей ученицей Спецтьмы. Сколько этих кульков было подброшено, один Оп знает. А может и нет, ведь с просьбами я к нему ни разу не обращалась. А вот те, кто хотел что-то попросить, но не владел магией, просто раскидывали рис и надеялись, что кто-то из магов поднимет их подношение вместе со своей молитвой.

Еще раз взглянув на переливающиеся зернышки, развернулась и толкнула дверь. Всего один шаг и пришлось остановится, под рассерженное шипение тощего злобного старикашки. Оборванец решил устроиться на обед прямо перед входом в храм. И заботливо расстелил прямо под моими ногами местную газетенку. Готовясь высказать обнаглевшему попрошайке претензию, удивленно замерла. Между засохшей корочкой хлеба и масляным кусочком сала расположился очень знакомый портрет. С которого на меня холодно взирал дарх под громким заголовком “Светский баламут в ссылке”.

– Чего пялишься?! Это моя газетка! – пьяно икнул старикашка и цыкнул, демонстрируя гнилые зубы.

– Куплю за две медяшки, – с плохо скрываемой брезгливостью предложила ему выгодную сделку.

У попрошайки тут же алчно загорелись глаза. Пропойцы всегда соглашались что-нибудь продать, особо не торгуясь. Ловили момент, строго придерживаясь правила “дают – бери, бьют – беги”. Вот и этот сунул запачканной рукой сало в карман, хлеб задумчиво прикусил, держа его теперь в зубах, ловко сгибая местный вестник вчетверо. Кинув в раскрытую передо мной ладошку две мелкие монетки, тут же завладела газеткой и двинулась прочь.

Статью о новом ректоре нашего ВУЗа прочитала быстро и уже давно отправила издание в ближайшую урну. И уже в который раз произносила очищающие заклинание, с удовлетворением рассматривая, как по ладошкам бегают белые искорки. Нервно куталась в плащ и пыталась не рвать на себе волосы.

Вкратце статья была о том, что один дарх впал в немилость к Его Величеству и был выслан из столицы. Ректор выставлялся как любитель выпить, подраться и оскандалиться с какой-нибудь красоткой. Причем последних, как говорилось, не боялся высмеивать на предмет их раскрепощенности прямо во время высоких приемов. За порчу одной такой благородной девицы его якобы и выслали.

Казалось бы весьма не новая история, сколько их таких при дворе уже видели? Вот только капитан Мурес балагуром не был. Да и будь он проштрафившимся в дворцовых кругах, никто бы не дал ему в управление ВУЗ. И историю со мной тут же бы вытащили на первые полосы столичных газет, с удовольствием отправив ректора в тюрьму.

Итого, у меня был один властный дарх в ранге капитана, который запросто может сжигать документы СОПовцев, распускать руки, устраивать скандалы в светских кругах и держать ВУЗ стальным захватом.

Вопрос остался только один: разведка или тайная канцелярия?

И любой из вариантов заставлял меня истерично подвывать прямо на улице. Мало того, что Табурет и вправду мог прикопать меня без суда и следствия, так как любой вред представителям этих ведомств наказывался смертной казнью. Это в том случае, если дело дошло до разбирательств. А если не дошло – значит смертная казнь уже состоялась.

“Идиотка! Какая же я идиотка”, – в который раз ругала себя. Но жесткое самобичевание не особо помогло взять себя в руки. Я по уши в навозе. Макушка торчит лишь по той причине, что если меня не добили вчера, есть надежда, что капитану Муресу нужны доказательства. Хоть одно какое-нибудь мало-мальски захудалое. И мне ни в коем случае нельзя их ему давать.

Может, если он примет антидот, то успокоится? Только вот едва ли теперь ректор оставляет свой кофе летать в воздухе. Да и в любом случае теперь за мной такое пристальное наблюдение, что каждое появление будет сопровождаться просверливающим насквозь взглядом. Прийти и предложить выпить чашечку чаю? Смешно. Мне его, скорее, на голову выльют. Как бы так дать ему нейтрализатор, чтобы можно было в конце этой недели спокойно уйти в закат?

Этот вопрос только вызвал вторую волну тоскливого поскуливания. Меня по-прежнему нигде не ждут. И, если выселяться, то только под мост.

Махина бывшего Дольсгорского университета встретила меня свежеотремонтированной крышей. Здание с каждым днем становилось все солиднее и теперь даже вызывало трепет предвкушения. Балагуру и пьянице точно бы не дали распоряжаться такой кучей денег. А что, если… просто воплотить свой первоначальный план до конца? Прийти к ректору и предложить свои услуги зельевара в обмен на сохранение должности? Так и от проблемы с отравлением избавлюсь и крышу над головой не потеряю.

Воодушевленная этой идеей, я твердой и уверенной походкой двинулась в сторону учебного заведения.

Глава 3. Встречное предложение.

В приемной было пусто вот уже неделю. Секретаря бывшего ректора капитан Мурес отправил на заслуженную пенсию, а нового, судя по всему, до сих пор не нанял. Стало гораздо беспокойнее на душе. Оставаться наедине со скорым на расправу мужчиной не хотелось. Я долго мялась перед дверью, решая, снимать плащ или так зайти. По итогу просто расстегнула, оставляя себе возможности для маневра. Ну, если один дуболом все-таки выйдет из себя и придется обороняться. Коротко постучалась и сразу же вошла, не дожидаясь приглашения.

Ректор, до того внимательно изучающий какие-то документы, медленно поднял на меня глаза. Тут же стремительно помрачнел и напрягся всем телом, даже как будто стал больше в плечах. Поняв, что дарх звереет от одного моего вида, быстро выпалила:

– Давайте поговорим! – получился какой-то задушенный писк, – как взрослые люди!

Не сводя с меня подозрительного взгляда, Табурет недовольно кивнул на диванчик перед его столом. Вообще кабинет ректора сильно изменился с последнего моего визита сюда. Если раньше интерьер был пропитан провинциальной роскошью, то теперь он стал деловым. Все ткани со стен отодрали, оставляя голый камень и умело декорируя его деревянными состаренными панелями. Паркет отполировали, удалив несколько слоев краски и заново покрыли лаком. Окна теперь стояли обнаженными, лишившись и занавесей и карниза. Позади ректорского стола добавилось несколько книжных полок на месте сейфа, а вот последний исчез. Единственным предметом, не очень подходящим сюда, стал тот самый диван, на который мне предложили присесть. Он был с резной спинкой, мягкими сиденьями и даже парой кокетливых подушечек.

Но, даже когда я разместилась на этом подозрительном интерьерном решении, между мной и капитаном Муресом оставался стол. Это позволяло чувствовать себя в некоторой безопасности.

Диван, к слову, и вправду оказался с подвохом: он не оставлял посетителям возможности оставаться собранными и держать ухо востро. Расчет был явно на то, что приглашенные на ковер должны были максимально расслабиться и потерять бдительность. А Табурет, оказывается, еще и стратег. Оценивающе и несколько по-новому взглянула на мужчину напротив и теперь, наконец, заметила, что выглядел мужчина не очень: прилично схуднул, осунулся и посерел. Эффект от слабительного налицо, так сказать. Хозяин кабинета на такое пристальное внимание отреагировал холодным взглядом и вопросительно поднятой бровью. Тянуть дарха за предмет его терпения не стала и уже куда более уверенно начала:

– Я хочу сделать вам предложение, – от меня буквально фонило доброжелательностью, – деловое, разумеется.

Последние слова сопроводила кокетливой улыбкой, во всю пытаясь излучать свет, добро и солнце. Весь мой такой неискренний душевный порыв встретили молчанием и еще более мрачным настроением. Тот факт, что меня все еще не пытаются придушить, сочла успехом и продолжила:

– Вы утверждаете, что вас отравили, – создала интригующую паузу, – и логично, но ошибочно, обвинили меня. И пускай наше с вами общение не задалось с самого начала, я готова помочь вам сварить антидот.

Реакции на свое предложение ждала совершенно другой – мужчина лишь больше напрягся, но неожиданно нарушая молчание, весьма сухо спросил:

– И чего же вы, госпожа Сатор, хотите взамен?

Хищный мимолетный взгляд мне не понравился еще больше, но вскакивать и убегать прямо сейчас не позволило воспитание.

– Сохранить свою должность, капитан Мурес, – напряжение скрыть не удалось, – и остаться преподавать здесь комплексное зельеварение.

Табурет развеселился. После моих слов, кажется, даже расслабился, ухитрился хмыкнуть и упереться обеими руками в стол. Вот последнее действие меня совершенно не воодушевило: так делают люди которые хотят встать со своего места. “Нет-нет! Сидите, капитан! Сидите!” – захотелось подбежать к ректору и даже надавить на плечи, чтобы не рыпался. Но я продолжала сидеть и изображать святую простоту. А дарх тем временем и вправду поднялся, заставив меня нервно сглотнуть, обошел стол, слегка откинулся назад, облокотившись на него. С видом победителя скрестил перед собой руки и уставился на меня сверху вниз, заставляя отвести взгляд в пол.

– Скажите, госпожа Сатор, – не скрывая насмешливого тона обратился капитан, – а с чего вы взяли, что мне нужны ваши услуги? Или скажем, что яд можно нейтрализовать? А?

Мысленно я тоже хмыкнула, вслух все же было чревато. Уж слишком близко моя шея находилась от рук свирепого солдафона. Это он сейчас стоит довольно улыбается, а в какой момент его переклинит на почве моей верности короне, одному Опу известно. Усилие, чтобы сохранить нейтральный тон ответа и не впасть в сплошной ядовитый сарказм, было титаническим:

– С того, что я специалист высочайшего уровня и мастерства, – скромничать в таком вопросе не стоит, – и прекрасно знаю, что если вы живы, то яд не мгновенного действия. А против всех прочих отрав, даже смертельных, история знает примеры действующих антидотов.

Набралась побольше решимости и сделав глубокий вдох посмотрела ректору прямо в глаза, продолжив:

– И, если бы у вас была информация о противоядии, вы бы не вламывались ко мне лично. Скорее послали бы ко мне стражу, ну или хотя бы довели дело до конца, – указала на шею, давая понять о чем речь, – благо ваш высокий чин позволяет вам это сделать.

Толика сарказма все же прорезалась при воспоминаниях о вчерашнем нападении. Этот солдафон ведь реально может убить меня даже сейчас. На всякий случай перебрала в памяти несколько плетений из предмета смертоубийства, готовясь к любому повороту событий.

– Серьезно? Ты отравила меня, чтобы сохранить должность? – с каким-то запозданием вызверился Табурет, – О чем вообще думала – не понимаю!

Переход на “ты” и возмущенно-воспитательный тон сбил с меня весь налет демонстрируемой уверенности. И я лишь растерянно хлопала глазами, пытаясь угадать, что вообще происходит в голове этого нестабильного психа.

– И знаете что, госпожа Сатор! У меня к вам встречное предложение, – яда в голосе капитана через край, – вы сейчас же признаетесь в своем преступлении, и я сохраню вам должность.

В этот момент у меня не осталось сомнений в том, что передо мной военный не только высокого ранга, но и с разносторонним опытом. Ректор явно провел не один допрос с пристрастием в своей жизни. Он и здесь всю мебель поставил таким образом, чтобы жертва сразу же делала чистосердечные признания с надеждой на помилование. “Скажи, что я прав, и получишь прощение”, – услышал бы любой другой человек на моем месте. Только вот подобное признание – это прямая дорога на эшафот. Рубить головы предателям короны – очень показательное занятие для широкой общественности.

– Я вас не травила, – сообщила мужчине твердо глядя ему в глаза.

– Госпожа Сатор, – еще один хищный взгляд и ложечка меда в голосе, – вот вы мне объясните… Дочь богатых родителей – и вдруг закрытый пансион, вместо нанятых на дом учителей. Хотя вот ваши братья и сестры обучались именно так. Дальше еще интереснее: лучшая студентка академии Спецтьмы в специальности смертоубийство, но аспирантуру заканчивает по классу зелий. Называете себя специалистом высокого уровня и мастерства, а по факту преподаватель в третьесортном ВУЗе на задворках королевства, который так отчаянно держится за это место. Что с вами не так, госпожа Сатор?

Излучать миролюбие я перестала сразу же после упоминания родителей. Табурет резал по живому без обезболивающего и к концу его монолога во мне осталась только черная ненависть и злоба. Хуже было только то, что теперь стало ясно – разведка. Капитан определенно из этой области. Тайная канцелярия так быстро бы не смогла получить доступ к моему досье, да и не стала бы. У них просто другие методы.

Ко всему прочему переубедить теперь солдафона хоть в чем-то не получится. Они там не особо разбираются, почему отличницу из-за роста не берут на службу государству. Не взяли – значит подозрительная и не внушает доверия. Уехала в медвежий угол на пыльную должность? Точно, затевает переворот. Выслушивать все это было больно и в результате все выплеснулось обратно злым:

– А я знаю, что не так с вами! – сверкнула глазами на Табурета, – вы сюда приехали играть в ректора, занимаясь секретной разведкой для своего министерства!

Мужчина, пребывающий в довольно спокойном состоянии, моментально напрягся и вцепился в меня взглядом. А я похолодела от ужаса, осознавая, что, возможно, рассекретила агента во время задания. СМЕРТЬ! СМЕРТЬ! СМЕРТЬ! Это верная смерть и никакая Спецтьма не поможет мне справиться с действующим и опытным дуболомом из разведки. Решение принималось быстрее, чем обдумывалось: первым плетением я рассекла ладонь, второе было основой для клятвы, которую тут же выпалила:

– Клянусь, что никому не рассказывала и не расскажу о том, что вы из разведки, – все это было сделано буквально за несколько секунд.

Табурет даже не успел толком что-то сообразить. Лишь сделался ужасно недовольным и с каким-то непонятным сожалением сообщил:

– У меня уже целых два весомых повода вас убить, госпожа Сатор. Жаль только, что начинать карьеру ректора с трупа одного из преподавателей – так себе идея, – хладнокровия и выдержки этому мужику не занимать, – к концу недели освободите общежитие.

На этом он прошел обратно за стол и углубился в документы, недвусмысленно давая понять, что разговор окончен. Я молча поднялась с дивана и, не прощаясь, покинула кабинет нового ректора, надеясь, что меня действительно отпускают на все четыре стороны. Правда, пока все они вели под ближайший мост. И именно об этом мне стоит теперь усиленно беспокоиться.

* * *

За прошедшую неделю мне пришло еще восемь отказов. Остальные потенциальные работодатели даже не затруднили себя ответом. Поэтому свой чемодан я собирала в полном унынии. Даже вроде как позабывший о моем существовании ректор не поднимал настроения. А это в прямом смысле означало, что моя жизнь меня совершенно не радует. Не то чтобы раньше я была всем довольна, но хотя бы скитаться без крыши над головой не приходилось. Сей чудный опыт ожидал меня прямо за воротами университета, будто преданный поклонник.

Перспектива, прямо скажем, так себе. В связи с этим решила оплатить себе место в почтовой карете до столицы. Моих сбережений на телепорт явно не хватит, даже на цепочку через несколько городов, прямого до столицы в Дольсгоре не было. А там попытать счастье в салонах с зельями для красоты. Благо такие в сердце нашего королевства – Эрусвальде, пользовались огромным спросом среди светских львиц.

Если с работой не срастется… Как бы ни было больно и унизительно – придется постучаться в родительский дом, несмотря на 13 лет взаимного молчания.

Вспомнив крыльцо столичного особняка своей семьи, поймала себя на крамольной мыслишке, что мне всегда нравился центральный Эрусвальдский мост.

Щелкнув застежкой на чемодане, решила, что со старым Протом еще раз прощаться не пойду. Вчерашней чашечки чая было достаточно. Библиотекарь и так всю неделю не в духе и дурном настроении. Табурет ухитрился перевести архив в ведомство военных и теперь беспрепятственно имеет туда доступ. Что старика неимоверно раздражает. А уж то, в каком он “восторге” от новой системы кристаллического наблюдения…! В общем, мой ворчливый друг не переставал всю неделю неприятно удивляться возможностям нового начальника. Для меня же они уже не новость, и разделять праведное негодование получалось плохо. Но я была благодарна Проту за то, что он, хорошо вызнав меня за год, не лез в душу и ни о чем меня не спрашивал. Понимал: захочу – расскажу все сама.

В последний раз обвела взглядом комнатушку, что за год стала мне в некотором смысле домом, и отправилась на выход. Чемодан под действием наложенных заклятий раздражающе заскрипел колесиками и покатился следом за мной.

По коридорам шла с гордо поднятой головой, уверенно постукивая каблуками. Шла по знакомым коридорам и с толикой грусти прощалась с этим не самым скверным этапом своей жизни.

Очередной вестник догнал меня в главном вестибюле, издавая отвратительный чирикающий звук. Полагая, что это очередной отказ, швырнула в него маленьким пульсаром с целью испепелить маленький свиток. Парящая бумажка ловко уклонилась от магии, чем наконец привлекла мое внимание. Хоть какие-то защитные чары накладывали лишь на важные документы. Почтовые отказы к таким не относились.

– Сенто! – произнесла заклинание и протянула руку, в которую тут же упал свиток.

День, который мог быть вполне себе даже ничего, резко стал отвратным. В записке кратко значилось “Госпожа Сатор, срочно явитесь в кабинет ректора. Капитан С.Мурес”. Бумажку с силой сжала в руке и резко развернувшись на каблуках двинулась в сторону приемной. Убегать, сделав вид, что не получала никакого вестника – глупо. Табурет все равно догонит и найдет. Покорно идти в кабинет тоже было сомнительным здравомыслием – ничего хорошего от этого приглашения я не ждала. Но шла. Бодро так. Бодрее только на эшафот идут.

Знакомая дверь, знакомая ситуация, и я даже опять в плаще. Решила не менять традицию и расстегнула пуговицы. Чемодан решила взять с собой, дабы намекнуть, что одна отчаянная на всю голову преподавательница уже уходит и не надо на нее никаких дел заводить.

Кабинет встретил меня пугающей тишиной и явно ожидающим моего появления ректором. Последний тут же уставился на меня в упор и пригласил сесть. Сам же возвышался над злополучным диваном, облокотившись на стол, прям как в прошлый раз. Даже руки на груди скрестил.

– Благодарю, – хмуро возразила Табурету, – я постою.

– Сядьте, госпожа Сатор! – раздраженный приказной тон не предвещал ничего хорошего.

Я всем своим видом показывая недовольство прошла к дивану и скромно разместилась на его краешке. Руки на коленях сложила прям, как самая примерная ученица. Правда вот, во взгляде у меня было столько яда, что капитан должен был уже распсиховаться и требовать нейтрализатор. Но дарх лишь удовлетворенно кивнул и потянулся за бокалом. Тут же пригубил из него явно не его любимый кофе, а что-то гораздо более горячительное. Еще раз оценивающе на меня посмотрел.

– Я согласен на вашу сделку, госпожа Сатор, – хладнокровно заявил табурет, – давайте ваш антидот и можете остаться здесь преподавать.

Где-то глубоко в душе у меня случился приступ неудержимого хохота. Но лицо удалось удержать, сохраняя вид полного непонимания, что я тут делаю и зачем. Тоже мне, нашел наивную дурочку. Хуже того, чтобы назвать меня ребенком и коротышкой, можно было только считать меня за идиотку. По сути, я даже не должна знать, чем его отравили. Нейтрализатора не было и в помине, его варить можно было только после достигнутых договоренностей. Но последних у нас не было.

– Капитан Мурес, для начала вы должны хотя бы рассказать, чем вас отравили, – по-деловому начала я, – если до сих пор точно не установлено, то есть ли какие-то признаки? Возможно, нужно будет взять кровь, анализы и провести исследования…

– Госпожа Сатор… – мужчина явственно заскрежетал зубами, – то есть вы меня отравили чем-то пятого класса опасности и даже не позаботились разработать антидот? Вы, вообще, нормальная?

Исходя из слов капитана, было понятно, что его проблемой занимались лучшие специалисты. Весьма быстро установили некоторые характеристики зелья. Оставалось только непонятным, почему до сих пор не обратились к профессору Блеоссину? Он бы уже миллион раз избавил Табурета от проблем со стулом. Так что, скорее всего, все это очередной блеф, чтобы выбить из меня признания. Держимся выбранной стратегии и ни в чем не признаемся.

– Пятый класс опасности? Там весьма узкий список зелий, – сделала задумчивый вид, – но мне кажется, вы по-прежнему просто хотите меня обвинить в том, чего я не совершала.

Моим невинным видом ректор не проникся, устало потер лицо и вновь сменил стратегию. Попробовал воззвать к тому, чего у меня не было с рождения:

– Вы понимаете, что я дарх, и у меня немного другая физиология? – проникновенно сообщил табурет, – вы осознаете, что ваша на первый взгляд невинная шутка меня действительно убивает?

Так это было прочувственно сказано, даже на какое-то мгновение показалось, что совесть у меня все-таки есть. Невольно восхитилась таким даром манипуляции и вспомнила, с кем имею дело. С дархом. А все зелья на них действуют также, как и на простых людей. О чем тут же сообщила мрачному ректору, в очередной раз повторяя, что я его не травила и скучающе добавила:

– Зачем вы меня вызвали, капитан Мурес?

Мужчина еще больше посмурнел и опять пригубил из бокала. Устало потер лицо руками и явно взвесив все за и против решил:

– Вы сварите антидот, госпожа Сатор. И я сохраню вам должность.

– И комнату в общежитии, – тут же согласилась я, – и дадите клятву, что не уволите меня по надуманному поводу!

Между гипотетическим возвращением домой и козлом из разведки, второй был куда как предпочтительней. Впрочем, это никак не помешает мне усиленно искать работу, чтобы больше никогда не видеть лицо этого Табурета. Последний, к слову, лишь удивленно дернул бровью и предупреждающе уведомил:

– Вы тоже дадите клятву. И варить антидот будете под присмотром моего алхимика, – зло хмыкнув добавил, – уж не судите строго за отсутствие доверия к вашим талантам.

Мне оставалось лишь сердито надуться. Присмотр в мой план никаких не входил. Нельзя раскрывать секреты своего зельеварения – это несколько противоречит другой моей клятве. Кстати, об этом:

– И что я должна буду пообещать? – прикидывала смогу ли обдурить доверенного алхимика разведки.

– Не разглашать подробности моего отравления и любой информации, которую вы узнаете обо мне, – некоторую сконфуженность Табурету скрыть не удалось, – хорошо, что вы с вещами. Пойдемте.

И не дожидаясь от меня новых вопросов, дарх отправился на выход. Мне лишь осталось заинтригованно последовать за ним.

Капитан властно шагал впереди, следом покорно тащилась я, конец нашей процессии завершал поскрипывающий колесиками чемодан.

Наконец, мы дошли до помещения старого телепорта. Только вот у университета совершенно не было денег, чтобы менять кристаллы-накопители для его работы, и он давно был заброшенным. Но сейчас комната радовала глаза капитальным ремонтом и кучей огромных светящихся камней, вмонтированных в стену, пол и потолок. С таким уровнем зарядки ближайшие пятьдесят лет можно хоть каждый день в столицу мотаться. Таких телепортов я в жизни своей никогда не видела, и пока восхищенно таращилась по сторонам, ректор встал в центр помещения, откуда расходился кругами сложный геометрический узор, управляющий магическими потоками и сухо приказал встать рядом. Все еще заряженная энтузиазмом от свежих впечатлений и готовая к новым опытам, радостно заняла указанную позицию. Уже во время вспышек кристаллов с запоздалой паникой выкрикнула: “А мы куда…?”. И все потонуло в магии перехода.

На неисчислимое мгновение ты становишься всем и ничем одновременно, при этом существуя исключительно в виде мысли. Первые разы использовать магию порталов несколько жутко, но со временем привыкаешь. Вот и сейчас страшно было вовсе не от перехода, а от осознания, что местом назначения может оказаться очень “гостеприимный” подвал разведки. Вполне может быть, что капитану надоело ждать чистосердечного, и он решил принудить меня к исповеди. Зная методы этих вояк – упокоят меня в том же подвале.

Магия переноса схлынула, позволяя сделать судорожный вдох. Так всегда происходит и со всеми – ты будто заново родился. Табурет это сделал гораздо менее эмоционально, но все же удержать вечно строгое выражение своего лица не смог. Мы оказались в комнате еще одного мощного телепорта. А мне уже было не до новых впечатлений. Я затравленно смотрела на мужчину и ругала себя на чем свет стоит. Ведь думала же, что ректор задумал какую-то подлость.

– Ндаааа, госпожа Сатор, – насмешливо протянул гад, – видели бы вы себя сейчас. Мне даже интересно, сначала делать, а потом думать – это такой стиль жизни?

И, не скрывая ухмылки, солдафон пошел в сторону выхода. Если он рассчитывал, что я с энтузиазмом побегу вслед за ним, то его ждало большое разочарование.

– Клятву, капитан Мурес, – напряженно потребовала, не сдвигаясь с места.

Ко мне даже повернулись и наградили взглядом. Таким смотрят на очень маленьких нашкодивших детей – вроде как и отругать надо, но поржать хочется больше. Говорить, правда, ничего не стал, молча создал плетение, рассекая руку, наложил второе для клятвы и спокойно произнес:

– Обещаю, что сохраню вам должность преподавателя и место в общежитии, госпожа Сатор, а так же гарантирую, что не уволю вас по надуманному поводу, – вплетал мужчина иронию в каждую букву, – но только при условии, что вы сварите нейтрализатор, который меня исцелит.

На память Табурет точно не жаловался, не забыв уточнить все нюансы и даже добавить условие. А дальше уже весьма сухо потребовал заверения от меня о неразглашении. Причем мне пришлось повторять слово в слово за будущим начальством в той форме, которая устраивала его. По итогу было запрещено не только рассказывать, но и показывать, рисовать, писать, использовать тайные коды и прочее прочее. Меня под конец так утомило перечисление всех возможных способов передачи информации, что добавь табурет пару строк о вечном рабстве – я бы поклялась, не задумываясь. Ну и раз уж мы соблюли все формальности и даже уже куда-то направляемся:

– Так куда вы меня притащили? – ко мне вернулась былая уверенность в себе.

Но чего моя тонкая душевная организация была не готова услышать, так это:

– Ко мне в родовое поместье, – ректор хранил просто непробиваемое ничем спокойствие.

Такое ощущение, что он каждую неделю притаскивает по парочке потенциальных отравителей к себе домой. Поэтому от последующей реплики, сказанной в том же духе, стало особенно не по себе:

– Не волнуйтесь так сильно, госпожа Сатор. Когда я потащу вас в пыточную – обязательно уведомлю заранее почтовым вестником. Мне любопытно, что вы еще можете выкинуть.

– “Когда”? Может быть “если”? – намек на то, что у Табурета нет никаких доказательств, был очень жирным.

– “Когда”, госпожа Сатор. “Когда”, – философски парировал мужчина, четко вышагивая по светлому и неожиданно уютному коридору.

Решила ответить мудростью и сохранила молчание, отдав все свое внимание окружающей обстановке. Стены были нейтрального телесного оттенка, нижняя их часть закрыта деревянными панелями. С потолка лился мягкий магический свет из кристаллов, умело перемешанных с системой наблюдения. То и дело попадались картины с горно-морским пейзажем. Где-то на четвертом изображении я пришла к выводу, что это одно и тоже место, написанное с разных ракурсов. На ум пришел логичный вопрос, а где собственно может находится родовое поместье дарха? На их исконной земле, вблизи Рогатых скал, разумеется! Что ж, мои поздравления самой себе: теперь расстояние до столицы в два раза больше, а вероятность выбраться, если что, стремится к нулю.

Уровень тревожности только возрастал, пока мы шли по стильному и дорогому во всех смыслах особняку. Тот, кто обставлял этот дом, имел шикарный вкус, тягу к искусству и любовь ко всем оттенкам бежевого. Везде царило спокойствие и умиротворение, нарушаемое лишь скрипом моего чемодана. Собственно, именно этот звук привлекал повышенное внимание изредка встречающегося персонала к нашей гордой процессии. В какой-то момент ректор подозвал одного из встреченных нами дархов и велел ему приготовить покои для гостьи и заодно кивнул в сторону моего багажа. Я быстро прикинула, есть ли в нем хоть что-то подозрительное и рассудив, что ничего секретного там нет, передала вещи обслуге. И все это под пронзительный прищур Табурета. Целеустремленный все-таки мужик оказался – не сдается. Чувствую, что одежду мою любезно выложат в шкаф, сославшись на высокий сервис и обеспечение комфорта важной гостьи. В том, что персонал здесь имеет спецподготовку и отнюдь не в сфере мытья полов, у меня не было никаких сомнений. Один этот служивый, утаскивающий мой чемодан, как перышко, чего стоил, со своим ростом и косой саженью в плечах. Чувствую, это будут самые худшие дни в моей жизни. Я в окружении бугаев и рядом с не спускающим с меня подозрительного взгляда Табуретом.

– Господин ректор, – раздражение требовало немедленного выхода, – а с чего вы взяли, что мне потребуется здесь ночевать?

– О! Вы уже готовы к чистосердечному? – воодушевился солдафон.

Руки на груди сложились сами собой, на лице появился скепсис. Сверлить взглядом мужика снизу вверх было сомнительным удовольствием, но я пыталась. Даже на каблуках мой нос утыкался куда-то в район солнечного сплетения Табурета. Чувствовавшему свое физическое превосходство ректору даже хмуриться не приходилось, поэтому он иронично лыбился:

– И сколько же времени вам будет нужно, чтобы сварить антидот?

– Тр-и… – я очень вовремя спохватилась, – традиционно, все специалисты берут стандартные анализы. И мне просто необходимо их посмотреть, чтобы разобраться, чем вас отравили и какие нейтрализаторы мы можем использовать.

– Три дня? часа? Три минуты? – насмехаясь задался вопросом капитан, – еще ни разу вы не были так близки к провалу, госпожа Сатор.

“Тридцать минут, болван” – посетовала про себя. Нужно срочно брать себя в руки, расслабляться нельзя вообще. За бодро шагающим куда-то мужчиной отправилась следом, будто темный дух-преследователь. Ректор же выглядел отвратительно довольным, словно его великий Оп облагодетельствовал. Осмыслить чужую радость даже не пыталась: ничто не тешит самолюбие разведчика так сильно, как чужой провал. Хоть и не состоявшийся.

Пока я раздумывала, почему капитан Мурес не прибег к силовым воздействиям в адрес моей персоны, мы начали спускаться в какой-то подвал. Чем ниже уходила лестница, тем сильнее волнами накатывала паника. В какой-то момент Табурет в весьма требовательной манере высказался:

– Только давайте без обмороков, госпожа Сатор. Вы так шумно и нервно дышите, что даже умудряетесь действовать мне на нервы. Сегодня, так и быть, пыток не будет, только алхимическая лаборатория.

– Увы, не могу обещать вам того же. Зельеварение, знаете ли,без пыток над подопытным неэффективно, – злорадно пообещала я.

И гордо обогнув капитана, замершего от моей дерзости ледяной глыбой, прошла в просторную комнату с кучей склянок, котлов и прочей утварью. На меня тут же набросился сухонький старичок, даже, кажется, ниже меня ростом:

– Посторонним вход запрещен! – белые густые брови оживленно задвигались, привлекая все мое внимание, – деточка, вы что тут забыли?

Несмотря на весьма грозные интонации и ворчливый вид, от деда прям веяло душевным теплом и зашкаливающей бодростью. Этот сухофрукт с плешиной на голове фору даст кому угодно.

– Без паники, Калат, эта деточка – та самая отравительница, – без тени сомнения заявил вошедший вслед за мной табурет.

Что же, должна признать, тактику давления он выбрал идеальную. А уж добавив туда это уничижительное во всех смыслах обращение, ректор перешел ту грань, после которой меня покидает здравый смысл.

– Капитан Мурес не прекращает меня обвинять в этом, а я всего лишь хочу помочь, – благодушие так и прет, – господин Калат, верно?

– О! Моя дорогая, не скромничайте! – заискрился нездоровым энтузиазмом дед, – для всех прочих я профессор Агна, но вы зовите меня просто Калатом!

Сдержать даже внешнего удивления не получилось. Этот старик был широко известен в научных кругах, и от своего учителя мне неоднократно доводилось слышать очень высокие отзывы о профессоре. Провести такого специалиста невозможно, да и видно по нему, что он жуть какой дотошный. Капитан подложил мне не просто свинью, а целый табун бешеных кабанчиков.

– Что ж, раз у вас тут полное взаимопонимание, мне пора, – не разделил стариковского воодушевления Табурет и даже развернулся в сторону выхода.

– В смысле пора? А как же я узнаю, что с вами?

Играть растерянность и удивление старалась искренне. Если ректор решил оказывать на меня такое давление, то надо сильнее верить в собственную невиновность. Так ему будет гораздо тяжелее подловить меня на всяких каверзных вопросах. Мужчина замер в проходе и раздраженно ко мне обернулся:

– Калат все вам расскажет, госпожа Сатор.

– Так не пойдет. Они уже искали и ничего не нашли. При всем уважении, профессор, – извинилась, обращаясь к старику, – мне необходимо все расспросить лично. Вдруг вы рассказали какую-то деталь, которую другие не сочли важной?

Это был ну очень тонкий лед и очень полыхающий взгляд капитана. Однако, не смотря на внутреннее плохо скрытое негодование, Табурет развернулся ко мне и сложил руки на груди и даже одну бровь поднял: мол, ну давай, спрашивай. Но нет, мой дорогой хладнокровный разведчик, сейчас все будет по-моему. И заявив, что мне нужна пара минут на подготовку – подхватила профессора под локоток и увлекла вглубь шикарной лаборатории. Чего тут только не было! Просто мечта. Столько всякого оборудования: различных котлов, горелок, печей и плит. Много разных столов для различных нужд, полок с баночками, колбочками и тюбиками. Закрались шальные мысли, что для зелий пятого класса опасности ингредиенты здесь тоже найдутся, даже те самые пресловутые слезы невинной мыши. Оставалось надеяться, что подвал защищен от взрывов так же хорошо, как и оборудован. Все-таки дед был в первую очередь алхимиком и едва ли такой рациональный вояка, как ректор, засунет под свой дом источник повышенной опасности, не продумав систему изоляции в случае чего.

Через десять минут я была в полной боевой готовности. По центру лаборатории мы поставили добротный деревянный трон, хотя старик заверял меня, что это кресло. На полках нашлась пара чистых колбочек для будущих анализов. Табурет был усажен на трон, являя собой очень воинственную и мрачную конструкцию. Откровенно говоря, мужчина был широковат для этого сиденья. Парочку особенно гадких укрепляющих организм настоев я сварила за пару минут, исключительно из самых благородных побуждений. Месть – это вообще святое. Ректор же косился на котелки без всякого пиетета, со сплошным подозрением. Вот и лечи его после этого.

– Итак, капитан Мурес, – я деловито приступила к расшатыванию нервной системы дарха, – мне нужно знать все признаки вашего отравления. Когда это, по вашему мнению, произошло, как проявилось. Ухудшается ли ваше состояние или оно стабильно?

Табурета моментально перекосило.

Какой мужик вот так признается, что из него вот уже неделю вода льется? А военные вообще люди с тонкой душевной организацией, на проблемы со здоровьем не привыкшие жаловаться. Ректор издал какое-то невразумительное “ммм” и опять умолк, испепеляя меня взглядом. О да, мой дорогой разведчик, ты попал на мою территорию! И я здесь очень хороша, поэтому на мычание ответила своим коронным хорошо отработанным выражением “Не понимаю вас, говорите членораздельнее!”.

Судя по звереющему лицу Муреса, он начал подозревать подвох. Стало даже немного грустно, что "табурет" таким сообразительным оказался. Только вот поздно пить слабительное, когда тебя им уже напоили. Даже не знаю, чем бы наша война взглядов могла закончиться, если бы не вмешался хозяин лаборатории:

– Госпожа Сатор, – благосклонно начал профессор, – у капитана уже неделю серьезное расстройство желудка…

– О! У вас здесь болит? – ткнула себе куда-то под грудь, не забыв сымитировать сострадательный тон.

– Нет, – сквозь зубы прорычали мне в ответ.

– Капитан Мурес, если вы не расскажете, что с вами произошло – я не смогу помочь. Вы взрослый серьезный мужчина. Военный. Не понимаю, почему ведете себя так по-детски.

В голосе у меня был сплошной мед, любого бы проняло. А вот в мыслях царило торжество: так тебе, Табурет неотесанный! Как увольнять и душить – так это мы смелые, а как про проблемы с туалетом рассказать – посмотрите, какие нерешительные. Но моя речь капитану была побоку. И что-то так неуловимо изменилось в облике мужчины, что у меня в горле от ужаса пересохло. Старик, видимо, тоже почуяв угрозу для своей лаборатории, поспешно начал вводить меня в курс дела:

– Я немного неверно сформулировал. У Саарина расстройство кишечника, – строго поведал алхимик, перестав излучать благодушие, – примерно неделю уже. Целители указали на отравление и помочь не смогли. Наши исследования также не смогли выявить компоненты зелья. Но мы обнаружили остатки другого интересного вещества. Эдакий эликсир-маскировка, который придает кофейный вкус. Таким образом мы пришли к выводу, что капитан отравлен.

– Чем-то, что мне подмешали в кофе, – злорадно добавил табурет, наконец вернув себе самоконтроль.

Досадный прокол. С другой стороны, мою вину это все равно никак не доказывает. Значит, моя задача не показывать внутреннего смятения и держаться выбранного курса:

– И как вы справляетесь с этим эффектом? Целитель наложил заклинание? Или какие-нибудь отвары?

– У меня разгрузочные дни, – злость в голосе капитана была очень искренней.

Теперь становилось понятно, чего он такой бешеный. Голодный мужик – злой мужик. Но почему ему никто не оказал никакой элементарной помощи? Так ведь и от обезвоживания скончаться можно. Последнее произнесла вслух и получила еще один яростный ответ, заставивший меня по-настоящему забеспокоиться.

– Особенности дархов, госпожа Сатор! Я про них упоминал, если вы забыли. На нас плохо действует магия, и целитель просто не смог наложить заклинания. А зелья… С меня хватило вашего…

От бешенства капитан даже мигать перестал и смотрел на меня в упор. Что ж, если ему сообщили, что он и вправду может умереть от слабительного, то, по-крайней мере, становится понятна попытка придушить меня. Мало того, что он оказался в рядах умирающих, так еще и смерть для вояки весьма унизительная. Впрочем – это не мои проблемы, пускай знает, как увольнять беззащитных зельеваров!

– Мне нужно провести общий анализ состояния вашего организма, – вернулась к делу я, – вы позволите наложить плетение?

Ректор недовольно кивнул в ответ, соглашаясь. Едва ли его радовала перспектива оказаться объектом исследования в моих руках. Он, вообще, оказался не дурак и быстро делал правильные выводы. Вот и не успела я от одной экзекуции с плохо наложенным заклинанием исследования перейти к другой в виде забора крови из вены, как капитан спокойно заявил:

– Вы же понимаете, госпожа Сатор, что мы оба не давали обещаний друг другу не вредить? Или в своем потрясающем стиле вы опять собираетесь думать потом?

Игла в моих руках дрогнула, профессор, с интересом за всем этим наблюдающий, напрягся. Реакция старика стала главным сигналом, что дарх на взводе. А спокойствие разведчика, гораздо смертоноснее, чем эмоциональная нестабильность.

– Господин ректор, – закрутила на накачанном предплечье мужчины жгут, – вот вы мне все угрожаете, угрожаете, задушить пытались. А мысли, что я могу развернутся и уйти, вам в голову не приходило? И живите вы, как хотите. Вот позади меня стоит настой, снижающий действие любого зелья. Вам ведь его даже никто не предложил.

Сделала паузу в своем откровенном диалоге, хорошенько прицеливаясь, и воткнула иглу в вену. Уроки первой магической помощи никогда не были моей сильной стороной, и высокий балл удалось получить только благодаря заученной теории. Вот и сейчас случился промах, подаривший мне еще один убийственный взгляд от дарха.

– Саарин, а ведь правда, подобный настой способен помочь! – вклинился профессор Агна, с интересом заглядывая в котелок.

– Так вот, капитан Мурес, ваши угрозы мне смешны, – уверенно продолжила я, – очень легко запугать преподавательницу, которая не сильна в целительстве. Гораздо сложнее быть мужчиной, способным потерпеть некоторые неудобства.

В этот момент я воткнула иглу и опять мимо.

– У вас высший балл по первой магической помощи, – отобрал у меня иглу Табурет, – теперь понятно, почему в аспирантуру по специальности вас не взяли.

И сам себе попал в вену с первого раза, быстро наполнив шприц. А мне стало жуть как обидно. Ректор прошелся по самому больному, моментально вогнав меня в депрессию. Слова были несправедливыми, но попадали куда надо, только заставляя острее чувствовать себя неудачницей. Все мстительно-издевательское настроение вмиг улетучилось. Да, наверняка у меня на лице даже все было написано и, отобрав у Табурета шприц, сухо объявила:

– В одном котле, как уже рассказывала, настой, который ослабляет действие зелий, в другом – укрепляющий эликсир, – к мужчине я давно повернулась спиной и копошилась на столе, разливая кровь в разные пробирки, – предупреждаю: на вкус оба – гадость. Хотите пейте, хотите – нет. По двести миллилитров утром и вечером.

Что происходило за моей спиной, мне было неизвестно. Оба мужчины молчали.В целом в лаборатории стояла тишина, нарушаемая лишь звонам стекла тех пробирок, в которые разливалась кровь.

То, что Табурет все-таки взял котелки, узнала, когда он уже ушел, заявив на прощание: “Госпожа Сатор, вам запрещено покидать лабораторию и выделенные вам покои без сопровождения. Встретимся за ужином”. Мое саркастичное: “У вас разгрузочные дни”, – отправилось в пустоту, лишь вызвав у профессора Агны легкую улыбку.

– Милая, вам стоит быть деликатнее, – к старику вернулся благодушный настрой, – я давно знаю Саарина и весьма удивлен, что дело закончилось в моей лаборатории, а не в тюремной камере. Полагаю, это исключительно благодаря вашему таланту.

Слова моего надсмотрщика не вызвали беспокойства. На душе было и так гадливо, после слов об “аспирантуре по специальности”. Какие уж тут размышления о собственной везучести? Да и признания, даже косвенного, они от меня не дождутся.

– Профессор Агна, я пытаюсь помочь вашему начальству, – открыто врать старику не хотелось, – сурово за это отправлять на эшафот.

– Я вас понял, госпожа Сатор, – алхимик проницательно взглянул на меня, будто понимая настоящий смысл моих слов.

Больше мы к этой теме не возвращались, с головой окунувшись в анализы и научный процесс. Даже пару раз отвлеклись от решаемой задачи на совершенно другие зелья. Увлекательный спор закончился изготовлением редкого эликсира, снимающего боль в суставах. Старик пожаловался, что распространенные у целителей мази ему особо не помогают, а каждый раз идти накладывать заклинания – не набегаешься. Моя рекомендация сварить “Красную саблю”, была встречена крайне скептическим “она не помогает”.

– Конечно не помогает! Смешать бруснику с сабельником болотным сложная задача, – возмущенно парировала профессору, – где вы в этих дарховых скалах профессионального зельевара найдете?

Дед скептически хмыкнул и притащил все необходимые ингредиенты. И это радовало. Значит, можно будет отвлечь его завтра, чтобы завершить противоядие. Для этого нужно наложить плетение – по времени меньше минуты. А сегодня я честно и задумчиво стояла над анализами, пытаясь разгадать, чем же опоили несчастного разведчика. В какой-то момент, кажется, старик и вовсе поверил в мою невиновность. И когда я вслух решила сделать пробу на банальное слабительное, даже разочаровался. Но ровно до тех пор, пока она не оказалась положительной. Лицо алхимика нужно было видеть. Две снежные шапки, которые почему-то были на месте бровей профессора, взлетели вверх. Он все бегал вокруг пробирки, окрасившейся в ярко-алый цвет, и никак не находил слов.

– Неужели, просто послабляющее средство? – наконец, возмутился дед.

– Ну, не совсем, – улыбнулась в ответ, – вероятно, измененное. Добавили длительность и скрыли возможность обнаружения. То есть, если не знать, что именно ищешь, то не найдешь.

– А антидот? Нужно же знать, какие компоненты добавляли, чтобы их разрушить!

– Думаю, с этим мы будем разбираться завтра, – кивнула в сторону входа в лабораторию, который практически весь перекрыл огромный амбал.

Похоже, это обещанный проводник и очередная гадость от ректора. Мужик, облаченный в форменную ливрею, был из оборотней. До сих пор затрудняюсь определиться, кого я ненавидела больше: высокорослых или блохастых. Но даже для представителя последних, пришедший был нереально огромен, а уродливый шрам, четырьмя полосками пересекающий лицо, лишь добавлял ему суровости. Что ж, главное держать дистанцию и не позволять ему приближаться слишком близко.

– Госпожа Сатор, уполномочен вас сопроводить, – пробасил амбал.

– “Уполномочены”? – хмыкнула в ответ, – весьма казенный словарный запас для лакея. Служивый, давно ли оборотни устраиваются двери открывать?

Профессор Агна побледнел, а будущий проводник без всякого стеснения зарычал в ответ, показывая увеличивающиеся на глазах клыки. Разве что слюной не забрызгал. И сразу же очень спокойно сказал:

– Раз такая умная, идешь за мной и имеешь ввиду – у меня приказ на ликвидацию “в случае чего”, – мрачно сообщил оборотень, вкладывая в каждое слово угрозу и пренебрежение.

Было понятно, что за серьезного противника амбал девчонку, что дышит ему в пупок, не считает. Более того, меня весьма устраивало предложение “идти за”, что я с готовностью и продемонстрировала, бодро затрусив к выходу. Оборотень, удостоверившись в добровольном сотрудничестве объекта, не без труда развернулся в туннеле и размеренно начал подниматься наверх.

– До завтра, профессор Агна, – весело махнула все еще бледному старику на прощание.

Была уверена: алхимика на ужине не будет. Такие, как он, предпочитают прочитать парочку талмудов, закусывая бутербродами, нежели чинно сидеть за столом пару часов в ожидании смены блюд и предаваться душным светским беседам. А вот его перепуганный вид заставил задуматься. Видимо, мой провожатый, спина которого маячила перед носом, все же был важной шишкой. Общая сдержанность, прямота и отсутствие типичного для оборотней прыгающего шага, выдавали в нем командира какого-нибудь отряда быстрого реагирования. Вполне человечная походка – результат многочасовых отработок строевой на плацу. Приказной тон и мгновенно принятое решение не играть роль слуги – показатель высокого звания. Ну и, если оборотень не ударился в поток сквернословия и угроз после попрания его чести, то это очень хладнокровный представитель своей горячей расы. А блохастые ни при каких обстоятельствах не шли работать прислугой. В личную охрану, в стражи, в гвардию – это пожалуйста. Но двери открывать или тарелки носить – с их точки зрения, лучше с голоду сдохнуть.

Некстати пришли мысли о грядущем ужине, и стало тревожно. Вспомнился уют и ухоженность замка, за которой явно следила рачительная хозяйка. Женат ли ректор? И если да, будет ли рада супруга видеть за столом потенциальную убийцу своего мужа? Конечно, нет! Хотя, вспоминая капитана, может она мне “спасибо” скажет и дотравить попросит.

В любом случае, стоит быть начеку.

На этих мыслях мы завернули в очередной коридор и сразу же наткнулись на поджидающего нас Табурета. Мужчина был одет в строгий черный костюм и резко контрастировал на фоне моего провожатого. Форма, создающая антураж старинного особняка, выглядела все же нелепо, особенно на громадном оборотне.

– Объект доставлен… – тут амбал закашлялся, встретившись взглядом с ректором, – капитан.

– Викраш? – вкладывая что-то одной мне не понятное, но проявив явное недовольство, уточнил Табурет.

– Она моментально определила, что я оборотень и явно не слуга. Эти танцы не для меня, – опять сделал паузу мой провожатый, перед тем как добавить в конце “капитан”.

Ректор перевел на меня ну очень подозрительный взгляд и не постеснялся спросить:

– Как вы догадались о расе командира Калири?

– У него блохи и из пасти воняет, капитан Мурес, – с самым невинным видом сообщила в ответ.

Табурет среагировал куда как быстрее чем я, едва успев вклиниться плечом между мной и набросившимся на меня амбалом. Последний успел частично перекинуться и теперь яростно пророкотал куда-то мне в ухо:

– Сопля! Я приду смотреть на твои пытки, как только мы добьемся признания! Думаешь, умная?! Так мозги у всех одинаково по стене разлетаются!

– Угомонись, Викраш, – не менее грозно рыкнул дарх, заставляя блохастого взять себя в руки.

Оборотень мгновенно отодвинулся от ректора и, злобно сверкая глазами, стремительно покинул коридор. Капитан же повернулся ко мне и прожег ненавидящим взглядом:

– Уберите плетение, госпожа Сатор. Вы живы лишь потому, что вам действительно хватило мозгов его не использовать.

– Жаль, Вам озвученного органа не хватает, – парировала, нервно сбрасывая плетение, – иначе не стали бы спрашивать “почему оборотень с меткой изгнанника – оборотень?”.

Спесь с мужчины сошла быстро, он даже как-то умерил градус ненависти, поняв свою собственную ошибку.

– Откуда вам это известно? Они тщательно скрывают смысл таких шрамов. Это всегда принимают за след от нападения виверны…

– Только идиоты, – перебила ректора, который явно скатывался к мыслям о допросе с пристрастием, – эта летающая ящерица никогда не бьет лапой снизу-вверх. Аспирантура по зельеварению, капитан, аспирантура по зельеварению.

Последнее проговорила с особенным ядом, получив максимум удовольствия, вернув сарказм по поводу моего образования его автору. Смотреть в глаза дарху прямо, уверенно, с вызовом и не отворачиваться было неимоверно тяжело. Руки в кулаки даже сжались от внутреннего напряжения, но я смотрела. Интуитивно понимала, что это бой, и важно выдержать эту, ставшую уже глухой, ненависть ко мне. Мужчина безжалостно давил одним только взглядом, там было столько власти, столько жажды подчинения, что можно было захлебнуться. И это было ново для моей психики, в отличие от желания придушить. В какой-то момент дарх шумно выдохнул, подхватил меня под локоток и деловым тоном сообщил:

– Мы идем на ужин с моими родителями. Они не знают, что я отравлен. И если ты ляпнешь хоть одно острое слово – отправишься на тет-а-тет с командиром Калири. В остальном: цель прибытия – помощь мне по одному делу, связанному с зельями. Вы совместно с профессором Агна проводите необходимые исследования. Поняла?

– Да, капитан, – саркастично хмыкнула в ответ, за что получила еще один испепеляющий взгляд, для коллекции, так сказать.

– И хорошо, что ты не сказала про метку изгнанника, для него это очень больная тема, – добавил дарх, нажимая на ручку двери, – он бы задался целью тебя ликвидировать.

Это я знала на собственном опыте. Задетый за живое оборотень будет кусать тебя всю его жизнь, ну или твою. Это, пожалуй, зависит от глубины обиды и степени мелочности оппонента. При сравнивании с собаками из себя их выходили практически все, но, учитывая распространенность подобных заблуждений – дальше мордобоя дело обычно не заходило. А вот укажи я на метку, вполне могла попрощаться с жизнью прямо в этом коридоре.

Быть изгнанным у оборотней – это страшное бесчестье. Блохастые в этом смысле бескомпромиссны: выгнали – значит, не только слабак, но еще и с гнильцой. Тут, правда, кроется один подвох: большинство представителей этой расы страшные интриганы, несмотря на показную мужественность и прямолинейность. Так что получить удар от вожака по лицу можно в самых неожиданных ситуациях и по весьма нелепым причинам. Судя по габаритам этого командира, он, скорее всего, должен был стать новым альфой в стае. Как бы хорошо его соперники не дрались, больший вес в этом деле являлся огромным преимуществом. А значит, подчиненного капитана грамотно подставили и выгнали.

Дверь открылась бесшумно, впуская нас в светлый зал с овальным столом по центру и с четырьмя большими окнами с видом на море. Значит, мы действительно в районе Рогатых скал. Солидный у нас теперь телепорт в университете, однако.

За столом сидел еще один Табурет, только еще более мрачный и с изморозью седины в волосах, и леди средних лет. Лучшего определения для женщины было не подобрать: сталь во взгляде, улыбка ласкового убийцы на лице, темные волосы собраны в строгую прическу, волосок к волоску, закрытое платье цвета клюквы, четко сидящее по фигуре. Отчего-то стало очень жаль будущую жену ректора.

– Добрый вечер, отец, – напряженный приветственный кивок от капитана в сторону мужчины за столом, затем такой же в сторону женщины, – мама. Разрешите представить молодого специалиста-зельевара, госпожу Онику Сатор.

“Папа” тут же сфокусировался на мне, наградив тяжелым взглядом, а вот “мама” явно была шокирована при виде гостьи. Столь яркая реакция даже заставила нервно осмотреть свой брючный костюм, может испачкалась где? С одеждой все было в порядке, правда, такие леди могли легко впасть в полуобморочное состояние, что кто-то не слишком модно одет.

– Госпожа Сатор, разрешите представить вам моих родителей – Василанта и Реолию Мурес, – вернул меня в реальность происходящего Табурет.

Но ответить, как сильно рада знакомству и оказанной мне чести, не успела. Между прочим, ради разнообразия хотела побыть благоразумной девочкой. Только вот светское общение с дархами с ходу не заладилось.

– Молодой специалист? – гаркнул старший Мурес.

– Сын, склонять детей к взрослой жизни – это неприемлемо в нашей семье, мы такого никогда не одобрим! – сильно распереживалась “стальная леди”.

У меня аж челюсти ходуном заходили, но это скорее от того, что кто-то мне предплечье с такой силой сжал, что точно синяк останется. Одни травмы от этого капитана психованного. С какой-то ну очень далекой от меня точки зрения – это даже мило, что его родители против эксплуатации детского труда. Готова носить платья, бантики и говорить “агу”, если эти люди, в принципе, спасут бедного преподавателя зельеварения из цепких лап коварного потенциального начальства. Но вся моя, с таким трудом обретенная благостность мгновенно развеялась после следующих слов дарха:

– Госпоже Сатор двадцать семь лет. И я ее к постели не склоняю, мама, – прошипели у меня над ухом, – она моя подчиненная… будущая. Если справится с поставленными задачами.

Последнее явно со скрытым подтекстом адресовали мне. Вот только до меня уже дошло, что именно имела ввиду родительница Табурета и внутри набирала обороты настоящая буря. Как там господин ректор ставил задачу? Никаких острых слов? Значит, буду использовать самые тупые! Сущий Оп, почему эта женщина вообще решила, что ее сынуля кого-то куда-то должен склонять?! Вот на этом очень важном вопросе я кинула ну очень презрительный взгляд в дарха. Значит, заметочки в статье про повышенную кобелистость не легенда вовсе. Впрочем, учитывая то, что капитан якшается с оборотнями… с кем поведешься, от того блох наберешься.

– Вы просили пригласить мою гостью на ужин – вот она, – нарушил гнетущую тишину Табурет, – госпожа Сатор, прошу к столу.

Захват на моей несчастной руке наконец ослабили и усадили напротив Муреса-старшего, даже галантно стул пододвинули. Сам ректор сел рядом, оказавшись лицом к лицу со своей матерью. И все это в абсолютном молчании. Только вот такой хитрый ход с посадкой не сильно спас ситуацию: отец капитана впился в него разъяренным взглядом, а вот вся заточенная сталь из глаз госпожи Мурес досталась мне. А дарху рядом было как будто вообще плевать. Он педантично расстелил салфетку слева от тарелки и, взяв с центра стола маленький хрустальный колокольчик, демонстративно им позвонил, давая сигнал к подаче блюд.

В зале тут же один за другим начали появляться слуги с подносами и закружились вокруг стола, предлагая их содержимое. Я набрала себе побольше салата из шпината с кедровыми орехами и выбрала кусочек запеченной рыбы. На тарелке капитана угнездился огромный кусок отбивной неизвестного мне происхождения, с корешками Шеня в качестве гарнира. Растение оказалось мне знакомым, исключительно по рецептам некоторых, не особо известных зелий. Чтобы это употребляли в пищу, наблюдала впервые. Сама на такие эксперименты идти не отважилась. Старший Мурес предпочел тоже самое, что и сын, а вот мать этого семейства выбрала жареного в меду перепела и салат с кроличьей печенью. Собственно, я не удивилась столь кровожадной компании за ужином, разве что сделала вывод, кто из них самый опасный. Наши предпочтения в еде иногда могут рассказать больше, чем тщательно собранное досье. Вот и от госпожи Мурес явно стоит держаться подальше. Ее любовь к пожиранию маленького и миленького, легко может распространится и на меня.

Стоило только слугам покинуть залу, оставив разнообразные закуски на столе и разлив всем напитки, как отец капитана продолжил сверлить его взглядом. Дарх же, этот взгляд успешно игнорировал, с блаженным удовольствием приступив к еде. Похоже разгрузочные дни закончились.

– Ты ничего не хочешь нам сообщить, Саарин? – старшему Муресу явно надоело ждать, да и сразу стало понятно, откуда у Табурета талант давить интонациями. Очевидно, это семейное.

– Отличный горный козел, папа, – указал на опробованный кусок мяса ректор, – охотился на днях?

“Каннибализм какой-то”, – едва не ляпнула вслух, вспоминая изображение прародителя дархов из сборника легенд всех рас. Полубожество изображалось с огромными кожистыми крыльями за спиной, витыми рогами на голове и хвостом. Нижняя часть была покрыта шерстью и заканчивалась копытами, руки изображались с длинными когтищами, вытянутая морда пугала клыкастым оскалом и горящими глазами. Считалось, что другие изображения были уничтожены во время великого прилива, который нанес огромный урон жителям Рогатых скал, едва ли и вовсе не стерший их с лица земли. Но, если даже сохранилось что-то еще, дархи не торопились этим делиться и вели очень закрытый образ жизни, не особо приветствуя появление чужаков на своих землях. В общем, наличие рогов и копыт однозначно натолкнули меня на мысли о каннибализме. По сути, поклонение такому образу для существ живущих в горах, где полно козлов, логично. Но с другой стороны, они должны здесь быть чем-то вроде священных животных, а не национальным блюдом. Погрузившись в свои размышления, пропустила начало разгорающегося между мужчинами скандала и пришла в себя лишь на словах Муреса-старшего:

– Когда ты собирался сообщить, что тебя отравили, Саарин? – в гневе мужчина ударил кулаком по столу, – думал, что до меня не дойдет информация о переполохе в твоем ведомстве?

– Саари, о приливные духи, тебя кто-то опоил? Чем?! – в ужасе воскликнула ошарашенная новостями женщина.

А я серьезно напряглась, раздумывая, знают ли эти уважаемые господа, кто главный подозреваемый по этому делу, и не пора ли мне делать ноги отсюда. Пометку об упоминании морских духов поставила скорее по привычке фиксировать полезную информацию. Странно было для явно богатой леди с высоким социальным статусом молиться, будто бывалый моряк. Капитан помрачнел не меньше моего.

– Из моего ведомства, – особенно сильно подчеркнув кому принадлежит контора, начал Табурет, – ты получить эту информацию не мог. Кто донес?

– Викраш попросил вправить тебе мозги, – не стал отпираться господин Мурес-старший, – правда, не уточнил, что имеет под этим ввиду.

Взбешенный ректор недовольно откинулся на спинку стула и прохрустел суставами, разминая пальцы. Похоже, блохастый нарвался на неприятности и банальный показательный мордобой. Или может его также придушить попробуют, как и меня. Мечтательно прикрыла глаза и тут же с разочарованием их открыла. Едва ли капитан сможет поднять в воздухе оборотня и так же, как и мной, им потрясти. Стало даже интересно, а на кого делать ставки в случае драки?

– Викраш нарушил приказ, – мрачно парировал ректор, – нет повода об этом беспокоиться, мои специалисты уже работают над решением этой маленькой неприятности.

– Твои специалисты? – окончательно рассвирепел отец Табурета и ткнул в мою сторону вилкой, – ты эту соплю так называешь? Или оборотня, который даже держать язык за зубами не в состоянии?

Что-то в этих словах так сильно задело капитана, что дарх частично перекинулся. Тут же удлинились зубы, превращаясь в ряд устрашающих клыков, зрачки затянуло темнотой, а когти с отвратительным скрежетом впились в деревянную столешницу, пропоров белоснежную скатерть насквозь. Мужчина издал глухой рык. Но паниковать я начала, увидев, что напротив меня, точь-в-точь как сын, перекинулся его отец. Перспектива ужинать с двумя взбешенными дархами за одним столом со всех сторон выглядела удручающей.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

(обратно)

Оглавление

Глава 1. Комплексное невезение.

Глава 2. Секретный табурет

Глава 3. Встречное предложение.

Конец ознакомительного фрагмента.