Я познала хаос [Катти Карпо] (fb2) читать онлайн

Я познала хаос

ГЛАВА 1. МОЙ ПЕРВЫЙ ДЕНЬ

Лучезарное вчера

Солнце.

Я знаю, что увижу его, если пройду чуть вперед и поверну за угол. Лучик скользнет по коже, и тепло по порам хлынет внутрь. Я согреюсь. И буду счастлива.

Но не сегодня. Не сейчас.

Сегодня я не пройду за угол. Думаю, меня до него пронесут. Или протащат, держа за руку или за ногу. Или за волосы. Одежду. Если вернут ее.

Но пока мои вонючие обноски на мне. А сама я не двигаюсь. Лежу, не шевелясь, на кривоватой крышке мусорного бака, как и велела госпожа Тай. Подол моего платьица подвернулся, но смотрительница не позволила его поправить.

Клиенту понравится.

Так она сказала прежде, чем скрыться за углом. Там, где лучи солнца добираются до самой земли. Здесь же, в темной подворотне, сыро и холодно. Стены домов нависают, будто грозя раздавить.

Снизу поддувает. Ноги свисают с края крышки, и голые икры прижимаются к ледяной поверхности контейнера. От ветра мои волосы расползаются по всему лежаку. На пушистый ковер из цветочных лепестков, как описывается в сказочных историях из книги Четыреста пятой, они не походят. Грязные, напоминают червей. Один локон зацепился за ухо. Чешется макушка.

Но мне запретили двигаться.

Сколько еще ждать?

Слишком скучно. И тело почти заледенело.

Несмотря на запрет, я медленно поворачиваю голову. В грязноватом стекле окна напротив меня что-то отражается. Девочка лет двенадцати в платье, сшитом из старого мешка. Бледная, как первый снег. Длинные волосы спутались и от грязи приобрели оттенок темного пепла.

Похожа на меня. Выглядит не ахти, но знаю, что эта девочка гораздо счастливее меня. Ведь она находится по ту сторону — мое отражение. А я здесь.

Вдалеке слышится шум.

Он идет.

Четыреста пятая советовала мне сразу же расслабиться. И тогда, возможно, клиент сжалится и не станет причинять мне слишком много боли.

Шаги приближаются. А я все еще не могу расслабиться. Вместо этого начинаю дрожать — да так сильно, что ягодицы практически бьются о холодную крышку.

— Здравствуй, малышка. — Надо мной нависает тень.

Господин Свин, как я его про себя называю, чрезвычайно пунктуален. На все наши встречи является вовремя и каждый раз рассказывает, как сильно он по мне соскучился за период разлуки.

Как же так сложилось?

Я, Шестьсот тридцать седьмая, воспитанница приюта «Тихий угол», что затаился на одной из самых грязных улиц Клоаки — района для бедняков, захолустья, которое, пожалуй, даже не считается частью Высотного Города. Так, жилой пристрой с копошащимися тварями за громадной нерушимой стеной, отделяющей нас от великолепия и красок настоящей жизни.

Однако и мерзость Клоаки порой привлекает сюда выходцев из Высотного Города. Как, например, оплывшего жирком господина Свина. Смотрительница приюта, госпожа Тай, неплохо наживается, предоставляя типам, подобным ему, своих воспитанников для утех. В нашу же задачу входит исполнять абсолютно все желания клиентов. И чаще их мысли наполнены жестокостью, а поступки отличает дьявольская изощренность. Немудрено, что количество воспитанников приюта постепенно уменьшается. Но госпожа Тай не теряет оптимизма. Одни мрут, но на их смену обязательно придут другие. Клоака полна брошенных детей.

Я нервничаю. Босые пятки стучат по боку контейнера. Мои дырявые сандалики госпожа Тай утащила с собой. Чтоб не пропадало добро, если вдруг желание клиента обернется для меня гибелью.

Что ж, практичности в характере смотрительницы всегда было в избытке.

— Шестерочка, — нашептывает Свин и начинает гладить мою правую коленку. Пальцы у него склизкие и мягкие, как мешочки, набитые топленым салом. От мужчины исходит какой-то терпкий аромат — отпечаток благодатной жизни в Высотном Городе. Но даже это не спасает мой разум от отвратительных картинок. Он мерзок, этот Свин. — Шесте-е-е-ерочка.

Он никогда не утруждает себя озвучиванием моего полного кода распознавания ‒ этакой замены имени для маленьких безымянных пустышек, проживающих в Клоаке. Кто же подарит нам имена? Всем плевать.

Поэтому я — Шестьсот тридцать седьмая.

Шестерочка, если разнообразить унылую реальность.

— Тебя там хорошенько подмыли? — интересуется господин Свин, сильнее приподнимая краешек моего платья.

Я киваю.

«Даже кое-что подергали», — хочу добавить, но по-прежнему молчу. Он ведь и так все увидит.

Понятия не имею, как это происходит. Господин Свин — мой первый клиент. И раньше он ограничивался поглаживаниями и нашептываниями своих поганеньких фантазий. И тут вдруг решил воплотить их в жизнь.

Четыреста пятая пыталась всячески защитить меня перед госпожой Тай, умоляла ее не отдавать меня на растерзание, ведь мне еще так мало лет. Но, похоже, Свин неплохо заплатил смотрительнице, раз моя судьба была предрешена так скоро.

В итоге дошло до того, что Четыреста пятая осмелилась поднять руку на госпожу Тай и за это получила основательную взбучку. Не знаю, когда она снова сможет стоять на ногах.

«Просто закрой глаза, — посоветовала мне Четыреста пятая своим сиплым голосом накануне вечером. Наверное, ей повредили горло. Я сидела на корточках около ее лежака. Мы держались за руки и передавали друг другу силу нашей дрожи. — Даже на небо не смотри. Думай о другом. О черноте и тихой тьме, в которой тебе будет уютно и тепло. Отключись и побудь наедине со своим сознанием. Оно подскажет, когда все закончится. А дальше уже не будет так больно».

Я верю ей. Четыреста пятой уже исполнилось семнадцать. Ее выбирало столько клиентов, что, держу пари, она и сама сбилась со счета.

Будет безумно больно. И, наверное, заболит спина. Впрочем, я и так ее уже не чувствую. Заледенела окончательно. Но, судя по всему, это только сильнее будоражит господина Свина. Как и вся обстановка вокруг. Влажность, запах разложения, холод.

Неподвижное тело девочки.

Желания клиентов всегда отличаются разнообразием.

Мне нужно отгородиться от реальности, потому что Свин успел полностью задрать подол моего платья и уже начинает цеплять пальцами-мешочками мое белье — единственную вещь, которая способна похвастаться чистотой. Госпожа Тай порой расщедривается на плохенький комплектик — как раз к таким случаям.

Не получается погрузиться во тьму. Внизу становится холоднее. Да еще и Свин, глядя на меня, принимается причмокивать вздувшимися губами.

Вот бы все закончилось побыстрее. Хочу вернуться к Четыреста пятой и принести ей чай. Добыла заварочные листики у торговца из лавки с мелочевкой. Наверное, ей понравится…

Господин Свин наклоняется ко мне. Из-за задранного подола и согнутых его стараниями коленей я вижу только его встопорщенный хохолок на макушке.

Плохо дело. Не могу думать о черноте, как советовала Четыреста пятая. Мне безумно страшно и сильно тошнит. Но желудку не от чего избавляться. Достойна еды я буду только тогда, когда исполню желание клиента.

— Шестерочка…

БУБУЦ!

Успеваю увидеть только какую-то тень, а потом мой клиент почему-то улетает в сторону. Забываю о том, что нельзя шевелиться, и внимательно смотрю на представшую картину. Господин Свин сидит у стены и жалобно мычит. Его щека вжимается в кирпичную кладку, а в другую щеку упирается подошва маленького белого кроссовка.

Фигура, которую ранее я приняла за тень, поворачивается в мою сторону.

Белобрысый мальчишка. С глазами оттенка золота. Свитерок, пиджак, брючки, — все такое чистое и белоснежное. Ему лет восемь-девять. Не успеваю задуматься о несуразности пребывания кого-то настолько чистенького посреди смрада темной подворотни, как кто-то осторожно оправляет мое платье и, удерживая за плечи, мягко приподнимает меня.

— Как ты, дитя?

Тот чистенький мальчик похож на этого мужчину. Мне мерещится, что он сияет.

Безумно красивый. И держит меня, будто хрупкое стекло.

Молчу. Слишком заворожена сияющим образом.

— Как тебя зовут? — Мужчина не теряет надежды меня разговорить.

— Шестьсот тридцать седьмая. — Решаю показать ему идентификационный знак на затылке, но не знаю, как это провернуть. Мне уютно в его объятиях, шевелиться и вовсе не хочется.

— Настоящего имени нет?

Моргаю в знак отрицания. И он на удивление точно понимает то, что я хочу сказать.

— Может, выберем тебе имя? Чтобы ты смогла избавиться от Шестьсот тридцать седьмой. Пусть она останется здесь.

— Выберем. — Никак не могу сообразить, что чувствую. Мне нравятся руки этого мужчины.

— Скажи мне, что ты любишь?

— Солнце, — отвечаю, практически не задумываясь. — Тепло.

Тепло, что источают его ладони.

Мужчина улыбается. Его улыбка — самое лучшее, что я видела в жизни.

— Тогда твое настоящее имя — Лето. — Он проводит рукой по моим грязным волосам. — Здравствуй, Лето. Добро пожаловать в твой первый день.

ГЛАВА 2. СПЯЩАЯ КРАСАВИЦА

Мрачное сегодня

Где-то на задворках слышится шум. Чувствую, как морщится лицо, отражая мою реакцию на громкие звуки. Голова и так гудит, да еще и эти шумовые эффекты дико терзают. Я словно нахожусь на дне глубокого водоема, и кто-то занудный и надоедливый раз за разом пытается докричаться до меня. Вот бы шандарахнуть надоеду битой, чтоб заткнулся.

Что же… Ах да, помню. В меня выстрелили. Нет, не так. Целью был Сэмюэль. Зажали наш автомобиль на мосту. А потом кто-то выстрелил… Не те гады, что образовали заслон. Наверное, снайпер… А я… заслонила его. Мужчину, которого безумно люблю.

Помню, что мне пробили грудь. И сразу темнота.

Хочу пощупать пораженное место, но не могу и пошевелиться. Нелегко двигаться под толщей воды.

Воды ли?..

Лицо горит, а губы пересохли так сильно, будто я неделю держала их в пустынных песках. Веки слишком тяжелые, не могу контролировать тело. Чувствую пока только лицо: щеки, губы, уши. Слушаю шум. Он постепенно нарастает, и я жду, пока в этих адских отзвуках возможно будет хоть что-то разобрать.

А вдруг от меня осталась только одна голова? Я словила пулю и откинула копыта. Вдруг это такое развлечение прямиком из Ада? Пересылать грешников по кусочкам через адскую почтовую связь?

Бредово. В Рай и Ад верила Четыреста пятая. Она вообще любила сказочки и при каждом удобном случае тырила книги. Как же давно это было.

Тамара тоже обожала поболтать об ангелах и всяких там демонах. Во мне ни капли романтичности, но сейчас я даже жалею, что так часто подтрунивала над ней. И вот я абсолютно дохлая. А у меня даже секса никогда не было. Не то чтобы не предлагали. Зажать в школе в углу — милое дело, да и я по морде ничего так. Глазами особенно горжусь. Голубые-голубые, аж саму жуть берет. Вот только меня никто, кроме Сэмюэля, не интересует.

Как так? Что за дерьмище? Ведь мне только-только восемнадцать исполнилось. Имею уже моральное право бессовестно соблазнять лучшего в мире мужчину. Еще бы этот брат-недоносок не лез под руку, и все было бы чудесно.

Лучше бы я ничего не чувствовала. Вечный сон меня бы устроил. Мысль, что мой любимый спасен, согревала бы меня во тьме.

Ох, ну что за шум?!..

Начинаю чувствовать тело. (У меня все-таки осталось тело! Гип-гип ура!)

Правый бок. Кто-то копошится рядом. Ощущаю давление на живот.

«Зайчик…»

Голос?

Я ведь только что различила отдельное слово, ведь так?

«Отказался…»

Вот опять.

Невообразимо напрягаюсь, чтобы сосредоточиться на голосе. Ненавижу неподвижность. Мне не раз замечания делали за излишнюю вертлявость, но, блин, как активность-то свою подавить? Тело постоянно срабатывает быстрее мысли. Да я даже под пули бросилась, не особо задумываясь.

«Мишутка… зайчик…»

Детский голос. Точно. Ребенок.

Высший класс.

И первым меня в Аду встречает ребенок. Дитя-демон? Дите-чертенок? Мне бы продрать глаза, а там по ходу дела разберусь.

«Нужно искоренить монополистические идеалы, — сказал зайчик. — Зови совушку, мишутка. Лес нуждается в конкурентном рынке».

Ни фигасе, сказочка. Прямо на слезу прошибает. Кто же такое детям читать дает? Хотя тут ведь Ад. Свои порядки.

Свет обжег роговицу. Похоже, я вот-вот открою глаза. Ребенок продолжает вдохновенно рассказывать странноватую сказку. Судя по пищащим интонациям, мелкоте пятюня, а может, лет шесть.

Больно до дрожи. Но даже дрожать пока не в состоянии, поэтому просто продолжаю бороться с веками. Еще чуть-чуть. Капелюшечку.

Вот так.

Вокруг белым-бело. Ах, нет, это небо белое. А стены светло-зеленые.

Стены и небо?

Стараюсь побыстрее переварить информацию. Моргаю раз. Второй.

Надо мной потолок. Верно. Белый.

Остальное — комната. Слева и справа что-то шуршит. Практически бесшумно. Но я слишком заинтересована другим объектом. С трудом наклоняю голову к плечу, щека скользит по подушке.

Слушаю, как зайчик продолжает свое серьезное завоевание конкурентоспособного рынка. Пялюсь на голову, приютившуюся на моем животе. И правда, маленький, лет шесть. Мальчишка. Волосы похожи на тонкие нити и выглядят очень мягкими. И оттенок просто потрясающий. Молоко, в которое добавили шоколадный сироп — совсем чуть-чуть. Беленький, но не совсем.

Малец лежит на спине рядом со мной, жмется к моему боку и держит перед собой книжку. Над его белобрысой макушкой на странице вижу картинку зайчика-активиста.

Напоминает мне Вацлава — человека, которого мне навязали в качестве брата. Не будь он сыном Сэмюэля, я бы его ни за что на свете терпеть не стала. И вот этот, к боку моему прижимающийся, жуть как похож на него. Хотя я и не вижу его лица. Просто мне так кажется. Да и у Вацлава волосня совсем белая была. Из благородных же падла.

Злюсь от одного воспоминания о названом брате. С губ срывается шумный вздох. Чтение вслух прекращается — мальчишка резко замолкает. Тихонько шевелится и осторожно задирает голову, скользя макушкой и мягкими локонами по моей руке, лежащей поверх одеяла.

Мои глаза встречаются с его — такими же, дьявол, как у меня, голубыми глазищами!

Смотрю на него. Он на меня. Миловидненький. Тамара наверняка назвала бы его ангелом. Крылышек не достает. А еще, судя по всему, мальчишка из благородных. Только какого черта у него такие радужки? Благородных отличает золото глаз и снежность волос.

Тогда ты-то кто, мелочь пузатая?

Видимо, он в ступоре. Глядит и глядит на меня, не шевелясь. Даже не моргает.

Набираюсь сил. Сглатываю, чтобы скудной слюной промочить пересохшее горло.

— Сбрызни, — хриплю на него.

О, пошла реакция. Глаза мальчишки расширяются. Этакие два блюдца небесно-голубого оттенка. Рот приоткрывается.

На испуг не похоже. Скорее, на потрясение. Крайнее потрясение.

Книжка выскальзывает из его рук и падает на пол. Реальный шум. На Ад это место не катит, да и на Рай не тянет.

— Вали. — Все еще хриплю, но уже слышу родные интонации своего голоса.

Мальчишка резко вспархивает, нещадно качнув меня на кровати, и замирает надо мной, стоя на коленках. На нем белая рубашка, шорты на подтяжках. С шеи свисает красная ленточка, сверху закрепленная на блестящую пуговицу.

— Проснулась?! — выдыхает прямо мне в лицо. Глаза все еще расширены, видимо, хочет какого-то максимума достичь, а не то зачем так таращиться? — Правда-правда? Проснулась?!

Молчу. Бесит мелкота. Не так сильно как Вацслав, но с тем-то мы почти шесть лет бок о бок прожили.

— Мама!!!

«Мама»? Торможу с пониманием. Но мне простительно. Значит, тут еще кто-то есть? В комнате? Его мать?

Мальчишка слетает с кровати и куда-то мчится. А я и рада. Только и делал, что тряс меня. Зараза.

«Проснулась! — голосит малявка, рывком распахивая белую дверь на другом конце помещения. — Проснулась! Такеши! Такеши, сюда! Проснулась! Она проснулась! Мама проснулась!!!»

ГЛАВА 3. БЕСКОНТРОЛЬНОЕ ПАДЕНИЕ

Хмурое сегодня

С трудом привстаю, удерживаюсь на локтях и осматриваюсь. Свет помещения все еще мучает глаза.

Шум, который слышался мне ранее, издают приборы. Уйма автоматики, приставленной к изголовью моей «постели», по бокам, в ногах, а часть затаилась по углам. На экранах отражаются какие-то показатели. От каждого моего шевеления движущиеся черточки на экране слева подпрыгивают и уходят в зигзаг.

Больница?

Я выжила?

Пахнет грозой. Влажностью земли. Хотя эти запахи и кажутся несколько искусственными.

Сажусь в постели и тяжело дышу. Тело ватное. Чувствую только отдельные его части. Ощущение появляется и тут же пропадает. Будто отрезают — ту же ступню, к примеру, и сразу же пришивают обратно. Спины словно и не существует. Такое чувство, словно позвоночник полностью вынули.

Хватаю ртом воздух. И замечаю печальное. Мои волосы — чудесные и только-только обретшие здоровый вид — стали значительно короче. Раньше доходили почти до талии, а сейчас едва плеч касаются.

Из горла вырывается ужасный хрип. От этого звука прихожу еще в больший ужас. Одеяло сползает с груди. Гляжу вниз.

Лучше бы не смотрела.

Я утыкана иглами и облеплена какими-то крупными пластырями. Шея, руки, плечи. Даже из головы что-то торчит. Тело прикрывают полосы ткани, скрепленные продольными полосками поменьше. Одеяние едва касается кожи и гуляет по мне, как парус, подхваченный ветром.

Снова судорожно выдыхаю.

Дикий сушняк. Хочу выпить океан со всеми его обитателями.

За стеной шум. Знакомый детский голосок.

Тот ангелок-белячок, обожающий повопить. И с ним кто-то еще. Взрослый мужчина.

— Давай же, Такеши! — возбужденно пищит за дверью мальчишка. — Быстрее! Она проснулась!

— Не может быть. — Мужчина спокоен и говорит с легкой ленцой. — Тебе показалось.

— Нет! Она разговаривала со мной! Мама проснулась! Правда!

Мне это не нравится. Убеждаюсь еще раз, что никого, кроме меня, в палате нет. Значит, пацан меня имел в виду?

Меня назвал «мамой»?!

Хочу расхохотаться, но в груди слишком болит. А еще начинает тошнить, но позывы также резко прекращаются.

— Пойдем, Такеши! Я покажу тебе маму!!

Почему бы тебе не заткнуться, ребенок?

Становится страшно. Чувствую, что что-то не так. Паника нарастает.

Свешиваю ноги с края кровати, провода натягиваются. Часть игл вылетает из левой ноги. Прижимаю к губам ладонь, боясь завизжать от боли. От локтя тоже что-то отлетает. За мной движется попискивающий прибор на колесиках. Боль не такая уж сильная — далекая, туповатая, выдержанная. Но из игл выливается какая-то прозрачная жидкость. Из других — голубоватая. На белоснежной простыне остаются красноватые пятна. Вряд ли это кровь.

Но что, черт побери, они в меня вливали все это время?!

Страшно паникую. Никогда так не боялась. Даже когда жила в Клоаке. Но большую жуть наводит шестилетний мальчишка, беспрестанно втолковывающий невидимому мужику, что его мама проснулась.

Срываю с себя остатки игл и поспешно опускаю ноги на пол. И тут же тяжело падаю на колени. А потом плюхаюсь на задницу.

Ноги совсем не держат. Руки безвольно провисают, и кисти, ударившись о твердую поверхность, безжизненно замирают.

Слушаю бешеный стук сердца. Пытаюсь сосредоточиться на холоде пола. Он ведь должен быть холодным! Я ведь практически обнажена. Но оголенные ягодицы ничего не ощущают. А я, в свою очередь, не чувствую, что у меня вообще есть ягодицы.

Соберись. Прикрикиваю на себя, одновременно отгоняя внезапно напавшую сонливость. В глазах то и дело темнеет.

Вдыхаю запах подступающей грозы и обессилено смотрю ввысь. Боковая панель ближайшего аппарата практически зеркальная. Вглядываюсь в собственное отражение.

Это точно я. Восемнадцатилетняя я. Ужасно изможденная. Щеки впали. Кожа под глазами обзавелась синевой. Судорожно дышу. Да и взгляд не сфокусирован.

Но определенно… это я.

А не его мама.

— Хорошо, хорошо. Давай проверим, — сдается мужчина за дверью. — И сразу забери книгу. Ты же знаешь, что там нельзя разбрасывать вещи.

На меня находит новая волна ужаса. Собираю всю силу и пытаюсь подняться, но вместо этого откидываюсь назад. Уж не знаю, какие сигналы посылает мозг моим конечностям.

Ударяюсь спиной в прибор на высокой панели. Что-то валится на меня сверху. Пластинка с острыми краями и рукояткой. Инструмент?

Хватаю его дрожащими пальцами. Удостоверяюсь, что грудь прикрыта, и сжимаю вместе колени, чтобы хоть как-то обезопасить свои прелести от чужих взглядов.

Створка неторопливо открывается.

Вжимаю затылок в боковину койки и выставляю вперед импровизированный «ножик».

— Вот видишь. Наша спящая красавица продолжает…

При виде меня, сидящей на полу, мужчина замолкает. А потом его челюсть медленно двигается вниз. Рядом с ним белобрысый мальчишка нетерпеливо подскакивает. Его голубые глазенки полны восторга.

«Такеши»? Так, по-моему, он звал мужика. Хотя при подробном рассмотрении меняю решение и признаю, что Такеши еще слишком молод для звания «мужик». Молодой парень — вот это сойдет.

Невысокий и худощавый. Иссиня-черные волосы, наверное, еще с утра были зализаны назад, но ныне макушка обзавелась встопорщенным хохолком. Видимо, любит порой ладонью по голове проводить — от затылка до лба. А сзади они длинные и забраны в хвост. Глаза чуть навыкате и с широким разрезом. Расстегнутый белый халат открывает вид на светло-голубую больничную форму.

— Я же говорил, — гордо заявляет мальчишка. — Мама проснулась!

Пусть идет к черту вместе со своей «мамой». Мне восемнадцать. У меня не было сексуальной близости. В двенадцать лет меня хотели изнасиловать, но Сэмюэль спас меня.

Я — это я.

Нет у меня ребенка. Это бредятина!

Такеши в настоящем шоке. Он уже долгое время стоит с открытым ртом и не может произнести ни звука.

— О, боги, — наконец выдает на выдохе. А потом с усилием трет веки. — Глазам не верю!

Мне это надоедает. Тем более что я по-прежнему чувствую не весь комплект конечностей.

— Это больница? — уточняю на всякий случай. Ну, и сразу проверяю восстановившуюся способность к взаимодействию.

— Д-да… — Такеши пялится на меня так, будто видит призрак. В цепях. И с топором. А может, с пулеметом. — А ты… Лето?

Мое имя. Признаю. Медленно киваю. Удивляюсь, что он переспрашивает. Разве не должен он знать, кто я, раз меня тут… лечат?

Или здесь что-то другое?

Ощущения безопасности нет и в помине.

— Как же это… — ошарашено бормочет себе под нос Такеши. — Разве так… невероятно…. Поразительно…

Поднимаю острую пластину и угрожающе морщусь — надеюсь, что у лица получается передать нужную гримасу. Слишком уж оно онемело.

— Мамочка! — неожиданно вскрикивает белобрысый мальчишка и срывается с места. Он очень долго и терпеливо мялся на пороге, но лимит его послушности, похоже, исчерпался.

Я испуганно вскидываю «ножик».

— Стой! — Такеши перехватывает мальца за воротник и с трудом подтаскивает обратно к себе. Тот брыкается и тянет руки ко мне.

— Я хочу к маме, — просит белобрысый и снова рвется вперед.

Парень пугливо глядит в мою сторону. Надеюсь, что выгляжу я угрожающе. Стараюсь посильнее искривить рот.

— Не стоит к ней пока подходить.

— Почему? — Мальчишка недоволен.

— Возможно, это не слишком безопасно. — Такеши оценивающе вглядывается в пластину в моей руке.

— Это же мама! — Белобрысый удивленно смотрит на парня. — Она не сделает мне ничего плохого. И тебе тоже.

Такеши неуверенно косится в мою сторону. Улыбаюсь с видом безумца. Ну, давай, рискни здоровьем.

— Лето, — отчетливо произносит Такеши, — положи, пожалуйста, инструмент.

— Разбежался. — Рука у меня дрожит, но ничуть не сомневаюсь, что сумею пырнуть, если потребуется.

— Ты самостоятельно отделила иглы от тела. Это опасно для твоего состояния. Нужна диагностика и…

— Пошел ты! Я тебя не знаю. Меня всегда осматривал доктор Альберт. И это точно не городская больница. — Подавить нотки паники безумно сложно. Хочется расплакаться. Шмыгаю носом.

— Мамочка. — Мальчишка рвется ко мне, но Такеши обхватывает его обеими руками и прижимает к себе.

— Погоди, Эли, успокойся, — уговаривает он его.

Эли? Одно из моих любимых имен. Злюсь сильнее. От непонимания и тупой боли во всем теле.

— Я не его треклятая мать!

— Лето… — Такеши растеряно поднимает руку с раскрытой ладонью, явно пытаясь меня успокоить.

Набираю в грудь побольше воздуха, щеки вздуваются от напряжения. Держась за койку, с трудом поднимаюсь и клонюсь к одеялу. В таком положении — ноги уехали в бок, локоть на поверхности койки — и держусь, направляя свое оружие в сторону стоящих у двери.

— Лучше вам все мне объяснить. И немедленно позвоните Сэмюэлю!

ГЛАВА 4. СИЯНИЕ НОЧИ

Яркое вчера

Не могу поверить своему счастью. Четыреста пятая подгоняет меня и крутится возле моего лежака.

— Что ты делаешь? — Она сует нос в мою котомку.

— В-в-вещи собираю. — Голос дрожит. Руки ходят ходуном. Промахиваюсь, и полоска ткани, служившая мне юбкой, летит мимо.

— Ты что, это тряпье с собой собираешься забрать? — деловито интересуется Четыреста пятая.

Она очень симпатичная. Была бы у нее возможность мыться каждый день, то ее локоны наверняка походили бы на кусочки солнечных лучиков. Клиентам нравятся ее торчащие лопатки и косточки на бедрах. Смотрительница кормит тех, кто приносит прибыль, чуть лучше остальных. Поэтому Четыреста пятая почти не похожа на обтянутый кожей скелет. И едой она всегда делится со мной.

— Дурочка. Оставь. — Она вышвыривает из котомки все сложенные вещи, а потом, поразмыслив, забирает и сумку. — Если он тебя увозит в Высотный Город, то и наверняка собирается обеспечить необходимым минимумом. Поверь, там все это, — она обводит многозначительным взглядом вещи на полу, — обычный мусор.

— Но я…

— Голову держи прямо. — Четыреста пятая трет мои щеки «юбкой». Сначала одну, потом вторую. С особым усердием задерживается на скуле. — Ну вот. Почти не чушка.

Она поправляет мое платье-мешок. И подтаскивает поближе свои туфельки, которые долгое время усердно прятала от госпожи Тай. Ведь я до сих пор босая.

Мой Спаситель, Сияющий мужчина, принес меня в приют на руках, чтобы я не поранила ноги. Больше всего меня волновало, чтобы рядом со мной он не делал слишком уж глубокие вдохи. Я ведь ужасно воняю.

Вспоминаю, как страшилась обнимать его за шею — боялась запачкать.

Улыбаюсь украдкой. Но Четыреста пятая все равно замечает.

— Он и правда тебя заберет? — спрашивает, волнуясь. Под ее ключицами до сих пор огромные синяки от побоев. Госпожа Тай и ее подчиненные хорошенько постарались, отделывая мою милую Четыреста пятую за то, что та заступилась за меня.

— Так сказал.

— А кто он вообще? Ты его знаешь? Видела когда-нибудь?

— Не… не знаю. Но он… похож на одного из тех… Иммора…

— Иммора?! — Четыреста пятая потрясена. — Что таким, как они, делать в Клоаке?!

— Не знаю. — Я прячу глаза и размышляю, а не показалось ли мне это. Вдруг все было бредом, и мое тело до сих пор валяется там, на крышке контейнера, мой разум погружен во тьму, а господин Свин удовлетворяет свою похоть.

Действительно. Происходящее сейчас реальным не кажется.

Словно сон. Беспечные грезы.

Шмыгаю носом и съеживаюсь.

Четыреста пятая трясет меня за плечи.

— Хорош нюни разводить. Он на первом этаже?

— Да, в… в кабинете оставался… у-у-у… у смотрительницы.

Девушка воровато оглядывается и тянет меня за собой. Из нашей общей комнаты мы выбираемся в коридор. Четыреста пятая умещает меня за ограждением на самом верху лестницы, прижимает к губам указательный палец, прося быть тихой, и легко скачет по ступеням вниз.

Жду ее и дрожу.

Здание приюта «Тихий угол» наполнено тенями. Мне всегда казалось, что, если задержаться на пустом пространстве и не прошмыгнуть вовремя в щель в комнату, то домашние чудища утащат тебя в небытие, расщепят и сделают частью своей тьмы.

Снаружи темно. В доме только на первом этаже мерцает свет. Госпожа Тай всегда яростно экономит на электричестве.

Смотрю на полоску света, падающую из коридора, и слушаю голоса вдали. Слишком большое расстояние. Звуки кажутся смазанными, как растекшаяся краска на окропленном влагой окне.

А если Спаситель уйдет? Вдруг я ошиблась? Зачем ему я? Грязная девчонка в мешке.

Смотрительница будет ужасна зла и отыграется на мне. Ведь мой единственный клиент позорно сбежал из подворотни, гонимый смехом того мальчишки…

Да, был еще мальчишка. Наверное, сын моего Сияющего Спасителя. Я плохо его помню.

Рядом со мной неожиданно вспыхивает свет. Открываю рот, но не визжу. Уже привыкла бесшумно выражать свои эмоции в этом доме. Щурюсь, а потом отклоняюсь от назойливого сияния, которое, скорее всего, осветило весь второй этаж.

Световой шар движется куда-то влево, и за ним обнаруживается тот белобрысый восьмилетка. Сияние окутывает его ладонь, собираясь сверху в сферу. Лучи переплетаются в клубок, создавая иллюзию вечного вращения. В его руках — прекрасный лунный шар, переливающийся, подрагивающий и пульсирующий.

Больше нет никаких сомнений. Мальчишка — один из Иммора, благородный.

Иммора — высшие создания. Человеческий облик и сверхъестественные способности. Они сильны, никогда не заболевают и удерживают завораживающий облик до конца жизни. Их волосы оттенка снега, в глазах переливается золото, а внешность отличает ледяная красота. Поговаривают, что они практически бессмертны. Иммора всегда на вершине. Они — благородные. Не чета грязи Клоаки. Таким как я.

Я — падаль. Иммора — драгоценность. Каждый их род.

И они повелевают светом. И сияние течет по их жилам. Такие ходят слухи. А еще я когда-то слышала, что самые могущественные из Иммора могут день обратить в ночь.

Абсурдные сказочки. Разве могут они погасить светила — те, что существуют так далеко от нас? На небесах?

Сфера над ладонью мальчишки уменьшается. Сияние проскальзывает под его кожу, наполняя собой каждый сосуд. Теперь вся его рука в светящемся плетении, будто и правда вместо крови у него струится по жилам лунный свет.

Он поднимает руку повыше, чтобы осветить себя, а заодно и меня. Сияние больше не режет глаза.

— Почему ты все еще не собралась, Чахотка? — недовольно вопрошает он.

Чахотка?

Злюсь и обиженно выдаю.

— У меня есть имя! — Как же гордо это звучит. Мой спаситель одарил меня им, избавив от мертвого идентификационного номера.

Однако на паршивца мои эмоции впечатления не производят.

— Где твои вещи, Чахотка? — зевнув, спрашивает он и, поднимая руку еще выше, оглядывает пол вокруг меня.

— Нет вещей, — бубню, кривясь.

Он смотрит на меня, а потом пожимает плечами.

— А зачем мне собираться? — спрашиваю, боясь поверить в лучшее.

— Ты едешь с нами.

— Правда?! — еле сдерживаю восторг.

Сердце трепещет в груди. Мной завладевает эйфория. От волшебного света, исходящего от рук мальчишки. От осознания, что вскоре я покину эти унылые земли. От радости понимания: я буду рядом со своим Спасителем.

— Да. — Мальчишка фыркает. — Потому что я так сказал.

— А как… — робею и с трудом формулирую вопрос. — Как его зовут?

Белобрысый хмурится. Явно чем-то недоволен.

— Отца?

Похоже, я угадала, решив, что они — отец и сын.

Нетерпеливо киваю.

— Сэмюэль, — с заметной неохотой сообщает мальчишка.

И вновь волна безудержного восторга. У моего Сияющего Спасителя даже имя преисполнено благородством!

Тихонечко шепчу себе под нос имя, наслаждаясь звучанием каждой буквы. Перекатываю шепоток между губ, будто сладенькую конфетку.

Белобрысый сверлит меня взглядом. Мне неуютно рядом с ним.

— Больше ничего не хочешь спросить?

Недоуменно смотрю на него. Все то, что меня интересовало, я уже узнала.

— А мое имя? — Еще пуще злится мальчишка, сразу приобретая схожесть с чертенком.

— И как тебя зовут? — Пытаюсь интонациями успокоить его беспричинный гнев, но вряд ли выходит.

Он раздраженно фыркает.

— Вацлав.

Повторяю имя и как-то умудряюсь спутать ударение.

— На первый слог, Чахотка! Ударение на первый слог!

Предпринимаю еще одну попытку, но теперь проблема возникает с согласными в серединке. Не могу их нормально произнести.

— Ну, ты балда, — выдает он.

Вижу, что больше не злится. По-моему, даже улыбнулся разок.

— Слишком сложно для меня. — Жалуюсь и страдальчески вздыхаю. — Можно упростить? — Не дожидаясь разрешения, выдаю: — Буду звать тебя Виви!

— Чего?! — Мальчишка потрясен моей дерзостью.

— Мне так проще, Виви. — Корчу жалостливую мордашку, хотя и знаю, что она никогда ни на кого не действует.

Он сурово поджимает губы и некоторое время молча рассматривает меня.

— Научись правильно произносить, — бросает он и поворачивается к лестнице. — Будь готова. Скоро мы тебя позовем. Чахотка.

— У меня имя есть! — кричу в ответ.

До слуха доносится его смех.

У основания лестницы Вацлав притормаживает, чтобы разминуться с выскочившей из коридора Четыреста пятой. Она дико смотрит на него. Ее лицо белеет, а затем она почтительно склоняет перед ним голову.

Теряюсь в догадках все те секунды, пока Четыреста пятая бежит ко мне.

— Боже, надеюсь, ты была учтива с этим пацаном?! — Она чувствительно встряхивает меня.

Не могу понять, почему я должна быть почтительной с сопляком, который намного младше меня. Мотаю головой, понимая, что вежливости в моем поведении было мало.

— Дуракашка! — шипит на меня Четыреста пятая. — Знаешь, кто тебя из подворотни достал?!

Мотаю головой с такой силой, что боюсь, не выдержит шея.

— Тот мужчина в кабинете смотрительницы — Иммора. И не просто благородный, а самый влиятельный в Высотном Городе! Сэмюэль Люминэ. Он богач! Практически божественная сущность! А малец — его отпрыск. Вацлав Люминэ!

Четыреста пятая сползает на пол и стукается коленями о холодную поверхность. Обессилено упирается лбом в мой живот.

— Как же тебя угораздило попасться им на глаза?

— Он спас меня. — Мои интонации теплеют. — Сэмюэль.

Как же красиво звучит его имя.

— Иммора нечего делать в Клоаке. — Четыреста пятая обеспокоено смотри на меня снизу вверх. — Не понимаю… Но нет! Все правильно! Небеса послали их за тобой. Они заберут тебя, и ты станешь счастливой.

Восторженно киваю. Теперь я готова отправиться за Сэмюэлем хоть на край света. Даже сейчас его образ в моей голове сияет и переливается всполохами драгоценностей.

И вдруг сердце замирает от испуга.

А как же моя Четыреста пятая?

— А ты? — Бросаюсь ей на шею.

— Что? — Она со смешком гладит меня по волосам.

— Как же ты?

— А я буду здесь.

— Нет! — Вырываюсь и растерянно оглядываюсь по сторонам, не зная, куда бежать. — Тебе нельзя здесь оставаться. Я… я… я… Я попрошу его взять тебя с собой.

— Не вздумай! — Четыреста пятая вскакивает на ноги и пребольно тянет меня за щеки. — Не вздумай капать благородному на мозги. Он решил увезти тебя, но он также быстро может и передумать.

— Но…

— Тсс… — Она вжимает пальцы мне в губы. — Будь паинькой. Не смей просить за меня. Думай о себе.

— Но ты…

— Справлюсь и сама. — Четыреста пятая наиграно высокомерно задирает нос. — Думаешь, я пропаду, Дуракашка? Хех, да все у меня тут еще попляшут!

По моим щекам текут слезы. Четыреста пятая что-то бормочет и вытирает их.

— Давай же, уезжай. — Она крепко обнимает меня. — Твое место не здесь.

Мы слышим шаги на первом этаже.

— Мне страшно, — шепчу ей в ухо.

— Тебе незачем бояться. Ты сильная. Сильнее всех. Уж ты-то выживешь. — Четыреста пятая выдыхает мне в макушку. А затем спрашивает вполголоса: — Значит, теперь у тебя есть имя? Как оно звучит?

— Лето. — Улыбаюсь сквозь слезы. — Меня зовут Лето.

— Ты умничка, Лето. — Она выпускает меня из объятий и осторожно подталкивает к лестнице. — А сейчас давай… Живи, Лето!

Я покинула приют «Тихий угол» вместе Сэмюэлем и Вацлавом Люминэ.

Неделю спустя Четыреста пятой не стало. Ее задушил клиент, исполняя одно из своих истинных желаний…

ГЛАВА 5. БЕС ВНУТРИ

Сумрачное сегодня

И почему в моем разуме вспыхивают эти образы? Лицо Четыреста пятой так и стоит перед глазами. Я пережила ее. Перескочила возраст, ставший для нее проклятием, и стала совершеннолетней. А она так и осталась ребенком. В моей памяти.

Под взглядами Такеши и Эли, не несущими для меня особого смысла, снова взбираюсь на постель и спихиваю с одеяла проводки. Несколько игл едва не впиваются в ладони. Переползаю к спинке, роняю на пол жесткую подушку и вжимаюсь лопатками в перекладины больничной койки. Все еще держу перед собой заостренный врачебный инструмент. Правая нога полностью потеряла чувствительность, и я с трудом сгибаю ее и подтаскиваю ближе к себе. Не уверена, имела ли я когда-нибудь настолько потрясающую растяжку, чтобы так сильно подгибать ногу, но, пожалуй, как раз об этом и узнаю, как только она вновь начнет функционировать. Адская боль подскажет.

— Не перенапрягай тело, пожалуйста, — кротко просит Такеши.

— Заткнись.

Чувствую себя премерзко. Из отверстий, оставленных иглами, вытекает что-то прозрачное. Меня знобит, но холод атакует зонами. С его помощью понимаю, какая из конечностей у меня вырубилась, а какая вновь включилась. Через каждые пять секунд картинка перед глазами начинает плыть.

Мне бы подремать. Но как тут расслабиться?

Может, жизнь с Сэмюэлем и изнежила меня, но рождена я была в Клоаке. Так что излишней доверчивостью мой личный список качеств не обременен.

— Просто я не могу предугадать, как твое тело поведет себя без помощи приборов, — не сдается Такеши. Хотя и видно, что жутко трусит.

— Как будто я позволю снова подключить меня к вашим машинам.

Мало ли что там бубнит этот недоврач. Может, своим упрямством я и правда наношу сейчас себе вред. Но пока сам Сэмюэль не скажет мне, что все в порядке, и нужно прислушиваться к этому трясущемуся типу в халате, буду обороняться до потери пульса.

— Что стоишь? Звони Сэмюэлю.

Обычно я не такая грубая. Однако обстоятельства не способствовали пробуждению моей учтивости. Помню абсолютно все уроки этикета, которые преподавали мне по настоянию Сэмюэля. Вежливость, манера держать себя, речь и прочая дребедень. Честно, я умею себя вести, но сейчас предпочту держаться моей истинной сущности — дитя Клоаки.

— Да, конечно. — Такеши мнется. — Мы передадим сообщение господину Люминэ.

Ох, не нравится мне этот хлюпик.

Парень тянется к кнопке на белой панели около двери, не забывая при этом удерживать Эли. Малец ни на секунду не спускает с меня глаз, будто я какой-то огромный кусок торта.

— Без глупостей, — предупреждаю его.

— А…

У меня нет возможности причинить ему какой-либо вред на расстоянии, но Такеши отчего-то сильно пугается моей угрозы. Вжимает голову в плечи и поспешно кивает.

— Я только вызову ассистентку. Попрошу передать сообщение. И она как раз осмотрит тебя… вас. — Резко переключается на учтивый тон.

Киваю, давая разрешение.

Такеши жмет на кнопку.

— Эли, иди-ка ты в мой кабинет, — шепчет мальчику и подталкивает его к двери.

— Ни за что! — Эли дает задний ход и разворачивается на сто восемьдесят градусов, снова ловя меня в фокус. — Я здесь останусь.

— Да что ты!.. О, прием! — Парень реагирует на шорохи в динамике. — Майя!

«Что еще за «прием»? — фыркает женский голос из панели. — Может, еще позывные придумаем?»

— Майя, ты мне тут нужна. Срочно!

«Знаю я твои «срочно». Обожди. У меня как раз на повестке кофеек».

— Майя! Дуй в палату с биомате… в главную палату давай!

«Что за спешка? У меня сахарный пончик тут. Как я с ним расстанусь, по-твоему?»

— Майя! Эли здесь.

«Тоже мне новость. Он всегда там. Лучше ко мне его отправь. Будем вместе пончики есть».

— Майя, у нас форс-мажор! — Такеши вытирает ладонью капли пота со лба. — Дичайший форс-мажор.

«Ой, да брось, не кипишуй. Что там может быть такого обалденного?»

— Приходи и сама увидишь.

Такеши вырубает панель.

— Ты не сказал ей позвонить Сэмюэлю.

Я недовольна. От этого парень приходит в еще больший ужас.

— П-п-понимаете, ей сначала надо п-п-посмотреть на ситуацию… своими глазами. Ч-ч-чтобы потом передать все в к-к-к-красках.

— Ты почему заикаешься? — спрашиваю с подозрением. Возможно, в своей способности наносить урон я и не сомневаюсь. Но с другой стороны, разве стоит так уж сильно бояться девчонки с маленьким ножичком? Да еще когда та еле на ногах держится.

— О-о-о-о-остаточный эффект, наверное. То есть… — Такеши сглатывает. — Запоздалый. Просто поверить глазам не могу… до сих пор.

Ладно, мне все еще требуются разумные объяснения. И, скорее всего, разумные люди.

Минуту молчим, ожидая прихода Майи. Даже Эли не вякает. Но его взгляд меня жутко бесит. Дыры уже на мне прожег — не иначе.

Слышу шум приближающихся шагов. Дверь открывается, и в палату вплывает женщина лет тридцати. Светлые волосы заплетены в длинную косу. Сама достаточно стройная, но лицо полноватое, и щеки слегка обвисают. На врачебную форму наброшен такой же, как и у Такеши, халат. Она зевает и накручивает на палец выбившийся из прически локон.

— И что за форс-мажор? Обязательно надо было меня с места сдергивать? Кофеек же остын…

Ее взор падает на койку. Точнее, на меня, представленную в комплекте с койкой.

Примерно три секунды абсолютной тишины.

А затем…

— Вашу ж мать!! — смачно и эмоционально выдает она.

Мысленно с ней соглашаюсь. Высказалась емко и по делу.

— Это и есть наш форс-мажор, — серьезно сообщает Такеши.

— Угу, — отзывается Майя, обалдело пялясь на меня.

Дежавю. Я им что, мускулистая крыска в аквариуме? Чего они так лупоглазят?

— Что? — огрызаюсь я.

Майя вздрагивает. По ходу дела, мой голос пугает ее еще сильнее.

— К-к-как? — Женщина оглядывается на Такеши.

И эта заика. Зачем таких в медицину пускают?

— Не имею ни малейшего понятия. — Парень разводит руками.

— Мама проснулась, — гордо заявляет Эли.

— Еще раз мяукнешь подобную пургу, и я тебя шлепну, — злобно рычу на мальчишку.

Мне страшно. Мне больно. В моем истощенном теле миллион дырок, и я вся в каких-то жидкостях. Ясное дело, мне не до сюсюканий с незнакомым сопляком.

Эли продолжает улыбаться. Я чувствую волны восхищения, направленные прямо на меня. Ощущение, будто он радуется каждому моему шевелению.

Отлично, сопляку угрозы нипочем. А вот Такешимое заявление воспринимает серьезно и хватает за шкирку Эли уже обеими руками.

— Майя, что же ты так беспечно инструменты оставляешь? — цедит он сквозь зубы, имея в виду мой «ножичек».

— Так ведь тут ничего опасного… то есть живого… то есть… — Женщина смущенно покашливает. — В общем, оплошала, босс.

— Отключение от аппаратуры было произведено самостоятельно. — Такеши разжимает пальцы левой руки и косится на часы на запястье. — Думаю, более чем десять минут назад. Нужен первичный осмотр.

— Я? — Майя испуганно таращится на инструмент, который я направляю на нее.

— Да, полагаю, уместнее будет, если ты ее осмотришь. Правда, Лето? — Такеши прочищает горло и судорожно вдыхает. — Необходимо убедиться, что все в порядке. Хотя бы визуально.

— Лучше отправьте сообщение Сэмюэлю. Без него никаких осмотров.

Мое упрямство и недоверчивость имеют под собой основу. Все-таки это было не первое покушение на главу рода Люминэ. Кроме того, под ударом пару раз находились и я, и мой названый брат Вацлав. Сэмюэль уже давненько занимается деятельностью, которая не приводит в восторг как других Иммора, так и представителей верхушки людей. И имеет непростительную привычку слишком много на себя брать.

Так что лучше уж перебдеть.

— Майя отправит сообщение, как только осмотрит вас, — настаивает Такеши.

— А может, сам, а? — Майя, кажется, тоже не на шутку струхнула.

Надо же, я прямо чудовище какое-то.

— Никто ко мне не притронется, пока я не пойму, что угрозы нет.

— У нас указание следить за… состоянием вашего здоровья.

— Без подтверждения даже не суйтесь.

Эли шевелится.

— Я Люминэ. Я подтверждаю, — звонко восклицает он.

Сощуриваюсь. Как ни крути, а немногочисленных представителей рода Люминэ я знаю в лицо. Всех. И никаких Эли, маленьких вертлявых мальчишек, в их числе нет.

Да и на Иммора этот Эли если и смахивает, то лишь смазливой мордочкой да отдаленно беленькими волосюшками. А с глазами — беда. Глаза уж точно не как у Иммора.

— Не катит. — Кривлюсь, потому что загнутая нога вдруг решает обрести жизнь. И да, с растяжкой у меня все-таки беда. — Я тебя не знаю, малявка.

Улыбка Эли на мгновение пропадает, а затем его лицо снова начинает сиять.

— Покажи ей печатьку. — Он шлепает Такеши по пояснице. — Давай же!

— Ох, да, верно.

Такеши сбрасывает халат и закатывает рукав до предплечья. На его коже серебряное клеймо: полумесяц, собранный из миниатюрных молний, и вписанная в него ажурная буква «Л».

Знак рода Люминэ.

Главы родов порой помечают доверенных людей своими знаками. Редкое явление. Это и клеймо собственности, и знак защиты. Спорная ситуация. До сих пор не могу понять, позор это или великая честь.

Однако серебряным клеймом Люминэ мог пометить только глава рода — Сэмюэль. А раз он проставил знак на Такеши…

Перевожу взгляд на Майю. Та тоже сбрасывает халат и задирает рукав.

И на ней вижу знак Люминэ.

Доверенные лица?

Совсем не в духе Сэмюэля клеймить кого попало. Он вообще никогда печатью на моей памяти не пользовался.

— Пусть тебя осмотрят, мама. — Эли торжествует.

— Не называй меня так, сопля на ножках.

Колеблюсь, но, в конце концов, опускаю оружие. Надеюсь, что поступаю правильно.

— А потом сразу звоните. Хочу, чтобы Сэмюэль забрал меня отсюда.

ГЛАВА 6. ПОЛОМАННЫЙ РАЙ

Злосчастное сегодня

Приоткрываю рот шире, чтобы Майя могла обследовать полость. Понятия не имею, что означают все эти писки и трески, исходящие от приборов, которыми она увешана, как праздничными украшениями. Моя тревога уже поутихла. Может быть, я слишком устала, чтобы и дальше бояться.

После визуального осмотра Майя быстро изучает аппаратуру. Затем ее полный растерянности взгляд находит Такеши.

— Не пойму. Судя по показателям, радикальных изменений нет. Что тогда вызвало импульс?

— Импульс? — С интересом смотрю на экран, но опять же угловатые линии и цифры не раскрывают мне абсолютно ничего.

— Пробуждение. — Такеши подбирает книгу про зайчика и сует ее Эли. — Мы пока не можем сказать, отчего вы вдруг очнулись.

— Ну, так это же хорошо. — Тыкаю пальцем в левую руку, намекая Майе, что прямо сейчас ее не чувствую. — Что я наконец-то очнулась. Да?

— А… конечно. — Такеши начинает живенько кивать.

Майя неловко обтирает мое тело. Она сосредоточена и напряжена. Хмурится без остановки.

— Слушай, босс, а ничего, что мы так сразу отключаем функционирование всех систем? — спрашивает она и вяло машет одной из игл, которую я от себя оторвала.

— Мы все равное не можем подключить ее обратно.

— Да, не можете, — безапелляционно подтверждаю я.

— Вот. — Такеши разводит руками. — Не разрешает.

— Но у нас фактически разрешение дает только… — Майя благоразумно затыкается и виновато смотрит на меня.

Хотя мне бы хотелось, чтобы она продолжила. Может, что-то бы прояснилось.

Жалостливо ною, поэтому мы быстренько перебираемся из треклятой палаты в помещение, смахивающее на конференц-зал. В серединке располагается громадный овальный стол из черного стекла, а вокруг — комфортабельные кожаные стулья.

Ну, как «быстренько»…

Мне приносят светло-зеленую сорочку на несколько размеров больше моего и выделяют белые шлепки. Майя выдает мне набор громадных салфеток, пропитанных каким-то антисептиком с ароматом алоэ, и я то и дело стираю жидкости, продолжающие сочиться из отверстий на моем теле. Жутко, но лучше, чем бревном валяться.

До нового помещения добираемся целую вечность. Такеши идет рядом и вскидывает руки каждый раз, когда я теряю равновесие. Обходимся без инцидентов. Ковыляю до цели сама — специально почему-то выбираю стул во главе стола, самый большой и на вид комфортабельный, — и плюхаюсь на мягкое сиденье. Такеши кладет рядом со мной на столешницу салфетки и занимает стул чуть поодаль.

В зал входит Майя. В ее руках емкость, похожая на миниатюрный термос, и высокая кружка.

— Начнем с альтернативной пищи? — Она передает принесенные вещи Такеши.

— Что это? — спрашиваю с подозрением.

— Питательная смесь. — Он выливает жидкость в кружку. — Не будем мучить организм. Пусть привыкнет к легкому. Консистенция схожа с тем, что поставлялось вашему телу по трубкам. Правда та была менее густая. А здесь… Что-то вроде бульона со вкусом картофеля.

— Гадость. — Несмотря на рвотные позывы, активно прикладываюсь к кружке и с наслаждением делаю сюп-сюп.

Блаженство. Хорошо, что тело не забыло, как глотать.

«Медики» молча наблюдают за мной.

— Кстати, Майя, ты позвонила господину Люминэ? — спрашивает Такеши. Его голос чуть дрожит.

Даже я уже давно успокоилась, а этот все никак не перестанет нервничать. Слабачок.

— Да. — Майя падает на соседний стул и переводит дыхание.

— И что он сказал? — опасливо вопрошает Такеши.

— Ничего.

— Ничего? Это как? А ты объяснила подробности нашего форс-мажора?

— Описала все в деталях.

— И?..

— Выслушал…

— И?!..

— Ничего не сказал.

— Да как так?! — У Такеши полный эмоциональный раздрай.

— Он просто отключился. Правда.

— Тогда… — Парень смотрит на меня. — Если он понял суть и… осознал. То уже мчится сюда на всех порах.

— Еще бы, — не скрывая довольства, киваю я. — Конечно же, он уже в пути.

Такеши массирует виски и кусает губы.

— Даже если он и выехал, — в чем, да, я не сомневаюсь, — и мчится сюда, то вряд ли доберется раньше, чем через час. Так что, Майя, используем оставшееся время с толком. Проверим, чтобы здесь все было в порядке. А иначе господин Люминэ нас вынесет со всеми нашими аппаратами и лабораторией.

Чувствую сытость. И от этого прямо-таки наполняюсь добротой.

— Вынесет? — хмыкаю и делаю еще один ленивый глоток практически безвкусного медицинского пойла. — Это Сэмюэль-то? Чего вы трепыхаетесь? Сэмюэль очень милый и добрый. Не станет он никого выносить.

— О, знаете, тут проблемка в другом… — начинает Майя.

— Майя, — предостерегающе прерывает ее Такеши. — Господин Люминэ приедет и сам во всем разберется.

Вот-вот, ужасно странные людишки. Тьфу на вас. Сэмюэль приедет, и все сразу встанет на свои места.

— Хотя, может, он и будет в сильном расстройстве? — предполагаю и изучающе слежу за реакцией «людишек». — Сколько я здесь провалялась? Наверное, он с ума сходил от беспокойства.

Такеши что-то бубнит, Майя мнется.

— Неделю? — заранее расстраиваюсь. — Больше недели?

— Да… Больше недели, — со слабой улыбкой откликается Такеши.

Плохо. А мы ведь собирались с Тамарой в пятницу махнуть в кино. А еще погрызть замороженный йогурт. И я вроде как должна была заценить парня, который ей приглянулся. Насколько помню, тот в боулинге работает.

Эх…

Ничего, Тамар, как только выйду отсюда, мы с тобой сразу же рванем на гулянки.

Расстроено вздыхаю и кладу развернутую салфетку на левую ногу, где радужные капли уже прочертили пару влажных линий. Я же теперь как сито! И не стройная, а тощая — высохшая вся какая-то. И, наверное, все свои эротичные изгибы потеряла!

Как же теперь соблазнить Сэмюэля? Он наверняка видел меня в таком плачевном состоянии. А вдруг в будущем эта картина так и будет у него перед глазами стоять?

Тихонько шмыгаю носом. Жалею себя.

Взгляд падает на прозрачную панель, отделяющую конференц-зал от соседнего помещения. Над перегородкой с другой стороны виднеется лицо паршивца Эли. Панель высоко, так что ему, похоже, пришлось встать на цыпочки.

Он видит, что я его заметила, и белозубо улыбается мне. Я-то думала, его уже давно отправили почтой к настоящей мамке!

— А этого кроху-надоеду выпнуть отсюда нельзя? — Киваю на рожицу за стеклом.

Такеши и Майя оглядываются и одновременно удрученно вздыхают.

— Раньше с трудом удавалось это сделать. А сейчас, в связи с новыми обстоятельствами, — это дохлый номер.

— Я-ясно. А он и правда Люминэ?

Пару мгновений Такеши ерзает на стуле.

— Да… Люминэ.

Так, козявка действительно настоящий Иммора! А с глазами тогда что? Где золотистый цвет? И получается, мамка у него тоже из рода Сэмюэля? Странно, я ведь знаю всех. Не могли же от меня специально кого-то скрыть.

— Может, звякните его матери? — предлагаю с надеждой. — Придет, заберет, подмышку и в люльку.

Майя начинает хихикать. Нервно.

— Поверьте, это вообще не вариант.

То есть дитенок так и будет пыриться на меня остаток часа? Класс.

Бухаюсь локтями на стол. В районе живота появляется тупая боль, с пальцев ног что-то стекает на шлепки, но мне как-то все равно. Я уже и так настолько в жалком состоянии, что хуже уже быть не может.

— Кхем-кхем. — Такеши достает из кармана блокнот и вооружается ручкой. — Не против, если проверим, как у вас с умственной деятельностью? Раз уж не позволили использовать приборы.

— Валяй, — благодушно разрешаю я. — Если не будешь в меня ничем тыкать, то согласна и так время убить.

Перед Майей откуда-то появляется папка с бумагами. Тоже притащила с собой? Она барабанит по корешку и переглядывается с боссом.

— Ничего, если начнем с малого? — Такеши прочерчивает линию в блокноте. — И постепенно выясним, как много вы помните.

— Меня подстрелили какие-то подонки. Думаю, группировка Лайтблад. Это ведь они ответственны за распространение вируса, который поражает иммунитет Иммора, поэтому только…

— О нет, нет, не частите. — Такеши трет кулаком с зажатой в нем ручкой лоб. — Мы же договорились начать с малого. Итак… Назовите себя.

Фигня какая-то. Но решаю потерпеть.

— Лето. Лето Квин. Официально не принадлежу роду Люминэ, но принята в семью. По крайней мере, в общей идентификационной системе прописана как член семьи. Не заклеймена, как вы, например. Но имею тату в виде знака Люминэ…

— На затылке, — кусая кончик ручки, бормочет Такеши.

— Ага. Это НЕ клеймо, — заявляю с акцентом на отрицание, чтобы эти двое не равняли меня с собой. — Такое раньше не делали. Идея с тату принадлежит Сэмюэлю. Короче, я особенная! — добавляю с неприкрытой гордостью.

— Хорошо. Назовите свой возраст.

— Восемнадцать.

Вижу, как Такеши и Майя подозрительно переглядываются. Сержусь на их конспирацию, но сдерживаюсь.

— Давайте… Вы просто расскажете, что запомнили последним?

— Ну, мы ехали в театр.

— «Мы»?

— Сэмюэль, — слегка раздражаюсь, что приходится пояснять. Ведь эти двое наверняка уже в курсе подробностей. Это мне стоило бы их хорошенько расспросить. — И Виви… то есть Вацлав. Сын Сэмюэля. Тот еще гаденыш. Но Тео говорит…

— Тео?

— Юрист семьи Люминэ, — недовольно поясняю. Мои мысли скачут вперед меня. Хочу выговориться, но эти прерывания на уточняющие вопросы сильно мешают. — Теоте Стар. Короче, Тео говорит, что Вацлаву простительно быть засранцем, типа раз он подросток и бла-бла-бла. Не думаю! Я в пятнадцать лет себя так не вела! Короче, уверена, он отца ревнует! Сэмюэль очень много времени мне уделяет. А Виви, то есть Вацлав только и рад мне подлянку устроить. Сэмюэль, ясное дело, хочет, чтоб мы поладили. Но я скажу — фу! — дело труба. Не выношу его. Не знаю, смогу ли когда-нибудь спокойно воспринимать его как брата.

С оглушительным хлопком на пол падает ручка. Удивленно смотрю на побелевшую Майю, которая и утеряла письменную принадлежность. Такеши тоже недалеко ушел. Вид прямо-таки похоронный.

Мне кажется, или я их расстроила? Чем, интересно? Выложила все как на духу. По крайней мере, то, что помнила.

— Про напавших уже сказала, — осторожно продолжаю вещать. — Группировка Лайтблад. Но это только мои предположения. Всем известно, что Сэмюэль отчаянно вмешивается в дела Клоаки и лишает группировку источника дешевой рабочей силы. Возможно, и это тоже стало причиной нападения… Слушайте, а мне сильно досталось, да? Вроде в груди никаких особых следов. Как вы так быстро залатали меня?

— Больший урон вторая атака нанесла. — Такеши хлопает ручкой по собственному виску. — Голову пробили.

— Мне и в голову попали?!

Вот дерьмо. Последние мозги выбили! Да-а, так бы точно сказала Тамара. Она все время твердит, что моя любовь к Сэмюэлю делает из меня тупую безрассудную идиотину-камикадзе.

Прямо так и называет меня. Плюс-минус несколько красивостей к общему прозвищу. Ей просто не понять, насколько Сэмюэль роскошен…

Черт, хочу вернуть себе симпатичность. От тухлого яблочка, пованивающего антисептиками, он вряд ли захочет откусить кусочек. А ведь я даже приглядела пару сексуальных платьиц.

Откуда-то издалека слышится грохот. И он нарастает с каждой секундой. Судя по шумовым эффектам, кто-то уверено преодолевает коридоры, беззастенчиво толкая двери с такой силой, что они лупятся о стены.

Такеши и Майя вскакивают синхронно. Еще в тот момент, когда до нас долетает звук первого грохота.

Почему-то начинаю нервничать. Кто бы там ни был, звук его шагов кардинально отличается от размеренной и уверенной поступи Сэмюэля.

Двустворчатые двери в соседнем помещении подвергаются атаке и тихонечко стонут, встретившись с твердью стены. Осталась последняя дверь.

Жду не напрасно. Створка распахивается, и я…

Что за?!!..

ГЛАВА 7. ЯРКИЙ ПУТЬ

Ослепительное вчера

Вижу перед собой открытую дверцу и уютную темень автомобильного салона, но не смею и шагу с места ступить. Ноги приросли к изломанной поверхности, которую в Клоаке принято называть «дорогами». Автомобиль моего Сияющего Спасителя роскошен и совершенно не вписывается в местность. Он чернее грязи вокруг, но эта чернота блестит и переливается на свету, как гигантский драгоценный камень. И как только подобное волшебное средство передвижения выдержало местный колорит и не превратилось в покореженные обломки?

До приюта человек, которого я даже мысленно смущаюсь называть по имени, нес меня на руках. А мрачный Виви шел рядом. (Думаю, он постоянно не в настроении. Грубый мальчишка. Да и взгляд у него странный). От подворотни, где они меня обнаружили, до «Тихого угла» пара улиц. Мы преодолели их пешком.

А я все теряюсь в догадках, как же Иммора попали в наш мерзкий сектор?

Спустились с небес, как какое-то божество?

И вот теперь стою напротив приюта перед дорогущим авто. Свободная от оков долга, о котором вечно верещит смотрительница. С настоящим именем и рядом с тем, кто вот-вот заберет меня туда, где много света и тепла.

Странное чувство.

— Что такое? — мягко спрашивает Сэмюэль.

Он сам открыл мне автомобильную дверцу и сейчас застыл подле в терпеливом ожидании. Понимаю, что нужно забраться в салон, но тело по-прежнему не двигается.

— Мне это снится? — Сама едва слышу свой шепот.

Но у Сэмюэля со слухом все в порядке. На его лице расцветает улыбка, и я вновь влюбляюсь в него. Который раз уже за этот день?

Надо же, первая любовь ко мне нагрянула в двенадцать лет. А раньше я всерьез думала, что настоящая любовь — это желание откусить кусочек побольше от тех гигантских леденцов, которыми приторговывают на рынке в низине. Четыреста пятая, конечно, не раз предупреждала, что так поступать нельзя, ‒ ведь это практически воровство. Однако удержаться, а не оттяпать сладкое ушко у леденцового котика или сладкой хрюшки, всегда было выше моих сил. Благо, бегаю быстро. Хотя однажды хозяин палатки все же изловил меня. Мне тогда лет десять было. Наверное, он переломал бы мне ноги. Но на помощь подоспела Четыреста пятая. Увела его в глубины палатки и вернулась только минут через семь ‒ растрепанная и кусающая губы. И даже принесла гостинец в виде леденцовой мышки-малютки.

Хлюпаю носом и оборачиваюсь, чтобы в последний раз глянуть на приют.

Четыреста пятая говорила, что я не должна считать «эту отвратительную дыру» домом. Каждый вечер, лежа рядом со мной под тонким покрывалом, уверяла, что выберется отсюда и обязательно возьмет меня с собой ‒ в лучшую жизнь.

В итоге первой это место покидаю я. И… не забираю ее с собой.

Как же я буду жить без Четыреста пятой?

Хочу увидеть ее лицо в окне на втором этаже, ведь она наверняка провожает меня взглядом. Но стекло настолько грязное, что впору писать на нем мелом.

‒ Лето.

Сердечко трепещет. Как же красиво звучит мое имя. Да еще и в певучем исполнении Сэмюэля. Его голос ласков и до умопомрачения приятен. Хочу слушать и слышать только его.

Сэмюэль интересуется моим самочувствием и приглашающе кивает в сторону тьмы салона. Конечно, невежливо заставлять его ждать. Со стороны водительской дверцы ждет мрачный бугай ‒ огромный страшный дядька в опрятном костюме. Но мною все равно занимается сам господин. Будто я принцесса.

Мне одновременно и стыдно, и радостно. Маленький салютик бьется в голове. Практически задыхаюсь от восторга.

Но…

Прикасаюсь к дверце и плотно сжимаю губы.

«Пожалуйста, заберите и Четыреста пятую с собой. Пусть она поедет с нами» ‒ как же сильно я хочу это сказать. Или даже пролепетать.

Какая-то странная тяжесть давит на сердце.

Открываю рот, чтобы озвучить просьбу. И тут вижу отражение Четыреста пятой в окне дверцы. Она снова вылезла через окно и устроилась на ветке сухого дерева с покореженным стволом.

Оглядываюсь. Наверное, Четыреста пятая умеет читать мысли. Или мои намерения выдает отчаяние, застывшее на лице?

Она неистово мотает головой, сердито хмурится и дергает обеими руками, призывая меня поскорее нырнуть в автомобиль.

Четыреста пятая ‒ дитя Клоаки. Но она, пожалуй, единственный человек во всем живом мире, который так сильно печется о чувстве собственного достоинства. Четыреста пятая никогда не позволит, чтобы ради нее умоляли. И не простит, если ради нее умолять буду я.

Так ничего и не говорю Сэмюэлю. И не подозреваю, что о своем молчании буду потом жалеть еще долгие годы.

‒ Надоела! Топай сюда, Чахотка!

Из темноты салона выскакивает Виви и впивается пальцами в мои плечи. С силой тянет за мешковатое платье, и мы вместе заваливаемся на широкое сиденье. Я пищу и вырываюсь, а затем забиваюсь в дальний угол ‒ подальше от грубияна. Золотистые глаза по-звериному светятся и неотрывно следят за мной.

‒ Вацлав, больше так не делай, ‒ укоряет сына Сэмюэль. ‒ Не пугай ее. ‒ Забирается вслед за нами, присаживается напротив и аккуратно прикрывает дверь. ‒ Поехали. ‒ Стучит прижатыми друг к другу указательным и средним пальцами по стеклянной вставке, за которой видны голова и плечо бугая-водителя.

Автомобиль трогается с места. Практически без всякой тряски. Я упираюсь носом в стекло и с открытым ртом наблюдаю, как отдаляются разбитая дорога, приют и мое любимое сухое дерево.

Летающий автомобиль!

Хочу пищать от восторга, но в голове сразу проносится образ недовольной Четыреста пятой, что-то бурчащей о воспитании. Теперь понятно, как «черная драгоценность» в целости добралась до приюта. Пространство над Клоакой хоть и пропитано вонью, но открыто и свободно.

Дрожу от необузданных чувств. Мне еще ничего толком не объяснили. Просто забрали и увезли.

Впрочем, я все равно счастлива. Смотреть на Сэмюэля и слушать его приятный голос. До остального мне нет дела.

‒ Все будет хорошо, ‒ успокаивающе говорит он, глядя мне прямо в глаза.

И я верю.

Граница приближается, но у меня еще есть в запасе время, чтобы вдоволь полюбоваться моим Сияющим Спасителем. В контрасте с разрухой, что проносится за окном внизу, Сэмюэль просто прекрасен. Золото его глаз теплое и нежное, а не такое ужасающе дикое, как у Виви. Светло-серый костюм идеален настолько, насколько идеален и его владелец, а мыски туфель блестят, будто бока газовых труб в подземелье, отполированных челюстями голодных крыс.

Выделяю его лицо для отдельного любования. Глубокие черты, аккуратно подстриженная снежно-белая поросль волос над губой и на подбородке. Почему-то уверяю себя, что она ‒ мягче пуха. Как и его локоны, зачесанные в бок. Образовавшаяся пушистая горка прядей у левого виска напоминает прижатые друг к другу перышки, а на серединке лба затаился отбившийся от других белоснежный завиток, рьяно пытающийся свернуться в спиральку.

Все ясно. Я без ума от Сэмюэля. Смотрю на него, а внутри пылаю, как уголек. Чувствую, как щеки начинают гореть, но образ мужчины передо мной слишком притягателен, чтобы найти в себе силы отвести взгляд.

Ужасающе больнючий тычок в бок. Случайно прикусываю щеку с внутренней стороны и обиженно гляжу на Виви. Тот обжигает меня в ответ ледяным взглядом и, не проронив ни слова, складывает перед собой руки и отворачивается к окну на своей стороне.

Не понимаю, чем успела ему насолить. В конце концов, решаю, что мальчишка злится из-за того, что отец уделяет мне слишком много внимания.

Из-за нападения Виви пропускаю весь процесс перехода через Стену. Немножко злюсь на него. Однако через пару минут злость улетучивается в небытие. За окном ‒ ливень, но я в состоянии рассмотреть сквозь влажные дождевые дорожки на стекле громады зданий Высотного Города.

Не верю глазам. Чувствам. Не доверяю слуху, улавливающему лишь недовольное сопение Виви и тихое шуршание, которое доносится откуда-то из-под ног.

Я покинула Клоаку. Я пересекла границу и преодолела Стену. Я вошла в пределы Высотного Города.

И у меня есть имя.

На мою голову опускается широкая ладонь. Сэмюэль гладит меня по спутанным волосам и улыбается. Наверное, ему нравится мой восторг. И я расцветаю еще больше, но более из-за его прикосновений, нежели из-за вдохновляющей картины за окном.

‒ Не будем откладывать вопросы с формальностями.

Сэмюэль откидывается на спинку сиденья, и я едва не попискиваю от сожаления. Вот бы он касался меня постоянно!

Глухой удар совсем рядом. Я испуганно сжимаюсь и смотрю на Виви. В этот раз он пихнул не меня, а ударил кулаком по обивке в какой-то паре сантиметров от моего бедра. Съеживаюсь сильнее и вжимаюсь в дверцу. Маленький агрессивный Иммора. Он вообще когда-нибудь бывает добрым?

Сэмюэль не видит, что творит его отпрыск. Он занят вытянутой блестящей пластиной, которую моя ассоциативная память распознает как мобильное устройство связи.

«Говорилка» ‒ так его называет Четыреста пятая. Подобные мы видели лишь на картинках в лавках в низине. В Клоаке послания оставляют на клочках бумаги, корябают на консервных банках, скоблят на стенах. Или вырезают на впалых боках умерших бездомных.

‒ Тео, ‒ обращается Сэмюэль к кому-то по ту сторону волшебного устройства. Я пялюсь на него во все глаза и жадно слежу за движениями его губ, будто надеясь понять смысл всего бытия. ‒ Свободен сейчас? У меня дело, не терпящее отлагательств. ‒ Пару секунд сосредоточенно слушает ответ. Кивает самому себе. ‒ Понятно. Мы будем в том районе минут через двадцать. Двигаемся от Стены. Заберем тебя. Жди у театра.

Дальнейший путь проводим в молчании. Интуитивно чувствую, что Сэмюэля сейчас лучше не отвлекать. На его прекрасном лице сосредоточенность.

Я тихая и послушная. И не приношу беспокойства. Он же похвалит меня за это? Погладит по голове?

Снаружи разверзлись небеса. Вижу лишь огни и смазанные цвета. Жаль, что не могу разглядеть настоящее величие Высотного Города.

Автомобиль внезапно тормозит. Мягко, без рывка. Я ни на миллиметр не смещаюсь со своего сиденья. Сэмюэль пересаживается к противоположному окну, чтобы уступить место человеку, шумно вторгнувшемуся в нашу тихую идиллию.

Мужчина кряхтит, кутается в плащ, капли с которого тут же скатываются на пол салона, и запихивает вместе с собой наполовину закрытый зонтик. Плюхается на сиденье и, не глядя, кидает в мою сторону прямоугольную кожаную сумку. Машинально ловлю ее и прижимаю к себе.

Приветствиями незнакомец себя не утруждает. Звонко чихает и тут же сует руку под плащ, под которым виднеется бежевый пиджак. Достает платок и принимается промокать щеки и подбородок.

‒ Знал бы заранее о том, что придется по улице носиться, прихватил бы дождевик, ‒ ворчит он, обращаясь к Сэмюэлю.

Наружность у мужчины довольно приятная. С другой стороны, возможно, приятными мне будут казаться все, кто проживает за Стеной в Высотном Городе.

А может, и нет.

Лет тридцать. Бледный и худощавый. Нос вытянут, а глаза обрамляют настолько пушистые слои ресниц, что мне нестерпимо хочется проверить, а хватит ли их на полноценную щетку? А еще у него, похоже, целый сноп светло-русых кудрей. Правда сейчас предполагаемое великолепие нещадно прибито к голове силой дождя.

‒ И что? ‒ Незнакомец на сто процентов является обычным человеком, однако в интонациях, которые он себе позволяет, отчего-то нет и капилюшечки той учтивости, которой достойны Иммора. ‒ Что стряслось такого, что ты сорвал меня посреди деловой беседы?

‒ Ты переволновался. ‒ Сэмюэля, похоже, невежливость собеседника ничуть не обижает. Напротив, он ощутимо взбодрился, будто присутствие запыхавшегося пассажира придало ему новых сил.

‒ Переволновался? Скажешь тоже. Просто я в курсе, что в твоих устах «дело, не терпящее отлагательств» означает «сейчас же все бросай и стартуй ко мне на своей лучшей скорости».

‒ Мне всегда нравился твой правильный настрой. ‒ Сэмюэль вытягивает руку и взмахом указывает в мою сторону. ‒ Вот мое чрезвычайно важное дело.

Лицо незнакомца наконец-то обращается ко мне. Пару мгновений мы просто пялимся друг на друга, а потом мужчина с пришибленными кудряшками тонко пищит и, видимо, пытается ретироваться в небеса, потому что его макушка вдруг встречается с потолком салона.

Виви рядом со мной в открытую хохочет. Похоже, мальчишка все-таки умеет веселиться.

‒ Добрый… ‒ начинаю я приветствие, вспомнив о наказе Четыреста пятой быть вежливой, однако от волнения забываю, сколько сейчас времени. Сижу растерянная и с открытым ртом и, наконец, завершаю: ‒ Добрый.

‒ Добрый, ‒ бледнея с каждой секундой все сильнее, отзывается мужчина.

‒ Это Теоте Стар, ‒ представляет мужчину Сэмюэль. ‒ Юрист семьи Люминэ. А это…

‒ Безымянный экземпляр из Клоаки, ‒ охрипшим голосом продолжает за него Теоте.

Чувствую жгучую обиду. Не безымянный! У меня есть… был идентификационный номер. Так что я экземпляр с идентификационным номером!

‒ Меня зовут Лето.

‒ Оу… ‒ Теоте заметно успокаивается и нервно трясет рукой, безмолвно прося передать ему сумку. ‒ Разве у экземпляров бывают имена?

‒ Теперь у нее есть имя. ‒ Сэмюэль восхитительно спокоен. ‒ Мы дали ей его.

‒ Вы?! ‒ Теоте с опаской косится на Виви. Тот открыто смотрит в ответ. ‒ Погодите, погодите, у меня в голове образовалась небольшая разруха. ‒ Он выдыхает и прижимает ко лбу кулак. — По порядку. Э-э… Девочка. Можешь показать мне затылок?

Смотрю на Сэмюэля. Тот кивает.

Осторожно встаю, чтобы не удариться головой, поворачиваюсь, секунду размышляю, а потом присаживаюсь на корточки. Приподнимаю волосы, полностью обнажая затылок.

‒ О… Дьявол! ‒ Теоте стучит кончиком указательного пальца по моему плечу. ‒ Можешь вернуться на место, Шестьсот тридцать седьмая.

‒ Лето, ‒ поправляю я его. ‒ Мое имя Лето.

‒ Да, да… Присаживайся обратно… Лето.

Возвращаюсь на сиденье и наблюдаю за юристом, которому, кажется, отказывает самообладание.

‒ Ты забрал ее из Клоаки! О чем ты думал?! ‒ Теоте возмущен до глубины души. Даже я это понимаю.

‒ Не вижу проблемы. Этот сектор не находится под юрисдикцией Высотного Города.

‒ Но он числится за группировкой Лайтблад. Не думаю, что Эш будет в восторге, когда узнает, что ты тащишь у него из-под носа людские ресурсы.

‒ Сектор ни за кем не закреплен. У Эша нет правовых оснований разворачивать там какую бы то ни было деятельность. Тебе ли не знать, Тео.

‒ Если бы это был обычный человек ‒ пустяк. Никто против Иммора не попрет. Но Эш ‒ лидер от людей, понимаешь? Кое-что он все-таки может вам, высшим, противопоставить. А иначе не вел бы себя так высокомерно.

‒ Я понял тебя, Тео. Однако не согласен с твоей позицией. Если бы ты только видел собственными глазами, что там творится.

‒ Значит, ты еще и сам выбирался за Стену?! ‒ Тео страдальчески прикрывает рукой лицо. ‒ Честно говоря, я полагал, что у Иммора в головах разум в наличии имеется. Особенно, Сэмюэль, у тебя! Но ты же просто не можешь усидеть спокойно на месте! Как заведенный болтаешься в злачных местах!

‒ Тео, не горячись. Поговорим потом. Сейчас у нас есть дела поважнее. Мне нужно, чтобы ты придумал, как наделить Лето правовым статусом.

‒ А? ‒ Глаза Тео буквально лезут из орбит. ‒ Что за бред? У нее идентификационный номер на затылке. Она учтенная.

‒ Номер выведем. А на его место проставим знак Люминэ.

‒ О, высшие силы… Ты сбрендил…

‒ Пусть будет так. И здесь мне понадобится твоя помощь. И блестящий ум. Разработай стратегию, по которой Лето на законном основании обретет весь набор прав. И войдет в семью Люминэ.

ГЛАВА 8. ЗАГНАННАЯ УЖЕ ДАВНО

Жуткое сегодня

Пялюсь на вошедшего и никак не могу привести в порядок мысли. Способ проникновения незнакомца в помещения немного растрясает мое апатичное состояние. Кажется, он хотел напрочь снести эту чертову бедную дверь. А иначе зачем было толкать створку с такой силой, что та едва стену не пробила?

Слишком много шума. Похоже, я все еще не пришла в себя после пробуждения, потому что немедленно пропитываюсь рьяным отвращением к вошедшему.

Голова болит. Живот болит. Да все тело одна сплошная болевая точка!

И в этом точно виноват он.

И в засухе. И в наводнениях. И в эпидемиях.

Почему-то безосновательно злюсь, мысленно капризничаю и продолжаю обвинять незнакомца во всех смертных грехах.

Где же Сэмюэль? Мне нестерпимо хочется домой.

‒ Господин Люминэ!

Оживаю и впериваю взгляд в пустой проем за спиной мужчины.

Никого.

Сэмюэля там нет. Господина Люминэ.

Атакованная дверь так и не закрылась, грустно остановившись на серединке.

Непонимающе смотрю на Такеши. А тот, на ходу белея и зеленея, несется во всю прыть к пришедшему.

‒ Господин Люминэ!

Врачишка явно обращается к тому высокому долбателю дверей.

Что происходит?

Он ‒ не Сэмюэль.

Вяло сглатываю и чувствую остатки бульона на языке. А потом машинально поднимаюсь на ноги, потому что незнакомец, игнорируя что-то запальчиво объясняющего Такеши, начинает быстро приближаться ко мне.

Отодвигаюсь назад и опираюсь ладонями на спинку стула. Становится не по себе.

Мужчина останавливается совсем близко. Боюсь, не будь у меня моего стула, он бы приблизился вплотную. А может, и вовсе снес бы меня, как те не вовремя вставшие на его пути двери.

Иммора. Определенно. Коротко стриженые светлые волосы, золотые глаза. Ему лет тридцать, может, чуть больше. Высокий и, похоже, неплохо сложен. По крайней мере, для своего темно-серого костюма и черной рубашки он сам служит настоящим украшением. Такому бы на сцену под свет софитов.

Не знаю, что на меня находит, ‒ возможно, всему виной долгий сон, ‒ но я жадно всматриваюсь в каждую черточку. Сказывается недостаток визуальных зрелищ, и, похоже, сознание жаждет заполнить пробел. И опять же всему виной этот незнакомец. При всей моей неистовой любви к Сэмюэлю я вполне способна признать, что мужчина, стоящий передо мной, действительно великолепен. При первом взгляде его лицо кажется воплощением мягкого спокойствия. Плавность в чертах очерчена четкостью, будто прорисованная поверх фотографии картинка. И в сокрытом лике таится хищность. Она везде. В глазах, смутно знакомых и переливающихся бликами, будто золотые монетки на солнце, которые рассматривают через прозрачные кристаллы льда. В округлой линии нижней губы и темных уголках, приподнимающихся скорее ради запечатления момента выражения презрения, а не ради светлой улыбки. В фигурной гибкости бровей, движение которых говорит больше, чем слова, сказанные вслух.

Еще раз прогоняю в голове ассоциации, добираюсь до восхищения аккуратными бровями и бесстыже хмыкаю, понимая, что мужчина все еще не произнес ни слова.

Мы просто пялимся друг на друга. И где-то на фоне зудит надоеда Такеши.

Он.

Очень красивый. Даже для Иммора.

Это Сэмюэль его прислал? Почему не приехал за мной сам?

И откуда вообще взялся этот пижон? Если и он Люминэ, то почему нас раньше не представили друг другу? А может, вот этот ‒ папашка приставучего Эли? Если так, обязательно полюбопытствую, что он сотворил, чтобы у его сынишки так разительно отличался цвет глаз.

Внезапно он тянется ко мне. Замираю, не понимая, чего он от меня хочет.

Его пальцы касаются моей щеки. Золото в глазах вспыхивает и практически искрится. Мне начинает казаться, что я задыхаюсь от его взгляда. Он слишком пристально смотрит на меня. Слишком сосредоточен. Слишком внимательно наблюдает за моей реакцией.

Мягкое касание продолжается. Его пальцы рисуют линии на моей щеке и конечной точкой избирают левый уголок губ. Я потрясена и забываю, что способна сопротивляться.

Воздух вокруг нас застывает. И время замирает.

Жуткое очарование разбивают кроткие интонации Такеши.

‒ Господин Люминэ?

Его голос отрезвляет меня. Отпихиваю от себя руку чужака и отступаю к стене.

На лице незнакомца ‒ абсолютное спокойствие и даже некоторая деловитость. Но глаза… Глаза горят новым пламенем. Он обходит стул — мою единственную защиту, но дальше, к счастью для меня, не двигается.

‒ Ты еще кто? ‒ Меня не заботит собственная дерзость. Я плутаю в реальностях, и мне пока плевать на многое. И я верю, что Сэмюэль меня обязательно защитит.

Пару секунд чужак продолжает молчаливое созерцание моего озлобленного лица. А затем его губами завладевает ухмылка. И его образ тут же начинает играть новыми оттенками привлекательности.

Никогда не встречала Иммора, который бы умел так играючи использовать преимущество видовой принадлежности.

‒ Язык у тебя по-прежнему острый. ‒ Он толкает стул в сторону, и между нами исчезает последний намек на препятствие. ‒ С пробуждением.

Золото глаз накрепко пригвождает меня к месту.

‒ Чахотка.

Сердце безжалостно таранит грудную клетку. Ужас наполняет сознание. Перестаю дышать. Таращусь на него, как полоумная, и не моргаю. Глаза уже саднит, но не закрываю их. Боюсь закрыть и вернуться в темноту.

Лишь один человек во всем мире называет меня Чахоткой. Я помню его цепкий взгляд и бесцеремонность, холодность в отношении и безумно раздражающее меня спокойствие на лице, которое в любой миг может обратиться маской цинизма и бесстыдной грубости.

Он терпеть меня не может. Как и я его.

Вацлав Люминэ. Сын Сэмюэля.

Но юноше, которого я помню, всего пятнадцать лет. Он только начал вытягиваться, но все еще не догнал меня в росте. И каждый раз глядит зверенышем, когда я с высоты своего роста снисходительно хлопаю ладошкой по его белесой макушке. Знаю, у него отличные гены, и Виви вскоре подрастет и наверняка станет выше Сэмюэля. Но сейчас никак не могу отказать себе в удовольствии поиздеваться над ершистым подростком, тем более когда он так забавно реагирует…

Верно, подросток.

Виви никак не может быть этим мужчиной. Бред. Сумасшествие какое-то.

‒ Виви? ‒ Мой голос звучит жалостливо. Да я и сама чувствую себя жалко. Как размазня на асфальте.

Молю, чтобы он все отрицал.

Маячивший на заднем плане Такеши резко останавливается и одними губами проговаривает только что произнесенное мной имя. Он явно сбит с толку. Пару секунд спустя его лицо озаряется осознанием, он робко косится на мужчину, поджимает губы, надувает щеки. Совершенно не понимаю, чего это врачишку вдруг на смех потянуло.

А между тем я все отчетливее осознаю, что мужчина передо мной похож на Виви. Повзрослевшего и возмужавшего.

И страх переполняет меня.

‒ Хочешь сказать, ты не сразу узнала меня? ‒ Он делает шаг вперед и берет меня за подбородок. ‒ Как и всегда, злишь меня, Чахотка.

Ноги подгибаются. Сползаю по стене. А затем чувствую широкую ладонь под поясницей. Меня подхватывают на руки, и я наполовину отключаюсь. Мысли обращаются жидкой кашицей и отказываются слепляться друг с другом в связные думы. Тихонечко постанываю и погружаюсь в ощущение качки. Мое тело плывет в воздухе. Нечто теплое и упругое прижимается ко мне и перемещает все дальше в уютную тьму.

«Сколько нужно держать?» ‒ слышу знакомый голос над собой.

«Буквально пару секунд. Поднесите к носу и сразу уберите. И придержите ее за плечи. Она может резко рвануть с места».

Терпкий запах ударяет в самый центр обонятельной системы. Организм реагирует, разум прочищается. На неожиданный переход от вялости реагирую бурно и вскакиваю. Лицо во что-то врезается, дрожащее тело оказывается в чьем-то плену.

‒ Ложись обратно, ‒ требует голос ‒ сладкий, словно горячее сгущенное молоко.

Пихаю говорившего в грудь и падаю обратно на кушетку. Виви с пренебрежительным видом кидает на меня легкий плед, сразу покрывающий меня с головой. Стягиваю мягкую ткань до подбородка и опасливо высовываю нос. Дрожь никак не прекращается.

Он принес меня в просторное помещение, заставленное шкафами с книгами. Занавешенные окна пропускают как раз столько света, сколько необходимо, чтобы разглядеть детали и уберечь от боли утомленные глаза.

Мужчина присаживается в мягкое кресло в паре метров от меня и деловито осматривает радужные пятна, оставшиеся на его пиджаке и брюках. Мое тело все еще истекает жидкостями. Что ж, сам виноват, что обляпался. Не надо было меня на себе таскать.

Перевожу взгляд на столик у кушетки и хватаю наполненный стакан. Жадно расправляюсь с прохладной водой.

Вдыхаю. Выдыхаю. Снова вдыхаю. Стараюсь делать это максимально бесшумно, а в итоге пыхчу как паровоз.

Чувствую на себе пристальный взгляд. И как же я не заметила раньше? Настойчивую щекотку на затылке и под лопатками. Это ощущение возникало всякий раз, как Виви принимался разглядывать меня. И с тех пор ничего не изменилось. Реакции моего тела на него все те же.

«С тех пор»? Сколько же времени прошло?

‒ Ты и правда Виви? ‒ спрашиваю и откашливаюсь. Мой голос скрипит, как несмазанный механизм. По бедрам продолжает что-то стекать. При движении под коленями раздается хлюпанье.

Когда же это кончится?

Мужчина некоторое время молча смотрит на меня, а затем полностью расслабляется и водружает на резной подлокотник локоть. Умещает на сжатый кулак подбородок и снова фокусируется на мне.

‒ Ты все еще не узнаешь меня?

Злится? Пока я не в состоянии прочитать его настроение. Да и способна ли была когда-нибудь на это? Разве он тратил на меня эмоции? Единственное, на что Виви расщедривался, так это на злость.

Подтягиваю колени к груди и обнимаю их вместе с пледом. Утыкаюсь в созданную конструкцию из собственного тела и просто дышу.

‒ Сколько… Сколько я проспала?

‒ Как много тебе рассказали?

Меня сердят его сухие тональности. Я в диком смятении и готова вот-вот снова отключиться. А от его невозмутимости блевать хочется.

‒ Ничего. Они не рассказали мне абсолютно ничего! Больше недели!.. ‒ Горечь душила меня. ‒ Я точно проспала больше одной чертовой недели!

‒ Семнадцать.

‒ Что?

‒ Семнадцать лет.

‒ Семнадцать лет?!..

Теперь меня тошнит по-настоящему. Пригибаюсь к краю, тяну руки и упираюсь ладонями в пол. Перед моими глазами пушистый ковер светло-персикового цвета. Спазмы скрючивают тело один за другим, но наружу не выходит даже тот мерзкий бульон. Он что, в стенки желудка впитался? Я вхолостую шлепаю губами и издаю тошнотворные звуки. Из левого уголка рта свешивается длинная нить слюны.

Я обессилена. С трудом разгибаюсь и прижимаюсь щекой к кушетке. Глаза слезятся. Сквозь влажный покров вижу темный силуэт в кресле. Виви даже позу не сменил. И все это время внимательно наблюдал за мной.

‒ Закончила?

‒ Пошел ты!

‒ Вижу, что закончила. Нам нужен Такеши? Позвать его?

«Нам»?

Посылаю его снова и в этот раз обозначаю живописный пункт назначения.

‒ Я не могла проваляться в отключке семнадцать лет. ‒ Бессмысленно пялюсь в потолок. Потом устало поворачиваю голову и упираюсь взглядом в Виви. ‒ Ох и вымахал же ты…

Виви ничего не отрицает. И не пускается в пространные объяснения. Похоже, уверен, что я и сама во всем разберусь.

Вот уж нет. Лучше бы меня вывернуло. Может, стало бы полегче.

‒ Что-то не сходится. ‒ Запускаю руку в копну спутанных волос. ‒ Я видела свое отражение. Мой внешний вид не изменился. Выгляжу и чувствую себя, как помойка, но в остальном я та же. Мне будто все еще восемнадцать.

‒ Заслуга Такеши, его команды и этого комплекса. ‒ Вивикивает на стены: сначала влево, потом вправо. ‒ Ты выглядишь на восемнадцать. И, судя по всему, умственная деятельность у тебя на тот же возраст.

‒ Что ты имеешь в виду? Что я тупая?!

Он чуть сдвигается, пряча нижнюю часть лица за кулаком. Наверное, я спятила. Мне чудится, что Виви ухмыляется.

‒ Ты та же. ‒ Он откидывается на спинку кресла. ‒ Никаких сомнений. У тебя хватит дури быстро прийти в себя.

‒ А не пойти ли тебе в… ‒ Фантазия резко иссякает.

Я выжата. Избита морально. Реальность хищной птицей парит надо мной и решает, когда нанести роковой удар.

‒ Еще воды?

‒ Отвали. ‒ Провожу рукой по шее и слежу за тем, как капли голубоватой жидкости стекают к запястью.

Может, на самом деле теперь я ‒ не я? А сшитая из тряпочек кукла?

Восставший из ада монстр?

Хочу оказаться в объятиях Сэмюэля. И услышать его ласковый голос.

Дверь на другом конце комнаты распахивается. В нашу сторону несется маленький вихрь. Бегущий за мальчонкой Такеши катастрофически не успевает на перехват.

Готовлюсь орать как резанная, если Эли набросится на меня с объятиями.

К счастью, Виви вовремя хватает мальчишку за шкирку. Эли обиженно сопит и смиренно провисает тряпочкой в сильных руках.

‒ Простите. Ничего не мог поделать. ‒ Такеши тяжело дышит и картинно хватается за поясницу.

Виви смотрит на свои заляпанные радужной жидкостью ладони и кивает Такеши, принимая у него влажные салфетки. Затем проводит пару раз по шее Эли, на котором тоже, похоже, что-то осталось после его хватки.

‒ Подожди снаружи. ‒ Он ставит Эли на пол и толкает в спину, указывая на дверь.

‒ Не хочу. ‒ Мальчишка надувается, как бледный шарик, и украдкой поглядывает на меня.

‒ Эли.

‒ Но папа!!..

К горлу подкатывается тошнота. Прижимаю ладонь ко рту. Щекочущими порывами между губ рвется один лишь воздух.

Невероятно. Наверное, у меня бедное воображение, потому что даже в самых извращенных фантазиях я никогда не представляла Виви отцом. Папаша с бэйбиками? Да ну!.. Грань сумасшествия.

‒ Ты что, и правда его отец? ‒ Заливаюсь самым настоящим ржачем. Нервотрепка та еще. Странно, что раньше на хиханьки не потянуло.

Виви странно смотрит на меня. Даже страннее, чем обычно.

Такеши от смущения не знает, куда себя деть. Вконец решает втихушку ретироваться.

‒ Стоять. ‒ Громкость голоса Виви не увеличивается, но врачишка подпрыгивает так, будто тот на него гаркнул. ‒ Присмотри за ней. Я выведу Эли и сразу вернусь.

Он берет ребенка на руки и несет к двери. Тот пялится на меня из-за плеча отца своими огромными голубыми глазищами. И жалобно поджав губки, машет мне ручкой прямо перед тем, как створка за ними закрывается.

‒ Я тогда подожду за дверью? ‒ Такеши, вымученно улыбаясь, спешит к выходу. ‒ Не буду вам мешать. Агрх…

Он издает еще пару булькающих звуков, хватается за мою руку, которой я, подскочив сзади, обняла его за горло, и наконец послушно обмякает в моих объятиях.

Честно говоря, он вполне мог бы вырваться. Даже с учетом того, что сам обладатель тщедушного тельца и вряд ли тягал когда-нибудь что-то тяжелее карандаша. Да и мое состояние не располагает к полноценному нападению. Но чувствую, что врачишка боится меня ничуть не меньше Виви. А я всегда умела пользоваться ситуациями, складывающимися в мою пользу.

‒ Будем драться? ‒ миролюбиво шепчу ему на ухо.

‒ Н-нет, ‒ пищит он и демонстративно поднимает руки, показывая, что сдается от пяточек до макушки.

‒ Какая приятная неожиданность, ‒ иронизирую и для проформы сдавливаю его горло чуть сильнее. ‒ Тогда перейдем к десерту. Объясняй давай, мать твою, какого черта здесь происходит?!

ГЛАВА 9. ЗАПЛУТАВШАЯ В ТЕНЯХ

Зловещее сегодня

Жду. Но Такеши больше не произносит ни слова.

Может, я перестаралась и успела его придушить? Встряхиваю безвольное тело, и врачишка верещит, будто ему отпиливают ноги.

Мысль занятная. Отложу для какого-нибудь будущего плана с буквенным обозначением.

‒ Можно я присяду? ‒ кротко просит он.

Отпускаю, и Такеши, еле переставляя ноги, плетется до кресла, где сидел Виви, и обессилено плюхается в него.

‒ Теперь понимаю, за что платят стимулирующие выплаты в рамках пункта «за стресс на работе», ‒ благодушно делится он, потирая шею.

‒ Рада, что тебя успели тщательно простимулировать. Но я все еще жду объяснений.

Возвращаться на кушетку не планирую, а иначе окончательно размякну. Левая нога вдруг теряет чувствительность и полностью отказывает. Мигом переношу весь вес тела на правую и остаюсь стоять посреди комнаты как одноногая птица. Еще и руки на груди складываю, не забывая зловеще пялиться на врачишку.

У Такеши округляются глаза.

‒ Вам лучше прилечь, ‒ робко предлагает он. ‒ Тело еще не в том состоянии, чтобы…

‒ И так сойдет, ‒ прерываю его и нетерпеливо дергаю подбородком.

‒ А вы… стойкая. ‒ Такеши непроизвольно ежится. ‒ Как он и говорил.

‒ «Он»? Кто?

‒ А, ну…

‒ Ладно. ‒ Жутко злюсь, но понимаю, что чем больше давлю на мужчину, тем сильнее путаются его мысли. ‒ Получается, семнадцать лет я валялась тут, как бесполезная ржавая труба? То есть мне… ‒ Фыркаю и озвучиваю цифру только со второго раза. ‒ Тридцать пять. Мне тридцать пять! Это просто офигеть. — Щупаю свое лицо. В который раз уже за сегодня? ‒ Разве я выгляжу на тридцать пять?

‒ На восемнадцать, ‒ любезно поддакивает мне Такеши. ‒ Но с учетом изможденного вида можно сбросить еще пару годочков.

‒ Какое-то омоложение наоборот. ‒ Возбужденно подпрыгиваю, отказавшая нога взлетает и ударяется о правую, служащую опорой. ‒ Вам восемнадцать! Потерпите еще семнадцать лет, и вам снова восемнадцать! Бу-бу, трам-там-там! Да уж… С рекламными лозунгами у меня беда, уж прости.

Такеши явно ошарашен. И с каждым сказанным мной словом шокируется все сильнее и сильнее.

Забавно.

‒ Так меня очень круто подстрелили? ‒ Нога приходит в норму, неловко умещаю ступню обратно на пол. ‒ И я надолго вырубилась… Как же вам удалось сохранить мое тело в прежнем состоянии?

‒ Оу, сейчас расскажу. ‒ Такеши оживляется. Наконец-то его не душат, не калечат, а задают вопросы по непосредственной сфере деятельности. ‒ Весь этот комплекс ‒ тридцать два этажа, семь дополнительных корпусов, тринадцать запасных генераторов и семь удаленных ‒ носит имя «Солнечный сезон». И он построен с единственной целью. ‒ Мужчина вытягивает руки с оттопыренными пальцами, указывая в мою сторону. ‒ Сохранить жизнедеятельность вашего тела.

‒ У-у-у, ничё себе, ‒ только это и выдаю. Слишком глобальная новость, чтобы осознать ее с бухты-барахты. ‒ И как? Сохранили? ‒ Задаю вопрос машинально, только бы не позволить тишине затопить пространство помещения.

‒ Вроде бы да, ‒ также растерянно откликается Такеши и рассматривает меня, будто начиная чуток сомневаться в сказанном.

‒ Этот комплекс принадлежит Люминэ?

‒ Да.

Поток нежности бередит каждую частичку в теле. Сэмюэль не позволил мне умереть. Так постарался ради меня!

Громко выдыхаю и вновь сосредотачиваюсь на изначальной цели. Больше знаешь ‒ не факт, ясное дело, что будешь меньше беспокоиться. Но это хотя бы гарантия того, что можно уже строить прогнозы, откуда и с какой силой прилетит новая напасть.

‒ Как вы сохранили мне жизнь?

‒ Чередование условий содержания. Заморозка, насыщение клеток, температурный режим, выведение токсинов из организма. Искусственное создание жизненных процессов и провоцирование реакций. И, ‒ Такеши горделиво хлопает себя ладонью по груди, ‒ мое собственное изобретение. Уникальная химическая смесь, над которой я работал еще будучи студентом. ‒ Он внезапно морщится. ‒ Но деканат не оценил результаты моей экспериментаторской деятельности. Вся дипломная работа псу под хвост!

‒ Что за смесь? ‒ Настораживает, что меня пичкали какой-то бурдой авторства этого врачишки. Не вызывает он доверия у меня ‒ вот ни капли.

‒ «Алый». ‒ Такеши смущенно чешет затылок. ‒ Хотел придумать название получше, добавить существительное, чтобы в результате получилось нечто грандиозное. Но пока придумывал, за смесью закрепилось обычное «Алый». А я смирился.

‒ Как действует «Алый»? ‒ вкрадчиво спрашиваю я.

‒ Ускоряет процесс деления клеток. Ткани восстанавливаются в десятки раз быстрее. Я хотел вылечить своего пса, ‒ у него серьезное ранение после нападения одного урода было, ‒ поэтому и носился с этой идеей. В итоге пока разрабатывал, пес сдох. ‒ Такеши с философским видом разводит руками. ‒ Это сейчас я спокоен, а тогда выл так, что стекла тряслись. Он же был моим единственным другом.

‒ Очень жаль твоего щеночка, но давай вернемся ко мне. ‒ Тыкаю себя в грудь. ‒ Я ‒ дырчатое мясо, но, как ни странно, весьма свежее. И хотелось бы узнать, как я докатилась до такого.

‒ Крысы.

‒ Чего?

‒ Сначала пришлось провести эксперимент на крысах. Друг-то мой сдох.

Во мне тоже просыпается жуткое желание сделать малость дохлым и самого Такеши. Уж слишком далеко он откатывается в свои воспоминания.

‒ Но с крысами вышел полный провал. «Алый» не подействовал. А комиссия запорола мне работу и перекрыла все возможности заниматься проектом. Тогда-то меня и нашел Вацлав Люминэ.

Ошарашено приоткрываю рот.

‒ Виви?

‒ Да. ‒ Такеши задумчиво касается собственных волос. ‒ Помню, что никак не мог уразуметь, что этот шестнадцатилетний пацан мне говорит. Я и так был до крайности потрясен, что к нам в общажку заявился один из Иммора. А он еще был таким жутким, говорил… очень четко. И смотрел в глаза! Я не услышал ни слова, но, когда он ушел, весь разговор легко всплыл в памяти. Вацлав Люминэ предложил мне работу и дал возможность спокойно работать над проектом. Единственным условием было направить все полученные свойства «Алого» на пациентку, находящуюся в коме. Имя объекта: Лето Квин.

‒ Подожди-ка… ‒ Я не прерывала его рассказ до этого, потому что все никак не могла утрамбовать новые сведения в связную питательную среду для разума. Но и терпению когда-то приходит конец. ‒ Виви пришел к тебе, когда ему было шестнадцать?

‒ Возможно, даже пятнадцать. Да, верно. Пятнадцать. Если считать от дня рождения и… ‒ Такеши вжимается в спинку кресла.

Много ли времени тогда прошло с моей «смерти»?

‒ А Сэмюэль?!

‒ Нет, ко мне пришел именно Вацлав Люминэ.

Дышу через раз. С Такеши переговоры вел Виви, и он же сам избрал его для работы на семью Люминэ?

Виви? Тот самый Виви? Адский кошмар моей счастливой жизни?

Абсолютно ничего не понимаю.

‒ И… что?

‒ Где-то через полгода меня назначили руководителем нового комплекса «Солнечный сезон». Работа продолжилась здесь. На каждом этаже огромное количество оборудования, а лаборатория занимает целых три этажа, ‒ от души хвастает он. ‒ Стерильный блок ‒ один, а…

‒ Смесь! ‒ почти кричу, чем еще больше пугаю Такеши. Но мне требуется как-то выпустить пар. ‒ «Алый» не сработал на крысах. Однако излечил меня, да?

‒ Да, реакция пошла. «Алый» вступил во взаимодействие с организмом. К этому времени я уже как следует доработал его. ‒ К Такеши мигом возвращается радостный настрой. Он определенно гордится своим детищем.

‒ Что-то не сходится.

Такеши перестает улыбаться, потому что я лечу к нему со всей быстротой, на которую способна.

‒ Ой… ‒ Он в панике закрывается руками.

Нависаю над ним и хватаю за плечи, заставляя смотреть мне прямо в глаза.

‒ Может, «Алый» и способен успешно увеличить скорость восстановления тканей, но непрерывное и быстрое деление клеток абсолютно не исключает общий процесс физиологической деградации. ‒ Указываю на себя. ‒ Как я осталась такой же, какой и была? Как?!

Такеши нервно сглатывает и что-то лепечет. Прислушиваюсь.

‒ Показатели в медицинской карте были верны…

‒ Чего? ‒ Непонимающе хлопаю глазами.

‒ У вас… высокий коэффициент интеллекта.

‒ Я тебе щас рожу разукрашу. ‒ Цыкаю и отворачиваюсь. ‒ Виви говорит, что я тупая… А сам-то!.. Блин, проехали! Не отходи от темы. Мне восемнадцать! За минусом семнадцати куда-то выпавших лет. Что ты добавил в состав «Алого»? Говори!

Такеши бледнеет.

‒ Мне приказали это сделать.

‒ Сделать что?!

‒ Добавить ее…

‒ ЧТО добавить?!

‒ Кровь… Кровь Иммора.

Столбенею на месте.

‒ Лжешь… ‒ Мои руки, сжимающие его воротник, трясутся. ‒ Ложь. Ни один Иммора не станет калечить себя. Их плоть… это же священная плоть. Да им и раны нанести почти невозможно.

‒ Мне ее отдавали. ‒ Такеши выглядит виновато. ‒ И заставляли добавлять в «Алый» при каждой инъекции.

‒ Кто?! ‒ встряхиваю бедолагу так сильно, что кресло сдвигается назад.

‒ Г-г-господин Люминэ.

‒ Сэмюэль?!!

‒ Н-н-нет.

‒ Тогда кто?!

‒ Господин Люминэ. Вацлав Люминэ.

Отпускаю Такеши и отступаю назад. Виви отдавал мне свою кровь? Почему?

‒ Кровь… Кровь Иммора… исцеляет?

Мужчина моргает, пытаясь сосредоточиться на моем вопросе. Дается ему это сложно. Похоже, все-таки никто раньше его так не тряс и не дергал.

‒ Нет.

Скрежещу зубами, люто ненавидя его манеру в ненужное время изъясняться краткими конструкциями.

‒ Ты только что сам сказал, что реакция пошла только после того, как в «Алый» была добавлена кровь Виви. А теперь все отрицаешь?

‒ Не совсем так. ‒ Такеши клонится вперед и устало опирается локтями на собственные колени. Похоже, беседа со мной жутко изматывает его морально. ‒ Я не мог использовать полученную смесь сразу на вас, потому что результат мог быть непредсказуем. И попробовал на себе ‒ сделал инъекцию. У меня как раз была производственная травма на тот момент. И проследил дальнейшую реакцию на клеточном уровне. В общем, ничего не вышло. «Алый» подействовал только как «заживлятель». ‒ Он невесело улыбается и изображает пальцами «кавычки». ‒ Раны мои и правда зажили быстрее, но на этом все.

‒ То есть наличие крови ни на что не повлияло?

‒ Абсолютно. Ее как будто там и не было. ‒ Такеши дергает плечами и задумывается. ‒ Я рассказал о результатах господину Люми… Вацлаву Люминэ. Но он настаивал на использовании его крови и введении смеси непосредственно в ваш организм. Тогда я решил провести еще один эксперимент. И уже ассистирующая мне на тот момент Майя стала еще одной добровольной подопытной. Возможно, первый раз что-то пошло не так, подумал я. Ведь если смесь не подействует на кого-то другого, то и к вашему телу применять ее бессмысленно, согласитесь?

‒ Угу. ‒ Возразить тут нечего. Рассуждает врачишка здраво.

‒ Но реакции не было и во второй раз. Раны только заживлялись, в остальном ‒ никакого прогресса.

‒ И? Что сказал Виви на это?

‒ И слушать не захотел. Я показал ему результаты исследований. Он просмотрел все до единого… Однако настоял, чтобы я ввел «Алый», усиленный его кровью, в ваш организм. Мое дело маленькое. Не послушал бы ‒ меня тут же вышвырнули бы.

‒ На меня подействовало? ‒ Обнимаю себя руками и дрожу.

Такеши со всей серьезностью смотрит на меня, а потом медленно кивает.

‒ Деградация клеток остановилась.

‒ Что во мне особенного?

Не пытаюсь кричать и отрицать очевидное. Я ‒ восемнадцатилетняя. И та же после семнадцати прошедших лет. Не считая утомленности и болей, я не ощущаю потасканности тела, как бы грубо это ни звучало. Даже после основательной заморозки моя «конфетность» вряд ли сохранилась бы настолько хорошо.

Кровь Иммора отторгла других, но сохранила юность мне?

Нет, кровь Виви.

‒ Так что особенного? ‒ повторяю вопрос, потому что не слышу ответа на предыдущий.

‒ Понятия не имею.

Вот теперь обалдеваю не на шутку. Семнадцать чертовых лет поддерживают мне форму упругого спелого яблочка (почти) и ни черта не представляют, каким образом они это делают!

Люто жажду повизжать и, может быть, даже в кого-нибудь плюнуть. Но вижу, как хмурый Такеши съезжает по спинке кресла, и на время откладываю истерику. Как ни посмотри, а для ученого, каким он себя превозносит, невозможность найти объяснение чему-то больно ударяет по самолюбию.

‒ Выходит, вы не нашли причину? ‒ стараюсь использовать мягкие тональности.

‒ Выходит, ‒ неохотно признает Такеши. ‒ Если говорить обывательским языком, получается следующее. Кровь Вацлава Люминэ исцелила только вас и сохранила только ваше тело. Остальных попросту проигнорировала.

‒ Ты еще на ком-то втихаря тестировал смесь?

Такеши рассеянно кивает.

‒ Мне надо было отыскать схожие признаки, чтобы выявить особенности. Но проблема в том, что каких-либо схожих признаков не было. Вы ‒ абсолютно нормальная, и ничего особенного в вас нет. Как и в других.

Ушатать его, что ли? Макушкой в ковер?

Делаю глубокий вдох носом. Отхожу к кушетке и чинно присаживаюсь.

‒ Значит, я какое-то аномальное чудо?

Такеши кривится. Ему явно претит использовать подобную терминологию. «Чудо»? Для ученого? Ох-ох, беда-беда. Где там все расчеты и достоверные выводы?

‒ А Виви ты вопросы задавал? Может, он знает, чего это его кровушка нехило так мои конечности подбодрила?

‒ Задавал. И понял, что ему нет до этого дела. Главное ‒ есть результат. А почему ‒ вопрос второстепенный.

‒ Ты просто плохо его знаешь.

Остальное додумываю про себя. И без близкого знакомства сразу понятно, что Виви темнил. Зачем ему так сильно настаивать на инъекции для меня, если предыдущие опыты ничего не дали? И как вообще ему пришло в голову вливать в меня свою кровь? Это ж додуматься надо! Резать себя… СЕБЯ! Иммора трясутся над собой, а тут сам взял и… покромсал свою плоть. И кровь у себя откачивал…

Картинки не складываются у меня в голове. Перед глазами так и стоит образ Виви-подростка, высокомерно взирающего на меня с верхней площадки лестницы. Он точно никогда не смог бы воспринимать меня как сестру.

И что теперь?

Похоже, меня спас Виви. Буквально.

‒ Такеши. ‒ Наклоняюсь вперед, меня слегка мутит. ‒ Как связаться с Сэмюэлем? Думаю, он сможет объяснить, на чем основывались решения Виви. Он должен быть в курсе всего. Ведь он ‒ глава семьи. И… я просто очень хочу его увидеть. Пожалуйста.

Со стороны кресла слышится шум. Такеши уже на ногах. Он отреагировал на появление Виви раньше меня. Я же поворачиваю в его сторону голову тогда, когда он уже пересекает половину комнаты.

‒ Выйди, ‒ приказывает мужчина.

Такеши тут же мчится к выходу, демонстрируя удивительную прыткость.

Помещение погружается в тишину. Мрачно пялюсь на Виви. Он невозмутимо смотрит в ответ и снова удобно умещается в кресле. Кажется, ему тут комфортнее всех.

‒ Ты давал мне свою кровь.

Молчит.

‒ Мне ее вводили вместе с «Алым»… Зачем ты отдавал мне кровь?

‒ Захотел.

Моргаю, хотя это и не поможет понять сути его ответа.

‒ Ты…

‒ Просто захотелось. ‒ Он складывает пальцы вместе и делает нечто вроде упражнения на растягивание рук. Лениво и неспешно.

Говорит так, будто мы о какой-то бытовухе беседуем. Захотелось пройтись по аллее… Захотелось испить чашечку чая… Захотелось влить кровь в дохлое тело ненавистной девицы… Ну а что? Делу время, а для забав каждая секунда свободна.

‒ Тебе так нравиться издеваться надо мной?

Золотые глаза как будто сжигают меня.

‒ Да что с тобой?! ‒ Вскакиваю, на мгновение забывая о собственной немощности. ‒ С меня хватит! Позвони Сэмюэлю! Или… отвези меня к нему! Я хочу к Сэмюэлю! Прямо сейчас!

‒ Я могу отвезти тебя к отцу. Вот только он ничего тебе не скажет.

‒ Почему? ‒ Сердце покрывается коркой льда. Неужели он серьезно пострадал и сейчас не в силах двигаться? И… говорить? Кричу: ‒ Почему?!!

‒ Он мертв.

ГЛАВА 10. ПОГАСШАЯ ДУША

Искусственное сегодня

Понятия не имею, что это больше напоминает. Вой? Скулеж? Знаю только, что воспроизводимые мной звуки ужасно выматывают.

В глазах темнеет мгновенно ‒ сразу, как я узнаю страшную правду.

Моей любви больше нет. Исчезла. Испарилась, как задутый огонек свечи.

Как это может быть правдой? Если Сэмюэль мертв, то почему тогда жива я? Вселенная несправедлива.

И жестока.

От воплей саднит горло. Голову тянет вниз.

Сколько времени проходит в бесконечном крике? Возможно, снаружи уже ночь, но я не вижу окна. Не в состоянии оценить обстановку. В глазах слезы, и образы передо мной расплываются. Я даже утеряла связь с пространством. Может, прямо сейчас мое тело прилипло к потолку… Тело на потолке… Смешно…

Больше не слышу собственных воплей. Но рот по-прежнему исторгает хрипы. Хнычу, захлебываясь слезами.

Кто-то тянет меня ввысь. Грубовато держит поперек живота. Чувствую, как мое тело свешивается вдоль чьей-то спины. Меня транспортируют как какой-то мешок. Хотя взявшего на себя роль носильщика можно понять: я все еще скулю, пытаюсь блевануть и одновременно дергаю коленями в попытке нанести урон.

Лечу. Вспоминаю, что нужно приготовиться к удару. Но тут замечаю, что воспоминание об этом приходит, когда тело уже утопает в чем-то мягком.

Хнычу громче. Боль в горле нарастает.

Видимо, отключаюсь на некоторое время.

Глаза открываются с трудом. Веки слиплись, будто сцепленные цементом. Слабость во всем теле. А лицо ужасно стянуто, щеки словно покрыты пленкой.

Вокруг благодатный полумрак. Только где-то под потолком круглые лампы распространяют голубоватый свет. Мне тепло. Я укрыта одеялом по самые плечи. Голова сползла с подушки, и висок касается чего-то твердого. Рядом со мной на кровати нечто массивное, глаза уже в состоянии различить контуры крепкой фигуры.

Виви сидит на краю кровати, опершись на спинку. В его руках планшет. Неподвижное лицо озарено светом от экрана. Он совсем рядом. И к его бедру как раз и прижимается мой голова.

‒ Закончила?

Снова сухие тональности.

И как он заметил, что я очухалась? Не помню, чтобы особо шевелилась.

‒ Где я? ‒ Меня хватает только на хриплый шепот.

‒ По-прежнему внутри комплекса. Это отдельные апартаменты для отдыха.

Вяло осматриваюсь.

‒ Больно роскошно… И кровать здоровенная… Отодвинься от меня.

Однако Виви не двигается. Продолжает смотреть на меня этими раздражающе светящимися глазами.

Злюсь, но абсолютно ничего не могу с этим поделать. Чтобы хоть как-то компенсировать обиду за собственную беспомощность, отодвигаю голову в сторону, а потом снова медленно приближаю к его бедру, изображая слабейших из всех ударов.

Надо мной плывет прозрачный стакан.

‒ Пей.

‒ Сам пей, ‒ злобно хриплю. ‒ Я даже пальцем пошевелить не могу.

‒ Помнится, ты только что весьма активно копошилась.

Врезать бы ему основательно.

Он тянет ко мне свободную руку.

С моих губ срывается шипение.

‒ Руками не трогай меня!

Останавливается. Надо же. А на морде по-прежнему ни единой эмоции.

Внезапно он отпивает из стакана. Смотрит на меня. Вижу, что вода все еще у него во рту. Он же не собирается?..

Наклоняется ко мне. От ужаса мои глаза превращаются в две гигантские монетки. Разум помимо воли вновь отмечает, каким же роскошным гаденышем вырос Виви.

Звук глотания. Демонстративно громкий.

Он насмешливо фыркает, жаркий воздух опаляет мои щеки.

‒ Видела бы ты, как тебя перекосило, Чахотка.

‒ Ты… гха!..

Отплевываюсь от воды, которую Виви беззастенчиво плеснул на меня из стакана. Прямо в лицо!

‒ Лучше?

‒ Пошел ты!

‒ По всей видимости, и правда лучше, ‒ замечает он.

Понимаю, что уже не лежу, а сижу в кровати. Еще бы тут не подскочить!

‒ Пей. ‒ Виви сует мне в руки другой стакан с водой и как ни в чем не бывало утыкается в свой планшет.

Мысленно перебираю все грубые слова, которые успевает вспомнить утомленный разум. Горло саднит. Я изрядно поцарапала его своими хрипами.

Шумно вдыхаю носом воздух. В глазах картинка то четкая, то снова покрывающаяся мелкой рябью. Меня мутит.

‒ Буду блевать, ‒ практично предупреждаю. Однако чувствую, что силы на лишние телодвижения не найдутся. Да и дорогу мне преграждают ноги Виви.

‒ Валяй.

‒ Где ж твоя брезгливость? Ты же Иммора… ‒ Наплевав на все, валюсь пластом на колени Виви, чтобы добраться до края кровати. Перегибаюсь и устремляю взгляд к темному полу.

Снова ложная тревога. Спазмы скрючивают тело, а я только выдыхаю вместе с кашлем.

Дрожу. Меня знобит. Поворачиваю голову, укладываясь щекой на его ногу чуть выше коленной чашечки. Вжимаюсь грудью в его колени, скрючиваясь от новых судорог.

Виви успел сменить прикид. Сидит теперь, весь такой беленький, в белых брюках и белой рубашке, и сам белячок… Даже малость жалею, что меня не вытошнило на его колени.

Но, кажется, он бы и тут и бровью не повел. Виви явно чужда брезгливость. По крайней мере, во взгляде, направленном на мое тело, свернутое спазмами в болевой калачик, нет ни намека на отторжение.

Никак не могу разгадать эту спокойную непроницаемость.

Судороги прекращаются. Обмякаю на его ногах, будто утративший ветер воздушный змей.

С губ срывается стон. Плакать больше не могу.

‒ Это из-за меня? ‒ Кусаю губы. ‒ У меня не получилось? Я не спасла его, да? Никчемная…

‒ Спасла. ‒ Виви больше не смотрит на меня. Его словно более интересует сумрак за занавешенным окном в другом конце комнаты. ‒ Он прожил еще полтора года. Его убил вирус.

‒ Иммунитет Иммора?..

‒ Да. Этот вирус напрочь лишает нас природной защиты. И сейчас он поражает Иммора в три раза чаще.

Получается, я только лишь отодвинула неминуемое. И не была рядом с Сэмюэлем в его последние часы…

Начинаю поскуливать.

На мое лицо снова льется вода. Хрипло взвизгиваю.

И ведь его ни капли не волнует то, что он заливает водой и собственные брюки!

Подскакиваю и гневно вцепляюсь в воротник его рубашки. Меня качает. Клонюсь к нему, упираюсь носом в его ключицу, обессилено фыркаю. И прилагаю немыслимые усилия, чтобы вновь выпрямиться. Пальцы до боли запутываются в его рубашке.

‒ К-к-к-как-к-кой же т-т-ты г-г-г-ад.

‒ Собралась. Молодец.

‒ Ч-чего?

Вижу, как взгляд Виви скользит вниз. И тоже смотрю туда же. На мне что-то наподобие короткой сорочки оттенка мяты. Край задрался, обнажив худые бедра, покрытые следами от проникновения игл.

Пытаюсь сообразить, есть ли на мне нижнее белье. Впрочем, это сейчас неважно. Чувствительность моя почти на нуле. Хотя с точностью прям порядок. Уселась куда нужно, как говорится.

Меня душит смех. Горлу становится еще больнее.

Он поднимает взгляд. Та же непроницаемость, что и прежде. Виви, похоже, не особо волнует, что я на всякие его жизненно важные органы уселась. Но раз ему нет до этого дела, то зачем париться мне?

И зачем мне вообще задумываться о каких-то его органах? Это же Виви, в конце-то концов!

Просто сильно повзрослевший…

Резко впадаю в ярость. Бью его ладонью в грудь, оставляя яркий радужный след точно посерединке.

И за всем этим следует мгновенная карма. Виви резко приподнимает одну ногу вместе со мной и скидывает меня на постель. Тяжело бухаюсь на одеяло, как гигантская пухлая статуэтка.

‒ Че-е-ерт. ‒ Щупаю бедра, проверяя, укрыты ли они прошитым краем мерзкой сорочки. ‒ Как ты обращаешься с больным человеком? Совесть поимей!

‒ Обязательно. ‒ Он смотрит на меня через плечо. С насмешкой. Это я разгадать вполне способна. ‒ Ты не из тех, кто долго размазывает себя грязью по стеклу.

‒ Изысканный комплимент. ‒ Сажусь поверх одеяла, вытираю ладони о сорочку. Заодно стираю обнаруженные радужные пятна и с бедер. ‒ Отвезешь меня к Сэмюэлю. И как только смогу сносно соображать, расскажешь, что ты знаешь о вирусе и тех, кто его создал.

‒ Тебе пока рано на долгие прогулки выходить.

‒ Тебя забыла спросить, ‒ огрызаюсь и неуклюже ползу к краю кровати.

Мне все равно, что Виви пристально наблюдает за каждым моим движением. Я-то знаю, что не являюсь объектом его интереса. Иммора составляют пару только с другим Иммора. Обычно в семьях заранее договариваются о будущих браках. У Виви тоже была своя златоглазая будущая женушка. Как же ее звали? Помню только, что имечко шлюховатое… Да, да, я злючка. И обожала посмеяться над Иммора. Как тут не воспользоваться моментом, когда сама находилась под ласковым крылышком и защитой влиятельнейшего из них.

И теперь его нет…

Застываю на самом краю. Губы начинают дрожать.

Нельзя раскисать. Я и так уже размазала свое самолюбие дальше некуда, да еще и перед Виви. Успею утонуть в слезах. Мне нужно дождаться, пока останусь наедине со своим горем.

Держаться. Держаться. Держаться.

‒ И… что? ‒ Спускаю ноги с кровати и тихонько касаюсь пятками холодного пола.

Виви вопросительно смотрит на меня от окна. Радужное пятно на его рубашке вызывает неконтролируемый смех.

‒ Так ты… женился? ‒ Сооружаю пальцами на голове нечто, напоминающее гребень. Не знаю, как еще изобразить подобие причесок, которые так обожала невеста Виви, имя которой отказывается всплывать в памяти.

Молчание затягивается. Наконец мужчина (кошмар, как его таким воспринимать?!) движется к креслу у окна и устраивается в нем.

‒ Нет. ‒ Подпирает кулаком подбородок и оглядывает меня своим прищуром с искрами золота.

Ну, дела. В высшем обществе, к которому и причисляют себя Иммора, штамповка детей вне брака не слишком приветствуется.

‒ Заделали мелкого, не поженившись? ‒ Хмыкаю и развожу руками. ‒ А ты бунтарь, Виви. Куда ушло все воспитание Сэмюэля? И, кстати, ‒ обвиняюще тыкаю пальцем в его сторону, ‒ безумно злит, что ты назвал пацаненка Эли. Это же одно из моих любимых имен. А ты знал об этом! Поиздеваться решил, да? Ну, признайся! Ты же вечно только и делал что фыркал на меня.

‒ Кого ты имеешь в виду?

‒ Кого? Да я про невесту твою! Как ее там?..

‒ Изалита.

‒ Во! Точно. ‒ Вспоминаю, почему это имя в мои подростковые годы сразу же показалось мне смешным. В Клоаке бордель один популярен был. Так его название созвучно с именем той прелестницы, что набивалась в невесты к моему так называемому брату.

‒ Она больше не моя невеста.

‒ Отстой, ‒ сразу же оцениваю я.

Тут, по ходу дела, все сложно и запущено. Заделали мелкого надоеду Эли и разбежались? Ни брака, ни феерии? Чудное пятно на репутации Люминэ. Сэмюэль такого бы никогда не допустил.

‒ Эли ‒ не ребенок Изалиты.

Ого, оказывается, все намного хуже. Виви только так гулял, пока я бревном на операционном столе валялась. Какой распущенный мальчик.

‒ Ну, он хотя бы твой? ‒ на всякий случай уточняю.

‒ Не совсем.

‒ Т-а-а-ак? А поподробнее?

‒ Эли ‒ не мой. Он наш. Наш с тобой ребенок.

ГЛАВА 11. ПЛОД ПРЕЗРЕНИЯ

Изощренное сегодня

Не могу себя сдержать. Хохочу и одновременно бью по одеялу ладонями.

Шутка настолько же забавная, насколько и мерзкая.

Прерываю смех мощным выдохом.

‒ Не смешно, ‒ бурчу, в одно мгновение сменив тональность.

Золото чужих глаз обволакивает и невольно притягивает взгляд. В Виви всегда было что-то от хищника. Нечто опасное. В этом он заметно отличался от Сэмюэля, глаза которого напоминали теплый мед.

‒ Не смешно! ‒ повторяю чуть громче. ‒ Я была в отключке. И мы с тобой уж точно… не делали всяких там вещей, от которых потом появляются дети. Фу!

Морщусь от одной лишь мысли о подобных отношениях с Виви. Он же мне брат. Почти. Я же так старательно пыталась создать видимость сестринско-братских уз. Ради Сэмюэля. Будь братец менее противным, мы бы точно поладили…

Да ни в жизнь! Кого я обманываю? Мы не совместимы, как недуг и лекарство. Как с таким дружить, если он то и дело устраивает подлянки?

И вот теперь, даже через столько лет, желает сотворить из моих нервов тугой клубок, а потом закинуть в какие-нибудь мрачные чащобы. Мог бы просто поддержать, порадоваться моему восстанию из могилы.

Но нет! Он просто не способен быть милахой. Это ж надо так жаждать мне навредить. Выдумать подобную чушь только для того, чтобы поиздеваться.

Гад.

‒ Ладно, ‒ скрещиваю руки на груди. ‒ Ха-ха. С такой мрачной рожей тебе все равно не стать отвязным шутником.

‒ Я не шутил.

Как же бесит его взгляд исподлобья. Он специально присаживается на низкие поверхности, чтобы оказаться ниже собеседника. Словно нарочно создает иллюзию возвышения над ним. Но на самом деле это Виви всегда возвышается. Это он смотрит сверху вниз. И будет смотреть так, даже лежа плашмя на самом дне.

Это какая-то немыслимая форма самоуверенности, о которой Сэмюэль и мечтать не мог.

Некая императорская величественность.

‒ Не шутил? ‒ хмыкаю и качаю головой. ‒ Подумай сто раз прежде, чем снова озвучивать бессмыслицу. Если у нас детка…

С губ срывается смешок. Нет, ну это и правда смешно. Я любовные сцены со всякого рода близостью только на картинках видела. И в фильмах. Ну, и на пижамных вечеринках мы с Тамарой пару раз порно-ролики смотрели… Одним глазком. Честно!

‒ У нас детка?.. Пфф… ‒ Хихикаю. ‒ Виви, врубись тогда в такую проблемку. Получается, что ты фактически поимел труп. Сечешь? Я ж почти дохлой была. Тру-у-упешник. Ты что, некрофил? Пф-ф… ой, не могу, щас уже лопну от ржаки.

Конечно же, я смеюсь. Потому что уверена на сто процентов в том, что Виви меня не трогал. Даже если отбросить формальности типа фиктивных семейных уз и взаимного отвращения, то оставался один здоровенный факт в виде самого Виви ‒ шикарного мужчины с роскошным телом и крепкой империей за плечами (про скверный характер опять же умолчу). Короче, под него с радостью легла бы любая особа, как обремененная мозгами, так и свободная от этих излишков. И любая из возможного списка еще бы и пяточки ему облизывала с причмокиванием.

При таком раскладе зачем ему я? Истыканный иглами кусок мяса?

‒ Вернемся на серьезную волну? ‒ чуть успокоившись, предлагаю я. Почти миролюбиво. Ему бы оценить должным образом мои попытки поладить. А не портить и без того натянутые отношения.

‒ Давай.

Ну, наконец-то! Едва не вздергиваю руки к потолку, изображая молитвенный посыл к небесам. Ведь может, когда захочет.

Однако нам все равно нужно разобраться до конца.

‒ Эли. ‒ Приподнимаюсь с кровати и тут же присаживаюсь обратно. Тело качает, как маятник. ‒ Эли… Чей он?

‒ Мой.

Ответ принимается.

‒ И твой, ‒ добавляет эта сволочь.

Сползаю с кровати на пол, держусь за одеяло. Оно частично валится на меня. Виви не двигается с места.

Шутка затянулась.

Поднимаю голову и смотрю прямо в золотые глаза.

‒ Я ‒ мама Эли?

Отвечает мгновенно, не раздумывая и не сомневаясь ни секунды.

‒ Да.

Проклятье!

Ползу на коленях к выходу. Потом с трудом приподнимаюсь и двигаюсь в полусогнутом положении. Влетаю в дверь плечом.

‒ Лето.

‒ Заткнись!

Слышу его голос совсем рядом. Идет ко мне?

Снова врезаюсь плечом в створку. Там нет никакого замка, и дверь в самом деле открывается легко. Просто это я все еще слишком слаба.

Вылетаю в ярко освещенный и стерильно белый коридор и прилипаю к противоположной стене. Щурюсь, наблюдая, как внутри помещения, которое я только что покинула, движется тень.

‒ Лето.

Его интонации наполнены размеренным спокойствием. Виви не преследует меня в попытке остановить. Он просто неспешно идет за мной, словно прогуливаясь.

Ползком, а иногда, когда появляются силы, и короткими скачками передвигаюсь вдоль стены, касаясь ее ладонью. Я понятия не имею, куда идти. Мной движет чистый инстинкт, разбуженный моей неуемной жаждой. Зверем иду по следу, ведь жертва уже намечена.

На пути попадается несколько сотрудников комплекса в медицинских халатах. Они не трогают меня, не стараются остановить, а сразу же шарахаются в сторону. Чувствую себя взбесившимся львом.

И в таком настроении натыкаюсь на Майю. Она тихо пищит, когда я повисаю на ней, вцепившись в халат. Планшет и чашка с кофе, которые она держала в руках, летят вниз. На снежно-белом напольном покрытии расплываются, будто кляксы на чистой рубашке, бурые пятна.

‒ Кто владеет всей информацией о проекте? ‒ выдыхаю я ей в лицо. ‒ Такеши? ‒ Она робко кивает. ‒ Где он?

‒ В-в-в ц-центральной наблюдательной. ‒ Женщина мертвенно бледнеет и уже трясется в моих руках.

‒ Скоси глаза, ‒ мягко и вкрадчиво прошу ее, ‒ в ту сторону, куда мне следует ползти.

Лицо Майи приобретает почти тот же цвет, что и у пола, а затем женщина послушно косит влево.

‒ Благодарю.

Отталкиваюсь от нее и бреду дальше. Звериный жар внутри усиливается с каждым шагом. По-моему, по дороге кое-какие конечности у меня отказывали, а сознание покидало тело. Но очнувшись от мучительного стазиса, обнаруживаю, что добралась до места. Тело двигалось само.

Когда-то Четыреста пятая сказала мне, что мой уровень адаптации выше любого жителя Клоаки.

«Все вокруг погибнут, но ты выживешь, ‒ говорила она. ‒ Ты еще не представляешь, насколько велико твое стремление к жизни».

Так что черта с два я сдохну.

Последняя дверь поддается легко. Влетаю в просторное помещение, уставленное оборудованием и экранами с какими-то показателями. У стены расставлены мягкие диваны и кресла, несколько столиков со стеклянными столешницами, на другом конце комнаты ‒ широкий стол с мониторами и моноблоками. Такеши, удобно устроившись в огромном стуле с пушистой накидкой и заткнув уши наушниками, флегматично водит пальцем по планшету, периодически останавливаясь и всматриваясь в записи.

Бреду к нему через все помещение, словно зомби, уловивший аромат свежих мозгов. Мои пальцы почти нежно касаются его шеи сбоку. Такеши вздрагивает и оборачивается со словами:

‒ Майя, я же просил час меня не беспокоить…

Выразительно пялюсь на него. Его глаза расширяются, и в следующее мгновение дикий ор заполняет помещение. Вдобавок врачишка подскакивает на стуле и неуклюже заваливается на бок, утянув за собой и сам стул.

‒ Ой, ой… ‒ Он приподнимается на локтях и, болезненно щурясь, трет лоб. А затем, видимо, вспоминает, каким образом оказался на полу. ‒ О, дьявол…

‒ Хорошо. ‒ Делаю шаг к нему. ‒ Можешь меня называть и так.

Рука сама собой тянется к стилусу на столе. Такеши в ужасе наблюдает за моими действиями. Мне по-прежнему любопытно, почему я вызываю у него такую реакцию. Возможно, вооружись я перышком из подушки, он испугался бы не меньше. Однако сейчас этот вопрос уходит на дальний план.

‒ Встань.

Такеши поспешно вскакивает на ноги, будто опасаясь не успеть исполнить команду до конца какого-то отведенного ему времени. Он жмется к столу и зажимает в кулаках ткань халата.

‒ В-вы… босиком, ‒ выдавливает он.

Опускаю взгляд и равнодушно осматриваю пальцы на ногах. На непокрытом полу наверняка холодно, но я ничего не чувствую.

‒ Угу.

‒ И… вам бы что-нибудь накинуть.

Ах да, я все еще в одной сорочке оттенка мяты. И так и ползла полуголой через все коридоры.

‒ Он разозлится, если вас будут видеть в таком… виде.

Он? Виви?

Медленно поворачиваю голову к зеркальной панели слева. Гнездо на голове, а сорочка висит на отощавшем теле, как промокшая тряпка на бельевой веревке. Да, пожалуй, в обществе в таком виде обычно не показываются. Но сейчас меня затопляет глубокое равнодушие.

‒ Я из мертвых восстала. Ждете, что буду цвести и пахнуть? Скорее уж чахнуть и смердеть.

‒ Я… я не это имел в виду. ‒ Такеши пунцовеет. ‒ Он из-за… из-за другого разозлится.

Не понимаю, что он там лепечет. Но мне и плевать.

Тычу стилусом в грудь врачишки, и тот мгновенно меняет цвет ‒ краснота уходит в бледность. Как было с Майей.

‒ Виви сказал, что маленький паразит ‒ наш с ним ребенок.

Наблюдаю, как Такеши белеет еще сильнее.

‒ Что-нибудь хочешь мне сказать по этому поводу?

‒ А господин Люминэ разве вам еще не все рассказал? ‒ Такеши шепчет, сопровождая вопрос обреченным присвистом.

‒ Только то, что я уже озвучила. Остальное узнавать у него я не собираюсь. Но тебя бы послушала. ‒ Хлопаю его по плечу почти по-дружески. ‒ Этому уроду я не верю. А вот ты, уверена, скажешь мне всю правду.

Взгляд Такеши фокусируется на стилусе. Прямо вижу, как в его глазах пестрит список из мест на его теле, в которые, как он думает, я могу сгоряча воткнуть свое оружие. Одновременно на лице врачишки мелькает выражение «за что мне все это?».

‒ Я жду, ‒ напоминаю и все-таки касаюсь стилусом его плеча.

Такеши дергается и поднимает руки, демонстрируя раскрытые ладони. Мне нет дела до его показушных приемов, я и так уже в курсе, что он полностью мне сдался.

‒ Эли ‒ ребенок Виви?

‒ Да.

‒ В чьем теле он рос?

У меня язык не поворачивается, спросить, мой ли Эли ребенок. «Мой ребенок» ‒ выражение, пробуждающее во мне омерзение.

‒ Имеете в виду, кто мама?.. Ай!

Взмахиваю стилусом перед лицом Такеши. Тот вжимает голову в плечи. Меня жутко бесит его страх. Я еле стою на ногах, а он трясется, словно в моих силах одним чихом его по стенке размазать.

‒ Мама Эли… ‒ предпринимает он еще одну попытку объясниться.

‒ Не говори этого слова, ‒ раздражаюсь настолько, что трясет от каждого выдоха. ‒ И это имя.

Похоже, оно больше не входит в список моих любимых имен. Пожалуй, теперь это имя мне даже ненавистно.

‒ Это правда! ‒ выпаливает Такеши. ‒ Он… ваш.

Образ врачишки расплывается перед глазами. Наконец-то ощущаю ступнями леденящий холод пола.

‒ К-как? ‒ Бесшумно всхлипываю.

Это всего лишь возглас в безжалостное никуда, но Такеши решает, что я жажду разузнать подробности.

И начинает вываливать на меня то, от чего мне тут же хочется сдохнуть.

‒ Все процессы были воспроизведены искусственным путем, ‒ спешно тараторит он, приседая от ужаса. ‒ Основной материал был взят, как вы понимаете, у господина Люминэ. С помощью оборудования мы контролировали все стадии, питали ваш организм и эмбрион, ни на секунду не оставляли без присмотра… и… и… Уверяю, я полностью все контролировал и головой готов поручиться, что все было исполнено идеально! Эли абсолютно здоров и вобрал в себя все лучшие качества Иммора. Он… кхек…

И когда я успела вцепиться в его горло? Не помню. Этому ничтожеству еще повезло, что я использовала не ту руку, в которой стилус зажат. А ведь могла и проткнуть что-нибудь…

‒ Думаешь, меня ЭТО волнует?! ‒ хриплю и до боли выпучиваю глаза. ‒ Вы все тут спятившие… поехавшие на фиг! ‒ Отпускаю Такеши и отступаю. ‒ Как же так?!.. Как духу хватило?.. Да ведь я… Но ведь… Нельзя же… Я… я… ‒ Роняю ставший ненужным стилус и запускаю пальцы в спутавшиеся волосы. ‒ Вы же из меня сделали… ин… ин… инкубатор, мать вашу!!

‒ Все было абсолютно безопасно. ‒ Такеши тоже хрипит, держится за горло и в панике машет свободной рукой. ‒ Конечно, этого никто никогда не делал, но явсе учел, уверяю! Гарантирую! Головой ручаюсь!

‒ Да! Головой! Я тебе ее просто оторву! — взвизгиваю и иду на врачишку. Но тело вдруг подводит, отказывают ноги, и я валюсь вперед.

Пола не достигаю. Сильная рука придерживает меня за живот. Руки провисают, тело обмякает. Я бессмысленно пялюсь на Такеши. Он растерян, испуган и медленно оседает на пол. На его шее проявляются красные следы от моих пальцев.

‒ Не дергайся, Чахотка.

Это звучит даже хуже, чем когда он звал меня по имени.

Когда Виви пришел? Как смеет прикасаться ко мне?

Не могу и шевельнуться, только злобно таращу глаза.

Продолжаю висеть безвольной куклой на его ладони. Через секунду он опускает меня вниз, и я с наслаждением касаюсь коленями пола.

Сама. Без чужой поддержки.

Без его поддержки.

Поворачиваю голову и с бешенством взираю на него через плечо. Возвышающегося надо мной, будто величественная скала.

‒ Ублюдок.

Он не произносит ни слова. И не отводит взгляд.

Гад.

‒ Н-н-ненавижу. ‒ От шипения вся полость рта начинает дико чесаться. Громко всхлипываю. ‒ Как вы все… с живым человеком… вот так?.. Пока я… без сознания… а ты, аморальная козли-и-ина…

Молчание.

Вдыхаю и мучительно выдыхаю. Все через рот.

‒ Зачем? Зачем ты так с-с-со м-м-мной?

‒ Так было удобнее.

Его ответ будто молния, ввинчивающаяся в середину моего лба. Меня прошибает холодный пот. С таким невозмутимым лицом и говорить подобное?..

Кажется, мне хочется отключиться. Вновь заснуть.

Куда-то ползу. Снова с меня стекают радужные капли, и колени, забираясь в натекшие лужицы, скользят и скрипят.

Я просто монстр… Комок из мясных кусков.

Правое плечо что-то задевает, на меня валятся какие-то папки.

Ползу дальше. Медленно, будто пересушенная на солнце черепаха.

Я ‒ пазл из безвольных тряпичных кусочков.

Моя ладонь натыкается на что-то гладкое на полу. Планшет Такеши. Далеко же он откинул его, пока падал.

Я ‒ бездушная плоть…

Планшет реагирует на прикосновение.

Я…

Смотрю на подсвеченный экран. На свое бледное лицо на фото. Веки прикрыты, под глазами синева, и губы белее снега.

Я…

На информационные строчки рядом с фото.

Я…

«Биоматериал № 754873-5/777».

ГЛАВА 12. ЛЕДЯНОЕ СОЛНЦЕ

Тусклое сегодня

Открываю глаза. Темнота повсюду.

Может, я снова очутилась в благодатном сне. Было бы неплохо.

Но тянущая к реальности часть меня услужливо подсказывает, что это по-прежнему комната отдыха в комплексе «Солнечный сезон».

Встаю с кровати и бреду в сторону окна. Его контуры обозначены светлым прямоугольником. Тяну за веревку, сцепленную из множества мелких шариков, и жалюзи медленно открывается.

Городской пейзаж. Высотки, фигурные архитектурные изыски тех, кто может отвалить за это деньги, и множество рекламных баннеров. Высотный Город не особенно изменился за прошедшие годы. Разве что стал еще более неуютным и холодным. Даже солнцу, дарящему всему этому стеклянному изобилию свои лучистые прикосновения, не удается вдохнуть жизнь в бездушные громады.

Который час? Поднимаю со столика электронный гаджет. Мне выдали только часы. Ни планшета, ни иного аппарата, чтобы я могла залезть в Паутину и узнать новости.

Изоляция.

Судя по часам и свету за окном, с последних событий прошло довольно много времени. Я проспала весь вечер, ночь и полдня. От переживаний тело просто отключилось.

Отражение солнечных лучей режет глаза. Прикрываю жалюзи, и комната снова погружается во тьму.

Со стороны двери слышится боязливый стук. Створка бесшумно отворяется, и в помещение опасливо заглядывает Майя, ‒ согнувшись, просовывает в дверь только голову, будто опоздавшая школьница, проверяющая возможность проскочить на место так, чтобы не заметил учитель.

‒ Добрый день. ‒ Она всовывает в комнату руку с чем-то, напоминающим фонарь. Внутри трепещет маленький нежно голубой огонек. ‒ Могу я включить свет?

Киваю. Но она, даже сощурившись, не может разглядеть меня в темноте.

‒ Включай, ‒ откликаюсь я.

От вспышки под потолком Майя несколько секунд быстро моргает и вздрагивает, заметив мой взгляд. Неосознанно, копирую позу Виви, в которой он сидел в этом кресле накануне, и точно также подпираю подбородок кулаком. Может, именно это и пугает женщину больше всего.

‒ Вам нужно сделать инъекцию, ‒ робко сообщает Майя. ‒ Сегодня я этим займусь.

Значит, раньше инъекциями занимался Такеши. А сегодня решил не радовать меня своим визитом. Даже догадываюсь почему.

Молча вытягиваю руку.

Это и есть «Алый»?

Объем вливаемой жидкости больше того, что обычно набирают для стандартного укола. Да и нечто в руке Майи напоминает огнестрельное оружие, а не медицинский инструмент. Сверху внутри темной панели виднеется краешек прозрачной колбы. «Алый», несмотря на название, не обладает таким цветом. Он скорее похож на мутную болотную воду.

И в нем растворена кровь Виви?

‒ Вот так, ‒ приговаривает под конец Майя и аккуратно прижимает к моей коже у локтевого сгиба терпко пахнущую ватку. ‒ Буквально полминутки подержать. Удивительно, но при этой инъекции из места прокола у вас ни разу не бежала кровь.

‒ Когда «Алый» испробовали на вас, место укола кровоточило?

‒ Да. ‒ Майя задумывается. ‒ И серьезно. Правда потом средство Такеши начинало действовать, и все заживало.

Получается, дело в крови Иммора. Кровь Виви удерживала в моем теле мою собственную кровь. Пока не знаю, как эта информация может мне пригодиться в дальнейшем.

‒ Нужно покушать. ‒ Она придвигает высокий столик поближе ко мне и ставит на столешницу стакан, прикрытый крышкой с торчащей полосатой трубочкой. ‒ Питательный овощной суп. Сейчас еще воды налью. Вам нужно много пить.

Наверняка туда вбухнули тонну успокоительного.

Рассматриваю изображение на стакане, который будто стащен из одного из заведений с фаст-фудом. На разноцветной картинке зайчик-активист, требующий конкурентного рынка, из книжки Эли.

‒ Что за черт? ‒ вылетает у меня.

‒ О, это, ‒ Майя приподнимает стакан и с чудаковатой гордостью вертит, чтобы я могла лучше его рассмотреть, ‒ Эли выбирал. Подарок.

‒ Я не голодна.

Майя заметно обескуражена холодностью моего тона.

‒ Тогда… попозже. Он долго удерживает тепло.

Она отходит ко второму креслу и выкладывает из принесенной с собой сумки объемные упаковки.

‒ Полотенца для душа, ‒ поясняет и венчает гору вещей объемным запакованным прямоугольником. ‒ Губка. Не усердствуйте при мытье. Вы еще слишком слабы. Душевая направо по коридору — следующая дверь. На панели кнопки подписаны, в том числе и кнопка вызова. В крайнем случай можете просто покричать. Там установлены датчики, ориентированные на голос.

Не реагирую на ее пояснения. Сверлю взглядом стакан. Желудок просит хоть чем-нибудь окропить его стенки.

Майя уже собирается уходить, когда я все же подаю голос.

‒ Я хочу заварные трубочки с белым кремом.

‒ О… ‒ Она резко оборачивается и выхватывает из кармана маленький смартфон. Проводит пальцем по экрану. ‒ Это ведь ваши любимые! А еще вам нравятся бутерброды с горячим расплавленным сыром, томатный сок, какао с банановым сиропом, куриная грудка с ананасами!

С каждым выпаливаемым ею названием блюд, напрягаюсь все сильнее. Откуда ей известно о том, что мне нравится? Я никому не говорила.

Разве что…

Смотрю на дверь, будто в ожидании, что кто-то прямо сейчас распахнет створку.

Виви просветил ее? Только он и мог. Но ему-то откуда это знать?

Лично я никогда особо им не интересовалась. Даже не знаю, что он любит из еды. Помню только, что все время оставлял на тарелке вареную морковь в форме звезд.

‒ Господин Люминэ, конечно, передал нам эту информацию, но…

Действительно. Гаденыш откуда-то узнал мои пристрастия.

‒ … к сожалению, мы пока не можем удовлетворить ваши потребности в полной мере. ‒ Майя кивает на принесенный стакан. ‒ Пока тело адаптируется к изменениям, придется потерпеть. Только жидкая пища из питательных смесей. Для твердой еще рано. Но мы можем попробовать придавать ей вкусы, которые вам по душе! И еще кое-что. ‒ Она возвращается и кладет на стол карточку с расписанием. ‒ Это график приема лекарств, уколов и капельниц. Такеши подготовил специально для вас. Чтобы вы могли сориентироваться по времени и учитывать эти сведения при планировании своих дел.

Каких, мать твою, дел? Здесь? Что я могу тут себе запланировать? В проклятой изоляции?

Вопросы не озвучиваю, потому что вряд получится их не проорать.

‒ Как Такеши? ‒ вместо этого спрашиваю я.

‒ Ну-у… ‒ тянет Майя. ‒ Он все держит под контролем. Не волнуйтесь.

‒ Может, мне тоже разработать расписание? Ответочку для него в благодарность. А ты передашь.

‒ Какое расписание? ‒ любопытствует женщина.

‒ Время, когда я снова буду его душить.

Это предположительно шутка. Но Майя бледнеет так, словно я уже сейчас на ее глазах ломаю Такеши шею.

‒ Я передам! ‒ пищит она и стремглав летит к выходу.

Все очень и очень запущено.

Окликаю ее за мгновение до того, как она собирается выскочить в коридор.

‒ Мне нужно, чтобы вы кое-кому позвонили. Пусть прибудет сюда в течение двух часов.

* * *

У меня достаточно времени, чтобы привести себя в порядок. Рада, что никто из адской команды не пытается помочь мне с душем и переодеваниями.

Приканчиваю суп и тащу принесенные Майей вещи в душ. Помещение походит на белый короб с множеством кранов. Выданные мыло, гель и шампунь едва источают запах ‒ что-то травяное, может, даже мята. И чуть-чуть цветов. Губка настолько невесомая, что, когда провожу ею по телу, не ощущаю прикосновений.

Плачевный видок. Скелет, обтянутый тонким кожным покровом, и то выглядел бы привлекательнее.

Разглядываю себя в зеркале. Следы от игл. И почти затянувшиеся шрамы на животе. На тех местах кожа светлее. Так они извлекали плод. Покромсали меня, будто мясную вырезку.

Впиваюсь зубами в нижнюю губу. Никогда еще желание зарыдать не было во мне столь сильным. Но тогда бы мне захотелось отыскать утешения. Уткнуться в чью-нибудь грудь. Ощутить нежные прикосновения к голове, ласковые пальцы, забирающиеся глубоко в густоту локонов.

Сэмюэль всегда делал это для меня.

Утешал. Хотя я никогда и не была такой уж плаксой.

Сейчас моей опоры, моего утешения не стало. Я совершенно одна.

Не время рыдать, Лето.

Не время сдаваться.

В шкафу, стоящем в углу, обнаруживаю платья. В большинстве своем сарафаны из летящей ткани светлых расцветок. Выбираю голубой на тонких бретельках. Нигде не пережимает, нигде не стягивает. В нем выгляжу да и чувствую себя тощим ребенком.

Не то чувство, во власти которого желаешь находиться в рассвете своих восемнадцати лет.

Ах да, не восемнадцати…

Опять поджимаю губы. Если тут везде понатыканы скрытые камеры, то людишек по ту сторону ждет все, кроме вида моих слез.

Сверяюсь с часами. Еще есть время до прихода того человека.

Во время бесцельных прогулок по комнате нахожу еще одну дверь ‒ справа от окна. Она приводит меня в освещенный кабинет, напоминающий стерильно чистую переговорную. Большой общий стол и несколько стульев вокруг. Отсюда тоже ведет дверь, но она заперта. Две стены, кроме внешней и той, что является частью комнаты отдыха, откуда я и пришла, наполовину стеклянные. Прозрачные панели прикрыты белыми жалюзи. Я вижу отблеск стекла сквозь пластины.

От нечего делать не спеша открываю одну из импровизированных шторок. И тут же отшатываюсь от неожиданности.

С той стороны к стеклу прилипло маленькое лицо. Нос сплющился в пятачок, а небесно-голубые глаза горят. Копия моих ‒ теперь уже никаких сомнений. Бледные ладошки жмутся к поверхности, будто намереваясь выдавить всю панель целиком. Эли жадно рассматривает меня.

Сопляк опять сюда заявился?

За спиной мальчишки еще одна комната ‒ что-то вроде помещения для ожидания. Диван, пара кресел и столик, на котором лежит планшет, несколько раскрытых книг и тетрадей.

Учил уроки? А потом услышал, как я копошусь с другой стороны, вскочил и прилип к стеклу? Как липнет и сейчас. А я словно экзотическая зверюшка в клетке зоопарка, на которую пялятся и которую без конца фотографируют.

По телу проходит холодок и скрывается где-то в макушке.

Кривлюсь. А лицо сопляка озаряет улыбка. Он вдруг спрыгивает с кресла, на котором стоял на коленях, и несется к рюкзаку у стола. Что-то выдергивает из него и бежит обратно вприпрыжку.

Со стуком к стеклу прижимается какая-то пластина. Приглядываюсь и узнаю книженцию про зайчика-монополиста. Эли вновь прижимается к стеклу, плюща нос.

‒ …итай…

Хмурюсь. Он что-то говорит мне, но стеклянные панели, похоже, намного толще, чем кажутся. Его голос звучит глухо.

Но мальчишка не сдается. Видя непонимание на моем лице, набирает в грудь побольше воздуха и повторяет громче.

‒ Почитай мне, мамочка!

Проклятье!

Дергаю за шнур так, что едва не срываю жалюзи. Раздражающее личико скрывается за рядами из ударяющихся друг о друга белоснежных пластин. Тяжело дыша, чуть ли не бегом возвращаюсь в отведенную мне комнату и захлопываю створку.

Проклятье! Проклятье! Проклятье!

Стук в дверь выводит меня из болезненного транса.

Наконец-то. Он пришел.

Теоте Стар.

ГЛАВА 13. КТО-ТО СУЩЕСТВУЕТ

Памятное сегодня

На пороге стоит мужчина. Тео всегда трясся над своим телом, окружая его завидной заботой, поэтому вид у него вполне цветущий. Хотя и прошедшие годы не преминули отщипнуть себе кусочек. Русые кудри по-прежнему напоминают пушистый покров одуванчика, но кое-где виднеются белоснежные локоны седины. Привычка морщить лоб в особо эмоциональные моменты тоже оставила след в виде переплетения глубоких морщин, да и под глазами залегла синева, которая возникает чаще от длящегося годами переутомления.

При виде меня глаза Тео медленно округляются, будто разрастающиеся круги на воде от брошенного кем-то камня. Его ресницы сохранили прежнюю пушистость. А ведь в детстве я жаждала сделать из них щетку.

‒ Лето?.. ‒ Он громко сглатывает. ‒ О, черт… Поверить не могу. Ты и правда очнулась.

‒ Сюрприз. ‒ Делаю шаг назад и медленно верчусь, словно предлагая ему полюбоваться мной со всех сторон. ‒ Это я.

‒ О… ‒ Он выдыхает и прижимает ладони к лицу. ‒ О…

Подхожу и касаюсь кончиками пальцев его рук.

‒ А мне казалось, что у юристов словарный запас должен быть побольше.

Тео отнимает ладони от лица. Он жутко бледен и, видимо, собирается грохнуться в обморок. А ведь всегда рекламировал себя как хладнокровного сухаря.

При первой нашей встрече он отнесся ко мне прохладно. Да и в дальнейшем его взгляд, направленный на меня, изобиловал настороженностью. Но спустя годы наши отношения изменились. Тео ‒ тот еще проныра, но невероятно смышленый и по-настоящему интересный человек. Беседовать с ним было одно удовольствие, так что вскоре мы подружились.

И, честно говоря, сейчас его реакция мне приятна. Рада, что в этом мире остался хоть кто-то, кому я не безразлична.

‒ О, милая… ‒ Он поджимает губы, будто сам сейчас расплачется, и тянет ко мне руки.

С благодарностью утыкаюсь в его грудь и вдыхаю знакомый аромат корицы и цитруса. Он обнимает меня и осторожно треплет волосы.

Ком встает в горле.

‒ Поверить не могу, ‒ снова повторяет Тео.

‒ Эффектное пробуждение, да?

‒ Не то слово. Фух… дай отдышаться. Это хуже, чем я думал. Одно дело, когда мне такое по телефону сообщают, другое ‒ когда убеждаюсь воочию. Водички не найдется?

Киваю на графин и стаканы на столе.

Пока Тео бредет к окну, просовываю голову в коридор и с подозрением оглядываюсь.

‒ Паразита вблизи не наблюдается? ‒ спрашиваю у Тео, который залпом выпивает уже второй стакан.

‒ Паразита?

‒ Малявки Эли. Крутится тут где-то неподалеку. Страшно бесит.

Стакан застывает у губ Тео. Он дико таращится на меня ‒ даже сильнее, чем когда только увидел.

‒ Только… Только Эли? ‒ вполголоса уточняет.

‒ Что «только Эли»? ‒ Прищуриваюсь.

‒ А… нет, ничего. ‒ Он делает судорожный глоток. А потом оседает в кресло. ‒ Не думал, что когда-нибудь буду так нервничать.

‒ Из-за меня? ‒ Скрещиваю руки на груди.

‒ Да… ‒ Тео осматривает меня ‒ с ног до головы. ‒ Отощала…

‒ Что, не возьмут на конкурс красоты? ‒ Криво улыбаюсь.

Слышу смешок. Тео ерошит свою шевелюру и с явным облегчением улыбается в ответ.

‒ Это действительно ты, Лето. Такая же… ехидная. Будто и не было всех этих лет. И твой вид… ‒ Он взмахивает рукой и смолкает.

Надо же. Обычно говорливый Тео не находит слов. Занятно.

Что ж, у меня тоже шок от всего этого кошмара.

‒ Не тяну я на тридцатник, да? ‒ Испытующе смотрю на него, пытаясь догадаться, насколько сильно его посвятили в то, что творилось в пределах комплекса «Солнечный сезон».

‒ И то верно. ‒ Тео заметно напрягается под моим взглядом и убирает стакан в сторону. ‒ Прежняя… Словно та же восемнадцатилетняя трепальщица чужих нервов. И… как много тебе известно?

‒ А тебе? ‒ Делаю большие глаза.

Тео секунд на пять погружается в размышления, а затем осторожно говорит:

‒ Я знаю об «Алом».

‒ И только?

Пялимся друг на друга. Какой теперь между нами уровень доверия? Преграда в семнадцать долгих лет.

‒ И в курсе насчет крови… ‒ Тео понижает голос, ‒ крови Вацлава в инъекциях.

‒ Тебе сообщили об этом?!

Честно говоря, я изумлена. Использование крови Иммора таким способом ‒ не та информация, которую можно рассказывать всем подряд.

‒ А уж я как возмущен! ‒ внезапно распаляется Тео. ‒ Ты только погляди!

Меня сбивает с толку его горячность, а еще попытка раздеться. Его пальцы трясутся, пока он сражается с пуговицами пиджака. Наконец тот летит на пол, а Тео дергает воротник рубашки. На его плече клеймо Люминэ.

Даже не знаю, что сказать. Чтобы Теоте Стара и заклеймили…

То ли смеяться в голос, то ли сочувствовать.

‒ Ты теперь доверенное лицо рода Люминэ, ‒ механическим голосом проговариваю я очевидное.

‒ Да что ты?! ‒ Он бухается обратно в кресло и обнимает голову руками. ‒ У меня же клиентура, работа, жизнь! А вдруг кто заприметит? Как это будет выглядеть?!

‒ Кто тебя так?

Задаю вопрос, хотя уже знаю ответ. Клеймо способен нанести только глава рода. Сэмюэль никогда бы на такое не пошел. А значит…

Тео поднимает голову и взглядом предлагает мне догадаться. А лучше сразу произнести вслух.

‒ Виви, ‒ практически рычу.

‒ Посвятили в тайны о крови, поставили клеймо рода, о-о-о-о-о, мрак… ‒ Тео откидывается на спинку кресла. ‒ Сколько лет я уже в напряге? Уйму. Если меня из-за этого прикончат враги рода Люминэ, я буду злиться. Предупреждаю.

Передо мной прежний Тео. Крикливый и порой обожающий поныть. Чувствую себя немножечко лучше.

Вот только…

‒ Был бы здесь Сэмюэль, он бы ничего из этого не допустил, ‒ не сдерживаюсь в своей ярости.

Тео выпрямляется и прячет глаза.

‒ Да… Вацлав ‒ не такой как Сэмюэль, ‒ бормочет он.

Что-то внутри обрывается. Кажется, каждый раз, когда кто-то произносит имя моего возлюбленного, от меня отделяется кусочек жизненных сил. Безумно хочется повалиться на пол и зарыдать. Но в моем состоянии я рискую и вовсе потом не встать.

‒ Его и правда больше нет? ‒ Дрожь в голосе ничем не скрыть. Позволяю себе эту малую слабость.

Тео грустнеет и медленно кивает. Они с Сэмюэлем были дружны. Ему тоже нелегко пришлось. Больно терять тех, кто дорог.

‒ Он не страдал? ‒ Мне отчего-то важно услышать это именно от Тео.

‒ Хотел бы я сказать, что все прошло быстро, но… ‒ Он отворачивается. ‒ Мне жаль, Лето.

Шмыгаю носом. По-детски беспомощно.

‒ Я найду тех, кто сотворил такое с Сэмюэлем.

Это не обещание. Я констатирую.

И проницательный Тео сразу понимает, насколько серьезны мои намерения.

‒ Вацлав занимается этим, поверь. Уже долгое время.

‒ Плохо занимается, раз тех, кто создал вирус, еще не поймали.

‒ Брось, Лето, ты должна осознавать, насколько здесь все серьезно. ‒ Тео барабанит пальцами по подлокотнику. ‒ Противниками Иммора могут быть только люди. Но хотя Иммора и главенствуют почти во всех сферах жизни, они не могут безосновательно что-либо предъявлять людям. При возникновении конфликта численный перевес, конечно же, будет у людей. Но Иммора практически неуязвимы и очень сильны. Они могут истребить человечество, если захотят. Так что тут подход должен быть очень осторожным…

‒ Группировка Лайтблад. Инициатива, конфликт и вирус ‒ все исходит от них, ‒ говорю уверено и сухо.

‒ Слишком очевидно. Да и доказательств почти нет. Ох, Лето, ‒ Тео цыкает и досадливо машет сразу обеими руками, ‒ оставь пока свои догадки. И позаботься о себе. Тебе еще восстанавливаться и восстанавливаться.

Будто реагируя на его слова, мое тело снова сбоит. Голова резко провисает, подбородок ударяется о выемку между ключицами.

‒ Оу… ты как? ‒ опасливо спрашивает Тео.

Наверняка это крайне жутко выглядит со стороны. Словно робот исчерпал свой заряд.

Придерживаю голову за щеки руками и медленно возвращаю ее в изначальное положение. А сейчас я, наверное, похожа на зомби.

Думаю, я права. У Тео ошарашенный вид.

‒ Постоянно то одна, то другая конечность перестает работать, ‒ невозмутимо поясняю я. Это он еще не видел, как из меня всякие жидкости вытекают.

‒ О… Неудивительно. ‒ Мужчина нерешительно кивает. ‒ Ты же столько лет пролежала без… движения.

Шея приходит в норму. Убираю руки и поспешно присаживаюсь в соседнее кресло.

‒ У меня вопросы к тебе, Тео.

Тот едва заметно дергается, а затем тихо вздыхает.

‒ Думал, это произойдет не так скоро.

‒ Я слишком шокирована правдой, чтобы размусоливать дольше. ‒ Тыкаю пальцем себе в живот. ‒ Они вырастили у меня внутри ребенка. Пока я была в отключке. Просто… паршивая новость для меня, веришь?

‒ М-м-м… верю.

‒ Так ты, блин, был в курсе?! Что эти своло-о-о-о… они взяли и… ‒ Изображаю руками нечто вроде замешивания теста. ‒ Взяли у этого козлины его мерзкие жидкости, помиксовали и что-то там вырастили. И засунули в меня! Это… отвратительно! И теперь мелкий паразит Эли… он… называет меня «мамой». Представляешь?

‒ Только паразит, в смысле, Эли?

‒ Что значит «только Эли»? ‒ раздраженно рассматриваю странное выражение на лице Тео.

‒ Ну… понятно.

‒ Да что тебе, блин, понятно? ‒ Отмахиваюсь и расслаблено разваливаюсь в кресле, свесив кисти рук с подлокотников. ‒ Мне вот ничего непонятно. Хотя кое-что есть. Очевидное на поверхности: Виви тот еще моральный урод.

Комната погружается в тишину. Смотрю в потолок и медленно собираюсь с мыслями.

‒ А ты… держишься, ‒ осторожно замечает Тео. ‒ После того, как узнала про ребенка. Думал, будешь более… не в себе.

‒ Я вчера была не в себе.

Смутные картинки всплывают в памяти.

Вижу надпись под своим фото на экране планшета Такеши. Я была их биоматериалом. А, может, и все еще остаюсь. И у меня даже есть номер.

Вновь подучетная. Как в Клоаке.

Дико ору и забиваюсь под стол. Воспроизвожу все всплываемые в голове ругательства и крою последними словами Виви. Слезы застилают глаза. Что-то вокруг меня рушится. Куда-то швыряю планшет.

Кажется, повторяю одну фразу снова и снова.

«За что? За что? За что?»

Воспоминание о вчерашнем гаснет так же быстро, как и вспыхнуло.

Тру глаза и свербящий нос.

‒ Говорила об этом с Такеши? ‒ несколько взволновано интересуется Тео. ‒ Он ‒ глава проекта и в курсе всех изменений твоего организма. Рассказывай ему обо всем, чтобы он мог отслеживать твое состояние.

‒ Знаешь его? ‒ холодно интересуюсь я.

‒ Он ‒ славный малый, ‒ уклончиво отвечает Тео.

Типичный законник. Дает ни к чему не обязывающие характеристики.

‒ Славный малый с разбитым носом, ‒ бурчу я.

Поворачиваю голову и улавливаю момент, когда брови Тео улетают к одуванчиковой шевелюре.

‒ И ты тому причина?

‒ Да. Точно не помню, но, кажется, я вчера действительно ему нос разбила. ‒ Морщусь и смотрю на костяшки пальцев. На коже покраснения. Впрочем, у меня на теле не только краснота, так что это еще ни о чем не говорит. ‒ Еще я его душила. Вот это точно было.

‒ О…

‒ Хотела врезать Виви, но урод увернулся. И как он так мышцами забугрился? Был же ниже меня… ‒ Приподнимаю голову и легонько ударяюсь затылком о спинку кресла. ‒ В башке не укладывается вся эта муть. Знаешь, что он мне заявил, когда я спросила? «Так было удобнее» ‒ его слова. Удобнее? Что за бред? Какого?!.. Как вообще до такого додумался?! Это же… мерзко. ‒ Я высовываю язык и издаю блевотные звуки.

‒ В общем, я тоже в некотором замешательстве. ‒ Тео наклоняется и подбирает пиджак с пола. ‒ Понятно, что меня все это шокировало, и несколько лет назад я тоже задал вопрос «Зачем?» Спросил, почему он не создает полноценную семью с Иммора. И не хочет заводить детей уже с законной супругой.

‒ И что он ответил? ‒ Выпрямляюсь и неосознанно вытягиваю шею в сторону собеседника.

‒ Что… ‒ Брови Тео скачут то вниз, то вверх, будто он не знает, какую эмоцию лучше оставить на лице. ‒ Сказал, что занят поддерживанием группы корпораций Люминэ. И не заинтересован в создании семьи. И так… будет удобнее.

Эта полная формулировка звучит еще более отвратительно, чем та, что Виви выдал мне накануне.

Что, мать вашу, значит это его «удобнее»?!

‒ И как истолковать его слова? ‒ чуть не брызжа слюной, спрашиваю я у Тео.

‒ Понятия не имею, ‒ честно признается он.

‒ А ты не пробовал задать ему вопрос типа «Какого черта ты вытворяешь, тупой изврат?»

Секунду Тео смотрит на меня, а потом, хрюкнув, заливается смехом.

‒ Ха… Чтобы я и сказал такое Вацлаву? О… я б никогда не…

‒ Не посмел бы? ‒ заканчиваю за него.

‒ Верно.

Даже ребенком Виви производил на Тео серьезное впечатление. Или даже пугал. Что же говорить о настоящем времени?

Врезаю кулаком себе по коленке, так как чувствую, что нога уже не подвластна моей воле. Гадское ослабшее тело.

‒ Ладно. Плевать на мотивацию этого ублюдка. ‒ Тереблю волосы, которые только недавно привела в порядок. Сколько же придется их растить. ‒ Меня следующее интересует. Как я могу его засудить за беспредел?

Тео смотрит на меня с изумлением.

‒ Засудить?

‒ Да. Я в курсе, что ты все еще юрист Люминэ и работаешь на Виви. Но уж пару маленьких советов дать мне, уверена, сможешь. Хотя бы подтолкни меня в правильном направлении, а уж я сама смогу оторвать уроду все то, что ему в ближайшее время не пригодится.

‒ Лето… ‒ Мой собеседник явно в замешательстве.

‒ Брось, Тео. ‒ От полноты чувств встряхиваю руками. ‒ Откуда мне знать? Вдруг Такеши и правда предоставлял ему мое тело? Закрывал нас в какой-нибудь комнате, а этот больной гаденыш вытворял со мной всякие мерзости… а-а! ‒ Взвизгиваю от бессилия.

‒ Нет, Лето, это не так, ‒ твердо говорит Тео.

‒ Да откуда ты знаешь? Ты же не присматривал за мной двадцать четыре часа в сутки. Я была здесь. А этот врачишка заодно с Виви. А тот… псих! Причем полнейший.

‒ Лето…

‒ Хватит повторять мое имя, ‒ безумно злюсь. ‒ Хорошо, насилие не доказать. Но факт наличия ребенка-то никуда не деть. Да и тут никто не отрицает, что паразит вылез из меня.

Кошмар, будто описываю какой-то фильм ужасов.

‒ Они этот факт мне прямо в лицо суют. На, подавись, блин. Живи с этим. За такое издевательство Виви уже можно засудить. Надо же. Человеку в отключке без его согласия вводят всякую гадость.

‒ Э, ты про ребенка?

‒ Да, про эмбрион! Это нарушение всех возможных прав! А еще они меня биоматериалом обозвали. Представляешь? Я им не кусок мяса, который можно вертеть как вздумается. Свои права собираюсь хоть до смерти отстаивать.

Тео что-то говорит мне. Но слишком тихо.

‒ Что?

‒ Не получится.

‒ Да брось. Ты же умняха. Сделал меня из безродной полностью полноправной. Так помоги и сейчас отстоять мои права. Немножечко, чуть-чуть.

‒ Лето, пойми, все не так, как кажется.

Он замолкает, кусает губы и волнуется, хотя мы вроде бы говорим о его любимой сфере деятельности. Тео там как рыба в воде, но сейчас мнется и несет какую-то чепуху.

‒ О чем ты? ‒ прищуриваюсь.

‒ Твои права не нарушены, ‒ выпаливает он.

‒ Ага? Да ладно! ‒ иронизирую я. ‒ Использование тела живого человека без его согласия ‒ преступление. Так ведь?

‒ Лето, я могу говорить с тобой откровенно?

‒ Блин, да! Говори!

‒ Ты… должна выслушать меня спокойно, ладно?

‒ Хорош нагнетать. Давай!

Тео глубоко вдыхает в себя воздух и также шумно выдыхает.

‒ Использование тела живого человека без его согласия ‒ преступление, верно. Живого, Лето, живого. Но жизнеспособность твоего тела полностью поддерживали искусственно. Твой мозг больше не функционировал. Ты была признана мертвой, Лето. Ты умерла.

ГЛАВА 14. БИОМАТЕРИАЛ № 754873-5/777

Жалкое сегодня

Мы с Тео перемещаемся в стерильно белое помещение переговорной, обнаруженное мной чуть ранее. Оно хорошо освещено, и благодаря этому я точно не упущу никаких важных деталей. Передо мной папка с документами и планшет. Вожу пальцем по экрану и ворошу бумаги. В этих одновременных действиях нет особой необходимости. Цифровые файлы полностью дублируют бумажные носители.

‒ Полная чушь! ‒ выплевываю я, неосознанно сминая края последней экспертизы. После объемных абзацев экспертного заключения к листам крепится справка о признании умершей.

Меня.

Чепуха. Бред. Дичь. Вздор.

Хрень.

Грызу костяшку указательного пальца и в сотый раз треплю страницы представленных мне документов.

‒ Не могла я всерьез сдохнуть, ‒ бурчу, не вынимая пальца изо рта, отчего едва понимаю саму себя. Поднимаю взгляд на Тео, сидящего рядом и напряженно всматривающегося в те же строчки. ‒ Смотри. Я тут. Живая. Дышу. Ору. Плюю на всех. И матюгаюсь. Не дохлая, а живая.

‒ Лето, я не специалист…

‒ Да и не надо тут специалистом быть! ‒ Издаю что-то, напоминающее рычание, и откидываю голову на спинку стула. ‒ Мозг не способен восстановиться, если перестал функционировать. Это и малолетка знает. Проще говоря, нельзя оживить труп.

‒ И кому ты это говоришь, ‒ вздыхает Тео. ‒ У меня такого потрясения отродясь не было.

Размышляю, грызу костяшку пальца и опять размышляю.

Бредятина. Я, получается, зомбак. Как в фильмах.

Может, скоро захочу вырывать из черепной коробки мозги и оттяпывать мясцо на бедрах.

Дичайший вздор.

‒ Корпорация подала заявление в суд на признание меня умершей. ‒ Тычу пальцем в решение суда. ‒ На фига?

‒ Чтобы не возникло лишних вопросов по поводу законности проводимых экспериментов. Биоматериал № 754873-5/777 находится на балансе корпорации, принадлежащей Люминэ. Единоличный руководитель ‒ Вацлав Люминэ. Считай, он оградил себя и комплекс «Солнечный сезон» от проверок излишне мнительных контрольных органов. Ясное дело, не обошлось без подкупа контрольщиков, но держать на виду судебное решение и справку ‒ неплохая страховка. Да и пригодится все это для того, чтобы сунуть в жаркую пору в морду особо любопытным. Лучше перебдеть, как говорится.

‒ Жу-уть. ‒ Со стоном хлопаю ладонью по лбу.

‒ А мне кажется, грамотно сработали. ‒ Тео задумчиво теребит краешек папки. ‒ Тем более я самолично собирал пакет документов к суду. Все законно и обоснованно.

‒ Я не про это. ‒ Ударяю кулаком по столу. ‒ Значит, я ‒ теперь собственность Виви?

Тео глядит на меня округлившимися глазами.

‒ Хмм… да уж, сейчас, когда ты… вроде как живая… это и правда звучит дико, ‒ признает он.

Ладно, Тео играется только с нормами закона. Медицинские показатели и остальное — вне его понимания.

Толкаю в его сторону помятое заключение.

‒ Экспертную комиссию возглавлял Такеши. Заметил?

‒ Да, видел. И что?

‒ Фальсификация. ‒ Цокаю языком, откидываюсь на спинку стула и закидываю ногу на ногу. ‒ Это фальшивое заключение. Экспертизу проводила организация из группы корпораций Люминэ. Где, к чертям, объективность?

‒ Чуть ниже, вон под тем листом, еще одно заключение. От независимой организации. Говорил же, я сам занимался сбором документации. И должен был организовать все так, чтобы не возникло затруднений. Доволен Вацлав — цел я. Все в плюсе.

‒ Кроме трупа. Меня, то есть. Да блин! Все это фальшивка! ‒ Раздражено хлопаю ладонью по папке.

Им еще хватает наглости предоставлять мне документы. Не таясь и как бы ничего и не скрывая.

‒ Не фальшивка. Уверяю тебя, Лето, здесь те же документы, что предоставлялись в судебное заседание. У меня отличная память, ты знаешь. Вопрос в том, насколько ты мне доверяешь, чтобы поверить моим словам.

Хмуро пялюсь на мужчину.

‒ Ты не в восторге от Виви и хотел бы получить возможность ему подгадить, ‒ медленно начинаю я. ‒ Однако ты боишься его как огня. И не пойдешь против. ‒ Делаю эффектную паузу. ‒ Но при этом ты ‒ распоследний нарцисс и трясешься над своим телом, как над величайшим сокровищем. От любой царапинки у тебя может случиться истерика, а Виви взял и заклеймил тебя. Твое драгоценное тельце. ‒ Наклоняю голову к плечу и прищуриваюсь. ‒ С другой стороны, выполняя его указания, ты бы ни за что не сделал того, что мне навредит. И не стал бы подставлять семью Люминэ. Хотя бы из уважения к памяти Сэмюэля. В общем… да, я тебе доверяю.

‒ О, какая отменная характеристика. С тобой всегда узнаю о себе много нового, но… погоди-ка. ‒ Брови Тео подпрыгивают. ‒ Я ‒ нарцисс?!!

‒ Еще какой. Хотя внешность у тебя средненькая. Стандарт. Но ресницы ‒ шик.

‒ Ну, спасибо. ‒ Тео хмыкает и копирует мою позу, разваливаясь на стуле. ‒ Чувствую себя выжатым лимоном.

‒ А я себя — ходячим мертвецом.

Тео снова не удерживается от смешка.

‒ Мне бы твою силу воли.

‒ Нет у меня силы воли, ‒ мотаю головой. ‒ А иначе бы давно дала бы пинка Виви. Гадский монстр. Неужели Сэмюэль позволил ему творить всю эту гнусть?

‒ В то время Сэмюэль уже был плох. Бразды правления над империей Люминэ взял на себя Вацлав.

‒ Несовершеннолетка? ‒ буквально подскакиваю на стуле.

‒ Он прошел через суд. ‒ Тео развел руками. ‒ Я занимался всеми формальностями.

‒ Так Виви ‒ еще и эмансипированный несовершеннолетка?! ‒ Так и хочется побиться головой о стол. ‒ Ах да, уже не несовершеннолетка.

Скользкий, пронырливый да еще и с пятнадцати лет наделенный властью.

Настоящий демон.

‒ И каково наделять полным объемом прав ребенка, от которого у тебя мороз по коже? ‒ сухо интересуюсь я у Тео.

Тот, не скрываясь, морщится и признается:

‒ Мне казалось, что я бросаю к его ногам целый мир.

Отличное ощущение. И, возможно, оно даже не иллюзия, а истина.

А я ‒ собственность демона.

‒ Обещаешь держаться? ‒ спрашивает Тео.

‒ А то.

У меня собственная правда. И я ни капли не верю Виви и его подобострастным помощничкам. Пусть утрется своей доказательственной документацией.

Внезапно раздается звонок. Тео поспешно вытаскивает смартфон из кармана и, не успевая даже поприветствовать кого-то на той стороне, застывает, вслушиваясь в монолог. Во время него мужчина бледнеет почти до цвета девственного снега, а в конце рапортует едва ли не по-солдатски: «Понял».

‒ И что ты понял? ‒ любопытствую я.

‒ Вацлав дал указание тебя сопровождать.

‒ Куда сопровождать?

‒ Домой. Сегодня вечером ты отправишься домой, Лето.

* * *

Залепленный объемными слоями пластыря нос Такеши выделяется на фоне его лица, будто бугристая земляная куча, оставленная на лужайке деятельным кротом. Врачишка носится по прохладному помещению, ведущему на стоянку, и, кажется, больше суетится, нежели пользу общему делу приносит.

— Плохая идея. Очень плохая, — причитает он, занимая более или менее устойчивую позицию рядом с Тео.

Юрист, в отличие от врачишки, стоит почти без всякого шевеления. Только хмурится, сжимает собственные руки, сложенные на груди, и сурово дышит.

— Чего ты там бормочешь? — Тео отрывает взгляд от пустой стоянки и косится на Такеши.

— Плохая идея, — заявляет врачишка и нервно дергает лямку одной из сумок, которыми он увешан сверху донизу, как бешеный путешественник. Я спиной чувствую его пристальный взгляд. — Плохая идея перевозить ее из комплекса в другое место. Ведь прошло всего каких-то пару дней. Необходимо еще столько всего проверить. Проследить за изменениями, отреагировать на каждую аномалию. Да и вообще следить за ее здоровьем.

— А ты нам на что? — Тео снисходительно дергает плечами. — Ты этим и займешься. Но в поместье.

— Все равно уверен, это решение до конца не продумано.

Гляжу через плечо. Такеши роется в сумке и извлекает на свет кислородную маску и коробку с капсулами, наполненными разноцветной жидкостью. Растеряно рассматривает все эти предметы, мельком бросает взгляд на меня и со вздохом снова прячет их.

— Без капельниц не обойтись. — Судя по истеричным ноткам, у Такеши вот-вот откажут нервы. — А приборы? Замеры?!

— Организуй все на месте. Какие проблемы? — Интонации Тео наполнены спокойствием и рассудительностью. — Ты — глава проекта. И специализируешься в конкретной сфере. Так перестань жаловаться и возьми себя в руки.

— Плоха-а-а-ая идея, — обреченно выдыхает Такеши.

— Тогда прекращай плеваться мне в лицо своими жалобами и выскажи их напрямую Вацлаву.

Врачишка от слов Тео немедленно давится воздухом и начинает надсадно кашлять.

— Не могу. — Он утирает губы. — Господин Люминэ не терпит возражений.

— Да что ты говоришь! — Тео хмыкает. — Раз ты у нас настолько осведомлен насчет принципов нашего Небожителя, то с какой радости продолжаешь тут маячить и капать мне на мозги?

Такеши что-то нервно бубнит в ответ.

Дальнейший их разговор слушаю вполуха. И так ясно, что оба напряжены до предела. А их нервы — миллион спутанных клубков, вдобавок неоднократно изнасилованных принципиальными указаниями сумасшедшего Виви.

Голубой сарафан я так и не сменила. Единственное, что позволила, это набросить Тео свой пиджак на плечи.

И теперь мы ждем транспорт, который отвезет меня «домой». Что бы ни подразумевал под этим словом Виви. Не думаю, что у меня вообще где-то остался дом.

Тогда почему я так легко согласилась следовать распоряжению Виви?

Чтобы сбежать из изоляции. Тем более что после многочисленных «чудесных» открытий комплекс «Солнечный сезон» воспринимается мной не иначе, как склеп. Или одна большая могила.

Моя.

Не успокоюсь, пока не докажу, что Виви сфальсифицировал документы о моей смерти.

Прижимаю ладони к стеклянным дверям и жадно выглядываю наружу. Свобода где-то там, за поворотом.

— Может, все-таки масочку для поддержания дыхания? — заискивающе предлагает мне нарисовавшийся слева Такеши. С тех пор, как я ему по роже дала и почти удушила, он вообще со мной разговаривает только с налетом подобных тональностей. Видать, больше не хочет, чтобы я ему в нос кулаком плюхнула.

— Зачем? — недовольно отмахиваюсь.

— Ну, чтобы воздух снаружи не сильно давил, и тело приспосабливалось постепен…

— Отойди.

Такеши мигом заныривает куда-то назад. А я даже сердитости в голос не добавила. Похоже, не только Виви умеет чужие нервные системы ломать. Во мне еще столько нераскрытого потенциала.

Пока размышляю, на стоянку влетает черный автомобиль. Водитель выскакивает наружу и стремглав летит к нам. Не успеваю его толком рассмотреть — так быстро он передвигается. Двери распахиваются, и водитель в один прыжок добирается до середины помещения, и только потом позволяет себе шумно выдохнуть.

— Прошу прощения! — восклицает парень. — Припозднился.

Прищуриваюсь.

Какого красотулю мне внезапно подкинула судьба!

Похоже, я смогу сделать это противостояние интересным.

ГЛАВА 15. БУМЕРАНГОМ К СМЯТЕНИЮ

Нейтральное сегодня

Прибывший парень ненамного старше меня. В смысле восемнадцатилетней меня, а не полудохлой развалины, у которой украли ее жизнь. Высокий и стройный, да и темно-бордовые брюки с пиджаком на нем неплохо сидят. Кудрявящиеся каштановые волосы собраны в короткий хвост, уложенный на правое плечо, а верхние пряди находятся в некотором беспорядке ‒ скорее всего, из-за его безумной беготни ‒ и свисают по бокам, открывая вид на широкий лоб. Кожа парня слегка смуглая, а карие глаза горят живым огнем. Он до смешного напоминает восторженного ребенка, который не устает радоваться каждой мелочи.

Вот и сейчас молодой водитель косится на меня, и в его взгляде проскальзывают огоньки. Он непринужденно и приветливо улыбается мне.

‒ Эй. ‒ Тео встает перед парнем, загораживая меня собой. ‒ Ты еще кто такой?

‒ Я…

Но Тео не дает ему договорить.

‒ Учти, парень, охранная система не распознала в тебе лицо из штата, так что объясняйся или проваливай. Пока вон те крошки не приняли меры.

Юрист указывает себе за спину и куда-то вверх.

Тоже гляжу туда.

В углу помещения и у самого потолка начинает что-то шевелиться. Скопище белых устройств, похожих на бумеранги размером с детскую ладошку. Несколько опускается на уровень наших глаз и начинает кружить вокруг.

Особая охранная система? А я все гадала, почему при таком уровне власти и влияния Виви не позаботился о собственной безопасности и безопасности своего детеныша. Проще говоря, меня удивило, что здесь, на каждом углу, не стоят какие-нибудь здоровые детины с электрошокерами и огнестрелами.

‒ Боевой режим, ‒ предупреждает Тео, дергая подбородком в сторону ближайшего бумеранга. ‒ Уходишь?

‒ Не-е-ет, погодите. ‒ Парень дергается, но, заметив, что «бумерангов» вокруг становится все больше, с кротким видом замирает. ‒ Я работаю водителем. Мне нужно доставить вас в поместье.

Такеши переминается с ноги на ногу и обеспокоенно посматривает на элементы системы охраны. Тео с подозрением приглядывается к незнакомцу. А я отрешенно наблюдаю то за допросом, то за парящим прямо перед моим носом бумерангом. Его поверхность такая гладкая и чистая, что напоминает зеркальную гладь. Интересно, насколько эта охранная система эффективна?

Помещение пропитывается всеобщей нервозностью. А я замечаю, что ничего не чувствую. Даже летающее чудо технологий не вызывает у меня и толики обеспокоенности.

Пожалуй, мои проблемы связаны не только с работой конечностей. С нервной деятельностью тоже что-то не так.

‒ Где Джерри? ‒ Тео сосредоточен и в меру сердит. Он из тех людей, кому не по нраву отсутствие порядкав делах.

‒ У него осложнения со здоровьем. ‒ Паренек на всякий случай поднимает руки, безмолвно уверяя, что сдается. Хотя в него вроде как никто пока не целится. ‒ Я его племянник. Мое имя Рашель. Рашель Роуз. Дядя Джерри попросил меня его заменить. Он на хорошем счету, так что ему не хотелось подводить работодателя в последний момент. Но форс-мажор, что поделать.

‒ Хмм… ‒ Тео прищуривается. ‒ Побудь-ка пока снаружи, мальчик. И лучше присядь в автомобиль. Не маячь тут.

‒ Хорошо, сэр. ‒ Рашель кивает и, мельком бросив на меня взгляд, выходит наружу.

Смотрю, как он быстро идет к автомобилю, то и дело оглядываясь через плечо.

Забавный.

Ловлю себя на этой мысли и понимаю, что омертвение чувств на время отступило. Я снова полноценно владею эмоциями.

Тем временем Тео погружается в работу. Юрист, не глядя, манит кого-то пальцами. Один из бумерангов подлетает к нему и зависает перед лицом.

‒ Теоте Стар. Доступ к базе, ‒ четко произносит он и сильно оттягивает ворот, демонстрируя клеймо рода.

От летающего устройства отделяются малюсенькие частички, мигающие раз в три секунды, и пристраиваются на подставленную Тео ладонь. Тот принимается водить пальцами по возникшему прямо над его рукой экрану.

Технологии явно не стояли на месте, пока я отсыпалась в гробу.

‒ И что теперь делать? ‒ хрипло спрашивает Такеши, приваливаясь к стене. ‒ Все идет не по плану, да? Все плохо, да?

‒ Помолчи, ‒ бросает Тео.

Врачишка умолкает. Я внимательно слежу за всеми телодвижениям Тео.

Несколько минут мы проводим в полной тишине. Наконец Тео шумно выдыхает.

‒ Чисто, ‒ бормочет он. ‒ Похоже, с этим мальчишкой все в порядке.

‒ «Похоже» ‒ это не стопроцентная уверенность, не так ли? ‒ Наклоняю голову к плечу, безотрывно глядя на юриста. Внутри меня застывает нечто ледяное и бездушное. Узнаю это состояние холодной отрешенности. Только в нем я и жила в Клоаке. По крайней мере, до того, как в моей жизни появилась Четыреста пятая.

‒ Конечно. ‒ Тео цыкает. ‒ В нынешнее время я и носкам своим не доверяю. Чего уж о другом говорить.

Он делает пару пасов руками.

‒ Что теперь? ‒ не выдерживает напряженки Такеши.

‒ Лично я собираюсь получить прямые указания. ‒ Тео вытаскивает из середины бумеранга наушник и вставляет в ухо. ‒ Теоте Стар. Личный канал. Срочный доступ.

Надо же, прямо игры в шпионов. Подбираюсь поближе. Парящие на моем пути бумеранги разлетаются в стороны, пропуская меня.

Виви, судя по всему, отвечает сразу же.

‒ Прошу прощения, что отвлекаю вас от дел. ‒ Тео неосознанно сжимает свободную руку в кулак. Общение с Виви его явно угнетает. ‒ У нас непредвиденные обстоятельства. Он кратко излагает суть дела. ‒ Я проверил. У Джерри и правда были проблемы со здоровьем в последнее время. Вы и сами помните. И он действительно госпитализирован, и сейчас находится в тяжелом состоянии. Мальчишка чист. Но… ‒ Он умолкает и, хмурясь, слушает распоряжение демона.

Не слышу ни слова. Чертова качественная система.

‒ Понял, ‒ сухо отзывается Тео. ‒ Отправить парнишку за горизонт. Из комплекса ни ногой. Ждем вашего приезда.

Ждать, пока этот псих не соизволит приехать за мной самолично? Ну уж фиг ему.

Увеличиваю скорость сближения с объектом по имени «Тео». У того при виде меня расширяются глаза. У него чутье на проблемы. А я сейчас ‒ самая крупная из всех проблем. И не только для Теоте.

Секунду разглядываю бумеранг, с которым работает юрист, а потом стучу по загнутому краю устройства пальцем.

‒ Лето Квин, ‒ провозглашаю я. Устройство чуть поворачивается в мою сторону. ‒ Соединение с личным каналом. Срочный доступ.

Понятия не имею, правильно ли я все делаю. Но видок у Тео не просто ошарашенный, а максимально шокированный.

‒ Он меня слышит? ‒ обращаюсь к юристу, тыча пальцем в собственное ухо.

Тот вздрагивает, пялится на устройство, затем снова на меня и быстро кивает.

Ясно. Видимо, Виви на той стороне меня слышать может, но я без спец-наушника его не услышу. Но и этого достаточно.

‒ Мне осточертело здесь торчать, Виви. Так что если я не уеду прямо сейчас, то никогда больше не сунусь в твое поместье даже под страхом смерти. А из этого комплекса ты меня не выволочешь и с целой армией. Усек, образина?

Челюсть Тео ползет вниз. За моей спиной Такеши медленно сползает по стеночке. Какие же все вокруг ползучие.

Кусаю внутреннюю сторону нижней губы. Не могу понять, добралось ли мое послание до Виви. У Тео такой вид, словно он собирается помереть прямо у моих ног.

Внезапно он вздрагивает и непроизвольно наклоняет голову к плечу, внимательно прислушиваясь к наушнику.

‒ А-а?.. А, да… Понял.

Тео вытаскивает наушник из уха и вперивает в меня взгляд, преисполненный непонятными эмоциями.

‒ Что? ‒ Приподнимаю брови в стиле «я не при делах».

‒ Мы едем с Рашелем.

Правда, что ли? Так, так, так…

* * *

Взгляд Тео практически прожигает во мне дыру. Или даже две. С учетом того, что в работе сразу два его пронзительно внимательных глаза. Я же делаю вид, что не замечаю его красноречивого зырканья, и меланхолично играюсь с одним из летающих бумерангов, пытаясь заставить его сесть мне на палец будто птичка.

‒ Как ты это сделала? — не выдерживая собственной молчаливой тактики, набрасывается на меня Тео.

‒ Что?

‒ Как ты убедила Вацлава? С его принципиальностью можно горные хребты одним ударом крушить.

‒ Ты же присутствовал при разговоре. — Устав ждать, сама хватаю парящий над моей рукой бумеранг и умещаю его на своем пальце.

‒ Присутствовал. — Мужчина трет подбородок и со вздохом закатывает глаза. — Но до сих пор не разумею, КАК?

‒ Ультиматум. Ты мне, я тебе. В нашем случае действуем от обратного. Ты мне этого не обеспечиваешь, ну и от меня тогда лояльности не жди. Понял суть?

Пару секунд Тео безмолвно рассматривает меня, словно обнаружил на моем лице массу новеньких черточек, которые непременно следует изучить прямо здесь и сейчас.

‒ Лето Квин, ‒ наконец произносит он и, как мне кажется, с некоторой толикой вдохновленности.

‒ Что? Ну да, помню, это мое имя.

‒ Ему бы придать нарицательное значение.

‒ Моему имени? Зачем? — удивляюсь я.

‒ Как панацее от главной беды новой эпохи — Вацлава Люминэ.

‒ А его имени ты, по ходу дела, уже придал нарицательное значение, ‒ усмехаюсь и не без удовольствия наблюдаю за гаммой эмоций, проносящихся на лице Тео. ‒ Теперь мы можем ехать?

На стоянку выхожу первой. За мной следует Тео. До этого ему пришлось слегка встряхнуть Такеши. Тот перенервничал и на время отключился от реальности.

При виде нас Рашель выскакивает из автомобиля и бросается открывать дверцу. Сосредотачиваюсь на образе автомобильного салона, хочу идти прямо, да и вообще добраться до транспорта без происшествий. Однако предательское тело снова подводит. Ноги подкашиваются, и я клонюсь вперед. Тео едва успевает ухватить меня за локоть. А спереди уже подскакивает Рашель. Парень бережно придерживает меня за плечи.

‒ Вам плохо? ‒ Мягкие тональности ласкают слух. А теплое дыхание касается уха.

‒ Эй, мальчик, осторожнее с ней. ‒ Тео еще крепче вцепляется мне в руку, но весь мой вес на самом деле держит на себе Рашель.

‒ Если я отпущу ее, она упадет. ‒ Парень перемещает одну руку мне на талию. ‒ Позвольте помочь.

Лично я не против. Не думала, что мне будут приятны чьи-то объятия. Да и чувствую я себя действительно неважно.

‒ Не думаю, что…

‒ Тео, ‒ прерываю я его, тяжело выдыхая в плечо Рашелю, ‒ если ты не собираешься сам донести меня до автомобиля, то отпусти.

Хватка Тео слабеет, а затем он и вовсе меня отпускает.

‒ Аккуратнее, мальчик, ‒ ворчливо бросает он, крутясь вокруг нас. ‒ Не урони.

‒ Позвольте. ‒ Рашель, благополучно проигнорировав бубнеж юриста, нежно касается моих рук и наклоняется, внимательно глядя на мое лицо. ‒ Я сейчас возьму вас на руки. Хорошо?

‒ Угу. ‒Хватаюсь за предложенные плечи.

Руки Рашеля скользят по моим бедрам, когда он тянется уместить руку под моими коленями, но я не чувствую касания. Ноги на время омертвели.

‒ Вот так. ‒ Он легко поднимает меня и с тревогой в голосе спрашивает: ‒ Вам так удобно?

У него большие глаза и смешная ямочка на подбородке. И он весь такой уютный. Или просто мне уютно, и все вокруг кажется уютным.

Вместо ответа кладу голову на его плечо. Рашель улыбается мне.

‒ Сейчас тихонечко пойдем до автомобиля, ‒ предупреждает он ‒ так, будто разговаривает с ребенком.

Прижимаюсь к нему сильнее и касаюсь его шеи лбом. Он теплый. И пахнет имбирным печеньем.

Перед нами появляется Тео.

‒ Лето. ‒ Он произносит мои имя, плотно сжимая губы. Его взгляд метается от меня к Рашелю и обратно.

‒ Что? ‒ шепчу я устало.

Тео хмурится и медленно качает головой.

‒ Нет… ничего.

Меня несут к автомобилю с необычайной осторожностью. И я благодарна Рашелю, потому что моя голова готова взорваться. Если бы меня еще и трясли, вряд ли бы я выдержала.

‒ Сейчас я положу вас на сиденье.

Отрешенно треплю его каштановый хвостик. Мягкие локоны.

Вот бы побыстрее рассказать Тамаре, что меня носил на руках красивый парень. Она ведь сразу заохает и потребует подробностей… И тогда я…

Образы вокруг погружаются во тьму, и я вырубаюсь.

ГЛАВА 16. СЛАДКИЙ ПОКРОВ

Теплое вчера

Не понимаю, как стекло еще выдерживает мой напор. Я прижимаюсь к нему лицом с такой силой, словно хочу пробраться наружу прямо сквозь прозрачный материал. И это недалеко от истины. Мне и правда невыносимо хочется на воздух. Снаружи проносятся невообразимо прекрасные образы. Мне страшно. Боюсь, что это лишь иллюзии стекла, и как только я выберусь из автомобиля, все исчезнет.

Мне нужно убедиться, что глаза не лгут. Я должна прикоснуться хоть к чему-нибудь материальному.

‒ Мы уже на месте. ‒ Голос Сэмюэля наполняет меня теплотой.

Открываю глаза пошире, чтобы не пропустить ни одной детали. Дождь почти закончился. Солнечные лучи вырисовывают на поверхностях блестящие картинки. За окном проносится все больше деревьев. Похоже, мы отдалились от города.

Через пару минут автомобиль преодолевает высокие ворота. Они переливаются на солнце, будто изящные громады, созданные из чистого серебра.

Повсюду зелень и цветочные кустарники. Никогда мне еще не приходилось видеть такого великолепия. Как-то раз я нашла в низине при входе в подземелье зеленый росток. И какое-то время даже пыталась ухаживать за ним. Пока не пришла Четыреста пятая и не разъяснила мне, что это всего лишь зеленая нитевидная часть крышки, которой закупоривают дешевое пойло.

Но сейчас перед моими глазами настоящая живая природа во всех ее красках и оттенках. Задерживаю дыхание, впериваясь взглядом в миниатюрный водопад, обложенный фигурными беловатыми камнями. Срывающаяся с небольшого склона вода поразительно чистая. Не чета той, что образует мутные грязные потоки в безымянных реках за низиной Клоаки ‒ со смердящим мусором и продуктами чьей-то жизнедеятельности.

У основания водопада образуются снопы брызг. Сверкающих, будто леденцовые крошки.

‒ Нравится? ‒ Сэмюэль с улыбкой наблюдает за мной.

Он такой уютный, когда опирается локтем на дверцу, чуть склоняет голову и прижимается щекой к собственному подставленному кулаку. Хочу залезть к нему на колени и крепко обнять. И находиться так долго-долго…

‒ Ты меня решил в заложники взять, а, Сэмюэль? ‒ раздается совсем рядом ворчливый голос Теоте Стара. ‒ Тащишь зачем-то меня в свое поместье.

А я и забыла, что в автомобиле мы не одни.

Вот же он, кажущийся вечно недовольным юрист. Расположился напротив меня на сиденье и зыркает так, словно подозревает во мне склонность к спонтанной агрессии и внезапному выгрызанию кусков из мягких боков славных городских работяг. Я ему с самого начала не понравилась. И спустя полтора часа с нашего знакомства так ничего и не изменилось.

‒ В заложники, ‒ продолжает бубнить юрист, демонстративно выставляя перед собой сумку. Видимо, как преграду от страшной меня. ‒ Пока я не соглашусь придумать что-нибудь с твоей маленькой питомицей, да?

Госпожа Тай часто называла меня безмозглой. А Четыреста пятая говорила, что я на редкость сообразительна. Не знаю. Я не задумывалась об этом. Но, похоже, уровня моего интеллекта хватает на то, чтобы сообразить, кого этот напыщенный тип с пушистыми ресницами имеет в виду.

«Питомица». Не такое уж плохое обозначение, потому что раньше меня называли и похуже. Молчу, хотя глубоко внутри уже дергается маленькая искорка. Ранее ее не существовало за ненадобностью.

Но теперь…

Мне неприятно.

Шестьсот тридцать седьмая могла бы быть питомицей.

Но не Лето.

Прикусываю губу и бросаю взгляд на Сэмюэля. Он смотрит на Теоте с укоризной. Да, мне приятно, что он возмущен. Однако… Этого недостаточно. Вот бы он сказал это вслух. Потребовал бы у этого человека больше не называть меня так.

Странно. Я становлюсь жадной. Мне чего-то хочется. И это странно.

Странная странность.

Замечаю сбоку движение. А об этом мальчишке мне тоже не стоило забывать. Виви забрался на сиденье с ногами и теперь стоит на коленях едва ли не вплотную ко мне.

Чувствую на своем подбородке его холодное прикосновение. Он разворачивает мое лицо к себе. Пальцы впиваются в мои впалые щеки еще сильнее. Думаю, он уже прощупал каждый костяной нарост моей челюсти и ознакомился с формой моих зубов. Непроизвольно щурюсь, потому что от такой хватки у меня буквально деформируется лицо.

‒ Ничего не хочешь сказать этому упырю? ‒ вкрадчиво интересуется Виви, дергая головой в сторону юриста.

‒ Упырю?.. ‒ Теоте растерянно смолкает.

Раскрываю глаза максимально широко ‒ до боли в глазницах. Злость мальчишки завораживает. Она отражается пламенем в золотистых глазах и изливается сиянием в его холодном ледяном облике.

Жутко.

Ужасает то, как это меня очаровывает.

Виви не дожидается ответа и медленно поворачивает голову в сторону Теоте. Тот мнительно вздергивает сумку повыше.

Взрослый мужчина страшится восьмилетки.

‒ Она тебе не питомица. ‒ В тишине автомобильного салона голос Виви проскальзывает шелестом листвы.

‒ Нет… я… ‒ Тео отчего-то начинает обливаться потом.

С трудом отрываюсь от созерцания хищного детского личика перед собой и перевожу взгляд на Сэмюэля. Тот неподвижен. Костяшка согнутого бледного пальца касается сбоку чуть приоткрытых губ. Он внимательно смотрит на сына.

‒ Чахотка никому не питомица. ‒ Виви вновь полностью сосредотачивается на мне. Золотистые глаза светятся ярче солнца. ‒ Разве что будешь моей…

‒ Вацлав, ‒ окликает его Сэмюэль. ‒ Отпусти. Ты делаешь ей больно.

Виви чуть дергается. Бледные губы кривятся, обнажая с одной стороны снежно-белые зубы.

Злится.

‒ Вацлав.

Хватка ослабевает. Виви отодвигается от меня.

Я приоткрываю рот, проверяя работоспособность челюсти. Все в норме. Но кожа щек по-прежнему ощущает грубые касания. Возможно, там даже остались красноватые следы, повторяющие контуры пальцев Виви.

‒ Нравятся водопады?

Я с удивлением поворачиваюсь в сторону мальчишки. Вряд ли кто-то еще слышал его бормотание. Может, и мне только показалось?

‒ Что? ‒ Тоже почему-то шепчу.

‒ Водопады. ‒ Золото чужих глаз снова опаляет мое восприятие.

Я отворачиваюсь.

‒ Нет. ‒ Касаюсь подбородка. Немного больно. ‒ Не нравятся.

Слышу фырканье и быстро вскидываю голову. Но Виви уже смотрит в окно со своей стороны.

‒ Тупоголовая Чахотка, ‒ доносится до меня.

Вот же паршивец. Хочу сказать ему, что мне плевать на его мнение.

Но не говорю ни слова.

И мне… нравятся водопады.

* * *

Передо мной открывают массивные двери. Просторный зал и высоченный потолок. Начищенный пол поблескивает в ярком свете. Застываю на пороге.

Впереди несколько широких ступеней, уводящих в зал намного больше того, в который мы входим изначально. Получается, это все прихожая? Никакого сравнения с приютским уголком метр на метр.

‒ Чего стопоришься, Чахотка? ‒ Виви пихает меня в поясницу и протискивается внутрь.

‒ А… я… ‒ начинаю дико смущаться. И только ласковая рука Сэмюэля на плече помогает мне очнуться.

‒ Проходи. Для страха нет причин, ‒ говорит он, мягко подталкивая меня вперед. ‒ Теперь это и твой дом.

Робею, ясно ощущая, насколько жалко я выгляжу в своем платье из мешка посреди этого сверкающего великолепия.

Благодаря Сэмюэлю добираюсь до первой широкой ступеньки. Виви уже наверху. Смотрит на меня своим тяжелым взглядом, отдающим жутковатой мощью. Он точно маленький мальчик? Что-то сомнительно. И не я одна это чувствую.

Оглядываюсь на Теоте Стара. Тот без всякого смущения заходит в дом, но на полпути к лестнице начинает хмуриться и нерешительно останавливается. Возвышающийся над нами Виви действует угнетающе и на него.

Лишь Сэмюэлю здесь вполне комфортно. Поняв, что я могу простоять у подножия лестницы еще долгое время, он бережно подхватывает меня под мышки и в несколько шагов доносит до вершины.

Поворачиваю голову в сторону Виви. Мне неуютно рядом с ним. Но я старше. И выше него. Незачем бояться. К тому же на моей стороне Сияющий Спаситель.

‒ Не пялься, ‒ бурчу я, кладя руку на светлую макушку Виви.

Моя ладонь погружается в абсолютную мягкость. Шелк? Пух? Что может быть настолько мягким и щекочущим? Я никогда еще не касалась чего-то подобного.

Виви смотрит на меня исподлобья. А затем резко стряхивает мою руку со своей головы.

‒ Не прикасайся ко мне, Чахотка, ‒ тихо рычит он.

И то верно. Я грязная. И мои руки тоже. Прижимаю кулаки к груди и поджимаю губы. Его слова не обижают меня. Возможно, во мне и стали просыпаться какие-то странные зачатки чувствительности, но в остальном я по-прежнему равнодушный валун. В Клоаке по-другому нельзя. Там никого не трогают твои слезы.

Сэмюэль осторожно ведет меня дальше. Мне нравится держаться за краешек его рукава. Мои пальцы задевают его теплое запястье, и маленькое равнодушное сердечко внутри меня отстукивает болезненный ритм.

Навстречу нам устремляется мужчина с посеребренными висками и усами, одетый в черный фрак. Фигурная сетка морщин занимает середину его левой щеки, когда как правая ‒ натянутая и почти гладкая. Наверное, это остатки глубоких шрамов, так и не исчезнувших по прошествии многих лет.

‒ С возвращением, господин Люминэ. Юный господин. Сэр Теоте. ‒ Он почтительно кивает Сэмюэлю.

‒ Благодарю, Лиллоу. Ах да, сразу представлю вас друг другу.

Взгляд мужчины со шрамом уже пару раз прошелся по мне, однако выражение его лица остается непроницаемым.

‒ Лето, это наш дворецкий Лиллоу Вуд. Можешь смело к нему обращаться, если у тебя возникнут вопросы. Лиллоу, это Лето. Новая жительница поместья Люминэ.

Сэмюэль гладит меня по спутанным грязным волосам. Хочется крикнуть, предостеречь его, что из-за таких нежных касаний к нему от моего тела может перейти что-то грязное и отвратительное. Тьма, существующая в смрадных глубинах Клоаки.

‒ Приятно познакомиться, юная госпожа. ‒ Когда Сэмюэль меня представлял, по лицу Лиллоу лишь на секунду проскочила тень, но затем его выражение стало прежним. Серьезным и спокойным.

Дворецкий протягивает мне руку. С изумлением пялюсь на его бледную раскрытую ладонь. Он мог бы избежать контакта, его никто ни к чему не принуждает. Прикладываю свою далекую от чистоты ладошку к широкой чуть шершавой ладони Лиллоу. И внимательно смотрю в его карие глаза ‒ оттенок леденцов со вкусом ирисок. В них нет ни презрения, ни брезгливости. А я бы различила и то, и другое с первого раза. Как увидела это в глазах Теоте Стара. Мне известно, что значит быть мусором, падалью, дефектной продукцией.

Мужчина сжимает мою руку ‒ крепко и решительно. И снова ни намека на презрение.

‒ Какую комнату подготовить для юной госпожи? ‒ обращается он к Сэмюэлю, который наблюдает за нами с едва заметной улыбкой.

‒ Мы выберем вместе. Так ведь, Лето?

Отстраненно киваю.

Лиллоу не отпускает моей руки. И я понимаю, насколько контрастируют температуры наших ладоней. Не знаю, когда я успела замерзнуть, ‒ наверное, всему виной внезапное волнение. Теплая рука дворецкого греет мои холодные пальцы, и робость постепенно отступает. Вместе с тьмой Клоаки.

Тьме Клоаки здесь не место. Сияние этого окружения гонит ее прочь, осветляя меня изнутри. Дезинфицируя мои душу и разум.

Хочу рассказать обо всем Четыреста пятой. Про мою любовь. Про водопады. Про злобного мальчишку. Про фыркающего юриста. Про блестящие полы. Про дворецкого с леденцовыми глазами и большими теплыми руками.

‒ Господин, с возвращением. Распорядиться об обеде?

К нам присоединяется слегка запыхавшаяся женщина с пухлыми щечками и объемной буклей на макушке. Она напоминает вздутую сладкую фигурку, которую когда-то принесла Четыреста пятая с ярмарки. Та была выполнена из грязноватой сладкой ваты и попахивала сточными водами. Ее требовалось съесть, заткнув нос, а еще не забыть сплюнуть насекомых, затесавшихся в приторную полость.

‒ Через час, Марта. ‒ Сэмюэль кивает женщине и поворачивается ко мне. ‒ Познакомься, дитя. Наша незаменимая экономка. А это Лето.

‒ Юная госпожа. ‒ Марта лучезарно улыбается, а меня будто солнцем шарахает. ‒ Такая симпатичная!

Виви за моей спиной громко фыркает.

Но мне все равно. Краем глаза замечаю выглядывающую из-за угла девчонку примерно моего возраста ‒ уменьшенную копию Марты.

‒ Тамара! Иди поздоровайся! ‒ зовет экономка, активно взмахивая сразу двумя руками. ‒ Это моя доченька.

Замечаю, как глаза Тамары вспыхивают радостью, и вот она уже движется к нам, чуть косолапя и прямо на бегу поправляя подол сарафана. Но тут из-за спин взрослых выходит Виви. Увидев его, девчонка бледнеет, пищит и драпает в обратном направлении, игнорируя призывы матери.

Что ж, ее страх мне вполне понятен. Но я ни за что не стала бы так открыто отступать.

А этот мальчишка, видимо, ждет моего бегства. Вряд ли он хотя бы на секунду оторвал от меня свой до мерзости пристальный взгляд. Его созерцательные касания вызывают настойчивую щекотку на затылке и под лопатками.

Интересно, а если я и правда пущусь в бега, Виви будет торжествовать?

Или… бросится в погоню?

ГЛАВА 17. ИНАЯ ДРУГАЯ

Ласковое вчера

Стою посреди комнаты и стараюсь не дышать. Вокруг слишком чисто. Ощущение, что я могу испачкать окружающую атмосферу уюта одним лишь своим присутствием.

‒ Тебе не нравится комната, детонька? ‒ мягко спрашивает Марта, грузно присаживаясь передо мной на корточки. ‒ Хочешь другую?

‒ А… нет. ‒ Смущаюсь и отворачиваюсь к окну.

Комната великолепна. Сэмюэль, как и обещал, прошелся со мной по всему дому и показал каждую пустующую комнату, предлагая сделать выбор. А затем не уходил до тех пор, пока я не заверила его, что мне она действительно пришлась по вкусу.

Два громадных окна впускают в помещение столько света, что в первые несколько минут это меня даже пугает. Я словно крыса из канализации, которую внезапно распластали на открытой, залитой солнечным светом площадке. Стены выполнены в нежных светло-зеленых тонах. На полу ‒ мягчайший из ковров. Большущая застеленная мягким белым покрывалом кровать, кажется, может уместить весь наш приют. А в светло-зеленые подушки так и хочется уткнуться лицом.

А шкафчик? Да это целый склад! А та кушетка у стены? А громадный стол и куча полок для книг?! И… и… и…

Даже мысленно задыхаюсь от восторга.

‒ Может, там разместим игровой уголок? ‒ задумчиво предлагает мне Марта, кивая на пустую стену напротив кровати. ‒ Накидаем пуфиков и подушек? Как тебе?

‒ Игровой?

‒ Да… ‒ Экономка зажимает мою руку между своими ладонями. ‒ Расставим игрушки. Какие только захочешь. Кукольный домик? Хочешь?

‒ Кукольный?..

Мой ступор вводит Марту в замешательство.

‒ Не нравятся куклы? Ой, милая, прости меня. Сколько тебе лет? Ты выглядишь очень маленькой.

‒ Двенадцать.

‒ Ох, моей Тамарочке чуть больше, но она все еще обожает куколки. И этот чудесный домик, который подарил господин Люминэ! А ты… что тебе нравится?

Молчу, потому что мне нечего сказать.

‒ Может, ты уже взрослая для куколок? ‒ растеряно спрашивает Марта. ‒ Хочешь чего-то конкретного? Скажи мне, и мы обязательно что-нибудь придумаем.

Чего мне хочется? Игрушки?

У меня никогда не было игрушек. Да и до игр ли тем, кто проводит время в тщетных попытках сохранить себя самого в Клоаке? Не жить, но существовать.

Однако Четыреста пятая всегда пыталась меня развеселить. И даже делала эти нелепые фигурки из проволоки и деревянных обрубков. Они быстро ржавели и гнили, а потом от них жутко воняло. Мне не хотелось с ними расставаться, так что Четыреста пятой приходилось силой отбирать их и выкидывать. Зато потом она подолгу обнимала меня, чтобы я не ревела.

Только вот зря она насчет моих слез беспокоилась. Они высыхали еще на подходе.

Поджимаю губы и смотрю в ясные глаза экономки. Она по-прежнему ждет ответа ‒ со всей ответственностью и терпением.

Пожалуй, меня осчастливит любая вещь, подаренная Сэмюэлем. Только вот слишком смущает говорить об этом вслух.

‒ А давай озадачим господина Люминэ, ‒ заговорщицким тоном предлагает мне Марта. ‒ Пусть сделает сюрприз.

Не знаю почему, но хочется обнять эту женщину. Странно. Мне никогда не нравились телесные контакты.

Осторожно киваю.

‒ Давай сделаю тебе ванну с пеной? ‒ Марта пару раз хлопает в ладоши. У нее такой вид, словно она от этой идеи в большем восторге, чем та, кому предстоит искупаться. ‒ И запустим туда резиновых уточек! С каким ароматом пенку хочешь? А шампунь? Клубника? Манго? Персик?

Голова идет кругом. Мое лицо парализует. Помню только вонь сточных вод.

‒ Давай я сама выберу на первый раз, хорошо? ‒ замечая диссонанс моих чувств, предлагает Марта. ‒ А попозже уже определишься со своими вкусовыми предпочтениями.

С облегчением киваю. Все эти попытки предложить мне альтернативу и возможность выбора утомили меня даже больше, чем первое путешествие на чудо-автомобиле.

Сжимаю кулачками грязное платье. Сдуваю сальный локон со щеки.

Неужели все и правда изменится? Я уже… другая?

Краем глаза замечаю движение за приоткрытыми дверными створками моей новой комнаты. Вряд ли кто-либо вообще заметил это шевеление, но я-то родом из Клоаки ‒ места, где темнота господствует все возможные часы жизни. Так что мое восприятие острее, чем у тех, что привыкли к свету и благам.

Кто-то таится там, в темноте коридора.

‒ Я вижу тебя, ‒ говорю громко и пристально всматриваюсь во тьму щели.

‒ Что? ‒ Марта вздрагивает от моего голоса.

‒ Нет… ‒ Вслушиваюсь в легкий топот удаляющихся ног. ‒ Ничего.

* * *

Мое воспитание ни к черту. Мало того, что слюноотделение включается на полную, пока я возбужденно занюхиваю емкость с пронзительно сладким фруктовым гелем, так Марте еще и приходится врубать свою прыткость на максимум, чтобы предотвратить запихивание куска ароматного цветастого мыла в пасть малолетней невежи. Да, в первый же день пребывания в обители Спасителя я едва не сожрала пару мыльно-рыльных принадлежностей из хозяйских запасов.

Мое оправдание: они же так вкусно пахли!

‒ Скоро будем кушать! ‒ паникуя, уверяет меня Марта и отодвигает подальше предмет, похожий на пирожное в глазури. ‒ Потерпи, милая.

Кажется, я позорю Четыреста пятую. Так и представляю, как она будет хохотать, когда узнает, какой недотепой я себя здесь выставляю.

Сколько тонн грязи от меня уже отвалилось? Понятия не имею и, разглядывая себя в зеркале, никак не могу отыскать прежнюю смердящую замарашку.

Ух ты, а у меня, оказывается, бледная кожа. И волосы кудрявятся. А нос вообще уменьшился по размеру! Наверное, на нем пряталась сотня слоев засохшего грязевого месива. И пахнет от меня… как от сахарной ваты, пожалуй. Но не той, что с насекомыми. А вкусной. Сладкой.

Ловлю себя на том, что нюхаю собственное запястье. Тут же замечаю взгляд Марты и быстро прячу руки за спину. Веду себя до крайности неприлично, но отчего-то растет уверенность, что экономка не станет насмехаться над моими неловкостью и любопытством.

‒ Красотуля, ‒ с довольным видом оценивает Марта, поправляя кружево на подоле моего новенького платьица, спускающегося чуть ниже колен.

Его оттенок ‒ сочной листвы, освещенной солнцем, ‒ нравится мне просто до безумия. Главное, сохранить целость лица, а то от моей широченной улыбки оно вот-вот треснет.

‒ И волосики такие мягкие-мягкие. ‒ Марта с удовольствием размещает мои локоны, пышущие ароматом несъедобных шампуней, по моим плечам и гладит ладошкой объемные волны, покрывающие мою спину. ‒ Маленькая красавица.

Вряд ли я когда-нибудь устану восхищаться восхитительной способностью Марты восхищаться кем-то или чем-то. Восхитительное восхищение. Пожалуй, меня подкупает искренность, которая сопровождает все ее похвалы и улыбки.

‒ Спустимся к обеду? ‒ Экономка аккуратно тянет меня за пальчики, приглашая выйти из комнаты. ‒ Уверена, господин Люминэ хотел бы взглянуть на твое преображение.

‒ Правда? ‒ Сердце устремляется прямиком в небеса.

Хочу, желаю, нет ‒ жажду показать себя моему Сияющему Спасителю. Мечтаю увидеть в его медовых глазах восхищение. Но в то же время безумно боюсь, что он скривится и скажет, что подобная одежда мне не подходит, что замарашка из Клоаки недостойна роскоши и должна быть возвращена в мерзостный край, что погрязает в болоте отчаяния — далеко-далеко, за Стеной. И достойна она разве что компании канализационных крыс…

‒ Детонька?

Марта обеспокоенно всматривается в выражение моего лица. Видимо, я слишком глубоко ушла в дебри собственных страхов.

‒ Что-то болит?

‒ Нет. ‒ Качаю головой. ‒ Можно… идти.

‒ Отлично. ‒ Марта мигом приободряется и бодро шмыгает за дверь в коридор. ‒ Мы просто обязаны похвастаться такой милатой. Господин Люминэ точно оценит. И юному господину тоже наверняка понравится.

Меня будто отрезвляющей молнией бьют по макушке. Присутствие Виви портит очарование моих мечтаний. Он ведь такой… неприятный и отталкивающий. Этот мальчишка разительно отличается от темных личностей, что снуют по улицам Клоаки. Они мерзки и отвратительны, однако их гнусь я могу стерпеть ‒ хотя бы как часть фона моей повседневности.

Но Виви… Мерзок по-своему. Я ощущаю это где-то глубоко в сознании, на уровне беспринципной интуиции. Как загнутый коготь, пронзивший мягкую плоть. Как хищник, пригвождающий жертву к месту одной лишь силой своего голода. Как разборчивый смерч, точно знающий какую крепость он желает снести своей непреодолимой мощью.

Ассоциативный парадокс.

Этому сопляку всего ничего. Малявка. Кроха. Карапуз.

Ему бы добытые козявки подсчитывать да погремушки ломать.

А не…

Внушать трепет.

На первом этаже мы с Мартой натыкаемся на Лиллоу. Дворецкий внимательно оглядывается меня, наклоняется, осторожно берет меня за руку и мягко и манерно касается ее губами.

‒ Очаровательно, юная госпожа. ‒ Он дарит мне улыбку.

Сияние, громада помещений, роскошность обстановки и дружелюбие людей, ‒ постепенно все это пьянит мое сознание. Погружение в эйфорию ‒ наверное, не то состояние, которое я могу себе позволить. Ведь до сих пор моя вера в то, что происходящее со мной ‒ реальность, чрезвычайно слаба.

Кажется, пошевелюсь чуть сильнее, и сон рассеется. И мне останется довольствоваться единственным теплом, которое я могу себе позволить. Добротой Четыреста пятой.

‒ Прекрасно, Лето.

Вздрагиваю и стремительно оборачиваюсь.

И тону в этой чарующей эйфории ‒ без сомнений и без сожалений.

Сэмюэль стоит у входа в огромный зал, прислонившись спиной к стене. Такой красивый. Такой бесподобный. Такой сверкающий.

‒ Ты прекрасна, Лето.

Щек касается жар. В груди зарождается что-то трепещущее, щекочущее изнутри, рвущееся наружу. Медленно бреду прямо к Сэмюэлю.

Ближе. Еще ближе.

На его губах сохраняется улыбка. Добрая. Очаровательная.

Хочу ее себе. Хочу его себе. Чтобы он гладил меня по волосам снова и снова. И улыбался опять и опять.

Теперь мне не вынести его равнодушия. Страшусь быть отвергнутой.

Если я подойду вплотную, может, он обнимет меня? Если приближусь еще чуть-чуть…

Кто-то вцепляется в запястье и грубо разворачивает меня в противоположную от Сэмюэля сторону. Да еще с такой силой, что мои, ‒ наверное, в первый раз в этой никчемной жизни, ‒ чистые волосы, взлетают ввысь и опадают мягким шлейфом, как только я замираю, снедаемая противоречивыми чувствами.

Виви. Белая рубашонка, белые брючки, белые волосы.

Такому бы воплощать все лучшие черты ангельского создания, но быть демоненком ему, похоже, больше по вкусу.

‒ Что-о? ‒ Не могу противиться желанию шипеть. Он испортил мне отличнейший шанс произвести впечатление на Сэмюэля, и теперь я чудом сдерживаюсь, чтобы не кинуться на него и не искусать. ‒ Ч-чего тебе?

А Виви даже не удосуживается мне ответить. Сжимает мое запястье, будто дотошный паразит и парализует меня золотом своих отвратных проникновенных глаз.

‒ Ч-что?.. ‒ Еще тише спрашиваю я, едва удерживаясь от желания начать вырываться и дико орать.

Мальчишка прищуривается и едва заметно кривится.

‒ Фу, ‒ произносит он еле слышно. Только для меня.

Его отборное презрение. Персонально для меня.

Виви отпускает мое запястье, и я тут же отпрыгиваю назад, будто вспугнутый дикий зверек.

Он хочет подраться, да? Подраться, да? Подраться?..

Моя спина упирается во что-то твердое, и чьи-то руки скользят по моим плечам. Сэмюэль приобнимает меня, и я срываюсь с края пропасти в нежные потоки сладкой эйфории.

‒ Прекрати, Вацлав, ‒ просит он, хмуро глядя на сына. ‒ Ты слишком груб. Будь сдержаннее.

Плевать на малявку. Хочу, чтобы эти объятия стали моей вечностью.

Моим смыслом. Что же я делала раньше? Как жила?

Но даже в этом благодатном тепле меня пробирает дрожь. От взгляда Виви никуда не деться.

Мерзко, мерзко, мерзко.

Смерч давно знает чего хочет. Смерч лишь только начинает наращивать свою мощь.

Смерч жаждет сровнять с землей одну-единственную крепость…

ГЛАВА 18. ЗЕМЛИ АДСКОГО ПЕКЛА

Дикое сегодня

Первое, что вижу, придя в себя, ‒ мертвенно бледное лицо Такеши с нашлепкой пластыря на выпуклости носа. Он нависает надо мной, сжимая в руке с десяток подозрительных приборчиков и упаковок, щупает мой пульс и выглядит при этом как свихнувшийся ученый над раскопанной могилой своего будущего экспериментального образца.

‒ Еще не сдохла, ‒ хриплю я и отпихиваю врачишку от себя коленом.

‒ О, хорошо. ‒ Такеши поспешно прячет свои врачебные аксессуары в одну из многочисленных сумок и нервно потирает ушибленную грудь. ‒ Периодическая потеря сознания — это, в общем-то, не так страшно. Организм все еще пытается приспособиться к внешним нагрузкам.

‒ Да, да, бла, бла, ‒ ворчу я и упираюсь локтями в сиденье, чтобы подняться.

‒ Может, где-нибудь припарковаться? ‒ предлагает Рашель, ловя мой взгляд в зеркале заднего вида.

Тео, устроившийся впереди, оглядывается через плечо и обеспокоенно наблюдает за моим барахтаньем.

‒ Не надо. ‒ Забрасываю ноги на колени Такеши и вцепляюсь в сиденье, чтобы одним рывком поднять свое немощное тело. Наверное, Тео успел уже всех проинструктировать, что я терпеть не могу стороннюю помощь, когда сама едва стою на ногах. Поэтому-то мне и предоставляют возможность самостоятельно подняться. Весьма благодарна ему за предусмотрительность. Сейчас я бы точно вышла из себя, если тот же Такеши попробовал бы придержать меня за руку или еще как-то оказать помощь. ‒ Мое функционирование налажено. Двигаем дальше.

‒ Лето, нужно отслеживать твое состояние, чтобы вовремя принять меры в случае осложнений, ‒ говорит Тео. ‒ Пожалуйста, не молчи, если вдруг почувствуешь себя плохо.

‒ Лады, ‒ легко соглашаюсь я и, неловко дернув ногой, вмазываю голой пяткой по щеке Такеши. Вот это, честно говоря, случайность. Хотя получилось забавно. Тело чуть ниже поясницы слегка окоченело, и, кажется, скоро какая-нибудь конечность снова откажет. ‒ Обещаю, буду орать громко и протяжно.

От моих шевелений подол сарафана задирается почти до нижнего белья. А пиджак, одолженный Тео, сползает на пол автомобиля.

Отвратно. Мерзко чувствовать себя такой слабой.

Принять вертикальное положение не хватает сил. Остаюсь в наполовину лежачем положении и, повернув голову, натыкаюсь на взгляд Рашеля.

‒ Смотри на дорогу, мальчик, ‒ раздражено бросает Тео и ударяет кулаком по водительскому сиденью.

Такеши поспешно поправляет края моего сарафана и на свой страх и риск все-таки помогает мне нормально сесть на сиденье.

Сверлю взглядом затылок Рашеля. Меланхолично рассматриваю чуть покрасневшее ухо и хвостик волос, лежащий на правом плече. По всей видимости, мое состояние улучшается, потому что тот факт, что красивый парень пялился на мои оголенные ноги, мне жутко нравится. Типа самооценка до небес взлетает и далее по списку.

Но жаль, конечно, омрачают эту радость объективно оцененные реалии жестокого настоящего. Вряд ли Рашель рассматривал меня, потому что я вся такая из себя привлекательная. Нет. Ноги у меня тощие, коленные чашечки выпирают по-страшному, а на бедрах ясно вырисовывается синева и четко видны следы от игл. Короче, попялиться на результат чье-то неудавшегося эксперимента ‒ покромсанное мяско на ножках ‒ неплохая такая забава. Не виню его.

Хотя и обидно… Но все равно виноват не Рашель, а этот… моральный извращенец.

Чтоб тебя Виви!

Рассматриваю наружный пейзаж. Пока я наслаждалась своим обморочным состоянием, мы успели выехать загород. Возможно, за годы моего отсутствия в мире живых многое кардинально поменялось, но я более чем уверена, что движемся мы вовсе не в поместье Люминэ.

‒ Тео. ‒ Наклоняюсь вперед и касаюсь плеча юриста. ‒ Куда мы едем?

‒ В поместье Люминэ. ‒ Тео замечает мое замешательство и спешит объяснить: ‒ Да, Вацлав распорядился о строительстве нового сразу после смерти Сэмюэля и переехал немедленно после окончания.

‒ Что с нашим старым домом?

‒ Он по-прежнему в собственности Вацлава. И сейчас пустует.

В горле стоит ком. Сколько же воспоминаний связано с той уютной обителью, что я привыкла считать своим убежищем. Несомненно, эти чувства формировались скорее от присутствия Сэмюэля в моей жизни, нежели от реальной радости обретения дома… Нет, не так. Люди, что находились рядом, заботились обо мне и научили ценить себя, ‒ тоже причина того, что прошлое я способна вспомнить с теплотой. И именно Сэмюэль познакомил меня с ними и подарил это ни с чем несравнимое ощущение защищенности.

Как теперь жить? Без моего Сияющего Спасителя?

Виви собирается ввергнуть меня в пучины ада? Его изощренность восхищает. Столько ухищрений, нарушений закона и объявление войны самой смерти, чтобы только вернуть меня. И для чего? Продемонстрировать как сильно он меня ненавидит, но уже используя силу и власть своего нынешнего положения «императора жизни»? Он даже трупом меня признал, чтобы задницу свою отбеленную прикрыть.

Поверить не могу, что в наши детские годы умудрилась настолько сильно выбесить его. Да я неподражаема! Только вот, похоже, придется теперь отвечать за поступки прошлого. Тем более что у меня нет никакого желания приносить Виви извинения.

За что извиняться? Хоть бы объяснил. Придурок. Между прочим, он тоже не сладенькой вафелькой был. Так что считаю, мы в расчете. Однако Виви, судя по творящемуся сейчас сумасшествию, иного мнения.

Что ж, потащит меня в адское пекло, я цепану его за белобрысую шевелюру и утащу за собой. Вместе веселее, да, братишка?

* * *

Невероятно.

Как ни стараюсь, а вернуть отпавшую челюсть на место просто не могу. Мы только что проехали высокие ажурные ворота и теперь движемся по широкому мосту, по краям которого располагаются сверкающие в дневном свете ограждения. Где-то далеко внизу раскинулась обширная система сосудов из быстрых речных потоков, окруженная сочной цветущей зеленью и раскидистыми деревьями, а слева и справа от моста толщу воздуха рвут своей мощью громадные водопады.

Влепляюсь носом в стекло, как когда-то в детстве. Но зрелище, ныне представшее перед моими глазами, не идет ни в какое сравнение с тем, что я видела на территории старого поместья.

Здесь все такое… мощное. Этот вид захватывает мой дух даже против моего желания. Природа и водопады… о, черт же… Захлебываюсь в собственном учащенном дыхании и вцепляюсь в ткань сарафана, тщетно стараясь унять восторженно бьющееся сердце.

‒ И как тебе? ‒ откашлявшись, интересуется Тео. В его интонациях плохо скрытая смешинка.

Медлю с ответом и украдкой гляжу на Такеши. Вот кто точно не скрывает восторга. Врачишка, открыв рот, прижимает ладони к щекам и крутит головой во все стороны. Озвучиваю в голове его предполагаемые мысли: «Офигеть! Офигеть! Офигеть!»

‒ Лето? ‒ Тео ворочается, сдвигает ремень безопасности и поворачивается ко мне. ‒ Так как тебе?

Ошалеть.

‒ Нормальненько так, ‒ бурчу я, поджимая губы, и, уже отворачиваясь, слышу, как мужчина усмехается.

Дом, к которому подкатывает наш автомобиль, тоже значительно отличается от того, к которому я привыкла с самого детства. Он в два, нет, даже в три раза больше, и красуется многочисленными пристроями и террасами, которые, однако, не утяжеляют общую картину, а с какой-то мастерской органичностью вписываются в образ, словно неотъемлемые детали, и вроде бы даже добавляют архитектуре изящности.

Выбираюсь из автомобиля раньше других и на несколько секунд замираю, любуясь роскошью садов, в пределах которых мы очутились, как только съехали с моста.

Этот Ад, мать вашу, слишком сладок. Дайте мне сожрать еще стекла, чтобы я не тешила себя пустыми грезами.

‒ Погоди, не спеши. ‒ Тео хватается за мой локоть, чтобы предотвратить мою преждевременную активность. ‒ Такеши, живее. Чего копаешься?

‒ Да, да, иду, ‒ пыхтит врачишка и тянет за собой свой объемный багаж. ‒ Тут красотища. Дух захватывает.

‒ Никогда здесь не был? ‒ снисходительно уточняет Тео и приосанивается, похоже, для того, чтобы подчеркнуть привилегированность своего положения. Уж он-то здесь частый гость, даже не сомневаюсь. ‒ И это не вершина айсберга. В общем, не помри от великолепия этихмест.

Нервно переминаюсь с ноги на ногу. Мне не терпится узнать, кто из моих знакомых все еще служит роду Люминэ. Кто остался с Виви? Тамара уж точно сделала отсюда ноги на полной скорости. При мне она еще жила в прежнем доме, но уже тогда рассказывала о своем желании открыть уютную кафешку где-нибудь на окраине города ‒ ближе к природе. Получилось ли у нее? Где она сейчас? Хочу встретиться и расспросить ее обо всем.

‒ Куда собрался?

Оглядываюсь, реагируя на грубые тональности Тео. Юрист, не отпуская меня, преграждает дорогу Рашелю.

‒ Я хотел помочь. ‒ Парень послушно останавливается.

‒ Достаточно. Насчет тебя еще не поступало четких указаний, но скажи «спасибо» госпоже Квин. Благодаря ей ты все еще стоишь здесь, а не валяешься связанным в какой-нибудь низине.

Левая бровь Рашеля дергается, но в остальном его лицо остается непроницаемым. Он даже умудряется как-то сохранить легкую улыбку на губах. И это при такой прямой угрозе.

‒ Связанным? ‒ криво улыбаясь, повторяю я и округляю глаза. ‒ Значит, Виви ‒ псих в конечной стадии кондиции?

Последний вопрос задаю почти шепотом. Мало ли, вдруг и меня захотят связать и куда-нибудь выкинуть. Впрочем, после всего того, что со мной сотворил Виви, любая угроза кажется цветочками.

‒ А то ты не знала. ‒ Тео хмурится и топает вперед, буксируя меня за собой. ‒ Стой тут, мальчик. К тебе сейчас подойдут, а дальше ‒ по ситуации.

Оглядываюсь через плечо. Рашель поднимает руку и неловко машет мне. А мальчик неплохо так смотрится на фоне цветущего кустарника. Мне жизненно необходимо пообщаться с Тамарой. Хочу, как и прежде, потрындеть о красавчиках и всяких смущающих вещичках.

Но…

Эти уютные вечера и девичьи разговорчики в прошлом. Все вокруг изменилось. И только я осталась прежней. Словно уникальное ископаемое, сбежавшее из музейной темницы.

‒ Рад был познакомиться, Лето! ‒ доносится до меня голос Рашеля. ‒ То есть, госпожа Квин!.. И спасибо вам!

‒ Вот надоеда. Никакой почтительности, ‒ бурчит Тео.

Мы мигом преодолеваем ступени, ведущие к входной двери. Он открывает одну из створок и запихивает меня внутрь дома.

‒ Кто должен подойти к Рашелю? ‒ с подозрением спрашиваю я, активно сопротивляясь запихиванию. ‒ Не хочу для него неприятностей. Он мне понравился.

‒ Только не вздумай это ляпнуть при Вацлаве. ‒ Тео закатывает глаза и проходится разраженным взглядом по Такеши, терпеливо ожидающем при входе окончания процесса моего запихивания в дом.

‒ Почему? ‒ заинтересовываюсь не на шутку.

‒ Не спрашивай, а. ‒ Тео лохматит себе шевелюру на макушке и досадливо цыкает. ‒ Просто попробуй хотя бы немного фильтровать свою речь, когда будешь общаться с Вацлавом.

Так и не ответил на вопрос. Ну и ладно. Я и так знаю примерный ответ. Виви вполне способен поиздеваться над теми, к кому я проявлю интерес, чисто для того, чтобы позлить меня. И унизить. Он та еще тварь.

Наконец позволяю протолкнуть себя дальше — в предполагаемую прихожую ‒ и застываю на месте. Воистину огромный зал. У стен ‒ уйма кадок с растениями. А вокруг все выполнено в белоснежных и золотистых тонах с добавлением светлого бежа. От интерьера прямо разит уютом, и я безумно сержусь на себя за то, что вся эта дразнящая чудесность производит на меня такое раздражающее впечатление.

Задрав голову, удрученно пялюсь в высокий потолок, а затем со вздохом смотрю вперед. И тут же упираюсь взглядом в седовласого мужчину в черном фраке. Предполагаю, он стоит здесь с момента нашего прибытия, но я слишком увлеклась рассматриванием интерьера и попросту его не заметила. К тому же он совсем не шевелился.

Всматриваюсь в посеребренные усы мужчины. Тот глядит на меня в ответ. На его лице ‒ растерянность. Пара секунд безмолвного изучения друг друга, и тот неожиданно для меня вдруг расплывается в широчайшей улыбке.

‒ Юная госпожа, ‒ с легкой хрипотцой произносит он.

А вот сейчас я этого душку узнаю. И, прошу, кто-нибудь срочно остановите меня.

Но никто меня не останавливает. Пожалуй, проблема в том, что непредсказуемость моего характера и телодвижений возвращаются в стандартный график моей жизнедеятельности.

Возвращаясь к настоящему, несусь на всех порах к мужчине во фраке и набрасываюсь на него с объятиями. Он охает, но с готовностью обнимает меня в ответ.

‒ Лиллоу!! ‒ восторженно воплю я и повисаю на его шее.

Наш дворецкий ‒ тот самый, что в первую встречу не побрезговал поприветствовать грязную замарашку и поздороваться с ней за руку, ‒ за эти годы заметно постарел, однако не утратил своей завидной уникальной силушки, некогда помогавшей раскидывать в разные углы комнаты двух цапающихся детишек: злобненького Иммора и злобненькую девчонку из Клоаки.

Любого другого старикана в его возрасте моя атака любви и обожания точно бы сбила с ног. Но Лиллоу устоял. Да еще успел погладить меня по волосам, еще раз крепко обнять и разок покрутить на месте.

‒ Кхем… ‒ Лиллоу быстренько серьезнеет и бросает взгляд на Такеши и Тео, которые тактично делают вид, что пропустили все нежности. ‒ Добро пожаловать, господа. И юная госпожа… ‒ Его лицом завладевают новые эмоции. ‒ Поверить не могу, что вы вновь стоите здесь, передо мной. Вы вернулись. Вернулись домой.

‒ Да… Я вернулась, ‒ порывисто соглашаюсь и только позже понимаю, что это противоречит моей недавней уверенности в том, что у меня больше не осталось дома.

‒ И правда. Словно чудо. И ни капли не изменились. ‒ Лиллоу встряхивает головой, чтобы, по всей видимости, вернуться к своему образу трудолюбивого дворецкого.

Честно признаться, я рада, что он поддался своим чувствам и показал, что искренне рад моему возвращению. Мне и правда необходимо что-то эдакое… Подтверждение того, что я не зря воскресла. Меня и правда кто-то ждал и надеялся на лучшее.

‒ Я бы выпила воды.

Чрезмерный уют чужого дома странно давит на меня. Словно требует полюбить себя.

«Не может быть, что я не понравлюсь тебе. Я идеален в наивысшей степени. Проникнись моей идеальностью и полюби меня», ‒ настаивают стены и гладкий пол под ногами.

‒ Прошу сюда. ‒ Лиллоу указывает на приоткрытые двери справа от входа.

Устремляюсь вперед первой, чтобы как-то скинуть наваждение домогающихся моей любви стен.

Почти достигаю дверных створок. И резко останавливаюсь, заметив с той стороны у самого выхода чей-то силуэт.

Мальчик. Всего в каких-то двух метрах.

Он тоже застывает и вперивается в меня взглядом.

Ему лет двенадцать-тринадцать. «Изящный» ‒ это первая характеристика, которая приходит мне в голову, пока я отстраненно рассматриваю его белую рубашку, брюки в крупную светло-голубую клетку и ‒ неожиданно ‒ голубые мягкие домашние балетки с маленькими пушистыми помпонами на мысках.

Медленно перевожу взгляд выше ‒ по снежно-белой коже и останавливаюсь на миловидном лице. Очень красивый. Еще бы ‒ для Иммора. Белые прямые волосы без намека на челку спускаются чуть ниже ушей, а верхняя губа поблескивает нежной розоватостью, как у дорогих коллекционных кукол.

Ладно, отлично, это я могу стерпеть.

Но большущие глазищи сопляка вовсе не сияют золотом, как положено глазам благородных Иммора.

Они… небесно-голубые.

Как мои.

ГЛАВА 19. ПОМОГИ ДЫШАТЬ

Удушающее сегодня

Мне нравится вон тот большущий горшок слева ‒ с лохматым цветочным кустом. Во-первых, он стоит ближе всего ко мне. Во-вторых, подсознание уже пришло к компромиссу с желудком, и оба согласились, что мне стоит выблевать свою дневную порцию жидкого обеда именно туда.

Делаю малюсенький шаг в сторону горшка, который наметила для будущего жертвоприношения. Мальчишка поворачивает голову по ходу моего движения. Его брови чуть подрагивают, как и уголки губ, ‒ реакция на каждое мое шевеление. Дыхание мальчишки учащается, а сжатые кулаки прижимаются к бедрам с такой силой, что на ткани брюк образуются складки.

Горшочек, иди сюда.

Медленно отступаю и шумно сглатываю. Черт, мне срочно нужен этот долбанный цветочный горшок!

‒ Что такое? Почему остановилась? ‒ слышится сзади голос Тео. ‒ Агрх… ‒ За этим следуют звуки натужного кашля.

Медленно поворачиваю голову и ловлю в фокус испуганного Лиллоу. Миг спустя ему в ворот вцепляется Тео. Щеки и лоб юриста покрывают алые пятна, а рот страшно кривится. Чуть поодаль от мужчин стоит побелевший Такеши, иступлено прижимающий к груди одну из сумок, из которой торчат провода.

‒ Что он здесь делает?! ‒ шипит на дворецкого Тео, кривя еще более страшную рожу, чем была до этого. ‒ У него же сегодня по расписанию дополнительные занятия! Сейчас его здесь быть не должно! Мы же договаривались!

‒ Верно, дополнительные занятия. ‒ Лиллоу чуть пунцовеет, но покорно позволяет себя встряхивать. ‒ Но юный господин вернулся буквально десять минут назад и сообщил, что занятия отменены.

‒ Мог бы предупредить меня!.. А, дерьмо, вовсе это не выход… ‒ Тео скрежещет зубами и трясет головой. ‒ Но все должно было сложиться по-другому… ‒ Он осекается и с заметной нервозностью косится на меня. Убедившись, что мой многотонный взгляд направлен прямо на него, мужчина теряет весь набор красных пятен и резко обзаводится отменной бледностью. ‒ Лето, давай… поговорим.

‒ Да не вопрос. ‒ Легко соглашаюсь я, не меняя позы — так и стою вполоборота, наклонив голову к плечу, будто призрак какой-то безумицы. Желание проблеваться уходит на далекий задний план. ‒ Тогда тематику задушевной беседы подбираю я. И вопрос номер раз. ‒ Резко вскидываю руку и до боли вытягиваю указательный палец в сторону голубоглазого сопляка. ‒ Что ЭТО?!

Такеши издает нервный «ик!» и обессилено роняет сумку себе на ноги. И созданный шум будто мгновенно нарушает целостность какого-то иллюзорного купола, ранее полностью укрывающего малюсенький мирок, где все живое двигалось с ужасающей заторможенностью.

Реагируя на снятие кратковременного оцепенения, быстро оглядываюсь назад, словно опасаясь, что мальчишка может атаковать меня.

‒ «ЭТО»? ‒ Нечто, похожее на смесь из нерешительности и робости, чуть раньше плескавшееся в небесно-голубых глазах и скрывающееся в острых чертах лица мальчишки, в мгновение ока сменяется выражением ледяной надменности. Он вздергивает подбородок, разжимает кулаки и с завидным изяществом складывает руки на груди. Прищуривается. ‒ И «ЭТО» не «что», а «кто», и является полноценной личностью. Я Люминэ. Лирис Люминэ.

Кривизна губ точь-в-точь как у Виви. У меня даже в районе затылка начинает зудеть ‒ так и хочется дать этому мальчишке в мордуленцию.

Кажется, у меня начинает дергаться веко. И, по-моему, рот у меня приоткрыт в какой-то жутко кривой манере. Наверное, прямо сейчас мое лицо напоминает кошмарную искаженную маску в отражении залитого дождевой водой зеркала.

‒ Лирис! ‒ Вижу боковым зрением, как Тео настойчиво взмахивает рукой. ‒ Подожди наверху.

‒ Зачем? ‒ Мальчишка делает несколько неспешных шагов в мою сторону и встает почти вплотную. Его макушка чуть ниже уровня моих плеч. Он смотрит на меня снизу вверх и в открытую, без всякого смущения. Теперь, судя по ощущениям, жуткая кривизна переходит и на мой подбородок. ‒ Я нахожусь в своем доме и волен свободно по нему передвигаться.

‒ Лирис. ‒ Тео подходит ближе и встает за моей спиной. ‒ Пожалуйста.

Меня начинает потряхивать. Чувствую ладонь Тео на своих лопатках, но и это ни фига не успокаивает.

‒ Юный господин, ‒ вмешивается Лиллоу. ‒ Полагаю, что сейчас вам действительно необходимо вернуться в свою комнату.

Мальчишка медленно вдыхает и бесшумно выдыхает. И даже не думает взгляд отводить!

‒ Так уж и быть. ‒ Он поворачивается и проходит слева, слегка толкнув меня плечом.

‒ Ух!.. ‒ булькаю я и, движимая эмоциями, поворачиваюсь в ту же сторону, пока не особо осознавая, что собираюсь вытворить дальше.

Поле моего зрения перекрывает чья-то рука. Тео прижимает ладонь к моему лицу в районе глаз, а второй рукой приобнимает за шею.

‒ Тише, Лето, тише, ‒ бормочет он и толкает меня вперед ‒ в сторону помещения, откуда вышел мальчишка. ‒ Тише.

Свободу обретаю еще до того, как начинаю вырываться. И тут же кидаюсь к противоположной стене, разворачиваюсь и с силой вжимаюсь спиной в стойку. Мы оказываемся в небольшой комнате, напоминающей маленькую столовую. Справа круглый стол и четыре стула с высокими спинками. Слева ‒ фигурное строение, состоящее из множества полок. Почти на каждой располагаются подсвечники со свечами разнообразных форм и оттенков. Чуть дальше находится приоткрытая створка, ведущая на террасу. За столом виднеется еще одна дверь.

‒ Лето. ‒ Тео стоит на безопасном от меня расстоянии. За ним маячат Лиллоу и Такеши, остервенело теребящий хвост своих черных волос. ‒ Ты как?

‒ Нормас. ‒ Брожу взглядом по полкам и тянусь к пустующему подсвечнику на три свечи ‒ на вид тяжелому. Взвешиваю его в руке. Ага, с массой угадала. ‒ Кажется, на меня только что нажужжало какое-то заносчивое насекомое.

Тео кусает нижнюю губу и оглядывается на выход из столовой.

‒ Давай-ка мы с тобой пройдем в малый кабинет. Вон та дальняя дверь. Пообщаемся.

‒ Думаешь, стоит? ‒ миролюбиво любопытствую я, глядя на него исподлобья и усердно поигрывая подсвечником. Предмет декора так и прыгает из одной руки в другую.

Тео возносит страдальческий взор к ажурному потолку и кивает.

‒ Еще как стоит. Я бы даже сказал, это жизненно необходимо сделать. Такеши, организуй нам все.

‒ А? Сейчас… ‒ Врачишка, неуклюже семеня, пробирается мимо стола и трясущимися руками толкает створку. ‒ Прошу сю… А-а-а!

Мой прицел в данный момент напрочь сбит. У врачишки реакция как у дохлой черепахи, так что, не будь я такой криворучкой, подсвечник угодил бы прямо в его узкоглазую харю.

‒ Твари!!! Гаденыши!!!

Будь мой уровень дохлости в сотни раз ниже, Тео точно не смог бы со мной справиться. Но у меня, как всегда некстати, отказывают руки, и юрист, вцепившийся в мою талию, хоть и рывками, но относительно легко перетаскивает меня из столовой в малый кабинет.

Проскочивший в помещение последним Лиллоу поспешно захлопывает дверь и прислоняется к ней спиной. На его морщинистом лбу блестят капли пота.

Тео усаживает меня в мягкое кресло, резко отскакивает и тяжело бухается на кушетку напротив. Такеши, кротко сжимая голову в плечи, усаживается на краешек стула у самого входа. Воцаряется тишина.

Перебираю плечами и склоняюсь на одну сторону кресла.

‒ С тобой все в порядке? ‒ Тео хмурится.

‒ Руки окоченели, ‒ бубню я и вяло откидываю голову на мягкий выступ спинки.

Забавные у меня перепады настроения. Только что возбухала, а сейчас оп! ‒ и внутри почти штиль.

‒ Судя по всему, излишнее волнение также способствует временному обездвиживанию конечностей, ‒ подает голос Такеши.

Мрачно смотрю на него.

‒ Поцелуй мой подсвечник.

Такеши сворачивается обратно в нервный клубочек и, обнимая себя руками, отодвигается по сиденью к самой стене.

Снова затишье.

Отстраненно рассматриваю книжные шкафы, ковер на полу, камин.

‒ Так, значит, Лирис… ‒ откашливаюсь и пробую пошевелить пальцами.

Не выходит. Интересно, а, если сейчас встать и покрутиться, руки будут мотаться из стороны в сторону, как поливочные шланги?

‒ Лирис. ‒ Тео вдувает щеки и выдает ненатуральную улыбку. ‒ Насколько я помню, это одно из твоих любимых имен? Как и… «Эли».

‒ Угу. Как и «Эли». ‒ С усилием отталкиваюсь от одной стороны кресла и заваливаюсь на другую. ‒ И, кстати, это вроде как девичье имя, нет? Со значением типа «та, что явилась из песни», нет? «ЭТО» что, девчонка?

‒ Нет, он мальчик. И… в общем, ему вполне комфортно и с таким именем.

‒ Да ну? ‒ Сдуваю с лица упавшие кудри и громко фыркаю. ‒ А зверька какого-нибудь, случаем, не вырастили?

Тео озадаченно моргает.

‒ Зверька?

‒ Ну да. ‒ Опускаю голову и ударяю себя подбородком. ‒ Во мне. Животное какое-нибудь? Птичью ферму? А, может, овощи тоже сподобились внутри меня выращивать? Репку. Свеклу… О, огурцы! Надо же хорошенько поработать с биоматериалом № 754873-5/777.

‒ Лето…

‒ Если в ход не пускали помидоры, то я так не играю.

‒ Лето. ‒ Тео, болезненно морщась, прижимает ко лбу ладонь и, раздувая щеки, лохматит себе шевелюру сразу обеими руками. ‒ Ты знаешь, ничего такого не было.

‒ Ни хрена я не знаю, ‒ огрызаюсь я и опираюсь локтем заработавшей руки на подлокотник. ‒ Тут глаза посмеешь прикрыть, и в тебя уже пихают инородные предметы. ‒ Приподнимаю вторую руку, по-прежнему не функционирующую, и толкаю ее пальцем. Та принимается качаться, как маятник. ‒ Сколько?

‒ М? ‒ Тео скоблит пальцами подбородок. ‒ Сколько?

‒ Сколько… Сколько их еще? ‒ Голос сходит на нет без моего желания. Сердце сжимает чья-то незримая когтистая рука. ‒ Футбольную команду гомункулов налепили? Или хотя бы баскетбольную?

‒ Лирис последний. В смысле, он был первым. Он ведь старше, и… ‒ Тео страдальчески оглядывается на Такеши, но тот сейчас явно ему не помощник. ‒ Двое. Детей всего двое.

‒ Так я тебе и поверила! ‒ Ударяю кулаком по подлокотнику. Теперь уже второй заработавшей рукой. ‒ То-то в комплексе ты все спрашивал у меня «только Эли?» Ты же и этого, второго тоже имел в виду? Ну же, признавайся! Или ты, врачишка! Так сколько их?!

‒ Двое. Только двое, ‒ повторяет Тео, и Такеши быстро-быстро кивает. ‒ И это же неплохо, да? Что… всего двое? ‒ Он выдает нервную улыбку. ‒ Всего-то. Да, Лиллоу?

Дворецкий хмурит брови и отворачивается.

‒ Прошу вас, не спрашивайте о моем отношении к сложившейся ситуации. Мое мнение не отличается объективностью.

Встаю на ноги и пристально смотрю в сторону Лиллоу.

‒ Клеймо рода. ‒ Я зарываюсь пальцами в собственные волосы и слегка царапаю затылок. ‒ Он заклеймил и тебя, Лиллоу?

Дворецкий обращает ко мне свое лицо, а затем молча опускает голову.

‒ Заклеймил, ‒ вместо дворецкого сухо отвечает Тео.

Пару секунд стою без движения, а миг спустя срываю с себя пиджак Тео, бросаю на пол и начинаю, словно бешеная, прыгать на податливой ткани.

‒ Твою мать! Твою мать!! Мать твою!!!

Напоследок издаю визжащий протяжный писк и, обмякнув, падаю коленями на кучку, в которую превратился пиджак.

Дышу. И вновь дышу. И дышу опять. Только, видимо, и остается, что справляться с собственным трепетным дыханием.

‒ Последний… Который первый… ‒ бурчу я и злобно гляжу на Тео снизу вверх. ‒ Дерзкий… высокомерный щенок.

‒ Ну… ‒ Мужчина задумчиво потирает щеку и выдает слабую ухмылку. ‒ Как бы… есть в кого.

‒ А?! ‒ Подползаю к кушетке и хватаюсь за подставленную руку Тео. Он не протягивает мне раскрытую ладонь, а сгибает руку в локте, имитируя перила. Так я хотя бы могу лелеять иллюзию, что сама справляюсь со своей слабостью, а не принимаю чью-то помощь. ‒ И чего ты там вякнул ранее? Всего-то двое? «Неплохо»? Что за бредятина?

Тео отклоняется, позволяя мне схватиться за воротник своей рубашки, и примирительно поднимает руки.

‒ Может, оценим положение вещей с другой стороны? Нам просто требуется найти позитивные стороны в сложившейся ситуации. ‒ Он издает смешок, отдающий искусственностью и напряженностью. ‒ Ты жива. Вот чему следует радоваться.

‒ Ты находишь в этом что-то смешное? ‒ угрюмо интересуюсь я.

Улыбка юриста меркнет.

‒ Вовсе нет. ‒ На его лицо набегает тень. ‒ Со всеми вами я… о-о-о… После того, как Вацлав получил власть, я начал глушить столько успокоительного, что дозы хватит, чтобы слона вальнуть! А раньше даже не смотрел в сторону всяких там лекарственных бутыльков. Нет, конечно же, нет. Не нахожу я во всем этом ничего смешного. Однако что случилось ‒ то случилось. И кое-что игнорировать уже просто невозможно.

Шмыгаю носом, наклоняюсь и утомленно опираюсь лбом на его плечо.

‒ Хочу придушить Виви, ‒ выдыхаю я.

‒ Ну-ну, тише-тише. ‒ Тео неловко и чрезвычайно осторожно похлопывает меня по спине. ‒ Полагаю, сие действо меня обязательно бы позабавило. Но, уверен, ты выше банального умерщвления неугодной тебе персоны.

Вытираю сопли о его плечо и сползаю рядом на кушетку.

‒ Дерьмо, ‒ выдаю я, пялясь в красиво отделанный потолок малого кабинета.

‒ Ты прямо озвучила мысль, которая сидит в моей голове уже долгие годы. ‒ Тео треплет меня по волосам и поднимается с кушетки. ‒ Ладно. Давайте к делу. Такеши, займись первичными процедурами, которые требуются Лето прямо сейчас. Потом возьмемся за ее размещение в доме. А мы с тобой, Лиллоу пока бахнем по кофейку.

‒ Погодите! ‒ Такеши срывается с насиженного места и дико вертит головой. ‒ А тут с нами разве никто не останется? А? Куда?! Ну, погодите! Стойте же! У-у-у…

ГЛАВА 20. ВЛАДЕНИЕ ИМПЕРАТОРА

Давящее сегодня

Веду себя образцово послушно.

Однако Такеши все равно опасливо следит за каждым моим движением и вздрагивает, если резкость моих шевелений возрастает. Ну а как тут сосредоточиться на деле, когда разум так и вопит об опасности? Не представляю, что творится в башке у врачишки, но трусит он знатно. Колюще-тыкающие предметы и медицинские колбочки перекатываются по его трясущимся ладоням, будто рассыпанный жемчуг по палубе попавшего в шторм корабля.

Ладно, я в искреннем замешательстве. Не думаю, что могла запугать его, будучи все эти годы в отключке. Может, у меня видок при мертвецком сне не ахти был, вот он и содрогается при одном лишь воспоминании?

Прищуриваюсь, и Такеши, среагировав на смену выражения моего лица, спотыкается и в попытке поймать все свои взмывшие к потолку емкости плюхается на кушетку.

Нет, дело явно не в моей омертвевшей перекошенной роже. Раз Такеши занимался вкручиванием в меня всяких посторонних проводков да запихиванием между органами редкостных паразитов, то вряд ли подвержен брезгливости. Да еще и доходящей до уровня обезоруживающего ужаса.

Причина в другом. Обязательно выясню, в чем именно, а пока попользуюсь щедро выделенным для меня преимуществом.

Не дергаюсь. Совсем. Сижу на кушетке, сложив руки на коленях, и наблюдаю, как врачишка набирает в приспособление, отдаленно напоминающее шприц, жидкость, переливающуюся всеми цветами радуги. Моя неподвижность благотворно влияет на него. Через минутку умиротворенный Такеши даже принимается что-то мурлыкать себе под нос.

‒ Для адаптации тканей и костей, ‒ объясняет он, слегка щелкая пальцем по прозрачной стенке вытянутого предмета с жидкостью. ‒ Времени прошло немало, а тело слишком резко перешло в режим активной жизнедеятельности. Так что нам следует организовать эффективную «поддержку» всем структурным элементам, чтобы чрезмерное трение не привело к удручающим последствиям.

‒ Коли уже, ‒ бурчу я.

Не то чтобы меня переполняет счастье от того, что в мое тело регулярно впрыскивают подозрительные вещества. Однако сосредотачивать внимание на этом вопросе даже не собираюсь. По крайней мере, сейчас. На фоне других проблем уколы и капельницы ‒ сущие мелочи. Если бы дьявольская банда во главе с психом Виви и правда собиралась меня укокошить, то попросту не позволила бы очнуться. Ну, или выйти за пределы «Солнечного сезона». В стерильных коридорах комплекса достаточно тихих мест, где можно было быстренько меня причикнуть.

‒ Фух!.. ‒ Такеши откладывает приспособление с иглой, смахивает тыльной стороной ладони капельки пота со лба и сосредоточенно проходится кусочком ваты, смоченном в пахнущем алоэ средстве, по участку кожи на моей руке, только что подвергнувшемуся атаке. ‒ Готово. Инъекцию с «Алым» сделаем попозже. Хочу еще чуть-чуть понаблюдать за вашим состоянием, чтобы прикинуть нужные пропорции.

‒ Угу.

Всматриваюсь в след на руке. Боль так и не проявляется. Касание иглы моя кожа тоже не ощутила. От потери чувствительности при сохранении общей координации движений так и не удалось избавиться. Кажется, мое тело играет в мудреную игру, рандомно вырубая винтики в собственном механизме: от целых конечностей до скопища клеток.

Миленько…

Такеши визгливо ойкает, когда я, упершись пяткой в его грудь, опрокидываю его спиной на кушетку. Забираюсь сверху, по-хозяйски плюхаюсь отощавшей задницей ему на живот и умещаю ноги по обе стороны от его головы.

Я резвая. Когда не дохлая.

‒ Хорошо сидим, ‒ благодушно замечаю я, почесывая большим пальцем левой ноги ухо Такеши. ‒ А раз мы так славно устроились, то и тему для беседы нужно выбрать настолько же славную. Как насчет поболтать о всяких там интересненьких экспертных заключениях?

Мы его теряем. Врачишку.

Такеши предпринимает попытку бухнуться в обморок. Наивный.

Шлепаю по его щеке пяткой и, как только тот вздрагивает всем телом, прищемляю пальцами ноги его нос.

‒ Рекомендую проявить инициативу в общении, ‒ говорю я и поправляю края задравшегося сарафана. Что-то во мне нынче слишком мало стыдливости. Только так перед мужиками нижним бельем мелькаю. ‒ А то с моим уровнем терпения только бисер из гречневой крупы выковыривать.

Такеши в панике взмахивает рукой и горячо пыхтит мне в ступню.

‒ Я софлафен, ‒ жалобно скулит он.

‒ Правда, согласен? ‒ Убираю ногу с его лица и умещаю ее на прежнем месте около его уха. ‒ Отлично. Тогда оставим предисловие и приступим к главному. Зачем вы подделали экспертное заключение? С какой целью признали меня мертвой?

Такеши даже не пытается спрятать эмоции. Его рот приоткрывается в изумлении, а затем он с бессильной сердитостью смотрит в сторону закрытой двери. Думаю, кроет мысленно последними словами Тео, который успел ознакомить меня со всеми документами.

‒ Мы не подделывали. ‒ Такеши складывает брови в фигурки скорбной вселенской печали. ‒ Ничего.

‒ Да ладно?

Верный прислужник Виви меня жутко злит. Еще чуть-чуть и начну реализовывать все страшные картины мести, которые до сих он только рисовал в своей голове.

‒ Хочешь сказать, что я и правда умерла?

Такеши на мгновение замирает, морщит лоб, а потом опасливо кивает.

‒ Бред! ‒ Ударяю пяткой в поверхность кушетки, утягивая за собой несколько черных локонов врачишки. ‒ Смерть ‒ это необратимый процесс. Ты ведь в курсе. Помнишь пса своего? Друга мохнатого? Он ведь умер. И ты не сумел бы вернуть его, даже если бы сильно захотел. Так?

Врачишка заметно грустнеет, но уже не из-за своего загнанного в угол состояния, а из-за воспоминания о потере верного друга.

‒ Вот видишь. ‒ Хлопаю его по лбу, будто надеясь таким способом вложить ему в голову нужные мысли. ‒ Это невозможно. А раз я, в конце концов, очнулась, то, следовательно, изначально не была мертва.

‒ Исключено. Я не фиксирую выводы по собственноручно проведенным анализам, пока не буду полностью уверен в достоверности результатов.

‒ Просто признайся, что Виви заставил тебя сфальсифицировать результаты.

‒ Нет. Он много что заставлял меня делать, но подделывать документы ‒ нет, такого не было. Даю честное слово, что заключение ‒ не подделка.

Не верю. Но вслух о своем недоверии не говорю.

‒ Тогда что заставило меня восстать из мертвых?

‒ Точно не «Алый». ‒ Такеши, несмотря на неудобность своего положения, легко переключается в режим рабочих рассуждений. ‒ При предыдущем разговоре я не углублялся в эту тему, потому что вы еще не знали подробностей. Но теперь… Могу поделиться выводами. Вернее, всего одним. Все дело в крови Иммора. В крови господина Люминэ.

‒ Этот вывод ты озвучиваешь тоже исходя из уверенности в его достоверности? ‒ спрашиваю я, вкладывая в этот вопрос вялое желание поддеть Такеши в отместку за его предыдущую браваду.

‒ Не совсем. Пожалуй, это единственный вывод, который достоверен с ненаучной точки зрения, а потому выбивает меня из колеи. Хотя бы тем, что стопроцентно подтверждается вашим присутствием здесь. Среди живых существ, имею в виду.

‒ Так, так, так. ‒ Прижимаю к вискам сжатые кулаки. ‒ Хочешь сказать, что кровь Виви не только сохранила мое телесное состояние возраста восемнадцати лет, но и запустила работу мозга по-новому?

От озвученной мной мысли у Такеши, судя по всему, идет кругом голова, хотя он все еще находится в лежачем положении. Его глаза закатываются, а из груди вырывается целая серия из болезненных стонов.

‒ Прямо магия, да? ‒ Неожиданно для меня его голос становится выше. Такеши нервно чешет макушку и прищелкивает языком. ‒ Я считал, что совершил прорыв с моим «Алым». Но даже он не в состоянии настолько действенно отработать с повреждениями. Чистый восторг, когда раны затягиваются намного быстрее, чем при обычных реакциях, но то, что произошло с вами… Это вовсе не стандартные реакции, которые способна обеспечить моя разработка. «Алый» не смог бы оживить…

‒ Труп, ‒ заканчиваю я за него.

Такеши хмурится и со смущенным видом отворачивается.

‒ А кровь Иммора смогла. ‒ Подношу к лицу ладонь и всматриваюсь в переплетение линий. ‒ И правда будто какая-то магия. Ты веришь в магию?

‒ Я верю в науку. Однако живой пример ненаучной действительности прямо в этой комнате.

‒ А существование Иммора тебе кажется чем-то научным? Они тоже не особо подпадают под обычные явления природы. ‒ Язвлю на автомате. Мысли вертятся на бездушной карусели разума и все больше пропитываются нелепостью переплетения правды и лжи. ‒ Стоп. Оживление само по себе — это восстановление клеток, так? Но ты говорил, что при экспериментах, которые ты провел на себе и Майе, кровь Иммора не дала абсолютно никакого эффекта, и «Алый» действовал в одиночку.

‒ Верно.

‒ А чего она тогда такая разборчивая, эта кровь Иммора? Одного лечит и из могилы поднимает, а на других не оказывает совершенно никакого влияния. Что за парадокс, по-твоему?

‒ Магия.

‒ Будешь этим словом теперь при каждом неудобном случае прикрываться?

‒ Нет, но, думаю, буду пользоваться им в качестве серьезного ругательства, ‒ со вздохом сообщает Такеши. ‒ Все-таки это явление сильно подпорчивает мне доказательственную базу моих научных изысканий.

Хмыкаю. А врачишка, оказывается, бывает забавным. Не будь он псинкой Виви, я бы даже постаралась подружиться с ним.

Внезапно разум пронзает мысль, от которой становится больно сразу всему телу.

‒ Кровь Иммора! ‒ Я наваливаюсь на Такеши и загребаю пальцами его воротник. ‒ Провели исследование крови Сэмюэля? Делали вскрытие? Неужели так и не установили, что именно ослабляет иммунитет Иммора?

Такеши, отшатываясь от моего горящего эмоциями лица, что есть силы вдавливается в кушетку. Он растерян из-за резкой смены темы разговора, но меня мало волнует комфортность его эмоционального и физического состояний. Не прощу, если Виви не предпринял все возможное, чтобы досконально изучить причины гибели его отца.

‒ Вскрытия не проводили. ‒ Такеши мотает головой. ‒ Это невозможно. После смерти тело Иммора обращается чистым светом. И… воспаряет к небесам люминесцентными частичками.

‒ Тело исчезает? ‒ переспрашиваю я. Что-то внутри меня обрывается.

‒ Вы не знали?

‒ Нет, не… Я не сталкивалась раньше с этим. ‒ Выдавливаю улыбку через силу. ‒ Мне всегда казалось, что Иммора бессмертны. И могущественны. И…

Закрываю ладонями лицо. Тогда куда собирался отвести меня Виви? К Сэмюэлю? На какую-то формальную могилу?

Прикусываю нижнюю губу, чтобы не впасть в состояние апатии. Горевать нужно в одиночку. По крайней мере, мне. В моем положении.

‒ Удобно устроилась, Чахотка?

Апатия моментально упархивает в неизвестность. Отрываю от лица ладони и оторопело гляжу в сторону выхода из кабинета.

И как только Виви удалось незаметно пробраться в комнату? Дверная створка даже ни разу не скрипнула.

Смотрю на внушительную фигуру, вновь украшающую собой костюм. Даже роскошной белой рубашке явно фартит обтягивать именно это мужское тело. Виви опирается спиной на стену у самой двери и выглядит крайне расслабленным. И это подозрительно.

Хочу ударить его.

Но всему свое время.

‒ Ага, удобненько, ‒ бросаю я и растягиваю губы в улыбке.

К слову, Такеши подо мной успешно притворяется то ли бревном, то ли мертвым. В общем, пытается убедить наблюдающих со стороны, что умерщвлять его еще сильнее бессмысленно.

‒ Слезай. ‒ Голос у Виви ровный, никаких эмоций.

‒ Неа. ‒ Наклоняюсь, устраиваюсь на Такеши и, упершись локтями в грудь врачишки, подпираю руками подбородок. ‒ Я занята, не видишь? Соблазняю молодого человека. Так что выйди.

Такеши издает что-то наподобие скулежа и, по-моему, все-таки готовится помереть.

А меня несет дальше ‒ в издевку и в крайности. Видать, из-за потрепанных нервишек разум требует хоть чем-то себя развлечь.

‒ У Такеши как раз встал… ‒ глотаю смешок, заметив, что по лбу врачишки скатываются крупные капли пота, ‒ … вопрос.

Моргаю, потому что на мгновение чудится, что со светом в комнате что-то не так.

И правда. Люстра под потолком принимается мигать.

‒ Кто-то не заплатил за электричество? ‒ ехидно спрашиваю я и тыкаю пальцем в потолок.

Понятно, кто тут над светом измывается. Но не ясно, с чего бы Виви злиться?

‒ Ну вот, вопрос Такеши упал, ‒ не теряя ухмылки, заявляю я и сползаю со своей жертвы. ‒ Ты испортил все веселье, Виви.

За моей спиной резво вскакивает врачишка и начинает неистово мотать головой. Свет больше не мигает, а поза Виви за все время так ни разу и не меняется. Как и выражение лица. Не знаю, как я определила, что сейчас он испытывал именно злость. Ведь силами Иммора пользуются, находясь под разными эмоциями.

Но вот этот гаденыш точно злился. Отвечаю.

‒ Иди сюда.

Э? Командовать мной, значит, удумал?!

ГЛАВА 21. СОЛНЕЧНАЯ СТОРОНА

Несокрушимое сегодня

Уже бегу, ползу, падаю и целую императорские ножки.

Ну-ну.

Кстати, Виви босой, и мне отлично видно, насколько прекрасно ухожены ногти на пальцах его ног, которые я, скорее всего, в перспективе должна благодарно облобызать, и как эстетически великолепен он сам. Это настоящее издевательство надо мной ‒ той, кто адски пованивает лекарственными средствами, щеголяет выпирающими костями, обтянутыми нездоровой бледной кожей, и продырявлен иглами от макушки до пят.

‒ По-моему, ты забыл кое о чем упомянуть. ‒ Вопреки своим предыдущим планам я все же двигаюсь по направлению к Виви. Мне же нужно приложить его кулаком. Хоть разочек. ‒ Например, еще об одном вылезшем из меня паразите!

Примерно в полуметре от спокойного Виви тело решает спонтанно вырубить несколько моих шевелящихся конечностей, и выбор падает сразу на обе руки и левую ногу. Отключение происходит мгновенно, поэтому долетаю до братца на чистом везении.

И натыкаюсь лбом на выставленные в мою сторону пальцы. Виви придерживает меня на расстоянии вытянутой руки.

‒ Э-э-э… ‒ Такеши за моей спиной нерешительно подает голос. ‒ Снова обездвиженность. Такое по-прежнему происходит довольно часто. И, по всей видимости, сейчас все замкнуто именно на эмоциональных всплесках. Полагаю, требуется увеличить дозу крови.

Стоя в полусогнутом положении и с безвольно висящими руками, будто у остановившегося передохнуть орангутанга, могу лишь мысленно проклинать все на свете. С другой стороны, с языком-то у меня никаких проблем. Так что имеется реальная возможность проклясть Виви во всеуслышание.

Поднимаю взгляд и ловлю на себе ответный ‒ с отблеском золота и тонной невозмутимости.

‒ Значит, увеличим дозу, ‒ говорит Виви, глядя на меня ‒ открыто и без всякого стеснения.

‒ Хорошо. ‒ Такеши мнется и робко сообщает: ‒ И… У меня никакой вопрос… э-э… не стоял. Клянусь.

Виви прерывает наш зрительный контакт и мельком смотрит на врачишку поверх моей головы.

‒ К-клянусь, ‒ дрожащим голосом повторяет Такеши.

Не могу повернуться и оценить, насколько перетрусил врачишка, но представить картинку в красках ‒ вполне. Наверное, трясется сейчас, как желейка на стиральной машинке.

‒ Скажи, пусть начинают накрывать на стол, ‒ отдает распоряжение Виви.

Дважды приказывать не приходится. Такеши только и рад побыстрее покинуть давящее на его психику общество. Дверь за ним тихонько закрывается, и мы остаемся наедине.

‒ Не нужна мне твоя кровь, ‒ угрюмо бурчу я, из последних сил балансируя на оставшейся ноге.

‒ Как скажешь.

Злюсь. На все вокруг. На обстановку, дом, иллюзорный уют. И особенно на пальцы Виви на моем лбу, благодаря которым я все еще не утратила равновесие.

‒ Ты так ничего и не ответил по поводу второго паразита. ‒ Старательно выжигаю взглядом тупоугольные фигурки на его груди.

‒ Судя по всему, ты уже успела познакомиться с Лирисом.

Кашляю от возмущения. Вот же бесстрастный ублюдок.

‒ Представь себе, да! Познакомилась! ‒ рычу я. ‒ А он точно последний? В смысле, первый? В смысле, их и правда только два? Или где-то бегает целый выводок?

‒ Двое. Лирис и Эли.

‒ А чего так мало-то? Почему целую фабрику не открыл, а?! Меня еще можно было покромсать! Чего не воспользовался возможностью?..

Опора в виде пальцев вдруг исчезает. Падаю вперед и врезаюсь лицом в грудь Виви.

Унизительно. Но просто не могу не оценить твердость его грудных мышц. Что это чудовище жрало все эти годы? Как он вообще сумел вымахать в ЭТО? Я помню стройного смазливого подростка, значительно проигрывавшего мне в росте, а не рослого привлекательного красавца в самом что ни на есть отрицательном смысле.

Опорная нога окончательно подгибается, и я сползаю по Виви, нещадно сплющивая нос об его грудь. Однако через секунду чувствую давление на затылок.

Да ладно?! Взял и припечатал меня к себе!

Жмусь к нему щекой и ощущаю ритм его ровного дыхания.

‒ Так что там насчет фабрики? ‒ сварливо интересуюсь я, люто злясь на его молчание.

И снова на мой ироничный выпад в свой адрес Виви себя ответом не утруждает.

‒ Я знаю, что ты добился через суд признания меня мертвой. И для чего? Неужели именно для этого? Использовать меня в качестве биоматериала? — Не могу его ударить, как хотелось изначально, а потому просто с остервенением давлю щекой ему в грудь. — Не понимаю, Виви. Для чего тебе требовалось впасть в такие крайности? Зачем столько ухищрений? Поддерживать тело в живом состоянии, чтобы взрастить в нем детей? Слышишь? Это даже звучит жутко. А на деле — один сплошной шлак!

Меня словесно прорывает. Целый речевой водопад выплескивается из моей глотки в один миг. Я даже не кричу, я выплевываю слова одно за другим, словно несъедобную ореховую скорлупку. Я жажду завалить Виви тяжестью моего собственного эмоционального раздрая и погрузить его с головой в ледяной хаос, переполняющий мое существо. Желаю, чтобы он ощутил, насколько мне плохо, насколько я истощена и разгневана.

‒ Почему я? Ты мог подмять под себя любую девицу Иммора. Да в наш дом толпами представители из всех знатных родов ломились, когда тебе еще и тринадцати не исполнилось! Ты даже обзавелся идеальной невестой, которая готова была целовать землю, на которую ты случайно чихнешь. А что в итоге? Игнорируешь всех и вся и вместо того, чтобы забацать спиногрызов с какой-нибудь желтоглазой красотулей, предавался извращениям с мертвой девчонкой из Клоаки. Из-из-извращенец!

Конец. Я выдохлась.

Тяжело дышу. От дыхания ткань рубашки Виви мигом нагревается.

Может, сморкнуться в него?

‒ Закончила?

Раздосадовано цыкаю и специально выдыхаю ему в рубашку горячий воздух. Губы мигом высушиваются, словно их не раз погружали в раскаленные пески пустыни.

К моей спине прижимается что-то прохладное. А миг спустя Виви приподнимает меня одной рукой, вжимая ладонь в спину. Мое тело податливо выгибается, руки и ноги провисают.

Кукла.

Настоящая кукла.

‒ Э-эй… ‒ Голос теряется в неожиданном всхлипе. Захлопываю рот, чтобы не выдать больше ничего подобного.

Такого рода уязвимость пугает и удручает.

Ноги не касаются пола. И я вся в его руках.

Абсолютно вся в руках Виви.

‒ Опусти меня. ‒ Основательно контролирую интонации. Пусть голос и звучит тише, но я хотя бы буду уверена, что моя слабость не проявится другим самым неожиданным образом.

‒ Ты не в состоянии стоять на ногах.

‒ Тогда буду лежать, ‒ заявляю я упрямо и замахиваюсь функционирующей ногой, но в последний момент останавливаюсь и не пинаю его. Не знаю, почему.

‒ Если хочешь полежать, я устрою для тебя место.

До чего красивые глаза. Ужасно признавать, но оттенок глаз Виви бесподобен. Ни у одного Иммора я больше не видела этих заледеневших искр в самой глубине радужки. Я обожала глаза Сэмюэля, их медовую мягкость. Но блеск Виви… дивный.

Надо же. Уже думаю, как поэт. Или художник? А может, как глупая девчонка, которую легко зачаровать?

Нет. Только не меня.

Сжав зубы, дико пялюсь в его глаза. Пусть не считает, что меня можно с легкостью заставить отвернуться.

‒ Почему я? ‒ В миллионный раз возвращаюсь к сакраментальному вопросу.

Пусть он и обращается со мной как с куклой. Но ему придется уяснить, что эта кукла ‒ говорящая.

Любимая игра Виви ‒ молчанка ‒ продолжается и в наш миллионный раз. Я уже отчаиваюсь услышать хоть что-то, как он внезапно отвечает:

‒ Так было удобнее.

Все тот же ответ. Даже звучания окончаний слов совпадают.

‒ А разнообразие в вариацию ответов внести не желаешь? А то как-то скучно выслушивать одно и то же. ‒ Мне уже даже раздражаться неохота. ‒ Я чувствую ногу. Пусти меня.

Странно, но он отпускает меня сразу же. Немного шокируюсь ощущением пола под пятками. Покачиваюсь, но удерживаюсь на ногах. Руки пока не откликаются на сигналы мозга.

‒ Идем. Нужно устроить тебя в доме.

Виви поворачивается и тянется к двери.

‒ Я вовсе не говорила, что собираюсь остаться, придурок.

Его рука замирает на дверной ручке. Голова лишь слегка поворачивается в мою сторону. Вижу отблеск золота, словно линию из огня за горизонтом в отражении темных вод.

‒ Как только мои права, как человека и гражданина, будут восстановлены, я рвану прочь от тебя на полной скорости.

Она такая маленькая ‒ эта линия пламени, скрытая за горизонтом. Но, несомненно, горячая и обжигающая. Кто знает, когда мощь настоящего огня вырвется из-за этой иллюзорной границы?

‒ И когда получу обратно свои человеческие права, засужу тебя за то, что признал меня мертвой и обратил мое тело в свою собственность!

Блин. И зачем я вывалила на него все свои ближайшие планы? Это же был мой секретный план мести. А я взяла и с ходу раскрыла абсолютно весь расклад.

Идиотка. Безмозглый кусок исколотого мяса.

‒ Буду ждать этого с нетерпением, ‒ откликается он.

Пламя полыхнуло.

Задыхаюсь от злости, нодостойного ответа так и не могу подобрать. Вот бы выпалить что-то остроумное и колкое. Но момент упущен.

Вместо этого ударяю кулаком в его широкую спину.

О, рука ожила. Правая, по крайней мере.

‒ Тео говорил, ты не заинтересован в создании семьи. ‒ Держу кулак чуть ниже его лопаток.

Отличная ткань пиджака. И мощная спина.

Бесит.

‒ И что все свои силы ты обращаешь на поддержание бизнес-империи.

Верно, я решаю подобраться с другой стороны. Возможно, сейчас ему не отвертеться банальным «так было удобнее».

Виви разворачивается ко мне чуть больше. Ткань его пиджака сминается волнами и оглаживает мой кулак.

‒ Так и есть.

Противно признавать еще один факт. Виви нет необходимости думать, под каким углом его физиономия будет выгоднее всего смотреться на фотографии. Его можно фотографировать с любого ракурса. Неважно. Гаденыш хорош с любой точки обзора. Даже Сэмюэль не обладал такими данными, а ведь он идеален.

‒ «Так и есть»? ‒ хмыкаю с особым удовольствием. ‒ А как же твоя мелкотня? Может, мой интеллект хуже некуда, но даже я понимаю, что наличие детей подтверждает, что семья у тебя все же есть. Ну?

Кажется, Виви на секунду столбенеет. Я даже вздрагиваю от такого. Его пламенная радужка тоже, по-моему, на долю секунды подвергается заморозке.

И после мимолетного холода мое восприятие внезапно заполняет жар. Я словно переношусь на солнечную сторону и с головой утопаю в пламени, обитающем в самом воздухе.

Всего миг ощущений. И наконец меня отпускает.

Прижимаю левую руку к пересушенным губам и медленно выдыхаю.

Виви смотрит на меня. Внимательно. Очень внимательно. Слишком внимательно. Опускает взгляд и скользит им от моих босых ног и выше по всему моему телу.

‒ Да. ‒ Мягкость его тональностей заставляет столбенеть уже меня. Отступаю на шаг практически неосознанно. А он продолжает: ‒ Да… Теперь есть.

ГЛАВА 22. ЭСТЕТИКА ИГРЫ

Противоречивое сегодня

Мастерство издевательства выходит на новый усовершенствованный уровень. А как еще можно воспринимать все те умопомрачительные заявления, которые Виви делает практически каждые полминуты?

Выскакиваю следом за ним в маленькую столовую.

‒ Что значит это твое «теперь есть»? Эй! Стой! Погоди же!

У выхода из столовой стоит Лиллоу. Из-за идеальной неподвижности его можно легко спутать с массивным элементом мебельного антуража. Напротив него, опершись на одну из распахнутых дверных створок, за которой виднеется часть террасы, устроился Тео. Маленькая кофейная чашечка застыла у самых его губ, а взгляд с напряженной внимательностью шныряет от меня к Виви и обратно по тому же пути. Помещение наполняет терпкий аромат с тонкой примесью сухого перца.

Такеши тоже здесь. Навалился на вторую створку всем телом и теперь держит обеими руками громадную исходящую паром чашку. При нашем появлении он, как и все присутствующие, мгновенно замирает в том же положении, в каком его настигло наше внимание. Голова наклонена к чашке, а выбившиеся из хвоста локоны почти ныряют внутрь емкости. Но поменять положение Такеши не решается, и часть его волос все-таки тонет в кофе.

Мельком оцениваю прелесть застывшей картинки и возвращаюсь к первоначальной проблеме.

‒ Объясни уже наконец! Что ты имел в виду? — Загребаю в кулак ткань пиджака Виви на спине и отчаянно торможу пятками.

Первым же рывком меня утягивает вперед, и я, неловко прыгнув, снова пытаюсь врасти подошвами в пол. Он останавливается и резко поворачивается ко мне. Пожалуй, не отпусти я вовремя пиджак, долетела бы до противоположной стены. Виви чертовски силен физически, и его эстетическая телесная бугристость — вовсе не напускное хвастовство.

Но от осознания этого факта легче не становится.

На секунду тушуюсь, но быстро справляюсь с всколыхнувшими эмоциями. Он сильный. Во всех смыслах. Моя природная настороженность гудит от переизбытка сигналов, однако интуиция пока мирно похрапывает.

‒ Что… ‒ стремительно вспоминаю, чего хотела добиться от него минуту назад. С моей стороны отвлекаться — очень недальновидно. Но каждая встреча с Виви перетряхивает мой эмоциональный диапазон, словно бармен — коктейль с мармеладными шариками, и от воздействия этих невиданных впечатлений ужасно сложно избавиться. — О чем ты говорил? Когда упоминал о… семье? Что она уже есть и…

Смолкаю, не желая упоминать об этом во всеуслышание.

Там, в кабинете, Виви выразился так, будто я тоже…

Семья.

Дико. Особенно с учетом всей жестокости ситуации.

Хочу, чтобы моя интерпретация его слов оказалась ложной. Хочу услышать его объяснения — четкие, разложенные по полочкам и разделенные на винтики. Хочу, чтобы он больше не мог использовать тот факт, что я принадлежу ему.

‒ Ты босиком. — Виви смотрит на мои ноги.

Ну и что? Он тоже с пальцами голышом.

Бесит. Сдались ему мои ноги именно сейчас? Когда я стараюсь вытянуть из него правду!

‒ Ну, да, да. — Кусаю губы с досады и под его пристальным взглядом неосознанно подгибаю пальцы ног. — Кажется, где-то потеряла тапки.

Помню, что Лиллоу как бы невзначай подкинул мне мягкую обувь, похожую на меховые чешки, и я даже походила в них сколько-то времени. И в кабинете они тоже, если не ошибаюсь, были на мне. А затем куда-то пропали. А, может, я скинула их, когда предприняла попытку сигануть к цветочному горшку — подальше от белобрысого мальчишки? Или они соскользнули с ног, когда я залезла на Такеши?

Неважно!

Ясно одно: Виви увиливает от прямых ответов. И делает это раздражающе часто.

‒ Слушай, ты!..

‒ Надень обувь. — Он кивает Лиллоу. — Принеси ей что-нибудь.

‒ Да, господин. — Дворецкий покидает свой наблюдательный пункт и устремляется к кабинету. Видимо, он все-таки помнит, где и когда с меня слетели злосчастные тапочки.

‒ Мне нравится и так. Не уходи, Лиллоу. — Вытягиваю руку и останавливаю дворецкого как раз в тот момент, когда он проходит мимо. Брови мужчины дергаются, отражая диссонанс восприятия противоположных по своему содержанию указаний. Наверное, будь он менее сдержанным, то состроил бы такое же мученическое выражение, какое в данный момент нацепил на свое лицо Такеши.

Виви молча смотрит на меня. Я расщедриваюсь на злобный прищур в ответ.

‒ Лиллоу. — Он произносит его имя практически по слогам — размеренно и неспешно.

‒ Да, господин?

‒ Получи у Такеши подробную консультацию насчет рациона и необходимой консистенции блюд. Можете сразу составить отдельное меню — на крайний случай. И к сегодняшнему обеду тоже должен быть предоставлен отдельный сбалансированный набор.

Виви не озвучивает для кого все эти индивидуальные консистенции и менюшки, но не надо быть гением, чтобы понять.

‒ Ты меня игнорируешь? — произношу с расстановкой и пристально вглядываюсь в непроницаемые черты лица моего братца.

Мимо проносится исполнительный Такеши. В глубине чашки в его руках булькает недопитый напиток, а пропитанные кофе локоны оставляют длинные темные линии на рубашке. Лиллоу перехватывает парня на подходе и мастерски оттесняет к стене — подальше от нас с Виви.

Разумно с его стороны.

‒ Тебя невозможно игнорировать.

Вылупляюсь на Виви. По-моему, в его интонациях только что проскочила какая-то эмоция. Но я не успела уловить ее, и она снова стремительно скрылась за мощной стеной холодной бесстрастности.

Открываю рот и сразу же захлопываю. Слов пока не находится, а бесцельно шлепать губами, изображая выловленную из темных глубин рыбу, мне совсем не хочется. У меня и так видок как у ожившего мертвеца, поэтому не желаю добавлять к своему образу еще более устрашающие элементы.

‒ Пол и покрытие ступеней холодные. ‒ Виви кивает на выход из столовой. Приоткрытая створка позволяет видеть начало ажурной лестницы, уводящей на верхние этажи. ‒ Обуйся.

‒ Обойдусь. ‒ Складываю руки перед собой.

Досаждающее поведение в стиле непослушного подростка ‒ пока единственное доступное мне оружие. Удовольствия ноль, но я очень надеялась на эффектную реакцию. Позлился бы, что ли, для приличия. А то никакого морального удовлетворения от собственных выкрутасов.

‒ Стар.

За моей спиной раздается кашель. Внезапность переключения внимания Виви застает юриста за очередным глотком кофе.

‒ Д… кхем-кхе… Да? ‒ Тео, старательно изображая чинность, подходит к нам, попутно смахивая с подбородка мелкие капли терпкого напитка.

Местный господин решил всем дать по заданию? Вон как народ запрыгал.

‒ Мы идем наверх, ‒ сообщает Виви.

Тео, озадачившись, хлопает глазами и осторожно кивает.

‒ Хорошо. Понял.

‒ Возьмешь Чахотку на руки.

‒ А?

Тео растеряно смотрит на меня. Я обалдело гляжу на него. Не знаю, чему поражаться больше: тому, что самоуверенного Теоте Стара сумели загнать в угол, или тому, как виртуозно Виви вытряхивает из окружающих последние крупицы самообладания?

Разрушитель душевного спокойствия проходит к двери, оборачивается на нас и приглашающе встряхивает рукой ‒ изящненько так, одними пальцами.

‒ Мы теряем время. Скорее.

Искоса смотрю на Тео. Тот одними губами шепчет: «Моей спине конец».

‒ Стойте! ‒ Я вытягиваю руки с раскрытыми ладонями, кривлюсь и нехотя бормочу: ‒ Не надо его заставлять. Я… надену тапочки.

* * *

Поднимаюсь по лестнице, держа в поле зрения широкую спину Виви. Он не оглядывается, ‒ по всей видимости, уверен, что мы послушно следуем за ним. Я и Тео действительно бредем следом, правда в некотором отдалении.

‒ Злишься? ‒ вполголоса спрашивает Тео.

‒ Еще бы. ‒ Провожу рукой по волосам. Пальцы застревают где-то в районе правого уха. Похоже, мне следует лучше расчесывать свои спутанные патлы. ‒ Очень низко с его стороны играть на слабостях других.

‒ Кхем… ‒ Мужчина за моей спиной откашливается. ‒ Знаешь, мне как-то даже лестно быть твоей слабостью.

‒ А? ‒ Притормаживаю и бросаю через плечо недоуменный взгляд. ‒ Я имела в виду, что отменным здоровьем ты никогда не отличался. А заставлять тебя таскать тяжести сейчас, в твоем возрасте, ‒ по меньшей мере, подло.

Тео останавливается на ступень ниже меня и с демонстративной горделивостью вскидывает подбородок.

‒ Не держи меня за слабака, девочка. Не такой уж я дряхлый… ‒ Он кривит левый краешек губ и издает нечто вроде шипящего досадливого присвиста. ‒ Ладно, признаю. Тебя на себе я бы точно не унес. Сдох бы где-нибудь на трети пути. Да, да, я ‒ хиленький гуманитарий, а не романтичный атлет.

‒ Поэтому ты никогда не был женат?

‒ А вот это удар ниже нулевой отметки. ‒ Тео цокает языком и, прищурившись, «выстреливает» в меня из вытянутого указательного пальца. ‒ Я не ищу вечных счастливых уз брака, но и на отсутствие компании мне незачем жаловаться. С этим как раз все в порядке. От красивых женщин нет отбоя. Любовь на один вечер, ‒ по-моему, идеально. Никаких обязательств. Все в плюсе.

‒ Юристу уж точно следует опасаться всякого рода обязательств.

‒ Конечно. ‒ Тео согласно кивает. ‒ Хотя бы потому, что «юрист» в курсе, что следует за этими «всякого рода обязательствами». ‒ Мужчина на миг закатывает глаза и пожимает плечами. ‒ Последствий уйма… Что касается слабостей. ‒ Он косится на меня с некоторой хитрецой. ‒ Не отрицаю, я ‒ тот еще слабак. И согласен с этим утверждением на сто процентов. А вот тебе все же стоит признать, что я ‒ одна из твоих слабостей.

‒ Почему? ‒ Хмурюсь.

‒ Ты могла бы и не заступаться за меня. ‒ Тео поднимается выше и легонько дотрагивается до моего плеча. ‒ Могла бы настоять на своем, и мне бы пришлось протащить тебя на своем горбу. И поступив так, ты хотя бы отстояла свои принципы. Однако твой выбор стал иным.

Погружаюсь в размышления.

‒ А ты прав, ‒ неохотно соглашаюсь с ним. ‒ Мне неприятно, что Виви измывается над тобой. Получается, ты ‒ моя слабость, да?

‒ О да. И повторяю, мне лестно знать об этом. С другой стороны, если хочешь уложить хладного господина на обе лопатки, тебе лучше стать более черствой.

Напряженно всматриваюсь в его спину. Он медлит, оглядывается и призывно дергает головой.

‒ Идем же, Лето. Нам обоим пойдет не на пользу, если заставим Вацлава ждать.

‒ Думаешь, мне следует вернуться к тому складу характера, с которым я прибыла из Клоаки? ‒ спрашиваю тихо, почти шепотом. ‒ Вернуться к прежней «черствости»?

Тео смотрит на меня пару секунд, а затем разворачивается ко мне всем корпусом.

‒ А ты никогда и не была черствой. ‒ Он достаточно серьезен, и это слышно по голосу и видно по выражению лица. ‒ Хладнокровной и безучастной. Но не черствой. Ни к тем, кто вокруг тебя.

‒ И?.. ‒ Теряюсь в выборе следующего вопроса.

Какой же мне быть сейчас? Вот бы Тео смог мне предложить единственно верный вариант.

‒ И, кроме того, ‒ он переходит на чуть суховатые бюрократические тональности и, возможно, просто потому, что ему неловко говорить о таких эфемерных понятиях, как эмоции и чувства, ‒ ты никогда и не отходила от «своего» склада характера. Живя с семьей Люминэ, ты просто развила в себе те черты, которые долгое время бесцельно дремали.

Подавляю смешок. Прямо сейчас речь Тео изобилует поэтичностью, что совершенно ему не свойственно, а потому звучит изрядно забавно. Но и в этой его поэтичности заложена одна сплошная серьезность.

‒ Можем идти? ‒ Тео указывает глазами куда-то вверх. ‒ Прямо чувствую тяжелую ауру недовольства владыки. Видимо, ему не нравится, что кое-кто тут слишком мешкает.

‒ Погоди. ‒ Делаю рывок и вцепляюсь в рукав пиджака Тео. ‒ Последний вопрос.

‒ Валяй. Все равно я сегодня в немилости. Впрочем, как и всегда.

‒ Они хотя бы хорошие?

‒ Кто? ‒ удивленно спрашивает Тео.

‒ Черты… ‒ Встряхиваю волосами и медленно повторяю: ‒ Черты, которые пробудились. Во… мне.

‒ А сама как думаешь?

Опускаю голову и фокусируюсь на блеске ступеней под ногами.

‒ Сэмюэль говорил, что гордится мной.

‒ Ну, Сэмюэль не стал бы лгать, так ведь?

Перед глазами появляется его рука. Он щелкает пальцами перед моим лицом.

‒ Не пытайся быть кем-то другим. Ты Лето. И Сэмюэль видел в тебе Лето. Тебя, личность, а не набор цифр, обрамленных кусками плоти. Поэтому поступай так, как считаешь нужным. Как делала это всегда.

Договорив, Тео корчит забавную рожицу, тыкает большим пальцем через плечо и относительно быстро начинает подниматься по лестнице. Я, позволив себе улыбнуться, устремляюсь за ним.

На третьем этажа нас уже поджидает Кара Высших Сил.

‒ Долго. ‒ Виви поворачивает голову в мою сторону и обжигает меня блеском золота своих глаз. Понятия не имею, как это у него выходит. Но каждый раз мне чудится, что по коже проскальзывает нечто колющее и пылающее. ‒ Неужели тебе пришлось самой нести его на руках, Чахотка?

‒ Я еще не рассыпаюсь, ‒ сдержано отзывается Тео. ‒ Но за заботу благодарю.

Красиво ответить-то он смог, но все равно поежился, когда взгляд Виви прошелся и по нему.

На середине коридора нас нагоняет Лиллоу и с одобрения хозяина ведет процессию дальше.

‒ Прошу сюда. ‒ Он открывает одну из дверей и кивает мне. ‒ Ваша комната.

Протискиваюсь с другой стороны от дворецкого, чтобы не проходить мимо братца, и осторожно заглядываю в комнату. Большая и светлая. Выполнена в нежных светло-зеленых тонах. Огромное окно, тюль, шкафчик. И кровать… не особо большая. Да и помещение кажется несколько пустоватым и каким-то оголенным. Чисто и пахнет свежестью. Но не в том стиле, который ожидаешь от комнат в подобном доме. Прохладно и неуютно.

‒ Миленько, ‒ отзываюсь я.

Для жалоб нет причин. Кровать есть? Есть. Постельное белье? В наличии имеется. За открытой дверью в углу виднеется краешек ванны. Отлично. Мне и не требуется роскошь. А уют я создам себе сама ‒ своим присутствием.

‒ Мебели несколько маловато, ‒ виновато говорит Лиллоу. ‒ Кровать да шкаф. Если господин распорядится, мы все-таки занесем сюда…

‒ Этого для нее достаточно, ‒ морозит нас ледяным тоном Виви.

‒ Но можно добавить хотя бы ковер. Что бы не так пусто смотре…

‒ Незачем.

«Незачем?»

С любопытством прислушиваюсь к беседе. Лиллоу, без сомнения, держится молодцом, да и сам по себе крутой дедульник, раз осмеливается давать Виви советы. Честно говоря, мне и правда ни к чему дополнительные мебельные красоты. На тюремную камеру комната, кажется, не смахивает. Чуть-чуть напоминает больничную палату, но и это я вполне переживу. Просто интересно, сообщит ли нам Виви о том, чем руководствовался, засовывая меня в такую непрезентабельную обстановку?

‒ Пожалуй, поддержу Лиллоу, ‒ присоединяется к беседе Тео, не забывая при этом следить за реакцией Виви. ‒ Возможно, как раз максимальная комфортность условий и поможет Лето быстрее восстановить здоровье? А то здесь, признаться, как в стерильной палате.

О! Значит, не у меня одной возникли ассоциации с больницей.

‒ Такеши сказал, что нам не нужно изолировать ее и спасать от разного рода микробов, ‒ чуть осмелев, продолжает Тео. ‒ Так что, может, стоит обеспечить ей обстановку, которая будет приятна для юной девушки?

‒ Ни к чему обустраивать эту комнату. ‒ Виви смотрит не на нас и как будто и общается тоже не с нами, потому что его взгляд устремлен в другой конец коридора. ‒ Она в ней пробудет недолго.

‒ Недолго?

Изумляюсь последнему вопросу, потому что задает его Лиллоу. Да и вид у дворецкого крайне озадаченный. Судя по всему, господин, отдавая распоряжение о приготовлении этой комнаты к моему приезду, не посвятил его в свои дальнейшие планы.

‒ Почему? ‒ Второй вопрос тоже задает Лиллоу.

Но он попадает в десяточку, так как мне, да и Тео тоже, интересна причина. И Виви недолго держит всех нас в неведении.

‒ Потому что в дальнейшем она будет спать в моей комнате.

ГЛАВА 23. ЛЖИВЫЙ АЗАРТ

Странное вчера

Гипнотизирую взглядом «детский уголок», который пытались устроить мне у стены миловидные женщины во главе с Мартой. Несколько мягких пуфиков все-таки отвоевало себе часть территории в предоставленной для меня комнате. В доме Сияющего Спасителя я живу уже почти целую неделю.

Вкусная пища, которая появляется передо мной на тарелках каждую трапезу, по-прежнему представляется мне элементом какой-то сложной иллюзии, а приятный вкус и благодатное тепло, распространяющееся по телу после ее принятия, ‒ жутким внушением ослабевшего разума.

Не знаю, смогу ли я когда-нибудь по-настоящему расслабиться. Мне комфортно лишь рядом с Сэмюэлем, но у него, конечно же, нет возможности находиться поблизости все часы моего бодрствования. А мягкий матрас кровати и теплые одеяла не в состоянии усмирить дикую настороженность, прячущуюся глубоко внутри моего разума.

«Я в безопасности».

«А в безопасности ли я?»

«Я в безопасности. Сэмюэль обещает мне безопасность. А значит, я в безопасности».

Растираю ладонями шершавую ткань темно-зеленых брюк и всматриваюсь в проявившуюся красноту кожи. Несмотря на спокойствие, обитающее в пределах поместья Люминэ, мне тревожно. Нелегко избавиться от привычки всегда быть настороже. Клоака жаждет поглотить слабых и с неистовым упорством желает разорвать тех, кто смеет недооценивать ее низменную натуру. И эта жажда всеобъемлюща и неутолима. Ничем и никогда.

Подгибаю под себя ноги и, давя коленями покрывало на кровати, выпрямляюсь. Зеркало в ажурной раме мгновенно делится с миром отражением тощей девчонки. Брючки, белоснежная блузка с пышными рукавами и волосы, уложенные заботливой рукой в мягкие скрученные локоны. Образ маленькой госпожи мог бы похвастаться идеальным воплощением, не будь в моем взгляде прежней дикости. Сосредоточенность, внимание, готовность.

Ожидание подвоха?

Я доверяю Сэмюэлю, но не верю собственным глазам. Этот угол действительно не представляет опасности? А та темнота на лестнице — не служит ли она убежищем тем, кто желает пополнить коллекцию Клоаки новой беспечной жизнью?

Перемещаюсь взглядом по выпуклому декору противоположной стены и фокусируюсь на одном из пуфиков. Кукольный домик? Наборы деталей для создания эффектных конструкций? Настольные игры? Сэмюэль сказал, что я могу выбирать что хочу.

Однако в голову ничего не приходит. Мне нечего ценить? И я не сумею правильно оценить то, что мне предложат? Потому что просто-напросто не умею ценить? И никогда не научусь?

Вдалеке раздаются мерные заманчивые удары. Вытягиваю шею и смотрю в сторону окна. В конце аллеи, за стеной из кудрявого зеленого кустарника виднеются прыгающие хвостики волос Тамары. Красный блестящий мячик подпрыгивает рядом и изредка, повинуясь ударам девичьей ладони, взмывает над зеленью садов.

Заворожено пялюсь на движущуюся фигурку и красный кругляш. Внутри меня зреет что-то объемное и надрывное. Нетерпение и азарт. Кажется, мне хочется присоединиться.

Правда-правда? Мне хочется поиграть? И поиграть с кем-то?

После моего появления в поместье и бесславного побега Тамары от Виви нам с ней больше не довелось пообщаться. Так что, наверное, пришло время познакомиться поближе.

Опускаю босые ноги, касаюсь пальцами прохладной поверхности пола. И замираю, чувствуя чей-то пристальный взгляд.

В дверном проеме стоит Виви. Видимо, мне все же стоит научиться закрывать двери. Подумать только, всего минуту назад вспоминала о нем, и вот он тут. Будто мысли мои услышал.

‒ Что? — бросаю я.

И какой малолетка способен выглядеть настолько надменно, всего лишь пребывая в молчании? Какой ребенок в таком возрасте вообще способен безмолвствовать так долго? Ответ очевиден: Виви. И не забудем о Виви. Ах да, стоит упомянуть и некоего Виви тоже.

Мальчишка заходит в комнату. Без приглашения, ясное дело.

Кусаю внутреннюю сторону щек и медленно присаживаюсь на край кровати. Не решаюсь терять его из виду. Его манера поведения не поддается моему пониманию. Он в белой рубашке и шортах с подтяжками. По-моему, Марта говорила, что это — официальная форма в его школе. А еще что Виви не в восторге от такой одежонки.

Хмыкаю про себя и насторожено сосредотачиваюсь на предмете, который мальчишка тащит с собой. Плюшевый заяц оттенка ванили — размером примерно в половину роста Виви. Из-за меха он кажется достаточно тяжелым, но мальчишка не выглядит усталым. Несет его, ухватив за шею, легко и непринужденно, будто воздушный шарик.

Виви добирается до кровати и встает напротив меня. Пожелай я двинуть ему коленом, то вполне могла бы дотянуться.

Он прищуривается.

‒ Чего тебе? — Приподнимаю ноги, прижимаю колени к груди и крепко их обнимаю. Иллюзию защищенности не так уж сложно создать. Главное помнить, что это чувство — лживое.

‒ Ничего, ‒ откликается Виви.

Наверное, если бы сегодня я видела его первый раз в жизни, то вполне могла решить, что он очень милый. Он хорошенький, даже для Иммора. Хотя странно думать в таком ракурсе — «даже для Иммора». Словно Виви отличается от всех его сородичей. Но если подумать, да, отличается. Уровень его вредности просто зашкаливает.

‒ Раз ничего, то и вали.

Я все еще помню, как за обедом он опрокинул на меня целый стакан с морковным соком. И сделал это специально. А у меня была такая прекрасная возможность обнять Сэмюэля!

Сжимаю свои колени сильнее и пытаюсь выжечь взглядом на бледном лбу мальчишки какое-нибудь грязное словечко.

В поле моего зрения появляется плюшевое ухо. Виви поднимает игрушку выше и чуть ли не тычет ею мне в лицо.

‒ Эй, хорош! — Отпихиваю меховое туловище и раздражено выглядываю из-под него. — Что ты делаешь?!

Виви сначала смотрит на меня, затем отворачивается к окну. И, не глядя, снова тычет в мою сторону дурацким зайцем.

‒ Зачем ты мне его принес? Забери эту гадость… ух!

Успеваю увидеть, как в глазах Виви вспыхивают огни. А в следующее мгновение мальчишка с невероятной ловкостью перехватывает игрушку за ухо и с быстрого размаха ударяет меня злополучным зайцем. Достается плечу и щеке. Сила удара невероятна, мое тело опрокидывается на кровать.

Валяюсь на покрывале и хлопаю глазами. Ни капли не больно. Но как-то… странно.

В дверном проеме мелькает силуэт Виви, а дальше слышен только удаляющийся топот. Приподнимаюсь на локтях и обнаруживаю рядом с собой оружие моего мгновенного унижения. Заяц лежит на покрывале в позе притомившегося отдыхающего: лапка на лапке, передняя запрокинута назад, уши спутаны.

‒ Эй! — кричу я и подтаскиваю объемное меховое тело к себе. Приподнимаю и морщусь, когда одно из ушей скользит по моей шее. — Ты забыл своего…

Спихиваю с плеча пушистое заячье ухо и пристально вглядываюсь в крупный кусок прозрачной упаковки, налипший на мое запястье. Принюхиваюсь к встопорщенному меху. Явно не заводское изделие, а ручная работа. Здесь, вдали от вони Клоаки и ее трущоб, мое обонятельное восприятие настроено на максимум. И на мягкой поверхности игрушки я не ощущаю никаких посторонних запахов: ни чужого телесного аромата, ни характерной вони места, где довелось побывать зайцу-крушителю. Кажется, будто его только-только вынули из специальной защитной упаковки.

Сосредотачиваю взгляд на дверном проеме и бесшумно фыркаю — правда беззлобно.

Если эта меховая гадость предназначалась мне, мог бы подоходчивее это объяснить. А не лупить меня ею.

«Мерзкий», ‒ бубню я, обнимаю зайца и зарываюсь носом в меховой хохолок на его макушке.

* * *

Наружу я все-таки выбираюсь. Но прежде встречаю на середине пути, на лестнице со второго на первый этаж, Марту. Та придирчиво оценивает степень чистоты перил.

‒ Куда спешишь, милая?

‒ Погулять.

У меня по-прежнему трудности с адекватным восприятием чужой дружелюбности. Четыреста пятая добра ко мне, и это неоспоримый факт. А еще Двести тринадцатый, странноватый дядька с крестообразным шрамом вместо левого глаза и наползающими на веки волосистыми бровями, живущий у коллектора рядом с заброшенным шлюзом ‒ он тоже в какой-то мере добр. Иногда он дарит нам с Четыреста пятой интересные штукенции, которые находит в мусоре. Наша беседа всегда ограничивается парой приветственных фраз, а на прощание он каждый раз равнодушно сетует: «Подохну скоро, парни. Так что хватит сюда шляться». Не знаю почему, но он постоянно называет нас «парнями». А мы с Четыреста пятой разок обозвали его «Шрамник», и это прозвище так и закрепилось. Шрамник не возражал и охотно на него отзывался. Возможно, ему даже льстило быть кем-то большим, чем учетным мясным мешком с цифровым обозначением.

А за пределами Клоаки слишком много людей проявляют доброту. Марта, Лиллоу… Сэмюэль ‒ отдельная ангельская песня. Может, это и противоестественно и в какой-то мере даже странно, но отторжение и настороженность того человека с ресницами-щетками, Теоте Стара, мне намного ближе. Мне совестно, однако, я отчего-то менее напряжена рядом со злобно сопящим и недоверчиво пялящимся на меня юристом, чем с той же ласковой и благожелательной Мартой. Возможно, со временем что-нибудь изменится. Нет, я очень надеюсь, что изменится. Иначе это будет несправедливо по отношению к прилагающей усилия экономке. Да и к дворецкому Лиллоу тоже.

‒ Правильно, ступай на воздух, ‒ одобрительно кивает Марта. ‒ Кстати, где-то там моя Тамарочка бегает.

‒ Я и иду к ней. Вместе… ‒ Облизываю губы и заканчиваю мысль бормотанием. ‒ Поиграть.

‒ Поиграть?! ‒ Женщина безумно рада моему решению. Я практически ослеплена сиянием ее улыбки. ‒ Конечно, конечно! Обязательно поиграйте вместе. Тамарочка будет рада. Только она у меня застенчивая очень. И слегка пугливая. Ты уж прости ее. И потерпи немножечко.

Осторожно киваю. Не понимаю ее восторга. Разве общение со мной хоть как-то обогатит сознание ее дочери? С другой стороны, я ‒ вариант, несомненно, получше, чем удушающий чужие нервы Виви.

Выхожу на свет и щурюсь от ярких солнечный лучей. Издалека наползают тучи. Воздух кажется застывшим. Скоро грянет гроза.

Удары мяча продолжают доноситься из глубин сада, поэтому я поправляю ремешок на босоножке и устремляюсь вперед. На середине пути останавливаюсь и оглядываюсь на дом. Отсюда видно окно моей комнаты. И плюшевого зайца, которого я посадила на подоконник. Он мне как бы… нравится… что ли…

Сложно размышлять о таком. Выбрасываю из головы чужеродные переживания и топаю постигать новые уровни социальной адаптации.

‒ Привет, ‒ здороваюсь я с девочкой.

Тамара от неожиданности роняет мяч и, приоткрыв рот, вылупляется на меня.

‒ П-привет. ‒ Она втягивает голову в плечи и испуганно оглядывается.

Навыка улыбаться по команде у меня нет, но я старательно выдавливаю из себя подобие улыбки. И не сказать, что это неискренне. Дочь экономки мне симпатична. Напоминает пугливого мышонка с вечно шевелящимся носиком. И мне и правда хочется показать ей свое дружелюбие. Даже если у меня с ним проблемы.

Так… поздоровались. Что дальше?

Испепеляю взглядом лежащий в траве мяч. Чувствую, что выражение лица у меня не несет в себе ни намека на благожелательность. Смягчись, смягчись. Не хмуриться. Да как совладать с этими бровями?!

‒ Поиграем? ‒ кротко спрашивает Тамара, спасая меня от мучительных раздумий. Девочка растерянно наблюдает за таинственными выкрутасами моей мимики. ‒ В мячик?

‒ Угу. ‒ Поспешно киваю.

После этого все идет относительно неплохо. Правда с расчетом силы у меня беда, и бедная Тамара набивает себе с десяток шишек, пока пытается принять от меня пас. Но, кажется, девчонку это ничуть не печалит. Ее радостный смех поглаживает мое свернутое в тугой комок восприятие и помогает чуть-чуть расслабиться. Пару раз я даже глотаю непрошенные смешки. Они даются сложно и застревают где-то в горле, но в то же время пробуждают глубоко внутри нечто легкое и щекочущее.

‒ И это все, на что ты способна, Чахотка?

Икнув, Тамара роняет мяч и, отскочив назад, неловко валится на кусты. Оборачиваюсь и сердито цыкаю. Понятия не имею, как долго Виви наблюдал за нашей игрой. Ну и ладно, мог бы просто также тихонечко уйти, но нет ‒ подал голос. И стоит теперь совсем рядом ‒ воплощение маленькой надменной красоты.

‒ Шел бы ты отсюда. ‒ Оглядываюсь на барахтающуюся в кустарнике Тамару.

И Виви, что удивительно, уходит. Без привычного прищура не обходится, но ответной реплики от него не дожидаюсь.

‒ Ты как? ‒ Помогаю Тамаре выкарабкаться из кустарниковой ловушки.

‒ Страшный он. ‒ Тяжело дыша, жалуется девочка. ‒ И все эти его волшебные штучки… бр-р-р… жутко-жутко. И зыркнет так, что кошмары два дня потом мучают.

Что ж, раз я предпринимаю попытку набиться в подруги к этой девочке, стоит прямо сейчас обозначить Виви границы поползновений в ее адрес. В переводе: пусть даже не думает к ней больше соваться.

‒ Подожди здесь. Пойду поболтаю с ним.

Небрежно хлопаю Тамару по плечу и бегу в ту же сторону, куда ушел Виви. До меня доносится крик девчонки, умоляющий этого не делать. Но с послушанием у меня не все складывается гладко, да и с чужими советам я не особо в ладах.

Прислушиваясь к вездесущей интуиции, сворачиваю с второстепенной тропки и пробираюсь сквозь темно-зеленую стену аккуратно подстриженных зарослей. Я уже почти на границе поместья. С этой стороны нет никаких ограждений. Иммора вообще не особо зацикливаются на безопасности, потому что никто никогда не посмеет сделать что-то плохое высшим созданиям…

Замираю, наблюдая за тем, как два здоровенных мужика запихивают Виви в автомобиль. Третий держит дверцу. На лице мальчишки какая-то влажная тряпка, а руки безвольно провисают вдоль худенького тельца.

Усыпили?

Усыпили Иммора? Напали на Иммора? Средь бела дня?

Рядом с поместьем главы одного из влиятельнейших родов высших созданий?

Несуразица в максимальной степени. Это даже еще более немыслимо, чем мой, кусочка подучетной падали, переезд сюда.

Оглядываюсь через плечо. Дом далеко. Вокруг ни души. И даже Тамара осталась далеко позади. Смотрю на автомобиль похитителей. Его поверхность практически зеркальная и отражает окружающие предметы. Как только они захлопнут дверцы, он пропадет из поля зрения.

Виви ‒ Сэмюэля. Сэмюэль ‒ мой.

Значит, и Виви ‒ мой.

Перепрыгиваю через последнюю кустарниковую линию, пригнувшись, бегу к автомобилю и впихиваюсь в узкое пространство между выставляющимся деталями новомодного багажника.

Зеркальный автомобиль стартует, увозя с собой Лето…

ГЛАВА 24. БЕЗУМИЕ АНГЕЛА

Переменчивое вчера

Поездка занимает от силы минут пятнадцать. Но каждая моя конечность затекает так, что мне не верится хотя бы в частичное восстановление рабочего состояния тела.

Все это время похитители избегают главных дорог и направляют автомобиль по лесным участкам. До города добираемся окольными путями и сворачиваем на заросшую бурьянами дорогу, которая оканчивается рядом длинных строений, ранее, похоже, используемых под склады.

Зеркальный автомобиль въезжает через открытые ворота ближайшего строения и останавливается у стены. Слева ‒ кусок открытого пространства, справа ‒ ржавые балки, наставленные друг на друге пирамидой. Рядом с ними располагаются почерневшие бочки, и беспорядочно навалены ящики.

Отталкиваясь ногами, выковыриваю себя из секретного места и, приземлившись на корточки, медленно отползаю за балки.

‒ Что будем делать с мальчишкой?

Выглядываю из убежища.

Один из похитителей ‒ высокий мужчина с встопорщенными волосами цвета грязного снега и вытянутым родимым пятном на полщеки ‒ придерживает Виви под локтями и выволакивает из автомобильного салона. Второй похититель ‒ крупный лысеющий дядька с неравномерной порослью на подбородке ‒ тут же хватает мальчишку под коленями и помогает первому перенести того до кучи сваленных тряпок у стены.

‒ Пока ничего. ‒ Водитель автомобиля ‒ мускулистый мужчина с копной светлых и явно давно немытых волос ‒ цыканьем перемещает сигарету из одного угла рта в другой и с хлюпаньем вытирает пальцем кончик деформированного носа. ‒ Новых распоряжений не поступало. Предлагаю связать, чтоб не рыпался. И воткнем в сопляка еще дозу, чтоб не очухался раньше времени. Кто знает, сколько выдерживают эти белобрысые потусторонние ублюдки. Ты знаешь? Я ‒ нет. Но меня уверяли, что у их детенышей нет сил. Короче, не хочу рисковать. Если этот малолетний соплежуй меня чем-нибудь жахнет, я точно вытрясу у заказчика двойную оплату.

«Заказчика?»

Выглядываю сильнее и морщусь, наблюдая, как в руку бессознательного Виви втыкают иглу шприца и что-то ему впрыскивают.

‒ Подействовало? ‒ спрашивает мужик с родимым пятном, которого я без включения дополнительных резервов фантазии мысленно обзываю «Пятно».

‒ Ну, глаза продрать он точно не в состоянии, ‒ задумчиво откликается Лысый. ‒ Вот же отродья. Еще и размножаются вовсю. Отстрелять бы всех Иммора, да, кажись, шкуры толстые.

‒ Всех не перестреляешь. ‒ «Мускул» сплевывает на и без его стараний грязный пол и хмыкает. ‒ Кстати, насчет сохранения целости шкурки щенка разговора не было. Главное, чтоб дышал. Так что можете поэкспериментировать, если совсем от скуки дохнете.

‒ Ты ж прям мысли мои читаешь, ‒ ухмыляется Пятно. В его руке появляется нож. ‒ Может, глянем, что внутри у этих тварей? Такое же ли у них внутреннее наполнение, как у людей?

‒ Э, не увлекайся. ‒ Мускул пихает его в плечо. ‒ Не грохни мальца. Он еще нужен. Кромсай, как говорится, с умом.

Никто не причинит вред Иммора. Ни у кого и никогда даже мысли не возникнет покуситься на Иммора…

Траектория движения ножа ‒ словно сплошная длинная сверкающая линия. Тело Виви подбрасывает на месте, а его горло издает нечто вроде хрипящего свиста.

‒ Очнулся?! ‒ Лысый отскакивает от маленького тельца и с беспокойством разглядывает пленника. ‒ Мы ж ему столько снотворного вкололи!

‒ Да ни хрена. ‒ Пятно неспешно приближается к сидящему на полу Виви. Тот трясет головой, но, похоже, не может избавиться от состояния, в которое его ввели. На уровне его плеча и ниже ткань белой рубашки меняет цвет на ярко-красный. ‒ Зырь, а у них вовсе не какая-то там сверхъестественная кровь. Прикол. Их можно ранить! А ты, сопля, спать давай!

С этими словами он залепляет пленнику смачную пощечину. Мальчишку отбрасывает на пол ‒ да так, что его тело разок переворачивается.

‒ Что-то ты с ним слишком нежно. ‒ Лысый отбирает у напарника нож и нависает над неподвижным мальчишкой. ‒ Эти мрази слишком притесняют нас, людей. Надо показать, кто здесь всем рулит.

Нож стремительно летит вниз.

И достигает цели.

Как и я. Стремглав преодолеваю расстояние от своего иллюзорного убежища до столь ненавистного мне мальчишки и падаю на него. Острие ножа погружается в мою кожу. Плечо обжигает боль. И скользит вниз, наполняя руку отвратительным жаром до самого запястья.

Ну… черт. Распороли весь рукав… Мельком смотрю на то, как мою кожу за ошметками тонкой белой ткани, оставшейся от пышного рукава, заливает кровь, и наваливаюсь на Виви всем весом. Прижимаюсь грудью к его спине и подставляю ухо к его лицу.

Дышит.

Его легкое дыхание щекочет мочку моего уха. Слегка перемещаюсь и замечаю, что левый глаз Виви чуть приоткрыт. Он смотрит прямо на меня.

‒ Что за девка? ‒ слышу я удивленный возглас над собой.

А секунду спустя кто-то хватает меня за волосы и рывками тянет вверх. От скрипа зубов шумит в ушах. Кожа головы пылает так, словно ее поджаривают для коронного блюда. От крови разрезанная ткань рукава моей блузки тяжелеет. Темно-красные струйки стекают по пальцам, крупные капли срываются с пальцев и устремляются к грязевым разводам на холодном полу.

‒ Ты еще кто?! — Пятно орошает мое лицо брызгами слюны и горячит щеки смрадным дыханием.

Молчу. Отвлекаюсь от тряски и полностью сосредотачиваюсь на шевелении пальцев поврежденной руки. Неплохие у них колюще-режущие предметы. Всего один удар, а рана красуется от плеча до самого запястья.

Наклоняю голову и смотрю вниз. Сильно ли досталось Виви? Со стороны казалось, что нож вошел достаточно глубоко, чтобы нанести серьезное повреждение, да и кровью он уже истек основательно. Не то чтобы я не привыкла к зрелищам издевательств над детьми, особенно, совсем маленькими, но я вполне осознаю, что за Стеной — в пределах Высотного Города, да и вообще в «цивилизованном обществе» ‒ не принято причинять боль детям. Это аморально и… как же там говорила Четыреста пятая?.. Да, безнравственно.

А нападать на Иммора? Просто нечто запредельное. И даже мне, отбросу Клоаки, это ясно как день.

Вглядываюсь в яркие пятна, выступившие на рубашке Виви. У него даже цвет крови красивый. Забавно, а я искренне верила, что Иммора невозможно ранить. Что их кожа — непробиваемая броня, и любое холодное оружие мгновенно разрушится при одном лишь соприкосновении со священной плотью Иммора.

Однако, похоже, все это одно большое заблуждение. Высшие тоже уязвимы, просто, возможно, их «беззащитность» значительно отличается от человеческой.

Безумно хочу узнать больше об Иммора, ведь мой возлюбленный — один из них.

Но сначала нужно выбраться отсюда.

‒ Игнорируешь нас, шавка? — Пятно встряхивает меня сильнее.

‒ Наверное, девчонка — ребенок прислуги, ‒ предполагает Лысый, окидывая меня пренебрежительным взглядом. — Хотя одежонка, кажись, дорогущая. По ходу, чертовы твари любят, чтобы и вокруг все приодетыми куклами ходили. А эта зараза вообще непонятно как попала сюда. Но эй, девочка, знай, попала ты по-крупному.

‒ Поди родаки не учили, что нельзя в автомобиль незнакомых дяденек запрыгивать, да? — Ухмылка Мускула быстро перерастает в звериный оскал.

‒ Зацените-ка. — Лысый больно тычет меня в бок. Мои ноги не достают до пола, и от его грубого прикосновения мое тело начинает раскачиваться, будто маятник. Или подвешенная на цепи свиная туша. — Сколько уже из нее крови вылилось, а она даже не морщится.

‒ Да больная, скорее всего. Или в шоке. — Пятно еще раз встряхивает меня. Заметно, что ему это доставляет удовольствие. — А физиономия-то ничего так. И глазищи-то как пырит. Блестящие, водянистые. Даже жаль, что малолетки мне по боку. В расход ее?

‒ Не, погодь. Может, еще пригодится, ‒ с ленцой отзывается Мускул. — Кидай к мелкому.

Второй раз предлагать не приходится. Пятно швыряет меня на пол, попутно придав моему телу дополнительную скорость. Сгруппироваться не успеваю и принимаю удар боком. На пару секунд воздух полностью покидает легкие. Рот безрезультатно открывается и сразу же закрывается, бесшумные хрипы застревают глубоко в горле. А еще, судя по всему, при падении я основательно прикладываюсь головой о стальной лист на полу. Зрение на левый глаз пропадает, а в ушах стоит неясное шуршание.

‒ Да дьявол тебя во все дыры! — со смешком выплевывает Мускул и показывает Пятну жест, который у меня так и не получается разглядеть, потому что предметы перед глазами начинают плыть. — Я ж образно. На фиг ты ее и правда кинул?..

Сразу после этих слов мое сознание погружается во тьму.

* * *

С момента моей отключки проходит не так уж много времени. Прихожу к этому выводу сразу же, как возвращаюсь в сознание. Лысый стоит на том же месте, где находился до этого, и даже в той же позе. Мускул небрежно посасывает ту же сломанную на треть сигарету.

Похитители расслаблены и обмениваются репликами, пропитанными ленцой, — кажется, касающимися элитной выпивки, а еще ста и одного способа траты заработанных за похищение средств.

Оцениваю собственное состояние. Мне связали руки, правда, не удосужились разместить их сзади, ‒ по всей видимости, чтобы удобнее было прислонить меня к стене. Рукав блузки полностью пропитался кровью, но, продолжаю ли я терять нужные телесные жидкости, понять не могу. Режущая боль перешла в режим сильнейшего отупляющего зуда. От левого виска по щеке, щекоча, медленно скатываются какие-то маленькие капли. Похоже, при падении я разбила голову. Под бедрами ощущается холодная влажность. Опускаю взгляд и вижу под собой кучу тканевых тряпок, погруженных в темную дурно пахнущую лужу.

В той же луже совсем рядом сидит Виви. Его руки тоже связаны, а взгляд непривычно пуст. Он смотрит на прорезанную дыру на рукаве своей рубашки и окровавленную рану, оставленную острием ножа чуть ниже плеча. Все не так страшно, как выглядело со стороны. Не сравнить с моей распоротой рукой, и я, в общем, не жалуюсь — сама бросилась защищать этого мелкого упыреныша. Но напрягает другое.

«Виви», ‒ свистящим шепотом зову его.

Никакой реакции. Он выглядит растерянным? Подобрать определение егосостоянию у меня никак не выходит.

Он непривычно отстранен. И не сводит глаз со своей раны. Странная прострация Виви объясняется тем, что мальчишка… испуган?

Не могу поверить своим глазам. Самоуверенность и надменность давно стали для меня неотъемлемыми чертами, ассоциирующимися с сыном моего благодетеля. И сейчас видеть его испуг…

Это сбивает меня с толку.

Он похищен чужаками, истекает кровью и сидит в ледяной луже далеко от привычной домашней обстановки. Даже находясь на территории Клоаки, он, в сущности, не погружался в пределы ее грязного нутра. Бродил по прогнившим улицам под защитой Сэмюэля, будто на веселенькой прогулке, и был всего лишь сторонним наблюдателем.

Прислушиваюсь к себе. Нет, внутри абсолютно пусто. Только царапающая боль как бонус для физического восприятия. Ощущение, словно я вновь очутилась в Клоаке — среди самых отменных ее даров.

И мне… спокойно.

Странно, что неделю назад перспектива насилия со стороны господина Свина пугала меня. Боль ‒ ничто…

А вот Виви явно не в порядке. Изнеженное создание не привыкло, когда в него что-то втыкают?

Наверное, я бы позволила себе намек на ухмылку. Если бы мне, блин, не было так чертовски больно!

Так, не время расслабляться. И нельзя позволить Виви и дальше находиться в бодрствующей отключке. Кто знает, как долго похитители продержат нас живыми? Какие у них цели?

Придвигаюсь ближе к мальчишке, шепчу его имя. Ничего.

Он не в себе, и я понятия не имею, как привести его в чувство. Что делала Четыреста пятая, чтобы успокоить меня? Обычно она обнимала меня и рассказывала шепотом истории о зелени лугов за Стеной, о ледяной прохладе озер, о сладких ароматах свежей выпечки и о блеске начисто намытых стекол зданий Высотного Города.

Шевелю пальцами, двигая по запястьям окровавленную веревку, и угрюмо гляжу исподлобья на переговаривающихся похитителей. Со связанными руками гаденыша обнять не получится.

Точно! Порой Четыреста пятая чмокала меня в щеку. А потом утирала слюнявый след рукавом, смеялась и снова чмокала. В душе нарастает тепло. Обязательно наберусь смелости и попрошу Сэмюэля помочь вытащить Четыреста пятую оттуда. В долгу остаться себе она не позволит и обязательно придумает, как отплатить за эту услугу. И у нее точно все получится. Она сможет адаптироваться здесь, в «цивилизованном мире». Мы будем снова вместе. Трудиться, развиваться, добиваться результатов и когда-нибудь сумеем сполна отблагодарить Сэмюэля за его доброту.

Встряхиваю головой и, окончательно топя брюки в луже, перекатываюсь вплотную к Виви. Тот вяло реагирует на меня: чуть поворачивает в мою сторону голову и пялится этим уже начавшим порядком раздражать взглядом.

«Очухивайся давай!» ‒ мысленно призываю его и максимально вытягиваю шею, чтобы достичь цели.

Собираюсь чмокнуть Виви в щеку. Но в последнее мгновение все идет не по плану. Мое равновесие и так оставляет желать лучшего, а связанные руки не позволяют за что-нибудь удержаться. По-моему, в его глазах мелькает удивление, а затем я просто наваливаюсь на Виви. Не знаю уж, когда он успел повернуться, но к тому моменту, как я добираюсь до его лица, мои губы упираются вовсе не в его щеку.

Наплевав на неудачное падение, сильнее прижимаю губы к его губам ‒ маленьким и нежным. Как цветочные лепестки.

Отстраняюсь от него, кое-как отталкиваюсь плечом от стены и ловлю равновесие. Мимоходом успеваю еще и его нос своим носом разок стукнуть. Так что какое-никакое, а впечатление мой поступок на него точно должен произвести.

Удовлетворенно хмыкаю про себя, узрев, что кровоточащая рана больше не интересует Виви. Он полностью сосредоточен на моей неуклюжей персоне и, сдается мне, успел уже полностью очухаться.

У меня получилось его успокоить? Видимо, да.

‒ Это называется «боль», ‒ шепчу я одними губами и киваю на его рану. — А это «холод». — Демонстрирую ему собственные побелевшие пальцы. — И «грязь». — Шурую бедрами в грязевой влажности на полу. — Познакомься с ними и привыкни к их существованию.

Отодвигаюсь и впиваюсь зубами в веревку, обвивающую мои запястья. Надеюсь, Виви сумеет в ближайшее время двигаться с раной, которую ему нанесли, а иначе с нашим побегом вряд ли выйдет что-то дельное.

Виви, не отрываясь, смотрит на меня, а я остервенело грызу веревку. Жесткая поверхность царапает десны и стирает губы, но я не останавливаюсь. Даже когда рана на руке снова принимается обильно кровоточить, а мое беспрестанное копошение привлекает внимание похитителей, все равно не перестаю рвать жесткое плетение.

Еще немного.

‒ Эй, шавка, чего это ты задумала? — Лысый прищуривается, встает с ящика, используемого им в качестве сиденья, и направляется к нам.

Еще чуть-чуть.

‒ Веревку грызет. — Пятно разражается хохотом. — Нам попалась боевая моль. Может, того — прихлопнем ее?

Еще мгновение.

‒ Просто вырубите ее, идиоты, ‒ отдает распоряжение Мускул. — Сколько можно шуршать и бренчать? Мешает только.

Судорожно вдыхаю носом воздух. Раны будто крысы корябают когтями, и желание попросить похитителей поскорее меня вырубить нарастает.

Но такие слабости меня не интересуют.

Мне необходим еще миг.

‒ А нам вообще нужна эта прыткая мелочь? — интересуется Лысый, нависая надо мной.

‒ Не, без надобности. Ладно, согласен. Избавьтесь от нее.

Впихиваю клык в последнее веревочное плетение и напряжено наблюдаю за тем, как Лысый поднимает с пола кусок длинного железного прута.

‒ Знаешь, а ты достойна уважения, ‒ говорит Пятно, задумчиво почесывая уродливое родимое пятно на щеке. — Вся башка в крови, рука едва двигается… Но нет — еще трепыхаешься. — Он пихает локтем Лысого. Тот уже готов пустить в ход свое оружие. — Как насчет милосердия для маленькой леди? Будем сегодня добренькими. Пристукни-ка ее с одного удара.

На лице Лысого застывает блаженная улыбка, когда он делает замах.

Неожиданно на меня сверху что-то наваливается. Голова оказывается в кольце чьих-то рук.

Виви!

Веревка, связывающая запястья мальчишки царапает мою щеку и размазывает сгустки крови по подбородку. Его руки частично закрывают мое лицо. Сквозь просветы из мальчишечьих пальцев вижу Пятно и Лысого, который, видимо, слишком удивлен внезапной активностью маленького пленника и совершенно забыл о необходимости завершить роковой удар.

«Закрой глаза», ‒ слышу шепот у самого уха. Виви вжимается грудью в мою спину и шумно дышит.

Виви — не то создание, к словам которого мне хотелось бы прислушиваться. Но я доверчиво закрываю глаза и тоже прижимаюсь к нему.

Яркая белая вспышка щекочет глазные яблоки, и в то же время склад наполняется воплями, полными боли и злобы.

Мощь силы Иммора.

‒ Ни хрена не вижу! — вопит Лысый.

‒ Ослеп! Я, кажется, ослеп! — жалобно вторит ему Пятно.

Где-то на фоне грязно ругается Мускул.

Опасливо приоткрываю глаза и с искренним удовлетворением наблюдаю за тем, как Пятно ползает по грязному полу на коленях, Лысый безуспешно пытается стереть с лица глаза, а Мускул, не переставая браниться, шарит в воздухе руками.

Говорите, у детенышей Иммора нет сил? Что ж, этот детеныш явно особенный.

Выползаю из объятий Виви и подставляю ему плечо, потому что он вдруг начинает клониться вперед. Его губы крепко сжаты. Из горла вырываются хрипы, на лбу собираются бисеринки пота, а природная бледность перерастает в откровенную белесость, но он делает все, чтобы только не отрывать от меня взгляд.

‒ Больно? — Предельно аккуратно хлопаю Виви по щечке, оставляя на бледной коже кровавые следы. — Привыкай к боли.

Прислоняю мальчишку к стене и стаскиваю с его запястий веревку.

‒ Сидеть, ‒ командую я. Чувствую какую-то неуемную радость от того, что могу говорить подобное Виви. И вот так стоять над ним.

И защищать.

Вопли похитителей не стихают. Они струсили, и из-за своей беспомощности с каждой секундой паникуют все сильнее.

‒ Это ты, да? Ты сделала? — брызжа слюной, хрипит Лысый. Его рука тянется за пазуху, и в свете мелькает отблеск пистолета.

Быстро оглядываюсь на Виви. Выстрелы могут задеть его.

‒ Ты это сделала, да?! — не унимается Лысый, размахивая пистолетом.

По полу перекатывается железная палка, уроненная Лысым и спугнутая с места моим случайным пинком. Приседаю и сжимаю пальцы вокруг рифленой поверхности.

‒ Все ты сделала, да?! Ты… ты… Ты сучка!

Делаю шаг вперед. Дуло пистолета нацеливается на меня.

‒ Да, ‒ говорю громко и ясно. — Верно. Я такая.

От моего удара Лысый отступает на несколько шагов назад. Его голова задирается, и изо рта что-то вылетает. Надеюсь, что зуб.

Пинаю выпавший из его рук пистолет в щель между полом и ближайшей бочкой, толкаю постанывающего Лысого в бок пяткой и перехожу к следующему.

Стенаниями теперь занят лишь Мускул. Пятно, находившийся в непосредственной близи от Лысого, судя по всему, слышал его вскрик, а потому втройне насторожен, когда я подхожу к нему.

‒ Детонька? — лебезит он, подслеповато щурясь. — Что бы ты ни делала, не надо, детонька.

‒ Клоака не знает, что такое милосердие, ‒ сухо поясняю я. — И ваше — халтурное — мне без надобности.

‒ Дето…

Хрясь.

Пятно теряет сознание сразу же после удара. Ему я зарядила точно в челюсть.

‒ Не вздумай двигаться, малявка. — Мускул тоже сжимает в руке пистолет. Однако зрение по-прежнему его подводит, поэтому я просто молча стою на месте, пока он дергает рукой во все стороны, безуспешно пытаясь прицелиться. — Где ты?! — рычит он.

Вынимаю ноги из босоножек с шуршащими подошвами и приноравливаюсь к холоду пола.

‒ Где ты?!!

Во время кратковременной пробежки под ногами хлюпает грязь, а кровь с руки срывается крупными алыми каплями. Бью сначала по запястью Мускула, чтобы лишить его оружия, а затем ударяю палкой по уху.

Позади остаются два стонущих тела и одно полностью бессознательное, когда я откидываю в сторону железный кусок и, качаясь, бреду обратно до оставленных на сухом островке босоножек. Виви на том же месте, где я его и оставила, и даже в том же положении. Из-под белоснежной челки пылают золотистые искры глаз, а на его лице — безмятежное спокойствие.

Встаю перед ним, вытираю тыльной стороной ладони с собственной щеки кровавые линии и бесстрастно интересуюсь:

‒ Встать сможешь?

Брови Виви едва заметно дергаются.

‒ А кто хочет на ручки? — Наклоняюсь к Виви, протягиваю ему руки и застываю. Ладони, запястья, кожа в тех местах, где задрались рукава, ‒ все заляпано кровью. Да и нанесенная рана не перестает кровоточить.

Наверное, лицо у меня тоже как с картинки.

Чуть теряюсь, когда Виви тянется ко мне навстречу. С пыхтением и сопением пристраиваю маленькое худенькое тельце у себя на руках и, мерно шатаясь, иду к выходу. Светленькая головенка мальчишки пристроилась на моем здоровом плече, руки крепко обнимают меня, а я прижимаю его к себе и считаю шаги.

Четыреста пятая иногда рассказывала мне сказки, где в самом конце, после всех подвигов, храбрый принц подхватывал спасенную принцессу на руки и уносил ее в счастливое будущее. Получается, Виви сейчас — моя принцесса?

В груди встает ком. Кашель атакует внезапно. Трясясь, выкашливаю сгустки крови прямо на лицо и грудь Виви. Кажется, голова ушиблена сильнее, чем я думала, а, может быть, есть еще какие-то повреждения.

Чувствую мягкое прикосновение ладони Виви к своей щеке.

‒ Чего? — шепчу я.

‒ Ничего, ‒ эхом отзывается он.

Шмыгаю носом и, помедлив, спрашиваю:

‒ Тебе больно?

‒ Нет.

Хмыкаю в темнеющие небеса. Набухшие грозовые тучи готовы вот-вот исторгнуть из себя слезы.

‒ И мне… ‒ Мой шепот сливается с шуршанием ветра. — И мне не больно…

ГЛАВА 25. ЯВЬ БЕЗ ПРИКРАС

Томительное сегодня

Хочу уметь мгновенно строить такую же постную мину как Лиллоу. Но навык не наработан, так что с моей рожей сейчас меня точно на ура возьмут на аттракцион из разряда «дома ужасов». Тео, поджав губы, косится во все стороны, но только не на нас с Виви.

‒ С чего это мне в твоей комнате спать? ‒ выпихиваю слова через плотно сжатые зубы.

Виви невозмутим. И неразговорчив.

Чтоб тебя драли где придется!

‒ И? ‒ напираю, намекая, что все еще хочу услышать вразумительный ответ.

‒ Отдыхай. ‒ Виви кладет руку на дверную створку и распахивает ее до предела. ‒ Кое-какая одежда есть в шкафу. Выбирай. Обед через час.

И он разворачивается и уходит.

Просто берет и снова уходит.

‒ Да пошел ты! ‒ кричу ему вслед.

Кажется, и Лиллоу, и Тео собираются мне что-то сказать.

‒ Оставьте ее, ‒ рассекает воздух сухое распоряжение.

Ну и ладно. Слова утешения сейчас были бы не к месту.

Заскакиваю в комнату и захлопываю дверь. Вся сосредоточенность настроена на успокоение дыхания. Раз излишняя эмоциональность воздействует на функционирование моего тела, следует по возможности сохранять спокойствие. В ином случае моя зависимость от Виви лишь возрастет.

Что вообще творится в башке у этого парня? Он совсем поехавший? Как он себе представляет нашу ночевку в одной комнате? Или имелось в виду, что я буду спать на коврике у его кровати, как верный песик?

Вдыхаю полной грудью. В комнате отлично проветрено и приятно пахнет. Тут очень даже сносно. И я хочу остаться здесь до того, как найду выход из сложившейся ситуации. И, ясное дело, даже на пушечный выстрел не подойду к комнате Виви. Неужели он не в состоянии сообразить, что нам лучше держаться подальше друг от друга?

Взгляд блуждает по идеально вылизанной обстановке и натыкается на фигуру, устроившуюся на покрывале кровати. Подхожу ближе и яростно вдыхаю воздух прямо сквозь сжатые зубы.

Плюшевый заяц оттенка ванили. Тот самый, которым в далеком детстве Виви от души втащил мне по морде. Узнать его труда не составило. Сколько лет эта мягкая пакость находилась рядом и даже ночевала вместе со мной под одним одеялом.

Забираюсь с коленями на кровать и присаживаюсь перед зайцем. Светлая шерсть ничуть не потускнела. Видимо, за ним хорошо ухаживали.

‒ Привет, тварь.

Сжимаю пальцы в кулак, размахиваюсь и замираю, так и не ударив в намеченную середину плюшевой физиономии. Надсадно сглатываю, падаю вперед и утыкаюсь лицом в мягкую заячью лапку. Шерсть игрушки источает легкий аромат ванили.

Примерно минут через десять в дверь опасливо стучит Такеши. С очередной процедурой справляется быстро: делает мне инъекцию «Алого» и, стараясь не смотреть в глаза, выскальзывает в коридор.

‒ Ай… ‒ запоздало шепчу я, рассматривая маленькую точку у локтевого сгиба. Так и задумано, что они тыкают меня иглами в разные места? Или проверяют, от какого способа введения жидкостей в мой организм я стану наименее живенькой?

Значит, намечается семейный обед? Прекрасно. Кто там будет помимо Виви. Лирис? Саркастичное дите с чрезмерной заносчивостью. Эли? Приставучая малявка, не имеющий понятие о существовании личного пространства.

Совершенно не жажду попасть на такой пир. Но есть все же хочется. Вряд ли Виви позволит дунуть предназначенные мне съестные жидкости в гордом одиночестве. Ему ведь нравится издеваться надо мной.

Заглядываю в шкаф. А выбор мне предоставляют немаленький. Одежды хватит, по меньшей мере, на неделю. Выбираю белую блузку без рукавов с v-образным вырезом и короткие брюки светло-салатового цвета. Кидаю вещи на кровать ‒ одна из брючин повисает на голове зайца ‒ и иду в ванную комнату.

«Нормально. Я в норме», ‒ убеждаю свое отражение в зеркале.

Обещанный час еще не прошел, но я уже покидаю комнату. Засунув руки в просторные карманы брюк, мнусь некоторое время на вершине лестницы. Поднимаюсь на носочки, чувствуя всю мягкость домашних чешек, и опускаюсь на пятки. И так несколько раз подряд. Понятия не имею, чего жду. Лучше не станет, даже если простою здесь всю вечность.

Начинаю медленно спускаться, беспрестанно озираясь. Достигаю второго этажа и приближаюсь к перилам.

Пожалуйста, пусть я ни с кем не столкнусь. Пожалуйста, пусть…

Вздрагиваю всем телом, когда вижу сбоку чей-то силуэт.

Лирис.

Да что ж так не везет-то, а?!

Застываю на месте, как будто это может помочь мне остаться незамеченной. Лирис тоже неподвижен. По-моему, он и насторожен не меньше меня. На нем светлые голубые джинсы и неожиданно яркая свободная футболка пурпурного цвета с рисунком радужного мороженого. Светлые волосы чуть взлохмачены, а один особо хитрый длинный локон добрался почти до кончика носа, условно разделив мальчишечье лицо на две территории, на каждой из которых господствует большущий голубой глаз.

Слишком домашний образ. Я к такому уж точно не была готова. Все иллюзии препятствий будто начисто стираются. И мне это не нравится.

Надо срочно линять отсюда. Собираюсь развернуться и с достоинством дать деру, как вдруг слышу голос мальчишки.

‒ Привет.

А при первой встрече высокомерность из него через край била. А сейчас такой весь тихенький.

‒ Э… ‒ Смотрю в ту сторону, откуда пришла. Наверное, будет лучше вернуться в комнату. ‒ Э… Угу.

Делаю шаг в сторону лестницы, ведущей на третий этаж.

‒ Не собираешься кушать?

Твою ж мать. Зачем он со мной разговаривает?!

‒ Э-э… не.

Мельком бросаю взгляд через плечо. Засада! Чуть в отдалении, за спиной Лириса, стоит Эли. И когда только успел объявиться?

Малявка в школьной форме. Его рюкзак валяется на полу, и он держит его за одну лямку, а сам смотрит на меня. В его глазах ‒ маниакальность, с которой ребенок обычно встречает миску с горой мороженого. Хорошо, на сладости так смотреть вполне приемлемо. Но зачем же на меня так пыриться?! Аж жутко становится.

Внезапно Эли срывается с места, проносится мимо Лириса и мчится ко мне.

Да что за черт!

Делаю шаг в сторону, и мальчишка, отставив в сторону мелкие ручонки, летит дальше. Замечаю краем глаза столик с высокой вазой, который как раз стоит на пути детеныша.

Слишком разогнался. Сейчас врежется.

Моя рука движется сама собой. Вцепляюсь в воротник рубашки Эли и принимаю на себя всю силу его резкого торможения. Он останавливается буквально в полуметре от тяжелой конструкции.

Выдыхаю, и тут сознание проясняется. И чего это на меня нашло?

‒ Ма… ‒ вякает дитенок.

Стискиваю зубы и, рванув на себя Эли, толкаю его в сторону Лириса. Тот делает шаг вперед и ловит младшего брата, позволив тому врезаться лицом в свою грудь.

‒ Подержи-ка, ‒ бросаю я и нервно прячу за спину руку, которой только что держала Эли.

Отступаю. Медленно. Настороженно.

Кошмар. Стоя вот так вместе, эти дети наводят на меня жуть. По логике мироздания, они вообще не должны существовать.

Еще шажочек назад.

«Вас не должно быть здесь».

Мимика на застывшем лице Лириса получает новый заряд активности. Он подбоченивается, голубизна глаз разбавляется ледяной злобой.

Судя по его реакции, последнюю мысль я неосознанно озвучила.

‒ Тебя тоже не должно здесь быть, ‒ подает он голос.

Любопытные интонации умеет выдавать этот пацан. С забавненьким таким оттенком стервозности. Да и в чертах лица у него сразу появляется нечто неуловимо женственное. И интуиция подсказывает мне, что он способен быть еще той заразой.

‒ Я и не напрашивалась, ‒ рассержено буркаю в ответ.

Признаю, сейчас мне достаточно сложно определить наилучший исход моего существования. А хорошо ли, что я пробудилась? Может, лучше было бы и вовсе не оживать, чем видеть то, насколько сильно изменился мир вокруг?

Но я… хочу жить.

Злость накатывается, будто слои краски, накладываемые небрежно, один на другим, вдохновленным художником. Смешивается яркими цветами, приобретая в конечном итоге оттенок промозглой грязевой корки.

Желание жизни всколыхнуло во мне искру, и я вернулась к свету. Но моя настоящая жизнь уже украдена Виви. Теперь он ставит меня перед фактами, угодными лишь ему.

Снова шаг. Плечи потряхивает, а сердце бьется в груди взбешенным зверем.

Шаг…

Неожиданно нога теряет опору. Кажется, я слишком близко подошла к лестнице, ведущей вниз. Кренюсь, делаю пару взмахов руками, но уже осознаю, что равновесие исключило себя из списка моих умений. Идеального варианта для падения попросту не существует. Ударюсь ли я спиной или прокачусь по ступеням грудью — любой результат в моем нынешнем состоянии может стать летальным.

Внезапно мои пальцы, а долю секунды спустя и запястье, обхватывают тонкие мальчишечьи пальцы. Стиснув зубы, Лирис наклоняется вперед, упирается пятками в пол и усиливает хватку, крепче сжимая мою руку. Эли с поразительной практичностью пристраивается перед братом, создав своим телом дополнительный упор, и, в свою очередь, вцепляется ручонками в его запястье.

Всю эту конструкцию из тел успеваю разглядеть исключительно потому, что мое собственное тело застывает в наклонном положении. Пятки упираются в краешек верхней ступени, мыски направлены к потолку, а сама я зависаю над пропастью.

Фух, кажется, не падаю. Но о равновесии говорить рано.

‒ Даже… не думай… ‒ со злобным присвистом выдыхает Лирис. — Не думай… подыхать…

Похоже, сдохнуть просто так тут тоже не позволят.

И ума не приложу, почему мальчишка сейчас злится даже больше, чем минуту назад — при нашей пикировке? Я, между прочим, едва на части тут не развалилась и все еще нахожусь в опасности. Зачем же еще и за это на меня сердиться?

Сколько это продлится? Пацанам не удастся вытянуть меня. Слишком неудобное положение. Могут слететь сами.

Внутренности вновь и вновь пронзает тонкая игла. И так каждый миг мысли о том, что держащие меня шмакодявки подвергнут себя опасности. Отвратительное ощущение. Мне уже хочется поскорее свалиться с чертовой лестницы и погрузиться в пучину упоительной боли.

«Отпусти», ‒ собираюсь потребовать я, но голос пропадает. Все из-за взгляда Лириса.

Злобная категоричность. Разъяренная решительность.

Бесноватая фурия.

Не отпустит. Даже если буду угрожать ему.

Подошва Лириса издает скрип. Он едва заметно проскальзывает на обуви ближе к краю, подталкивая тем самым собой и Эли. Мое тело накреняется сильнее.

Хочу засмеяться в голос от нелепости происходящего.

Неожиданно к спине прижимается нечто горячее и мощное. Перед глазами мелькают чьи-то большие руки, и тело наконец-то находит равновесие. Но ноги встречаются со ступенями на какое-то мгновение, а затем опять теряют опору.

Съеживаюсь, прижатая к груди Виви. Коробит от того, что он так легко поднял меня на руки. Чувствую себя незначительной песчинкой, которую можно свободно перемещать в любой плоскости.

‒ Отпусти. ‒ Виви смотрит на Лириса, который по-прежнему держит меня за запястье. Тот, следуя за рывком поднятия меня на руки, спустился вниз на пару ступеней. Эли тоже рядом, стоит, собрав бровки хмурым домиком, цепляется за футболку брата и поглядывает на меня.

Хватка не слабеет.

‒ Отпусти, ‒ с прежней холодностью повторяет Виви.

Воцаряется тишина. Правда спустя пару секунд напряжение, таящееся в воздухе, разбавляется приближающимся жизнерадостным посвистыванием. К лестнице неторопливо подходит Тео, притормаживает у первой ступени, чтобы пробежаться глазами по своим ногтям, и только потом смотрит вперед.

Веселенький свист уходит в один обрамленный хрипом «ик!»

Мы глядим на него. Все четверо.

‒ Сказал бы, что картинка очень иррациональная, но лучше не буду… А… О… Я же только что это сказал, да? Ну… ‒ Он выпячивает губы, пытаясь невозмутимо улыбнуться, и с неприкрытой опасливостью вжимается в стену, чтобы обойти нас на расстоянии. ‒ Там… продолжайте. Обращайтесь, если что понадобится. О, меня, кажется, зовет Лиллоу! Уже иду!

Трухло.

Но благоразумное трухло.

‒ Можешь уже отпустить. ‒ Интонации Виви теплеют на малюсенький градус.

Лирис медленно кивает, разжимает пальцы и убирает руку.

И я наконец очухиваюсь. Странно, что я вообще так долго на его руках молча просидела.

‒ Это ты отпусти. ‒ Выворачиваюсь и с усилием гнусь, чтобы, в свою очередь, упереться в его руки, как в подлокотники кресла. ‒ Отвали!

‒ Переодевайся, ‒ бросает он Эли. ‒ Через десять минут обед.

Ау! Я тут! Он спокойно общается со своими детенышами, ни капли не реагируя на то, что я извиваюсь у него на руках, как разъяренная змея.

‒ Сказала, отпусти!

Виви разворачивается и начинает спускаться по лестнице. Нулевая реакция на мои окрики.

Усталость нагоняет меня очень быстро. Обмякаю и, яростно дыша ртом, устраиваю щеку на его руке. Мощь Виви исходит от каждого сантиметра его тела. Может, он нарочно обрекает меня на осознание собственной хрупкости?

Когда-то и я таскала его на себе. Он был маленьким и легким, словно невесомый пух. В какой-то мере это было даже упоительно ‒ прижимать к груди хищника, пока еще завернутого в красочную конфетную обертку.

Мне нравилось превосходить его.

Нравилось защищать… его. И таким образом превосходить его сильнее.

Но теперь все изменилось. Он удерживает меня на своих руках. А я даже не чертов хищник.

‒ Отпусти, ‒ рычу я, подумывая уже цапнуть его за что-нибудь.

‒ Как скажешь.

Он опускает меня на пол и придерживает сзади за воротник, будто ребенка, делающего первые в своей жизни шаги.

Не отпустил ведь, пока до первого этажа не дотащил.

Размахиваюсь и бью по его локтю. Он разжимает пальцы. Меня тут же клонит вперед, пока заботливые руки Лиллоу не останавливают мои уродливые танцы. Что-то подсказывает мне, не будь дворецкого рядом, Виви не отпустил бы так просто мою шкирку.

‒ Десять минут. ‒ Виви оправляет скомканный от моих вихляний рукав. ‒ Приходи обедать, Чахотка.

Он идет в сторону лестницы.

‒ Да ни за что. ‒ Отстраняюсь от Лиллоу и демонстративно принимаюсь стряхивать с себя что-то. ‒ У меня от тебя будет несварение. Как и от твоего приплода.

Виви замедляет шаг и оглядывается через плечо. Что ж он такой неэмоциональный? Не могу даже понять, кольнула ли я его или все напрасно.

‒ Возможно, госпоже станет лучше, если она пообедает отдельно, с нами? ‒ вмешивается Лиллоу, мягко придерживая меня за локоть. ‒ Я накрою в малой столовой для наших гостей и с вашего позволения присоединюсь к трапезе. К тому же великолепным подспорьем послужит дополнительное внимание к предлагаемому меню для госпожи. Быть может, в процессе будут сразу же внесены некоторые корректировки. Да и госпожа подскажет, по вкусу ли пришлось ей то или иное блюдо.

Лиллоу закидывает нас сладкими пряниками? Честно говоря, у меня настроение боевое. Хочу повздорить. Видимо, во всем виноват адреналин и перспектива внезапной гибели от падения.

Внимательно смотрю на склонившего голову дворецкого. И почему Лиллоу так не хочет, чтобы мы ругались? Хотя он и раньше делал все, чтобы пресечь наши с Виви ссоры.

‒ Хорошо.

Согласился? Хоть к кому-то он прислушивается.

Как только Виви исчезает на втором этаже, я подхожу к лестнице и барабаню пальцами по ее основанию.

‒ И чего это мы спрятались в темном углу?

Из темноты возникает сначала невозмутимое лицо Тео. Похоже, он стоял все это время, прислонившись спиной к стене. Стоял под лестницей.

Ну, правда ведь, трухло.

‒ Не спрятался, а занял стратегически важную позицию, ‒ поправляет меня Тео.

‒ Спорим, Виви тебя тоже заметил там?

‒ Даже спорить не буду. Главное, что он ничего по этому поводу не сказал. И на том спасибо.

‒ А зачем вообще туда залез?

‒ Чтобы прийти в себя. Устроили тут атаку на мою психику. Всем семейством в одном месте разом собрались. Ладно, хоть я уже добрался к тому времени до сортира.

‒ Не слишком ли часто ты пугаешься?

‒ Пуганный равно живой. Лучшее из всех возможных уравнений. Опыт о том подсказывает. Что ж, может, перекусим, наконец? И раз уж ты прямым текстом послала хладного господина, надо это отметить.

‒ Странный повод для праздника.

‒ Любому поводу надо радоваться. Поверь, их в последние годы практически не было.

‒ Госпожа, господин Стар, гость ждет, ‒ деликатно прерывает нас Лиллоу.

‒ Гость? ‒ Обращаю озадаченный взгляд на Тео.

‒ Сама увидишь. ‒ Он подталкивает меня в спину. ‒ Давай, давай, мигом, мигом. А иначе нас обвинят в том, что мы морим тебя голодом.

Послушно иду с мужчинами. И кто же мог пожаловать в гости?

ГЛАВА 26. СТИЛЬ ПРОШЛОГО

Неминуемое сегодня

По знакомому и связанному с не лучшими воспоминаниями пути прохожу к малой столовой и благодарно киваю Лиллоу, открывшему мне дверную створку.

На дальнем стуле лицом к входу устроился мужчина. Перед ним стоит исходящая паром чашка. При моем появлении он немедленно поднимается на ноги и начинает приветливо улыбаться.

Кто он?

Пытаюсь выдавить улыбку, но из-за устремившихся на пробежку мыслей не получается сносно совладать с мимикой. И незнакомцу достается косая кривулька на половину лица. Зрелище, наводящее одну только жуть.

‒ Лето? — Мужчина не идет ко мне навстречу, а терпеливо ожидает моей окончательной реакции, с которой, к слову, я уже основательно подзадержалась.

Судя по виду, моя личность ему прекрасно известна. И, кажется, он ждет, что и я его вспомню.

Однако придется разочаровать гостя. Не помню. Совсем.

Быстренько проскальзываю взглядом по его телу и на долгое время залипаю на лице мужчины. У меня в знакомых водилась такая привлекательная персона, а я и не заметила? Вряд ли.

Гость широкоплеч и мускулист и явно неравнодушен к ярким футболкам в сочетании со строгим официозом костюмной двойки. Угловатые черты на овальном лице, резкие и крупные мазки бровей, частичная темная поросль на подбородке и пробирающаяся дальше ‒ вдоль основания лица до самых ушей, а также плотная черта сомкнутых губ придают его образу оттенок опасности. Но стоит взглянуть в глаза мужчины ‒ в глубины радужек светлого золота, наполненные мягким спокойствием, и приходит понимание, что первое впечатление было иллюзией. Но часто ли незнакомцы заглядывают дальше этого краткого мига первого впечатления?

Золото глаз. И светлые прилизанные волосы. Те, что у него на лице, намного темнее волос на голове. Но сомнений быть не может. Передо мной Иммора.

‒ Не узнаешь меня, да? — Мужчина, посмеиваясь, отводит взгляд, но затем вновь обращает его ко мне. ‒ А ведь когда-то просто жить не могла без того, чтобы не подразнить лишний раз.

Осознание приходит вспышкой, притащившей за собой целый ворох картинок-воспоминаний.

‒ Фрэнсис! — Избыток эмоций обращает голос в чистый визг.

‒ Угадала. — Мужчина улыбается еще лучезарнее и на сей раз спешит ко мне навстречу.

Подскакиваю и повисаю на нем без всякой задней мысли.

‒ Завидное достижение, ‒ ворчливо комментирует Тео, пропихиваясь между нами и стеной. ‒ Быть узнанным только лишь по критерию раннего принятия на себя чужих поддразниваний.

Фрэнсис Леоте.

В моей памяти он остался высоким симпатичным девятнадцатилетним юношей, принятым в отдел правоохранителей Высотного Города благодаря рекомендациям Сэмюэля, за что боготворил его едва ли не больше, чем я.

Иммора на страже общественного порядка? Благородное создание в грязной рутине общества? Немыслимо, скажет человечество и, в сущности, будет право.

Но не в случае с Фрэнсисом. Этот парень не обычный Иммора. Или вернее сказать, он не дотягивает до величия высших. Грубоватая интерпретация, но наиболее правдивая.

Фрэнсис… дефектный.

Ведь именно так часто называют то, что не удовлетворяет разноплановые уровни восприятия живого существа — как человека, так и Иммора. Внешность Фрэнсиса полностью подпадает под стандарты впечатляющей красоты, ожидаемой от благородных. Но сил Иммора он, к сожалению, лишен. Мощь и выносливость превышают человеческий потенциал, но остальное — полнейшее ничто. Дара, преподнесенного высшим самой природой, у него нет и в помине. Свет игнорирует его существование, а небесные светила едва ли заинтересуются крохотной живой песчинкой, теряющейся в огромной массе человеческих посредственностей.

Однако Иммора не признают существование дефектных. Слишком велик позор, который несет за собой подобное признание. Благородные идеальны. Высшие создания безупречны. И это неоспоримо.

Честно говоря, Фрэнсис — единственный дефектный, встреченный мною за всю жизнь. Возможно, он и правда единственный во всем мире. Такой неполноценный… И мне не стыдно замечать его неполноценность. Я и себя считала неполноценной и считаю так до сих пор. Разве в этом есть что-то постыдное? Отличаться от других неимением чего-то, когда это «что-то», фактически, должно ослаблять тебя в моральном и физических планах, но при том жить дальше, добиваться целей и стремиться к вершинам — вот это и вызывает искреннее восхищение. И да, Фрэнсисом я всегда восхищалась.

Я помню, как парнишка — изгой среди Иммора — воспрял духом в то мгновение, когда ощутил поддержку Сэмюэля. Мой Сияющий Спаситель помог ему устроиться на работу, нашел ему жилье и сделал частью нашего круга общения. Единственный из Иммора, кто протянул руку едва держащемуся наплаву, но по-прежнему стойкому парнишке. И Фрэнсис, сколько себя помню, всегда отплачивал ему преданностью. Хоть Сэмюэль и не ставил ему такое условие.

В то далекое время Фрэнсис был стройным деревцем с едва начавшими формироваться мускулами. А как же легко он смущался! О, узрев один раз эту очаровательную реакцию, я уже не могла остановиться и дразнила его по любому поводу.

Кто знает, может, таким образом я отыгрывалась на нем за провокации Виви? Этого мракобеса ничем не смутишь — даже если я разденусь догола. Понятное дело, такую версию я на братце не проверяла. Как, впрочем, и на Фрэнсисе. Зачем перегибать палку, если тот пунцовел юношескими щечками даже от легких словесных поддразниваний?

И сейчас стройный юноша-одуванчик превратился во внушительного мужчину со скальным силуэтом и мужественным подбородком. И крайне красивым лицом. И, кажется, теперь его не огорошить маленькими детскими дразнилками. Он до сих пор придерживает меня за талию, пока мои ноги болтаются в воздухе. А до этого Фрэнсис позволил себе лишь разок крепко сжать меня в объятиях, а затем отстранился и деликатно установил некоторое расстояние между нами, продолжая держать как младенца, которому предположительно следует уже сменить завазюканное исподнее.

И он не покраснел. Ни разу.

‒ Поразительно. — Фрэнсис изучает мое лицо. — Совершенно не изменилась.

Он опускает меня на пол и ждет, пока я отыщу равновесие. И лишь затем отпускает мои плечи.

‒ А вот ты возмужал. — Не без удовольствия провожу ладонью по вздутым мускулам под рукавом пиджака. — Кушал гениталии быков, чтобы вкусить их силу и так разрастись?

Фрэнсис на секунду замирает, а потом издает смешок.

‒ Раньше подобное предположение заставило бы меня умереть от смущения.

‒ А сейчас нет?

‒ Сейчас это кажется забавным. И даже милым. По крайней мере, в твоем исполнении.

‒ Хорош уже ластиться, ‒ бурчит Тео и расслаблено разваливается на стуле. — Мне сегодня целый день кусок в горло не лез. Довели мою психику некие небезызвестные изверги. Так что предлагаю приступить к трапезе прямо сейчас. А серьезные разговоры отложить на потом. Идет?

‒ Тогда позволите накрыть на стол, госпожа? — обращается ко мне Лиллоу.

‒ Ага, давай, — соглашаюсь я, а сама сосредоточено тыкаю пальцем в грудные мышцы Фрэнсиса. Тот лишь дружелюбно улыбается, покорно позволяя мне утолять свое любопытство. — Врачишка еще не ушел? Тогда тащи и его сюда.

* * *

А в этой идиллии есть определенная прелесть.

Тео, Такеши, Фрэнсис, притащенный за руку и мягко усаженный рядышком за стол Лиллоу и я — наша дружная компания на сегодняшний обед. И такой расклад мне нравится намного больше удручающего времяпровождения с Виви и его детсадом.

Небольшой стол украшают блюдо с горками рубленных бифштексов, фигурная миска с застывшими волнами картофельного пюре и овощная нарезка. Мне же из этого великолепия достается вкуснющее горяченькое ароматное ничего.

Набычившись, причмокиваю свою трубочку, воткнутую в питательную смесь с предположительно теми же вкусовыми характеристиками, что и пища, красиво уместившаяся на столе.

‒ А нормальное мне что-нибудь пожевать дадите? — мрачно интересуюсь я, прикусывая кончик трубочки.

‒ Для вас на десерт также приготовлен фруктовый пудинг. — Лиллоу вопросительно смотрит на Такеши. — Полагаю, консистенция позволит организму госпожи легко его усвоить.

‒ Нфу, онф тофно нфе поврефдит, ‒ с трудом отзывается врачишка. Его рот плотно набит мясными кусками.

Воодушевляет. Я с их особых менюшек точно озверею.

‒ Потерпи. — Фрэнсис ставит передо мной стакан с водой. — Твоему телу нужно восстановиться. Нет необходимости понапрасну подвергать его стрессу.

Ставлю левый локоть на стол, пригибаюсь к столешнице и размещаю ладонь на затылке, приняв достаточно удобную, по моим меркам, позу для созерцательного любования.

‒ Что? — Фрэнсис тоже смотрит на меня с любопытством.

‒ А ты ведь теперь у нас солидный взрослый парень, ‒ медленно тяну каждое слово. — Весь прямо такой мужественный. В моем вкусе.

‒ Занятно. — Тео хмыкает. — Я тоже солидный мужчина в годах, но ты отчего-то не ассоциируешь меня с каким-либо типом мужественности.

‒ Твои ресницы пушистее, чем у любой девушки. — Приподнимаю одну бровь и многозначительно гляжу на юриста. — Намек понят?

‒ Ясно. — Тео, ухмыляясь, поднимает руки с раскрытыми ладонями. — Продолжай обхаживать сладкими речами тех, кому чуточку больше повезло с генами и телесной достаточностью. А я буду довольствоваться ресницами… Как ты их называешь?

‒ Щетками.

‒ Ресницами-щетками. Верно. Я горжусь собой. Каждым элементом себя. И моими щетками тоже. Благодарю за внимание.

Такеши издает смешок. Губы Лиллоу затрагивает улыбка.

С ними мне легко. Спокойно. Я рада этим доверительным отношениям, потому что они не исчезли даже спустя столько лет. Все они по-прежнему тепло ко мне относятся. Не считая врачишки, конечно же. Мне все еще хочется залепить ему оплеуху по обеим впалым щекам и добавить затрещину по затылку.

‒ Твоя похвала значительно повышает мою самооценку, — с напускной серьезностью сообщает Фрэнсис.

‒ Не думаю, что у тебя проблемы с самооценкой. — Вновь приникаю к своей трубочке и издаю несколько красноречивых хлюпающих звуков. — Невероятно. Ты же всего на год меня старше. Но теперь такое чувство, будто я застряла во времени.

‒ Это не так уж далеко от истины. — Тео с сомнением разглядывает бифштекс, размышляет еще секунду и с тяжелым вздохом бухает себе на тарелку сразу два. — И поверь, мой разум отказывается принимать тот факт, что спустя столько времени я по-прежнему должен иметь дело с Лето-подростком.

‒ Не такой уж я была и проблемной.

Раскачиваясь на стуле, обозреваю оставшуюся гору мяса. Ужасно хочется вонзить зубы в нечто объемной и цельное, а не всасывать в себя невообразимо полезный суррогат. Но не уверена, что мой желудок выдержит подобные нападки.

‒ Тешь себя этой мыслью и дальше, ‒ буркает Тео.

Останавливаю взгляд на юристе. Окружающие в большинстве своем ведут себя в отношении меня очень мило. И только Тео открыто и не таясь высказывает свое недовольство мной.

Брюзжит, ворчит и бурчит. Постоянно. К тому же он совсем не очаровашка.

Однако предоставь мне выбрать человека, которому я доверяю больше всего, и я, без сомнения, укажу на Тео. Несмотря на специфику его работы и хитроумный характер. И даже несмотря на то, что он — «человек» Виви.

«Человек» Виви… А ведь эта мразота позаботился о том, чтобы сведениями обо мне и особенностях моего исцеления обладали только избранные. И «избранные» в самом что ни на есть отрицательном смысле. С ними Виви не особо церемонился.

Сверлю взглядом Фрэнсиса. Судя по его словам и поведению «избранных» ‒ Тео, Лиллоу и Такеши — в его присутствии, он в курсе многих подробностей. Сэмюэль оказывал ему помощь издалека, Виви же крайне серьезно приблизил Фрэнсиса к своей семье.

Поднимаюсь на ноги и с маниакальным видом вцепляюсь в лацкан пиджака Фрэнсиса. Тот озадачено наблюдает за мной, но ничему не препятствует. Пользуюсь заминкой и сдергиваю пиджак с его плеча.

‒ Лето! — Тео давится куском бифштекса и пытается нащупать стакан с водой. — Я уже понял, что он в твоем вкусе. Но давай ты не будешь с таким усердием демонстрировать свою симпатию, договорились? Кое-кто будет крайне недоволен… Да что б тебя, Лето!.. Слышишь меня?! Прекрати, говорю, раздевать всех подряд!

Такеши перестает жевать и, приоткрыв рот, наблюдает за моими действиями. От бесшумного вздоха Лиллоу краешки салфеток на столе чуть приподнимаются.

Несмотря на вопли Тео, успокаиваюсь я только тогда, когда пиджак полностью отделяется от тела Фрэнсиса, а прятавшаяся под ним футболка приобретает перекошенный и крайне плачевный вид.

‒ Похоже, ты все же поставила себе цель меня смутить. — Нынешний видоизмененный Фрэнсис спокоен даже в полуобнаженном образе, когда как прежний, скорее всего, давно бы отключился от смущения.

‒ Кажется, я перебдела. — Опускаюсь обратно на стул и хмурюсь. Беспокойство сверлит дыру в моем сознании, наотрез отказываясь убираться восвояси.

Взгляд Фрэнсиса приобретает оттенок напряженности. Помолчав немного, он опускает руку и медленно приподнимает край футболки, оголяя живот.

‒ Это ищешь?

Клеймо!

Стол подвергается тряске, а стул валится на пол, когда я вскакиваю на ноги.

Иммора заклеймил другого Иммора! Это же, дьявол, настоящее членовредительство!

Мой навык составления слов мгновенно сходит на нет. Я выставляю руки, указывая на клеймо рода на животе Фрэнсиса, и дико оглядываю присутствующих.

Все молчат. Ясно и без слов. Виви — чокнутый психопат, который ни перед чем не остановится. Не моргнув глазом, заклеймил сородича. Высшего. Иммора. Дефектного, но даже от этого Фрэнсис не перестает оставаться Иммора.

‒ Виви — долбанный извра!..

‒ Не надо, Лето. — Фрэнсис поправляет футболку, наклоняется и подбирает с пола уроненный стул. — Я не воспринимаю это как нечто постыдное. — Он мягко давит на мои плечи, предлагая снова занять свое место.

‒ А надо бы! — пылко заявляю я, оглядываясь на него через плечо. — Ладно, он людей клеймил, но клеймить Иммора — это гадко!

‒ Хорош, Лето, ‒ одергивает меня Тео и с мрачным видом подцепляет вилкой несколько кусков огурца. — Клеймить людей — тоже так себе забава. Лично для меня эта выходкавоспринялась как плевок в мою нежную душевную организацию. Помимо того, что с тех пор я не могу ни нормально работать, ни расслабиться. Но, думается, с лирикой мы переборщили, и пора перейти к обсуждению дел насущных. Пока Лето не начала вновь вопить, какие мы все здесь бедненькие и несчастненькие, и мы окончательно бы сами не поверили в это утверждение.

‒ Каких дел?

‒ Связанных с поручениями нашего достопочтимого хладного господина. — Тео произносит это с такими интонациями, словно хочет передразнить сам себя. — Требуется избежать проблем.

‒ Тебе не кажется, что проблемы Виви — это его проблемы? — скривившись, спрашиваю я.

‒ Проблемы Виви, то есть Вацлава, ‒ наши проблемы. — Тео стучит пальцем по плечу в том месте, где под тканью скрывается его собственное постыдное клеймо Люминэ. ‒ Коли мы в некотором роде и с некоторых пор стали частью этой семьи.

‒ Положение обязывает, да? — Прищуриваясь, иронизирую я. Никак не могу смириться с тем, что Тео слишком слабо негодует.

‒ Обязывает, требует и приходит ко мне в кошмарных сновидениях, ‒ отвечает он на мой вопрос.

По-видимому, я жажду, чтобы кто-нибудь испытывал тот же гнев, что никак не унимается внутри меня. Все слишком спокойны, слишком смиренны.

И послушны.

И Виви дергает своих покорных марионеток за крепкие ниточки.

Наклоняюсь вперед и умещаю локти на стол.

‒ Скажи, Тео, ты хоть отбивался?

‒ В каком смысле?

‒ Когда тебе нашлепку «продукт годен» на тело присобачивали? — Тоже тыкаю в плечо большим пальцем.

‒ Отбивался? Ха! — Юрист повторяет еще несколько раз «ха!» и угрюмо смолкает. — Скажу проще, реши Вацлав выжечь родовое клеймо на одной из выпуклых половин моей задницы, я бы без малейшего спора тотчас бы стянул с себя штаны.

‒ Звучит мерзковато, ‒ кривлюсь и высовываю язык. — Фу.

‒ Да, я мерзкий, И злопамятный. — Тео, фыркнув, втыкает вилку в середину недоеденного куска мяса. — Однако Вацлав мигом сломает во мне всю систему, если ему что-то не понравится. Так что я мерзок настолько, насколько угодно ему.

‒ Облизывай его, сколько хочешь. — Пожимаю плечами. — Я-то здесь причем?

‒ Ты, Лето, — некая таинственная фигура, вдруг появившаяся в окружении самой влиятельной персоны этого бренного мира. — Тео, чей голос практически истекает сарказмом, в точности копирует мои движения с поднятием и опусканием плеч. — Вацлава Люминэ. Который к тому же на виду у средств массовой информации двадцать четыре часа в сутки. Снова скажешь, что ты не при делах?

‒ Я не при делах, ‒ заявляю со всей твердостью. ‒ С какого перепугу дела Виви должны касаться меня?

‒ Все, что касается его, теперь касается и тебя. Поэтому наша цель — как можно более безболезненно ввести тебя на шахматную доску.

‒ Ясно-понятно. Но малость поздно спохватились. — Хмыкаю я и складываю на груди руки. — Все уже болезненно и максимально отвратительно. Тошнотворно, я бы добавила. Виви превратил меня в биоматериал и связал со своим приплодом! И я просто…

‒ Не стоит так говорить, — прерывает меня Фрэнсис, кладет руку поверх моей, лежащей на столе, и слегка сжимает мои пальцы.

‒ Насчет чего? — Выдыхаю воздух, который собиралась использовать для нового ругательного вопля.

‒ Насчет мальчишек. Дети ни в чем не виноваты.

Супер. И мне совершенно нечего на это сказать.

Да ладно?! Теперь что, настала очередь Фрэнсиса ввергать меня в пучины смущения?

‒ Ну… Старший все равно меня не выносит, ‒ бубню я в неуклюжей попытке защититься. — У нас с ним взаимное непринятие друг друга.

‒ Быть может ты не…

‒ Ничего не говори. — Мотаю головой, чтобы даже случайно не услышать увещевания Фрэнсиса. — Даже слушать не желаю.

‒ Полагаю, оказывать давление на госпожу прямо сейчас — не лучшая затея, ‒ озвучивает свое мнение Лиллоу. — На нее и так навалилось чересчур много за ужасающе короткий промежуток времени. Возможно, нам пока следует вкратце обговорить детали наших дальнейших действий?

‒ Отличный план, Лиллоу, ‒ хвалит его Тео. — Стратегическое мышление в действии. Не хочешь перебраться работать в мою контору?

‒ Уверен, господин Люминэ не одобрит как мою попытку сменить работу, так и вашу попытку мне ее предложить.

Прислушивающийся к их разговору Такеши натужно сглатывает, будто сам уже готовясь понести наказание за некую еще не озвученную провинность.

‒ В общем, не давите на меня, ‒ быстро возвращаю я прежнюю тему беседы. — Что там насчет кратких ценных указаний на ближайшую обстановку жизнедеятельности?

‒ Во-первых, Лето, за порог ни на ногой без Фрэнсиса. — Тео неожиданно становится серьезным.

‒ А?

‒ Ранее он занимался охраной Лириса и Эли. Сейчас Вацлав дал ему указание везде следовать за тобой.

‒ Он перетащил Фрэнсиса из правоохранителей себе в личное услужение лишь для этого? — Я поворачиваюсь в сторону названного. — Чтобы быть его личной охранной собачкой?

‒ Я — руководитель охраны семьи Люминэ. — Фрэнсис выстраивает из бровей интересную линию, полностью сбивающую с толку того, кто хочет разгадать, что за эмоция господствует на его лице в данный момент. — И я никогда не воспринимал защиту Эли и Лириса как некую провинность. В той же мере я рад, что буду защищать тебя.

Какие пафосные конструкции. Рад он, ага. Допустим, не верю.

‒ Признайся, что вся эта навязанная Виви муть тебя напрягает, ‒ предлагаю ему я. — От правды будет чуточку легче, поверь.

‒ Не жажду вступать с тобой в спор, Лето. — Фрэнсис аккуратно треплет меня по волосам на макушке. — Но тебя я защищу.

‒ Блин… ‒ Возвращаюсь к жеванию трубочки, хотя вся питательная смесь мной уже давно выпита. — Вы все какие-то… послушные. Без огонька.

‒ Твоего пламени хватит на нас всех, ‒ без тени улыбки говорит Тео. — А сейчас вопрос высшего ранга. Каким образом нам потянуть время и скрывать Лето от общественности до той поры, пока она сама будет готова к принятию нового статуса во всех его проявлениях?

‒ Чего? Какого еще статуса? — Негодование во мне бурлит с прежней силой. — И с какой стати мне вообще представляться общественности? Сэмюэль никогда не заставлял меня давать интервью или где-либо выступать. И не таскал на сомнительные мероприятия.

‒ Дело вовсе не в сомнительных мероприятиях. — Тео с силой трет обеими руками лицо и издает нечто, напоминающее заунывный стон умирающего морского льва. — В ином. В ином дело.

‒ Ну и в чем?

‒ Знаешь Эли и Лириса? — Тео прижимает ладони к подбородку, создав что-то вроде цветочных лепестков из пальцев, когда как бутоном служит его собственная голова, и изображает некое подобие умильной улыбки. — Ангелоподобных дитяток с чудной мягкой шевелюркой и большими голубыми глазками?

‒ И?

‒ А то, Лето, что тут и тупоголовый смекнет, что один из их родителей явно не Иммора!!

Опешиваю от неожиданного всплеска эмоций Тео. Прикусываю нижнюю губу и осторожненько спрашиваю:

‒ И?

‒ Ха-ха и хе-хе. — Тео обессилено откидывается на спинку стула. — Дело в том, что Вацлав собирается… не имею понятия, когда, но собирается… представить… кое-кого.

‒ Кого? — У меня начинает как-то подозрительно першить в горле.

‒ Мать Лириса и Эли.

‒ Кого?.. — Это повторяю уже на автомате. В горле образуется уже настоящая пустыня.

‒ Тебя. Представить тебя. Представить тебя как мать Лириса и Эли.

ГЛАВА 27. БЕСКОНЕЧНОСТЬ ЛАБИРИНТА

Знаковое сегодня

— Держи крепче, ‒ советует Тео, хладнокровно попивая чай из фарфоровой чашки. — И следи за зубами. Предполагаю, что она может цапнуть.

‒ Я тебя… щас… самого цапну! — пыхтя, грожу я. Сыпать угрозами и одновременно барахтаться в крепкой хватке Фрэнсиса — дело сложное.

‒ Тем более держи крепче. — Тео тянется к тарелке с мягкими булочками. — Членовредительство в отношении квалифицированного юриста — изначально мера нецелесообразная. Отличные юристы на дороге не валяются.

‒ Щас… ты… ляжешь, ‒ выфыркиваю я и принимаюсь колошматить ногами воздух. Фрэнсис только и успевает, что руки по моему телу вовремя передвигать, чтобы случайно не придушить меня при очередном диком прыжке.

Со стороны, вероятно, кажется, что я пытаюсь добраться до Тео и сделать ему сильное бо-бо. На самом же деле рвусь я вовсе не к нему.

Как только за столом озвучили планы Виви относительно меня и моего будущего статуса, мой самоконтроль дал трещину. Я слетела со стула и бросилась к выходу, где уже и была перехвачена Фрэнсисом. Судя по скорости реакции, у правоохранителей он точно в элитном спецотряде отработал.

‒ Держи, держи, ‒ непринужденно приговаривает Тео, делая малюсенький глоточек чая. — Считай, вся твоя многогодовая подготовка вела исключительно к этому моменту.

‒ Даже не догадывался, что всю жизнь тренировался именно для этого. — Фрэнсис усмехается мне в ухо.

‒ О-от… отпу-усти! — Еще раз пинаю воздух и резко теряю связь с левой ногой.

Отлично. Переизбыток эмоций, и тело сразу трусливо уходит в спящий режим. Прекращаю барахтаться и провисаю на руках парня унылой куклой.

‒ Как вы, госпожа? — осторожно интересуется Лиллоу, заглядывая мне в глаза.

‒ Отвратно она себя чувствует, ‒ буркает Тео и тыкает в мою сторону надкусанной булкой. — И ведет себя также. Сейчас-то успокоилась, а?

‒ Нога… отказала, ‒ мрачно признаюсь я.

Фрэнсис аккуратно усаживает меня на стул и на всякий случай встает около двери.

‒ Куда вы так спешили? — Лиллоу вкладывает в мою руку стакан с водой.

‒ К Вацлаву она рванула, ‒ сварливым тоном отвечает за меня Тео. — Чтобы высказать ему, насколько она счастлива играть по его правилам.

‒ Кажется, госпожа Квин к нему не за этим бежала, ‒ задумчиво предполагает Такеши.

Тео бросает на него снисходительный взгляд.

‒ Я в курсе. Это был сарказм. Знаешь такое слово?

‒ В бубен дать, ‒ громко шепчу я. — Я собираюсь дать ему в бубен… Люстрой.

Такеши таращит глаза. Уголки губ Лиллоу дергаются.

‒ Оригинально. — Юрист демонстрирует мне большой палец. — Уверен, Вацлав оценит полет твоей фантазии.

‒ Пустите меня к нему. — Сверлю взглядом Фрэнсиса. По моим расчетам, он здесь самый грозный противник. Остальных я распинаю.

‒ Не раньше того момента, когда ты успокоишься. — Тео показывает расстояние в один сантиметр, используя большой и указательный пальцы. — Хотя бы чуточку. Твой организм активно протестует. Однако ты ни черта не прислушиваешься даже к самой себе.

Не поняла юмора. Кто тут, по факту, несчастный и частично неподвижный? Вроде как я. Но и претензии почему-то тоже высказывают исключительно мне. И где справедливость?

‒ А теперь успокоилась? — Тео хлопает Такеши по плечу ‒ тот сидит в слишком уж напряженной позе — и снова смотрит на меня. — Обещаешь, что резких движений не будет?

‒ Резких, возможно. Насчет движений ничего обещать не буду. — Ехидно щурюсь и развожу руками. — Движение — это жизнь как-никак.

‒ И на том спасибо. — Тео пристально смотрит на меня, барабаня при этом пальцами по столу. — Пожалуй, рядом с Вацлавом тебя ждет еще очень много потрясений. Разумно ли выбиваться из сил уже на старте?

‒ Ты что, не врубаешься? — Вытягиваю руку и тыкаю пальцем в сторону двери. — Он же…

‒ Психопат? Дьявол? Бьющая по подкорке мигрень? Генератор абсурдности и нерационализма? Да, да, он такой, согласен. Однако тебе все же следует приберечь силы. — Юрист откидывается на спинку стула, складывает руки на груди и натягивает маску серьезности. — Знаешь, его непреклонность сродни инфекции. Без следа она не исчезнет, но ты вполне можешь не подпустить ее к себе, выработав определенный иммунитет.

‒ О чем ты?

‒ Не вступай с ним в слишком уж открытую конфронтацию. — Тео подтаскивает к стакану с водой свою полупустую чашку с чаем и, помедлив, ударяет чашкой по стенке стеклянной емкости. Наполненный стакан дергается, и вода, выплеснув через край, попадает точно в чашку. Кивнув на полученный результат, он продолжает: — Чем чаще ты атакуешь его, тем дольше остаешься вблизи него. И тем большее влияние он на тебя имеет… И поверь, Вацлав жаждет, чтобы ты его атаковала.

* * *

Виви может повлиять на меня? Ну уж нет, полнейший бред.

Свободу воли еще никто не отменял. К тому же я уже вышла из фазы вялого овоща и шевелюсь так, как считаю нужным.

Крепко зашнуровываю кроссовки, то и дело поглядывая на вершину лестницы. Не хочу вновь сталкиваться с кем-нибудь из этого семейства.

‒ Плохая идея. — Тео заметно нервничает. Моргает раза в три чаще, отчего взмахи шикарных ресниц придают его образу неуместное кокетство.

Фрэнсис тоже стоит неподалеку и безмолвно наблюдает за сражением моих пальцев со шнурками.

‒ Плохая идея выйти погулять? — уточняю я и разгибаюсь, чтобы оценить результат своих трудов с высоты собственного роста. Пока даже выполнение простенького действа типа зашнуровывания обуви представляется мне настоящим подвигом. Пальцы рук иногда полностью не синхронизированы, поэтому я стараюсь радоваться даже малейшему бытовому успеху.

‒ Плохая идея оставить меня тут в качестве посланника, который сообщит хладному господину, что ты вышла погулять. — От возмущения у Тео в уголках губ собираются капельки слюны, которые, вместо того, чтобы солидно брызнуть, прочерчивают себе влажные линии к низу его подбородка.

‒ А, по-моему, идея гениальная. Трещать красиво ты умеешь, слова подбирать мастер да и с аргументаций все отлично.

‒ Не куплюсь на лесть, не старайся. Почему бы тебе просто не подняться наверх и не сообщить Вацлаву о своем желании подышать воздухом? А не скрытно сбегать через парадную дверь?

‒ Потому что желание познакомить его морду с моей люстрой все еще у меня в приоритетах. — Цепляю Фрэнсиса за рукав и тяну к двери. — К тому же от общения с Виви меня уже воротит.

Чтобы не рисковать понапрасну, я даже не стала подниматься в комнату, чтобы переодеться. Так и собралась наружу в том, что напялила изначально — в белой блузке без рукавов и в коротких брюках. Благо, обувь для меня приготовили заранее.

‒ Знаешь, что случается с посланниками, принесшими плохие вести? — Тео закатывает глаза, поглаживая себя кончиками пальцев по кадыку. — На них отыгрываются. И весьма жестоким образом.

‒ А ты держись от Виви на расстоянии, когда будешь весть сообщать, ‒ с оптимистичным видом предлагаю я юристу. — Можешь даже заранее спрятаться за наспех сконструированными баррикадами из столов.

Реплика Тео теряется в шуме внешнего мира. Закрываю за собой дверь и глубоко вдыхаю чистый воздух. Фрэнсис молча стоит рядом.

‒ Ничего не скажешь мне? ‒ с вызовом интересуюсь у него.

‒ Хочешь услышать что-то конкретное?

‒ Никто из вас не пытается меня задержать. ‒ Оглядываюсь на закрытую дверь. Тишина. Никто не кидается в погоню за мной. ‒ На фоне случившегося легкость моего побега кажется подозрительной.

‒ Никому из нас не поступало указаний тебя задерживать.

Вот оно как. Получается, Виви разрешает мне убежать? Вот так просто?

В чем подвох?

Куснув губу, смотрю исподлобья на Фрэнсиса. Выглядит все так, что я сама действую по указке Виви, раз потащила этого парня за собой. Он ведь как бы «приставлен» ко мне сопровождающим, по указанию моего братца.

Но на самом деле причина в ином. Фрэнсис всегда был чересчур правильным и ответственным. И Сэмюэль всегда о нем хорошо отзывался, хвалил его за старания. Так что мой порыв более продиктован верой в чутье Сэмюэля, нежели лицемерным желанием угодить Виви, чье поведение тоже пованивает двуличностью.

К тому же мне пока сложно передвигаться в одиночку.

‒ Куда ты желаешь отправиться?

Погруженная в свои мысли я не сразу осознаю, что успела спуститься с лестницы и направиться вперед по дороге. Фрэнсис верной собачонкой неслышно следует за мной. И не реши он задать вопрос, возможно, мы дотопали бы до самых границ владений Виви. Или хотя бы до одного из тех красивейших водопадов, которые я видела из окна автомобиля.

‒ Хочу…

Моим единственным желанием пять минут назад было поскорее убраться из того дома. Думала, с этим возникнут трудности. Но вот я снаружи. И что теперь?

‒ Хочу… Отвези меня на могилу Сэмюэля.

* * *

‒ Ветер. Надень.

Фрэнсис накидывает мне на плечи свой пиджак. У скольких мужиков я уже перемерила их официозные тряпочки? Неужели я выгляжу настолько жалко, что всем деловитым господам срочно хочется обо мне позаботиться?

‒ Спасибо. ‒ Тяну за лацкан пиджака, чтобы поудобнее приладить его на себе, но тону в нем окончательно. Фрэнсис тем еще здоровяком вымахал. ‒ Контактные линзы носишь? ‒ Тыкаю себе пальцем в скулу.

Характерное золото Иммора в глазах моего сопровождающего сменилось оттенком темного шоколада.

‒ Небольшие меры предосторожности. Не стоит кому-либо знать о том, что я Иммора. ‒ Фрэнсис чуть обгоняет меня на тропке, вьющейся по пригорку, и подает руку, чтобы помочь преодолеть подъем.

‒ Да уж. Другие Иммора не сильно обрадуются тому, что ты в прислужниках у Виви. ‒ Игнорирую предложенную руку, решительно огибаю Фрэнсиса и самостоятельно устремляюсь вперед. Нечего с меня так открыто пылинки сдувать. Я что им, комнатное растение? Чухлый задохлик? ‒ Иммора на службе, которого еще и заклеймили. Шикарно. У высших бы точно что-нибудь пригорело ‒ воняли бы, не переставая.

Фрэнсис реагирует на мою реплику смешком.

И зачем только он согласился быть на побегушках у Виви? Отличный же парень. Лучше бы поостерегся и держался бы подальше от этого кошмара.

Пять минут назад Фрэнсис привез меня на опушку леса и затем повел по тропинке в гору. Воздух чист, пригревает солнце.

Думаю о чем угодно, кроме цели нашего путешествия. Не хочу осознавать.

Снова.

‒ Как тихо. ‒ Останавливаюсь, потому что Фрэнсис, следовавший за мной, мягко придерживает меня за плечо.

Тропа резко уходит вниз. Из-за стены деревьев проглядывает ограда. Остроконечные угольно-черные верхушки фигурных врат жаждут разодрать тканевую манерность небес. А за ними виднеются каменные гиганты памятников и мемориалов. Помпезное величие памяти о высших созданиях.

Не так уж сильно отличается от того, что возводят люди. Разве что выглядит все это более вычурно и роскошно.

Иммора тоже исчезают. И исчезают без следа.

‒ Не зайдешь? ‒ Фрэнсис придерживает для меня створку тяжелых врат, пока я остолбенело стою на границе между миром живых и обиталищем воспоминаний об ушедших. ‒ Можем вернуться.

‒ Нет. Мы ведь уже столько прошли. ‒ Сглотнув, ступаю на аккуратную тропинку.

Поглощающе тихо.

Следую за Фрэнсисом, мельком оглядывая монолиты роскошных мемориалов. Слишком искусственно. Вряд ли здесь задерживается хоть одна душа.

Души Иммора тоже исчезают без остатка? Как и их тела?

Сэмюэля больше не существует.

Голова начинает трещать. От тишины и холодной серости искусственности вокруг.

‒ Сюда. ‒ Фрэнсис подает мне руку и помогает взобраться по ступеням.

‒ И где?..

Смолкаю, ошарашенная зрелищем.

Среди темнеющего скопища мертвых ровностей мемориального города раскинулась полянка сочной зеленой травы. В середине примостился угловатый камень, вершину которого венчает яркое сборище длинных подсолнухов. Сам камень увит вьюнком с множеством маленьких цветков, а поляна вокруг усыпана разнообразными цветами. Кажется, здесь рядом друг с другом растут даже те цветы, которые никогда не могли бы ужиться… Но тут они вместе.

Море, нет океан. Пучина яркости и свежести.

‒ Это… могила?

‒ Угу. ‒ Фрэнсис присаживается рядом со мной на корточки и, подперев подбородок рукой, рассматривает дичайший цветник.

‒ Кто все это сделал?

То, что я вижу, настолько дико, настолько круто, настолько провоцирующе, что мне не хватает дыхания на эмоции.

Прикосновение смерти… Ее здесь нет.

‒ Вацлав. ‒ Фрэнсис не отстраняется, когда я оседаю и обессилено приваливаюсь к его боку.

‒ Цветник зафигачил… ‒ Прижимаю пальцы к свербящему носу. ‒ И подсолнух еще сверху… По-моему, Сэмюэлю не очень нравились подсолнухи?

‒ Угу. ‒ Глаза Фрэнсиса стекленеют, дыхание становится прерывистым.

‒ Даже сейчас дразнит отца. ‒ Возвожу глаза к небу и усмехаюсь. ‒ Вот же… скотина…

‒ Хочешь спуститься?

‒ Да.

С помощью Фрэнсиса добираюсь до границы сочной зелени и медленно пробираюсь к камню. Цветы раскачиваются под напором ветра и словно ласкаясь, касаются моей кожи, неприкрытой тканью брюк.

Плюхаюсь в траву и кладу обе ладони на камень.

Молчу.

Что я хотела сказать? Все слова ограничены моими мыслями.

Здесь я жаждала освободиться. Воззвать плачем к небесам. И рыдать, рыдать, рыдать. Пока не устану. Пока не вытекут глаза.

Фрэнсис не осудил бы меня. Я знаю. При нем мне было бы не стыдно плакать.

Однако в глазах ни слезинки. Смотрю на подсолнухи, плавно раскачивающиеся над моей головой.

А вот при Виви я рыдала и выла как больное животное. Без всякого сомнения и ничуть не сдерживаясь.

Почему?..

ГЛАВА 28. ПРЯНИЧНАЯ ФЕЯ

Будоражащее сегодня

Приставляю руку ко лбу на манер козырька, чтобы прикрыть глаза от слепящего солнца, но все равно щурюсь — правда уже не из-за солнечных лучей.

‒ Ух, ‒ вкладываю в этот манерный выдох всю гамму нахлынувших на меня эмоций.

Кафе, владелицей которого является моя давняя подруга Тамара, напоминает многослойный сладкий торт. Многоуровневая конструкция оснащена множеством ажурных лестниц. Стены выкрашены в нежно розовый и салатовый тона, кое-где на первом этаже проглядывают желтые участки, а вздутые белоснежные занавески, покрывающие каждый оконный проем, походят на украшения из сладких взбитых сливок. Свою украшательскую лепту вносят и кадки с цветами — здесь их уйма. Делай шаг и любуйся новым цветущим кустом ‒ дыши, нюхай, вкушай глазами эстетику. И, судя по всему, на каждом уровне кафе устроена своя особенная тематика. Где-то даже слышится шуршание миниатюрных фонтанчиков.

Уютно. С этим не поспоришь. Да и с посещением никаких проблем: снаружи заняты почти все столики.

Оглядываюсь через плечо на лесные насаждения вдали. Кафе располагается на самой окраине города, практически на территории неприкосновенных зеленых долин. Что ж, как раз об этом и мечтала Тамара. Маленький уголок уюта для людей вдали от бытовой суеты и проблем.

Смахиваю с лица волосы, игриво наброшенные ветром, и еще раз пробегаюсь взглядом по вывеске.

«Лето наших сластей».

‒ Кажется, я вижу в названии свое имя, ‒ с неприкрытой мрачностью замечаю я.

‒ Думаешь? — Стоящий рядом Фрэнсис поднимает руку и с философским видом барабанит пальцами по собственному подбородку. Наигранность жеста распознается на раз. — А я вижу название некоего солнечного сезона.

‒ Неважно. — Отмахиваюсь и кривлю губы. — От содержания вывески аж зубы сводит. Кажется, мой измеритель сахарной ваты начинает зашкаливать. Это точно заведение Тамары?

‒ Да. Никаких сомнений. Информация достоверна.

‒ Супер. — Приглаживаю волосы и, поразмыслив, стаскиваю с себя пиджак Фрэнсиса. — Как я выгляжу?

‒ Как не очень хорошая подруга.

‒ А? — Вопросительно таращусь на парня, пока он надевает на себя возвращенный пиджак и с чинным видом поправляет рукава.

‒ Прямо сейчас ты собираешься предстать перед некогда близким для тебя человеком, который не имеет ни малейшего сомнения в том, что ты погибла более десятилетия назад. — Фрэнсис многозначительно приподнимает одну бровь. — Ничего не пропустил?

‒ Хочешь, чтобы я ее подготовила? — резко перехожу в режим злобы. — И как, спрашивается, это провернуть? Ну? Открыточку с картинкой пудинга ей послать?!

‒ Целесообразнее не выходить с ней на связь вообще.

‒ О как? — Разворачиваюсь, встаю прямо перед Фрэнсисом и, сложив руки на груди, смотрю на него снизу вверх. — С учетом того, что Виви в скором времени собирается забросить на вентилятор свою версию вонючей новостной кучки и скормить все это обществу через средства массовой информации, какова вероятность того, что Тамара пропустит эту малюсенькую незначительную новостюшку?.. Что я, мать вашу, восстала из мертвых!!

Фрэнсис тактично кашляет и делает пару быстрых зырков по сторонам. Меня утихомириться он не просит, но, предполагаю, что моя сдержанность существенно бы облегчила ему жизнь.

Выдыхаю и прислушиваюсь к телу. Все конечности по-прежнему функционируют. Наверное, организм решил, что последний эмоциональный порыв не стоит того, чтобы из-за него вырубаться.

‒ Никто не знает, когда Вацлав решит действовать и каким образом собирается все провернуть. — Фрэнсис бросает взгляд поверх моей головы на кафе. — Общество когда-нибудь да узнает о тебе. И, возможно, тогда, наконец, прекратят распространяться слухи, то и дело разрывающие новостные ленты в последние годы.

‒ Слухи? Насчет Виви?

‒ Да. Насчет него ‒ одного из самых влиятельных лиц Высотного Города. Неженатого и при этом так и не представившего обществу свою невесту. Не обозначившего планы насчет создания союза с какой-либо влиятельной семьей Иммора и абсолютно не распространяющегося по поводу своих личных планов. И при этом, ‒ Фрэнсис хмыкает, ‒ умудрившегося как-то обзавестись двумя сыновьями.

‒ Не смотри на меня, я не при делах, ‒ раздраженно буркаю я, когда он делает паузу между высказываниями.

‒ В общем, Лето, никто не смеет ставить что-либо в упрек Вацлаву только потому, что он на вершине. У него власть, авторитет, связи.

«А ведь когда-то окровавленным клубочком на моих руках сворачивался и хныкал мне в плечо». — Мельком проскочившая по взбудораженному сознанию мысль отчего-то пробивает меня до дрожи.

‒ Короче, ‒ меняю положение рук и выдвигаю нижнюю челюсть чуть вперед, ‒ ты хочешь, чтобы мы вернулись в автомобиль, а Тамара о моем воскрешении узнала из новостей?

‒ Верно. У этой женщины нет клейма рода Люминэ. Ничто не будет сдерживать ее, если она захочет наговорить кому-нибудь лишнего. Кроме того, об особенностях твоей ситуации ей ничего не известно.

‒ Типа и я ей при встрече сболтнуть лишнего могу, да?

‒ Нет. Несмотря на порывистость и детские замашки, твоя расчетливость по-прежнему включается раньше всего остального и работает в полную силу, ‒ без тени сарказма заявляет Фрэнсис.

И как прикажете реагировать?

По-видимому, это что-то из разряда «хвалю тебя, пока ругаю». Или его компаньон «ругаю тебя, пока закидываю похвалами».

‒ То есть я не болтушка? ‒ делаю осторожный вывод.

Фрэнсис кивает.

‒ Здорово. — Поднимаю оба кулака с отогнутыми большими пальцами к лицу Фрэнсиса. — Я классная. Но характер у меня отстойный. Так что двинули к Тамаре. У нее сегодня счастливый день, знаешь ли. Ей полагается порция меня.

За моей спиной раздается тяжелый вздох Фрэнсиса.

По всей видимости, останавливать он меня не будет. Также полагаю, что прямого приказа помешать моей встрече с Тамарой от Виви не поступало, а иначе Фрэнсис был бы менее аморфным и уже запихивал бы меня в багажник автомобиля. Виви мозговитый, с этим не поспоришь, так что вполне мог предположить, что одним из способов моего дрыганья будет попытка связаться с Тамарой. И раз он не мешает мне, грех не воспользоваться шансом. Не то чтобы я собираюсь целенаправленно напакостить ему в силу своей несдержанности и нетерпеливости, но мне теперь, по крайней мере, понятно, что Виви в любой момент готов подтереть за мной.

Еще одно извращение его извращенной личности. Однако прямо сейчас я хочу побыть эгоисткой, и он вроде как позволяет мне себя так вести…

* * *

Бегу по ступеням лестницы при входной группе со всех ног, опасаясь, что Фрэнсис может передумать. Или внезапно получить срочное указание от своего господина: связать меня, заткнуть болтливый рот и все-таки закинуть в автомобиль. Оборачиваюсь и пытливо смотрю на чинно следующего за мной мужчину. Тот останавливается на некотором расстоянии и посылает мне осторожную улыбку.

И почему я решила, что мне здесь труднее всех? Например, Фрэнсис, кажется, уже вполне осознал, чем грозят ему эти игры в няньку.

Выдыхаю через нос и сторонюсь к стене, пропуская какую-то лучащуюся радостью малолетку и не менее счастливую женщину, безуспешно пытающуюся удержать темп своего резвого ребенка.

Мать и дочь?

Семья…

Встряхиваю головой и заглядываю в одно из помещений кафе. Понятия не имею, насколько за эти годы изменилась Тамара. Мы ведь были очень дружны. С момента моего появления в доме Сэмюэля она всегда была рядом — сначала боязливо и ненавязчиво маячила где-то на горизонте, а затем уже поддерживала меня в любом начинании, везде сопровождала и пугливо пряталась за моей спиной при каждом появлении Виви, доверчиво цепляясь за мою одежду и жалуясь на «ужасающего молодого господина».

Как она жила в мире, где не существовало меня? Каких людей успела повстречать? Каким образом вырвалась из цепких лап Виви?

Хочу узнать все. Вновь познать сладость беззаботности.

Без ограничений законов. Без отягощающих обязательств долга и принудительного клеймения.

Без тех притеснений, что не позволяли таким, как Тео и Фрэнсис, быть по-настоящему искренними со мной.

Хочу пообщаться с человеком, который не станет страдать из-за того, что я вновь замелькала на радаре бытия. Не будет вечно насторожен и напряжен.

«Передумала?» — доносится до меня шепот Фрэнсиса.

Слегка разворачиваюсь и пихаю его локтем.

«Ни за что. — Дергаю головой в сторону еще одного помещения. — Может, пока тут расположишься. Девчонок поцепляешь, а?»

Не стоит труда заметить, что статный светловолосый красавчик привлекает женское внимание. Пусть и «дефектный», но Фрэнсис остается Иммора. К тому же дамочки не в курсе его видовой принадлежности. Пожирающие взгляды нацелены на каждый кусочек идеальных телес моей няньки. Даже та солидная женщина с дочкой, проходя мимо, успела украдкой полюбоваться моим сопровождающим.

«Я иду с тобой», ‒ твердо заявляет Фрэнсис и переходит в режим ожидания. В общем, куда я, туда и он.

Жаль. Такой потенциал мужественности, а им не пользуются. Хотя, наверное, подобные мысли пованивают безнравственностью.

Пожимаю плечами и поднимаюсь по лестнице на следующий уровень.

Здесь нет. И тут нет. Перехватываю одного из официантов, и тот советует пройти в дальнюю часть кафе.

По ощущениям, сердце вбивается в ребра, ‒ так и хочется подставить руки перед грудью, чтобы поймать его, если оно все же вырвется на свободу.

Проход в следующее помещение огорожен длинными лентами, увешанными разноцветными бусинами. Через плотную занавесь ничего не видно, оттуда только веет прохладой с примесью сладких ароматов.

«Вход только для персонала. Так что не заходите, сластенки», ‒ гласит кокетливая надпись с завитушками на табличке.

Меня передергивает. Не привыкла я к такой сахарности. Но народу вокруг, кажется, нравится.

Итак, проход для сластенок закрыт. Однако я не «сластенка».

Вывод? Врываюсь.

‒ Прошу прощения, но я не один.

Замираю, занырнув в новую комнату наполовину, и быстро оглядываюсь. Фрэнсис стоит неподалеку и вежливо улыбается девушке в кричаще ярком красном платье. Его левая рука чуть приподнята в защищающемся жесте, будто он ждет, что девчонка вот-вот нападет.

Да ну-у? И кто к кому здесь вообще приставлен, а? Кто кого должен спасать?

Желание кинуть тактичного красавчика на растерзание хищной девице велико. Нечего было соглашаться следить за мной, по указке Виви!

Но благородство берет верх. Отпускаю ленты с бусинами и устремляюсь на сцену этого нелепого спектакля.

‒ Мусечка! — Мой голос уходит в надрыв.

С чистой совестью повисаю на рукаве Фрэнсиса, и тот с заметным облегчением загребает меня под свой мощный бок. Обнимаю мускулистое тело и немного расслабляюсь, позволяя мужчине держать меня на весу. Длительные физические нагрузки — та же обычная ходьба — пока быстро утомляют меня, так что я даже рада этой необычной передышке.

Девица в красном складывает прорисованные брови в интересную неровность и в открытую пялится на меня.

‒ Я здесь со своей возлюбленной, ‒ мягким тоном поясняет Фрэнсис, усиливая наше и без того крепкое объятие.

Ого, какие фразы! «Возлюбленная». Звучит серьезно, солидно, по-взрослому. А меня тянет похихикать.

‒ Правда? — Хищница снова оценивающе проходит по мне взглядом от макушки до пят и, судя по всему, разочаровывается окончательно.

Да в курсе я, что видок у меня общипанный! Да и синяки под глазами еще не сошли, а щеки — сплошные ямы. Перед выходом из могилы намалеваться забыла, звиняй, тетя.

Фрэнсис с ответом не успевает.

‒ Правда, ‒ лаконично кидаю я, кривлю губы в зловещей улыбке и с размаху даю шлепка по стальным ягодицам Фрэнсиса. Мой сопровождающий такого напора явно не ожидал. Подскакивать от неожиданности он, конечно, не стал, но взглянул на меня крайне выразительно.

Девица, видимо, наши переглядывания оценивает как нечто интимное, потому что тут же разворачивается и, цокая каблуками и бормоча что-то себе под нос, удаляется.

‒ Кхм… Лето… ‒ Фрэнсис, судя по напряженному лбу, старается подобрать слова, но тщетно.

‒ Сто баллов.

‒ Сто? — Он непонимающе моргает.

‒ Баллов, ‒ подтверждаю я. — Это.

И добавляю еще один смачный шлепок по тому месту, которому уже досталось ранее.

Мое настроение заметно повышается. Фрэнсис смущенно проводит ладонью по своим волосам и со сдержанной улыбкой плетется следом за мной.

Я и забыла, что жизнь может быть довольно забавной.

Возвращаюсь к занавеси из лент и тяну руку вперед. Неожиданно навстречу мне кто-то выплывает. Полненькая женщина в длинном сарафане оттенка салата. Тонкая цепочка, обвивающая шею, струится дальше и ныряет в ложбинку внушительной груди. Светлые пышные волосы забраны лентой в тон основному одеянию.

Тамара. Никаких сомнений. Она сильно похожа на Марту, но при этом с возрастом приобрела чуть более богатую пышность, чем мать. В руках Тамара держит большущий пончик с разноцветной обсыпкой.

Сердце принимается бешено колотиться. Моя подруга изменилась, но по-прежнему способна вызывать во мне целую бурю положительных эмоций.

Я не одна в этом мире. Все верно. Одиночество не поглотит мою сущность. Я все еще Лето. И есть те, кто знает меня настоящую.

‒ Извините, но эта комната пока не предназначена для посетителей. — Мило улыбаясь, разъясняет Тамара и тихонечко протискивается вперед, явно ожидая, что я отойду в сторону. ‒ Мы пока ее дорабатываем. В скором времени там будет помещение с барной стойкой.

Не сдвигаюсь с места ни на миллиметр.

Тамара, растерянно хлопая чересчур длинными ресницами, подается в одну, в другую сторону, а затем замирает. И наконец поднимает голову, чтобы посмотреть на меня.

Секунда. Вторая. Третья. Четвер…

О, такого визга моим ушам слышать еще не приходилось.

По-моему, посетители за нашими спинами повскакивали со своим мест. Или просто-напросто шлепнулись на пол. До слуха добираются только скрипы ножек стульев.

Тем временем моя визжащая подруга прикрывает руками глаза и отступает назад ‒ сквозь ленты с бусинами.

Плотно сжав губы, следую за ней. На мое плечо ложится рука Фрэнсиса, но я сбрасываю ее и пробираюсь через занавесь.

‒ Нет! ‒ Тамара швыряет в меня своим пончиком.

Ловлю его и хмурюсь. Не совсем то воссоединение, на которое я надеялась.

‒ Что тут происходит? ‒ В помещение заглядывает молоденький официант. Испуганно смотрит на Фрэнсиса, потом на меня.

‒ Вышел, ‒ холодно командую я, и тот, побледнев, выныривает обратно в общий зал.

Трели не прекращаются. Тамара упирается спиной в барную стойку и от страха, похоже, не в состоянии сообразить, что может обогнуть ее и отойти еще дальше от меня.

Хорошо. Будем считать, что я ‒ личность некоммуникативная.

Не глядя, протягиваю Фрэнсису через плечо сладкий пирожок.

‒ На, выруби ее пончиком.

‒ Не думаю, что это хорошая идея, Лето.

‒ Ладно, я вырублю ее пончиком.

С этими словами делаю шаг в сторону вопящей.

ГЛАВА 29. НАШЕ ЗЕЛЕНОЕ ВРЕМЯ

Взрывное сегодня

Тамара дергается назад и опять ударяется спиной о стойку.

‒ Больно, наверное, ‒ стараюсь говорить участливо, но, честно признаться, такая реакция меня, мягко говоря, злит.

Но на что я рассчитывала?

На законопослушную леди надвигается мертвец. Какая леди воспримет это с радостью?

‒ Ты же не собираешься и правда лишать ее сознания? ‒ задает вопрос Фрэнсис, пока закрывает дверную створку так, чтобы не защемить цветастую занавесь.

‒ Нет, ясное дело, ‒ бурчу я. ‒ Могу же пошутить, а?

‒ Не время для шуток, Лето. ‒ Мой сопровождающий занимает позицию у двери, прислонившись спиной к стене.

‒ К-к-как… вы ее назва-а-а-ли?.. ‒ Тамара вцепляется дрожащими пальцами в подвеску на шее. ‒ Л-ле?..

‒ Лето. ‒ Выдавливаю улыбку и медленно взмахиваю рукой ‒ влево-вправо. ‒ Привет, Тамара.

Та с секунду глядит на меня, выпучив глаза, а затем тонко взвизгивает и принимается отступать, спиной протирая бок закругленной стойки. Только оказавшись по другую сторону, она чуть успокаивается. Или дело в том, что в ее руках вдруг оказывается молоток для колки льда?

‒ Изыди! — хрипит она и взмахивает своим оружием крест-накрест.

‒ Ладно, ‒ соглашаюсь я. Неспешно подхожу к стойке и медленно кладу на нее пончик. ‒ Но только после разговора.

‒ Лето, сохраняй дистанцию, ‒ просит Фрэнсис.

‒ Это ни к чему. ‒ Забираюсь на высокий стул и, сложив локти на стойку, пристально вглядываюсь в покрытое бисеринами пота лицо подруги. ‒ Тамара не причинит мне вред.

Как только я начала сокращать разделяющее нас расстояние, Тамара отскочила к полкам, заполненным стаканами и плетеными корзинками. И теперь дислоцируется исключительно там.

‒ Не… подходи. ‒ Она громко сглатывает и, кажется, собирается брякнуться без чувств.

‒ Все, все, зафиксировалась на месте. ‒ Поднимаю руки вверх, а затем и левую ногу, чтобы Тамаре было видно. ‒ Сижу и не шевелюсь.

‒ Ты… ‒ Подруга быстро трет свободной рукой глаза и снова смотрит на меня. ‒ Ну, нет же… нет…

‒ Это я. ‒ Прижимаю ладонь к собственной груди. ‒ Лето.

‒ Неправда! ‒ Голос Тамары пронизан плаксивостью. Она обессилено взмахивает молотком в неопределенном направлении. ‒ Лето… Она же… нет ее… Ну нет же… давно уже…

Ее щеки пунцовеют. Она кусает губы и трясет головой.

Так, а когда мы уже перейдем к фанфарам и фейерверкам?

‒ Я валялась в коме все эти годы. И очнулась всего каких-то пару дней назад. Самочувствие отстой, но я жива, ‒ тараторю и растягиваю губы в улыбке ‒ пожалуй, малость ужасающей. ‒ Обнимемся?

Слышу тяжелый вздох Фрэнсиса.

Да блин, нет у меня времени на психологическую подготовку!

В ответ на мое заявление Тамара пялится на меня и шевелит губами, будто рыба, потерявшая родную водную среду.

‒ Обнимашки? ‒ вновь предлагаю я и раздвигаю руки в стороны, намекая на готовность к сопливостям.

В меня летит молоток. Точнее, не в меня, а метра на три левее. Но зная косорукость Тамары, можно с уверенностью сказать, что ухайдокать она собиралась именно меня.

‒ Слышь! ‒ возмущаюсь я и с неожиданной резвостью вскакиваю коленями на стойку.

А Тамара, качаясь и попутно врезаясь во всякие предметы, уже семенит вдоль стены. При этом не переставая визжать.

‒ Стоять!

‒ Лето! ‒ кричит мне Фрэнсис.

‒ И тебе стоять!! ‒ оглянувшись через плечо, ору я ему. ‒ Сама разберусь. ‒ Возвращаюсь в исходную, фокусируюсь на улепетывающей цели и, злобно пыхтя и подскакивая, принимаюсь преодолевать остаток расстояния прямо по стойке. ‒ Ну, все, женщина, ты меня выбесила.

‒ Мамочки!!! ‒ в панике пищит Тамара и безрезультатно дергает ручку двери в другом конце помещения.

Дурдом. Кто бы знал, что будет так трудно. Я тоже хороша, но и меня, наверное, можно понять. Не каждый день сообщаю близкому человеку, что вот она я ‒ миленькая и не дохленькая.

Видимо, время менять тактику.

‒ По твоей просьбе в школе я стащила рубашку преподавателя по этике, пока он был в бассейне, чтобы ты сумела подольше полюбоваться на его голый торс! ‒ По-моему, я не просто воплю это, а реву, словно взбешенный зверь.

Тамара перестает биться в дверь и резко оборачивается на меня, будто испуганный грызун, почуявший приближение проголодавшегося хищника.

‒ А еще я специально подбирала видюшку на этих долбанных сайтах, когда тебе стало интересно, как два мужика делают друг другу…

‒ А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!!

Ошарашено смолкаю от такого ора. По всей видимости, кого-то проняло.

Тамара, зажав уши ладонями, сползает по двери и сжимается в объемный клубочек.

Интуиция подсказывает мне, что надо подождать. Спускаюсь со стойки, сползаю со стула и бреду к Фрэнсису. Встаю рядом и тоже подпираю собой стенку.

‒ Два мужика, да? ‒ кашлянув, протягивает он.

‒ Мы были зеленые и любопытные, ‒ огрызаюсь я.

‒ Держу пари, что чаще ты внушала ей идею, и первостепенное любопытство испытывала тоже именно ты.

‒ Эй, ты за кого меня вообще принимаешь, а?

‒ За манипулятора.

‒ Мне не нравится, что это фраза звучит как утверждение. ‒ Присматриваюсь к шевелениям в облюбованном Тамарой углу. ‒ Я могу тебя уволить или это прерогатива Виви?

‒ Ты можешь пожаловаться на меня Вацлаву. И тогда, уверен, он меня накажет.

Бросаю на Фрэнсиса взгляд исподлобья.

‒ Ты что, любишь получать наказания? На фига мне идеи подкидываешь?

‒ Я должен отвечать на твои вопросы. Это входит в мои обязанности.

С присвистом выдыхаю сквозь плотно сжатые губы.

‒ Ничего я этому придурку не скажу, ты же знаешь. Да и не думаю, что он будет так уж париться по всяким мелким капризам какой-то девки.

‒ Тебе уже давно стоило осознать, что подобное определение не относится к тебе ни под каким углом.

Громко фыркаю.

Да уж, я это и так поняла… Только вот вслух не буду говорить. Вдруг стошнит ненароком?

‒ Л-лето?..

Мгновенно срываюсь с места на зов этого тоненького неуверенного голоска.

Тамара дрожит и нервно покусывает цепочку подвески, придерживая ее обеими руками, словно малолетняя школьница, ожидающая сурового наказания за незначительный проступок.

Замедляюсь и остаток пути прохожу неспешным шагом, чтобы не спугнуть добычу… в смысле, невинное испуганное создание этого чудесного мира.

Пристраиваюсь на стуле и молча облокачиваюсь на стойку. Тамара, стоя напротив, вжимается спиной вполки.

Помещение погружается в тишину.

Хлоп!

К нам врываются два мальчика-официанта со швабрами наперевес.

‒ Тамара! ‒ пищит один из них и трясущимися руками выставляет швабру вперед.

‒ Все хорошо, ‒ хрипло говорит Тамара, хотя по ней не видно, что она так уж уверена в своих словах. ‒ У меня личная беседа. Оставьте нас.

‒ Точно? ‒ Второй не менее испуганный мальчик опускает «оружие».

‒ Да.

Официантики разворачиваются и синхронно вздрагивают, увидев Фрэнсиса. Пока они тут шумели, он не выдавал свое присутствие ни единым движением. Представляю их состояние, ведь при нынешней эволюции моего сопровождающего его вид даже в миролюбивой кондиции говорит примерно следующее: «завалю голыми руками».

Мальчишки, наперебой извиняясь, поспешно вылетают наружу, не забыв при этом захлопнуть за собой дверь.

И наша славная компания опять окунается в тишину. Это жутко раздражает, но, видимо, в моей ситуации помочь сумеет лишь идеальное терпение.

Внезапно Тамара, которая все это время пугливо смотрела на меня, надувает щеки и издает стон.

‒ Лето? ‒ сипло спрашивает она.

‒ Да.

‒ Ты… прямо здесь и тут?

Не знаю уж, чем отличается «здесь» от «тут», но раз это важно, просто киваю.

‒ Лето?

‒ Да.

Неужели, по второму кругу пойдем?

‒ Мой любимый кофе?

‒ Ты не пьешь кофе, предпочитаешь напитки с его вкусом.

‒ Книга?

‒ Если тебя и можно застать с книгой, то поверх ее страниц все равно будет лежать какой-нибудь увеселительный журнал с комиксами.

‒ Не читаю я сейчас комиксы! ‒ Тамара, нервничая, сдвигает на бок ленту на волосах. ‒ Про моду покупаю.

Напряжено поджимаю губы.

‒ Мои… мои первые отношения?

‒ Не было. Красавчики не велись на твой шарм.

‒ Я с тех пор встречалась пару раз, не надо ля-ля, зараза! ‒ Тамара вспыхивает и с силой трет щеки. ‒ Моя… нет… мои…

Что-то не могу понять, выигрываю ли я в этой сумасбродной викторине или пока все зря?

‒ По моему мнению, у кого самая сексуальная задница?! ‒ выпаливает подруга и тяжело дышит, ожидая ответа.

А ее штырит не по-детски. Может, надо было все-таки ее пончиком вырубить? Для профилактики?

‒ У Виви. ‒ Потираю шею и, закатив глаза, повторяю: ‒ У Вацлава. Только от таких мыслей ты потом пару ночей заснуть не могла, потому что, с твоих же слов, он ‒ «адище во плоти», хоть и подросток.

‒ А-г-р! ‒ Тамара дергает руками и хватается за пышную прическу. ‒ Какого?.. Ты… ты… ты… тебя не должно здесь быть, да! Ты там! ‒ Она тычет пальцем вверх. ‒ Или вот там. ‒ Тычет в пол. ‒ Короче, за гранью житейской суеты. Отринь плохие мысли, забудь о незаконченных делах и воспари к свету!

А, может, ее молоточком приложить? Чтоб тоже к свету воспарила?

‒ Сдурела? ‒ сухим тоном интересуюсь я.

‒ О, черт, черт, черт! ‒ Тамара суетливо бросается то в одну, то в другую сторону и под конец тычет в меня в обвиняющем жесте сразу двумя указательными пальцами.

‒ Я так скучала, ужасно скучала!.. Я даже назвала кафе в твою честь!

Подпираю рукой подбородок и пристально смотрю на нее.

‒ Потрясающая честность, ‒ с ухмылкой оцениваю ее заявление.

Она пунцовеет еще сильнее.

‒ Заткнись! И умри там еще раз… скройся!.. Я несколько лет потратила на походы к психологам! А потом еще и психиатры подключились! Так что не собираюсь опять сходить с ума! С-с-сгинь!

‒ Слушай, мне реально приятно, что ты так переживала. Но теперь-то все нормально. Я снова здесь и все замеча…

‒ Да ничего не нормально! ‒ Тамара хватает один из стаканов, поворачивается ко мне спиной и принимается чем-то бренчать.

‒ Чего делаешь? ‒ миролюбиво любопытствую я.

‒ Мне надо выпить, ‒ угрюмо отзывается подруга.

‒ А… ну валяй.

Терпеливо жду окончания деятельной истерики.

Наконец, Тамара двигает к стойке стул, присаживается напротив меня и ударяет по прозрачной поверхности высоким стаканом с коктейлем, состоящим из разноцветных слоев. Сверху в горку взбитых сливок воткнута объемная печенюха.

Вот это, значит, у нее понимается под «выпить»?

‒ Если ты ‒ плод моего воображения, то признавайся сразу.

Неплохо идем. К идиллическому финишу, так сказать.

‒ Признаюсь сразу: я ‒ не плод и даже не воображение.

‒ Ты… ‒ Тамара тычет в мою сторону измазанной в сливках печенюхой. ‒ Даже выражаешься как она. И интонации такие же подбираешь. Ты… адский двойник.

‒ Адский подлинник. Давай врубай уже мыслительную деятельность.

‒ Хорошо. ‒ Подруга неожиданно успокаивается. ‒ Тогда выпей со мной.

Волшебство профессиональных манипуляций, и передо мной вырастает стакан с таким же, как у Тамары, содержимым. Разве что горка взбитых сливок меньше размера на три.

‒ Пей, ‒ требует она.

‒ Ненавижу сладкое. ‒ Пихаю стакан подальше от себя. ‒ Еще со времен леденцов в Клоаке. Я ела обычно только то сладкое, которое делала твоя мать. Типа какао с сиропами…

‒ Да какого черта ты знаешь все ответы?! ‒ Тамара от возмущения дергается и нечаянно ныряет носом во взбитую горку своего коктейля.

‒ Подловить меня хотела?

Хотя я и считаю это буйство напрасной тратой времени, однако невольно начинаю уважать Тамару за усилия. Видимо, я была ей действительно дорога, раз она артачится и не желает просто так примеривать мой образ на первую встречную.

‒ Да, хотела. ‒ Женщина надувает и без того пухлые щечки и принимается что-то бурчать в стакан. От ее бормотания на поверхности напитка возникают пузыри.

Жду полминуты.

‒ Успокоилась?

‒ Нет! Тебя застрелили, ты вообще в курсе?

‒ Да, кажется, мелькнуло нечто такое в рассказах очевидцев.

‒ Прекращай ухмылки давить! Какого дьявола здесь вообще происходит, а?

‒ Ну… ‒ Рисую пальцами невидимые рисунки на гладкой поверхности стойки. ‒ Как уже говорила, все эти года я находилась в коме. Сознание отключено, жизнь тела поддерживали искусственно. ‒ Криво улыбаюсь, в то же время мрачно хмурясь. ‒ Ты же знаешь Виви? Хитрозадый мракобес. У такого водятся деньжата. Так что он вполне мог закупиться приборчиками, от которых мои телеса не протухли в отведенные сроки. Да ведь?

Тишина.

Точно, такое небрежное объяснение тоже не сможет внушить доверия…

‒ Резонно. ‒ Тамара, хмурясь, булькает коктейлем.

Чего? Чего?! Чего?!!

Получается, стоит упомянуть Виви, и она готова поверить во все?! Невероятно. В ее разуме до сих пор обитает мысль о том, что семья Люминэ, а теперь и Виви, как ее глава, ‒ всесильна.

‒ Ну да? ‒ Дергаю левой бровью.

Не то чтобы я не хочу, чтобы она скушала подобное пояснение, не подавившись.

Но эй, она слишком уж легко его сожрала!

‒ Понятно, то есть семья Люминэ поместила тебя в некую капсулу, и ты там восстанавливалась. ‒ Тамара шмыгает носом и, поджав губы, трет шею. ‒ Все было секретно, поэтому мне, ясное дело, ничего не сказали. Жестоко, но, я понимаю. Это ради твоего же блага.

О, нет, нет, только не возводи Виви в статус моего ангела-спасителя.

Но я не могу начать ругать его прямо сейчас. У нас тут прогресс наметился.

‒ Это наверняка было тяжело. ‒ Тамара смотрит на меня. ‒ Но как же замечательно сработали с твоим телом. Не дали тебе умереть…

‒ Ага…

Судя по этим тональностям, сейчас кого-то бомбанет.

‒ Но какого тогда ты выглядишь так же, как и до комы?!! Столько лет, а ты как будто… словно… не изменилась! Будто все еще восемнадцатилетняя!

Конечно же, без этого вопроса мы бы не обошлись.

Однако извиняй, Тамара, ради того, чтобы тебя не пристукнули, как не клейменную, я, утаивая подробности, буду яростно тупить.

‒ Гены. ‒ Моему спокойствию должны завидовать неподвижные камни. ‒ Отвратная родина, но неплохая наследственность. Есть ведь те, кто выглядит не на свои годы?

‒ Ну да… есть. ‒ Тамара смущенно теребит подвеску. ‒ Возраст-то как будто тот же. Но видок у тебя, честно, так себе.

‒ Поваляйся в коме больше десяти лет и только попробуй потом попросить тональник.

‒ Э, не-е, как же без него-то? ‒ Тамара выдает смешок.

Я тоже осторожно смеюсь вместе с ней.

Чуть помолчав, подруга смахивает со стойки крошки, оставшиеся от печенья. Возится на стуле и жалобно глядит на меня.

‒ Лето, это и правда ты?

‒ Я. ‒ Со вздохом расставляю руки в стороны. ‒ Я здесь и тут.

На меня накидываются с визгами и объятиями. Тамара шлепается грудью на стойку, едва не свалив стакан, и притягивает меня к себе.

‒ Я скучала, так скучала, ‒ бормочет она, размазывая сопли по моему плечу. ‒ Ты должна мне кучу денег за моих психо-о-о-ологов!

‒ Да, да. ‒ Морщась от ее завываний, ворчу и поглаживаю подругу по волосам. Сколько же лака она на себя льет? ‒ И обещаю больше не дохнуть.

Пять минут жмяканий, облапываний и причитаний, и я, наконец, на свободе. И даже получаю обычный чай в чашке.

‒ Ох… ‒ Тамара, только что стершая с себя подтеки туши, вновь начинает кукситься. ‒ Ведь господин Люминэ… он ведь… умер. ‒ Последнее произносит практически шепотом.

Замираю, так и не донеся чай до губ.

‒ Знаю. ‒ Растрясываю чашку так, чтобы ароматная жидкость в ней провернулась по кругу. ‒ Я уже поистерила, спасибо.

‒ Но… ‒ У Тамары дрожат плечи. Она виновато склоняет голову. ‒ Ты вернулась к жизни, а тут… все так изменилось. Мы… ну те, кто остался… мы будто не уберегли для тебя то время, которое… которое было дорого…тебе.

Ставлю чашку на стойку и бесстрастно наблюдаю за тем, как по щекам Тамары текут слезы. Она всегда была сентиментальной.

Кажется, я тоже… не доплакала свое. Только теперь что-то не тянет. Не смогла ведь перед Фрэнсисом разрыдаться, хотя ситуация и позволяла.

Главное, теперь не разнюниться перед Виви, как я уже это делала. А иначе это будет фиаско.

‒ Бутеры есть? ‒ Оглядываю полки с корзинками. ‒ Есть что-то захотелось.

‒ Не стоит, Лето. ‒ Фрэнсис, успевший как-то незаметно подкрасться, мягко дотрагивается до моего плеча. ‒ Такеши рекомендовал пока ограничиваться жидкой пищей. Может, еще чаю? Я оплачу. ‒ Он вопросительно смотрит на Тамару, по всей видимости, ожидая, что она озвучит цену.

А у той, как всегда, глаза ‒ две тарелки, и челюсть живет своей особой жизнью. Почему?

Так, в зоне видимости обалденный красавчик.

Сосредотачиваю взгляд на чае, оставшемся на дне чашки.

Плохо. Имею в виду, вся эта ситуация с оплатой и так далее. Если поразмыслить, у меня ведь нет ни гроша. Еда, напитки, шмотки, что сейчас на мне, ‒ все оплатил Виви.

‒ Тамара, тебе дополнительные работники не нужны в кафешке, а?

Тамара на вопрос не реагирует. Еще бы, у нее тут эстетическое наслаждение перед глазами.

А ожившая подруга улетает в игнор.

‒ Лето, слишком рано для такой активности, ‒ снова вмешивается Фрэнсис, озадачено посматривая на вытаращившуюся на него женщину. ‒ И Вацлав вряд ли это одобрит.

Теперь вырубить пончиком мне хочется уже его. Перестал бы уже нянькаться.

‒ Лето, ‒ Тамара нервно приглаживает свои встопорщенные локоны, ‒ не представишь нас?

Взгляд у меня сейчас, уверена, как у мертвой рыбины.

‒ Да легко. Моя лучшая подруга ‒ Тамара. С фамилией следует уточниться, вдруг она уже себе за эти годы чего намудрила.

‒ Ха-ха, ‒ кашлянув, кокетливо смеется она.

‒ А это, ‒ киваю на моего сопровождающего, ‒ Фрэнсис Леоте. Мой любовник.

Да, терпеть ненавижу сладкое, зато сама ‒ тот еще сахарочек.

ГЛАВА 30. ОТРАЖЕНИЕ ВО МНЕ

Ярое сегодня

Пересекаю вестибюль широким шагом. Настроение у меня приподнятое. Энергии завались.

За мной едва поспевает Тамара.

‒ Это… разве… хорошая идея? ‒ Она задыхается и запинается, но все же пытается сохранить темп. Ради этого даже длинную юбку повыше придерживает. ‒ Меня… за собой тащить?

‒ Почему бы и нет? ‒ Останавливаюсь на середине пути. ‒ Ты тут в качестве моральной поддержки.

‒ Такое чувство, что… ты не знаешь значения слова… «мораль». ‒ Тамара сгибается вдвое, вцепляется в мою блузку и пытается отдышаться.

‒ Я моральная с ног до головы.

Бросаю быстрый взгляд через плечо. Фрэнсис следует за нами на некотором расстоянии. Он ни слова не сказал на мое указание захватить в поместье и Тамару. Неодобрение застыло в чертах его непроницаемого лица, однако все, что я прошу, им немедленно исполняется. В том числе и эта прихоть.

Выходит, Виви не ставил запрет на приглашение гостей. Или подобный запрет не распространяется именно на Тамару. Оттого и Фрэнсис ведет себя как послушный душка.

Как бы то ни было, хочу, чтобы кто-то был рядом, пока я действую наперекор Виви. Лучше бы, конечно, иметь в своих воинствующих рядах Тео. Но тот слишком боится хладного господина, и при всей своей лояльности ко мне будет, в конечном итоге, подчиняться именно Виви.

‒ Ничего себе домик. ‒ Тамара задирает голову и, открыв рот, пялится куда-то вверх. ‒ Громадный. А я-то была уверена, что прежнее поместье Люминэ большущее. Но вот это все ‒ что-то с чем-то. А водопады по обе стороны от моста?! Обалденно! Чудо природы какое-то! Погоди-ка, Лето. Это ж ты водопады обожала! В смысле, обожаешь! Ты видела? Видела ведь, да?

‒ Главный проезд ‒ по мосту. Понятное дело, я видела эти водопады, ‒ ровным голосом отвечаю я.

‒ Да? Ладно тогда. ‒ Тамара чуть тушуется.

С места я не двигаюсь, обдумывая дальнейшие действия. Она тоже молча стоит рядом.

‒ Госпожа. ‒ К нам спешит Лиллоу. ‒ Как погуляли?

‒ Плодотворно. ‒ Кивком головы указываю на гостью.

‒ О, Тамара? ‒ Лиллоу улыбается.

‒ Дядя! ‒ Она радостно улыбается в ответ. ‒ Как же я рада вас видеть.

‒ Могу сказать то же самое. ‒ Дворецкий по-отечески треплет ее за плечо. ‒ А ты выросла, деточка.

‒ Надеюсь, имеете в виду, не вширь. ‒ Тамара усмехается. ‒ А то я закомплексую. Сладостями пойду горе заедать.

‒ Заварить чай? ‒ оживляется в ответ на ее слова Лиллоу. ‒ Госпожа? Или, возможно, желаете полноценно отужинать?

‒ Не, чая достаточно. ‒ Удостоверяюсь, что Тамара со мной согласна. ‒ Лиллоу, эта скотина дома?

Губы дворецкого дергаются. Понятия не имею, что он подразумевает под своей полуулыбкой, поэтому с мрачным прагматизмом ожидаю ответа.

‒ Господин в своем кабинете. ‒ Он вытягивает руку, предлагая мне проследовать к лестнице. ‒ Желаете выпить чай в его компании?

‒ Если только путем выливания содержимого на его белобрысую головенку.

‒ Подготовить содержимое для последующего выливания? ‒ Больше никаких мимолетных улыбочек. Лиллоу убийственно серьезен. Словно бы показывает всем своим видом, что он идеальный слуга своих господ и в совершенстве исполняет все их указания. Абсолютно все.

Кажется, некоторых здесь моя сердитость слегка веселит.

Прищуриваюсь и качаю головой.

‒ Попозже.

‒ Как скажете.

Лиллоу удаляется, а я переключаюсь на Тамару. Уж больно потешную рожицу она состроила.

‒ Ты называешь Вацлава «скотиной»? ‒ шепчет подруга, перекраивая лицо в еще одну забавно-перекошенную физиономию.

‒ Не только. У меня, знаешь ли, богатый словарный запас.

Принимаюсь подниматься по лестнице, попутно заприметив, что Фрэнсис прекратил свое преследование и ушел вслед за дворецким. Значит, режим «няньки» врубается только тогда, когда я выползаю наружу.

‒ Лето, он ведь теперь не просто господский сынок, а сам уже весьма и весьма влиятельная персона. Так что твои… ‒ Тамара прерывается на полуслове и шумно цокает языком, подбирая понятные пояснения. ‒ Твои подростковые подколки в его адрес сейчас звучат немного… э-э… странно. Или неуместно, что ли. Я помню, что отношения у вас были напряженные, однако с того времени многое изменилось. Он… вырос. Во всяких обширных смыслах.

Останавливаюсь на ступеньке, оборачиваюсь и угрюмо смотрю ей прямо в глаза. Тамара заметно ежится.

‒ Поверь, у меня тоже есть об-шир-ны-е причины, во-первых, хотеть опустить люстру на его башку. И, во-вторых, звать его не иначе как «скотина». Плюс более красочными наименованиями.

‒ О… ясно. ‒ Тамара, нахмурив выщипанные брови, кивает.

Нравится мне в ней эта черта характера. Она любопытна, но в то же время всегда точно улавливает, когда нужно остановиться в выяснении подробностей.

Продолжаем путь.

‒ И в каком ты сейчас положении? ‒ Тамара опять начинает задыхаться, поэтому я замедляюсь и равняюсь с ней, спустившись на несколько ступеней. ‒ Ранее ты была под опекой господина Люминэ. А сейчас вся власть у Вацлава. И наследник именно он.

‒ Не знаю, Тамара, не знаю. Я на ногах всего каких-то пару дней. Меня ни к чему не подпускают. И, как ты могла, понять, все запрещают.

‒ Однако о твоем здоровье заботились. ‒ Тамара хватается за перила и с торжествующим выражением на лице ступает на этаж. ‒ Фух… Короче говоря, инициатором твоего появления был господин Люминэ. Но после его кончины тебя не вычеркнули из семьи, а поставили на ноги. Получается, с тобой считаются.

‒ Не сказала бы.

‒ Так к тебе даже телохранителя приставили!

‒ Няньку.

‒ Мне бы такого няньку. ‒ У Тамары затуманивается взор, а на щеках появляется румянец. ‒ Фрэнсис ‒ симпатяга, просто падай и пылай. И даже не запротестовал, когда ты заявила, что он ‒ твой любовник. Какая преданность!

‒ Он просто привык к моим бзикам. ‒ Показываю на потолок. ‒ Нам на этаж выше. Идем.

Тамара с явной неохотой плетется за мной.

‒ Чего собираешься предпринять? Я же вижу, у тебя план.

‒ Прямо сейчас я собираюсь ворваться в кабинет Виви.

‒ Да ладно? ‒ Тамара скрипит подошвами босоножек и балансирует на ступеньке. ‒ Для чего? Но главнее всего, я-то там зачем?

‒ Трусишь?

‒ Трушу, ясное дело, ‒ не скрывает Тамара и хватает меня за руку. ‒ Мы же не в библиотеку топаем. Я его вживую уже много лет не видела. И хотела бы избежать общения еще столько же. У меня еще шок от твоего появления не отошел.

‒ Не дрейфь. Тебе не придется сопровождать меня до конца. Опускать тяжелые предметы на его голову я собираюсь исключительно в уединенном порядке.

‒ Послушай, Лето… ‒ Тамара тащится за мной буксиром. ‒ Не знаю, заметила ли ты, в силу своей буйной натуры, но весовая категория у вас с ним значительно разнится! Проще говоря, если кто кого и завалит, то точно он тебя! К тому же, вспомни, он ведь Иммора!

Добираемся до следующего этажа. Верчу головой, соображая, в какую сторону следует податься. И почему я не уточнила у Лиллоу насчет местонахождения кабинета Его Скотства? Глуповато вышло.

Наверное, следует идти в противоположном от местоположения моей комнаты направлении. Виви всегда предпочитал апартаменты, располагающиеся в отдалении от основного оживления, даже пребывая у кого-то в гостях. Так что уверена, в этом доме он тоже подобрал себе самую дальнюю нору.

‒ Ты и правда ему вломить собираешься? Ой… ‒ Тамара фыркает. ‒ Слышишь меня? Кажется, я начинаю выражаться как подросток. А ведь уже давно деловая женщина. Все из-за того, что ты выглядишь вот так!

‒ Как «так»? ‒ Иду по коридору и пристально всматриваюсь в узоры на дверях, словно те могут дать нужную подсказку.

‒ Как пигалица.

‒ Это комплимент или оскорбление?

‒ Да с твоим характером все оскорбления для тебя как комплименты.

‒ Ай-ай, ты мне льстишь.

‒ Вот видишь! Тебя и пронять, наверное, способен только Вацлав.

Не ответив, смотрю в конец коридора.

Поворот.

Мне, видимо, туда.

‒ Подождешь тут? Если будет скучно, спустись к Лиллоу. Наверное, надо было сразу тебя там оставить.

‒ И тогда бы мы не смогли пообщаться. ‒ Тамара кусает нижнюю губу, а затем внезапно касается моего запястья. ‒ Лето, только без глупостей.

‒ Ты о чем?

‒ Ну, не нарывайся, обещаешь? Сэмюэля ведь больше нет. Так что давай начистоту: твое положение шаткое.

Наклоняю голову к плечу и недоуменно дергаю бровями.

‒ Да помню, что я ‒ приемыш.

‒ Нет, нет. Проблема не в этом! ‒ Тамара пригибается ко мне, прижимает ладошку к своей щеке и шепчет: ‒ Опять же не знаю, посвятили ли тебя во все детали, но дело вот в чем. У Вацлава уже есть дети. Представь себе! По СМИ мало что говорят, да и детки прытко прячутся от камер. Только с боков их и снимают. Два сыночка, кстати. ‒ Подруга отшатывается и пристально всматривается в мое лицо. И моя непроницаемость ее, похоже, озадачивает. ‒ Теперь осознаешь ситуацию?

‒ Не совсем. К чему клонишь-то?

‒ Да ведь дети-то появляются не просто так! Их кто-то произвел на свет. ‒ У Тамары зажигаются глаза, любопытство рвется на волю. ‒ То есть у Вацлава имеется тайная пассия, которую он скрывает. Непонятно почему. В Сети только вертятся разные слушки о том, что у детишек какие-то странности то ли с лицом, то ли только с глазами. Все о-о-очень таинственно. Ого, тебя что-то перекосило, Лето. Нормально себя чувствуешь?

‒ Как новенькая, ‒ цежу сквозь зубы. ‒ Мысль заканчивай.

‒ Ах, да. Я к тому, что про эту самую пассию Вацлав когда-нибудь да расскажет. Ведь сыновей-то он не скрывает! И тогда что будет? Типа полноценная семья? ‒ Тамара поднимает руки и с кривой улыбкой сгибает пальцы в «кавычки». ‒ И этой объявившейся дамочке-Иммора наверняка будет неприятна находящаяся в такой близи человеческая девушка ‒ ты. Таких добреньких, как Сэмюэль Люминэ, больше и не найти. Остальные Иммора снисходительно посматривают на нас ‒ и только. Так что… ‒ Подруга набирает в грудь побольше воздуха и горячо шепчет мне в лицо: ‒ Будь с Вацлавом милой! Чтоб благосклонность его не потерять. А то вдруг этой дамочке захочется выставить тебя вон. Кто ж тогда встанет на твою защиту?!

О…

Кажется, у меня кратковременное эмоциональное слабоумие.

Я всецело, совершенно, абсолютно без понятия, как мне реагировать на это предостережение.

ГЛАВА 31. СТАЛЬНОЙ КОМПРОМИСС

Хлесткое сегодня

Тамара обещает ждать меня у лестницы. И если ее преданность осталась столь же сильной, то она и правда будет стоять на месте до тех пор, пока я не вернусь.

Насчет тайной пассии Виви из высших придется ее разочаровать. Нет, я, конечно, не исключаю, что у него любовниц ‒ пруд пруди. Но так круто шифроваться, что ни одна журналистская крыска не пронюхала? Ни одной его связи не раскрыли, что ли? Профаны.

Ну и плевать на развратные похождения Виви. У меня иная проблема.

Надо ли сообщать Тамаре, что дамочка, выпихнувшая на свет его пацанов, ни при каких условиях меня не выгонит? У меня ведь достаточно сносные отношения с самой собой.

Вздрагиваю, реагируя на внезапный порыв. Неведомая сила манит меня к двери, напротив которой я как раз и остановилась.

Похоже, это то, что мне и нужно.

Поднимаю руку, чтобы постучаться, но на последнем сантиметре останавливаюсь. Прислушиваюсь.

Тихо. Может, Виви уже куда-нибудь свалил? Он ведь жуть какой деловой. В костюмчиках ходит, белесую волосню прилизывает, империями рулит.

В любом случае стучаться не буду. Бунтарь не проявляет вежливость, а делает вот так.

Пинаю дверь от всей души. И та, к моему изумлению, с легкостью распахивается. Хотя на вид ‒ еще та тяжесть.

За дверью стоит Виви. Он-то и потянул на себя тяжелую створку.

Клонюсь вперед, не успевая вернуть поднятую ногу обратно. Пальцы Виви смыкаются на моей ступне, приплюснув мех на домашней чешке. Быстро вытягиваю руки в стороны и удерживаю баланс, оставшись стоять на одной ноге.

‒ В твоем сегодняшнем плане ‒ отбить себе все пальцы, Чахотка? ‒ интересуется он, продолжая сжимать мою ногу.

Надо же, а в растрепанном виде его волосы устраивают довольно занятные конструкции. Например, вон те белые волнистые локоны, упавшие на лоб. Или торчащие у левого уха пряди в форме одуванчикового пуха. Да и остальной видок ‒ что-то с чем-то. Взять хотя бы белую футболку с V-образным вырезом и черные брюки. Наряд, по своей сути, по-домашнему простоват. Но не на этом, к сожалению, чрезвычайно шикарном теле. Свой предполагаемый гарем из красоток Виви смело может сражать прямо в таких одежках.

‒ Здрасте. ‒ Тяну на себя конечность, но меня не отпускают. ‒ Я пришла позаботиться о ваших орешках.

Красноречиво смотрю на свою ногу, которая, при идеальном раскладе и при отсутствии препятствий, врезалась бы точно в причинное место Виви.

Он тоже смотрит на мою ногу, на себя, и я отчего-то точно знаю, что разгадывает мой посыл безошибочно и на раз.

‒ Неплохо прогулялась. Раз потянуло на вульгарные речи.

И пикнуть не успеваю, когда Виви неожиданно тянет меня за ногу, а сам отходит в сторону. Лечу вперед и готовлюсь уже обо что-нибудь расшибить лоб, как вдруг мягкий рывок останавливает меня. Слышу хлопок за спиной, и с легкой паникой наблюдаю, как он свободной рукой что-то там защелкивает в гуще выпуклых украшений дверной створки.

Край моей блузки со стороны спины по-прежнему в его власти. Выпрямляюсь, с трудом поворачиваюсь и тоже хватаюсь за ткань чуть выше пальцев Виви.

Он смотрит на меня.

«Ты зачем нас запер?» ‒ хочу спросить, но опасаюсь, что это будет выглядеть так, словно я боюсь.

А это действительно страх? Нет, вряд ли. Он не заставит меня бояться себя. Но досаду я точно испытываю.

‒ Отпусти, ‒ сердито требую.

‒ Стоишь на ногах? ‒ вместо выполнения требования задает вопрос Виви.

‒ А по мне не видно, что ли?!

Хватка ослабевает, и я немедленно отбираю у него край блузки.

Пока спешно поправляю на себе одежду, Виви обходит меня и присаживается за стол. Вся мебель в кабинете выполнена в темно-ореховых тонах: и большущий стол, на котором, кроме экрана и клавиатуры, нет ничего, и шкафы, забитые как бумажными версиями книг, так и блочными вариациями с воспроизведением объемных визуализаций. У стены стоят огроменный диван темно-зеленого цвета, несколько кресел и длинный стеклянный столик без единого пятнышка или отпечатка.

‒ Присаживайся. ‒ Виви указывает на стул с высокой мягкой спинкой, располагающийся как раз напротив его стола.

Присаживайся? Да мне в рожу его симметричную дать хочется, а не на стульях рассиживаться. Однако в голове звучат слова Тео, советовавшего не вступать с Виви в слишком уж открытую конфронтацию.

В общем-то, дельно подмечено. Не к месту скандалы устраивать насчет его планов демонстрировать меня общественности под сомнительным статусом, ведь я хочу, чтобы он кое-что организовал для меня. Это будет как раз в его силах.

‒ Как прошла встреча с Тамарой?

Кто бы сомневался. Ему докладывают обо всем.

‒ Прекрасно. ‒ Откидываюсь на спинку стула и пытаюсь выглядеть как можно более расслабленной. ‒ Не твоими стараниями.

Спросит, как много я ей рассказала? Но Фрэнсис уже наверняка обо всем отрапортовал. С другой стороны, за то время, пока мы поднимались сюда, я могла бы уже с легкостью раз по десять вытрепать каждый секрет.

‒ Рад, что ты отлично провела время.

Жду.

Так и не спросит? Надеюсь, он не задумал пристукнуть Тамару на выходе из поместья.

Обстановка угнетает. К тому же Виви, кажется, вполне удобно просто пялиться на меня в тишине. Я же пока не продолжаю беседу, потому что собираюсь с мыслями и рьяно уговариваю внутреннюю забияку фильтровать речь.

Взгляд выхватывает в стене между шкафами очертания еще одной двери. Что там? Сортир?

‒ Хочешь туда? ‒ Виви внимательно смотрит на меня поверх своих пальцев, сложенных треугольником.

Глазастый какой. Мгновенно малейшую деталь подмечает. По ходу, непросто будет с таким тягаться.

‒ Нет, обойдусь.

Как-то… жжется.

Жрет меня глазами.

Разозлить жаждет?

На деловой лад я так и не настраиваюсь, поэтому выпаливаю на следующем выдохе:

‒ Хочу вернуться на учебу.

Свет в комнате разово мигает. Помня о всяких волшебных чудачествах Иммора, прихожу к выводу, что самообладание на мгновение подвело Виви. Кажется, он не ждал подобного заявления.

‒ Хочешь учиться?

С интонациями у него полный порядок. Верно, я тоже слежу за каждой его реакцией. Он и в детском возрасте не особо эмоционально читаем был, а ныне легче статую в парке уговорить сплясать, чем понять, какие мысли бродят в голове моего братца.

‒ Да.

Я концентрируюсь на мягкости собственного голоса. Требуется убедить его в том, что я готова к сотрудничеству, и тем самым максимально снизить уровень его подозрительности. Если моя свобода в ближайшее время зависит сугубо от желаний Виви, то стоит показать ему, что мне уже можно доверять.

Лето ‒ хорошая девочка.

‒ Зачем тебе это?

Уровень «жора взглядом» возрастает в разы. Кто-нибудь напомните господину, что пялиться, да еще так очевидно, ‒ по меньшей мере, неприлично.

‒ Ради получения образования, конечно же. ‒ Вовсю улыбаюсь, но, в очередной раз сосредоточившись на лице Виви, заканчиваю свои игры в доброжелательность. Понятно же, что он не верит в искренность моих гримас дружелюбия. ‒ Короче… В прошлой жизни по известным причинам я с дипломом пролетела. Так что сейчас хотелось бы восполнить пробел.

‒ Зачем тебе образование?

По-моему, мы на разных языках общаемся. Или как еще объяснить дублирование одного и того же вопроса?

‒ Э-э… образованный человек ‒ вклад в будущее… А, блин! Не заставляй меня размусоливать вдохновенные речевки насчет необходимости получения образования! ‒ Ударяю кулаком по столу. ‒ Охота за знаниями ‒ попытка не отупеть морально и так далее и тому подобное. Сойдет за причину?

‒ Тебе не обязательно получать диплом. Если желаешь повысить уровень знаний, любые книги тебе будут предоставлены прямо сюда.

Ух, злит как.

Медленно поднимаюсь со стула.

‒ Дело не только в желании доучиться. ‒ Дергаю головой сначала влево, потом вправо. ‒ Мне скучно здесь. Я хочу в общество себе подобных… студентов! ‒ поспешно уточняю, чтобы Виви ни в коем случае не решил, что я как-то предвзято отношусь к Иммора и намерено провожу границу между нашими видами. Все же мой возлюбленный был Иммора. Да и Виви я не выношу не потому, что он ‒ Иммора, а по уйме других причин. ‒ Возможно, прошло уже много лет, и мой фактический возраст иной, однако по ощущениям, да и по внешнему виду я вполне сойду за первокурсницу, какой и была. Не находишь? И врачишка… то есть Такеши точно одобрит это предложение. Ведь смена обстановки на более мне привычную поспособствует восстановлению.

Горжусь тем, что додумалась вплести в свои доводы врачишку. Виви периодически прислушивается к его рекомендациям, так что это должно помочь.

Тишина.

А затем Виви внезапно поднимается со своего места. Честно признаться, мне было гораздо комфортнее, когда я смотрела на него сверху вниз. Теперь же это преимущество утрачено.

Не говоря ни слова, он следует к двери, которую я заприметила ранее.

Захотел в нужняк? Посреди разговора? Ну, бывает. Может, это у него позывы от моего присутствия.

Мысленно развлекаю себя скабрезными подколками в адрес Виви, когда вдруг слышу властное «следуй за мной».

Опять раскомандовался. И к чему мне идти с ним? Штанишки подержать в процессе? Фу… Это как-то слишком.

Неохотно плетусь в сторону открытой створки. Помещение за ней погружено в темноту.

‒ Ничего не вижу, ‒ холодно сообщаю я, топчась на пороге.

Темно. Прохладно. Да и запах довольно приятный.

‒ Вероятнее всего, под настоящим именем ты учиться не сможешь, ‒ доносится из темных недр подозрительного помещения голос Виви.

‒ И ладно! ‒ Внутри просыпается огонек надежды. Ведь не зря он заговорил со мной о деталях. Значит, размышляет о перспективах. ‒ Хотелось бы в тот же университет. Все равно мои однокурсники давно выпустились, и никто меня там знать не будет.

‒ Необходимо обсудить множество нюансов. В том числе с Теоте Старом.

Он согласен? Правда?! У меня получилось убедить его?

Едва держусь, чтобы не запрыгать с торжествующими воплями. Уверена, Тео от моей инициативы будет в ужасе. Ну и ладно.

Но странно, что Виви так быстро согласился…

Вздрагиваю, потому что в темноте вдруг вырисовывается его силуэт.

‒ Я сказал тебе следовать за мной.

‒ Как насчет врубить свет? Может, ручками поколдуешь и хотя бы светящийся шарик организуешь? Я же не вижу ни черта. ‒ Несмотря на грубоватые фразы, разговариваю я вполне дружелюбно.

Еще бы, мой братец сегодня такой покладистый, аж в дрожь бросает.

‒ Пойдем.

‒ Сказала же, глаза еще не привыкли к темно…

‒ Держись за меня. ‒ Он поворачивается ко мне спиной.

Кусаю нижнюю губу и, подумав, протягиваю руку. Еще одна заминка, а затем я прижимаю ладонь к его спине. Не знаю, отчего выбрала этот вариант, но держаться за что-то иное у меня нет никакого желания. Тем более от Виви возражений не последовало.

Мы отдаляемся от заветного дверного проема, из которого льется свет. Не представляю, что там задумал мой братец, но раз он сегодня достаточно сговорчивый, то и я отвечу ему сносным уровнем лояльности.

‒ Для возвращения к учебе тебе придется выполнить мое условие.

Резко останавливаюсь и отнимаю руку от его спины.

Да какая, к дьяволу, сговорчивость?! Конечно же, он выдвинет свое требование. Странно, что я до последнего надеялась на его порядочность.

‒ Какое условие? ‒ рычу я.

Легкий толчок в спину заставляет меня потерять равновесие. Стиснув зубы, готовлюсь к удару о пол, но вместо боли чувствую мягкую поверхность под подбородком, под ладонями и под животом. Даже сгруппироваться не успела. Значит, объект, на который я упала, где-то на уровне моих коленей.

‒ Где это я? ‒ интересуюсь без какого-либо намека на беспокойство.

‒ На одеяле.

Голос Виви совсем рядом. Быстро переворачиваюсь на спину, чтобы быть к нему лицом. С усилием моргаю, но по-прежнему улавливаю лишь отдельные очертания.

‒ Одеяле? ‒ повторяю я и замираю, чтобы точно уловить, откуда он говорит.

Совсем же рядом.

‒ На постели, ‒ продолжают лететь сухие объяснения.

Выходит, изначально я не угадала с назначением комнаты. Что ж, пусть будет так.

‒ И зачем я на ней?

‒ Чтобы понять содержание условия.

Все, глаза привыкли! Вскакиваю на постели и хватаюсь обеими руками за воротник Виви. Он и правда стоял совсем близко. Вот теперь мы практически на одном уровне. Мне даже удается нависнуть над ним.

‒ И что за условие мне придется выполнить?

От запястий до предплечий возникает целое скопище мурашек. И причина в том, что Виви обхватывает мои кулаки своими руками.

Ну и отрастил ручищи! Чудится, что каждому моему пальцу достается прикосновение его ладоней.

Ноги предательски подгибаются. Сразу обе.

‒ Это моя комната.

‒ И… и что? ‒ Напрягаю руки. Кажется, что Виви слегка давит на них, клоня мое тело назад. Еще чуть-чуть и вновь опрокинусь на одеяло.

‒ Это моя постель.

Спасибо, сама уж догадалась. Очевидное в невероятном. По-прежнему сопротивляюсь едва заметному давлению. Хорошо бы сползти с «постели». Неуютно мне здесь как-то.

‒ Хочешь вернуться в университет?

‒ Сказала же, да. ‒ Скрежещу зубами.

‒ Тогда с сегодняшнего дня спишь в этой комнате на этой постели.

ГЛАВА 32. ГОРЬКО-СЛАДКАЯ БЕЗМЯТЕЖНОСТЬ

Необъяснимое сегодня

Тамара ждет меня примерно в середине коридора. В полутьме. Умудрившись забиться в нишу в два раза меньше нее.

‒ Помочь? — узрев ее панический взгляд, предлагаю я.

‒ Если только капельку, ‒ не теряя ноток достоинства, соглашается подруга.

Обозреваю фронт работы, намечаю кивком начало действа и, упершись чешкой в стену, вытягиваю ее из западни с третьей попытки. Причины пряток не выясняю, они и так понятны — с учетом огромной мнительности и боязливости Тамары, однако считаю необходимым подчеркнуть:

‒ Кто тут из нас был дохлым? Кто кого куда перетаскивать должен?

‒ Фух. — Тамара переводит дух и, демонстрируя раскаяние, оглаживает меня ладонью по спине. — Честно, думала, прямо тут и врасту в стену. А нечего быть такой пугливой, да, да, да. — В ее глазах зажигаются огоньки любопытства. — Как прошло? Удалось переговорить с Вацлавом?.. Ух, как ты кривиться умеешь. Рот почти к уху уехал.

‒ Нормально прошло, ‒ отвечаю я, удерживая на лице демоническую кривульку вместо улыбки. — Он организует мне возвращение в тот же университет, где я и училась.

‒ Правда? Так вот чего ты хотела. — Тамара искренне за меня рада. — И что, просто взял и согласился? Я к тому, что это наверняка сложно устроить. Куча формальностей, да и ректор сменился.

‒ У нас с Виви заключена сделка. — Направляюсь к лестнице и начинаю спускаться.

Подруга спешит следом.

‒ Что за сделка?

‒ Скажем, обеспечение моего… послушания.

‒ Он что, не разрешил гулять без сопровождения? — с понимающим видом предполагает Тамара.

‒ Я тебе кто — ребенок? — Сержусь, но, вспомнив об истинном содержании условий сделки, медленно киваю. — Хотя, в общем и целом, так и есть. С момента пробуждения я вела себя не особо прилично

‒ То есть ты приняла его условия? — подытоживает моя дотошная собеседница.

‒ Д-да… ‒ Мое лицо так и жаждет покривиться. — Свобода требует жертв.

‒ Вот и правильно, молодец, ‒ хвалит она меня. — Необходимо срочно заручиться поддержкой господина и укрепить доверие до того, как он приведет в этот дом мамашу его отпрысков, понимаешь?

Понимающе дергаю головой.

‒ А ты, кстати, видела его детей, Лето?

‒ Э…

Между нами проносится вихрь, и маленькая паразитическая сущность влепляется лицом в мой живот и зацапывает паразитическими лапками мои бока.

Вовремя. Прямо все точно и не по плану.

Под ошарашенный взгляд Тамары просовываю руку между собой и щекой Эли и, напрягшись, отдираю его от себя. Между делом паразитический детеныш успевает потереться о мою руку и другой щекой.

‒ Лето… ‒ У Тамары резко садится голос. — Это младшенький?

Эли наконец-то отрывает взгляд от меня и косится на Тамару. Затем, буквально через секунду, он начинает пятиться, пока вновь не равняется со мной. Торчащий край моей блузки тут же оказывается в хватке его мелких пальцев.

‒ Приве-е-ет. — Тамара клонится вперед, добавляя в интонации излишек сюсюканья. — Лето, кажется, ты ему нравишься. Вы что, подружиться успели? Утю-тю, какой…

Эли, с подозрением прищуриваясь, поднимает голову и полностью открывает лицо. И в тот же миг у моей подруги случается приступ эстетического экстаза.

‒ Какой котеночек!! — От восхищения она едва не всхлипывает, а алчущие помять детеныша руки не достигают цели лишь благодаря ловкости самого «котенка». Эли отступает за мою спину и там захватывает своими культяпками уже больше ткани блузки. — Какой пуся. А волосики? Мягонькие, видно же! Такой ангелочек махонький! Щечечки, губки, носик. Ну, котеночек, скажи!

Лично у меня есть некоторые сомнения по поводу ее высказываний, но я, пожалуй, свои доводы при себе придержу.

Встряхиваю бедрами, но паразит цепляется только сильнее. Надо бы избавиться от него до того, как к Тамаре вернутся зачатки разума.

‒ А скулы прям как у Вацлава! — Мою подругу несут и дальше волны всеобъемлющего умиления. — И переносица… А глаза… ‒ Она смолкает и, оставив рот открытым, отчуждено пялится в большущие глаза котенка.

Глаза, цвет которых значительно отличается от стандарта Иммора.

Морщу нос и вздергиваю брови, когда она поднимает взгляд на меня.

Беспощадная работа мысли.

А потом опять сравнительный анализ, в течение которого я успеваю разок зевнуть.

И снова работа мысли.

Мой разум наполнен безмятежностью. Рано или поздно Тамаре все равно пришлось бы узнать. Так что пусть она прямо сейчас сама и додумкает.

‒ А-а-а! — выдает она и резво отскакивает от нас. — У вас же глаза… один в один!

‒ Да? А я и не заметила… Тьфу, ладно. — Закидываю голову и отстранено оцениваю живописность потолка второго этажа. — В курсе я. Точь-в-точь такие же.

Всхрапываю, когда Тамара вдруг хватает меня за плечо и одним мощным рывком доволакивает мое тело до другого конца лестницы. Силой ее порыва даже удалось оторвать от меня мелкого упыреныша. Тот, насупившись, остается на месте и накрепко вцепляется в перила.

‒ Эй, полегче. Оторвешь дорогое от дешевого, ‒ бурчу я, спихивая с плеча руку Тамары.

‒ Мама родненькая, ‒ в ответ принимается она причитать и вдобавок вдруг бросается меня обнимать. — Что же этот ужас небесный с тобой сотворил?! Это ж как в голову-то пришло?! Он что… тебя… пока ты в коме… у-у… Это же… криминал!

‒ А я о чем? — охотно соглашаюсь и из солидарности даже дарю ей ответные объятия. — Только Тео ни в какую не дает мне его засудить.

Заприметив, что Тамара вот-вот готова впасть в еще большую истерику, чем та, что ранее устраивала я, пресекаю попытку и сбивчиво объясняю то, что рассказывали проклятые прихлебатели Виви, но не упоминая при этом признание меня мертвой и присваивание моему телу инвентарного номера. Одно дело — самой в шутку называть себя «дохлой» и «мертвецом» при Тамаре, другое — по-настоящему им быть. Думаю, такого откровения она не переживет. Ей достаточно знать, что я все это время была в коме. Долгий сон. И только.

Чуть успокоившись, Тамара тоже переходит на шепот:

‒ Зачем Вацлаву подсаживать в тебя эмбрионы и варганить совместных детей, если на его холостяцкую красивость облизываются сотни отменных девиц Иммора?

‒ Нашла о чем спросить. — Пожимаю плечами. Прекрасно, настал тот миг, когда я могу обсуждать этот вздор спокойно. — Сносного ответа не сумел сформулировать даже башка-мужик Тео. Мое предположение: Вацлав — псих. Его бы запереть, а не к империям подпускать. Сечешь?

‒ Секу, ‒ растеряно повторяет за мной Тамара. — А ты сама-то… в норме?

‒ Нет. Но кто ж об этом заботится? Расслабься. Свое, мягко говоря, недовольство я уже выразила Виви. Но если ты желаешь ради меня опустить на его голову люстру, мешать не стану.

‒ Наверное, с люстрой не получится. — Тамара, скуксившись, лезет ко мне нежиться. Раньше она всегда так делала, когда жаждала почувствовать некую безопасность. Просто утыкалась носом мне в плечо и о чем-то тихонечко ворчала. В настоящее время такое провернуть получилось с трудом. Она стала выше меня, но все равно согнулась, чтобы ткнуться в плечо шмыгающим носом. — Я не в том положении, чтобы… хнык… критиковать поступки Вацлава… хнык…

‒ Угу, ‒ бесстрастно соглашаюсь я, поглаживая ее по волосам.

Улавливаю блеск глаз Эли, наблюдающего за нами с другой стороны лестницы. Может, цвет глаз он и стащил у меня, но пламя в них бьется отнюдь не человеческое.

‒ Но малышок такой краси-и-и-ивенький, ‒ сипит мне в плечо Тамара. — А старшенький тоже та-а-акой коте-е-еночек?

Сказала бы я, какой Лирис. Ох, как сказала бы. Оба с этими их гордыми «Я Люминэ». Однако поберегу душевную организацию моей подруги. Паразиты ведь тоже бывают милыми.

ГЛАВА 33. АМБИЦИИ ИСКАЖЕННОЙ ГРАНИ

Многообещающее сегодня

Большущий бутерброд за счет работы мощной челюсти законника исчезает в считанные секунды. Тео, отбросив деликатность, смачно облизывается и по-свойски пихает локтем сидящую рядом пунцовую Тамару.

‒ Передай-ка мне вон тот бутерброд, девочка. И, смотри, ни одну колбаску не потеряй.

‒ Я приготовлю вам еще, если желаете, ‒ учтиво предлагает Лиллоу, ставя передо мной стакан с водой и миску с какой-то чрезвычайно полезной смесью из перемятых овощей.

‒ Важна каждая мелочь, — изрекает Тео и, в отличие от Тамары, с максимальной осторожностью подносящей к нему блюдо, хватает бутерброд с резкостью хищной птицы, чье время от мысли о поимке съестного грызуна до непосредственной ее реализации длится считанные доли секунды. — И даже вываливающиеся кусочки сочной колбасы. Итак!..

Он делает паузу и взмахивает бутербродом. Один из колбасных кусков вылетает из загромождения идеальной продуктовой слоистости и приземляется мне в пюре.

‒ Спасяб. — С кислой миной поднимаю миску и позволяю соседствующему со мной Фрэнсису вычерпать ложкой колбасный дар из моей еды. — Но я, к сожалению, на диете.

‒ Итак. — Тео настолько же самоуверен, насколько и бесцеремонен. По крайней мере, прямо сейчас. — Я только-только покинул это злачное место и, по праву считал, что могу, наконец, заняться своей работой. А тут под вечер ты вновь меня сюда выдергиваешь. Скажи, Лето, честно и без утайки: ты прогулялась, и ветер надул в твою голову кучу новых ужасающих идей?

‒ Точно. — Засовываю полную ложку вязкой смеси в рот, тянусь вперед и придвигаю мнущейся Тамаре блюдо с бутербродами. — Благодарю, что сразу же прилетел ко мне на крыльях чарующей любви.

‒ Брось, ‒ Тео фыркает и у него получается что-то вроде «фрось». — Ты довольно смекалистая, раз в самом же начале разговора сделала акцент на том, что уже успела обо всем договориться с хладным господином. Прихожу к выводу, что сказанное в дальнейшем я должен принимать как данность, так?

Развожу руками и приветливо улыбаюсь, всем видом намекая, что он чертовски прав.

‒ Ложкой бы тебя да по юному лобику. — Тео откидывается на спинку стула и вырывает зубами из бутерброда лист салата так, будто на самом деле это сочный кусок мяса. — Но не могу. Я интеллигент. И профессия у меня обязывает быть снисходительным к правовым бездарям.

Изображаю овации. Он имитирует поклон.

‒ Ладно. А эта здесь какими судьбами? — Теперь бутерброд юриста указывает на Тамару.

Та тихонечко отползает по стульчику от злого дяденьки.

‒ Группа поддержки, ‒ кратко поясняю я.

‒ В одном лице? Хороша группа. По диспозиции статьи пройдет как соучастник.

‒ Что? — офигивает Тамара.

‒ Шутка. — Тео откусывает кусок от измученного бутерброда. — Шуткую. Юморист я.

‒ Точнее, садист, ‒ вбрасываю я свой вариант.

‒ И это тоже. — Он болтает пустой чашкой в воздухе, посылая молчаливые знаки Лиллоу. Дворецкий понимающе кивает и берется за чайник. — Твоя девчонка без клейма рода. Не особо в курсе происходящего. Так насколько тщательно мне выбирать выражения?

‒ На твое усмотрение, ‒ на полном серьезе говорю я.

‒ Хмм… Ясно, без подробностей, значит. — Тео хмыкает. — Ну, раз девчонку еще не пристукнули, данный факт означает, что господин дает тебе, Лето, дозволение на общение.

‒ Меня могли пристукнуть? — Тамара теряет оттенки красного и резко сдает к белому цвету.

‒ Нет. — Юрист забирает у Лиллоу наполненную чашку с чаем. — Судя по всему, Вацлав уверен, что ты — не болтушка.

‒ О… ‒ Тамара окончательно бледнеет.

‒ Она никому ничего не расскажет, ‒ заверяю я. — И Виви это прекрасно известно. Мы все вместе росли. К тому же ваш хладный господин одарен уникальной проницательностью. Поверим его неподражаемой интуиции.

‒ Ой, а, может, вы без меня остальное обсудите? — Выражение лица моей подруги говорит: «с вами хорошо, а подальше отсюда ‒ вообще замечательно».

‒ Сиди, ‒ требую я, и Тамара послушно плюхается обратно на стул.

‒ Мы не будем вмешивать вас в опасные дела, ‒ успокаивающе обещает Фрэнсис.

От его слов Тамара расцветает на глазах.

‒ Какие уж тут опасности? — Тео чинно хлюпает чайком. — У нас неформальная встреча, посиделки у камина. Хладного господина здесь нет? Вот и чудно. Расслабляемся.

‒ Спасибо, что не пригласил его на наши посиделки, ‒ ухмыльнувшись, реагирую я.

‒ «Спасибо» на мою денежную карточку не втиснется. — Тео мнительно бросает взгляд на закрытую дверь малой столовой. — Кроме того, я предпочитаю общаться с хладным господином в одиночестве и от его слов делать пугливые грязные делишки в свои брюки от офис-стайл тройки также в гордом одиночестве.

‒ Подробности твоего с ним общения прелестны. Но, может, к делу? ‒ Занимаюсь тем, что черпаю овощное пюре ложкой и строю овощную горку в середине миски.

‒ Легко. Озвучь тему вечера. Что за бучу ты умудрилась поднять за несколько часов нашей счастливой разлуки?

‒ Я возвращаюсь на учебу.

‒ Кхем!.. — Тео выплевывает на стол чай. — Извините покорно, но повтори, а то я нынче маразматичен и глуховат, но дамы, как ни странно, все еще от меня без ума.

‒ Университет, ‒ медленно проговаривая каждый слог, озвучиваю я. — Учиться. Вновь. Иду. Я. Точка.

‒ Ха! — с патетикой как на лице, так и в голосе восклицает юрист, но, по всей видимости, вспомнив, что идейка уже согласована с хладным господином, впадает в заметное уныние. — Превосходно… И Вацлав это скушал?

‒ Не подавившись.

‒ На что, позволь спросить, ты с ним сыграла? — Мужчина пристально вглядывается в мое лицо.

‒ Представь себе, я весьма убедительна, ‒ уклончиво отзываюсь и, не сдержавшись, отворачиваюсь.

‒ М-м-м… ‒ Тео накидывает на чайные капли на столе салфетку. — Что ж, выбора не остается. Если договоренность действительно существует, значит, в скором времени Вацлав вызовет меня для обсуждения нюансов. — Он кладет пальцы на переносицу. — Проблемы, проблемы, проблемы. От тебя одни проблемы, Лето. Не можешь посидеть на полупопиях ровно? Прощения прошу, господа, за мою свободную, не обремененную терминологией речь.

‒ А у меня неровные полупопия, ‒ откликаюсь я. — Клонит в сторону, уж прости. Как насчет простых ободряющих слов?

‒ Парочку, пожалуй, найду. О тебе пока никто не знает — это значительный плюс. — Тео, задумавшись, загибает один палец. — Кроме того, занять тебя хоть каким-то делом — неплохая мысль, и это два. И, кстати, не надейся, что Вацлав не разгадал твоего тайного замысла. Веришь, что с официально полученным дипломом станешь более независимой и сможешь усерднее отбиваться от него?

Многозначительно молчу. Нет смысла что-либо отрицать. Ранее я напрямую просила Тео работать вместе со мной против Виви, так что он наперед знает, какие именно цели я преследую.

Плевать. Пусть Виви, даже зная обо всем, снисходит до подачек. Мне главное — получить желаемое. Не страшно играть и по его правилам. Шанс выиграть по-прежнему есть.

‒ Злючка. А ты что думаешь? — Тео обращается к Фрэнсису.

‒ Сейчас наше мнение не важнее пустого звука, ‒ высказывается он. — Лето и Вацлав уже достигли между собой договоренностей. Мы лишь должны исполнить их пожелания.

‒ Очевидность без прикрас раздражает. — Тео опрокидывает в себя остатки чая и, демонстрируя мне загнутые пальцы, тыкает в один из них. — Еще плюс вдогонку. Новый ректор твоего университета — Иммора. Поэтому Вацлаву тот подчинится, никаких сомнений.

‒ Иммора подчинится другому Иммора? — с сомнением проговариваю я.

‒ Поверь, Вацлав сейчас занимает пьедестал, который Сэмюэлю и не снился. — Юрист отстукивает пальцами сбивчивый ритм по краешку чашки. — Его методы разительно отличаются от отцовских, а влияние гораздо обширнее. И да, он способен отдать приказ другому Иммора. И ему действительно подчинятся.

Надо же. А я-то думала, что Виви, ставя клеймо на Фрэнсисе, ужасающе палку перегнул. А оказывается, дело намного серьезнее. Он замахнулся на святое. Вознамерился стать главным среди небожителей.

Точно, псих.

‒ Твои мысли: Вацлав ‒ психованный выродок, ‒ комментирует Тео.

‒ Не читай мои мысли. Прямо сейчас они не под фильтром цензуры.

‒ Не могу удержаться. Любопытный, что поделать. — Он кладет локоть на стол и призадумывается. — И если уж мы заговорили о первенстве и подчинении, то стоит упомянуть еще одну интересную фигуру. Вероятно, в данный момент глава рода Шимоза преследует те же цели, что и Вацлав. Говоря иными словами, тоже не особо ценит сородичей и имеет колоссальное влияние. При жизни Сэмюэля, да и в твоей прошлой жизни, такого разграничения между Иммора не существовало. В нынешнее время самый влиятельный род — Люминэ. Но и род Шимоза маячит неподалеку. Кажется, у Криспина свои амбиции.

‒ Это имя главы рода Шимоза?

‒ Да.

‒ Какой он? Что из себя представляет?

‒ Понятия не имею. Он только и делает, что указания из тени раздает. Публичности избегает. В СМИ даже пару раз мусолили предположение, что «Криспин» ‒ всего лишь символическая личность, а от имени Шимоза орудует целая группа честолюбивых Иммора. Тот же Вацлав, к примеру, не избегает журналистов. — Тео картинно закатывает глаза. — Не считая, конечно, подробностей и вопросов о своей малолетней ребятне и женщине, имеющей честь воспроизвести их на свет.

‒ Бодала я такую честь, ‒ едко отзываюсь я.

‒ И тебе лучи любви. — Тео прижимает кулаком салфетку на столе. Та успела покрыться следами впитавшегося чая. — Короче, основная проблема ясна. Очнувшаяся от сна дева желает подпитать свои высохшие от безвольного лежания мозги.

‒ Ага, в точку. Сухие мозги меня напрягают. — Поворачиваю голову и смотрю на запертую дверь столовой.

Теперь материала для размышлений не счесть. Пока я спала мертвым сном, мир по-крупному изменился. Всевластные Иммора соперничают между собой в то время, когда противоборствующая сторона — люди, неформальный лидер Эш и группировка Лайтблад совершенствует биологическое оружие против неуязвимости Иммора.

Я не спец и не источник разумных мыслей, но разве при сложившихся условиях не должны существовать иные приоритеты? Например, тяга к сохранению, мать вашу, пресловутой жизни? Ведь сейчас Иммора находятся на прицеле.

И это реальность.

А вечером я обязана прийти в комнату Виви.

И это тоже реальность.

Хаос… И я уже в его пределах.

Оглавление

Я познала хаос

  ГЛАВА 1. МОЙ ПЕРВЫЙ ДЕНЬ

  ГЛАВА 2. СПЯЩАЯ КРАСАВИЦА

  ГЛАВА 3. БЕСКОНТРОЛЬНОЕ ПАДЕНИЕ

  ГЛАВА 4. СИЯНИЕ НОЧИ

  ГЛАВА 5. БЕС ВНУТРИ

  ГЛАВА 6. ПОЛОМАННЫЙ РАЙ

  ГЛАВА 7. ЯРКИЙ ПУТЬ

  ГЛАВА 8. ЗАГНАННАЯ УЖЕ ДАВНО

  ГЛАВА 9. ЗАПЛУТАВШАЯ В ТЕНЯХ

  ГЛАВА 10. ПОГАСШАЯ ДУША

  ГЛАВА 11. ПЛОД ПРЕЗРЕНИЯ

  ГЛАВА 12. ЛЕДЯНОЕ СОЛНЦЕ

  ГЛАВА 13. КТО-ТО СУЩЕСТВУЕТ

  ГЛАВА 15. БУМЕРАНГОМ К СМЯТЕНИЮ

  ГЛАВА 16. СЛАДКИЙ ПОКРОВ

  ГЛАВА 17. ИНАЯ ДРУГАЯ

  ГЛАВА 18. ЗЕМЛИ АДСКОГО ПЕКЛА

  ГЛАВА 19. ПОМОГИ ДЫШАТЬ

  ГЛАВА 20. ВЛАДЕНИЕ ИМПЕРАТОРА

  ГЛАВА 21. СОЛНЕЧНАЯ СТОРОНА

  ГЛАВА 22. ЭСТЕТИКА ИГРЫ

  ГЛАВА 23. ЛЖИВЫЙ АЗАРТ

  ГЛАВА 24. БЕЗУМИЕ АНГЕЛА

  ГЛАВА 25. ЯВЬ БЕЗ ПРИКРАС

  ГЛАВА 26. СТИЛЬ ПРОШЛОГО

  ГЛАВА 27. БЕСКОНЕЧНОСТЬ ЛАБИРИНТА

  ГЛАВА 28. ПРЯНИЧНАЯ ФЕЯ

  ГЛАВА 29. НАШЕ ЗЕЛЕНОЕ ВРЕМЯ

  ГЛАВА 30. ОТРАЖЕНИЕ ВО МНЕ

  ГЛАВА 31. СТАЛЬНОЙ КОМПРОМИСС

  ГЛАВА 32. ГОРЬКО-СЛАДКАЯ БЕЗМЯТЕЖНОСТЬ

  ГЛАВА 33. АМБИЦИИ ИСКАЖЕННОЙ ГРАНИ