Двойной зигзаг удачи [Юрий Волошин] (fb2) читать онлайн

Двойной зигзаг удачи

Глава 1

Пётр Андреевич Толстой, будучи в глубокой неприязни, посматривая на быстрые воды Днестра, раздумывал над непонятным явлением. Османские приставы не появлялись. А он тут стоит уже пятый день. Лишь представители молдавского господаря Кантемира соизволили просто и даже с радостью встретить посла великой державы и имели с ним, послом, долгие обстоятельные беседы.

И вот сейчас, проводив гостей, посол так и не мог разобраться в том, почему турки не появляются столько дней.

— Пётр Андреевич! — услышал посол тихий голос дьяка Посольского приказа.

— Что ещё приключилось? — едва повернул голову и даже не увидел говорящего. — Кого черт принес?

— Пётр Андреевич, смею доложить, что воевода молдавский мне нечто поведал.

— Сам не мог мне сказать?

— Вы дюже сердитым были, господин мой. Не осмелился…

— Говори! — грубо бросил посол и вздохнул.

Он сидел на складном стульчике в тени развесистого дерева-бука и с вожделением поглядывал на прохладные воды реки. Ему очень хотелось окунуться в эти стремительные воды и ощутить свежесть и бодрость. Не решался. Кругом было слишком много посторонних глаз, а уронить достоинство он не смел.

— Господин мой, воевода молдавский настоятельно советовал не ждать вам турских приставов. Они не приедут.

— Он пояснил причину столь непочтительного ко мне, послу Великой державы, отношения? Это ведь неслыханная наглость. Прежних Украинцева и Голицына принимали со всеми почестями! А меня!..

— Не извольте гневаться, Пётр Андреевич, — дьяк поклонился, хотя посол не собирался смотреть на него. — Так тут заведено, что турки не должны появляться в землях Молдавского господаря. Ждать, посему, нет никакого резона, господин. Воевода умолял послушаться его совета, Пётр Андреевич.

Посол долго молчал. Дьяк терпеливо ждал.

— Где же нас могут встретить османские приставы в таком разе?

— В Яссах, Пётр Андреевич. Так уверял воевода, а он тут все знает.

— А что местный сераскир? Этот… Юсуф-паша?

— Воевода был у него и тот тоже подсказал вам не ждать приставов.

Пётр Андреевич надолго задумался. Это осложняло ему выполнение царского указа. Но и ждать было несподручно. Дело требовало скорейшего прибытия посольства в Адрианополь. Именно там сейчас стоял султанский двор.

— Ладно! Поди распорядись о завтрашнем переезде через Днестр. Тут нам не сидеть более. Поспеши!

Дьяк поклонился и тихо ушел, а у посла опять зародилась мысль плюнуть на все и искупаться в реке. Благо и берег не такой уж глинистый. Даже почти чистый. А вода так манит в этакую жару!

Он посмотрел на далекие домики пограничного городка Сороки, видневшиеся на правом берегу и подумал, что то уже турская земли. Вздохнул, встал и побрел к своим, которые уже зашевелились, выполняя приказ на сбор.

В Яссах посол наконец получил часть почестей от пристава османов. Однако его попытки разузнать подробности султанского двора в Адрианополе не увенчались успехом. Турки помалкивали и особого радушия не проявляли. Это немало беспокоило и волновало.

Зато он часто встречался с господарем молдавским Константином Кантемиром, с его сыном Дмитрием. И эти беседы с ними значительно расширили представление Толстого о султанским окружении. Константин говорил доверительно:

— Уважаемый Пётр Андреевич, в Адрианополе вас будет ждать множество препон. Тем более, что султан болеет и его кончина не за горами. Все это может сильно осложнить вашу задачу. Будьте крайне осмотрительны, прошу вас.

— Я благодарен вам, мой друг, и никогда не забуду вашего участия в делах столь важных для моего государя.

— Я вам предоставлю пару моих людей, весьма близких ко двору султана. Они помогут разобраться вам в положении при дворе. Там все слишком шатко и непостоянно.

После таких визитов господаря у посла возникало множество безответных вопросов, решить которые в Яссах он не мог. А так хотелось прибыть к султану с чем-то достоверным и основательным. Он перебирал в памяти имена людей, на которых он мог положиться в первую очередь. И первым среди них он считал Иерусалимского патриарха Досифея, православного грека и ярого сторонника России. «С него я и начну по приезде в Адрианополь, — подумал посол и вздохнул. — У него будет много помощников, и я их затребую. Как без них?»

Он считал, что его задача настолько трудна и опасна, что стало страшновато. Вспомнились рассказы про османов. У них дипломатическая неприкосновенность не играет никакого значения, коль дела обостряются. Особенно это касалось России. Он-то хорошо знал эту сторону османского двора.

А отец с сыном Кантемиры продолжали навещать посла. Не без своего умысла, конечно. Толстой узнавал много нового, что так было необходимо в его будущей деятельности посла в Блистающей Порте как постоянного соперника на южных рубежах.

Но одна беседа, тайная и короткая, взволновала Пётра Андреевича особенно сильно и заставила потом долго думать. Константин попросил посла предоставить ему возможность поговорить без свидетелей, оставив лишь преданного толмача, без которого им было трудно вести диалог.

— Что-то особо серьезное, господин господарь? — тревожно вскинул брови Толстой и пытливо смотрел в беспокойное лицо молдавского господаря.

— Чрезвычайно, мой господин, — с поспешностью проговорил Кантемир.

— Извольте. И помните, что долго задерживаться у меня в таком составе не очень удобно, — и Пётр Андреевич обвел комнату, где сидели всего трое.

— Это все понятно, господин посол, и я не задержу вас излишне. Понимаю ваши опасения. Итак, мой господин, у нас имеется большая просьба к царю. Как вы можете посодействовать перед царем о нашей просьбе взять Молдавию под руку вашего царя. Уж слишком обременительно и позорно нам находиться под копытом османского коня, господин посол.

Слова господаря сильно взволновали Толстого. Понимал, что это преждевременно и опасно. Особенно сейчас, когда шведский король Карл угрожает вторжением в пределы России. И не считаться с этим никто в России не может.

— Я понимаю вашу озабоченность и беспокойство, господин Кантемир. Но в данное время такие вопросы не могут заинтересовать моего государя. Время и для нас наступило слишком трудное. Я имею в виду Карла шведского. Но могу обещать, что постараюсь донести вашу просьбу до царя. И все же со своей стороны могу заметить, что ваши слова мне понятны, как никому. Я сочувствую вам и вашему народу, но время ещё не подоспело.

— Благодарю вас, Пётр Андреевич, — проговорил Кантемир удрученно. — Я и не ожидал ничего другого от вас. Понимаю, какие трудные времена в вашем государстве, и не обижаюсь. Но так хотелось получить хоть малую толику надежды!

Когда Кантемир удалился, Толстой долго раздумывал над его словами. Просьба господаря ему была понятна, но помочь ему он не мог. Он подозвал толмача и строго потребовал:

— Глянь-ка за дверью, ничего нет подозрительного. Опасаюсь я за такие визиты. У османов повсюду имеются уши и глаза.

Толмач поклонился и тихо выскользнул из комнаты.

Находясь в тяжелых раздумьях, Толстой продолжал собирать всевозможные сведения о турках и султане. Все складывалось неутешительно, но дело делать надо, и он уже готовил посольство к переезду в Адрианополь. Здесь, думалось ему, больше нечего делать. Главные дела будут при дворе султана.

Два дня на сборы — и вереница телег, карет и охраны выступила в дорогу. Две сотни османских конников во главе с их начальником чурбачи и представителем султана гарцевали по обе стороны каравана, размахивая нагайками и угрожая побоями, разгоняли встречных и сгоняли с дороги любого, кто появлялся.

Глава 2

Алтын остался один у могилы матери. Все ушли и не стали мешать несчастному мальчику излить последние слезы, окропив ими холмик, что скрыл навсегда его любимую матушку. Теперь он остался совсем один, но до него это ещё не дошло. И слезы высохли. Осталась лишь пустота. Пустота в голове, пустота на душе. Он лишь судорожно вздыхал. Тело, худое и загорелое, вздрагивало и сотрясалось. Но слез уже не было.

Тяжелая рука опустилась на его плечо. Повернул голову. Над ним в скорбном молчании стоял его друг, конюх Агап. В его серых глазах легко просматривалась печаль и жалость к этому сироте.

— Что ж делать, Николка? Такая у тебя судьбинушка. Тут ничего не поделаешь. Ты успокойся и хорошенько покумекай, как будешь жить теперь.

Мальчишка вздохнул и трудно поднялся с колен.

— Ты уж прости, парень, но креста я ставить не стану. Ещё получим с тобой по шее за такое самоуправство. А мулла и так со злобностью взирает на нас.

Алтын не ответил. Он все отлично понимал и молча кивнул.

— Приготовься, Николка, к трудностям. Теперь тебя некому защищать. А Таира тебе не помощница. Хоть и подруга твоей матери, царство ей небесное! Да упокой её душу, Господи! — И Агап мелко перекрестился, оглянулся и вздохнул.

— Как думаешь, Агапка, что меня ждет теперь?

Агап понурил всклокоченную седеющую голову, помолчал, но ответил:

— Работа, парень! Работа! Теперь тебя загоняют, и ты должен помнить, что обуха плетью не перешибить.

— Тебя же не загоняли, дед! Чего ж меня станут гонять, как сидорову козу, как ты говоришь?

— Уж дюже твою мамку туточки не любили некоторые… А мстить они горазды!

— Я ж никому ничего плохого не делал, Агапка!

— Ты был свободен, парень. Теперь ты раб, и все станут тебя использовать.

— Убегу! — вдруг тихо вымолвил Алтын, а Агап вздохнул тяжко.

— Куда тебе убежать? Ты ещё малый. Сколько тебе, двенадцать? Для такого дела мозги нужны знатные, и деньги. Разве такое у тебя имеется?

Алтын разжал кулак — на ладони тускло блеснула серебряная монетка.

— Осталась от мамки, — пояснил Алтын и поднял глаза на Агапа. Тот усмехнулся, горестно и сочувственно.

— Не смеши, Николка. С такими деньгами ты далеко не уйдешь. Я уже бросил даже думать про возвращение домой. Тут прижился. А работать везде требуется. А тут я привык, даже речь свою подзабывать начал, как стареть пришлось. Тут и помру, на чужбине. Такая моя доля, сынок…

— А мне мамка постоянно говорила, чтобы я постарался вернуться на родину.

— То её родина, сынку. А ты родился уже тут, в Крыму. Так ведь сам говорил.

— Точно, дед. Я из Сурожа, как наши тот городок называют. Там ещё такая крепость стоит — осталась от италийцев каких-то. Мы там столько лазали с ребятами, да я уже многое подзабыл. Сколько мне тогда было? Немного больше пяти лет. От тех пор у меня только голубые воспоминания, и те блекнут со временем, дед Агап. Что меня ждет теперь?

— Крепись и надейся, парень, — Агап погладил кудлатую голову Алтына. — Особо не выставляйся. Будет только хуже. Всюду старайся схитрить с теми, кто посильнее будет. Иначе схлопочешь много напастей на свою голову. А ещё харя у тебя смазливая. То тож может тебе повредить.

— С чего бы так, дед? — в глазах мальчишки появился проблеск страха.

— Завистников завсегда много бывает, коль кто выделяется из толпы, хлопец.

Было видно, что Алтын не все уразумел, однако дед не стал растолковывать свои слова и лишь добавил серьезно:

— А с побегом ты лучше повремени. Не дорос ещё до такого опасного дела. Или уже думка имеется у тебя?

Алтын неопределенно пожал плечами. А в голове уже зашевелились мысли и он неожиданно для себя выпалил:

— Подамся на судно, что на север пойдет. В Черное море. Там будет легче на Слобожанщину попасть. А где это, Агапка? Мамка много говорила о тех землях, а я никак не могу все уразуметь. Далеко, небось?

— Далечёнько, хлопчик! Так, значит, уже придумал какой-то план? Смотри, как бы худа не было, Николка! Ты хлопец шустрый, да и на таких всегда найдется аркан покрепче.

А Алтын скривил губы и подумал: «Пусть потом говорит про меня, а я буду совсем в другом месте!»

Мальчишка ещё раз бросил прощальный взгляд на пустой холмик земли и повернулся к Агапу, заметив с печалью в голосе:

— Пошли, Агапка. Что тут делать! Пусть лежит мамка и отдыхает. Она столько намучилась! Пусть земля ей будет пухом!

Агап положил ладонь на худое плечо Алтына, и они в молчании удалились к усадьбе хозяина Тухвата-эфенди, купца и богатого человека в городке Игнеада.

Агап ушел в конюшню поглядеть лошадей, а Алтын, понурившись, поплелся в свою комнатку в довольно большом доме, где жили жены и наложницы хозяина. У купца было две жены и столько же наложниц. Мать Алтына недавно родила ему сына, но сама умерла через четыре дня. Жениться на Ганне, так звали мать Алтына, хозяин не собирался, но выделял её среди других, и Алтын потому жил вполне припеваючи.

Он задумался и очнулся, лишь получив увесистый подзатыльник. Оглянулся и увидел Файзура, с улыбкой смотрящего на Алтына. То был сын хозяина, ему уже было тринадцать лет, и был он немного выше Алтына.

— Чего тебе? — огрызнулся Алтын, помня слова Агапа об осторожности.

— Не будешь больше задаваться, раб проклятый! Теперь я с тебя не слезу!

— Что я тебе такого сделал, что столько ярости? Если ты хозяйский сын, так и воображаешь?

— Файзур, ты чего обижаешь Алтына! — послышался девичий голос. — У него горе, а ты со своими дурацкими шутками! Оставь его!

— И ты туда же, Лейла! Тебе какое дело! Он будет моим рабом! Ха!

— Никогда я не буду твоим рабом, Файзур! — ощетинился Алтын, но предусмотрительно сделал шаг назад.

— Будешь! — вскричал хозяйский сынок. — Теперь у тебя нет защиты, красавчик!

— Файзур! — опять раздался голос Лейлы. — Оставь издеваться! Отцу скажу!

— Напугала! Он мне ничего не сделает! А я потребую с него своего раба. Этого «золотого» мальчика. Ишь какое имя заимел, раб вонючий!

— Сам вонючий! — окрысился оскорбленный Алтын. — Мой отец был мурзой и погиб на войне! Он батыр и…

Алтын не успел закончить, как Файзур ударил его по скуле, заставив замолчать. Алтын потер ушиб, сверкнул глазами на обидчика, и поспешил домой, остервенело раздумывая, как отомстить.

Он повалился на постель и, сдерживая рвущиеся слезы, закусил край подушки. Напряжения последних дней и похороны матери истощили силы мальчишки. Он вскоре заснул и проснулся лишь в сумерках. Слышались разговоры, крики, и он с тоской вспомнил, как мамка тоже участвовала в таких перепалках с женами и наложницами. Стало грустно и тоскливо на душе. Вспомнил, что проспал вечернюю молитву, и теперь за это может получить наказание. Мысленно махнул рукой, вспомнив, что мамка говорила ему на это. И сейчас в душе мальчишки не шевельнулся ни один проблеск рвения к исполнению религиозных обрядов. Это испугало.

«А вдруг Аллах и вправду накажет меня? — подумал Алтын и страх заполнил его душу. — Как же быть? Да ладно, мамка говорила, что их бог более добрый и покладистый, а не то, что Аллах со своими угрозами, грехами и страхами!»

И все же Файзур отыгрался на нем. Доложил мулле и тот наложил на мальчишку запрет на сладкое на целую неделю, и заставил слушать два часа в день Коран, который читался для таких же грешников. Приходилось тогда ходить в мечеть, в духоте и сонном состоянии делать вид, что внимательно слушает. Часто получал по голове хворостиной, но накрученный платок смягчал удары.

Жизнь Алтына становилась все труднее. Файзур не получил его в своё услужение, а отец его запретил просить этого.

— Это я упросила отца не слушать Файзура, — как-то прощебетала Лейла, высунувшись из окошка. — Ты мне теперь обязан, Алтын! — И её лицо осветилось улыбкой, а Алтын подумал, немного взволновавшись:

«А чего она ко мне пристает? Хотя… Все меня дразнит красавчиком. Дай-ка гляну на себя в зеркало» — Алтын не ответил девчонке, но в зеркальце глянул, внимательно оглядел лицо. Лицо как лицо. Загорелое, удлиненное, гладкое. Глаза синие, довольно большие. Нос средний и уши не топорщатся. Все обычное, но все же ему показалось, что он на самом деле красивее остальных мальчишек, особенно Файзура, которого он ненавидел всей душой. Решил, что надо попробовать позаниматься и окрепнуть. Поднял руку и сжал кулак. Ударил в мнимого Файзура. И тут же убежал повидаться с дедом Агапом и попросить совета.

— Я ведь тебе говорил, хлопчик, что с хозяевами лучше не связываться, — запротестовал Агап, выслушав просьбу мальчишки. — Он старше тебя, и ты вряд ли с ним совладаешь. Повремени малость.

— Он у меня уже в печенках сидит, дед Агап! — вскричал Алтын в запале. — А ты когда-то воевал. Научи, как мне с ним справиться? И чтоб, значит, никто не догадался, чем я занимаюсь. Ну, дед Агап!

Дед долго колебался, но потом согласился и стал поучать мальчишку, как сподручнее одолеть Файзура.

— Тут многое зависит от смелости и напора, Николка. Не закрывай глаза. И не просто бросайся, очертя голову, а со знанием и определенным намереньем.

— А куда лучше бить, дед?

— По скуле, в нос, чтобы, значит, кровь пошла. В пах, конечно. Если согнется, то бей с силой по шее. Коленом тож хорошо поддать снизу. По почкам, коль у того будет согнутое тело. Но тут нужен опыт и практика. Сразу ничего не получится. Тебе стоит несколько раз подраться на стороне. Дома тебе мать не позволяла, да теперь надзора нет. Ты враз всё поймешь, коль начнешь драться с мальчишками. Особливо, если меня будешь помнить. Что я тебе советовал.

— А камень в кулаке можно зажать, дед?

— Можно, конечно, да честно ли то будет? Однако, сам смотри. Руки у тебя длинные, удар должен быть хлёстким. А это тоже важно в драке. Там особой силы не требуется. Сообразил, хлопчик?

Алтын согласно кивнул и в задумчивости побрел во двор хозяйского дома. Лейла опять со смехом окликнула Алтына.

— Чего задумался, красавчик? — смеялась она задорно и призывно, а Алтын с вдруг покрасневшим лицом, понял, чего хочет девчонка.

— А тебе какое дело? — вспылил он, чувствуя, как его тело покрылось легким потом возбуждения.

— Да уж больно ты смешно выглядишь, золотой мальчик! Хи-хи!

— И ты туда же, Лейла? С братца берешь пример! Я лучше пойду, ну тебя! — Он поспешил, боясь, что его вид выдаст его состояние, а оно так волновало его, заставляло пылать щеки, а в теле нарастало такое, что он никак не мог обуздать, хотя прекрасно знал, что это такое.

Он даже вспомнил тетку Таиру, что была лучшей подругой его матери Ганны. Она, уже женщина под сорок, с пышными телесами, но отвергнутая хозяином, постоянно зазывала мальчишку к себе, угощала сладостями, и обжигающе поводила глазами. Он выскакивал от неё в сильном возбуждении, стыдясь этого, но и одновременно желая её общества. Каждый раз, соглашаясь зайти к тетке Таире, он испытывал смущение и желание побыть с нею подольше, понимая, чего она хочет, но и не в состоянии согласиться и принять её… И сейчас с этой Лейлой… Он злился, но пересилить ощущение сильного желания был не в состоянии. А по ночам он просыпался от жарких снов, где в неопределенном виде он испытывал яростное наслаждение, и потом долго не мог заснуть, ещё раз переживая свои мечтания.

А время неслось стремительно, и мысли о побеге как-то сами собой стали затухать. К тому же ничего особо страшного с ним не происходило. Правда, он, следуя совету деда Агапа, уже несколько раз дрался с местными ребятами, задирая их намеренно. Синяки то и дело появлялись на его лице, но, как ни странно, они не смущали мальчишку. Он даже стойко сносил насмешки Лейлы и Файзура. и тем ещё сильнее возбуждали того, толкая на мстительные мыслишки.

— Ну как, хлопчик, дела? — с легким смешком спрашивал дед Агап. — Вижу, мои советы действуют. Харя у тебя частенько цветет синяками. Получается?

— Вроде того, — нехотя отвечал Алтын. — Спасибо, дед. Теперь я готов помериться силой с Файзуром.

— Ой, сынок, стоит ли тебе с ним связываться? Как бы худа не было.

— А я не боюсь, дед. Файзур слабак! А у меня уже достаточно опыта, как ты говорил. Вот увидишь, как я его отделаю при случае. Я его обязательно подловлю и отлуплю.

— Ну-ну, хлопчик, — ободряюще протянул Агап. — Поедешь лошадей напоить, а?

— С великой радостью, дед! — воскликнул Алтын и пошел выводить двух лошадей,

— Смотри, не балуй с ними. Хозяин ими дорожит.

Алтын не ответил, взобрался на одну, повод другой накрутил на руку и ударил пятками босых ног по тугим бокам лошади. Он знал, что лошадям необходима разминка. Погнал рысью, поглядывая по сторонам узкой улицы, ведущей за городище. Там недалеко журчал ручей, вода скапливалась у запруды, животные часто пили оттуда ключевую воду, нагретую солнцем.

Через час он вернулся на хозяйственный двор и там углядел Файзура. Тот наблюдал, как Агап чистил его кобылу. Она косила на деда красивые глаза и с явным удовольствием помахивала хвостом.

— Эй, джигит! — окликнул Алтын хозяйского сына. — Считаешь себя уже хозяином? Мог бы и помочь старику Агапу.

— Это его с тобой дело чистить и холить моего коня, раб вонючий!

— Джигит! Разве так разговаривают с сыном мурзы? Я ведь выше стою тебя по положению. А ты всего-то сын купца, ха!

— Что ты сказал, раб? Повтори, если смелый такой?

— Даже с удовольствием, маменькин сыночек! — и Алтын повторил уже сказанное.

Файзур подскочил и ударил Алтына, тот слегка уклонился и удар не получился.

— Слопал, собачье дерьмо? — чуть не взвизгнул Файзур и замахнулся ещё раз.

Алтын опередил его и врезал по носу. Удар получился для Файзура неожиданным и сильным. Брызнула кровь и Файзур с проклятиями наклонился, боясь испачкать куртку и штаны.

— Ну что же ты, Файзур? — спросил Алтын с издевкой. — Продолжай, хозяин!

— Ну, сын рабыни и сам раб! Ты у меня попляшешь! Аллахом клянусь, что тебе не жить после этого.

— Так начни уже сейчас, трус и слабак! — Алтын говорил тихо, видя, что вокруг уже стоят три человека и со страхом взирают на драчунов.

Кровь из носа течь перестала, а Файзур с остервенением схватил палку и бросился на Алтына. Замах получился не таким быстрым, и мальчишка успел отскочить в сторону. А Файзур бросился вновь и слегка все же зацепил плечо Алтына. Ярость вспыхнула в нем. Он не стал ждать третьего замаха, а мгновенно подскочил к Файзуру, увернулся ещё раз от удара и сам ударил. Удар пришелся на шею, и на секунду у Файзура перехватило дыхание. Этого оказалось достаточно, чтобы Алтыну удалось ещё раз двинуть того в лицо. Нос засочился кровью, палка оказалась на земле. Файзур опять склонился, утираясь. Алтыну так хотелось двинуть того по шее, но благоразумие удержало его от этого. Он лишь отбросил палку подальше и в молчании, глянув на Агапа, удалился со двора

Душа ликовала. Он не думал о последствиях, наслаждался победой, и какой! Посмотрел на царапины от палки и презрительно усмехнулся. У корыта обмыл руки и пошел к себе. Алтына давно уже вытурили из комнаты матери, теперь он спал в прохладном полуподвале. Это оказалось так приятно, что он пожалел, что не попросил хозяина раньше дать ему такое жилье.

Несколько дней спустя ему пришлось выдержать сильное испытание. Двое сверстников подстерегли на улице и затеяли драку. Досталось тогда Алтыну знатно, но он не считал себя побежденным. Противники тоже оказались побитыми, и, успокоившись, принялись со смешками обсуждать драку.

— Ну, Алтын, не ожидал я, что ты стал таким прытким, — заметил мальчишка с заплывшим глазом и остатками крови у носа.

— Больше не будете лезть ко мне, — миролюбиво ответил Алтын. — Ещё не так отделаю вас, коль полезете.

— Да ладно, чего там, — согласился второй. Отменный синяк украшал скулу, а лоб краснел большой ссадиной. — Это ты об мой лоб пальцы расквасил?

Алтын осмотрел суставы кулака и горестно покачал головой. Облизал ссадины и ушел, кивнув бывшим противникам.

Он зашел на хозяйственный двор, умылся, ополоснулся и, подождав, пока вода успокоится, оглядел лицо. Синяки были, но нос цел и даже не кровоточил. Пригладил волосы, поправил замызганную рубаху и пошел к себе, предвкушая прохладу своего закутка.

Голос тетки Таиры вывел его из задумчивости.

— Что ты сказала? — переспросил он, повернувшись к окну, где торчала голова бывшей наложницы. — Я задумался.

— Я спросила, опять дрался? Мать бы знала такое! Не слишком ли часто ты дерешься, мальчишка?! Иди ко мне, я тебя угощу финиками, прислали свежих. И халва осталась. Заходи же, Алтын!

Мальчишка встрепенулся, углядев в её глазах нечто, что всколыхнуло в нем горячую волну в теле. Кровь застучала в висках, и он, покраснев, все же направился к её двери. Она быстро исчезла из окна и Алтын вошел.

Комната была в беспорядке, видно было, что тетка Таира не очень заботилась о внешнем состоянии своего жилища.

— Умоешься? — спросила. — Ну и вид у тебя. Опять побили?

— Чего это? Ничего такого, тетка Таира. Мы втроем дрались, и никто не победил. Ничего, заживет.

Он слегка успокоился и сел, чувствуя легкую дрожь в ногах. Щеки его пылали. Таира же суетилась пуще обычного, выставляя на низкий столик финики и халву. Вспотевший кувшин из погреба манил своей прохладой. Тетка Таира, заметив жаждущий взгляд Алтына, налила в кружку шербета и, кивнув Алтыну, подала ему.

Тот быстро выпил, и, отдуваясь, осмелился глянуть на Таиру.

— Угощайся, мой мальчик, — голос её слегка изменился, но Алтын был занят своими чувствами и ничего не замечал. Они сидели и молча жевали финики. Алтын успел заметить, как мельчайшие капельки пота оросили её верхнюю губу. Это так взволновало мальчишку, что он перестал жевать, судорожно проглотил жвачку и задышал.

— Ладно, чего уж там, Алтын. Ты все понимаешь. Не такой ты маленький. Иди ко мне же. Ты такой соблазнительный! И не красней так, мой красавчик!

Он не двинулся с места, но это не смутило Таиру. Она сама приподнялась и, схватив его за руку, потянула на себя. Он перецепился ногами и свалился на её пытающее жаром и пахнущее потом и благовониями тело.

Таира стала целовать безвольное лицо Алтына. Тот вяло сопротивлялся, а у Таиры кончилось терпение и она стала торопливо срывать с мальчишки одежду. Тут и сам он осмелел и начал целовать её шею, лицо, чувствуя, как волнение достигает предела. Он ничего не понял, когда страшные судороги сотрясли его тело, и блаженство разлилось по нему. Он словно очнулся от наваждения и всё увидел реально.

Их тела покрылись потом, дышали они бурно, но Алтын уже все понял, увидел улыбающиеся глаза Таиры и спросил, прикрыв её рот ладонью:

— Ты с ума сошла, Таира! Вдруг кто заглянет или войдет?

— Я все предусмотрела, мой золотой! Только тише, прошу тебя. Услышать могут. Тебе понравилось, мой милый мальчик?

— Я почти ничего не помню, — признался Алтын.

— Не удивительно, мой золотой! Зато теперь ты мужчина.

— Так мне только тринадцать.

— Когда такие, как ты, познают женщину впервые, то они тут же становятся мужчинами. И мы, бабы, становимся женщинами, как только нами овладевает мужчина. Так что гордись — ты мужчина. Я рада за тебя. Но я готова продолжить, милый мой золотой мальчик.

Он немного не понял, но быстро сообразил, и их любовь продолжилась…

— Кто это? — испуганно прошептал Алтын, обернувшись к двери. — Лезь под кровать! — зловещим шепотом ответила Таира. — Я открою.

Пока Алтын судорожно собирал свои тряпки и лез под кровать, что оказалось довольно трудно, Таира сонным голосом спросила:

— Кого это Аллах принес ко мне? Это ты, Ахмет?

— Таира, чего закрылась? Быстро отвори!

— Иду! — недовольно ответила Таира и зашлепала босиком к двери, накинув на себя покрывало. — Чего тебе надо, старый хрыч?

Ахмет внимательно осмотрел комнату, словно собака принюхался и осмотрел женщину. В глазах светилась жажда дознаться чего-то.

— Больше не закрывайся, Таира. Я этого не люблю.

— Да пошел бы ты к Аллаху, старый пес! Что хочу, то и сделаю. Тебе какое дело?! Нашелся тут сторож! Я и так брошена хозяином. Уйди, а то только сон перебил. Убирайся!

Она бросила взгляд на столик и порадовалась, что там стояла лишь одна из кружек. Стало быть, гостей у неё не было.

Евнух ещё раз оглядел комнату и неторопливо вышел.

Таира хотела позвать Алтына, но передумала и легла на кровать. Тут же раскрылась дверь, и Ахмет вошел снова. Подозрительные глазки обшарили комнату.

— Шайтан тебя забери! — встрепенулась Таира и, встав, вытолкнула евнуха за дверь, щелкнув задвижкой. Слушать бурчание евнуха она не захотела. Лицо её исказилось злорадной усмешкой.

— Золотой мой! — наклонилась она к краю кровати. — Можно вылезать! Ты там не задохнулся в пыли? Я боялась, что ты чихнешь.

— Я сам боялся, Таира! — показался Алтын. — Ну и натерпелся я страху!

— Иди ко мне, я тебя приласкаю, успокою. Он больше не появится. Только не вздумай шуметь. Тихонько…

Они ещё некоторое время не могли расстаться, и Алтын вынужден был признаться, уже почти не стесняясь:

— А я, Таира, столько раз мечтал о тебе. А если хозяин дознается?

— Ему на меня наплевать. Да он уже староват стал. Успокоился, наверное.

— А все ж, Таира! Как ты осмелилась?

— Знаешь, сколько времени я жду его? Уже больше шести месяцев. Думаешь, нам, бабам, легко такое перетерпеть? А ты такой красавчик! И так молод, что я аж задыхалась от восторга. Ты молодец, мой золотой!

— Лучше я пойду, Таира, — не очень уверенно молвил Алтын. — Как бы не подглядел кто. Тогда нам обоим несдобровать.

— Это точно. Да пусть будет, что будет. Зато как нам было хорошо! Ты приходи опять. Я с нетерпением, буду ждать тебя, мой миленький.

— Боязно как-то, — признался Алтын.

— Ты приходи, когда стемнеет. Через окно. Я могу открыть решетку. Стукнешь несколько раз в решетку, подождешь — и я тебе открою. Только потише веди себя. И сейчас не стоит выходить. Обязательно кто-то заметит. Подожди темноты. А пока отдохни и подкрепись. У меня есть кое-что вкуснее.

Она встала, и Алтын задохнулся, увидев женщину обнаженной.

Глава 3

Не прошло и двух недель, а тучи над любовниками стали быстро сгущаться.

— Мой золотой мальчик, — говорила Таира в смятении, приняв Алтына поздно вечером. — Нам надо прекратить встречаться.

— А что случилось? — испуганно округлил глаза Алтын.

— Кто-то догадался или подслушал, как мы тут кувыркаемся. Что-то нам угрожает. Будем благоразумными. Больше не пытайся проникнуть ко мне. Повременим.

Алтын особенно осторожно вылез в сад и прислушался. Отполз дальше и затаился в ожидании чего-то страшного. И дождался. Темная тень человека появилась на фоне желтоватого пятна окна Таиры. Мальчишка затаил дыхание. Сердце колотилось у самого горла.

Он не смел двинуться, припал к траве, выжидая. И ждать пришлось долго. Пока Таира не погасила светильник. Тень ещё повременила и тоже осторожно двинулась к калитке. Узнать человека Алтыну не удалось. Ему стало так страшно, что он тут же был готов отказаться от знойного тела Таиры. Подождал ещё немного и осторожно пробрался в конюшню к деду Агапу.

— Ты что тут делаешь, Николка? — сонно спросил дед.

— Да вот решил с тобой поспать. Тут так приятно пахнет сеном и конями. Спи. Скажешь, что с вечера я тут устроился.

Дед забормотал что-то невнятное, а Алтын долго не мог заснуть, шурша сеном.

Алтын несколько дней не появлялся вблизи комнаты Таиры. Настроение было тоскливым. Таира тянула его к себе, а утолить страсть он не мог. Но голова все же работала на осторожность, и он стойко переносил разлуку.

Однако вскоре Алтын не выдержал, и, вооружившись кинжалом, поздно вечером отправился к Таире. Больше часа он с предельной осторожностью пробирался к окну. Уже у самого окна он долго сидел на земле в ожидании. Но все было тихо, и он ногтем постучал по решетке. Ждать пришлось долго. Но он и не стремился спешить. Нетерпение сдерживал с трудом. И даже тут голова оказалась сильнее.

Решетка беззвучно отворилась, и Алтын стрелой юркнул в окно, оглядевшись предварительно.

— О Аллах! Как ты осмелился, Алтын?! Это так опасно! Тише, прошу тебя!

Они в молчании обнимались, целовались и любили друг друга нежно и осторожно. Обоим было грустно, словно каждый знал, предчувствовал, что это их последние любовные приключения, за которыми последуют расплаты. А пока они предавались любви.

— Алтын, дорогой мой мальчик, — шептали горячие губы Таиры, — Уходи, ради Аллаха! Я так боюсь за тебя, мой мальчик! Будь благоразумен.

— Ты права, Таира. Лучше не искушать судьбу. Но надо прислушаться, — Алтын долго всматривался в темный сад, от напряжения перед глазами начали плясать блики, рассеивая внимание. Он встрепенулся, встряхнул головой и отвернулся. Таира дышала ему в затылок.

— Я пошел, — прошептал он, а Таира наклонилась к нему и поцеловала в губы. Он понял, что она волнуется и боится. В горле что-то запершило, он махнул рукой, словно отмахиваясь от комара.

Она придержала решетку. Алтын осторожно пролез и так же осторожно опустился на землю, придерживаясь руками о подоконник. Присел и долго так вслушивался в ночную тишину. Сердце бухало в груди, мешало слушать тишину. Наконец, согнувшись в три погибели, прошел дальше, где ограда была чуть ниже, и тоже притаился в её тени. Ничего страшного не произошло. Он перелез ограду, стараясь сильно не высовываться.

Шагах в десяти его чуткое ухо уловило легкий шум, сердце подскочило к самому горлу. Он присел и затаился. Шум легких крадущихся шагов слышался почти рядом, силуэт человека уже навис над Алтыном. Страх, почти ужас охватил мальчишку. Рука, мокрая от пота, сжала рукоять ножа. Человек, судя по всему, ещё не нащупал его в темноте. Но Алтын знал, что это мог быть евнух или его помощник. Во всяком случае, справиться мальчишке с ним было невозможно.

Когда до тени оставалось всего шага полтора, Алтын с внезапно вырвавшимся из груди рыком, рванулся вперед, ткнул человека ножом и пустился бежать, гонимый ужасом. Сзади услышал сдавленный крик и понял, что ранил человека. Это прибавило страха, и он мчался, не чувствуя ничего, кроме ужаса смерти и наказания.

Очнулся лишь на хозяйственном дворе, где собаки, тявкнув, закружились вокруг, виляя хвостами и ласкаясь. Голова начала проясняться. Внутри всё горело, страшно хотелось пить. Алтын наклонился над корытом у колодца. Словно зверь, оглядывался в темноту, ему казалось, что он слышит тот хрип, стон и тихий вопль, сдерживаемый болью. Волосы поднялись дыбом. Страх захватил его всего. Но, прислушавшись, он понял, что ничего не слышно, и заставил себя немного успокоиться. Наконец осознал, что времени у него оставалось мало, а раненый вот-вот заявит о себе. Наверняка его узнали.

— Надо бежать! — пробормотал он в растерянности и сам испугался своих слов.

Боязливо оглянулся по сторонам. Никого не заметил, и, крадучись, зашел в конюшню. Стал собирать нехитрые веши. Вспомнил, что Таира вчера передала ему мешочек с финиками, орехами, уже лущенными, и два лаваша. Шурша сеном, он разбудил деда Агапа.

— Алтын, то ты тут?

— Я, я, дед! Бегу на пристань! Чуть не словили меня! Дай флягу, если можно!

— Да ты что?! Куда тебе бежать? Поймают!

— И так чуть не поймали, дед. Я спешу. Давай флягу, а то воды не во что набрать. Поспеши, дед!

Дед Арап причитал себе под нос, но споро достал флягу. Заметил неуверенно, не надеясь получить правильный и честный ответ:

— Куда навострился, хлопчик?

— Говорил уже! На пристань. Если нет судна, то возьму лодку — до ближайшей деревни догребу до утра. А там видно будет. Ладно, дед, прощай! Как бы я не опоздал со своим бегством. Вроде кто-то кричит.

Издали действительно доносился вопль и скоро во дворе зашевелились люди. Алтын всё слышал, судорожно продираясь через ограду. За ней устремился к холмам, что чернели на западе. В голове трепыхалась одна только мысль: «Как бы за мной не погнались! Дед должен им сказать, куда я намерен двинуть!»

Оглянулся — в усадьбе метались огни, но криков уже не было слышно. Он отбежал уже достаточно далеко и перешел на шаг. Все тело пульсировало от волнения и ужаса, что его могут поймать. Ноги сами порывались пуститься бегом, но разумом парень понимал, что нужно экономить силы.

Скоро окончились жилища бедноты, и он вышел за пределы городка. Впереди темнели холмы, куда он и направился. Часто оборачивался, но усадьбы уже заметить не мог. И шум голосов больше не долетал до его настороженных ушей.

Прошло больше получаса, но тут послышался дробный перестук конских копыт. Кто-то быстро приближался. Алтын в смятении и ужасе юркнул в кустарник, и с замиранием сердца увидел темные силуэты двух всадников, скакавших мимо. Не узнал, а слова расслышал плохо. Те исчезли вдали, а мальчишка, покрытый липким потом страха, поплелся дальше, забирая чуть в сторону от дороги.

Ощутил слабость в ногах и понял, что владеть собой становилось все трудней. И в голове нарастало чувство безысходности и жалости к себе. Он был уверен, что его поймают и казнят. И Таиру казнят. Теперь это уже не вызывало в нем никакого сомнения, и все эти чувства лишали его сил и воли. Хотелось лечь отдохнуть и ждать, что произойдет дальше.

Алтын так и сделал. Укрылся за кустами, напился из фляги, и лёг на спину, устремив взгляд в звездное небо. Луна ещё не появлялась. Просто лежал и слушал ночь. И сердце замирало при каждом непонятном звуке, заставляя тело покрываться противным потом.

Все же, отдохнув, Алтын встал, оглянулся. Вдали заметил тусклые огоньки городка. Вздохнул, поправил на плече котомку и зашагал дальше, с напряжением вслушиваясь в тишину. Вскоре вышел к берегу узкой речки, узнал её, и, подумав, решил охладиться в прохладных водах. Стоял летний месяц, вода должна быть теплой.

Уже освеженный и взбодренный, Алтын оделся и снова пустился в путь. Он старался до утра отойти от городка как можно дальше, но шаги его стелились по высокой траве, которая мешала и замедляла ход.

Чувствуя нарастающую усталость, он не останавливался. Местность он знал, и к утру надеялся дойти до невысокого холма, на вершине которого в беспорядке природой навалены огромные камни. Там часто отдыхали чабаны, поглядывая из тени на отары овец. Там Алтын надеялся найти укромное место для днёвки.

Глава 4

Русское посольство без особых приключений приближалось к Адрианополю. Турецкая стража зорко следила за тем, чтобы ничто не мешало каравану по пути к временной ставке султана османов. Встречные повозки, арбы и просто пешие крестьяне с тележками и ношами на спинах шарахались подальше, пропуская караван, растянувшийся почти на версту.

— Шкарлат, сколько ещё осталось до Адрианополя? — высунулся Пётр Толстой из окна кареты. — Вроде бы уже недалеко.

— Верно, господин, — поклонился толмач с седла коня. — Дня три самое большее, господин. Скоро может появиться отряд янычар для сопровождения.

— Скорей бы… — пробормотал Толстой и отвалился в сидении на спинку. Было душно, жарко, и он стащил с головы парик. Голове стало приятно, и он закрыл глаза.

Он постоянно раздумывал над сложным поручением царя. Вспомнил, как тот часто напоминал ему: «Костьми ляжь, но отврати турок от войны с нами. В случае успеха можешь рассчитывать на любые льготы, Петька».

И теперь посол великой державы постоянно ломал голову, выискивая возможные пути для достижения поставленной задачи.

На следующий день их встретил большой отряд разодетых в парадную форму янычар. Их кони выглядели прекрасно, украшенные красивой сбруей. И сами янычары представляли собой красочное зрелище. Их чурбачи был предупредителен, вежлив, и постоянно выражал послу знаки внимания и доброжелательности.

— Вот бестии! — усмехался Толстой, поглядывая на дьяка, сидящего напротив. — Уверен, что в Адрианополе всё это прекратится. Придворные игры, басурмане!

— Тут, Пётр Андреевич, надо постоянно держать ухо востро, — ответил дьяк.

— Вот-вот! Ты там поглядывай по сторонам. Пусть люди языки не распускают.

— Вестимо, Пётр Андреевич. Кажный день о том же напоминаю, государь мой.

Ближе к вечеру впереди послышался шум. Посол высунулся в окно кареты.

— Что за шум? — спросил он своего вершника. — Глянь, да поведаешь.

Всадник дал коню шенкелей и ускакал вперед.

— Какого-то турчонка стегали янычары, господин. Уже все прошло.

Пётр Андреевич взглянул на лежащего в пыли обочины мальчишку. Тот трудно вставал, лицо его алело двумя полосами от нагайки. Это видение нисколько не обеспокоило посла и не вызвало ничего, кроме равнодушия. Сколько подобных картинок он уже видел на долгом пути в Адрианополь.

А вечером, расположившись лагерем вблизи речки, Толстой с удовольствием и даже расслабленно после долгого сидения в душной карете, прохаживался по лагерю, бездумно наблюдая суетную жизнь своих людей. Его внимание привлекла излишняя суета у одного из возов. Подошел ближе. Возчик стянул колпак с кудлатой головы и подобострастно кланялся.

— Что прячешь, сивая твоя голова?

— Ничего, ваша милость Пётр Андреевич! Поправляю для порядка, — мужик поспешно кланялся, а Пётр Андреевич успел заметить грязную ногу с растопыренными пальцами — выглядывала из соломы. Гнев заполнил грудь вельможи. Он подошел ближе и, ударив палкой по ноге, спросил с жуткими интонациями в голосе:

— Чья нога, болван? И вопль чей?

Мужик упал на колени, поднял сивую голову и запричитал просительно:

— Не извольте гневаться, господин! То мальчонка, что янычары избили давеча на дороге. Пожалел ребенка, ваша милость! Не велите казнить!..

— Турчонка нам ещё тут не хватало, — сердито рыкнул посол и палкой стал ворошить солому. — Ну-ка вылазь, басурманское отродье!

Мальчишка вылез, и тут же стал с перепугу собирать рассыпанную солому с земли. И вдруг пролепетал тихим голосом:

— Та я не басурман, пане. Моя мамка была русской. Да померла, пане.

— А говоришь ты не совсем по-русски, малец, — Толстой с некоторым оживлением рассматривал мальчишку. Две алых полоски от нагайки потемнели, но не это привлекло внимание вельможи. — И глаза у тебя почти синие. Только потемнее будут. Стало быть, мать у тебя была русской?

— Со Слобожанщины, из хохлов, господин. Одначе у меня тут был друг, дед Агап. Вот и помешались у меня наречия, пане. А мамка померла после родов.

— И откуда же ты будешь, малый?

— Убежал с побережья моря, господин. Из города Игнеада, пане. То на берегу Черного моря, господин.

Пётр Андреевич секунды три молчал, потом посмотрел на все ещё стоящего на коленях мужика и бросил грубо:

— Выгнать! Нечего хватать всякого, кто валяется на дороге! — И пошел прочь. Слушать причитания мужика не стал, хотя тот прополз на коленях шага два и остановился в нерешительности.

Мальчишка оказался тем самым Алтыном. Два месяца он бродил по холмам, пока не оказался на дороге в Адрианополь. Он пытался попроситься в обоз посла, поняв, что то посол России.

— Николка, ничего не могу поделать, — гундосил мужик. —Ты должен покинуть обоз. Иначе мне голову снимут. Наш посол дюже строг и спуску не даст.

— Дядьку, я так хотел встретить хоть кого из своих, русских. Встретил… И куда же мне теперь от вас?.. Я тихонько буду у вас, а там и Адрианополь близко. Я спрашивал ще вчора. Оставьте, дядьку!..

— Нет, Николка, не могу. Забьют до смерти, коль ослушаюсь посла.

— Что за малец у тебя, Фирс? — услышали они голос. Перед ними стоял один из дьяков Посольского приказа, Платон Кузькин. Мужчина пожилой, невысокого роста, с редкой бородкой. Он очень напоминал козла.

— Да вот, подобрал, господин. Янычары его избили. А он оказался нашим, русским. Думал помочь парню. К нам пробирался, да Пётр Андреевич выгнал, запретил.

— Ну правильно сделал. Чего у нас ему делать? Пусть себе идет дальше, и не гневи начальство. Самому хуже будет.

— Я тож так ему говорю. Просит…

Алтын просительно смотрел на дьяка, тот на него и раздумывал.

— Тебя как кличут?

— Алтыном назвали, а мамка дала имя Николай. Говорила, что в честь святого.

— А кто отец у тебя?

— Мурза Байтазар, господин. Мамка у него была наложницей. В Суроже, что у Черного моря. То ещё было в Крыму, господин. Мамка в плен попала и вот…

— Как же ты тут оказался, в Турской земле?

— Батько мой в набеге на Русь получил сильную рану. Его привезли домой, а он и помер через два дня. Брат его продал нас с мамкой купцу из того города Игнеада, пане. Оставьте меня у вас…

— Чего ж ты пустился в такую даль один?

— Так убить хотели, пане. Я и убёг подальше. Думал, что в большом городе легче укрыться.

— Чудно ты говоришь, парень. Но ничего сделать не могу. Ослушаться посла Русской державы никто не может.

— Дядьку, я сам себя пропитаю, а пользу обязательно принесу вам. Мамка, как помирала, так говорила, чтобы я вертался на её родину. А шо то за Слобожанщина — я даже не знаю. Зато она постаралась сохранить у меня её говор, пане. Оставите?

— Ничего не могу, парень. Ладно, поговорю с послом. Может, уговорю, а пока не высовывайся. Сиди тихо. — Дьяк строго глянул на мужика, тот низко склонился, а Потап поспешил удалиться, оставив мужика и Алтына в растерянности и страхе. Они даже не стали разговаривать. Фирс был напуган, а Алтын судорожно раздумывал, какую версию придумать своего побега.

Всё же Фирс дал поесть Алтыну. Другие кучера тоже с интересом приходили посмотреть на приблудного, уже зная, как тот извивался под нагайкой янычара. И теперь, узнав, что мальчишка почти русский, все изъявляли сочувствие к нему.

— Тебе, Фирс, ещё повезло, что Пётр Андреевич не приказал тебя растянуть на колоде, — говорил моложавый мужик. — Вот бы тогда ты повизжал под батогами.

— И не говори, Силантий! Но пока пронесло, а что завтра меня ждет? Потап Лексеич обещал поговорить с боярином, да не верится мне в успех. А мальца уж дюже жаль. Сколько полос от нагайки получил ни за что.

Все же никто не стал гнать Алтына прочь, и он устроился под телегой на рядне, плотно поев и все ещё вспоминая страшное избиение и угрозу посла. Утром Фирс молвил, не глядя на мальчишку:

— Лежи тихо, будто тебя и нет. На вот, сжуй хлеба с луком. Вода у тебя ещё есть. Перебьешься пока.

Обоз тронулся дальше, а Алтын лежал в тесноте телеги, втиснувшись на соломе среди бочек, что стояли, укрепленные веревками. Было очень неудобно, но Алтын подумал, что идти пешком куда труднее.

Дьяк Потап не появлялся, мужики благосклонно отнеслись к Алтыну, и уже не гнали его. Надеялись на смену немилости и ждали.

Два дня спустя караван российского посла в сопровождении эскорта всадников въехал в Адрианополь. Путешествие закончилось. Все с надеждой на отдых, стали размещаться в обширном доме вдали от центра и дворца султана.

— Дьяволы! — возмущался Пётр Андреевич, осмотрев ветхий дом и запущенное подворье. — Тут никак не поместиться всем нам! Это такое неуважение державы! Буду жаловаться прямо султану! Меня оскорбили таким размещёнием!

Его люди слушали, понимали гнев вельможи, но что сделаешь в чужой, враждебной стране, с которой столько столетий были в состоянии войны или близко к этому. И это не считая Крыма с его татарами. Эти почти каждый год нападали на окрестные земли и уводили людей в плен тысячами.

— Ну, Николка, — говорил в растерянности Фирс, — сам видишь, как мы тут будем жить. Подумай, как исчезнуть от греха подальше, малый. Неровен час — посол тебя застукает. Тогда многим несдобровать!

— Ты, Фирс, обо мне поменьше думай. Я и сам могу о себе позаботиться. Чтобы я не нашел здесь пристанища на ночь?! А днями буду пропадать в городе. Я постараюсь хорошенько его разузнать. Всегда может пригодиться. Турецкий язык я знаю отлично, а глаза и у турок бывают светлыми. Рабов-то много пригоняют с разных стран. Ты сам о том говорил.

Однако, скоро выяснилось, что турецкая стража плотно прикрыла все выходы из посольского подворья, и никто без особого дозволения не мог покинуть его.

— Ничего, дядька Фирс! — уверенно говорил Алтын. — Я найду способ обдурить стражу. Вот увидишь.

— Как бы не схватили тебя, дурня, — беззлобно ответил Фирс. — Прежние побои ещё не сошли, а ты уже добиваешься новых.

— Не страшно, — уверенно ответил мальчишка. — А в город мне надо попасть. И я попаду, вот посмотришь. Уже кое-что нашел для себя.

Так и получилось. Алтын сумел проскочить, не вызвав подозрения у стражи.

— Ну и проныра ты, Николка! — восхитился Фирс, увидев вернувшегося мальчишку, который ещё и показал ему монетку в два левка. — Стибрил? Смотри, малец, допрыгаешься ты…

— Если есть желание, то могу принести тебе немного раки.

— А что это такое? — спросил кучер.

— Местная водка. Говорят — крепкая. Я, правда, не пробовал. Мамка постоянно просила этого не делать.

— Так басурманы не употребляют, — удивился Фирс.

— Некоторые тайком попивают. Ну что?

— Не отказался бы. Да и мои товарищи не против. Пётр Андреевич, конечно, накажет, коль дознается… Да ладно, неси, коль сам предложил.

И Николка стал постоянно выходить в город, пользуясь одному ему известным путем. Об этом узнал Потап и не преминул отругать мальчишку, но потом заметил немного таинственно, заговорщицки:

— Я бы хотел попросить тебя, Николай, сделать мне услугу в городе. Смог бы?

— Да я для вас, дядя Потап, что хошь сделаю! Только скажите.

— Разведай, где находятся посольства Австрии и Франции для начала. Это у тебя должно получиться. Запомнил?

Николе понадобилось всего три дня, чтобы все узнать, что попросил Потап.

— А ты на самом деле молодец, турчонок! — воскликнул дьяк Потап, выслушав мальчишку. — Но в таком разе ты должен ещё для меня кое-что сделать.

— Говорите, пане. Мне самому понравилось выполнять ваши поручения.

— Ты должен найти у австрияков одного человека. И больше ничего. Зовут его Йозеф. Запомни это имя хорошенько, Никола. И никому не говори о нем.

— А как же мне его тогда найти, господин?

— Я его опишу, а ты по приметам расспросишь. Сам придумаешь причину того.

Никола внимательно слушал рассказ Потапа, кивал и заметил уверенно:

— Вы так подробно все рассказали, пане, что найти его будет не так трудно. Обещаю через несколько дней его вам предоставить.

— Ты только скажешь ему, что я, Потап, жду его.

— Он знает где, пане?

— Нет, этого он не мог знать, как и я. Ты потом ему скажешь. Но будь осторожнее, малый. Турки следят за нами.

— Это я уже понял, господин. Я часто слышу разговоры стражников, и уже немного знаю, как вас сторожат. Боюсь, что и меня могут словить. Да я дюже осторожно все роблю, когда выхожу из подворья, пане.

Николка переоценил свои силы. Найти Йозефа оказалось делом трудным и долгим. Лишь по прошествии двух недель ему это удалось. Он сам заметил этого человека и пошел за ним, стараясь не выдать слежку. А в одной из лавок, куда тот австрияк зашел, мальчишка подошел близко и, оглянувшись по сторонам, прошептал:

— Господин, вам привет от Потапа.

Йозеф посмотрел на мальчишку. Тот был похож на уличного бродягу без кола, без двора, живущего воровством и подаяниями. Немец потоптался в нерешительности, но все же ответил:

— Иди за мной в отдалении, парень.

Через пять минут мальчишка подошел к немцу, сидящему на старинной каменной скамье в тени дерева. Стал просить, как нищий, подаяния. Немец стал ругаться, жестикулировать, словно не понимая оборванца. На самом деле он давал указания и явки, чтобы его можно было легко найти.

Отвесив Алтыну легкий подзатыльник, заставил того уйти. Но дело было сделано, а мальчишка ещё пару раз обернулся и погрозил тому кулаком, показав язык,

— Значит, каждый вторник он будет на базаре у ларька ремесленника Ясира, — проговорил Потап удовлетворенно. — Если я не смогу выйти с подворья, то это сделаешь ты, парень. Не подведешь?

— Я не смогу нарушить обещание мамке, данное перед её смертью, господин. А она потребовала никогда не делать вам ничего плохого. И я сделаю, что вы просите, господин. Мне это будет приятно…

Во вторник Потап два раза пытался выйти за пределы подворья, но каждый раз его не пропускали и даже угрожали наказанием.

В городе начались небольшие беспорядки. Волновались янычары, требуя жалования. В Константинополе же, судя по слухам, янычары подняли настоящее восстание против султана. Народ тоже требовал снижения податей, а татарские представители Крымского хана подбивали народ требованием разрешить поход на русские земли.

Потому охрану и карантин русского посольства усилили, и лишь по приказу рейс-эфенди, что ведал иностранными делами, пропускали посла с толмачом и одним дьяком для посещёний высших чинов империи османов.

— Николашка, во вторник обязательно будь при мне, — говорил наставительно Потап Алтыну. — Сейчас воскресенье, так что учти мой приказ.

— Господин, днем мне не удастся выйти со двора, — заметил Алтын. — Надо в темноте это сделать.

— Тогда приходи ко мне в понедельник ближе к вечеру. Я передам тебе бумажку для того Йозефа. Сделаешь?

— Конечно, господин! Так всегда готов. Приду…

— Если что-то помешает тебе или будет угроза поимки, то бумажку слопай, а немцу скажешь одно слово: Досифей.

— А что это такое? — осмелился спросить Алтын.

— Не твоего ума дело, дурак! — вдруг озлился дьяк. — Передай, и всё тут. И не вздумай юлить или затевать что-нибудь против.

— Простите, господин, да я хотел, как лучше. Не беспокойтесь, я все сделаю.

Алтын для отвода глаз в особо серьезных случаях запасался для выхода в город котенком или просто парой камней. В случае опасности парень придавливал мяукающего кота, а потом отпускал. Кот мчался прочь, отвлекая стражника. Этим пользовался Алтын и успевал прошмыгнуть через узкую улицу.

Рано утром, когда улица ещё спала, Алтын, спрятав бумажку в потайном месте, лежал на ограде и ждал, когда стражник пройдет мимо. Это было место, где дикий виноград и плющ закрывали всю стену, и тут-то легко было укрыться в темноте. Но маленький котенок всё же был за пазухой и ждал своего часа. Как только стражник прошел, Алтын придавил животное и швырнул его перед стражником шагах в пяти. Бедный котенок с мявом бросился в кусты, а стражник выругался, проследив его путь, и не заметил, как Алтын присел на другой стороне улицы. А ширина её не превышала восьми шагов.

Дальше опасаться было нечего. До базара Алтын дошел за полчаса. Тот уже наполнялся людьми, торговцами, ишаками, верблюдами и многоголосицей массы народа. Ещё через полчаса Алтын спёр пару чебуреков с подноса на голове торговца, а у другого украл дыню. Тем и позавтракал, запив водой из фонтанчика.

До встречи с Йозефом было далеко, и Алтын пошел к дому французского посла. Он был огромен и никак не мог сравниться с русским, который мог начать разваливаться в любой момент от ветхости.

Здесь ему предстояло познакомиться с другим агентом Потапа, но пока ничего не получалось. Увидеть его никак не удавалось, а расспрашивать было запрещёно. Приходилось сторожить, наблюдая жизнь посольства. Его лишь охраняли, как и австрийское, и каждый беспрепятственно мог выходить в город. Это даже самого Алтына бесило. Он даже попытался проникнуть во двор посольского дома, но внутренняя охрана пинками вышвырнула нищего на улицу.

Зато Алтын убедился, что двор, постройки и все остальное были во много раз лучше, обширнее и красивее. Захотелось даже подразнить охрану, но благоразумие и предупреждения Потапа возымели действие и Алтын тихо ретировался. Он покрутился поблизости, но и сегодня тот человек не попался ему на глаза. Хотелось спросить, но не осмелился. А несколько человек, в том числе и турки, выходили из ворот посольства.

В назначенный час Алтын был у лавки ремесленника. Йозефа не оказалось. Пришлось покрутиться вблизи, дожидаясь. Вот австрияк наконец появился и остановился у прилавка, рассматривая товар и прицениваясь.

Заметив Алтына, Йозеф кивнул и отвернулся, многозначительно выставив карман. Алтын, улучив момент, когда подошли ещё два турка, сунул записку в карман и тотчас отошел. Издали он видел, как Йозеф пошарил в кармане, убедился в целости бумажки и неторопливо пошел дальше.

Алтыну показалось, что Йозеф был доволен, прочитав содержимое.

И вдруг захотелось самому прочитать хоть что-то. Но он не знал ни одной буквы. Вспомнил, что Потап часто читает книгу и решил, что расспросит того о буквах. Или попросит посольского попа показать их и рассказать что-нибудь о буквах и как из них складывать слова.

Через некоторое время Потап сам нашел Алтына, что немного удивило того.

— Никола, есть трудное задание. Но более важное. Сделаешь?

— Чего спрашивать, господин? А как же! Мне нравится вам помогать…

— Мне необходимо уведомить одного важного человека и передать ему послание. Самому ему нельзя тут появляться слишком часто, а время не терпит. Завтра сможешь это сделать?

— Буду стараться, господин. Что надо?..

— Передать бумагу одному человеку. Но бумага столь важна, что в случае твоей поимки, тебе снесут голову, парень.

Алтын сморщился и страх заскреб что-то в груди. Всё ж он ответил:

— То пусть вас не беспокоит, господин. Я все сделаю. Чуть поосторожнее надо быть. Когда в путь и как передать?

— Завтра. Тоже на базаре, но у другого ларька, — и Потап обстоятельно и подробно описал и палатку, и того, кто должен принять послание.

— Пароль будет, господин? — Алтын уже привык к таким поручениям и разбирался, что и как.

— Скажешь тому человеку: «Господин, это вы уронили что-то?»

— А что он должен уронить, господин?

— Ничего. Это для точности.

— Так не пойдет, господин. Надо мне что-то уронить, а те могут заподозрить неладное. А у меня нет ничего.

— Хитер ты однако! Ладно, возьми монетку в один левк — брось её к ногам. Молодец. Монетку потом можешь забрать. Не помешает, так ведь? — Потап усмехнулся довольной усмешкой.

Алтын удивился, обнаружив в руке довольно солидный пакетик с бумагами. У него даже закралось подозрение, что его проверяют. Но спросить не мог, и кивнул, соглашаясь.

Он уже знал, что изредка посольство посещают разные люди, курьеры из России, служители православной церкви, даже узнал одно имя, хотя всё держалось в секрете. Это помощник и родственник Иерусалимского патриарха Досифея по имени Савва Лукич. Его ещё называли господином Рагузинским. Он вроде бы был сербом.

Алтын с особыми предосторожностями перелез через ограду и благополучно передал бумаги. И монетку сохранил, приняв её от того человека. Это было приятно, и он полакомился на неё халвой и финиками. Вспомнил Таиру, как та угощала его этими сладостями. В груди защемило, яростно захотелось окунуться в её мягкие объятия. Ощутить блаженство и страсть пылкой натуры. Но все было так далеко, что он подумал о нереальности былого.

Воспоминания о Таире всколыхнули его настолько, что подумал алчно: «Зачем потратил левк? Лучше бы поискал девку для утоления жажды… — Он облизал пересохшие губы. — Да, одного левка вряд ли хватит. Надо добыть денег! Вон как меня проняло!»

Он так разволновался, что тут же решил хоть что-то выкрасть. Опыт у него уже имелся, и он, боясь и волнуясь, пару часов искал разиню. Такой нашелся. Алтын стащил кошель у неповоротливого турка и дал деру. Сердце колотилось так сильно, что он боялся, что выскочит из груди.

В кошеле оказалось четырнадцать левков и ещё одна золотая монета. Она была не турецкой и Алтын не смог распознать её. Спрятал подальше и надежно.

Он долго выбирал кофейню, где можно было взять женщину. Было стыдно, боязно. Долго колебался, высматривая подходящую девку. Выбрал наконец поменьше ростом, краснея спросил, показав три левка:

— Этого хватят для тебя?

— Ты же ещё мальчишка! — усмехнулась пренебрежительно она.

— Тебе какая разница? Согласна, так сразу отвечай.

— Какой прыткий! Три левка? Прибавь ещё один — и я могу согласиться, — заявила она, прикрываясь платком. Блестели лишь глаза, в них поблескивали любопытство и смех. Это злило Алтына, но он уже закусил удила и готов был идти до конца.

Молодая женщина повела Алтына по лестнице, пахнущей мышами и чадом кухни. В крохотном помещёнии, куда выходили три двери, сидел тощий турок. Он с удивлением оглядел Алтына, протянул руку. Женщина отдала ему левк и в абсолютном молчании они прошли в дверь.

Она высекла огонь, зажгла масляный светильник и вопросительно глянула на юнца. Сказала весело:

— Ты готов? Учти, у меня мало времени. Больше получаса я не могу с тобой возиться. Так что поторопись, мальчик мой!

Алтын растерялся, но взял себя, в руки и стал раздеваться. Женщина тоже поспешила. Он обнял её, но желания целовать не возникло. И она спросила:

— Брезгуешь? Ну и шайтан с тобой. Заплатил, так делай свое дело.

Они любились несколько раз, но потом Алтын с удивлением ощутил неприятный осадок в груди. Вспомнилась Таира с её пылкостью, жаждой любви, и лицо его исказилось гримасой неудовольствия. Вдруг подумал: «Нет, шлюхи мне не подходят. Это совсем не то. Хотя напряжение исчезло. И то хорошо».

Потом он часто вспоминал, переживал случай в кофейне, но каждый раз его передергивало. И всё же он не жалел тех четырех левков. Лишь подумал, что лучше бы заплатить больше, но и получить лучше.

«Следующий раз так и попробую, — подумал он и успокоился. — Поднакоплю денег, и посмотрю, как оно там…»

Но с этого времени он все чаще вспоминал Таиру. Она манила его и во сне. Он вскакивал в поту, тяжело дышал, переживал прекрасный сон и хотел его продолжения. Но часто его не было. И вдруг что-то защемило в груди. Так захотелось общения с молоденькой, приятной и нежной девушкой. Вспомнил и дочку хозяина. Лейла! Она бросала на него такие зажигательные взгляды, сейчас он был уверен, что он ей нравился и очень, раз не боялась осуждения и наказания. Ещё вспомнил, что его дразнили красавчиком. И даже та проститутка заметила, что его лицо весьма привлекательно и даже красиво.

С этого дня он стал высматривать женщин, но под платками, паранджой он ничего не мог разглядеть. И это его беспокоило, заставляло переживать и злило.

«Вот бы тогда, когда Лейла постреливала в меня своими черными глазками, с нею… целоваться! Наверное, не то, что с той, в кофейне» — думал он безнадежно.

Вспомнил и удар ножом в тень человеческую. Его передернуло от нахлынувшего вдруг отвращения и ужаса, словно он переживал его снова. «А вдруг он умер?! Я стал убийцей! И как плохо сознавать это!» — думал он, жалея себя.

Глава 5

В ноябре стало известно, что новый султан, уже вошедший в курс своего правления, оповестил, что посол России и царя Петра Толстой должен подготовиться к аудиенции.

Все подворье зашевелилось, словно муравейник. Пётр Андреевич раздавал указания своим работникам и челяди. Готовились подарки султану, женам, матери-валиде, сановникам, и в первую очередь рейс-эфенди и его помощникам. Сам посол отбирал драгоценности, пушнину, одежду, соколов и оружие. Двор несколько дней находился в движении и беспокойстве.

Неожиданно во дворе появилась карета. Важный турок, помощник рейс-эфенди, вышел, грузно неся свое тело, обвешанное дорогими одеждами и яркими тканями. На голове его красовалась богатая чалма, украшенная зеленым камнем с лучами золота.

Первый помощник Пётра Андреевича, думный дьяк Посольского приказа, выскочил приветствовать важного гостя. Обменялись учтивыми приветствиями, и наконец турок движением руки пригласил кого-то выйти во двор.

Молчаливая толпа любопытных и встречающих с удивлением увидела, что из кареты вышла закутанная в шелка женщина, блестевшая черными глазами. Остальная часть лица скрывалась покрывалом.

Обоих провели в покои Толстого, а всякий люд тут же стал судачить и рядить, что это могло значить. Дьяк Потап выразил мнение, что это подарок послу.

— Эти басурманы имеют обычай дарить большим гостям такие подарки, — заявил он со знанием дела.

— И что, наш посол примет эту, как её, ханум? — спросил кто-то из чинов повыше.

— Если это от султана, то придется, — с уверенностью ответил Потап.

— Как же так? У Пётра Андреевича жена в Москве. Непотребное это дело.

— Отвергнуть подарок султана приравняют к преступлению против него, а это чревато большими неприятностями, если не войной, — заметил Потап.

— Ну и дела! — возмущались люди, но их уже никто из чинов не слушал.

А вскоре слух подтвердился, что эта женщина — подарок от султана, и Пётр Андреевич не смог от него отказаться. Сам он жаловался своему помощнику:

— Угораздило мне на старости лет испытать такое, Господи, прости и помилуй! Что мне с нею делать?

— Признаться, Пётр Андреевич, дело весьма щекотливое. Как-то надо выходить из этого положения. А как?

— Вот именно! — разозлился посол. — Что прикажешь делать?

— Я понимаю, но, может быть, стоит поразмыслить и найти выход?

— Какой, милостивый государь? — вскричал Толстой. — Придумай!

Дьяк думал недолго. И изрек:

— Например, можно вас подменить. В темноте трудно распознать. Да и ханум никого здесь не знает, и узнать подлог не сможет.

— Ну-ка поясни, милый! Что-то не доходит.

— Вы можете с нею находиться в одной комнате, разговаривать, хотя она ничего не понимает по-русски. Потом вы выходите, а вместо вас, в вашем халате, заходит другой. Тушит свет и занимается, чем положено в таких случаях. Утром, подпоив её слегка сонным порошком, вы ложитесь к ней в постель — и никто не докопается до сути. А ещё подложить под неё можно кого-то из особо одаренных в делах любовных, и она сама не станет копаться в подноготной…

— Ну, братец, ты и загнул, прости Господи!

— А вы не торопитесь, мой господин, Пётр Андреевич. Подумайте…

— Пошел к черту! — выругался вельможа и махнул рукой. — Я подумаю.

Думать надо было быстро. Тем более, что с ханум прибыла служанка. Это было дополнительным препятствием, трудность оказалась очевидной. Служанку тоже следовало устранить как свидетельницу, или подложить и к ней хорошего любовника. И все эти мысли вертелись в голове Толстого, пока устраивали ханум на новом месте. А его как раз и не хватало.

И все же план дьяка пришлось принять. Пётр Андреевич сильно нервничал, а ханум развлекала его танцами, улыбками и игривыми предложениями на ночь.

В это время помощник-дьяк готовил замену, сонный порошок, одинаковые халаты и человека, подходящего на замену. Такой нашелся, и без возражений стал готовиться к спектаклю. Некоторые завидовали, посмеивались и тем самым способствовали видимости непринужденной атмосферы в покоях посла.

Утром народ посольского двора обсуждал событие, а Потап с угрожающими намеками предупреждал:

— Сами должны понимать, что за разглашение этой тайны будут снимать головы! Так что помалкивайте даже в узком кругу приятелей. Тут везде глаза и уши!

Это все понимали и замолчали. Даже избегали что-то говорить жестами. Вечером Потап поманил Алтына к себе. Тот в недоумений молча ждал у двери. Потап внимательно оглядел мальчишку, улыбнулся и молвил странные слова:

— Есть ответственное задание государственной важности, Николай, — начал дьяк. — Ты должен основательно помыться, мы тебя приоденем, и ты будешь в услужении у ханум. Она не должна знать, что ты понимаешь турецкий язык. Уразумел, Николай?

Мальчишка даже голову вобрал в плечи от неожиданности и страха. Не смог ничего ответить, лишь кивал согласно головой.

— Иди и готовься. Ты уже большой, платье на тебя мы найдем. Немного подошьем, коль потребуется, и будешь работать. Все, что услышишь, передашь мне. И не вздумай показать, что ты знаешь турецкий!

Алтын продолжал молча кивать, пока дьяк не прогнал его, видя, как тот перепуган. И вышел мальчишка, словно лунатик. Но скоро все понял и взбодрился. Но оказалось, что его одели в женское платье, причесали, надели на голову красочную косынку. Волосы были длинными, и из них сделали косу, приплетя добавок. А лицо и так было красивым, и в таком обрамлении нисколько не походило на парня. Тем более, что его подрумянили, подкрасили и стал Алтын Аннушкой.

— Осталось с час времени, так ты тут привыкай к новому, девичьему облику и повадкам, — говорил Потап, поучая и угрожая. — И смотри не подведи! Прибью самолично! Всегда думай об этом, Аннушка.

Делать было нечего. Алтын принялся осваивать приемы чисто женские, вспоминая и Таиру, и Лейлу, и других, кто был на его памяти.

Его привели к ханум. Та всплеснула руками, выражая радость и восхищение от столь красивой девочки. Что-то говорила, Алтын внимательно слушал, но говорил только по-русски. И ханум и её служанку это сильно забавляло, а ханум тут же заметила служанке:

— Ты обратила внимание, что это вовсе не девчонка? Присмотрись и ты поймешь сама. Для чего они это устроили?

— Я бы не стала так рисковать, ханум, — ответила служанка в то время, как Аннушка вытирала пыль с мебели и делала вид, что ничего не понимает. — Вдруг она всё понимает, — продолжала служанка, а Алтын понял, что они выполняют работу на равных. Ему стало страшно, но приходилось делать вид, что турецкого он не понимает.

А женщины продолжали разговаривать, словно не обращая внимания на третьего человека их общества. Всё же из отдельных фраз и намеков, Алтын понял, что и у них имеется задание, и он поспешил удалиться, дав понять женщинам, что скоро вернется.

Он вышел и тут же стал за дверью, притаившись, слушая.

Скоро служанка сказала тихо:

— Так как твое мнение, ханум? Русский посол. Это был он?

— Трудно сказать. Но мне показалось, что то был моложе и сильнее… Но с уверенностью сказать не берусь.

— А как он… как любовник?

— Это меня и смутило, — ответила ханум. — Уж слишком хорош для старика.

— Ему ещё шестидесяти нет, ханум. Вполне мог обладать достаточной силой.

— Кто его знает. Но я слишком рано захотела спать, подруга. Это тоже довольно странно.

— Ничего не поделаешь, ханум. Надо терпеть. Ты хоть получила удовольствие?

— Может, и тебе подложат кого покрепче.

Потом женщины отошли подальше, слышно стало плохо, и Алтын поспешил сообщить об услышанном.

— Этого можно было ожидать, — ругался Потап. — Они опытные шпионки. Это и так ясно. Но что делать с тобой? Пока иди и работай, как и прежде. Может, что ценное услышишь. Старайся, Аннушка! — мрачно усмехнулся Потап.

Он не обратил внимания на скорбное лицо мальчишки и мотнул головой, приказывая уйти.

Не прошло и трёх дней, как все закончилось весьма комично. Толстой не выдержал, узнав, что подарок вовсе не от султана, а от рейс-эфенди.

— Выгнать этих шлюх за ворота! — кричал он в ярости, не удосужившись сдерживаться. — Завтра аудиенция, и я намерен пожаловаться султану!

— Не лучше ли всё перевести в комедию, Пётр Андреевич, — предложил примирительно дьяк. — Султану может понравиться такой ваш ход, господин. Подумайте!

Посол подумал и согласился не нагнетать напряженность.

Пышный приём султаном российского посла не был поводом для успокоения. И вскоре это подтвердилось слухами. В Адрианополе говорили, что послу следует вернуться домой. Лишь торговые отношения могли бы задержать его при дворе султана, но такие были незначительными и повода для оставления посольства не оказалось.

— Что-то надо делать, — горячился посол, обсуждая с дьяком положение их посольства. — Царская грамота обязывает нас оставаться тут до его распоряжения. Такового нет, и мы никуда не поедем, братец.

— Господин Толстой, — официально заметил дьяк, — татары шевелятся. Грозятся самостоятельно начать войну с нами. Надеются на помощь турок. Это опасно.

— Надо использовать влияние матери султана, мой друг, — говорил Толстой. — Я намерен задарить её обильными подарками, и пусть она повлияет на сына. Уверен, что это может сработать. Сейчас главное — оградить наши южные рубежи от татар.

— Это было бы большой победой вашей, государь мой, — поддержал Дьяк.

Скоро пришлось переехать в другое подворье. Оно оказалось в центре города, чуть получше, просторнее, но летом там наверняка будет невыносимо душно. И все строения оказались столь ветхими, что Пётр Андреевич высказался очень пессимистично, заметив недовольно:

— Летом мы тут околеем от жары и пыли. Да и сами строения не внушают мне доверия. Как нам пережить такие испытания?!

Алтын все же научился читать. С письмом было труднее. Одной бумаги достать было так трудно, что он изредка царапал буквы и слова на песке, доске гвоздем или ножом, но что-то получалось.

Однажды он пристал к толмачу:

— Дядька Василий, покажи, как складывать буквами слова на французский манер? Я уже десятка два таких слов запомнил, а с буквами нет никакого движения вперед. Поможешь?

— Как же ты сможешь писать или читать на французском, если ты не умеешь говорить? Так не получится. Ты будешь знать все буквы, а прочитать их, а вернее, понять ничего не сможешь. Зачем то тебе?

— Я ведь часто хожу к французскому посольству следить и наблюдать. А понимаю всего ничего. С буквами будет легче, дядька Василий.

— Сначала научись, запомни хоть сотню слов, Алтын-Колька. Уж потом можно и буквы выучить. Хотя буквы можно и сейчас подучить. Это совсем просто. — И Василий стал учить, называя буквы. Алтын жадно хватал их памятью и быстро запоминал. Ему было интересно.

Он подолгу торчал у посольства, то французского, то австрийского. Иногда то были деловые встречи с агентами российского посольства, но чаще по собственному желанию. Там он впитывал чужие слова и легко их запоминал. А когда выходили два человека из тех посольств, он сопровождал их и вслушивался в их речь. Ничего не понимал, но иногда, к радости своей, что-то уяснял.

Потом он вспомнил, что так и не забыл татарскую речь. Зато никак не мог вспомнить, как долго осваивал турецкую. Ему казалось, что этого вовсе не было. Турецкий язык он знал всегда, с рождения.

Но наступила зима. С неба изредка выпадал снежок, и мальчишки шумно играли им. Играл и Алтын. Но и тут его принимали чужаком и драки случались довольно часто. Тогда он вспоминал наставления деда Агапа, и почти всегда в драках был победителем. Тем более в свободные часы не упускал возможность интенсивно поработать до седьмого пота или заняться со шпагой. Тут без Василия никак не обойтись.

— Колька, пофехтуем, а? — часто спрашивал толмач и хитро подмигивал. — А то все заняты, не с кем размяться.

Алтын с радостью бросал всё остальное и хватал облегченную шпагу. Они бились азартно и иногда получали царапины и даже глубокие. Но то нисколько не охлаждало их. Особенно Алтына. Игра эта доставляла ему особое удовольствие.

— А ты уже прилично орудуешь шпагой. Она, конечно, легковата, но это не беда, — говорил Василий, утирая пот, хотя на дворе было холодно, а по ночам в бочке можно было видеть тонкую корочку льда.

— Стараюсь, дядька Василий, — улыбался Алтын. — Жаль, что редко мы с вами так занимаемся.

— Ничего себе редко! — удивлялся толмач. — Раза три и не меньше в неделю!

— Хотелось бы чаще, да с кем?..

— А ты проси дядьку Остапа. Он из казаков, но после ранения ушел на покой. Теперь вот лошадьми занимается. Но вояка был знатным. Хромает, однако в руках силу имеет знатную. С ним тебе будет трудновато, парень.

— Спасибо, дядька Василий. Обязательно упрошу.

— Только смотри, он шпагой плохо должен владеть. Больше саблей. А мы с тобой саблями и не занимались.

— Не думаю, что и сабля мне помешает, спасибо! Устал я с вами…

Остап согласился иногда помахать сабелькой. Тут Алтын был слабоват, но и Остап больше десяти лет, как не занимался. Так что оба вспоминали и рубились в свое удовольствие.

— Ты, Колька, найди саблю потяжелей. Тогда рука окрепнет быстрее. А так у тебя скорости маловато. Не справляешься. Шпага-то полегче будет.

Так Алтын постоянно был занят и вечером валился с ног от усталости. А часто ночью приходилось выходить в город, и это сильно его выматывало. Тем более, что на новом месте строгости усилились. Даже на базар повара ходили в сопровождении янычара.

А тут поползли слухи, что двор намерен вернуться в Константинополь. Эти слухи сильно взволновали Николая. Он много наслышан был о том городе и сейчас с нетерпением ожидал переезда. А на дворе уже началась весна.

И как водится весной, кровь юного Алтына стала бурлить. Ему постоянно по ночам снились эротические сны, и он уже опять надеялся получить разрядку с приличной проституткой. Но нужны были деньги, и большие, как он считал. И он несколько раз в неделю выслеживал на базаре жертву.

Наконец ему повезло. Он украл около тридцати левков, и с этими деньгами, купив себе новую сорочку, отправился на поиски той, что смогла бы утихомирить его страсть.

Это оказалось не так легко. Его вид не соответствовал тому уровню, к которому он стремился. И всё же глубоким вечерам он определился. Молодая женщина в приличном заведении танцевала перед ним, извиваясь змеей, соблазняя и распаляя его юную похоть.

— Ты, мальчик, хоть и красив, но деньги вперед, — сказала она, улыбаясь и с кокетством прикрывая низ лица шарфом. — Двадцать левков. На меньшее я не согласна. И идем ко мне…

Алтын торопливо отсчитал монетки, и они пошли по темной узкой улице. Запах её благовоний кружил юнцу голову, и всё тело горело жаждой обладания такой женщиной.

У неё была маленькая уютная комнатка на втором этаже. Скрипучая лестница всё же оказалась вовсе не вонючей и не загаженной кошками. И мебель в комнатке тоже была красивой, немного потертой, но Алтыну казалось, что все в этом гнездышке любви отдавало блаженством и наслаждением.

Она угостила его шербетом и заметила игриво:

— Если ты на всю ночь, то плати ещё пять левков, мальчик. Откуда ты такой?

Алтын подумал секунду, но ответил, храбрясь:

— Я, пожалуй, заплачу, ханум. Ты мне понравилась.

— Смотри на него! — весело воскликнула женщина. — Я у тебя первая?

— Вовсе нет, — с чувством некоторой гордости ответил Алтын. — С чего это ты так посчитала? Если честно, то ты третья.

— Ого! — засмеялась женщина. — И откуда такой опыт у такого юного эфенди? Хотя это не удивляет. Ты очень симпатичный и даже красивый. Если тебя отмыть и приодеть, то будешь просто персик! Ха-ха! Чего стоишь истуканом? Помоги уж мне раздеться! Или ещё не привык?

Он трясущимися руками стал помогать женщине, а она спросила ещё:

— Сколько тебе лет, мальчик?

— Тринадцать, но через месяц будет четырнадцать, — ответил несколько смущенно Алтын.

Утром он проснулся уже при свете солнца. Оно проскользнуло острыми лучами сквозь щели ставен и это так понравилось ему. Он скосил глаза на спящую женщину. Она была миловидной, приятной, с красивыми волосами и чёткими бровями. Небольшой нос был очень симпатичным.

Вспомнил ночные приключения. Они были восхитительными. Но он знал, что у этой женщины никаких чувств к нему не было. Она знатно исполняла, но этим всего лишь отрабатывала его деньги. Вздох сожаления всколыхнул его тело. И возникшее вдруг желание угасло, так и не развившись.

Хотелось пить и есть. Он огляделся, на столике ещё стоял графин с остатками шербета. Он присосался к нему. Тихо поставил на столик и услышал:

— А ты мало похож на мальчишку, Алтын. Ты, наверное, сильный мальчик. Тело у тебя крепкое. Иди ко мне, мой малыш!

Он обернулся. Она соблазнительно лежала обнаженная, как и он, и стало неловко своей наготы. А она, заметив это, весело и призывно засмеялась.

Она была восхитительно умелая, и давала наслаждение необыкновенное. Он попытался сравнить её с Таирой, и с сожалением отметил, что та проигрывала. Прежде всего возрастом и резвостью. И он вдруг спросил, пристально на неё глядя:

— И долго ты надеешься вот так жить?

— Лишь Аллах может заглянуть в будущее, мой мальчик. Я ещё молода и не загадываю так далеко. А для смены жизни нужны деньги.

— Ты и так, кажется, получаешь не так мало.

— Но и трачу достаточно. Нужно ведь выглядеть прилично. И хотела бы перейти в более дорогой дом… где и платят больше, и мужчины почище.

Алтын понял намек, и стало не по себе, немного стыдно. Он не подумал искупаться хотя бы не в бане, а в реке Тунджа. И подумал, что в другой раз он об этом не забудет.

— Завтракать будешь? — спросила она буднично, а Алтын удивился и тоже спросил, бросив взгляд в её черные глаза:

— Это тоже входит в счет оплаты?

— Думай, как хочешь. А я поела бы. Сейчас приготовлю, — и спрыгнула, вовсе не стесняясь своей наготы. И он подумал, что она отлично смотрится в таком виде. И самому захотелось присоединиться к ней, но не осмелился.

— Не одевайся, Алтын. Мне приятно видеть твое такое молодое здоровое тело. Ты, наверное, много работаешь.

— Приходится. Я ещё занимаюсь военным делом… с оружием. Хочу хорошо и уверенно владеть им. Пригодится.

— Где ты живешь?

Он порывался тотчас поведать обо всем, но спохватился и решил схитрить.

— У одного чурбачи. Я вроде его дальний родич и служу при нем.

— Он командует янычарами?

— Да. Часто отлучается по делам, а я занимаюсь с… саблями, кинжалами. Мне нравится, а это трудно. Зато становлюсь крепким.

По комнате распространился приятный запах крепкого кофе. Она заставила низкий столик тарелочками с печеньем, халвой и апельсинами. Улыбнулась и проговорила как-то странно:

— Не смейся, но я впервые так провожаю своего ночного мужчину. Мне приятно быть с тобой. Ты такой милый, скромный и совсем не требовательный. И красивый. Такие редко бывали у меня.

Алтын смутился, промолчал, не находя слов в ответ.

— Если я снова появлюсь, ты пойдешь со мной? — несмело спросил он.

— С удовольствием, мой мальчик. Если не буду занята, конечно. Ты мне нравишься. Ты уйдешь, а я ещё посплю. К вечеру нужно быть активной и красивой.

Её слова резанули по нервам, но пришлось смириться. Это её работа, и у него нет никаких прав на неё.

Они расстались очень довольные друг другом. Всю дорогу до посольского дома Алтын раздумывал о той ночи, что провел с нею, так и не спросив, как её зовут. Но он постарался запомнить её заведение и надеялся собрать ещё денег и потратить их на эту красивую и приятную женщину.

Глава 6

В середине лета до Адрианополя дошли слухи, что столичные янычары подняли бунт, угрожали ворваться в город и уже походом идут из Константинополя грабить город и сжечь его в случае не выполнения их воли.

— Надо подготовиться к самому худшему, — говорил Пётр Андреевич, и лицо у него показывало откровенную растерянность и страх. — Уложить вещи, самое ценное спрятать, и не высовываться за пределы подворья.

Город находился в ожидании беспорядков и неизбежного насилия. Самые богатые выезжали, увозя с собой родных и ценности. Многие жители переселялись в деревни к родным, но остальное большинство находилось в страхе и тревоге.

Алтын всё это видел. Стража ослабила надзор, поэтому ему легко было уходить в город. Работы у него не стало, и он искал возможность пошарить в опустевших богатых домах, надеясь раздобыть денег на блудниц.

Это вскоре ему удалось. Денег не нашел, но набил небольшой мешок дорогими вещами, которые надеялся продать на базаре. Удалось это лишь частично. К нему пристали двое турок, и в перепалке и угрозах, он бросил остатки добра и сумел убежать, так и не поняв, кто такие к нему привязались. В эти дни неразберихи и страха, трудно было что-либо определить в точности. Да он и не старался в этом разобраться. Убежал — и то слава Аллаху или Христу. Он не задумывался над этими тонкостями. Лишь старался внешне исполнять предписания Корана, чтобы не накликать на голову неприятности и пережить смутные времена.

Всё же он был доволен. Риск оправдался почти шестьюдесятью серебряными монетами. С такими деньгами он смело мог повторять свои любовные приключения. Та женщина, что полгода назад доставила ему неслыханное наслаждение, продолжала возбуждать его пыл, и он постоянно возвращался к ней в воспоминаниях, мечтая повторить пережитое. Это удалось ему всего раз, но сейчас он тоже надеялся заполучить её на ночь.

А янычары уже бесчинствовали в Адрианополе. Сместили султана Мустафу, а на его место посадили брата Ахмета. Все высшие чины империи поменялись. Даже муфтий был заменен новым, что сильно беспокоило Толстого. Приходилось вновь налаживать отношения, вновь тратиться на подарки.

Пётр Андреевич постоянно был занят писанием отчетов о положении дел в империи османов. Его начальник Головин должен был точно знать, что происходит в Турции и как могут развиваться события в дальнейшем.

— Николка, ты что это вовсе забросил дела? — встретил Потап мальчишку на дворе посольского дома. — А дел множество, парень.

— Дак я завсегда готов, господин, — запинался мальчишка, явно не желая заниматься делами Потапа. Денег они не сулили, а времени отнимали много.

— Гони во французское посольство, найди нужного человека и передай ему этот клочок бумаги. Тайно и без риска быть пойманным. Ты знаешь, как это сделать. У тебя хорошо получалось. Вечером доложишь.

Алтын пошел через базар к знакомому обширному подворью и проторчал там до вечера, поджидая агента. Тот появился лишь на закате.

— Господин, мой начальник сказал, что вы должны мне передать один левк за труды. Это возможно?

Человек оглянулся незаметно, кисло улыбнулся, долго рылся в кошеле и с неохотой протянул монетку.

— Уверен, что ничего такого твой господин тебе не обещал. Но так и быть… Ты хорошо работаешь, мальчик.

Алтын уже два раза наведывался в тот дом, где работала желанная женщина, но не заставал её, а к другим его не тянуло. И сегодня он надеялся заполучить только её.

Парень пошел за город, выбрал место на берегу реки и тщательно помылся. Даже простирнул рубашку, которая сильно состарилась. Но тратить драгоценные монетки на такуюбезделицу было неприятно. Солнце закатилось за холмы. Алтын заспешил, надеясь, что сорочка высохнет по пути, а идти предстояло больше получаса.

Он долго ждал ту женщину, но она и на этот раз не появилась. Алтын расстроился, но взять другую не захотел. Пришлось вернуться домой. В смятении лёг спать в своем закутке, стараясь не думать о ней. Это с трудом, но удалось.

Лето заканчивалось, и султанский двор готовился к переезду в Константинополь. Вместе с ним собирались и многочисленные иностранные посольства. Алтын тоже этого хотел. Любопытство и ожидание чего-то нового охватило его, однако время не спешило. И прошел месяц, чтобы все окончательно решилось.

Алтын боялся, что его не возьмут с посольством, но обошлось. Сам он подумал, что и его работа чего-то стоила, а хлопот с ним никаких не было. Спал где придется, никого не тревожил, а в Константинополе надеялся зажить ещё лучше. Город огромный — там наверняка будет где показать себя. А в удачу он верил. Внутри у него что-то говорило в его пользу.

Он вспомнил бабку Амину. Внешне её черты не всплывали, но общее впечатление он сохранил. Её он боялся, хотя она к нему относилась вполне сносно. Но её черные глаза всегда смотрели как-то странно, словно буравили человека насквозь. А мамка как-то сказала ему уже в Игнеаде, что она была колдуньей и нагадала ей близкую смерть. Так и случилось. Умереть в тридцать два года!..

Он покопался в памяти и вспомнил, что бабка Амина и ему что-то нагадала. С трудом припомнил слова матери, что жизнь у него будет бурной, но многого сможет достичь. Эти воспоминания взбодрили его. Бабке он верил с самого юного детства и сейчас был убежден в её правоте.

До Константинополя ехали две недели. Двор султана опередил посла России. Им определили довольно обширный дом со множеством хозяйственных построек. Сам дом был настолько ветхим, что к концу года сам развалился, не выдержав легкого землетрясения. К счастью, никто не пострадал.

Этот случай помог добиться от визиря нового подворья, и посольство России его получило. Оно было лучше предыдущих, а новый визирь даже сделал послабление в режиме посольства, так что теперь почти всякий мог выходить за пределы подворья.

Алтын мало интересовался делами посольства. Лишь мимоходом слышал про отставку визиря Асан-паши и назначения на этот важнейший пост Ахмет-пашу. Но все это для него ничего не значило и не интересовало. Зато новый визирь снова усилил режим посольства. Алтыну пришлось опять искать тайные пути. Ничего лучшего не нашел, как устроить подкоп в самом укромном месте и тщательно его замаскировать с улицы. Благо камней в городе хватало.

А тут Алтын получил ещё одно задание. Найти другого агента во французском посольстве и передать ему поручение дьяка Потапа.

Он уже знал, что против Толстого плетутся интриги, и многие нити их тянулись во французское посольство. Оттоманская Порта благоволила к французам, как и к англичанам, и, видимо, надеялась скомпрометировать русского посла, обвинив его в отравлении секретаря. И агент должен был достать бумаги, долженствующие оградить Петра Андреевича от ложных обвинений.

Алтын уже несколько часов наблюдал за воротами, но нужного человека всё никак не замечал. Затем ему надоело такое безделье, и он посчитал, что нужно обязательно попасть во владения посольства. Дождался сумерек, когда к воротам подъехала карета, запряженная парой серых лошадей. На дверцах кареты красовался витиеватый герб — не то графа, не то торгового дома. Алтын не забивал себе голову подобными мелочами.

Пока ворота открывали и стражи раскланивались перед гостями, Алтын успел сзади подлезть под карету и укрепился под дном, едва удерживаясь руками и ногами за крючья и выступы.

Ехать к счастью пришлось не более ста шагов, и карета остановилась перед главным входом. Гостей встречали сам посол и его помощники. Алтын юркнул к кустам и оттуда высматривал церемонию, стараясь переждать суету.

Из кареты вышел шикарно одетый мужчина в красивом парике, за ним дама, и молодая девушка, как показалось Алтыну, весьма красивая и богато одетая. Все они любезно переговаривались и по приглашению посла направились в покои дома.

Алтын с изумлением проводил не столько всех собравшихся, сколько ту девушку. Она показалась столь прекрасной, что он затаил дыхание, провожая её восторженными глазами. На даму он даже не посмотрел, лишь запомнил, что она была худа и довольно высока.

Но все быстро затихло, и Алтын вылез и осмотрелся. Двор был пуст, изредка появлялась фигура лакея или кучера. Два раза мелькнула фигура служанки — и это удивило мальчишку. В их посольстве никаких женщин не было.

Алтын вспомнил, что это первые женщины, которых он увидел в европейских нарядах, и они, особенно молодая девушка, поразили его. Он слонялся по двору, стараясь не привлекать к себе внимание. Оглядел дом. В окнах двигались силуэты людей за шторами, и ему очень захотелось посмотреть, что там происходит. Вдруг снова увидеть удастся ту девчонку в шляпке и божественном платье.

Уже стемнело. Парень крадучись, обошел дом кругом. Несколько окон были чуть прикрыты вьющимися растениями, уже пожухлыми. Оглянувшись по сторонам, он попробовал крепость плетей. Подумал, что выдержат, и полез вверх, к светящемуся окну. Это показалось ему не таким уж трудным делом. Уперевшись носком босой ноги о выступ кирпичной кладки, он заглянул внутрь.

Несколько мужчин в красивых кафтанах, расшитых галунами и лентами, что посверкивали блестящими камушками. Увидел также три женских фигуры, но лишь одна приковала его внимание. То была та девушка, что вышла из кареты. Он присмотрелся. Она сейчас показалась ему не такой красивой, но в обрамлении наряда выглядела очень красиво.

Алтын боялся свалиться, часто поправлял стопу, что упиралась в выступы сиены. Усталость уже чувствовалась, но он продолжал смотреть, как гости и хозяева потягивают вино, разговаривают. Подходят к женщинам, любезно улыбаются, и те тоже отвечают им улыбками.

Но босая нога не выдержала и сорвалась. Он судорожно повис на руках, и с ужасом услышал, как кто-то подходит к месту его засады.

Грубый голос что-то говорил, но Алтын не понял, но решил, что это угроза, и, цепляясь руками за плети, спрыгнул на землю. Сильные руки схватили его, но у Алтына от страха прибавилось сил, и он сумел вывернуться и тут же пустился наутек. Куда — он не знал, а сзади уже слышались крики. Залаяли собаки, он понял, что их выпускают из загородки.

Лай быстро приближался, и Алтын с перепугу стрелой взобрался на дерево, что росло вблизи ограды. Собаки уже окружили дерево и прыгали вокруг. А Алтын судорожно оглядывался, слыша крики людей, бегущих к нему. Одна ветка вытянулась в сторону ограды и слегка доставала до неё. Он ползком поспешил по ней к ограде, а собаки бесновались под ним, стараясь достать до его болтавшихся ног.

Подбежали три человека, они орали, указывая на мальчишку. Но ограда была рядом. Ещё немного усилий, пока люди искали, чем сбить вора, но Алтын сумел дотянуться ногой до верха ограды, качнулся на ветке и прыгнул на стену. Сзади уже спешили люди. Но Алтыну удалось удержаться наверху, а затем поспешно слез на землю с внешней стороны. Страх так обуял его, что он, не разбирая дороги, бросился бежать. Крики из-за стены ограды затихли очень скоро.

Он перешел на шаг, заметив вдали черные силуэты человеческих фигур. Те с подозрением посмотрели на сгорбившегося мальчишку и прошли мимо.

«Вот повезло, что мне удалось сбежать! — подумал Алтын и попробовал определить, где находится. — Тут и потеряться легко. Надо выбираться побыстрее».

Лишь по прошествии часа Алтын вышел к своему посольству. Проникнуть внутрь не составило труда. Но тут он вспомнил карету и ту девчонку. Подумал, что легко мог бы проследить до её дома и тогда смог бы хоть изредка, но видеть её.

Он повернулся и быстро пошел назад. До французов было не так далеко, и через четверть часа он уже подходил к воротам. В щели увидел, что окна ещё освещёны и решил, что гости ещё не разошлись.

Ему повезло. Не прошло и получаса, как гости наконец-то вышли, расселись в карету и выехали за ворота. Пара коней легкой рысью потрусила по грохочущей мостовой. Алтын не успел уцепиться за карету и пустился бегом следом. Надеялся, что путь не будет столь долгим, что он успеет вытерпеть и не отстать. Однако за четверть часа он сильно выдохся и стал отставать. Но и карета замедлила ход.

Лошади перешли на шаг и вскоре остановились. Алтын едва успел проследить, как трое французов поднялись по парадной лестнице и скрылись за дверью. Он едва дышал, но пытался запомнить дом, приметы и улицу. Потом медленно поплелся домой. Усталость и разочарование давили на него.

Потом Алтын несколько раз приходил к этому дому, стоял и ждал, когда девчонка появится, но не дождался. Зато узнал, кто они такие. Дворник из турок за один левк охотно поведал ему о жильцах:

— То богатые люди, французы. Он торгует здесь, а ханум — его жена, мадам. Малая — его дочка, а мадам у неё мачеха. Больше ничего не могу сказать.

— Сколько лет девчонке?

Турок подумал секунды, но ответил не совсем уверенно:

— Вроде бы пятнадцать, парень. Или чуть меньше. Я ведь ничего не понимаю, что они болтают. Кто их поймет. Один важный из наших как-то приходил, и я слышал про это. Хоть и в шутку, но предлагал жениха девчонке. Тогда и услышал её возраст. А точно это или нет, то Аллах только знает да родители.

— А чем глава семьи занимается?

— Говорил же, парень! Мимо ушей пропустил? Торгует, и по-крупному. Деньги имеются. Но скуповат. Редко когда даст медяк. Скряга! А что ты хотел?

— Мой хозяин ими интересуется по торговым делам.

Алтын ушел, повернулся и окинул взглядом фасад. В одном окне заметил неясные очертания лица. Лицо женское, и ему показалось, что это та девчонка. Он смотрел, но так и не был уверен, что это она. Потом она скрылась, а Алтын ушел, надеясь, что когда-нибудь он её увидит снова и разглядит получше.

А пока он задумался над своим внешним видом. Денег нет, а без них нечего и думать об улучшении своего наряда. И он подумал зло, отчаянно: «Надо рискнуть, и на базаре срезать кошель у зазевавшегося богача. Вдруг повезет и тогда смогу что-то предпринять».

И он почти каждый день шлялся по базару, высматривая для себя жертву. Такой пока не попадалось, но по мелочам получалось. Правда не раз его подозревали в воровстве, но он или убегал, или отшучивался и давал себя обыскать.

Лишь недели через три ему удалось спереть кошель с золотыми монетами и серебром. Всего на почти две сотни левков. Это воодушевило его. Но он старался хоть очень осторожно, но опять высмотреть простачка и сорвать куш.

— Ты что это ходишь хмурый? — спросил как-то Остап. — И сабелькой перестал махать. Что случилось?

— Да ничего такого, сложного. Просто задумываюсь о будущем, дядька Остап.

— То дело говоришь. Да какое у нас с тобой может быть будущее? Ты хоть харей удался. С такой можно рассчитывать на богатую девку. Старайся. Может повезет — и отхватишь такую.

— Что толку в богатстве, коль за душой ничего нет! А мне охота и о душе позаботиться. Чтобы, значит, душевно можно поговорить с девкой. А для плоти и к гулящей можно заглянуть. Не велика проказа.

— Ишь как говоришь! — Остап вздохнул и спросил: — Сколько годков стукнуло?

— Недавно пятнадцать, дядька Остап. Уже большой. Даже грустно бывает, что годы проходят, а ничего не достигнуто.

— О хлопец! У тебя все ещё впереди. Ещё и нагуляешься и деньжат сшибешь по фарту, а там и ума наберешься. С умом-то сподручнее будет. Как без ума…

Алтын вздыхал, думал постоянно о жизни, но пока ничего не мог придумать.

Ходил к дому торговца, сторожил. И однажды дождался. Из дома вышли три женщины. В одной из них он узнал ту девчонку. С ними был турок, и они неспешно направились к базару. Видимо захотели посмотреть товар или купить чего из обнов.

Алтын заметил, что девица мельком бросила взгляд в его сторону и тут же отвела. Он даже не успел ничего сделать, дать понять, что он её сторожит. А одна из женщин, он узнал в ней мачеху девчонки, тоже повернула голову и мимолетно взглянула на Алтына.

А он издали поглядывал на них, следуя сзади и боясь обнаружить себя. А уже на базаре, девчонка все же обернулась, и Алтын не успел скрыться за спины людей. Зато успел рассмотреть её получше. До неё всего было шагов десять

Она не была красивой, но ему так понравилась, что он так и не отвел глаз за те секунды, что она смотрела на него. У неё был довольно тонкий нос, немного укороченный, волосы русые, а брови темнее или подкрашены. Зато овал лица был приятным. А цвет глаз он не разглядел. Было далековато все же. Но в лице промелькнуло замешательство, и она быстро отвернулась. А Алтын был доволен тем, что она обратила на него внимание, узнала его. Это было уже что-то интересное.

Юноша так и следовал за троицей с турком, и провел их к дому. Никто на него не обернулся, но по нервным движениям девчонки, ему казалось, что обернуться она хотела. Мачеха что-то говорила ей строго, затем все они скрылись за дверью.

Не успел Алтын подумать об уходе, как появился турок и строго молвил:

— Ну-ка убирайся отсюда побыстрей, пока по шее не получил! Чего торчишь под окнами? Проваливай!

— А кому я мешаю? Это не твоя улица. Общая.

— Поговори мне, мальчишка! — Турок замахнулся на Алтына, но тот отклонился. Удар получился в пустоту, и Алтын не упустил возможности поддать тому под зад ногой и тот чуть не упал в грязь. Развернулся и остолбенел, увидев в руке Алтына нож.

— Не выступай, дядя, — тихо молвил Алтын. — Я никому не мешаю, а ты иди по-хорошему. И я пойду, мне здесь нечего делать.

Турок хотел вспылить, но оружие быстро охладило его пыл. А Алтын в последний раз окинул ряд окон — в одном из них мелькнуло улыбающееся лицо девицы. Или ему так показалось.

Вдруг, уходя, он ощутил, как настроение его поднимается. Даже веселее стало на душе. Девчонка улыбалась. Он был в этом убежден. Значит, он не вызвал у неё пренебрежение или даже презрение. Вспомнил короткую стычку и сам усмехнулся, подумав, что и на самом деле это могло быть смешным.

Обернулся — дом был далеко, в окнах ничего увидеть невозможно, но он озорно поднял руку и помахал на прощанье. Подумалось, что она могла тоже следить за ним. Всё же интрига, хоть и глупая и мимолетная. А было приятно и весело.

Но с того дня, стоило ему появиться перед домом, как он обязательно видел девицу в окне и делал ей знаки рукой. Ответа не получал, но она смотрела с интересом, как казалось. Уже одно это воодушевляло его на новые посещёния. Тем более, что тот турок больше не настаивал на его исчезновении.

А тем временем наступила весна, подкатило лето. Он уже перемигивался с девчонкой, узнал её имя у дворника. Звали её Ленора де Гаруэн. Мачеху звали Режиной. Ей было за тридцать, а супругу Ригару де Гаруэн далеко за сорок. Все эти сведения Алтын получил от турка-дворника, и стоило это Алтыну целых два левка.

Он уже не мечтал о проститутке. Все его помыслы сосредоточились на Леноре. Но подступить к ней он не мог. Хоть и немного приоделся, часто купался в реке, даже однажды мыло купил и берег его, не всегда используя. Стал мечтать побывать в бане, но пока не мог решиться на такие траты.

Зато опять стал заниматься с Остапом и Потапом то со шпагой, то с саблей.

— Николашка, ты столько времени почти не брал в руки шпагу, а работаешь лучше, чем раньше. Что так? Где тихонько набираешься мастерства? — Потап с подозрением поглядывал на юношу, а тот отмалчивался, сам не понимая, что происходит. Потому что и Остап заметил успехи Алтына.

— Ты, наверное, Колька, до девок повадился ходить, — говорил Остап и, посерьезнев, продолжил: — Ты здесь особо не распоясывайся, парень. Тут законы по этому делу дюже строгие. Как бы не попало тебе на орехи.

Алтын загадочно ухмылялся, и Остап уверился, что он недалек от истины.

Но тут в посольстве опять получилась заварушка. Толстой получил сведения, что крымский хан Кази-Гирей сговорился с поляками напасть на русские земли. Пришлось Толстому вновь раскрывать свои схоронки с пушниной и драгоценностями. Задобрил муфтия, жен султана и мать его дорогими подарками. И в скором времени Кази-Гирея удавили, а поставили Каплан-Гирея. И хоть Толстой ворчал по поводу большой растраты на подарки, зато угроза войны миновала.

Алтын во все это время тоже был занят курьером между посольствами. Толстому необходимо было знать все происки западных стран против России. Завербованные агенты стоили дорого, но польза от них была ощутимой.

Зато с Ленорой у Алтына уже что-то наклевывалось. Она из окна улыбалась ему, даже делала ручкой знаки. А на улице, куда она с остальными дамами изредка выходила, обязательно одаривала его улыбкой и стреляла глазками.

Алтын изучил все подходы к дому, все возможности проникнуть на территорию и задумал встретиться с нею, если случай подвернется. С этой целью он не отставал от толмача Василия и с его помощью уже знал больше двухсот слов, что давало возможность ему хоть как-то объясниться с девчонкой. Но пока он изучал возможность встретиться с нею в саду. Уже знал, что она часто там прогуливается и даже одна, как правило.

Через ограду Алтын два раза даже перемигнулся с нею и не получил отказа. А затем он решил спуститься в сад, улучив время, когда она была одна. В первый раз не получилось. С нею была мачеха, и Алтын лишь издали, скрываясь среди веток, наблюдал, как они гуляют.

Зато через два дня он заметил, что кроме Леноры в саду никого нет, и он с поспешностью перемахнул через каменную ограду и, оглядываясь, приблизился к девушке. Та ойкнула, увидев его в пяти шагах от себя, и в глазах забегали искорки страха. Алтын заторопился:

— Простить я, мадемуазель! Я хотеть вид вас! Я Николай. У меня мадам русская, православная. Вера Христос Иисус!

— Месье, вы меня напугали, — с трудом выдавила она из себя. — Как вы здесь оказались? Вас могут увидеть!

— Я хотеть вас смотреть, мадемуазель! — пролепетал Алтын. — Мадемуазель Ленора. Я имя Ал… нет, Николай! — Он смутился, покраснел, вспомнив, что уже называл свое имя. — Простить я, мадемуазель. Я сильно волнение…

Она пристально смотрела в его лицо. Щеки её покраснели, и она явно была смущена, но Алтын видел, что она смотрит на него с интересом, заинтригованная и ошарашенная одновременно.

— У вас два имени, месье? — наконец проговорила она боязливо. Он немного помялся.

— Два, мадемуазель, — и показал два пальца. — Николай и Алтын. Русское и турецкое, верней, татарское. Мой отец Крым, татарин. Мурза. Ваш дворянин, мадемуазель Ленора.

— Как узнали мое имя, Николя? — впервые произнесла она его имя.

— Так француз имя мой?

Она не сразу поняла его, потом закивала и улыбнулась.

— Да, по-французски. Николя! Нравится?

Он кивнул и оглянулся, вспомнив, что он на чужой территории и стоит поберечься. Затем сказал:

— Много хороший мой имя. Николя! Хорошо!

— Откуда у вас синие глаза?

— Мать мой синие глаз, мадемуазель.

— Откуда вы знаете французский язык?

— Много учить, мадемуазель. Вы видеться учить слово. Смех, да? — И улыбнулся широко, радостно, забыв, что он на вражеской земле.

— Очень смешно, но интересно. Моя… мачеха уже заметила вас, Николя. Она очень сердится. Опасайтесь её.

— И вы сердит, мадемуазель? — Он пытливо смотрел наглыми глазами в её смущающееся лицо. Но она улыбнулось, и он подумал, что в улыбке она намного лучше, даже красивее.

— Я ещё не знаю, месье! — как-то строго ответила она. Хотела продолжить, но в это время совсем недалеко послышался голос женщины:

— Ленора, ты где? Пора вернуться!

Она резко побледнела, Алтын тоже испугался. Потом девушка ответила неуверенным голосом:

— Я здесь, мадам! Иду! — бросила строгий взгляд на Алтына и поспешила к дому. Алтын присел, стараясь не показать себя. Потом отполз к кусту и затаился.

Слышал разговор женщин и понял, что Леноре выговаривают за долгое отсутствие. Сам Алтын уже проклинал мачеху девчонки, но должен был смириться. Тем более, что в ответах Леноры чувствовалась неприязнь к мачехе. Это даже обрадовало его, не зная почему.

Он возвращался домой, радуясь встрече и надеясь на продолжение. Ему было так приятно ощущать, что Ленора не отвергла его сразу, не посмотрела на него свысока, пренебрежительно. И это так радовало, и он улетал в мечтах высоко в небо и оттуда рассматривал свою первую встречу с восторгом и надеждой.

Он почти каждый день приходил к её дому, выслеживал её, готовый тотчас перемахнуть через ограду, лишь бы перемолвиться с Ленорой парой фраз и посмотреть в её улыбающиеся глаза. Лицо её тогда становилось таким приятным и милым, что даже сейчас, в углу на клоках соломы, он заулыбался восторженно и с готовностью сделать всё, чтобы продолжались их тайные встречи.

И вдруг он встрепенулся. Оказывается, он ни разу не подумал о ней, как о женщине, с которой он хотел бы разделись любовное ложе. Это его сильно удивило и даже обескуражило. Даже сейчас, думая о Леноре, он не испытал интимного влечения к ней. Осознав такое, он не смог объяснить это. Даже немного расстроился. Но хуже от этого не стало.

Он каждый день приставал к Василию и тот, скрипя сердце, давал ему небольшие уроки французского. Сам Алтын торопливо и старательно заучивал новые, незнакомые слова, выражения и потом бубнил вслух, сам удивляясь своим успехам.

Он уже понял, что Ленора сама старалась почаще бывать в саду, и в основном одна. Они раза три в неделю встречались минут на десять-пятнадцать. И с каждой встречей их отношения становились все доверительней и теплей.

— Месье, я буду помогать вам учить язык. Вы согласитесь?

— Очень благодарить, мадемуазель! Я рад большой!

Она поправляла, тихо смеялась, просила его говорить тише, и постепенно они отходили все дальше от дома. Алтын часто замечал, как сияют её глаза, и неожиданно ему показалось, что она стала красивее, приятнее, симпатичнее. Он приписал это своей влюбленности, но потом показалось, что это именно так и есть.

— Николя, я завтра со служанкой иду на базар. Можете пройтись и вы. Правда, будет тот турок, которого вы так смешно ударили! — И она весело засмеялась, прикрыв губы ладошкой.

— Я знать, что вы смотреть окно, мадемуазель. Пусть нет лезть к мне!

— А нож? Это так страшно, Николя!

— Я быть готов защита мой. Константинополь опасность! Я много работать шпага, сабля. Мой любовь оружие.

— Вы воин? — с удивлением спросила Ленора.

— Нет, мадемуазель! Любить оружие.

Им опять не дали договорить. Голос служанки прервал их свидание. Ленора кокетливо помахала ладошкой, пальцами, улыбнулась и убежала легко, радостно…

А Алтын с восхищением и даже обожанием проследил её, пока та не скрылась среди кустарника и цветников. Душа его ликовала.

Глава 7

Время для Алтына летело ласточкой. Он с удивлением обнаружил, что наступила осень, и уже не начало, а, скорее конец. Стало холодно, а у него так ничего и не появилось из теплых вещёй. Он мерз, но терпел, старался закалиться. Их свидания с Ленорой стали редкими. Она выходила в сад в меховой накидке, перчатках и шерстяных носках. Он же поддевал лишь лишнюю сорочку, а на ногах были старые ичиги и портянки, спрятанные под штанины.

— Как вы можете так мерзнуть, месье? — удивлялась Ленора, оглядывая его одежду. — Я поищу у себя для тебя что-нибудь потеплее. Ещё простудитесь!

Алтын с удовольствием заметил, что она уже начинает ему «тыкать». Это его радовало и вселяло очередную порцию надежды. А на предложение относительно одежды он заметил:

— Я почти не замечаю, что холодно. Привык. Так что не стоит беспокоиться, мадемуазель Ленора.

Ему было неприятно слышать про одежду, но с другой стороны радовался, что Ленора заботится о нём. И тёплая волна радости согрела его лучше всякой тёплой одежды.

— Не надо спорить, Николя! У нас много старой одежды, которая тебе будет, как новая. Сегодня же начну отбирать наиболее новое. — Она посмотрела на него долгим взглядом карих глаз, а Алтын отметил, что серьезность портит её лицо, делает старше. И он заметил с улыбкой:

— Мадемуазель не стоит так сердиться. Лицо быть хуже. Мадемуазель хорошо улыбка, смех…

Она не улыбнулась, но все же после молчания ответила сухо:

— Не твое дело, месье. Но я запомню твои замечания.

Её опять позвали. Она улыбнулась, и Алтын опять отметил, как она преображается, хорошеет. Но говорить ей об этом не стал. Про себя лишь усмехнулся.

Через три дня он снова появился в саду. Ленора была там и торопливо молвила:

— Мне нельзя здесь оставаться, Николя. Возьми узел, он у стены, где ты перелазишь. До свидания! Я побежала!

Он не успел ничего ответить, как её позвали с заднего крыльца. Он присел, прячась. Выждал, и, захватив узел, перелез через ограду, предварительно оглядев пустынную улицу. Его могли посчитать вором.

Стража с подозрением оглядела Алтына, но не стала осматривать его узел. Во дворе, забравшись в конюшню, Алтын разложил на сене обновки. То были отличного качества вещи. Он улыбнулся, вспоминая, как Ленора настаивала на этом.

Тут были два кафтана, один подбит ватой, с воротником из волчьего меха. Другой почти новый, но летний и очень красивый. Лежали и сапоги с туфлями. И несколько пар старых, но почти без дыр, носков. И самое главное — пара штанов.

Всё это было европейского покроя, и Алтын с сомнением поглядывал на вещи. Подумал, что носить их он вряд ли сможет, но потом вспомнил, что он вроде бы от русского посольства и вполне мог носить европейскую одежду. И он переоделся. Лишь кружевные сорочки он постеснялся одеть. Слишком они были для него необычны и красивы. Он припрятал их на лето и весну.

Во дворе его встретили воплями удивления и все пытались расспросить о подарках.

— Что тут такого, ребята! Во французском посольстве чистили шкафы и вот выставили за ворота узел. Я и схватил. Ведь холодно на дворе, а у меня ничего нет. Слава Богу, что нашлись добрые люди и теперь я одет.

— Да ты теперь словно настоящий француз, — воскликнул Остап и с завистью хлопнул Алтына по спине. — Может, мне что выделишь, пострел, а?

— Куда тебе такое, — показал Алтын одежду для довольно худого человека. — Смотри, какой ты большой! Все по швам разлезется, ха! А мне в самую пору. И сапоги у меня теперь будут. Слегка жмут, да разносятся.

— Ну и подфартило тебе, Коля, — одобрил Василий и ещё опросил: — Как твои дела с французским?

— Думаю, что улучшаются. Давай испытай меня, дядька Василий!

Толмач заговорил и удивился, что Николка довольно бойко стал отвечать.

— Так ты скоро меня перегонишь! — удивился Василий. — Откуда такая прыть?

— Просто охота и всё тут. А что такое?

— Да ничего. Молодец ты, Колька! Далеко пойдешь, коль не свихнешься.

— С чего бы?

— Такие ранние частенько не по той дорожке топают. Остерегись.

— Я и так водку не пью, детское воспитание влияет. И табак не признаю. С чего мне свихнуться?

— Да я так просто! Не бери в голову. Молодец и все тут! Потап говорит, что ты уже его можешь подколоть на шпагах. Это верно?

— То пусть сам Потап оценит. Или Остап. Мы с ним сабельками балуемся. Остап, как я?

— В порядке, парень. Казаком мог быть серьезным. Да без горилки ты не казак. Все товариство засмеёт. Зато, сдаётся мне, до баб ты охоч. Или не так?

— Вроде того, а что?

— Ничего. Всё хорошо. Ты парень видный, можно сказать красивый. Девки таких любят. Сам темноват, а глаза светлые. Смотри, какая окрутит — не вырвешься. Бабы — они цепкие. Не выпустят…

Все смеялись, а Николай вдруг подумал, что одна такая уже вроде бы зацепила, И странное дело, он не испытывал неудобства от этого. Даже улыбнулся уголками губ, вспомнив Ленору. Как по-разному она может выглядеть! То сияющая, красивая, то совсем обыкновенная и хмурая.

«И все же она мне страшно нравится! Мне с нею очень легко и приятно быть, она как-то действует на меня успокаивающе. Словно в ней я не вижу женщину» — думал Алтын, и даже сейчас, среди гогочущих приятелей, чувствовал её присутствие. Он улыбался, а друзья никак не могли понять, что это значит.

Он посмотрел в зеркальце. Делал это редко, но сейчас захотелось. Увидел смазливого юнца с пробивающимися усиками, темными и мягкими. Вспомнил, что в скором времени стукнет шестнадцать, а это уже солидный возраст. И стоят серьезно задуматься о будущем.

Пощупал в поясе свои двести монет и похвалил себя за то, что сохранил.

— Они в любой момент могут понадобиться. Пусть лежат до поры. Появится возможность, — и я её не должен упустить. Лишь бы Ленора не узнала. Уж как она разругает меня. Жуть!

Через три дня он встретился с нею в новом наряде. Она не сразу его узнала, а потом воскликнула, прикрыв рот рукой:

— Боже мой! Это ты, Николя? А я испугалась, думала, что вор. Чуть не закричала. Вот теперь ты совсем молодцом выглядишь! Здорово!

— А я сильно переживать, мадемуазель. Трудно привык. Нравится?

— Очень! — И она протянула руку, словно предлагала поцеловать. Он торопливо взял её холодную ладошку, сжал слегка и вдруг приложил её и щеке. Ощутил удовольствие. А она со смешком сказала:

— Я думала, что ты поцелуешь мою руку.

— Никогда не целовал рук женщине. А можно?

— Попробуй. Женщинам это нравится.

Он осторожно коснулся губами к тыльной стороны кисти и услышал тихий смешок, а потом слова:

— Как интересно и…. смешно, Николя! Молодой месье целует мне ручку! Тебе хорошо со мной? — вдруг очень серьезным тоном спросила Ленора.

— Разве ты сомневаешься? Очень хорошо! Я рад, что мы подружились.

— Тебе сколько лет, Николя?

— Скоро будет шестнадцать. А тебе?

— Мне тоже скоро будет шестнадцать. А кто из нас старше? Давай посчитаем.

Они весело считали, смеялись, сбивались и опять считали. Затем Ленора игриво надула губы и заметила недовольно:

— Ты на два месяца меня старше. А я так надеялась, что я буду старше!

— Какая разница? Мне все равно.

— Значит у тебя через три месяца, у меня через пять. Ещё долго ждать.

— Я бы не спешил взрослеть. А ты?

— Не знаю. Мне бы хотелось чуть повзрослеть. А то моя мадам только и делает, что пасёт меня и шагу не дает самой ступить. Разве это жизнь! Лишь в саду я немного развлекаюсь… с тобой. Этого хватает на несколько дней…

— Значит, ты лишь развлекаешься со мной? — сделал обиженное лицо Алтын.

— Мы вместе развлекаемся. Нам обоим хорошо, значит мы развлекаемся. Но я заболталась, а меня могут выйти искать. Приходи, я буду ждать. Завтра не надо. Мы едем в посольство. Месье Ферриоль устраивает небольшой прием для наших…

— Ты будешь там танцевать? — спросил Николя с чувством ревнивца.

— Буду, если кто пригласит. Да меня нечасто приглашают.

— С чего так? Тебе надо больше улыбаться, тогда и приглашать будут чаще.

— Ты опять… Ладно, я запомню твой совет. Посмотрим, поможет ли. Потом расскажу, если тебе будет интересно.

— Мне все интересно от тебя услышать, Ленора. Как я говорю? Уже лучше?

— Да! Как это ты так быстро освоился? Просто здорово! Ещё полгода — и можно избавляться от акцента. Я помогу и в этом,

— Что за акцент? Непонятное слово.

— Это когда человек говорит правильно, но в произношении остается что-то свое, старое, от прежнего, родного языка. Понятно я пояснила?

— Вполне. А легко избавиться от этого акцента?

— Кому как. Некоторые всю жизнь не могут. Остальные могут быстро. У тебя, думаю, получится довольно скоро. Лишь бы ты старался.

— С твоей помощью, Ленора, я всё быстро сделаю! — засиял Алтын. Это заставило девушку тоже заулыбаться и обоим стало весело и легко. Но вдруг она погрустнела, а Алтын спросил озабоченно:

— Что случилось, Ленор? Плохое вспомнила?

— И очень, Николя. А что с нами будет, коль отец с мачехой узнают про нас?

— Не с нами, а с тобой. Мне-то они ничего не смогут сделать. А вот тебе…

— А последнее время я всё чаще задумываюсь над этим. Жуть берет тогда.

Алтын тоже погрустнел и задумался, а девушка продолжила:

— И это обязательно случится, Николя! Я это чувствую, даже знаю наверняка!

— Понятно, — протянул Николя и понял, что опасения Леноры вполне основательны. Кто он и что может предложить этой богатой девушке? её выдадут замуж за такого же богача и с этим ничего не поделать. — Я всё это знал, но никогда не думал, а ты так преподнесла, что мне стало страшно.

— Мне страшней! — призналась она почти в смятении.

— Да, конечно, — согласился юноша. — Однако, пора что-то придумать.

— Что тут придумаешь, Николя? У нас нет никаких возможностей продолжать наши отношения.

А Николя подумал, что они никогда не говорили друг другу с любви, предполагая, что это само собой разумеется. Но каждый знал, что любим и сам любит. И сейчас перед ними встал реальный вопрос, решить который у них возможностей нет, и никогда не будет. Разве что случится чудо. Но на него рассчитывать им не приходилось. И каждый понимал, что они в тупике, выхода из которого у них нет. Николя посмотрел жалкими глазами на Ленору. Было так хорошо, и тут эта фраза… Отчаяние затопило его.

Они расстались холодно, но Алтын уже начал напряженно думать. Порывать отношения, такие приятные и чистые, ему очень не хотелось. А в голове уже завертелись мыслишки самого преступного направления.

Он медленно шел домой и вдруг в голове что-то щелкнуло. Он даже остановился и вслух произнес:

— Домой! А есть ли у меня свой дом? И почему у кого-то есть всё, а у меня или кого-то такого же оборванца, ничего нет? Чем я хуже? Убил человека! — молнией блеснуло воспоминание. — А, может, вовсе и не убил! Ранил!

Он испугался собственного голоса, но потом подумал, что его всё равно никто понять не сможет. Ведь говорил он на русском. Но начатая мысль продолжала блуждать у него в голове по закоулкам и тупикам. Именно тупикам. Выхода он не видел даже в отдаленном будущем.

Смертная тоска навалилась на неге всей тяжестью. А плечи-то юные, слабые. Решить извечную задачу бытия он не мог. Но подумал, что, возможно, святой отец сможет просветить его голову?

Эта мысль понравилась ему. Он с уважением относился к священнику, отцу Евстигнею, и тут же решил испросить у него совета, получить поддержку и пояснения к его мрачным и богопротивным мыслям.

На посольском дворе он зашел в походную церквушку и в нерешительности остановился на пороге легкого строения, что и было походной церковью. Отец Евстигней возился с чем-то и не слышал вошедшего. Горели две свечки, ощущался запах ладана. Алтын оробел и стоял, едва дыша. Хотел уже уйти, но святой отец обернулся, заметил мальчишку и спросил с удивлением:

— Это ты, Николай? С чем пришел?

— Да вот… батюшка… хотел поговорить с вами. Да боязно и неловко…

— Ты, отрок, сильно озабочен чем-то. Проходи, покайся и расскажи, что тебя беспокоит. Вместе мы, может быть, и распутаем твой узелок. Ты и так редкий у меня гость, а то грешно. Проходи, отрок.

Отец Евстигней внимательно слушал сбивчивую речь юноши. Не перебивал, не задавал вопросов. Потом долго молчал. А Алтын не выдержал долгого молчания. Спросил тихо, боязливо:

— Батюшка, как мне поступать-то. Подскажите, а то голова ходит кругом.

Тот вздохнул, но промолвил вроде бы устало:

— О Боге мало, редко вспоминаешь, отрок. Негоже то. Молись — и Бог тебе поможет, просветлит твой дух. Поганое магометанство пустило в тебя отраву. То надо выгнать молитвами, воздержаниями и покаянием. Будь смиренен, не требуй от Господа больше, чем заслуживаешь. И чаще приходи ко мне. Это облегчит твою душу, а о телесах заботиться не стоит. Это бренная часть нашего существа, сын мой. Молись и да успокоится душа твоя. Иди, у меня ещё много забот тут.

Поп перекрестил юношу и слегка подтолкнул к двери.

Алтын вышел в недоумении. Он ничего особо не понял из пространных слов отца Евстигнея, а в душе усилился поток неуверенности и даже робости. В словах попа можно было услышать намек на угрозу.

Юноша забился в дальний угол конюшни и слушал перестук копыт, хрумкание зубов, вздохи коней, а в голове почти ничего не было. Незаметно он задремал, но и в этом состоянии находился в странном оцепенении нереального существования.

Проснулся он сразу, и не ощутил отдохновения. А в голове тотчас заструились мысли, продолжения дневных размышлений. Захотелось тотчас пойти в дом де Гаруэна и поговорить с Ленорой. Она показалась ему куда смышленее, чем их поп со своими туманными поучениями. Но идти туда было бесполезно. Девчонка выходит в сад по определенным часам, и сейчас занимается музыкой, или вышивает, ведя пустые разговоры с мачехой или гостьей, зашедшей от безделья поболтать.

Он ощутил голод и пошел добыть чего-то в поварню. Кашевар был весельчаком и благоволил к юному посыльному.

— Кого я вижу! — воскликнул мужчина лет за сорок с короткой бородкой с рыжиной в ней, отдающей золотом. — Золотой вьюноша! Проходи! Чай изголодался?

— Есть маленько, Демид. Плесни чего-нибудь погуще, коль душа у тебя добрая.

— Только, парень, ешь побыстрее и не высовывайся. У нас со жратвой туго. Того и гляди оголодаем тут все скоро. Пётр Андреевич распорядился урезать довольствие. Вот, бери и укройся подальше. — И протянул миску с пшенной кашей без мяса.

— Спасибо, Демид. Лучше я пойду на базар, пока не закрылся. Там больше можно жратвы добыть. И вкусней.

— Все воруешь! Смотри, Коля, не попадись. Сколько веревочке не виться, а конец завсегда будет.

— Бояться волка — в лес не ходить. Благодарствую, но я пошел…

Он напился из ведра и пошел ругаться с охраной, трудно пропускавшей его в город. Его все отлично знали, но всегда устраивали крики с угрозами. Но тем и ограничивались, отведя душу на скучной работе.

Алтын неторопливо шёл и раздумывал. В памяти всплыл образ умирающего отца.

Лишь таким он и запомнил его. И тут же подумал, что отец его жил и богател не собственным трудом, как его джигиты. Он организовывал короткие быстрые набеги на северные земли Украины, привозил возы добра, ясырь и несколько месяцев жил припеваючи. «Стало быть, отец мой жил грабежом. И все ему завидовали, уважали. А тот, кто украл у него десяток яблок, наказывался жестоко и беспощадно. Как же так? И почему при набегах только мой отец и его родичи жили богато? А простые джигиты? Что они могли награбить? Мелочь, малую толику того, что у моего отца получалось!»— проносились воспоминания и рассуждения в юной голове Алтына.

А мамка всё поучала сынишку, что и как, и как надо жить. В честности, уважении к чужому добру. Не укради, не убий! А всюду только и воруют, убивают, истязают. А отец Евстигней говорит, что надо прощать, быть милосердным, заботиться о душе. Почему же так не делается? Да и сам святой отец не брезгует присваиванием немалых средств. Куда он их девает? А здешние муллы, муфтии? Настоящие разбойники! Берут и насытиться не могут. А народ всё несет и несет от семей, которых зачастую кормить нечем. И никто не отказывается от подношений!

Все подобные мысли проносились в голове Алтына. Он был в растерянности, злость и неуверенность в смеси со страхом перед Всевышним заполняли помаленьку его голову, отдавалось все это в животе. Пытался отбросить такие мысли, ню они лезли сами в голову, мутили рассудок, заставляли во всем сомневаться.

Он бродил по базару, высматривал для себя жертву, но неожиданно подумал:

«Стоит ли работать по мелочам? Если уж рисковать, то по-крупному. Но что можно сделать одному? С кем-то надо познакомиться из опытных… Но тогда и у меня возникнут опасные моменты. Обязательно обдурят, и опять я останусь ни с чем. Нет! Лучше я сам что-нибудь придумаю».

И он придумал примерно через неделю. На посольском подворье начали перетряхивать пушнину, дорогие шубы и штуки дорогого материала. И тут у Алтына появилась мысль и себе что-нибудь отхватить.

Он споро таскал блестящие меха, шубы и штуки материи, а в голове сверлила одна мысль: заполучив несколько шкурок или штук дорогой материи, я бы мог что-то иметь ощутимое…

Алтын внимательно оглядел запоры дверей в подвал. Показалось, что с ними он смог бы справиться. И тут же решил попрактиковаться в открывании замков. А они были хитро устроены… Всё не так просто, как казалось. Да и сторожа, он это хорошо знал, дело свое несли старательно. И все же он подумал, что мысль хорошая. И ещё подумал: «Разбойники грабят, чиновники берут тысячные взятки, все, кто близок к ценностям — тоже присваивают. Кругом жульё. Чего мне-то не попробовать? А с деньгами я могу на многое рассчитывать. Даже на Ленору, будь она неладна! Стало быть, особо переживать не стоит. Кругом люди стараются нажиться, пополнить свой карман».

Эта мысль захватила его всего. Он даже реже стал наведываться в сад, и Ленора как-то спросила его, заглядывая в глаза:

— Последнее время ты какой-то стал странный, Николя. Что происходит? Он помялся, но решил не юлить перед нею.

— После того разговора о наших отношениях, я постоянно думаю, как поправить дела и не позволить разрушить наши жизни, Ленора.

— Какой бред ты несешь, Николя? Что ты можешь в твоем положении?

— Пока ничего, но я думаю. Кстати, и тебе стоит подумать над этим. Коль у нас нет денег, то подумай, как их добыть. У тебя больше возможностей для этого,

— Украсть? — ужаснулась она.

— Так ведь все крадут, моя Ленор! Или ты думаешь, что большие богатства с неба упали к людям? Просто трудом ничего не накопишь солидного. Разве что на скромную жизнь.

— Ты хочешь сказать, что и мой папа ворует? — расширила глаза Ленора.

— Я не знаю, не могу такое утверждать. Но откуда у него средства и такие большие? Думаешь, на жалование все добыто?

— У него наследство осталось от родителей…

— У родителей откуда? Так что, милая, не надо мне мозги пудрить! Все добывалось грабежами и воровством. А люди простые не могут вырваться из нищеты!

— Ты просто грубый неотесанный оборванец, и я не хочу с тобой разговаривать. Не приходи больше!

Она фыркнула, повернулась и быстро удалилась, оставив юношу в недоумении и растерянности. Он проводил её глазами, вздохнул и полез через ограду.

Потом он понял реакцию Леноры и злорадно усмехнулся. Даже назвал её в уме дурой. Но потом пожалел, что так с нею говорил. Однако, ссора произошла, с этим уже ничего не поделать.

Сам он продолжал рассуждать и обдумывать их размолвку. Тоже заговорила юношеская гордость, и он с неделю не подходил даже близко в её дому. Но с каждым днем он тосковал все больше, и наконец решился.

Юноша оглядываясь, перелез через ограду и тут же увидел Ленору. Она тоже заметила его сразу. Но не стала подходить. Он же быстро приблизился и с молчаливым вопросом в глазах, смотрел на неё, отметив, как она потускнела.

— Ты плохо выглядишь, Ленор, — тихо сказал он.

— Сам виноват!Твои разговоры меня оскорбили. Я переживала…

— Пустое. Стоит ли нам из-за такой мелочи ссориться? Пройдет…

— Ты обвинил моих предков в грабежах, Николя! Это ужасно!

— Ну и радуйся такому повороту в твоей судьбе, что у твоих предков оказались большие ценности. Радуйся, что ты родилась в их семье. А мне не повезло. Но я все равно уверен, что прав. Ты просто ничего не знаешь о жизни людей из народа. А я всё это испытал на себе. И наблюдал за многим и многими. И все эти богатеи постоянно разглагольствуют о честности и благородстве. И всё до тех пор, пока не заблестят сокровища. Тут же всякое благородство исчезает.

— Какой ты злой! Мне неприятно тебя слушать!

Больше она ничего не стала говорить, а повернулась и с гордой осанкой ушла, шурша дорогой юбкой.

Проводив её глазами, Алтын зло подумал: «Одно её платье стоит столько, сколько тратит вполне благополучная семья за месяц! А то и больше! Слышал, как Потап как-то говорил, что хороший кафтан стоит не менее ста рублей. А это огромные деньги! Я сам за всю жизнь столько не потратил! И ещё смеет упрекать меня! Обозвала оборванцем! Ну и пусть себе живет, как ей нравится. А я все равно попытаю счастья. Пусть хоть какой риск и страх перед казнью!».

Он почти месяц не приходил к её дому. Казалось, у них все закончилось. Алтын долго злился, переживал, но всё же успокоился. И лишь выполняя мелкое поручение у французского посольства, он неожиданно встретил её карету. Он узнал на дверце герб.

Сердце заколотилось в волнении. Он подождал, когда пассажиры выйдут, и увидел Ленору. Отец помог ей выйти, как и жене. Взгляды их встретились на секунды, лицо её не выразило ничего, и Алтын тоже не двинулся с места.

Но после этой незначительной встречи Алтын вновь ощутил прилив нежности к этой девчонке, и захотелось встретиться вновь.

А Ленора тоже встрепенулась, увидев Николя. Он был в одежде бродяги, но она подумала, что так надо для его работы. О ней Алтын поведал, и Ленора не ощутила внутри ничего неприятного. Его вид не показался ей отвратительным.

Уже дома она в своей комнатке долго раздумывала над случившимся. За этот месяц она кое-что узнала о своих предках. Как-то отец с юмором и даже удовольствием поведал в узком семейном кругу о своем деде.

— Дед Огюст, я его не помню по причине смерти, когда мне было не более пяти лет, был простым солдатом. Это было лет восемьдесят назад. Его отряд ворвался в один из замков и все набросились на дорогие вещи, что хозяева не успели припрятать. А мой дед не стал хватать, что попало. Он стащил пожилую даму к подвалу и тут же стал пытать её. Отец говорил, что пытал ужасно. Но та открыла тайну сокровищ. Дед тут же взломал дверь подвала, и выгреб всё, что там было. Поделиться не захотел и даже убил в поединке своего товарища. Но сокровища оказались у него.

— Боже! Какие страхи вы говорите, мой друг! — воскликнула Режина. — И это при дочери! Ригар, перестань!

Но Ленора воскликнула, сделав вид, что сильно заинтересовалась рассказом:

— Папочка, продолжайте, прошу вас! Так интересно вы говорите! Ну же!..

— А это всё, дочка! Остальное простые будни. Разве что в тех сокровищах оказался древний алмаз карат в тридцать. Вот он и стал главным в том благополучии, которое мы имеем сейчас. Дед продал его за сорок семь тысяч экю. А там ещё было столько, что мы до сих пор можем жить безбедно.

— Папа, когда умер мой прадедушка Огюст?

Ригар задумался. Посчитал и ответил:

— Мне было пять лет, когда он умер. Ему было лет восемьдесят. Вот считай, дочка. Мне сейчас сорок восемь. Получается, что дед умер сорок три года назад. А воевал он, когда ему было не больше тридцати. Ещё прибавь пятьдесят лет. Сосчитала, Ленор? Почти сто лет назад, как существует наше благополучие. Благодаря отцу оно возросло, и он получил дворянство. Отец оказался предприимчивым человеком и удвоил капитал.

— Хорошо бы вам, мой друг, следовать его примеру, — заметила мадам Режина.

— Оставь, моя дорогая. У меня здесь очень хорошо идут дела. Беспокоиться нет оснований. Скоро мы закончим здесь дела и уедем во Францию. Надеюсь, ты основательно соскучилась по нормальному обществу, моя дорогая.

— Мы будем во Франции, папочка?! — радостно воскликнула Ленора. — Когда же?

— Не позже как через два месяца, моя прелесть. Понимаю, что всем ужасно надоело здесь торчать. Среди грязных и фанатичных турок. Осталось недолго потерпеть, мои милые.

Ленора вдруг посерьезнела. Папа спросил озабоченно:

— Что с тобой, дочка?

— Вдруг голова заболела, папа. Можно я пойду к себе? Прилягу.

— Конечно, Ленор! Тебя проводить?

— Нет, папа. Ничего страшного.

Она легла на кровать, даже не разобрав постель. Взгляд устремлён в потолок, а в голове настоящий сумбур и неразбериха полная. Ей показалось, что она совершила что-то предосудительное и непоправимое. Потом поняла, что это всё отголоски её разговора с Николя. Стало стыдно, что она так грубо оставила его в саду.

А голова разболелась не на шутку. Заснуть она сразу не смогла, а потом полночи ворочалась, вздыхала и ругала себя за полное непонимание жизни. Об этом и Николя ей говорил. «Неужели всё так грязно и неприглядно? А как же церковь? Там, конечно, ничего такого быть просто не может. Это святое!»

Это вдруг успокоило, и сон всё же сморил её. Но утром она выглядела разбитой.

— Режина, я спешу по делам, — говорил он, целуя дочь в лоб. — Присмотри за Ленор. Она плохо выглядит. Обедать буду дома.

Он ушел, а Режина спросила с подозрением оглядев Ленору:

— Что тебя так расстроило, моя дорогая?

— Полагаю, что ничего, мадам. Просто голова заболела, и я плохо спала. Уже все прошло. Хорошо бы в саду погулять, на свежем воздухе.

— Пойди погуляй, — согласилась мадам Режина. — Нет желания пройтись по лавкам? После обеда?

— Это ещё нескоро, мадам. Я посмотрю потом…

Девушка вернулась в свою комнатку и опять принялась раздумывать над словами отца, над словами Николя. Всё так перемешалось, что опять ощутила в голове боль и прилегла, отказавшись от прогулки в саду.

Но тут же вскочила, быстро оделась и вышла в сад, с напряжением всматриваясь в полуголые деревья и кусты, ища знакомую фигуру Николя. Его нигде не было.

Волна тоски охватила юное сердце. В голове метались обрывки мыслей, слов отца, Николя и все так перемешалось, что голова совсем стада чугунной. Ленора прижала пальцы к вискам и, словно лунатик, поплелась назад, спеша прилечь. Решила даже выпить пару глотков вина. Это ей было запрещёно, но она решила попробовать, страдая головной болью.

Служанка ахнула, видя, что девочка наливает себе красного вина и выпивает.

— Скажешь отцу — так я тебя со света сживу! — мрачно молвила Ленора. — У меня голова раскалывается от боли. Поняла?

Женщина судорожно кивнула.

Лежа на кровати и укрывшись теплым одеялом, она закрыла глаза и тут же открыла, поняв, что с закрытыми глазами тоже головная боль не утихает. Какая-то вязкая пустота накатилась на неё. Вино начало действовать и она незаметно заснула.

Ленора проснулась от голоса мадам Режины. Та звала её, и в голосе мачехи слышались неприязнь и раздражение.

— Отец пришел. Иди обедать, Ленора.

Девочка, словно не понимая, смотрела на мачеху и молчала, не шевелилась.

— Ты чего лежишь? Отец пришел. Обед подают.

— Ну и что с того? Я не хочу есть, мадам. Я нездорова.

Режина сжала губы, не ответила и ушла, громко прикрыв дверь. А Ленора скривила лицо в гримасу недовольства и продолжала лежать. Голова почти не болела. Это её взбодрило, но в голову опять полезли крамольные мысли. Вспомнила довольное лицо отца при рассказе о приключениях деда Огюста. И впервые ей показалось, что жизнь дала трещину, что отец ей неприятен, а о Режине и говорить нечего. С этой мадам у неё с первого знакомства не сложились отношения.

Вспомнила, как четыре года назад отец женился на мачехе, обещал отличные отношения, но две женщины, столь разные, оказались непримиримыми врагами, и часто не ладили друг с другом, хотя внешне старались не показывать этого.

В дверь постучали и появился отец.

— Ленор, что за выходки? Почему тебя нет с нами?

— Мне нездоровится, папа, — вяло ответила девушка. — И есть не хочется.

— Пригласить врача, Ленор?

— Не беспокойся, папа. Скоро я встану.

Месье де Гаруэн пожал плечами и тихо вышел, прикрыв дверь. В столовой он в недоумении сказал жене:

— Странно ведет себя Ленор, Режина. Ну да ладно. Она молодая и скоро всё пройдет. Была в саду?

— Была, но скоро вернулась и легла. Что-то с нею происходит. Да я уверена, что это девичьи пустяки. Бывает…

— Будем надеяться, — примирительно ответил Ригар. — Как мне хотелось бы побыстрее уехать из этого гнилого города! Но дела ещё не завершены, а бросить их невозможно. Они и так идут не совсем гладко. Эти турки слишком хитры и необязательны.

— Успокойся, прошу тебя, Ригар. Не надо расстраиваться. Этим дело не сдвинется с места. Со временем все наладится, а до отъезда ещё слишком далеко.

— Мне жаль, что вы столько времени прозябаете в этом ужасном городе. Все мои помыслы о Франции. Пора заняться женихом для Леноры. Это тоже важное дело. Как только приедем домой — так тотчас займемся поисками. Ты мне должна во всем этом помочь.

— Разумеется, дорогой! Без меня такое важное дело никак не может обойтись!

Ранним вечером Ленора опять тепло оделась и вышла в сад. Он был пуст, пусто было и на душе девушки. Этот день так долго тянется, что ей казалось, что прошло несколько недель. Вспомнила про скорый отъезд во Францию и в сердце что-то защемило.

«Боже мой! — мысленно воскликнула девушка, всплеснув руками. — Что я нашла в этом оборванце? Правда, он красив, особенно в том наряде, что я ему дала. Но мы стоим так далеко друг от друга, что соединиться нам не суждено. Так для чего так страдать? Неужели это и есть любовь? Он тоже меня полюбил. Я это точно знаю, хотя мы и не говорили об этом. Я по одним причинам, а он по причине дурного воспитания. Зато у него голова работает отлично. Вон как быстро он овладел французским! Боже! Что же мне делать? Я так хочу его снова увидеть и… и извиниться за грубость. Так нельзя было ему отвечать!»

Она села на холодную скамью и предалась воспоминаниям. Вспомнила, как он обещал подумать и придумать, как им выйти из их труднейшего положения. Она кисло улыбнулась и проговорила тихо:

— Какой наивный человек, Николя! Он думает, что средства, да ещё большие можно легко и быстро заполучить. Глупец, но я его люблю, а из этого ничего не получится. Я слишком привыкла к вольготной жизни. А что он может мне предложить? Я не выдержу бедности.

Она встала, подошла к стене, через которую он обычно перемахивал. Дотянуться до края не смогла и, вздохнув, вернулась в дом.

Глава 8

Алтын с энергией отчаяния продолжал обдумывать план кражи ценностей. На базаре он продолжал выслеживать жертвы и иногда крал немного денег. Но то были крохи и он это понимал. Нужна большая кража. И он вспомнил, что долго и тщательно изучал дом Леноры.

— Вот где можно спереть хорошие деньги, — сказал он себе и рубанул ладонью воздух. — Жаль, что мы рассорились. А то можно было бы уговорить её помочь. У меня бы получилось. Много бы не взял, но что-то бы припрятал. Мне ещё непонятно, что такое большие деньги. Сколько это?

Парень уже познакомился с местным вором, и тот, натаскивая его на замках и запорах, надеясь использовать юркого и смышленого юнца в своих целях. Даже изучил поведение сторожей во дворе посольского дома. И однажды, улучив момент, когда сторож на десять минут вышел перекусить в поварню, Алтын юркнул к подвалу и затаился там. Было темно, но он ощупью стал пытаться справиться с замками. И с замиранием сердца открыл один. Но было ещё два и с этими он справиться не смог. Пришлось закрыть и первый.

Потом долго караулил момент, чтобы незаметно покинуть опасное место. Это ему удалось под утро, когда до рассвета оставалось с четверть часа. У ворот конюшни его окликнул сторож:

— Эй, кто там? Отзовись!

— Да это я, Николка! — ответил негромко парень. — Чего орешь? До ветра вышел!

— А-а! Ну да, Николка. Иди досыпай, ещё рано.

Алтын знал, что страж обязательно спустится к двери подвала и проверит запоры. И похвалил себя за предусмотрительность. А вечером встретился со своим новым приятелем из воров.

— Пробовал открыть один замок, никак не получилось, — жаловался Алтын. — Мудреный какой-то. Ничего не получилось.

— Кишка у тебе ещё тонка, Алтын. Подучиться следует маленько. Ничего, скоро овладеешь. Я присмотрел один домик. Будем брать с тобой. Надеюсь, что куш окажется приличным. Тебе будет третья часть всего.

— Когда будем приступать, Изат? Считаешь, что я смогу?

— Тебе отводится самая важная часть дела, Алтын.

— Тогда почему только треть?

— Ты ещё сосунок, а я все подготовил, все обдумал. Учел, малец? То-то!

— Ты заранее мне скажи, а то я могу быть занят. Чтобы, значит, хотя бы за день. Договорились?

— Сойдет, Алтын! Скажу. А ты кинжал имеешь?

— А как же, — Алтын показал длинный нож.

— Ударить им человека не побоишься, коль потребуется?

— Не побоюсь. Уже было со мной раз.

— Тогда все в порядке. В нашем деле всякое может случиться. Скоро можно начинать, а пока возись с замками и отмычками. Не все замки поддаются. Есть такие, что вовсе нельзя открыть. Только настоящие мастера могут справиться. А я тоже ещё не всему научился, не всего достиг. Но всё впереди, коль голову не снесут раньше времени. А такое тоже случается. Не боишься?

— Боюсь, да надо же как-то жить. — Алтын говорил уверенно, и Изат понимал его.

Эти несколько дней Алтын находился в сильном волнении. Предстоящее дело нельзя было сравнить с мелким воровством на базаре. Там могут избить, отрубить палец, а здесь дело серьезное, и в случае поимки голову отсекут, как пить дать. Наконец Изат заявил решительно, наклонившись к Алтыну:

— Завтра спать тебе не придется, Алтын. Идем на дело. Я всё уже решил и обдумал. Собаку, главное, устранить. Но это моё дело. Тебе предстоит главное.

— Ты должен мне все в подробностях рассказать.

— А как же. Завтра встречаемся после вечерней молитвы — и я введу тебя во все подробности. Покажу дом заранее, и ты его посмотришь со вниманием. Я буду страховать и убирать собачку. Это у меня хорошо получается.

— Может, сегодня можно взглянуть на дом, а?

Изат подумал секунду и согласился. Лишь заметил:

— Себя не выставляй, Алтын. И лучше подойдем к дому порознь. Я его тебе покажу издали. Ты его обойдешь, и мы встретимся за квартал от него.

Они беззаботно шлепали босыми ногами по пыльной улице. Делали вид, что говорят о пустяках. Это у них получалось вполне. А потом Изат молвил:

— Вот тот дом. Особо не смотри на него. С синими воротами. Усек?

Алтын кивнул и они распрощались. До дома было не больше ста с небольшим шагов. Юноша прошелся рядом, прошел дальше и повернул за угол. Улицы были настолько узкими, что зады дворов выходили уже к другому переулку. Здесь Алтын внимательно всё осмотрел. Перелезть через забор из неотесанных камней труда не составит. Дальше ничего не было видно, кроме крыши. Дом был в один этаж. Щелей нигде не было, и это смутило юного грабителя.

— Ознакомился? — спросил Изат, когда они снова встретившись. — Завтра я покажу, где тебе перелезть через ограду. Там же задняя дверь во дворик. Замок там слабый. Отмычку я тебе дам.

— Сколько в доме комнат? И сколько людей будет спать?

— Комнаты три, но тебя должна интересовать лишь та, где спит хозяин. Там и его деньги. Он их держит в сундуке на самом дне. Сундук будет на замке. Его открыть будет легко. Главное, не шуметь. Всё придется делать наощупь. Правда, в комнате будет гореть ночник-сальник.

— Сколько у хозяина жен?

— Только две. Они спят в соседних комнатах с детьми. Дети маленькие.

— Значит, хозяин молод?

— За пятьдесят. Это точно. На всякий случай захватишь тонкий шнурок. Может пригодиться. Сам понимай, Алтын.

Последний задумался. Задача слишком сложная, но он рассчитывал, что ему всё удастся. Он будет предельно осторожен. Товарищи простились до завтра, и Алтын в раздумье поплелся к посольскому подворью. В голове все время всплывал тот дом, подходы к нему. Он всё старался запомнить. Его юный цепкий ум справлялся с этим вполне успешно.

Алтын сильно волновался, идя на встречу с Изатом. Постоянно трогал рукоять ножа и молил Аллаха и Христа, прося, чтобы обошлось без крови. Этого он не хотел и боялся. Настраивал себя на лучшее, и хотел, чтобы все закончилось быстро и без драки. Всё хотелось спросить ещё вчера, сколько он может получить монет, но стеснялся, да Изат и сам не мог этого знать.

Муэдзин прокричал призыв к вечерней молитве. Алтын опустился на колени и бил поклоны, омывал ладонями лицо и никто не мог придраться к нему. Он всё это знал и выполнял отменно.

В сумерках друзья встретились.

— Как дела? — участливо спросил Изат. — Волнуешься?

— Есть немного, — признался Алтын, хотя дрожал всем телом и едва мог сдержать трясучку. Боялся, что она может ему повредить. — Говори подробности.

Изат все рассказал, ответил на множество вопросов. К этому времени ночь окутала Константинополь своим темным покрывалом. Огни в домах помаленьку гасли. И Изат сказал, понизив голос:

— Если что случится, то встретимся у мечети на улице Башмачников. Ты знаешь эту мечеть. Я буду ждать. Если не появишься, завтра посещу твое русское посольство и узнаю как дела, и что с тобой.

— Ты думаешь, что все может сорваться? — в голосе Алтына звучал страх и неуверенность. Изат не обратил на это никакого внимания. Алтыну стало муторно. Пришлось настраивать себя, тем более, что до начала оставалось ещё достаточно времени.

Они сидели на корточках у стены чьего-то забора и вяло переговаривались, уточняли все мелочи и ждали нужного времени. Изат считал, что начинать надо чуть позже.

— Пусть заснут покрепче. Первый сон самый крепкий. Осталось всего меньше часа. Успокойся ты! Всё пройдет успешно.

Наконец Изат поднялся, протянул руку Алтыну, и они в молчании пошли к дому. Там Изат опять повторил самое главное, и они расстались. Алтыну надо было подождать, пока Изат отравит собаку. Как это он сделает, юноша не знал.

Слышал, как собака гавкнула пару раз и замолчала. Но идти в дом была рано. Собака должна ещё околеть, а для этого требуется какое-то время.

Алтын вздрагивал при каждом шорохе. А пробежавшая кошка заставила его покрыться холодным потом. И он торопил время, чтобы быстрей покончить с этим гнусным делом.

Его бил озноб. Нетерпение нарастало, и он прислушивался ко всему, но всюду было тихо. В отдалении тявкали собаки, а здесь, у двора дома все тихо и мрачно.

Алтын поправил нож на поясе, мешочек для денег, вздохнул — и полез через ограду. Во дворе темнота поглотила его целиком. Нащупал дверь и скважину замка. Прислушался и начал орудовать. И незаметно озноб прошел, руки действовали уверенно.

Замок подался минут через пять. Дверь с легким скрипом отворилась. Алтын чуть закрепил дверь и шагнул дальше. Крохотные сени, и он отодвинул ковер, закрывавший проем двери. Это сразу успокоило Алтына. В комнате слышался храп. В тусклом свете коптилки можно смутно различить почти голого человека, лежащего на низком топчане. У изголовья Алтын увидел сундук. В замешательстве он замер. Сундук слишком близко стоял к голове хозяина. Он мог тотчас услышать возню с замком, проснуться и все испортить.

Ощупал сундук. Горбатая крышка увенчивалась ручкой. Алтын подумал и осторожно попробовал приподнять его. Он был тяжел, но нести можно. И Алтын понес, двигаясь крайне медленно и осторожно. Лишь в наружных дверях слегка зацепил за дверь и замер, прислушиваясь.

Никто не проснулся. Алтын поставил сундук на землю и отёр лицо платком. У него все тело было мокрым и вонючим. Дыхание трудное. Он устал смертельно. А ещё надо открыть сундук и достать ценности. Но вспомнил о двери и прикрыл её.

Сундук открыл довольно легко. Остальное не заняло больше пяти минут.

Мешочков оказалось четыре, но один меньший, и не такой тяжелый. Любопытство захватило Алтына, и он наощупь сумел развязать шнурок. Запустив руку, нащупал украшения и россыпь камушков без оправы. Понял, что это такое, и стал завязывать шнурок. Потом остановился, прислушался и снова залез рукой. Пересыпал все это через пальцы, пока не нащупал камушек побольше. С лесной орех. Грани едва ощущались.

Алтын подумал секунду и бросил в рот, сделал усилие и проглотил. Воровато оглянулся и завязал шнурок. Торопливо все запихал в свой мешок, и ещё подумал, что он оказался довольно тяжелым.

Оглянувшись, схватил облегченный сундук и поставил у стены. Перекинул мешок на стену и сам быстро перелез, оглядев узкий, но пустой переулок.

Через пять минут его встретил Изат. Он молча ощупал мешок.

— Все тихо? — прошипел он возбужденно. — Пошли отсюда побыстрее.

Через четверть часа они забились в какое-то полуразрушенное здание и устроились в нише на подстилке из драных тряпок. Изат молвил тихо:

— Поспим до утра, а затем разделим и разбежимся. Аллах на нашей стороне, Алтын. Интересно, много там монет?

— Я прихватил ещё украшения, — несмело заметил Алтын. — Так наощупь понял.

— Ладно, я всё спрячу от греха подальше и будем спать. Сильно трудно было?

— Да нет, Изат. Страшно лишь. Весь вспотел. Пришлось сундук выволочить во двор. Он стоял у самого изголовья. Это было самым трудным.

— Чего это? — не понял Изат.

— Очень тяжел оказался. Боялся зацепить в темноте за что-нибудь. Пришлось долго тащить его.

— Ты молодец! Всё, пора спать, — заметил Изат. Отошел на пару шагов, покопавшись в битом кирпиче и мусоре, закопал мешок. — Если кто появится здесь — говори, что нищие.

Утром, чувствуя себя разбитым и не выспавшимся, Алтын с удивлением увидел, что Изата нет. Оглянулся, но всё было тихо и пусто. Он сел и в раздумье уставился в одну точку. Хотел позвать, но раздумал. Встал, поискал глазами. Солнце только встало, и тени ещё не рассеялись в развалинах.

Оглядевшись, заметил разрытую ямку и понял, что Изат смылся, прихватив добытые ценности. Злость и отчаяние навалилось на него. Даже слезы навернулись на глаза, но он смахнул их и тут вспомнил про проглоченный камушек. Оглянулся и ушел подальше.

Освободившись от фекалий, Алтын долго копался в них, но ничего не обнаружил. Вздохнул с сожалением и в подавленном настроении пошел искать пропитание на базаре. Там уже гудел человеческий муравейник.

За полчаса удалось стащить пару чебуреков, апельсин и кусок дыни. Пришлось спасаться бегством, но успешно. Зато брюхо набил и поплелся на русское подворье. Хотелось спать.

Найти камушек удалось лишь под вечер. Алтын долго обмывал его, и только сейчас увидел, что он голубого цвета и блестел лучами от каждой грани. Он был красив, но для самого Алтына мало что говорил. Повертел в ладонях, тщательно обтер, даже понюхал и снова прополоскал. Особой ценности он в нём не заметил, и вздох разочарования всколыхнул его тело.

Неожиданно вспомнил Ленору. Подумал с надеждой: «Хорошо бы увидеть её и показать камень. Что она скажет. Ей легче будет определить цену. Кто другой обдурит, как и Изат. Всё ж она в богатой семье живет. А там такие камушки не в диковинку. Пойду, вдруг увижу».

На следующее утро, подгадав время, когда девушка обычно выходила в сад, Алтын был у ограды. Подтянулся на руках и заглянул в сад. Ленора стояла у куста и трогала пальцами почку, готовую распуститься. Она его не заметила, а он с удивлением обнаружил, что сильно волнуется. Сердце бухало в груди, но он не осмелился подать голос, наблюдая её.

Вдруг она, словно поняв что-то, подняла голову и их глаза встретились. Он тотчас заметил, что её неприметное лицо расцвело, хотя улыбка лишь чуть тронула губы. А Алтын чуть не задохнулся — так перехватило дыхание.

— Мне можно к тебе? — тихо проговорил он и увидел, как девушка испуганно оглянулась назад. Она не ответила, лишь закивала так, что локоны закачались в разные стороны.

Он перемахнул через ограду и быстро приблизился.

— Ты чего? — как-то странно пролепетала Ленора.

— Да вот… шел тут недалеко, и вдруг захотелось посмотреть, там, вернее… здесь ты или нет… Заглянул и увидел тебя. Как ты?…

Она пожала плечами и не ответила. Они помолчали, смотря друг другу в глаза.

— А ты почему в таком виде? Грязный, в старых тряпках?! Опять задание выполняешь, — заметила она, вспомнив, как он оправдывал свой вид раньше.

— Вроде того. Слушай, ты разбираешься в камнях?

— Каких камнях? — Ленора округлила глаза.

— Ну… дорогих, красивых. С гранями.

— Не очень, но что-то смыслю. У нас ведь они имеются. А что ты спросил?

— Да вот… хотел тебе показать… вдруг поможешь…

— У тебя есть дорогой камень? Покажи!

— Вот, — раскрыл Алтын ладонь, уже приготовившись к показу.

— Что это? Ленора взяла камушек, повертела его, подняла глаза на юношу.

— Откуда он у тебя? Сдается, что он очень дорогой. Украл?

Алтын помялся, не решаясь соврать и, согласно кивнул. Стало неловко.

— Очень красивый и… дорогой, — опять стала рассматривать камень девушка. — Как же ты его стащил? И не поймали?

— Как видишь, Ленор. Ну что скажешь? Сколько он может стоить?

— Я не знаток, но думаю, что тысяч пять можно за него взять. Это, наверное, сапфир. Очень дорогой камень. Но это не точно.

— Ты сказала пять тысяч? Чего, серебра?

— Скорей золота, дурачок! Но как ты умудрился его украсть?

— С подельником я… Ему он не понравился, и он отдал его мне. Я ещё ругался с ним, когда он мне почти ничего не дал монетами.

— Думаю, что ты не прогадал, Николя. Но я могу и ошибиться. Хорошо бы к ювелиру сходить и пусть он бы оценил его.

— Надо так и сделать! — тут же согласился Алтын. — На базаре такого легко отыскать. Спасибо за совет! Пять тысяч!

— Погоди спешить! Тебя моментально надуют — и ты легко его потеряешь. Кто тебе поверит, что ты его не украл? Значит, схватят и казнят!

— Что же делать тогда? — в растерянности спросил Николя. — Как узнать его стоимость? Неужели он может столько стоить?

— Может и больше, но не тебе его показывать. Надо найти кого-то из богатых и знатных. Такого не станут обманывать. А тебя…

— Где ж его взять? — Николя был явно обескуражен, растерян и не знал, как выкрутиться из создавшегося положения. — Что же мне с ним делать, Ленор?

— Если мне удастся, то я могла бы с мадам посетить ювелира и спросить его.

— Тоже опасно. Что ты скажешь мадам, если она его увидит? Шайтан!

— Ладно, давай его мне, а я постараюсь узнать. — И протянула руку.

— Не потеряешь? — Николя был смущен, растерян, но отказать Леноре не мог. — Я доверяю тебе, но и ты будь осторожной. Такие деньги? Слушай, а сколько золотых монет стоит твое платье? — и он оглядел её наряд.

— Никогда не интересовалась. Но как-то мадам говорила о своем, и я вспоминаю, что монет сто. Золотом…

Николя в растерянности смотрел на камушек на ладони, но всё же отдал Леноре. Они проговорили ещё немного. Оба поняли, что их отношения возобновились, но о них никто не сказал ни слова.

— А мы через месяц уезжаем во Францию, — сказала Ленора на прощание. — Так надоело здесь! Хочу домой.

Её слова оглушили юношу. Он не сразу нашелся, но все же опросил:

— Как же вы поедете? Морем или в карете?

— Морем. У папы есть судно. Заканчивают погрузку. Стоит в Золотом Роге.

— А как называется? — Алтын ещё ничего не определил, но спросил больше для продолжения свидания.

— «Эдельвейс» — коротко ответила Ленора. — Зачем тебе?

— Просто так. Интересно…

— Ладно, Николя, мне пора. Сейчас обязательно кто-нибудь позовет. Не стоит им тебя видеть здесь. Ты придешь ещё?

— А как же! Ведь и о камне надо узнать… Ты береги его…

— Конечно! Ладно, до свидания! Смотри, чтобы тебя кто не схватил.

Он криво улыбнулся, она махнула рукой и пошла к дому. Сад был невелик, и она быстро исчезла за дверью, обернувшись и махнув рукой.

Это воодушевило, и он с лёгким настроением пустился к подворью русского посольства, помня, что есть для него работа.

Глава 9

Прошла неделя. Алтын постоянно встречался с Ленорой, но эти встречи не приносили ему радости. Ленор тоже была грустна. А ещё история с камнем не двигалась, хотя девушка постоянно обещала.

Алтын нервничал, переживал за камень. Стал подозревать девчонку. А вчера в голове мелькнула мысль, которая так укрепилась за день, что уже не отпускала.

Он подождал пару дней, но всё же не вытерпел и отправился в порт. Там было много судов из разных стран, но большинство турецких. И найти тот самый «Эдельвейс» оказалось делом трудным и долгим. Лишь к вечеру ему это удалось.

Алтын внимательно рассматривал судно, довольно отличающееся от большинства местных судов своим обликом. Трёхмачтовик был среднего размера и выглядел довольно старым. Видно, что за ним присматривали спустя рукава. Борта давно не красились, да и надстройки выглядели не лучше.

С десяток грузчиков таскали в трюм мешки и бочки, переругивались, а Алтын всё смотрел и подмечал. Мыслей пока не было, он просто глазел на портовую суету.

Ещё через день он увидел в саду Ленору и спрыгнул в сад.

Ее глаза радостно блестели. Алтын сразу это заметил, волнение подхлестнуло его. Он тут же спросил с надеждой:

— Неужели хочешь сказать мне о камне?

— Да! Мне удалось! Ювелир оценил камень с семь тысяч золотых ливров! Представляешь? Я так волновалась, просила ювелира помалкивать. Возьми и не потеряй!

Алтын стоял с разинутым ртом и не мог выговорить ни слова. Наконец спросил:

— Это точно, Ленор?

— Нет, конечно! Но во Франции он будет стоить ещё дороже. Особенно, если его оформить в золотую оправу, или, как главный камень в большое украшение. Сказал, что камень весьма высокого качества. И огранка качественная. Храни его, Николя!

Она посмеивалась над ним, видя его глупое лицо. А Алтын никак не мог прийти в себя от такого известия. Наконец он спросил:

— А как его продать, ты можешь сказать?

— Зачем? С деньгами тебе будет значительно труднее. Это большая сумма и весить будет много. Тебе лучше сохранить его подольше. Ювелир успел сказать, что со временем он будет повышаться в цене.

— А вы когда уезжаете? — неожиданно спросил юноша.

— Наверное, недели через две, — грустно ответила Ленора.

— Что так загрустила?

— Мы расстанемся, Николя. А я так привыкла к тебе… Жаль будет…

— И мне тоже, — согласился он и тоже загрустил.

Их разговор прервался — голос служанки звал её домой. Влюбленные поспешно простились, и девушка побежала к дому, шурша подолом платья, подхватив его руками. А Алтын подождал ухода служанки и тоже отправился домой. Камень он бережно спрятал подальше в подол своего кафтана.

Скорый отъезд Леноры сильно его расстроил. В голове прочно угнездилась мысль последовать за нею на судне. Он старался не тратить свои деньги, а на базаре по мелочам подворовывал, складывая монетки в пояс. Пальцы частенько сами прощупывали пояс, проверяя.

Скоро мысль идти на судне во Францию окрепла настолько, что он решился поговорить с боцманом «Эдельвейса». Тот обещал помочь ему наняться на судно палубным матросом.

— Ты парень крепкий, как я вижу, языком владеешь, уверен, что мне удастся тебе помочь. На всякий случай приготовь пару монет серебром. За содействие.

— Спасибо, месье, — поклонился Алтын и подумал, что не стоит отсутствовать долго, чтобы боцман не забыл про него. — Я буду наведываться сюда.

За четыре дня до отплытия судна, боцман Дансер, заметив Алтына, поманил пальцем, подзывая к себе. Алтын в волнении поспешил подняться по трапу на палубу.

— Деньги при тебе? — спросил он вместо приветствия.

— А что, месье, есть успех?

— Иди за мной. С тобой помощник капитана хочет поговорить.

Алтын прошел на полуют^[1]. Там стоял помощник, наблюдая за работами на палубе. Погрузка уже закончилась, и матросы приводили в порядок палубу и снасти.

— Месье Бутрон, — обратился боцман к помощнику, — Позвольте вам предложить нового матроса Николя. Я с вами о нем говорил.

Бутрон в молчаний оглядел фигуру юноши. Спросил грубым голосом:

— Какого черта тебе понадобилось во Францию? Ты француз?

— Не могу сказать точно, месье, но мать у меня была ею. А во Франции надеюсь найти родственников.

— Говоришь ты сносно. Мать научила?

— Да, господин. Но она умерла лет пять или больше назад. Завещала обязательно посетить её родину.

— Ты что, здесь родился?

— Здесь, господин. И очень хотел бы вернуться на родину мамы. Исполнить её просьбу и желание, месье.

— Дансер мне говорил о тебе. Сколько тебе лет?

— Скоро восемнадцать, господин.

— Ладно, парень ты крепкий на вид. Приходи завтра с вещами. Ближе к вечеру.

— Что мне будете платить, господин?

— То капитан определит. Много не обещаю, но до Франции дойдешь с небольшими деньгами. Это я тебе обещаю. Артем, проводи юношу на причал. Не опоздай!

Алтын поспешно поклонился и в приподнятом настроении спустился на пристань.

— Не забудь про две монетки, парень, — напомнил боцман, прощаясь.

— Не забуду, месье Дансер, — весело ответил Николя. — Завтра получите.

Алтын шел, как на крыльях. Решил Ленору не предупреждать, предпочитая сделать ей сюрприз, как говорили французы. Тем более, что до ухода судна оставалось всего два дня, на третий планировалось сняться с якорей.

Назавтра он опять был в саду. Ленора сразу заметила его приподнятое настроение, спросила с любопытством, заглядывая в глаза:

— Что это с тобой, Николя? Я грущу, а ты вроде бы отлично себя чувствуешь!

— Удачную сделку совершил, Ленор! Вот и радуюсь. Но расставание с тобой мне портит всё настроение. Как вспомню, так и злюсь и переживаю. Ничего не могу с этим поделать. Завтра вы все переходите на судно, да?

— Наверное. Вещи уже свозятся туда. Дом надо сдать, расплатиться. Папа постоянно носится по городу, заканчивая последние дела. А мадам… та вся в заботах. Мне грустно уезжать, Николя…

— Что можно сделать? — сокрушенно ответил юноша, но в его словах она не услышала ни ожидаемой грусти, ничего неприятного для него. Это ужасно удивило её, и она, вскинув на него глаза, спросила:

— У тебя что-то не так, Николя. Я тебя не понимаю. Что с тобой? Ты продал камень? Не послушал меня?

— Что ты, Ленор! Я его берегу, как ты и советовала. Сейчас мне деньги ни к чему. Надо подумать о будущем. Хочу немного подрасти — и уж тогда займусь им.

— Я рада, что у тебя такие серьезные мысли. Но мне пора. Ты завтра будешь здесь? Мы, наверное, появимся на судне к вечеру. Ведь потом утром оно уходит в море.

— Обязательно до утра увидимся, Ленор, — блеснул он синими глазами, и в них она увидела смешок.

— Ты не обманешь? У тебя странный взгляд. Ладно, мне пора. До завтра, Николя, — и протянула ему руку. Он взял её и поцеловал. Она кисло улыбнулась.

— Не надо расстраиваться, Ленор. Ты тогда хуже выглядишь. Завтра мы обязательно встретимся и… простимся.

Она вздохнула и без слов ушла. Плечи её опустились ниже, и вся фигура выражала скорбную покорность судьбе.

Алтын проводил её насмешливым взглядом. Она же не обернулась — это слегка опечалило юношу. Но он улыбнулся и полез в переулок. Душа ликовала.

На посольском дворе Алтын никому ничего не сказал. Мешок со скудными вещами оказался слишком малым, чтобы возбудить подозрение обитателей. Лишь за воротами паренб оглянулся и постоял немного, мысленно прощаясь. Было немного грустно. Вздохнул тяжко, кивнул и поплелся к порту. До него было далеко, и он постепенно ускорялся. В голове витали мысли о встрече с Ленорой. Сегодня он так и не пошёл к ней и чувствовал, что поступил не очень хорошо. Но в предвкушении сюрприза, улыбнулся и так шёл, не обращая внимание на то, что встречные люди с удивлением на него поглядывают. Он их не замечал.

Подходя к причалу, приготовил две монетки боцману. Было жалко, но необходимо. У трапа было пусто. Поглядел по сторонам и поднялся на борт. Матрос у борта спросил его грубо:

— Куда прешь, парень? Чего надо?

— Боцман Дансер и помощник месье Бутрон приняли меня матросом.

— А-а. Помню. Боцман говорил. Как звать?

— Николя. А где мне найти боцмана?

— Подожди здесь. Он сейчас будет. Где ты ходил по морю?

— На Черном море. На рыбацких баркасах. Большая разница будет?

— Будет. Ты должен быстро освоиться. Ты кто? По разговору ясно, что не француз. Турок?

— Наполовину. Моя мать из Франции. Вот выполняю её просьбу побывать на её родине. Она умерла.

— Ладно, не горюй. Все там будем. Садись и жди.

Николя сел, приготовившись к долгому ожиданию. Повернулся к матросу:

— Скажи, приятель, а хозяева ещё не приехали?

— Ты знаешь их? — удивился матрос.

— Немного. А что?

— Да так просто.

— Не знаешь, когда появятся?

— Нет, откуда. То капитан может знать, и то неточно. Хозяева… Вон боцман идёт, встречай. Смотри, не ершись перед ним.

Николя встал, приветствуя начальника. Тот посмотрел на юношу, молча рукой пригласил следовать за собой. Отвел его на бак^[2] и молвил:

— Вот твой гамак. Будешь спать по очереди с Урбеном, Он в другой вахте. А ты заступаешь вечером. Как Урбен придет, так и поднимет тебя. Так что можно ещё поспать часа два. Давай монеты.

Николя поспешил вручить их боцману, и тот удовлетворенно хмыкнул. Не сказав больше ни слова, он ушел по делам. А Николя оглядел тесное помещёние с затхлым тяжелым воздухом. На некоторых гамаках спали матросы, несколько сидели, наблюдая за ним с боцманом. Когда тот ушел, один из матросов спросил:

— Как звать тебя, юнец?

Николя назвал себя и спросил несмело:

— Я с кем буду на вахте?

— Тут половина твоей вахты, Николя. Что так плохо говоришь? Не француз?

Пришлось юноше повторить свою версию. Тот же матрос сказал решительно:

— Бутылку принес? — и, заметив непонимание юноши, добавил, раздражаясь: — Бутылку вина, болван!

— Зачем? Я не пью.

— Так мы пьем, ха-ха?! Такого болвана я ещё не встречал! Ха! — И он оглядел бодрствующих матросов. — С тебя причитается по случаю знакомства, парень. Иди, пока не поздно. Надо отметить это событие, ха!

Николя немного поколебался, но, увидев жаждущие глаза матросов, решил не обострять отношения, и ушел искать лавку, где можно купить вина. Она оказалась поблизости, и он с сожалением расстался с монетками.

Матросы тут же пустили бутылку по кругу и называли себя по именам. Фамилий никто не говорил, и это успокоило юного матроса. Сам он не подумал о своей. Зато теперь это застряло в его голове и он лихорадочно искал выход. Сведущим в таких делах он не был.

Ничего не придумав, Николя немного успокоился, но тут его позвали к помощнику. Юноша удивился, но поспешил в каюту за матросом.

Помощник капитана сидел за столом, перед ним лежала раскрытая книга. Бутрон поднял глаза на вошедшего. Спросил негромко:

— Нужно записать тебя в судовой журнал, парень. Фамилия, имя, где родился?

— Простите, месье помощник. У меня нет фамилии. Только имя, вернее два.

Секунду тот раздумывал.

— Говори имена, а там посмотрим.

— Николя Алтын, господин помощник. Мать назвала меня Николя, а отец Алтыном.

— Так и запишем. Николя Алтин. Согласен? Будешь так себя называть. Иди. Стой! Однако, мы забыли о месте твоего рождения.

— Я родился в Константинополе, месье.

— И ещё, сколько тебе лет?

— Восемнадцать, месье, — соврал Николя.

— Теперь ступай. Работай хорошо, Николя Алтин. У нас порядки строгие.

Николя поклонился и вышел, радуясь, что так легко вышел из трудного положения. Даже улыбнулся, вспоминая, как помощник тут же нашел выход с его фамилией.

Однако, вспомнил про Ленору — и захотелось выйти на палубу глянуть не приехала ли. Но потом отказался, побоявшись, что она может выдать себя, а вместе с тем и его. Так что лучше не высовываться раньше времени. И лег на гамак, удивляясь странному лежаку, висящему между брусьями и качающемуся.

Зато он чутко прислушивался к звукам, доносившимся с палубы. Услышал, как приехала семья де Гаруэнов — сердце забилось гулко и тревожно. Опять захотелось выйти и посмотреть, как там Ленора. Не посмел. А потом даже задремал и испуганно вскочил, почувствовав тряску за плечо:

— Эй, новичок, вставай! Твоя вахта начинается. Это я, Урбен. Поспеши.

Николя с трудом вылез из гамака и осмотрелся. Почти полная темнота удивила его, одинокий фонарь почти не давал света. Николя поспешил на палубу, подышать свежим воздухом вечера.

Матросы неторопливо выходили, знакомились с Николя, особого интереса к нему не проявляли. А юноша был рад и лишь старался не пропустить команду, выполнять которую он мог лишь с натяжкой.

Но работа оказалась чисто хозяйственная. Что-то надраить, то есть почистить, что-то помыть, отнести-принести, и эти работы Николя выполнял бойко и охотно. Он даже успел заметить на полуюте месье де Гаруэна. Тот беседовал с помощником, поглядывая вверх в черное небо. Николя тоже поднял голову, но ничего не увидел, кроме нескольких звезд.

Вахта неожиданно быстро окончилась, но гамак был занят и Николя с удовольствием устроился на палубе. Такие условия не пугали его. Свои вещи он подложил под себя и так проспал почти до рассвета. До него было часа два, но его вахта уже шевелилась, и он тоже встал, унес вещи в помещёние.

С восходом судно отдало швартовы. Шлюпки потащили его на чистую воду, и работа завертела юношу. Он вскоре получил по затылку за неточное выполнение команды, не придал этому значения, понимая, что виноват. Зато через три часа судно вышло в море, паруса захватили ветер, и оно пошло на запад между близкими берегами пролива. Николя едва успевал посмотреть на них, занятый работой со снастями. Усталости он не чувствовал, боясь что-то пропустить или не так исполнить. Кто-то подсказывал ему, видя неопытность матроса.

Даже мысль о Леноре не посетила его в эту вахту. Зато по её окончании он, лежа в гамаке и слегка покачиваясь, размечтался о первой встрече с нею. Но усталость взяла своё, и он заснул мертвым сном. Сны его не посетили.

Судно уже давно шло Мраморным морем, а Николя проснулся, лишь получив увесистый толчок в плечо. Начиналась его вахта. Все члены его тела болели. Он трудно передвигался и боялся, что это заметят остальные. Стал бодрее двигаться.

Был ясный день весны. Кончался апрель, по берегам всё было в зеленом наряде. Иногда виднелись цветущие деревья. Свежий ветерок вяло вздувал паруса.

Николя всё посматривал в сторону кормы, надеясь увидеть Ленору. Но её всё не было, и он так и проработал почти всю вахту, не увидев её. Зато увидел мадам Режину с мужем — онипрогуливались по палубе. Мадам брезгливо сторонилась матросов, стараясь быть от них подальше. А Николя тоже избегал становиться лицом к ней, помня, что она видела его и могла хорошо запомнить.

К вечеру появились острова, преграждавшие море перед заходом в пролив Дарданеллы. Но никаких названий Николя не знал и не собирался запоминать. Работа матроса его тоже особо не привлекала, хотя он старался побыстрее запомнить названия снастей, терминов и перестать ошибаться. А за каждую ошибку он получал или оплеуху, или строгое замечание. Да и матросы, поняв, что он не настоящий матрос, постоянно подшучивали над ним и тем развлекались.

За первую неделю плавания Николя всего два раза видел Ленору, но каждый раз избегал появляться ей на глаза. Издали посматривал на девушку, и видел, как она изменилась к худшему. Хмурое серьезное лицо делало её старше, и даже красивое дорогое платье не спасало её вид.

Матросы между собой откровенно посмеивались над ней, и это сильно бесило юношу. Приходилось одерживать себя и делать вид, что его это не касается и не занимает. И с ужасом ожидал встречи. Она должна произойти. От этого не уйти, но каждый раз, когда Николя думал о ней, в сердце закрадывался страх и неуверенность.

И встреча произошла. Николя почти столкнулся с нею, пробегая по палубе. Ленора со служанкой неторопливо шли навстречу, и Николя слегка задел её платье. Служанка взвизгнула, а Ленора остолбенела и с бледным испуганным лицом смотрела на Николя, который кланялся, лепетал что-то извинительное, и помчался снова, понимая, что только так он избежит наказания, не выдаст Ленору.

Он лишь обернулся и посмотрел на девушку. Та тоже смотрела на него, и юноше показалось, что она смотрела на него со злостью и негодованием. И прекрасно понимал её чувства. Винил себя, но уже ничего не поделать. Он лишь успел жалко улыбнуться и в смятении стал отчаянно работать. Увидел, как Ленора тут же ушла в каюту на корме, и Николя посчитал это правильным решением девушки. Они были слишком смущены, а показывать это было глупо.

Николя знал, что Ленора всеми путями старается поговорить с ним, но как это сделать? Слишком тесно на корабле, кругом народ и все заняты работой.

Судно вышло в Эгейское море, его подхватил свежий ветер, вскоре переросший в сильный. Работы прибавилось, волнение загнало пассажиров по каютам, а Ленора вообще несколько дней не выходила из каюты. Во всяком случае, Николя её не видел. Даже подумал, что она заболела, что было близко к истине. Морской болезнью страдали даже некоторые матросы, а уж молодой девушке было не грех ею заболеть.

Прошли остров Крит, впереди лежал Мессинский пролив^[3], а там далее уж и Франция. Николя немного узнал это из разговоров матросов, опытных и бывалых.

И тут Николя вынужден был столкнуться с мадам Режиной. Это повергло юношу в такое смятение, что он окончательно потерял голову, и не смог ничего ответить, когда мадам спросила, побледнев от ярости:

— Это ты?! Каким образом ты на судне? Негодяй!

Она всё же не кричала, а говорила шипящим голосом, озиралась по сторонам и взглядом испепеляла несчастного юношу.

— Мадам, я тоже удивлен, видя вас, — наконец нашелся он. — Но что теперь можно сделать? В первом порту я намерен сойти и исчезнуть из вашей жизни, мадам!

— Близко не подходи к моей дочери, бродяга!

Она ушла, пылая праведным гневом. А Николя с ужасом думал, что же может произойти дальше. Ведь её муж владелец судна. Но тут он вспомнил, что боцман говорил кому-то из матросов, что до Франции заход в порты не предусмотрен.

В каюте владельца судна месье де Гаруэна шел неприятный разговор. Мадам не могла не высказаться по поводу встречи с Николя.

— Я так и не понял, Режина, что тебя так взволновало? — говорил супруг, раскуривая трубку и пуская дым к окну.

— Этот оборванец часто торчал у наших окон, и его целью была наша дочь, Ригар. Как тут не понять? Ленора — и этот бродяга!

— Да черт с ним, моя дорогая! Кто будет на него обращать внимание? Пусть себе торчал. Что с этого?

— Дело в том, мой друг, что Ленора по моим наблюдениям делала ему знаки в окно. Представляешь! И кому?! Бродяге, нищему!

— Разве из этого что-то вышло, моя супруга? Пусть девочка немного развлеклась. Что с того? Всё уже закончилось, не начавшись. Я не могу поверить, что у Ленор может что-то быть с таким типом. Если тебя так это волнует, то я могу с нею поговорить и немедленно.

— Что ж, Ригар! Поговори. А я посмотрю, как наша скромница будет отвечать тебе. Я бы хотела остаться при этом разговоре, дорогой.

— Сколько угодно, моя дорогая.

Он сам встал, пошел в соседнюю каюту и пригласил дочь на разговор.

— Ленор, ты плохо выглядишь, — заметил отец, всматриваясь в лицо дочери. — Море тебе надоело?

— Ужасно, папа! Я так боюсь качки. Неделю я лежала, мучилась…

— Слава Богу, сейчас море довольно тихое. Дочка, ты знаешь здесь одного из матросов. Мать говорит, что он часто торчал перед вашими окнами, высматривал тебя, и ты делала ему какие-то знаки. Что это такое?

— Сколько вопросов, папа! Если вы имеете в виду того оборванца, что действительно бывал перед окнами нашего дома, то я знаю его лишь зрительно. Он мне смешон и жалок, папа. Но ради развлечения я сделала ему пару раз ручкой. Смешно, не так ли, мой любимый папочка?!

— Весьма… Стало быть, ты с ним не встречалась?

— Если мне не изменяет память, то раз или два, я уже не помню, он следовал за нами, и я его видела, кажется, на базаре. Мадам может помнит? — обернулась она к Режине.

Та хранила молчание и не ответила.

— Он делал какие-то попытки заговорить или приблизиться к тебе?

— Не могу сказать, папа. Я просто не обращала на него внимания. К чему я буду опускаться до его уровня? Я его видела и здесь, на судне. И что?..

— Да так, ничего, дочка. Режина вдруг почему-то забеспокоилась, увидев его здесь. У неё появились подозрения в отношении тебя, Ленор.

Та бросила мимолетный резкий взгляд на мачеху, но ничего не сказала. А де Гаруэн благодушно посмотрел на жену и тоже не стал ничего говорить.

У себя в каюте Ленора зло фыркнула, вспоминая разговор и Режину. Злость и обида на Николя тоже подлила масла в огонь. Вспоминались его веселые глаза в последнюю встречу, и он ничем не намекнул ей про свои планы и действия! В голове плясали злые мысли, и она уже начала обдумывать план мести. Потом вдруг вспомнила про какой-то сюрприз, о котором он говорил и всё вдруг прояснилось.

Девушка улыбнулась, ощутив внутри облегчение и потребность тотчас увидеть его. Вышла на палубу. Близился вечер. Она внимательно осматривала матросов. Очень хотелось спросить о юноше, но понимала глупость своей затеи. А Николя нигде не было видно, и настроение опять упало. И всё же она была довольна. Он хотел сделать ей приятное, но не всегда получается выполнять свои намеренья. У него слишком тяжелая работа, а он ещё не настоящий мужчина. Ему только семнадцатый год. И жалость прокралась в её грудь, заставив сжаться сердце.

— Он так красив, — пробормотала она тихо, но испугалась, что её услышат. И додумала про себя: «Вряд ли его оставляли девушки без своего внимания. Наверняка, он уже познал их. Боже, как мне тяжело это сознавать! Надо бы спросить!»

Так её настроение то взлетало вверх, то падало в провалы отчаяния, и она, оглянувшись по сторонам, поспешила скрыться в каюте.

Ночь провела в бдении, иногда проваливаясь в дремоту. Ей снились непонятные сны, все казались страшными, и она просыпалась в душной каюте с чувством надвигающейся опасности.

Ленора рано встала, но на палубу решила не выходить, дождаться служанку, и с нею пройтись по влажной от росы палубе, поглядеть на море и матросов. Но желание и любопытство одержали верх. Накинула легкий плащ и вышла в прохладу палубы. Всюду лежали капли росы, и облокотиться на планширь было боязно. Но её глаза забегали по палубе, и сердце подскочило к горлу, забившись тревожно и радостно одновременно.

Николя смотрел на неё своими темно-синими глазами. Он был не дальше пяти шагов и его взгляд откровенно признавался ей в любви и обожании. Она улыбнулась непроизвольно, спохватилась, но не отвернулась. А Николя подошел, и, почти не останавливаясь, проговорил тихо:

— Привет, птичка! Вот мы и встретились. Это мой сюрприз. Но не всё получилось по-моему, Ленор.

Она хотела схватить его за руку, но он уже отошел, и она видела, как он работает, как его обнаженный торс напрягается, выделяя рельеф мускулатуры. Она засмотрелась на юношу и вздрогнула, когда услышала голос:

— Мадемуазель! Я так испугалась. увидев пустую постель. Что вы тут делаете, моя девочка? Здесь прохладно.

— Здесь очень приятно, Мари. Но ты мена напугала. Я созерцала море, прозрачный воздух, чаек и всё мне казалось таким прекрасным и красивым. Смотри, вон там темнеет вершина островка. Как прекрасен мир, Мари!

— Мадемуазель Ленора, что с вами? — служанка пытливо всматривалась в её похорошевшее лицо, сияющее каким-то светом удовлетворения и тихой радости. — Вы так изменились со вчерашнего дня, вернее, вечера. Что случилось, моя милая?

— Как видишь, ничего такого, что должно опечалить меня или смутить, Мари. Я, правда, плохо спала ночь. Какие-то странные сны снились, и я часто просыпалась. Но здесь такое прекрасное утро, Мари, что мне стало так приятно на душе! Иди, а я ещё немного постою, прогуляюсь и подышу таким чистым и прохладным воздухом!

Мари ушла, покачивая годовой в недоумении. Ей была приятно видеть мадемуазель в таком хорошем настроении, но возникли подозрения. Она даже оглядела палубу, но ничего подозрительного не заметила и успокоилась. Но все же посчитала нужным доложить приятную новость месье де Гаруэну. Хотелось и его порадовать, что дочка отлично себя чувствует.

За завтраком в каюте супругов, папаша, поглядывая на дочь, спросил:

— Ленор, ты так похорошела. Что тебя так сильно подняло по сравнению с последними днями? Мне радостно видеть тебя такой, но что послужило причиной?

— Я плохо спала из-за чудных снов и решила пройтись. А утро оказалось таким красивым, что настроение тут же поднялось. Вспомнила, что скоро мы будем во Франции и это ещё сильнее повлияло на меня… в лучшую сторону, папа.

— Очень рад, девочка. По приезде домой мы с Режиной тотчас займемся поисками для тебя подходящей партии. Ты уже вошла в соответствующий возраст, милая.

— Да, конечно, папочка! — воскликнула Ленора. Лицо мачехи приняло странное выражение. И всё же девушка заставила себя не менять своего повышенного настроения. И до окончания завтрака она была весела, непринужденно говорила, и всем своим видом говорила, что жизнь прекрасна.

Семья разошлась, а Режина с нетерпением дожидалась того момента, когда можно было поговорить с супругом. Он вернулся от капитана, и Режина тут же таинственно спросила:

— Ты не знаешь, что произошло с Ленорой, что она оказалась так весела и довольна всем на свете, милый?

— Она молода, богата, что ей не хватает? Вот и радуется жизнью. Это так понятно, дорогая. А что бы ты сказала? Мне Мари доложила про её прогулку утром. Мне показалось, что всё идет отлично. Даже на предложение найти ей жениха она отреагировала вполне спокойно и не изменила своего настроения. Значит, ей тоже мое предложение понравилось. Что тут странного?

— Я думаю несколько иначе, Ригар, — поджала губы Режина.

— Полно! Что за привычка во всем видеть плохое, Режина? Через неделю или десять дней мы вернемся домой, и вплотную начнем поиски для неё супруга. Это развлечет тебя, моя дорогая.

— Дай Бог, Ригар! — воскликнула мадам и добавила: — Но я уверена, что Ленора с нами не искренна. Тут что-то не так. Она играет роль, и я докопаюсь до её интрижки, мой дорогой!

— Ты просто утомилась долгим плаванием в замкнутом пространстве, Режина.

Она не ответила, но вид её говорил, что от своего замысла она не отступится. В этот же день мадам узнала у помощника Энбо, что её враг Николя Алтин работал именно в то время, когда Ленора выходила на прогулку. Ей всё стало понятно и в голове завихрились мысли, как вывести падчерицу на чистую воду.

Глава 10

Как только вышли в Тирренское море, пройдя коварный и опасный Мессинский пролив, погода стала резко меняться. Ветер задувал всё сильнее, с юга гнал горячий и пыльный воздух. Хорошо лишь то, что он был попутный, судно прибавило ход и быстро приближалось к Сардинии.

— Месье де Гаруэн, — поклонился капитан Сустель. — Ветер слишком свеж, а мы приближаемся к проливу Бонифачо. Он достаточно опасен. Не соизволите ли подняться севернее и обойти Корсику там?

— Вы же знаете, капитан, что я слабоват в морском деле. Решайте сами. Вам виднее. Лично я предпочел, чтобы плавание было максимально безопасное. Моя семья мне слишком дорога, капитан. Даже я не умею плавать, не говоря о моих женщинах. Это прошу учесть.

— Тогда я предпочитаю потерять день пути, но не рисковать в проливе.

— Согласен, капитан, — кивнул де Гаруэн и ушел с полуюта. Море пестрело седыми барашками волн, было противно вдыхать жаркий воздух Африки, и решение капитана подняться севернее он одобрял.

Через день Корсику обошли, и за ней ветер поменял направление и силу. Задул от оста^[4], постепенно склоняясь к норду. Пройдя половину расстояния до Тулона, ветер уже был близок к штормовому. Качка усилилась. Почти все паруса убрали, оставив лишь марсель, и тот зарифили^[5]. Матросов то и дело гоняли на реи и снасти, никаких вахт уже не соблюдали. Море ревело, волны с силой ударяли в корпус, и всё на судне скрипело и трещало, а у пассажиров душа уходила в пятки. Все ожидали самого страшного.

— Будем заходить в Тулон, месье де Гаруэн! — кричал капитан, наклонившись к уху хозяина. — Боюсь, что наше старое корыто может подвести нас.

— Сколько времени у нас есть, капитан?

— До Тулона? При таком ветре часов за десять дойдем! Лишь бы ничего не сломалось, хозяин!

Ночь началась рано, облака потемнели, обещая дождь. Они неслись почти на север, и это предвещало смену направления ветра. Так и случилось после полуночи. Ещё не рассвело, а на севере уже можно было различить редкие и тусклые огни.

Гаруэн с трудом поднялся на полуют, закрываясь от ветра снятой шляпой. Парик он оставил в каюте, и его лысеющая голова поблескивала в свете фонаря.

— Как дела, капитан? — прокричал он, не скрывая беспокойства.

— Обнадеживать не стану, хозяин! В трюме обнаружилась течь, помпы уже не справляются с прибывающей водой. И что-то с рулем. Плохо работает, а ветер постепенно сносит нас к побережью. Уже видны огни островов, хозяин.

— До рассвета далеко?

— Через час должен наступить. Может, и раньше. Как тучи…

— Сумеешь дотянуть до порта, капитан?

— Все делается для этого, месье! А там, как получится! Положимся на Господа!

Ригар с трудом добрался до каюты дочери. Она была в ужасе, страдала морской болезнью и встретила отца жалобными стонами и мольбой о спасении.

— Ничего, доченька, потерпи. Уже огни видны. Скоро будет порт, и всё закончится для нас хорошо! Терпи, а я пойду к Режине. Тоже страдает, бедняжка.

Тем временем наступил рассвет, и стало ясно, что судно неуклонно сносит к скале Ла-Раска. Она уже виднелась черным зубом, грозя распороть днище судна. Капитан с помощником орали, гоняя матросов то на снасти, то на помпу или помогать рулевому держать судно на нужном курсе. Но это не получалось, руль был поврежден. Помощник Бутрон доложил капитану:

— Месье капитан, руль сломан окончательно. Можно рулевых использовать на других работах.

— В таком случае будем молить Бога пронести нас мимо скалы! А дальше банка Кавала. Тоже опасное место. А, главное, мы не сумели войти в Тулузский залив! Дай Бог, чтобы удалось выброситься у берега банки. Да и там небезопасно. Подводных камней хватает.

— Месье, вы считаете, что корабль погибнет?

— Почти уверен! Без руля ничего сделать нельзя. Паруса не поставить, их тут же разорвет в клочья! Готовь людей и шлюпки, Бутрон! Где Энбо?

— Он в каюте, месье капитан. Его ударило о борт волной, и он, судя по всему, поломал ребра. Лежит и стонет.

— Ладно, иди готовься к самому худшему!

Николя тоже был в отчаянии. Он уже понял, что судьба судна предрешена. Он даже старался находиться поближе к каюте Ленор, зная, как она страдает от качки и страха. Сам он трусил, но крепился, надеясь, что бог не допустит его смерти в таком юном возрасте.

Бутрон послал и его готовить шлюпку к спуску. Стало ясно, что дела совсем плохи. И видно было, что, миновав скалу, судно неудержимо волокло на банку Кавала. Дальше с трудом можно различить домики поселка Кавала. Но до него не меньше трех миль.

Не прошло и получаса, как капитан приказал спускать шлюпку и грузить пассажиров. Их на судне было восемь человек вместе с семейством де Гаруэна. Всех кое-как погрузили в шлюпку, а хозяин остался пока на борту, дожидаясь второй шлюпки. Первая отвалила, и в ней оказался Николя за гребца.

Он даже успел переглянуться с Ленорой, но у той всё плыло в голове. Ужас неминуемой гибели сковал её тело и разум.

Шестеро матросов-гребцов навалились на весла, и шлюпка стала отдаляться от борта. Её тут же подхватила волна и понесла к берегу, заливая пеной и каскадами воды. Пассажиры вопили истошными голосами.

Николя судорожно вцепился в весло и не спускал глаз с Леноры. Она скорчилась на дне, где её постоянно обдавали всплески воды. Сверху тоже она принимала массу брызг, всё платье было мокрым, как и у остальных.

Шлюпка заскрежетала днищем о камень, накатила волна… Лодка внезапно перевернулась на мелководье. Все оказались в воде. Мало кто мог плавать. А Николя с ужасов в глазах оглядывался, ища Ленору. Её голова была заметна в сажени от него в круговерти пены и воды.

Страшным усилием Николя достиг её и схватил за руку, дернув на себя. Она вряд ли что соображала и лишь открытым ртом хватала воздух и воду. Но под ногами уже чувствовалось дно и в провалах между волнами, они могли вздохнуть.

— Старайся выходить выше, Ленор! — орал он ей, таща все дальше к берегу. На берегу уже толпились люди из деревни и помогали вытаскивать пассажиров и матросов. И Ленору кто-то схватил и выволок на берег.

Николя услышал вопль Леноры:

— Мадам, мадам! Где она? Николя, поищи ее!

Он бросился назад, вертел головой и увидел женщину. Какой-то человек пытался её вытолкнуть к берегу. Юноша помог её вытащить на берег. Тут же положил животом к себе на колено и надавливал на спину руками. Скоро она вырвала массу воды и закашлялась.

Николя посмотрел на дрожащую Ленору. Вид её был жалок.

— Ленор, она уже в порядке. Скоро сама оклемается. А я пойду посмотрю, что со второй шлюпкой.

Он скинул кафтан и бросил девушке, крикнув, вспомнив что-то важное:

— Не потеряй! Накинь на себя! Я скоро, вдруг месье де Гаруэну понадобится помощь!

Парень вошел в воду, отворачиваясь от волн, что продолжали атаковать берег. Судно стояло в пятидесяти саженях от берега, зажатое скалами. Валы безжалостно разрушали корпус, всюду плавали обломки досок и вещи среди пены.

Видно было, как и вторую шлюпку перевернуло и всё люди из неё оказались в воде. И Николя, не думая ни о чем, бросился плыть к ней. Лодку и людей тоже несло к берегу, но они тонули, орали и ничего не могли сделать.

Он увидел голову хозяина и бросил свое тело туда. Голова то скрывалась, то появлялась, но сам хозяин не двигался к берегу.

Наконец голова исчезла и больше не показывалась. Но Николя был уже близко. Он нырнул, искал под водой человека. Лишь со второго раза он увидел его, качающегося почти на дне, подхватил рукой подмышку и выдернул на поверхность. Де Гаруэн был без сознания. А рука судорожно зажала конец веревки. Николя рывком вырвал её и бросил. Вал подхватил его, покрыл с головой, а сам Николя старался вытолкнуть хозяина повыше. Ему кто-то помогал, но он не разобрал кто. У самого юноши силы уже иссякали, а воздуха явно не хватало. Он задыхался, но продолжал работать ногами и руками, выталкивая Ригара все ближе к берегу. Потом в голове помутилось, и он отпустил хозяина. Сознание быстро вернулось, он сделал несколько отчаянных гребков, но волна бросила его вниз.

Он едва понял, что коснулся дна и ещё незначительно оттолкнулся ногами. А чьи-то руки подхватили его и подняли над водой. Юноша с трудом глотнул воздух. Почти ничего не ощущая, он все же слегка передвигал ногами и скоро его опустили на гальку.

Кто-то склонился над ним, но он не понял, пока сознание полностью не вернулось к нему. Николя оглянулся. Кругом были люди. Они кричали, что-то делали, а юноша все поглядывал, пока не увидел, что Ленора сидит рядом с телом Ригара. А тот не двигается. Мадам Режина уже пришла в себя и тоже склонилась над мужем.

Николя стало так любопытно, что он с трудом встал и подошел, чувствуя в голове и животе отвратительную боль. Его удивило то, что де Гаруэн смотрел на всех, но не говорил и не двигался. Рядом стоял капитан в изодранной одежде. Бутрон тоже был не лучше. Все глазели на хозяина, а тот безучастно смотрел на них, пытался что-то сказать, но у него ничего не получалось.

Николя тронул Ленору. Она вскинула на него голову и тихо спросила:

— Ты живой! Я думала, что ты утонул! Зато спас отца, а он что-то не шевелится. И не говорит. Зато смотрит вокруг, одни глаза вращаются!

— Ленора, дай мне кафтан, а то меня колотит всего. Может, согреюсь. А у тебя будет одеяло почти сухое. Люди принесли. — И Николя заботливо укутал девушку. Она не сопротивлялась, а Николя оделся и пощупал полу кафтана. Камушек был на месте. Хотел об этом сказать Леноре, но закашлялся. Его вырвало и он в смущении сморщил лицо, видя с каким участием смотрит на него девушка. Кивнул на Режину, давая понять, что не стоит далее искушать судьбу.

Судно тем временем превратилось в бесформенную и печальную груду. Волны торопливо растаскивали его остатки. Обломки плавали на волнах, выбрасывались на берег и бились о камни, торчащие во многих местах.

Николя понял, что достояние де Гаруэна превратилось в хлам. Потом вспомнил, что его рука сжимала веревку и удивился, что заставило хозяина так её держать, что юноше пришлось приложить усилие, вырывая её из цепких пальцев хозяина. Хотел спросить у Леноры, но та вряд ли смогла бы ответить ему вразумительно. Он лишь поймал её взгляд и она отвернулась.

Раздался голос капитана:

— Всем спасенным собраться здесь, около меня! Будем двигаться к деревне! Здесь останется человек пять и будут собирать все ценное, что окажется!

Николя поискал глазами, но помощника Энбо не увидал. Спросил одного матроса, не вспомнив его имени:

— Что-то я не вижу второго помощника? Неужто погиб?

— Никто его не видел, Николя. Наверное, потонул. Он был в каюте с переломами ребер. О нем всё забыли, наверное.

— Много народа утонуло?

— Около половины. А так кто их считал. Пока не до этого. Вон телеги пришли. Надо помогать грузить раненых. Что-то с хозяином. Не двигается. И не говорит. Ты там крутился, не знаешь, что с ним?

— Кто его знает, — ответил Николя и посмотрел туда. — Я сам едва не утонул, спасая его. Меня кто-то тоже вытащил. Не заметил кто?

— Нет. Тут такое было, что сам черт ногу сломил бы, не разобравшись. Пошли.

Николя поспешил к семейству де Гаруэнов. Тех уже грузили в телегу. Николя переглянулся с Ленорой. Та была со скорбным лицом, и вид её говорил о плохом. А Режина неожиданно сказала парню:

— Ну-ка помоги нам вещи положить.

— Да, мадам! — с готовностью ответил Николя и побежал исполнять просьбу. — Это все, мадам? Посмотрите…

— У мужа был сундук небольшой. Где он?

— Никакого сундука я не видел, мадам, — ответил Николя и подумал, что та веревка, которую он так судорожно держал, наверное, и была связана с сундуком. Он даже подумал, что не стоит говорить, как он выдернул её из пальцев хозяина.

— Пойди хорошенько поищи, — уже строже молвила Режина.

Николя помчался искать. Ноги были у него слабыми, дрожали. Стало быть, он ещё не совсем восстановился после борьбы за жизнь. Он обежал всё пространство берега, ворошил вещи других, но ничего похожего на сундук не нашел. Вернулся и молвил убитым тоном:

— Простите, мадам, но сундука нигде нет. Может, его хозяин бросил в море, когда начал тонуть? Но, когда я его схватил, сундука при нём уже не было.

— Вот безмозглый дурак, — прошептала мадам и зло посмотрела на Николя. У того невольно приоткрылся рот от удивления, но он сделал вид, что ничего не расслышал.

Несколько телег и вереница людей потянулись к деревне. Около трех миль были для несчастных путешественников достаточно трудными. Особенно для пассажиров, оставшихся в живых.

Всех разместили по домам деревенских рыбаков, а хозяина с его женщинами в доме старосты. Мари при них не оказалось. И найти её не удалось. А Ленора посмотрела на Николя просящими глазами, но он не понял их значения. А подойти и спросить побоялся. Мадам могла отыграться на Леноре. Он знал о её подозрении.

Когда Николя собрался уже уходить искать себе жилье, Режина остановила его.

— Наша служанка скорей всего погибла. Приходи к нам, будешь помогать в делах. Месье Ригар, судя по всему, парализован, и ему нужна помощь во всём. Я заплачу, — добавила она неуверенно.

— Сочту за честь, мадам, — вспомнил он наставления Леноры о хорошем тоне.

— Отдохни немного и приходи. Ты можешь понадобиться. И помоги снести вещи.

Это позволило на минутку остаться наедине с Ленорой, и он торопливо спросил с участием:

— Неужели хозяин так плох, Ленор? Его, наверное, ударило о камень. Волна била очень сильно. Я сам с синяками, болит всё ужасно.

— Да, Николя, папа плох. А врача здесь нет. Когда ещё его осмотрят и помогут. Но он и говорить не может. Пытается, но плохо получается. А что мадам с тобой говорила? Это удивительно.

— Просила приходить и помогать вам. Мне это понравилось. Неужели она

могла так снизойти до меня? Странно, не считаешь?

— Я не могу об этом думать, Николя. Мне так страшно! Папа потерял не только судно с товарами, но и тот злополучный сундук. А в нём почти все наши деньги были. Мы захватили лишь самое необходимое и ценное. Но этого так мало!..

— Я завтра пойду на то место и посмотрю. Вдруг что и найду. Если море хоть немного поутихнет.

— Не похоже. Слышишь, как завывает на дворе. Но я не возражаю. Как бы не простудиться. Я уже сейчас чувствую себя неважно.

— Горячего чаю или лучше горячего вина хоть немного. Попроси хозяина дома.

— Это же так противно, Николя! Как такое можно выпить?

— А ты выпей! Пусть хозяйка тебе подогреет и выпей, как можно горячее.

— Ты иди, а то мадам уже зовет, — забеспокоилась Ленора.

— Ты не всё снес в дом. Вот узел и корзинка, — недовольно говорила Режина. — Остальное потонуло. Хоть это осталось. Матросы выловили в море. Пусть Ленора все развесит просушиться.

Прошел полдень. В деревне только и разговоров, что про крушение судна. У деревенских было много работы. Они вылавливали у берега всякое, что могло им пригодиться в хозяйстве. Даже вытащили шлюпку, слегка побитую о камни, — она ещё могла послужить бедным рыбакам.

Николя узнал, что это полуостров, что недалеко имеется большое селение или городок по имени Сен-Мандриc, и там можно найти доктора. Он не стал возвращаться и говорить об этом. Полагал, что мадам и так всё узнает сама. Зато ему надо основательно отдохнуть, а то ноги продолжают дрожать и есть охота смертельно.

Всех простых матросов во главе с боцманом, сильно побитым, поселили в риге. Отличное помещёние, которое во много раз было лучше вонючего кубрика на баке, где дышать было противно и трудно. А здесь пахло сеном, немного мышами, а в щели стен проникал свежий воздух, и дышалось легко.

Матросы заканчивали еду и, увидев Николя, засмеялись. Один из них со смехом спросил, похабно скорчив рожу:

— А тебе что тут надо, красавчик? Ты ведь уже к хозяйской дочке подкатился. Она должна была тебя знатно накормить. Потрудился ты знатно, спасая этих баб. Да и хозяина почти спас.

— Перестань, Жак! — остановил того боцман Дансер. — Парень здорово поработал. Всем бы так, не было бы столько утонувших. А он ещё и знатно плавает.

— Неужели тебя не накормили, Николя? — спросил ещё один матрос.

— Никто даже не вспомнил, — ответил печально Николя. — У них слишком много горя с хозяином. Он не может двигаться и говорит так, что его никто не понимает. И сколько средств потерял в полчаса! Куда богатство делось!

— Ладно жалеть его! — раздался голос. — У таких всегда имеются денежки. Не пропадёт! А вот нам жалования наверняка не светит. Кто нам что заплатит? И что нам теперь делать, никто не знает.

— Доберемся до Тулона, а там, может, кому и повезет устроиться на судно. В том порту их бывает много. Николя, иди хоть немного поешь, что осталось. Мы не думали, что ты у нас появишься. Садись, не обессудь. Все изголодались.

Уже на следующий день семья де Гаруэна перебралась в городок на северном берегу полуострова Сан-Мандрис. Там они рассчитывали получить медицинскую помощь для месье де Гаруэна.

К удивлению Николя, мадам предоставила такую возможность и ему, заметив:

— Мы все благодарны тебе за самоотверженный поступок, ты нас спас. И мы обязаны не оставить тебя на произвол судьбы. Тем более, ты хорошо обходишься с моим супругом.

— Вы очень добры, мадам, — поклонился Николя и добавил: — Благодарю и постараюсь не разочаровать вас, мадам.

— Единственное условие, юноша, не надо сближаться с мадемуазель Ленорой.

— Не думаю, что это будет препятствием для меня, — заверил он, преданно и с напряжением глядя на Режину.

— Тогда вопросов нет, юноша. Тебя ведь звать Николя. А фамилия?

— Николя Алтин, мадам,

— Странная фамилия, но пусть… Сколько тебе лет?

— Семнадцать, мадам.

— Читать и писать умеешь?

— Сожалею, мадам, но не изучал.

Это Режину нисколько не насторожило. А Николя посчитал, что говорить ей о примитивном знании букв и начатках чтения не стоит. Тем более, что писанное от руки письмо он ещё не мог читать. Но надеялся вскоре одолеть и этот недостаток. Но тайно, чтобы получить какое-то преимущество. А тайн в таких семействах предостаточно. А он с некоторых пор проявлял любопытство к семейству де Гаруэнов.

К тому же Ленора совсем не вспоминает ссору, что произошла у них насчёт честности его отца или предков. Это тоже заинтересовало юношу. И он искал возможность научиться читать и писать без помощи Леноры, что оказалось не так легко. И он надеялся воспользоваться переездом в городок, где возможностей намного больше, чем в деревушке рыбаков.

Семья поселилась в небольшом домике из трёх комнаток. Николя сам определил свое место под лестницей. И с разрешения хозяина, огородил его легкой стенкой из тонких досок с узкой дверцей, позволявшей едва протискиваться туда и лечь спать. Другого ему и не нужно было.

Теперь их жизнь сильно изменилась. Средств оставалось мало, а необходимо ещё добраться до дома.

— Ленор, а где ваш дом теперь будет? — поинтересовался Николя вечером, сидя на крыльце двери, выходящей в крохотный садик.

— Вначале надо доехать до города Перпиньяна, — рассказывала она. — Там у нас дом и за городом усадьба. Лет пятьдесят этот город принадлежал Испании. Потому там живут многие испанцы. Он стоит на берегу речки и до него миль шесть от моря. Неудобно. Ещё у нас родственники в Каркассоне. Это на северо-западе. В Каркассоне живут мои дедушка и бабушка. У них был сын, который исчез лет пятнадцать назад. Вместе с женой и сыном. То есть мой дядя с кузеном.

— Как это исчез? И никаких следов не осталось?

— Я тоже была маленькой и ничего не помню. Лишь из рассказов знаю, что они ушли на судне в Испанию. Забыла куда именно. Судно затонуло, а дядя с семьей ушли на шлюпке к побережью Испании. Да один матрос спасся и поведал, что их могли подобрать моряки, не то алжирские, не то турецкие, их корабль был поблизости. Тот моряк был из Перпиньяна, потому поведал моим родственникам. Отец должен был всё это помнить. То был его родной брат, дядя Ремон де Гаруэн.

— В наше время многие исчезают в неизвестности. — Николя искоса посмотрел на Ленору и спросил о другом: — А что с отцом твоим? Он поправится?

— Дела очень плохие, Николя, — грустно ответила Ленора. — Доктор сказал, что у него сильно поврежден позвоночник, и вряд ли он сможет поправиться. В лучшем случае начнет кое-как говорить. Я так переживаю, так горюю. Мы с ним всегда понимали друг друга. Зато эта мадам, — понизила она свой голос, — просто ненавидит меня. Ну и я плачу ей тем же.

— А она откуда? Родственники богатые?

— Были когда-то. Из довольно знатной фамилии, но обеднели за последнее столетие. Вот и подцепили моего папу после того, как мама умерла. А это случилось шесть лет назад.

— А почему детей у них нет? Или остались дома?

— Никого у них нет! — воскликнула Ленора недовольным тоном. — И мне такое непонятно. А папа всегда хотел сына. А родилась я, к несчастью.

— Наоборот! — воскликнул Николя и взял её руку. Она не отняла. — Зато я тебя встретил. А это так здорово!

Она повернула к нему лицо и внимательно посмотрела в его потемневшие глаза. Помолчала и вдруг спросила неожиданна:

— Ты ведь знаешь, что красивый юноша. Таких должны любить женщины. Ты уже имел их… очень близко?..

Николя растерялся, некоторое время молчал, а она пытливо ждала, не спуская с него глаз. И он решился сказать правду.

— Были. Мало, но были. Перед моим бегством из Игнеады меня уговорила наложница моего хозяина. Он её бросил и она соблазнила меня. Я её любил, как казалось. Она мне очень нравилась. Из-за неё мне и пришлось убежать из дома. Она была подругой моей матери. Мне было очень хорошо с нею.

Он замолчал и не смел поднять глаза на Ленору. Но она не возмутилась, не ушла, а спросила уже настойчиво:

— Но были ещё? Кто они?

— О них мне не хотелось бы говорить. Просто проститутки. Но одна мне поправилась очень. Я её потом искал, но не нашел. Зато нашел тебя. И с тех пор никто меня больше не интересовал.

Они долго молчали. Наконец Ленора поднялась, вздохнула и буднично молвила:

— Уже поздно, Николя. Мне пора навестить папу. Помоги его перевернуть, да и мало ли что нужно больному. Пошли.

Он хотел спросить её об отношении к его рассказу, но не осмелился.

Николя жалел, что поведал Леноре всё. Но было поздно, к тому же ему не хотелось сильно врать ей. Если любит, то простит, хотя тут нечего прощать. Так думал Николя, осматривая месье Ригара и протирая его мокрой тряпкой. Тело у него как-то быстро осунулось, похудело, но было тяжелым, и Николя порядком уставал с ним.

Ленора редко присутствовала при этом, а Режина всегда. Она внимательно наблюдала, как Николя ухаживал за её мужем, и ему было неловко при ней. Но прошло полторы недели, а месье Ригар не поправлялся. Ничего не изменялось в нём. Его глаза лишь иногда излучали злость и даже ярость. Никто понять этого не мог.

Наконец мадам заявила вечером за ужином, куда иногда приглашали и Николя:

— Через три дня мы уезжаем, дети. Я договорилась с капитаном одного судна, и он обещал завезти нас в Перпиньян.

— А судно отходит отсюда, или из Тулона? — осмелился спросить Николя.

— Отсюда, — коротко ответила она. — Оно зайдет сюда из Тулона. Соберите вещи и будьте готовы. К тому же вещёй стало во много раз меньше, как и денег.

Ещё через два дня Режина заявила Николя:

— Моему мужу уже вряд ли удастся носить некоторые вещи. Иди и выбери для себя что-нибудь подходящее. Ты не очень тоньше мужа, особенно сейчас. А то у тебя слишком неприглядный вид. Мне бы не хотелось тебя в таком виде показывать родственникам. Сделай это сегодня же, пока вещи ещё не все собраны.

Николя поклонился, поблагодарил и с удивлением заметил себе, что мадам резко изменила свое отношение к нему. Это могло быть после их спасения, но ему казалось, что не только. А вспоминая Таиру, ему становилось не по себе. Что-то их связывало, их попытки приблизить его к себе. Так ему казалось и это пугало.

Он выбрал камзол, штаны с чулками и туфли. Последние были немного великоваты, однако это не смущало его. Он даже примерил треуголку и оставил себе, хотя сомневался, что она ему пригодится. Экипировку завершил сорочкой с кружевами, и это вовсе повергло его в краску. Ему казалось, что он будет похож на девицу в таком наряде.

Зеркала в доме не было, и он не мог оценить всего себя в новых одеяниях. А просить Ленору стеснился. Зато счел необходимым показаться мадам.

Мадам критически оглядела юношу, долго молчала, часто переводила взгляд с костюма на его лицо, и он не смог унять краску. Это сильно удивило мадам и заставило продолжить осмотр в полном молчании. Во все же затем она заметила:

— Чуточку великовато, а роста вы почти одинакового. Что ж, юноша, я вполне довольна тобой. Совсем иначе выглядишь. Должна заметить, что ты весьма красив, Николя. Ладно, ступай. Можешь переодеться обратно, и храни это, как праздничную одежду.

— Спасибо, мадам, — смущенно сказал он, слегка поклонился, и, покраснев ещё, поспешил уйти. Он тихо прикрыл дверь и поспешил снять с себя непривычное одеяние, прежде чем удивится Ленора, увидев его таким.

Тут же перед ним высветились глаза Режины. Они выражали некоторую алчность и он вспомнил Таиру. У той были почти такие же глаза, когда она смотрела на него, соображая, как соблазнить и не испугать мальчишку.

Глава 11

Древняя бригантина зашла в порт. Семейство де Гаруэнов уже было готово, и они за час погрузились на борт. Судно тотчас отошло от причала, и, обогнув полуостров, вышло в море. Ленора и Режина сильно переживали, боясь путешествия. Николя это видел и подбадривал девушку. Та посматривала на него откровенно заинтересованно, а он наклонился к ней и прошептал на ухо:

— Я тебе ещё не говорил, что люблю тебя? — Она вскинула на него глаза. Его лицо покраснело от смущения, и это её позабавило. И она ответила:

— Ты так покраснел, Николя! И это опытный ловелас! Что с тобой, мой рыцарь?

— Смеешься?! Я так и знал, что так получится и потому всё не решался сказать. Дай хоть руку чмокнуть, пока никто не видит.

Она с готовностью протянула руку, и он легко коснулся её губами. Краска с лица сбежала, теперь он выглядел немного сердитым. А её глаза лучились удовольствием и радостью.

— А ты знаешь, что через пару недель меня начнут сватать? Папа так обещал, и я согласилась, боясь выдать нас. Что скажешь?

— Ты меня убиваешь, Ленор! И ничего нельзя сделать?

— Теперь особенно это будет трудно, мой Николя, — грустно ответила девушка.

— Разве раньше было легче? — удивился Николя.

— Конечно! Папа мог и согласиться, а сейчас… мы обеднели и значительно. А потому меня надо срочно выдать замуж за богатого господина.

— И ты так спокойно об этом говоришь? — возмутился юноша.

— А что я могу сделать? Я не могу подвести всю семью, её благополучие. Но у меня имеется некий план, мой Николя! Я тебе его не скажу, но он может стать для нас с тобой счастливым случаем. Так что ты особо не переживай.

— Как ты можешь так говорить! — вспылил он, и глаза его потемнели, утратив синий цвет почти полностью.

— Могу, и не надо меня уговаривать. Я хочу всем нам сделать хорошо, но для этого тебе стоит подождать всего не больше года. Я обещаю, если ты сам не передумаешь, что будет для меня катастрофой, Николя!

— Ты все говоришь загадками, а мне уже сейчас мерещатся всякие глупости.

— Вот глупости прибереги на потом! — несколько жестко заметила Ленора. — Я всё тебе расскажу, но для этого мне самой нужно поискать жениха. И я этим буду заниматься самым серьезным образом. Лишь бы ты это понял и не выступал против…

Он с удивлением взирал на неё. Лицо раскраснелось и стало очень милым и приятным. А глаза лучились радостным довольством, чего понять юноша не мог.

Потом он две ночи с трудом засыпал, слушая шум за стенкой борта, беготню матросов и крики капитана и боцмана.

Судно на полдня зашло в Марсель. Капитан был в городе часа три, вернулся весьма довольный собой. Заявил мадам Режине:

— Перед вечером уйдем в ваш Перпиньян, мадам. Здесь мои дела улажены, и ничто нас не задерживает. Если ничего непредвиденного не случится, то послезавтра утром вы будете в своем родном городе. По реке я подниматься не стану, мадам.

Небольшой порт Перпиньяна выглядел примитивно в сравнении с Марселем и там более с Константинополем, где массы судов не всегда находили для себя место у причалов. И низменный берег с устьем реки с баром вряд ли позволяет даже такому малому судну, как их бригантина, войти и подняться до города. А он отстоял от моря миль на шесть-семь.

Матросы осторожно снесли месье Ригара на пристань, капитан получил остальные деньги и тут же отдал команду уходить дальше.

— Надо нанять хотя бы кабриолет, — заметила Режина и посмотрела на Николя.

Тот понял и ушел выполнять распоряжение мадам. Это заняло у него почти полчаса. Припортовый поселок был крохотным и найти подходящее устройство для больного было трудно.

— Утро только началось, — обратилась она к кучеру. — Ты вернешься к вечеру. Лошади у тебя вполне приличные. Только постарайся не очень трясти. Муж сильно болен и везти его следует осторожно.

— Постараемся, мадам. Но дорога весьма скверная.

— Меньше болтовни, а больше дела. Поехали!

Все с трудом разместились в тарантасе без верха, и солнце вскоре так припекло, что женщины забеспокоились. Пришлось к полудню остановиться на отдых. Николя с кучером устроили на тонких шестах подобие тента. Стало легче. Ленора даже сжала ему руку незаметно от мачехи.

На подъемах Николя соскакивал на землю и даже помогал лошадям, коль уклон оказывался значительным. А холмы постепенно повышались ближе к городу.

— Дальше на запад начнутся горы, — просвещала Ленор Николя. — А точно на юге — граница с Испанией. Всего миль двадцать. Самое большее, правда, мадам?

Мадам не ответила. Была серьезна, молчалива и лишь изредка отирала пот со лба мужа. Тот был неподвижен, и его за время путешествия Николя два раза переворачивал, менял его положение.

Дорога была почти пустынна, если не считать трех или четырех телег и с десяток крестьянских групп по три-четыре человека. По обе стороны дороги виднелись деревни, два раза на холмах увидели замки. Один из них был сильно разрушен, было заметно, что местные крестьяне частенько брали камень оттуда для своих нужд.

Часа в четыре тарантас наконец въехал в город, и мадам указала дорогу к дому.

Хоть приезд и был ожидаемый, но болезнь хозяина вызвала страшный переполох. В доме жили лишь три человека прислуги, и все они бросились тотчас готовить комнаты и постели. Режина стала отдавать резкие приказы, аЛенора побежала в деревню рядом навестить старых подруг, с которыми дружила в юности и детстве. Ведь она провела в Константинополе почти два года. Отец навещал дом, но тоже редко.

А Николя был сильно занят уходом за хозяином и устройством для него и себя условий для жизни. Ему отвели маленькую комнатку, заваленную хламом, и он со служанкой спешно приводили её в порядок. Но больше всего работ было в комнате Режины. Она наотрез отказалась жить вместе с мужем, поэтому месье де Гаруэну отвели комнатку рядом с Николя. Тот должен был ночами наведываться к нему и ухаживать за ним.

Режина вникала во все щели, указывала прислуге на непорядок. Люди носились в поте лица, боясь увольнения или битья, на что хозяйка была весьма способна. Уже довольно поздно вечером, с фонарем в руке, Режина зашла даже в комнатку Николя, и, поморщив нос, заметила служанке:

— Это что за конура собачья? Завтра же всё тут должно быть побелено и вычищено основательно! К вечеру проверю.

Николя попытался вмешаться, но хозяйка так посмотрела на него, что он прикусил язык и замолк. Посмотрел на несчастную служанку лет сорока с лишним и оба скривили рты. А Режина отправилась к мужу и отдала распоряжение поварихе:

— Утром хозяину куриный бульон, салат с оливковым маслом и кофе. Больше ничего. Я сама буду его кормить. Николя то же самое, но кусок курятины и побольше. Он заслужил. Да будет вам известно, что он всех нас спас, рискуя своей жизнью. Потому с ним обращаться, как с нами.

— Слушаюсь, мадам! — служанка поклонилась и тут же принялась исправлять мелочь, указанную Режиной.

Когда хозяйка ушла, Николя спросил женщину:

— Она всегда была такой?.. Злой… — пояснил юноша.

Женщина не ответила, и Николя понял, что та сильно перепугана. Он же подмигнул ей и ушел, осмотрев постель Ригара. Вышел во двор и увидел Ленору. Она умывалась над бадейкой у колодца, и, заметив юношу, поманила его к себе. Он подошел и получил в лицо пригоршню воды. Звонкий смех прозвучал призывно и Николя, оглянувшись на окна, схватил, прижал и поцеловал в губы легким поцелуем.

Она вдруг посерьезнела, ничего не ответила, лишь смотрела на него удивленными глазами. В сумерках их плохо было видно, но Николя понял, что она ошеломлена, но не испугана. И торопливо схватил руку и поцеловал несколько раз.

— Что это с тобой, мой Николя? — наконец спросила она взволнованным голосом.

— Мы ведь любим друг друга, Ленор! Так почему не поцеловать. Я ведь не по-настоящему поцеловал, а просто… как подругу… — Его голос становился все тише, и она поняла, что он испугался. Засмеялась тихонько, прикрыв ладошкой рот.

— А как это по-настоящему?

Он опешил на секунду и смело приник к её губам страстным долгим поцелуем.

— Ух ты! — воскликнула она, и в голосе Николя услышал восторженные тона. — Так целуются по-настоящему? Здорово, но я мало что поняла.

— А увидят? — предупредил он и оглянулся на окна. Сумерки сгущались и они, не сговариваясь, отошли в тень развесистого каштана, росшего рядом.

Она стояла в ожидании. Николя с чувством опять впился в её губы и долго не отрывался, пока оба не стали задыхаться.

— Так ты меня любишь? — наконец спросила она и её глаза блеснули, отражая тусклый свет в одном из окон.

— Конечно! Стал бы я столько времени возиться с тобой!

— Почему возиться? — в голосе слышалось удивление.

— Потому, что люблю, берегу, уважаю. Ты ведь не девка для развлечений и услады. Я даже вначале не думал о тебе, как о женщине… с которой можно переспать.

Ему показалось, что она не полностью поняла значения его признания. Но потом спросила тихо:

— Так это и есть любовь, Николя?!

— У меня да, Ленор. А как у тебя, надеюсь тоже. Что ты чувствуешь ко мне?

— Не знаю. Когда ты рядом, я весела, довольна и радостно смотрю на жизнь. Если тебя нет, то мне грустно, я раздражаюсь, и мне нестерпимо хочется быть с тобой. Вот что я чувствую. Это тоже любовь?

— А как же, Ленор! Мы просто не говорили об этом. Но теперь мы все выяснили и должны часто и много говорить о любви. Особенно тебе я должен так говорить. И я повторяю, что люблю тебя, моя милая Ленор! — И опять стал целовать её в щеки, шею и спускался все ниже, пока она не задрожала и не вскрикнула от возбуждения и страха, что не выдержит такого страстного напора.

— Боже! Как хорошо, — шептали её губы, и она все подалась вперед, предлагая себя ласкать, целовать и делать что угодно. — Продолжай, любимый!

Они ещё некоторое время ласкались, и Николя обнаглел до того, что стал мять её небольшую грудь. Она задрожала, он опустил вырез платья и присосался к соску, целуя и шаря по её телу руками.

Уже стемнело, во дворе послышались шаги и шум. То служанка вышла набрать воды в колодце. Влюбленные отпрянули в стороны и затаились у ствола каштана. Оба дышали тяжело. Оба вспотели и не замечали этого. А когда служанка ушла, Ленора сказала прерывающимся голосом!

— Что это было, что ты со мной делал? Я вся дрожу! Почему я такая потная?

— Успокойся, любовь моя Ленор. Это нас захватила страсть, но нас вовремя остановили. Хотя я бы не позволил вам дойти до… до… — он замолчал в растерянности, а она спросила с любопытством:

— До чего, мой Николя, любимый?

— Ты что, ничего не понимаешь, Ленор? До того, что потом выльется нам боком.

Она долго молчала и вдруг проговорила тихо, испуганно:

— И ты бы это допустил?

— Трудный вопрос, Ленор. Не хотел бы, но… сама должна знать, что не всегда можно остановиться в таких случаях. Нам надо быть осторожными, Ленор, любовь… любовь моя долгожданная!

— Но как было восхитительно, Николя! Это может повториться?

— Конечно, милая глупышка!

Голос Режины прозвучал, как выстрел: — Ленора! Где ты, паршивая овца?

— Мадам, я здесь. Умывалась и сушилась. Иду!

Она провела ладонью по его лицу и ушла, обдав его запахом юности, пота и блаженства. Он чувствовал себя на седьмом небе и мечтами устремлялся ещё выше. Но вспомнил о её стремлении выйти замуж за другого, и как она странно говорила об этом, поник и настроение тут же упало. Он не мог понять, вразумить, что означает её заявление о том, что им обоим будет лучше от этого. Такое в его голове не укладывалось. И с чувством покинутого и несчастного он ушел к месье Ригару.

Глава 12

Прошло больше месяца и мадам Режина вдруг заявила решительно:

— Нам пора посетить Каркассон, дети. Нужно многое решить и выяснить. К тому же надо выполнять решение отца, Ленора.

Та вскинула глаза на мачеху, но вспомнила всё и опустила голову в знак согласия. Они сидели в комнатке месье Ригара, Николя не ушел, продолжая заниматься несчастным хозяином. Его глаза часто останавливались на юноше и подолгу смотрели на него странным взглядом. Силился что-то сказать, но никто не в состоянии его понять.

Ленора часто задавала множество вопросов отцу, но тот не реагировал, не соглашался с нею, а там был вопрос и о Николя.

— Когда надо ехать, мадам? — спросила наконец Ленора.

— Думаю, что через три-четыре дня. Путь далекий и дорога не очень хорошая. Никак не решу, брать с собой Ригара. Не повредит ли ему такой долгий и трудный путь. — Она повернулась к мужу и спросила: — Ригар, ты слышишь нас? Ты хотел бы навестить родителей?

Тот согласно моргнул. Это было понятно. А Ленора заметила отцу:

— Папа, это очень трудная дорога. Может, не надо ехать вам? — Он не моргал, и стало ясно, что он горит желанием посетить родных.

— Тогда обязательно надо брать и Николя, — вздохнула Режина. — Без него нам не управиться, — и посмотрела строгим взглядом на Ленору. Та выдержала взгляд. А Николя лишний раз убедился в непримиримости этих двух женщин.

Оба влюбленных знали, что Режина не только догадывается об их отношениях, но и делает попытки навредить, что вполне характерно для мадам, как полагала Ленора. Николя был согласен с нею.

— Но что-то её удерживает от резкого шага, Николя, — как-то задумчиво говорила девушка. — Вот бы узнать, что она замыслила. Эта вредина!

— Она слишком опытна в таких делах, — поддакнул Николя. — Я часто наблюдаю за ней, и мне сдается, что она баба с сильным характером, и своего не упустит. Потому и спешит сплавить тебя замуж. Тогда она будет здесь полновластной хозяйкой.

— Это и так ясно, — согласилась Ленора. — Но и ещё что-то у неё есть на уме.

Николя догадывался, но сказать Леноре не решался. Надеялся, что ничего из этого у мадам не выйдет, но опасения всегда не покидали его.

Когда подошло время выезжать, Режина строго следила за всеми приготовлениями, а под конец распорядилась:

— Николя, возьмешь оружие. Пользоваться умеешь?

— Конечно, мадам! Правда, из пистолета стрелял раза три за всю жизнь, но это вас не должно смущать. И вам бы, мадам, стоило бы прихватить пистолет. Мало ли что может случиться на дороге. Слыхал, что разбойники там появляются.

— Этого я больше всего и опасаюсь. Поэтому никаких ценностей мы не возьмём. К тому же их у нас слишком мало, а у родителей будем жить на их средства. И у Леноры появится возможность подыскать себе достойного и богатого жениха.

Николя заметил, что при этих словах мадам пытливо глянула на него, поэтому постарался не показать своего волнения. Даже поддакнул:

— Скорей всего, мадам, так и надо поспешить. У вас слишком трудное положение после крушения судна. Думаю, что мадемуазель это тоже хорошо понимает.

Оказалось, что юноша перестарался. Мадам откровенно и с подозрением глядела в его лицо, и юноша всё понял, и немного смутился. Это тоже не ускользнуло от её внимания, И Николя вовсе внутренне сжался и отругал себя последними и грубыми словами. Но тут уж ничего нельзя было поделать. Своим участием он подлил масла в огонь её уверенности, что они тоже играют свою игру.

Вечером, встретившись с Ленорой, накануне отъезда, Николя всё ей поведал. Девушка немного поразмыслила и с раздражением сказала:

— Как ты неосторожен, Николя! Хотя она все равно всё о нас знает. Скрыть это было невозможно. Но постарайся больше не делать таких промахов. Не стоит лишний раз настораживать её и попытаться раскрыть нашу тайну.

— Это не наша тайна, Ленор, — возразил юноша. — Это твоя, и я до сих пор не могу в неё проникнуть и понять. Что ты задумала?

— Поправить наше положение, Николя, и поспособствовать нашему с тобой счастью, милый мой ревнивец. — И она подалась вперед, требуя поцелуя. Он исполнил её просьбу, но плохо, и она с обидой в голосе, заметила: — Что с тобой, любимый? Ты так плохо целовал меня, что я засомневалась в тебе.

— А как я должен отнестись к твоим словам, Ленор? Думаешь, мне приятно слышать о твоем замужестве, да ещё с твоим согласием.

— Успокойся, дурачок! Мы с тобой воспитывались в разных условиях. У нас зачастую всё решается деньгами. А жизнь идет своей чередой. Ты потом всё поймешь. Ты слишком прост, но это скоро пройдет. — И она нежно сама поцеловала его долгим горячим поцелуем. Ей явно нравилось целоваться. Николя тоже воспламенился и принялся ласкать её тело, доводя их обоих почти до экстаза.

— Вот посмотришь, мой любимый, как я поступлю с замужеством! Ты будешь доволен. А я всё уже обдумала. Ты ещё так молод, что опасаться тебе нечего. В твоем возрасте никто не женится. Так что подождать пару лет ты вполне можешь. И верь мне, мой красавчик, — она засмеялась счастливым смехом, но стараясь это делать потише.

Эти слова и в особенности «красавчик» неприятно резанули его слух. И всё же он сдержал рвущийся протест и смирился, веря ей и видя её любовь. Но все-таки понять её замысел он был не в состоянии.

Николя копался у ящика с оружием. Там было три старых шпаги, два пистолета, сабля и несколько кинжалов. На дне лежал старинный арбалет без стрел. Ещё там оказался старинный боевой топорик, и юноша примерился к нему, помахав в воздухе,

Он все тщательно вычистил, пистолеты проверил, нашел немного пороха и пули. Два мушкета со старинными шпагами висели в гостиной, но их трогать Николя не стал. Правда, он посматривал на это оружие уже давно, тотчас по приезде в этот старый дом. Он отыскал Ленору.

— Ленор, пошли в сад, я тебе покажу кое-что. Тебе должно понравиться.

Она с подозрением уставилась на юношу, улыбнулась и спросила, кокетливо поведя плечам:

— А целоваться будем? Ты такой аппетитный, красавчик!

— Не называй меня красавчиком! Мне это не нравится!

— Хорошо, только не сердись, мой… ненаглядный! Так лучше? Ладно, пошли…

— Вот, смотри. Пистолеты. Они довольно старые и я хочу их испробовать и проверить. Завтра мы ведь уезжаем и надо иметь оружие. Будем стрелять. Ты стреляла из них?

— Никогда! И не собираюсь. Страшно. Вдруг не получится?

— Не бойся. Я тоже редко стрелял, а сейчас просто необходимо это сделать. Я буду заряжать, а ты смотри, как это делается. И запоминай. Может пригодиться.

— Нет, Никола! Сначала поцелуй, потом все остальное.

Они целовались, распалялись всё сильнее, и уже забыли про всё на свете. Пока Николя не оторвался от неё и не проговорил недовольно:

— Хватит, Ленор! Надо и делом заняться. Не мешай мне.

— Разве поцелуи не самое главное и приятное дело у нас? — с некоторой обидой проговорила она и надула губы. Это у неё получалось комично и юноше нравилось. Он легко и нежно поцеловал их и тем успокоил девушку.

Пистолеты были готовы и Николя приказал:

— Ты немного отойди назад, Ленор. Вдруг разорвет. А я стрельну.

Он прицелился в круг на каменной стене ограды и нажал спуск. Грохнул выстрел, рука дернулась вверх, а Николя обернулся и спросил:

— Видела? Всё получилось. Пошли, посмотрим куда попал.

— А ведь попал, Никола! — воскликнула радостно и немного испуганно девушка.

— Так ведь всего шагов десять. Как не попасть с такой дистанции? И всё же не очень точно получилось. Испробуем второй. А ты не бойся. Следующие выстрелы за тобой. Приготовься.

— Я не буду. Страшно, я боюсь, что не удержу пистолет.

— Левой рукой поддержишь снизу, — посоветовал юноша. — Так будет легче. И я тебе уменьшу количество пороха. Не такая сильная будет отдача.

Второй пистолет тоже выстрелил, но пуля не сделала отметины на стене.

— Ладно, неважно, — молвил Николя и стал заряжать оружие. — А ты смотри и запоминай. Может пригодиться. Разбойники никогда не подумают на тебя, и тебе легче будет поразить врага.

— Как?! Убить человека?! У меня духу не хватит, Николя!

— Когда нападут — то хватит. Главное — загнать страх подальше. А боятся и волнуются все, Ленор.

— Не может быть! Солдаты не должны бояться, а рыцари и подавно.

— Глупости! Все боятся, да не все показывают это. В этом и состоит главное достоинство воина. Так говорят бывалые и опытные вояки.

— И ты боялся?

— Ещё как боялся! Когда пришлось человека пырнуть ножом…

— Ты убил человека, Николя? — расширила в ужасе глаза девушка.

— Не знаю, но ударил и убежал. Страшно было жутко как!..

— Боже, Николя! — только и воскликнула Ленора. И взять в руки пистолет не хотела. — Мне страшно! Оставь, Николя!

— Не дури, Ленор! Так надо. Мы будем ехать по дороге, где вполне можно встретить разбойников. Бери двумя руками и наводи на цель. И держи крепче, а то выронить легко. Давай же!

Она все же согласилась и подняла двумя руками тяжелое оружие. Выстрел грохнул неожиданно и она выронила пистоль на землю.

— Вот и всё! — воскликнул Николя, подобрал пистолет и дунул в дуло. — А ты боялась. Ничего страшного.

— Ужасно страшно, мой ненормальный! Больше не буду, и не проси. Руки дрожат.

Он сграбастал её в объятия и стал целовать. Это ей нравилось намного больше. Но пришла пожилая служанка и постояла, ожидая, пока молодые люди закончат. Ленора первая увидела её, открыв глаза. С нотками ужаса спросила прерывистым голосом, отстранившись:

— Чего уставилась? Нигде не укрыться от вас! Чего надо?

— Мадам ищет, зовёт. Я обегала весь дом, пока догадалась сюда заглянуть. Выстрел подсказал, мадемуазель.

— Мадам не говори, а то нечаянно пристрелю, — и показала на пистолеты глазами. — Понятно?

Служанка кивала головой, явно испугавшись угрозы и пистолета.

— Где ты была? — строго спросила Режина, и вообще Ленора увидела, как она возмущена и даже зла. — Надо все проверить. Завтра времени не будет. Выезжаем до света. Дорога дальняя.

— Меня Николя учил стрелять из пистолета, мадам, — дерзко ответила Ленора.

Режина поджала губы и не нашлась с ответом. А Ленора ушла, понимая, что мадам скорей всего тоже что-то заметила.

Как и приказала Режина, выехали до восхода. Было приятно ощущать прохладу ясного утра. Лёгкий туман ещё плавал в полях, и видно было недалеко. Но взошло солнце, туман рассеялся, даль отодвинулась.

Пара сильных коней легкой рысью бежали по пыльной дороге. Встречались крестьяне на ослах и пешком, торопились на рынок. Люди были одеты в праздничные наряды, и Николя подумал, что в Турции такого не встретишь. Там крестьяне одевались в рвань, чем пытались разжалобить покупателя.

Все ехали в молчании. Под тентом было ещё прохладно, но скоро всё изменится. Солнце начинало палить.

Сзади сидели Режина с Ленорой, впереди Ригар с Николя. Мадам хранила неприступное молчание, остальные тоже молчала. Местность слегка повышалась и Ленора прервала молчание, заметив Николя:

— Дальше появятся далекие горы. Там красиво. Я помню, как мы туда ездили с папой. Правда, папа? — чуть наклонилась она к больному. Тот моргнул, соглашаясь.

— А что за горы? — спросил Николя. Он был рад, что Ленора догадалась завести разговор. Он чувствовал себя неловко и излишне часто проверял больного.

— Можно будет из Карассонна поехать в горы, — молвила неожиданно Режина.

— Это очень далеко, мадам, — ответила безразличным тоном Ленора. — Целый день трястись, как и сейчас. Ничего хорошего.

— От Перпиньяна не ближе, — вяло согласилась мадам и все опять замолчали.

Николя поглядывал по сторонам, поправлял что-то у Ригара, и нервно трогал рукояти пистолета и шпаги. Ему казалось, что разбойники обязательно покажут себя, и ему предстоит трудная задача вступить в ними в схватку, защищая женщин. В полдень остановились в роще невысоких деревьев, заполнивших широкую неглубокую долину. По дну журчал ручей и манил своей прохладой. Кучер успел пустить коней попастись, а женщины, оглядевшись на мужчин, заметили:

— Вы сидите здесь и не спускайтесь к ручью. Мы немного освежимся.

Николя молча кивнул, с оружием не стал расставаться, а кучер разжег небольшой костер и стал греть воду для кофе. Юноша помог расстелить скатерть, разложил на ней миски с сыром, хлеб и холодное мясо. Маленький кувшин с соусом кучер поставил к огню подогреть.

Женщины вернулись довольные и немного порозовевшие. Ленора сказала, обернувшись к юноше:

— Ты бы тоже пошел к ручью. Здорово там! Вода холодная и такая приятная!

— Слишком холодная, — строго добавила Режина, но Николя не понял, для чего она так дополнила. И согласно кивнул. — Как Ригар?

— Все хорошо, мадам, — ответил Николя почтительно.

— Ригар, что будешь кушать? Сыр или мясо? Сыр? — повторила она, ожидая его реакции. Её не последовало. — Мясо с подливкой? — Ригар моргнул, выражай согласие, а Никола подумал, что так жить — одно мучение, но даже покончить с этим у месье нет никакой возможности. Его руки неподвижны и ему часто приходилось менять ему их положение, как и всему телу.

В молчании поели, выпили кофе. Немного отдохнули, и кучер пошел запрягать. Николя встал помочь. Ему было неприятно сидеть в обществе женщин, ненавидящих друг друга.

Ночлег устроили в деревне на полпути до Каркассона.

До полудня проехали городок Кийян, предварительно переправившись через речку Од. Она стремительно несла свои воды к морю, а вдали уже едва просматривались далекие горы.

В Кийяне отдохнули с полчаса, купили еды и пустились дальше, надеясь до темноты достичь Каркассона. К тому же ехать предстояла слегка вниз. А пока они находились в предгорьях Пиренеев.

В сумерках прибыли на место. Их встретили довольно радушно, но вид парализованного Ригара тут же погрузил всех домочадцев в печаль и горе. Пошли расспросы, охи и ахи, и определение гостей на постой. И надежда Николя на встречу с Ленорой растаяла, как утренний туман.

Мадам прежде всего представила Николя родителям Ригара, заявив, что он спас их во время гибели судна, и старики благосклонно посматривали на него. И Николя заметил, что старуха особенно, как-то странно на него поглядывает. Старик слишком плохо видел и потому не проявил к юноше такого внимания. Николя решил спросить Ленору о столь странном поведении старой мадам. Но в этот вечер все были заняты встречей и у него ничего не получилось. К тому же все сильно устали и поспешили лечь спать.

Глава 13

На следующий день Николя с удивлением обнаружил, что мадам Режина поселилась рядом с его комнаткой. Он хотел всё сказать Леноре, но постеснялся. А сама Режина так холодно относилась к юноше, что он терялся в догадках и тут пожаловался Леноре.

— Она всегда была заносчивой и неприступной. Непонятно, как папа с ней мог обвенчаться. — Ленора пренебрежительно скривилась.

— Может, она решила подготовить меня к тому, что мне пора убираться отсюда?

— С неё станется, Николя, — с грустью заметила Ленора. — Но к тебе присматривается моя бабушка, мадам Амантина. С чего бы это?

— Твой отец тоже слишком внимательно на меня смотрит, — добавив Николя. — У меня что, странный вид, Ленор?

— Просто красивый мальчик — и всё, Николя. Но я спрошу у бабушки. Дед никакого повышенного внимания к тебе не проявляет. Правда, он сильно слеповат.

А вечером Ленора торопливо потребовала его выйти в сад. Он здесь был большой и заросший. Здесь любили такие заросли, считая это ближе к природе.

— Что случилось, что ты такая нервная, Ленор? — спросил Николя и хотел обнять девушку и поцеловать.

— Погоди, Николя! Тут такое узнала, что тебе будет не до нежностей.

— Вот как? Ну-ка выкладывай, девчонка!

— Ты ведь сам говорил, что и папа, и бабушка слишком внимательно к тебе присматриваются. Она мне поведала причину такого внимания.

— И что же? В чем суть этого?

— Помнишь, я тебе говорила, что у папы был брат. Он с женой и сыном отправились морем в Италию или Испанию. Я не уточняла ещё. Они пропали. Помнишь?

— Помню, помню! Что дальше?

— Бабушка уверяет, что ты так похож на её маленького внука и его отца, что мне дядя, что это взволновало её. Она расспрашивала меня про тебя. Требовала говорить подробно. Я, правда, не всё ей поведала, но в основном все, что знала.

— Пусть не выдумывает, Ленор! Я точно знаю, кто моя мать, и ещё помню её язык. Тем более, что несколько лет жил на русском подворье. И отца слегка помню. Мурза Байтазар признавал меня сыном. Что ещё тебе сказать?

— Погоди ты, глупый! Если они так уверены, что ты их внук, то ты только от этого выиграешь! А я не сказала, что ты от того мурзы и, что ты вообще родился в Крыму. Понимаешь? Я им говорила, что ты всё время прожил в Турции.

— Ленор, зачем ты меня толкаешь на это? Ведь я совсем не твой кузен. И твои бабушка и дедушка не мои родные.

— Ты что, полный дурак, Николя?! Ну что тебе стоит рассказать не всё, а часть. Что-то придумать, например, что твоя мама была с длинными светлыми волосами, что ты помнишь море, волны. Ну, что та женщина тебя обнимала, защищала, а ты сильно боялся, плакал. И всё! Зато, признай они тебя своим внуком, ты получишь здесь имя, деньги и уважение всего общества. Представляешь, какие перед тобой откроются возможности в жизни?! Найдешь себе богатую невесту, и жизнь твоя в такой степени изменится, что ты и представить сейчас не можешь! Нужно лишь немного подыграть бабушке с дедушкой. А папу я возьму на себя. Это намного легче. Он всегда меня очень сильно любил и мне уговорить, склонить на нашу сторону не составит труда.

— Про какую невесту ты упоминала? — озлился Николя.

— Ну какую же, как не себя, дурачок! Или думаешь, что я долго буду замужем? Как бы не так, милый мой трусишка! Даю тебе время подумать до утра. Утром у тебя состоится разговор с бабушкой, а я тем временем подготовлю папу.

— А мадам? Что она скажет?

— Она ничего о тебе не знает, и о моем дяде с сыном тоже. К тому же это не её дело. Она для бабушки с дедом ничего не значит. Они с самого начала не одобряли выбор папы. Так что слушать её не станут.

— Ну и авантюристка ты, Ленор! Не ожидал такого от тебя. Такое придумать!

— Переставь ныть! До утра продумай все, хотя что ты можешь придумать. Ты же ничего не мог помнить. Это и лучше. Всегда можно сослаться на незнание. И оправдать любой промах. До скорого свидания, мой глупыш, — молвила она и протянула к нему губы.

Они вяло целовались, ей это не совсем нравилось, и они быстро расстались.

Утром Николя чувствовал себя отвратительно. Он не выспался, все время раздумывая над требованием Леноры выдавать себя за внука этих стариков. За завтраком он делал вид, что вполне весел и всем доволен, и с удивлением выслушал предложение перейти в кабинет и поговорить со стариками и месье Ригаром. Ленора сделала ему знак, и тот с удивленным лицом согласился.

В старомодном кабинете, украшенном оружием и охотничьими трофеями, пахло старостью, пылью столетий, и Николя с интересом оглядывал всё вокруг.

Месье де Гаруэн старший по имени Тантен, шамкая губами рта, в котором не осталось ни одного зуба, молвил мало понятно:

— Молодой человек, мы хотели бы поговорить с тобой по очень важному делу.

Николя привстал, поклонился и учтиво ответил:

— Сочту за честь выслушать вас, месье де Гаруэн.

— Мы поговорили с мадам Амантиной и нашим сыном Ригаром. Все мы считаем, что судьба улыбнулась нам. Дело в том, что лет пятнадцать назад, мой старший сын Ремон уехал с семьей в Италию. Там у него было свое дело, и он рассчитывал пробыть там года два. Потому и взял семью. Потом, с полгода спустя, матрос с того судна вернулся и рассказал о катастрофе, случившейся в море. Судно затонуло, а его семья оказалась в море на шлюпке. Но недалеко подходило судно алжирцев и, как полагает тот матрос, захватила всех на борт. С тех пор никаких известий о сыне Ремоне не поступало.

Старик сильно утомился и замолчал, а Николя опять поклонился и заметил:

— Сочувствую вам, месье де Гаруэн. Очень печальная история.

— Ты о ней слыхал? Внучка тебе говорила про такое?

— Не припоминаю, месье. Правда, что-то говорила про своего дядю. Но даже имя его не назвала, помнится. Простите, месье.

— Наш Ремон был очень ответственным человеком, мальчик. И твое поведение при гибели судна, когда ты спасал моих любимых детей, говорит о твоем благородстве и стремлении пожертвовать собой во имя спасения других.

Николя сделал скорбное лицо и поклонился. Бабушка Амантина, с нетерпением слушая пространный рассказ мужа, сказала:

— Дед, брось ходить вокруг да около. А то забудешь, для чего говорил. Мальчик, тебя зовут Николя, я уже знаю. Вчера тебя представили нам. Дело в том, что мы убеждены, что ты наш внук, спасшийся и попавший в плен к мусульманам. Это не такая уж и редкость, мальчик. Ты так похож на своего отца. Такие же синие глаза, овал лица и вообще…

— Мадам! — привстал Николя, помня наставления Леноры. — Как такое может случиться? Я ничего такого не помню.

— И не удивительно, внучек. Тебе тогда шел только четвертый годик. В таком возрасте дети почти ничего не помнят. Мы были бы признательны тебе, если б ты хоть что нам поведал. Может, что-то можешь вспомнить из того далекого детства?

Николя скорчил недоуменное лицо, подумал и отрицательно покачал головой. А затем, словно вспомнив, сказал:

— Простите, мадам, месье, но ничего не вспоминается. Разве что часто мне снится странный и почти одинаковый сон. И я до сих пор не понимаю, что это могло значить, мадам.

— Расскажи, пожалуйста, просим тебя, — забеспокоилась старушка.

— После кораблекрушения сон ещё не посещал меня, мадам. Но раньше было чаще. Смутные видения и очень страшные. Словно я был среди воды, и она меня так пугала. Потом все исчезало, но я жался к кому-то, вроде женщины со светлыми волосами. Я боялся оторваться от неё, а потом все тонуло, и я в поту просыпался. А потом долго не мог заснуть, мадам. Все было так неопределенно и страшно. А кругом словно тёмная ночь. И больше ничего такого не помню, мадам.

Старушка со слезами на глазах повернулась к супругу и проговорила сбивчиво:

— Тантен, мы не ошиблись. Это наш внук, Жан Батист! Господь снизошел до нас на старости лет! Боже, благодарим тебя за то счастье, что ты нам дал под конец наших дней! Мы поставим в храме самую большую свечку, какая найдется там!

Николя привстал со стула и так и остался, словно закаменев. Это он сам придумал, выражая свои чувства и сомнения.

— Погоди, Амантина! — голос старика остановил словоизвержения старушки. — Хочу спросить у Ригара. Каково его мнение?..

Он с трудом повернулся, посмотрел на сына и сказал:

— Сын, ты не можешь говорить, но ты всё понимаешь. Я задам тебе вопрос, а ты моргай в случае согласия. — Ригар поморгал и месье Тантен спросил: — Ригар, ты согласен, что этот юноша твой племянник?

Ригар пару раз моргнул, что можно понять, как сомнения. А дед ещё спросил:

— Ты обратил внимание, как он похож на Жана Батиста?

Ригар несколько раз поморгал.

— Вот видишь, Тантен, — молвила Амантина. — Этот мальчик наш внук! Мы обязаны возблагодарить Всевышнего за столь знаменательный дар под конец наших дней!

Ригар, сынок, ты принимаешь этого мальчика за своего племянника? — Бабушка ожидала его реакции. И он заморгал.

— Ну спасибо, Николя! — воскликнула Ленора, отведя его подальше в сад. — Здорово у тебя получилось. Боялась, что переиграешь, но даже немного недоиграл. Поздравляю, ты отлично со всем справился.

— Да, но что теперь мне делать? — в словах юноши сквозило отчаяние и страх.

— Ничего, милый. Живи в свое удовольствие и ни о чём не думай. Старики в восторге, папа тоже одобряет, остальное само собой решится. Никто опровергнуть ничего не сможет. Ты действительно похож на моего дядю Ремона. Так говорят не только дед с бабушкой, но и соседи. Они уже приходили и с интересом рассматривали тебя. Ни один не усомнился, а старый Франсуа сомневался раньше, что его жена женщина, — девушка улыбнулась. — Он не в счет и все это знают.

— Да мне так неудобно! Не знаю, как себя вести. И мадам как-то странно на меня поглядывает. Подозревает?

— Пусть себе подозревает. Она никого из моих дяди и тети с сыном не видела. И перестань волноваться. А то и в самом деле станут подозревать.

— Ты разузнай о привычках дяди, Ленора. Это может мне помочь. Если я проявлю те же привычки, то это укрепит их уверенность во мне.

— Молодец! Так и сделаю. Это мне будет легко, так как у бабушки сейчас ностальгия, и она постоянно вспоминает то сына, то внука, то есть тебя. Ты хоть запомни имя своего нового отца, Николя? А как мне теперь тебя называть? По-старому или по-новому. Ты запомнил свое настоящее имя?

— Легко, Жан Батист де Гаруэн. Странно как-то. Привыкну ли…

— Привыкнешь, куда тебе деваться. Ты будешь наследником стариков. Разве это плохо? И они довольны, просто светятся от счастья. Тоже доброе дело совершил.

— Ты хоть не смейся, бессовестная!

— Будешь сомневаться и возражать — всем расскажу, что мы любим друг друга. Теперь у нас все препоны исчезли, Жан Батист, — усмехнулась она.

— Это почему же? Наоборот, мы стали родственниками, а между родными нельзя заключать браки. У нас, например, запрещено.

— А у нас нет! Но ты не беспокойся. Я не собираюсь отступать от обещания папе выйти замуж за богатого жениха. Пусть лишь подыщут получше.

— Ну и вредина ты! Только и делаешь, что досаждаешь мне! Наверное, мне надо тебя слегка побить хворостиной.

— Попробуй только! Бить меня можно лишь губами… — И она бросилась к нему в объятия, и они стали целоваться.

Прошло больше двух недель, и Николя постепенно свыкся с мыслью, что он Жан Батист де Гаруэн и все соседи признали его за такового. Считали его скромным и воспитанным мальчиком, который не загордился и не стал воображать из себя знатного и богатого господина.

Он по-прежнему ухаживал за Ригаром и родным это нравилось.

— Как бережно наш мальчик ухаживает за своим дядей! — восклицала бабушка, а дед умильно щурился и добавлял:

— И Ремон, помнится, был добрым и покладистым мальчиком. Чувствуется родная кровь, Амантина. Как витиеваты пути судьбы! Но наш внук все же ещё не привык к своему новому положению. Я это вижу частенько.

— Что ты хотел? — защищала бабушка. — Сколько лет он воспитывался в чужой среде. Но он умненький мальчик и скоро окончательно станет нашим внуком и… наследником. Как ты к этому отнесешься, дед?

— Гм. Думаю, что положительно. Тем более, что Ригару уже вряд ли что может помочь, несчастному. Половину всего вполне можно завещать Жану Батисте. Остальное внучке и Ригару. Пополам, если не возражаешь.

— Я бы отдала предпочтение внучке, Тантен. А то эта несносная гордячка Режина все промотает, а Ригару ничего не достанется. Пока мы живы — можем сами заботиться о сыне, а потом пусть дочь и племянник позаботятся, распорядятся его частью наследства.

— Вполне согласен с тобой, жена. Надо будет пригласить нотариуса и составить новое завещание. Позаботься об этом, Амантина.

— С удовольствием, мой супруг.

Их лица светились довольством и благодушием.

Однако переживания сильно подорвали здоровье главы семейства. Через неделю после составления нового завещания он занемог и слег. Доктор долго осматривал, выслушивал его, вздохнул.

— Знаете, мадам, тут ничего не сделаешь. Старость, понимаете. Сколько ему-то лет, мадам? Под восемьдесят?

— Восемьдесят уже было, доктор. Скоро восемьдесят один стукнет.

— Что ж вы хотите, мадам! Время подходит. Но он может ещё встать и пожить. Я ему пропишу лекарства, пусть попивает их три раза в день. Должен поправиться, коль Господь не будет против, — кисло улыбнулся доктор. — Не теряйте надежду, мадам де Гаруэн. Я буду его навещать.

Через две недели Тантен и в самом деле ожил и поднялся с постели. Все это время Ленора с Жаном Батистом подолгу навещали деда и беседовали с ним, развлекая его рассказами из жизни в Турции,

— Знаешь, Жан Батист, Режина узнала о новом завещании и всеми силами пытается разузнать его содержание.

— Ну и что с того? Мы тоже ничего не знаем о нем.

— Ты ещё плохо знаешь мадам. Её в жизни интересуют лишь деньги и внимание общества. Она мнит себя неотразимой, и теперешнее положение её гнетет и унижает.

— С чего бы так? По мне, так её жизнь — просто рай земной. Никаких забот, а с мужем она общается всё реже и реже, как я заметил. И часто на её лице замечаю пренебрежение, и даже презрение. Ты как-то говорила, что она злая, так я с тобой согласен, Ленора. Она часто меня пугает. Такая неприступная, что страшно подойти и спросить что-то.

— Я всё это уже давно знаю и иллюзий на её счет не питаю. Потому мне тоже интересно бы узнать, что записано в завещании. Дед-то плох, как ни верти. А бабушка молодцом держится. А ей уже семьдесят четыре года, Жан Батист.

— Зачем два имени? — спросил юноша с неудовольствием.

— Иногда так называют детей. И у меня два, да второе имя я забыла и запретила его упоминать. И ты не спрашивай, не скажу. Оно противное…

И вдруг через месяц приблизительно Тантена де Гаруэна нашли в постели уже остывшим.

Мадам Амантина была безутешна. И вернувшись с похорон, она слегла и через три дня тоже отошла в мир иной, последовав за супругом. Дом осиротел и все родные собрались в ожидании чтения завещания.

Поскольку старшим в семье оказался Жан Батиста, ему было предоставлено право назначить время обнародования завещания.

— Ленора, что мне делать? — в растерянности спрашивал он девушку. — Разве я вправе этим заниматься? У меня никакого опыта нет. Будь ты за главного.

— Вроде бы не положено. Ты мужчина, а я… ну ладно, Жан Батист. Уступлю тебе, а там что будет. Мадам тоже рвется решать судьбу завещания. Но тут уж я не уступлю, пусть и не надеется.

Ленора назначила чтение на субботу, и до этого дня никто из родственников не пожелал уехать. Они горели желанием узнать, что достанется каждому, хота старики вряд ли что им оставили.

— Боже, Ленор, как мы будем со всем этим хозяйством управляться?

— У нас имеется управляющий, и мы с него спросим, как идут дела. И потом я с тобой намерена проводить контроль и проверки.

— Что я смыслю в таких делах?! Я даже читать хорошо ещё не научился. А по писанному и подавно никогда не научусь.

— Это не так страшно, Жан Батист. Есть люди, которые за плату что угодно сделают, проверят и доложат. С этим мы управимся. И не думаю, что дела так трудно решать. Скоро мы этим займемся с тобой.

— Меня смущает мадам, Ленора. Что-то у неё на уме, уверяю. Она все пристальнее ко мне присматривается. Как бы мы её не проворонили.

— Я пущу её на поиски мне жениха. Это займет её целиком и у неё не будет времени так пристально заниматься тобой. Неужели у неё есть какие-то доказательства против тебя? Никаких! Просто домыслы и зависть. Больше ничего ей не известно. Но сейчас самое главное узнать, что в завещании. До оглашения два дня, а мы ничего не знаем. Завещание у нотариуса, и я боюсь, что мадам уже договорилась с ним. Вот стерва! — Ленора откровенно выказывала свое непреклонное желание навсегда избавиться от мачехи. Но как?!

И вот все собрались на чтение завещания. Родственников было не менее дюжины, и каждый лелеял надежду получить хоть что-то. Нотариус дождался тишины и пробормотал скороговоркой преамбулу. Никто её не слушал.

— Господа, теперь прошу быть внимательными, чтобы не возникло никаких кривотолков. Итак, господа… воля почивших в бозе месье Тантен и мадам Амантина… в здравом уме и отличной памяти в моем присутствии… что я и зафиксировал, распорядились — своим имуществом: недвижимостью, ценностями и деньгами следующим образом: сорок процентов, то есть этот дом, земельные угодья, ферма в предгорьях и два дома в городе завешается нашему внуку Жану Батисте да Гаруэну семнадцати лет!

Тридцать процентов завещается внучке Леноре де Гаруэн, что состоит из земельного участка в восемьсот акров, дома в Карассонне на улице Песчаной, и трех лавок по продаже кож и обуви!

Двадцать процентов завещаю сыну Ригару де Гаруэну с супругой. Это деньги в банке на сумму пятнадцать тысяч экю, дом в Пирпиньяне на улице Парусной, и судно для рыбной ловли в том же городе!

Нотариус передохнул, откашлялся и, не обращая внимания на легкий шум в кабинете, продолжал:

— Господа, дослушайте до конца. Оставшиеся десять процентов должны поделить среди остальных родственников по их усмотрению и решение то должно быть утверждено нотариусом и заверено печатью и подписью оного. То есть меня, — добавил нотариус и сложил бумаги в папку. — Господа, вы тут сами определите, что кому, договоритесь и пригласите меня для утверждения. До свидания, желаю доброго здоровья и благоразумия.

Не успели родственники одуматься, как нотариус уже исчез из кабинета. Все стали кричать, требовать чего-то, а Жан наклонился к Леноре и спросил:

— Может, нам удалиться, а? Пока тут не утихнет гвалт и споры?

Она согласно кивнула, и они вышли, при некотором сопротивлении родных. Никто из них ничего не услышал от главных наследников.

— Ну теперь будут тут орать до вечера, — заявила раздраженно Ленора. — Нас это не должно волновать и беспокоить. Идём в сад. Там надо передохнуть и успокоиться. А мадам-то молчала, заметил?

— Я частенько смотрел на неё, — признался Жан и вспомнит её взгляды, которыми она награждала его постоянно последние дни, особенно после похорон.

— Она наш самый главный враг, Жан Батист. Как только она подыщет для меня жениха, я её выгоню. У неё теперь будет свой дом и пусть убирается. Папу я оставлю с собой. Ты не возражаешь?

— Бог с тобой! Конечно, нет, Ленор! Как можно?

— Вот и хорошо. Значит, этой мадам вообще ничего не стоит отдавать. Пусть катится ко всем чертям!

— Вряд ли она с тобой согласится, Ленор. Не будешь же ты её насильно выпихивать из дома, ведь у неё есть муж! Что-то надо придумать другое. Но пока время терпит. Подождем.

— Скорей всего ты прав. Ей ещё надо найти мне жениха. Открою часть тайны тебе моего замысла, Жан. Я потребую самого старого, чтобы он не смог со мной переспать. Но не это самое главное. С этим я смогу справиться при помощи снадобий. Есть такие, Жан. Мне надо, чтобы он отдал Богу душу как можно раньше. И я надеюсь это устроить. Так что я уже настроилась на длительную борьбу. А уж потом мы с тобой обязательно обвенчаемся, Ленора не подведет тебя, мой любимый!

— Ты его убьешь? — изумился Жан Батист.

— Зачем? Он сам должен умереть. Грех на душу брать не стану. Старый человек легко поддается болезни. Вспомни дедушку. Никто его не убивал, а сердце не выдержало. А бабушка от тоски покинула нас, милый мой. Нечто такое и я надеюсь устроить моему будущему мужу. Не вздумай проболтаться, Жан Батист, — погрозила она пальцем и мило улыбнулась.

— И ты на такое способна, Ленор? Нам ведь больше ничто не мешает! Зачем ты так решила сделать, скажи мне!?

— Чтобы раз и навсегда решить для нас всё сразу, милый. Деньги деда и бабушки быстро кончатся. А так мы будем иметь намного больше. И не надо будет заботиться о хлебе насущном до конца дней наших!

— Лучше не говори мне об этом, Ленор! Это так низко и недостойно такой девушки, как ты!

— Если ты так говоришь, то это ты толкнул меня на такое, мой милый.

— Как это я? — удивился Жан Батист. — Я никогда такого не делал и не толкал.

— А вспомни разговор о нечестно добытые состояния. Был такой разговор?

— Да, был такой разговор. Я его помню. Ну и что с того?

— А то, что я спровоцировала папочку рассказать о происхождении нашего состояния. И он поведал гнусную историю про его прадеда. Чистой воды грабеж и преступления, Жан Батист, кузен мой!

— И в чем тут моя вина? Я что-то не пойму, Ленор.

— В том, что я убедилась в твоей правоте. И с тех пор эта мысль меня тревожит и толкает на такие же дела. И я это сделаю. И совесть моя будет чиста!

— Опомнись, Ленор! Зачем это тебе?

— Я уже говорила. И не стоит переливать из пустого в порожнее, Жан. Раз все замешано на преступлениях, то я вправе использовать свой шанс. Я и для тебя стараюсь, мой дорогой Николя! Ты, кстати, тоже замешан в преступлении, хоть это я тебя склонила к нему. Значит, ты мой сообщник. Ну как, милый мой дурачок?

— Может, ты и права, Ленор, но мне такое не по нраву. Я бы сам до такого не додумался.

— Не думай, что женщины такие уж безмозглые, Жан! Это далеко не так. Просто мы действуем тоньше и не так импульсивно. Так мнекажется. Я ведь умных книг не читала, а живу своим умом, а он ещё не такой зрелый.

— Чёрт с тобой, — наконец проговорил он, вроде бы соглашаясь.

— Ты ещё не знаешь, какие подлые дела вершат святые отцы, дорогой. Я тоже не знала, вернее, узнавая не верила, а сейчас мне стало понятно, откуда у святых отцов накопление столько богатств. Так что я тебя нисколько не упрекаю и не стыжу, что ты ещё не прислонился ни к одной религии. Все они грехами полнятся. А сколько святых грехов мы не знаем? Так что я предпочитаю свободу. Почти во всём. Меня тоже пугает кара небесная, но когда это будет и будет ли она вообще. А жить охота сейчас и вольготно. С деньгами и властью, которую они дают.

Жан Батист трудно соображал, выслушав пространную тираду Леноры. Настроение упало и захотелось уйти. Чувствовал, что и Ленора не склонна к интимным развлечениям. Он простился весьма прохладно, и она его не удерживала.

А жизнь продолжалась. Мадам Режина вскоре предложила Леноре жениха.

— Расскажите о нем все и поподробнее, мадам, — попросила Ленора.

— Около шестидесяти. Богат, имеет приблизительно полторы тысяч экю собственности. Большой дом и земельные угодья. Обрадовался заиметь такую молоденькую жену. Обещает хранить верность и отменно ухаживать.

— Он, наверное, болеет, мадам?

— Не похоже. На вид крепкий и не очень старый кавалер.

— Ищите другого, мадам. Этот не подойдет.

— Да что тебя не устраивает? Он намного богаче твоего деда с бабушкой.

— Это не самое главное, мадам. Ищите постарше, как можно старше, — многозначительно молвила Ленора. — Богатства может быть и меньше.

— Странное решение, Ленор. Тебя, выходит, интересуют только деньги?

— В какой-то мере, мадам. Но не только…

— Тогда что, если не секрет? И как тебе угодить?

— Меня можно соблазнить лишь очень старым женихом и больше ничего, мадам. Остальное не ваше дело. Это мои дела, и я о них больше не намерена распространяться. Если такого найдете, то я вам заплачу один процент от его состояния. Это уже вам добиваться, мадам.

Она никогда не называла её по имени. Только «мадам» и никак иначе.

Режина долго раздумывала.

— Что ж, милочка. Я постараюсь, хотя твои требования уж слишком… своеобразные.

Глава 14

Через две недели Режина, попросила Ленору зайти в кабинет для разговора. Ленора вопросительно глядела на мачеху.

— Милочка, я обегала все приличные дома, и, кажется, мои труды увенчались успехом. Есть подходящий жених!

— Говорите, мадам, я с удовольствием послушаю.

— Довольно богат. Около ста тысяч недвижимости, в банке несколько десятков. К сожалению, узнать более точную цифру не удалось. Скоро стукнет семьдесят восемь лет, и дряхл основательно. Я его видела и говорила с ним. Он старый бабник и напоследок решил обзавестись молоденькой женой для ублажения глаз. — И Режина пренебрежительно усмехнулась.

— И он согласен обвенчаться? — спросила девушка, уже весьма заинтересованная.

— Именно, моя дорогая!

— А наследники у него есть?

— Конечно! Как без них? Три сына и четыре дочери. Все взрослые, пристроенные. Живут в разных городах страны. Одна дочь уехала на Мартинику. Остров в Карибском море, но я не знаю где это. Далеко, полагаю. Вот и всё, милая. О его внешности говорить не стану. Тебя вряд ли это интересует.

— Это верно, мадам. — Ленора в задумчивости погрузилась в раздумья. — Мадам, я согласна, если то, что вы мне поведали, правда.

— Чистая правда. Источники проверяла основательно. Когда можно назначить смотрины, милочка?

— Думаю, что спешить не стоит, мадам. Полагаю, что через две недели. Это его и вас устроит? Если да, то готовьте их.

— Умно, Ленора! Я все подготовлю.

Они расстались почти подругами, как можно было посмотреть со стороны. Ленора потом долго раздумывала, прикидывала, и в уме согласилась со всем, что предлагает мачеха. Остается вопрос с Жаном Батистом. И тут она ожидала затруднения. Он казался неплохим мальчиком, но уж очень капризным в отношении с нею.

Она усмехнулась и самоуверенно полагала, что справиться с ним она сумеет.

— Значит, ты не отказалась от своего плана, Ленор? — с отчаянием в голосе, заметил Жан. — Странное поведение, должен тебе сказать. Но раз ты так решила, то я не стану тебе мешать. Делай, как знаешь, Ленор.

Она с удивлением и настороженностью глядела на него. Он ей последние дни совершенно не нравился. Вроде бы он так и не оттаял после их прежнего обсуждения этого щекотливого вопроса. Это тревожило Ленору, но она была уверена, что Жан Батист поймет её, примет этот план, тем более, что ей ничего не грозит, как поняла Ленора из рассказа мачехи.

И Ленора стала готовиться к смотринам. Заказала шикарные наряды, сделала модную прическу и украсила несколько комнат по своему вкусу. Но тут Жан Батист неожиданно заявил, что он не согласен присутствовать на этих смотринах и уезжает в горы.

— Прости, но мне неприятно всё, что ты затеяла, — говорил он, сдерживая раздражение. — К тому же ты сама уверяла, что я обязательно должен познакомиться с горами.

— Ты стал странный, Жан Батист, но я тебя понимаю и прощаю. Поезжай. Так будет даже лучше. Мне спокойнее, да и ты не будешь так переживать. А с кем ты собрался ехать? Там может быть опасно. Граница близко, и контрабандистов обязательно встретишь. А с ними надо ухо держать востро, Жан.

— Возьму пастуха Педро, и ещё одного помоложе. Ещё не решил. А Педро с удовольствием согласился поехать. Ты его знаешь?

— Нет. Откуда мне знать какого-то пастуха. Он хоть хорошо знает горы?

— Уверяет, что хорошо. Не раз гонял туда овец. Да и в молодости часто ходил в Испанскую Каталонию и Андорру. Да мы не собираемся углубляться слишком далеко. Не дальше границы.

— Долго намерен путешествовать?

— Недели три, Ленор. Как раз ты всё утрясешь со своим замужествам. А там посмотрим, что делать будем.

Последние слова Леноре не понравились. В них слышалась скрытая угроза. Ей стало чуть грустно, но последние дела захватывали всё сильнее и заниматься ещё и делами Жана ей не хотелось.

К тому же по городу уже распространилась весть о предстоящих смотринах, и местные дамы с удовольствием чесали свои языки, перемывая косточки Леноре и её мачехи.

В этот вечер Жан не стал задерживаться с Ленорой, и, сославшись на усталость, заметил:

— Я весь день рыскал по округе в поисках товарища в горы. Устал смертельно. Да и настроения нет… Ты должна понимать меня.

Ленора улыбнулась с пониманием и кивнула ему немного грустно и обиженно.

— Привыкаешь к езде верхом? — спросила она участливо.

— Ты права, Ленор. С непривычки чувствую себя плоховато, — улыбнулся он. — Я ведь не завтра еду и успею ещё привыкнуть. Спокойной ночи, Ленор.

Он ушел и поднялся на второй этаж. К коридоре было почти темно, и он осторожно ступал по скрипучим половицам. Что-то светлое показалось рядом с его комнатой. И голос Режины спросил:

— Это ты, Жан Батист? Я тебя ждала. У меня что-то с дверью. Посмотрел бы, а то мне страшно одной ночью без запора. Я принесу лампу.

— Хорошо, мадам Режина, — хмуро ответил Жан Батист.

Он зашел к себе, снял камзол и остался в одной сорочке и штанах. Вернулся к двери Режины. Лампа уже светила и Жан сразу увидел, что запор сломан.

— Как это могло случиться? — спросил Жан.

— Я только что перед твоим появлением, хотела закрыть дверь, а запор сломался. Старый, наверное, вот и не выдержал.

— Тут хорошо бы всё сделать заново, мадам. Вы правы, запор слабый от старости. А чего вам бояться, мадам? Кто тут может вам помешать или испугать?

— Боже! Я боюсь, Жан! — И она с мольбой взглянула на молодого человека. — Я бы хотела попросить тебя посидеть со мной, раз запор нельзя починить сразу.

Он взглянул на женщину. Она была в красивом пеньюаре, от неё исходил запах дорогих духов, и всё это мгновенно вскружило голову юноше. К тому же вспомнил дурацкую затею с замужествам Леноры, и, не думая, ответил:

— Хорошо, мадам Режина. Мне нетрудно.

Юноша убрал щепки и задвижку и вошел в комнату. Она тонула в полумраке, но Жан уже знал, что Режина очень любит комфорт и красивые вещи. Она поставила лампу на стол, и комната осветилась лучше. Спросила тихо:

— Вина выпьешь? Или ты, как мусульманин, вина не пьешь? — В её глазах он заметил легкую усмешку и ещё что-то, напомнившее Таиру.

— Если немного, — неожиданно ответил он согласием. — Боюсь опьянеть с непривычки, мадам. И вы выпьете?

— У меня хорошее вино, Жан, а я люблю немного, если оно отменное. — Она налила в хрустальные бокалы, и Жан подивился, как красиво вино светится ярким красным густым цветом. Подняла свой, передала юноше. — Наше здоровье! Что бы мы с тобой были счастливы.

Он не вник в её слова и выпил. Его волнение было заметно. А вино действительно было ароматное, немного терпкое — ему понравилось. Он быстро захмелел, Режина это тотчас почувствовала, напряженно и внимательно следя за ним. Она пересела ближе к нему, обдав запахом духов. Её рука опустилась ему на колено.

— Жан, ты знаешь, что очень красив? — прошептала она, наклонившись и показывая в глубоком вырезе пеньюара соблазнительную грудь.

— Мне часто об этом говорили, мадам, — язык у него слегка заплетался и он чувствовал, что воля его падает. Он тоже наклонился, заглядываясь на грудь.

— А сейчас, когда ты одеваешься прилично, немного ведешь себя иначе, девицы, наверное, глаз от тебя не могут отвести. Это так?

— Меня они не занимали, мадам… Я… мне…

Он не закончил, как мадам передвинула ладонь на колене выше. Потом рука её опустилась ему на волосы и слегка притянула к себе. Их губы соединились. Жан не осмелился протестовать и принял её предложение. Они целовались, и Режина с каждой секундой распалялась все сильнее, заряжая и Жана Батиста.

Его голова кружилась не только от вина, но и от страсти Режины. Он все сильнее откликался на её страсть, пока они не оказались на постели с белоснежными простынями. Он смутно соображал, что она раздевает его и не сопротивлялся.

И наконец они страстно отдались мощному желанию обладать друг другом. Их любовь была бурной, страстной и быстрой. И лишь успокоившись, Жан точно осознал, что произошло. И сожаления или угрызений совести у него не возникло.

— Ты доволен, мой вулкан?

— Ещё бы, мадам! Никак не мог ожидать от вас такого… такого порыва, мадам!

— А ты не новичок в делах любви, — заметила она с некоторым удивлением. — Ленора стала твоей учительницей?

— Что вы, мадам! — Он даже приподнялся на локте. Комната была так же освещена, и это удивило юношу. Он осмотрелся и заметил, что они совершенно обнаженны, и тело Режины оказалось очень упругим и молодым. И он осмелился спросить: — А как же месье Ригар, мадам?

— Что тут сделаешь, юноша? — вздохнула Режина. — Ригар уже никогда не сможет заняться любовью со мной, мой мальчик! А я ещё достаточно молода и жажду любви. Разве это грех, а?

— Думаю, что нет, мадам.

— Хватит болтать, мой малыш! Пора и делом заниматься. Ты ведь уже готов продолжить… доставлять мне наслаждение. — И она обняла его и впилась в его молодые и жадные губы.

— Нас ведь могут услышать, мадам, — с опаской заметил Жан. — Дверь-то не заперта. Не страшно вам?

— Мне нечего бояться, малыш. Да и тебе тоже. Ленора выходит замуж, и я ей в этом интенсивно помогаю.

— Но зачем, мадам? Мне это совсем не по душе.

— А мне наоборот! Ты её любишь?

— Наверное, мадам. Но её замысел с браком меня сильно… сильно обескуражил. Зачем она так делает, когда нам больше ничто не мешает?

— Если честно, то я её понимаю. Её состояние не так солидно, а аппетит разыгрался. Она надеется заполучить старика, чтобы быстрее разбогатеть и зажить самостоятельно и без хлопот. В роскоши и богатстве.

— Думаете, мне приятно такое наблюдать, мадам?

— Ты ещё слишком спокоен, мой мальчик. Другой на твоем месте просто взбесился. Так любишь эту… Ленору?

— Наверное, так, мадам. Но мне с вами так неловко, мадам!

— Ты можешь отказаться от «мадам» хоть в постели? Просто Режина. А ты веришь, что ты внук стариков де Гаруэнов?

— Честно говоря, ма… Режина, не очень. Никак не могу к этому привыкнуть.

— А я вообще не верю в это. Хотя все говорит, что ты на самом деле очень похож на Ремона де Гаруэна. То есть, на твоего отца и его сына Жана Батиста.

— Если так, то почему я не тот самый внук? Вдруг так и есть! Всякое бывает…

— Ну и пусть! — согласилась Режина, и стала нежно ласкать юношу, наслаждаясь его молодым телом. Ради этого не задула ни одного светильника. — Ты не хотел бы принять ванну? Она ждет нас, мой мальчик.

— У вас есть ванна, мадам… Режина?

— Теперь имеется. Недавно установили, и вода в ней ещё, наверное, не остыла. Я приказала нагреть посильнее. А то мы все потные, а это не самое лучшее для нас. Согласен? Тебе не может не понравиться.

— А мы там поместимся, Режина?

— Может быть, и будет тесновато, да мне это понравится. Да и тебе, уверена…

Она встала, и Жан должен был признать, что фигура у неё была ещё совсем молодой и красивой. Она протянула ему руку, и он, стесняясь, последовал за нею в дверной проем, закрытый толстой шторой. Поставила лампу на столик. Жан увидел большую белую ванну, ощутил приятный запах и тепло, исходящие от воды. И вдруг с решимостью и быстротой, схватил её на руки и не очень осторожно опустил в воду.

— Ой! — вскрикнула она, но в голосе Жан легко услышал нотки восторга. — Что ты делаешь?!

Он закрыл ей рот поцелуем, и она затихла. Сам очутился в теплой воде и принялся ласкать её тело. Режина быстро возбудилась, и они опять занимались любовью. Женщина извивалась в экстазе, царапала юноше спину, но он ничего не чувствовал, кроме страстного желания обладать ею. И он обладал.

— Боже мой! Как ты молод и горяч! — воскликнула Режина, слегка успокоившись. — Вот уж не ожидала такого от тебя, мой мальчик. И где ты набрался такого опыта? Но как восхитительно, милый! Ты сделал меня по-настоящему счастливой!

— Лжешь ты отменно, — осмелился он так сказать ей. — Чтобы такая женщина и не имела любовника! Трудно в это поверить, Режина.

— Ну-у-у! В общем, ты угадал. Он был, но уже в годах, и такого вулкана страсти ждать от него не приходилось. Но признайся, у вас с Ленорой ничего такого не было?

— Очень сожалею, но ничего! — вздохнул он, и Режина поняла, что мысль о девушке редко покидает юную голову Жана.

— Как же так, милый? Она тебя не возбуждает?

— Так ведь я её люблю, Режина, и не могу оскорбить грубостью и наглостью. А теперь есть ты и мне это очень нравится. А по твоему виду никогда бы не подумал, что ты так ретива и страстна.

— Это разные вещи, мой мальчик. Но должна тебе заметить, дорогой, что у Леноры на первом месте деньги и благополучие её жизни. Разве ты не обратил на это внимания? Мне казалось, что ты достаточно наблюдательный юноша. И, думается, вовсе не глуп, а даже наоборот.

Он улыбнулся, понимая цель её лести. Но не стал возражать. Такое была все же приятно слышать.

Она принялась его мыть, и, как ему казалось, делала это с материнской заботливостью и старанием. Ему было это вовсе не так приятно, как могло показаться, однако, он не стал возражать. Тем более что все здесь благоухало и было таким приятным и расслабляющим.

Оба они сильно устали. Режина спросила с нежностью:

— Дорогой мой мальчишка, ты останешься у меня до утра?

— А это не слишком опасно? — попытался уклониться Жан. — Мне надо ещё месье проверить, Режина.

Она слегка сморщила недовольно тонкий носик, не ответила, а Жан подумал: «А что? Можно и остаться. Здесь больше никто не живет, а Ленора занята своими мыслями о замужестве и богатстве… Останусь!»

— Только все на твою ответственность, Режина.

— Ведь ты защитишь меня, в случае нападения? — усмехнулась она. — Для того я и сломала задвижку.

— Думаешь, я не догадался? Я давно заметил, что ты поглядываешь на меня с вожделением. Сам я не осмелился бы никогда дойти до такого близкого знакомства. И ты победила, Режина.

— Значит, ты не сердишься на меня, на мою маленькую шалость, мой малыш?

— Очень глупый вопрос, мадам, — усмехнулся юноша.

— А как же Ленора? Или тебе надоело ждать её в своей постели?

Он неопределенно скривил губы, подумал и все же ответил:

— Не то, чтобы надоело, но она сильно меня принизила. Это её стремление выйти замуж! Мне её не понять.

— Это потому, что ты воспитывался в другой обстановке, малыш. Тебе хватало малого, а нам, людям высшего сословия, нужно больше и ещё больше. Ты понимаешь меня, мой мальчик?

Жан пожал плечами. Ему уже хотелось спать, и Режина стала ему надоедать. Догадавшись об этом, женщина вдруг заметила игриво:

— Выпьешь ещё вина на сон грядущий? Ты здорово поработал и это тебе бы не помешало. Что скажешь?..

— Спасибо, но мне не нравится чувство, когда голова мутится и шумит. Я не хочу, Режина. Хочу спать и больше ничего.

Утром он удивился, увидев себя рядом с Режиной. Быстро всё вспомнил и ещё больше удивился. Они лежали совершенно обнаженными и неукрытыми. Скомканная простыня валялась на полу. Подумал малость, и решил, что пора перебраться к себе. Тихо слез с кровати, но Режина проснулась и сонным голосом спросила:

— Куда это ты, мой малыш? Я надеялась поиграть с тобой в любовь.

— Простите, мадам, но мне пора. Все знают, что я рано встаю, а так могут заподозрить неладное. А я бы этого не хотел.

— Принялся за своё? — недовольно бросила Режина, но настаивать не стала. А юноша подумал, что она очень понятливая особа и дорожит тем немногим, чего достигла с ним. Внутренне улыбнулся, довольный собой.

Он выскользнул из комнаты и юркнул к себе. Огляделся, словно ища следы нашествия сюда. Всё было так, как было всегда. Никто к нему не заходил. Как и должно быть. Он вздохнул и пошел во двор умыться. Вспомнил ванну и блаженно сощурился. Лицо его было глуповатым.

Странно, но Жан Батист, встретив Ленору, уже не чувствовал отчуждения к ней.

— Жан Батист! Ты хорошо выглядишь. Приятно тебя таким видеть.

— Я хорошо и долго спал и знатно отдохнул после вчерашней верховой езды. А ты как? Всё занята приготовлениями?

— Может, останешься?.. Поддержал бы меня. Ведь мне предстоит трудное дело.

Юноша скривил губы. Он не мог вот так сразу определить свое отношение на сегодня. И ответил уклончиво:

— Если не найду подходящего парня в свою компанию, то, может быть, и останусь.

— Было бы очень хорошо, милый мой… Николя! — понизила она голос почти до шепота. Звонко чмокнула его в губы и ушла, вильнув подолом платья. Режина в его голове не возникла.

Слегка перекусив, Жан оседлал лошадь и выехал на поиски товарища. Он направился на юг, где повышались холмы и звонкие ручьи манили своей прозрачностью и прохладой.

Он посетил за день несколько небольших деревень. Разговаривал с людьми и наконец, нашел молодого сильного парня лет двадцати.

— Ты испанец? — с интересом спросил Жан.

— Нет, месье, но здесь много испанцев. И все мы хоть немногого понимаем их язык. А что вы хотите?

— Мне хотелось бы познакомиться с горами. Ищу подходящего напарника. Один у меня уже имеется, но хотел бы ещё одного, помоложе, вроде тебя.

— Я бы с удовольствием, месье. А сколько заплатите?

— Золотой экю в неделю. Сколько будем в дороге — не могу сказать.

— Цена хорошая, месье. Я, пожалуй, соглашусь. Но у меня только мул. Он, кстати, лучше коня будет в горах.

— Что ж, парень, договорились. Будешь ждать меня, когда я созрею. Это не продлится больше десяти дней. Я за тобой заеду, Агилон. Жди, а вот и аванс, — протянул Жан серебро. — У меня будет вьючный мул. Этого достаточно будет?

— Смотря по тому, как далеко будем подниматься в горы, месье. Но лучше запастись основательно. Охота многого не даст.

— Я тоже так думаю. Меня зовут Жан Батист де Гаруэн. Слыхал такую семью?

— Не приходилось. В городе я был лишь один раз. Все больше здесь ошиваюсь.

— Надеюсь, ты знаешь, что брать в горы и как там жить. Дней через десять ты жди меня. Нас будет двое, а ты третьим… Оружие имеешь?

— А как же, месье. У нас без оружия нельзя. Исстари так повелось.

— И испанский знаешь? — не отставал Жан.

— Не очень, но понять могу легко. Говорю, конечно, плохо. Да тут все испанцы знают французский, месье.

Жан к вечеру вернулся домой, и лишь тогда вспомнил Режину. И даже немного поморщился, представив, что она и сегодня заманит его к себе на ночь. Потому посчитал за лучшее с Ленорой не встречаться. Внутри у него творилось непонятное, а разбираться со всем этим ему пока не хотелось.

Он дождался сумерек и тихонько поставил лошадь в конюшню. Сам помылся из корыта для скота и пошел к себе.

Режина уже ждала его у своей двери.

— Где ты пропадал весь день, Жан? — настороженно спросила она и пытливо глядела в его глаза, хотя мало что могла разглядеть в коридоре.

— Ездил по округе искать подходящего спутника в горы.

— Никак не откажешься от этого? Зачем тебе это?

— Мне нравятся горы, мадам Режина. Вот и хочу посмотреть на местные. Говорят очень красивые и мощные.

— Я тебя жду. Ужин уже готов, так что не задерживайся. Переоденься, а то от тебя тянет лошадиным потом. Ванна тоже готова. Хочешь?

Он неопределенно пожал плечами, но не отказался. Торопливо захватил чистое платье и вернулся. Режина его ждала, и они тотчас зашли за штору в ванную комнату. Она приникла к нему жарким поцелуем, и он воспламенился от её запала. Они бултыхались в ванне, наслаждаясь водой и друг другом.

— Я вижу, что ты устал, целый день провёл в седле. Идем ужинать. И так всё остыло. Но это не так страшно. Я сейчас все немного подогрею. Пальчики оближешь, Жан Батист. Лично наблюдала за приготовлением.

— Так легко возбудить подозрения, Режина, — счёл нужным предупредить, Она подумала и согласилась, заметив:

— Ты осторожен, Жан. Боишься, что Ленора узнает? Узнает когда-нибудь.

— Надеюсь, ты не станешь убыстрять это? — с подозрением спросил Жан.

— Ни в коем случае, мой мальчик! — В словах Режины слышался страх и Жан понял, что она говорит правду.

— Тогда можно и поужинать. Я голоден, как волк!

Но не прошло и недели, как Жан Батист стал тяготиться обществом Режины. Он пресытился ею, хотя она очень старалась, и не докучала ему своими требованиями. Это и он понимал, отдавая должное такту Режины. Понимал, что тем самым у него не возникнет отчуждения. Но возникло. И он с нетерпением ожидал момента, когда можно уехать в горы и отдохнуть от этой знойной и неутомимой женщины.

Зато с Ленорой он почти помирился. Она тоже знала, как завоевать расположение юноши. Была нежна, не надоедлива, но всё ещё не успокоилась от своей бредовой, как он считал, затеи с замужеством.

— Вернусь из поездки в горы, Ленора, и мы поговорим с тобой основательно, — обещал он, и девушка с сожалением скорчила недовольную гримасу.

— Ты ещё не успокоился, милый мой? Не надо так, Жан! Все будет у нас хорошо. И приезжай пораньше. Я буду сильно скучать без тебя. Ты же знаешь…

— Самое меньшее я буду отсутствовать недели две, — предупредил он, но сам не был в этом уверен.

— Это ужасно, милый Жан Батист!

— За это время у тебя всё утрясется и я, может быть, успокоюсь. Ты должна меня понимать, Ленора. Между прочим, мадам иногда наговаривает на тебя. Она с тобой, вроде бы, сейчас в значительно лучших отношениях. Это так?

— Согласна, но это всего деловые отношения, где она рассчитывает получить от меня немного денег. За услуги… — девушка усмехнулась, и Жану показалось, что у неё появилась ещё одна загадка. Он не стал спрашивать, зная, что ничего не добьется, и отложил всякие выяснения до возвращения из путешествия.

— Даже так? — удивился Жан. — Ей, как и тебе, всегда их не хватает, — усмехнулся юноша, но подумал, что наличие денег всё же очень удобное и приятное сознание, дающее свободу и уважение окружающих. И сознавать это оказалось лестно.

Он ощупал старый кафтан и убедился, что камушек на месте. В голове зародилась мысль как-то оправить его в золото и подарить Ленор. «Интересно, помнит она о нем? — подумал он. — И как бы она отнеслась к такому подарку? Но это потом. Когда мы будем венчаться, как она обещает. А сколько времени пройдет, один Бог может знать».

Жан продолжал надолго выезжать за город, стремясь больше узнать местность. Своей усталостью он оправдывал свое небольшое охлаждение к Режине. Тем более, что знал, что скрыть это от неё никак не удавалось. По некоторым признакам он понимал её недовольство этим. Показать явно она опасалась, но Жан все больше убеждался в правильности своего мнения. Она дорожила им, и всеми силами пыталась сохранить их отношения. Они так захватывали её, и тут не могло не обойтись без мести Леноре. В этом он был уверен.

— Как ты сумела подружиться с Ленорой, Режина? — не раз спрашивал он, пытаясь проникнуть в её потаенные мысли. — Помогаешь в её глупостях.

— Посчитала, что этим я помогаю не только ей, но и себе, мой малыш. А распри между нами… вполне естественны. Она уже была достаточно большой, когда мы с Ригаром обвенчались.

— Ты любила его? — с напряжением смотрел он в её глаза, надеясь услышать откровение. Ошибся.

— Конечно! Он ведь был тогда вполне приличным мужчиной. Веселый, общительный, вхож в приличное общество, и мы часто там бывали. Но эта Турция!.. Я её возненавидела всей душой. Ни общества, ни друзей, разве что французское посольство. Единственная отдушина для меня. Там я и завела любовника. Но мы нечасто встречались с ним. Он был сильно занят разными поручениями, иногда секретного характера. Кстати, он однажды упоминал тебя. Тогда я не придала этому значения.

— Как интересно! Я ведь был мелкой сошкой в посольстве и выполнял самые незначительные поручения, как курьер.

— Тебе платили за это, да?

— Ничего мне не платили. Посол, Пётр Андреевич был страшно скуп и ничего на ветер не бросал. А я для него был тем самым ветром.

— А правда, что ваше посольство подкупало во французском его работников?

— Понятия не имею, — схитрил Жан, не желая подводить своих. — Я лишь передавал что-то и убегал. Вроде бы просил милостыни. Это было удобно.

— И как Ленора заинтересовалась тобой, таким замызганным турчонком?

— Пути господни неисповедимы, Режина. А я? Я не питал никаких надежд, а бросить не решался. Вот и дождался…

— Ты надеешься, что она все же станет твоей? — вскинула она глаза на него.

— А как же! Трудно жить без надежды, Режина. Вот и я надеюсь.

— Глупо с твоей стороны, Жан. Я наблюдаю её уже давно, и поняла, что она довольно хитрая особа. И своего никогда не упустит. И тебя она видит лишь, как личную собственность. Она всегда будет использовать тебя в своих целях.

— Может быть, — в раздумье согласился Жан, но сам подумал, что Режина просто настраивает его против Леноры. — Все ж это если и произойдет, то нескоро. А там видно будет. Я ведь ничего не теряю с нею.

— Ты так спокоен? Чем можешь объяснить такое?

— Мы верим друг другу, потому я спокоен. А от судьбы не уйдешь, Режина.

— Ты когда собрался в горы? — наконец спросила она, и в её глазах Жан заметил беспокойство и страх.

— Дня через три, — ответил он спокойно. — Ты будешь ждать?

— Не только ждать, Жан, но и страдать. Я никогда не думала, что так получится Думала, что просто развлечение на пару ночей. Получилось иначе.

Жан верил ей. Она говорила искренне, и всё её поведение говорило об этом.

В последнюю ночь перед отъездом, они любили друг друга особенно нежно и неистово, Жан старался не оскорбить опасную тигрицу, заставляя себя выполнить с нею все, что она требовала.

С Ленорой он попрощался ещё с вечера, и, сославшись на ранний отъезд, поспешил удалиться, пожелав ей благополучного завершения смотрин.

Глава 15

Уже около недели крохотный караван из трех животных пробирался тропами на юг. Миновали истоки реки Од и углубились в долины. Жан Батист с юной непосредственностью восхищался величественным видом этих высоких, мрачных и величественных гор. Покрытые зелёными лесами, они смотрелись очень красиво. Редкие селения ютились в долинах, отары овец неторопливо ползали по склонам, выщипывая травку.

Группа людей ночевала в крохотных селениях или просто под открытым небом.

— До селений далеко? — спрашивал Жан у Агилона, ехавшего на муле впереди.

— До темноты не успеем, месье. Дорога слишком сложная, двигаемся очень медленно. Через час можно остановиться на ночлег. Как раз будет долинка. С ручьем, господа.

Солнце уже скрылось за далеким хребтом и в долине уже царили сумерки.

— Вы, сударь, занимайтесь палаткой, а я принесу воды и отведу животных на водопой, — предложил молодой Агилон. — Тут недалеко.

Педро с Жаном быстро установили легкую палатку, разожгли костер и вылили остатки воды в котел. Педро приготовил маис для каши, а Жан выложил кусок соленого сала и флягу вина. Педро заулыбался.

Вернулся Агилон. Лошади и мулы уже паслись на дне долины.

— На дальнем склоне видел нескольких диких баранов, месье, — Агилон кивнул куда-то в сторону. — Хорошо бы завтра поохотиться. Что скажете, хозяин?

— Я бы с удовольствием, да устал смертельно. Если хотите, то можете сами устроить охоту. Свежее мясо нам не помешает.

— Спасибо, хозяин, — отозвался Агилон, а Педро подмигнул товарищу.

Ночь прошла спокойная. Жан даже не услышал, как приятели ушли с оружием в горы. А Жан с удовольствием встал лишь, когда солнце светило уже довольно высоко. Услышал далекий выстрел и улыбнулся, предвкушая шикарный завтрак.

Он спустился к животным. Сел на мула и поехал вперед, надеясь перехватить охотников и помочь с тушей барана.

Охотники неторопливо спускались вниз, Педро нес на спине убитого барана, опасаясь споткнуться и потерять драгоценную ношу. Агилон нес два ружья с припасами.

Жан подъехал и стал ждать. Скоро все спустились и с благодарностью кивали головами, вытирали пот с лиц.

— Хорошо, что вы подъехали, хозяин, — молвил Педро устало. — Баран нас порядком замучил. И оказался очень упитанным. Едва справился с ним, идя по тропе. Агилон, грузи добычу.

Они умильно посматривали, как с кусков мяса капал жир, скворчал в огне, в воздухе распространялся запах жареного мяса со специями.

— Немного будет жестковато, — заметил Педро. — Самец. Самка или молодой барашек был бы получше. Но и этот отменного вкуса.

Мужчины молча ели, поглядывали на флягу с вином, а на углях закипая кофе.

— Я вина не буду, а вы можете половину выпить, — распорядился Жан. — Я жил и воспитывался в Турции, и вина там почти не пили. Привычка осталась.

— Так вы мусульманин? — удивился Педро.

— Нет, что ты! Моя мать была христианкой и воспитывала в своей вере, но у остальных было другое мнение. Вот я и стал официально мусульманином, а фактически исповедовал христианство. Вот вам крест!

— Однако вы креститесь иначе, месье, — заметил Агилон.

— Так научила меня мать. Она православная, русская. Воспитывала меня на свой лад, хотя я был из рода де Гаруэнов. Только я это узнал совсем недавно.

— Такое бывает, — философски изрек Педро. Он все это уже знал, и слова Жана обращались с Агилону.

— Может, повернем на восток, а? — спросил Жан, вытер рот рукавом и оглядел ближние горы. — Спустились бы к морю и глянули, как там дела.

— Как скажете, хозяин. В дне пути туда, — указах Агилон на восток, — есть деревня. Там живут почти все испанцы. Хотите с ними познакомиться?

— Не мешает. Это правда, что все эти земли лет пятьдесят были за Испанией?

— Были, — ответил Педро. — Я и сам по отцу испанец. Но говорю очень слабо.

— Какая разница, — вяло ответил Жан. — Я сам уже не пойму, кто я. Всё это меня не интересует и никакого значения не имеет.

За день до того селения в горах доехать не успели.

— Миль семь не доехали, — заметил Агилон. — Надо здесь остановиться на ночлег. Место хорошее и вода рядом. Прохладно, да у нас одеяла.

После полудня следующего дня вошли в деревню. Она оказалась большой и раскинулась у говорливой речки, бегущей к морю. Жители с любопытством взирали на путешественников, а Агилон договаривался о ночлеге и еде.

— Задерживаться здесь не будем, хозяин? — спросил Педро, уже ложась спать.

— Не стоит. И так уже больше недели прошло. А я обещал вернуться через три. Дорога ведь будет длиннее.

— Но легче, хозяин, — ответил Агилон. — Да и то верно, хозяин. Вы почти всё повидали, познакомились, и делать здесь больше нечего.

— Что за следующее селение и далеко оно? — спросил Жан.

— Вечером будем там, хозяин, — ответил молодой. — Оно немного ближе. Да и дорога полегче будет. Доберемся! Дня за три можно добраться до городка Арль. Хотите? А если спуститься по речке, то попадем прямехонько в Перпиньян.

— Нет, туда я не собирался. А в Арль можно. Я о нем уже слышал что-то.

В Арль прибыли, как и обещал Агилон, на третий день к вечеру. Горы здесь отступили и пошли высокие холмы. Местами выходили на поверхность скалы, их вид сильно оживлял местность. Перелески чередовались с кустарником или голыми горбами. Изредка на них виднелись развалины старинных замков.

— Устраиваемся на постоялом дворе, — распорядился Жан. — Мы все сильно устали, и я намерен здесь отдохнуть дня два-три. Не возражаете?

— Вы хозяин, месье Жан Батист, — заметил Педро. — Как скажете.

На следующий день Педро принес весть, заинтересовавшую остальных.

— Завтра здесь на главной площади будут казнить контрабандистов, — заявил он. — Хотелось бы посмотреть. Говорят, среди них есть и девка. Вроде бы испанка.

— Много их будет? — заинтересовался Агилон. — Будет развлечение! Давно ничего такого не видел. Да и где мне увидеть казнь, когда я всю жизнь прожил в деревне? Месье Жан, пойдете смотреть? Педро, сколько их будет, осужденных?

— Человек пять, слышал. Завтра часов в десять утра. Народ только об этом и говорит. Уже эшафот строят с виселицей. Сам видел.

Жан вспомнил, как сам бегал в детстве и юности смотреть казни и наказания. Решил и на этот раз не упускать такой возможности.

Они пришли на площадь. Виселицы уже высились на эшафоте. Народ торчал тут с раннего утра, предвкушая захватывающее зрелище.

— Мы, наверное, пришли слишком рано, — недовольно молвил Жан. — А солнце уже припекает изрядно.

— В горах, хозяин, было хуже, и то терпели, — возразил Агилон. — Подождем.

Однако ждать пришлось недолго. Послышались крики и толпа заволновалась.

То процессия смертников и их охрана неторопливо шествовали к эшафоту. Жан с любопытством протиснулся вперед и взглянул на скорбную группу висельников. Их было, как и говорили, пять человек. Но самое страшное ему показалось то, что среди них шла, опустив бледное лицо, молоденькая девушка. Правда, лицо её было суровым, бледным, на скуле красовался обширный синяк, слегка закрывавший глаз. Длинные грязные волосы свисали космами почти до пояса её грязного драного платья.

Жан всмотрелся в её лицо и решил, что она очень молода и очень симпатична. Стало жаль, захотелось узнать историю её падения. Рядом шли сообщники. Все в синяках и ссадинах от побоев. Один держал руку другой и баюкал её. Другой сильно хромал. Все грязные, в лохмотьях и бородатые. Наверное, у них было много времени для обдумывания своих преступных действий.

Судья взошел на эшафот после преступников. Он зачитал приговор, и священник поднялся причастить в последний раз этих несчастных.

Поддавшись какому-то импульсу, Жан рванулся к эшафоту и, подождав, пока святой отец спустится, подскочил к нему и заторопился:

— Святой отец, падре! Как можно казнить такое юное существо, как эта девочка? Разве она могла совершить столь тяжкое преступление, что заслужила такую смерть! Прошу вас, умоляю, сжальтесь, помилуйте её ради Христа, нашего Спасителя!

— Кто вы такой, юноша? — пристально глядел священник на Жана. — Я вас не знаю.

— Сейчас я живу в Каркассоне, падре. Я из семейства де Гаруэнов. Они живут в Перпиньяне. А в Каркассон ездили на похороны Тантена и Амантины де Гаруэн.

— Гаруэн? Я знаю это семейство. Недавно вернулся Ригар де Гаруэн.

— Я его племянник, Жан Батист, падре! Что можно сделать для этого дитя? У меня есть около ста экю — и я охотно расстанусь с ними в пользу вашей церкви!

— Это невозможно, юноша, сын мой! Суд уже состоялся и ничего сделать нельзя!

— Вы мажете повлиять на судью. Я готов заплатить больше, но не сразу. Просто сейчас у меня больше нет. Поговорите с судьей, падре. Будьте благородны, простите её, как прощал Иисус!

Толпа ахнула и слегка зашумела. Жан взглянул и увидел, как первый преступник закачался в петле, сучил ногами, а палач схватил его за ноги и тянул вниз.

— Падре, ещё не поздно! Поспешите, уговорите судью! Умоляю. Она так молода!

— Хоть это и бесполезно, но я уступаю вам, месье де Гаруэн. Подождите.

Падре поднялся на эшафот и стал что-то говорить судье в мантии. Тот оглянулся на Жана. А в это время, толпа опять загудела. То второго преступника вздернули рядом с первым.

Жан всё посматривал на девушку. Она молилась, осеняла себя крестным знамением. В лице ни кровинки.

Повесили уже третьего преступника, когда падре вернулся, и, посмотрев на Жана, сказал печально:

— Сын мой, судья отказал. Но заявил, что, если вы согласны жениться на ней, отвечать за неё, то он может помиловать её. Но венчание состоится тотчас после казни. Вот какие условия ставит судья, сын мой.

Жан был оглушен, подавлен и разочарован. С минуту молча сосредоточенно думал, пока четвертый висельник не закачался в петле. И он торопливо ответил:

— Падре, я согласен. Жизнь человека дороже всего! Я согласен! Отмените её казнь, святой отец!

Падре поднял руку, судья заметил, и потребовал тишины от толпы. Поманил Жана на эшафот и тот, секунду поколебавшись, спешно взбежал туда.

— Это вы Жан Батист де Гаруэн?

— Да, ваша честь, — поклонился Жан. — Я согласен, месье судья!

— Вы берете на себя большую ответственность, сударь. А пути назад уже не будет. Вы хорошо подумали?

— Я думаю, ваша честь, что жизнь такой молодой девушки куда важнее всего остального. В том числе и моя свобода. Я согласен, месье.

Толпа в недоумении молча старалась понять, что происходит, и быстро затихла, когда судья сделал знак слушать его.

— Граждане города Арль! Свершается редкое явление! Этот благородный молодой человек, Жан Батист де Гаруэн, во спасение молодой жизни, решил взять эту девушку, преступницу Чениту Ланже, себе в жёны, и обязуется воспитывать её в духе благочестия, уважения закона и любви к ближнему, как завещал нам наш Спаситель Иисус Христос! Венчание состоится через час в церкви святого Валентина!

Толпа взревела восторженными воплями, и все потонуло в гаме, шуме и отдельных криках.

Стражники, выслушав судью и святого отца, повели Чениту, оттесняя от неё толпу. Рядом шел Жан и его товарищи. Жан спросил сержанта:

— Куда мы идем, сержант?

— К лавке купца Бализье. Вы же не хотите, чтобы ваша нареченная венчалась в таком виде. — И указал на девушку. Она ещё ничего не понимала и шла, словно во сне, не разбирая дороги и спотыкаясь на каждом шагу. От неё разило вонью и тюрьмой, как решил Жан.

Он шагал и разглядывал девушку. Она была среднего роста, очень худая и тонкая. Голод тюремной жизни сделал её такой. Но глаза оказались красивыми, хотя сейчас она казалась просто уродиной.

Все подошли к заведению Бализье. Тот с гримасой гадливости осмотрел девушку, выслушав падре.

— Какой стоимости заказываете подвенечное платье, месье, — обратился он к Жану, слегка поклонившись, видя в нем достойного человека.

— А сколько стоит скромное платье для нее? — кивнул он на Чениту.

— Двенадцать экю, месье. Вас это устраивает?

— Да, месье Бализье. И ещё просьба. Туфли, накидка и помыться ей. Это самое главное, полагаю.

Купец думал недолго.

— За все двадцать пять экю, месье. И через полчаса вы можете забрать свою невесту и отвести в церковь. Я всё устрою. Вы ведь родственник господина де Гануэна из Перпиньяна?

— Его племянник, месье. Так я надеюсь на вас, месье Бализье.

Купец кого-то позвал. Прибежала служанка и, выслушав хозяина, увела девушку во двор. Толпа не расходилась, надеясь на угощение, и вообще посмотреть на редкостное зрелище венчания с висельницей.

Жан тем временем, не слушая увещевания товарищей, передал им сорок экю, заявив решительно и строго:

— Организуйте у церкви небольшое угощение с вином. Купите все подешевле, чтобы всем хватило. А ты, Педро, закажи нам на постоялом дворе отдельную комнатку. Все ж мы будем молодоженами.

— Простите, хозяин, но вы делаете большую глупость, месье, — счел должным пожурить молодого человека.

— Зато человек жив! А это мне больше всего нравится. Такая молодая, а жизни ещё не видела. Ченита Ланже… Имя вроде бы не французское. Фамилия точно наша, французская.

— Здесь полно смешанных браков, хозяин. Пограничная область.

Появилась Ченита. Жан не узнал её. Она стала во много раз лучше. В глазах появилось выражение реальности. Когда её подвели к Жану, она подняла большие карие глаза на него, некоторое время смотрела на него и спросила:

— Сударь, как вас звать? Я не благодарю вас, не просила, но ваш поступок достоин большого уважения. Спасибо…

Жан назвал свое имя, и она удивилась, услышав его.

— Как вы осмелились на такой шаг? Дворянин и женится на бродяжке и преступнице. Странно, но я рада. Вы красивый мужчина. Или ещё юноша?

— Мне восемнадцатый год, мадемуазель. А сколько вам лет, если не сочтете вопрос бестактным?

— Мне семнадцать, месье. Старая уже!.. И что вы намерены делать со мной?

— Как что, мадемуазель? Жить с вами. Мы же будем мужем и женой, супругами.

Она не ответила, не смутилась, а в это время церковный служка напомнил:

— Сударь, падре уже всё приготовил и ждет вас. Поспешите, прошу вас!

Всей толпой пошли к церкви. Она находилась всего в трех-четырех минутах ходьбы. Она почти не украсилась, но добровольцы все же несколько цветочных букетиков укрепили над входом.

Церемония прошла торопливо, и за десять минут всё было закончено.

— Месье, мадам, прошу следовать за мной, — проговорил падре и жестом руки показал куда. — Вам надо получить свидетельство о браке и записать его в книгу. Это не займет много времени. Прошу вас.

— Ну а теперь куда, мой супруг? — подняла Ченита свои карие глаза на Жана.

— На постоялый двор. Там у меня есть комната. И у нас будет брачная ночь.

— Ты такой молодой и уже так свободно говоришь о брачной ночи! Но я тоже не наивная девица, не новичок с мужчинами. Тебя это не смущает?

— Нет. Не смущает. Но дальше постарайся быть верной женой. Если сможешь.

— Я посмотрю на тебя, — азартно ответилаЧенита.

— Ты, наверное, от смешанного брака появилась, да?

— Угадал, Жан Батист. Мать моя была испанкой.

— Она умерла? — без особого чувства спросил Жан.

— Умерла, — коротко ответила Ченита. — Я плохо её помню. Заболела и отошла к Всевышнему. Отмучилась.

— Почему ты так говоришь?

— Папочка у меня был горький пьяница и очень вспыльчивый человек. Бил её. И меня тоже. Вот мама и убила его. А сама пошла и сдалась полиции, её казнили. Меня воспитывала, как могла, бабушка.

— Ладно, пошли к себе. Ты теперь моя жена и должна слушаться меня. Или то тебе не подходит?

— Посмотрим, Жан Батист. А ты богатый человек?

— Немного есть. А что?

— Ничего. Интересно узнать, как богатые живут. А родные твои, что они скажут, увидев меня в качестве твоей жены?

— У меня нет родных. Недавно умерли дед и бабушка. А родители давно погибли в море. Мне тогда шел четвертый год.

— Так ты живешь один, самостоятельно?

— Не совсем, Ченита. В Каркассоне у меня есть невеста и… любовница. Но невеста решила выходить замуж за старика, а любовница её мачеха. Так что мне нечего кривить душой и юлить, выгораживая себя. Они тоже не очень-то верны мне. Особенно невеста.

— С чего ты так со мной откровенен, Жан? Или все это враньё?

— Нет, Ченита. Всё правда. К чему скрывать то, что обязательно станет известно каждому? А мне надоело ждать и надеяться.

— Ты разлюбил свою невесту? — удивилась Ченита.

— Не могу точно сказать. Но последнее время мы, в основном я, стали охладевать друг к другу. Печально, но так и есть, — Жан вздохнул.

Уже начало смеркаться, когда молодожены, знатно перекусив и пройдясь по узким улочкам городка, добрались до постоялого двора. Там уже все о них знали, хозяин радостно встретил, а бродячие артисты поздравили их хвалебными песнями. Преподнесли по бокалу вина. Жан отпил лишь глоток и передал Педро.

— Ты не пьешь вина? — удивилась Ченита. — И не куришь? Ну и супруг мне достался! Никогда таких не встречала. А я выпью. Курить и я не курю. А это к тому же хорошее вино. Ты не рассердишься?

— Да пей! Такой день, что не грех и выпить. А я не хочу. Не привык ещё.

— Что так, Жан? Болеешь или что другое?

— Другое, — загадочно ответил Жан и потащил её в комнату. — Вот, Ченита, наша с тобой комната. Осмотрись. Ещё надо и можно поговорить. Мы покинем этот город послезавтра. Ты в седле можешь держаться?

— Вполне, а что? Будем ехать верхом? Далеко слишком.

— Нам нет смысла спешить. Хорошо бы ближе познакомиться, узнать и подумать о будущем. Как себя вести и как говорить.

— Согласна, Жан Батист. Я готова.

Глава 16

В Каркассон они приехали в густых сумерках. Жан нарочно так распорядился. Не хотел привлекать к себе лишнего любопытства. И лишних разговоров.

Он знал, что Ленора уже прошла смотрины, но каков результат? А с Режиной разговор был бы простой. Он не рассчитывал с нею спорить или что другое. Просто скажет, что женился и представит супругу.

— Ченита, постарайся не нарываться на скандалы, — увещевал Жан. — Веди себя спокойно, достойно. Всё утрясётся. Главное, что ты жива и в безопасности.

— Значит, ты советуешь мне сносить все притеснения твоей родни? — Ченита с трепетным вниманием слушала Жана, вспоминала две ночи, что провела с ним, и теперь считала, что упускать такого мужа никак нельзя. И уже несколько дней наблюдала супруга. — Мне будет трудно такое вынести, Жан.

— Ты ещё не приехала, а уже рисуешь всякие враждебные действия моей родни. Не надо так резко реагировать, Ченита. Всё окажется не таким страшным. Мы с тобой совершенно самостоятельные люди и переживать из-за кого-то нет смысла. Просто не обращай внимания. Будь спокойнее и поменьше говори. Ты слишком вульгарно говоришь. Это, конечно, будет сильно шокировать всех в доме.

— Ты от меня требуешь слишком многого, Жан. Я так не привыкла.

— А ты постарайся привыкать. Мотай на ус. Теперь ты будешь жить в другом обществе, с другими людьми. Надо подстраиваться. Иначе жизнь твоя будет очень трудной и беспокойной.

Их встретили с настороженным удивлением, что, впрочем, было естественным. Режина тотчас ушла к себе, а Ленора долго и с интересом рассматривала Чениту, но никак не могла принять решение Жана взять такую девицу в жены.

— Жан, мы можем поговорить без помех? — просила она, с трудом сдерживая рвущееся возмущение.

— Погоди, Ленор, — мирно и даже буднично ответил Жан. — Я отведу Чениту в нашу комнату, попрошу принести ужин, и мы поговорим. Обязательно, Ленор.

Ченита внимательно и с интересом оглядывала помещения дома, комнатку, в которой жил Жан. Он заметил её неудовольствие и заметил:

— Завтра я сменю комнату, Ченита. Теперь эта нам не подходит. Сама выбирать станешь. Только не трогай те комнаты, где уже живут. Поняла? Иди в другую комнату и помойся с дороги. Я пришлю служанку.

— Я и сама могу! Нечего мне прислуживать, Жан! — И удалилась в комнату, которую указал Жан.

Сам он вспомнил ванну мадам Режины и позавидовал тому, что у него такой нет.

Он распорядился принести в комнату ужин, сам во дворе помылся и появился в комнате, посвежевший и довольный, что никто не учинил скандала.

— Ченита, садись есть, — предложил Жан и сам уселся за столик. — Нас не ждали, и потому еда у нес холодная.

В голове Жана вертелось масса вопросов к юной жене, но все они могли подождать. Главное, что его занимало — возможность как-то успокоить её и не допустить вспышки несдержанности. А она вдруг заметила:

— Да не волнуйся ты, Жан Батист. Я все поняла, и не намерена всё тут портить в угоду своему дурацкому характеру. Я ведь тебе стольким обязана и понимаю не так уж мало. А та мадам, что не захотела приветствовать нас… и есть твоя любовница? Она мне не понравилась. Старая.

— Она самая, — хмуро ответил Жан. — Если честно, то она уже мне поднадоела, но она опасна, и от неё можно ожидать любой пакости.

— А молодая дурнушка и есть твоя бывшая невеста? И ты её любишь?

Юноша неопределенно пожал плечами. Но этого оказалось достаточно, чтобы Ченита всё поняла. Она вообще оказалась довольно понятливой девушкой. Они ели в молчании, Ченита выпила немного вина и заметила:

— Вино у тебя знатное, Жан! Так и пьяницей легко сделаться. Ты не позволяй мне распоясываться. А то сама я плохо слушаюсь разума.

— Я это уже заметил. И учту твое замечание и просьбу. Сегодня спать будем на полу. Давай стелиться, а то уже поздно и мы устали.

— А кровать?

— Она слишком узкая для двоих. Вспомни, как неудобно было в Арле. Завтра всё поменяем. Помогай!

— Все ж быть богатым приятно, Жан Батист, — вздохнула Ченита. — И все же я до сих пор никак не могу понять, что толкнуло тебя спасать меня?

— Думаешь — я сам это понимаю? Просто что-то толкнуло меня и стало тебя жутко жалко. Такая молодая — и смерть. Это не может быть правильным, вот я и бросился спасать тебя.

— Чудной ты, Жан. Как мне повезло! И как мы будем теперь жить? Кругом те, с кем был связан очень тесно. Что завтра будет?

Жан подумал и ответил как-то слишком спокойно:

— Завтра Ленора узнает, что мы с Режиной были любовниками. Это разозлит её. Что будет потом — сказать не берусь. Она тоже бывает вспыльчивой. Режина так возненавидит тебя, что тебе стоит поберечься. Поэтому я предпочитаю уехать в усадьбу и обосноваться там. Вдали от этих двух гарпий. А они скоро такими станут.

— Усадьба далеко? Опять ехать верхом? — В словах Чениты слышался некоторый страх. Седло, наверное, так осточертело ей, что вызывает страх. Такая мысль пронеслась в его мозгу.

— Зачем верхом? У нас есть кабриолет, карета. Можно в них поехать.

— В карете можно? Я ещё ни разу в них не ездила.

— Как скажешь, Ченита. Но давай спать, я смертельно хочу спать…

— А любовь, мой супруг? Ты такой красивый и приятный, Жан…

— Нет настроения. Приезд сюда сильно меня взволновал, Ченита. Оставим до утра. Спи уж…

Она поцеловала его в щеку, и, вздохнув, обняла и задышала спокойно. Жан тоже закрыл глаза, но сон не сразу его сморил. Разные мысли бегали в его голове.

Утром он проснулся рано. Ченита спала рядом, и он не стал её будить. Просто пристально стал рассматривать её лицо. Больше всего ему нравился в ней её короткий носик. И волосы. Слегка волнистые, темно-каштановые, почти как у него самого. И губы. Яркие, сочные, может быть, слегка толстоватые, но такие аппетитные.

Жан понимал, что девушка им довольна и даже рассчитывал на большее. Возможно, она его вскоре полюбит. Правда, она так пылко его ублажала, что можно уже сейчас считать её любовь состоявшейся. А он сам? Этот вопрос тревожил его — он никак не мог определить свои чувства к Чените.

У него смешались эти чувства, разделившись между нею и Ленорой. А кому отдать предпочтение — он пока решить не мог. Наверняка старое недовольство решением Леноры выйти замуж ради денег сильно повлияло на него в его внезапной женитьбе.

Он криво усмехнулся и подумал: «Пусть всё идет, как получится. Всё должно определиться само собой. У меня тоже может быть своя гордость, свой принцип».

С этой мыслью он встал, но Ченита проснулась и спросила сонно:

— Чего так рано? Ещё солнце только показалось. Спал бы!

— Хочу познакомиться с делами в моем хозяйстве, Ченита. А то всё прахом пойдет без хозяйского глаза. А ты спи.

— А можно? — хитро улыбнулась она. — Ты поцелуешь меня?

Он не возражал, но от дальнейших ласк отказался. Как-то было неудобно при последних размышлениях о Леноре.

— Я вернусь к обеду, — заметил он серьезно. — Постарайся вести себя тихо.

— Обещала уже, мой супруг. А ты не задерживайся. Я буду скучать по тебе.

— А ты знакомься, найди себе работу. Хотя бы на кухне или в саду. Готовить умеешь, или в твоей жизни это не случалось?

— Случалось, но редко, мой милый. Ладно, иди, а я немного полежу и буду искать себе занятие до обеда. Кстати, мы обедать будем все вместе или можно здесь?

— По желанию. Но надо всё же привыкать к общим обедам, Ченита. Это сплачивает семью. Поняла?

Она кивнула и спросила с любопытством:

— Ты нарочно спешишь уехать, чтобы не встречаться с Ленорой?

— Может быть, — пожал он плечами. — Приятного ждать от такой встречи не приходится. Тоже думаю, как объясниться с нею. Хотя всё уже и так ясно для меня.

Она улыбнулась, а Жан подумал, что в отличие от Леноры, Ченита во всяком виде приятно смотрится. Роста она была пониже, но фигурой получше. И он ласково улыбнулся.

Жан проездил по полям, удалившись от города миль на восемь. Навалилась усталость, и он поспешил домой. По улицам города он проехал шагом и отвечал на редкие приветствия знакомых. Но больше молодых девиц. Те ещё не знали, что он привез жену — в их улыбках проглядывала надежда. Он улыбался им.

Лишь сейчас ему показалось, что внимание девушек очень приятно и впервые у него возникло ощущение удовольствия от того, что на него постоянно обращают внимание девушки, а молодые люди поглядывают на него с неприязнью. «Надо бы возобновить занятия фехтованием и стрельбой из пистолета, — подумал он. — Всегда может пригодиться. Здесь народ вспыльчивый и готов по пустякам потребовать от него удовлетворения».

Въехав во двор, Жан тотчас встретился с Ленорой. Та куда-то шла и остановилась, как вкопанная, заметив всадника. Жан любезно поклонился. В глаза бросилось, что Ленора сильно подурнела. Значит, переживает сильно. В душе защемило. Появилось желание сказать что-то ласковое, приятное ей, но она резко повернулась и быстро ушла в ближайшую дверь.

Он тяжело слез с седла, бросил поводья конюху и удалился. Настроение быстро падало. Пришлось долго плескаться на хозяйственном дворе, принимая помощь сердобольной и веселой работницы. Видимо, ей было приятно такое занятие, но у юноши были мрачные мысли. А женщина, вытирая руки, сказала, озорно блестя глазами и посмеиваясь:

— Что, хозяин, настали трудные времена? Не переживайте, месье! Всё утрясётся!

Он недобро посмотрел на женщину, и та поспешила удалиться. Настроение упало ещё ниже. Расхотелось идти к Чените, хотя той могло и не быть в комнате. И он направился в кухню.

— Мы вас не ждали так рано, хозяин, — заметила кухарка. — Сильно проголодались? Тогда я вам подам салата и холодной рыбы. Не обессудьте, месье.

— Да полно тебе хлопотать, Жаннет! Мне подойдет любая еда, а ты так готовишь, что все сойдет за высший сорт.

Вспомнил, что в этом доме все женщины очень хорошо к нему относятся, и неожиданно эта мысль взбодрила его.

Он уже заканчивал обед, как появилась Ченита. Она была стремительна, синее платье очень шло к ней, и он залюбовался её ладной и аппетитной фигуркой.

— О! Ты уже здесь? А я только зашла поторопить с обедом. Уже поел? Без меня? А обещал что?..

— Так устал, Ченита, что не утерпел и зашел сюда, — ответил он, вроде бы извиняясь. — Как твои дела?

— Очень даже хорошие, Жан. Немного выясняли отношения с Ленорой. До драки не дошло, но немного повеселились. Она даже мне понравилась. Такая умница оказалась. Мне надо у неё многому научиться. А что-то мадам Режины я так и не увидела. Прячется?

— Откуда мне знать? — слегка нервно ответил Жан. — Пошли в комнату. Ты нашла нам другую?

— Нашла. Рядом со старой. Хорошо бы дверь пробить и соединить эти две комнаты. Это можно? Будет гостиная, а другая спальня.

— Если сама организуешь эту перестройку, то не возражаю. Можешь начинать прямо сегодня.

— Здорово! — Ченита чмокнула его в щеку и заметила недовольно: — Ты сегодня не брился. Я не люблю бородатых. И со щетиной.

— Учту, моя крошка! — Он был доволен её веселостью и щебетанием. — О перестройке подумай хорошенько. И не тяни с этим! До ночи все закончи.

— А ты куда? — удивилась Ченита.

— Переоденусь и пойду отдохну в конюшню. Мне нравится с лошадьми… А у тебя много работы сегодня.

Он не заснул, но, лежа на душистом сене, он предался размышлениям. Но и сейчас сомневался в своих чувствах к Леноре и к Чените. Она ему нравилась, но любовь?.. Он вздохнул и должен признать, что никакой любви к жене у него нет. А Ленора продолжает его волновать, хотя сейчас она выглядела ужасно. И что-то притягивает его к ней. Манит и не дает покоя. И всё же твердо решил, что обязательно поговорит с нею и даже сегодня.

Ленора сильно удивилась, увидев его на пороге комнаты. Вид её говорил о долгих и нерадостных думах. Жан Батист даже подумал, что не стало бы её беспокоить в такое для неё нелегкое время. Но не отступил. Сердце билось усиленно и тревожно.

— С чем пожаловал? — спросила она отчужденно.

— Хотел объяснить то, что случилось… со мной, Ленор.

— Что тут объяснять? И так все ясно, как божий день! Ты изменил мне, и тут ничего уже не поделать. Уходи.

— Не все так просто, — запальчиво молвил он. — Думаешь у меня любовь с Ченитой? Ничего такого, уверяю!

— Это уже не имеет значения. Нам не о чем говорить.

— Ты не хочешь узнать, что и как произошло? Я бы хотел тебе рассказать.

— Зачем? Все решено окончательно и назад пути нет.

— Однако, в этом не только моя вина, Ленор. Ты сама меня подтолкнула к такому шагу. Так, во всяком случае, можно объяснить мой поступок. Зато мне удалось сохранить жизнь молодой девушке. Разве это не имеет значения?

— Для меня никакого, — решительно заявила Ленора.

— Вот как ты заговорила? — Жан начинал злиться и голос повысил. — Значит, то, что для тебя важно и является самым главным? А я немного не так думаю.

— Думай сколько угодно, а ты меня ни в чём не убедишь. И прекрати свои разговоры. А то я тебе ещё кое-что скажу…

Он пристально вглядывался в лицо девушки и вдруг понял, что у неё на уме.

— Если ты о мадам, то и тут не я один повинен. Как можно понять тебя с твоим замужеством? Кстати, чем закончились смотрины? Вот это тоже важно! — Он почти кричал и видел, что и Ленора распаляется.

— Тебя это не касается! Убирайся и больше не заходи ко мне! — Она перешла почти на визг. Стало ясно, что продолжать разговор бессмысленно.

— Как скажешь, — ледяным тоном ответил Жан и торопливо ушел, не желая больше растравлять себя бесполезными спорами и обвинениями. — Только я не стану делать первым шаги к примирению, Ленор!

Он не услышал её ответа. Да и был ли он? Его тоже это не заинтересовало.

Вернувшись в комнатку к себе, уселся на пыльный стул, оглядывая, как два работника, боязливо поглядывая на Жана, ладят дверь в соседнюю комнату. Близился вечер, и они спешили закончить работу.

Послышался голос Чениты и Жан удивился, услышав в нем командные тона. Она давала последние распоряжения и торопила рабочих.

— Мадам, через час все закончим, — ответил старший. — Будете довольны.

— А покраска, вы что, не собираетесь красить? Я ведь вам говорила!

— Мы помним, мадам. Но скоро вечер, а краска сохнет не так быстро. Неудобно будет вам, мадам. А с утра мы все это сделаем. И шпаклевка высохнет хорошо. А дышать красками всю ночь неприятно, мадам.

— Черт с вами! — грубо ответила Ченита. — О, Жан Батист! Ты вернулся! Чего тут сидишь? Заходи в другую комнату. Я покажу, как устроила её.

Он молча поднялся и вышел в соседнюю комнату. Она была больше и выглядела приятной и обставленной, хоть и разномастной, но достаточно красивой мебелью. Жан переводил взгляд то на девушку, то на комнату.

— Чего молчишь, супруг? Нравится или что-то не так?

— Я в таких делах мало чего смыслю, Ченита. Думаю, что ты справилась со всем вполне успешно. Поздравляю. А мебель откуда взяла?

— Поискала и нашла. Старовата, но пока сойдет. Тут мне и мадам Режина немного помогла. Очень знающая мадам. А что с тобой? У тебя лицо понурое и злое. Ты говорил с Ленорой?

Он скорчил недовольную мину и кивнул.

— Она не захотела принять мои объяснения. Ну и пусть. Лишь понервничали, а толку никакого. Ты довольна?

— При чем тут я? Это твои личные дела с нею… Ладно, не будем вспоминать о неприятном. Да и посторонние уши здесь, — и она кивнула на дверь, за которой возились рабочие-мастера. — Есть будешь? Можно пойти на кухню.

Жан Батист с удивлением и настороженностью посмотрел на жену. Та была в оживленном настроении и ничем не показывала своего беспокойства, словно ничего не происходит. Это ему понравилось, и он согласился поужинать на кухне.

Потом они обошли сад, посидели на скамейке и полюбовались закатом. Солнце раскрасило горизонт, прикрытый деревьями и крышами домов. Заверещали цикады, послышался комариный зуд. Молчали, погруженные в свои сокровенные мысли. Жан мельком взглянул на спокойное лицо Чениты, и вдруг почувствовал теплоту к этой девчонке. Её спокойствие и ненавязчивость как-то располагали к себе. Никаких упреков, намеков на невнимание не было и в помине. И вдруг спросил ее:

— Ты на самом деле не беспокоишься о моих отношениях с Ленорой? Или притворяешься такой? А Режина?

— А что с Режиной? То было до меня, как и Ленора. А сейчас я совершенно спокойна, и не вижу ничего страшного… Думаешь, я не вижу, как ты переживаешь с Ленорой. А о Режине ты совсем и не думаешь. Меня это устраивает. Что было — то было, и изменить уже нельзя. А остальное тоже будет, как будет. Как Господь нами распорядится. Стоит ли ломать себе голову над этим? Я должна молиться на тебя, и я делаю это. Ты мне нравишься, а что девушке вроде меня ещё надо? Всем довольна, и благодарю Бога за такой поворот моей судьбы.

Жан с любопытством глядел на красивый профиль Чениты, и подумал, что она не такая глупая, как можно было думать раньше. И мыслит хоть и немного странно, но здраво и понятно. Приобнял её за плечи, тепло поцеловал в порозовевшую щеку. Отметил, что за последние недели она сильно похорошела и поправилась, пока жила здесь. Лишь едва заметные проблески прежней жизни можно подсмотреть, приглядевшись. А в общем, Ченита легко вошла в образ богатой мадам и даже в поведении мало чем отличалась от Леноры. Правда, сравнить её с Режиной было трудно, но и так Жан отмечал большие успехи своей юной жены.

— Ты что так смотришь на меня? — усмехнулась она ласково, но слегка требовательно, облекая это в веселую игру в слова.

— Я ведь тебя ещё мало знаю, Ченита. Вот и стараюсь побыстрее изучить, понять и…. принять.

— Как это? — вскинулась она, и в глазах блеснуло что-то неуловимое, что насторожило его.

— Чтобы, значит, мы смогли жить без ссор и склок. Мирно и в любви.

Ченита расплылась в счастливой улыбке. Его слова, видимо, сильно её обрадовали и она, помолчав немного, спросила:

— У меня есть надежда, что ты меня полюбишь? — И кокетливо подмигнула.

— Надеюсь, — коротко ответил он и сам удивился своему ответу. — Ты такая симпатичная и… даже красивая, Ченита. Особенно сейчас, когда ты приоделась. А где ты достала эти платья? У тебя же ничего почти не было.

— Мне Режина показывала свой гардероб, и я выпросила два. Она не очень-то и сопротивлялась. Мне она начинает нравиться, Жан.

— Смотри, Ченита, будь с нею поосторожнее. Она баба хитрая и умная. А в интригах очень даже преуспела. С нею не болтай лишнего.

— Разве у тебя есть тайны? — расширила она глаза, вопрошая.

— Тайны у всех имеются. Вот я ничего не знаю о твоей жизни. И ты не собираешься о ней ничего мне сказать. Или скажешь?

— Конечно, скажу, мой супруг! У меня от тебя не должно быть тайн. Вот, например, я была в банде контрабандистов. Участвовала в перевозках грузов без пошлин, на чем и попалась, как ты знаешь. Спала с некоторыми мужчинами. В моей жизни вряд ли можно уберечь себя от этого. Даже стреляла в таможенника и ранила его из пистолета. Вот и всё, мой супруг. Но тебе не обязательно говорить о своих тайнах. Чем меньше я буду знать о них — тем спокойнее будет тебе. Разве не так, милый мой Жан Батист?

— Это так в вашей банде делалось?

— Да! Это для сохранения тайны или других сведений. Многие из них могли сильно кому-то повредить. Вот и знали мы только то, без чего нельзя было обойтись. Но тебе я могу поведать теперь всё. Да это вовсе не так интересно для тебя. Если есть охота, то я, конечно, расскажу тебе.

— Как же вы попались, Ченита?

— Всего предусмотреть оказалось невозможно, милый мой Жан Батист. Вот и вышло так, что мы не знали о дополнительном патруле — и они вышли прямо на нас. А мы как раз тащили ценный товар на вьючных мулах. Два человека успели укрыться, а нас пятерых схватили. Хорошо, что суд оказался быстрым и мучились мы недолго. Всего пару недель — и на эшафот.

Жан скорчил недовольную рожу. Ему не хотелось вспоминать те минуты, и он, криво усмехнувшись, проговорил:

— Лучше не напоминай мне, Ченита. Договорились?

— Даже с удовольствием, милый мой! Мне самой неприятно вспоминать о моей казни. Хорошо, что я была в каком-то странном состоянии, что воспринимала всё, как во сне. Даже после того, как меня освободили, и ты вел меня к церкви. Лишь у торговца, когда мне дали помыться, я начала соображать.

— А отец? Он жив? О матери ты говорила, а об отце я что-то забыл.

— Не хочу о нем даже вспоминать, подонке! Пропал — и слава Богу! Избавил не только меня от своего уродства, но и остальных…

— Ладно, Ченита. Уже поздно, пора спать.

Глава 17

Утром пришлось встать пораньше.

— Ченита, просыпайся! Вставай, надо готовиться завтракать. И не забывай умываться основательно. А то Режина так тебя ославит, что мало не покажется. И поторопись, скоро придут рабочие завершать ремонт.

Ченита поджала губы, и лицо у неё стало смешным и детским.

Режина была уже за столом, а Ленора так и не появилась. Мадам мимолетно и со значением бросила на Жана взгляд, однако тот не стал отвечать на него. С интересом слушал болтовню Чениты и поражался, как она легко и непринужденно ведет разговор ни о чем. И даже Режина не смеет её остановить бестактным замечанием. И он внутренне улыбался, проникаясь уважением и симпатией к жене.

Когда завтрак закончился, Режина заметила почти равнодушно:

— Жан Батист, ты не смог бы посетить меня. У меня есть одно предложение, а без тебя его не решить.

— Обязательно сейчас? Я хотел поехать посмотреть свое имущество. Да и Ченита… — Он повернулся к жене и вопросительно посмотрел на неё.

— У меня нет секретов, Жан Батист. Можно и с Ченитой прийти. Пусть поучится ведению дел. Не помешает.

— Да! Это интересно! Я с удовольствием поприсутствую, Жан!

— Только недолго. Я к обеду хотел бы вернуться.

Все трое вошли в комнату Режины. Жану стало немного неприятно, но Режина тут же достала из бюро бумагу и, протянув юноше, сказала:

— Вот договор о совместном управлении нашими некоторыми землями, Жан Батист. Я сама не сумею ими распорядиться, а ты уже кое-что со своими делаешь. Вот и подумала, что тебе не составит труда немного присмотреть и за моими землями. Или мне обратиться к другому человеку?

Жан удивился, но бумагу взял, вспомнив, что он плохо читает и не стал переворачивать её. Посмотрел, кисло улыбнулся.

— И что с этой бумагой делать, Режина?

— Подписать. Там указаны все мои обязанности. А ты должен будешь ежемесячно представлять мне короткий отчет о положении дел. Можно на словах.

— Я ещё никогда ничего не подписывал, Режина! Я ведь читать не умею. Как я должен подписать, коль не умею этого делать?

— Подпись просто знак человека. Но он должен быть всегда одинаковым. Кто не умеет писать, тот ставит крестик. Вот и все! Или тебе прочитать?

— Можно и прочитать, — согласился Жан и протянул лист мадам.

Она читала, а Жан внимательно слушал и наблюдал её лицо. Под конец у него закралось подозрение, но смутное.

— Ты все понял, Жан Батист? — закончив читать, спросила Режина.

— Всё очень понятно и просто, Режина. Я со всем согласен и готов подписать. Но мне хотелось бы подучиться в подписи. Дай мне клочок бумаги, и перо с чернилами. Мне так или иначе надо уметь подписываться. Вот и причина появилась.

Режина думала всего секунду.

— Правильно решил, Жан Батист, — улыбалась Режина и через полминуты выложила бумагу и всё остальное. — Как подпишешь, принесешь мне, и мы ещё поговорим.

Жан с Ченитой вышли и за дверью Жан прошептал:

— Хорошо бы найти человека, кто бы смог прочитать эту бумагу, Ченита. А то я писанное рукой не смогу разобрать. Иди с бумагой и поищи такого человека. Вдруг найдешь…

Ченита быстра всё поняла, и, выходя за дверь своей комнаты, проговорила капризно и громко:

— Жан, только недолго! И так на полдня уезжаешь. Хорошо?

Юноша не ответил, и, разложив бумагу на столе, принялся учиться подписываться. Это оказалось трудноватым делом. Рука не слушалась, и пришлось долго мучиться, прежде чем что-то получилось. Он отстранил лист с каракулями и долго рассматривал свою работу. Потом ещё несколько раз расписался и устало вздохнул. Подпись была готова, но Ченита не вернулась, и он продолжил работу.

Прошло ещё минут десять, когда Ченита вернулась и тихо присела рядом.

— Нашла? — Ченита согласно кивнула. — И что узнала?

— Если подпишешь эту бумагу, то легко лишишься тех земель, что имеешь, Жан.

— Как это лишусь? — удивился Жан и взял бумагу. — Каким образом?

— Там написано, что ты передаешь свои земли мадам де Гаруэн, Режине в качестве дара, Жан Батист.

— Кто тебе читал эту бумагу?

— Твоя невеста! Едва уговорила её. Вот так, мой милый! Режина решила тебя обманом лишить части твоего наследства. Учись читать, глупыш!

— Что ж теперь делать? — почти шепотом, спросил Жан.

— Брось эту бумагу ей в лицо и плюнь в него! Я бы так и сделала. Или дай мне, я сама это сделаю!

— Разве можно, Ченита!? — ужаснулся Жан и умоляюще глянул на жену.

— Можно! — чуть не крикнула она, вырвала лист и спрятала за спину. — Это необходимо сделать, мой супруг. Разве можно прощать такое? Гнида! — Она направилась к дверь, обернулась и спросила жестко:

— Этот дом тебе принадлежит, как я поняла из твоих слов?

— Мой. Ну и что?

— Ничего. Просто так. Для сведения. Я скоро! — И исчезла за дверью.

— Ченита? А где Жан Батиста? Он подписал?..

— Я подпишусь… на твоей роже, падаль дворянская! — И бросила бумагу в лицо Чените. — Хотела задарма отобрать у простака Жана его земли?

— Что ты несешь, бандитка? Как ты смеешь так говорить мне? Да я… — она не успела договорить, как Ченита со всего размаха ударила её по лицу. Голова качнулась, а на щеке заалел след её ладони.

— А это за бандитку! — И вновь хлестко ударила по лицу. Режина согнулась, подвывала слегка, укрываясь руками. — Благородная мадам! Завтра утром — чтобы я тебя здесь больше не видела! Убирайся к чёрту! Или я за себя не отвечаю, гнида!

— Кто ты тут такая, шлюха, чтобы выгонять меня!?

— А это за «шлюху»! Сама шлюха! Я законная жена и имею все права на дом! Увижу тебя завтра утром — спуску не дам, потаскушка старая! Я все сказала! — И, отвесив ещё одну пощечину, Ченита быстро удалилась. В дверях обернулась и добавила: — И не вздумай прихватить что-нибудь, глиста! Прибью! Сама проверю, падаль древняя! И скажи спасибо, что морду не расквасила в кровь, потаскушка!

При этих словах Режина слегка мотнула головой, словно уходя от удара. Щеки её горели алыми следами ладошки, и вид её был злой и испуганный.

— Ты что такая красная, Ченита? — воскликнул Жан, увидев её входящей. — Повздорили? Я слышал какие-то крики. Это ты разорялась?

— А кто ж ещё? Ну и стерва, твоя Режина! Но и получила знатно. Я ещё пожалела старуху!

— До чего вы договорились?

— Она завтра уезжает и больше не будет нам строить козни, Жан. Хватит с нею возиться! Можно будет перебраться в её комнату. Она больше и лучше. И там такая ванна! Ты видел? — глянула она на него с подозрением.

— Ты права. Ванна там просто шикарная! Но как ты осмелилась выгнать ее?

— Ты ещё жалеешь ее? Перестань! Таких стерв жалеть — себе в убыток! Я ещё завтра проверю, всё ли там будет цело. А то ещё что захватит или испортит.

— Неужели ты веришь в то, что она может пойти на такое?

— Даже уверена, мой дорогой супруг! От неё всего можно ожидать. Стерва! Старая стерва!

Утром Жан проснулся, услышав за стенкой звуки ругани. Оглянулся — Чениты рядом нет, всё понял. Быстро оделся и вышел. В коридоре стояла служанка и с любопытным видом слушала перепалку за дверью.

— Вон отсюда! — прикрикнул Жан и открыл дверь в комнату Режины.

Режина полулежала в кресле, а Ченита нависла над нею и лупила по чём попало. Мадам защищала только лицо, но и по нему попадало. Крики стояли ужасные.

— А ну перестань! — крикнул Жан и схватил сзади Чениту. — Прекрати! Что тут происходит? Ченита!

— Эта стерва испортила ванну, Жан! А я её предупреждала! Прибью, гадина!

Жан вошел в ванную комнату и убедился в правоте жены.

— Да черт с нею, с ванной, Ченита! Пусти её, а то ещё убьешь!

— Пусть вначале заплатит за нее! Сучка старая! Где твои деньги, стерва? Или морду всю разрисую!

Жан не позволил сделать это, но Режина заторопилась юркнуть в угол, где уже стояли сумки и корзины с вещами, готовые к погрузке. Мадам что-то недолго искала и протянула мешочек с монетами, как понял Жан.

— На, возьми, только не бей больше! — проговорила Режина срывающимся голосом.

— Так-то лучше, благородная шлюха! Проваливай и больше не заявляйся сюда! — Она заглянула в мешочек и возмущенно заметила с угрозой:

— А за лошадей и кабриолет? За них кто заплатит? Гони монету, или я все вещи твои разорву в клочья, древняя старуха!

Как видно, Ченита посчитала такие слова наиболее оскорбительными для Режины и была, судя по всему, недалека от истины. Мадам торопливо достала ещё мешочек и бросила его к ногам Чениты.

— Подними и подай, как положено, мадам шлюха! — Ченита надвинулась на несчастную женщину. Режина заторопилась исполнить приказ Чениты и даже поклонилась, подавай кошель с монетами.

Все молча смотрели, как кучер вынес вещи, сама мадам тоже взяла что-то и с поспешностью покинула комнату.

— Боже! Прости меня, грешницу! — перекрестилась Ченита и тяжело, с облегчением вздохнула полной грудью. — Зато, Жан Батист, как будет легко дышать без этой гадины! Ты иди, а я ещё погляжу, что испорчено, пока не поздно.

— Хватит уже, Ченита! — недовольно воскликнул Жан и потащил жену из комнаты,

— Ну и устала я с нею, Жан! — в голосе Чениты слышался чуть ли не восторг. А Жан тоже вздохнул с облегчением, понимая чувства Чениты. Даже усмехнулся, вновь представляя сцену избиения мадам.

— Вот этого мадам уже никогда не забудет, Ченита, — усмехнулся он и почувствовал, как начал успокаиваться. Они вышли из комнаты и вдали по коридору увидели служанку и Ленору.

Жан подошел ближе, а она спросила: — Мадам насовсем уехала?

— Вроде того, Ленор, — ответил он мирно и спокойно. — Ченита побеспокоилась об этом. Ты с ней простилась?

— Она не ответила. Вид у неё был ужасный! Твоя жена её побила?

— А чего ты хотела, когда мадам так подло поступила с нами, со мной. И спасибо тебе, Ленор, за чтение той бумаги. Я не смог разобрать её почерк. Надо научиться. Обязательно займусь этим…

Ленора не ответила. Лишь мельком взглянула на него и ушла. Жан не заметил, что Ченита наблюдает за ними. Он глядел вслед девушке, и у него что-то шевельнулась в груди.

— Чем займешься сегодня? — спросила Ченита, словно не заметила состояния мужа. — Я буду расширять наши апартаменты. Приезжай к обеду. Мне так приятно с тобой обедать вместе…

Улыбнувшись, он ответил уверенно:

— Обязательно. И поблагодари Ленору. Она оказалась настоящим другом.

Ченита с улыбкой согласно кивнула. Но Жан знал, что на душе у неё скребут кошки. И теплая жалость к этой непосредственной девчонке наполнила его. Захотелось приласкать, обнять и поцеловать в её побледневшие щечки. Они ему так нравились, особенно, когда она немного краснела, что случалось редко.

Он посетил все свои точки собственности. Отдал несколько замечаний управляющему. Осмотрел всё и понял, что многое можно поменять к лучшему и наладить управление так, чтобы все приносило больше прибыли. А сейчас многое ничего не приносило, а деньги в банке положены на самые невыгодные условия. Правда, денег оказалось не так много. Всего тринадцать золотых экю. А все остальное требовало забот и улучшения.

Он вернулся к обеду и по глазам Чениты понял, что доставил ей большое удовольствие. А она к тому же спросила, улыбаясь уголками губ:

— А можно я приглашу Ленору? Ей, наверное, скучно одной сидеть, как в клетке,

— Если это тебя не будет раздражать, то и я не возражаю, — ответил Жан и немного смутился, стараясь не показать этого жене.

Ченита ушла, а Жан не мог овязаться от мысли про отношения с Ленорой. И как её отношение к нему — изменилось ли или оставалось по-прежнему отрицательным и непримиримым. Очень хотелось, чтобы всё это закончилось, и никаких неурядиц у них больше не было.

— Вот, Ленора согласилась! — весело молвила Ченита, входя в комнату, пропустив вперед девушку. — Здорово, правда!?

Жан не мог понять, играет ли Ченита, или на самом деле рада примирению с Ленорой. Во всяком случае, ему это нравилось. Он галантно отодвинул стул и помог усесться поудобнее. Этого же ждала и Ченита. Пришлось и ей услужить.

— Ленор, ты успокоилась? — спросил Жан и пожалел об этом. — Ладно, не буду. Я просто рад, что ты с нами. Мы так молоды и всегда можем найти общий язык. Кстати, у Чениты это отлично получается. А я не предвидел этого, Ленор. И прими ещё раз наши благодарности, Ленор. Ты нам так помогла!

— Думаешь, мне было приятно общества мадам? — все же ответила Ленора. — Сам знаешь, чего мне это стоило столько лет. Хоть одно светлое пятно в моей жизни.

— Зачем так мрачно, Ленора? — воскликнула Ченита весело, но тоже поняла неуместность своего такого замечания. — Ты что будешь кушать? Есть суп из спаржи, курица в соусе…

— Всего понемногу, Ченита, — вяло ответила Ленора, а Жан подумал, что она лишилась аппетита по причине их размолвки. Хотелось многое спросить, но всё вертелось вокруг её смотрин и жениха. А это был болезненный вопрос, и его касаться он опасался. Опасался разрушить ту тонкую нить, что ещё связывала их.

Зато Ченита болтала почти беспрерывно и уплетала вкусные блюда, не заботясь ни о фигуре, ни о плохом пищеварении. А Жан был доволен её разговорчивостью, благодарил в уме и поглядывал с благодарностью на свою жену.

— Ленор, у меня к тебе просьба, — обратился он к девушке. — Ченита воспитывалась в ужасной семье. Не могла бы ты помочь ей хоть немного поправить лексикон. Всё же она в такой семье оказалась… Мы были бы тебе признательны.

Ленора усмехнулась уголком рта, помолчала, но ответила согласием:

— Делать всё равно нечего. Почему бы не сделать добро ей? Пусть приходит — я помогу ей избавиться от некоторых выражений и научить более приемлемым.

— Ченита, слышишь? Изволь к этому отнестись с полной серьезностью. Для нас это очень важно.

— О, да я с удовольствием, Жан! Лишь бы меня не выгнала Ленора! И я буду стараться! Честно!

Её непосредственность и немного детскость, вызвали даже у Леноры усмешку.

— Я даже думаю, что вам стоит подружиться. Вы почти ровесницы, а это так важно. Ведь ты, Ленор, почти не выходишь из дому. У тебя нет здесь подруг. А?

— Ты прав, Жан. Я согласна.

И хотя в словах Леноры не прозвучала радость, всё же Жан был доволен тем, что его бывшая невеста сочла возможным пойти против себя. Это его обнадеживало, внушало надежду, что их отношения не превратятся в ненависть или мстительность, как то случилось с мадам.

Обед прошел, как уверяла Ченита, в мирной и благодушной атмосфере. Жан надеялся, что жена права и радовался вместе с Ченитой. Но так ли это?

Глава 18

В городе настойчиво поползли слухи о продолжении вроде бы затихшей войны за Испанское наследство. Жан Батист, придя домой неожиданно заявил Чените:

— Сегодня мена уговаривали вступить в полк, что формируется у нас.

— Зачем это тебе? — удивилась Ченита и даже испугалась. — Разве война ещё не закончилась? Я редко про неё слышала. Зато пользовались с контрабандой.

— Я ведь молодой дворянин, Ченита. По долгу совести должен служить в армии,

— Что, обязательно? Или можно отказаться?

— Можно, конечно, но должна быть серьезная причина.

— А ожидание ребенка может быть такой?

— Конечно! А на что ты намекаешь?

— Вовсе не намекаю. Сегодня я окончательно уверилась, что жду ребенка, Жан!

— Вот это да! — воскликнул Жан, словно не знал, что жена просто обязана ждать от мужа ребенка. — Неужели так и есть, Ченита? Это меняет дело. И я очень рад. Почему раньше не говорила? Мы с тобой живем третий месяц, а ты молчишь!

— Я и говорю, что сама только сегодня окончательно поняла. Вчера ходила к повитухе. Она подтвердила мои подозрения. Так ты рад?

— А как же! Это так здорово!

— Значит, ты остаешься со мной? В полк тебя не забирают?

— Конечно, дорогая Ченита! Я завтра же объявлю об этом. Это так кстати!

Через день Жан принес радостную весть.

— Меня трогать не будут, Ченита! Можно не беспокоиться!

Как ни странно, Ленора тоже была довольна таким известием. Лишь причину не назвала. А Жан понял, что она просто радуется этому по доброте душевной. После обеда они сидели на веранде в саду, и Жан спросил несмело:

— Когда у тебя намечается свадьба, Ленор?

— Уже скоро, — грустно ответила она. — Через десять дней. Уже и церковь выбрали. Я не хотела в соборе. Жених согласился. Он оказался несколько скуповат, как и все старики. Хотя он довольно бодрый и активный… — Она со значением посмотрела на Жана, но тот не понял ничего.

— Тебе Ченита сказала, что она ждет ребенка? — опять со смущением спросил Жан, понимая, что это может сильно испортить настроение Ленор.

— Да, Жан. Она говорила. Я поздравляю вас. Интересно, кто будет?

— Мне только мальчишку! — тут же задорно заявила Ченита.

— А я даже не знаю. Не думал над этим. Ребенок — и всё тут!

— Он должен быть красивым, правда, Ленора? Смотри, какой у него папочка красавчик! Да и мамочка не подкачала.

Ленора погрустнела, а Жан с укоризной глянул на Чениту. Та пожала плечами. Меняя нить разговора, Ченита спросила у Леноры:

— О мадам известно что-нибудь?

— Живет себе в Перпиньяне. Я не интересовалась ею. Она и так мне надоела, живя рядом. Даже папа и тот нисколько не жалеет, что её нет рядом. Наверное, понял, что так лучше. — И Ленора погрустнела ещё сильнее.

— Что доктор говорит? — поинтересовалась Ченита.

— Ничего. Надежды нет, и он обречен оставаться прикованным к коляске. Хоть мужик нашелся подходящий, что ухаживает за ним.

День бракосочетания настал. Ленора была в ужасном настроении, и, сказавшись нездоровой, попросила отложить свадьбу на несколько дней. Она и на самом деле плохо выглядела, и ей пошли навстречу. Лишь падре был недоволен. Столько сил потрачено на убранство церкви — и такой конфуз!

А после ужина, солнце ещё не село, Ленора подошла к Жану и зашептала, словно боясь, что её услышат:

— Жан, ты можешь прийти сегодня в сад? Очень надо тебе что-то важное сказать. Прошу тебя!

— Разве нельзя сказать здесь? — удивился он.

— Нельзя! И я тебя очень прошу! Что тебе стоит на четверть часа отлучиться? Это не займет больше времени.

— О чём речь! Конечно, я буду. Когда?

— Скоро. Как солнце сядет, так и приходи. Или лучше чуть позже.

Она говорила с лихорадочной поспешностью, и Жан не переставал удивляться, ломал себе голову, что задумала Ленор.

— Ладно, Ленор. Что с тобой сделаешь. Жди.

Не прошло и часа, как он уже подходил к скамье, которую указала Ленора. Она находилась в глухом углу сада, куда редко кто заходил. Все заросло густыми кустами и травами.

Леноры ещё не было, и он присел, ожидая. Чените ничего не сказал и теперь недовольно поглядывал по сторонам, пока не услышал шелест травы и вскоре увидел Ленору, Она шла с одеялом в руке и тоже боязливо оглядывалась по сторонам. Увидев Жана, жалко улыбнулась, и эта улыбка насторожила его.

— Прости, я заставила тебя ждать, Жан. Давно дожидаешься?

— Минут пять. А это что? — кивнул он на одеяло.

— Нам не стоит долго здесь засиживаться, прошу меня понять, Жан. Через несколько дней я выхожу замуж. А жених оказался довольно резвым, хоть и старым.

— Ты уже говорила об этом. Что с того и что дальше?

— А дальше то, что мне он ненавистен. И я не хочу иметь детей от него.

— Вряд ли он сможет тебя обрюхатить, Ленор, — ответил Жан.

— Не скажи. И я боюсь этого. Потому прошу тебя это сделать раньше него.

— Ты что такое говоришь, Ленор?! — воскликнул Жан и ощутил, как волна желания поднимается в нем стремительно и неотвратимо. — Разве можно так?..

— Всё можно, когда любишь. А я тебя так сильно люблю, что готова пойти на это. Потом никто не догадается. Я все уже продумала, но эта мысль пришла мне в голову лишь позавчера — и тогда я решила прикинуться нездоровой. Все длятебя и нашего ребенка. И для себя, конечно! И давай поспешим, а то уже поздно.

Жан откровенно растерялся, а Ленор уже целовала его, ласкала, словно это была последняя их встреча — а дальше смерть или что подобное.

Его желание настолько овладело им, голова шла кругом и он, мало что соображая, овладел ею, утоляя давно копившуюся страсть к любимой женщине. Они любили неистово, жарко и быстро. И, тяжело дыша, устремили свои глаза в небо. Там уже зажигались первые звездочки.

— Этого может быть недостаточно, мой любимый! — шептали губы Ленора. — Надо продолжить, милый!

— Ты уверена в этом, моя малышка?

— Совершенно, любимый. С одного раза может не получиться. Я уже спрашивала.

Они опять слились в единое целое, а Ленора, закатив глаза кусала губы, чтобы не огласить сад воплем торжества и любви.

— Милый, до свадьбы ещё четыре дни. И эти дни ты должен быть моим. По той же причине. Ты ведь меня любишь, я это знаю, и не должен отказать.

— Хорошо, хорошо, моя любовь! — шептал он, задыхаясь от любви и нежности. — Я столько ждал этих мгновений! Это божье провидение, Ленор!

Он словно лунатик возвращался в дом, но появиться в таком виде перед Ченитой не мог, и сел передохнуть на крыльце, надеясь, что его ещё долго не будут беспокоить.

Мысли будоражили голову, и он никак не мог внятно разложить по полочкам в голове то, что они совершили с Ленорой. И он ясно чувствовал, как они любят друг друга, как она отдавалась ему со всей страстностью и любовью!..

Просидев с четверть часа, он оглянулся на темный двор, разделся почти догола и стал плескаться уже остывшей водой из бочки. Он плескался и не мог остановиться, пока не ощутил небольшой озноб.

Подошел конюх и с недоумением смотрел, как молодой хозяин совершает омовение под звездами.

— Что-то случилось, господин? — наконец спросил он и сделал шаг вперед.

— С чего ты взял? Ничего не случилось. Я вспотел и захотелось искупаться. Иди себе… Сейчас обсохну и сам пойду.

Он знал, что Ленора раньше его вернулась к себе и сейчас переживает случившееся. А в его голове все сверлила мысль «Как она могла до такого додуматься и совершить? Это так опасно для нас двоих! Вот девка! Но как было восхитительно! Вот что значит настоящая любовь!»

Он наконец оделся и поднялся на второй этаж, где его дожидалась жена.

— Где ты пропадал, милый? Я уже начала беспокоиться.

— Посидел на крыльце, потом искупался в бочке. Здорово! Теперь спать хочу.

Она что-то заподозрила, не промолчала, как всегда, боясь нарушить хрупкую скорлупу их благополучия. Она знала, что его любовь к ней едва теплится, но не хотела обострять отношений склоками и ссорами. Жизнь здесь оказалась столь приятной, что лишаться её из-за пустяка, как она считала, нет смысла.

Он догадывался о её возможных таких мыслях, нежно поцеловал в губы легким поцелуем, спросил участливо:

— Как поживает наш малыш, мамочка?

— Пока почти не беспокоит, милый. Говорят, что дальше может быть хуже. Но я уже не боюсь ничего. А сегодня заезжал к нам какой-то человек в форме. Он говорил, что англичане могут высадить десант вблизи Перпиньяна. Это ведь совсем рядом, так ведь! Я там несколько раз бывала с… бандой, как ты говоришь. Вдруг и к нам заявятся? Ещё сказал, что они захватили какой-то остров у берегов Испании. Да я забыла, какой. Ты бы завтра узнал про это.

— А что за солдат или офицер? Родственник?

— Родственник, да только мадам Режины. Какой-то месье де Дюрэ. Слыхал про такого, Жан?

— Никогда! Да на кой он мне нужен, тот Дюре! Уехал? И пусть больше не приезжает.

Жан взглянул на Чениту, как на мать его ребенка. В груди приятно защемило. И вдруг в голову ворвалась мысль о Леноре. И завтра вечером он обязательно должен устроить с нею свидание.

На следующий день в городе он разузнал новости. Тот офицер говорил правду. Англичане активизировали свои морские операции, и люди не сомневались, что они вполне могут напасть на побережье. И Перпиньян окажется непременно на их пути.

А к вечеру в город прибыл большой отряд кавалерии, а следом на телегах тряслись мушкетеры и артиллерия, грохоча колесами по мостовой. Это сразу немного успокоило горожан, а молодые мадемуазель размечтались о приятных приключениях.

— Часть отряда завтра выступит на восток, — говорил Жан, успокаивая Чениту. — Не думаю, что Каркассону что-то угрожает. Потому отряд двинулся частями к Перпиньяну. Ожидаются другие отряды.

— Мне говорили раньше, что в этих краях постоянно были военные заварушки. И Перпиньян то испанским становился, то французским. Здесь не прекращалась вовек война. А теперь и англичане!..

Прошла больше недели и во дворе дома опять появился всадник месье Дюрэ. И опять его встретила Ченита. Он галантно поклонился, устало слез с седла и бросил повод подошедшему конюху.

— Это опять вы, месье Дюре? — неприязненно спросила Ченита, не приглашая гостя в дом. — Что вас привело сюда?

— Прежде всего, мадам, я привез вам привет от мадам Режины, — и он заносчиво подкрутил правый ус. — Ещё она просила поздравить вашего супруга месье Жана Батиста. Кстати, я так и не познакомился с ним. Где он?

— Ехали бы вы подальше, месье, — грубо бросила Ченита, видя, что офицеру что-то здесь требуется. — Сейчас мы никого не принимаем. Времена тревожные. Спасибо за привет, но извольте ехать дальше, сударь.

— Такая красивая мадам, молоденькая — и такая неприветливая! Никогда бы не подумал такого о вас, мадам Ченита. И имя у вас отменное! Испанское?

— Не ваше дело, сударь. Прошу по-хорошему, покиньте наш дом. Муж будет недоволен непрошенным гостем.

— А моя тетушка уверяла, что здесь живут самые приветливые и добрые люди, мадам. Однако, могу я хоть воды попить и коня напоить? Мы оба устали и продолжать путь просто не в состоянии.

— Пейте, отдохните в конюшне — и отправляйтесь по своим делам, месье Дюрэ! — повысила Ченита голос, начиная злиться.

— О! Теперь я вижу, что мадам Режина была права. Вы очень гостеприимны, мадам! И вид у вас, должен признаться, весьма эффектный! Большое спасибо за приют. Если не возражаете, я бы остался здесь до утра. Мой полк ещё не подошел, и я с удовольствием разделю с вами ужин, мадам Ченита! Или сеньора?

Ченита крутнулась и быстро исчезла за дверью, предусмотрительно накинув крючок. Даже подумала, что хорошо бы Жан был поскорее дома. Но вид офицера сильно её обеспокоил. Выглядел он очень бравым и решительным,

Она иногда поглядывала во двор, сторожа приезд мужа. И он появился к обеду.

— У нас опять гость? — спросил Жан, входя в столовую. — Кто же?

— Все тот же месье Дюрэ, милый! Никак не могла от него избавиться. Разрешила ему отдохнуть на конюшне. Он мне внушает подозрения. Привез привет от Режины! Представляешь? Добра от него не жди.

— Так можно и прогнать, Ченита. Ему никто не позволит вторгаться в частную собственность! Даже в военное время. Я с ним поговорю.

— Лучше не связывайся, Жан! Я боюсь!..

— Да мы у себя дома! Чего нам бояться?

— Он такой решительный и наглый! И племяш Режины. Это тоже многое значит!

— Ладно. Пообедаю и предупрежу работников, чтобы были наготове. Вдруг понадобятся мне… Ты сильно расстроена, Ченита. Не терзай себя, прошу.

Сиестой они не воспользовались, а Жан, нацепив шпагу, вышел во двор. Он был пуст, и Жан направился в конюшню. Там, раскинувшись вольготно, спал офицер. Его конь хрумкал овсом и косился на незнакомого человека. Оружие в беспорядке валялось на полу.

Жан поднял пистолет, проверил заряд. Заряд в стволе был. Он легко сбил с места кремень и положил на место. Саблю не трогал

— Сударь, прошу проснуться, — сказал он, наклонившись. — Я Жан Батист де Гаруэн, хозяин этого дома. — И тронул гостя хворостиной по плечу.

— Ах! Месье де Гаруэн! Прощу простить меня за вторжение. Но мы с конем в плачевном состоянии, и я упросил мадам Чениту разрешить мне отдохнуть и поужинать. А теперь и вы это подтверждаете своим радушием.

— Что за чушь вы несете, сударь?! — повысил голос Жан. — Никто вам ничего не разрешал, и вы сказались в положении чуть ли не вора, месье Дюре! Извольте немедленно покинуть наш дом! Или я спущу собак и позову людей. Вам будет стыдно за свой поступок и за соприкосновение с моими людьми, сударь.

— Вы мне отказываете в сущем пустяке, месье де Гаруэн? Режина уверяла меня в обратном. Как неловко получилось…

— Меня не интересует мнение мадам Режины. И прошу поторопиться. Моя жена боится вас, а она ждет ребенка, и я не могу позволить вам её беспокоить! Собирайтесь и немедленно! Вы плохо обошлись с моей супругой!

Сзади послышался голос Леноры:

— Жан, что происходит? Кто этот господин?

— Приехал от мадам Режины, Ленор. Проявил наглость с Ченитой, и я его удаляю за пределы нашего дома. Представляешь, она осмелилась передавать привет нам!

Жан увидел, как Ленора чуть кивнула конюху и смотрителю за отцом и те неторопливо вооружились вилами и топорам. Сделали два шага ближе. Дюрэ заметил угрозу, поспешил подобрать оружие.

— Бакон, помоги месье оседлать лошадь, — распорядился Жан. — Он спешит по делам службы. И поторопись, прошу тебя!

Дюрэ бросил на Жана свирепый взгляд, промолчал, но было откровенно ясно, что голова уже сейчас забита мыслями об отмщении за нанесенное оскорбление. И он проговорил с угрозой:

— Не будь ты мальчишкой, сударь, я бы с тобой поговорил иначе. Но это успеется. За этим дело не станет.

— Я всегда к вашим услугам, месье Дюрэ, — поклонился Жан Батист и проследил за удаляющимся всадником. Дюрэ обернулся, но промолчал.

Глава 19

Не прошло и недели, как в город прибыл большой отряд драгун. Квартирмейстеры распределили солдат и офицеров по домам горожан. И в дом к Жану понаехало восемь солдат с лошадьми. С ними был девятым вахмистр с бравыми усами и замашками головореза. Он бесцеремонно распоряжался во дворе, в дом, правда, не совался, но тут же потребовал от Жана:

— Месье, вы, конечно, не обязаны кормить всю мою ораву мясом, но я все же попрошу вас забить для начала хотя бы одного барана. Уж очень мои солдатики изголодались. А пробирались сюда от самого Мийо, что на реке Тарн. Там у нас были зимние квартиры.

— Я пойду вам навстречу, сударь, но, как вы сами сказали, особо потчевать вас я не могу. Мое хозяйство в упадке, а я ещё слишком молод для управления должным образом. А барана вы получите.

Барана оказалось мало, но Жан наотрез отказался поставлять провиант таким наглым воякам. Зато узнал, что эта часть будет квартировать в городе с неделю. Это взбодрило его, но он уже подсчитывал убытки и хватался за голову. Видел, как с каждым днем аппетит вахмистра возрастает. Он в общем-то смирился, полагая, что часть их в скором времени может почить вечным сном. Но было жаль бесполезных затрат.

А уже на третий день во двор заявился Дюрэ с двумя офицерами. Он победоносно оглядел двор. Увидев Жана, стоящего на крыльце, он со смешком спросил:

— Не ждали, юный наглец? Но я вот перед вами.

— И что вам угодно, сударь? — мрачно спросил Жан, мысленно сдерживая себя от резкостей.

— Не распорядитесь ли вы об угощении, сударь. Бравые офицеры жаждут вина, и закуски. И мы не намерены долго ждать. Время военное.

— И потому вы наглеете, сударь? Будет вам вино и закуска. Но потрудитесь заплатить, как положено офицерам, господа.

Последние разразились хохотом, а Дюрэ заметил, оглядев своих друзей:

— Вы видели юнца, господа? Он ещё осмеливается дерзить! Проучим?

Получив согласие, все трое двинулись к крыльцу, бросив коней. Жан побледнел, вытащил пистолет и сказал, тихо, с волнением в голосе:

— Господа, вы имеете дело с дворянином. Если кто желает драться, то я готов. А трое на одного — это просто подлость, если не большее.

— Герен, — чуть не крикнул один из офицеров, — сделай ему удовольствие! А мы получим отличное развлечение, ха!

Герен, а это оказался сам Дюрэ, тоже хохотнул и воскликнул ретиво:

— Будет вам развлечение, господа! — И обнажил саблю, воткнув её в землю. Она закачалась, болтая золотой тесьмой у эфеса. — Сударь, прошу! — и радушно повел рукой.

Жан чуть поколебался. В голове мельтешили обрывки мыслей, но вдруг всё внутри остановилось, и он спокойно ответил:

— У меня шпага, сударь. Я могу сходить за саблей?

— Ха, он уже испугался, — обернулся Герен к друзьям. — Нет уж, мальчик! Дерись тем, что имеешь. Или ставь бочонок вина и пару барашков с рисом.

После того, как офицеры дружно посмеялись, Жан спросил:

— Может, офицеры желают прямо сейчас промочить глотки? А то могу предоставить это удовольствие храбрейшим воинам Франции. — И кивком подозвал конюха Бакена, и подмигнул ему, приказал: — Бакон, принеси офицерам малый бочонок вина из подвала. Они слишком разгорячены и желают остудиться.

Пока Бакон отсутствовал, Дюре фехтовал саблей, выписывая ею различные фигуры. Друзья похохатывали, рассчитывая на забавное зрелище. А в окно с ужасом смотрели глаза Чениты. Жан намеренно не оборачивался, сосредотачивался, настраивая себя на трудный бой. Он уже успел заметить, что Дюре уже немного навеселе, лицо красное, потное. Значит, он не так силен, как хочет казаться. И сам слегка разминал руки и ноги, пританцовывая на месте.

Появился Бакон. Он нес бочонок, поставил его на стол во дворе, а баба-служанка поставила три кружки. Её глаза боязливо бегали от одного, до другого и старалась быть незаметной.

— Баба! А где четвертая? — спросил офицер помоложе. — Все должны выпить,

— Наш господин не пьет, господа, — пролепетала служанка. — Простите…

Ей ответил громкий хохот, и офицеры налили себе полные кружки. Было жарко, а вино холодное, и жажда тут же утолилась на некоторое время.

— Ух и красота! — утерся рукавом старший офицер, — От такого вина грех отказываться! Герен, пропусти ещё кружечку, а то ты весь мокрый от пота! Потом долго такого не попьем! Ха, отменное вино, сударь! — улыбался он Жану.

Герен колебался недолго и выпил к восторгу товарищей.

— Что, господа, можете и начинать, а я налью ещё по одной. После выпьем за упокой молодца, — и офицер подмигнул Жану. Тот стоял, почти не шевелясь, и продолжал сосредотачиваться, уверяя себя, что может справиться с этим Гереном.

Он торопился вспомнить то, чему его учили на посольском подворье. Все выстраивалось в определенную цепочку, но ноги подрагивали, а в руках ощущалась некоторая слабость.

«Это пройдет, это пройдет! — мысленно уговаривал он себя. — Только не зарываться, не рисковать. Как играли когда-то!»

Он намеренно тянул время, но дальше было нельзя. И, вытерев руки о штаны, приподнял шпагу. Против сабли она была слабовата, но зато рука должна быть быстрее и ловчее. И он ещё подумал, что Господь не позволит ему сгинуть так неожиданно и глупо.

— Начинайте! — рявкнул старший офицер. — Хватит мусолить эфесы! Вперед, господа! Да благословит вас Господь!

Оружие звякнуло, сходясь. Дюрэ был силен и это сразу ощутил Жан. И не стал особо наступать, предоставив тому каждый раз начинать атаку. Это утомляло офицера, а Жану давало надежду на хотя бы ничейный исход поединка.

— Герен, чего тянешь? Атакуй стремительнее! Юнец уже перепугался!

Жан внимательно смотрел на противника. Пот градом капал по лицу. Вино уже делало свою работу, а у Жана рука ещё вовсе не устала. Он часто отскакивал подальше, опускал шпагу, выжидая атаки. И видел, что Герен слабеет. Его движения замедлялись, клинок сабли все чаще отскакивал, парируемый легкой шпагой. Он дышал трудно и то и дело утирал пот с лица. А одну из таких секунд, Жану удалось достать клинком его в пах. Рана, он чувствовал это, не была серьезной, но офицер замешкался на секунду. А Жан не сумел воспользоваться положением и отскочил. Было противно ощущать, как клинок входил в плоть. Неглубоко, но все же ощутимо.

— Эй, Герен! Что это ты? Осторожнее, а то пить мы будем без тебя! — Это зло кричал старший офицер, а помоложе поддержал друга:

— Да что ты возишься с ним? Кончай, пока ещё остались силы!

Это подбодрило Дюрэ и он бросился в атаку. Но рана все же давала о себе знать. Кровь обильно сочилась, наполняя сапог. Его движения замедлялись. И Жан осмелел, поверив в успех. Он нанес несколько уколов, отбил саблю и ткнул клинок в живот. Тут же отскочил, увернувшись от ответного удара.

— Всё! — заорал старший из офицеров, бросившись между ними, — Хватит! Две раны — это слишком! Поединок закончен! Эй, солдаты, везите офицера к лекарю! И быстрее, сучьи дети! Герен, как ты?

— Эта сволочь подловила меня, проклятье! — пробормотал Герен, морщась от боли. Голова его мутилась от жары и боли. Он опустился на землю, кровь оросила его штаны, впитываясь в пыль двора.

Бледный, осипшим от страха и усталости голосом, Жан пробормотал, извиняясь:

— Я не хотел, господа! Честное слово, не хотел! Так получилось!

— Да ты ещё совсем сосунок, парень! — воскликнул офицер постарше. — Первый раз дрался?

Жан судорожно затряс головой, соглашаясь.

— Не похоже, — ответил молодой, и с подозрением уставился на Жана. — Вначале ты казался слабоватым, но все же поединок за тобой. Поздравляю. А Герен в скором времени очухается и ещё покажет себя. Выпьем, а то в глотке горит от жажды. Герен, тебе тоже налить? Рана-то чепуховая, как я вижу. Обойдется!

— Как бы нам на гауптвахту не угодить, — молвил старший, вытирая мокрые губы и наливая ещё. — Зато какое вино, ребята, Герен, выпей — и тебе получшает!

Тот выпил, кружку передал товарищу и, отдуваясь, спросил:

— Скорей бы к лекарю, ребята! Горит всё у меня.

— Впервой, что ли? — бодро воскликнул старший. — Заживет, как на собаке! Вот и телега. Ребята, берем осторожно и укладываем помягче, и погнали!

Двор очистился, а Жан продолжал стоять с окровавленной шпагой в руке, не замечая этого. Очнулся, когда Ченита обняла его, целуя и всхлипывая не то от радости, не то от страха. А страха она натерпелась, наблюдая из окна за поединком,

— Тебе не досталось, милый мой боец? — шептала она и целовала потное лицо и губы. — Идем, любимый, я тебя искупаю. Ты весь мокрый! Но как здорово ты его подцепил, Жан! Идем же.

Он наконец всё стал понимать и покорно поплелся за Ченитой подальше в сад, где стояла бочка для дождевой воды. Она была полной и Ченита приказала уже бодро и требовательно:

— Раздевайся и посиди в бочке. Я отберу воды ведром. Ты был молодцом, Жан! Разделаться с таким воякой! Браво! — И ещё раз крепко поцеловала в губы.

— А кто увидит, Ченита? — попытался он сопротивляться, но она со смехом ответила, оглянувшись по сторонам:

— Ну и что с того! Все женщины когда-то всё видят и ничего. А родив мальчика, разве ничего не видят? Все и так понятно и знакомо. Перестань, и мойся, а я помогу. Вот только мыла не захватила в страхе за тебя, дурачка! — И усмехнулась счастливо и доброжелательно.

А Жан подумал, что Ченита очень хорошая девчонка и ему с нею очень легко. И тут же молнией мысль: «А Ленора? Как с нею? Тоже было легко, весело и приятно. Но Ченита красивее и приятнее. И характер у неё полегче. С другими она резкая и непримиримая, а вот со мной мягкая и заботливая. Точно, она меня любит! А как же я?»

Он задумался, а Ченита терла его пучком травы и он извивался, вопя, что больно. А она смеялась, и тогда он смирился. Вылезая из бочки, Жан обнял жену и почувствовал, как она затрепетала чуть ощутимо, и это показалось ему таким приятным, что он не утерпел и осторожно повалил на траву. Они предались страстной любви, какой она давно ожидала.

Оба были немного смущены, а Ченита с упреком заметила:

— Теперь и мне надо искупаться! Вся измазалась, как и ты! Даже в таких густых сумерках — и то видно. Я полезу, помоги, да осторожно! Бочка высока для меня.

Он подсадил её и окунул с головой, смеясь и наслаждаясь шутливым недовольством её возгласа:

— Что ты делаешь? Я ведь без мыла! Хулиган!

Наконец они вылезли, слегка обтерлись полотенцем и оделись, озираясь по сторонам. Им было весело от сознания своего озорства и минувшей опасности.

— Ты знаешь, Жан, — серьезно сказала Ченита, — мне не верилось в твою победу. Я просто молилась за тебя — и вот ты победил. Даже царапины нет на тебе. Как это тебе удалось, милый мой воин?

— Со страха, как же ещё?! Ужасно боялся получить рану. Это вино сыграло в мою пользу. Его разморило, а ещё я подмигнул Байону. Тот подлил туда сонного настоя. Его, правда, было мало, но и он помог так сильно разморить Герена. Вот и получил свое. Я нарочно все делал неторопливо, выжидал, когда он посильнее раскиснет. И дождался!

— Ну и хвастун ты, Жан! — бросилась она к нему на шею и целовала куда попало.

Они с аппетитом поужинали. Повариха и служанка вились вокруг, радуясь, что хозяин все же отстоял их двор и даже вахмистр слегка притих. Перестал требовать еды и довольствовался маисовой кашей с зеленью. И прокисшим вином. Его все равно требовалось вылить.

Глава 20

Никаких сражений с англичанами не произошло. Они не осмелились напасть на побережье и ограничились расширением влияния на островах Мальорка и Менорка.

А городок Маон превратили в свою морскую базу. Из Гибралтара, который англичане только что отняли у испанцев, постоянно курсировали суда, снабжая эскадру и гарнизон всем необходимым,

— Мне непонятно, почему мы не можем выбить англичан с островов? — беспокоился Жан Батист, когда посещал пивную, где помаленьку потягивал дорогое вино и в кругу знакомых пытался разобраться с этим сложным вопросам.

— Англичане очень мудро ведут свою политику, Жан Батист. Ты ещё молодой и разобраться в этом не в состоянии. — Солидный господин де Грилло, отпил солидную же порцию вина и продолжал: — А мы заняты увеселениями и разгульной жизнью. Берем пример с нашего благословенного монарха, короля Людовика. А он уже дряхл. Им уже управляют разные приближенные чиновники и вельможи. Пользуются его старостью и спешат пополнить свои карманы государственными монетами.

— Неужели две такие державы, как Франция и Испания не могут ничего сделать? — возмущался Жан Батист. — Какую-то скалу отдали, а англичане, слышал, там свою морскую базу устроили. И этот Маон! Скоро нам в своем море негде будут плавать! Что за короли у нас?

— То-то и оно, юноша, — ответил месье де Грилло. — Нам многое не понятно в политике, когда сами политики ведут игру не на пользу государства.

— Разве у короля нет власти обеспечить иное руководство? — не унимался Жан.

— Судя по многим проявлениям этой власти, юноша, король уже бессилен. Им самим, похоже, управляют его же вельможи. И толкают страну к пропасти.

Жану трудно было что-либо понять, и он просто прекратил спор, тем более некоторые господа стали говорить о другом. О винограде, оливках и масле из них, о скоте и полях, где созревает неважный урожай. Словом, о бытовых и производственных делах землевладельцев.

Зато дома Жан стал развивать свои мысли перед Ченитой. И она, внимательно слушая, вдруг спросила:

— А не съездить ли нам в Перпиньян, Жан Батист? Чуть южнее имеется большое селение Вандр. Это моя родина, Жан. Там много знакомых осталось. Подруг… — в голосе Чениты слышалась просьба.

— Хотелось бы показать, как стала жить? — спросил Жан и с любопытством поглядел в просящие глаза. — Признайся же!

— Да, хотелось! А что, нельзя? И тебя показать, какой ты у меня красивый и богатый. Пусть позавидуют. Многие предрекали мне ужасное будущее. Но благодаря тебе, любимый, я стала тоже немного ближе к тому обществу, которое с презрением глядит на нас, бедняков.

— Захотелось гордыню потешить? — усмехнулся Жан, но потом подумал и добавил: — А что, Ченита! Можно и поехать. Осенью, когда работы будет меньше. Это через пару месяцев. Согласна?

— Нет, любимый! Ты забыл, что у меня уже пять месяцев беременности. Или немедленно, или через года два. Дитя должно подрасти.

— Тогда собирайся — и через три дня можно выезжать. За это время я сумею с делами покончить и передать управляющему. Пусть сам заканчивает всё. Но мы должны вернуться не позднее, как через месяц. С дорогой, Ченита. Надеюсь, тебе хватит этого времени?

— Вполне, мой супруг! — радостно воскликнула Ченита и поцеловала его в щеку.

Они выехали в карете, запряженной парой сытых коней. С ними ехали трое мужчин, вооруженных пистолетами и шпагами с кинжалами. У самого Жана было два пистолета и ещё один у Чениты.

Через пять дней въехали в селение Вандр, минуя Перпиньян.

— Слава Богу, что мы не встретились с мадам Режиной, — со вздохом облегчения сказала Ченита. Она с любопытством и жгучим интересом поглядывала из окна кареты на улочки селения, узнавая изменения и ожидая встреч со знакомыми и подругами. А Жан тоже с любопытством наблюдал, как по-детски она все это делает.

Лицо порозовело, глаза сияли довольством и торжеством, вся она казалась воодушевлена чем-то возвышенным и прекрасным. Она была красива, и Жан залюбовался её похорошевшим лицом, которое лишь чуть-чуть покрылось незаметными признаками беременности.

— Стой! Жан, стой! — Голос Чениты срывался от волнения, а Жан с беспокойством спросил:

— Я не то, что стою, а ещё и сижу, Ченита! Кучеру кричи, — и сам толкнул того в спину, наклонившись через отдыхающего стража. — Что случилось?

— Сейчас увидишь! Сзади идет с матушкой почти родственница. Мадам Жюльена с моей подругой Жанной.

Ченита торопливо выскочила из остановившейся кареты и закричала, расставив руки в стороны:

— Жанетта! Это ты? Узнаешь меня?

— Ченита! Неужели это ты? — воскликнула девушка в бедном платье и чепце. В руках у неё была корзинка. Видимо, они возвращались с матерью с рынка.

— А кто ж ещё? Садись, мы подвезем тебя до дома!

Мадам Жульена и Жанетт с восторгом и завистью смотрели, как охранник освобождает место на переднем сидении и переходит на запятки.

— У нас ходили слухи, что тебя повесили, Ченита! Враки?

— Не совсем, Жанетт. Это мой супруг Жан Батист де Гаруэн. Мы живем в Каркассоне. Слыхала про такой город? Сюда приехали посмотреть мои родные места. Тебя увидеть и вообще…

— Боже мой, Ченита! — воскликнула мадам, мать Жанетты. — Ты стала такой?.. такой красивой и… богатой! А твой супруг просто картинка! Вот повезло тебе!

— Ещё как, мадам Жюльена! Я так люблю своего Жана Батиста! Как здесь живете?

— По-старому, Ченита, — потупила голову Жанетт. — Мама скоро меня замуж отдает. Ты его не знаешь. Он не бедняк, но старый и страшный!

— Ничего ужасного в нём нет, дочка! — вскинулась мамаша. — Зато будешь в достатке жить и горя не знать!

— Сомневаюсь, мама, — ответила дочь, но продолжать не стала и опять заговорила с Ченитой. А Жан посматривал на жену, на убогие улочки селения и думал: «А что нам здесь делать целую неделю? Достаточно и трёх-четыреё дней. Пусть обижается, но я так намерен сделать. Дома дел масса, а делать их все надо!»

Они остановились у знакомых Чениты. Дом был большой, но довольно неряшливый и многодетный. Все шумели, кричали, и покоя от них не было. Пришлось терпеть. Ченита упросила помочь знакомым, заплатив за постой.

— Ченита, мы послезавтра возвращаемся домой, — заявил он после обеда, когда они сидели на разогретом камне у берега моря и любовались синей гладью.

Она погрустнела, не ответила, и Жан понял, что согласия она не дает, но и не смеет возразить. Это его устраивало.

— Посидим ещё здесь, а? — лишь проговорила она в задумчивости. — Я так давно не была у моря. Ты ведь ходил по морю?

— Даже матросом работал, когда сюда шли на судне отца Леноры. Небольшой, но имею опыт матроса. Тяжело и платят очень мало. Жмоты!

Кто-то подходил справа и Жан, обернувшись, увидел мужчину лет за тридцать в матросской куртке и серьгой в правом ухе. Он был кряжист, густо зарос бородой. Выглядел угрожающе и Жан инстинктивно положил руку на пояс, где висел длинный красивый стилет, старинной работы толедских мастеров.

Матрос пригляделся, к Чените и вдруг воскликнул, раскрыв руки:

— Ба! Кого я нижу? Слыхал, что объявилась, но не поверил. Вроде бы тебя повесили, Ченита! Это твой хахаль? Красивый малый!

— Алонсо! Ну и встреча! — вскочила Ченита и приобняла матроса. Жану это вовсе не понравилось. — Откуда ты взялся?

— Это ты откуда! Вроде бы тебя с остальными схватили, ходили слухи, что повесили. Значит, выбралась? А-а! Это твой супруг. Говорили мне, что ты вышла замуж за богатенького и красивого. Так и есть! — Алонсо протянул лапу и назвал себя. Жан ответил, и они с любопытством разглядывали друг друга.

— Что тут делаешь, Алонсо? — спрашивала Ченита.

— Все по-старому, девочка. А ты со всем этим завязала?

— Больше нет надобности. К тому же я жду ребенка. Разве незаметно?

— Есть немного, — откровенно разглядывая Чениту, ответил Алонсо. — Значит, у тебя всё устроено. Поздравляю. У тебя хороший вкус и всегда таким был! — усмехнулся детина и кивнул на Жана. — Чем занимаешься?

— Неожиданно получил наследство и теперь занимаюсь им, — ответил Жан, продолжая с любопытством разглядывать знакомого Чениты. — А ты вроде бы был тоже контрабандистом?

— Кем только я не был, Жан! Но с контрабандой не порывал надолго. Это было главным для меня. Кстати, ты почему не в армии? Все сражаются, а ты…

— Жена собирается рожать. Позволили остаться с нею.

— Ага! — неопределенно ответил Алонсо и ненадолго задумался. — Ченита, муж твой надежный человек? Или маменькин сыночек?

— Маменьким сынком никогда не был. Он почти всегда был сиротой и воспитывался на улице, — ответила Ченита. И в её голосе Жан услышал гордость бедняка.

— А денег много у тебя?

— На этот вопрос очень трудно ответить, Алонсо. Смотря для кого и для чего.

— Гм! Хитрый ответ и верный! Молодец, хоть и молодой. Тебе сколько лет?

— Восемнадцать. А что? Ты что-то хочешь мне предложить? Только я в сомнительных делах не участвую. Жена не велит. Боится остаться одна. — Жан усмехнулся, показав доброжелательность и готовность к взаимопониманию.

— Тоже верно, Жан. Ты ведь не француз?

— Теперь француз. А там и я сам не могу точно и с уверенностью сказать, кто я такой. Да и какая разница!

— Тоже верно, — повторил Алонсо. — Тут я замышляю одно рискованное дельце. Кстати, патриотическое. Связано с англичанами. И сулит хороший приварок. Ченита, как ты посмотришь, если я приглашу твоего супруга поучаствовать в военном деле против англичан на море? Вот только денег маловато на судно. А у твоего Жана наверняка они есть. Тем более, что много нам не надо. Что скажешь, милая?

— И не думай! Тебе уже сказали, что я не отпущу. Перебьетесь, сами вершите свои делишки. Мне уже все это надоело. Хочу спокойно жить и родить сына!

— Тоже верно, Ченита, — согласился Алонсо. А Жан спросил:

— А что за дело, Алонсо? Я не из болтливых, так что можешь все поведать.

— Да? — Алонсо посмотрел пристально на юношу и сказал: — Ладно, верю. Есть возможность захватить английское судно в море, вблизи гавани Маона. На борту будет тысяч двадцать фунтов стерлингов. Слыхал про такие монеты?

— Ещё нет, — согласился Жан. — Но это ведь будет военное судно! А с такими лучше не связываться, Алонсо. Слишком большой риск.

— Не смейте даже говорить о таких вещах! — вскинулась Ченита. — Алонсо, всё без Жана! Это окончательно!

— Что с тобой, Ченита? С каких это пор ты стала такой трусихой? Я тебя не узнаю! Такое дело мы обязательно провернем! Клянусь! У нас уже имеется осведомитель в Гибралтаре. Он должен скоро донести, когда и каким судном будет перевозиться большая сумма денег для флота и гарнизона.

— Чем вы располагаете? — уже совсем вяло спросил Жан.

— У нас имеется судно на восемьдесят тонн. Семнадцать человек команды. И пять мушкетов и четыре пистолета. Пушек нет вовсе. — Алонсо явно был недоволен такими вопросами. Похвастать было нечем.

— С такими силами идти против военного корабля, который может иметь ещё и сопровождение — это просто детская забава, — усмехнулся Жан. — И я согласен с Ченитой. Дело не просто рискованное, а выеденного яйца не стоит.

— Погоди ты, Жан! Я не всё сказал. У нас есть договоренность в приобретении четырёх пушек и десятка полтора мушкетов. Военные нас поддержали. А это тоже не так мало.

— Что вы должны заплатить за всё это оружие?

— Три тысячи золотом, Жан. И их у нас нет. Так что от тебя многое зависит. — Алонсо пытливо смотрел на Жана, а тот на Чениту. Женщина напряженно посматривала то на одного, то на другого. Вид её был агрессивным.

— Хватит болтать, Алонсо! Жан никуда не пойдет с вами. Он ясно об этом сказал. И перестань его упрашивать. К тому же у нас нет таких денег. Все деньги в деле и найти свободные не так легко. Значит, и делу конец.

— Слышал, Алонсо, что жена сказала? На этом и закончим.

Они ещё долго спорили, доказывали и наконец рассорились и разошлись.

Целый день супруги были в мрачном настроении. Жан обдумывал предложение, а Ченита, видя сомнения и колебания супруга, нервничала и не знала, что предпринять. А потом к ним пришли Алонсо и ещё двое мужчин бандитского вида. Этих двоих Ченита тоже знала. Опять начались уговоры, обещания и споры.

Жан от всего открещивался, но заинтересовался одним планом. Его предложил Ансельмо, человек уже в возрасте, с седыми короткими волосами.

— Повтори ещё свой план, Ансельмо, — попросил Жан. — Я что-то не всё понял.

— Да кто ты такой, чтобы так разговаривать? — встрепенулся тот, но Алонсо одернул его, заметив сурово:

— Не кипятись, Ансельмо! Человек хочет во всё вникнуть и понять. Правильно делает. Дело опасное, и ему нет смысла рисковать. Повтори ещё…

— Черт с вами! А дело вот в чём, Жан Батист. Мы приготовим бочонок с порохом. Определим тщательным образом фитиль и укрепим в отверстии бочонка. Сам бочонок укрепим к рулевому устройству и запалим его. Отгребем подальше, как сумеем — и все дела. Корму разнесет, судно начнет быстро тонуть. А что в первую очередь англичане будут спасать? Казну. Куда? В шлюпку. А шлюпку нам захватить уже легче, имея пару пушек хотя бы шестифунтовых. Их нам обещали офицеры.

— Очень интересно, — молвил Жан в задумчивости. — Только непонятно, как вы к корме подберетесь? Или думаете, что англичане полные дураки?

— Всё будет зависеть от ветра. А он может статься, будет слабым. Тогда мы в темноте спустимся в небольшую лодку и погребём, рассчитав так, чтобы подойти к корме и сделать свое дело.

— На словах очень даже похоже на успех, — с сомнением воскликнул Жан. — Однако на деле всегда обнаруживаются неполадки и неудачи.

— Верно говоришь, Жан! — тут же поддержала мужа Ченита. — А я не хочу рисковать своей судьбой, Алонсо! Идем, Жан Батист! — И схватила его за руку, потянула за собой прочь.

Они ушли, не слушая убеждений контрабандистов. А Жан усмехался и качал головой, убежденный, что услышанное очень походило на детский бред.

— Молодец! Так и надо было поступить с самого начала! Бред и только!

— Откуда ты узнала мои мысли, Ченита? — удивленно смотрел в её лицо.

— Ничего я не знала. Откуда ты взял такое? Просто сказала — и всё!

— Ладно, забудем. Завтра уезжаем. Мне в твоем поселке надоело. Муторно здесь жить. Правда, море отличное. Я вспомнил детство, когда целыми днями бултыхался в волнах. Теперь редко случается, как сегодня.

Они уже стали стелить постель, когда в комнату, даже не постучав, ввалился Алонсо с пушкарем Ансельмо.

— Вы что, одурели, господа!? — в ярости воскликнула Ченита. — Мы уже спать собрались! Завтра отваливаем домой! Проваливайте!

— Заткнись, Ченита! — рявкнул Алонсо. — Не твое это дело. Сиди и помалкивай!

— Сеньор, я бы хо… — Жан собирался встать на сторону жены, но Алонсо слегка толкнул его в грудь и Жан сел на кровать, остолбенев. Но силу испанца ощутил. — Что ты себе позволяешь?

— Замолчи, месье! И слушай внимательно! На том судне должно быть не менее двадцати тысяч фунтов! Это огромные деньги! А нам нужно всего три тысячи! И четверть всего будет твоя, Жан!

— Нам не нужны твои жалкие пять тысяч, Алонсо! — подскочила Ченита к Алонсо.

— И хватит болтать на ночь! А то не засну! Уходите!

— Жан, если это твои последние слова, то мне ничего не остается, как задержать Чениту и отдать её только после согласия на участие… Это я говорил тебе Алонсо. А Ченита знает, что это значит.

Жан в растерянности посмотрел на жену. Та побледнела и без слов закивала. Он понял, что так и может произойти. Ченита это подтвердила.

— Нам надо поговорить с женой, — вяло сказал Жан. — Подождите во дворе.

— Жан, не слушай его! — зашептала Ченита, как только дверь за ними закрылась.

— Соглашайся на всё, а завтра мы уедем на рассвете. И ищи нас тогда!

— Думаешь, нас так трудно найти? Думаю, что он поставил нам слишком трудную задачу, Ченита. Он обязательно будет нас заставлять и вполне добьется своего!

— Да, — печально ответила Ченита. — Я вспоминаю, что этот Алонсо всегда выполняет свои обещания и угрозы. Его зачаровали эти фунты. Английские, — дополнила она и затравленно смотрела на Жана.

— Так что нам делать? — тоже обескураженно спросил Жан.

— Дай ему эти проклятые три тысячи и пусть ими подавится! Иначе может быть хуже. Этот тип слишком опасен. Особенно, когда во что-то уверится. Дай! А сам не участвуй! Я не хочу! — И в голосе Чениты Жан услышал отчаяние и боль. Ему это понравилось. Вдруг стало легче, словно найден приемлемый выход.

Глава 21

В сопровождении посыльного, здорового молодого парня лет двадцати пяти, наши путешественники спешно ехали в Каркассон.

— Никак не могу понять, где я возьму столько денег! — не раз восклицал Жан.

— Найти можно, да времени у нас нет, мой супруг, — с готовностью отвечала Ченита. — Может, Ленора одолжит на время? Она уже вышла замуж и имеет или должна иметь хорошие деньги, пока старый муж ещё не насытился ею.

— Хорошая мысль, но у меня появилась другая, — оживился Жан. — Я тебе не говорил, но у меня спрятан дорогой камень… драгоценный. Он может стоить до семи тысяч. Вот бы его продать! Тогда все решится само собой!

Ченита расширила глаза, и, подумав немного, сказала:

— Приедем, и ты покажешь его мне. Столько времени — и не показал!

— Откровенно говоря, я просто забыл о нем. Цел ли?

— А где ты его спрятал?

— В полу старого кафтана. Должна помнить, что я запретил его стирать и выбрасывать. Это как реликвия!

— Завтра приедем, и ты мне его покажешь.

Они приехали поздним вечером, и уставшие ввалились в свои апартаменты.

— Как приятно оказаться наконец дома! — воскликнула Ченита и бросилась на кровать, раскинув руки. — Дома здорово!

— Распорядись о воде. Надо помыться с дороги. Мы оба чумазые и вонючие!

— Не могу встать, любимый. Распорядись, прошу тебя! — И Ченита скорчила умоляющую рожицу. Жан усмехнулся и пошел отдавать распоряжения.

Посыльного устроили в комнатке под лестницей, и Жан приказал накормить его.

— Обращаться с месье Сабеном с почтением, — подмигнул он служанке.

Жан вернулся и сразу заметил некоторое нетерпение Чениты. Усмехнулся понимающе, кивнул.

— Вставай, лентяйка! Идем, я тебе достану тот кафтан.

Она прытко вскочила, и вскоре кафтан оказался у неё в руках. Схватила ножницы и быстро вспорола подкладку, нащупав орешек.

— Ух ты! Какой большой! И это стоит столько монет? Пресвятая Дева! Семь тысяч! Жалко расставаться с такой вещицей, Жан! — И посмотрела на него алчным взглядом. — Может, оставим себе?

— А я вот подумал, что его надо разрезать пополам, оправить в золотое кружево и… знаешь что сделать?

Глаза её нетерпеливо блестели.

— Да говори же! — воскликнула она.

— Подарить тебе один, а другой… Леноре. Все ж она была столько времени со мной и многое для меня сделала.

Ченита быстро метнула взгляд на мужа, хотела взорваться, но сникла.

— Ты до сих пор её любишь?

— Сейчас я и сам не смог бы этого определить. Но какие-то чувства остались. Но мы вместе, мне с тобой хорошо и каждый раз, вспоминая её, я теряюсь. Прости… Как видишь, Ченита, я от тебя ничего не хочу скрывать. Ну и что скажешь на это?

— А три тысячи? Где ты их возьмешь так быстро?

— Вот тут я и смогу обратиться к Леноре. Уверен, что она не откажет. А камень распилят, он и так немного яйцеобразный и будет тебе знатное украшение. Например, на короткой цепочке. Здорово будет!

Ченита вздохнула, немного оживилась и согласно кивнула. Вид её насмешил Жана, он подошел и нежно обнял, целуя в пухленькие губки.

— Ладно, Жан. Что с тобой сделаешь? Я согласна!

Жан на следующий день отправился с Ченитой навестить Ленору. В голове то и дело возникали те блаженные картинки позднего вечера, что так врезались в его память и частенько воспламеняли его страсть к Леноре. Всего две ночи, но какие! И сейчас, сидя в карете, он перебирал в уме те мгновения и думал, как Ленора устроила свою жизнь.

Ленора сильно удивилась, увидев гостей. Приняла ласково, немного смущалась, а Жан и того хуже — был немного молчалив и даже мрачен. Лишь Ченита все говорила и кокетливо строила глазки старому мужу Леноры.

Тот расплылся в улыбке, сморщенное лицо выдавало похотливость и молодой женщине стало смешно, что и вылилось в задорный смех. Старый господин был в восторге и тотчас пригласил молодую чету за стол с вином и сладостями.

— Месье де Белиар, я в положении, а супруг и вовсе не употребляет по причине воспитания. Хотя с недавних пор стал более покладистым, — заметила Ченита и обдала старика лучистым взглядом темных глаз.

— Какая жалость, мадам де Гаруэн! Однако, я надеюсь, что месье Жан все же не откажет старику в удовольствии похвастать отменным вином?

— Разумеется, месье де Белиар, — поклонился Жан, стараясь не испортить свой поклон неловкостью. Не испортил.

Они проболтали с полчаса и Ченита, наклонившись к Леноре, прошептала:

— Ленора, нам надо с тобой поговорить об очень серьезном деле. Можно в саду!

Ленора сделала удивленное лицо, подумала, и кивнула.

— Жан тоже?.. — И посмотрела на него. Он все понял и кивнул. Ченита села на скамью, раскрыла ладонь.

— Узнаешь? Жан только вчера вечером показал его мне. Чудесный камушек, да?

— Да, Ченита. Это о нем ты хотела со мной поговорить?

— Нам нужно получить и как можно скорее три тысячи золотых экю. У нас таких денег сейчас нет. Всё в деле. Тысячу мы наскребем, остальные хотим одолжить у тебя. А ещё Жан хочет распилить камень и оправить его в золото. И нам подарить одинаковые украшения на шею. Я согласилась… Что скажешь, Ленор?

Женщина вертела камень в пальцах, раздумывала и вдруг вскинула голову.

— А что! Мне тоже понравилась идея Жана, — и посмотрела на него задорно и загадочно. — Если муж не сможет понять нас, то я из своих могу вам ссудить две тысячи. Идемте к мужу. Ченита, просить должна ты. Мойстарик очень неравнодушен к таким молоденьким девочкам, как ты. И не откажет. Даже без расписки. Поспешим, а то он может завеяться к друзьям. Правда, он иногда забывает к кому собрался, и мне приходится ему напоминать.

— Ченита, иди сама, а мы тут посекретничаем с Ленор, — заметил Жан, горя нетерпением. Ченита недовольно вздохнула, но всё же покорно согласилась и ушла, понимая, что Жан все равно осуществит своё намеренье поговорить с Ленорой.

Он вопросительно смотрел на Ленору и та все прекрасно понимала. И, не дожидаясь вопросов, сказала как-то слишком буднично:

— Должна тебя огорчить, Жан. Мой старичок оказался вовсе не таким дряхлым, как уверяла Режина.

— А как ты устроила показ своей невинности?

— Это просто! Посадить пятнышко не составило труда. Все сошло прекрасно!

— Я смотрю, Ленор, ты вовсе не печальна. У тебя все складывается удачно?

— Более-менее, Жан. Он меня лелеет и балует. Ни в чем не отказывает, но слишком требователен в постели. Оказался крепким мужчиной! Но, признаюсь, противно страшно! Спасаюсь лишь тем, что представляю, что то ты со мной. — И глазки Леноры заблестели странным светом.

— А с этим?… — И он кивнул на живот.

— Тоже всё получилось, Жан! У тебя будет через несколько месяцев сразу два ребенка, — почти шепотом ответила Ленора. — Все идет прекрасно, мой любимый! — И Ленора сделала незначительное движение навстречу. Жан встрепенулся и не смог устоять. Они страстно, коротко поцеловались и отпрянули. Ленора тяжело дышала, а у Жана глаза осоловели.

— Нам надо успокоиться, Жан, — прошептала снова Ленора. — Ченита очень наблюдательная девочка. И я её, признаться, немного побаиваюсь.

— Почему? — удивленно воскликнул Жан.

— Она так импульсивно себя может вести. Как она избивала мадам! Служанка мне поведала. Но с этим я легко смирилась и даже была довольна. Но боюсь, что и со мной может такое случиться.

— Не думаю. Она знает, что я тебя люблю. Возможно, узнает и о тех двух ночах, что мы с тобой… ну ты сама знаешь, Ленор! Как я выгляжу?

— Ещё можно заметить твое волнение, Жан. Сядь подальше и постарайся привести себя в порядок.

— Кстати, Ленор, Ченита очень хорошо о тебе отзывается. Такое впечатление, что она принимает тебя намного лучше, чем мне могло казаться.

— А мы дополняем друг друга. Она меня не раздражает, хотя её разговор желает быть лучшим. Но она старается и это получается.

— Ты не представляешь, как это мне приятно слышать. И все же признаюсь тебе — сделать окончательный выбор я не могу. Уже сколько раз пытался и никак… Обоих я люблю, особенно тебя, Ленор, а поступить иначе с Ченитой тоже не могу.

Она не ответила, но согласно улыбнулась и позвонила в колокольчик. Появилась служанка. Ленора сказала мягко:

— Завари кофе и принеси пирожные с ягодами. Хорошо бы клубнику, если она ещё имеется на огороде.

Служанка удалилась, поклонившись, а Жан спросил неуверенно:

— Ты уже освоилась здесь? Дом хороший, не то, что наш, старый. Но он мне понравился с самого начала. И Ченита довольна им. Лишь одно нас с нею беспокоит…

Он не договорил, а Ленора вопросительно и тревожно смотрела на Жана.

— Это связано с деньгами, за которыми вы приехали?

— В основном, — нехотя ответил Жан. — Но есть ещё одно неприятное дело. Меня могут заставить участвовать в очень рискованном деле. В случае отказа грозятся похитить Чениту. Словом, попали в передрягу.

— А избежать как-то можно всего этого?

— Можно, но тогда надо менять местожительство. Этого я бы не хотел. Здесь мне нравятся. И ты рядом, Ленор! — бросил он на женщину многозначительный взгляд своих потемневших синих глаз.

Они хотели продолжить разговор, но вошли Ченита и господин де Белиар. Последний источал довольство и скрывать этого не хотел. Как потом поведала Ленора, он постоянно прикрывался возрастом. И с порога воскликнул:

— Месье де Гаруэн! Ваша супруга очаровала меня, уверяю! Мне доставило большое удовольствие ссудить ей столь ничтожную сумму! — И он торжественно брякнул на стол два увесистых кожаных мешочка. — Мы договорились, что отдадите по мере возможности, милые дети! Какие вы красивые, молодые и приятные!

— Месье, — сурово воскликнула Ленора, — как вы можете в моем присутствии отзываться о Чените так восторженно? Не случилось ли у вас нечто более серьезное? Вы не подумали обо мне, месье!

— Весьма сожалею, Ленора! Но мадам Ченита так восхитила меня, что я не могу не выразить своего восхищения ей и вам, месье Жан! Простите меня, моя милая супруга! Я действительно поступил неосмотрительно и нетактично. Прости старика!

— За этот проступок, месье, вы обязаны сделать для меня небольшую услугу, — и показала ему камень. — Камень дорогой. Сапфир, как я понимаю. Вы должны отдать его лучшему ювелиру для изготовления двух одинаковых украшений на шею. Камень, конечно, распилить пополам.

Месье де Белиар с интересом разглядел камень и поднял голову.

— Очень интересный камень! — произнес он с расстановкой. — Из восточных копей, скорее всего из Бирмы. Но я могу и ошибиться. Откуда он у вас? — И он вопросительно обвел глазами молодежь. — С удовольствием исполню такое твое желание, Ленора! И за работу оплачу сам. Сегодня же отправлю лучшему мастеру гранильщику и золотых дел. Ты ведь знаешь, что я знаю толк в таких делах, — и с лукавой улыбкой посмотрел на жену, потом на Чениту. Обе излучали восторженные усмешки и выражали всем своим видом благодарность.

— Месье Алуан, — обратилась Ленора к мужу, — мы с Ченитой будем так благодарны за вашу снисходительность и помощь! Ченита? — кивнула Ленора подруге.

— У меня нет слов, месье! Вы так благородны и щедры! Огромное спасибо вам!

— Этим вы не отделаетесь, мадам де Гаруэн, — улыбнулся старый ловелас. — Беру с вас обещание, что не реже двух раз в неделю будете навещать старика и развлекать. Можно с супругом, — многозначительно заметил Алуан, блестя масляными глазками.

— Сочту за честь, месье де Белиар, — сделала кокетливый реверанс, одарила старого бабника улыбкой, и тот разомлел от восторга. Его парик съехал немного на правый бок и оголил редкие седые волосы, переходящие в лысину.

— О чём ты с этим бабником болтала столько времени? — ревниво спросил Жан. Они возвращались домой и Ченита не скрывала своего удовлетворения.

— Он флиртовал, я делала вид, что играю, и между этим мы договорились о ссуде. Смешной и забавный старик! Но какой ловелас! Леноре будет легко с ним управляться. Если она не вздумает ревновать. Но это мало вероятно. Зато как он нам помог!

Глава 22

Человек Алонсо был приглашен к супругам де Гаруэнов. То был высокий сильный малый с чертами агрессивного забияки. Однако, Алонсо рекомендовал его, как серьезного доверенного помощника, и таким он и показался Жану, когда сопровождал их до Каркассона.

Жан оглядел ладную фигуру контрабандиста и сказал значительно:

— Тантен, я свое обещание выполнил. Деньги при мне. Ты их отвезешь Алонсо. Вернёте, когда получите приз. Мы так договаривались. — Жан пододвинул тяжелые кошели ближе к Тантену.

— Здорово у вас получилось, месье де Гаруэн, — чуть склонил голову Тантен.

— Выезжай, как тебе будет удобно. Ты до Вандра едешь?

— Нет, месье. До Бадалона. Это селение с приличной гаванью. Чуть ближе Барселоны. В Испании.

— В Испании? — удивился Жан. — Зачем так далеко?

— У нас там судно стоит. Туда должно прийти оповещение о выходе англичан из Гибралтара. И это время подходит. Через месяц всё может произойти.

— Тогда тебе стоит поторопиться, Тантен. — Жан посмотрел на Чениту и добавил: — Кстати, это Ченита смогла так быстро получить деньги. — И посмотрел на жену с чувством благодарности и уважения.

— Алонсо и не сомневался в её умении, месье. Я с нею раньше не был знаком, но слышал многое. Она умеет расположить к себе людей, особенно мужчин.

— Что ты хочешь этим сказать, Тантен? — Жан явно был возмущен, а Ченита усмехнулась и с легкостью ответила:

— Меня часто посылали к богатым сеньорам и месье для того, чтобы склонить их помочь нам в некоторых делах. И мне это почти всегда удавалось. Я ведь до тебя была бандиткой, как ты сказал бы.

— Ладно, — Жан дернул щеку и огладил усы. — Забудем. То было давно. Так когда ты поедешь, Тантен? Надо тебе приготовить еды побольше.

— Я еду с тобой, Жан, месье, — поправился он поспешно. — Так распорядился перед отъездом Алонсо. И не стоит возражать, приятель, — поспешил тот предупредить, видя, что Жан возмущен и пытается вставить слова протеста. — Так что собирайся и ты. Захвати побольше оружия. Оно у тебя имеется. Нам его так не хватает! Ченита, мы тебе его доставим в целости, обещаем. Он не будет особо рисковать. И получите вы прилично. Пятую часть всего и долг.

— Вот подонок! — воскликнула Ченита, имея в виду Алонсо. — Раньше не мог мне сказать! Мы бы не стали с вами возиться!

— Ченита права, Тантен, — тоже заметил Жан. — Это поистине подло так поступить с нами. Мы вам деньги достали, а теперь и мне надо с тобой ехать!

— Месье Жан, я вас понимаю, но не мне обсуждать решения Алонсо. А в случае непослушания, я должен забрать Чениту. Она и нам может здорово пригодиться.

— Убирайся вон! — вскочил Жан, но понимал, что справиться с Тантеном ему не удастся. Тем более, что тот постоянно ходил с оружием.

— До завтрашнего утра, месье, — мрачно проговорил Тантен и удалился.

— Ну и сволочь! — выругался Жан, а Ченита со слезами на глазах стала просить:

— Любимый, обещай, что не станешь ввязываться ни в какие опасные передряги!

Супруги полночи обсуждали поездку и все это время ни у кого не возникло желание обладать друг другом. Оба были так расстроены, что забыли обо всем, кроме разлуки.

— Ты же не забудь про камушки, Ченита, — напомнил он наконец. — И смотри, не шали… с тем стариком!

— Фу, Жан! Как ты можешь такое говорить? Наверное, тебе Ленора говорила, как он на неё действует в постели.

— Могу с тобой согласиться, но все же… А я тебе обещаю, что буду избегать любых рисков. Вернусь, как только смогу, как отпустят проклятые бандиты!

— Прости меня, дуру, что я уговорила тебя поехать в тот задрипанный Вандр! Простить себе не могу! Теперь кусаю локти, да что толку!

Ещё до рассвета их разбудил Тантен, постучав в дверь.

— Месье, прощайтесь, пора ехать. Позавтракаете в дороге. Я уже поел. Поторопитесь, прошу вас!

— Проклятье! — ругался Жан и торопливо одевался. Ченита зажгла свечу от лампады у иконы. — Вот свалилась на нас эта напасть!

Они тоже торопливо попрощались — Тантен постукивал в дверь, торопя.

Лошади, уже оседланные, ждали всадников. В седельных кобурах торчали мушкеты и пистолеты. Одна была навьючена провиантом и припасами к оружию. Близилась осень, ночи становились прохладными, так что одеяло было у каждого.

Ченита вышла проводить мужа на крыльцо. Они торопливо поцеловались и он пришпорил коня, догоняя Тантена.

Ехали молча. Тантен понимал состояние спутника и тоже не докучал разговорами, оглядывая зоркими глазами местность. Разбойники могли и тут появиться в любую минуту. Словно что-то вспомнив, он заметил Жану:

— Встретим разбойников, стреляй без предупреждения, месье. Испанский знаете?

— Нет. Ченита нескольким словам научила, но это и всё.

— Ладно. Обойдемся. Я сам не очень хорошо говорю, но большинство нас испанцы или помеси, французский знают здесь все.

Через неделю пересекли границу и оказались к югу в крошечном порту Боу у самой границе. Здесь у Тантена оказалось много друзей. Они передохнули день.

— Пока все тихо, — заметил он, вернувшись вечером в домик на окраине посёлка. — Завтра передохнём, подкрепимся и тронемся дальше. Сотню миль мы промчим дня за четыре. Не хотелось бы подводить друзей с деньгами. Да и англичане могут заспешить. Хотя их судно по всем приметам должно выйти из Гибралтара через три недели примерно.

— А если фунты будут на большом фрегате? — спросил Жан. — С таким справиться будет невозможно, даже взорвав корму. Народу там больше сотни должно быть.

— Всегда посылают малое быстроходное судно, а большое сопровождает его. В случае опасности, малое может уйти, используя свою скорость, а большое защитит и отвлечет. Вряд ли теперь будет иначе, Жан.

Чуть не загнав коней, Жан с Тантеном все же достигли Бадолана в указанный срок. Нашли дом, где жил Алонсо с товарищами. Их всего было двое.

— Вы молодцы! — встретил главарь прибывших. — Не ожидал такой прыти. Как удалось? — повернулся он к Жану. — Опять помогла Ченита? Это ей всегда удавалось! Молодец, девка!

— Что нового, Алонсо? — спросил Тантен.

— Пока ничего. Ждём. Обещали недели через две прислать что-нибудь. А пока займёмся оружием и учениями. Сегодня уже поздно, а завтра выйдем в море и походим вблизи берега. Потом пойдём к Менорке и всё там разведаем.

— А чем нам здесь доставят сведения? — спросил Жан.

— До Валенсии просигналят огнями. Все уже налажено. Сюда на быстрой лодке. За три дня мы будем знать почти всё. Когда мы будем в море на учениях, здесь ночами должны палить огни. Особые огни, сигналы. Мы их заметим и быстро вернемся.

— Тогда к Менорке надо отправляться побыстрее, — предложил Ансельмо. — Туда идти далеко. И вернуться не так просто, Алонсо.

— Так и сделаем, — согласился атаман-капитан. — Ты, Альфонсо, завтра же попытаешься договориться с доном Алькасаром относительно пушек. Лучше четыре. У Ансельмо про всё расспросишь, доставишь, и он начнет учения.

— Это займет дня три, Алонсо, — ответил Альфонсо. — Надо в Барселону ехать.

— Без тебя знаю, — отрезал Алонсо. — Тантен, ты собираешь людей. Через неделю двадцать человек должны быть у нас. Сейчас лишь девять, и то с Жаном.

— Все и так только и ждут команду, — ответил Тантен. Я уже разговаривал с Хуаном. Он ушел предупредить людей.

На следующий день все забегали, выполняя поручения Алонсо. А он сам и четверо матросов с Жаном отправились на судне в море. Там проводили разные маневры, меняли галсы^[6], ставили и убирали паруса и гребли длинными веслами. Тренировались в быстром заряжании мушкетов и пистолетов, стреляли по цели на воде, где плавали доски с невысокими мишенями.

— Стреляем, ребята, плохо! — злился Алонсо. Сам он стрелял вполне прилично. — Будем и дальше постреливать. Если так будет и с пушками, то наша цель не будет достигнута. Работайте, лентяи!

Жану нравилось стрелять и он охотно занимался этим, добившись к вечеру кое-каких результатов. Особенно в быстроте заряжания пистолета.

Вечером, в сумерках, вернулись в гавань и стали на якорь. Подтянули небольшую шлюпку и погребли на берег. На судне остался один матрос сторожем. Все мушкеты оставили на борту.

— Получим порох — Ансельмо начнет свои опыты с фитилями, — заявил Алонсо. — Нужен помощник. Пусть это будет доброволец.

— Сколько человек пойдет к судну, Алонсо? — спросил Жан.

— Троих хватит. Лодка маленькая и они легко справятся с греблей. А в случае необходимости, можно поставить мачту и растянуть косой парус. Ночью его с судна англичан никто не должен заметить.

Пушки Ансельмо привез через пять дней. Все шестифунтовые, с пятью зарядами картечи на каждую пушку. И три бочонка с порохом. Один предназначался для подрыва кормы судна.

Пушки установили на палубе тайно, ночью. Порты не прорезали, оставив это на то время, когда будет нужно. А Ансельмо тут же принялся колдовать с фитилями.

— Этот бочонок специально для этого припасен? — спросил Жан, указав на пустой бочонок, у которого пушкарь постоянно колдовал.

— Для этого, — коротко бросил канонир. — Вот сбираюсь определить время горения фитиля, чтобы, значит, самим не пострадать от взрыва. Хотя бы саженей на десять отгрести успеть.

Жан ещё посмотрел, как работает Ансельмо и ушел.

Все приготовления Жан до сих пор считал бесполезными. Осуществить такую сложную и рискованную операцию было невозможно. Англичане не раз доказывали, что умеют добиваться своего и здесь будет так же!

Такие рассуждения приводили Жана в трепет. Он переживал за себя, за Чениту, воспоминания о Леноре тоже будоражили его грудь. Часто он чувствовал себя никчемным неудачником, который запутался в двух соснах. В этих женщинах, остановив свой выбор на ком-то одной. И не мог. Уже точно знал, что любит обоих и ничего с этим поделать не мог.

Пробежал уже месяц, когда наконец в порт вошла знакомая шлюпка. Мальчишка посыльный опрометью прибежал в док, где жили бандиты.

— Алонсо, шлюпка в порту! Иди встречать!

Своих подельников Алонсо с Тантеном встретили на полдороге. Их было двое.

— Есть обнадеживающие новости? — без приветствия спросил Алонсо.

— Есть! Восьмого сентября два судна выходят в Маон, Алонсо, — ответил моряк с короткой стриженой бородой. Ему было лет сорок, у него оказался суровый жесткий взгляд.

— Алонсо, погоди расспрашивать посередине улицы, — остановил того Тантен. — Я предлагаю всё обговорить дома. Не забывай, что тут могут быть шпионы.

Алонсо молча кивнул и все направились домой.

— Итак, что ты можешь сообщить конкретного? — спросил Алонсо. — Говори и побыстрее. Мы и так замучились, ожидая вестей.

— Судно, на котором повезут фунты, тонн на двести пятьдесят. Военный бриг.

Алонсо присвистнул.

— Его сопровождает фрегат с сорока шестью пушками на борту, — продолжил моряк. — Калибр значительный. Команда состоит из ста двадцати семи человек. Кроме этого восемь штатских. Для чего они идут в Маон, никто не знает. Да нам это и ни к чему.

— Какими силами располагает бриг англичан?

— Восемь пушек восемнадцатифунтовых, сорок девять матросов и двенадцать солдат морской пехоты. Дополнительно везут огневой запас и продовольствие.

— Солидная сила, — заметил Тантен. — Однако, мы это знали. И не в ней загвоздка, а в удаче и погоде. Сейчас ветер довольно свежий и так мы вряд ли сумеем на маленькой шлюпке выполнить задание, Алонсо.

— Тут ты прав, — согласился Алонсо. — Но до встречи судов будет ещё больше недели. Смотря на ветер. Будем надеяться на лучшее. Подготовку продолжим. Ты, Рианьо, отлично поработал. Отдохнешь — и будешь помогать мне, как помощник. Теперь подготовка пойдет только в море, ребята. Завтра выходим на два дня. А потом отправимся в район острова Менорки, поближе к бухте Маона.

Жан всё это молча слушал, и в голове стало складываться опасение, что все их усилия могут пойти прахом, будь ветер сильней в момент встречи судов вблизи Маон. Это не радовало. Но, с другой стороны, он уже знал от Рианьо, что сумма может быть большой — жалованье английским матросам и солдатам задолжали за три месяца. В душе его нарастало ощущение азарта, и страх отступил на время куда-то дальше, в живот.

— Жан, что это ты так упорно и долго занимаешься оружием? — с легкой усмешкой спросил Алонсо на борту судна. — Хочешь отличиться, или что другое?

— Другое, Алонсо, — серьезно ответил Жан. — Очень хочу вернуться целым к Чените. Ей сейчас очень тоскливо без меня. Скоро ей рожать, а меня может не оказаться рядом.

— Не горюй, парень! Через неделю всё закончится! Или мы будем с кучей золота, или пойдем на корм рыбам. Такая у нас судьба, мой Жан Батист. Ждать осталось совсем мало. А ты делаешь успехи, я говорю об оружии. Молодец! Настырный парень ты, Жан.

Изрядно постреляв из пушек, Алонсо отдал приказ возвращаться домой. Каждый день справлялся у Ансельмо о результатах его работы с фитилями.

— Завтра всё будет вымерено и опробовано, Алонсо. Осталось ещё немного проверить — и на том поставим точку.

Жан слушал, смотрел и вдруг заметил серьезно:

— Ансельмо, не лучше ли установить два фитиля. Вдруг один, единственный, не сработает. Вдруг волна или брызги его повредят. А так будет двойной шанс.

Ансельмо посмотрел на Алонсо и тот согласно кивнул.

— Что ж, Жан, совет легко принять. Это ты хорошо придумал. Спасибо, парень!

— Ты ещё попробуй закрыть отверстие жестянкой, а внутрь подвесь плошку с порохом. И так испробуй. Посмотрим, как будет все это происходить.

— Где ты раньше был, Жан? — возмутился Алонсо. — Столько дельных предложений сразу! Ансельмо, слышал! Исполняй, парень дело советует. Голова у него работает. А мы с тобой, наверное, уже стареем, брат!

Через час несколько матросов собрались вокруг бочонка, где канонир установил фитили с жестянками. Оглядел редкую толпу и запалил фитили.

Один затух, коснувшись жестянки. Второй воспламенил порох и он пыхнул огнем.

— Да, — гоготнул кто-то из толпы. — А малец-то оказался с головой! Ансельмо, смотри, как бы этот француз не вышвырнул тебя со звания канонира.

— Кишка тонка, Пабло! — огрызнулся старый моряк. — Мы ещё поработаем. Но парень и на самом деле с головой. Учитесь, неучи и бездельники!

День отдыхали. Всё уже было приготовлено и обговорено, и оставалось ждать момента выхода в море. А в море ещё нужно было постараться не разминуться с судами англичан.

За три дня до предполагаемой встречи судов, Алонсо приказал сниматься с якоря и взять курс на юг, склоняясь немного к востоку. К вечеру следующего дня вышли в район Менорки. А утром с марса матрос донес, прокричав вниз:

— Вижу паруса большого судна! Миль пять от мыса Эсперо! Восточнее! — уточнил он. — Паруса зарифлены! Вроде бы лежит в дрейфе!

— Пять румбов^[7] к востоку! — обернулся Алонсо к рулевому. — Нам нет смысла светиться раньше времени. Пройдем мимо.

Судно отвернуло слегка к востоку. Ветер был немного противным и ход ослаб. Жан с волнением наблюдал море. Англичанин явно сторожил вход в Маонскую бухту. Там должны стоять корабли англичан в ожидании приказа выйти в море.

Как бы подтверждая мысли Жана, рулевой заметил капитану:

— Капитан, в бухте и на рейде матросня и солдатики уже, наверное, наслышаны о идущем к ним жаловании. Вот обозлятся, коль нам удастся его прибрать к рукам. Ха! Хотел бы я поглядеть на рыжие морды, когда они узнают о захвате их денежек! Ха! Господь, не дай обмануться в наших ожиданиях! — воздел он глаза к небу.

— Оставить один грот^[8], остальные паруса убрать! — распорядился Алонсо. — Идём самым малым ходом. Это отвлечет от нас внимание англичан! Можно работать помалу, не спеша.

Лишь ближе к полудню прошли далекий мыс, миновали вход в Маонскую бухту и так же медленно удалились в направлении юга.

— Теперь все глаза на море, ребята! — распорядился Алонсо. — Марс не покидать полные сутки! Мы не можем проворонить наше судно!

И тут раздался голос марсового:

— Парус слева по курсу! Большое судно, Алонсо!

— Шесть румбов к западу! Подойдем ближе к побережью! Там нас не достать!

Большой транспортный корабль прошел, миновал Маонскую бухту и удалился на северо-восток. Тантен заметил по этому поводу:

— Это не англичанин, Алонсо. Скорей всего итальянский. Или турецкий, что из Алжира идет с грузом.

Вторые сутки прошли, а нужные суда не появлялись. Алонсо уже два раза возвращался к Маонской бухте, но кораблей там не было. Наконец поздним вечером, при довольно умеренном ветре, с марса заметили огни большого судна.

— Идем на сближение, ребята! — Алонсо явно волновался. — Смотреть внимательно! Всем быть готовыми начать операцию! Ансельмо, смотри мне, собачий сын!

Закипела работа. Зажгли дополнительный фонарь, показывая, что судно не собирается прятаться или бежать, спасаясь.

К полночи наблюдаемое судно миновало разбойников на расстоянии трёх миль и затем огни его потонули в ночной мгле.

— Не наше, — мрачно молвил Алонсо. Он был уставшим, злым, и матросы побаивались его увесистых кулаков. Мог и пришибить до смерти. — Идем дальше!

Не прошли и трех миль, как появились новые огни. Вскоре стало ясно, что то шли англичане, которых давно ждали.

— Подгадывают, чтобы утром войти в бухту, — сделал предположение Алонсо. — К бою, ребята! — проговорил он негромко, словно мог опасаться, что его услышат с дистанции в пять миль. — Всем продумать, вспомнить, что каждый должен делать и работать, словно от этого зависит наша жизнь. Собственно, так оно и есть! На марсе! Доложи обстановку! — задрал он голову вверх.

— Ещё рано, капитан! Ночь все скрывает. Кажись, сближаемся. Но огней второго судна не видать! Наверное, сливаются с остальными! Их много!

— Ансельмо, все готово? — в который раз спрашивал Алонсо. — Ты у нас сейчас за главного! Молись, собачий сын!

Часа полтора прошло, когда наблюдатель смог сообщить важные новости:

— Малое судно идет впереди. Мили на две с лишним, капитан. Пройдет нас в миле мористее. Пора начинать, капитан!

Алонсо резко изменил курс, приказав постепенно гасить два фонаря.

— Через полчаса начинаем! Трое охотников — приготовиться грузиться в шлюпку! Сигналы помните, канальи? Ансельмо, кто занимается пушками?

— Гильермо лучший, Алонсо. Ему поручил. Да и я смогу подоспеть в случае удачи. Сам посматривай и выбери момент для нас!

— Помолчи лучше! — припугнул Алонсо. — Сам понимаю и сумею… Сам не подведи со своими фитилями!

С потушенными фонарями, судно прошло поближе к самому бригу и гребцы, сидя в шлюпке, навалились на весла. Она сразу же растворилась в ночной темноте. Жан с напряженным вниманием смотрел на море и ничего не видел, кроме удаляющихся огней брига. Огни фрегата виднелись дальше в полутора-двух милях южнее.

— Убрать паруса! Оставить один косой! Оружие зарядить! — Алонсо был сосредоточен и внешне спокоен. — Курить никто не начинает! Убью!

Текли томительные минуты ожидания. Фрегат медленно приближался, и Алеясь негромко отдал приказ:

— Паруса ставить! Будем догонять нашу шлюпку. Что-то они тянут со взрывом!

Судно шло саженях в ста позади брига англичан. Фрегат отстал на полторы мили. Это очень близко, даже учитывая несколько противный ветер. Он требовал идти разными галсами, как и бригу, а суденышко пиратов могло и не придерживаться такого курса. К тому же близость острова сильно тормозила англичан. Они с осторожностью следовали избранным курсом и догнать их было легко.

Неожиданно небо распорола вспышка огня и тотчас звук взрыва сотряс воздух. Все увидели, что корма брига разлетелась в разные стороны, освещая пылающим рангоутом^[9] всё вокруг на пятьдесят саженей.

— Все паруса ставим! — уже не скрываясь, орал Алонсо. — Ищите нашу шлюпку! Смотрите, дерьмо собачье! Ищите!

Пламя на бриге быстро сникло, но судно сильно и быстро кренилось на корму. Это было видно в свете затухающего пожара.

— Зажечь фонари! Этак мы своих потеряем в темноте! Подходим ближе! Эй, на марсе! Что видно?

— Наши подходят, капитан. С брига спустили две шлюпки. Пожар позволяет всё видеть, капитан! Сносят ящики и много чего ещё!

Сам Алонсо подвел судно почти на пять саженей и прокричал на ломанном английском, коверкая слова:

— Всем сдаваться! Стрелять пушки! Всех дно моря! Бросать мушкет! — И своим: — Поддать им картечью из одной пушки!

Грохнула пушка и половина матросов свалилась или в воду, или на дно шлюпки.

— Прицел на вторую шлюпку! — орал Алонсо. А англичанам, которые начали отстреливаться, прокричал: — Давай фунты и быть живой!

В ответ только вопли и выстрелы.

Вторая пушка выстрелила — и опять удачно. И не прошло и минуты, как в шлюпках стали поднимать руки и кто-то прокричал на испанском:

— Сдаемся! Подходите и забирайте монеты! Только не убивайте нас!

Судно ещё приблизилось, но дальше было опасно. Пожар полыхал и бриг неторопливо погружался кормой в черноту моря. Оно бурлило, всхлипывало и скоро на море опустилась тьма. Света от пожара больше нет. Лишь скупые круги желтоватого света от нескольких фонарей.

— Алонсо, фрегат подходит! — раздался голос марсового. — Меньше мили осталось Но матросы уже втаскивали на палубу мешки и ящики с монетами, оружие и порох. В шлюпках стонали раненые и звучали чужие разговоры, вопли и приказы офицеров. Алонсо уже отдавал приказ ставить все паруса и тушить огни. Фрегат уже надвигался громадой огней, но никто не стрелял, опасаясь поразить своих.

Судно разбойников набирало скорость, удалялось в черное море, меняло курс, который мог позволить ему уйти от преследования фрегатом. Его огни уже тускнели вдали.

— Где Ансельмо? — наконец вспомнил Алонсо, и тут же получил ответ:

— Да здесь мы, капитан! Слава Богу, все получилось. Но страха натерпелись!

— Зато у нас в руках груда золота, ребята. Глянем хоть! — и Алонсо развязал один мешок. — Огня не зажигать! — прокричал Алонсо и запустил руку в толщу монет. Они приятно шелестели ребрами, вроде бы даже позванивали. Слушать это было приятно, как красивую мелодию сарабанды.

Вдруг вдали блеснул огонь. Донесся звук пушечных выстрелов. Фрегат стрелял в море, ориентируясь на указания матросов, которые видели, в каком направлении удалилось судно корсаров. Все ядра куда-то падали в море и всплески их никто не увидел. Через четверть часа пальба закончилась, а разбойники уже предвкушали радостный момент дележа добычи. Её, все полагали, было достаточно,

— Сейчас ничего даже смотреть не будем, — распорядился Алонсо. — Мы ещё не ушли в свои воды. До утра можно и подождать. Все могут отдыхать! Вахта будет работать. Потом будем говорить, слушать и праздновать. Мы все смертельно устали. И я первым иду спать.

За капитана остался Рианьо и шестеро матросов. Остальные повалились кто где и предались долгожданному сну.

Утром все проснулись почти все вместе. Каждому не терпелось ощутить в карманах звонкую монету.

Отказавшись от завтрака, матросы потребовали немедленного дележа.

— Ладно, уговорили, — согласился Алонсо. — Выносите мешки. Посмотрим, что нам досталось. И побыстрее, а то так можно прозевать чужое судно. Эй, на марсе! Смотри не на палубу, а на море и повнимательнее!

Долго считали монеты. Лишь через два часа стало ясно, что добыча составила больше сорока тысяч фунтов, соверенов и серебра, которое считать не стали.

— Ребята, в среднем каждому положено по полторы тысячи монет. Но из них нам надо отдать долг месье Жану три тысячи. И не каждый получит ровно, как и все. Поэтому начнем с месье Жана. Вот твои три тысячи, остальное получишь, как все.

После дележа Жан получил ещё чуть больше двух тысяч. Алонсо три с небольшим, а матросы по тысяче и меньше. Последние ворчали, но Алонсо пригрозил карами и отнюдь не небесными, а реальными, земными. Пришлось успокоиться.

— Алонсо, а что с убитым Филиппом? — подал голос его друг Роберто. — Надо бы сброситься для родных. Да и двое у нас раненых. Тоже стоит отметить.

— Хорошо, ребята. Раненым я сам накину по сотне. А на убитого всем сброситься по десятку монет и будет достаточно. Роберто, собирай, потом отдашь родным.

Народ ещё погудел, обговаривая события, а судно быстро бежало на северо-запад, домой. Жан Батист устало прикрыл глаза. Перед внутренним взором стояли образы Леноры и Чениты.

— Скоро я буду дома — шептали его губы.

Глава 23

В старом доме да Гаруэнов было тихо и скучно. Почти не видно слуг — дела мадам Режины шли плохо. Её умения и знаний оказалось мало. А тут ещё племянник. Герена привезли к тётке после ранения в поединке с Жаном Батистом.

Сейчас он полулежал на скамье под деревом и раздумывал, как устроить свою жизнь, не прикладывая особых усилий. Карьера в армии накрылась после дуэли, и он третий месяц валялся на кровати, тратя последние деньги на врача.

Сейчас рана почти зажила, и он мучительно соображал, куда направить свои стопы. Понимал, что у тётки ему делать нечего, хотя она и относилась к нему с благосклонностью. Однако, он её никогда не замечал, будучи ещё мальчишкой. Она всего на семь лет старше и это давало ему право надеяться на нечто большее, чем простая пища и кров.

Послышался голос поварихи:

— Месье Герен! Мадам просит к столу! Поспешите!

Герен вздохнул, неторопливо встал, и, опираясь на палку, поковылял к дому. Необходимость в палке уже миновала, но ему нравилось показывать свою немощность. Тётке же нравилось другое. Она ухаживала за племянником, выказывая иногда другие побуждения. Герен видел это, но как-то сторонился, полагая, что он достоин лучшего. Чопорная и серьезная мадам его мало устраивала.

— Как твоя нога, Герен? — участливо спросила Режина.

— Уже лучше, Режина. Надеюсь через неделю вовсе выбросить палку. Лекаришка всё же свое дело знает отменно, Режина.

Он отказывался называть её тёткой и она не возражала.

— Что намерен предпринять? Надо как-то денег тебе добывать.

— Это меня постоянно занимает, постоянно об этом думаю, — с надеждой бросил взгляд на тётку. — Может, что посоветуешь? Вдовушку с наследством, или что получше, а?

Она не ответила, однако в её голове уже давно засела мысль о мщении. Эта выскочка, бродяжка, что так избивала её, не выходила из головы, постоянно будоражила мысли и побуждала ежечасно вспоминать те ужасные картинки жизни в доме стариков де Гаруэн. Режина, после долгого молчания, заметила, пытливо всматриваясь в лицо племянника:

— У меня имеется мысль, но сумеешь ли ты справиться с исполнением моего замысла? Дело не такое простое. Но сулит хорошие денежки.

Дюрэ встрепенулся, навострил уши и вопросительно глядел на тётку. Та молчала, выжидая и собираясь с мыслями.

— Дело деликатное, Герен. Опасное, как я думаю. И всё же его не так трудно осуществить. А при наших трудах и того легче.

— Что-то я тебя не пойму, Режина! Говори яснее. Что за «труды»? Мы здесь ничего не делаем.

— Вот именно! А деньги помаленьку тают. Этак мы с тобой скоро пойдем по миру. И я посчитала, что с тобой можно как-то улучшить наше положение.

— Надеюсь, это не пашня, где я должен погонять волов?

— Вовсе нет! Как раз всё по твоей части, — возразила Режина.

— Тогда я весь внимание! Говори, а я прикину, что к чему. Ты ведь была женой главы серьезной торговой миссии в Турции. А это чего-то да стоит, — он усмехнулся и ободряюще уставился на тётку.

— Уверена, что ты имеешь большой зуб на нашего общего «друга» Жана Батиста?

Герен неопределенно скорчил рожу, но ответил, вскинув подбородок:

— Вряд ли. Ну… самую малость. Он ведь бился вполне честно и победил тоже честно. И всё же добра я ему не желаю. А при чем тут он?

— Не столько он, сколько его нищенка жена, Ченита! Будь она проклята!

— Это та смазливая невысокая девчонка, что со мной разговаривала? Смуглянка, как я помню. А что она, перебежала тебе дорогу?

— Она меня била, Герен! Ну… и ещё кое-что… Об этом я промолчу… пока.

— Да, она девчонка очень аппетитная. Так что мы должны сделать? У них, как я определил, не так много денег. И когда всё это произошло? Ты мне никогда об этом даже не намекала.

— Около полугода назад мы повздорили из-за пустяка и она мне надавала пощечин! Представляешь? Мне, и по лицу!

— Признаться, Режина, я не представляю. И ты стерпела?

— Она, как кошка набросилась на меня! Она же воспитывалась на улице и всё это отлично умеет. А что я?.. растерялась и лишь молила Господа, быстрее избавить меня от такого позора. Мне даже пришлось ей выплатить компенсацию за… ладно, Герен, об этом я тоже промолчу. Больно вспоминать и переживать ещё раз!

— Но как мы сможем присвоить их состояние? — Герен всё ещё никак не понимал сути предлагаемого Режиной проекта.

— Точно не знаю, но вдвоём мы обязательно придумаем. Я, признаюсь, надеюсь на их ребёнка. Он должен уже родиться, и его совсем нетрудно похитить. А уж выкуп они обязательно выплатят. Тут сомнений быть не может.

— Ты задумала похитить совсем крохотного ребёнка? — Герен с сомнением покачал головой. — Ну и зла ты, моя тетушка! А ты знаешь, что это не так легко?

— Наоборот! Он маленький, а прекратить его плач тоже легко, — и она многозначительно посмотрела в глаза племяннику.

— Разве много можно получить с них? — пытался сопротивляться Герен.

— Пусть продают имущество, собирают деньги… Уверена, что тысяч пятьдесят я с них могу получить. А это тоже порядочная сумма, и моя душа успокоится.

— Пятьдесят тысяч? Хорошие деньги! И сколько будет отвалено мне?

— Половину, Герен! Считаю, что так будет честно. Моя идея, твое исполнение.

Герен задумался на секунды и отрицательно качнул головой.

— Не маловато для такого рискованного дела ты мне предлагаешь? Ты, полагаю, заниматься им не будешь, разве что сидеть дома и размышлять, придумывая разные штучки. И ничем не рисковать!

— Хорошо, — как-то быстро согласилась Режина. — Всё это легче решить, договориться после получения выкупа. Главное, что ты согласен. Теперь я буду находить лучшие варианты для осуществления задуманного плана.

Герен с подозрением уставился на тётку, но вопроса не задал. Лишь спросил:

— Когда можно начинать дело?

— Ещё рано говорить об этом. Надо всё продумать. Сам говоришь, что риск имеется. Как в любом серьезном деле. Очень много надо продумать и устроить.

— Пусть так. Я тем временем полностью оправлюсь и смогу приступить к действию. Надеюсь, это у нас не займет много времени.

— Спешить мы не будем, — Режина строго глянула на племянника. — Ошибиться мы не должны. Особенно ты, Герен.

С этого дня Режина всё время обдумывала план действий и все остальные мысли отошли на задний план. И Герен бросил палку и сел на коня, стал объезжать местность, знакомясь со всеми деревнями и отдельными фермами.

— Как наши дела? — спросил он, утирая рот после ужина.

— Продвигаются, — коротко ответила Режина. — А ты, вижу, времени даром не теряешь. Всё скачешь по холмам? Что нашел?

— Есть одна уединённая ферма, миль шесть на запад от города. Там трое детей, младшему три года. Ни у кого не вызовет подозрения, что появился ещё один.

— Ты так уверен? Не слишком близко?

— Слишком удаляться нам не следует, Режина. Мы должны контролировать наши дела и поступки. Следить за состоянием ребёнка. Кстати, кто у них родился?

— Не знаю. Это для нас не имеет значения. А ты был на той ферме?

— А как же! Хотел посмотреть всё, что нам предстоит… Вполне подходит!

— Ты им не намекал о ребёнке?

— Что ты! Просто проводил разведку и выяснял обстановку. Ещё мне необходимо хотя бы одного, лучше двух помощников.

Режина недовольно сморщила лицо. Такое предложение её не устраивало.

— Лишние свидетели, Герен. Так не хотелось бы использовать их! Может, обойдемся своими силами? Лишний риск.

— Сомневаюсь, моя дорогая! Дело слишком трудное для одного. Обязательно нужен надёжный человек. Как без него?

— И такого ты смог бы найти? — с сомнением спросила Режина.

— За три золотых здесь всякий согласится помочь!

— Вот «всяких» мне не надо, Герен! — Режина была непреклонна, и Герен не мог не согласиться с нею.

— Хорошо, — кивнул Герен. — Согласен, что нужен надежный человек. Я буду искать. Лучше всего из бывших контрабандистов, разбойников или просто жуликов. У них всех рыла в пуху, они боятся властей и трепаться не станут. Через неделю я тебе такого представлю. Сама посмотришь и решишь.

Поиски такого человека оказались труднее, чем Герен предполагал. Но дней через десять он привел к Режине невысокого человека лет за тридцать, с неприметной и неряшливой мордой.

— В тюрьме сидел? — вместо приветствия, спросила Режина. — Как звать?

— Зовут меня Энок, мадам. И в тюрьме я сидел. Что тут скрывать…

— Ты, конечно, догадываешься, что не на прогулку с пикником тебя пригласили?

— Да уж точно, мадам. Но я готов сделать всё, коль хорошо заплатите.

— Заплатим, — коротко бросила Режина. Внутри она сама испугалась этого невысокого худого и мрачноватого человека. — С контрабандистами знаком?

— Обязательно, мадам! Кто у нас с ними не знается? А что, нужен товар?

— Вроде того, Энок. Тебе месье Герен всё разъяснит со временем. Будь поблизости. Можешь пригодиться в любой день. И возьми для начала три золотые монетки. Особо не распространяйся о нашем сговоре. Ты вроде бы не из болтливых.

— Само собой, мадам. Мы люди в таких делах понятливые.

— Не нравится он мне, Герен! — воскликнула, когда посетитель ушел.

— Режина, они все такие! — воскликнул Герен с уверенностью. — Думаешь, лучших можно найти? Лучшие тут же предадут и всё погубят! А такие, как Энок — сами боятся тюрьмы, как чёрт ладана! Успокойся!

Режина не успокоилась, но спорить не стала.

А через две недели Режина заметила племяннику:

— Думаю, что пора и делом заниматься. Вроде бы всё продумано, можно начинать. Прежде всего отправь Энока в Каркассонн для разведки. Пусть всё осмотрит, прикинет и доложит. Потом вы с ним поедете туда и совершите наше дело. У ребёнка будет место в семье и ему ничто не будет угрожать. Иначе нам не видать никаких денег, Герен!

Тот согласно кивнул.

Молодая семья жила в относительном довольстве, наслаждаясь тем, что всё страхи и переживания давно окончились. А Ченита часто вспоминала, смотря на Жана игривыми глазами:

— Как хорошо, что ты успел вернуться к сроку, Жан Батист! Последний месяц я не хотела быть вдали от тебя! Даже Ленора — и та навещала меня изредка и подбадривала.

— Я рад, что вы с нею почти дружите! — тронул он пальцем её носик. — Она к тебе хорошо относилась всё это время?

— Я не замечала ничего странного или агрессивного, — опустила Ченита уголки губ. — Часто о тебе спрашивала. Сейчас перестала посещать. Сам должен знать, что она тоже ждёт ребёнка. Нашему мальчику пошел второй месяц, а у неё вот-вот появится на свет. Интересно, кто у неё будет? Ей хочется девочку, а мне только мальчика подавай! И так получилось во славу Господа! — И она перекрестилась.

— Как нянька справляется со своими обязанностями?

— Хорошо, милый! Но, вообще, зачем она нам? Так мне мало что остается делать с нашим малышом Аманом. Он уже всё сознаёт, заметил? И тебя узнаёт и глазёнки таращит. Я так его люблю, Жан Батист!

— Разве его можно не любить, Ченита? — смеялся счастливый отец. — Он скоро сможет сидеть?

— С полгода надо подождать. Может, чуть меньше. — Она держала ребёнка на руках и он причмокивал губами, припадая к соску груди.

Родители любовно посматривали на малыша. Он уже наелся, осоловевшими глазками посмотрел на отца и заснул.

— Ченита, он совершенно на меня не похож. Всё от тебя!..

— Зато он мальчик, а это от тебя — и это главное! — тихо ответила Ченита и легко встала, намереваясь отнести Амана в кроватку. — Я так не хотела, чтобы родилась дочка, хотя сейчас не жалела бы. Но мальчик всё же лучше. А девочка у нас будет потом, — она стрельнула на Жана взглядом темных глаз.

— Я надеюсь, — поцеловал он ребёнка и маму.

Прошло ещё недели две. Служанка сперепуганным лицом прибежала в комнаты и с порога завопила:

— Госпожа, Амана украли! А няньку прибили! Лежит мертвая! Скорее!

Ченита остолбенела и несколько секунд не могла сообразить, что случилось. Потом сорвалась с места и побежала за служанкой. Та привела её в сад, где вся в крови, сидела на земле нянька и качала головой из стороны в сторону.

— Кто украл моего сыночка? — набросилась она на няньку. — Куда понесли?

— Я ничего не смогла успеть заметить, мадам! Меня ударили по голове, и я в тот же миг потеряла память, мадам. Помню только, что услышала лёгкий шум шагов и подумала, что это вы. Но даже обернуться не успела! Господи, Пресвятая Дева! Что же нам делать теперь, где искать крошку Амана!?

— И как назло Жана нет! — в растерянности кричала Ченита. — Собери народ и пусть расспросят соседей. Кто-то мог видеть того негодяя!

Это произошло после обеда, и рассчитывать на свидетелей было трудно. Но к вечеру служанка боязливо постучала в дверь спальни, и, просунув голову, спросила

— Мадам, месье, я могу войти? Дело есть.

— Ты узнала что-то о похитителе? — вскочила Ченита. Жан в прострации сидел, опустив голову.

— Мадам, два человека видели, как худой невысокий человек торопливо шёл от ограды вашего сада и что-то нёс, очень похожее на завернутого ребёнка. Шёл к улице Чулочников. Я прошла дальше и успела узнать, что тот человек сел в коляску и умчался в восточном направлении. Пока это всё, господа.

— В восточном направлении, — пробормотала Ченита, вытерла слезы и бросила раздраженно Жану: — Какого чёрта сидишь? Надо что-то делать, а ты сидишь!

— Я не могу прийти в себя, Ченита, — вымолвил в отчаянии Жан и встал. — Где можно искать нашего сыночка? И как он окажется без мамочки?..

Ченита поджала губы и задумалась. Потом её лицо немного оживилось.

— Погоди, Жан! Тот подонок уехал в восточном направлении. Может, это дело рук нашей мадам? У неё имеются все причины мстить… мне… нам! Подумай-ка!

Жан подумал. Помолчал и всё же ответил:

— Может быть, ты и права. Если разобраться, то больше никто не горел желанием так навредить нам! К тому же у неё живет или жил тот её племянник, с которым я сражался здесь на дворе. Как-то надо всё это проверить, Ченита.

— Надо срочно выехать в Перпиньян! — решительно заявила Ченита. — И тайно. Попробовать проследить путь коляски до окраин города. Это тоже может помочь! Завтра и выезжаем. Иди отдай приказ готовить коляску и пару верховых коней.

Жан понимал, что положение очень серьезное и Ченита права, что спешит с этим. Выехали втроём — взяли ещё конюха для присмотра за конями, да и помощь всегда может пригодиться.

— Ехать будем не спеша, — говорил Жан. — Надо постоянно спрашивать и разведывать пути того похитителя.

— Ну уж между деревнями можно и вскачь нестись, — возражала Ченита и Жан легко с ней соглашался. — Кони у нас хорошие, выдержат.

Первые две деревни ничего не сказали несчастным родителям о том человеке. Зато дальше, отъехав порядочно от города, стали попадаться люди, что видели его.

— Мы напали на его след, Ченита, — волновался Жан. — Теперь бы не упустить его! Ты видишь, что не в каждой деревне его видели. Значит, он старается избегать свидетелей своего бегства.

— Будем мчаться быстрее, Жан. Если лошади устанут — пересядем в седла или обменяем на свежих.

Через день след потерялся. В той деревне, что последней рассказала о человеке в коляске, след повел в сторону, спускаясь к югу.

Лишь к вечеру, остановившись на ночлег, Жан с Ченитой узнали, что вчера рано утром коляска выехала на восточную дорогу по направлению к Перпиньяну.

— Теперь точно можно сказать, что это проделка мадам! — зло выругалась Ченита. — Можно прямо к ней и нагрянуть.

— Лучше сменим коней и поедем дальше, — Жан не стал спрашивать кучера. Тот был согласен со всем, что говорит и приказывает хозяин.

— Это самое лучшее, Жан Батист. Я займусь ужином, а ты ищи коней. Верховых можно не менять. Мы на них не ехали.

Лишь в густых сумерках Жан привел пару коней, отведя своих другому хозяину. Все плотно поели и расселись в коляске.

— Спать будут двое, — распорядился Жан. — Так мы сохраним силы и быстрее доедем до Перпиньяна.

В ближайшей деревушке узнали, что коляска с похитителем проехала вчера утром. По описанию всё сходилось.

— Нет, месье, тот человек ехал не торопясь. Да и лошади у него выглядели усталыми. Ребенок? Вроде бы кто-то плакал. Да вы спросите у нашей жительницы. Ее Висентой зовут, испанка. Она кормила ребёнка чужого, как я понял, — говорил крестьянин, который благодарно кланялся, сжимая в ладони серебро.

Висента подтвердила рассказ крестьянина.

— Он договорился со мной о кормлении дитя. Оно было маленьким, не более двух месяцев, господа. Два раза я его кормила. Ночью он сильно плакал. Надо было и ночью покормить, да тот господин не стал просить.

Ченита тихо ругалась, слушая рассказ.

— Как бы не потерять нам этого преступника? — волновался Жан. — Ченита, смотри по сторонам — не прозевать бы ответвление дороги. По бездорожью он вряд ли поедет. И спать по очереди. В случае опасности тут же всех будить!

Ближе к полночи въехали ещё в одну деревню. С трудом нашли бодрствующего крестьянина. Тот уверял, что никто не проезжал, тем более в коляске с ребёнком.

— А вблизи деревни, есть ещё дорога, ведущая в другую сторону? — Жан с беспокойствам оглядывал тёмную улицу деревеньки.

— Обязательно, месье! Вы проехали и не заметили. Там кругом высокий кустарник, а уже темно, хоть глаз выколи. Всего в полуторах лье назад, господин. Вы узнаете место поворота по высокому кипарису. Он один там растет. Как туда будете ехать, то по правую руку будет он.

— Быстро поворачиваем и назад! — распорядился Жан. — Ченита и ты, — обернулся он к конюху, — ложитесь поспать, а я уж справлюсь один, Поехали!

Усталые кони трусили мелкой рысью и Жан то и дело погонял их. Дорогу нашел с трудом, и понял, как легко было её просмотреть. Дорога оказалась под горку и несколько лье кони бежали легко и быстро.

Когда впереди показались два тусклых огонька, Жан сбавил бег лошадей, переведя их на шаг. Глотнул вина малость и подумал, что в деревушке быстро все узнают об их приезде. Тогда легко разузнать о той коляске.

Так и случилось. Два крестьянина, куда постучался Жан, подтвердили это:

— Точно, господин, такая коляска проезжала. Месье останавливался и искал кормящую мать. Это было ещё до обеда. Пробыл здесь больше часа.

— Куда поехал? — спросил Жан, протягивая одному серебро.

— Тут, господин, одна дорога, — и указал направление на юг. — Часа два проедете — и будет деревня. Там тот человек может заночевать. Лошади у него усталые были, заморенные.

Жан переглянулся с Ченитой и поехали дальше. Была полночь. Луна слабо светила с небес, усталая и старая.

— Как бы нам не засветиться в той деревне? — говорил Жан, пока Ченита не заснула, сморенная волнением и усталостью. — Хорошо бы послать конюха на расспросы. Так меньше будет наш бандит знать о нас.

Жан не стал будить конюха, давая ему поспать. Сам он спать не хотел. С нетерпением ожидал появления огонька деревни.

Огонек появился раньше, чем говорил крестьянин. Сказалась быстрота, с которой он ехал. Жан растолкал конюха.

— Вставай, Бакон, дело есть. Ответственное и очень важное.

— Приказывайте, месье. Я готов, — тот поправил пистолет за поясом.

— Оседлай коня и езжай в деревню. На околице постарайся разузнать о коляске с ребёнком. Есть ли он в деревне, куда поехал, коль его нет, нашего бандита. Мы будем ждать здесь. Чуть проедем дальше, ближе к деревне. Не задерживайся!

Конюх затрусил к деревне, а Жан осмотрел оружие и положил рядом. Коням дал пощипать траву.

Бакон вернулся меньше чем через час, как показалось Жану.

— Что узнал, Бакон?

— Коляска уехала дальше, месье. Покормил ребёнка и поехал. Там, не далее полутора лье тоже имеется деревушка. Там намеревался переночевать. Так что он должен ещё спать в той деревне. Поспешим, хозяин, вдруг застанем.

Волнение сотрясало Чениту и Жана, когда они выслушали рассказ.

В деревне с трудом смогли за три четверти часа разузнать о коляске и человеке с ребёнком. Им сказали, что ребёнка кормила женщина и рассказали, где похититель остановился.

— Ченита, мы с Баконом пойдем ловить бандита, а ты сиди и жди, — приказал Жан, собрал оружие и осмотрел коляску. — Лошадей пусть напоят и дадут корма.

Мужчины ушли, осторожно подобравшись к домику, где должен спать похититель.

— Что-то, хозяин, мне кажется, что здесь никого нет. Коляски не видно. Да и лошадей нет, и не пахнет ими. Надо спросить хозяев.

— Пойди и спроси, Бакон. Только не у хозяина, а у соседа. Лучше с двух сторон. А я посторожу здесь.

Он говорил шепотом, боясь спугнуть преступника. Бакон вернулся с заявлением, которое смутило Жана:

— Сосед сказал, что коляска уехала часа два назад, хозяин. И никто не смог сказать направление, все уже спали.

— Буди хозяина! Надо расспросить его поподробнее. Вдруг он знает что-то.

Злой, недовольный хозяин с трудом отвечал на вопросы. Жан тоже нервничал.

— Чёрт бы его побрал! — ругнулся седовласый хозяин. — Уехал тайком, не предупредил и не заплатил, подонок!

— Он расспрашивал о чем-нибудь? — спросил Жан.

— Вроде нет, месье, но вроде бы и так. О ферме интересовался.

— Какой ферме? Как называется?

— Он не назвал. Просто спрашивал, есть ли в округе фермы, одиноко стоящие.

— Есть такая? — поспешно спросил Жан.

— Их тут несколько, господин. — Крестьянин задумался и добавил: — Всего четыре, но одну вы уже миновали. Она немного в стороне и с дороги её не увидеть.

— А другие где? Как к ним проехать? Недалеко должен быть Перпиньян, не так ли? — Жан с надеждой смотрел в темное лицо крестьянина.

— Они в разных местах, но все не далее как в шести-восьми милях, господин, — и он подробно пояснил, как туда проехать.

Весь следующий день они искали нужную ферму, но так я не нашли.

— Он как сквозь землю провалился! — бесновался Жан в бессильной злобе, понимая, что дальше будет столь же трудно.

— Надо ехать в Перпиньян, Жан, — советовала Ченита в отчаянии. — Потрясти мадам и вытрясти из нее все сведения о нашем сыночке!

— Это будет не так легко, — убеждал Жан. — Она наверняка не одна. А что мы с Баконом сможем сделать? Она ещё полицию пригласит — и нас посадят за решетку.

— Тогда сделаем так, Жан, — твердо заявила Ченита. — Мы разделимся. Я с Баконом будем искать в округе одинокую ферму, хутор, а ты поезжай в город и проследи за домом мадам. Так у нас будет больше шансов что-то узнать.

— Лучше в таком случае наоборот, Ченита, — возразил Жан. — Мы должны поменяться с тобой местами. Я буду искать ферму, а ты с Баконом проследишь мадам. У вас будет больше возможностей это сделать вдвоём. А я сам прокачусь по окрестным деревням и фермам. И поеду я верхом. Так будет быстрее и надёжнее.

Ченита подумала немного и согласилась.

Неделя прошла в бесплодных поисках. Они встретились на окраине Перпиньяна.

— Ченита, — бросился Жан к жене. — Мы в тупике, если у тебя нет ничего!

— Ничего не нашел? Значит, они не такие простаки, как мы предполагали. А Бакон всё же заметил кой-кого.

— Герена? — спросил Жан с надеждой в голосе.

— Его! И того, кто украл нашего малыша! Всё стало на свои места, Жан! Осталось схватить кого-то из них — и тогда мы будем иметь возможность получить нашего сына, Жан!

Тот долго раздумывал. Сведения ему понравились, но как из них выудить то нужное, к чему они стремились?

— Я думаю, что надо немедленно собраться с мыслями и решить, что нам делать. Ведь они скоро узнают, что нас нет дома.

— Кого-то надо заманить в ловушку, изловить и пытать! Мы всё узнаем.

— Хорошая мысль, Жан! — воскликнула Ченита. — Будем следить за домом, и случай подвернётся. В этом я уверена. Сколько раз мне такое просилось в руки, да что я одна могла сделать? Да и не знала я наверняка, кто причастен к краже.

— Кого будем выслеживать? — спросил Жан.

— Мне кажется, что без разницы, — ответил Жан. — Любой, кто появится и которого можно схватить.

— Может, полицию привлечь, а? — спросила Ченита. — Всё им описать и они будут обязаны исполнить свой долг.

— Можно, но так будет дольше. Да и нам будет интереснее самим докопаться и уж тогда волочить их в участок. Пусть тогда разбираются с ними.

Они пока не договорились, но тотчас стали наблюдать за домом. Для этой цели оделись в простые одежды, купив подержанные для бедных. Жан ещё у цирюльника купил парик, приказав его переделать. Бородку приклеить тоже не составило труда. А Чениту одели служанкой с широкополым чепцом, что закрывал верхнюю часть лица.

— Поблизости нам понадобится лошадь, — заметил Жан. — Снимем домик поблизости, чтобы можно быстро всем воспользоваться.

Так и сделали. Домик был в четырех минутах обычной ходьбы от дома мадам Режины. Прошло два дня — и Бакон, следящий за домом, прибежал с вестью, взбудоражившей несчастных родителей:

— Месье, тот, кто носит имя Герен, пошел в конюшню седлать коня! Собрался куда-то ехать.

Супруги переглянулись. А Жан без лишних слов стремительно вышел и через пять минут уже сидел в седле, обвешанный оружием в кобурах и ножнах. Он быстро погнал коня на окраину, и, покинув пределы города и взобравшись на бугор, увидел всадника, неторопливо трусившего на юго-восток.

Жан проследил его и решил, что это и есть Герен. Другого всадника он не видел. Виднелись пешеходы, телеги, но не всадники. Он погнал коня быстрее, а затем слез на землю и повел лошадь в поводу. Посчитал, что так его труднее заметить. А Герен должен был оборачиваться, как зверь, чувствуя опасность.

Пройдя миль пять, Жан всё же сел в седло. Чувствовал усталость. Спал он очень мало и силы его слабели. Но он был уверен, что правильно следует за Гереном, который свернул на малоприметную дорогу среди холмов. Он отстал от Герена, стараясь быть незамеченным, и двигался за ним, скрываясь за кустами и холмами. Вдали виднелась деревушка. Туда Герен сворачивать не стал.

Наконец Жан увидел вдали строения одинокой усадьбы и стадо коров ближе к нему. Пришлось погнать коня кружным путем, чтобы с другой стороны проследить за неприятелем. Как раз успел. Тот подъезжал к воротам, и Жану удалось заметить, как Герен уверенно въехал во двор усадьбы.

Оглядев местность, Жан посчитал за лучшее спрятаться в кустарнике вблизи дороги, что вела к Перпиньяну. И там подождать возвращения Герена. Он даже успел отдохнуть, сидя в тени невысокого дерева. Ждать пришлось около часа.

Герен медленно, не подгоняя лошадь, ехал по широкой тропе и по сторонам не смотрел. Жан вытащил два пистолета и вышел на дорогу.

— Эй, похититель! — негромко крикнул он, наставив пистолеты. — Слезай и медленно. Хочу поговорить с тобой, благородный Герен.

— А в чем дело, приятель? — испуганно спросил тот, видимо не узнавая Жана. — Денег у меня мало, но я готов их отдать.

— Я говорю — слезай! — прикрикнул Жан и сделал шаг ближе. — Стреляю без предупреждения! Ну!

Герен медленно сошел на землю. Жан отвёл коня, не выпуская офицера из поля своего зрения. Вернулся на пять шагов и крикнул:

— Ложись, падаль крысиная, на землю! Жри её, но говори, как ты украл моего сына? Кто с тобой в сговоре? Хотя я и так знаю, что это Режина и твой человек.

— Это месье де Гаруэн? — наконец проговорил вопрос Герен. — Откуда вы тут взялись, месье? И что за ребенок, о котором вы говорите? — Эти слова Герен сказал уже лежа на земле.

Жан ударил его носком сапога в лицо. Кровь засочилась изо рта и тот выплюнул обломок зуба.

— Зачем же так, месье?! — зашамкал Герен, сплёвывая сгусток крови. — Я ничего о вашем сыне не знаю, месье.

Жан не ответил, а сильно повторил удар, выбив ещё пару зубов.

— Это для лучшего разговора, собачий сын! — теперь ударил в пах. Герен скорчился, стоная и вроде бы даже проклиная Жана. — Может, мне удастся заставить тебя заговорить, Герен. Ты ведь хвастался умением насмехаться над юными созданиями, В том числе и над младенцами. Говори, глист проклятый! — И с удовольствием ударил по ребрам. Что-то тихо хрустнуло, и Дюрэ взвыл от боли.

Жан подождал немного, пока тот успокоится. Помолчал, успокаиваясь.

— Так что, будем говорить или мне продолжить? — и слегка ударил по боку, куда бил только что. Опять вой и стоны. — Неужели тебе нравится такое испытывать?

— Проклятый! Что ты обещаешь, если я всё тебе скажу?

— Только одно, Герен. Легкую смерть. Другого ты не заслуживаешь. Иначе ты промучаешься ещё долго. А мне и так известно, где мой сын, и забрать его не составит труда.

Наступило молчание. Жан начинал нервничать. Даже подумал вдруг: «Мне и так всё уже известно. Стоит столько времени ждать, пока эта гнида заговорит?»

Он подошел ближе и обнажил шпагу. Герен проговорил сквозь стиснутые зубы:

— Убьёшь? Тебя же казнят, Гаруэн!

— Там видно будет, — и опустил клинок в живот. Герен вскрикнул и затих, выпучив глаза в ожидании смерти. Она подступала, не торопясь. А Жан не спешил вынуть шпагу и даже покачал ею в животе. Герен застонал, но глаза уже становились бессмысленными, стекленели, и наконец застыли с удивлением вперив невидящий взор в небо.

Солнце заходило за холмы. Жан некоторое время раздумывал, затем повел коня к ферме. До неё было не более семисот шагов, как он определил. Он не снял своего парика и бородки, и вошел во двор с независимым видом. Собак отогнал шпагой и опросил на немой вопрос хозяйки:

— У вас здесь содержится младенец мужского пола. Я бы хотел его забрать, у меня приказ. И вот деньги за услуги. Как он, не болеет?

— Но, сударь, только что у нас был месье Дюрэ и мы обо всем договорились.

— Дюрэ? Я такого не знаю. Откуда он тут взялся? И прошу, мадам, поспешить. Иначе мне придется вернуться с полицией. Ребёнок украден, и я должен вернуть его родителям. Разве это не правильно, мадам? А деньги я могу и не отдавать. Так мне родители сказали. Итак?..

На пороге появился толстоватый мужчина из крестьян.

— Вы кто такой? — спросил он, вытирая губы рукавом. Он только что закончил ужин. — Чего вам от моей супруги нужно?

— Я приехал по поручению родителей малыша, которого вам оставили на время. Его украли у них, но в полицию не стали обращаться, надеясь всё решить полюбовно, месье. И прошу поспешить, а то вечер уже на дворе, а до города далеко.

— А месье Герен?.. он же…

Жена не дала мужу договорить, заметив в страхе:

— Сис, я так и знала, что с этим малышом будут неприятности. А этот господин и деньги обещал заплатить. Отдам, а то с полицией мне дела иметь не с руки.

Крестьянин думал недолго. Лишь спросил неуверенно:

— А месье Дюрэ знает об этом… о вас, месье?

— Я уже говорил мадам, что не знаю такого человека. Но уверен, что речь идет о том самом, кто украл ребёнка. Полиция всё равно этим займется, но я обещаю о вас ничего не говорить, господа. А деньги, вот они! — протянул Жан тощий кошель с десятком золотых экю. — Больше не могу, извините, господа. Несите ребёнка!

Крестьянин поколебался, монеты взял и удалился, а Жан приготовился к отпору. Пистолет уже взял в руку и готов был выстрелить при первом появлении оружия у хозяина дома. Он появился вскоре. Рядом шла молодая женщина. На её руках похныкивал ребёнок. Она подошла к Жану. Тот развернул покрытие и узнал сына.

— Живой! — как-то странно молвил он и принял сверток. Огляделся и, улыбаясь, попросил молодую женщину:

— Если вас не затруднит, сударыня, подайте мне ребёнка, когда я сяду на лошадь.

Женщина с некоторым страхом выполнила его просьбу. Жан довольно улыбнулся, махнул рукой, тронул коня шпорами и выехал за ворота.

Уже в темноте он въехал во двор домика и Ченита с воплем радости встретила его, схватив свёрток с сыном.

— Неужели ты его нашёл? — воскликнула она, стараясь в темноте рассмотреть плачущего сына. — А я так боялась, что ты попал в неприятное положение! Идем, мой малыш, я тебя покормлю! — И поспешила в домик.

Когда Жан вошел к жене, та с плачущим ребёнком посмотрела на него жалкими глазами. В них стояли слезы. Аман плакал и требовательно просил еды.

— Что с тобой, Ченита? — требовательно спросил Жан.

— У меня молока нет, Жан! Что делать?

— Надо срочно найти кормилицу или хотя бы простого молока. Я пойду спрошу совета у хозяйки. Она может помочь.

— Месье, кормилицы в нашем квартале вам вряд ли найти, — со вздохом сказала пожилая женщина. — Могу предложить козьего молока. Разбавите водой — и будет хорошо. Так ваш ребенок хоть не умрёт. Я сейчас, месье.

Через четверть часа Аман немного успокоился, присосавшись к бутылочке, чмокая и сопя от старания и голода.

— Что же теперь нам делать, Жан? — умоляюще спрашивала жена. — Нужно будет в каждой деревне искать кормилицу или козу.

Жан думал недолго.

— Куплю у хозяйки козу. По дороге будем доить и кормить нашего Амана. Козу тоже легко будет прокормить. Чуть медленнее будем двигаться.

Они выехали ранним утром. Солнце ещё даже не осветлило восток. Связанная коза жалобно блеяла, но смирно лежала у ног Чениты. Та держала сына на руках. Он уже спал, насосавшись молока. Однако, ночь была трудной. Малыш часто плакал, трудно привыкая к новой пище.

— Жан, а почему ты не захотел встретиться с мадам? — спросила Ченита.

— Зачем? — ответил тот, наклонившись с седла. — Пусть подольше не знает, что произошло. Уже сейчас она беспокоится, не встретив своего племянничка. Это нагонит на неё страха и остановит от поисков Дюрэ и нас.

— Она может заявить в полицию?

— Вряд ли, — неуверенно ответил Жан. — Её причастность не так трудно доказать. И она это должна понимать.

— А те крестьяне, что держали нашего малыша?

— Им тоже нет им смысла что-то разглашать. С полицией никто не хочет связываться, сама знаешь. Себе дороже будет. Надеюсь, что всё заглохнет. Узнать меня им будет трудно. Все свои реквизиты я спалю на первой же остановке.

Глава 24

Прошло несколько месяцев, а со стороны Режины не поступило никаких сведений,

— Дай Бог, чтобы она успокоилась, а нам от этого только лучше, — как-то молвила Ченита. — И всё же я подумала, что хорошо бы попросить моих старых друзей проверить мадам. Как считаешь? — подняла она глаза на Жана.

— Думаю, что это лишнее, — ответил Жан с видимым недовольством. — Да и хлопотное это занятие. Даже слишком…

Все же эта мысль засела в голове Чениты. И она потихоньку стала искать возможность без Жана послать весточку в родной Вандр — с предложением разузнать хоть что-то о мадам.

Такая возможность возникла недели через две. Она посетила Ленору в её доме. Их отношения, как ни странно, казались теплыми.

— Как твоя дочка, Ленора? — после приветствия спросила Ченита. — Она ведь на пару месяцев моложе нашего Амана. А я её давно не видела. Где она?

— В комнате с няней, — ответила спокойно Ленора. — Пойдем, посмотришь. Я её очень люблю, Ченита!

— А твой супруг? — вскинула Ченита глаза на собеседницу.

— Он, конечно, хотел сына, но вот так получилось. Принимает вполне нормально.

Девочке было больше трех месяцев, и выглядела она очень красиво. Яркие синие глаза под темными бровями показались Чените знакомыми. Но всё это забылось, когда она взяла малышку на руки.

— Какая прелесть! — воскликнула Ченита. — Я тоже хочу дочку. Теперь очень…

— Ещё всё впереди, Ченита. — Ленор с некоторым беспокойством посматривала, как Ченита нянчит её дочь. — У нас ещё будут дети. А как там Жан Батист? От мадам нет вестей?

— Ой! Ленор, я как раз хотела попросить тебя об одолжении. Сделаешь?

— Обязательно! Говори, что сделать.

— Сущую безделицу. Написать моим друзьям на родину в Вандр записку. Я тебе признаюсь, что постоянно побаиваюсь этой мадам. Вдруг задумает ещё какие козни нам преподнести. Страшно… Хочу попросить в записке об одолжении. Пусть поедут в Перпиньян и попробуют разузнать о мадам. Хочу знать её намеренья.

— Гм, — в задумчивости ответила Ленора. — Это легко сделать. Тебе сейчас?

— Если это не затруднит тебя, Ленора. Появилась возможность быстро передать записку кому следует.

— Отдай-ка девочку, и мы это сделаем. Лишь продиктуешь мне содержание…

— Это, наверное, трудно. Я тебе всё расскажу, а ты уж постарайся сама всё написать получше, понятнее.

Через полчаса записка была написана, вложена в конверт из плотной бумаги.

— Потом расскажешь мне, Ченита, как всё получилось, — просила Ленора. — Мне тоже будет интересно узнать о мадам. А ты денег не посылаешь? Надо бы. Могут появиться расходы, а твои друзья, наверное, бедные люди.

— Спасибо, Ленор! Я об этом не подумала. Обязательно пошлю несколько экю. Это поможет моим друзьям. Да и деньги всегда могут понадобиться там. Вдруг сюда надо будет послать что-нибудь важное.

Они ещё с полчаса болтали про детей. А Ченита спросила, бросив взгляд на Ленору:

— Разве Жан не видел твою дочь, что мне ничего не говорил?

— Был однажды, но давно. Он заходил минут на десять. Справиться обо мне.

Дома Ченита опять вспомнила глаза девочки. В душу закралось сомнение — уж очень девочка смахивает на Жана Батиста. Ченита даже вспотела от волнения. Потом подумала, что у детей всегда слишком яркие и чистые глаза. С возрастом это немного сглаживается. И успокоилась.

И всё же теперь эти сомнения изредка будоражили её воображение. Она посматривала на Жана с пытливостью и вниманием. Тот даже, заметив это, спросил как-то, усмехаясь:

— Что ты так внимательно на меня посматриваешь? Я изменился?

— А как же! — весело улыбалась Ченита. — Стал настоящим мужчиной. Не тем юнцом, который вдруг решил пожертвовать собой для моего спасения.

— И не жалею об этом! — блеснул он глазами. — Тогда мне казалось, что ты немного страшненькая, но оказалось, что совсем наоборот! Признайся, когда ты поняла, что полюбила меня?

— Ну… ты мне сразу приглянулся, Жан. Однако, прошло с неделю, когда у меня в груди зашевелились ростки любви. И они быстро проклюнулись и разрослись! А у тебя как, милый мой мужчина?

— Сама знаешь, что это было немного болезненно для меня. Но со временем и я осознал, что люблю тебя. Да и как можно тебя не любить, такую красивую и пылкую!? — он обнял её и они целовались, наслаждаясь любовью. Но вдруг Ченита подняла голову, всмотрелась в его глаза и осторожно спросила, немного смущаясь:

— Ты видел дочь Леноры?

— Видел. Месяца полтора или меньше назад. — А что? Ты чем-то встревожена.

— У нее, у дочери Леноры, глаза такие похожие на твои, Жан! Или я ошибаюсь?

Он скорчил гримасу, опустил уголки губ, но сразу не отвечал. Ченита наблюдала за ним. Это смутило молодого мужчину, постарался скрыть это, но Ченита заметила и немного потускнела от предчувствия.

— Что тут такого, Ченита? — наконец спохватился Жан. — У Леноры, возможно, кто-то в роду был с такими глазами.

Ченита вздохнула и, встрепенувшись, сказала:

— Пустое! Забудь! Я вот получила от Леноры записку для своих друзей в Вандре. Пусть там поразнюхают про мадам. Что-то мне неспокойно на душе, ничего не зная о ней. Прочти, — и протянула лист бумаги.

Жан узнал почерк Леноры, прочитал, вернул записку.

— Всё же решила отправить? Ну и хорошо. Нашла оказию?

— Да. Послезавтра передам. Я решила и денег немного послать на всякий случай. Вдруг понадобятся.

— Будем ждать ответа, — как-то странно проговорил Жан. — Смогут ли твои друзья справиться с таким трудным заданием? Сколько ты намерена послать монет?

— Не больше пяти, Жан. А что?..

— Пошли больше. Могут понадобиться.

Через месяц с неделей из Перпиньяна пришел короткий ответ. Ченита торопливо вскрыла конверт, но прочитать не смогла. Пришлось ждать Жана.

— Это твоя подруга умудрилась наняться к мадам в работницы, — вернув записку, проговорил Жан. — Здорово! Как это ей удалось. Ее Жаннет зовут, кажется?

— Да, Жан. Твоя тезка. Что там еще?..

— Пока только это, моя крошка! Ты хорошо придумала. Теперь можно ожидать и других известий. Обещает срочно отправить, как что-то выяснит. Как бы её не застукали!

— То пусть сама Жаннет определяется. Уверена, что она не засветится. Никто в доме мадам ведь не знает, что я из того городка. А Жаннет девка смышленая, и, помнится, достаточно хитрая и пронырливая. Хотя вид у нее всегда был тихий и наивный. Простушка!

— Да, Ченита! Ты хорошо придумала со своей Жаннет. Теперь у нас появился шанс предупредить её попытку построить нам каверзу. Хорошо бы узнать имя того похитителя. Я его так и не увидел. А ты?

— Я кого-то видела, но было уже довольно темно и разглядеть не успела. Но по описанию был именно он. По фигуре, росту…

— Морду бы узреть! Да ладно, то не так важно уже.

— Может, посетим Ленору? Давно у нее не были. Можно наших детей познакомить. Им будет интересно повозиться друг с другом. Наши детки такие прелестные, Жан!

Последний с неохотой пожал плечами, но отказать было неудобно и он согласился, заметив всё же:

— Только недолго. Её муж, месье де Белиан, мне почему-то не по душе. Я вообще не люблю общаться со стариками. Предубеждение, наверное.

— Я тебя в этом полностью поддерживаю. Но мы ведь не к нему, а к Леноре пойдем. Можно подгадать, когда его не будет дома. Хотя это стало трудным делом.

— Почему? — удивился Жан. — Что с ним?

— Недавно я встретила Ленору на улице, мы поболтали немного. Говорит, что муж сильно сдал и болеет.

Эта весть как-то сильно взволновала Жана. Вспомнил те вечера, когда Ленора потребовала от него интимной близости, и он не отказывал ей. И теперь, особенно после намека Чениты на сходство его с дочерью Леноры, он старался поменьше посещать тот дом, боясь окончательного разоблачения. И родственники месье де Белиара могут что-то заподозрить.

Но прошло ещё пара недель, прежде чем Жан согласился на визит к Леноре.

Хозяйка слегка смутилась, встретив супругов с сыном.

— О! Какая встреча! — воскликнула она деланно. — Проходите, прошу вас! Муж в спальне и вряд ли выйдет. Хворает. А я рада вам!..

— Мы минут на двадцать, Ленора, — тут же предупредила Ченита. — У нас ещё дел много, а Жан Батист собирался ещё посетить нужного человека. Он, знаешь ли, так увлекся делами, что стал забывать про наши совместные обеды. — И блеснула на мужа темными озорными глазами.

— Я всегда полагала, что Жан Батист серьезный молодой человек, — улыбалась Ленора. — Ченита, идем, ты оставишь Амана в комнате с Мари. Няня присмотрит за ними обоими. А мы поболтаем. Кофе будете?

— Я буду, а ты, Жан? — повернулась к мужу Ченита. — У Леноры варят отличный кофе. И сахара побольше!

Они непринужденно болтали, а Жан всё думал, как улучить удобный момент и посетить свою дочь. Видел, что и Ленора хочет этого. Вот только оба стеснялись Чениты. А она сама пришла к ним на помощь, сказав задорно:

— Время так быстро летит, а мы ещё не глянули, как там наши дети, — Ченита с лёгким коварством поглядывала то на мужа, то на Ленору. Видела их легкое смущение и вдруг точно поняла всё… Вида не показала, но любопытство разбирало.

Дети без особого интереса возились на кровати. Нянька следила за ними, поминутно поправляя, боясь, чтобы они не свалились на пол.

— Лучше пустить их на пол, — предложила Ченита. — Там будет покойнее и места больше. Наш Аман уже начал ползать и его не удержать.

Ленора улыбалась, соглашалась и сама опустила дочь на пол.

Ченита всматривалась в ребёнка и всё больше убеждалась, что девочка на самом деле похожа на Жана Батиста. Настроение испортилось, пришлось сделать усилие и казаться веселой и довольной.

Понаблюдав с четверть часа, чета де Гаруэнов заторопилась с уходом.

— Известий о мадам ещё нет? — спросила уже в дверях Ленора.

— Господи! Я и забыла про это рассказать! Прости, Ленора! Есть! Но ничего нового или интересного нет пока. Но есть надежда на лучшее.

— Не забудь поведать, — предупредила Ленора.

Дома Ченита не выдержала и всё же сказала довольно холодным тоном:

— Всё же Мари очень похожа на тебя. Это твой ребенок? — в лоб спросила Ченита и в ожидании не спускала глаз с лица мужа.

Он слегка опустил голову, раздумывал и вдруг вскинул глаза и смело ответил:

— Признаю! Это моя дочь, Ченита! Так получилось, что…

— Ну и подлец ты, супруг! За каким чертом тогда взял меня в жены?

— Я не знал, что тебе было бы лучше болтаться сутки в петле, моя дорогая!

Ченита не сумела ответить и замолчала, переживая услышанное.

— И теперь ты будешь этим оправдывать себя? — молвила она уже более покладистым тоном, словно поняв, что руганбю делу не поможешь. — Ты её до сих пор любишь?

— Не знаю! — резко ответил Жан. — Вполне возможно, что люблю. И что с того?

— И как мы будем теперь жить с тобой?

— Обыкновенно. Как и жили. Что тебя не устраивает? А с Ленорой получилось так, потому, что она не хотела ребёнка от месье Алуана. Пришлось уступить. Разве так уж страшно, что она продолжает меня любить? А ты успокойся уж!..

— Легко сказать!.. — Она вскинула на Жана глаза и долго смотрела на него, ожидая чего-то. — А ты подумал обо мне?

— Постоянно думал и сейчас не перестаю думать. Но дело сделано и его уже не поправить. А тебя я тоже люблю, Ченита! Только никак не могу понять — кого больше. Вы обе мне дороги и… и обеих я люблю и боюсь потерять. Особенно тебя. Тут я точно это знаю!

— Как же так? — не успокаивалась Ченита.

— Так и есть! Ничего не могу с собой поделать. А разве тебе заметно что-то?

— Вроде нет, но… сам знаешь, каково мне теперь!..

— Раз так, что ж теперь делать? Надо жить, как живется. Признаюсь, что с тех пор я ни разу с Ленорой не был близок.

— И она не предлагала себя?

— Не предлагала, но я знал, что она хотела бы этого.

— Оно и понятно, — в задумчивости проговорила Ченита и замолчала.

Больше она не затрагивала этот случай, а Жан, наблюдая её, видел, как переживает жена и не позволяет ему прикасаться к ней.

Наконец он не выдержал неопределенности и спросил вечером:

— И долго так будет продолжаться, Ченита?

Она помолчала немного.

— Я ещё не успокоилась, Жан. Надо подождать.

— Я не прошу прощения, но уверяю, что то, что тебе сказал — чистая правда.

— Я уже поняла. Но не надо больше об этом. — И повернулась к нему спиной.

Лишь через неделю у них произошло примирение. А Жан спросил:

— Ты возненавидела Ленору?

— Вроде нет, — нехотя ответила Ченита. — А тебя это беспокоит?

— Конечно. Мне бы не хотелось видеть вас врагами.

— Я тоже так думаю, — примирительно ответила Ченита. — Но разве можно любить двух женщин сразу?

— Значит, можно, раз так получается, — со вздохом ответил Жан.

Они больше не возвращались к этому разговору, но Ченита уже утром показала, что её отношение ко всему их конфликту у нее улучшилось. Она даже со смешинками в глазах поглядывала на мужа и непринужденно болтала.

Жану очень хотелось затеять разговор про их отношения. Однако, понимал, что лучше этого не делать и промолчал, довольный хоть тем, что Ченита весела и приветлива сегодня. Даже спросила:

— Можно я сегодня с тобой прокачусь, Жан? Хотелось бы посмотреть, чем ты у нас занимаешься. И вообще, понаблюдать, как идут дела.

— Только без жалоб на скуку, Ченита, — предупредил он и засмеялся, — А дела у нас понемногу улучшаются. В этом году надеюсь получить больше тысячи экю дохода. Это уже не так плохо, раньше такого не было.

— А расходы можно сократить?

— Можно, да стоит ли так сильно ущемлять себя? Лишь бы на жизнь хватало.

— Я бы хотела поближе познакомиться с твоими делами, Жан. Какие отношения у тебя с покупателями и как ты ведешь расчеты. Вдруг понадобится…

— Тогда тебе стоит почаще выезжать со мной и знакомиться с делами. И в переговорах участвовать с нашими партнерами. Это тоже необходимо знать. Даже важнее всего остального.

— Не забудь напомнить и пригласить меня на эти переговоры, — жена озорно блеснула глазами и Жану показалось, что она что-то задумала.

Незаметно прошел год со дня рождения сына. Пришлось пригласить нескольких родственников и устроить небольшой праздник.

Жан Признался Чените и Леноре, когда они были у нее в доме:

— Не по душе мне такие празднества с приглашением родственников. Постоянные косые взгляды и недомолвки. Ленор, ты можешь мне пояснить хоть что-нибудь?

— Что тебе сказать? Некоторые из родственников завидуют и ещё… не доверяют тебе. Не все безоговорочно приняли твое родство, сам замечал такое. Вот и посматривают на тебя более придирчиво, чем стоило бы. Не обращай внимания. — И Ленора подмигнула ему.

— А как твой супруг? Он не появится у нас?

— Нет, он слишком плох сейчас. Наверное, дни его сочтены, — она загадочно посмотрела Жану в глаза. Это его немного смутило, но должен был признать, что он сильно заволновался, вспомнив те две ночи в саду. Отвечать не стал, дожидаясь лучшего момента.

Ченита услышала последние слова Леноры и пытливо взглянула на Жана. Тот ничего не заметил, продолжая слушать Ленору.

— Ты полагаешь, что твой супруг скоро может умереть?

— И так зажился на этом свете, — грубо ответила она.

— Ты что-то сделала в отношении завещания?

— Обязательно. Даже, если налетят родственники, то у меня уже будет основной капитал при мне. Остальное не так много и половину я могу забрать баз всяких трудностей. Думаю, что процентов шестьдесят всего состояния я уже приобрела, — и Ленора многозначительно качнула головой.

— Откуда у тебя столько прыти? — с удивлением спросил Жан. — Хотя ты к такому результату шла с самого начала.

— Как бы не сглазить, Жан, — серьезно ответила Ленора. — Но хватит об этом.

— Скоро и твоей дочке, Ленор, будет год. Пригласишь на праздник? — с легкой улыбкой спросил Жан. — Кстати, — понизил он голос до шепота: — Ченита уже знает всё про это. Потому, будь осторожнее с нею.

— Зачем же ты?..

Жан остановил её, дав понять, что обсуждать это сейчас глупо и бесполезно.

— Потом, Ленор, всё потом!

А потом произошло то, чего он так опасался.

— Жан, говорил врач, что моему супругу осталось не больше месяца-два жить,

— И что это значит? — спросил Жан, видя, что Ленора что-то ещё хочет сказать.

— А то, что я бы хотела повторить то, что у нас было год назад с лишним. И откладывать больше нельзя.

— Почему ты так говоришь? — недовольно ответил он.

— Так надо, милый мой, — прошептала она и оглядела комнату. В ней больше никого не было и она торопливо закончила: — Я ещё хочу ребёнка от тебя! Только от тебя, Жан! Николя, ты должен мне уступить. Ченита всё равно всё знает и простила нас, судя по её поведению. Не отказывай мне, прошу тебя! Для меня это так важно и… необходимо, любимый!

Жан надолго задумался. Предложение Леноры сильно взволновали его, но Ченита? Решиться опять изменить ей было трудно, хотя и слишком заманчиво. И он с неопределенным пожатием плеч, поспешил отойти подальше, так и не ответив Леноре.

Потом он долго перебирал в мыслях её слова и никак не мог решиться исполнить её просьбу. И лишь дня три спустя, решил всё же уступить, не сказав ничего Чените. К тому же сын немного захворал, и Ченита не смогла с ним поехать по рабочим местам.

С сильно бьющимся сердцем, он тотчас направился к дому Ленор. Та встретила его вопросом в глазах, и даже не получив ответа, всё поняла и побледнела. А Жан спросил сипло:

— Как твой супруг, Ленор?

— Как обычно. Проходи же!

Жан видел, что Ленора тоже волнуется, глаза лихорадочно заблестели, и это ещё с большей силой возбудило его страсть обладать этой женщиной.

Она тотчас выпроводила няньку с Мари погулять, сама задвинула задвижку на двери и торопливо стала раздеваться, приглашая Жана поступить так же. Он молча последовал её примеру, торопясь быстрее утолить страсть, видя, что и Ленора горит тем же желанием.

Они любились бурно, даже жестоко, и очнулись лишь, примерно, полчаса спустя.

— Боже, Ленор! — едва мог выговорить Жан. — Как я тебя люблю!

— Я тебя тоже обожаю, мой Николя! — прерывистым шепотом ответила Ленора. — Я так долго и жадно ждала этого часа, любимый! Я была на небесах!

— Не говори так, Ленор! Мне трудно такое слушать от тебя.

— Ты говоришь о Чените? Она тебе нравится, да?

— Конечно! Она совершенно не такая, как ты!

— Она лучше меня? — в голосе Леноры прозвучала ревность. Но Жан ответил с полной откровенностью:

— Вас трудно сравнивать. Вы такие непохожие!.. И обе мне дороги. Наверное, я вас люблю одинаково сильно! Ченита говорит, что так невозможно.

— Господь нас не одобрит, Жан Николя!

— Ему до нас дела нет, Ленор. Я в этом убеждался много раз и не только на примере своей жизни. Мы сами должны определять себя, в этой жизни.

— Не богохульствуй, Николя! — в страхе воскликнула Ленора. — Господь легко может нас наказать, лишить того счастья, которое мы испытываем вместе. Редко, но тем оно приятнее и дороже! Я хочу сына для тебя, Николя!

— Того знать нам не дано, Ленор! Что получится… Может, ничего не получится. Как ты считаешь?

— Должно получиться, Николя! Я в это верю, а это самое главное, наверное.

— Почему ты называешь меня старым именем? Я уже отвык от него.

— Это воспоминания о Турции, о Стамбуле. Как мы встречались тайком и боялись, что нас разоблачат. А как я была рада, увидев тебя на судне! Боже, как я благодарила Бога за такой дар! И как мне было страшно! И как было волнующе!

— Если Бог существует, то он нам помогает. Нашего с Ченитой сына позволил освободить, с тобой мы имеем время встречаться и даже насладиться, нашей любовью. Так что нечего его опасаться! Наш Бог добрый, а мы любим друг друга!

Он опять начал её ласкать, но Ленора вдруг отстранилась, сказав строго:

— Нет, довольно, Николя! Нам надо одеться и выйти, да побыстрее. Я не хочу для нас преждевременных осложнений, когда и так всё идет хорошо. Вставай же!

Они ещё раз поцеловались страстным поцелуем и торопливо оделись.

— Милый, я могу рассчитывать на продолжение нашей любви? — спросила Ленора, выхода к двери спальни.

Жан улыбнулся, скривив щеку, но согласно кивнул и ответил:

— Во всяком случае, Ленор, я буду постоянно помнить о тебе и жаждать тебя! Мы обязательно повторим наше свидание.

— Спасибо, любимый! — прошептали губы Леноры, и они простились, надеясь на продолжение.

Ехать по делам ему расхотелось. Он заехал в таверну и заказал кусок мяса и кружку хорошего вина. Жажда его уже изрядно мучила, а Ленора не догадалась предложить ему ничего из питья.

С удовольствием поел, запил вином и всё же поехал посмотреть свои деловые предприятия, разбросанные по городу.

До возвращения домой голова Жана постояннобыла занята мыслями о Леноре и сегодняшнем дне любви. Это волновало, возбуждало, но и вселяло страх перед Ченитой. Понимал, что повторное объяснение может закончиться куда хуже, чем первое.

— Как наш Аман, Ченита? — ещё с порога спросил Жан. Голос его звучал тревожно. — Я весь день думал о нем.

— Слава Богу, лучше. Жар почти прошел и аппетит появился. А ты выпил?

— Было жарко, и я зашел в таверну. И поел так, так что могу с ужином подождать часок-другой. Пойду взгляну на Амана.

Сын вяло перебирал игрушки и посмотрел на отца почти равнодушно. Было видно, что ребенок не здоров. Нянька встала, намереваясь уйти.

— Сиди, — остановил он её жестом руки. — Я пойду сейчас окунусь с дороги. Аман, сыночек, что же это с тобой? — наклонился он над ребёнком и погладил по голове. Сын захныкал и протянул руки к папочке. — Хочешь на ручки? Иди, милый мой, к папочке! Жар ещё есть немного, — посмотрел он на няню, трогая лоб губами.

— Дети часто болеют, месье Жан Батист. Скоро всё пройдет. У вас сын очень крепенький, сударь.

— Будем надеяться, — ответил Жан и посадил сына на пол, собрав игрушки ближе к нему. — Не оставляй его без присмотра.

Он ушел, чувствуя себя не лучшим образом. Прошедший день оказал на него настолько сильное впечатление, что тело казалось разбитым тяжелым трудом. Вошла Ченита, спросила мужа:

— Ты обмоешься? Идем, я помогу… Ужин уже почти готов, скоро накроют.

За ужином атмосфера была почти тягостной. Ченита волновалась о сыне, как и Жан, а повариха подыгрывала хозяевам и тоже всё делала молча.

— У тебя обеспокоенный вид, — спросила Ченита, пытливо посматривая на мужа. — Много было работы?

— Почти что, — ответил без охоты Жан. — Всё валилось из рук. Амана всё вспоминал. Бедный малыш!

Жана слегка грызла совесть. За весь день он ни разу не вспомнил о сыне, и это сильно его раздражало теперь. А Ченита приписала всё это к усталости и некоторым мелочам в управлении хозяйством.

— Из Перпиньяна ничего нет? — спросил неожиданно Жан, стараясь перевести в другое русло опасный разговор.

Ченита опустила уголки губ и отрицательно качнула головой. Жена больше не стала досаждать мужу расспросами и удалилась к ребёнку. Ожидался визит доктора, и она поспешила приготовить ребёнка.

Жан же погрузился в размышления. Его положение оказалось столь щекотливым, что он решительно растерялся и ничего не мог придумать для разрешения такого глупого и опасного положения в семье. Даже спал ночью плохо. Утром Ченита с тревогой спросила его:

— Что с тобой, Жан Батист? Ты всю ночь ворочался, вздыхал. Мне не дал спать,

— Прости, но в голову лезли всякие тревожные мысли, и мне было не заснуть.

— Тебе надо отдохнуть. Послезавтра воскресенье и нам стоит подумать об отдыхе. Тем более, что с Аманом стало намного лучше. Жар спал, и он повеселел. А доктор сказал, что дня через два он будет здоров. Немного горло болело.

— Господи! Хоть бы так и было, а то на голову всё сразу свалилось. Теперь хоть одной напасти стало меньше. А с отдыхом можно подумать и устроить. Можно поехать на речку подальше от города. Есть красивые места.

Глава 25

Милях в пяти на восток, Жан остановил кабриолет на берегу речки. Кругом виднелись холмы, поросшие лесом и густым кустарником. Местами виднелись поля крестьян, вдали был виден шпиль старинного замка, сильно поврежденного в недавних боях.

— Расположимся здесь, — распорядился Жан, а конюх Бакон стал распрягать коней. — Место просто отличное. Безлюдно, и никто нам не помешает.

Бакон отвел лошадей к речке, а вернувшись, сказал с тревогой в глазах:

— Хозяин, видел мельком человека, — и кивнул в сторону рощи, что стояла в ста с лишним саженях на юг.

— И что с того? — отмахнулся Жан.

— А то, хозяин, что он слишком долго нас разглядывал. И прятался. Я его едва заметил. Может, просто местный мальчишка, да что-то не похоже…

Ченита, услышав об этом спросила:

— Что бы это могло значить? Хорошо бы проверить.

Жан помолчал немного. Взял Амана за руку и повел к воде. Но в голове тотчас возникли мысли о мадам Режине. Последнее время это иногда тревожно отдавалось в груди, и сейчас он, спустившись к самой воде, незаметно бросал взгляды на рощу. Там никто не появлялся. Но тревожное ожидание чего-то не покидало его.

Однако Аман не давал ему отвлекаться и занимал всё его внимание. Это было приятно и он на время забыл про человека из рощи.

Бакон ещё растянул тент и всё устроились в тени перекусить.

— Ты больше ничего не заметил? — спросил Жан, намекая о человеке.

— Нет, хозяин, — ответил Бакон, но в голосе не слышалось уверенности.

— Потом пройди туда, собери там дров для костра, — посоветовал Жан. — Хотелось бы проверить…

— Сделаем, хозяин, — Бакон изредка бросал в том направлении пытливые взгляды, но ничего больше не замечал.

— Когда пойдешь, Бакон, не забудь взять пистолет. Мало ли что…

— Спасибо, хозяин, — Бакон уже давно служил в доме, ещё при стариках, и сейчас был предан молодым, получая от них уважение и хорошие деньги. — Обязательно…

Никто не заметил, когда Бакон отлучился. Но уже после полудня, когда Жан спросил о времени возвращения домой, Ченита ответила:

— Можно ещё полчаса побыть здесь, Жан Батист. Мне так легко здесь дышится! А Бакон узнал что-нибудь? — и кивнула в сторону рощи.

— Он туда разве ходил? Бакон, что разведал?

— Про того человека, хозяин? Да ничего. Разве что он довольно долго топтался на одном месте за кустом. Курил трубку. Пепел узрел на листе дерева. Ушел на юг, но я проследил его по следам. Сел на коня и скрылся.

— На коне? — удивился Жан. — Тогда это не местный крестьянин или мальчишка.

— Я о том же, хозяин… Явно следил за нами. Не к добру это…

— Ченита у нас глазастая — пусть посматривает назад, когда будем возвращаться, — повернул он лицо к жене. — Слышала?

— Это может быть опасно, Жан? — озабоченно спросила она.

— Потому и прошу поглядывать назад, Ченита. Возможно и пустяк, но проверить следует. Вдруг опять мадам что задумала. С неё станется.

— Неужели она не успокоилась? — в страхе воскликнула Ченита. — Что ты намерен предпринять?

— Пока не узнаю, что это её проделки — ничего. А в случае чего, надо постараться, чтобы у неё ничего подобного не вышло. Время покажет.

— Надо было прибить её совсем! — зло выпалила Ченита, и Жан впервые заметил на её лице жестокое выражение.

За всю дорогу до дома, Ченита лишь один раз вроде бы заметила всадника, мелькнувшего вдали у поворота дороги.

— Может, показалось? — спросил Жан озабоченно.

— Может быть, Жан. Я так напряженно думала о нем, что вполне могло показаться. Тем более, что я ничего толком не разглядела. Далеко было.

— Ладно, — Жан тоже оглянулся, словно поправляя сына, который устал и спал. — Ничего не видно. Но, если он появится снова, то это недобрый знак. Бакон, ты продолжай внимательно посматривать дома по сторонам. Вдруг опять что заметишь.

— А как же, хозяин. С этим шутить глупо.

— Надо завести хорошую собаку, большую и злую, — предложила Ченита. — Всё же предупредить сможет. А то наша шавка только лает без толку, и больше ничего от нее не дождешься.

— Бакон, слышал? — спросил Жан кучера.

— Поищем, хозяин. Это дело лёгкое.

Дома все признались, что всадника никто не заметил и Жан успокоился.

— И всё же стоит постоянно быть начеку, Ченита. С Аманом особенно быть внимательным и всегда помнить об опасности. И что-то от твоей Жаннет ничего давно нет.

— Это хорошо, — ответила Ченита. — Было б что, так прислала записку.

— Кто ей их пишет? Или она умеет сама писать?

— Умеет. И меня сколько раз заставляла, да я лишь смеялась с неё. Так и не научилась. Другими делами занималась…

— Шустрая мадемуазель! Что ж замуж не вышла?

— У неё такой характер, Жан, что никто не желает с нею связывать свою жизнь. Да и лицом не вышла. Все мальчишки вокруг меня вились. А она лишь дубасила их.

Жан с интересом посмотрел на Чениту. Она порозовела и выглядела особенно привлекательно.

— А мать? Не могла подыскать жениха девке?

— Мать лишь богатого искала, да что толку. Те тоже не бедных невест ищут. Это меня многие готовы были взять без приданого, — блеснула она глазами, и в их блеске Жан углядел нечто такое, что тут же воспламенило его страсть.

— И ты подалась к контрабандистам? — усмехнулся Жан криво.

— Это же так волновало, сулило приключения и… и деньги. И они у меня часто гостили, ублажая слух приятным звоном.

— Что-то теперь ничего такого я не замечаю в тебе! — усмехнулся Жан.

— Так ведь я теперь мадам, и не простая. И ты рядом, чего же ещё желать?

Жан довольно усмехнулся и быстро перебрал в уме её поведение за два года, что они прожили вместе. И должен был признать, что Ченита была права. Ленора сильно поправила её разговор и манеры. И эти воспоминания о Ленор вновь всколыхнули в нём бурные чувства, что заставили его заволноваться и поспешить выйти, боясь внимательных и пытливых глаз жены.

Прошло больше двух недель и Бакон, постучав в дверь, испросил позволения войти.

— Что у тебя? — спросил Жан, вопросительно глядя на конюха.

— Мой племянник, хозяин, вы его знаете, частенько ко мне заходит. Так уже во второй раз замечает человека, смотрящего на наш дом. Мне показалось это странным, и вот пришел сказать.

— Что за человек? — встрепенулась Ченита.

— Один и тот же. Это даже моего Морена удивило, и обратило на себя внимание, хозяин. А я ему как-то намекнул про такую возможность.

— Сколько же ему лет, Бакон? — спросил Жан просто так.

— Уже двенадцать было, хозяин.

— Что же он говорит про того наблюдателя?

— Стоит под деревом шагах в ста или больше и посматривает на дом. Больше Морен ничего не заметил. Но это удивило его сегодня, когда второй раз увидел его. Молодой, из местных. Он это точно угадал. Я попросил его проследить и узнать местожительство.

— Это не повредит твоему племяннику? — спросил Жан. — Сумеет ли?

— Он у нас шустрый, хозяин. Его это только заинтересует и отвлечет от глупостей на улице.

— Дай ему несколько денье за усердие. Всё ж молодец оказался, — и Жан протянул Бакону несколько медяков. — Будет на что потратить, — улыбнулся Жан.

— Спасибо, хозяин. Если что узнает, так я тотчас вас извещу.

Дня через три Бакон опять заявился, и на немой вопрос Жана, ответил:

— Морен выследил парня, хозяин. Живет минутах в шести от нашего дома. Даже узнал имя. Остен Буль, хозяин. Сын подмастерья, вернее, ещё не получил этого звания, но добивается.

— Откуда у него столько времени, чтобы тратить его на слежение за домом?

— Видимо, хозяин, отец позволяет. Значит, платят достаточно за это.

Жан задумался. Было ясно, что дело осложняется. И с этим Булем стоит поговорить. И он обратился к Бакону:

— Как бы захватить его и допросить с пристрастием? Бакон, подумай об этом.

— Я так полагаю, хозяин, что вас не стоит туда вовлекать?

— Верно, Бакон. Хорошо бы твоим друзьям заняться этим молокососом. Можно? Ты же в курсе всех наших недавних событий и дел с похищением малыша.

— Можно попробовать, хозяин. Только… — он замялся, и Жан тут же сказал:

— Ты о деньгах? Не беспокойся. Сколько надо я тебе дам. Сможешь?

— Не обещаю скоро, но смогу, хозяин. Это не такое дело, чтобы его не сделать.

Ченита, узнав о готовящемся допросе того наблюдателя, спросила с тревогой:

— А это может нам помочь?

— В таком дела нам нужны все сведения о готовящемся злодеянии мадам, Ченита Если мы будем много знать об этом, то легче справиться с намереньями мадам. И сообщи Леноре о наших планах. Она умница и может что-то подсказать.

Ченита вопросительно глянула на мужа и он понял, что в её душе шевельнулась ревность. Заострять на этом внимания не стал, лишь заметил серьезно:

— Постарайся побыстрее поговорить с ней. Говори откровенно, бояться предательства с её стороны не стоит. Она ненавидит мадам.

Уже через день Ченита доложила мужу:

— Ленора уверена, что это продолжение козней мадам, Жан. Это её обеспокоило.

— Что посоветовала? Говори без стеснения, Ченита.

— Что она могла тебе посоветовать? Сказала, что вы задумали верный ход. А ещё посоветовала не слишком давить на юношу. Просто постараться переманить на свою сторону и использовать для нас. Я с ней согласна. Так будет лучше.

— Я был прав, Ченита! Ленора дала хороший совет. Надо предупредить Бакона.

— У него уже есть что-нибудь?

— Сейчас позову и узнаем.

Бакон появился довольно быстро и стал у порога в ожидании вопроса.

— Дело серьезное, Бакон, потому садись и выпей вина для начала, — радушна и приветливо, сказал Жан. — Хотим узнать новости, и как идёт подготовка к нашему делу. Ты пей, не стесняйся!

Бакон сел на краешек стула, выпил вино и удовлетворенно крякнул.

— Ну что, хозяин, спасибо за угощение. А дело движется. Мой пострел уже достаточно всё разведал про семью того Буля. Большие любители денег, так что больших трудов с нашей стороны не ожидаю. Трое нас уже готовы приступить к делу. Нужны инструкции, хозяин. Все ждут указаний и сигнала. И… денег, хозяин.

— Сколько запросили твои друзья?

— По экю на каждого, хозяин.

— Так мало? — удивился Жан. — Вас трое? Вот вам шесть монет, и ты сам определи, что и сколько каждому. А теперь о главном. Постарайтесь переманить его на нашу сторону. Обещай денег. И пусть информирует нас обо всех планах, что получает от мадам. Кстати, отец его тоже играет в эту игру?

— Он главный в этом деле, хозяин. Он-то и заставил сына заниматься нашим домом. Цель нам неизвестна, но это будет легко исправить, хозяин.

— Уж постарайся, Бакон. Надо найти укромное место, где можно его допросить и склонить работать на нас. Угрожайте и обещайте. Обязательно нужно запугать. И пусть выведывает у отца всё, что может он узнать.

— Понятно, хозяин. А сколько можно обещать этому пройдохе?

— Золотую монету за ценные сведения, Бакон. Но меня не называй, хотя он легко догадается обо мне. Я бы хотел присутствовать при допросе. Тайно. Это постарайся устроить и сообщить мне. Хочу сам послушать этого юнца.

— Ждите, хозяин. Я обо всем договорюсь с друзьями и вам сообщу.

Ченита с волнением ожидала результатов подготовки. Жан видел, как она переживает за судьбу сына, полагая, что именно он будет целью мадам.

Через десять дней всё было готово. Бакон с друзьями нашел место, где легко и безопасно содержать Остена Буля, провести допрос и выполнить все требования хозяина. Жан же, узнав всё это, согласился и стал ждать известий. Их должен будет принести Морен, мальчишка Бакона.

Был вечер, но полной темноты ещё не было. Морен прибежал и торопливо сказал:

— Месье Жан, дядя торопит вас! Всё готово и ждут только вас!

— Я готов, Морен. Пошли. Ты тоже с ними?

— Как же без меня, месье Жан?

Жан ухмыльнулся, чувствуя нарастающее волнение и беспокойство.

Шли недолго. В неглубоком овраге, что находился в парковой зоне минутах в пяти хода, было темно и жутковато. Здесь часто собирались банды, и Жан уже нащупывал рукоять пистолета и кинжала.

— Здесь, господин, — прошептал Морен и указал пальцем в темноту. — Тише, месье!

Голоса тихие, но жёсткие доносились не далее, как в десяти шагах, но слов разобрать оказалось невозможно. Морен потянул Жана за собой и они тихо приблизились на несколько шагов. Отсюда всё было хорошо слышно, тем более, что Морен дал сигнал, что все на месте.

— Я повторяю, приятель, что мы многое знаем, и тебе мало что осталось нам сказать, — слышал Жан голос незнакомого мужчины. — Так что смело можешь говорить. Или нам придется заставить тебя это сделать, поджарив малость, огоньком, конечно. Вразумел, Остен? Лучше не доводи нас до такого.

— Да что я могу знать, месье! — в голосе Остена слышался страх. — Всё только отец знает! Я лишь выполняю его приказ последить за домом.

— С какой целью, парень? — послышался другой незнакомый голос, — Говори же!

— Просто я должен узнать, когда и куда направляются господа… месье Жан и его жена Ченита. Вот и всё, уверяю вас!

— Кому это надо? Говори побыстрее или мы начнет калить прут.

— Чёрт его знает, месье! Знаю лишь то, что это какая-то женщина. Она не здесь живет и имени её я не знаю. Кто мне скажет всё, если это так серьезно и опасно?

— Ты вспоминай и поспеши, — просипел второй голос, явно раздражаясь. — Нам с тобой долго возиться не с руки. Ну?!

— Я только понял, что ей, той мадам, нужно всё знать для её целей, господа! А что за цели, откуда мне знать! Отец ничего не сказал об этом.

— А ты спроси, парень. Дня через два мы с тобой встретимся — и ты нам поведаешь ещё что-нибудь. И не вздумай увильнуть. Твоей семье несдобровать, коль ты сам скроешься. А так ещё и деньжат заработать сможешь. А мы уж не разболтаем.

Наступила тишина. Жан даже слышал учащенное дыхание Остена. Он, судя по всему, сильно трусил и искал приемлемый выход. И сказал наконец:

— Хорошо, месье, я спрошу. Но не так скоро, месье. Чтоб, значит, отец ничего не заподозрил. Я постараюсь, господа!

— Вот и ладненько, Остен! Послезавтра в это же время ждем тебя здесь с новыми сведениями. И молчок про нашу встречу и тем более про разговор. Хуже будет. Обязательно подпалим или даже убьем. Заруби себе на носу, Остен.

— Чем больше принесешь вестей, и чем они будут важнее, тем больше получишь, — пробасил первый голос. — Ладно, Остен, на этом прервемся. Мы будем ждать тебя в этом логове. И не юли с нами, пришибём так, что калекой станешь на всю жизнь!

Шум шуршащих веток и листвы показал, что Остен выбирается наружу. Жан с Моренам притаились и проследили неясную тень, удаляющуюся по склону оврага.

— Месье Жан, — услышал он негромкий голос Бакона. — Можно выходить. Мы закончили. — Он подождал, пока Жан появится перед заговорщиками и продолжил: — Что вы скажете, месье? Мы правильно говорили?

— Вполне, ребята, — ответил Жан негромко. — Думаю, что пока этого будет достаточно для него. Потом можно добавить страха и пусть выкладывает всё!

— Можно расходиться, месье?

— Да. Спасибо ребята. Получили плату? Добавлю ещё, но после завершения дела.

Ченита с нетерпением дожидалась мужа. И тотчас спросила с волнением:

— Что узнал, Жан? Это мадам?

— Мадам. Кто же ещё? Однако, больше ничего важного узнать не удалось. Подождем несколько дней. Тот Остен, что наблюдал наш дом, обещал добыть ещё немного сведений. Мадам с его отцом договаривалась через какого-то посредника и сообщника, Ченита. Вот его мы и должны будем найти и поймать для допроса. Без этого будет трудно бороться с мадам.

— Боже! Как страшно это слышать, Жан! Что она задумала?

— Пока мне сдается, что речь идет не о нашем сыне, Ченита.

— Господи! Слава Богу, что бы было так! Остальное не так важно.

— Это мы и должны выяснить, — заверил Жан. — Во всяком случае мы все должны быть очень осторожными, и не покидать дом без сопровождения. Я сам немедленно начну заниматься фехтованием и стрельбой из пистолета. И тебе советую. Мало ли что произойдет, а так мы будем хоть чуточку подготовленными и сможем оказать сопротивление. Ты должна это понять и последовать моему совету. Тоже займись с оружием. Тебе это будет не так трудно. Ты ведь и раньше не чуралась его.

Ченита не ответила. Вся она была во власти страхов и злости. Злость и толкнула её последовать за Жаном. Тайно от Жана, она приказала Бакону выточить ей маленький кинжал, намереваясь постоянно носить его при себе. Это всегда могло ей пригодиться в случае опасности или чего более страшного. Представить этого Ченита не могла.

В очередной раз, по прошествии месяца с лишним, Остен доложил Жану с его товарищами, боязливо понизив голос:

— Месье, скоро прибудет сюда человек той мадам Режины. Отец говорит, что от этого зависит многое и для нас. Обещает, что получит приличную сумму денег от той мадам, месье.

— Как его звать и описать можешь внешность?

— Этого я не знаю, месье. Думаю, что и отец этого не знает.

— Когда он должен посетить вас, ваш дом или что иное?

— Через несколько дней, месье. Точно никто не знает. Он должен привезти какие-то распоряжения моему отцу.

— Раньше он посещал ваш дом? — Жан уже не скрывался и открыто вел допрос.

— Один раз. Но я видел его издали, и описать не могу, месье. Лишь скажу, что он худой и невысокого роста. Больше ничего сказать не могу, простите.

— Тот самый, — пробормотал Жан себе под нос, но никто его не услышал. — Постарайся узнать его имя, Остен. Это очень важно и будет стоить для тебя целый золотой. А когда он появится, тотчас нам сообщи.

— Хорошо, месье. Лишь бы я его увидел, месье. Отец не горит желанием показывать его кому-то другому. Это его требование.

Жан подумал и заметил строго, с угрозой в голосе:

— Как только он заявится или ты узнаешь, что он в городе — выставь знак в окне. Сам придумай и нам скажи. Прямо сейчас. Подумай вначале,

Остен думал недолго.

— У нас на чердаке всегда окошко закрыто в теплую погоду. Если оно будет открыто, значит он в городе, месье. Или даже в доме. Но этого утверждать не берусь. Спрашивать у отца уже боязно. Может догадаться, месье. И так я ему достаточно надоел всякими расспросами.

— Хорошо придумал, Остен. Будем ждать, наблюдая за вашим домом. Возьми золотой и ожидай добавки. Ты хорошо работаешь и я тебя не забуду. Старайся и далее,

Когда Остен ушел, Жан спросил у Бакона:

— С завтрашнего дня установить наблюдение за домом Булей. Особенно после наступления темноты. Вполне возможно, что вор появится именно в темноте.

— Сделаем, хозяин. Мой Морен своих дружков пошлёт следить. За несколько денье они с радостью примутся за дело. А ночами и мы сможем их заменить. Ребятам в то время нечего делать. И подозрительно будет.

— Ребят следует поставить на пост прямо с утра. Пусть Морен договорится с ними. Разменяешь серебро на денье и Морен расплатится со своими дружками.

Морен с готовностью принял начальство над тремя ребятами, вручив каждому по три медяка. Те тут же затеяли вблизи дома Булей тихую игру и поглядывали на окошко чердака. Но день не принес никаких известий. Ночь тоже не добавила к этому новостей, хотя Бакон уверял, что следили ответственно.

Окошко открылось лишь на третий день и мальчишка тут же прибежал с вестью.

— Точно открыто? — переспросил Жан, выслушав гонца.

— Точно, месье Жан! Сам видел и остальные могут подтвердить! С полчаса, не больше, как кто-то открыл его. Мы немного заигрались, да и сюда бежал минут пять.

— Спасибо, — в раздумье ответил Жан, но не забыл поблагодарить мальчишку более ощутимым способом.

Вскоре пришёл и конюх.

— Человека нет в доме, месье. Он остановился на постоялом дворе, — торопился Бакон. — Я послал туда приятеля и он должен всё разузнать. Приметы его мы уже знаем. К обеду надеюсь получить о нём сведения, месье.

— Молодцы, ребята! Вы заслужили награду. Вот возьми десять монет и распредели сам по достоинству каждого. Себе не бери больше доли. С тобой я особо рассчитаюсь. — И Жан выложил на стол монеты. — Племянника не награждай. Я его сам отблагодарю. Он достоин этого.

Ченита не находила места, мечась по дому в ожиданий известий. Она даже запрятала кинжальчик в чулок, закрепив его нитками. Обыскивать женщину никто не станет. Так ей казалось.

Вечером Бакон зашел к Жану.

— Месье Жан, мы всё узнали. Однако, не уверен, что имя настоящее, месье. Он на постоялом дворе один, значит до решительных действий ещё время не наступило. Зовут его Жак Гринваль, месье. Невысок, худ и неопрятен на вид. Похож на неудачного подмастерье. Что будем делать, месье?

— Чёрт его знает, Бакон! Будем ждать, что они предпримут. И тихонько проследить за этим типом. Не дай Бог он это обнаружит!

— Вряд ли он мог догадаться о нашей осведомленности, месье, — возразил Бакон.

— Всё же стоит быть поосторожнее и не высовываться зря. Нам куда выгоднее иметь сообщника в лице Остена. От него мы больше получим. Лишь бы он сам нас не подвел. Слабо вы его припугнули.

— Можно повторить это, месье, — с уверенностью ответил Бакон. — Будем?..

— Посмотрим, что он нам принесет завтра. От этого многое зависит.

А вечером следующего дня Морен доложил Жану:

— Месье, Жак Гринваль встречался с отцом Остена на рынке. Раньше Буль никогда не посещал рынок.

— Значит, Буль не желает, чтобы его видели с тем типом, — в задумчивости ответил Жан. — Следовательно, ему есть что скрывать. Долго они общались?

— Нет, месье. Всего минуты две или около того. И делали вид, что не знакомы друг с другом.

— Что было дальше?

— За Булем я не следил, а тот тип вернулся на постоялый двор. Я там оставил друга, месье. Он проследит.

— Значит, есть надежда, что они договорились о встрече, или он уедет в Перпиньян за дальнейшими указаниями мадам. Смотри внимательно, Морен. И своим ребятам передай. А я решу, что предпринять.

Морен с важным видом удалился продолжать работу.

Два дня спустя конюх с племянником вдруг появились в доме Жана.

— Что случилось? — спросил Жан, увидев сконфуженные лица Морена и Бакона.

— Да вот, месье, Морен не заметил, как тип исчез из города. Вроде всё делал верно, а не заметил. Может, через другой ход улизнул? Он там имеется. Это ничего не значит, коль он не заметил слежки. Иначе дело может ухудшиться. Надо срочно вызывать Остена. Вся надежда на него.

— Делай, что надо и скорее сообщи мне, — в расстроенных чувствах заметил Жан и отпустил Бакона.

Он пошел к Чените и поведал о проколе.

— Это ещё ни о чем не говорит, Жан, — успокаивала она мужа. — Он уже стреляный воробей и чует опасность, не видя её даже вблизи. Будем надеяться на лучшее. Подожди, что скажет Остен. Он должен будет хоть что-то знать.

Остен через Бакона поведал следующее:

— По всему можно полагать, что Гринваль ничего не заметил. Это отец ему посоветовал так уехать, чтобы поменьше знали и видели люди, месье.

— С чем приезжал этот тип? — спрашивал Бакон.

— Я побоялся спросить отца. И так он иногда с подозрением на меня взирает. Однако, думаю, что он сообщил что-то важное отцу. Отец был озабочен и хмур. Видимо, его что-то не устраивает. Он весь день был неразговорчив, придирался в мастерской ко всем и ругался.

— Как бы узнать, для чего приезжал этот Гринваль? — в некоторой неуверенности, молвил почти про себя Жан. — Отец поручает тебе сейчас следить за нами?

— Нет, месье. Сказал, что больше это не требуется. Странно, месье, не так ли?

Бакон тоже был в некотором замешательстве. Боялся, что Жан не сдержит обещание об оплате и ему будет стыдно перед товарищами. Но Жан Батист не подвёл, он старался всегда расплачиваться со своими людьми.

Глава 26

Прошло почти два месяца. Семья де Гаруэнов успокоилась. Никаких вестей от Жаннеты не поступало, а Жан высказал предложение послать туда, в Перпиньян, человека для выяснения причин столь долгого молчания.

— Возможно мадам перестала заниматься нами, — сделал предположение Жан в разговоре с Ченитой. — Как думаешь?

— Можно, да слишком хлопотно и опасно. Мадам может узнать об этом и выгнать мою подругу из дома. А это будет слишком опасно для нас.

— Тоже верно, — согласился Жан. — Подождем малость. Время нас не подгоняет.

Примерно за час перед рассветом в дверь дома загрохотали. Голос конюха услышал проснувшийся Жан.

— Кого это в такую рань чёрт принес? Чего будите господ?

— Отворяй, господам надо срочно страшную весть сообщить! Его мастерская горит, что на Сорочьей горе! Быстрее скажи своему господину! Я побежал помогать.

Жан всё слышал, быстро оделся и сказал Чените:

— Жди меня и не переживай. То маленькая мастерская, и не такая беда, чтобы слезы лить. Я постараюсь не задерживаться. Будь осторожной, Ченита. — Он поцеловал бледное лицо жены и умчался, вскочив на оседланного уже коня.

Ченита полежала немного и встала, волнуясь и не находя успокоения. Неожиданно дверь тихо открылась и тень человека проскользнула внутрь. Ченита, не думая ни о чем плохом, спросила:

— Кто здесь? Бакон, ты?

— Тише, мадам, — услышала она тихий голос мужчины. — Если не поднимете шума, то вы и сыночек останетесь живы. Быстро одевайтесь и следуйте за мной.

Ченита остолбенела, поняв, что пожар был лишь предлогом для её похищения. Но ещё спросила сдавленным голосом:

— Что вы хотите? И куда мне идти с вами?

— Вы меньше говорите, мадам. Одевайтесь и быстро со мной в коляску. Не вздумайте кричать. У двери в комнатку сына стоит мой человек с оружием. — И сам, подойдя ближе, выставил кинжал.

Голова Чениты тут же пошла кругом, мысли заметались, но быстро сообразила, что сына им трогать не с руки. Эта мысль сразу успокоила её и голова стала работать спокойнее. Она стала одеваться, посмотрела на человека и сказала просительно:

— Вы бы хоть отвернулись, месье. Я ведь одеваюсь. — А сама, вспомнив о кинжале тут же достала чулки с ним, и осторожно натянула на ноги, проверив крепление. — Куда вы меня собираетесь везти? В Перпиньян?

— Этого я вам не могу сказать, мадам. Не велено, — поправился он весьма миролюбиво, и ей показалось, что с ним можно будет договориться.

Она вопросительно посмотрела в лицо этого человека, прикрытое полями шляпы. Разглядеть лица ей не удалось. Человек подтолкнул её к двери и напомнил строго:

— Если обещаете не кричать и не шуметь, то я не стану вас связывать и бить, мадам. Выбирайте, прошу вас, — и придержал дверь за ручку.

— Спасибо, месье. Я обещаю не кричать, если вы не тронете ребёнка.

— Ребёнок нас не интересует, мадам. Идите, я вам верю.

Они тихо вышли в коридор. Там их встретил ещё один человек, действительно стоящий у двери в детскую. Ченита приостановилась, вздохнула и, ощутив толчок в спину, покорно пошла к выходу.

Голос служанки спросил за спиной:

— Мадам, что мне сказать месье Жану?

— Уйди! — бросил похититель, обернувшись. — Скажи, что она уезжает, но скоро вернется. И поторопись скрыться, крыса!

Ченита ужаснулась перемене в человеке, но тот не стал разъяснять своего поведения и опять толкнул в спину. Они вышли на улицу через парадный вход. Там их ждала коляска, запряженная двумя сытыми лошадьми.

— Трогай! — бросил похититель, как только она устроилась на сидении. — Гони!

Копыта зацокали по булыжнику и коляска загрохотала по ним, будя горожан.

Небо только начало светлеть и город пока был пугающе пуст. Верх коляски был поднят, но Ченита отлично видела, в каком направлении коляска движется. И уже знала, что предстоит встреча с мадам Режиной. Это её вовсе не удивило и она это, словно свыкнувшись с этим, приняла почти спокойно.

— Рассказали бы, месье, что уготовано мне мадам Режиной? — Ченита очень хотела разговорить спутников, но те не соизволили ответить. И это молчание особенно напугало Чениту. — Чего молчите? Кроме неё никто не считает меня врагом. Так что можете говорить без стеснения, месье.

— Заткнись! — впервые она услышала голос второго похитителя. — Ещё успеешь поговорить. Через несколько дней ты не будешь такой разговорчивой.

— Разве мадам Режина запретила мне говорить или она запретит это позже? — Чените казалось, что такими разговорами она сможет выведать у похитителей нечто важное. Или престо взбодрить себя, так как страх всё глубже и настойчивее внедрялся в её сознание, в её сердце. Лишь безопасность сына немного успокаивала её и вселяло чувство бодрости. Но это чувство быстро исчезнет, без сомнений.

Режина выглянула в окно и увидела коляску. Та уже остановилась, лоснились потные лошадиные крупы, а с губ падала клочьями пена. Она увидела, как человек подал руку Чените и помог сойти на землю. Это разозлило Режину, вызвало прилив гнева и захотелось тут же выскочить и отхлестать эту замарашку по щекам, по животу, лишая возможности родить Жану Батисте очередного ребёнка. Особенно помня, что сама она так и не смогла родить.

Заставила себя успокоиться, готовясь встретиться со своим главным врагом. С затаённым злорадством слушала звук шагов по лестнице и вышла к двери, встретить проклятую оборванку и преступницу.

— Вот мы и встретились, милая Ченита! — воскликнула Режина, раскинув руки в стороны, словно намереваясь обнять гостью и поцеловать. — Как она вела себя в дороге? — обернулась она к вошедшему человеку.

— Спокойно, мадам. Всё прошло отлично, как вы и обещали. Принимайте подарок.

Он говорил мягко, негромко и Ченита вспомнила такой же разговор в её спальне, когда он пришел за нею. В груди защемило и бледность растеклась по лицу. А Режина, заметив изменения, усмехнулась и молвила с ядовитой интонацией:

— Не ожидала? Я так и знала, Ченита. Жан, конечно, будет искать тебя, но это ему не удастся. А я побеспокоюсь о том, чтобы тебе жилось у меня вольготно и весело. Ты получишь полное удовольствие, уверяю тебя! — и неожиданно ударила её по лицу. Ченита на миг опешила, но ответила увесистей оплеухой не ладошкой, а кулаком, и так ловко, что попала в нос. Он тут же брызнул кровью и Режина согнулась, прикрывая нос ладонью. А Ченита успела ещё и ногой поддать в живот. Но на большее времени уже не хватило. Человек схватил её сзади и отволок. Бросил на пол и вопросительно смотрел на Режину, ожидая распоряжений.

— В подвал сучку! Убрать даже солому! Пусть будет голый пол! Она большего не заслуживает! Исполняйте!

— Слушаю, мадам, — поклонился человек, и с помощью напарника понёс, вернее поволок Чениту в подвал.

— Что с ней делать теперь? — спросил один.

— Поскольку мадам ничего не говорила, то мы можем оставить её здесь, как есть. Завтра сама решит. Пока, красавица! — улыбнулся бандит и помахал рукой.

Дверь закрылась и Ченита осталась почти в полной темноте, если не считать небольшого оконца, затянутого паутиной и забранной толстой чугунной решеткой. Было прохладно и Ченита поняла, что вскоре она задрожит от холода. К тому же на полу ничего не было, а устлан он был большими плитами из песчаника. Это она определила, пощупав их. На полках стояли глиняные сосуды, но всё они оказались пустыми. В углу нашла несколько старых мешков, довольно грязных и пыльных, но и это устроило женщину. Она расстелила два, а два других приспособила под одеяло, распоров их с помощью кинжала.

Подумала немного и спрятала кинжал обратно в чулок, проверила, как легче его достать. Несколько раз попробовала. Заниматься всё равно было нечем. Она даже протерла оконце, смахнув паутину и пыль. Стало чуть светлее и это как-то вдохнуло в нее надежду.

«Жан точно знает, где я, и должен освободить или сделать хотя бы попытку, — подумала Ченита и прилегла, укрывшись вонючими мешками. Мысли вертелись лишь о том, что её ожидает а ближайшем будущем. Ничего утешительного она для себя не ждала. Зато вспомнила, как здорово отлупила Режину и не пожалела об этом. «Все равно мне здесь будет очень плохо. Но раз сын в безопасности, то буду надеяться и ждать, когда подвернется случай или Жан поможет меня освободить. Уверена, что ждать придется недолго».

Она не могла знать течение времени, но по окну заметила наступление ночи. Хотелось пить и есть, но понимала, что рассчитывать на это не приходилось. Заставила себя забыть обо всём и постараться заснуть. Со временем это ей удалось и она забылась тревожным сном и без сновидений.

Проснулась она от звука скрежета в двери. Её кто-то открывал. Дверь отворилась и на пороге появилась Режина в сопровождении первого похитителя.

— С добрым утром, моя прелесть! — весело приветствовала Режина и ступила к Чените, спустившись на одну ступеньку. — Как спалось? О! Я вижу, что ты тут устроилась с комфортом, милая! Пабло, что за штучки? Я же приказала ничего ей не оставлять на полу.

— Простите, мадам, но вы упоминали только о соломе. Её здесь нет, а в темноте трудно было что-либо заметить.

— Всё убрать с пола! Абсолютно всё! И пусть себе отдыхает. Пить не давать, а из еды только соленую пищу и с перцем. Больше ничего! Привязать её к тому кольцу в стене. И руки связать, но свободно. Пусть поменьше двигается.

Ченита всё это в молчании слушала, терпеливо ожидая дальнейшего. Режина оглядела подвал, подошла ближе и с наслаждением ударила её в бок, тут же отскочив, помня вчерашнее.

— Ты не представляешь, стерва, как приятно мне это делать. А тебе никак меня не достать, милая Ченита! — и снова ударила носком туфли. Попала по бедру и от боли Ченита едва слышно застонала, вскрикнула, прикрыв рот ладонью.

— Молодец! Терпи, пока есть силы. Скоро они тебя покинут, а я дождусь, когда ты сама попросишь меня о смерти. Но я не такая жестокая и не стану тебя убивать. Ты сама подохнешь в этой каменном мешке. Но это продлится долго я мучительно. Ещё я приготовлю для тебя приятный сюрприз, милая. Будешь довольна. И это произойдет скоро, пока ты не совсем ослабла. Жди и смакуй мой дар, который ты ещё не испытала! — и Режина злорадно засмеялась нервным смехом. — Жан Батист будет очень доволен, уверяю тебя, ха-ха!

Ченита так ничего ей не ответила. Молчала, словно набрала в рот воды. А в голове застучали молоточки, боль быстро расширилась. Смертельно захотелось заплакать, но сдержала слезы. «Надо всё выдержать и отомстить! Она обязательно вскоре прикажет изнасиловать меня. И мне надо сохранить силы!»

Режина вышла, оставив Пабло убрать всё с пола. Он поглядывал на Чениту масляными глазами, но молчал. А Ченита напряженно думала и следила за Пабло и с надеждой всматривалась в дверь, за которой скрылась Режина.

— Я скоро вернусь, принесу поесть, детка, — сказал Пабло совсем мирно. — Держись, красавица! Мы с тобой ещё поиграем. Ты будешь довольна.

Очень хотелось грубо ответить, разругаться, но сдержалась. Соблюдала обет молчания и тем ублажала свою гордыню. Другого ей ничего не оставалось.

Перед уходом Пабло связал ей руки и ноги, но слабо. Особенно руки. Просто тонкими веревками крепко стянул всё узлами и Ченита поняла, что справиться с узлами ей не удастся.

— Сиди спокойно, не раздражай хозяйку, Ченита. Лучше от этого не будет. Пока.

Он ушел, дверь со скрежетом закрылась, и Ченита поняла, что это был просто засов. Ключ Пабло не использовал.

Она скоро начала дрожать. Холод и страх добавили дрожи. От пола тянуло сыростью и холодом, а укрыться нечем. Она поджала под себя ноги, расправив юбку, прикрывая их. Время тянулось медленно. И отчаяние медленно, но уверенно заполняло её. Всё уверяла себя, что продлится всё это недолго и надо всё вытерпеть, снести и отомстить. Но и плакать хотелось невыносимо.

Наконец появился Пабло. Он поставил миску с солеными орешками, рыбой и сильно посоленными помидорами, аппетитно алеющими в сумраке подвала.

— Прости, но воды не принес. Не велено, сама слышала. Ешь пока это, — проговорил страж и вышел, закрыв дверь и на замок.

Ченита взяла кусочек помидора и перевернув его слегка отжала. Она надеялась что с соком уйдет часть соли. Так и произошло. Он был солоноватым, но вполне приемлемым. И Ченита съела его, выбросив остальное под ноги и растерла туфлями.

Пить хотелось страшно, но холод слегка смягчал жажду, и она терпела, ожидая худшего. А за окном уже смеркалось и Ченита неожиданно заснула, привалившись к стене у оконца. Оттуда тянуло теплым воздухом и это было приятно.

Как ни странно, но Ченита проспала почти до утра. Проснулась от дрожи во всем теле. Холод сковал члены и она с трудом поднялась на ноги и размялась. Несколько движений восстановили ток крови по жилам и она слегка согрелась.

Регина вновь посетила подвал и долго разговаривала с Ченитой, вызывая её ответную реакцию. Но та молчала, слушала и молила Бога снизойти до неё и вызволить из этой неволи. А Режина опять била её. На этот раз по щекам ладошками и Ченита почти не отворачивалась. Поняла, что та мстила ей за прежние побои.

— Пабло, — остановилась Режина тяжело дыша, — сегодня можешь позабавиться с нею сколько захочешь. Но воды не давать. Она всё поела вчера и теперь умирает от жажды. Это мне приятно наблюдать. Займешься ею под вечер. Так будет лучше.

Несколько отупевшая от жажды и голода, Ченита не особо испугалась. Про себя решила, что сопротивляться нет смысла, а покорность может усыпить Пабло и ей может сопутствовать удача. При этой мысли её передернуло от предстоящего ужаса. Она постаралась успокоиться и принять очередное испытание со стойкостью и решимостью.

Раздумывая так, она то и дело трогала рукоять кинжала и решала сложную задачу, как ей казалось: как незаметно вытащить оружие и хотя бы ранить насильника и тем попытаться освободиться и наконец напиться. Жажда точила её мозг и тело и не давала покоя. И холод. Всё тело подрагивало и часто содрогалось в дрожи. Зубы стучали и хотелось только согреться.

Руки были связаны, и хотя Чените не представляло труда их разрезать кинжалом, но пока не стала этого делать, боясь спровоцировать Пабло на более жестокие поступки. Была уверена, что он развяжет и руки, и ноги. Особенно ноги. При этой мысли Ченита даже криво усмехнулась одними губами, готовясь к жуткому поступку.

Ближе к полудню, как полагала Ченита, её посетил второй похититель. Имени его она не знала, а Пабло всегда называл его кличкой Хомяк. У того щеки были одутловатые, и он постоянно что-то жевал. Например соломинку или травинку.

— Как дела, красавица? — весело спросил он и поставил перед нею миску с едой.

— Принес бы воды, а? — без надежды на успех, спросила она жалобно. — Страшно пить охота! Пожалуйста, Хомяк…

— Не могу! И не проси. Мадам запретила, а денег ещё не заплатила. Вот после Пабло, когда мне ты достанешься, я, возможно, и угощу тебя водичкой. Если будешь умной девочкой и не станешь брыкаться. Как это тебе нравится?

— Всё будет, только дай попить хоть несколько глоточков!

— Вечерком, моя крошка! Только вечером! Потерпи малость. Обязательно принесу. Как Пабло вернётся от тебя, так и я приду с ковшиком холодной вкусной водички. — Он осклабился, но в тусклом свете фонаря она ничего не заметила. Да и не пыталась всматриваться в его ухмыляющееся лицо.

— Изверг! — тихо проговорила Ченита и тем вызвала очередную усмешку.

Хомяк ушел, а Ченита опять съела остатки помидора, освободив кусочки от соли. Остальное отставила подальше, как позволяла веревка.

Походила, потопталась, сделала несколько движений руками и ногами, разгоняя по телу кровь. Вроде стало немного лучше. Тепло побежало по членам и телу. Челюсть перестала ляскать и лишь слегка подрагивала.

Стала под оконцем, принимая струйки теплого воздуха, нагретого солнцем. На дворе было довольно жарко и она старалась побольше впитать в себя этого тепла. С сожалением отметила, что оконце слишком узкое и пролезть в него не удастся. И она всёравно не смогла бы долезть до него по довольно гладкой стене. А силы быстро покидали её тело без еды и воды. А ещё страх и переживания.

Наконец услышала лязг в двери. Оконце потускнело, сумерки почти полностью заполнили подвал. Ченита выпрямилась, напряглась в ожидании приближавшейся трагической минуты, когда она должна суметь пересилить себя и постараться сделать всё, чтобы вырваться из этого каменного мешка и попить воды. Главное — вода!

Тусклый свет фонаря высветил фигуру Пабло. Он приподнял его и оглядел помещение. Довольно осклабился и спросил беззлобно:

— Ты чего стоишь, Ченита?

— Стараюсь побольше ощущать тепло из окошка, — ответила она с дрожью в голосе. — А ты воды принес?

— Как обещал, крошка, — и протянул бутылку. — Пей, а я посмотрю твои путы. А то ты девка хитрая и ушлая. Как бы не развязала.

Ченита не отвечала, жадно глотая с болью в горле, живительную влагу. Чувствовала, как приятное холодящее вещество заполняет иссушенные внутренности и блаженство на миг окутало её тело. Но вода кончилась, а жажда почти не исчезла. Пабло заметил её выражение и, усмехнувшись, заметил:

— Прости, но я и так нарушаю запрет. Скажи спасибо хоть за это. Ещё Хомяк обещал принести. Ты ведь и его просила об этом. Так что не беспокойся. Но обещай ничего не говорить мадам. А портить с нею отношения мы не хотим.

— Ладно уж, Пабло! Развязал бы хоть ноги. Иначе тебе будет трудно… сам понимаешь. А мне не справиться с тобой даже неделю назад. Сейчас я так ослабла, что ноги дрожат. Развяжи же!

— И то верно. Ты умница, Ченита, и сопротивляться не будешь?

— Куда мне сопротивляться, когда сил нет совсем. А с мужчинами мне не привыкать. Ты уже, наверное, заметил это.

— Да уж, красавица. А твой супруг как воспримет твое падение? Это ведь измена, крошка! Ха-ха!

Он весело усмехался и торопливо разрезал путы. Развязывать не стал, боясь потерять много времени. А нетерпение уже будоражило его кровь.

— Ты извини, но я давно не имел женщин и долго возиться с тобой не смогу.

— Это меня вполне устраивает. Второй раз будет лучше, — она усмехнулась. Но Пабло не обратил на это внимания. Его голова была занята другим. Он разгребал юбки, Ченита помогала ему в этом и одновременно нащупывала рукоять кинжала.

— Да ты не волнуйся так, — заметил с придыханием Пабло, принимая её дрожь за нахлынувшую на неё страсть. — Я не стану делать тебе больно.

Она обняла его левой рукой, согнула ногу к себе и вытащила оружие. Он же с успехом трудился над нею, целуя и что-то бормоча.

Ченита собралась с духом и, помедлив секунду, вонзила клинок, стараясь попасть в почку. Пабло ойкнул и замер на мгновение. Но Ченита уже вытащила кинжал и колола опять, с остервенением и яростью, ужасом и отчаянием.

Она только услышала, как Пабло прохрипел, корчась от боли и матерясь:

— Что ты делаешь, стерва! Ой! — И откатился на бок.

Ченита вскочила и с ужасом смотрела, как мучения и боль изрыгают из глотки Пабло проклятья и грязную ругань. Поискала глазами, увидела лежащий рядом нож наваху и схватила его. Секунду застыла — и вдруг ударила им мужчину по шее.

Струя крови обдала её, тошнота тут же вылилась через рот судорогами рвоты. А поскольку желудок был пусть, то она задыхалась от слизи, что текла на пол

Наконец Пабло стал затихать, а Ченита стояла согнувшись, в ужасе наблюдая агонию насильника. Рука ещё скребла пол, и звук этот ужасом отражался у неё внутри. Она словно оцепенела и продолжала стоять, сжимая наваху, и не в силах выпрямиться. Затем, словно очнувшись, зверем огляделась и стала осторожно срезать остатки тонкой веревки на руках и ногах. Сложнее было с шеей, широкое лезвие навахи было неудобным, а кинжал она потеряла, не заметив этого.

Но и с этим было покончено и она опять огляделась. Знала, что дверь не закрыта. Обойдя труп Пабло, Ченита подошла к двери и приоткрыла её. Заглянула в пространство темной лестницы. Было тихо и темно.

Думала она недолго. Взяла фонарь, тщательно поискала и нашла рукоять кинжала. Клинка не оказалось. Он, видимо, сломался о кость и она отбросила его. Подошла к Пабло и обыскала его. Нашла кошель на поясе и сняла его, как и пояс. Его с кошелем застегнула на талии под платьем. Дырочек не оказалось, но пояс свалиться с нее не мог.

Взяв фонарь, тихо вышла на лестницу. Осторожно поднялась, вернулась и задвинула задвижку на двери. Пожалела, что не подумала о ключе. Но возвращаться в сырой подвал побоялась. Тело продолжало трястись и она боялась, что может выронить фонарь или наваху.

Лестница вывела её в какое-то помещение под лестницей, ведущей на второй этаж дома. Прислушалась. Редкие звуки доносились до её слуха и она решила, что это на кухне кто-то ещё продолжает трудиться.

Она присела на пол под лестницей и перевела дух. Надо было подумать и решить, как действовать дальше. Вспомнила, что Хомяк должен был уже торопиться к ней на смену и повернулась к двери. Нащупала задвижку и став за дверью, решила подождать Хомяка.

Время тянулось медленно, сердце бухало у горла, и голова распухала от страха и неуверенности. Но послышались шаги и она отпрянула за дверь. Хомяк неторопливо прошел в дверь и стал спускаться вниз. Фонарь он держал перед собой, а Ченита наощупь, лихорадочно дрожа, стала задвигать засов. Это ей удалось, а в это время она услышала голос Хомяка. Слов не разобрать, но по тону она поняла, что он взбешен и ругается. Затем послушались удары в дверь.

Ченита бросилась наверх, надеясь встретить Режину. Та, услышав шум, вышла из двери и на секунду замерла, увидев Чениту. Этого было достаточно, чтобы та втолкнула хозяйку в комнату и прошипела, наставив наваху:

— Ну тварь проклятая! — Ченита едва могла произносить слова. Рот пересох, в горле першило. — Дай воды, крыса подвальная! И попробуй пикнуть, навоз ослиный!

Режина трясущимися руками протянула Чените стакан с водой. Не спуская глаз с мадам, Ченита быстро выпила всё и бросила стакан в лицо Режине. Та отпрянула, но стакан всё же угодил в лоб и рассек его.

— Как ты выбралась, гадина? — наконец прошептала Режина и попятилась к столику. — Пабло уговорить себя позволил?

— Хватит болтать, сука! Открой окно и прикажи кучеру оседлать коня! Быстро, стерва, шлюха! Ну! — и уколола кончиком ножа под ребра. Это возымело действие.

Режина открыла окно и позвала:

— Эй, Пакар! Болван, где ты?! — Подождала немного, получила ответ и продолжила — Быстро оседлай лучшего коня и выведи во двор. Мне он понадобится срочно!

Пакар что-то недовольно бормотал себе под нос, а Режина обернулась к Чените. В глазах блестели слезы и мольба с вопросом.

— Что прикажешь мне с тобой делать, тварь подколодная? — спросила Ченита.

— Делай что хочешь, только не убивай! — пролепетала Режина, молитвенно сложив руки на груди.

— Что бы ты, скотина, опять стала плести свои злобные кружева мести и интриги? Садись и пиши дарственную на мое имя, на всё твои земли и дома здесь, в Перпиньяне. И позаботься, чтобы твой дурак Хомяк нам не мешал. Иначе тебе тут же будет смерть. Позови служанку и потом закроешь дверь на задвижку! Быстро!

Получив ещё один укол, Режина открыла дверь, а Ченита придержала её ногой, и крикнула в темноту:

— Жанна, дура! Иди сюда, стерва ленивая! Бегом!

Появилась Жаннет. Ее глаза блестели страхом, но войдя в комнату, остолбенела и застыла в немой позе ужаса, прикрыв ладонью рот.

— Жаннет, свяжи мадам и покрепче. Я боюсь, что она может что-то устроить. И живо! Чего стоишь истуканом? Вяжи же!

Девушка трясущимися руками связала Режине руки за спиной, а Ченита толкнула её на кровать. Прикрикнула яростно:

— Сиди и не рыпайся! Придет Хомяк, прикажешь ему зайти сюда. Жаннет, пистолеты в доме имеются?

— Да, мадам. В комнате господ Пабло и… и Хомяка.

— Принеси немедленно и припас к нему не забудь. Через полминуты чтоб была здесь!

Девушка ушла а Ченита поискала глазами, нашла объедки на тарелке, апельсин, и принялась жадно есть, поглядывая на Режину злобными лихорадочными глазами.

Появилась Жаннет. Она боязливо положила на стол два пистолета и шпаги.

— Молодец! Про шпаги я забыла в спешке! Закрой дверь. — Обернулась к Режине. — Сядь поудобнее. И не вздумай подать знак Хомяку. Сразу прибью!

Она осмотрела пистолеты. Они оказались заряженными и Ченита взвела курки. Прислушалась, По лестнице услышала торопливые шаги Хомяка. Стала за дверь и кивнула служанке. Сказала тихо:

— Говори с хозяйкой! Не молчи!

Жаннет что-то говорила, а стук в дверь заставил её замолчать. Ченита кивнула ей на дверь, заставляя открыть.

Хомяк появился в двери, служанка закрыла её, и он сказал в волнении:

— Мадам, Пабло убит, а бабы нет в подвале! Надо поискать. Далеко она не могла уйти. Что делать будем?

— Умирать, Хомяк, — сказана Ченита, и, подождав, пока тот обернется, выстрелила в грудь. Хомяк вскрикнул, схватился за рану и рухнул на колени. Постоял секунду и молча упал на пол. Кровь тонкой струйкой потекла к двери. — Теперь дело будет проще, Режина. Жан появлялся здесь?

— Пока нет, но жду с нетерпением. Ты не знаешь, но мы были любовниками.

— Заткнись, шлюха! Я знаю про это! Жаннет, собери мне еды побольше. И принеси сюда немедленно. Я умираю от жажды и голода. Эта стерва два дня не давала мне пить и есть. Шевелись же!

Не успели звуки шагов Жаннет затихнуть, как послышались другие. В дверь постучали. Ченита открыла и впустила кучера. Тот с недоумением уставился на Чениту, перевел взгляд на Хомяка и затрясся. Всё же, немного успокоившись, спросил Режину, моргая веками:

— Мадам, что здесь происходит?

— Слушай и исполняй, что прикажет эта мадам, болван! И никаких вопросов! — Режина злобно смотрела то на конюха, то на Чениту. Та опять выпила воды и сказала вошедшему;

— Срочно доставь сюда нотариуса со своими принадлежностями. Об увиденном ни звука. Иначе мадам мне придется прикончить. Ты понял?

Тот кивал, переводил взгляд с Режины на Чениту.

— Садись на коня и скачи за нотариусом, болван! — прикрикнула Режина. — И думай о моей жизни! Вернешься побыстрее и никому ни звука! Иди же!

Кучер поспешил исчезнуть за дверью и чуть не столкнулся с Жаннет. Та несла поднос с едой и питьем.

— Вот, мадам, прошу вас, — пролепетала служанка и поставила поднос на столик.

— В доме кто ещё имеется? — спросила Ченита, с набитым ртом, запивая соком.

— Больше никого, мадам. Повариха приходящая. Появится здесь часов в шесть.

— Где деньги мадам, знаешь?

Жаннет судорожно закивала.

— Возьми ключ и открой. Я их забираю.

Жанна в растерянности посмотрела на Режину. Та молча кивнула, указав глазами на шею. Там висел на цепочке ключ от сундука.

— Бери же! — прикрикнула Ченита.

Жаннет стала неуверенно открывать сундук. Крышку откинула и глазами пригласила подойти. В сундуке на самом дне, под ворохом самых дорогих платьев и бумаг лежали три кошеля с монетами. Взяла, взвесила на руках, спросила Режину:

— Сколько здесь?

— В каждом по тысяче, — упавшим тоном ответила Режина.

— Почему разного веса?

— В одном золото, а в двух серебро. Оно тяжелее из-за количества… Что ты собираешься сделать со мной? — В голосе слышались страх, мольба и надежда.

— Ты ведь не остановишься, если я тебя отпущу живой, — сказала Ченита. — Так что сама понимаешь, оставлять тебе жизнь слишком опасно. Ты это уже дважды доказывала. Верить тебе никак нельзя, Режина.

— Я обещаю ничего не предпринимать против тебя и твоей семьи!

— Не верю я тебе, — ответила Ченита всё ещё поглощая пищу. — Мне надо избавиться от тебя. Ты не успокоишься.

— Клянусь, что выполню любые твои требования, Ченита! Всеми святыми клянусь!

— Разве у тебя есть что святого? Брось канючить! Тебе не жить, если ты не подпишешь все бумаги, что составит нотариус. Без денег ты мало что сможешь нам сделать. А для того, чтобы их добыть, нужно время. Так что у тебя ещё есть шанс сохранить жизнь. Подумай и обещай всё сделать честно. Это покажет мне, что ты намерена выполнить наш уговор и не вредить моей семье.

— Точно обещаешь? — в глазах Режины блеснул огонек надежды.

— Обещаю! Но и ты должна поклясться, что не станешь ворошить прошлого и откажешься от мести.

— Я согласна! — поспешила ответить Режина. — Клянусь больше никогда не делать тебе и твоей семье ничего плохого! — И перекрестилась, а Ченита поднесла к ее губам распятие, сняв со стены у изголовья кровати.

— Целуй, гадина!

Режина истово поцеловала распятие и Ченита повесила его на место. Молвила:

— Ты поклялась, Режина! Изменишь Богу — тебе не жить. Я достану тебя везде. Теперь у меня достаточно денег для этого. А тебе ещё надо всё исправить в своей жизни. А без денег будет трудно и долго. Ещё у тебя два трупа, а это тоже как-то надо решать. И в полицию тебе не обратиться, как ты преступница и это легко доказать.

Ченита приехала домой в коляске Режины с парой коней и нанятым охранником.

— Где месье Жан Батист? — спросила она тотчас, как въехала во двор.

— Мадам! — воскликнула служанка, увидев госпожу. — А месье Жан уехал вас искать. С Баконом, как всегда. А вы уже здесь! Как хорошо, что всё закончилось!

— Как же я его не увидела и даже не услышала? — недоумевала Ченита. — А сын где? Я няню не вижу.

— Они в доме мадам Леноры, малыши там очень хорошо себя чувствуют. Мадам почти каждый день сюда приезжает. У нее муж при смерти. Какая жалость!

Ченита скривилась и подумала: «Вряд ли это будет таким горем для неё. Да пусть теперь устраивает свою жизнь по своему желанию.»

— Нагрейте воды в ванну, — приказала Ченита. — И платье мне самое лучшее, а то это, — она оглядела себя в платье Режины, — мне несколько великовато.

— Где вы его достали, мадам? Оно действительно красивое, но, как и сказали, вам велико. Я сейчас всё достану и отглажу, мадам! Хотите выпить чего-нибудь?

— Хочу, и побольше. Я ещё не совсем напилась, — кисло улыбнулась Ченита. — И пусть мои вещи снесут в спальню. Супруг давно уехал?

— В тот же день, как вас похитили. Вернулся с пожара, узнал про вас и после полудня уехал с Баконом. Верхами, мадам.

— Странно, — проговорила Ченита и ушла к себе, готовясь помыться и пообедать.

Ближе к вечеру она отправилась в гости к Леноре. Та вскрикнула от неожиданности и в глазах Ченита увидела неподдельную радость. Это приятно удивило и она приобняла Ленору, спросив ласково:

— Хочу увидеть сына Амана. Где он, Ленора?

— Гуляет с няньками. В саду. Идём к ним. Ты всё мне поведаешь. Как мы переживали! И всё опять мадам?

— У меня не было никаких сомнений, Ленора. Я с самого начала звала об этом.

— Как тебе удалось вырваться из её липких лап?

— Господь помог, да и я не подкачала, признаться. Но страха натерпелась — жуть!

— Даже представить себе не могу, что с тобой приключилось! Но как ты здесь?

— Я не только здесь, но и получила всё состояние Режины. Ей просто некуда было деваться. Я угрожала ей смертью, и она всё подписала. Дарственную…

— Боже! Ну и Ченита! Я всегда думала, что ты смелая женщина, но чтобы такое сделать!? Но Режина ведь не успокоится!

— Пусть себе грызет локти. Сама во всем повинна. А без денег ей трудно будет вновь устроить нам пакость. Я всё у нее отобрала. Боюсь, что у неё не будет денег добраться до родных. Или продаст тихонько мою собственность, что помельче. Да я не против…

— Вдруг она опять возьмется за свое? — не унималась Ленора и в её голосе легко можно услышать грустные тона. И Ченита с интересом и ревностью взглянула на подругу. Но подбежал Аман и всё для Чениты перестало существовать.

Она провела у Леноры весь остаток дня и вечером вернулась домой с сыном.

Жана ещё не было и это опечалило молодую женщину. Но забота о сыне отвлекала её от грустных мыслей, и лишь в постели, после очередной ванны, она затосковала вновь и а большей силой.

Вдруг подумала, что супруг не устоял перед Режиной, и сейчас он в её постели ублажает «старуху», а она здесь лежит в томлении и печали. Однако усталость сморила её, и она быстро заснула.

Жан появился только после полудня и лошади едва держались на ногах. Дрожали всеми телами и были сплошь мокрыми от пота, роняя клочья пены.

— Боже! — Ченита выскочила на крыльцо, едва завидев и услышав тарахтение коляски и топот коней. — Что ты сделал с конями, Жан?! — И бросилась к нему в объятия, вдыхая терпкий запах пота, пыли и всего, что сопутствует дальней дороге.

— Мне Режина всё рассказала, — наконец сказал Жан, оторвавшись от жены. — Но она не знает, как тебе удалась прикончить Пабло.

— Не стоит об этом даже вспоминать, Жан! Мне это очень противно. Не надо, а?

— Конечно! Ты вчера вернулась?

— Да. Сутки назад. Ты так мчал, что загубил таких коней! А я удивлялась, что ничего не могла о тебе узнать. Режина разве раньше тебя не видела?

— Нет. Я действовал тайно и осторожно. Потом узнал от Жаннет, что ты уехала, вырвавшись из уз Режины и её сообщников. Пришлось открыто посетить её и всё о тебе расспросить. Это верно, что ты отобрала у нее всё имущество?

— Пусть скажет спасибо, что не жизнь. А так хотелось, да жутко стало. Пусть живёт. Она поклялась больше ничего против нас предпринимать.

— Я бы не поверил. Ладно, как наш сыночек? Я давно его не видел. Договорился с Ленорой, что она возьмет его к себе с нянькой. Здоров?

— Всё хорошо, Жан. Идем я тебя накормлю, помою, и ты всё поведаешь мне.

— Погоди! Как с тобой обошлись её люди и она сама?

— Вполне прилично. Режина, конечно, не устояла и немного побила меня, но и я не осталась в долгу. Да она слабачка и сильно ударить просто не могла. Иди к Аману, а я приготовлю обед. Ты ведь голоден!

Глава 27

По прошествии нескольких дней Жан устроил праздник и зазвал гостей из самых близких друзей и компаньонов. Ченита с Ленорой блистали тем украшением, что Жан поручил сделать из давно спрятанного сапфира. Это заметили и с удивлением расспрашивали женщин, зная, что у Леноры муж умирает, а она веселится, да ещё а таким украшением, как и у Чениты.

— Это подарок мужа нам в знак примирения и дружбы, — уверяла Ченита женщин. — Обещал ещё что-то, но потом, к празднику. А мне так не терпится!

— А твой супруг не боится, что ты можешь соблазнить кого-нибудь из местных ловеласов? — спросила одна молоденькая смазливая мадам, стрелявшая глазами во всё стороны, особенно в сторону Жана Батиста.

— Нисколько, — задорно ответила Ченита и подмигнула проходящему мимо молодому месье.

Собеседница удивленно на нее воззрилась, хмыкнула и отошла.

— Что это тебя так обсуждают? — спросила Чениту Ленора. — Я только что слышала, что ты заигрываешь с вон тем кавалером, — и кивнула в сторону того молодого разодетого и красивого щеголя.

— А что б пощекотать нервы этой мадам, — ответила Ченита. — И сильно мною недовольна та дама?

— Скорей завидует твоей свобода, — серьезно ответила Ленора. — Не, похоже, не только она, но и есть другие. А это плохо, Ченита.

— А мне-то что с этого? Пусть завидуют. Жан обещал подарить мне ещё что-то приличное. Правда, он намекал и на тебя, но я не знаю… сумеет ли он так…

Ленора с интересом посмотрела на Чениту и улыбка скривила её губы.

— Не говори так заносчиво, Ченита. С обществом не стоит так резко портить отношения. Мы во многом от них зависим.

— Мне хватает того общества, которое меня окружает. Жан, ты и пару других, что попроще. А эти аристократы провинциальные меня нисколько не интересуют. Не думаю, что мужчины перестанут меня замечать. И этого мне будет тоже достаточно. А женское общество меня мало интересует.

— Ты способна изменить супругу? — ужаснулась Ленора.

— Никогда! Этого никто не сможет добиться от меня. Я настолько обязана ему и… и люблю, что даже мысль об измене никогда не посещает меня. Что бы я была без него… без тебя? К тому же мы не собираемся ограничиваться одним сыном. Буду рожать еще. А твой… супруг ещё дышит?

— С ним его племянница. Она ухаживает за ним в надежде на приданое. Ей уже двадцать семь и никто её не берет. Вот и лелеет надежду на дядю.

— Мне говорил Жан, что ты уже прибрала большую часть собственности мужа. Я приятно удивилась тебе. Ты правильно сделала, Ленора. Столько лет, два года, да? Я говорю о твоем замужестве. Я бы не смогла с таким прожить и месяца. Ужасно!

— А я вот пошла на такую жертву, да видно зря, — ответила Ленора и погрустнела. Причину грусти Ченита не поняла. Ей хватало своих забот.

И всё же последние слова Леноры немного озадачили Чениту. Она отказала кавалеру в очередном менуэте и отошла к окну, наблюдая, как к Жану пристают девушки и он весьма активно принимает знаки их внимания. Вдруг ревность накатилась на неё и она даже удивилась, ощутив это чувство. Пришлось сделать усилие и отвлечься на следующий танец.

В коляске Ченита колко спросила Жана:

— Ты так весело разговаривал с теми девицами, Жан! С чего бы так?

— С того, Ченита, что я на весёлом вечере и они приятные девушки. Что тут такого? Ты ведь тоже со многими разговаривала, и я не предъявляю к тебе претензий. Это безобидный флирт для настроения и поднятия духа. — И он потянулся поцеловать её. Она отстранилась, а Жан рассмеялся, заметив игриво:

— Да ты ревнуешь! Вот удивила, Ченита! С каких это пор ты так ведешь себя?

— Перестань ржать, бессовестный! Люди услышат. Что подумают?

— Уже перестал, уже серьезен, — ответил Жан, но улыбка не сходила с его лица. — А что с Ленорой? Она была слишком серьезной для такого вечера. А она так молода! Чуть старше тебя. И должен сказать, что этот камушек смотрится на тебе великолепно. На Леноре не так эффектно. Заметила, как на него смотрели некоторые мадемуазель?

Ченита удивленно глянула на супруга.

— Признавайся, Жан, что задумал? Подарить новое украшение? Опять нам с Ленорой? А ты не подумал, что это будет странно воспринято обществом города?

— Подумал и посчитал это уместным. Она моя кузина и это всё объясняет. В противном случае посудачат с недельку и забудут. А если украшение будет очень красивым, то появятся завистницы, что неминуемо. А мы насмеёмся…

Прошло месяца три и Ченита вдруг заметила Жану:

— Ты знаешь, что Ленора ждет ребёнка?

— Как это? Мужа нет, а она ждет ребёнка? Он же умер месяц назад!

— Ну и что? Она беременна уже три месяца, милый. А я так и не понесла. Хотя мы оба молоды и здоровы. С чего бы это?

— Не забывай, что ты перенесла столько страхов за последнее время. Это тоже может сказаться. Ты бы к доктору сходила или к знахарке. А то и к колдунье. В соседней деревне, слышал, есть сильная колдунья и всё довольны ею.

— Ты на самом деле предлагаешь к ней съездить?

— А что тебя так удивило? — Жан смотрел на Чениту с некоторым сомнением. — Я не вижу в этом ничего странного. Моя бабка была колдуньей, и я её очень боялся в детстве. А она уверяла, помнится, что и я должен буду обладать каким-то даром. И я иногда что-то чувствую, но объяснить не могу. А она говорила, что у мужчин это проявляется не так сильно. И надо прислушиваться к себе и наблюдать. Да мне всегда было неприятно это самое колдовство. Ты чего так на меня уставилась? Словно видишь первый раз.

— Я о бабке колдунье, Жан! Какая бабка? Она у тебя никогда не была колдуньей. Или то была другая бабка? Но ты не мог о ней ничего знать! Ты что, забыл об этом? Чудно как-то!..

Жан даже побледнел, вспомнив, что он никакого отношения к той жизни в Крыму сейчас не имеет и судорожно искал приемлемый выход.

— Конечно, не знал, — наконец воскликнул он слегка волнуясь и злясь. — Мне о ней говорила недавно умершая бабушка.

— Ну и лгунишка, ты, Жан! — весело воскликнула Ченита. А затем добавила: — Ты сейчас мне врёшь, милый мой! Значит, у тебя имеется какая-то тайна. Ленора знает о ней? Только опять не солги.

Жан помялся, давая понять, что жена права, но сам он обсуждать это не хотел бы. На глаза Чениты требовали правды и он согласился, кивнув.

— Чёрт с ним, Ченита! Но ты должна обещать, что никому об этом ни слова! Даже Леноре, хотя она всё знает и даже готовила меня к этой роли наследника.

— Ну и дела! — воскликнула, Ченита и оглянулась на дверь. Даже встала и заглянула в коридор. — Так кто же ты тогда?

— Внук той бабушки-колдуньи. Я родился в Крыму, на Черном море. Мой отец был татарским мурзой. Это знатный и богатый татарин с большими земельными угодьями и собственным войскам в пару тысяч джигитов.

— Джигитов? А что это такое? А мурза?..

— Про мурзу я тебе уже сказал, а джигит — это воин, всадник. Теперь тебе ясно, что я на самом деле дворянин по рождению. А мама у меня была русской, из Слобожанщины, но я ничего не знаю про её родину. Почти…

— Ну и хитрец ты, Жан! — воскликнула Ченита и с восторгом глядела на него. — А что сделала Ленора для этого?

— Когда она узнала, что бабушка и дедушка признали меня своим внуком, она расспросила их про моих мнимых родителей и поведала мне. Заставила научиться некоторым из их привычек, которые так хорошо помнили мои предки. Я и стал ей подыгрывать. И всё получилось. Даже остальные родственники почти не усомнились. Сколько раз я ловил их взгляды на себе и сильно смущался, но старался этого особо не показывать. А Ленора всегда поддерживала меня в их глазах.

— А такая тихоня и благородная девочка казалась! — усмехалась Ченита. А я тоже довольна вашей затеей! Иначе бы меня ты не спас от петли… Так что обещаю молчать до самой смерти, милый мой обманщик. Как же ты выкручивался после этого, когда тебя расспрашивали?

— А что я мог помнить в три года? Именно в таком возрасте меня похитили алжирцы и продали турецкому купцу. От него я и убежал, подросши немного.

Потом Ченита много раз с интересом разглядывала Ленору, и та пожаловалась Жану, заметив однажды:

— Жан, ты не заметил, почему твоя Ченита так пристально и часто меня разглядывает? Мне даже жутковато становится. Что с нею?

— Откуда мне знать, — пожимал он плечами. — Может, опять пытается узнать, чей будет ребенок?

— А ты ей говорил?..

— Боже упаси! Зачем лишний раз раздражать тигрицу? Даст Бог, наш ребенок не будет походить на меня. И чтобы это была девочка.

— Так и должно быть, — с уверенностью ответила Ленора.

— Почему так говоришь? Кто тебе такое говорил?

— Перед тем… я ходила к колдунье. Она мне и посоветовала четыре дня, когда в большинстве случаев должны рождаться девочки. А потом я опять к ней ходила — и она подтвердила прежнее предсказание.

— Чудеса! Я тоже советовал Чените обратиться к ней, к колдунье. Она никак не может забеременеть. И сильно переживает. Думаешь, есть смысл?

— Она очень сильная колдунья. И берет недорого. Говорит, что на этом грешно обогащаться. Высшие силы запрещают…

— Тогда откладывать не станем. Завтра же и поедем. Хочешь с нами?

— Можно. Я всегда рада побыть с тобой, любимый, — ответила Ленора и глаза её затуманились. Жан всё понял и стало жаль её. Улыбнулся и спросил смущаясь:

— Может, мы встретимся как-нибудь в интимной обстановке, Ленор?

— Ты это серьезно, Жан Батист? Я буду рада и всегда готова принять тебя!

— Я ещё не знаю, когда это будет можно, но скоро. Обещаю. Ты ведь редко выходишь из дому. Так я загляну к тебе…

Лицо Леноры заулыбалось, осветилось внутренним светом и похорошело. Жан не мог не удивляться таким изменениям её лица. Или улыбка, как всегда, красила ее?

Это случилось через три дня. Он навестил её неожиданно, не предупреждая, и Ленора опять расплылась в восхитительной улыбке, оглянулась и приникла к его губам. Жан тут же ощутил прилив желания и, бурно колотящееся сердце подтверждало его страсть.

— У тебя всё готово, любовь моя? Никто не помешает?

— После вашего последнего разговора я всё предусмотрела, милый мой Николя! Идем, мы проведем чудесные часы с тобой!

— Часы? — удивился Жан. — Не думаешь ли ты, что мне можно так расходовать время? Это непозволительная роскошь, Ленор! Но я всё равно не осуждаю тебя.

— Ты такой стал занятый, Николя! Даже не верится. Последнее время я часто вспоминаю Константинополь, милый. Какое прекрасное время было! Ты согласен?

— Конечно, согласен, — ответил Жан, следуя за Ленорой. Он слегка подрагивал в предвкушении сладостных минут любви, и едва сдерживался, боясь всё же быть застигнутым прислугой. Но её что-то нигде не было видно. — Ты что, всех отправила в отпуск, Ленор? — спросил он удивленно.

— А почему бы и нет, Николя. Нянька идёт гулять, как только ты пришел. Об этом я позаботилась заранее. Остальные на кухне, и не смеют выходить без зова.

— Ты ведь не знала, когда я приду?

— А я заранее всё так сделала — и теперь никто не смеет меня заподозрить.

— Какая ты прелесть, Ленор! — и поцеловал её в губы долгим поцелуем.

— А Ченита? Она тоже прелесть? — влила ложку дегтя в их прекрасную бочку меда. Но тут же поняла свой промах, а Жан заметил недовольно:

— Всё же вы не такие подруги, как можно было заметить. Кстати, и Ченита тоже прелесть. И ты это знаешь.

— А она знает, что я прелесть?

— Естественно. Я не хочу всю жизнь скрывать от вас своих чувств. Если кого-то это не устраивает, то это ваши заботы.

— Ладно, прости, мой Николя! Ты прав, но чувства у меня не всегда положительные. Человек — собственник, разве не так?

— Согласен. Мы пришли? — кивнул он на дверь, перед которой Ленора остановилась в некоторой нерешительности.

— Заходи, — и распахнула дверь. — Это наше гнездышко. Приготовлено специально для наших встреч, любимый. Нравится?

Жан оглядел небольшую комнатку, обставленную красиво, даже изысканно. Всё небольшое, приятное, и лишь кровать оказалась широкой и вся сияла белизной, манила в свое ложе любви.

— Когда ты успела всё это приготовить? — воскликнул Жан и лицо его расплылось в улыбке. — Мы ведь так редко бываем вместе!

— Мне приятно слышать такие слова, Николя. Выпьешь для бодрости? Вино только здесь такого качества. Не поскупилась и закупила сотню бутылок. Прямо из Шампани. Помнится, тебе понравилось оно в прошлый раз.

— Это шипучее и приятное, но шибающее в голову? Отменное вино. Но оно такое редкое, Ленор! И стоит, наверное, дорого.

— Конечно! Но разве я могу скупиться для тебя?.. Для нас, милый мой Николя!

— Ты постоянно называешь меня этим именем, Ленор? Зачем? А когда ты успела поставить вазу со свежими фруктами?

— Это просто. Сюда каждый день приносят свежие, меняя старые. А имя?.. Мне кажется, что это приближает ко мне те далекие времена в Константинополе. Или тебе неприятно такое слышать? Ты скажи…

— Ничуть не бывало, Ленор! — ответил он, целуя её в губы и лаская тело.

Жан снова испытывал блаженство, забыв про всё на свете. Его Ленора не уставала его ласкать, шептала что-то, что запомнить он был не в состоянии. А время для них остановилось.

Лишь полностью иссякнув, Ленора заметила с некоторым недовольством:

— Любимый, мы постоянно забывали о нашем ребёнке. Как бы плохое не случилось. Или я не права?

— Боже мой! Я тоже всё забыл в твоих объятиях! Какие мы безрассудные!

— Я рада, что и ты это понимаешь. Через полгода у тебя будет дочь, Николя! И я каждый день начинаю с молитвы, прося Господа ниспослать нам счастья с дочерью. Я понимаю, что ты хотел бы сына. Но у тебя он уже имеется, а мне бывает так страшно, мой любимый!

— Что ты говоришь, любовь моя? С чего бы тебе бояться? Это нам с Ченитой выпало бояться. Я говорю о мадам. Трудно поверить и надеяться, что она не попытается снова отомстить нам. Особенно Чените. Я-то ей ничего плохого не сделал. Так что успокойся и не береди душу.

— Я боюсь, что твоя любовь скоро иссякнет и ты бросишь меня, Николя! Вот в чем мой страх.

— Глупости! Даже в этом случае я надеюсь, что мы останемся друзьями и даже больше… А как у вас с Ченитой?

— Считаемся подругами, — неуверенно ответила Ленора.

— А как на самом деле?

— Каждая из нас с недоверием и ревностью относится друг к другу. Думаю, что иначе не может и быть. Но мы не ссоримся, готовы помочь и вообще… Мне нравится ухаживать за вашим сыном. Это доставляем мне радость. В такие минуты ты всегда перед моими глазами. А ты расскажешь жене про сегодняшний день?

— Это всегда меня беспокоило. Но я бы не хотел жить с тайнами. Она знает про нашу любовь и я, полагаю, не стану скрывать от неё нашу связь сегодня.

— Как странно всё у нас складывается, Николя! Кто бы мог подумать? А Ченита такая вспыльчивая и резкая — и вдруг смирилась с таким положением. С чего бы так?

— Она любит меня. К тому же у нее острое чувство благодарности. Она же не полная дура, чтобы воевать с облаками нашей любви. Жизнь и так прекрасно для нас сложилась, так чего ещё желать? Чтобы разрушить всё это, — и Жан окинул глазами комнатку.

— Значит, у нас с Ченитой схожие взгляды на жизнь… с тобой, любимый.

— Признаться, мне чертовски повезло с вами, моя Ленор! Но не пора ли прерваться? Время летит ласточкой! Перекусим?

— Обязательно. Я дала поручение приготовить баранину. Ты ведь на ней воспитан. К свинине относишься с недоверием. Я распоряжусь.

— Ты же говорила, что никто не должен знать о нас…

— Ты ошибаешься. Все и так знают, что у нас роман. Но боятся потерять место и помалкивают. Все довольны. Я ведь свободная вдова! — усмехнулась она.

Жан проводил Ленору глазами, отметил, что она нисколько не изменилась после Константинополя, если не считать приятной и легкой округлости, сменившей девичью угловатость, И стал неторопливо одеваться, чувствуя истому и лень. Опечалило лишь то, что ему ещё предстояло объясняться с Ченитой.

Глава 28

Жан находился в ссоре с Ченитой. Она слишком близко к сердцу приняла его исповедь и они уже неделю не разговаривали. Лишь обменивались редкими короткими фразами. Оба переживали, но по-разному. И Жан уже несколько раз пытался уговорить жену не принимать всё так близко.

— Будто бы ты не знала, какие у нас с Ленорой отношения! — волновался он.

— Будто ты не понимаешь, что ты в дурацком положении! Как можно так жить?

— По-моему, мы уже не раз договаривались по этому вопросу, Ченита! И ты привяла мои предложения. К чему теперь так переживать? Я вас обеих люблю и не собираюсь ничего менять. Значит, ты должна принять всё, что есть между нами. Выхода я не вижу. И предлагаю продолжать жить, как жили. Моя связь с Ленорой настолько редка, что волноваться, право же, не стоит. К тому же она ждет ребёнка.

— От тебя, конечно! — вспылила Ченита.

— Ну… возможно. И что это меняет? Успокойся и вспомни, как мы жили раньше. А теперь ты поддалась ревности и ничего не хочешь принимать. А было вполне приемлемо. И ты соглашалась…

— А теперь не соглашаюсь! Так что будь любезен прекрати свои шашни с Ленорой! Я твоя законная жена и ты должен это уважать. Бог нас соединил…

— Какой Бог!? Святой отец и то под влиянием обещания подачки. Кстати, я почти ничего ему не оставил. А это плохо. Надо переслать ему хоть сто монет.

— Да? В таком случае я предлагаю поехать в тот Арль и выполнить твои обещания! К тому же стоит посмотреть, как управляются мои дела. А то окажется, что всё разворовано и я ничего с этого не буду иметь.

— Ты рано празднуешь победу, Ченита.

— Что ты хочешь этим сказать? — расширила она глаза.

— А то, что все, что ты приобрела по дарственной, не имеет силы.

— Как это не имеет? Всё законно и честно зафиксировано нотариусом.

— Он позарился на деньги, что ты заплатила ему. А на самом деле, всё принадлежит отцу Леноры, месье Ригару. И без его согласия ничто не может быть ни продано, ни подарено. Правда, сам месье де Гаруэн не может ничего сказать. Но всегда можно оспорить вашу сделку.

— И что теперь делать? — в смятении воскликнула Ченита. — Выходит, мадам до сих пор может там жить и пользоваться всеми благами собственности?

— Именно так, милая, моя Ченита. Она просто выбрала наименьшее зло для себя.

— Ну я так этого не оставлю, милый! — зло выкрикнула Ченита. — Мы обязательно поедем в Перпиньян, и я всё ещё раз выясню!

— Амана опять подкинем Леноре? — ехидно спросил Жан.

— Зачем? Он вполне может остаться здесь под присмотром няньки.

— Нет уж, милая! Мне хватит того, что уже с ним и тобой было. Второй раз рисковать сыном я не желаю. В доме Леноры он будет в большей безопасности. Тем более, что мы сможет его туда определить тайно.

— А нянька? Она всё может выболтать.

— Няньку можно рассчитать. На время, полагаю. Тогда никто не сможет ничего заподозрить. Иначе я никуда не поеду. К тому же с Ленорой и её дочкой нашему сыну будет намного лучше, чем в доме у нас. Так что подумай и реши для себя.

Ченита думала три дня. После ужина она сказала, подождав, когда уйдет прислуга:

— Мы едем? В Арль… и Перпиньян?..

— Ты ничего не говоришь об Амане, — ответил Жан, не посмотрев на жену.

— Пусть он будет у Леноры. А она согласна? Ты с нею уже говорил?

— Не говорил. Но она и так будет рада принять нашего сына. Она уже не раз об этом говорила мне. Уверен, что и тебе.

Ченита промолчала, переваривая услышанное.

— Ладно, Жан. Не будем спорить. Я со всем согласна. Когда поедем?

— Когда скажешь. Мне понадобится всего один день, чтобы всё подготовить к отъезду. Я говорю об делах в городе и землях. Всё надо подготовить и передать управляющим. Сейчас дела идут сносно и я бы не хотел загубить всё это.

— Хорошо, — кивнула Ченита. — Через три дня можно уезжать. Всем говори, что Амана берем с собой, а няньку я рассчитаю завтра. Сколько времени мы сможем пробыть там, в Арле и Перпиньяне?

— Около месяца, полагаю. За меньший срок трудно всё уладить. Будем рассчитывать на месяц. И няньке скажи так же. И надо посетить Ленору.

Ленора с радостью в глазах встретила гостей.

— У вас что-то случилось? — спросила она, потускнев немного.

— Случилось, Ленора, — ответил Жан. — Ты ведь знаешь, что Ченита получила дарственную на всё имущество мадам Режины. Однако, оно ей не принадлежит, пока жив твой отец. Следовательно, никто не имеет право распоряжаться им.

— А ведь верно! — воскликнула Ленора и посмотрела вопросительно на Чениту. — И что вы намерены сделать?

— Мы едем туда. Ченита всё хочет выяснить и решить. Хотим просить тебя на это время оставить Амана. Так будет безопаснее. А всем говорим, что он поедет с нами. Он уже достаточно большой, и это не вызывет удивления.

— О! Конечно! О чем речь? Привозите. Пусть живет сколько надо. Это будет так весело, а то моя дочь тоже скучает без общества. Когда вы едете?

— Послезавтра, — коротко ответил Жан. — Ещё один вопрос, Ленора. Ты не могла бы объяснить отцу, что происходит с его наследством? И попросить передать тебе или мне всё права на собственность. Тогда мы смогли бы полностью освободиться от Режины. Как думаешь? А за Амана тебе большое спасибо!

Ленор задумалась, а Ченита всё это время молчала, слегка надув губы. Жан посматривал на неё и усмехался про себя. Она выглядела комично.

— Можно попробовать, Жан, — согласилась Ленора. — Но это будет трудным дедом. Но я постараюсь. Мы отправимся прямо сегодня. Времени у нас мало.

— Мы всегда может отложить на день или два свой отъезд, — заметил Жан.

— Я распоряжусь и поедем. У вас коляска?

— Мы на ней приехали, — сочла заговорить Ченита. А Ленора вопросительно посмотрела на Жана. Тот усмехнулся уголками губ.

Три часа Ленора билась с отцом, растолковывая ему суть дела. Он мог лишь глазами соглашаться или отрицать её предложения. Наконец, он дал согласие и Жан послал за нотариусом.

— Ему всё равно ничего не надо, — заметил он. — Мы и так ухаживаем за ним, а больше ему ничего не надо.

— Всё же жалко папу. Уже сказывается неподвижность его жизни. Ко мне наведывались его коллеги по торговле. А что я могу им сказать? Я никогда не интересовалась его делами. Даже Режина мало что знала. Знаю только, что в том сундуке, что утонул при кораблекрушении, были бумаги, отчеты и предложения.

— Да, я помню, как он тащил тот сундук. Он был небольшой, но судя по всему очень тяжелый. Что там могло быть? — Жан вопросительно смотрел на Ленору.

— Я не знаю, но скорей всего деньги. У нас же почти всё пропало тогда. У мадам немного было — и всё. Да ты и сам всё знаешь. Даже хотел продать тот камень, помнишь?

Нотариус долго допрашивал де Гаруэна, пока полностью не понял, что он и Ленора хотят.

— Я всё же не совсем уверен, правильно ли я поступаю, — качал головой нотариус. — Спросите ещё раз месье де Гаруэна, мадам, — посмотрел он на Ленору.

— Хорошо, месье. Я постараюсь. — Повернулась к отцу и задала вопрос: — Папа, вы согласны передать мне всё права распоряжаться вашим имуществом, что завещал вам дедушка? Если да, то поморгайте глазами, папа. Месье нотариус хотел бы ещё раз убедиться в вашем согласии.

Все присутствующие внимательно следили, как инвалид долго и часто моргал.

— Спасибо, папа, — сказала Ленора. — Мы всё поняли. Вы согласны и я за вас распишусь. Вы и с этим согласны, папа? — Папа опять заморгал.

Она поцеловала его в дряблую щеку и занялась подписями бумаг. Помощник нотариуса тоже ставил свою подпись, как свидетель, фиксируя документы.

— Вот и всё, Ченита! — воскликнула Ленора, проводив посетителей и вернувшись в комнату. Обернулась к папе: — Папа, у твоего племянника Жана Батиста мадам Режина похитила ребёнка с целью выкупа. А потом и саму мадам Чениту. Представляете, до чего дошла ваша жена? Мы так перепугались и переживали!.. Такое нельзя прощать, вы согласны с нами, папа?

Папа усиленно моргал. Глаза его были печальны. На большее он способен не был. Всё порывался что-то сказать, но лишь мычание вылетало из его полусжатых губ, да глаза беспокойно перебегали с одного на другого.

— Папа, вы что-то хотите нам сказать? — спросила Ленора. — Моргните…

Он моргал. А Ленора начала задавать один вопрос за другим — и всё не то. Папа не моргал. Он сердился, видно было по глазам. Но ничего поделать никто не мог. К тому же месье де Гаруэн устал и Ленора видела это.

— Вам надо уйти. Папа сильно утомился. Я к нему после приду. Пусть спит.

Все вышли в столовую, где прислуга накрывала стол к ужину. Жан спросил:

— И что дают нам эти бумаги, Ленора?

— Вот бумага, заверенная нотариусом и свидетелями, что вы оба можете от моего имени распоряжаться имуществом папы. — Ленора протянула Жану лист. — А эта бумага дает мне право заниматься всеми его делами. Всё это вы должны взять с собой для оправдания ваших действий. Иначе мадам может обратиться в суд и не согласиться с вами. А так у неё не будет никаких прав даже жить в том доме. В нашем доме, — добавила Ленора.

— Тогда дай совет, что нам делать с имуществом. Оно далеко и нам трудно будет им управлять, тем более с доходом.

— Это слишком важное дело, Жан. Я хотела бы всё обдумать и лишь тогда принятьрешение. Разве я не права?

— Да, конечно! Потому и спрашиваю. Или мне ознакомиться со всем имуществом и доложить тебе? Его там не так много, и за неделю я смог бы справиться.

— Оставим твое мнение за главное, — быстро согласилась Ленора. — Поезжайте. Приедете — и мы все вместе решим этот вопрос. Я ещё посоветуюсь с адвокатом. Он знающий юрист и сможет предложить что-нибудь дельное. Но главное — ознакомься на месте с положением дел.

Арль встретил путников дождем. Пришлось по грязи добираться до церкви. Падре не узнал пару, хотя потом улыбнулся, вспомнив Жана Батисту.

— Вот уж действительно неисповедимы деяния Господа! Я забыл ваше имя, месье. Прощу назвать его.

Жан назвался, назвал и Чениту. Падре в изумлении разглядывал молодую красивую женщину в приличном дорогом платье и украшениях.

— Боже мой! И это та замухрышка, которую вы, месье де Гаруэн, взяли в жены! По всему видно, что ваша жизнь сложилась во славу Всевышнего, да благословит вас Господь! — И перекрестил улыбающуюся пару. — Что привело вас сюда, молодые люди? Я очень рад вас видеть в таком приглядном виде!

— Падре, я обещал вам вознаграждение за ваше участие в нашем деле, — заявил Жан Батист и уже вертел кошель со ста монетами. — Вот решили мы с Ченитой выполнить свое обещание. Примите скромный дар на благо вашей церкви. Может, это поможет вам улучшить её хоть немного.

— О! Вы так великодушны, месье де Гаруэн! Большое спасибо! Не ожидал…

— Не благодарите, падре, — улыбалась Ченита. — Это всего лишь выполнение данного обещания. Мы вас так благодарим, отче! Простите, уже смеркается, а мы ещё не устроились на ночь. Благословите, падре.

— Бог вас благословит, дети мои! — И перекрестил их.

— Слава Богу! — воскликнул Жан, выйдя под моросящий дождик. — Одно дело сделали. Остаётся более трудное и главное. Кстати, я прочитал список собственности моего дяди. Не так уж много получается, если не считать денег в банке. А они лежат в Каркассоне. Мы об этом забыли.

— Вернёмся и сможем забрать. Или Ленора вспомнит. Они не пропадут там, — Ченита поглубже устроилась на сидении коляски, стараясь укрыться от мелких капель, что залетали под навес. — Мы только на одну ночь здесь?

— Больше нам здесь делать нечего. Утром отправимся в Перпиньян. Надо там закончить дела и передать Леноре все сведения.

— Как она могла тебе доверить такое дело? — пристально глядела Ченита на мужа. — Смелая мадам! Или ты так надёжен?

— Ты думаешь, что я смог бы обмануть Ленору? Никогда! Даже не думай об этом.

— Я б не смогла сделать так, Жан. А как твое имя, данное при рождении?

— Николя Алтын, Ченита, — коротко ответил Жан. — Зачем оно тебе?

— Интересно! У тебя такая интересная жизнь была, что у меня скопилось много вопросов к тебе, мой дорогой супруг. Обещай, что ответишь на все.

— Посмотрю на твое поведение, Ченита, — усмехнулся Жан и шлепнул круп лошади вожжами. Кони зашагали быстрее. — А вообще, мне не очень нравится вспоминать те далекие времена. Особенно в Адрианополе, где я прожил почти год. В Константинополе было интереснее. Да и подрос я немного. А потом встретил Ленору — и у нас закрутилась любовь.

— И вам позволяли встречаться?

— Ещё чего? Никто просто не знал об этом. Лишь потом, когда меня мадам заметила на судне, куда я нанялся, чтобы быть рядом с Ленорой, она что-то заподозрила. Пыталась даже угрожать, да тут налетели страшные волны и судно затонуло у самого берега, напоровшись на подводные камни. Стоп, Ченита!

— Что с тобой? — испугалась женщина. — Что случилось?

— Я вдруг подумал, что тот сундук, что утонул при том крушении судна, можно было бы поискать. Место я запомнил отлично. И глубина там небольшая. Не больше сажени. Что скажешь на это?

— Ничего не понимаю, но мне интересно, Жан. А как мы туда доберемся?

— У нас ведь теперь есть судно. Небольшое, но имеется. Наймем команду — и в путь до Тулона. Это порт, где затонуло наше судно. Недалеко от него.

— Думаешь за столько лет там всё осталось, как было? Как бы не так! Море слишком коварно, чтобы дарить людям такие подарки.

— Ну и что с того? Можно попытаться. Сундук тяжеленный, раз отец Леноры не смог перекинуть его через фальшборт и тащил до пролома на веревке. По палубе.

— Золото, наверное? Ну конечно! Он же несколько лет был главным по торговле от Франции и имел доступ к большим ценностям. А кто устоит и не грабанет хоть часть их? Дураком надо быть, чтобы не воспользоваться таким случаем. Мы идем туда искать сокровища! Это далеко?

— За неделю легко достигнем того места, если ветер не окажется противным.

— Так долго!? — удивилась Ченита. — А судно большое? Не опасно ли на нём идти так далеко? А я не умею плавать, Жан.

— Будем на месте — и я тебя научу. Это не так трудно. Даже наоборот. А судно не может быть большим, раз оно рыболовное. Но посмотрим на месте.

Мадам Режина была сильно удивлена и испугана, увидев в доме пару де Гаруэнов. Особенно глядя на Чениту в её мужском наряде для верховой езды. Она нарочно так нарядилась, стремясь показать себя смелой и решительной.

— Ну как поживаем, мадам Режина? — нагло спросила Ченита, расхаживая по гостиной. — Почему ты всё ещё здесь? Мы ведь договорились о другом.

— Ты просто глупая девчонка, Ченита и не понимала, что все, что ты требовала, я никак не могла тебе предоставить. Без дозволения месье де Гаруэна, Ригара, моего супруга. А я ещё пребываю в таких отношениях.

— Ты ошибаешься, шлюха, старая кляча! Жан, покажи ей бумаги.

— Режина, успокойся и прочти вот это, — сказал Жан и протянул бумаги. — Всё законно и заверено нотариусом. А вот твой нотариус понесет наказание за неправомочные действия. И ты за это заплатишь. Читай же!

Режина углубилась в чтение и наконец посмотрела на пару супругов. В глазах мелькала откровенная ненависть и растерянность. Затем она встала и заявила:

— Ригар не мог так поступить по причине инвалидности. Он не мог ничего подписать, а здесь стоит подпись Леноры. Эта бумага не имеет силы, господа! И прошу оставить мой дом в покое.

— Что ж, Режина, — ответил Жан без угрозы, — я обращусь к адвокату, в суд — и посмотрим, чья возьмет. А пока собирай деньги на процесс.

Они покинули дом и поселились в гостинице, заняв большую комнату с видом на речку с десятком лодок на приколе.

— Эту бестию не так легко прижать к стене, Ченита! — чуть не ругался Жан. — А у нас ещё совсем нет знаний в ведении таких дел. Завтра найду адвоката и пусть он проконсультирует вас и даст рекомендации. Может, и в суд нет смысла писать иск. Вот проклятье! А я уже размечтался…

Ченита тоже была в плохом настроении и думала лишь о том, что не смогла надавать мадам очередных пощечин.

— Пусть так, но я всё равно её не оставлю в покое! А ты добудь адвоката получше. Жаль, мы не догадались взять деньги со счета папаши Ригара.

— Не переживай раньше времени, Ченита. Ты здесь устраивайся, а я пройдусь до речки и расспрошу про судно. Может, кто сможет мне о нём поведать. Интересно узнать, что оно представляет.

Но прошло уже две недели, а дело ещё не рассматривалось в суде. Адвокат не смог с уверенностью сказать, заверить, что сможет выиграть спор. Лишь заметил:

— Если вы располагаете достаточной суммой денег, месье де Гаруэн, то я смог бы склонить судью в вашу пользу. Время такое, что без этого трудно надеяться на положительный результат.

— Сколько надо денег? — спросил Жан и посмотрел на Чениту.

— Двести монет золотом будет вполне достаточно, месье де Гаруэн. И времени потеряете значительно меньше. За неделю всё может решиться в вашу пользу.

— А ответчица? Она тоже может задобрить судью. Об этом вы сможете узнать?

— В зависимости от ваших финансовых возможностей, месье. Двадцать экю — и я завтра представлю вам отчёт об этом деле с мадам де Гаруэн.

— Здесь не так легко прожить, адвокат, — грустно усмехнулся Жан. — Но я могу наскрести эти двести монет. Вот, получите свои двадцать.

На следующий день под вечер адвокат появился перед супругами.

— Есть результат? — спросил Жан и вопросительно воззрился на вошедшего.

— А как же, месье. Сейчас война, и все стремятся заполучить лишнюю монетку. А результат всегда имеется. Вот он, — и протянул лист бумаги. — Здесь написано всё о мадам Режине и её финансовых вливаниях в суд. Должен признаться, что она тужится из последних сил. Только силы эти маловаты. Она предложила всего сто монет, и судья пространно обещал ей помочь. Я предложил двести — и он тут же с удовольствием принял ваше предложение. Сегодня вторник, а в четверг будет суд. Уверен, что он примет вашу сторону. Судья заверил меня в этом.

— Ну и дела! — воскликнула Ченита, закрыв за адвокатом дверь. — У тебя сколько денег осталось? Хватит вернуться домой?

— Думаю, что сотня экю останется, Ченита. Если мы выиграем дело, то получим намного больше. Но подождем два дня. Адвокат мне показался пронырливым типом.

— Как бы он не устроил двойную игру. С него станется. Пройдоха!

В четверг судья в торопливом темпе рассмотрел дело и через десять минут вынес вердикт. Все присутствующие шесть человек встали. Тщедушного вида судья скороговоркой зачитал решение суда.

Ченита с сияющими глазами посмотрела на Жана, перевела глаза на Режину и с торжествующей усмешкой показала кончик языка. Лицо соперницы налилось краской и мадам в молчании удалилась вместе со своим адвокатом. Её денег оказалось недостаточно.

— Поздравляю тебя, Жан! — воскликнула Ченита, но желание поцеловать не исполнила. Слишком явно показывать радость было неудобно. — Мы выиграли! Что нам сейчас делать? Думаю, что надо поспешить в дом, как бы мадам что-либо не спёрла.

— Удобно ли вот так, сразу?

— Вечно ты со своими сомнениями и нерешительностью! Идём лучше!

До дома семьи де Гаруэнов было не больше десяти минут ходьбы, и супруги не брали коляску. Погода была не очень жаркой и пройтись было приятно. Впереди мелькало платье Режины. Она спешила. Адвоката с нею не оказалось.

Они подошли к дому одновременно — и это сильно возмутило мадам.

— Вам не терпится побыстрее войти в свою собственность, бандиты?!

— Прикуси язык, старая кляча! — пригрозила Ченита и Режина действительно его прикусила. Она в молчании прошла в дом и остановилась посередине гостиной, осматриваясь и чего-то выжидая. Ченита не выдержала и заметила язвительно:

— Чего стала, как вкопанная? Собирай вещички и проваливай на свалку, старая кошелка! Мы тут сами разберемся!

Мадам не ответила. Она была выше этого чувства, хотя внутри у нее всё кипело, и изо рта готово было вырваться все, что накопилось за всё время знакомства с этой парочкой. Но страх перед Ченитой сковывал её решительность, и она, не проронив ни слова, ушла в спальню собирать вещи.

Через час Мадам исчезла из дома. Она вышла с высоко поднятой головой и опять не обратила на реплику Чениты никакого внимания. Лишь лицо её посерело, а Жан поток заметил:

— Теперь она точно опять что-нибудь задумает против нас.

— Кишка тонка! Я теперь не буду так беспечна. Можно и вообще переехать в другой город или в Испанию. Там она нас уж точно не достанет.

— А ты не забыла про поиски сундука? — напомнил Жан и внимательно глянул на Чениту. Подождал, что ответит.

— Вот закончим с имуществом, найдем судно и можно отправляться. А судно, наверное, в том поселке у устья речки. Надо будет съездить и посмотреть.

— Дня через два-три можно так и поступить. Мы и так сильно задерживаемся. Ленора будет беспокоиться. Надо написать ей письмо. Благо почта уже работает.

— Это верно, Жан. Сыночек наш там ещё забудет свою мамочку с папой. Стоит поспешить со всеми нашими авантюрными делами.

Глава 29

Два дня спустя супруги спешно выехали к устью речки. Судно стояло на якоре саженях в двадцати от берега, покачиваясь на мелководье.

— Вполне возможно — это наше судно, Ченита, — кивнул Жан на посудину.

— Да она совсем маленькая, эта посудина! — воскликнула Ченита с недовольством. — И ты собираешься на этом корыте пускаться в дальний путь?

— Не тарахти! — остановил жену Жан. — Судно вполне сносное. Отлично доберемся до места. Надо найти кормщика.

Кормщик нашелся в ближайшей таверне. Пил красное вино, закусывал жареной рыбой и макаронами под соусом.

Жан бесцеремонно подсел рядом и спросил:

— Ты на рыболове командуешь?

— А вам какого чёрта надо, сударь?

— Я хозяин этого судна. Несколько дней назад суд постановил всё отписать нам, — кивнул на Чениту, присевшую рядом.

— Вот как! А ваше имя, месье?

Жан назвал, а кормщик удивленно глянул на собеседника.

— Значит, вы родственники с мадам де Гаруэн?

— Да. Она жена господина Ригара де Гаруэна и его дочь выиграла дело по передаче судна нам, как её представителю. Бумаги оформлены правильно. Могу показать, если есть желание.

— Без надобности, месье, — буркнул кормщик. — И что теперь?

— Теперь я намерен просить тебя почистить судно и основательно. Как будет всё готово, мы отправляемся на восток в район Тулона. Ходил туда?

— Бывал однажды. А что вам там делать, месье?

— Дело как раз и будем делать. Если ты не согласен, то я могу тут же рассчитать тебя. Сколько у тебя матросов-рыбаков на борту?

— Я и ещё трое. Всего, значит, четверо. Сколько платить будете?

— Как и прежде. Когда вернемся, то опять займешься старой работой. Сколько денег в неделю ты отчислял мадам Режине?

— От двух до четырех монет золотом, хозяин. Ну… и себе малость оставлял. Скрывать не стану. Семью кормить надо как-то…

— Так что, могу я на тебя рассчитывать? Кстати, одного рыбака можно рассчитать. Я буду за него. У нас денег пока маловато. А дело может затянуться.

— Ладно, хозяин. Делать нечего — и я согласен. Когда приготовить наше корыто?

— Как можно скорее. Тебя как зовут, а то я забыл спросить?

— Жовен по фамилии Бреко, хозяин. Запомните?

— Ты напомнишь. Провианта заготовь на три недели. Сколько надо денег на это? Пять монет? Хорошо. Получи, — и Жан отсчитал пять монет золотом. — Палатку надо приготовить. Для нас, — кивнул на Чениту. — Это моя жена Ченита.

Дома Жан с недовольным видом заявил, что денег надо где-то раздобыть.

— Хоть двадцать монет! Погляди, что можно продать без особого ущерба.

— Да что угодно. Надо пригласить скупщика — и он выберет. Мне здесь ничего не надо. Я приготовлю обед, а ты поищи скупщика. Здесь есть приличные вещи.

Скупщик долго ходил по комнатам и отобрал мебель на тридцать четыре монеты. Это оказалось очень дёшево, как посчитал Жан, но Ченита была довольна.

— Выкладывайте монеты и можете забирать. К вечеру вывезете?

— Конечно, мадам! Даже раньше. — И отсчитал монеты.

— Вот и деньги нашлись, — Ченита сияла. — Завтра можно отваливать?

— Почти уверен, — ответил Жан и огляделся. — Где мы будем ночевать?

Ченита молча обошла все комнаты и ответила только тогда:

— Только не в комнате Мадам! Её кровать можно перенести в соседнюю. Она поменьше, но вам и так сойдет. Сколько мы тут будем! Я распоряжусь. Пусть в ту комнату перенесут кровать, постель и наши вещи. Их очень мало. Обойдусь!

Спали плохо и утром чувствовали себя уставшими или разбитыми.

— Поспешим к причалу, — сказал Жан, вытирая губы после завтрака. — Не забыть бы оружие. Я здесь присмотрел старинный топорик. Наверное, боевой, ещё с рыцарских времен. Я возьму дли уверенности. Пригодится.

Они сели в коляску и с кучером отправились к устью речки, где их ожидало судно. Солнце только что взошло, воздух был прохладным и свежим.

За час с небольшим доехали до посёлка. Дали последние наставления кучеру и ступили на судно. Палубы на нем не было, лишь на корме была крохотная каютка, а выше была палуба с румпелем. Там почти постоянно находился кормщик.

— Всё готово? — спросил Жан, осматриваясь кругом. — Как ветер?

— Ветер южных румбов, хозяин. Можно выходить в море. Скорость будет узлов^[10] пять. Больше не получится. Рыбацкое судно, месье.

— Ладно, отваливай. Я в твоем распоряжении. Жена может кухарить и тем освободит одного матроса. Или так не пойдёт?

— Что вы, хозяин! Не стоит беспокоиться. Я согласен. — И отдал команду сниматься с якоря. Маленькая лодочка тащилась на канате за кормой. Ветер и вправду оказался хорошим и судно делало почти пять узлов. Это было приятно и даже радостно ощущать, сидя на банке и поглядывая на море. Берег медленно удалялся, покрывался сизой дымкой, и после полудня вовсе исчез.

— Мы идем не точно на восток, кормщик? — спросил Жан, посматривая на солнце.

— Так и надо, месье. Судно маленькое и удаляться далеко от побережья негоже. Мало ли что, а у нас лодчонка всех не сможет забрать. Завтра к вечеру пересечем Лионский залив и будем у Сета. При желании можно там переночевать.

— Нет, Жовен, мы спешим. И так сильно задержались в Перпиньяне. А ещё дело ждет, ради которого мы туда идём.

Жан чувствовал, что кормщик хотел задать вопрос о месте высадки, но стеснялся, а Жан тоже не спешил раскрывать карты. И вдруг спросил:

— Работы мало на борту, Жовен. Чего не половить рыбки? Всё к столу будет.

— Так разрешения нет, хозяин. Значит, можно?

Вечером у них была жареная рыба с овощами под подливкой. Жан до сих пор не мог привыкнуть к французской кухне, где без подливки или соусов не подавали никакое блюдо.

После Сета ветер стал не таким благоприятным и работы прибавилось. Жан с некоторым удивлением понял, что отвык от тяжелого труда, но не мог позволить себе пожаловаться. Даже Чените ничего не говорил, хотя она замечала его усталость. Но и сама чувствовала себя неважно. Морская болезнь и на ней сказывалась, хотя и не так сильно. Да и море оказалось не таким страшным.

Через два дня поздним вечером пришли в Марсель и там переночевали. Ченита упросила Жана ночевать в гостинице.

— Признаться, Жан, я уже устала. Давно так много не приходилось работать, как здесь. Отдохнем на берегу, а?

— Ладно, уговорила! Сходим на берег. Но рано утром мы должны быть на судне.

— Хозяин, — позвал кормщик Жана, — впереди завиднелся мыс Сис. Вы его упоминали недавно. Куда за ним куре держать?

— На северо-восток, Жовен. Пройдем деревушку Кавалу и продвинемся немного дальше. Нужно будет внимательно разглядывать побережье. Нельзя пропустить нужное место для высадки.

— Я полагал, что мы зайдем в Кавалу, месье. А ночевать где будете?

— На берегу. Для этого и палатку захватили. А до Кавалы примерно, помнится мили две или полторы. Близко. Там жители помогали нам выбраться на берег. Да не всем повезло. — Жан вздохнул, окунувшись в воспоминания того ужасного дня. — Хорошо, что не ночью всё случилось. А то бы и вовсе мало кто спасся бы.

— Что-то искать надо будет, месье? — с любопытством спросил Жовен.

— Будем. Бумаги и ещё что-нибудь. Если повезет, то ты хорошо заработаешь.

— Будем надеяться, хозяин, — ответил довольный кормщик.

Час спустя суденышко подошло к месту катастрофы, которое Жан с трудом нашёл. Стали на якорь вблизи торчащих камней и скал перед берегом.

— Вот здесь наш корабль выбросило на эти скалы и камни, — говорил Жан жене, всматриваясь в них и пытаясь всё восстановить в памяти. — Вон те сдвоенные камни, что торчат из воды в тридцати саженях дальше, — указал Жан. — О них отца Леноры ударило спиной, и он, судя по всему, потерял сознание и пошёл ко дну. Мне удалось схватить его за руку и немного подтащить к берегу. Да сам я уже выбился из сил и сам едва не утонул. Но нас вытащили матросы и деревенские рыбаки. А то бы утонули оба. Я уже ничего не соображал.

— Боже, как страшно! — перекрестилась Ченита. — Мы сходим на берег?

— Обязательно! Мне уже надоела постоянная качка. Охота спокойно отдохнуть.

Ченита тоже благодарно глянула на мужа, а Жовен уже готовил малую шлюпку. Жан, Ченита и кормщик с матросом высадились на берег.

— Здесь поставим палатку, а два матроса могут остаться на судне, — предложил Жан. — С утра начнём поиски. Кто из твоих людей хорошо ныряет?

— Думаю, что только Сиден. Ему около тридцати. За небольшую плату он с охотой возьмется за это дело, хозяин. Можно крикнуть его.

— Не обязательно сейчас. Лучше начнём завтра утром. А ты пошлёшь кого-нибудь в деревню за провиантом. Хорошо бы парочку кур добыть. И фруктов побольше. Работа у нас будет трудная, и, может быть, долгая.

С утра Жан первым делом поплыл на лодке к камням, где по его предположению затонул сундук Ригара. Он помнил, что к ручке был привязан конец, но он должен уже подгнить и не выдержит тяжести. Нужно было захватить новый и крепкий.

Став на якорь, Жан с Сиденом стали осматривать дно через ящик со стеклом вместо дна. Всё хорошо просматривалось, но ничего примечательного сразу не обнаружили. А Сиден предложил Жану:

— Хозяин, надо взять тонкую бечевку и разбить дно на квадраты или полосы. Эти полосы тщательно обследовать. Иначе мы будем топтаться на месте и времени тратить больше. Да и сил тоже.

— Откуда такие знания у тебя? — спросил Жан и согласился последовать совету матроса. — Что же раньше не подсказал? Ладно, ты вернись на судно и раздобудь такую веревку, а я тут поныряю для начала.

Минут сорок Жан нырял, долго отдыхая, но ничего не получилось. Редкие предметы, оставшиеся от корабля ценности не представляли. Деревенские, наверное, всё здесь обшарили и надежда на успех стала быстро покидать ныряльщика.

Пришел Сиден и они всё же растянули на дне веревки, обозначив полосы шириной в два шага. Тут же принялись тщательно рыться на дне в пределах этой полосы, сменяя друг друга. Никто больше минуты продержаться под водой не мог. И усталость стала донимать.

— Хватит, Сиден, — в изнеможении проговорил Жан, высунув голову из воды. — Будем до полудня отдыхать. Иначе мы не продержимся больше. Пошли к берегу.

— Всё же, хозяин, вся полоса нами обследована. Мы весь песок и гальку руками перебрали и ничего не нашли. И то дело…

Жан с Сиденом проработали уже почти неделю, и за всё это время нашли лишь цепочку из золота с небольшим полудрагоценным камушком. Поскольку её нашел Жан, то он и подарил всё это Чените.

— А что, Жан, очень даже приятное украшение, — воскликнула Ченита, любуясь им в маленькое зеркальце, что взяла с собой. — Может, ещё что-нибудь найдете?

Но прошли ещё два дня и Жан забеспокоился.

— Вряд ли нам удастся что-нибудь найти ценного, — заявил он вечером при свете костра, где подогревался кофе. — Ещё один-два дня — и отваливаем. Мы слишком устали.

Жовен согласно кивал, а Ченита неопределенно пожала плечами. Жан заставил её купаться в море и это всё же понравилось. А однажды они ночью проснулись от душного воздуха. Приближался шторм и воздух сгущался.

— Идём искупаемся, — прошептала Ченита и в голосе Жан услышал страстное и требовательное желание.

В темноте их никто не видел. Облака уже затягивали небо, но ветра совсем не ощущалось. Он согласно хмыкнул и они вылезли из палатки, стараясь никого не потревожить.

— Ты что, в рубашке собралась купаться? — прошептал Жан, целуя её в губы. — Кто нас здесь увидит? Раздевайся… — и сам первый сбросил всё с себя.

Она оглянулась на палатку, и стянула рубашку, обнажившись.

Они долго целовались, лаская друг друга, пока Жан не понес её в море. Шагах у десяти вода дошла им до груди и он осторожно опустил Чениту на дно.

— Как здорово, Жан! — жарко шептала она, торопя его ласками и своими телодвижениями, побуждая закончить любовную игру.

Они любили с жаром юности и необычности обстановки. Оба получили огромное наслаждение и Ченита прошептала, отдуваясь:

— Хорошо, что ты заставил меня купаться. А сейчас было просто необыкновенно, захватывающе до полного блаженства!

— Ченита, я так не смогу завтра продолжать поиски, — канючил Жан,

— Я больше не верю в удачу, милый мой ныряльщик. Давай уедем? Ты так устал, что мне жалко на тебя смотреть.

— Я обещал ещё два дня, Ченита, — вяло сопротивлялся Жан. — Только два дня!

— Ладно уж, уговорил. Подожду. Завтра я отправлюсь в деревню за покупками. Немного и на обратный путь надо принести.

Утром ни о какай работе не могло быть и речи. Ветер свистел, море бурлило и суденышко едва сумели вывести за гряду камней, где волна била поменьше.

— Вот и поехали домой! — жаловалась Ченита, с сожалением поглядывая на тучи, сочащиеся дождем. — Интересно, долго продлится этот шторм?

— Дня два обязательно, мадам, — ответил Жовен, слышавший сетования Чениты. — А потом ещё день надо подождать, пока море успокоится. Так что три дня отдыхайте. Пойдём в деревню за продуктами. Они у нас кончаются.

Вечером Ченита всё же полезла в воду купаться. Волны окатывали её с головой и Жан побаивался, что она может упасть и захлебнуться.

— Вернись, Ченита! — крикнул он и сам полез к ней помочь.

Она споткнулась о камень и упала. Жан бросился к ней. Подхватил на руки и приподнял над водой. Она кашляла и судорожно дышала.

— Проклятый камень! — ругалась она. — Я наступила на него и соскользнула, а тут и волна! Где этот камень?

— Да зачем он тебе? Пошли, я тебя отнесу, а то ещё хлебнешь воды.

Он медленно выходил и тоже наступил на камень.

— Не тот ли это камень? Я на него ногу поставил. Поднять?

— Подними. Он такой гладкий и мне хотелось бы поглядеть на него.

Жан отпустил Чениту, сам наклонился и нащупал камень. Он едва помещался в ладони. Овальной формы, гладкий, черного цвета с прожилками коричневого. Он оказался очень тяжелым.

— Странный камень, — проговорил Жан и покачал на ладони, взвешивая. — Гляди, там какие-то знаки есть.

— То просто царапины, — не согласилась Ченита, взглянув на него. — И вправду очень тяжелый. Словно из свинца. Выбрось…

— Нет, он мне понравился. Дома будет напоминать о нашем приключении. Я его у себя в кабинете положу. Пусть лежит…

Он передал камень Чените, разделся и отжал одежду. Ченита ушла в палатку переодеться.

Шторм начал утихать лишь на третий день, как и говорил Жовен. Ченита чувствовала себя неважно. Были всё признаки небольшой простуды. Болела голова, кашель постоянно сотрясал её тело.

— Мадам, вам бы разогреть камень покрупнее и прикладывать к груди, — советовал кормщик. — Может помочь. И вина горячего выпить стоит. Согреть?

Она согласно кивнула. Вскоре Жовен положил камень в тряпочке на грудь у горла, предварительно заставив выпить горячего вина. Кружку она опорожнила с трудом, и легла, чувствуя, как тепло камня согревает её. Скоро стало приятно и покойно. Захотелось спать. Ведь полночи она спала плохо и сейчас её сморило. Она с осторожностью легла, стараясь не столкнуть камень с груди. И сон погрузил её в сладостное состояние блаженства.

Она проснулась ранним утром, проспав больше десяти часов кряду. Было ещё темно, и никто не успел встать. Море шумело, а ветер подвывал и трепыхал палатку. А Ченита с удивлением обнаружила, что она чувствует себя почти здоровой, кашлять желания не было, лишь в теле легкая истома.

Потрогала лоб. Он был холодный. Рядом спал Жан, а дальше Ковен с Совеном. Кормщик похрапывал, но Ченита за всю ночь там и не разу его не услышала.

Она тихонько вылезла из палатки. Влажный воздух охватил её прохладой. Стало бодрее. И в груди нарастала волна радости. Какое-то чувство успокоения и ожидания чего-то хорошего. Она даже улыбнулась и посмотрела на темное небо. Оно было черным, но дождя не было. И ветер хоть и свистел, но значительно слабее, а волны грохотали тоже не так яростно.

Она попила, набрав воды кружкой и вернулась в палатку. Жан тихо спросил:

— Ты чего выходила? Болеешь же!

— Спи. Я уже выздоровела. Сколько можно мне спать? — И тихо устроилась рядом, обняв мужа. — Ветер стихает. Скоро можно отправляться домой.

— Угу, — сонно ответил Жан и затих.

Чените надоело лежать. Небо чуть посветлело и она опять вылезла наружу. Неторопливо разожгла огонь в примитивном очаге, сложенном из камней Жовеном. Поставила чайник с водой и начала готовить завтрак. На душе по-прежнему было светло и покойно. Она радовалась, что болезнь не развилась, а отступила и, судя по самочувствию, насовсем.

Появился Жовен и с удивлением спросил:

— Мадам, что это такое? Вы должны ещё лечиться! Будет хуже. Ветер ещё довольно сильный. Лучше не рисковать.

— Ваше лекарство, Жовен, помогло. И, наверное, камень. Он, правда, свалился с меня, когда я заснула.

— Хозяин его снова положил вам, а я подогрел его малость. Ну слава Богу! А погода улучшилась, мадам. К полудню и море немного успокоится. Можно готовиться в обратный путь.

— В деревню сходить надо за продуктами, — напомнила Ченита. — Вчера слишком сыро было.

— После завтрака можно и отправиться. А вы тут на хозяйстве побудете. Вам не стоит пока много ходить, мадам.

Остальные моряки тоже появились, жаждущие горячего кофе. Он уже ждал их, а Жан тоже спросил Чениту:

— Не рано ли ты принялась за работу? Смотри, как бы хуже не было.

— Жовен здорово меня полечил, Жан! Я уже здорова.

Все отправились в Кавалу, а Жан долго рассматривал море и наконец сказал:

— Делать нечего, а море почти успокоилось среди камней. Попробую понырять. И так больше двух дней потеряно. А ты, Ченита поглядывай по сторонам. На всякий случай. Мало ли что…

Жан поплыл дальше, зайдя в море по шею. Дальше было глубже и он нырнул. Ченита стояла на берегу и ждала, когда он появится. И он выскочил, открытым ртом хватая воздух. И потом заорал:

— Тащи веревку! Я его нашел! Быстрей, пока я его ещё не потерял!

Ченита всё поняла и поспешила к палатке. Достала бухту тонкого линя и бросила конец Жану, который подплыл ближе и отдыхал, стоя на дне.

— Не упусти конец, Ченита! Я попробую привязать к ручке! Сама не тяни…

Он скрылся в волнах и долго не появлялся. Наконец выскочил и долго переводил дух, подплывая к мелкому месту.

— Ну что там? — спросила в волнении Ченита.

— Привязал, но пока слегка. Надо крепче, а то может сорваться. Он глубоко засел в песок с илом. Едва откопал.

Через пять минут Жан снова нырнул и вынырнул уже быстрее.

— Я буду тянуть, а ты наблюдай, — сказал он, передохнув. Лицо выражало волнение и ожидание чего-то интересного.

— Если будет трудно, то я могу помогать. Хоть слегка.

— Ладно, там видно будет. — И потянул на себя. Сундук упирался и двигаться не хотел. — Ченита, берись и тяни по моей команде.

После некоторого усилия они сдвинули сундук и стали осторожно и медленно вытягивать. Жан боялся за крепость линя, но он выдерживал.

— Передохнем, — бросил Жан, тяжело дыша. — Тяжелый, проклятый! А ты больше с ним не возись. Гляди, как дышишь. Теперь я сам справлюсь.

Через десять минут тяжелого напряжения сундук показался из воды.

— Слава Богу! — воскликнул Жан. — Теперь не страшно, что ручки не выдержат. Можно и передохнуть. Ну и тяжелый! С водой…

Он зашел в воду и попробовал поднять. Ничего не вышло. Сундук лишь покачивался, но не двигался.

— Надо тянуть, — огорченно сказал он. — Так просто его не вытянуть.

Еще пять минут труда и — сундук был на берегу. Из него струйками сочилась вода. Жан пошел поискать топор и вернулся, внимательно оглядывая сундук, прицеливаясь. Запоры казались сильными и прочными.

— Начнем? — посмотрел он на Чениту. — Интересно, что нас ожидает?

— Да хватит болтать! Открывай же!

Замок открыть, конечно, оказалось невозможным делом. Зато крышка, ослабленная тремя годами в воде, подалась легко. Она просто расщепилась и Жан топором поддел её и откинул. Петли проржавели и не хотели отпускать.

Внутри было полно воды и месива из бумаги,

— Попробую вылить воду сначала. Так будет легче. Вдруг и бумаги какие сохранятся. Отойди!

Опрокинуть сундук было не так трудно. Вода вылилась, но не вся. Ченита тут же принялась осторожно вытаскивать книги, папки и просто листы, превратившиеся почти в кашу. Но внутри книг они хоть и слипшиеся, но были пригодны для прочтения, как ей показалось.

— Отнеси каждую на песок и раскрой пополам, — приказал Жан. — Пусть сохнут. Внутри что-то лежит. Я сейчас…

Он вытащил кожаный кошель и осторожно поставил на камень. Проговорил с волнением:

— Ну-ка раскрой, что там имеется?

Ченита легко разорвала тесемки и перед нею засверкали мокрые монеты желтого цвета. Она опустила в них пальцы и они пересыпались вниз.

— Здесь может быть не меньше двух тысяч, — заметил Жан слегка изменившимся голосом. — Что там ещё есть?

Он уже поспешно разгреб кашу из бумаг и воды, опрокинул ещё раз сундук и из него вывалился кошель и разорвался.

— Ещё монеты! — воскликнула Ченита и торопливо стала собирать их из песка. Жан вытащил ещё два кошеля и один ящичек, красного дерева. Замочек не мог открыть и он его просто сломал.

— А вот это куда интереснее, Ченита! — воскликнул Жан. — Гляди, что здесь!

— Ух ты! — только и ахнула Ченита. Перед нею переливались золотые украшения, но всё больше камни всевозможных цветов и размеров. — Это же какое богатство нам привалило! — Она оглянулась по сторонам, боясь чужого взгляда. — Скорее спрячем, пока никто не увидел! С этим шутить не стоит.

— Тащи и запрячь в наш мешок. Да получше. И один кошель тоже можно. Остальное пусть увидят все наши рыбаки. Им тоже надо отвалить хоть по двадцатке, а кормщику и пятьдесят можно. Ещё Совену надо подкинуть. Много работал.

— Не лучше всё же ничего им не показывать. Опасно так рисковать, Жан. Большие деньги, не стоит искушать судьбу. Вот и с серебром кошель. Сколько тут?

— Тоже пару тысяч, но уже серебром. Значит, намного меньше, чем в первых. Сколько у нас получилось кошелей?

— Пять, — ответила Ченита. — Четыре с золотом и один с серебром. Вот почему сундук оказался таким тяжелым.

— То-то папаша Ригар не сумел его удержать, когда прыгнул в воду, — вздохнул Жан и тоже оглянулся. Берег был пуст и он освободил сундук и поволок его в море, совсем в другую сторону.

— Правильно сделал, Жан! — воскликнула Ченита. — От греха подальше. А рыбакам заплатим своими деньгами. Их как раз хватит для этого.

— Надо очистить песок, а то заметно будет. Вот книга, может, стоит её сохранить? Вдруг что-то ценное в ней окажется?

— Зачем тебе это? Выбрось. Не надо связывать себя с какими-то тайнами и сведениями. Они могут оказаться опасными.

Жан согласно кивнул и опять подальше выбросил всё в море. Ченита торопливо прибирала место, где они потрошили сундук.

Ченита аккуратно рассовала золото по разным местам, чтобы не показалось подозрительным их тяжесть. Ведь всё весило примерно больше ста двадцати фунтов. И Жан тут же проговорил, озираясь:

— Я всё спрячу на судне. При погрузке легко им догадаться, что мы тащим. А мы вдвоем не сможем всё дотащить за один раз.

Ченита согласилась, а Жан погрузил всё в лодку и погреб к судну. Оно стаяло в тридцати саженях от пляжа.

— Всё в нашей каюте, — тихо, словно боясь быть услышанным, сказал Жан. — Теперь вопрос с выгрузкой. Как это сделать, чтобы никто не попробовал тяжесть нашего груза. Тоже надо подумать над этим.

Глава 30

В поселок в устье речки судно пришло после полудня.

— Жовен, — обратился Жан к кормщику, — мы с женой переночуем на судне. Нет желания искать ночлег, когда есть своё место. А утром пришли сюда коляску и мы поедем домой.

— Хорошо, хозяин. Какие распоряжения будут на дальнейшее?

— Работай, как всегда и зарабатывай на жизнь. А мне откладывай десять процентов от продажи рыбы. Это тебя устроит?

Жовен удивленно посмотрел на Жана.

— Я всё время платил тридцать процентов, хозяин. С чего такая щедрость?

— Я посчитал, что так будет честнее. Ваш труд того стоит. Так что за год я бы хотел получить пятнадцать золотых. Это тебе подходит?

— Конечно, хозяин! О таком я и мечтать не мог! Спасибо, месье!

— Значит, не забудь пораньше прислать коляску. Мы с Ченитой будем ждать на причале. Хотим побыстрее быть дома. Слишком задержались мы с этими поисками.

В сумерках Жан с Ченитой всё переложили, распределили по корзинам, мешкам и сундучкам, и приготовили к погрузке.

— Сама ты ничего не поднимай. Могут заметить, — предупреждал Жан. — А я постараюсь не показывать вида, что мне тяжело. Лошади у нас сильные и за пару часов докатим до места. Там уже будет полегче.

Еще до света Жан с Ченитой перенесли багаж на причал, оставив судно на приколе. Ждать пришлось недолго. Уже через четверть часа коляска остановилась у багажа и Жан быстро всё погрузил, сами расселись на сидении.

— Жовен, ты с оплатой особо не спеши, — прощаясь, заметил Жан. — Я могу и подождать. Далеко мне ехать сюда. Договорились?

— Спасибо, хозяин. Как скажете. Счастливой дороги вам.

Лошади тронулись, а потом засеменили легкой рысью, цокая по камням и грохоча коваными колесами.

— Так что ты решил с Ленорой? — уже не первый раз спрашивала Ченита, намекая на золото. — Она ведь не знает, для чего мы столько времени пропадали.

— Здесь и решать нечего, Ченита, — с уверенностью ответил Жан. — Это её и мы просто обязаны вернуть всё ей. Ну… разве что за работу оставить малость. Например то серебро. Это тоже будет вполне прилично за наш труд.

— Мне просто жалко всего этого, Жан. А украшения с камнями? Тоже отдать?

— Ченита! А как же иначе? Она наша ближайшая подруга, родственница, хоть и ненастоящая. Зато официальная, законная. И она так много делает для нас. Разве так можно поступить с самым близким человеком… после тебя, — добавил он.

— Хоть разреши мне взять что-нибудь из украшений. Пару вещиц…

— Ну и жадина ты! — сделал он замечание. — Ладно, приедем, и ты выберешь. Но не больше двух! И это окончательно.

Она заторопилась поцеловать его в щеку и они в молчании продолжили путь.

В Перпиньяне они прожили два дня. Жан устраивал свои дела, вернее дела Леноры, договариваясь с управителем. Потом пришлось ждать дилижанс тоже два дня.

В Каркассоне наши путешественники прежде всего отправились к Леноре.

— Мы сейчас отдадим ей все, что привезли? — пытливо спросила Ченита.

— Ещё не решил. Можно по-всякому. Разве это имеет значение?

— Тогда я бы хотела выбрать обещанные украшения. Ты не против?

Жан ухмыльнулся настойчивости Чениты, но согласился.

Она долго и внимательно рассматривала все их и с трудом выбрала два украшения. Одно на шею, другое на голову из жемчуга, золота и камушков. Камушки были красные и розовые.

— Жан, смотри какой большой камень, — показала она действительно большой рубин, как посчитал Жан, — Вот бы и его распилить и сделать нам с Ленорой одинаковые, как тот сапфир. Что скажешь? — и хитро уставилась на супруга.

Супруг с гримасой недовольства ответил:

— Откуда у бедной девушки такая жадность к вещам, которых у неё никогда в жизни не было? Это же всё достояние Леноры.

— Уверена, что она не будет против. Она вообще человек добрый. Не то, что я.

Это признание удивило Жана, обсуждать это он не собирался, но неприятный осадок остался на душе.

— Чёрт с тобой! — наконец согласился он и отложил камень в сторону. — Тогда я не оставлю себе даже серебра, Ченита. Хватит тебе того, что уже взяла. Завтра же я приглашу её к нам и всё передам. А то ты снова начнешь требовать…

— А что прикажешь делать, коль ты почти ничего мне не даришь? Вот и приходится выворачиваться, как умею. — Она надула губы и показала, что обижена. Жан не стал у неё просить прощения или уговаривать не сердиться. Просто собрал всё и спрятал под замок, демонстративно оглядев жену. И даже улыбнулся.

— Дразнишь? — скривилась Ченита и ушла в спальню примерить украшения.

После завтрака они с нетерпением помчались к Леноре в дом. Та с удивлением и некоторым возмущением в глазах, приняла их, и, не поздоровавшись, спросила:

— Почему так долго не возвращались? Я уже вся извелась в ожидании. Письмо мне ничего не пояснило. Разве так можно поступать, Жан!?

— Было много такого, что заставило нас повременить с приездом, — ответил Жан. — Но прежде всего мы хотим увидеть сына. Где он?

Ленора позвала няньку и та привела Амана. Тот весьма равнодушно встретил родителей и поспешил вернуться к играм. Ченита была шокирована.

— Что это с ним? — спросила она, оглядываясь на Ленору. — Словно мы и не родители. Ленора?..

— Что вы хотите? Ребенок слишком мал и быстро забывает многое. А вы отсутствовали больше двух месяцев. Ничего, привыкнет за два дня. Значит, я со своими обязанностями справлялась отлично. Сейчас мне уже трудновато, но я полностью доверяю своей няне. Кстати, ей вам придется хоть немного заплатить.

— Это успеется, Ленора, — охотно согласился Жан. — Но у нас имеется новость. Она тебя должна сильно заинтересовать. И даже объяснить нашу задержки. Был суд с мадам, и мы его выиграли, потратив двести монет на подкуп судьи. Зато теперь у нас всё решено и пересуда не будет. Лишь от мадам можно ожидать очередного подвоха или интриги. Тут сомнений быть не может.

— А что за новость, приятная для меня?

— Приезжай завтра к нам сразу после завтрака или к завтраку и всё узнаешь!

— Что за глупости ты говоришь? — возмутилась Ленора. — Раз завтра мне можно узнать — то и сейчас ничто тебе не мешает это мне сказать! Что это?

— Мы с Ченитой договорились, что это будет наш сюрприз, — улыбался хитро Жан, а Ченита просто рассмеялась.

— Ленора, ты вполне можешь подождать до завтра, — заметила она, утирая слезы. — Тебе вредно волноваться. Мы и предупредили тебя заранее, чтобы не было слишком неожиданно. Уверяем, ничего страшного или неприятного не будет. Даже наоборот. Так и Жан сказал. Приезжай с дочкой, а сына мы заберем сейчас.

Ленора была недовольна и хотела настаивать на своем, но Ченита заторопилась домой и они поспешно распрощались.

— Не надо было ей говорить о нашем сюрпризе, Жан. Ленора расстроилась.

— Ничего страшного, — беспечно ответил Жан. — Зато завтра мы посмотрим, какое впечатление произведет на неё наша находка.

Ченита распорядилась приготовить праздничный завтрак в честь гостьи. Ленора приехала, как договорились, глаза её шарили по комнатам, ища тот самый сюрприз. Не найдя, спросила нетерпеливо:

— Я не вижу сюрприза, Жан! Где он? Я полночи не спала, всё гадала, что это может быть. Понятно, у меня ничего не вышло, и вот я здесь.

Жан приобнял её и повел в спальню. Ему было приятно ощущать её тепло и чувствовал, что и ей он доставляет удовольствие.

Вошли в спальню. На столе под большой салфеткой возвышалась горка чего-то.

— Вот наш сюрприз, Ленора! — воскликнула Ченита. — Снимай покрывало!

Ленора осторожно подняла его — и перед нею предстала горка украшений и пять мешочков, открытых нарочно, чтобы видно былозолото.

— Боже! Откуда все это? — воскликнула Ленора и расширенными глазами обводила своих друзей. — Это такой сюрприз? И сколько вы мне дадите?

— Это всё твоё, Ленор! — тоже воскликнул Жан и подтолкнул в спину. — Это мы из-за этого так сильно задержались в дороге. Ещё и шторм задержал. Вот и получилось, что мы заставили тебя волноваться.

— Каким образом я могу быть собственницей всего этого? — никак не могла понять Ленора. — Скажите наконец — всё, как есть!

— Это содержимое того сундука, что тащил твой отец и утопил его, — сказал с улыбкой в глазах Жан. — Мы его нашли и привезли. Бумаги, правда, выбросили. Они превратились в кашу. Да и опасно было их везти. Мы так решили, что всё это надо скрыть и привезти тайно. Такие ценности трудно охранять.

— Боже мой! — качала головой Ленора. — Сколько же у отца было средств? Откуда всё это он скопил?

— Я тебе уже говорил, как создаются состояния в наше время. Наверное, так будет всегда. Такова жизнь, милая Ленор!

— Однако, я не могу взять всё, Жан. Надо и вам передать что-то.

— Мы уже взяли, — не смог скрыть Жан. — Не устояли и немного пограбили тебя.

Ченита с упреком глянула на мужа. Ничего не сказала, но вид её был очень хмурым и недовольным.

— Но здесь так много, что я просто в недоумении и растерянности. Сколько здесь монет? Вы уже наверняка всё знаете.

— Если честно, то мы не считали. Но в каждом кошеле, наверное, по две тысячи монет. А украшения я не могу оценить. Это ты можешь, и то приблизительно. Мне сдаётся, что их будет тысяч по двадцать золотом. Но я не уверен.

Ленора перебрала камни, показала один покрупнее и сказала:

— Вот этот бриллиант может стоить около десяти тысяч золотом. Прозрачность отличная, и изъянов я не вижу. Но лучше скажет ювелир. Так что милый Жан с Ченитой, вы могли сильно ошибаться. Но это к лучшему. А что вы себе взяли?

Жан переглянулся с женой. Та вздохнула, но выложила перед Ленорой свои украшения и тот розовый камень.

— Вот все, что мы взяли, Ленора, — со вздохом сказала Ченита. — Но этот розовый я предложила распилить и сделать нам с тобой одинаковые украшения. Как с тем синим… сапфиром. Он большой… и красивый.

Ленора внимательно осмотрела камень.

— Мне он не очень нравится, Ченита. Здесь можно найти получше. — Она неторопливо перебрала камни, отгребая в сторону готовые украшения. — Вот, например. По размеру не уступает, зато какие насыщенные цвета. Я предпочла бы этот.

— А что это за камень? — спросила Ченита.

— Скорей всего рубин. Наверное, из копей Голконды. Это в Индии. Там добывают самые красивые и дорогие камни.

Ченита повертела камень в руках, посмотрела на свет и положила обратно.

— С тобой можно согласиться, Ленора. Я этого как-то не заметила вчера. Пусть будет по-твоему. Мне этот даже больше подойдет. А ты согласна на одинаковые? — спросила Ченита и вопросительно глядела на соперницу.

— Вполне, — ответила не задумываясь Ленора. — Первые украшения вызвали интерес у местных дам. Ведь мы родственники и достаточно близкие. — И бросила взгляд на Жана. Тот был занят другими украшениями и не слушал болтовню женщин.

— Тогда я с удовольствием попрошу тебя все это устроить, как знатоку дела, — воскликнула Ченита. — Сколько времени понадобится на изготовление украшения?

— Думаю, что за месяц ювелир управится. Мы с тобой пойдем завтра к нему и он нам всё пояснит, Ченита. Это будет интересно.

Они ещё немного полюбовались камнями и украшениями, а затем Ленора сказала:

— Жан, надо решить, что и сколько дать вам, мои дорогие.

— Ну… это ты должна решить. Это всё твоё, и мы лишь достали и привезли… — Жан скромно смотрел в серые глаза Леноры, выжидая.

— Тогда я предлагаю вам взять один кошель с золотом и немного украшений на выбор. Ченита, можешь выбрать три или четыре украшения.

Глаза Чениты блеснули искорками радости и она тут же стала перебирать уже знакомые вещи. А Жан всё не решался взять и отодвинуть от кучи один кошель.

— Чего скромничаешь? — улыбалась Ленора. — Вы это заслужили. Жаль, конечно, что бумаги пропали. Да пусть пропадают! Проку уже нет от них. Кстати, я просила бы вас никому не говорить про ценности, а особенно про бумаги. Вроде они пропали при кораблекрушении, и, конечно, исчезли навсегда.

— Там могли быть какие-то опасные бумаги? — спросил Жан.

— Не знаю. Но вполне возможно. А так все уже забыли о них и нет смысла ворошить прошлое. Спокойнее будет. И о драгоценностях поменьше болтать.

— Ты правильно подсказала, — согласился Жан. — С деньгами проще, а драгоценности тоже показывать стоит осторожно, и не так часто. Завистники всегда найдутся,

— Хорошо, что договорились так быстро! — воскликнула Ченита. — Пора и позавтракать. После стольких переживаний аппетит должен разыграться.

Глава 31

Прошло больше года и жизнь двух семей протекала вполне хорошо. Ленора редко принимала Жана, а Ченита, догадываясь обо всём, таила неприязнь, делая вид, что всё понимает и не возражает.

Как и предсказывала колдунья, Ленора родила дочь. Молодая мать была несколько недовольна, что никак не получалось с сыном, и даже говорила Жану:

— Любимый, я мечтаю родить тебе сына. Ты не возражаешь?

— А вдруг опять девочка? — немного смущенно замечал Жан. — Тут уж утаить нам не удастся.

— Я всё понимаю, но меня это мало волнует, любимый. К тому же Ченита никак не может больше родить. А один сын явно маловато. — И улыбалась, зная, что улыбка Жану нравится.

Всё же Жан был склонен уступить, но Ленора кормила ребенка грудью и очередной ребенок был под вопросом. И всё же они стали чаще встречаться наедине и доставляли друг другу массу удовольствия и наслаждения.

Но жизнь внесла свои внезапные изменения в этот размеренный порядок.

— Жан, ты знаешь, что наш дом посетил господин? И я с ним разговаривала…

— Ты вчера об этом говорила. Что за господин? И что ему надо?

— Он опять от Алонсо. Ты помнишь того контрабандиста, что уговорил нас дать ему денег? Помнишь, я знаю.

— Конечно. Опять просит денег?

— Да. И больше, чем раньше. Четыре тысячи!

— Боже! Откуда нам столько взять?! Для чего теперь?

— Не сказал, но уверял, что очень нужны. Хорошо, что тебя не собираются привлекать в свои преступные или опасные дела!

— Что ты ему ответила, Ченита?

— Что я могла ответить? Денег у меня нет, сам знаешь. Так и сказала. Но он пообещал вскоре заглянуть к нам и побеседовать а тобой. Мне так неприятно!

— Да, хорошего мало. А мы понятия не имеем, на что пойдут наши деньги. Когда он обещал зайти?

— Не уточнял, но скоро. Сказал, что тянуть с этим он не намерен. Вот это меня особенно испугало. Они могут опять выдвинуть такие требования, что отказаться будет трудно или вовсе невозможно. Что ты скажешь на это, Жан?

— Пока ничего. Надо послушать гонца. Он один приехал?

— Не сказал, а я не спросила.

— Хорошо, подождём. Он не должен задерживаться, раз обещал поскорее закончить здешние свои дела. Вот напасть! Когда это закончится? А война всё продолжается и она нам тоже обходится недешево! Проклятье!

Гонец появился на следующий день после ужина и принял лишь кружку вина.

— Какого дьявола вам ещё надо от нас? — раздраженно спросил Жан.

— Ваша жена, наверное, уже всё вам поведала, месье Жан. Лишь повторю, что нужны четыре тысячи золотом. Алонсо предупредил, что если вы откажетесь, то для вас могут последовать неприятности. Но я вас понимаю, месье Жан. У нас просто нет выбора. Вся надежда на вас.

— Это же настоящий грабёж!

— Повторяю, месье, я вас понимаю, соглашаюсь с вами, но и нас поймите!

— Зачем мне вас понимать?! И где мне взять столько свободных денег? Они у нас не лежат в подвале, а вложены в дело! А достать их потребуется несколько дней или даже больше! И это осложнит мои дела, сударь!

— Мы обещаем вам всё вернуть, и ещё с процентами, и более того…

— Ничего мне от вас не нужно, лишь оставьте нас в покое!

— Простите, но я узнал, что ваша кузина тоже не бедная. Прошлый раз она вам одолжила деньги. Попросите ещё раз. Уверен, что она не откажет.

— Господи! Сколько вам говорить, что это меня совсем не интересует!

— Зато нас интересует, месье! — уже жестко ответил гонец. — Мне ведь заставить вас ничего не стоит. Но я бы не хотел прибегать к радикальным действиям, сударь, и времени у нас нет для споров и выяснения отношений. Я предлагаю в три дня предоставить мне деньги — и я больше не причиню вам беспокойство.

— Хоть скажите, на что вам потребовались такие деньги?

— Чем меньше будете знать, месье — тем лучше для вас и вашей семьи. Так что через три дня я к вам зайду за деньгами. Алонсо обещал вам выплатить больше тысячи по окончании нашего дела. И долг, конечно.

Он галантно попрощался, бросил на Чениту долгий взгляд. Женщина поежилась от этого взгляда и подумала: «Боже! Лучше бы я не присутствовала при этом разговоре! Этот господин мне совсем не нравится! Мне страшно…»

— Что ты намерен делать, Жан? — спросила озабоченно Ченита.

— От них всего можно ожидать! Так что надо как-то выкручиваться. Думаю, что у Леноры можно добыть эти деньги. Да и у меня можно наскрести тысячу. Пусть так, зато никто из детей не пострадает. А они могут и Ленору пугать.

Ченита понимающе кивнула.

— Езжай к Леноре и пусть она займет тебе три тысячи. Она не откажет…

Жан со смущенным видом сказал настороженной Леноре:

— У нас снова беда, Ленора. Нужны деньги. Три тысячи на неопределенный срок.

— Для чего, любимый? И что за беда случилась? У тебя озабоченный вид, Жан.

— Опять заявился к нам человек от дружков Чениты по контрабанде. И требуют деньги на какие-то тёмные дела. Естественно, опасные. Могут и потерять всё.

— А заявить в полицию можно?

— Можно, но будет хуже. И не только нам, не и… тебе, Ленор.

— Я тут при чем? — удивилась Ленора.

— Они знают, что ты прошлый раз нам одолжила и предложили снова взять у тебя. И пригрозили карами, конечно, с детьми.

Ленора задумалась, поглядывая на Жана странными глазами. Наконец сказала с легкой улыбкой:

— Хорошо, Жан Батист, но ты должен вначале пойти со мной в нашу комнатку. Я тоже хочу получить часть процентов уже с тебя, любимый! — её глаза сияли озорством, лицо похорошело, а улыбка обезоруживала Жана. Он всё понял и думал вовсе недолго.

Потом они пообедали в интимной обстановке, а Ленора пообещала:

— Сегодня уже поздновато, а завтра возьму в банке три тысячи и сама привезу вам домой. Полагаю, это оградит нас от посягательств контрабандистов.

— Другого нам не остаётся, Ленор! Большое спасибо. Верну, когда сам получу.

— Я понимаю, милый мой Николя! — Она мило улыбалась, выражая полное удовольствие жизнью и нисколько не беспокоясь о деньгах. — Как всё это переносит Ченита? Ей, видимо, особенно неприятно сознавать свою причастность к неприятностям, не так ли, мой Николя?

— Конечно, — согласился Жан. — Однако, мне давно надо было вернуться и обрадовать её удачной сделке с тобой, — и он многозначительно усмехнулся. Увидел на лице приятную улыбку и потянулся поцеловать её губы.

Сидя в коляске, Жан с улыбкой вспоминал проведённое с Ленорой время. И подумал с некоторым удивлением: «Ченита, конечно, приятнее в постели, но Ленор так меня притягивает! Что-то исходит от неё такое, что заставляет меня постоянно вспоминать о ней. И тянуться к ней… душой. Мне просто приятно находиться с нею рядом и ничего даже не говорить. Просто знать, что у нас душевное равновесие или взаимопонимание. Странно все это. Она не так меня волнует в постели, хотя я тоже в восторге от неё. Но Ченита… она горячее!»

Посланец Алонсо взял деньги, никакой расписки не оставил, лишь заметил серьезно:

— Раньше, чем через три месяца возврата не ждите, месье Жан. Дело требует времени и подготовки. Если за три месяца ничего не вернем, то надо будет ждать дальше. И не волнуйтесь, месье. Благодарю вас за содействие. Алонсо будет доволен, а дело должно свершиться к обоюдному удовлетворению.

— Где вас искать в случае необходимости? — спросила Ченита зло.

— У нас два места, мадам. Ваш родной Вандр, и Бадалон вблизи Барселоны. Но прошу быть предельно осторожной, мадам.

Он удалился, а супруги долго ещё молча переваривали ситуацию.

А спустя пять дней в доме появились два чиновника из городского управления.

— Чем обязаны столь значительному визиту? — спросила Ченита, оглядев чиновников с беспокойством. — Проходите в кабинет, месье.

— Хозяин дома некий месье де Гаруэн? — спросил чиновник постарше.

— Конечно, сударь. А что вы хотите от него? Он по делам в предместье.

— Вы, мадам, читать умеете? — спросил молодой и с интересом рассматривал Чениту. — Вам бы следовало прочитать этот документ, мадам.

— К сожалению, месье, я не смогу прочитать. Вам надо подождать моего супруга.

— Когда его можно ожидать?

Ченита посмотрела на стенные часы и ответила:

— Примерно через полчаса, месье. Подождете? А в чем дело, если не секрет?

— Не секрет, мадам, — улыбнулся молодой. — На вашего супруга подано заявление в подлоге. Там написано, что он присвоил себе звание, не принадлежащее ему по праву. Некая мадам Режина де Гаруэн заявляет, что ваш супруг не рожден де Гаруэном. Что вы на это можете сказать?

— Мадам Режина де Гаруэн настолько ослеплена ненавистью к нам, что готова и на большее, сударь, — ответила Ченита и поведала гостям истории с похищением сына.

Чиновники переглянулись, а старший спросил учтиво:

— Вы не ошибаетесь, мадам? Такая уважаемая дама вряд ли осмелилась бы на такой поступок. У вас есть свидетели такого?

— Их легко найти, сударь. К тому же она попыталась подсунуть для подписи супругу дарственную на его земли, пользуясь тем, что он не умеет ещё читать.

— И вы избежали такого… её действия, мадам? Каким образом?

— Я попросила его кузину мадам Ленору де Белиар прочитать эту дарственную. Потом за этот подлог я выгнала мадам Режину из дома — и это первая причина её ненависти ко мне и моему семейству. К тому же мой муж отклонил её домогательства к интимному сожительству — и это вторая причина, месье. А о похищении я уже вам сказала. Не хотите ли вина, господа? На дворе жарко.

Господа не отказались, особенно молодой, так и поедавший глазами молодую и красивую женщину.

Вскоре дома появился Жан Батист и с удивлением обнаружил представителей городской власти.

— Что я могу сказать, господа, — сказал он, выслушав чиновников и прочитав уведомление. — Я ничего не добивался, и представить не мог, кто я такой, когда здесь появился. Но оказалось, что я сильно похож на месье де Гаруэна младшего, а его дедушка и бабушка с остальными родственниками, подтвердили это. Так я стал де Гаруэном, хотя сам я до сих пор не могу с этим полностью согласиться. Я ведь не мог вспомнить ни одного эпизода той младенческой жизни, господа. А отказываться тоже не было смысла, раз все меня признали.

— Мы навели справки, месье Жан, — заметил старший чиновник. — Раздобыли свидетельство того матроса, что спасся и принёс в этот дом сведения о гибели судна и ваших родителей. Вам тогда было три года?

— Выходит, что так, сударь. Сам я воспитывался в купеческой семье в Турции, и лишь смутные сны, которые мне снились в детстве, поколебали мои сомнения.

— Мадам Ченита нам поведала о похищениях, организованных мадам Режиной де Гаруэн. Кто может это подтвердить?

— Слуги, моя кузина. Да и сама супруга Ченита всё может рассказать о своем похищении. Разве этого недостаточно? Её муж месье де Гаруэн с нашими предложениями относительно лишения её всякого наследства подтвердил. Хотя это далось ему с большим трудам. Он ведь парализованный и может что-то подтвердить или не согласиться только глазами. Его дочь Ленора хорошо это освоила. Он сейчас живет в её доме. Жена его, мадам Режина, полностью отказалась ухаживать за ним, когда жила здесь.

— Очень интересные сведения мы получили, — произнес чиновник, внимательно оглядел супругов и обернулся к напарнику: — Судя по всему здесь явное недоразумение, Диего. Надо посетить дом мадам де Белиар.

— Время обеда, господа, — заметил Жан. — Не составите ли нам компанию? Я могу пригласить свидетелей похищения ребенка. Няня ещё работает у нас.

Чиновники переглянулись и согласились отобедать.

— Позвольте отвезти вас в дом Леноры, господа, — предложил Жан, когда чиновники собрались покинуть дом.

— Вы очень любезны, месье, — поклонился старший чиновник. — Поехали!

Ленора сильно разволновалась, и охотно, сгущая краски, поведала, как мадам Режина занималась мщением бедной Чените.

— Она никогда не любила отца. А после катастрофы, когда погибло судно и всё наше состояние — она тут же отказалась ухаживать за ним. Отец не остался в долгу и лишил её всего, что собирался разделить с нею. Когда Жан поехал искать жену, зная, что именно Режина повинна в похищении, то мне пришлось позаботиться и об отце, и о их ребенке. Можете справиться в Перпиньяне, месье.

— Это Восточные Пиренеи, мадам. Не наша территория, — с сожалением ответил чиновник. — И так всё предельно ясно, мадам. Большое спасибо, господа. Вы оказались очень любезны.

Ленора проводила чиновников до дверей, вернулась и с возмущением заметила:

— Ну и стерва эта мадам! Никак не может успокоиться! Уверена, что мы ещё получим известия от неё. Сейчас у меня такое впечатление, что я смогла даже убить собственными руками! Гадина!

— Надо было мне её прикончить, — с сожалением молвила Ченита. — Да она так клялась, что не станет нам вредить! Я и раскисла, дура!

— Хорошо, что эти чиновники всё поняли и, надеюсь, примут нашу сторону. — Жан оглядел своих женщин, словно сравнивая их. — Пока можно вздохнуть свободнее.

Всё же спокойствие недолго баловало семейство Жана. Появились чиновники уже из Парижа. Эти были высокомерны, не скрывали своего превосходства, и скрупулезно добивались признания вины Ченитой и Жаном.

— Что ещё надо вам, господа, если все предельно ясно с самого начала!? — волновался Жан, убеждая чиновников поверить им и не поддаваться на всевозможные уловки мадам. — Два похищения, подлог важного документа, а вы ещё пытаетесь выгородить мадам Режину. Это чистой воды месть, господа!

— Однако, вы не рассеяли наши сомнения, месье де Гаруэн, или как там вас…

— В таком случае докажите обратное, месье! Сколько раз вам говорить одно и то же? Мне больше нечего сказать. Идемте к месье де Гаруэну старшему — пусть он подтвердит мои слова. Если правильно задать вопрос, он сумеет вам ответить. Мадам де Белиар умеет с ним разговаривать.

С большим трудом чиновники согласились провести допрос отца Леноры. Он ничего не отрицал и несколько раз подтверждал правоту слов Жана относительно его происхождения.

Чиновники наверняка были подкуплены кем-то из влиятельных людей и гнули свою линию. Они уехали, обещав вернуться с окончательным решением.

— Что теперь делать? — с испугом спрашивала Ченита. — Я убедилась, что они с нас не слезут. Это ясно, как божий день! Нас вполне могут засадить в тюрьму — и уж тогда нам не выпутаться!

— Жан, пока не поздно, надо вам сбежать куда подальше, — предложила Ленора. — Как ни прискорбно, но без этого не обойтись. В столице у мадам оказалась слишком волосатая рука. А местные власти побоятся противиться столичным чинам. Подумайте об этом, мои дорогие! — Последние слова больше она относила к Жану, но выделить его не осмелилась. — Если надо, я вам помогу. А пока надо переждать время.

— Мне можно вступить в армию. Это очень легко, и тогда меня никто не тронет, — предложил Жан. Но женщины в один голос чуть не завопили:

— И не думай об этом! Что тогда нам делать? Бояться за тебя всё время и ожидать известия о твоей гибели?

— Почему обязательно гибели? — не сдавался Жан.

— Наши войска постоянно терпят поражения, — заметила Ленора. — Значит, наши военные будут нести большие потери. Это всем известно! Дело у нас проиграно, по всему видно. К тому же угроза не только тебе, Жан, но и Чените. Её тоже легко могут схватить и бросить за решетку. Особенно, когда ты, Жан, пустишься в бега. Если бежать, то вместе, а вашего сына я уж как-нибудь воспитаю до вашего приезда. Езжайте на побережье к контрабандистам. Они переправят вас в Испанию. Там вас никто не достанет.

— Слишком наглядно, Ленор, — ответил Жан. — Могут легко подумать, что мы виноваты и убежали, спасаясь от правосудия.

— Прежде всего, Жан, ни тебе, ни Чените ещё не предъявлено обвинение. Вас только допросили. Значит, вы имеете полное право передвигаться в любом направлении. Езжайте в Перпиньян, побудете там некоторое время. В случае опасности, я могу послать срочного гонца к вам и предупредить. Тогда уж сами решайте, в какую сторону вам податься. У вас в Перпиньяне тоже имеются дела и они требуют вашего присутствия. Езжайте, но можно не спешить. В столице дела двигаются не так быстро. С месяц можно сидеть на месте и подготовиться.

Жан посчитал предложение Леноры вполне трезвым и согласился с нею.

— Верно, месяц можно ждать и готовиться. Надо дела привести в порядок, немного недвижимости продать тебе, Ленора. Хотя бы фиктивно, на бумаге. Дом перевести на имя отца, Ленора.

На том и порешили. И уже назавтра начали готовить бумаги. Через три недели почти вся собственность была распродана, подарена, а оставшаяся мелочь не имела значения. Её отдали в аренду своим же работникам.

Им повезло, что столичные чиновники явились сначала в городской муниципалитет. А там был уговор с одним клерком, что он должен будет срочно их предупредить, что он и сделал, прислав короткую записку: «Господа, за вами приехали!»

— Вот и конец тихой жизни! — воскликнул Жан и в полчаса собрался в дорогу.

Кабриолет, запряженный отличными лошадьми, покатил на восток, стремясь побыстрее пересечь границу с Восточными Пиренеями. Для этого они свернули на юг, стремясь проехать в Перпиньян через Арль. Дорога была знакома и они быстро и уверенно продвигались вперед. На ночлег останавливались под чужими именами, и на третий день оказались в Арле.

— Не вздумай останавливаться в месте, где тебя могут узнать, — предупредила Ченита. — И к церкви, в которой мы венчались, не подходить!

— Поищем ночлег на окраине города, у дороги на Перпиньян, — ответил Жан, и поехал в том направлении почти на север, спускаясь к морскому побережью.

— Ты стремишься запутать чиновников с толку? — спросила Ченита, намекая на путь, который выбрал Жан.

— Да, Ченита. В четверти часа от городка есть небольшое селение. Там и переночуем до утра. Оттуда и дорога идет на Перпиньян.

В своём доме всё оказалось на своих местах. Двое женщин прислуги обзавелись мужьями и жили для себя, не получая никакой платы от хозяев. По этому поводу Ченита заметила:

— Им и платить не надо, Жан. Жилье бесплатное, лошади имеются и рыбой их кормщик Жовен снабжает. Вон в саду огород завели. Чем не жизнь?

— Все ж я им заплачу хоть по одному золотому. Для лояльности, — усмехнулся Жан. — Пойду гляну хозяйство, потом тебе скажу.

Четверо, мужчины и женщины со страхом последовали за хозяином в его осмотре. Он в молчании все старался подметить, выявить грубые недостатки. Осмотрел лошадей. Их было две и находились в хорошем состоянии. В свинарнике похрюкивали две свиньи и кабан. У одной свиньи копошилось не менее десятка поросят.

— Как насчет жареного поросёнка, а? — обернулся Жан к конюху, что шел за ним.

— Как скажете, хозяин. Всегда готов услужить.

— Вы в законном браке? — кивнул он на отставших женщин.

— А как же, месье! Всё, как положено. Мы люди честные. Всё содержим в порядке. Правда и используем для себя. Ведь нам никто не платит, а мы, мужчины к вам на работу не нанимались, месье. А одним женщинам трудно со всем управляться.

— Конечно, — согласился Жан. — Ладно, все вроде бы хорошо. А поросёнка всё ж приготовьте к ужину. У вас и куры имеются, и утки с гусями. Хозяйство хорошее. Жовен вас рыбой снабжает?

— Бывает, месье. Он тоже занимается не только рыбалкой. Подряжается перевозить мелкие грузы. Словом, перебиваемся, слава вам и Господу, хозяин. Какие будут приказания, хозяин?

— Следить за чистотой во дворе, особенно у дома. Здесь у вас есть промашки.

— Хорошо, — поклонились оба мужчины. — Учтем обязательно. Можно идти?

— Не забудьте про поросенка. И хозяйке не говорите.

Мужчины кивнули и поспешили уйти, радуясь, что все прошло хорошо.

— Надо будет Жовена навестить, — сказал Жан, вернувшись к Чените. Та уже в кухне что-то готовила, пока женщины показывали хозяйство. — Он задолжал нам немного монет за год. А бабы молодцы! Мужьями обзавелись, хозяйство наладили, и, полагаю, живут прилично. Ты тоже огляди все здесь.

— Я думаю, что надо поехать в Вандр. Посетить Жаннет. Она может нам пригодиться, коль за нами сюда приедут. А они обязательно приедут. Лишний свидетель не помешает, да ещё такой, как Жаннет. Она всё примечала и знает больше нашего.

— Это веская причина. Поживем малость и поедем.

Неделю спустя они выехали в Вандр, и к вечеру были в домике Жаннеты.

— Ты не скучаешь по нашему дому, Жаннет? — спросила Ченита, поздоровавшись.

— Нет, Ченита. Я там столько натерпелась и такой стала перепуганной, что даже вспоминать нет желания.

— А я хотела пригласить тебя назад. Была бы управительницей. Мадам там больше нет. К тому же мы с тобой не дали ей повода заподозрить тебя в содействии нам. Соглашайся. Плату получать будешь от Жовена. Тебе хватит. К тому же хозяйство можно завести. Спроси мать. Она должна согласиться.

— Хорошо, я поговорю с мамой. Тогда и дом можно продать, да?

— Конечно! Будете жить в лучшем. Жовен платит пятнадцать золотых в год. У тебя с домашним хозяйством будет намного больше с учетом денег Жовена.

— А Жовен будет по-прежнему привозить рыбу?

Ченита посмотрела на Жана. Тот ответил:

— Лучше, если ты будешь отправлять за нею коляску. Около двадцати фунтов в неделю он обязан бесплатно вам доставлять. Ему тратить весь день на это просто глупо, — пояснил Жан. — И смотри, чтобы в доме был порядок и во дворе чистота. А хозяйство можете развивать.

Ченита перед расставанием поведала Жаннет:

— Мы не просто так сюда приехали. Мы же сбежали из Каркассона. Мадам успела накатать на нас кляузу, и теперь из Парижа за нами приехали. Могут в тюрьму посадить.

— Боже! — воскликнула Жаннет. — Сколько можно портить людям жизнь? И что?

— А то, что, если приедут сюда и будут допрашивать, говори, что было на самом деле. Лишь умолчи, что устроилась сюда ради нас. Этого им не надо знать.

— Хорошо, Ченита. Что еще?

— Здесь бывают мои прежние друзья? Мы им денег одолжили, а на что — они не сказали. Хотелось бы хоть что-то узнать про них. Алонсо, например.

— Околачивался здесь один, да я не узнала его имени. Справлялся о тебе, но так, вскользь. Высокий, лет за тридцать. С сединой в волосах. Такая прядь седая, а глаза с прищуром. Узнала?

— Вроде да. А что ему было от меня надо?

— Не знаю. Просто спросил, была у меня и когда. Больше ничего не спросил.

— Кто это? — спросил Жан, когда они ушли из дома Жаннет и ехали домой.

— Старый знакомый, Рубер Орени. Все добивался от меня любви. Да я постоянно отказывала. Мы с ним были почти врагами. Не дай Бог встретиться с ним!

— Будем надеяться, что он нам не встретится. Опасен?

— Я тогда мало об этом думала, Жан. Да все они опасны.

Жаннет приехала с матерью дней через десять. У них был осёл, впряжённый в тележку с большими колесами. В ней громоздились вещи и скарб бедных людей.

— Теперь мы можем спокойно уехать, Жан, — молвила Ченита. — Куда нам направиться? Или ещё немного подождем здесь?

— Не хотелось бы. У меня плохое предчувствие. Может, поселимся на время в другом месте? На душе неспокойно, Ченита.

Она пристально глядела на мужа, соображая.

— Знаешь, Жан, я верю в предчувствия. Раз такое имеется, то лучше перестраховаться. И тянуть не надо. Собираемся. Я скажу Жаннет, чтобы помогла с укладкой.

Через час они выехали со двора, предупредив Жаннет, что едут домой. Уточнять ничего не стали и распрощались. Был полдень, на дороге оказалось мало проезжих и пешеходов из окрестных сел. Лишь стада коров и овец с козами виднелись на лугах, пестря в жарком мареве.

Прошел час и впереди показалась легкая полуоткрытая карета. В ней сидели два важных на вид человека и кучер.

— Ченита, пригнись и укройся пледом. Что-то мне подсказывает, что это по наши души. Меня они без тебя не опознают, тем более, что я одет слишком просто.

Ченита перепугалась и тут же выполнила совет Жана. Экипажи разъехались. У Жана появилось чувство, что он не ошибся. Чиновники, а это были именно они, не обратили на него никакого внимания. Они были разморенными и усталыми.

Жан остановил лошадей на развилке дорог и спросил Чениту:

— Куда теперь нам? В Каркассон ехать вроде бы глупо. Там легко нас могут обнаружить. Что предложишь?

— Раз так, то лучше всего податься в Испанию, в Каталонию. Язык я знаю, а ты быстро его освоишь. И до этих мест близко. Всегда можно вернуться.

— А граница? У нас нет документов. Могут и арестовать.

— Здесь достаточно всяких дорог, куда таможенники и носа не показывают. К тому же в Вандре можно найти людей, которые за монетку переведут в Испанию. Ещё один путь для нас открыт и безопасен. Судно. Но тогда надо вернуться в поселок в устье речки. Так что выбор у нас имеется.

— Проедем дальше по дороге на юг, там рощица видна. Отдохнем малость и подумаем основательно и без спешки.

На краю рощи они ослабили лошадям подпруги и пустили на траву. Шагах в трехстах виднелась дорога на Перпиньян. Она была пустой, и наблюдать было легко.

Они вяло переговаривались. Настроение было плохое.

— Побывать бы у Леноры, — мечтательно молвил Жан. — Узнать, что там у них по нашему делу, и Амана посмотреть. Я уже скучаю.

— Думаешь я не скучаю? Ещё как!

— Что ты сказала Жаннет о нашем отъезде? — спросил Жан.

— Что она не знает, куда мы направились. Пусть себе ломают головы.

Они просидели больше часа в тени деревьев. Близко пастух прогнал стадо коров, направляясь к узенькой речке на водопой. С любопытством оглядел, поздоровался, сняв драную шляпу.

— Плохо, что он нас видел, — проговорил Жан.

— Ничего страшного, — успокоила его Ченита. — Здесь, у границы, люди всегда относились к власти с настороженностью.

— Думаю, что пора собираться в дорогу, — предложил Жан и поднялся, посматривая на дальнюю дорогу. Там она чуть повышалась и виднелась хорошо. — Гляди-ка, Ченита! Наши вроде бы возвращаются. Даже заночевать не решились. Что это с ними? Ну как они всерьез взялись нас разыскать? Уж больно скоро они повернули назад. С чего бы так?

— Что толку гадать! Проследи лучше, куда они повернут сейчас.

Жан быстро вскарабкался на толстый сук дерева и с высоты в десять футов проследил путь чиновников. Это действительно были они, и гнали лошадей изрядно.

— Проехали дальше, — сказал он, слезая на землю. — И то хорошо, что не повернули сюда. А то бы нам пришлось отбиваться. Не отдавать же себя в их руки.

— Ты бы стал сопротивляться? — удивилась Ченита.

— Определенно! Или ты предпочла бы сдаться? Я нет!

— И я с тобой, — улыбнулась Ченита и в её лице легко было заметить радость.

— Теперь можно с легким сердцем ехать к испанской границе. Значит, в Вандр.

— Я бы предпочла на восток от Перпиньяна, Жан. Я говорю о судне. Так нам легче будет выбраться в Испанию. И поедем по просёлочным дорогам. Тоже безопаснее. Оружие всё же надо держать наготове. Здесь вполне могут быть шальные любители поживиться на чужой счет.

Жан внял совету Чениты, проверил два пистолета и шпагу. Кинжалы всегда были при них. Меньший пистолет сунул Чените, напомнив:

— В случае опасности не забудь взвести курок, Ченита. И стреляй без предупреждения и раздумий. И только в туловище.

Она согласно кивнула, спрятала пистолет у бедра на сидении кабриолета.

Они неспешно ехали на восток, дорога вилась среди пастбищ, и стада скотины часто преграждали им путь. Было несколько речек и ручьёв, и всегда можно освежиться и напоить коней. Уже в сумерках въехали в селение.

— Надо найти дом Жовена, — заметил Жан. — У него переночуем.

Кормщик оказался дома и с удивлением встретил хозяев.

— Вот уж не ожидал вас увидеть здесь, хозяева! Какими ветрами вас занесло? Проходите. Я прикажу распрягать лошадей и напоить. Трава рядом.

— Пришлось навестить, Жовен. Твоя помощь понадобилась. Вот Ченита захотела пожить в Испании. Она ведь по матери испанка. Там живут её родственники. У неё сильны родственные чувства. Не то, что у меня, — Жан улыбался, показывая беспечность и доброжелательность. — Есть такая возможность, Жовен?

— А чего ж? Дело лёгкое, мы ведь с Испанией союзники в войне с Англией и прочими немцами. А на дорогах могут и задержать. Контрабандистов много развелось, вот и рыскают повсюду.

— Когда можно будет переправить нас в Боу?

— Когда пожелаете, мадам. Это всего три часа хода. Пустяк!

— Тогда с утра и можно отваливать, — согласился Жан. — За лошадьми можешь присмотреть? Если что, так их использовать можно. Нечего им без дела стоять!

— Будет сделано, хозяин. А за лошадей спасибо. Присмотрю, как же! Лошади сильные, и вполне могут поработать. И не беспокойтесь, хозяин, не замучим.

С утренним бризом суденышко вышло в море. Ветер был почти противным, и пришлось уйти на юго-восток миль на двадцать с тем, чтобы дальше идти прямо к Боу, уже в Испании. Потому путь занял больше времени, но к полудню вышли к селению, которое оказалось намного больше покинутого на французском берегу.

— Здесь никто не станет интересоваться вами, хозяин, — заметил Жовен. — Пограничное селение всегда было местом для контрабандистов. Их здесь хватает.

— Хорошо бы с ними познакомиться, — с улыбкой ответил Жан. — Вот Ченита с детских лет с ними имеет знакомства. Так что это будет легко сделать.

— Всё же ты, Жан, поменьше болтай здесь. И учись испанским словам для начала. Остальное предоставь мне. Ещё надо найти родственников матери. Это будет трудновато сделать. Но я справлюсь.

Жовен перекусил с матросами и ушел назад, пожелав хозяевам успехов. На прощание Жан приказал кормщику строго:

— Если кто будет нами интересоваться, то ты не знаешь про нас, не видел уже давно.

Глава 32

Сойдя с пристани, чета Гаруэнов принялась озираться по сторонам.

— Что мы предпринимаем? — спросил Жан у жены. — Родственников мы найдем, а затем?

— Затем мы узнаем, как обстоят дела. Можно найти моих прежних друзей и попросить у них помощи или просто совета.

— Надеешься на дельный совет? Я в это не верю. Опять втянут в авантюру.

— А ты думаешь, что без риска можно чего-то достичь? Или без нарушения закона? Мы и так достаточно часто его нарушаем, как и остальные, кто хочет иметь больше. Сам Леноре об этом не раз говорил. И она убедилась в правоте твоих слов. Стало быть, так устроен наш мир.

— Ладно, Ченита, — согласился Жан. — Однако, как я без знания языка буду работать? Не вечно же мне таскать тебя с собой?

— А кто быстро выучил французский? Ленора и об этом мне поведала. Так и с испанским будет. Ты уже десятка три слов знаешь. Остальное не так трудно. У испанского самые лёгкие слова и фразы.

— Куда деваться, придется учить. Не помешает.

Через пару часов поисков, Ченита всё же нашла тётку с взрослыми детьми. Дочь лет пятнадцать и два сына больше двадцати. Оба отсутствовали, а дочь Кончита встретила пару французов весьма приветливо.

— Мама скоро будет, но и так ясно, что ты, Ченита, наша родня, хотя и дальняя. Ты так красиво одета! Живешь в достатке? И супруг твой очень приятный кавалер. Жан!? — протянула она с улыбкой руку. — У нас будете Хуаном. Вы понимаете меня, сеньор?

Жан вопросительно глянул на Чениту. Та улыбнулась, ответив:

— Он лишь в дороге немного запомнил десяток слов, и вряд ли он тебя, Кончита, понял, — и пояснила вопросы Кончиты. Жан тоже улыбнулся и согласился с девушкой. Она поблескивала глазами и было отчетливо видно, что Жан произвел на неё отличное впечатление. К тому же Кончита была приятной на вид, и уже вполне взрослой. И самостоятельной, как заметил Жан.

— Мы бы хотели здесь немного пожить. Во Франции у нас неприятности, и мы решили смотаться сюда и переждать.

— У вас деньги есть? — в лоб спросила Кончита. — Без денег, особенно теперь, когда война идет, трудно, Ченита.

— Немного имеем. Однако для долгого проживания нам будет мало. Надо чем-то заняться. Кто ещё с вами живет?

— Два моих брата, Родриго и Висенте. Оба неплохо зарабатывают, и вскоре найдут себе приличную невесту каждый. А мама уже мне жениха подыскивает. Да я ещё не стремлюсь к семейной жизни. — И опять блеснула глазами в сторону Жана.

— Чем занимаются братья? — поинтересовалась Ченита.

Кончита оглянулась, словно опасаясь чужих ушей и, понизив голос, ответила:

— Точно я не знаю, но тоже точно знаю, что не совсем законными делами. Зато деньги имеют. Уже по две сотни монет золотом накопили. Говорят, что осталось совсем немного. Мама вечно переживает за них.

— У вас найдется комнатка для нас, или нам поискать другое жильё?

— Признаться, у нас тесно, но при большом желании можно подремонтировать веранду, и вы смогли бы там пожить. Но удобств никаких у нас нет. Мы тут все так живем. А у вас во Франции что за жилье?

Ченита не успела ответить, как появилась мать Кончиты сеньора Мариэла.

— О, тётка Мариэла! — раскрыла руки Ченита. — Не узнаешь свою родственницу?

— Неужто Ченита? — воскликнула обескураженная женщина лет за сорок пять. — Точно! Но тебя трудно узнать! Какая ты стала! Красивая, опрятная! А это кто?

— Это мой муж дон Хуан де Гаруэн, тётка! Он спас мне жизнь. Может, слыхала, как я попалась с дружками? Хотели повесить, да Жан пожалел меня и женился. С этим мы справились быстро, зато я избавилась от петли. Остальных всех повесили, тётка. Он отличный супруг, должна сказать вам.

— Богатый, наверное? По виду получается так.

— Есть немного. Но сейчас мы в бегах. Во Франции жить нам стало опасно.

— Жаль, что мужички мои лишь вечером обещали вернуться. Но вы познакомитесь, — и Мариэла с удовольствием разглядывала Жана, пожимала его руку и выражала искреннюю радость от такой встречи. — Кончита, чего рот раззявила? Готовься накрывать стол! У нас, правда, всё очень скромно, но угостить можем.

Жан напряженно вслушивался в разговор, мало что понимал, но старался вникнуть и даже сообразил, что речь идет об обеде.

— Ченита, дай тётке пару монет — пусть купит чего получше ради такой встречи. Сама распорядись, а то ничего не соображаю здесь.

Ченита с радостью согласилась и достала две монеты, протянув Мариэле.

— Супруг хочет, чтобы обед был праздничным. Купите что получше. На свое усмотрение. А мы с Кончитой пока займемся приготовлением к обеду. Жан, оглядись и посмотри, можно ли здесь устроиться на несколько дней.

Поздно вечером, наговорившись и познакомившись с Родриго и Висенте, Жан с Ченитой лежали на веранде, укрывшись старым одеялом и пробуя жесткую постель на полу. Ченита явно чувствовала свою вину перед мужем, но всё же сказала добродушно, щекоча его ухо:

— Мы здесь недолго пробудем, милый. Завтра я поищу что получше. Всё же мне кажется, что полезно обстоятельно поговорить с нашими мужичками, мачо, как говорит Мариэла. Вдруг что полезное узнаем. Они ребята вроде бы деятельные.

— Только без авантюр, Ченита, — вяло предупредил Жан. — Нам много не надо. И так проживём. Уверен, что больше месяца мы не будем нуждаться в здешней жизни.

— Так долго! — воскликнула Ченита, но Жан услышал в её голосе совсем другие нотки. Про себя усмехнулся, но промолчал. Хотелось спать.

После завтрака Ченита собралась на поиски жилья, а братья всё никак не уходили. Крутились рядом с Жаном, и он уже догадался, что они хотели бы с ним поговорить о чем-то серьезном для них.

Наконец старший Родриго, владевший французским очень скромно, спросил:

— Дон Хуан есть монета. Кончита сказал.

— Есть мало, — ответил Жан по-испански. — А что, есть возможность подзаработать? Я бы с удовольствием. Но чем?

Братья переговорили. Жан говорил всё же на французском, и это сильно затрудняло понимание. Но Родриго сказал:

— Надо монета. Много монета, сеньор.

— Сколько? — коротко спросил Жан. — Много у меня нет.

— Сто! — воскликнул Родриго и даже показал пальцами единицу и два нуля.

— Это много? — спросил Жан дипломатично.

— Много, много, дон Хуан! — Родриго с сомнением качал головой. — Нет сто монета? Очень жаль, сеньор.

— А для чего столько монет, Родриго? — спросил Жан.

Тот долго мялся, подбирал слова, и всё же ответил:

— Хорошо монет много получить, сеньор. Дело так есть. Франция Испания посуда дорого везти. Море, лодка. Большой лодка! — и показал руками. — Фарфор! Мейсенский. Дорого, много монет быть у нас, сеньор! Ты получать сам двести монет.

— Это ведь будет контрабанда? Опасно!

— Нет опасно! — вскричал Родриго. — Месяц путь, мы домой! Барселона!

— А откуда везти фарфор?

— Марсель, сеньор. Близко. Что ты говорить?

Жан немного подумал, вникая в слова Родриго. Висенте в напряжении слушал, переводя глаза с одного на другого.

— Предложение интересное, — заметил Жан. — Но мы плохо понимаем друг друга. Вернется Ченита и мы с её помощью поговорим. А Марсель не так уж и близко. Что за судно у вас? Сколько тонн?

Братья переговорили, а Родриго сказал:

— Судно сорок тонн, сеньор. Марсель мало двести миль, сеньор. Три дня путь.

— Ладно, оставим это до Чениты. А мне хотелось бы глянуть на судно. Оно у причала или на рейде?

— Рейд, сеньор, — ответил Родриго, уяснив вопрос. — Иди рейд, я иди с ты.

Через полчаса Жан уже осматривал судно. Оно низко сидело в воде и выглядело старой развалиной. Две мачты несли косые латинские паруса, сейчас закрученные у длинных рей.

— Я уже посмотрел, — изрек Жан и предложил: — Пошли домой. Ченита, уверен, уже пришла. Поговорим подробно. Дело слишком опасное, надо всё предусмотреть. А так просто пускаться в такое предприятие слишком рискованно.

Жан видел, что его мало понимали, и, махнув рукой, пригласил назад, в дом. Ченита с беспокойством встретила троицу вопросом:

— Где это вы шлялись, ребятки? Родриго, сманиваешь моего супруга на свои делишки? Он у меня человек осторожный и рисковать не любит.

Родриго быстро заговорил, Жан ничего почти не уловил и ожидал окончания их разговора. А когда они передохнули, спросилЧениту:

— Что за болтовню вы устроили? У меня к тебе много вопросов накопилось.

— Родриго сказал, — ответила Ченита. — Значит, сманивают тебя в Марсель?

— Да, — коротко ответил Жан. — Хотел бы поподробнее все обговорить с Родриго.

— Так ты согласился на его предложение?

— Пока нет. Ты должна помочь нам в переговорах. Он требует сто монет. Обещает выплатить двести монет. Из-за такого нет смысла рисковать. Всего сто монет прибыли. Вряд ли я соглашусь. Так ему и скажи. Да и судно на ладан дышит. Старьё! Пусть ответит тебе.

Ченита опять затеяла резкий разговор, и все время чего-то добивалась. Наконец повернулась к Жану:

— Я потребовала двести монет помимо твоих ста, Жан. Он сильно был недоволен. Потом, правда, согласился с моими требованиями. На двести монет мы легко проживем здесь пару месяцев.

— Не слишком ли ты шикарно решила жить, Ченита? — недовольно спросил Жан. — Мы дома столько не тратили.

— Уже и пожалел! — тоже слегка обиделась Ченита. — Нам здесь хорошо бы показать, что мы не простые люди, а с достатком. Это может нам пригодиться.

— Ты так говоришь, словно надеешься прожить здесь долго.

— Не здесь, конечно, а в Барселоне. Там много возможностей. Тем более, что и фарфор будут везти туда. Не здесь же его продавать!

— Это я знаю. Что ещё они требуют от нас?

— От тебя, Жан. У них нет ни одного, кто хорошо бы говорил на французском.

— Значит, опять я должен участвовать в этом мероприятии? Мне это не по нраву. И всё за какие-то двести монет!

— Они уверяют, что риска почти никакого.

— При такой авантюре всегда имеется большая доля риска, Ченита! Надо хорошенько всё взвесить. Осмотреть судно. Стоит подумать об увеличении парусности. Вёсла изготовить. Спроси, у них они имеются?

— Вёсел нет, но они готовы с тобой всё обсудить. С парусами они согласны.

— Сколько у них будет на борту людей?

— Десять человек и ты одиннадцатый, — ответила Ченита, выслушав братьев.

— Многовато. И каждому платить надо. Одного-двух можно убрать. Я тоже могу работать матросом. Всё больше денег останется на каждого.

И с этим Родриго согласился и даже обрадовался, судя по выражению лица. Он похлопал Жана по спине и молвил, улыбаясь:

— Ты хорошо парень, Хуан! Мой слушал Алонсо о тебе рано. Хвалить ты.

— Он знает Алонсо? — спросил Чениту супруг.

— Конечно! Здесь многие его знают. Кстати, можно попробовать собрать сведения и об Алонсо. Узнать, как используются наши денежки.

— И предупредить, что мы здесь, в Испании. А то ещё отправит долг в Каркассон, а нас и след простыл. Займись этим.

Через восемь дней судно оснастили бушпритом^[11], растянули два кливера^[12], и снабдили десятью веслами, прорезав в фальшборте отверстия.

Жан говорил Чените, уже смирившись с участием в деле контрабандистов:

— Мои предложения позволят судну идти на два узла быстрее при любой погоде и ветре. Правда, при сильном волнении вёсла мало помогут. Зато при слабом будет отлично. Всё меньше риска быть захваченными и досмотренными.

— Родриго передал через меня, что вы послезавтра выходите в море. Я так волнуюсь за тебя! Теперь жалею, что тоже способствовала твоему участию.

— Я возьму с собой ещё пару сотен монет и лично для себя попробую закупить фарфор. Это поможет нам увеличить нашу прибыль, коль Господь будет к нам благосклонен. Ты не возражаешь?

— А сколько ты мне оставляешь на это время?

— Все оставшиеся деньги. Мне они там не понадобятся. Разве что мелочи надо взять на мелкие расходы. А у тебя будет сотни три монет. Мы ведь много не брали в дорогу. Ты узнала, как мы будем идти в Барселону? Сюда зайдем?

— Я спрошу у Родриго. Он на подхвате у главного в этом деле. Зовут того Хесус Этуриос. Он старается не светиться здесь. Его ищут власти. Скрывается где-то поблизости.

— Что за человек? Опасный?

— Я с ним никогда не была знакома, Жан. Он недавно появился в этих местах. Слыхала только, что он из района Барселоны. У него там много сообщников. Это он организует поход в Марсель. В Барселоне фарфор очень дорого ценится.

Глава 33

Судно вышло в море, как уговаривались. Всего на борту было десять человек. Этуриос почему-то сразу с подозрением отнёсся к Жану и постоянно поглядывал на него с недоверием.

— Родриго, что с нашим капитаном? Он так на меня смотрит, словно я враг, — спрашивал Жан. — Как мне себя вести с ним?

— Он сейчас ко всем относится с подозрением. Боится подсадной утки, Хуан.

— А что предъявляют власти к нему?

— Точно никто не знает, Хуан, — Родриго оглянулся и понизил голос: — Говорят, что он убил двух полицейских, когда те пытались его схватить. Теперь вся полиция округи встала на уши. Ищут его. Но теперь его уже не достать. Но вас с Ченитой опасается. Так что будь с ним поосторожнее, Хуан. Опасный человек.

Хесус оказался вполне знающим капитаном, хотя определить местонахождение судна по приборам не мог. Зато у него был опыт плавания в этих водах, особенно между Барселоной и Тулоном, как сказал Родриго.

А погода уже на следующий день стала медленно портиться. Задул северо-западный ветер, его свежесть позволила делать по восемь узлов. Качка усиливалась, но Хесус и не собирался убавлять парусов. Зато пришли в марсельский порт раньше ожидаемого часов на пять.

— Всем оставаться на местах, — распорядился капитан Хесус. — Я сойду на берег и разузнаю точно насчёт покупки фарфора.

— Разве один справишься? — несмело спросил Родриго.

— Ты мне не поможешь, — мрачно ответил Хесус. — Ждите, на берег не сходить.

Капитан ушел, а матросы принялись спать, отдыхая после перехода.

Эстуриос вернулся лишь поздним утром. Его лицо говорило о трудных часах в городе. Родриго, поняв, что разговора не получится, не стал приставать с расспросами. Лишь подмигнул Жану, предлагая тоже не лезть.

— Лучше займемся разговором, Хуан, — предложил Родриго. — Тебе ещё много надо работать, а я тоже готов чуть подправить свой французский. Не помешает. Вот в этом порту мне трудно будет общаться.

— Почему вы все без оружия? — спросил Жан. — Кругом порядочно всякого сброда. Или надеетесь, что на такую посудину никто не позарится?

— Частично это так, — согласился Родриго. — Но оружие у нас есть. Оно спрятано от постороннего взгляда. И мушкеты, и пистолеты, не говоря о шпагах и кинжалах. Все мы владеем оружием вполне сносно. А ты как с этим?

— Так себе, — уклончиво ответил Жан. — Малость когда-то занимался.

Прошёл день, и Хесус снова ушел в город. Никто его ни о чём не спросил, а сам он тоже не стал распространяться. Один матрос по имени Даниэль заметил:

— Что-то не нравится мне наш капитан, ребята. Всё в тайне делает, а мы тут сидим и ничего не знаем. Не к добру это.

Матросы стали переговариваться, обмывая косточки капитану. А Жан с интересом слушал и думал про себя: «А ведь может статься, что Даниэль прав. Все матросы высказывают недовольство. Как бы он нас не надул!»

Как и вчера, Хесус вернулся только утром. Оглядел матросов, остановил взгляд на Жане. Секунду молча разглядывал и спросил неожиданно:

— Делами торговли занимался?

— Приходилось, — коротко ответил Жан. — А что?

— Читать умеешь на французском?

— Умею. А что вы хотели, капитан?

— Завтра утром пойдешь со мной в город. Понадобишься для верности. Захвати кинжал, если есть, да подлинней. Не испугаешься?

Жан пожал плечами, но ответил уверенно:

— Для дела всегда готов проявить смелость и решительность.

— Как раз для дела ты и нужен. Приоденься, если есть во что. Будем с важными людьми говорить. Это всё.

Они отправились часов в восемь утра и прошли по пологому подъему в город. Жан рассматривал дома, улицы, стараясь запомнить всё. Это оказалось трудным делом. Улицы были узкие, вихлялись из стороны в стороны. Зловоние исходило от них страшное. Лишь ближе к центральным улицам, они стали чище и шире. Постоянно надо было опасаться карет и возков, что мчались, не разбирая дороги. То и дело слышались вопли кучеров.

— Я понял, что ты человек деловой и обхождение знаешь, Хуан, — говорил Хесус довольно плохо, с расстановкой.

— Конечно, капитан. Не вельможа, но на среднем уровне могу.

— Постарайся быть внимательным и слушай, что говорят, а то я не всё так быстро понимаю, и меня легко обмануть. А у меня чужие деньги. В том числе и твои.

— Буду стараться, капитан.

В это время у Жана появилось ощущение опасности. Он насторожился, даже оглянулся, но сзади ничего странного и настораживающего не заметил. «Значит, это будет позже, в доме, куда меня ведет Хесус. Он правильно сделал, что насторожил меня», — подумал Жан.

— Мы пришли, — заявил капитан и грохнул четыре раза молотком в бронзовую плитку двери. Открыли довольно быстро, они вошли в приемную, уставленную старыми стульями и обшарпанным столом.

— Прошу подождать, месье, — сказал слуга с поклоном, предлагая жестом присесть. — Я доложу…

— Здесь будет совершаться сделка? — спросил тихо Жан, оглядывая скудное убранство комнаты.

— Здесь, — коротко бросил Хесус и приложил палец к губам.

Слуга вернулся, проводил их в другую комнату. Там сидел рыхлый господин в парике, и это удивило Жана. Обстановка была чуть лучше, стол выглядел новей, да на стенах висели старые гобелены. Дверь в соседнюю комнату была зашторена довольно дорогими парчовыми портьерами, но изрядно состарившимися.

— Садитесь, месье Эстуриос, — пригласил рыхлый господин капитана, указав на стул в шаге от стола. — Это кто с вами?

— Мой компаньон, сударь. Хуан Гаруэла, — представил Хесус Жана, немного исказив фамилию на испанский лад. — Он лишнюю партию фарфора решил лично для себя купить, если не возражаете, сеньор Мурон. Вроде секретаря…

Господин за столом недовольно поморщился, но не стал возражать. А капитан прервал некоторое молчание, спросил:

— Сеньор Мурон, мы можем приступить к оформлению сделки? Мы и так слишком задерживаемся, месье.

— Конечно, месье Эстуриос! Вот договор, прочтите и подпишите. Мы тотчас начинаем погрузку и отправку на причал. Это займет не больше трех часов.

Хесус взял лист, посмотрел на него и передал Жану, сказав:

— Прочти и скажи свое мнение, Хуан.

— Погодите! — господин даже привстал с кресла. — Мы так не договаривались. Я не работаю с посредниками, сеньор, месье!

— Что тут такого, месье Мурон? — поднял глаза Хесус. — Это естественно…

— Читайте сами, сеньор! Или… — он не договорил и нажал несколько раз на кнопку звонка. У двери звякнуло и в комнату влетел массивный человек с кинжалом в широченной лапе. — Венсар, здесь люди шумят. Поспособствуй…

Хесус схватился за кинжал, но Венсар уже приставил кинжал к его горлу.

— Брось свой клинок, парень, — проговорил страж приглушенным голосом. — Или расстанешься с жизнью. Чего изволите, хозяин?

Мурон не обратил внимания на слова стража. Обратился к Хесусу:

— Подпишите — и мы начнем погрузку. И денежки на стол! И вы, секретарь, — кивнул он Жану.

Бледное лицо последнего говорило, что секретарь сильно перетрусил. Жан медленно сделал шаг к столу. Рука неторопливо потянулась к карману, но быстро выхватила кинжал и единым движением полоснула по руке Венсара. Тот крякнул, выронил кинжал и схватился за руку левой.

— Стоп, Мурон! — прохрипел Жан, наставив на хозяина кинжал. — Одно движение к кнопке — и ты мертвец! Сядь! Хесус, следи за этим верзилой!

Жан оглядел комнату, наклонился к Мурону.

— Коротко говори, что написано в бумаге, или я сам прочитаю! И без шума!

Мурон пробормотал, сбиваясь, содержание договора. По нему выходило, что товара закуплено в два раза больше, чем договаривались на словах. Посмотрел на Жана тоскливыми глазами. Спросил осипшим голосом:

— Вы ведь не убьете меня? Я все сделаю для вас, месье. Говорите…

— Сука! — зашипел Хесус.

Жан сделал предостерегающий жест.

— Отдашь приказ отгрузить всё, что написано в бумаге, без подтасовки, месье. И дополнительно для меня лично на сто монет. Даю на это полчаса. И никто не должен войти в комнату. Без моего дозволения, — добавил Жан. — Венсар, тебе приказываю стать сзади хозяина и спрятать руку. И смотри мне, гадина, молчи и стой смирно! Убью! Мурон, слыхал? Ты будешь первым. Хесус, я беру хозяина, а ты Венсара. Всем слегка улыбаться и вести себя естественно. Мурон, зови своего распорядителя! И помни, что я обещал!

Мурон ударил по кнопке, у двери звякнуло и вошел невысокий человек в очках.

— Ксавье, прикажи отгружать фарфор, как было договорено с месье Эстуриосом. И добавь ещё на сто монет или чуть больше. Отборного. Всё уже заплачено. И прошу поторопиться. Через час всё должно быть на пристани. Отвечаешь головой. Иди и торопись. Никого ко мне не впускать. Нам ещё надо кое-что важное обсудить на будущее.

Человек ушел, поклонившись и прикрыл за собой дверь. Жан кивнул Мурену, приглашая ему закрыть дверь. Тот встал и осторожно прошел к двери. Жан следовал за ним, сторожа его любое движение.

Наступила томительное ожидание. Все понимали, что у каждого было мало шансов на успех, но каждый надеялся на лучшее.

— Хесус, я посторожу, а ты свяжи громилу. От греха подальше. Пусть потерпит. А с этим, — кивнул на Мурона, — я справлюсь сам.

Капитан связал постанывающего Венсара и посадил на стул поодаль. Жан прошелся по комнате. Заглянул в соседнюю комнату. Она оказалась похожа на будуар молодой дамы и выглядела почти роскошно. Окна задернуты красивыми дорогими портьерами, а мебель блистала новизной и красотой.

— А вы недурно устроились, месье Мурон, — проговорил Жан, кивая на дверь. — Принимаете там своих любовниц?

— О, что вы, месье! Только одну! Куда мне много?

— Скромность украшает мужчину, — заметил Жан и, отстранив рыхлый живот хозяина, стал обшаривать ящики стола. Выгреб пару сотен монет в кошелях и сунул за пазуху. Вздохнул, перевел взгляд на Венсара. Тот уже побледнел. Видно, рука уже начинала болеть сильно, кровь ещё сочилась и скорей всего начинался озноб, предвестник лихорадки. Он становился совсем неопасен.

— Мурон, что-то медленно идет отгрузка товара, — заметил Хесус, начиная нервничать. Жан тоже едва сдерживал панику, и мысленно торопил всех, кто задействован в работах. Пришлось спросить хозяина:

— Мурон, когда закончится отправка товара? Звякни и спроси. Не вздумай выкинуть глупость. Венсар уже побледнел, а он куда сильнее тебя и здоровее. Ты понял меня? — чуть повысил голос Жан, стремясь скрыть свое волнение.

Вошел другой человек и вопросительно уставился в бледное лицо хозяина.

— Груз отправили на причал? — спросил Мурон.

— Только что уехали семь фур, месье. Через двадцать минут будут на месте.

— Всё, спасибо, Жак! Можешь идти. Я ещё позову, если понадобишься.

Жан быстро задвинул задвижку и прошелся по комнате, Хесус вопросительно смотрел на помощника. Тот кивнул на хозяина и направился в соседнюю комнату. Внимательно осмотрел её и стал рыться в ящичках комода и секретера. В одном месте нашел шкатулку черного дерева с инкрустацией на крышке. Открыл её. Там лежали украшения среднего достоинства, но весьма красивые. Закрыл крышку, передумал и всё высыпал себе в карман. Их было не так много.

Оглянулся в дверях, стараясь запомнить убранство и мебель. Комната ему понравилась, и он вспомнил почему-то не Чениту, а Ленору. Сердце слегка защемило.

Криво усмехнулся и вышел, тихо прикрыв дверь.

Коляска неслась к порту, распугивая по пути прохожих. На козлах сидел Жан, а сзади Хесус и Мурон. Последний быв связан и прикрыт легкой попоной, словно больной, чем и объяснялась поспешность езды.

— Вы ведь обещали не убивать меня, господа! — канючил Мурон, но его никто не слушал. Жан погонял лошадь, а Хесус сторожил Мурона.

Они подъехали к судну. На него сносили ящики, оставалось не больше десятка. Хесус спрыгнул с козел, и, подойдя ближе, спросил:

— Сколько всего ящиков привезли?

— Восемьдесят пять ящиков, капитан, — ответил Родриго. — Много!

— Побыстрее заканчивайте погрузку! Мы тотчас должны отвались. Могут застукать! Работайте!

Хесус вернулся и сказал Мурону:

— Я за твои деньги найму лодку, Мурон. Через четверть часа мы высадим тебя в неё, и ты вернешься домой. Сволочь, ты хотел меня обмануть!

Лодку наняли, лодочник взошел на палубу, помог Мурону тоже перейти с причала. Матросы, оттолкнув веслами и баграми судно, сели за весла, выводя судно на чистую воду. Отошли на четверть мили и высадили Мурона в лодку. Лодочник погрёб к берегу. Мурон грозил кулаком и проклинал жуликов. А Хесус спросил Жана:

— Сколько ты отобрал у этого вонючки денег?

— Разве я считал? Пошли в твою каюту, посчитаем. Мне две трети, согласен?

Хесус неопределенно пожал плечами, ничего не ответил и пошел впереди. Жан выложил на стол кошели и они в молчании принялись считать монеты.

— Одна тысяча четыреста монет, — провозгласил Жан. — Следовательно я могу взять себе… чуть больше девятисот монет. Думаю, что это честно. Ты все равно ничего почти не сделал и позволил себя застать врасплох. Что скажешь?

— Чёрт с тобой! Ты, собственно, прав. Без тебя мне бы ничего не светило. Я бы получил всего половину фарфора, заплатив за него все договоренные деньги.

— С тебя ещё мои сто монет долга, что я тебе одолжил, Хесус.

— Мы ведь ещё не продали свой фарфор. Только в Барселоне, Хуан. Тебе ведь тоже надо продать свой фарфор.

— Я ещё не решил, — ответил Жан. — Пусть Ченита решает. Мне он вовсе ни к чему, а ей может понравиться, и она оставит себе. Так что надо зайти в Боу. Забрать жену в Барселону или домой.

— Это будет сложно, Хуан. Я рассчитывал туда не заходить. Разве Родриго тебя не предупреждал?

— Ничего такого я не слышал от него. Можно спросить и выяснить, — жестко проговорил Жан. Он уже понял, что Хесус может его подставить и присвоить весь фарфор. Или с Ченитой может что-то произойти плохое. И опять ощутил наплыв предчувствия опасности. Это чувство было слабым и немного успокоило Жана. Однако осадок остался. И потом он постоянно был уверен, что его ждет нечто неприятное или даже опасное для жены.

Вечером Жан спросил Родриго, отведя к фальшборту на баке:

— Что ж ты не сказал мне, что в Боу мы заходить не будем?

— Впервые слышу, — удивился Родриго. — А с чего ты взял?

— Капитан сказал. Неужели что-то задумал?

— А я не удивлюсь, Хуан. Скользкий тип, скажу я тебе. Значит, я должен был знать, что не зайдём? Странно все это. Я тоже рассчитывал зайти на пару часов.

Этот разговор сильно обеспокоил Жана, и он поговорил ещё с Висенте. Брат Родриго казался ему парнем незлобивым.

— Мы ничего об этом не знаем, Хуан, — ответил Висенте, выслушав Жана. — Определенно Хесус задумал нам одну из своих пакостей. А по слухам он весьма склонен к таким действиям.

— Может, надо что-то предпринять, пока не поздно? Ведь ему легко оставить нас без гроша в Барселоне. Кроме него никто там ничего почти не знает. Этим легко воспользоваться. Кстати, чье судно?

— Наше. Мы с Родриго и ещё двое наших компаньонов владеем им. Это Акоста и Сарт. Ты уже их знаешь. Мы его купили два года назад, отремонтировали, и ходили вдоль берегов с мелкими товарами. Ну и контрабандой, конечно, промышляли.

— Значит, Хесус вовсе не заинтересован в сохранности судна, — проговорил Жан в задумчивости. — Висенте, тебе стоит поговорить с братом и вашими компаньонами. Нас будет пятеро против пятерых у капитана. Возможно, кто-то ещё сможет к нам присоединиться. Ты расспроси и подготовь. И Родриго пусть этим займется. Мне это будет трудно, сам понимаешь…

Жан видел, что Висенте сильно задумался, это его взбодрило. Появилась надежда, что их не оставят в дураках. Но как сделать, чтобы и товар сбыть по хорошей цене, и ничего не потерять?

А судно приближалось к Боу и через десять часов должно быть на траверзе^[13] этого городка. Спешка просто необходима.

Поздно вечером Жан подошел к Родриго. Тот стоял на вахте, и Жан поманил его подальше от рулевого.

— Ты разговаривал с братом? — спросил Жан.

— Говорил. Ты его сильно задел, Хуан. Теперь он только и думает, как избежать обмана со стороны капитана.

— А ты в это не веришь?

— Сомнения, конечно, имеются. Но вот так просто трудно поверить. Хотя про него ходят недобрые слухи. А как проверишь? Трудную задачку ты нам задал!

— Хорошо бы всё же зайти в Боу. У меня дурные предчувствия, Родриго.

— Ты ж не баба, чтобы такое ставить во главу своих дел, Хуан! Но домой надо зайти. Об этом и говорить нечего. Как Хесус выйдет на вахту, так я с ним обязательно поговорю и потребую захода. Всё же мы хозяева судна. А он у нас просто работает. Правда, это его план с фарфором. Но и только! И ещё одно меня тревожит, Хуан. Как он может так поступать с тобой? Он тебе столько должен — и якобы не может зайти в городок! Там ведь твоя жена ждёт тебя. Ты обещал ей забрать её на судно. Я сам слышал и одобрил это. Поговорю обязательно!

Перед полночью ветер стал менять направление и почти стих. Море дышало как-то тревожно. Жан вышел на палубу и заметил в тусклом свете кормового фонаря два силуэта. Подойдя ближе, узнал Родриго и Хесуса. Они тихо переговаривались, жестикулировали. Жану показалось, что их разговор переходит границу доброжелательности.

Он стал за фок-мачту^[14] и наблюдал. Ночь была темной, душной и влажной. Ветер снова усилился и качка уже ощущалась.

Жан вернулся на бак, достал кинжал и прицепил к поясу. Когда он подошел ближе к корме, то Родриго не обнаружил. А Хесус с рулевым что-то делали, наклонившись к палубе. Он похолодел, решив, что с Родриго расправились. Сделал несколько торопливых крадущихся шагов и укрылся за грот-мачтой^[15]. Видно стало лучше, он заметил, что кто-то лежит на палубе, пытается встать, а Хесус и рулевой тихо совещаются.

Наконец увидел, как эти двое поднимают мычащего Родриго. Жан молнией взбежал по трапу, и громко крикнул:

— А ну положить на палубу! Что здесь происходит? Что с Родриго?

— Да ничего особенного, Хуан, — как-то неуверенно ответил рулевой и отпустил ноги Родриго. Они глухо ударились о палубу. Родриго пытался встать, но Хесус, словно остолбенев, никак не отпускал его плечи, наклонившись над ним в нерешительности. А рулевой продолжал уже спокойнее: — Притомился парень. Хотели снести в каюту и дать вина. Очухается.

И тут Родриго действительно очухался и сказал, запинаясь:

— Подонки проклятье! Хуан, зови остальных! Они хотели меня выбросить в море! Торо… — он не успел закончить, как Хесус ударил его по лицу и Родриго упал на палубу.

Жан видел, как рука Хесуса метнулась к поясу и успел перехватить своим кинжалом, достав его плечо. Рулевой отскочил и в нерешительности прижался к фальшборту. А Жан уже вопил, призывая матросов на палубу. Успел вторым ударом ранить и руку, державшую кинжал.

— Отойди, подонок! — орал Жан уже на французском, не заботясь, понимают ли его — Прирежу, как поросёнка! Сволочь проклятая, дерьмо крысы! — И ударил ногой в пах, прекратив его оправдательные высказывания.

Матросы уже все топтались на юте, разглядывая побоище.

— Родриго! — бросился Висенте к брату. — Что с тобой? — И поднял глаза на капитана. — Я так и знал, гнида, что от тебя можно ждать всякой пакости! За борт его, ребята! Он убил моего брата!

Акоста и Сарт подскочили к Хесусу с ножами в руках. Кулаки и клинки замелькали в ночном воздухе. Хесус скоро упал, его добивали ногами.

— Хватит! — завопил Висенте. — Ещё убьете, а нам хотелось бы допросить вонючку! — И оглядел толпившихся и орущих матросов. — Кто с ним заодно?

Никто не отозвался. Матросы притихли, чувствуя всю ответственность момента.

— Надо рулевого допросить, — подал голос Жан. — Он с ним заодно был. Сам видел, как они тащили Родриго к борту, хотели скинуть в море!

Акоста первым бросился к рулевому. Судно к этому времени уже рыскало, не слушалось руля и поворачивалось бортом к волне. Паруса захлопали и Сарт закричал, беря команду на себя:

— Все на снасти, болваны! Руль держать!

Рулевого толкнули к румпелю и тот, спеша загладить вину, стал выправлять курс судна. Паруса наполнились ветром, судно пошло, как прежде, вдоль побережья.

Родриго очнулся и мотал головой. Сидел на палубе и утирал кровь с лица.

— Брат, что произошло у вас? — наклонился к нему Висенте.

— Погоди, Висенте. Дай прийти в себя. Проклятый Хесус! Его надо за борт к рыбам спустить. Пусть поплавает там!

— Хватит причитать, Родриго! — прикрикнул брат. — Говори, что случилось?

— Просто я обвинил его в попытках присвоить всё себе. Он и набросился на меня. От неожиданности я не смог увернуться и ответить. А тут ещё Касола помог ему, — и кивнул на рулевого. — Что я мог сделать без ножа и с туманом в голове? Как Хесус там?

— Очухался, но мы его отделали знатно, Родриго. Куда его теперь?..

— За борт, подонка! А Касолу лишить всего и тоже отлупить! Пусть знает, что братство нельзя дурить. Пусть Сарт ведет судно. Быстрее к берегу подходи!

Хесуса допросили, но тот лишь матерился и не желал отвечать. Его снова избили, а Родриго обратился к матросам:

— С ним надо решать всем сообща, ребята! Куда его?

— За борт! — медленно проговорил пожилой матрос и пнул Хесуса ногой. Тот лежал со связанными руками на палубе и блестел злобными глазами. — С такими у нас не церемонятся. Шкура!

Матросы согласно молчали, некоторые одобрительно поддакивали.

— Касола! — позвал Висенте. — Оставь румпель Акосте и подойди! — Рулевой несмело подошел ближе, — Бери своего подельника и за борт!

— Почему я? — пробормотал парень. В голосе лишь страх наказания. Со вздохом схватил товарища за руки и подтащил к борту. С трудом поднял и перевалил за борт. Хесус пытался уговорить матросов, но никто не пришел ему на помощь и не остановил наказание. Крик заглушил шум волн и скрип снастей.

Матросы молчали, спешить расходиться не стали. Ясно чувствовалось желание посмотреть вещи капитана. И Родриго, подметив это, предложил:

— Правильно, ребята! Посмотрим, что имеет, вернее, имел наш капитан! Пошли в каюту. Касола, ты остаешься на руле. Смотри, больше не шали с нами, приятель!

Захватив фонари, матросы набились в тесное помещение. Сундук мгновенно был вскрыт, вещи вывалены на пол, и среди них увидели кошель с золотом и маленький с серебром.

— Спрашивается, откуда у него столько монет? — завопил Акоста. — Стало быть, он уже начал грабить нашего брата! Вот сволота! Что с ними делать будем?

— Поделить на всех — и дело с концом, — предложил пожилой матрос.

Это предложение понравилось больше всего. Матросы тут же повеселели, загалдели и оживились, словно и не было расправы над Хесусом.

— Эй, Акоста, считай монеты и распределяй их! И идем домой! Потом будем заниматься фарфором.

Матросы сразу же приняли такое предложение. Акоста с Жаном принялись за подсчет. Монет оказалось тысяча триста сорок с серебром. И по этому поводу Акоста заметил, оглядев матросов:

— Нас восемь человек, ребята. Думаю, что вы не станете возражать, что владельцам судна и Хуану, как главному в раскрытии злодейства Хесуса, причитается немного больше?

С некоторой неохотой, но матросы были вынуждены согласиться.

— Делим поровну, а затем от каждого выложить по два золотых и по два серебра, — предложил пожилой. Получится по десять золотых и по столько же серебра.

Матросы поспешили согласиться, но Висенте явно был недоволен. Родриго его не поддержал, но Жан видел, что тот на стороне брата. Жан усмехнулся про себя, даже подумал с удовольствием: «Такая мелочь меня не интересует. Пусть сами решают. Им такие деньги и не снились.»

— Родриго, меня можно смело исключить из дележа, что собирают с матросов. Мне лишь то, что из основного капитала. Остальные монеты берите себе. Мы с Ченитой принесли вам столько хлопот и неудобств, что… да вы и сами знаете, ребята. И поскорее закончим это дело. Ветер крепчает!

Матросы рассовали свои доли по карманам и побежали работать. Этого настоятельно требовала погода.

Жан ушел поспать, утомленный ночными приключениями. Сон не шёл, мрачные мысли одолевали. Мыслями он уже давно был в Боу, у Чениты, но до этого времени надо будет ждать не менее трех часов, если не больше. Ветер становился все более неприятным. Судно уже шло длинными галсами. Впереди и справа уже завиднелся тусклый огонек маяка.

С рассветом судно осторожно вошло в бухту Боу, но к причалу подходить не стали. Волна уже разыгралась не на шутку, поэтому стали на два якоря вблизи пристани.

— Дня два переждем погоду, — распорядился Акоста. — Потом двинемся в Барселону. Не стоит терять такой груз. Относительно Хесуса все знают, что говорить. Касола, ты знаешь, что бывает с теми, кто предает нас. Так что не стоит искушать судьбу. Ты ещё легко отделался, парень.

Рулевой кисло усмехнулся, показав всем, что понимает ситуацию и принимает условия команды и владельцев судна.

Глава 34

Терзаемый страхами и сомнениями, Жан первым же рейсом шлюпки сошел на берег До дома братьев было не больше четверти часа хода, и он быстро поднялся по припортовому переулку и вышел к рынку. Пересек его и оказался рядом с домом. Хозяйка Мариэла встретила Жана приветливо, но он тотчас заметил в глазах мелькнувший испуг. Спросил быстро, чувствуя волнение в груди:

— Что-то с Ченитой? Где она?

— Есть малость, Хуан. Она в комнате. Иди к ней… Она всё расскажет.

Жан влетел в комнату. На топчане лежала Ченита, сильно избитая. На лице синяки, один глаз заплыл и почти не виден. Бросившись на колени перед топчаном, Жан спросил с сильнейшим беспокойством, оглядывая ужасное лицо жены:

— Кто это тебя так, моя дорогая Ченита, девочка?

Она с трудом улыбнулась, но ответила:

— Один старый подонок оказался здесь, Жан, вот и пристал. Пришлось сопротивляться. И сам видишь, что из этого получилось.

— Он тебя изнасиловал? — вскричал Жан в ярости, чувствуя, как она заполняет всё его существо. — Кто он? Как его найти?

— Милый, он очень опасен и силён. Не стоит. Всё уже окончилось. Я не хочу никакого риска для тебя, Жан Батист! Со мной всё в порядке.

— Никакого порядка, Ченита! Говори, где его найти и кто он! И ты не ответила на мой главный вопрос!

Она помолчала. Лицо затвердело, разбитые губы заузились. Голова качнулась два раза и слезы сами потекли из глаз. Жан почти задохнулся от ярости. Проговорил, едва сдерживаясь:

— Говори немедленно, кто он! Или я за себя не отвечаю!

Ченита долго молчала, наблюдая одним глазом, как мечутся его глаза. В них легко было заметить непреклонное желание отомстить тому подонку и немедленно!

— Его зовут Урбано Сабала. Мариэла знает, где он сейчас обретается.

Жан вскочил на ноги и заходил по комнатке, натыкаясь на табурет.

— Жан, успокойся! — пропищала Ченита несмело. — Я прошу тебя, не связывайся с этой гадиной. Я боюсь за тебя!

— И не проси! — грубо ответил он, продолжая метаться. Он уже обдумывал, как свершить месть и суд над этой сволочью. — Я обещаю быть осторожным, раз ты считаешь его таким опасным. Уверен, что братья могут мне помочь. Они скоро будут здесь. А я поговорю с Мариэлой. Это необходимо.

Он зло глянул на Чениту и вышел.

— Сынок, Ченита права. Не стоит с ним связываться. Очень опасный негодяй!

— Это не твое дело, Мариэла! Расскажи про него всё, что знаешь. Остальное я сделаю сам. Уж я постараюсь не оплошать. Я обещал Чените не рисковать. Говори немедленно, а то мне ещё много работы предстоит. Родриго с Висенте скоро прибудут. У них все в порядке, Мариэла.

Жан всё внимательно выслушал, стараясь ничего не упустить. Лишь спросил:

— У него есть друзья? Если есть, то кто они и сколько?

— Как без друзей, Хуан? Есть и достаточно. Но должна сказать, что у нас такие поступки даже среди друзей не поощряются. Это может тебе пригодиться.

— Спасибо, Мариэла. Возьми десять монет и позаботься о Чените.

— Боже! Зачем так много, Хуан?! Даже не беспокойся, всё сделаем с Кончитой. И прошу тебя, парень, будь осторожен с этим Урбано. Его легко запомнить. Повторю тебе для памяти. Довольно высокий, чуть выше тебя. Плечистый и немного грузноват, но силён и быстр. Сама видела, как он разделался с одним парнем. У того не оставалось ни одного шанса против него.

— Я не собираюсь с ним драться, Мариэла. Слишком много чести. Я постараюсь подловить его и разделаться сполна.

Жан нашёл нужный дом, отследил того Урбано, и понял, что Мариэла была права. Справиться с таким в очном поединке или драке было бы невозможно. Но рисковать Жан не собирался.

Уже через неделю он знал о своём враге очень много. И был готов приступить к мести. Привлекать братьев не стал, опасаясь навлечь на них смертельную опасность. Висенте даже настаивал на помощи, но Жан заметил:

— Это мое дело, и я его не собираюсь перекладывать на ваши плечи, ребята. Вам здесь жить, а я умотаю отсюда — и ищи меня, как ветра в поле. Сам справлюсь.

— Он очень опасен, Хуан, — всё же сказал Висенте, но уступил. — Обещай, что в случае больших осложнений, мы тебе поможем и ты не откажешь нам в этом.

— С легкостью обещаю, Висенте. Вы лишь постоянно держите наготове лошадь с коляской. Чтобы можно быстро запрячь и смотаться. Пора возвращаться во Францию. Ченита уже почти полностью поправилась. Что-то осталось, но и я не завтра уезжаю.

Он не стал слушать Чениту, уговаривавшую не мстить и успокоиться.

— Закрой рот и не мешай мне. Это уже не твое дело! И больше мне это не напоминай! Хватит!

Наконец Жан уяснил все мелочи своего плана и готов был его осуществить.

Перед вечером он наклеил себе бороду, усы и парик, подкрасил брови, и оделся простым бродягой с увесистой палкой в руке. Кинжал и пистолет упрятал так, что их легко и быстро можно было использовать. Он несколько дней упражнялся в этом и достиг некоторого навыка. Палку, её конец, обернул тряпками, пряча войлок. Все подкрасил под дерево и таким вышел на охоту.

Он знал, что в этот вечер Урбано должен был пойти к приятелям, где собирался изрядно выпить и повеселиться. Это он любил. Сегодня Жан должен был проводить Урбано до места, потом дождаться возвращения и тогда захватить.

Урбано вышел из своего дома и вскоре добрался до места, где уже собрались трое его дружков. Дом этот находился близко от околицы, и до пустыря с зарослями кустарника было не более двухсот шагов. Среди того кустарника Жан уже приготовил тихое место, где и надеялся рассчитаться с подонком.

Убедившись, что Урбано на месте, Жан посетил место засады. Уже почти стемнело, народа поблизости уже не было. Можно опасаться лишь мальчишек, но и тех не оказалось. Погода портилась, обещался дождь, а это тоже способствовало задумкам Жана.

Через час вернулся к дому за Урбано. В оконце светился свет. Пьянка продолжалась и голоса подвыпивших собутыльников долетали до Жана. Он присел на обрубок бревна и стал ждать. Это длилось довольно долго. За это время он неоднократно вспоминал Ленору, детей и удивился, поняв, что о Чените вовсе не думает.

Вдруг ощутил некоторый холодок в груди, вспомнив Чениту. И подумал почти равнодушно: «Что-то внутри у меня сломалось. Ченита меня мало волнует. Неужели из-за насилия над нею? А что? Вполне возможно! Головой чувствую, что так нельзя, да чувства поступают иначе. Значит, что-то должно между нами произойти. И ничего хорошего ждать мне не приходится!»

Эти мысли немного расстроили его. Пришлось встряхнуться. Посмотрел на небо. Звезд не увидел, зато услышал ворчание далекого грома. Гроза надвигалась, но зарниц ещё не заметил. Стало неуютно и немного боязно.

Он два раза вскакивал, видя, как из двери выходил кто-то, но то был не Урбано. Это просто выходили до ветра помочиться.

Всё же он дождался своего часа. Все подвыпившие приятели вышли и стали прощаться. Двое остались в доме, один ушел в одну сторону, а Урбано в другую. Оба слегка покачивались и бормотали что-то себе под нос.

Жан выждал с минуту и поспешил следом. Урбано шел медленно и, поравнявшись с выбранным местом, остановился справить малую нужду. Это вынудило Жана поспешить и не упустить благоприятного момента. Он тихо подошел и, не раздумывая, сильно ударил палкой пьяного Урбано по голове. Тот покачнулся, но не упал. Обернулся. Пришлось Жану ударить ещё и на этот раз пьяница упал. Грузно, тяжело и ни звука не издал.

Оглянувшись, Жан подхватил за руки тяжелого Урбано и поволок дальше. Было тяжело, пот градом катил по лицу. К тому же Урбано очнулся и с бормотанием попытался встать, вырвать руки. Матерясь и намереваясь завопить, он наконец вырвался, но Жан ударил его ещё раз по голове, удивляясь живучести этого бандита. Бандит замолчал и опять погрузился в беспамятство.

Сердце колотилось у самого горда. Жан устал, а до места было ещё шагов сто. Хорошо, что кругом никого нет, и он снова потащил тело.

На этот раз Урбано долго не приходил в сознание, и Жан стал опасаться, что он окажется не в состоянии поговорить с ним. Но подумал тут же: «А зачем мне с ним говорить? Что я могу выяснить нового? Обойдусь так!»

Закончив транспортировку, Жан присел отдохнуть. Но всё же встал и связал насильника по рукам и ногам. Опять сел отдыхать, прислушиваясь к ночным звукам. Гром приблизился и ворчал уже сильнее. Зарницы полыхали на горизонте.

Встал, наклонился над поверженным и вгляделся в смутно светлевшее лицо. Ничего не разглядел и со вздохом поднялся во весь рост. Долго раздумывал, пока не услышал стон Урбано. Тот очнулся и мычал, ничего не соображая, но пытаясь освободиться от пут. Это не получалось и он стал ругаться. Жан наклонился к нему и сказал с угрозой:

— Ты думал, что Чениту можно так просто взять и обесчестить? Теперь будешь платить по счетам, мразь болотная! — и ударил в пах, заставив, корчиться от боли.

— Чего тебе надо, парень? Или ты кто будешь, приятель?

— Твой судья, дерьмо коровье! С чего начнем, а?

— Ты брось свои штучки, сеньор, — уже просительна проговорил Урбано. — Чего ты добиваешься? Твоя Ченита сама подлезла под меня, шлюха!

Урбано снова скорчился от боли. Жан бил в одно и то же место. И не один раз, получая даже удовольствие от этого.

— Заткни свою вонючую пасть, ублюдок! — проговорил Жан и ударил ногой по зубам. Несколько из них забили рот и Урбано их старался выплюнуть,

Жан заткнул рот грязной тряпкой и присел отдохнуть. Затем поднялся, постоял несколько секунд, и хладнокровно стал носкам сапога бить в пах. С каждым ударам он распалялся сильнее, а Урбано корчился, мычал, пытаясь увернуться от ударов. Это ему удавалось плохо и наконец он затих. Потерял сознание.

Жан тяжело дышал, отдыхая и вытирая пот с лица и шеи. Вытащил кинжал и не задумываясь ударил с силой по ахиллову сухожилию одной ноги, потом другой. Вытер кинжал, всунул в ножны и, плюнув в ещё неподвижное тело Урбано, ушел, сгорбившись, словно старик. Душа его затуманилась. Удовлетворения он не ощутил.

Вернулся ближе к полуночи. Сам запряг в коляску лошадь, разбудил Чениту и всю семью. Те в недоумении молча ждали его слова.

— Мы уезжаем. Прощайте. Родриго, я не буду требовать свои сто может. Бери их себе и истрать на необходимое. Мариэла, проследи, чтобы не пропил. Лучше сама возьми. У тебя лучше получится. Спасибо за гостеприимство.

Ченита тоже попрощалась и коляска тихо выехала на улицу. Жан не спешил. Он направил лошадь уже за городком на юг, надеясь скоро достичь Барселоны и там переждать ещё немного, чтобы потом вернуться домой.

В Барселоне они с Ченитой поселились в дешевом постоялом дворе, стараясь не вызывать интереса окружающих. Все переговоры вела Ченита, а Жан лишь поддакивал и то лишь при необходимости.

— Жан, ты уже почти месяц в дурном настроении, — уже который раз говорила Ченита. — Что с тобой происходит? Тебя так сильно задело мое происшествие?

— Может быть, Ченита. Но точно я и сам не могу определить. И мне не хотелось бы об этом говорить.

— Ты, я полагаю, охладел ко мне. Разве не так?

— Я знаю. Ничего не могу с этим поделать. Так получилось. Со временем, надеюсь, всё изменится к лучшему. Скоро мы будем возвращаться в Каркассон. Там о нас, наверное, уже забыли. Ничего ведь нельзя доказать. Но вначале посетим Ленору. Расспросим, и тогда решим, что нам делать. Если опасность будет оставаться, то нам стоит подумать, куда податься дальше.

— Мне до сих пор страшно возвращаться в наш город, Жан! — печально воскликнула Ченита. — Может, мы остались бы здесь, в Барселоне? Город очень красивый и богатый. А деньги можно будет забрать тайно. Что ты на это скажешь?

— Ничего не скажу. Пока я сам не знаю, как быть, что делать и как жить! — ответил в раздражении Жан, и понял, что зря так обижает жену. Она ведь ни в чем не виновата, а он так ведет себя с нею! И она совсем не жалуется, словно должна постоянно терпеть и сносить его неприязнь и отчуждение.

Вдруг стало жаль её. Он глянул в её расстроенное лицо. Оно стало опять красивым и приятным. Лишь бледность усилилась и больше не сходила. Но так было даже интереснее. Подумал, что модницы в городе будут завидовать её бледности. Приставать с расспросами о причине и требовать рецепта. Он усмехнулся.

— Ты чего усмехаешься? — спросила Ченита и с подозрением глянула на мужа,

— Представил, как тебя встретят с таким бледным лицом наши дамы. Наверное, завидовать будут. Рецепты спрашивать.

— Какие глупости лезут в твою голову, — серьезно ответила Ченита. — Или ты привираешь малость?

— Ничего подобного, Ченита! К чему мне привирать? Так, подумалось…

— А почему ты отказался от своих же денег? У нас ведь их не так много осталось. Вдруг не на что будет жить.

— Разве ты не смотрела наш сундук? Там достаточно есть. Мне на судне повезло и удалось подработать на тысячу с лишним. Было такое дело…

— Мог бы и поведать. Чего скрывал?

— Голова другим была забита, Ченита. Прости, но я ничего не скрыл. А ты не полюбопытствовала и не заглянула в сундук. Но это мне даже нравится. Не люблю назойливого любопытства.

Жан всё же рассказал вкратце тот случай с месье Муроном. А Ченита удивилась, что Жан так спокойно об этом говорит.

— Все давно прошло, и чего мне волноваться? Зато в Боу пришлось поволноваться изрядно. Твой насильник оказался так силен, что пришлось трижды глушить его по голове. И то тебе нет смысла знать подробности.

— Ты его убил? — спросила Ченита с тайной надеждой.

— Не стал брать грех на душу, Ченита. Но сделал его калекой на всю жизнь. И думаю, он не сможет больше портить жизнь и судьбу женщин.

— Это как? — округлила глаза Ченита.

— Просто долго бил его и надеюсь он всего лишилсяпосле этого. Лучше скажи, ты забеременела?

— Ещё ничего не чувствую, — печально ответила Ченита. Он тут же прекратила разговор и погрузилась в меланхолию. Жан решил, что её трагедия все еще терзает её душу, и тоже не стад приставать к ней.

Они прожили в Барселоне уже больше двух месяцев. И Жан всё же решился на переезд во Францию.

— Уверен, что пора, — говорил он жене. Та была не в восторге от такого решения и Жан это хороню видел. — А ты чего загрустила? Тебе ничего не угрожает. Для тебя всё там закончено. А я постараюсь всё разведать и лишь потом решусь объявиться окончательно. Я поживу у Леноры, а ты проверишь наш дом. Будешь посещать нас с детьми. Наш Арман, наверное, уже подрос, и с трудом узнает родителей. Сколько мы не были дома?

— Месяца четыре или даже пять. Я так скучаю по сыну!

Однажды Жан вернулся из порта и с возбужденным видом молвил:

— Знаешь, Ченита, я встретил в порту своего бывшего матроса, что с нами шел в Марсель. Гито его фамилия. Пожилой. Говорит, что всё продали и я могу забрать свои деньги. Дал место, где живут остальные. Что, забрать?

— Конечно! — тут же откликнулась Ченита. — Это ведь не десяток монет. К тому же там твои деньги за продажу фарфора. Сам говорил. Иди и забирай. Там будет не меньше пятисот монет золотом. Не так мало, милый мой Жан!

Висенте, увидев Жана, воскликнул весело:

— А вот и наш совладелец! — Он хохотнул и пригласил в комнату. — Мы здесь все вместе живем. Заходи, Хуан!

Большая комната вмещала почти всех матросов. Пятеро их встали из-за стола, приветствуя бывшего сообщника.

— Гито нам говорил про тебя, — заметил Родриго. — Это хорошо, что вы встретились. Иначе, как бы мы отдали тебе твои деньги? Выпьешь? По случаю успешного завершения дела мы купили приличного вина.

Все выпили, Жан осмотрел веселые лица товарищей. Висенте спросил:

— Как там Ченита? Оклемалась уже?

— Да. Всё в порядке, вам всем шлет свои приветы. Хотела пойти со мной.

— Хорошо бы, — согласился Висенте. — Куда теперь направитесь?

— Думаем вернуться домой. Времени прошло много и есть возможность…

— Если что неприятное будет, так вы не стесняйтесь. Сразу к нам. Место тихое, вас никто не найдет. — Висенте отвел Жана в дальний угол комнаты. — Признайся, Хуан, это ты отомстил насильнику Чениты?

— С чего ты взял? — сделал удивленное лицо Жан. — Смог бы я справиться с таким амбалом? А что с ним?

— Избит был страшно. Всё отбито, и то, чем он так часто грешил. Да еще ему ноги сделали недвижимыми.

— Ноги? Как это?

— Перерубили ему сухожилия. Теперь ходить никак не может. И мочится кровью. Словом, отделали так, что он долго не продержится. Неужели не ты?

— Повторяю, Висенте, я тут ни при чем. Может, Ченита кого-то наняла. Но мне ничего не говорит. Я спрошу, вернувшись. А его дружки?

— А что дружки? Посмеиваются и упрекают. Видят, что с того уже ничего не осталось и не собираются ему подчиняться, как раньше.

— Да, Висенте! Интересные сведения ты мне сообщил. Признаться, я рад этому.

— Ещё бы! — воскликнул Висенте. — Можно себе представить. Ладно, выпьем еще?

— Ты же знаешь, что я почти не пью. Старое воспитание у мусульман ещё держит меня. Хватит уж. Гито говорил, что мне что-то там причитается? С кого можно стребовать.

— У нас деньгами ведает Акоста. Пусть отсчитает тебе, что положено. Должен тебе сказать, — понизил Висенте голос, — что после случая с Урбано, все мы немного побаиваемся тебя, Хуан. — И Висенте улыбнулся. — Иди к нему.

Акоста выслушал Жана, покачал головой и сказал:

— Хорошо, что ты успел к нам, Хуан. Завтра мы выходим домой. Признаюсь, что продали всё не так успешно, как мог бы капитан. Но и так все довольны. И спасибо тебе за всё, Хуан. Я сейчас, твои денежки отложены.

Он покопался в сундучке, протянул Жану кошель и брякнул его на стол.

— Здесь четыреста восемьдесят монет золота, Хуан. Забирай и будь счастлив. Чените привет и наши поздравления с успехом.

Жан взвесил на руке кошель, заглядывать не стал, и быстро попрощался.

После некоторого колебания, супруги всё же решили ехать домой.

— Как бы на границе нас не почистили с нашими деньгами, — с сомнением и беспокойством говорил Жан. — Пользуются военными действиями и стараются…

— Надо пятьсот монет спрятать под коляской, — предложила Ченита. — К тому же я знаю дорогу, где таможенников не бывает. Или очень редко. Дорога ужасная, но зато без досмотра.

— Мы же союзники, Ченита. Не может быть, чтобы нас так сильно досматривали,

— Мы ведь не взяли свои бумаги, Жан. А это вызовет подозрение. Так что у нас только одна дорога. Она займет почти два дня.

— Нас грабануть могут на той дороге?

— Разбойники могут оказаться на любой глухой дороге. Бери с собой монет двадцать, остальное спрячем. Может быть и обойдётся.

— Хорошо, — согласился Жан. — Дня через два можно будет трогаться.

Глава 35

Коляска приближалась к Каркассону и Жан с беспокойством поглядывал по сторонам. Приближался вечер. Лошадь неторопливо тащила коляску навстречу неизвестности.

— Приедем как раз в темноте, — говорил Жан. — Сразу к Леноре. Завтра ты побываешь в нашем доме и все разузнаешь.

— А вдруг Ленора вышла замуж? — сделала предположение Ченита.

— Ну и что с того? Нам это не может помешать. Хотя мне не верится, что у неё может появиться жених.

— Ты намекаешь на себя? — вскинула настороженно голову Ченита.

— Ничего такого я не подумал, — оправдался Жан. — Просто это на неё не похоже. А там видно будет.

Это, казалось бы безобидное замечание вдруг обозначило между ними черту. За этой чертой легко было разглядеть охлаждение, которое могло продолжаться ещё долго. Если не навсегда.

Жан видел, что Ченита сожалеет о сказанном, сказанного уже не вернуть. И они в молчании остановились у ворот дома Леноры. После недолгих переговоров со сторожем на пороге появилась хозяйка. Женщина с возгласом радости и волнения воскликнула, сбегая со ступеней:

— Боже мой! Наконец-то вы вернулись! Проходите в дом!

— Как здесь дела, Ленор? — спросил Жан с надеждой.

— Всё тихо. Я наводила справки, мне сказали в городском совете, что ничего не доказано, родственники в большинстве подтвердили твое родство, и все успокоились. Сколько месяцев никто о тебе не вспоминал. Можно спать спокойно. Ченита, ты что такая невеселая? Иди сына посмотри. Он вырос и ждёт вас.

— Ленора, если всё так спокойно, то мы можем и дома переночевать, — предложила Ченита. Она метнула взгляд на Жана, но тот был занят другим — спешил достать из-под коляски заветный клад в семьсот монет.

— Зачем вам туда ехать на ночь глядя? — протестовала Ленора. — У меня всё готово и вы без помех переночуете. Нам столько надо сказать друг другу!

— Мы остаёмся, Ченита, — жестко сказал Жан и бедная женщина не посмела сопротивляться. Лишь настроение вовсе упало и она поспешила наверх к сыну.

— С чего это Ченита такая недовольная? — спросила Ленора, поднимаясь в комнаты. — Это на неё не похоже.

— Между нами пробежала кошка, Ленор, — ответил Жан, и в его тоне тоже слышалось недовольство. — У нас много чего случилось. Но об этом потом, Ленор.

Ему так захотелось обнять её и поцеловать в трепетные губы, что он не выдержал, огляделся и приник к её горячим губам. Она восторженно отвечала и в молчании стояли так, не замечая ничего вокруг.

— Хватит, милый, — прошептали губы Леноры. — Надо идти. Неудобно ведь оставлять Чениту одну. Может подумать что нехорошее про нас. И сын тебя ждет.

— Не забыл? — встрепенулся Жан.

— Когда я ему напоминаю о вас, он глазёнками выражает радость. Говорит так, что я никак не могу его понять. Моя старшая уже лопочет… — Она немного смутилась и быстро поправилась, заметив: — Прости, Жан Николя, наша дочь!

Он нежно поцеловал её и они поднялись в детскую. Там стояли три кроватки. Нянька умильно глядела, как Ченита ласкает мальчика.

— Мы уже готовились лечь спать, месье, — оправдывалась женщина, заметив Жана с Ленорой. — Я пока выйду?

— Да, — ответила Ленора. — Иди, мы тут сами немного побудем с детьми.

Ченита увидела, что Жан немного растерян. Он никак не мог определить, кого ему приласкать из детей. И всё же взял младшую, которая тут же заплакала, не признав в нём отца.

— Давай её мне, — спохватилась Ленора. Взяла девочку и та быстро успокоилась. Наступило неловкое молчание.

— Ладно, Ченита, — сказал Жан. — Дай мне нашего Амана. Ты уже наигралась с ним. Иди ко мне, мой малыш!

Ребенок не спешил к отцу. Но всё же Жан взял его на руки и стал с ним разговаривать. Ченита поправляла постельку.

Через полчаса все сидели в гостиной, ужинали и не умолкали повествовать о своих приключениях.

— Между прочим, Ленор, Ченита высказала предположение, что ты могла выйти замуж, — улыбался Жан, поглядывая то на жену, то на Ленору.

Ленора криво усмехнулась,

— Я ещё не отошла после своего брака, а ты, Ченита, прочишь мне другой. Не имею желания. Мне и так хорошо… с детьми и свободой.

Ченита не ответила, а Жану стало неловко, что затеял этот разговор.

— Ты, Ленор, что-то намекнула на какого-то господина. Что у вас там случилось? Хотелось бы узнать подробности.

— Ничего особенного, если не считать того, что тот господин пристаёт ко мне. Пытается ухаживать.

— Это естественно, Ленор! — воскликнул Жан деланно. — Ты свободная женщина, молодая, богатая и весьма недурна собой. Так что с этим ты можешь смириться. Никуда от этого не деться тебе.

— Но меня все это совершенно не интересует! — оживленно воскликнула Ленора.

— Сильно пристаёт? — спросил Жан. — Как-нибудь покажешь его мне. Я с ним поговорю по-мужски. Кто он?

— Лет под сорок. Довольно богатый, но мне он совершенно на нравится. Тощий, смуглый и напоминает мавра, как их рисовали раньше.

— Обещаю отвадить его от тебя, раз этого хочешь, — пообещал Жан, а Ченита опять почувствовала, как кровь бросилась ей в голову. Но всё же промолчала.

Ночью Жан никак не мог заснуть. Чувствовал, что и Ченита не спит, хотя лежит тихо и дышит ровно. Его волновало соседство Леноры. Душой он был рядом, но этого оказывалось слишком мало. И он мечтал о том моменте, когда он снова сможет прижать её тело в своих руках, обладая ею и отдавая всего себя ей.

Вдруг он услышал приглушенный голос Чениты:

— Чего не спишь? Шел бы к своей Леноре! Тоже, наверное, ждет тебя. Мне уже надоело чувствовать, как ты постоянно думаешь о ней и переживаешь! Можешь отправляться! Не держу! — Ченита уже была готова разрыдаться, но держалась. Только отвернулась и уткнулась в подушку.

Жан помолчал, не находя слов в свое оправдание. Затем, словно его подбросила пружина, быстро встал и вышел в коридор. Дверь прикрыл всё же тихо. Он был в ярости от слов Чениты и этот порыв стал чем-то вроде мести. Он стоял, не двигался с места и в голове лишь стучали молоточки. Но он ещё колебался. Никак не удавалось смирить мечущиеся мысли. Оглянулся в темноте на дверь своей спальни, где страдала Ченита и двинулся к другой.

Тихо открыл дверь в спальню Леноры и удивился, что она не заперта.

— Кто это?! — тревожно спросила Ленора.

— Не бойся, Ленор, это я. Ты чего не спишь?

— Как я могу заснуть, зная, что ты рядом и не со мной, любимый? А как же Ченита? Спит?

— Никто из нас не спит, Ленор. это она прогнала меня к тебе. А я…

Ленора вскочила с постели и бросилась к любимому.

— Как я люблю твою Чениту, Жан Николя! Она всё понимает и ничего не делает против! — И жарко целовала его губы, лицо и все, что находила жадными губами. — Иди ко мне, я так измучилась, думая о тебе!

Уже потом, насладившись ею, он подумал: «Как она любит меня! На всё соглашается, лишь бы получить от меня крохи счастья и наслаждения!»

Эта мысли сильно его обескуражила. Он задумался, чувствуя, как мирно и спокойно дышит Ленора, как ему приятно ощущать её близкое тело, такое приятное и любимое! А как же Ченита? Она лежит одна и страдает, мучительно думает, как ей сохранить его, как разделить его между двумя любящими и страдающими?

Все эти мысли проносились хаотично и сумбурно. И волнение с новой силой охватило его грудь, голову, заставив усиленно биться сердце.

За завтраком Ченита с Жаном выглядели неважно. Лишь Ленора сияла улыбкой, расточая приятные слова и угощая самыми вкусными яствами. Для этого она рано встала и распорядилась кухарке. И сейчас её несколько расстраивало лишь настроение Чениты. Оно было настолько явным, что Ленора заметила вскользь:

— Ченита, вы сейчас уезжаете домой?

— Конечно, — коротко ответила она и опустила голову к тарелке. — Что нам теперь делать здесь? У нас имеется свой дом.

Ленора понимала её отношение к ней и благодарила за то, что Ченита не устраивает скандалов и ругани, с её лексикой и грубостью. Так всегда получалось, когда Ченита ярилась и ругалась с кем-то. Это всегда шокировало Ленору, и всё же она не выговаривала Чените за такое поведение. Щадила её гордость.

Жан вспомнил про долг Алонсо и спросил, меняя тему разговора:

— Ленор, ты ничего не слышала о моём долге? Должны уже привезти. Обещали.

— Ничего такого не слышала, Николя, — ответила Ленора, покачав головой.

— Странно, хотя они могли к тебе и не обратиться. Ладно, дома узнаем.

Они в молчании ехали домой. Жан размышлял об их отношениях, удивлялся поведению Леноры и понимал Чениту. У последней были все права на него, но не на его чувства. А они продолжали раздваиваться. Дорога была короткой и додуматься до чего-то он не успел.

Прислуга встретила хозяев довольными приветствиями. Жан спросил конюха:

— К нам приезжали люди с востока?

— Приезжали, месье Жан, — ответил Бакон. — Очень сожалели, что не застали вас. Я спрашивал, да не ответили. Их было двое, месье.

— Когда это было?

— Да уже больше месяца назад. Скорее, ближе к двум, месье.

— Ничего больше не говорили? Обещали приехать вновь?

— Обещали. А я посоветовал им обратиться в Перпиньяне в ваш дом, господин.

— Тогда вскоре можно ожидать их. Спасибо, Бакон. Ты тут не голодал без нас, или наладил собственное хозяйство?

— Наладил, месье. Мы все тут работали на себя, простите. Пришлось, вы же так долго отсутствовали. Ещё чиновники пару раз заходили. Справлялись о вас, месье. Уже давно не появлялись.

— Ну и слава Богу! — воскликнул Жан и вошел в дом, неся сына.

— Что сказал Бакон? — спросила Ченита, укладывая сына для дневного сна. — Ну, милый, успокойся, не надо так с мамочкой. Она хочет тебе лишь хорошего, Аман.

Жан поведал жене о гостях, добавив:

— Обещали приехать. Будем ждать.

Время летело быстро, но прошел месяц, прежде чем гости пожаловали снова. Два верзилы оглядели двор, дом, и, получив приглашение Жана, вошли. Оба были похожи и Жан подумал, что это братья.

— Наши имена вам без надобности, сеньор де Гаруэно. Правильно я назвал вас? — спросил один из гостей. — Вам привет от Алонсо. Вы уж извините, но вас прошлый раз не оказалось дома. Мы сможем переночевать у вас?

— Сколько угодно, — ответил Жан, настороженно оглядывая мужчин. — Проходите в гостиную. Привезли деньги?

— Привезли, сеньор. А где Ченита? Алонсо хотел ей передать подарок. Слышали, что над нею надругались. Я даже успел поговорить с насильником. Это вы с ним так разговаривали, сеньор?

Жан неопределенно пожал плечами, давая понять, что эта тема ему неприятна.

— Не стоит расспрашивать, — вмешался второй гость. — И так всё ясно. Мы со своей стороны предложили ему на выбор: смерть или полное забвение про ваше с Ченитой существование. Обещал последовать вашему совету, сеньор.

— Надеюсь, выпить и перекусить не откажетесь?

— Вы очень любезны, сеньор. Спасибо и с удовольствием. Но вначале о деньгах. Хотим побыстрее избавиться от них. — И с этими словами каждый выложил на стол по три кошеля, тяжело грохнув ими о столешницу. — Принимайте, сеньор. Считать не стоит, всё честно. Здесь шесть тысяч золотом. Алонсо благодарит и надеется и в дальнейшем сохранить с вами хорошие отношения.

— Признаться, я всегда сомневался в этом. Всегда побаивался, что вляпался в неприятную историю.

— И напрасно, сеньор Жан. Алонсо всегда действовал честно со своими помощниками, а вы один из них. На этот раз он приказал в случае вашего отсутствия передать деньги вашей кузине Леноре де Белиар. Это и она давала деньги для Алонсо. Заявил, что той сеньоре можно полностью доверять.

— Это так, сеньоры, — согласился Жан. — Откуда вы так хорошо овладели французским, сеньоры?

— Это у нас с детства, дон Жан. Здесь полно смешанных браков. Так и у наших родителей получилось. Потому и говорим одинаково на двух языках.

— Это что за шум, когда ребенок засыпает? — послышался голос Чениты. — Жан, что за гости? И говорят так громко!

— Это приятные гости, Ченита. От Алонсо с деньгами, и ещё чем-то для тебя.

Гости поклонились и один из них заявил торжественно:

— Вам, сеньора, подарок от Алонсо. Он помнит ваше участие и доброту, — он положил на стол коробочку размером в две ладони и предложил открыть.

— Это же за какие заслуги такое украшение? — воскликнула Ченита с восторгом в голосе, глаза засияли и она вопросительно оглядела двух братьев. Те смущенно топтались, не решаясь ничего ответить. Ченита, видно было, произвела на них сильное впечатление.

— Алонсо благодарит за оказание финансовой помощи, Ченита, — пришел Жан на помощь верзилам. — Но он надеется на продолжение наших финансовых отношений.

— Ну… теперь мы в состоянии и сами всё это делать. Без участия Леноры, не так ли, Жан Батист?

— Разумеется, если аппетиты Алонсо не превзойдут наши возможности. Пока ничего не намечается у сеньора Алонсо? — повернулся он к братьям.

— Мы люди маленькие, сеньор, и ничего такого не знаем. Ждите, вдруг и появится необходимость в вашей помощи. Алонсо без торопливости готовит свои планы и тем более осуществляет их.

— Ченита, сеньоры переночуют у нас, а мы должны обеспечить им пропитание и хорошее отношение.

— Я пойду распоряжусь на кухне, закажу еду — и скоро будем обедать. Передайте Алонсо мою благодарность и пожелания всегда получать прибыль. — И усмехнулась, блеснув глазами по братьям. Им это понравилось.

Проводив братьев в обратный путь, Жан подумал, что хорошо бы устроить по поводу счастливого возвращения небольшой званый обед.

— Я с удовольствием, — оживилась Ченита, словно забыв недавние неурядицы и разочарования. — А кого можно пригласить?

Жан скривился и ответил:

— Это больше по твоей части. Мне достаточно двух моих близких приятелей. Остальное за тобой. Назначь время.

Он знал, что Ченита очень любит всякие праздники и видел, как она преобразилась, тотчас начав обдумывать званый обед и гостей.

В следующее воскресенье в доме де Гаруэнов собрались гости и были приятно удивлены, что видят этот дом слегка обновленным и вычищенным, со множеством цветов во всех углах комнат.

Ленора блистала драгоценностями, словно приманивая женихов. Ченита, наоборот, была скромно одета и лишь с одним украшением на шее, что передал ей Алонсо. Оно было не слишком дорогим, но очень красивым, со множеством полудрагоценных камушков разного цвета, отлично подобранным знающим мастером ювелиром.

— Как тебе наш праздник? — спросил Жан примирительно, желая хоть как-то загладить свои прежние прегрешения с Ленорой.

— Мне нравится. Очень мило и без лишнего шума. А мое украшение привлекло внимание, Жан, — похвасталась она и откровенно блеснула глазами. Он понял значение её взгляда и волнение вдруг охватило его. И он подумал, что эту ночь он обязательно будет с нею.

Эта мысль то и дело возникала в его голове и даже Ленора неожиданно спросила его, пытливо глядя в его глаза:

— Тебя что-то тревожит, Николя? Глаза у тебя какие-то шальные. Что с тобой?

— Давно у меня не было такого наплыва гостей и… молодых и красивых женщин. Приятно созерцать такое, Ленор! Я рад, что мы додумались провести такой прием. И ты так красиво выглядишь со своими украшениями. Словно на балу у знатного вельможи где-то в пригородах Парижа.

— Я там ни разу не бывала, Николя, — вздохнула Ленора. — Вот бы побывать!

— Это идея, Ленор! Если Ченита узнает про такое — она с меня не слезет. Обязательно настоит на этой поездке. А мы с тобой подумаем, как её осуществить.

Видимо, Ленора поделилась с Ченитой своими мыслями о Париже, что та уже после проводов гостей спросила:

— Ты на самом деле готов поехать в Париж?

— Это её идея, — ответил Жан, намекая на Ленору. — А как ты?

— Мог бы и не спрашивать! Я всегда готова на подобные поездки. Когда вы договорились с нею?

— Мы ни о чем не договаривались, Ченита. Она предложила, а я обещал подумать и посоветоваться с тобой. Так ты согласна?

— Я в восторге, милый! Мне с Ленорой уговориться, или ты сам это решишь?

— Сами решайте. У меня своих забот хватает, Ченита.

Он успел заметить, как горят её глаза, и вспомнил её взгляд на приеме. Волнение опять охватило его и он повернулся к ней, раздумывая. Но мысль уже уступила желанию обладать ею, и Ченита это легко поняла. Она приняла его ласки, сама отвечала на них и с каждой секундой распалялась все сильнее.

Они любили друг друга с яростью изголодавшихся и мечтающих о наслаждении любовников. А Жан опять подумал, успокоившись, что он вполне доволен этими двумя женщинами, которые его любят, почти ничего не требуют, особенно Ленора.

— Так ты так ничего и не чувствуешь, Ченита?

Она его сразу поняла, опечалилась, но ненадолго, и ответила с некоторым жаром:

— Ничего! Господь смилостивился надо мной. А сейчас я надеюсь на успех! Не зря же я страдала телом и душой, чтобы Господь не заметил этого и не снизошел до моих молитв и просьб.

— Это было бы прекрасно! — воскликнул он с жаром и нежно поцеловал в пылающую щеку. Она подставила губы, и они долго целовались.

В эту ночь Ченита ничем не огорчила Жана. Ни один вопрос или замечание не слетело с её губ, которое могло как-то изменить к худшему их наладившиеся отношения. И Жан был доволен, что Ченита устояла.

Они прожили в полном согласии две недели, наслаждаясь любовью и уступками друг другу. Пока Жан не уступил просьбам Леноры, о которой как-то узнала Ченита. Жан сам догадался об этом. Настроение упало, а разбираться не хотелось. Да и что с разбором, когда у него получается замкнутый круг. И вырваться из него он не мог и не хотел.

Лишь через неделю, когда обсуждался, вопрос с поездкой в Париж, он заметил:

— Ты зря переживаешь относительно Леноры. Мы ведь уже не раз обсуждали с тобой все это и пришли к пониманию. Так что нет смысла каждый раз ворошить и раздражать себя и меня.

— Прости, но головой я всё понимаю, и даже соглашаюсь, а вот как быть с чувствами? Они постоянно выводят меня из себя, и сдержаться мне очень трудно. Ведь я твоя законная жена, Жан! Наш брак освящен перед Богом!

— Всё же я полагаю, что роль Бога тут ничтожна, Ченита. Мы всё сами решаем. И наш брак произошёл по моей воле, а Бог тут ничего мне не подсказал. И пора окончательно всё разрешить и успокоиться. Ты постарайся, Ченита.

— Я стараюсь, Жан, но это очень трудно. Сам должен понимать. А что требует от тебя Ленора?

— Она никогда об этом не говорит, — пытался оправдать её Жан. — Лишь по глазам иногда получается понять её.

— И тогда ты сдаёшься и принимаешь её призыв?

— Не всегда. Но в основном ты, Ченита, права. Что я могу поделать? Я вас люблю двоих и никак не могу определить, кого сильнее. Каждый раз мне кажется, что это в последний раз, и каждый раз всё повторяется и повторяется. Больше двух недель мне трудно сдерживать себя, прости!

— А люди узнают? — пыталась Ченита урезонить мужа.

— Это трудно представить, а если и так — то мне на это наплевать. От сплетен всё равно нам не уберечься. Попомни мои слова, Ченита!

Жан с нетерпением ожидал встречи с Ленорой. Её записка побудила спешить. Он грохнул молотком в бронзовую доску двери. Дверь открылась и он, не объясняя ничего, вошел в дом. Слуга покорно поклонился.

Он ожидал увидеть Ленору взволнованной и огорченной, но она оказалась по-настоящему разъяренной. Ему впервые доводилось видеть её такой.

— Что случилось, Ленор? — спросил Жан и поцеловал её в щеку. — Тебе прислали уведомление о крахе всех твоих владений?

— Думаю, что это было бы легче перенести, Жан Николя!

— Говори яснее. Я могу чем-то помочь?

— Тот господин, я тебе о нём говорила, опять приставал с предложениями руки и сердца. Это меня и взбесило!

— Надеюсь, ты отказала ему? — в голосе Жана слышались юмористические тона.

— Ты ещё смеешься! А я бы хотела, чтобы он навсегда оставил меня в покое!

— Я с ним говорил, и он обещал это сделать. Значит, не сдержал обещание?

— Но у него хватило наглости вновь приставать! Положи этому конец, Николя!

— Не хочешь ли ты сказать, что я должен вызвать его на поединок?

— Не знаю. Но мне всё это смертельно надоело. Он чуть ли не каждый день встречается мне, и всё с одним и тем же предложением.

— Почему бы тебе просто не высмеять его? Это легко может отвадить нахала от тебя. Мужчины болезненно воспринимают такие поступки, ещё и с насмешкой.

— Думаешь, это подействует на него?

— Во всяком случае ты ничего при этом не теряешь. И будь попрезрительнее.

Ленора подумала и согласно кивнула головой:

— Хорошо. Попробую. Но в случае неудачи ты должен защитить меня от него.

— Тогда и поговорим, Ленор. И прошу успокоиться, милая злюка! У нас есть куда лучшие возможности провести это время.

Она вдруг резко покраснела и бросила взгляд на свой живот. Он уже значительно подрос, и Жан подумал, что на этот раз у него обязательно будет сын. Ещё в голову ударила мысль о Чените. Она тоже ждёт ребенка, и это когда-то так сильно на него подействовало, что он забыл все ссоры, и они вновь стали жаркими супругами и любовниками.

— Ты о чем задумался? — спросила Ленора, заглядывая Жану в глаза.

— Да все о том же, Ленор. Вы опять обе ждете ребенка и они должны родиться так же примерно в одно время. Твой чуть раньше. Ченита опять может обозлиться.

— Мы совсем недавно с нею беседовали и она показалась мне такой тихой, уравновешенной. Словно со всеми нашими недоразумениями согласилась и успокоилась.

— Я об этом только и мечтаю, — ответил Жан. — Что, если она действительно так переменилась? Я был бы счастлив! Не мыслю, как бы мне было плохо, потеряй я хоть одну из вас, Ленор!

— Я уже думала над этим. Ведь по воспитанию ты мусульманин. А там многоженство узаконено. Потому тебе всё это кажется таким естественным и обычным.

— Может быть, — в задумчивости молвил Жан. — А в твоих словах имеется какой-то здравый смысл, Ленор. Может, ты и права.

— Можешь даже Чените так объяснить. Это может помочь ей понять тебя и принять всё, как есть.

— А ты согласна? — пытливо спросил Жан и вопросительно смотрел на Ленору.

— Я люблю тебя, Николя! Что я могу сделать, чтобы стать единственной? Всё от тебя зависит. А ты никак не можешь определиться и выбрать единственную. Зато я так счастлива, обладая тобой. Хоть это и редко бывает, зато у меня от тебя будет три ребенка. Это меня так радует и возвышает в собственных глазах. И мне этого хватает.

— С тобой можно согласиться. Ченита совсем другая, хотя у неё похожие мысли. Всё же я думаю, что она всё это делает, соглашается, из чувства благодарности за избавление от петли, это тоже важно. Но и любовь, конечно, присутствует. Я это точно знаю.

Дней через пять Жан встретил того тощего господина, что приставал к Леноре. Встреча произошла на улице, и Жан не утерпел, вспомнив обещание, данное Леноре. Он остановил мужчину, слегка поклонившись:

— Месье, вы меня провоцируете. Надеюсь, вы знаете меня и догадываетесь, о чём я говорю.

— Простите, месье де Гаруэн, — дотронулся тот кончиками пальцев до шляпы. — У вас какие-то претензии к моей особе?

— Да и весьма серьёзные, месье. Моя кузина в беспокойстве и обратилась ко мне с просьбой оградить её от ваших приставаний. Однажды вы мне обещали не беспокоить мою кузину. Но не сдержали обещания. Я вправе требовать удовлетворения, месье. Если вы не оставите мою кузину в покое, то я так и поступлю. Я не позволю так обращаться с дамой и моей родственницей. Это недостойно дворянина, месье. И предупреждать и убеждать я больше не намерен, прощайте!

Жан поклонился, стараясь не выказывать враждебности. Лишь услышал вдогонку насмешливые слова:

— И это говорите вы, дворянство которого ставится под сомнения?!

Жан остановился, постоял не оборачиваясь и вернулся к стоящему верзиле. Молча постоял секунду и ударил того по лицу. Несильно. Но удар оказался неожиданным и господин отшатнулся, схватившись за скулу.

— Это вам за сомнения, месье. И присылайте своих секундантов. Оружие любое, на ваше усмотрение!

Он не стал ждать ответа и быстро удалился. Внутри у него клокотало. Сердце колотилось бешено и тревожно.

Поколебавшись и немного успокоившись, Жан решил заглянуть к Леноре. Её дом оказался намного ближе.

— Ты чем так взволнован? — испугалась она.

— Только что разговаривал с твоим ухажером. Предупредил его, но, судя по всему, он не придал этому значения и вдогонку оскорбил меня сомнениями в моем дворянстве. Я вернулся и врезал ему по морде. И предложил присылать секундантов.

— Боже! Николя! Зачем же так резко? Это ведь опасно для тебя! Мне страшно!

— Согласен, приятного мало, но и поступить иначе я не мог. Были свидетели нашего разговора, и мне ничего не оставалось, как дать ему в рожу. Остальное зависит от него. Как он отреагирует.

— И все это перед родами! Нашими, Николя, родами! Это плохо может кончиться.

— Не переживай раньше времени. Возможно, он откажется. Не думаю, что он достаточно силен во владении оружием. А стреляю я вообще-то прилично.

— Все же ты позанимайся, пока есть время, Николя, любимый! — и Ленора обняла его и целовала с нежностью необыкновенной. — Не дай себя угробить, как ты сказал бы. Пожалей нас с Ченитой! Мы тебя любим.

Прошла неделя, прежде чем секунданты навестили Жана Батиста. Жана дома не было, но Чениту предупредили:

— Мадам, передайте вашему супругу, что оружие для поединка выбрано. Это пистолеты. Пусть он навестит одного из нас и мы договоримся о времени и месте.

— Разве это не дело секундантов? — спросила слегка побледневшая Ченита.

— Вы правы, мадам, — поклонился один посланец. — Конечно, секунданты. Я буду ждать. Или мой товарищ… Месье де Гаруэн знает наши адреса, мадам. Простите, но мы выполняем наш долг. До свидания.

Ченита разнервничалась и вынуждена была выпить настой трав для успокоения, Жан увидел жену и тоже расстроился.

— Что случилось, почему ты в таком виде, Ченита?

— Приходили секунданты, Жан. Просили выслать им своих для уговора.

— Всё же решился, — произнес Жан и огладил бородку. — Тем лучше. Быстрее завершим наш спор. Значит, пистолеты? — спросил Жан, словно не слышал жену.

— Это же так опасно, Жан! А заменить на шпаги нельзя?

— Нельзя. Он должен выбирать оружие. Тем хуже для него.

— Почему? — расширила глаза Ченита.

— Я лучше владею пистолетом, моя милая. А у него наверняка реакция будет чуть замедленная. Рост большой. Значит, я его могу опередить. Я ведь на море с Алонсо две недели занимался стрельбой, и получалось отменно. Даже похвалу получил от него. И по англичанам удалось раз стрельнуть. Попал!

— Ты так уверенно говоришь, Жан! Надеешься победить?

— Без надежды нет смысла выходить на поединок, моя прелестная Ченита! — и нежно целовал её в губы и шею. — Я так соскучился по твоему телу и… ну сама знаешь, любимая девочка моя!

— А как Ленора все это восприняла?

— Она ведь трусиха, не то, что ты, моя белка! В панике. Ты бы пошла завтра поддержала её. Это лишний раз сблизит вас.

Ченита с подозрением глянула на мужа. Вздохнула.

— Я так и сделаю, милый мой хвастун! А ты уже нашел секундантов?

— Уже давно. Завтра пошлю их на переговоры. Дам им мои наставления.

Наставления Жана секунданты не выполнили. И Жан поехал на поединок, надеясь сам настоять на своем.

Они слегка опоздали, и секунданты извинялись довольно долго. Требование Жана стреляться не по жребию, а по звуковой команде, всё же приняли. Жан угрожал, заявив решительно:

— Если вы не примете моих условий, то на простое убийство я не согласен! А взамен набью морду этому господину и уеду к себе! Будем стреляться только на моих условиях!

Совещались долго, но всё же согласились. Секунданты отмерили пятнадцать шагов, провели черту у одного и другого противников. Секунданты зарядили пистолеты и передали дуэлянтам.

— Сигналом будет удар в ведро палкой! — провозгласил старший из секундантов, показав ведро и палку. — Услышав удар, поворачиваетесь и стреляете по своему усмотрению, господа. Время для этого не ограничивается. Приготовиться!

Противники повернулись спинами друг к другу и замерли. Жан расставил ноги так, чтобы не переставлять их, и с напряженным вниманием ждал сигнала. Он прозвучав, как и ожидалось, неожиданно. Жан тут же повернул туловище, вскинул руку с пистолетом и выстрелил первым. Длинный тоже выстрелил, но рука у него сильно вздрогнула, и пуля улетела в небо.

— Поединок закончен, господа! — провозгласил распорядитель. — Отдать пистолеты! Кто ранен?

Жан заметил, как противник побледнел и в растерянности стоит, взирая на небольшую дырочку в сорочке, уже алевшей от крови. Пуля всё же задела его, и доктор, заметив ранение, бросился к пострадавшему.

Все столпились вокруг, наблюдая, как перевязывают раненого. Пуля прошла между рукой и телом, слегка пропахав борозду на боку. И обожгла руку, оставив багровый след.

— Господа, — обратился к дуэлянтам распорядитель, — надеюсь спор между вами решен. Не вздумайте снова сцепиться. Пока всё обошлось малой кровью, но в другой раз может и не повезти. Прощайте, месье!

Дома Жана встретили его женщины, и, увидев улыбающегося Жана, бросились к нему вдвоем. Целовали, обнимали, словно он вернулся с того света.

— Да хватит вам душить меня, мадам! Все обошлось, как видите! Меня даже не задело, а противник получил ничтожную рану в бок и руку. Всё закончилось!

— Надо устроить по этому поводу праздничный обед. Время, правда, для завтрака, но и мы ещё не готовы! — И Ченита побежала отдавать распоряжения на кухню. А Ленора влюбленными глазами, полными слез, смотрела на своего возлюбленного, бросилась к нему и приникла своими губами к его губам. Поцелуй был скорее материнским, чем иным. Но Жан был в восторге.

— О, Николя! Как я переживала! мы с Ченитой только и делали, что молились. И Господь нас услышал! Возблагодарим Всевышнего и поставим в церкви самую большую свечу, милый! Ты пойдешь с нами?

— Конечно! Как иначе? Спасибо, Ленор!

Они успели ещё раз поцеловаться, но вернулась Ченита, и пришлось Леноре делить своего мужчину.

Ченита поволокла Жана в сад обмываться и сама обливала его слегка теплой водой, лаская его одновременно и хохоча от радости и сознания того, что не Ленора им занимается, а она, Ченита.

Поскольку беременным женщинам пить вино было нельзя, Жан тоже отказался, заявив решительно:

— Я мусульманин, — и обернулся на дверь, куда могли войти, — и потому откажусь от вина. К тому же я двоеженец, — понизил он голос до шепота и озорно оглядел женщин. — Буду жить, как мой отец… Байтазар. У отца было несколько жён и наложниц. В том числе и моя мать, Ганна.

— Перестань, дуралей! — испуганно вскрикнула Ленора. — Ещё услышит кто! Даже шепотом не вздумай про это говорить! Вздумал, чем хвастаться, ненормальный!

Жан усмехался, довольный впечатлением. Но всё же больше не возвращался к этим воспоминаниям.

Глава 36

Прошло ещё два года. Дети Жана подросли. Первенец оказался безобразником. Вечно задирался со сверстниками и часто возвращался домой с синяками и ссадинами на лице и теле. Но никогда не плакал и все больше походил на мать. Лишь глаза постепенно темнели и уже сейчас было видно, что с годами они станут карими.

Третьим ребенком Леноры стал мальчик. Сейчас ему было два года. Совсем не походил на отца, и Жан временами сомневался в своем отцовстве. Правда, Ченита как-то заметила, глядя на ребенка:

— Нет, Жан, это твой сын. Смотри, как он хмурится. Точно, как ты. И есть другие мелкие приметы твоего поведения. Стало быть, ты многодетный отец. У тебя пятеро детей. А у меня только двое. Младший ребенок весь в меня. И имя у неё испанское, как я захотела: Миранда.

Они сидели на веранде старого дома двумя семьями, а по существу — одним семейством, и извечная вражда Чениты уже потухла с рождением дочери. А Ленора так и осталась постоянно жить в этом отцовском доме. Тем более, отец с каждым месяцем все худел, хирел, и падре Марк из ближайшей церкви как-то сказал:

— Дети мои! Готовьте себя к печальному событию. Ваш благородный отец скоро перейдет в мир иной. Постарайтесь скрасить его последние дни.

— Падре, — всхлипнула Ленора. — Я уже давно переселилась сюда ради папы. Мы окружили его своим вниманием.

Казалось, жизнь в семействе идет самым лучшим образом. Все здоровы, богатство растет. Ленора передала состояние Жану в управление. Тот много времени уделял хозяйству, и результат не замедлил сказаться. Доход был приличным и обещал ещё возрасти.

Но последнее время у Жана часто стало возникать чувство тревоги и беспокойства. Он уже и Чените говорил об этом, и всегда получал ответ:

— Ты всё носишься со своими предчувствиями, Жан! Брось об этом думать. Я не вижу ничего такого, что может омрачить нашу жизнь.

— Не скажи, Ченита. Ещё месяц назад я едва ощущал тревожные чувства, а сейчас они усилились. Это неспроста, я точно знаю. Не забывай, что моя бабка была колдуньей. И хоть я её боялся, она мне часто говорила, чтобы я прислушивался к своим чувствам. Сейчас мне все её советы кажутся серьезными. Плохо, что я мало о них помню, мне тогда было лет, как нашему Аману.

— Кстати, об Амане. Мне не нравится, что он только и делает, что играет с оружием. Вечные шпаги, кинжалы. Хорошо, что все ещё деревянное.

— Чего переживать, Ченита? Должна быть довольна. Весь в тебя, такой же резкий и быстрый. Он очень хорошо развит для своих пяти лет.

А по прошествии двух недель Ченита с беспокойством сказала Жану:

— Аман где-то раздобыл настоящий нож, Жан. Это может быть для него опасным. Поговори с ним.

Жан скривил губы и качнул головой, раздумывая.

— Ты права. Я поговорю, и сегодня же. С этим уже нельзя шутить.

После ужина Жан отвел Амана в кабинет и посадил перед собой. Посмотрел строго. У того глаза немного бегали. Он чувствовал, что предстоит серьезный разговор, но не знал о чем.

— Аман, сынок, мама мне сказала, что у тебя появился настоящий нож. Ты хоть понимаешь, как это опасно для тебя?

— А что, папа? Я ведь уже большой и мне нравится играть с ножом. Он совсем маленький, вот посмотри, — и достал из штанов нож. — Всего три с половиной дюйма длины. Это мне Бакон сказал.

Жан взвесил на ладони ножик и подумал, что сын уже на самом деле взрослеет. Его ответы иногда озадачивали.

— Я многое понимаю, Аман, но мама волнуется, как бы ты не поранился. Где ты его взял? Бакон дал?

— Нет, папа! Он тоже ругнул меня за него, но так, для отвода глаз. Обещал ножны сшить из куска кожи. Вот здорово было бы!

— Что же ты с ним делаешь?

— Играю в «ножички», бросаю в цель, но получается плохо. Да и легкий он для этого. Строгаю, что нужно для игры. Разное…

— Обещай, что будешь осторожен с ним. Я тоже переживав за тебя, когда мама жалуется, что ты слишком резвый на улице. И синяки часто у тебя на лице. А ты дворянин. Нужно вести себя достойно, сын.

— Я и стараюсь, пап! С обидчиков сразу требую са… сатисфакции, — закончил он мудреное слово. Отец не смог сдержать улыбки.

— И как она у тебя проходит? — поинтересовался отец.

— Деремся, как еще!

— И тебе не страшно, что могут и побить?

— А чего бояться? Мы ведь не до смерти деремся. Так, выяснили, кто побеждает, и тут же миримся. У нас есть старший мальчик. Он года на три старше и часто следит за нами, чтобы мы, значит, не переходили черту. А что это такое, я не знаю. А ты знаешь?

— А как же. Это так говорят, когда хотят, чтобы люди не заходили в своих спорах слишком далеко, за черту дозволенного. Понятно?

— Немного. А ты успокой маму, пусть не беспокоится. Я ловкий.

— Вот хвастаться не стоит, Аман.

— Папа, с ножиком я всегда осторожен. Когда Бакон сошьет мне ножны, так и вовсе будет здорово! Все завидовать будут.

— Хорошо, Аман. Будь умненьким и осторожным с оружием. С ним нельзя шутить.

Время бежало стремительно, и жизнь продолжалась. Продолжались и страхи Жана, и они медленно, но усиливались, заставляя Жана беспокоиться.

Вскоре у них наметился праздник. Старшей дочери Леноры исполнялось пять лет, и в доме уже готовились к торжеству. Ленора составляла список гостей, а Ченита готовила подарки и праздничное платье.

На захудалом постоялом дворе городка Мазаме, что милях в сорока к северу от Каркассона, сидели за столом два человека, записавшиеся у хозяина, как супруги де Гаруэн. Мужчина лет под пятьдесят с седеющей бородкой и браво закрученными усами. Напротив сидела в простом платье мадам Режина. Перед ними бутылка красного вина и два стакана. Из еды только остатки тушеной капусты в одной миске на двоих.

— Всё же мне немного не по душе твоя авантюра, Режина, — продолжил прерванный разговор мужчина. — Слишком опасно, а результат может быть ничтожным.

— Мы ведь не сразу начнем действовать, Жерве, — настаивала Режина. — В Каркассоне мы недели две будем собирать сведения о том доме. Я сама там жила и знаю его отлично. Ты тоже всё выучишь и ориентироваться сможешь даже в полной темноте. Уверена, что у них украшений и остального можно взять тысяч на десять. Это совсем не так мало для нас, в нашем теперешнем положении.

— Деньги, конечно, хорошие, с ними можно будет начать жить по-новому, но риск!

— Мы обязательно дождемся момента, когда хозяина дома не будет. А с женщинами мы справимся легко. Правда, одна из них довольно агрессивна и смела. Но она слабовата, мала ростом, и ты легко с нею справишься. Ты с самого начала запугай её и заставь под страхом убийства детей молча выполнять все наши требования. До убийства, конечно, доводить не стоит.

— И сколько я за это буду иметь? — спросил мужчина по имени Жерве Рож.

— О чем ты говоришь, Жерве? — возмутилась Режина. — Это все будет наше с тобой. Или ты имеешь желание отделяться? — Режина вопросительно глядела в карие глаза любовника.

— Нет, что ты, — поспешилвозразить Жерве. — Просто я люблю всё иметь своё и при себе. Так мне спокойнее, Режина.

Про себя Режина подумала, что с этим типом стоит держаться всегда настороже. И всё же она понимала, что одной ей не справиться. Мужчина обязательно нужен. И ещё подумала, что надо сделать всё возможное, чтобы завладеть всем, что добудут, и скрыться, оставив Жерве ни с чем.

Примерно такие же мысли бродили и в голове самого Жерве. Режина представлялась ему в этом деле чуть ли не посторонней и особо делиться с ней он был не согласен.

И оба старались скрыть свои истинные мысли и намерения, расточая любезности.

Они жили вместе чуть больше четырех месяцев, и Жерве уже давно бросил бы Режину, не услышав от неё план как можно завладеть солидными средствами в качестве мести родственникам.

— Режина, не забывай, что у нас осталось надо денег, — заметил Жерве, допив остатки вина и перевернув стакан.

— В Каркассоне я надеюсь достать немного, — ответила Режина. — А доехать туда у нас хватит. Потому задерживаться в этой дыре нет никакого смысла.

— Значит, завтра выезжаем? Дилижанс будет утром?

— Так мне сказали. Так что ляжем пораньше и встанем тоже пораньше.

Они вяло позанимались любовью и заснули. Каждый вынашивал мечту разбогатеть и смыться в одиночестве с деньгами. И каждый понимал, что другой думает точно так же.

Они сошли в Каркассоне на станции дилижансов, и Режина огляделась.

— Уже поздно, Жерве, — заметила она. — Поселимся на постоялом дворе, а завтра я пройдусь по знакомым и добуду денег. Мне не откажут, хотя этого бы я не хотела делать. Слишком нагляден будет наш набег на мой старый дом.

— Я надеялся на большее, Режина? Действительно опасно будет находиться здесь, а после… нашего дела и подавно. Ты сама говорила, что у вас с тем семейством были очень плохие отношения.

— Когда у нас будут деньги, то скрыться не будет трудным делом, — с уверенностью ответила Режина.

— Как думаешь, сколько времени нам потребуется для всего?

— Не меньше десяти дней или двух недель. Спешка недопустима, мой дорогой.

— Побеспокойся о деньгах, — напомнил Жерве. — Без них трудно будет рассчитывать на успех. На голодный желудок мало что можно сделать приятного.

Весь следующий день Режина была на ногах. Обойдя четырех подруг и знакомых, удалось наскрести всего с десяток монет серебра, и Жерве она заявила:

— Прости, Жерве, но все деньги я тебе не смогу отдать. Ты их быстро спустишь, а они мне достались с трудом. Вот тебе золотой, остальное я спрячу.

— Ты что, смеешься надо мной? — взвился Жерве. — Как я буду выглядеть с такой мелочью?

— Кто бы говорил! — окрысилась Режина. — Вспомни, кого я подобрала в кабаке четыре месяца назад? И у меня были деньги. А где они сейчас? Мне бы хватило на год с лишним!

— Замолкни! Опять пинаешь меня ногами из-за твоих грязных денег? А что мне было делать с тобой? Одни обещания!

— Эти обещания скоро будут реализованы в звонкую монету, милый мой! А пока надо экономить и ждать удобного момента. Ты ознакомился с домом?

— Когда бы я мог? Голова идет кругом от твоих обещаний и ожиданий! Одни ожидания, мадам Режина!

Последние слова напомнили женщине её прошлое. Особенно Ленору, которая никогда не обращалась к ней иначе, как «мадам». Эти воспоминания были неприятны и она постаралась отмахнуться от них. Но и теперешняя жизнь её не утешала. И этот Жерве… Скользкий тип, но без него ей ничего не светит здесь. А с деньгами можно всё!

Со следующего дня Режина, постаравшись чуть изменить свое лицо, приступила к слежке за домом де Гаруэнов. Это было лёгким делом, но не всегда приятным. Зато уже через три дня ей почти всё стало известно. Раздав мелочь, она узнала почти всё о жизни дома и соседях. В том числе, об отношениях Жана с Ленорой.

В комнатке постоялого двора Режина говорила Жерве о своих наблюдениях:

— Всё оказалось куда легче, чем я предполагала. Лишь подождать удобного момента, когда Жан уйдет к Леноре под вечер. У них назначен праздник по случаю дня рождения дочки. Вот тогда мы и приступим, Жерве.

— Значит, точного дня ты не можешь определить?

— Пока нет. Да и как это сделать? Надо дождаться самого удобного момента. А это тогда, когда Жан уйдет к Леноре или ещё куда подальше. При нём нам будет очень сложно. Даже невозможно.

— Он что, опасный человек? — с опаской спросил Жерве.

— Вполне, должна тебя предупредить. Потому мы и должны подгадать, когда его не будет дома. Он человек общительный, и скоро такая возможность нам представится.

— Значит, мы всегда должны быть готовы к действию?

— Именно, Жерве. Мы каждый вечер, в сумерках, должны быть у дома и не прозевать его уход. Вряд ли это продлится долго.

Прошло два дня, а на третий им повезло. Они видели, как Жан с Ленорой вышли из дома и направились к дому Леноры.

— Им идти не больше десяти минут, — шептала Режина своему подельнику. — И в доме он пробудет не меньше четверти часа, и обратно десять минут. За это время мы успеем всё сделать и скрыться.

— Времени маловато, Режина. Нужно быть очень быстрым и решительным.

— Я тебе об этом постоянно говорю! Залезешь в окно на втором этаже и пройдешь в спальню Чениты. Там всё и нужно сделать. Приготовил веревку и тряпку?

Жерве приподнял небольшой мешок и ответил:

— Всё здесь, Режина. Лишь бы не нашуметь.

— Снимешь башмаки. Босиком будет бесшумно, — посоветовала Режина. — Я буду тебя поджидать снаружи, в саду. Оттуда и будем проникать в дом.

— Ладно, пошли к задней ограде сада, — заторопился Жерве.

Было ещё довольно светло, но темнота быстро надвигалась. Они перелезли через каменную ограду сада и углубились в него, продвигаясь к дому. В окнах почти не было света. Лишь в спальне Чениты горело несколько свечей в шандале.

— Ты залезешь по столбу веранды, проникнешь в соседнюю комнату, — повторяла Режина в который раз. — Пройдёшь несколько шагов и прислушаешься у соседней двери. Войдёшь и тут же напугаешь потаскушку. Свяжешь её и примешься собирать деньги и ценности. Я буду ждать, и мы с тобой тотчас уйдем. Снимай башмаки, Жерве. И поторопись, времени у нас мало.

Жерве снял обувь и, осмотрев подпорки столбы, полез вверх. Было трудно, но ему удалось достичь верха и перебросить тело через балюстраду. Тихий звук его прыжка испугал Режину. Вот тут раздался голос Чениты:

— Аман, немедленно вернись в свою комнату и готовься ко сну! И не шуми, а то девочек враз поднимешь! Тогда я тебя накажу!

— Я скоро, мама! Только посмотрю щенка!

Наступила тишина, но вскоре опять голос Чениты взволновал Режину:

— Ты где, Аман? Выходи и перестань меня нервировать! Скоро вернется папа!

Режина видела, как Жерве тихо открыл дверь в комнату и скрылся там.

В коридоре было темно, но Жерве всё отлично запомнил. Да и идти было всего пять шагов. У двери прислушался. Лёгкий шум в спальне говорил о том, что Ченита разбирает постель, готовя её ко сну.

Жерве открыл дверь. Она тихо скрипнула и Ченита обернулась, надеясь увидеть Амана. Но вместо сына в дверях стоял чужой мужчина, который, выставив кинжал, быстро схватил её и засунул тряпку в рот.

— Прошу не кричать, мадам, иначе мне придется вас прирезать, а заодно и ваших детей. Мне нужны лишь ваши украшения и деньги. Где они?

Ченита, лишь мычала и кивала в угол, где стоял секретер с бюро. Жерве все понял и подошел к нему, осмотрел. Повернулся к Чените.

— Конечно, ключ у вас на шее, мадам?

Она кивнула, и поежилась, видя, как грабитель шарит у неё на груди.

В бюро лежали её украшения и немного денег, не больше ста монет.

— Это все? — сдерживая ярость, спросил Жерве. — Где остальное?

Ченита отрицательно трясла головой и мычала, пожимая плечами.

— Ах ты сучка! — прошептал Жерве и подошел к Чените, наставив кинжал. — Говори, где деньги? Прирежу!

Она продолжала мычать, давая понять, что не может ответить. Жерве выдернул кляп и Ченита, отдышавшись, проговорила зло:

— Подонок, у нас нет дома денег! Все деньги вложены в дела мужа!

— Врёшь, стерва! — и ударил Чениту по лицу ладонью. Она вскрикнула, а Жерве, уже остервенев от неудачи и обманутых надежд, опустился на колени и стал рвать юбки, добираясь до самого главного у женщины. Она завизжала. Жерве, спохватился и ударил ещё раз. Он уже ничего не замечал, но вдруг ощутил острейшую боль в ноге. Вопль боли пронесся по дому и тут же возобновился вновь. Кто-то ножом тыкал ему в спину. Он повернулся и заметил ребенка, отскочившего подальше, выставив небольшой нож перед собой.

— Гаденыш! — взревел Жерве и хотел броситься на Амана, но адская боль и нога, которая плохо его слушалась, не позволили ему это сделать. Он опять взвыл. Ярость и отчаяние охватили бандита. Он повернулся к Чените, боль обожгла спину и на секунду остановила его.

Но тут дверь открылась и две женские головы просунулись в щель. Аман завопил истерично и громко:

— Маму убивает этот вор! Бейте его! — и сам поспешил к нему, сжимая нож в кулачке. Жерве хотел встать, это ему удалось с великим трудом. Одна нога почти не действовала.

Он наставил кинжал на женщин, и те скрылись, вопя и призывая на помощь. Повернулся к Чените и с искаженным болью лицом, проговорил с трудом:

— Ну, сучка! Теперь я с тобой разделаюсь! — И наклонился ближе, боясь опереться на ногу.

Он не стал обращать внимания на Амана, а тот с перекошенным лицом вдруг бросился к нему и успел ещё два раза ударить бандита в спину. Тот изогнулся, махнул кинжалом — и кровь брызнула из руки Амана. Он выронил ножик и упал, откатившись дальше. В комнату ворвались женщины, уже с кухонными инструментами в руках. Одна из женщин ударила грабителя по телу кочергой, но тот успел схватить её рукой. Вторая служанка успела полоснуть по руке длинным ножом. Сама упала, получив удар держаком кочерги. В сплошном гаме и воплях появился Бакон с вилами в руках. Он тут же ударил Жерве ими в грудь.

Жерве упал, а Бакон навис над ним и огляделся. Быстро оценив все в комнате, крикнул причитавшим женщинам:

— Уведите Амана и перевяжите его, бабы! Уже всё закончилось. Он уже не может причинить вам вреда! — и выдернул вилы из груди Жерве. Кровь полилась тонкими струйками на пол. Скоро и Чениту развязали, освободили рот и она бросилась к Аману. Тот продолжал плакать и слезы не давали ему увидеть все подробности. Служанка уже промывала его рану, другая готовила полоски ткани, сбегав на кухню.

Бакон встряхнул незадачливого грабителя, помогая ему сесть на полу.

— Говори, сволочь проклятая, кто твой сообщник? Один ты вряд ли смог всё устроить! Ну же, проклятый бандит, кто он? Убью, если не скажешь! Нет, не убью, а буду мучить, пока не скажешь!

И ударил под ребра.

И все услышали хриплые слова Жерве:

— Сука Режина в саду ждёт меня! Не добивайте, прошу вас! Ой!

Бакон выскочил из комнаты, и вскоре его бег послышался в саду под окнами веранды.

Вскоре все в комнате затихло. Ченита сказала в отчаянии, слушая, как в другой комнате плачет дочь, а няня успокаивает её, боясь показаться за дверь. Аман тоже затих, лишь постанывал и всхлипывал.

— Как у него рана? — спросила Ченита служанку. — Серьезная?

— Да нет, мадам. Слегка задета рука, но кровь уже остановлена. Я сбегаю за врачом, мадам. И вам он должен помочь. Мари, приготовь мадам успокаивающий настой, пока я сбегаю за доктором.

Подходя к дому, Жан уже догадался, что то, чего он так боялся и ожидал, свершилось. Бегом взбежал по лестнице и в комнате увидел всё. Разгромленная комната, сидящий бандит, весь в крови и растерянные, но деятельные Бакон и Ченита. Бледная и перепуганная, она посмотрела на мужа и истерично завопила:

— Где тебя чёрт носит столько времени, когда нас чуть не поубивали?! Аман оказался единственным мужчиной в доме, не считая Бакона. Он меня спас от смерти! Зато сам ранен теперь!

Всё это она выпалила сквозь слезы и всхлипывания.

— Это кто? — ошалело спросил Жан, кивая на Жерве.

— Они с Режиной решили ограбить нас. Но Режина скрылась, — ответила Ченита, успокаиваясь и вытирая лицо, уже заплывшее синяком. — Бакон, расскажи мсье, как ты искал ту стерву.

Жан не стал слушать конюха, а направился в комнату, где лежал Аман под присмотром няньки.

Мальчик тоскливо посмотрел на отца. С упреком спросил его:

— Папа, почему ты не вернулся сразу? Маму чуть не убили!

— Кто ж мог знать, что такое у нас в доме происходит, сыночек? — наклонился к ребенку отец и поцеловал в уже горячий лобик. — Мама сказала, что ты защищал её со своим грозным ножом? Как ты оказался там?

— Мне не хотелось спать, я немного решил пошалить и спрятался от мамы. А тут как раз появился этот бандит. Я испугался, а когда он стал бить и грозить кинжалом маме, я не выдержал и стал колоть его куда попало. Так и получилось, что он отвлёкся, а тем временем и тётки прибежали.

— Господи! — только и смог выговорить Жан, оглушенный и смущенный. — Как же он тебя задел кинжалом, сыночек?

— У него такой длинный кинжал, папа! Я его снова уколол раза два, он и отмахнулся от меня, а я не успел отскочить. Теперь я ранен… Болит, папочка!

— Скоро доктор придет и он тебе поможет. Но какой ты у нас молодец! Мама обязана тебе жизнью, а я вечно буду молиться за твоё здоровье, сынок! Спасибо тебе, ты настоящий мужчина, хоть и маленький! — И поцеловал мальчика в лоб, щеки, пылающие жаром. Его размышления прервал доктор, вошедший в комнату.

— Ну-ка, давай глянем на твою рану, наш герой! — воскликнул доктор и присел на кровать. Пощупал пульс, лоб и стал разматывать тряпицу на руке. — Ну, Аман, ты ещё легко отделался. Рана неглубокая. Сейчас потерпи малость, я её промою, наложу бальзам, и ты уснёшь. А завтра будешь всем хвастать, как ты спас мамочку от верной смерти.

— Доктор, осмотрите самого бандита, — попросил Жан, когда доктор закончил с сыном. — А то ещё помрёт, а его ещё надо допросить, подонка проклятого!

— Конечно, месье де Гаруэн. Я сейчас…

Жерве был очень плох. Ножик Амана поранил почку и надрезал сухожилие под коленом. Не считая других мелких ран. Боль, расходящаяся из почки, постоянно терзала тело грабителя. Он почти не соображал, что спрашивает Жан, и редко отвечал на его вопросы, и то не всегда осознанно.

— Месье, его бесполезно спрашивать, — говорил доктор, заканчивая перевязку Жерве. — Сейчас от него трудно добиться чего-то большего. Он потерял много крови. А почка причиняет ему сильную боль. Возможно, она слегка утихнет, но не уверен. Завтра я навещу вашего сына и этого бандита. Спокойной ночи.

Жан всю ночь просидел возле постели сына. Тот изредка забывался тревожным сном, быстро просыпался и постанывал, силясь не плакать. Ченита несколько раз заходила и вздыхала, мучаясь вместе с сыном.

Ему несколько раз давали пить настои трав, способствующие снижению жара. Это мало помогало, а доктор, появившись поздним утром, заметил:

— Вы, родители, не очень переживайте. Все идет нормально. Завтра боль уменьшится, и мальчик будет почти здоров. Я ему перевяжу рану, осмотрю, наложу новую мазь и обработаю настоем трав.

— Аман, сыночек, как ты себя чувствуешь? — спрашивала мать. — Ручка сильно болит? Чего бы ты хотел покушать?

— Я ничего не хочу, мамочка, — проговорил Аман. — Боль чуть утихла, и я бы хотел поспать. Закройте окно от солнца.

Врач удовлетворенно покачал головой и прошептал:

— Видите, ребенок уже захотел спать. Это хороший признак. А с едой можно повременить. Ничего с ним не случится, если он немного поголодает. Когда появится аппетит, тогда и дайте, чего попросит. А я пойду гляну вашего бандита.

У того был полицейский чин и снимал допрос, хотя толку было от этого мало. Жерве был плох и слаб.

Жан расспросил полицейского о поимке Режины и тот сообщил:

— Мы ищем, месье де Гаруэн. Всё в городе под контролем. Мои люди следят и выясняют все места, где она могла скрываться. Скоро она будет у нас в руках.

— Прошу сообщить нам, когда это случится, месье.

— Непременно, сударь. Это наша обязанность. А этого, — кивнул на Жерве, — я распоряжусь перевезти в тюремную лекарню. Там за ним будет присмотр.

— Не позавтракаете ли с вами, месье? — предложила Ченита.

— Если это вас не затруднит, мадам. Это он вас так отделал? — кивнул на её лицо. — Надеюсь, скоро вы поправитесь. А с этим мы разберемся со всей строгостью. И уверен, что и мадам Режина будет вскоре схвачена. Обещаю вам это.

Примчалась Ленора и, бросив вожжи Бакону, взбежала в столовую.

— Боже мой, Ченита! — всплеснула она руками, увидев хозяйку дома. — Как это могло случиться? А как Аман?

— Уже лучше, — ответила с неохотой Ченита и пригласила за стол — Уже все успокоились. Лишь Аман ещё страдает, но сейчас ему удалось заснуть. Рука у него немного успокоилась.

— Неужели тот бандит осмелился так бить тебя? — никак не успокаиваясь, спросила Ленора. — Господи, как было, наверное, страшно! Это правда, что Аман спас тебе жизнь? — Ленора была бледна и не скрывала своего страха, хотя все уже закончилось, и лишь ожидали известий об аресте Режины.

— Он же бандит, Ленора, — ответила Ченита. — А Аман оказался таким отчаянным и храбрым, что действительно предотвратил мою гибель. А я ещё так ругала его за увлечение ножами и шпагами. Ещё просила Жана поговорить с сыном, когда он приобрел настоящий ножик. Слава Богу, что это оказалось спасением для нас с ним. Я чуть с ума не сошла, боясь за Амана!

— Мне можно зайти и глянуть на нашего героя?

— Идем вместе, — предложила Ченита. — Мне тоже не терпится глянуть. Вдруг проснулся и ему что-то нужно.

А через два дня Режину арестовали, выследив в одном из домов, где жила её давняя подруга. Женщина под пятьдесят лет призналась, что ничего не знала о преступлении, совершенном в доме де Гаруэнов.

— Господи! Никогда бы не поверила, что Режина смогла такое организовать! — воскликнула она на допросе. — Она мне сказала, что хотела бы лишь пожить у меня несколько дней. Как я могла ей отказать в такой просьбе?

— Хорошо, мадам Кайоль, — успокоил женщину полицейский следователь. — Мы ещё вызовем вас для дачи показаний. А сейчас вы свободны, мадам.

В доме де Гаруэнов восприняли эту весть с облегчением.

— Господи! — воскликнула Ченита удовлетворенно. — Слава Богу, что теперь я могу спокойно спать, не опасаясь этой стервы! Ленора, можешь представить, чтобы твоя мачеха с её воспитанием и положением, могла скатиться до такого преступления, связавшись с уличным подонком?

Лишь пару дней спустя Жан заметил Леноре:

— Я до сих пор никак не могу себе простить, что в то время, когда моя семья подвергалась надругательству, мы с тобой занимались любовью. Как я мог так поступить, Ленора?

— Откуда ты мог знать, что происходит в твоём доме, любимый? Не казни себя! Я откровенно сожалею и ужасаюсь этому случаю, Николя! Успокойся и перестань так переживать. Слава Богу, что даже Аман уже почти поправился и бегает с мальчишками по улице. Он такой смелый и выдержанный! Мы все должны молиться за Амана!

Такой ответ Леноры сильно поднял настроение Жана. Он с благодарностью глядел в честные глаза женщины и думал про себя: «Как я смогу теперь быть с нею, когда я не смог прийти на помощь семье? А ведь это она меня соблазнила, уговорила, и я не смог устоять. Боже, что за жизнь у меня?!!»

Ленора всё же заметила настроение Жана. В глубине души она соглашалась в своей вине за случившееся, но допрос Жерве показал, что они с Режиной долго и настойчиво следили за домом, выбирая момент, наиболее удачный для ограбления.

Это Жана не успокаивало, и он сам себе дал обет до полного выздоровления сына не встречаться с Ленорой вне дома. Но приближался день рождения их дочери, и не принять приглашение он не мог. Тем более, что подарок уже был приготовлен.

— Жан, ты что такой хмурый последние дни? — поинтересовалась Ченита, пытливо глядя в лицо мужа. — Что тебя тревожит? Или опять одолевают беспокойства? По-моему, всё уже закончилось. Нас никто никогда так не тревожил. Разве что Алонсо. Вот и он давно к нам не приставал.

— Признаться, Ченита, меня постоянно грызет совесть за то, что меня не оказалось дома в тот вечер. Это не дает мне покоя уже сколько дней!

— У тебя было что-то с Ленорой? — дрогнувшим голосом, спросила Ченита. Его заминка и молчание дали ей повод убедиться в правоте своих подозрений. Но Жан ответил вполне спокойно и уверенно:

— Признаюсь, Ченита. Это так, и теперь я кляну себя за слабость. Все могло быть по-другому, будь я дома.

— Они бы выбрали другой день, — жестко ответила Ченита. — Но тут ты прав. Ты тогда обещал вернуться скоро, а задержался вдвое дольше. Ты просто слабак! Не дотрагивайся больше до меня!

— Мы ведь уже давно договорились обо всем, Ченита! И ты опять терзаешь себя пустыми воспоминаниями и подозрениями. Я ведь не скрываю своих отношений с Ленорой. Зачем тогда дергаешься? Принимай жизнь такой, какая она есть.

— Это тебе легко так говорить! А мне каково? Чувству не прикажешь! Так что придется тебе долго ждать моего благоволения!

— Слава Богу, что не насовсем! — воодушевленно воскликнул Жан. — Приходится подчиняться. Я ведь не настоящий мусульманин. Но ты не совсем права.

— Это почему же? — вскинулась Ченита.

— Потому что тем самым ты толкаешь меня в объятия Леноры. А мне бы вовсе не хотелось этого.

Ченита задумалась и вдруг вскочила и бросила ему в лицо:

— Тогда занимайся мною всю ночь, противный! Пока полностью не истощишься! Сегодня я тебя замучаю окончательно!

Жан с удивлением смотрел в взволнованное лицо жены и не узнавал её. Словно Чениту подменили, и она стала настолько жадной до интимного действа, что у супруга побежали мурашки по всему телу. Но пришлось смириться, и он театрально закатил глаза и горестно вздохнул, покоряясь судьбе.

Глава 37

Прошло несколько недель. Отшумел праздник дочки Леноры и Жана. Все они сидели за столом в старом доме Гаруэнов и пили кофе. Жан по наущению Леноры, согласно новой моде, курил контрабандную сигару.

— Я вот думаю уже целую неделю, — прервал короткое молчание Жан Батист. — Неужели наши испытания наконец окончились? Я говорю о мадам. Она в тюрьме, и мне бы очень хотелось повидать её, посмотреть, как она себя чувствует там.

— А мне вовсе бы не хотелось, — заметила Ченита. — К чему ворошить прошлое? Ленора, а ты какого мнения об этом?

— Мне бы было неприятно, думаю, оказаться с нею рядом. Мы столько лет ненавидели друг друга, что видеть её у меня просто нет никакого желания. Пусть себе мучается одна и вспоминает, сколько гадостей и тревог она доставила нам.

— Может быть, вы и правы, — усмехнулся Жан и выпустил струю дыма, не затягиваясь. — У меня сейчас такое ощущение, что все невзгоды нас уже миновали, и нам остается лишь воспитывать детей и радоваться их росту.

— Ещё остается Алонсо, — напомнила Ченита и добавила: — Что-то давно о нем нет никаких вестей. Неужто сгинул в своих авантюрах? Все же он поступал довольно честно с нами. Всегда отдавал деньги, взятые в долг, и ещё приплачивал долю из добытого.

— К чёрту такие доплаты! — воскликнул Жан и затушил сигару. — Ленора, зачем ты меня приучаешь к этой гадости? Ченита мне постоянно выговаривает за это. Говорит, что запах табака от мужчины ей настолько осточертел, что теперь не намерена его терпеть у себя дома. И я с нею согласен.

— Ты ведь хотел выглядеть солидно, важно. Вот я и посоветовала. Однако, я тоже против курения. К чему эта дурная привычка, от которой трудно потом отказаться? Не привыкай, Николя. Брось…

— А кто там к нам во двор приехал, да ещё верхом? Пойду гляну.

Жан вышел на крыльцо и увидел запыленного человека, готовящегося стукнуть в дверь кулаком. Жан спросил, выходя к нему:

— Что надо, месье? Я хозяин дома и требую ответа.

— Значит, вы месье Жан де Гаруэн? Отлично! Я к вам, месье.

— По какому делу? Я вас не знаю. А судя по вашему коню и вам — вы прибыли издалека. Откуда приехали?

— Из Боу, месье. Помните такой городишко?

— Чёрт возьми! Зачем вы здесь? Я уже успел забыть этот дурацкий городишко!

— Согласен с вами, месье, но у меня к вам дело, и серьезное. К сожалению, Алонсо больше нет с нами. Почил год назад, но перед смертью посоветовал нам обращаться к вам в случае необходимости. И вот я здесь!

— Да пошли вы к чёрту все со своими потребностями! Я не хочу ничего знать о ваших делах. И требую убраться поскорее за пределы моего дома!

— Это легко сделать, месье де Гаруэн. Но тогда вам будет очень плохо. Вашей семье прежде всего. А она у вас довольно большая, и любимая, как я знаю. Ансельмо помните? Он шлет вам свои приветы и пожелания скорее встретиться.

— Это ещё за каким дьяволом? Мы с ним ни о чем не договаривались и раньше, а сейчас, когда Алонсо нет в живых — я вообще не хочу с вами связываться!

— Я это слышал, месье де Гаруэн. Но вы не сможете оставить семью в плачевном состоянии. Мы вас или кого-то из детей легко заберём, и тогда вы обязательно согласитесь с нами. У меня здесь хватит сил для этого. А дело, что мы с вами хотим совершить, вполне безобидное в сравнении с прошлыми.

— Жан, не слушай его! — вмешалась Ченита в разговор. — Опять будет, что и раньше. Сплошные переживания и страхи.

— Кстати, мадам, раньше ваш супруг мало чем рисковал, а выгода оказывалась не такой уж и плохой. А сейчас и того легче. Всего-то три тысячи золотом и участие в интересном деле.

— Война-то ещё не окончена, — заметил Жан. — Значит, опасность всегда имеется. Или у вас на этот раз всё без военных будет?

— Никаких военных, месье! Если коротко, то мы намерены исследовать одно затонувшее судно и достать с него немного золота. Судно старинное, и там золота имеется в большом количестве, но нам мало тех средств, что имеем. И с вас всего три тысячи. Я навел о вас справки, месье Жан, и выяснил, что дела ваши улучшаются, и для вас эти три тысячи будут пустяком. А получите намного больше.

— Мне и в голову не могло прийти заниматься такими делами! — возмущенно воскликнул Жан и посмотрел на супругу. — Да и как вы намерены справиться с таким трудным и опасным делом? Это же глубина какая!

— Как раз наоборот, месье. Глубина там не больше шестидесяти футов. Ныряльщиков в тех местах не так трудно нанять. Но, повторяю, нам нужно немного денег. И ваше участие, конечно.

— Ладно, с деньгами все понятно, — опять заговорила Ченита. — А зачем вам мой супруг? Разве без него не сможете там работать? Кстати, где это затонувшее судно находится?

— На южном берегу нашего моря, мадам. В районе Туниса, в Африке. Несколько суток хода — и мы на месте. И судно у нас имеется. Нет только денег.

— Неужели вы полагаете, что спустя несколько лет или столетий там могло что-то сохраниться? Такого просто не может быть! — Жан продолжал волноваться.

— Лет пятнадцать назад его обнаружили арабы, но добраться основательно не смогли. Налетел сильный шторм, и их судно тоже затонуло при попытке укрыться. Дед нашего знакомого спасся и поведал внуку, подробно описав те места и приметы. Мы там уже побывали, но вынуждены вернуться. Команда оказалась ненадёжная, и погода тоже. Пришлось вернуться. Сейчас у нас и команда приличная, и время года подходящее. Но вы можете нам сильно помочь, месье. Соглашайтесь и никто из ваших не пострадает, обещаю и даже клянусь всеми святыми! — и посланец перекрестился, что-то прошептав про себя. Поцеловал нательный крест, и с вопросом в глазах уставился на Жана.

— Сколько времени вы рассчитываете проработать там? — уже подумав, спросил Жан, понимая, что иначе действительно можно оказаться заложником, и не только он один.

— Это сейчас невозможно определить, месье Жан. Все будет зависеть от успеха нашего дела. Кстати, в тот раз, я сам видел остатки того судна на дне. В тот день была тихая погода, но нам удалось поработать лишь полтора дня. А за такое время трудно было рассчитывать на успех, согласны?

Жан кивнул, но от замечания отказался. Он раздумывал и прикидывал в уме, как ему выкрутиться из этого неприятного положения. Его прервала Ченита. Она вздохнула и заметила:

— Жан, чёрт с ними! Соглашайся, а то они все равно с нас не слезут! Эти, как шакалы, раз вцепились, то не отпустят!

— Вот мадам правильно мыслит. Только лучше сказать, не шакалы, а гиены. У тех больше возможностей не отпустить добычу. Так что мы больше похожи именно на таких зверей, мадам.

Жан ещё раз посмотрел на Чениту и со вздохом сожаления, молвил:

— Хорошо! Только ради спокойствия моей семьи я соглашаюсь. Когда вам надо получить деньги?

— Как можно скорее, месье Жан. Уже кончается апрель и время поджимает. Не хотелось бы затягивать дело до осени.

— Выходит, всё лето моего супруга не будет дома?! — вскочила Ченита с расширенными глазами, смотря на спокойное лицо переговорщика.

— Этого никто не знает, мадам, — ответил тот. — Но мы будем спешить. Это и в наших интересах.

— Что у вас за судно и какая команда по численности? — уточнил Жан.

— У нас одиннадцать матросов и два начальника. И вы, конечно. Не хотелось бы иметь на борту чёртову дюжину. А брать постороннего, не проверенного — опасно. А вы, месье, человек надежный и проверенный делами. Ансельмо мне про вас много говорил. Так когда я могу ждать денег?

— Дня через два, — ответил Жан и глянул на Чениту. — Так я обязательно пойду с вами в море?

— Обязательно, месье. И я уже поведал вам о причине. А два дня меня вполне устраивает. Я остановился на постоялом дворе и через два дня снова посещу вас.

Даже Ченита не стала возражать, смирившись с таким поворотом в их жизни. Лишь проводив глазами незваного гостя, она сказала скорбно:

— Лишь бы это было последнее твое приключение, мой супруг, в нашей жизни. Что ты скажешь Леноре?

— Всё, как есть, Ченита. Я от неё ничего не должен скрывать. А вы здесь постарайтесь жить мирно и дружно. Помогайте друг другу. В делах ты немного стала разбираться, и смотри лишь за управляющими. Пусть поменьше воруют. Про остальное можно не беспокоиться особо. И будем надеяться, что я не очень задержусь на том берегу нашего моря. Хотя в тех краях может быть большая опасность со стороны арабов. Будем вооружаться, и основательно.

— Возьми денег и для этого, Жан Батист. Как с англичанами. Без пушек вам с ними не справиться было бы. Так и сейчас. Хоть малую, но купи.

Судно в семьдесят тонн медленно шло на восток вдоль почти пустынного берега Туниса. Куда ни брось взгляд, везде бурые берега с редкими деревушками арабских рыбаков и пятнами зеленых посевов и рощ.

— Вроде бы скоро подойдем к месту? — с любопытством спрашивал Жан и вытирал пот с лица и шеи. Было жарко, и легкий ветерок не освежал тело.

— Да, месье Жан, — ответил капитан, человек лет под пятьдесят с аккуратно подстриженной седеющей бородкой. — К вечеру станем на якорь и будем искать. Это тоже трудная задача.

Тощий человек лет сорока с внешностью бродяги сидел у бушприта и внимательно наблюдал берег. То был тот самый внук того самого деда, который оставил ему подробное описание места.

Человека звали Морис, родился он во Франции, но дед его был арабом. После гибели того судна его подобрали в море французы судно и доставили во Францию. Так получилось, что этот араб осел там, женился на местной женщине, и сейчас от потомка араба остались лишь черные глаза и смуглая кожа.

Солнце уже сильно склонилось к западу, когда человек на носу судна закричал, указывая на берег:

— Я вижу, вижу! Это здесь! Берите правее, капитан! Место у самого берега. Вон и гора заметная. Против неё и становитесь на якорь.

Матросы обрасопили^[16] реи, потом и вовсе убрали паруса, якорь бултыхнулся в тихие воды вечернего моря. Вся команда принялась изучать воду моря и побережье.

— Утром подойдем ближе, — сказал капитан. — Морис уверяет, что то судно лежит примерно в ста саженях от берега.

Ансельмо, постаревший и сгорбившийся, облокотился о планширь и тоже с напряжением щурил уже подслеповатые глаза, высматривая что-то на берегу.

— Тот раз мы тоже почти здесь стали на якорь. Да погода оказалась не для такой работы. Сейчас лучше, и, даст Бог, нам повезет.

— Как вы намерены найти то судно? — спросил Жан с беспокойством.

— Морис укажет точное направление на берегу. Да и мы ещё не забыли всего, что было прошлый раз. На лодках будем ходить и смотреть в воду. У нас ящики имеются со стеклом вместо дна. Так лучше рассматривать в воде.

— Даниэль говорил, что глубина там до шестидесяти футов, — с сомнением говорил Жан. — Это ведь очень глубоко.

— Он ошибся, Жан. Там и сорока не наберется. Здесь всюду малые глубины. У меня есть надежда, что дня за три мы нащупаем остов судна. Нам надо нанять хотя бы троих опытных ныряльщиков. Без них будет трудно.

— Их на берегу, в деревнях надо искать? — спросил Жан, хотя уже все это знал.

— А где ж ещё? Только там, Жан. А мы пока будем сидеть здесь, на берегу и заниматься поисками. Уверен, что это долго не продлится.

Утром команда разделилась. Четыре человека высадились на берег, а судно ушло на восток за ныряльщиками. Две лодки тотчас принялись бороздить море.

Жан с увлечением начал поиски, но его пыл не продержался и до вечера. Глаза устали, голова побаливала, и он, поужинав, улегся спать. Спали на лодках, опасаясь нападения арабов. Правда, кругом, куда не глянь, деревень не виднелось.

И всё же суденышки местных купцов изредка проходили в разных направлениях, и люди спешно старались выглядеть рыбаками.

На следующее утро, не прошло и двух часов, как Морис с восторгом завопил:

— Вот он, голубчик! Я его нашел! Мне приз за это!

Приблизилась вторая лодка, и все по очереди стали рассматривать смутные очертания судна, лежащего глубоко в песке и иле. И всё же оно виднелось, даже палуба проглядывала сквозь наносы песка.

— Морис, — приказал Жан, как имеющий больший пай в деле, — ныряй и закрепи линь с поплавком. А то ещё опять потеряем, а время не ждет. И проверим глубину. Вяжите узлы по футу между ними.

Морис уже через десять минут прыгнул в воду с камнем в руках, убыстряя погружение. Два человека наблюдали его, как тот привязывал тросик и всплывал.

— Сколько футов получается? — спросил Жан. — Посчитаем.

— Оказалось тридцать восемь футов, — оповестил молодой матрос. — Не так много, месье. Правда, ещё в трюме несколько футов, но то уже не так страшно. Морис, трудно на глубине? Я ещё ни разу так не нырял.

— А как ты думал! Долго работать так нельзя. Можно сильно заболеть. Потому мы ищем здешних ныряльщиков. Они за малую плату готовы рисковать своими жизнями. Лишь бы на нас никто не напал за это время.

Жан всё же рискнул нырять и почти час занимался этим. Раскапывал песок и ил, окутывая себя тучами мути.

— Опасно там, ребята, — изрек Жан, в последний раз появившись над водой. — Можно провалиться в трюм, и тогда не выбраться. Хорошо бы страховку иметь у пояса. Морис, что скажешь на это?

— Хорошо бы, месье. Однако, месье Жан, хватит вам на сегодня. Отдыхайте.

Судно вернулось с тремя ныряльщиками. С ними мог общаться лишь Морис, который ещё помнил арабский, но и то не так хорошо. И всё же он оказался главным в общении с ныряльщиками.

— Прошло уже три недели, ребята, — говорил Ансельмо с неудовольствием, — а у нас ничего пока нет. Как бы нам и в этот раз вернуться ни с чем.

— Три недели не такой срок, чтобы паниковать, — успокаивал Даниэль, тот, что приезжал за деньгами гонцом. — Мы лишь начали, а впереди ещё много работы.

— Последние дни что-то арабы к нам зачастили, — заметил Ансельмо. — Как бы чего не случилось. Сторожить надо и по ночам.

— Это и сделаем, — тут же ответил капитан. — Пусть каждый стоит свои вахты.

Через пять дней опасения Ансельмо подтвердились. Два небольших судна подошли на мушкетный выстрел и с борта прокричали:

— Что за люди и по какому праву здесь стоите? — Кричали на плохом французском. Капитан ответил грубо:

— А что мы плохого делаем? Скоро вернемся домой, не причинив вам вреда!

— Уходите немедленно, или я прикажу вас захватить! — И в доказательство его слов над фальшбортом показались дула мушкетов.

Переговоры велись в рупор и не всегда были понятны. И всё же основное обе стороны уяснили. И Капитан с озабоченным лицом спросил Ансельмо:

— Что будем делать, хозяин? Их много, а у вас лишь две шестифунтовые пушки. Опасно рисковать с такими силами.

Ансельмо думал недолго. И ответил пренебрежительно:

— Их много, и это им и помешает. Ничего не отвечать! Пушки зарядить, мушкеты на борт и приготовиться к бою! Наших арабов ныряльщиков — в трюм от греха подальше!

Обе лодки уже пришвартовались к судну.

Тунисские шебеки^[17] медленно подгребали, явно готовясь к абордажному бою. Жан внимательно за ними наблюдал. Определил численность в сорок человек и повернувшись к капитану, молвил:

— Капитан, нам не совладать! Надо уговорить Ансельмо сниматься с якоря и уходить! До беды рукой подать.

Капитан согласно кивнул. Крикнул в рупор:

— Поднять якорь! Паруса поставить! Уходим!

Матросы с явным удовольствием разбежались по работам. Жан тоже работал, поглядывал на шебеки. Там по всей вероятности шли приготовления для захвата судна, но поспешность с уходом несколько остановила арабов. Они явно ликовали. Им тоже не очень хотелось подставляться под французские пули и картечь. Даже подгребать перестали, наблюдая маневр французов.

— Кто посмел уходить? — тем временем орал Ансельмо, бегая по палубе. — Прекратить! Якорь не поднимать!

— Погоди орать, Ансельмо! — остановил ярость Жан. — Погляди, как арабы наблюдают за нами. Даже мушкеты отложили. Как раз момент для нашей атаки. Пушки скоро зарядят, пальнем сразу двумя, и мушкетами добавим. Это может подействовать на них.

Ансельмо раздумывал недолго. Судно уже тронулось и медленно разворачивалось бортом к шебекам. Те стояли почти рядом, надеясь, что схватки не будет. А французы уже вышли по дуге так, что обе шебеки оказались почти на одном направлении и слегка приблизились. До арабов оставалось не больше шестидесяти саженей.

Ансельмо с бледным лицом сам припал к пушке, целя по фальшборту, выше которого стояли арабы, глазея, как судно французов собирается выйти на курс во Францию или Испанию. Никто не держал оружия в руках.

Ансельмо кивнул матросу, что ожидал приказа запалить затравку:

— Пали! Ребята, — крикнул он оборачиваясь, — пали по басурманам!

Пушки грохнули, задымили мушкеты, и трескотня выстрелов смешалась с воплями на шебеках. Много арабов оказались ранеными и ползали по палубе, волоча за собой кровавые полосы. Гвалт и вопли полностью лишили арабов стремления к отпору. Однако это длилось недолго. Вскоре ответные выстрелы раздались с шебек.

Пушкари старались побыстрее зарядить пушки, пригибались, спасаясь от пуль. Появились два раненых. Арабы стреляли неважно и поспешно, результат оказался слабым. А французы и испанцы продолжали неторопливо выбирать цели и поражали начальников. Потери арабов составили значительное число людей, это сильно снизило их активность, и стрельба постепенно ослабевала с обеих сторон.

— Ансельмо, пушки готовы! — доложил пушкарь, сам не осмеливаясь вести прицел.

— Сейчас мы всадим ещё по заряду правоверным, и можно перейти к захвату! Будем крушить ближнее их судно! Пали!

Пушки опять рявкнули и картечь разрядила ряды арабов. Тут же эта шебека стала разворачиваться на обратный курс, вторая замешкалась немного, но тоже оделась парусами и тронулась назад.

— Палите, ребята, провожайте басурманов! — кричал Ансельмо и приглядывался к противнику. — Ребята, мы могли бы захватить заднюю! Там много раненых и убитых. Человек пятнадцать осталось всего. Капитан, командуй! Идём на абордаж!

Арабы почти прекратили стрельбу. Они были заняты парусами, снастями, и спешили поскорее покинуть зону обстрела французов. А последние продолжали палить из мушкетов, хотя наносили мало ощутимый урон арабам. Зато держали в постоянном страхе, не позволяя спокойно работать.

Людей у них не хватало для гребли, паруса поставлены не все и небрежно, а французы уже настигали шебеку. Вторая не стала идти на помощь, спасая свою шкуру. Даже не стреляли, тем более, что дистанция была уже большой.

Суда медленно сходились. Арабы отчаянно отстреливались, но их старые мушкеты заряжались медленно. Капитан в рупор прокричал им:

— Сдавайтесь или расстреляем всех! Обещаю жизнь и свободу! Сдавайтесь!

Не прошло и минуты, как матросы стали бросать оружие и поднимать руки вверх, уже не подчиняясь приказам единственного араба, что взял команду на себя. Его не слушали, а часть матросов уже тянула снасти, обрасопливая реи. Паруса заполоскались, и шебека сбавила ход.

Французы с испанцами бросились на палубу шебеки с саблями и пистолетами в руках. Арабы повалились на колени, прося пощады. Их не стали рубить.

— Всё обыскать, забрать всё ценное и провиант с порохом и пулями! — распоряжался Ансельмо, и сам допрашивал главного матроса.

— Ну что там? — спросил Жан неопределенно, проходя мимо. — Есть что интересное? Что он говорит?

— Они из Туниса. Кто-то донёс на нас. Если это так, то нам можно с неделю поработать здесь. Пока они дойдут до своих, пока соберутся с силами, мы сможем оставаться здесь.

— Это чертовски рискованно, Ансельмо, — возразил Жан. — Не лучше всё же убраться, пока есть такая возможность?

— А деньги? Кто нам их вернет? И тебе больше всего!

— Жизнь дороже, — не согласился Жан. — Всё же подумай…

Тем временем шебеку полностью осмотрели, забрали всё огнестрельное оружие и огневой запас, холодное оружие до ножей. Всех арабов отправили на шлюпке в море, оставив себе шебеку и двух молодых арабов для работы.

До вечера успели даже по два раза отправить ныряльщиков на дно. Ничего не нашли, но Ансельмо наотрез отказался возвращаться назад.

— Дней пять мы вполне можем здесь работать, ребята! Вдруг и повезет. Риска никакого, уверяю вас.

Все матросы и Жан не соглашались с ним, но всё же покорились настойчивым заявлениям Ансельмо.

На третий день со дна достали обломок статуи. Хорошо сохранившаяся голова какой-то богини из отличного мрамора стояла на палубе и матросы, гогоча, насмехались над нею и арабами, что достали её со дна.

— За каким бесом она нам? — смеялись матросы и Ансельмо приказал:

— Выбросить за борт! Зачем загромождать палубу разными обломками!

— Погодите, ребята! — остановил их Жан. — Голова красивая, и я бы хотел хоть её привезти домой. А то мои три тысячи, судя по всему, накрылись.

— Чёрт с тобой! — чуть не ругался Ансельмо. — Забирай свой камень! Будет напоминать тебе о нашем путешествии и приключениях.

И всё же на следующийдень арабы подняли со дна несколько десятков золотых и серебряных монет, не то римских, не то греческих или финикийских. Никто определить этого не мог.

— Вот и добыча, ребята! — злорадно усмехался Ансельмо. — Каждому по монетке. И то дело, значит, не зря сюда шли и работали. Эй, собачьи дети, — это он к арабам. — Продолжайте, времени ещё достаточно!

Пятый день принес ещё немного монет, но времени больше не оставалось. Матросы и Жан с ними, требовали немедленного ухода на запад.

— Сам говорил, что пять дней можно поработать, — говорил капитан и Жан его поддержал. — Они прошли, и мы должны отваливать.

— Посмотри на море, капитан! Ветер восточных румбов. А это значит, что шебеки арабов будут идти сюда в два раза медленнее. У нас есть ещё время для работы! Успокойтесь. Завтра последний день работы и вечером мы обязательно уходим. Даю слово!

После долгих споров с ним согласились.

— Капитан, на марсе постоянно должен находиться матрос, — Ансельмо строго кивнул вверх. — Пусть неотступно следит за морем. В основном за западным горизонтом.

А на дно запускали и тех двух арабов, которых не отпустили с остальными пленниками, что ушли на лодке.

К вечеру удалось поднять ещё немного монет и украшений из золота и серебра. Одно из них с красивым камнем в середине и нескольких по бокам, Жан потребовал себе. Ансельмо со вздохом сожаления согласился.

— Чёрт с тобой, Жан. Нам все равно не рассчитаться с тобой. Разве что сумеем доставить до нашего порта шебеку и продать её. Признаться, мы только начали что-то поднимать, но вынуждены отвалить.

Уже в сумерках снялись с якоря и, поставив паруса, пошли на запад. Ветер оказался противным, и приходилось часто менять галсы. Так продолжалось около двух суток. Людей было мало, и арабов не отпустили.

Еще через шесть дней показались берега Испании.

— Где мы сейчас? — спросил Жан капитана.

— Миль пятьдесят южнее Барселоны, месье. Что дальше? У Ансельмо спросить?

— Конечно. Я всего лишь компаньон в деле, которое прогорело. Пусть сам и решает. А мне бы добраться хотя бы до Вандра. В Испании мне делать нечего.

Ансельмо распорядился, выслушав доклад капитана:

— Зайдем в Таррагону. Может, там сможем продать шебеку и отпустить арабов.

— Потом в Барселону? — с надеждой спросил Жан.

— Обязательно. Надо и тебя доставить до Франции. Да и у нас там своя база, как и в Боу. Мы то и дело ходим то туда, то в Вандр, или даже дальше на север. Но больше на юг до Валенсии.

В крохотной Таррагоне с продажей шебеки ничего не получилось. Зато отпустили арабов. С провиантом было плохо, а денег на закупку мало. Так объяснил Ансельмо, и с ним согласились.

— Тут несколько человек просятся до Барселоны. Я их беру с условием работы на судне. На два у нас людей мало.

— Это твое дело, — согласился Жан. — Мне бы до Франции быстрее добраться. Вогнал ты меня в расход, Ансельмо! А как мне не хотелось с вами идти в море!

— Ну не каждый раз такая удача случается, как в прошлые разы. Сейчас не повезло с этими арабами! А можно было бы ещё денек поработать. Гляди и докопались бы. Ведь стали доставать хорошие вещи. Одно твое украшение может стоить тысячу монет, если не больше.

— В Барселоне можно оценить у знающего ювелира. Там ведь их много?

— Хватает! Ты обязательно мне скажи, во что тебе оценят твою побрякушку.

— Постараюсь, — уклончиво ответил Жан, думая, кому лучше подарить найденное украшение. — Его ещё хорошо бы почистить. Но это тоже лучше ювелиру поручить, думаю.

— А нам по две монетки получается на рыло, — с сожалением заметил пушкарь.

— Мысль уже имеется на следующее дело? — спросил Жан, отвлекая его от украшения. — Жить на что будете?

— Если шебеку продадим подороже, то и с тобой рассчитаюсь, и нам немного останется. Да и судно, как ты сказал, можно продать. Дорого не возьму, но на пару месяцев хватит.

В Барселоне простояли две недели. Шебеку продали за две тысячи золотых.

— Прости, Жан, но больше тысячи я не могу тебе отдать. Кстати, ты оценил свой побрякушку? Сколько?

— Я у трех ювелиров справлялся. Один дает семьсот монет, второй с натяжкой восемьсот. И лишь третий еврей долго смотрел и сказал, что это старинная вещь и может стоить очень дорого. До полутора тысяч. Но сейчас самое большее её можно продать за тысячу. Так что ты был прав. Можно было и не тратиться на ювелиров, платя за оценку.

— Я рад, что хоть ты потерял не все, как мы, Жан! Ты уж извини старого болвана! Не повезло! Но ты не теряй надежды. Так меня всегда учил Алонсо. Плохо, что его нет больше с нами. У него всегда всё получалось. Срывы были очень редкими. Да у кого их не случается!

Глава 38

Через два дня Жан отправился во Францию.

В Вандре он нанял коляску и вскоре приехал в Перпиньян. Жанна встретила хозяина со смущенным видом, но Жану было не до разбирательств. Он спешил домой. Лишь вечером за ужином спросил домоправительницу:

— Жанна, имеешь мне что сказать?

Девушка потупила взор, помолчала, но ответила, посмотрев на мать:

— Простите ли вы меня, месье Жан? Но последнее время у нас случилось несколько неприятностей. — Она замолчала, а Жан понял, что на деньги рассчитывать нет смысла. И строго спросил:

— Говори без утайки! Что стряслось?

Жаннет не ответила, а мать прикрикнула на дочь:

— Чего молчишь, шлюха! Говори уж, а то я начну!

— Что?.. Мужчина?.. — вскинул голову Жан.

— Появился тут, месье! — начала мать зло. — Так моя дура тут же бросилась к нему в объятия! Обещал жениться! Раскисла окончательно, потаскушка! А он забрал всё, что было в доме приготовлено для вас — и смылся! Теперь ходит моя дура с брюхом! Что нам делать!? — вытирая слёзы, закончила несчастная мать.

Жанна сидела с опущенной головой и молчала. Слёзы постоянно текли из её глаз. Жан сосредоточенно молчал. Гнев закипал в груди. Но он взял себя в руки.

Глянул на несчастную домоправительницу. Всё же спросил уже чуть мягче:

— Сколько ты потеряла?

За дочь ответила мать, заметив со вздохом:

— Больше ста монет, месье де Гаруэн! Что теперь нам делать, Боже! Наградил меня Господи такой дочерью! Шлюха! Как людям на глаза показаться?

Жанна продолжала молча сидеть с опущенной головой и слезы капали в миску.

— Дела действительно хуже некуда, — наконец сказал Жан. — Но теперь ничего не сделать, дамы, и надо думать, как справиться с этим теперь. А что с рыбой?

— С рыбой, месье, всё в порядке. Хоть Жовен последние месяцы ничего нам не давал, а то бы и его деньги накрылись! Он что-то заподозрил и отказался так делать, месье.

— Ладно, — неопределенно сказал Жан. — Поеду завтра в поселок и возьму. А то до дома не смогу доехать. Поиздержался, а дело прогорело.

— У, мразь распутная! — прорычала мамаша и отвесила дочери увесистую оплеуху

Жанна ещё ниже склонила голову и слезы ещё сильнее полились из глаз.

— Ну хватит реветь! — грубовато бросил Жан. — Отработаете со временем. Будете шевелиться быстрее. Мажете сдать пару комнат в аренду приличным людям. Ищите способ зарабатывать, женщины. Беременность сколько недель?

За дочь опять ответила мать:

— Девять недель, месье Жан! Второй месяц пошел! Потаскушка несчастная!

— Мне приготовьте коляску, а затем её же до Каркассона. Это будет через три дня. Лошадь в хорошем состоянии?

— Да, месье. Всё у нас в хорошем состоянии. Об этом можете не беспокоиться. В плохом лишь моя дура-дочь! Что б её черти забрали!

Жан приехал в Каркассон поздно, к ужину. Его так рано не ждали, и Жан с удивлением увидел там Ленору. Она была одета по-домашнему, и это ещё сильнее удивило Жана. И после долгих радостных приветствий, он спросил:

— Ленор, а ты почему так просто одета?

— С недавних пор я здесь живу, Жан Николя. — И в глазах Леноры он заметил непонятный блеск. — Так мы с Ченитой решили. К тому же за последний месяц у меня сложились очень большие неприятности, о них потом. Не стоит омрачать моими глупостями твой приезд. Это так хорошо, что ты приехал раньше обещанного времени! Ченита, мы его зацелуем, а? — И опять в глазах Леноры блеснул непонятный огонек. Раньше ничего такого он в ней не замечал.

Женщины набросились на Жана, а дети подняли визг и гам, бегая вокруг.

— Ну всё! Вы меня замучили, мадам! Что с вами такое случилось? Дайте детишек обнять и приласкать, а то вы не позволяете мне до них добраться!

Детей он скоро оставил играть в другой комнате, а сам уселся за стол и с нетерпением стал слушать их рассказ. Но не о неудачах хозяйства Леноры, а об их странном поведении.

— Прежде всего, мадам, меня интересует всё, что случилось у Леноры. Рассказывай, а то я от любопытства помру, — говорил возбужденно Жан.

— Судя по всему, Жан, — начала Ленора немного смущенно, — что в твое отсутствие мои управляющие решили, что пора и им обзавестись собственностью.

— Стали сильно и нагло воровать? — спросил Жан.

— Наоборот! — воскликнула Ченита, видя, что Ленора запнулась. — Они подсунули этой дурочке вместе с остальными бумагами и ту, что дает им право распоряжаться её собственностью на двадцать лет! Представляешь, Жан!

— Как же ты это проглядела, Ленор? — воскликнул Жан и вспомнил, как сам чуть не попался на такую же уловку мадам Режине. — Хотя, что тут такого? Мы легко доверяем другим, полагая, что и они честны с нами. Хорошо, что не дарственную.

— С дарственной им труднее будет, Жан, — наконец молвила Ленора. — А так в той бумаге даже предусмотрен пункт, что я не имею права расторгнуть договор. Вот мошенники! Теперь у меня нет дохода и мне надо жить на то, что у меня лежит в банке. Вот и решили, что не стоит содержать мой дом и отдали его в аренду. Нашлась довольно богатая семья. И ещё мне останется с десяток монет в месяц.

— Я с этим ещё разберусь, Ленора, — пообещал Жан, чувствуя усталость и сонливость. — Искупаться можно? В дороге я сильно запылился.

— Вода уже греется, Жан, — поспешила ответить Ченита. — Сейчас проверю и вернусь. — И многозначительно глянула в сторону Леноры. Жан перехватил её взгляд. Он показался ему странным.

Ченита появилась в дверях и провозгласила:

— Жан, можешь идти. Все уже готово. Вода не очень горячая, но её добавим…

Жан удалился, предвкушая блаженство от ощущения горячей воды и сонливости. Он не успел ещё насладиться купанием, как в ванную зашла Ленора. В руках полотенце и простыня.

— Ты что делаешь, Ленор!!! — вскричал Жан в недоумении.

— Можно подумать, что я тебя не видела голым, Николя? — усмехнулась она, алчно поблескивая глазами. — Ты же забыл и простыню, и полотенце. К тому же я теперь живу у тебя, а мы любовники. Что тут такого, милый мой Николя?! Я так ждала тебя! — И стала довольно торопливо раздеваться, что было совсем несложно. — Я сгораю от страсти, мой любимый! Прости, но я больше не могу!

Он онемел от удивления, но и его охватила страсть и он лишь пробормотал:

— Ты дверь закрыла?

— Не беспокойся о двери, мой дорогой Николя! — И стала целовать его, ласкать и соблазнять к действию. Он не сопротивлялся. И любили они так бурно, что потом Жан спросил с недовольством:

— Ченита знает о… о тебе в ванной?

— Как не знать, милый, когда мы так громко занимались любовью? Мы уже не ссоримся из-за тебя, решив разделить твою любовь между собой. Сейчас я…

— Да вы сумасшедшие, Ленор! Как вы умудрились до такого дойти?

— Нам понравилось наше, наше решение, любовь моя! Зачем всё скрывать, если все мы все знаем о друг друге. А ты молодой, сильный и не составит труда у каждой из нас побывать хоть пару раз в неделю. Или я ошибаюсь? — и полезла опять его ласкать, чему он вовсе не стал противиться.

Жан вышел в гостиную. Ченита, явно нервничая, спросила его, внимательно на него глядя:

— Что скажешь, любовь моя?

— Бог наградил меня двумя сумасшедшими! — воскликнул Жан и замолчал, выжидая.

— А вот мы с Ленорой решили, что так будет лучше. Со временем мы привыкнем, и всё пойдет вполне пристойно и даже интересно.

— Мне так не кажется, — довольно резко ответил Жан. — От тебя ещё можно было ожидать такого, но Ленор! Как она-то на такое пошла? Сумасшедшие!

— Успокойся, Жан. Тебе понравится, я уверена. Сам говорил, что мы дополняем друг друга. Так мы тебе никогда не надоедим, мой любимый супруг. А знаешь, до чего мы ещё договорились, милый мой?

Жан со страхом взирал на жену. Та откровенно издевалась над ним, хотя глаза её смеялись как-то странно и тревожно, как показалось ему.

— А не боитесь, что я могу и иначе на все это посмотреть? Вы можете насовсем меня отвратить своими глупыми затеями одуревших баб!

— Как грубо, Жан! При Леноре хоть так не выражайся. Она будет шокирована.

— Иди ты с нею… подальше! От безделья придумать черт знает что! Я иду к себе спать. Устал за столько дней, а тут вы…

Он ушел, а Ченита недовольно проводила его глазами. Подождала возвращения Леноры. И с раздражением воскликнула, сдерживая голос:

— Чем ты его так разозлила, что он тут же отправился спать?

— Ничем, Ченита. Наоборот, мы прекрасно провели время и он был доволен. Что у вас произошло?

— Обозвал одуревшими бабами. Представляешь? Может, действительно мы перегнули палку с ним и своими измышлениями?

— Погоди паниковать, Ченита. Ты его приласкай и он растает. Он добрый до нас, женщин. Зато вряд ли пойдет налево, как многие мужья. Мы ему такого не позволим. Всё же разнообразие для него, а это много значит.

— Не знаю, но мне тревожно. Ты-то свое взяла, а вот у меня не все так гладко будет. Ладно, хватит болтать. Пора детей глянуть на ночь. Пошли?

Нянька уже укладывала детей, хотя Аман ещё возился, у себя в углу и на предложения идти спать, не отвечал.

Провозившись с детьми почти полчаса, женщины разошлись, пожелав спокойной ночи и успехов утром, когда Жан проснётся.

Ченита смешно скривила нос — это выражало сомнение и неопределенность. Ленора внутренне усмехнулась, понимая, Она никак не хотела портить отношения с Ченитой, сама пыталась загладить свою вину, как первой подавшей такую идею.

Жан не слышал, как Ченита легла рядом, стараясь не разбудить мужа. Долго раздумывала, но сон всё же сморил её. Утром она первой проснулась и с любопытством глядела на супруга, изучая его лицо. Он зарос щетиной, ему требовался парикмахер. А она нежно наклонилась и поцеловала его в щеку.

— Прости, Жан, но я не утерпела. Ты вчера так устал, что я боялась тебя потревожить. Как ты себя чувствуешь? Любимый?..

Последнее слово означало призыв к общению, и он его принял. Улыбнулся и потянулся к ней, ощущая потребность в её ласке, внимании и утолении страсти. А она уже охватила его тело и он довольно грубо овладел ею, на что она заметила игриво:

— А мне нравится твоя грубость в такие минуты, мой супруг! Ты был очень приятен! Настоящий воин, сражающийся с демонами! — Глаза её сияли, просили продолжения, и он не отказался сделать приятное жене. Он слишком долго копил в себе порывы, и сейчас они выплескивались в страстные занятия любовью. Ченита была в восторге.

Весь день женщины в общении с Жаном поглядывали друг на друга таинственно, и Жан, замечая это, внутренне посмеивался, но часто это было слишком мрачно.

— Не пора ли заниматься делами, мои милые? — спросил он после обеда, рассчитывая воспользоваться сиестой. — Их, наверное, накопилось много, как скажешь, Ченита? С Ленорой мы немного познакомились, остались другие, твои дела, — и с любопытством глядел на жену. Та поигрывала бровями, стреляла глазами и понять её он не смог. — Будешь знакомить меня с ними, — закончил Жан.

Со следующего дня. Жан вплотную занялся своими и делами Леноры. Там всюду было много работы, хотя Ченита умудрилась всё вести вполне сносно.

Прошло недели две. Жан успокоился, видя, что его женщины не спешили истощить его своими приставаниями. Особенно была сдержана Ленора. Но у неё Жан стал с удивлением замечать признаки неожиданной разнузданности и чего-то еще, что мало ему нравилось, когда он размышлял вне постели.

— Ленор, я собираюсь навестить твоих управляющих, их ведь двое?

— Да. А зачем тебе это надо? Всё уже закончено и стоит подождать двадцать лет. Тогда всё вернется ко мне и детям, что очень важно.

— К тому времени всё твое состояние может оказаться в таком состоянии, что уже ничего не будет стоить, — убеждал Жан. — Вот и хочу кое-что выяснить для себя. Дай их адреса, Ленор.

Управляющие оказались ушлыми дельцами, и Жану пришлось прибегнуть к недозволенным методам. Он заявил решительно:

— Если вы не подпишите бумагу, где будет четко указанно, что по истечении договора, то есть двадцати лет, вся собственность мадам Леноры должна оставаться в том же состоянии, что и сейчас — то я вас затаскаю по судам, господа. И вряд ли вы выиграете такую тяжбу, сукины дети!

— Как вы смеете, месье де Гаруэн? — взвился один из управляющих. — Да я…

— Заткни пасть, подонок! Или мне придется тебе морду набить, сучий сын! Через несколько дней я представлю вам на подпись документ, господа. И прошу не увиливать, иначе будет хуже.

Он ушёл, оставив компаньонов совещаться, и обсуждать неприятное положение своих дел. Понимали, что бороться с Гаруэном будет очень трудно, а то и невозможно, учитывая его деньги и связи в городе.

Адвокат, спец по таким делам, долго изучал копию договора и, подняв голову, заметил очень серьезно:

— Месье де Гаруэн, ваше дело весьма трудное и серьезное. Но не безнадежное. Я всё обстоятельно изучу и через неделю прошу зайти за ответом. Пока я не могу ничего обещать. И на всякий случай приготовьте тысячу монет для… взяток. Без этого трудно рассчитывать на успех в вашем деле. Слишком оно трудное для мадам де Белиар.

— Благодарю за совет, месье. Я всё учту, и мы встретимся через неделю.

Дома он попросил Чениту и Ленору:

— Дамы, я прошу меня понять правильно. Мне необходимо знать, чем мы располагаем. Я говорю о деньгах. У меня наметился отличный контракт на поставку для армии больших партий товара. Это очень выгодно, но мне надо знать, на что могу рассчитывать. И для дела Леноры тоже это имеет значение. У нас, конечно, не столичные масштабы, но всё же и мы должны что-то делать. Свои финансы я немного знаю, а твои, Ленор для меня — тёмный лес.

— Хорошо, Николя. Я пойду с тобой в банк и оставлю там доверенность на тебя с тем, чтобы ты мог распоряжаться всеми моими средствами. У меня много забот с детьми и домом. Ты согласен, любимый?

— Не боишься? — спросил Жан с усмешкой на губах.

— Нисколько, милый, разве ты можешь меня обмануть? Я в такое не верю.

На следующий день все было оформлено, и Жан приступил к обходу чиновников и судейских крыс, от которых теперь будет зависеть очень многое.

Два месяца спустя Жан де Гаруэн выиграл дело о мошенничестве у управляющих делами мадам Леноры де Белиар.

— Боже мой, Жан Николя! — воскликнула Ленора в восторге, обнимая молодого человека на глазах у публики. — Как я рада! Ты сделал невозможное!

— Не я, любимая, — прошептал Николя, — а деньги. Это мне такой совет дал наш адвокат. Сработало, как видишь. Поздравляю, девочка! — тоже тихо, заметил он.

Она одарила его жарким взглядом, возбуждая вожделение. Сам он всё ж подумал, что сегодня не её очередь получать его в свою постель. Но эта мысль не задержалась у него в голове и тут же забылась.

— Милый мой Николя, давай по этому поводу устроим маленький праздник?

— Успеешь ли пригласить друзей? Время уже близится к ужину.

— Зачем нам друзья? Мы сами отличные друзья! И наши дети! Шампанское есть, а торт сделать всегда успеют на кухне. Что ещё надо? Можно трёх музыкантов пригласить для фона. И Ченита будет рада такому событию. А то у нас так мало развлечений. В Париж собирались, да тебя забрали на ту проклятую авантюру. Зато привез отличную голову богини. Я приглашала знатока. Он сказал, что это голова Афродиты. И очень ценная.

— И это имеет цену? — удивился Жан. — И сколько она может стоить?

— Он не назвал, лишь заметил, что с годами её ценность будет расти до больших размеров. Значит, будет детям наследство.

— А что вы решили насчет того украшения, что я привез из Африки? Кому его подарить? Или вы сами это решите?

— Уже решили, Николя! Ченита согласилась носить его по очереди. Тот знаток древностей тоже осмотрел ту вещь. И тоже уверял, что она очень дорогая. Как древность, хотя камень там тоже знаменитый.

— Ты, конечно, спросила о его стоимости, Ленор. Сколько?..

— У нас можно продать тысячи за четыре, а в Париже за него дадут не меньше пяти. И с каждым годом цена тоже будет расти.

— Хорошо. Носите по очереди. Я не возражаю. А детям и это сгодится в наследство. Хотя на всех не хватит, полагаю.

Они семейно сидели за столом, наслаждались тихой музыкой и отменными угощениями, что вносили из кухни. И шампанское! Оно так приятно щипало во рту, и так завораживало своей таинственностью!

— Николя, мы обязательно должны станцевать менуэт! — воскликнула Ленора в сильном возбуждении. — Ченита, согласна?

Ченита согласилась и музыканты тихо заиграли мелодию менуэта. Все трое танцевали, а Ленора хохотала, смеясь с неуклюжести Николя. Вскоре Жан отказался, сделал вид, что слегка обиделся и приложился к бокалу.

Ленора поднесла бутылку музыкантам и приказала бодро:

— Пейте из горлышка! Так интереснее будет! Смотрите, осторожно открывайте!

Открыли поспешно — и вино мощной струей брызнуло на музыкантов. Хохота было много, но все оказались довольны. А музыканты сыграли сарабанду, и Ченита лихо сплясала её на радость музыкантам.

— Ленора, не пора ли расплатиться за музыку и подумать о сне? — Жан заговорщицки подмигнул без всякого смысла, просто по небольшому опьянению. — Иди же!

Ленора показалась Жану странной. Её глаза лихорадочно блестели и вся она источала смутное желание, как определил Жан. Или это вино так подействовало, а она его пила не так часто и вовсе немного.

Через четверть часа все музыканты ушли, прислуга убрала со стола, а Жан направился в спальню Чениты.

Она была навеселе и жаждала его ласк. Он тоже был не против, но их игра, не успев начаться, вдруг прерывалась — в спальню вошла полураздетая Ленора. Глаза её блестели необычно и Жан с возмущением спросил:

— Тебе чего, Ленор? Не спится?

— Как чего, Николя? Я тоже хочу быть участницей ваших любовных приключений. Я никак не могу заснуть!

— Ты ещё не успела раздеться, — попыталась урезонить Ченита.

— Это легко исправить, моя подруга! — И быстро скинула ночную сорочку. Потом быстро подошла и так же стремительно легла на кровать, обхватив Жана за шею, притягивая его к себе.

Жан вскочил и сел, обезумев от её поведения и наглости. Ченита с расширенными глазами тоже не могла ничего сказать.

— Ленор, иди к себе! — почти кричал Жан. — Что с тобой такое происходит?

— Я тебя хочу любить, мой красавчик Николя! Почему в такой день ты с Ченитой? Моё ведь дело было выиграно, значит, ты должен быть со мной! Возьми меня, любовь моя!

— Ченита, отнесем её в спальню. С нею что-то происходит. Она не в себе. Надо было меньше вина пить. Особенно этого шампанского.

Они вдвоем с трудом уговорили Ленору, Жан взял её на руки и отнес на кровать в её спальне. Положил, но Ленора вдруг схватила его за шею и стала целовать, жадно с остервенением и воплем:

— Возьми меня, Николя! Пусть Ченита смотрит, как ты меня любишь! Я так тебя хочу, любимый! Ну что тебе стоит угодить твоей любящей Ленор?

Жан переглянулся в свою очередь с Ченитой. У той глаза вылазили из орбит и рот не закрывался от изумления. Жан кивнул жене на дверь, прося выйти. Ченита послушалась и вышла, тихо прикрыв дверь.

Ленора продолжала свои попытки соблазнить Жана. Он был напуган, но решил, что ради её спокойствия он может уступить. Но оказалось, что это было сложно, а Ленор, поняв это, остервенела вовсе. Кричала, ругала его и наконец свалилась на постель и затихла.

Жан оглядел её молодое красивое тело, прикрыл простыней влажное, ещё пышущее страстью тело, и тихо удалился, прикрыл дверь и вошел в спальню Чениты.

— Ты уступил этой ненормальной? — спросила Ченита весьма мрачно.

— Не смог, — печально признался Жан. — Хотел таким образом успокоить, но у меня ничего не получилось. Слышала, как она ругалась? Потом вдруг успокоилась, притихла и заснула.

— К ней надо пригласить врача, Жан. С ней не всё в порядке. Вдруг с ума сходит? Что тогда будет с ней?

— С чего ей сходить с ума? — удивился Жан. — Вроде бы у нас с тобой были происшествия, от которых свихнуться можно. У неё ничего такого никогда не было. Но ты права, Ченита. Надо завтра врача пригласить. Пусть осмотрит.

Утром Ленора появилась в столовой, словно ничего вечером не было. Ченита с любопытством спросила:

— Как отдохнула, Ленор? Вчера мы сильно напились и было весело. Помнишь?

— Конечно! Музыка играла. Мне понравилось. А что ты на меня так смотришь?

— А как я смотрю? Обыкновенно. А что?

— Что-то случилось вчера? Я помню, что пришла к вам пожелать спокойной ночи и ушла к себе. Я так крепко спала, что отдохнула просто знатно!

— Очень рада за тебя, — ответила Ченита с некоторым беспокойством, но Ленора этого не заметила. — Кофе будешь?

— Обязательно и покрепче, моя подруга! Голова у меня чугунная. Нельзя так наливаться. Сколько раз клялась себе не пить много. И вот!

— Сколько мы там выпили? — Ченита почувствовала себя увереннее, — Просто от шампанского всегда так по утрам. Пей свой кофе.

Появился Жан, и Ченита сделала ему знак помалкивать. Он кивнул и сел рядом с Ленорой. Спросил буднично:

— Ты такой крепкий кофе пьешь сегодня? Такой запах! Голова побаливает?

— Есть немного. Я уже говорила Чените, что надо мне меньше пить. Особенно этого шампанского. Оно действует на меня плохо, хотя пьётся отлично.

Супруги переглянулись. Ченита неопределенно пожимала плечами, строила гримасы, а Жан не стал расспрашивать и поспешил одеться и уйти побыстрее. Говорить с Ленорой ему не хотелось.

Доктора так и не позвали. Ленора казалась совершенно нормальной, и всё, казалось, осталось позади. И так прошло больше месяца. И тут Ченита опять заметила в её глазах странный блеск. Она сказала об этом Жану:

— Посмотри на её глаза, Жан. Мне сдается, что у неё снова может случиться… это…

Жан понаблюдал за Ленорой и согласился с женой.

— Это уже серьезно, Ченита, — заметил он, отведя её в сторонку. — Значит, это болезнь, и стоит пригласить доктора. У неё что-то с головой.

— Боже мой! Как страшно, Жан! И что нам делать с нею?

— Говори с нею ласково, ни на что не провоцируй. А я пошлю за доктором. У меня сегодня много дел, а ты постарайся не оставлять Ленору одну. И попроси кого-нибудь быть наготове. Вдруг что-то случится.

Вечером Жан спросил Чениту, заметив, что та чем-то взволнована:

— Врач был? — Получив утвердительный кивок, добавил: — Что сказал?

— У Леноры определенно начинается помешательство. Доктор опасается, как бы… — Ченита понизила голос, — не «истерия». Дело в её стремлении заполучить тебя в постель. Врач сказал, что это главная причина. Мне пришлось ему кое-что рассказать про наши отношения. Вернее, о твоих с нею. Посчитала, что подробности можно опустить.

— А как её лечить?

— Он дал ей выпить успокоительного настоя трав и просил делать это постоянно. Так он надеется слегка ослабить её болезнь.

— Вот напасть свалилась на наши головы! — воскликнул Жан в смятении. — А о её маниакальном стремлении к связи со мной, что сказал?

— Ничего интересного не сказал. Лишь то, что такие болезни очень плохо поддаются лечению. Ещё сказал, что ты мог бы ей помочь своей близостью. Я промолчала. А ты что скажешь?

Он скорчил недовольную гримасу.

— Вряд ли теперь у меня что-либо такое получится. Вчера ничего не получилось, а дальше должно быть ещё хуже. Может, ей найти какого мужичка посильнее? В темноте она может и не разобраться…

— Ну и сказал! — возмутилась Ченита. — И где ты такого найдешь?

— Таких сколько угодно, Ченита. А за небольшую плату и подавно. Ты всё же подумай. На меня рассчитывать трудно. Да я и сам уже не могу её желать.

Жан взглянул на жену. В её глазах что-то мелькнуло и ему показалось, что в них скорей всего блеснула надежда, что он останется только с нею. Сам Жан был мысленно с нею согласен.

Глава 39

Скоро Жан пригласил на работу молодого парня лет двадцати. Он был немного похож на самого Жана, но без усов. В разговоре с ним Жан сказал:

— Работать будешь по дому, в саду и помогать людям во всем, что потребуется. Но есть одна необычная просьба. Тебя Жуль звать?

— Верно, месье. Так что за просьба, господин?

— В доме живет мадам. Весьма привлекательная. В случае необходимости — ты к ней зайдешь в спальню и сделаешь своё мужское дело. Будешь доволен, как я полагаю. Моя жена говорит, что мадам очень темпераментная. Как моя просьба тебе?

Жуль в недоумении скривил рожу и улыбнулся. Сказал с ухмылкой:

— И это вся работа, месье? И за это вы будете платить мне два золотых в месяц на всём готовом? Я согласен, месье де Гаруэн.

— Отлично, Жуль. Лишь прошу не причинять ей неприятностей. Поласковее. Потом ты сам всё узнаешь о ней и сообразишь. Не маленький…

В спальне с Ченитой он рассказал ей про разговор с Жулем.

— Как только у Леноры появятся признаки сумасшествия, или, как бы это сказать?.. Помутнения рассудка — ты говоришь Жулю, и он должен будет быть готов ублажать её. Только вечером, когда дети улягутся.

— Отлично, Жан. А коль понесет, что тогда?

— А что? Пусть рожает. Это вполне может её вылечить. Я говорил с врачом.

— Здорово! Я так и сделаю, любимый!

Но прошло больше двух недель, прежде, чем у Леноры снова появился странный блеск в глазах. Жана дома не было, и Ченита даже испугалась. Вспомнила наставления мужа, и, найдя Жуля, сказала тихо, со значением:

— Сегодня ты можешь понадобиться, Жуль. Помойся хорошенько, и не потей больше. Усы уже почти выросли. Свечу не забудь задуть, когда будешь в спальне.

— Мадам, я слыхал, что мадам чем-то больна. Это не заразно?

— Нисколько! Просто мадам Ленора… слегка тронулась головой. И ты должен будешь таким образом её лечить. Теперь понял?

— Вполне, мадам. Странная у меня работа, признаюсь. Но хозяин обещал платить. Все говорят, что он человек обязательный, мадам…

— Так оно и есть, Жуль. Мой муж порядочный человек и всегда выполняет свои обещания. В случае успеха в таком лечении, Жуль, и я обещаю тебе подкинуть немного. Так что старайся! — усмехнулась Ченита. Замешкалась немного и добавила: — Мадам может называть тебя Николя. Ты не смущайся. Отвечай на это ласково.

За ужином Ченита наблюдала за Ленорой, её поведение становилось все агрессивнее, в глазах появился странный блеск и Чените стало страшновато. А Ленора ещё спросила резко:

— А где Николя? Уже ужинаем без него?!

— Он задерживается по делам, Ленор, — мягко ответила Ченита. — Присылал посыльного с этим. Обещал скоро вернуться. А ты иди к себе. Когда он вернется, я к тебе его пришлю. Он спрашивал о тебе.

Ченита обратила внимание на её глаза. В них засветилась надежда и радость.

Когда стемнело, а свечи ещё не зажигали, Жуль вошел в спальню к Леноре. Та с поспешностью вскочила и чуть ли не с воплем, воскликнула:

— О, Николя! Ты пришел! Как мило с твоей стороны! Иди ко мне, — и сама бросилась обнимать Жуля, целовать и ласкать, что-то приговаривая, пока Жуль свыкался со странным положением в чужой спальне. Однако, раздумывать он не мог, помня наставления Чениты. Да и женщина была шикарной для него, и устоять против соблазна он никак не мог.

И не прошло минуты, как Жуль уже вошел в роль и стал тискать Ленору, что доставляло ей огромное наслаждение. И, поскольку она торопилась, Жуль не стал медлить и овладел ею со всем пылом молодости.

Любовные игры длились у них довольно долго. Ченита с замиранием сердца вслушивалась в смутные звуки, исходящие из спальни Леноры, и страх всё глубже заползал в её душу. Казалось, что она способствует ужасному греху. Но по тому, что она слышала, сделала вывод, что ошибается.

Ченита ушла к себе, тем более, что Жан уже пришел и плескался в саду около бочки, и ей захотелось быть рядом. Чувство страсти тоже охватывало её все сильнее, и она спустилась к мужу. Тот, совершенно обнаженный, продолжал плескаться и Ченита обняла его сзади, приникнув к его мокрой спине, ощущая, как кровь пульсирует по телу, а сердце жадно затрепетало в предчувствии наслаждений.

Жан обернулся, впился в её губы и они повалились на траву, не обращая внимания грязь под ними. Зато любили они страстно, до изнеможения. А передохнув, Ченита прошептала:

— Жан, любимый! Как это получилось, что мне было намного приятнее здесь, в грязи, чем в чистой постели? Было так восхитительно, что я, кажется, прикусила губу. Ты попробуй её…

Он нежно целовал её, потом они долго мылись из бочки, а Ченита скомкала платье и смущенно оглянувшись, спросила:

— Как же я вернусь домой, любимый?

Он оглядел её обнаженную, поцеловал в грудь. Она вновь затрепетала, но страсть уже затухала и Жан сказал:

— Не беспокойся, дорогая Ченита. Я сейчас тебе принесу чистое.

Дома за столом Ченита в подробностях рассказывала мужу события последнего часа.

— Неужели она не поняла, что это не я? — удивлялся Жан, а внутри разливалась обида. — Хотел бы я узнать, что и как там происходит. Но всё тихо.

— Ты же её успокоил, любимый! — лукаво улыбалась Ченита. — Завтра можно будет всё разузнать. Только ты должен играть свою роль в зависимости от нашего договора, Жан.

— Ты столько на меня наваливаешь, моя прелесть! Лишь бы всё у нас получилось. Этот Жуль обязан сыграть, как надо.

— Сегодня я ему всё пояснила, Жан. Полагаю, он справится со своими обязанностями.

— Будем надеяться, — с усмешкой ответил Жан. А сам вспомнил тетку Таиру и их любовные приключения. И стало так приятно, что ему вдруг захотелось снова вернуться в юность и ощутить то прекрасное и счастливое время… которое уже безвозвратно убежало вдаль и никогда не вернется.

— Ты что это затих? — встрепенулась Ченита, заметив его состояние.

— Вдруг вспомнил юность, когда я жил в доме моего хозяина в Турции.

— Так приятно тебе там жилось?

— Конечно! Я был юн, страх и счастье переплетались в единый клубок, и всё казалось таким прекрасным…

— И ту женщину вспомнил?..

— Таиру? — выдал он себя. — Вспомнил, а как же! То была вспышка звезды, которая так же быстро погасла, не успев как следует осветить мою жизнь. То был конец моего детства и начало совсем другой жизни. И она привела меня к тебе.

— И к Леноре… — кольнула она слегка. Сообразила свою глупость и улыбнулась виновато, потянувшись к нему губами. — Жан, как я тебе люблю, мой дорогой мальчишка! Я тоже часто вспоминаю свою юность, но что-то не вижу в ней ничего яркого и достойного воспоминаний и мечтаний. Даже наоборот. Особенно первое падение с мужчиной. Мне неприятно об этом вспоминать. И лишь ты побуждаешь меня к ним.

— Что-то у нас сегодня странное ощущение от тех воспоминаний, — заметил Жан.

— Ты прав, милый супруг! Не надо грустить и вспоминать плохое. А у тебя его было тоже достаточно, как и у меня. Но Господь нас приметил и отметил своим благоволением и соединил вместе, хотя у тебя все могло быть иначе.

— Возможно, — грустно ответил Жан. — Тогда мы с Ленорой были чуть ли не в ссоре. Она хотела заполучить богатого старого и немощного жениха, и с его помощью обеспечить наше счастье. Как видишь, ничего из этого не получилось у Леноры. И сейчас она спит, наверное, насладившись вовсе не мною, а временным проходимцем, который вскоре должен будет исчезнуть из её жизни.

— Ой, Жан! А ты, выходит, обиделся, что она тебя не узнала? Хватит о грустном! Мы так хорошо начали…

Прошло несколько дней, и Жуль в подробностях рассказывал им про свои успехи с Ленорой.

— Господин, — отвечал Жуль Жану, — мне неловко, что мадам Ленора принимает меня за какого-то Николя. Хорошо, что мадам Ченита предупредила, а то могло бы все сорваться.

— Это все не имеет значения, Жуль. Главное в том, как она воспринимает тебя. Признайся, что она женщина очень приятная, не так ли?

— Это и так ясно, месье Жан! Просто божественная женщина. Но что дальше?..

— Спроси у Бога, Жуль. Нам то недоступно. Доктор сказал, что болезни с головой весьма сложны и малообъяснимы. И лечить их крайне сложно. Однако, приятель, мне сдается, что тебе можно постепенно избавляться от образа Николя и самому становиться Жулем. Но это стоит делать очень осторожно и неторопливо. У тебя достаточно времени для этого. К женитьбе подкопишь достаточно денег, как думаешь? — хохотнул Жан и похлопал парня по спине. Жуль был чуть выше Жана, худее по причине малого достатка и выглядел сейчас в новом одеянии совсем не так плохо.

— Простите, хозяин, а кто такой Николя? Прислуга не отвечает, вроде бы не знает. А мне любопытно, и для дела хорошо бы знать побольше.

— Чем больше будешь знать, тем скорее потеряешь свою работу, парень, — жёстко ответил Жан. — Постарайся поменьше задавать вопросов, и тогда твоя жизнь будет приятной и многообещающей. Усек?

— Простите, хозяин! — Жуль поклонился, явно в растерянности и страхе. — Я всё понял, месье де Гаруэн. Больше такое не повторится.

Дома Жан предложил супруге:

— Собери свою прислугу и строго предупреди об интересе к Николя. Пусть не распускают языки! Вроде бы ещё ничего не случилось, но Жуль уже интересовался им. Я его уже предупредил об опасности задавать лишние вопросы. Так и у тебя должно быть с прислугой. Они-то знают многое, если не всё.

— Я с тобой полностью согласна, Жан Батист! — с готовностью ответила Ченита. — Сегодня же собираю всех троих и провожу с ними серьезную работу. Хорошо, что ты об этом напомнил. Слухи в городе нам ни к чему. А их даже толстые крепостные стены не остановят, когда они вырвутся за пределы нашего дома.

Время бежало стремительно, и прошло уже больше трех месяцев с начала работы Жуля. И эти месяцы оказались намного продуктивнее, чем предполагалось. Доктор иногда заглядывал к ним и проводил беседы с Ченитой, Ленорой и Жаном. Ему, казалось, было весьма интересно быть в курсе их лечения столь необычным, и, как он полагал, приемлемым методом.

— Мне все больше сдается, что вы, господа, — обращался он к супругам, — на правильном пути. Лишь меня беспокоит, как мадам Ленора воспримет подлог. А это обязательно произойдет и, надеюсь, не будет столь резким и фатальным.

— Мы, доктор, этого больше всего боимся, — призналась Ченита. — Постоянно живем в страхе и ожидании чего-то непоправимого. И мы приняли меры, которые нам кажутся подходящими случаю.

— Меры? — старик встрепенулся, оживился ещё больше и устремил взгляд водянистых глаз на Чениту. — Не могли бы вы, мадам, пояснить о нем подробнее?

— Конечно, месье. Он заключается в том, что мы стали неторопливо подключать Жуля к столу во время трапез. Это, по нашему мнению, может ослабить удар, который обрушится на Ленору когда-нибудь.

— Гм, мадам. В этом что-то есть. Думаю, что именно так и нужно делать. И пусть этот Жуль будет постепенно оказывать мадам Леноре знаки внимания, ухаживать, и постепенно приберет её к рукам. Хотя есть и возражения, но я не считаю их серьезными. Я прослежу и сделаю выводы. Главное, не перегнуть палку, а от этого никто не застрахован.

— Доктор, скоро у нас обед, — молвил Жан просительно. — Не соизволите ли принять приглашение и отобедать с нами. Как раз понаблюдаете за поведением Леноры и Жуля. Вам это будет интересно.

Доктор опустил уголки губ, огладил бородку и, оживившись, воскликнул:

— Хорошая мысль, месье Жан! С удовольствием принимаю ваше приглашение. Это действительно может оказаться во многом полезным.

Все чинно расселись за столом. Прислуга стала обносить присутствующих кушаньями и напитками. Жуль ещё неловко себя чувствовал, но постоянно садился рядом с Ленорой и проявлял активность в ухаживании. Он был одет прилично и не казался мужланом, каким был совсем недавно.

Разговор вёлся вяло. Все были захвачены наблюдением, и лишь Ленора была немного оживленной, и Ченита всячески это старалась поддержать. Она подмигивала Жану, направляя его внимание на пару, сидящую напротив.

Ленора же часто называла Жуля Николя, и это уже никого не удивляло. А доктор даже удовлетворенно качал головой. После обеда, когда Ленора ушла в спальню, доктор попросил всех остаться.

— Дорогие мои, — начал он несколько напыщенно, — мне хотелось бы сообщить о моих предположениях. Я с интересом наблюдал за вами, молодой человек, — повернул голову к Жулю. — Вы мне понравились, месье. И должен сказать, что ваша роль вам удаётся. Если и дальше так пойдет, то есть надежда полностью поправить здоровье мадам Леноры. Хотя что-то может и остаться.

— Доктор, нас интересует, что может последовать за выздоровлением. И за тем, что вы назвали остаточным явлением, — Ченита старалась говорить в его стиле и это ей удавалось.

— Здесь, мадам, я теряюсь в догадках. Признаюсь в своей малой компетенции, но психика настолько сложна, что здесь трудно что-либо предвидеть, мадам. Боюсь, что у неё настоящая истерия, или как говорили греки — бешенство матки. Очень непредсказуемое состояние. Подождём.

— А вдруг отношения Леноры с Жулем зайдут так далеко, что возврата быть не может? — спросил Жан и бросил взгляд на молодого человека.

— Здесь может быть лишь один ответ, если, конечно, вы заинтересованы в здоровье мадам Леноры. Не советовал бы препятствовать этому, месье Жан. Опасно…

Последние слова доктора Жан вспомнил уже за ужином. Ленора удалилась раньше, а Жуль тоже сослался на неудобства присутствовать при разговоре супругов.

— Ченита, ты помнишь, что сказал врач в конце беседы?

— Не припоминаю, Жан. А что такое?..

— Он намекнул, что в случае развития отношений Леноры с Жулем, им нельзя будет мешать. Это значит, что они могут заключить брак или остаться любовниками на долгие годы. Как тебе такое?

— Да, припоминаю, Жан. Сложно мне ответить на такое. Но пока нет ничего такого, что могло бы нас обеспокоить. Подождем. Доктор прав. Здоровье Леноры намного важнее всего остального. Если к этому будет идти, то я не могу препятствовать им. Пусть живут, как им захочется.

Жан не ответил, погрузившись в размышления. Про себя подумал: «Странный будет союз, но Ченита права. Здоровье Леноры важнее. Все остальное можно устроить. Чувствую, что Чените уже поднадоело все, что у нас происходит. У Леноры свой дом пустует, если не считать арендаторов. С ними легко покончить. Пусть все идет своим чередом. Нам же лучше…»

— Жан, ты о чем задумался? — вывела Ченита его из состояниязадумчивости.

— О твоих словах думаю. Признаться, в них есть большая доля смысла для нас.

— Ты так думаешь? — встрепенулась Ченита и даже встала с кресла и заходила по комнате, что было явным признаком возбуждения, — Очень рада, что и твои мысли соответствуют моим, милый Жан Батист! Значит, мы можем считать наш разговор договором согласия? Очень хорошо, Жан! Я рада!

Однако, прошло уже больше полугода, а отношения развивались настолько медленно, что надежда на успех таяла в представлении Чениты с каждым днем.

— Жан, — говорила она мужу, — как бы подтолкнуть их друг к другу? Более тесно и основательно? Мне сдается, что Ленора уже осознала и давно, что Жуль вовсе не ты, а кто-то другой. Он её вполне устраивает, как любовник, но этого мало.

— Это вначале стоит проверить, — поддержал Жан супругу. — И лучше тебя никто не сможет с этим справиться. У тебя, кстати, талант «поговорить по душам». Ты этим легко воспользуешься. Одновременно сможешь её проверить.

— Ты прав, — согласилась Ченита. — С Жулем будет легче. Кто откажется от богатой невесты. А она всего на год или два старше Жуля. Это даже лучше. Будем действовать, — оживленно воскликнула Ченита. — Вот только дети…

— А что дети? — удивился Жан и вопросительно глядел на жену.

— Она ими совсем перестала заниматься. Это меня беспокоит. Словно считает их чужими. Как такое могло случиться? Странно, не считаешь?..

— Значит, у неё потерян материнский инстинкт. Ты точно это заметила, Ченита. Я тоже из-за дел совсем мало уделяю им внимания. А ведь они и мои дети тоже.

— Это все потом, Жан, — остановила излияния мужа Ченита. Главное сейчас — заняться Ленорой. Выяснить её отношение к своей жизни, к Жулю и тебе. И я проясню это, Жан!

Но прошло несколько недель, прежде, чем Ченита смогла доложить Жану что-то определенное.

— Ты уверена? — с сомнением спросил Жан. — Не ошибаешься?

— Не могу представить, что она может так нагло прикидываться! Все говорит о том, что она почти все понимает и знает, что Жуль не ты.

— И что из этого следует?

— То, что пора приступить к самому Жулю. Пусть ускорит свои отношения. Лишь полный дурак откажется от интересной и богатой женщины в качестве законной жены. А твое мнение каково?

— Мнения ничего не решают, Ченита. Но с Жулем ты верно подметила. Я с ним поговорю. Прямо сегодня после ужина. Он уже привык к отличной жизни, и терять нажитое просто глупо.

Ченита с надеждой согласилась.

Жуль давно ожидал этого разговора. Жан видел это отлично. Он пытливо смотрел на молодого Жуля, и тот стал немного нервничать.

— Жуль, ты, надеюсь, понимаешь, о чем я собираюсь с тобой говорить?

Тот утвердительно, но молча, кивнул. Выжидал.

— Так вот, я хотел бы знать, что ты намерен предпринимать в дальнейшем? Это нас с супругой сильно занимает. Суда по всему, с болезнью Леноры покончено. И мне важно знать твое мнение об этом. Так что ты скажешь?

Жуль некоторое время молча раздумывал, словно не решаясь сказать.

— Понимаете, месье Жан, мне сдается, что Ленора уже все поняла. Это меня сильно беспокоит, признаться.

— Я прошу быть предельно откровенным, Жуль. Это чисто деловой разговор. Мне необходимо твоё объективное мнение. От этого может многое зависеть. Итак?

Жан видел, как трудно Жулю начать разговор, и молча ждал. Тот, с опущенной головой, тоже помалкивал. Видимо, собирался с силами.

— Понимаете, месье, мне так неловко об этом говорить, но раз вы так настаиваете, месье, то я вынужден говорить чистую правду, хотя мне очень неловко.

— Не надо стесняться, Жуль. Говори без обиняков.

— У нас с мадам странные отношения, месье. Мы продолжаем заниматься любовью, это всё отлично. Но дальше она ничего не пытается мне предложить. Я имею в виду брак, месье. — И Жуль даже покраснел от напряжения и неловкости. Жан отлично это видел, и был рад такому признанию Жуля.

— Что ж, Жуль. Мне понятны твои сомнения и желания. И мы с супругой охотно бы их поддержали, однако, как на это посмотрит сама Ленора? Ты ей намекал про брак? Говори откровенно, Жуль! Это для нас важно.

— Намекал, месье, но очень осторожно. Я не уверен, что она меня понимает. Но никогда Ленора не давала мне понять, что согласна продолжить разговор на эту тему. А я бы охотно пошел на этот брак. Сами понимаете, что это для меня значит. Боялся, что вы наотрез запретите мне так даже думать. Но вы сами сказали, что не против такого решения вопроса. Сам я не мог даже мечтать об этом.

— Теперь ты знаешь наше мнение по этому делу. Мы заинтересованы в этом браке.

— Значит, вы не против?

— Сколько можно тебе об этом говорить? Мы с супругой только будем приветствовать ваш брак, Жуль. Это поможет ей избавиться от болезни. А это для нас так важно!

Они расстались довольные друг другом.

Жан поведал Чените об разговоре и соглашении с Жулем.

— Неужели все это может свершиться? — в надежде воскликнула Ченита. — И ты не сожалеешь, что потеряешь контроль над средствами Леноры?

— Нисколько, Ченита. Зачем это нам надо? Пусть живут в свое удовольствие. Лишь бы все у них получилось!

— А дети? — спросила Ченита с тайным интересом.

— Жуль вряд ли откажется от воспитания и содержания. Сохранить тайну нам, конечно, не удастся, но это вопрос времени и договоренности. Уверен, что будет вполне приемлемо. Но что-то я надеюсь изменить.

— Ты о чем? Что изменить?

— Я намекаю о детях. Изменить в финансах и собственности Леноры в пользу детей. На многое не рассчитываю, но хоть малость надо сделать. Кто знает, как будут развиваться события дальше. А надо обезопасить себя и детей на всякий случай. Поддерживаешь?

— Конечно! Я тоже об этом хотела поговорить с тобой. Я так надеюсь на успех в нашем деле с Ленорой! А признавайся, супруг, что ты сейчас испытываешь к ней! Осталось хоть что-то?

— Сомневаюсь, — признался Жан. — После того вечера у меня внутри что-то сдвинулось в чувствах к ней. Она больше меня не волнует. Ещё ваша договоренность о… о совместной жизни, что ли… Это меня тоже как-то охладило к ней.

— И ко мне? — напряженно спросила Ченита, глядя в его глаза. Он задержался с ответом, но всё же ответил:

— Было такое, признаюсь. Но вроде бы прошло. Особенно после той ночи с Ленорой. Её болезнь меня сильно охладила, и я доволен этим. Я так боялся, что она выкинет ещё что-то более жуткое и греховное. Хотя о грехе я мало думал и думаю. И всё же… было очень неприятно.

— Обними меня, Жан, — попросила она и подалась к нему, предлагая ему приласкать себя. Он не отказался. Она его волновала, и сейчас ему было приятно её ощущать на своей груди, к которой она приникла, поглядывая на его лицо снизу.

Теперь они жили в постоянном ожидании результатов задуманного с Жулем. А он пока что молчал и даже намека не делал. Зато Ченита постоянно выведывала у Леноры её чувства и отношения к Жулю и Жану. Но у Чениты получалось слабо или вовсе ничего. Лишь иногда Ленора забывалась и немного приоткрывала себя перед подругой.

Глава 40

Наконец Ченита сообщила Жану интересную весть.

— Сегодня Ленора сказала мне такое, что я едва сдержалась от вопля восторга, — сказала Ченита.

— Неужели она заговорила о браке с Жулем?

— Вот именно, Жан! Но как-то странно при этом глядела на меня. Словно подсмеивалась надо мною. Это меня сильно обеспокоило.

— Так что она сказала? — нервничал Жан в нетерпении.

— Что Жуль сделал ей предложение руки и сердца, и она не отказала ему.

— Она согласилась принять его предложение? Я что-то не пойму тебя, Ченита!

— Сказала, что не отказала, но её глаза продолжали смеяться. Однако, в них не заметно было того полоумия, что было когда-то. Такое впечатление, что она все прекрасно понимает и находится в совершенно здравом уме. Это меня тревожит.

— Это же прекрасно, моя Ченита! — воскликнул Жан и стал целовать жену и кружить по спальне, опрокидывая мебель.

— Отпусти, ненормальный! Это мне не совсем нравится, Жан! Её выражение меня настораживает. Что-то она опять задумала. Вдруг всё сорвется?

— От нее всего можно ожидать, — согласился Жан. — Ты повнимательнее её наблюдай, Ченита. Хорошо бы заранее выведать у неё её замыслы, если они имеются.

— Уверена, что они есть, но она уже себе на уме и так просто не выболтает их.

— Ты меня расстроила, Ченита. Я так понадеялся, что все складывается хорошо нас, а ты… Что она замыслила?

— Кто ж её знает, Жан! Но мне нехорошо от её смеющихся взглядов. А лицо у неё остается спокойным и даже бесстрастным.

И всё же через неделю Жуль заявил супругам с некоторым бахвальством:

— Мадам, месье я хочу вас обрадовать хорошей вестью. Мадам Ленора согласна на мое предложение выйти за меня замуж! Представляете себе такое? Я ещё нет. Разве мог я представить ещё полгода назад, что такое со мной случится? И все благодаря вам, мои благодетели! Я так вам благодарен, что слов не нахожу…

— Поздравляем тебя, Жуль. Когда договорились венчаться?

— Она ещё думает, но точно сказала, что согласна. Даже приблизительные сроки назвала. Это где-то через месяц, может, чуть позже. Скоро, так ведь, мадам?

— Вполне, — согласно кивнула Ченита. — Хотелось бы поторопиться, но и так нас устроит. В какой церкви венчание?

— Она ещё не решила. Лишь заявила, что это не должно быть пышным праздником. Я с нею полностью согласен, месье, мадам. Мне и так несколько неловко, а в глазах родственников и приглашенных и того будет хуже.

— Ничего страшного, Жуль! — воскликнул обрадованный Жан. — Мы тебя поддержим.

— А позвольте спросить, месье Жан, что побуждает вас так способствовать нам?

— Мы уже об этом не раз говорили, Жуль, — удивленно поднял брови Жан. — Заботой о её здоровье. Разве это не веская причина?

— Да, конечно, месье, — немного сник Жуль, видимо надеявшийся получить более исчерпывающий ответ. А Жан, поняв это, про себя усмехнулся. — К тому же, Жуль, я нисколько не предубежден против тебя, как бедного простого обывателя. Сам был таким же простым мальчишкой. Потому ты нас с Ченитой не можешь шокировать.

— Это правда, месье? — воскликнул. Жуль и с интересом оглядел Жана. — Ленора мне ничего не говорила про вас с вашей супругой. Или она ничего не знает про вас, месье?

— Она всё про меня знает. Мы с нею были знакомы ещё в Турции. А тогда я был простым бродяжкой на улицах Константинополя.

— Вы любили её, месье? — несмело спросил Жуль.

— Любил, Жуль. Но теперь все закончилось. У меня есть Ченита. Она отличная девчонка. Но лучше тебе больше ничего не знать о нас… о нас всех. Спокойнее жить будешь.

В последних словах звучала открытая угроза и Жан пожалел, что так закончил разговор.

— Месье, я обещал уже вам не задавать вопросов, и потому прошу простить меня. Постараюсь не повторяться…

— Сделай одолжение, — пренебрежительно ответил Жан.

Месяц, отведенный для раздумий Леноры, прошёл, и Жан с Ченитой стали беспокоиться, видя молчание Леноры и Жуля. За столом они поглядывали на них вопросительно, но Ленора не реагировала.

— Ченита, ты ничего не хочешь мне сказать? — спросил Жан, вернувшись одеться в спальню. — Я о бракосочетании Леноры.

— Она всегда отвечает как-то туманно и понять её трудно. И я подумала, что у неё что-то на уме, что вряд ли нас устроит.

— О чем ты? Поясни, пожалуйста.

— Нечего пояснять, Жан. Я сама ничего не могла узнать. Но скоро всё разъяснится. В этом я уверена. Ленора мне постоянно намекает на это.

— Но что это может быть? Мне тревожно на душе.

— Мы ничего не можем сделать, пока не узнаем её мысли и всё, что она задумала.

Весь день Жана беспокоил разговор с Ченитой. А вечером после ужина Ленора вдруг очень здраво и серьезно обратилась к Жулю:

— Жуль, не сочти за оскорбление, но я бы хотела поговорить с Жаном и Ченитой наедине. Мне надо обговорить некоторые вопросы моего состояния. Это продлится недолго. Подожди…

Она проводила жениха глазами, обратила свой взор к Чените, сказала холодно:

— Ченита, я знаю, что ты только и мечтаешь, как бы я поскорее вышла замуж. Я тебя понимаю, но выставляю условие. — Она замолчала, следя за реакцией Чениты.

— Что за условие? — с неприятным ощущением в груди, спросила Ченита. — Говори, я тебя выслушаю.

— До свадьбы, а она состоится через пять дней в церкви святого Антония, я буду спать с Жаном Николя. Иначе никакой свадьбы и брака, естественно. Я понятно сказала? Отвечай мне четко и ясно.

Ченита и Жан молча смотрели в спокойное лицо Леноры. Её слова просто оглушили их и лишили дара речи. Затем Жан хотел что-то сказать, но Ченита его опередила, заметив с волнением:

— Ты так говоришь, словно только от меня это зависит. А Жан?..

— Я и у него спрошу его мнение по такому важному для меня вопросу. Ну, Ченита, что скажешь?

Ченита молчала, посматривала на обескураженного Жана, а тот на Ленору. Она же терпеливо выжидала и неожиданно сказала ледяным тоном:

— Я вас подтолкну, мои друзья. Жан, если ты не согласен, то мне ничего не стоит поведать обществу, что ты вовсе не де Гаруэн, а простой татарин, хоть и из довольно знатного рода. Но татарин! Что тогда ты предпримешь?

Жан долго молчал, а Ченита затаилась в ожидании.

— Гм, — неожиданно спокойно и даже с чувством юмора, произнес Жан, — это можно пережить, Ленора. Но ты разве не помнишь, что почти умалишённая. Кто поверит в твою басню? К тому же, мы легко можем это доказать и вынудить тебя стать опять ненормальной. И средство у нас такое имеется.

— Ты о чем это? — вскинула голову Ленора, и в её глазах промелькнуло беспокойство. Она переводила глаза с одного на другого, силясь переварить услышанное.

— Ты ещё по-прежнему ненормальная, и это могут подтвердить многие. Нас посещало множество родственников и знакомых, справлялись о твоём здоровье. Все они отлично знают, что ты умалишённая. А это многого будет стоить и объяснит всё.

— Но сомнения останутся, — не сдавалась Ленора. — А это в нашем обществе тоже дорого стоит. К тому же, наши с тобой дети… Как ты будешь выглядеть, узнай люди об этом? Наверное, твои дела пойдут кувырком, а?

— Мне наплевать на это, Ленора. А вот для тебя это будет очередным подтверждением твоего умственного расстройства, разве не так?

Последние слова врезались в голову Леноры и она задумалась. Ченита со страхом наблюдала её и видела, как изменились в ней взгляд и выражение лица. Ей показалось, что с нею опять может случиться срыв и всё начнется сначала. Всё же Ленора не сорвалась на вопли и стоны. Она ответила, хоть и не так спокойно, голос подрагивал:

— Значит, ты подготовился к такому моему шагу, Жан?

— Не думаешь же ты, что мы тут все слабоумные, как ты? Конечно, подготовился, и ты ещё не всё знаешь о том, что тебя ждет в случае начала военных действий.

— И что же меня ждет? — вскинулась она, уже начав сильно нервничать.

— Это ты узнаешь позже, когда бросишься в схватку, Ленора. И я тебе не завидую. Ты не сможешь выиграть. И лучше тебе перестать чего-то от меня требовать. Думаешь, прислуга не знает о наших с тобой прежних отношениях? Всё им известно! И они не станут молчать, когда ты бросишься в омут своего затуманенного мозга!

Наступило длительное молчание. Ченита продолжала следить за Ленорой, но у той лицо уже изменилось, потускнело, исказилось гримасой страдания, и она встала, подошла к Леноре и сказала мирно, буднично:

— Ленора, ты сама видишь, что с тобой не всё в порядке. Мы не хотим тебе зла. Но и ты должна понять нас. Мы просто обязаны защищаться.

Ленора выглядела жалко и беспомощно. И всё же Жан с подозрением глядел в её лицо и признать её смирение никак не мог. А Ченита продолжала нашептывать ей разные утешения, голос её ласкал слух, уговаривал и убеждал.

— Да, я понимаю, — ответила тихо Ленора и добавила: — Спасибо за вашу доброту и заботу. Я благодарна вам… — Она вдруг замолчала и по её лицу пробежала легкая судорога. В глазах снова мелькнул недобрый огонек и погас, не успев с новой силой разгореться. Она казалась спокойной и тихой. Но было ли это на самом деле или обычное притворство? Жан сомневался, а Ченита считала, что Ленора всё осознала и поняла все свои промахи и попытки как-то повлиять на супругов в её требованиях.

— Ленора, ты меня поняла? — спрашивала Ченита ласково. — Ты сейчас пойдешь в свою комнату. Я дам тебе выпить успокоительного, и ты заснешь. Ты со мной согласна, Ленора?

— Да, конечно, Ченита. Ты так добра ко мне. Я пойду…

Ченита проводила её в комнату, потом приготовила настой и дала выпить. Ленора прилегла и вскоре закрыла глаза. Жуль стоял рядом и смотрел, как Ченита ухаживала за его невестой. Они вышли вместе. И Жуль спросил тихо:

— У неё опять начались прежние затмения, мадам?

— Вроде того, Жуль. Но уже прошло. Я дала ей лекарства из трав. Она заснула. Ты её не тревожь.

— Конечно, мадам.

Жуль в скверном настроении удалился вместе с Ченитой.

— Все в порядке? — спросил Жан.

— Вроде того. Кажется, заснула. Что-то последние дни её занимало и вылилось в возмущение. Сам видел, как она себя вела. Просто наваждение на неё нашло.

— Чёрт! Как мне это надоело! Когда это закончится? Проклятье!

Он вышел на крыльцо и постоял, смотря в звездное небо. На душе было муторно, и он захотел выпить вина. Поднялся наверх и, проходя мимо спальни Леноры, услышал шум или слова и остановился, прислушиваясь. Из комнаты доносились неясные бормотания, как ему казалось. Он оглянулся и тихо приоткрыл дверь. Заглянул в щель и увидал Ленору.

Почти голая, она стояла перед зеркалом и манипулировала чем-то, чего Жан в густых сумерках комнаты не смог разглядеть. Из её бормотания он разобрал лишь то, что Ленора продолжает вынашивать какую-то свою затею. Он прислушался внимательно и всё понял. Он простоял так ещё минуты три и прикрыл дверь.

В задумчивости постоял немного, слушая неясные звуки из спальни, и пошел к Чените. Она сразу поняла, что его что-то сильно беспокоит.

— Что это с тобой? У тебя лицо сильно расстроенное. Чем?..

— Я только что убедился, что Ленора нас дурит, Ченита.

— Как это? — не поняла она. — Я совсем недавно уложила её спать.

— Иди, послушай у двери. Можешь слегка приоткрыть её. Сама послушай и посмотри. Это очень интересно, Ченита! Иди, если она ещё не закончила своё бормотание. Выясняет своё отношения к нам. В основном, ко мне.

Ченита в недоумении и страхе послушалась Жана и вышла в коридор. Вскоре вернулась в сильном волнении.

— Что скажешь? — вопросительно взглянул Жан на жену.

— Ты прав, Жан. Она вынашивает всё ту же свою цель обладать тобою. Что с этим делать? И решать надо поскорее. Скоро свадьба, а в таком состоянии она может наделать чего угодно, не получив желаемого.

— Ого! Об этом я не подумал! — Жан тоже разволновался и заходил по комнате. — Тогда это намного серьёзнее, чем я предполагал. Тут пахнет насилием. А полоумные способны на всё! Что же делать?

— Может, попросить Жуля заняться ей? Он уже овладел таким делом. Что посоветуешь, Жан? И надо спешить, пока она не вздумала что выкинуть.

— Можно попробовать. Я схожу к Жулю и поговорю с ним. А ты закрой задвижку. Я стукну четыре раза.

— Ты меня пугаешь, Жан! Неужели считаешь положение таким опасным?

— Я ничего не считаю, но осторожность не помешает. В её положении она может легко справиться с тобой. И не надо смеяться! — прикрикнул он на Чениту.

Жуль внимательно выслушал Жана, качнул головой и согласился успокоить Ленору. Жан искренне благодарил молодого человека и ушел.

В коридоре никого не было и он стукнул четыре раза в дверь. Ченита тут же открыла и спросила с волнением:

— Он пошел? Сумеет её успокоить?

— Не знаю, Ченита. При такой болезни всякое может быть. Так говорил доктор. Ладно, хватит об Леноре. Пора спать. И так трудно будет заснуть, — и Жан тщательно задвинул задвижку на двери. — Гроза надвигается. Будет дождь, Ченита. Я окно закрою…

Утром за столом, Ченита спросила у Леноры, сидящей совершенно спокойно:

— А где Жуль, Ленора? Неужели ещё не встал?

— Спит, Ченита. Ночью была гроза и мы плохо спали. Встанет, куда он денется без завтрака.

Позавтракав, Жан собрался уходить по делам, а Ченита занялась детьми. Они были уже достаточно большими, но ещё требовали внимания и ухода, особенно девочка Леноры. Ей было только два года, она оказалась слабенькой и часто болела. Остальные, и прежде всего Аман, уже сами себя обслуживали, изредка прибегая к услугам матерей или служанок.

Ленора ушла в сад погулять. Ченита выговаривала дочке за проказы, а Аман убежал к ребятам на улицу. Он по-прежнему увлекался оружием, и сейчас отец подарил ему настоящий кинжал, но меньшего размера, и укороченную шпагу, с которой ему было трудно расстаться.

После грозы было жарко и сухо. А вечером Жан, переступив порог дома, спросил, оглядев комнату:

— Что-то я не вижу Жуля. Он появлялся в доме?

Ченита недоуменно пожала плечами и ответила:

— Действительно! Где он? К обеду не вышел, и Ленора никак не отреагировала на это. А я сегодня была сильно занята и тоже не стала искать. Странно. А ты почему сразу спросил о нем?

— Меня весь день мучили какие-то предчувствия. Поскольку все дома, я и спросил о Жуле. Ленора была во дворе, дети все в сборе, а Амана я видел на улице. Надо Ленору спросить. Она должна знать. Ведь он к ней пошел.

Появилась Ленора. Жан осмотрел её и ничего странного не заметил. Разве что немного заторможенная и спокойная.

— Ленора, ты не видела Жуля?

— Он все ещё спит у меня в спальне. А что такое, Жан?

— Да странно это, с вечера так и не встал? Пошли посмотрим.

— Пошли, — вяло ответила Ленора и все трое отправились наверх в спальню Леноры. Жан по-прежнему ощущал тревогу и не скрывал этого перед женщинами.

В спальне на кровати лежал обнаженный Жуль и вид его наглядно говорил, что он мертв. Все остолбенели, глядя на его распростертое тело. Служанка ахнула и убежала сообщать страшную весть остальным.

— Я не могла его разбудить, Николя. Может, ты сумеешь?

— Ладно, — наконец молвил Жан стараясь говорить тихо, — пусть спит. Он, видимо, сильно устал и ему требуется отдых.

Пока все выходили из комнаты, Жан шепнул Чените:

— Пошли за доктором и в полицию сообщить о случившемся. А я займусь Ленорой. Как бы она чего ещё не устроила в доме. Дети кругом…

Полиция явилась быстрее, чем пришел доктор. Его больные ноги не позволяли ему ходить быстро. Зато полиция, осмотрела труп и легко установила причину смерти Жуля.

— Его придушили. Подержали малость, и он потерял сознание. А дальше всё легко. Три минуты так подержать — и он труп. Так и произошло. Врач скоро придёт?

— За ним послали, — ответила Ченита. — Должен быть уже.

— Как это произошло и когда? — спросил Жан и понял глупость вопроса. — Я только пришел, сразу спросил об Жуле. Меня весь день преследовало плохое предчувствие, месье. Вечером он, — кивнул на труп, — ушел в спальню к Леноре. Больше его никто не видел.

— А мадам Ленора? Что она говорит?

— Всё время говорила, что он спит и его никак нельзя разбудить. Она у нас тронулась умом, и врач давно за ней наблюдает и лечит. Но, как видно, без толку.

— Можно поговорить с мадам Ленорой? — полицейский с подозрением оглядывал людей, собравшихся в комнате.

— Конечно, — ответил Жан. — Она в гостиной. Прошу лишь не очень на неё давить: сами должны понимать, она не в себе. Но не переживает. Очень спокойная.

Полицейский вошел в комнату. Ленора в задумчивости сидела у окна и безмятежно смотрела в сад, куда выходило одно окно.

— Мадам де Белиар? — осведомился полицейский.

— Что вы хотите, месье? Это я. Садитесь.

— Как долго месье Жуль Фреши спит?

— Он пришел ко мне вечером и заснул. С тех пор я никак не могу его разбудить. Странно как-то, не так ли?

— Да, мадам. Весьма странно. Вы сказали об этом своим домашним?

— Они сами спрашивали, месье. Когда пришел Жан, все пошли его будить. Не смогли. Вот и всё, что я могу вам поведать, месье. Вы из полиции?

— Из полиции. А скажите, мадам, вас лечили последнее время?

— Да, месье. Доктор довольно часто меня навещает, поит какими-то горькими настоями. Тогда я легко засыпаю. Доктор добрый и всегда приятно с ним разговаривать.

— Больше ничего не мажете припомнить за вчерашний день?

— Ничего такого, что достойно воспоминаний, месье полицейский. А почему вы спрашиваете? Вам Ченита наговорила на меня? Это на неё походит.

Полицейский чин откланялся и вышел. Его встретили вопросительные глаза, в том числе врача. Он и спросил полицейского:

— Как она ведет себя, месье полицейский?

— Как настоящая сумасшедшая, маэстро. Это по вашей части. Вы осмотрели тело? Что скажете по поводу смерти?

— Удушение, месье. Передавили сонную артерию и всё! Очень просто. Лишь бы подержать немного в таком положении. Я подозревал многое, но не такое, месье! Мадам Ленора была слишком часто в невменяемом состоянии по предмету сексуальной одержимости. Ей необходим был только месье Жан де Гаруэн. Мы заменили его месье Жулем — и два месяца все было просто прекрасно. Даже мне показалось, что болезнь отступила. И вот я так ошибся, месье. Печально, но что можно было здесь сделать? Я уже расспросил родных и близких. Все утверждали, что верили в её выздоровление. Лишь последние дни месье Жан стал сомневаться.

— Весьма печально, весьма, — проговорил полицейский. — И это накануне бракосочетания. Очень коварно мадам Ленора поступила. И тоже требовала месье Жана?

— Этого точно никто не может сказать, месье. Но не исключено. Может, и не на словах, но вполне вероятно.

— Стало быть у вас, доктор, сомнений в причине смерти нет?

— Нет, инспектор. Тут все ясно. Мадам была помешана, и это её акт не то мести, не то простой вспышки ненависти или даже любви. Можно закрывать дело.

Полицейский все записал в протокол, дал подписать врачу и свидетелям. Затем откланялся и, после некоторого колебания, согласился принять бокал вина.

— Желаю побыстрее закончить похороны и забыть сей прискорбный случай. Я искренне сожалею, господа. Прощайте!

Оставшиеся с хмурыми лицами стали расходиться, а приехавшие похоронных дел мастера стали снимать мерки с трупа и договариваться о процессе похорон.

— Боже, неужели весь этот кошмар наконец-то закончился?! — воскликнула Ченита, вернувшись домой после похорон Жуля. — То была мадам Режина, теперь мадам Ленора! Но, слава Богу, всё уже позади и мы можем вздохнуть свободно!

— Ты права, — согласился, Жан, но в голосе не было слышно оживления и бодрости. — Очень печально все это переживать. А что будет с Ленорой?

— Её отправили в лечебницу и пусть там и занимаются. Главное, чтобы её средства достались детям. Ты должен это устроить и узаконить.

— Естественно. Но будут осложнения с родственниками её умершего мужа. И у меня нет особого рвения выигрывать это дело на сто процентов. Хотя надеюсь получить на детей не меньше половины. Но до тех пор я намерен что-то из её недвижимости продать. И уже на часть имеется покупатель.

— Во сколько это может вылиться?

— Тысяч пять, Ченита. Больше не дадут. Но и этого будет достаточно, тем более, что по суду обязательно нам присудят не меньше половины, а то и три четверти. А это примерно тысяч сорок. Ещё есть в банке сумма приличная. С неё я уже взял на содержание больной и похороны четыре тысячи. Больше совесть не позволила.

— Что-то мне сдается, Жан, что ты что-то от меня скрываешь. Или я ошибаюсь?

— Нисколько, моя Ченита! Я скрыл от тебя, что ещё месяц назад снял со счета Леноры десять тысяч золотом. Это уже что-то. Там осталось не так много, и из того тоже нам будет причитаться достаточно. Ведь дети ко мне не имеют никакого юридического отношения. Мы их просто удочерим и усыновим.

— А мне ничего не сказал, бесстыдник! — Ченита смотрела на мужа с осуждением, но по-доброму.

— А ты как собираешься относиться к моим детям от Леноры?

— Как и всегда. Я их люблю и различать даже раньше не могла. Тем более сейчас. Теперь мы многодетная семья, и это потребует массу сил и средств.

— Мы справимся, Ченита. Лишь бы нас покинули всякие несчастья и невзгоды. Остальное не так страшно, верно?

— Однако, Ченита, ты забыла про Ансельмо с его бандитами. Вот ещё одна головная боль. С этим что делать? А делать обязательно надо. Они могут опять пристать к нам, и когда-нибудь мы попадем на виселицу.

— Ты так думаешь? И что же нам делать?

— Об этом стоит подумать и основательно. Мы и так многим рисковали, а в последний раз даже потеряли приличные деньги. Правда, остались хорошие украшения, и твои, и от Леноры. Это тоже неплохие деньги. С ними вполне можно начинать новую жизнь где угодно.

— Ты думаешь, что нам это удастся? — Ченита пытливо смотрела на мужа, ожидая подтверждения или отрицания. Муж подтвердил, но пока ничего конкретного предложить не мог.

А вскоре на них обрушилась ещё одна беда. Младшая дочь Леноры заболела, и через две недели Господь её забрал. По этому поводу Ченита сделала странное заявление:

— Мне сдается, Жан, что этот город для нас оказался слишком недоброжелательным. С чего бы так, а?

— Он слишком часто был подвержен страшным событиям. Ещё с древних времён. Тут когда-то лились реки крови. Недаром тут такая огромная крепость. Так что, судя по всему, из Каркассона нам стоит уехать. Вопрос лишь в том — куда и когда.

— Будем думать, мой супруг. Мы ещё молоды и вполне можем начать новую жизнь в любом месте. Даже за морем!

— Ещё рано об этом думать, Ченита. Мне ещё предстоит судебное разбирательство о наследстве Леноры. Это может продлиться несколько месяцев. За это время можно собрать разные сведения, куда направить наше судно. Оно уже старое, и его пора заменить на новое и побольше.

— Значит, решил связаться с морем? — спросила Ченита с интересом. — Мне это по душе, Жан. И ты правильно делаешь. И детки чуть подрастут. А продать недвижимость не так просто, если хочешь получить за неё побольше.

— Разбираешься! — усмехнулся Жан, но был доволен вниманием жены к его делам.

Как и предполагал Жан, разбирательство продлилось около года, и суд всё же вынес решение, которым Жан был вполне доволен. Вернувшись домой, он сказал Чените, которая уже сгорала от любопытства:

— Десять процентов получила лечебница, где лежит Ленора. Тридцать процентов получили все родственники, а остальное, что составило шестьдесят процентов, получат дети, Ченита. Это то, что я и предполагал. Пришлось немного потратиться, но игра стоила свеч. Наш капитал увеличился на восемнадцать тысяч золотом! Хоть с этим покончено! Теперь можно вплотную заняться переселением.

— Я тоже это время собирала разные сведения, Жан, — заметила Ченита. — Есть несколько вариантов. Но я бы хотела не забираться слишком на север. Не люблю холодов. Я их просто ненавижу!

— Уже определила главные из твоих вариантов?

— Это как раз самое трудное дело, Жан. У меня даже Испания имеется. Но ты не согласишься, я знаю. Зато есть заморские острова. Я о них тоже собрала немного сведений. Там ещё можно по дешевке купить большие территории земли и развивать хозяйство. Иметь свои плантации или разводить скот. Ты во всем этом хоть немного разбираешься. Не так ли, Жан? Некоторое время можно пожить без дела, присматриваясь и определяя, что выгоднее для нас и наших денег.

— Суда по всему, Ченита, ты всерьез намерена заниматься делами будущих угодий. Очень интересно! — улыбался Жан, переводя всё в шутливую форму. — Но мне нравится твоя энергия и замашки управительницы.

— Перестань же! — сделала она обиженное лицо, хотя ничего такого не чувствовала. Даже наоборот. Замечание Жана ей нравилось и льстило её самолюбию. — И постарайся не насмехаться надо мной. Я просто хотела хоть что-то делать для наших планов, а не только мечтать и строить замки из песка!

— Ух ты! — воскликнул он, но тут же заулыбался вполне доброжелательно. — Я просто выражал удовлетворение от твоих слов и намерений. Так приятно знать, что супруга не просто так живет рядом, но ещё и вникает во все мои дела. Точнее, в наши дела. Я правильно выразился, Ченита?

— Конечно, Жан Батист! Но и ты занимайся подбором места для нашего житья.

— Обязательно, Ченита, — серьезно ответил Жан. — Это будет моим главным занятием. Как только что-то появится на горизонте — так сразу же начну распродавать имущество и собирать деньги.

Лишь по прошествии больше месяца, Жан смог поведать Чените о своих успехах в поиске нового места для жизни.

— Я тоже немного преуспела в этом. Меня заинтересовали острова в Индийском океане. Маврикий называются на местном языке. Но где это — я понятия не имею. Говорят, что очень далеко, Жан. А что ты хотел мне сказать?

— Я больше склоняюсь к Карибскому морю. Есть такое в центре Америки. Море тёплое, правда, ураганы случаются. Зато всегда тепло и даже жарко. Там много островов, выбрать очень трудно.

— Я бы хотела только туда, где говорят на французском, или в крайнем случае на испанском. Но ты его не знаешь, потому это отпадает. И что за остров у тебя? Хотелось бы узнать.

— Говорю же, что их там много. Но французских поменьше. Больше испанских и теперь английских. Там постоянная идет борьба за эти острова. Испания почти всюду уступает их англичанам или французам. Даже голландцам иногда. Есть и такие, Ченита. Мне понравилось название одного острова. Сент Люсия. Красиво, как считаешь?

— Тебя только это заинтересовало? Этого мало для жизни, Жан Батист. Нужно что-то более весомое, значительное. Где можно деньги делать и улучшать жизнь. И думать о детях.

— Я согласен с тобой, но кроме красоты имени, там есть всё, что и на других островах. Сахарный тростник, а он сейчас в огромной цене. Можно хорошо заработать, имея плантации и рабочую силу. Тут везде есть сложности. Но с деньгами они решаются довольно легко.

— А это дальше Маврикия?

— Раза в три примерно. Так что мой остров ближе и потому предпочтительней.

— Где про него можно разузнать подробно? — спросила Ченита с видом некоторого разочарования. — А там много колонистов-французов?

— Трудно сказать, — ответил Жан и добавил: — Можно сделать запрос в Париж. Там нам могут дать более полную картину жизни на острове и остальных островах. Есть один, так он разделен между французами и голландцами. Живут мирно. Ещё одна неприятная весть из тех мест. Там ещё достаточно пиратов. Многие ушли как раз в Индийский океан, но часть осталась. Но сейчас с ними активно борются и есть положительные результаты.

— Подождем малость, и, если все будет так, как ты полагаешь, то можно начинать продавать недвижимость. Это займет много времени?

— Трудно сказать, но не меньше двух-трех месяцев. Ты ведь не захочешь все спустить за полцены! Вот и я не хочу. Тем более, что на новом месте деньги будут таять, как снег весной.

— Да, ты прав, — согласилась Ченита. — А каким образом можно туда добраться?

— Только морем, дорогая. Другого пути нет. Стало быть, стоит подумать о покупке судна тонн на двести. На большое нам денег будет недоставать.

— Выходит, надо ехать в Перпиньян?

— Туда обязательно. Надо и там всё продать. Но потом наш путь обязательно через Марсель. Там огромный порт и множество судов. Там всё можно узнать более подробно. Есть представители торговых компаний. Они знают про всякие колонии гораздо больше любого в Париже.

Жан и Ченита вскоре стали подыскивать покупателей. И Жан оказался прав. Это дело было не такое лёгкое, как казалось. Лишь после трёх месяцев реально появились приличные покупатели и состояние де Гаруэнов стало таять, но всё же не так быстро.

— Ещё пару недель, Ченита, и мы здесь всё распродадим. — Жан удовлетворенно улыбался, чувствуя усталость от напряжения последних месяцев. Пришлось много потрудиться, но успех имеется.

— Когда всё здесь продадим, поедем в Перпиньян продавать? — спросила Ченита.

— Обязательно. Там у нас тоже тысяч на десять имущества имеется. Получить столько мы не сможем, но на восемь я вполне рассчитываю. А в Марселе посмотрим — что выгоднее для нас. Ехать пассажирами или купить судно.

— Жан, чем ближе окончание нашей жизни здесь, тем тревожнее и страшнее мне становится. Ты не собираешься посетить Ленору в лечебнице?

— Не напоминай мне о ней, Ченита! И не думаю! К чему нам это? Пусть там и доживает свой век. Я уже забыл про её существование!

Ченита пожала плечами и не стала возражать. А Жан подумал, что вдали от всех здешних приключений и переживаний ей будет куда лучше и спокойнее. Новые места всегда интереснее в жизни.

Неожиданно появился представитель Ансельмо. Ченита встретила его с чувством, граничащим с ужасом. Жана дома не было и она, поколебавшись, сказала:

— Дело в том, месье, что мужа дома нет. Он позавчера уехал по делам в Бордо.

— Разве вы сами не в состоянии ничего сделать без мужа?

— Он забрал почти все деньги для заключения выгодной сделки. Осталось не больше двухсот монет. Это ведь вас не может устроить. Я его жду через месяц.

Ченита подмигнула служанке, принесшей кофе и закуску с вином. Та слегка кивнула, понимая намек хозяйки и удалилась.

— Да, мадам, — произнес посланец. — Это сильно может осложнить наше дело. Ансельмо уверял меня, что месье де Гаруэн всегда выручал нас, и на этот раз не останется в стороне. Говорите, через месяц?

— Если сделку удастся завершить быстро, на что мы надеемся — то на неделю раньше. Вы можете подождать его это время. Сколько человек здесь с вами?

— Четверо, мадам. Мы остановились в гостинице за городской стеной. Но целый месяц ждать! Это вряд ли нас устроит, мадам.

— Решать вам, месье, — спокойно ответила Ченита. — Мы всегда выполняли ваши просьбы, но сейчас я этого сама сделать не в состоянии.

— Ладно, мадам, делать нечего. Я пошлю человека к Ансельмо. Пусть сам примет решение. Это займет неделю. Или чуть больше. Так я к вам ещё загляну, как только вернется курьер.

— Как сам Ансельмо? Давно о нём нет у нас никаких сведений. Живёт еще, значит. Прошлый раз, он был не так бодр, как в былые времена. Муж говорил.

— Что делать, мадам? Стареет наш Ансельмо. Уже на дела не ходит. Лишь руководит, направляет и собирает подати с таких, как мы.

— Жаль, — печально молвила Ченита. Посмотрела на посланца и поняла, что у Ансельмо настали трудные и опасные времена. Старый вожак уже не удовлетворял молодую стаю гиен. Следовательно, надо ждать окончания его власти.

Но такие дела Чениту уже не интересовали и давно. Её мысли уже улетали за океан, где её с семьей ждала новая жизнь. Как она сложится — никто не знал, но обратной дороги уже нет. Всё решено и окончательно. Скоро дорога к морю, в Марсель и дальше в Атлантику, к острову Сент-Люсия.

Примечания

1

Ют (морской термин) — кормовая надстройка судна или кормовая часть верхней палубы. Ют, частично утопленный в корпус судна, называется «полуютом».

(обратно)

2

Бак (морской термин) — передняя часть палубы или палубы носовой надстройки.

(обратно)

3

Мессинский пролив — пролив между Италией и островом Сицилия.

(обратно)

4

Ост, норд — восток, север — морские название направлений.

(обратно)

5

Зарифить, взять на рифы — подвязать парус повыше, уменьшив его площадь.

(обратно)

6

Галс — Движение судна относительно ветра, справа или слева.

(обратно)

7

Румб — в морской терминологии одно из делений картушки компаса (расчерченной на 32 части) и соответственно одно из направлений относительно севера

(обратно)

8

Грот — нижний прямой парус на грот-мачте (обычно второй) парусного судна

(обратно)

9

Рангоут, рангоутное дерево — общее название устройств для постановки парусов (мачты и реи), выполнения грузовых работ, подъёма сигналов и т. д.

(обратно)

10

Узел — мера скорости судна, равная одной морской миле в час, т. е. 1,852 км/ч

(обратно)

11

Бушприт — горизонтальное или наклонное рангоутное дерево (мачта), выступающее вперед с носа парусного судна.

(обратно)

12

Кли́вер — косой треугольный парус, прикреплённый к снасти, идущей от передней мачты к бушприту.

(обратно)

13

Тра́верз — линия, перпендикулярная курсу судна

(обратно)

14

Фок-мачта — как правило, передняя мачта парусного судна

(обратно)

15

Грот-мачта — как правило, вторая мачта

(обратно)

16

Брасопить реи — поворачивать за брасы, т. е. за снасти, прикрепленные за концы рей.

(обратно)

17

Шебека — парусно-гребное вооружённое судно. Узкое и длинное. Применялось в основном в Средиземном море.

(обратно)

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35

Глава 36

Глава 37

Глава 38

Глава 39

Глава 40

*** Примечания ***