Реликтовая популяция. Книга 2 [Виктор Васильевич Ананишнов] (fb2) читать онлайн

Виктор Ананишнов Реликтовая популяция. Книга 2

ВОЙТИ В ПРИМЕТО

РЕМАРКА

Новое тысячелетие нашего летоисчисления…

Человечество, превратясь в реликтовую популяцию, ещё удерживается на вершине жизни. Летучее время, промелькнувшее над планетой, не прибавило людям ни знаний, ни, главное, возможностей. Напротив, они постепенно и неотвратимо деградируют и сходят с арены бытия на Земле.

Причины? Их не счесть.

Изменилась и бурно развивалась эволюция природы, наползали и таяли ледники, огненной лавой и дымом извергались вулканы, превращая мир в ад, а людей в пещерных жителей, – ими навсегда потеряны многие знания, у них генетическое вырождение, иссякают природные ресурсы и изделия, накопленные и произведенные прежними поколениями.

Окружающий мир заполняется различного рода носителями разума – бывшими животными и биороботами, получившими его в подарок от людей прошлых лет. Носители разума ощущают своё право на жизнь и на законное место под помутневшим солнцем. И всё-таки существующие города-резервации ещё могут продлить, хотя и скромное, бытие людей на многие столетия.

К тому же сами люди несут в своей крови неискоренимую никакими правками на молекулярном уровне жажду убийства. Они организуют банды и втягивают в них других разумных. Они создают сообщества, партии, организации, контролирующие деятельность городов, передвижение разумных. Они вступают в борьбу с бандами, следят за первенством людей среда других носителей разума, подвергая их уничтожению или иному наказанию. Люда вооружены мечами и ножами, они могут окружить себя вооруженными разумными – выродками из животного мира и торнами – биороботами.

Люди убивают людей.

С другой стороны, те, кто вступает в сражения, стычки и драки между собой и с остальными носителями разума, составляют тонкую прослойку активной составляющей человечества. Для них проживание в городе на относительно полном обеспечении претит из-за бесцельного существования, ибо подавляющая часть горожан превратилась в бездумную, действующую на уровне инстинкта, массу. Для обитателей города окружающий мир наполнен мифологическими или сказочными существами и страшит их своим несовершенством и непредсказуемостью, поэтому они предпочитают не покидать пределов городской черты, медленно проваливаясь в маразм бессмысленного и равнодушного прозябания.

Впрочем, порой наступали моменты, когда определенная доля человечества словно просыпалась от векового сна безразличия. Она ужасалась тому упадку, к которому притерпелось человеческое общество, и ставило перед собой тяжелейшую задачу, стремясь каким-либо образом исправить существующее положение вещей. Находились лидеры, вокруг них объединялись единомышленники, восстающие против неправильных, на их взгляд, порядков. Они призывали людей пересмотреть жизненное кредо и бороться против упадка, за достоинство своего вида – первого разумного существа на планете Земля.

В такие моменты все страны – бандеки – переживали подъём и возбуждение от новых идей и движений, наступало некое прозрение, и люди стремились решать преданные вековому забвению вопросы смысла жизни, изменения своей роли в новой истории. Рождалось поколение желающих всё узнать, переделать и обменяться мнением со всеми, проявлялся интерес к прошлому, к утерянным знаниям, наукам, технологиям, увеличивалась численность здорового населения, переживали возрождение из небытия заброшенные и даже появлялись новые поселения людей.

Как правило, всё это проистекало далеко немирным путём, бывало, войны прокатывались от одного края планеты до другого, втягивая в себя всех разумных.

Потом, к сожалению, проходили не века даже, а лишь краткие десятилетия, и люди вновь погружались в длительную полосу регресса и деградации. Былые их деяния тускнели, нивелировались с подобными, и отодвигались в область сказок, быличек и легенд или напрочь исчезали из памяти потомков…

Бандека Сампатания того времени, мало чем отличалась от других стран: несколько городов, обеспечивающих людей всем необходимым, вечные дороги между городами, небольшая толика обжитых территорий, в основном кланами разумных-нелюдей, и Дикие Земли или Поля, где кочуют гурты и малаки выродков, устраивают свои базы банды, бытуют экзотические разумные и полу разумные виды живых существ, водятся дикие животные.

Есть в Сампатании особые места – Заповедник Выродков и пограничные Суременные горы на севере и Болота на юге. Горы образовались от падения в незапамятные времена циклопического творения древних людей – города-спутника Земли; Болота будто бы созданы преднамеренно теми же древними для каких-то неясных целей, а Заповедник Выродков представляет собой обширные районы, на территории которых ещё до падения спутника древние люди, возможно, занимались привитием разума путрам – животным. За тысячелетия из Заповедника путры разбрелись по всей Земле, но в нём осталось ещё много чего таинственного.

Уже сотни лет в Сампатании и других бандеках царит устоявшийся ритм жизни, миром правят многоимённые, процветают или медленно вырождаются кланы разумных, возникает новая порода людей – тронутых изменением, ветшают системы обеспечения городов, среди людей всё больше рождается уродов, от которых приходится жестоко избавляться, оставляя лишь здоровых…

Однако уже вызревает в ничтожестве запустения и невежества человечества нечто, схожее с защитной реакцией против дальнейшего усугубления и вырождения людской популяции. Всё больше становится тех, кому в городах душно, они ищут выход из создавшейся ситуации.

Кто эти люди? Порой обыкновенные, иные чем-то выделяются из среды себе подобных, третьи, их большинство, случайно попадают в сферу происходящих помимо их интересов событий и становятся активными участниками последующих изменений, кардинально ломающих траекторию падения человечества в небытие, на – восходящую.

Такова команда Свима, неожиданно возникшая, казалось бы, из совершенно случайных разумных – людей, путров и торна. Команда, подобно невидимой невооруженным глазом пылинке, концентрирует вокруг себя огромную грозовую тучу, готовую сверкнуть очищающей молнией и прогреметь победным громом, хотя сами члены команды ещё не понимают своей роли и выпавшей на их долю великой судьбы. Они пока что идут в один из городов бандеки – Примето, вынуждены свернуть с основной дороги и двигаться по Диким Землям, Заповеднику Выродков, вступать при этом в стычки и небольшие сражения с гуртами, бандами и блюстителями порядка в бандеке – воинами Тескома.

Единственное, что им, гонимым, было известно – Тескому зачем-то нужен Камрат, мальчик, встреченный Свимом при выходе из города Керпоса.

Произошедший переворот в бандеке и захват Тескомом власти в ней при возникновении трёх враждующих между собой группировок, не изменил странных планов тескомовцев. Они обуяны мыслью – любым путём достать мальчика, а остальных членов команды либо уничтожить, либо рассеять.

Многочисленные вооруженные стычки, тем не менее, оканчиваются для команды, ведомой Свимом, счастливо: все остались живыми и здоровыми. Неуязвимость уже становится темой обсуждения в самой команде. Такое продолжаться, как мыслилось каждому, не могло бесконечно, хотя каждый надеялся на обратное.

Но кое-кому становится известно, что Камрат – это Три-Бланка, едва ли не самый известный ожидаемый человечеством персонаж его легенд…

Книга вторая

ВОЙТИ В ПРИМЕТО

Руины и Сох

…Даже летя на воздушном шаре, Камрат не испытывал такого обострённого чувства приближённости далеких мест, как сейчас, с верхней точки руин. Дорога отсюда почти рядом, а до неё ведь свиджа три или полторы праузы ходьбы по бездорожью.

– Ну и что там? – услышал он Свима.

– Хорошо! – ответил мальчик искренне и развёл руки, словно собираясь взлететь.

Как здорово, наверное, калубам, видеть под собой каждый раз такую красоту, от которой захватывает дух.

Его восхищенный взгляд скользил вдоль затуманенного горизонта, перебегал к ближним ландшафтам. Он видел место последней схватки с тескомовцами, высохшее до летних паводков русло извилистого ручья, ещё одни руины, густо поросшие большими деревьями…

Наконец он глянул на юг и обомлел, едва не свалившись по другую сторону стены.

Не далее, как в трёхстах берметах десятка три или четыре людей и путров устало бежали к руинам, а за ними, отставая не более чем на полсвиджа, накатывался развернувшийся в широкий полумесяц многочисленный гурт каких-то выродков. Последние явно стремились захватить первых. Люди и путры, как было хорошо видно, выбивались из сил, некоторые из них безнадежно отстали от основной группы и в скором времени их настигнут преследователи.

– Люди! – крикнул Камрат вниз. – С выродками! За ними гурт какой-то! Они на них нападают!..

У него всё перепуталось. Он не знал как быстро и толково сообщить Свиму увиденное. Но предводитель команды что-то понял из его сбивчивых выкриков и вскочил на ноги.

– Быстро вниз, малыш! – скомандовал он. – К”ньюша, проследи! Клоуда и Ф”ент – в подземелье!

К”ньец помог Камрату спрыгнуть со стены, дальше мальчик спускался как с горы – кувырком. Сам хопс занял место Камрата, но не вставал, а наблюдал за происходящим у стен руин исподтишка.

Преследуемая группа людей и путров подходила к руинам уже вплотную. Мальчик, наконец, подробнее рассказал о преследуемых и преследователях, а К”ньец жестами показал Свиму, где те сейчас объявятся.

Гурт, хопс узнал в них ненавистных ему енотов-выродков, шумно подбадривал себя выкриками и лаем. При их виде К”ньец непроизвольно для самого себя выгнул спину и зафыркал. Встреча с енотами, так открыто напавших на людей, не сулила ничего хорошего.

Надо было возвращаться на площадку и принимать со всеми какие-то меры по защите не только преследуемых, но и самих себя.

Похоже, спокойное и беззаботное времяпрепровождение в руинах закончилось безвозвратно…

Глава 1

Мир тесен – это знали ещё древние и не удивлялись, когда случались невозможные даже в радужных мыслях встречи с теми, о ком думаешь, кого вспоминаешь.

Харан вместе со Свимом и торном вышел навстречу беглецам, готовый оборонить их от посягательств выродков. Гонимые, обогнув руины, устремились, теснясь, через пролом в стене по камням к лестнице, ведущей на площадку. В основном это были женщины, среди них выделялось двое детей – девочек. Мелькали и личины нескольких путров.

Они спешили. Их тяжёлое дыхание прерывалось вскриками отчаяния и поддержки, поторапливающих тех, кто отстал.

Перед лестницей беглецы замешкались, слились в серую неразличимую толпу. Однако Харан мгновенно прирос к земле ногами, ощутив их слабость. Он выхватил из безликой этой толпы только одну фигуру, лишь одно лицо женщины, хотя одета она была как все – в грубые походные одежды, лицо её было измученным и грязным от обильного пота и пыли, а волосы встрёпанными.

И всё-таки это была она, его мечта и беда – Гелина…

Гелина, приёмная дочь правителя бандеки, Гелина Гамарнак…

Она возглавляла группу, преследуемую гуртом выродков, и была полна решимости. Увидев перед собой вооружённых разумных, Гелина не различила их лиц или личин, она видела в них лишь врагов, новую помеху на пути к спасению. Кинжал в её руке сегодня был уже окровавлен неоднократно, и она не собиралась останавливаться перед теми, кто встал на её пути.

Голос Гелины был простужен или надорван и изменился до неузнаваемости, но Харан узнал бы его из тысячи.

– Нам нечего терять! – крикнула она натужено, не оглядываясь на своих спутников: женщин, похожих на неё – измождённых и решительных, озлобленных выродков, способных терзать противника голыми руками и лапинами, и двух повизгивающих девочек, также вооружённых. – За мной!.. Бей!..

Гелина тяжело взбегала вверх по ступеням и профессионально держала кинжал для нанесения удара первому, кто осмелиться оказаться в пределах досягаемости её рук.

Навстречу ей, оттолкнув плечом Свима, готового встретить разъярённую и ничего не соображающую женщину, и охладить её пыл, чтобы привести к осознанию реальности, бросился Харан.

– Гелина!!

Она слепо набегала на него, раскрывшего руки для объятия, повернув клинок прямо в его незащищённый живот.

– Гелина! – пытался в отчаянии дозваться до её разума Харан, ощущая холодок оттого, что не успеет этого сделать. – Гелина! Это же я!!. Харан!..

– За мной! – прорычала она, уже добегая до него, глаза её остановились и были безумными.

– Гелина!! – казалось, это кричит не человек, а весь объём воздуха руин повторяет имя женщины.

Она вздрогнула и успела узнать человека, стоящего рядом с ней, и отбросить кинжал в сторону.

– Харан…

Из решительной и ожесточенной, из стремительной и неудержимой мгновением раньше она вдруг превратилась в испуганную и загнанную обстоятельствами слабую женщину, ищущую защиты.

– Это же Харан, – несколько раз, как заклятие, повторила она, почти в без сознания падая в его объятия.

Большинство её спутниц тоже узнали его. Ещё свежа была в их памяти скандальная история в размеренной жизни правителя бандеки, когда безымянный молодой человек с нэмом по буквам почти в конце алфавита воспылал преступной, по сути, любовью к приёмной дочери – каниле – самого Гунака Гделина Гамарнака!

И, о, ужас и пикантность одновременно, покорил её сердце! Она ответила на любовь не менее пылко и, как могла, отстаивала своё право на неё.

Влюблённые ни от кого не скрывали своих чувств, но и не щеголяли ими напоказ, вызывая у одних яростное неприятие невероятной связи, находя её преступной, а у других – сочувствие. Во всяком случае, все, кто знал о неравенстве нэмов любящих молодых людей, с интересом следили за ходом событий, ожидая реакции правителя бандеки.

Однако как именно поступил Гунак, осталось тайной.

Харан же исчез. Что с ним случилось, никто определённо сказать не мог, включая саму Гелину.

Она, поссорившись с названым отцом и страдая от тоски по любимому, покинула хабулин Гамарнаков и поселилась в доме, выделенном ей, как каниле, кугурумом города. Её горе разделили подруги, часть из них, оставшихся в живых, и сейчас сопровождала её.

Появление Харана в такой критический момент для всех сподвижников Гелины показалось чудом – спасение в его лице пришло на самую последнюю стадию погони: враги уже дышали им в затылок. И руины могли стать для беглецов последним пунктом обороны, из которого, может быть, никто не вышел бы живым.

Вокруг так счастливо встретившихся влюблённых столпились вновь прибывшие, выражая свою радость хриплыми выкриками и истерическим смехом. Женщины старались хотя бы прикоснуться к мужчине, возникшему, по их мнению, из небытия, словно прикосновение могло вернуть им силы и придать больше надежды.

Как ни слабы были женщины и сопровождавшие их путры после долгого бега и необходимости защищаться от нападавших, они довольно легко оттеснили от Харана незначительные в их глазах фигуры: Свима и торна (правда, те постарались сами податься в сторону). А Камрата и, не успевших уйти, Клоуду и Ф”ента, просто притиснули к стене, и не обращали внимания на возмущённое взлаивание выродка, и отчаянные телодвижения Клоуды. Она безуспешно пыталась протолкнуться к Свиму или к более свободному месту на площадке.

– Люди! – сказал Сестерций громко, чтобы Свим мог его услышать через отчаянный гвалт, поднятый вокруг них. – Эмоции их могут убить, а они этого даже не заметят.

– Ну, убить не убьют, а вот потолкаться с ними нам придётся, – тоже напрягая голос, отозвался дурб. – Харана они так вообще затискать могут.

– Что означает – затискать? – осведомился торн.

Свим довольно хмыкнул и повеселел от вопроса биоробота. Так уж бывает, когда одного слова, сказанного невпопад, достаточно, чтобы улучшилось настроение, на всё посмотреть под другим углом зрения и найти какие-то смешные стороны.

А когда смешно – страх и напряжение забот ослабевают.

– Давай оставим объяснения на потом. Вот-вот появится гурт, а мы не готовы его встретить.

Беглецам для того, чтобы попасть в развалины, пришлось их обегать, так как с южной стороны доступа в них практически не было – надо было бы взбираться по крутому склону вверх к стене, которая теперь оказалась серьёзным препятствием для нападавших, в то время как её можно было легко оборонять небольшим числом защитников.

Но преследователи, как то не казалось бы странным, имели на этот счёт свое мнение. На их взгляд следовало обложить руины со всех сторон, благо их численности для того хватало с лихвой, и атаковать скрывшиеся там жертвы нападения, откуда это возможно.

Свим учёл предполагаемые действия енотов и поставил хопса следить за тылами. От него-то как раз и пришло первое сообщение.

– Свим! – мяукнул он, едва покрывая расшумевшуюся толпу беглецов, никак не приходящих в себя от неожиданной встречи с Хараном. – Свим, они уже здесь! Лезут!

И он бросился навстречу первому выродку, показавшемуся из-за стены.

Еноты-выродки представляли собой хопперсуксов от собственно енотов и, по-видимому, в большей степени, енотовидных собак. Кровь последних подвигала разумных этого вида на предпочтение полукочевого существования, не ограниченному рубежами какой-либо одной бандеки. Кочевье сопряжено со многими опасностями и не способствует умножению численности особей в клане: ниже рождаемость, большой процент гибели молодняка, оттого для такого клана устанавливались едва приемлемые количественные и половые пропорции лишь естественным путём.

Но иногда еноты, чаще всего после потери большинства своих сокланников, оседали и жили по несколько лет, а то и десятилетий на одном месте, ведя соответствующий образ жизни. В их среде устанавливались законы, сходные с теми, что существовали у окружающих разумных и в бандеке пребывания клана, они строили приличные конуры или устраивали комфортабельные норы.

К сожалению, также как и к несчастью других оседлых кланов с высокой рождаемостью, в них исподволь возникало давление лишних самцов, не находящих себе пары или какого-либо дела для приложения своих сил на благо клана. Такие сообщества разумных время от времени вынуждены были избавляться от лишних соплеменников, и выбрасывать из своей среды гурты.

Гурт обычно порывал со своими собратьями и уходил прочь от него подальше в поисках приключений, средств пропитания или хозяев из числа людей, которые могли бы использовать согуртников в качестве воинов, стражей или для других каких-то целей.

Перенаселённость оседлых кланов выродков от предков с высокой плодовитостью – давняя проблема. Поэтому многочисленные гурты различных видов разумных-нелюдей бродят по бандекам, не соблюдая границ и не особо заботясь о нравственных установках.

Тем не менее, за долгие годы выработались и чаще всего выполнялись некоторые условия сосуществования самих гуртов и их взаимоотношений с другими сообществами разумных.

Первым из основных правил выступал строгий до жестокости закон ненападения на людей, если выродками не руководят люди же. За исполнением этого условия неукоснительно следили люди, распространяя кару за преступление закона не только на провинившийся гурт, но и на породивший его клан. Гурт, покидая своих сородичей принимал на себя клятву никогда не нападать на людей и в подавляющем своём большинстве выполнял это обязательство.

Другое: в случае разрешения конфликта между гуртами различных видов выродков с применением оружия запрещалось ведение войны на полное уничтожение одного из гуртов каким-то другим или другими. Строгое исполнение этого условия контролировались самими кланами. Подобное правило давало возможность гуртам безбоязненно передвигаться по территориям различных бандек, и практически всегда встречные гурты расходились без особых потерь, если, конечно, не считать возникающие недоразумения между отдельными особями.

Был даже выработан ритуал встречи тасмедов – вожаков гуртов – для улаживания подобных неприятностей, возникающих не по вине гурта, а лишь какого-то его члена, что понималось как нормальное явление в среде разумных, ибо каждый из них – индивидуальность, у которой свои вкусы, намерения и настроение, приводящие порой к конфликту с окружающими. Здесь путры копировали взаимоотношение у людей.

Порой нарушители этих неписаных правил подвергались практическому рассеиванию гурта: его члены могли быть забраны в качестве заложников, насильно отданы в услужение людям, их могли увести далеко от мест обитания родного клана, а, в крайнем случае, убивали.

По сравнению с другими видами разумных-нелюдей, еноты-хопперсуксы имели заметные отличия, как в манере поведения, так и во внешнем облике.

Так, большая часть выродков, став разумными, прибавили в росте и массе. Крысы, например, стали почти на два порядка увесистее, кошачьи, от самих кошек, подросли до габаритов К”ньеца, а кролики превзошли самих себя раз в пять. С енотами случилось несколько иначе. Они стали чуть крупнее диких енотов, но уступали енотовидным собакам в весе, росте, подвижности. Зато хищной сущности своей, доставшейся по наследству от двух прародителей-хищников, не потеряли. Напротив, даже добавили. Это были злобные, непредсказуемые и склонные к нарушению всех законов и правил разумные, чей разум как раз и воплощался реально в таких отрицательных поступках.

Помельчав, внешне они мало изменились по сравнению со своими древними сородичами: тело их покрывал густой мех, личины остались вытянутыми вперёд. И хотя они могли ходить вертикально на двух задних конечностях и держать оружие в передних, однако мечи они предпочитали носить в специальных за спинных ножнах, а передвигаться любили подобно диким предкам – на всех четырёх лапах.

Нападение гурта на людей могло служить примером преступления извечного закона о запрете таких действий.

Правда, Свим, разобравшись на кого, собственно, напали выродки, сразу засомневался в самостоятельном зло намерении – их могли вести люди. Однако по кратким репликам К”ньеца можно было понять, что людей он ни в самом гурте, ни рядом с ним не видел. Но гурт мог получить целеустановку на уничтожение группы Гелины однажды и сравнительно давно, и теперь делал всё для достижения поставленной перед ним цели, находясь в своеобразной доре.

Тем временем К”ньец не дал выродку, появившемуся на стене, ни одного мгновения, чтобы осмотреться и оценить противника, неожиданно оказавшемся перед ним да ещё в виде хопперсукса. К”ньец разрубил нападавшему голову и столкнул бесчувственное тело вниз по склону, по которому с трудом взбирались другие, менее проворные, еноты. Там послышался шум и визг сбиваемых нарастающей лавиной согуртников.

– Свим! – позвал К”ньец, видя неорганизованную толпу людей и выродков, обступившую Харана, и бездействие предводителя команды, в то время, когда в любой момент еноты могут напасть на них со стороны входного пролома. – Свим, берегись!

– Харан!.. Хватит! – гаркнул Свим, выходя из оцепенения от суматохи бурной встречи влюбленных и размышлений о странном поведении гурта. – Всем на площадку! Кто может держать оружие…

Гелина отпрянула от Харана. Кратковременная слабость при виде любимого прошла. Её высокая упругая грудь, проглядывающая из-за свободного лифа, тяжело качнулась и подалась вперёд. Тонкий стан выпрямился. Женщина подняла голову.

– Мы все можем! – сказала она твёрдо и решительно в наступившей тишине.

Взгляд быстрых холодно-серых глаз Гелины ожог Свима и проник до самого, как ему показалось, сердца, и занозой засел там.

От такого взгляда многие из мужчин, на кого он падал, по-видимому, теряли голову, а потом рассказывали о Гелине всякие небылицы, наполняя слухами и сплетнями бандеку. Да, осознал Свим, Гелина была незаурядной женщиной-воительницей, женщиной из сказки: прекрасной в своём порыве, колючей в оценке стоящего перед ней дурба, подавшего команду, и одновременно надеющейся на защиту с его стороны, во всяком случае, хотя бы на действенную помощь.

Она была достойной дочерью-канилой Гамарнака – Правителя бандеки!

И, что самое удивительное, отмеченное в эти краткие мгновения Свимом, Харан рядом с ней предстал в новом для него, преображенном облике – воинственным, с суровыми чертами сухого лица, и не менее решительным своей подруги. Они чем-то были похожи друг на друга. Может быть, выражением глаз, или стройностью фигур. Что-то было…

– Я не сомневаюсь, – кратко парировал заявление Гелины Свим. – Но дети должны уйти в укрытие. И у вас есть раненые… Кло! – Позвал он.

– Да, – отозвалась она. – Я сейчас.

Когда Клоуда, преодолев тесноту столпившихся женщин и выродков, не особо расположенных уступать дорогу кому-либо в силу своего многоимённого статуса, воинственности настроения и незнания порядков, царящих здесь, в руинах, в команде, Свим кратко распорядился:

– Уведи!.. Вот этих.

Он не знал имён прибывших и не мог сразу определить серьёзность их ранений, поэтому на глазок указал Клоуде на детей, на трёх женщин, неспособных уже стоять, и практически на всех выродков, так как их сноровки ведения боя не знал и не хотел, чтобы они мешали тем, кто наверняка это умеет делать.

Часть выродков Гелина удержала. Свим дал ей возможность это сделать, надеясь на её правильный выбор,

– Накорми их там! – бросил он вдогонку Клоуде, приступившей к самой сложной части пути в подземелье – протискиванию сквозь лабиринт железных стержней. После этого распоряжения Свим повернулся к дочери Правителя. – А теперь вы… Гелина… Встаньте позади нас. Выделите из своих кого-нибудь вон туда, – он показал в сторону К”ньеца, уже по сути дела начавшего сражение с гуртом выродков, – на помощь. Двоих-троих. И… Успокойтесь. Малыш, будь с нею всё время рядом… Сестерций! Харан! Вы со мной! Всё!

Пока длилась сумбурная встреча вновь прибывших с Хараном, пока Свим принимал решение и занимался перестроением разумных против предполагаемого натиска енотов, те уже появились перед ними плотной передовой группой. Глаза выродков под мохнатыми бровями горели хищным огнём погони и удачным, по их представлениям, её окончанием. Языки высунуты от долгого бега.

Волна удушливого зловония ударила по противостоящим людям и путрам. Еноты довольно неуклюже, из-за возникшей между ними тесноты, вытаскивали за спинные мечи и вставали на ноги, занимая передние конечности оружием.

Свим крупно шагнул им навстречу. Остановился на самом верху лестницы, ведущей на площадку, – по ней поднимались еноты.

Меча дурб не вынимал.

Расставив широко ноги, он скрестил руки на груди и устремил свой взгляд на первую шеренгу выродков, пытаясь определить вожака – тасмеда – гурта. Но создавалось такое впечатление, что все они на одну личину, одинакового роста и одинаково озлоблены.

До передних енотов оставалось не более пяти ступеней, когда позади у Свима раздался хлюпающий звук удара мечом по живой плоти, мгновением позже родился страшный вой новой жертвы К”ньеца, смолкнувший где-то за стеной.

И тут вдруг установилась странная тишина, нарушаемая только тяжелым дыханием недавних преследователей и преследуемых, не успевших ещё отдышаться.

Свим воспользовался мгновением молчания.

– В чем дело?! – Голос его был как всегда в таких случаях неласковым и твёрдым. Шеренга енотов замерла на месте. Стало заметно, на сколько они мельче Свима – раза в три. – Почему вы напали на людей? – тем временам гремел голос Свима, его могли слышать и те выродки, которые ещё не показались в поле зрения защитников.

Вначале еноты, казалось, никак не отреагировали на его вопросы. И, чуть подождав, Свим уже хотел их повторить, но среди прибывших началось какое-то движение, вскоре вытолкнувшее перед собой, ничем не отличающегося среди других, енота.

Гурт состоял из одних самцов, тела их были укрыты в тёплую шубу, так что они не носили никакой одежды и обременяли себя только поясами с небольшими пукелями. Поэтому, вышедший вперёд енот, пожалуй, как мог заключить Свим, был, может быть, постарше многих своих соплеменников, так как на фоне жёлто-коричневого окраса его шубы просматривались седые вставки, а левое предплечье ознаменовано бугристым шрамом, не зарастающим волосяным покровом. Но в остальном он был как все еноты.

– Почему вы напали на людей? – уже к нему обратился Свим.

– Эти люди наша добыча, – тонко отозвался енот на чистом хромене – официальном языке Сампатании.

– С каких это пор люди стали добычей для путров? Разве вы не знаете, чем это грозит вам и вашему клану?

Желтые глаза выродка забегали, но Свим ничего не смог прочитать в них, оттого, как енот воспринял его слова и что ответит на его вопрос, он мог только догадываться.

Выродок, похоже, никак не воспринимал его вопросов, поскольку после значительной паузы и словно не сам, а по чьей-то подсказке извне, опять повторил фразу:

– Эти люди наша добыча! – Потом он постоял, как бы прислушиваясь к чему-то далёкому и не совсем понятному, и неуверенно, так, во всяком случае, показалось Свиму, добавил: – И она будет нашей.

– Та-ак! – Свим подёргал себя за наметившуюся бородку. – А если добычей этих людей станете вы?

Вопрос человека поставил хопперсукса в тупик. Он явно не был готов к каким-либо переговорам. У него и у гурта под его предводительством была цель, она почти достигнута, осталось всего ничего – завершить нужное, так какие могут быть переговоры, да ещё такие необычные?

Долгая гонка по следу вообще не способствует мыслительным процессам, поэтому сейчас для выродка были понятны лишь самые простые фразы, желания и действия. А разгадывать загадки в виде вопросов, поставленных кем бы то ни было, не хотелось, да и не имело значения – добыча: вот она!

Сейчас или никогда!

Что хочет от него этот дурб? Отобрать добычу его гурта? Добычу, взятую им и его согуртниками ещё позавчера? Добычу, стоившую жизни не менее трёх десятков жизней его бойцов?

– Она будет нашей! – подвывая, пролаял он и показал желтые клыки.

– А вы – нашей! – выкрикнул Свим.

Опять человек играет словами. Как они могут стать добычей кого-то? Они – целый гурт, вооруженный и готовый сражаться с любым. Это они настигли добычу, а не убегали от этого человека и других людей, трусливых, когда их мало, и беспощадных, когда они устраивают облавы…

Так как же они, целый гурт, могут стать добычей?

Мысли у тасмеда стали путаться. Стоящий перед ним человек не производил впечатления робкого.

– Ты тоже будешь добычей! – енот сделал движение шагнуть вперёд.

– Свим, поберегись! – напомнил Харан, заметив жест выродка.

Пока Свим вёл переговоры, Гелина пододвинулась к Харану ближе, её дрожь от гонки и напряжения ожидания предстоящего сражения передавалась ему.

– Кто он? – тихо спросила она, показывая кивком головы на Свима.

– Наш предводитель, – просто, без тени иронии или наигранности, объяснил Харан. – Он вытащил меня из доры арнахов…

– Ты был там? – ахнула Гелина и прикрыла рот ладонью. – Как ты выжил? Ах, отец! Такая жестокость…

– Твой отец ни при чём. А выжил… – Харан наклонился к самому уху Гелины. – Собственно жизнью я обязан не Свиму, а этому мальчику. Посмотри на него, моя любовь, внимательно и запомни его. Я ни в чем не уверен, но, возможно, это заложенный, а то и…

– Ты думаешь? – слегка отпрянула от него канила и зашептала: – Но такого не может быть, ты же знаешь. Их уже давно нет!.. Я бы знала.

– Я бы тоже.

– Да…

Гелина говорила, а глаза её изучали миловидное с правильными чертами лицо мальчика, стоящего рядом с ней. Чуть наклонив вперёд голову, он вслушивался в разговор между Свимом и выродком. На вид обычный мальчик, года на три или лет на пять, наверное, младше Грении, её названной сестры, родной дочери Гамарнака. А, может быть, и ровесник ей. Но если он заложенный, тогда что она может предполагать о его возрасте? Наверное, ничего.

Если, конечно, он и вправду заложенный…

Но этот мальчик, такой … Мальчик же!

Она повернула голову к Харану, собираясь поделиться с ним наблюдениями, но тому уже было не до неё.

– Ну что ж, – почти буднично произнёс Свим. – Будем считать, что мы не договорились. Начнём с тебя!

Медленно и словно нехотя стал он вынимать свой тяжёлый и устрашающей величины меч,

От К”ньеца опять долетел шум короткой схватки, там плоды недоговорённости умножались, и очередной енот с рассечённой головой скрылся за стеной.

Меч Свима, явившись во всей своей красе, произвёл обескураживающее впечатление на выродков, однако решимости их всё же не поубавил. Они залаяли, и передний ряд под напором всей массы гурта сделал первый несмелый шаг. Шажок. Енот же, ведший бесцельные переговоры, напротив, произвёл большой шаг назад и оказался неразличимым в самой гуще своих согуртников.

Не считая тех, кто сейчас уже пытался проникнуть на площадку со стороны, охраняемой К”ньецем и посланными ему на подмогу Гелиной женщинами, перед Свимом и его старыми и новыми друзьями столпилось не менее семидесяти или более того выродков, настроенных весьма агрессивно. Они сгрудились в жёлто грязный ковёр шевелящихся тел с вздёрнутыми вверх личинами и мечами, и производил жутковатую картину чего-то нереального.

Свим подобное перед собой видел впервые. Он непроизвольно зябко повёл плечами, чтобы разогнать холодок, возникший между лопатками.

К счастью для защитников, их позиция по сравнению с положением гурта была предпочтительнее. Можно было не сомневаться, что выродкам не удастся что-либо предпринять для использования всех бойцов широким фронтом. На площадку вела неширокая лестница, по ней в ряд могли подняться от силы пять-шесть енотов. С двух сторон лестница защищалась высокими наростами рухнувших блоков строения и земли. Через них перебраться и обойти команды Свима и Гелины, енотам вряд было возможно. А всю ширину прохода перегородили: Свим, слева от него – торн, а справа – Харан, готовые рубить сверху вниз поднимающихся снизу выродков.

Несмотря на предпочтительность своего положения, свою оборону Свим оценивал средне. Всё зависело от тактики, которую применят выродки при нападении. Их медленное осторожное приближение давало защитникам неоспоримое преимущество – они могли свободно вырубать передовые ряды один за другим. Но если гурт перестроится в колонну, и предпримет таранный удар разом всем своим количеством и всей массой обрушатся на преграду, устроенную людьми и торном, то, как бы те не были здоровее и умнее, им не сдержать потока тел, их просто выметут, растопчут. Конечно, они успеют убить первых в этом натиске, но мертвые послужат бесчувственным челом живого тарана, против которого мечи станут бесполезны.

Свим ждал команды предводителя гурта, но она не прозвучала. К его облегчению, гурт, похоже, без подсказки двинулся не организованно, валом. Выродки стеснились. Задние напирали, передние, понятно, осторожничали, вжимаясь плечами друг в друга, в таком положении они, по сути дела, оказались беззащитными перед оружием оборонявшихся, что обнаружилось незамедлительно.

Длинный меч Сестерция в его мощной руке, способной изгибаться в любую сторону, со скоростью молнии блеснул и рассёк передового енота почти пополам.

Следом вступили в дело Свим и Харан.

Первые жертвы должны были как-то сказаться на поведении гурта. Еноты могли бы отхлынуть или хотя бы замедлить натиск, перестроиться, в конце концов. Однако ни того, на другого не произошло. Недаром в их жилах текла кровь не только енотов, но и енотовидных собак.

Первые жертвы – это первая кровь…

Её терпкий запах достиг каждого и обострил чувства выродков. Кровь… Она потекла! И совсем не важно, чья это кровь. Важно, что она потекла, а запах её головокружителен. От него крепнут мышцы, наливаются силой, всё тело пронизывает пронзительное предчувствие свежего куска мяса и костей, хрустящих на зубах.

Как давно уже они живут в ожидании этого ощущения!

Бешенство одолевает нервами, мутнеет взгляд, сознанием овладевает одна мысль: вот он – враг и добыча. Еда!..

И оттого первая кровь уже туманит ум, ростки разума загоняются куда-то в хребтовую часть, ближе к хвосту, чтобы не мешали управлять вооруженными конечностями, приученными держать ножи и мечи, зубам – впиваться в плоть, языку – алкать кровь.

Кровь…

Вой десятков глоток поглотил все звуки: удары, стоны, щёлканье зубов, выкрики людей.

Гурт жаждал крови…

Вал из поверженных выродков вырос почти на высоту груди Свима в течение нескольких минтов. А если не считать разорванной накидки торна, то он и люди противостояли им пока без единой царапины. Зато кровь енотов, которой они так жаждали, стекала с мечей защитников и обрызгала их с ног до головы, смочила рукоятки, отчего ладони скользили или прилипали, создавая неудобство в управлении оружием.

Нагроможденный вал убитых или раненных енотов теперь не давал выродкам никакого преимущества. Навались они теперь даже с разгону колонной – вал остановит их, а остановившихся можно спокойно достать мечом на таком расстоянии, откуда они не смогут достать до людей.

Свиму стало казаться, что гурт, наконец, прекратит бесцельную атаку и сделает передышку. Элементарное чувство опасности такого ведения боя должно было заставить их поступить именно так, ведь они потеряли уже не менее четверти своей численности.

Дурб ошибался. Еноты не казались обескураженными первыми результатами бойни, учиненной им обороняющими площадку, их целеустремленность не изменилась, словно кто-то подталкивал их в спину и заставлял продолжать бессмысленную атаку. Они вспрыгивали на своих поверженных собратьев и с высоты вала тел пытались прыгнуть на врага и вцепиться в него зубами, коль ножи и мечи против них оказались не слишком действенным оружием. Но конец для всех был одним – мечи людей и торна с невероятной методичностью секли или прокалывали их тела, увеличивая высоту страшного барьера.

Он уже стал поглощать защитников, завалив их почти до колен.

– Два шага назад! – Прохрипел Свим, обращаясь поочередно то к Сестерцию, то к Харану, так как за диким шумом ничего не было слышно.

Он перебросил меч в левую руку, чтобы очистить ладонь правой от липкой крови и первым сделал эти шаги.

Харан разом отступил за Свимом.

Между ними и замешкавшимся торном образовалась широкая щель. Ею воспользовался Камрат прежде, чем её могли заполнить выродки, как ни торопились они это сделать.

До сих пор мальчик стоял во втором ряду построенной Свимом обороны рядом с Гелиной и терпеливо ожидал своей очереди, которой, как показывал бой, мог и не дождаться. Но кинуться между людьми и торном он решился не для того, чтобы поучаствовать в рубке.

Имея один лишь гладиус, Камрат чувствовал себя не слишком уверенно. Длинный нож, так послуживший ему, пришлось отдать кроликам за помощь, оказанную ему, когда Харан и Клоуда находились в беспамятстве, а Свим с торном улетели на шаре. Мальчику не терпелось оборужить вторую руку.

С самого начала схватки он облюбовал меч тасмеда – предводителя гурта, привлекший его внимание необычным цветом. Клинок меча показался мальчику синеватым.

Мелерон, из которого обычно изготовляли клинки, придавал им зеленовато-травчатый оттенок. Такие мечи были у всех в команде. Камрат вначале даже засомневался, не мерещится ли ему. Но когда тасмед погиб почти в самом начале от рубящего удара Свима, его меч отлетел к ногам дурба, и мальчик смог хорошо его рассмотреть. Ему не показалось, цвет клинка был необыкновенным – тускло-голубым.

Теперь, после отступления Свима; можно было видеть только кончик рукоятки из-под наваленных тел.

Все попытки Камрата до того момента подхватить меч, оставались неудачными. Толстые ноги Свима всё время находились в движении, высунуться через них мальчик не рисковал: и Свиму помешает, да и себя жалко было – наступит ещё на руку. Так что ему приходилось выжидать мгновения, чтобы без риска добыть меч, и такое мгновение наступило, когда образовался зазор между обороняющимися и чуть приотставшими енотами.

Он молниеносно выскочил перед Свимом, походя, распорол животы двум енотам, оказавшимся на свое несчастье рядом с ним, вытащил придавленный меч тасмеда и вернулся на своё место рядом с Гелиной. И всё это за время, пока торн исполнял приказ Свима – отступить на два шага назад, дабы обеспечить свободу передвижения и лишить енотов трамплина, с которого они теперь бросались на защитников.

– Малыш! – только и успел прорычать Свим, готовый встретить енотов, убитых прямо под его носом Камратом, как мальчика уже не было впереди него.

Мелькнул как невесомая тень и исчез. Свим даже головой встряхнул – не почудилось ли?

Камрат, словно не слышал окрика дурба, стоял уже за его спиной и, ни на кого не глядя, занимался обретённым трофеем. Тем более его не занимало побледневшее и вытянувшееся от удивления лицо Гелины.

Она вначале испугалась за него, посчитав его поступок опрометчивым. Меч Свима уже начал движение, чтобы опуститься на головы выродков, когда Камрат вклинился между готовым разить оружием и его предполагаемыми жертвами. В эти мгновения время для Гелины как будто остановилось, так ей, как бы то ни было, показалось, ибо на её глазах словно замерли в порыве еноты, Свим медленно подавался вперёд корпусом и разгибал вооруженную руку; пропали все звуки. Зато Камрат успел сделать задуманное. К счастью, как подумала Гелина. Всё окончилось благополучно, и теперь она внимательно рассматривала это чудо.

Она могла верить или сомневаться словам Харана о мальчике, но то, что он сейчас сотворил, могло показаться неправдоподобным, если бы она сама этого не видела. Неужели Харан прав, и это заложенный? Но ведь он мальчик. Миловидный, с виду спокойный, никаких особых примет, которыми, якобы, обладают заложенные: мечущий молнии взгляд, руки могут удлиняться и укорачиваться, способность видеть затылком…

Бред какой-то! Всё не то, всё не похоже.

Меч пришелся Камрату по руке – не слишком тяжелый и хорошей длины. Он перекинул его из руки в руку, стараясь определить, в какой из них более удобен захват. Повертел, рассматривая необычного цвета клинок, потом слегка подбросил меч, поймал, повернул рукояткой от себя, проверил гибкость… Остался вполне доволен, и равнодушно посмотрел на растущий новый вал поверженных енотов…

В избиении выродков не было ни чести, ни смысла, ни боевого азарта. Ко всем этим трём безрадостным выводам Свим пришел уже после нескольких удачных движений меча.

Вот они убили два десятка енотов. Ну и что? Они же лезут как в мясорубку – безостановочно и бездумно – и умирают.

Ради чего? Или кого?

Что-то было не так. Что-то не слышал Свим о гуртах самоубийцах. На месте енотов иные выродки уже давно бы прекратилиэто бессмысленное самоуничтожение. Но здесь так оно и происходит. Да и как же назвать тактику енотов, если не самоубийством? Ещё прауза такой сечи, и они все падут под ноги защитников.

Впрочем, гараны ведь так же бессмысленно пытались их атаковать, пока не удалось всех их убить… Но то гараны, полудикие твари, практически потерявшие разум. Но сейчас атакуют и глупо умирают неизвестно за что разумные.

Да, что-то не так…

– Харан!.. Как думаешь… – Прокричал Свим, не поворачивая головы. Дыхание у него сбивалось, – Они что, решили… – он сделал выпад мечом навстречу прыгнувшему на него выродка, – все умереть?

– Дора или… – Харан тоже кричал и отбивался. – или визинги. Гонят их… за Гелиной.

– Должно быть, так, – Свим на мгновение оглянулся на столпившихся за его спиной пришлых, хрипло скомандовал: – Отступите назад! На два-три шага. Назад! И мы тоже отходим! – добавил он, обращаясь уже к Харану и Сестерцию.

Еноты преодолевали сдвоенный вал из согуртников, давая отступившей защите краткую передышку. Она была необходима Свиму не только для физического отдыха.

– Камрат! – позвал он мальчика. – Полезай опять наверх стены. Посмотри внимательнее, нет ли где невдалеке каких-либо людей. Они могут и прятаться. Понял? Давай малыш! – Свим отбил неуклюжую атаку ошалелого выродка. – Пусть тебе помогут пришедшие сегодня. Попроси у них сам… – и он опустил меч на голову, не успокоившегося енота.

Камрат стал пробираться через плотные рады незнакомых ему людей и выродков. Призыв Свима помочь мальчику услышали все и также все наперебой стали предлагать свои услуги. Они уже отдышались, пришли в себя и были готовы послужить общему делу отражения нападения недавних своих преследователей, хотя бы таким образом.

Пока мужчины и торн отбивались от наседающего на руины гурта, за их спинами женщины, да и путры с ними, начинали жить новыми реалиями и страстями. Шум схватки не мешал горячо обсуждать внезапное спасение из, казалось бы, безвыходного положения; на устах повисла невероятная встреча с Хараном; восхищались мужественностью и монументальностью Свима.

Иные уже ощущали боль утраченного…

Глава 2

После загадочного исчезновения Харана безутешная в горе Гелина во всём обвинила своего приёмного отца – гита, Правителя бандеки, главу Великого Кугурума, слугу Правдивого Сената и прочая – Гунака Гделина Гамарнака.

Гунак, крупный, с жестковатым лицом человек, чуть наклонив с лёгким налётом седины голову, выслушал до конца её сбивчивые, прерываемые слезами, претензии, свёл густые брови и, угрюмо глядя ей в лицо, спросил:

– Это всё?

Она вспыхнула негодованием и продолжила изливать на него свои упрёки, на сей раз её хватило ненадолго.

Гунак хмыкнул.

– Теперь, вижу, всё… Я так и думал. Мне сейчас, Гелина, не до твоих капризов. Поэтому поживи-ка ты в своём городском хабулине. Подальше от меня будешь, к тому же тебе пора привыкать жить в своём доме. А кугурум тебе противопоказан!.. Вот теперь и у меня всё! Я пришлю Никилена, он распорядится. Да, можешь взять с собой за одно и Грению…

Никилен, устроитель родового хабулина Гамарнаков, появился так скоро, словно стоял под дверью. Невысокого роста, лет двухсот от роду, он не отличался многословием. Его хватило, чтобы кротко посмотреть на Гелину и спросить:

– Что прикажешь взять с собой, канила?..

Вначале Гелине казалось, что приёмный отец не только лишил всех надежд на встречу с Хараном, но и унизил её, выселив из здания кугурума в другую часть столицы, почти к самой защитной стене, опоясавшей его.

Однако уже через несколько дней она и думать позабыла о своём, так называемом, унижении. Её хабулин, выделенный городом как не имеющей своего жилья приемной дочери правителя бандеки, хотя и был не слишком велик и не имел разветвленных подземелий, но он ей понравился. Ни внутренним убранством, поскольку здесь, так же, как и в здании кугурума, у неё было всё необходимое для жизни и увеселений, ни уютом скромных по величине комнат, а тем, что в этом доме единоличной хозяйкой была она, и никто другой не мог указать ей на что-либо. Каждая вещь здесь принадлежала ей и только ей. Под её рукой находился свой устроитель хабулина, своя охрана, свои слуги-путры.

На следующий день после переезда канилы Правителя ауны – жёны и канилы – приёмные дочери многоимённых и родные их дочери заполнили досуг Гелины сполна, находя времяпрепровождение в её хабулине более приятным, чем у себя дома, где им совершенно не с кем было обсудить самые важные и животрепещущие новости, сплетни и слухи.

А уж как была довольна Грения, родная дочь Правителя! Она вырвалась из-под постоянного присмотра всевидящего ока отца. Так ей казалось, поскольку Гамарнак занимался куда более серьёзными делами, чтобы не спускать глаз с дочери. Но девочка каждый день видела его, ей приходилось рассказывать ему о своей учёбе и поведении, то есть о скучных вещах, оттого и тяготилась повседневным его участием в своей жизни.

Грении едва исполнилось восемнадцать лет, и её еще не слишком обременяли учёбой или какими-либо обязанностями. Нянек в доме Гелины, в лице тех же аун и канил, хватало с лихвой, зато её тут окружали подружки-ровесницы, отпрыски многоимённых семей. Так что Грении у Гелины жилось привольно и весело.

Вскоре у Гелины появился и новый телохранитель, назначенный приёмным отцом. Видимо, памятуя о Харане, Гунак выбрал здоровяка, который внешней красотой не блистал, также как и умом, с виду был неуклюжим и застенчивым, а его профессиональные данные Гелину не заинтересовали. Поэтому она сразу распорядилась охранять её так, чтобы ей его никогда не видеть. Пусть это он устраивает по своему усмотрению, а ещё лучше будет, если он не станет торчать всё время рядом с ней, а заодно займётся организацией общей охраны хабулина, так как приносимые в дом новости и слухи с каждым днём становились тревожнее.

Впрочем, она распорядилась и позабыла и о телохранителе, и об охране, было не до них.

«И что её держало в здании кугурума?» – теперь часто приходило ей в голову. Вечная суета, какие-то дурацки-скучные приёмы представителей других городов и бандек, толпы дурбов, тескомовцев, горожан, и каждый пялит на неё глаза…

Фу! То ли дело жить в своём хабулине!

В день переворота, а точнее захвата власти в столице Тескомом Гелина проснулась поздно. Встала вялой. Вчера она поссорилась со своей ближайшей подругой Жаристой из-за какой-то чепухи. За время сна настроение не улучшилось, напротив, хотелось капризничать, кому-то на что-то пожаловаться.

Машинально глянув на себя в зеркало, не увидела любимую свою служанку – хопперсукса Р”янусту.

Прилежная, ласковая, готовая исполнить любую волю Гелины, она всегда к моменту пробуждения своей госпожи находилась где-то рядом. Держалась скромно, незаметно, но так, чтобы быть всегда на виду у канилы, если той вдруг захочется её увидеть или дать какое-нибудь указание. Чаще всего тонкая фигурка хопперсукса отражалась в зеркале – громадном сооружении, занимавшим почти всю стену комнаты-спальни.

Отсутствие Р”янусты ещё больше испортило Гелине такое неудачное утро.

– Хм, – недовольно поджала губки канила, рассматривая в зеркале, как это у неё получается. Оказалось, не очень красиво, и она показала сама себе язык. – Р”януста-а! – позвала она, но ей никто не ответил. – Да что же это такое? Р”януста! Ты где?

И опять никакого отзыва.

Капризно передернув плечиками, она решительно направилась к дверям почти через всю свою мило обставленную спальню, где имелось всё, чтобы быть еще красивее, чем она была на самом деле.

Ударив дверь толчком руки, Гелина ойкнула – дверь была заперта. Буркнув угрозу в адрес прислужницы, она, наконец, справилась с запором, распахнула дверь настежь и выглянула в небольшую залу, где вскоре соберутся её подруги.

Выглянула и едва успела зажать свой рот обеими руками, чтобы крик ужаса не вырвался из него. У двери лежала Р”януста с отсечённой головой, укатившейся от тела почти на два бермета, как раз к центру зала.

Гелина недаром была дочерью, хотя и приёмной, Правителя бандеки и столько лет прожила в кугуруме. Она знала о заговорах против Гамарнака. Против него строили козни софурстники, руководители Тескома, лидеры нескольких полу тайных организаций. Он им всем просто мешал, занимая место привлекательное не столько своей властью или какой-то выгодой, но быть Правителем бандеки было почётно.

Гамарнак стоял во главе гитов Сампатании, однако почему бы, скажем, такому гиту, как Грамашу, не стать выше его, если не по родовитости нэма, то по важности роли, играемой в стране? Или, почему только гиты? Многочисленный род Дашковых тоже был не прочь заявить о себе на всю планету. История знает времена, когда в Правителях ходили даже Ивентовины. Тогда почему бы ни дерзнуть Забуданам, Желейпам, а то и Колибурдам?

Внешне всё протекало благопристойно: собирался ли Совет Великого Кугурума или Правдивого Сената при Правителе, в состав которого как раз и входили все эти лица, а, разойдясь с него, плели сети сговоров, мимолётных союзов, готовили убийц, переманивали на свою сторону любого, кто мог держать в руках оружие или обладал каким-то весом в обществе.

Ничего в таком положении дел не было нового. Так повелось ещё со времени оно в столичном городе Габуне, где каждый многоимённый мнил себя стратегом, руководителем чего-то или, в крайнем случае, заговорщиком.

Впрочем, этим страдали в большей или в меньшей степени все столицы бандек. Недаром столичных многоимённых не понимали обладатели подобных нэмов других городов, а порой и презирали, говоря:

– Столичные – лжецы и предатели!..

Так что Гелина поняла, в бандеке началось то, чего все ожидали: кто со страхом, а кто с надеждой. Неясно только было – кто начал?

Действия Галины в возникшей ситуации подчинялись давно продуманному плану: собрать группу верных людей и выродков, взять с собой Грению, дочь и наследницу Гамарнаков Габуна, чтобы она не связывала рук Правителю, и уходить в Примето. В этом городе её родной отец приобрёл новый родовой хабулин, где никакие Тескомы или иные враждебно настроенные организации будут ей и её друзьям не страшны в окружении внутренней стражи и стражи города.

В Примето – вольном городе – никто не посмеет их тронуть даже пальцем.

План на слух, когда она его обсуждала с близкими друзьями, может быть, и был хорош, да, к сожалению, страдал такими огрехами, что, как оказалось, в реальных условиях был практически невыполним.

Одно то, что он был продуман ею, по сути, лишь в её голове, и представлял собой некую грёзу на предмет бегства, если кто-то принудит её к этому.

Впрочем, кое-что было и сделано. Например, полу договорённость со стражей хабулина, со слугами-путрами, была даже подготовлена поклажа для вьючных торнов – всё необходимое для дальней дороги, и намечены самые безопасные пути выхода из города и маршрут передвижения до Примето.

Однако практическая сторона плана появилась лишь после настойчивых напоминаний со стороны Гунака Гделина Гамарнака. Он соображал в таких делах больше, чем Гелина. Она долго сопротивлялась, но, в конце концов, выполнила его пожелание.

Родной отец Гелины, Гонат Гурбун Гуверний, появился в Примето недавно. Он на пару с другим, не менее экстравагантным многоимённым, совершил неслыханное дело – обменял свой родовой хабулин в Дервусе на не худший, как он был искренне уверен, в Примето с тем, чтобы быть, по его объяснению, ближе к дочери, каниле самого Правителя бандеки.

Город Дервус, всего тысяч на двадцать жителей, располагался в Испонтии и отстоял от Примето на все две с половиной тысячи свиджей.

Гелина ещё никогда не была в новом доме отца, и где он расположен территориально в городе – не представляла, вернее, у неё были смутные сведения, почерпнутые из неопределённых (к особой точности не было причин) сведений от отца.

Так что и в этой части плана имелись слабые места: как незаметно войти в Примето, у кого спросить о хабулине, ведь, как утверждают знающие, в Примето многоимённые не то, что в Габуне, ведут, будто бы, малоактивный образ жизни и редко дают повод для разговоров или пересудов о себе. Гелина смогла сама в том убедиться, когда однажды решила расспросить пришлого из Примето об отце, однако тот ничего подобного – об обмене хабулинами – не слышал и многоимённого Гоната Гурбуна Гуверния не знал.

И потом, после переезда в свой дом Гелина все эти планы оставила за его пределами…

Охрана хабулина смогла отбить первый натиск тескомовцев, атаковавших пристанище дочерей Правителя.

Тескомовцев (нападавшие были одеты в меленраи и каски, чтобы считать их бойцами Тескома) насчитывалось десятка полтора. Они неожиданно нагрянули в хабулин и успели пройтись по нему, пока охрана не сообразила, что дело приняло такой неприятный оборот.

Получив отпор, тескомовцы куда-то на время исчезли из поля видимости.

– Они вернутся? – впервые после назначения обратилась Гелина к своему телохранителю.

Бедняга, только что вышедший из пекла короткой, но злой рубки, перед нею растерялся и стал оправдываться в совершённой промашке.

– Ты можешь сказать членораздельно, – голос Гелины готов был сорваться от отчаяния и злости, – они вернутся?

– Д-да! Дa, конечно, – выдавил из себя телохранитель.

Кто убил таким страшным образом Р”янусту, он не знал и не догадывался. Быть может, это сделал кто-нибудь из тех, кто покинул хабулин госпожи после первых известей о перевороте, а, может быть, до спальни канилы прорвались некоторые тескомовцы, но кому это понадобилось, осталось нераскрытой тайной.

– Тогда… Займись обороной, а я займусь… – она махнула на него рукой и решительно направилась в зал, где, воспользовавшись затишьем, собрались несколько аун и дочерей многоимённых, чьи мужья и отцы попали под немилость тех, кто развязал бунт в столице.

Женщины, испуганные, некоторые с детьми, искали у Гелины защиты, не подозревая о нависшей опасности над ней самой. Женщин погнало сюда то, что её дом оказался вдали от основных событий, разыгравшихся в городе. То, что они видели, пробираясь сюда, и слышали от других, наводило на страшный вывод: в Габуне началась гражданская война, тескомовцы сражаются друг с другом, появились вооруженные банды.

Гелина прибывающих не успокаивала и не жалела, а вооружала тем, что можно было найти в доме. Вначале её действия больше подчинялись импульсу занять себя хоть чем-то, но праузой позже, когда полукрин тескомовцев пошёл на приступ хабулина, её действия стали более целеустремлёнными.

Женщины и их слуги-путры приняли посильное участие в отражении нападения. Появились первые убитые и раненые. Чуть позже на тескомовцев напал какой-то отряд, в котором можно было увидеть других тескомовцев вперемешку с горожанами. Однако нападавшие пришли не на подмогу, а с теми же намерениями, что и полукрин. Они там, за стенами хабулина, дрались между собой и в то же самое время не оставляли в покое защитников дома.

Силы были неравными.

Всплакнув над телом убитой наповал своей подруги Дихры, Гелина решила уходить из города. И пока охрана её дома отражала наскоки групп и одиночек, сражающихся между собой группировок, женщины под её руководством спешно занимались подготовкой к исходу, собирая всё необходимое к дальнему переходу к Примето. По сути, сборы заключались в выбрасывании ненужных вещей, которые когда-то были заготовлены для этих целей, а теперь вдруг оказавшихся лишними из-за громоздкости, веса или ненужности.

Охрана хабулина таяла с каждой схваткой. Телохранитель Гелины был убит, поражённый в голову. Кусая губы, она постояла над ним, запоздало жалея, что практически не знала его, и нэм, названный им при первой встрече, позабыла, а он умер, перекрывая дорогу тем, кто вознамерился убить её и Грению, как дочерей свергнутого Правителя бандеки.

О приёмном отце – что с ним? где он? – она не могла выяснить в течение всего дня.

В краткий момент, когда нападавшие устроили очередную паузу и освободили подходы к хабулину, Гелина повела за собой больше сотни людей и путров в сторону ближайших городских ворот. Дорога представляла собой образчик ада, случившегося в городе. Повсюду лежали трупы разумных, какие-то обезумевшие от страха или крови одиночки и шайки бродили по улицам и нападали на всех, кто попадался на их пути. Путь до ворот и схватка на выходе из них стоили потери четверти отряда Гелины.

Из города она вырвалась поздно вечером в окружении, тем не менее, многочисленной свиты, в которой не было ни одного мужчины и осталось только двое детей: Грения, вопреки всему довольная приключением, и чудом спасшаяся дочь подруги Гелины семнадцатилетняя Думара. Мать девочки – Дихра – погибла на глазах ребёнка, а она вот выжила…

До Примето путь не близкий – почти четыреста свиджей.

Два дня беглецы довольно быстро продвигались на восток, имея по правую руку берег Бурмасы. Изнеженные женщины и слуги-путры, не привыкшие долго и далеко ходить по неудобной дороге, выбивались из сил, но шли, помня, что чем дальше они уйдут от Габуна, тем будет безопаснее для них. Их гнал ужас пережитого.

Ночевали там, где их заставала темнота.

На третий день к вечеру вышли к небольшому поселению людей. Стены, окружающие строения уже частично потеряли койну, оттого большая часть домов была заброшена.

В городке гонимых встретили без особой радости, но всем предоставили возможность нормально выспаться и пополнить припасы.

На рассвете, ближе к ночи, чем к утру, Гелина от доброхотов вдруг узнала, что за полдня до их появления в городке здесь побывали тескомовцы в составе двух кринов. Они не скрывали, что охотятся за семьей бывшего Правителя бандеки. С какой целью? Тут сведения расходились, но ничего хорошего из них ни для себя, ни для Грении Гелина не могла предположить.

Погоня, посланная за ними, в своём рвении обогнала медлительных женщин и умчалась вперёд, однако было ясно, что очень скоро она вернётся и начнёт прочёсывать каждый куст и закоулок на дороге и в её окрестностях.

Кроткое совещание, устроенное после панического побега из жилого городка в дебри леса, подступающего к Заповеднику Выродков, постановило идти на восток вдали от пути, по которому предположительно прошли тескомовцы, до тех пор, пока не дойдут до вечной дороги Фост – Примето. Выбор направления через Заповедник был продиктован знанием мест, где они будут идти, некоторыми путрами. Среди них выделялась помела Ч”юмта – выродок из лисособак.

Ч”юмта, рослая, сильная, умеющая превосходно владеть кинжалом, выгодно отличалась от других выродков и хопперсуксов, волей судьбы оказавшихся в отряде Гелины. Не удивительно, что она стала проводником и ближайшим советником канилы. Её неутомимость поражала, она не стенала, как многие из женщин, переносивших неожиданное и некомфортабельное путешествие хуже выродков. В том, что Гелина и большая часть тех, кто разделил с нею нелёгкий путь от Габуна и добрались до спасительных развалин, имелась не малая заслуга Ч”юмты. В течение всего времени бегства она, казалось, не спала: охраняла сон других, ходила в разведку, помогала уставшим.

Решать же приходилось Гелине, а сложные вопросы возникали через каждый блеск, и вначале она пыталась во всём разобраться сама. Однако это оказалось ей не под силу, тогда-то и появился при ней небольшой круг советников, а вернее, тех, кто мог вместе с ней взвалить на себя бремя руководства отрядом. Каждому достался свой участок деятельности, некоторые из них были трудными, а порой трудновыполнимыми, но сообща все вопросы решались и, как казалось, успешно.

Их было почти семьдесят разумных. Всех надо было накормить и напоить, поскольку некоторые люди остались без сарок – питьевых фляг. Проследить за состоянием здоровья, вовремя поддержать или подождать отстающих, распределить поклажу…

К тому времени, когда беглецы достигли Заповедника Выродков и приняли решение идти вдали от дороги вдоль Бурмасы, выделились три лидера: сама Гелина, Ч”юмта и Жариста – подвижная и умная женщина, в чём-то похожая на Гелину, однако не в меру вспыльчивая и острая на язычок. Потому-то совсем недавно, сидя спокойно в своём хабулине, Гелина недолюбливала Жаристу, и между ними частенько случались размолвки, зато теперь они были подруги, как по несчастью, так и по сердечной близости.

У Жаристы был острый взгляд на некоторые вещи, которые многие не замечали. Она-то и предсказала о возможном нападении тескомовцев на них в ближайшее время.

– Почему ты так думаешь? – удивилась Гелина, услышав от неё такую неприятную новость. – Я считаю, что они нас потеряли и, если ищут, то вдалеке.

– Нет! – резко ответила Жариста. – Мы всё время не туда с тобой смотрели.

– Что значит, не туда?

– А то и значит. Давай-ка постоим, пусть все мимо нас пройдут, тогда и узнаем.

– Зачем нам останавливаться? – закапризничала Гелина.

– Сейчас увидишь. Это ненадолго. – Видя нерешительность дочери Правителя, Жариста добавила: – Это важно, Гелина, для нас всех.

– Ну, хорошо, хорошо, – канила не стала больше уточнять подробности предложения подруги. – Ч”юмта, будь впереди и держись направления, – распорядилась она, – а я… я посмотрю там с Жаристой.

– Посмотри. Я догадываюсь, что она тебе будет показывать. И это важно.

Гелина с Жаристой стали в стороне от потока людей и выродков. В середине отряда Грению и Думару вели за руки. Грения хотела, было, остаться с сестрой, но та не разрешила.

– Скоро мы остановимся, маленькая, и отдохнём. А пока иди, – сказала Гелина нежно и поцеловала девочку в лоб.

Замыкали шествие две молодые женщины. Одна из них, понурясь от усталости, прошла мимо, лишь бегло взглянув на стоящих подруг, другая остановилась.

– Вы здесь? Что-то случилось?

– Пока нет, но вот Жариста… – Гелина повела рукой, но её подруга прервала и жест, и фразу.

– Ты, Зента, часто оглядываешься назад?

– Часто, – растерялась женщина. – И я, и Елана… Вы же нас предупреждали, чтобы мы смотрели, нет ли за нами погони. Мы никого не видели!

– Я не о том. Погони пока, возможно, и вправду нет. Но, теперь давайте посмотрим втроём туда, откуда мы пришли. Что вы видите?       Первой от волнения охрипшим голосом отозвалась Гелина:

– След!.. За нами же настоящая дорога…

– Вот именно, дорогая, – хмуро проговорила Жариста. – Кому надо, он ею воспользуется и без труда нападёт на нас там и тогда, когда и где мы его не ждём.

Так и случилось, словно Жариста заглянула на день вперёд, и всё увидела воочию. Выследили и напали в самый неподходящий, как такое всегда бывает, момент их передвижения – во время переправы через спокойную и мелкую даже весной, но широкую Бурмасу.

Ничего не подозревая, отряд спустился по высокому песчаному берегу к самой воде. Ч”юмта с помощью выродков из бобров быстро нашла брод, но начинался он не сразу с берега, а в нескольких десятках берметов от него после глубокой стремнины.

Все выродки умели плавать, что нельзя сказать о людях. Люди, не исключая Гелины, никогда не входили в холодные воды рек начала весны. Справедливо сказать, что они в них не входили и летом, а также осенью, когда вода теплее. И такое их поведение исходило не из капризов или ещё каких-то предубеждений, а потому, что природные потоки ближе к Болотам несли в себе не всегда полезные для живого растворы, мути и суспензии.

Горожане в подавляющем своём большинстве боялись купаться, тем более такое относилось к многоимённым.

Переправа через глубокое место началась спокойно и налажено. Гелину, девочек, женщин выродки переносили в лапинах и ставили на мелководье. Взрослым пришлось взять детей на руки – вода доходила малолеткам почти до подбородка.

Борясь с течением, переправленные через стрежень реки медленно брели к противоположному берегу. И вдруг услышали за собой крики ужаса.

Вниз по спуску, поднимая пыль, к берегу набежало не менее крина тескомовцев с обнажёнными клинками мечей. Гогоча во всё горло, они набросились на оставшихся на берегу женщин и выродков, последние старались переправить людей через глубокое место.

«Обкурились темтой», – сразу определила Гелина, с бессилием наблюдая за избиением друзей.

Подвернись сейчас тескомовцам родные матери, их мечи не задержались бы и опустились на головы матерей. Теском разлагался быстрее, чем можно было предположить, наблюдая совсем недавно его бойцов подтянутыми, трезвыми на дежурствах, умеющих держать себя в руках.

Кричали все: тескомовцы, их жертвы и те, кто видел происходящее со стороны и не мог ничем помочь. Часть женщин при поддержке выродков бросилась в воду и тем самым спаслись. Но человек пять не выдержали, обезумели и побежали вдоль берега, не обращая внимания на призывы спасаться в реке, где их могли подхватить готовые к тому выродки. Женщины и путры, старающиеся столкнуть их в воду, тут же были зарублены.

В реку тескомовцы не пошли. Зачем? Они сделали своё дело – нашли беглецов и немного проредили их ряды. Вскоре о них будут знать там, впереди, и встретят достойно.

Гелина не досчиталась десятка спутников, когда она и другие выбрались на берег. По подсказке Ч”юмты, они побежали в заросли кустов, а потом, придерживаясь берега, снова перешли реку и резко свернули вглубь Заповедника Выродков.

Шли они, нет, бежали весь этот день и часть ночи, пока полумертвыми не упали в непролазной чаще, счастливо встретившейся на их пути рощи.

Наутро их оказалось ещё на шесть особей меньше, в том числе исчезла Зента. Погибли они, отстали или сбежали – никто не мог сказать или что-либо вспомнить определённого. Зента бежала как всегда в конце отряда и могла в наступившей темноте сбиться со следа. Её подождали, но она не появилась.

Их как будто оставили в покое, и они несколько дней двигались без приключений, если не считать, что все припасы стали подходить к концу, а до Примето оставалось ещё не менее половины пути,

Наконец, вернувшись из очередной разведки, Ч”юмта сообщила:

– Мы подошли к дороге. На ней посты тескомовцев. Но пересечь её можно.

Услышав о постах, Гелина тяжело вздохнула.

Решали: переходить дорогу или двигаться вдоль неё до самого Примето? Решили – переходить, поскольку, чтобы попасть в город её всё равно пришлось бы пересечь вблизи обжитых, а, значит, опасных для беглецов мест. Здесь, в Заповеднике, пока что ничем не угрожавшим, переход через дорогу был проще и безопаснее.

Дорогу пересекли ночью. Днем, пройдя с десяток свиджей, повернули на юг, и опять пересекли Бурмасу…

«Это же было вчера, – подумала Гелина, наблюдая за уничтожением гурта енотов-хопперсуксов, – а прошло как будто десять дней, не меньше.

А ведь это было только вчера…»

Да, вчера утром они собирались повернуть к югу, по направлению к Примето, но им не повезло – наткнулись на длинную старицу, заполненную водой. Переправа не удалась, ибо дно старицы было заилено так, что даже бобры не рискнули перебираться через неё. Как ни тяжело это было, но пришлось пойти в обход, углубляясь в Заповедник Выродков далеко на восток.

– Смотри! – обратила внимание Гелины Ч”юмта, – на той стороне.

– Кто это? Рыжие?

– Хопперсуксы. Енотовидные собаки и еноты. Самцы. Гурт или… Здесь их немного. Вооружены. Противные хопперсуксы.

– Они опасны?

– Их мало.

– Хорошо. Наблюдай за ними.

Около двух десятков выродков – передовая, как выяснилось позже, группа двигалась в виду беглецов. Долгое время еноты, будто не замечали или не интересовались, кто и зачем, идёт вдали от дорог. Гелина, а за ней и Ч”юмта успокоились, уповая на миролюбие соседей, хотя потомок лисособак знала отвратительный характер енотов.

Расстояние между отрядом и группой енотов, хотя и сокращалось за счёт сужения старицы, но оставалось достаточным, чтобы пока не мешать друг другу.

Но вот старица обмелела, здесь дно было каменистым. Можно было её перейти.

– Пусть пройдут они, – рассудила Гелина, собираясь объявить остановку на отдых и тем самым пропустить мимо себя енотов и не вступать с ними в контакт.

До этой минуты еноты вели себя так, словно до сих пор не видели, что рядом с ними в одну и ту же сторону идут люди и путры,

Тем неожиданней было их внезапное нападение.

Невероятность произошедшего вызвало полное замешательство у спутников Гелины. Мелкие выродки клином ворвались в их порядки и, злобно завывая, стали размахивать кинжалами.

Случись такое в первый день, когда Гелина и её окружение только вышли из города, то многие пострадали бы от не спровоцированного нападения. Но время, в течение которого сподвижники Гелины были в пути, не пропали даром – все они находились наготове ко всему. Так что, как ни проворны были нападавшие, налёт их не удался. Против них мгновенно ополчились гонимые судьбой разумные, видевшие своё выживание только в яростной смертельной схватке с любым врагом.

От авангарда гурта осталось не более трёх енотов, убежавших с поджатыми толстыми хвостами от места неудачной для них охоты. Догонять их никто не стал.

Ч”юмта, нутром понимая природу собак, ухудшенную во многом из-за крови енотов, была настроена решительно и не дала расслабиться ни людям, ни путрам, упивающимся лёгкой победой практически без потерь в своей среде. Она, рыча и подвывая, теребила всякого:

– Нам надо отсюда срочно уходить!

– Да они теперь не сунутся к нам ближе, чем на свидж, – пытались уговорить её Гелина и другие женщины, которым хотелось отдохнуть и поесть.

Однако путры из собак поддержали Ч”юмту.

– Здесь скоро их будет раз в десять больше, чем было! Неужели вы не понимаете? – Ч”юмта не юлила перед людьми, а вела себя на равных с ними. Хвост её был поднят в меру, а тело не изгибалось от признания главенства людей. Она хотела их спасти и тем самым спастись самой вместе с ними. – Чем дольше мы будем здесь оставаться, тем выше опасность нового нападения! – говорила она,

– Но что-то надо делать с этими…

Гелина растерянно указала на убитых двух путров из её отряда. Она с жалостью рассматривала трупы, пытаясь вспомнить, как их звали при жизни, так как они были не из её слуг, а присоединились с кем-то из людей, которых, возможно, тоже уже не было вместе с ними, коль скоро хозяева так и не нашлись.

– А что ты или мы все сможем сделать? – Не чинясь перед канилой, резко спросила Ч”юмта и посмотрела на лица других людей, растерянных не меньше Гелины и потому плохо соображающих. – Да поймите вы! Нам надо бежать! Даже закопай мы их, еноты всё равно разроют могилу. Им всё равно кого пожирать. Этих или нас. Вы этого хотите?.. Надо бежать!

Они бежали.

И всё-таки люди и путры, ведомые Гелиной и Ч”юмтой, на поверку оказались не слишком резвыми.

Они бежали. Как будто бежали, поскольку движение такой большой группы всё время замедлялось по разным естественным причинам: кому-то надо было поправить перевязку, другому надо было отвлечься по нужде, третьим просто хотелось упасть после пережитого страха и ужаса вооруженной схватки, и не вставать. Последние преобладали, к тому же они не видели и не ощущали реальной опасности, оттого в душе считали бегство неоправданным, выматывающим последние силы.

Гурт в поле зрения появился уже к ночи, когда следовало подумать о ночлеге. Его многочисленность и целенаправленность в движении были так ясны, что никто не усомнился на этот раз в намерениях – он настигал именно отряд Гелины.

Быстрый, на ходу, совет между ближайшими к Гелине женщинами и Ч”юмтой ничего радикального не смог выработать, кроме банального – попробовать оторваться от енотов, убегая.

Решающим в принятии такого положения была надежда, высказанная неутомимой Ч”юмтой:

– Они нас, надеюсь, тоже боятся. В противном случае они давно бы напали на нас. Думаю, им вскоре надоест за нами гнаться, и они отстанут, или их что-нибудь отвлечёт более легкое для добычи.

Помощница Гелины ошибалась в своих предположениях. Всю ночь гурт шёл по их следам, не дав и минта отдыха людям и путрам, задыхающимся от усталости и голода. На ходу кусок не лез в горло. Беглецы находились на пределе сил и молили солнце взойти на небосклоне пораньше. Им казалось, что с его восходом хоть что-то изменится.

Однако утром в поведении гурта наметилась новая, упорядоченная настойчивость в преследовании. До того он катил за отрядом нестройной толпой и жутко подвывал в ночи. Теперь гурт перестроился, он то расширял фронт своего движения и скашивал крылья его так, чтобы гонимые не по своей воле уклонялись в противоположную сторону от ближайшего крыла; либо все еноты вдруг набирали скорость движения и концентрировались с той стороны, в каком направлении решила вести спутников Ч”юмта. Вскоре она заметила Гелине:

– Они нас куда-то ведут. Или загоняют. Ты не находишь?

Гелина облизнула запекшиеся губы и посмотрела на небольшую стайку выродков, выдвинутых гуртом так, чтобы перегородить путь отряду на северо-восток, если, конечно, Ч”юмта права в своих наблюдениях.

– Сейчас проверим, – зло и решительно произнесла канила. – Идём на них! – указала она направление своему сопровождению. – Всем! И не сворачивать!

Она выкрикивала слова, выходя вперёд и обнажая кинжал.

Женщины подчинились ей почти бессознательно, так как перестали по-настоящему воспринимать окружающее. Они просто подражали своей предводительнице, поэтому без лишних слов или вопросов ринулись вслед за нею, в руках их появилось оружие.

Заметив манёвр беглецов, выдвинутая из гурта стая подалась чуть назад, но с дороги отряда не сошла. Еноты в ней завыли и залаяли. Вся основная масса преследователей моментально отреагировала и выделила из своей среды подкрепление численностью не менее трёх десятков хопперсуксов, а потом за ними двинулись все остальные. Пока гурт перетекал рыжей волной, густея рядами перед сплоченными единым порывом и решительно настроенными беглецами, Гелина бесстрашно ворвалась в их шеренги, разя направо и налево.

За Гелиной бросились разъяренные женщины и путры. Завязалось сражение, в котором беглецы, казалось, одерживали победу. Однако через несколько минтов перед ними плотно встал весь гурт и ощетинился клинками, сквозь которые не было возможности пробиться. Отряд стал увязать, Гелина дала команду к отступлению. И вовремя. Её отряд уже стали обходить со всех сторон, грозя полным окружением.

Таким образом, Ч”юмта, как это было не прискорбно для отряда Гелины, оказалась права в своих предположениях.

В схватке никто из людей не пострадал, но несколько путров было убито и ранено. Убитых тут же растерзали оголодавшие еноты.

Гелина отступила и отвела свою свиту на безопасное расстояние от гурта. Её действие не означало, что она смирилась с той ситуацией, которую ей навязывали выродки, в недавней стычке им удалось уничтожить не менее полутора десятков енотов. Если таким образом будет продолжаться дальше, прикидывала она, то появлялась слабая надежда так сократить численность преследователей, что они перестанут быть опасными для её отряда в дальнейшем.

Она подумала и вздохнула, печально оглядывая своих бойцов, числом значительно уступавшим гурту – на каждого не менее десятка. Вот они сгрудились перед нею. Скольких уже нет и практически все ранены, а раненый человек или путр – какой боец? И хотя у каждого есть запас кое-каких медикаментов и заживляющие раны мази, и первичная ткань-заменитель кожи, к тому же одежда воссоздаёт силы, однако восстановление раненых в такой гонке, которую им навязал гурт, быстрым не будет, какими бы сильными средствами они не пользовались. Разве на бегу правильно обработаешь порез или отметину колотого удара? Применение средств наспех уже дают свой результат – женщины обзавелась некрасивыми шрамами, вывести которые можно будет лишь тогда, если они всё-таки когда-нибудь доберутся до хабулина её отца и пройдут закалочные.

Да, если доберутся…

Были мгновения, когда Гелине хотелось завыть, как выродки, и броситься против них и убивать, лишь бы не ощущать себя попавшей в облаву. Убивать до тех пор, пока либо она их не уничтожит, либо они не разорвут её на части, что много вероятнее первого варианта сражения.

– Пока они жрут своих и зализывают раны, – сказала она прерывающимся от усталости голосом, – нам надо уходить! Вставайте!

Стеная, Гелина находила силы, чтобы поднять на ноги слабевших, помочь им сделать первые шаги.

– Там! – подбежала к предводительнице Ч”юмта. – Там какое-то строение. Развалины! Там!

– Не вижу, – пот заливал Гелине глаза.

– Ты не туда смотришь…

– Да, да, вижу… Но что нам развалины?

– Найдём угол… Забьёмся так, что они к нам будут подходить по одному… И мы их там… встретим.

– Да, да, – поняла Гелина нехитрую стратегию Ч”юмты. – Надо, чтобы отдохнули дети… Где дети?

– На месте… Надо бежать туда!

– Да, да, я согласна. – Гелина оглянулась, крикнула: – Быстрее! Мы должны… – Её никто не слышал, люди и путры занимались собой и двигались по инерции. – Ч”юмта, скажи им, а я… Всем туда!

Еноты, по-видимому, на руины, возникшие слева на их пути, внимания не обратили, им важно было только направление, в котором они гнали свою или чужую добычу. Так это было или нет, но когда она, эта добыча, рванулась в сторону от намеченного курса, к развалинам, было уже поздно наваливаться на неё всем гуртом.

В нём также были раненные, донельзя уставшие от погони выродки, так что лишь небольшая часть енотов вначале могла броситься вдогонку и наперерез, пытаясь встать между руинами и отрядом Гелины. Они набегали разрозненной лавой и попадали под кинжалы людей и путров. Но они всё прибывали и прибывали, дробя отряд на отдельные группы, которые самостоятельно стремились прорваться к руинам.

Это был тот самый момент, когда их увидел Камрат.

Гелина и все участники последней схватки не видели мальчика на стене, да и, откровенно говоря, откуда ему здесь взяться, в дебрях Заповедника Выродков?

Предводительница взяла на себя самую сложную роль: кромсая подвернувшихся под руку енотов, отбрасывая их руками и ногами, она пропускала мимо себя слабых и детей, весь отряд.

Казалось, что вот она, цель, достигнута, как навстречу ей вышли вооруженные люди-мужчины. Здоровые, отдохнувшие, сильные.

«Так вот, оказывается, куда их гнали всё это время выродки, – подумала она в отчаянии, – под мечи чужаков».

Тут же, от злости и последнего порыва всего её существа на этом свете, как ей показалось, она бросилась на незнакомцев со своим жалким кинжалом…

Мозг её словно взорвался – она услышала голос Харана, а мгновением позже в одном из мужчин, ставшем на их дороге, узнала его. Жало кинжала уже было направлено в его грудь. Всё в ней сжалось, вспыхнуло обидой и болью ото всего того, что с нею случилось после таинственного исчезновения любимого человека. У неё вдруг отказали ноги, она, теряя сознание, упала в руки Харану.

– Мы их убьём всех! – скаля зубы, проворчала Ч”юмта.

Она стояла рядом с Гелиной и через спины сражающихся воинов видела нарастающий вал из убитых енотов.

Гелина покачала головой, не согласилась.

– Они скоро поймут бесполезность такой резни и уйдут.

– Не уйдут. Верь мне, канила, – не сдавалась Ч”юмта, – Они должны были загнать нас в ловушку, но не здесь, а где-то в другом месте. Теперь они либо все здесь умрут, либо доберутся до нас… Но они умрут! Им не пройти! Как я их ненавижу! – последние слова она проскулила.

– Я верю тебе, и надеюсь на то же самое, – прошептала Гелина и прислушалась, пытаясь понять, что делается у неё за спиной, где расположились её спутницы и где так же время от времени раздавались выкрики обороняющихся и нападавших.

К её удивлению, женщине, которая здесь была до их появления, удалось увести небольшую часть тех, кто пришёл с ней. Остальные стояли на площадке, где им было тесно, но безопасно, и они уже как ни в чём ни бывало, обсуждали вопросы, далёкие от недавних, таких, по мысли канилы, не проходящих насущных – как остаться в живых, быть не раненым, где взять силы для бегства… Они же шептали о ней и Харане, удивлялись мощности и стойкости Свима, внезапному броску мальчика, прихорашивались.

Зато путры были заняты в основном К”ньецем. Несколько самок вызвались помогать ему защищать лаз, облюбованный енотами для нападения.

И была среди последних хопперсукс по имени К”ньяна.

Глава 3

Памятуя о своей первой попытке, Камрат обратился к одной из прибывших с Гелиной самке – выродку из собачьих с тем, чтобы она помогла ему взобраться на стену. Он выделил её сразу из всех тех, кто мог ему отказать помощь.

Она выделялась молодостью, стройностью и высотой, была гладкошерстной и с ушами, свисающими, словно листики толстой бумаги по краям большеглазой личины с мало выдающейся вперёд челюстью. Одна лапина у неё была аккуратно заклеена кусочком ткани-заменителя кожи, и виднелся ещё незаживший порез на спине, но среди других выродков она выделялась какой-то странной чистотой и готовностью сделать всё, что попросит у неё Камрат.

Она забавно моргала, размахивая длинными ресницами, и не сводила с мальчика желтовато-прозрачных глаз, пока он представлялся и излагал ей свою просьбу.

– И что я должна сделать?

Говорила она хорошо, без подлаивания, как это делал Ф”ент, когда волновался или торопился выложить то, что хотел сказать. Она сейчас тоже волновалась, однако волнение не сказалось на произношении.

– Пойдём со мной, а что сделать, я тебе скажу на месте. Так будет проще, чем объяснять это здесь.

– А как тебя зовут, маленький и такой смелый человек?

Камрат без прежнего удовольствия посмотрел на неё. И эта туда же – маленький, смелый… Стоит ли ей отвечать. Сказал раз и хватит. Но тут же передумал. Иначе она, чего доброго, так дальше и будет называть его маленьким. Так и пойдет, если с первого дня все к нему начнут обращаться подобным образом.

– Я же тебе уже говорил, – буркнул он недовольно. – Меня зовут Камратом… И вот что, не зови меня маленьким. Мне уже пятнадцать лет.

– Вижу. Я не хотела тебя обидеть.

– Вот и зови Камратом,

Они стали подниматься вверх по откосу.

– Какое хорошее имя! – Неизвестно чему обрадовалась его странная помощница. – А меня зовут С”еста. Так меня в клане назвали. А люди и все другие любят больше называть меня Кокошей.

– Кокоша? – мальчик фыркнул, подражая К”ньецу. – Что же оно означает? Твоё имя?.. Держись, а то свалишься!

– Я и так держусь. А Кокоша ничего не означает. Это такое ласковое имя. Ой!

– Говорил тебе… Кокоша, – легко отчитал её мальчик за неосторожность. – Возьмись за мою руку.

Камрат помог Кокоше приблизиться к стене. После того, как он с К”ньецем побывал здесь в первый раз, под стеной появился натоптанный ими небольшой карниз.

– И что теперь? – удивленно произнесла Кокоша, ощупывая шероховатую стену, наглядно несущую на себе отпечатки древности.

Мальчик вдруг с сомнением посмотрел на неё. Выбирая Кокошу из толпы пришлых путров, он руководствовался, пожалуй, только внешним видоми тем, что она понравилась ему. Теперь, подойдя к месту, где от неё требовалась помощь, он засомневался, а способна ли она взять на себя такое дело? Сколько бы веса не было в его мальчишеском естестве, всё равно для его поднятия на стену надо было обладать соответствующей силой. А Кокоша показалась ему сейчас слишком утонченной, изнеженной, чтобы справиться с такой ношей.

– Мне надо забраться вон туда, – без надежды на успех проговорил Камрат, – а я сам не достаю…

– Конечно, не достаёшь, – не поняла его забот Кокоша и простодушно добавила: – Ты же ещё маленький.

– Не маленький я! – совсем возмутился Камрат. Он уже пожалел, что выбрал ее. – Я низкий… Ещё…

– Я и говорю… Разве я не права. Конечно, ещё, но скоро ты подрастёшь и станешь как все люди, высоким и…

Пока она говорила, Камрат безнадёжно посматривал на неё и не знал, как остановить поток слов. Наконец, набрался духа и прикрикнул, как любил это делать Свим в таких случаях:

– Помолчи, Кокоша!.. Вот так. Слушай меня и молчи! Мне надо забраться сюда… Ты что, не понимаешь?

– П-понимаю, – неуверенно пролепетала Кокоша, потрясённая окриком со стороны мальчика, с которым так хорошо было поговорить, но Камрат видел по её выпуклым глазам – ничего она не поняла, хотя и проговорила чётко его слова: – Тебе надо забраться сюда… Куда?

– Совсем не понимаешь?

– А что?

– Ладно, Кокоша. Подсади меня на эту стену… Подставь лапины-то!

– А-а, – протянула хопперсукс, – так бы и сказал.

– А я что тебе говорил? – стал выходить из себя Камрат.

Никчёмный разговор с непонятливой Кокошей стал его раздражать. Там, внизу, Свим ждёт от него каких-то известий, а он тут препирается с бестолковой помощницей.

– Подставь лапины!

Она свела широкие ладони, присела. Камрат наступил осторожно на живую ступеньку, всё ещё сомневаясь в способности Кокоши поднять его наверх.

– Поднимай!

Кокоша без видимых усилий выполнила команду, Камрат зацепился за выступ в стене и быстро взобрался на верхний ее изломанный край.

– Спасибо! – сказал он хопперсуксу. – Это всё. Я пойду, посмотрю, а ты можешь, если хочешь, конечно, уйти вниз.

– Я тут побуду. Отсюда так всё интересно рассматривать…

Камрат её уже не слышал. Он поднимался выше, к переплетению корней берёзы. Некоторые корешки размочалились под его и К”ньеца ногами, когда они побывали здесь в первый раз, но берёза надёжно держалась на стене, так что Камрат без боязни ступил на сплетение корней, приподнялся во весь рост и стал осматривать округу.

Внизу, сразу под ним, толпился с десяток выродков из енотов. Они как будто совещались – что делать? Рядом с ними и на склоне к лазу, защищаемого К”ньецем и пришедшими к нему на подмогу выродками из отряда Гелины, валялось четыре трупа, два живых енота карабкались наверх. Камрат был уверен, что их постигнет участь предыдущих.

Подход к площадке, где сейчас мужчины и торн перемалывали непрерывно и глупо наступающих выродков, перекрывался остатками потолочных перекрытий и с места, где стоял Камрат, увидеть, что там происходит, было невозможно. Оттого мальчик решил в ту сторону пока что не смотреть, он не сомневался в победе своих друзей.

Впрочем, он ничего такого не решал и не думал, потому что практически сразу заметил, что в двух примерно канторах от руин к югу, откуда привела свой отряд Гелина, небольшая стая енотов окружила человека и двух путров, пытаясь их убить. Силы явно были неравными, хотя женщина ещё энергично и не безуспешно отбивалась. Зато путры, похоже, ослабели и не могли оказывать какого-либо сопротивления.

– Эй, Кокоша! – поторопился крикнуть Камрат. – Поднимись сюда! Быстро! И будь осторожной.

Хопперсукс не обратила на его предупреждение внимания и вихрем взлетела под самые его ноги.

– Я здесь, – напомнила она.

– Вижу, – недовольно отозвался мальчик, балансируя на одной ноге. Кокоша едва не столкнула его со стены, и он никак не мог занять устойчивое положение. – Ты лучше посмотри! Там ваши отбиваются от этих?

– Наши, наши! – взволнованно прокричала Кокоша. – Это же Жариста и её друзья. Надо сказать Гелине. Ах! Что-то надо делать, маленький человек! Ты же видишь, они уже скоро не смогут отбиваться…

– Помолчи, Кокоша! Ты лучше позови тех, кто сможет со мной прорваться к ним. Давай, беги вниз. И быстро! А я за тобой, поговорю с К”ньюшей.

У Камрата созрел смелый план освобождения части группы Гелины. Он спрыгнул со стены сразу же за Кокошей, хотя получилось это у него не так легко и грациозно, как у хопперсукса, прыжками спустился к лазу и коротко рассказал К”ньецу об увиденном, и о возможности сделать вылазку.

– Вылезти можно, – сказал хопс, но с сомнением повёл головой.

В укрытии они находились в безопасности, но там, за стеной, где их могут окружить еноты, всё может произойти не так, как это видится мальчику.

– Они не смогут нас окружить, – горячо возразил Камрат. – Их там не больше двух десятков. А мы как выскочим, да как навалимся!.. К”ньюша!

К”ньец опять повёл головой, поднял усы, намереваясь, наверное, возразить, но сказать и долго думать ему не дали. Кокоша уже подводила не менее десяти выродков, горящих желанием поквитаться с енотами и выручить своих товарищей из беды. К тому же хопперсукс К”ньяна рассматривала К”ньеца в упор, от чего у последнего вообще пропало желание о чём-либо думать, кроме как о немедленной вылазке.

– Ладно! – Он окинул столпившихся вокруг него путров – все самки. – Камрат займётся теми, кто топчется под стеной. С ним будут… – Хопс показал, не разбирая личин, на нескольких выродков. – Остальные со мной. Я иду первым, не отставать! – Он выпрыгнул из-за укрытия и ещё раз прикрикнул: – Не отставать!

И ринулся вниз, увлекая за собой всех остальных.

Нападать сверху на ничего не подозревающего противника было сподручно. Один лишь вид разъярённых защитников, валом катящихся на небольшую стаю енотов, в мгновение разметал её во все стороны, словно они и не стояли здесь и числом почти не уступали им. Так что Камрату и его более чем скромному воинству практически ничего не оставалось, как стать под стеной и сделать вид, что они обороняют подступы к лазу, если вдруг ещё одна стая пожелает напасть на тех, кто ушёл с К”ньецем или на них самих.

К”ньец быстро разобрался с енотами: одни из них были убиты, другие, скуля и взлаивая, побежали от него прочь, огибая руины. Они, конечно, добавят работы Свиму, но уже в уменьшенном количестве.

Жариста, как её назвала Кокоша, с золотыми волосами женщина, передвигалась без посторонней помощи. У неё кровоточила рука от длинного пореза от запястья до локтя (рукав куртки был распорот почти полностью), и она прихрамывала. Её вымученная улыбка предназначалась только Камрату, единственному человеку, участнику в вылазке по её спасению.

– Спасибо вам! – произнесла она глуховатым голосом, в нём слышалась искренняя признательность. – Я уже не надеялась на помощь. Откуда? Ах, о чём это я?.. Мои друзья, – она указала рукой на двух путров, несомых на лапинах других выродков, – сильно пострадали, особенно С”оваха. Если бы не они… Не знаю, что бы я делала?.. Ах, о чём это я?.. Гелина уже там, надеюсь…

– Она в безопасности, – поспешил ответить Камрат.

Жариста, похоже, никак не могла отойти от пережитого. Несвязно произнося слова, она, помогая себе руками, стала медленно подниматься с Камратом по откосу к узкому проходу в стене. Как отметил мальчик, Жариста была молодой и красивой женщиной. Последние дни вымотали её до основания, но она находила силы брезгливо обходить трупы убитых енотов.

Следом за ними потянулись другие выродки из отряда Гелины.

Отход замыкал К”ньец. Он настороженно оглядывался, но еноты рассеялись, и никто не намеревался напасть на них с тыла. Почти рядом с ним, чуть левее и впереди, то же самое делала К”ньяна – чистокровная хикинна, из клана хиков, откуда вышел и К”ньец. Её необыкновенно красивые копытца и буроватая шёрстка притягивали взгляд К”ньеца словно урлютка.

Странно, уже прошло не меньше праузы, как они увидели друг друга, и он и она узнали в себе сокланников, а до сих пор не перекинулись хотя бы одним словом. Будто бы они всегда, как показалось в первые мгновения К”ньецу, знали о подобной встрече, но вот встретились, а поговорить не о чем.

Правда, К”ньец попытался что-то сказать ей, ещё стоя у лаза и отражая нападение енотов, но наткнулся на такой красноречиво холодный до отчуждённости взгляд, что готовые вырваться слова застряли у него где-то внутри, так и не родившись на свет. Потом не было времени для общения.

И сейчас, поднимаясь по склону, хикинна порой посматривала на К”ньеца, однако взгляд её умных, с жёлтыми прожилками глаз, оставался равнодушным и каким-то словно замороженным. Ни интереса, ни сочувствия, ни какого-либо иного проявления чувств не выражал этот взгляд.

Треугольная личина К”ньяны заострилась от пережитого, но оставалась притягательно миловидной и в то же самое время застывшей, как маска. Такое впечатление, что она совершенно не удивилась, встретив посередине Диких Земель, вдали от клана хиков своего соплеменника, а лишь зафиксировала его наличие как факт. Ни слова приветствия, ни слова или проявления радости от такой неожиданной встречи…

К”ньец попытался возбудить мурлыканьем внимание или хотя бы какой-нибудь ответ с её стороны, но она даже на такое ненавязчивое общение не отозвалась. Это повергло К”ньеца в изумление и привело его к размышлениям, в результате которых он пришёл к безрадостному выводу – его внешний вид после стольких дней путешествия, отсутствие одного уха, ободранный хвост и стоптанные копытца не способствуют ответному отклику со стороны такой прекрасной хикинны, как К”ньяна.

Даже имя её он узнал случайно, со слов прибывших, общающихся между собой с фамильярной непринужденностью, вне зависимости, люди они или путры. Путры обращались к людям одноимённо, словно нэм их был далёк от начала алфавита.

После подобных размышлений непонятная тоска заполнила грудь К”ньеца. Его даже не обрадовали слова благодарности спасённой женщины-человека, когда они перебрались через лаз за стену. Он почему-то стал говорить с нею о превратностях жизни, подстерегающих разумных на каждом шагу,

– Как будто что-то возникнет, какая-то надежда, – философствовал он, жалуясь, – а потом, когда всё это исчезнет, жизнь становится неинтересной и ничтожной…

К”ньец говорил и бросал взгляда на К”ньяну, приглашая её к разговору.

К”ньяна промолчала, зато Жариста охотно с ним согласилась.

– Да, да, уважаемый, – сказала она своим приглушённым, будто таинственным, голосом. – Никогда не знаешь заранее, что тебя ждёт утром следующего дня: радость или горе.

Камрат их разговоров не слышал, в это время Кокоша помогла ему опять взобраться на самую высокую точку руин.

Вокруг бессистемно передвигались еноты – в основном раненые, лежали убитые.

Камрат едва оторвал взгляд от этого печального зрелища. На юго-западе возникло пыльное или дымное марево. Оно могло предвещать сильный ветер, поднявший пыль, но вернее всего там что-то горело. Весной обычно выгорает трава. В той стороне, где пролегла дорога, не было видно никаких движений: ни по ней, ни рядом с нею. А вот на востоке виднелось что-то такое, смутившее Камрата.

Он долго всматривался в непонятное, переливающееся радужным многоцветьем, пятно. Трудно было судить о его назначении. Бесформенное какое-то и… У Камрата заслезились глаза, теперь он не был уверен, что странное пятно существует на самой деле. Смахивая слезы, он вновь всматривался. И опять видел то же самое. К тому же пятно, похоже, двигалось, однако до него было ещё так далеко, что размеры его совсем не изменялись, лишь лёгкое колебание то в одну, то в другую сторону.

Осмотрев ещё раз округу и ничего такого похожего, предполагаемого Свимом, не обнаружил. Если кто-то из людей и был невдалеке, то хорошо спрятался от чужих глаз.

И вновь его внимание приковало необычное переливчатое пятно. За то время, пока он отвлекался, оно как будто увеличилось.

Камрат попросил Кокошу позвать К”ньеца.

К”ньец уже был рад избавиться от Жаристы, нашедшей в нём не столько собеседника, сколько слушателя. Женщина без умолку рассказывала ему, как она со своими друзьями-путрами – маленькой псевдобелкой и хопперсуксом из барсукозайцев – отстала от Гелины и пробиралась позади стаи енотовидных разумных, убивая отставших и раненых. Как бедную хрупкую псевдобелку по имени Л“ньюни еноты, случайно окружив её, хотели изнасиловать, но Л“ньюни, кроткая в жизни и храбрая в опасности, не далась, отбиваясь кинжалом до тех пор, пока Жариста не пробилась через ряды охальников к ней с верной С”овахой – хопперсуксом… Потом…

К”ньяна успела покинуть их, а Жариста всё говорила, как если бы ей это удалось в первый раз в жизни высказаться от души. Просьба Камрата была как никогда кстати.

Хопс поднялся к мальчику на стену.

– Что случилось, малыш?

– Я что-то вижу, К”ньюша, но не пойму никак, что бы это могло быть. У тебя глаз острее.

– Мы, кошки, видим хорошо, – согласился К”ньец.

– Тогда посмотри… Видишь дорогу?.. Теперь, – Камрат выставил перед собой руку, – на две-три ширины моей ладони вправо. Такое переливчатое пятно.

– Вижу… Интересно.

Хопс долго вглядывался вдаль. В увиденном им было что-то знакомое. Когда-то перед его глазами появлялось нечто подобное. И как будто совсем недавно. Его смущала цветовая гамма, волнами пробегающая по пятну. Преобладали светлые тона, но порой пятно окуналось в красновато-розовое облако на закате солнца.

– Пока скажу, малыш, со всей определённостью одно. – Хопс фыркнул. – Оно надвигается на нас. Неторопливо, но через полпраузы будет совсем рядом.

– Кто они?.. Оно?..

– Оно – это пятно, а кто они, мы узнаем попозже. Придётся подождать.

Камрат вздохнул, присел на корточки, задумался.

– Скажи, К”ньюша. Ты ведь тоже путр… Почему еноты напали так открыто на людей, а теперь решили все умереть? Они же по-настоящему драться не умеют. Я, когда мы отбивали Жаристу, почти ни одного не ранил даже, а они разбежались и пошли ко всем остальным. Там им не устоять против Свима и Сестерция. Они же идут и идут…

– Не знаю, малыш. – К”ньец смахнул с усов приставший комочек земли. – Говорят, есть дикие, которые иногда будто бы сговариваются и собираются в большие стаи, потом идут к морю и там все тонут… Идут в воду друг за другом, и тонут.

– Все?!

Хопс повёл хвостом и пристукнул копытцем.

– Я сам не видел. Наверное… И есть как будто дикие птицы, падающие с высоты на скалы, чтобы разбиться о них насмерть.

– Но то дикие, – возразил Камрат.

– Так я это и хотел сказать. У диких преобладает не разум, а инстинкт. Он ими и руководит. Или какой-то другой закон природы заставляет их так поступать. Но чтобы разумные делали подобное добровольно… Непонятно.

– Да-а, – опять вздохнул мальчик, словно на него навалилась вселенская печаль. Ему так не хотелось спускаться вниз, где шло избиение целого гурта. Туда, к входу на площадку, перегороженную сверкающей завесой неутомимых мечей, ушли еноты после атаки Камрата и К”ньеца, и в ту сторону ползли раненые, как если бы их кто-то подталкивал к окончательной гибели. – Свим думает, – тоскливо проговорил Камрат, – что они в доре. Кто-то на них воздействует. Но я смотрел и никого не увидел. Разве можно сразу такое большое количество охватить дорой?

– Можно, малыш.

– Мне бабка Калея никогда о таких разумных не рассказывала.

– Ладно, малыш, не отчаивайся… Я тоже вокруг посмотрел, никого не увидел. Если кто-то есть, то хорошо спрятался.

Они помолчали.

– Может быть, – предположил Камрат, – и по правде, никто на них не воздействует, а они сами себе устроили именно такой странный и страшный уход из жизни?

Он сидел на пятках, обхватив колени руками, и невидящим взглядом смотрел перед собой. Всё вокруг потеряло чёткие очертания, смазалось, отодвинулось. Мысли рождались медленные и тревожные, хотя почему-то не волновали, а лишь добавляли безнадежности к охватившей мальчика тоске. Опять он возвращался к недавно возникшим представлениям…

Ведь как всё-таки интересно было начинать путешествие в компании Свима и К”ньеца после выхода из Керпоса!

Дикая страна вне стен города, регулирующих микроклимат для горожан, распахнула перед ними столько нового, неведомого, порой опасного, но не на столько, чтобы переживать ужас или особый страх. Для мальчика развеялись некоторые сказочные или устоявшиеся суждения и образы, изменилось отношение к выродкам и торнам. И К”ньюша, и Ф”ент, и Сестерций – они же чудо! А умная птица В”арьёсу…

Ему было хорошо, каждый день приносил ещё что-то новое, неожиданное. Но как недолго всё это продолжалось! Необыкновенное каждый день стало превращаться в будни, в навязчивую последовательность, в которой всё больше лилось крови, проявлялись нелепицы и непонятности, замарывая всё возвышенное, что рождалось в душе Камрата.

Чарующий мир безжалостно открывался своими теневыми сторонами – их становилось с каждым шагом всё больше по сравнению с светлыми.

Ради чего всё это – преследования, жестокие схватки, насильственная смерть? Камрат ещё не знал, что такой же вопрос задавали себе люди тысячи поколений, однако никогда, словно на этом лежало заклятие, ответа не получали.

«Что делать, мир так устроен», – говорили одни, покорно опуская руки. «А как же иначе?» – с удивлением вопрошали другие и действовали без оглядки, согласно своему пониманию смысла жизни. Третьи видели во всём творимом движение вперёд: в противном случае – застой и смерть.

Ничего такого Камрат ещё не знал.

Да и откуда?

Бабка подобные темы с ним не обсуждала: не успела или посчитала его слишком маленьким и неокрепшим для знания таких неприятностей жизни. В нём же самом ещё только зрели какие-то мысли, которые, возможно, когда-нибудь станут убеждениями и позволят ему трезво взглянуть на окружающее его бытие с тем, чтобы либо занять в нём позицию примиренчества и непротивления такому току событий, либо выбрать путь борьбы с их неприглядными проявлениями.

Сейчас они, эти мысли, ютились в его голове в виде благих намерений и наивных представлений обо всём том, что с ним произошло за последние несколько дней.

«Почему бы ни жить?» – думалось мальчику…

Почему бы ни жить так же свободно и широко, как жили древние?

Вокруг столько земли, брошенной и запущенной, но здесь когда-то были дома, дороги, сооружения, необходимые для поддержания существования поселенцев. Руины тому порукой. Сегодня же здесь – пустыня. И вот в этой пустыне встретились две группы разумных, возможно, в кои веки такое произошло. Они встретились не для того, чтобы расширять пространство, пригодное для жизни, но лишь потому, что одна из групп напала на другую. Ради чего, спрашивается?

Ради чего умирают енотовидные собаки – целый гурт разумных? Они не могут не видеть, как погибают один за другим их собратья, однако всё равно идут под безжалостные мечи, уничтожающие их…

Ради чего Свим и Харан должны тратить свои силы, нервы и жизни, отражая нападение? Этим ли им заниматься, когда у Харана случилась такая неожиданная и радостная встреча с Гелиной, а у Свима есть Клоуда? Им бы сейчас быть вместе, как когда-то Камрат был вместе с бабкой – золотые дни: без крови, без настоящих врагов, кроме таких же мальчишек, как он сам, без ежедневного созерцания чьей-либо смерти…

Ради чего хотели убить Калею?..

Конечно, размышления Камрата были не такими последовательными и не имели чётких каких-то представлений, но умей выказать свои чувства, он, может быть, излил бы их таким образом…

– Это, – подал голос К”ньец, выводя Камрата из плена невесёлых раздумий, – или стадо оленей краснозадых и синеголовых. Есть такие. Или… гурт вупертоков.

Камрат с недоверием посмотрел на него.

– Вупертоки? Это те самые… ну-у… кузнечики большие? Мы тогда утром шли через них, да?

– Да уж, они. Насекомые… Точно, это не олени, а они, кузнечики, как ты выразился.

– Но почему они такие, цветные какие-то?

К”ньец потёр лапиной нос, дикие кошки делают так лапой при умывании.

– У них на крыльях яркие пятна, окрашенные по-разному. При движении вупертоки порой раскрывают их так, что пятна становятся видны со стороны. Думаю, они сейчас пасутся и перелетают с места на место.

– Разве они летают? Ф”ент же говорил…

– О! Хорошо, что ты о нём напомнил. Он о них побольше моего знает. Его надо позвать, пусть посмотрит и подтвердит мои предположения. Лучше бы я ошибался… – К”ньец мяукнул. – Я схожу за ним, а ты посматривай!

Хопс поспешил опуститься в подземелье и вскоре вывел на свет помаргивающего после темноты Ф”ента. Был тот деловит и настроен решительно, словно выполнял какое-то важное, не терпящее отлагательства, задание. Проходя мимо прибывших с Гелиной выродков, бесцеремонно прокладывал себе дорогу, делая вид, что даже не замечает удивлённых глаз, ворчания и стремления отступить в сторону. К”ньец едва поспевал за ним, чтобы не отставать, но не был таким наглым, его время уходило на извинения за себя и напарника.

Стехар поднялся по откосу к стене и увидел Кокошу…

Перемена, произошедшая с Ф”ентом в одно мгновение ока при виде помощницы Камрата, просто потрясла мальчика. На его глазах разворачивалось действо, хотя и не понятное, но сразу восхитившее его.

Вначале выродок застыл с вывалившимся изо рта языком, а потом превратился в улыбающееся нечто. Обрубок хвоста, всё его тело, шея и голова заходили в невероятном танце. Казалось, перечисленные части его существа стали жить независимой жизнью по отношению друг к другу, но в целом подчинялись, непонятно как, одному – сделать как можно больше виляющих движений. Они струились волна за волной, начиная от кончика носа и кончая запёкшейся ранкой на конце бывшего хвоста.

Всклоченная всегда буро жёлтая шерсть Ф”ента внезапно стала гладкой, будто только что расчёсанной, и плавно повторяла все такты его немыслимых телодвижений. Уши прижались к голове, а личина вытянулась вперёд, в глазах же таяло масло…

– Ах, какое чудо передо мной! – воскликнул он с надрывными нотками в голосе. – Я поражён! Я восхищён! Кто вы, незнакомка?

Камрат едва сдержался, чтобы не засмеяться от слов стехара. К”ньец жадно смотрел на представление и молчал.

В поведении Кокоши также произошли стремительные и заметные перемены. Она показала ряд великолепных белых зубов, хвост опустила вниз и слегка присела, однако на личине появилось выражение ожидания ещё чего-то приятного.

На вопрос Ф”ента она отвечала пространно:

– Уважаемый…

– Стехар, – быстро подсказал Ф”ент охрипшим голосом.

– … стехар. Меня зовут С”еста. Так меня назвали в честь знаменитого и непревзойдённого никем предка нашего всем известного клана крулетовиков. – (К”ньец мяукнул-простонал при упоминании обо всем известном клане). – Мы всем известны, – тем временем продолжала Кокоша, – как Сохранившие Знак Мудрости. Я выросла среди людей в доме Второго Проректора Сампатании Елепаса Ертинома Ереминталия. Меня там нежно любили и потому называли милым именем Кокоша. И вы, уважаемый…

– Ф”ент у вашего языка!

– …Ф”ент можете называть меня также Кокошей.

– Вы, Кокоша, – приготовился высказаться и Ф”ент, – даже не представляете, какая для меня честь услышать вас и ваше имя. Я из клана капов, известного…

Знакомство, не ко времени возникшее, явно затягивалось, и хопс, до того молча и даже благоговейно наблюдавший картину представления собак разных полов, наконец, не выдержал. Он, понимая всю важность происходящего, не стал грубить, как если бы всё происходило в другом месте и при других обстоятельствах. Он скромно и мирно напомнил:

– Ф”ент, мы тебя сюда позвали по делу.

– Да, уважаемый, – также без тени раздражения отозвался Ф”ент. – Однако мы тут с Кокошей…

– Ф”ент, иди к нам сюда! – успел выкрикнуть Камрат прежде, чем стехар намерился продолжить знакомство со С”естой.

– Да… Да, – раздельно произнёс стехар. – Видите ли, уважаемая Кокоша, для меня долг превыше всего. Без меня в нашей команде ничего не делается. Мои познания в области…

– Ф”ент, – рассердился мальчик, ему надоело слушать болтовню выродков, – я вот брошу в тебя камнем, и все твои познания будут ни к чему. Иди сюда!

Но как он ошибался, думая о болтовне между путрами!

Присутствуя при некоем таинстве, он даже не подозревал, насколько это была не болтовня. На самом деле Ф”ент увидел в Кокоше ту, которую искал до того везде.

Его отношения в родном клане не складывались именно по причине отсутствия той, которой он бы посвятил жизнь. Оставил потомство лишь исходя из законов клана. И вот он, наконец, увидел искомое, но у мальчика были свои заботы: низменные и сиюминутными по сравнению с теми чувствами, что возникали и стремительно зрели между двумя выродками.

В ответ на грубое заявление и нетерпение Камрата Ф”ент замысловато покрутил обрубком хвоста, что-то пролаял в минорных тонах и, словно делая одолжение, удосужился подняться к мальчику на стену.

Одного взгляда на наползающее, уже не пятно, а лавину разумных насекомых, было достаточно, чтобы Ф”ент на время позабыл о Кокоше. К руинам подступал гурт вупертоков. Стехар узнал в них тех, не обнаруженных в месте их постоянного обитания, после побега из базы Кемеша. Уже можно было видеть отдельные особи, а всего их было не менее двух с половиной сотен, если не больше, – громадных, неуклюжих на вид и бесконечно прожорливых.

Однажды воочию повидавший их в расправе над целым крином тескомовцев, после чего ни один из них не вернулся в свой дум, Ф”ент содрогнулся от ужаса. Он ещё до той, памятной прошлогодней встречи, натыкался как-то на след гурта вупертоков, прошедших через поселение клана каких-то выродков. От многочисленного, а значит, способного себя защитить клана никого в живых не осталось, они все исчезли в утробах этих обжор, словно их никогда не было на Земле.

Всё живое, что попадалось вупертокам на пути, уничтожалось. Весной прокормиться трудно всем, разумным и диким, тем более вупертокам, вышедшим из зимней спячки истощенными. Они в этот период теряли все крупицы разума, заложенные когда-то людьми, и могли делать лишь одно – жрать. А вокруг ни зеленой травинки, ни листочка, ни приплода от диких.

Ибо весна! Начало всему.

Другие насекомые только-только просыпаются, их личинки таятся где-то глубоко под земным покровом. Пищи мало, и нужно пройти десятки свиджей за день, чтобы поддерживать силы найденными и съеденными существами, подвернувшимися по ходу движения гурта, а идут они быстро, если успели за такой короткий срок пройти расстояние от места своего зимнего расположения.

У руин завал трупов. Скоро вупертоки почувствуют запах крови, наткнутся на убитых енотов. Что здесь произойдёт?! Что будет с живыми, и не только с енотами?

– Это… Это идёт смерть! – прошептал-выкрикнул Ф”ент без обычного лукавства и игры слов. – Нам всем грозит смерть! Почему вы так поздно меня позвали? Вы… – Он захлебнулся от возмущения и страха, убившего в нём какие-либо другие чувства.

Его тревога передалась К”ньецу, а через него, минтом позже, ко всем выродкам. Не остывшие ещё после бегства от енотов, они возбудились в виду новой опасности.

Послышались выкрики отчаяния и готовности к новой схватке.

А мужчины-люди и тори добивали последних енотовидных собак…

Глава 4

Свим устало вытер клинок меча о шкуру последнего убитого енота. Судорожно вздохнув, перевёл взгляд на хрипло дышащего Харана и хищно оскалился в улыбке.

– Ни один не ушёл.

Меч и руки Харана были в крови, сам он стоял, опустив голову, не смея посмотреть вокруг. Груда тел громоздилась перед его глазами и, глядя на неё, ему хотелось заплакать. Он бы заплакал, но к нему подошла Гелина и положила свою сильную руку со следами засохшей крови на его плечо.

– Они сами этого захотели, – сказала она тихо. – Если бы не вы, на их месте могли оказаться мы…

Она прижалась лбом к его руке.

– Наверное, хотя… – проговорил медленно Харан, сделав паузу. – Я не уверен. Никто из разумных добровольно не пойдёт под нож. Ты понимаешь? Их просто натравили на вас, замутив мозг. Может быть, визинги? Но зачем и почему?

Гелина отстранилась, удивленно посмотрела на Харана.

– Здесь? Откуда? Для этого нужна древняя техника и энергия. Где их здесь найдёшь?

– Но они явно были в доре! Разве ты не видела? Они шли на нас слепо. Они не ведали, что делали…

– Да, милый, да… Ты устал. Передохни… Но что теперь? Я даже не знаю, как ты здесь очутился, как…

Межу ними прошмыгнул Ф”ент, торопящийся к Свиму, всё ещё протиравшему меч, с неприятным известием, и ему недосуг было обегать людей, как бы плотно они друг к другу не стояли.

Новость, принесённая им, чуть позже подтверждённая Камратом и хопсом, вызвали уже не возбуждение, а легкую панику среди выродков, пришедших с Гелиной. Люди отнеслись к сообщению более сдержанно. Для большинства из них вупертоки всё-таки оставались наполовину сказочными, наполовину легендарными, а значит, не слишком опасными персонажами. Тем более что несведущая людская молва преподносила совершенно несвойственные вупертокам качества, такие, которым может поверить разве что ребёнок.

Свим же сразу оценил возможные неприятности от появления гурта или кочующего клана насекомых вблизи их временного месторасположения. Убитые еноты могли привлечь их непосредственно в руины.

– Слушайте меня? – его громкий выкрик, не терпящий противоречий, заставил всех замолчать и повернуть головы в его сторону. – Вупертоки идут! Это не те безобидные существа, которые напали и преследовали вас и которых мы здесь уничтожили. Ваше счастье, что вы их не встретили на своём пути. Сражаться нам с ними бесполезно, ибо не под силу. Они же скоро будут здесь. Поэтому всем следует пройти в подземелье! Там вы найдёте еду и питьё. Стехар Ф”ент и хилон К”ньец покажут вам, как туда войти! Слушайте их!.. А вы, друзья, действуйте! И – поживее! – обратился Свим непосредственно к выродку и хопперсуксу. – Ведите их по одному, подскажите, как избежать ссадин и ранений, когда пойдут через металлический завал. С вами всё!.. Харан и ты, Гелина, останьтесь, пожалуйста, со мной на некоторое время. Сестерций! Малыш! Идите к нам!

– Если мы будем совещаться, то пусть с нами будут Жариста и Ч”юмта, – сказала Гелина.

– Хорошо!

– Жариста! Ч”юмта! – позвала Гелина.

Выродок, наводящая порядок среди уходящих в подземелье, тут же откликнулась на зов и подошла к людям.

– Жариста уже внизу, – доложила она.

– Жаль… Мой проводник, помощник и друг Ч”юмта, – представила выродка Гелина. – Без неё мы бы никогда не дошли до вас. Ей следует знать, что здесь будет говориться.

Люди и торн кивнули Ч”юмте в знак признательности, согласия с предложением Гелины и знакомства.

– Мне бы не хотелось запугивать вас и самого себя, – озабоченно прохаживаясь по постепенно пустеющей площадке, начал разговор Свим, – но с вупертоками, как некоторым из нас уже хорошо известно, шутки плохи. Наверное, нам придётся сесть в глухую осаду. Потому что вупертоки найдут вокруг развалин и прямо здесь, он топнул ногой под собой, – много падали и останутся на этом месте, я думаю, надолго, поедая её. Надо сделать так… Гелина и вы, уважаемая Ч”юмта, успокойте своих разумных и попробуйте объяснить им, что в их же интересах не высовываться из подвала сюда до тех пор, пока я или Харан не скажем об окончании опасности. Мы, конечно, у выхода поставим охрану, но лучше, если все ваши друзья примут вынужденное сидение за факт, который случился по серьезным причинам. Надо их всех там разместить, наметить раздаточные пищи для постоянного круга тех, кто будет ими пользоваться, выяснить отхожие места… С этим у нас плохо. И ещё…

– И озаботьте их каким-нибудь занятием, – сказал Харан. – Пусть поют, либо рассказывают друг другу что-либо…

– Слушайте Харана. Вы знаете, он – врач. Я-то вот даже не знаю, чем бы их занять… И там у нас темно и налаживание каких-либо связей затруднительно, но она нужна. Я прошу тебя, Харан, помочь Гелине и Ч”юмте. А обеспечение наблюдения за вупертоками и охрану подходов к подземелью я беру на себя. Со мной будут малыш, Сестерций и К”ньюша… Пожалуй, всё, что я вам хотел сказать… Что?

– Пусть Сестерций поможет нам с освещением. Хотя бы вначале. Иначе начнётся такая неразбериха… Слышите, она уже началась.

Просьба Харана не понравилась торну. Он сделал свое предложение:

– Это не выход из положения. Меня надолго не хватит. Да и не могу я быть сразу в нескольких местах. Лучше затащить туда несколько туш енотов и вытопить из них жир, чтобы использовать его в светильниках. Не смотрите, что они отощали, жиру в них хватит.

Цинизм слов торна покоробил всех, даже Ч”юмту.

– Ну, о чём ты говоришь? – досадливо отмахнулся от идеи торна Свим. – Вытопить из них жир, значит, развести костры или хотя бы один костёр. Потом надо иметь для этого специальную посуду, плошки для светильников. Представь, чем мы там дышать будем? И вообще…

– Хотя бы факелы сделать, – вздохнула Гелина и безнадёжно посмотрела на Харана. – Они и точно там, в темноте, себе головы поразбивают. Что будем делать?

Из взрослых ей никто не ответил.

– Можно деревья… – проронил Камрат и замолчал.

– Продолжай, малыш, – подбодрил его Свим.

– Здесь есть сухие, а другие там подсохнут, – коротко и отрывисто стал объяснять мальчик. – Из них можно нащипать лучины. Мы с бабкой Калеей иногда так делали, когда в дни профилактик и нулевых дней в городе проводилось общее отключение энергии или нашего района.

Свим хмыкнул. В хабулинах многоимённых энергию никогда не отключали, к тому же у него самого под домом находилась своя вечная энергоустановка, и заявление Камрата прозвучало для него как откровение. Что за профилактика такая, что за нулевые дни? Может быть, это у них там, в Керпосе практикуют?

Пока Свим обдумывал услышанное, все молчали. Харан прервал затянувшуюся паузу.

– А почему бы и нет? – посмотрел он вопросительно на Свима. – Лучина много не накоптит, а?

– У меня точно такой же вопрос, – усмехнулся Свим, предложение мальчика ему понравилось. Было в нём что-то такое, романтическое, что ли. В тёмном подземелье горят лучины – тёплый огонёк мерцает… Как в сказке. – Пока есть время, – сказал он, – надо нарубить не слишком толстых стволов. Так, малыш? Но мы здесь займёмся этим делом без тебя, а ты поднимись-ка опять наверх и посмотри, что там вокруг нас происходит. Отсюда через этот завал выбираться не охота. Брр!..

– Мне самому не взобраться на стену, – напомнил мальчик.

– Тебе поможет Сестерций. – Свим повернулся к торну. – Подсади его там и возвращайся сюда.

– Люди, – буркнул Сестерций.

Аура его слабо светилась.

Вупертоки всем кланом уже почти вплотную придвинулись к руинам. Десятка два их, скучившись, рвали друг у друга первую тушу убитого или умершего от ран енота.

Co стороны их сражение за обладание падалью могло показаться даже забавным.

Громадные тела топчутся на пятачке, каждый норовит оттолкнуть соседа и ухватиться за шкуру енота и оттащить его куда-нибудь в сторону, подальше от других. Твердые пластины хитина стучат, словно по ним бьют палками. Прыжковые ноги углами мелькают поверх собравшихся. К ним подходят и подпрыгивают новые сокланники и вступают в борьбу.

Им ещё невдомёк, что двумя десятками берметов дальше каждого из них ожидает добыча в виде целого трупа.

Камрат ненадолго задержал свой взгляд на приближающийся клан насекомых. Его заинтересовало другое, увидев которое, он постарался присесть так, чтобы его никто не смог бы заметить.

Недалеко от оголодавшей саранчи, ближе к дороге, в нерешительности топтались тескомовцы, числом не меньше крина. По-видимому, они уже направлялись к руинам, когда их дорогу пересекли вупертоки. Теперь они стояли на полдороги, не зная, что делать. Даже двум десяткам тескомовцев не по зубам такая орава агрессивных и не соблюдающих никаких законов разумных.

Выслушав сообщение мальчика, Свим подёргал себя за бороду.

– Кто знает, может быть, они были связаны с гуртом енотов и вышли ему навстречу, чтобы перехватить Гелину. Как думаешь Харан?

– Кто знает? – отделался бывший телохранитель словами самого Свима.

Дурб ответил улыбкой на его заявление.

– Правильно, не будем это обсуждать. Но, мне сдаётся, что вупертоки появились вовремя. Они могут подарить нам здесь спокойную жизнь. Во всяком случае, на несколько дней…

– Ничего себе спокойную, – сказал Харан. – Я, конечно, сам не попадал к ним и не видел, что они могут натворить, но наслышан предостаточно.

– Не понимаешь?..

Харан повёл головой.

– После этих обжор каких-либо следов чьей-то жизни не остаётся. И тескомовцы, надеюсь, об этом, как и ты, прекрасно знают. Так что они, если нам повезёт, поверят всеядности вупертоков, для которых что выродки, что люди, даже если они многоимённые или дочери правителей бандек, всё одно. Теперь понимаешь? А ты, малыш?

Камрат пожал плечами. Он даже не слышал рассуждений Свима, спеша срезать несколько веток с небольшого деревца, оседлавшего блок, отвалившегося когда-то от несуществующей уже стены и покрытого шапкой земли.

В этот момент за валом убитых енотов, со стороны входа на площадку, раздался стрекочущий звук, заставивший людей вздрогнуть. В звуке ощущались некие обертоны, наводящие ужас на слушателей, отчего им захотелось закричать или пуститься наутёк, лишь бы унести подальше свои ноги от источника звука.

Люди первый удар выдержали.

Но завыла и замотала головой Ч”юмта. На неё стрекот вупертоков подействовал всего сильнее. Она заметалась, не зная, куда себя деть, и выла не переставая. На помощь ей кинулся торн, на которого звуки действовали слабее, чем на людей и тем более на выродков. Он поймал Ч”юмту поперёк тонкой её талии и стал громко наговаривать ей прямо в ухо какую-то чепуху, дабы отвлечь путра от неприятного давления извне на её чувствительную нервную систему.

– Веди её вниз! – распорядился Свим, тряся плечами, словно пытаясь сбросить с себя внезапно навалившийся груз. У него заморозило спину, и раскалывался от боли затылок.

Торну удалось немного успокоить Ч”юмту и убедить направиться с ним в подземелье, где к этому времени уже находились все остальные женщины и путры. Она ещё взлаивала и билась в сильной руке торна, но он умело протаскивал её сквозь канитель металлического сита, удачно обходя острые углы и режущие изломы.

Камрат, занятый у деревца, ничего определенного, что могло бы его обеспокоить, не почувствовал. Однако вой Ч”юмты заставил его бросить занятие.

– Что происходит? – спросил он Харана, заметив на его лице внезапную бледность и руки в суетливом движении, как будто он хотел от кого-то отмахнуться, но без успеха.

– Он-ни… Н-надо уход-дить!

– Кто они? Дай руку!

Камрат перехватил трясущуюся кисть руки Харана и повёл его к первой металлической перекладине, нырнув под которую, можно было начинать путь – мимо, под и над другими такими же препятствиями до дверей в подземелье.

– С-спас-сибо, малыш…

– Сам дойдёшь? – спросил мальчик осторожно, чувствуя, как Харан пытается освободиться от его опеки, однако силы у него, похоже, не было никакой.

– Й-йя н-не Ч”юм… Ч”юмта… От-тпусти…

Лай Ч”юмты ещё слышался внизу.

Камрат отпустил Харана и оглянулся на Свима и Гелину. У канилы дрожали губы. Она оказалась крепче Харана и сейчас пыталась улыбкой подбодрить его, но улыбки не получилось, а лишь гримаса, исказившая ее чистое открытое лицо.

– Идите, Гелина, – подтолкнул её Свим, бросая в переплетение балок очередную, вырубленную для изготовления лучин, палку, – Мы идём за вами… Быстро!

Харан нашел силы пропустить Гелину вперёд и помочь ей протиснуться по замысловатому проходу. За ними пыхтел Свим. Последним, не испытывая неудобств старших, которым приходилось истязать свои тела в тесном переплетении железа, поднырнул под балку Камрат.

Прежде чем полностью покинуть площадку, мальчик успел заметить фасеточный глаз, с любопытством, как ему показалось, разглядывающий пространство руин за горой трупов.

У вупертоков наступило нежданное время пиршества…

Глава 5

Осада, если так можно было назвать положение, в котором очутились люди и путры, длилась пять дней.

Нельзя сказать, что всем понравилось безвылазно сидеть в подземелье. Одни страдали клаустрофобией, находя, куда бы они не толкнулись, только стены, другим просто не нравилось сидеть в полутёмном пространстве, кое-где разорванного жидким огоньком лучины. Лучины сгорали быстро, света давали мало, так что вскоре к ним стали прибегать только в крайних случаях.

Но, тем не менее, жизнь даже в таких условиях налаживалась, а некоторым даже понравилась, к чему у каждого были свои причины.

Большинство прибывших с Гелиной откровенно отдыхали и набирались сил после долгого и изматывающего бегства из Габуна, полного опасностей и страхов. Они ели, спали, залечивали раны, вели бесконечные разговоры, сплетничали и предавались воспоминаниям.

За это время вупертоки съели всех енотов, переварили их и загадили всю округу испражнениями, запах которых стал проникать и в подземелье. Покончив с едой, утолившей их весенний голод на некоторое время, они сделали передышку перед дальнейшей дорогой. Именно так определил их намерения Свим. Он вернулся после краткого тайного осмотра того, что творилось на площадке.

На что Ф”ент, временно оставшийся не у дел, высказал страшное, но правдоподобное предположение.

Суть его сводилась к одному. Вупертоки сейчас ищут новое место для летнего проживания клана. Как бы они не подумали, что здесь для них всегда будет обильная пища. Тогда, чего доброго, у них появиться мысль выбрать окрестности этих развалин для выведения потомства.

– Тогда что вы тут делать будете?

Такой, несколько необычный, выделяющий его из общей среды, вопрос к другим Ф”ент задал неспроста. Ему самому такой поворот событий не казался ни страшным, ни обременительным, хотя бы на ближайшее время. С ним здесь, в полутёмном подземелье древних руин, произошло то сокровенное, о чём он стал неотрывно мечтать ещё тогда, когда почувствовал смертельную скуку, сидя в своей конуре при клане хиков, Хранителей Талисмана.

А мечтал он о необыкновенной любви, не только вспыхнувшей в нём самом, но, главное, любви к нему.

И вот оно случилось: его полюбили сразу две женщины – Кокоша и Ч”юмта.

С Кокошей всё было ясно с самого начала их знакомства и понятно для самого Ф”ента. Он её увидел, она ему безумно понравилась с первого взгляда и с первого дня появления в руинах. В ней ему нравилось всё – от кончика чёрного холодного носа до кончика хвоста, трогательного в своём, как ему казалось, совершенстве.

Кокоша также пылко ответила на его притязания быть с нею и только с нею. Стехар ей импонировалнезависимостью в суждениях и каким-то особым, бросающимся в глаза, отношением с людьми. Они с ним считались и даже иногда просили совета или доверяли какое-нибудь дело. Всё это поднимала его в её глазах. Кроме того, он оказался на редкость милым и предупредительным.

На правах старожила Ф”ент отвёл себе отдельную комнату с раздатчиком пищи и устроился там с Кокошей. Почти два дня он умело и смело отстаивал право иметь и Кокошу, и комнату в своём безграничном владении. Справедливости ради надо сказать, что никто, по большому счёту, и не посягал на его права.

Видя перед собой Кокошу, он мало обращал внимания на других выродков из собак, а те не пытались помешать ему наслаждаться только Кокошей.

Однако в конце второго дня случилось такое, о чём даже хитроумный стехар не мог подозревать.

В его комнату ввалилась Ч”юмта с длинной горящей лучиной в лапинах. Она довольно долго, пока лучина наполовину не сгорела, осматривала помещение и влюблённых, застывших в позе вежливого ожидания.

Ф”ент в знак уважения вяло вилял обрубком хвоста и, подражая людям, скалил в улыбке зубы. Вечно занятая организационными делами, волевая и резкая в суждениях, Ч”юмта не могла не вызывать его уважения, а её черные проницательные глаза и бархатная ухоженная шёрстка могли свести с ума любого. К тому же, Ф”ент её откровенно побаивался, даже не зная почему. Быть может, из-за какой-то необъяснимой правильности в её поведении, а то и из-за нелицеприятного язычка.

Кокоша также, памятуя о днях под практическим началом Ч”юмты, была признательна ей за помощь, оказанную во время переправ через реку, а потом, когда на неё набросились сразу трое енотов, предводительница путров пробилась к ней и вытащила из-под кинжалов. Потому-то она смиренно опустила хвост и голову, но смотрела дружелюбно.

– Ну вот что, дорогие, – без обиняков и длинных вступлений заявила помощница Гелины и потушила лучину, – с сегодняшнего дня будем жить втроём. Тебе, Кокоша, придётся потесниться, и пусть уважаемый Ф”ент будет нашим общим любовником.

В темноте не было видно выражения её личины, но глаза Ч”юмты горели так яростно, что Кокоша, также невидимая, сникла. Ч”юмта имела право так заявить. Конечно, Кокоше хотелось надеяться, что она будет единственной у Ф”ента. Но кланы выродков из собачьих считали законным любой самке выбрать себе друга, даже если у него уже кто-то есть.

– Уважаемому стехару Ф”енту, – пробормотала нерешительно Кокоша, – будет приятно иметь в вашей личине любовницу. Я думаю…

– Авво! – наконец подал голос Ф”ент.

До него так долго доходили слова Ч”юмты, что он только сейчас стал осознавать ситуацию, разворачивающуюся вокруг него, при том без его участия, несмотря на то, что он-то и являлся основным действующим лицом.

Оттого он решил возмутиться.

– Ты не хочешь второй любовницы? – с нажимом проговорила Ч”юмта. Она не спрашивала, она утверждала, но смягчила свои притязания, построив предложение таким, а не иным образом. – Или ты кого-то из нас с Кокошей желаешь обидеть?

– Авво, – значительно тише и неопределённее произнёс Ф”ент, слегка ошарашенный, но уже согласный быть тем, кем в нём хочется видеть Ч”юмта.

– Чувствую, хочешь! – поставила точку новая любовница. Глаза её слегка затуманились, огонь в них стал гаснуть. – Тогда сделаем так. Ты, Кокоша, вкусила от уважаемого стехара достаточно за целых два дня безраздельным владением его способностями. Тебе надо передохнуть. Иди, девочка, погуляй, а то сидишь тут как взаперти и ничего другого, кроме радостей от любви, не видишь. Сходи-ка к подругам, поболтай с ними, развлекись. А мы с уважаемым стехаром Ф”ентом… Иди, милая! Иди!

– Авво, – выдавил вконец оробевший Ф”ент, отступая назад под натиском Ч”юмты, ожидая от неё невесть каких, заведомо странных или неприятных, а то и страшных действий.

Однако Ч”юмта, не смотря на более солидный возраст по сравнению с Кокошей, а также суровый, со стороны, вид и врождённое желание командовать, показала себя выше похвал – ласковой и преданной подругой. И не только для Ф”ента, но и для Кокоши, которую она опекала на каждом шагу.

Уже на другой день, занятая делами, она посоветовала Кокоше не терять времени и использовать их общего любовника по назначению.

– Я позабочусь, чтобы вам никто не мешал. И люди тоже, – пообещала она и обещание исполнила.

Напутствие более опытной подруги подбодрило Кокошу и придало ей большей смелости, до того она во всём отдавала первенство Ф”енту,

Любовь двух женщин, лучших среди остальных выродков, подняли Ф”ента в собственных глазах так высоко, что иногда его напыщенность и самолюбование перехлёстывали через край. Он теперь даже ходить стал по-другому – не шёл, а нёс себя как некую ценность, с которой следует обращаться осторожно и нежно.

Однажды он в качестве знатока сунулся устраивать подобные дела к К”ньецу, со своими советами, как уломать К”ньяну, с которой у хопса с первой встречи ничего такого не заладилось.

К”ньец, фыркая и возмущаясь, выслушал разглагольствования стехара и под конец в сердцах стукнул его по загривку так, что тот, виновато тявкнув, опрометью вылетел из комнаты, облюбованной К”ньецем для жилья.

– Ещё раз придёшь с таким, – крикнул-мяукнул ему вдогонку разъярённый хопс, – я тебе, собака, хвост ещё укорочу.

Поскуливая, Ф”ент побрёл к своим любовницам.

В тот день ему не повезло и у себя. Мрачно размышляя о размолвке с К”ньецем, он стал бесцельно набирать различные комбинации на раздаточной стойке и случайно наткнулся на последовательность цифр в коде, после набора которой, на лотке появлялась вместительная посудина пива отменного качества.

Такого, возможно, уже несколько тысяч лет не варили по причине потери или забвения рецепта: крепкое, пенистое и холодное. Но с самой первой пробы напитка у него не совпали вкусы с подругами, а из-за них испортились отношения с Ч”юмтой.

– Вот что, уважаемый стехар, – проворковала она ему ласково, но твёрдо, удерживая его за побаливающий после затрещины от К”ньеца загривок, – спиться я тебе не дам! Подумай о Кокоше, этой девочке. Ты что, собираешься к ней подходить, дыша пивом?

Ф”ент начал было распространяться о пользе пива, на что Ч”юмта, так и не выпуская его из своей крепкой лапины, заметила:

– Расскажешь об этом кому-нибудь другому, то бойся! Я прекрасно знаю, к чему может привести эта польза. Я тебя предупредила!

Не довольствуясь предупреждением, Ч”юмта незамедлительно созвала семейный совет. Заседание его было бурным, несмотря на то, что прошёл он в полнейшей темноте. Кокоша при этом со всеми аргументами старшей подруги соглашалась молча, а Ф”ент лишь тягостно вздыхал.

Зато энергичной речи и шума, производимой Ч”юмтой, досталось на троих.

В результате, к неожиданному удовлетворению Ф”ента, ему предоставлялись некоторые послабления: он имел право любить обеих любовниц, пить пиво один раз в день перед обедом. Однако ему вменялось в обязанность чаще совершать прогулки, так как он, на взгляд подруг, о чём не утерпела и сделала заявление Кокоша, становился толстым, ленивым и, главное, малоактивным и равнодушным к ним.

После совета Ф”ент впервые подумал, что две любовницы – это для него слишком много, ужиться бы с одной. Впрочем, размышления на эту тему не оставили в его душе следов. И Ч”юмта, и Кокоша ему нравились, всё остальное казалось несущественным и преходящим.

Если у Ф”ента в любви случился некоторый переизбыток, то у К“ньеца дела в этом направлении были из рук вон плохи, и не было надежды на их улучшение,

К”ньяна, по сути, отвергла его.

Может быть, их взаимоотношения протекали бы совершенно по иному, не будь у К”ньяны до этого романа с выродком из рысьих, неким С”тьретом.

Она прислуживала жене одного из стоимённых, близкого к Правителю бандеки, а С”тьрет занимался мелким ремонтом в кугуруме. Их встреча состоялась благодаря хозяйке К”ньяны. Многоимённая шейна перебралась почти на постоянное житьё в здание кугурума, находя здесь возможность ни на минт не выпускать из вида своего мужа, известного неустойчивым характером. Своим поведением, – не появляясь в родном хабулине неделями, – он просто вынудил её поступить так.

С”тьрет был красивым и добрым. Он сумел расположить к себе недоверчивую сокланницу К”ньеца не столько словами и особой настойчивостью, сколько внешним видом и предупредительностью во всём.

К сожалению, счастье их продолжалось недолго. Когда тескомовцы ворвались в здание кугурума, С”тьрет кинулся на защиту своей подруги и погиб на глазах у К”ньяны. Его смерть спасла её, и она сумела скрыться в запутанных переходах громадной постройки древних, незаметно покинуть её и крадучись, добраться до хабулина Гелины, надеясь у неё найти свою шейну. Той там не оказалось, но К”ньяне пришлось уходить вместе с Гелиной из Габуна.

Всю дорогу и здесь, в руинах, в безопасности, она терзалась воспоминаниями, оттого никого не желала слышать и видеть. То, что она выжила, можно считать чудом, казалось ей. Перед её взором постоянно стояла незабываемая картина отважного, хотя и безрассудного броска С”тьрета со стамеской в лапинах против полукрина вооружённых и забранных в меленрай тескомовцев.

Выродок даже не дотянулся ни до кого из них, как пал разрубленный почти пополам.

Она видела всё это в каком-то ужасном замедленном темпе: грациозное и мускулистое тело любимого делает красивый и длинный прыжок навстречу забрызганным кровью людям, идущим ломаной шеренгой с обнажёнными мечами. Они были возбуждены, перенасыщены убийствами и уверенными в себе. Один из них почти без замаха разворачивает меч навстречу С”тьрету, и клинок с всхлипом разваливает всю переднюю часть заступника К”ньяны…

Он ещё в полёте, ноги ещё напряжены… а его уже нет!

Бьёт фонтаном кровь, добавляя новой краски на меленраях и лицах людей, и ни один мускул на них не дёрнулся, когда она закричала, и когда тяжёлое тело мёртвого С”тьрета упало на изразцовый пол – выродок, знай своё место!..

Сейчас, видя перед собой К”ньеца, воина и соплеменника, слыша на каждом шагу о его храбрости и уме, чувствуя его привязанность и расположенность к себе, она, тем не менее, оставалась ко всему этому безучастна: да, всё так, может быть, и есть на самом деле, но К”ньец был не С”тьретом.

Общаясь с ним, она на его фоне уже стала терять в памяти черты любимого, лишь порой ей в глаза бросались детали, по которым ей удавалось различить того и этого.

Тот был…

У С”тьрета уши были целыми и с изумительными кисточками на верхних кончиках, К”ньец же потерял одно из них в сражении. У любимого шерсть муарового окраса всегда лоснилась от сытости и ухоженности, в то время как соплеменник был похож на странника, лишённого возможности следить за собой, и оттого проигрывал в глазах К”ньяны этой существенной частью внешнего вида.

Разве может он сравниться со С”тьретом?..

Она, конечно, принимала знаки внимания со стороны К”ньеца. Он же был её сокланником, и у них были общие воспоминания о жизни в клане. Так что они общались. К тому же, он не был ей противен или раздражал её.

Но он был не С”тьретом. И – всё!

Поскольку у выродков редко встречалась подобная привязанность, а среди них царили свободные нравы, тем более привязанность к ушедшим из жизни, то с К”ньяной пробовали заговаривать и люди, и другие путры, видевшие её безразличное отношение к К”ньецу, на тему безнадежности и неправильности такого поведения. Ей усиленно подсказывали, что следовало бы делать. Её даже уговаривали поступиться ради соплеменника воспоминаниями об ушедших днях, которых ей никогда не вернуть.

Она всех выслушивала, порой рассеянно кивала головой, даже соглашалась, говоря покорно:

– Да, да, конечно… Вы правы… Я так и сделаю…

Однако шло время, и всё оставалось прежним.

К”ньяна и сама понимала странность и бессмысленность своих переживаний, так как не была ни дурой, ни блаженной, и всё-таки только одна мысль о К”ньеце, как о равноправном сопернике, нет, как о равноценной замене С”тьрету, приводила её к ознобу, от которого вставали волосы на загривке, и тут же отвергалась, как неприемлемая.

Бедный хопс, ощущая к себе такое равнодушие со стороны К”ньяны, граничащее с полным отсутствием интереса к своей персоне, худел, впадал в меланхолию и всё больше погружался в безрадостные размышления об уготовленной ему судьбе или искал каких-нибудь рискованных приключений.

А последних, от сидения и ожидания в подземелье, как будто не предвиделось.

Свим словно позабыл, что у него есть или был когда-то друг по имени К”ньец, а потому находил общество Клоуды куда более приятным, чем общение с бывшим напарником по путешествиям. Похоже, всё это теперь в прошлом, и не видать К”ньецу новых дорог, городов и земель в небольшой, дружной компании одних мужчин, озабоченных лишь исполнением какого-то дела. Не важно какого дела, но заставляющего их терпеть нужду скитальцев, вступать в схватки со стоящими на пути выполнения этого дела и не зависеть ни от каких женских или иных, от кого бы они не исходили, капризов…

Заканчивался пятый день безвылазного сидения в подземелье.

В комнату, занимаемую Свимом и Клоудой, прибежала Н”яста, выродок из коз. Переполненная восторгом совершаемого ею поступка и чувством ответственности за него, она боднула перед собой воздух рудиментарными рожками и бархатистым голосом сообщила новость:

– Уважаемый Свим!.. Уважаемая Клоуда!.. Уважаемая Х”ямеда, назначенная уважаемой Гелиной возглавлять сегодня дежурство у входа, говорит, что уважаемый К”ньец решил покинуть подземелье и, отстранив уважаемую Р”япру от дверей, поднимается для выхода наружу, чтобы, как он ей сказал…

Свим не стал слушать, что при выходе на поверхность сказал К”ньец. Что-то должно было случиться необычное, чтобы его друг и товарищ, многие годы служивший ему верой и правдой в скитаниях по бандеке, решился вдруг, не говоря об этом ему, покинуть подземелье.

Хотя, впрочем, он мог догадываться, ибо Клоуда, общаясь с женщинами, приносила много интересного о житье-бытье попавших в изоляцию разумных. Но чтобы из-за этого в одиночку покинуть укрытие и рискнуть выйти к вупертокам, Свим не считал правильным или необходимым поступком.

Охрана или дежурство у выхода не столько удерживала кого-то от опрометчивого шага, сколько служила хоть каким-то занятием для оставшихся без дела людям и путрам. Поэтому она не могла удержать хопса.

Свим схватил меч и, как был по пояс голый, помчался к выходу из подземелья.

Перепуганная Р”япру с округлёнными сурковыми глазами ничего не могла произнести вразумительного, а лишь простирала лапину за дверь и выкрикивала:

– Он там, он там!

Свим ринулся сквозь металлическую решетку вслед за хопсом, уже преодолевающему последние перекладины, крестовины и столбы.

– К”ньюша! Остановись! Подожди меня! Выйдем вместе! – кричал он.

За Свимом, словно по тревоге, уже спешил Камрат, довольный донельзя, что ему удалось убежать от опеки двух назойливых девчонок, пришедших с Гелиной. Одна из них – самая болтливая и приставучая – была, оказывается, даже родной дочерью недавнего Правителя бандеки.

За Камратом спешил Харан, не менее довольный, чем мальчик, хотя причина к тому у него была совершенно другая – ему даже с Гелиной наедине, когда никто не мешал их любви, надоело сидеть без дела в темноте и без движений.

За Хараном бежали Клоуда и Гелина, а за ними – все!

Переполох в подземелье поднялся страшный.

Женщины и путры, остановленные окриком Гелины у дверей, чтобы они не мешали мужчинам, столпились тесной кучкой. Тут же поползли предположения и слухи, нелепость которых всеми понималась, и всё же принималась на веру.

Среди подавшихся к выходу находилась и К”ньяна. Ей в голову не приходило увязывать случившийся бедлам с выходкой К”ньеца со своим именем. Но все говорили только об этом. Будто она довела хопса до попытки самоубийства таким страшным образом, иначе как назвать его стремление выйти наружу к вупертокам и быть съеденным ими?

К”ньяна с обидой выслушивала реплики и молчала.

Правда, вскоре уже обсуждался какой-то другой вопрос, совершенно не связанный с виновниками происшествия, да и не о самом происшествии.

Так что возбуждение и внутриобщинные страсти по прошествии всего нескольких минтов постепенно улеглись, но они неожиданно для самой К“ньяны, потрясённой действием соплеменника, разгорелись внутри её замкнувшегося мирка и словно осветили его.

В это время люди и К”ньец, выруганный Свимом за необдуманность поведения, далёкие от забот оставленных внизу женщин и путров, стояли у последней металлической балки и вслушивались в тишину ночи, пытаясь уловить характерные поскрипывания и стрекотания вупертоков.

Их не было слышно.

– Пожалуй, они нас покинули, – неуверенно предположил Свим и добавил: – Завтра проверим наверняка.

Глава 6

Вупертоки, вопреки нежелательному прогнозу Ф”ента, ушли.

На следующий день после проверки округи Камратом со стены невольные затворники вылезли из подземелья к свету и весеннему воздуху.

Одежда разумных, способная содержать в чистоте тело, на свободе выбросила в атмосферу накопившиеся за время сидения в темноте и замкнутом пространстве подземелья грязь, запахи, влагу и очистилась.

Люди и путры вздохнули полной грудью, хотя испражнения, целыми кучами оставшиеся после вупертоков, пропитала воздух, оттого и даже сами развалины, казалось, источали не слишком приятные кисло-едкие запахи. К счастью, ветер дул с южной стороны и относил большую часть испарений по направлению к дороге.

Ч”юмта получила от задыхающейся в зловонном воздухе Гелины указание очистить хотя бы площадку перед входом в подземелье, подключив к делу всех путров.

Озадаченные выродки обсуждали возможности выполнения задания. Более людей терпимые к запаху и привычные выполнять самую неприглядную работу, они, тем не менее, тоже испытывали неприкрытое омерзение. К тому же неясно было, как ко всему этому подступиться без каких-либо средств или приспособлений, имея при себе только голые лапины.

– Да-а, не скоро всё это засохнет, чтобы можно было это добро вынести куда подальше, – разглядывая продукт деятельности вупертоков, сказал Свим и повернулся к Харану. – Я всякое продумал, анализируя причины, которые могут заставить нас отказаться от такой удобной базы. Тескомовцы? Да, они могут нас отсюда выжить. Или банда какая-нибудь сюда забредёт и осядет. С ней будет тяжело справиться. Но только не о том, что у нас тут натворили вупертоки.

Люди поднялись повыше, туда, где насекомые не могли побывать и нагадить. На крутом склоне, правда, сидеть было не очень комфортабельно, зато здесь запахи ощущались меньше, и создавалась возможность без путров обсудить некоторые вопросы дальнейшего своего житья.

– Не переживай. Скоро весна себя покажет, – отозвался Харан на сетование дурба, резко поводя плечами, тем самым, давая возможность одежде обрести надлежащий вид. – Особенно у Заповедника. Здесь от этих куч скоро ничего не останется.

Пять дней они просидели в осаде, а весна не ждала и решительно преобразила природу. Пробилась сквозь старые космы новая трава, на кустах и деревьях готовы были распуститься листья, появились мелкие птицы, подземные труженики – кроты – нарыли бугорки тёмной земли. Один из них копался даже где под людьми, так как склон был усеян рыхлыми кучками, появившимся совсем недавно, может быть, только сегодня утром.

– Да, весна в разгаре, – думая уже о другом, продолжил разговор Свим. – И лето не за горами. Скоро реки разольются, тропы в Диких Землях зарастут всякой пакостью. К тому же ты прав, из Заповедника выползет… кхе, – кашлянул он, – всякое выползет.

– Лето, – протянула Клоуда, томно потягиваясь, – лето ещё не ско-оро, – она улыбнулась и поправила у Свима прядь волос, упавших ему на лоб. – Здесь не страшно. Вода эту территорию не за-ли-ва-ет… А где-нибудь ну и пусть себе за-ли-ва-ет.

– Там, где я выросла, есть такое место. Слёзное озеро называется. – Оживилась Гелина, до того безучастно покусывающая травинку. Одна рука её покоилась в руке Харана. – Мы с отцом, когда я была маленькая, на лодке плавали в нём… Сейчас-то там ещё сухо, наверное…

– Да, здесь не заливает. – Свим мрачно посмотрел на носки своих сапог, согнул ногу в колене и опёрся на неё рукой, – Здесь-то да, видать, не заливает, а вокруг Примето скоро сплошные болота будут. А до того вода разольётся на многие свиджи. Подойти к городу можно будет только по дорогам. Мимо тескомовцев.

– К чему ты клонишь, Свим? – Харан поцеловал руку Гелины. – Думаешь, надо идти в Примето?

Свим кивнул.

– Харан, мы же с тобой говорили, – вскинула брови Гелина.

– Я его спросил, – оправдался Харан.

– В Примето идти надо, – сказал Свим, – Но не всем, конечно. Только нам с малышом. Остальные, кому надо будет, могут туда пойти, когда прояснится общая обстановка в бандеке и поулягутся страсти.

Клоуда, тянувшаяся к нему, чтобы опять поправить волосы, одёрнула руку.

– А я?.. А мы?.. – Она растерянно оглянулась на Харана, в глазах у неё появились слёзы.

– Ну что ты, милая…

Клоуда вздрогнула от рассеянного голоса Свима. В нём ей послышалась пустота, та пустота, в которой для неё не было места. И хотя Свим и обнимал её за плечо, и сказал любимая, однако ни в его прикосновении, ни в том, как он произнес это слово, Клоуда не почувствовала ничего для себя.

Она попыталась высвободиться из-под его тяжелой руки.

– Ты меня не дослушала, – Свим отпустил её плечо и почесал свою натруженную мечом ладонь. – Пойми, милая, всем нам в Примето сейчас не войти. – Он покачал головой, усмехнулся. – Когда мы втроём вышли из Керпоса, то от збуна спрятались под одним деревом. Нас было только трое. А теперь нас целый отряд. Люди и путры. Я к тому, что всех нас теперь от любопытных глаз не скроешь, особенно при подходе к городу. К тому же, нам с малышом надо ещё заглянуть в Сох.

– Зачем? – поинтересовался Харан.

Его несколько удивило заявление Свима, высказанное неуверенно и без желания сделать то, о чём он говорил. О том, что Свиму следовало появиться в Сохе с Камратом, Харан знал. Но время прошло, и необходимость в том отпала, примерно так подумалось ему. Почему же Свиму надо идти именно в Сох, он никак не понимал.

Свим на вопрос ответил коротко:

– Сам… и не знаю… и знаю.

– И, тем не менее, собираешься туда идти с малышом? Тебе мало было схваток? А потом, в Сох тебя, когда ещё приглашали? До переворота? А ты уверен, что тебя там ещё ждут? И если ждут, то с добром ли?

– Ты думаешь, я тебе на все твои вопросы тут же отвечу? Не надейся. Впрочем, что меня там ещё ждут, да с добром в придачу, я совершенно не уверен. А зачем мне туда надо зайти, то, видишь ли, у меня в Сохе устроена явка для моих связников. Те, кто о явке знают, тем я верю. Там могут быть для меня сведения о произошедшем в бандеке. Иначе в Примето я вынужден буду входить совсем не так, как я всегда это делал. Да и в самом городе будет всё не просто, ибо придётся выверять каждую встречу, каждый свой шаг. Что долго и утомительно, а сейчас, возможно, и не безопасно. Вот главное, почему я хочу пойти только с малышом. Хочу быстрее его доставить тому, кто его ждёт в Примето. Вернее, к кому он там идёт.

– К кому же?

– Нет, Харан. Даже если бы и знал, не сказал бы. Ты можешь не поверить, но с Камратом я так и не успел поговорить на эту тему и узнать к кому он должен прийти в городе. Надеюсь, уж попав туда со мной, он назовёт мне имя или место, куда его доставить. Тут он от меня не отвертится. Я обязан буду знать, чтобы решить, идти мне с ним туда или нет, да и следует ли там показываться самому малышу?

– Ты можешь остановиться у моего отца в его хабулине, – предложила Гелина. О Свиме она практически ничего не знала, даже то, кого он из себя представляет по-настоящему и где живёт. – Я тебе сообщу пароль, скажу, к кому вначале обратиться. Отсидишься и всё узнаешь.

– Спасибо, уважаемая канила. Я приму ваше предложение, но буду держать эту возможность на крайний случай. Мне есть, где остановиться и укрыться в городе.

– Постойте! – Харан посмотрел влево на Гелину, потом вправо – на Свима. – Хорошая мысль! Может быть, нам всем, я имею в виду людей, пойти в Примето через хабулин Гоната Гурбуна Гуверния, отца Гелины? Его хабулин, как знает Гелина, имеет автономный выход из города. Мы все через него пройдём.

– Это правда, уважаемая канила? – Свим с надеждой посмотрел на приёмную дочь Гамарнака.

– Да… Но всё не так просто. Я знаю пароль, но сама никогда им не пользовалась. Тем более, проходом. Отец поселился не так давно в Примето… И потом, – она в упор посмотрела на Харана, – ты хочешь, чтобы я сбежала от своих путров? – Видно было, что она возмутилась намерению Харана не на шутку. Её громадные, словно нарисованные, глаза потемнели. – Я с ними прошла через такое… И теперь брошу… Я убегу от них и спрячусь? А они без меня… Ты, Харан, не прав!

Харан не ожидал такого перехода своей подруги от мирной беседы, больше похожей на рассуждения и предположения, чем на фактическое какое-то принятие решений, к истерике.

– Ты меня не так поняла, – стал он оправдываться, вызвав улыбку на лицах не только Свима и Клоуды, но и женщин, сидящих поодаль тесной кучкой и держащих уши открытыми к тому, что это там говорят между собой мужчины. – Я имел в виду лишь одно. Свим же прав, нам всем сразу не пройти в город… Я ничего не имею против твоих путров. В принципе, здесь, в руинах, можно отсидеться до более спокойного времени. А с другой стороны, если тебя здесь не будет, кто твоим путрам может угрожать? Или что? Зато ты была бы в безопасности у отца, имея больше возможностей постепенно переводит своих друзей в его хабулин. К тому же…

Снизу донеслись отчаянные крики убирающих площадку путров.

– Что у вас? – зычно окликнула их Гелина.

– Р”япра едва не утонула, – доложила Ч”юмта. – Провалилась в оставленное вупертоками.

Люди с высоты склона увидели маленькую фигурку выродка, облепленную с ног до головы дерьмом.

– Жариста, ты не знаешь, Р”япра чья?

– Моя она. С нею всегда что-нибудь случается. Вот и здесь угораздило влететь… – Жариста делано засмеялась. – Однажды она у меня…

Её слушали только женщины, сидящие рядом с нею. Клоуде и Гелине было не до рассказов о выродке, каждая из них имела свои личные заботы.

– Я тоже думаю так, как считает Харан. Нам надо идти в Примето всем. – Клоуда решила воспользоваться предложением Харана, чтобы ни под каким предлогом не оставаться без Свима одной на неопределенное время. Она не могла представить своё пребывание в развалинах без него. Вообще, где бы то ни было. Он и она должны быть рядом. Иначе… Она до сих пор ощущала шаткость своего положения при Свиме, а по-настоящему – при многоимённом. Ещё месяцем раньше она и думать не могла стать ауной не по вежливому обращению к замужней женщине, а по праву жены многоимённого. – Путры, Харан прав, могут побыть здесь ещё. Пусть ими командуют Ф”ент с Ч”юмтой или К”ньюша, а мы пойдём… Пойдём, чтобы потом вернуться за ними, когда появится возможность. А что?

– Такое впечатление, что мы говорим не на хромене, а каждый на своём собственном языке, – выслушав её, с досадой проговорил Свим. – А потому не понимаем друг друга. Я говорю одно, вы же с Хараном хотите двинуться в Примето целым гуртом. К тому же неизвестно ещё куда.

– Не обязательно, – возразила Клоуда. – Пойдём мы и Харан с Гелиной. Ну, и малыш, конечно. Впятером – не так уж много. А как вы думаете Гелина?

– Я не хочу путров оставлять здесь. Они не клан и не гурт. И не малака даже. Как ты не понимаешь? Через день-два здесь могут произойти такие размежевания, что я даже не представляю, чем это может кончиться. И потом, мы – это не все люди. Что мы скажем остальным? – понижая голос, чтобы её не слышали женщины, спросила Гелина. – А Грения? Ты хочешь, чтобы я её здесь оставила одну?.. Нет уж. Вы, конечно, как хотите, а я пока побуду с ними или всех сразу поведу в город, но не сейчас.

– Но, дорогая…

– Я, Харан, сказала! Если ты уйдёшь…

– Не спорьте! – Свим выпрямил ногу. – Я пойду с малышом, а вы останетесь здесь. Мы не должны подвергать всех, и себя в том числе, опасности. Пусть в бандеке и вправду улягутся страсти. Постепенно, может быть, и о нас подзабудут. И, кто знает, вдруг сам Гамарнак жив и здоров…

– Я тоже надеюсь, – прошептала Гелина.

– И правильно делаешь, – приободрил её Свим. – Мы же ничего не знаем о том, что сейчас происходит в стране. Мой кавоть молчит уже который день, а других приёмников у нас нет. Даже шары тескомовские не летают, похоже.

Заявление Гелины решила участь Харана.

– Как видишь, Свим, мы тебе в обузу не будем, – сказал он смирно и незаметно подмигнул Клоуде. – Пятеро, хотя и маловато, но чем меньше, тем лучше, тут ты прав.

Клоуда воспряла надеждой от намёка Харана.

– Скажи, дорогой, а Камрату обязательно надо с тобой идти в Сох? – спросила она как бы между прочим, и лукаво посмотрела на противоположную пару.

Гелина поняла её и, тронув губы улыбкой заговорщика, смежила веки в знак поддержки усилий Клоуды, после что-то шепнула на ухо Харану, тот выслушал и кивнул головой, соглашаясь с тем, что ему наговорила канила.

Ничего не заметивший Свим, тяжело вздохнул:

– Проблема в том, что ему туда ходить не следовало бы, но мне всё-таки придётся его взять с собой.

– А нельзя его разве оставить где-нибудь у кого-то?

– Вокруг Соха поселений нет, а одного его оставлять где-то я не хочу, – проговорил Свим и, не подозревая коварства, заложенного в вопрос Клоуды, пустился в объяснения. – Мало ли что может произойти, пока я буду в Сохе. В том числе и со мной. А округа затапливается во время половодья так быстро, что тому, кто не знает куда податься, грозит серьёзная опасность погибнуть. Или набредёт на него кто…

– Да, малыша одного оставлять не следует, – поддержал путь, избранный Клоудой, Харан, явно по наущению Гелины. – Пока он при тебе, тебе спокойнее будет. Только зачем ему идти с тобой в Сох? Ты же сам понимаешь это.

– Понимаю, не понимаю… Думаю вот.

Свим прищурился, посмотрел вниз, где путры безуспешно пока пытались очистить Р”япру, а она хныкала от жалости к себе.

Как мог знать Свим, отвечая на вопросы Клоуды и Харана, что против него объединились вдруг и действуют сообща умы сразу двух женщин, решивших убедить его в том, чего ему не хотелось бы делать.

Харан, посмеиваясь в душе, с удовольствием подыгрывал Клоуде и Гелине. А почему бы и нет, раз уж он сам решил здесь остаться при Гелине, тем более Свим его с собой не тянет, даже отказывается, а Клоуде очень хочется с ним пойти.

Были и другие причины.

Во-первых, заботы Свима – брать или не брать с собой Клоуду, его волновали постольку-поскольку, а во-вторых, хотя Клоуды это не касалось, но он последние день-два стал побаиваться обилия женщин в их компании. В подземелье, где темно, его уже неоднократно притискивали к стенке не узнанные им женщины, оставшиеся без поддержки и тепла мужчин. Хорошая пища, спокойная жизнь и темнота способствовали появлению у женщин других потребностей, удовлетворение которых было проблематичным.

Гелина женским своим чутьем чувствовала точно такую же опасность, но уже как заинтересованное лицо, не желающая делить любовь Харана ни с кем. И хотя по отношению Клоуды у неё подобных мыслей не возникало, тем не менее, было бы лучше, как она считала, чтобы Свим забрал свою женщину с собой.

Хорошо бы, подумала она, сплавить с ним еще парочку особенно кокетливых подруг, но предложить такое Свиму сейчас, когда он Клоуду даже брать не хочет, значит, испортить всю игру.

– Там видно будет, – неопределенно изрёк Свим, впервые, пожалуй, задумываясь над практической перспективой захода в Сох с Камратом.

Туда он его ни под каким видом вести не хотел, вспоминая о настойчивости Центра сделать именно это. Сейчас он Центру не доверял. Точнее, не доверял – сказано было бы не правильно. Своё отношение к Центру Свим ещё в целом не определил, не имея полной информации о его существовании вообще, о состоянии дел в столице бандеки, о возможных структурных изменениях в Центре после его разгрома. Он как раз и хотел, зайдя в Сох, получить хоть какие-то сведения о существующем положении в организации фундаренцев. Не имея информации, он опасался вводить мальчика в Сох. Уж слишком настоятельно предлагалось Центром ввести его в поселение.

Сколько прошло времени со дня получения известия о возможной игре Центра против него, а он никак не мог в это поверить и определиться. Он многих знал из Центра. Во всяком случае, тех, кто с ним был связан непосредственно, и поверить, что они против него что-то затеяли, не мог.

Конечно, появлялся дополнительный фактор – Камрат. Так тем более надо было выяснить, чем он так всех заинтересовал и кому это в Центре надо?

Свим вполне чётко ощущал двойственность раздиравших его чувств, однако всё для себя сформулировал однозначно: идти с Камратом, но в Сох его не водить. Если его и смущала непоследовательность собственного решения, то он пытался этого не замечать.

Ему порой казалось, что, когда он начинает думать о Сохе, в его голове появляется лёгкий туман, рассеивающий все его мысли принять правильную или более мудрую линию поведения.

«Почему бы совсем не заходить в Сох?» – иногда задавался он вопросом к самому себе, словно сторонний собеседник. И тут же начинал путано объяснять, зачем это ему надо или очень надо идти на явку, устроенную им в бывшем материнском доме.

Клоуда расценила задумчивость Свима по-своему и решила, что он уже достаточно подготовлен принять её подсказку по снятию проблемы Камрата.

– Знаешь, милый, – сказала она так, как будто идея только что пришла ей в голову. – Пока ты будешь находиться в Сохе, я могла бы побыть с малышом где-нибудь невдалеке. Тебе спокойнее и малышу будет с кем провести время.

– Прекрасное предложение! – воскликнула Гелина и спрятала лицо за плечо Харана, чтобы не расхохотаться, видя вытянутую от неожиданности физиономию Свима.

Поддержка Гелины его удивила – так думали женщины. Однако у Свима был свой резон:

– Ничего себе, побудешь. Камрата хоть охранять не надо, а тебя нужно. Уходя в Сох, я за малыша буду меньше бояться, чем за тебя. Он может постоять за себя и противостоять любому или незаметно уйти, если будет надо. А что он сможет, если ты останешься с ним?

– Ты прав, Свим, – вмешался в разговор Харан. – Тебе следует взять ещё Сестерция с собой. И Клоуде защита, и малышу компания. Сестерций ночью не спит, а днём всё видит

Свим долго и подозрительно смотрел на Харана, но тот остался под его взглядом невозмутимым.

– Ты это… серьёзно?

– Вполне, – кивнул Харан. – Торна здесь не следует оставлять. Что ему здесь без тебя делать? Он и так себя как в клетке ощущает. Думаю, без тебя он всё равно отсюда куда-нибудь уйдёт. Не уйдёт даже, а сбежит. Неужели ты не понимаешь, что он здесь только ради твоей команды? Ему нравится Камрат, в тебе он нашёл хорошего предводителя. Вот путры, те пусть, конечно, остаются. Даже К”ньец… Тем более К”ньец. У него, присмотрись, что-то, похоже, стало складываться с К”ньяной. Пусть они успеют договориться. А мы постараемся им не мешать. О Ф”енте, этом пройдохе, я не говорю. Да и навряд ли он сейчас согласился бы пойти с тобой. У него всё слишком хорошо, чтобы менять это на передряги дороги. Я бы тоже с тобой пошёл с удовольствием, и ты бы мне не запретил … – Гелина дёрнула его за рукав. – Если бы не Гелина, естественно. – Харан счастливо улыбнулся и прижал локтем руку любимой женщины покрепче. – Я тебя, кажется, убедил?

– Хм, – мрачно отреагировал Свим.

В словах Харана была логика, о существовании которой он не догадывался. Ясно, что Сестерций, оставшийся без дела, уйдёт, а Клоуда без него, а он без неё будут скучать. Мало того, предстоящая разлука таит в себе столько неопределенностей, и каждая из них способна разлучить их надолго, если не навсегда. Намного ли безопаснее оставлять Клоуду в подземелье, чем взять её с собой? Совсем нет. Отсюда рукой подать до дороги с тескомовцами, рядом Заповедник Выродков с непредсказуемыми обитателями… Распределители вдруг откажутся выдавать пищу… Да, мало ли что ещё может случиться?

С ним же Клоуда всегда будет у него на виду и не станет считать себя оскорблённой из-за того, что он покидает её одну на неопределённое время.

– Так, когда пойдёте? – как о совершенно законченном деле, спросил деловито Харан.

Свим поднял голову, хмуро посмотрел на него, на небо, вздохнул. Вновь приходилось принимать решение, когда никто тебе не может или не желает помогать, а сваливают на него эту неблагодарную работу. Так и сейчас ждут его слова.

Вначале он хотел отделаться какой-нибудь отговоркой, а потом подумал – нет смысла тянуть.

– Сегодня и пойдём, – сказал он. – Соберёмся вот… И так засиделись.

– Правильно, милый, – Клоуда благодарно взглянула на Свима, он ответил печальной улыбкой – ему всё-таки не хотелось брать с собой любимую женщину, выходя на рискованное дело.

– Надо об этом сказать… – начал он.

– Камрата позвать? – опередила его Клоуда.

– Грения будет безутешна, – заметила Гелина. – Она нашла в нём нечто такое. Он представляется ей предметом обожания и воина-защитника, который всегда будет с нею рядом. Однако он уходит… Я тут за ними понаблюдала и скажу, что Камрат тоже не прочь потакать всем её капризам.

– Ну да, – отозвался Харан. – Она заговорила его до смерти. Он будет рад удрать от неё куда подальше.

– Не примеряй этого на себя, – проговорила Гелина, – а то я обижусь.

– Я же говорю о Камрате. У нас с тобой всё не так…

– …она тогда говорит ему голосом искренней любви и душевной печали. Если, говорит она, ты, мой наречённый небом и временем, не убьёшь чудовищное чудо и не принесёшь мне его голову, то мы с тобой, говорит она, расстанемся навсегда, потому что так записано в наших анналах. А против них я ничего ни хорошего, ни плохого сделать не могу, пока не получу эту голову. Выслушав её, храбрый из самых храбрейших Белудин признался в своей любви к ней и тут же пошёл убивать страшного-престрашного Шуреку, а…

Камрат помотал одуревшей от постоянных повторов головой.

– Он что… Шуреку полюбил? – остановил он поток слов Грении, который день рассказывающей ему сегодня уже, наверное, десятое по счету приключение храброго храбреца и влюбленного Белудина из рода тысячеимённых Бланка, единственно достойных к упоминанию в различных сказаниях, быличках и сказках.

Рассказы Грении изобиловали именами, запутывающими и без того невнятное по сюжету повествование, бесконечными повторами и клятвами в любви то со стороны славной и небесно-прекрасной Гераны, слава о красоте которой достигла Луны, и храброго-прехраброго Белудина, словно встречались они каждый раз впервые и в первый раз влюблялись друг в друга, после чего он, этот храбрец их храбрецов Белудин, должен был убить очередное чудище страшное с именами самыми подлыми – Шурека, Ютилла или даже Яяванга. Они каким-то непонятным образом то ли мешали этой вечно повторяющейся любви, то ли являлись гарантом будущей совместной жизни двух прекрасных и славных юных сердец…

Этого понять не было никакой возможности.

– Разве он может полюбить Шуреку? – лицо девочки от удивления вспыхнуло румянцем, словно он сказал какую-то гнусность, глаза её сильно открылись, являя два глубоких синевой окна в неведомый для Камрата мир, в котором он тонул. Она же с ужасом смотрела на слушателя. – Он же любит прекрасную и славную Герану, дочь известного правителя бандеки, а Шуреку этого страшного он, наоборот, должен убить. Ты понимаешь, наоборот?

– Д-да, – неуверенно промямлил Камрат, совершенно не понимая как можно убить наоборот.

– Потом он сел на коня…

– Сел?.. На кого?

– И полетел во чистом поле, только едва касаясь ногами верхушек деревьев.

Камрат полностью потерял нить рассказа.

Приоткрыв рот, он ошеломлённо смотрел на Грению, уверенно и старательно перечислявшую те многочисленные немыслимые препятствия, которые с лёгкостью преодолевал храбрый Белудин Балерак Бланка, почему-то касаясь ногами верхушек деревьев, и всё это лишь для того, чтобы, в конце концов, добраться до страшного Шуреки, а затем его убить.

И не просто убить, хотя, как перед этим уверяла Грения, его убить нельзя, а ему, Белудину, оказывается, можно. Так вот, не просто убить, а отсечь голову и принести её для непонятных целей славной и прекрасной Геране, которой, возможно, даже не мнилось, что эта голова будет весить раз в двадцать больше, чем сам славный и храбрый Белудин…

Дети сидели на земле чуть ниже взрослых по косогору. Вторая девочка – Думара, – тихая, с белыми кудряшками и остреньким носиком, искренне сопереживала деяниям героев Грении всей душой. Она волновалась при каждом упоминании храброго-прехраброго, особенно при затруднениях, встающих перед ним через шаг, или когда он сам, что тоже было часто, в них попадал из-за собственной глупости, так казалось Камрату; горько плакала, если он вдруг почему-то умирал, и до слёз же радовалась его неожиданному чудесному воскрешению из мертвых. Думара всплескивала тонкими ручками, шмыгала острым носиком и, страшась страшного, без конца цеплялась сильными пальцами за плечо Камрата…

Камрат впервые попал в общество девочек, до того у него случались только мимолётные встречи с ними, но никогда ему не приходилось вступать с ними ни в какие разговоры, не говоря уже о более тесном знакомстве с кем-нибудь из них.

Правители и граждане Керпоса, как все люди на Земле, тщательно следили за соответствием новорожденных роду хомо сапиенс. Независимый Круг Человечности, в который входили специально подготовленные и безжалостные, по необходимости и по определению, граждане города, решал множество непростых задач. Но первым пунктом у него стояло самое важное, самое необходимое – это установить: жить новорожденному ребёнку или его следует уничтожить, как не человека, как существо, не имеющее на морфологическом, психическом или в целом на видовом уровне ничего человеческого. К ним относились генетические уроды, калеки от рождения, выродки выродков… Но и позже, но мере подрастания молодого поколения, Круг продолжал наблюдать за их развитием.

В Керпосе искони относились к детям с тщательной строгостью. Каждый ребёнок до пяти лет подвергался многократному тестированию на человечность. Особому контролю подвергались девочки – будущие матери новых поколений людей.

В городе дети лет до двадцати не имели прав гражданства и чаще всего проводили эти годы жизни в домах своих родителей. Появление детей на улице хотя и не запрещалось, но и не поощрялось, а девочкам практически такие прогулки были под запретом.

Конечно, все подобные строгости были не без исключения,

Сколько Камрат себя помнил, он всегда проводил своё время, незанятое хапрой и общением с бабкой Калеей, именно на улице, где неизменно встречал отпрысков Шекоты, своих противников, на которых, похоже, общее правило тоже не распространялось. Как Калея и тот же Шекота добились у кугурума и Круга таких вольностей для мальчиков, не достигших ещё возраста хотя бы относительной самостоятельности, можно было только догадываться. Вернее всего, все они – взрослые и дети – не были и не могли быть гражданами Керпоса, а проживали в нём лишь потому, что были людьми.

Бывало, обходя закоулки города, Камрат встречал ещё нескольких подобных ребят различного возраста, однако девочек – никогда.

Теперь вдруг, находясь в обществе двух девчонок, он попал в совершенно незнакомый мир странных и порой непонятных ему отношений и ощущений.

Грения и Думара всё время что-то рассказывали, взрывались смехом по всякому поводу и без оного, жеманничали, обижались, надувая губки и отворачиваясь друг от друга, а парой минтов позже как ни в чём ни бывало вновь смеялись и продолжали совместные игры.

Во все их перебранки, споры и примирения без особых ухищрений и каких-либо предварительных условий или хотя бы согласий был включён Камрат, но не как нечто одушевлённое, а как предмет или аргумент совместного пользования, служащий девочкам связующим – при одной ситуации, и разграничивающим – в другой, звеном между ними.

Он для них был единственным неизменным и внимательным слушателем (ему беспрерывно что-то наговаривали, а он молчал, пытался слушать и понять). Его с кем-то сравнивали («а стоял имярек на таком расстоянии, как сейчас стоит от них Камрат»). На него ссылались, как на надёжного и последнего свидетеля («Камрат слышал, как ты это говорила и не даст мне соврать»). Они грезили («я полюблю только такого, кто будет даже красивее, чем Камрат»)…

Они его утомляли, они ему надоедали. От их постоянного и бесконечного потока слов он стал совсем будто бы бестолковым, но при всём этом ему было весело, интересно, непривычно и почему-то спокойно…

Вот и сейчас, вырвавшись из подземелья, девочки совершенно ничего не изменили в своих пристрастиях. Грения с увлечением говорила, Думара активно внимала ей, вцепившись руками в его плечо, а он как в заколдованном сне видел их, замечал движения губ и рук, ничего практически не слышал, а слышал, так не понимал, ни о чём не думал и блаженно улыбался с приоткрытым ртом.

А вокруг всё так спокойно, мирно, никто не нападает с намерением убить, никого не надо убивать, никуда не надо бежать или идти, не надо ни от кого прятаться. Будь здесь где-нибудь рядом бабка Калея, Камрат мог бы считать свою жизнь счастливой.

Порой у него тоже появлялся необычный для него зуд что-нибудь рассказать девчонкам такое, чтобы их поразить необычным событием или развлечь, однако ничего из этого не получалось.

И не по его вине.

Если он даже и начинал свой рассказ, запинаясь и морща лоб, то девчонки тут же теряли какой-либо интерес или слушали его невнимательно, потому что не понимали, как он не понимал их, предмета того, о чём он заговаривал. По-видимому, это случалось оттого, что о себе он что-то им преподнести стеснялся, даже боялся, и потому начинал пересказывать услышанное от бабки Калеи, подражая даже её интонациям. А бабка могла ему поведать только не придуманные истории из жизни, но в жизни всё происходит не так красиво, быстро и счастливо, как в сказках.

К сожалению, в жизни погибает как раз храбрый, а трус или мирный горожанин может выжить, если откажется сражаться с тем же чудовищем в лице бандита-человека или в личинах выродков, похлеще вупертоков. К тому же, складности в его пересказах не было никакой, имён он не знал, так как бабка героев своих быличек не называла, а лишь иногда упоминала, что был он тем-то и тем, верным товарищем и отчаянным до справедливости дурбом, готовым постоять за друзей своих, кто бы то ни был – человек или выродок.

Эти герои ходили как все, а не садились на коней, которые, якобы, умели или умеют – летать, им не помогали умеющие говорить волки, потому что волков разумных на Земле не было, только дикие. Дикие же разговаривать не умеют, не приспособлены, не могут по причине отсутствия речевого аппарата.

Одним словом, ему оставалось быть бессменным статистом в бесконечной детской игре девочек. Но кто бы знал, как ему это нравилось! Он от души смеялся вместе с ними, хотя, казалось бы, смеяться не было повода, он научился за короткое время надувать губы, как это мастерски умели делать Грения и Думара, и даже порой взвизгивать тонким голосом.

Для Камрата остановилось время, он плыл в нём и не замечал течения, несущего его неведомо куда и зачем, и только те, кто оставался на берегу этой своеобразной реки, видели – он плывёт.

Стоявшими на берегу были взрослые. Они пока что решали за него, они предопределяли его дороги, они выбирали за него его судьбу…

– Камрат! – услышал мальчик из далёкого далека зов Свима.

Он поднял голову и непонимающе посмотрел в лицо своего старшего друга и спутника.

– Д-да… Свим…

Свим с усмешкой окинул озорным взглядом мгновенно притихших девчонок и подмигнул Камрату, вогнав его в краску.

На лица девочек набежала туча. Вторгшийся в их мир, Свим улыбкой не обманул детских сердец, почувствовавших в его голосе и взгляде то, о чём ещё не догадывался Камрат. Они с испугом и обидой посмотрели вначале на Свима, потом на мальчика. Глаза их тут же повлажнели от близких слёз.

Улыбка у дурба резко исчезла, глаза его посуровели. Вздохнув, он четко произнёс:

– Малыш, мы собираемся с тобой идти в Примето или нет?

Глава 7

Возмущению К”ньеца не было границ. Он фыркал и издавал звуки, способные устрашить любого. Его распирала обида на людей. Почему они решили не брать его с собой? Кто и что смог нашептать Свиму, чтобы тот поступил с ним таким образом? Столько лет вместе, столько пройдено и пережито, а теперь он никому, оказывается, не нужен!..

На площадке, перед замысловатым входом в подземелье, готовились проводы урезанной команды Свима до четырёх членов, а хопс, крутя хвостом, ушёл вниз, в темноту, и там, в одиночестве переживал навалившееся на него несчастье. «Разве можно так поступать с друзьями?» – думал он в отчаянии. Свим даже не пожелал объяснить ему, в чём он провинился или не угодил ему или кому-то…

С К”ньецем у Свима поистине получилось как никогда плохо. Он не хотел, конечно, чем-либо обидеть его. Так получилось, что в спешке сборов к предстоящему путешествию он как-то легкомысленно, мимоходом, словно о несущественной безделице, объявил удивленному хопсу:

– К”ньюша, мы с малышом уходим в Примето. А ты оставайся здесь, поживи…

И всё. Даже фразу не закончил. Ни объяснений, ни дружеского какого-то подхода. Сказано – как отрезано.

Уходит, его не берёт и даже не намекает на будущую встречу, хотя бы когда-нибудь. Оттолкнул, по сути дела, и не заметил. Вот что больше всего обидело К”ньеца.

– Но почему, Свим? – попытался выяснить хопс причину неожиданной опалы. – Что-то случилось?

– Сам знаешь, – рассеянно ответил Свим, но К”ньец не знал. – Так для тебя будет лучше.

– Что лучше?

– Сам знаешь, – повторился Свим. – Я же всё вижу… Эй, Камрат, оторвись от девочек, нам нужно быть готовыми через полпраузы… Сестерций, как с продуктами?.. Клоуда…

К”ньец в растерянности постоял еще пару блесков на виду у Свима, но тот не обращал на него внимания, занятый всем, только не им, не его проблемами, вдруг неожиданно откуда-то взявшимися.

Теперь он сидел в подземелье обиженный и забытый всеми. Кто бы мог предположить, что всё так с ним случится. До сегодняшнего дня Свим ни словом, ни намёком не напоминал об уходе из руин. И К”ньец в блаженном неведении лелеял свои чаяния. Чем дольше, думалось ему, они здесь проведут времени, тем выше его шансы завоевать расположение К”ньяны. Молчание Свима позволяло не торопить события в отношениях с нею, тем более, как будто появились какие-то, слабые ещё, правда, подвижки в её поведении.

К”ньец жил надеждой, но сегодня, когда стало известно об уходе Свима, а К”ньяна могла подозревать, что К”ньец тоже может уйти, однако не подошла к нему, не сказала ни одного слова, не опечалилась. Он понял – надежд никаких. Он для неё, если не пустое место, то, во всяком случае, нет у неё к нему никаких чувств, она не хочет его замечать.

Открыв себе глаза на невозможность успеха вступить в какие-либо взаимоотношения с соплеменницей, К”ньец должен был уйти со Свимом, а Свим решил по иному – не брать его с собой.

Что остается делать? Уйти куда-нибудь ото всех, но куда? Разве где-то там, без Свима, ему будет лучше? Навряд ли…

Наверху тем временем начались прощания. Вот когда Свим по-настоящему вспомнил о К”ньеце. Вначале он пытался его высмотреть в толпе выродков, но его среди них не оказалось. Тогда он стал о нём спрашивать и не получать вразумительного ответа. В конце концов, перекрывая шум, прокричал:

– Где К”ньюша? К”ньюша! Ты где? Кто его видел?

Провожающие – более полусотни разумных – стали оглядываться, но хопса в своей среде не обнаружили. Тогда Свим поискал глазами К”ньяну и решительно шагнул к ней.

– Уважаемая, вы знаете, где сейчас К”ньец? – напрямую спросил он хопперсукса.

Она чуть выгнула спину, словно на неё кто-то решился напасть, и ей пришлось приготовиться отразить атаку, зрачки её расширились, она облизнула красным язычком чёрные губы и в упор посмотрела на Свима.

– Я за ним не хожу, – наконец ответила она грубо и отвернулась.

Клоуда дёрнула Свима за рукав, видя, что он хочет ещё что-то сказать К”ньяне или вытянуть у неё какие-то сведения.

– Свим, – шепнула она, – не будь таким бестактным.

– Да я ничего… К”ньюша! – что есть силы, позвал Свим, всё ещё надеясь дозваться до хопса.

– Я его тоже давненько не видел, – подошедший Харан с нарастающим беспокойством осматривал выродков. – Кто-нибудь его сегодня видел? – спросил он у них.

– Спрашивал я их, – за выродков с досадой ответил Свим. – Да я его сам недавно видел. Он был здесь, рядом со мной. Потом… Я собирал как раз мешок. И он стоял вот так, как ты сейчас. Говорю, совсем рядом. А потом… Нет его нигде.

– Он что-нибудь тебе говорил?

– Говорил? Да, конечно. Мы с ним поговорили. Он всё спрашивал, почему я его не беру с собой.

– Ну и как ты ему это объяснил?

– Я ему сказал… Не помню точно, что сказал, – наморщил лоб Свим. – Наверное, намекнул ему, почему его не беру… Фу ты!.. Заговариваюсь уже. Ты же сам всё видишь, – Свим незаметно кивнул в сторону К”ньяны. – Вот о том и намекнул. Сколько он может скитаться без подруги? В Примето мог бы прийти попозже. Он знает, где я там… Ладно, не буду ничего говорить.

– Не нравится мне его внезапное исчезновение, – Харан качнул головой. – Тебе надо было бы с ним серьёзно поговорить, объяснить всё без утайки.

Свим всматривался в толпу, не покажется ли К”ньец, быть может, задержавшийся где-то по совершенно другим причинам, чем из-за отказа взять его в дорогу. Поэтому он досадливо отмахнулся от слов Харана.

– Я ему намекнул и так понятно, а он…

Раздражение отсутствием К”ньеца стало перерастать у Свима в обеспокоенность. Масла в огонь подлил Харан:

– Не ушёл ли он отсюда куда-нибудь, раз ты его не захотел брать. Ты намекать-то намекал, а К”ньяна, как ты слышал, за ним не ходит. Вот и…

– Не может этого быть! Мы с ним…

– Вот именно, что вы с ним, а теперь ты решился идти без него.

Клоуда почти повисла у Свима на руке.

– Что вы придумываете? Успокойся сам, успокой остальных. Видишь, у всех настроение испортилось,

Свим посмотрел на неё, озабоченно пробормотал:

– Да, да, дорогая…

Однако предположение Харана не выходило из его головы и тревожило его не на шутку. Что если в словах врача есть доля правды? И К”ньюша, разобиженный им, ушёл?

Сестерций со стороны, отойдя подальше ото всех, насколько позволяли размеры площадки, сумрачно наблюдал картину проводов. Его мало волновали слова прощания: исходили они от людей или от выродков.

Но и у него не всё было так, как ему хотелось бы представить. Сейчас он был бы не прочь, уходя из руин, возможно, навсегда и навсегда прощаясь с остающимися здесь разумными, поговорить с Жаристой. Эта человеческая женщина обладала внешним сходством с торнеттой из его клана и с первых минтов появления привлекла его внимание: высокая, сильная, с красиво посаженной головой. Глаза её всегда были широко раскрыты, она обладала хрипловатым голосом и не стеснилась в выражениях.

Жариста, подталкиваемая интересом к представителю регламентированных торнов, несколько раз заговаривала с Сестерцием. Биоробот, со своей стороны, в охотку беседовал с нею, но по иной причине. Глядя на неё, он вспоминал о похождениях великого Огария и о происхождении своего рода, в котором как будто текла кровь и чисто биологических существ, в том числе человеческая. Что в той легенде было правдой, а что вымыслом, Сестерция никогда не занимало, тем более что Акарак и Обезьян были братьями, а значит, не слишком различались организмами и психикой. И ведя длинные разговоры с Жаристой, он начинал верить родовым преданиям. Почему бы, думалось ему с каждым разом всё увереннее, не испытать на практике возможность повторения связи между человеком и торном на предмет продолжения рода?

Однако Жариста не проявила никакого внимания к торну при прощании, оттого Сестерций и стоял на отшибе, гордо вздевал вверх голову, увенчанную живописным тюрбаном, и изображал полную независимость к происходящему вокруг него.

– Люди, – порой негромко говорил он, но его никто не слышал.

Зато у Камрата состоялось самое печальное, наверное, (а будь дети взрослее, можно было бы сказать – самое душераздирающее) прощание. Грения плакала навзрыд и норовила поцеловать его. Ей вторила Думара и тоже пыталась обласкать мальчика прощальным поцелуем. Смущенный и рассерженный на них, он отворачивался, но безуспешно.

– Ты вернёшься к нам? – постоянно спрашивали они его и тут же утверждали: – Ты должен к нам вернуться!

Камрат старался выглядеть неприступным и даже суровым, но делал он это только потому, что ему было неловко и стыдно видеть, как кто-то из-за него плачет, и все на это обращают внимание.

Гелина с печальной улыбкой вытирала обильные слёзы названной сестрёнке и успокаивала её, а Грения, в свою очередь, то же самое проделывала с Думарой.

Харан также не остался в стороне, стоял, смотрел на них и посмеивался.

– Ай-яй-яй, малыш! Разве можно так кружить головы девушкам? – приговаривал он и нарочито качал головой. – И сразу двум? Они же без тебя останутся тут безутешными. Здесь и так скопилось слишком много подобных, а ты увеличил их число.

– Не трогай ты их! – заступалась за девочек Гелина. – А вы не ревите! Не навсегда, надеюсь, провожаете.

– Да-а, – всхлипывая, жаловалась Грения, – он уходит без нас. Что мы теперь без него здесь делать бу-удем?

– И то, правда! – поддержал сетования Грении Харан с серьезным видом, хотя глаза его смеялись. – Кто же теперь будет вас с Думарой так внимательно слушать! Заранее предупреждаю, меня избавьте от этого. А Камрату, думаю, тоже ваших рассказов будет не хватать. Правильно я говорю, малыш?

Камрат и сам не знал, правильно или нет, говорит Харан. Уходя, он ощущал непонятную грусть, словно потерял что-то нужное и оно может теперь не найтись.

За всех ответствовала Гелина:

– Отстань от них!

– Молчу, молчу! – Харан шутливо поднял руки, показывая возможность отказа от последующих реплик.

Бурную деятельность развернул Ф”ент. Отказ Свима продолжить со стехаром дальнейший путь не обескуражил его, напротив, он ощутил прилив активности, так как показать свою причастность к происходящему ему казалось святым делом. Все должны видеть, как он относится к самой идее ухода, в принятии которой он, якобы, имел самое непосредственное отношение. Кроме того, следовало показать свою значимость для команды Свима даже после того, как она покинет руины.

Стехар метался от одного уходящего к другому, напутствовал, советовал и заверял, что он здесь, вместе с остающимися, будет блюсти порядок. Пусть они на него положатся и не беспокоятся. А уж если вдруг надо будет, то пусть только свистнут, дадут знак, пришлют весточку, позовут – и он тут же будет рядом с ними, где бы они ни находились. Он такой!

Но в последнее верилось с трудом.

Каким бы независимым ни изображал себя Ф”ент, а у каждого его плеча, куда бы он ни двинулся, всегда стояли начеку С”еста и Ч”юмта и рыскали во все стороны настороженными глазами.

Сейчас они снисходительно посматривали на него, слушая заверения по чьему-то зову куда-то от них уйти, и, строже, за окружающими с тем, чтобы кто-нибудь из выродков, даже далёких от собак, не посмели бы не то что остановиться и поговорить с Ф”ентом, но даже коснуться его ценной особы.

Стехар в разговоре со Свимом предположил, что К”ньец руины не покидал, а ушёл в подземелье с глаз долой.

– Ты видел? – ухватился за него дурб.

– Не видел, но думаю, что он там. Куда ему ещё деваться… Нет, нет, если бы уходил совсем, многие заметили бы его уход. Сидит, поди, там, в темноте, и обижается на тебя. Ты его не берёшь с собой, а кошки, сам знаешь, обидчивые, не то, что мы. Нам надо только намекнуть, и мы всё сразу понимаем. А кошки…

– Неужели он не понимает, что мы его оставляем ему же во благо? – проговорил Свим, но уже не так уверенно, как до ответа К”ньяны и разговора с Хараном. – Не хотелось бы мешать ему.

Ф”ент вывалил свой красный язык, подёргал им в воздухе и спрятал опять за зубы.

– Свим, ты что? – удивлённо проговорил он. – Какое там – во благо? Она же… – Ф”ент воровато оглянулся на К”ньяну, безучастно устремившую свой взгляд в никуда, и выдавил скулящий звук. – В общем, никакого там во благо нет, – закончил он неудавшуюся обличительную речь.

Дурб дёрнул себя за бороду.

– Никак не думал, что у него всё так плохо… Но… Что же мне теперь, ходить в темноте и искать его? – Свим разнервничался. – Мы так и до вечера не уйдём. Все, всё!.. Мутные звезды! Мог бы и проводить! Скажи ему потом, что так друзья не поступают. А нам пора. Камрат! Мы собираемся идти?

– Так мы тебя только и ждём, – подал голос торн, окончательно разочарованный невниманием Жаристы.

Свим хотел возмутиться и сказать Сестерцию неласковое словцо, но, посмотрев на Гелину с Хараном, пробормотал:

– Во, видели? Я же и виноват.

– Ха, Свим. Ты просто уже засиделся и мучаешься от безделья, – подбодрил его Харан и, повернув голову к Гелине, поясная: – Он исходил всю бандеку, а его меч, поверь мне, дорогая, один из лучших в Сампатании.

– Не слушайте его. Он мне льстит, Гелина.

– О, Свим. Если Харан так считает, так оно и есть на самом деле. Нам вас будет здесь не хватать, уважаемый Свим.

– Спасибо, шейна.

– Ах, Свим! Какая я сейчас шейна? – Гелина досадливо повела плечом, слова её прозвучали искренне. – Вот когда мы все встретимся в хабулине моего отца, тогда… Я придумала, что будет тогда. О, как я здорово придумала!.. Я посвящу вас в Знак Гаманраков. Как канила я имею на это право. Хорошо я придумала?

Свим от неожиданного решения Гелины подергал себя не только за бороду, но и пощипал усы. Знак нэма, полученный из рук какого-нибудь гита, считался высокой честью, а если он исходил от имени правителя бандеки, то повышал статус посвященного не только до Друга и Соратника семьи самого посвяти теля, но и Хорошего Знакомого для остальных гитов, где бы они ни проживали. Потому-то такие Знаки присваивались редко и неохотно, да и то людям, нэм которых был и так достаточно высок.

То ли Харан что подметил и нашептал Гелине, то ли она сама пришла к выводу об истинном имени дурба, но обещание канилы Гунака Гделина Гамарнака, кому бы оно ни предназначалось – малоимённому Свиму Сувелину Симору или тому, кто под этим нэмом скрывался, прозвучало во всеуслышание.

– Это большая честь для меня, уважаемая Гелина, – от души и почти торжественно отозвался Свим. – Тем более что я ещё не был никем отмечен таким званием.

Здесь Свим не кривил душой, так как никаких посвященных Знаков не имел, поскольку с гитами накоротке был незнаком до встречи с Гелиной.

– О, Свим! Вы с честью понесёте этот Первый Знак, прославляющий Гамарнаков. Я рада за вас и за себя… И за вас, Клоуда.

– Спасибо, шейна, – пролепетала Клоуда и потупилась.

Могла ли она мечтать ещё месяц назад, что станет ауной, будет общаться с самой Гелиной и присутствовать при намерении посвящения в Знак гитов… Она покраснела и крепче вцепилась в руку Свима,

– Пусть свершится это, шейна! – Свим склонил голову. – Но мы уходим. Прощайте, шейна! Да, Харан, если К”ньюша захочет меня нагнать, отпусти его. И пусть это будет между нами… Так мы пойдём?

– До встречи, Свим!

– До встречи!

Свим и его спутники направились вверх по откосу, чтобы покинуть руины через лаз, облюбованный енотовидными выродками для нападения в недавней схватке. Выходить по полуразрушенному пандусу с площадки прямо они не рискнули по причине практической непроходимости его от свежих куч испражнений вупертоков. Оставшимся в руинах ещё предстояли неприятные работы по очистке территории, если они не захотят задохнуться.

Последним поднимался Камрат, едва вырвавшийся из цепких рук девчонок.

– Ты будешь моим другом навсегда! – заверила его Грения. – Храбрым и славным, как Белудин. А я буду твоей Гераной навсегда!.. Ты верь мне!

– Грения, успокойся, – остановила Гелина девочку, картинно вытянувшей руки вслед будущему другу навсегда.

Они отошли от руин почти на полусвидж и только тогда оглянулись. Оглядываться раньше после проводов – дороги не будет, так говаривали те, кто много ходил.

На полу рухнувших стенах можно было видеть разноцветные одежды провожающих, им не надоело ждать, когда ушедшие оглянуться, и они смогут им ещё помахать рукой и увидеть ответный прощальный взмах кого-либо из команды Свима.

Люди и торн постояли, помахали, переглянулись.

– Там у них… хорошо… Но в пути, – Свим засмеялся, – свободнее, веселее и лучше!

– Да, хорошо, что мы, наконец, оттуда ушли, – поддержала его Клоуда.

Свим ласково посмотрел на неё. Он думал, что Клоуда радуется лишь тому, что он взял её с собой. И в этом предположении был недалёк от истины. Однако было нечто и другое, от чего Клоуда могла считать себя счастливой, покидая руины, хотя сама себе о причине подобного чувства не сознавалась. Впрочем, всё было куда проще и в то же самое время глубже, чем она думала.

А мысли её совпадали с опасениями Гелины.

Получилось так, что с Гелиной пришли женщины, каждая из которых, по крайней мере, была не менее чем стоимённой. Они имели за плечами домашнее образование для служения в окружении правителя бандеки. Это и кодекс поведения, и манера держаться, и наука подать себя в выгодном свете. По сравнению с ними Клоуда чувствовала себя серым существом. Да, она выгодно отличалась от большинства из них лучшей фигурой и глазами, в которые любят смотреться мужчины, она выглядела моложе и свежее. В её движениях ощущалась плавность не от изнеженности в праздности покоящегося тела, а врожденная грация. Всё было так, но для них она была лишь трёхимённая, незначительная инега, способная не на многое. Только один Свим, его отношение к ней, поднимало её в глазах пришлых, в том числе и путров. Посмотри Свим на кого-нибудь из них, дав повод усомниться в его лояльности к ней, и она – никто и ничто на их фоне.

Оставив за собой женщин, выше её именами и положением в обществе, но временно переживающих неурядицы, Клоуда почувствовала себя свободной и принадлежащей только одному Свиму, но и он сейчас принадлежал только ей одной.

Никто не видел, а кто, может быть, и видел, да не обратил внимания, как праузами двумя позже руины покинул К”ньец и, прячась в редких кустах и высокой прошлогодней траве, сделал большую дугу с тем, чтобы к концу дня выйти на след своих друзей, так предательски бросивших его во временном пристанище.

Его следы ещё не остыли, когда по ним из руин двинулось ещё одно существо…

Глава 8

Раннее утро застало команду Свима в пути.

Дул ровный южный ветер, несущий тепло и запах гари. Запах не раздражал, а напротив, словно добавлял в каждый вдох бодрости. Набравшая силу весна ощущалась во всём. Стебли старой травы ломались или путались под ногами, стряхивали обильную пыль, но ни то и ни другое не могло скрыть стрелки новой зелени, стремительно пробивающейся к солнцу, едва осветившему в этот час мутный горизонт нового дня.

Ночёвку путники провели без костра. Торн к огню был равнодушен, а люди поленились – вчера шли так долго, пока не наступила тьма, в которой искать сушняк показалось делом бесперспективным.

– Так переночуем, – вяло заявил Свим, набрасывая на голову капюшон. – Не замёрзнем. А замёрзнем, раньше проснёмся… И выйдем в дорогу пораньше.

К утру все почувствовали зябкость, так что сейчас двигались ускоренным шагом, чтобы согреться. Долгий вынужденный отдых в руинах прибавил сил, ноги как будто сами несли спутников, давая при этом возможность поговорить на ходу. Чем безраздельно воспользовалась Клоуда

В противоположность своей подруге Свим всё утро шагал с насупленным видом – думал. Ночью ему внезапно пришла идея, как незаметно пройти в Примето. После того, конечно, как он побывает в Сохе и всё для себя выяснит.

Пока что со своей идеей он ни с кем не делился, а мысленно прокатывал возможные варианты лучшего осуществления задуманного.

За Свимом, возглавляющим команду, часто переставляя ноги, чтобы успеть за ведущим, бок о бок ступали Камрат и Клоуда, которая выливала на мальчика нескончаемый поток слов; от них у Камрата вспухала голова, и он стал думать, что взрослые могут наговорить значительно больше, чем оставленные в руинах девочки.

За ними, отстав на десяток берметов, топал торн.

Команда шла не таясь. После случая с вупертоками надеялись, что тескомовцы, видевшие их нашествие, оставили мысль продолжать охоту на Камрата и его окружающих – для Тескома они перестали существовать.

Так хотелось думать. Так, по всему, было на самом деле. Ни шары тескомовцев, ни сами они вблизи руин больше не появлялись.

Но, как там было на самом деле, они не знали и, по правде, знать не хотели.

Пересекаемая ими местность мало изменилась по сравнению с той, которая обступала руины. Может быть, слегка стала понижаться к далекой ещё долине Ренцы, да слева тёмными сгущениями в мглистой дали наметились высокие холмы, длинной цепочкой протянувшиеся от Примето почти до самого Заповедника Выродков.

Шли быстро, договорились, что так они будут идти весь день с тем, чтобы к вечеру подойти вплотную к дороге Фост-Примето, а ближе к ночи перейти её, только потом остановиться на отдых.

Дорогу можно было не переходить и прямо идти в Сох. Свим решился на это после долгих раздумий лишь ради безопасности. Наступила весна, и можно было ожидать разлива рек. Он не знали, когда это может случиться. Обычно его заранее оповещали с точностью до дня о половодье, сейчас же никакой предварительной информации он не имел. Поэтому и опасался, как бы между Ренцей и Бурмасой неожиданно не разлилось море. От него не дождёшься какой-либо промашки, как от тескомовцев, – оно поглотит в своих водах любого: человека, путра, дикого.

Пока как будто не было каких-либо примет к наводнению, но всё равно следовало поостеречься. Дорога Фост-Примето и территория западнее обычно не заливались, хотя бывало по-всякому.

Как ни обыгрывал Свим оптимальный вариант возвращения домой, заход в Сох намного усложнял задачу проникновения в Примето. Мало, что придётся ещё форсировать реку Ренцу где-нибудь вдали от дорог, на берегу которой раскинулся город, занимая это место с незапамятных времен, так для захода в Сох и последующего выхода из него требуется неоднократно пересекать дороги, соединяющие Примето с Габуном, Фостом, а то и с Керпосом.

Ничего хорошего, кроме возможности получить крайне нужную информацию от своего связника или от оставленных им сообщений, Свим в Сохе не ожидал. Зато там он мог проверить насколько противники в лице Тескома или предателей Центра проникли в тайну его имени и, значит, в его местопребывания по возвращении в родной хабулин.

Прошлой ночью он посоветовал каждому своему спутнику принять решение, как им действовать, если он вдруг не вернётся из посёлка в течение условленного времени. С Клоудой у него уже всё было давно оговорено. Она успела по этому поводу всплакнуть и пережить надежду. Зато с торном и особенно с Камратом всё оказалось не простым делом. Торн высказался за сопровождение женщины и мальчика непосредственно в Примето, что Свим встретил с благодарностью. Камрат же, наконец, сказал, к кому он идёт, вызвав у Свима, с одной стороны, – удивление, а с другой, – смутное опасение.

О жителях Примето Свим, в силу ряда причин, имел весьма неопределённые представления, тем не менее, о доме малоимённого Кате Кинке Кторы кое-что знал, хотя с хозяином, естественно, знакомством не обзавёлся: не было ни времени, ни потребности, а вернее всего – не снизошёл до такой незначительности по нэму.

Дом у Кате приметный, громадный, возможно, с дуваром, всегда полный людьми. Странно, но в Примето, как он помнил, а помнил Свим немногое, так как такими вещами не интересовался, о доме Кате говорили мало и каких-либо предположений о деятельности хозяина не высказывалось. Свим не припоминал ни одного многоимённого, кто общался бы с Кате или имел к нему какое-то отношение. Отец Свима тоже никогда не обмолвился о Кате.

Чем больше Свим размышлял, тем больше ему казалось, что визинги обошли и дом, и хозяина кругом и прикрыли его от любопытных глаз. Все жители Примето как будто что-то видели, проходили мимо дома, даже разговаривали с самим Кате (Свим однажды даже с ним стоял рядом на собрании граждан города в окружении каких-то людей, имеющих причастность к Кате), но что собой представляет этот дом, как в нём живут и кто – не поддавалось когда-то осмыслению и выбрасывалось без сожаления из головы, как только постройка с её обитателями исчезали из поля зрения.

Свиму с давних пор нравилось раздумывать на тему деяний визингов, но относился к ним со здоровым скепсисом, переходящим в неверие самого их существования. Сам он в жизни ни одного визинга не видел, во всяком случае, кого-то кто, либо сам назвался оным или кто на него указал бы пальцем, зато наслышан о них был предостаточно. Правда, последнее время, вспоминая Индриса из Керпоса, давшего ему предсказание, которое, похоже, сбывается, Свим мог думать об этом пережившем время старике как о визинге,

Ибо, что есть визинг? Прорицатель – это официально, и колдун – в просторечии.

Визингом, говорят, может стать любой разумный, выполнивший ряд условных действий, на взгляд Свима, один нелепее другого. Разве можно серьёзно обсуждать такое действо, как поймать в новолуние и съесть полу разумную ягу? Съесть живьём, встав лицом к востоку, при этом, якобы, еду надо сопровождать чётким произношением каких-то слов на древнем языке, известных только Избранным… Избранные, в свою очередь, не совсем простые разумные, а нечто, стоящее за пределами не только понимания, но и разумного тоже.

Мыслями о визингах Свим никогда ни с кем не делился, считая их своей сокровенной глупостью и слабостью, но дающий отдых голове от необходимости обсуждать что-либо насущное или принимать решения. Идёшь себе, представляешь, что бы можно было сделать сейчас, будь он визингом, и сам дивишься своим фантазиям!

Всё это так, но опасение у Свима вызывала та целенаправленность, с какой Камрат стремился к неведомому ему месту в Примето, не имея никакого понятия, где расположен дом Кате Кинке Кторы, кто он сам таков, что там ему предстоит делать. Вот порой и напрашивался вывод: не в доре ли находится малыш? В той мягкой её форме, когда воля созидающего дору не давит, не пытается жёстко управлять, а лишь подсказывает, намекает. Подвергаемый доре может даже не замечать своих несколько странных движений и намерений. Или вот такой целевой установки: прийти в дом к создателю доры или к кому-нибудь из его клиентуры. Для окружающих, таких как Свим и его команды, неестественное поведение находящегося в доре скрыто. Заманивают, так сказать, ведомого дорой не торопясь. Тем более что до встречи с Камратом у выхода из Керпоса Свим никогда не видел мальчика в естественных условиях, а значит, не имел возможности сравнивать.

Единственное, что заставляло Свима делать такие умственные построения, так это неоднократно высказанное Камратом распоряжение самой бабки Калеи. Она, быть может, обладая силой создавать или наводить дору, сделала так, чтобы её внук не сбился с пути по дороге из Керпоса в Примето.

«Всё могло быть», – сокрушенно разговаривал сам с собой Свим и качал головой. Что он знает? Ничего, даже разговорив малыша и выпытав у него конечную цель выхода из города по направлению к другому городу.

К тому же, – он даже на мгновение приостановился от новой мысли, – а не находиться ли он сам в доре, коль скоро не менее целенаправленно стремиться в тот же Сох, а мимоходом так неукоснительно выполняет другую целеустановку – ведёт Камрата в Примето?

«Нет уж», – успокоил он себя. – «Если только Индрис?» Но он лишь говорил о возможном его участии в каком-то событии, где будет играть какую-то не последнюю роль. Да и в доре находиться бесконечно нельзя. Ни ему самому, ни малышу…

Спустя некоторое время его мысли, наконец, перестали его терзать, и он вздохнул свободнее.

Праузы через три ходьбы случился збун. Не долгий, на блеск времени. Солнце стояло ещё низко. Редкие деревья и кустарники не успели до конца окутаться теневыми листьями, как вокруг опять помутнело. Торна спасла чалма, а людям было напоминание – не забывать держать копольцы всё время под рукой.

Збун не задержал их, и к полудню они покрыли большую часть намеченного пути. Впрочем, намеченного, по-видимому, будет сильно сказано. Никто из них здесь до того не ходил. Но, направляясь из руин в путь, они имели приблизительные сведения о расстояниях между дорогами и реками, и о времени, необходимом на их преодоление. Кое-что выяснилось из рассказов Гелины и членов её отрада, некоторые представления о местности, которую они сейчас пересекали, остались у Клоуды – где-то в этих краях они однажды пролетала на воздушном шаре, выполняя тренировочные полёты в самом начале её обучения в школе Тескома. У Свима тоже нашлись свои соображения, так что команда его более или менее ориентировалась, куда и сколько следовало пройти, чтобы достигнуть дороги Фост-Примето подальше от населенных пунктов.

Первой почувствовала усталость Клоуда. Сегодняшняя усталость не походила на ту, измотавшую девушку до изнеможения в первый день путешествия по земле. Тогда она могла думать об одном – упасть и не двигаться, что бы вокруг не происходило. В этот раз она была уверена в своих силах и надеялась без помех для себя и спутников дойти до дороги и перейти её. И хотя побаливали спина и плечи, Клоуда во время обеденной остановки с удовольствием поела и хорошо отдохнула ко времени возобновления движения. Бодрость любимой порадовала Свима.

– Годик со мной вот так походишь, совсем привыкнешь, – пообещал он ей, улыбаясь.

– Ты что, собираешься целый год добираться до Примето? – вскинула брови Клоуда.

– Нет, но… – замешкался Свим. Тон, с каким к нему обратилась Клоуда, его удивил, словно она покровительствовала ему, не в меру расшалившемуся. – Я это о том, что ты…

– За год, Свим, – перебила она его, – всё может случиться… – Лицо Клоуды осветилось, глаза расширились. Она мягко добавила: – А может быть, и раньше всё случится.

– Э-э… Кло! На что ты намекаешь?.. Ты думаешь?.. Если я тебя правильно понял…

– Правильно, дорогой.

– …тогда нам надо как можно быстрее в Примето. Тебе надо!

– Надо, конечно. Но пока ты не сделаешь всех дел, можно потерпеть недельку-другую, как я знаю. Я постараюсь тебя не торопить.

– Ну да, – засуетился Свим. – я тоже постараюсь обернуться с заходом в Сох как можно… Я туда и обратно… Может, сбавим темп, пойдём чуть медленнее. В таких делах…

Клоуда засмеялась.

– Нет, дорогой, со мной всё в порядке. Ведь до того ещё столько времени. Это может случиться только зимой.

Свим обескураженно покрутил головой: повезёт – то он станет отцом. Лучше, конечно, не загадывать. Как там ещё будет, что решит Круг Человечности? Его мать рожала восемь раз, а в результате он был у родителей один, если не считать дочь отца.

После обеденной передышки Свим старался сдерживать свой широкий шаг.

За день никаких происшествий…

Солнце не доставало горизонта ещё в три-четыре своего диаметра, когда торн, догнав Свима, предупредил:

– Впереди дорога.

– Как далеко? – негромко спросил Свим и пошёл еще медленнее.

– Свиджа полтора.

Выслушав торна, Свим удовлетворился его ответом, благоразумно не выспрашивая у биоробота, каким способом тот определил расстояние до невидимой и неощущаемой ещё дороги, оставив выяснения на будущее.

– Тогда пора остановиться, подождать темноты.

Впереди, левее по ходу движения виднелась редкая группа деревьев, к ним путешественники и направились переждать светлое время заканчивающегося дня.

Клоуда со сдерживаемым стоном присела на толстый слой травы и листьев. Как она ни бодрилась, но ходок она была не настоящий.

– Устала, – посочувствовал Свим, присаживаюсь рядом с нею. – Давай я тебе разотру ноги. Легче станет.

Клоуда застеснялась.

– Так пройдут, – сказала она и отвернулась ото всех, чтобы никто не увидел ее залитое краской лицо.

Но в душе она была счастлива.

– Ну что ты, Кло? – пододвинулся ближе к ней Свим. И шепнул на ухо: – Торну всё равно, он не человек, а мальчик не поймёт того, о чём ты сама себя накручиваешь. И потом, почему мне тебе не помассировать ноги?

– Ты не прав, – ответила она ему тоже шёпотом. – Камрату уже пятнадцать, а Сестерций… Хм… Ты знаешь, как он смотрел на Жаристу, когда с нею разговаривал или наблюдал со стороны?

– Кто это? Жариста? – искренне удивившись, поинтересовался Свим. Он с нею не общался, хотя, конечно, видел, но имя у него выветрилось из головы.

– Жариста? Ты, правда, её не знаешь?

– Может быть, и знаю, но не по имени.

– Ой, Свим!.. И хорошо, что не знаешь, – Клоуда была счастлива невнимательности Свима к другим женщинам.

Когда на небе появились первые расплывчатые пятна звёзд, Свим скомандовал:

– Выходим. Сестерций, пойдёшь впереди и предупреждай нас о неровностях дороги. Я как вспомню наш с тобой марш в темноте после полёта на шаре, так до сих пор ощущаю боли в коленях и локтях. И ещё, это тебя касается напрямую. На дороге, возможно, никого не будет, но подходить к ней надо тише, не так, как ты топаешь.

– Люди, – не преминул отозваться Сестерций, однако послушно пошёл впереди команды, делая длинные шаги, мол, чем реже он будет ступать, тем меньше наделает шума.

Дорога отсвечивала в темноте широкой красноватой лентой, была она настолько древней, что турус, это вечное покрытие полотна дороги, постепенно начинал терять свои качества, светясь тускло, пятнами и не по всей ширине.

Зато света было вполне достаточно, чтобы создавать далеко заметную тень идущего по полотну.

Найдя участок потемнее, спутники переходили дорогу по одному. Именно переходили, а не бежали сломя голову, как это хотелось Камрату и следом идущей за ним Клоуде.

– Меньше шума будет, – разъяснил им идею такого перехода Свим. – А если кто-то наблюдает за дорогой, то медленное движение не так сильно бросается в глаза.

Покрытие дороги истаяло в темноте, никто не затеял возни, чтобы поинтересоваться, кому это не спится ночью, так что, отведя команду на свидж от дороги, Свим распорядился устраиваться на ночлег.

Костра опять не разжигали и установили дежурство – Свим в начале ночи, Сестерций – почти всю ночь.

К Соху, расположенному на высоком холме, подходили через день к вечеру. Подол холма густо порос смешанным лесом, он длинными рукавами простирался на часть округи, отчего сам холм и прихотливо изгибающиеся ленты растительности походили на сказочное чудовище, раскинувшее свои многочисленные щупальца во все стороны.

На месте Соха когда-то был большой город-спутник Примето, но перестал таковым быть ещё до падения на землю жилого орбитального комплекса. Его угасание было связано с созданием обходных дорог, идущих от других городов к Примето. И ещё потому, что летом холм, на котором располагался посёлок, месяца на два превращался практически в остров от паводка, вода вокруг него и лесных полос поднималась берметов на восемь и выше, делая округу непроходимой, но заселяемой дикими животными, а порой и выродками-монстрами, приплывшими сюда из Болот и Крапатского залива.

В такое время года лишь древняя дорога, проложенная по дамбе, соединяла Сох с мостом через Ренцу, служащим естественным продолжением одной из улиц Примето. Во время паводка древний и ненадёжный мост по решению кугурума охраняли тескомовцы, отбивая охоту кому бы то ни было ходить по нему без особых дел.

Но какие особые дела могут быть у горожан? Никаких! Если только кому-то захотелось с моста полюбоваться разливом. Такое, не часто, но разрешалось, потому что охотников до подобного зрелища можно было пересчитать по пальцам.

Свим уверенно вёл свою небольшую команду к только ему известному укрытию, где он должен был её оставить с тем, чтобы самому уйти в Сох.

Продвигались не таясь. Подходы к посёлку оказалась на удивление безжизненными, а от ненужных глаз в Сохе путешественников скрывала высокая, в рост человека, такого, как Свим, прошлогодняя трава, выпускающие листочки кусты и могучие деревья, в ветвях которых темнели гнёзда птиц, поразившие воображение Камрата. Птицы в окрестностях Керпоса был в диковинку.

– В начале лета их здесь – тучи, – на расспросы мальчика ответил Свим. – Они поднимают такой крик, что в Сохе вне дуваров разговаривать трудно. Можно собеседника не услышать.

– Они скоро прилетят? – огибая куст тальника, далеко разведшего его со Свимом, спросил Камрат.

– Думаю, дней через десять. Как только здесь появится и устоится вода, так они и прилетят.

– А вода когда появится?

Свим посмотрел на мальчика сверху вниз.

– Хороший вопрос, малыш. Я недаром вас поторапливал. Вода может появиться со дня на день. Завтра, послезавтра… Мне трудно судить. Надеюсь узнать в Сохе.

– Интересно посмотреть, – мечтательно произнёс Камрат и едва не упал, зацепившись ногой за корягу.

– Что интересно?

– Как вода прибывает.

– Она не прибывает, она появляется стремительно. Сейчас её нет, а через праузу уже потоп.

– Всё равно интересно!

Укрытием, к которому Свим вёл своих спутников, оказался громадный платан, непонятно как здесь выросший. Его могучая крона занимала несколько квадратных берметов. Летом, покрытая зелеными листьями, она представляла грандиозное зрелище. Так оно и будет месяцачерез два, а сейчас ветви, словно изломанные неопытной рукой и в беспорядке, густой сетью загородили небо. Комель ствола этого могучего великана имел в плане не круглую форму, а представлял собой некое необычно расплющенное образование, больше похожее на громадную, покоробившуюся от воды доску, воткнутую в землю так, чтобы широкая её сторона могла прикрыть того, кто не хотел быть увиденным из посёлка. А отсюда до него оставалось уже всего несколько берметов, по сути дела, один склон холма.

– Итак, – сказал Свим, ни к кому персонально не обращаясь. – Будете меня ожидать здесь. Не слишком уютно, зато надёжно и до Соха рукой подать.

– Я не вижу стены посёлка, – вглядываясь в вершину холма, произнёс Камрат. – Он не огорожен?

– Не беспокойся, малыш, посёлок огорожен. Там есть ограда, но… Как бы это сказать… Не такая, как везде… Сам не знаю, малыш, почему она устроена так. Она даже збун не устраняет. Считается, что благодаря ей в посёлок не могут попасть дикие. Но… Знаешь, лучше бы Сох был огорожен обычной городской стеной, как Керпос или Примето. Мне было бы легче проникнуть за неё. Все нормальные стены имеют лазы, на существование которых городские власти уже давным-давно махнули рукой и не вмешиваются в их существование. Себе дороже. В Сохе всё не так. Ограда Соха постоянно находится под напряжением пси-поля, и её практически каждый день обходят стражники и проверяют на предмет целостности.

– А как же ты? – забеспокоилась Клоуда.

Изнурительная многочасовая ходьба притупили в ней остроту ощущений, но небольшая передышка смогла пробудить волну горечи от нового расставания с любимым и тревоги от его рискованной вылазки.

– Тут как повезёт – слегка пожал плечами Свим. – Она же против диких и, по идее, на разумных не должна обращать внимания. Однако через неё просто так пройти – значит, сразу засветиться. На станции, где дежурят стражники, тут же появится сигнал, что кому-то понадобилось прыгать через ограду. Тут же набегут посмотреть.

– Я знаю такие ограды, – авторитетно заявил Сестерций. – У нас, в Ленкордании, такие ограды имеют некоторые города побольше Соха. Их лучше всего проходить подкопом.

– Точно, Сестерций, – чему-то обрадовался Свим, возможно, совпадению мнений. – На него и надеюсь. Когда-то я сам, а потом с К”ньюшей, сделал их несколько. Проходили по ним неоднократно. Такие подкопы делали и до меня многие годы. Перерыли, наверное, всю землю вдоль стенки по десятку раз. Горожане раз в пять или десять лет занимаются тем, что закапывают их, а грунт утаптывают. Но опять кому-то приходит в голову сделать подкоп. И так из века в век.

– Может быть, нам с малышом покажешь один из них? – предложил торн. – На всякий случай.

– Никаких случаев! – повысил голос Свим. – Ни для меня, ни для вас… – Он помолчал, глядя в сторону холма. Потом проговорил негромко, словно рассуждал с самим собой: – Я там могу встретить только людей из Центра. Вернее, кого-то из связников. Их у меня было трое. Если кто-то из них приходил ко мне и оставил извести или сейчас поджидает меня там, то с ним я найду общий язык, что бы там ни произошло. В бандеке или в самой организации. Вот почему, друзья, я не беру никого из вас с собой. Для тех, кого я встречу, вы ненужные свидетели. А если там будет кто другой, то вы можете оказаться ненужными свидетелями моей прежней деятельности, той, которая имела место после моей встречи с Камратом.

Торн понимающе кивнул массивной головой. Клоуда приложила ладони к лицу, ей захотелось поплакать. Свим погладил ей волосы.

– Не надо, Кло. Мы же с тобой обо всём договорились. Всё будет хорошо… Мне, пожалуй, пора. До стены ещё далеко, это отсюда кажется, что она рядом, А к ней идти ещё и идти. Я пошёл! До завтра!.. Да, если я вдруг не появлюсь завтра на рассвете, можете уходить, конечно. Но можете и подождать до следующей ночи. Мало ли что меня там задержит. Сестерций, при любой угрозе, откуда бы она ни исходила, уходите немедленно.

– Будем надеяться, что ты вернёшься вовремя, а нам здесь никто не будет угрожать.

– Пусть будет так.

Свим поцеловал Клоуду в лоб, потрепал за плечо Камрата, махнул рукой торну и уверенно направился в сторону Соха.

Его команда довольно уныло смотрела ему в спину до тех пор, пока он не растаял в быстро наступающих сумерках.

– Пусть он вернётся! – как заклинание прошептала Клоуда и, почувствовав безмерную физическую и душевную усталость, села у основания платана, прислонясь спиной к стволу.

– Я пойду, немного провожу его, посмотрю вокруг, – заявил вскоре торн и пропал, уйдя по следам Свима.

Камрат бесцельно походил вокруг и подсел к Клоуде.

Праузы через две, окутанный лёгкой дымчатой аурой, вернулся торн и присоединился к людям.

– Всё тихо. Я побывал у самой ограды. В поселке никакого шума. Думаю, он прошел беспрепятственно.

– Хорошо бы, – отозвалась Клоуда голосом долгого терпения.

– Вы можете спать, – предложил Сестерций. – Положитесь на меня, я буду бодрствовать.

– Спасибо. Мы поспим, – пообещала Клоуда, хотя в это время ей казалось, что она всю ночь не сомкнёт глаз, ожидая возвращения Свима.

Как бы там она не думала, а усталость брала своё, и уже двумя блесками спустя веки её смежились, темнота вокруг словно посветлела – она уснула. Устроившись у неё под боком, заснул и Камрат. Мальчик не ставил перед собой никаких обязательств, как Клоуда, и приглашение торна принял сразу.

Ночь, как всегда, связанная с ожиданием, тянулась. Не по-весеннему тихая, но тёплая. Следом за нею в буроватые цвета окрасился восток, потом взошло невидимое из-за холма и леса солнце, и вот – наступил очередной день…

Свим не вернулся.

К полудню у Клоуды началась истерика. Сквозь опухшие от слёз глаза она плохо видела вокруг. Торн и мальчик как могли уговаривали и успокаивали её.

– Вы, люди, – размеренно вещал Сестерций, – не умеете логически мыслить. Вы сразу всё забываете. Вспомни, что он говорил, уходя. Он говорил, что может за одну ночь не успеть сделать все свои дела и придёт следующей ночью. Ты же сама слышала…

Камрат вторил Сестерцию. Правда, других аргументов у них не было, а этот, хорошо известный и ей, мало воздействовал на настроение женщины, без конца повторявшей:

– С ним там что-то случилось. Нехорошее… Неужели вы не понимаете? Я же чувствую… Мы должны его спасти. Пойти в Сох и спасти! Ну что нам стоит, пойти и спасти?..

Идти по призыву Клоуды в Сох никто не собирался. Она тоже. Сидела, прижавшись щекой к стволу платана, бросив безвольные руки между коленей, и плакала.

Мальчик и торн, успокаивая Клоуду, верили своим словам. В принципе, как они убеждали друг друга, ничего серьёзного ещё не случилось. Свим, наверное, и вправду предвидел такой оборот дела. Мало ли что его могло задержать. Он мог не успеть всё сделать за ночь, а днём выходить из посёлка поостерёгся. К вечеру же, ближе к ночи появится тут как ни в чём ни бывало. Улыбающийся, живой и здоровый.

Однако время шло, день начал убывать, а вместе с ним сходила на нет уверенность ожидающих.

Торн подолгу смотрел на холм, где днём можно было рассмотреть неровную гряду, очерчивающую поселковые постройки. Там, казалось отсюда, ничего примечательного не происходит. Приближаться к ограде Сестерций не решился. Опять же из-за того, чтобы ничем не навредить Свиму, если тот будет покидать Сох. Появление близ ограды неизвестно откуда взявшегося торна, могло вызвать у кого-нибудь подозрение.

Как ни волновались спутники Свима, а во второй половине дня их обуял голод. Уговорили поесть и Клоуду, хотя, похоже, она не почувствовала вкуса еды. Тем не менее, это её подкрепило. Она перестала плакать и даже походила взад-вперёд невдалеке от платана.

Уже стемнело. Вновь нарастало напряжение ожидания. Обостренный слух людей и торна ловил каждый шорох.

Тоньше всех слышал Камрат, а может быть, потому, что всё время крутил головой, поэтому именно он первым услышал чьи-то вкрадчивые шаги с противоположной Соху стороны.

Камрат осторожно подошёл к торну и тронул его за руку, приложил палец к губам.

– Кто-то рядом с нами. Я слышал шаги вон оттуда, – шепнул мальчик и показал на ближайший кустарник, откуда, по его мнению, донеслись звуки подкрадывающегося существа.

Теперь они оба явственно услышали шорохи не далее как в нескольких берметах от себя. Оба высвободили оружие и стали спина к спине, готовые отразить атаку, кто бы её ни предпринял. Клоуда затаилась у ствола дерева, тоже готовая обнажить меч.

Конечно, это мог быть какой-нибудь дикий, рыскающий в поисках еды, но поостеречься следовало.

– Малыш, это я, – раздался почти рядом знакомый мяукающий голос.

– К”ньюша? – ещё не веря себе, воскликнул Камрат.

– Я, конечно!

Из марева сумерек показалась запоминающаяся фигура хопса.

– Фу на тебя! – сказал торн, пряча меч, и, окутываясь розоватой аурой, радостно засмеялся. – Как хорошо, хилон, что ты появился. Свима нет. Ушёл ещё вчера вечером, обещал вернуться к утру или к сегодняшней ночи. И вот его нет.

– Клоуда с ним?

– Нет. Вон она. Подойди к ней и попытайся с ней поговорить и успокоить её. Мы с малышом за день уже выдохлись.

– Думаешь, поможет? – усомнился Камрат.

К”ньец присел к женщине и стал ей что-то негромко наговаривать, Клоуда в ответ лишь всхлипывала и говорила одно и то же:

– Его надо спасать!.. Надо спасать!

Хопс помолчал, потом что-то сказал ей такое, отчего она оживилась.

– Да, да, – заволновалась она. – И я тоже пойду с вами! Вы меня возьмёте, К”ньюша?

– Нет, ауна, – решительно отверг ее просьбу К”ньец. – Лучший вариант – это я и малыш. Сестерций очень заметен, а ты… Извини, ауна, ты не сможешь нам ничем помочь в таком состоянии, в котором находишься сейчас. Малыш!

– Я давно готов. А ты знаешь, где подкопы? Не забыл?

Камрат был рад решению К”ньеца и выбору взять его с собой.

– Он говорил вам о них?

– Да, – сказал торн. – Я примерно видел, где он воспользовался подкопом. Мне кажется, что Свим вчера прошёл по нему без труда.

– Спасите его! – Клоуда бессмысленно повторялась и раскачивалась из стороны в сторону.

– У неё, наверное, поднялась температура, – мяукнул К”ньец. – Она ведь бредит!

– Я не уверен, – сказал торн. – Ладно, я ей займусь. Когда ты…

– Займись, но вначале скажи, где переходил Свим?

– Если отсюда смотреть на Сох, то от этой линии вправо с четверть свиджа, – уверенно показал Сестерций.

– Ты знаешь, где этот подкоп? – спросил Камрат,

– Этот знаю. Я так и представлял, что Свим пойдёт по нему. Он его предпочитал другим. Их у него несколько.

– Мы об этом знаем, – торопливо сказал Камрат. – Может быть, уже пойдём?

– Сейчас. Подожди ещё немного, малыш. У меня разговор с уважаемым Сестерцием. Вам здесь, Сестерций, сидеть долго нет смысла. Я это к тому, что… – К”ньец задумался и замолчал, хвост его подметал за ним землю. Наконец, он продолжил: – Сделай так. Если до полуночи Свим или мы с малышом, вернее, если нас до того времени не будет, уходите отсюда с Клоудой и действуйте, как вам советовал Свим. Что он, кстати, сказал?

– Он сказал, чтобы мы уходили в Примето. Мы с Клоудой можем просто выйти на дорогу и направиться в город. Кто нас остановит?

– По всему, никто. Хотя я не уверен ни в чём, – медленно проронил К”ньец. – Знаешь, Сестерций, не хочется верить, что мы все, пройдя вместе пол бандеки и пережив столько сдруживших нас событий, вдруг споткнёмся, после чего рассыплемся и исчезнем как команда. Это будет нелогично и несправедливо.

– Да, логики в этом нет, – подтвердил Сестерций.

– Ты меня понимаешь. Но ты должен понять и то, что ваш уход в Примето без нас и Свима приведёт именно к этому. И я не уверен, как бы там Свим не наставлял Клоуду, она не пойдёт без него в его хабулин.

– Логично. Я думаю так же. Но что ты предлагаешь?

– Предлагаю, уважаемый, предлагаю. Вы можете пройти вверх по реке, она тут недалеко. Свиджах в шести-семи на берегу высятся остатки устоев древнего моста. Прибрежное строение кажется построенным только вчера, так что не удивляйся его сохранности. Сложено оно…

– Ну что ты мне историю какую-то рассказываешь? Покороче можешь?

– Могу, потому что короче невозможно.

– Ладно, давай, как можешь.

– Сложено оно… Не надо было сбивать, – фыркнул недовольно К”ньец. – Это строение сложено из больших блоков полу обработанного камня или ещё чего-то… Не торопи! Блоки большие, – хопс развёл жилистые лапины, чтобы показать, из каких больших камней или ещё из чего-то древние построили опору моста. – Там есть один блок, который выделяется на фоне других. Он красноватый. Все вокруг него серые, а он красноватый…

– Понял. Продолжай!

– Так вот. В том ряду, где этот блок заложен, надо отсчитать влево от него семь.... Нужен седьмой блок…

– Мутные звезды, как говорит Свим. Ты можешь говорить быстрее и покороче? Малыш скоро совсем изведётся, тебя ожидая.

– Я и так… Единственное отличие этого блока, что он седьмой. И всё!

К”ньец мяукнул и уставился на торна. Ему никак не удавалось выбраться из дебрей объяснения, он в них стал просто запутываться и повторяться.

– Я всё прекрасно всегда запоминаю и слушаю тебя внимательно, – пришёл ему на помощь Сестерций. – Значит, надо отсчитать влево по ряду от красноватого блока до седьмого. И?

– Да, да, – К”ньец фыркнул, словно стряхнул с себя какое-то наваждение. – Надави нижний левый угол блока. Этого, седьмого. Только давить надо очень сильно. Камень развернётся и откроет вход в комнату. В ней можно отсидеться дня два-три. Свим её так и называет – отсидочная камера. Там есть вечные светильники, а половодье её не заливает. Там вы можете нас подождать. Даже если мне не удастся сказать о вашем пребывании Свиму, думаю, он всё равно туда заглянет. В этом месте легче перебраться через Ренцу.

– Хорошо, что есть такая комната и от неё легче перейти реку, – важно произнёс Сестерций. – Это всё?

– Малыш, – обратился К”ньец к мальчику, изнывающему от нетерпения пуститься в путь к Соху, – ты слышал мой рассказ?

– Слышал, конечно. Уже темно, К”ньюша. Давай пойдём.

– Я к тому, что вдруг тебе придётся тоже прятаться или идти одному к ним, к Сестерцию и Клоуде… Но ты прав, мы уходим… Да, уважаемый?

– Как закрыть тайник при уходе из него? – спросил торн.

К”ньец помолчал, затягивая ответ. Не потому, что не знал, как ответить торну, а оттого, что с непонятной для себя тоской представил как Сестерций и Клоуда, не дождавшись их возвращения из Соха, уходят в отсидочную камеру Свима. Неужели и вправду им придётся так поступить и уйти без них?

– Закрыть просто, – вяло ответил он. – Пропусти ладонь снизу под камень и потяни его на себя. И всё. И постарайтесь, чтобы никого при этом вокруг не было. Чем меньше о комнате знают, тем нам же лучше. Сам понимаешь.

– Понимаю, мог бы не напоминать.

– Извини, уважаемый… Тогда мы пошли и постараемся…

– Будьте осторожны. Сдаётся мне, что Свим думал пройти как всегда, но у него что-то не вышло. Осмотрись там. Ладно, не загадываю. До встречи,

– До встречи.

– Малыш, будь всё время начеку и возвращайся обязательно, – дал последнее напутствие торн.

Он не мог не дать его. По нервным волокнам Сестерция пробежал импульс, ударивший по всем клеткам его существа. Вокруг него на мгновение вспыхнула зеленоватая аура – это защитные системы чалмы и части одежды сбросили вовне скачок эмоций, спасая от расстройства организм биоробота.

– Видно будет, – почти беспечно отозвался Камрат и вприпрыжку побежал за К”ньецем, удаляющимся в темноту.

Глава 9

Свим, подходя к Соху, всегда выбирал новые пути к подкопам, чтобы не набивать приметную тропу. И сейчас он сделал довольно большой крюк по крутому склону холма прежде, чем в ночном сумраке от неяркого освещения территории посёлка увидел перед собой невысокую ограду.

Современный Сох давно уже не считался пригородом Примето, несмотря на то, что располагался к нему очень близко и даже имел с городом одну общую улицу, поделённую древнейшим мостом в бандеке через спокойную большую часть года Ренцу и бурную во время половодья. Причина отдаления бывшего пригорода таилась, возможно, в действии местечковых законов, отличающихся от городских. Несмотря на то, что их отличие большей частью касались деталей, тем не менее, они позволяли населению посёлка – только людям, – считать себя независимыми от властей и забот Примето во всём. Доступ кого-либо в Сох не ограничивался, здесь всегда можно было встретить пришлых людей и других разумных. Однако так сложилось – история такого положения терялась в веках, – что в посёлке могли проживать постоянно, то есть считаться его гражданами, лишь родившиеся в самом посёлке и от уроженцев его же, да и то по мужской линии. Выродкам вид на жительство был закрыт всегда. Мало того, им запрещалось оставаться в посёлке на ночь, хотя особым криминалом подобные случаи не являлись. Обычно для зазевавшегося или решившего переждать ночь выродка в Сохе дело заканчивалось выставлением нарушителя закона с бранью и угрозами за ворота посёлка среди ночи. Впрочем, брань и угрозы считались пустой формальностью, нечто похожей на соблюдение экзотической традиции, а чаще всего из-за помехи для стражников спокойно провести время после закрытия поселковых ворот.

Гражданство Соха Свим под своим настоящим именем не получал, да и не мог получить, идя законными путями, ибо уроженкой Соха была его мать. А незаконными это можно было сделать довольно просто, опять же из-за матери, где у неё остались родственные связи, пожалуй, с половиной законных граждан посёлка, – добиться усыновления со стороны какой-либо супружеской пары сохцев. Так что каких-либо проблем у отца Свима сделать своего сына гражданином Соха не было. Такая пара престарелых сохцев нашлась, они усыновили ребёнка в законном порядке, другое дело, зачем отцу когда-то пришла странная мысль и он посчитал нужным оформить это гражданство, осталось для Свима неразрешимой загадкой. Тем более под простым именем инега.

О нём, о гражданстве, он знал с детства, но едва ли вспоминал, живя в родовом хабулине. Лишь после того, как отец с матерью добровольно ушли из жизни, Свим, становясь агентом Фундаментальной Арены, вспомнил о своем доме в Сохе, принадлежащим ему под нэмом Свим Сувелин Симор. Тогда же он взял это имя вместо родового нэма, под которым его знали в Центре Фундарены.

Родовой хабулин в Примето, где Свим провёл безвылазно под строгим, а порой жёстким контролем родителей и учителей, настолько вызывал у него отвращение, что, взвалив все дела по ведению хозяйства хабулина на плечи своей единокровной сестры, Свим всё своё внимание переключил на дом в Сохе, сделав его, по подсказке Центра, конспиративным.

Дом располагался почти в самом центре поселка. Его поверхностная часть представляла собой строение, отнюдь не вызывающее особого восхищения архитектурными особенностями. Может быть, только некоторая упрощённость, делавшая его несколько неприветливо-приземистым, да широкие, всегда зашторенные окна, могли вызвать к себе внимание. Но не у сограждан, привыкших к такому виду дома, а потому не замечавших в нём каких-либо особенностей. У некоторых пришлых зевак, которые просто проходили мимо него, едва скользя по нему взглядом, и примечали – и в Сохе не все дома красавцы, как утверждает молва, но вот, оказывается, есть и обычные, незаметные…

Как раз своей незаметностью в ряде других строений, дом нравился Свиму. Тем более, он оказался весьма богатым подземными ходами и выходами, оставшимися ещё со времён существования первичного города, имени которого уже никто не помнил.

К сожалению, собственного подземелья – дувара – дом не имел. Потому первым, чем занялся Свим – это потратил немало времени и внимания на оборудование, по разрешению кугурума, громадного подвала под домом, для чего пришлось брать у того же кугурума несколько вьючных торнов и самому руководить работами. Каменная кладка подвала изобиловала тайными выходами в подземелье Соха.

Не меньше времени и сил ушло на изучение всех подземных ходов, пролегавших вблизи от подвала дома Свима. Эти ходы давали возможность попасть в любую точку Соха, были многоуровневыми и запутанными до невозможности.

Свим то протискивался узкими и низкими, похожими больше на норы диких, переходами, то ходил во весь рост по широким, с высокими сводами коридорам и залам, то упирался в неожиданные тупики. Вскоре он имел вполне чёткое представление о размерах подземелья и состоянии подземных проходов, а вместе с этими знаниями вынес для себя неприятную истину: ни один из них не вёл за пределы Соха. Об этом, по-видимому, позаботились ещё в незапамятные времена: были перекрыты и забыты. Если, конечно, они когда-то были. Во всяком случае, нигде о былом их существовании не упоминалось, даже в анналах Дела и время Соха, ведущихся, якобы, со дня его основания, – мнение желающих обмануть себя таким наивным образом горожан.

Осторожный опрос случайных и довольно редких посетителей подземелья, попавших сюда по какому-нибудь делу, ничего не дал – такие выходы из посёлка никому не были нужны, а значит, о них никто ничего не знал. Прохожие в подземелье встречались, потому что оно, к неудовольствию Свима, было доступно любому, кто пожелает в него спуститься.

Тогда он стал искать для себя такие входы и выходы в подземный лабиринт, через которые не мог проникнуть никто, кроме него.

Здесь тоже не всё шло гладко, ибо он поставил перед собой задачу – все они должны были достаточно неприметными на поверхности, чтобы не привлекать немногочисленных любителей подземных прогулок. Он испытывал каждую лазейку, проходил по явно заброшенным лазам.

И целенаправленные поиски не были напрасными. Благодаря настойчивости ему удалось найти не один, а три хода, которые после дополнительной маскировки и очистки отвечали его требованиям.

В первые дни, устраиваясь в Сохе, Свим как полноправный гражданин посёлка, входил в свой дом с парадного входа, предварительно перед этим пройдя главные ворота, охраняемые стражей. Потом он стал приходить в посёлок лишь с тем, чтобы втайне отсидеться от дел и дальних дорог, или скрыться от чьих-либо глаз: враждебных, любопытных или нежелательных. Сюда к нему приходили связники из Центра и оставляли корреспонденцию, новости или какие-либо распоряжения дальнейших его действий в качестве агента и охотника Фундаментальной Арены. В таких случаях он к воротам поселковым не шёл, а пользовался подкопами под оградой и одним из трёх своих подземных ходов, хотя порой не брезговал и общедоступными, что также не привлекало к нему особого внимания, тем более что он направлялся к заведомому тупику хода, как это могло показаться непосвященным, но они не знали, что от него можно было по длинной или короткой дороге проникнуть в подвал дома Свима…

Сегодня он шёл через подкоп.

Ночь наступила тёплая, дул ветерок, хорошо заметный после подъёма на холм. Свим вытер ладонью испарину, выступившую на лбу от быстрого восхождения по крутому склону. Рукой коснулся каменной кладки ограды. Она была теплой от вихревых токов, возникающих в специальной решётке из неизвестного материала, заложенной в ней. Поверх кладки тянулись тонкие нити проводников, прикосновение к которым ничем не грозило, однако вопреки тому, что Свим поведал своим спутникам о безопасности разумных перейти ограду, чтобы не пугать Клоуду, стоило только эти нити натянуть, как циркулирующая в проводниках энергия просыпалась и уничтожала нарушителя. Эти проводники якобы появились исторически недавно, тысяч пять-шесть лет тому назад. И ничто – ни специальный какой костюм, ни изолирующие материалы, и ни какие-либо отвлекающие действия – не помогало нарушителю.

Подобные заборы, доставшиеся современникам от древних и не очень, причиняющих немало неудобств и самим горожанам, заставляли их всегда, на уровне инстинкта, держаться от стен подальше. Постепенно дома отступили, и между самим посёлком и его оградой образовался кольцевой пустырь, прерываемый улицей, подходящей к воротам. Пустырь быстро зарастал, и его периодически приходилось очищать от деревьев и кустарника, так как сохцы любили с высоты своего холма оглядывать окрестности, потрясающие зрителя далью и живописностью. Кроме архитектурных шедевров, привлекавших разумных в Сох, осмотр округи также входил в перечень местных достопримечательностей.

Отгородившись пустырём, горожане привыкли к некоторой несвободе передвижения по посёлку и даже искренне считали: кто не желает идти через ворота, тот приходит в посёлок с недобрыми намерениями, а таким в Сохе делать нечего. В нём живут добропорядочные мирные люди, и лишь ворота посёлка открыты для всех.

Сегодня вокруг стояла тишина, ни один звук не достигал слуха Свима – вся жизнь поселян в это время переместилась в дома и немногочисленные места увеселения. Огни к ночи начинали гаснуть по причине ненужности, и сейчас редкие фонари скупо освещали небольшие площадки. Свим смутно различал периметр стены, но зато он знал расположение не гасимых на ночь светильников и мог по их створам ориентироваться. Он как раз вышел в створ чуть зеленоватого и оранжевого фонарей. При их совмещении следовало пройти еще десять-двенадцать шагов до того участка стены, где находился подкоп.

Свим медленно отсчитал эти шаги.

Где-то здесь.

Камень, поросший травой и прикрывающий ход, лежал на месте и, похоже, никто его в последнее время не трогал – на ощупь он определил, что травинки переплелись и срослись корешками после посещения Соха через этот подкоп прошлой весной.

Он осторожно поднял удивительно лёгкий щит, очень похожий на каменный монолит, и аккуратно протиснулся в образовавшееся отверстие.

Этот проход под оградой они делали вместе с К”ньецем.

Тогда хопс только что познакомился со Свимом, и ему было всё в новинку, что делает человек, взявший его в свои помощники. Хопса мучили вопросы и иногда не простые, на которые Свим подробно отвечал или неопределенно хмыкал, так как не знал или не считал нужным посвящать недавно приобретенного спутника в дебри некоторых событий или явлений. Они в то время провели с К”ньецем у подкопа несколько ночей, чтобы оборудовать его. Вынутую землю уносили не ближе, чем на триста берметов вниз по склону и рассыпали её там тонким слоем. Сам подкоп крепили пористыми специальными плитами, заготовленными загодя Свимом в родовом хабулине, и постепенно перенесёнными вначале в сохский дом, а из него с большим трудом как раз под тот платан, где сейчас остались ожидать его друзья. О них в то время он не знал и не предполагал, что они у него будут в таком большом количестве. Плиты по одной подносились к подкопу и укладывались так, чтобы лаз приобрёл в разрезе вид трапеции. К”ньец в построенном проходе мог идти, не сгибаясь, Свиму же приходилось низко наклонять голову, однако его это не смущало – весь подземный ход под оградой занимал не более трёх берметов.

Вспоминая, Свим усмехнулся тем беззаботным, как ему сейчас казалось, дням. Ему подумалось, что, и подкоп по тому времени был сделан больше из-за безделья и ложной опасности, чем по нужде.

Ощупывая плиты руками с боков и над головой, Свим продвигался вдоль подкопа. За год, что он не ходил, здесь поселились пауки, наткавшие паутину, то и дело скользящую по лицу. В прошлые проходы такого не было. Пауки – твари вездесущие и могли, конечно, как-то пробраться и сюда.

«И всё-таки…» – кольнула его сознание тревожная мысль.

Он не успел её проанализировать, так как его рука в этот момент нащупала рукоятку выходного камня, он выпрямился, поднимая над головой камень, весящий не более его меча. Осмотрелся, не покидая подкопа. Вокруг царила тишина. Свим выбрался наверх, аккуратно поставил фальшивый камень на свое место, чуть припорошил его травой. Отряхнул руки. Вздохнул облегчённо: подкоп позади и как будто ему сопутствует успех, хотя бы на начальной стадии его продвижений к дому, где его может ожидать всё, что угодно.

– Шейн, у нас новость. Кто-то воспользовался подкопом, обозначенным на схеме под номером четыре. Вот здесь.

Тескомовец со знаками различия командира полукрина – слитые воедино алый и зеленый ромбы – шагнул к столу и ткнул указательным пальцем со сломанным ногтем в серый плотный лист с нанесённой на нём жирной линией, схематично означающей ограду вокруг Соха. Палец уперся в двойную черту поперёк линии ограды, обозначенной цифрой четыре.

Человек, к которому тескомовец обращался как к более высокому по служебной лестнице лицу, был известен для тех, кому положено это знать, под именем Присмет Прамор Перерота, являющимся для него настоящим нэмом. Его громадный рост и склонность к полноте создавали запоминающийся образ силача.

Да, он был силён, как никто в бандеке, и в молодости забавлялся демонстрацией необыкновенных аттракционов: рвал толстенные цепи, как мячиками играл массивными мелероновыми шарами и фехтовал мечом, который могли поднять лишь пятеро дурбов.

В те годы не было, пожалуй, в Сампатании и прилегающих к ней бандеках более популярного человека, чем Присмет. Eмy подражали. Многоимённые почитали за честь видеть его в своих родовых хабулинах в дни семейных торжеств. Поговаривали даже о возможности возвышения его нэма до первого десятка букв алфавита – процедура, имевшая место не в столь отдалённых временах. Почему бы, считали поклонники необычного таланта Присмета и энтузиасты возвышения во главе с некоторыми многоимёнными, не сделать и при их жизни нечто подобное, ибо такие деяния остаются в памяти надолго, тем более с именами их свершителей.

Не оставалось ни одного поселения людей или клана разумных, где бы не побывал Присмет с многочисленной свитой, вызывая безмерный восторг у соплеменников и выродков. Особенно у последних. С человеком жаждали помериться силой потомки медведей, лошадей и носорогов, слегка помельчавшие по сравнению со своими дикими предками, но всё равно на фоне обычных людей обладавшие несоизмеримой мощью и подавляющей массой.

Присмет неизменно выходил победителем. Но он не был бы общим любимцем и кумиром, позволяя себе по отношению к побеждённым им разумным неуважение или кичливость. В том-то и состояла его магия притяжения к нему не только людей, в среде которых ему не находилось равных, но и у разумных от самых слабых, видевших в Присмете почти сказочного защитника от всех напастей, до физически сильных выродков, нашедших в нём достойного соперника в образе человека-победителя, подобного сверх существу, дожившему с древнейших времён, когда все люди были такими, как Присмет.

Однако шли года, молодость Присмета плавно перешла в зрелые лета, с высоты которых несколько по иному оцениваются поступки и представления, окружающие человека или иного разумного, в ушедшем времени.

К описываемым событиям Присмет давно уже не развлекал публику мышцами. Его резко качнуло в сторону от открытых всем утех и развлечений. Он неожиданно для себя, и только для себя, обнаружил несказанно увлекательный мир интриг и секретов.

Такая всеми уважаемая личность, как Присмет, не осталась не замеченной ни одной из легальных или тайных организаций, будь то в них люди или другие разумные. Ещё во времена его постоянных вояжей по бандекам ему, тогда ещё далекому к таким делам и мало понимающему, зачем он это делает, практически навязали статус тайного осведомителя Тескома. Новая область интересов постепенно захватила его всецело. Когда же с аттракционами было покончено из-за неудачно выполненного прыжка с высокой скалы в крону далеко внизу растущего дерева – отчаянный трюк, собиравший толпы жаждущих увидеть его разумных, слегка прихрамывающему Присмету захотелось большего.

В своих исканиях он кое-чего добился, став у истоков создания движения фундаренцев и его глубоко законспирированного Центра.

Несколько лет Присмет успешно балансировал между Тескомом и Фундаментальной Ареной. Те и другие могли подозревать его в двурушничестве, а возможно, знали и больше о его делах, тем не менее имели с ним тесный контакт, находя в его двойной игре собственную выгоду: тескомовцы получали информацию о Фундарене, деятельность которой, по сути своей, гуманитарная, пока что не вызывала у них особого беспокойства – копошатся, что-то там собирают, тихушничают в своё удовольствие, а фундаренцы всегда были в курсе передвижений бойцов Тескома и того, ради чего та или иная передислокация подразделений производится.

В Центре Присмет занимал весьма высокое положение Третьего Командора и вначале курировал отдел подбора и подготовки агентов и охотников, так что был в курсе некоторых секретов их дальнейшей работы – не всех, естественно, но достаточно многих. Работа с новобранцами постепенно стала обременять его своей суетой и нервозностью. Ему стало не хватать настоящей власти, к тому же разумных он стал делить на тех, кому он симпатизировал, и тех, кто мог стать у него на пути к этой власти.

Вторым, а тем более Первым Командором, как он понимал, стать он не мог никогда. Тогда он стал лелеять мечту войти в правление Тескома – Агору.

Агора представляла собой далеко не простое сосредоточение лучших, как предполагалось, умов бандеки. Кто именно входил в Агору и возглавлял её, знал узкий круг лиц, от имени которых реализовывались решения и планы Агоры. Эти люди, по праву своего положения, и являлись правлением Тескома, включая в себя даже не всех командиров батланов и высших служащих, занятых функциональными обязанностями.

Проникновение в Агору для Присмета стало идефиксом, но для его воплощения необходимо было иметь сведения такой важности, чтобы его могли вначале хотя бы заметить и приоткрыть щёлочку, в которую он сможет увидеть одного-двух действительных членов Агоры. Раскрутить, завести знакомство, войти в доверие к этим членам, как казалось Присмету, будет значительно проще, чем раздобыть подобающую информацию.

Такую информацию он искал долго и вот, на его взгляд, наконец, её нашёл.

Почему – Присмет не знал, так как, по-видимому, никто, кроме Агоры не имел никакого понятия, – Теском вдруг словно помешался на поимке какого-то мальчика из Керпоса. Перекрывались дороги и тропы, спешно и на грани расточительства поднимались в небо воздушные шары, приходили слухи об исчезновении целых кринов, занятых охотой на этого удивительного мальчика, обладающего немыслимым качеством неуязвимости. Приняв случившееся к сведению, и недоумевая в душе от странных забот Тескома, Присмет вначале выбросил то и другое из головы, благо, было много других дел.

Всё изменилось, когда ему совершению случайно попались на глаза донесения агента и охотника Свима. Впрочем, случайностей, по мнению Присмета, в природе не бывает, а есть целенаправленный поиск, дающий, в конце концов, нужный результат.

Вот, сказал он себе, информация, способная проложить дорогу к дверям Агоры. Однако лишь к дверям, потому что информация – хорошо, но лучше иметь самого мальчика в своих руках, лишь тогда с Агорой торг может быть плодотворным.

Недолго поразмыслив, Присмет пришёл к выводу, что ему следует как можно быстрее намекнуть Тескому о своей непосредственной причастности к делу и невозможности его исполнения без него, Присмета. С другой стороны, ему следовало оставить Центр как можно дольше в неведении о роли мальчика в донесениях Свима и, тем самым, взять координацию его передвижений под свою опеку.

С последним хлопот особых не было. И не могло быть. В практике Центра переход под личное руководство одного из Командоров полевого агента считался нормой.

Зато не так удачно, как надеялся Присмет, завершился набег на правление Тескома. Там, к своему разочарованию, он узнал о существовании нескольких независимых источников поступления информации из рядов Фундарены в Теском. В правлении о Свиме уже знали не меньше Присмета, так что бывшему борцу и любимцу публики ничего не оставалось, как всего лишь кое-что добавить к известному. Однако чуть позже настроение его поднялось, и он даже был рад случившемуся. Одно, что он принёс новость в Теском, пусть даже запоздалую, но принёс. Другое, что кем и кто бы там ни были неизвестные ему источники информации в Фундарене, для них осталась тайной распоряжение Присмета о необходимости прибытия Свима с мальчиком в Сох.

Днём позже усилиями Третьего Командора Свима повысили до Координатора, хотя он был в отлучке и не смог принять участие в обряде посвящения в новую должность.

Намеченный план действий выполнялся, оставалось только ждать прихода Свима и мальчика.

Задумано, по мысли Присмета, было всё неплохо. Теском безуспешно ловил мальчика, а мальчик постепенно приближался к ловушке, подготавливаемой Присметом.

Однако всё в одночасье изменилось после дурацкого бунта столичного батлана тескомовцев, напавшего на резиденцию правителя бандеки и разогнавшего Правдивый Сенат.

Предыстория событий в Габуне, приведшей к вспышке неповиновения столичного батлана Тескома властям бандеки по сравнению с другими подобными периодами в жизни страны, была короткой. При желании можно было точно назвать день и время суток, когда она началась – с момента назначения на пост командиром батлана молодого и энергичного Зиберлана Зобота Зимбантека из многоимённой семьи, имеющей своих представителей не только в Габуне, но и других городах Сампатании и соседних бандек.

Имя Зиберлана выскочило из неизвестности как мышь из тёмного угла. Он менее чем за год прошёл все должности, возможные для тескомовца, начиная от рядового бойца. По всей видимости, в недрах Агоры был некто могущественный или группа протеже, хорошо знакомые с самим Зиберланом и его маниакальной идеей первичности Тескома во властных структурах бандеки.

Правление Тескома неоднократно и терпеливо выслушивало его бредовые, по мнению большинства присутствующих, высказывания, но в принципе не поддерживало ни его горячности, ни его тезисов о смене власти, потому что этого Теском имел предостаточно. Создавалось впечатление, что, выдвинув смутьяна на одну из решающих должностей, Агора теперь с любопытством наблюдала за развитием событий, предоставив Зиберлану поле деятельности один на один с его противниками.

Не найдя единомышленников среди членов правления, Зиберлан за короткий срок обрёл их в немалом количестве в своём батлане. При их поддержке и в надежде на поддержку негласных соратников в Тескоме, Зиберлан решился на крайние меры.

Однажды ночью командир батлана поднял своих бойцов задолго до установленного времени побудки, вывел их из казарм и приказал действовать по заранее разработанному плану.

Планы мятежей подчас тем и плохи, что обычно забывают о тех, кто будет их выполнять, и трижды, кто станет им противостоять. План переворота сам по себе был прост и, как казалось его разработчикам, мог обеспечить его выполнение быстро и с малой кровью: разогнать Правдивый Сенат, сместить, и не более того, правителя бандеки, неуступчивого Гамарнака, и провозгласить во главе страны Теском. Правда, что под этим понималось, у мятежников, в основном молодых людей, были смутные предположения, но им представлялось всё в несколько радужное свете: нет Сената, а есть Теском с теми же функциями.

С самого начала всё стало происходить не так, как было задумано.

Правдивый Сенат, поднаторевший в собственных внутригрупповых коалициях, заговорах и видах на власть, само распускаться отказался. При его разгоне силой оружия пострадали многие сенаторы уважаемых нэмов. Досталось и тескомовцам, потерявшим здесь не менее дума только убитых бойцов. В резиденции правителя бандеки мятежников встретили телохранители Гамарнака и его окружения и оказали достойное сопротивление, от которого Зиберлан едва не пострадал сам, оставив в кугуруме ещё один дум убитых и раненых.

Не подтвердились и надежды на поддержку тайных единомышленников. Правление Тескома мероприятие столичного батлана не поддержало, вплоть до противопоставления бойцам Зиберлана других тескомовцев, находящихся в столице.

В Габуне началась резня.

Входя во вкус, чувствуя полную безнаказанность, тескомовцы, мстя, по их мнению, за погибших товарищей по батлану, думу или крину, начали настоящую охоту не только за сенаторами и окружением правителя бандеки, но и за членами их семей, тем более что всё это были многоимённые и для тескомовцев с низкими нэмами, если и не кровными врагами, но и далеко не друзьями.

Потом каждый тескомовец вспомнил о своих чаянных и нечаянных обидчиках, после отмщения которым, дошла очередь до оргий с низкопробной коввтой и случайно захваченными или отбитыми женщинами.

Габун на три дня превратился в город, где, похоже, воевали все против всех.

Пока в столице происходили бессмысленно-невнятные баталии, бушевал разгул страстей, так долго сдерживаемый Тескомом, кугурумом и администрацией правителя бандеки, на периферии страны спешно формировались новые структуры Тескома под руководством влиятельных членов Правления, по каким-либо причинам оказавшимися за пределами Габуна.

Всего два дня ушло на делёжку страны и батланов. Дело спорилось из-за регионального метода организации тескомовских подразделений.

Весь северо-запад с городами Бусто, Сопт, Крепость и Фост объединились под началом Ента Ертона Еленера, до того исполняющего в Правлении обязанности руководителя воздушной и наземной разведки. Заботы запуска в больших количествах воздушных шаров по обнаружению команды Свима (сам Ента о роли и о личностях Свима и Камрата практически ничего не знал) привели его в Фост, в нём он сейчас и организовал свою штаб-квартиру одной из третей Тескома. Впрочем, трети самой незначительной по численности тескомовцев – едва ли полный батлан.

Кроме того, гетто Тескома в Фосте было крохотным по площади и обустройству – несколько казарм, и совершенно неприспособленным для управления почти половиной территории бандеки. Зато в руках у Енты оказался почти весь воздушный флот Тескома с экипажами, а это без малого три десятка воздушных шаров во главе с командиром – Мерсьеком. Септ, где производился летучий газ для шаров, также был в ведении Енты.

Южные города – Примето, Перток, Кунш и Угарунт – попали под жёсткое руководство командира четвёртого батлана Жуперра Жмакена Жевитайта. Гетто тескомовцев – казармы и службы батлана – располагалось на западном выступе стены вокруг Примето, было обширным по площади и заботами командира хорошо оснащено вооружением и коммуникациями, имело свою школу – хирис. Части пятого и шестого батланов, расквартированные в южных городах, вместе с их командирами, Жуперр успел подчинить себе, пока на востоке бандеки медлили с созданием своей трети.

Она, естественно, образовалась, когда в Бофот срочно прилетел на воздушном шаре Истлан Иссират Иссенца по прозвищу Такель – кувалда в переводе с ландук-прен. Это был умный и дальновидный человеклет ста, успевший сбежать из Габуна член Правления, а может быть и Агоры Тескома.

Истлан выбрал, казалось бы, для своей ставки не слишком удачное место – небольшой городок, застойная и оттого мрачноватая жизнь горожан, которого вошла в поговорку. Однако у Такеля были свои взгляды на Бофот – опередить распространение влияния Жуперра на весь юг, и так имеющего уже в своём распоряжении больше половины всех бойцов Тескома. У самого Такеля в ведении оказалась львиная доля второго батлана с гетто в Керпосе и незначительные подразделения пятого и шестого батланов, которые он спешно передислоцировал с юга на север – в Ритолу, подальше от Кунша, где располагались основные части этих батланов.

Габун со своим батланом в перечень группировок не попал по простой причине: никто не хотел связываться со столицей, и весь столичный батлан во главе со своим командиром Зиберланом был уничтожен в схватках и драках с другими тескомовцами, с горожанами, с телохранителями и охраной сенаторов и правителя бандеки – воинская часть истаяла до нескольких деморализованных бойцов, потерявших своих командиров, цель своего предназначения и человеческий вид.

Сам Зиберлан умер от куска штукатурки, сброшенной на его голову с крыши дома, мимо которого он проходил с крином преданных ему тескомовцев.

Бесславный конец возмутителя спокойствия не остудил головы тех, кто волей судьбы оказался во главе новых группировок, возникших на развалинах целостной структуры Тескома. Два дня ушло на организацию, а уже на третий день новые «Тескомчики» занялись выяснением отношений друг с другом за первенство и расширение сфер влияния, в угоду видения и оценки возникшей ситуации у ставших во главе группировок руководителей. Началась борьба за разрозненные крины, за более мелкие поселения людей, за кланы разумных, не стесняясь в средствах, не жалея исполнителей, пытаясь нарушать законы городов и диктовать свои условия кугурумам.

Присмет покинул Габун ещё до выступления столичного батлана. Он спокойно добрался до Примето и даже успел пройти закалочный цикл в хабулине знакомого многоимённого, никоим образом с Фундаментальной Ареной не связанного, а лишь помнившего того, молодого атлета.

Бывший кумир публики старался следить за своим здоровьем. Тем не менее, время не щадило его и брало своё: у него развилась лысина на всю голову, что его, правда, не слишком печалило, но он стал подслеповат, хотя находил возможность периодически корректировать зрение, и страдал одышкой, от чего никакие медицинские устройства и рекомендации, оставленные древними, почему-то не излечивали.

Известие о событиях в столице испортило Присмету не только аппетит и сон, но и виды на будущее. Центр Фундаренцы и Правление Тескома приказали долго жить, а Агора, похоже, до лучших времён затаилась. Все хитросплетения, что годами кормили и тешили самолюбие, давали какую-то власть и возможность реализовать себя, сразу стали бессмысленными. Впервые он почувствовал свою ненужность в том понимании, когда он ни за кого не решает, никому не подсказывает и не даёт советы, никто не ждёт от него ни слов, ни дел, ни поддержки.

Такое – подобно смерти!

Присмет воспрянул духом с появлением в гетто Примето новой структуры Тескома. В ней всё только ещё налаживалось, притиралось, устанавливалось, то есть происходили вещи, где можно было найти дело опытному человеку.

Добиться личной встречи с Жуперром оказалось непросто – у того не было времени на посетителей, даже знакомых, однако она состоялась.

Жевитайс, вдвое ниже Присмета и раз в пять легче по весу, принял Командора сдержанно, но напомнил о нескольких встречах, случившихся между ними, и своём восхищении Присметом-силачом.

– Слушаю, – тем не менее, холодно продолжил он.

На его сухом лице застыла маска равнодушного внимания, а серые глаза смотрели прямо в лицо Присмету, что, вообще-то, не смущало последнего – знал к кому и зачем шёл.

В кабинете Жуперра, кроме простого стола – за ним сидел хозяин кабинета – и нескольких, поставленных полукругом перед столом, стульев, на одном из которых восседал Присмет, ничего не было: ни иной мебели, ни ковров, ни штор на окнах – голые стены светло-серого цвета с блёстками.

Несмотря на небольшие размеры помещения, все звуки в нём почему-то обретали неприятную слуху гулкость. Жуперр, по-видимому, давно смирился или привык к некоторой невнятности произносимых здесь слов и на такие мелочи не обращал внимания. Зато Присмету никак не удавалось придать своему голосу, тоже раскатисто-гулкому, такой тональности, чтобы его высказывания не показались руководителю Тескома сплошным бормотанием.

Страдая от мешающих сосредоточиться отзвуков, схожих с безостановочным повторением одного а того же: бу-бу-бу, Присмет сумел говорить солидно, излагать только факты, редко упоминать свои заслуги, но всю свою речь построил с чёткой направленностью всех её тезисов – быть полезным.

Упомянул он и о мальчике, заинтересовавшего ещё единый Теском, и о возможности, при проведении некоторых мер, взять этого мальчика практически голыми руками, когда он заявится в Сох.

Внимательно выслушав Присмета до конца без наводящих вопросов и реплик, тескомовец хлопнул по столешнице иссохшей ладонью – возраст Жевитайса перевалил за сто восьмидесятую годину – и коротко произнёс отнюдь не слабым старческим голосом:

– Всё это интересно. Буду иметь вас в виду. А пока… Разговор о мальчике. Я тоже наслышан о нём и даже посылал целый крин на его поимку, но совершенно не представляю, почему он понадобился… Нет, не Тескому, я бы тогда знал, зачем всё это. Те, кто затеял охоту, ничего не делают просто так. Так что предоставляю вам возможность им заняться. Потом выясним, чем он ценен. Свяжитесь с думертом Тлуманом, он выделит для этого в ваше распоряжение людей и средства. Всё!

Жуперр коротко кивнул головой, на его бескровных губах промелькнула улыбка вежливого человека, сделавшего для посетителя больше, чем того следовало.

Через несколько минтов, узнав в приёмной командира батлана, где можно найти думерта Тлумана, Присмет стоял перед криво повешенным на невзрачной на вид двери листком с аляповатой, но, как видно, старательно выполненной надписью: «Тлуман Т. Т. – шейн по устройству».

Бывший фундаренец долго с недоумением всматривался в разноцветные буквы, раздувал щёки и облизывал полные губы. Он живо представлял себе думерта в образе подвижного человечка, забавного на вид и большого любителя пошутить.

Толкнув дверь, он вошёл во владения шейна по устройству, и слегка опешил: перед ним предстал субъект, словно срисованный с того портрета, который он только что представил в своём воображении – маленький, тощенький, подвижный…

Стены комнаты, длинной как туннель, сплошь были скрыты развешанным на них оружием – от мечей устрашающей величины до разномастных ножей, на полу громоздились отдельными кучами коробки приемопередатчиков, древних, как само гетто Тескома в Примето.

– Всё знаю, – вместо приветствия чирикнул Тлуман, соскакивая с низкой скамеечки, единственной здесь детали мебели. – Сейчас сюда заявится… э-э… Пороп – командир полукрина. Наш… э-э… шейн Тескома Примето и окрестностей, – Тлуман скривил губы и подал голову в сторону, мол, всё бывает, даже такое, – распорядился Поропа и его… э-э… славную команду отдать под вашу… э-э… команду.

Говоря, Тлуман тянул слова и делал массу ненужных движений руками, ногами и задом – весь такой расхлябанный, словно по макушку головы налит клокочущей жидкостью.

Присмет не сказал ни одного слова, он стоял в шаге от входной двери и с восхищением наблюдал за телодвижениями и мимикой думерта.

Он Присмету, бывшему актёру, понравился сразу, с одного взгляда, просто так, одним своим существованием. Лет сто назад он бы взял его в свою свиту забавлять народ. На думерта – вояку и командира – он был явно не похож, да и, наверное, таковым никогда не был. Значит, он обладал чем-то другим, если Жуперр держал его в этом должностном звании.

Кто-то ещё вошёл в комнату-склад думерта и долго пытался обойти необъятную фигуру Присмета, загородившего вход.

– Вот он? Пороп! – обрадовался Тлуман. – Знакомьтесь и… э-э… У меня других дел без вас хватает.

Покидая территорию гетто Тескома через узкую калитку в воротах, Присмет оглянулся и сумрачно проследил, как тескомовец при входе без спешки закрыл за ним двери и щёлкнул запором.

Вот он и побывал там, где хотел.

Входя утром в кабинет Жуперра, Присмет от встречи с ним ожидал бог весть что. Мечты его уносились слишком далеко. Покидал же кабинет с чувством досады и неудовлетворенности. Однако, проведя почти весь день в гетто и поразмыслив, он пришёл к выводу, что всё могло кончиться для него гораздо хуже.

Он попытался поставить себя на место руководителя новой структуры Тескома, к которому приходит некто, имеющий шапочное знакомство, и несёт какую-то чушь про не существующую уже организацию, а следом о каком-то странном мальчике, за которым кто-то почему-то устроил охоту с привлечением тескомовцев. Что бы он сам мог подумать о таком визитёре? К тому же переполненного своей значимостью и явным стремлением втиснуться на какую-нибудь руководящую должность. Погнал бы в шею? Вежливо выставил бы за дверь?.. А он таки получал у Жевитайса два десятка тескомовцев в полное подчинение без срока возвращения их назад, а также кое-какую аппаратуру сигнализации, наблюдения и связи. И задание! Получил задание, как сотрудник Тескома…

В последующие дни Присмет, Пороп и его, по определению Тлумана, славная команда потрудились немало, чтобы ловушка на мальчика сработала безотказно, также как и на Свима, поскольку мальчик мог объявиться здесь только в компании с бывшим агентом Фундарены.

Для этого пришлось решить бездну вопросов и проделать большую работу.

Договорённость на проведение операции с кугурумом, согласование взаимоотношений со стражей посёлка, а вернее, на её невмешательство в действия Тескома, были достигнуты не без труда. Присмету пришлось придумать жуткую легенду, объясняющую актуальность задержания гражданина Соха – Свима. О мальчике кугурум остался в неведении.

После завершения неприятного общения с властями посёлка следовало, учитывая тайную деятельность агентов и их нелегальное появление в конспиративных домах, бермет за берметом тщательно обследовать ограду вокруг Соха и составить подробную схему со всеми подкопами. Кугурум разрешил провести подобное мероприятие только с обещанием со стороны Присмета после завершения операции передать eмy схему.

В действующие подкопы установили датчики, был проделан скрупулёзный анализ возможных путей, ведущих от подкопов к некоторым точкам на карте посёлка, куда мог бы направиться Свим с мальчиком, чтобы затем незаметно проникнуть в подвал своего дома.

Наконец наступил день, когда проделанная работа стала давать ожидаемый результат…

Палец Поропа с обломанным от трудов ногтём указал на подкоп под номером четыре на схеме, которым кто-то только что воспользовался.

– Ну, во-от! – с удовольствием потёр большие мягкие ладони Присмет. – Сработало, как было задумано. А, Пороп?

– Да, шейн, – без особого энтузиазма отозвался кринейтор.

Командир полукрина был медлительным и исполнительным служакой. Боец он, по мнению Присмета, был никудышный, так же как и другие члены его славной команды. Было похоже на то, что полукрин собран из самых бездарных вояк, не приспособленных ни к мечу, ни ко всем другим работам.

– Теперь узнать бы точно, кто пожаловал? Действуйте по разработанному плану. Если… Да, если…

Присмет задумался.

Пока шли подготовительные работы, у него в голове почему-то вертелась лишь одна мысль – придёт Свим. Сейчас он с неприятным для себя чувством отвращения подумал, что предусмотрел не всё. Подкопом мог воспользоваться кто-нибудь другой, тем более таких подкопов – действующих наверняка и давно заброшенных – было обнаружено более полусотни. Все их Свим не мог понаделать или знать о них. Сколько их ему нужно – не более двух-трёх. А остальными могли пользоваться совершенно другие люди или разумные, чья частная жизнь Присмета не волновала.

Правда, был ещё один человек, на которого поставлена ловушка – Ольдим. О нём Присмет вспомнил совершенно случайно уже в процессе работы по периметру ограды. Он даже хлопнул себя по лбу от досады. Как же он мог позабыть о секретной явке в Сохе другого фундаренца, тем более этой… – Присмет скрипнул зубами, – твари Ольдима?

Координатор Ольдим был ненавистен Присмету со дня основания Центра. Ольдим подозревал, а может быть, и знал о двойной игре Присмета и однажды без обиняков сказал ему прямо в глаза, на что Присмет тогда отделался шуткой, мол, все мы такие – любим опереться спиной на нечто прочное и несокрушимое в нашем непредсказуемом мире, что могло бы поддержать в безвыходной ситуации.

– Опирайся, но помни: если ты позволишь себе кого-либо предать, пеняй на себя! – жёстко сказал Ольдим, поджал безобразные губы и не улыбнулся, чтобы как-то смягчить свою угрозу.

Впрочем, если бы он улыбнулся, то улыбка могла бы ещё больше насторожить Присмета. Лицо Ольдима когда-то обезобразило пламя, так что улыбка на его лице получалась зловещей и пугающей.

– Если это будет Ольдим, – проговорил Присмет, глядя на Поропа. – Кто такой Ольдим?.. Не важно. Вы его узнаете сразу. Лицо его когда-то обгорело, а полголовы осталось без волос. Исправлять себя он не удосужился… Так вот, если это будет он, то убейте его сразу! Ясно?

– Да, шейн, – помедлив, не добавит ли что ещё начальство, покорно отозвался Пороп.

Спокойные слова командира полукрина отвлекли Присмета от мрачных мыслей, но они не исчезли без следа, а угнездились где-то там, глубоко в сознании, в какой-то дальней его части, и посылали импульсы тревоги, отчего на душе становилось неспокойно.

– Только не думай, что с Ольдимом так просто справиться. Он знатный дурб. Вы должны навалиться на него со всех сторон сразу, чтобы он меча не мог выхватить. Иначе вам придётся с ним туго.

– Да, шейн, – голос Поропа не дрогнул.

– Ладно. Во избежание путаницы, поведите пришедшего так, чтобы я его мог увидеть.

– Хорошо, шейн. Где вы пожелаете его увидеть?

– Здесь! – Присмет хлопнул рукой по столу, за которым сидел. – Погоните его мимо видео глаза. Вы его установили, надеюсь?

– Да, шейн. Однако нам придётся прогнать пришлого не менее чем на два свиджа.

Присмет уставился на Поропа непонимающим взглядом, потом вспомнил:

– Ах, да! Мы же надеялись, что в первую очередь сработает семнадцатый подкоп. Он ближе всего к дому, ожидаемого нами человека. Ну что ж, подождём его появления в подвале. А этого, если он тот, кого я тебе назвал, убейте!

– Темно на улице, – напомнил Пороп.

– Ничего, рассмотрите. Как там Тринер?

– Ещё дышит. Мы его сегодня поили.

– Хорошо, хорошо, – заторопился Присмет, словно упоминание о Тринере, связнике Свима, случайно захваченного в доме с какой-то информацией к агенту, ему было неприятно. – Идите и выполняйте свои обязанности!

Командир полукрина вышел, мягко притворив за собой двери. Присмет облегчённо вздохнул. Расслабившись, посидел некоторое время, бесцельно глядя в одну точку. И вдруг поймал себя на мысли, что ему очень не хочется, чтобы сегодня пришёл именно Свим. Кто угодно, только не он. В конце концов, затеянная игра с поимкой мальчика была его, Присмета, игрой, а Свим просто стал случайным её участником, статистом.

Свим не то чтобы нравился Присмету, тем более они уже давно не встречались лицом к лицу, но было между ними, как ему всегда казалось, уважение. Мало того, случилось как-то – лет, может быть, пять тому назад, – что Свим сопровождал его в переходе от Габуна к Бусто через западную часть Заповедника Выродков и, по сути дела, спас ему жизнь, встав на пути неожиданной атаки банды выживших из ума людей и выродков.

Помнит ли о том времени Свим, Присмет не знал, но сам вспоминал неоднократно, особенно это не выходило у него из головы с тех пор, как Свим и мальчик для него стали неотъемлемой связкой. Как поступить со Свимом в дальнейшем, Присмет старался не думать, хотя подчас видел в нём близкого к себе соратника, а порой – смертельного врага.

Сейчас ему не хотелось видеть Свима. Пусть уж лучше это будет Ольдим. С ним-то всё ясно. Вылить на него всю злость, а там со Свимом как получится…

Свим заметил за собой слежку, когда уже без помех пересёк пустошь от ограды до первых строений. Там-то его и поджидали. Кто это был, и сколько их там было, он не смог определить. Во всяком случае, не один, и наверняка это были люди.

«Что ж, этого следовало ожидать», – подумал он невесело и тут же метнулся за выступ здания, где, как он знал, находился спуск в подземелье под Сохом. Но вначале это был его обманный манёвр. Он быстро миновал вход – обшарпанные двустворчатые двери с истоптанным порогом (он отметил этот факт по памяти, пробегая мимо) – и с ходу втиснулся в неприметную узкую длинную щель между древней кладкой полуразрушенного строения, образующей стену высотой не менее десятка берметов, и зданием местного театра. Щель в шагах пяти от улицы чуть расширялась за счёт выклина в стене. Здесь можно было развернуться и нащупать нужный блок. После нажатия на него открывался вход в один из тайных проходов, найденных и обустроенных Свимом.

Он скрылся в нём задолго до того, как щель осветили сильным фонарём.      .

Тескомовцы его потеряли. Именно так доложил Присмету командир полукрина.

Сам Пороп был весьма обескуражен случившимся и пустился, было в объяснения, как это могло произойти:

– Мы его вели нормально…

Присмет остановил его ленивым взмахом руки.

– Его хотя бы видели? В лицо?

– Нет, шейн. Он слишком быстро заметил наше охранение и слежку за собой.

– Он был один?

– Один, шейн.

– Угу! – призадумался Присмет. – Быстрая реакция, хорошее знание посёлка… – проговорил он вслух то, о чём думал. – Похоже, мы на верном пути. Это либо Свим, либо Ольдим… Вот что. Пошли людей к дому Ольдима. Он расположен здесь, – показал на карте Присмет. – У него подвал попроще, чем у Свима, да и ходов один-два… И сделай так, как я сказал – убейте его, если это пришёл он. Да, вояк своих пошли побольше, человек пять-шесть.

– А если пришёл Свим?..

– С ним вначале буду говорить я… A-a, ты вот о чём. Он не бог, хотя мечом владеет хорошо. К тому же он не носит меленрая. Так что оставшихся с тобой хватит на него одного. Действуй!

Глава 10

Избежав слежки, Свим, ожидал чего-то подобного, однако, всё-таки озадачился её появлением, так как не видел в ней смысла. Те, кто позвал его сюда, могут спокойно поджидать его в доме, не прибегая к таким средствам. Поэтому, идя по просторному подземному ходу, кое-где освещённому вечными светильниками, он уже не был ни в чём уверен, а подходя к подвалу своего дома, даже стал сомневаться – была ли слежка, был ли кто-то там, ведь мало ли что может померещиться. Известно, чего больше всего боишься или о чём постоянно думаешь, то и увидишь.

«Тем не менее, сомнения сомнениями, а осторожность никогда не повредит», – подумал Свим и прежде, чем войти в подвал, долго вслушивался, приложив ухо к камню, за которым начинались его владения. Посетовал, что не предусмотрел каких-нибудь слуховых окон, не стоял бы сейчас в неудобной позе, стараясь сквозь толстую стену что-либо расслышать.

Как будто тихо. Слышно, правда, какое-то лёгкое шелестение, доносящееся неизвестно откуда, но крысы и мыши в подземелье Соха водились ещё со времён она.

Свим выпрямился, вздохнул, решительно надавил на потаённую точку на камне, тот бесшумно отошёл в сторону и открыл тёмный зев входа в подвал. Свим свободно перешагнул с несильным наклоном головой вперёд каменную преграду – отверстие делал для себя, не скупился, поставил камень на место и остался в полной темноте. Прислушался, но услышал лишь своё дыхание.

«Вот я и дома», – подумал он.

Тёплая волна воспоминания обласкала его. Впрочем, память не была связана с этим домом, а хранила ощущение бытия в родовом хабулине, где Свим провёл своё детство, отрочество и большую часть юности. Однако чувство от возвращения в собственное жильё, в котором был знаком даже запах, оказалось неожиданно приятным событием.

А был ли это хабулин отца в Примето или дом матери в Сохе, то какая в том разница, если он у себя дома!

Ничего не таясь, а что ему может такое грозить в собственном доме, Свим направился в темноте туда, где находился выключатель освещения подвала. Пошарив по стене, нашел его и включил. От вспыхнувшего яркого света непроизвольно прикрыл глаза рукой и двинулся в сторону стола, стоявшего посередине подвала. Стол был большим и непомерно тяжелым, доставшимся Свиму по наследству от прежних хозяев дома. Для каких целей он у них употреблялся, понять было трудно. Стоял он в одной из комнат поверхностной части дома и Свим хотел его выбросить, но после постройки подвала, нашёл для него подходящим именно такой стол – большой и тяжёлый

Наконец, глаза адаптировались к свету, Свим убрал ладонь и от неожиданности застыл на месте, словно наткнулся на непреодолимую преграду.

На столе, привязанный за руки и ноги к углам столешницы, распятием лежал человек, в котором Свим с трудом узнал одного из своих связников с Центром – Тринера.

До появления в подвале Свима Тринер, по-видимому, спал или был в полуобморочном состоянии, а теперь таращил глаза в потолок, изо рта его с завалившимся глубоко языком доносился прерывистый храп пересохшего от жажды горла. Он что-то пытался сказать.

– Воды, – наконец понял его Свим.

Тринер твердил это слово в полной безнадёжности. Наверное, просил воды уже давно.

Короткими взмахами меча Свим обрубил веревки, глубоко въевшиеся в кожу связника. Тринер лишь слабо шевельнулся, безуспешно пытаясь овладеть своими конечностями, они его не слушались. Он застонал.

– Кто же это тебя так? – приговаривал Свим, не надеясь сразу дожидаться ответа.

Он бережно приподнял безвольное тело. От него пахло смрадом – нужду Тринер был вынужден справлять под себя.

– Сволочи!

Свим подхватил связника на руки и понёс наверх, в дом, в ванную комнату, положил его в пустую ванну прямо в одежде и пустил теплую воду так, чтобы пострадавший мог бы ухватить ртом её струю,

Когда Тринер напился и отмок, Свим раздел его донага и выбросил, тщательно проверив карманы и складки, одежду в утилизатор. Спустил грязную воду, налил новой, помыл Тринера гелем, окатил водой, вынул из ванны и обтёр его насухо, перекатывая почти бесчувственное тело на просторном диване. Потом надел на него широкий халат и снова напоил, но теперь тонизирующим напитком, добытым из аптечного рундука, тоже оставшегося от старых хозяев дома.

Тринер застонал, взгляд его стал осмысленным.

– Ты слышишь меня? – спросил его Свим.

– Д-да… Это ты? Мм… Зачем ты пришёл? – Тринер выгнулся, будто получил укол в спину. – Зачем ты… Они же тебя…

– Кто они?.. Тринер!.. Кто они?

– Тескомовцы…

– Они были здесь, у меня?

– И Присмет с ними.

– Присмет? Этот, из Центра?

Ответ Тринера совпал с каким-то треском, раздавшимся за спиной Свима. Дурб резко обернулся и сделал шаг к стене, в руках его появился меч.

Но сражаться было не с кем. Звук исходил от небольшого устройства с экраном, на котором красовалась физиономия Третьего Командора Центра Фундаментальной Арены. Занимаясь Тринером, Свим не обратил внимания на незначительные изменения интерьера в комнате. Теперь же он видел монитор, пристроенный на тумбе-раритете из чистого дерева, и оловянно отсвечивающий окуляр видео глаза, поставленного поверх видеоустройства.

– Да, это я, – сказало изображение, – Присмет.

Назвав себя, Присмет имел в виду не более того. Свиму же голос его показался снисходительно-вальяжным и даже презрительным, а искажённое изображение он принял за улыбку. И то, и другое вызвало в нём приступ озлобления. Он дернул себя за удлинившиеся во время путешествия волоски на подбородке. Как он мечтал избавиться от них дома! Но пришлось заниматься не тем. А тут ещё ухмыляющаяся рожа бывшего Третьего Командора, виновника всего здесь случившегося.

Присмет для Свима был почти легендарной личностью. Нет, он никогда не видел его публичных выступлений, так как в ту пору был слишком мал, да и ко дню его рождения выступления силача давно закончились, зато увлекательные и приукрашенные до невероятных подробностей рассказы о нём слышал. От своих родителей, и потом, скитаясь в качестве агента-фундаренца по бандеке, – везде о Присмете восторженно отзывались люди и другие разумные.

Однажды Свим и ещё пятеро охотников были снаряжены сопровождать Присмета при переходе из города в город. На них из засады напала большая банда, как раз с той стороны, которую защищал Свим. Он успел несколько раз махнуть мечом, а затем уступил поле боя, также как и другие охотники, Присмету, оставшемуся один на один с бандой.

Присмет устроил и для фундаренцев и для бандитов показательный урок, как голыми руками можно передушить, переломать, убить одним ударом кулака массу разумных, любого, кто приблизился к нему ближе, чем на бермет.

Подобное случилось практически со всеми опритами в этот несчастливый для них день, как они себя не подбадривали криками, не организовывали атаки и не призывали навалиться скопом. Те же, кто уцелел в той схватке, убежали сломя голову как можно дальше от страшного воина.

Так было до тех пор, пока среди рядовых фундаренцев не поползли слухи о предательстве Присмета. В них верили и не верили – обычно так бывает, когда нет определённых фактов. Свима они трогали мало, но сейчас, после слов Тринера, тут же подтверждённых самим Присметом, все эти слухи ожили в его памяти.

Как всегда в минуты опасности, его спины коснулся холодок.

– Ну и что это означает? – спросил он, чеканя каждое слово, чтобы не сорваться на крик.

– Многое, Свим, многое. Ты… Скажем так. Ты в наших руках.

– И чьих же? Ты во множественном числе?

Присмет вскинул широкие брови, на экране монитора его движение выглядело забавно.

– Ты же слышал от Тринера, – голос его прозвучал так, будто Присмет слегка растерялся.

– А как же шестой параграф Устава Фундаментальной Арены? И постановления Центра о…

– Ты вспомни ещё прошлогодний снег. Ты же прекрасно знаешь, что Центра уже нет так же, как нет никакой Фундаментальной Арены. Они навсегда ушли в небытие! Так что твои…

– И ты, как я понимаю, приложил к тому своё вонючее предательство. Я правильно понимаю?

Присмет внимательно всматривался где-то там у себя в экран такого же монитора, пытаясь лучше рассмотреть Свима, чтобы понять, блефует он или его слова идут от убежденности в сказанное. Техника видеосвязи страдала сразу несколькими изъянами: была стара, как вечность, ненадежна, как человеческая судьба, изображение воспроизводилось тускло, и экран отсвечивал…

Ему начало разговора не понравилось. Он мыслил его по-другому. Но Свим неожиданно бросился в атаку с обвинениями в его адрес, не озаботясь о самом себе, как, по идее, должно было бы быть в его положении.

– Мы на эту… щекотливую тему можем поговорить, – взяв себя в руки, сказал Присмет. – Но позже. Если, конечно, мы с тобой обо всём договоримся. Здесь и сейчас.

– О чём это? – насторожился Свим и тревожно обернулся к Тринеру, не он ли чего такого наговорил. Впрочем, связник ничего особенного о Свиме не знал, а о последних его приключениях и подавно.

Связник бессильно откинулся на подушки дивана, и только горящий взгляд его глубоко сидящих глаз говорил, что он в сознании и слышит каждое слово, сказанное Свимом и Присметом.

– Прекрасно. Твой вопрос заставляет думать о тебе как о трезвом человеке, – Присмет снова взметнул вверх брови.

Сейчас Свим посмотрел на его изображение внимательнее – не делает ли Присмет каких-либо тайных знаков, часто используемых фундаренцами при общении на людях или в присутствии разумных. Что, если Третий Командор находится под принудительной опекой тескомовцев? Тогда все его слова могут приобрести особый смысл, дай он только жестом или ключевым словом знак, как к его речи относиться: верить всему, что он говорит, или, напротив, искать в ней скрытый подтекст. Но брови, поднятые вверх, ничего Свиму не намекали, тем более что Присмет, как помнилось, имел привычку играть ими и прежде.

– Итак, – продолжил тот, дав Свиму насмотреться на себя. – Начнём о предмете договора. Первое…

Экран мигнул, и изображение говорящего медленно погасло, Свим непроизвольно крикнул!

– Я тебя не вижу!

– А?.. Да, небольшая заминка в системе. Ну, это не важно. Достаточно того, что ты успел меня увидеть и узнать. Главное, что я тебя вижу хорошо. Так что слушай. Ты меня слышишь?

– Да уж, – буркнул Свим, потерявший надежду на неискренность Присмета. Он всё говорит от себя, и он виновен в издевательствах над Тринером вместе с тескомовцами.

– И это хорошо. Повторяю. Первое, ты должен отдать мне мальчишку.

– Какого еще мальчишку?

Свиму показалось, что его вопрос прозвучал натурально, как если бы он о мальчишке слышал впервые. На самом деле он вначале окаменел, потом дёрнулся всем телом, а уж потом произнёс эти слова.

Его нервозность тут же была замечена Присметом, хотя он до конца не был уверен, какую роль здесь сыграло напоминание о мальчике. Он скосил глаза и посмотрел на листок бумаги, где были записаны некоторые сведения о Свиме и его спутниках, полученные от самого Свима. Там он прочёл имя Камрата. Случилось так, что он это имя помнил, но в разговоре со Свимом вдруг неожиданно его позабыл.

– Как какого? По твоему сообщению его зовут Камратом. Где мальчик, Свим?

Свим не был готов к такому разговору. Подумай он заранее, то, естественно, нашёл бы достаточно убедительный ответ на домогательства Присмета. Однако сейчас надо было что-то сочинять. И не простую отговорку, а такую, во что Присмет мог бы, если не поверить, то хотя бы посчитать его ответ правдоподобным. Он решил слегка потянуть время – вдруг что-нибудь придёт в голову и он сможет избежать прямого разговора о Камрате.

– А-а, Камрат, – как будто вспоминая что-то далёкое и преданное уже забвению, проговорил он, – А что это ты о нём вспомнил? Чего он тебе понадобился?

– Свим, я не люблю повторяться. Моё требование остается в силе. Где мальчишка? Он мне нужен.

– Однако! Где же это я его возьму? Ты же знаешь наверняка, что я сюда пришёл один. Один! Ты хочешь, чтобы я перед тобой вывернул карманы? Или…

– Вот что, Свим, – глухо пророкотал Присмет, – тебе пора понять… Я с тобой говорю серьёзно.

– Куда уж серьёзнее. Дай то, чего нет. Ты это называешь серьёзным разговором?

Свим сказал, вернее, он досказывал, так как у него появилась какая-то мысль, способная отвести разговор от Камрата. Присмет не дал её додумать.

– Ты даже не понимаешь, как это серьёзно, – сказал он. – Сейчас поставлена на кон твоя жизнь. Мы с тобой договариваемся – и ты живёшь, нет… В общем, я тебя предупредил. Больше не буду. Где Камрат, Свим?

– Кто ты такой, чтобы распоряжаться моей жизнью?

Присмет на его законный вопрос не отреагировал, но повторил как автомат в театре:

– Где Камрат, Свим?

– Дался он тебе! Нет его. Он ушёл…

Да, да, он ушёл, уже про себя подумал Свим. Он ушёл… Куда он ушел? Слишком врать Присмету не было смысла. Присмет многое знал о передвижении команды по его собственным докладам и от тескомовцев, наверное, тоже шедших по их следам. Но что ему известно о вупертоках, пришедших к руинам? К тому времени никаких переговоров у него с Центром не было, и что там могло произойти, Присмету навряд ли что известно…

Вот он, случай, который сможет обить у него желание заполучить малыша.

– Куда же он ушёл? – скучно проговорил Присмет.

– Куда? Из жизни! – Свим выкрикнул эту фразу будто в отчаянии.

Как там реагировал на его сообщение бывший Третий Командор, Свим не видел, но связь между ними словно прервалась совсем – Присмет замолчал надолго.

– Мне жаль, – наконец принёс монитор. – Жаль тебя, Свим. Мы не договорились, и ты проиграл свою жизнь.

– Мы что, с тобой в кости играем?! – взорвался дурб. – Я-то причём здесь? Мальчишку сожрали вупертоки! Ты знаешь, что из себя эти твари представляют, да ещё весной? Не знаешь, а жаль. Вот тебе бы там и надо было находиться с мальчишкой. Ни у тебя, ни у меня забот бы не было… Игрок мне нашёлся! – Свим бушевал. Наклоняясь почти вплотную к видео глазу, он орал прямо в неё. – Я едва избежал смерти, а ты мне ставишь это в вину! Так? Они бы и меня перевели на дерьмо, не отлучись я… – Он отпрянул от объектива, пробормотал тихо и сконфужено: – По нужде я отлучился,

– Хм… – Присмет опять долго молчал. – А дальше?

– Что дальше? Дальше одно дерьмо осталось. Не было никакого дальше…

– Я говорю, как это произошло?

Свим в эти краткие мгновения пожалел о своей неспособности говорить так же, как Харан. Да что уж там говорить, успокоил он себя, тескомовцы видели вупертоков, напавших на руины, где по их данным, были люди, так что как бы он сейчас не излагал историю гибели Камрата и своего, да простят они его, друга и спутника из выродков К”ньеца, она останется на его совести, а Присмет пусть её проглотит.

Будто бы напрягая память, порой путаясь и перескакивая с эпизода на эпизод своего путешествия, Свим, тем не менее, стал подробно излагать события, пропуская некоторые щекотливые моменты, способные вызвать дополнительные вопросы со стороны Присмета.

По его рассказу получалось так, что шли они втроём, включая его постоянного спутника – хопперсукса по имени К”ньец, о котором Присмет должен знать. По дороге никого не встречали, никого не трогали. Дней десять тому назад удачно пересекли дорогу Фост-Перток…

Почему удачно?

Потому что на дороге и вокруг неё никого не оказалось. После чего остановились на ночлег у каких-то руин в свиджах четырёх-пяти от дороги. Утром, они уже успели поесть и собирались выходить, как на них напал гурт вупертоков. Гурт большой и с подвижными особями, страдающими от голода после зимней спячки. Вупертоки захватили Камрата и К”ньеца врасплох. Свим в это время сидел за стеной, а когда поднялся, то увидел только разорванные на куски и поглощаемые тела своих друзей.

Как ему удалось уйти?..

Он никуда не мог уйти. Удалось, пробираясь через горы обломков и остатки стен, взобраться повыше. Руины были окружены со всех сторон гуртом. Пришлось почти пять дней отсиживаться в недоступной вупертокам части руин, пока эти страшилища не перекочевали куда-то в другое место. Подождав ещё с полдня, он направился сюда, так как здесь у него намечалась встреча со связником по распоряжению Центра.

Присмет выслушал его рассказ до конца, перебивая короткими вопросами, которые очень помогли Свиму построить связную речь без углубления в лишние объяснения.

– Вот я здесь, – закончил Свим. – А ты…

– И это всё? – быстро спросил Присмет. Получив утвердительный ответ, он добавил: – Любопытно тебя послушать. Как сказку рассказал.

– Тебе бы в этой сказке побывать, – огрызнулся Свим.

К этому времени он уже удобно сидел в кресле, закинув ногу на ногу.

– Ты отдаешь себе отчёт, что всё сказанное тобой можно проверить? Тем более что тескомовцы шли за тобой…

– Это ты их навёл?

– Не я… Раз они за тобой шли, то тоже должны были видеть гурт вупертоков вблизи каких-то там руин.

– Не знаю, видели они его или нет, но всё было так, как я тебе рассказал… – Свим зло усмехнулся. – Проверяй!

– Само собой проверю… Ладно. Ты посиди у себя дома, поскучай или поговори со своим связником, а я пока наведу справки. Возможно, всё было именно так, как ты тут мне поведал. Но, зная тебя, я не поверил ни одному твоему слову. Слишком всё красиво получается. В жизни всё значительно проще.

– Вот именно, а ты…

– Дослушай меня. Пока я буду наводить справки, ты даже не пытайся уйти от меня. Все твои тайные ходы заблокированы, и я могу видеть и слышать всё, что ты здесь делаешь и о чём говоришь.

Свим не стал переубеждать Командора о его заблуждении по поводу блокирования всех его ходов.

– Хорошо, – отозвался он. – Но то я, а при чём тут Тринер?

– Как причём? Он твой связник.

– Ну и что? Их у меня было трое, сам, поди, знаешь. И потом, не совсем мой, а наш. Или ты уже совсем…

– Поймёшь ты это или нет, – грубо перебил его Присмет, – но у Тринера своя роль.

– Какая, если не секрет особый?

– Очень важная… Всё!

Свим пытался вызвать Присмета на продолжение разговора, однако тот не отзывался.

Оставшуюся часть ночи Свим проспал. Его никто не тревожил, даже Тринер, с которым они спали на одном диване.

Утром проснулся поздно. Сон освежил его, вчерашний день казался далёким, и произошедшее в течение его нереальным, словно прошло так много времени, что все детали вспоминались с трудом.

Свим встал, разбудил Тринера, умыл его, умылся сам. Долго смотрелся в зеркало, решая – брить бороду или нет? Подумал: – ещё успеется, и позабыл о ней.

Заставил связника съесть несколько кусочков тескомовского пакета из своих запасов, поскольку раздаточной у него в доме не было.

Тринер чувствовал себя плохо, взгляд его блуждал, в речи заговаривался. Свим опять уложил его спать. Ничем помочь он ему не мог, поскольку в доме никаких медицинских устройств также не было. Если бы они находились сейчас в родовом хабулине Свима, там он смог бы его покормить более полезной пищей и подвергнуть закалке, а здесь надо было ожидать естественного выздоровления.

Зачем его поймали в доме или приволокли сюда и подвергли пытке жаждой, да ещё с привязыванием к столу на несколько дней, Свим не знал, хотя и пытался разгадать эту загадку. Ну, чем мог Тринер помочь Присмету? Уговорить Свима отдать Камрата? Тринер о Камрате ничего не знал. Может быть, личная месть? Тогда зачем её совмещать с делами Свима? Или это просто садистские наклонности, проявленные таким образом Присметом? Большая вероятность того, что Тринер – наглядная демонстрация для устрашения Свима.

Так ли?

Ни одно из придуманных объяснений не удовлетворило дурба, и он решил набраться терпения и подождать других предложений или заявлений Третьего Командора несуществующей организации. Он почему-то надеялся на появление каких-то других условий от Присмета, выполнение которых позволит ему вырваться из Соха без пролития крови: своей или чужой.

Были и другие заботы. Свима тревожила мысль об оставленных вблизи посёлка спутниках. Хорошо, что он предупредил их о возможной задержке на день, так что время терпит. Пока. Быстрее бы выходил на связь Присмет, чтобы после разговора с ним принять окончательное решение. Всё разрешится мирным путем, тогда проблем нет, а в случае повторения угроз, прозвучавших вчера, то ночью надо будет отсюда уйти, вопреки желаниям Присмета и тескомовцев.

Уходить придётся вдвоём, так как Тринера он решил не оставлять на потеху кого бы то ни было.

День медленно проходил, а от Присмета не поступало никаких известий. Покормив Тринера обедом, тем же тескомовским пайком, Свим стал постепенно готовить его к побегу. Простое, казалось бы, дело – сговориться с напарником, оказалось неодолимо трудным. Под прицелом окуляра видео глаза он, к сожалению, не мог прямо сказать связнику, мол, готовься, придёт время, и мы с тобой совершим побег. Жди от меня сигнала. Пришлось, разговаривая с Тринером, то намёком, то жестом давать ему знак о такой возможности. В ответ Тринер таращил удивлённые глаза, отвечал невпопад и никак не мог понять усилий Свима.

Чуть позже, слегка ободрённый съеденным обедом и подкрепляющим питьём, он стал переспрашивать каждое слово, сказанное дурбом и добиваться понимания тёмных, по его мысли, изречений. Кончилось тем, что, выведенный из равновесия непонятливостью собеседника, Свим прорычал сквозь зубы:

– Бежать отсюда надо.

Тринер по-детски вдруг заморгал глазами и во всеуслышание чётко заявил:

– А разве отсюда можно убежать?

Свим едва не набросился на него с кулаками, но, немного поостыв и подумав, также громко проговорил:

– Конечно, нет. Стерегут все входы и выходы.

Покачав головой, Свим отвернулся от Тринера. У него отпало всё желание не только говорить с ним о побеге, но и брать его с собой. Что-то Присмет и его подручные с ним сделали, подумалось ему. Прежде Тринер был более сообразительным. Конечно, Свим знал о нём очень немного. Связник обычно появлялся на минт-два или, значительно реже, блесков, обмен информации с ним происходил помимо личностного общения.

Несколько позже он решился на крайнюю меру.

– Тринер, ты меня слышишь? Тебя, может быть, надо в туалет проводить? Так я помогу.

– Зачем это? – подхватился связник. – Я и сам в состоянии.

– Ну что ты на меня так смотришь? – почти простонал Свим от не проходящей бестолковости соратника по несчастью. – Ты ещё слаб, это тебе кажется, что ты сам сможешь, – он схватил Тринера за руку и потащил за собой, – а на самом деле всё не так. Когда появится Присмет, мне будет не до тебя…

Тринер упирался, Свим, продолжая тираду, поддал ему коленом, потом рявкнул:

– Иди, дурень!

Закрыв за собой дверцу туалета, Свим выпустил руку связника и прошипел:

– Ты долго дурака валять будешь? Почему не хочешь со мной бежать?

Тринер дёрнулся плечом, чуть отступил от дурба, насколько позволяло тесное помещение.

– Потому, что этого хочет Присмет, – сказал он ровно.

– Присмет хочет, чтобы я с тобой убежал? – Свим недоверчиво посмотрел в глаза собеседника, надеясь услышать подтверждение своим словам.

Тринер не позволил ему размечтаться.

– Ты меня не так понял. Присмет прекрасно знает о тебе, как человеке чести. Ты меня в беде не оставишь, значит, потащишь с собой. А какой я беглец? Ноги едва передвигаю. Так что ты далеко со мной от него не убежишь.

– Та-ак! Вот он почему… Я тебя и вправду не брошу здесь. Готовься к побегу.

– Ты не понимаешь…

– Лучше, чем ты думаешь. Нам пора возвращаться.

Присмет вышел на связь к вечеру и опять только по звуковому каналу. Экран монитора не работал. Без приветствия и вводных слов он заговорил, как будто между вчерашним разговором не было почти дня паузы, а Свим будто бы только что закончил говорить, а Присмет продолжил:

– …и сказочка забавная. Давненько таких не слыхивал. Ты меня развлёк, Свим. Кстати, Координатора тебе дали по моему настоянию.

– Какая щедрость! – не остался в долгу Свим.

– Мне ничего не стоило. Так вот, ты меня развлёк. Но и только. Хотя с вупертоками твои басни сходятся. Но рассказывают при этом, – в искажённом каналом связи голосе Присмета проскользнуло нечто, похожее на иронию, – об уничтожении кем-то двух… целых двух экипажей тескомовских воздушных шаров вместе с шарами. Потом ещё одного… Я смотрю, тебя заинтересовали мои новости? Если они для тебя, конечно, новости. Да, да, Свим, исчезли три шара. Тебе ничего не известно, куда они подевались и какова судьбаэкипажей?

– А я тут при чём? – как можно беспечнее ответил Свим. – Они же не в первый раз пропадают вместе с экипажами.

– Я тоже так думаю. Но мне не терпится от тебя узнать, как же это вам удалось совершить? Втроём! Ты, выродок-хопперсукс и мальчик, а? Свим?

– Похоже, тебе не менее других присуще рассказывать сказочки. Наплёл тут. Тескомовские шары, экипажи…

Но вопрос Присмета стегнул неожиданно:

– Где мальчик, Свим?

– Мутные звезды! Ты что, плохо слышишь или соображаешь? Я вчера тебе уже рассказывал о мальчике и как он погиб. Что тебе этот мальчик дался, раз тебе приспичило терзать меня и издеваться подобно извращенцу над Тринером? Ты можешь мне это объяснить? Ты, стоявший у истоков Фундарены и составлявший её Устав? Ты же сам мне приказал, как я теперь догадываюсь, сопровождать этого мальчишку. И я, агент и охотник, таскался с ним по бездорожью, бегал ото всех, кому было не лень за мной увязаться и прищемить мне хвост… На кой он тебе сдался?

– Сколько экспрессии… Где мальчик, Свим?

– У тебя там техника заела, или ты сам?.. Тебе не надоело спрашивать о том, чего уже нет? – Свим устало махнул рукой и присел на диван.

Маниакальное недоверие Присмета к его объяснениям начинала не только тревожить, но и надоедать. Он полностью выложился, придумывая правдоподобную историю, и сейчас голова его оставалась пустой для новых идей.

Не то, по-видимому, происходило у Присмета.

– Мне не надоело, – сказал он назидательно. – Ладно… Ты пока подумай о мальчике и как тебе следует его передать мне. А теперь ответь, Свим, что ты сделал с Гелиной Гонатой Гамарнак?

– Я?.. Сделал?.. С кем? – воскликнул Свим, а сам смятенно подумал об оставленных в руинах людях и выродках. Неужели на них всё-таки вышли тескомовцы?

С Хараном и с Гелиной что-то случилось, если Присмет ставит свой вопрос именно так.

– Успокойся, – прохрипел монитор, – я пошутил.

«Шутки у тебя», – хотел сказать Свим, однако решил выяснить до конца те сведения, которыми обладал Присмет.

– Ты сказал, Гелина… и в общем, Гамарнак. Какое она имеет отношение к правителю бандеки? – Свим говорил деловито, но не забывал показать свою неосведомленность во взаимоотношениях стоящих далеко от него гитов, зато правителя бандеки он знает, обязан знать.

Присмет, похоже, так его и понял.

– Она его приёмная дочь. Канила. Красавица. Разве не слышал о ней? В твоём возрасте такие вещи имеют большое значение.

– Я агент и охотник, есть ли у меня время на такое?.. К тому же я не гит, а инег. – И поторопился деловито спросить: – Так что там случилось с этой Гелиной?

Изображая заинтересованность, Свим хотел отвлечь Присмета от воспоминаний о Камрате. И потом, нельзя ли будет увязать какие-то моменты рассказа фундаренца о Гелине с тем, что, якобы, произошло с его спутниками.

– Что случилось, не знаю, известно только то, что она тоже исчезла где-то у дороги Фост-Перток и как раз дней десять назад. Ты её, ненароком, не встречал?

Свим едва не расхохотался наивности Присмета.

– Конечно! И раскланивался, – Свим встал с дивана, шаркнул ногой перед собой и сделал полупоклон. – Вот так, как это приличествует делать перед канилой и красавицей, а Гелина, как ты утверждаешь, именно такова.

Он мог себе такое позволить, так как с облегчением понял о полном неведении Присмета и тогда, естественно, тескомовцев о Гелине и сопровождающих её людях и выродках. Место нахождения им тоже неизвестно.

Со стороны Присмета вновь появилась пауза в переговорах.

Свим помнил – Присмет всё время подглядывает за ним, потому старался держаться как можно естественнее, но когда тот после его шутливого раскланивания замолчал, он вдруг почувствовал готовность всё-таки рассмеяться или хотя бы допустить какую-нибудь вольность в своём поведении.

На его лице уже растягивались губы, так что пришлось кулаки уткнуть в щеки, чтобы сдержать рвущийся наружу смех.

С желанием повеселиться стали появляться и другие представления от общения с Присметом.

Во всём, произошедшем ночью и происходящем сейчас, он как будто обнаружил бездарно завуалированную игру наспех отрепетированного и плохо разыгрываемого фарса. В таком свете ему стали представляться все выдвинутые требования и реплики Присмета, его дешёвые умолчания, частые паузы.

Вот и сейчас: наступившее звуковое зияние в их обмене фразами предвещало, похоже, разыгрывание нового акта трагикомедии, где почему-то первой жертвой оказался обычный связник, а теперь хотят подтянуть до того же уровня и его. Но у Присмета или у тех, кто его окружает, что-то там не сработало, а в целом все их потуги выглядят смешными и глупыми.

«Пусть они там придумают ещё что-нибудь», – думал Свим, представляя себе некие лица, с сумрачным видом готовящие ему новые каверзы.

Свим ошибался, считая Присмета участником фарса.

Пауза понадобилась бывшему Координатору совершенно для другого. Он горой навис над монитором, видел ужимки Свима и размышлял совсем не о смешном.

Ему было не до того. Сведения о гибели мальчишки, на которого он поставил многое, как будто подтверждаются. Вупертоков, большой гурт, видели и предполагали об их нападении на кого-то, с большой долей вероятности – на людей. Время и место появления гурта совпадало с рассказанным Свимом. Следовательно, мальчик отпадал… Теперь – Гелина. Тоже как будто желанная добыча Тескома. А зачем она им понадобилась, не его забота.

Итак, Гелина…

Свим, по его словам, с нею не встречался. А может быть, и встречался. Что из того? Практически ничего. Гелина – женщина решительная и своенравная, красивая и знающая себе цену, гордая и спесивая, как все многоимённые, могла со Свимом не вступать в какие-либо отношения – она сама по себе, он тоже сам по себе. Встретились и разошлись. Он перед ней, может быть, и точно расшаркался, а она даже не заметила. Приятно ли Свиму вспоминать такую встречу? Наверное, нет.

«Тогда, – Присмет помял пальцами нижнюю губу, – напрашивается очевидный вопрос – нужен ли ему сейчас Свим? И вообще, нужен ли»?

Или вернее поставить этот вопрос иначе: чем грозит ему живой Свим?

Заниматься перетягиванием бывшего агента на свою сторону Присмету ужасно не хотелось, в основном из-за лени: как подумал, сколько будет возни, дурацких разговоров, бессмысленных упрёков, ненужных намёков, притворных обещаний, клятв – так будь он хоть трижды ценным потом для него агентом, помощником или простым слугой, овчинка выделки не стоит. Больше нервов себе истреплешь, язык измочалишь, чем получишь приемлемый результат.

Убить?.. Тоже как будто бессмысленно.

Отпустить и забыть?..

Но забудет ли он? Не лучше ли натравить на него тескомовцев? Пусть пяток голов своим мечом расколет, зато умрёт с сознанием честного боя, где он один противостоял целой ватаге воинов и смог увести с собой в небытие многих из них. Конечно, лучше…

Но занозой сидело воспоминание о трудном переходе к Бусто… Так и стоит перед глазами меч, нависший над ним, отбитый Свимом…

Присмет потёр лоб кончиками пальцев руки – что-то он ещё хотел узнать у Свима. Но что? Присмет поморщился от собственной забывчивости. Бессонная ночь и суматошный день утомили его.

Новые структуры Южного Тескома, так теперь называлась организация с центром в Примето, находятся в перестройке, обратиться не к кому, никто ничего не знает…

Благо, повезло хотя бы с тем, что происшествие с вупертоками случилось на территории, контролируемой тескомовцами самого Жевитайса. Присмет, после рассказа Свима о гибели мальчика, вначале вышел со своими вопросами прежде к думерту Тлуману, считая безнадёжным добиваться новой встречи с Жуперром.

Связь, налаженная между местопребыванием Присмета в Сохе и резиденцией руководителя Южного Тескома, несмотря на близость, была ужасной, и думерт долго не мог понять, что, собственно, хочет от него эта Гора Мяса, как он уже окрестил Присмета и распространил прозвище среди тескомовцев полукрина, данного тому в распоряжение. О появившемся прозвище сообщил самому Присмету не без умысла Пороп.

Тлуман, поняв, наконец, идею вопроса, ничего определенного не пообещал, кроме как навести справки по своим источникам.

Редко, но иногда бывают счастливые стечения обстоятельств, и чудо произошло: думерт отыскал тескомовцев, видевших вупертоков в указанном Свимом районе дороги Фост-Перток.

– Они говорят… – кричал на своём конце линии связи Тлуман. – Они там всех сожрали…

– Кого сожрали? – едва слышимый голос думерта донёс до Присмета бессмыслицу.

– Это они говорят… Сожрали!

– Они-то кого сожрали?

В таком духе обмен нелепостями длился не менее полупраузы, пока Присмету стало кое-что понятным.

Заканчивая разговор, Тлуман предложил, несколько раз повторившись по просьбе Присмета, ещё раз связаться, если понадобится; Присмет пообещал, однако, дав отбой, выругался и зарёкся пользоваться такими средствами связи, да и с автором его нового прозвища тоже.

«Ах, да!» – вспомнил он.

Ведь хотелось узнать у Свима, зачем это он ходил в Керпос? Тогда в Центре он не мог найти о его задании никаких данных.

Хотя…

Важно ли ему сейчас выяснять причину и знать имя того, кто послал агента в другой город, далеко отстоящий от Габуна? Присмет пососал губы и пришёл к окончательному выводу – не важно. Послали и послали. Те, кто посылал, сейчас, по всей вероятности, либо мертвы, либо забились куда-нибудь подальше и долго оттуда не покажутся, а Свим наверняка начнёт рассказывать что-нибудь небывалое.

Надоело!

Не лучше ли…

Точно!

Пусть он там помучается неведением, ожидая своей участи, в то время как он сам сейчас пойдёт, заляжет часов на пять и поспит. Нет, сначала поест, а потом поспит…

Глава 11

– Он прошёл здесь, – К”ньец в темноте показывал как будто куда-то вниз. Камрат его жест не понял. – Мы здесь когда-то со Свимом сделали подкоп. Он ведёт в поселок под оградой.

«Мог бы не объяснять», – с досадой подумал мальчик.

Хопс наклонился низко к земле, понюхал камень, прикрывающий наружное отверстие подкопа, потрогал его лапиной. Вздохнул, словно проделал невесть какую тяжелую работу.

– Что ещё? – не выдержал мальчик.

Пока они шли к Соху, петляя, делая какие-то повороты, обратные ходы – и всё это на крутом склоне холма, Камрат терпел и не задавал К”ньецу никаких вопросов. Терпел и тогда, когда тот вывел его, наконец, к ограде и повёл вдоль неё, да так долго, что можно было подумать о необходимости обойти весь посёлок по периметру, не меньше.

Камрат терпел.

Но сейчас-то чего они остановились и медлят продолжить путь? Скоро уж полночь наступит, а они ещё и в посёлок не проникли.

У Камрата стало создаваться впечатление: К”ньюша сам себя перехитрить хочет, а не только тех, кто может сторожить стены. На взгляд мальчика, надо было с самого начала не ходить вокруг да около, а сразу направиться прямо сюда, к подкопу. Уже давно были бы со Свимом, а то и вернулись с ним назад, к дереву, где их ждут. Клоуда там, наверно, себе места не находит…

– Ничего, – невозмутимо ответил К”ньец, он нетерпения Камрата как бы не замечал. – Свим прошёл здесь.

– Я уже слышал, что он здесь прошёл. Так почему мы не идём?

К”ньец недовольно фыркнул. Малыш, видимо, думает, как просто найти именно тот подкоп, которым воспользовался Свим? Дурб, уходя в Сох, вначале направился совершенно в другую сторону, вот торн и подумал, что подход к подкопу находится в той стороне, куда они с малышом вначале прошли.

– Сейчас, малыш, и пойдём. Я буду первым.

Он без усилий приподнял камень, удивив мальчика своей силой. Камень на ощупь должен был весить не меньше, чем десяток мужчин под стать Свиму. Камрат даже отступил на шаг, ожидая мгновения, когда камень обрушится вниз под своей тяжестью и придавит К”ньеца.

Ничего подобного не произошло, К”ньец скользнул вниз, придерживая над собой камень одной лапиной.

– Давай, малыш, опускайся сюда. И придержи крышку.

– Я?.. – всё ещё не доверяя тому, что увидел, опасливо откликнулся Камрат, хотя начал понимать – с камнем что-то не так.

– Он лёгкий. Дай мне руку. Держи… Опускайся ко мне сюда. Опускай камень. Не торопись. Медленно, чтобы он правильно лёг на место. Всё! Нет, нет, руку не вырывай, иди за мной, Можешь не пригибаться, Свим… Стоп!.. Здесь что-то появилось лишнее, – К”ньец повозился, достал фонарь и узким лучом света обследовал стены подкопа. – Так, так… Посмотри, малыш. Видишь тут какие-то ниточки или проволочки? Их не было, когда мы проходили здесь в последний раз.

– Ты думаешь, что Свим… – догадался Камрат.

– Именно так, малыш. Он мог не обратить внимания, а его поджидали. – Хопс тяжело вздохнул. – И, думаю, заметили.

– Что теперь? Мы ведь всё равно пойдём, да? – требовательно спросил Камрат.

Хопс молча выключил фонарь, спрятал его в мешок.

Время тянулось для Камрата – он просто изнывал от необходимости что-то делать и от обыкновенного любопытства. В нём каждая клетка естества ожидала продолжения – что же будет дальше? Свима заметили – и что? Надо не мешкая идти и узнать: где он сейчас, кто на него охотится, можно ли его вызволить из беды, если он в неё попал?

А К”ньюша медлит.

Совсем по-иному время воспринималось К”ньецем – оно пролетало мгновенно, за ним не угнаться. Надо принимать решение: идти или отступить. Он хорошо представлял, что их может ожидать в Сохе, раз Свим был засвечен при переходе под оградой.

– Мы обязательно пойдём, малыш. Это точно. Но запомни! Это слишком рискованное решение и мне не хотелось бы, чтобы ты рисковал вместе со мной. Ты должен дойти до Примето. На моём месте Свим тебя просто бы не пустил дальше, а я тебя прощу. Малыш…

– Нет, К”ньюша, я иду за тобой. Как думаешь, мы с тобой ещё можем спасти Свима?

Камрат не видел К”ньеца, слышал только его дыхание.

– Кто может знать, малыш. Опоздали мы или нам повезёт, но это будет известно после нашего посещения дома Свима. – К”ньец приподнял выходной, такой же большой, но невесомый, камень. – Сначала выйду я, а ты не торопись… Не торопись, малыш! Может быть, я зря так остерегаюсь, если мы никому не нужны, но и сломя голову нечего кидаться. Побудь немного внизу.

– Я побуду, К”ньюша.

Хопс беззвучно выскочил из подкопа и припал к земле, внюхиваясь и вслушиваясь в запахи воздуха и тишину посёлка.

Запахи и звуки были, как им не быть там, где живут люди, но ничего опасного или подозрительного К”ньец не почувствовал. Поднялся во весь рост и позвал мальчика, который уже по пояс высунулся из ямы.

– Пойдёшь за мной шаг в шаг, – мяукнул он Камрату прямо на ухо. – Следуй только за мной, ни на что не отвлекайся.

– Далеко нам?

– Как придётся идти, – уклончиво ответил К”ньец. – Идём!

Они шли. Нет, как казалось мальчику, они медленно переставляли ноги – шаг, ещё один замедленный шаг… Как во сне.

К”ньец вёл Камрата путём, который вчера примерно в такое же время проделал Свим. Он отмечал все детали пути: вот Свим шёл почти спокойно, здесь остановился, потом быстро, что-то его спугнуло, побежал в том направлении… К”ньец тоже постоял в том месте, где приостановился Свим, прислушался. Ничего. Вокруг царила тишина, и никто за ними не следил.

Дальше запах почти улетучился – это Свим передвигался так стремительно, что не оставлял следов. Но к этому времени и месту К”ньец уже примерно представлял, каким ходом воспользовался его друг-человек. Подойдя к щели между древним строением и театром, он убедился в правильности своей догадки – Свим втискивался в межстенье именно здесь.

Чёткий запах его остался и у входа в потайной спуск в подземелье. Камень легко отвалился в сторону и пропустил хопса с мальчиком. К”ньец всмотрелся в полу сумрачное освещение хода и ничего подозрительного не обнаружил. В окружающем воздухе витал только запах, оставленный Свимом. Никто его здесь не стерёг, никто другой не прошёл за ним этим путём.

– Здесь всё спокойно, – шепнул он мальчику. – Но ступай мягче.

Предупредив Камрата, хопс двинулся вдоль по подземному коридору.

Камрат – следом за ним, и шёл, пожалуй, значительно тише, чем сам хопс, дробный отзвук копытец которого иногда раздавался в гулкой тишине подземелья.

– Вот! – лапина К”ньеца уткнулась в ничем ни примечательный каменный блок высотой с Камрата, в стене, создающей тупик ходу. – Сейчас мы войдём сюда… Там уже подвал дома Свима… Будь, малыш, предельно собранным и готовым ко всему.

– Я готов, К”ньюша.

– Тогда … входим.

Блок бесшумно провалился куда-то вниз – в лицо пришедшим брызнул яркий ослепляющий свет громадного подвального помещения. К”ньец раздал ноздри, втянул воздух.

– У-ух! – выдохнул он. – Тут побывал десяток людей. Пахнет меленраями, мочой человеческой… – Он приподнял лапину, делая знак внимания Камрату, прислушался. – Там, наверху, в доме кто-то есть. И не один. Теперь, малыш, быстро за мной!

– Они схватили меня, как только я вошёл в ворота посёлка. В шагах десяти от них. Тескомовцы, наверное, имели мой портрет, так как подошли ко мне со всех сторон сразу и заломили мне руки за спину. А может быть, им на меня кто-то показал ещё в Примето, когда я сюда направился. Стража Соха?.. Её у ворот не было. Я как будто тогда удивился… Не помню уже. Ко мне подошли они…

Тринер глуховатым голосом рассказывал о своём задержании скучно и монотонно, словно ему самому было противно воспроизводить в словах воспоминания, неприятные для него. Так оно, наверное, и было.

Свим, щадя его, даже не просил своего связника говорить об этом. Eмy, естественно, хотелось знать, как всё это происходило, но не желал изводить его расспросами. Однако к такому разговору располагало многое. Что, например, делать, сидя напротив друг друга? Вокруг тишина и покой, и ни один из них пока что никуда не спешит.

Внутреннее убранство дома, состоявшего из одной большой комнаты и двух других, крошечных, после того, как он перешёл во владения Свима, носило чисто функциональное назначение: стол (как без него), несколько приспособлений для обычного сидения (на вкус и настроение хозяина), обширный диван, способный вместить нескольких разумных, настроенных не только на нём спать, но и, отдыхая, поговорить.

Тринер лежал на диване, откинувшись на валик, Свим то присаживался ближе к нему, то мерно вышагивал по комнате. Места для того было достаточно – всё пространство комнаты, не занятое мебелью, служило Свиму для упражнений с мечом, когда он здесь появлялся и останавливался на несколько дней.

– Они тебя били, когда взяли?

– Нет, они меня не били. Лишь связали руки и подземными переходами привели сюда, в подвал твоего дома. Положили на стол… Питьевую флягу отобрали… Подумай, как я мог им сопротивляться. Направляясь к тебе, оружия я не беру. Их было человек десять. Здоровые ребята, только, на мой взгляд, обучены так себе… Узнать необученного просто, ему оружие мешает, хотя и висит на нужном месте… Значит, они меня привязали… Что говорили? Ничего особенного и только между собой. Потяни на себя, завяжи узел покрепче… В общем, привязали и ушли. Я лежал и, не поверишь, первые несколько блесков с удовольствием потягивался. Отдыхал, одним словом… Было отчего. В городе будто бы всё спокойно. Как всегда. Тескомовцы даже после событий в Габуне появляются в городе редко, ходят парами, никого не трогают. Внешне всё так, а присмотришься – суматоха какая-то вокруг. Горожане словно куда-то бегут, чем-то озабочены, на лицах тревога… А я чем их лучше? И я тоже как все, но сам теперь не знаю, почему такое со мной происходило… Как не замечал? Замечал. Да на одном месте не сиделось и всё тут. Потому-то я и пошёл к тебе раньше назначенного времени, дня за два, как мы договаривались… Что бы у тебя здесь делал? Твой дом в посёлке, в нём обычно тише, чем в городе. И потом… В прошлый раз я у тебя видел книги, хотелось на них взглянуть. Вышел к вечеру. День оказался суматошным, потом почти одиннадцать свиджей без присеста прошагал сюда. Тоже не безделица. Так что устал неимоверно. Вот, после того, как они меня привязали, лежу и потягиваюсь, отдыхаю, блаженствую. Однако праузу лежу, две… Как не звал? Я уже праузы через три во всё горло орал. В твоём подвале только и кричать – одни мыши тебя услышат… – Тринер прокашлялся, болезненно кривя губы на измученном лице. – Знаешь, жажда меня извела. Иного я не чувствовал. Один раз приходили двое. Посмотрели на меня и дали что-то хлебнуть… До сих пор от того питья в голове стоит какой-то гул. Как будто вода сверху льётся… Может быть, и наркотик. Но после него дважды два позабыл, сколько будет… Сейчас?.. Не смейся, Свим…

– Я не смеюсь, Тринер. Плакать хочется. Ты бы встал, походил. Помочь?

– Опять в туалет поведёшь?

– Надо?

– Это я к тому, что сам могу.

Тринер встал на ноги, покачался из стороны в сторону, как после излишнего приёма коввты. Шаги его были неуверенными, но связник крепился и пытался улыбаться. Через несколько минтов в изнеможении опустился на диван рядом со Свимом.

– Видишь, какой я, – Тринер не жаловался, констатировал.

– Вижу… Уже ночь. Что делать будем?

Связник пожал плечами.

– Вот что, – Свим приблизил свои губы почти к самому уху Тринера и стал медленно подниматься, чтобы со стороны его движение казалось бы естественным. – Отдышись. Чуть позже я разобью видео глаз и мы с тобой…

– Меня оставь, – не раскрывая рта подобно чревовещателю, проговорил Тринер и затуманенным взглядом окинул комнату, словно прощался. – Твоё предложение мной обдумано окончательно. Ты уйдёшь, а я им тут поморочу голову, тем самым попридержу немного.

– Нет. Уйдём вместе, – покачал головой Свим. – Это тоже окончательно.

Тринер, подражая Свиму, покачал головой и печально улыбнулся.

– Ты помнишь, что сказал Заберуг, когда его возлюбленная Зудея уходила от^: него?

Свим ошалело уставился на Тринера. Переход от одной темы к другой был слишком стремительным, тем более в ту область, где он был не слишком силён.

– Заберуг сказал столько, – осторожно начал он, – что я практически ничего толком не знаю о его высказываниях. Видишь ли, Тринер, мои наставники больше всего старались, чтобы я не был перекормлен, и в основном натаскивали меня в гимнастическом зале, чем в чтении Заберуга, как бы он уважаем ни был.

Наступила очередь удивляться Тринеру, признание Свима оказалось для него неким откровением. Он до сих пор знал Свима как дурба и агента Фундарены, а он ответил не так, как мог бы изъясняться человек такого уровня.

– У тебя были наставники, Свим? С таким-то нэмом?

– Я… Мутные звезды! Тринер, помолчи! – Свим воровато оглянулся в сторону видео глаза.

Ещё ему не хватало раскрыться перед Присметом, кто он есть на самом деле.

Они долго молчали, глядя друг на друга. Свим настороженно, Тринер с откровенным любопытством, он даже сел ровнее и не стал казаться таким измождённым.

– Дa-a, – протянул связник. – Никогда не знаешь, с кем говоришь, и что от него можно ожидать. Ты… Свим, очень открытый человек. Разве тебе не внушали, что открытость, если она излишняя, хотя и не порок, но счастья в жизни не добавляет.

– Вот ты как! Как не говорили? Говорили. Но почему я перед тобой должен изображать знатока Заберуга, если я его читал только однажды и слишком давно?

– Это другое дело. Но ты, как мне теперь понятно, читал и его, и других? То-то у тебя здесь есть книги! И читаю я не очень-то… Так что признаюсь, кроме Заберуга и его Заметок о любви больше никого и ничего не читал, потому-то его одного и приемлю. Хотя многие говорят, что великий Зунед и, не менее великий, Еспёр куда выше Заберуга.

– Еспёр и Зунед велики потому, что настолько древние, чтобы перед ними Заберуг мог выглядеть как дитя… Так что там сказал Заберуг своей возлюбленной, бросившей, как мне не изменяет память, его… его героя в пустыне на виду у диких, съевших, якобы, того после её исчезновения?

– Так оно и было. Память у тебя великолепная. Он сказал: «Беги, беги! И глаз моих печаль не сможет остановить твоей жизни скоротечной. Кто я такой, чтобы быть тебе обузой и камнем на груди в бушующей волне желаний…» Так сказал Заберуг. Ты, надеюсь, понял его последних слов намёки?

– Слов его намеки… Ты, Тринер, сам поэт.

Свим, тяжело переставляя ноги, в задумчивости заходил по комнате туда-сюда.

«Как бы он поступил на месте Тринера?» – задался он непростым вопросом, потому что на него, наверное, не было однозначного ответа. Смог ли он так решительно отказаться от помощи убежать отсюда куда подальше. Ведь ему ясно, как и мне: уйду я, он останется тескомовцам и Присмету на заклание, а то и к более изощрённой смерти.

Плохо думалось, плохо соображалось. В голову лезли посторонние мысли. Пожалуй, надо было действовать, ночь-то проходит, а он всё медлит…

Вдруг Тринер встрепенулся, на слабых ногах подошёл к столу и приложил к нему ухо.

– Они пришли, – сказал он упавшим голосом, устало поднял голову и показал рукой вниз, в подполье.

– Что ж, – ни один мускул не дрогнул на круглом лице Свима, только резче обозначились складки у крыльев носа.

Он как-то уже смирился с таким исходом притязаний Присмета и был готов продать свою жизнь как можно дороже. Он, возможно, потому и медлил – уходить или не уходить, – так как ожидал полной развязки событий.

Рука его нашла рукоять меча, и он попробовал легкость его высвобождения из ножен.

– Хороший слух, – похвалил он Тринера, – Как слышишь, их много?

Последние слова у него вырвались произвольно, он не хотел спрашивать о численности противника – какая разница, сколько их там?

Тринер, приложившись вновь к столешнице, замахал рукой с растопыренными пальцами,

– Это не тескомовцы, – пробормотал он, – Кто-то лёгкий, подвижный… Их там двое. Знаешь, какой-то будто бы перестук молоточков…

– Мутные звёзды! Принесло их… – Свим резко обернулся, выхватил меч и полным замахом саданул плашмя всей его тяжестью по видео глазу, превращая его в совершенно непригодную вещь.

– Что? – отпрянул от дурба Тринер.

– Это мои… Не медли, Тринер! Мы теперь не одни… За мной! – Свим бросился к двери, открывающей спуск в подвал, рванул её на себя и нос к носу столкнулся с мяукнувшим от неожиданности К”ньецем.

– Свим! Живой! Малыш…

Свим взвыл от реальности собственного предчувствия.

– Зачем ты его притащил сюда? Молчи! Не упоминай о нём! – Он заглянул через голову К”ньеца и увидел Камрата. Тот спокойно стоял у самого стола, подняв к нему лицо. – И ты молчи! Все ни звука! Тринер, – ухватил он связника за рукав. – Уходим!.. Уходим!!.

Командир полукрина влетел в комнату, облюбованную с позволения кугурума Присметом под кабинет, и остановился в замешательстве. Присмет спал прямо в кресле с широко раскрытым ртом – огромным провалом, способным вместить голову обычного человека.

– Шейн! – негромко позвал Пороп. Повторился громче. Вскоре он уже кричал: – Шейн, проснись! Шейн!

Его отчаянные крики повисали в воздухе безответно.

Поропу пришлось быть грубым и настойчивым, употребить всю свою силу, чтобы вначале раскачать неимоверную тушу этой Горы Мяса, потом уронить её на пол, после чего Присмет, наконец, проснулся.

– А? Что? – открыл он глаза, но подниматься с пола не торопился.

– Шейн, ещё кто-то перешёл ограду по подкопу.

Похоже, только после этих слов командира полукрина Присмет полностью проснулся и стал не собранно и тяжело подниматься.

– Когда, и по какому? – наконец занял он место за столом и посмотрел на схему. – Ну, показывай! – зевая, разрешил он высказаться тескомовцу и тут же с отвращением отметил, что ноготь у командира так и остался сломанным, а палец толстым и коротким. Оттого Пороп водил пальцем по схеме, будто кого-то на ней неловко и безуспешно ловил.

– Несколько минтов назад… Гм… – Пороп с легким осуждением глянул на Присмета и поправился: – С полпраузы тому назад кто-то прошёл по подкопу номер двенадцать. Вот он. Подкоп старый, неудобный для пользования, как мы решили во время его осмотра. Мы там даже охранение не выставляли.

– Почему? – Присмет совсем проснулся и старался выглядеть суровым и неприступным.

Тескомовец выкатил глаза на Присмета с негодованием.

– У меня же всего двадцать три бойца. Четверо у ваших дверей. Шестеро у дома Свима дежурят. А одних подкопов пятьдесят два. И потом…

– Не надо! Нет смысла ставить меня в известность, сколько у тебя людей и сколько надо охранять подкопов. Важно, что кто-то одним из них воспользовался. Что ты предпринял?

– Послал троих из резерва.

– Так, но куда ты их послал?

– К подкопу… – Пороп споткнулся и умолк.

– И что они у тебя там делают?.. – ядовито начал осведомляться Присмет, но оборвал себя. – Ладно, дело сделано. Смотри лучше сюда. От этого подкопа до дома Ольдима всего… э-э…

– Около трёх кантаров, – подсказал Пороп.

– Не больше. Почти рядом, только пустошь пересечь. Ты у его дома засаду держишь?

– Да, там трое. Один снаружи, двое в самом доме.

Присмет потёр внушительных размеров пухлые ладони, пожимая при этом движении широченными плечами.

Командир полукрина, сам крупный и сильный, с уважением посмотрел на простые, казалось бы, движения Присмета. По сравнению с ним любой разумный выглядел младенцем. К тому же, тескомовец вырос в столице и был не только о нём наслышан, но однажды в детстве с восторгом видел его выступление: он один тянул за собой верёвку, в которую уцепились десять здоровенных дядек, чьи ноги скользили по земле, поднимал пыль. Одни только названия его необыкновенному феномену что стоили: Сильнейший из разумных, Один против десятерых, Богатырь из сказки…

Первые минты общения едва не сделали Поропа в глазах Присмета идиотом, так он был переполнен случившейся встречей и перспективой работы бок о бок с самим богатырём богатырей. Когда же он покидал гетто с полукрином, переполненный чувством необыкновенной удачи, словно из воздуха появился Тлуман и, как всегда, кривляясь, высказался, испортив хорошее настроение и радужные предположения командира полукрина:

– Ты, полкринейтора, поосторожнее там с этой Горой Мяса. Он из тех, кто спокойно предает тех, с кем работает тем, кому о тех хочется всё знать. Я понятно выразился?

– Тех у тех… – Отмахнулся от думерта Пороп. – Очень понятно!

Многие позавидовали ему тогда. У командира крина даже челюсть отвисла, поскольку он сам себя наказал, отказавшись перед этим ходить под началом какого-то шивды – не тескомовца. Почему бы, удовлетворенно поразмыслил Пороп, не позавидовать даже Тлуману, кем он там ни был бы. Вот и прозвище придумал незавидное, дабы каким-нибудь образом умалить удачу, свалившуюся на полкринейтора.

Непосредственный контакт с легендарной личностью в течение нескольких дней слегка разочаровал командира полукрина. Присмет как человек оказался ленивым, медлительным и донельзя погрузневшим – поистине Горой Мяса. Пройдоха Тлуман как всегда был точен, давая прозвище. А лысая голова из-за относительной своей малости терялась на обширной платформе плеч бывшего кумира разумных. И одевался герой его детства до безалаберности небрежно: полуспущенные брюки в бермет длиной и шириной, огненно-красная рубаха, оставшаяся, по-видимому, от славных его лет выступления перед публикой, не застёгнутым воротом косо выглядывала из-под странного цвета фуфайки. А башмаки! В каждом из них можно спрятаться небольшому человеку. Оказалось, спать он способен мертвецки в любом положении. О еде, вернее, о её количестве, которое он съедает в один присест, лучше не вспоминать.

Но, с другой стороны, Присмет и такой ни на кого не похожий, и, стало быть, одно лишь сознание приобщения к миссии человека, чьё имя знает больше разумных, чем правителя бандеки, возвышало Поропа до небес…

– Об Ольдиме я уже распорядился. Убить! – Присмет приложил ладони к лицу, снимая с него следы сна. – А теперь посмотрим, что там поделывает Свим. Спит, поди. Нервы у него оказались хорошими. Итак. – Он включил монитор, на экране промелькнула тень, потом что-то сверкнуло и раздался грохот. – Что бы это означало?.. Он что, решил поиграть в прятки? Вот подлец, испортил видео око. Ну, я ему..,

– Шейн! – перебил Присмета тескомовец, буквально влетевший в кабинет. – Шейн, тревога! – кричал он. – Свим уходит! С ним Тринер!

– Не ори! Сам вижу! – оборвал его Присмет. – Командир, дай сигнал о захвате. Свима бить не до смерти, я с ним хочу ещё поговорить. Тринера – к звёздам! Выполняй!.. Ну, что ещё у тебя?

Тескомовец, прибежавший с известием о Свиме стоял рядом и пытался что-то сказать, но громкий бас Присмета забивал все остальные звуки, так что тескомовец время от времени лишь разевал рот, а выдавить из себя ничего не мог.

– Шейн, – наконец получил он возможность высказаться. – Там, кроме Свима и Тринера, были еще двое. Они…

– Кто? Не тяни!

– Один выродок из кошачьих. Похоже, хопперсукс.

– Выродок Свима… Как?.. А-а… К”ньец его имя. Другой? Кто другой?!

– Другой как будто мальчик…

– А-а-а!! – Крик Присмета, больше похожий на вопль безумного, заставил тескомовца пригнуться, а Поропу, уже вышедшему за дверь, вернуться назад. – Так вот оно что! Мальчик!.. Мальчик!.. Мальчик!..

У Присмета случился приступ эйфории. Не той, что заставляет человека блаженно улыбаться и радоваться невесть чему. Ему же хотелось кричать от восторга, действовать и знать наверняка – цель достижима, стоит только протянуть руку.

– Шейн! – достал, наконец, его голос Поропа. – Что случилось?

– Мальчик нашёлся! Вот что! Всё и все на поимку мальчика! Командир, сними бойцов у дома Ольдима и подкопов! Всех к Свиму! Искать его всем! Мальчик нужен живым и невредимым! Вы слышали? – Присмет выкрикивал команды, уже выбегая из кабинета к выходу из здания кугурума, где ему местные власти отвели помещение. – Да, командир! Сообщи поселковым стражникам о выродке в Сохе в ночное время. Пусть им займутся и заодно помогут нам. Действуй!

Суматоха, поднятая среди тескомовцев Присметом, повысила шансы Свима и его друзей. Чуть позже об этом подумал и сам виновник этого переполоха.

Крича, бывший Третий Командор фундаренцев, вывалился под мутные звезды ночи. Посёлок уже давно спал, и вокруг стояла тишина, нарушать которую запрещалось строго – для этого существовали драконовские законы, неукоснительно выполняемые гражданами при жёстком наказании нарушителей тишины стражниками.

Присмет остановился, прислушался и ничего, кроме лёгкого шелестения ветра и постукивания меленраев, выбежавших вслед за ним тескомовцев, не услышал.

Тишина и свежесть воздуха подействовали на него отрезвляюще.

«Куда это я бегу?» – с удивлением спросил он сам себя. – «С криком и шумом? Не мне же его ловить»…

Он ругнулся в свой адрес и повернулся к кучке бойцов полукрина. Свет из дверей осветил взволнованные и готовые ко всему, как ему хотелось верить, молодые в основном лица.

Среди стоявших напротив него людей он увидел тескомовца, нёсшего дежурство у второго монитора и принимавшего изображение подвала под домом Свима.

– А ты почему здесь? – взъярился он на наблюдателя, покинувшего пост. – Ты заметил, по какому ходу они ушли? Я тебя спрашиваю!

Тескомовец с дрожью на губах смотрел на него непонимающе.

– Шейн! – выступил вперёд Пороп и стал на защиту своего бойца. – Ты призвал всех идти за собой и он…

Ярость стала душить Присмета.

– А-а… Так, может быть, ты знаешь, каким ходом улизнул Свим вместе с мальчиком?.. Нет? Тогда… – Он дёрнулся громадной своей фигурой, сцепил пальцы рук, успокаивая себя. – Разве вы не понимаете, что теперь мы будем ловить мышь в горе барахла всякого? Что доносят посты, командир?

– В контролируемых нами подземных переходах они не появлялись. Через пустырь никто не проходил.

– Значит, он где-то ещё здесь, в Сохе… Где он ушёл от вас, когда заявился сюда?

– В районе театра, шейн.

– Вот и пошли туда часть бойцов, – уже совершенно спокойно распорядился Присмет. – Перекрой подкоп, по которому он сюда проник. Поставь воинов вдоль стены…

– Но, шейн…

– Стража уже знает о выродке?

– Сейчас узнаем, шейн. Вон возвращается посыльный… Ресма, сказал?

– Сказал, – вяло отозвался запыхавшийся посыльный.

– Ты сказал, а они что? – взял на себя разговор Присмет. – Командир, у меня создается впечатление, что не ты командуешь полукрином, а я. Почему я у каждого должен вытягивать сведения, о которых мне должны сообщать постоянно? Так что там ответили стражники, Ресма?

– Вы же знаете, как они относятся к нам, тескомовцам. Но выродка выловить обещали. И дать нам знак о нём.

– Хоть это. А вот выловить, это они погорячились, я думаю. Так Свим и дал им его выловить. Пусть кто-нибудь посмотрит за действиями стражников, они действительно могут раньше нас наткнуться на них… Вот что, бойцы, меня не интересует сейчас судьба Свима, Тринера и выродка. Умрут они или уйдут невредимыми. Мне нужен мальчик! Мальчик!.. Ясно?

Свим, отставив в сторону К”ньеца, сбежал по ступеням вниз, в подвал, и как родного обнял Камрата. Он никогда не думал, что так расчувствуется при виде мальчика. Обнимая его хрупкое и легковесное на вид и на обхват тело, он неожиданно для себя понял, как ему не повезло, что у него никогда не было младшего брата, для которого он мог бы стать опорой и защитником, учителем и примером, а в ответ получать такие вот мгновения родства и взаимопонимания.

– Свим, как хорошо, что ты жив… Свим…

– Как я рад тебе, малыш, – пробормотал дурб, хотя надо было в их положении немедленно предпринимать другие действия.

К”ньец тем временем, недовольно поглядывая на Тринера, всем своим видом говоря: – «Ну, зачем он нам?» – но помог ему доковылять до стены и приготовить к открытию выхода из подвала в ход, которым они сюда добрались с Камратом.

– Свим, нам пора! – настойчиво позвал он.

Камрат тихо засмеялся.

– Ну, чего ты? – растрепал ему волосы Свим.

– Да так, вспомнил…

Камрат вспомнил, как точно таким же тоном хопс почти месяц тому назад подгонял Свима в Керпосе, напоминая ему о необходимости поторопиться покинуть город. Камрат тогда ещё подумал: почему это выродок командует человеком? Как давно это было! Как теперь у него изменилось понимание происходящего. К”ньец никогда не командовал Свимом, но, зная увлечённый характер своего друга-человека, старался отвлечь его от ненужных в данный момент впечатлений или задержек, чтобы заняться насущными вопросами.

– Свим, нам пора! – повторился хопс и намерился открыть ход.

– Нет, К”ньюша, – остановил его Свим. – Мы пойдём там, где ты ещё не ходил. Это сюда… Выйдем мы далеко отсюда, в другой части посёлка. А здесь, – Свим мотнул головой в сторону оставленного хода, – нас могут уже поджидать. За мной!

Камень, задействованный им, находился в противоположной стене подвала. Открывшийся выход был так мал, что для Свима протиснуться через него составляло немалую проблему.

Однако прежде заупрямился Тринер. Он прислонился к стене и уныло произнёс:

– Я не пойду, Свим. И ты, и я понимаем, что я свяжу вас по ногам и рукам. Вам со мной далеко не уйти.

Из отверстия высунулась голова К”ньеца:

– Свим, не тяни. Зачем он нам?

– Не мешай, К”ньюша!.. Ты что, Тринер? Я из-за тебя… Да без тебя я мог уйти ещё вчера. Ждал, когда ты не только языком ворочать сможешь, но и ногами. Сегодня ты уже идти в состоянии. А где не сможешь, там я тебя понесу на руках. Ты понял? Не тяни, полезай!

Он бесцеремонно ухватил за плечи замешкавшегося связника, развернул и подтолкнул его головой в отверстие в стене.

– Я даже не вооружён, – пытался противиться Тринер. – У меня нет питьевой фляги.

– Возьмешь мой кинжал. Сарку найдём. Ну же!

Тринер неуверенно просунул голову в щель хода, продолжая что-то бубнить про себя, но от решительного толчка Свима пролетел сквозь неё на ту сторону, где на подхвате стоял недовольный К”ньец. Тринер с лёта толкнул его, хопс не удержался на ногах, и они оба покатились по твердому поду подземного хода.

Протиснувшийся следом Свим поставил на место камень и, не таясь, громко распорядился:

– Хватит валяться в пыли! Тринер, пойдёшь за мной следом. Малыш, ты за ним и не давай ему отставать от меня. А ты, К”ньюша, как всегда. Всё!

Они быстро двинулись по извилистому и кое-где осыпавшемуся подземному ходу в полутьме едва тлеющих вечных фонарей в виде тонких полос вдоль стен. Тринер, хотя и спотыкался больше других, однако гонку выдерживал, иногда, переходя, как и все, на тяжёлый, с приседанием на слабых ногах, бег.

Идти пришлось довольно долго.

В своё время, скрупулезно изучая подземелье, Свим совершенно случайно попал в извилистую подземную трубу, ведущую неизвестно куда. Сначала он хотел ход замуровать, так как тот слишком близко подходил к его вновь отстроенному подвалу. Но потом, пройдя его от начала до конца и изучив его особенности, он оценил для себя находку, как неожиданный подарок, найдя в нём массу преимуществ. Этот ход нигде не пересекался с другими подземными дорогами. Его, по-видимому, по каким-то причинам когда-то изолировали, постепенно отгораживаясь от него завалами земли и не нужными вещами, слежавшимися за годы в прочные пробки, или каменными стенками. Он имел несколько удобных ниш, где можно было, при необходимости, затаиться и стать незамеченным или внезапно напасть на противника; и последнее, тем не менее, очень важное обстоятельство – это то, что выход из него находился невдалеке от главных ворот посёлка.

Впрочем, выйти ночью из ворот было так же трудно, как и форсировать ограду. Но Свим не собирался штурмом или обманом прорываться через них, чтобы убежать из посёлка.

Здесь у него было подготовлено другое.

Однажды он заметил любопытную деталь поведения стражников при обходе ограды и охране ворот. Стража с неизменной бдительностью следила за подходами к воротам как с внешней, более охраняемой стороны, так и с внутренней, дабы никакой злоумышленник не посмел бы открыть ворота изнутри. По раз и навсегда установленному графику стражники прогуливались вдоль стены, однако серьёзное патрулирование с внимательным обследованием состояния ограды начиналось не от самых ворот, а в некотором отдалении, поскольку, оставляемые без надзора участки, наверное, считались и так хорошо просматриваемыми от места расположения сторожевого помещения.

Изучая эти нетронутые вниманием стражи полоски земли днём, когда ворота открыты, и стража занята другими заботами и не так бдительно следит за тем, что происходит у ограды, Свим, к великому своему удивлению, всего берметах в двадцати от ворот наткнулся на подкоп под оградой сразу за отхожим местом для ночной стражи. Для тех стражников, которые дежурили днём, такое же заведение в виде будочки было оборудовано с другой стороны ворот вдоль ограды, но оно отстояло значительно дальше ночного.

Наверное, никому никогда не приходило в голову заглядывать за нужник, где между ним и стеной росла высокая трава. Как раз в центре травяного островка, прямо вниз под фундамент ограды, вёл полуразрушенный временем подкоп. Кто им пользовался, Свиму так и не удалосьвыяснить, но следы в нём кем-то оставлялись регулярно. Возможно, Свим случайно стал вторым обладателем знания об этой лазейке, соединяющей посёлок с внешним миром, иначе трава, прикрывающая её, давным-давно была бы истоптана многочисленными страждущими воспользоваться подкопом, что привело бы к его немедленной ликвидации.

Подземный ход, которым Свим вёл беглецов, заканчивался под старой каменной постройкой, долгие века служившей местной достопримечательностью. Здесь, на этом месте, когда-то, якобы, располагалось некое культовое сооружение. Столетия оно служило верующим, благодаря чему несколько раз в течение своего существования подвергалось подновлению и перестройке. Но тысячелетия назад, из-за исчезновения приверженцев данного направления в религиозном сознании людей, здание стало ветшать и постепенно разрушаться. Впрочем, добротная кладка стен древними строителями до сих пор сохраняла все особенности стиля строения, и пленяло любителей старины своей непередаваемой красотой пропорций всех своих частей и руинности, придававшей строению зрелищной суровости и строгости.

Новые поколения людей и разумных насчитывало в своей среде любителей древности едва ли в соотношении один к тысячам. Но в Сох ради осмотра местной постройки, уцелевшей от незапамятных времён приходили, хотя и редкие, но активные гости, дабы самим убедиться, что молва не обманывает, и такое сооружение поистине сохранилось. Сами же поселяне, исполненные гордости от сознания, что они обладают такой красотой, известной далеко за пределами Соха, практически никогда не подходили к строению ближе, чем на несколько десятков берметов, а короче – они его не замечали. Действительно, если каждодневно видишь перед глазами одно и то же, то будь это хоть что, смотреть на него перестанешь, а тем более, специально ходить к нему и любоваться.

Горожан можно было понять. В конце концов, если строение, которому тысячи лет, будет практически неизменным и через сто лет, то вот человеческая жизнь проходит значительно быстрее, а изменения в самом человеке таковы, что лучше замечать и ценить сиюминутное, чем вечное в жизни строения.

– Поворот, – предупредил Свим. – И здесь темно.

– Я зажгу фонарь, – предложил К”ньец.

– Не надо привлекать к себе внимания. Мы сейчас выйдем.

Последние несколько берметов пришлось идти в полной темноте, но и вышли они тоже в полную темноту.

Подземный ход заканчивался под огромным постаментом, расположенным в центре большой залы древнего строения. Он, наверное, служил когда-то основанием для не менее гигантского изображения в виде статуи или фетиша некоего небожителя или сверхъестественного существа, имя которого и само изображение канули в бездонную реку забвения. Для того, чтобы выйти из подземелья, не надо было мудрствовать, так как в постаменте на уровне полубермета от его основания имелось отверстие, специально устроенное или проломленное, достаточное для входа и выхода через него разумного таких размеров, как Свим.

– К”ньюша, ты здесь? – осведомился Свим, когда шум протискивающихся в дыру затих. Он не видел перед собой ничего, кроме чернильного полога, скрывшего всё вокруг.

– Да, – негромко отозвался К”ньец.

– Тринер… Малыш?

– Мы здесь, – за себя и связника ответил Камрат.

Он держался за руку Тринера, хотя у самого Тринера на этот счёт была своя точка зрения. Скорая ходьба, порой переходящая в бег, измотала его вконец. От слабости в ногах он едва не падал, и только ощущение в своей руке руки мальчика придавало ему сил.

– Минт-два на отдышку. Тринер, как ты там?

– Хуже, чем хотелось бы. Зря ты настоял на моём уходе. Ещё сотня берметов в таком же темпе, и – я рухну.

– Вот ты и выдержи эту сотню, а там посмотрим. Теперь возьмёмся за руки, я вас выведу отсюда. К”ньюша, ты видишь проём выходной двери из здания?

– Мы в здании?

– В здании, Тринер. В старейшем в Сохе.

– Да, знаю. Но оно же рядом с воротами, а там стража. Прямо на них можем выйти.

– Как будем идти. К”ньюша, видишь?

– Да, Свим.

– Тогда подсказывай, если я вдруг собьюсь с направления. Пошли!

Выход из здания уже хорошо обозначился и Свим распорядился руки расцепить и вперёд его не высовываться,

Вдруг яркий узкий луч фонаря с близкого расстояния брызнул им в лицо, ослепляя глаза. Но Свим, К”ньец и Камрат среагировали автоматически. Свет возник всего на мгновения и пропал, но к тому мигу они уже держали своё оружие в руках, а Свим успел сделать выпад в сторону источника света и провести мечом горизонтальную линию перед собой.

– К”ньюша, ты его видишь?

– Да. Это человек. Он один…

– Ну, вы молодцы, – раздался голос невидимого для остальных человека, – хорошо двигаетесь. Э, Свим, не маши так своей игрушкой, а то либо меня, либо своих друзей зацепишь!

Голос говорящего был ровным и слегка картавым. По последней черте Свим как будто узнал встречного.

– Мутные звёзды! Ольдим, ты, что ли?

– Узнал! Ай да, Свим! Конечно я.

– Освети лицо!

– Ты-то не испугаешься, а как твои спутники? Ночь на дворе.

– Не испугаются. Ты освети… Ага! И то, рожей твоей я уже пуган. Помнишь встречу на берегу Суруты?

– Точно. Но тогда всё было ясно и так… Это из-за вас в посёлке переполох? Я сюда едва успел улизнуть.

– Возможно, – уклонился от прямого ответа Свим, – А ты что здесь поделываешь? В Сохе?

Ольдим приблизился на расстояние вытянутой руки, поздоровался со Свимом.

– Домой хочу попасть, – ответил на вопрос Ольдим. – Давно в нём не был. Да и связник мой обещал прийти. Надо будет поговорить, что теперь нам делать после того, что с нами случилось.

– Твоего связника звали Мабентом? – подал голос Тринер.

– Да, его зовут именно так. Откуда ты его знаешь?

– Мой связник, – поспешил представить Тринера Свим.

– Мабент убит. Неделю назад. Его тескомовцы взяли на дороге из Примето сюда… Меня уже здесь.

– Тоже убили?.. Тебя? – насмешка Ольдима совершенно была некстати.

У Свима передернуло от его реплики. Он представил, каким сейчас может выглядеть изуродованное огнём лицо Ольдима.

– Меня не убили, – с обидой отозвался Тринер. – Вижу, тебе связник – не человек…

– Напротив… Мне жаль его, – проговорил Ольдим и жёстко добавил: – А ты почему жив?

– Вот уж… – ошеломленно пробормотал Тринер.

– Напрасно ты так, – заступился за своего связника Свим, – Ему досталось немало. Его три дня привязанным к столу держали. Распяли на четыре угла.

– Тескомовцы?

– Они, но не только. Наш тут объявился. Присмет, Третий Командор.

Не видимый в темноте Ольдим присвистнул.

– Всплыл, паршивец, всё-таки. До меня давно доходили слухи о его предательстве в пользу Тескома. Я ему однажды в лицо о них высказал, но даже тогда не думал о его крайней подлости. Он что, решил нам мстить?

– Всё может быть, – не стал распространяться Свим.

– Ладно. А вы куда же? За ограду?

– Да. Кстати, ты когда пробирался сюда своим подкопом, не заметил чего-нибудь в нём необычного? Паутинки или ниточки какие-то?

– Не знаю, насколько это необычно, однако паутиной затянуло знатно. Зимой-то.

– Значит, Примет и о твоём появлении здесь знает. Паутина не просто паутина, а ловушка. Прошёл, порвал, дал знать. Вот они всё и знают. Так и я попался. Потому не слишком надейся, что бегают только за мной. Ты у них, думаю, тоже на примете.

Словно подтверждая его слова, мимо рысцой пробежали тескомовцы численностью не менее пяти бойцов. Их сапоги протопали не дальше двух берметов от притаившихся людей и хопса.

– Вот оно что. Тогда…

– Надо тогда, отсюда выбираться, – не дал поразмышлять Свим недавнему собрату по Фундаментальной Арене. – Если ты с нами, Ольдим, то пристраивайся замыкающим. Всем идти за мной как можно тише и не бежать. У ворот, не доходя его, есть нужник для стражи. Подкоп за ним. Как только подойдём, первым в него войдет К"ньюша, затем малыш, далее Тринер. Ты, Ольдим, пойдёшь передо мной.

– Ну, ты…

– Всё! Не хочешь, оставайся здесь.

Ольдим был Координатором ещё тогда, когда Свим только начинал свою деятельность в Фундаментальной Арене. Но сейчас Свим считал себя вправе самостоятельно принимать решение, в том числе и за Ольдима, нравится тому это или нет.

Он отвечал не только за себя, а за команду, Ольдим же оказался с ними случайно, так пусть либо подчиняется ему, как руководителю, либо пусть торчит здесь, если ему это нравится больше.

Ольдим промолчал.

Глава 12

До подкопа, по расчету Свима, оставалось пройти не более трёх десятков берметов, и он уже считал дело сделанным. Тескомовцы, ушедшие вперёд, не возвращались. У небольшого привратного строения – помещения для стражи – можно было различить несколько фигур, неторопливо передвигающиеся с места на место. Спокойное поведение стражников придало ещё большей уверенности Свиму в успехе – незаметно и бесшумно покинуть Сох.

Так бы оно всё, возможно, и произошло, не задержись они вначале из-за встречи с Ольдимом, а после – патруля тескомовцев. Требовалось всего два-три минта, но тут внезапно вспыхнул яркий свет, осветивший ограду и прилегающую к ней территорию по всему периметру посёлка – невиданный случай в жизни Соха.

– Вот этого нам ещё не хватало! – воскликнул в отчаянии Свим и выругался, помянув Край. – Тринер, прибавь! Осталось всего ничего.

Вся группа попала в полосу освещения. С одной стороны, свет дал больше свободы, стало проще ориентироваться и наметить прямой путь к подкопу. Но с другой, – от ворот их уже заметила стража, так как беглецы прекрасно просматривались на пустыре.

Тень от нужника раздвоилась, камуфлируя его и создавая светотень, в которой можно потеряться. Но как потеряешься, если стража уже кричала:

– Остановитесь! Во имя закона и порядка!

Свим нёсся к подкопу.

– За мной! Не останавливаться! – понукал он бегущих за ним. – К”ньюша, пошёл! Сюда…

От ворот набегала стража. В неровно падающем свете трудно было сразу определить, сколько стражников кинулось им наперерез. Однако их численность не волновала Свима.

Горожане, а несли охрану ворот и ограды обычные горожане, во всём были не ровней тескомовцам, воинам по призванию. Стражники не носили меленраев, а их боевая подготовка могла угрожать разве что зарвавшемуся бездельнику или незадачливому выродку. Стража по закону посёлка не охраняла его, а блюла порядок вокруг ворот и вблизи ограды.

Вообще стража городов и посёлков считалась обязательной для поддержания законности в поселении, порядка у входов на территорию и выходов из неё. В некоторых городах стражниками поочерёдно становились все граждане, вне зависимости от нэма, достигшие определённого возраста. А в таких небольших посёлках, каковым являлся Сох, такое положение дел было правилом.

Обычно стражниками становились на полмесяца или на месяц. Стражники пользовались всеобщим почётом и уважением, их слово являлось окончательным для тех, кто волей или неволей нарушал порядок в городе, посёлке или в момент пересечения ворот пришлым или своими же гражданами. Стража подчинялась непосредственно кугуру. Мнения и пожелания других граждан, обществ или каких-либо иных организаций, не прошедших согласования с кугуром, для стражи не существовало. Для стражи даже тескомовцы – вооружённые люди и предназначенные для таких же функций, но внегородских или поселковых стен, были обязаны выполнять все законы поселения, и решение стражников на них распространяется как на обычных людей и других разумных.

Однако появление полукрина тескомовцев в Сохе никого не удивило. Теском поддерживал порядок во всей бандеке, и у него могли быть дела в любом месте страны, в том числе и здесь, в посёлке, связанные с их основным занятием. Их дела не касались забот стражи. Раз в кугуруме решили предоставить Тескому поле деятельности, то стража не должна ему мешать, но и помогать, как ни парадоксально, – тоже.

Конечно, когда от тескомовцев поступил сигнал о выродке, замеченном в посёлке ночью, и о возможности попытки этого выродка любым путём уйти через подкоп, то стражники отреагировали так, как всегда они делали в подобных случаях. Источник информации их не интересовал, на месте полукрина тескомовцев мог быть любой житель или гость посёлка. Но раз есть предупреждение – они приступили к выполнению своих прямых обязанностей.

О законе Соха, запрещавшем нелюдям оставаться ночью на его территории, сообщалось каждому разумному при пересечении им створа поселковых ворот. Среди входящих находилось много путров. Они шли сюда чаще всего по одной причине – были заняты в течение дня в службах, проводивших работы по поддержанию чистоты и порядка в Сохе. Это им поселковые жители были обязаны отсутствием мусора на улицах, уходом за скверами и лужайками, где люди любили отдыхать, относительным благоустройством подземелий – всему тому, чем люди предпочитали не утруждать себя, давая возможность это делать выродкам за незначительное вознаграждение пищей, одеждой, некоторыми знаниями.

А что оставалось делать путрам?

Когда у них появилось самосознание, и они возвысились до ранга разумных, величие достижений в технике и технологии человечества уже давно кануло в вечность, а то, что ещё могло удовлетворять насущные потребности живущих поколений, действовало лишь в городах и посёлках, но оно находилось в руках людей. Люди не жадничали и всегда делились с разумными всем необходимым для жизни. Однако, не задаром. Так было в Сохе, так было по всей бандеке, так было на всём земном шаре.

Кроме общих служб, горожане использовали приходящих путров для ухода за домом или в качестве обычных слуг.

Необходимость использования труда разумных в посёлке, не относящихся к людям и необычный, как его называли, закон темноты, всегда будоражил воображение посельчан. По поводу его возникновения существовало немало предположений и легенд: от простых до самых экзотических. Но все они на поверку страдали одним недостатком – неправдой. Порой вопрос ставился на всеобщем собрании, и его обсуждали, кугуры обещали разобраться, рассмотреть и что-то решить. Но кугуры сменяли друг друга, годы складывались в многолетия, а противоречие оставалось, получив насмешливое наименование – «недоразумение разумных».

Зная о законе, путры предпочитали не испытывать острые ощущения и старались покидать Сох до закрытия ворот.

Всё-таки жизнь тем и интересна, что в ней случаются недоразумения, так что порой происходило то, о чём гласил и запрещал закон: выродок по какой-то причине – с умыслом или без оного оказывался в черте посёлка ночью. Если дело складывалось для него удачно, и он не попался на глаза людям, то такая ночёвка превращалась в его тайну. Чаще кто-нибудь всё-таки видел замешкавшегося выродка и сообщал поселковой страже:

– У нас выродок!..

Стража приходила в возбуждение. Давался сигнал к открытию охоты на провинившегося. Главное в ней, помимо, конечно, поимки нарушителя, было подключение всех стражников к поиску с тем, чтобы они могли проявить сноровку и смекалку, которых очень часто не хватало, чтобы выборные начальники стражи разного уровня могли бы покомандовать и показать свои навыки в том, чего у них отродясь не было.

Одним словом, охота превращались в развлечение.

Результаты её не страдали разнообразием, имея в исходе лишь один вариант – или-или,

Или выродок затаивался где-нибудь в укромном уголке, и найти его не удавалось, хотя и потратили на поиски всю ночь. При таком раскладе событий стража на время становилась объектом насмешек со стороны тех, кто в этом наряде по охране ворот и ограды не участвовал; кугурум отчаянно дискутировал о принятии срочных мер по защите посёлка от посягательств выродков нарушить закон; стражники оправдывались перед родными, друзьями и даже гостями. У них, естественно, находилось несметное число причин, приведших к неудаче. И, как правило, переизбирали начальников стражи – позор и насмешки для последних.

Не обнаружение нарушителя, таким образом, оборачивалось порицанием страже и головной болью кугурума. Хотя ведь всё могло быть, в том числе и ложный сигнал.

Второе «или». Какой был праздник, когда испуганный и загнанный в угол выродок попадался в руки ликующих людей. Жертву, порой, даже бережно несли на руках до самых ворот, где начальник стражи с пристрастием, как мыслилось по закону, а на деле с идиотскими шутками и вопросами, вызывающими у стражников и группы посельчан, примкнувших к ним, безудержный здоровый хохот, выяснял предысторию, приведшую выродка к нарушению святого, овеянного веками, выстраданного в борьбе с имярек и прочая, закона Соха.

Спектакль заканчивался не раньше, чем праузы через две после поимки нарушителя. Затем торжественно открывались ворота, и начальник стражи припечатывал ритуальный пинок к тыльной части тела разумного. Вдогонку ему сыпались пожелания доброй ночи, после чего ворота закрывались – развлечение заканчивалось.

Злые языки утверждали, что некоторые начальники стражи иногда специально устраивали объявление нежелательного ночного посетителя. Возможно, так оно и было, но такие события случались крайне редко.

Можно представить себе ажитацию, случившейся среди стражников после получения сигнала о выродке в поселке.

Для тех, кто решался пересечь периметр ограды, достаточным отпугивающим средством считался свет архаичных фонарей, установленных на невысоких вечных столбах вдоль ограды. Включение освещения зависело только от желания стражников: хотят они этого или нет.

Эта смена стражи в предвкушении охоты – хотела.

Стражники подключили энергию к светильникам и нестройной гурьбой высыпали из сторожевого помещения, чтобы на свободе определиться в стратегии поиска и обнаружения нарушителя закона. И тут же они увидели бегущих вдоль забора людей. Настроенные по-боевому, стражи порядка решительно бросились навстречу бегущим.

Начальник стражи, невысокий энергичный человек, испытывал праведный гнев, заметав среди людей контуры выродка. Люди, в среду которых затесался нарушитель, начальника пока не интересовали – бегут и бегут. Коли убегают от тескомовцев, то пусть эти вояки их и догоняют.

Но вот выродок в поселке в такую пору – это забота для стражи, к тому же искать его долго не пришлось, сам выбежал. Тут главное, с одной стороны, не торопиться, чтобы создать видимость погони, охоты для утехи души, а с другой, – не упустить добычу. Поэтому начальник распорядился и уверенно повёл за собой почти половину стражников, чувствуя за спиной их старательное сопение и законность своих действий: горе тому, кто воспротивится выполнить его намерение поймать выродка и выбросить его за ворота, дав тому под зад пинка.

Когда стражники подбежали к нужнику, они увидели перед собой лишь двух мужчин-дурбов, а остальные люди и выродок уже скрылись в подкопе. О такой наглости никто из подбежавших даже не слыхивал: на виду у стражи, рядом с их помещением кто-то пытается воспользоваться незаконным путём для выхода из посёлка!

– Прекратите! – хорошо поставленным голосом провозгласил начальник стражи, воинственно размахивая перед собой мечом.

К сожалению, он смутно различал лица людей, смело ставших у него на пути, оттого не мог определить, насколько воинственно они настроены.

Но, похоже, этих людей он не знал точно.

– Уважаемый! Мы сейчас уйдём! – спокойно вступил в переговоры Свим и, чуть повернув голову, добавил тише Ольдиму! – Теперь иди ты!

– Лучше ты.

– Не время пререкаться. Здесь скоро будет не протолкнуться. Уходи быстрее! Я следом.

Наступая друг другу на пятки, стражники таращили на незнакомцев глаза, пытаясь понять, почему это они не подчиняются приказу их начальника. Свет близкого фонаря слепил им глаза, теневые контуры нарушителей покачивались, и нельзя было предугадать, что они могут сделать в ближайшее мгновение.

– Ты куда? – завопил начальник стражи, заметив, как Ольдим вниз головой нырнул в подкоп и скрылся, оставляя Свима один на один со стражниками.

– Всё в порядке, шейн, – не повышая голоса, заверил Свим. – Я прошу вас не вмешиваться в наши дела с тескомовцами… – Он прислушался! Ольдим был ещё в подкопе. – Мы мирные люди. Все уже ушли, и мне надо уйти!

– Как это уйти? – начальник стражи, наконец, обрёл нормальный голос и спросил строго и уверенно. – Именем кугура требую сдаться и прекратить противозаконные действия. Выход из посёлка разрешён только через ворота…

– Ты их мне откроешь? – перебил его Свим.

– Ворота ночью не открываются.

– Тогда я уйду здесь.

– Если ты не подчинишься нам, мне придётся… – начальник стражи даже задохнулся перед тем, как сказать никогда им практически ещё не произносимые слова: – …нам придётся применить против тебя силу.

Сказав, начальник обернулся к своим бойцам, удостоверяясь в их присутствии и готовности претворить в жизнь его угрозу применить против незнакомца насилие. Однако как приступить к выполнению желаемого, он не представлял, всё еще надеясь на благоразумие нарушителя.

– Вот этого мне не хотелось бы, – как можно убедительнее проговорил Свим. – Проще сказать, чем выполнить твою угрозу. Я тебя пока что прошу по хорошему, потом тебе же хуже будет.

Свим говорил и тоже надеялся на благоразумие стражи, так как оценивал своё положение не очень удачным.

Он оказался в щекотливом положении. Конечно, он мог справиться со стражниками, которые, как он видел, не слишком горят желанием бросаться на него по зову своего начальника. Втиснутый между нужником и оградой, он имел возможность не контролировать все подходы к себе, тем более что стражники так и не догадались зайти ему в тыл. Как бы они не перестраивались, а против него могли выступить одновременно только двое, да и те будут мешать один другому.

Другое дело, что он не собирался кого-то из них убивать или ранить, да и вообще сражаться. В конце концов, они исполняют свой долг перед посёлком и его гражданами, а к ним относился и сам Свим; кроме того, их появление в момент, когда он уходит от тескомовцев, чистая случайность. Не выйди он настолько близко к воротам, никто из них так и не узнал бы, кто и как вышел по подкопу из посёлка ночью.

Да, вступать в сражение Свиму крайне не хотелось, но и спокойно уйти от стражников он не мог.

Вообще-то создалась трагикомическая ситуация.

Подкоп был не слишком широк, и сунься он сейчас в него, как сразу станет перед ними беззащитным, подставив под их мечи какую-нибудь часть своего тела. Если кинуться головой, то наверняка продырявят штаны ниже пояса и то, что прячется под ними. Если попятиться и попробовать протолкнуться через подкоп вперёд ногами, то можно получить удар меча в голову. Вот почему он выражал полное миролюбие и надеялся на чудо со стороны стражи – снизойти до просьбы его не трогать и дать возможность уйти.

Но его слова очень не понравились начальнику стражи

– Я вот сейчас тебя проучу, как надо себя вести с представителями поселковой стражи, находящейся при исполнении своих обязанностей! – напыщенно проговорил он и с победоносным видом вновь обернулся посмотреть на своих товарищей с целью выяснения у них такой же решимости поддержать его в предстоящей схватке.

Что он увидел, осталось тайной, тем не менее, он угрожающе повёл мечом в сторону Свима, а тому ничего не оставалось, как сделать шаг ему навстречу, произвести молниеносный выпад и выбить оружие из рук неумелого фехтовальщика.

Меч тенью перелетел через головы стражников.

– Я же говорил вам, не трогайте меня и дайте спокойно уйти, – вновь как можно вежливее попросил Свим.

Ему казалось, что преподанный урок убедит стражу с ним не связываться. И ошибся. Обида, нанесённая стражу порядка, к тому же начальствующего, усугубила положение. Начальник стражи был ошеломлён случившимся, и несколько мгновений не мог перевести дыхания, дав возможность Свиму повторить свою просьбу.

– А-а! – наконец вскрикнул обиженный, тряся перед собой ушибленной рукой, только что державшей меч.

Закричав от боли, начальник пришёл в себя и ощутил прилив праведного негодования, жгучего унижения и искреннего желания отомстить виновнику всех этих переживаний. Перестав трясти рукой, он отступил на шаг и громко констатировал:

– Нападение на стражу при исполнении её законных прав свободного поселения людей!.. Карается!.. Рамлет, беги за подкреплением! Тупарес, подай мой меч, а ты, Партон, и все остальные, следите за ним, чтобы никуда от нас не ушёл. Мы сейчас… Ага! – он зажал в обеих руках рукоять поданного Тупаресом меча, словно у него хотят его опять отобрать. – Мы теперь с ним не будем церемониться! Так?

Проклиная сложившееся положение, Свим созревал к мысли покончить с оставшимися перед ним толпой противников несколькими взмахами меча. Может быть, более решительные его действия заставят их хотя бы на малую долю времени оставить его в покое.

Его мысли перебил нарастающий топот множества ног, слышимый со спины. Свим оглянулся и увидел плотную группу тескомовцев, бегущую к нему.

– Мутные звезды! – выругался Свим.

В обострившейся ситуации он понимал, что у него остаются считанные мгновения на принятие решения, куда получить болезненный укол мечом: в зад или голову. Голову ещё можно кое-как прикрыть рукой, хотя раны руки тоже не подарки, да и пятиться раком через подкоп придётся слишком долго. Тогда надо подставлять ничем не защищённый зад, в надежде, что передвигаться ему самому будет значительно проще и быстрее.

Он принял стратегию ближайших своих действий в следующем порядке: ударами ног отбросить подальше от себя стражников, и пока они там будут падать, тесниться и приходить в себя, нырнуть в подкоп, а потом… получить то, чего не удастся избежать – уколов мечей вдогонку, и все ниже спины.

Ему легко удалось сделать первое движение. Носок сапога поддел начальника стражи между ног, и тот отлетел назад, едва не сбив стоящих позади него стражников.

И тут же Свим почувствовал тесноту от появления нового действующего лица. Рядом с ним объявился Камрат, скомандовавший резким мальчишеским голосом:

– Ты, быстро в подкоп! А я тут… Быстро!

Свим сразу оценил спасительное для него появление мальчика, для которого ход под оградой не представлял особой преграды, для него он был достаточно широк и высок.

Он, не мешкая, полез головой вперёд и стал протискиваться сквозь неприспособленное для его габаритов отверстие подкопа. Однажды, когда он пользовался этим выходом наружу, тот не казался ему таковым, потому что не надо было спешить. Сейчас он понял, что, не будь позади Камрата, сдерживающего стражников, ему бы пришлось вкусить не одну или две дыры в кубрах, а множество, и каждая из них могла быть не только болезненной, но и серьёзной раной с большой потерей крови и невозможностью быстро передвигаться.

«Ай да, малыш, догадался прийти на помощь!» – крутилось у Свима в голове.

Камрат, подождав некоторое время, прежде чем Свим скроется в подкопе, легко ранил стражника, стоящего к нему ближе всех и развернулся к тескомовцам. Те медлили и присматривались в неровном свете, стараясь понять, что тут делают стражники у такого нереспектабельного места.

– Пока! – весело крикнул Камрат и юркнул в подземный переход.

На той стороне хода в это время как раз не без труда Свиму помогли выбраться наверх.

– Где малыш? – обеспокоился К”ньец.

Дыша полной грудью, Свим кивнул головой на подкоп.

– Там… он…

– Я уже здесь, – выпрыгнул Камрат. – За мной там кто-то ползёт.

Их подкопа слышалось сопение первого тескомовца, жаждущего посмотреть на тех, кто решил среди ночи покинуть посёлок, и нет ли среди них того, за кем они гоняются вот уже с полпраузы. Он сопел, но благоразумно не решался вылезти из ямы до тех пора, пока убегающие не отойдут на безопасное для него расстояние, чтобы предстать перед ними хотя бы стоя на ногах во весь рост, и надеяться при этом на появление из подкопа подкрепления другими тескомовцами.

Новая команда Свима, неожиданно выросшая за счёт Тринера и Ольдима, не торопилась уходить от места перехода. Свим всё ещё не мог отдышаться. Было мгновение, когда он там, в подкопе, думал, что останется в нём в виде своеобразной пробки навсегда, так вдруг сдавило его со всех сторон. Потом оказалось, что он просто сильно вздохнул. Дальше он полз, едва дыша.

Задержка произошла ещё и потому, что Свим не был до конца уверен в Ольдиме и ждал, когда тот решит и выскажется окончательно: пойдёт он вместе с ними или предпочтёт куда-то уходить в одиночку. Однако Ольдим молчал, ожидая, в свою очередь, предложения от Свима, так как не знал, насколько он желателен в качестве спутника.

– Чем бы завалить дыру? – подал слабый голос Тринер.

Он держался в стороне и никаких для себя проблем не решал, считая себя ведомым Свимом, а куда его поведут, ему было всё равно, лишь бы как можно дальше от Присмета и тескомовцев, вздумавших почему-то на нём отыграться за какие-то деяния, которых он не совершал. Его сейчас больше волновало, как бы из-под ограды не стали вылезать вооруженные люди. Его не то чтобы пугало их появления, он боялся того стеснённого для себя состояния, когда все будут сражаться, а он не только будет помогать Свиму, но, напротив, мешать.

Мысль как-то перекрыть подкоп посетила и Камрата. Он не стал раздумывать долго, а уже действовал, стараясь столкнуть в яму большой камень, невесть откуда оказавшийся рядом с подкопом. Камень явно был ему не под силу. Мальчик пыхтел, упираясь в его ребристый край, но глыба – ни с места.

– Свим, нам надо уходить, – напомнил К”ньец.

Казалось, хопс единственный из команды не потерял чувства времени и опасности.

Он давно бы уже напомнил Свиму об уходе, но его сдерживало присутствие ещё одного свободного охотника и агента Фундарены. Он пока не смог определить своего отношения к его появлению в команде. Его не терзали сомнения – останется или нет Ольдим при Свиме, ему с первого минта встречи стало ясно – Ольдим новый их спутник, но, ощущая колебания Свима, не хотел вмешиваться в его решение. Другое дело, так могло тянуться долго, а время шло, поэтому, преодолевая своё смущение перед новым человеком, он напомнил Свиму – пора уходить.

– Да, конечно, – отозвался Свим и в лоб спросил Ольдима. – Ты с нами или у тебя есть свои интересы?

– Есть свои интересы, но они могут подождать. Потому я пока что побуду с вами.

– Этого достаточно. Уходим! Но… Надо подумать, куда уходим и как? Скажи, Ольдим, стража может открыть ворота ночью, чтобы нас перехватить, когда мы будем проходить мимо них?

– Не думаю. Мы же их не тронули.

– Как сказать. Я слегка стукнул начальника стражи. Уговоров никак понимал, да ещё мечом размахивал

– Хорошо, что он меня не видел. Мы с ним давно знакомы и я его знаю. Это Моноген. Малый с придурью, хотя и отходчив. Если ты его зацепил, он может пойти на всё. Однако ворота, думаю, открыть не рискнёт, так как законы чтит превыше всего.

– Я его не знаю, но того же мнения. Ворота он не станет открывать. Тогда нам можно будет пересечь дорогу перед ними, а не обегать весь Сох. Нам надо пройти к платану, – сказал Свим.

– Это тот, что за забором растёт?

– Да, с плоским стволом.

– А не лучше ли сразу уйти к Мосту? – возразил Ольдим. – Намного ближе.

– К чему? – подозрительно спросил Свим.

Тайник в опоре древнего моста, упомянутого Ольдимом, он считал своим личным приобретением, и ему было бы неприятно услышать о нём от кого-то другого.

– Ко всему. Ты же хочешь войти в Примето, а там это сделать проще всего.

– Это так. Но нас у платана ждут.

Свим в свете фонарей ограды видел, как Ольдим развёл руки, выражая ему не то соболезнование, не то удивление от такой многочисленности свиты у охотника-фундаренца.

Сам Ольдим даже не допускал мысли водить за собой кого-либо. А тут выродки, дети даже какие-то.

– Ты так обременён? – бросил он осуждающе. – Как же ты мог выполнять поручения, таская за собой других?

Свим не оправдывался, сказав:

– Так уж получилось. Не я выбирал… Брось, малыш, тужиться. Они за нами не пойдут.

– А если пойдут?

– Здесь вдоль ограды таких подкопов десятки. Так что если захотят, то встретят нас где-нибудь по дороге, а тут… Впрочем, ты прав, – Свим ударом сапога подтолкнул камень, над которым трудился Камрат, к краю выхода из подкопа и столкнул его вниз. Оттуда раздались глухие ругательства. – Так-то! – удовлетворенно констатировал Свим. – Уходим!

– Давно пора, – за всех отозвался К”ньец.

Сестерций молча и без движений стоял на часах и неотрывно всматривался в сторону посёлка людей, где находились Свим, малыш и хилон К”ньец, так решительно отказавшийся от его, торна, услуг. В таком положении Сестерций находился уже долго, с того времени, как стало темнеть.

Наступала самая глухая часть ночи. Вокруг проснулась и продолжалась деятельная ночная жизнь: хрустел сухостой под ногами или лапами охотников или жертв, раздавался писк и рычание, шипение и откровенный визг диких существ.

Торну ночные звуки не мешали, а Клоуда, пытавшаяся забыться во сне, вздрагивала от каждого шороха и теснее прижималась спиной к шершавой коре платана. День для неё прошел в ожидании, приведшем к состоянию полной потери ощущения времени. Она ни о чём не думала, зажатая в тиски избранной ею самой мысли о Свиме, и только инстинктивный страх заставлял её отзываться на окружающее.

Вдруг на возвышенности, где располагался Сох, вспыхнул свет. Небо вверху осветилось бархатистым пятном и потушило неяркие капли звезд. Торн вздрогнул и обострил зрение и слух. До посёлка всё-таки было далеко, и из него до Сестерция не долетал ни один звук.

Прошлой ночью поселок так не освещался, из чего торн сделал некоторые выводы.

– Клоуда! – позвал он. – Посмотри-ка, там что-то происходит.       Женщина тяжело поднялась и вышла из-за дерева. Прищурила опухшие глаза.

– Огонь…

– По всему периметру посёлка. Это освещают ограду.

– Да, освещают, – вяло отозвалась Клоуда.

– Освещение периметра делают тогда, когда кто-то пытается преодолеть ограждение. Или я не прав?

Зарево на холме хорошо освещало его собеседницу. Она на его вопрос пожала плечами.

– Но это могут быть наши, – сказал Сестерций.

Клоуда вскинула голову, недоверчиво посмотрела на торна, лотом встряхнула головой и решительно проговорила:

– Не может быть… – И тихо добавила: – Могли бы выйти тише. Ну что им стоило?

Последние слова она проговорила жалобно, словно её могли услышать там, наверху.

У неё кончился запас сил ожидать Свима. Ей каждый миг казалось, что с ним именно сейчас происходит нечто страшное. Каково оно, страшное, могло выглядеть и как происходить, Клоуда не представляла, однако постоянные мысли о том поднимали в ней бурю чувств, будоража воображение, и с каждым разом картины, возникающие в её перегретом ужасными подробностями мозгу, становились всё более изощрёнными и чудовищными.

Она судорожно переживала эти видения, чуть позже, придя в себя, старалась отогнать их, на несколько минтов успокаивалась, потом всё начиналось сначала.

– Ты, женщина, приготовься. Боюсь, что они скоро появятся здесь, – предупредил Сестерций.

– Наши? Почему ты боишься их прихода?

– Наши придут. Да. Но за ними и те, кто увяжется следом. Не верю я, что после такого переполоха они могут уйти просто так. За ними обязательно кто-нибудь пойдёт следом. Потому будь готова в любой момент уходить отсюда.

Клоуда вздохнула.

– Пусть они придут. Я уже второй день готова. Пусть он проклят! – воскликнула Клоуда и прикрыла рот рукой. – Я не могу, – почти простонала она. – Я ненавижу этот Сох, это дерево, себя… Себя ненавижу! Лишь бы они скорее пришли!

– Подождёшь ещё некоторое время.

Страдания женщины-человека торна не трогали. Он хотел ещё добавить своё любимое словечко: – «Люди!» Но посчитал отметить замечание про себя, поскольку недостатки людей очевидны и нет смысла о них говорить перед женской половиной людей, которая, как ему представлялось, не понимала таких вещей.

Будь рядом с ним какая-нибудь торнетта, он смог бы объяснить ей правила поведения.

Впрочем, его соплеменница никогда бы не впала в такое безысходное отчаяние, как случилось сегодня с Клоудой – человеком.

Чего волноваться, спрашивается? Свим или ещё кто-то там переходит в неположенном месте ограду посёлка. Обычное явление у людей. Они играют друг перед другом в какие-то тайны, предпочитают входить не в ворота городов и поселений, а использовать скрытые от других ходы и выходы. Световая тревога в Сохе лишь подчеркивает несоблюдение правил игры, установленных среди людей. Они называют такие положения чрезвычайными. Сегодня там, по-видимому, в дело подключилось слишком много действующих лиц, коль скоро дошло до такой тревоги.

Сестерций, ожидая, поразмышлял ещё некоторое время о подобном, затем его мысли приобрели большую реальность.

Подходило время появиться Свиму с хилоном и мальчиком. Они могут показаться вот-вот. Замыкает побег, как всегда, наверное, К”ньец, а на его хвосте висит погоня…

Так или примерно так представлял себе ближайшие события биоробот, не имея причин возбуждаться или с тоской обсуждать событие.

Присмет, извещённый тескомовцами, одним из последних добрался к ночному нужнику стражников, где только что разыгралась маленькая сцена взаимоотношений между стражей и нарушителями законов посёлка. Моноген, корчась уже не от боли, а от её воспоминания, ещё кипел праведным негодованием, a Тупарес демонстрировал всем желающим посмотреть рану, полученную в настоящей стычке.

– Шейн, – доложил Присмету один из тескомовцев, видевших окончание событий у подкопа, – с ними, как утверждают стражники, был выродок, мальчик и какой-то человек. Он этому стражнику, – тескомовец кивнул на раненого Камратом, – показался страшным. Говорит, лицо у него какое-то страшное. Можешь сам его спросить.

– Нет смысла. Это Ольдим… Этот, значит, тоже здесь. Любопытно. Но о нём потом. Сейчас надо организовать погоню. Куда они пошли?

Тескомовец в сомнении пожал плечами.

– Они нам не дали высунуться из подкопа, шейн. Мы не рискнули выбираться под их мечи…

Присмет уже не слушал его. Он повернулся к Моногену, всё ещё занятому неприятными воспоминаниями.

– Ты начальник стражи у ворот? – подступил бывший Командор к тщедушному по сравнению с ним стражнику, нависнув над ним глыбой.

Голос его не предвещал ничего хорошего для Моногена.

– Я… – не очень смело отозвался начальник и, во избежание быть растоптанным, на десяток шагов отступил от великана. На расстоянии он чуть осмелел. – Я начальник стражи, Моноген Монтас Минерако. Что тебе нужно?

– Не мне, а нам нужно. Самую малость. И в этом только вы можете нам помочь. Нам нужно выйти за ворота. В кугуруме такой вопрос был решён. И ты должен знать. – Поскольку начальник молчал и с опаской смотрел на человека-гору с видом непонимающего, Присмет рявкнул: – Открывай ворота!

– Ну, вот ещё!

Моноген увеличил расстояние, отступив ещё на пяток шажков. Он лихорадочно размышлял: развернуться и убежать поближе к сторожевому помещению или некоторое время противостоять Присмету. Ему очень не понравился тон этого тескомовца, кто бы он там у них и сам по себе ни был. Его, начальника стражи, сегодня уже раз оскорбили в присутствии других стражников, и, если он уступит новому оскорблению, то кто его ещё раз тогда выберет или назначит начальником. Будет, как все, выполнять распоряжения другого начальника.

Однако он не знал Присмета, для которого представитель гражданства Соха не представлял никакой загадки.

– Разве ты, начальник стражи ворот, представитель кугурума и по сути дела кугур в течение всей ночи, не хочешь поймать нарушителей ночного покоя жителей посёлка и отомстить за поруганную честь стражи и за самого себя? – с наигранным возмущением воскликнул Присмет. Громовой голос его дрожал. – Ты простил нанесенную тебе обиду? Ты не хочешь наказать нанёсшим рану твоему стражнику?.. Твой стражник ранен? Вот он, – Присмет поймал за шиворот Тупареса и, высоко подняв его над землёй, как пустотелую куклу, поднёс под самый нос Моногену. – Он ранен. Ранен! Ранен негодяями, глумившимся над тобой… Открой ворота и отомсти!

Моноген замялся. В нём боролись два чувства: желание поймать этих, как их… негодяев и наказать, но и желание не уступать настойчивости тескомовца, потому что никогда им не уступал.

Присмет недаром всю жизнь занимался не только силовыми упражнениями, но повидал всякого. Призыв к отмщению, как он заметил, не очень повлиял на волю начальника стражи. Тогда он нашёл к нему подход с другой стороны.

– Если ты их поймаешь, то уже сегодня утром твоё имя будет повторять каждый житель славного Соха. В твоём поступке они обретут веру в законы свободного поселения людей, нарушение которых карается решительно такими стражниками, как ты. Ты веришь в эти законы?

– Я верю, – уныло согласился Моноген.

Твёрдость противостоять тескомовцу у него уже покрылась глубокими трещинами, но её ещё хватало, чтобы не поддаваться уговорам стороннего гостя посёлка,

– Тогда мы поможем тебе их поймать. Они от нас далеко не уйдут. Действуй, славный начальник стражи, во имя законов Соха! Правда на твоей стороне. Быстрее к воротам и в погоню! – Присмет всё больше повышал голос. И ему уже надоела никчёмная болтовня с непокорным Моногеном. Он решил обратиться ко всем стражникам: – Друзья! Нам предстоит нелёгкая задача обезвредить банду, незаконно проникшую на территорию свободного поселения людей и напавшую на законную стражу при исполнении ею своих священных обязанностей. Всем вместе нам удастся это сделать. К воротам, друзья!

Он всей громадой своего тела двинулся к сторожевому помещению, выдавливая перед собой стражу. Стражники, объятые праведным гневом к ускользнувшим от них через подкоп «негодяям», и от опасного сближения с тушей тескомовца, ринулись в нужном Присмету направлении.

Ошеломлённый Моноген, выкрикивая что-то вместе со всеми, тоже побежал к воротам и стал лично их открывать.

В это время появился командир полукрина с группой остальных тескомовцев, и Присмет передал ему командование объединённым отрядом и доверил организацию погони.

Ворота распахнулись, Пороп повёл бойцов за пределы посёлка.

– Эй, вы! – крикнул он стражникам, – не отставать!

Моноген не принял назначенца от Тескома на общее командование и отвёл своих людей чуть в сторону, пропуская тескомовцев. Присмет, ругаясь в открытую, приступил к увещеваниям. Он говорил о лучшей подготовленности его бойцов, способных, в крайнем случае, хотя бы защитить менее подготовленных к боевым схваткам стражников. Он взывал к благоразумию. Не помогло. Присмет отчаялся чего-либо добиться.

– Ладно! Когда их догоните, то можете всех убить, кроме мальчика. Он мне и кугуруму нужен живым и невредимым. Ты слышал, начальник?

Моногену было не до наставлений. Оставлять открытыми настежь ворота ночью он не захотел. На ихзакрытие, на наставление двух оставляемых при воротах стражников, на распределение обязанностей среда тех, кто пойдёт в погоню, ушло немало времени,

Отряд тескомовцев уже скрылся в темноте и приступил к облавной погоне, а стражники всё ещё толкались у ворот, но они не интересовали больше Присмета. Главное, что удалось сделать – открыть среди ночи ворота и организовать преследование. Двадцать с лишком тескомовцев смогут настичь беглецов, как бы быстро те не убегали или не сопротивлялись.

«Ну, а… сколько после погони их вернётся назад… Присмет задумался и решил: – не важно!»

Глава 13

– За нами пущена погоня, – промяукал К”ньец. – Все люди. Не меньше двух десятков.

– Догадываюсь. Присмет от нас просто так не отстанет. Кто в погоне? Тескомовцы? Стража?

– Одни тескомовцы.

– Ого! Откуда их столько у Присмета? Мне казалось их у него не больше купора… Иди, К”ньюша, смотри за ними там.

Кусты и деревья, оловянно подсвеченные из Соха, служили надёжными ориентирами. Дорога знакомая. По ней ему довелось пройти неоднократно даже тогда, когда, казалось бы, в том никакой необходимости не было. Свим практически никогда не пользовался воротами Соха, чтобы попасть в посёлок. Зато сейчас не петлял и не гадал, куда повернуть, а вёл команду строго по направлению к платану.

Heокрепший Тринер, поддерживаемый Камратом, ни на шаг не отставал от Свима, так как шли они под горку. Тринеру оставалось только переставлять ноги и следить, чтобы не упасть.

Свим шагал широко и уверенно. К”ньец, забежавший вперёд, чтобы сообщить ему о погоне, вернулся на своё привычное место в конце группы сразу за лёгким в ходьбе Ольдимом. Охотник через равные промежутки времени оборачивался и бросал взгляд вверх на освещенный посёлок.

Хопс в такие мгновения видел его страшное, словно вылепленное из ноздреватого и свилистого дерева, лицо. Можно было с натяжкой уловить на этой безобразной маске несимметричный бугорок носа и безгубый рисунок рта. И лишь чёрные провалы глаз жутко выделялись кляксами на одутловатом безбровом лике Олъдима. К”ньец каждый раз вздрагивал и отводил глаза в сторону, чтобы не видеть его, к тому же ему казалось, что Ольдим отмечает каждый его испуганный взгляд.

Погоня пока что ещё не определилась. К”ньец слышал её метания на холме у самой ограды.

Выбежав под грохочущий бас наставлений Горы Мяса, Пороп уже знал со слов бойца, просидевшего в подкопе и слышавшего разговор беглецов, примерное направление их движения – вверх по реке.

В районе ворот ограда посёлка граничила с береговым склоном Ренцы. Неширокая полоса ровного участка земли тянулась в сторону предположительного отхода нарушителей. Пороп в подобных облавах на разумных, в том числе и людей, участие уже принимал и знал, как расставить своих бойцов, но вскоре ограда отвернула от реки, раскрыв перед преследователями широкое пространство склона поселкового холма, на котором могла затеряться не то что горстка беглецов, но и полнокровный дум тескомовцев.

Перед командиром полукрина встала сложная задача – куда в первую очередь двинуть цепь из бойцов. Он рассуждал правильно, понимая, что вдоль берега убегающим идти нет смысла, так как были на виду, а посветлеет, то их будет видно за свидж. Значит, решил Пороп, они сейчас уходят вниз, на дно будущего озера, туда, где гуще растут кусты и деревья.

Беглецов они не видели. Разделившись на три группы, полукрин, оставив между звеньями несколько десятков берметов, развернулся широким фронтом и стал спускаться по склону.

К”ньец прекрасно слышал все их передвижения, и хотя они уклонялись ближе к реке, одна из групп могла пройти мимо платана, где находились торн и Клоуда. Вначале хопс хотел предупредить об этом Свима, но потом, оценив расстояние, на которое они обогнали погоню, решил своего друга не отвлекать понапрасну, поскольку был уверен – пока тескомовцы дойдут до дерева, рядом с ним никого уже не будет.

– Кло, Сестерций, – негромко позвал Свим, подходя к условленному месту – крона платана хорошо просматривалось в свете огней Соха.

– Наконец-то! Вы! – отозвался торн.

Его высокая фигура выступила из-за куста.

Свим мог бы поклясться, что не ослышался. В голосе торна были слышны нотки облегчения, то есть проявления эмоций, свойственных биологическим существам, а не роботам.

Сестерция опередила Клоуда. Она подбежала к Свиму и с громкими рыданиями бросилась ему на шею.

– Ты жив, жив, жив… – всхлипывала она.

– Я жив. Жив! Всё хорошо, дорогая… Нам надо идти… Кло! Нам надо уходить, за нами гонятся тескомовцы!.. Кло! – Она не выпускала его. Свиму пришлось почти силой разнять её руки. Его неприятно поразила её какая-то неуместная и непонятная прилипчивость к нему в такой напряженный момент. Здесь не место и не время для таких встреч, а она висит на его шее и словно ничего не слышит и не видит. – Кло! Приди в себя. За нами…

– Они скоро будут здесь, – перебил его К”ньец. – Они разделились. Одна группа может выйти прямо на нас.

– Кло! Перестань!

– И ты был охотником? – скрипучим голосом прокомментировал Ольдим встречу Свима с Клоудой. – А ты, оказывается, повязан по рукам и ногам. – Он вздохнул и добавил как бы про себя: – Похоже, я в вас ошибся. Пока вы тут облизываетесь, тескомовцы время не теряют. Мне своя шкура дорога.

Свим хотел вспылить, мол, нечего совать нос в чужие дела, но, наконец, отстранив от себя Клоуду и досадуя на неё, сказал извиняющимся тоном:

– Мы сейчас идём… За мной!

Поменяв направление по подсказке К”ньеца, они стали уходить в сторону от погони. Но вскоре выяснилось – она тоже повернула, и все три группы стали сливаться в одну. По-видимому, преследователи взяли след, ориентируясь на шум, непроизвольно создаваемый семью разумными. Правда, не столько шумели они сами, сколько ночные обитатели сопровождали их продвижение недовольными криками и шумливым шараханьем с их дороги.

Первым стал сдавать Тринер. Он шёл, думая лишь об одном, как бы не оступиться в темноте и не упасть, разбившись. Воздух с всхлипом входил и тут же вырывался из его рта, ноги одеревенели и отказывались слушаться, а в тех местах, где в тело впивались верёвки, как будто повисли тяжелые обручи и не давали ногам свободы. Тринер едва отрывал их от земли. Самая маленькая неровность грозила ему падением, и он давно бы упал, не поддерживай его Сестерций.

Вначале торн критически встретил новое пополнение команды, заявившееся со Свимом.

– Люди, – отметил он ровно, и ни к кому не обращаясь.

Однако именно он обратил внимание на плачевное состояние Тринера и пришёл к нему на помощь, освободив Камрата от непосильной для него роли быть сопровождающим у взрослого, неспособного передвигаться самостоятельно.

Всех ухищрений торна по поддержке Тринера так и не хватило. Тринер всё-таки упал и больше не поднимался. До торна донеслось его невнятное бормотание.

– Свим, брось меня… – срывалось с губ связника. – Я тебе говорил… Не хочу быть обузой. Брось…

Сестерций постоял немного столбом, потом также буркнул: – «Люди!», поднял человека и понёс его на руках, создавая при этом столько шума, что тескомовцам не надо было напрягать слух, чтобы определить направление, взятое беглецами.

Свим резко остановился. Остальные, налетая один на другого, тоже прекратили движение. И сразу явственно стали слышны крики и топот, создаваемые погоней.

– Придётся отгонять их мечами, – зло проговорил Свим. – Иначе не отстанут.

– Там их полукрин, – напомнил Ольдим. – Придётся попотеть.

– Нас тоже не мало.

– Один к пяти. Тяжеловато будет.

– Один к четырём, – не согласился с расчетами Ольдима Свим. Повторил: – Один к четырем, Ольдим.

– Другие люди не в счёт, – проворчал Ольдим и вытащил меч. – Темно только, а у них фонари. Видишь?

– В бою им будет не до фонарей.

– Ты мне нравишься, Свим.

Свим промолчал. Да и как ответить на подобные слова?

– Если мы затаимся, нас могут не заметить, – предложил К”ньец, но, похоже, сам тому не верил.

– Хорошо бы, К”ньюша, да слишком просто. Всё равно драки не миновать. Сейчас или чуть позже.

Ослепительно белые лучи трёх тескомовских фонарей приближались и рыскали из стороны в сторону. Порой они взмётывались вверх – преследователи проверяли встречные деревья. Беглецы могли спрятаться на них.

– Так и будем стоять? И ждать? – Ольдим подступил к самому лицу Свима. – Или…

– Остынь! Сделаем так, – принял решение Свим. – Клоуда и Тринер отсюда уходят. Сестерций, дашь заметный свет ауры. С тобой останусь я. Остальные действуют в темноте вне кольца, которым они нас с Сестерцием охватят. Мы же станем спина к спине, так что перед нами будут все тескомовцы. Вы близко к нам не подходите. И смотрите, под нашу руку не подвернитесь. Действуйте самостоятельно по обстоятельствам. Мы будем их отвлекать, а в темноте вы неуязвимы. Клоуда!

– Пусть они идут к древнему мосту, – мяукнул хопс. – Я говорил ей, где можно переждать.

– Клоуда, уходи. Тринер, ты сможешь идти?

Тринер мешком лежал на земле. На вопрос Свима он ответил мычанием и безуспешными потугами встать. Торн поднял его и поставил на ноги.

– Клоуда, помоги ему, и уходите отсюда! Иначе они перехватят вас. Клоуда!

– Свим! У меня тоже меч…

– Кло! – сердито выкрикнул Свим. – Ты всех погубишь. Этого хочешь? Уходи!.. Сестерций, давай освещение. А вы, что стоите? – обрушился он на спутников, все ещё не решающихся оставить Свима и торна против полукрина.

Ольдим покачал головой и отступил в тень.

Камрат уже устроился за ближайшим кустом и играл своим оружием. Решение Свима он воспринял как должное, и ни в какие пререкания или лишние рассуждения не пускался. Ему всё было ясно.       К”ньец ещё некоторое время потоптался рядом со Свимом, надеясь, что тот его оставит при себе, но Свим подтолкнул выродка в спину, и хопс грациозно скользнул в темноту и растворился в ней…

Командир полукрина с самого начала сомневался в успешности поиска ускользнувших из посёлка людей. Слишком их было мало и слишком на большой территории предстояло искать, да ещё ночью. Можно пройти рядом с ними и не заметить. Поэтому, организовав жидкую цепь из трёх звеньев, он вёл своих бойцов, следуя лишь приказу Присмета – найти, всех убить, кроме мальчика.

Пороп давно связал свою жизнь с Тескомом. Привыкший почти с детства подчиняться распоряжениям вышестоящих начальников, он не задумывался о собственных деяниях, а делал то, на что указывалось ему сверху. Так и сейчас – он исполнял приказ.

К сожалению командира, последние события, произошедшие в бандеке и в тескомовских формированиях, несколько поколебали строгие правила субординации и расстроили жёсткую дисциплину среди рядовых бойцов. Они почувствовали слабину командиров и свободу в своих действиях. Оставаясь частицей армии, освящённой многими годами своего существования и строгими правилами поведения составляющих её единиц, тескомовцы стали с удовольствием нарушать некоторые неписаные законы статуса воина. У них появились панибратские отношения между рядовыми и младшими командирами, становилось нормой некоторое пренебрежение к форме одежды. Даже возникли поползновения к мародерским наклонностям. И многое другое, негативное из того, что неизбежно сопровождает разлагающуюся, ранее чёткую и суровую в соблюдении канонов, организацию.

Дух подобной свободы сказался и на полукрине, переданном Присмету. Оказавшись вдали от строгих командиров бандеки и старых служак, бойцы полукрина Поропа ещё подчинялись приказам, но делали это по инерции, а не от понимания неукоснительности их исполнения.

Сам Пороп, по сути, превратился из командира в обычного воина-тескомовца, хотя тем самым стал к ним ближе, зауряднее. Но не это стало самым неприятным для командира, а то, что начались забвения его подчиненными древней формулы Тескома: всегда быть готовым к бою.

Сегодня с Поропом шли вооруженные люди, забывшие или не захотевшие надеть на себя меленраи – тяжесть брони их уже тяготила неимоверно, и они постарались от неё избавиться. Да и зачем она, по их мысли, если двум десяткам бойцов противостоит горстка разумных и неизвестно ещё, умеют ли они хорошо держать меч в руках, а предупреждения Горы Мяса, так ему это положено – предупреждать бойцов.

Беспечность и недооценка возможностей беглецов обернулась для тескомовцев практическим их уничтожением. В Сох вернулись шестеро израненных бойцов, чтобы поведать ошеломленному Присмету невероятную историю о случившемся.

Со слов выживших выходило так.

Они шли цепью вниз по холму. Внезапно, уже у подножия, на них со всех сторон напала неведомо откуда взявшаяся многочисленная группа прекрасно вооруженных и хорошо, нет, блестяще владеющих мечами и кинжалами, разумных и в мгновение ока, окружив ничего подобного не ожидавших тескомовцев, нанесла им страшный урон в численности.

– Они были везде, куда бы мы от них не спасались, – преодолевал судороги вздоха, жалобно рассказывал один из вернувшихся после ночной схватки. – Они напали молча… И отходили в темноту, если мы за кем-нибудь из них бросались.

«Откуда взялась здесь, под Сохом, такая большая банда? Не мог же Свим привести за собой такую кучу разумных», – задался вопросом Присмет. Он с сомнением посматривал на раненого тескомовца, пока тот распространялся по поводу неудачного столкновения.

– На тех ли вы напали?

– Они на нас напали первыми. Из темноты…

– Об этом я уже от тебя слышал. Получается так, что те, кто мне был нужен, спокойно от вас ушли, а вы ввязались в драку с какой-то бандой?

– Наверное, банда.

Присмет постучал пальцами по столу. Что-то в сообщении тескомовца не сходилось. Откуда банда?.. Впрочем, кто знает, что вокруг происходит, когда в бандеке царит полнейшая неразбериха. Бывший Командор собирался отпустить раненого и обдумать положение, сложившееся после разгрома полукрина, на досуге, во всяком случае, чтобы эта глупая рожа не маячила перед глазами.

– Нам от этого не легче, – прервал его размышления раненый и, недружелюбно поглядывая на Гору Мяса, поинтересовался: – Ну и что нам теперь делать? Командир наш убит. Кто за нас скажет правдивое слово? Иначе мы никто…

– Я скажу правдивое слово о вас, – после долгой паузы, пошедшей на вспоминание некоторых ритуалов и положений Тескома, ответил Присмет и поморщился от отвращения к тому, чем ему надо будет заняться, составляя это пресловутое правдивое слово.

После каждой схватки, повлекшей за собой убийство или ранение тескомовских бойцов, командир группы должен был дать подробное описание произошедшего с рядом объяснений и оценок. Сюда относилось: каков был противник, почему он напал на тескомовцев или они на него, состав противной стороны, вооружение, численность, потери – это одна часть правдивого слова. Другая – какую задачу выполнял отряд тескомовцев, какую тактику боя использовал, каковы в результате потери – убитые и раненые – и причины, приведшие к потерям, как в бою вёл себя каждый тескомовец, в чём и чем проявил себя и так далее.

Правдивое слово включало в себя большой перечень пунктов.

Написание таких отчетов после боя, в котором всем приходилось сражаться, а не заниматься анализом или подглядыванием друг за другом, – сплошное подстрекательство к созданию самой неправдоподобной сцены произошедшего. Какая, к примеру, тактика, если и правда, как утверждает этот тескомовец, на них неожиданно навалились со всех сторон? И можно ли рассмотреть в темноте, кто чем занимался и как проявил себя? К тому же, как правило, самыми героическими лицами выступают не те, кто пали, а выжившие, и уже не важно, как они уцелели в этой рубке. Каждый из них мог спрятаться, отсидеться, а потом подоспеть к концу кровавой драмы и запачкать свой меч в красном, макнув его в рану не им убитого неприятеля.

Присмету, набившему руку в подобных делах на посту Командора сочинить такую отписку ничего не стоило, но ему противна была сама по себе идея такого сочинительства, называемого правдивым словом, в котором обычно не было ни одного слова правды.

– Я скажу о вас правдивое слово, – повторил он. – А сейчас вам следует отдохнуть и залечить раны. А с тобой, – Присмет обратился к разговорчивому тескомовцу, – мы завтра наполним моё правдивое слово о вас содержанием. И… назначаю тебя… Твой нэм?

– Тупер Тип Топикс, шейн, – торопливо проговорил тескомовец и от нахлынувшего на него волнения облизнул полные губы.

– Так вот, Тупер, назначаю тебя командиром полукрина.

– Д-да, шейн… Спасибо, шейн… Но…

Новоиспечённый командир осмотрел своё жалкое воинство, однако высказываться дальше не стал.

– Никаких но! – приструнил его Присмет. – Отдыхайте!

Утром новый командир полукрина, выспавшийся и почти залечивший раны, со свежей наклейкой на лбу и с перевязанной рукой, начал было опять высказывать Присмету какие-то неудовольствия. На что великан не обратил ни малейшего внимания, пропуская его сетования мимо ушей. Он достал плотные квадратные листы бумаги и приказал, обрывая тескомовца на полуслове:

– Слушай! Вот моё правдивое слово. В общих чертах. Итак, в ночь на шестнадцатый день второго месяца весны семьсот тридцать четвертого цикла после Опустошения, полукрин под командованием… – Он поднял голову, отрывая глаза от текста. – Как звали вашего командира?

– Пороп… Пемейкил… Мы его звали просто Поропом или командиром.

– А кто-нибудь из твоих бойцов знает его нэм?

Тескомовец неуверенно пожал плечами.

– Не знаю, шейн…

– Ладно, спросишь, потом скажешь мне… А сейчас – дальше. Под командованием Поропа и так далее, выполняя приказ Присмета и так далее, то есть, выполняя мой приказ, так… – Присмет посмотрел на тескомовца и опять для себя отметил тупость его лица. – Продолжаю… выполняя приказ… мой… преследовать группу нарушителей… Я тут после сформулирую, что это была за группа и что именно нарушила… нарвалась… ну, преследуя, нарвалась на большую банду… Кого ты там видел среди нападавших?

Тупер, вспоминая, вытянул вперёд сочные губы и окаменел лицом.

– Люди там были, думаю? – поторопил его Присмет, едва сдерживая брань, готовую сорваться с языка.

– Дa, конечно…

– Выродки?

– Одного я как будто видел, может быть, из кошек кто… И потом, там был кто-то еще, маленький такой, шустрый…

Выражение лица тескомовца опять застыло – ни дать ни взять маска ко дню Всех Разумных.

«Любопытный способ что-либо вспоминать, – отметил Присмет, до корня волос не любивший тугодумов. С такими работать – себе дороже. И это боец Тескома»!

У Присмета портилось настроение. Ему не терпелось составить правдивое слово и пойти с ним к Жуперру в гетто с тем, чтобы просить у него дать ещё бойцов для организации погони за мальчиком и очистки окрестностей Соха от банды. Приходилось же терять время и как клещами вытаскивать из Тупера каждый эпизод вчерашней схватки, иначе от него вообще ничего не узнаешь.

– Хорошо. Подведём предварительные итоги твоего восприятия банды: она многочисленная и состоит из различных разумных, но в ней преобладают люди. Есть выродки – либо кошачьи, либо из собак, но невысокие ростом…

Присмет вопросительно посмотрел на назначенного им командира полукрина, ожидая от него подтверждения сказанному.

– О! – воскликнул Тупер и расцвёл в улыбке, словно наконец-то вспомнил самое важное. – Там торн был!

– Кто? Торн?.. Вьючный?

– Нет, самый настоящий торн!.. Он наших столько побил… – Тупер даже понизил голос от уважения к тому, кто побил столько тескомовцев. – Этот торн светился. Наши на него набросились, а он их как колбасу в пищевых пакетах на кусочки… Здоровый… Не меньше полутора берметов. Всех на три головы выше… И в чалме такой большой… Он!..

– Н-да, – озадачился Присмет.

Настоящий торн – это примета сильная. Да ещё много выше его. Впечатляет, но… Он покачал головой: таких размеров торн точно показался Туперу с перепугу.

– Молодец, что вспомнил о торне, – похвалил Присмет тескомовца, не собираясь при этом упоминать о торне в правдивом слове, и об этом сказал вслух, пояснив: – Один торн общей картины не меняет. Теперь вспомни, как погиб Пороп?

– Он так и не пришёл? – спросил Тупер.

Ожидалось, что к утру, кто-нибудь ещё из оставшихся в живых придёт в Сох.

– Нет. Ты же сказал…

Тупер облизнул губы.

– Я его не видел убитым. Рунтен видел. И как убили его, не знаю. Саадина говорит, что командир и мечом не успел замахнуться, как его кинжалом из темноты поразили.

– Да, всё получилось так неожиданно, – рассеянно заметил Присмет. – Когда подлечитесь, сходите на место боя и… надо всех похоронить.

– Мы обязательно сходим. Пусть нам местные помогут.

– Я поговорю с кугуром.

– Мы их принесём сюда…

– Н-ну-у, хорошо. Вернёмся к отчету. В правдивом слове укажем так: преследуя, значит, нарвались на большую смешанную банду, состоящую из людей и выродков, люди преобладали в количестве. Командир полукрина Пороп и так далее… Не забудь узнать его полное имя. Пороп, значит, был атакован сразу со всех сторон бандитами. Убив нескольких из них, Пороп был убит сам предательским ударом кинжала из темноты… Хм… Предательским… Может быть, неожиданным, так мы о неожиданном уже говорили, и нападение, и большая банда… Ладно, пока сойдёт. А дальше моё правдивое слово такое. Команду над полукрином принял на себя Тупер… Ну, да, Тупер Тип Топикс. Правильно я назвал твой нэм?.. Хорошо. Тупер и так далее, перегруппировав силы, организовал оборону и дал настоящий бой бандитам, нанеся им ощутимые потери. Но на каждого бойца Тескома приходилось не менее… скажем, пятерых бандитов. В результате можно ожидать, что после такой встрёпки банда распадётся, однако полукрин также понёс большие потери, в живых осталось только шестеро…

– Саадина может умереть.

– Когда умрёт, тогда и будем об этом говорить… Так как тебе моё правдивое слово?

Тупер моргнул и окаменел.

Для него в правдивом слове Присмета единственно понятным моментом было упоминание о нём самом. Всё остальное… Кто знает наверняка, как там всё было? Сам он находился в третьей группе и, когда их старший повёл группу на шум схватки, он в темноте практически ничего не видел, тем более что перед глазами в далеком и каком-то странном серебристом, как ему показалось, свете плясали смутные тени кустов, деревьев, тескомовцев и многочисленных, как утверждает теперь шейн, бандитов.

Впрочем, бандитов он всё-таки, возможно, видел, если, конечно, ему не почудилось их присутствие. Зато он их слышал, это точно. Кто-то мяукнул и тескомовец, шедший от него слева; вдруг захрапел и упал, поражённый насмерть. Чуть позже наступила его очередь. Eмy удалось лишь заметить мелькнувшую тень маленького существа, которая на мгновение остановилась рядом с ним, потом его руку и грудь обожгла боль, и он уже ничего не видел и не слышал, пока его не привели в чувство те, кто уцелел в этой бойне.

Так что возглавлять полукрин, организовывать оборону и поразить столько бандитов, что у оставшихся не хватит сил даже объединиться в новую банду, он не мог, как бы это не хотелось Присмету и ему самому.

– Эй, Тупер? – громыхнула Гора Мяса. – Ты что, заснул? Как тебе моё правдивое слово?

– В-вполне, – выдавил из себя тескомовец.

Да и что он мог ответить? Не скажешь же шейну, поставившего тебя нежданно-негаданно в командиры полукрина, что всё его, так называемое правдивое слово – глупость и неправда от начала до конца.

Не скажешь…

– Никогда ничего глупее не читал, – Жуперр с брезгливой миной отбросил от себя листок с правдивым словом Присмета о ночном событии близ Соха. На его жёстком лице вслед сказанному промелькнула презрительная улыбка, заставившая Присмета выпрямиться, и тут же умерла. Жуперр движения собеседника, словно не заметил. – Жаль, конечно, потерять ни за что целый полукрин, – проговорил он дальше без особой печали по погибшим, – но нет плохого без хорошего, Присмет…

Жуперр замолчал, прикрыл глаза и поиграл тощими желваками под сухими щеками.

Ещё две праузы назад, узнав неприятную новость об избиении тескомовцев неизвестно кем под Сохом, он готовился устроить этой, как тут проболтался думерт Тлуман, Горе Мяса (надо же такое придумать прозвище), небольшой допрос с пристрастием, а потом, обвинив бывшего фундаренца во всех мыслимых и немыслимых прегрешениях, – кто его, Жуперра, сейчас упрекнёт в совершенном? – помочь Присмету расстаться не только с идиотской игрой по поимке какого-то мальца, но и с жизнью. В конце концов, смерть полутора десятка тескомовцев на его совести, пусть за это и расплатится. Оставалось лишь придумать, кому это доверить и как выполнить без потерь для себя расплату с виновником позора воинов Тескома. Созревала идея несчастного случая как с полукрином, так и с Присметом.

Так бы оно и случилось, и не сидели бы они сейчас друг против друга, и не приходилось бы вводить эту бездарную личность в курс тайны, рядом с которой тот, как оказалось, ходит вот уже несколько дней. Можно было бы с ним ничем таким не делиться, а привести в исполнение предыдущий план, но, к сожалению, менять сейчас Присмета на кого-то другого – терять время.

…Двумя праузами раньше по каналу связи, служившему для переговоров с членами Агоры, пришёл вызов на его имя.

Агору – негласных руководителей Тескома – Жуперр недолюбливал, но не явно, а в душе, на уровне бессознательного чувства противодействия некой силе, постоянно довлеющей над всеми его делами и устремлениями, а по большому счету – над его волей.

Никто, даже региональные руководители, подобные Жуперру, практически никого из членов Агоры не знал. Лишь, может быть, порой различали их голоса, получая с помощью специальной системы передачи сообщений. Эти сообщения, ненавязчивые как будто, на первый взгляд, пожелания или рекомендации о проведении той или иной незапланированной операции, внутреннего ведения дел в батлане или на территории, им контролируемой, или личного характера для получателя сообщений, выполнение которых, тем не менее, было строго обязательным.

Строптивые, кто и где бы они ни были, просто исчезали без памяти о них, и каких-либо особых или гласных разбирательств по факту их исчезновения.

Впрочем, голоса могли быть искажены, так что по ним, вслушиваясь в речь окружающих тебя людей, кого-то из членов Агоры, узнать не было возможности.

Сам Жуперр, по крайней мере, одного из Агоры, как ему казалось, подозревал, хотя иногда сомневался в выборе этого человека, как участника Агоры. Подозреваемый ничем особенным среди многоимённых внешне не выделялся, но отношение к нему, как заметил Жуперр, остальных многоимённых Габуна носило отпечаток какого-то подобострастного уважения: в обращении, в словах, в упоминаниях о нём. Его нэм относился к гитам с широкими родственными связями во многих бандеках и придавал ему, естественно, вес в обществе многоимённых – как говорили, в Венце Имён. Однако такие, как он, были не редкостью в столице Сампатании, относящейся к одной из крупнейших бандекам на планете, с не менее чем миллионным населением людей.

Агора, если она была укомплектована такими людьми, число которых в её составе также было неизвестно, имела практически абсолютную власть не только в Тескоме, но и в бандеке, а, возможно, и далеко за её пределами.

Вызов на связь Жуперр пережил болезненно. Последнее время, создавая Южную группировку Тескома, он даже думать позабыл об Агоре, уверенно считая себя полноправным хозяином положения. Поэтому от разговора с кем-то, неизвестно где находящимся сейчас, он не ожидал ничего хорошего.

Сжимая кулаки от ненависти и бессилия, Жуперр долго не подходил к специальному аппарату, установленному в отдельной комнате без окон рядом с его кабинетом. Аппарат установили на невысоком постаменте когда-то, на заре образования гетто в Примето, то есть так давно, что те, кто его устанавливал, давным-давно превратились в прах и безвестие. Связь через аппарат осуществлялась только по одностороннему вызову. Разговор, если он возникал, начинался после того, как вызываемый входил в комнату, включал освещение вечных светильников, запирал за собой дверь и оставался один на один с изящной, но непритязательной по внешним конструктивным элементам колонкой в виде серебристо зеркальной тумбы в четверть бермета высотой.

Напротив постамента стоял вечный стул, намертво соединённый с полированной поверхностью серого пола. Ничего другого в комнате не располагалось, если не считать отгороженной запретной ниши, всегда задёрнутой тяжёлой вечной шторой. В комнате всегда царили постоянная температура, чистый воздух и тишина.

Жуперр проделал все формальности, связанные с сохранением секретности того, что здесь ему предстояло услышать, и сел на стул. Последний раз он здесь сидел лет эдак пять тому назад.

Настоящего разговора в этот раз не было. Сообщение, короткое и безапелляционное – он не успел и слова сказать, чтобы что-либо уточнить, – заставило Жуперра успокоиться по поводу ожидаемых сверх неприятностей, отменить все приготовления, связанные с наказанием Присмета – правда, после некоторых колебаний, и озаботиться другими, неплановыми, делами, требующими немедленного решения…

Со своей стороны, Присмет заявился в гетто не для того, чтобы выслушивать презрительные замечания со стороны Жуперра, как бы тот сейчас высоко не вознёсся, нежданно-негаданно и, как мнилось фундаренцу, незаслуженно получившему власть над территорией, сравнимой с некоторыми бандеками. Так что брезгливость, с какой Жуперр брал, читал, а потом отбрасывал листок с его правдивым словом, а после – это выражение лица тескомовца, словно перед ним сидит какой-то одноимённый оприт из банды, настроили Присмета на решительный лад. Когда же Жуперр сказал, что в гибели полукрина нет плохого без хорошего, он посчитал его фразу за настоящую издёвку, и пока Жуперр молчал, вспоминая недавнее общение с кем-то из членов Агоры, Присмет наливался кровью и бешенством.

Его подмывало сейчас встать и сокрушить всё, что его окружает: вечные столы и стулья, какую-то аппаратуру и самого хозяина кабинета. И не знай он, кое-каких порядков в Тескоме, он так бы и поступил. Однако ему, по-видимому, не дадут даже как следует замахнуться, а то и привстать в неурочное время.

Но сказать-то он всё может!

– Да уж! – грохнул он глухим басом. – Чего уж глупее!? Целый полукрин как стадо диких грызунов без меленраев и чувства ответственности не совладал с двумя дурбами и мальчиком. И это тескомовцы!.. Всегда будь готов к бою!.. Стадо оно и есть стадо! И нечего мне тыкать в нос то, чем тебе здесь самому следовало заняться или твоим думертам, не умеющим делать своё дело, кроме как придумывать прозвища…

Присмет запнулся. Какой Край его дернул за язык сказать о прозвище? Жуперру, наверняка, известна приклеенная к нему кличка.

Такой Присмет Жуперру, не смотря на обвинение в свой адрес, понравился: обижен, значит, из кожи вылезет, чтобы оправдаться, и выполнит любое задание.

– Успокойся! – сказал он как можно мягче. – Ты сделал всё правильно. Бойцы должны получить правдивое слово, что бы с ними не случилось.

– Я и говорю… – быстро остывая, уронил Присмет. Лицо его от бурого переходило к нормальному цвету.

– Вот и хорошо, – сказал Жуперр, подождав, когда руки Присмета перестали дрожать. – У нас с тобой слишком серьёзный разговор, чтобы обмениваться обвинениями. – Он снова помолчал, хмуря белёсые брови. – В твоём желании найти мальчика, – продолжил он неторопливо, – есть доля необходимого… да, так звучит, пожалуй, правильно. Есть доля необходимого, как оказалось, и для нас всех, раз уж мы волей случая попали в одну упряжку двигателей. Мальчика зовут Камратом, он из Керпоса… Да, ты знаешь. Месяц с небольшим тому назад Теском… Вернее, местное отделение Тескома посылало бойцов в дом, где проживал мальчик, чтобы его изловить, а его наставницу, старую женщину по имени Калея, ликвидировать. – Заметив нетерпеливое недоумение во взгляде Присмета, Жуперр вновь улыбнулся летучей улыбкой и потёр щеку открытой ладонью. – Ты не ошибся в том, что я сказал. Её хотели ликвидировать. Просочились сведения, что, якобы, эта старуха – ни кто иная, как Бранда Бимеканец Бланка, а мальчик…

– Бланка!?.

Громадное тело Присмета колыхнулось от неожиданного сообщения. В его голове словно просветлело. Ведь если мальчик из тысячеимённых, то становилась понятной суета, поднятая правлением Тескома вокруг него. Только вот зачем потребовалось убивать старую женщину, если она и вправду Бланка? И потом… Вообще, Бланки! Откуда?

– Да, да, Бланка, и Камрат не Камрат, а Бланка, и ты упустил его… Успокойся!.. Пусть будет по-твоему – мы упустили его. А сейчас, когда в стране такой бедлам, Бланка, его имя могут стать знаменем и опорой, я не говорю уже, оружием любого движения разумных, воспитанных на россказнях и откровенных сказках о Бланках, в какие бы времена они не жили.

– Но Бланки… Сами Бланки?.. Но ведь это… Легенды, не более того. О них же, пожалуй, со времён Войны Выродков не было ничего известно. Конечно, в ваших архивах, может быть, и были о них какие-то сведения, но у нас, в Фундаментальной Арене, даже на самом высоком уровне, о них никогда не вспоминали. Да и что говорить о мёртвых?.. Вымерших!

Жуперр качнул головой из стороны в сторону, как будто осудил скороспелые высказывания Присмета.

– Как видишь, мёртвые иногда оживают, – сказал он назидательно. – Оживают, и неспроста. Ты правильно напомнил о легенде, а я о сказках. И поверь, воскресшие, как в стародавние времена, мертвецы несут с собой много неожиданного и нового: идеи, порядки, а точнее – беспорядки. Тем более, опять же, если они не выветрились в памяти разумных. Люди и путры обожают нечто такое, о чём нельзя говорить без затаённого страха и восторженного ликования. Для них каждое слово ожившей легенды – откровение, ввергающее их в любое безрассудное деяние, а каждый поступок ожившей легендарной личности для них – событие, выходящее за все рамки сущего. И что он, вышедший из легенды, скажет, и что сделает? Вот в чём проблема и головная боль для тех, кто устанавливает порядок в стране и следит за исполнением законов и правил поведения разумных… – У Присмета, от упоминания о законности и порядке, непроизвольно расползлась по лицу недоверчивая улыбка. Жуперр заметил её. – Ты зря щеришься, – неприязненно заметил он, сменив медленную, спокойную речь на старчески сварливую. – Ты думаешь, я беспредельно рад развалу в бандеке? Ошибаешься? Радости мало. Города заперлись, по дорогам бродят дикие и банды… Кто виноват, кто виноват?.. Мы все, и ты в том числе. Не строй из себя радетеля благоустройства…

– Я как будто… Я ничего… – замялся Присмет под жгучим пронизывающим взглядом Жуперра.

– Вот именно, ничего определённого… Ладно, мы не для того с тобой встретились. Я думаю, Теском, вернее, кто-то из Тескома решил взять мальчика на воспитание…

– Как бабку, – не остался в долгу Присмет.

– Нет, тогда бы я знал, что и его должны были убить. Напротив, он нужен живым. Ты сам подумай. Он ещё мальчик, и его можно воспитать так, чтобы его слова и деяния не расходились с делами, желаниями и целями Тескома. По-видимому, о Бланке кто-то проведал и у вас, в Фундаментальной Арене… Не через тебя ли?.. Шучу. Я знаю о твоих докладах Тескому. Враньё сплошное, кстати… Присмет! Я говорю о том, что было… То-то… Кто-то из вашего Центра решил прибрать мальчика к рукам. А старуха?.. Почему её хотели убить? Сам пойми, её не перевоспитаешь. Оттого она оказалась не нужной никому: ни Тескому, ни Фундарене.

– И что теперь? – после затянувшейся паузы спросил Присмет.

– Я уже послал в Сох полный крин разобраться по-настоящему, что там произошло на самом деле, и куда подевался мальчик, ведь не мог он далеко уйти. Я надеюсь, – Жуперр помедлил, разглядывая пальцы рук, потом в упор посмотрел на Присмета, – ты возглавишь розыск. Кринейтор о тебе оповещён.

Они долго смотрели друг другу в глаза. Большие и круглые Присмета и желтоватые с тусклинкой – Жуперра пытались соперничать в противоборстве, не уступая один другому.

На полноватых щеках Присмета появился слегка заметный румянец, он не выдержал первым.

– Спасибо за доверие, – с расстановкой произнёс он.

Следовало бы добавить – шейн, чтобы признать своё полное подчинение этому человеку, но Присмет запретил сам себе унижаться до такой степени.

– Никакого доверия, – холодно уронил тескомовец. – Я тебе поручаю дело и с тебя спрошу о его успешном завершении. – Жуперр опять скрестил кончики пальцев и внимательно осмотрел них. Не отрывая от предмета изучения глаз, он, словно говоря в пустоту, с угрозой в голосе изрёк: – Запомни! Мальчик должен быть у меня! И чем быстрее, тем лучше для тебя… И ещё. Для крина готовят лодки, есть подозрение о необычно раннем наводнении. Так что воспользуйся им! За дверью тебя ждут и скажут, как надо будет делать то, что тебе поручено. Всё!

Присмет поднял своё мощное тело, сжал кулаки, каждый из которых по объему не уступал голове тескомовца. Взмах – и голова Жуперра в лепешку. Присмет даже засопел от желания это сделать и собственной трусости.

– Хорошо! – буркнул он и, не прощаясь, пересёк комнату, заставляя ковёр скрипеть под его весом.

Жуперр так и не отнял глаз от пальцев своих рук: коротких, покрытых дряблой кожей и со скверно состриженными ногтями, но достаточно сильных, чтобы уверенно держать нож или меч.

Когда дверь за Горой Мяса закрылась, тескомовец расправил затёкшие плечи и потёр ладонью щеку.

– Сунда, – позвал он негромко.

Над головой Жуперра в потолочном тайнике раздался звук возни.

– Да, шейн.

– Освободи тетиву и положи арбалет так, чтобы его не надо было переносить с места на место…

Сунда, молодой тескомовец, перевёл дух и отпустил струну. Пока командир Тескома разговаривал с этим ненормально большим человеком, он всё время держал гостя на прицеле, и у него затекли руки.

За дверью Присмета поджидал с лукавой ухмылкой на лице Тлуман.

– Ты зачастил к нам, – сказал он ехидно. – Пойдём, я тебе кое-что покажу и расскажу.

Глава 14

– А с вами, скажу честно, интересно иметь дело, – с одышкой проговорил Ольдим, падая на землю.

Они остановились на отдых не менее чем в пяти свиджах от места ночной схватки с тескомовцами. Им бы удалось уйти значительно дальше, не будь с ними Тринера. Ноги связника отказали полностью, и всем мужчинам, в той числе и торну, пришлось большую часть пути нести его на себе.

Вначале Тринер, безо всякой надежды на успех, что его услышат и выполнят желание, просил бросить его. Силы его иссякли до такой степени, когда только покой казался ему единственно правильным выходом из положения, в котором он оказался. Его затуманенный усталостью мозг жил одним – покоем, и он просил о нём у всех.

В конце концов, Свим жёстко, но справедливо заявил ему:

– Ты слишком много о нас знаешь, а убивать я тебя не хочу и не могу. Так что помолчи! Сам видишь, нам не до твоих переживаний, поэтому не мешай нам!

Слова Свима повергли всех в волнение – разговор об убийстве Тринера никак не вязался с их намерениями. Но если шокированы были старые друзья Свима, то Тринер и подавно. После этого от него не донеслось ни звука. Несут – значит, так надо.

Утро ещё не наступило, но темнота ночи уже стала рассеиваться в зыбкое марево, давая некоторую возможность глазам отмечать крупные ориентиры – деревья, большие кусты. Таковых было немного, оттого заметны и памятны Свиму. Ему даже показалось, что он в этой части окрестностей Соха когда-то уже побывал. Но если они находились именно там, о чём вспомнилось Свиму, то, отбиваясь от тескомовцев и блуждая в темноте, его команда слишком далеко отклонилась от цели их движения – берега Ренцы с остатками прибрежных сооружений древнего моста. По сути дела, они ушли в противоположную сторону.

На краткий отдых команда Свима остановилась у чахлого куста, оседлавшего небольшой пригорок, покрытый толстым слоем прошлогодней, слегка влажноватой, травы. Куст ещё не выпустил даже кончики первых листочков. Да и остальная растительность вокруг не торопилась встречать весну бурным ростом и цветением. За многие годы она адаптировалась к местным условиям – осталось всего несколько дней до половодья.

Скоро весенние воды шумным валом или исподволь покроют низины вокруг Соха толщей прозрачной воды в несколько берметов. И только месяца через два, когда вода, прогретая и насыщенная жизнью водных созданий, сойдёт, травы и кусты быстро зазеленеют и выбросят новые стебли и ветви и долго ещё, до самых зимних холодов, здесь будут пышно цвести цветы, собрав вокруг себя неимоверное количество всевозможных насекомых – ползающих и летающих. Будут распускаться кроны и тянуться вверх богатый травостой, заселенный дикими и полу разумными, в то время как в других местах, на взгорках и на не затапливаемых территориях уже к середине лета всё выгорит от збунов, безжалостных сухих ветров и отсутствия воды.

– Чего бы тебе с нами было интересно? – на замечание Ольдима, наконец, решил отозваться Свим.

– А вот. Ночь. Вы с Сестерцием освещены. Вокруг вас тескомовцы скопом, а мы возле них тишком орудуем…

Свим хмыкнул. Сестерций важно сказал:

– Я вначале тоже так думал, когда попал к ним в команду. Потом понял свою ошибку.

– Если бы не мы, у тебя уже никогда не было бы ошибок, – возмутился К”ньец. – Мы тебя к себе не звали. А подобрали! Вот видишь, Свим. Я тебе говорил, зачем он нам? Чтобы наговаривать на нашу команду? Ф-фу!..

– Ты меня, уважаемый хилон, не дослушал, а я хочу уважаемому дурбу объяснить, чтобы он не обольщался. С нами интересно день-два, а когда такое, как было сегодня ночью, случается ежедневно, то интерес сразу пропадает. Я вот держусь еще…

– И шёл бы себе, – успел мяукнуть К”ньец.

– …потому, что втянулся. Мне уже не интересно, мне уже такое нравится.

– Ха! – восхитился Свим. – Надо же так закрутить! А я уж подумал так же, как и К”ньюша.

– Вы что… правда так часто дерётесь? – удивился Ольдим, принимая сидячее положение.

Он, как и Свим, будучи агентом-охотником Фундарены, редко когда принимал участие в каких-либо кровавых схватках, тем более против целых гуртов выродков или полукринов тескомовцев, да и банды встречались не часто – он благоразумно их обходил, а они его не трогали. Бывало, конечно, приходилось отбиваться от кого-то не в меру ретивого или задиристого, но чаще всего поединок провоцировался самим агентом при выполнении задания. Правда, у Ольдима такое случалось – и помимо того. И всё-таки – это не часто и не так масштабно.

– Да каждый день, – позабыв о претензиях к торну, произнёс К”ньец. – Уже больше месяца тому. Как вышли из Керпоса, так и началось.

Последняя фраза у него прозвучала как жалоба.

– Постойте, постойте! – воскликнул возбуждённый догадкой Ольдим. – Не вы ли стали причиной гибели чуть ли не дума тескомовцевгде-то близ Заповедника Выродков?

– Нет, не мы. Они там сами себя поубивали, – Свим вздохнул. – Мы видели. Правда, до дума не дошло, но их там было два крина. Так что, Ольдим, – уныло добавил дурб, – с нами поистине не слишком интересно.

Свим сидел и поддерживал Клоуду под руку, хотя она едва ли устала больше его самого (Тринера она не носила). Ему было приятно её поддерживать, а она льнула к нему, до сих пор не веря счастью его возвращения к ней живым и здоровым.

– Э-э нет, Свим, – погрозил полусогнутым пальцем Ольдим. – Ты можешь промолчать или что-то умолчать, но ведь это за вами последнее время охотится Теском?.. Вернее, за этим мальчиком, за Камратом? Так или не так?

– Мутные звёзды! – закатывая глаза, почти простонал Свим. – Ну откуда такое становится известным всем, кому ни придётся? Мы идём, никого стараемся не трогать, бредём нехожеными тропами в Диких Землях, день и ночь скрываемся от любопытных глаз. Мы порой не знаем сами, где будем завтра. Но где бы мы не появлялись, там все всё о нас знают!.. Мало, что знают. Нac узнают, словно на каждом из нас клеймо выбито на лбу. Сам понимаешь, насколько это неприятно и опасно! Мистика какая-то!

– Я тебя понимаю… Значит, я прав. Потому и говорю, мне с вами интересно иметь дело. Всю жизнь мечтал в такую вот… э-э,.. – Ольдим, будто в предвкушении чего-то необычного и приятного, потёр руки. – Ну да, в такую вот компанию. Скрываться, отбиваться, убегать и прочие прелести… Нет, правда!

Едва различимое лицо Ольдима в этот момент было страшным, так как его улыбка больше походила на оскал дикого зверя, чем на человека. Зверя, который вышел на охоту и заметил свою жертву; куда бы она теперь не бежала, как бы ни ухитрялась от него ускользнуть, но она была уже его.

Ольдим давно привык к ужасу людей и выродков, впервые увидевших его обезображенный лик, хотя и не понимал их эмоций. На его взгляд, испугавшиеся больше играли сами с собой, чем боялись его вида. Тем не менее, его отталкивающая маска служила для него хорошей защитой от нудных собеседников, от шутников, любящих порезвиться на счёт ближнего, от спутников, ненужных или обременительных в его скитаниях по дорогам бандеки. Однако сейчас он больше всего был рад тому, что его лицо оставалось пока что скрыто предутренним сумраком, и он мог непринуждённо разговаривать с понравившимися ему разумными, не вызывая у них каких-либо негативных чувств.

– Я думаю, твой пыл до поры до времени, – решил охладить его восторг Свим. – Когда тескомовцы начнут наступать нам на пятки и по-настоящему прищемлять хвост, когда не будет времени даже как следует отдохнуть, поесть и поспать, ты по-другому посмотришь на прелести нашего бытия. Поверь, каждый день махать мечом, убивая и раня, – прескверная штука.

– А мне кажется, ты слишком сгущаешь краски. Ты так говоришь мне это для того, чтобы возвысить себя в моих глазах ещё выше, или хочешь, чтобы я от вас ушёл?

Свим хмыкнул, покачал отрицательно головой,

– Ни то и ни другое. Я тебе просто перечисляю всё то, что может нас ещё ожидать. Ничего иного в моих словах не было.

– А зачем он нам… – заикнулся было К”ньец не так громко, как ему хотелось бы, потому что на его слова никто не отреагировал,

– Тогда мне с вами точно по пути, – обрадовано заявил Ольдим. – Без лишней скромности хочу сказать, что не хуже каждого из вас умею владеть мечом и никаких драк не боюсь. Можете мне поверить.

Послышалось фырканье К”ньеца.

– Так многие говорят, – пробормотал он ворчливо.

Хопса не устраивало появление нового человека, равного по силам и опыту Свиму. Он ощущал свою роль в команде уже даже не как второстепенную, а совсем заурядную.

Вначале Клоуда вырвала из взаимоотношений между ним и Свимом душу их дружбы. Дурб совсем перестал делиться с бывшим единственным напарником своими мыслями, переживаниями, планами на будущее, как он это делал до встречи с Клоудой. Но такое случается всегда, когда разумные обеспокоены потомством, так что Клоуде К”ньец всё простил.

Однако теперь в их команде появился человек со своей решающей точкой зрения, и естественно было предположить возможность появления в их среде чисто человеческой гегемонии, когда мнения ни его, ни Сестерция учитываться не будут.

Торн, по-видимому, тоже заметил нечто подобное, выказав своё отношение всё охватывающим словом:

– Люди!

– Ладно вам! – повысил голос Свим. – Вопрос сейчас в том, чтобы узнать, не идёт ли кто-нибудь по нашему следу? Если идёт, то, в каком количестве, с какой целью? Ваше мнение?

Наступила молчаливая пауза. Все вдруг прислушались к звукам просыпающегося дня: где-то подала голос птица, готовая встретить солнце, треснул хворост от неосторожного шага дикого, поверху прошумел утренний ветерок.

– Цель у них одна, – нарушил молчание Ольдим. – Я о ней наслышан. Вас всех, кроме мальчика, убить или хотя бы отогнать от него.

– Ты хороший человек, – разозлился Свим, потому что Клоуда, вздрогнув всем телом, крепче прижалась к нему. Неприкрытая истина, высказанная Ольдимом, покоробила и испугала её. – Нас надо ещё так прижать, чтобы сделать то, о чём ты тут нам рассказываешь. Мы тоже с руками и ногами. Бросать малыша не собираемся, а другое они уже пытались сделать, да как видишь, не получилось.

Ольдим на тираду Свима не ответил, слышно было лишь его пыхтение, пока он её выслушивал.

– От полукрина осталось три-четыре бойца, – подал голос торн. – Они за нами явно не пойдут. Вот если только поселковая стража вздумает ублажить свои амбиции и обиды. Как ни как, а ты, Свим, им насолил. Стража таких вот маленьких поселений людей привыкла о себе думать в превосходной степени.

– Знаю. Да что-то не верится в такое. Вот если бы они сразу за нами увязались, тогда могли бы и преследовать, а сейчас они там лишь обсуждают ночное происшествие и рассказывают друг другу, как они геройски всю эту передрягу пережили.

Неожиданно для всех едва слышно заговорил Тринер, до того безучастно смотревший перед собой остановившимися глазами. Выглядел он плохо, кашлял и задыхался.

– Я смогу идти сам… Идут по нашим следам или нет, но здесь не стоит засиживаться и чего-то ждать. Я знаю эти места. Может быть полая вода… Она возникает неожиданно…

– Ого! – почти удивился торн. – Сам в дорогу просится.

Слабая улыбка оживила лицо связника. В эти мгновения он бы сам не смог объяснить своего состояния. Пережив праузы полного бессилия, он внезапно ощутил в себе неодолимое желание жить и двигаться. Чтобы воплотить потребное в действии, он, болезненно переживая каждый поворот головы и сгиб суставов, в несколько приёмов поднялся на дрожащие ноги. Выпрямился. Повторил, как заклинание:

– Я смогу идти!

– И то, – осмотрев Тринера критическим взглядом, подтвердил Свим. – Пора двигаться дальше.

– Если не секрет, то куда всё-таки? – поинтересовался Ольдим, отряхивая прилипшие травинки с колен. – Ты говорил, в Примето?

– Вначале к руинам Моста. Переправимся через реку, если нам не помешают это сделать те, кому мы как песчинка в глазу… Нам надо попасть в город.

– Мне тоже в город хотелось бы попасть. Не будь ночной заварушки, ушёл бы в Примето из Соха, как все его граждане, через ворота.

– Так бы тебе Присмет и дал выйти через ворота… Значит, нам по пути. Все готовы?.. Малыш?.. К”ньюша?..

Получив подтверждение готовности продолжить путь ото всех членов команды, Свим первым шагнул от места их временного отдыха. Оглянулся, кивнул торну и показал глазами на Тринера:

– Присмотри, Сестерций. К”ньюша, ты как всегда. Клоуда, дай руку. Ну а ты, Ольдим, сам свободен выбирать, где находиться в пути.

– Вот уж спасибо! Не ожидал от тебя таких вольностей, – съязвил дурб.

– Ты вот что, Ольдим, – Свим придвинулся к нему так близко, как позволяла рука, удерживающая на отлете Клоуду, попросил: – Уже стало светло, накинь капюшон. Хотя бы на первое время.

Ольдим по-птичьи, одним глазом, посмотрел в глаза Свиму, буркнул:

– Хорошо…

Как ни крепился Тринер, как не торопились члены команды добраться до опоры древнего моста, а день закончился, но они так его и не достигли. Прошлой ночью ушли от него слишком далеко, а дорога под ногами ужасная – кочки да ямы.

На ночь остановились и долго решали: разжигать костёр или нет. Мнения разделились. К”ньецу и Сестерцию он показался излишним – местность открытая, огонь видно издалека. Но людям хотелось живого тепла. К тому же, по их представлениям, они достаточно далеко ушли от Соха, тем более что за весь день никаких поползновений кого бы то ни было устроить им засаду или погоню не нашлось.

Костёр развели. Небольшой. Хопсу дали задание: время от времени отходить от места ночёвки и прослушивать местность.

Утром чуть свет поднялись. По утверждению Тринера, с которым полностью был согласен Свим, до берега Ренцы оставалось ещё не менее трёх свиджей, так что, поев, с места ночлега снялись ещё в полусумраке ночи.

Они прошагали не меньше свиджа. Стало совсем светло. Посвежело, запахло сыростью. Местность понижалась к реке и хорошо просматривалась на сотни берметов.

Первым остановился и прислушался К”ньец.

Откуда-то, словно с небес, стал доноситься отдаленный мерный гул, будто там, в горних высотах, передвигали нечто громоздкое. Уже через несколько минтов его могли слышать все, но пока что не придавали ему значение.

Однако гул стремительно нарастал. Создавалось впечатление, что от него задрожала под ногами земля, и окрестные деревья стали двоиться в глазах.

К”ньец остановился, настороженно вслушиваясь в странный звук. Его ухо, увенчанное жёсткой щёточкой, никак не могло определить, откуда исходит такой странный звук. Второе, отрубленное, только вводило его в заблуждение.

– Что же это такое? – подняв руку и остановившись, спросил его Свим. – Похоже…

– Это … Да, да! Это похоже на вал воды! – мяукнул К”ньец. Глаза его округлились. – Ты помнишь позапрошлой весной… По реке вал воды…

– Наводнение! – подтвердил торн.

– Так рано! – едва слышный голос Тринера потерялся в возгласах других.

Разумные сразу потеряли строй, выбранный ими для передвижения, и сбились в тесную группку, словно таким образом они могли противостоять накатывающейся стихии.

– Здесь оставаться опасно! – прокричал Свим, хотя все стояли с ним рядом. – Надо уходить!.. Туда! – И показал рукой в сторону, под прямым углом к направлению их недавней ходьбы. Он вспомнил, а теперь думал о провидении, уведшем их подальше от реки на многие свиджи к цепочке сопок. – Тринер как далеко до высоток, что идут вдоль Ренцы?

– Сейчас, сейчас, – закрутился на месте Тринер. – Думаю, свиджей пять, наверное. Вон там, – показал он туда же, куда только что указывал Свим.

– Ольдим?

– Да, они там.

– Хорошо. Двинулись! Быстро! Сестерций, помоги Тринеру. Ага! – (Тринер уже был на руках у торна). – Клоуда, держись за мою руку и не отпускай! – (Она уже висела на ней). – К”ньюша, смотри за малышом! – (Хопс уже держал Камрата за пояс). – Бегом!

Свим вёл за собой соратников, совершенно не уверенный в том, что ему удастся посуху довести их до желаемых возвышенностей. По всему, до ближайшей из них было не менее праузы хорошего бега. К тому же, чтобы достичь её по прямой, следовало пересечь широкую, местами заросшую камышом, низину, где вода могла появиться в первую очередь. На обход пониженного участка просто могло не хватить времени.

Солнце ещё не поднялось достаточно высоко, дабы лучше осветить даль. Его багрово-красные лучи с трудом пронизывали приземную густую, словно слой жидкости, дымку – перспектива искажалась до неузнаваемости, как будто вокруг в одночасье возник совершенно иной мир с причудливыми образованьями вместо деревьев, кустарников и травяного кочкарника. Кровенели камышовые метёлки, зловеще чернел кривой сухостой, предательски изменился рельеф поверхности земли…

Протирая глаза от набегающей слезы, Свим был занят тем, чтобы не сбиться с направления и не дать Клоуде упасть, не подвернуть ногу и не забывать тех, кто бежит за ним. Он оглядывался и видел всех. Торн, делая громадные прыжки, нёс Тринера на руках, как носят детей. Малыш не отставал от К”ньеца. Чуть приотстал Ольдим с лицом, похожим на скомканный лист бумаги.

Свим мельком отмечал наличие всех своих спутников и вновь переключался на выбор дороги.

Однако он не мог избавиться и от других мыслей и картин возникающих в голове воспоминаний.

Этот год выдался странным. Так утверждали многие. Зимой практически не выпадал снег, и не было по-настоящему зимних морозов, очищающих воздух от вредных человеку примесей. Зато дули сильные ветры, неся из пустыни Снов чёрную пыль. Редкие збуны не оживляли растительность и у многих из них теневые листья постарели, задушив в зародыше молодую завязь. Вот почему полупраузный збун под Керпосом выжег большие участки и погубил множество диких. Но и ночные прояснения неба – прозори, тот же збун, – случались не слишком часто, так что астрономические школы, открытые в некоторых городах, мало что дали своим слушателям: без наблюдения за светилами ночи, не затенёнными пыльной атмосферой, им было неинтересно слушать рассуждения современных компиляторов работ древних учёных о космосе, якобы, когда-то покорённом землянами.

Аналитики Фундаментальной Арены отмечали увеличение магнитных бурь в магнитосфере, приблизившейся почти до нижних слоёв атмосферы Земли, так как магнитное поле планеты будто бы доживало эру постоянства – наступала якобы эпоха переполюсовки, что, по утверждениям некоторых, сулило неприятностями не только человечеству, но и многим другим видам разумных.

Всё это, вместе взятое, как будто объясняло капризы погоды. И как помнил Свим, в одной из передач новостей для него из Центра, он слышал о возможном раннем наводнении в районе Примето и на реках, берущих начало в Суременных горах. А летом из-за бесснежной зимы может пересохнуть Болото Второе… Но подобными прогнозами начинался и заканчивался едва ли не каждый год, во всяком случае, те из них, что были на памяти Свима.

Иногда прогнозы сбывались, но чаще всего они забывались, так как половодье наступало в среднестатистические сроки – последняя декада второго месяца весны.

Не редкостью считались наводнения, когда с верховьев реки накатывался грозный водяной вал, стремительно несущийся к морю или к Болоту Второму, куда впадала Ренца.

За долгие годы русла рек были очищены от посторонних предметов, древних, не слишком прочных, построек и любых других препятствий, встречающихся на пути такого вала, однако он всегда нёс в себе какие-то обломки строений, вывороченные с корнем деревья, трупы диких и разумных, прихваченных где-то на пути его всё сокрушающей мощью.

Свиму было лет десять. Отец повёл его на мост через Ренцу, и он впервые увидел пенистую, грязно-серую стену воды в несколько десятков берметов высотой, пронёсшуюся мимо города под вечным мостом. Она неслась со страшной скоростью – клокочущая бурыми всплесками, бурунами и мириадами больших и совсем маленьких водопадов, водоворотов. Всё вокруг грохотало: вода, городские стены, дома и сама земля, а мост плясал под ногами так, что приходилось цепко держаться за специальные поручни, чтобы не быть сброшенным на настил.

Отец тогда же объяснил Свиму возможную природу появления такой волны: где-то в Суременных горах годами накапливался лёд, под напором которого и из-за продвижения передовой гряды происходил обвал, и через образовавшуюся брешь в стене весной выплескивалось целое озеро накопленной воды; русла рек не могли вместить таких её масс и переполнялись сверх меры…

Заросли кустарника и высокой прошлогодней травы, вяжущей ноги и мешающей передвижению, разошлись, открывая вид впереди. До ближайшей возвышенности, поросшей не густо – с десяток приземистых деревьев, – оставалось не больше двухсот берметов. Но их надо было ещё пройти, чтобы ощутить себя в безопасности.

Свим оглянулся. На него набегали Камрат, раскрасневшийся от бега, и К”ньец, начинавший отставать от мальчика. Следом должны были появиться торн со своей ношей – Тринером – и Ольдим, но они, похоже, отстали. И далеко.

– Эй, где вы там? – крикнул Свим и подтолкнул Клоуду рукой. – Беги, Кло!.. К”ньюша, вы тоже! Я их подожду.

– Догонят, – едва мяукнул К”ньец, но скорости не сбавил.

Свим снова позвал отставших. Подождал, прислушиваясь, хотя понимал свою тщету что-либо услышать на фоне сотрясающего воздух гула.

На его крики, умирающие рядом с ним, никто не откликнулся. А передовая волна наводнения, по-видимому, уже пронеслась по реке мимо, потому что рёв, создаваемый ею, стал удаляться, приглушённый холмом Соха. Можно было с минта на минт ожидать появления воды вблизи возвышенностей. На спадающую мощь гула основного вала накладывался отчетливо слышимый отзвук от напора воды, заливающей окрестности поймы Ренцы.

А где-то там, далеко-далеко за возвышенностями, сейчас с такой же бешеной скоростью пронёсся или проносится водяной вал по реке Бурмасе, и от неё сюда уже устремились встречные воды, чтобы соединить бассейны двух рек в громадное временное море, размером в тысячи квадратных свиджей по поверхности.

Промедление грозило отставшим, Свим приложил ко рту ладони раструбом и протяжно прокричал:

– Сес-тер-ци-ый!

– О-о! – совсем рядом отозвался торн и вскоре появился в виду у Свима.

Он сгибался под тяжестью оседлавших его людей: Тринера он прижимал к груди руками, а Ольдим сидел у него на спине, улыбался своей ужасной улыбкой и беззаботно приветствовал Свима взмахом руки, словно вокруг ничего особенного не происходило.

– Что у вас случилось?

Торн опустил Тринера на землю, тот на ногах устоял, но руки Сестерция не выпустил, виновато посмотрел на Свима, мол, я тебе говорил, сколько со мной будет мороки, а ты не прислушался.

Ольдим даже не подумал слезть с торна.

– Ногу вот подвернул, – весело сообщил он, крича во всё горло. – Зацепился за что-то! – Он засмеялся и похлопал Сестерция по плечу. – Уважаемый не дал пропасть, подобрал. Ты знаешь…

– Потом расскажешь! – отмахнулся Свим и подхватил Тринера под руки, отрывая от торна. – Я понесу! Здесь сейчас вода будет. Надо уходить. Оглянитесь.

– Да успеем ещё, – захихикал Ольдим. – Ты лучше послушай, что там у нас было… Ну, когда я упал… Ты слышишь? Да ну тебя, Свим! Пойдём, уважаемый, и мы.

Свим не стал слушать повествование Ольдима о событии, так его развеселившего. Настоящую воду можно было уже видеть не далее как в полусвидже. Её размытый край приближался к ним с ужасающей быстротой.

Ушедшие вперёд уже поднимались по песчаному склону возвышенности и с замиранием сердца наблюдали, как вода догоняет их товарищей, находящихся ещё далеко от безопасного подъёма в гору.

Наваливающееся водное пространство отражало красные лучи солнца, разбивалось на тысячи, играющих весёлым разноцветьем, искринок.

– Там у них уже повыше, – оценил ситуацию К”ньец. – Но с ног сбить может.

– Ну почему они так медленно… Что им стоит, – прижимая руки к груди, приговаривала Клоуда.

– Они бегут, – не согласился хопс. – Отсюда только кажется… Вода их уже догнала!

Бегущие уже видели возвышенность, но в последние доли минта она словно перестала приближаться, а они будто бы бегут, а расстояние не сокращается.

– Мутные звёзды! – выругался Свим, шагнув в мгновение ока в образовавшуюся перед ним лужу.

И тут же вода заструилась, зашипела вокруг, облизывая нижние ветки кустов, клоня перед собой траву, мешая ходьбе.

Свим почувствовал холод.

Вот вода уже по пояс.

Свим поддёрнул повыше Тринера и побрёл вперевалку, расталкивал упругую стихию. За ним, буруня поток, продвигался торн. Его бессовестно понукал сидящий на нём Ольдим:

– Чтобы быстрее идти, – подсказывал он, – надо перед собой воду руками разводить.

– Я тебя здесь брошу, – пообещал Сестерций.

– Не бросишь, – уверенно заявил Ольдим. – Во-первых, я тут хорошо держусь, а во-вторых, Свим не разрешит.

– Люди!

Они успели. Начался склон. И хотя вода быстро прибывала, она уже не могла остановить путников. Напротив, они постепенно выходили из неё: вот она опять им по пояс, по колени, хлюпает под подошвой сапог, суша…

С вершины холма открылась безрадостная картина заливаемой округи. Вода всё прибывала. Медленно скрывались под её мутно-бурой поверхностью самые большие кусты, потом исчезли деревья, словно их никогда и не было. Пересечённый рельеф уравнивался, и всё больше и больше походил на громадное озеро, противоположного берега которого вскоре не стало видно, лишь как на ладони без единой борозды, подобно голове гигантского подземного жителя, увенчанной чуть набекрень надетой короной, возвышался Сох с хорошо просматриваемой оградой вокруг него.

Со дна нового водоёма выныривали стебли травы, сухие ветки, кое- где виднелись головы диких, пытающихся ухватиться за спасительный плавучий предмет. Всё это медленно сносило по течению реки и величаво совершало движение по большому кругу.

– Хорошенькое дело, – вздохнул Ольдим, массируя подвернувшуюся ногу, – попали, так сказать.

– Я его больше не понесу, – сказал торн, гордо вскидывая голову. – Он ногами по мне стучал.

– А я тебя не просил меня нести, – парировал Ольдим и поднялся на ноги, но, подумав, опять присел.

Торн с вздёрнутой головой посмотрел одними глазами вниз, едва не вываливая их из орбит.

– Я шучу, конечно, уважаемый Сестерций. Ты мне, по сути, спас жизнь, а то бы я сейчас уже, набултыхавшись, пошёл ко дну. Такое, поверь мне, людьми не забывается. Спасибо тебе, друг. Вот моя рука!

Сестерций в той же позе неприступной гордыни неуверенно протянул руку Ольдиму для её благодарственного пожатия.

– Люди!

Сцена примирения выглядела смешной. Посмеялись, похвалили торна и приуныли.

– Как я понимаю, лодок мы не заказывали, – посмотрел вокруг себя неровно поставленными глазами Ольдим. – А просто так их сюда, сдаётся мне, подать никто не догадается, кроме тескомовцев, конечно. Что будем делать?

Все по-разному, но единодушно посмотрели на Свима.

Тот зло оскалился.

Он только что сам хотел задать этот же вопрос.

– Вы думаете, что я за всех вас буду думать, что нам делать дальше? Не выйдет!

К”ньец шевельнул хвостом и отвернулся, чтобы не видеть растерянное и злое лицо Свима. Тринер слабо простонал и, упираясь руками в землю, сел. Малыш невозмутимо проверял своё оружие, а Клоуда взяла Свима за руку и поцеловала его в плечо.

Свим вздохнул как под внезапной тяжестью, свалившейся на него неизвестно откуда.

– А кто ещё будет о нас думать? – капризно вопросил Ольдим. Страшная маска его лица уставилась на Свима. – Не я же. Ты сам посуди. Как здорово, что ты у нас этот… ну… предводитель. Чуть не сказал вождь, как это у опритов в бандах называется. Так вот, хорошо, что ты предводитель, а не я. Сижу вот и могу тебе такие вот вопросы задавать. Даже, как видишь, закапризничать могу. Не поверишь, но я всю жизнь о таком мечтал. Так что, Свим, решай, а мы тебя будем слушаться.

– Пошёл ты со своими шуточками!

– Это твоё решение? Так я сейчас. Только, правда, когда вода сойдёт. Через месяц-другой. А?

– Вот что я решил. Давайте бросим его в воду, – ни к кому будто не обращаясь, попросил Свим.

– Давайте! – с энтузиазмом подхватил Ольдим. – Кого? Ты только скажи, так мы сразу.

Свим хмуро посмотрел на Ольдима, шутки которого его уже стали тяготить.

– Кого, кого? Тебя!

– Давайте!.. Подходите! Берите! Бросайте! Я и пальцем не пошевелю, чтобы вам не мешать…

Ольдим паясничал, кричал и гримасничал так, что, глядя на него, у людей холодным потом покрывалась спина.

– Зачем он нам? – не выдержал К”ньец.

– Я тоже уже подумываю о том же, – дёрнул себя за щетину Свим. – Но пусть себе… Давай разведём, К”ньюша, костерок. Надо поесть и отдохнуть. Ты уж сколько ночей нормально не спал?

К”ньец отделался фырканьем.

– Ну ладно, – нормальным голосом сказал Ольдим и встал, вновь проверяя, как его держит нога. Постоял, потом, прихрамывая, подошёл к Свиму. – Не сердись. Ситуация у нас аховая. Но мне то ли кажется, то ли откуда-то помнится, но эти холмы тянутся друг за другом почти до за пойменных земель. И если…

– Я тоже об этом думал. С холма на холм?

– Да. Как только вода установится, так и следует поступить. Иного выхода у нас нет. Вблизи Соха сидеть не безопасно, а на этом островке не проживёшь. Во, западня!

– Плавать умеешь?

– Так себе. Сам знаешь, практики никакой. Но берметов двадцать-тридцать одолею.

– Я тоже, – невесело сообщил о себе Свим. – Кстати, а кто у нас плавать умеет? – обратился он теперь во всем.

Оказалось, что по-настоящему плавать умел только Тринер. Уклончиво ответил Камрат. Он плавать умел, но, глядя на разлившийся простор, у него не повернулся язык сказать о себе, как об опытном пловце.

– По законам нашего славного клана, – пояснил К”ньец, – хики в воду без причины не полезут.

– Видели мы, как ты в воду не полезешь, – напомнил Свим. – Первым перемахнул речку, только его и видели.

– Там была причина. Гараны.

Да и кому из разумных захочется лезть в отравленные воды, притёкшие с Суременных гор, куда уже тысячи лет никто не рискнул проникнуть и узнать, почему первый вал так порой губителен, как утверждали многие, для живого? Правда, известно, что если так кто-то говорил, то, наверное, сам испытал это на себе. Странным было другое – испытавшие остались живыми и невредимыми.

Однако раз сказано, так оно и есть. Зачем, спрашивается, рисковать?..

Глава 15

Днём раньше, в пятидесяти свиджах севернее Соха, к берегу Ренцы подходил отряд Гелины, ведомый в этот раз Хараном.

Женщины и выродки растянулись следом на десяток канторов в длину. Харан оборачивался, хмурил брови и сам себя успокаивал – это не команда Свима, способная за день прошагать тридцать свиджей. Те, кто свободно брёл за ним, едва ли осиливали десяток, к тому же с жалобами, вздохами и гримасами на лице. Словно совсем недавно не они почти двое суток бежали от гурта енотов.

Харан уже не раз и не два попенял самого себя.

Его уступчивость, а точнее, лень обернулась исходом из обжитой базы с едой и кровом, где можно было оставить бóльшую часть следующих за ним сейчас разумных и не тащиться еле-еле.

Ему не хотелось нудиться и повторять свои доводы, пришедшие в голову лишь после выхода в путь, но Гелина видела, как это ему хочется. Она уже сама подумывала об опрометчивости своего бесповоротного решения всем сразу идти в Примето к её отцу.

Уход Свима из руин со спутниками, следом за ним К”ньеца, а затем таинственное исчезновение К”ньяны, сильно повлияло на настроение Гелины.

К тому времени острота первых дней встречи с внезапно обретённым возлюбленным стала катастрофически притупляться. Предоставленная возможность свободно любить друг друга без строгой опеки гитов и Гамарнака, оказалась на поверку утомительным и однообразным делом, тем более, в изолированном от людского общества мирке.

И деятельная натура канилы ощутила пустоту проходящего времени.

Не прошло и трёх дней после того, как команда Свима растаяла в дымной дали, Гелина взбунтовалась.

Сбор обитателей руин был недолог, место собрания – на насыпи под стеной. Женщины, как уже повелось, заняли первые места, поближе к своей предводительнице. За ними расположились выродки. Особняком устроилась троица с Ф”ентом посередине, и рядом с Гелиной, чуть позади неё, стоял Харан, слегка удивленный скоропалительностью, с какой действовала его любимая.

На его недоумённые вопросы Гелина отвечала уклончиво:

– Там узнаешь. Это мой маленький сюрприз. А сейчас помоги мне сделать то-то и то-то…

Харан в маленькие сюрпризы, тем более от Гелины, не верил и потому предвидел что-то неладное.

Сидение в руинах пошло соратницам Гелины на пользу, особенно женщинам. Они не выглядели такими измученными и истощёнными, как в день появления здесь. Выродки тоже смотрелись прилично: шёрстки причёсаны, личины чистые.

– Я вот что хочу у вас спросить, – напористо и без вступлений обратилась Гелина к внимающим её речь разумным и гадающим, зачем это она решила их всех собрать вместе. – Вы, мои подруги по несчастью, не заскучали ли, сидя здесь без дела?

По-видимому, вопрос предводительницы застал всех врасплох. В рядах подруг по несчастью раздались вялые и неуверенные отклики:

– Не поняла!..

– Что ты имеешь в виду?..

– А что тут хорошего? – наконец, взяла на себя смелость чётко высказаться Жариста. – Вам-то с Хараном можно здесь век просидеть, не соскучившись. А что делать нам? Посмотри на нас… Одни женщины. Ты же им, – она кивнула на Харана, – с нами не поделишься, а других неоткуда взять.

Довольные выступлением Жаристы, женщины захихикали. Ч”юмта и Кокоша насторожились и ревниво осмотрели выродков. Ф”ент, словно пойманный в капкан, сидел между ними, ухоженный, но невеселый, глаза его были полузакрыты, язык вывален изо рта.

– Конечно, не поделюсь, и не мечтай даже, – звонким голосом заявила Гелина, заставив Харана покраснеть и отступить от неё на шаг.

– Смотри, чтобы не убежал!

– Не убежит, – уверенно заявила Гелина. – Я не о нём, а о вас, подруги. Чем дольше мы с вами в этих руинах будем отсиживаться, тем хуже будет всем нам. Мне тоже… А потому… Пора настала. Предлагаю идти в Примето, к моему отцу. Хабулин у него большой, народа в нём много, будет вам там с кем поговорить и перед кем покрасоваться.

Харан никогда не присутствовал на таких чисто женских и таких циничных по содержанию сборищах, когда женщины, не стесняясь, говорят о своих утешных потребностях.

Возможно, каждая из них, будь одна перед лицом других мужчин, вела бы себя совершенно по-другому – статус женщины в обществе обязывал. Но вот они собрались на посиделки и, не таясь, говорят о своих, обычно скрываемых от других, заботах.

– Давно бы пора! – крикнула Жариста и обратилась ко всем: – Я уж думала, что она, наконец, соберётся это сделать лишь тогда, когда от Харана ничего не останется.

Взрыв хохота заглушил её слова. Сконфуженный Харан, не зная, куда себя деть, потоптался и решил благоразумным покинуть сборище женщин. Пусть без него выговорятся.

Позже его нашёл Ф”ент.

– Слышал? – уныло спросил он. – Они решили завтра утром выходить отсюда и идти в Примето.

– Слышал, но не вижу в том беды. Не сегодня, так через несколько дней уходить отсюда всё равно надо.

– Да, надо, – нехотя согласился Ф”ент. – А если вернётся Свим? Он на нас надеялся, что мы его подождём.

Харан с удивлением посмотрел на выродка.

– Я такого не помню. Свим попрощался с нами и никаких обязательств ждать его здесь с нас не брал. Ты что-то, стехар, придумываешь. Я тебя не понимаю.

Ф”ент поджал под себя обрубок хвоста и вывалил язык – явный признак волнения и неуверенности в себе.

– Я остаюсь его здесь ждать, – выпалил он с подлаиванием.

– Но зачем? Он же пойдёт в Примето, и мы его там встретим… Нет, ты серьёзно решил его дожидаться в руинах?.. Что случилось, стехар?

– Пока ничего, но может случиться. Ты знаешь, Харан, я хочу остаться, – жалобно пролаял Ф”ент. – Вы идите, а я посижу здесь денёк-два. Посижу один… Понимаешь, я всегда мечтал о таких любовницах, как сказочная Кокоша и удивительная Ч”юмта. Да, мечтал. И вот я их получил. Мне повезло, но сейчас я уже не могу-у! Авво!.. Понимаешь! Мне надо побыть одному. Хотя бы день!.. Лучше два!

Харан обескуражено покрутил головой, не зная, плакать или смеяться. Даже любимые женщины порой становятся в некоторые времена лишними. Ведь у него то же самое получилось с Гелиной.

– Ну и ну, уважаемый стехар, – только и сказал он. – Я тебя, конечно, понимаю, но поймут ли тебя твои… подопечные?

Неизвестно, что он там говорил и как объяснялся со своими подружками, но утром отряд вышел из руин без Ф”ента. Он даже не провожал уходящих. Кокоша и Ч”ьюмта, мирно беседуя, пристроились где-то в конце колонны и отсутствием стехара явно не обеспокоились.

Харан похмыкал, на вопрос Гелины, к чему это он, отделался шуткой и позабыл о выродках.

Но от Харана укрылось то напряжение, скрываемое пустой болтовнёй, с каким любимые Ф”ента следили за другими выродками – не повернул ли кто назад, к их любезному другу, чтобы остаться с ним, пока они находятся в разлуке?

Только на шестой день перед путешественниками блеснули желанные воды Ренцы. Радости спутников не было конца, особенно счастлива была Гелина.

– Я же говорила, – поворачивала она смеющееся лицо к Харану, – и вот мы вышли к ней!

Харан тоже был рад, поскольку весь их план, с подачи ненаглядной канилы, был построен на чистой воды авантюре, так как никто – ни люди, ни выродки – понятия не имели, как надо идти в Примето. За исключением одного – надо всё время идти на юг, и тогда, по общему представлению, они выйдут либо к Ренце, либо к дороге Фост-Примето.

И, оказалось, они не прогадали в своих чаяниях.

Отряд подступил к крутому скалистому берегу. С него открывался вид на широкое и глубокое ущелье Ренцы, пробившей когда-то ложе через возвышенную гряду, протянувшуюся поперёк водотока.

Противоположный берег являл собой многослойный пирог напластований разных эпох жизни планеты и реки. Весенний межень местами оголил загромождённое огромными, едва обкатанными водой и временем, камнями дно реки. Поток, где плавно, а где с пеной, бурунами и шипением перекатывался через них, теснился в узких протоках.

По плану Гелины надлежало реку пересечь с тем, чтобы потом, следуя вдоль её левого берега, уже никуда не сбиваясь, выйти к Примето.

Прикинув с высоты состояние водотока, размещение камней и расстояния между ними и незатопляемыми участками, Харан сказал обступившим его и Гелину спутникам:

– Нам здесь не пройти.

Гелина, закусив припухлую губу, топнула ногой. Ей вывод Харана показался совсем неубедительным.

– Надо прежде попробовать, – заявила она не терпящим возражений голосом, – а уж потом утверждать о невозможности перехода. Спускаемся вниз! Ищите удобный спуск!

– Милая, зачем так рисковать? – пытался призвать Харан к благоразумию необоснованно решительно настроенную подругу, хотя, зная её характер и некоторую фанатичность в достижении цели, был уверен в тщетности своих призывов.

Но сказать он должен был.

Гелина отмахнулась от него.

– Мы сегодня будем ночевать на том берегу! – подбадривала она своих соратниц, верящих ей беззаветно, а Харану сказала, смущенно улыбаясь: – Мне так хочется попасть домой, и выспаться в настоящей кровати, сменить эту грубую походную одежду, поесть что-нибудь такого…

Харан ответил ей понимающим кивком головы. Она права. Сколько можно скитаться? Спать на земле, есть что попало, быть в бесконечной настороженности и ежеминутно хвататься за кинжал?

Он помнил Гелину в Габуне. Красивые платья из невечной материи, полуоткрытые плечи, изумительные причёски, лёгкие, словно воздушные движения её удивительного тела…

Спуск вскоре был найден. Цепляясь за каменные выступы, помогая друг другу, люди и путры не без труда добрался до уреза воды. Песок заскрипел под их сапогами, какая-то живность юркнула с берега в воду.

Отсюда, на уровне её поверхности, река оказалась, на взгляд разочарованных спутников, значительно шире, воды в ней несоизмеримо больше, а противоположный берег почти неприступным; шум от воды стал оглушительнее и поток её яростнее, а камни – скользкими, и отстоящими один от другого на длину десятка взявшихся за руки людей.

Они стояли и смотрели уныло на открывшуюся панораму. Не стоило и думать пускаться в бессмысленную и опасную игру по имени переправа через реку в этом месте.

Харан, Жариста и другие женщины, как могли, успокаивали уязвлённую до слёз неудачей Гелину. Канилу злило само стечение обстоятельств: против природы не встанешь с кинжалом в руках, её не испугаешь, не уговоришь, не покоришь взглядом или словом. Её не упросить, ей не приказать…

Подъём наверх занял значительно больше времени и сил.

Солнце перевалило на вторую половину дня, все устали и проголодались. Тут же у берега устроили привал. После обеда на коротком совещании людей и Ч”юмты решили основным отрядом двигаться вниз по реке, а назначенным для того выродкам уйти вперёд на разведку, дабы посмотреть русло реки и наметить возможные участки переправы через него.

Дорога пошла слегка вверх, к возвышенному месту, сгорбившегося под зарослями леса. Хорошо просматривалась каменистая вершина, вознёсшаяся не менее чем на сотню берметов вверх. Не доходя до подножья с полсвиджа, остановились для новой попытки ещё раз переправиться через Ренцу. В этой части ложа реки придонные камни лежали гуще, зато поток пенился и ревел так, что пришлось от края берега отступить, чтобы можно было поговорить без помех.

– Дальше лучше не будет, думаю, – резко подвела итог высказываниям и предложениям Гелина. – Но вы правы, надо будет сделать переносные мостки. Леса здесь хватит. И каждому надо будет сделать шест… Ч”юмта, распорядись среди путров, а мы… тоже. Подруги, займитесь делом. Старших не назначаю. Харан, Жариста и… Достаточно. Мы спустимся вниз и найдём подходящее место, откуда начнём переправу. Ч”юмта! Срубленное подтаскивать сюда… Мы пошли.

Покачивая бёдрами, канила направилась к спуску. Харан, завидуя самому себе (всё-таки ему повезло, его любимая – прекрасна!), посмотрел ей вслед прежде, чем пойти за нею.

Он хотя и не бал полностью уверен в успешном переходе через реку, но, как и все, видел более благоприятные возможности выбранного участка русла реки; далее, вниз по течению, поток прорывался в совершенно отвесных берегах, сошедшихся в узкий каньон – в нём стояло водяное облако, словно от кипящей воды.

– Надо бы внимательнее присмотреться сверху, – придержал Харан за руку Гелину, готовую начать нелегкий путь по террасистому спуску к самой воде.

– Я уже посмотрела! – недовольно проговорила Гелина, даже не повернув к нему голову.

– Ну и где же?

Харану неприятно было слышать от любимой такие отрывочно сказанные слова, видеть её маниакальную устремлённость, словно переход через реку она считала самым важным в своей жизни, после него как будто у неё больше ничего не будет.

Жариста, гибкая и уверенная в себе, тем временем начала спуск, неудобно поворачиваясь спиной к береговой стенке, отчего ей приходилось изгибаться всем телом и всё время контролировать каждый свой шаг.

– Да повернись ты лицом к земле! – не вытерпел и крикнул ей вдогонку Харан, не любивший неряшливых людей, не умеющих в простой обстановке действовать правильно. Вот как Жариста – и сила есть, и телом своим владеет, а ползёт по спуску, как будто себе навредить хочет.

Жариста в ответ повернула к нему смеющееся лицо и показала язык, продолжая всё так же неповоротливо, на взгляд Харана, спускаться к береговой линии. Жариста прекрасно знала себе цену и силу своего обаяния. Она показала язык, а Харана бросило в жар.

– Пусть себе слазит, как хочет. Тебе-то что? – спросила Гелина.

– Упадёт же… Сорвется… Ты чего, милая?

Гелина стояла на самом краю обрыва, прижав руки к груди, глаза её повлажнели. Харан смутился, неужели так был заметен его интерес к Жаристе?

– Ты не сердись на меня, дорогой, – сквозь шум реки услышал Харан негромкий её голос. – Я сегодня никак не могу себя сдерживать. И всё время чего-то боюсь… Если бы нам сегодня удалось перейти на ту сторону… Нас, дорогой, ожидает что-то ужасное!

– Ну, ну, хорошая моя! – проговорил он ей в самое ухо. – Всё пока не так плохо. Мы перейдём. Будет трудно, но мы перейдём!.. Посмотри, видишь вон там, похоже, можно пройти, не замочив ноги.

– Где, где? – оживилась Гелина, смахивая слезы. – Нет дорогой, – деловито возразила она, – там всё-таки придётся перебрасывать мостки… И шесты обязательно для всех нужны. Жаль, что у нас нет хороших длинных верёвок.

– Не будем жалеть о том, чего у нас нет. Ни верёвок, ни топоров… Пойдём-ка за Жаристой.

– Да, Жариста… Бедная моя подруга. Она истосковалась без мужчин. В Габуне у неё было много поклонников, а здесь ты один и то…

– И то не поклонник, – поспешил закончить за неё Харан. – Ты это, надеюсь, хотела сказать?

– Не знаю, не знаю, – лукаво улыбнулась Галина и ухватилась за руку Харана, чтобы не упасть.

– Не торопись! – попридержал её бывший телохранитель. – Я буду спускаться первым, ты пойдёшь за мной. Гелина!

Она его не послушалась, оставив одного наверху.

У воды, конечно, всё выглядело по иному, чем сверху, но впечатление от проходимости всей ширины реки укрепилось, что не могло не обрадовать людей.

Однако день неудержимо заканчивался. С вырубкой подходящих шестов и слег для устройства переносных мостков дело затягивалось. Кинжалы, которыми в основном были вооружены соратницы Гелины, плохо подходили для роли топоров, так что каждый ствол приходилось надрезать по щепке, пока не удавалось его повалить. Свежее деревцо имело сучки и тяжелую кору – их следовало тоже удалить теми же кинжалами.

Как ни старались выродки и женщины, процесс продвигался слишком медленно.

– Придётся заночевать на этой стороне, – с сожалением сообщила Гелина подругам. – Нам тут ещё праузы на две-три работы, а уже темнеет. В темноте через реку не пойдём.

– Благоразумное решение, милая, – поддержал её Харан, хотя минтами раньше думал совершенно о противоположном.

Женщины тоже были не против. Рубка леса их утомила, а устраивать переправу ночью они откровенно побаивались. И при том, днём раньше, днём позже – не видно разницы!

Ночёвку разбили подальше от берега, чтобы неумолчный шум перекатов не мешал сну.

Ч”юмта выставила охрану из выродков, не представляя, что, собственно, может им тут угрожать, но распоряжению Галины подчинилась беспрекословно. Затем они с Кокошей немного поговорила о Ф”енте, взявшегося на всякий случай подождать непредсказуемого возвращения Свима.

К решению Ф”ента они отнеслась со всей серьёзностью, оно повышало его в их глазах, а как же: ответственность, преданность дружбе и отрешённость ради неё, смелость, в конце концов, остаться одному в руинах – вот какие качества они увидели в его поступке.

Ф”ент намеревался посидеть в руинах дня три-четыре, а потом пуститься вдогонку отряду. Поэтому его подруги поговорили и пожелали ему хорошей дороги – по их расчётам, он должен был быть уже в пути.

Укладываясь спать, они не знали, что именно в это время Ф”ент, усталый от бешеной гонки за ушедшими вперёд, увидел красноватые точки костров. Он не сомневался в своём чутье – это был отряд Гелины. Он давно уже бежал по свежим следам. Едва заметный южный ветерок доносил запахи дыма, людей и путров. И порой стехар улавливал как будто волнующий дух своих подружек, по которым он уже соскучился.

Как не стремился он поскорее соединиться с отрядом, всё-таки, поразмыслив, решил в лагерь сейчас не идти, чтобы не тревожить тех, кто стоял в охранении, понимая, какой там поднимется шум с его появлением. Оставалось выбрать укромное местечконевдалеке от отряда и залечь спать. Что он и сделал, уверенный в завтрашнем дне и радостной встрече со всеми, особенно с Кокошей и Ч”юмтой…

Ранним утром первыми забеспокоились выродки, находящиеся в охранении лагеря.

Весёлая и впечатлительная Л”ньюни почувствовала, что на неё наваливается что-то непомерно тяжелое и злое. Она неожиданно для себя всхлипнула, не в силах сдерживать чувства боли и страха. К ней присоединилась менее чувствительная Р”япра, сурочьи глаза которой вдруг налились так, что она без труда и боли не могла моргнуть.

– Дора, – прохрипела она. – На нас кто-то напустил…

Ей стало совсем плохо, она присела и заскулила.

– Это не дора, – не согласилась Л”ньюни. – Что-то другое, но страшное. Надо будить Ч”юмту… Людей. Надо готовиться… A-a! – в её маленькой головке словно что-то взорвалось.

Разбуженная охраною, Ч”юмта тоже почувствовала какую-то неясную опасность, но, сколько она ни анализировала свои переживания, никак не могла установить, откуда эта опасность исходит.

Ч”юмта распорядилась поднять всех выродков.

Заспанные и недовольные, некоторые их них недавно сменялись с постов охраны, они сходились в круг, но уже минтом позже всех их охватило чувство чего-то такого, что могло им всем угрожать.

– Мы не люди, – сказала им Ч”юмта, – мы ощущаем природу не так как они. Люда могут ничего этого не заметить. Так что будем пока выяснять сами, что нам угрожает. Прислушайтесь к себе, подумайте над своими предположениями. Постарайтесь представить, с чем это можно сравнить?

Выродки в сумерках раннего утра недоверчиво посмотрели на свою предводительницу, но спорить не стали.

– Изменилось давление воздуха, – через минт-другой первой поделилась наблюдением Х”енка, хопперсукс.

С её открытием согласились практически все, кроме того, это заявление как бы подсказало другим, в каком направлений надо искать.

– Ветер изменил направление. Стал задувать с севера, – продолжила делиться ощущениями и наблюдениями С”оваха, верная спутница Жаристы.

И это замечание нашло подтверждение у всех.

Посыпались наблюдения и предположения, но они ничего нового не добавили и ни на йоту не продвинули выродков к объяснению их предчувствий.

– Земля! – вдруг воскликнула Н”яста, выродок из коз. – Земля дрожит. Вы слышите?

– И какой-то гул, – добавила Х”ямеда, сведя почти вместе высокие уши, доставшиеся ей от рысьих. – Я слышу. Он нарастает…

– Откуда? Можешь определить?

– Да. Сейчас. Оттуда, – указала Х”ямеда на север. – Откуда мы пришли.

– Да что же это такое? – Ч”юмта не на шутку забеспокоилась. – Надо будить Гелину и Харана.

Люди долго не могли взять в толк, что, собственно, от них добивается или хочет им сообщить Ч”юмта.

– Рано же ещё, – забормотала разбуженная Гелина. – Ну что вам не спится? А ты, дорогой, спи. Я… – и она снова погрузилась в сон.

Ч”юмта настаивала на своём.

– Ладно, ладно… Х”ямеда! – наконец кое-что уяснив, позвала Гелина. – Что ты слышала?

– Гудит, шейна. Всё сильнее и ближе.

– Кто ещё что-нибудь слышал? – Харан к сообщениям выродков склонен был относиться доверчивее, чем канила.

– Я, шейн… Я Л”ньюни… Кто-то большой и злой сюда бежит. Земля дрожит.

– Бежит? Ты говоришь, бежит? – переспросил Харан и поёжился от посетившей его догадки. – Что, если это…

Он не успел досказать.

Все явственно услышали вдруг чётко обозначившийся тугой гул, стремительно надвигающийся на них.

– Водяной вал с гор! – только и выкрикнул Харан, хотя и без него всем стала понятна причина, вызвавшая чувство опасности у выродков.

Сонные люди и мельтешащие, растерянные выродки, лишённые возможности что-либо соображать от навалившейся на них массированной атаки сильного ветра, громоподобного шума и уплотнившегося воздуха до степени, когда его ни вдохнуть без труда, ни выдохнуть, теряли драгоценные мгновения.

Бессмысленность поведения разумных сказывалась во всём. Кто-то даже решил прихватить с собой, прежде чем куда-нибудь убегать, заготовленные с вечера шесты. Харан, чьи выкрики никто не слышал, вырывал их из рук и лапин и отбрасывал подальше, чтобы обезумевшие за ними не возвращались, а такие были. Гелину с детьми он почти силой направил в сторону возвышенности; и большинство женщин и выродков, наконец, последовали за ними.

С остальными Харану пришлось значительно труднее и безнадёжнее.

Многие из них вообще потеряли какую-либо способность ориентироваться и метались во все стороны, а те, кто устремился навстречу валу воды, остались для его усилий просто недосягаемыми, хотя там были и люди. Когда стало уже невозможно удержаться на ногах от штормового ветра, Харан, почти бессознательно схватил кого-то за руку и пополз туда, где было повыше.

Удар исполинской волны в узкое ущелье между двух скальных берегов был подобен грохоту тысяч громов, прозвучавших одновременно. Водяная стена в десятки берметов взметнулась вверх и понеслась, круша всё на своем пути, ударила в основание возвышенности, вызвав её дрожь, окропила разумных каскадом брызг и пронеслась, пропала из вида.

Русло Ренцы переполнилось, из него во все стороны хлынули лишние воды, затопляя низины округи.

Харан долго лежал оглушенный. В ушах звенело, во рту скопилась кровь от прикушенной изнутри щеки. Собрав силы, он подполз к окаменевшей Гелине, прикрывавшей руками девочек, плачущих от пережитого только что страха.

– Кажется, – сказал он, стуча зубами, – нам повезло.

Гелина показала на уши – ничего не слышу.

Харан кивнул и проговорил громче:

– Нам повезло!

Она посмотрела на него удивленно.

– Нас здесь не затопит, – сказал Харан и услышал самого себя. – Давай, милая, посмотрим, кто с нами остался в живых.

– Ты думаешь, – Гелина медленно, словно ничему не доверяя, выпрямилась и выпустила девочек из своих объятий, – не все спаслись?

– Не думаю, а знаю.

– Кто? – насторожилась Гелина, рыская вокруг себя глазами.

– Гелина, не мог же я проверить каждого… извини! Грения, Думара, перестаньте реветь, вытрите слёзы, всё самое страшное закончилось.

– Вот ещё, – с вызовом заявила Грения, размазывая влагу по щекам. – Мы и не плакали, да, Думара?

Думара, всхлипнув, кивнула головой. Харан грустно хмыкнул.

Стихия безжалостно потрепала отряд Гелины. В нём, на поверку, не досчиталось четырёх женщин и более десятка выродков, среди которых оказалась Кокоша.

Ч”юмта в её пропаже обвинила себя.

– Я ведь знала, как она может повести себя в такой сумасшедшей ситуации, – плакалась она Гелине, когда та подошла к ней и спросила, что у неё случалось. – Она была такая чувствительная… Как я могла позабыть о ней? Как я могла…

Гелине ничего не оставалось, как только высказать ей соболезнование, и потом попросить выяснить о других потерях среди выродков.

Не стало и верной спутницы и слуги у Жаристы – пропала крупная и тяжёлая, неповоротливая и медлительная, но беззаветно преданная С”оваха, предками которой были кенгуру. Жариста прижимала к себе Л”ньюни и оплакивала погибшую. С”оваха была для неё воспоминанием детства, беспечной юности, бесшабашной молодости, символом уравновешенности прежней жизни в столице бандеки. Они были с нею ровесницы, пережили вместе всё. Теперь её не стало.

Похоже, только в эти нерадостные мгновения страданий по С”овахе Жариста по-настоящему ощутила перемены, произошедшие в её жизни. До того ей казалось, что вокруг идёт какая-то, пусть невесёлая, а порой жестокая, но игра с хорошим, в конце концов, финалом, и она будет дальше существовать и быть самой собой как прежде.

Смерть С”овахи поколебала её лучезарные надежды.

Вода, выплеснувшись из каньона, несколько отступила, вплоть до недавней ночёвки отряда. Люди и выродки разбрелись в надежде обнаружить тела погибших, а если повезёт, то и живых, пусть раненых. Однако новые берега с севера и запада, оконтурившие нечто вроде полуострова или острова, разумные еще не знали что именно, встречали их пустотой.

Гелина с отсутствующим лицом сидела под невысоким деревцем, не реагируя на попытки Харана вернуть её к реальности. Всё, казалось, было против неё: люди, обстоятельства, стихия и даже личные желания и поступки. Её вчерашнее стремление перебраться на другой берег реки сегодня воспринималось как самое страшное бедствие, которое она сама могла вызвать своей настойчивостью и безоглядностью. Ведь переправься они вчера на ту сторону, от отряда никого в живых не осталось бы, в том числе ее самой, Грении, Харана…

Вокруг сидели молчаливые женщины, печально глядя перед собой. Выродки продолжали обследовать берега. Они-то и заметили одинокого пловца, боровшегося с потоком. Его относило за пределы острова.

Все бросились к близкому берегу, гадая, кто бы это мог быть.

Пловец умело подгребал и использовал течение, что вскоре ему позволило выбраться на мелкое место. Когда он встал на дно и постепенно стал выходить из воды к встречающим, в нём узнали Ф”ента. Ч”юмта с лаем и визгом бросилась к нему, не дожидаясь, когда он полностью выйдет на берег.

От неё он узнал печальную весть о гибели Кокоши.

Глава 16

К вечеру подъём воды остановился и даже будто бы стал спадать. Но под ногами команды Свима всё равно оставался небольшой клочок суши – кинь камень – перекинешь. Отсюда хорошо просматривались не залитые вершинки других холмов – их кочковатые выпуклости, кое-где поросшие деревьями и кустарником, словно следы неведомого существа полу дугой уходили за видимый горизонт. Однако водные промежутки между ними составляли десятки берметов, а где-нибудь, можно было ожидать, и больше.

День за суетой и переживаниями прошёл незаметно быстро.

Люди без энтузиазма оглядывали водную гладь, вяло и сдержанно обсуждали сложившуюся ситуацию.

– Да-а, с холма на холм не разгонишься, – подытожил обсуждение Ольдим.

Огонь когда-то не повредил его глаз, и острота их зрения превосходила многих разумных.

С ним мог бы соперничать только К”ньец, но его менее всего занимали вопросы предстоящих переходов от одной сухой кочки к другой.

Достаточно было людей, чтобы о том подумать, он же нашёл себе достойное дело.

Склонившись над Тринером, он делал ему массаж плеч, рук и ног. Клан хиков имел свои секреты врачевания, и хопс решил попробовать некоторые из них на обессилевшем человеке. Тринер с удовольствием принимал его услуги, хотя порой и морщился от боли и неприятных ощущений.

– Не знал, – говорил он, – что у вас занимаются такими способами лечения. Всё-таки, как мне казалось до сегодняшнего дня, – криво усмехнулся Тринер, – людям более свойственно улаживать свои боли в суставах и теле, как раз используя массаж. Мне как-то доводилось слышать утверждение, что массаж даже вреден путрам, поскольку у них тело поросло шерстью, очень чувствительной к насилию над ней.

К”ньец презрительно фыркнул.

– Неверное мнение, – возразил он веско. – Даже дикие занимаются самомассажем. Всякие потягивания, сдирание коры с деревьев когтями, вылизывание шерсти. Это и есть самый настоящий массаж. Ведь он придаёт подвижность членам, суставам, всему скелету. Кости любят, когда их мнут. Люди просто забывают о такой возможности жить без болей. Они бегут в закалочную, меняют некоторые органы, которые потом опять приходится менять. И так до бесконечности. Люди любят сидеть, а если ходят, то экономят движения. В них всё окостеневает. – К”ньец помолчал. – Я, естественно, говорю о большинстве горожан, а не о таких, как Свим или Ольдим. Они хорошие ходоки…

– Может быть, – со всем тем, о чём говорил К”ньец, согласился Тринер, постанывая от удовольствия, когда лапины хопса касались больного участка.

Ольдим опустил кисть руки в воду.

– Холодная, – заметил он, вытирая ладонь о куртку. – Я ещё не знаю, как мы всё-таки с вами наладим переправу с холма на холм, но зато хорошо представляю, как холодная вода доставит нам массу неприятностей. В такое время не до купаний. Весна.

– Весной тоже можно купаться.

– Как сказать. Такие смельчаки есть, конечно. Но… Брр?..

– Мы недавно уже купались, и ничего, – сказал Свим.

Клоуда сдавленно прыснула в кулак. Свим оглянулся на неё, расцвёл в улыбке – Кло, похоже, приходила в себя.

Мяукнул К”ньец.

– Дело молодое, – буркнул неприязненно Ольдим.

– Ты нас не так понял, – всё еще продолжая улыбаться, пояснил Свим. – Пришлось искупаться не по своей воле. Нас в речку стая гаран погнала. Я даже не помню, холодная в ней была вода или нет.

– Понимаю, – проговорил Ольдим и несколько раз мелко кивнул головой. – Гараны… Это да. От них не то, что в воду, в огонь прыгнешь и не заметишь.

– Тебе виднее, – намекнул Свим.

Ольдим вскинул на него неровно посаженные глаза, в них сверкнул огонёк озлобления.

– Пошёл ты со своими предположениями…

Свим запоздало клял себя за злую шутку, вырвавшуюся у него. Он не хотел обижать человека, пережившего страшную травму – лицо Ольдима было оплавлено огнём.

– Извини, – глухо пробормотал он. – Я что-то не то… Извини!

– Не извиняйся, – отмахнулся Ольдим. – Не ты первый, не ты последний. Каждый встречный старается… Да нет, не насолить мне или поиздеваться, но старается угадать, что могло так меня разукрасить… Естественное, если подумать, стремление… Как-нибудь, может быть, я вам поведаю, как и что со мной было. А сейчас скажи, как ваша одежда отреагировала на купание?

– Нормально. Но мы окунулись ненадолго. На минт или чуть больше.

Клоуда опять засмеялась, уже открыто.

– Не больше, а меньше, – сказала она. – Потом мы все бежали так, что энергии для одежды хватило, чтобы вытряхнуть из себя не только новую, но и старую грязь.

– Да уж, бежали хорошо, – подтвердил Свим.

– Клоуда всех нac обогнала, – добавил Камрат, как всегда занятый своим оружием.

Ольдим повёл головой, выслушивая их.

– Любопытный способ очистки одежды. Надо запомнить… Но здесь, вы видите, не разбежишься. Можно будет макнуться раз, два, а потом от одежды могут одни лохмотья остаться, как после хорошего дождя…

– Помолчал бы о дожде, накликаешь ещё его, – Свим нервно осмотрелся. – За половодьем могут пойти тучи.

– Перестань, весной дождей не бывает, – Ольдим также обежал глазами небо.

– Сам знаю, но прошлой осенью их не было, вот и налетят сейчас.

– Ну что вы заговорили о дожде? – вмешалась Клоуда. – Я думаю, нам придётся переходить через перешейки между сушей в одежде, но потом обязательно жечь костры, чтобы её высушить и добавить ей способности самоочищения…

– Так мы всё лето будем идти по этим холмам. Но есть один способ, чтобы хотя бы не замёрзнуть и избавиться от некоторых неприятностей, несомых водой. Да, есть способ, но… – Ольдим осмотрел команду, словно только что увидел ее. – Но боюсь для этого нас слишком много. Я имел в виду вот что, – он полез в свой заплечный мешок, достал из него небольшой сверточек – в горсть взять – и осторожно развернул его. На ладони Ольдима появился маленький кубик серого вещества. – Знаете, что это такое?

– Бренда, – без особого интереса за всех ответил Камрат.

– Она, – разочарованно подтвердил Ольдим.

Ему, по-видимому, хотелось удивить своих нечаянных спутников, а они не удивились и даже с ходу не замедлили определить содержимое свёртка.

Свим уловил это разочарование и решил слегка сгладить его.

– Мы хорошо знаем, что это такое. Не удивляйся. Но причём тут бренда, холодная вода и отрава в ней?

Обманувшийся в своих ожиданиях, Ольдим на слова Свима оживился. Ему предоставлялась возможность сказать этим всезнайкам кое-что новенькое.

– Причём, и очень, – начал он почти назидательно. – Бренда, как самая экономичная еда, известна всем. Вот этого кусочка хватят нам всем дней на десять, если, конечно, после этого можно будет съесть нормальную еду…

– Это известно, ты прав.

– Но мне однажды сказали совсем иное. Оказывается, бренда когда-то была изобретена не для того, чтобы ею питаться.

– Ха, – не поверил Свим. – Скажи ещё, что мечи были изобретены, чтобы в дуварах подметать.

На лице Ольдима появилась ужасная гримаса, отчего один глаз его опустился почти на три пальца ниже другого. Клоуда сдавленно охнула и в смятении отвернулась, ей стало страшно и жалко Ольдима. Почему он не исправит своё лицо? Красавцем не будет, но выправить черты, сгладить шрамы и подтёки застывшей от плавления кожи и мышц лица мог бы. Зайди только в любой… А вдруг он зайти не может? Ах, какие глупости! Фундаренец и дурб мог бы для этого найти возможности!..

Ольдим, если и обратил внимание на отчаянную попытку Клоуды не смотреть на него, чтобы не выдавать вспышек отрицательных эмоций, то вида не подал, и голос его не дрогнул, когда он на реплику Свима наставительным тоном произнёс:

– Мечу кровь, сказал древний мудрец, a…

– …а человеку меч, – досказал Камрат. – Это Вудель сказал.

Реакция Ольдима была странной – теперь его лицо налилось ало-красной краской.

Клоуда опять вскрикнула и отгородилась ото всего мира, плотно прижав ладони к глазам, чтобы больше не видеть ужасных перемен на исковерканном лице Ольдима.

– Мутные звёзды! – прошептал Свим, его передёрнуло с головы до ног. Он потрепал себя за бородку и оглянулся на К”ньеца.

Тот застыл с полуоткрытым ртом. Зато Сестерций внимательно рассматривал Ольдима, его заинтересовало, как это он делает. Менять цвет лица могли многие его соплеменники. Сам он в этом не преуспел. Однако у человека подобное он видел впервые и теперь подумывал как-нибудь расспросить Ольдима, как он может управлять окраской своего лица,

Пока взрослые боролись со своими чувствами, Камрат с удивлением посматривал на них.

– Так бабка всегда говорила, – наконец сказал он, считая упоминание о бабке уместным, так как не думал, что любимая поговорка Калеи вызовет у его товарищей подобный шок.

– Фу на тебя, малыш! – передохнул Свим, видя, что лицо Ольдима приобретает привычный для него свинцово серый оттенок.

Несколько позже он обратился к дурбу:

– Извини, перебил тебя глупой шуткой. Так для чего была создана бренда?

Ольдим долго отмалчивался и поглядывал на Камрата.

– Как раз для нашего случая, – всё-таки ответил он Свиму. – Она даёт возможность войти в воду, не опасаясь потерять кожу и волосы.

– Не тяни, дальше!

– Так это всё. Надо съесть кусочек бренды, правда, раза в три больше, чем её принимают в качестве пищи, подождать с полпраузы и смело лезть в воду.

– Любопытно. А ты её на себе в таком качестве проверял?

– Проверял, и неоднократно. Меня однажды половодье захватило в районе Сопта. Двое суток был в потоке, самом первом, что несла Сурна. Сам понимаешь, сколько в ней было всякой дряни… Я всегда с собой ношу бренду… Но… нас многовато. За день нам не удастся выйти за пределы поймы, а у меня тут бренды всего ничего.

– Мне ваша бренда не нужна, – гордо заявил торн. – Создавая нас, торнов, Всемогущий Биоинженер предусмотрел всё. Людей он не наградил этим даром.

– Я тебя вообще не считал, – заметил Ольдим. – Ты искусственный, потому тебе вода нипочём.

Сестерций принял вызов. Он ещё выше вздёрнул голову и приготовился дать отповедь потомку Обезьяна, младшего и менее приспособленного к окружающей природе брата Акарака.

– Сестерций, молчи! – успел выкрикнуть Свим. – Не до того! А ты Сестерция не обижай, – сказал он Ольдиму. – Но если твои утверждения хотя бы наполовину оправдаются, мы сможем отсюда убраться подальше, а не сидеть, пока кто-нибудь нас здесь подберёт. Малыш, наступило то время, о котором я тебе говорил сразу после выхода из Керпоса. Помнишь? Доставай её.

Камрат неторопливо раскрыл свой мешок и извлёк из него увесистый пакет с брендой, положил перед собой.

Свим с опаской глянул на Ольдима. Какие ещё метаморфозы произойду с его лицом? Дурб выпятил вперёд остатки нижней губы и, поведя подбородком снизу вверх, причмокнул. Слов, похоже, у него не оказалось, чтобы как-то высказаться по поводу появления перед ним громадного куска бренды.

– Ну? – не выдержал Свим.

– Что, ну? – беззлобно огрызнулся Ольдим. – Спокойно подумать не дашь. Я от вас за день нахватался всякого сверх меры. И уже… Не поверите, но и такого ожидал. Конечно, не в таком диком количестве. Думая о вас, у меня не менее дикие мысли рождаются. Например, если вы вдруг сейчас посовещаетесь, а потом скажете о намерении улететь отсюда куда-нибудь, прихватив, естественно, меня с собой, то я, пожалуй, даже в такие ваши способности поверю.

– Не беспокойся, летать мы точно не умеем. Я думаю, – сказал Свим, – пора есть бренду и готовиться двигаться отсюда. Итак, Ольдим, показывай.

Ольдим вынул кинжал и вырезал из запасов Камрата кубик не больше капли воды.

– Примерно столько хватает на день. Имейте в виду, есть после купания, несмотря на проглоченную бренду, хочется зверски, И… Бренду не жуют, а глотают.

О бренде слышали все разумные, видели не более трети, а потребляли единицы.

Клоуда, Тринер и К”ньец пробовали её впервые.

Сперва, пока бренда создавала так называемую структуру Уаха, проглотившие её ничего не ощущали. Но вот на их лицах заиграл румянец, тепло разлилось по всем членам.

– Пора раздеваться, – объявил Ольдим. – После бренды холод переносится легче, зато одежда останется сухой и между нею и телом не заведется андрелла. А бренда ей способствует.

Говоря, Ольдим стал снимать с себя одежду, другие последовали его примеру.

– А я? – с испугом воскликнула Клоуда.

Свим озадаченно посмотрел на неё сверху вниз. Как он о ней позабыл? В такой ситуации (а кто её мог предвидеть?) Клоуда становилась помехой.

«Наверное, стоило её всё-таки оставить в подземном поселении на попечение Харана и Гелины», – мелькнула у Свима мысль, но она ничего не решала.

Статус женщины в Сампатании, как и во многих других бандеках, если она не принадлежала к многоимённым, был сложным. С одной стороны, она обладала равными правами с мужчинами, а с другой, – к женщинам предъявляли некоторые требования, нарушение которых считалось сверх безнравственным. Клоуда в одиночку никогда бы не смогла просто так путешествовать среди мужчин. Сейчас она в качестве ауны находилась в личном подчинении у Свима, и лишь он отвечал за её присутствие в команде и за её поведение в ней. Если бы между ними не было интимных отношений, то раздетой её не мог видеть никто.

Потому-то понятен был возглас Клоуды – она не могла воспользоваться предложением Ольдима.

Назревал непредвиденный конфликт. Ольдим тактично отвернулся, чтобы не мешать товарищу по организации и по обстоятельствам решать щекотливые задачки со своей женщиной.

В душе он не переставал осуждать Свима. Охотник, таскающий за собой женщину – что может быть нелепее? Но, порицая, он завидовал: охотник, у которого всегда рядом любимая женщина – в этом таился какой-то смысл непонятных пока что возможностей. Только каких? Ольдим искал и не находил. Но они были! Правда, не в таких эпизодах, возникших сейчас, но были.

– К сожалению, Кло… – мямлил Свим, совершенно пока не представляя, что предпринять.

– Но как я смогу? Ты не понимаешь. Я умру, если они меня… Лучше я… Это невозможно, Свим! Я не буду!

– Не надо раньше времени так переживать. Давай дождёмся темноты, Кло… Вода может прибить к нам бревно какое-нибудь… – безнадёжно тянул Свим, понимал всю бесперспективность уговоров. – И потом. Не обязательно снимать всё.

– Будто ты не знаешь, что на мне только то, что необходимо, и ничего лишнего. Я ничего снять не могу!

Свим знал. Он беспомощно потоптался и вздохнул.

– Что-нибудь придумаем… Вот! Ну да, – наконец, сообразил он. – Ты можешь переходить водные перешейки последней, когда все переберутся и отойдут от переправы дальше. Я тебя буду страховать. А что? Это выход. Мы их попросим, а?

Клоуда судорожно передохнула. Она понимала безвыходность своего положения и того, в которое попал Свим и вся команда. Уходить отсюда надо, а это возможно только пересекая водные участки между холмами. Если она не будет раздеваться, то ей уже через день-два вообще не придётся ни о чём думать: одежда, не выдержав концентрированной агрессивной среды, просто расползётся на ней клочьями и опадёт на землю, оставив её вообще без прикрытия. Другой одежды здесь не найти…

Можно, правда, после каждого перехода тщательно её просушивать и давать время на адаптацию, но, сколько это займёт времени, одному провидению известно. Сказал же Ольдим – всё лето…

– Ладно, – сказала она упавшим голосом. – Но, Свим, попроси их сам. Я не смогу.

– Да, милая, да. Я попрошу.

Усилия К”ньеца привести Тринера в норму сказались на активности связника, что-то ещё добавила бренда. Он встал и сделал несколько уверенных шагов взад-вперед по островку.

– Я чувствую себя так, будто на мне до того лежал громадный груз, ноги едва держали, а теперь его сняли. Видите, хожу. Но надолго ли меня хватит, К”ньюша?

– Пока будешь двигаться, – ответил К”ньец. – И потом, в воде тебе будет легче, чем на суше.

– А что, ты прав. Я вот что придумал, – Тринер подошёл к Свиму. – Я переплываю на тот островок и тяну за собой твою верёвку. Длины её хватит. Держась за неё, вы все легко переберётесь через перешеек, а?

Пока Свим соображал над предложением Тринера, чему мешал только что состоявшийся разговор с Клоудой, его опередил Ольдим.

– Хм, – многозначительно произнес он. – Ты можешь быть не только обузой в виде своеобразной вещи для переноски с места на место. Ты хорошо придумал. Так и поступим. А, Свим?.. Вот. И женщину ты свою сможешь привязать к верёвке, а потом просто перетащить её за собой. Пусть она идёт последней. Нам, как мне представляется, некогда будет любоваться её красотами. Да и там, где есть растительность, не много что увидишь. Хорошо я придумал?

Клоуда прижалась к Свиму и из-под его руки украдкой бросила взгляд на Ольдима, стараясь не замечать его обезображенного лица, хотя оно притягивало взгляд и заставляло помимо воли Клоуды замечать каждую искажённую черту страшной маски: жёлтые подтёки и перемычки, узловатые наросты, выжженные участки…

Сейчас она была благодарна ему. Что бы она там не наговорила Свиму о своих страхах раздевания перед командой, она всё время думала только об Ольдиме. Остальные не приводили её в ужас: К”ньец и торн вообще не занимали, малышу ещё не до женских прелестей. Тринер? Дня два-три он будет думать только о себе. Но Ольдим! Он, наверное, подслушал их разговор и предложил поступить именно так, как она договорилась со Свимом. И просить никого не надо будет.

– Так что, начнём сейчас или дождёмся утра? – Свим обратился к своим спутникам, ожидая предложений. Ему показалось, что они утратили желание сегодня двинуться дальше.

– А что изменится к утру? – угрюмо поинтересовался Сестерций.

Торн не высказывал своих сомнений по поводу дальнейших действий команды. Скачки с одного клочка суши на другой представлялись ему бесперспективными. Не здесь, так там, где-нибудь дальше, придётся стать перед неодолимой водной преградой.

Но и что предпринять в сложившейся ситуации, он не знал.

Перед этим он попытался активизировать пуджи, чтобы самому перелетать с островка на островок и переносить членов команды, но они не подчинились ему. Лезть в воду ему не хотелось. Насколько бы он ни был защищён от вредных её примесей, но придётся терпеть на себе мокрую одежду. Раздеться же он, как это могли люди, он практически не имел возможности – в его одежде находилась вся его периферия.

Поэтому он был угрюм и молчалив.

– Ничего не изменится, – ответил Свим.

– Тогда и ждать нечего. Сколько сегодня успеем, столько и пройдем.

Слова торна повисли в тишине.

– Прав Сестерций, прав, – нарушил молчание Ольдим. – Зачем тогда бренду ели? Она мне уже под горло достаёт.

– Тогда и ждать нечего. Меня она тоже распирает. Тогда, – Свим снял с пояса веревку и протянул один конец Тринеру, – если ты чувствуешь силы, то сделай попытку переплыть этот проливчик. Здесь не меньше полутора канторов. Сможешь?

– Вода скрадывает расстояние, – возразил Тринер. – Здесь не меньше ста берметов. Хватит ли длины твоей веревки?

– В ней как раз полтора кантора. Маловато.

– Пусть даст свою верёвку Ольдим.

– Конечно, – засуетился дурб, отстёгивая от пояса моток такой же, как у Свима, текеловой верёвки. – В ней тридцать берметов.

Верёвки связали. Тринер разделся. Тело его было жилистым, но каждый мускул дрожал от холода и слабости.

Свим с сомнением посмотрел на него, на его трясущиеся ноги и руки, переглянулся с Ольдимом. Тот в ответ пожал плечами, мол, раз Тринер решился, то им нечего ему мешать.

Обвязав конец верёвки вокруг талии, Тринер смело вошёл в воду, вызвав у зрителей дрожь – они сопереживали его ощущениям. Как только вода дошла Тринеру до пояса, он окунулся в неё с головой.

– Что он делает? – не удержался Свим. – Он тебе, – повернулся к Ольдиму, – поверил абсолютно.

– Ничего с ним не будет.

Тринер тем временем вынырнул и, не оглядываясь, поплыл через водный перешеек, соединяющий две вершинки. Плыл он легко, без выброса рук. Перед ним бежала волна, означая его быстрое передвижение.

– Ай да, Тринер! – воскликнул Ольдим. – Ты посмотри, как он это делает. Для того чтобы так плавать, нужна практика… Я буду следующим. Помогу ему там держать веревку. А ты здесь?

Свим кивнул.

– Тогда я, – Ольдим быстро скинул одежду, связал её в узел и водрузил на голову вместе со свертком одежды Тринера. Весь он был покрыт шрамами и ожоговыми отметинами, зато мышцы груди и ног выдавали в нём недюжинную силу. – Эй, Тринер! Держи покрепче!

Ольдим быстро перебрался на другой берег, помахал рукой оставшимся, скоро оделся, помог Тринеру держать веревку, когда перебирался торн, и пошёл осматривать противоположную оконечность островка, поросшего частым кустарником.

Наконец, когда все уже переплыли водную преграду, Свим отдал конец верёвки Клоуде.

– Держи его крепче. Я переберусь на ту сторону, ты разденешься, и я тебя за неё подтяну к себе. Только ты, смотри, не выпускай её из рук.

Клоуда с покорностью выслушала его наставления. Лицо её пылало, губы подрагивали.

– Ну что ты, Кло? Все уйдут, и тебя буду видеть только я. Ты же сама понимаешь, что другого выхода у нас нет. И потом. Я ведь никогда тебя без одежды не видел, наконец-то увижу, – попытался пошутить Свим.

Клоуда промолчала, сжав губы с такой силой, что исчезла их припухлость, так красящая её.

– Всё, Кло! – уже без тени сочувствия, произнёс Свим.

Он сменил К”ньеца, придерживающего веревку на том конце и отослал его к остальным на другую сторону островка.

– Видишь, – сказал он ему, – она никак не может переступить через себя и отбросить условности, которые здесь совершенно ни к чему. Иди, К”ньюша, к остальным.

Клоуда дождалась, когда К”ньец полностью скрылся в кустах, и стала быстро развеваться, не забывая складывать одежду в аккуратный тючок.

Свим залюбовался ее движениями и фигурой, высвобождаемой из-под одежды, не слишком шедшей к ней – тескомовские одежды, да ещё мужские, не подчеркивали ни одной её линии.

Всё-таки в Клоуде было нечто притягательное, отчего у него при взгляде на неё быстрее начинало биться сердце.

Обычно женщины редко занимали его внимание надолго.

В хабулине отца было много женщин, которым старший в семье уделял немало времени. Мать Свима, значительно младше супруга, как все многоимённые, относилась к шалостям мужа снисходительно – так уж повелось, не ей менять порядки. Подрастающий сын занимал её куда больше, чем всё остальное, творящееся в хабулине. Любовь матери к сыну порой переходила все границы: она крайне редко отпускала его одного куда-либо за пределы дома, у него не было друзей-сверстников, а посягательства женщин на него, подросшего, пресекались сразу. Мать умела это делать.

Свим так бы и остался при живой матери девственником, если бы не труды его единокровной сестры. Суховатая на вид и предельно собранная во всём, она взяла на себя большинство забот о ведении хозяйства в хабулине. Не пристроенность почти тридцатилетнего братца хотя бы к одной из женщин ей показалось непорядком в доме, где всё должно быть гармоничным и естественным. В те короткие промежутки времени, когда мать оставляла сына на попечении старшей сестры, он неизменно находил в своей постели очередную девушку, возбужденную ожиданием близости с ним.

Но ни одна из сестриных находок не стала для него желанной.

А Клоуда, хотя подчас раздражала его своими поступками, тем не менее, всё больше нравилась ему. Даже липкая привязанность к нему и покорность не умаляли её значимости для него, а напротив, возвышали.

Любая другая женщина, выказывающая постоянное пылкое к нему отношение, давно вызвала бы у него неприязнь или настороженность – ради чего это она делает? С Клоудой же он чувствовал себя комфортно и не ощущал каких-либо противоречий в её поведении по отношению к себе. Он знал, он был уверен, что она делает так, а не иначе от чистого сердца, от настоящей любви к нему. Всё это удерживала его от грубостей, когда Клоуда либо чего-то не понимала, либо, как сегодня, по сути дела задерживала их.

Грациозно ступая босыми сильными ногами, растущими словно из подмышек, Клоуда вошла в воду. Полная высокая грудь её затвердела от холода.

– Готова?

Она хотела кивнуть головой, но сверток одежды на ней едва не свалился в воду. Она ойкнула и поправила ношу.

– Я готова. Тяни!

Выходя на берег, она победно улыбалась посиневшими губами. Озорно посмотрела за спину Свима, не подглядывает ли кто за ними, и быстро прильнула всем телом к любимому.

– Кло! – задохнулся от неожиданности и счастья Свим. – Сейчас…

Но она уже одевалась так же споро и аккуратно, как и раздевалась.

До следующей суши, такого же островка, который они только что покинули, следовало пересечь пространство по воде не более чем в тридцать берметов, и команда его быстро преодолела.

День заканчивался.

Позади остались шесть переходов с вершины на вершину цепочки холмов, отделённых друг от друга водными перемычками различной ширины. Единственное, что под конец замедлило движение группы, то это состояние Тринера.

Массаж, производимый К”ньецем, оживлял связника на несколько минтов, достаточных для очередного перехода, но там силы покидали его. Он сильно мёрз. Глядя на его безвольно опущенные руки и упавшую на грудь голову, казалось, что он уже совершенно не способен делать что-либо дальше. Однако сила воли у него была необычайной, она-то, наверное, помогла ему пережить многодневное пребывание связанным на столе в доме Свима.

Как только все перебирались на новый клочок суши, Тринер вздрагивал и словно возвращался с того света. Ольдим и Сестерций подхватывали его под руки, уводили к противоположной оконечности вершины, к новому водному переходу, а К”ньец растирал ему руки, плечи, ноги. Тринер поднимался, брал неимоверно потяжелевший конец верёвки, обматывал его вокруг себя и переплывал очередной перешеек. Там он, даже не развязывая на себе верёвку, падал наземь и дожидался появления кого-нибудь из команды, чаще всего Ольдима.

Потом всё повторялось сначала…

Клоуда, привыкая и смелея, почти совсем перестала задерживать движение остальных.

Появившаяся сноровка и успешное продвижение вперёд поселили в команде Свима оптимистический настрой. Оказывается, вопреки их страхам, чтобы войти в воду весеннего разлива и перебраться по ней к противоположному берегу, нет ничего особенного. Конечно, путешествие приятным не назовёшь, зато отпала тоскливая неопределённость положения – пока есть движение, есть надежда.

Но так не могло продолжаться до бесконечности.

Удача потому и называется удачей, что происходит не всегда, а при стечении ряда условий, но отсутствие одного из них удачу смывает. К тому же Тринер не мог слишком долго находиться между оживлением и полным изнеможением.

Но первой всё-таки отвернулась удача.

Ольдим, ушедший вперёд посмотреть на следующий переход, тут же вернулся назад. И, несмотря на протесты Клоуды, начинающей выходить из воды, и вынужденной в ней присесть, сказал Свиму:

– Там, – он апатично махнул рукой через плечо, – не меньше пяти канторов воды. Клоуда, ты вылезай, я отвернусь… Так вот, нам придётся вернуться назад. Здесь, посмотри, не из чего даже костёр развести. Земля вся насквозь промокла. Песок сплошной… Смотри!

Для подтверждения своих слов Ольдим ковырнул ногой размокшую землю и вывернул большой ком, в образовавшейся ямке показалась вода. Несмотря на значительную площадь, вершина этого холма возвышалась над уровнем воды не более как на четверть бермета и была совершенно лишена растительности, здесь даже трава не пустила своих корней.

– Как Тринер?

– Удивительный человек, но думаю, кому-то из нас с тобой придётся перетаскивать верёвку обратно. Там не так мокро и есть что жечь.

Свим посмотрел в сторону оставленного островка, на жиденькие стволы деревьев, на кустарник, венчиком окруживший клочок сухой земли.

– Здесь не широко, справимся. Пойдём, посмотрим, что там впереди.

– Правильно. Тебе следует посмотреть. Ночью надо будет подумать, как мы будем одолевать этот участок. Очень широко.

– Будь здесь, Кло, – сказал Свим уже одевшейся Клоуде и, проваливаясь голыми ступнями в размокшем песке почти по щиколотку, направился с Ольдимом к остальным, поджидающим их на другом конце островка.

Следующий холм на десяток берметов возвышался над водой. Его густо покрывали деревья и кустарник, да и по величине он, по-видимому, был самым большим по сравнению с теми, которые они уже сегодня прошли. Самое подходящее место для устройства ночлега. Там можно было найти укромный участочек, закрытый со всех сторон растительностью, и безбоязненно развести приличный костёр, достаточный, чтобы все смогли обогреться, высушить одежду и проспать ночь в тепле.

Да, так можно было бы… Однако надо было быть хорошим, нет, отличным пловцом, иначе достичь этого островка надежд пока что не было никаких, даже если вода как будто пошла на убыль.

– Из тех деревьев можно будет сделать плот, – сказал К”ньец.

– Да, – вздохнул Свим, – можно, конечно. Если, конечно, мы туда когда-нибудь доберёмся. Да и плот сделать – тоже морока. Сухих деревьев там нет, а если есть, то их слишком мало для плота… О чем мы говорим?

– Тринер переплывёт, конечно, – совсем о другом заговорил Ольдим, – но оттуда нам ничем помочь не сможет.

Свим молча согласился. Конечно, Тринер переплывёт, не сегодня, естественно, а завтра. После того как отогреется, поест, ему К”ньец сделает массаж – вот тогда он, со свежими силами, и переплывёт. Для остальных такое расстояние неодолимо. Во всяком случае, Свим знал себя, и пуститься в такое дальнее плавание никогда не рискнёт. Была бы длинная веревка, да где ее взять…

Его мысли пошли по кругу, он стал замерзать, одежда осталась с Клоудой.

– Да, – тяжело произнёс он, – придётся возвращаться. А за ночь… Мало ли что произойдёт за ночь. Вода спадёт или бревно какое-нибудь прибьёт к берегу… Да мало ли что…

– Какой от бревна толк, – задал риторический вопрос Ольдим и сам на него ответил: – Никакого.

– Или лодки с тескомовцами подвалят, – добавил Сестерций к перечню того, что может случиться до утра.

– И такое может случиться, – философски заметил Свим. – Я и говорю: мало ли что.

– Будет вам себя пугать, – не согласился с предположением Сестерция Ольдим. – Ещё неизвестно, чем для них закончилось такое внезапное наводнение. Тоже сейчас где-нибудь барахтаются.

– И это может быть…

Глава 17

Личный кавоть Присмета, индекс для связи которого знал узкий круг Центра Фундаментальной Арены, подал сигнал вызова. Бывший Командор оторвался от мятого листка бумаги с нацарапанными на ней буквами. Надпись шла вкривь и вкось, к тому же побывала в воде и отчасти размылась ею. Он давно уже сидел над запиской, и никак не мог уяснить, что в ней написано. Бумажку принёс один из тескомовцев крина, направленного сюда самим Жуперром. Принёсший уверял, что нашел её в кармане куртки сбежавшего вместе со Свимом Тринера. Почему она выглядела так, словно её только что выудили из воды, тескомовец объяснить затруднялся.

Кавоть вновь пискнул. Присмет с удивлением посмотрел на устройство связи. По кавоти он вот уже как месяц ни с кем из своих бывших соратников по организации не общался.

Потому-то кавоть попискивал, а Присмет всё никак не решался ответить на вызов. Наверняка ведь ничего хорошего не скажут. Либо просить что-нибудь будут, либо в предательстве обвинят.

Вызывающий, похоже, решил стоять до конца, и вызвать всё-таки Координатора на разговор. Засопев от неудовольствия, Присмет взял кавоть в руки.

– Присмет?! – неожиданно гаркнуло из него голосом Жуперра.

– А… Да… – растерянно отозвался Присмет, поражённый не столько тем, кто ему звонил, а громкостью и чистотой связи. – Слушаю.

– Испугался? А ты не пугайся! Я о тебе знаю всё! Что ты теперь намерен делать? – гремел голос правителя Южного Тескома.

Вначале Присмет был ошеломлён грубым окриком и не нашёлся, как ответить Жуперру на его крик и намёки о нём. Он, видите ли, всё знает!

Потом, чуть успокоившись, он заметил, что, взяв кавоть, случайно установил слишком большую громкость. Жуперр повторил вопрос, но теперь, после доведения громкости до нормы, он звучал чуть устало и не грубо.

Правитель интересовался его решением и предпринятыми мерами к поимке Свима и мальчика с ним после непредсказуемого наводнения. Обычный рутинный вопрос, так как Жуперр хорошо понимал ситуацию, в которой оказался Присмет, выполняющий его приказ.

Присмету не хотелось опять оправдываться, тем более что он был как будто в случившемся ни при чём. Однако крин, посланный выяснить судьбу тескомовцев, пострадавших, якобы, от нападения на них неведомой банды, сам едва успел унести ноги.

Кринейтор формально Присмету не подчинялся, поэтому вздумал, даже не сообщив о своём намерении ему в Сох, провести полевые испытания своим бойцам, оставив их на ночь под открытым небом у подножия холма посёлка. Наводнение застало крин врасплох, три тескомовца стали его жертвами. Надеясь, что Жуперр о потерях в крине знает не меньше его самого, Присмет заговорил об ином.

– За ними зачем-то бросилась поселковая стража. Спозаранку

– Знаю. И что?

– Стражники, обогнали крин, посланный тобой. И, по-видимому, все утонули.

– Взялись не за своё дело! – резко сказал Жуперр. – Кровь у них взыграла. Болото с ними!

Присмет с правителем был согласен полностью по поводу необдуманных действий стражи, но его покоробило пренебрежение Жуперра к такому количеству погибших людей. Будь там какой-нибудь гурт или, пусть, люди и путры изгои из городов и кланов выродков – куда ни шло. О них можно обменяться мнением и позабыть. А нормальные люди, в том числе тескомовцы… Особенно тескомовцы… Их и так, после беспорядков, устроенных в столице и выяснения отношений между враждующимигруппировками, за последние недели погибло, поди, несколько сот, а то и тысяч. Людей, способных выполнять какие-то, хотя бы простейшие служебные обязанности, подвижных и целеустремлённых, а не тех, кто всю свою длинную жизнь сидит за стенами своих домов, и предпочитает не давать о себе знать, словно и не люди они. Тех, кого некоторые, понимающие толк в таких деликатных вопросах, называют тупиковой ветвью эволюции, неспособной дать нового побега в развитии человечества, приспособленного к новым экологическим условиям жизни на Земле. Убиты именно те, кто ищет, пытается деятельностью показать, что человечество ещё не деградировало до уровня диких…

– Итак? – вывел Присмета из задумчивости Жуперр.

– Среди них был выродок из кошачьих. Он мог предупредить. Если они услышали накат воды загодя, и если не утонули…

– Слишком много если.

– Если все эти если, – Присмет поморщился от сочетания высказанных слов, но продолжал: – не учитывать, то нет смысла уже что-либо предпринимать, – резко закончил он.

Помолчал и извинился.

– Не стоит извинений. Делаем одно дело. Если… Опять оно… Если тебя мои слова задевают, значит, ты не сидишь, сложа руки. Так что будет в случае твоих если? Или, правильнее сказать, что может быть от них полезного для нас?

– Предполагаю, что они могли укрыться на незатопленных вершинах Драконьей Гряды. Есть такая близ Соха.

– Любопытное название!

– Да. Это как будто остатки каких-то инженерных сооружений Проклятых Веков. Впрочем, никто ничего определённого не знает. Я тоже.

– Возможно, что и от Проклятых Веков. Я тут у себя смотрю на свою карту окрестностей Примето. Как она, эта Драконья Града, далека от Соха?

– Свиджей десять на северо-восток. Больше к северу, – ответил Присмет. – и тянется…

– Есть тут… И называется эта цепочка холмов… Так, читаю… Ха! Ни много, ни мало как След Босого Великана. Так-то!

– След – это значит вмятина, а здесь холмы, – машинально проговорил Присмет, поправляя Жуперра. – Впрочем, – спохватился он, – какая нам разница, как они называются. У тебя карта своя, у меня – своя.

– И сколько лет твоей карте?

– Тысяч десять…

– Ой-ёй-ёй! Древность. У меня моложе. Ну, хорошо, сидят они на каком-нибудь холме или следе, и что?

Присмет неожиданно для себя представил, как Свим, мальчик и те, кто с ними, топчутся сейчас на каком-то из этих, а их не менее трёх десятков, холмов и пытаются что-то предпринять, чтобы добраться до материковой суши. Представил и ощутил сосущее под ложечкой неприятное чувство безысходности, которое они там испытывают, – кругом вода, под ногами размокший лоскуток земли…

Подавил возникшее помимо его воли сопереживание и про себя усмехнулся: человек может, конечно, сделать многое, но природа ещё никогда не потворствовала его усилиям. Она во все времена преподносила ему сюрпризы в самые неблагоприятные моменты его бытия. Вот как сейчас наводнение. Оно, вопреки изворотливости и, надо отдать должное, удачливости Свима, преподнесло ему непредсказуемое пленение. Что бы он там ни делал – кричал, махал руками или ожидал невесть чего – ему теперь не уйти дальше этого островка…

«Добрый знак – природа на моей стороне», – бодро подумал Присмет.

– Я завтра, – начал он излагать свои соображения, – с утра посажу ваших бойцов в лодки и пошлю их прочёсывать всё, что хоть как-то высовывается из воды. Я надеюсь, что они попали в ловушку, из которой выхода нет. Вот мы и придём им на помощь.

Жуперр помолчал.

– Кого из них ты так сильно ненавидишь? – неожиданно поинтересовался он.

– Сейчас всех!

Жуперр буркнул что-то неопределенное и опять замолчал. Присмет уже подумал, что правитель отключился, но ошибся. Жуперр заговорил снова.

– Так и сделай. Пожалуй, ничего иного не придумаешь. Где ты найдёшь лодки? Я давал распоряжение Тлуману, но у него ничего не вышло. Шивды дать что-либо отказались наотрез.

Присмета опять покоробила грубость Жуперра. Для него, наверное, и он, Присмет, не кто иной, как шивда.

– Попробую взять лодки в Сохе. Сох каждый год превращается в остров, многие его поселяне любят водные прогулки. Если не дадут… Это моя забота, у меня есть аргументы убедить их поделиться на время своим имуществом.

– Ну что ж, действуй.

– Да, чуть не забыл спросить. Ничего не известно о монстрах? Река поднялась, а эти твари любят порезвиться в пойме.

– Хороший вопрос. Я постараюсь узнать к утру… И запомни, мне нужен мальчик. Остальные – на твоё усмотрение.

– Я хорошо помню условия.

– Но напомнить никогда нелишне. До завтра!

– До завтра! – Присмет облегчённо вздохнул и отключил кавоть.

Он посидел в задумчивости, анализируя состоявшийся разговор. Если отбросить хвастливое заявление Жуперра о том, что ему известно о нём всё, то между ними складываются неплохие деловые отношения.

Наверное, они складывались бы ещё лучше, не будь само дело таковым, каково оно есть. За мальчиком охотятся уже столько времени и такими силами, а результат пока нулевой. Гибнут тескомовцы, а мальчик опять находится где-то, словно в нереальности. Но он был, его видели, он, якобы, даже ранил кого-то из поселковой стражи. Стражнику показалось, должно быть, хотя и этот факт примечательный – охота ведётся не за призраком или за не существующем в природе объектом, а за человеком – в плоти.

Завтрашний лодочный рейд может стать заключительной точкой в этой затянувшейся охоте.

Утро следующего дня для тескомовцев началось рано.

Присмет уже связался с поселковым кугуром и, получив вежливый отказ, мягко, как мог делать бывший Командор, нажал на него, требуя лодок. Куруг – руководитель администрации Соха, большеголовый седеющий человек с тяжелым подбородком и взглядом, – несколько раз выслушал активную просьбу Присмета, высказанную довольно убедительно, и нехотя назвал ряд адресов поселян, где можно было раздобыть лодки, поскольку в ведении самой администрации таковых не было.

– Но, – под конец сказал он хорошо поставленным голосом и с чувством правоты, – лодки надо будет вернуть все. Через два дня у нас праздник Новой Воды, и они нам понадобятся.

– Мы их вернем сегодня ещё к вечеру, – заверил Присмет и не кривил душой. Он надеялся, что его слова соответствуют действительности. – В крайнем случае, завтра, – добавил он, подумав и соразмерив расстояния, которые придётся покрыть тескомовцам от Соха до отдалённых холмов Драконьей Гряды или Следа Босого Великана.

Хозяева лодок уступчивостью кугура не обладали. Так что солнце поднялось уже высоко – на четверть небосклона, когда тескомовцы, наконец, по трое или пятёрками, в зависимости от вместимости судёнышек, заняли в них скамейки, разобрали вёсла, предназначенные для прогулок, а не для погони, и приготовились выступить в поход.

Добывая лодки, инструктируя кринейтора, ещё довольно молодого и быстроглазого тескомовца с тонким шрамом через всю щеку, Присмет подумывал о намерении самому возглавить разношёрстную флотилию, однако для него могла подойти лишь очень большая лодка, а подобной в Сохе не нашлось. Сесть одному в маленькую ему не хотелось – придётся всё время грести самому, какое уж тут руководство.

Наставления бойцам с берега у Присмета не отличались оригинальностью, он говорил одно и то же:

– Проверьте все кусочки суши. Особенно просмотрите те, где есть заросли, они могут в них спрятаться. А также там, где есть высокая трава. Пройдите их насквозь. Мальчика не трогать и привезти его в целости и сохранности. С остальными поступайте, как знаете.

– Они сопротивляться будут?

Присмет помолчал, соображая: кто их знает? Ответил:

– Насколько я их знаю, они могут сопротивляться.

– А если не будут?

– Не будут, так не будут. Не окажут сопротивления, привезите их сюда всех.

Присмет стал раздражаться по мере возрастания вопросов, хотя и понимал заботы идущих на задание тескомовцев. Для них, главное, поймать беглецов, а сражаться с ними, тем более при добровольной сдаче, в задачу не входит, и Присмет благоразумно на убийство кого-либо не настраивает. Но уж лучше бы Свим и иже с ним оказали сопротивление. Не было бы после головной боли, что с ними делать…

– Там могут быть другие люди или разумные, – отчаливая, спросил командир крина. – Что с ними делать? Спасать?

Присмет думал недолго.

– Не надо! – чётко ответил он. – Это не наша забота на сегодняшний день. Запомни, где они находятся, поделитесь едой, если её у них нет, а мы потом сообщим в кугурум Соха. Пусть они их спасают. Ещё есть вопросы?.. Тогда в дорогу!

Вёсла вразнобой вспенили мутную воду, лодки, мешая друг другу, стали разворачиваться, послышался смех, полетели брызги. Тескомовцы с удовольствием направлялись к далёким клочкам суши, видя в своём походе лишь развлечение и какое-то необычное приключение. Когда ещё так повезёт и можно будет проплыть на лодке несколько десятков свиджей?

Они ещё не устали от гребли, неудобного сидения на низких скамейках, им ещё не надоел однообразный пейзаж.

Наконец лодки кое-как разобрались с порядком движения. Командирская выдвинулась вперёд, остальные вытянулись гуськом, но были и шедшие параллельным курсом, устроив соревнование, кто кого перегребёт.

Присмет с завистью наблюдал за удаляющимся крином и испытывал удовлетворение от проделанной работы. Что бы там ни было, а тескомовцы начали облаву.

Ещё раз, внимательно осмотрев горизонт и мутнеющие в приводной дымке лодки, Присмет, не спеша, направился в Сох, к себе в кабинет, временный, но становящийся уже обжитым.

В кабинете его ожидал вызов по кавоти. Он ответил, надеясь услышать Жуперра. Незнакомый голос неприветливо спросил:

– Присмет?

– Я. Кто говорит?

– Бойцы отправились к Следу Босого Великана?

– Да. Кто говорит?

– Я по поручению шейна Жуперра Жмакена Жевитайта. Он просил передать известие о морских монстрах. Они были замечены в районе Фоста. Пока неизвестно, соединились ли воды Бурмасы и Ренцы. В случае соединения, монстры могут появиться в виду Соха и Примето.

– А в самой Ренце ничего не отмечено? Из Болота?

– Пока нет, но уровень воды в этом году высок, можно ожидать нашествия и из Болота. К сожалению, мы не можем контролировать территорию без воздушных шаров, а связи с Пертоком нет.

– Спасибо за сообщение. Будем надеяться на лучшее. Кринейтора я о возможности появления монстров предупреждал.

– Будем надеяться. Если у нас что-нибудь появиться новое по данному вопросу, то с тобой свяжемся. Связь закончена.

Присмет солгал: командиру крина он ничего об угрозе со стороны морских хищников-уродов не говорил. Просто забыл об этом сказать. Были бы подручные у Жуперра расторопнее, то могли бы сообщить новость раньше, когда крин готовился к отплытию, подумал он.

Бывший Командор долго просидел без движения, барабаня пальцами по полированной крышке небольшого стола, служащего для него и рабочим столом, и обеденным. Вскоре он прервал свои невесёлые размышления о монстрах, вспомнив о еде.

Ел он много и часто.

День в Сохе тянулся без каких-либо происшествий, если не считать суматохи в самом посёлке по причине исчезновения десятка стражников, ушедших вдогонку нарушителям священных законов Соха.

Присмет выходил из ворот, медленно доходил до кромки воды, откуда отправилась лодочная флотилия. Осматривался. Ближайшие вершинки затопленных холмов можно было видеть невооруженным взглядом, но лодки с тескомовцами за таким расстоянием, естественно, рассмотреть было невозможно, и что там у них происходит, Присмет не мог знать. Печально, но крин прибыл безо всяких средств связи, а у бывшего фундаренца, кроме личной ковати, их не было.

Куруг, к которому Присмет пристал с просьбой выделить что-нибудь из поселковых запасов, сразу же предупредил, что они по части связи находятся вообще в бедственном положении. Им доступен был лишь кугурум Примето, да и то не всегда; вода вот разлилась, а связи нет. Причин, по которым отказывала связь между Сохом и Примето, никто не знал. Системы были изготовлены тысячи лет назад, считались вечными, но вечными они были, когда ещё знали, как такие системы связи организовывать, и понимали, как их ремонтировать.

Вечером лодки не вернулись.

Присмет доложил об этом в резиденцию правителя Южного Тескома. Самого Жуперра там не оказалось, а сидящий на связи холодно буркнул, как будто вопрос не был первостепенной важности:

– Информацию принял. Доложу…

Присмет помянул Край и забеспокоился – всё ли там, у тескомовцев в порядке. Вполне вероятно, что они заночуют где-нибудь в удобном для этого месте, а завтра продолжат поиски и вернутся с мальчиком или без него. О таком исходе разговор с кринейтором был. Но беспокойство возрастало, и Присмет, несмотря на ночь, направился к ограде посёлка – ворота уже были закрыты – посмотреть на водную гладь: не мелькнёт ли где вдали огонёк костра, разложенного тескомовцами.

Командир крина равнодушно проводил взглядом очередной островок – вершину недавнего холма. Она поросла редкими метёлочками травы, и на ней можно было бы рассмотреть и мышь, а не только группу разумных, за которыми тескомовцы устремились от островка к островку, что протянулись к горизонту. Пока что ни на одном из тех, мимо которых они проплыли или посетили, острый глаз командира или кого-то из его бойцов, не заметили никого живого. Дикие, обитавшие в низинах, по-видимому, погибли, а умеющие плавать могли добраться до больших островов, a то и до незатопляемых участков суши – как склон холма Соха, кишащий сейчас дикими. Всё-таки наводнение должно было начаться неделей позже, и всё живое искало пищу и приют внизу. Потому-то эти островки остались необитаемыми.

Как и все его бойцы, кринейтор считал поиск кого-то с использованием лодок нечто вроде увеселительной прогулки. В Тескоме он служил уже много лет, повидал всякого, но ему ещё никогда не доводилось выискивать опритов банды или неугодных правителям разумных вот так, стоя в лодке.

Вода тихо журчала, чем-то странным попахивала и серебрилась под лучами солнца. В неё можно было смотреться как в зеркало, но что творится под её поверхностью хотя бы на пядь в глубину, нельзя было увидеть. Иногда, казалось, кто-то безмолвно появлялся из неё, внимательно провожал караван плывущих разумных и вновь скрывался под водой. Так оно было или нет, командир крина ничего определенного сказать не мог – по воде плыло много чего, встретился даже труп человека с объеденным лицом и кистями рук.

Бойцы оживленно переговаривались, время от времени менялись местами, чтобы сесть на смену к вёслам. Лодки шли ходко – люди приноровились к гребле. Вначале они казались неуправляемыми, наплывали друг на друга или накоротко приближались бортами и мешали гребцам заносить и протаскивать вёсла. Сейчас, к вечеру, лодки выстроились в ряд, стараясь держаться за командирской.

Мимо проплывал берег большого острова длиной более свиджа, но в некоторых местах шириной шагов на десять. Он обильно порос лесом и кустарником, многие кусты и деревья стояли в воде и отражались в ней.

Флотилия пристала к берегу. Командир приказал прочесать территорию, а сам присел отдохнуть, к тому же надо было дать передышку глазам, утомленным от постоянного вглядывания во все движущиеся и неподвижные объекты, что встретились по пути. Глаза стали слезиться.

Остров, как он и подозревал, оказался необитаемым, если не считать нескольких ежей, составлявших, похоже, одну семью, и двух диких барсуков. Ежи что-либо понимать из сказанного людьми отказались и грозили иголками, острыми и длинными, как кинжалы.

Зато было обнаружено кострище с ещё теплыми углями, а на дальней оконечности острова следы босых человеческих ног. Командир не поленился и сходил сам посмотреть на отпечатки множества ступней, явно людских.

«Если не те, за кем мы гонимся, то кто?» – задался нелёгким вопросом кринейтор, и распорядился прибавить скорости, дабы нагнать покинувших остров до наступления темноты.

Нос лодки резал воду, командир опять стоял и смотрел вдаль. Вдруг ему показалось какое-то движение не далее как на следующем островке, за которым открывался другой остров, много больше первого. Кринейтор оглянулся, прикрикнул бойцам:

– Смотреть туда!

Точно, на островке явно было заметно движение.

Командир приготовился дать команду бойцам ещё сильнее налечь на весла и держать оружие под рукой к возможной потасовке с беглецами. Он уже обернулся…

Но сказать не успел.

Вода перед ним встала на дыбы. Из бурой пены показалась страшная в своей ухмылке морда неведомого чудовища с тремя рядами острых зубов. Огромная его пасть справа и слева имела по длинному гибкому хоботу. Один из них захлестнул человека поперёк туловища и приподнял вверх.

Жертва монстра оказалась великоватой для заглатывания целиком, и страшные челюсти вначале с остервенением оторвали верхнюю часть тела командира вместе с меленраем, а потом, помогая себе вторым хоботом, протолкнули в глотку оставшуюся часть. На всё это ушло несколько мгновений, кринейтор не успел даже крикнуть.

Чудовище полностью показалось из-под воды. Оно больше походило на громадную перевёрнутую сковородку, чем на какое другое водное животное. Маленькая голова – сплошная пасть – и крошечный хвост выглядели рудиментальными выпуклостями на его почти круглом теле.

Лодки ощетинились мечами и баграми. Однако их вид не смутил это зловещее чудо природы. Его хобот нашёл новый объект для нападения, и хотя человек успел несколько раз кольнуть его мечом, а некоторые из багров глубоко вонзились в него и повисли, вырванные из рук, всё это ему не помогло, его настигла та же участь, что и командира.

Тескомовцев охватила паника. Тут же две лодки, налетев одна на другую бортами, перевернулись, люди посыпались в воду, большинство из них сразу же пошли ко дну, другие попытались достичь берега, но добраться до него им было не суждено – перед ними всплыли ещё два монстра, помельче первого многократно, однако прожорливостью не уступающее ему. Другие лодки брызнули от места трагедии в разные стороны, что не обескуражило вышедших на охоту хищников. Их мощные плавники обеспечивали скорость передвижения в воде в десять раз выше, чем могла плыть любая лодка, даже при всех усилиях людей грести на пределе сил.

Первое чудовище спокойно сделало один гребок плавниками, подняв высокую крутую волну, отсекло лодки, устремившиеся к берегу, а остальным позволило пока что оставаться на плаву.

Глава 18

К утру уровень воды упал более чем на бермет, и группе Свима удалось перейти на следующий холм с песчаной вершиной вброд.

– Так бы вчера идти, – брюзжал Ольдим. – Не знаешь, когда можно подождать, когда следует торопиться. Я всегда удивлялся несоответствию желаний и того, что происходит при их исполнении. Нет, правда, Свим. Поторопишься что сделать, благое будто бы дело, к тому же для себя, а оно оборачивается тебе во вред, потому что именно поторопился. Но и промедлишь, опять же повредишь себе оттого, что не поторопился. Где справедливость, спрашиваю я?

Свим слушал дурба вполуха, но его болтовня отвлекала от неприятных мыслей и совпадала с его представлениями на тему: поторопишься-промедлишь.

Отдохнувшие спутники вышли к водной преграде, заставившей их вчера повернуть назад. Смежные холмы, по-видимому, соединялись высокой седловиной, к тому же имели пологие склоны, так что расстояние между ними, приведшие вчера в уныние команду, за ночь сократилось берметов на сто. Оставалось ещё не менее ста пятидесяти или чуть больше, но, возможно небольшой глубины.

Ночные перемены со снижением уровня водной поверхности подняли настроение путешественников. Его не испортило даже напоминание Тринера об обманчивости расстояний на воде.

– Первым начинаю я, – заявил Свим. – От берега тянуть верёвку нет смысла. Я зайду как можно дальше, а Тринер потащит её от меня. Будь готов, – обернулся он к связнику. – А вы, – обратился он в основном к торну и хопсу, – помогите ему как следует развернуть верёвку и поднести её к воде. Она сейчас весит не меньше самого Тринера.

Свим быстро разделся и, покрываясь гусиной кожей, вошёл в бодрящую свежестью воду. От неё сегодня исходил какой-то запах. Он не был неприятным, но назойливым.

Отбрасывая в стороны пригоршни воды, Свим прощупал ступнями дно и медленно двинулся в сторону соседней суши. Склон едва заметно понижался, и Свим всё дальше и дальше уходил от берега. Десять берметов, двадцать… Вода едва достигла его груди. Он повернулся к оставшимся на берегу.

– Будем надеяться, что на той стороне такой же склон. Тогда нашей верёвки хватит. Я пройду ещё вперёд, а ты, Тринер, давай-ка, за мной… Вода, скажу вам, не тёплая. Поторопись, Тринер!

За ночь связник восстановил силы, в его движениях появилась резкость и даже лишняя суетливость. Свим недаром его подгонял, иначе тот долго бы провозился на берегу.

– У-ух! Какая она! – вскрикнул он, окунувшись по плечи. – Держи, Свим, а я поплыл. – Он передал дурбу второй конец верёвки, свой обмотал вокруг туловища, – Эй, там! – обернулся он к берегу. – Дайте слабину!

Тринер плыл медленно, ему приходилось бороться с небольшим течением между островками, относящими его в сторону от выбранного направления. Он часто оглядывался, сверяя своё местонахождение.

Последний бермет верёвки, выпушенный из рук Сестерция, скрылся в воде, а просвет между Тринером и противоположным берегом оставался значительным – пловец боролся с течением, где-то ещё едва преодолев две трети пролива!

– Не хватит, – выдохнула Клоуда.

– Не торопись, – оборвал её Ольдим и добавил умиротворённо: – Мы могли бы кое-что из одежды разрезать на полосы и надставить верёвку. Здесь каждый бермет важен.

– Мог бы раньше об этом сказать, – словно про себя пробормотал К”ньец, до сих пор не свыкшийся с мыслью о новом члене их команд. Он не мог упустить случал высказаться. – Что теперь предлагать?

Ольдим на выпад хопса ничего не сказал, но посмотрел на него неодобрительно. В иных условиях он выродку не простил бы ни его замечания, ни его вклинивания в разговор между людьми. Однако в команде Свима, и Ольдим это уже уяснил для себя, отношения разумных строились по иным принципам, чем жил до того он сам.

Свим опробовал слабину верёвки. Еще три-четыре бермета в запасе. Он сделал добавочный шаг в глубину. Вода подошла к самому подбородку. Тело окружил осязаемый холод. Но Свим испытывал странное ощущение. Съеденная бренда разогревала члены, а внешняя стылая среда как бы вступила в противоборство с внутренним теплом, оттого кожа горела от стужи, но не пропускала её дальше в тело.

Верёвка дёрнулась, на противоположном конце Тринер нелепо взмахнул руками, безуспешно пытаясь продвинуться вперёд. Он оглянулся.

– Всё! – крикнул ему Свим. – Попробуй встать.

Дно было, но Тринер его достал на пределе своего роста, встав на цыпочки. С отвязанной верёвкой он смог подняться чуть повыше, что позволило ему найти точку опоры.

– Сестерций, пора! – обернулся к берегу Свим. – Смени Тринера, – напутствовал он торна, когда тот проходил мимо него. – К”ньюша, а затем пойдёт малыш, – распоряжался Свим.

– А ты выдержишь? – спросил Ольдим, опробовав ступнёй температуру воды. – Долго в ней стоять не безвредно.

– Пока терплю, – отозвался Свим. – Сестерций, поживее!

Торн почти на две головы был выше Тринера. Когда он перехватил у связника конец верёвки, Свим смог слегка податься назад, чтобы хотя бы высвободить из-под воды шею. Да и устойчивость торна намного превышала возможности Тринера. Переправа пошла значительно быстрее. С небольшим интервалом на другой берег поплыли, придерживаясь за натянутую опору, сразу трое: хопс, мальчик и Ольдим.

Свим подхватил гибкую Клоуду после того, как все остальные уже вышли из воды на сушу и стали одеваться.

– Держись, Кло! – сказал Свим. – Сестерций, тяни!

Торн выбрался на берег и стал, подтягивая верёвку, раскладывать её на берегу – от воды она стала тяжелой и неэластичной. Клоуде оставалось только не захлебнуться от быстрого скольжения по воде.

– Что бы мы без тебя делали? – подсаживаясь к отдыхающему Тринеру, в полу шутку в полувсерьёз спросил Свим. – Мыкались бы ещё где-нибудь на первых протоках.

– То-то ты хотел меня убить, – слабо улыбнулся Тринер.

– Ну, это я погорячился… Впрочем, не я, так тескомовцы с тобой точно расправились бы. Просто за то, что я убежал, а ты нет.

– Спасибо, что не послушал меня. Бросил бы, я уж второй день трупом плыл бы к Болоту.

– Темы у вас для разговора, однако, – прыгая на одной ноге и вытряхивая из уха воду, заявил Ольдим.

– Да я к тому, – пояснил Свим, – что одному всегда путешествовать как-то легче или проще…

– Ещё бы, – подтвердил Ольдим.

– Я сказал, как будто проще. Но когда наступают осложнения, такие, что случилось с нами, то лучше быть в окружении других людей и разумных. Люди, путры – всё одно. Я хожу с К”ньюшей уже сколько лет, и мне всегда казалось, что наша парная команда – лучшее, что можно придумать. А в этот раз у меня мнение на сей счёт изменилось. Мы, пока добирались до Coxa, повстречались с такими преградами, с которыми мы с К”ньюшей вдвоём никогда не справились бы. Наша команда выросла. Не поверишь, но среди нас была настоящая калуба.

Тренер недоверчиво заморгал глазами, Ольдим скорчил ужасную гримасу: то ли удивился, то ли не нашёл ничего нового в словах Свима.

– Смеёшься? – проговорил Тринер недоверчиво.

– Почему? Обыкновенная калуба. Птица умная, но сварливая до невозможности. Звали ее… мм… Да! В”арьёсу.

– Ничего себе имечко, – отметил Ольдим.

– Её звали Френ Парто Ниена В”арьёсу, – напомнил Камрат.

– А её дружка, от которого она должна была снести яйца, – решил поделиться своими знаниями К”ньец, – звали В”рьельясу.

Ольдим дико захохотал,

– Слушать вас одно удовольствие. У вас, может быть, яйцо калубы в мешке завалялось? – он опять захохотал, наверное, своей шутке.

Его лик, хохот были ужасными.

– Кстати, – сказал Свим, когда Ольдим отсмеялся, – они оба были связаны с Фундареной. В”арьёсу прилетала ко мне как связник. Другое дело, что я до сих пор не знаю от кого.

Тринер покачал головой, сказал задумчиво:

– Создаётся такое впечатление, что разумные сейчас разделились на три неравные группы. В нашей стране хотя бы. Воинственная часть – это тескомовцы. Они защищают, карают, управляют и всё остальное. Другая группа объединяет тех, кто что-то такое, порой непонятное, делает. Например, как мы, фундаренцы. Собирали какую-то информацию, якобы, для прогнозирования будущих общественных и природных явлений… И третья группа. В неё входят все остальные люди, кланы путров, гурты, тронутые изменением… Кто там ещё?

– Арнахи, вупертоки, пуриурки… – Перечислил Свим. – Кого только нет.

– Да, мир сложен и многообразен, – мечтательно проговорил Тринер. – Жаль, всю Землю не обойдёшь, на всех не посмотришь.

– Везде, думаю, одинаково, – пренебрежительно заметил Ольдим. – Люди в городах, путры в кланах, а между ними все те, о ком вы тут упоминали. Гурты, вупертоки… Вы не задумывались, для чего они все живут?

– На этот вопрос никогда не было ответа, – уверенно заявил Тринер, делая попытку встать. Для выполнения задуманного он перекатился со спины на живот, поджал под себя ноги и упёрся руками в землю. Где-то в середине процесса вставания его намерения изменились, и он присел на пятки, стоя на коленях. – О том всякий знает, – добавил он к высказанному до того.

– Мой дед знал точно, зачем жил, – не согласился Свим с утверждением связника. – Он жил, чтобы есть! Чем не цель в жизни?

– Вот именно! – обрадовался Ольдим реплике Свима, хотя она прозвучала явно в шуточной форме. – Именно ради еды. Едят они, и больше ничего их не интересует, не волнует, не щекочет. Вот и вся сложность нашего мира, а разнообразие – в количестве еды. Я скажу ещё определённее…

К”ньец подобные размышления людей не любил. Сидят, друг другу известные вещи пересказывают, умничают. Когда у людей начинается подобная игра словами, они могут позабыть обо всём.

– Свим, – напомнил он, – нам пора двигаться дальше.

– Вот так всегда, – с улыбкой показал на хопса Свим. – Разговор интересный в момент испортит. Но, как не печально, а ты, К”ньюша, прав. Вставай, Тринер. Ты сегодня совершил невозможное.

– Невозможного не бывает, – Тринер ухватился за протянутую Свимом руку и легко поднялся. – Я сегодня и вправду чувствую себя значительно лучше вчерашнего.

К обеду за их спиной осталось не менее десятка переходов. Они устроились на небольшой травянистой лужайке почти в центре микроскопического островка. Настроение у всех было приподнятое, однако когда они уселись в кружок и стали трясти свои заплечные мешки, то еды оказалось не слишком много. Ольдим демонстративно вывернул свой мешок.

– Я же по вашей милости домой не смог зайти. Вот запаса у меня и нет. Так что надо выбираться к жилым местам. Лишь при хорошей еде можно идти, куда душе угодно. А нам придётся вечер провести с голодными желудками. Бренда, она хотя и загоняет аппетит вглубь, но есть-то надо.

– Ладно тебе. Будем есть бренду, – вгрызаясь в тескомовский пакет, беспечно отозвался Свим.

– Так-то оно так. Но я предпочитаю нормальную еду.

– Живёшь, чтобы есть? – поддел новичка в команде К”ньец.

– Свим, давай его съедим, а? – с ужимкой предложил Ольдим. – Где ты его нашёл? Он же мне проходу не даёт. Я заметил, он и тобой помыкает, а?

– Люди кошачьих не едят, – отодвинулся от Ольдима К”ньец.

– А я бы съел. Зажмурился и съел. Ты, тем более, в меру упитан. Пусть вот Свим решит.

К”ньец возмущённо мяукнул и пересел подальше от всеядного дурба.

– К”ньюша, ты шуток не понимаешь.

– Я-то понимаю, это он не понимает.

– Давайте я попробую бренды, – вмешался в переполох Сестерций, – Мне ведь тоже надо будет немного, но есть.

К”ньец фыркнул.

– Обжора, а прибедняется. Это же из-за тебя у нас так быстро кончилась еда.

– Мы, торны… – дёрнулся Сестерций.

– Молчи! – тут же скомандовал почти автоматически Свим. – Малыш, угости его брендой.

Процедура кормления торна закончилась подзаправкой брендой разумными естественного происхождения.

Через полпраузы, легко подхватясь с места, Тринер заторопил остальных к новой переправе.

– Это он от бренды такой стал? – осведомился Сестерций у хопса.

– А как же! Второй день её ест. Его надо было накормить ещё позавчера, чтобы на себе не тащить.

– Он не тяжелый, – не понял реплики хопса торн.

– Ф”ент когда-то тоже был тощим, а отъелся в две недели. У Тринера после бренды то же самое будет.

– Стехар от бренды поправился?

– Да нет. От хорошего питания.

– А-а… А я вот ничего не чувствую, – сокрушённо произнёс торн. – Для меня лучше всего солнце. – На фырканье К”ньеца он не обратил внимания. – Оно и греет, и даёт энергию, и наполняет меня силой. Когда Биоинженер создавал Акарака, никакой ещё бренды в природе не существовало. Оттого-то она действует только на людей и на вас, потому что они вас создали.

– Может быть, и так, – уклонился от спора К”ньец.

Проблема первородства торнов и людей его не волновала.

Лодки тескомовцев, настигающие беглецов, первой заметила Клоуда. Она раздевалась, как всегда, отвернувшись спиной к другим членам команды, хотя того, первого страха своего обнажённого тела не испытывала.

– Свим! – охнула она и повернулась к любимому. – За нами…

– Что? – Свим держал верёвку.

– Лодки! Много лодок… Они за нами. Там тескомовцы… Свим!

– Мутные звёзды! Эй, тащите нас с Кло вместе. И быстрее! Нас нагоняют на лодках тескомовцы!

– Мы уже видим.

Расстояние между островками было небольшим, но водная перемычка глубокой. На самой её середине торн и Ольдим, тянувшие верёвку, вдруг перестали пасовать её в руках и застыли в нелепых позах. Свим и Клоуда стали погружаться в воду.

– Тяните! – взревел Свим.

Безобразная маска вместо лица у Ольдима кривлялась, словно её то растягивали, схватив за выгоревшие щеки, то сжимали, давя в самых невероятных местах. А Сестерций покрылся ядовито зелёной аурой, сползающей вниз подобно оседающему облаку. Ни Ольдим, ни Сестерций не слышали призывов Свима.

– Кло, перебирай верёвку сама. Я за тобой. Что у них там? Эй, вы! Тяните!

Ругаясь и поминая обитателей Края, мутные звёзды и любовь Макросы, Свим наконец выбрался на мелкое место и направился выяснять отношения с бросившими его посередине протоки.

– Свим, – повисла на его руке Клоуда. – Ты посмотри…

Он вначале посмотрел на неё, потом перевёл взгляд туда, куда смотрели все его друзья по команде.

Посмотрел и увидел монстра…

Не далее как в десяти канторах тонули люди, доносились их крики. Лодки расплывались во все стороны, сталкивались. Могучая туша чудовища, размерами превышающая только что покинутый командой островок, методически пожирала тескомовцев.

– Плохо их дело, – приходя в себя, прошептал Ольдим, как будто чудовище могло его услышать.

– А наше лучше? – нервно отозвался Свим. – Он может быть не один. Там кровь, и он уже вкусил мяса. Суша для него… Ты осмотрись. Он нас здесь достанет по одному. Нам сейчас надо залечь и затаиться, будто нас здесь и нет.

– Только не здесь, – быстро возразил Ольдим. – Он этот островок одной лапой сковырнёт. Надо перебираться на следующий. Он намного выше над водой и там целый лес. Видишь?

– Вижу. Сколько до него воды?

– Берметов пятьдесят.

Свим задумался, закусив губу. Переправа в виду монстра – это движение, которое наверняка привлечёт его внимание. Но и Ольдим прав.

– Рискнём? – спросил он остальных членов команды.

Хопс мяукнул в ответ нечто неразборчивое.

– Вот что я вам скажу. Пока он там занят… Да, там люди. Но пока он, повторяюсь, там занят, мы можем успеть проскочить. Боюсь, что через блеск поздно будет что-либо предпринимать. – Ольдим передохнул от высказывания на одном дыхании. – Либо сейчас, либо… Не хочу больше говорить.

– Бегом к берегу! – махнул рукой Свим. – Ольдим, будешь наблюдать за его поведением. Поплывёшь передо мной. Порядок, – он задохнулся от суматошного бега по песку босиком. – Сестерций, малыш и К”ньюша, Кло. Потом мы. Тринер, быстрее!

Свим держал верёвку и поминутно оборачивался к Ольдиму. занявшему позицию, откуда можно было видеть, что происходит у соседних островков.

– Что там? – одно и то же спрашивал Свим.

И получал неизменный ответ:

– Он ещё занят.

Между возвышенностями образовалось сильное течение, и Тринер, не отдохнувший после предыдущего перехода, с трудом добирался до противоположного берега. Его быстро относило от прямой линии на остров, Свиму даже показалось, что он проплывёт мимо него и тогда связника придётся вытаскивать назад, чтобы начать попытку переправы снова. Возможно, на Тринера подействовало не столько течение, сколько желание плыть в сторону, противную той, где находилось чудовище.

На пределе длины верёвки Тринеру всё-таки удалось стать на отмели и выбраться на берег.

Переправа началась.

– Что там?

– Он ещё занят… Но… Он уже не один. Появились ещё два. Поменьше первого… Какие твари!

Торн, быстро перебирая руками, начал форсировать перешеек. Не выходя на берег, он встал на ноги и крикнул, чтобы за ним двигались другие. Он только-только перехватывал конец верёвки у Тринера, обессилено садящегося на землю, а хопс с мальчиком уже были в воде,

– Что там?

– Они пока заняты.

– Кло, будь готова!

Раздетая Клоуда с одеждой на голове стояла рядом с ним, она позабыла о наготе своего тела. Атавистический страх быть съеденной морским чудовищем подавили все её побочные чувства. Сейчас она думала об одном – как можно быстрее перебраться через водный поток и без оглядки броситься в чащу леса на соседнем острове. Она давно бы кинулась в воду, её удерживали сильные руки Свима, охватившие её со спины. Расцепить их она не могла, так как Свим держал перед собой туго натянутую верёвку.

– В нашу сторону прорвалась лодка… Они как будто не замечают её, – неуверенно сообщил Ольдим, но чуть позже подтвердил: – Сюда плывёт лодка. Они там тоже спешат к этому острову… Она уходит от них. Поторопитесь! Она может одного из них привлечь и к себе и к нам.

Настала очередь Клоуды.

– Кло, держись крепче, там сильное течение. Давай, милая!

Никогда ещё она не перебирала так быстро руками. Вскоре она была уже на середине пролёта.

– К”ньюша, – крикнул Свим. – Помоги Сестерцию! – Он повернул голову к Ольдиму, распорядился: – Давай и ты. Они там удержат вас обоих.

– Иду! Они могут там, на лодке, вообще сбежать от этих тварей, – раздеваясь, говорил Ольдим. – Им осталось проплыть три-четыре кантора. Гребут быстро, но их там двое или трое… Не знаю, хочу ли я их спасения. Жалко людей, конечно, но у нас могут с ними возникнуть сложности. Их не бросишь и не убьёшь просто так.

– Ладно, плыви. Договорим о них, когда спасутся. Давай, давай!

Маленькая голова охотника, по сравнению с рыхлым свертком одежды на ней, стала быстро удаляться. Свим уже слышал плеск вёсел, создаваемый убегающей от чудовищ лодкой. Наверное, это ему показалось, потому что он успел перебраться и выйти из воды, а беглецы находились ещё не менее чем в тридцати берметах от приютившего команду острова.

Лодка передвигалась медленно, вопреки предположению Ольдима. На веслах сидел всего один человек, а другой перегнулся через борт головой в воду и признаков жизни не подавал, зато тормозил движение.

– Сбросил бы он его, что ли! – не выдержал и сказал К”ньец. – Мог бы раза в два быстрее грести.

– Сбросить, значит, остановиться, – пояснил Ольдим. – Вот он и… Смотрите!

Первое чудовище с необычайным проворством повернулось вокруг невидимой оси, проведенной через центр её сковородоподобной туши, и сделало гигантский скачок вдогонку лодки-беглянки.

– Не успеет, – разочарованно протянул Ольдим. – Он один и нам не опасен, зато мы от него узнали бы много интересного.

– Успеет, – сказал Камрат. – Мёртвый спасёт его.

– Как это, малыш? – машинально спросил Свим, но тут же понял его мысль. – И то, правда…

Волна, поднятая быстрым движением монстра впереди него, настигла лодку раньше и подтолкнула беглецов к берегу, к месту, где находились спутники Свима. С ужасом рассматривая растущую горой громаду чудища, они непроизвольно, шаг за шагом, отступали вглубь острова.

Гребец оглянулся, увидел рядом спасительную сушу. Он бросил вёсла, добрался до носа лодки и нырнул в воду. А монстр уже нагнал лодку, гоня её перед собой волной так, что она едва не накрыла беглеца. Один из хоботов зубастой полураскрытой пасти подхватил безжизненное тело тескомовца, перекинутое через борт, и отправил его в утробу, в которой мог поместиться целый дум бойцов Тескома.

Пожирание трупа на мгновения отвлекло внимание страшное порождение водных глубин от живого человека, позволив тому вцепиться в борт лодки, несущейся с большой скоростью к берегу на крутой волне, добраться до отмели и выбраться на сушу. Вжимая голову в плечи, и не оглядываясь, он резво побежал по направлению к центру острова.

Не добежав всего нескольких шагов до не замечаемой им команды Свима, наблюдавшей за его спасением, тескомовец со стоном облегчения упал лицом в песок. Тело его вздрагивало в такт хриплому дыханию.

Обманутый монстр, широко разевая пасть, выкрикнул вдогонку человеку нечленораздельные слова или ничего незначащие звуки неудовольствия, хотя каждый слышавший его мог поклясться, что тот и точно сказал:

– Я тебя ещё поймаю!

После чего развернулся вокруг оси своей неуклюжей туши-сковородки, снова ударил волной в лодку, выбросившей её останки на берег, и с всплеском погрузился в глубину.

– Резвый малый, – как бы замыкая круг дневных событий, заметил Ольдим. – Будет сегодня, о чём поговорить.

Свим хмуро кивнул головой.

Сажаней

Глава 19

Мужчины отряда – Харан и Ф”ент – встретились для согласования действий людей и путров. И вообще поговорить.

После гибельных событий прошлой ночи отряд Гелины, выдержавший до того столько ударов судьбы: бегство из Габуна, сражения с людьми и целым гуртом выродков, потери друзей, вдруг, в течение всего одного дня, распался на две естественные группы – люди во главе с Хараном, и выродки, сплотившиеся вокруг Ф”ента.

Можно было предполагать любые мотивы к такому размежеванию разумных. В действительности подоплёка неожиданного поведения одних и других, по-видимому, всё же была скрыта в самых простых реалиях.

Случилось так, что бывшая предводительница отряда канила Гелина и её верная помощница помела Ч”юмта как бы отошли на второй план в руководстве.

И в том не было вины мужчин, чтобы можно было подозревать подобную узурпацию. Сработали законы природы живого существа – нельзя всё время быть на пределе нервной нагрузки. Неожиданное наводнение и гибель части отряда послужили спусковым механизмом для последующих событий и поведения разумных.

Гелина, казалось, ничего не замечала и никого не видела, кроме Грении и Думары. Их она не отпускала от себя ни на шаг, словно девочки могли растаять на глазах, если на миг лишатся опеки её объятий. Дети тоже жались к ней. Пережитая стихия поразила их, похоже, сильнее и глубже, чем потеря семьи и дома и бегство от гурта енотов.

Возможно, в том, в прошедшем, для них была какая-то романтика или ещё что-то, позволяющее им видеть во всём приключение – страшное и требующее полного физического и морального напряжения сил, но, тем не менее, приключение. В нём они находились под защитой старших, стойко ведущих борьбу за своё и их право на жизнь от посягательства подобных же разумных, подверженных быть ранеными или убитыми. Там одна и другая противостоящие стороны выступали если не на равных, то хотя бы вели борьбу на одной ступени возможностей.

Наводнение же показало им всю слепую и бессмысленную непредсказуемость явлений природы и незащищённость от них кого бы то ни было: разумных и диких, правых и неправых, больших и маленьких, людей и путров…

Эту суровую истину Грения и Думара восприняли с глубоким пониманием, несмотря на их детские ещё представления об окружающем мире.

Лицо Гелины потемнело, вокруг всегда искрящихся смехом глаз обозначились синие круги, а сами глаза потухли. Руки её непрестанно и суетливо проверяли – при ней ли дети.

На все обращения Харана к ней подумать о необходимости предпринять какие-то действия в сложившихся для отряда обстоятельствах, она поднимала на него невидящий взгляд пустых глаз и безразлично отвечала:

– Делай, как знаешь…

Сама же весь день не сходила с того места, где Харан нашёл её утром после спасения от вала паводковых вод. Создавалось такое впечатление, что она считала обжитую ею с девочками территорию в два квадратных бермета самой безопасной зоной во всей округе. Остальная округа представлялась очагом опасности.

Женщины стоили своей предводительницы. Они отсыпались или смрачными лицами недвижно седели там, где опустились утром, словно иное движение таит в себе угрозу. Редкие односложные фразы, которыми они перебрасывались, не давали никаких надежд на их скорое оживление.

На призывы Харана образумиться и взять себя в руки они просто не отвечали. Может быть, одна Жариста его понимала. Она даже пыталась призывно ему улыбнуться, но, впрочем, тем и ограничивалась.

Ч”юмта так и не поддалась уговорам Ф”ента не винить себя в гибели Кокоши. Ей даже казалось странным и непонятным, почему это её можно считать невиновной в произошедшем. Разве она (эта мысль окрепла в ней до внушения истинности) не могла подойти к Кокоше, этой милой девочке, к этому хрупкому и прекрасному ребёнку, чтобы взять её за лапину и отвести подальше от беды?

Могла, ещё как могла!

Да, вокруг грохотало так, что всё живое жалось к земле, а струи воды низвергались с небес. Всё так. Но она могла и не сделала этого.       Её терзали вопросы. Почему она поступила так, а не иначе?

Что ей стоило отыскать Кокошу? Или она, привыкшая командовать себе подобными, настолько уже огрубела душой, а её отношения к друзьям изменились так сильно в худшую сторону?

– Как ты не понимаешь, дорогой, – отвечала она на возражения Ф”ента, – что во всём виновата я и больше никто!

Она лежала на земле с закрытыми глазами, положив вытянутую вперёд голову на лапины, и поскуливала.

– Половодье это виновато! Половодье! – порой срывался на громкий лай стехар.

Он выбивался из сил, чтобы вернуть Ч”юмту к мысли о своей непричастности к случившемуся. Ему самому несносно было жаль Кокошу. Она так внезапно украсила его жизнь, так хорошо к нему относилась. Сколько ласки в ней было, скромности и красоты, достойной восхищения!

Ф”енту самому хотелось кому-то пожаловаться на охватившее его горе, а приходилось обихаживать Ч”юмту. Он боялся потерять и её. Помела нравилась ему по-иному, чем Кокоша. Ч”юмта была из тех, что будь он сейчас вождём клана, она могла бы украсить не только его, но и клан перед другими разумными, с которыми капы дружили или враждовали.

Она организатор и советник… Да, такая подруга может вознести его – стехара – до высот шейна…

Она же норовила броситься в бурный поток и таким образом смыть свой позор и прекратить свои терзания по Кокоше.

И другие, оставшиеся в живых, путры, в целом менее подверженные переживаниям, чем люди, не могли без тревоги ощущать себя брошенными.

Многие из них появились на свет в домах и хабулинах людей. С детства они привыкли иметь над собой чью-то крепкую руку, ведущую их по жизни. Кроме того, стадный и стайный характер бытия их далёких диких предков требовал появления вожака, и он, вопреки воле самого Ф”ента, появился в его личине. Выродки видели в нём единственного утешителя, не потерявшего голову, и единственного представителя мужского пола, существо, которое на их глазах справилось с водным потоком и выплыло из него живым и невредимым.

Его появление из воды, наделавшей так много бед и причинившей им такое горе, для них показалось чудом. Такой стехар способен на многое!

Так что, позабытые людьми, путры непроизвольно искали им замену и нашли – хотел того Ф”ент или нет.

Смена руководителей, таким образом, послужила одной из причин отделения людей от путров.

Была и другая, более естественная причина, разделившая их. Это пища, вернее, её запас.

Покидая руины, еды на дорогу брали из расчёта дней на пятнадцать, думалось за такой промежуток времени дойти до конечного пункта их устремлений. На покрытие собственно расстояния до города, где находился хабулин родного отца Гелины, отводилось и того меньше – десять дней. Так что продуктами загрузились с избытком, благо, раздаточные в руинах могли снабдить путешественников, если не слишком разнообразной пищей, то достаточной, чтобы не испытывать неудобств от её уменьшения, и быть спокойными за её способность сохраниться съедобной на всё время похода.

За время продвижения к Ренце, неторопливого и сытого, почти половина запасов была съедена, преимущественно та, которую брали, зная, что она может испортиться – особо вкусные блюда. Во время суматошного бегства с места ночёвки от вала воды была потеряна ещё половина оставшегося. Теперь еды, при нормальном её приёме, могло хватить разве что дня на три, а при полуголодном существовании – дней на шесть-семь.

По отношению к еде люди и выродки оказались в резко неравноправном положении.

Люди ничего, кроме взятого с собой, потреблять в качестве пищи не могли.

Другое дело, выродки. Где бы они ни родились и выросли, для них на острове, отрезанном ото всего внешнего мира, едой могли служить появляющаяся трава, распускающиеся листья на деревьях и кустах, а также мелкие дикие, то и дело, мелькающие в траве: мыши, ящерицы, бурундуки и прочая живность.

Правда, употребление в пищу этой живности требовало определённых усилий. Во всяком случае, надо поймать, разделать, а уж потом съесть живьём, коль позволяет способность, воспринятая от предков, или сварить.

Таким образом, выродкам голодная смерть в ближайшее время не грозила.

Поскольку паводок мог продолжаться довольно долго, то по существу произошло размежевание на тех, кто имел шанс выжить, и тех, кому придётся умереть в муках голода…

Мужчины сошлись по настоянию Ф”ента. Он не мог бездействовать, видя к себе отношение путров, негласно избравших его вожаком.

Единственным разумным существом, способным его понять и по-настоящему оценить возникшие у него предложения и размышления по поводу обрушившейся на них напасти (и как вывернуться из создавшейся ситуации) мог только Харан.

Несчастье сближает, Ф”ент знал эту поговорку людей. В непростом положении пленников половодья, опираясь на суть поговорки, Ф”ент решил воспользоваться предоставленной возможностью накоротко сойтись с Хараном.

К возлюбленному Гелины, человеку с ничтожным нэмом, достигшему в жизни многого, стехар относился, даже не с простым чувством уважения, а с некоторым, пугающим его самого, подобострастием. В обыкновенном, по первому впечатлению, человеке на поверку глубоко спряталась какая-то жгучая тайна. Ф”ент постоянно чувствовал её завораживающее присутствие с самого первого дня знакомства с Хараном, она какими-то неуловимыми для опознавания волнами исходила от него и будоражила воображение разумной собаки.

Пожалуй, Харан, по-видимому, по-настоящему был для него тем, о ком упоминали служители Талисмана, выпроваживая его из клана:

– Ищи для себя среди людей единственного, кто может стать для тебя хозяином, наставником и другом.

Именно в таком сочетании и такой последовательности.

В нём на генном уровне ещё жило атавистическое отношение к человеку, как к хозяину. Ф”ент всегда ощущал зов предков и быстро привязывался к отдельным людям. Иногда это чувство его стесняло и вводило в заблуждение.

Однажды ему показалось – он, наконец, нашёл такого человека. Выбор его, скороспелый и наивный, пал на Кемеша, предводителя банды. Как он в нём ошибся! Кемеш оказался не столько хозяином, сколько тираном. А о том, что он когда-нибудь стал бы для него наставником и другом – не могло быть и речи.

Надеясь получить в лице Харана хозяина, стехару хотелось верить в получении от него знаний и умений не меньше, чем знал и умел сам Харан. Для того он должен выступить для стехара учителем и наставником, открыть или хотя бы приоткрыть некоторые тайны, в которых Ф”ент мог бы черпать знания.

Но всё же это не должно было влиять на их равноправные и, в конечном счёте, дружественные отношения.

Стехар понимал зыбкость своих притязаний, поскольку в Харане явственно просматривалась черта самостоятельности и некой отчуждённости, но и подвернувшийся случай не хотел упускать – их здесь, на острове, всего двое, так почему же не заложить сейчас между ними первый камень в основание тех отношений, которыми упивался стехар?

Мужчины встретились неподалеку от крутого склона возвышенности под кряжистым деревом с узловатыми корнями поверх земли, они как щупальца окружали ствол и давали возможность ему расти под ветрами, дующими здесь постоянно.

Человек и выродок сели на корни напротив и долго молчали, поглядывал один на другого, замечая изменения, произошедшие с ними за последние нелёгкие дни.

Ф”ент, каким его запомнил Харан в схватке с арнахами, раздобрел, потолстевшая спина его стала хуже гнуться, а обрубок хвоста уже не казался таким уж заметным элементом его экстерьера. Зато Харан, с точки зрения Ф”ента, выглядел усталым и каким-то заторможенным: медленная улыбка на губах, плавные движения и рассеянность, словно он постоянно о чём-то размышлял.

– Вот так бывает, уважаемый стехар, – Харан первым нарушил мерный рокот высокой воды в отвесных берегах Ренцы.

– Да уж, – согласился Ф”ент, роняя язык.

Харан, глядя на него, усмехнулся тягучей улыбкой. Вздохнул.

– Никогда не знаешь, что тебя может поджидать в, казалось бы, простейшем положений дел. Последний год меня вообще, похоже, словно что-то преследует, насылая не одно, так другое. И из одной не слишком приятной истории попадаю в другую, ещё более неприятную. Цепочка своеобразная получается…

Харан сделал ладонью рубящие движения, показывая последовательность неприятностей.

– Да, уж если они начались, – поддержал стехар, – то идут одна за одной. Но… – Ф”ент словно задумался, на самом деле ему хотелось вызвать Харана на откровенный разговор, ради чего он и устроил эту встречу. Да и сам Харан, почувствовал он, не против что-то поведать ему своё, а значит, интересное. – Но почему так у тебя случилось?

– Да уж, случилось… – Харан погрустнел. – Не знаю даже как назвать. Случилось или так и должно было быть? Прошлой осенью я ушёл из Габуна не по своей, как ты понимаешь, воле. Мне пришлось кое-кому испортить физиономию… Правда, не в том дело, наверное. Честно говоря… – Он надолго замолчал. – Тут другое. Я всю жизнь мечтал побывать в районе Суременных гор… Ну, конечно, кого ни спросишь, каждому хотелось бы там побывать и посмотреть на зримую подвижку передовой стены, на этот пресловутый Край… На каскады водопадов, причудливые контуры… Незабываемая картина, стехар! Она стоит многого… Был ли я там? Был. О том и рассказываю. Приёмный отец Гелины, правитель бандеки Гамарнак, дабы избежать назревающего скандала вокруг его канилы, ухватился за мою мечту и решил хотя бы на время избавиться от меня. Самому и, главное, избавить от меня Гелину, чтобы страсти и сплетни вокруг неё поулеглись. А они разрастались, как снежный ком. Трепали её имя кому не лень. Находились какие-то очевидцы, свидетели чего-то там… Всё, кроме правды. Гамарнак позвал меня… Мне думается, сам он был не против моих непростых отношений с его дочерью, но мой нэм перечеркивал всё. Гиты не любят таких знакомств, и мне могло это выйти боком. Поэтому он позвал меня, и предложил сходить к Суременным горам…

– Вон оно что! – искренне удивился Ф”ент. – Посмотреть?

– Нет. Не просто посмотреть… Естественно, не из праздного любопытства, а, как бы это правильно сказать… В общем, пойти и кое-что не только посмотреть, но и выяснить. К тому же я был не один, со мной пошли семнадцать разумных. Хороший поначалу отряд был. Потом, к сожалению, дела у нас пошли хуже. У кое-кого амбиции взыграли… Кто входил в отряд? Четыре человека, остальные путры и два вьючных торна. Не хочу тебе говорить о цели нашего похода к горам, но скажу, что в горы нас не пустили. Кто? Сейчас скажу… Мало того, дважды нам довольно чувствительно дали под зад коленом. В первый раз мы не успокоились…

– Кто дал-то? Не пустил вас? – оживился Ф”ент, подумал: – «вот она – тайна, быть может».

– Честно скажу, не знаю, кто они были. Как будто люди, но эта внешняя схожесть обманчива. У них многое есть не от людей. Особенно поразили нас их глаза, расположенные почти на висках. – Харан, погружённый в воспоминания, не заметил, как вздрогнул от его слов Ф”ент и поджал под себя обрубок хвоста. Человек продолжал медленно говорить: – Ни у кого из людей и у большинства разумных таких глаз не бывает. Они могут, как мне показалось, прожечь взглядом насквозь и видеть то, что делается у них за спиной. Да… На вид они совсем неказистые, чуть выше тебя, и одеты практически так же, как и мы. На груди у них какие-то тарелочки висят. Такие вот – с пол ладони…

– Это он! – подскочил на месте Ф”ент и сделал охотничью стойку.

– Кто? – опешил Харан и тоже поднялся, и стал озираться в поисках предмета, вызвавшего восклицание и настороженность стехара.

Он никак не подумал о неожиданном движении Ф”ента как о реакции на описание им жителей Суременных гор.

– Это он, – повторил спокойнее Ф”ент. – У нас в банде Кемеша… Ты же знаешь? Свим освободил меня от него. Так вот, у нас там был подобный человек. Может быть, и не человек… Но с такими же странными глазами. Он носил на груди блюдечко на толстой цепочке. Да, да, такое, как ты показал. Он ни с кем напрямую не общался. Покрутит глазами своими в разные стороны, даже страшно на него смотреть, и не ответит, если к нему обратиться.

– Почему?

– Кемеш говорил, что и не ответит, не слышит он как будто наших вопросов. А однажды Кемеш проговорился, а может быть, ничего о том человеке не зная, сам придумал. Будто бы сурмяне, так он называл сокланников того человека, потомки выживших людей после падения города-спутника на Землю.

– Так и говорил? – с недоверием отнёсся к сообщению стехара Харан.

– Да, так. И ещё. Будто там, в Суременных горах, где-то в центре самом у них своя бандека. С другими странами они не знаются. А блюдце – знак, заменяющий ему средство связи, для узнавания себе подобных, и как личная метка и даже оружие. Ты вот не очень веришь. Я тоже ему, Кемешу, тогда не поверил, потому что Кемеш к сурмянину относился не очень почтительно, как к обычному оприту. А звали его… Да, звали. Я потому Кемешу и не верил, что если он не слышит, то и на имя своё реагировать не должен. К тому же, кто сказал Кемешу его имя? Так вот его звали… Сейчас вспомню… Кау… Сразу и не выговорить. Каумаперсом его звали. Вот как. Нэма человеческого у него не было.

– Это не показатель. У большинства бандитов его нет.

– У Кемеша был.

– Был, так был… Но… Мне теперь становится многое понятным… Хм… – Харан повёл головой.– Нам тогда их поведение показалось враждебным. Мы с ними разговариваем то на сироче, то на хромене, даже на ландуке, а они… И вправду вращали глазами вразнобой… Я только сейчас об этом вспомнил. Мы им говорим, а они стоят на дороге, не посторонятся. Нам надоела их, как нам показалось, бестолковое поведение… Они взялись за руки и цепью пошли на нас. Я помню после этого только удар, от которого очнулся почти в пяти свиджах от того места, где мы поднимались по единственно возможному проходу в передовой стене гор. Лежим всем своим отрядом целёхонькие, но злые. Мы почти неделю этот проход искали. Устали, а нас как в детской игре поймали и забросили как можно дальше. Смешно теперь вспоминать, но нас такая встреча не обескуражила. Мы решили пойти на приступ… Думаю, от усталости и не простых отношений, сложившихся в отряде. Один пошёл, другие не хотели выглядеть хуже. Одним словом, по глупости мы полезли снова. Обиделись как будто. И пошли с мечами наголо. Подъём тяжелый. Храпим, а лезем. В голове как у диких, пусто… Я сурмян этих больше не видел, как и своих спутников.

– Погибли? Ваши? Или сурмяне эти?

– Не могу сказать ничего определённого. Участвовали они в нашем разгроме или нет. Трое наших, точно помню, сорвались на крутизне и укатились вниз. Разбились, наверное. Карабкающийся передо мной путр из серн, трусливый и заносчивый, потому-то впереди меня норовил выскочить. Так он как бы взорвался изнутри. Так и брызнуло из него во все стороны. Пока я протирал глаза, кто-то сверху на меня будто мягкую лапу положил и придавил к скале. Или усыпили, или дору наслали. Пришёл в себя в одиночестве, в районе арнахов. Они со мной мило побеседовали, сам знаешь, как они это умеют.

– Умели до нашего прихода… До того, как до них малыш не добрался… Тогда ты у них долго был? Месяцев пять?

– Почти, – прерывисто вздохнул Харан. – Мне повезло, что вы набрели на арнахов. Вот я сижу и думаю. Из Габуна меня выставили, а с гop Суременных подтолкнули к арнахам. Мало? Так нет, сюда угодил.

– Гелине вздумалось…

– Её не сужу, – поднял руку Харан, останавливая стехара. – Наводнение раньше времени началось. Другое дело, что нам надо было уходить со Свимом, а мы с тобой… В общем, чепуха всё это, а подумаешь о тянущейся череде неприятностей, так мысли всякие такие же неприятные приходят в голову. Преследуют меня, что ли?

– А меня нет? – горячо поддержал сомнения человека Ф”ент. – Ещё как преследуют!

Харан невесело улыбнулся его горячности.

– Раз уж судьба у нас с тобой совпадает, то, что делать будем, уважаемый стехар?

Ф”ент показал желтоватые зубы – улыбнулся в ответ на свой манер.

– Именно делать, Харан. Именно! Надо не поддаваться панике. Люди совсем онемели, а путры привыкли к тому, что за них решат люди. Мы вот здесь сидим и переживаем случившееся. А надо делать…

– Всё правильно, стехар, надо делать…

– Я и говорю. Первое, надо посмотреть, что там, за этой возвышенностью. Мы тут сидим на одном месте, а там, может статься, есть полезное для нас. А вдруг мы не на острове? Почему все решили, что мы на острове? Кто сказал?

– Не вредный вопрос. Об острове, я имею в виду. Но о нём, первым, наверное, сказал я… И я ничего не придумал. Во время половодья Бурмаса и Ренца выше Примето разливаются и соединяются в единый водоём. Нам повезло хотя бы в том, что мы дошли до этой возвышенности. Боюсь, за нею тоже вода.

– Плохо дело, – приуныл Ф”ент. – Если всё так, то еды и путрам не хватит. Дикие есть, но их не настолько много, чтобы быть уверенными, что их хватит на десятки дней. Вода не скоро спадёт.

– Да, с едой у нас совсем плохо, – опять прерывисто вздохнул Харан, такое бывает после рыданий. – Думаю, нам следует сделать плот. Надо построить большой плот…

– Мы с тобой думаем одинаково, – обрадовался Ф”ент. – На второе я как раз и хотел сказать про плот. Но не один большой, а несколько небольших. Так, думаю, надёжнее. И плыть надо не по Ренце, а по разливу, там спокойнее.

– Куда? К дороге Фост-Примето? Там тескомовцы. Лучше следует пересечь реку, но не здесь. Ты прав, здесь опасно. А вот ниже по течению, за возвышенностью, Ренца шире и спокойнее. Потом, сойдя с плотов, взять направление на восток, чтобы выйти к Рубене. Там мы найдём еду.

– Там тоже тескомовцы.

– Наверняка. Зато они не ждут прихода Гелины. Да и людям сразу всем в поселок заходить не обязательно. Достаточно, если войду я и вы, путры.

– Ну, что ж, – быстро согласился стехар. – Было бы на что приобретать еду. В Рубене раздаточных мало, им приносят многое вьючные торны. Потому там нужны обменные рахмы.

Губ Харана коснулась усмешка.

– Женщины – народ запасливый. Проблем не будет.

– Тогда…

– Тогда, если строить плоты, то надо начинать прямо сейчас. Я даже не хочу думать о том, сколько они у нас займут времени и сил. Надо вначале вывести из того состояния женщин, в котором они находятся, а я до них пока никак не докричусь. Ты же видел. Они как сговорились, сидят и чего-то ждут. В своей практике врача я с таким не встречался. Потому-то и теряюсь, не зная, что делать.

– Тоже самое у нас, но я их расшевелю…

– Как?

– Думаю, – Ф”ент прислушался, – этот постоянный гул от воды во всём виноват. Не кажется ли тебе, что он гнетёт нас всех, а женщин сильнее, чем меня или тебя?

Харан тоже прислушался. Гудел воздух, гудела земля – беспрерывно, однотонно, нудно.

– Возможно, и это, – покривил лицом Харан. Он и сам уже думал о том. – Однако гул воды не укротишь, – сказал он. – Единственное, что ему можно противопоставить, так это отвлечься от него, но как?

– Надо заставить их делать плоты, это может отвлечь.

– Заставить, сказать просто… – разочарованно протянул Харан, не получив от стехара ожидаемого рецепта, как расшевелить людей. – Ладно, попробую.

– И всё-таки, Харан. Давай я завтра сбегаю за горку, осмотрю остров и заодно прикину, где можно будет перебраться через реку. А ты походи тут и наметь деревья, которые подходят для строительства плотов. Я вернусь, и мы начнём. Пусть вначале вдвоём. Надеюсь, за ночь женщины придут в себя. Не все же опустили руки. Посмотрят на нас и придут на помощь.

Харан взглянул на стехара повеселевшим взглядом.

– Хорошо, что мы встретились поговорить, – сказал он. – Так и сделаем. Верёвок вот только у нас нет, чтобы связать плоты. Придётся кое с какой одеждой проститься.

– И пусть. В Рубене одежду тоже можно будет найти. Лишь бы до неё добраться.

– Будем надеяться… Темно уже. Нам пора идти к своим… Не знаю уж, как нам теперь называться – командой или отрядом… Пойду к Гелине, разведу костёр. Видишь, сидят, даже костра не разведут. Еды мало, а есть так хочется.

– Да, о еде, – спохватился стехар. – Поскольку путры могут пока что обходиться без общих запасов, надо всю еду сосредоточить у людей.

– Но-о… Как на это посмотрят они сами?

– Не беспокойся. Ч”юмта согласна, и обещала настроить всех на такую мысль. Она может, – с гордостью проговорил Ф”ент.

– Она может, – не кривя против правды, подтвердил Харан.

– Я сейчас этим и займусь, – заверил стехар. – А ты скажи о том Гелине. Думаю, её это поддержит, да и остальных женщин тоже.

– Спасибо, уважаемый стехар! – искренне поблагодарил выродка человек. – Это поступок!

К утру все съестные припасы были снесены к Гелине. Она к этому времени более-менее ожила после спокойного сна.

Ф”ент, бросив последний мешок, повернулся к Харану.

– Так я побежал?

– Давай, уважаемый стехар. Ч”юмту оставь за себя.

– Она знает, разговаривай с ней.

– Хорошо, а я, как договорились, пойду, поброжу окрест и посмотрю деревья.

Обед прошёл без Ф”ента.

По всем расчетам на всю его разведку было достаточно от силы четверти светового дня. Солнце склонилось далеко на запад, а его всё не было.

Он появился поздним вечером, когда Харан уже стал беспокоиться не на шутку, а Ч”юмта подговорила выродков выйти на поиски пропавшего возлюбленного.

Стехар вернулся усталым, но довольным и словоохотливым.

– Мы тут с вами сидим, горюем, – взахлёб рассказывал о своих открытиях выродок. – Остров, остров… Маленький остров. Что делать будем? А этот остров свиждей на десять, если не больше, на юг тянется. Громадный. И в ширину тоже.

Люди и путры обступили его вокруг – одни справа от него, другие слева, и вначале слушали недоверчиво. У них уже сложилось своё, выстраданное и пережитое убеждение – под их ногами после наводнения остался ничтожный клочок суши отнюдь не такой большой, каким его расписывает стехар.

Слишком сильное потрясение прочувствовали разумные, чтобы собраться с силами и перейти к надежде ощутить себя хотя бы пленниками значительно большего пространства, чем им представлялось.

– Врёт он всё, – громко высказалась одна из женщин-людей, – Сегодня десять свиджей, а завтра окажется один.

Неудобное для рассказчика размещение слушателей заставляло Ф”ента обращаться то к людям, то к путрам. Он в запальчивости размахивал лапинами, крутил обрубком хвоста и, нет-нет, да и ронял язык, когда кто-нибудь явно выказывал или высказывал сомнение в описываемом путешествии по острову,

Ф”ент не сдавался, Харан поддерживал его, и мало-помалу появилось ответное понимание слушателей. Первыми ожили выродки: большой остров – больше пищи. Передача всех запасов людям многих из путров не устраивала. Пока что мыши под ногами снуют и дикие, что покрупнее, попадаются. Но надолго ли? Через неделю от них ничего не останется, кроме травы и свежих листочков, а какой от них прок собачьим и кошачьим потомкам? Остров в несколько квадратных свиджей успокоил недовольных.

Людей особенно ощутимо всколыхнуло такое заявление Ф”ента:

– Там, с того берега, видны другие острова. Маленькие, но острова. Их много-много!

– Здесь могут быть лишь одни острова. Змеиные сопки! – воскликнул Харан. – Всё правильно! Они должны простираться до самого Примето.

О Змеиных сопках слышали, оказывается, многие женщины. Между ними тут же возник спор о местонахождении этих сопок.

– Змеиные сопки, – авторитетно заявила Жариста, – находятся южнее Примето и тянутся к какому-то из Болот.

– Кто тебе такое наговорил? – возразили ей сразу две женщины, хотя чуть позже появилось расхождение и в их представлениях.

Одна сообщила о возможном их нахождении близ Пертока, а другая и того дальше, но где точно, она сама не знала.

Где бы Змеиные сопки ни находились, открытие Ф”ента подняло настроение в отряде, дало толчок к общему обсуждению события, от них к более отвлечённым разговорам.

В этот вечер костры горели, будто ярче, и лица людей выглядели веселее, а выродки сдвинули своё временное становище ближе к людям. И тем и другим было стыдно за двухдневное отчуждение, расколовшее их по видовому признаку. Общение пока что шло на уровне Гелины и Харана, с одной стороны, Ф”ента и Ч”юмты – с другой, но им внимали все.

Ч”юмта и Гелина хлопотали вокруг девочек, Харана волновали другие вопросы.

– Деревья там растут? – спросил он Ф”ента, ибо то, что он нашёл днём, его не устроило.

– Я там всё посмотрел. Деревья есть и много. Хорошие деревья. Но ты сам посмотришь, я ведь никогда плотов в жизни не делал и не видел, как они делаются, а то, что мы строили со Свимом, у нас почти сразу развалилось. Да, забыл сказать… Течение реки там не такое быстрое и шуму от неё меньше, чем здесь.

– Если мы построим плоты, – мечтательно произнёс Харан, – то мы сможем не торопиться с переправой, а, следуя вдоль островков, которые ты видел, поплывём вниз по реке, выберем самое спокойное место и тогда уже повернём к Рубене…

На следующее утро отряд снялся с места и двинулся на юг. На этот раз в нём не было той беспечности и несобранности, какая установилась после выхода отряда из руин. Сейчас люда и выродки шли плотной группой. Не торопились, чтобы не оставлять тех, кто не успевал за всеми. Заботу о тылах взяла на себя Ч”юмта, строго понукая отстающих или справляющих нужду. Она же передавала в голову отряда просьбу идти медленнее, если с кем-то возникала заминка. Впереди, в нескольких сотнях берметов, во главе с Ф”ентом бежала пятёрка разведчиков.

К середине дня безо всяких происшествий одолели, по расчётам стехара, не меньше трети расстояния. Возвышенность осталась позади. Дальше поверхность острова понижалась и кое-где вода заливала его уходящими вглубь суши топкими бухточками.

После обеда не рассиживались, надеясь к концу дня выйти на другую оконечность острова, где уже побывал стехар, с тем, чтобы хотя бы с завтрашнего утра заняться постройкой плотов или одного большого плота – пока что этот вопрос решён не был, и его оставили до прибытия к месту предполагаемого спуска на воду будущих плавсредств.

Женщины оживленно разговаривали. Движение и какая-то надежда на лучший исход подбодрили их. Иногда даже звучал смех, разговор касался чисто женских тем.

Люда и выродки постепенно смешались в общую группу.

Каждые полпраузы или около того перед отрядом появлялся кто-нибудь от разведчиков. Через них Ф”ент передавал о безопасности пути, предупреждал о возможных трудностях, поджидающих отряд – вода или пересечённая местность, делился впечатлениями от увиденного для того, чтобы на то или иное было обращено внимание.

Гелина и Харан принимали присланное от разведки сообщение к сведению и отпускали посланца.

Такой порядок докладов вселял спокойствие разумным, и отряд двигался без задержек. Потому-то внезапное появление перед ним всей пятерки разведчиков во главе с самим Ф”ентом вызвал у всех переполох.

– Что? – бросался ему навстречу Харан, оставляя Гелину, которую перед этим поддерживал под руку. – Что случилось?

– Люди, путры… Много! – Задыхаясь от быстрого бега, пролаял стехар. – Очень много…

Глава 20

Клоуда подошла к человеку, избежавшему страшных челюстей монстра, перевернула его лицом вверх. Пока она ахала, присев над тескомовцем, Свим пристально рассматривал его и хмурил белёсые брови. Он когда-то, похоже, знал или видел этого человека, и то, что знакомец объявился здесь в составе пущенных вдогонку за ним и его командой тескомовцев, ему не нравилось. Очень не нравилось, так как, если уж он вспомнил в преследователе знакомые черты человека, когда-то встречаемого в хабулине отца, то тот, придя в себя, и подавно узнает его, чего Свиму из-за присутствия в отряде Ольдима и Тринера, не хотелось бы.

Как же тескомовцы вышли на людей, знавших его ещё до Фундарены? Или, наверное, знавших?

Так уж случилось исторически: Примето жил по своим своеобразным законам и имел собственные традиции, отличающие его от большинства других городов обитаемого мира.

Над городом прошелестели невидимыми крыльями сотни и тысячи лет, а многоимённые, коих в городе насчитывалось не менее пяти десятков семей, так и не создали ни заметной городской элиты, ни собственного общества, ни даже определённой группировки для поддержания своего статуса или престижа среди горожан. Ничего подобного, вопреки многоимённым в других городах Сампатании и соседних бандек, не произошло.

Правда, главы семей порой вынуждены были встречаться между собой, но при этом никогда не решали общегородских или каких-либо политических вопросов. Это, скорее всего, были около дружеские встречи, связанные с матримониальной или чисто товарообменной необходимостью.

Причин такому положению, сложившемуся в Примето, называлось несколько. Все они, пожалуй, лежали в русле своеобразия самого города.

Примето считался одним из древнейших поселений на земном шаре, эпоху его возникновения относили к первому тысячелетию человеческой цивилизации. Выросший при слиянии двух древних рек, от одной из которых не осталось следов и даже названия, город пережил бурную историю, становясь, порой, центром, а иногда и эпицентром бесчисленных событий, совершаемых на Земле людьми, а потом и всеми разумными.

В незапамятные времена Примето – столица громадного, на четверть планетарной суши, государства, всепланетарный центр науки и культуры. Он достиг своего величия на много лет раньше до того, как с орбиты свалился самый большой город-спутник, часть многомиллионного населения которого считала себя гражданами как раз Примето, хотя тогда он, по косвенным данным и преданиям, назывался, наверное, по-иному.

Современное своё название он, по-видимому, получил уже после Великого Разрушения.

В те времена, времена творцов, город занимал площадь раз в сто больше современной, да и сейчас он внушал уважение у разумных других городов. Действительно, столица бандеки – Габун, уступал Примето во всём: по площади, по численности населения, по числу многоимённых семей, по сохранности и насыщенности производств. Одних людей в нём проживало не менее ста тысяч, а выродков – значительно больше.

Путры, не имея права гражданства в Примето, тем не менее, могли пользоваться свободой передвижения по всей территории города. Им позволялось выбирать род занятий, если он не вступал в противоречие с законами города; они имели право создавать в черте города клановые союзы и диаспоры, занимать пустующие дома и даже возводить новые на пустырях или на месте развалин.

Управлял городом, тоже вопреки сложившемуся во всём мире порядку, Наследственный кугурум.

Наследственность понималась своеобычно. Если у члена кугурума не имелось наследника-мужчины, он самолично выбирал из числа граждан кого-либо, присваивал ему звание кугурум-наследника с сохранением нэма избранного. Таким образом медленно, но постоянно происходила естественная ротация кугурума из различных семей города, в том числе и не из многоимённых.

Должность же кугера – правителя города – оставалась избираемой со стороны Желающих Избирать и Быть Избранными. Бывали периоды в жизни города, когда таковых не находилось. Город в таких случаях от отсутствия официального главы не страдал, так как функции кугера исполняли попеременно члены кугурума до тех пор, пока кто-то из граждан не выказывал желания быть избранным. Редко, но иногда таких Желающих появлялось несколько. Каждый из претендентов был обязан собрать определённое количество Желающих избирать.

Естественно, Желающий Быть Избранным ратовал за себя. Он по заведённой в древние времена традиции давал никому не нужные обещания что-то сделать для города. Его слушали, соглашались или нет явиться к назначенному времени такого-то дня к зданию кугурума. Собрание проводилось под руководством кугурумовцев. По очереди представлялся на общее обозрение кандидат, и предлагалось собравшимся проголосовать за него поднятием любой руки. Поднимать руку не возбранялось несколько раз – мало ли кому-то понравился и один, и другой, а то и третий претендент на должность кугера. Избранник назначался простым большинством голосов, после чего собрание расходилось.

Теском, располагаясь в черте городских стен в специальном гетто, никогда никаких прав на территории города не имел и не мог вмешиваться в его порядки, что тоже отличало Примето от других городов, где тескомовцы, как в Габуне, например, имели большое влияние на кугурум города и на правителя бандеки.

Примето славился своими подземельями. Они возникли исподволь. Древние постройки и сооружения плавно, незаметно для глаз отдельно взятого поколения разумных, погружались в непрерывно нарастающий культурный слой.

За годы существования города в земной толще под ним скрылись строения, всевозможные коммуникации, энергетические установки, производства и прочие технические службы и структуры – по сути дела, под землёй находилось несколько таких городов по площади, как Примето, раскинувшегося на поверхности.

В разрез сложившимся традициям в городах и поселках, в Примето доступ в подземные полости из века в век для горожан ограничивался, поскольку они практически все считались исключительной собственностью семей многоимённых. Лишь, возможно, кугурум мог соперничать с некоторыми из них, что для руководителей города было достаточным, дабы обеспечить горожан всем необходимым для их бытия – пищей и одеждой.

Возникновение института и история многоимённых темна, как и вся история человечества, лишённого к описываемым событиям того неуловимого и непонятного источника сил, который когда-то двигал его по пути прогресса и поднял по ступеням познания и свершений непозволительно высоко, в прямом и переносном смысле. Потому-то и расплата за неспособность удержаться наверху явилась сокрушительной, заведшей некогда единственных разумных существ на Земле в глухой тупик практически не решаемых экономических, социальных и экологических проблем.

Многоименные из поколения в поколение постоянно или от случая к случаю вели записи о своём бытие, так что у них имелись семейные анналы, однако на их основе, займись кто серьёзной задачей пролить свет на происхождение сто и более имённых, сделать такое исследование едва ли смог. Да и никому не приходила в голову подобная блажь – заниматься, по сути, безнадёжным делом.

Безнадежность крылась во всём. Одно то, что не было никакой возможности собрать какие-либо сведения. Семьи не любили, когда кто-то, пусть даже с благими намерениями, совал нос в их дела, историю и интриги, если они уже поросли быльём ещё тысячу лет назад.

А какие-нибудь начальные своды об отдалённых временах в городских анналах отсутствовали – они имели странную привычку теряться, портиться до невозможности прочтения, сгорать, истлевать невостребованными в течение десятков поколений. Самим же многоимённым самодостаточно было сознавать своё положение, а почему и как такое произошло с их предками, так это погребли для них под собой тысячелетия и не мерянные числом события, катаклизмы, случайности, страсти и многое другое, сопутствующее драме человеческой истории и жизни отдельных людей. Так что нечего ворошить прошлое и сопереживать ушедшему навсегда.

Отсутствие сведений о многоимённых порождало в массе разумных невероятные предположения, легенды и слухи с домыслами. Некоторые семьи многоимённых во все времена пребывали на слуху. Таковых насчитывалось немного, и они в сознании обывателей чётко подразделялись на две группы – извечных любимчиков и тех, к кому относились со скрытой враждебностью или с неодобрительностью, хотя, какими бы то ни было осмысленными основаниями, такое деление не оправдывалось. Большинство же семей оставались для разумных как бы нейтральными. О них будто бы знали, но не находили в них ничего достопримечательного.

Семья Свима, ведущая родословную от некоего Евена или Евана Еменкова, считалась всего лишь стоимённой. Возможно, большая часть древних имён у неё была украдена или утеряна. Во всяком случае, прародитель жил, якобы, ещё в третьем или даже во втором тысячелетии. Прямо от него имелась стройная, но короткая цепочка последовательности имён. Потом следовала обширная лакуна – прошли немые тысячелетия, от которых не сохранилось ни одного имени. Род словно заново возродился за сто двадцать семь поколений до Свима.

Отец Свима, Естифа Естик Еменков, суровый нравом, обладал рядом качеств, не способствующих общению накоротке с кем-либо, даже с соседями по дувару – подземелью, то есть с другими семьями многоимённых. Его сугубо замкнутый образ жизни, согретый, быть может, одной безумной любовью к единственной женщине, матери Свима, сказался и на взаимоотношениях с раздробленной общиной многоимённых города и на его сыне – Ертоне.

Ертон Естифа Еменков, будущий Свим, мало кого знал и видел из разумных. В свою очередь, его тоже видели немногие, а что он из себя представляет, то, пожалуй, никто не знал вообще.

После добровольного ухода из жизни родителей Ертон, почувствовав себя свободным делать всё, что ему заблагорассудится, подался в агенты Фундаментальной Арены и сменил нэм, став для многоимённых вообще неизвестной единицей. Они, естественно, знали о кончине главы семьи Еменковых, но новый хозяин хабулина превратился для них в инкогнито.

Справедливости ради следует сказать, что среди них навряд ли нашёлся кто, взявший на себя труд заинтересоваться персоной хозяина хабулина, тем более, выяснить кто тот есть и где ныне пропадает.

Хабулин многоимённого, кроме его семьи, чаще всего малочисленной и определяемой наличием наследника – от трёх или чуть больше членов, был иногда довольно плотно населён другими людьми и выродками. Работы и забот в доме хватает на всех: производство вещей и пищи на оборудовании, имеющимся в распоряжении семьи, которая осталась со стародавних времён и порой в других хабулинах отсутствующее; уборка помещений и обширных дуваров; сохранение оставшихся в наследство предметов искусства, одежды, оружия, других, иногда непонятно для чего предназначенных раритетов; охрана семьи и хабулина – везде нужны глаза и руки, умение и сноровка.

В доме Свима на выполнение всех повседневных дел разумных хватало – не менее сотни одних только людей. С ними ему, хотел он того или нет, даже при ограничениях со стороны отца и матери, приходилось ежедневно общаться, а через них с такими же разумными других хабулинов, мелькавших в его родовом доме по необходимости, связанной с обменом продуктами и вещами собственного производства на другие вещи и продукты, изготовленные в дуварах иных хабулинах.

Кроме того, между обычными людьми и выродками, служащими разным семьям, существовали дружеские и родственные связи. Всё это сближало, если не сами семьи, то население хабулинов вполне…

Человек, над которым ахала и пыталась привести в чувство Клоуда, явно относился к кому-то из тех, с кем Свим когда-то, быть может, встречался.

Свим переглянулся с Ольдимом и кивнул ему, отзывая в сторону.

– Ты не знаешь этого человека?

– Впервые вижу. А что?

На страшном лице Ольдима мелькнула отвратительная гримаса. Она могла означать что угодно: от заинтересованности до настороженности.

Кто был Ольдим по-настоящему, Свим не знал. Он мог быть и ровней Свиму, но и обладателем одного чистого нэма – его собственного имени, имени отца и фамилии, возможно, даже придуманной. Во втором случае, откуда ему знать людей многоимённых? Поэтому вдаваться в подробности и что-либо объяснять Свим не собирался.

– А я его уже где-то видел, – сказал он и хотел на том закончить обсуждение этой темы.

– И что? – не оставил его Ольдим без вопроса.

– Если я знаю его, то он может знать меня.

– А-а. – Ольдим оглянулся на упавшего, вновь повернулся к Свиму. – Но почему тебя это смущает? Я знаком с десятком тескомовцев. И будь на месте этого счастливчика, избежавшего нелепой смерти в пасти монстра, кто-нибудь из моих знакомцев, мы многое бы узнали о себе и о тех, кто бросился за нами вдогонку, и, главное, зачем.

– Может быть, и так, – Свим почесал бороду, скривился, словно проглотил нечто кислое. – Я-то его видел не тескомовцем.

– Ну и что? Теском ищет бойцов и находит. Не был тескомовцем, стал теперь им. Тескомовцами не рождаются.

– Конечно, – задумчиво кивнул головой Свим. – Жаль, что он уцелел один. Посмотреть бы на других. Думаю, среди тех, – Свим кивнул на безлюдный уже разлив реки, – были и другие мне знакомые.

Ольдим опустил голову, подумал. Он не понимал Свима.

– Но зачем им это?

– Ну, это яснее ясного. Дабы бить наверняка, а не бросаться на всех подозреваемых, теряя при этом время и бойцов.

– Да-а… Вы их так уже достали? И они, презрев появление чудовищ, бросились за вами… – Ольдим произвёл языком цыкающие звуки. – Вот это да! И ты думаешь, они не оставят нас в покое даже после того, что здесь произошло?

– Именно, – односложно бросил Свим и, чтобы замять ненужный разговор с Ольдимом, шагнул в сторону приходящего в себя тескомовца.

Вид его внушал жалость. Худое, чуть заросшее лицо. Бегающий взгляд широко распахнутых карих глаз метался по водной глади, по группе людей с выродками. Впрочем, на подступивших к нему он глянул лишь однажды коротко, но цепко.

«Играет», – отметил для себя Свим.

Не так уж он был и напуган нападением монстров. Вернее всего, сейчас решает для себя, какую выбрать линию поведения с преследуемой группой. Приказ у него и у погибших, по-видимому, не имел иных пунктов, кроме как уничтожение всех ее членов, за исключением, естественно, малыша.

Свим недобро усмехнулся, представляя себе вытянутые лица тескомовцев, получающих строгое наставление: кого-то убить, а кого-то взять и так, чтобы взятый не пострадал. Им не часто приходиться выполнят подобные задания.

– Как он, Кло?

– Испуган, – отозвалась она и пожала плечами. – Не пострадал совершенно. И… Не ожидал, наверное, встретиться с нами.

Она встала и отошла к Свиму.

– Мы тоже не ожидали такой встречи, –мяукнул К”ньец.

Появление ещё одного человека не прибавляло ему воодушевления.

– Тогда начнём… Как тебя зовут? – чуть склонился к тескомовцу Свим.

Спрашиваемый внимательно всмотрелся в Свима, отвел взгляд и застыл в позе вспоминающего. Свим хотел уже подогнать его, но тот произнёс раздельно, словно роняя каждое имя:

– Малион Менер Макамист… А твоё?

– После. Что ты здесь делаешь? – резче, чем следовало бы, спросил Свим и выпрямился.

Клоуда взяла его за локоть правой руки и сдавила его.

– Не заставляй его лгать. Поговори вначале…

– У нас нет времени, Кло!

Он высвободил свою руку и повторил вопрос Малиону.

Малион, не отвечая, стал медленно, в несколько приёмов, подниматься на ноги. Все вдруг заметили, что на нём нет меленрая, а на поясе висит один пукель.

Выпрямившись во весь рост, он едва достигал плеча Свима. Худое лицо и посредственная на первый взгляд фигура говорили не о силе или тренированности Малиона, а скорее о противоположном – обычный горожанин, коих в городе большинство.

– Что я здесь делаю? Сам не знаю, – он развёл в стороны руки и повёл ими. – Схватили, усадили… Я владелец лодки… Как нам теперь домой добраться?.. Вы тоже спаслись?.. Нет-нет, не похоже. Я вижу, вы, наверное, не тескомовцы.

Свим едва не плюнул с досады себе под ноги. Надо же так самого себя напугать! Подумал неизвестно о чём, а тут… И никогда он его не видел. Сейчас он не замечал у него ни одной знакомой черты.

– А тескомовцы чего здесь делали? – видя, как у Свима перекосилось лицо от досады, перехватил на себя разговор Ольдим.

Малион в упор посмотрел на фундаренца и отшатнулся при виде страшной маски, возникшей перед ним. Он отмахнулся руками. Готовый сорваться ответ застрял у него в горле, превратясь в нечленораздельный хрип.

– Т-ты кто? – наконец раздался его изменившийся голос.

– Спрашиваю я! Что здесь делают тескомовцы?

Малион набрал больше воздуха в легкие и будто в отчаянии, что ему приходиться говорить о таких вещах, выдохнул:

– Бандитов ловят, вот что! – и исподлобья оглядел дурбов.

– Ф-фу!.. – делано облегчённо проговорил Свим. – Значит не за нами. А мы-то, – он показал на своих спутников, – думали, что они за нами охотятся. Идём мы себе, оборачиваемся, а позади целая флотилия. Чуть ли не полдума на нас наплывает…

Ольдим хмыкнул. Малион непроизвольно вскинул на него глаза и вздрогнул. Потупился,

– А вы разве… – растерянность Малиона не могла не вызвать улыбку, но улыбаться никому не хотелось. Уловка Свима, может быть, и сбила Малиона с толку на какое-то время, однако все понимали, что он хорошо знал за кем, собственно, охотились тескомовцы, и сейчас, по-видимому, начинал догадываться, кто перед ним. – Я тогда не понимаю… Почему? Мне сказали…

– Обманули! – отрезал Ольдим и пояснил: – Проводя секретные операции, тескомовцы не посвящают порой даже своих бойцов ни об объекте операции, ни о её целях. Такое в порядке вещей. Потому тебе и сказали о бандитах.

– Наверное, – тут же согласился Малион и смелее осмотрел команду.

На его месте большинство людей повели бы себя подобным образом, однако от Клоуды и торна, не принимавших участия в разговоре мужчин, не укрылась мимолётная смена выражения лица Малиона, когда он за дурбами увидел Тринера и рядом с ним Камрата. С его плеч словно сняли тяжесть, он с облегчением вздохнул, затаив блаженную улыбку. Он помолодел на глазах.

Клоуда щипнула за руку Свима, чтобы обратить его внимание, но тот уже думал о другом.

– Та-ак, – протянул он. – Ситуация изменилась и слегка прояснилась. Что дальше?

Никто ему не ответил, да и Свим, похоже, не ждал подсказок, а размышлял вслух.

Чуть позже К”ньец неуверенно мяукнул:

– Дело к вечеру…

– Остров большой, – добавил Ольдим.

– И тескомовцев нет, – проронил Сестерций.

Он незаметно продолжал следить за Малионом, но тот как будто был больше занят собой, ощупывая мокрую одежду, быстро сохнущую на нём, хотя иногда и посматривал в сторону Камрата.

– Ну, до вечера ещё далеко, – не согласился Свим. – А в остальном, так и есть. Островок подходящий и тескомовцев пока можно не ожидать. – Он посмотрел на безоблачное мутно-серое небо. – Если они, конечно, сюда шаров не нагонят. Малион, как случилось, что вы не знали о монстрах? Похоже, кроме тебя, никто больше не спасся.

Малион как умылся, проведя ладонью по щекам, и оттянул кожу пальцами под подбородком.

– Когда выходили вдоль… архипелага… этой залитой гряды, то, наверное, никто не знал. Да и откуда? О них даже не вспоминали. – Уже раскованно и спокойно заговорил Малион. – Наводнение началось только позавчера. Раньше времени почти на неделю. Монстры обычно появляются дня через четыре, а то и через пять дней после разлива рек… Точно! О них никто даже не упоминал.

– Это так, – кивнул Свим.

– Нам от того не легче, – бросил Ольдим. – Можем здесь застрять надолго.

– Это так, – повторил Свим. – А нам надо… Малион, раз ты лодочник, то должен знать. Эта гряда… Она, если мы по ней так и будем передвигаться, выведет нас на непокрытую половодьем землю?

Свим высказался и поздравил себя: вопрос был хорош со всех сторон. Как владелец лодки, Малион должен был знать окрестности, а значит, и способен был подсказать пути выхода на сушу. Тогда его появление подобно неожиданному приятному подарку. Правда, Свим сомневался получить положительные сведения, так как после двух дней движения по затопленным возвышенностям мало верилось, что где-то есть выход на безводье. Тем не менее, спросить его следовало. В первые минты после миновавшей угрозы быть сожранным он мог ничего не вспомнить, но зато сейчас, успокоившись, вдруг что-нибудь отыщет в памяти.

С другой стороны, незнание Малионом таких подробностей выкажет в нём субъекта, выдающего себя не за того, кем он тут перед ними представился.

– Всё зависит от уровня подъёма воды, – осторожно проговорил Малион.

Его не обманул сугубо деловой подход Свима к вопросу. Только сейчас, как он понимал, началась настоящая его проверка.

По тому, как Малион подобрался и не торопился высказаться, Свим догадался – поставленная им ловушка сработала вхолостую.

– В этом году, – продолжал владелец лодки, – он очень высокий. Берметов на семь-восемь выше обычного. Поэтому… Гряда тянется дальше ещё свиджей на двадцать. Дальше будет большая вода.

– Спасибо, успокоил, – с досадой раскланялся Свим.

– В хорошей мы оказались мышеловке, – сказал Ольдим и внезапно обратился к хопсу: – Как думаешь, К”ньюша?

Хопсу подобная вольность дурба не понравилась, он фыркнул.

– Не через Сох же пробиваться, повернув назад, – посетовал Свим, не находя отклика от членов своей команды. – Малион, долго вода будет стоять?

– Это как повезёт, – пожал одним плечом Малион. – Бывает, дней двадцать стоит, бывает месяца два. Но… – Малион замялся.

– Говори!

– Видишь ли… Не знаю твоего нэма…

– Свим Сувелин Симор, – машинально произнёс дурб.

Тут же недовольно подумал, что слишком поторопился назваться. Тескомовцам назвался и попал в липучку. И Малиону не стоило говорить своего нэма. Впрочем, слова слетели с губ, и жалеть о сказанном было поздно и глупо.

– Так вот, видишь ли, Свим, – все без исключения отметили повеселевший голос Малиона, будто он услышал невесть какую радостную весть, – там, в конце архипелага… этой гряды есть возможность свернуть либо к берегу Ренцы, либо к дороге – Фост-Примето.

– Ну, ну, – нетерпеливо подбодрил его Свим.

– К берегу пробиться будет проще. Во время половодья там остается длинная не залитая водой полоса вдоль Ренцы. На ней растёт лес, много места. Можно переждать высокую воду. На дорогу выйти сложнее и рискованнее. Всё время придётся брести по воде, а кое-где и вплавь. Могут быть монстры, правда, что помельче тех, которые побывали здесь. Но не обязательно. Они промышляют вокруг городов и поселений, где можно поживиться. А здесь…

– Мы видели, как они города опекают, – буркнул Ольдим. – Жрут всё, что движется и вдали от поселений.

– Подожди, Ольдим. Ведь то, что он сказал, кое-что. Обнадёживает, – удовлетворился Свим и почесал заросший подбородок.

– На дороге тескомовцы, конечно, – сказала Клоуда.

– Вот-вот, – отозвался Ольдим. – А прибрежная полоса – тот же остров. Что в нём хорошего? Тот же тупик. Другой берег ведь тоже под водой?

– Да, под разливом, – подтвердил Малион.

Тут случилось то, чего так не любил Свим.

Все члены его команды и даже Малион посмотрели на него выжидающе.

– Что уставились? Что вы от меня хотите? – взорвался дурб. – Как что, так я! У вас своих мозгов не хватает, что ли? Я уже говорил, если что решать, то только всем вместе. Ясно?

Клоуда, успокаивая, висела на его руке. Она заметила особенность Свима реагировать на такое её действие – он быстро остывал и вёл себя после этого более уравновешенно.

– Люди! – ровно проговорил торн и добавил то, чего от него никак не ожидали: – Здесь уместен был бы Харан. Ты бы с ним что-нибудь придумал.

– Да, Харана не хватает, – согласился Свим.

– И этой собаки… Уважаемого Ф”ента, – напомнил о стехаре К”ньец. – Хотя он и собака, но порой…

– Да, и Ф”ента не хватает, – меланхолически отозвался Свим.

Безысходность, нависшая над командой, казалось, достигла предела. Она завораживала своей какой-то осязаемой преградой, переступить которую никогда не удастся.

Неприятность создавшейся обстановки понимали все, кроме, похоже, Малиона.

– Если вам не хочется встречаться с тескомовцами на дороге, сказал он неторопливо, – то надо идти на прибрежный остров. Там можно обзавестись лодкой.

– Хо! – воскликнул Ольдим. – С этого и надо было начинать, а ты нам тут расписывал…

– Но я же не знаю, что или куда вам нужно, – оправдался Малион. – И потом, плыть на лодке придётся далеко и можно привлечь монстров.

Заявление Малиона о монстрах пропустили мимо ушей. Пока что. Будет лодка, будут и эти заботы. Зато чувство безысходности отступило. Известно: умереть когда-то не страшно, ибо все умирают. Страшно умереть сейчас. Поскольку это сейчас отодвигалось на более отдалённое время, то будущие проблемы ещё не казались неодолимыми.

Ольдим тут же насел на Малиона, выясняя всё о лодке.

– Мы могли бы вернуться на нашу базу, – шепнула Клоуда. – Там же не заливает.

– Не хотелось бы вести туда новых людей, – также шёпотом ответил Свим, – и след тянуть за собой для тескомовцев нет желания. И потом, нам, милая, нужно в Примето. – Он повысил голос, чтобы его услышали все. – Нам надо идти в Примето! И лучше это сделать так, чтобы о том знали только мы и никто другой, кто бы он ни был. Поэтому, Малион, – указал он на новичка в своей команде, – ты в числе первых из этих самых кто бы то ни был. Запомни! Если твоё поведение нам не понравится, покажется подозрительным или явно предательским, тебя убьёт каждый из нас. Все слышали? Каждый, без промедления. Ты меня понял, Малион?

– Однако у вас замашки, – ничуть не испугавшись угроз Свима, ответствовал Малион. В его тоне сквозила непонятная ирония. – Я вам повода не давал. Да и на банду вы не похожи, чтобы раз-два и убили бы меня. Тоже…

– В этом деле похожи! – жёстко заверил его Свим. – Будем выходить на береговой остров с лодкой… Есть у кого-нибудь другие предложения?.. Нет. Тогда ночуем здесь, а завтра утром… Думаю, понятно, что будет завтра утром.

Пока подыскивали место для ночлега, собирали сушняк для костра, Малион осматривал останки своей лодки, выброшенной на берег волной, поднятой монстром.

Лодка у него была добротной и могла бы вместить не только команду Свима, но ещё пяток разумных. Теперь же она представляла собой странное сооружение, с откушенной напрочь транцевой доской напоминающее распиленный вдоль гигантский прямой рог неведомого существа.

Лодочник сидел на планшире, когда к нему подошёл Свим в сопровождении Клоуды. Свим решил поговорить с Малионом в более узком кругу. Клоуда поделилась с ним своими подозрениями по поводу заинтересованности нового человека к Камрату.

– Хорошая у тебя была лодка, – начал он издалека.

– Хорошая, это точно, – Малион похлопал по планширю узкой кистью руки. – Хорошая, да не моя.

– Даже так, – слегка опешил от прямого признания Свим.

– Пока ты один, – не дал ему времени на раздумывание мнимый лодочник, – мне для тебя есть что сказать, Свим. Извините, уважаемая ауна (Свим даже вздрогнул от обращения Малиона к Клоуде, как к его ауне – жене многоимённого), но я хотел бы поговорить с ним наедине.

– Та-ак… Что-то, энто то-то, я и ожидал… И, как видно, не зря. Побудь невдалеке, Кло. Пусть нам не мешают. Сделай так, милая.

– Ладно, – помедлив, ответила Клоуда.

Ей так не хотелось уходить в то время, когда здесь должен был состояться страшно интересный для неё разговор, таящий в себе массу подробностей о чём-то важном и значительном, о которых она никогда не узнает, кроме как, быть может, самой сути, сухо доведённой до неё Свимом. Это в лучшем случае, а в худшем и наиболее вероятном – не удастся узнать ничего.

– Что ж, говори, Малион, – повернулся Свим к псевдолодочнику, проследив, чтобы Клоуда отошла на необходимое расстояние.

В голосе Свима ничего, кроме откровенного недоверия, не слышалось.

Малион, нагнув голову так, что касался подбородком груди, помедлил. У него были пушистые тонкие волосы равной длины, оттого голова его при откинутом капюшоне куртки казалась слегка разлохмаченным шаром.

Когда он выпрямился, Свим поразился перемене лица собеседника. До того худое и бесцветное – лицо горожанина, слегка испуганное как у пережившего ужасную неурядицу человека, сейчас на дурба глянула волевая, даже предельно жёсткая личность с пронзительными тёмно-коричневыми глазами.

Минтом раньше безвольный рот обрёл очертания, приспособленные выдавать слова короткие и отрывистые.

Под его взглядом Свим отступил на шаг назад. Произошедшие с Малионом внезапные изменения зародили в душе Свима недобрые предчувствия. Он тоже подобрался, рука его нащупала рукоять меча. Он был готов не только слушать, но и возражать, а если надо будет…

Малион был без оружия.

– Та-ак, Малион…

– Слушай, Свим, и пока не перебивай. Я встречаю Камрата, – неожиданно мягко и без особого напора, ожидаемого Свимом, проговорил Малион.

Свиму захотелось вначале заплакать, потом засмеяться – уж слишком происходящее изменялось не по его воле, а каждое изменение требовало быстрой оценки и ответных действий. Свим позабыл, о чём он намеревался поговорить с фальшивым лодочником. Вызвать его на откровенность или вынудить у него нечто скрываемое под маской простого горожанина?

Но, услышав от него известие о Камрате, он словно переступил черту, за которой почувствовал, как недавнее напряжение покидает его, а упоминание о малыше вызвало дрожь во всех членах. Он хотел тут же протянуть своё излюбленное: – «Та-ак», чтобы собраться с мыслями и не стоять перед Малионом растерянным истуканом, однако собеседник не стал ожидать, когда он заговорит, а продолжал:

– Ты его вёл примерно так, как мы и предполагали с самого начала, и всё-таки в Сохе мы вас ожидали тремя днями раньше. К сожалению, мы не знали твоих путей проникновения за ограду посёлка. И упустили вас. Тут ещё тескомовцы вклинились с вашим бывшим Командором… Я сегодня гнал лодку, дабы перехватить вас у тескомовцев. Но ты видел, что стало с нами…

– Кто это вы?

– Те, к кому идёт Камрат.

– Это я понял. Но к кому он идёт? Кто вы?

– Разве он тебе не говорил? – Малион с немым недоверием посмотрел прямо в лицо Свиму.

– От него дождёшься! – с непонятной перед незнакомцем обидой воскликнул дурб.

Почему он вдруг обиделся, Свим сам не знал. Наверное, потому, что появился удобный случай высказаться перед кем-то, кто может его понять, или оттого, что ему пришлось задать такой дурацкий вопрос.

И то, тащиться с мальчишкой через Дикие Земли столько времени, вести его с собой в Примето, рискуя на каждом шагу неизвестно зачем, и не знать, к кому тот идёт – разве это не дурацкое положение? А Камрат так и не удосужился назвать конечную точку своего путешествия…

Но, а разве он настаивал на его объяснениях?..

Малион искренне удивился и покачал головой.

– Не веришь?.. – вспылил Свим. – Бабка его, Калея, послала мальчика в Примето, вот и всё, что он сказал… Да ещё, идет как будто к Кате Кинке Ктору. У меня о нём знаний никаких. К тому же, как сказала ему бабка, выйдешь из Керпоса, спутники, мол, найдутся. Вот я с ним… – Свим дёрнул себя за бороду. – Спутники, стало быть, и вправду для него нашлись в моём лице и личине К”ньюши.

– Естественно, что это были вы. Тебя же об этом предупредили.

– Меня? Предупредили?.. Кто?.. А-а… – задохнулся Свим. – Индрис? Он что, и точно предсказывать умеет?

– Гм… – Малион покатал желваки на тощих щеках. – Насколько точно, не знаю, умеет или нет. Насколько мне известно, его попросила Калея…

– Бабка Камрата?

– Она.

– Мутные звезды! – воскликнул Свим, ошеломлённый запоздалой догадкой.

Он вспомнил поразивший его гибкий стан удивительной женщины, вышедшей из комнаты Индриса, когда он с Токаном, резидентом Фундаментальной Арены в Керпосе, направлялись к предсказателю. Ещё большее потрясение он испытал после того, как женщина обернула к ним своё лицо древней старухи, изъеденное прихотливо ветвящимися морщинами.

– Так это… Это была она? Бабка Камрата?

– Ты её видел?

– Наверное.

– И что? Удивила? – улыбнулся Малион недолгой улыбкой.

– Не то слово!.. Но Индрис! Он-то, зачем наплёл мне такого в своём предсказании, отчего у меня мурашки по спине ползали?

– Индрис лишнего не скажет, – отозвался Малион тоном, резко оборвавшим не в шутку разволновавшегося дурба. – Дело сейчас, Свим, не в Индрисе и Калее. О них ещё, может быть, поговорим. Как-нибудь… Нам надо войти в Примето как можно быстрее. Вот о чём надо думать.

– Я так и хотел…

Малион приподнял руку, призывал его помолчать.

– Это мы знаем. И знаем более того. Понимаешь, Теском не один желает заполучить Камрата…

– Зачем?.. – успел вставить Свим,

– О том ещё узнаешь. Кроме Тескома, есть другие силы. А наша операция по встрече твоей команды расстроилась в одночасье. В Сохе ты умудрился устроить переполох. Знаем, что не твоя вина… Ваш Присмет оказался… – Малин словно разговаривал с самим с собой, бросая отрывочные фразы. – Ладно, с ним и о нём тоже после. Мой помощник погиб. Хотя… Увидим. Может быть, не всё потеряно. На береговом острове у нас и вправду есть подходящая лодка. Надо идти туда.

– Там, на острове, кто-нибудь живёт? Поселение или…

– Ничего там нет. Другое дело, могут быть неожиданные встречи с теми, кто пострадал от половодья. Думаю, и до самого острова возможны нежелательные встречи, и на самом острове, потому что Теском не оставит нас в покое. Не исключаю воздушный налёт… К сожалению, кроме меня, из наших никто не знает, где вы находитесь. Пока определят, пройдёт много времени. Связи у меня пока тоже нет… Вот так обстоят дела, Свим.

– Н-да, – задумался Свим. – Встречающий из тебя получился не ахти.

– Это как сказать, – не согласился Малион. – Не торопись с выводами, дурб.

– Торопись, не торопись, а лишнего меча у меня нет.

– А, ты вот о чём, – слегка покривил лицом Малион, словно услышал скабрезную шутку. – Это поправимое дело. Я не безоружен, как ты думаешь.

Он нажал на планширь оставшейся части лодки, тонкая полированная дощечка легко снялась. Под ней в углублении-тайнике лежали меч, странной, как показалось Свиму, формы, а также пояс, нож, дорожный мешок и блеснул, Свим не поверил своим глазам, возвратный диск – всё добротное, прекрасной работы.

Свим, с немым любопытством наблюдая за обстоятельным и неторопливым об вооружением Малиона, успев пережить в течение этого процесса, наверное, наибольшее число возникших у него недоумений и сомнений, борьбы с самим собой, чем когда-либо до того.

В конце концов, сразу произошло слишком много такого важного в жизни возглавляемой им команды, что требовало времени, дабы всё переварить, над чем следовало бы неторопливо подумать, и в то же самое время принять окончательное, хотя бы на данный момент, решение, пока Малион всецело занят собой.

По всей видимости, недаром мнимый лодочник так медленно превращался в хорошо экипированного дурба, давая тем самым Свиму несколько минтов, чтобы разобраться и успеть решиться на признание новых реальностей. Не все они были безобидными по своим последствиям и приятны Свиму.

Первым, о чём он подумал, пришло понимание опасного и негласного руководства командой. Для всех он, конечно, останется командиром, однако приниматься решения, особенно основополагающие, будут с его, наверняка, согласия, но не им самим

Другие особенности складывающихся обстоятельств вырисовывались ещё нечётко.

Совсем недавно у Свима не было особых ориентиров в жизни, кроме как быть фундаренецем, но с этого момента он внезапно, помимо своей воли и знаний о чём-либо, становился, по сути, членом какой-то неведомой организации с неизвестными для него целями, средствами и структурой. Что он о ней знает? Ничего, кроме того, что она встречает Камрата, который о ней тоже, наверное, ничего не ведает.

Но, впрочем, просматриваются какие-то связи. Индрис, например, как отправная точка и, кто знает, может быть, Токан… Бабка Камрата – старуха с телом завлекательной девушки… Кто ещё? Кате, к которому должен прийти Камрат…

Всё равно: тайна, неизвестность, неожиданность…

Свим думал обо всём сразу. Что удивительно, при этом не ощущал неизбежного в таких случаях сумбура в голове, словно он уже давно обо всём этом передумал, а теперь лишь, получив добавочное подтверждение своим догадкам, расставлял всё по своим местам.

Другая организация? Ну, что ж. Фундаментальная Арена благополучно развалилась, он ей не изменил до самого конца, так что с чистой совестью может поменять членство. Номинальное руководство командой? А разве он не тяготится обрушившейся на него обязанностью, добровольно принятой на себя? Напротив, Свим даже чувствовал облегчение от случая снять с себя значительную часть забот, которых с каждым днём прибывало.

Малион ещё затягивал пояс, как Свим, отбросив все сомнения хотя бы на ближайшие дни, согласился в душе поверить и довериться нечаянному союзнику по доставке Камрата в Примето.

О противоположном, то есть, что Малион никакой не союзник, а, напротив, противник, не хотелось думать. Время и общение с ним расставят все точки по местам…

– Что я могу или должен сказать своим спутникам обо всём, что услышал от тебя? – спросил Свим, глядя на преображенную фигуру Малиона, соразмерную и ладную.

– А что ты можешь такого им сказать? – Малион ещё раз проверил, как прилажены меч и нож. – Ты просто принимаешь меня в свою команду… В свою, Свим! Я не хочу, чтобы у тебя сложилось превратное мнение о моём присутствии. Мне необходимо тебе помочь, вот и всё… Да, скажи-ка вот о чём. Камрат, я видел, вооружён. Ему приходилось участвовать… в схватках.

– Неоднократно, – понял его с полуслова Свим.

– И как?

– Легко спросить, – непроизвольно повёл головой Свим. – Даже увидев несколько раз, не могу описать словами… не нахожу даже выражения для того. Правда. Если только оценка увиденного… А она такова. Впечатление полной его неуязвимости, а бой для него – игра… Да, игра, которую он ведёт сам и разит противников на выбор… Нет, это надо всё-таки видеть.

– Верю, Свим. Во мне ты найдешь тоже неплохого бойца, надеюсь. Но лучше бы нам ни с кем не драться. Не люблю…

– Ох, Малион! Сомневаюсь я что-то, – невольно покачал головой Свим. На круглом его лице появилась кислая усмешка. – Ещё два месяца назад таких сомнений у меня не было и в помине. Слишком редко до того я вынимал меч. Чтобы не терять формы, приходилось два раза в год заниматься с дурбалетами. Зато в последние дни, после встречи с Камратом, намахался мечом досыта… Да, вот ещё что. Камрат должен знать о тебе, как о встречающем его?

Малион подумал, оттягивая кожу пальцами на подбородке.

– Пожалуй, пока не надо. Потом… Твоя ауна, Свим.

Свим оглянулся на подходящую к ним Клоуду.

– Что, милая?

Она вначале внимательно осмотрела Малиона, затем повернула непонимающее лицо к Свиму.

– Он…

– Всё в порядке, Кло, – торопливо пояснил Свим. – Здесь всё в порядке. А что там у вас случилось?

– У нас там, Свим, – не спуская глаз с преображённого лодочника, она махнула рукой в сторону обустраиваемого лагеря, – появился ещё один гость.

– Ни дня, ни праузы без гостей, – буркнул Свим. – Мы уже идём… Малион?

– Я готов.

Глава 21

Гостем это чудо природы трудно было назвать.

Пришёл он не сам. Его вытащил из зарослей в центре острова Сестерций и за шиворот принёс это упирающееся испуганное существо к месту намечаемого ночлега. Существо в крепких руках торна что-то бормотало об ответственности похищения Знака или чего-то у Знака Справедливости, о нарушении Пути и ещё о чём-то многом, непонятном торну, тем более что существо переходило на неизвестный ему язык, когда он его успокаивал.

На поясе у существа висел миниатюрный кинжал, на шее – болтался на тонкой цепочке кусок дерева – грубо выломанная щепка довольно больших размеров.

Торн посадил пойманное разумное на поваленный ствол дерева рядом с заплечными мешками.

– Принёс вот, – сказал он Ольдиму, так как дурб в отсутствии Свима был единственным взрослым человеком, который, по мысли торна, мог принимать решения. Тринер был не в счёт, ибо лежал в полудрёме.

– Ой! А кто это? – подскочил Камрат, заглядывая в громадные тёмные глаза существа, отпрянувшего от его стремительного движения к сближению. – Не бойся! Как тебя зовут?

Существо его не понимало.

– Как тебя зовут? – повторил мальчик и показал на себя. – Меня зовут Камрат… Кам-рат… А ты? – Мальчик ткнул пальцем в сторону существа.

Оно клонило на бок голову и ответило:

– П”лияна.

– А-а… А ты кто? Откуда?

Разумное моргнуло и не ответило, но отодвинулось от Камрата, уронило вниз личину и выставило вперёд рожки в человеческий палец длиной. Они росли рядышком друг к другу между большими круглыми ушами, повёрнутыми раковинами вперёд, создавая иллюзию второй пары глаз.

– Где ты его подобрал? – осведомился Ольдим, неприязненно рассматривая пойманного торном разумного.

– Вон там. На пне сидел. Я его и взял.

– И пусть бы себе сидел. Это же ослучьям.

– Какое интересное название, – восхитился Камрат. – Он хороший, да?

– Он то? Хопперсукс карликовой лани и какой-то обезьяны. Самое бездарное разумное на Земле. – Улыбка Ольдима могла ошеломить и привести в ужас любого, а ослучьям забился в паническом страхе, видя перед собой такое лицо человека. – Зря ты его принёс, уважаемый… Вон Свим идёт, с ним и говори… Эге… И кто же это с ним?.. Малион… Какие с ним перемены, а?.. Любопытно будет поговорить о таких… – он пошевелил в воздухе пальцами, – изменениях.

К”ньец стоял в нескольких шагах от Ольдима, в обсуждение не вступал, но соглашался с его характеристикой, данной существу, которое угораздило поймать торну. Хопс ослучьямов презирал, примыкая к мнению большинства других разумных, кто знавал этот вид. Да и за что их уважать, бесцельно бредущих от одного гниющего пня к другому? Бесполезные отшельники, питаются насекомыми и червями.       Но он тут же позабыл о П”лияне, как только услышал последние слова Ольдима. Его насторожил внезапно преображённый внешний вид Малиона.

«Чего доброго и этот человек попросится в команду», – тоскливо подумал хопс.

Каждое новое разумное, примкнувшее к команде Свима, тем более, если это был человек, К”ньец переживал болезненно, ощущая, как тесная прежняя привязанность между ним и Свимом всё больше разбавляется с ростом числа членов команды из людей. Он уже стал забывать те душевные немногословные беседы, когда они делили ночлег и костёр только на двоих, а любое решение принималось, если и не сообща, то всё равно с учётом и его мнения, а не только Свима.

Теперь же всё изменилось. Вначале малыш, потом Клоуда…

Нет, он никоим образом не обвинял их в произошедшем изменении команды, и не подозревал в мотивировке некоторой отчужденности Свима к его персоне. Разве они в этом виноваты? Люди тянутся к людям. Ведь сколько у него самого было радости и вдохновения, когда он в свите Гелины увидел К”ньяну…

Где-то она сейчас?

Размышляя о прибавлениях в команде, К”ньец знал свою отходчивость. Проходил день-другой – и он свыкался с новым товарищем, хотя вначале старался сделать всё, чтобы тот таковым не становился.

Посмотрев на подходящего вооружённого как дурб Малиона, хопс понял – всё таки в команде, видать, одним дурбом становиться больше. Похоже, Свим даже не собирается дискутировать этот факт. Малион уже член команды!

Подошедшие долго рассматривали П”лияну.

– И кто же это? – спросил Свим торна. – Первый раз вижу.

– Это ослучьям, – разом произнесли Ольдим и Малион, после чего бывший фундаренец выдал кошмарную улыбку, а посланец за Камратом выразил на лице досаду, как будто в чём-то проговорился.

– Её П”лияной зовут, – стараясь прикрыть хопперсукса от взрослых, оповестил Камрат, – Посмотрите, какие у неё рожки. Маленькие…

– Это не она, а он, – строго поправил мальчика Малион, – И он – грында. Плохой Знак стережёт. Зачем он вам? – обратился он к Свиму.

– Понятия не имею, – пожал плечами Свим и посмотрел на Ольдима. – Кто его привёл? Откуда?

Сестерций, окутанный розоватой аурой, гордо вздёрнул голову. Люди не одобрили его поступок, хотя он сам не видит ничего особенного в своих действиях. Этот разумный сидел в одиночестве. Его стоило привести к другим разумным. Всё логично. Таким образом, он действовал правильно.

– Я его нашёл, – сказал он важно. – Один сидел. Вон там. Могу обратно отнести… Люди…

– Чего уж, если уже привёл. П”лияна, значит. – Свим огладил ладонями бороду. От неё его кругловатое лицо ещё больше раздалось вширь, но она не портила, а придавала Свиму мужественности – его щеки с полудетскими ямочками затенились, и будто утяжелился подбородок. Свим опять оглянулся на Ольдима, потом перевёл взгляд на Малиона. – Может быть, объясните поподробнее, кто он и что он?

– Меня можешь не спрашивать, – поспешил отозваться Ольдим. – Малион, пожалуй, больше моего знает о них. Я бы никогда не отличил, что он есть он, а – не она. И потом, грында… Это те, кого бросают у Плохого Знака? Так?

Малион кивнул Ольдиму, подтверждая его предположение, и хмуро всмотрелся в П”лияну, боязливо следящего большими глазами за собравшимися вокруг него людьми.

– Ослучьямы, – было видно, как неохотно Малион начал рассказывать, – по-видимому, один из последних видов разумных то ли созданных специально, то ли сами себя посвятившие служению. Служению чему-то. Неважно чему. Некоторые, подобные виды разумных, якобы, служили и поклонялись солнцу, иные Луне, воде… Ослучьямы служат Матери Пути и Исхода в виде старого пня некогда большого дерева.

– Он там как раз на пне сидел, – вставил Сестерций.

Торн, как и все, с любопытством слушал Малиона.

– Естественно, на пне… – Малион помолчал. – Если пень выгнил с одной какой-то стороны – это Знак. Его толкуют, предсказывая наводнения, дожди, збуны, и как указатель направления движения клана ослучьямов. Он кочует до другого пня, встретившегося им на пути. Говорят, у них иногда уходят годы, прежде чем им удаётся встретить очередной Знак. У него всё повторяется, после чего ослучьямы сворачивают с прежней дороги прочь от выгнившей части пня… Так и живут. Вот и всё, в принципе.

Малион умолк.

– А грында? – напомнил Ольдим после длительной паузы.

– Да, грында… Бывает, что клан, кочуя от одного Знака Справедливости, кажется, он так называется, до другого, вдруг возвращается к пню, у которого он уже побывал когда-то. Это Подлый, Плохой или Несправедливый Знак. Его пытаются уничтожить, только не огнём и не оружием, а одними руками, с помощью коры от самого пня. Но у давних пней коры, как правило, не бывает. Она уже давно истлела. Такой пень, по представлениям ослучьямов, нельзя оставлять без надзора. Его надо бдительно сторожить…

– От кого? – спросил Камрат.

– Не знаю, – Малион слегка замялся, наконец, сказал, – малыш. Наверное, от него самого или какой-то силы, способной через Подлый Знак навредить клану. И его следует, якобы, сторожить до тех пор, пока клан не наткнётся на пень со Знаком Справедливости. Для охраны выбирают из своей среды сторожа. Грынду. Он должен сидеть на пне или его останках, по крайней мере, до времени нахождения кланом нужного пня. После чего его старейшины соизволят кого-то послать за грындой, снять его с пня и с почётом привести в родной клан… Но, сами понимаете, пока они ищут, а ищут, порой, годами… Всё это время грында, несчастное существо, не имеет права покидать пня.

– Так он же помрёт! – с недоверием проявил свое отношение к рассказанному Малионом Камрат, близко принявший историю клана ослучьямов.

– Так всегда и происходит. Этому П”лияне повезло. Он ещё жив. Впрочем, как сказать. Может быть, и не повезло. Психология ослучьямов не поддаётся осмыслению. Другое дело, что клан П”лияны ушёл отсюда совсем недавно и мог пострадать от наводнения.

– Какие страсти ты тут наговорил, – зябко поведя плечами, промолвила Клоуда. – Бедняга. Что его могло ожидать?

– Почему бедняга? – поднял дугообразные брови Малион. – Говоря о несчастном существе, я имел в виду совсем иное. П”лияна не бедняга. Стать грындой почётно. Появление Проклятого Знака – не рядовое событие в жизни членов клана. Оно случается, быть может, раз в сто-двести лет, а то и реже. Сменяются два-три поколения. Так что о П”лияне клан будет долго вспоминать, как о приникшем к щедрой груди Матери Пути и Исхода. Так сказать, не каждому дано такое, а вот он – сподобился.

– Я никогда не согласилась бы на это… На такую смерть. Такая жестокость!

Малион в ответ на эмоциональное высказывание Клоуды невесело, совсем как умел это делать Харан, улыбнулся.

– Для этого надо быть ослучьямом…

Малион подождал вопросов от других слушателей. Они промолчали, и новоиспеченный член команды выразил на лице удовлетворение.

– Прекрасно, Малион! – похвалил Свим рассказчика. – Но поговорили о П”лияне и хватит. Но я заметил, что он мало что понял из твоего рассказа. Говорит ли он на сироче или хромене?

– Это ты его спроси. Ho, думаю, сироче он знает понаслышке. Его надо бы напоить и накормить. Он вот-вот упадёт в обморок, – посоветовал Малион, хотя старался, как было заметно, своего мнения не навязывать.

– И то, – быстро согласился Свим, – К”ньюша, займись.

Хопс даже простонал от распоряжения Свима.

– Зачем? Ну, зачем он нам?! – воскликнул он в отчаянии. – Сидел он себе на пне, вот бы и сидел!

– Можно я его?.. – вызвался Камрат. – Напою и накормлю?

Мальчику П”лияна понравился, как нравится детям необычная игрушка. Ослучьям походил на неё. Ножки миниатюрные и совсем как у К”ньюши – с копытцами, зато лапины похожи на маленькие руки человека. Личина круглая, глаза круглые и навыкате, нос – и тот как будто круглый, приплюснутый. За рожками и ушами жиденькая гривка, заплетенная тонкими косичками. Нелепо, смешно, а всё вместе – располагающее к себе существо.

– Давай, малыш, – согласился Свим. – Тогда, К”ньюша, готовь костёр, и будем есть… У нас осталась только бренда, – сказал он Малиону, – так что не разгонишься, к сожалению. Надо бы…

– У меня в лодке еда есть. Мой напарник… Тот, что был со мной до нападения монстров, поесть любил, так что запасся на год.

– Я там у тебя ничего не видел, – сказал Свим.

– Значит, плохо смотрел, – парировал Малион.

– Да, лодочник, – въедливо проговорил Ольдим, – ты запаслив во всём, как я погляжу.

– А как же, – в тон ему ответил Малион, показав в улыбке ровные зубы. – Налегке ходить – зависимым быть.

– И разговорчивый…

Заинтригованная заявлением Малиона и внезапной перепалкой между дурбами команда, за исключением Тринера и ослучьяма, направилась к разбитой лодке. В ней, под вторым планширем, был оборудован тайник, вместивший еды, достаточной накормить крин в течение месяца. Создавалось впечатление, что лодка состояла из двух, вставленных друг в друга корпусов, а между ним – запасники.

– Вот это да, – присвистнул Свим.

– Да, напарник, и вправду, любил поесть, – продолжал язвить Ольдим. – А напарник его напарника, тоже поесть не дурак, думаю.

– Не он, а те, кто об этом не думают, бросаясь невесть куда безо всего, – не остался в долгу Малион, вынимая и подавая пищевые пакеты.

Мешки набили до отказа, оставшееся взяли в руки, и, тяжело гружёные, вернулись ко всё ещё не разведённому костру.

– К”ньюша, быстрее! – подгонял хопса Свим, повеселевший от вида горы еды. – Есть хочется, – как присказку повторял он и гладил себя руками по животу. – От бренды там скоро совершенная пустота образуется. Как там Тринер?

– Спит он, – отозвался торн.

– Буди его, – распорядился Свим. – Надо накормить. Потом пусть отсыпается! Как там у тебя, К”ньюша?.. Камрат?

Ослучьям жадно пил воду из питьевой фляги Камрата, так же жадно ел… и тут же заснул, сидя на поваленном стволе дерева.

Камрат, кормя П”лияну, о себе не забывал. Взрослые ели не спеша. Свим строго следил за Тринером, чтобы тот ел как все. Связник, оглушённый сном, жевал вяло, в разговоре остальных, толкующих обо всём сразу, участия не принимал и вскоре, отойдя чуть в сторону, снова завалился спать.

Мирная беседа бодрствующих членов команды стала так же мирно затихать к концу ужина. Подумывая о сне, Свим поковырял в зубах сломанной от куста веточкой. Он не обратил внимания на вопрос Ольдима к Малиону. И зря.

– Откуда ты, Малион, – завёл речь Ольдим, – столько об ослучьямах знаешь'?

Малион через негустое пламя костра, отделяющего его от дурба, посмотрел на него, усмехнулся своей невеселой улыбкой.

– Читал о них как-то, – ответил спокойно.

– Ага! – ужасная мимика перекосила страшное лицо Ольдима. – Содержателю лодки дано читать о таких отвлеченных вещах?

– Почему бы и нет? – искренне удивился Малион. – Разве ты не умеешь читать?

– Я не содержатель лодки! – резко отозвался Ольдим. – Меня учили… Я не чета таким… – Он осекся, засопел и отвернулся.

– Вот что… – очнулся и Свим.

Он осмотрел внезапно рассорившихся дурбов и начал возмущенно высказывать спорщикам своё мнение, но доставалось в основном Ольдиму на его высказывания.

– Не надо, Свим, – прервал его Малион и спокойно продолжил: – Конечно, ты не такой. Я же знаю твоих учителей, Ольдим.

– Ты!?. Моих учителей?

– От додема до дурбалета, – словно не замечая истерических ноток в голосе фундарендца, спокойно проговорил Малион.

– Ты!?. – Ольдим медленно поднимался, словно утверждение Малиона подпирало его снизу.

Команда притихла, с напряжённым интересом наблюдая, как Ольдим пытается справиться с услышанным утверждением о его жизни от нового члена команды. Глаза его разъехались, лицо в свете костра побелело. Ольдим поднялся во весь рост.

– Я, я, Ольдим, – не обращая внимания на его угрожающую позу и не меняя ритма спокойного разговора, сказал Малион, – Успокойся, уважаемый. Если ты не хочешь, я их называть не буду.

– Нет уж! – зло выкрикнул Ольдим. Рука его ухватилась за рукоять меча. – Если ты, лодочник паршивый, ошибёшься, я из тебя своим мечом…

– О, само собою, – подхватил Малион, будто обрадовавшись угрозе Ольдима. – Твой меч! Ты же его получил от самого Олевана.

Ольдим на несколько мгновений онемел.

– Чтоб тебя збун в Долине Снов прихватил! – наконец выдавил он из себя, – Откуда?.. А-а, ты знаешь Олевана, и он тебе рассказал?

– Естественно, рассказал. Так и говорил, мол, ни кому-нибудь, а Ольдиму вот свой знаменитый отдал меч. Спрашивает меня, знаешь, мол, такого? Ольдима, значит… Я ему и говорю…

– Что ты мелешь? Какому Ольдиму? – дурб постоял с открытым ртом. – Тьфу, на тебя!

– Вот-вот. Я ему и говорю, какому такому Ольдиму?

– Интересный у вас разговор, друзья, – не остался безучастным свидетелем захватывающей перепалки Свим и поощрил: – Продолжайте!

Ольдим коснулся пальцами своего лица-маски и как подкошенный сел.

– Продолжения не будет, – нормальным голосом сообщил он и, чуть помедлив, добавил: – Надеюсь.

– Да будет так, – заключил Малион. – Нам надо думать, как отсюда выбраться на сушу. Завтра здесь могут появиться тескомовцы.

Он повернул голову к Свиму. Тот, думая, что правильно понял взгляд Малиона, задал ему вопрос:

– А ты что предлагаешь?

Он угадал правильно. Малион, теперь для всех, снова поведал о двух возможностях выбраться из сложившейся обстановки, о лодке на прибрежном острове, пропуская лишь подробности, связанные с его миссией и осведомленности о команде Свима.

Сам командир команды во время изложения вариантов Малионом, подмигнул Клоуде, но она не знала содержания разговора между ними у лодки, оттого ответила Свиму непонимающим взглядом. А он, подыгрывая Малиону, задавал ему наводящие вопросы.

Обсуждение действий на завтрашний и последующие дни затянулось до темноты.

– Пойдём к острову, – подытожил Свим все высказывания и предложения, и, до хруста костей потянувшись, распорядился всем спать, ибо подъём будет ранним.

Вопреки желанию выспаться, ночь для Свима выдалась бессонной, хотя Сестерций, как обычно, взял на себя охрану ночлега.

Вначале дурб сам решил поговорить с Малионом без свидетелей. Для того они ушли от костра под неудачным предлогом посмотреть на месте, как они завтра начнут переправу на следующую вершину залитого водой архипелага. Что там можно было рассмотреть в темноте, им самим было неясно, особенно Малиону, которого Свим практически принудил совершить эту прогулку.

– Чего тебя понесло? – злился Свим. – То тихушничаешь, то Ольдима до истерики доводишь. Не проще ли рассказать правду?.. Чего молчишь? Ольдим, хотя я его знаю не очень, но он тебе твоих наскоков не простит. Сам видел, как что, он за меч хватается.

Они подошли к берегу. Темно было так, что не заметили, как вошли в воду, пока она не заплескалась у них под ногами.

– Увидишь тут что! Булькнем, и никто знать не будет, где мы с тобой подевались, – наконец заговорил Малион. – Как он попал в твою команду?

– Кто, Ольдим?

– Он, и Тринер тоже.

Свим вкратце рассказал о событиях последних дней. Малион его не перебивал, а когда Свим поведал ему всё, что считал нужным, проговорил задумчиво:

– Пожалуй, так оно и должно было произойти… Всё остальное… Подвижки там всевозможные, место встречи и обмен репликами – дело случая… – и, не дав Свиму ни одного мгновения, чтобы удивиться его туманному высказыванию и задать наводящие вопросы, Малион повернулся по направлению оставленного костра и громко позвал: – Ольдим! Ты слышал всё. Можешь теперь подойти к нам.

– Чтоб тебя збун в Долине Снов прихватил! – послышалось совсемрядом с ними.

Свим не видел, но почувствовал, что Ольдим приблизился к ним вплотную. Плеснула вода.

– Вы чего мокнете? – неожиданно просто спросил Ольдим, словно они сошлись втроём от нечего делать.

– Тебя с нетерпением поджидаем. Ты же заскучал, поди, слушая Свима?

– Да нет. Стоило послушать. Шли кое-какие интересные подробности. И обо мне тоже.

Свим поёжился: что же он такого наговорил об Ольдиме? Как будто о нём он не очень-то распространялся, так что его заявление о подробностях не имеют под собой почвы. Тогда либо Ольдим ничего не слышал из его рассказа Малиону, так как подошёл к ним только что, либо, уличённый в подслушивании, пытается быть независимым.

– Вот и хорошо, – тем временем говорил Малион. – Вот что, дурбы, давайте-ка я вас познакомлю с вашими настоящими именами… – Сказано это было так, словно перед ним находились расшалившиеся дети. – Постойте! Ещё успеете высказаться. Наша встреча, как я знаю, не случайна. Ваша встреча в Сохе – тоже. Поэтому…

– Ври, да не завирайся! – возмутился Ольдим. – Нужен он мне был, как збун в Долине Снов!

– Ты всё сказал? – Малион подождал ответа, но услышал только глухое ворчанье. – А зачем ты пришёл в Сох как раз тогда, когда там появился Свим?

– Не твоё дело!

– И всё-таки?

– Зачем, зачем?.. Дела были. Потому и пришел. Я даже не знал, что Свим в Сохе.

– Точно! У тебя там были дела. Ты пришел посмотреть, правда ли, что тебя там ожидает Льюжон… Так или нет?

Ольдим угрожающе засопел.

– Не знаю, кто ты на самом деле, но в прятки с тобой играть безнадежно. Да. Но Льюжона не было.

– Был, поверь мне…

– Кто такой Льюжон? – чувствуя, что тупеет от реплик собеседников и задает глупейший из глупых вопросов, когда-либо задаваемый им в своей жизни, спросил Свим.

– Ха! – отозвался Ольдим.

После этого он как будто засмеялся или оскалился – звук был неприятным на слух.

– Ещё узнаешь, – как бы мимоходом заверил Свима Малион. – А может быть, и нет. Не о нём разговор. Нам с вами надо окончательно решить, как быстро и незаметно попасть в Примето. В том плане, о котором я вам сегодня уже говорил, есть серьёзный изъян, независящий от меня…

– Да кто ты такой, чтобы нам, дурбам, указывать!? Кто ты такой, чтобы мы, дурбы, соглашались с твоим збуновым планом? – возмутился Ольдим.

Его прорвало.

Весь вечер, находясь под впечатлением подозрительной осведомленности Малиона о своей персоне, сейчас он испугался не на шутку.

Вдруг этот паршивый всезнайка, свалившийся откуда-то, как збун на голову, не прикрытую копольцем, и вправду информирован о его настоящем нэме? Что будет, если он здесь прозвучит? Ведь носитель этого нэма для всех уже давно умер, исчез, испарился во времени и пространстве. Его нет нигде! Вместо него лет как уж десять назад, словно из небытия, появился Ольдим Оновер Орналес – человек с обезображенным огнём лицом. Человек, позабывший нэм по рождению и всё, что когда-то было связано с ним.

А тут же какой-то безыменный или ухроп збуновый решил вдруг напомнить ему о былом, предлагая, будто играющим в безобидную игру, посвятить совершенно постороннего дурба, поди, такого же безродного, в его семейные дела.

Он кричал и ругался, топал ногами, разбрызгивая воду, хватался за меч и даже собирался сейчас, сей минт убраться на другой остров, лишь бы не видеть этой гнусной рожи, он именно так и сказал, этой гнусной рожи Малиона.

Вскоре выяснилась чёткая направленность его такого бурного негодования. Весь смысл заключался, по сути вопроса, в трёх фразах, из которых он, наговорив много и бессвязно, так и не вышел к чему-либо другому.

Первое – кто он такой, этот Малион, чтобы тут командовать ими, дурбами?

Второе – он, Ольдим, свободный в своих поступках человек.

И третье, связанное со вторым, что он, Ольдим, такой независимый, такой свободный и такой знающий себе цену, так какого збуна тут с ними делает?

Над своей «гнусной рожей» Малион посмеялся, а когда Ольдим выдохся и на мгновение замолк, он воскликнул:

– Наконец-то! Я столько наслышан о твоей гневливости, что стал уже подумывать, слушая твой лепет весь вечер – ты это или кто другой пристал к команде Свима. Я ведь тебя так подзуживал, так заводил, а ты лишь ушами своими захудалыми хлопал. Теперь, наконец, вижу – это ты…

Как реагировал на горячее и ироничное выступление Малиона дурб, Свим не видел, так как Ольдим молчал, зато у Свима самого появилось кое-что высказать этим двум то ли спорщикам, то ли соперникам своё мнение об услышанном.

– Вот что я вам скажу… попутчики, – сказал он грубо и неприязненно, рука его нащупала рукоять меча. – Может быть, вам и точно убраться на соседний остров, а лучше всего подальше?! И позабудем, что я имел несчастье с вами встретиться. Не было вас – и всё тут!

И опять он не мог видеть лиц своих собеседников, чтобы узнать воздействие своих слов на них. А они точно воздействовали. Похоже, даже вызвали у них замешательство. Это можно было понять по усиленному сопению Ольдима и по тому, как Малион негромко кашлянул и мягко произнёс виноватым голосом:

– Извини, Свим. Уважаемый Ольдим оказался… скажем так, более непредсказуемым, чем я предполагал. Оттого он никак не может или не хочет уяснить две простые вещи. Даже одну. А она такова, что мы с вами втроём встретились здесь, на островке, неспроста. Ты об этом уже осведомлен, а уважаемый…

– Збун тебе на открытую голову! – не сказал, а прорычал Ольдим. – Ты можешь сказать что-нибудь вразумительное? Понятное? Кроме этого – уважаемый, да уважаемый. Я тебе что, Сестерций какой-нибудь?

– Да, я слышу и иду! – донёсся издалека узнаваемый голос торна.       – Этого нам ещё не хватало! – воскликнул Малион и засмеялся.

Свиму неожиданный отклик Сестерция на упоминание его имени тоже показался очень смешным, и он поддержал Малиона. Только Ольдим хлюпал ногами по воде и призывал збун обрушиться на паршивые головы всезнаек и торнов вкупе с ними.

У костра Свима, когда они вернулись к месту ночлега, поджидал ещё один сюрприз. Впрочем, его можно было спрогнозировать, но у Свима для того не было ни желания, ни времени.

Камрат с увлечением кормил проснувшегося ослучьяма. Недавний грында, обреченный родным кланом на смерть, уже не казался заморышем. Большие глаза его блестели, ел он не так жадно, как вечером.

– Грында, по всему, любит поесть, – поделился Свим увиденным с Малионом и ещё некоторое время с любопытством понаблюдал картинку кормления хопперсукса мальчиком.

В слабом свете костра она казалась какой-то иллюзорной и будила в памяти какие-то неясные воспоминания – его собственные или доставшиеся на генетическом уровне от предков.

– Он теперь не грында, – отозвался Малион скучно и нехотя.

– А кто же тогда? – деланно удивляясь, спросил Ольдим, и устремил на Малиона неправильно расставленные на обожжённом лице внимательные глаза.

Недавний лодочник устало отмахнулся от него, но пояснил:

– Обычный ослучьям, отбившийся от клана, вот он кто теперь.

– Совсем-совсем обычный?

Малион, наконец, посмотрел в сторону дурба и с недоумением пожал плечами.

– Ну да, – не унимался Ольдим. Ему хотелось хоть как-то поддеть этого лодочника после неудавшегося разговора на берегу из-за появления торна. – А в клане его тем временем, как ты тут недавно утверждал, будут считать, чуть ли не героем? Так?.. Хорошенькое дело, не находишь ли, уважаемый?

– Не нахожу.

– Ха! Как же так? Он ведь герой, пострадавший за клановую идею. А теперь, как ты тут утверждаешь, обычный ослучьям, к тому же живой.

– Что ты хочешь услышать от меня, Ольдим? – Малион старался вести себя мирно, несмотря на бессмысленные наскоки на него со стороны дурба.

– А то! Что-то у тебя, в твоих рассуждениях, не сходится, уважаемый. Не сходится.

Малион, глядя на пламя костра, помедлил, прежде чем ответить.

– Вот что, Ольдим. Я тебя за язык не тянул. Жаль, что он у тебя уцелел после всего того… Сам знаешь. А по поводу твоих глупых вопросов напомню кое-что. Не буду того человека называть по нэму. Этот человек, обладатель неназванного имени, давно умер для тех, кто его знал, а он жив себе и даже…

– Замолчи! Мне всё-таки придется тебя убить, – одними розовато-синими губами проговорил Ольдим, каменея страшным лицом.

– За что? Ты думаешь, это тайна? Отнюдь. Мне её поведали пятью днями раньше. Так что я не единственный её носитель,

– Одним будет меньше.

– Возможно, но не тебе, Ольдим, обо мне решать – убивать меня или нет. Да и не в твоих интересах моя смерть. И потом, Ольдим, – Малион переступил ногами и принял свободную позу, на лице его проскользнула презрительная улыбка. – Твои угрозы, уважаемый, одна видимость. Ты однажды не от самого хорошего моего ученика уже получил отметины здесь и здесь. – Он показал на себе левое плечо и правое бедро выше колена. – А потом бегал от него, как бзинчик от одного вида куста. – Голос Малиона построжел. – Будь-ка, уважаемый, скромнее, а лучше, вежливее с незнакомыми людьми… Ещё пятью днями твоё бахвальство, глупое и неуместное, могло бы дорого тебе стоить. А сейчас мы делаем одно дело, о котором ты даже не удосужился узнать. Тебя тянет на глупости. Но в нашем деле твой меч и твой опыт важнее, чем никчёмное сотрясение воздуха ядовитым твоим языком.

Пока Малион высказывался, Ольдим находился, словно в столбняке. Глаза его были закрыты веками без ресниц, подтёки на щеках и вокруг остатков носа набухли, и было видно, как по ним циркулирует кровь – толчками. Костяшки пальцев побелели, сжимая рукояти меча и кинжала.

– Вы опять за своё? – почти простонал Свим. Ему хотелось спать, а эти двое никак не могли между собой договориться. – Если мы делаем одно дело, то к чему все эти намёки, тайны, угрозы? Тьфу, на вас! Давайте спать. Сколько можно…

Он отвернулся от слегка взбешённого Малиона и остолбеневшего Ольдима, собираясь устроиться рядом с Клоудой, мирно посапывающей на его куртке.

– Свим, – отвлёк его от предвкушаемого отдыха Камрат. – П”лияна теперь с нами пойдёт, да?

– Зачем он нам? – донеслось тоскливо-страдальческое мяуканье К”ньеца. – Люди в нашей команде, куда ещё ни шло. А ослучьям? Это ничтожество? Свим, он нам не нужен!

– Свим, он хороший… Посмотри только на него!

– И ест за троих, – тянул своё К”ньец. – Сестерция нам мало, что ли?

– Мы, торны…

– Помолчи, Сестерций!

– Рожки у него… Посмотри, Свим! Они у него для красоты, он ими не бодается. И грындой он быть совсем не хотел. Это всё устроил их вождь С”ялван, потому что он боялся П”лияну. Думал, что он, когда станет вместо С”ялвана вождём, выгонит его из клана. Да.

– Откуда ты это узнал? – сощурил глаза Малион, отвернувшись от надолго замершего в прострации Ольдима.

– Ниоткуда. Он сам сказал.

– Он говорит на храмене?

– Нет… Не знаю… Сейчас вспомню. Нет, не на хромене, а на сироче он говорит хорошо.

– Вот и прекрасно, – сказал Малион. Он потёр в задумчивости подбородок, словно копируя Свима, и сильно оттянул под ним кожу пальцами, отчего слова, произносимые им, смазывались. – А ты знаешь, Свим, он нам может кое-что поведать полезное.

– Я совсем плохо говорю на сироче, – покривился Свим, он хотел спать, а не выведывать у ослучьяма какие-то сведения.

– Не знаешь, это твоё дело. Зато мы с малышом говорим на сироче свободно. Так, Камрат?

– Да, меня бабка учила.

– А! Тогда и спрашивайте его сами. Мне поспать надо обязательно. Хотя бы праузы три. Завтра день будет хуже сегодняшнего. Хочу быть в форме-е-е, – Свим до хруста за ушами зевнул. – Ольдим, давай спать.

Ольдим повёл головой и, осторожно обходя Малиона стороной, направился к месту, где уже устраивался на ночлег сразу после ужина.

– Правильно, спите, – как будто разрешил Малион. – А мы с малышом потолкуем с П”лияной.

Глава 22

Присмет пересёк створ ворот Соха, как только придирчивая не в меру после недавних событий стража соизволила их открыть. Бывший Командор Фундаментальной Арены держал путь в тескомовское гетто в Примето. Взойдя на мост, соединяющий город с посёлком через Ренцу, Присмет угрюмо окинул водную гладь неимоверно разлившейся реки, и попытался отсюда рассмотреть ближайшие верхушки драконьей Гряды или Следа Босого Великана, не покрытые водой.

Ушедшие вчера в погоню тескомовцы на лодках рассеяны монстрами. Хорошо, что догадались вслед за ними послать ещё отряд. Вчера и сегодня он передвигается с островка на островок, имея лишь подручные средства и две-три лодчонки, выбитые с большим трудом у сохцев, для преодоления водных перешейков. Как у них там идут дела, сам Присмет не знал, но Жуперр сказал, что монстры на них не покушались и отряд нормально движется по гряде.

Жуперр вызвал его ещё среди ночи, однако, порядки в Сохе ужесточились до невозможности. Каждого входящего или выходящего в поселок только что не обыскивали с ног до головы, вызывая нарекания и недовольство гостей и приходящих для поселковых работ выродков. Ночами производилось бдительное патрулирование ограды.

Кугер на просьбу Присмета выпустить его из Соха ночью, даже не стал обсуждать её, буркнув:

– До утра ничего не случится!

Его ответ, как это не покажется кому-то странным, удовлетворил Присмета сполна: он мог ещё поспать. Да и тащиться среди ночи из посёлка в город несколько свиджей, стоять под городскими воротами и упрашивать стражников открыть их, а потом ту же процедуру повторить у входа в тескомовское гетто, Присмету не хотелось, так же, как и встречаться с Жуперром.

Гетто располагалось сразу за мостом через Ренцу.

В городских воротах стража с уважением пропустила громадного человека, о котором ходило столько небылиц, что он стражникам казался чуть ли не представителем потусторонних сил. Зато в воротах к владениям Тескома его шутливо приветствовали дежурные привратники. Они забавно, обеими руками, приподнимали над головой походные защитные каски и при этом безобразно гримасничали. Зачастивший к ним Гора Мяса становился для них не экзотикой, а лишь очередной достопримечательностью, достойной шутке.

Проходя мимо одного из тескомовцев, Присмет незаметно, якобы, отвечая шуткой на шутку, притиснул бойца к створке ворот. Гора Мяса зашагал дальше как ни в чём ни бывало, а шутник снопом повалился на землю под ноги опешившим товарищам. Вслед Присмету понеслись проклятия, но он даже не обернулся на возмущенные крики. В следующий раз, если выпадет дежурить у ворот им же, будут встречать его без шутовства.

В большом дворе гетто наметились серьёзные изменения по сравнению с тем его видом, который застал Присмет, явившись сюда в первый раз.

Полу развалившееся здание, где его в одной из комнат встречал Тлуман, снесли начисто. На старом фундаменте возводилась новая постройка, возможно, более красивая или приемлемая, по мысли затеявших перестройку, для руководства Южным Тескомом.

Строительством руководил вездесущий Тлуман. Он на правах старого знакомого приветствовал Присмета взмахом руки. Присмет ответил ему тем же и даже крякнул: маленький думерт поистине мог сделать всё, как его охарактеризовал Жуперр. Он отдавал команды десятку переодетых в более подобающие для работы одежды тескомовцам, как и что делать. Они слушались его беспрекословно. Дело спорилось.

Полюбовавшись стремительными передвижениями Тлумана на строительной площадке, Присмет с неохотой направился к приметной двери противоположного стройке здания, за ней его ожидал Жуперр.

Руководитель Южного Тескома связался с Присметом среди ночи сгоряча, сразу после неприятного разговора с так и не назвавшимся представителем Агоры.

В самом разговоре не было ничего такого особенного, если судить о нём незаинтересованному лицу, но для Жуперра там было столько яда и презрения, сколько тескомовец не испытывал в течение, как ему показалось, всей жизни.

Звонок среди ночи вырвал его из сна. В последнее время он так тяжело засыпал, этой же ночью провалился в глубокий сон…

– Итак, теперь монстры, Жуперр, – без предисловий и приветствия изрёк невидимый и неведомый собеседник скучающим голосом.

О монстрах Жуперр сам узнал лишь перед сном, то есть всего двумя праузами раньше. От осведомленности агоровца ему стало жарковато в не очень-то тёплом помещении комнаты для специальной связи.

Гибель бойцов от монстров в его подразделении была пока что известна не более чем трём человекам, и третий – он сам. Значит, остальные двое, точнее, кто-то из них имеет прямую связь с представителем Агоры и сразу же докладывает ему о делах в подведомственной ему части Тескома.

Но кто именно?

«Придётся разбираться», – с тоской подумал Жуперр.

– Да, монстры… И половодье не в срок, – крепя голос, сказал он.

– Что может тебя, Жуперр, задержать ещё?.. Такое впечатление, – не дождавшись ответа от тескомовца, продолжал спокойно невидимый собеседник, – что тебе не под силу проведение самой элементарной операции. Всего ничего – поймать мальчика. Мальчика, Жуперр!

– Из-за этого мальчика я потерял уже почти дум бойцов, – огрызнулся тескомовец. – А вы всё твердите о мальчике, как будто…

– Но-но! Я тебя предупреждал, что это не простой мальчик, – с нажимом произнёс агоровец, перебивая Жуперра. – Он стоит всего твоего батлана. Через два дня, Жуперр, нам придётся обратиться к Енте… Да, ты правильно понял, именно к нему. К нему и к Марсьеку. И попросить их вторгнуться в пределы контролируемой тобой территории на воздушных шарах и выхватить мальчика из-под твоего носа.

– Пусть только попробует! – В Жуперре нарастала злобная волна протеста. – Я ему тогда устрою баню и пойду на Фост. Там у него бойцов кот наплакал. А шары… Шары посбиваю!

– Естественно, ты пойдёшь на Фост. Но также будет выглядеть естественным, если Такель в это время прощупает, как ты сидишь в Примето. У него, ты знаешь, сил хватит.

– Примето не Фост! У хитроумного Такеля, попробуй он свой рейд провести под Примето, руки отобьют по локоть.

– Ты позабыл, Жуперр, что городу нет никакой разницы, кто у него будет командовать в гетто, ты или Такель. Как тебя там сейчас кугурум привечает?.. Молчишь? И правильно делаешь! Мой совет, найди способ связаться с Ентой самому и попроси у него воздушной поддержки.

На том связь прервалась.

Жуперру хотелось после неё что-нибудь разбить или хотя бы высказаться. Он и послал вызов Присмету, единственному человеку со стороны, связанному с замыслом поимки мальчика…

Присмет ввалился в небольшой кабинет предводителя Тескома и словно переполнил его своей тушей до краёв. Наверху, в слуховом окне за шторой, завозился пойманный врасплох Сунда, устраиваясь с арбалетом наготове, и затих. Присмет сел на охнувший под ним табурет, специально изготовленный для него Тлуманом, и из-под тяжелых век посмотрел на Жуперра.

– Какие новости, шейн, – спросил он, шумно дыша.

На бледном, измученном лице тескомовца мелькнуло нечто подобное улыбке. С каждой встречей он больше проникался терпимостью к Присмету. Да и тот, похоже, стал меньше изображать из себя некую важную персону, без которой будто бы ничего вокруг не делается.

– Они там как будто напали на след тех, кого мы ищем, – Жуперр показал на своей карте, где находятся, по его данным, тескомовцы, идущие за командой Свима с острова на остров. – Есть, как они уверяют, отпечатки детской босой ступни.

– Он что, идёт разутым?

– Нет. Вернее всего, они перед тем, как войти в воду, раздеваются. Вот оттого и след.

– А-а. Разумно. Многократного увлажнения одежда может в такой воде не выдержать.

– Вот-вот. Только мои бойцы решили, а кринейтор им не нашёлся подсказать, что у них одежда не лучше. Оттого полезли, не раздеваясь в воду. У некоторых уже объявилась андрелла, а другие превратили своё одеяние на себе в лохмотья. Поэтому…

Жуперр, рассматривая ногти на своих пальцах, углубился в размышления: правильно ли он делает то, что задумал?

– В такой одежде они не бойцы, – напоминая о себе, проговорил Присмет.

– Верно, – тескомовец поднял голову. – Поэтому, Присмет, тебе придётся догнать их и доставить им необходимое.

– На чём? На лодке? Но…

– На лодке, Присмет, на лодке. Только ты пойдёшь на ней не по открытой воде, а рядышком с береговой чертой островков этой гряды. Но одежда – не твоя забота. Для этого с тобой отправится Тлуман. Он наведёт там порядок и не допустит огрехов кринейтора. Это он, а ты возглавишь преследование! – Жуперр помолчал и, опережая события, которые ещё не совершал, скороговоркой добавил: – Я связался с Фостом, они нам помогут воздушными шарами. Экипажи с тобой свяжутся для совместных действий.

Жуперр с Фостом пока что не имел переговоров и не знал, как на его запрос ответит Ента, однако, объявив о помощи с его стороны Присмету, теперь намеревался без промедления осуществить переговоры.

Ента, вернее всего, его просьбе рад не будет, а отказать не сможет. Агоровец недаром намекнул на необходимость такой связи, будто бы исходящей из Примето.

Конечно, Ента, никогда не числившийся в друзьях или хотя бы в единомышленниках Жуперра, будет или уже не в восторге от задания, и разговор между ними не будет приятным. Тем не менее, с ним зато нет нужды лукаво мудрствовать и не играть словами. Ента не Такель. Тот любое неосторожно высказанное слово вывернет и так, и эдак, после чего любой разговор останется безрезультатным.

Мысль как можно быстрее связаться с Фостом заставила Жуперра долгие разговоры с Присметом не вести, а избавиться от него и сплавить к Тлуману. Мнения самого Присмета об его участии в операции по поимке мальчика он не спрашивал. Считал, что довольно и простого распоряжения.

Для бывшего фундаренца, если он желает с ним работать, этого вполне достаточно.

Присмет вышел от Жуперра красным, возбуждённым и возмущённым. Он только что, по сути дела, получал пинок под зад как ничего не смыслящий щенок. Подошедшему к нему с неизменной ухмылкой Тлуману, он резко и грубо грохнул невозможное, как ему казалось, к выполнению приказание:

– Через праузу жду с лодкой, одеждой и гребцами в Сохе. Всё! И никаких отговорок. Понял, Тлуман? Так приказал Жуперр, а он не любит…

– А почему не сейчас, – Тлуман расползся в счастливой улыбке полнейшего идиота. – Ты что, с утра ещё в нужнике не побывал? Разве Жуперр не сказал тебе, что мы отбываем сейчас? Бойцы уже разобрали вёсла. Ждём, не дождёмся только тебя.

Ухмылка на лице Тлумана стала шире, хотя непонятно, куда ещё, когда он увидел задергивавшегося в нехватке воздуха Гору Мяса. Для него заявление Тлумана явно было неожиданным и неприятным.

– Так мы идём или ты побежишь в нужник?..

Мгновенная реакция Тлумана спасла его от громадного кулака Присмета, намерившегося размозжить думеру голову.

– Да, – сказал Тлуман, как ни в чём не бывало, с той же улыбочкой, – ожирел ты изрядно. Пока размахнёшься, пока примеришься, пока вперёд подашься, можно пообедать, не то, что увернуться от твоего кулака.

– Я тебя утоплю, – свирепо глядя сверху вниз на мелкого тескомовца, пригрозил Присмет. – Дай только операцию закончить.

– Это уж кто кого. По рукам?

Присмет непонимающе уставился на миниатюрную руку Тлумана по сравнению с его собственной ладонью, способной не только погрузить в свою необъятность кисть, но и локоть тескомовца в придачу.

– Пошёл ты со своей рукой! – не нашёлся сказать что-либо оригинального бывший фундаренец. – Пошли к лодке! Где она?

Лодка оказалась вместительной, человек на двадцать. Весь нос её занимала груда одежды и обуви, а корма оседала под штабелем стандартных пищевых пакетов тескомовцев. Глядя на них, Присмет вспомнил, что, уходя из Соха, не позавтракал. В животе его недовольно забурчало.

– Есть хочу, – сказал он непроизвольно, не обращаясь непосредственно к Тлуману, затерявшемуся на фоне громадного его естества где-то подмышкой.

– О том я всегда помню. Всё это взято с учётом твоего аппетита, на тебя, – хлебосольно повёл рукой Тлуман, указывая на гору пакетов. – Этого тебе хватит хотя бы на первое время?

Присмет сразу позабыл о своих угрозах, высказанных в адрес Тлумана.

– Ну, ты и… Мы с тобой, вижу, сработаемся, – произнёс он одобрительно. – Садимся и… Поедим.

– Ты имел в виду, конечно, поедем, то есть поплывём?

– А я что сказал? – удивился Присмет, разгрызая крепкими зубами упаковку пакета. – Я и говорю… Урр…

– Ты сказал всё правильно. Отчаливаем, ребята! – дал команду шестерым гребцам думерт и сел за рулевое устройство, оставляя Присмета один на один с кучей еды. – Вначале идём на холм Соха.

Отряд тескомовцев, идущих по следам команды Свима, догнали к вечеру. Крин устроился на одном из островков. У них уже горели костры, и они собирались ужинать.

Причалившую лодку приветствовали шумно и весело не менее четырёх десятков бойцов. Особые почести досталась Тлуману, радости от его появления в своей среде тескомовцы не скрывали, тем более был доволен кринейтор, неприметный человек лет ста от роду.

Маленький, жиденький на вид и не красивый человечек, Тлуман был уважаем и любим всеми – от молодых бойцов до тех, кто побывал уже не в одной схватке с бандитами.

Поглядывая на них, Присмету такое отношение к думерту уже не казалось странным или непонятным, поскольку Тлуман ему самому чем-то понравился с первой их встречи, а сейчас помимо воли складывалось чувство привязанности. Такое у Присмета, повидавшего на веку немало, случалось не часто. Теперь он время от времени встряхивал головой, думая о своём отношении к Тлуману, как будто это могло прояснить ему глубину его ощущений.

Среди тескомовцев оказались и те, кому посчастливилось выбраться на берег и не попасть в зубы безжалостных челюстей монстров. Вид их был более жалок, чем бойцов крина, к которому они присоединились. Практически все оказались безоружными, в расползшейся одежде и поражены андреллой – болезненным лишаем от долгого прикосновения напитанной ядом одежды с кожей человека.

Снаряжая лодку, Тлуман, казалось, предусмотрел всё необходимое для отряда, попавшего в беду. В ней для всех нашлось, что надеть и обуть, чем вооружиться, в том числе и лечебные пластыри. Мало того, из-под вороха клади появились на свет несколько ёмкостей с коввдой, от вида которых тескомовцы пустились в пляс, словно не было у них за плечами трудного дня, неурядиц в крине и болезней.

Но что больше всего поразило Присмета, знавшего о нравах тескомовцев, так это то, что ни один из бойцов не притронулся к ёмкостям с горячительным напитком. Процесс приобщения к нему происходил своеобразно: десяток тескомовцев подняли Тлумана на руки и понесли его к лодке. Восседая в таком рукотворном в буквальном смысле кресле, Тлуман под одобрительные возгласы остальных бойцов брал ёмкости одну за другой и осторожно передавал их кринейтору. Тот, в свою очередь, выкрикивал по именам бойцов и доверял им перенести баклаги к месту, специально отведённому для будущей раздачи напитка. После того, как все ёмкости были перенесены и поставлены в ряд – семь вместительных посудин, к ним поднесли Тлумана и бережно, точно так же как и коввду, опустили на землю.

Началось забавное представление раздачи напитка, центром которого опять же был думерт. Он знал всех бойцов по именам и прозвищам, возможно, данным им самим.

Вначале порцию коввды получил кринейтор, затем командиры полукринов и купоров.

За ними Тлуман выкрикнул:

– А вот эта чара, что больше всех и наполнена до краёв, будет выпита Присметом, той Горой Мяса, которой надо будет ещё не раз налить, чтобы её свалить!

Присмет под радостные бурные вопли тескомовцев принял чару от Тлумана и выпил её, нисколько не думая о своём, обидном, по сути, прозвище.

Жизнерадостность и заразительное веселье бойцов потрясло Присмета, он стал подумывать о своём превратном представлении о Тескоме вообще, впитанном с молоком матери. Укладывалась спать, он готов был поверить в чудо: с такими бойцами завтра, пусть послезавтра, но им непременно удастся захватить мальчика, а с теми, кому захочется помешать тому, будет покончено навсегда.

– Завтра рано вставать, Присмет, – напомнил ему, проходя мимо, Тлуман, чем испортил настроение бывшего фундаренца.

Через праузу, ворочаясь с боку на бок, Присмет проворчал в адрес думера:

– Поймаем мальчишку, и я тебя утоплю непременно…

Глава 23

Сообщение Ф”ента застало Харана врасплох.

– Как же так? Ты же говорил… никого, – растерянно высказался он, суетливо размахивая руками.

– Вчера их здесь не было точно. Я прошёл весь остров. Они откуда-то пришли сюда только сегодня. Их очень много. Людей много. Несколько банд сразу.

– Почему ты думаешь банд? – ещё больше встревожился Харан предположению стехара.

Появление множества людей ему было неприятно одним – они могут быть голодными, а в отряде еды всего ничего. Но если это и вправду банды, то одной делёжкой съестными припасами не обойтись. Назревали другие неприятности.

– Конечно, банды. С людьми путры. Они вооружены и не гуртуются, и на малаку не похожи. Разные путры.

Харан постоял, подумал.

– Далеко от нас?

– Свидж, может быть. Они сейчас остановились, стоят… Остановились на ночь, думаю.

– Светло ещё, – Харан глянул на небо.

– А куда здесь торопиться им? Дрова готовят.

– С разведкой идут?

– Зачем им разведка? Их много. И запах коввды от них идёт.

– Да-а, наверное, ты прав. Оприты. Ни к чему нам это. Что предлагаешь?

– Надо отойти от них подальше. И затаиться… Там, Харан, люди-мужчины одни. Много их.

Харан и Ф”ент не заметили, как по рядам женщин прошла волна обсуждения принесённой выродком новости. Они с пристрастием расспрашивали остальных разведчиков. Женщин всколыхнуло известие о множестве мужчин, располагающихся на ночлег всего лишь в свидже от них.

Гелина подошла к Харану и расстроено сказала:

– Они собираются пойти им навстречу. Надеются, что они нас смогут защитить.

– От чего они могут нас защитить? – с недоумением переспросил Харан. – Бандиты? Защитить?

– Говорят, – канила пожала плечами, – ото всех невзгод.

Ф”ент, предварительно поджав обрубок хвоста, заметил:

– Они пьяные.

– Это не безопасно будет для наших, если они к ним отправятся. Ты бы их отговорила, милая.

– Лучше ты.

– Хорошо, я поговорю… Попробую поговорить, – без надежды пообещал Харан, так как не был уверен в положительном результате своего выступления перед женщинами.

Женщины сгрудились в плотную толпу, вытеснив из своей среды выродков, создавших свою, не менее плотную, группу. Все они ожидали направлявшегося к ним Харана. Он за руку вёл Гелину, девочки – Грения и Думара – шли следом. Ф”ент отстал от них шага на два. Он так же, как и Харан, сомневался в успехе предпринятой затеи образумить женщин.

– Мне не хочется вмешиваться в ваши решения, уважаемые, – сказал Харан, подходя к ним, – но напомню, что перед нами обычная банда или несколько банд, объединившихся в одну. Странно, конечно, почему они, встретившись, не передрались, но всё-таки это бандиты. Вы хотите пойти к ним и искать защиты? От чего, хотел бы я знать? И потом, вы уверены в их добром намерении к вам, когда вы появитесь среди них? Они, тем более, пьяные.

Давно у Харана не было таких внимательных слушателей, и ему показалось, что его выступление возымело действие.

Однако он ошибался.

– А чего нам бояться? – выкрикнула Иляна, высокая и статная, воинственно настроенная против аргументов Харана женщина лет шестидесяти. Она относилась к подругам Жаристы и всегда была в тени своей предводительницы. – Они же мужчины! И думаю, настоящие мужчины!

Кто-то поддержал её слова нервозным смешком.

– Они бандиты! – старался добиться их рассудка Харан. Он сознавал риск выступления перед женщинами, тем более из многоимённых семей, и всё-таки проговорился: – Их незначительный нэм…

Скажи кто-нибудь такое другой – и никто не возразил бы ему. Однако именно Харану не стоило говорить о том при нэме, который он имел сам. Его тут же перебили, а некоторые женщины даже отвернулись от него, выражая своё отношение к неприличному, на их взгляд, высказыванию.

Гелина властно подняла руку вверх, призывая к молчанию и вниманию.

– Вас никто не держит. Вы услышали только то, что мы должны были вам сказать. Не более того! – Она прикрыла глаза, потом их распахнула и обвела взглядом своих подруг по несчастью, от которого некоторые из них потупились и даже подались назад. – Кто хочет уйти, пусть уйдёт! Но, – лицо Гелины стало злым, – запомните, что нас, то есть тех, кто останется со мной, с вами никогда… Вы слышите? Никогда не было! Вы сами по себе, а о нас забудьте! Так что там, куда вы придёте, о нас никто не должен знать! Запомнили?

Выступление Гелины, резкое и решительное, подействовало на членов отряда отрезвляюще. Она своими словами как бы отвергала их от себя и от тех, кто останется рядом с ней.

Женщины притихли, обдумывая услышанное.

– Я принимаю твоё предложение и условие, – вышла из толпы женщин Жариста и остановилась напротив Гелины. – Так будет правильно.

– И ты… – только и могла вымолвить потрясенная Гелина решением подруги.

– И я. Сколько можно бегать по стране одним? Бандиты они или нет, но их много. И среди бандитов бывают люди с высоким нэмом. С такими мы найдём общий язык.

– Неужели ты не понимаешь, уважаемая, – осторожно вступил в разговор между подругами Харан, – что времена Дергачей или Ерановых давно прошли? Сейчас в бандах в основном одноименные или даже без имён. Изгои человеческие!

– Не обязательно, – поддержала Жаристу какая-то женщина. – К тому же не обязательно им сообщать наши настоящие нэмы… Я с тобой, Жариста.

– Но это может быть на всю жизнь, – пыталась что-то сказать Гелина.

Её не слышали.

– Кто ещё пойдет со мной? – бросила клич лучшая её подруга, гордо встряхивая головой.

– Она засиделась без мужчин, – проговорила Гелина, глядя в спину Жаристы. – Она отчаянная. Жаль будет, если её надежды не оправдаются.

– Какие там ещё надежды? – недовольно буркнул Харан. – Она слышала о бандитах. Но не о настоящих, а сказочных. Благородных и предупредительных при виде такой женщины, как она себя представляет. У неё в голове розовый туман. А их надо знать. Оттого-то я и утверждаю, никаких у неё надежд! Станет общей женщиной для всех бандитов, вот и вся надежда. Путры ею будут пользоваться…

– Не говори таких слов!.. Это будет ужасно… Да, она пошла на риск.

– Зачем?

– Ты не понимаешь женщин, Харан… И она оказалась благородной, она смогла… Я не могу…

Мытарства последних дней сделали Гелину лёгкой на слезы.

Благородство Жаристы, о котором напомнила Гелина, вернее, её жест при уходе с двумя третями женщин-людей и практически со всеми выродками, растрогал даже скептически и враждебно настроенного к её поступку Харана.

Решившие попытать счастья среди бандитов уже готовились двинуться навстречу своей судьбе, как Жариста распорядилась оставить Гелине и её вчетверо сокращенному отряду всю еду.

– Мы с вами найдём, чем там набить свой желудок, – обратилась она к своим единомышленницам. – Если же не найдём, значит, мы с вами ошибались. Но я надеюсь на лучшее… Прощайте!

Теперь женщины уходили налегке. На их поясах висели лишь питьевые фляги и кинжалы. Жариста убедила своих соратниц по риску отказаться от несвойственного для женщин оружия – мечей.

Немногие из уходящих оглядывались, другие этого сделать не решались, боясь смалодушничать и повернуть назад.

– А мы куда пойдём? – с плохо скрываемым испугом спросила Грения и прижалась к Гелине, ища у неё защиты.

– Вернёмся пока что туда, откуда пришли. Подальше от этих мест, – как можно мягче ответил за Гелину Харан, коснувшись плеча девочки, она прижалась к его руке щекой. – Там подумаем, что делать дальше, Сейчас же нам надо отсюда уходить. Гелина!

– Да, конечно, – вышла из невесёлой задумчивости канила. – Надо между всеми распределить это, – она кивнула на горку оставленных мечей и заплечных мешков с продуктами.

– Сделаем так. Еду разберите по своим мешкам, – обратился Харан к тем подругам Гелины, которые не бросили её даже ради авантюры, затеянной Жаристой. – Да и не слишком-то они велики, – оценил он, поднимая сразу штук пять из них. – Я их возьму, а вам придётся взять… – Харан окинул взглядом поредевший отрад Галины и прикинул его численность, – по два. И вам, уважаемые Грения и Думара, следует взять по небольшому мешку.

– Харан, они дети, – не слишком уверенно воспротивилась Гелина.

– Мы возьмём, возьмём! – обрадовались девочки доверию старших.

– Мне вот этот, – захлопала в ладоши Грения и кинулась к мешкам.

– А мне этот, – не отстала от неё Думара.

Гелина вздохнула и улыбнулась Харану.

– Что будем делать с мечами?

– Каждому придётся взять по мечу. Их тут немного, – объявил Харан. – А вас, уважаемые стехар и помела, я попрошу идти следом за нами и смотреть за тем, что будет происходить у нас в тылу.

– Мы согласны, – тут же отозвалась Ч”юмта.

Через несколько минтов маленький отряд двинулся назад, туда, откуда они с некоторыми надеждами двинулись вчера утром.

Жариста недолго и недалеко вела за собой единомышленниц. Как только за ближайшими кустами и деревьями скрылась жалкая кучка недавних её подруг с Гелиной во главе, она подала знак остановиться.

– Разобьём свой лагерь здесь, – заявила она. – Сами к ним не пойдём, чтобы не создавать у них особых иллюзий. Пусть это они нас найдут. Нежданно. Но, чтобы такое случилось, будем жечь большие костры. Так что, подруги, располагайтесь и готовьте сушняк. Будем ждать их прихода.

– Мы тут просидим, а они возьмут и уйдут куда-нибудь, – попробовал кто-то возразить ей.

– Никуда они не уйдут, – парировала Жариста высказывание подруги. – Куда им здесь идти? Если Ф”ент ничего не перепутал, то они от нас находятся всего в свидже. Так что, думаю, не пройдёт и праузы после того, как мы разожжём костры, они будут около нас. Глядите веселее, подруги!

– Зря мы это затеяли, – вздохнул кто-то из женщин.

– Зря или не зря, но уже, пожалуй, поздно переживать, – высказалась Иляна, – Разводим костры!

Жариста сама мало верила в то, о чём старалась убедить других. Она понимала лишь одно – нельзя самим вваливаться в лагерь незнакомцев. Будет всё естественнее и проще, если те сами наведаются к ним. Но и ожидание могло быть затяжным, а это не поднимало дух женщин.

Она не знала того, что, как ни скрывался Ф”ент и выродки, ходившие с ним на разведку, кого-то из них всё-таки заметили. Вооруженный выродок всегда вызывает у людей подозрение, к какому бы уровню нэмов или положения в обществе не относились эти люди. Тем более выродок, скрывшиеся от них, мог быть опритом какой-то неизвестной банды или членом гурта, а еще хуже – малаки. Естественно, что вскоре за Ф”ентом и его группой были посланы разведчики. Они-то и натолкнулись на женщин, готовящихся, как им показалось, к ранней ночевке.

Уже через полпраузы, ещё до того, как были зажжены костры, вокруг сбившихся женщин и путров стояло не менее пятидесяти мужчин-людей и более полутора сотен выродков-самцов.

Мужчины явно были потрясены такой невероятной встречей на пустынном острове. Они стояли в немом шоке и рассматривали немыслимое – пятнадцать женщин, красивых, смущённых, но воинственно настроенных, будто из небытия явились там, где их, в принципе, не должно было быть.

Такой приятный и неожиданный сюрприз!

– Кто же это вы такие? – игриво задал сакраментальный вопрос один из незнакомцев.

Был он высок и статен, стоял в небрежной позе, заложив пальцы рук за пояс. Правильные, хищные черты его лица кривились в усмешке.

– А вы? – выпрямилась всем своим гибким телом Жариста, и поиграла чудным темлячном своего кинжала.

Мужчина проследил за ее рукой, его взгляд тёмных глаз остановился на ленте с розовыми кисточками. Выражение его лица, хищное и недовольное, медленно разгладилось и стало удивленным. По-видимому, темляк на кинжале Жаристы говорил ему многое.

– Мы свободные разумные, – отозвался он без вызова, лишь проясняя атмосферу для будущего знакомства. – Ищем и находим приключения. Вот так нашли и вас…

– Мы тоже, – не дав ему закончить мысль, заявила Жариста.

Мужчин её реплика развеселила. Раздался смех, дружелюбный и обещающий лёгкое сближение. Большинство женщин так и подумало. Они стали смелее поглядывать на мужчин, выделяя из толпы того или иного из них. Следовало уже сейчас искать среди них такого, кто сможет оказать им покровительство в скором будущем.

И, естественно, такой человек должен быть не последней личностью среди большой массы людей.

У женщин разгорелись глаза, ими руководил не столько разум, сколько инстинкт.

Пожалуй, одна Жариста заметила и обратила внимание на совершенно другое. Мужчины бросали взгляды не только на женщин, но и на тех, кто стоял рядом с ними. Это были взгляды отнюдь не друзей, а соперников. Они уже прикидывали соотношение мужчин и случайно встретившихся особей противоположного пола. Выходило трое к одной.

Выродки-оприты оказались в ещё более незавидном положении.

Назревала ситуация, тысячекратно повторяющаяся в истории человечества: женщин на всех не хватало…

Харан взвалил на себя ещё два мешка, отняв их у Ф”ента, а стехара заставил посидеть в засаде и проверить, не идёт ли кто за ними следом. Сам же, горбатясь под непосильной ношей, повёл остатки отряда по дороге в обход тому пути, которым они проходили утром.

Давно стемнело, прежде чем Харан объявил привал. Женщины от усталости сели на землю и не хотели шевелиться, чтобы развести огонь и поесть.

Вскоре появился Ф”ент.

– Я всё проверил, – доложил он Харану. – Сходил ещё на свидж назад от того места, где мы разошлись. За нами никто не идет.

– Хотелось бы верить. Ночью же, думаю, сюда точно никто не придёт. Помоги мне кое-что собрать для костра. Нам его теперь, пожалуй, хватит и одного…

– Кто-то идёт, – как ужаленный подскочил Ф”ент, повернув личину в ту сторону, откуда он только что заявился и так уверенно доложил об отсутствии кого бы то ни было за их спиной.

Ч”юмта потянула воздух носом и вильнула хвостом.

– Кто-то наш, – предположила она неуверенно. – Как будто…       Ф”ент тоже внюхался в медленный ток запахов, несомый ветром, но после быстрой пробежки у него с нюхом дело обстояло неважно.

– Не чую, – обескуражено пролаял он.

– Он или она идёт сюда, – заметила тем временем Ч”юмта. – Не прячется. Мне знакомы эти шаги… Это… Ну, конечно! Это же… К”ньяна! К”ньяна! – позвала в ночь Ч”юмта. – Это ты?

– Я, – донеслось из темноты, и к отряду вышла хопперсукс К”ньяна.

Костёр горел желтоватым огнём. К”ньяна в нескольких словах поведала, как и почему она ушла из руин вслед за К”ньецем, которого так и не догнала. Как её застал поток воды, и она едва успела взобраться на вершину холма, как неожиданно смешалась с выродками банд и провела среди них целых два дня, отбиваясь от домогательств не в меру самоуверенных путров.

Сегодня неожиданно для себя увиделаЖаристу и других женщин, а с ними путров. Р”япра незаметно шепнула ей о них, не решившихся идти к бандитам. Вот она и бросилась за ними, надеясь не сегодня, так завтра догнать, так как с острова деваться им некуда.

– Там знают, что это остров? – спросил Харан.

– Всё они знают, – ответила К”ньяна.

– Их много? Расскажи, что это за банды, сколько в них опритов?       – Опритов двести или больше. Людей много. Сколько банд собралось, не знаю. Но по тому, как путры общаются между собой, там, наверное, объединились три или четыре большие банды и несколько мелких. Они собрались и вели какие-то переговоры около Соха. Половодье застало их врасплох.

– Кого только оно не застало, – вздохнул Харан и поправил волосы, упавшие на измученное лицо уснувшей Гелины.

Костёр на ночь потушили, дежурство поделили между собой Харан и Ф”ент.

Утром чуть свет побрели дальше.

Поднимаясь по длинному склону возвышенности, Харан подозвал стехара.

– Вот что, уважаемый, нам, наверное, придётся уйти на ту сторону этой горки, чтобы наших костров нельзя было разглядеть с низины. Потому, я думаю, здесь, на вершине, надо поставить кого-нибудь из путров с хорошим зрением, чтобы смотреть, что твориться вокруг. Хотя бы днём. Как?

– Считаю так же, как и ты. Но какие у нас путры? Всего пятеро. Потому смотреть будем мы с Ч”юмтой. У неё хорошее зрение.

– Спасибо, стехар, я надеялся на тебя, – искренне поблагодарил выродка Харан.

Кроме Ф”ента, ему не с кем было по-настоящему посоветоваться. Гелина словно увяла после раскола отряда, да и устала так, что ей лишь бы дойти и присмотреть за девочками – других мыслей у неё не было. Так что Харану пришлось все заботы взвалить на себя.

Во второй половине дня нашли укромное место под почти отвесной стеной склона холма. Здесь, в скальном углублении, можно было поместиться всем отрядом. До берега этой оконечности острова ходьбы от силы шагов на сто. Слева небольшая рощица, возможно, на месте некогда существовавшей здесь постройки. Справа – пологий спуск, уводящий к берегу реки. Таким образом, с этой стороны остров просматривался хорошо, так же как и подходы к месту размещения отряда.

После обеденного отдыха Ф”ент и Ч”юмта отправились наверх поискать удобный пункт для устройства поста наблюдения.

Однако вскоре они вернулись.

Ф”ент громко ругался, поминая обитателей Края.

– Что там у тебя произошло? – спросил Харан, занятый благоустройством площадки, где им предстояло провести некоторое время, пока у них не появиться более приемлемого решения.

Спросил он без тревоги, так как по виду Ч”юмты понял, что со стехаром случилось нечто частное, связанное с ним самим.

– Подрался он, – важно ответствовала за стехара Ч”юмта и любовно поправила воротник на куртке Ф”ента.

– Мутные звезды, как говорит Свим! – удивился Харан, оставляя работу. – С кем ты там мог подраться?

Ф”ент, прикрывая глаз, попавший под чей-то увесистый удар, возмущенно пролаял:

– С дураками, вот с кем! Которые сидят на пне. Знаешь, есть такие дураки, что сидят на пнях?

– Ничего не понимаю. Ч”юмта, ты можешь объяснить толковее? А то он заладил одно и то же.

Помела вежливо вильнула хвостом.

– Там, на вершине, расположился какой-то клан. Я таких разумных никогда не видела. Смешные такие. Как обезьяны, но с рогами. Правда. Стехар хотел на пень залезть. Там на самой верхушке пень есть большой. С него удобно наблюдать. А они его не пустили на него. И говорят как-то непонятно.

– Я им по-хорошему говорил, – добавил Ф”ент. – А он меня рогом в глаз.

Харан озадачился.

– Да кто же это такие?

– Дураки, – настаивал на своём Ф”ент.

– Ладно, – Харан посмотрел и оценил высоту нахождения солнца. – Гелина, я пойду и посмотрю, какие это дураки оседлали вершину и почему они нашего уважаемого стехара не пустили на пень.

– Хорошо, – односложно отозвалась Гелина, занятая с одной из женщин устройством очага из собранных вокруг камней. Чуть позже она добавила по-домашнему: – Только не задерживайся там долго.

– Как уж получится, – отозвался Харан. – Ну, стехар, веди меня к этим… дуракам.

Глава 24

Хромен и сироче считались официальными языками Сампатании, как и множества других бандек большей части материка Аворы. Однако непонятно по какой причине, практически все разумные предпочитали говорить на хромене. Сироче считали то архаичным, то бедным для выражения всей гаммы чувств, то вообще трудным для овладения им, хотя по своей структуре, грамматике, словарному составу и образности он особо не отличался и не уступал хромену.

Вернее всего, дело было в том, что сироче являлся языком абстрактных, отвлеченных и технических понятий, на нём проще было изъясняться философствующим или увлеченным техническими проблемами группам разумных, в основном людей. И только, пожалуй, сироче позволял выразить религиозные воззрения. В хромене слов, характеризующих и сопровождающих культовые отправления, просто не было из-за ненадобности, так как разумные мифологизировали прошлое величие людей или разумных в целом, где божеству или сверхъестественному, потустороннему и прочим явлениям и существам места не оставалось.

Зато хромен позволял любому, без затей, выражать практически всякую мысль вырождающегося человечества и популяциям выродков всех видов ещё только восходящим к неведомым цивилизациям.

Клан ослучьямов говорил на сироче – священном для них языке. Хромен считался противным Матери Пути и Исхода, она выплюнула его, когда он попался ей однажды на язык, и прокляла его. Оттого нарушитель Плевка и Проклятия Матери, а просто тот, кто осмеливался говорить на хромене, подвергался в клане суровой аскезе и даже мог поплатиться жизнью – его заставляли проглотить свой предательский язык вместе с ядовитым плодом окевы…

П”лияна оказался словоохотливым существом, но зацикленным на двух-трёх представлениях о смысле жизни, главный из них – как первым найти Хороший Знак и как первым же не наткнуться на Проклятый.

На Плохой или Проклятый Знак первым вышел сам тасмед клана ослучьямов – С”ялван, и хотел скрыть находку от всех охолохов, так ослучьямы называют сами себя. С”ялван надеялся, что кто-нибудь из других охолохов ещё раз найдёт этот пень, и тогда можно было на него возложить вину за все возможные несчастья, которые сваливались или ещё свалятся на членов клана.

П”лияна сумел разоблачить тасмеда и рассказал всем о его обмане. В ответ С”ялван сговорился с Тем, Кто Говорит С Матерью, и во время всеобщего плача и стенаний Потери Пути и Неведомого Исхода они указали быть Счастливым и Единственным на П”лияну, который в то время воистину скорбел, как и все остальные охолохи. Глубина скорби в клане была так глубока, как сказал найдёныш Сестерция, что никто не заметил подмены в выборе Счастливого и Единственного Стража Знака Скорби и Ожидания.

Так П”лияна стал грындой. Клан ушёл, оставив его сторожить пень, бдительно и навсегда.

– Н-да, – резюмировал Малион, выслушав печальные откровения П”лияны. – В моём представлении, ваши внутри клановые взаимоотношения всегда казались мне намного проще и вполне упорядоченными. Как-никак, а вы живёте упорядоченно. На деле вы больше похожи на людей, чем другие разумные. Те же интриги, действия против правил… Как думаешь, малыш?

– Никак! Обманули его и всё, – насупился мальчик. – И не зови меня малышом. Меня Камратом зовут. Я малыш только для Свима и К”ньюши.

– Ну да, Камратом, – Малион задумчиво оттянул на шее кожу пальцами. – Буду звать тебя Камратом, раз уж тебе хочется так называться. Ладно… П”лияна, ты можешь показать направление, куда ушли твои соплеменники?

– Да, – быстро отозвался ослучьям. – Они отвернулись от Проклятого Знака. Потом Тот, кто Говорит С Матерью, завязал глаза С”ялвану кожей аракана и заставил ловить Скачущих. Их было четверо…

– Понятно, понятно, – перебил частящего словами ослучьяма Малион. – Как происходил выбор направления, не столь суть важно. Ты просто покажи лапиной в какую сторону они ушли.

Круглые блестяще глаза П”лияны словно подернулись туманом. В них отражалось мерцающее жёлто-оранжевое пламя костра. Охолох молчал, слепо глядя перед собой, как бы позабыв о собеседниках. Пальцы его почти человеческих рук дрожали, П”лияна пытался сжать их в кулачки. Он их сжимал, а они раз за разом разжимались.

– П”лияна! – напомнил о себе Малион.

– Он спит, – предположил Камрат и показал на импульсивно дергающиеся лапины ослучьяма.

Мальчик разочаровался в услышанном. Приступая к расспросам, ему хотелось, чтобы П”лияна поведал какую-нибудь занимательную историю из ряда вон, а тот твердил одно и то же: как его обманули и сделали против воли грындой.

К тому же ещё Малион…

Не то, чтобы новый человек в команде не нравился или раздражал его. Было другое. Мальчика смущал взгляд внимательных холодных глаз Малиона. Смотрит, как всего насквозь просматривает. Неприятно и будто бы щекотливо.

– Ты думаешь, он заснул на полуслове? – недоверчиво спросил Малион.

– И вы спите, – посоветовал Сестерций. – Праузы через три, как велел Свим, подниму всех. И вас тоже…

– Они пошли туда, – внезапно дёрнулся П”лияна и показал растопыренными пальцами куда-то в сторону от себя.

– Точнее можешь? – следя за его лапиной, попросил Малион. – А когда они туда ушли?

– О! – ответил несостоявшийся грында и стал считать на пальцах. – Один день, ещё один день… Три дня. Три дня, – пояснил он, – это когда вода поднялась. До того ещё один день… Значит, четыре дня.

– Ясно. Не заметил, может быть, кто-нибудь мимо тебя кроме нас ещё проходил?

– Не знаю, проходил ли кто мимо него, – вмешался торн и поднялся в полный рост, – но кто-то плывёт… К нам!.. Будите всех!..

Разбуженные Свим и выродки прислушались.

– С соседнего острова, – определил К”ньец.

Его поддержала Ч”юмта.

– Костры гасим?

– Зачем? – непонимающе повернулся к Ольдиму Свим и увидел его стоящим в боевой стойке. – Пусть к нам идёт на огонь. Один не страшен. Ты, К”ньюша, посмотри кто это там. Малыш, сдвинь это добро, – он кивнул на ослучьяма, – куда-нибудь вон туда. Пусть под ногами не путается. И разбуди Кло. Тринера не трогай, пусть спит.

– Поспишь с вами, – послышался неожиданно бодрый голос Тринера. – И говорят, и говорят. – Он вышел ближе к свету. – После сегодняшних купаний мне легче стало. Нет, правда, Свим.

– Хорошо… Тихо!

– Там человек, – бесшумно выполз из темноты К”ньец, – Стоит пока в воде, но уже у нас.

– Будем встречать?

– Сам придёт, – пожал плечами Малион и криво усмехнулся. – Посудите сами, куда ему деваться? Назад возвращаться, наверное, не с руки. Значит, выйдет на нас.

– Идёт, – тут же подтвердил хопс. Прислушался и, с уважением к тому, кто сейчас направлялся к их костру, доложил: – Сильный человек идёт.

– Тескомовец, поди, – предположил торн.

– Сейчас узнаем, – напряженно вслушиваясь в звуки ночи, сказал Свим.

Клоуда подошла к нему и, как теперь у них повелось, стала по левую руку любимого, коснувшись её плечом. Свим ласково посмотрел на неё, крикнул:

– Эй! Кто там? Выходи к костру. Мы мирные разумные!

– Ха, мирные… Разумные… Иду уже, – пробурчал кто-то недовольно за тёмной шторой ночи, как будто всем хорошо было известно, кто он такой и почему там призадержался.

Приближающиеся шаги показались тяжелыми и редкими: усталыми или отмеренными человеком высокого роста. Брум… брум… брум…

Сильный, определил К”ньец, но вышедший к ним незнакомец вначале показался вообще великаном, когда его контуры осветил неверный свет костра.

– Невлой, – удивленно и в то же самое время как бы представляя его встречающим, объявил Малион. – Надо же…

– А ты кого ждал? Ты думал от меня избавиться? – прогремел громоподобным голосом великан.

Невлой, не великан, конечно, а громадного роста человек, полностью выступил на свет и подошёл к месту временного расположения команды Свима. С него ручьями стекала вода, так как он, по-видимому, обводнённые перемычки между островками архипелага пересекал, не раздеваясь.

Одет и экипирован он был не менее добротно, чем Свим, только меч у него висел у правого бедра – левша.

Он весело осмотрел встречавших его людей и нелюдей, представился одним именем: – Невлой, после чего продолжил знакомство оригинальным способом.

– Вижу, вижу! Все на месте! Так и должно быть!.. Свим? – ткнул он толстим пальцем на настороженного вторжением командира команды, которая слишком стремительно разрасталась, а поскольку Малион узнал этого человека, то, похоже, появилась явная в ней прибавка.

Свим кивком головы подтвердил вопрос-утверждение Невлоя.

– Ты его знаешь? – встав на носочки, шепнула Клоуда.

– Нет… Откуда?

– Так и знал, что именно ты и есть Свим… А это… Надо же…

– Его Ольдимом зовут, – вмешался Малион. – Ольдим.

– Оль-дим… Надо же. Я и говорю, Оль-дим. Но красив, против правды ничего не скажешь. Интересно становится…

– Ты бы на себя чаще в зеркало смотрел! – озлился бесцеремонности гостя Ольдим. – Рожа рожей, а туда же, у других изъяны ищешь,

– Ха, рожа! – гаркнул Невлой. – Хо-хо!.. Рожа, да моя, родная. Исконная, так сказать. А ты сам себе такую придумал… Подожди ты с обвинениями! Я же тебя обижать не хотел.

– Тогда бы лучше помолчал.

– Всё, о тебе молчу… А вот и мальчик! – Невлой, прищурившись, осмотрел Камрата с ног до головы, потом коротко глянул на Малиона, тот чуть приметно кивнул. – Ну да, мальчик. Зовут, наверное, э-э… Камратом… О! Прекрасная ауна!

Восхищение Клоудой у Невлоя было неподдельным. Она, размягченная сном, выглядела как никогда женственно, даже облачённая в мужскую одежду. Озорные глаза навыкате Невлоя, казалось, охватили всю ее фигуру, взгляд их материализовался и пощекотал её.

Клоуда пискнула и шмыгнула за спину Свима.

– Вот так встречают истинных друзей? – с пафосом, будто выступал перед большим стечением разумных, высказался Невлой. – Я полночи вплавь и вброд шёл к вам. И что же вы? Как вы встречаете меня?

– Зачем шёл?

Обыденный, но резонный вопрос Камрата поверг, было такое впечатление, вновь прибывшего в полнейшее замешательство.

Некрасивое его лицо, недаром. Ольдим назвал его рожей, покрытое шишковатыми наростами, передёрнулось в болезненной гримасе. Нижняя, ало-красная губа, подбитая снизу редкой и короткой бородкой, подалась вперёд. Рот Невлоя приоткрылся, и стали видны крупные, жёлтые от огня, зубы. Он хотел, было что-то сказать, но либо не решался, либо у него не хватало воздуха, чтобы выдавить из себя какие-то слова: ответа на вопрос или возмущения.

Камрат задал вопрос и теперь, почти не мигая, в упор смотрел на громадного человека.

– Так его, малыш! – обрадовано одобрил Ольдим, – Он, видишь ли, вплавь и вброд…

– И вправду, зачем? – обрёл, наконец, способность напомнить о своих негласных правах командира команды Свим. – Зачем к нам шёл?

Невлой рот закрыл, но губу подал ещё дальше вперёд. Постоял так и вдруг, посмеиваясь, изрёк:

– Сам удивляюсь. Пол ночи… Вброд… Зачем? Ты не знаешь? – обратился он к Сестерцию.

Торн гордо вскинул голову и, не глядя на Невлоя, возвышающемуся рядом с ним на полголовы вверх, ровно высказался:

– Люди!

– Вот это ты правильно заметил. Так поступают только люди. Тебе этого не понять, а люди…

– Перестань кривляться, – вмешался Малион и оборвал, переходящую в нечленораздельную, речь весельчака. – Скажи лучше, кто и что за тобой?.. Подожди, Свим, я чуть позже всё объясню. Пусть он пока расскажет, что делается за нами.

Невлой преобразился: фигурой, лицом, голосом. По его одежде ещё стекала вода, всё так же бугрились наросты на его щеках и под глазами, и никуда не делись его внешние габариты, а показалось, что перед командой появился новый человек – подтянутый, серьёзный, со строгим взглядом тёмных глаз.

– Невдалеке, в пяти, быть может, переходах через воду, расположился усиленный крин тескомовцев. Человек сорок. Бойцы в массе так себе. Есть, конечно, кто покрепче, но таких мало, может быть, с десяток. Кринейтор у них строг, но с ленцой.

– Ну и хорошо…

– Не торопись, Малион. Я сам, было, так подумал. Тем более, они полезли в воду в одежде. Она на них, естественно, в лохмотья превратилась, оттого настроение у них было не очень оптимистическое. Но идут за вами, Свим. Сам слышал… Не торопись, сказал. Вечером к месту их ночёвки приплыла лодка с подкреплением, одеждой и едой… У тебя еда осталась?

– Осталась. Продолжай!

– Рад слышать… Так вот. Прибыло семь… нет, восемь тескомовцев. Встречали их с ликованием. Одежда, еда, даже коввда… С ними, наверное, заявился кто-то важный, уж очень они развеселились.

– Понятно, – протянул Малион и, подражая Невлою, выставил вперёд нижнюю губу, узкую и бескровную.

Так они постояли друг против друга, схожие чем-то и совсем непохожие люди. Потом Малион сказал Свиму:

– Ты всё понял?

Свим стоял насупленный, хотя сведения, принесённые нежданным ночным визитёром, имели ценность.

«Ну что за ночь?» – с досадой думал Свим. – «Ну что за гости? Малион, П”лияна, теперь вот ещё подарок – Невлой… Сумятица какая-то от их появления. Эти двое между собой говорят темно, понимают один другого с полуслова, а ему все их разговоры – лес дремучий, кроме известия о крине, идущем за его командой, естественно».

– Понял, – буркнул он на манер Невлоя, – уходить надо. Вот что я понял. У нас скоро пятки гореть будут.

– Точно! – как будто обрадовался Невлой, морща толстую кожу лица. – Уходить. И уже прямо сейчас. Да, Малион, не вижу Мусила… Ты его…

– И не увидишь. Как сказано, так и сделано. Ведь помнишь… Откуда ни возьмись, на нас напали к”вузаны. Мусил сидел на корме и… Они вот всё видели.

– Как же так? Почему напали? – обратился Невлой к Свиму, заставив того поджать в недоумении губы. – А как же Знак К”рьексала?

– А так! – с ожесточением произнёс Малион. – Я не уверен, что К”рьексал имеет на них хоть какое-то влияние.

– Вот так-так, – ветвистые брови Невлоя поползли вверх. – Как же мы теперь?

– О чём они? – обратился Ольдим к Свиму.

– Сейчас узнаем, – отозвался Свим. – Малион, и ты, Невлой. Вы либо объясните нам, какие проблемы вы тут при нас обсуждаете или решаете, либо… держите их при себе покрепче.

– Да уж, – добавил Ольдим назидательно. – Нечего в ночи всякое плести про К”рьексала… К”вузанов тут приплели…

– Так что договоримся, – стоял на своём Свим, – или-или! А сейчас, Малион, веди нас туда, куда хотел. Прямо, вправо, влево…

– Прямо. К Сажну. Это остров вдоль берега Ренцы. Его Сажном называют. Там когда-то, говорят, располагался город или посёлок Сажен.

– Его называли Сажаней, – поправил Камрат. – И не поселение там было, а место отдыха, с постройками автономного типа.

Камрат невозмутимо собирался в дорогу, а люди молча уставились на него, словно он сказал нечто такое, от чего они проглотили языки. Быть может, один Свим не удивился поправке мальчика так, как другие. Наслушался от него за последние два месяца всякого. Зато новички в команде вели себя так, словно их дождём без копольцев прихватило.

– Пошевеливайтесь! – пришлось вмешаться Свиму. – Сажен или Сажаней, нам пока что разницы никакой… К”ньюша, костёр тушить! Как себя чувствуешь, Тринер?

– Вполне, Свим. Силы есть,

– Малион, ждём тебя. Выходим!

Когда, кажется, все были готовы двинуться к первой водной перемычке, Невлой сел на поваленное дерево у почти потушенного К”ньецем костра и твёрдо заявил:

– Пока меня не покормите, ни шагу не сделаю. Весь день и вот ночь… Есть хочу! И вообще, разве так встречают…

– Сиди! – рявкнул взбешённый Свим.

После трудного дня и проходящей бессонной ночи, после непонятных ему реплик, намёков и разговоров Малиона, Ольдима и Невлоя, их капризного поведения, от неприятностей последних дней и неопределенности будущих, нервы у него стали сдавать.

Требование Невлоя перед самым выходом в путь переполнило его чашу терпения.

– Сиди сколько угодно и жди, когда тебе что-нибудь поднесут, а мы пойдём. Всё!

Он полу обнял Клоуду за плечи, подтолкнул Камрата в спину, чтобы не задерживался, и пошёл прочь от несостоявшегося ночлега. Довольно засмеялся Ольдим и подал руку Тринеру, помогая ему подняться.

– Пойдем и мы, – сказал он громко, – Вода освежит нас.

– Брр! – вздрогнул Тринер и тихо рассмеялся, представив, как ему сейчас придётся лезть в холодную воду.

Решительность Свима ничуть не обескуражила Невлоя, Он бодро поднялся и направился со всеми к месту переправы. Догнав Свима, философски заметил:

– Ты по-своему прав. Не сейчас, так позже. Просто мне придётся съесть значительно больше, чем я мог бы съесть сейчас. О том и предупреждаю, дабы потом не было никаких возражений с твоей стороны. Я такой.

– Там видно будет, – неприветливо отозвался Свим, – Посмотрим, стоит ли тебя кормить вообще.

Глава 25

Последним покидал так и необжитое местечко, выбранное для ночного сна, К”ньец. Настроение у него было мрачным. По его мнению, которое, как он заметил, никого не волновало, в команде становилось тесно от людей. Их стало так много, что ему и Сестерцию, да и Камрату тоже, не осталось места для общих разговоров и обсуждений.

Да и Свим, похоже, стал теряться в многолюдстве.

Кто они такие – Малион и Невлой? Пришли, нет, ворвались по существу в команду, взбудоражили всех, Ольдима озлили так, что тому впору за меч хвататься. Что-то или о чём-то говорят непонятное. Какие-то имена, намёки…

И вот Ольдим… Как будто и Ольдим с ними!..

Ко всем этим несообразностям им ещё ослучьяма не хватало.

И вот он, появился!

К”ньец тщательно загасил костёр, справил на него малую нужду, понюхал воздух. Ещё пробурчал про себя несколько недовольных фраз и побрёл к берегу, где люди решали бесконечные, а оттого бессмысленные проблемы, и вели столько же непонятные разговоры.

Так оно и оказалось, когда он приблизился к столпившимся членам команды у кромки воды.

– Зачем вы раздеваетесь? – буйствовал Невлой. – Мокрыми из воды выйдете, одежду на мокрое тело напялите, потом опять снимете, опять в них мокрыми влезете… Из неё потом воду надо будет отжимать. Зато сколько времени загубите, раздеваясь и одеваясь!

Его притязания никто не пытался унять, ибо высказанные им аргументы никого не обманывали. Он сам праузой раньше рассказывал об одежде тескомовцев, пришедшей в негодность оттого, что они несколько раз влезали в отравленные воды.

– Ты полезай хоть вниз головой, – наконец обратился к Невлою Ольдим, – а нам не мешай поступать так, как мы знаем. Сами разберёмся со своей одеждой. Она у нас потому и сохранилась, что тебя не слушали. Ты хочешь нас раздеть?

Однако Ольдим раздеваться не торопился, ожидая, что предпримут другие. Никому не хотелось лезть в воду в одежде, но и входить в её холодное лоно навгими не набрались пока духа.

– Я её лучше совсем одевать не буду, – решился Тринер. – Так и точно меньше времени уйдёт на переодевание. Ночь-то тёплая.

Он стал раздеваться, его примеру последовали все, кроме Невлоя.

– Не беспокойтесь вы о нём, – сказал Малион. – У него одежда выдержит всё. Как и моя.

– Ишь ты, – Ольдим не стеснялся в сарказме. – То-то он на нас насел. Благодетель нашёлся! Таких топить надо без разговоров…

Остатки ночи, утро и половину дня команда Свима посвятила движению.

В полдень, одолев не менее десятка проток и отшагав по такому же количеству островков различных размеров, беглецы остановились на краткий привал: отдохнуть и поесть. Все едва волочили ноги от усталости. Каждый мечтал об отдыхе и еде. Быть может, только П”лияна, спавший на плече Сестерция, не испытывал таких потребностей.

Сажаней уже был в виду, протянувшись многосвиджевой лесистой полосой за четырьмя-пятью островками, которые ещё предстояло пересечь команде Свима, чтобы ступить на остров, где, по уверениям Малиона, её ожидала лодка.

– К вечеру, думаю, до него дойдём, – жуя полным ртом, уже несколько раз проговорил Малион.

Глаза его лихорадочно блестели. Всю дорогу он торопился сам и торопил остальных, выказывая явное нетерпение и беспокойство, передаваемое другим.

Но беспокоиться было от чего.

Позади они уже могли разглядеть погоню, развязанную тескомовцами. До них было ещё довольно далеко, но завтра они точно будут уже здесь, где сейчас расположились беглецы. Таким образом, у Малиона и у ведомых им разумных оставалось не более одного дня, чтобы завершить все дела на Сажанее и убраться с него.

Однако дело внезапно осложнилось.

Переходя предпоследний островок, они обнаружили многочисленные, ещё свежие следы разумных. Среди них, что особенно встревожило команду, были человеческие – отпечатки сапог. Теперь, хотя тескомовцы и подпирали, бросаться вслепую на Сажаней становилось не то, что опасно, но поостеречься следовало. Мало ли кого наводнение загнало на остров и на время лишило свободного передвижения.

Никто пока что не предложил ничего путного, как поступить в сложившейся ситуации. Один Невлой порывался сходить на разведку.

– Давайте я пойду вперёд, и всё там посмотрю. Потихонечку, а потом выйду вам навстречу, когда вы к Сажанею подойдёте. Почему бы и нет?

– Конечно, так и отпустили тебя. Ты уйдёшь и не вернёшься. А почему, так ничего придумывать не надо… Знаем мы таких, – завёлся было Ольдим, но его реплика не нашла поддержки.

– Потихоньку не получится, – вежливо обосновал свой отказ Свим. – Ты на воде как на ладони. Всяк тебя увидит. Надо идти, наверное, сразу всем вместе… Или ночью.

Малион тщательно вытер рот рукой, очищая его от крошек.

– Зачем же ночью? – проговорил он рассудительно. После еды лихорадочный блеск в его глазах пропал. – Разве мы кого-нибудь боимся? Давайте-ка, подумаем, а кто, собственно, может или мог находиться в районе этой гряды или Сажанея перед наводнением?.. Итак, во-первых, клан ослучьямов. То, что П”лияна следов своих сокланников не обнаружил, ни о чём пока не говорит. Они могли быть затоптаны последующей волной разумных или они прошли здесь ещё до наводнения. Поэтому представим как вероятность нахождение охолохов на Сажанее. Их там должно быть, как утверждает наш грында, сотни полторы, а то и поболее того. Какой-либо опасности для нас они не представляют. Если только для самого П”лияны. Кто ещё, во-вторых, может быть?

– Они нападут на П”лияну? – озабоченно спросил Камрат.

– Это ты у него спроси, – кивнул Малион на безмолвного, всё ещё вкушавшего, грынду.

Ослучьям, услышав своё имя, поднял на Малиона большие круглые глаза, опалив говорящего тёплой волной. Малион озадаченно хмыкнул и оттянул пальцами на шее кожу.

– А он скажет?

– Ты спроси. Но не будем больше об ослучьямах вспоминать. Пока с ними не встретились. Итак, кто там может ещё оказаться?

– Банда какая-нибудь, – предположил Свим, – Во всяком случае, судя по следам, там люди и путры разных видов.

– Банда, – повторил Малион. – Не исключено. При встрече с нею могут быть недоразумения.

– Что нам банда? – бодро отозвался Невлой и потянулся, демонстрируя могучую грудь и длинные сильные руки, – Да мы их в дым и пыль.

– Не торопись кого-то там разносить в пыль, – поднял вверх указательный палец Малион. – Банда банде рознь. Скажи-ка, К”ньюша, – внезапно обратился дурб к хопсу, до сего времени он словно не замечал выродка. – Ты не обратил внимания, сколько человек прошло через эти острова?

К”ньец от неожиданности привстал. До того всё, что он обнаружил на предыдущем островке и здесь, доложил Свиму.

Но его самого в этом деле интересовало не количество разумных, побывавших здесь, а едва вычленяемый на фоне множества других знакомый запах. Поскольку на него было наложено такое большое напластование пахучих остатков пищи, воды, высыхающей на телах людей и путров, других зловоний и запашков, то К”ньец никак не мог в нём разобраться до конца. Однако созревала уверенность, что кто-то, совсем недавно общавшийся с ним, прошёл со всеми на Сажаней.

Одно то, что он был занят расшифровкой запахов, а другое – обращение к нему Малиона, отразились на его поведении: он долго не мог начать говорить, а когда начал, то заикался на каждом слове и повторялся через два.

– Я… Не совсем… Не совсем обращал… внимания. Не обращал на это внимание…

– К”ньюша, ты чего? – сочувственно сказал Свим. – Даже я заметил, что их было много. И ты говорил сам…

– Да, много, – успокоился хопс. – Человек двадцать, а то и больше.

– Откуда столько-то? Так уж и двадцать…

К”ньец фыркнул, прижал целое ухо к голове.

– Крин, наверное, какой-то тескомовский попался, – шумно переводя дыхание и что-то опять жуя, заявил Невлой,

– Как же, крин! Он что, от нас, значит, убегает? – парировал Ольдим.

– Чего бы ему от нас, – Невлой тупо уставился на Ольдима. – А-а! Ну, тебя, не до шуток! Двадцать человек и несчётное количество путров, разномастных и вооруженных… И все там, на Сажанее… Мало приятного.

– А как же в дым и пыль? – напомнил Ольдим.

– А так.

– Обычно банды так близко к городу не подходят, – негромко напомнил о себе Тринер. – Откуда они тогда могли появиться здесь? И потом, а где они были до этих двух островков?

– Встретимся, узнаем, – словно про себя проговорил Ольдим.

Настроение, по мере того, как шёл разговор, y него становилось всё пакостнее. Он с холодком в груди стал, как ему показалось, догадываться, с кем им придётся вскоре иметь дело. Не какая-то группа или банда втиснулась в самый неподходящий момент между предполагаемой лодкой и их командой.

Он долго не решался поделиться своими подозрениями. Пусть всё идет само по себе.

Воистину: встретимся, узнаем…

«Паршиво всё как-то складывается», – подумал он и тоскливо окинул панораму островка, временно приютившего его и разумных, с которыми он связал свои надежды и желания.

Весна кругом, весна!

Вон даже Малион, сухарь из сухарей, свежую травинку рассматривает.

Ольдим любил весну, она всегда приносила ему что-нибудь новое, светлое… До того момента, когда страшная вспышка, нестерпимо жаркого огня не обрушилась на него с неба… Это случилось тоже весной…

Сегодня ночью, преодолевая препятствия вместе со всеми, он вдруг неожиданно для себя, как в старые времена, сочинил каманаму:

Тронет лист теневой весна,

не убьёт,

но пробудит ото сна…

Всё растет!

Каманама не была совершенной, но ему она нравилась. Что-то она в нём пробуждала забытое.

Малион напомнил ему это былое…

– Когда я шёл в Сох, – как бы разговаривая с самим собой, начал Ольдим, – как раз вдоль этих холмов, то видел банду опритов на сто. Я ещё тогда подумал… Нам не стоит с нею встречаться.

– Разве могут быть такие большие банды, – усомнился Тринер. – Им такой массой не прокормиться.

– Нет, конечно. Вот я тогда и подумал, что собралась не одна банда, а несколько вместе.

– Анахат? Ты думаешь, где-то здесь состоялся анахат? – Малион вытянул шею, чтобы лучше видеть Ольдима.

– Не уверен, – тускло отозвался Ольдим, – но людей там было много.

– Анахат созывается только людьми, – подтвердил Невлой. – Но там были, как я понял, и другие разумные. Ты их видел, Ольдим?

– Путры составляли большую часть.

Повисшая вдруг тяжёлая пауза затягивалась.

– Вот, Малион, – нарушил молчание скромным по звучанию голосом Невлой, – какой может быть цена ошибки, даже когда за решение берутся даже Вьюжные.

– Не нам их осуждать, – неохотно отозвался Малион.

Заметив недоумённые взгляды соратников по несчастью, а у Свима хмурящийся лоб, Невлой поспешно объяснил:

– Это означает лишь то, что помощь должна быть оказана вовремя. Любое промедление влечёт за собой неучтённые последствия, которые множатся вне зависимости от запланированных предположений.

– По поводу помощи, так это вы о себе, конечно, – сверкнул недобрым взглядом из-под бугристого лба Ольдим.

– И о себе, и о тебе, – миролюбиво отозвался Малион. – Не в том суть вещей. Мы почему-то всё время считаем их, но ведь нас тоже немало. Четверо дурбов, регламентированный торн, стоящий немало. Камрат. Остальные могут за себя постоять. Не всё так плохо и безнадёжно, Ольдим. Ты меня слышишь?

– Я тебя слышу. Да, мы стоим чего-то, но оприты-люди тоже не робкого десятка.

– Вы все как всегда правы! Но обо всём этом больше давайте не говорить. Чтобы проверить правоту тех или иных, мы сейчас встанем и пойдём, – Свим поднялся и подал руку Клоуде, закинул за плечи мешок. – Идёмте!

– Ты так любишь подраться, Свим? – Невлой едва отлепил своё большое, но не грузное тело от земли, оставив в траве глубокую вмятину.

– Кому охота, – огрызнулся Свим.

Хотел того Свим или нет, но, оставаясь как будто номинальным лидером команды, она, тем не менее, распалась на две группы. Свою первооснову он чувствовал только в кругу своих старых друзей. Новички же оказались вне пределов его понимания и сопричастности к нему самому, в первую очередь. Такое разделение команды привело к любопытной субординации в ней. Обращаясь с каким-нибудь распоряжением к команде, Свим подразумевал её в составе Клоуды, Камрата, К”ньеца и Сестерция. Тринер как бы выпадал из круга, но, оказавшись на его попечении, также причислялся к тем, к кому Свим мог обращаться напрямую.

Дурбы составляли другую группу. Они ему не противоречили. В разговоре друг с другом старались обмениваться репликами и взаимными уколами, не подключая к нему Свима. Одним словом, держались особняком.

Тем не менее, никто ему ещё ни разу не сказал против решения, принимаемых им, и слова.

Почему так поступает Ольдим, Свим, как ему казалось, догадывался: после исчезновения Фундаментальной Арены бывший её агент и охотник пока что не сориентировался и в его команде нашёл временную отдушину, чтобы осмотреться и правильно принять решение, чем заняться дальше. Зато поведение Малиона и Невлоя, появившихся, якобы, для встречи Камрата, оставалось Свиму непонятным.

На Саженей ступили уже почти в темноте. Хорошо были видны отдаленные огни костров. Их было довольно много.

– Мирно живут, – заметил Невлой. – Не таятся друг друга, значит, никто не мешает.

– Ночная передышка, думаю у них, – выложил свой вариант Ольдим. – Утро ещё покажет.

– Может быть, и так, – согласился Невлой, – Многовато желающих погреться у костра. Многовато…

Команда стояла на берегу.

По словам Малиона, его лодка была надёжно, как уверял он же, спрятана на другом конце острова. Предстояло решить, как и когда пересекать Сажаней.

Каждый, имеются в виду дурбы, уже высказал своё мнение на сей счет. Мнения расходились.

За ночной и береговой вариант выступал Ольдим. Его аргументы поначалу выглядел безупречными.

– Раз уж вы не догадались спрятать лодку с этой стороны, дабы нам не надо было бы теперь ломать голову, как до неё добраться, то лучше пойти сейчас же бережком, никого не задирая и не трогая. Ночью не видно, кто идёт. Так, гляди, и прошмыгнём незаметно.

Впрочем, его вариант как раз и сводился к названным двум преимуществам: бережком обойти всех, кто может им помешать, и ночью их никто не заметит.

Никто вначале и не возражал, другое дело, что все так устали, что предложи сейчас Ольдим перелететь к месту расположения лодки, никто не отказался бы.

Тринер повалился на землю, рядом с ним со сдерживаемым стоном опустилась Клоуда.

– Хорошо бы так, как ты говоришь, – высказался Невлой. – Но если заметят, прижмут к воде со всех сторон. Но это полдела. Не люблю я драться вслепую. Не заметишь, как ткнут из темноты под ребро. Нет уж, Ольдим, хоть и хорошо как будто, но мне твой план не нравится.

– Днём так же могут прижать к воде, – не слишком активно защищал свой вариант Ольдим.

– Да, могут и днём, – сдержанно заметил Свим. – Но днём мы хотя бы своих видеть будем и как группа не распадёмся. А ночью нас по всему острову раскидать может. Надо идти днём, а вот берегом или напролом, завтра видно будет.

Выключенные из обсуждения не дурбы имели свою точку зрения на предмет разговора.

– Почему они всё время думают, что на нас кто-то помимо тескомовцев может напасть? – задался резонным вопросом Тринер. – Я уже попадал в подобные ситуации. И ничего, как видите.

– Здесь могут находиться несколько банд, а то и анахат в полном составе. Тогда банды не враждуют, а объединены. – Пояснял К”ньец. – Это очень опасно! Вот они и думают, как обойтись без контакта с ними.

– Люди! – не остался безучастным торн. – Как встретятся, так за мечи хватаются. Я, когда был в банде Хлена, однажды участвовал в анахате. Люди тогда делили территорию и устанавливали Закон.

– Ты из-за этого Закона с Хленом переругался? – напомнил К”ньец.

– Из-за него. Хлен нарушил его, а я был за Закон.

– Ночью лучше спать, – высказала своё мнение Клоуда и зевнула. – Ночью по дороге ноги поломать можно. Помнишь, К”ньюша, как мы брели ночью, после того, как удирали от гаран?

– Как не помнить.

– Ауна права, – поддержал мнение Клоуды Тринер. – Усталость не лучший друг в путешествии, а тем более, если придётся драться.       Один Камрат из всей команды в дебатах – когда, куда и как двигаться – не принимал участия. Он находился словно в трансе, когда всё слышишь и видишь, но как бы со стороны.

Мальчик в детстве часто слышал от бабки Калеи о Сажанее, о его неповторимой, по её словам, природе, о связи этого блаженного уголка с какими-то событиями, воспоминания о которых трогали Калею больше, чем все другие, коих в её долгой жизни было предостаточно. Она же жила в основном этими воспоминаниями.

Камрат и сам, ступив на краешек острова, возникшего всего тремя днями раньше, внезапно почувствовал какую-то сопричастность ко всему тому, что здесь когда-то было, есть и будет.

Было всякое – хорошее и плохое, возвышенное и жестокое; сиюминутность носила оттенок неустроенности, суеты и тревоги: вот-вот что-то случиться, всё готово к тому, чтобы так и произошло. Не хватает только малого толчка.

И будущее!.. А ведь что-то у него, связанное с Сажанеем, ещё будет. Где-то там, в далеком, и туманном оттого, будущем… Какие-то тени бродили, в них он как будто кого-то угадывал, от чего чувство праздника охватило мальчика…

– Здесь и ночуем! – громко объявил Свим, вырывая Камрата из чудной атмосферы будущего праздника. – К”ньюша, посмотри, осталось ли тут что сухое для костра. Малыш, Сестерций, помогите ему!

Ужинали только не люди и Невлой.

– Бренда брендой, – заявил он, – но есть всегда хочется.

Ольдим почесал единственный участок на голове, где у него росли волосы, и озадаченно заметил:

– Нас-то почему к еде не тянет?

– Мы бренды уже столько съели, что она теперь работает и как очиститель, и как еда.

Свим, по-видимому, был прав. Люди чувствовали избыточное насыщение с обеда, словно он затянулся допоздна, и его сытое содержание переполняло их.

Ночь на удивление прошла спокойно…

Чуткие органы недремлющего Сестерция обострились и отмечали порой вскрики разумных, невнятные голоса, невидимых за темнотой, и всплески от проплывающих невдалеке под водой существ. Торн видел, слышал звуки, ощущал запахи и тонкую вибрацию поверхности земли, анализировал их происхождение и отдалённость. Они говорили о скоплении разумных на небольшой территории суши. По-видимому, их было несколько групп, по крайней мере, не людей. Люди расположились отдельно и дальше, их костры не гасли в течение всего тёмного времени. Большая часть людей бодрствовала и находилась в возбуждённом смятении, создавалось впечатление перемещения их, но не блуждания по всему острову, а лишь туда-сюда. За этим сгущением людей, где-то на пределе чувств торна, слабо ощущалась тесная кучка других людей, от неё сходили волны озабоченности и страха, они отличались от подобных волн, исходящих из первого сгущения людей – от них больше веяло не столько страхом за свою жизнь, сколько за содеянное и неразумное.

Но и в воде таились какие-то существа, они тоже излучали флюиды своих суетливых либо просто непонятных торну мыслей. Где-то совсем рядом томился некто, потребность которого заключалась в необходимости кому-то что-то либо передать, либо предупредить – как заунывная на одной ноте песнь неведомо о чём…

Камрат лежал в забытьи. Невнятные видения всплывали в его голове. Между ними царила строгая последовательность, они шли в развитии. Вначале радужные от цветовой гаммы и взбудоражено-радостные, они постепенно тускнели и успокаивались, надолго задерживаясь на том или ином эпизоде, растягиваясь в замедленном времени подробностей, потом следовал незаметный скачок – и новая меняющаяся картина динамично отмечает ускоренный ток времени. Молодые, красивые люди находятся в постоянном движении: улыбки, жесты, шевеление губ в немых разговорах. Идёт время – лица мрачнеют и стареют, меньше улыбок, сдержаннее жесты, гневно-скорбные взгляды, морщины под глазами и в уголках губ. И вот – дряхлость, рытвины морщин, маловыразительные грустные глаза…

Кто они, почему он их видит? Камрат мог лишь гадать, но он не делал этого, он был зрителем, он просто смотрел.

Закончилось всё слабой вспышкой, после которой ему явилась бабка Калея. Лицо её тоже было в сплошных морщинах, но Камрат её знал, оттого она показалась ему ни старой, ни дряхлой. От неё он услышал первый звук сна:

– Скоро, Камрат, мы увидимся, – сказала она волевым тоном, как будто приказала ему совершить нечто для этого скорого свидания. Выглянувший из-за её плеча мужчина, постоянно сопровождавший бабку Калею в снах мальчика, доброжелательно покивал головой, подтверждая сказанное Калеей…

К”ньец, наконец, как ему почудилось, разобрался с запахами – в них присутствовала микроскопическая доля от К”ньяны. С этой мыслью он уснул глубоким сном…

Команда Свима спала.

Несколько нервных с рваным сном ночей и полных событий дней измотали Свима донельзя. Он спал, прикрыв рукой плечи Клоуды…

Его мерное дыхание и сигналы, поступающие со всех концов острова, навевали Сестерцию воспоминания событий, возможно, случившихся не с ним самим, а с кем-нибудь из Агариев, живших до него, и переданных ему по наследству. В тех воспоминаниях всё то, что сейчас окружало и будоражило органы чувств Сестерция, уже было и, быть может, неоднократно: ночь, неясные запахи, слабое дрожание почвы и звуки, издаваемые большим скоплением разумных, и тревожное ожидание близкой развязки происходящего…

Ольдим спал с открытым ртом и похрапывал, переходя порой на свист. Малион и Невлой грелись спинами. Малион рядом с могучим Невлоем казался прибитой к нему щепкой: плыла она себе, пока не наткнулась на неодолимую преграду – ни поднырнуть, ни перескочить её…

Наступало спокойное утро.

Его испортил монстр, выползший на берег прямо под бок Сестерцию, заставив того подхватиться и отойти в сторону.

Кто были предками монстра, то есть, какой вид животного, наземного или водного, с первого взгляда трудно было установить. Создатели его, наверное, не ставили перед собой задачу сохранения в этой разновидности животного мира земликаких-либо определенных целей – лепили всё, что подворачивалось под руку.

Плоские передние и задние лапы, еще не ставшие ластами, грозили острыми когтями. Лапы на бочкообразном теле с кольцевыми, похожими на сегменты, наростами казались приклеенными неумелой рукой младенца – вкривь и вкось, как аппликации. Бросалась в глаза впечатляющая пасть, обрамленная жидкими отростками-усиками толщиной в текеловую веревку, что сейчас лежала тяжёлой бухтой в ногах у Свима.

Монстр натужено дышал.

Сестерций обострил все свои рецепторы-чувства, однако какой-либо угрозы со стороны необычного утреннего гостя не ощутил. Торн не знал, как ему поступить: разбудить команду или подождать, когда водное чудовище, вознамерившееся выбраться по каким-то причинам на берег именно рядом с лагерем, соизволит удалиться само.

– Мали-он, – вдруг проговорил старательно монстр, речевой аппарат которого был явно предназначен для членораздельной человеческой речи.

Сестерций шагнул к нему ближе, не доверяя своему восприятию – не послышалось ли ему слово, сказанное этой громадной пастью.

– Мне нужен… Поговорить. Мали-он.

– Малион? Тебе нужен Малион? – переспросил поражённый торн, чувствуя как по его нервным волокнам запульсировал сигнал, готовый отключить все внешние органы чувств, настолько всё происходящее противоречило его представлениям о водных животных.

Передвижные халупы клана Сестерция никогда не устанавливались вблизи воды, будь то берег моря, залива, реки или озера. Так поступали не только кланы биороботов, но и практически все разумные остерегались долго находиться около водных пространств.

Существовали многочисленные, на первый взгляд нелепые, суеверия, запреты и ограничения, ибо берег всегда был источником беды. Разверзнутся воды, из них покажутся монстры и, даже не выходя на сушу, слизнут, утащат, поразят осмелившегося нарушить правила поведения на стыке двух стихий – земли и воды, освященные многовековой практикой и усугубляющими их ужесточение прецедентами.

Так что с водяным монстром торн встречался впервые и впервые услышал от него просьбу на языке, который он понимал.

Естественно, обращаясь с людьми и не людьми, Сестерций был наслышан о водных разумных и диких, но на его месте любой бы растерялся, оказавшись с глазу на глаз с представителем водных пучин…

– Малион… Говорить… – вновь произнесло уродливое создание.

Его мощные челюсти, способные раздробить камень, изобразили нечто похожее на неумелую улыбку, чем ещё больше поразил торна.

Сестерций отступил, огляделся, и после того осторожно коснулся рукой плеча Малиона. От прикосновения дурб тут же открыл глаза и без тени сонливости глянул на торна:

– Что у тебя?

– Тебя… Требуют… Этот…

Всегда чёткий в своих высказываниях, сейчас Сестерций никак не мог успокоиться и мыслить логически.

Не вставая, Малион посмотрел через плечо в сторону, куда показывал торн.

– А-а, – увидел он монстра и проворчал, словно принял известие торна как должное. Мало того, он неспешно поднялся и, подойдя к монстру совсем близко, начал с претензий, как будто между ними только что оборвался разговор, а Малион продолжил. – Ваша безалаберность в подборке исполнителей стоила жизни двух подготовленных мною людей! Почему они напали на мою лодку? На ней были обозначены договорённые знаки воды и согласия между солнцем и луной!

– Так его, так! – громыхнул Невлой, поднимая всю команду своим оглушительным голосом. – До сих пор как вспомню, так дрожь охватывает! Это надо же было устроить…

– Помолчи пока! – цыкнул на него Малион.

Гость из воды не сводил с Малиона глаз, окантованных мелкими чешуйками.

Ему всё-таки трудно было воспроизводить человеческую речь. Длинный, серовато синюшный язык его натыкался на ряды острых зубов, оттого он не мог говорить связно, а только отдельными словами.

– Река… прорвать… – Вытолкнул из себя монстр рыкающие звуки. – К”аукирк ушёл… море. Боится… болото высыхать.

– Вот оно что, – покачал головой Малион и повернул голову к Невлою. – Сбежал, гадёныш! Лови его теперь по всему Крапу. Ты там был? – вновь обратился он к монстру.

– Нет… Сказал Р”ахтата… С”есене умирать.

– Жаль, – опечалился Малион, склоняя голову, – С”есене хорошим был бойцом и чируком. Что ещё сказал Р”ахтата? Его послал К”рьексал?

– Да, К”рьексал… Р”ахтата говорить… Сегодня… Выгнать всех… Большая битва… Наш день… Ты не ходить.

– О чём это он, – протирая заспанные глаза, подошёл Свим, но не так близко к монстру, как Малион. – К”вузан?

– Не обижай его, Свим. Он из благородных в”ексалов.

– Есть разница? – во весь рот зевнул Свим и дёрнулся от ног до головы, окончательно стряхивал с себя остатки сна.

– Есть! – резко и отрывисто сказал Малион, в его глазах вспыхнули огоньки неприязни. – Он принёс нам важные вести. Сегодня они, в”ексалы, очистят для нас округу от к”вузанов. Так что сегодня, если мы даже сможем добраться до лодки и спустить её на воду, плыть опасно.

– Они нападут?

– Свим… Не они, а те самые к”вузаны, о которых ты тут только что упоминал.

– А эти, значит, нет?

Свим то ли со сна, то ли вообще никак не мог понять Малиона, по нему, что к”вузаны, что, так называемые, благородные в”ексалы – всё едино. Пасти, зубы, уродство и водный образ жизни… Лучше ни с теми, ни с другими какими не встречаться.

В припортовых городах и селениях, где побывал Свим, о водных чудовищах, заселивших, якобы, некоторые острова Крапатского залива или море Крап, рассказывали неохотно. На расспросы у тех, кто с ними встречался, тут же обнаруживался подозрительный провал памяти или желание побыстрее избавиться от назойливого собеседника. Да, говорили иногда моряки, общались с ними, и неоднократно… Что, ну и что? Они сами по себе, мы тоже… Нападают?.. Может быть. Слышали о таком, но, как видите, мы живы и здоровы… Вот, пожалуй, и всё, что можно было выудить из них. И так всегда и везде, хотя о чём-либо другом поговорить с юмором и безудержной фантазией или поведать о тяжёлых буднях морской жизни и суровых испытаниях – моряков даже не надо было просить, они сами напрашивались в собеседники.

– Всё так и не так, Свим, – Малион досадливо тряхнул головой на настойчивый вопрос со стороны дурба.

– Ладно, видел я как ты от них убегал… Камрат, ты к нему близко не подходи, – предупредил Свим мальчика, почти вплотную подошедшего к монстру, Клоуду дурб держал за руку и прикрывал плечом.

– А как его зовут?

Камрат с удивлением рассматривал личину морского разумного. Для того чтобы вылепить подобный лик, кто-то, по мысли мальчика, постарался: челюсти, глаза, глубокая вмятина вместо носа, надбровные дуги козырьком – всё было искажено, словно трудились над каждой чертой и ломали там, где изломов не должно было быть, спрямляли естественные углы, меняли местами выпуклости и вмятины. Таким же изменениям подверглось тело этого создания – плод человеческого и природного извращения.

– Ты его сам спроси, – посоветовал Малион мальчику и добавил, обращаясь к Свиму и подошедшим к ним членам команды: – В”ексалов бояться не стоит. Они по своей природе вегетарианцы. Даже рыбу едят только в ритуальных целях.

– С такими-то зубами? – не поверил Тринер.

– Он боец, для того у него и зубы…

На вопрос мальчика о своём имени, монстр заворчал и отпрянул от него, а потом медленно стал сползать в воду, пятясь задом.

– Ну что, спросил? – довольно ухмыльнулся Малион,

– Он меня испугался?

– Он не из пугливых. Он возмутился твоей нетактичности, так как ты хотел узнать его имя. Такая бесцеремонность считается у в”ексалов верхом неучтивости. К тому же незнакомец при первой встрече вообще не должен хотя бы намёком интересоваться его именем… Я вот его не спрашивал, поскольку вижу впервые.

– Другого случая может не быть, – Камрат разочарованно наблюдал, как обиженный им монстр канул в воду, и круги разошлись.

– Наверное. Тем более у них сегодня намечен турнир с к”вузанами.

– Ты же говорил, у них будет бой, – напомнил Свим.

– Это одно и то же, – Малион отвернулся от берега. – Просто у них бой состоит из отдельных поединков, – он поморщился. – Страшное, скажу, зрелище.

– Чего хорошего, – подтвердил Невлой. – Режут друг друга зубами по живому, хрустят костями…

– Ну, у вас и знакомства, – заметил Ольдим, но без язвительных ноток.

С того момента, как его разбудил рокочущий голос Невлоя, Ольдим пытался вспомнить сон, снившийся ему, похоже, всю ночь. Но все перебираемые в уме темы, к которым могло относиться приснившееся, не рождали воспоминаний сна. Зато гвоздём зудела каманама, посетившая его вчера перед тем, как ему заснуть.

В такую ночь не спят,

а грезят

о совершенстве и страстях…

И верят!

Она ему мешала сосредоточиться, сбивала с настроя и, вообще, сейчас была ни к чему.

– Знакомства разные нужны. Они полезны, – наставительно объяснил ему Малион.

Переминающийся с ноги на ногу Невлой, напомнил о своих заботах:

– Пора бы поесть и подумать, как пережить новый день и следующую ночь. И без потерь добраться до лодки.

– Хорошо бы, – будто про себя заметил К”ньец.

От большого числа людей, как он сам себе внушил, никакого толку не дождаться: говорят, говорят, а дел пока что никаких. Впрочем, каких он ожидал от людей дел, хопс и сам не знал. Кроме одного, наверное, но о том знали все и готовились, как бы это со стороны не выглядело, – день будет не из лёгких и к нему надо относиться серьёзно.

И вначале, поесть, например.

Размышляя так, хопс с уважением посмотрел на впечатляющую фигуру Невлоя – хоть этот о еде не забыл.

Последние дни, пока его друзья насыщались брендой, хопс недоедал. Не от того, что еды не было или кто-то ему не давал есть в волю. Дело заключалось в самом К”ньеце – он стеснялся есть. Если все не едят, то ему не пристало показывать своё отношение к еде. Он не такой, как Невлой, чтобы есть в одиночку.

Глава 26

Новый день для Присмета начинался далеко не так хорошо, как заканчивался вчерашний. Коввда, выпитая в охотку, долго не выпускала его из сна. Он лежал, ощущая тяжесть своего тела, каждая молекула которого противилась любому движению.

Глуховатый и не очень настойчивый голос Тлумана уже дважды призывал его подняться. С такими же призывами, как слышал Присмет, думерт безуспешно обращался к кринейтору и большинству тескомовцев.

А лежать и не шевелиться было так хорошо. Не очень удобно, но хорошо. Мысли текли какие-то приятные. События, погнавшие из Габуна в Сох, неудачи с охотой на странного мальчика, нависшая угроза потери независимости со стороны Жуперра – не давали спокойно думать в последнее время о чём-либо ином. Сейчас же грёзы витали далеко ото всего того, что диктовало его поведение ещё вчера.

Он давно не посещал женщин. Все они остались в Габуне, в его небольшом, по меркам столицы, доме. С ними дети – радость и печаль бывшего Командора.

Присмет как никто был богат детьми. Сколько их всего от него родилось – неважно, а тех, кому была дарована жизнь Кругом Человечности, насчитывалось семеро, из них три сына. Казалось бы, радость и гордость отцу. Однако самый первый в его жизни сын, а теперь старший среди других, не давал ни радости, ни, тем более, гордости за него.

Новорожденный прошёл когда-то все проверки Круга Человечности – и по рождению и последующие. Рос мальчик быстро и подавал надежды стать красивым юношей и, подобно отцу, сильным. Так шло лет до двадцати, а потом вдруг что-то с ним приключилось: проявилось нарастающее день ото дня скудоумие, а внешне стали накапливаться телесные диспропорции. Идиотизм мальчика в глаза видевших его не бросался, для того надо было с ним поговорить. А вот искажённая фигура – длинные, почти до земли руки-плети, впалая, будто вколоченная страшным ударом внутрь грудь, уродливая косолапость и невероятно длинное треугольное лицо – были на виду, так что поговорить с ним ни у кого не возникало желания.

Что только не предпринимал Присмет, стараясь остановить развитие разрушительных процессов, но ни закалочные, ни восстановительные процедуры лучших древних систем не помогли сыну.

Врачи, повидавшие на своём веку всякие проявления патологии развития человеческого организма при его росте, единодушно оценивали бесперспективность реальной помощи мальчику, видя в его несчастье лишь подтверждение известного – человеческая раса разумных страдает таким множеством врождённых и приобретаемых аномалий, что данный случай с сыном Присмета является рядовым.

Но каково слышать такое заключение родителям?

Скоро сыну исполнится двадцать пять лет, время выпускать его из дома. Но разве Круг Человечности, осмотрев его, сможет решиться дать ему право жить в обществе? Навряд ли. В лучшем случае, сына ждёт стерилизация, дабы отсечь дальнейшее распространение испорченных генов на потомство, и высылка в Крепость, где он проживёт еще несколько лет среди себе подобных. Там, если улучшений не наступит, его ждут проводы к неудачникам, которым случайно на ранней стадии было даровано право жить и вырасти. А что там с сыном будет, Присмет точно не знал. Поговаривали, что никаких неудачников нет, так как всех, переведённых в их разряд, умерщвляют.

Печальным было то, что и другие дети теперь попадут под тщательный контроль Круга, и он будет к ним придирчив, докапываясь до всех отклонений от нормы. А кто сейчас полностью в норме?

Появление неприятных мыслей, связанных с сыном и предстоящие тягостные минты расставания с ним, разбудили Присмета окончательно. Кряхтя и проклиная вчерашнее веселье и обманчивую лёгкость в теле, он с трудом поднялся на ноги. Они предательски дрожали и не хотели повиноваться. Голова Присмета словно погрузилась в серый тошнотворный туман. Он долго стоял, пошатываясь, и невидяще глядя перед собой. Вокруг в таком же положении находились тескомовцы. Стоны и причитания. Бледный Тлуман метался между ними, но, как показалось Присмету, без цели.

Завтракали молча и вяло, некоторые воспользовались временем, отведённым на еду, чтобы еще прилечь.

– Ничего, – без эмоций говорил Тлуман и прикладывал руку ко лбу, словно всё время что-то вспоминал нужное и далекое, – к обеду всё выветрится и будет легче. Не впервой… Надо двигаться. Эй! Встань!.. Поешь!.. Толкните вон того!..

Солнце же не останавливалось и быстро карабкалось вверх по небосклону. Его тугой мохнатый клубок принёс свет и тепло. Тескомовцы медленно приходили в себя, появились осмысленные взгляды. Стали неторопливо готовиться к выходу в путь.

Присмет тыкал пальцем в свою древнюю карту и объяснял Тлуману, куда могли двинуться беглецы и где их можно будет наверняка прижать к воде.

– Им деваться некуда, – показывал он думерту точку, где это можно будет сделать, а тот время от времени обхватывал голову руками, чтобы уменьшить неприятную иллюзию того, что весь мир перед ним не стоит спокойно на месте, а качается, всеми силами стараясь сбросить его с ног на землю.

Тлуман легко соглашался с Присметом во всём. За операцию по поимке кого-то там он не отвечал. Другое дело – состояние бойцов, отданных ему на откуп, чтобы они боли сыты и здоровы. Но уж если Присмет утверждает, что тем, кого они догоняют, деваться некуда и вскоре перед ними где-то там окажется неодолимое для них чистое водное пространство, то рано или поздно крин настигнет их и выполнит поставленную перед ним задачу. Главное сейчас – как можно быстрее обрести способность трезво мыслить и соображать, а не ловить себя на постоянном желании завалиться спать и ни о чём больше не думать.

Наконец крин с горем пополам собрался и выступил в дорогу.

В воду никто из тескомовцев лезть не пожелал. Переправлялись через протоки на лодках, благо, прибывшая вчера с Присметом и Тлуманом, могла уместить больше десятка по-походному снаряжённых бойцов и оставшуюся одежду с запасом пищи. Приходилось при переходе через каждую протоку трижды использовать лодку и две другие, поменьше, которыми крин был снаряжён первоначально.

Никто не хотел сидеть на вёслах, пока Тлуман не установил справедливую очерёдность – каждый должен был грести, в том числе Присмет и сам Тлуман. Присмет, как только наступил его черёд, тут же сломал одно весло, нажав его посильнее, так как решил быстрее перебраться на берег нового островка, но добился худшего.

– Думал от него скорее избавиться, да? – проворчал Тлуман, – Такая быстрота никогда к добру не приводит.

Зато рядовые тескомовцы слегка оживились, обсуждая случившийся конфуз с Присметом и оценку его стараниям, данную Тлуманом. Люди от лёгкого разговора и непроизвольных улыбок повеселели. В обед ели за троих, потом праузы две спали здоровым сном…

Призывы продвигаться дальше, исходящие поначалу от кринейтора и Тлумана, самих падающих с желанием заснуть, пропали втуне. Присмет не вмешивался в их распоряжения. Он с удовольствием растянулся во весь рост и погрузился в сладкий сон.

На ночлег остановились поздно. На предыдущем островке нашли свежее кострище, отпечатки ног, среди них похожие на детские. Правда, один из тескомовцев, опытный в таких делах, заявил, что следы оставили по крайней мере с десяток разумных. Но Присмет не поверил, подвергнув его исследования сомнению – должно было быть не более трёх-четырёх.

Тескомовец, раздувая толстые щёки, стоял на своём, Присмет возражал, пока Тлуман не сказал бойцу:

– Верим, отдыхай! – А когда тот отошёл, Тлуман обратился к Присмету: – К ним могли присоединиться кто-нибудь из тех, кого здесь застало половодье. Оттого он тут и разглядел столько отпечатков разных ног. Разве ты не допускаешь такого?

– Всё может быть, конечно, – нехотя отозвался Присмет, в замечании думерта была логика. – Но знаешь, мальчик идёт с бывшими фундаренцами, агентами и охотниками, так что они навряд ли подпустят к нему кого-то неизвестного. Я Свима… Мальчик при нём. Так вот, я его знаю. Он осторожен. А после Соха напуган.

– Тебе виднее, – решил не спорить Тлуман. – Если верить твоей прабабушке-карте, то завтра мы ступим на последний остров гряды. Там, надеюсь, раскроются и закончатся все загадки.

– Пора бы. До того уже надоело гоняться!

На следующий день Тлуман поднял тескомовцев ни свет, ни заря. Быстро поели и отправились в погоню. Шли, не оглядываясь по сторонам, без разведки. Да и кто бы мог их остановить? Переправы чётко отработаны, каждый по-походному вооружён, настрой боевой…

Но, как, оказалось, могут остановить.

На одном из широких проливов между крупными островами их поджидала столь же неожиданная, сколь и неприятная встреча.

Лодка, прибывшая с Присметом, уже была загружена бойцами для выполнения первого рейса на другой берег. Как вдруг прямо посередине протоки из воды высунулась безобразная морда небольшого монстра. Впрочем, его габариты превосходили размеры большой лодки раза в два. Монстр продемонстрировал острые ряды зубов.

Тескомовцы от неожиданности и испуга заорали, отпрянули от берега. Сидевшие в лодке стали в панике выпрыгивать из неё. Лодка осталась без людей, привсплыла, отошла от берега и медленно стала от него удаляться.

Ругающийся Тлуман бросился, было ухватить её за борт, но водное чудовище, как будто весело ухмыляясь, тоже сделало к ней мощный гребок. Что оно там хотел в ней найти, было совершенно неясно. Поднятая им высокая волна ещё дальше оттолкнула лодку от берега. Её подхватило течением, и под отчаянные возгласы обескураженных таким поворотом событий тескомовцев, понесло прочь от острова.

Переживать бойцам крина было о чём. Мало того, что лишились удобного и надёжного средства переправы, так многие бросили в ней свои заплечные мешки, и даже нашёлся герой, по определению пришедшего в замешательство Тлумана, который оставил в ней пояс с мечом и пукелем, и даже с питьевой флягой – саркой.

– Выло бы лучше, чтобы он тебя сожрал! – ругался Тлуман. – Пояс тебе мешал? Башку бы там свою оставил. Кому она теперь нужна?

Провинившийся зверовато поглядывал на думера из-подо лба, но благоразумно молчал – виноват был.

Словно выполнив чьё-то указание лишить крин лодки, монстр подчеркнуто медленно и близко проплыл у самого берега перед шеренгой грозящих ему мечами и кулаками бойцов, и стал удаляться в сторону реки.

Но не прошло и минта, как рядом с ним, отплывшим не далее двух канторов, появился другой, совершенно не похожий на него монстр. Увидев друг друга, они тут же вступили в схватку. Вода закипела вокруг них, раздались душераздирающие визиг и крики такой мощности, что людям пришлось зажать уши руками и разинутым ртом ловить воздух.

Не растерялся только Тлуман. Он подскочил к Присмету и ткнул его без робости головой в живот.

– Тебе это мешает!? – заорал он, показывая на сцепившихся в смертельной схватке морских чудищ. – На тот берег! Быстрее! Гони всех!

Вдвоём они приводили в чувства тескомовцев, усаживали их силой в оставшиеся лодчонки и, сев за весла, перевезли весь крин на другой остров. Тескомовцы бежали по суше, на другую её оконечность, словно за ними гнались ужасные призраки.

Тлуман пришёл в ярость, заставляя кринейтора повиноваться ему и обеспечить перевод лодок вдоль берега острова, чтобы на них можно было перебираться дальше через водные преграды. Кринейтор бубнил под нос проклятия, разговаривая с тескомовцами, те отвечали тем же – никому не хотелось в виду чудовищ подвергать себя опасности. У каждого находились отговорки.

Всё же новая переправа прошла более спокойно и упорядоченно – никто не кричал, не оглядывался со страхом по сторонам, никто не покидал лодок, словно в них были горячие угли. Зато следующая водная полоса опять заставила крин остановиться, поскольку здесь сражались сразу две пары монстров – с одной и другой стороны, оставляя узкий коридор для прохода, не шире кантора. Вода между ними кипела, вверх летели брызги. Шум, поднятый схватившихся в смертельной хватке водных обитателей, стоял неимоверный.

Хотя до следующего островка можно было при хорошем замахе докинуть камнем, никто не рискнул начать переправу.

– Что же такое происходит? – У Тлумана тряслись руки и губы. Присмет впервые увидел его таким растерянным. – Ты слышал о таком? – пытался перекричать думер взвизгнувшее чудовище. – Я о таком даже от стариков наших не слышал. Им моря мало, так они здесь сцепились, а?

– Непонятно, – прокричал в ответ Присмет, от неприятного чувства передёргивая вдруг застывшими плечами. Ему самому хотелось бы задать кому-нибудь подобные вопросы.

Может быть, где-то там, в морских просторах, подобные схватки среди монстров происходят повсеместно, но чтобы такое случилось во время половодья, пожалуй, нигде, как знал Присмет, не упоминалось. Иначе в Сохе не готовились бы к водному празднику, подпорченному в этом году потерей лодок. Обычно при большой воде морские чудища заплывали в реки и, случалось, нападали на тех, кто не убрался подобру-поздорову подальше от воды, как это случилось тремя днями раньше с крином, посланным за беглецами, но чтобы они вступали друг с другом в смертельные схватки – Присмет мог только догадываться, а увидеть пришлось впервые.

Они ему совершенно не понравились – зрелище не привлекало, а звуки, издаваемые при этом монстрами, и вовсе лишали картину сражения привлекательности.

Присутствие четверки монстров особенно сказалось на тескомовцах, чудом избежавших челюстей громадного чудовища, когда оно внезапно напало на них в лодочной экспедиции всего три дня назад. Они теперь ни за что не хотели не то чтобы переправляться, а и подходить к берегу ближе, чем на десяток берметов.

Складывалась неприятная и неприемлемая ситуация.

Преследование нельзя было продолжать, не обеспечив безопасности, но и отсиживаться на одном месте тоже было бессмысленно. А монстры как будто забыли о времени, с остервенением грызя друг друга.

– Ну и что будем делать? – остановился напротив Горы Мяса Тлуман, устав бегать туда-сюда.

У него самого не появлялось в голове никаких идей и теперь он решил уповать на менее подвижный, как ему представлялось, ум Присмета, надеясь, что он туго, однако верно осмыслит создавшуюся обстановку и даст правильное решение, как поступить дальше.

– Стоять нельзя, – сказал Присмет. – Так может продолжаться весь день – А двигаться… Хм… Здесь всего ничего. Рискну!

Он высказался и внезапно для самого себя почувствовал, как в нём рождается, словно в старые, добрые для него дни, когда он выходил на публику и потрясал её своими фокусами с применением чудовищной силы, скопленной в его мышцах. Как он демонстрировал рискованные трюки, от которых многим становилось худо только потому, что они видели его феерические упражнения.

Присмет в три шага вплотную подошел к берегу, взялся за борт вытащенной почти полностью на берег лодки и обернулся к тескомовцам. Те следили за ним, но пока что не понимали его действий.

– Кто со мной рискнёт на тот берег? Кто не трус? Кто хочет испытать себя? Есть прекрасный случай!

Присмет знал – его предложение обязательно вызовет у кого-то из них чувство пойти на всё, лишь бы показать перед другими свою удаль или пощекотать нервы, доказав себе и окружающим, что он не трус и способен ещё не на такое.

Так оно, как предполагал Присмет, и случилось. Добровольцев нашлось даже больше, чем могла поднять лодка. Пришлось навскидку руки, не глядя в лица, указать на четверых, разрешая им сопровождать себя.

– Рискуешь! – заряжаясь нетерпением и азартом, воскликнул Тлуман, приплясывая на месте.

Его живые глаза рыскали вокруг, отмечая положение лодки и людей рядом с ней, расстояние до монстров и путь, который предстояло одолеть Присмету и дерзнувшим пойти с ним.

– Будь наготове! – отмахнулся Присмет.

Лодку столкнули на воду в мгновение ока, ещё одно мгновение – и все разместились в ней. Присмет сам сел за весла, понимая, что обратно ему придётся возвращать лодку за другой партией бойцов, ободренной успешной переправой первой.

В успехе он не сомневался, как будто всё знал наперёд. Лодку подтолкнули с берега, Присмет налег на вальки, всё время помня об их хрупкости в его руках – могут сломаться, и, сделав не более пяти пар взмахов, с силой воткнул нос лодки в песок соседнего острова.

Успех был поддержан рёвом радости теми, кто остался на предыдущем острове. Там уже торопливо снаряжалась вторая лодчонка, а первая с Присметом возвращалась назад.

Монстрам не было дела до сухопутных разумных, они сводили свои, непонятные людям, счёты. Их пасти рвали плоть противника, оглашали округу трубными звуками, кипящая вокруг них вода из серебристой принимала кровавый оттенок.

Не прошло и блеска, а весь крин в целости и сохранности был переправлен через протоку. Тескомовцы с расширенными глазами от совершённого Присметом поступка, гурьбой сопровождали его через весь остров, отдав лодки на попечение добровольцев, пожелавших провести их вокруг острова на другую оконечность. Бойцы понесли бы виновника торжества на руках, не будь он поистине Горой Мяса.

Тлуман, взяв на себя наведение порядка при загрузке лодок, перебрался на другой берег одним из последних. Выскочив из судёнышка, он подбежал к Присмету и схватил его руку в немом восторге. Идя по суше, он не выпускал из своей миниатюрной ладони громадную кисть руки Присмета и беспрестанно говорил, закатывая глаза от переполнявшего его чувства:

– Вот теперь я счастливый человек. Я воочию увидел Сильнейшего из разумных! Ты и вправду тот, о ком рассказывают небылицы! О! Я бы ни за что не пошёл на то, что только что совершил ты на наших глазах. Это невозможно передать словами, уж поверь мне!.. Как я боялся за вас, и как вы лихо перемахнули с берега на берег! А эти-то, эти… хи-хи!.. даже не дрогнули, чтобы вам помешать. Ты настоящий…

Присмет, насупившись и прихрамывая, шагал рядом с думертом, делая один шаг, тогда как Тлуману приходилось делать три. Не по сердцу ему пришёлся спектакль, неожиданно даже для него самого устроенный бойцам Тескома. Что его дёрнуло? Слава?.. Тщеславие?.. Чушь! Славы у него было столько, что он бежал от неё. Тщеславие же теплилось в те далёкие времена, где о нём никто ничего ещё не знал, а потом, всем известному, оно было ему ни к чему. Да и вообще он не был тщеславным человеком. Тогда что? Не пресловутый же долг перед этими растерявшимися людьми, с которыми он делает одно дело?..

А, впрочем, что гадать? Вернее всего, в нём взыграло и первое, и второе, и третье и потянуло его поступить именно таким образом. Поистине дёрнуло! Его импульсивное действие могло закончиться не так триумфально, а плачевно.

– Хватит тебе причитать, – наконец обратил он внимание на безумолчного Тлумана. – Что сделано, то сделано. Сам понимаешь, могло быть всё гораздо хуже.

– У тебя!?. Ты и это предполагал? – Тлуман как ужаленный подпрыгнул и забежал вперёд, рассматривая лицо Присмета. – Тогда, я скажу тебе, ты настоящий герой и бесстрашный человек! Вот! И этого у тебя никто не сможет отнять! Поверь мне, все эти бойцы, которых ты увлёк за собой, всегда будут тебе верны, а то, что наш батлан будет тебя боготворить, я не сомневаюсь. Дай только вернуться в Примето, и не пожалеешь…

– Ох, Тлуман. Ты всегда такой болтливый? У меня о тебе сложилось другое мнение, а ты, я смотрю…

– Это только сегодня. По случаю, так сказать, твоих деяний! – выспренно воскликнул Тлуман и засмеялся. – Знаешь, Присмет, а ты ведь и… вправду велик. Не только телом… Ты ведь знаешь, как мы тебя зовём?

– С твоего язычка, – напомнил Присмет.

– Было, что скрывать. Но я продолжу. Ты велик и своей волей!

– Ладно. Поговорили на эту тему, и будет. Мы сегодня прошли пока что всего половину того пути, который наметили, – озабоченно сказал Присмет. – Надо догонять самих себя.

– Так и сделаем. Ты посмотри на ребят, им сейчас всё нипочём. Так что будем идти сегодня столько, сколько будет нужно, чтобы выйти к последнему острову.

– А вот в этом я не уверен, – с сомнением прогудел себе под нос Присмет. – Посмотрим…

Крин без задержек продвигался по гряде до полной темноты. И всё-таки до последнего острова, который на карте был показан самым большим в гряде, не достиг.

Укладываясь спать, Присмет позвал Тлумана и задал ему вопрос, возникший у него давно:

– Тебе что-нибудь известно о возможности появления над островом, куда мы идём, тескомовских шаров с севера?

Тлуман подумал прежде, чем ответить.

– Да, Жуперр мне о них говорил. Они могут появиться уже завтра… Или послезавтра. Всё зависит от того, как ему удалось договориться с Тескомом в Фосте.

– Лучше бы послезавтра, – заметил Присмет

– Может быть, и лучше, – неопределенно отозвался Тлуман. – Скажи, Присмет, ты что-нибудь знаешь про того мальчика, за которым мы так безуспешно и бездарно гоняемся?

– Думаю, не более твоего, так как все сведения я получил от Жуперра. Он говорит, что мальчик – Бланка. Я же сомневаюсь.

– Я тоже знаю, что он Бланка. Но почему ты сомневаешься?

– Хо! – Присмет повернулся, пристраивая спину к небольшому бугорку, и опёрся на него. – Они все вымерли лет пятьсот тому назад. Их имя исчезло.

– Не-а, Присмет, – Тлуман поднял указательный палец перед собой и как бы кому-то им погрозил. – Не пятьсот, а значительно меньше. И потом этот Бланка – заложенный.

Расслабивший было мышцы, Присмет приподнялся и сел.

– Вон оно как. Дa-a… Жуперр мне о том не говорил. Заложенный! Ты сказал, а я детство вспомнил, когда взахлёб сказки про заложенных слушал. Ты уверен, что это не очередная сказка?

Тлуман пожал плечами.

– Всё может быть. Но говорят, Бланки могли многое такое…

– Но если он заложенный, тогда, сколько же ему может быть лет? И когда его заложенность выступит? Так, кажется, говорят о них, о заложенных. Именно – выступит?

– Чего не знаю, того не знаю. Обычно, если верить слухам, конечно, выступление начинается в тридцать лет, то есть при совершеннолетии. Значит, тому мальчику нет ещё тридцати лет. Хотя, я уже тебе говорил, Бланки могли многое из того, чего не удавалось делать другим многоимённым и людям вообще… Хотя бы глазком, – Тлуман вздохнул, – глянуть на заложенного Бланку. Я ведь потому и вызвался отправиться с тобой сюда, когда Жуперр формировал посыл лодки и надумал вместе с ней послать тебя.

– Н-да… Я-то думал, что тебя Жуперр пристроил следить за мной.

– В таких делах, Присмет, одно другому не мешает. Естественно, и следить тоже, если тебе хочется об этом знать.

– Не хочется… Буду спать. Подними завтра пораньше.

Глава 27

Поднимаясь, по крутому склону к вершине возвышенности, Харан не торопился и посмеивался над Ф”ентом, так и эдак обыгрывая его встречу с дураками, которые, тем не менее, умудрились набить ему глаз. Правда, делал он это, как всегда, аккуратно и в основном для того, чтобы побольше узнать о разумных, встреченных стехаром.

Ф”ент, как мог, пытался описать своих обидчиков, ему помогала Ч”юмта, однако Харан никак не мог ухватить полный образ их общего описания, поскольку выродкам присуща некоторая однобокость в свидетельствах. Ф”енту запомнились рога, а Ч”юмта обратила основное внимание на козлиные ноги. Ясным было одно, стехара и его подругу встретили хопперсуксы, но кто они, он никак не мог определить, хотя мгновениями ему казалось, что нечто знакомое мелькает у него в памяти. Сильно сбивал образ, нарисованный К”ньецем, у которого тоже были копытца.

Рога и копыта… Не хватало деталей, чтобы остановиться на чём-либо и сделать предварительные суждения о клане. Известное правило – со знакомым, хотя бы по неполным сведениям, кланом легче общаться.

Харан посмеивался, задавал каверзные вопросы, размышлял о предстоящей встрече с кланом, а на душе у него не было покоя. Веселиться, в принципе, было не с чего, да и встреча с хопперсуксами воспринималась как ненужная.

Томила неотступная мысль – он, Гелина с девочками, остальные люди и путры – все они попали в ловушку, выбраться из которой просто так не удастся. Надо было хорошо думать, анализировать, искать выход.

Думать Харан умел. Недаром Гелина, канила самого Правителя бандеки, когда-то оценила его ум и способности, так же, как и сам Гамарнак, взяв его, обладателя ничтожного нэма и пришлого со стороны, вначале в качестве своего личного врача, а затем, доверив охранять свою приёмную дочь.

Путь к тому оказался непростым…

Харан в свои неполные шестьдесят лет имел за плечами многотрудную и своеобразную жизнь, начатую даже без нэма вообще. Он порой боялся думать и признаваться в том даже самому себе, дабы где-нибудь не проговориться, не выдать своего происхождения. Ведь и тот низкий нэм, носимый им сейчас, был его чистой воды выдумкой, караемой по законам всех бандек на земном шаре.

Люди с подобным ему нэмом – от У до Че, так называемые ухропы, – составляли многочисленную часть населения Земли и Сампатании, соответственно, и терялись между инегами со средними нэмами, и швыхами – с именами ниже от буквы Ша по алфавиту.

Смежные группы нэмов неактивно, но контактировали, смешивались, чаще поднимая по нэму вверх женщин. Снисхождение по нэму обычно сопровождалось потерей его носителя по мужской линии. Правда, иногда настойчивые женщины добивались перед кугурумом и Кругом Человечности подъёма мужчин до уровня своего, приобретённого по замужеству, нэма после смерти мужа, хотя сами когда-то были подняты вверх до имени умершего. Дозволялось такое делать в самых крайних случаях, и не потому, что были редкими выморочные имена, а оттого, что женщины предпочитали жить с такими мужчинами без обязательств поднять их по нэму, довольствуясь возможностью оставить имя народившимся от этих мужчин детям нэм старого мужа.

Исключение составляли швыхи, по сути дела люди особой касты, – из их среды подъём по имени практически исключался.

Харан по рождению относился даже не к швыхам, а к одноимённым, поскольку о своём происхождении ничего не знал и родителей не помнил. Историю его появления на свет никто ему не смог объяснить. Вырос и осознал себя он в маленьком посёлке на берегу незначительной речушки далеко от Габуна и Сампатании. Уже лет в пятнадцать, прочувствовав детским ещё умом и телом, страдающим от побоев и недоедания, он поставил перед собой почти неразрешимую задачу – подняться по нэму.

Без сожаления к кому бы то ни было, покинул он негостеприимное поселение, где его знали и не смогли бы признать в нём нечто большее, чем он был на самом деле. Бедствуя и попадая в сложные переделки, а некоторые из них могли ему стоить жизни, будущий Харан прошёл по дорогам разных бандек. Покидая стены очередного города или посёлка, он уносил с собой сведения о каком-нибудь горожанине и его окружении, и чуть позже, уже в иных местах, где о том горожанине никто ничего не знал, присваивал его имя себе.

Прошли годы, он стал представляться нэмом швыха. С этим именем попал, не добровольно, в банду, где провёл пять лет, совершая набеги на мелкие посёлки, путников на дорогах, сражаясь с тескомовцами, дурбами, путрами. Банда оказалась на удивление сплочённой, в ней находились люди и путры, оставившие свои насиженные места в городах ради романтики, и бежавшие от постылой, бездумной жизни горожан. От них молодой и любознательный оприт научился читать и писать, владеть оружием, врачевать раны и болезни бандитов – необходимая специализация для банды, лишённой большую часть года свободного доступа к медицинским кабинетам городов или поселений людей.

Занятия врачебной практикой увлекли будущего Харана. По натуре своей умеющий больше слушать, вникать и анализировать, чем говорить, он везде, где это удавалось, набирался знаний и опыта.

Банда почти вся полегла под мечами бойцов Тескома той бандеки, где промышляла. Чудом избежав резни, подросший оприт назвал себя Хараном Хемоносом Хирра. Нэм по своей высоте не бог весть какой, но и такой возвышал и выводил Харана из швыхов в ухропы.

Придуманное имя позволило ему изображать из себя дурба, носить меч и держаться независимо. Хорошо подвешенный язык, умение владеть оружием и, главное, быстро и качественно оказать человеку или путру врачебную помощь, отпугивали всякого, у кого возникала мысль набраться духа и скрупулёзности выяснить его настоящее происхождение, и почему это у него незаконный нэм.

Хирра – его придуманная фамилия по первопредку нэма, обладала бесспорным достоинством, ибо похожих было множество. Хорры, Харры, Хуарры и прочие так и мелькали в нэмах ухропов всех бандек Земли.

Тщеславия Харану было не занимать, поэтому в будущем он решил не останавливаться на достигнутом. Но прежде того, прошагав с новым именем сотни свиджей, он попал в Габун, столицу Сампатании.

Незнакомый город и незнакомые горожане не смутили его, за время скитаний он привык к новым лицам, различным традициям населенных пунктов, взаимоотношениям в них между разумными, как местными, так и пришлыми. Так что в Габуне Харан прижился быстро, его по большей части интересовало, что он может получить для себя от этого города.

Случилось так, что на подходе к городу, Харан нечаянно оказался свидетелем нападения небольшой банды на хожалых – идущих своей дорогой разумных по делам или другим причинам. Сам Харан тоже был хожалым. К несчастью для бандитов, невдалеке от места произведенной ими атаки находилось звено – купор – тескомовцев. После короткого боя, в которой пришлось поучаствовать и Харану, так как для опритов он был обычным прохожим, и у него они надеялись чем-нибудь поживиться, банда рассеялась, оставив на розоватом турусе дороги с пяток убитых и столько же раненых своих членов.

Среди тескомовцев оказался раненный ими руководитель звена. Нож вошел ему снизу меленрая под ребра. Купорен, зажав бок рукой, упал, его бойцы сгрудились над ним в бестолковую толпу – были они по большей части молоды и, по-видимому, впервые вышли на дежурство дороги. Врача купор не имел по статусу, но обычно среди бойцов кто-то умел обрабатывать раны, однако на этот раз такового почему-то не оказалось, и тескомовцы не знали, что предпринять.

Харану пришлось растолкать плотное кольцо бойцов почти силой и прийти на помощь их руководителю. Он быстро осмотрел его, умело обезболил и протёр вещим соком порез, наложил повязку. Всё это он нашёл в своём походном заплечном мешке. У тескомовцев ничего подобного в запасе не было. Высказав им свое отношение по поводу их халатности, Харан распорядился устройством носилок и заставил как можно быстрее нести звеньевого – купорена – в город.

Тескомовцы приняли его слова за приказ, предоставив ему, более опытному, возможность командовать над собой, ибо купорен находился без сознания. Мало того, они попросили Харана сопровождать импровизированные носилки до самого гетто Тескома в Габуне. Харан воспользовался приглашением, ибо это позволяло ему беспрепятственно проникнуть в город без задержки стражниками. Перед самыми воротами в гетто купорен пришёл в себя и, кривя губы от боли, поблагодарил врача, спасшего его от смерти.

Прошли дни, Харан стал забывать произошедшее на дороге. Да и город стал ему надоедать – подзуживала привычка к перемене мест, выработанная годами: не сиди долго на привязи того или иного поселения людей, меняй его на другое. То, что он покинет Габун, Харан знал заранее. Не ради этого города он почти год добирался до Сампатании. Направление движения давно было выношено в его планах на будущее, а маршрут намечен точно – к Суременным горам, этим легендарным отметинам на лике Земли, оставленным предками в назидание потомкам.

В тот день он, по сути дела, совершал последнюю прогулку по узким городским улицам. Проталкивался через толпу таких же праздношатающихся разумных, которым в Габуне предоставлялась полная свобода передвижения, к какому бы виду разумные не относились. Вслушивался в разговоры, всматривался в лица и личины, представляя себе, как скоро ему ещё удастся попасть в такое многочисленное скопление мыслящих тварей после того, как он покинет город и направиться к горам.

– Да это же он! – услышал почти над самым ухом Харан, и тяжёлая рука опустилась ему на плечо.

Этого еще не хватало!

Он резко её стряхнул, отскочил в сторону и ухватился за рукоять меча, готовый расквитаться с обидчиком или с кем-то, кто увидел в нём кого-то, а теперь, как Харану показалось, намеревается либо его задержать, либо ещё проделать нечто, не нужное для него, когда он уже собрался покинуть столицу бандеки. Во всяком случае, никто в Габуне не имел с ним таких панибратских отношений, позволяющих так безвозбранно хватать его за плечо.

Полный купор тескомовцев, почти полностью окруживших Харана, отметив его резвость и настроение вступить в драку, разразился веселым хохотом, ещё больше разозлив Харана. Он хотел уже было задать резонный вопрос купорену, чья светло-зелёная отметка сияла на меленрае как новая: по какому это праву они решили повеселиться на его счёт? Но тут же узнал в них купор, встреченный на дороге, во главе созвеньевым, которому он оказал первую помощь.

Харан облегченно улыбнулся и оставил в покое меч.

– Вижу, здоров? – поприветствовал он купорена, средних лет бойца с широко расставленными карими глазами и маленьким ртом, затерянным между щёк и носа солидного размера.

– Как видишь, – радушно поздоровался с ним купорен и назвался: – Мой нэм: Теслан Такот Теребонта. Будем знакомы?

Харан внутри напрягся, помедлил с ответом.

– Мой нэм невелик, – смущаясь, проговорил он и тоже назвался.

– Нам, тескомовцам, Харан, на твой низкий нэм нечего коситься. Мы с тобой не софурсники, конечно, но почти рядом, а вот Цимонта, посмотри на него, – Теслан ткнул пальцем в живот здоровяка, которого Харан запомнил при первой встрече, – у него нэм и того ниже. Да нас это не смущает. Так что оставь при себе эти глупости – низкий нэм… Потом, я хорошо видел, как ты владеешь мечом.

– Немного могу, – скромно произнёс Харан.

Он тоже видел Теслана в бою, так что мог сравнивать своё и его умение. Тогда Теслан успел раскроить головы двум бандитам и пошёл на выручку своему бойцу, окруженному опритами со всех сторон. В свалке он пропустил удар ножа, нанесенный сзади, но в том уже не его вина, а итог расклада боя – оприт подкрался и сделал своё дело.

– И к тому же врач?

– Это у меня, похоже, получается лучше, – улыбнулся Харан.

Толстощекое лицо купорена тоже засветилось улыбкой.

– Я это почувствовал, – похлопал он себя по боку, затронутого ударом ножа, а потом Харана по локтю. – Спасибо тебе, уважаемый Харан. Не дёргайся ты так. Хотя нэм твой и низок, но для меня ты уважаемый. Наш врач в гетто был весьма поражён твоим искусством, а ему лет двести пятьдесят всех будет, и из них лет двести он занимается только тем, что лечит раны, вправляет вывихи, восстанавливает отрубленное. Сказал, если бы не ты, меня навряд ли донесли бы живым до него.

– Что без лекаря ходите? – не удержался Харан узнать подноготную недавней схватки на дороге.

– А, – хотел было отмахнуться Теслан, но, по-видимому, решился рассказать всё. – Нас тогда послали на дорогу спешно, а ведающий в ранах боец оказался в отлучке. Думали, мы туда и обратно. Знаешь, как подобное случается? Месяц ходишь, год ходишь, встречаешься порой с бандитами, ранки небольшие получаешь. Но всегда под боком тот, кто поможет, если сам, конечно, не пострадает. – Харан согласно кивнул, а купорен продолжал: – Стоит же один раз пренебречь чем-нибудь, вот лекаря, например, не взять, тут же случаются раны посерьёзнее, а то и со смертельным исходом… На моё счастье ты подвернулся. Спас меня. А что? Ты же врач, значит, и правда спас! – Теслан заметил смущение Харана. – Ты перестань думать о себе… Всё, всё! Но вот я о чём. Хотел бы видеть тебя у себя в гостях. В нашей купорке. Как, ребята, – обернулся он к своим бойцам, – пригласим его к себе?.. Слышал? Ну, как? Придёшь – не пожалеешь. Мы умеем привечать тех, кто нам понравился, а ты тем более. Хорошо?

– Спасибо за приглашение. Я согласен, – легко воспринял просьбу купорена Харан, уверенный, что уже завтра утром навсегда покинет этот город. Так почему бы сегодняшний вечер ни провести в кругу здоровых и не кичливых людей, тем более, они его приглашают с охотой, а не он сам напрашивается к ним на вечеринку.

– Тогда так, – деловито заговорил Теслан. – Мы тут должны ещё праузы две подежурить, а потом в гетто. Если хочешь, походи с нами. Сегодня здесь спокойно. Поговорим о том, сём.

Благие мысли Харана уйти из города на следующий день после встречи с тескомовцами улетучились, как дымка с появлением збуна. Его в тот же вечер уговорили, а он беспечно поддался, при том удивляясь своей сговорчивости вступить в хирис – школу тескомовцев, и заодно стать бойцом звена Теслана, поскольку один из его состава сам становился купореном.

Два школьных года пролетели в упражнениях и заботах. Его доучивали читать и писать, владеть мечом, правилам поведения на дорогах, дежурствах в городах, вести поиск и погоню за людьми и путрами. Давали сведения из истории бандеки Сампатании, хотя она была, как утверждали многие, целиком надумана и фальсифицирована, так как некоторые, бывшие лет двести тому назад тескомовцами, слышали её по иному, чем о ней узнавали молодые бойцы.

В школе Харан получал много, но он стал ею тяготиться уже через полгода. Читать и писать он уже умел, многие преподаватели были далеки от требований к Педагогам и страдали косноязычием, а дурболеты любили бесконечно рассказывать о своём боевом прошлом, где без них, якобы, не случилось ни одно более-менее запоминающееся событие. Кроме того, появились откровенные враги в лице некоторых преподавателей. Особенно доставалось от грубостей Тикера, которому независимый нрав Харана почему-то не понравился с первого дня нахождения в хирисе.

Из-за всего этого под всяким предлогом Харан старался проводить время в купоре, где ему было и весело, и уютно, там его окружали друзья и разнообразие жизни.

Однако Тикер был настойчив в своих притязаниях, так что Харан стал подумывать об уходе из Тескома.

Помог случай.

Однажды, дежуря в составе купора в здании кугурума, Харан увидел, как, проходя мимо него, Правитель бандеки гит Гамарнак покачнулся, побледнел и едва не упал на пол, если бы он, выступив из круга своего поста, не подхватил его под руки.

Свита Правителя – члены Справедливого Сената, хотя и всполошились и бросились на подмогу бойцу, но все они знали, что у Правителя такие приступы не редки. Привыкшие к системам закалочных и восстановительных, сенаторы распорядились отнести Гамарнака в ближайшую из них, расположенную в самом здании кугурума, но Харан осмелился им возразить:

– Сейчас он придёт в себя, а вам, уважаемые сенаторы, следует отойти от него, чтобы это случилось быстрее, – заявил он уверенно и даже строго, и зачем-то, но мнению и недоумению сенаторов, положил пальцы своей руки на запястье Правителя.

Харан прощупывал пульс у потерявшего сознание человека. Этому он научился в Курнекании у одного престарелого врачевателя, тот не признавал никаких древних методов лечения и диагностики.

– У них всё делали машины, – разъяснял врачеватель слушателям. – Но что может машина узнать в человеке? Машина может лишь подсказать что там и как. А ты должен знать… Так узнай, как у человека бьётся пульс – этот признак жизни – и ты сразу скажешь, что с ним произошло, происходит и что можно ожидать в ближайшее время…

Конечно, с тем врачевателем можно было соглашаться или нет, но Харану понравился сам метод – просто и иногда действенно.

С Гамарнаком случилось именно то, где по пульсу можно было узнать причину его слабости и обморока, а также его состояние в данный момент и возможные последствия.

Правитель, по-видимому, находился в помещении с нехваткой кислорода. Выйдя из него, он глотнул его немного больше и потерял сознание. Вместе с ним там же провели время и сенаторы. Организмы у них были покрепче, но выглядели они также неважно – бледные, круги под глазами.

Когда Гамарнак стал приходить в себя, Харан и сенаторам настоятельно посоветовал при выходе из небольших помещений, где они провели какое-то время, не торопиться бежать куда-то.

– Иначе у вас будет происходить то же самое, – пообещал он им. – Не торопясь, вы появитесь там, куда стремились, чуть позже, зато вам хватит сил, чтобы не свалиться таким же образом.

Неизвестно, как восприняли сенаторы от простого бойца Тескома нравоучение по поводу охраны собственного здоровья, но в тот день Харану не дали даже закончить дежурство. Помощник Правителя, неулыбчивый и всегда озабоченный Дорьян, в присутствии ошеломлённого Теслана снял Харана с поста и баз задержки и лишних объяснений ввёл в громадный кабинет Гамарнака.

Правитель бандеки, глава Великого Кугурума, слуга Правдивого Сената и Четырёх Направлений и многого другого, сидел в свободной позе за невысокой кафедрой и долго с любопытством рассматривал, оставленного с ним один на один, молодого тескомовца.

Тяжелые веки гита прикрывали глаза, и Харан никак не мог определить их цвета и выражения. Он всегда мог кое-что прочесть в глазах собеседника, но, не видя их у Правителя, ему приходилось только теряться в догадках, о чём думает гит, изучая его так внимательно и долго.

Таким же долгим и обстоятельным состоялся разговор между ними. Долгим и опасным для Харана.

Гамарнак оказался проницательным и въедливым слушателем, так что Харану стоило большого труда не сбиться в пересказе своей биографии. В ней он представлялся добропорядочным поселянином с небольшим нэмом, ушедшим от обыденности по зову сердца побродить по свету, что не возбранялось, а у тех, кто понимал привлекательность путешествий, горячо приветствовалось.

Гамарнак оказался из последних, то есть понимающих, и живо интересовался бандеками и городами, пройденными Хараном, и остался доволен их живописанием.

Рассказывая о себе, Харан, естественно, не помянул ни о годах, проведённых в банде, ни о первоначальном и предыдущих выдуманных им именах…

Вообще, беседуя с Правителем и взвешивая каждое своё слово, Харан вдруг нашёл в описании собственного жизненного пути массу периодов жизни, требующих умолчания. А умолчание, как водится, не всегда сопутствует искренности.

Гит, по-видимому, что-то почувствовал в этих умолчаниях и в некоторых местах рассказа, где Харан пытался что-то похоронить поглубже, кривил на породистом лице губы, но, тем не менее, было видно, что он прощает человеку нежелание говорить о том, чего он не хочет выносить наружу.

Концовка разговора с Правителем, а о цели его Харан не догадывался, была для него совершенно неожиданной: Гамарнак предложил ему стать его личным врачом.

Пока вновь испеченный личный врач Правителя бандеки растерянно моргал глазами, неспособный от внезапности высказать и слова, в кабинет вошла…

Нет, тогда ему показалось, вплыла удивительная девушка.

Так Харан впервые увидел Гелину…

– Вот они! – вывел его из задумчивости и воспоминаний Ф”ент. – Сидят, шушукаются.

Харан посмотрел по направлению, указанному стехаром, и увидел не далее как в двадцати берметах широкий круг, организованный чинно сидящими существами. В них он тут же узнал охолохов. Клан несчастных разумных, верящих в сверхсущество, некое иллюзорное образование, обитающее, якобы, где-то между Землёй и Луной. Жилище его или местонахождение располагалось отнюдь не на искусственном спутнике, как можно было предполагать, а на некоем, не имеющем названия, естественном образовании: на Сколлапсированном Троне или даже на Самом Широком Седалище.

Все эти подробности Харан вычитал когда-то в книгах, найденных в библиотеках кугурума и родового хабулина Гамарнака.

Охолохов называли ещё как-то по-иному. В статьях о них делались намёки на особенные способности клана, когда они объединяются и создают коллективный разум, более мощный по сравнению с входящими в него индивидами.

Сейчас Харан пожалел о своей невнимательности. Читая об охолохах, он мало интересовался их религиозными представлениями, противными нормально мыслящему разумному, тем более человеку. Разве не глупо верить в нечто несуществующее, придуманное, к тому же, если уже есть сам человек?

Но о роли пня в жизни охолохов Харан кое-что вспомнил, ему стал понятен отпор, данный стехару, когда тот вздумал взобраться на предмет их поклонения.

В нескольких словах он разъяснил Ф”енту причину, почему с ним здесь такое приключилось.

– Это пень-то – сверхсущество? – возмутился стехар, беззаветно и свято верующего в Талисман, охраняемый кланом капов, выходцем из которого он был. – И ради этого они мне чуть глаз не выкололи? Ну… Ну, не дураки ли? Я же тебе говорил, что они дураки!

– Не кричи так. Всё, что сказал я, имеет под собой основу. Пень у них – это воплощение как бы того существа, его символ, так сказать, поскольку его самого здесь нет в натуре.

– А-а… он что, есть в натуре и правда? – ошеломлённо спросил Ф”ент, привыкающий уже верить каждому слову Харана. – Где?

Харан задумался. Он плохо разбирался в таких вещах и не знал, как объяснить ещё более несведущему выродку воплощение какого-то, пусть даже сверхъестественного существа, в простом пне.

– Я-то думаю, что в натуре его нет, но охолохи полагают именно так. Они уверены в его реальном существовании. Сейчас они, наверное, как раз к нему и обращаются.

– Зачем? И где он? – так и не понял стехар. – Вот у нас, у Хранителей Талисмана, этот Талисман…

Харан стал терять терпение.

– У вас Талисман, а у них проявление этого… То есть пень – это оно, сверхсущество! – резковато сказал он.

У Ф”ента от такого заявления вывалился язык. Он долго молча следовал за Хараном, пока они кружили вокруг да около упорядоченной толпы верующих.

В круге находилось не меньше сотни охолохов.

Харан прислушался к их заунывному бормотанию.

– Сироче?.. Ха, они говорят на сироче, – определил он. – Ты знаешь сироче, стехар?

– Знаю, – уверенно заявил Ф”ент. – Э-э… Как там… Что тебе надо… Мне с тобой не по пути… – медленно проговорил он на сироче, страшно при этом коверкая слова древнего языка.

– Да-а, бегло говоришь, – сыронизировал Харан, – но, вижу, недостаточно хорошо, чтобы понять своих обидчиков. А они, кстати, прислушайся… тебя ведь вспоминают.

– Меня? – растерялся Ф”ент. – А как же сверхсущество? Я что? Это…

Харан от неожиданного предположения стехара хохотнул.

– Ну, ты от скромности не умрёшь, уважаемый. Тебя они вспоминают, как недостойного попирать это воплощение. То есть пень… Это раз. И, во-вторых, они считают тебя посрамлённым самой Матерью… Не понимаю… Тебя она… Так… Тебе, оказывается, ещё повезло, ибо она оставила тебя в живых для назидания другим… ну и ну… Извини, стехар… для назидания другим дуракам.

– Это ты что, правда? – Ф”ент поджал под себя обрубок хвоста.

– Сам у них спроси, – уже рассеянно посоветовал Харан, решая задачку, как бы осторожнее подойти к охолохам и не спугнуть их.

Во всяком случае, не спровоцировать с их стороны враждебное отношение. Подружиться с кланом охолохов следовало непременно, поскольку именно отсюда, где они сейчас стояли со стехаром, вся низина острова была хорошо видна, кроме той её части, где находился берег реки. Надо было ещё пройти бы шагов пятьдесят, чтобы охватить всю панораму, но как раз там разместились подвижники какой-то Матери, имея в середине своего круга высокий и удобный для устройства наблюдательного пункта пень некогда могучего дерева.

Ф”ент на предложение Харана потрогал больное место под глазом, проскулил жалобно:

– Я уже пробовал их спрашивать, а они рогами меня… Сами дураки, а ещё обзываются… Что мы стоим?

– Мне кажется, нам следует немного подождать, – придержал стехара Харан, норовящего под эгидой человека быстрее, если не расквитаться, то хотя бы восстановить в глазах этих «дураков» свой авторитет. – Не надо им сейчас мешать. Закончат петь, подойдём.

Ждать пришлось недолго. Пение охолохов, больше напоминающее журчание воды в небольшом ручье, оборвалось, и круг распался так стремительно, точно составляющие его члены специально разбегались в разные стороны, лишь бы не оставаться в той точке пространства, где они только что находились.

Возможно, такое поведение соклановцев также было частью религиозного действия.

– Так кто тебя обидел, уважаемый? – обратился Харан к Ф”енту, собираясь вступить в переговоры с тасмедом клана.

– Сейчас… Я его только что видел, – воспрянул духом Ф”ент. – Он у них одет не так, как все. Вон он, вон! У него, как у Сестерция через плечо цветной лоскут висит…

– У Сестерция одеяло.

– А у этого лоскут. Сравнил тоже Сестерция с этим…

– Успокойся. Ты готов? Тогда пошли. И вот что, уважаемый, веди себя так, будто ничего у тебя до того с ними не было.

– Ничего себе, не было! Да он меня…

– Как говорит Свим, помолчи!

Охолох с голубой полосой через плечо заметил их сразу, как только они двинулись прямо к нему, и сделал какие-то распоряжения соплеменнику. Тот тоже выделился из толпы – у него на плече болтался травянистого цвета кусок, выдранный по виду, из другой одежды.

– Приветствуем вас, уважаемые охолохи! – неторопливо заговорил Харан на сироче.

Быстрее он не мог бы, уж очень давно не практиковался в этом языке. В Габуне такие, кто понимал сироче, были, но они относились не к тому кругу разумных, где общался Харан.

Представитель клана с голубой полосой очумело пялил огромные чёрные глаза на незнакомца-человека, его круглые уши, сдвинутые вперёд, также, как глаза, казалось, смотрели в упор. Карминовые рожки вилочкой наклонились к незваному собеседнику.

– Принимаю твоё приветствие, человек, – неприятно скрипучим голосом отозвался охолох, в чёрно-бездонных глазах его роились точечки света, будто исходящего изнутри. – Что привело тебя к нам, человек?

– Мы все пленники этого острова, – начал Харан осторожно, словно держал в руках переполненную чашу и боялся уронить хотя бы каплю. – Мы, люди и путры, разбили свой лагерь невдалеке от вашего. Кроме того…

– Мы не пленники, – проскрипел охолох. – Мы уже просили Мать Пути и Исхода, она обещала нам помочь и вывести отсюда туда, где нет воды.

– Я рад, что хотя бы для вас этот остров не превратился в ловушку, каковым он выступил для нас. Мы тоже ищем пути ухода отсюда, но пока тщетно. А на острове оказалась большая группа бандитов – людей и путров. Мы боимся встречи с ними и потому…

– Мы их не боимся! Наша Мать Пути и Исхода защитит нас от любого, кто бы он ни был, какую бы личину ни принимал.

– Я рад, что хотя бы для вас бандиты не страшны, – тянул своё Харан, не давая себя сбивать с мысли. – Но мы хотели бы видеть, не устремляются ли они сюда, к нашему лагерю, а для этого нам надо бы здесь рядом с вами, пока ваша Мать не помогла…

– Мать Пути и Исхода! – строго поправил охолох.

– Прошу извинения, уважаемый. Я не искушён в ваших представлениях на мир так хорошо, чтобы не делать ошибок. Так вот, пока ваша Мать Пути и Исхода не соизволила вас отсюда увести, нам хотелось бы рядом с вами устроить дневной пункт наблюдения за той вон частью низины, – и Харан показал вниз на поросшую лесом, кустарником и травой часть острова.

Охолох задумался, Харан терпеливо ждал, чего нельзя было сказать о Ф”енте. Он не понимал, о чём Харан так подобострастно говорит с этим дураком, почему он не топнет ногой, утверждая право человека делать то, что он желает.

Ф”ент даже стал слегка подвывать, у него вываливался язык, он весь был напряжён и ощетинен.

– Зачем он полез на Знак Справедливости? – указал на стехара охолох своей, почти человеческой рукой-лапиной с выбросом вперёд чисто человеческим движением и указующим перстом.

– На что? – переспросил Харан. – Ах, да… – Он догадался, о чём говорит охолох, но затруднялся теперь, как бы назвать пень, выполняющий роль какого-то Знака. – На это чудо природы? – нашёлся он, наконец, и указал на пень, вокруг которого, как он заметил, в этот момент концентрировались основные силы клана с намерением защищать его от посягательств человека и того, кого уже наказала Мать. – Это он совершил от незнания ваших клановых законов и порядков, – встал на защиту стехара Харан.– И он не знает сироче, уважаемый…

– С”ялван, Тасмед и Друг Того, Кто Говорит С Матерью.

Представляясь, охолох важно и любовно поправил на себе кусок голубой ткани.

Харан приоткрыл рот, чтобы проглотить выплеснутое имя охолоха и сообразить, как всё-таки его зовут.

– Уважаемый С”ялван, – произнёс он и помедлил, дабы дать возможность тасмеду поправить его, если обращение к нему прозвучало неправильно. С”ялван промолчал, и Харан уверенно заговорил дальше: – Вам ничего не стоит простить его, он хотел лишь оградить себя и нас от возможного нападения со стороны банды опритов. С нами слабые женщины людей и путров, и дети человеческие…

– Человеческие дети? – пожалуй, впервые высказал заинтересованность С”ялван. Рожки его, из упрямо направленных в сторону Харана штырьков, превратились в смешное подобие рогульки, случайно застрявшей на шарообразное голове. – Человеческие дети!.. – повторил он, словно пропел. – Мы так редко видим человеческих детей. Наш Путь, завещанный Матерью Пути и Исхода, долог и труден, у нас нет времени бывать в человеческих поселениях, а дети живут только там. Каждое встреченное человеческое дитя на нашем пути, завещанном Матерью Пути и Исхода, приносит нам счастье… – Глаза охолоха вспыхнули. – Вы разрешите нам посмотреть на ваших детей?

Харан мог ожидать всего, кроме такой просьбы. Конечно, она была странной, но почему бы им ни показать Грению и Думару? Хотя, как на это посмотрит Гелина? Харан не торопился отвечать, но для себя решил – просьбу С”ялвана следует удовлетворить. От девочек не убудет, а дружба с кланом того стоит.

Тасмед как будто прочёл его мысли.

– Мы понимаем, что дети для вас священны так же, как для нас Мать Пути и Исхода. Нам необходимо на них посмотреть для укрепления своей веры. Мы просто посмотрим на них. Увидав их, мы сможем взять детей под свою защиту, под защиту Матери Пути и Исхода. И вам не надо будет ставить здесь пост наблюдения, это мы возьмём на себя.

Новые предложения охолоха прибавили решимости Харану. Он в двух словах поведал о нём Ф”енту, заставив того вильнуть обрубком хвоста в знак недоверия.

– Посмотреть, и – всё?

– Как я понял, и всё. Просто, как он сказал, посмотреть.

Стехар думал о том же, что и Харан.

– Надо с Гелиной договориться, как ты считаешь?

– Это ясно. Главное, что после смотрин они берут детей под свою защиту и будут наблюдать за подходом сюда банды. Гелина от лишней опеки для детей не откажется.

– Это невероятно, чтобы быть правдой. Эти дураки… Но это здорово! – воскликнул Ф”ент. – Гелине надо так и объяснить. А что касается меня, то я уже согласен. Только поговори с этим драчуном так. Детей, мол, покажем, однако приводить их сюда к ним не будем. Они сами пусть по очереди приходят к нам и смотрят. Вот тогда Гелина наверняка не будет против, а для человеческих детей будет хоть какое-то развлечение.

– Ты мудрый стехар, Ф”ент, – искренне похвалил Харан выродка. – Так и предложим.

С”ялван, выслушав условия Харана, обратился к своим соплеменникам с пламенной речью, поминая через слово Мать.

– Во, частит, – с уважением заметил стехар и вздохнул. – О чём он там с ними?

– В сироче много такого… Он именно частит. Но что он говорит, понятно.

– Это тебе понятно, а мне нет.

– Ладно, перевожу… Примерно так. Мать их Пути и Исхода не оставила своих сыновей… э-э… почему только сыновей?.. Не понятно. Да, ладно… не оставила своих сыновей без… В общем, она о них позаботилась в такой непростой обстановке, в которой оказался клан. Она им подарила возможность лицезреть человеческих детей. Кто теперь может сомневаться в её искренней любви к охолохам, чтящим её?.. Вот так-то, уважаемый стехар, он воздействует на их мозги.

– А они у них есть? – презрительно поинтересовался Ф”ент и вывалил язык. – Я вот очень сомневаюсь.

– Думаю, ты не прав. Помолчи!

Глава клана повернулся к Харану.

– Мы со всеми условиями согласны, – торжественно доложил он. – Будем посылать…

– Не торопись, уважаемый С”ялван, – остановил его Харан. – Мы должны подготовить детей к встрече с вами, предупредить людей, чтобы они отнеслась к вашему приходу уважительно и не чинили препятствий. Кроме того, с нами есть несколько путров, им тоже надо будет сказать о вас. Сделаем так. Мы сейчас уйдём и подготовим всех к вашему появлению в лагере. После чего этот стехар по имени Ф”ент вернётся к вам и поведёт первую партию, которую вы организуете. Сколько в ней будет смотрящих?

Охолох показал растопыренные пальцы обеих лапин и сам внимательно осмотрел их, словно удостоверяясь – ни один не потерян ли.

– Ага! Значит, десять…

– Так они до конца дня будут ходить, – буркнул Ф”ент, но Харан его не слушал.

– Договорились, уважаемый С”ялван. Вы делитесь тут по десяткам, а мы пошли.

Гелина молча выслушала подробный отчёт о договоре с охолохами. Посмотрела на Харана грустными, проникающими в самую глубину его естества глазами, и печально улыбнулась.

– Хорошо, что они хотят детей взять под защиту. Мы, к сожалению, оказались не слишком надёжными, чтобы оградить их от неприятностей… Нет, милый, так оно и есть. Мы же здесь, тем более ты, не виноваты. Уж так у нас нехорошо всё сложилось… Лишние защитники для детей не помешают. А всё остальное… Девочки! К нам сейчас придут путры какого-то клана, он так же, как и мы, оказался на острове. Они наши друзья. Хотят с вами познакомиться. Будьте с ними вежливы. Они говорят на сироче. Можете с ними немного поговорить…

Харан не вслушивался в её наставления детям, а повернулся к Ф”енту.

– Дело решено. Беги к С”ялвану и приведи первых охолохов. И ещё, стехар. Веди себя с ними прилично! Их помощь нам того стоит… Как им сказать? Ну да, ты же не знаешь сироче… Помаши им лапиной, в конце концов, и они тебя поймут. А то ляпнешь ещё: мне с тобой не по пути…

Стехар убежал.

Вскоре из-за пригорка, закрывающего тропинку к высотке, появилась торжественная процессия во главе с важно вышагивающим Ф”ентом. Гордости ему не надо было занимать ни у кого. За ним торопился смешным мелким скоком на копытцах С”ялван, а следом – цепочкой – шли ещё девять охолохов.

Смотрины начались с обоюдных приветствий и уважительных словесных обменов. Женщины и путры, довольные зрелищем, чинно восседали вокруг Гелины – строгой и величественной.

Девочки вышли поближе к последователям Матери Пути и Исхода. Те едва не попадали наземь от восторга или неожиданности после того, как Грения поприветствовала их от своего имени и от имени Думары на чистом сироче.

С”ялван, похоже, ничего подобного не ожидал. Его и без того огромные чёрные глаза стали ещё больше, а поза подобострастнее. Не прошло и нескольких мгновений с начала встречи, а прибывшие сокланники зажурчали в хвалебной песне Матери Пути и Исхода.

– Почему они себя так ведут при виде девочек? – Гелина склонила голову на плечо Харану. – Они же им поклоняются.

– Понятия не имею, – пожал незанятым плечом Харан. – Вначале я думал, что им просто хочется посмотреть на нас вообще, дабы знать, с кем имеют дело, а дети – лишь предлог.

– А у них там дети есть?

– Нет… Ты знаешь, милая, я как-то не подумал. У них там и вправду детей нет. У них одни самцы. Они же… – гурт, наверное, а не клан! Их предводитель… тот вон, даже сказал о сыновьях Матери. Может быть, вторая половина клана где-то в другом месте? Не знаю. А спрашивать не буду. Вдруг им мои расспросы не понравятся.

Показ детей затянулся, как и предполагал Ф”ент, почти до вечера. Всё это время С”ялван не покидал площадки под скалистым обрывом, где расположился лагерь отряда Гелины. Он встречал и провожал своих соплеменников и неотрывно смотрел на детей, только в исключительных случаях отводя от них взгляд.

Ф”ент, ушедший за очередной, по расчетам Харана, последней партией, привел её, а вернее прибежал с нею, нарушив всякую торжественность.

– Там, внизу, – торопливо заговорил он, не обращая внимания на онемевших в восторге охолохов перед девочками, – сюда бегут наши женщины! Человек пять-шесть…

Глава 28

Первые гости – весточки грядущего дня – появились к концу завтрака. С десяток выродков, явно опритов, вышли из-за кустов и остановились не далее как в канторе от стоянки команды Свима.

Принадлежность группы к банде бросалась в глаза: отсутствие хотя бы двух родственных видов, вооружение самое разнообразное, но добротное. Они без смущения приблизились к людям и теперь без боязни и почтительности рассматривали их.

– Этих надо сразу же прибить, – хрустя пакетом, буркнул Невлой, – чтобы они по всему острову не разнесли о нас.

– Устанешь за ними гоняться по всему тому острову, – выплеснулся с неприязнью Ольдим.

После общения с морским чудовищем настроение у него испортилось совсем – мало им наземных передряг, так ещё кто-то из-под воды морду свою противную высовывает, да к тому же и разговаривает. Вчера он на такой поворот в смене возможных противников, а то и сторонников, подобных сегодняшнему вестнику морских глубин, смотрел куда проще.

– Кто за кем ещё бегать будет, – сказал Свим и вытер губы обратной стороной ладони. – Мы за ними или они за нами. М-да… Пусть себе пока стоят… Стоят и стоят. У нас свои заботы. – Свим всем корпусом повернулся к Малиону. – Так как пойдём? Берегом?

– Берегом, – быстро отозвался Малион. – Но не речным. Там скалы и другие неприятности. Тот, которым пойдём мы, местами, правда, топок, но проходим везде. И зарослей поменьше. Ходьбе не помешают, и на засаду не нарвёмся,

– Будем идти быстро, засаду не успеют устроить, – закинул на спину громадный заплечный мешок Невлой. – Идти надо. Нам сегодня свиджей пятнадцать отшагать придётся. Пошевеливайтесь! Видите, оприты занервничали.

– Сколько идти, вам виднее, – оставил за собой последнее слово Свим. – Вы здесь знаете больше нашего. Ведите! К”ньюша, замыкаешь. Малыш с Тринером – сразу за мной с Клоудой. Сестерций, будь с ними.

– Нам, конечно, ни слова, ни распоряжения, – повеселел Ольдим.       Свим на его реплику даже не оглянулся. Невлой хохотнул густым басом. Однако все дружно направились вслед за лёгким Малионом.

На острове весна вступила полностью в свои права. Разворачивались листья на кустах и деревьях, мелькали пичужки или их тени. Там, где совсем недавно можно было видеть сквозь голые ветви кустарников, возникли пепельно-зелёные шторы, создавая иллюзию закрытого со всех сторон небольшого пространства, оттого уютного и мирного. Прошлогодняя трава осела, примялась, её пробила новая, зелёная, а в ней уже сновали какие-то зверьки. Меньше стало подниматься от ног пыли, земля податливо пружинила, затрудняя движение.

Команда, уверенно ведомая Малионом, вышла к длинному подпруженному полой водой, участку. Разбитыми стёклышками в травяном покрове проглядывала застойная вода. Впереди, за притопленной ложбиной, начинался подъём, поросший лесом. Далеко за ним мрачно темнела уступистым куполом возвышенность.

– Нам как раз туда и надо, – показал на неё Малион. – А здесь придётся обходить.

– Долго идём, – вздохнул Свим и оглянулся, пытаясь измерить взглядом расстояние, осиленное ими.

– Летом здесь ещё труднее идти. Трава по плечи, а то и с головой покрывает. Так что сейчас ещё ничего, – обнадёжил Малион, потом подозвал Невлоя и, приотстав от Свима, сказал ему так, чтобы никто не слышал, хотя попытка его была тщетной: – Надо бы заглянуть.

– Мы тогда сегодня не дойдём, а времени у нас в обрез, сам знаешь.

– Ты прав… Эй, Свим! – резко окликнул Малион дурба, обогнавшего его берметов на пять. – Лучше пройти не там…

Раздался всплеск. Вскрикнула Клоуда.

Сконфуженный Свим суетливо выбирался из ямы, наполненной водой. Её прикрыли упавшие длинные стебли травы, и он шагнул, не заметив западни.

Со смехом и шуточками к нему бросились на помощь Невлой и Ольдим, ухватились за обе руки Свима и извлекли его на сухое место.

– Тут нужно ходить с оглядкой, – сказал Невлой, явно довольный произошедшим событием. – Этот островок когда-то усиленно обживался. Здесь даже, якобы, город был. Так что накопали не только наверху, но и внутри. Провалишься в такую вот неприметную ямку и дна не достанешь.

Свим энергично встряхивался, помогая одежде быстрее выгнать воду. Клоуда снимала с него прилипшие листья, травники, тину. Камрат с любопытством заглядывал в мутный круг воды, где только что побывал Свим. Потом он подобрал палку и стал измерять глубину дна. Тринер, увещевая его, удерживал мальчика за руку. Сестерций со спящим ослучьямом на плече и скорбным от осуждения ностом наблюдал за суетой, поднятой людьми, но молчал.

– Не будем долго стоять, – напомнил Малион. – А ты, – обратился он к Свиму, – обсохнешь по дороге. Идите по моим следам.

Малион свернул влево и извилистым путём, известным только ему, повёл команду в обход затопленной низины.

Приотставший К”ньец нагнал людей.

– Они пошли по другой стороне, – доложил он о выродках. До того оприты шли за ними, не отпуская дальше, чем на два-три кантора. – Их осталось всего трое, другие убежали вперёд.

– Понесли кому-то весть о нас, – прогудел себе под нос Невлой. – Вот что. Давайте я вас обгоню и встречу эту троицу где-нибудь вон там.

– Не терпится подраться, – осудил его Малион. – Успеешь ещё. Другое дело – сбить их со следа.

– Каким образом? – нагнал их Свим и поравнялся, чтобы обсудить высказанную Малионом идею.

– У Невлоя есть вонючка. На путров действует безотказно. Если нюхнёт, то полдня про любые запахи забудет.

– Порошок, жидкость?

– Порошок, – отозвался Невлой.

– Хорошо, но смотрите, чтобы К”ньюша случайно не надышался вашей вонючки, – озаботился Свим, и подозвал хопса к себе.

Узнав о намерении Невлоя, К”ньец вздыбил на загривке каждый волосок и прижал целое ухо к затылку.

– Что, не нравится?

К”ньец неодобрительно посмотрел на ухмыляющуюся физиономию Невлоя.

– Скверная штука.

– Что, нюхал?

– Дважды, – фыркнул К”ньец. – Нос после неё оторвать хочется и подальше отбросить.

– Так оно и бывает. Но я тебе кое-что дам. – Невлой запустил руку в громадный пукель, притороченный к его поясу, и вынул из него два аккуратных шарика с ноготь величиной. – Засунь их в ноздри. Нос тогда не надо будет отрывать… Не сейчас. Пусть они вновь выйдут на наш след.

Взвизгнула Клоуда и, поджав ноги, повисла на руке Свима. Из-под неё выскочила и отпрянула в сторону дикая на вид крыса. Однако оказалось, что дикость её была относительной: отскочив, она погрозила Свиму лапой как кулаком, мол, смотри, куда ступаешь.

Свим от такого жеста даже не засмеялся.

– Каждый норовит показать себя, – проронил он себе под нос.

– Крысиный край, – услышав его, пояснил Малион, – Сейчас они злые. Половодье занесло сюда много их заклятых врагов.

– А они лодку вашу не сожрали часом? Говорят, что крысы могут есть всё, а весною тем более.

– Нет, Свим, не сожрали… Стой! Не ходи туда, опять искупаешься. Сразу видно – привык ходить по дорогам. Под ноги не глядишь.

– А вы, конечно… – Свим дальше не стал развивать высказывание.

– Ты прав и не прав одновременно. Просто ты невнимателен к тому, куда ступает твоя нога. Сейчас каждый шаг вправо или влево может привести к тому, что ты опять окунёшься в воду. Неужели ты не заметил фундамента стены древнего строения, по которому мы сейчас идём?

– По фундаменту? – удивился Свим и внимательнее всмотрелся под ноги. Засмущался, улыбнулся. – Неужели древнего строения?

– Пожалуй, здесь находилась стена от наводнений. А к развалинам выйдем сейчас.

Затопленная низина уступила место обсохшему пригорку. Трава здесь вырастала пониже, оставляя прогалины под кустами и деревьями – причудливые кляксы, искажённо копирующие корневую систему высоких растений. Оголённые бестравные проплешины заселили серые мохообразные создания.

– Стойте! – предупредил Малион и указал рукой на широкую полосу истоптанного травостоя. – Они прошли здесь, много. Э-э… К”ньюша, попробуй определить, когда они здесь были.

– Сюда бы Ф”ента, – проходя мимо Свима, посетовал хопс. Он был рад обращению Малиона к нему и потому особо внимательно осмотрел следы, понюхал траву, поскреб стебли копытом. – Дня два… – неуверенно определил он срок. – Мешают те, кто пробежал тут сегодня. Среди них, наверное, есть кто-то из скунсов. Они же вонючки… Разумных было очень много. Люди, путры… Шли, не торопились.

– Два дня, – задумался Малион. – За два дня можно пройти по острову туда и обратно.

– А они о твоей лодке ничего не знают? – схватил его за плечо Свим

– Успокойся ты! Откуда им знать?

– Не знают, а, вдруг, просто так возьмут и найдут. У них нюхачей из собак достаточно.

– Там не только, наверное, собаки, – поддержал Свима Ольдим, – Не унюхают, так углядят.

Малион уверенно покачал головой в знак отрицания.

– А, – отозвался он пренебрежительно о заботе Свима и Ольдима. – Вы, дурбы, должны думать о другом, а не о лодке. Её никто не найдёт и никто её не сожрёт, как тебе тут, Свим, показалось. Другое дело, как к ней пройти без драки. Сами понимаете, не хотелось бы вступать с таким количеством разумных в схватку.

– Хорошо бы без того, – со сдерживаемым вздохом поддакнула Клоуда.

– Мечтать, конечно, не вредно, – заметил Ольдим. – Только как это сделать?

– Придём, посмотрим, – также вздохнул Свим.

Ему, как и всем, браться за меч не хотелось. Вокруг буйствовала весна, и думать о крови, яростных криках, стонах совершенно не лежала душа.

Не хотелось, но тут же он вспомнил о тех, кто за ними идёт по следам и отмечает каждый их шаг. Он оглянулся, надеясь их увидеть, однако заметил иное: за ними стелилась примятая трава, по которой и без особых навыков можно было определить – здесь совсем недавно кто-то прошёл.

– Мутные звезды! – пробормотал он. – К”ньюша, посмотри там, не идут ли они за нами. Малион, мы можем куда-нибудь отвернуть, чтобы не оставлять за собой заметную тропу?

– Они уже идут за нами, – тут же мяукнул К”ньец.

– Выбор у нас невелик, – оттягивая пальцами кожу на шее, отозвался Малион на второй вопрос Свима. – Но есть. Невлой, пора им подсыпать вонючки. А следы наши, Свим, скоро обветрятся, трава чуть выправится… Ты готов, Невлой?

– Как всегда, – бородатое лицо Невлоя расплылось в улыбке, к сожалению, не красящей его. К сожалению, так как постоянно деятельный и иронично настроенный, по-настоящему он улыбался редко. Чаще ухмылялся. Наверное, знал о своей некрасивой улыбке и скрывал её. – Ты, дружок, – обратился он к хопсу, – заткни ноздри и иди впереди меня… Правее, правее!.. Я начал.

Как там вонючка сказалась на преследователях, команда Свима не узнала. По всей вероятности, тонкий порошок, рассыпанный щедрой рукой Невлоя, сработал как следует, так как вскоре К”ньец, на время освобожденный от затычек в носу, вернулся после короткой окружной разведки в хорошем расположении духа.

– За нами никого нет, – доложил он, но, подумав, добавил: – Как будто никого.

– Само собой, что нет, – Малион не сомневался. – До конца дня они нас потеряли. – Он поднял голову, отметил высоту солнца. – Можем остановиться, отдохнуть.

– Давно пора.

С его предложением никто не спорил – устали. Тревожное ожидание роковой встречи с многочисленной бандой выматывало, заставляло вслушиваться во все подозрительные звуки и отвлекаться на любое действительное или кажущееся движение в зарослях кустов.

Первыми приземлились и приняли удобные позы, дабы полностью воспользоваться передышкой, Клоуда и Тринер. Опущенный на траву ослучьям проснулся.

– Есть будем? – осведомился он деловито и обвёл разумных громадными глазами.

– Не будем, – в тон ему ответил Ольдим и тоже осмотрел всех. – Вот обжора. Тебя, наверное, грындой сделали, чтобы избавиться от прожорливого сокланника, а? П”лияна?

– Я ем, потому что вы меня кормите, – заявила неудавшаяся жертва поклонения Матери Пути и Исхода. – Мы, охолохи, едим всё. Даже траву.

Демонстрируя сказанное, П”лияна набил полный рот травой и стал её усиленно пережёвывать.

– Повремени есть траву, – сказал ему Свим. – Поедим чуть позже. Я вот что думаю, Малион. Если бандитов много и они решат нас найти, то, что им стоит пройти по всей ширине острова и загнать нас, как рыбаки загоняют рыбу в сети?

– Возможно, Свим, возможно, – как будто соглашаясь, скороговоркой отозвался Малион. – Но потеряют время. На это надо время, и немалое. Сейчас лучше надо думать, как обойти тех, кто сейчас у нас непосредственно впереди и, наверное, уже предупреждён о нас.

– Люди! – не выдержал и заговорил Сестерций, гордо вскинув голову. Ему давно уже хотелось высказаться, но он помалкивал либо общался с Камратом. Он понимал, с кем находится в группе, и что никто не спросит его мнения, каким путём и как идти через остров. – Кому мы нужны? Зачем мы бандитам? У них такие же проблемы и заботы, как и у нас…

– Ты прав, уважаемый, – почесал затылок Невлой и почему-то подмигнул Камрату. Мальчик озадаченно посмотрел на него и ответил ему тем же. – Но ты сам сказал: – Люди! Потому мы для них можем представлять всё, что угодно. Отвлечение, развлечение, источник каких-то сведений, наконец. Извини, уважаемый, но, например, настоящие регламентированные торны встречаются не часто, и опритам будет любопытно на тебя посмотреть, пощупать, узнать, из чего ты состоишь внутри. Или вот уважаемая…

– Перестань! – вздрогнула Клоуда, подозревая тему продолжения речи Невлоя. – Почему мы, и вправду, всё время думаем о плохом? Ведь Сестерций недалёк от истины. И мы, и они в одинаковом положении.

– Кроме одной детали, ауна. У нас есть средство, как избежать этого положения. Узнав о том, они сделают всё, чтобы лишить нас этой возможности. Знаешь что, Свим, – Малион, ответив Клоуде вместо Невлоя, перевёл взгляд на Свима, который уже поднялся и готов был дать сигнал продолжать движение. – Мне и кому-нибудь из твоей команды надо бы разведать, кто и что впереди нас.

Свим слегка пожал плечами и, наверное, согласился бы с предложением Малиона, не видя в нём ничего такого, чтобы иметь что-либо против. Но внезапно вскочил на ноги Ольдим.

– Не пускай его, Свим! – Ольдим стал плечом к плечу со своим товарищем по Фундарене. – Потом ищи-свищи его! Пусть будет при тебе. А в разведку пойду я с этим, – он указал на Невлоя. – На связи с нами пусть будет К”ньюша.

– Или я, – вызвался Камрат.

– Да ну вас с вашими идиотскими подозрениями! – возмутился Малион. Он явно обиделся. – Что вы от меня хотите?

Невлой захохотал на весь остров.

– Допекли-и! – выдавил он сквозь смех. – Хо, хо!.. И даже тебя допекли…

Что-то в последних словах Малиона Свиму не понравилось, а тут ещё его напарник словно решил собрать всех обитателей острова, давая им сигнал своим звеняще-громовым хохотом, раздавшимся вокруг на свиджи.

– Потише ты, – сквозь зубы прорычал он. – Вонючку сыпешь, а сам… – Свим свирепо из-подо лба посмотрел на алогубую, заросшую густой бородой физиономию Невлоя.

– Ты уж договаривай, – некрасивая улыбка сбежала, глаза подёрнулись мутноватой плёнкой.

Невлой тоже взбычился.

– Свим! Смотри! К”ньюша! – вскрикнула Клоуда. – Смотри! Это он его! – она тыкала пальцем в сторону Невлоя.

Дурб подскочил к хопсу. К”ньец лежал на земле, обхватив голову лапинами, и тихо мяукал.

– Ты понял? – рявкнул Невлой. – То-то!

Свим медленно, не сводя глаз с Невлоя, поднялся.

– Что ты с ним сделал?

Он отработанным движением толкнул за спину Клоуду и приготовился к атаке. Его рука потянула меч из ножен. Как ужаленный жгучим укусом болотном пчелы, Ольдим отскочил от Невлоя и также принял готовность сразиться. Торн расцвёл аурой, а Тринер, придремавший и испуганный диким смехомНевлоя, никак не мог оторваться от земли, несмотря на все усилия.

Между командой Свима и новым её пополнением очутился один Камрат.

– Малыш! – крикнул Свим, но его призыв не подстегнул мальчика, как всегда, благоразумно стать под защиту меча дурба.

Краска сбежала с лица Малиона, а Невлой как будто вдруг стал ниже ростом. И тот, и другой ошеломлённо наблюдали за приготовлениями дурбов и торна.

– В-вы что, с-с ума сошли? – заикаясь, медленно произнёс Малион. – Что случилось, Свим?

– Ты разве не видишь? Ни он, ни они все ничего не поняли! – отчаянно выкрикнул Невлой. Он был поистине в эти мгновения страшен: выпученные глаза, взъерошенная борода, открытый в крике рот. – Он же подумал… Ты, Свим! Как ты мог подумать? – Невлой вспомнил обитателей Края и тех, кто за Краем. – Ведь с ним ничего не случилось. Ты разве не видишь? Збун вам всем на голову!

В наступившей тишине, когда стороны ещё противостояли друг другу, раздалось слабое мяуканье К”ньеца:

– Где оно?

Он дико оглядывался в поисках источника звука, повергшего его в умопомрачение. Одно ухо хопса вплотную прижалось к затылку, другое, отрубленное, – зияло дырой в черепе, хоть палец в неё вложи.

Свим вернул меч на место и подхватил друга-путра под лапины, поставил на ноги.

– Что с тобой было, К”ньюша?

– Не знаю, – помотал головой К”ньец. – Не помню.

– Может быть, ты, наконец, объяснишь, что произошло? – во взгляде Свима, поднятого к Невлою, дружелюбия не было.

– Он в моем смехе услышал зов гаранды, – поспешил объяснить Невлой, – Ты вот кубры из кожи гаранды носишь, а как она жертву свою берёт, не знаешь.

– И знать не хочу! – резко отозвался Свим. – И не следует… Подожди, Кло, я ему не всё сказал, – попытался освободиться от цепких рук Клоуды Свим.

Паузой воспользовался Невлой,

– А зря. Не хватался бы тогда за меч без дела. Те путры, что слышали мой смех, сейчас чувствуют себя не лучше К”ньюши.

– Предупреждать надо, – было заметно, как Свим сдерживает себя, чтобы снова не вспылить. Через силу он не то спросил, не то распорядился: – Мы идём…

Малион защемил пальцами кожу на шее, помял её.

– Конечно, идём, – сказал он. – Но, хотите вы того, или нет, а посмотреть, что творится впереди, всё равно надо.

– Кто против? – отозвался Ольдим.

– Вот и иди, – Свим, не обратив внимания на реплику Ольдима, бросил Малиону, добавив брюзгливо: – До скончания веков не дойдём, вижу, до обещанной лодки. И Невлоя своего можешь забрать. А мы… Мутные звезды! – с тоской проговорил он. – А мы пойдем за вами.

Удерживаемый с одной стороны Клоудой, а с другой сам поддерживая К”ньеца, Свим медленно двинулся вперёд.

– Глупо, Свим, – сказал ему в спину Малион, но дурб даже не оглянулся.

Камрат и Сестерций со ослучьямом, восседающим на его шее, зашагали за предводителем команды.

Ольдим со страшной миной на лице оглядел новичков и, взяв под руку Тринера, оставил их тоже.

– Веселишься? – неприязненно посмотрел на Невлоя Малион. – Им не до твоих шуточек.

– Ты же знаешь, чепуха всё это.

– Я-то знаю. Но они не знают. И потом, не такая уж это чепуха. Ты разве не замечаешь, что многое идёт не так, как виделось вначале? Половодье, нападение монстров… А если там и точно сотня опритов, то всё может быть.

– Чего раньше времени страдать? Пошли, а то они без нас всунут голову, куда не следует.

Разведку, несмотря на возникшие разногласия по её составу, послали, как и мыслилось с самого начала – Малион с торном, и К”ньец – для связи. Ольдим, хотя и не остался безучастным к её формированию, идти впереди отказался наотрез.

Ушедшим в разведку дали оторваться канторов на пять, и двинулись по их следу. Невлой через каждые полсвиджа сыпал под ноги щепоть вонючки.

– Ты ею пометил весь наш путь, – неприязненно заметил Свим после очередной операции Невлоя.

– Не помечаю, – с нажимом ответствовал Невлой, – а отсекаю возможные выходы на наш след со стороны.

– Что толку, – буркнул Ольдим. – За нами вон всё равно тропа заметная остается. Никакого нюха не надо, чтобы определить, куда мы пошли и сколько нас.

– Здесь троп много, – упрямо возразил Невлой.

Похоже, завязывалась новая пикировка между членами отряда Свима. Но никому не хотелось нарушать перемирия, снизошедшего на команду. К тому же Свима больше стала занимать Клоуда. Она устала, побледневшее лицо покрылось испариной.

– Потерпи, милая, – говорил ей Свим, стараясь поддержать её при одолении препятствий, встреченных на пути.

Он хотел её взять на руки и нести, но Клоуда решительно отказалась, сказав:

– Ольдим и так о тебе думает превратно. Не надо ему давать повода.

Но сама молчаливо благодарила его взглядом больших глаз, в которых Свим читал страдание. Её несколько раз в течение дня посетило чувство слабости и разбитости. В такие моменты она едва передвигала ноги, если Свим вдруг лишал её своей поддержки.

Обогнули куст, пышный от молодых листочков и множества развилок на ветках. За ним их ожидал К”ньец.

– Недалеко отсюда сегодня ночью была стоянка разумных. Малион насчитал тридцать семь костров.

– Ого! – не удержался от восклицания Ольдим. – Их и точно более сотни.

– И куда они делись? Что думает Малион?

– Малион сказал, что они… Фрр! – К”ньец фыркнул, сгоняя какое-то насекомое, нацеленное ему в нос. – Они пошли к северной оконечности острова.

– Плохо дело, – шумно выдохнул Невлой. – Там наша лодка. Чует всё-таки моё сердце, драки не миновать. Придётся сквозь них пробиваться далеко немирно.

– Через сотню-другую опритов разве пробьёшься? – без энтузиазма в голосе промямлил Ольдим. – Считай, двадцать на одного, а то и больше. Голыми руками передавят.

Свим почувствовал, как вздрогнула Клоуда, она прижалась к нему, уже сейчас ища у него защиты.

– Не будем раньше времени себя запугивать, – сказал он больше для Клоуды, чем для остальных. – Мы же не самоубийцы, чтобы бросаться на такую ораву вооружённых опритов… Стойте! – вдруг остановился он. – Я вот что подумал. Нас мало и нам не следует к ним приближаться на столько близко, чтобы они могли на нас напасть. Но если сделать так… А что? – Свим осмотрел спутников повеселевшим взглядом. – Надо бы свести их с тескомовцами. Те же висят у нас на пятках. Нет, правда! Сделать это можно так…

– Подожди, Свим. Мы с Малионом уже думали о таком варианте, – охлаждая пыл, с каким Свим начал развивать свежую, как ему показалось, мысль, каким образом убить двух зайцев сразу. – Думали и пришли к выводу – не стоит.

– Это почему же?.. Вы так решили?

– Свим, я побежал? – напомнил о себе К”ньец.

Ему не понравился тон, которым его друг-человек стал наседать на Невлоя: обида, грубость, нетерпение слышались в нём. Между людьми команды не было согласия, и хопс не хотел присутствовать при возникновении нового обострения отношений.

– А? – словно очнулся Свим. – Конечно, К”ньюша, беги. Мы идём за вами… – И уже не так агрессивно, даже устало переспросил Невлоя: – Почему вы так решили?

– Сам посуди, – начал Невлой, приноравливаясь к поступи Свима, – есть ли у нас время эту встречу организовывать? Нет его у нас. Не знаю, говорил ли тебе Малион, но оно нас ох! как поджимает. Дни лишь считанные остались. Каждый блеск, каждая прауза торопит, а чтобы тескомовцев…

– Почему считанные? До чего? – прервал его Свим.

– Хе, Свим! – с лёгкой иронией отозвался Невлой. – Ты обратился не по адресу. Достаточно и того, что ты знаешь – время нас очень подпирает. Остались только дни. В том, в частности, виноват и ты… И мы, само собой, не буду отказываться. Что у тебя за манера воспринимать любое замечание как упрёк именно тебе, да ещё с обидой чуть ли не на весь свет?

– Не трать понапрасну слов! Вы мне с Малионом – во! – Свим чиркнул ребром ладони по заросшей шее. – Что ни прауза, то новая тайна. Надоело!.. Понимаешь, надоело!

– Не понимаю, – серьёзно признался Невлой, озадаченно посматривая на злое лицо Свима. – Мы же с тобой. Это тебя не удивляет? И не только мы, но и все вокруг тебя. Ну, подумай ты хорошенько! Неужели ничего так и не понял?..

Странная озабоченность и настойчивость подумать в словах одного из нежданных негаданных помощников, наверное, впервые заставили Свима по-новому посмотреть на свои поступки и связанные с ними события со дня выхода из Керпоса. Не только с точки зрения своего в них участия, как он делал до того, но и других, неведомо как и почему втянутых во все перипетии, связанной с его постоянно пополняющейся командой, по сути дела, необыкновенными людьми и выродками.

Ведь, если вдуматься, как советует Невлой, то все они составляют исключение из массы разумных. Харан и Гелина, Ольдим и эти двое, Сестерций и Ф”ент, В”арьёсу и даже… Хлен и Кемеш.

Что если бред Индриса о некоем переломе в истории человечества имеет под собой реальную основу?

Он ему тогда не поверил, уж слишком всё заманчиво звучало в том пророчестве для него самого. Да и кто, вообще, в здравом уме, подтверждённым Кругом Человечности, поверит в такие, потрясающие основы бытия, заявления старика, помешанного на предсказаниях?

Индрис говорил, назревают события, каких, может быть, не было уже тысячелетия, в которых ему, Свиму, отведена какая-то роль. И он должен это понять, выбрать стезю, непонятно какую, и довести…

Как он сказал?..

Ах, да, довести дело до конца. Но разве он уже не выбрал, связав себя, руководствуясь непонятно какими соображениями, с Камратом, с мальчиком, вокруг которого кипят страсти, требующие крови, решительных действий и поступков? И выбрал именно то, по-видимому, о чём намекал Индрис. Недаром же старика вспомнил Малион.

В предчувствии чего-то небывалого Свим ощутил сухость во рту и прикосновение мягких тисков, сжавших его грудь. Пришлось даже глубже вздохнуть, чтобы освободиться от внезапных объятий, посылаемых грядущими событиями.

И еще Индрис обещал ему долгую жизнь…

К”ньец вне распорядка спешил навстречу,

– Там, – сказал он, поводя целым ухом, – люди. Женщины… Они…

– Где там? – всполошился Невлой.

– Откуда женщины? – покрыл его слова Ольдим.

– Ой! – встревожилась Клоуда, восприняв известие, принесённое хопсом, по-своему, и вцепилась в руку Свима с намерением никому его не отдавать.

– Дела, – почти с облегчением проговорил Тринер. – Банда женщин. Вот уж никогда не думал.

– Помолчите вы! – пришлось вмешаться Свиму. – Дайте сказать ему. Говори, К”ньюша, что за женщины?

– Там Жариста… И другие… наши.

– Жариста? – озадачился было Свим. – Она была… Кло, это ты о ней мне как-то говорила?

– Говорила, да. Но она же осталась в руинах с Гелиной. Тогда… К”ньюша, она пришла с Гелиной? Это она?

– Она. Гелина тоже где-то на острове. И Харан с нею. И Ф”ент здесь.

– Мутные звезды!.. Да что это сегодня за день такой проклятый! Быстрее к ним! – Свим прибавил шагу. – Как они тут оказались? Чего им не сиделось на месте?.. А Грения?

– И Грения здесь? – повторил вопрос Свима Камрат.

– Здесь тоже. Они все где-то там, на севере.

– Час от часу не легче! Что, собственно, происходит? – говорил Свим, готовый сорваться на бег.

Новички команды – Ольдим и Невлой – переглядывались недоуменными взглядами и пожимали плечами. Волнение друзей Свима и его самого начали передаваться и им, но они из восклицаний, причитаний и вопросов ничего не могли выделить для себя полезного, чтобы что-либо понять.

– Пока сам не увижу…

– Сви-им!.. Не так быстро, – взмолилась Клоуда, ощутившая тошноту, подкатившуюся под самое горло. В глазах у нее потемнело от быстрой ходьбы и волнения.

– Потерпи, милая, потерпи, – обратился к ней Свим без свойственной в таких случаях теплоты в голосе, но прыть свою слегка сбавил.

Наконец перед командой открылась небольшая полянка, поросшая свежей травой. Посередине её истуканом стоял Сестерций с ошеломленным П”лияной, оседлавшим его богатую чалму, а рядом с ним, крепко охватив его шею, тянулась всем станом Жариста. Ещё пять женщин теснились вокруг растерянного Малиона и теребили его за рукава и полы одежды.

– Свим!.. Клоуда!.. – издала надрывные звуки Жариста и, оставив торна с гордо вздёрнутой головой, увенчанной ослучьямом, бросилась к ним навстречу.

Глава 29

Недолго длилось мирное знакомство между бандитами и женщинами, рискнувшими к ним примкнуть в поисках еды и защиты.

Ещё не были названы все нэмы, придуманные наспех женщинами (не выше инегов), как более решительные и знающие себе цену оприты, расталкивая других, стали пробиваться поближе к ним. Поодаль глаза могут солгать, предполагали они, видя перед собой невесть откуда, словно из счастливой сказки, сонм появившихся женщин.

Одним не терпелось коснуться и убедиться – не привидения ли перед ними, не морок ли кружит им головы, посылая манящий взгляд, а в плоти и крови красавицы, навевающие воспоминания уюта и спокойствия в той далёкой жизни, когда все они были обычными горожанами или поселенцами.

Другим, не знавшим иной жизни, кроме банды и зимнего прозябания где-нибудь на задворках городов, женщины предстали необычной праздничной диковинкой.

Были и третьи. Для них появление противоположного пола явилось знаком исполнения желаний, каждодневно их терзающих.

У каждого оприта, к какой бы он группе ни относился, роились в голове свои мысли и помыслы, но все они тянулись к чуду, совершённому посредине острова, окруженного на многие свиджи полой водой.

Вначале женщины на их ещё осторожные знаки внимания поводили плечами и прятали за спиной руки, за которые их пытались ухватить.

Проведшие жизнь в домах и хабулинах родителей и мужей, они, несмотря на предупреждения Харана, надеялись на уважение и освящённое веками, как их учили, и как им казалось там, в столице, бережное отношение мужчин к себе. Пусть здесь оприты, но они же не бойцы Тескома, получившие приказ любой ценой захватить семью Гамарнака. Тем всё равно было, кто перед ними с оружием в руках противостоит им – мужчины или женщины, для них главное – выполнить распоряжение, поступившее сверху. Зато тут, на отрезанном ото всего мира кусочке суши, все находятся в одинаковом положении и никто установку на нападение дать не может.

Так им чудилось.

Однако их представления оказались далёкими от действительного положения дел. Сальные ухмылки мужчин предназначались им со всех сторон, не суля ничего доброго, а подрагивающие от возбуждения руки потянулись потрогать женские прелести.

Вот уже кто-то цепко и уверенно ухватился, потянул на себя шокированную таким общением женщину, она непроизвольно взвизгнула от обиды и гнева, подливая масла в огонь набирающего буйства страстей. По мнению мужчин, женщины всегда визжат лишь для того, дабы распалить их сильнее, так что можно не церемониться, а следует как можно быстрее выбрать себе ту, что лучше, и опередить соседа, которому приглянулась именно та женщина, на которую он имел виды.

Раздался отчаянный крик:

– Жариста, помоги!

Призыв поднял женщин на ноги, в руках у них появились кинжалы, и они успели ими воспользоваться, ужалив самых нетерпеливых и нахальных мужчин кого в руку, кого в бок. Зажимая раны, оприты отхлынули от кучки воинственно настроенных женщин.

– Всем стоять! – выкрикнул один из предводителей бандитов, назвавшийся простым именем в самом начале знакомства – Монжором.

Он дождался исполнения приказа и внимательно посмотрел на предводительницу женщин. На его высоком и чистом лбу обозначились морщины. Они внезапно состарили его лицо.

– Это ты Жариста? – спросил он хлёстким тоном, ибо до того он услышал от неё совершенно другой нэм, невысокий.

– Я, – гордо выпрямилась Жариста и резким жестом отбросила с головы капюшон, высвободив копну золотистых волос, волной покрывших её плечи. На лице, только что наивном и глуповатом, проступила надменность. – Да, я Жариста!

Монжор, пожалуй, сам был несколько озадачен неожиданным открытием и с нескрываемым восхищением рассматривал рослую стройную фигуру женщины в расцвете лет и сил.

– Да, ты Жариста, – подтвердил он.

– Ты не можешь меня знать, – заявила она и выставила вперёд подбородок. – Мы с тобой видимся впервые. У меня память на мужчин…

– То, что я не видел тебя, это точно, – кивнул головой Монжор. – А знать… Вернее будет сказать, наслышан о тебе достаточно. Более чем достаточно, – добавил он, но не с угрозой, а словно с упрёком.

Тем временем мужчины, остановленные решительным действием женщин и окриком предводителя, не могли долго ждать. Желающих как можно быстрее добраться до подарка судьбы становилось всё больше, не унимались даже те, кто уже попробовали на себе остервенение женщин в виде ран.

Ропот нарастал и покрывал слова Монжора, как ни повышал он голос. Наконец он сказал стоящим рядом с ним вождям:

– Пусть они пока поостынут и помолчат. Никуда они от них не денутся. Криком их не взять, а кровь прольют. Угомоните их!

Вожди, те же оприты, неохотно повиновались, но послали своих подручных наводить порядок. Бандиты вскоре слегка присмирели, хотя подспудную борьбу между собой вести не прекратили.

Тем временем Монжор повернулся к всегда стоящему рядом с ним наготове Тарпуну.

– А ты срочно найди и приведи сюда Пустора. Даже если он уже спит или пьян.

– Зачем тебе этот болтун? – Тарпун поднял удивлённо брови.

Это был белобрысый, с раскосыми глазами, приближённый к вождю оприт. Ростом и разворотом плеч он не уступал Монжору, но личность, ярко выраженная у его предводителя, совершенно отсутствовала в нём. Сразу было видно – мелочен, нетерпелив, завистлив, а значит, готовый подхалимничать и угодничать.

– Вот сейчас и выясним, насколько он болтун. Тащи его сюда!

– Что ты задумал? – спросил один из вождей.

– Сейчас увидите нечто любопытное, как мне кажется.

Женщины, сплотясь вокруг Жаристы, кинжалов из рук не выпускали. Некоторые из них уже с сожалением подумали о своём опрометчивом поступке. Им вспомнились и стали понятными слова Харана о бандитах. Но тогда ими двигала надежда найти приют более прочный, чем ожидаемый в отряде Гелины. А ведь они почти до сего момента втайне надеялись, что Гелина, узнав, как у них здесь всё хорошо пошло, в конце концов, присоединится к ним.

Теперь такого, пожалуй, не случится, и не по их вине.

Они бросили Гелину ради этих. Вот они – бандиты, изгои городов и посёлков, безымённые и обуянные одним желанием – опередить собрата, выхватить для себя одну из них и овладеть ими подобно диким. Ни предварительных оговорок, ни каких-либо увлечений или хотя бы молчаливых согласий. Их выбирают как бессловесных диких на свою потребу.

Потому-то рукоять кинжала немеет в руке, и подруги прижимают плечо к плечу, дабы не быть вырванными поодиночке, не расхватанными во все стороны безнаказанно.

Ропот, среди бандитов продолжался, правда, приглушённый и невнятный.

– Что они там задумали?..

– Почему мы должны ждать?..

Рядовые оприты никак не могли понять действий Монжора и своих вождей, однако наброситься на женщин без их поддержки не решались – не только, что вожди против, а оттого, что банда Монжора самая многочисленная, в которой оприты слушаются своего лидера с полуслова. Они вот стоят, ждут. Полезешь без оглядки, так удар по голове, а то и жало под ребро от кого-нибудь из них получишь – опыт уже был.

Тарпун, бесцеремонно расталкивая бандитов, подвёл, держа за рукав, высокого худого человека, давно не посещавшего закалочных. Волосы на его голове росли клочьями, во рту недоставало зубов, а в глазах застыло мутное болото не то безысходности, не то безумия.

– Вот он, твой Пустор, – подтолкнул Тарпун ухлябистую фигуру к Монжору. – Жрал, как всегда. Куда в него…

– Подожди со своими разоблачениями. Пустор, ты слышишь меня? – словно издалека позвал его Монжор.

– А что? – дёрнулся Пустор. – И слышу и вижу. А что? С кем-нибудь надо…

– Не надо, – брезгливо остановил его Монжор. – Ты вот внимательно посмотри на эту женщину, – показал он на Жаристу.

– Женщину? – подобно эхо отозвался Пустор и повёл, будто слепым взглядом. – Кто тут говорит о женщине? Ты, Монжор? Где она? Эта… – Глаза его засветилась настоящим безумием. – Жариста! – закричал он неожиданно тонким голосом захваченного на месте преступления человека, и отпрянул назад, прикрываясь руками, будто от яркого света, бьющего ему прямо в лицо.

Поражённая Жариста внимательно всмотрелась в опустившегося до такого состояния человека, не понимая, откуда он её знает.

Мгновением позже она сдавленно вскрикнула и зажала ладонями рот, чтобы сдержать рвущийся нарушу крик ужаса, ненависти и гнева.

Похожие звуки, изданные мужчиной и женщиной, привлекли внимание опритов, они присмирели, вытянули шеи, дабы увидеть происходящее. Из охотников на женщин они превратились в зрителей. Поэтому все явственно услышали и увидели, как ярость перекосила красивое лицо Жаристы, и она сквозь зубы прошипела:

– Так вот ты где окопался, Гудонт. А-а… Но я поклялась, и ты от меня не уйдёшь, не скроешься! Ты!.. Ничтожество!

Они, Жариста и тот, кого она назвала Гудонтом, почти одновременно кинулись друг другу навстречу: он, бессознательно воя на одной ноте, она – выкрикивая проклятия. В её руке мелькнуло длинное жало ножа. Миг – и оно по рукоять вошло в незащищенную открытую грудь Пустера.

– Вот тебе, – совершенно спокойным голосом проговорила Жариста, отступая назад и пачкая руки кровью. – Я тебя предупреждала… Я тебя предупреждала, Гудонт!

Пустер же рухнул на колени и в звенящей тишине прошептал:

– Спасибо, любовь моя…

И упал лицом вниз, клокастая его шевелюра коснулась ног Жаристы. Она брезгливо оттолкнула голову убитого и подняла побледневшее лицо к остолбеневшему от только что разыгравшейся у всех на глазах трагедии Монжору.

– А теперь вы… все! Послушайте нас, – звонко выкрикнула она и подняла вверх кинжал с подсыхающей кровью. – Так будет с каждым…

Поднятый опритами ропот удивления и непонимания свершённого перед ними действа вновь ослаб, так что обращение к ним разъярённой женщины они услышали хорошо.      ]

– Мы к вам пришли не для того, – выплёвывала слова Жариста, – чтобы стать куклами в ваших грязных лапах. Мы искали у вас защиты, и не нашли. Так знайте! Любого, кто думает иначе, ждёт участь этой падали, что думала спрятаться у вас от возмездия…

Бандиты, как зачарованные, внимали ей, но не словам, выкрикнутым на пределе возможностей Жаристы, а самому факту обращения к ним женщины, да ещё воинственно настроенной до степени, стоившей жизни одного из них.

– Надо же, оказывается, Пустер не врал, – повернулся Тарпун к Монжору. – Он поистине имел с нею дело. А нэм его…

– Врал, – жёстко сказал Монжор. – Он убегал от неё, трус. А говорил о неразделённой любви… А нэм… Ты прав, он у него был высок. Гит.

– Что делать будем?

Монжор пожевал губами, но не ответил.

Жариста закончила свою пылкую речь-угрозу и опустила руку с кинжалом. Эйфория от содеянного и страшного напряжения сменилась у неё внезапной слабостью и пустотой, до безразличия ко всему. Протяни кто из мужчин сейчас к ней руку – и она позволила бы ему делать с собой всё, что тому пожелается.

Другие женщины, напротив, взбодрились, стали чувствовать себя увереннее, они без боязни посматривали на опритов поблескивающими от гнева и какого-то неясного превосходства глазами.

Зато бандиты слегка озадачились. Убийство одного из них, к тому же не кого-нибудь, а Пустера, снискавшего недобрую славу убийцы по воле вождей, всё-таки не считалось в их среде из ряда вон событием. Пустер и так был приговорён.

Но тут всё было каким-то не таким, неправильным, что ли, а вернее, необычным. Такое когда-нибудь увидеть ни у кого никогда даже в мыслях не возникало. И теперь им, с одной стороны, смерть Пустера от руки женщины казалась чудом, а с другой, – не хотелось самим получать уколы или ранения от одуревших, по их мнению, женщин.

– Оставьте их? – подал голос Монжор, помедлил и добавил с усмешкой: – Пусть остынут и сами созреют… Сами к вам придут. Готовьтесь лучше к ночлегу. А мы, – повернулся он к вождям, – решим, что и как будем делать дальше.

О женщинах, казалось, все вдруг позабыли.

Вокруг с ухмылками на лицах сновали бандиты и красноречивыми жестами выказывали своё отношение к плотной кучке женщин; красноватым пламенем горели многочисленные костры, поплыли дразнящие запахи еды и коввды.

Приунывшие подруги Жаристы с возмущением комментировали происходящее. Они хотели есть, им срочно надо было по нужде, но первого им никто, похоже, не собирался предлагать, а второе надо было делать на виду у десятков внимательно следящих за ними глаз мужчин.

Когда совсем стемнело и стало совсем невмоготу, женщины решились и смогли справить нужду. Для того они стали кругом, дабы скрыть творимое за их спинами, поочерёдно ныряющими туда подругами. Однако неясность положения всё больше раздражала многих из них. Каждой захотелось высказаться, хотя бы в своём кругу, облегчить душу, а ещё лучше – найти виноватого, того, кто вторгнул их в такое плачевное положение.

Но кто? Или кого надо было назвать виновным? Жаристу? Да, конечно, это она повела их за собой, но лишь тех, кому захотелось пойти за ней…

Пустера до того уволокли за ноги куда-то в сторону. У женщин появились вопросы к Жаристе.

– За что ты его… так? – спросила одна из них; ей уже надоело причитать о неприятностях, постигших в кругу мужчин.

Жариста тяжело вздохнула, отвечать ей явно не хотелось.

– Он знал… Он знал, за что, – наконец, медленно и устало проговорила она, глядя прямо перед собой. – И того достаточно.

– Но он благодарил тебя!.. За это!

– Он трус, потому и благодарил. Сам себя убить он никогда бы не решился… Благодарил, что я помогла ему… За всё…

Больше к ней не приставали, видя нежелание продолжать разговор. Переключились на другое.

– Уходить отсюда надо, – высказал кто-то общую мысль.

Жариста на слух узнала в говорящей Заруну, невысокую и стеснительную женщину лет семидесяти. Непонятно было, как она попала в компанию активных и решительных подруг. У Заруны в Габуне остались дети в доме мужа. Он у неё был таким же нерешительным, как и она, ни к каким общественным группировкам не примыкал. Её появление в хабулине Гелины перед вспыхнувшими в городе беспорядками было совершенно случайным, но, тем не менее, вернуться ей в свой дом не удалось. Зачем ей надо было тогда появиться к каниле правителя бандеки, Жариста не знала.

С такими, как Заруна, тихими и незаметными, как раз и случаются самые невероятные вещи: они оказываются именно там, где происходят нерядовые события, и против воли становятся активными участниками в них. Ведь ни днём раньше и ни днём позже что-то заставило её вдруг побывать у Гелины, с которой до того она никогда не встречалась. Всё остальное время – бегство из города, схватки с тескомовцами и енотовидными собаками, страшная ночь наводнения, – она жила надеждами, о которых знали все, что муж и дети её живы-здоровы, а невольные приключения вот-вот благополучно завершатся.

– Куда бежать? Сидите уж, – брюзгливо отозвалась Иолада, полная женщина, старше всех в группе. В её аляповато скроенном теле гнездилась неуёмная тяга к новому, к чему-то непривычному.

Жариста позавидовала ей – Иолада сейчас, поди, ждёт, не дождётся более настойчивых действий мужчин.

– Как к кому? К Гелине надо бежать.

– Не называй имён!

– Я есть хочу, – подала жалобный голос Иляна и тронула Жаристу за плечо, шепнула в самое ухо: – Нам, правда, надо уходить отсюда. Они нам твоего убийства не простят. Боюсь я…

– Не думаю, что они будут мстить за Гудонта, – покачала головой Жариста. – Но замышляют они что-то, это точно. Но что?

– Ждут, когда мы сами к ним придём. Упадём, как переспелые плоды.

– Мы уже к ним пришли. И созреем, вот как ты выразилась, – громко заявила Иолада. – Были бы они настоящими мужчинами…

– Тише ты! – зашикали на неё со всех сторон.

– А чего их бояться? Тут придурки одни собрались… Замышляют, говоришь? Но что такого нового или неожиданного могут замыслить мужчины против нас? Подумайте сами. Да ничего особенного. Как всегда. Но эти помнят о наших кинжалах, а Жариста перепугала их до смерти. И если мы будем стоять на своём…

– Мы и так стоим. Что дальше? – спросила Заруна, – Бежать отсюда надо, а не стоять.

– Не набегалась? Сколько дней уже бежим. Надоело до невозможности… Эй, мужчи-ины!.. Тьфу, на них. Подошли бы с лаской… М-м… – промурлыкала Иолада. – С коввдой бы…

– Размечталась… Что сейчас будем делать, Жариста?

Жариста слушала их, порой даже отвечала, но в пол уха и невпопад; её мысли витали в мутном облаке мрачных воспоминаний.

Двадцать лет… Неужели уже двадцать лет? Всё это долгое время она лелеяла мечту убить его. Каких только сцен она не навыдумывала за эти годы. Но что такое произойдёт, она верила… Да, двадцать лет с того самого дня, когда она, раздетая донага, вырвалась среди ночи из его хабулина, куда он, стареющий красавец, засадил её как пленницу и делал с нею всё…

Всё!..

Она дернулась от омерзения – за двадцать лет тело и боль его не забыли ничего.

Вздрогнув, Жариста вернулась к реальности, и до неё дошёл призыв Иляны.

– А? Не знаю… Ещё не решила. Ты сказала, а я подумала, что было бы, если кто-то из них, попав к нам, вдруг убил кого-то из нас? Что бы мы с ним сделали?

В ответ раздались одни вздохи.

– Подождём до утра… Они что-нибудь окончательно решат. Или мы к чему-нибудь… созреем.

Женщины посудачили ещё, но вяло. Не всем по душе пришлись слова Жаристы. Зачем, говорили они, ждать, надо уходить под покровом ночи, однако в одиночку совершать побег, а потом в темноте продираться сквозь заросли через пол острова, не решались.

Апатия охватила оскорблённых и униженных женщин…

Напали на них к концу ночи.

Орава полупьяных опритов человек в тридцать. Они без утайки обступили их со всех сторон, потому не застали женщин врасплох.

Короткая схватка в сером сумраке наступающего утра рассеяла монолитную группу подруг Жаристы. Отчаянно отбиваясь кинжалом от жадных мужских рук, норовящих выбить оружие, Жариста повела за собой часть женщин, вернее, это они, благодаря её порыву, смогли двинуться за нею, тем самым, создав защиту ей со спины.

Опаянная атака позволила прорвать плотное кольцо бандитов и вырваться на свободу. Разя сонных, одурманенных коввдой встречных, группа во главе с Жаристой оставила за собой растревоженный ночной лагерь…

– Что случилось с другими… нашими, я не знаю, – Жариста устало прикрыла рукой глаза. Они были сухими. – На том месте, где мы все сидели ночью, после того как все ушли, мы нашли убитой только Дулуку. Они её даже не похоронили. Но мы их убили больше!.. – сказала она жёстко.

Вскоре от Жаристы и других женщин Свим и его команда узнали о приключениях отряда Гелины после ухода его из руин.

– Та-ак, – подвёл Свим черту под рассказом женщин, вопросами к ним и переживаниям, связанным со всеми этими не очень весёлыми новостями. – Вот что, уважаемые дурбы, вы слышали всё. У меня с вами есть серьёзный разговор, пока что неинтересный остальным, здесь присутствующим. Прошу вас, уважаемые, отойти со мной в сторону… Сиди, Кло! – строго приказал он Клоуде, когда она попыталась подняться, надеясь, что ей тоже позволят пойти с мужчинами, – Не до того, Кло! Уважаемые…

– Збун на тебя в пустыне Снов, – ворча под нос, поднялся Ольдим. – Ты, Свим, обвешан людьми и путрами, как яблоня яблоками в урожайный год. И это агент и охотник? Збун на твою…

– Думай, что хочешь, – огрызнулся Свим и направился к небольшому возвышению в шагах пятидесяти от места, где остались женщины и часть его команды.

Вместо предполагаемой возвышенности оказалась высокая, выше человеческого роста, трава прошлого года. Отоптав её вокруг, мужчины стали лицом друг к другу, представляя все стороны света. По-разному, но все с интересом ожидали, что скажет Свим. Он не торопился.

– Я позвал вас, чтобы обсудить один единственный вопрос, – хрипло начал он и прокашлялся. – Вернее, он состоит из нескольких вопросов, и первый из них тебе, Малион.

– Да, – рассеянно отозвался названный.

Малион никак не мог понять, что именно в рассказе женщин заставило бывшего фундарендца удалиться с ними для тайного совещания. Казалось бы ничего такого особенного для секретов.

– Скажи, на какое количество разумных… нет, человек рассчитана твоя лодка, к которой мы так долго идём?

– Ты что, собираешься с собой забрать всех? – встрял со своим вопросом Ольдим.

– Максимум… человек на двадцать, – чуть подумав, ответствовал Малион и тут же поспешил добавить. – Это в среднем, конечно. Таких, как ты или Невлой, едва ли больше десятка.

– О нас речь потом…

– Что та задумал, Свим? – лицо Ольдима стало наливаться кровью.

– Сейчас узнаешь… Вот что, дурбы, – нажимая на последнее слово, проговорил Свим и осмотрел собеседников поочередно, как бы убеждаясь, что они его наверняка слышат. – Что бы с нами не произошло, но если хоть один из нас четверых достигнет этой пресловутой лодки, то на ней в Керпос непременно должны уйти Камрат, Гелина и Клоуда, а с Гелиной Грения… Потому прошу вас, дурбы, дать в том Слово Чести!

– Фу, на тебя, Свим! – принимая обычный – свинцово синюшный – цвет лица, выдохнул Ольдим. – Я-то уж подумал збун знает что. Я даю Слово Чести. Но ты же знаешь не хуже моего, мне не известно, где находится эта треклятая лодка! Да и есть ли она в природе?

– Спасибо, Ольдим. Малион?.. Ты?

– Ну, Свим. От тебя не знаешь, что в самое ближайшее время услышишь. Вулкан идей и… нелепиц.

– Малион, не тяни время.

– Ты мог бы его у нас с Невлоем не брать, – он повёл глазами в сторону напарника. – Он и я… В конце концов, ради того…

– Ради, но не того, – прервал его Свим. – Сейчас я говорю совершенно о другом. И ещё говорю о себе и о вас… Ты, Невлой?

Вместо ответа на жёстко поставленный вопрос Невлой обратился к Малиону:

– Тебе не кажется, что всё, связанное с этим субъектом по имени Свим, далеко от идеала, чтобы продолжать с ним сотрудничество? То он с нами знаться не желает, то подозревает во всех грехах и хватается за меч, то вот теперь за душу взял – клянитесь, и всё тут! Как тебе такое нравится?

– А тебе по душе безмозглый болван? – Малион отвёл хмурый взгляд от Невлоя и сказал Свиму: – Мы даём Слово Чести. Только и ты его дай. Хотя нас волнует только часть твоих забот.

– Ха! – довольно отозвался Ольдим на предложение Малиона. – Так его! Пусть тоже даёт Слово.

– Ты-то чего радуешься? – подступил к нему Невлой.

– А то и радуюсь, что все должны дать Слово Чести. И потом. Наше с ним слово немного значит. Вы же не поделились сведениями о нахождении лодки, так что… – Ольдим развёл в стороны руки и, наверное, улыбнулся – его безобразное лицо перекосилось и потеряло последние человеческие черты.

– Как ты не понимаешь, – от досады Малион даже притопнул ногой, – что мы рады бы поделиться, да открыть тайник смогу только я один!

Заявление Малиона заставило дурбов, кроме Невлоя, естественно, задуматься.

Своеобразный вывод из непродолжительных раздумий сделал Ольдим.

– Ого! Это ты к тому, – въедливо проговорил он, – что ты теперь у нас, так сказать, на руках, и мы должны оберегать тебя от всяких случайностей лучше, чем самих себя? Хорошенькое дело. А я ведь подозревал о том. Рано или поздно, так или эдак, но мы бы узнали, какой ты у нас драгоценный подарок. Лелей тебя, защищай… Иначе лодки не видать. Так?

Невлой, приглушая ладонью звуки, захохотал.

– Хо, хо!..

Малион кисло улыбнулся, но мгновением позже его лицо окаменело.

– Защитник выискался, – тем не менее, сказал он беззлобно. – Вот что, дурбы. Особенно вы, двое. Выслушайте меня в последний раз, и давайте к этому вопросу больше не будем возвращаться, тем более к глупым подозрениям и скороспелым выводам… Не знаю, что здесь делает Ольдим, и как он здесь оказался, но… Мы, Свим с тобой и даже с ним делаем одно дело… Я, возможно, повторяюсь, но так оно и есть! Всё потому, что до вас двоих эта простая истина доходит слишком медленно, а то и не идёт дальше ваших ушей. Поверьте мне и Невлою. Потому что ничто не остановит нас, и до лодки мы дойдём в любом случае и посадам в неё всех, о ком говорил ты, Свим. И для того не надо меня защищать, опекать или лелеять! Вы меня слышите? Вы меня поняли? Или ещё раз повторить?

Вопросы, прозвучавшие почти с угрозой, произвели впечатление. Поколебавшись, Свим отозвался:

– Слышали и поняли… – Он ни в чём не был уверен, а наставительно угрожающий тон высказываний Малиона его обижал. – А что будем делать со всем этим? – Свим кивнул в сторону женщин, занятых едой. – С ними никакая вонючка следы не спрячет.

– Не страшно, – уверенно сказал Малион. – Нас всё равно где-нибудь, да перехватят. Если, конечно, мы кому-то нужны…

– Вот именно, что перехватят. Иначе, зачем бы за нами следить?

– За тем, зачем это делаем и мы… Если перехватят… Даже если перехватят, то следует посмотреть, каким образом, какими силами и кто – люди или путры? Не стоит гадать, Свим, а надо идти и попытаться отыскать тех, о ком ты говорил и беспокоился. А уж потом думать, как их переправить в Примето без потерь.

Глава 30

Новость, так некстати принесённая Ф”ентом, быстро испортила настроение Харана.

Мирное и по-своему красочное, словно диковинное представление – знакомство охолохов с детьми, близость успокоенной Гелины, радостная весенняя суматоха, поднятая вокруг пернатыми, привели Харана в сонно благостное состояние. Всё не так уж плохо и, возможно, небезнадежно. День-два неопределенности и ожидания, а затем всё придёт в норму.

Правда, в какую норму и каким образом подобное может произойти, он определенно не знал, но хотел верить.

И вдруг все его несвязные и туманные прожекты растаяли, как неурочный снег, после наспех высказанного Ф”ентом факта об увиденном.

– Гелина! – спохватился он. – Уводи девочек в укрытие. Да, да, где мы договорились. Остальных забирай тоже. Сидите там, как будто вас никогда не было… Нет, милая. Предоставь это мне, у тебя свои заботы – девочки.

С”ялван не удивился суетливым действиям людей, и как последние ни торопились, он успел раскланяться с детьми и поблагодарить Гелину с Хараном за предоставленную возможность лицезреть так близко человеческих детёнышей и без боязни с их стороны.

Харану не пришлось объяснять тасмеду о напасти – тот уже обо всём был информирован, хотя Харан никого не заметил, кто мог бы ему передать о подходе женщин и погоне за ними.

– Вы могли бы ваших детей привести к нам, – без спешки предложил С”ялван. – Мать Пути и Исхода защитит их от всякого.

Поскольку ни в каких Матерей Харан не верил, а высказаться вслух о способностях предмета или чего-то там поклонения охолохов не хотел, то он неопределённо заявил:

– Пусть пока побудут здесь. Дальше видно будет. Ты разрешишь нам посмотреть от вас, что там творится внизу?

С”ялван степенно дал согласие, и Харан поспешил было на гору, но охолох в скорости передвижения значительно уступал человеку. Харану пришлось отослать вперёд Ф”ента, а самому приноравливаться к тасмеду, соизмеряя свой шаг с мелкой поступью охолоха.

Наверху, лишь открылась панорама подъёма к возвышенности, Харан бегло окинул взглядом даль и прилегающую к месторасположению охолохов местность. Надо было обладать остротой зрения Ф”ента, чтобы в движущихся почти в полу свидже существах выделить женщин из отряда Гелины и их преследователей, которые отстали от беглецов на десяток канторов.

На таком расстоянии казалось, что и те и другие передвигаются едва-едва. В поведении женщин виделась явная целенаправленность – они чётко держали курс к вершине возвышенности. Их преследователи рыскали, пытаясь зайти убегающим с боку и перерезать им дорогу. Хотя, могло быть, что им приходилось проверять округу – не отстал ли кто, не спрятался ли где под кустом или в траве?

– Стехар, – обратился человек к выродку, – я не настаиваю, но ты бы мог встретить женщин и провести их мимо охолохов.

Ф”ент выронил язык, с непониманием посмотрел на Харана.

– Зачем их сюда вести? Ты им, этим дуракам, доверяешь? Их заинтересовали только дети, а на женщин они даже ни разу не посмотрели, как будто их там не было. Я заметил, так оно и было. Правда, Харан.      <

– Я тоже это видел. Но верю я им или нет, не важно. Сейчас они наши естественные союзники. Проведя женщин радом с охолохами, мы отвлечём внимание бандитов от нашего укрытия. Кто бы эти бандиты ни были, они сгоряча на целый гурт не кинутся. Я так думаю. Ну что?

– Я понял.

Ф”ент, отчаянно поджимая под себя обрубок хвоста, потрусил вниз по склону навстречу женщинам. Их уже хорошо было видно, так же, как и их преследователей – выродков всевозможных видов.

Стало заметно, что погоня, похоже, не особо торопилась, уверенная, по всему, что, как бы быстро от них не убегали, а на острове всё равно деваться некуда. Пока что оприты численностью в три с небольшим десятка участвовали не столько в погоне, сколько в загоне, перекрывая женщинам пути отступления назад или отклонения в стороны.

Отослав Ф”ента, Харан хотел подойти к С”ялвану и поделиться с ним наблюдениями и посоветоваться, но тасмед был занят расстановкой членов гурта парами, тройками и четвёрками. Системы, если она и была, Харан после непродолжительного просмотра общей картины так и не уловил: тройки преобладали, а другие сочетания охолохов бессистемно были раскиданы между ними. Впрочем, само построение заинтересовало человека – оно могло что-то означать, ибо гурт явно готовился к предполагаемому нападению бандитов, при этом Мать Пути и Исхода, по-видимому, явно не участвовала в их действиях.

Харану, склонному к анализу происходящих событий, хотелось всё-таки понять истину приготовления охолохов, но времени для того не оставалось. Внизу Ф”ент уже встретился с беглянками, они его узнали, обступили полукругом. Ненадолго, стехар повёл их прямо на пень охолохов.

В бытность телохранителем Гелины, Харан некоторых женщин, случайно попавших в отряд Гелины при бегстве из Габуна, знавал. В то время они, заслонённые образом канилы, его мало интересовали, но сейчас он жадно всматривался, пытаясь загодя узнать тех из них, кого ведёт Ф”ент. Но уже было видно, что среди них отсутствует Жариста. Он её узнал бы сразу.

Несмотря на отсутствие каких- либо взаимоотношений с ближайшей подругой Гелины, Харан всегда ощущал себя в её присутствии если не стеснение, то какую-то неосознанную вину, как будто он ненароком изменил своей избраннице. Потому-то он всегда осторожничал, общаясь с Жаристой.

В Габуне, столичном городе, где у неё хватало вздыхателей и претендентов на внимание из числа многоимённых и иже с ними, осмотрительность Харана крылась в нём самом, в его личном отношении к этой незаурядной женщине. Но дни, проведённые в руинах и походе к острову, заставили Жаристу, лишённую прежнего окружения, обратить внимание на него и дажепредпринимать какие-то поползновения к более тесному сближению, при том на виду у Гелины.

Её уход к бандитам Харан воспринял с некоторым облегчением, хотя понимал, с чем она там может встретиться. И сейчас, видя её отсутствие среди беглянок, он встревожился.

Кроме Жаристы, отсутствовали и другие, знакомые ему, подруги Гелины.

Его опасения, похоже, были оправданными, когда он о них напоминал Жаристе и её единомышленницам; теперь они подтверждались: бандиты расправились с частью отряда Гелины, a тех, с кем не удалось проделать то же самое сразу, преследуют по пятам.

Гелине придётся пережить нелёгкие мгновения в жизни, когда она узнает о потерях среди подруг, тем более Жаристы.

Ф”ент оглядывался на погонщиков и торопил женщин. Харан подал ему знак, чтобы он вёл их к нему.

С”ялван закончил расстановку охолохов и тоже направился к Харану.

Женщины выглядели измученными и запуганными, некоторые из них не выпускали из рук кинжалов. Они узнали Харана, но ни одна из них не проронила и слова: лишь тяжёлое дыхание и стоны. Они падали ему под ноги, как подрубленные.

– Где Жариста? Что с вами случилось? – задавал вопросы Харан, едва узнавая в одной из беглянок самую активную сторонницу ухода к бандитам, – Иляна, это ты?..

– Я, Харан… Я… Дай отдышаться… Полдня и ночи бежим.

– Мы видим… Вон они. Но вас преследуют только путры. А люди?

– Эти! – выкрикнула зло одна из женщин, мало знакомая Харану, из немолодых. – Не называй их людьми!.. Они идут следом. Не торопятся… – И добавила с надрывом в голосе: – А что им торопиться? Нам-то дальше бежать некуда!

– Что она говорит? – морща узкий лоб, припорошённый мелкими волосками, спросил С”ялван. – Она возбуждена.

– Что говорит, пока сам выясняю. За ними гонятся вон те путры. А следом идут люди. Бандиты. Они знают, что с острова не убежать. Женщины… эти… боятся их.

Тасмед охолохов постоял в задумчивости, потом осмотрелся вокруг.

– Они сюда не идут, – заявил он, указывая вниз на погонщиков.       Путры-оприты и точно остановились не далее как в шагах пятидесяти и о чём-то заспорили. О чём, Харан примерно догадывался.

Они видели перед собой не только людей, за которыми гнались, но и целый гурт охолохов то ли готовых к бою, то ли ещё для каких-то целей распределённых в упорядоченную толпу. Возможно, оприты, неоднократно пересекая Дикие Земли в поисках добычи, таясь вдали от дорог, забираясь в самые отдаленные места бандеки, уже имели какие-то сведения о неведомых Харану способностях охолохов. Притом, как ни малы и слабы на вид сами по себе последователи Матери Пути и Исхода, численностью они значительно превосходили передовой отряд бандитов, так что последние с ходу ввязываться в драку не собирались.

Люди и основные силы опритов-путров безнадежно отстали от непосредственных преследователей, и они, ещё пошумев между собой, повернули назад.

– Они нас боятся, – удовлетворённо изрёк С”ялван и зацокал копытцами по утрамбованному грунту вершины возвышенности, направляясь к своим согуртникам.

– Они ещё вернутся сюда, – напомнил ему вслед Харан. – И вернутся с людьми.

– Пусть возвращаются, – беззаботно отозвался тасмед охолохов. – Они все нас боятся.

– Хотелось бы в это верить, – проговорил самому себе человек, но ему, по всему было видно, в такой благоприятный исход не верилось совершенно. Помолчав и прослушав глухой ропот охолохов, которым они встретили своего предводителя, Харан обратился к Ф”енту: – Ты тут, стехар, посмотри ещё, а я этих, – он кивнул на женщин, – отведу к Гелине, порадую её.

– Радость небольшая, – заметил выродок.

– Какая ни есть…

Харану с трудом удалось поднять обессилевших от голода, бессонной ночи и долгой погони подруг Гелины. Они постанывали и просили их оставить в покое хотя бы на минт.

– Нам здесь недалеко идти, – уверял он их. – Ну, милые. Соберитесь. Вы же можете… Вот так, потихоньку за мной… Давай, я тебе помогу…

Гелина широко раскрыла глаза, увидев Харана в окружении женщин. Она никак не могла узнать своих недавних боевых подруг, настолько их лица и порядок в одежде отличался от вчерашнего, когда они, уверенные в своём поступке, уходили с Жаристой к бандитам. О Жаристе Гелина вспомнила в первую очередь и, не подозревая о недавних расспросах Харана, бросилась навстречу женщинам со словами:

– Где Жариста? Что с вами случилось?

Девочки вначале испугались появлению новых людей и юркнули за небольшой скальный выступ, однако узнали Иляну и с радостным визгом бросились к ней. Иляну они выделяли из всех остальных в отряде Гелины за мягкость в обращении и материнскую ласку, которой не хватало ни самой каниле, ни остальным женщинам. За Гелиной и девочками явились в поле зрения те, что не поддались на уговоры и остались вместе со своим командиром. Охая и ахая, они помогли беглянкам разместиться вместе с собой на закрытом со всех сторон пятачке среди скал.

Ся֝зного рассказа о произошедшем в лагере бандитов ни у кого из прибывших не получилось, а после еды все они заснули на полуслове.

– Ты тех, кто за ними гнался, видел?

Гелина словно только что очнулась от потрясений последних дней: ночи наводнения, ухода и возвращения части отряда, появление бандитов и необходимость скрываться от них, безысходность положения – всё это как будто только что отпустило её, и она ожившим взглядом посмотрела в глаза Харану.

Он ответил на её взгляд.

– Видел. Только путров… Занута же сказала, люди не торопятся, чтобы… – Харан вздохнул. – Будь, милая, благоразумной и раньше времени отсюда не выскакивай, лучше, если тебя никто не будет видеть. Скажи девочкам, пусть… В общем, милая, не шумите. А я пойду наверх, посмотрю. Прости…

– За нас не беспокойся. Я знаю, что надо будет делать… – Она вплотную подошла к Харану, обняла его за шею. – Я люблю тебя.

Он поцеловал её в глаза.

– Я тебя тоже люблю, Гелина… Будь благоразумной.

Т”юркс, массивный выродок из тигров, со слабой окраской мелких волосков по всему телу, приблизился к людям-вождям банд.

Анахат собрался кружком, перед вождями на кочке с выщипанной травой лежал объёмистый пакет с коввдой. Но собрались они не пить, а совещаться. Поговорить было о чём и решать было что.

Сам анахат намечался ещё в прошлом году, прошедшем в интенсивных поисках контактов, договорённостей, уточнений, выработках условий и во многом другом с тем, чтобы встреча на уровне вождей банд бандеки состоялась, а вопросы, решаемые на ней, были бы значимыми.

Не часто, но необходимость таких мероприятий возникала: появлялись новые и рассеивались старые банды, менялись вожди, забывались договоры о сферах влияния и взаимопомощи.

Не все вожди стекались на анахат, зато к выработанным на нём правилам и положениям прислушивались, дабы не искать врагов среди себе подобных.

К тому же, поскольку банда банде не указ, появлялись отъявленные отморозки, для которых убийство разумных без разбора, становилось основным занятием. Чаще всего они были немногочисленны и состояли из изгоев или убежавших от суда круга Человечности – выжившие из ума или наделённые обострённым чувством неприязни ко всему миру.

Анахат вырабатывал планы по уничтожению таких банд, портящих ореол исключительности и привлекательности вольного времяпрепровождения опритами, которые, если убивают, то лишь по надобности очистить свои ряды, а то, что нападают на путников или вьючных торнов – на то они и свободные разумные…

Но год прошёл, а анахат так и не удалось собрать.

Пришла зима. Люди-оприты потянулись в города до весны, путры либо разбрелись по своим кланам, либо, потерявшие с ними связь, ушли вслед за людьми в населенные пункты, где им давали право на жительство в специальных подворьях.

Когда наступила весна, оприты только-только начали кучковаться в банды, и об анахате пока что не думали.

Однако бурные события в бандеке подстегнули вождей, и они встретились со своими бандами близ Примето по приглашению Монжора – его банда вдруг выдвинулась среди остальных своей численностью и дерзостью налётов на дорогах под самым носом тескомовцев.

Бунт столичного батлана и междоусобица в бандеке, казалось бы, должны были развязать бандитам руки. Тескомовские патрули на дорогах практически исчезли. Появилась возможность установить свой порядок в стране или в контролируемых регионах. Но в том-то и дело, что всего этого нельзя было делать, и анахат оказался единодушным в решении: от чистого разбоя следует переходить к более мягким способам добычи средств осуществления своих прихотей или романтических мечтаний, ради которых люди и путры подавались в оприты, во всяком случае, большая их часть.

Иначе города закроются от внешнего мира, иссякнет поток путников, а оказаться изолированными в пустынных Диких Землях опритам, особенно людям, было смерти подобно.

Анахат длился три дня. Вожди подружились или нажили недругов, коввды было выпито достаточно, обо всём поговорили, кому хотелось, те договорилась о совместных действиях…

Короче – анахат состоялся, наступила пора разойтись по своим углам страны.

Неурочный подъём воды перечеркнул все расчеты банд. Появилась неприятная перспектива совместного сосуществования в течение продолжительного времени.

Вожди уже стали тяготиться коллективным бытием, тем более, день ото дня Монжор забирал власть в объединенной банде в свои жестковатые руки.

Общение рядовых опритов также не способствовало настроению предводителей – их безделье становилось опасным. Оно толкало на поступки, обычно не поощряемые в бандах: показное пренебрежение к некоторым распоряжениям вождей и их подручных, выискивание места в другой банде, хотя со стороны ни той, ни другой в лице вождей таких поползновений не было (как будто). К тому же наметалось расслоение между людьми и выродками; случались кровавые стычки между опритами.

Особенно волновали вождей подозрения в переманивании опритов. Оно зародилось и крепло час от часу. Каждое неудачно высказанное слово или взгляд могли перевести подозрительность в плоскость обвинения и тогда…

Вот почему затянувшийся анахат сидел вокруг коввды, но никто из присутствующих к ней не притронулся. Вожди посматривали друг на друга с недоверием.

Появление Т”юркса было как раз ко времени, чтобы слегка разрядить назревающий скандал.

– Что тебе? – заметил его Монжор, – A, это ты. Догнали?

– Нет, шейн, – растягивая слова, отозвался выродок и постучал роскошным полосатым хвостом по земле. – Они поднялись на самый верх…

– Ну и что?

– Там их поджидал человек. Мужчина. Вооружён мечом…

– Они что, – воскликнул от неподдельного удивления Палан, больше известный по прозвищу Кривой Палец за длинную – жердью – фигуру, почти пополам согнутую в спине, – от одних мужчин бегают к другим?

– Мужчина был один? – отсмеявшись со всеми предположению и удивлению Палана, спросил Монжор.

– Один, шейн, но дело не в нём…

– Но-но, полегче! – заступался за человека кто-то из вождей.

– Я хотел сказать, шейн, ещё, – не обращая внимания на выкрик Т”юркс.

Он уже третий год состоял в банде Монжора и знал, что предводитель не даёт своих опритов в обиду.

– Говори!

– Там, на горе, целый гурт ослучьямов.

– Этого нам ещё не хватало! – воскликнул Тарпун. – Ты же знаешь о них, Монж? – обратился он к своему предводителю.

– Наслышан. Но… Гурт большой, Т”юркс?

– Очень большой, шейн. Не меньше ста разумных. Увидели нас, стали выстраиваться и готовиться к бою. Мы потому и не пошли наверх.

– К какому там ещё бою? К бою, – передразнил выродка Усхаль, подручный самого старого вождя – годами и участием в бандах – Лемпы, опритами у которого были только люди.

– Ослучьямы в бой, грудь в грудь, не вступают, да будет всем вам известно, – солидно поддержал своего оприта Лемпа и недовольно засопел, неодобрительно поглядывая из-подо лба на анахат.

Зря он с ними связался. Коввду выпить – это они могут, а остальное лежит вне их внимания. Это вообще. А в частности, сейчас не стоило тратить слов. Что они знают? О тех же ослучьямах?

Так подумал Лемпа, но вида не подал, что удивился, так как о приверженцах непонятного для них всех культа ослучьямов знали, оказывается, практически все вожди, к тому же в деталях.

– Да уж, – продолжил обсуждение Тарпун, – это они приготовились для создания проклятого Посю-Хвара.

– Пасью Хара, – поправил Усхаль.

– А, как не назови, но если попадёшь под него, ударит, так дня два после того не соображаешь. В голове булькает как в начатом пакете с коввдой.

– Сказки всё это, – отмахнулся длинной рукой Палан, словно вокруг себя палкой повёл. – Нужны мы им. Ослучьямы всегда так заняты собой, что никого рядом не видят. Ни людей, ни этих… путров. Мирный гурт.

– Мирный? Ого-го! Мирный, – не согласился Усхаль. – Вдунут в голову тебе эту Пасью-Хару, навсегда откажешься считать их мирными. Только тронь.

– А зачем их трогать? Я вот о чем… – начал Монжор.

– Тасмед гурта стоял с человеком, – перебив его, дополнил своё известие Т'“юркс и быстро облизнул губы. – Женщины остановились рядом с ними. И был там ещё путр. Лиса или собака.

Выродок от тигров пренебрежительно дёрнул щекой, показав острые клыкастые зубы, мол, нам, кошкам, недосуг заниматься такими ничтожными различиями между собачьими.

Вожди помолчали, переваривая услышанное. Напряжённость, возникшая между ними с утра, спадала, внутренние неурядицы отступали, на первый план выходили какие-то общие заботы. Открытого столкновения друг с другом никто не желал, понимали, что здесь, на закрытом со всех сторон водой клочке земли, враждующим придётся сражаться сначала банда с бандой, a затем – каждый оприт с каждым. Насупленные лица разгладились, подозрительные взгляды повеселели, и вожди стали посматривать на соперников, тайных и явных, с большей доверительностью.

– Не кажется ли вам, друзья, странным такой набор: люди – мужчины и женщины, ослучьямы большим гуртом, другие путры, причём вооруженные? Что-то здесь не всё так просто, как должно быть, скажу я вам. – Монжор не спрашивал, он рассуждал. Его слушали внимательно. – Кстати, женщины, да ещё какие. Не ниже инегов. А Жариста… – Он встрепенулся от воспоминания. – А куда она девалась? Её с теми, кто убежал, не было. Кто видел?

К смущению всех, никто не знал о Жаристе ничего.

– Прячется где-нибудь, – предположил Тарпун. – Под каждый куст не заглянешь…

– Подожди-ка! – подал голос Лемпа и неприязненно обвёл Тарпуна взглядом серых под тяжелыми веками глаз – несёт тут всякое, ненужное!.. – Вон дозор с другой оконечности острова прибежал. Не зря, думаю.

– А я что? – оставил за собой последнее слово Тарпун и покосился на Монжора.

Вождь его банды Лемпу не любил и побаивался, представляя себе, скольких таких, как он, тот пережил, выходя из всех щекотливых ситуаций целым и невредимым, ведь если верить россказням, то Лемпа в качестве предводителя банды встречает без малого двести пятидесятую весну. Все вместе взятые вожди других банд, сложив свои годы, не могли похвастаться таким долголетием.

Монжор снисходительно посмотрел на своего подручного, но сейчас старик прав – выслушать дозорных следовало незамедлительно.

– Т”юркс, продолжайте наблюдение и к ослучьямам близко не подходите, – распорядился он. – Лемпа, дозор твой?

Не надо было ему спрашивать. У Лемпы в банде выродков не принимали за равных, поэтому они там никогда не приживались. Дозорные же были путрами.

– Мои это, мои, – важно объявил Палан и приосанился – крючок крючком. – Все мои! – Гаркнул: – Л”юст, ко мне!

– Да, шейн.

Острая личина выродка из кротов-переростков с подслеповатыми, на первый взгляд, глазками, оказалась почти рядок с лицом вождя. Движения Л”юста были подобны набегающей шёлковой волне.

Палан ткнулся выдающимся носом в нос крота.

– Чего прибежали?

– Люди там появились, дурбы. Четверо дурбов. Один человек с ними больной. Один человек мальчик. Один человек женщина. Один вооружённый путр из котов. Один торн настоящий. Один ослучьям спит. Всё!

– Отойди! – скомандовал вождь и задумался.

Л”юст отступил. Нежная шёрстка, чуть побитая уже предстоящей линькой, укутала его с ног до головы и мягко подчёркивала складки юркого тела.

– Эй, Кривой! Ты нам можешь перевести на человеческий язык, что он тут наговорил? – спросил Усхаль у Палана.

– А что тут переводить? Ещё одна толпа разумных появилась на острове, будто им больше некуда идти.

– Вот-вот! К тому, что я уже перечислял, добавились торн и дети. – Монжор покачал головой. – И правда, как-то даже не думалось, что здесь будет так тесно. Опроси, что они делают?

– Ну, слышал? – обратился Палан к выродку. – Говори!

– Сюда идут, – мягко отозвался Л”юст. – На нас не обратили внимания, хотя и видели.

– Я и говорю, тесно…

– Слышали уже о том, – буркнул Лемпа.

Палан поднял длинную тонкую руку вверх, призывая всех помолчать.

– У него ещё что-то… Говори, Л”юст.

– Да, шейн. Ещё есть что-то. К”аньюк… Ты же знаешь его. Он хорошо видит то, что далеко.

– Знаю, – нетерпеливо отозвался Палан. – Что он видел?

– Сюда идут тескомовцы…

– Что-о?!

Анахат в мгновение ока оказался на ногах.

Тлуман внимательно выслушал тескомовца – тот обследовал островок, предпоследний в череде других – и убедился в его правоте, когда сам посмотрел на указанные бойцом приметы.

– Так-так, – сказал он и направился навстречу Присмету.

Гора Мяса в это время со всеми предосторожностями покидал лодку, чтобы не перевернуть её. С ним смогли переправиться лишь два бойца. Больше маленькое судно было поднять не в состоянии – Присмет стоил пятерых.

– Мы там, – Тлуман показал рукой на темнеющий перед ними громадный остров, к которому они шли уже второй день, – увидим не только тех, кто нам… тебе нужен. Ты только посмотри. Тут уже до нас прошла сотня-другая разумных. И даже кто-то другой… Не знаю даже кто.

Присмет озадаченно всматривался в вытоптанную поверхность островка множеством ног. Трава перемешана с песком, вырвана с корнями. Тлуман ничего не придумывал и не преувеличивал.

– Откуда же столько? – округленные глаза Присмета в упор уставились на думера. Во взгляде читалась подозрительность.

– Сам не пойму… А-а, ты думаешь, что здесь уже побывал Теском, и тебя опередили? Успокойся. Присмотрись. Вот наши следы. Мы их оставили сейчас. Видишь? А вот это тех, других. Люди и выродки.

– Ну да, – брюзгливо отозвался Присмет.

Несколько мгновений разочарования, что его и правда опередили, ушли, но оставили по себе неприятный осадок в виде горечи во рту. Он остервенело сплюнул, однако горечь не прошла.

– Эй, Осинапс! – позвал Тлуман кринейтора. (Присмет впервые услышал имя командира крина, впрочем, не был уверен, что это его настоящая часть нэма, так как думер любил давать прозвища всем). – Организуй разведку, человек пять, – распоряжался Тлуман. – Пусть идут впереди, смотрят. Столько же поставь позади крина. И ещё. Пошли кого-нибудь посмотреть, что с боков делается.

Осинапс тупо посмотрел на думерта, медленно соображая, чего это от него добивается всеобщий любимчик бойцов. Он, кринейтор, что, сам не знает своих прямых обязанностей, если ему их надо подсказывать, да ещё в такой вот приказной форме?

Да разве выскажешь ему всё? Его сам Жуперр направил его сюда.

– Я уже это делаю, – промямлил Осинапс извиняющимся голосом, проклиная самого себя за такое поведение.

Что ни говори, а появление в крине Тлумана и Горы Мяса всё-таки испортили кринейтору удовольствие от похода вдали от гетто. Был он сам себе хозяин. Вокруг тишина, водная гладь… Так нет, принесло их! Шейны, одним словом. Рады распоряжаться, ни за что при этом не отвечая…

Островок остался позади, крин перебрался на последний, большой. Лодки оттащили подальше от береговой линии. Крин скучился, бойцы снарядились, проверили, хорошо ли из ножен выходят мечи, вскинули на плечи мешки – долго ли собираться в дорогу опытному тескомовцу?

Осинапс расставил людей по подсказке думерта, сам возглавил основную часть крина. За ним, в шаге, пристроились Тлуман и Присмет.

Розовое, словно поджаренное до румянца по кромке, солнце ликом зрелого дня равнодушно и неизменно посылало свои лучи к Земле, нагревая ее поверхность. На деревьях и кустах торопливо распускались серовато-зелёные листочки, придавая воздуху лёгкую горчинку. Дышалось легко.

Крин неторопливо, в строгом порядке, приступил к прочёсыванию острова.

Шли открыто, зычно перекликались, задирали друг друга крепким словом, но настороже. Многочисленность разумных, чьи следы виднелись на каждом шагу, смущала бойцов. Одно дело, настичь кучку беглецов, совсем другое – ввязаться в стычку невесть с кем, а вернее всего с бандой, по всему, большой, никому не хотелось.

Отмерив несколько свиджей, крин остановился на ночлег. За всё это время ему не встретился ни один разумный…

Вообще, день оказался каким-то нервным. Бойцы рыскали в поисках живых свидетелей, чтобы на основании их слов сделать какие-то предположения о фактической численности и намерениях тех, кто раньше появился на острове. Тескомовцы каждый минт ожидали появления перед собой неизвестно кого: толпу враждебно настроенных и готовых сразиться с ними бандитов или хотя бы жалкую группу убегающих от них людей ли, путров ли.

Ничего такого не случилось. Следы были, следопыты осматривали их и утверждали – свежие. Кто-то здесь таился всего блеском раньше. Значит, за ними тщательно и неусыпно наблюдали…

Бойцы тревожно переговаривались, бросались на любую мелькнувшую тень или шорох, разведка обескуражено разводила руками.

Вскоре беспокойство рядовых тескомовцев перекинулось и на руководителей экспедиции.

Тлуман расспрашивал разведчиков, переходил от одного бойца к другому вдоль шеренги, возвращался, пожимал плечами,

– Прячутся от нас, – наконец заявил он уверенно. – Но почему? Если попали сюда случайно, то должны бы с радостью выбегать нам навстречу. Мы для них, здесь затерянных, по сути дела, избавители, гарант возвращения в город.

– Какой там гарант? – промычал Присмет, проталкивая в ненасытный рот очередной пакет тескомовского пайка. – Вы о себе слишком хорошего, смотрю, мнения. А уж после того, что вы учинили в Габуне… М-на… Какая от вас радость? Вот и прячутся. Твои же плохо смотрят, а те за нами присматривают… – Присмет в задумчивости повертел новый пищевой пакет, в его огромных ладонях тот смотрелся куда скромнее, чем был на самом деле. Тут он оступился и пнул подвернувшуюся под ноги хворостину. Посмотрел на Тлумана и продолжил рассуждение: – Если это так, то мы сами виноваты… или я ничего не понимаю.

Руки его рвали оболочку пакета.

– Что не понимаешь?

– Куда они все подевались?

– А… Сам думаю… Смотри, Рокус почти бежит. Сейчас от него что-то узнаем новенькое. Говори, кого-нибудь видели? – молодой тескомовец был ещё далеко, а Тлуман уже торопил его с ответом.

Рокус находился в группе левого прикрытия крина.

– Да… Следы ночёвки… – Боец запыхался от быстрого бега. – Десятка четыре кострищ. Самарон говорит, от прошлой ночи остались. Там несколько могил.

– Ага! Ну и что?

– Могилы там, – не понял думера тескомовец.

– Я спрашиваю, смотрели?

Рокус выпучил глаза.

– Могилы?.. Н-нет.

– Естественно, – Тлуман покивал головой: понимающе или осуждающе, ни Присмет, ни Рокус не смогли определить. – А посмотреть надо, говорю я. А? – Он обратился к бывшему фундаренцу: – Пойдём?

– Пойдём, – покорно согласился Присмет и с сожалением засунул в объемистый мешок помятый пакет.

– Много их тут было, – огляделся Тлуман на поляне, вытоптанной, загаженной испражнениями и серо тёмными кляксами кострищ. – Как думаешь, твои могли сюда сунуться? К этим?

Присмет сам раздумывал о том же: могли ли Свим и мальчонка примкнуть к таким же, как и они, пленникам половодья?

Люди, попадая в подобные ситуации, либо объединяются, и тогда любой встречный имеет возможность решать проблемы выхода из них сообща, либо, дробясь на мелкие группки, стараются занять господствующее положение по отношению к другим. Но для того надо утверждать своё право силой – вступать в смертельные схватки со всеми теми, кто не согласен с притязаниями на лидерство.

Случись здесь последнее, то весь остров уже был бы в могилах, а вернее всего убитых никто бы не придавал земле.

Здесь, по всей видимости, этого, худшего из худших, вариантов не состоялось. Тогда – сплотились в единое сообщество? Но почему же появились могилы? Девять холмиков рыхлой земли. Быть может, там те, кому уже было в тягость дожить до благополучного выхода к жилым местам или…

Думать об ином Присмету не хотелось, ещё больше не хотелось увязнуть тут в бесчисленных стычках. Жить одной целью было проще: догнать, мальчика отбить, а остальных… Как они себя при этом поведут – и об этом думать не хотелось.

– Свим навряд ли присоединился к кому-либо, – неуверенно сказал он Тлуману. – Хотя, кто знает? Здесь укрыться трудно.

– Это так, – подтвердил думерт, распоряжаясь вскрыть могилы.

С миной стороннего, погружённого в себя наблюдателя, следил Присмет за действиями тескомовцев.

Убитые, а в могилах оказались именно убитые с едва обсохшими смертельными ранами, лежали под тонким слоем земли, так что выкопать их из ям не составляло труда.

– Одни люди, – безжизненным голосом проговорил Тлуман и поправил потные волосы на темени.

Присмет вдруг с искренним удивлением заметил: думерт от всего сердца переживает об убитых людях, в то время как у него в душе не шевельнулась ни одна клеточка, не дёрнулась ни одна жилка, не было у него к этим мертвецам жалости.

– Бандиты, – буркнул он, чтобы подобно Тлуману не стоять здесь с расстроенными чувствами. – Тех, кто нам нужен, здесь нет…

И тут же подумал: лучше бы были, тогда бы… Подумал и одёрнул себя. Случись это, тогда и без того его невнятное личное будущее могло воплотиться в нечто уж совсем банальное – безвестие рядового гражданина Примето или другого какого города, а то и безжалостный гнев Жуперра.

Тлуман на такой случай получил наверняка нужные указания и постарается скрупулёзно их исполнить.

Думерт же от заявления Горы Мяса повеселел, словно и не стоял минтом раньше в скорбной позе. Деловито приказал мертвецов опять присыпать землёй и двигаться дальше.

– Не мы их поубивали, – пояснил Присмету, – а зато сегодня до вечера, – добавил, словно его собеседник был против, – свиджа два ещё пройдём.

– Шаров с вашими не будет уже… – рассеянно сказал Присмет.

Он думал о своём и вздыхал – до чего ему всё надоело. Он прислушался к себе, понимая, что все его невесёлые думы и вздохи от усталости. Наверное…

– Какие шары к вечеру? – легко согласился Тлуман и так же легко перепрыгнул ершистую ветку валежника. – Завтра будут… – Помолчал. – А, может быть, не будут. Нужны они тебе?

– Мне-то зачем? Наш общий с тобой шейн наобещал.

Тлуман неопределённо хмыкнул и побежал вдоль шеренги бойцов, цепочкой перекрывших значительную часть острова…

Так-то прошёл день, и крин остановился на ночлег, не встретив ни одного разумного.

– Спи, Свим, – посоветовал Малион и стал устраиваться рядом с Невлоем. – Видишь, он уже давно храпит. Ложись и спи! Завтра, думаю, будут делаться все дела. Кто знает, когда ещё удастся спокойно поспать.

– Я начеку, – напомнил Сестерций.

– Спасибо, друзья… – поблагодарил Свим. – Тревожно что-то. Что ни день, то новое препятствие… И эти… Просил же их сидеть в руинах. Так нет, ушли. Их же много. А тут, как на грех, банды анахат надумали устроить… Тревожно.

– Думай о хорошем… Всё, спим, – Малион затих, его фигурка потерялась на фоне могучего торса Невлоя и темноты ночи…

– Спи, милая, – Харан подсунул под голову Гелины свою руку. – Знаешь… Я всегда верил только тому, что видел сам и что мог сделать сам. А сегодня почему-то вдруг стал верить в чудо…

– Какое там чудо?.. Вокруг вода и… бандиты.

– Нет-нет. В чудо, которое вот-вот вытащит нас отсюда… Не надо, милая…

Плечи Гелины вздрагивали, она беззвучно плакала.

«Какое там чудо?» – повторяла она про себя. – «Никто и ничто нам уже не поможет… Даже чудо…»

– Тескомовцев не трогать, – буркнул Лемпа. – Себе дороже. Они не дураки бросаться на нас. Может быть, ты, Монжор, прав, и тот мальчишка, которого они ищут второй месяц, будет проходить мимо, но нам какое дело до дел Тескома? Пусть ищут, пусть догоняют. Мы же – в стороне от тех и других. А вот лодки тескомовцев надо увести, нам пригодятся, скоро опритов кормить нечем будет.

– Послал уже за ними. Уведут и сюда пригонят.

Лемпа вскинул на Монжора глаза и тут же их опустил, чтобы тот не заметил заинтересованности, проявленной к нему со стороны старейшего вождя опритов не только Сампатании.

«Всё-таки он быстро соображает», – подумал Лемпа и пожевал губами.

Монжор ему не нравился непонятно почему. По-видимому, как молодой, красивый, статный, а сам он был уже давно не таким. Но день ото дня, размышляя, Лемпа убеждался, что к этому вождю стоит присмотреться особо. В конце концов, ему решать и скоро надо будет сделать выбор, а Монжор мог оказаться именно тем, кого он давно ищет…

Эту небольшую ямку Присмет приметил сразу, стоило только прозвучать команде крину остановиться на ночлег. Он с наслаждением опустил свой заметный зад на самое дно лунки, а ноги, гудящие от усталости, – давно не ходил по кочкарнику и бездорожью – вытянул, положив одну на другую. Спина удобно упёрлась в оплывший край ямы, и нашлась не менее удобная подушка под голову в виде полусгнившего корня кряжистой недалекой осины… или не осины, а другого какого дерева… теперь его нет… Присмету было хорошо и уютно, ему было наплевать, что и чьё это там таилось под затылком, главное, шее покойно и голова на месте – откинута и отдыхает.

Над ним в изжелта-розоватой дымке неба уже проклюнулось размытое пятнышко какой-то звезды, названия которой он не знал. Да и вообще никогда звездами не интересовался, находя извечный их кляксообразный налёт на монотонном ковре сумрачного неба неприглядным. Какая уж в них красота, о которой кто-то твердит?

Пятно звезды прямо перед лицом чем-то мешало ему отдыхать и думать. Но и менять удобную позу не хотелось…

Он почувствовал как раздражение, что капля за каплей копились в нём в последние дни, вдруг выплеснулось в бешенство. Оно переполнило его удушливым спазмом в груди, горле… Он замычал с натугой. Появилась потребность высказаться, выкричаться, кого-то ударить, с кем-то схватиться в смертельной хватке. Рвать руками, грызть зубами. Рвать и грызть…

Ходуном ходило его большое тело, пальцы рук погрузились в податливую почву…

Вокруг же поздний вечер, тихий и наполненный весенними ароматами. Тескомовцы, занятые делами – приготовлением ужина и ночлега, на фундарендца не обращали внимания: Гора Мяса сама по себе, они – сами по себе.

И куда-то запропастился Тлуман…

Он очнулся, ощупал грязными ладонями потное лицо, напрягся от брезгливости к самому себе. Ямка, так, казалось, удобно принявшая его, почудилась неудобной, в бок явно упиралась толстая незамеченная хворостина, а то и камень.

Пыхтя и поминая обитателей Края, Присмет в несколько приёмов поднялся на дрожащие ноги. Такой слабости в них он ещё не ощущал никогда в жизни.

Его, как сквозь невообразимую даль и туман, звал Тлуман. Приглашал к ужину.

Глава 31

Сестерций направился будить Свима и Малиона, ориентируясь своим чувством времени, а оно подсказывало – до появления солнца осталось не более двух прауз.

Впрочем, Сестерций ни в чём не был уверен. Все его органы чувств находились в разладе, оттого определить пору между ночью и днём они могли лишь приблизительно.

Такое с ним случилось впервые. Он знал свой долг, но происходящее в его естестве мешало и сбивало его.

Тому была своя причина.

Проходящая ночь началась для него с потрясения всего его существа. Когда будто бы все уснули, а он постепенно замедлял восприятия органов чувств, кроме слуха, к нему пришла Жариста. Она бесцеремонно потолкала его в бок, укладываясь рядом.

Срочного восстановления восприятий в полной мере не получилось. От появления рядом с ним женщины-человека он совершенно растерялся.

– Кроме тебя, – начала она вещать убедительно и хрипловато, – здесь все какие-то чокнутые. Посуди сам, Сесок… Можно, я буду тебя так называть?.. – Сестерций промолчал. – Так вот, Сесок, посмотри сам. К Свиму ведь просто не подпускает его… эта… как её? Клоуда. Ты не знаешь, это её настоящее имя? Или полностью нэм?.. Ладно, о ней. Свим – имячко тоже не очень… А красавчик этот… брр! Ольдим? Явно отпадает. Малион и Тринер больше на худолапых птичек похожи, чем на мужчин. Ты не находишь?.. Или Невлой! Он же женоненавистник! – Жариста вздохнула. – Хотя и здоров, как никто… Остался только ты. Понимаешь, Сесок?

Сестерций, а отныне в её устах Сесок, не понимал.

Токи, текущие по его нервным волокнам, метались неупорядоченно и сшибались в полевых завихрениях. Мозг торна полностью отключился от тела. Вокруг него разгоралась чисто жёлтая аура – признак полной беспомощности и подспудного страха, деморализации всего существа биоробота.

– Как красиво! – обрадовалась ей Жариста. – Ты, конечно, меня понимаешь.

Если бы она знала торнов, то навряд ли так обрадовалась.

Его мозг хотя и работал лихорадочно, но вхолостую. Не в силах ничего изменить, он даже не мог ответить этой женщине-человеку.

И тут он постиг истину: кто бы и как бы там не говорили о женщине-предке в их роду – всё это сказки для непосвященных!

Тоска по мужчинам у Жаристы была велика и она не довольствовалась одними разговорами.

– Обними меня! – потребовала она и сама нетерпеливо положила его безвольную руку себе на грудь – высокую и трепетную. Прижала, помогая пальцам биоробота ласкать её… Пробормотала как в бреду: – Она у тебя тёплая, никогда бы не подумала, что у вас…

До сих пор Сестерций не вымолвил и слова. Руки своей он не чувствовал, и что она с нею делала, воспринимал только с её редких и страстных слов…

До рассвета, как показалось ему, но без уверенности, оставалось праузы две. Жариста спала, уткнув лицо в его ладонь.

Содрогаясь от каждого неуверенного движения непослушного тела, Сестерций несколько минтов побродил вокруг лагеря, прежде чем направиться к Свиму и Малиону.

Оба проснулись мгновенно и стали поднимать остальных. Разбудить женщин Клоуда наотрез отказалась, и это неблагодарное дело взял на себя Ольдим.

Сколько было вскриков и возгласов ужаса, когда, открыв глаза, женщины видели перед собой страшную маску! Зато никому из них не пришлось повторять дважды – женщины спохватывались, сразу же позабыв о сне.

Невлоя такими методами разбудить Ольдим не рискнул. Он его просто ткнул ногой в бок и отпрянул в сторону.

– Можно было бы обойтись и без этого, – тут же миролюбиво отозвался засоня. – Я же всегда готов. Ко всему. Пока вы тут без дела мыкаться будете…

– Мыкаться не будем. Выходим! – Свим тронул под локоть Клоуду. – Поедим на ходу. Малыш?.. Тринер?.. К”ньюша, пойдёшь впереди… И… Всё, как будто. Малион, ты нас ведёшь?

– Куда в такую рань?

Вопрос Невлоя повис без ответа.

– Молчал бы уж, – отозвался Ольдим и повернулся, чтобы ещё сказать этому увальню парочку едких слов, но того на месте не оказалось – Невлой уже шёл впереди него.

Ольдим покачал головой. Этот укоризненный жест он относил к самому себе.

Сегодняшнее утро для него выдалось каким-то странным. Он проснулся задолго до решения торна сделать общую побудку. Лежал, прислушивался к округе и к себе и удивлялся своему состоянию – выспался, во всех членах готовность двигаться. И сейчас, идя со всеми, он ощущал удивительную лёгкость, окрылённость, если говорить высоким стилем. Оттого щемило в левой стороне груди, а каждый вздох будто вливал в лёгкие давно позабытую с годами юношескую восторженность: утро, тепло весны, друзья и… тревога.

– Скажи К”ньюше, пусть посмотрит там, – Малион указал Свиму на смазанное сумерками тёмное пятно слева по ходу их движения.

Свим издал звук, больше похожий на выдох, чем на свист, подзывая выродка.

– Я уже там смотрел, – мяукнул К”ньец. – Никого там нет. Сейчас нет, а вчера до позднего вечера был. – Он фыркнул. – Из собак кто-то.

– Хорошо. Тогда нам сюда, – Малион круто свернул, оставляя подозрительное место слева. – Там, – сказал он неопределённо, – пройдём по кромке, скрытно.

В это время позади него упал Ольдим. Поминая збун в пустыне Снов, он с помощью Невлоя поднялся.

Великан злорадно посоветовал:

– При ходьбе ноги поднимать надо.

– Безо всяких обойдемся… – огрызнулся Ольдим и захрюкал от смеха. – Ты своей силы не соизмеряешь. Чуть руку не оторвал.

Стало значительно светлее, запищали и защебетали птицы, перебрасывались короткими репликами дурбы, женщины живо обсуждали ночное похождение своей предводительницы – звуки сливались в неразборчивое бормотание.

Под ногами запружинил подмокший слой земли и травы, веток и листьев, занесённых сюда ветрами. Могло показаться, что Малион ведёт команду по тропе, но Свим пока что ничего определённого не видел, дабы точнее определяться, куда ступать; рядом, под рукой, учащённо дышала Клоуда, ладонь её повлажнела…

– Спят, – доложил К”ньец и облизнул узкие губы, – но прямо у нас на дороге. Путры. Много. Мимо не пройти, учуют сразу. Пока что ветер на нас, потом от нас на них понесет.

Свим с надеждой посмотрел на Малиона. Тот задумчиво теребил кожу на шее.

– По самому берегу… Там ведь, К”ньюша, небольшой такой приступок, в виде карниза? – Малион в упор смотрел в круглые жёлтые глаза выродка, как бы ища в них ответ.

К”ньец недовольно фыркнул и отвел взгляд в сторону. Он мог бы поклясться, что человек заглянул ему в мозг и напомнил ему об увиденном.

– Да, – отозвался он охотно, – там узкий карниз. Мне как раз там удалось… С него я увидел путров. Но вы? Там трава, кусты… Если только ползком.

Женщины от его предложения нервно захихикали.

– Кто бы мне раньше об этом сказал, что я буду ползать в такой грязи, поссорилась бы на всю жизнь, – заявила одна из них.

– Этого у нас ещё не было…

– Ну и видок у нас с вами будет, если смотреть на нас сзади…

– Это можно, даже ползком, – сообщил о себе Невлой, так как большая часть команды с сомнением посмотрела на его могучую фигуру. Трудно было представить дурба таких габаритов ползущим. Невлой тут же озаботился торном. – А ты, Сестерций, ползать умеешь?

– Почему я? Мне не надо, – солидно ответил потомок Акарака и сверху вниз посмотрел на Жаристу.

Она не отходила от него ни на шаг, вызывающе демонстрируя своё к нему отношение.

– Почему это? – заинтересовался Невлой.

– Я не человек.

– Ну-у, – протянул Невлой. – Некоторые, как я вижу, – он стрельнул взглядом на Жаристу, – думают по-другому, но это не важно. Почему не надо-то!

Сестерций отвернулся от Жаристы.

– Я могу пройти мимо путров без запаха. И я умею не шуметь, как люди. Они всегда шумят.

– Верится с трудом, – засомневался Невлой, однако с почтением осмотрел торна с ног до головы, как бы высматривая, где у него таятся подобные способности.

Торн не уступал человеку в росте, но выглядел жиже – тоньше в талии, уже в плечах. Лишь чалма придавала ему увесистости, что ли, оттого голова его с восседающим на ней дремлющим ослучьямом стоила трём головам Невлоя.

Первым за К”ньецем пополз Свим, за ним следом Клоуда.

Малион жестами распоряжался очередностью.

Вода почти подступала к узкому карнизу, а травяной навес был предельно скуден, он едва прикрывал ползущих от спящих путров.       Ползти пришлось не меньше двух канторов. Поэтому каждый старался, как можно сильнее вжаться в карниз, ведя носом по земле. Когда, наконец, ползущего останавливали и помогали подняться на ноги, он задыхался, с его одежд, рук и даже лица скатывались комья грязи, и сочилась мутная вода.

Свим делал страшные глаза, прижимал палец к губам, не разрешая говорить и даже отряхиваться, и отсылал приползшего вперёд, подальше от ночлега бандитов…

Бесшумность торна оказалась мнимой – валежник нет-нет да и похрустывал под его ногами.

Чуткие уши выродков пробудили их. Им показалось – кто-то начал бродить в неурочное время. Поэтому послышались окрики по поводу того, что нечего здесь шастать и мешать спать опритам. Ходил бы подальше от них.

Потом вдогонку невозмутимо хрупающему раннему визитёру понеслись проклятия. Однако возмущение бандитов всем этим и закончилось. Им, похоже, и в голову не приходило проверить, кому это вздумалось так рано устраивать прогулку, и они не допускали мысли о возможности появления рядом с ними кого-то не из опритов. И то – чужой не направился бы в сторону основного лагеря, где расположился анахат, спали люди и их стерегли дозоры.

– Куда это его понесло? – высказался Ольдим, но поддержки не получил.

Напротив, Малион даже одобрил действия торна – он отвлекал внимание от команды Свима.

Жариста, едва ли не на правах собственника, шепнула подругам во всеуслышание:

– Встретимся, я у него всё узнаю…

Малион подождал, когда его нагонит Свим.

В неярком ещё свете утра лицо посланника за Камратом показалось предводителю команды неузнаваемым. Со времени их встречи на берегу оно у него осунулось, появились складки, они словно сдвинулись вниз. Оно постарело у него на сотню лет. Глядя на него, Свим внутренне вздрогнул, ибо перед ним стоял невесть откуда взявшийся старец, чем-то похожий на всех тех забытых смертью и людьми стариков, что доживали свои века в хабулине его отца… а теперь в его хабулине.

«Сколько же ему уже лет?» – непроизвольно мелькнуло в голове Свима.

Старик внимательно посмотрел на молодого дурба.

По-видимому, догадался о его изумлении, усмехнулся, поведя подбородком в сторону, и заговорил. И… опять превратился в прежнего Малиона, средне зрелого человека, с сухим лицом, с острым подвижным, но холодным взглядом.

– Где могут быть ваши друзья? – он спрашивал не только у Свима, но и у Клоуды.

Клоуда с появлением Жаристы и других женщин, издёрганных невзгодами и счастливых одновременно от встречи со знакомыми разумными, не оставляла Свима одного ни на минт. Она старалась в каждом случае оказаться в виде заслона от жаждущих, по её мнению, пообщаться женщин, если ей казалось, что между Свимом и кем-нибудь из них расстояние непозволительно сокращалось. А уж при разговоре Свима с Жаристой она непреклонно стояла у плеча дурба и всем видом давала знать – не пора ли тебе, нахалка, закончить беседу не только на словах, но и глазами, и отойти подальше.

Умом Клоуда понимала неуклюжесть своего поведения. Она порой пыталась сдерживать себя, быть более естественной, в конце концов, никто как будто не посягает на любимого ею человека, но всякий раз обнаруживала себя, словно после недолгого беспамятства, в вызывающей позе, котораякричала: – Это моё!

Оттого, когда Свим ответил Малиону:

– О том лучше знает Жариста, надо поговорить с нею. – Клоуда тут же поддержала его:

– Да, Малион, спроси у Жаристы, она тебе всё расскажет, – а Свима при этом придержала за рукав. Пояснила: – Он сам с ней поговорит, и всё узнает без тебя… Ты знаешь, Свим, у меня сегодня всю ночь…

Она хотела пожаловаться на головокружение, усталость, плохой сон и вообще, чтобы Свим общался только с нею, но он встретил капризные слова рассеянным взглядом.

– Будем надеяться, дорогая, – сказал он задумчиво чуть позже, – что дня через два, ну три… Но ты будешь в моём хабулине и вскоре позабудешь о неудобствах этой ночи… Потерпи ещё немного. Будь умницей. А сейчас…

– Пойдём в том же порядке, как шли до этого, – Малион показал перед собой рукой. – Вдоль берега.

Почти под ногами высвечивала гладь мутно-серой воды, в пяти берметах от берега она переходила в дымку густого тумана, а за ней ощущалась бескрайность.

Кромка воды, не запруженная мглой, тянулась извилистой и прерывистой линией вдаль – туман не рискнул выползти на сушу, а притаился чуть поодаль, скрывая от нескромных взоров, что творится на берегу.

Справа, по крутому склону острова теснили друг друга кусты, а ещё выше – росли деревья.

Перед путниками лежал узкий коридор, одна стена которого представлялась мутной однородностью, а другая – зеленеющим разнообразием. Ветви кустов порой перегораживали проход, их не ломали, а пригибали к земле и либо наступали на них, либо перешагивали. Всё это делалось, чтобы идти как можно бесшумнее, хотя множество ног не было возможности заглушить полностью.

Малион нервно оборачивался, укоризненно качал головой, если кто-то оступался или слишком громко начинал говорить.

Через полпраузы спокойной и довольно быстрой ходьбы из-за зарослей высокой травы выступил с гордо вздернутой головой торн. Дождался подхода команда и заявил:

– Вот и я!

Ослучьям пялил большие глаза на Малиона.

– Видим, – холодно отозвался дурб, мало обращая на Сестерция внимания. Он заботился о другом: остановился, подождал приотставших спутников. – Все на месте?

Клоуда и Тринер тут же присели на землю.

У Тринера появился кашель, и ему приходилось его сдерживать. Невозможность прокашляться выматывала его больше, чем сама ходьба по бездорожью: ноги проваливаются в податливый влажный грунт, трава оплетает ступни и голень, каждый шаг даётся с трудом, а к тому нечаянная напасть – горло готово разорваться.

Пятиминтовому отдыху были рады все. Сидели и мирно отдыхали – обычная загородная картинка любителей покинуть стены города.

Иллюзию мира и покоя нарушил прибежавший К”ньец.

– Они там уже… Нас ждут… Много… Люди.

Выродка стали окружать плотным кольцом те, кто не поленился подняться и послушать новость.

– Ещё раз, К”ньюша, – спокойно проговорил Свим, чтобы дать возможность хопсу отдышаться. – Кого ты видел?

Хопс провёл длинным узким языком по губам, выгнул шею.

– Оприты-люди и путры с ними тоже. Они стоят в трёх канторах отсюда и поджидают нас.

– Та-ак. Почему ты думаешь, что именно нас?

– А кого ещё? Вокруг никого больше нет.

– Разумно, – сказал Малион.

– Сестерций, – позвал Свим, – ты кого-нибудь видел, когда шёл без нас?

Сестерций с ослучьямом, переползшим на его плечо и Жаристой под руку долго раздумывал над вопросом дурба, прежде чем решительно заявить:

– Нет.

– А тебя могли видеть? – спросил Малион.

– Нет… – так же решительно ответствовал торн, но мгновением позже добавил: – Но я не ручаюсь.

– Я так и думал. – Малион повернулся к Свиму. – Его могли видеть и опередить нас.

– Может быть, попытаемся их обойти стороной?

Малион отрицательно покачал головой.

– Там они нас полностью окружат. А здесь, у берега… Сделаем так. У тебя, Свим, дел хватит, а основное мы берём на себя. Мы – это я, Камрат и Невлой. Мы будем прикрывать вас со стороны суши. Ты с Сестерцием и Ольдимом составляешь вторую линию защиты и ведёшь остальных вдоль берега. Но так… Подожди, Свим, я договорю. Так вот, ведёшь так, чтобы я всё время находился у вас впереди и справа, а Невлой должен быть замыкающим, то есть позади вас и тоже справа. По правую руку у вас будет Камрат. Вы должны идти нормальным шагом. Не бежать, но и не останавливаться… С какой скоростью, поймёшь сам. Женщин поставь ближе к берегу… Что тебя смущает? То, что я распоряжаюсь? – на худом лице Малиона задвигались скулы. – Но пойми, так надо. Иначе нам не пройти.

– Ты взялся, мне легче, – дёрнул щекой Свим. – Но почему Камрат?

– А, – кивнул Малион. – Ты, Свим, смотришь и не видишь, поскольку занят другим. А он… Камрат! – позвал он негромко.

– Да, – отозвался кто-то незнакомым Свиму голосом.

Он резко обернулся на звук. К ним направлялся Камрат, но когда малыш подошёл поближе и Свим всмотрелся в него, то от увиденного даже задержал дыхание.

Да, это был малыш, мальчик, Камрат… Тот, с кем он вот уже два месяца идёт бездорожьем, тот самый необыкновенный мальчик, ввергший его в непонятные игры с Тескомом, с Присметом, мальчик, которого как важную особу встречают дурбы…

Это был Камрат.

И всё-таки сейчас Свиму бросились в глаза перемены. Камрат стал как будто выше, лицо потеряло детскую мягкость и округлость, чуть вздёрнутый нос обрел законченное очертание. Сросшиеся на переносице брови усерьёзнили взгляд потемневших глаз…

Камрата последние два дня и две ночи мучили жажда и странные сны.

Питьевая фляга едва успевала наполниться на четверть, как он выпивал её содержимое до капли. Во время еды съеденный тескомовский брикет словно проваливался в него, оставляя чувство голода,

А ночью сны. Беспросыпные, цветные и непонятно о чём, В каждом из них – и это всё, что вспоминалось по утрам – он летал, падал с громадной высоты и не разбивался. Или что-то всё время доставал наверху, оттого тянулся всем телом до хруста в костях и позвоночнике.

Тяжелый дневной переход не приносил усталости, он мог бы ещё идти и идти. Синий меч и гладиус в руках казались игрушками. Словно стал легче заплечный мешок, а совсем недавно он увесисто оттягивал плечи.

Что-то случилось с горлом и голосом. Слова с губ слетали раскатистые и щекотали нос. Камрат стеснялся их звучанию и старался говорить поменьше, хотя его спутники, занятые своими заботами, мало обращали внимания на его манеру издавать звуки. Лишь Малион скользнул по нему внимательным взглядом – и только.

– Малыш?.. – Свим сделал глубокий вздох, неужели Харан был прав, когда подозревал в Камрате заложенного, а он посмеивался, так как в сказки не верил. – Ты об этом меня предупреждал, – обратился он к Малиону, – когда говорил о времени?

– И об этом тоже.

– Сколько же теперь?

Малион нервно улыбнулся. Потер щёку указательным пальцем от уха к уголку рта и задержал у него палец.

– Знать бы, – сказал задумчиво. – Обычно месяц, а то и два. С ним же… Думаю, ясно будет ещё до того, как мы попадем в Примето…

– Если попадём, – вклинился в разговор Ольдим. Не понимая предмета разговора, он уже несколько раз пытался войти в него. Что дело обстоит именно так, было видно из его неоригинального вопроса. – Но почему Камрат? Лучше я или Свим.

– Может быть, и лучше, зато так мне спокойнее будет… – отрезал Малион. – Помоги Свиму, а ты, Свим, объясни всё женщинам, чтобы не высовывались. Мне надо поговорить с Камратом и Невлоем.

– Куда это я попал? – буркнул Ольдим. – Кто здесь командует? Ты или он?

– Я, – также коротко и резко ответил Свим. – Пойдём со мной, а их оставь…

Ольдим ещё постоял. Когда Малион недовольно обернулся к нему, полу обняв за плечи Камрата и Невлоя, дурб поворчал и поплёлся вслед за Свимом. До него долетело:

– Идём так…^:

Ночной отдых и еда пошли женщинам на пользу. Порядок движения, предложенный Малионом и доведённый до них Свимом, встретил решительный отпор с их стороны.

– Мы не привыкли прятаться за спинами мужчин, – с яростным придыханием прошептала Жариста. – В руке у неё уже был зажат кинжал. – И мы не хотим…

– Кто ещё так думает?

Так думали все женщины, они наперебой стали высказываться по поводу ненужных для них указов, где им находиться в схватке, и мужчин в частности, которые им не указ…

– Стоп! – грубо оборвал осмелевших донельзя женщин Свим. – Не хотите, идите от нас отдельно. И подальше! Впереди или позади, всё равно. Без вас нам легче пройти. Так что решайте! Сейчас! Времени нет… Раз… Два… Скажу три и… пошли вон! Не держим. Своих забот хватает… Ну? Говорю три?

Женщины смолкли, Жариста открыла рот, захлопнула его, задышала сквозь зубы.

– То-то, – удовлетворённо подвел итог Свим.

– И как ты умудрился связаться с ними? – неприязненно поинтересовался Ольдим.

Вместо Свима огрызнулась Жариста:

– Тебя не спросили.

– Держитесь друг за друга, оружие держите наготове, – наставлял Свим. – Их там, сами знаете, слишком много на каждого из нас…

Свим не ошибался в расчётах.

Сестерция всё-таки видели и сразу же донесли анахату. Протирая глаза после сна, вожди банд долго не могли взять в толк причину поднятого переполоха. А потом, уразумев в чём дело, разделились на две почти равные группы.

Лемпа категорически отказался не только выступать против тех, за кем гнался Теском, но даже не захотел на них посмотреть.

– Они нам нужны? – скрипуче осведомился он у Монжора, горевшего желанием разобраться со странной группой разумных. – Идут себе и пусть идут. Надеюсь, ты помогать тескомовцам не намерен?

О женщинах в подходящей группе дубров с мальчиком и торном ещё никто не знал, поэтому обсуждался только один вопрос – надо или не надо встать на пути тех, кто занимал умы не только тескомовцев, но и всех, кто мог слышать о беглецах.

Большинство сторонников Монжора как раз и подогревались любопытством.

Действительно, не каждый день Теском всеми своими силами вот уже столько времени старается кого-то поймать.

И кого? Мальчика! И старую женщину…

Устраивает засады, погони, говорит во всеуслышание. Дикие Земли полнятся слухами и домыслами – десятки погибших тескомовцев. Стараются, а поймать не могут. Как тут пройти мимо, если самому можно всё узнать из первых рук. Впрочем, у жаждущих встречи цель её представлялась предельно туманной: то ли посмотреть и простым созерцанием потешить свой интерес, то ли ещё нечто другое.

– Э, нет! – потому-то отвечал Монжор на предложение Лемпы. – Теском так просто за ними бегать не будет. Его опередить было бы неплохо.

– Опередили. Что потом? И как опередили?

– Потом, потом… – Монжор потянулся здоровым полным сил телом. Как объяснить этому старику жажду постоянно действовать, что-то предпринимать, искать новое и, главное, находить. А тут такое… На опостылевшем острове… и под рукой! Не-ет уж, упускать такое не следует. Монжор наставительно заметил: – Потом может и не быть.

– Как это? – Лемпа остро глянул на него и осуждающе качнул головой, но промолчал, не сказал того, что хотел.

Он с горечью вспомнил, что когда-то сам был таким же – раскованным, горячим и безрассудным. Кто бы мог его тогда уговорить? Никто.

– Да ладно тебе, – повеселевшим голосом сказал Монжор. – Мы на них просто посмотрим, расспросим.

– Так они тебе и ответили.

– Ну-у… – у молодого вождя забегали глаза. – Ответят. Куда им деваться, сам посуди? Бежать некуда, взывать не к кому. Что-нибудь да ответят.

– Всё так, а может, не так. Тескомовцы им тоже хвост прижимали, да мимо.

– Мы прижмём посильнее.

Лемпа отвернулся от Монжора и направился к своей банде – горстке людей. Следом за ним ушли ещё трое предводителей опритов.

– Мы будем на той стороне острова, – почти нечленораздельно бросил издали Лемпа и поманил за собой людей и путров – не менее сотни тех и других.

Но столько же осталось с Монжором.

«Если не сегодня, то брошу всё», – Присмет уныло жевал брикет, не ощущая вкуса еды. Сколько можно вот так валяться на земле, есть одно и то же? И гоняться за птицей в небе? Что ему Свим и этот… Бланка? Да и Бланка ли? Придёт, де, Бланка и исправит… Исправит – что? Люди сами сочиняют небылицы, и сами же в них верят… Да, Бланка… Дед его, Потор, тоже говаривал о Бланке. А деду его дед, а у того, естественно, был свой дед с разговорами о Бланке. Все верили в его появление.

Появился! И что?

Рассказывают, как лет двести тому назад так же ловили очередного Бланку. Тогда сами Бланки как будто ещё были живы. Они, якобы, и заявили, что ловят не то самозванца, не то призрак неведомый.

Сейчас опять ловят. Кого?..

Тлуман заботливо подсунул ему очередную порцию еды. Какую же это по счёту?

Хорошо бы всё это кончилось сегодня!

Ошалелая птица вылетела стремглав из-за недалёкого куста и понеслась, петляя в воздухе.

– Степ, Калек! – позвал Тлуман и распорядился: – Посмотрите там!

Бойцы кинулись к кусту.

Возможно, там кто-то и сидел, и спугнул птицу, и наблюдал за крином, но тескомовцы обнаружили лишь примятую траву. Она распрямлялась на глазах, значит, её притоптали совсем недавно.

– Кто-то там таился, – неуверенно доложил Калек.

Был он высок, средних лет. Запоминались живые зеленоватые глаза. Он повёл их в сторону напарника.

Степ в знак согласия кивнул непропорционально большой головой и непомерно широким лицом. У него явно существовали сложные отношения с Кругом Человечности, – непроизвольно подумал Присмет и вспомнил о сыне.

Шевельнулась спасительная мысль: он там, в столице, во время беспорядков, может быть, нарвался на чей-нибудь меч. В таком случае проблема сама собой решится… Мотнул из стороны в сторону головой, отгоняя видение: сын убит, и не надо смотреть в ужасные глаза членов Круга, вызывая жалость и презрение…

Его жест головой Тлуман понял по-своему.

– Кто их знает, сегодня они там были или раньше. Мерещится всякое. А с другой стороны, куда их такая прорва подевалась?

И вправду, куда?

Кругом наслежено, могилы свежие… Кого бы поймать, расспросить. Так нет никого вокруг!

Хорошо бы сегодня всё это кончилось!..

Крин выправился в цепь, двинулся, словно протягивая редко ячеистый бредень в мутной воде – крупная рыба не уйдёт.

Глава 32

Вот они… Ого!

Монжор непроизвольно присвистнул. Откуда же их столько? Дозорные доносили… А, Жариста, оказывается, со своими женщинами к ним примкнула… Дикая кошка!

– Эти… с ними та, что убила Пустора, – пересохшим горлом проговорил Тарпун и громко глотнул.

– А построились, – заметил неприязненно Кривой Палец, – смотри, как идут! Задумали что?

– Их всего-то, – пренебрежительно бросил кто-то из людей за спиной Монжора.

– И вот за ними гоняется и никак не догонит Теском? – говорящий явно был разочарован.

Монжор слышал реплики опритов. Их можно было понять. Он сам жадно всматривался в подходящих, и старался подавить в себе чувство обманутого ожидания.

К ним приближались обыкновенные люди.

И мальчик, конечно.

Вот он – мальчик, идёт по внешнему краю их странного построения. Кто-то из них дурб с лягушачьим именем – Свим. Этот или вон тот? Торн…

Да это же Сес из банды Хлена! Он-то как оказался в гонимой Тескомом компании? Хлен ведь так гордился, что у него в опритах ходит настоящий регламентированный торн! Любопытно, что там с Хленом стряслось, если его покинул Сес? На призыв собраться на анахат он не отозвался. И хорошо…

– Слушай, Монж, – теребил его за рукав Тарпун, выводя из размышлений. – Это же Сестерций с ними. Помнишь?

– Помню и вижу. А вон ту… рожу… узнаёшь?

Тарпун передёрнулся от ненависти.

– Ржавчина его возьми!.. Ну, я ему сегодня устрою то же самое, чем он наградил меня. Долго я ждал, дождался!

Слышавшие его оприты засмеялись.

Монжор тоже усмехнулся уголками чувственного рта.

История, когда дурб с обезображенным лицом пришёл на помощь купору тескомовцев и ткнул мечом вдогонку убегающему Тарпуну ниже спины, была известна, пожалуй, всем опритам. С тех пор подручный сидеть нормально не мог, что служило причиной бесконечного зубоскальства.

– Для этого он должен от тебя убегать, – уронил Монжор, не оборачиваясь к подручному. – А дурбы, ты знаешь, редко делают подобное.

– Некуда ему тут бежать, – зло прошептал Тарпун. – Остальные пусть хоть в пустыню Снов, а этот не должен пройти! И не пройдёт!

– Женщины тоже, – добавил Синдей, молодой вождь банды в полтора десятка разумных, в основном путров, а люди, что были у него, пострадали от кинжалов подруг Жаристы.

– Видно будет, – уклончиво отозвался Монжор.

– Ничего нового видно уже не будет, – капризно заявил Кривой Палец. – Зря с вами ввязался…

Малион тем временем, не умаляя длину шагов, подходил к первой шеренге опритов, в которой были одни люди: высокие и низкие, бородатые и напрочь лишенные бороды с помощью бритвенного капилла. Вооружены стандартно – мечи, чегиры, ножи…

Не доходя шагов пять, Малион остановился. Вся ведомая им группа прекратила движение.

– Нам надо пройти, – негромко сказал Малион, но его услышали все.

На мгновения повисла тишина, даже птицы перестали гомонить в соседних кустах. Красные лучи едва взошедшего солнца освещали наискось две группы разумных призрачно-тревожным светом. Создавалась иллюзия завершенности всех действий в этой композиции с длинными расплывчатыми тенями, хотя она только-только начинала развиваться.

«Посмотрели на них достаточно и пусть себе идут, пока на них не напали тескомовцы», – метнулась у Монжора мимолётная, однако не убедительная, мысль.

Когда он противостоял уговорам Лемпы не связываться с беглецами, так себе и представлял: увидеть тех, кто так интересует извечного врага опритов – Теском, и, пожалуй, всё.

Наконец увидели. И что дальше? Усхаль его о том сейчас как раз спрашивал… Мальчик как мальчик. Тот, что обратился с просьбой пропустить, может быть, Свим. Тоже личность на вид заурядная…

Всё так, но как поступить сейчас, сей минт? Посмотреть-то посмотрели…

Монжор тоскливо окинул взглядом панораму. Рядом сопел и подталкивал плечом нетерпеливый Тарпун, его распирала жажда мщения. За спиной и рядом ожидали его дальнейших действий или какого-то знака вожди и рядовые оприты.

– Нам надо пройти, – ровно повторился Малион и обвёл взглядом бандитов.

Свим вспомнил противостояние с бандой Хлена. И о его подарке. Он обещал невозможное – помощь со стороны бандитов. Но почему бы не испытать на практике его утверждение?

– Кто из вас… старший? – спросил он и поравнялся с Малионом.

Посланник за Камратом вопросительно посмотрел на дурба.

– Сейчас поймёшь, – глухо ответил Свим.

По коротким непроизвольным взглядам опритов он выделил высокого, хорошо сложённого человека.

– Ты? – Свим вынул руку из объемистого пукеля с зажатым в ладони шаром. – На вот, лови!

Жёлтый шар описал пологую дугу и оказался у Монжора в руке.

– Друба! – качнулись к нему вожди с нездоровым любопытством, да и другие оприты, услышав известное слово, вытянули шеи, чтобы рассмотреть вещицу, брошенную Монжору. Большинство из них знали о друбе – Знаке Доверия Вождей – лишь понаслышке, видели же её единицы.

Монжор не менее других был поражён появлением шара.

Друба передавалась вождём особого союза Шестнадцати в руки кого бы то ни было в исключительных случаях, да и то другим вождям или доверенным опритам. А тут она оказалась у какого-то дурба и даже, по всему, не многоимённого. Было отчего поразиться.

– Чей? От кого? – свистящим шёпотом поинтересовался Тарпун.

– Покажи! – требовали вожди,

Монжор раскрыл ладонь и покатал по ней шар.

– Четвёрка?

– Вот это да! – подручный Монжора знал субординацию Знаков, У самого вождя его банды друба имела цифру четырнадцать. – Это же Хлен!

– Он, – нехотя подтвердил Монжор, – То-то Сес у них ошивается. – Он крепче охватил пальцами шар, подозрения, что с бандой Хлена что-то случилось, крепли. – Откуда это у тебя?

– Из рук в руки от Хлена. Его банда промышляет у Суременных гор, – чётко проговорил Свим.

Оприты громким ропотом выразили недовольство словам незнакомца. Они не любили, когда о них отзывались как о бандитах, а о свободных группах, в которых они состояли с начала ранней весны до поздней осени как о бандах. Оприты, то есть свободные в переводе, якобы, с какого-то древнего языка, так они предпочитали называться.

Свободным считать себя намного приятнее, чем бандитом.

– Эй, податель друбы, не забывайся! Перед тобой свободные разумные! И не тебе говорить о них плохо! – выразил общее негодование Синдей, по молодости заносчивый и нетерпеливый.

Для него ещё всякие союзы, Знаки, анахаты, договоры и прочие мероприятия, ущемляющие, по его мнению, опритов, были внове. Одновременно жгучая зависть к тем, кто мог так легко и непринужденно перебрасываться друбой, увиденной им впервые, переполняла его через край, переходя в ненависть, и он не сдержал её, выкрикнул:

– За подобное оскорбление можешь получить мечом ниже подбородка.

Оприты не стройно, но поддержали его.

– От тебя, что ли? – осклабился Свим.

– Заткнись! – яростно цыкнул на Синдея Монжор. И Свиму: – Хлен не дурак, чтобы просто так кому-то отдать на попечение этот Знак… Эй, Сестерций, признайся, ты украл друбу у Хлена?

Обвинение в неблаговидном поступке торн отметил лишь гордым подъёмом головы, отвечать что-либо он не считал нужным. Хлен никогда не любил этого выскочку – Монжора, и Сестерций давно проникся представлениями бывшего своего вождя о многих опритах. Оттого Монжор ему тоже не нравился. А его заявление о краже подтверждало подозрение о нечестности и неразборчивости в отношениях с другими разумными.

Сестерций промолчал на реплику Монжора, но заставил с удивлением оглянуться на него и Свима, и Малиона. Свиму появление торна в команде казалось уже таким давним событием, что он позабыл думать о нём как о некогда бывшем оприте в банде Хлена. Малион же просто ничего этого не знал.

– Сестерций покинул банду Хлена, – Свим не склонен был смягчать своих представлений о бандитах, и новый окрик Синдея пропустил мимо ушей, – но присутствовал при передаче шара мне из своих рук добровольно. Хлен сказал, – Свим вдруг понял шаткость своего высказывания – не поверят же, но договорил: – покажи его, и тебе помогут.

Монжор, хмуря густые брови, повертел в руках вещицу от Хлена. Опять подумал: – вот возможность закончить встречу миром и разойтись. Но… Если бы друба не принадлежала Хлену, а вокруг не стояли бы чужие вожди и оприты. Они уже выражали праведное нетерпение. От нехорошего предчувствия у Монжора заломило шею. Он покрутил головой – отгоняя боль. Подбросил шар в руке.

– Держи! – швырком послал он в направлении Свима друбу, тот едва подхватил ее у самой земли. – Хлен нам не указ!

– И что теперь? – Свим засунул шар в пукель и выжидающе посмотрел на вождя бандитов.

Монжор медлил с ответом.

Среди опритов началось движение, вперёд проталкивались самые нетерпеливые. Раз друба вождём не принята, значит, дело миром не кончится. Они готовились порезвиться за счёт незнакомцев. Пока шёл анахат, а потом наводнение, многие соскучились по драке.

Монжор поднял руку, останавливая их.

– Ничего особенного теперь не будет, – изрёк он громко. – У нас к вам претензий нет. Можете идти, куда вам угодно. – Сказав, Монжор криво улыбнулся. – А вот женщин вам придётся оставить. Мы с ними кое о чём не договорили.

Оприты радостно отметили условие, выдвинутое вождём. Каким бы отродьем бандиты не были в большей своей части, они хорошо понимали замысел Монжора. Те, кто называли себя дурбами и носили меч, не примыкали ни к бандитам, ни к тескомовцам, хотели они того или нет. Но они были вынуждены соблюдать некий неписаный кодекс, нарушать который дурбы старались в редких случаях, да и то если подобные отступления оставались на совести самого отступника и не выносились на обсуждение другими. Так что брось дурбы сейчас женщин перед лицом угрозы со стороны опритов – и грош им цена, а не согласятся с предложением Монжора – им же хуже,

– Мутные звезды! Зачем они вам? – Свим ещё не договорил вопрос, как осознал всю его нелепость,

– И эту образину оставьте! – выкрикнул Тарпун. – Я с ним тоже хочу поговорить. Эй ты, рожа рваная, иди-ка сюда!

Малион оттеснил Свима.

– Встань туда, куда я тебя поставил, – процедил он сквозь зубы и вновь ровно и так, чтобы его слышали развеселившиеся бандиты, произнес: – Нам надо пройти!

Выждав несколько мгновений и видя, что напротив него люди и путры толпятся вокруг вождя и не думают уступать дорогу, Малион оглянулся на Свима, потом посмотрел на Невлоя, кивнул ему головой, Невлой ответил тем же.

– Пошли, как договорились, – обронил Малион и шагнул вперёд на плотную толпу бандитов.

Меча он не вынимал.

В течение тех пяти шагов, которые мерно и уверенно преодолевал Малион, время вокруг будто сгустилось, вобрав в себя множество действий и движений со стороны противников.

Смолкнувшие оприты с недоумением вглядывались в дурба-самоубийцу, рискнувшего, вопреки логике, пойти одному против нескольких десятков вооруженных разумных. К тому же, не робкого десятка, умеющих профессионально владеть оружием, и побывавших в схватках. Потому знали – один боец ничего не сможет сделать, когда перед ним несколько противников.

Замешкался Свим и сбил порядок движения команды. Он, подобно опритам, также недоверчиво относился к идее Малиона идти напролом, да ещё таким необычным манером, как тот с завидным самообладанием осуществлял в данный момент…

Зашумели женщины – им натерпелось обидчикам вновь показать своё владение кинжалами. На них грубо прикрикнул Ольдим, поставленный Свимом для наблюдения за ними…

Торн покрылся розоватой аурой, а Жариста оставила женщин и подсунулась под левую руку Сестерция… П”лияна проверещал имя Матери Пути и Исхода – его нечленораздельный возглас надолго лишил Жаристу слуха – и взобрался на самый верх чалмы Сестерция, принял угрожающую позу – нелепую и смешную…

Утробно захохотал Невлой и тихо вздохнул Тринер, он до сих пор чувствовал себя в команде Свима лишним, а длинные переходы и водные переправы не давали возможности восстановить ему силы…

– А-а, – на пределе человеческих возможностей закричал Синдей и кинулся навстречу Малиону.

Казалось, меч оприта уже достал до тощей плоти дурба и сейчас проткнет её насквозь.

Так всем показалось со стороны.

– Малион! – вскрикнула Клоуда. – Берегись!

В следующее мгновение, рассеченное пополам тело Синдея отлетело на добрых три шага от дурба. Как всё это произошло, не заметил никто: ни того, когда Малион достал оружие, ни особого замаха, чтобы с такой силой произвести удар, ни самого удара.

Сам Малион даже не сбился с шага. Оприты после мгновенного оцепенения возбудились праведным гневом.

Монжор успел крикнуть:

– Близко не подходить! Окружай!

Но его призыв потерялся в вое и улюлюканье бандитов. Многие из них сами догадались, как следует поступить, и устремились обхватить команду Свима со всех сторон. Многие из них надеялись вломиться во внутренние ряды команды через мальчика. Он казался самым слабым звеном. Мальчик не может устоять перед опритами.

– Камрат, смотри! – предупредил Свим и хотел прийти ему на подмогу.

Его остановил окрик Невлоя:

– Свим, держи строй!

– Держу! – огрызнулся совершенно сбитый с толку Свим.

Он боялся за малыша, а его поставили с внешней стороны, самой опасной. Мастерское владение мечом Малиона его не убедило – в бою разное бывает: раз получится, два сойдёт, а на третий либо времени не хватит, либо кто исподтишка нанесёт рану. Да и не привык он, чтобы на него со всех сторон покрикивали и указывали что делать. Всё это накладывалось на неприятное чувство собственной неуверенности и растерянности: суетится, что-то пытается делать не то, что следует.

Тем временем на мальчика набегали два оприта – человек и путр. Они с широко разинутыми ртами и глазами удивительно были похожи друг на друга – нечто среднее между всеми разумными. Их мечи угрожали направленными на малыша заостренными клинками. Свим напрягся и не мог оторвать от Камрата взгляда, боясь пропустить мгновение, если вдруг мальчик не выдержит первого наскока сразу двух противников, и надо будет всё-таки вмешаться и спасти его от неминуемой гибели.

Не будь рядом с ним Клоуды, он бы, наверняка, упал на неровности дороги. Клоуда едва удержала его. Свим на некоторое время отвлёкся и пропустил момент, когда оприты достигли мальчика. Лишь краем глаза он отметил синюю молнию, она промелькнула справа от него – значит, малыш отразил атаку.

Или нет?

– Спасибо, Кло, – пробормотал он и повернул голову к мальчику.

Камрат, явно подражая Малиону, таким же ритмичным шагом продвигался вперёд, хотя шаг его уступал шагу дурба. Два трупа опритов катились по земле за его спиной.

У Свим от удивления и в то же самое время от противного холодка в груди – мальчик, похоже, одним взмахом меча поразил сразу двух взрослых и опытных разумных, покачал головой. Нет, сегодня в трёх берметах от него находился не Камрат, а кто-то другой, неизвестный.

Теперь язык не повернётся назвать его малышом…

Крики, стоны и проклятия бандитов удавалось перекрыть женщинам. Они визжали от страха за себя и своих защитников, на бандитов обрушился шквал ругательств и обидных прозвищ. Их словесной фантазии мог бы подивиться любой – откуда у горожанок, у многоимённых появился такой богатый запас уничижительных эпитетов и едких фраз?

Выкрики женщин не оставались без ответа, доводя опритов до исступления.

– А-а! Такие-то и такие! – ревели в ответ мужчины и старались пробиться сквозь редкую цепочку защитников.

– Достань его, достань! – как безумная подталкивала Жариста вступить в бой Сестерция, сама же дико размахивала кинжалом и производила ложные выпады против толпы опритов, так и не сумевших переступить невидимой черты, проведенной Малионом через Камрата и Невлоя.

Раз за разом Сестерций флегматично отбрасывал женщину внутрь защищенной площадки, но она будто не замечала своего поведения и порывалась ближе к рубежу, за которым бесновались бандиты, бессильные его перейти. Рискнувший тут же попадал под меч, заставляя остальных на некоторое время отпрянуть, чтобы набраться духу и вновь броситься на охранительную цепь всего из трёх человек.

Не менее Жаристы Сестерция донимал ослучьям. Его тонкие копытца выплясывали на чалме торна лишённый какой-либо ритмичности танец. При этом П”лияна совершал лапинами какие-то сложные пасы, глаза его горели гневом. Он растягивал свой большой рот в прямую тонкую линию, прикладывал к ушам растопыренные пальцы лапин и покачивал головой, будто осуждая увиденное. Потуги с его стороны повлиять на происходящее оказывались тщетными, от них пока что страдал один лишь торн.

Среди криков и шума, быстрых движений и кипения страстей самыми спокойными до кажущегося безучастия выглядели Тринер и Ольдим.

Приступы слабости и полного бессилия не позволяли бывшему связнику Свима отвлекаться. Впору не упасть, считал он своей главной задачей в том, что происходило вокруг него. Он понимал, его падение задержит всю команду, так как на произвол судьбы его одного не оставят, но он отвлечёт способных драться людей, поскольку им придётся выносить его бесчувственное тело.

Тринера шатало как после хорошей порции коввды из стороны в сторону, иногда он ощущал чью-то поддержку и упрямо шёл, сцепив от напряжения зубы.

Главное – не упасть, не стать обузой Свиму и его команде.

Ольдим же даже не вынул меч из ножен…

Первый отпор Малиона отчаянному броску оприта и последующая невозмутимость при движении в заданном направлении настроили фундаренца на тревожно-восторженный лад.

Он почувствовал себя нужной, но не важной для работы деталью хорошо отлаженной машины, для продвижения которой не было преград,

Слова новой каманамы возникали в его голове и гасли. Они не могли выразить чувств поэта – он слишком увлёкся созерцанием, чтобы мечтать о выразительности. Да и кто осудит его за нескладность или неудачное слово? Никто. Потому что никогда не услышит то, что он сейчас бубнил себе под нос, зато произносится в такт шагам:

Всё под мечом его – трава,

в его руке он посох смерти…

Всё не так! И всё так. Вокруг Малиона образовалась пустота. Оприты с опаской обегают его и пробуют, на что способны Камрат – с тем же успехом – и Невлой…

Да этот громила, похоже, пока что отбивается от опритов одними кулаками…

Сомнений нет, они играют,

где жизнь и смерть

поставлены на кон…

Увидеть раз – и умереть!..

Какая чепуха, какал глупость!

Они – стена, они – надежда.

Под силу им… тэдэ, тэдэ…

Камрат видел перед собой спину Малиона. Из-за неё иногда показывалось длинное жало меча. Оно всегда касалось того, на кого было направлено. Легкое касание, без усилий, меч скользит без задержек сверху вниз или горизонтально… Оприт обливается кровью и падает, отброшенный далеко за пределы досягаемости беспощадного оружия дурба.

Ему самому приходилось проделывать то же самое – без спешки и без удовольствия. Он не видел, да и не хотел видеть, лиц и личин своих жертв, их ухищрений поразить его и остаться невредимыми самим, ни мук от полученных в ответ смертельных ран.

Вообще, всё происходящее казалось ему бессмысленным, неправильным и страшным…

И… незначительным по своим масштабам.

Проходящим.

Не для того в нём происходили какие-то изменения и зрели неведомые силы. Ещё вчера он не ощущал их присутствия, а сегодня они напоминают о себе на каждом шагу: у него есть неясная пока что цель, к которой он должен стремиться; ничто не может ему угрожать, будь нападающих хоть втрое больше; Малион и Невлой сегодня связаны с ним в одно, как бы являясь его продолжением в пространстве.

Ужасно хотелось пить, горло горело от сухости…

Он бросил синий меч в ножны, отразил очередную атаку глаудисом и припал пересохшими губами к сарке, утоляя жажду.

Со стороны действия мальчика выглядели куда экзотичнее и страшнее для нападавших. В их рядах как искра проскочила волна безотчетного ужаса.

Оприты отпрянули от пьющего воду и во все глаза смотрели на него, словно на непонятное чудо, а он проходил мимо них, не глядя по сторонам и под ноги. Голову Камрат запрокинул, вливая в себя содержимое фляги, и даже как будто прикрыл глаза от получаемого удовлетворения. В то же самое время его правая, вооруженная гладиусом, рука находилась в беспрестанном движении; конец хищного оружия выписывал в воздухе замысловатые фигуры, готовый поразить любого, посягнувшего на его обладателя…

Первыми дрогнули выродки. Они взвыли высокими голосами всякий на свой лад. Вторя им, заухал диким хохотом Невлой.

И вдруг жуткое затишье наступило над местом схватки. В нём как приговор надо всем случившимся раздался прежний, но теперь со зловещим для опритов подтекстом, голос Малиона:

– Нам надо пройти!

– Пошли они все к обитателям Края! – крючком согнулся Кривой Палец, грубо оттолкнул оприта-человека, чтобы не загораживал дорогу, и, призывая своих бандитов, быстро стал уходить вглубь острова.

Другие оприты уже не слышали призывов своих вождей. Их охватила паника. Никогда ещё они не попадали в такую переделку, в которой подавляющая численность – ничто, а противник неуязвим и даже не скрывает своего пренебрежения к привычным ко всему опритам. В таком сражении победитель известен и нет смысла продолжать наскоки, и знать при этом, что тебя ожидает.

Монжор, готовый со всеми как можно быстрее уйти отсюда, упрямо согнул шею, посторонился, отступив задом на несколько слепых шагов, и пропустил мимо невозмутимого дурба.

Сухой и невзрачный, он умел владеть мечом безупречно, о таких бойцах можно услышать разве что в сказках. Меч он уже вернул в ножны. На Монжора бросил короткий равнодушный взгляд, однако успел холодно предупредить:

– За нами крин тескомовцев…

Монжор хотел ответить, что уже знает о погоне, что сожалеет о немирном исходе встречи, что… что он благодарен за предупреждение…

Малион не слушал его и не смотрел в его сторону, удалялся неторопливой лёгкой походкой: недосягаемый и чужой, как трава и камни, небо и вода…

В поле зрения оказался мальчик: правильные, привлекательные черты лица, большие глаза, сбитая фигура, ещё не лишённая мальчишеской угловатости. Серьезный, сосредоточенный…

Монжор не успел до конца составить для себя портрет мальчика. Мимо него между мальчиком и дурбом, замыкавшим шествие, с рычанием ворвался Тарпун – к обидчику, дурбу с изуродованным лицом.

– Куда ты, дурак? – успел крикнуть Монжор и сделал шаг за подручным, хотел придержать его, остановить от безумного поступка, ведь он кинулся на верную смерть.

Невлой в два гигантских прыжка оказался почти рядом с Ольдимом.

Занятый своими поэтическими изысканиями фундаренец со страшной гримасой на лице повернулся к оприту, рука его потянулась к оружию. Нападавшего он не знал, но запомнил его с того самого момента, когда тот что-то кричал о нём сквозь гвалт, поднятый бандитами в начале встречи. Тогда упоминание своей персоны его несколько удивило, а теперь открытое нападение именно на него – вызывало недоумение.

Прежде чем Невлой достиг Ольдима, Камрат сделал отмашку мечом с поворотом на сто восемьдесят градусов и отсёк Тарпуну вооруженную руку вместе с оружием. Раненый в горячке продолжал бежать, но уже не на Ольдима, а забирая вправо, на Сестерция. Жариста взвизгнула и встретила бандита кинжалом в грудь. Тарпун, ещё живой, с маху налетел на неё. Они вместе упали на землю,

О том, что впереди, не далее как в четверти свиджа, идёт сражение неизвестно кого и с кем, принесли Степ и Калек.

– От ваших донесений одна головная боль, – недовольно заметил Тлуман, когда разведчики выдохлись, рассказывая об увиденном, – Кто-то… С кем-то… Но кто? С кем?

Степ и Калек растерянно переглянулись, по их мнению, они доложили всё, что могло заинтересовать думера.

– Бандиты там, – неуверенно определил Калек,

– Не все, – дополнил Степ.

– Кто эти – не все?

На чересчур широком лице Степа появилась плотоядная ухмылка, рот его пополз до ушей.

– Там были женщины.

Думерт долго подозрительно вглядывался в разведчика,

– Какие ещё женщины? – недовольно спросил Присмет. – Мало нам бандитов, так ещё и женщины.

– Ты, Степ, брось свои штучки! – не на шутку взъярился Тлуман. – О твоих похождениях я знаю… они тебе, женщины, что, мерещатся? Ты в закалочной на проверке давно был?.. Представляешь себе, этот урод, – Тлуман повернулся к Присмету. – Ты посмотри на него! Только посмотри!.. И он-то пользуется диким успехом у женщин. Они его, видишь ли…

– Там были женщины, шейн, – втиснулся в словесный поток думера Калек.

– Ага! – загадочно отозвался Тлуман и смолк.

Присмет с досадой передернул могучими плечами.

– Женщины сражались с бандитами? Возможно ли?

– Женщины кричали, шейн…

– Ага! – опять произнёс думер.

– …а сражались с бандитами дурбы.

Тлуман пошевелил губами, боднул перед собой воздух.

– Ничего не понимаю… Осинапс!

– Да, – отозвался кринейтор.

– Иди-ка сюда! Этим, – Тлуман указал пальцем на разведчиков, – коввды больше не давать. А сейчас собери крин в кулак и бегом вперёд. Ты, Калек, покажешь дорогу, а ты… Чтоб ты мне на глаза не попадался! Хотя бы сегодня.

– Я тут при чём? – обиделся Степ.

– А, – отмахнулся Тлуман. – Осинапс, скомандуй – бегом!

Бойцы без удовольствия перешли на бег – тяжёлый и беспорядочный. Пересечённая местность не способствовала ни лёгкости, ни порядку. Люди оступались, обегали препятствия, кое-кто откровенно резвился – обгонял товарищей, петлял, забавно подпрыгивал.

Присмет рядом с Тлуманом как никогда оправдывал прозвище – Гора Мяса. Она, эта гора, пёрла напролом, уступая только непреодолимым препятствиям в виде стволов деревьев. Ничто иное не могло её сдержать.

Бег, желанный или нет, веселит здоровых тренированных людей, быстрее заставляет течь кровь, учащает дыхание, слегка кружит голову…

Но то, что предстало перед глазами тескомовцев, заставило их позабыть обо всём. На протяжении ста берметов лежали убитые люди и выродки, всего двадцать семь трупов. И не просто убитые, а практически рассечённые надвое, где поперёк туловища, где наискось. Будто не разумные, в плоти и с костями, попали под меч, а жалкие хворостины.

– Кто же их так смог? – Тлуман присел перед молодым человеком, разваленным буквально на две половины от плеча до ног. – Ты посмотри только… – Он встал, поднял голову, чтобы видеть лицо Присмета. – Какую же силу надо иметь, чтобы так вот рубануть мечом? Думаю, что даже тебе такое не под силу.

– Да уж, – теряясь в догадках, отозвался Присмет. – На такое ни Свим, ни Ольдим подавно не способны… Здесь одни бандиты… – Присмет задумался. – Тогда кто? Я таких не знаю.

– Я тоже. – Тлуман поднял перед собой указательный палец, прислушался. Стояла тишина, едва нарушаемая птичьим граем. – К сожалению, до бойцов тоже дошло это. – Думерт вздохнул. – Плохо это. Каждый из них теперь на себя примеряет возможность получения такого удара.

Тескомовцы непроизвольно сбились в плотную группу, словно готовые отразить сиюминутное нападение. Они с плохо скрываемым беспокойством взирали на поверженных неведомой силой.

К Тлуману бочком подошёл Степ.

– Шейн, – поспешил он начать разговор первым, так как думер не хотел с ним общаться и стал поворачиваться к нему спиной, – там есть что посмотреть. – Разведчик неопределенно показал вдоль длинного ряда убитых. – Разрубленный меленрай там…

Думерт тупо уставился на тескомовца, как если бы тот поведал о своей не проходящей глупости и при этом ожидал похвалы.

– Правда, шейн. Осинапс тоже видел и послал меня к тебе…       Тлуман, наконец, ожил, понурился, задвигал пальцами рук.

– Меленрай не разрубить, – глухо уточнил Присмет, покровительственно посмотрев на тескомовцев сверху вниз. – Меленрай…

– Оставь свои познания при себе! – резко оборвал его Тлуман. – Это ответ, почему они все в таком виде… Тритунда! Ты слышал о тритунде, Присмет?.. Но откуда?.. Да и я сам тоже. Вижу, как это может быть наяву впервые, а слышать слышал… Пойдём, посмотрим, а я тебе расскажу, что знаю, конечно, о тритунде. И не только тебе. Жуперру тоже… Ладно, пойдём.

Степ подвёл их к разрубленному знакомым образом человеку – от плеча до ног. Грудь его прикрывал широкий пояс меленрая с наплечниками, но они не оказали никакой защиты убитому. Для его убийцы и меча они не отличались от обычной одежды бандитов – куртки, рубахи…

Тлуман потрогал разрезы на меленрае, после чего тщательно вытер пальцы о себя, будто прикоснулся к чему-то мерзкому.

– Да, – сказал он хмуро, – броня разрублена одним махом. Так может сделать обладатель тритундового меча. Конечно, тут и нечто другое может быть, – он пожал плечами. – Но тритунда рубит и режет всё, даже камень. А то, во что онапревращает разумных, мы, пожалуй, уже насмотрелись досыта.

– Кто же делает такие мечи? Вы?

Присмет никогда не интересовался оружием, предпочитая ему чаще всего другие средства воздействия на разумных: слова убеждения или простую физическую силу. При себе он имел небольшой кинжал, впрочем, не в качестве оружия, а для бытового употребления. Оттого его вопрос прозвучал в виде реплики, не более того.

Однако Тлуман взволновался непонятно почему. Замахал перед собой руками.

– Не мы! Если бы знать, – с отчаянием в голосе выкрикнул он, словно дело шло о жизни и смерти. – Они появляются и исчезают без следа. Был и – нет его! – Думерт нервно усмехнулся. – Утверждают даже такое, во что верится с трудом. Якобы, тритунда представляет собой особым образом обработанную обыкновенную воду, срок жизни которой в мече сорок дней. Прошли эти дни, прошло и время существования меча из тритунды. Опять превратится в воду. Вот так-то!

– Бред какой-то! – отстранённо проговорил Присмет.

Его стали утомлять фантазии Тлумана. Следовало уже переходить к делу, ради которого они здесь появились.

Степ жадно прислушивался к разговору шейнов.

– Тогда этот меч изготовлен совсем недавно, – заметил он.

– То-то и оно! – казалось, думерт обрадовался подсказке тескомовца. – Осинапс! – позвал он, а когда тот отозвался, распорядился: – Бойцов в цепь. Осмотрите округу. А я… – Тлуман поколебался, что-то решая про себя. Наконец предложил: – Присмет, отойдём-ка и поговорим с Жуперром. Заодно узнаем о шарах.

Жуперр рассеянно водил пальцем по столу. Мысли разбегались. Всё время казалось, что он упустил из вида что-то важное, однако никак не мог поймать это и осмыслить.

Сколько помнил себя предводитель Южного Тескома, ему не приходилось так долго находиться в бездеятельно ожидающем состоянии. Неожиданное половодье, опустевшие дороги, гонка за мальчиком, вызовы представителя Агоры – всё так не походило на те деяния, чем он занимался всю жизнь. Хотя стремился всегда оказаться на вершине пирамиды организации и руководить ею. Самостоятельно.

Самостоятельно ли?

Один разговор с Ентой чего стоил. Он же себя тоже считает самостоятельным. Сколько пафоса, злости, апломба! И зависти… К нему, к Такелю… Глубокая обида обделённого, неустроенного, волей судьбы занесённого в небольшой городок под боком Суременных гор и Заповедника Выродков. Куда ни шагни – Дикие Земли, воинственные гурты и малаки, банды и выродки. Отсутствие хириса, оборудованного гетто и многого другого, нужного для работы Тескома, испортили и без того несахарный характер предводителя Северного Тескома. Истеричка, а не предводитель.

Все его выкрики, намёки и даже какие-то обвинения в свой адрес Жуперр выслушал молча. Когда на том конце связи наступила пауза – Ента выдохся или понял своё бессилие чем-либо пронять более удачливого собрата по организации, Жуперр холодно, чётко и напористо попросил поддержки с воздуха.

Мгновения прошли в ожидании нового всплеска эмоций, но Ента совершенно спокойно спросил:

– Когда и сколько? Но не завтра и не больше десяти шаров.

Жуперра такие ограничения устраивали и он подробно, опуская несущественное, посвятил собеседника во все принятые им меры, и о состоянии погони, ответил на несколько вопросов.

Договорились быстро. Ента, наверняка, был поставлен в известность о возможной просьбе Южного Тескома и о цели операции, а также о месте Северного Тескома в ней. Во всяком случае, о результатах её Ента не распространялся, его не интересовало, кого ловят и зачем.

Жуперр хотя бы в этом был ему благодарен.

По договоренности с Ентой и по логике событий сегодня там, на последнем острове половодного архипелага, должна состояться финальная часть суматошной кампания по поимке мальчика. Сойдутся наземные и воздушные силы тескомовцев…

Так было задумано.

Но полупраузой раньше, когда заработала кавоть, настроенная на Тлумана, Жуперр ожидал услышать подробный отчёт о завершении погони с такими любопытными подробностями, как-то: мальчик находится на попечении крина, Присмет за ним присматривает, а всё остальное – потери с той и другой стороны – не столь суть важные известия.

Но далёкий, нечистый от помех, голос думерта поведал совершенно иное, никакими планами не предвиденное. Сотни (сотни!) невесть откуда взявшихся бандитов, потеря на фоне их множества и следов искомой группы, подозрение наличия на острове вооруженного или вооруженных мечами из тритунды и резне, устроенной ими среди бандитов.

Стоило над чем поразмыслить.

Вот Жуперр и сидел, и бессмысленно водил пальцем по столешнице, размышлял. Голова его почти упала на правое плечо, спина согнулась – со стороны вид древнего старика, дремлющего в неловкой позе.

Поистине миром правит случай. Сколько раз уже он убеждался в этой простой истине. Так и в данном конкретном происшествии.

Что это – совпадение или нечто другое, непонятное разуму, происходит на острове, на клочке суши, где в принципе никого не должно было быть в данное время года. Тлуман даже говорил о женщинах… Их появление просто необъяснимо!.. Хотя как сказать… О них чуть позже. Бандиты… Такое количество означает их сборище на анахат, случайно пленённый половодьем. Случайно ли?.. Но в такое время года? Обычно они подобное устраивают в середине или к концу лета, когда успеют передраться между собой, набить шишки от бойцов Тескома… Но ведь весна только-только наступила… И анахат! Другое дело, что он состоялся под самым боком Примето и никто о нём не знал. В то время как всё то, – презрительная усмешка исказила лицо Жуперра, – что делается у него самого в ставке, тут же кому-то кем-то докладывается оперативно и в деталях. Ладно, рано или поздно он узнает кем…

В толпе разумных теряются следы беглецов. Случайно ли?..

И упоминание о тритунде.

Поистине легендарное вещество, приносимое изредка в виде мечей из района Суременных гор. Где-то там, а может быть, по другой версии, в Пустыне Снов, неведомые умельцы научились делать его. Теском за долгие годы своего существования так и не раскрыл тайны его изготовления, не нашёл создателей и, что ещё любопытнее, источника появления в бандеке.

Случайные обладатели мечей из тритунды рассказывали невероятные, более похожие на выдумку, истории о чудесном их приобретении: во сне, после беспамятства, при обмене оружием с каким-то встречным дурбом – не хотел, но обменялся. А дурб?.. Ушёл, исчез, потерялся…

Жуперр однажды сам видел, как великолепно выполненный меч, на глазах у членов правления Тескома в считанные мгновения превратился в лужицу воды. А минтами раньше о его лезвие тескомовцы в качестве пробы изрезали всё, что подвернулось под руку – мелероновые изделия, дерево, ткани, куски камня. Создавалось впечатление, а возможно, так оно и было, готовности каждой подносимой вещи к клинку самой распасться на части ещё до того, как лезвие из тритунды коснётся её.

И после всего этого – лужа воды на два-три глотка томимому жаждой разумному. Правда, никому в голову не пришло попробовать на язык воду растаявшего меча. Не рискнули притронуться к ней и руками…

Так Жуперр просидел не менее полупраузы. Мыслей или идей не прибавилось. Пора было сбросить оцепенение и заняться текущими делами. Они с уходом в погоню Тлумана удвоились.

Тескомовец расправил плечи, растёр ладонями лицо. Сделал, чтобы согнать сонную одурь, несколько глубоких вздохов и выдохов, и стал подниматься из-за стола.

Вызов по связи Агоры застал его в полусогнутом положении.

– Рассказывай, – раздался ненавистный голос, как только Жуперр вошёл в комнату связи и произвёл нужные действия.

Жуперр зло усмехнулся.

Тайный руководитель Агоры не нашёл нужным поздороваться, представиться, поинтересоваться, в каком состоянии находится его адресат, как обычно это принято между людьми.

«Человек ли он?» – впервые подумал Жуперр и не удивился своему предположению, но от него на душе не стало лучше. Напротив, тоскливее. Говорят же, век выродков ещё придёт, когда люди деградируют окончательно. Они даже как будто создавались для альтернативы будущих разумных Земли.

Так ли было на самом деле или нет, но у Жуперра появилось ощущение тупика. Он мгновенно возник перед ним незримым препятствием – бесконечно тёмным. Становилось ясно, что просто так, без потерь, через него не пройти, а придётся чем-то поступиться. Иллюзиями, жизненной установкой, властью… Или чем иным. И всё явнее становится очевидным тот факт, что, чем быстрее и легче удастся шагнуть дальше, через барьер, тем чувствительнее и больнее будут потери.

– Ты меня слышишь, Жуперр? – терпеливо напомнил о себе агоровец.

– Собираюсь с духом. Думаю что сказать.

– Не надо. Начни по порядку.

Жуперр, злясь на собеседника и проклиная самого себя за неуверенность и предательскую робость перед ним, вяло поведал о последних событиях на острове. Рассказ вышел унылым и бесконечно безнадежным.

– Ну, ну, Жуперр. Ты же никогда не был пессимистом, – неожиданно мягко заявил агоровец и, как показалось Жуперру, захихикал себе в кулак, словно сказал невесть какую шутку.

– Я рассказал о том, что есть. Зачем мне приукрашивать что-либо, если всё идёт не совсем так, как предполагалось. Тем более что я начинаю подозревать…

– И правильно делаешь, – перебил его голос с другой стороны связи. – Видишь ли, Жуперр, оказалось… – Собеседник тескомовца помолчал. В эфире пискнуло, потом отдалённо прошипело вспененной водой. Стихло. – Мы с тобой как обычные люди, – (Жуперр вздохнул: он что, читает мысли на расстоянии?) – вполне можем то, что я сейчас скажу тебе, воспринимать по-разному: верить как в истину или не верить этому, как несусветной чепухе. Однако как, скажем так, обличённые властью, мы с тобой, даже не веря ни во что, обязаны всё проверить и, главное, суметь во время предпринять соответствующие меры. – Жуперр опять вздохнул, теперь по поводу многословия и витиеватости речи говорящего – чего он тянет? – Так вот, – неторопливо, как при чтении нравоучения, продолжал агоровец, – этот мальчик не просто Бланка, а Три-Бланка…

Жуперр мычанием выразил своё отношение к услышанному.

На него неожиданно накатилась волна ностальгического воспоминания далекого уже детства, проведенного в небольшом хабулине отца рядом с надвигающимся Краем Суременных гор.

– …и когда придёт к людям Три-Бланка, – говорила глухим надтреснутым голосом старая-престарая Лупинера и закатывала под верхние веки глаза для большей убедительности, – многие не поверят ему, а другие, злые и испорченные, постараются убить его, чтобы оставить всё как было. Но убить Три-Бланку нельзя. Нельзя убить и его друзей… А кто поднимет на него меч, тот от него и сам погибнет…

«Стоп!» – одернул себя Жуперр.

Сказки всё это и бред.

Сказки Лупинеры, сказки для детей…

– Тоже, наверное, вспомнил, а? – спросил агоровец. – Кто тебе о нём рассказывал?

– Лупинера, – машинально отозвался Жуперр. Спохватился: – И что из всего этого следует? – спросил он напористо, переводя разговор в серьёзное русло. – Сказочный Три-Бланка, надеюсь, отличается от этого… реального. Если он, конечно, тот, за кого себя выдаёт.

Агоровец, похоже, опять сдавленно посмеялся в кулак.

– Э, нет, Жуперр. Он не может себя за него выдавать.

– Это почему же?

– А потому. Он ещё не знает, что является Три-Бланкой. Его зовут Камратом. Иного имени ему не известно.

– То есть, – растерялся предводитель Южного Тескома, – ты хочешь сказать…

– Да, Жуперр, именно это я и хотел сказать, что ты слышал. Он ничего о себе не знает. И те, кто там, на острове, с ним идёт и опекает его, тоже находятся в неведении.

– Вот оно что… Тогда…

– Никакого тогда, Жуперр! К сожалению, и вот почему. – На другом конце связи установилась продолжительная тишина. – Ты думаешь, почему два месяца Теском, бросив практически всё, шёл по его пятам, устраивал ему засады, вступал с ним в непосредственный контакт – и всё безрезультатно? Мы на этом потеряли бойцов убитыми столько, сколько до того потеряли за сорок семь лет! Это, правда, без учёта глупости, сотворённой в Габуне Зимбантеком. Тебе такой расклад о чём-нибудь говорит?

– За сорок семь лет… – пробормотал потрясённый Жуперр. – Неужели такие потери?

– Именно такие. Потерь же в той кучке разумных, которая сплотилась вокруг него, нет. Ни одного, Жуперр! Ни одного! – агоровец закашлялся. – Извини! Я как начинаю считать, в горле першит. И это всё потому, что Три-Бланку и тех, кто с ним, убить нельзя. Тебе ведь так говорила… как её звали?.. Вот именно – ни его, ни его друзей! Так сказано в глупой детской сказочке, так оказалось в нашей реальной жизни.

– И что же? Кто меч на него поднимет, тот…

– Вот именно, Жуперр! Вот именно! Ничего иного я тебе не хотел сказать.

– Но-о… Но ведь могут быть совпадения. Случайности. Так складывались обстоятельства. И сказочный герой здесь ни при чём? В истории известны уже случаи…

– Я проанализировал все возможные и невозможные варианты. Его могли убить, поймать, выловить, если хочешь, через день-два после объявления розыска. О том знает вся бандека, каждый дурб и бандит… Соотношение одного к тысяче… Мы потеряли к тому же несколько шаров, посланных на его поиск.

Они помолчали,

– Мне крин вернуть? – неуверенно спросил Жуперр, но ответа не дождался, продолжил: – Там сейчас должны появиться шары из Пертока. Их тоже завернуть обратно?

– М-да… А надо ли возвращать? – агоровец явно задумался. В его высказывании не прослеживался вопрос, а размышление. – Пусть оно там всё идёт своим чередом. Зачем тебе ненужные разговоры и вопросы тех, кто вернётся, не добившись ничего?..

– Они и так ничего не добьются, если дело обстоит именно так, как ты утверждаешь. Что они смогут против Три-Бланки?

– Они – ничего. Но Три-Бланку всё-таки надо поймать. Не убить, заметь, а именно поймать. И ты, Жуперр, в состоянии это сделать… Что молчишь?

Тескомовец усиленно вспоминал, где и от кого он слышал неизменное словечко – именно, с таким постоянством произносимое его собеседником? А ведь он когда-то слышал от кого-то. Но от кого? Однако вопрос агоровца о его молчании выветрил из памяти, мелькнувшую было догадку.

– Ты хочешь, чтобы я пошёл и сгрёб его в охапку? – начал вновь злиться на собеседника Жуперр.

– Ну, зачем же так?

– А как ещё? Тритундовый меч он мне просто так не отдаст? Не отдаст, коль я его не ухвачу за руку! А как это сделать? Сам без руки останусь.

– Да уж… С тритундой не всё понятно. Откуда она может взяться? Я ещё над этим подумаю. Ты считаешь, это Три-Бланка владеет таким мечом?

– Не знаю наверняка. Я же говорил, предположение о тритунде сделал Тлуман…

– Он знает о тритунде?

– Он многое что знает, потому я его и держу при себе. Хотя порой хочется выгнать его из бойцов и забыть как раз за это, за всезнайство. Ладно, о нём… А у кого, кроме как у Три-Бланки она может быть? Он сам явился по сути дела из небытия, и тритунда оттуда же… Да, все убитые – бандиты… Ещё Тлуман говорил о женщинах и каких-то дурбах. А вот был ли среди них мальчик, неизвестно. Неувязки какие-то. Одна за другой.

– Был ли там мальчик или нет, но мы знаем, что он где-то там. Известно также точно, что он идёт в Примето. Только половодье остановило его, иначе он давно уже был бы в городе. Так что, рано или поздно, он постарается в город войти. По всей видимости, тайно. Ему и его окружению о наших действиях против них кое-что известно, так что через городские ворота они не пойдут, а будут искать вход в город через проточины. Их там у вас предостаточно. Стены как решето… Поэтому, Жуперр, – голос говорящего построжел и приобрёл приказные нотки, – озаботься сделать так, чтобы такой лаз в стене для Три-Бланки нашёлся и устрой ловушку где-нибудь по проходу в виде каменного мешка, а лучше применить, хотя бы с одной стороны, железную решетку. Тритунда железа не любит. Когда он достаточно посидит взаперти без еды, с ним можно будет поговорить.

– О чём? – вырвалось у тескомовца.

– Ты его поймай, а о теме разговора подумаем позже. Так что организуй проход и железную решетку.

– Где же я возьму железную решетку, – оторопело отозвался Жуперр на настойчивое упоминание агоровцем о железе. – Во всей бандеке…

– Не ручайся за бандеку, Жуперр. Железо, и много, у тебя под боком. Его будет достаточно на хорошую решетку. Надо только поработать, чтобы оно у тебя было уже в наличии.

– Хм… – искрение удивился Жуперр заявлению агоровца. – Ты меня заинтриговал. А работы я не боюсь.

– Вот и хорошо. Ловлю на слове. Так что слушай. Гетто Тескома в Примето организовано ещё до времён Пустых Пород…

– Я слышал…

– Не важно, что ты слышал. Здание, в котором ты сейчас сидишь, строилось из железобетона. Железо в бетоне, как мне доподлинно известно, до сих пор не заржавело. Вот тебе и железо для решетки. Всё, Жуперр. Действуй!

Ошеломлённый тескомовец застыл перед устройством связи. Да что это такое твориться? Ему что, ради каприза агоровца, надо будет раскрошить в песок резиденцию, лишь бы добыть железо? Ну, уж это совсем… это слишком! И потом, сколько времени надо потратить. Тут все бойцы дней десять в поте лица должны проработать…

Жуперр судорожно втянул в себя воздух, шумно выдохнул, провёл по вспотевшему лбу тыльной стороной ладони…

Надо где-то срочно искать железо, а не ломать стены.

Или послать агоровца к обитателям Края?..

Глава 33

Проводив глазами отступающих бандитов, Свим повернулся к хопсу.

– К”ньюша, иди за ними, посмотри, куда они побегут, – распорядился он. – И не спускай с них глаз. А мы пойдём… Малион, мы так и пойдём вдоль берега?

Малион повел белёсыми бровями.

– Придётся. Хотя нам надо выйти к реке. Но прямо идти, опять в драку ввяжемся. Значит, пойдём вокруг возвышенности.

Клоуда вздрогнула от упоминания о новой схватке. Она никак не могла прийти в себя после побоища, устроенного Малионом. Рассеченные тела людей и выродков стояли перед глазами.

Вначале она напугалась нападению бандитов, их так было много. Но самым страшным оказалось не это, а неотразимые скупые взмахи мечом Малиона. Каждый взмах кого-то убивал… И совсем ей стало плохо, когда молодой высокий бандит прорвался за спиной Камрата к торну, сшибся с Жаристой и сбил её с ног.

Женщины как стая диких хищников набросилась на раненого, и с остервенением искромсали его кинжалами до неузнаваемости. На нём они отыгрались сполна за ужасное чувство унижения среди бандитов и страха, пережитого прошлой ночью. Ольдим и подоспевший на помощь Невлой едва оттащили разъяренных до нечеловеческого состояния подруг Жаристы от трупа и подняли с земли их предводительницу, залитую чужой кровью…

Клоуда не хотела пережить опять всё это.

– Пойдём берегом, – попросила она тихо.

Свим положил свою большую ладонь на ее тонкие пальцы, лежащие на его руке.

– Нас ведёт Малион. Он знает, что делать.

– Как я устала…

– Потерпи, милая.

Команда Свима, ведомая Малионом, быстро продвигалась по изрезанному бухточками, затёками, лужицами – по горизонтали, и буграми, скальными выступлениями, кустарником – по вертикали, берегу, словно убегала с места недавней схватки. Там оставалась груда трупов, чем дальше от неё, тем лучше.

Сестерций нёс на себе, к неудовольствию ослучьяма, Тринера. Дать бывшему связнику для поддержки его сил бренды никто не догадался.

По расчетам Малиона, к полудню они должны были достигнуть тайника с лодкой. Но до того следовало ещё найти Гелину с девочками. И чтобы никто им уже больше не мешал…

Ф”ент скучно зевнул и сонным взглядом в очередной раз окинул округу. Внизу сквозь тонкую дымку проступали ближайшие купы деревьев и кустов, пронзённые солнечными лучами. Постепенно даль сливалась в сплошное светло-молочное марево: ни пятен, ни контуров, ни движений.

Но что это? Стехар поднялся во весь рост.

– Идут? – вскочила на ноги Ч”юмта,

– Идут… – неуверенно сказал Ф”ент, но тут же уточнил: – Люди… Почти бегут.

– Где?

– Вдоль берега. Справа.

– Вижу… Они на бандитов не похожи.

– Так уж и не похожи, – засомневался Ф”ент.

Цепочка людей торопливо пробиралась у самого уреза воды, иногда переходя промоины и бочаги вброд. Чем больше смотрел на них Ф”ент, тем как будто опознавал знакомые формы: то человек, похожий на Свима, то выродок, напоминающий К”ньеца…

А вот и чалма… О-о!.. Уважаемый Сестерций! Это же он! Это они!

Стехар ткнул Ч”юмту в бок, его длинный язык, до того выпавший изо рта, убрался восвояси.

– Свим!.. Там Свим и эта паршивая кошка!.. Э-э… Беги за Хараном, а то эти дураки могут напасть на них.

– Бегу, бегу! – Ч”юмта ткнулась во Ф”ента носом и скрылась за неровностями вершины.

Охолохи под руководством С”ялвана тоже заметили бегущих и приготовились уже к каким-то действиям. Ф”ент заскулил, волчком закрутился на месте, поджал под себя обрубок хвоста, замер… Мысли его метались. Он совершенно растерялся и не знал что предпринять. Остановить С”ялвана? Но тот не поймёт его или поймет превратно. Опять возникнут недоразумения с этими дураками.

Ослучьямы тем временем закончили своё странное построение. Харан не появлялся, да он и не мог так быстро появиться. Ч”юмта, быть может, только что добежала до места, где скрывались женщины во главе с Хараном.

Но предпринимать надо было что-то срочно.

И Ф”ент решился.

Скуля и подлаивая, словно подбадривая себя, он сломя голову бросался навстречу друзьям. Рыжеватым клубком стехар проскочил почти под носом удивлённого тасмеда охолохов, крикнул ему: – Это наши! – и помчался дальше.

С”ялван наверняка не уловил смысла брошенной Ф”ентом фразы, но необычное поведение того заставило его усомниться в срочной необходимости приготовления гурта к отражению возможного нападения со стороны небольшой группы разумных.

Тут к нему подбежал Харан. Запыхался, потому что бежать надо было в гору. Но известие Ч”юмты подстёгивало. Он бежал и твердил одни и те же слова, высказанные им только что Гелине:

– Я знал, что всё изменится. Я знал… Я знал!

Появление Свима означало, по его мнению, решение всех проблем. Со Свимом они уж найдут правильный выход, как выкрутиться из той ситуации, в которой они оказались.

Со Свимом проще…

Свим принимает решения…

Харан физически чувствовал, как груз, гнувший его последние дни, сваливается с плеч. Стало, будто легче дышать.

И потом. Ведь это Свим, Сестерций, малыш! Даже сами имена радовали, возбуждали, придавали сил.

Как он, оказывается, к ним привязался, что если даже перечень имён вызывали в нём радостное настроение и желанные воспоминания. А расстались-то совсем недавно.

– Это наши! – выдохнул он в козье обезьянье лицо С”ялвана. – Они с нами… – И тут же пошёл на хитрость, хотя минтом раньше не собирался ничего такого делать: – Там с ними мальчик. Человеческий ребёнок.

– И там тоже, – удивился тасмед, кругля и без того круглые глаза. Рожки его сдвинулись, почти соприкасаясь кончиками.

– Да, да, – поторопился подтвердить Харан.

Он лихорадочно наблюдал за встречей Ф”ента с идущими к ним людьми.

Снизу донеслись глухие голоса. Харан разглядел Жаристу и других женщин… Там были ещё какие-то люди, незнакомые ему.

Он помахал рукой, обращая на себя внимание.

Мелькнувшие мимо тени остались без внимания для него

– Харан! – страшно закричала рядом Ч”юмта, припадая к земле. – Тескомовские шары! Их много!

Неожиданное появление стехара перед Малионом едва не стоило выродку жизни. Дурб неумолимо наступал на него. Его невозмутимость могла обмануть кого угодно, но не Ф”ента. Он всей своей шкурой, покрытой рыжеватой шёрсткой, почувствовал опасность – она волнами исходила от этого человека, перекрывающего дорогу к Свиму.

Стехар отскочил назад, в отчаянии взывая к дурбу,

Его уже узнали, ему уже обрадовались. Просто противостояние между ним и Малионом продолжались краткие мгновения. А спустя ещё несколько таких же мгновений, он оказался в объятиях друзей.

Дурбы, за исключением, конечно, Свима, с недоумением наблюдали за суматошной встречей спутников и бесхвостого выродка из собачьих. У Клоуды заблестели слёзы умиления, на круглом простоватом лице Свима засияла счастливая улыбка, а Камрат, повизгивая вместе с путром, обхватил его шею руками и не отпускал. Оживлённо защебетали женщины, до того подавленные утренней схваткой. И даже уравновешенный торн снизошёл до реплики:

– Люди!.. Путры!..

Величественно выплывающие из-за вершины возвышенности тескомовские шары первым заметил Ольдим. Вначале ему показалось невероятное: идеально округлыми выпуклостями стали вырастать подбитые зеленым головы великанов. Он моргнул веками без ресниц, хмыкнул и только после того обратил общее внимание на новых участников островной истории:

– Теском налетает! Надо спрятаться.

Мгновение разумные оценивали обстановку. Однако гондолы с экипажами ещё только показывались в виду, а команда Свима уже успела разбежаться под сень кустов. Укрытие, на первый взгляд, не ахти какое, зато желание уберечь себя от бдительного ока наблюдателей, заставило всех затаится и не двигаться.

– Не раз, вижу, прячетесь, – сказал Малион Свиму.

Посланец за Камратом следил за шарами сквозь ветки куста, под которым поместился не только со Свимом, но и Клоудой, и Камратом.

– У нас с ними случались стычки, – уклончиво ответил Свим и погладил волосы Клоуде. – Мы с ними хорошо знакомы.

Клоуда улыбнулась одними губами, зарумянилась.

– Они нас, думаю, сразу искать не станут, – предположил Малион. – Им надо будет встретиться с теми, кто идёт за нами. Они могут о нас… о вас не знать.

– Будем надеяться, что не знают, – отозвался Свим.

Малион помолчал.

– Скажи, Свим. Этот ваш… стехар, знает, где сейчас находится Гелина?

– Наверное, да. Ф”ент! – негромко позвал Свим.

Выродок выглянул из-за завесы старой травы, отозвался.

– Ты не высовывайся! – осадил его Свим.

– Они меня не видят… Ты хотел что-то узнать?

– Где сейчас Гелина и девочки?

– Именно сейчас? Думаю, там же, где и были. По ту сторону возвышенности. Там в скалах…

– Их могли видеть тескомовцы сверху?

– Не знаю. Они же их не ждали. Но если Гелина или кто-то другой заметили шары на подлёте, то могли спрятаться. Там в скалах есть укрытие.

– Похоже, так оно и произошло. Заметь что-нибудь, они уже пикировали бы в то место. А так, ясно уже, пролетают мимо. – Малион уселся удобнее. – Может быть, они видят бандитов и тех тескомовцев, что идут за нами…

– Сверху хорошо видно, – подтвердил Свим. – Пока они там будут встречаться, мы можем проскочить.

– Проскочить можем, – задумчиво сказал Малион. – День только начинается, лодка у них будет на виду, и они могут её атаковать. Надо как-то продержаться до ночи.

– Но ваш тайник! В нём можно укрыться и пересидеть, пока бандиты и тескомовцы будут между собой разбираться?

– Ты уверен, что они будут разбираться? Коли у тескомовцев цель одна – взять вас, вернее малыша, то бандитами они заниматься не будут, не надейся.

– Ты не ответил на мой вопрос.

Малион, не спеша, пожевал травинку, глядя в глаза Свима, вытер пальцы о кубры, проверил их чистоту, словно только это его и занимало.

– В принципе, да, – наконец сказал он. – Но об этом точно можно будет судить только тогда, когда мы подойдём к нему. В этом году слишком высокий паводок. И… Впрочем, нам не следует сидеть на месте. Пора двигаться дальше. Командуй, Свим! И скажи, чтобы чаще оглядывались. При появлении хотя бы одного шара, всем в укрытие.

– Там, наверху, Харан нас ждёт, – подал голос Ф”ент, – и гурт охолохов.

– Так вот они где, – прогудел Невлой.

– П”лияна уже к ним убежал, – доложил Сестерций. – С”ялвану мстить за грынду. Он теперь знает, как это сделать.

– Мутные звезды с ним! Вперёд за Малионом… Да не толпой. Жариста, оставь на время Сестерция в покое и займись своими…

Жариста в ответ вызывающе надула губы, но подчинилась. Женщины сразу же обсудили возникшую пикантную, с их точки зрения, ситуацию. Заодно посмеялись и высказали своей предводительнице ряд едких замечаний, но ослушаться никто не рискнул.

– Стехар, – продолжал раздавать поручения Свим, – беги к Харану и скажи… Что случилось? Что ты хочешь сказать?

– Он говорит, – выступил в качестве переводчика невнятного бормотания Ф”ента торн, – что С”ялван – тасмед охолохов. Он за нас… И имеет с Хараном договор о… Послушай его сам, Свим.

– Ладно, послушаю, но только по ходу движения. Пошли! Стехар, подойди ко мне, рассказывай всё по порядку. И не торопясь.

– Надо остановить вашего дурака… П”лияну, – тявкнул Ф”ент.

– Надо остановить П”лияну, – громыхнул Невлой, видя непонимание Свимом сути сказанного Ф”ентом. – Он… этот стехар говорит, что тасмеда трогать нельзя, с ним договор. И этот… ваш Харан этого не допустит.

– Так, Ф”ент?

– Да. Нельзя трогать С”ялвана.

– Ну и что теперь? – растерялся Свим. – Все в погоню за П”лияной?

– Зачем все? – К”ньец нерешительно посмотрел на Свима.

– Я его догоню и остановлю, – вызвался Камрат и, не дожидаясь возражений или одобрений, быстро стал подниматься на вершину.

– Я с тобой, – побежал за ним Ф”ент.

– Та-ак! – протянул Свим любимое словечко, когда не знал что сказать, и обнаружил себя и Клоуду в одиночестве – все уже ушли за Малионом.

Впереди видна была только огромная туша Невлоя.

Солнце хорошо прогревало спину. Лемпе не хотелось двигаться или решать что-то срочное. Однако обстоятельства обязывали. Он из-подо лба оглядел остатки банд, недавно воинственных, а сейчас растерянных, и на Монжора, с потерянным видом занявшего свое место в кругу анахата.

– Ну что, узнал? Посмотрел? – тяжело ворочая челюстью, осведомился старик.

Монжору в его тоне и по тому, как он задавал вопросы, почудилось сочувствие старшего, умудрённого опытом, к младшему. Если, конечно Лемпа и вправду был способен на подобное. Как бы то там ни было, Монжор проникся к нему благодарностью. Без опаски оглядел вождей. Удовлетворился увиденным: он глава анахата, его пока никто не думал свергать или хотя бы потеснить. Возможно, и здесь не обошлось без Лемпы.

– Узнать, ничего не узнал, – ответил он медленно, подбирая слова, – зато посмотрел. Это точно… У них тритундовые мечи.

– Ты это… Ты уверен? – Лемпа расправил плечи и замер в напряжённой позе.

Монжор кивнул.

– Не только я видел, но и все… – Он показал рукой в сторону Кривого Пальца, но тот предпочитал молчать. – Лампур носил пластину меленрая… Его самого вместе с пластиной одним взмахом, как кусок глины. До сегодняшнего дня я о таком только слышал, а теперь увидел… Страшная вещь. Видел и мальчика. У него какой-то синий меч, небольшой. Мальчик, похоже, оберучь. В другой руке у него гладиус. Приёмы боя у него необычны. Близко не подступиться… Не видел бы, как он может работать в бою, то… Мальчик, и мальчик, лет пятнадцати от силы… Трое, вот что я увидел…

Монжор замолчал, взгляд его стал рассеянным, лицо осунулось.

– Что ты хотел сказать? – напомнил ему Лемпа.

– Два дурба и мальчик – трое… Трое убили не меньше тридцати наших опритов. Тарпуна тоже…

– А вы?

– Ни одного! – Кривой Палец до прихода Монжора уже поделился своими наблюдениями и претензиями к зачинщику обидного поражения целого отряда бандитов от кучки беглецов, преследуемых тескомовцами, то есть к Монжору. – Мы для них оказались не страшнее мух. Отмахнулись – и половины опритов нет… Зачем ты повёл нас к ним? – неожиданно выкрикнул он и закашлялся.

– А зачем пошёл ты? – тяжело, словно разгрызая тескомовский пищевой брикет полу тысячелетней давности, бросил Лемпа.

Как ему сегодня не хотелось говорить, а приходилось потому, что назревающая стычка между вождями никому, и в первую очередь им самим, была не нужна. Сколько раз уже за долгую жизнь Лемпа присутствовал при ссорах вождей, казалось бы, из-за ничего, когда просто один не уступал другому в суждении или понимании чего-то несущественного. Итогом их нередко служила кровь или жизнь одного из спорщиков.

Древний, как сама смерть, закон вольных разумных – Вождь свободен! – давал каждому из них решать свою судьбу по собственному усмотрению. Никто не должен мешать ему: ни другие вожди, ни оприты его банды, никто иной.

Вождь свободен!

Другое дело, когда заспорят оприты. Они под защитой своей банды и вождя…

На вопрос старика Кривой Палец ответил своеобразно. Замолотил перед собой длинными жилистыми руками, однако не нашёлся, что сказать в своё оправдание. Да и что бы он мог ответить? Лемпа ведь и к нему непосредственно обращался и советовал не ходить с Монжором, а беглецов оставить преследователям.

– Вот что я вам скажу, уважаемый анахат. Давайте позабудем о том, что случилось. Что было, то было, – проговорил Лемпа, когда Кривой Палец слегка успокоился. – Сейчас здесь будут тескомовцы. Они пойдут по вашему следу, Монжор…

– Почему по-нашему? – всполошились не только те вожди, которые ходили с Монжором.

– Нас больше, чем тех, кого они ищут. Мы заметнее. И им захочется у нас получить кое-какие сведения. К тому же…

Тревожные возгласы рядовых опритов прервали Лемпу. Они показывали пальцами вверх. Там, чуть стороной, медленно проплывали воздушные шары тескомовцев.

– Девять, – насчитал Монжор.

– С каких это пор они стали летать так кучно? – поинтересовался Каман, вождь незначительной банды, но крепко сплоченной вокруг него, что объяснялось долгим её существованием, к тому же его оприты были выходцами из одного поселения.

Каману никто не ответил, так как его недоумение разделяли все.

– Ещё не меньше крина… – заметил другой вождь. – Серьёзно подготовились. И по земле, и по воздуху.

– Они знают, с кем имеют дело, – буркнул Кривой Палец. – Тебе бы посмотреть, на кого они охотятся…

– Достаточно, что ты посмотрел. До сих пор, смотрю, трясёшься.

– Ты мне… – задохнулся от злобы и возмущения Кривой Палец, – поговори ещё. Я тебе…

Вид других вождей, их взгляды, не дали разгореться распри.

– Да, – со вздохом произнёс Монжор, – этот анахат нам надолго запомнится.

Вожди молча согласились с ним, кроме Кривого Пальца.

– Запомнится! Как же! Ты его собрал, ты его и расхлёбывай! – прокричал он Монжору и решительно поднялся. – Теперь каждый по себе. Я ухожу. И больше меня в свой анахат не зовите. Не приду!

– Куда?.. Куда ты уходишь?

Насмешка в голосе Лемпы звучала так явно, что вожди на время отвлеклись от неприятных размышлений и настроились на серьёзное обсуждение своего поведения впредь. Положение банд тому обязывало. Надо было действовать сообща, а не дробить свои силы. Каждый вождь понимал необходимость поддержки от остальных членов анахата. Только вместе они могли противостоять тескомовцам, наводнившим остров. А то, что бандитам случится столкнуться с бойцами Тескома, постигли все.

Кривой Палец, чей вызывающий поступок сплотил вождей и оставил его заявление без внимания, быстро остыл и отказался от намерения куда-либо уходить или бежать. Он мрачно потоптался на месте, тоскливо оглядывая округу. Взгляд упирался со всех сторон в закрытый деревьями и кустарниками окоём, за которым, он знал, плескались воды половодья на многие свиджи вокруг острова.

Кривой Палец ещё постоял в немом столбняке и тихо опустился на своё место, теша себя одной мыслью: он меньше всех потерял опритов в неудачной схватке с беглецами.

Его возвращение в круг анахата, словно никто не заметил, даже не взглянул на него.

– Итак, – взял на себя обязанность высказать общее решение анахата Лемпа, поскольку Монжор был рассеян и немногословен. – Остаёмся здесь, где сидим, готовимся к возможным действиям тескомовцев против нас. Но до того, друзья, если хотим выжить и, в конце концов, убраться отсюда подобру-поздорову, нам следует проявлять к ним полную лояльность… Будем надеяться на мирный исход встречи с ними. Предупредите своих опритов. Пусть на время позабудут о своих притязаниях и вражду к тескомовцам. И помолчат, если нам с вами придётся с кем-то из Тескома вести переговоры… Займитесь опритами, друзья!.. Ухнал, передай мои слова нашим… Монжор, останься на минт.

Монжор дёрнулся, сжал кулаки и так сидел, пока вожди и их подручные не покинули его и Лемпу.

– Ты думаешь, что я что-то утаил? – грубо спросил он старика.

Ему не понравилась просьба Лемпы, прозвучавшая при всём анахате как приказ. Он медленно поднялся, готовый уйти.

– Сядь! – резко бросил ему старейший вождь. – Ты это видел? – требовательно и отрывисто произнёс он следом, и разжал кулак, вытянутой к Монжору руки. На его ладони золотом засветилась друба с четко очерченной цифрой – единица, ярко синяя, словно небо над головой во время полуденного збуна.

Присевший было Монжор, опять подскочил, словно от друбы исходила неведомая сила, она воздействовала на каждый нерв, на каждую клетку его существа.

– Ты… – выдохнул он.

Об обладателе друбы с первым номером среди вождей ходили разные слухи и предположения, но никто по-настоящему, даже некоторые обладатели ею, не могли знать, у кого она находиться в данное время. Возможно, лишь первая пятёрка, но она помалкивала…

Монжор даже покрылся потом, вспомнив о друбе Хлена.

Вождём Монжор стал лет пятнадцать назад. Во все годы его отношения с вождями других банд строились просто. Он сходился с ними легко, не совал нос в дела других, был корректен со всеми, даже с теми, кто мог похвалиться бандой в пяток опритов.

Но однажды, четыре года назад, его оприты едва не подставили банду Хлена, в то время малочисленную, под удар тескомовцев и группы возмущенных горожан у Пертока. Хлен при встрече высказал Монжору нелицеприятное мнение о нём самом и его подручных. Монжору в тот момент было недосуг выслушивать обиды, от кого бы то ни было: его окрылял успешный набег – дерзкий и озорной – на Ритолу. Там удалось добыть припасов на десяток недель, побыть наедине с женщинами, и при этом ни его оприты, ни посельчане физически не пострадали, а тескомовцы потеряли след его банды.

Слава Монжора в те дни среди бандитов вспыхнула и поднялась высоко, к нему стали приходить изгои и те, кому другие вожди не нравились. Его банда росла и становилась главенствующей в бандеке. Так что претензии Хлена его не трогали.

Хлен тогда с кривой усмешкой на чистом, не лишённом красоты, лице осмотрел Монжора с ног до головы взглядом живых умных глаз и увёл своих разумных на север, а неделей позже тескомовцы без усилий вырубили банду Монжора на две трети. Сам вождь едва избежал участи большинства своих приверженцев и чудом, как ему сразу показалось, остался жив.

Позже, размышляя о том случае, вспоминая подобные стычки с тескомовцами и другими бандами, он вдруг понял, что его никто в том бою и не собирался убивать. Тескомовцы его как будто не замечали, а его меч рубил воздух – противники обходили его стороной, находя вокруг менее боеспособных опритов.

Озадаченный и обескураженный таким странным для себя выводом, он, пожалуй, впервые задумался о том, что двигало разумных по просторам бандеки и кучковало их в банды, о взаимоотношениях между вождями, о скрытых каких-то силах, под чьим руководством и влиянием находились все они и он сам в том числе.

Последнее возмутило его. Он жаждал свободы и как будто обрел её.

Ан, нет!

Получив друбу, он ещё больше уверился в своей зависимости неизвестно от кого.

Постепенно созревала идея об избавлении себя ото всех, кто мог бы на него воздействовать без его ведома. И анахат он задумал для привлечения единомышленников.

Хлен для него стал олицетворением противной стороны, так как подозрение о наводке тескомовцев, напавших на банду, укрепилась у Монжора со временем.

Лемпа хмуро наблюдал за мимикой лица Монжора.

– Ты почему отверг друбу Хлена? – спросил он. – Ты знаешь, что теперь никто не примет твою, даже если ты её предъявишь самолично?.. Конечно, знаешь. Тогда почему?

Действительно, почему? Как объяснить старику свои подозрения, свои далеко идущие планы, если вопрос задан в лоб?

– Я… Я не мог поступить иначе… Меня бы не поняли вожди. Оприты тоже… Так сложились обстоятельства… Там…

Монжор сел. Как он ошибался, приглашая Лемпу на анахат, Лемпа один из тех, против кого он решил выступить.

– Какие такие обстоятельства? О чём ты говоришь? В тебе взыграло тщеславие. Всё остальное – накипь. Принимая друбу, ты брал на себя обязательства… Я, Первый, освобождаю тебя, Четырнадцатого, от них… Друбу вернёшь Хлену! Лично! Всё!

– Нет! – почти выкрикнул Монжор. В нём закипала кровь от охватившего его озлобления, обиды и запоздалой реакции на пережитое сегодня утром при встрече с беглецами. – Нет, старик. Не всё! Не всё… Я там сказал, что Хлен мне не указ. И швырнул его друбу назад!.. Теперь говорю и тебе. Ты мне тоже не указ!

Лемпа невозмутимо пожал плечами.

– Это твоё право… А жаль, Монжор. Рано можешь кончить…

Не договорив, он тяжело встал – старый, на вид слабый, но понимающий мог бы отметить в нём спокойствие силы. Силы не на показ. Тем не менее, той силы, способной взорваться в любой момент и сокрушить всё, что ей противостоит или противится.

Монжор был из тех, кто научился понимать. И как он ни был обозлён на старика и ни оскорблён за явную угрозу, он не сделал ни одного шага вдогонку, чтобы расквитаться с ним, не вымолвил ни одного слова.

Стройным жилистый тескомовец, явно в больших летах, но не по ним гибкий и энергичный в каждом движении, легко выпрыгнул из гондолы передового шара и с искренней дружелюбной улыбкой на мужественном лице пробежал несколько шагов по земле.

– Тлуман! Вот это встреча!

– Мерсьек!.. – выступил ему навстречу думерт с распростертыми для объятий руками. Он искренне был рад видеть старого друга. – Не верю глазам своим.

Присмет с интересом рассматривал руководителя воздушного отряда. О нём он многое узнал в бытность Третьего Координатора Фундаментальной Арены, а вот увидеть пришлось впервые.

Мерсьек – человек, сделавший свой нэм от одноименного, пользовался широкой известностью среда тескомовцев и за их группировкой как отчаянный воздухоплаватель. Он оказался единственным из уцелевших ото всей флотилии, запущенной Тескомом на поиски пресловутой Скалы в Болоте Первом.

Случилась эта экспедиция уж лет сто как тому, но о ней, нет-нет, да вспоминали. То как в знак назидания, де, Болота, что Первое, что Второе, не место для прогулок, а грозит опасностью всякому, дерзнувшему на их тайны. То как пример стойкости и возможностей человека, вышедшего невредимым даже из тех страстей и ужасов, во множестве придуманных молвой за столетие.

Под руководством Мерсьека был, якобы, произведён прибрежный облет по всему контуру Крапатского залива или моря Крапа, как назывались морские воды вдоль западной границы Сампатании. Закончив облёт, воздушные шары пролетели над самим морем по нескольким маршрутам. Что они обнаружили во время небывалой, полной риска экспедицииосталось, к сожалению, тайной Тескома, также как и сведения о поиске Скалы.

Глядя на Мерсьека, трудно было определить его истинный возраст. Чаще всего определяли – сто двадцать или, в крайнем случае, сто сорок. На самом деле ему было за двести пятьдесят лет.

Мерсьек оторвался от Тлумана и с нескрываемым удивлением и любопытством осмотрел монументальную фигуру Присмета, облачённого не в форму тескомовца, а вольного горожанина – одежда и обувь не для длительных путешествий и возможных стычек с бандитами или откровенными бродягами.

– Вы не знакомы? – обернулся Тлуман.

– Наслышан, – скупо отозвался Присмет.

Зато Мерсьек приветливо улыбнулся и повёл рукой от себя, приветствуя его.

– Присмет… Конечно, Присмет. Я же тебя видел неоднократно. И поверь, был тайным твоим почитателем… До сих пор вспоминаю, как ты шестерых хопперсуксов из медведей… А?.. Это надо видеть! – воскликнул Мерсьек зычно и весело, привлекая внимание тескомовцев. – Словами не расскажешь.

Мерсьек оказался жизнерадостным и слегка, как вначале показалось Присмету, суетливым человеком.

Вывод слегка разочаровывал.

Однако минтами позже лицо тескомовца стало строже, в нём появилось что-то хищное. В глазах вспыхнул глубинный свет.

– На горе, – делился он наблюдениями чуть глуховатым голосом, – гурт ослучьямов, готовых к отпору какого-то противника. Надеюсь не против вас. С ними человек. Похож на дурба, но одет как-то странно. Внизу, у берега, замечено какое-то движение, но увидеть ничего не удалось. В четверти свиджа от вас громадная банда. Таких давненько не встречал. Наверное, больше, чем когда-то было у Бешенного Пронда. Много людей. Вот, пожалуй, пока и всё. Теперь, кого мы ищем или ловим?

– Мальчика… – начал было Присмет.

– Как? Опять мальчика? – Мерсьек даже изогнулся телом, настолько его поразила операция, ради которой он сюда мчался, уведя с собой половину воздушного дееспособного флота Северного Тескома. – Его же благополучно вупертоки сожрали. Вместе со спутниками. Наши видели…

– Ничего они не видели! – с досадой изрёк Тлуман, – Также как и вы, пролетая над островом. Мальчик здесь и спутники его живы. Мало того, что живы, так они ещё вооружены тритундовыми мечами. К тому же с ними несколько женщин… а тут, рядышком с нами, три десятка убитых бандитов… Ими убитых.

Горячность, с какой высказался Тлуман, удивила не только прибывших, но и Присмета, хотя он был полностью с ним согласен. Увидеть сверху гурт и толпу бандитов, когда они не прячутся, ничего не стоит. А мелочи для наблюдателей остались вне поля зрения.

– Постой нас обвинять, Тлуман, – Мерсьек дружески положил руку на плечо думера. – Мы в первую очередь увидели вас, всё остальное может подождать. Так что объясняй всё по порядку. А остров мы прочешем, заглянем везде, в каждую расщелину или яму. И кого надо, найдём. Кстати, кто из вас возглавляет поиск, ты или он?

– Возглавляет он, Присмет. А я… – Тлуман изобразил на лице гримасу веселого недоумения. – Я как всегда состою, так сказать. Сейчас при нём.

– Вот и хорошо, что состоишь именно ты, а ни кто другой. Сработаемся быстрее. Итак, – Мерсьек обратился к Присмету, – какова наша задача?

Присмет сверху вниз посмотрел на него, перевел взгляд на Тлумана. Думер развёл руки в знак полной свободы для Горы Мяса ставить перед тескомовцами из Пертока задачи.

– Задача сама по себе предельно простая… Выследить мальчика, изолировать его от спутников любыми средствами, вплоть до их уничтожения, а самого мальчика поймать с тем, чтобы потом доставить живым и невредимым в Примето. Так-то.

– И-то, правда, всё предельно просто.

Присмет хмыкнул непосредственности Мерсьека. Тот как будто обрадовался как ребенок, что не надо сильно напрягаться, выполняя какую-то работу.

– Не торопись с выводами, Мерсьек. Ты же знаешь, эта простенькая постановка не решена в течение двух месяцев.

Мерсьек нахмурился.

– Ты прав, – согласился он. – Но здесь на малом замкнутом пространстве, мы, надеюсь, уже сегодня завершим эту дикую историю беготни за мальчиком по всей бандеке. Итак, мы его найдём, дадим знак вам. О знаке договоримся. И..?

– Вы останетесь наверху, я имею в виду наблюдателей. Бойцы вместе с крином окружат тех, кто с мальчиком… Скажи, Мерсьек, может быть, у вас есть приспособления выхватить его из группы и подвесить в воздухе так, чтобы другие не могли ему помочь? Подвесить и перенести его прямо сюда?

Мерсьек в задумчивости потёр жесткий подбородок.

– Есть, конечно. Нам иногда приходится практиковать такое. Когда случается необходимость, мы выхватываем своих из толпы. Наши бойцы ловят снасть, опущенную сверху, после чего его поднимают либо в гондолу, либо переносят в сторону. С остальными мы не церемонимся – выдергиваем кошками, цепляем, за что попало. Обычно подвешенный испускает дух ещё в воздухе, прежде чем мы его опускаем на землю. Используем в крайних случаях липучку. Точность захвата у неё слишком мала. Но мальчик, как ты говоришь, должен остаться жив и невредим. К нашей снасти он и близко не подойдёт. Думаю, его можно не трогать, а вот его охрану растащить кошками.

– Хорошо, – кивнул Присмет. – Растаскивайте, подвешивайте. Делайте, что хотите, а мальчика оставьте в покое. Одного мы его… Тьфу ты!.. Война взрослых и ребенка. Никак не могу привыкнуть.

– Это так, – подтвердил Мерсьек.

– Да ну вас, – рассердился Тлуман. – До мальчика ещё добраться надо. Куча трупов – это их рук дело. Так что забудьте о ребенке, о беззащитном мальчике. Иначе, как бы нам не прослезиться после окончания операции, подсчитывая потери в кринах.

– Не запугивай раньше времени, – Мерсьек поднял руку с открытой вперед ладонью. – Ладно. Я разошлю наблюдателей. Бойцов оставлю на земле. Да, вы у бандитов не спрашивали о тех, кто нам нужен?

– Сейчас спросим, – пообещал Тлуман. – Хочешь поучаствовать?

– Избавь. Ты выдели тех… сигнальщиков. Чтобы видели нас и дали вам знать, что мы мальчика нашли.

– Выделим. Осинапс!

Харан почувствовал себя усталым и разбитым. Сразу. Вот он стоял, радовался появлению Свима и других друзей, и вот он уже увял и скис.

Опять всё повторяется. Тескомовцы до сих пор не оставили в покое команду, преследуя Камрата. Оттого-то радость от намечаемой встречи угасла. Надо было думать о дальнейших действиях. Во-первых, следует ли ему сейчас встречаться со Свимом? Тескомовцы только выиграют, если одновременно обнаружат малыша и Гелину с Гренией. Разумнее всего дочерям Гамарнака надлежит каким-то образом отмежеваться от остальных, затеряться на острове и переждать…

Переждать, но сколько? День, два, месяц?..

Но, второе, о чём придётся думать и решать, так это что скажет Свим, когда узнает о нежелании воссоединяться? А Жариста? Она, вернее всего, будет искать встречи с Гелиной.

Харан понял, что одному ему поставленная проблема не по плечу. Да и не хотел он её решать, хотя предпринимать, конечно, что-то всё равно придётся.

Внизу мелькнуло изжелти бурое пятно – на вершину поднимался Ф”ент. Издали виднелась алая полоса языка. Стехар, было заметно, торопился. По-видимому, с какой-то вестью от Свима. Хочешь, не хочешь, а через минт всё равно придётся выбирать план действий. Опять взбудораженные мысли заметались в голове в поисках приемлемой опоры, чтобы несомая Ф”ентом весть не застала его врасплох. Что же делать? Что?

– Ф”ент бежит, – напомнила Ч”юмта.

Она не отходила от Харана ни на шаг.

– Да, да, я вижу, – рассеянно ответствовал Харан.

Выродка заметил и тасмед охолохов. Он подошёл к Харану, осведомился о своём:

– Мы сможем увидеть мальчика?

Харан едва нервно не расхохотался.

Кому что. Одним важно посмотреть на человеческих детей, другим приходиться выбирать между жизнью и смертью.

Но многочисленный гурт охолохов хотя и не очень надёжная, однако, подмога, коль скоро придётся отстаивать свою, и не только свою, жизнь мечом.

Поэтому вопрос С”ялвана, подумалось Харану, был задан в самый нужный момент, дабы ещё раз напомнить о непростом положении детей на острове перед лицом бандитов и тескомовцев.

– О том мы, уважаемый, узнаем чуть позже. Этого мальчика преследуют тескомовцы. Вот эти, – Харан показал на шары, их грушевидные очертания хорошо просматривались не далее как в свидже, – прилетели за ним.

С”ялван долго всматривался вдаль. Заявление Харана его озадачило.

– Но почему тескомовцы хотят что-то сделать с мальчиком? Разве он бандит? Дети в банды не ходят.

– Ты прав. Но, к сожалению, С”ялван, я не знаю. Ясно одно, мальчик для чего-то нужен тескомовцам. Сам мальчик тоже не знает, но боится их и убегает.

С”ялван поиграл своими игрушечными рожками, то, сводя, то, разводя их кончики.

– У людей всё так сложно, – вдруг философски заметил он. Показал на подбегающего Ф”ента. – Собака видела мальчика?

– Сегодня, думаю, да.

– А раньше была с ним знакома?

– Не только знакома, уважаемый С”ялван, но стехар не раз спасал ему жизнь, – покривил правдой Харан, вернее полу правдой.

Ф”ент спасал и предавал, но не будешь же распространяться, перечисляя, что за, что против.

Заскулила Ч”юмта, встречая Ф”ента.

– Сейчас… – невнятно пролаял он, ему мешал язык. Стехар бежал, погода стояла жаркая. – Свим сказал…

Внезапно гурт ослучьямов разразился криками. Там что-то случилось непредвиденное. С”ялван затопал копытцами, вначале на месте, словно набирая темп, потом сорвался и убежал к своим подопечным.

Провожая его взглядом, Харан увидел и едва не бросился вслед за тасмедом – среди гурта находился Камрат.

Камрат почти нагнал несостоявшуюся грынду и заметил, где тот ворвался в стройные ряды соплеменников. Он там что-то им кричал. Те отвечали ему тем же, но порядок строя не нарушали.

Появление из небытия П”лияны отвлекло внимание гурта на него целиком, так что Камрату удалось незамеченным приблизиться к ослучьямам, а потом проникнуть в гурт без труда и сопротивления со стороны кого-либо.

П”лияна появлялся в поле зрения то там, то тут, мелькал и сразу же исчезал среди похожих на него согуртников. Камрату приходилось ориентироваться на его голос.

– Это я! – взывал грында. – Это я, П”лияна! Посмотрите на меня! Я живой! А наш тасмед С”ялван нарушил заповеди Матери Пути и Исхода! Позор ему и изгнание! Позор С”ялвану! Я вам говорю!..

Пока его призывы, как казалось мальчику, не находили должного отклика, кроме как естественного удивления от появления сородича, которого они уже прославили между собой на долгие будущие года, пересказали о нём всё Матери, чтобы она ласково приняла в своё бездонное лоно лучшего из лучших своих сыновей; и стали постепенно забывать, кто он такой – был когда среда них ослучьям по имени П”лияна, послужил гурту во имя его процветания и продолжения Пути и… исчез, ушёл, его не стало.

Другие заботы и дела навалились нежданно. Плохой Знак, вопреки оставленной при нём жертве, не удовлетворился и наслал наводнение, перерезал все дороги к встрече с женской половиной клана. Там с ними дети, и наступало время озаботиться приобретением новых детей. Как их обрести, если Мать Пути и Исхода медлила с помощью. Упустишь время – в клане начнётся убыль, меньше станет на Правильный Путь ослучьямов. Обидеться Мать и нашлёт еще больше несчастий…

Ото всего этого гурту не до сгинувших в Пути, ему надо продолжать Путь…

И тут вдруг появляется некто, похожий на П”лияну, оставленного сторожить Плохой Знак, так почему не обсудить событие? Однако они обсуждали только сам факт, но не призывы П”лияны против тасмеда.

Наконец Камрат ухватил грынду за лапину и чувствительно дёрнул за неё на себя. Ослучьям взвыл и резко оборвал вопль. Тут же смолк и гурт.

Ослучьямы застыли в немом оцепенении…

П”лияна мог думать о С”ялване всё, что ему могло прийти в голову, в том числе и обвинять его во всех грехах, явных и мнимых, по крайней мере к нему самому. Он метил в тасмеды, а попал в почётное положение грынды. П”лияна всегда хотел стать на место С”ялвана, но не смог, и не только потому, что место тасмеда было занято, а потому, что не имел на то ни прав, ни способностей.

Тасмед ослучьямов знал и умел многое неизвестное и недоступное рядовым согуртникам, каковым являлся и П”лияна. Да и власть тасмед получал не по прихоти кого-либо, а благодаря врождённому качеству находиться с Тем, Кто Говорит с Матерью Пути и Исхода. Последний ничем не выделялся из общей массы ослучьямов и не имел никаких привилегий перед другими. Зато всё происходящее в гурте и в окружающем мире просеивалось через уникальный мозг Говорящего и выделялось в виде команд по руководству к действию, но не его самого, а тасмеда.

В свою очередь, С”ялван, руководствуясь пожеланиями Говорящего, принимал решения и имел возможность влиять на поведение всего гурта в целом и на отдельных особей.

Уже много веков новый будущий Говорящий и новый тасмед рождались в клане ослучьямов почти одновременно и, повзрослев, заменяли предшественников. С”ялван и нынешний Говорящий служили гурту давно, однако их смена ещё не родилась. Она могла появиться в период Рождения после каждой встречи с женщинами клана, и служила причиной ревностного выполнения своего долга всеми ослучьямами во время, отведённого природой или создателями их разумного вида для целей продолжения рода.

Весна заканчивалась, и наступало то самое время, ослучьямов тянуло в клан, к женщинам и детям. Потому то они были благодарны людям – они дали им возможность увидеть детей…

Время подходило, а половодье обрезало все дороги к клану.

Состояние гурта после неожиданного появления П”лияны угрожало стабильности в нём. Говорящий послал импульс С”ялвану о необходимости срочного наведения порядка, тасмед воспользовался присущей ему способностью и мысленно распорядился. Гурт онемел и оцепенел, внимая отнюдь не П”лияне, который против своей воли подчинился сигналу руководителя гурта, хотя и попытался каким-нибудь образом сопротивляться ему и выйти из-под его влияния.

Камрат удивленно осмотрел ближайшие линейки соплеменников П”лияны и, не выпуская его лапины из своей руки, поторопился убраться прочь из организованной толпы, пока она ему не помешала.

По другую сторону гурта в него почти разом вклинились С”ялван и Харан.

– Это мальчик, – несколько раз повторил человек хопперсуксу. – Не трогайте его!

Харан не столько боялся за Камрата, сколько за охолохов. Противостоять они ему могли, только навалившись всей массой, ибо малыш мог постоять за себя.

– Там грында, – отвечал своё тасмед. – Он обидел Мать…

Ф”ент бросился было за Хараном, его успела перехватить Ч”юмта.

– Мало тебе было от них? – напомнила она строго. – Харан без тебя во всём разберется.

Стехар покорно глянул на подругу.

– Ты у меня права, как всегда, дорогая.

Язык его безвольно повис.

Камрат уже почти выволок П”лияну из гурта, когда услышал Харана. Тот звал его по имени.

– Харан! – от неожиданности мальчик выпустил ослучьяма.

П”лияна осел и безучастно вперил взгляд огромных глаз в одну точку. Бежать куда-либо или продолжать свои призывы он, похоже, больше не собирался.

– Малыш! – радости Харана не было предела. Он тискал его, всматривался в лицо, отмечал изменения, но видел того Камрата, которого знал и которого, как он с удивлением отметил, полюбил. Наконец он повернулся к тасмеду. – Знакомься, Камрат, это уважаемый С”ялван, тасмед охолохов.

– А-а, это он и П”лияна… – Камрат хотел сказать о распре в гурте и обиде грынды. Однако смешался и проговорил уже о другом: – Наши пошли искать Гелину. Хотели видеть тебя.

Харан изменился в лице, засуетился.

– Покажи ему дорогу к нам, – на ходу попросил он тасмеда, а сам, что есть силы, побежал к укрытию, где отсиживались его подопечные женщины из отряда Гелины.

К нему чуть позже присоединились выродки.

– Что случилось? – постарался выяснить внезапную торопливость человека Ф”ент.

– Пока ничего, – ответствовал Харан и сбавил скорость бега.

Куда и зачем он бежит? Предупредить? Перепрятать? Но от кого, от Свима?..

– Чего он так испугался? – поделилась Ч”юмта с выродком.

– Не знаю… Харан, почему мы бежим?

– Не бежим, торопимся. Что тебе ещё сказал Свим? – спохватился он узнать от Ф”ента сообщение или какую-то весть от Свима?

– Он сказал… – начал Ф”ент.

Глава 34

– Всем сидеть! – сквозь зубы процедил на анахат Лемпа и один поднялся навстречу представителям Тескома.

Сделал навстречу несколько небольших шагов вежливости и стал их поджидать.

Всех троих он знал прекрасно. Присмета неоднократно видел, но знаком не был. Раза два встречался с Осинапсом и надеялся, что кринейтор его не запомнил. Зато с Тлуманом состоял в знакомстве, и давнем…

Тлуман не всегда был думертом. В конце концов, как и любой человек, прежде чем чего-то достичь в жизни и стать в результате кем-то, Тлуман, дойдя до взрослого возраста, не собирался становиться тескомовцем. Однако, хотя дороги в будущее человек выбирает сам, они его иногда приводят не совсем туда, куда хотелось бы.

Лет сто двадцать или тридцать тому назад к банде Лемпы промышлявшей далеко от Сампатании, в Аркурании, прибился изгой. Невысокий, сдержанный и серьёзный до скуки и ломоты в скулах молодой человек. За что его изгнали люди Лемпа так и не узнал, хотя и пытался вызвать изгоя на откровенный разговор. Наблюдая за ним со стороны, он надеялся выяснить по его поведению причину изгойства. Но так и не нашёл.

Что бы там ни было, но новичок понравился вождю и тот прижился в банде надолго. Зимой Тлуман отсиживался, где придётся, гражданином какого-либо города не становился. Казалось, изгой так и останется опритом до скончания своих лет, как часто случалось у большинства подобных ему. Но как-то после одной из зим Тлуман куда-то исчез. И опять же – будто навсегда.

Оказалось, людской мир не так уж и велик.

Они встретились вновь в довольно щекотливой для Лемпы ситуации – его банду, вернее часть банды с ним самим во главе, заблокировали поселяне в незамысловатом дуваре всего с двумя входами-выходами. Перекрыть их для поселковой стражи не составило труда. Но сунуться к бандитам она не решалась. На расправу с бандитами был вызван крин тескомовцев. Он прибыл во главе с кринейтором – Тлуманом.

Бывший изгой и оприт действовал быстро и обдуманно. Расставил бойцов и потребовал на переговоры вождя, бесстрашно ступив вглубь дувара. Они узнали друг друга сразу, удивились, но вида не подали, что знакомы.

Договорились быстро. Банда сдалась без условий. Дальше могло последовать одно из наказаний: всех убить, передать опритов в хабулины для выполнения грязных работ без права покидать дувары в течение многих лет, отдать страже поселка на их суд…

Ночью вождю счастливо удалось бежать. Как раз из-под опеки поселковой стражи, поскольку она потребовала себе вождя на расправу, а опритов оставила тескомовцам.

Как такой побег удалось совершить Лемпе, знали только двое – он и Тлуман.

Давно это было. Впрочем, не проходило и пяти лет, как они то там, то здесь, идя своими путями, сталкивались и расходились, обменявшись порой не более чем двумя фразами.

Вот и сегодня вновь они со скрытым удовлетворением созерцали друг друга…

– Кто такой? – строго спросил Тлуман.

Лемпа разыграл растерянность. Суетливо ощупал себя, словно удостоверился в наличии собственного тела.

– Как кто такой?.. Гражданин бандеки Сампатании. Минна Манома Макенка.

Думерт открыто и радостно улыбнулся. При каждой встрече его бывший вождь придумывал себе новый нэм. Высоко он не забирал, но и до ухропов не опускался – всегда обычный инег.

– Чем докажешь?

– Путники мы. Половодьем отрезанные от дорог.

Тлуман разочаровался в ответе, мог бы придумать что-нибудь позабористее. Путники – мелковато как-то для Лемпы. И потом, путники или хожалые, ходят по дорогам, а они проложены так, что ни одно половодье не может их сделать непроходимыми.

– Осинапс, а ты как думаешь? О путниках?

Кринейтор попытался придать своей полнеющей фигуре больше боевитости и решительности.

– Бандиты они, а не путники. Смотри, как вооружены, во что одеты. Мы что, – распалялся Осинапс, – хожалых не видели? Бандитов…

– Ясно! – перебил его Тлуман. Показывая рукой на кринейтора, он продолжал уже для Лемпы. – Вот! Мнение специалиста о себе слышали? Я ведь тоже так считаю. Что теперь скажешь, горожанин и гражданин?

Вождь вздохнул как от усталости и навязчивости собеседников.

– Да путники мы, путники. А вооружены? Так сами знаете, что сейчас творится на дорогах. Поговорили между собой и вооружились. При оружии все намного смелее. Ну а одежда? Тоже договорились так одеться. В ней удобно и она настоящих бандитов отпугивает.

– Ха! – восхитился и возмутился Осинапс такому наглому и лживому ответу. – Да ты кому-нибудь…

– Разумный ответ, – завершая выяснение, кто и что, заявил Тлуман, не обращая внимания на возмущение кринейтора. – Что ж…

Он будто в нерешительности окинул Лемпу с ног до головы, глаза его смеялись,

Лемпа поглядывал с прищуром, лицо его не выражало того опасения за себя и остальных, которое, в принципе, чаще всего появлялось у хожалых при встрече с тескомовцами.

Оттого Присмет с самого начала определил: Тлуман и бандит хорошо знают друг друга, их разговор, строгости в голосе – всё не более чем игра и болтовня. Сейчас они таким вот манером поговорят, кое-что выяснят, а потом Тлуман согласится с доводами хитрого бандита – старого, но, похоже, ещё крепкого.

Присмет не ошибся, как только услышал о разумном, якобы, ответе бандита. Далее пошло как по накатанному.

– Что ж… Пусть будет по-твоему, как ты говоришь, так оно и есть на самом деле. У вас свои заботы – дорожные, у нас свои дела. Потому… Нет ли среди вас мальчика лет пятнадцати по имени Камрат?..

– Или дурбов Свима и Ольдима? – добавил Присмет. – У последнего лицо изувечено огнём.

Лемпа кинул быстрый взгляд из-под век на Присмета, затем обратился к Тлуману.

– Тех, кого вы назвали, у нас нет. Но… – Он повернул голову в пол оборота в сторону анахата. – Эй, Монжор, подойди-ка сюда! Вот он вам кое-что сможет рассказать. – Монжор подошел насупленный и встревоженный, гадая, что задумал Первый против него после их недавних объяснений? – Монжор, расскажи уважаемым, кто сегодня утром на вас неожиданно напал и порубил много хожалых, что шли с нами? И… не торопись! И был ли среди них мальчик лет пятнадцати?

– Напал? – Монжор с ясным недоумением соображал, почему это на них кто-то напал? Что хотел этим сказать Лемпа? Наконец он сообразил и подтвердил: – Ну да, напал… Внезапно. Много их было… Наших многих порубили.

– Мы видели, – подбодрил его Тлуман. – Мальчик среди них был?

– Был мальчик. С синим мечом и гладиусом… В обеих руках… И воду пил…

Монжор никак не мог отделаться от мысли, что Лемпа всё-таки его подставил в качестве искупительной жертвы от Тескома. Он бездумно выбрасывал короткие несвязанные между собой фразы, сжимал челюсти и играл желваками.

– Синий меч? – вдруг заволновался кринейтор. – Из города Снов? Он что, визинг?

– Успокойся, Осинапс. Мальчик не визинг… И при чём тут синий меч?

– Как же! Из пустыни Снов. Может быть, из самого города Снов. У нас в Ритоле…

– Об этом расскажешь потом. А ты, Монжор, не заметил, куда эти бандиты с мальчиком скрылись?

Присмет хрюкнул, едва сдержав смех. Теперь ясно, кто бандиты. Точно так же, наконец, понял Тлумана и Монжор. Он слегка оживился и обрёл способность говорить осмысленно.

– Они пошли дальше вдоль берега. Не речного.

– Много их?

– Много… – Он сбился, чувствуя противоречия в своих показаниях. – Нет, не очень. Четыре дурба. Один из них со страшной рожей. Я его уже встречал. Там был настоящий торн… Да, ещё какой-то человек. И женщины.

– Женщины? – Присмет уже готов был сказать, что Ольдим и Тринер выдают Свима и опекаемого им мальчика полностью, так что нечего больше спрашивать о беглецах. И вдруг этот красавчик говорит о женщинах, подтверждая донесение разведчиков крина. Что-то здесь не так.

Реакция Тлумана была такой же.

– Женщины? Здесь на острове?

– Да, – нехотя ответил Монжор как можно короче, предпочитая далее о женщинах не распространяться. Ибо, если на них напала банда, то откуда в ней могут быть женщины?

– Тёпленькая банда, – поделился удивлением с Присметом думерт. – Думаю, нам, возможно, удастся поймать ещё кое-кого.

На немой вопрос Присмета: – кого же? Тлуман лишь улыбнулся на всё лицо.

– Пока не знаю, но надеюсь.

Осинапс, окончательно сбитый с толку переговорами, по всей видимости, так ничего и не понял. Он видел сейчас перед собой бандитов, а до того его крин гнался за какой-то группой, захватившей или охранявшей какого-то мальчика, нужного Тескому. Однако по Тлуману получалось всё наоборот. Бандиты вовсе не бандиты, а простые хожалые, вооруженные до зубов, зато дурбы при мальчике сплотились в банду…

Кринейтор, вообще, в присутствии думерта, приближённого к руководству Тескома, чувствовал себя слегка ошеломленным. В иных условиях, когда над ним не довлел авторитет Тлумана или нечто иное, исходящее от думера, чему он не мог придумать названия, Осинапс вполне расторопно справлялся со своими обязанностями. Будь он сейчас не под опекой, то поставил всё на свои места и никто не усомнился бы в его правильном решении.

– Вот что, хожалые, – распоряжался тем временем Тлуман, не обращая внимания на растерянный вид кринейтора, – нам нужна ваша помощь. Стойте здесь и никого не пропускайте. Если появится та банда… так проредившая ваши ряды, то сразу дайте нам знать. Сразу, хожалые! Коль не хотите сократиться численностью ещё наполовину.

Лемпа не спорил. Согласился со всеми наказами думера.

– Хорошая оказалась охрана у мальчишки, – с почтением говорил Тлуман по пути к лагерю тескомовцев. – Вчетвером вырезали опритов на хорошую банду. Н-да… Тоже самое может грозить и нам. Осинапс, предупреди бойцов, чтобы удаль свою не показывали и без особой надобности к дурбам при мальчике не подходили близко.

– Мы не то, что эти… хожалые, – попытался защитить своих бойцов Осинапс. Щеки его раздулись. – Они же бандиты!.. – наконец выложил он думеру мучившее его негодование. – Какие там хожалые?

– И я говорю – бандиты, – невозмутимо отозвался Тлуман. – Но что прикажешь с ними драться? Так бойцы у них не хуже наших. Один Лемпа, эта старая на вид развалина, чего стоит. Пятерых, а то и более уложить может. Недаром вождь лет двести уже.

– Мне сразу показалось, что вы друг друга знаете, – заметил Присмет, но без интереса.

– Правильно заметил. Лемпа этот край сторожить будет честно. Я его давно знаю и верю ему на слово.

Отвесная скалистая стена накрыла команду Свима тенью. У её подножия громоздились камни с острыми краями. Идти по ним становилось всё труднее, продвижение команды замедлилось.

Сверху упал камешек и послышался чей-то окрик. Все разом посмотрели наверх.

– Свим! Это я, Харан! – донеслось оттуда.

– Э-гей! Спускайся к нам… Да, пока один. А ты, – Свим повернулся к Жаристе, – веди своих в укрытие и носа из него не кажите, пока мы… Ладно… Ты где, Харан?

– Иду я, иду, – донёсся близкий голос.

Наконец Харан спрыгнул с невысокого уступа и радостно поприветствовал друзей.

– Я вас знаю, – после беглого изучения лица Ольдима сказал он.       Дурб отозвался жуткой улыбкой.

– Я тебя знаю тоже, и что дальше?

– Н-ничего, – растерялся Харан.

Получалось так, как будто Ольдим намекает на нечто, способное вызвать между ними какие-то противоречия, возникшие в прошлом.

– Как ничего? Это же хорошо, что мы с тобой знакомы. Не люблю знакомиться. Пока нэмами обменяешься, пока…

– Прекрати, Ольдим, – с досадой прервал его Свим. – Гелина там? – показал он рукой вверх.

– Там. С девочками и остальными.

– Та-ак! Жариста, со своими туда же. Тринер, ты тоже пойдёшь с ними! Пусть там все будут готовы…

– И Сестерция отдай нам, – подступила к Свиму почти вплотную Жариста и стала теснить его грудью, не замечая Клоуды и её потуг охранить любимого от посягательства. – Тринеру поможет. И нам заодно. Вам он не нужен, зато нам пригодится.

Торн с гордо поднятой головой стоял безмолвным столбом и сверху вниз поглядывал на Жаристу. Женщина от людей обретала над ним власть. Разум его возмущался, но каждая частица его естества уступала её влиянию на него. Потомок Огария начинал понимать многие нюансы предания, где его предку отводилась пассивная роль, а вела его страсть человека.

Невлой просьбу Жаристы отметил гулкий смехом.

– Пусть остаётся, – перекрыл смех напарника Малион. – Нам надо идти. Здесь не безопасно. Где Камрат?

Под скалой негде было спрятаться не только от наблюдателей сверху, но и наземным. В берметах ста виднелся берег речного русла, но дорога до него проходила через завалы камней и останков деревьев, занесённых сюда паводками от их первой самой большой волны. Корявые ветви и корни угрожающе топорщились во все стороны. Камни, покрытые зеленоватой плёнкой водорослей, предательски скользили под ногами, того и гляди, оступишься и подвернёшь ногу, а деревья норовили ткнуть в лицо ветку или корешок. Так что нетерпение Малиона было понятным – время поджимало.

– Камрат?.. Он, наверное, уже там, у Гелины. Я ему говорил, – неуверенно произнес Харан.

Смена предводителя в команды пришлась ему не по душе. В команде, где верховодил лояльный ко всем и всему Свим, зародились, по всей видимости, не те отношения, к которым он привык и о которых вспоминал, мечтая вновь попасть в неё. Оттого прямой вопрос Малиона покоробил его. Он разочарованно посмотрел на Свима, однако тот его забот не понял или не захотел понимать.

– Если Камрат там, надо его звать, – сказал он в тон Малиону – нетерпеливо и требовательно.

Камрат, в самом деле, в это время находился уже в тайном убежище Гелины. Его привёл С”ялван почти следом за Хараном, но того уже не застали на месте. Мальчик вежливо обменялся приветствиями с канилой, девочками и другими членами поредевшего на две трети отряда и тут же собрался опуститься к своим. Однако Грения и Думара, радостные от встречи с ним, налетели на него с двух сторон. Они защебетали наперебой, рассказывая что-то невразумительное, затискали его в объятиях.

Гелина с милой и слегка печальной улыбкой на усталом лице покачала головой и подумала, что бы сказал Гамарнак, видя, как его родная дочь, гита по рождению, обихаживает одноименного?

Впрочем, Харан что-то там о нём говорил… Ну, пусть не одноименный, а инег какой-нибудь. Какая в том разница?.. Как всё за последний месяц изменилось в её представлениях о взаимоотношениях между людьми – и в мыслях, и в поведении. Прежде ни Камрат, ни Свим, ни его подружка… как её?.. Ах да, Клоуда. Все они не смогли бы просто так подойти к ней не то, что для дружеской беседы, но она просто никогда бы не допустила себя до снисхождения до них вообще. И Грении запретила бы так вести себя неизвестно с кем…

– Камрат! – долетел и эхом отразился от окрестных скал слаженный призыв Харана и Свима. – Спускайся к нам! Быстрее!

Камрат было дернулся, да разве сразу вырвешься из цепких рук девчонок, заполучивших такую игрушку.

– Грения! Думара! Оставьте Камрата в покое! Его зовут.

– Ну, зачем он им? – надула губки Грения. – Без него обойтись не могут?

– У мужчин свои дела.

– Он ещё не мужчина, – авторитетно заявила Думара.

Девочки захихикали, находя поддержку со стороны женщин, возбуждённых переменой событий.

«Что бы понимали?» – подумала Гелина и строго сказала:

– Камрат! У тебя…

– Знаю я, – отозвался мальчик. Лицо его стало пунцовым, он не знал, как отбиться от девочек, ведущих вокруг него хоровод. Руки их цепко держались, и через них без усилий с его стороны невозможно было обрести свободу. Не пробиваться же силой. – Они тут нашли развлечение, а мне надо идти, – сказал он с досадой.

– Грения!

Гита фыркнула, разъяла руки, отвернулась.

– Мы его не держим…

Камрат попрощался уже на ходу и сломя голову кинулся по крутому склону вниз. Вот пристали эти подружки – никак не мог он отделаться от впечатления, когда они так весело решили с ним поиграть. Ему было все-таки приятно, чего он себе никак не мог простить.

Навстречу неспешно поднимались женщины во главе с Сестерцием. Он нес на себе Тринера и вёл за руку Жаристу.

Мальчик пронёсся мимо них без задержки и не услышал, что ему пытался сказать вдогонку торн.

Внизу, спрыгивая с небольшого уступа, Камрат едва не сбил с ног Харана.

– Потише ты! – прикрикнул Свим и вновь обратился, весь внимание, к разговору между Малионом и Хараном.

Малион как раз подводил итог подсчётам количества людей и путров в команде Свима и отряде Гелины:

– Таким образом, женщин получается двенадцать. Мужчин, считая Камрата, Тринера и… – Он дёрнул щекой. – Сестерция, восемь. Значит, двадцать человек. Прибавим путров…

– У нас их осталось шестеро, – напомнил Харан.

– Всего? – удивился Свим, вспомнив какую часть отряда Гелины составляли выродки.

– И с нами один, – продолжал считать Малион, – К”ньец. Итого получается двадцать семь разумных. Многовато, конечно, но дети и путры – безделица. Лодка сможет взять всех. Свим, слышал? Вот мой ответ на твой вопрос.

– Ничего себе лодка! – поделился своим мнением Ольдим, изобразив на лице страшную гримасу. – На такой лодке в Крапатский залив без боязни можно выходить. Что ж ты нам всё время рассказывал о маленькой лодке?

Малион не обратил на его слова внимания, зато Невлой по обыкновению несдержанно захохотал:

– Хо, хо!

Харану его смех показался неуместным и отвратительным. Он всё больше убеждался в неприятных изменениях в отряде Свима.

– Хорошо, коль так, – обрадовался Свим. – А то я тут голову ломаю. Женщин оставлять нельзя. А К”ньюша и Ф”ент всегда с нами… И что Ф”ент без Ч”юмты и Кокоши.

– Кокоша нет. Она погибла, – сказал негромко Харан. – Во время первой волны.

– Жаль, – опечалился Свим.

– А К”ньяна? – мяукнул К”ньец.

– Она с Гелиной…

– Хватит вам! Всё! – прервал их Малион. – Кому надо с нами идти, все в сборе. Пора трогаться. Невлой, проверь воздух.

Он отвернулся и непринуждённо, где прыжком, где длинным шагом двинулся без оглядки к берегу реки.

– Пока шаров не чувствую, – объявил Невлой и пошёл за Малионом – также легко и раскованно, как на прогулке.

– Кто он? – тихо осведомился Харан у Свима и повёл глазами в сторону Малиона.

Предводитель команды нахмурился, сведя брови, потом вскинул их кверху.

– Если говорить правду, то точно не знаю. По его словам, встречают Камрата. Похоже, так оно и есть… – Свим прыгнул, зацепился рукой за корень недавно принесённого на камни дерева. – Потом расскажу. А рассказать есть что, поверь уж.

– Я думал…

– Малион! Они поднялись! – подал весть Невлой.

– Успеем, если поторопимся. Друзья, быстрее!

Наконец каменная и древесная канитель осталась позади. Идти стало легче. Разумные сбились в плотную группу. Урчание быстро текущей воды постепенно перекрыло все звуки. Взору открылся безбрежный поток стекловидной массы. Течение его было спокойным и оттого величественным, лишь у самого берега оно ломалось в завихрениях, отдельных струях и рокоте.

При всём великолепии открывшейся картины, никто не собирался наслаждаться величавой красотой паводка. Малион лёгким бегом устремился вниз по течению почти по самой кромке берега, нетерпеливыми взмахами руки увлекая за собой спутников. Обгоняя всех, к нему подбежал Невлой и что-то на бегу сказал ему в самое ухо. Малион поднял голову и пошарил взглядом по островному окоёму. Подозвал всех к себе ближе, ибо за шумом реки ничего не было слышно.

– Сейчас, – крикнул он, – здесь будет воздушный шар тескомовцев. Пусть все спрячутся, а мы с Камратом… – Свим дёрнулся. – Перестань!.. И с тобой войдем в ангар. Распорядись, а потом за мной вон к тому камню.

Приметный валун покоился в шагах пятидесяти от места, где они совещались.

Распоряжаться было неким. Невлой подтолкнул Ольдима, Харан согласно кивнул головой, а К”ньец молча стал отыскивать подходящее укрытие. Искать долго не пришлось, рядом росли пышные кусты бузины, ветки которой покрывались только-только листвой, но сплошь усеянные белыми соцветиями.

Свим бросился за Малионом и Камратом. Те уже поравнялись с валуном. Ещё не добегая до них, Свим увидел как валун, который, казалось, оброс вечной незыблемостью, легко сдвинулся со своего места и отвернул в сторону. Открылась глубокая яма. В неё первым нырнул Камрат, затем Свим, подталкиваемый в спину Малионом.

– Там ступени, – подсказал он.

Валун бесшумно стал на прежнее место, как только Малион спустился достаточно вниз, чтобы не подставлять голову под каменную крышу. Загорелся свет, Свим огляделся и понял, почему Малион не взял с собой всех – площадка, где они сейчас стояли вплотную друг к другу, по-видимому, была рассчитана всего на одного не слишком крупного человека. Подстать Малиону.

В подземной каморке пахло плесенью. Два вечных светильника создавали иллюзию освещенности середины дня, но из-за близости слепили глаза. Здесь стояла тишина, хотя гул потока разлившейся реки проникал и сюда.

– Камрат, за тобой на стене есть рычажок, – сказал вполголоса Малион. Всё-таки Свим сильно его притиснул к стене, и тому трудно было говорить. – Нащупал? Его надо повернуть. Нажми вниз. Не торопись… Попробуй другой конец.

Свим стал задыхаться. Не оттого, что не хватало воздуха, а потому что он пытался дать больше свободы Малиону и Камрату, которому никак не удавалось просунуть за себя руку, поэтому мог дышать не в полную силу.

У Камрата, наконец, получилось. Открылась не дверь, как ожидал Свим, готовый вывалиться через неё из подземной теснины и вздохнуть полной грудью, а медленно истаяли её стены.

Пол под ногами начал плавно опускаться.

Глава 35

Подземелье, где вскоре оказались люди, поражало не столько величиной, сколько великолепием, превосходившим всякие представления Свима.

Эталоном для него могли служить фамильные приёмные залы в хабулинах наиболее известных ему многоимённых. В них скапливались предметы и раритеты многих веков в качестве фамильных ценностей. Правда, Свим в своей жизни повидал таких залов немного. Но, увиденные даже у пятисотимённых, не шли ни в какое сравнение с красотой и богатством этого помещения, где отделка потолка и стен соперничали в искусе с интерьером: столиками с ножками и столешницами самой причудливой конфигурации, расписными вазами всевозможных размеров и неизвестного назначения, архаичными стеллажами из дорогого дерева или его заменителей, действующими фонтанами с подкрашенной водой, вечными вычурными люстрами и подвесными гирляндами будто живых, а может быть, и живых цветов…

Немое восхищение мальчика не отличалось от переживаний его старшего товарища. Он-то вообще никогда ничего подобного не видел. Даже сказки бабки Калеи бледнели перед непередаваемым словами совершенством форм предметов, на каком бы из них не останавливался взгляд Камрата.

– Вот это… да-а… – выдохнул он перехваченный в груди воздух и посмотрел вопросительно на Малиона.

– Понравилось? Ты посмотри тут. И не торопись. Посмотри внимательнее. Есть на что посмотреть.

Звук голоса Малиона неожиданно оказался слишком громким. Казалось, от него может обвалиться потолок – такой акустикой обладало это помещение. Однако мощь звучания предназначалась только слушателям, а за пределами их непосредственной связи она угасла, как бы завязла в насыщенном светом и красотой пространстве подземелья.

– Да, – с блаженной улыбкой на лице отозвался мальчик. – Я посмотрю всё.

– Свим, а ты чего рот разинул? – без насмешки или удивления спросил Малион. – Тебе тоже в новинку?.. Понимаю, но мы с тобой здесь не для того. Надо заняться лодкой. Дело это кропотливое и потребует времени.

Свим растеряно повёл глазами по залу. Ничего похожего на лодку он здесь не увидел. Да и не могла она находиться среди хрупких и деликатных творений искусства древних эпох.

– Ты не там её ищешь, – деловитое утверждение Малиона развеяло растерянность Свима. – Помоги мне поднять вон тот стол.

Малион прошёл вглубь небольшой, как будто отделенной от всего помещения, территории у самой стены. Ее обозначили высокие резные стелы с вазами наверху и переплетение низко свисающих гирлянд, испускающих чудный аромат свежих цветов. Дышалось легко, Свим почувствовал прилив сил. Здесь Малион указал на некое сооружение, совершенно, по мнению Свима, на стол не похожее.

– Это… разве стол?

Малион с видимым сомнением посмотрел на широкую зеркально отполированную и чуть наклоненную в его сторону поверхность сооружения.

– Может быть, и не стол, – передернул он плечами. – Не столь суть важно. Важно другое. Его нам следует приподнять. Давай, Свим, берись с той стороны за углы.

Свим ухватился за выступы стола и напрягся, ожидая тяжести, так как на глаз это сооружение весило много. Однако стол невесомо подался вверх. Стена, рядом с которой он стоял, раздвинулась, собираясь в гармошку, в обе стороны и открыла глубокую нишу. В ней на подпорках стояло большое судно, мало напоминающее простую лодку. Оно, с первого взгляда, имело в длину не менее десяти берметов и три в ширину, обладало палубной надстройкой, а по высоте не уступало вышине стен подземелья.

– Разве это лодка? – повторился Свим, совсем сбитый с толку.

Малион столько раз говорил о лодке, что теперь Свим заподозрил его во лжи.

– А… – отмахнулся от его подозрений Малион. – Не лодка, так прогулочный катер. Тебя удовлетворяет такое название? Или яхта для морских прогулок? Пойми, мне проще было говорить тебе и остальным о лодке. Прошу тебя, не задавай вопросов, Свим. Тем более… Ладно… Нам придётся поработать руками. Вначале её надо освободить от креплений…

Малион показал, как следует снимать крепёж, и они занялись трудоёмким делом.

Всего этого Камрат не видел. Он даже не заметил, что взрослые предоставили ему возможность отвлечься ото всего и побыть наедине с красотами подземелья. Он зачарованно переходил от одного необычайно красивого предмета к другому.

Когда в руинах Сестерций сводил его и показал остатки каких-то механизмов, устройств или скульптур, то даже они, – доступные, чтобы их можно было потрогать рукой, и изящные, чтобы ими любоваться, – привели мальчика в восторг. То же, что он увидел здесь и сейчас, не восхищало его или поражало, оно томило все его чувства обилием странных, но совершенных форм, сочетаний линий, красок и тщательной отделкой каждой детали.

Камрат вздыхал как при тяжелой работе, покидая один предмет любования и переходя к другому. Время для него остановилось, он позабыл о друзьях и обо всём на свете…

Малион ещё раз обошел лодку и придирчиво осмотрел узлы крепления.

– С этим делом мы справились, – поделился он со Свимом результатамипроверки. – Несколько минтов передохнём и продолжим.

Свим от непривычной работы устал и был рад передышке.

– А как мы отсюда выйдем на поверхность? – задал он давно созревший вопрос. – Что-то я никаких подъёмников не вижу.

– Подъемники и не нужны. Когда мы подготовим её к плаванию, то раскроем перемычку между ангаром и рекой. Она впереди лодки, прямо у её носа. Вода заполнит подземелье, и мы вынырнем у берега. На борту есть место, небольшой командный кубрик, где мы сможем пересидеть, пока она будет под водой.

– Как? – заволновался Свим. – Но ведь тогда всё это… это помещение… будет залито водой?

Малион меланхолично пожал плечами.

– Иначе нам не выбраться отсюда. В этом году слишком высокий уровень воды.

– Но… это же всё погибнет, если сюда проникнет вода!

– Наверное, проникнет, – безучастно отозвался Малион, хотя и добавил: – К сожалению. Однако… Древние не могли этого не понимать. Так что, думаю, всё это не пропадёт и мы ещё… Потом!

Свим с удивлением глянул на него, перевел взгляд и окинул подземный дворец, после чего уставился глазами перед собой и помолчал. Ему до боли стало жаль уничтожать такое великолепие. И ради чего? Чтобы пробраться незаметно в город?

« Нет, – поправил он сам себя, – чтобы провести в него Камрата. Лодка нужна для доставки малыша. Именно его… Это древнее богатство в обмен на безопасность мальчика. Но почему?»

– Скажи… – наконец нарушил он молчание.

– Да, – отозвался Малион, заинтересованный в это время надписью по борту лодки.

Он пытался прочитать название, но буквы ему, видно, не были знакомы, по крайней мере, некоторые из них. Он шевелил губами, обыгрывал варианты, но название не складывалось.

– Ты, наверное, заметил, что я не страдаю особым любопытством?

– Не заметил, а просто знал об этом твоём качестве, – обыденно, словно ничего нового не сообщал Свиму, пояснил Малион, даже не поворачивая головы к собеседнику.

Свим же открыл и медленно закрыл рот.

– Хм… Ладно, – сказал он задумчиво, – обо мне поговорим потом. Вначале у меня такой вопрос. То, что мы здесь видим, наверное, нигде больше не существует на Земле.

– Может быть. И что?

– А то! Мы лишаемся этого… этой реликвии только ради спасения Камрата?

Малион нахмурился, потёр указательным пальцем переносицу.

– Это так. Но, может быть, и не так.

– Тогда скажи… А стоит ли малыш того?

Малион вздохнул, коротко усмехнулся.

– Ты вот о чём… Те, кто послал меня, считают, что стоит.

– Кто они такие, чтобы так бросаться крохами великой древности? Может быть, для них такое чудо не в новинку или они о нём не знают, но для меня это… это же великолепно! Здесь собрание таких вещей… Как они могут так легко распоряжаться ими?

– Кто они? – Малион постоял в задумчивости, облокотясь о борт лодки. – Пока я тебе этого не скажу. Думаю, ты сам скоро с ними встретишься. А если такого не случиться, то, извини Свим, значит, тебе о них и не надо ничего знать. Ну, а и по поводу их отношения ко всему этому, то они, думаю, позаботились, чтобы всё это не пропало. Мне кажется, здесь всё таким и останется, когда уйдёт вода… Если всё таки она сюда проникнет.

– Хорошо, – легко согласился Свим. – Не скажешь и не надо. Мне, быть может, спокойнее жить будет. Но тогда, кто такой Камрат? Ты подожди трясти головой. Мало того, что я как будто, по твоим же словам, сопровождаю его, так за ним ещё были посланы в твоём лице и Невлоя встречающие? И вот это, – Свим повёл подбородком в сторону сверкающего подземелья, – всё во имя его? Не много ли? Так кто он такой, Камрат?

– О-о! – Малион с улыбкой развёл в стороны руки. – Вот тут бы рад тебе ответить, да сам мало, что знаю о нём. И совершенно, также как и ты, не понимаю забот пославших меня за ним. Тут, видишь ли, что получается, – оживился он, – меня будто бы послали за ним, дабы защищать его на последнем отрезке перехода из Керпоса в Примето. В то же самое время, я подпадаю сам под его защиту. То есть я тоже защищён. Потому-то я и согласился, честно скажу тебе, пойти к вам навстречу. Не только защищать, но и быть защищённым.

Свим подергал себя за бороду.

– А ведь ты хитришь, Малион. Хитри-ишь.

– Какие уж тут хитрости. Защита она и есть защита.

– Тогда сам ты кто?

– Проводник… Слышал о нас?

У Свима снова зачесался подбородок. Затеянный разговор становился всё любопытнее, он приоткрывал какую-то новую, для него совершенно неизвестную, сторону жизни в бандеке, а то и на Земле.

Малион уклончив, но за его скупыми словами проглядывает целый мир, существующий параллельно с тем миром, в котором жил Свим. И сейчас он размышлял, стоит ли ему глубже погружаться в него или оставить всё для себя, как есть? Малион и всё, что стоит за ним, пусть само по себе так и пребывает где-то там, за пределами его интересов, а он – сам по себе. Не благоразумнее ли для него будет, чтобы дороги их разошлись после того, как они проникнут в Примето? Там у него много дел в хабулине, у него скоро появятся дети, так надо ли ему соваться в чужие тайны? Ведь они не дадут ему того спокойствия и размеренности, какую он обещал Клоуде по возвращении в родной дом…

Всё так…

Однако если он сейчас откажется ото всего того, что стоит за Малионом, не откажется ли он от самого себя?

Осесть в хабулине, замкнуться в нём и жить как его предки – есть и спать, бесперебойно творить детей и видеть, как их бракует Круг Человечности, видеть одни и те же лица и стареть в бессмысленной текучке одних и тех же дел, фраз и представлений? И это после шести лет постоянных передвижений по бандеке, пережитых событий и приключений, встреч с кланами и гуртами выродков, доступ которых в города запрещён или невозможен… Да он через полгода бросит всё, как бросил, уходя в фундаренцы – ушёл и позабыл оставленное, словно сбросил с себя какую-то мерзость, прилипшую в стоячем болоте.

Свим решил продолжить разговор и ответить на вопрос Малиона о Проводниках.

– Нет, – сказал вначале он. На том можно было и остановиться. Но он продолжил: – Вернее, что-то будто бы когда-то мне о них говорили или я читал о Проводниках. Проводники были… Сейчас… Ха! Точно! Во времена Воюющих Городов и Бандек. Так? Но это же пять, а то и семь тысяч лет тому назад. Сплошные легенды. Ты из тех времён?

– Из этих. Не ёрничай. Проводники были всегда, даже до тех времён, которые ты упомянул. Кто знает, ты сам вдруг пойдёшь в Проводники. Опыт у тебя большой.

Свим в немом удивлении несколько мгновений рассматривал Малиона, не смеётся ли он над ним в ответ на его едкую реплику. Малион оставался серьёзным.

– Та-ак!.. Но и о тебе пока что ладно. Теперь вот о чём. Ты же был послан встречать Камрата не один. С Невлоем. И кто-то ещё был с тобой. А мечами вы владеете… Что вам защита малыша?

Малион, глядя на Свима, сложил ладони одна к другой и прижал кончики пальцев к губам. Так постоял некоторое время.

– Да, другие… – произнес он нехотя. – Кто был, те уже не в счёт. А Невлой… Ты не заметил? Невлой не совсем человек.

Свим растерялся.

– Неужели ещё одна разновидность торна?

Малион отрицательно качнул головой.

– И не торн. Торны, хотя за их спиной тысячелетия эволюции, всё-таки в основе своей остались биороботами. А Невлой – двейрин… Не пытайся вспомнить, встречал ты их или нет. Скорее всего, не встречал. Двейринов не так уж и много, всего с десяток, и произведены они… Не важно где… Двейрин – это спутник того, кто выполняет важное и опасное поручение.

– Телохранитель?

– Можно сказать и так, хотя это не совсем правильно. Всё дело в его качествах. Он человек, но, как и торн, не боится высоких температур, у него несколько иначе смонтированы, вернее, настроены, органы чувств, а оттого восприятие окружающего мира отлично от нашего. Он может многое, в том числе и врачевать. Его трудно застать врасплох, поскольку он ощущает надвигающуюся опасность, поразить мечом, утопить… Поскольку за всё это надо платить другими качествами, то люди, ставшие двейринами, теряют кое-что. Например, чувство юмора. Ты мог бы заметить такой недостаток у Невлоя.

Свим кивнул.

– Ты хочешь сказать… Ты сказал, что Невлой когда-то был обычным человеком? А потом решил стать двейрином?

– Да, был человеком, но, как бы точнее сказать, не совсем обычным что ли. Он наказан превращением в двейрина… Свим! Твоё возмущение не к месту. Давай не будем о нём больше говорить. Тем более что он, как ты мог видеть, не очень-то расстроен своей участью. Я не провидец, но думаю, у тебя скоро будет много тем для размышления, в том числе и о двейринах.

– Ладно, не будем. А об Камрате?

– Я уже сказал, что рад бы. Да не знаю.

– Нет, ты сказал о том, что он тебя защищает.

– А-а. Да. Тебя тоже… Ты опять хочешь возразить? А зря. Это правда, Свим. Ты как-то говорил, что после знакомства с Камратом, у тебя было несколько схваток с тескомовцами, бандитами, путрами. Так?

– Да уж. Почти каждый день. Ты думаешь, все эти стычки случились только из-за Камрата или спровоцированы им?

– Я не о том. Вспомни! Ты и те, кто были с тобой, а вернее с Камратом, когда вы шли через Дикие земли и Заповедник Выродков, потеряли хотя бы одного спутника убитым? Был ли кто-то серьёзно ранен? С кем-то случилось из вас какое-нибудь несчастье?.. Ну?

Свим непроизвольно провел ладонью по уголкам губ и обескуражено повёл головой.

– Тоже хороший вопрос. Ты зацепил самое, пожалуй, невероятное в нашем почти двухмесячном переходе от Керпоса до Соха, а потом сюда, на остров. Мы уже и впрямь как-то между собой эту тему обсуждали. Удивительное дело! Столько драк у нас произошло, и противник порой бывал серьёзный. Да что там говорить: серьезный, не серьезный. Тескомовцы могли нас всех перебить как мух при всякой встрече. Но мы везде вышли из стычек без убитых с нашей стороны. Ранения были. К”ньецу вот ухо отрубили, а Ф”енту мы сами его хвост укоротили. Потом… Пожалуй, всё. Было ещё падение Клоуды с высоты, шок от удара тескомовца у Харана… Да, погибла Кокоша, подруга Ф”ента, но случилось это без нас.

– Всё правильно, – тряхнул перед собой Малион указательным пальцем направленным вверх. – Так и должно было быть. Вы все находились под защитой Камрата. Во всяком случае, как утверждали пославшие меня, любой, вступивший с ним в тесный, не угрожающий ему контакт, защищён от случайностей и злонамеренных выпадов, от кого бы они ни исходили. А самого Камрата, якобы, вообще невозможно убить. Так-то, Свим!

– Ну-у… Что-то из области не вероятностей и сплетен. Харан… Он был с нами и остался… Неважно. Так вот он считает, что Камрат заложенный. А ты ведь тоже так считаешь, когда напоминаешь о сроках, которые нас поджимают. Я уже вижу в нём перемены. А?

– Так оно и есть. Что тебя смущает?

– Я в такие вещи не верю. С детства. У моего отца был визинг. Так вот его проделки мне с малых лет претили и отбили всякое желание верить в сверхъестественное. А они, визинги, тоже утверждают, что могут сделать человека неуязвимым. Правда, условия при этом такие запутанные, что трудно в них что-либо понять, а тем более взяться за их осуществление. Но если можно стать неуязвимым, много бы нашлось охотников. Да вот беда, я таковых никогда ещё не встречал. Если бы визинги могли подобное делать, нашлись бы и те, кому удалось перешагнуть через всё и потом щеголять тем или иным приобретением, несвойственным обычным людям. Представляешь, как бы они себя вели?.. Неуязвимые! Теском давно бы всех визингов перебил, дабы не было повадно человека лишать человеческого… И малыш… Что-то в нём есть, конечно. Да сделан он, как и мы, из живой плоти… Я же видел. Он может пугаться чего-то. На нём ветки кустов оставляют царапины. Другое дело, что он умеет за себя постоять. Говорит, что с малых лет приучен к тому. Бабка у него будто бы понимала в этом толк и хорошо его натаскала.

– Калея?

– Ты её тоже знаешь? – искренне удивился Свим. – Чудное дело!

– Знаю, а как же! Калею, под разными другими именами, конечно, знают многие. Калея… – Малион чему-то счастливо улыбнулся, будто вспомнил приятное. – Да, Калея. Единственная на Земле обладательница Высшего, Двенадцатого, Ранга Хапры.

– Есть и такое? – вяло поинтересовался Свим. – Впрочем, я от тебя сегодня уже столько нового узнал, что пора бы остановиться… Но ты мне что-то хочешь сказать ещё?

– А то, что к визингам надо относиться с уважением. Не верить, само собой разумеется, во всё то, что они говорят, а уважать надо.

– Это почему же? – с подозрением спросил Свим.– Им ничего не стоит обмануть, а я к ним с уважением. Нет уж!

– Объясню. – Малион немного помолчал, словно к чему-то прислушивался извне. – Бесспорно, большинство из них шарлатаны. Но ты не откажешь им в том, что они думающая часть человечества.

– Придумывающая часть, вернее будет, – буркнул Свим.

– Хм… И придумывающая. А что? На фоне того, что случилось с людьми, любой думающий, тем более придумывающий, чего-то желающий, становиться самой необходимой единицей вида хомо сапиенс. Нашего вида в числе разумных. Тескомовец и бандит, визинг и агент Фундаментальной Арены, хожалый и лесовик – все они активный резерв человечества. Пока они существуют, есть ещё надежда на восстановление величия человека на Земле. Без таких людей, в том числе и визингов, мы бы уже давно скатились неизвестно до какого уровня бестолковости.

– Ты серьезно так считаешь? Харан тоже так думает.

– Куда уж серьёзней? Сам подумай.

– Так-то оно так, но говорят, что, зато горожане, сидя по своим домам и хабулинам, живут значительно дольше тех, кому не сидится на одном месте. А человек хочет жить долго.

– Зачем? Зачем ему жить долго? – Малион страстно потряс перед собой кулаками, как будто кому-то грозя. – Ты, может быть, не знаешь, но уже есть целые города на Земле, где жизнь людей практически перешла в область инстинктивного существования. Еда и удовлетворение самых низменных наклонностей – вот и всё, что их интересует. Ещё несколько поколений и человек ничем не будет отличаться от выродков. Кроме, может быть, собственной спеси и маниакальной страсти убивать себе подобных. – Малион перешел на шёпот. – Это страшно, Свим!.. Ты знаешь, от чего умер твой дед? По-настоящему?

Свим от внезапного поворота разговора удивленно вскинул голову и уставился на Малиона.

– Много ел, как будто, – нехотя признался он.

– Вот именно, от обжорства. Давай называть вещи своими именами, Свим. А твой отец?

– Э-э… – Растерялся Свим. – Они с матерью решили…

Малион поднял в знак возражения руку.

– Не они решили, а решила твоя мать. Твоему отцу всё было безразлично. Даже само собственное бытие. Он бы тоже кончил как твой дед, но твоя мать нашла другой путь, потому что была из рода, где окружающую нас реальность считают обузой. Все её предки, братья и сёстры ушли из неё добровольно, потянув за собой жён и мужей, которым нечего было делать на этом свете… О-о, если бы они были исключением. Отнюдь. Зараза добровольного умерщвления распространяется со скоростью пожара и захватило всех – многоимённых и одноимённых… Ты пойми, Свим, если человек не находит себе дела, пусть самого скандального или противного разуму, то ему незачем цепляться за жизнь. Но так скоро Земля обезлюдеет полностью. Мы и так уже занимаем далеко не первое место по численности вида. И с каждым годом нас становится всё меньше. Вот почему только ищущие, пусть они бандиты и шарлатаны, пока ещё дают импульс для сохранения человечества. Человек думающий и придумывающий хочет жить, чтобы узнать что-то новое.

Пораженный горячностью Малиона, Свим несколько мгновений не знал, как дальше продолжать разговор. В словах Малиона он выпукло прочувствовал всё то, о чём неоднократно задумывался сам, но не смог чётко сформулировать для себя происходящее. К тому же не только это занимало Свима.

– Ты, Малион, хорошо осведомлён о том, что творилось в моём хабулине. Откуда?

Малион покрутил головой, похоже, сомневался, стоит ли всё выкладывать Свиму.

– Что творилось в твоём родном хабулине – ни для кого не секрет. Другое дело, что когда меня посылали навстречу к вам, то неплохо проинформировали обо всех, в том числе, естественно, и о тебе.

– Они… которые посылали тебя, тайная организация? Что ни говори, а информацию о творящихся делах в недрах хабулинов получить непросто. Нужны надежные информаторы.

– Ты прав, непросто. Потерпи и ты, я думаю, о них узнаешь. А вот о твоей родословной я знаю кое-что уже от себя. Твой нэм мне известен как стоимённый. И всё из-за того, что был какой-то тёмный период времени, когда твои предки словно потерялись. Исчезли. Так это или нет?

– Так… Та-ак! Ты и это даже знаешь.

– Вот именно. Видишь ли, Свим… Не будем пока касаться твоего истинного нэма. Но если подвернётся случай, я тебя познакомлю с одним человеком, неким Еменковым… Да, да, Свим. Есть ещё один Еменков. Так вот у него нэм пятисотимённого.

– Ты шутишь? Такого быть не может… Я…

Малион с улыбкой наблюдал за поведением Свима.

– Ладно тебе так расстраиваться. Примето город большой, ничего не скажешь. Но мир земной велик, городов и бандек в нём много. Немудрено, что многоимённые различных родов могут иметь одних и тех же предков, даже не подозревая друг о друге… Давай закончим сегодня на этом. И займёмся подготовкой лодки. До вечера нам надо будет справиться со всеми работами.

Свим машинально кивнул головой. Его донимали вопросы. Откуда Малион, а вернее те, кто его послал, так хорошо знали его родителей и о событиях в его родном хабулине? И зачем им нужно всё это знать? Неужели и правда кто-то из Еменковых имеет полную родословную от их общего первопредка?

Он старательно выполнял указания Малиона, обменивался с ним незначительными фразами и подошедшим Камратом. однако в мыслях ходил словно по кругу: откуда, зачем, неужели?

Главное, откуда? Похоже, за время его отсутствия в хабулине, там произошли какие-то изменения. Единокровная его сестра вела хозяйство строго, без поблажек обитателям дома. Она не могла стать источником сведений. События, связанные со смертью деда, а потом отца и матери, многих обитателей его родового очага отпугнули, и они ушли в другие хабулины, дома или на вольное поселение. Оставшиеся, большей частью потомки многих поколений, для которых хабулин Еменковых стал также родным, болтливостью не отличались и никогда не выносили за порог не то что секретов, а и о делах текущих помалкивали.

Но тогда откуда сведения?

Пожалуй, по возвращении, решил он, следует заняться каналом утечки информации. Если он, само собой, существует. Впрочем, осведомлённость Малиона могла иметь другой источник, совершенно незнакомый Свиму. Такой вариант он тоже не отбрасывал, что ещё больше возбуждало в нём любопытство и тревогу: кто-то сунул, не спросив разрешения, нос в его частную жизнь стоимённого. Следовало разобраться и, если выяснится внешний след, пожаловаться кугуруму.

«Всё, – подумал он, – надо срочно возвращаться домой, и наводить в нём порядок. Хозяин он там или сторонний наблюдатель? Следует, наверное, осесть на несколько лет, пожить с Клоудой спокойной жизнью, вырастить детей…»

– Пожалуй, лодка готова к плаванию, – удовлетворенно потёр руки Малион. – Невлой передаёт, что дело к вечеру. Шары летать перестали. Они ничего не нашли. Значит Гелина и остальные в безопасности. Я распорядился, чтобы Харан, когда стемнеет, направлялся бы в тайник и привёл сюда женщин и детей.

Свим смущённо выслушал его. Пока он тут предавался размышлениям о делах в хабулине и о будущей спокойной жизни в нём, Малион занимался не только подготовкой лодки.

– Когда всплываем? – спросил он.

– Сейчас… Надо, правда, кое-что уяснить…

– Ты на ней уже плавал?

– Никогда! – почти весело отозвался Малион. – Она не покидала своего ангара невесть сколько лет.

Признание Малиона и его легкомысленная улыбочка вывели Свима из состояния стороннего наблюдателя, в котором он находился во всё время пребывания в подземелье. Малион уверенно приводил лодку к плаванию, и ему казалось, что он делает это не в первый раз, однако это было не так. Надежда на успешный исход с острова у Свима моментально улетучилась. Он выпрямился во весь рост и навис над Малионом, готовый высказать накопленные к нему претензии. Набычившись, он в упор посмотрел в глаза Малиона.

– Тогда чему ты радуешься?.. – Не получив ответа, он засопел. – А если она не поплывёт? Или что-то в ней не сработает? Стена не разойдётся или разойдётся, вода сюда хлынет, а лодка ни с места? Что тогда?

Малион выдержал его взгляд, улыбка его угасла. На скулах задвигались желваки.

– Всё может быть. Она может взорваться, перевернуться… Но вряд ли. Она была построена не для того, чтобы подводить пассажиров… И, возможно, уже неоднократно была использована… Не будем гадать. А как управлять ею я знаю определенно. Так что забираемся в кубрик и начнём всплытие.

Свим перевел дыхание.

– Ты, Малион, всегда так азартно увлекаешься?

– Заметно?

– Ещё как, – Свим высунулся из люка, в котором уже почти скрылся.

– Осуждаешь?

– Нет. Я сам иногда не могу остановиться.

– Ладно, давай вниз. – Малион оглядел покидаемое помещение и отправился следом за спутниками в специальное, герметически изолированное, помещение.

Оно было небольшим и совершенно пустым, если не считать лёгкую полочку для сидения по ходу движения лодки, рассчитанную не более чем на двух человек. Вечный светильник находился на потолке и занимал почти всю его поверхность.

– Сели! – распорядился Малион, располагаясь на левой от Свима части полочки. Сидеть на ней было неудобно. – А теперь послушайте меня. Управление этим плавающим средством предельно простое. Оно подчиняется командам с голоса. Во всяком случае, меня так предупреждали…

– Да, – покрутил головой Свим, – предупреждали. Отчаянные вы ребята, как я погляжу. И ты, и те, кто тебя послал. Ты, сдаётся мне, когда нам говорил о лодке, сам не представлял, что это такое.

– А это тебя смущает? – отгородился от него рукой Малион, выражая полную свою уверенность в успехе.

– Всё-таки…

– Тогда садись поудобнее, и слушай дальше. – Подождав, когда Свим, сопя и нехотя, умостился на своем месте, Малион продолжил: – Так вот, оно подчиняется с голоса. Пока что моего.

– Почему ты её называешь оно?

Малион вздрогнул и покосился на Свима.

– Потому что оно – плавающее средство.

– Но она же лодка, – не унимался Свим.

– Нам не до того… Впрочем, называй его как хочешь. Главное, я хочу, чтобы оно или она знало или знала и ваши голоса.

– Зачем, если ты можешь, как тебе кажется, управлять лодкой сам? А мы с тобой. Мы ему доверяем, малыш?

– Угу, – отозвался Камрат.

Его, как только он сел, притиснутый к переборке, стало клонить в сон, и он уже успел задремать.

– А затем, Свим, что до Примето ещё далеко. Пока мы до него доберёмся, может случиться всякое. Со мной тоже… Приступим, тем более ничего нет сложного. Запомните ключевое слово – Шельма.

– Тоже мне, ключевое, – буркнул себе под нос Свим.

– Не я его придумал. Можешь послушать меня спокойно и не перебивать?.. Так вот, его, это ключевое слово, надо повторить дважды. Лишь после такого к ней обращения лодка выполнит вашу команду. Я сейчас попрошу её запомнить ваши голоса. По моей команде вам надо сказать всего несколько слов. Говорите ей всё, что пожелаете. Она должна слышать ваш голос. Итак, готовы?..

– Готовы, – отозвался Камрат.

Свим же тяжело вздохнул.

Что-то не верилось ему во всё это. Поговори с ней, с лодкой, и она всё сделает. В сказках о таком рассказывается. А Малион вот верит, хотя сам никогда не пользовался ею. Силён дурб, встречающий Камрата. Силён!

– Шельма-Шельма!

Несколько мгновений ничего не происходило.

Свим хмыкнул, готовый съязвить по поводу команды голосом, и, вздрогнув всем телом, замер от неожиданности. Ему показалось, что он вдруг очутился внутри живого существа. В самом кубрике, где они сидели, ничего не изменилось, но все органы чувств людей стали ощущать перемены. Возможно, на них подействовала незримая, едва заметная вибрация, либо звук за пределами слышимости, или что-то ещё другое, но до того мертвая, как и должно было быть, лодка ожила.

– Слушаю-ю, – мелодичный отзыв исходил отовсюду.

Экипаж встрепенулся. Малион заулыбался всем лицом.

– Ну вот, – подтолкнул он локтем Свима, – я же говорил… Шельма-Шельма, я рад, что ты нас слышишь, – Малион обмяк и тыльной стороной руки вытер со лба пот. – Шельма-Шельма, послушай голоса тех, кто будет иметь право тобой управлять, кроме меня. Срок разрешения… Три дня, считая с этого момента. После того возвращение в ангар.

– Слушаю-ю.

– Свим, говори, – почему-то шёпотом сказал Малион и навалился на него плечом.

Свим напрягся, порываясь встать, Малион удержал его.

– Э-э… Шельма… Извини! Шельма-Шельма, запомни, пожалуйста, мой голос. Мне хотелось бы…

– Достаточно, – оборвал его Малион. – Камрат.

– Шельма-Шельма, я рад с тобой познакомиться. Ты очень-очень красивая.

– Спасибо-о, – воркующе отозвалась Шельма.

Свим мог бы поклясться, что она польщена словами малыша. Так говорят женщины в ответ на невинную лесть мужчины, если он им понравился.

– Всё, – подытожил Малион. – Пока я буду общаться с управлением, ты, Свим, помолчи и никаких вопросов мне не задавай. Так, приступим… Шельма-Шельма, нам надо видеть всё, что тебя окружает. Покажи!

Вечный светильник кубрика погас, а переборки, палуба и подволок его растаяли. Люди оказались, словно подвешенными в воздухе. Камрат даже вскрикнул от неожиданности. Казалось, и сама лодка исчезла, но чуть позже стал хорошо просматриваться её контур в виде резко очерченных линий. Можно было видеть некоторые детали: нос, ребристую структуру бортов, корму. Позади кубрика управления выделялся небольшой салон с рядом сидений. Сидения были видны и на верхней слегка покатой палубе.

– Хорошо, Шельма. Теперь… Да, – с досадой на себя произнес Малион. – Шельма-Шельма…

Дальнейшие команды Малиона не отличались сложностью: открыть, проверить, показать, осветить…

Заняло это довольно много времени. Камрат опять погрузился в полудрёму, а Свим вначале запоминал порядок команд, отдаваемых Малионом, потом сбился и перестал обращать на них внимание.

Наконец Малион распорядился выйти на поверхность реки.

Монолитная стена, что отделяла подземелье от воды, первой повиновалась приказу. Чёткие ребристые составляющие этой стены размазались и стали прозрачными. Перед взором экипажа открылась громадная квадратная дыра, мимо которой с мощным мерным гулом проносилась мутная вода.

Свим непроизвольно напрягся, ощущая с двух сторон такое же напряжение товарищей, застывших в ожидании яростного натиска врывающегося в подземелье потока. Но ничего подобного не произошло. Вода проносилась мимо. Между нею и подземельем осталась преграда.

Свим искоса посмотрел на Малиона и, будто чему-то радуясь, воскликнул:

– Не сработало?

Малион озабоченно пошевелил губами.

– Не торопись. Если что-то не так, мы бы уже знали…

В этот момент лодка дрогнула, качнулась и мягко заскользила на выход, то есть прямо к прозрачной стене.

Тело Малиона закаменело. Свим понял, что откладываемый прорыв воды в подземелье его соседу также оказался неожиданным.

Расстояние до выхода составляло не более бермета, но пока нос лодки достиг выходного барьера, для экипажа прошла вечность.

Передняя оконечность носа коснулась невидимой преграды. По ней от точки соприкосновения побежали разноцветные концентрические, сильно размытые круги. По мере продвижения лодки вперед круги густели и частили.

– Мембрана! – облегчённо выдохнул Малион. – Ну, конечно! Пограничная мембрана. Вода сюда не зайдёт. Я же говорил тебе, не торопись осуждать тех, кто меня сюда послал. И она опять сюда должна вернуться.

– Ты думаешь… – начал Свим и тут же позабыл, что хотел сказать. Его захлестнуло детское любопытство от наблюдения за тем, как за мембраной постепенно исчезал корпус лодки, одолевший её. Вот-вот, и их кубрик окажется на разделительной грани…

От увлекательного зрелища его оторвал Малион.

– У нас сложности, – произнес он негромко. – Оказывается, Харан уже возвращается с женщинами. Их преследуют тескомовцы. Воздушные шары на подлёте. – Малион помолчал, прислушался. – Невлой ещё сообщает, что с другой стороны наперерез женщинам движутся бандиты. Они сойдутся примерно там, где мы всплывём.

– Так чего ж мы? – вскинулся Свим. – Быстрее бы!

– Быстрее, чем положено на выход, не будет! – резко отозвался Малион. – Камрат, слушай меня. Мы со Свимом выйдем после подъёма на поверхность навстречу Харану. Ты же останешься сидеть здесь. Не вздумай даже высовываться. Они ищут тебя и только тебя. Все остальные для них… Они хотят… – Малион сцепил зубы. – Всех убить, лишь бы мы не помешали им захватить тебя, Камрат. Ты понял меня?

– Понял.

– Твоё отсутствие может заставить их замешкаться, и мы успеем всех забрать на борт.

Вода окружила людей. Лодка больше, чем на половину просунулась через мембрану. Поток давил на неё, стараясь развернуть и вырвать из ангара, но безуспешно. Она не уступала ему ни пяди.

Корма очистилась, лодка полностью покинула своё древнее убежище и стала всплывать. Быстро.

Она выскочила у берега под молочно-красное небо. Сгущались первые вечерние сумерки, а сверху не далее как в ста берметах над сушей тёмными громадными перевернутыми каплями висели два шара тескомовцев.

Сквозь шелестящий шум текущей воды послышались удивленные возгласы экипажей шаров. Появление из-под воды такого большого судна для них было полной неожиданностью.

– Мутные звезды! – прорычал Свим. – Они же нам не дадут отсюда даже высунуться. И будем мы тут сидеть…

– Подожди!.. Шельма-Шельма, воздушные шары, людей и путров… выродков к себе не подпускать, кроме тех, кого мы укажем со Свимом. Это ты можешь?.. Шельма-Шельма, это ты можешь?

– Воздушные шары, людей и выродков к себе не подпускать, кроме тех, кого вы укажите со Свимом… Не подпускаю-ю…

Как далеко действовала защита, организованная Шельмой, можно было только предполагать. Во всяком случае, до шаров она не доставала, те продолжали находиться там же, где их увидели с лодки в момент всплытия.

– Хорошо, Шельма, – неуверенно похвалил её Малион.

– Что мы с тобой будем делать? – осведомился Свим.

Сам он находился в некоторой растерянности и нервозности. Где-то со всеми сейчас убегала от тескомовцев и Клоуда.

– Встречать Харана. Приготовься, Свим. Станешь между мной и Невлоем!

Харан давненько не бегал с такой скоростью. Поспешность его оправдывалась напутствием Невлоя:

– Лодка вскоре всплывёт и будет готова принять всех на борт. Не хочу заглядывать слишком далеко вперёд, но думаю, что тебе пора уже привести тех, кто с нами поплывёт отсюда. И чем быстрее ты это сделаешь, тем лучше и безопаснее будет для них. Не верю я наступившему затишью. Шары облетели эту часть острова и ничего не нашли. Теперь тескомовцы сговариваются с бандитами, чтобы те помогли им прочесать остров. Впрочем, похоже, они уже сговорились и скоро начнут.

– Откуда ты это знаешь, – похолодев сердцем от предположения Невлоя, спросил Харан.

– Я знаю. Нам пора быть вместе. Беги! Тебе надо успеть…

А когда Харан отдалился на десятка два шагов, Невлой крикнул в вдогонку:

– Они пошли уже! С двух сторон…

Что-то ещё прокричал Ольдим. Смысл сказанного им до Харана не дошел, да он и не пытался разобраться в нём. Он бежал, рискуя сломать ногу или напороться на сук мёртвых деревьев. Бежал и никак не мог добежать.

Когда они направлялись к берегу, то до него было рукой подать, а сейчас обратное расстояние растянулось до невозможности.

Потом он вдруг забеспокоился – не пробежал ли мимо подъёма к тайнику, где его ожидали женщины и путры? Отвесные скальные выступы походили друг на друга. Глаза его искали хоть какую-нибудь зацепку или приметный знак, чтобы не ошибиться и не превратить всё в бестолковую беготню туда-сюда.

Его сверху окликнул Сестерций. К тому времени Харан вправду уже проскочил нужное место.

Харан остановился, коротко продышался.

– Сестерций… Ух!.. Передай там… Всем вниз! Как можно быстрее! Всем… Быстро… – он никак не мог остановиться, так ему казалось дело пойдет скорее.

Он торопил, а быстрее не могло получиться, так как торн слушал его в надежде услышать ещё что-нибудь.

– Ты чего там торчишь? Онемел? – не на шутку рассердился Харан. – Я же сказал, всем надо как можно быстрее опуститься вниз и бежать отсюда. У вас сейчас будут тескомовцы.

– Да, – не желая делать что-либо поспешно, отозвался торн.

Так показалось Харану.

– А-а, – едва не всхлипнул он.

Сделав несколько глубоких вдохов в разрываемую кашлем грудь, он полез вверх по неприметной тропе. Сестерций сейчас начнёт им там долго и нудно втолковывать его распоряжение, а женщины послушают его и чего доброго начнут обсуждать неожиданные вести.

Его мрачные предположения не оправдались. Навстречу ему вперемешку уже бежали люди и путры.

– К берегу реки! – направлял их Харан, понимая, что без него они могут сейчас понестись куда угодно.

Их надо было вести за собой, но он ожидал Гелину с девочками, а она не появлялась. На его вопрос, где там застряла канила, никто не мог вразумительно ответить.

Его сердце разрывалось. В эти мгновения он её ненавидел…

Наконец появилась и она. Гневная и оттого необычайно красивая. Её сопровождали, кроме детей, Сестерций с Тринером на плечах, Жариста, Ф”ент с Ч”юмтой и, к удивлению Харана, С”ялван.

– Поговори с ним! – сверкнув глазами, бросила Гелина Харану, удаляясь вниз по склону.

– Вас ждут на берегу, – успел крикнуть ей в след Харан. Вряд ли она его услышала. Он с досадой и нетерпением посмотрел на С”ялвана. – Что случилось, уважаемый?

Охолох за то короткое время, когда они с ним сегодня расстались, как будто стал еще ниже ростом. Ножки его на копытцах подрагивали.

– О, Харан! Люди на шарах прилетали к нам.

– И что? Не тяни!

– Они спрашивали про мальчика.

– Ну же!.. – Харан почти приплясывал от желания побыстрее отвязаться от охолоха и броситься вслед за всеми, а тасмед словно никуда не торопился.

– Я сказал, мальчика видел…

– Зачем?! – схватился за грудь человек. – Ты… Ты… – Он задохнулся от возмущения. Думал, что ослучьямы союзники, а они оказались опасными свидетелями. Рука его дернулась к мечу, сжалась в кулак. – Ты зря это сказал, – сдерживая бешенство, процедил он сквозь сжатые зубы и повернулся, чтобы уйти.

– Мать Пути и Порядка не терпит лжи. Я не мог сказать неправду. – Тасмед не оправдывался, он утверждал собственную правоту.

Харан подошёл к нему вплотную, наклонился и посмотрел охолоху в громадные глаза.

– Ты предал не только нас, С“ялван. И заплатишь за это! – Тасмед подался от человека назад. – Не мне. Тескомовцы вначале убьют детей, потом всех нас. На этом они не остановятся и убьют всех вас. Твой гурт, С”ялван, вместе с тобой. Как свидетелей своего преступления… Ты предал!..

Тасмед потопал копытцами, ему хотелось ещё что-то сказать человеку, но тот уже покинул его.

Харан кинулся вдогонку ушедшим. И вовремя. Несколькими минтами позже, бесцеремонно оттолкнув ошеломлённого С”ялвана к каменным глыбам, по узкой тропе промчался крин тескомовцев в меленраях, боевых касках и с обнаженным оружием.

Внизу Харана поджидали Сестерций с Жаристой, прильнувшей к нему всем телом. Тринер самостоятельно одолел уже нагромождение камней и древесных останков, хотя значительно отставал от основной группы, уже достигшей берега.

Раздосадованный и злой Харан ещё сверху закричал на парочку, стоящей в обнимку:

– Чего ждёте? С”ялван… А!.. Не стойте… Вы что, на прогулке? Слышите? – Над их головами раздавался топот множества ног. – Тескомовцы!

– Уже? Где? – взвизгнула Жариста, отскакивая от торна так, как будто обожглась об него.

С завидной скоростью и грацией она запрыгала по булыгам. Сестерцию пересечь каменные завалы также не составляло труда. Он, казалось, скользил по их поверхности, едва касаясь ногами земли. Харан не хотел от него отставать. Он выбивался из последних сил, к тому же часто оглядывался, оттого оступался и стукался голенью или коленом о сучки и камни.

Позади с уступа спрыгнул первый тескомовец, за ним посыпались остальные. Завидя беглецов, они жизнерадостно заулюлюкали. Сразу броситься за ними бойцы не торопились. Пусть себе бегут. Там, впереди, их встретят другие.

Осинапс поправил каску, приосанился.

– В цепь, бойцы! И никого не пропускать, – он красноречиво чиркнул рукой под подбородком. – Потом меньше забот будет.

Тескомовцы неторопливо разбирались, где кто пойдёт.

– А мальчик где? – попытался кто-то спросить. – Мы же за ним…

– Мальчик? Мальчик отыщется, будь уверен, – веско парировал кринейтор. – Нужен он тебе?.. То-то. Делай, что было сказано. За мной!

Крин плотной цепью двинулся за будущими жертвами.

– А там действительно настоящий торн! – звонко отметил молодой тескомовец. – Как он сюда попал?

– Носит их! – отозвался боец постарше. Посетовал: – Мало, что настоящий, так ещё и вооружён. Поосторожнее с ним.

– Пойдём, посмотрим, – предложил лёгкий на ногу Тлуман. – Интересно.

«Ему-то какой интерес?» – подумал Присмет и нехотя оторвал своё грузное тело от мягкой травяной подушки.

Чувствовал усталость и никуда идти не хотел. Без них там разберутся. Скорее бы поймали этого мальчишку, а потом… Мерсьек обещал его, Тлумана и пойманного мальчика, естественно, доставить в Примето к Жуперру на шаре. Прауза полёта. Всего!

Быстрее бы…

Тлуман находился в прекрасном расположении духа. Он предвкушал окончание долгой погони и выполнение задания от руководителя Тескома. Путешествие по островкам ему стало порядком надоедать. Вначале ощущал интерес, но потом забава превратилось в обыденность и тягостную неопределенность. И бойцы заскучали. У тескомовцев заканчивались припасы. У бандитов, как мог заметить Тлуман, тоже. Как раз подошло время покончить с беглецами и вернуться домой. Там, к тому же, было кому его ожидать.

Думерт и бывший Координатор неторопливо направились вверх по склону доминирующей над местностью возвышенности. Ноги глубоко проваливались в густой войлок травы.

– Я тут уже присмотрел местечко, – поделился Тлуман. – С него мы хорошо сможем увидеть, как и что там произойдёт.

– Угу, – буркнул Присмет. Ему тоже было интересно, хотя он не хотел в этом признаваться даже себе, но тянуло отметить собственными глазами все перипетии выполнения разработанного плана по захвату или разгрому, что получится, группы разумных, среди которых находился мальчик.

Впрочем, план возник сразу и практически не обсуждался, настолько он был прост. По сути дела, после подсказки тасмеда гурта охолохов, вся его основная часть решалась временем. Надо было срочно расставить тескомовцев, договориться с бандитами о совместных действиях, разработать маршруты движения шаров.

На выполнение подготовительных действий понадобилось праузы две. Сейчас, на завершающей стадии облавы, тескомовцы прочесывали возвышенность, бандиты обложили её подол и медленно продвигались в сторону оконечности острова, туда, где по общим представлениям, прятались беглецы, а шары занимали позиции таким образом, чтобы ни одно движение под ними на контролируемой территории не осталось незамеченным.

Тлуман вывел Присмета на небольшую площадку, свободную от зарослей кустарника. Трава была притоптана. Думерт, по-видимому, здесь уже побывал, и не один.

Отсюда большая часть прибрежной полосы лежала как на ладони: чёткая, почти прямая, кромка берега, пёстрая от россыпи крупных и мелких камней обкатанных временем и водой. Справа – небольшое поднятие, поросшее лишь травой, а слева расстилалось неширокое пониженное пространство, изрезанное руслами стекающих, в дождевые периоды лета, ручьёв, по нему также были разбросаны камни и валуны. Прямо перед взором наблюдателей, косо наклонясь, возвышался большой камень. Было видно, как его бока поросли мхом, а веточки кустов опоясали по периметру изумрудной зеленью.

На берегу никого не было видно, и Присмет непроизвольно перевёл взгляд на водную стихию.

Вода простиралась за дымку горизонта. Низкое солнце посылало красноватые лучи, они отражались от мелкой ряби потока и окрашивали широкую с расплывчатыми границами ленту в буро-кровавые цвета, выделяя её на фоне темной части – у берега и седой – вдали.

Игра света и водных морщин пробудили у Присмета чувство странного восторга, которого он не испытывал давно. Заботы последних дней помельчали и отодвинулись куда-то прочь. Нет ничего прекраснее природы и её явлений. Мощный поток воды, берег, мимо которого он несётся к морю, тени от заходящего солнца…

Много ли человеку надо, чтобы ощутить себя счастливым? Всего ничего – надо оставить его лишь наедине с природой.

Присмет глубоко задышал, расправил плечи, умиротворился.

Вдруг берег непонятным образом обрёл совершенно другую окраску, пропало кровавое пятно на воде, а в светлое чувство радостной сопричастности с окружающим миром черной вуалью вклинилась тревога. Переживания наслоились друг на друга, настоящее подёрнулось пленкой, на её сероватой поверхности Присмет каким-то внутренним взглядом рассмотрел то, что вскоре должно было произойти на пустом сейчас берегу, рядом с приметным валуном.

Будущее открылось на считанные мгновения и пропало.

Присмет прикрыл глаза, чтобы ещё раз всмотреться в зафиксированное памятью видение. И простонал от бессилия что-либо предпринять против наступающих событий.

– Ты чего? – жуя травинку, осведомился Тлуман.

Присмет мотнул головой. Что ответить?

– Сдается мне, – проговорил он осторожно, – мы его сегодня не поймаем.

– С чего это ты взял? – думерт отбросил в сторону изжёванный стебелек и вытер пальцы руки о себя.

– Видишь ли… – Присмет помолчал. – Я подумал… Почему бы Свиму вести мальчика именно сюда? На остров?

– Хм… У него не было выбора. Мне сдаётся, ты же сам его сюда загнал. А отсюда бежать больше некуда.

– Но он вполне здравомыслящий человек и мог подозревать, что забраться на остров – попасть в ловушку.

– Ну и… Договаривай.

– Значит, он мог на что-то или на кого-то надеяться. У него самого или у кого другого здесь имеется средство покинуть остров.

– Лодка?

– Может быть, и лодка, – неуверенно подтвердил Присмет. То, что ему пригрезилось в вещем видении, на обычную лодку не походило. – Или что-нибудь подобное. Главное, что они могут на этом уйти с острова, а значит, и от нас.

Тлуман передернул узкими плечами и с иронией посмотрел на Гору Мяса.

– Долго же ты думал, чтобы догадаться о такой возможности. Впрочем, – думерт посерьёзнел, черты лица его заострились, – такой вариант мы рассматривали. Это как раз одна из причин, по которой Жуперр решил обратиться к Енте за помощью, хотя, как мне кажется, они друг друга терпеть не могут. Так вот, даже если у них здесь естьлодка, то… В чём я сомневаюсь, конечно. И откуда она может взяться?.. Я не утверждаю. Но предположим, раз ты настаиваешь, она у них есть. Не вижу в том особого беспокойства. Бойцы на шарах смогут их достать и вдали от берега или проследить, куда они направляются. – Тлуман вздохнул и неожиданно закончил: – Не завидую я им.

Присмет с недоумением глянул на него с высоты своего роста.

– Они сами виноваты. Сами выбрали свою участь, – сказал он со злостью в голосе. – Я Свима предупреждал.

– Да, конечно, – задумчиво произнес думерт. – Хотя… Сколько их там? С десяток, а нас…

– У них тритундовые мечи. Сам видел, что может сделать этот десяток. Не жалей! – Присмет тяжело задышал. – Вы за ними мало побегали? А мне они стали уже по ночам сниться.

Он сплюнул горькую слюну в траву, поморщился.

Тлуман хмыкнул, сам он к тем, кого ловил, никаких особых чувств не испытывал, тем более злобы. В его жизни случались подобные погони, и если каждую из них воспринимать в виде вызова лично себе, то никакие закалочные не помогут укрепить здоровье. Одряхлеешь за два-три десятка лет.

Тлуман же жизнь любил. Со всеми её неожиданностями, превратностями и счастливыми моментами. Прекрасным примером тому может служить сегодняшняя совершенно нечаянная встреча с Лемпой. Колыхнулись воспоминания, в основном о хорошем, славном и главном. А сколько ещё предстояло пережить, увидеть, поучаствовать в тескомовских операциях в будущем, в погонях, подобных нынешней!

Нет, он совсем не понимал кровожадности Горы Мяса. Нужны не кровь и трупы, а выполнение задания! Требуется взять мальчика. Что произойдёт во время его задержания – не столь суть важно, в принципе. Придётся кого-то убить или ранить? Что ж. Такова судьба этих разумных.

Но кто сказал или дал право убивать всех просто так?..

Наставляя Осинапса, Тлуман под хмурым взглядом Присмета из-под тяжелых бровей говорил только о пленении мальчика. Не более того. Кринейтор, зная из разговоров мнение Горы Мяса по поводу спутников мальчика, полностью не был согласен с Тлуманом. Поэтому, выслушивая наставления думерта, нет-нет, обращал взор на Присмета, ожидая от него каких-либо уточнений. И дождался.

– Вы там, – грубо и коротко напутствовал их Присмет, – не церемоньтесь! Нужен мальчик! Один мальчик!

Сейчас наедине с Тлуманом, Присмет откровенно выказал своё отношение к окружению Камрата.

Два шара появились в поле зрения. Они низко летели вдоль берегу с двух сторон навстречу друг другу, и неподвижно повисли, оставив между собой не более пятидесяти берметов, как раз там, где, по мнению Тлумана, должна была разыграться финальная часть погони. Экипажи обменялись наблюдениями – беглецов они не видели.

Прошло ещё какое-то время. Тлуман заскучал. Деятельный и непоседливый по натуре, думер не любил время вынужденного ожидания, с чем бы оно не было связано. К тому же, отведя себе роль зрителя, он уже никак не мог влиять на течение событий.

– Вот оно, – почти равнодушно проговорил Присмет.

Прямо перед ними у самого берега на поверхность потока вынырнуло изящное судно идеально обтекаемой формы. Вода скатилась с него мимолетным водопадом, и оно засверкало радужной игрой света.

Насколько оставался угрюмым и спокойным бывший фундаренец, так как именно такая картинка, увиденная полупраузой раньше, запечатлелась в его памяти, настолько был поражен и ошарашен тескомовец. И если Присмет в душе уже смирился с мыслью о тщетности всех хитроумных передвижений бойцов Тескома и бандитов, придуманных накануне, то Тлуман с таким оборотом событий никак не мог согласиться и жаждал изменить возникшее положение в свою пользу. Он сорвался с места и помчался вниз по склону, петляя между кустами и легко перепрыгивая рытвины и залежи валежника.

Присмет постоял ещё, глядя ему вслед, а потом медленно и понуро побрёл за ним, словно там, впереди, его ожидала неприятная встреча с суровыми и непримиримыми членами Круга Человечности.

Оприты с большой неохотой снялись с того быстро обжитого участка, где они стояли лагерем. Согласие самого анахата участвовать в облаве, устраиваемой тескомовцами, было понято не всеми вождями, потому мнения высказывались совершенно противоположные.

Лемпа, никого не перебивая, выслушал каждого, кто пожелал что-либо сказать. Вожди не то что отбрасывали саму мысль сотрудничества с извечными врагами, но и прямо заявить, о нежелании им помогать, никто не осмелился. Когда возмущенные крики и успокаивающие реплики стихли, Лемпа перевёл тяжелый недружелюбный взгляд на Монжора.

– А ты почему молчишь?

Молодой предводитель банды ответил ему таким же взглядом. Ещё месяц назад ему бы и в голову не приходило так открыто выступать на стороне Тескома. Все они тут не без греха: иногда против воли приходилось идти на уступки, вступать в переговоры и даже непроизвольно содействовать тескомовцам – всё это ради развязывания безвыходного положения, когда отступать некуда, а под мечами бойцов умирать не хотелось.

Что было, то было. Ни один вождь не мог сказать, что с ним такого не происходило. Но никто никого и никогда не мог упрекнуть в открытом пособничестве враждебной опритам организации.

Но вот вопреки всему – традициям и негласному договору – анахат, численностью более десятка вождей, всерьёз обсуждает вопрос сотрудничества с теми, кто поклялся искоренять опритов любыми способами в любом месте, где они будут пойманы. У Монжора язык не поворачивался сказать что-либо в пользу предлагаемых Лемпой совместных действий с Тескомом.

Но!..

Это проклятое но висело над ним и всеми глыбой, готовой рухнуть вниз и похоронить его самого и единомышленников в одночасье.

Анахат, так долго собираемый им лично, попал в западню. В душе он даже был рад, что Лемпа взял на себя бремя ответственности руководить опритами и принимать решения в таких непростых условиях. Однако все помнят, кто инициатор сбора банд под стенами Примето.

Благо, если бы всё дело закончилось отсидкой на острове до падения уровня воды в Ренце. Всем понятно, что против природы и капризов погоды не пойдешь. Зато встреча с тескомовцами могла вызвать беспочвенные подозрения, стоит только кому-нибудь ненароком высказать предположение, что Монжор и к этому имеет непосредственное отношение.

Но если бы только это! Выступить против предложения Лемпы он не мог по ясной причине – отказаться, значит противопоставить себя анахату и быть убитым прямо здесь от рук своих, или чуть позже – от тескомовцев. Последнее грозило и всему анахату, откажись вожди помогать бойцам Тескома. Они перебьют их здесь с удовольствием. Не сразу, конечно, но по частям, банду за бандой, ибо раскол между опритами уже намечается.

На острове далеко не убежишь, и тескомовцам не надо будет гоняться за ними потом по всей бандеке.

Сила анахата в единстве.

– Ты хорошо сказал, – хрипло ответил Монжор и прочистил горло, – о том, что нас может ожидать, если мы … гхм… не подчинимся их требованиям…

– Они нас просят, – поправил Лемпа.

– Хорошо, просят. Однако их просьба равносильна требованию. Мы все понимаем это. Но ты уверен, что нам не грозит то же самое после затеянной ими облавы?

– Уверен, иначе… – решительно начал Лемпа и замолк. Он прикрыл тяжелые веки и так посидел несколько долгих мгновений. – Они не хуже нас понимают, что в капкане противостояния оказались не только мы, но и они. – Теперь Лемпа говорил и убеждал не одного Монжора, но и других. – Потому что, хотя большинство наших опритов в целом, конечно, уступают бойцам Тескома, зато нас больше и, значит, напасть на нас с целью уничтожения не так-то просто. Они это прекрасно понимают. К тому же у них здесь свои дела, к нам отношения не имеющие. Выступая с ними в союзе, мы быстрее избавимся от их присутствия на острове… Смотрю, я тебя не убедил?

– Почему же? – Монжор задумался. – Похоже, всё может пойти по твоим словам. И … сомневаюсь, ибо не уверен, что так оно и будет. У меня перед глазами картина утренней бойни. Иначе её не назовешь. Бойня, которую нам учинили всего два дурба и мальчик…

– Не нам, а вам, – назидательно заметил Усхаль и тут же увял под грозным взглядом своего вождя.

– Говори, Монжор.

– Что говорить? Я всё сказал. Бойцы Тескома, может быть, и хороши, но тритундовые мечи и умение их владельцев будет стоить тескомовцам того же, что и нам. Если мы ввяжемся опять в драку, то от нас останется и правда четвёртая часть. Да и то только тех, кто будет от них держаться подальше. Ведь мы не знаем, что могут и чем вооружены ещё два дурба и торн. Во всяком случае, Рваная Рожа мечом владеть умеет совсем неплохо.

– Всё, что ты сказал, правильно, – Лемпа расправил плечи. – Так же думаю и я.

Вожди заволновались.

– Так чего ты нас подбиваешь помогать им?

Лицо Кривого Пальца исказилось злобой. Напоминание Монжора об утренних событиях были ещё свежо в его памяти. Там он, стоя в стороне от странной группы разумных, испытал панический страх, который пытался скрыть под маской неудовольствия к Монжору.

– Пусть они там сами без нас ловят тех, кто им нужен, – предложил молодой вождь, заменивший убитого Сидния, и оглянулся на Палана за поддержкой.

– Нужны они нам?

Лемпа воспринимал возмущенные возгласы соратников с видом покорного слушателя. Пусть покричат.

Вождей его молчание и сонливое выражение лица не обманывало. Они вскоре притихли. Лемпа напрасно слов на ветер не бросает. Если он поддержал Монжора, значит, у него есть что сказать ещё.

– Вот так-то лучше, – усмешка тронула губы старика. – А теперь по делу. Нужны ли тескомовцы нам? Отвечу, нужны. Хотя бы потому, что уберутся отсюда быстрее. Я уже о том говорил. Когда они уйдут, мы сможем спокойнее разобраться со своими делами и найти способ быстрее покинуть остров. Ты, Монжор, говоришь, что от нас останется четверть, если мы нападём еще раз на беглецов? – Задав вопрос, Лемпа вдруг выкрикнул: – А застрянем здесь ещё на несколько дней, подохнем с голода все! – Он опять помолчал и повел речь дальше выдержаннее: – Я же не сказал, что надо бросаться под тритундовые мечи без оглядки. Не сказал. И вам не советую этого делать.

– Ну да, – Палан – Кривой Палец тыльной стороной ладони вытер влажные губы. – Так они нас и обошли стороной. Опять вперёд выступит тот же дурб и вежливо так скажет: «Нам надо пройти». И пройдут, будь уверен. От нас только клочья полетят. Насмотрелся сегодня.

– Пройдут, – опять согласился Лемпа. – Но, как мне кажется, есть способ не только придержать обладателей тритундовых мечей, но и не потерять ни одного из нас.

Монжор мрачно усмехнулся, также мрачно предложил:

– Заставить их за нами побегать. Устанут, попадают от усталости. Тут-то мы их и возьмём голыми руками.

– Зачем им за нами бегать? – не понял иронии Калан. От непонимания у него приоткрылся рот с полоской ровных белых зубов.

– Игра такая…

Это подал голос Никороша, предводитель банды, промышлявшей в районе Кунша и Бофота. На анахат он привёл своих опритов через Дикие Земли между Куншем и Примето. Отличался не многословием, редко вступал в словопрения, считая обсуждения и перепалки вождей ненужной роскошью, тем более, сейчас, когда решалась их общая участь.

– Может быть, и игра, – задумчиво подтвердил Лемпа. Никорош, не первой молодости человек, нравился ему просто так, поскольку особыми способностями не обладал и не прославился чем-либо в среде опритов, хотя вождем банды стал многие годы тому назад. – Суть этой игры такова. Меч, даже тритундовый, хорош в ближнем бою… Конечно, вы все это знаете. И я не хочу вас учить азам мечного боя. Выслушайте вначале меня, потом выскажете своё мнение. Я вас подвожу к идее о возможности обезопасить себя и ваших опритов. Попробуйте рассуждать вместе со мной.

– Мы слушаем тебя.

– Не тяни, Лемпа. Выкладывай, что придумал.

Лемпа поменял позу, покачал затекшими плечами, опёрся рукой о землю.

– Я предлагаю каждому оприту вырезать длинный шест… Да, по длинной палке, если тебе так хочется это называть.

– Я просто хотел уточнить, – приемник Сиднея покраснел и потупил глаза.

– Понятно! – с энтузиазмом воскликнул Кривой Палец. Его длинные тонкие руки проделали непонятные движения, словно ветви деревьев под сильным ветром. – Точно! Встретить их и отгородиться шестами. Пусть помашут тритундами впустую.

– А что? – встрепенулся Монжор. Он с надеждой окинул анахат и задержал взгляд на Лемпе. Старик придумал здорово. А может быть, и не придумал, на себе испробовав когда-то от других. Поделился: – Меня однажды вот так же зажали в угол. Правда, у них против моего мелерона были мелероновые стержни. Однако когда тебя со всех сторон пребольно тыкают концами таких палок, тогда…

– Тогда, – втиснулся в рассуждения старших и более опытных вождей Калан, – надо вырезать каждому по два шеста. Один будет запасной. – Под вопросительными взглядами анахата, он поторопился объяснить суть своего предложения: – Тритунда быстро укоротит шесты, а потом достанет и до опритов. Что ей деревяшка?.. Надо нападать на них сразу со всех сторон и окружать поодиночке… Укороченные шесты отбрасывать и брать запасные, чтобы сменить тех, у кого шесты обрублены. Они, в свою очередь…

Несмотря на сумбурное высказывание молодого вождя, его тактику предстоящей схватки с беглецами вожди поддержали и развили до деталей: построение банд, порядок нападения и отступления, замены вышедших из строя шестов, выбор противников и способы расчленения их группы.

Снимаясь с насиженного места с неохотой, оприты тешили себя хотя бы надеждой не напороться безнаказанно на тритундовые мечи, а успеть увернуться или отгородиться от них длинными шестами.

Глава 36

Свим следом за легким и проворным Малионом выпрыгнул из тесноватого для него люка на покатую палубу лодки. Запах перегретого воздуха, исходящий от неё, вызывал раздражение не только гортани. Свиму вдруг захотелось на кого-то прикрикнуть или обругать. Он сердито посмотрел по сторонам. Никого вокруг, кроме Малиона. Свим с силой дернул себя за бороду. Малион оглянулся, глаза его сверкали. Он криво усмехнулся.

– Пронимает? У меня тоже кулаки чешутся. – Он вытянул шею, ущипнул её пальцами. – Забавно, не находишь?

– Какая забава? – огрызнулся Свим.

– Сейчас пройдёт, – пообещал Малион. – Меня предупреждали.

– Мог бы и меня предупредить, – уже спокойно отозвался Свим.

Чувство внезапной озлобленности и желания с кем-то повздорить проходило.

– Честное слово, позабыл. Когда проняло, вспомнил. Ладно. Что тут у нас, кроме тескомовских шаров?

Низкая кромка берега густо поросла травой. В трёх шагах от неё начинался длинный пологий склон возвышенности, замусоренный выходом на поверхность каменных россыпей. Склон набирал крутизну постепенно. Его исчертили тёмно-зеленые в свете угасающего дня полосы рытвин от дождевых потоков. Чахлого вида кусты угнездились на камнях, почти лишенных почвы, да кое-где виднелись на прочных высоких стеблях метелки прошлогодней травы. Слева начинался уступ со срезанным краем у воды – можно было рассмотреть светло-кремовые слои геологических напластований. Справа прибрежная низина открывала перспективу на северную оконечность острова. Оттуда Малион привёл часть команды Свима, а сейчас с той стороны виднелись фигурки разумных, нестройной толпой одолевающих расстояние до лодки.

По склону к берегу бежал какой-то человек, другой вперевалку следовал за ним. Свим во втором узнал Присмета.

– Мутные звезды! – прорычал Свим. – И он здесь!

– Кто?

– Присмет! Фундаренец. Он тоже на Камрата охотится.

Малион скользнул взглядом по склону, отыскивая по указке Свима бывшего Координатора.

Шары плавно наплывали на лодку.

– Будем готовиться, – Малион подал команду Шельме.

Из палубы к берегу выстрелила узкая – пройти одному разумному – доска. Хрупкий на взгляд поручень тянулся вдоль одной её стороны. Организовав трап, Малион повернулся.

– Думаю, и тескомовцы, и бандиты опоздали.

– С чего ты взял? – преодолев упругий мостик и ощутив под ногами сушу, нервно спросил Свим.

Одуряющие теплые волны защитного поля лодки доставали и сюда.

– Пока что я вижу наших.

Как ни был Свим раздражён и взволнован, но в реплике Малиона слово наши отметил.

– А эти? На шарах?

– Шары наша с тобой забота. – Малион с прищуром посмотрел на тескомовцев, гомонящих в гондолах. – Их пока немного.

– Немного, да. Но у них есть липучки.

Сказав, Свим с содроганием вспомнил своё беспомощное состояние, когда летел вниз головой, затянутый сетью, подвешенной к неуправляемому шару.

– Знаком с липучкой, значит?

– Познакомился. Больше не хочу.

– Хорошо, что напомнил о ней. Надеюсь, под защитой Шельмы липучки не страшны, к тому же её можно набросить с небольшого расстояния, и когда вокруг нет никого другого. Но будь начеку. Если на кого-то из наших её набросят, сразу руби леер… А это что там такое? – Малион с удивлением посмотрел туда, откуда можно было ожидать нападения бандитов.

На взгорке показались плотные ряды разумных, оснащенных лесом шестов. Бандиты надвигались как будто неторопливо, но стало ясно, что Малион в своих предположениях ошибся и они будут у трапа лодки раньше, чем большая часть беглецов.

Человек, а это был тескомовец, сбегавший с возвышенности, остановился под шарами и стал переговариваться с экипажами, понуждая их приблизиться как можно ближе к берегу и к лодке.

Присмет одолел уже половину склона.

Шарящий по берегу, где, похоже, перекрещивались дороги всех разумных, пойманных половодьем на острове, взгляд Свима коснулся подбегающей группы женщин. Среди них он заметил Клоуду. Десятка три шагов и она будет здесь, под защитой поля, созданного Шельмой, и его меча.

Он вздохнул полной грудью и, со сброшенным грузом озабоченности о Клоуде, трезво оценил намечаемую в ближайшие минты ситуацию у лодки.

Из-за склонов возвышенности с двух сторон налетали другие шары тескомовцев, как хищники на падаль. Бандиты приближались и вот-вот захлестнут берег. Беглецы растянулись редкой цепочкой. Нигде не было видно Харана и Сестерция. Ещё далеко от трапа находилась Гелина с девочками.

Малион уже встречал первых двух женщин и Ольдима. Чтобы Шельма могла пропустить их в зону защиты, Малиону приходилось к каждому подбегающему касаться рукой. Мимоходом распорядился:

– Ольдим, к трапу! Помогай и направляй по одному на лодку!

Раскрасневшаяся от испуга и бега Клоуда с безумным взглядом потемневших глаз кинулась на шею Свиму, всхлипнула, увлажнила лицо любимого слезами.

– Кло! На лодку! Живо!.. Милая, там тебе уже ничто не будет угрожать, – уговаривал её Свим и хотел в это верить.

– Да, да…

Пришлось её отрывать от себя силой. Клоуда оступилась и едва не свалилась в воду. Её подхватил Ольдим, встряхнул, приводя ослепленный разум женщины в норму. Не оставил в покое и Свима:

– Как ты мог работать агентом, до сих пор не понимаю?

Свим пропустил колкость мимо ушей, он смотрел за действиями Клоуды. Она помахала ему рукой и пробежала по трапу на судно.

– Ближе к ним, ближе! – надрывался тескомовец, обращаясь к экипажам первых двух шаров.

У тех не ладилось. Шары то поднимались, то опускались, но к берегу, где причалила лодка, не могли приблизиться ни на пядь.

– Нас отбрасывает, – басом оповестил кто-то из экипажа. – Что-то не пускает.

– Ещё раз попробуйте!

– Они там наткнулись на край поля защиты, – удовлетворённо заметил Малион.

Свим уже сам догадался о том. От него до шаров, что безуспешно пытались выполнить приказы тескомовца с земли, пожалуй, было не менее пятидесяти шагов. Он не думал, что влияние Шельмы будет таким обширным. Непреодолимая граница поджидала и бандитов, чьи крики и угрозы слышались отчетливо. Им придётся сделать изрядный крюк. Пока они, узнав о невидимой стене на своем пути, разберутся, что к чему и что делать дальше, пока преодолеют расстояние по дуге с обходом шаров, времени пройдёт достаточно, чтобы Харан, ковыляющий при поддержке торна и Невлоя, смог укрыться под сенью Шельмы.

Однако уже повели выборочную охоту все тескомовские шары, они на высокой скорости подлетали со всех сторон к месту последнего акта бегства одних и погони, устроенной другими. Гондолы, едва не касаясь земли, настигали преследуемых.

Один из них пересек путь Харану. Из гондолы выскочили бойцы. Пятеро. Донёсся, перекрывая все крики и вопли множества людей и путров, дикий хохот Невлоя. Торн бросил на плечо схваченного поперек туловища Харана, словно тот был неодушевленным предметом, и под прикрытие неумолимого меча двейрина бегом направился, вышедшему ему навстречу, Малиону. Невлой бежал с ним рядом и отражал наскоки тескомовцев.

Двое из них уже были убиты или ранены, они и остались позади него и лежали на земле без движения.

Едва не на голову беглецам свалился усиленный экипаж другого шара. Тескомовцы выпрыгивали из гондолы налету, норовя подобно хищным птицам подмять под себя неприятелей. Неутомимый двейрин встречал их, не знающей пощады и препятствий тритундой ещё в полете, когда они не могли ему полноценно ответить. Кровь стекала с Невлоя ручьем.

Передний ряд бандитов сходу ударился о барьер. Многих спасли от увечий шесты, направленные вперёд, они смягчили встречу с непреодолимой стеной. Но несколько разумных, в основном люди, словно наткнулись на каменную стену, получили ушибы ног и рук и рухнули наземь. Среди опритов возникло замешательство, они ругались и потрясали бесполезными деревяшками. Ряды их смешались.

– Свим, а где Камрат? – любопытствующий безмятежный голосок Грении вырвал дурба, будто из другого мира.

– А-а… – Он не узнавал её. Казалось, долгая гонка по камням и колдобинам нисколько не сказалась на ней. – Ты?.. О!.. Грения!?

Девочку за руку тянула одна из женщин, имя которой Свим запамятовал. Она пыталась увести Грению на борт лодки, но ей это никак не удавалось. Грения упиралась, ожидая ответа Свима.

– Там, там, – неопределенно и торопливо отозвался дурб.

Он махнул рукой в сторону Шельмы, а сам побежал на зов Малиона.

Уже три экипажа противостояли Невлою и торну с Хараном. Человеку явно было неудобно висеть на широком плече Сестерция, и он делал попытки спрыгнуть на землю. Но торн крепко удерживал его на себе.

«И правильно делает», – подумал Свим, приближаясь к Малиону.

Как бы там ни было, а Сестерций под эгидой вездесущего Невлоя шаг за шагом сокращал расстояние до защищенной зоны.

– Встретишь их здесь, на границе. Прикоснешься рукой и скажешь Шельме, чтобы она их пропустила. – Наставил Свима Малион. – Как только Сестерций и Харан пройдут, уходи с ними на лодку… И ни шагу… А мне пора помочь Невлою.

На землю спрыгивали новые экипажи. Крин, потрясая мечами, стремительно приближался к месту схватки. Густая толпа бандитов с шестами наперевес уже огибала защиту, поглотив своей массой тескомовца, прибежавшего с возвышенности.

За подвижным лесом шестов и голов опритов просматривалась монументальная фигура Присмета. Он стоял, скрестив руки на груди и широко расставив ноги, и молча наблюдал за происходящим. Мальчика, ради которого всё это – крики и шум, смерти и ранения – было предпринято, он так и не увидел. Ещё оставалась надежда на бойцов Осинапса – вдруг им удалось захватить Камрата, а остальным, кто с ним находился, дали уйти. Надеялся и в то же самое время знал: никого они там не поймали.

Через минт его безотрадные предположения подтвердились. Впереди крина, вращая над головой меч, мчался кринейтор. Будь у него мальчик, зачем бы он так торопился присоединиться к другим тескомовцам?

Присмет почувствовал противную волну разочарования и слабости, захлестнувшей его полностью. Ноги и мышцы живота ослабли. Он сел, где стоял, и обхватил голову руками.

Вступление в сражение Малиона вначале не очень-то обескуражило бойцов Тескома, составлявших экипажи шаров. Когда же Малион и его двейрин оказались по разные стороны Сестерция и Харана, шансы поразить торна и его ношу упали до нуля.

Образовался коридор, и Сестерций, гордо вскинув голову, неспешно зашагал к Свиму. На призыв встречающего поторопиться, торн мало обратил внимания. Он не шел, а шествовал. Не доходя трех-четырех берметов до убежища, он предоставил Харану самому добраться до него. Жариста приветствовала его поступок и поведение подбадривающими криками. Её поддержка ещё больше распалило самолюбие торна. Он даже на некоторое время остановился и снисходительно осмотрелся, в то время как Невлой и Малион едва сдерживали напор тескомовцев и набегающих бандитов.

Харан оказался более благоразумным и поспешил к Свиму.

– Шельма-Шельмя, пропусти, – ударил его по плечу дурб и вместе с ним отступил в поле защиты.

Мгновением позже мимо них пронесся оприт с шестом. Кончик шеста чиркнул по невидимому барьеру, едва не коснувшись лица Свима.

– Сестерций, – загрохотал Невлой, атакованный шестами. – Уходи, консервная банка с дерьмом!

Прогулка с гордым видом стоила Сестерцию дорого. Последние шаги до Свима ему пришлось одолевать с помощью широкой груди, с усилием таранящей опритов, упершихся в него шестами. Будь их трое-четверо, Сестерций легко справился бы с ними. Но на него навалился десяток.

Свим, отчаянно размахивая тяжёлым мечом, вломился в тылы бандитов, осаждавших торна. Сестерций тем временем переломил несколько деревянных стержней и оказался рядом со Свимом. На них навалился новый вал опритов. Концы заостренных шестов угрожающе потянулись ото всюду. Разъяренные внезапной вылазкой Свима и взбодрённые способностью держать противника на дистанции, бандиты во всю старались приловчиться так, чтобы ткнуть посильнее, попасть в лицо, выбить оружие из рук дурба и торна. Лишь их несогласованность и поспешность, с которой им хотелось покончить с ненавистными им беглецами, пока что приводили к болезненным тычкам, не более того.

Пора было уходить под защиту Шельмы, но Свим никак не мог выполнить необходимую последовательность слов и движения. Торн оказался справа от него. Перебросить меч в левую руку Свиму не удавалось. Рукоятка меча стала скользкой, и он боялся выронить оружие, когда будет перекладывать его из руки в руку. Его могли выбить шестом. Впрочем, в пылу схватки он мало думал о смене рук, а больше о том, как поменяться местами с Сестерцием. Он несколько раз уже крикнул ему:

– Стань слева!

Сестерций обиженно встряхивал головой, видя в предложении дурба единственную причину – человек хочет его унизить, взяв под свою опеку. Тем более, позади них, в пределах поля защиты, подливала огонь в масло Жариста. Она верезжала и подбадривала Сестерция.

После очередного приказа Свима, он вскинул гордо голову и обернулся к человеку.

– Люди! – выдавил он из себя и получил тычок в шею.

Оприты возликовали.

– Дави-и!.. Протыкай их насквозь!.. Прижимай им руки!..

Вокруг торна вспыхнула огненная аура, лишив бандитов на короткое время дара речи. Они дрогнули и отступили. Сестерций длинной мощной рукой вырвал у одного из них толстый шест, больше похожий на небольшое не окорённое бревно, и бросился в атаку на расстроенные ряды опритов. Его отчаянный порыв оттиснул от Свима часть нападавших. Наконец дурб смог проговорить условленную фразу на пропуск торна через барьер, затем обхватил руками упругий торс торна со спины и рывком увлёк его вместе с шестом за собой назад.

В защищенную зону они ввалились в падении. Обескураженные бандиты воткнулись шестами в невидимую преграду. От натуги их глаза выходили из орбит, они упирались в каждый шест по двое. Но тщетно – барьер, устроенный Шельмой, не давал им никакой надежды хотя бы на палец проникнуть за его пределы.

Невлой, прижатый в берметах двадцати от Свима к границе защитного поля, не мог преодолеть его, так как для Шельмы он был инородным телом. Меч двейрина мелькал подобно летней молнии, когда тучи набегают чёрными кляксами от Суременных гор и между ними на краткие мгновения возникают изломанные огненные мосты. Однако меч Невлоя рубил одни лишь деревяшки.

Свим долго и безуспешно выбирался из-под туши Сестерция. Торн, занятый чалмой, вяло реагировал на копошение человека, ему было не до него. Чалма повисла над его ухом, едва не оголив череп, и он спешно, под причитания Жаристы и её подсказкам, водворял важную часть своего естества на положенное место.

– Жариста! – взывал к женщине Свим, – Скажи ему, чтобы он слез с меня! Надо впустить Невлоя. Жариста!

Но та не слышала его. Свиму самому пришлось сталкивать торна с себя и потратить время на то, чтобы продышаться.

Пока он, наконец, добежал до Невлоя, того уже провёл через барьер Малион.

Внешний вид Проводника отличался от того, каким его привык видеть Свим. Одежда в нескольких местах порвана, зияющие дыры рубцевались и оставляли после себя не затемнённые пятна, словно шрамы. На скуле созревал громадный синяк. Малион дышал тяжело и прикладывал руку к паху. С его тритунды стекала кровь, капли падали на неприхотливые с виду походные башмаки проводника и сразу впитывались ими.

С искривленным от боли лицом и делая неровные шаги, он хрипло отдал команду:

– Всем подняться на борт! Всем!

Перекрывая кроваво-красный закат солнца, на вершине возвышенности что-то полыхнуло необыкновенное, феерическое. Оттуда к месту схватки ринулся огненный шар. Опускаясь, он распухал и бледнел. Световая волна касалась ветвей деревьев и кустов, отчего они вспыхивали яркой серебристой оковкой; мелкие ветки и листочки растворялись в ней, а остальное на несколько мгновений превращалось в зловещие чёрные изломанные конструкции – скелеты растений.

Смешанная обозлённая толпа опритов и тескомовцев перед кромкой защитного поля дрогнула, на мгновение стихли проклятия и угрозы в адрес беглецов. Все разом повернули головы на запад.

– Псью-Хвара!.. Пасью-Хара!.. – редкие выкрики на разные лады – удивления и ужаса, – похоже, немногим сказали что-то определённое.

Большая часть разумных ничего не знала о психотропном оружии ослучьямов.

С вершины донеслось слаженное песнопение гурта ослучьямов, и ещё один шар с радужными разводьями по внешней кайме отделился от стройных рядов охолохов и, набирая скорость и раздуваясь вширь, двинулся вслед за первым.

Паника охватила нападавшую сторону. Каждый старался убежать как можно дальше от неумолимой волны.

Но когда две с лишним сотни разумных внезапно решают разбежаться кто куда, и при этом ими никто не управляет, случается худшее – давка и столпотворение, озлоблённость и бессмысленная жестокость просыпаются в людях и в их братьях по разуму.

Первая светлая волна накрыла обезумевших людей и путров.

Столкнувшись с защитным полем Шельмы, она обозначила его едко-зеленой сферой, гигантской чашей опрокинутой над головами беглецов.

После полученного удара Псью-Хвары, мельтешение разумных сменилось вялым бессмысленным движением. Они оглядывались вокруг, будто впервые увидели недавних друзей, соратников и союзников. Оружие стало вываливаться из рук, странные звуки, мало похожие на речь, раздавались в тишине наступающего вечера.

Немногие, десятка два опритов и тескомовцев, кого не затронула месть ослучьямов, в спешке уходили в разные стороны, чтобы не попасть под вторую волну.

– С”ялван не любит, когда его открыто обижают, – негромко сказал Харан, с любопытством врача наблюдая за неконтролируемыми движениями разумных после контакта с атакующим воздействием ослучьямов.

– Тескомовцы могли бы на них не нападать и не обижать.

– Да нет, – не глядя на Свима, отозвался Харан. – Я ему сказал, что он предал наших детей. И кое-что ещё.

– Та-ак!.. Он за это кое-что и нам будет мстить?

Харан зябко повёл плечами и только сейчас заметил, что едва не сбросил руку Гелины.

– Как страшно, – прошептала она.

– Ничего страшного, – подошёл к ним Малион. – Ещё к ночи придут в себя. Голова поболит денька два, потом всё пройдет. Вот что, друзья, пока они так бродят в беспамятстве, нам надо убираться отсюда. И быстрее. Отплываем!

Три шара с неполными экипажами медленно поднимались вверх, лёгкий ветер сносил их под углом к потоку прочь от Сажанея. Остальные шары ещё находились на земле, но их, возможно, ждала такая же участь, ибо экипажи не могли ими управлять.

– В Примето! – решительно распорядился Малион, дав команду лодке.

Шельма плавно оттолкнулась от берега, убрала невесомый трап. Под её точёным носом забурлила вода. Берег с ко всему безразличными разумными быстро удалялся.

С возвышенности доносилось пение ослучьямов.

Глава 37

Жуперр, подрагивая от раздражения щекой, вошёл в комнату связи, сел на стул.

– Случилось то, что должно было случиться, – казалось, голос агоровца излучал довольство. Связь такой чистоты, когда можно расслышать обертоны голоса, поражала руководителя Южного Тескома, привыкшего обычно кричать и долго с повторами уяснять сказанное с использованием других систем связи. Сейчас он словно находился совсем рядом с собеседником, и тот дышал ему в ухо. – Он на пути в Примето.

– А-а… бойцы?

Агоровец помолчал, хотя Жуперр был уверен, что тот сейчас смеётся в кулак. Почему ему собеседник представлялся смеющимся, вернее, подсмеивающимся во время разговора с ним, да ещё таким образом – в кулак, он сам не смог бы объяснить. Но стоило агоровцу сказать первые слова, как в его воображении появлялся некий нелепый образ ехидствующего человека, для которого он, Жуперр, предмет для осмеяния.

Пришлось даже тряхнуть головой, чтобы отогнать видение и выслушать собеседника.

– Это хорошо, что ты заботишься о своих людях. Но они не могли… Разве ты ещё не понял?.. Они не могли его взять!

– Тогда почему ты думаешь, что его могу взять я? – вызывающе спросил тескомовец.

Невидимый собеседник хмыкнул, не скрывая своего отношения к заданному вопросу.

– А что тебе остаётся делать? Моим предложением соорудить железную решётку ты пренебрёг. Пожалел обжитое… Я, может быть, и погорячился, – Жуперр, удивлённый признанием агоровца, издал неопределённый звук, – предлагая тебе разрушить административное здание гетто, но ты бы мог поискать в другом месте и найти железо… – Он помолчал и огорошил тескомовца неожиданным замечанием: – И не надо на сей счёт кривляться, что ты сейчас делаешь… Всё, всё! А теперь думай. Подключи своих думертов. Думерты для того и нужны, чтобы думать. Иначе для чего они сейчас у тебя? Дорог не стерегут, едят только, да…

– У них забот хватает, – заступился руководитель за своих подчинённых, но в душе согласился с его характеристикой бесцельного проведения времени думертами.

– Перестань, Жуперр. Встретьте хотя бы его и не пустите в город. У тебя там под рукой бойцов столько, что они их камнями забросать могут и похоронить под ними любого, даже вооруженного тритундой. Кроме мальчика, конечно. Его жизнь – твоя забота, Жуперр… Не вздыхай. Это и моя забота.

– Тогда…

– Никакого тогда. Твои бойцы ожирели и ничего не хотят делать. Заставь их побегать.

– Тебе, я вижу, всё известно. Поэтому…

– Не всё, Жуперр, – отрезал агоровец. – Было бы всё, не сидели бы сейчас и не толкли с тобой одно и то же.

– Я не о чём другом, как о возможном времени появления мальчика и тех, кто с ним, близ города. А заставить своих бойцов побегать я смогу.

– И то… Он появится праузы через три или четыре… Или около того.

– Как это? Они что, ночью… Но как?

– Они плывут. И довольно быстро.

– На чём?.. Ночью?

– Понятия не имею… Что молчишь?

– Не молчу, – с нажимом отозвался Жуперр. – Если он плывёт, то может пристать в любой точке стены города. Сейчас вода подступила к ней со всех сторон. А это – десятки свиджей! Ты представляешь?

– Представляй сам! Закрой на время шлюзы подкачки воды, перекрой лазы, их у тебя с полсотни… Всё! Времени у тебя в обрез.

Тескомовец подождал, не скажет ли агоровец ещё что-нибудь, но тот ушёл из связи, будто канул в небытие, исчез.

Посидев некоторое время, Жуперр приподнялся на ватных ногах, вышел из комнаты. Сверху, чуть ли не на голову свалилась тяжёлая арбалетная стрела.

– Эй, Сунда! – поднял голову Жуперр. – Спишь?

– Не…

– То-то я спотыкаюсь о твои стрелы. Живо собери думертов. Но прежде пусть они оповестят своих бойцов о срочной готовности… Ты слышал?

На антресолях послышались стуки и шорохи – Сунда выбирался из своей тесной коморки.

Думертов, оказавшихся в гетто, набралось с десяток.

Жуперр оглядел их. Он не очень-то надеялся вот так, сходу, получить от них каких-либо дельных предложений, а ведь его распоряжения, разберутся они в ситуации, поймут ли, но придётся выполнять им. В который уже раз пожалел об отсутствии Тлумана. Сейчас его изворотливый ум как раз бы пригодился.

– Я вас собрал потому… – Жуперр поморщился от обыденности и шаблонности высказанного. Он осмотрел ногти своих рук, потом скрестил пальцы и опёрся о край стола. – Объявляю акцию захвата, – устало объявил он.

Думерты, всё повидавшие на своём не первом веку всякое, недоуменно переглянулись. Акция захвата кого бы то ни было, обычно готовилась заранее – за день, а то и за неделю до неё. Разрабатывался подробный план, бойцы чётко знали, кого следует взять и где им в момент захвата находиться. Только тогда можно надеяться на успех.

Бывали, конечно, случаи внезапные, но так редко, что заявление руководителя Тескома, всегда сдержанно суховатого, а сейчас явно растерянного или встревоженного, насторожило их.

– Вы правы, но так случилось, – Жуперр читал на лицах думертов оттенки проносящихся в их головах мыслей. Он сам когда-то побывал в думертах и, будь сейчас на их месте, то есть, по информированности находясь с ними на одном уровне, размышлял бы подобным образом. – Времени у нас практически нет. По разливу к Примето приближается группа людей. Есть среди них и путры. Нам надо встретить их…

– Как по разливу? – сразу два думерта не выдержали и перебили руководителя.

– Да, я не оговорился. Именно по разливу. По-видимому, на лодках… или на плотах.

– Сколько их там?

Жуперр помедлил с ответом. Знать бы наверняка. Хотя, что меняет количество тех, кто окружает мальчика? Десяток, два? Всё одно.

– Не знаю… Важно не это. Некоторые из них вооружены тритундовыми мечами. А они, как вы знаете или слышали…

Посыпавшиеся было заинтересованные вопросы, уводящие в сторону от темы, Жуперр прервал коротким взмахом руки.

– Нет времени! Нам надо их встретить и, по возможности, всех убить, кроме мальчика…

– Как убить?.. Всех убить?.. Что за мальчик? – бурно отреагировали думерты.

Никогда ещё перед ними не ставилась так жёстко такая жестокая задача. Поэтому после непродолжительного всплеска эмоций командиры думов примолкли, дав возможность Жуперру высказаться до конца.

– Это те, из-за которых погибли бойцы Поропа, и за которыми гонятся Осинапс и Тлуман.

В комнате надолго повисло молчание.

– Пусть только попадутся нам в руки, – сурово высказал общую мысль один из думертов.

– Это так, – подхватили другие.

Жуперр кивнул.

– Но, кроме мальчика. Он с ними идёт один. К сожалению, не известно, к какой части койны они намерены причалить, каким лазом воспользоваться. – Возникший было шум, Жуперр прекратил, усилив голос. – Я в таком же положении, что и вы. Вот почему я вас собрал. Чтобы посоветоваться, как произвести захват.

– Но, шейн! – воскликнул один из думертов. – Мы не можем сразу контролировать весь периметр стены. Это же больше семидесяти свиджей!

– Примерно двадцать, – поправил Жуперр. – Они плывут с севера.

– Даже двадцать – слишком много, – взял на себя неблагодарную роль высказаться за всех думерт Остак.

Он встал и повертел головой, призывая других думертов показать, что они с ним солидарны.

– Ты прав, – тут же согласился с ним Жуперр. – Вот и давайте подумаем, где они могут попытаться пройти в город?

– Ясное дело, через лазы.

– Не обязательно. Могут и не через них. Вода стоит высоко. Так что преодолеть пару берметов высоты стены ничего не стоит, – угрюмо напомнил невысокий Лунеласк.

Он сидел рядом с Остаком и, теряясь на фоне туши соседа, хмурил брови. Думертом его назначили недавно, и думертская сходка перед лицом руководителя Тескома ему была ещё внове.

– Ты прав, – подтвердил Остак и хлопнул его по плечу толстой с короткими пальцами ладонью, отчего Лунеласк будто стал ниже.

– Надо учесть… Кто может ещё что-нибудь добавить? – выждав паузу, напомнил Жуперр. Думерты промолчали. – Тогда у нас получается… – Он провёл пальцем по схематическому наброску стены города с отметками. На схеме можно было увидеть нахождение лазов, зафиксированных Тескомом, по крайней мере, за последние двести-триста лет. Многие из них были заброшены, и оттого не проходимыми ни для кого уже многие годы. Особыми значками помечались шлюзовые камеры, сточные трубы, нарушения койны. – Если предполагать, что они не будут обходить стену, а сразу направятся к ней, то шлюзов здесь… так… семь. А лазов… – Жуперр вытер набежавшую от напряжения слезу. – Четыре действующих. Пятью давно уже никто не ходил. Что скажешь, Самотан?

– Два старых лаза проходимы до сих пор, шейн. Просто о них позабыли. – Самотан, отвечающий за порядок вдоль койны, раздвинул губы в хищной улыбке. – Но в них лучше не соваться. Я знавал только одного проводника. Его уже нет…

– Я помню, – кивнул Жуперр.

– Три других, по-моему, никогда лазами не были. Кто-то пытался их устроить, но без пользы для себя.

– Возможно, но… Ты гарантируешь?

– Я проверял. И до меня о том было известно. Я сменил Таповиру, а он об этом слышал от своего предшественника.

– Хорошо. Итак, шлюзов семь, лазов будем считать шесть и почти двадцать свиджей общей стены. А это не менее четырёх прауз хорошего бега из конца в конец.

Жуперр задумался. Ведь он как чувствовал, отдавая вчера распоряжение на усиление охраны стены. Так что лазы и шлюзы уже перекрыты, а по периметру стены как всегда с вечера пущены патрули. Даже не будь сегодняшней спешки, всё равно вся койна находилась под наблюдением. Так что всё как будто сделано. Однако силы распылены. К тому же тескомовцы, занятые рутинной службой изо дня в день, и, естественно, из ночи в ночь, навряд ли сегодня горели особым рвением в охранении. Поэтому вся проблема заключалась в оповещении о возможном прорыве в город извне группой людей и выродком. Вот почему он напомнил о двадцати свиджах.

Если не успеть оповестить, ведь точно проморгают. А беглецам стоит прорваться через лаз или другим способом, то в подземельях города их не найти. Засядут где-нибудь в дуварах какого-нибудь родового хабулина и – всё. Полгода искать надо будет.

– Шейн, – вывел его из невесёлых размышлений щуплый Костов, совсем затерявшийся среди упитанных собратьев по Тескому. – У нас есть устройство…

– Ну?!. Встань!

– Им как будто можно определить движущийся объект на воде…

– Ну, ну? – нетерпеливо подогнал егоруководитель.

– Вот я и думаю… Может быть, оно и вправду поможет что-то увидеть и определить куда оно… это… плывёт.

Жуперр прихлопнул ладонью по крышке стола.

– Вот!.. Я не зря вас собрал. Ты, Костов, сейчас же опробуй устройство. Да, да, прямо сейчас!.. Бегом! – Когда Костов высочил из помещения, Жуперр обратился к оставшимся думертам: – А с вами мы сделаем так…

Думерты ещё не разошлись, как в кабинет ворвался Костов. Лицо его пылало, руки ходили ходуном, от возбуждения он никак не мог начать говорить.

– Шейн, плывёт, – наконец оповестил он. – Плывёт что-то. Наверное, большое! Сигнал сильный. Я видел… Оно…

Костов закатил от восторга глаза.

– Куда плывёт? – вернул его к действительности Жуперр.

– К городу плывёт. Куда ещё?

– Я это понял. Город большой. Когда подплывёт и к какой точке койны направляется?

Костов вновь закатил под лоб глаза и зашевелил губами в параллель своим мыслям или расчётам.

– Плывут быстро, – сказал он твёрдо. – Очень быстро. Не знаю, как так можно быстро плыть?

– Сколько времени?

– Будут здесь через две праузы… Или через три. Трудно, шейн, определить… А куда? Мне показалось, по направлению Заброшенного Поля… Вот.

– Я так и думал, что они туда причалят, – заявил Остак. – Я там вчера, как ты, шейн, приказал, целый крин поставил. И наказал им смотреть в оба.

– Молодец, – похвалил Жуперр, изучая схему койны.

Он кивал головой, потому что так же, как и думерт, сразу подумал о таком поведении беглецов, стоило только Костову высказаться о приближении чего-то большого, плывущего по водам.

Заброшенное Поле – район древнего Примето или, может быть, его пригорода, лишённого по каким-то причинам стены, из века в век привлекал внимание горожан, по большей части испытывающих атавистическую тягу к природе. Они не рисковали покидать город и углубляться в упраны, у них не хватало духа или желания стать странниками, хожалыми, лесовиками, тескомовцами, бандитами, но в их генах теплились ещё остатки деяний предков, испытавших тягу к перемене мест, любовь к путешествиям и авантюрам. Такие горожане отводили душу на Заброшенном Поле.

Оно густо поросло лесом и представляло собой приподнятый участок земли, образовавшегося, по-видимому, от напластований в давние времена культурного слоя. Участок вытянулся неровной полосой вдоль стены, что обеспечивало безопасность рискнувшим выбраться на него горожанам, а размеры – около полутора тысяч квадратных свиджей – давали возможность почувствовать себя в одиночестве. Оттого Поле никогда не окультуривалось, никто не пытался пробить постоянные дорожки, выставить скамейки или, вообще, как-то облагородить ландшафт. Напротив, дикость его как раз и прельщала горожан. Во всяком случае, здесь можно было всегда найти уголок для уединения.

Сейчас, весной и в дни половодья, Заброшенное Поле посещалось редко. Сырость, голые ветви деревьев и кустарников, вода, подступившая почти вровень с берегами, отпугивали любителей закойновых прогулок. К тому же наступала ночь, поэтому расчёт беглецов высадиться в таком глухом и укрытом растительностью месте, был оправдан.

При высокой воде лес почти вплотную подступал к берегу, а с другой стороны – к стене, так что при соответствующем снаряжении, то есть при наличии верёвок, мостков для перехода через энергополе койны, жароупорной обуви и кое-чего иного, появлялась реальная возможность проникнуть в город через койну, не пользуясь лазами или шлюзами. Хотя и последнее тоже нельзя было сбрасывать со счетов. В районе Заброшенного Поля их было сразу два действующих и два заброшенных ещё в стародавние времена.

Жуперр, после недолгих размышлений, поскольку сообщение Костова упрощало задачу поиска, принял решение.

– Каждый из вас, – повёл он пальцем по ряду думертов, – выделит Остаку по полному крину…

– Но шейн! Тогда с чем останусь я? – приподнялся Радискот. – Я и так отправил полтора крина с Осинапсом…

– Знаю. Для охраны ворот гетто бойцов у тебя достаточно. А не хватит, то подними от моего имени обосподных.

Думерты, услышав предложение руководителя, обменялись презрительными усмешками. Их мнение об особой категории тескомовцев никогда не поднимались выше того. Повара, уборщики, служба обеспечения и другие представляли значительную количественную составляющую обитателей гетто. Их профессиональные качества не подвергались сомнению. Зато бойцы они, естественно, были никудышными, хотя порой их заставляли поупражняться с мечом или чигиром. Оттого Радискот сразу наотрез отказался привлекать обосподных себе на помощь.

– Только не их! – воскликнул он с не показным испугом. – Я лучше сам постою у ворот.

В глазах Жуперра мелькнули лукавые огоньки, он ожидал такого ответа.

– Вот и постой. Да и бойцы твои пусть становятся на пост почаще… Итак, моё распоряжение остаётся в силе. Тогда… Всё! Через блеск крины должны быть уже в пути. Костов, мы с тобой сейчас вместе посмотрим, что ты там увидел… Выполняйте!

Жуперр тяжело поднялся.

– Эй, Сунда, слезай вниз. Пойдёшь со мной. Сунда! Спишь?

– Я… Ничего, – пробормотал телохранитель. Последовал длинный с завыванием зевок. – Что?

– Слазь, говорю. Сбегаешь к Заброшенному Полю.

– Куда-а-а? – потрясению Сунды не было предела.

Жуперр не дал ему повода усомниться в своём распоряжении.

– Туда! Я буду в думерете у Костова. Не заставляй меня ждать. У тебя времени не больше полублеска.

На сухом лице руководителя Тескома проступил румянец. Он сегодня и вправду пошлёт Сунду к месту предполагаемых событий. Пусть протрясётся, а то от безделья и сидячего образа службы жиром оброс. Скоро в каморке скрытого телохранителя помещаться не сможет. Сейчас уже всем, кто заходит сюда, слышится каждое его движение наверху. А ведь ещё год какой-то назад он сидел там и никаких звуков не подавал.

В думерете Костова – просторной комнате – толпились бойцы, и что-то наперебой обсуждали между собой. Появление самого руководителя Тескома в сопровождении их думерта стало для них неожиданностью. Не часто Жуперр сюда заглядывал, а вернее, практически никогда в думереты не заходил, давая возможность думертам править там полновластно.

В комнате наступила тишина. Тескомовцы расступились, давая дорогу руководству к длинному высокому столу, за которым обычно восседал думерт Костов, тем самым как бы возвышаясь над кринейторами, купоренами и рядовыми бойцами.

Сейчас над столом висело слабо мерцающее облачко с тремя оранжевыми точками. Точки располагались в линию и словно перемигивались, поочерёдно вспыхивая и угасая.

– Что тут у нас новенького? – по-хозяйски осведомился Костов.

Жуперр с интересом рассматривал прибор, добытый думертом из ненужного, казалось бы, уже хлама, скопившегося на складах Тескома за тысячелетия. Оказывается, они не потеряли способности выполнять функции, заложенные в них создателями. Но правда была и в том, что Костов сумел вспомнить о таком устройстве и привести его в действие. Вот поистине самое ценное, что иногда проявлялось в людях, не довольствующихся настоящим, а всегда помнящих о прошлом.

– Их теперь три, – шагнул навстречу пришедшим пожилой тескомовец со сросшимися над переносицей бровями, отчего казалось, что он смотрит из-под козырька, хотя голова его не была покрыта.

Жуперр его знал хорошо – Лавалик служил в Тескоме уже лет двести. Лицо его избороздили глубокие морщины, но сам он до сего времени оставался подвижным и безотказным в выполнении обязанностей бойца.

– Так, так, – мелко покивал головой Костов. – Не заметил, они разделились или появились отдельно?

– Разделились.

– Так, так… Подробнее. Как они разделились?

Лавалик искоса посмотрел на Жуперра, пожевал губами.

– Деление на три произошло сразу… Она будто лопнула на три части. Теперь они все попеременно меняют курс.

Словно подтверждая слова старого тескомовца, одна из точек дёрнулась и плавно сменила направление движения.

Костов повернулся к главе Тескома.

– Это они пытаются…

– Я понял, – опередил его пояснения Жуперр, – это ложные сигналы. Но можно ли определить их общее направление?

– Да, шейн, – уверенно сказал Лавалик. – Как они там не хотят кого-то сбить с толку, в том числе и нас, но общее направление видно сразу. Они направляются к Заброшенному Полю.

– Они могут находиться в любой из этих точек?

– Да, шейн. И нам не определить истинного их нахождения, – извиняющимся тоном сказал Лавалик.

– Я так и думал. А какое расстояние между этими отметками, можно определить?

Лавалик повёл головой и выжидающе посмотрел на Костова.

– Свиджа… полтора или два, – неуверенно оценил думерт. – Мы, к сожалению, точно не знаем масштабы этой картинки. Больше уверенности в расстоянии до Примето.

– Пусть будет полтора-два… Итого пусть будет три, – задумался Жуперр. – Это по фронту будет примерно три свиджа, – пояснил он свою мысль. – Многовато, конечно, но всё-таки не вся койна. Вы сделали хорошее дело, бойцы! Поздравляю!

Костов выпрямился, Лавалик нахмурился, опустив брови почти на глаза, но видно было – доволен похвалой. Костов негромко сказал:

– Мы давно знали об этом приборе, он у нас стоял здесь, у меня, но только сегодня испробовали его впервые. И получилось!

– Вот и молодцы. Да, когда они появятся у Заброшенного Поля. Хотя бы примерно.

– Праузы через полторы, шейн.

– Быстро плывут

– Очень быстро, шейн, – подтвердил Лавалик. – Так быстро плоты и лодки даже по течению не плывут. И плывёт что-то большое.

– Ну и что это может быть?

– Не знаю, шейн.

– Нам не определить, что это такое, – добавил и Костов.

Жуперр кивнул. Он обвёл глазами помещение думерета, остановил взгляд на Костове.

– Что бы там ни было, а нам надо их перехватить. Лавалик пусть останется здесь. Оставь с ним двух бойцов для связи. Все остальные, и ты тоже, поспешим в район возможной высадки.

– Да, шейн, – подтвердил приказ Костов и обратился к своим кринейторам и купоренам, а из присутствующих бойцов, не долго думая и не согласовывая своё решение с непосредственными их начальниками, выделил связников.

Жуперр тем временем наставлял Лавалика.

– Веди наблюдение до того, пока эти… точки не коснутся суши в районе Заброшенного Поля. Если в их поведении что-либо изменится, сразу же пошли ко мне бойца с известием о новом направлении.

– Да, шейн. Как вас найти?

– Я пойду по койне, и буду предупреждать о себе бойцам. Новость можно будет передать и по цепи. Быстрее, пожалуй, будет.

– Да, шейн.

Глава 38

Слабое свечение защитной стены Примето стало заметно, как только стемнело. До неё было ещё очень далеко. Шельма мчалась к городу, скользя по тёмной глади потока. Ни одна искра света не выдавала её, темнота царила и на палубе, и в салоне. Зато в каюте управления даль округи просматривалась прекрасно, как днём в момент збуна.

– Где будем причаливать? – спросил Свим и, не услышав ответа, продолжил: – Я знаю один лаз…

– Мы так долго собирались попасть в город, что все лазы, в том числе и твой, уже давно замурованы или перекрыты тескомовцами. – Наконец, сказал Малион, отрываясь от созерцания округи, показанной Шельмой. – К тому же лаз… Он, этот лаз, потому так и называется, что лезешь через него и не знаешь, кто тебе голову разобьёт или хребет сломает, когда из него выползать будешь. В нём быстро не развернёшься и не размахнёшься. Заткнут с двух сторон так, что лет эдак через пятьсот тебя обнаружат, да тебе уже к тому времени будет всё равно.

– Ничего себе нарисовал картинку, – улыбнулся Свим, хотя ему не очень-то было весело после этих слов Проводника. – Сам не раз ощущал то же самое. По истине, лезешь, а там… Ну и… А как же мы тогда попадём в город?

– Пока не знаю, – безразлично, словно о безделице, ответил Малион. – На месте Невлой подскажет. Давай, Свим, ещё до города доплывём.

Свим, хотя и неохотно, но с ним согласился.

Берег, обозначенный смутной цепочкой островов архипелага, быстро удалялся. Шельма держала курс на восточную оконечность города, туда, где знал Свим, лежала перед стеной широкая полоса суши, никогда не заливаемая половодьем. На ней пригородный лес – ухропы – представляли сплошные дебри. Как Малион собирался ночью продираться сквозь них к стене, Свим не мог представить. Там днём-то надо быть ужом, чтобы протиснуться, а ночью можно остаться без глаз и одежды, как бы ни крепка она была.

Камрат спал в неудобной позе. Свим, повозившись, посадил его так, чтобы голова малыша не слишком свешивалась вниз, да и сам бы он не упал с неудобного сидения.

– Я пойду наверх, – сказал он.

Малион кивнул.

– Скажи Невлою, пусть заглянет сюда ко мне.

– Хорошо, позову.

– Только заглянет. Предупреди его. Здесь он не нужен.

– Хорошо, хорошо.

После ухода дурба Малион смог сесть на узкой скамейке свободнее. Свим занимал на ней большую её часть.

Сверху в люк свесилась заросшая, оттого диковатая на вид, голова Невлоя. От света глаза у него сузились в щёлки.

– Спит? – негромко, чтобы не разбудить мальчика, спросил он.

– Пусть спит. У него, сдаётся мне, остались считанные праузы.

– Зачем я тебе?

– Послушай округу.

– Всё, будто, тихо.

– Город?

– Город ещё далеко. Подойдём поближе. Но там тоже… Движение есть, но вялое.

– Думаешь, о нас уже знают?

– Конечно.

– Тогда посмотри шары. Они могли за нами полететь.

Невлой на несколько минтов исчез. Опять свесил голову.

– Шаров нет… Что-то не так?

Малион досадливо поморщился.

– Всё так. Но такое впечатление, что мы либо сделали лишнего, либо… что-то не доделали.

– Ха, – раскрыл было рот Невлой, чтобы по обыкновению хохотнуть. Малион напомнил:

– Помолчи! Камрат спит.

– Да, спит… И сны видит… И знаешь, кого в них? Векела…

– Потише ты! Любопытно. Они с ним, как я знаю, никогда в жизни Камрата не встречались.

– Он видит его ясно рядом с Уницей…

– Никогда не называй её этим именем. Впрочем, и этот имя не её. Она – Калея! Ладно, Невлой. Я тут ещё посижу, подумаю.

– Тебе виднее. Но я ничего не чувствую.

– Не то. Вспомни порядок наших действий в течение сегодняшнего дня. Проанализируй, всё ли так удачно у нас закончилось на Сажанее?

– А?.. А-а. Проанализирую.

Невлой мигнул вытаращенными от натуги глазами и освободил люк.

«Что же там было?» – мучительно старался вспомнить Малион.

Бандиты с шестами? Оригинально, конечно, но не это его поразило, а нечто другое. Или некто?

Итак… Его как раз толкнули под ребро шестом, он отмахнулся тритундой – шест пополам… Да, да, как раз в этот момент он и увидел… Нет, отметил мельком… Краешком глаза. Точно! Он увидел глаза! Знакомые глаза! Знакомые, но полузабытые. Их обладатель тоже узнал его и… да, это он помешал другому оприту ударить ему в лицо… Глаза – прищур особый… У кого же такой прищур?

Может быть, всё-таки показалось?

Малион вытянул трубочкой губы, потянулся, подал подбородок вперёд и так посидел некоторое время, глядя прямо перед собой.

Итак, глаза… Если там, среди опритов, был свой, то в том нет ничего особенного – вьюжные могли иметь интерес к бандам. Тогда, возможно, что-то другое связано с обладателем этих глаз: окружение или просто кто-то сторонний, оказавшийся рядом с ним?

Он стал перебирать в уме имена, вспоминать и вдруг заметил, что стал сбиваться и путаться. Посмотрел на спящего у него под боком Камрата – безмятежен, словно и вправду ребёнок, но… Встретиться бы с ним через месяц-другой… Любопытно… Но…

Надо вспомнить, кто это был? Тогда, наверное, проще отгадать источник тревоги, нарастающий по мере того, как он пытается разобраться с этим вопросом.

Нет, никак, даже образ стал расплываться и, чем больше Малион старался воскресить то, что ему увиделось, тем невнятнее становились и мгновенно промелькнувший облик, и прищуренные глаза. Но и тревожные мысли тоже стали угасать – кто бы там ни был, и что бы там уже не произошло, им с помощью Невлоя всё было сделано правильно. Действительно, Камрат – вот тут, под рукой, целый и невредимый. Сверх того: дети правителя бандеки, Свим, на которого, как он понимал, имеют виды вьюжные… Да и сам он уцелел в этом непростом мероприятии. Даже двейрин при нём до сих пор остаётся в живых…

Но он устал и ощущал эту усталость, она подкрадывалась к нему и сбивала с мыслей сонной одурью…

В это время, невдалеке от Малиона, на палубе, совсем другое занимало Свима. Он как никогда раньше жаждал, как бы быстрее добраться до родного хабулина, но и понимал, что грядущие заботы, поджидающие его там, а они будут не очень приятными, последуют сразу же после его появления.

Так, у Клоуды наступала пора пройти строгие правила Круга Человечности стать матерью будущего многоимённого. А это зависело в целом от Свима, ибо он должен будет вначале оформить свои отношения со своей женой, чтобы её допустили к обследованию именно как ауну, а не просто случайную женщину, зачавшую от мужчины, обладающего высоким нэмом, тем более – выше инегов. Она, конечно, вступая в Теском, была проверена и принята на основании отсутствия каких-то отклонений от нормы, но тогда она не была ауной и не ждала ребёнка, да и тескомовская проверка намного проще, чем требования Круга Человечности.

Ему самому следовало побывать в закалочной. Два месяца скитаний по Диким Землям оставили свой след в душе и на теле. Надо снять лишнюю возбудимость, которая всё чаще подталкивала Свима работать больше руками, чем головой. Давали знать ушибы, благоприобретённые от ударов противников, неловких движений и неудачных падений. Общение с дикими и разумными в Заповеднике Выродков так же могло привести к появлению ненужных отклонений в составе крови и желудочном соке… Будучи в Керпосе, он пренебрёг предложением Токана воспользоваться его закалочной.

– Зачем? – произнёс он тогда легкомысленно. – Скоро буду дома. Там меня моя система знает с детства. А у тебя пока изучит, проанализирует, взвесит, создаст образ… Полдня уйдёт.

– Как знаешь, Свим. Но скажу тебе так. Дорога на Примето, хотя ты по ней и прошёл неоднократно, как любая другая дорога, не простая прямая. Она прихотливо стелется, как непредсказуемое проявление страстей человеческих, – загадочно и витиевато произнёс Токан, выслушав отказ Свима. И подкрепил сказанное повтором: – Дорога на Примето не прямая…

Свима тогда позабавили туманные намёки представителя Фундаментальной Арены в Керпосе. А тот, похоже, уже знал о долгом пути возвращения агента к родному хабулину.

Да и Малион не двусмысленно это подтвердил.

Тем более что закалочная нужна была Клоуде. Несмотря на её молодость и то, что она была женщиной, а женщины легче переносят всякие невзгоды, Дикие Земли и скитания без надлежащего ухода также повлияли на её здоровье.

Была и ещё одна неприятная сторона возвращения в родной хабулин – разобраться, что в нём твориться. Конечно, сестре, зная её крутой характер, он доверял всецело. Она была прирождённой хозяйкой дома и вникала во все дела хабулина. Но у неё ещё не было мужа, а, значит, опоры и успокоения, без которых нет уравновешенности в поведении и в образе жизни. Поэтому она, занятая своими душевными личными заботами, могла упустить что-то, если события внутренней истории и действительности его родного хабулина стали известны посторонним…

Внешне, несмотря на непростые размышления, Свим выглядел как обычно. Обняв Клоуду за плечи, он вслушивался в журчание воды перед острым носом Шельмы. По-летнему тёплый ветер бил в лицо. Белёсая мгла наступающей ночи, будто кисеёй, завесила округу.

– Скоро будем дома, – нарушил молчание дурб и вздохнул.

– Скорее бы, – одними губами робко проговорила Клоуда. – Но ты… Скажи честно. Ты веришь, что там всё будет… просто?

– Ты о чём, дорогая?

– В город надо ещё войти. Да и в городе…

Дрожа всем телом, она прижалась к Свиму, он крепче стиснул её плечо.

– Если верить Малиону… – сказал он медленно.

– Ты ему веришь?

Свим притопнул ногой по палубе.

– Вот она. Лодка, обещанная им. И я от него кое-что узнал о малыше. Да и, не поверишь, о себе тоже. Так вот по Малиону…

– О себе?

– Вернее, о своей семье. Любопытные подробности. – Он помолчал. – Давно я не наводил порядка в хабулине.

– Там что-то случилось? – испуганно спросила Клоуда,

Если там что-то произошло, то ей никогда не быть… Кем? Она сама не знала, чего испугалась. Но возвращение в хабулин Свима вдруг, как ей показалось, ушло куда-то в небытие, и ей придётся всю жизнь вот так мотаться по бандеке без крова, как изгою. Она едва поборола дурноту, подступившую к горлу.

– Не думаю. Во всяком случае, ничего серьёзного там не могло произойти. А по мелочам, по-видимому, да. После смерти отца я ведь практически не вникал в дела хабулина. Ими занимается Елина…

– Сестра?

– Она… Последний раз, когда я был дома… Это сколько же прошло времени с того раза?.. Почти год.

– Ты и зимой ходил?

– Нет, что ты, милая. Хотя в этом году зима была мягкой. Реки даже у берегов не замерзали.

– Ну, реки… Какой же это должен быть мороз, чтобы замёрзли реки?

– Лет пять тому назад многие замёрзли полностью. Я сам видел. Сплошной лёд. По нему даже ходили. Я тоже… – Свим засмеялся. – Иду, а ноги как будто не хотят идти, так как думаешь, что вот-вот под тобой опора расступится, и ты окажешься в ледяной воде, да ещё вдалеке от берега.

– А я зимы никогда не видела. Всегда была в городе. Так, где ты был этой зимой?

– В Септе.

– В Септе? – живо переспросила Клоуда. – Нет, правда? У кого?

– Ты кого-нибудь знаешь в Септе? – Свим хотел рассмотреть лицо Клоуды, но в наступившей полутьме видел только блеск её больших глаз.

– Я там выросла.

– Вот оно что… Хм… Я был у Ириконов.

Клоуда дрогнула под его рукой.

– Я так и знала! – воскликнула она и попыталась освободиться от объятий Свима. Он её не удерживал. Она обернулась к нему лицом. – И, конечно, был с Ироникой?

Свим удивился её прозорливости и не ответил.

Зима тянется долго. Септ городок небольшой, хабулинов многоимённых – всего с десяток. У Ириконов большой дом, но миниатюрный дувар – этажей на пять, хотя хозяин его насчитывает имён в своём нэме больше, чем Свим.

А Ироника… Мрачноватая, сама в себе, но до безумия пылкая и ненасытная дочь Ирона Ирика Ирикона скрашивала будни зимнего ничегонеделания.

– Ты был с ней?.. Свим!

– А?.. Да. Но… Но, Кло… Ты ведь… В мой хабулин ауной войдёшь только ты и только ты, Кло. И только от тебя у меня будут дети. Мы же с тобой, Кло…

Клоуда громко перевела дыхание, в горле у неё клокотало.

– Я дура, да? – неожиданно спросила она с дрожью в голосе.

– Это почему же? – не понял её Свим.

– Я не о том… Мы так странно с тобой встретились. До того не знали друг о друге ничего. И мне стало казаться… Мы с тобой друг для друга… Я не могу, Свим, сказать, чтобы мне самой понять и объяснить тебе.

– И не надо, Кло. Ты думала о том же, что и я. Но давай позабудем всё, что было до нашей встречи. У нас с тобой всё, как в первый раз. А до того ничего не было! А?

– Да, Свим, да!.. Прости меня… Прости мне…

– А ты мне, Кло!

Шельму качнуло. Клоуда, потеряв равновесие, судорожно вцепилась в Свима.

– Свим! Я боюсь!

– Ну, ну, милая! Но чего это Шельма? Сбилась с курса? – вслух задался вопросом Свим. – Шельма-Шельма!

Рядом раздался звук похожий на вздох усталого человека.

– Шельма-Шельма, что случилось?

– Нас ищут, – прошелестел воздух. – Нужна защита.

– Так защищайся!

Шельма промолчала.

– Я сейчас, – отводя руки Клоуды, заторопился Свим и быстро направился к кубрику управления.

У люка уже стоял Невлой.

– Что она тебе сказала?

Свим повторил услышанное.

Невлой с сожалением покачал головой.

– Придётся будить Малиона.

– Он спит? – Свим с недоверием посмотрел на двейрина, освещённого слабым мерцающим светом, окутавшим лодку. – Я почему-то думал, что он никогда не спит по-настоящему.

– Почему бы и нет? Он обычный человек. Тебе тоже следовало бы поспать, пока есть возможность.

– Потом! – отмахнулся дурб. – Малион!.. Малион, проснись!

Проснулся Камрат, повёл вокруг себя сонными глазами, недоумевая – где это он?

– Свим?

– Я, малыш. Буди его!

Малион спал крепко и на толчки Камрата не реагировал. Свим уже хотел сам забраться в тесную каморку и встряхнуть Проводника как следует, дабы вернуть его к яви.

– Хватит, Камрат, – пробормотал Малион, не меняя позы и не открывая глаз. – Позови Свима и Невлоя.

– Мы здесь, – отозвались названные.

– Вот и хорошо. Я спал… Уснул. Наверное, помогла Шельма. Она бы и разбудила… Ладно. У нас какие-то затруднения?

Малион встал и сладко потянулся.

Всё-таки силён Проводник, – подумал вновь почти с завистью Свим, – и духом и телом, хотя с первого взгляда – и вправду обычный человек.

Он пересказал свой краткий диалог с Шельмой.

– Она может сама… Впрочем, сейчас выясним от неё самой, что она имела в виду. Шельма-Шельма!

Объяснения Шельмы Свим едва понял. Он не знал значения многих слов, произнесённых ею. Архаичность их резала слух: некто, де, глянул на неё, Шельму, неожиданно и подозрительно, отчего ей пришлось обзавестись стыдливыми тенями, чтобы обмануть нахала…

Вот, пожалуй, основная мысль высказанной Шельмой.

Невлою что-то показалось смешным в её рассказе, и он утробно захохотал. Заснувшие люди и путры проснулись в испуге и стали подтягиваться к рубке.

– Мог бы и потише, – высказал ему Свим. – Но, Малион, что она сказала?

– Ты же сам слышал.

– Я услышал то же, что и Невлой. Расхохотаться и вправду можно. Даже слов не понял.

– О времена, о нравы! – Малион поднял вверх руки.

– Ты древних не цитируй, а лучше переведи, что наговорила Шельма.

– Ну, Свим, мы же с тобой современники, а она… Ладно. Думаю, кто-то каким-то образом попытался определить наше местонахождение. А Шельма сумела направить их поиски по ложному следу.

– Хо-о-орошенькое дело, – протянул Свим. – Неужели это возможно? – Помолчал и спросил у Невлоя: – Где будем высаживаться?

– В Заброшенном Поле.

– Н-да… В нём отсидеться какое-то время можно, но тескомовцы не дураки. Малион, это же явно напороться на Теском. Они нас в других местах с койны могут издалека увидеть. И, наверняка, знают, что о том знаем и мы. Значит, мы будем искать место, где можно приткнуться к берегу незаметно. А это Заброшенное Поле. И ещё. Половодье заставило диких ринуться на этот клочок суши. Там от них ногой не ступить.

– На то и надеемся, – сказал Малион. – Тескомовцы тоже не полезут в дебри Заброшенного Поля, а нам того и нужно. А то, что лазы они перекроют, мы знаем.

– Ну что вы опять играете в какие-то тайны? – с досадой воскликнул Свим. – Нас там кто-то ждёт?.. Или у вас сговор с кем-то из тескомовцев имеется?

– Разве мы тебе не сказали? – притворно удивился Малион, вызвав новый приступ веселья у Невлоя.

– Вы уж скажите. Надейся на вас, – с обидой проговорил Свим.

– Успокойся! Там есть вход в нужный вам хабулин.

Глава 39

Слабый свет энергокойны узкой, в бермет шириной, прямой лентой чётко выделялся на фоне тёмной верхней плоскости защитной стены города и уходил, теряясь где-то, как в бесконечности. Вечное покрытие стены обеспечивало достаточную ровность докойновой полосы для любителей прогулок, чтобы в полутьме не оступиться.

Жуперр и Сунда быстро шли по направлению Заброшенного Поля. Сунда запыхался и не успевал за лёгкими шагами неукротимого руководителя Тескома.

– Зачем Вам-то там быть? – время от времени задавал телохранитель вопрос с надеждой получить вразумительный ответ. – Без Вас не обойдутся?

Но как это было не удивительно, Жуперр даже сам для себя не смог бы толком объяснить, зачем его действительно понесло в такую даль. Как бы он не торопился, ведь всё равно события на Заброшенном Поле опередят его. Да и приди он к самому моменту появления беглецов, спускаться на землю он не собирался.

О причине своей суетливости старался не думать, чтобы не травить себе душу и не растравлять в себе злость к неведомому члену Агоры, который как будто всё видит и всё знает. Он просто бежал из своего кабинета от необходимости выслушивать вкрадчивый с характерными обертонами голос, если агоровцу там, сидящему где-то, но всевидящему и всезнающему – тьфу! привязалось – вдруг опять захочется поговорить или начать давать какие-нибудь советы.

Поиздеваться, по мысли Жуперра. А этого он ох! как не любил. И не прощал. И сейчас надеялся, что, в конце концов, узнает, кто им помыкает, а там видно будет, каким образом ответить на унижение…

Позади, едва различимо на безумолчном шуме текущей воды, послышались звуки передаваемого по цепочке от тескомовца к тескомовцу сообщения. Бойцы с отменными голосовыми связками были расставлены через каждые сто берметов. Ночью их, конечно, можно было бы расставить и реже, но сегодня они, кроме быстрого передаточного механизма, исполняли роль наблюдателей. Случись, что кто-то причалит к стене, весть о том разойдётся в обе стороны и позволит в течение короткого времени собрать в кулак десятка два бойцов – почти целый полукрин, готовый противостоять значительному по численности противнику.

– Ше-эй-йен… – разобрал, наконец, далёкий голос Жуперр. Однако слишком далёкий, чтобы понять текст всего сообщения.

– Нам кричат, – сказал Сунда и резко остановился.

– Пошли, чего стал?

– А чего идти-то? Может быть, назад надо будет поворачивать.

Предводитель Тескома удовлетворённо хмыкнул.

– Лень мудра, – пробормотал он. – Что ж, подождём.

– Шейну! – только что оставленный позади тескомовец, похоже, с наслаждением, а кому приятно просто так одному стоять в темноте, громогласно нараспев оповестил: – Объёкт приближа-ается… к западной окра-аине… Заброшенного По-оля!.. Расстоя-яние… Пять сви-иджей!

– Назад возвращаться не будем, – к неудовольствию Сунды, заявил Жуперр. – Как раз поспеем к самому интересному.

– Да-а, к интересному…

– Именно!

Жуперр говорил и тихо про себя удивлялся своему настроению. А оно было приподнятым, хотя что-то ему подсказывало о безуспешности всех принятых мер для остановки или, по крайней мере, чтобы не пустить мальчика и его окружение в город. О возможности захвата не могло быть и речи. По многим причинам, с которыми Жуперр уже смирился. Он эти причины сформулировал, пока быстро шёл по койне. Думать здесь ему никто не мешал, сопение за спиной телохранителя даже подстёгивало к глубоким размышлениям.

Основная причина. Ему показалось правильным не препятствовать, а впустить Бланку в город, где можно будет без особой спешки выяснить, у кого он остановится. Слежку наладить следовало сразу, уже сейчас.

Вторая. Вступать в бой ночью – терять бойцов. Случай с крином Поропа в Сохе научил, а наличие тритунд у беглецов вообще делал стычку невозможной…

Впрочем, сейчас его двигал азарт. И не столько ловца, вышедшего на поимку жертвы, сколько любопытного зрителя – как всё это произойдёт?

Сам он за свою долгую жизнь поучаствовал во многих задержаниях, сидя в засаде, прочёсывая пригородные ухропы, дежуря в дорожных кордонах. Служил даже приманкой. Каждый такой случай остался в его памяти неповторимым, а порой забавным, по своей сути, воспоминанием, тем более, когда всё заканчивалось благополучно – без особых схваток, ранений и без потери бойцов.

За годами всё, естественно, даже охота на изгоев, бандитов и ушедших от кары Круга Человечности, притупилось. И то, что сейчас переживал Жуперр, удивляло и пугало его одновременно.

Что-то колыхнулось в его стареющей нервной системе, кровь побежала быстрее, и будто всё тело охватил зуд и щекотливое стремление подстегнуть время – как же там будет?!

Ощущая прилив сил и нетерпения, он готов был счастливо рассмеяться. Как всё-таки приятно чувствовать себя увлечённым самым бесхитростным делом – наблюдать, как тебя и ещё толпу подчинённых тебе бойцов обводят вокруг пальца. Ты знаешь о том, всеми силами будто бы пытаешься предотвратить неизбежное… и рад-радёшенек, что ничего поделать не сможешь.

Вот именно, что рад! Радость переполняла его естество, душила. Он понимал дикость своего состояния, но ничего не мог с собой поделать. Вот что пугало его…

Передав через Сунду по цепи о концентрации сил у западной стороны Заброшенного Поля, руководитель Тескома спешил, как мог, вслед за своим посланием.

В чёрной стене ночи, там, где властвовало половодье, появилось сияющее пятно. Оно быстро приближалось и увеличивалось в размерах. Словно клубок из света и тени стремительно накатывался к стене города.

– Это… что же… а? – прошептал поражённый Сунда.

– То самое, – неопределённо отозвался Жуперр, не менее телохранителя удивлённый призрачным видением. И добавил, устало, переводя дыхание, словно достиг какого-то рубежа: – Успели…

В Заброшенном Поле на голоса завыли дикие.

Камрат зачарованно наблюдал за Невлоем. Он никогда ещё не видел такого. Уши у человека всегда находятся на месте, на то они и уши. Ими можно, конечно, пошевелить, если постараться. Один из Шекоты, его противников в Керпосе, недотёпа Целик, мог даже подёргивать ушной раковиной. Но у Невлоя уши как будто вдруг стали раза в три больше, заострились в верхней части и заходили ходуном: разворачивались по отдельности в разные стороны, скатывались в трубочку, уплощались и прижимались к голове. Поражало, что они это делали совершенно независимо друг от друга. К”ньюша, да и Ф”ент тоже, не могли бы соперничать с этим человеком, хотя у выродков остались способности управлять органом слуха свободно.

– Так, так, – буркнул Невлой и повернулся к Малиону.

– Что?

– Встречают… Напротив нас не меньше крина. Другие прибывают… Однако все на стене. Койну не переходят.

– Могут войти в Заброшенное Поле? Как думаешь, видишь?

– Пока нет… Они видят нас… – Негромко ронял слова Невлой, погружённый в неведомый остальным мир, где он слышал и видел то, что находилось ещё далеко. – Задвигались, но… точно, пока будто бы ещё не решили, что делать.

– Если сейчас сойдут, могут нас достать?

– Сейчас – да, – тут же ответил Невлой. – Через блеск – нет. И потом… Дикие почуяли людей и уже реагируют на нас. – И словно для себя добавил: – На Заброшенном Поле сейчас тесно.

– Догадываюсь, – кивнул Малион. – Свим!

– Понял я. Некоторые дикие пострашнее тескомовцев будут.

– Нет таких диких, – резко сказал Невлой. – Басни всё это. Ты не тронешь, тебя не тронут.

– Не надо мне рассказывать… тоже басни, – в тон ему отозвался Свим. – Насмотрелся! Лучше скажите, как пойдём? Берегом или придётся войти вглубь Поля?

– И то, и другое. Вначале немного берегом.

– Дикие не помеха, – гнул своё Невлой. – Я пойду первым. А вот вход в хабулин придётся вскрывать…

– На месте разберёмся! – оборвал его Малион и обратился к Шельме – Сколько у нас времени до причаливания?

Шельма назвала сколько, но Свим такой системы отсчёта времени не знал, Малион же удовлетворительно кивнул головой.

– Спасибо, Шельма, – поблагодарил он лодку. – Свим готовь своих к высадке.

– Что их готовить, все здесь.

– Да. Сразу за Невлоем пойдёшь ты, Свим. Ольдима оставь у женщин. Сестерция… тоже. Как там Тернер? Шельма помогла ему?

– Я здоров, – бодро откликнулся бывший связник

Он и вправду чувствовал себя прекрасно и сейчас делал всё возможное, чтобы убедить в этом других. Уж очень ему не хотелось опять висеть поперёк жестковатого плеча торна.

– Хорошо… Теперь Камрат. Пойдёшь со мной. Ни на шаг от меня… Приготовились!

Шельма зарыскала, лавируя среди невидимых мелей и завалов деревьев, прибитых к берегу половодьем. Послышался неприятный скрежущий звук касания днища о подводные препятствия.

– Что на стене? – расслышал Свим короткий вопрос Малиона.

– Их там скопилось не меньше дума, – глухо отозвался двейрин. – И ни с места. Стоят, нас видят хорошо.

О чём-то вдруг заспорили женщины. Ольдим прикрикнул на них. Каманама рождалась неожиданно.

Ночью крадёмся

к жилищу людей…

Как-то нас встретят

стена городская…

«Стена нас никак встречать не будет», – тут же подумал Ольдим.

И вообще, каманама не получалась, несмотря на то, что в ней всё было как будто правильным. И, правда, всё происходило ночью, и они по сути своей крались – тоже верно. Но и только! Ощущения же были совсем другими. Они не вязались ни с тем, ни с другим. Ночь или день, не в том суть.

Он возвращался домой, где его, по-видимому, никто не ждал и не желал его появления.

Лет двадцать, пожалуй, его там не видели, а он не порывался лицезреть своих близких. Даже Примето, если не было особой нужды, обходил стороной, проводя время между скитаниями по бандекам. Порой бывал в Сохе, да и такая возможность возникала не часто – раз-два в год.

Но что-то накапливалось в нём, и сегодня до боли в сердце вдруг почувствовал он вспыхнувшую тягу к родному дому. Побывать, посмотреть, заглянуть в потаённые, знакомые с детства, закоулки небольшого дувара и… наверное, опять уйти. И уже навсегда? Уйти и оставить обитателей дома и кугурум разбираться, кому стать будущим многоимённым и обладателем хабулина, поскольку род его и нэм исчезнут вместе с ним, когда придёт пора покинуть этот мир.

Пока же побывать, посмотреть… И может быть, что-то решить…

Шельма мягко ткнулась носом в замусоренный берег, плавно развернулась к нему бортом и выбросила длинный трап в сторону приметного в мертвенном бледном свете излучения лодки, возвышения.

Первым по трапу на берег выскочил Невлой.

– Сухо, – доложил он.

– Свим, выходи! – распорядился Малион, а сам направился в камеру управления Шельмой.

Женщины, похоже, так и не решили своих непонятных отношений между собой и устроили перед трапом сварливую толкучку. Пришлось вмешаться дурбам и пропустить в первую очередь Гелину с девочками. Полусонные Грения и Думара слепо цеплялись за канилу, и оттого едва не свалились с узкой полоски сходней.

Земля под ногами хотя и пружинила, и ноги в ней проваливались, но Свим ступил на сушу с удовольствием. Передвижение по воде, проделанное им впервые, даже в таких благоприятных условиях, как-то: спокойный водный разлив, большое устойчивое судно, краткость пребывания в плавании – совершенно не понравилось ему. Его терзали мысли о ненадёжности такого способа передвижения. И сойдя на твёрдую землю, он, наконец, избавился от лёгкой дрожи, охватившей его с первого шага вступления на палубу Шельмы.

– Ф-фу! – энергично выдохнул он, освобождая себя от лихорадочного озноба.

Малион покинул лодку последним.

Шельма тут же погасила огни, превратясь в расплывчатую тень на фоне оловянно светлой воды, и отчалила от берега.

– Невлой! – окрикнул Проводник. – Обстановка?

– Они пошли… С двух сторон. По берегу и напрямик сюда.

Слова двейрина подтверждались диким воем диких зверей, мимо которых проходили тескомовцы, нарушая их покой.

– Хорошо… Уходим! Веди! Всем взяться за руки! – распоряжался Малион без тени спешки. – Камрат, дай руку!

Через минт неразберихи команда Малиона была выполнена, и длинная цепь людей и путров, спотыкающихся на неровностях почвы, обходя заросли прибрежного тальника, потянулась вслед за Невлоем, уверенно прокладывающим для всех дорогу.

Дикие уступали место разумным с ворчанием, но, ломая валежник, поспешно отходили, отползали и отскакивали в сторону. Думара повизгивала от страха, женщины крепились. Их также обуревал древний безотчётный ужас темноты, близкого окружения дикими и неизвестности. Они сдерживали себя и в создавшихся условиях слепо верили отнюдь не Невлою, а Гелине и Харану, которые, по их мнению, знают, куда и за кем надо идти. Их напряжённое состояние выдавалось тем, что каждая до боли сжимала протянутые руки подруг по несчастью и молчала, стиснув зубы.

Сквозь шум, поднятый на Заброшенном Поле, стала слышна перекличка тескомовцев, далёкая и глухая. Но то были человеческие голоса. Они подстёгивали беглецов, но и подбадривали – они не одни на этом, переполненном дикими, клочке суши.

Бешеный, ни с чем не сравнимый, рёв одура прозвучал так неожиданно и в такой близости, что нерушимая, казалось до того, цепь разумных, мгновенно распалась на отдельные звенья. Кто от испуга присел и остался на месте, а кто шарахнулся в сторону от источника бьющего по ушам звука. Некоторые подались близко к кромке берега и оказались в холодной воде.

Предостерегающий и взывающий голос Невлоя, способный перекрыть шум Поля со всеми дикими и тескомовцами вместе взятыми, потонул в хоре панических вскриков и пронзительного визга.

Хватка руки Малиона ослабла, и Камрат оказался один на один с ночью и окружающей его суматохи. Мальчик не испугался, вернее, не поддался общей сумятице потому, наверное, что за несколько мгновений до того, как раздался крик одура, он почувствовал прикосновение к его ногам чего-то живого. И пока вокруг устанавливался порядок, а Свим и Гелина уточняли наличие людей и путров, Камрат с удивлением ощупывал маленькое пушистое существо, припавшее к нему. Оно искало у него защиты, тыкалось в ладони и едва слышно похрюкивало.

– Камрат? Ты где? – Малин стоял почти рядом с ним.

– Здесь я, – отозвался мальчик, засовывая зверушку за пазуху. Она там быстро устроилась, в последний раз жалобно хрюкнула и притихла.

– Дай руку!.. Невлой!

Опять прокричал одур. Уже поодаль и не так страшно.

– Ещё берметов сто, – голос Невлоя звучал озабоченно. – Надо торопиться, – подкрепил он его словами.

Цепочка разумных вновь потянулась в ночь и в дебри, большинство из них потеряли всякое понятие, где они сейчас находятся и куда их ведут. Оттого двигались с отчаянным упорством и молча.

– Дошли, – наконец сказал невидимый в темноте Невлой. – Да-а, тут наломало. Придётся подождать. Я сейчас.

Раздался треск крушимого хвороста и глухие удары отбрасываемых в сторону тяжёлых предметов. На их фоне всё явственнее проступала перекличка тескомовцев, взявших след беглецов. Их там так же, как недавно догоняемых, пугнул одур, но для бойцов его крик не стал помехой, а лишь вызвал нездоровый смех.

В полной темноте вдруг прорезался квадрат света, бьющего из-под земли.

– Всем вниз! – коротко и резко бросил Малион. – Свим!

– Да, я слышу тебя.

– Подойди ко мне!.. Я сказал, всем вниз! Быстрее!

– Да, Малион! Мы…

– Клоуда… Извини, Свим. Клоуда, вниз! Нам надо будет поговорить.

– Тескомовцы сейчас будут здесь, – Свим не понял желания поговорить, но подтолкнул Клоуду к входу в подземелье, где уже были все. – Иди, милая… Слушаю тебя.

Бойцы Тескома находились не далее пятидесяти берметах, огни их фонарей уже мельком прорывались сквозь частокол зарослей, а Малион спокойно, не повышая голоса, объяснял Свиму, каким образом ему следует действовать дальше.

– А… вы? Вы что, с нами не пойдёте?.. Тескомовцы вот-вот…

– Вот именно, – жёстко очерченное лицо Проводника, освещённое светом, струившимся из вскрытого лаза, исказилось усмешкой. – Мы их с Невлоем… скажем так, отвлечём на себя.

– Вас же толькодвое, а их там…

– Полно тебе, Свим. За нас не беспокойся. До встречи!

– До встречи, – машинально ответил дурб.

– Тогда тоже вниз!

Прежде чем над ним опустилась крышка лаза, Свим увидел: Малион жестом указал невидимому Невлою, где тому занять позицию для встречи с противником. Их самоотверженности Свим так и не понял, но раздумывать над таким поведением Проводника и двейрина не оставалось времени. Следовало спешить и покинуть площадку перед входом, которую, якобы, по словам Малиона, скоро должно было затопить водой.

Над головой послышался топот множества ног…

Глава 40

Новый гон не прошёл даром для некоторых беглецов. Женщины столпились вокруг бьющейся в истерике Иолады. Что так могло из случившегося на неё повлиять, можно было только догадываться. Старше всех в группе Гелины, она, казалось, лучше других женщин переносила все невзгоды, поскольку обладала прекрасным свойством стремления к поиску нового и необычного. По-видимому, это у неё было от сознания собственной некрасивости, и она восполняла этот комплекс иными возможностями. Но вот её-то и поразили все неурядицы последнего дня. Крупная и неприглядно скроенная, сейчас она сидела и подвывала своим нечленораздельным словам, в которых было столько обиды и скорби, что остальным женщинам впору было вторить ей.

Однако времени на разгадку, что с ней произошло, не оставалось. Свим почти силой, при поддержке мужчин и Сестерция, вытеснял команду вдоль мрачного подземного хода. Стены его с толстыми белёсыми подтёками сочились водой, под ногами плескались лужи.

Теснота и неуверенность во всём…

Наконец проход резко пошёл вверх и вправо и стал раза в два шире. Об этом Свима предупреждал Малион, и дурб смог передохнуть и снять с сердца груз неопределённости: этого изменения, как ему показалось, не было так долго, что он уже стал сомневаться во всём, что ему поведал Проводник перед расставанием.

Теперь он смог свободнее протолкнуться вперёд, а не гнать перед собой упирающихся женщин. Они как раз упёрлись в миниатюрную дверь из голубого мелерона в стене, перегородившей проход. Свим сразу нашёл узкую планку с кнопками, упомянутую Малионом, над притолокой двери, нажал поочерёдно три из них, затем, услышав лёгкое пощёлкивание за дверью, набрал те же три кнопки, но в обратной последовательности.

– Не собьёшься, – заверил Малион, называя порядок набора. – Там система старая, как мир, так что сработает безотказно.

Конечно, сочетание старости и безотказности вызывало естественное сомнение в правильности высказанного мнения Проводником, но на поверку система выполнила своё предназначение – дверца, пискнув, открылась.

Свим оглянулся и посмотрел через головы женщин. Внизу, там, где они только что прошли, появилась вода и заметно на глаз прибывала. Это видели все, так что подгонять в этот раз никого не пришлось, и все поторопились без лишней толкотни одолеть проём двери. Но, пропуская перед собой последнего из команды – Ольдима, Свим уже стоял в воде. Лишь высокий порог не давал ей проникнуть дальше.

Свет вечных светильников за спиной Свима стал гаснуть, и дурб поторопился прикрыть за собой дверцу.

Новый подземный ход, как и предупреждал Малион, уходил глубоко вниз, по-видимому, намного глубже культурного слоя, в материковое основание города. По дороге встречались странные площадки, выложенные полированными до зеркального блеска плитами; уходящие в стену скромные, на одного-двух пешеходов, каменной кладки дорожки, они перебегали подземелье наискось или поперёк; кое-где нелепо высовывались из утоптанного пола фрагменты неизвестно куда уводящих ступеней.

Свиму никогда не приходилось ходить подобными дуварами. Единственное, что роднило его со всеми другими подземельями – это запахи. На дурба дохнуло родным, детством. В Керпосе, когда Токан водил его в Индрису, пахло совсем иначе.

Из краткой инструкции, данной Малионом, Свим знал, что их в конце хода ждёт тупик, если не знать, естественно, как его преодолеть.

– …там, в самом низу, справа знак – три вертикально поставленных меча, – наставлял Проводник размеренным голосом, чтобы Свим мог запомнить каждое сказанное им слово. – Знак виден под острым углом только тогда, когда подойдёшь к стене вплотную. Нажми на него семь раз. Семь!

Конец хода оказался захламлённым коробками и коробочками из мелерона, предназначенных для переноски грузов вьючными торнами. Их куча скрывала не то что знак, но и всю стену. Люди и путры столпились, поэтому разбирать завал пришлось, передавая коробки по цепочке из рук в руки.

Действий и распоряжений Свима никто не понимал. Коробки отбросили, а за ними оказалась глухая стена. Однако возражений никто не высказывал. В других обстоятельствах женщины, может быть, задали какие-нибудь вопросы, но события последних дней и бессонных ночей притупили их любознательность. Сил на это не хватало. К тому же они уже стали привыкать к действиям Свима – он знает, что надо делать.

Знак с мечами – водянистое пятно на стене не более ладони – Свиму удалось высмотреть не сразу, так как он пренебрёг указанием Малиона – надо смотреть с высоты человеческого роста. Он же вначале попытался выискивать, присев у стены.

Стена бесшумно раздалась, образовав узкую щель. За ней открывалось большое хорошо освещённое помещение. А в нём, заняв противоположную стену, толпилось не менее десятка вооруженных дурбов в красивых, явно не походных, одеждах. На их строгих лицах таилась тень ожидания и скуки, руки засунуты под ремни с небольшими пукелями, оттянутые в месте подвески мечей.

Свим помянул обитателей Края и первым протискался сквозь узину в стене, остро ощущая свою уязвимость. Пока он протаскивал своё тело, встречающие могли поразить его, особо не прибегая к хитростям ведения боя – он им не смог бы ответить. Руки прижаты, грудь стеснена, даже отпрянуть назад в случае нападения и то нет никакой возможности.

Однако ни один из дурбов не шевельнулся, давая время Свиму оправиться и занять позицию у щели. Через неё, следом за Свимом, проходил Сестерций – легко и свободно. Он вышел и встал по другую сторону щели. Его аура в ярком свете желтела прозрачным облаком над головой. Дурбы не реагировали и на появление торна. Они стояли, слегка расставив ноги, не выказывая ни удивления, ни враждебности. Только когда показался Ольдим, у некоторых из них дрогнули лица – такого они явно не ожидали.

По мере того, как команда Свима в полном составе стала заполнять помещение, разрастаясь на глазах, а женщины устроили внезапную стычку за право пройти впереди всех, отношение встречающих к беглецам менялось разительно. Они стали недоумённо переглядываться, хмуриться и нетерпеливо переступать на месте. Руки были вынуты из-под ремней и сдвинуты ближе к оружию.

Стоящий впереди всех дурб обернулся, и что-то негромко сказал бойцам. Те пододвинулись к нему ближе и вновь застыли истуканами, внимательно следя за бесконечной вереницей людей и путров, проходящих сквозь стену.

Пока ни одного слова не было сказано друг другу ни с той, ни с другой стороны.

Наконец появился Камрат и стал слева от Свима, передвинув Клоуду на другую его руку. Следом прошёл Харан и закрыл спиной вход.

– Все? – высоким голосом спросил дурб, недавно бросивший реплику, от которой встречавшие приняли боевое построение.

Он, по-видимому, был старшим у них. Поэтому Свим, отвечая, обратился к нему:

– Все.

– Тогда следуйте за нами!

– А кто вы? – с вызовом отозвался Свим, которому приказной тон не понравился.

– Те, к кому вы шли.

– Та-ак… А к кому мы шли?

Дурб дёрнул бровью. Был он хотя и высок, почти со Свима, но на вид жидковат.

– Тебе, Свим, – делая ударение на имени, строго сказал дурб, – доверили Камрата, чтобы ты его довёл к нам. Ты довёл!

Во рту у Свима стало сухо. Его охватило разочарование.

«Вот и всё!» – подумалось ему, и он почувствовал себя разделённым на две доли.

Одну из них у него решили отобрать. А в ней оставалась бȯльшая часть его души, надежд и прогнозов на будущее. Он вдруг осознал, насколько малыш и всё, что с ним связано, стали для него новым, пусть, может быть, до конца не осмысленным, событием, изменившим его взгляды на окружающий мир.

И потом…

– Я не уверен, что мы шли к вам.

– Это понятно, – холодно сказал старший, но нового приглашения следовать за ним не поступило.

И тут наступила тревожная, надолго затянувшаяся, тишина. Встречающие, как было видно по их насторожённости, явно кого-то или чего-то стали ожидать. Старший дурб отвернул голову в сторону от Свима, желая встретить это.

– Я иду, – раздался, словно ниоткуда, женский голос.

Свим почувствовал, как вздрогнул Камрат.

– Бабка Калея?.. – недоверчиво прошептал мальчик.

Слева в стене широко распахнулась до того незаметная дверь и из неё выпорхнула, так, во всяком случае, показалось Свиму, престарелая лицом и с грацией девушки женщина, виденная им у кельи Индриса.

Камрат бросился к ней навстречу. Не добежал двух шагов, остановился, потупился.

Калея усмехнулась, сама подошла к нему, положила руки на плечи.

– О, Камрат, ты изменился! – воскликнула она и посмотрела поверх головы на пришедших. – Свим, мы благодарим тебя и всех вас за заботу о Камрате… Продолжайте его так называть. Но… Ладно, это потом…

– С нами Гелина, канила Гамарнака, и его дочь Грения, – Камрат повернулся к друзьям своих недавних скитаний, поразив их переменой, произошедшей с ним в одночасье.

За время бегства от тескомовцев, схватки с ними и бандитами на берегу, ночного плавания, и движения по подземелью разумным некогда было следить ни за своим, ни за чужим внешним видом. К тому же тёмное время суток, а потом и сумерки подземных коридоров не способствовали такому занятию.

Зато сейчас в ярком свете они могли оценить своё состояние. Вечные одежды ещё только-только восстанавливались после перенесённых невзгод: светлели лоскутья заштопанных рваных ран, неубранная грязь, подтёки воды и пота, не до конца очищенная кожа тел и лиц. Однако узнаваемость каждого из команды не претерпела каких-то изменений – все стались сами собой.

Кроме Камрата.

В повернувшимся к ним молодом человеке с трудом можно было узнать малыша. Он сейчас был на голову выше, лицо потеряло мальчишескую округлость, обретя черты отточенной суровости и привлекательности – такими представлялись воины и мужи давно прошедших времён, в коих таилась сила, мужественность и доброта…

Они увидели его и на несколько мгновений онемели.

Камрат улыбнулся незнакомой улыбкой.

– Вот он, заложенный, – шепнул Харан Гелине, но отозвалась Грения.

– Красивый какой! – приоткрыла она рот и подтолкнула подружку Думару. – Ты видишь, какой он?.. Я знала…

Калея острым взглядом окинула пришлых. Гелину она не встречала, но сразу выделила её из толпы, правда, перед этим задержав взгляд на Жаристе.

– В городе хабулин твоего отца? – спросила она, не называя нэма канилы.

– Да.

– Кто знает, что вы и гита пришли сюда с Камратом?

Гелина не нашлась, что ответить. Она мало понимала происходящее вокруг неё. Калею она видела тоже впервые. Слышала, конечно, о бабке Камрата, но не придавала тому значение, считая себя выше этого. Сейчас же происходило нечто иное, где она играла не слишком важную роль перед лицом этой старухи, несмотря на представление её Камратом.

– Её видели тескомовцы, – сказал Харан, – но, возможно, только безотносительно к Камрату.

Калея прожгла Харана взглядом. Нахмурилась, словно что-то вспомнила или пыталась вспомнить.

– Хорошо. Мы отведём тебя и… Грению к твоему отцу.

– Мы не одни. Со мной…

– Да, конечно. Вот Кивар, – кивнула Калея в сторону дубров, – он отведёт вас… Кивар! Третий штрек с восьмёркой.

– Понял, – отозвался молодой дурб и сделал шаг вперёд, не сводя заинтересованного взгляда с Гелины.

– Но, – Гелина с беспокойством оглянулась на Харана, – отец не знает о моём приходе сюда и не сможет встретить меня и других как положено. А нас много.

Калея задумалась, рассеяно глядя перед собой. Лицо её застыло, морщины делали его рельефным, а загар или врождённый окрас кожи – бронзовым, монументальным.

– Хорошо, пока побудете у нас. Мы оповестим твоего отца… Теперь Свим. О тебе в твоём хабулине уже знают и ждут. Ну и… – Калея посмотрела на Ольдима. – Ты что собираешься делать?

– Я свободный человек, – без кривляний и заносчивости сказал Ольдим. – Но мне лучше побыть у вас. А потом видно будет. Разберусь…

– Разумно. Остальные, надеюсь, определяться сами, с кем им пойти?

Сестерций гордо вскинул голову – его не заметили, а у него проблемы с Жаристой. Она уйдёт с Гелиной, он – со Свимом.

В таком положении он оказался не одинок.

У Харана с Гелиной назревала трагедия. Отец геты не поймёт её появления с ухропом в качестве чуть ли не законного мужа. С Гренией случилось своё – ей никак не хотелось, чтобы её уводили от Камрата. К”ньец и К”ньяна также ощутили мгновение наступающей разлуки. К ним присоединились Ф”ент с Ч”юмтой…

– Та-ак, – протянул Свим, ощутив возникшее напряжение в сборной команде.

Ещё минтом раньше это была группа разумных с единой целью, а теперь толпа – раздробленная и явно растерянная. В ней мгновенно ожили неписаные законы и предрассудки этого мира: многоимённые и инеги, люди и выродки, местные и пришлые, принадлежность к старой команде Свима и к отряду Гелины…

– Вот что, – продолжил Свим ещё медленнее. – Сегодня день… наступающий день… пусть будет днём обустройства и встреч. А завтра… давайте встретимся и обсудим, как нам всем быть дальше. Если, конечно, нас всех что-то объединило… или объединяет.

Ольдим хотел ему ответить нравоучительной каманамой, созревшей у него в голове, и просящейся на язык, но сдержался и сказал с ужасной улыбкой на лице:

– А что нас, собственно, объединяет? Оглянись, Свим. Ведь у каждого своё…

– Нас объединяет всё! – неожиданно перебил его ломающимся голосом Камрат. Его не смутила возникшая тишина. – Тех, кто этого не понял, не прочувствовал, мне жаль. Но пусть и он пожалеет! Зови, Свим, я приду… – и тут же поправился: – как только смогу.

– Мы за встречу тоже, – обрадовалась Гелина, всем телом прижимаясь к Харану. – Ты хорошо придумал, Свим. Соберёмся в хабулине моего отца. Я представлю тебя ему как отмеченного мной Знаком Гамарнаков.

– Спасибо, канила, – поблагодарил Свим. – Тогда встречаемся завтра в полдень.

– Встретитесь, – исполняя роль высшего арбитра, Калея словно разрешила им это сделать. – Пойдём, Камрат. У нас с тобой много неотложных дел.

Конец второй книги.

Глоссарий

Агреты – собирательное понятие стрелкового, метательного и иного оружия: арбалеты, луки, самострелы и т.д., огненного боя в описываемое время уже не знали.

Ауна – законная жена многоимённого, иногда вежливое обращение к женщине в присутствии её мужа.

Бандека – страна, территория, государственное образование – добровольное, но и исторически сложившиеся объединения городов с контролируемыми ими земельными пространствами под общим руководством столичных Правителей, иногда с соответствующим официальным языком (помимо всеобщего). Управление посредством полицейских организаций типа Тескома. Сампатания со столицей в Габуне – одна из таких бандек на земном шаре.

Батлан – крупное подразделение Текскома, создаётся на региональном уровне, состоит из думов.

Бермет – мера длины, двойной шаг, равная 1,4 … 1,5 метра

Блеск – мера времени, равна 1/4 праузы, примерно 18 минут.

Быкель – по сути своей – раб, существо, обычно путры, находящиеся у людей на правах раба, рабство преследуется властями, но в некоторых бандеках не является запретным, в Сампатании используется бандитами, хожалыми, но вне тескомовских дорог.

Вечные – светильники, двигатели, энергоустановки, дороги, оборудование, одежда, обувь и т.п., способные выполнять свои функции в течение продолжительного времени (техника – тысячелетия), продукты древних, забытых со временем, технологий, воспроизводство в описываемый период лишь на бытовом уровне (одежда, пища, некоторые поделки, …).

Вупертоки – единственный отряд псевдоразумных насекомых (саранчовые), несколько не контактирующих между собой видов и кланов, имеющих постоянное место зимовки, которую проводят в анабиозе.

Выродок – путр, в просторечии: всякий разумный-нечеловек биологического происхождения.

Глаудеры (двигатели веков) – движители из класса вечных, устанавливаются преимущественно на воздушных шарах Тескома.

Город – основное место проживания людей, обеспечивающий их выживание в деградирующих природе и обществе самих людей.

Гурт – стадо, толпа, большая группа кочующих вооруженных путров одного вида, обычно состоящих из одних самцов, исторгнутых кланом.

Дикие – неразумные, животные в отличие от путров.

Дикие Земли – заброшенные, необжитые человеком и даже выродками территории, прибежище бродяг, изгоев и бандитов, лишь в исключительных случаях пересекаемые дорогами, в основном тропами.

Дора – состояние разумного, когда он подчиняется чьей-то воле, чаще злой.

Дорога – основная, тескомовская, хожалая и т. п. – вид вечных древних дорог, соединяющих города между собой.

Древние – разумные (только люди), жившие до падения городов-спутников; обладали совершенными знаниями, технологиями, техникой; создатели вечных изделий, дорог и т.п., летавшие в Космос и освоившие планеты Солнечной системы с частичной их колонизацией, строго запретившие разработку, производство и применение агретов; жили примерно за 22 тысячи лет до описываемых событий.

Дум – подразделение (отряд) Тескома, полный дум насчитывает около двухсот бойцов (только людей), во главе дума – думерт.

Дурб – название и уважительное обращение к сильному, чаще вооруженному мечом человеку.

Дувар – подземелье, составная часть хабулина, образовалось благодаря нарастанию культурного слоя: древние постройки – здания, некоторые сооружения – постепенно погрузились под черту современного уровня почвенного горизонта, некоторые дувары имеют разветвленную сеть подземных залов и переходов. Часть дуваров может выступать городской собственностью.

Закалочные камеры – оставшаяся от древних система поддержания в исправном состоянии жизнедеятельности человеческого организма путём его очищения и стимулирования, излечения некоторых болезней, исправления нарушений работы многих внутренних органов, залечивания ран, омолаживания. Посещение закалочных дело добровольное, однако, настоятельно рекомендуемое Кругом Человечности.

Збун – состояние атмосферы, лишенной озонового слоя, когда аэрозоли выметаются с некоторого участка земной поверхности и жёсткое излучение достигает дна атмосферы, обрушиваясь на флору и фауну.

Инеги – люди, имеющие трёхзвенное имя – нэм от буквы И до Т включительно.

Кавоть – персональное средство связи, дуплексное, переносное.

Канила – приёмная дочь многоимённого.

Кантар – мера длины, сорок берметов – около 60 метров.

Клан – общность путров одного какого-либо вида, ведут обычно оседлый образ жизни (на природе) со своими внутренними законами и порядком, историей, нравами, первопредками и атрибутами; в городах, где уставы разрешают находиться путрам ночью, организуются клановые дворы (не обязательно для каждого вида, чаще смешанные).

Коввта – алкогольный напиток с сильным специфическим запахом, желтоватый на цвет.

Когур – администратор во главе кугурума, руководитель, старшина города или населенного людьми пункта, выборно-добровольная должность из многоимённых.

Койна – составная часть городской стены, выполняет защитно-энергетические функции, отделяя экологическую среду города от внешней среды не только по периметру, но и в виде купола над городом. Горожане могут (в случае необходимости) беспрепятственно пересекать койну, предварительно предприняв меры по ее нейтрализации, например, перекинув через полосу койны доску или иной изолирующий материал, хотя можно обойтись даже без этого, но с неприятными ощущениями.

Комп – голова торна.

Копольц – индивидуальное средство защиты от збуна и дождя в виде складной шляпы с большими полями.

Крин – подразделение Тескома – десятая часть дума, насчитывает около двадцати бойцов, во главе крина – кринейтор.

Круг Человечности -

Кубры – дорожная одежда из класса вечных, грубые походные штаны.

Кугурум – администрация города или отдельного его района, а также здание, где она размещается.

Купор – подразделение Тескома – звено крина, обычно его четвёртая часть, но может насчитывать и больше бойцов в случае необходимости, во главе купора – купорен.

Лесовики – горожане, посещающие на свой страх и риск окресные городу леса – упраны, а порой уходящие вплоть до Диких Земель; те, кто на такое не отваживается, а это подавляющая часть жителей городов, черпают сведения об окружающей среде от лесовиков, хотя их рассказы порой грешат вымыслом и фантастическими домыслами; поэтому иносказательно – лгуны.

Лапина – передняя конечность путра, в процессе преобразования и эволюции приспособленная для выполнения той же роли, что и рука человека.

Личина – лицевая часть головы путра.

Малак – смешанный гурт, выродки разных видов и полов.

Меленрай – защитный костюм тескомовцев, броня, изготовлен из мелерона, целиковый.

Мелерон – универсальный материал, заменитель металлов.

Минт – сотая часть праузы, примерно 40-45 секунд.

Многоименные – люди (семьи), ведущие свою родословную от далеких предков; каждый очередной потомок добавляет своё индивидуальное имя к общему их перечню – нэму; все имена начинаются на одну букву, чем длиннее имя, тем эта буква ближе к началу алфавита; элитным именам или нэмам счёт ведется со стоименных и выше.

Ност – лицевая часть головы – компа – торнов.

Нэм – у людей, набор имён, начиная с личного, обычно три, в особых случаях – пять первых, одноимемённые нэма не имеют.

Одноименные – имеющие всего одно имя: изгои, не знающие своих родителей, по каким-то причинам скрывающие свой нэм и т. д.

Одур – дикая обезьяна с зычным громоподобным голосом, обитает вблизи городов в лесных окрестных зарослях – упранах.

Оприт – член банды, самоназвание.

Ориалипия – обряд добровольного ухода из жизни в среде многоименных; обычно главы семей, муж и жена вместе.

Прауза – мера времени, в сутках 20 прауз, примерно 70 – 72 минуты.

Проклятые Века -

Пукель – поясной походный мешок, кошель для мелочей, необходимых в дороге.

Путры – общее (вежливое для них) название разумных-нелюдей, потомков животных; обращение к путрам: уважительное – куди, стехары, помелы, хилоны, раты, грубоватое – стоки, бугры, уничижительное – хлюки.

Пуриурки – род змей, обладающий коллективным разумом.

Разумные – люди и нелюди, обладающие разумом; к ним относят собственно людей и тронутых изменением; путров: выродков и хопперсуксов; торнов: настоящих (регламентированных) и вьючных.

Рахмы обменные – род стоимостного эквивалента, по сути деньги, но дающие ограниченные права их обладателям: по определенному месту использования и неширокий обменный круг необходимых разумному вещей. Обычно используются хожалыми при переходах из города в город для получения еды в небольших поселениях, где собственных раздаточных не хватает.

Сарка – питьевая фляга, неизменный атрибут любого человека, иногда вещь именная, специальное устройство (с само заполнением) для конденсации экологически чистой воды.

Сатен – второй летний месяц.

Свидж – мера длины, равная примерно полутора километрам – тысяча берметов.

Стоименные – многоименные, у которых в перечне предков около ста имен.

Страм – имярек, бесстрашный до безумства, обычно после приема харвы.

Судорожное Возрождение – попытка людей восстановить свои блага после падения городов-спутников на землю. Термин, возможно, возник в те времена среди древних или чуть позже, когда стало ясно, что потуги человечества обречены на провал и началась эра Полной Деградации.

Тасмед – признанный вожак гурта или малаки.

Теском – организация, служба контроля и наблюдения за порядком в бандеке Сампатании, выполняет полицейские функции; в других бандеках может называться по иному. Структуру и построение (см.).

Тескомовцы – служащие, воины (бойцы) Тескома.

Торны – самовоспроизводящиеся, человекообразные биороботы, различают два вида (класса): настоящие или регламентированные торны и вьючные торны; настоящие живут кланами, разумны; вьючные управляются людьми, служат для переноски поклажи в городах и между ними (караваны), имеют программированный разум, но относятся к разумным, так как обладают некоторой долей мышления и воли.

Тронутые изменением – люди-мутанты, особый вид людей, обладающих некоторыми особенностями, недоступные обычным людям: телепатия, отказ от жизни в городе, умение жить в природе, вплоть до потребления пищи и воды.

Тупая собака – разновидность очень крупной и сильной дикой собаки, тем не менее, обладающей зачатками разума, направленного на бессмысленное убийство путров. Иногда привязывалась к человеку, видя в нем покровителя, иногда становясь для него верным защитником от других диких. Хожалые старались иметь в дороге такую собаку, но Теском Сампатании не позволяли собакам покидать отведенного им урочища в районе Сопта.

Упраны – лесные заросли вокруг городов, их возникновение связано с питательной средой за счет сточных вод города, удобряющих землю на многие свиджи, характерны мощные деревья, густой подлесок, выступают как прибежища основной массы диких.

Ухропы – люди, имеющие трёхзвенное имя – нэм от буквы У до Ч включительно.

Фундаментальная Арена (Фундарена) – одна из многочисленных тайных (якобы) организаций, ставящей перед собой ряд задач, отлич- ных или не совпадающих с официальным курсом Правителей, в том числе и с Тескомом, дальняя цель – взять власть в бандеке с превалированием человеческой доминанты и возрождение ее культуры.

Фундаренец – член Фундаментальной Арены.

Хабулин – дом, территория, хозяйство многоимённого.

Хапра – психико-физическая подготовка человека для определенных целей: методы ведения боя, поведенческие реакции; в описываемое время запрещена Тескомом по причине невозможности следить за такими людьми и их превосходства над самими тескомовцами. Знаток хапры – хапрель.

Харва – наркотик из ягоды одноименного кустарника.

Хирис – школа подготовки тескомовцев.

Хожалые – посвятившие свою жизнь или ее часть на переходы из города в город ради интереса или изгойства.

Хопперсукс – хопс – выродок выродков, разумный путр, помесь различных видов животных – по сути, химера.

Чигир – боевое оружие в виде палки с насаженным каменным шаром на одном ее конце, булава.

Шейн – обращение к официальному лицу – начальнику, у тескомовцев.

Швыхи – люди, имеющие трёхзвенное имя – нэм от буквы Ш до Я включительно.

Шивда – не тескомовец, бранное у тескомовцев.

Эра Полной Деградации – период времени в истории человечества, когда оно распрощалось с идеями Судорожного Возрождения и стало медленно уступать свой приоритет другим разумным, а само превращаться во всё больше тупеющее сообщество особей по имени – человек.

Написать автору: anawiwa@mail.ru