Эксперимент над иллюзией [Максим Волжский] (fb2) читать постранично

Максим Волжский Эксперимент над иллюзией

Тень ползёт по стене.

Дед шептал: тень к беде.

Но мальчишка тринадцати лет,

Вдруг приметил особенный след.

Молвил он: не волнуйся семья,

Монстры ада лишь пища моя…

 1

Янтарные горы. 2081 год.

В предвкушении вкусного ужина у Олежки кружилась голова. Спать с урчащим желудком ему не нравилось. Другое дело, если ты сыт. Когда голоден, то сны снятся жуткие и чудится, что охота не удалась.

В руке у малого копьё, с острым наконечником из камня, на голове шлем из черепа болотной черепахи, а жуткий зверь, которого подкарауливаешь в засаде, всё не является. Олежка прячется за камнями, ожидая, когда выскочит из-за скального уступа красный демон; пристально вглядывается в полумрак, слушая каждый шорох. Но монстр осторожен, сколько ни подманивай его собственной кровью, капающей на горячий песок.

Так не годится – голодным спать неинтересно. Вот если поужинать хорошо, то и сны красочные привидятся. Обязательно приснится, что-нибудь диковинное. Например, голубое небо. Олежка такой красоты никогда не видел, а вот дед рассказывал, что небо бывает не только рыжего цвета. Дед многое помнил. Внук ему верил.

Семье Агафона сегодня повезло. Убит крупный зверюга с мясистыми лапами – пальчики оближешь. Не было на нём проплешин и гниющих корост размером с ладонь. Бородавок тоже нет, которые ножом трудно срезать. Зверь попался чистый, словно не берут его болезни ядовитых озёр и, можно сказать, прекрасный, потому что монстром можно насытиться вдоволь. Вся семья при харчах и на запас останется.

Когда чудовище жарят на открытом огне, а рядом близкие люди, то ожидание превращается в приятные посиделки. Дед поёт, отец подыграет на ложках. Костяными ложками он стучит – то по ладони, то по коленке, выбивая мелодию и улыбается, потому что после окончания песни дед всегда шутил, называя отца маэстро, то есть музыкантом, освоившим костяной инструмент. Забавные они: дед и отец.

Перед тем как разделать тушу и, наконец-то, набить животы, старый пел одну замечательную песню, которая приводила Олежку в восторг. Малой обожал мотив и слова этой песни, возможно, из-за того, что во время исполнения отец никогда не гремел ложками, а, может быть потому, что резать зверя одно удовольствие. Бывало дед затянет: «По диким степям Забайкалья, где золото роют в горах…» – и дело сразу спорится. Отец надрезал шкуру на шее и лапах, дядя Борис вспарывал брюхо, мамка и другие женщины тянули кишки, чтобы наполнить их зёрнами чёрной пшеницы, а Олежка всегда приговаривал: «Хотел сожрать нас, но вышло наоборот», – и все смеялись.

Отца звали Павел. Сколько ему лет не помнил даже дед. Точность исчисления сбилась, не потому что отшибло память, а оттого что ночь смешалась с днём и вовсе неясно, когда наступает утро, когда вечер. Сутки заканчивались после ночи, а ночь, это когда приходит сон большой семьи: так научил старый Агафон, которого звали Сергей. Дед рассказывал, что когда-то люди отдыхали исключительно в темноте. Солнце уходило за горизонт, и наверху появлялась луна.

Отсечки на стене дед начал ставить только после рождения внука: дни, недели, месяца. Но Олежке прошлого не понять. Он никогда не видел глянцевого календаря, солнца, луны и белого облака. Не купался в чистой реке или тёплом океане. Мальчик жил другой жизнью. Любил охоту на лютых с клыками размером не меньше предплечья мужчины, умел терпеть в засаде и сражать чешуйчатого монстра броском камня точно в третье ухо.

А ещё… малой грезил убить красного демона. Ни у кого из Агафоновой семьи ни висел на шее острый коготь с его длинных лап. Ни отец, ни дед, ни даже дядя Борис – не могли застать самого крупного из демонов врасплох, а Олежка обязательно найдёт его. Сначала одного, потом других, затем перебьёт всех до единого. Парнишка ещё не окреп, но к его слову уже сейчас прислушивается семья, поскольку он чувствует зверя за сотню шагов ещё на подходе – потому каждый набег монстров заканчивался пиршеством, песнями и добрым сном.

Но так было далеко не всегда.

2

Россия. Калининград. 2025 год.

В город приехала московская комиссия из четырёх человек. Один военный эксперт психотропных атак, на вид ему уже к пятидесяти, два психолога Центра-Спаса, женщины, которым под сорок и молодой специалист, недавно созданного в Сколково отдела под названием «Врата».

Эксперт Министерства Обороны действовал инкогнито, предъявив специальное письмо и удостоверение, на котором вместо звания, имени и фамилии напечатано одно слово: Стас. Психологи были менее скрытны, демонстрируя майорские погоны и личные данные. На коллег из Калининграда женщины произвели двоякое впечатление. На их лицах ноль косметики и сухой взгляд, повидавший тысячи смертей. Валькирии из Москвы – так можно назвать этих дам.

Единственный, кто приглянулся калининградцам, это молодой человек из Сколково – Сергей Агафонов. Парень, одетый в гражданское, приветливо улыбался, лицом был открыт, но чем занимался отдел «Врата», не знал