Единственная жизнь (СИ) [Игривая Косатка] (fb2) читать онлайн

Когда именно это началось?

В тот момент, когда я пригласил тебя пойти со мной?

Может быть, до этого, когда искал повод для встречи?

Или ещё раньше, когда ты ещё не поднял на меня свои глаза, которые, кажется, в следующую секунду мгновенно завладели моим сознанием?

Возможно, все началось именно тогда, утром, в холодном кабинете городской больницы.

Интересно, ты мог бы мне не понравиться? Или для меня все было предрешено?

Как и было предрешено то, чем это закончилось.

Веришь ли ты в судьбу, и верю ли в неё я?

Или ты просто веришь в меня?

***

Вы когда-нибудь ломали палец? Могу поспорить, что каждая история со сломанным пальцем по-своему неповторимая, но у каждого обязательно абсолютно дурацкая.

Такая, рассказав которую друзьям, вам ответят: «Как вообще можно было сломать палец?» или «В смысле, ты не заметил, это же твой палец?» и обязательно закатят глаза.

Глаза здесь — самое важное.

Во всяком случае, Макс мне не соболезновал.

— Серьезно? — мой сосед по квартире несколько раз переводит удивлённый взгляд с моих пальцев на мое лицо и переспрашивает одно и то же. — Ты правда сам захлопнул пальцы дверью тачки?

Нет, Максим, это у меня шутки такие гнилые.

Вообще, мой дар к саморазрушению зачастую принимает метафизический характер. Я говорю о совершенно загадочном причинении себе увечий, например когда ты спокойно лежишь на диване и вот у тебя уже вывих колена.

Это я умею.

— Сань, почему ты сразу не поехал в больницу на том же самом, блять, такси? — получаю резонный вопрос от Макса.

Теперь видно, кто из нас двоих гений в физике, а кто бытовой инвалид и представитель творческой интеллигенции.

— Очевидно, думал, что как-нибудь само пройдёт, — я усмехаюсь и тоже смотрю на свою правую руку, палец на которой уже не выглядел как то, что может пройти само. — Не знаю, Макс, потому что я тупой.

— Ты не тупой, — отвечает парень, хмуря брови и вздыхая. — Ирония в свой адрес — это, говорят, признак высокого интеллекта.

— Ага, а не ехать сразу в больницу — признак невысокого. Кажется, я вышел в ноль.

Смотрю на свою руку — к утру вся кисть сильно отекла и приобрела нездоровый оттенок, а фаланга указательного пальца осталась, как и вечером, изогнута под неестественным углом.

Макс, стоя передо мной вполоборота, находит себе единственную оставшуюся чистой кружку около раковины с намерением сварить кофе.

Я свой смог сварить себе с третьего раза, но оставил вокруг себя невероятный срач.

Наша соседская договорённость, направленная на поддержание чистоты на кухне, несколько дней назад дала сбой, но мы молча игнорировали эту проблему, пока чистая посуда ещё попадала в поле зрения.

Пока Макс наливает американо в надежде на пробуждение, я пытаюсь договориться с собой и пойти в больницу.

— И я не захлопывал дверь сам об свою руку. У меня рука соскользнула, — я пытаюсь оправдаться, хотя это ничего не меняет.

Максим был моим идеальным соседом по квартире на протяжении уже почти пяти лет. Раньше мы учились в параллельных классах в школе и, поступив в институт в одном городе, случайно столкнулись в электричке в начале первой самостоятельной осени.

Точнее, это Макс поступил в институт, я же выбрал для себя путь разочарования родителей и поступил в художественное училище по классу живописи. Чем иногда даже горжусь.

Макс тогда в электричке спросил, не ищу ли я комнату, потому что его сосед отчислился, не успев начать учиться.

Это оказалось для меня как нельзя кстати, ведь я к тому моменту уже успел оценить комфорт общежития нашего училища и предпринимал экстренные попытки к бегству.

Справедливости ради замечу, что общага была даже не наша, а соседнего колледжа. И у нас, на правах гостей, прав вообще не было.

О бегстве домой даже речи не было из-за моих не самых тёплых отношений с родителями. Я только вырвался, считай.

Так что мне оставалось найти соседа, подработку и стараться сохранять стипендию хотя бы в половине учебного года.

Пять лет назад мы успешно пережили первый курс, потом плавно миновали экватор, и вот сейчас оба закрыли долги и вышли на диплом.

Хотя о чем это я, долги-то, как всегда, были только моими.

Как сейчас помню, нашей первой совместной покупкой много лет назад стала кофеварка, которую мы будем делить как опеку над любимым ребёнком, через суд, окончив учебу.

Иногда меня бесит, что, отучившись одинаковое количество времени, Максим закончит вуз, а я получу диплом о среднем специальном образовании и огромное количество комплексов по этому поводу. Хотя нет, комплексы я уже получил.

На последнем курсе я наконец-то взял себя в руки и умудрился рекордно сократить количество «удовлетворительных» оценок до минимума. Также удалось наладить отношения с преподавателями, а это, к сожалению, влияет на оценки сильнее работ.

А теперь что? Все старания идут коту под хвост из-за моего врождённого дара к разрушению и сломанного пальца?

Сломать палец, когда ты учишься на живописи, — это, конечно, не смерти подобно, я же не пианист, но и хорошего мало. Поэтому вчера, после эпизода с такси, я и алкоголь во мне намеренно отгоняли все мысли про переломы и походы по врачам.

Хотя, конечно же, ехать в больницу нужно было сразу, как и предлагал вчера таксист и абсолютно справедливо заметил сегодня Макс.

Пока я пытаюсь спрогнозировать свои шансы на успешную защиту диплома и предаюсь воспоминаниям, как старая бабка, Максим что-то увлечённо ищет в телефоне, сидя напротив меня за столом.

— Сейчас поеду в больницу, — все-таки вздыхаю и неуклюже беру левой рукой сандвич, заботливо приготовленный вчера вечером идеальным соседом.

Правую руку пытаюсь держать поднятой вверх, чтобы отёк не становился ещё больше, — хорошо хоть, что мне сегодня к дипломному не с утра.

— Смотри, в нашем районе можно или в приемный покой съездить, или в травмпункт, — оказывается, Макс все это время искал в телефоне адреса ближайших больниц.

Максим ставит почти пустую кружку с кофе на стол и поворачивается ко мне.

Вообще, культ кофе в нашей с Максом квартире возведён в абсолют. Иногда мне кажется, что мы на нем одном и живем.

— Сильно болит?

— Сильно. Но не так сильно, как выглядит, — пытаюсь в юмор, но судя по лицу Макса, на котором не дергается ни одна мышца, шутить у меня не получается. — Травмпункт это в «тройке», да?

Третья городская больница находится всего в остановке от нас, я проезжаю ее каждый день по пути в училище. Раньше я всегда обращал внимание на сквер перед ней, как будто у них есть специальный медицинский садовник, который содержит прилегающую к больнице территорию в идеальном состоянии. Собственно, этот идеальный сквер и избавил меня от проблем выбора.

— Да, в «тройке», только вход не с проспекта, а с торца, вот тут, — Макс кладёт телефон экраном ко мне и несколько раз тычет в карту пальцем.

Самым сложным для меня оказывается завязать шнурки левой рукой. Поэтому, провозившись с одним кроссовком несколько минут, я решаю заправить шнурки второго внутрь и не мучиться больше ни секунды.

Мельком бросаю взгляд на себя в зеркало в коридоре перед выходом — чёрная футболка и растянутая толстовка, чёрные джинсы, чёрные вансы. Есть какие-то другие цвета?

Долговязый пацан смотрит на меня из зеркала с огорчением.

— Я ушёл! — приглаживаю напоследок взлохмаченные светлые волосы, по которым плачет парикмахерская, но лучше не становится.

Начало мая в этом году, как, впрочем, и во все года до этого, в нашем регионе выдалось тёплым. Поэтому я решаю прогуляться до больницы пешком и дать себе время обдумать ситуацию.

От количества обезболивающего, принятого утром, или от остатка вчерашнего алкоголя в крови я совсем не чувствую безысходности ситуации.

У меня уже выбрана тема диплома, дипломный руководитель, и даже готовы почти все наброски.

Для диплома, до защиты которого ещё полтора месяца, я выбрал книжную иллюстрацию. Даже если мне сейчас наложат гипс, я смогу закончить наброски и сделать всю вёрстку на ноутбуке. А когда снимут гипс — экстренно засяду за чистовые иллюстрации.

План, считаю, идеальный, осталось его придерживаться.

В травмпункте меня встречают лавочки вдоль стен, на которых сидят дожидающиеся в живой очереди редкие пациенты с более серьезными травмами, чем мои.

Кроме пациентов отмечаю зелёные обшарпанные стены, холод и медсестру в регистратуре с недовольным лицом, которая протягивает мне бланк и ручку после того, как я рассказываю ей свою проблему:

— Заполняйте.

— Шутите? — я машу перед ней правой рукой, отёк на которой, кажется, стал ещё больше.

— Левой заполняйте, правила такие, — медсестра моментально забывает про меня, как только бланки оказываются в моей здоровой руке, и возвращается к своим делам.

Передо мной в самой неспешной очереди мира сидят трое человек.

За первый час нашего совместного с ними пребывания здесь в кабинет попадает только один пациент. За второй час — ещё один.

Статистика показывет, что третий человек пробудет там тоже час, и я, соответственно, не меньше.

Понимаю одно — к дипломному я уже точно опоздал, хоть он и не с утра.

***

— Следующий! — слышу мужской голос из-за двери.

Наконец-то подходит моя очередь, и я собираю левой рукой свою сумку, паспорт, полис, телефон и все бланки, которые дала мне сестра.

Как же неудобно!

Открываю дверь, пытаясь не уронить свои вещи, и попадаю в небольшой кабинет, где, как и полагается в любом кабинете любой городской больницы, прямо напротив меня за столом сидит врач.

Как и все врачи в любом кабинете любой городской больницы — в белом халате.

Этот врач в этом кабинете довольно молодой. Не поднимает голову, как и медсестра в регистратуре, увлечённо что-то изучая перед собой на столе.

Это у них корпоративный стиль здесь такой?

Я продолжаю молча смотреть на него, а он не спешит отвлечься от своих бумаг, чтоб посмотреть на нового пациента.

— Здрасте, я вроде как палец сломал, или ушиб, но все-таки, наверно, сломал, — я решаю заговорить первым.

— Ага, — он все ещё не поднимает голову, а просто протягивает руку вперёд перед собой. — Давайте заполненный бланк.

Я, конечно, и так не ожидал тёплого приема, но это меня уязвило.

Протягиваю ему бумажки, он несколько секунд на них смотрит и наконец-то поднимает на меня глаза.

С интересом разглядываю его, он даже моложе, чем я подумал сначала. Тридцать? Может, двадцать восемь? Наверное, только окончил ординатуру.

Красивые черты лица, прямой нос. Светлые глаза и темные волосы сразу притягивают взгляд. Это та внешность, которой ты бы хотел, чтоб обладали натурщики на твоих занятиях. А на моих занятиях натурщики, в большинстве, это семидесятилетние старики.

— Я вообще ни слова не понимаю, что тут написано, — смотрит на меня вопросительно, поднимая бровь.

Видимо, мой сбивчивый монолог про руку он пропустил.

Ладно, раз уж я наконец-то завладел его вниманием, то решаю показать наглядно — и молча выставляю перед собой правую ладонь.

— Выглядит так, как будто это произошло не сейчас, — его голос звучит дерзко, нахально, иронично. Губы складываются в лёгкую улыбку.

— Это и произошло не сейчас, — я не отстаю.

— А почему сразу не приехали?

Я улыбаюсь, скажи я вслух, это было бы слишком очевидно и скучно. Кажется, он улавливает мысль:

— Только не говорите, что думали, что само пройдёт? Я угадал?

Ты угадал.

========== Глава 2. Первый прием ==========

Комментарий к Глава 2. Первый прием

Всем привет 👋

Спасибо за ваши комментарии и активность, вы лучшие 💛

Все материалы по теме и без неё я буду публиковать здесь: https://t.me/ne_ochen_ok

В дверь за моей спиной нетерпеливо стучат, и, не дождавшись ответа, в кабинет заходит медсестра с коробками перчаток и ещё какого-то медицинского барахла в руках.

— Владислав Константинович, я оставлю это здесь, хорошо, сами потом уберёте, куда вам удобно? И распишитесь мне за получение, вот тут, — сестра пристраивает свои коробки на кушетку в дальнем конце кабинета, где, по всей видимости, располагается смотровая и процедурная.

Владислав Константинович, значит?

Врач не глядя расписывается в бланке, и медсестра тут же исчезает из кабинета, прихватив с собой огромную стопку карточек, которая только ее и дожидалась.

Фокус беседы снова возвращается ко мне и моему пальцу.

— Ну, думаю, сейчас уже очевидно, что само не пройдёт, — он достаёт чистый бланк из ящика стола. — Но сначала нужно заполнить эту бюрократию ещё раз, и я выпишу направление на рентген.

Несколько минут мы сидим в тишине, пока он переписывает мои данные из документов в новый бланк, изредка спрашивая меня о той информации, которой в документах не было.

Например, как я получил травму? Когда? Употреблял ли алкоголь? Конечно, употреблял.

С одной стороны, мне неловко за это отнятое время, с другой стороны, я все ещё не вижу варианта заполнить карточку и читаемо, и самостоятельно.

В этот момент осознание, что и с дипломом у меня будут значительные трудности, наконец-то начинает меня накрывать.

Что-то переставало действовать: или алкоголь, или анальгетики.

— Сейчас до конца коридора, там по лестнице направо. Делаете рентген, берёте снимок и возвращаетесь, — голос Владислава Константиновича вытягивает меня обратно в реальность, не давая погрузиться в размышления о моем ближайшем будущем.

Протягивает мне листок с направлением, и мои пальцы чуть касаются его ладони, когда забирают. Чувствую легкие мурашки по спине и приятное тепло чужой кожи.

— Хорошо, спасибо, — убираю направление в паспорт и встаю из-за стола.

Пытаюсь быстро собрать одной рукой все вещи, но получается не очень — роняю сначала паспорт, потом телефон. Врач очень внимательно смотрит на меня из-за стола, не отводя взгляд, и я замечаю, как дёргается вверх уголок его губ.

Как я по-идиотски выгляжу. И вся эта история идиотская.

Отвечаю, думает, что я конченый. Настолько неуклюжий, чтобы сломать палец, и настолько глупый, чтобы не прийти в больницу сразу.

Хотя почему меня вообще заботит, что думает обо мне человек, которого я знаю десять минут?

И почему меня задевает, что он так не заинтересован мной?

Быстро нахожу нужный кабинет и захожу, удивляясь отсутствию очереди.

Интересно, зачем мне снимок, если девяностоградусный угол моего пальца сообщает нам очевидные вещи. Очевидные всем, в глубине души даже мне вчерашнему.

Наденьте фартук, положите руку на стол, не двигайтесь, снимите фартук, подождите в коридоре, заберите снимок.

Ну, это было не так уж и сложно.

Возвращаюсь со снимком в травмпункт. Здесь очереди теперь тоже нет, захожу в кабинет с дежурным стуком.

Человек, который сейчас будет делать мне очень больно, куда-то исчез.

Наверное, не стоило заходить без приглашения, но уже поздно.

Снова сажусь в кресло перед столом и рассматриваю лежащие на столешнице вещи. Бумажки, какие-то карточки, бланки, справочники, снимки. Взгляд останавливается на книге «Одноэтажная Америка». Даже вижу закладку, примерно посередине книги. Путевые заметки, из-за которых после 1947 года людей отправляли в лагеря по статье «контрреволюционная пропаганда или агитация». Интересный выбор, мне нравится.

Я беру книгу и начинаю листать, в тот момент когда дверь открывается, и Владислав Константинович заходит в кабинет с кружкой в руке. По запаху — кофе.

Мы в тупом шоке смотрим друг на друга. Сложно сказать, кто из нас олень, а кто — машина со слепящими фарами. Но олень, который берет чужие вещи, это все-таки я. Физически чувствую враждебный взгляд, под которым я стыдливо возвращаю книгу обратно.

Точно надо было подождать в коридоре.

Автоматически отмечаю, что он высокий и с идеальной осанкой. Даже выше меня. Поверх светлой рубашки и серых брюк — белый халат.

Снова пытаюсь определить возраст, может быть, все-таки двадцать девять?

— Быстро Вы, очереди на рентген совсем что ли нет? — спрашивает, садясь за стол с другой стороны.

Как будто даже с претензией ко мне из-за отсутствия очереди на снимок.

Или это из-за того, что я трогаю чужие вещи?

— Да, там вообще спокойно, по сравнению с вашим отделением, — протягиваю ему снимки через стол. — Я уже никуда не тороплюсь, так что, если хотите, могу в коридоре подождать, пока вы допьёте.

Киваю на его кружку с кофе.

— Нет, это будет уже странно.

Я что, слышу насмешливые нотки в голосе?

И мне, определённо, нравится, что он не выгоняет меня в коридор ждать.

— Нужно ноготь удалять, — задумчиво смотрит на снимок, абсолютно не обращая внимания на мое побелевшее в мгновение лицо.

— Нет, не нужно, — у меня от неожиданности и испуга за свой ноготь получается совсем безапелляционно.

— В смысле? — произносит удивлённо. — У вас есть какие-то сведения, которыми я не обладаю?

Да он же в открытую издевается.

— В смысле, может, можно как-то менее радикально? Я рассчитывал на мазь от ушиба, а уйду сейчас без ногтя, — терпеливо объясняю, хотя хочется быкануть.

— И в гипсе, — добавляет спокойно.

— И в гипсе, — повторяю за ним. — Круто, конечно. А если бы вчера сразу пришёл, ноготь можно было бы оставить?

— Нет.

— А сегодня точно совсем никак нельзя оставить?

Последние крохи достоинства уже потеряны, но, может, выторгую более бережное отношение.

— Точно. Если сейчас все сделать сразу нормально, то срастется быстрее, ровнее и без осложнений.

Чувствую что-то вроде лёгкого волнения, но никак не всеохватывающую панику.

Почему-то доверяю ему, хотя он сам особо к этому не располагает. Скорее наоборот, нарочито отталкивает от себя.

Прохожу дальше, в процедурную часть кабинета, к застеленной одноразовой простынью кушетке.

Рядом на тумбочке блестят хирургические инструменты. Сажусь на вращающийся стул, уже не пытаясь повлиять на ход событий.

Рассматриваю своего врача внимательно. Почему-то не могу отвести от него взгляд.

Он садится рядом со мной и натягивает одноразовые перчатки. Все ещё никакой паники. Протягиваю пострадавшую руку на кушетку и чувствую холодный материал перчаток на своей коже. Неприятно.

Он придвигается ближе к кушетке и случайно задевает мое бедром своим. Меня моментально бросает в жар, и я вздрагиваю. Только не от того, что будет происходить с моей рукой, а от чужого прикосновения.

— Не волнуйтесь, я, во-первых, знаю, что делаю, во-вторых, сейчас будет анестезия, — он принял мою нездоровую реакцию за приступ паники, и я этому несказанно рад, — у меня нет желания причинять вам дополнительную боль.

— Да я не волнуюсь, мне в детстве ставили 40 уколов в живот от бешенства, но можно я отвернусь? — спрашиваю, абсолютно не испытывая желания смотреть на то, что он будет делать с моим пальцем.

— Собака укусила? — вроде спрашивает, но без вопросительной интонации.

Собака. Почти.

— Крыса, — вздыхаю я.

Поднимает на меня удивлённый взгляд. Да-да, я не так уж прост.

— Пацаны со двора били палками крыс, на стройке. А мне стало ее жалко, и решил ее погладить, но она меня укусила.

Он внимательно на меня смотрит, и я не могу прочитать этот взгляд.

Наверное, этот взгляд называется «вот же еблан».

— Я знаю, что я тупой, но мне восемь было!

— Я совсем не это подумал, — он хмыкает, — отворачивайтесь.

Сажусь вполоборота и испытываю огорчение, убирая свою ногу.

То, что не смогу смотреть на него, — тоже расстраивает.

— Учитесь? — тон уже более мягкий, чем раньше.

— Вы меня так отвлекаете? — понимаю его тактику. — Да, на живописи, последний год. Диплом делаю вот.

— Не повезло, — коротко отвечает мне.

— Не повезло, что на живописи? — снова поворачиваю к нему голову.

Блин, это что за предубеждения, и он туда же.

— Не повезло палец сломать, — мельком кидает на меня сосредоточенный взгляд и возвращается к моей руке. — Судя по почерку на карточке — Вы не левша.

— А, нет. На самом деле, это не так критично, как, скажем, у музыкантов или вот у вас в хирургии, — пытаюсь объяснить ему свою мысль и заодно убедить себя. — Живопись это все-таки больше работа головой, чем руками.

Он молча набирает что-то в шприц из ампулы и обкалывает мне палец.

Неприятно, так что я снова отворачиваюсь.

— Сейчас нужно немного подождать, — заканчивает с уколами, и я поворачиваюсь обратно, чтобы иметь возможность дальше смотреть на него.

Кабинет пронизывает молчание. Ненавижу такие моменты. В основном потому, что после них я обязательно говорю что-то лишнее.

— Вам понравилась книга? Я случайно увидел, извините, что взял, у меня просто такое же издание. Хорошее, кстати, — тараторю я.

Сначала он молчит, и по его лицу я не могу определить никаких эмоций, а потом, не сводя с меня прищуренных глаз, молча кивает. Тугой узел внутри расслабляется.

— Там о жизни Фешина есть, дочитал уже до этого? — глупо улыбаюсь, потому что испытываю особый восторг, что можно с кем-то обсудить такие вещи, и не сразу понимаю, что обратился к нему на «ты». — Ой, дочитали, то есть!

Весь заливаюсь краской. Обычно со мной такой хуйни не бывает. Всякая бывает — но такой вот нет.

— Думаю, можно на «ты», — Владислав Константинович смотрит на меня с абсолютно серьёзным лицом.

Ого. А вот это уже неожиданно.

И приятно? Теперь я горю не только из-за своей ошибки, но и от смущения.

— Ты что-то красный весь, это не от укола? Голова не кружится? — он придвигается ко мне ближе и внимательно смотрит на меня, что только усугубляет дело, под этим внимательным взглядом я краснею ещё сильнее.

— Нет, не красный, — ощущаю, как горят мои щёки, — в смысле, нет, не кружится, все хорошо.

Он с веселым недоверием смотрит на меня через кушетку.

— Уверен?

— Это от стыда. Я обычно не тыкаю незнакомым людям, — сдаюсь после неравного боя со своим телом и эмоциями, которые полностью меня выдают. Он улыбается, и я забываю, зачем я вообще здесь.

— Отворачивайся, будем удалять, — командует мне.

И я послушно отворачиваюсь, но не могу себя заставить замолчать. Тем более раз уж мне разрешили обращаться менее официально.

— Давно здесь работаешь? — несу какую-то чушь, лишь бы отвлечь себя от того, что сейчас происходит с моей рукой.

И от странных мыслей.

— Именно в травмпункте — пару лет, — отвечает, и я немного успокаиваюсь от его голоса. — А вообще в медицине — очень давно.

Значит, все-таки старше, а не после ординатуры?

— О чем диплом? — неожиданно возвращается к прошлой теме разговора.

— Книжная иллюстрация. Хочу после училища поступить на немного другую специальность, поэтому взял диплом с факультатива. Обычно так не делают, но мне повезло, — зачем-то рассказываю о своих планах и сбивчиво пытаюсь уместить несколько последних лет в паре предложений.

— И почему так повезло? — спрашивает, как будто даже заинтересованно.

Это такой сложный вопрос, что я не знаю, как сходу на него ответить. Причин много. Например, мои самые неясные перспективы с живописью, но хорошие отношения с педагогами. И то что мне действительно во многом везёт.

— Так, остался гипс, — объявляет, пока я обдумываю ответ на один из вечных вопросов.

Это означает, что ногтя больше нет? Ничего себе, я даже не почувствовал и готов пожертвовать ещё одним, чтобы поговорить с ним подольше. Но не поворачиваюсь обратно, потому что абсолютно не хочу знать, как теперь выглядит моя рука.

— Почему ты пошёл в медицину? — решаю задать вопрос, который беспокоит меня уже несколько минут.

— В смысле? — переспрашивает, не отвлекаясь от гипса.

— Ну это же работа на чистом энтузиазме, да ещё и плохо оплачиваемая, — привожу самый очевидный, на свой взгляд, аргумент.

— Потому что помогать людям — это призвание, потому что я хотел спасать жизни людей, потому что это благородная профессия, потому что это интересная профессия — выбирай любое, — отвечает насмешливо.

— Но врачи — эта самая незащищенная категория граждан, и вас посадить могут за неправильную историю болезни в карточке! — я думал, что мой довод о материальном покрывает все, но не тут то было.

— Ну не посадить, а оштрафовать, — все ещё отвечает насмешливо и немного снисходительно, — и что, как это связано с именно медициной-то? Ты пока только про деньги говоришь.

— Не знаю, не могу понять, как можно идти учиться на врача, — сдаюсь, не зная, что ещё привести в пример. Ты прав.

— Взгляды у тебя смелые, а вот отстаивать их смелости не хватает, — отвечает мне, но я не слышу в голосе злобы. Тон миролюбивый.

Остаток процедуры перекидываемся короткими диалогами. С ним очень приятно разговаривать, и я чувствую невероятное спокойствие, сидя рядом.

— Через три недели жду на повторный приём, — встаёт из-за кушетки, — снимем гипс и посмотрим, как срослось.

— Да, хорошо, — не хочу уходить, но не вижу вариантов, чтоб задержаться.

Как в тумане захожу в больничный сквер и сажусь на дальнюю от входа в больничное крыло лавочку.

Откуда такие яркие эмоции?

Еще и к дипломному опоздал, так что смысла идти в училище уже нет.

Ладно, у меня на завтра есть неоспоримое доказательство уважительной причины в виде гипса.

И некоторые мысли на сегодня.

========== Глава 3. Самые неясные перспективы ==========

Утро выдаётся жарким, во-первых потому что в наши широты наконец-то пришло полноценное лето, во-вторых, сегодня ночью у меня были сны, после которых с утра мне понадобился холодный душ, чтобы смыть с себя преследующие меня образы и некий стыд.

Конечно, в них был ты. Чувствую, как краснею, вспоминая отрывки снов.

После этого все начало вставать на свои места. Знаете, когда смотрите фильм до конца, видите твист, и после этого все события фильма воспринимаются уже по-другому. Вот так же случилось и у меня сегодня утром.

Меня немного удивляет, как спокойно я принимаю это открытие, ведь раньше такие эмоции я испытывал только от противоположного пола.

Вчера, пока я переживал свои новые эмоции, гипс был абсолютно выпущен из внимания.

Но это только на первое время, потому что, как только я оказался дома, стало очевидно, что теперь я ещё более беспомощен.

Гипс был огромный, как будто я сломал ещё и предплечье. Фиксировал не только палец и кисть, но ещё и запястье и доходил до середины лучевой кости.

Я настолько был занят тобой, что меня это даже сразу не забеспокоило.

А сейчас все мои планы на наброски рушатся на глазах, хоть я и увлечённо доказывал вчера, что рисовать надо головой.

Но не с совершенно неподвижной рукой.

Что это было? Недостаток опыта, или ты хотел посидеть со мной подольше?

Глупое предположение, с чего бы тебе. Тебе. Разрешил назвать себя на «ты». Я так и буду тебя называть.

Ну что ж, сегодня у меня будет повторный визит в травмпункт.

Подсознательно радуюсь этому и сразу вспоминаю свой сон. Там ты снова меня касался. Но я не убрал ногу, а вместо этого накрыл своей ладонью твою и скользнул пальцами вверх по твоей руке…

Тааааааааак! Хватит!

Прикидываю, что хорошо бы сегодня поставить дипломного в известность о том, что я опять или не приду, или по крайней мере — опоздаю.

Номера дипломного руководителя у меня нет, но есть номер старосты, которая тоже взяла книжную графику — это даже лучше.

Я так и не понял, зачем она это сделала: с такой живописью, как у Ани, нужно и диплом делать по профилирующему предмету.

Наверно, позвонить ей нужно было ещё вчера в больнице, но мои мысли были очень далеко.

Листаю контакты на телефоне и нахожу номер старосты, нажимаю и слушаю длинные гудки. Первый, второй, на пятом она отвечает:

— Да? — приятный, но растерянный голос. Может, ещё спала?

— Ань, привет, это Саша, — молчание на том конце, видимо, нужно уточнить, — одногруппник.

— Саша? Привет, не узнала, — по голосу становится понятно, что она не ожидала меня услышать.

— Слушай, такое дело, я вчера не приходил и сегодня опоздаю немного. Я палец сломал позавчера, а сегодня мне надо ещё раз в больницу, — начинаю тараторить, чтоб выдать большее количество информации.

— И как ты себя чувствуешь? — голос Ани изменяется и теперь звучит очень участливо, как будто ей правда не все равно. — Я скажу сегодня Николаичу, что ты задержишься, по-моему ему вообще поебать, кто там к нему ходит.

— Спасибо, Ань, ладно, мне надо бежать уже, — первым прощаюсь и кладу трубку.

Остаётся надеяться на Аню, хотя, в целом, всем уже все равно, прихожу я делать диплом в училище или делаю его дома. Теперь даже и Николаичу.

Структура нашего художественного заведения заслуживает отдельной истории.

У остальных курсов скоро начнется летняя сессия, а у педагогов уже сады в самом разгаре. Так что в училище всем не до дипломников, кроме их руководителей, само собой. Если, конечно, у такого руководителя нет сада.

Можно было сразу выбрать делать диплом дома, но к третьему курсу я понял суть обучения в художественном училище: нужно постоянно быть на виду.

Можно делать халтуру, но так, чтоб все видели, что ты стараешься.

Первые два курса я реально старался, но много прогуливал, совмещая учебу с работой и кутежом.

За это время заработал нехилый багаж — репутацию разгильдяя и немые укоры. Немые укоры впоследствии обретали голос и становились «тройками» в моей зачётке.

Последние два курса я поменял стратегию и не прогуливал. Сдавал слабые работы и периодически на занятиях занимался рабочими проектами. Как ни странно, уважение от преподов и положительные оценки не заставили себя долго ждать.

Абсурдность ситуации зашкаливала, но теперь стала моей жизнью.

Так что диплом я решил делать в том же духе — чтоб все видели, что я его делаю.

А уж то, что в кабинете я зачастую рисую не карело-финский эпос, который является темой моего диплома, а верстаю макеты для работы — вообще никого не волнует.

Вместе со мной дипломным руководителем Николаича выбрала ещё и Аня, наша староста. Это реально было откровением для меня. Аня умудрялась совмещать в себе талант к живописи, идеальную посещаемость и непоколебимую уверенность в себе.

Собираясь выходить, ловлю себя на мысли, а твоя ли сегодня смена?

Понимаю, что не могу выбросить тебя из головы.

А ещё я понимаю, что пытался вчера тебе понравиться. И безрезультатно.

Температура на улице только растёт, прикидываю, как мне сегодня будет жарко в чёрном, но других цветов мой гардероб не содержит. Не знаю, когда это началось.

Наверное, на втором курсе, когда я стал понимать, что на чёрных вещах меньше заметна краска и графит.

Надеваю чёрные джинсы и самую легкую чёрную футболку из имеющихся. Рука в гипсе мешает совершать простейшие действия, и все мои сборы занимают в несколько раз больше времени, чем обычно.

Тороплюсь, но стараюсь не шуметь в коридоре, чтоб не разбудить Макса.

Снова выбираю дойти до больницы пешком, чтобы немного обдумать свои действия, если встречу там тебя.

Волнуюсь, что сегодня снова твоя смена. И волнуюсь, что не твоя.

В 8:30 в травмпункте никакой очереди, все наносят себе травмы с обеда. Сразу же подхожу к окну регистратуры:

— Мне нужно на повторный приём, — показываю медсестре гипс.

Сегодня медсестра другая, но смотрит на меня так же безэмоционально, как вчерашняя, и протягивает:

— Проходите, у Владислава Константиновича свободно.

Дыхание перехватывает, судорожно хватаю ртом воздух и делаю глубокий вдох перед тем, как постучать в дверь.

В итоге стучу, только когда немного успокаиваюсь.

Хорошо хоть, что сейчас любое мое странное поведение можно списать на синдром белых халатов. Которого, кстати, у меня нет. Я равномерно тревожный в любой ситуации.

Захожу в кабинет после короткого «войдите».

Сидишь за столом со вчерашней книжкой в руках. Почти дочитал, осталось страниц сорок.

Поднимаешь на меня глаза и медленно длинными пальцами кладёшь закладку между страничек.

— Уже срослось? — произносишь серьезно и убираешь книгу.

Не могу понять эмоции на твоём лице. Как и свои перспективы. Они самые неясные.

— Думаю, нет, но я вообще беспомощный в этом гипсе. Можно как-то покороче сделать? — сбивчиво объясняюсь. — Оставьте мне запястье хотя бы.

— Ладно, пойдём, — без лишней полемики встаёшь и проходишь в процедурную, а я молча иду за тобой.

Что, так просто?

Сажусь туда же, куда и вчера. Ты тоже садишься рядом, но сегодня наши ноги не касаются друг друга.

— Как самочувствие? — спрашиваешь, пока готовишь инструменты.

— Ну, лучше, чем вчера, — отвечаю как есть. — Похоже, отёк спал.

— Отворачиваться будешь? — немного улыбаешься уголком губ, но больше глазами. От этого я успокаиваюсь окончательно.

Борюсь между желанием смотреть на тебя и не смотреть на свою руку. Чувство дискомфорта побеждает, и я отворачиваюсь.

— Я дочитал до твоего художника, — внезапно перескакиваешь на другую тему, — ну и погуглил, кто это вообще. Нравятся его работы?

— Да, по-моему, его творчеству вообще нет аналогов. И такая сложная жизнь в эмиграции, — могу говорить на эту тему часами. — И как Вам книга?

— Мне понравилась, хотя я ожидал не совсем этого, — и потом добавляешь. — Я думал, мы уже на «ты».

Почему-то очень сложно сегодня на «ты».

— Как там мой палец? — тоже прыгаю с темы на тему, играя в твою игру.

— Лучше, отёк и правда спал, — ты уже разрезал гипс и сооружаешь новый. — Так почему тебе повезло?

— Что? — вообще не въезжаю, о чем ты.

— Ты вчера сказал, что нельзя так резко менять диплом, но тебе повезло, — пересказываешь наш разговор. Надо же, запомнил. — После защиты будешь куда-то поступать?

И снова вопрос, на который я не рассчитывал. Всем всегда отвечаю, что нет, что и без высшего образования нашёл своё место в жизни, удаленную работу и пока что ничего менять не хочу. Но на самом деле хочу. Но не хочу, чтоб все об этом знали в случае моей неудачи.

— Да, хочу поступить в Санкт-Петербург, — первый раз отвечаю на этот вопрос честно. — Но это скорее мечта, чем реальный план.

— Не знаю, звучит как план, — пожимаешь плечами.

Молчим. А я сижу к тебе полубоком и не могу увидеть, что происходит у тебя на лице.

— Если понравилась эта книга, я могу посоветовать что-то подобное, — решаю продолжить разговор про литературу. Вроде бы здесь мы нашли точки соприкосновения.

— Про путешествия? — в голосе слышу увлечённые нотки.

— Да, я могу завтра принести, — предлагаю быстрее, чем стоило бы. — Если надо, конечно, я недалеко живу, и мне по пути.

Я навязчив? Вообще, что я делаю?

— У меня завтра выходной, — долгое молчание. — Но послезавтра, если все ещё будет по пути, то буду рад.

— Да, все ещё будет по пути, — улыбаюсь, как дурачок, хорошо, что все ещё сижу к тебе спиной.

Пытаюсь скосить на тебя глаза все те пятнадцать минут, что ты переделываешь мне гипс. Что в тебе такого, что я веду себя рядом с тобой как школьница?

— Готово, — чувствую, что ты отстраняешься от моей руки.

Поворачиваюсь, чтобы посмотреть на новый гипс: да, так значительно удобнее. Теперь он в два раза короче и открывает запястье — зафиксирован только палец.

— Спасибо, теперь моему диплому ничего не угрожает, — пытаюсь шутить и встаю из-за кушетки.

— О, я очень рад, — ты стоишь рядом и улыбаешься.

Прощаемся, но мне так хочется остаться ещё ненадолго.

***

Уже на подходе к училищу понимаю, что опоздал совсем немного, и решаю ускориться на встречу, вдруг Николаич ещё не ушёл.

Хочу показать наброски, которые нарисовал за последнюю неделю.

Вокруг нашего корпуса небольшой сквер с высокими деревьями и крылечко с клумбами в форме чаш, с барельефами. Открываю массивную дверь и захожу внутрь. На первом этаже, как всегда, полумрак и благодатная прохлада.

Прохожу до конца коридора и поворачиваю на лестницу, теперь мне нужно подняться на последний этаж.

Первый лестничный пролет очень красивый, с огромным витражом «Ars longa, Vita brevis», прохожу его и поднимаюсь ещё на несколько этажей.

На моем, последнем, тоже полумрак и тишина.

Захожу в нужную аудиторию, где всего три человека: Аня, девушка с потока и Николаич — наш дипломный руководитель.

Здороваюсь со всеми.

Николаичу ближе к пятидесяти, он седой, с завитыми усами и стоптанными ботинками.

— Здравствуйте, Владимир Николаевич, — машу гипсом перед собой. — Извините за опоздание, я палец сломал намедни.

— Здравствуйте, Саша, хорошо, что вы все-таки смогли подойти, принесли что-нибудь показать? — смотрит на меня вполне доброжелательно.

Подхожу к нему и протягиваю новые наброски, из которых он должен выбрать те, что станут иллюстрациями в книге.

Он быстро перебирает их, раскладывая в две стопки.

— Наброски замечательные, плохие, но замечательные, — резюмирует, когда заканчивает разбирать.

Ну и как это понимать? Эти абстрактные фразы преследуют меня все пять лет здесь.

«Пишите шире», «живопись — это радость», «больше грязи — больше связи» и так далее.

— Саша, начинайте на чистовую рисовать, вы верстали уже? — участливо смотрит на меня и протягивает правую стопку.

— Сетку составил только, как раз займусь этим, а то пока у меня будут проблемы с чистовыми, — вру про сетку, потому что набросками у меня все и закончилось.

— Да, хорошо, вы тут занимайтесь пока, у меня сегодня пары весь день с второкурсниками, — Николаич встаёт и направляется к выходу. — Через неделю жду в то же время с готовой версткой.

Видимо, у девочек он успел посмотреть работы до того, как я пришёл, и ждал только меня.

Решаю и вправду заняться версткой, но для начала нужно прикинуть на бумаге. Из-за мыслей о тебе, а не об учебе, я кроме набросков и ноута не взял с собой ничего. Ни бумаги, ни карандашей.

Но я знаю, где искать спасение.

— Аня, есть карандаш и пара листов? — обращаюсь к ней, как к спасительнице второй раз за день.

— Да, бери, — протягивает мне стопку белых листов и несколько карандашей разной степени мягкости. — Ты реально все сверстал?

— Нет, конечно, о чем ты вообще, — забираю все материалы и решаю занять место рядом с ней. Вдруг мне понадобится что-то ещё.

— Я так и подумала.

Аня, как истинная уроженка Урала, взяла темой диплома Сказы Бажова. За выбор темы ей разве что стоя не аплодировали.

Вообще, у нас здесь нужно быть политически верными. Брать какой-то фольклор, темы о деревнях и весях.

Аня прекрасно играла в эти игры и переигрывала педагогов. Темой-то она взяла Бажова, но Сказы выбрала самые криповые.

О том, что нравлюсь Ане, я понимал ещё с абитура и пользовался этим при каждом удобном случае.

Не знаю, что меня останавливало все это время от отношений с ней. Аня была крайне хороша, и все наши немногочисленные парни в училище оказывали ей знаки внимания.

Такая, знаете, славянская муза: длинные светлые волосы, зелёные глаза, пухлые губы и правильные черты лица. Красотка, да ещё и талант.

Аня же все пять лет не особо настаивала, довольствуясь приятельскими отношениями.

Вообще, друзей в училище у меня так и не завелось, но приятелей хватало.

Расчерчиваю листы и улетаю мыслями в сегодняшнее утро.

Интересно,ты принял предложение взять у меня книгу из вежливости?

Веду себя как навязчивая школьница, но не могу себя контролировать, когда нахожусь рядом с тобой.

Осталось пережить один день, и снова смогу с тобой поговорить. Нужно только придумать, о чем.

Комментарий к Глава 3. Самые неясные перспективы

Всем привет 👋

1. В этой главе я сознательно перевожу масленное обращение Сашки к Владу с «он» на «ты».

2. Когда речь идёт о фильме в начале главы, это конечно же «Бойцовский клуб». Но мне ужасно не нравятся отсылки к книгам, музыке и фильмам (ха-ха), так что я пытаюсь придать им другую форму, без называния имен.

========== Глава 4. Невинные прикосновения ==========

С нашей последней встречи время не просто тянулось — оно словно застыло.

Я думал, что достаточно будет заняться делами, которых скопилось, откровенно говоря, миллиард, чтобы день прошёл быстрее. И это немного помогло, но вот крепко заснуть вечером у меня так и не получилось, все сны были на грани дремы.

Так что в утро я шагнул не в самом бодром состоянии.

Сегодня я собирался зайти к тебе ещё раз, в надежде, остаться наедине.

Чтобы ты дотронулся до меня своими длинными и тёплыми пальцами. Или случайно коснулся меня.

Занятый этими мыслями, я бесцельно хожу все утро по кухне. На автомате беру какие-то вещи, кручу их в руках и ставлю обратно. Пытаюсь собраться, но постоянно упускаю что-то важное из виду.

Может быть, после кофе голова станет соображать лучше?

Машинально заряжаю кофемолку, ставлю рожок в кофеварку и достаю молоко из холодильника.

Как всегда насыпаю зёрен на две кружки, но Макс на запах кофе не выходит. Пытаюсь вспомнить, когда последний раз его видел. Если б Максим не гремел ночью посудой на кухне — можно было бы подумать, что я живу один.

С глотками горячего кофе пытаюсь хоть немного унять свои беспокойные мысли.

Из-за моих утренних бесцельных и сомнамбулических хождений по квартире сейчас я уже опаздываю.

Кажется, я уже стал с гипсом одним целым и перестал чувствовать от него сильный дискомфорт. Рисовать все ещё неудобно, но бытовые функции выполняю на ура. Например, шнурки уже завязываю, а не прячу внутрь.

Без разбора закидываю в рюкзак вещи, которые могут мне сегодня пригодиться, и быстро стараюсь привести себя в порядок, в итоге, спустя пару минут выхожу из квартиры все ещё не собранный и слегка взлохмаченный.

Выхожу из дома в восемь утра, алкаши на лавочке возле падика уже сидят. Ни секунды лета не хотят пропускать, ни одного лучика солнца. Пример нам всем.

В сквере больницы замираю на пару минут. Ещё рано, но уже становится понятно, что день будет солнечным.

Дико люблю лето и даже думал уехать жить в сторону юга, может куда-то на море.

Все ещё, если честно, не оставляю эту мысль. Все потому, что с октября по апрель чувствую лёгкую апатию и только с приходом тепла могу наслаждаться жизнью.

Сегодня захожу в отделение уже как к себе домой, даже медсестра в регистратуре не обращает на меня внимания.

Достаю из рюкзака книгу и верчу ее в руках, как бы примеряясь к нашей встрече.

На пороге кабинета делаю глубокий вдох. Вытираю вспотевшие ладони о джинсы и собираюсь с духом.

Все-таки решаюсь заглянуть в кабинет после своего тихого стука, на который мне никто не ответил.

Нерешительно приоткрываю дверь и заглядываю внутрь.

Ты сидишь за столом и что-то пишешь, а в дальней части кабинета, рядом с кушеткой, медсестра накладывает повязки на руку мужчине лет пятидесяти.

Отмечаю, что мне руку ты гипсовал сам.

Обрадованный этим фактом, открываю дверь полностью и громко здороваюсь, отвлекая тебя от бумажек на столе.

— Подождите за дверью! — гаркаешь на меня.

Моментально делаю шаг назад и закрываю перед собой дверь.

Ну а куда я полез? Нужно было дождаться, пока мне ответят, или спросить в регистратуре. Иногда я чувствую себя совершенно беспомощным во всей этой взрослой жизни.

Твой строгий тон вызывает во мне приятное волнение, теперь знаю, что ты ещё и так можешь.

Я уже полностью отдаю себе отчёт в том, что хочу стать к тебе ближе.

Мысли о том, что это неправильно, давно ушли на второй, третий и, может быть, даже ещё более дальний план и совсем не тревожат меня.

Меня тревожишь только ты и то, как к тебе подступиться.

Сажусь на скамейку около кабинета и бесцельно листаю страницы, когда рядом со мной останавливается пожилой мужчина в белом халате. Стучится в дверь и, тоже не дожидаясь ответа, открывает ее.

Ему, наверное, так можно.

Мужчина останавливается в дверях, не проходя в кабинет:

— Владислав! Ну так как? Я могу на вас завтра рассчитывать?

— Я же уже сказал, что нет! Это вообще никак в мои обязанности не входит! — рычишь в ответ из кабинета.

Ниче, мужик, на меня он тоже сегодня наорал.

Но интересно, о чем они?

— Владислав, я обещал кого-нибудь из отделения прислать! — мужчина в халате не сдаётся.

— Так пришлите кого-нибудь, почему везде мной дырки затыкаете?! — ты тоже не сдаёшься, уже почти кричишь на него.

За этой сценой наблюдаю не только я, но и все в коридоре.

— Вы самый молодой у нас, Владислав, ну кому ещё на гастролях работать? — голос мужчины смягчается.

— Олег Александрович, я не хочу весь день торчать в сраном ТРК из-за того, что я самый молодой.

— Да вам же ничего делать самому не нужно будет, последите просто за работой девочек, — мужчина парирует и после небольшой паузы добавляет заговорщицки, — потом возьмёте оплачиваемый выходной.

— Хорошо, только давайте это последняя такая подстава? — ты сдаёшься.

— Конечно-конечно, вы нас очень выручите! Адрес у Наденьки узнайте, запамятовал, где у них мобильная станция переливания завтра, — мужчина, получив желаемое, закрывает дверь кабинета и, насвистывая что-то весёлое, уходит.

Мобильная станция переливания? Крови? Нужно погуглить.

Набираю в поисковике все известные мне переменные, и правда, завтра около ТРК в центре будет проходить День донора.

И ты там будешь.

Хм, может быть, я всегда хотел сдать кровь?

Через пару минут дверь снова открывается, и из кабинета выходят медсестра с мужчиной, которого она до этого перевязывала.

Я просачиваюсь в дверной проем и прикрываю дверь за собой.

Снова не дождавшись приглашения, но сейчас у меня желание и страх на одинаковых ролях.

Ты все ещё сидишь за столом, но сразу откладываешь карточки и встаёшь, когда я оказываюсь в кабинете.

— Доброе утро, я слишком тихо постучал, извини, — здороваюсь ещё раз и протягиваю книгу.

— Забудь, у меня какой-то паноптикум здесь все утро, — подходишь ко мне почти вплотную. — Как рука?

Меня кидает в жар от осознания, что ты в моей зоне комфорта, но моральных сил сделать шаг назад у меня нет.

Хочу просто остаться так навсегда.

Но ты отходишь сам, забрав книгу.

— Привык, — отвечаю коротко и невольно любуюсь тобой.

Смотришь на меня чуть сощурившись. Ты сегодня снова в светлом, под халатом светло-серая рубашка и графитовые брюки, темные волосы зачёсаны назад.

— Кофе будешь? — спрашиваешь серьезно, направляясь обратно к рабочему месту, снимая халат. Абсолютно обычное действие, от которого у меня перехватывает дыхание.

Сегодняшний утренний кофе не придал мне бодрости, только усилил тревожность. А от второго я точно поймаю тахикардию.

Но как я могу отказаться провести с тобой ещё немного времени?

Хорошо, что я уже в больнице.

— Да, буду, да, — энергично киваю, — а ты разве не должен тут людей принимать?

— У меня как раз перерыв на двадцать минут, — я не понимаю, серьезно ты или нет. — Давай выйдем.

С удовольствием.

Совсем не переживаю, что опоздаю к назначенному времени в училище.

Ты скрываешься в помещении за регистратурой на несколько минут, когда мы выходим из кабинета.

В сквере мы уже с двумя полными кружками кофе садимся на низкую коричневую лавочку.

Я выбрал ту, что на солнце, возле кустов шиповника.

Ты располагаешься почти посередине лавки, откинувшись назад и закинув голень одной ноги на колено другой. Это какие-то специальные курсы есть, чтоб так сидеть? Если я попробую так сделать, то просто упаду вбок, а ты спокойно растянулся и достаёшь пачку сигарет из кармана брюк.

У меня мурашки по всему телу от этого вида.

Подкуриваешь, длинными ровными пальцами держа сигарету, затягиваешься, но не предлагаешь мне.

— Что утром было в отделении? — интересуюсь о причине твоего плохого настроения.

— Четвертый курс, — выдыхаешь ответ на мой вопрос вместе с дымом, — четвертый курс меня в могилу сведёт.

— Ты что, преподаёшь?

— Да, и иногда очень об этом жалею, — затягиваешься последний раз и отправляешь окурок в урну.

— И куришь, — вставляю невпопад.

— О, это только после студентов, — наконец-то улыбаешься. — Я уже не вывожу такой график.

Мне удивительно хорошо с тобой. Хочу сидеть так каждый день, просто говорить, просто пить кофе и слушать про студентов.

Но кружки скоро пустеют, а это значит, что тебе пора в отделение, а мне на учебу.

— Ну что, жду через три недели, — встаёшь и забираешь у меня пустую кружку.

Нет, я думаю, мы увидимся намного раньше, например, завтра.

***

На сколько будет странно, если я приду сегодня сдавать кровь? Может, взять кого-то из группы? Сказать, что мы от училища? Аню? Хотя это слишком сложно.

Может, Макса? Да, Макса было бы хорошо. Только как объяснить это ему?

Максим, мне нравится один парень, и я хочу его посталкерить, поэтому не сходишь ли ты со мной сдать кровь? Мне надо голову лечить.

Ах да, Максим, похоже, мне нравятся парни.

Решаю пойти один, но если встречу там тебя, соврать, что пришёл за компанию.

Возле мобильной станции, расположившейся на парковке ТРК, небольшая очередь.

Захожу вслед за девушкой в маленький кабинет. Судя по всему — это регистратура и пункт первичного осмотра. Тут тебя нет. У меня забирают документы и измеряют давление, температуру и пульс. Пульс, конечно, запредельный.

— Это от волнения, — пытаюсь улыбаться, но меня всего дергает.

Врач с подозрением смотрит на мой гипс, а я стараюсь вести себя как ни в чем не бывало.

— Я давно сломал, уже снимать скоро, я в порядке, — зачем-то вру.

Ещё и нескладно.

— Хорошо, пройдите во второй кабинет, у вас там анализы возьмут, и с результатами сюда возвращайтесь.

Во втором кабинете снова не ты. Зато результаты анализов полностью устроили врача из первого кабинета.

— Хорошо, идите дальше по коридору, выпейте сладкий чай и проходите в соседнюю дверь, там у вас сделают забор, — инструктирует меня врач.

Сладкий чай — это та ещё гадость. Выпиваю и, мысленно пожелав себе удачи, захожу в последний кабинет.

В нем пять раскладывающихся кресел-трансформеров. Сейчас из пяти занято всего два.

Наконец-то вижу тебя. Сидишь в дальнем конце коридора, снова закинув голень одной ноги на колено другой. Светло-голубые джинсы с рваной коленкой, светлая футболка и, конечно же, белый халат.

Земля уходит из-под ног. Дико нервничаю, но все-таки очень рад, что пришёл. Очень рад снова тебя видеть.

Твоя бровь летит вверх, когда ты узнаешь меня.

— Ты меня преследуешь? — вместо приветствия.

— Ой, привет! Ты тоже здесь! — я профессионально включаю дурачка. — Я не знал!

Молодые люди на креслах косятся в нашу сторону.

— Ложись, сейчас все включу, — указываешь мне на самую дальнюю от занятых пацанами кушеток, — примерно пятнадцать минут займёт.

Ложусь на кресло и только сейчас понимаю, какая же это глупая затея.

Ты проводишь все манипуляции, но не отходишь.

— Ты занят потом? — спрашиваешь неожиданно.

— Нет, вроде, — смотрю на тебя снизу вверх, весы рядом начинают работать.

Ты что-то отмечаешь в журнале.

— У меня перерыв через час, пообедаем? — смотришь прищурившись. — Тебе не помешает.

По-моему, я счастлив.

Не успеваю дать своё очевидное согласие, как в кабинет влетает девушка, которая, кажется, наливала чай.

— Влад, тебя зовут в регистратуру!

Переводишь взгляд с меня на неё и встаёшь.

— Хорошо, присмотри тут пока.

Скрываешься за дверью. Черт. Вот и побыл с тобой.

Зато ты возвращаешься ровно к тому моменту, как весы замирают.

Двух других пациентов отпустила девушка, которую ты оставил за главную. Ко мне же пришёл сам.

Забинтовываешь меня и даёшь обязательные наставления. Так приятно касаешься моей руки.

— Не торопись, аккуратно вставай, — поддерживаешь меня за талию. — Как себя чувствуешь?

Интересно, ты всех тут так обхаживаешь?

— Да не знаю, так же, — вру и медленно оседаю на пол, на самом деле у меня кружится голова.

— Да ну? — подхватываешь меня, — голова кружится?

— Да.

— Пойдём, с Надей посидишь, пока я не закончу.

Мы возвращаемся обратно, в кабинет с чаем.

— Надь, присмотри за этим бедолагой, пожалуйста. Я его через двадцать минут заберу, — сажаешь меня на кресло в углу и уходишь, мне так плохо, что я даже не сопротивляюсь.

— Без проблем! — отвечает тебе девушка и поворачивается ко мне. — Ты кто?

— В смысле?

— Друг Влада?

— Ну типа, — закрываю глаза и просто хочу, чтобы от меня все отстали. Похоже, идея с донорством была не из лучших.

— Чаю?

— Пожалуй, и сахара побольше.

Вроде бы прихожу в себя, когда ты приходишь меня забирать.

— Лучше стало? — оставляешь халат на спинке моего стула.

— Стало, — медленно встаю.

Вроде бы, правда стало.

— Надь, я через час вернусь, не скучай, — подмигиваешь девушке и пропускаешь меня вперёд.

Что за перемигивания?

Выходим из фургона, и ты показываешь в сторону летника.

— Пойдем туда, у них сносная кухня.

Садимся за столик, и ты просишь меню и пепельницу.

Закуриваешь, и я протягиваю руку к твоей сигарете. Жест, который я сам от себя не ожидал. Что-то я осмелел.

— Тебе нельзя сейчас, — затягиваешься и отводишь руку с сигаретой подальше. — Что вообще за приступ — пойти кровь сдать?

— Не знаю, стихийный, — пожимаю плечами.

А ещё у меня стихийный приступ смелости. Если бы ты был против того, что я пришёл сегодня — точно бы не позвал меня обедать.

— Ещё будешь сдавать? — улыбаешься уголком губ.

— Ни за что! — не могу больше сдерживаться, потому что мне очень смешно от абсурдности этой ситуации.

Оказалось, что мы зашли в кафе с узбекской кухней, и меню без картинок вводит меня в ступор. Ты замечаешь это и советуешь мне, что взять. Рассказываешь, что значат незнакомые мне названия и что из себя представляет блюдо.

Я тону в этих тёплых чувствах: сначала твои пальцы на моей коже, как ты подхватил меня после процедуры, как сейчас помогаешь и заботишься.

Жаль, что час проходит так быстро.

— Жду тебя через три недели, — кладёшь наличку в счёт и смеёшься, — ну или раньше, я уже не удивлюсь, если увижу тебя завтра около дома.

Если бы я знал, где ты живешь, не сомневайся, ты бы меня там увидел.

***

Оказывается, если по восемь часов работать над дипломом, то времени больше ни на что не остаётся, даже на глупые мысли о тебе. Зато проект движется с невероятной скоростью.

Ты крепко засел у меня в голове. Почти каждую ночь я засыпаю с мыслями о тебе, представляя, что мне можно к тебе прикоснуться.

Я, конечно же, пытался найти тебя в соцсетях. Чтоб узнать о тебе хоть что-то, потому что сейчас ты для меня — загадка. Мне удалось найти профиль в инстаграме с несколькими фотографиями, которые абсолютно не помогли в моем расследовании.

Зато в отмеченных нашёл фото с твоего дня рождения, позапрошлого года, где тебя поздравляли с юбилеем. Это тридцать? Сейчас тебе тридцать два? Что же, хоть какая-то информация.

С момента перелома прошло только 2,5 недели, но я решаю снять гипс сегодня.

Во-первых, потому что я позвонил в регистратуру и выяснил, что у тебя с завтрашнего дня три выходных, а во-вторых, мне очень хочется тебя увидеть.

За эти недели я примирился со своими мыслями, с этой увлечённостью тобой. С тем, как меня тянет к тебе. А мои сны и то, как я реагирую на твои прикосновения, ясно дают понять, что за характер у этой увлечённости.

Мне нравится твоя уверенность, дерзость, злость. Все то, чем я не обладаю.

Нравится, как ты улыбаешься, как смотришь на меня. Нравится, когда ты сидишь близко ко мне, нравятся твои прикосновения.

А в-третьих, сегодня вечером отличный повод для встречи — открытие выставки молодых художников нашей области.

Николаич неделю назад искал добровольцев для оформления экспозиции в Союзе Художников, и я вызвался, решив, что это хорошо скажется на моих рекомендациях.

А ещё я тогда подумал, что смогу пригласить тебя.

Придумать что-то поумнее для ещё одной встречи у меня не получилось, а снова ломать себе палец я не хочу.

Сегодня перед твоим кабинетом совсем немного людей.

Стучу в дверь, когда наступает моя очередь.

— Войдите, — знакомый голос, от которого у меня мурашки по коже. Или они от того, что я собираюсь тебя пригласить?

Нажимаю на ручку двери и захожу в кабинет. Как всегда за столом.

Как всегда безупречно зачёсанные назад волосы, светлая рубашка и халат.

Под рубашкой вижу твои ключицы, чуть заметную под кожей венку и идеальные скулы.

— Привет, — сердце пытается выскочить из груди, но я держусь.

Поднимаешь на меня глаза. Нисколько не удивлённые.

— Ещё не прошло три недели, — улыбаешься уголком губ.

Ты что, считаешь? Запомнил, когда я приходил?

— Да, но мне кажется, уже все зажило, — сочиняю на ходу.

— Давай снимем, — киваешь в сторону кушетки.

Я обхожу ее и сажусь, специально сегодня задев твою ногу своей. Наши бёдра снова касаются друг друга. Только сегодня я к этому готов и жду этого.

Прикосновение слишком будоражит сознание, хоть я и хотел этого.

Ещё я хотел посмотреть, как ты будешь себя вести.

Ногу ты не убираешь.

Сегодня я не отворачиваюсь, хотя страшно нервничаю из-за того, что собираюсь сделать.

Снятие гипса занимает пару минут, и когда твои руки касаются моей голой кожи, я вздрагиваю всем телом от ещё одного, теперь уже неожиданного для меня прикосновения.

Ты касаешься моего предплечья, запястья, кисти, пальцев, осматривая и нажимая на руку.

Схожу с ума от этих касаний, а ещё чувствую, как напряжение в паху усиливается.

— Больно? — поднимаешь на меня глаза.

— Непривычно просто, — пытаюсь скрыть дрожащий голос и сбившееся дыхание.

— Выглядит хорошо, можешь согнуть?

Чуть-чуть сгибаю палец. Получается не очень, но ты, кажется, доволен.

— Отлично, не напрягай сильно руку ближайшее время, — встаёшь и собираешь с кушетки остатки гипса и инструменты.

Или сейчас или никогда.

— Сегодня открытие выставки, не хочешь сходить? — быстро тараторю и сразу же понимаю, что совершил ошибку. — Ну если свободен, конечно, можешь кого-то с собой пригласить.

Долгое молчание, которое я заслужил своей глупостью.

— Хочу, только я до девяти на смене.

Мое сердце, кажется, разрывается от стремительно сменяющих друг друга чувств: надежды, испуга, восторга.

Немного успокаиваюсь и называю адрес. Обещаю, что ты найдёшь меня там.

— Ищи около фуршета, — нахожу в себе силы пошутить.

— О, там ещё и кормят.

— И наливают, — глупо улыбаюсь.

Выхожу из отделения и пытаюсь припомнить хотя бы один случай за свои двадцать с небольшим лет, чтоб меня так возбуждали невинные прикосновения.

Даже близко не было.

========== Глава 5. Тяга к авантюрам ==========

Кроме меня помогать вешать рамы и прочее подай/принеси вызывается ещё один парень, кажется, со скульптуры.

Тоже, очевидно, понимающий, что для успешной защиты диплома нужно пользоваться всеми предложениями вселенной и Николаича.

А очевидно это, потому что за четыре года я видел его всего пару раз, хотя со скульпторами у нас много совмещённых дисциплин.

Кажется, его зовут Дима. Отмечаю, что за сегодняшний день я суммарно общался с ним больше, чем за все года обучения.

Все подготовительные работы по выставке мы успеваем сделать досрочно и последние полчаса проводим в маленькой комнате методфонда Союза Художников, подальше от педагогического состава.

Вся комната забита тысячами холстов на подрамниках, коробками и прочим барахлом от искусства.

Когда мы закончили с развеской, я расположился в глубоком бордовом кресле справа от единственного небольшого окна в этом помещении с грузом мыслей о тебе.

Чем меньше времени оставалось до девяти вечера, тем сильнее я нервничал.

Прямо-таки пропорциональная зависимость.

— До конца останешься? — Дима разлегся на маленьком угловом диване, с другой стороны от окна и машинально прокручивает ленту новостей, — или поедим и домой?

— Да я друга позвал, не знаю, когда он придёт.

Могу ли я назвать тебя другом? Как мне вообще тебя назвать? Какого черта я тебя пригласил?

Это что, паника?

А если ты не придёшь? А если придёшь?

— Тебе норм? — Дима отрывает взгляд от новостной ленты. — Ты че такой заторможенный?

— Да устал, наверное, — вру, чтоб не объяснять истинные причины. Да и как их тут объяснишь. — Диплом не идет.

— Ой забей, ещё куча времени, — отвечает легкомысленно, — я даже не начинал.

О том, что уже семь часов и выставка официально открылась, я понимаю по громким голосам в коридоре.

— О, пора. Пока там все не сожрали и не выпили без нас! — Дима отрывается от телефона и резко вскакивает с дивана.

Я тоже встаю и нехотя иду за ним из нашего убежища.

Осталось продержаться ещё пару часов.

Когда мы выходим в главный зал, мероприятие уже набирает обороты. Кроме того, здесь царит вечный спутник российского художника — алкоголь.

Дима без зазрения совести сразу сворачивает к столам с закусками, и я, со своим кофе на завтрак, решаю от него не отставать.

Через несколько минут молодые педагоги с хлопками открывают шампанское, а Николаич предлагает студенткам вузов водочки. Потом, конечно, наигранно расстраивается, когда они отказываются.

— Водочки, молодые люди? — Николаич, не дождавшись ответа, протягивает нам с Димой пластиковые стаканчики с прозрачным алкоголем.

Я, наверное, никогда не пойму традицию пить водку. Хотя пить — это ещё полбеды. Вот пить и говорить, что она «вкусненькая» — это самое удивительное для меня в культуре потребления крепкого алкоголя.

Она может быть какой угодно, но не «вкусненькой».

Пить я не планировал, тем более крепкое, но предвкушение встречи меня знатно нервирует, и я без колебаний замахиваю протянутую педагогом стопку.

— Александр, вы последний год меня несказанно радуете. И не пропускаете, и все работы в срок выполняете, и во внеклассной работе помогаете. Очень, очень хорошо! — Николаич хлопает меня по плечу и удаляется обратно к столу с закусками и алкоголем.

Чтобы повторить, тут к бабке не ходи.

Ну хоть с выставкой не зря суетился.

Теперь главное, чтобы ты пришел.

Или лучше, чтоб не приходил?

Ты опаздываешь на полчаса, на час, на два.

Я испытываю облегчение и сожаление одновременно. Но больше сожаление, и осознание этого тоже о многом мне говорит.

Меня немного удивляет, что моя тревожность не разыгралась с тобой в полную силу. Иногда я так не хочу что-то делать, что думаю, что было бы неплохо, если б сейчас произошёл какой-нибудь апокалипсис, и мне не надо было бы, например, сдавать анатомию.

В общем — «чем хуже, тем лучше».

Может, тебя задержали в отделении?

Или ты решил не приходить? Потому что ну с какой стати тебе приходить? Почему я вообще предположил, что ты можешь испытывать ко мне встречный интерес и за этими прикосновениями и полуулыбками скрывается что-то большее?

Сразу после импульсивно выпитой первой стопки я решаю сбавить обороты и перейти на шампанское. А когда понимаю, что ты не придёшь, вообще перестаю пить.

Можно было бы уйти домой сразу, вместе со всеми уже нарядными студентами, но я почему-то остаюсь.

С робкой надеждой, что ты придёшь.

Сейчас в Союзе осталось совсем мало людей, в основном преподаватели, весело празднующие в первом зале. Вообще вся эта вечеринка — не про молодых художников, а про их педагогов.

На меня уже вообще никто не обращает внимания — все знатно набрались.

Пора уходить. Из вещей у меня с собой только рюкзак и лёгкая толстовка. Подхватываю их возле стола с алкоголем и взглядом упираюсь в полную бутылку шампанского и оставленные кем-то сигареты.

Наливаю немного пенящегося напитка в пластиковый стаканчик и решаю прихватить ещё и открытую пачку. Редко курю, но сегодня очень хочется.

Настало время отпустить мои несбывшиеся надежды.

Спускаюсь по высокой лестнице на улицу. Сейчас все ещё тепло, особенно для пол-одиннадцатого вечера. Погода для конца мая просто отличная.

Отхожу немного от входа и подкуриваю.

В одной руке сигарета и шампанское, в другой телефон. Прислоняюсь спиной к каменной стене, но из-за рюкзака почти не чувствую ее холода.

Зато чувствую пустоту внутри. Если бы я не напридумывал себе столько, сейчас было бы не так больно и обидно. От этого одиночества ком в горле.

Идти домой пешком не хочется ровно так же, как и вызывать такси. Я просто хочу сейчас оказаться в своей комнате, под одеялом. И остаться там на несколько лет, а лучше навсегда.

Не в состоянии сделать выбор, я, как и все нормальные люди, бесцельно скроллю новости и изредка затягиваюсь.

Находясь в этой прострации, я не услышал звука шагов. Не увидел и приближающуюся фигуру. Из этого состояния меня выводит только твоё бархатистое «привет», сказанное на выдохе.

Поднимаю голову, пытаясь сориентироваться. Убираю телефон в джинсы и инстинктивно делаю глоток из пластикового стаканчика.

— Задержался, извини, — как ни в чем не бывало берёшь у меня из рук красный мальборо, касаясь моих пальцев, и затягиваешься. — Забыл, что сегодня ещё собрание в академии.

Ты все-таки пришёл. Теперь я вообще не знаю, как себя вести. Я же только что прощался с мыслями о тебе.

Сейчас на тебе вместо белого халата — чёрный незастёгнутый пиджак. Верхние пуговицы на рубашке тоже расстегнуты, и я вижу яремную ямку и кусочек ключицы. Понимаю, что я уже довольно давно смотрю тебе на шею, и, скорее всего, это выглядит крипово. Но, кажется, ты абсолютно не против.

— Покажешь, что там за выставка? — докуриваешь мою сигарету и отправляешь окурок в урну рядом.

— Да, но там уже все кривые, давай не будем к ним подходить, пропустим первый зал? — беру себя в руки и отвожу взгляд от твоей шеи.

— Давай, я не к ним пришёл.

Ты что, флиртуешь со мной?

Первым поднимаюсь наверх, не обращая внимания на зал с весёлой компанией преподов. Наливаю нам два полных стакана шампанского и протягиваю тебе один.

— За молодых художников? — ты улыбаешься, забирая у меня стаканчик, и предлагаешь тост.

— Да, давай за них.

Играю в искусствоведа, показывая тебе все залы, кроме первого, и рассказываю о работах. Это занимает совсем мало времени, минут двадцать.

— Откуда ты все это знаешь? — удивлённо смотришь на меня, когда мы проходим все залы и поворачиваем обратно.

— Я печатал аннотации, ничего такого.

Ты мне улыбаешься и киваешь на руку:

— Не болит? Можно взглянуть?

Протягиваю руку и на сей раз даже не вздрагиваю от прикосновения, похоже, тебе правда нравится ко мне прикасаться. Эта мысль заставляет меня дышать чаще.

— Нет, все хорошо, — так не хочу, чтоб ты выпускал мою руку из своей.

Но ты киваешь и уходишь к выходу на улицу первым, а я мнусь возле стола с закусками и алкоголем и в последний момент все же убираю в рюкзак запечатанную бутылку шампанского. Надеюсь, никто не заметил.

— Ну что, как студенты и пациенты? — алкоголь во мне помогает мне первым начать разговор, но ты смотришь на меня непонимающе. — Не достают больше?

— Не больше обычного, я уже давно в медицине, так что глазоньки-то видели, кого иду учить и лечить.

Мы снова стоим около входа в Союз.

И я предлагаю первое, что приходит мне в голову:

— Прогуляемся до набережной?

Ты с кивком разворачиваешься, и мы идём в сторону реки.

— Да, этого не отнять. Жизнь летом кажется лишена внешнего трагизма.

— Твоя или вообще?

— Вообще.

Ну это как сказать, моя жизнь тридцать минут назад была полна внешнего и внутреннего трагизма.

Пока идём, расспрашиваю тебя о работе в больнице:

— А ты давно работаешь?

— Вообще в медицине да, курса со второго, — отвечаешь немного подумав.

— Помнишь свой первый рабочий день?

— О да, — смеёшься, — у меня алкаш из окна выпрыгнул.

— Это вообще не смешно! Почему ты угараешь?!

— Это очень смешно, потому что это был первый этаж. А после этого в кабинет забежал главврач, спросил, откуда он выпрыгнул, выпрыгнул следом за ним и побежал искать.

Я тоже начинаю смеяться, пытаясь представить эту картину.

Так странно видеть, как ты вот так превращаешься из строгого врача в халате в живого человека.

Доходим с тобой до набережной и спускаемся к воде.

— Давай пройдём ещё немного дальше, — указываю вправо.

На улице тихо и темно, мы проходим по облагороженной в этом году набережной и упираемся в небольшой сквер, который ещё не успели отреставрировать по программе реновации.

На весь сквер горит пара фонарей, и все здесь заросло колючей высокой травой.

Мне нравятся такие места, а сейчас нравится быть здесь с тобой.

Я располагаюсь на бортике старого, неработающего фонтана, трава растёт даже внутри него.

— Ещё шампанского? — достаю из сумки свою добычу и глупо улыбаюсь.

Да что со мной такое? Я как будто в первый раз влюбляюсь.

Я влюбляюсь?

— Это с выставки? — поднимаешь одну бровь.

— Да, у меня есть тяга к авантюрам, — направляю горлышко бутылки в противоположную от тебя сторону и взрываю.

Раздается негромкий хлопок, и шампанское, пенясь, выливается из бутылки. Вытягиваю руку подальше от себя, чтоб не замарать одежду.

— Только про стаканы не подумал.

— Ну что ж, — забираешь у меня бутылку и пьёшь из горла, шампанское сопротивляется и снова пенится.

Ты садишься рядом, лицом ко мне, расположив между нами ногу, согнутую в колене.

Я бы сидел так всю ночь. Слишком хорошо.

— Расскажи что-нибудь о себе? — вдруг спрашиваешь. — Я уже знаю, что ты неуклюжий и хорошо рисуешь.

— Это в общем-то и все, — пытаюсь что-то сообразить, но мысли путаются.

— Неправда, должны быть ещё какие-то таланты, — протягиваешь мне бутылку.

Мысли быстро проносятся в голове. Или сейчас, или я больше не решусь это сделать.

Прежде чем я успел бы передумать, придвигаюсь к тебе почти вплотную.

Смотрю пристально и немного наклоняю голову.

А затем происходит невероятное — ты касаешься пальцами моей нижней губы и проводишь ими по ней.

Я боюсь шелохнуться и пытаюсь не забыть, как дышать.

Ты придвигаешься ближе и слегка касаешься меня. Приникаешь к моим губам в горячем поцелуе, и я с жадностью отвечаю.

В одной руке у меня все ещё шампанское, ставлю его куда-то рядом с собой, сейчас оно интересует меня меньше всего. Неуклюже кладу руку тебе на грудь и сам вздрагиваю от этого ожидаемого, но в тоже время внезапного прикосновения.

Твои руки в ответ ложатся чуть ниже моей талии и действуют гораздо увереннее, прижимая меня к себе. Ты спускаешь свою ногу, разделяющую нас, на землю, и я уже касаюсь тебя животом.

Схожу с ума от этих твоих касаний и уверенных движений. Я о таком и мечтать не смел, а сейчас это происходит со мной.

Открываю глаза, громко и часто дыша.

— Наглядно демонстрируешь таланты? — о, мы иронизируем.

Вместо ответа я снова целую тебя, почти грубо, поняв, как сильно хочу, чтобы поцелуй не заканчивался.

Наверное, ничего не может испортить момент.

Но ты медленно отстраняешься и встаёшь.

— Я вызову тебе такси, — коротко и уже без улыбки.

Наверное, все-таки может.

========== Глава 6. И ты целуешь ==========

— Напиши, как доберёшься, — говоришь сухо, когда сажаешь меня в машину.

— Хорошо, — абсолютно не понимаю, что происходит. Вообще ничего не понимаю, ноги подкашиваются, и я стараюсь сесть в такси с какими-то остатками достоинства.

Хотя невооружённым глазом видно, что его уже нет.

За восемь самых долгих минут в моей жизни, пока мы ждали такси, я перебрал в голове все варианты. Что я сделал не так?

Тогда ты отвернулся и закурил, а я просто восемь минут смотрел тебе в спину и не понимал, что произошло.

Доехав до дома, я на автомате поднялся в квартиру. Тихо прошмыгнул в свою комнату, чтобы не встречаться с Максом, который возился на кухне.

Твоего номера у меня не было и нет. Это даже хорошо. Но когда я только задумался об этом, мне пришло сообщение: «Ты доехал?»

Отправил в ответ короткое «да» и не раздеваясь упал на постель.

Такое чувство, что я так и пролежал все это время. Я не понимал тогда, что произошло. Не понимаю и сейчас, спустя полторы недели, в самозаточении дома.

Ковидное время подготовило для всех хикк типа меня удобные условия для существования — все, что может понадобиться для жизни, можно сделать онлайн или заказать на дом.

Даже мой диплом, если б мне ещё было до него дело. Кому сейчас нужны иллюстрации карело-финского эпоса?

Лично мне — абсолютно не нужны. И диплом не нужен, и будущее тоже.

Единственное, что мне нужно — понять, что я сделал не так в ту ночь. Что я сделал, что ты после этого себя так повёл? Зачем было целовать меня? Захуя сразу не слился со словами «это не для меня»? А дал надежду, а затем кинул меня в непроглядную мглу.

И на этой благодатной почве психотравм я уже одиннадцать дней взращиваю свои комплексы и подкидываю им все новую пищу в виде безумных теорий о том, где именно я облажался.

Я просыпаюсь с ощущением беды. Часами не могу заставить себя одеться или позавтракать.

Макс уже несколько раз пытался узнать, что со мной, потом уверовал, что это от неразделенной любви. Потому что посчитал, что из-за учебы так нервничать никто не будет. Но это не она, это какой-то абсурд.

А кто вообще думал, что будет по-другому? Ну, хорошо, я думал. Я был уверен, что ты скажешь, что тебя это не интересует, когда я попытаюсь тебя поцеловать. Но ты поцеловал меня сам!

Короче, все ужасно!

Эти мысли, которые я прокручиваю в голове вот уже полторы недели без крепкого сна и нормального приёма пищи, прерывает звонок в дверь.

— Макс, там твоя доставка, — кричу, не вставая с дивана в своей комнате.

Интересно, как я буду жить здесь в следующем году с другим соседом, когда Максим уедет. Ведь он точно защитится, а дальше в науку Максим в этом городе идти не собирается.

— Я уже забрал свою, — без каких-то альтернатив для меня кричит Макс через всю квартиру.

Звонок в дверь повторяется, но уже дольше и настойчивее. Макса этот шум не раздражает, а меня сейчас раздражает все. Все-таки встаю с дивана и иду открывать дверь чертовому коммивояжеру, ну или кого там принесло.

На улице невероятная жара, дома невероятная жара. Потому что наша квартира не оборудована таким благом цивилизации, как кондиционер.

Потому что нереальная жара в наш регион приходит всего на пару недель, и каждый год мы убеждаем себя, что это можно перетерпеть. Но также, каждый год, когда жара настает, мы понимаем, что перетерпеть будет очень сложно.

Я уже открыл все окна в квартире, но это не помогает. Лёгкая футболка и спортивные штаны, которые на мне, тоже не помогают.

Выхожу в коридор и открываю входную дверь, не смотря в глазок, готовый сразу же отказаться от любых предлагаемых товаров и услуг, чтоб быстрее вернуться к себе в комнату.

Но на пороге не курьер, не работник ЖЭКа или продавец бесполезных товаров. На пороге стоишь ты.

Это что, какой-то пранк? Целуешь, прогоняешь и появляешься у меня на пороге через полторы недели?

— Привет, — смотришь на меня серьезно, — можно войти?

Все ещё без понятия, зачем ты тут, я делаю шаг назад, вглубь коридора, и поворачиваюсь боком, чтобы ты мог зайти.

— Ты зачем пришёл? — у меня совсем не получается в вежливость, хотя я совершенно не хочу тебя обидеть. Еще, кажется, ноги слегка подкашиваются.

— Хочу поговорить, если ты ещё готов со мной говорить, — обеспокоенно смотришь на меня.

— А если не готов, ты уйдёшь?

— Нет.

Отсутствие выбора предельно упрощает выбор. Молча разворачиваюсь и иду в свою комнату. Слышу, как ты быстро разуваешься, закрываешь за собой входную дверь и идёшь за мной.

— Кто там? — кричит из своей комнаты Макс. — Я же говорил, это твоя доставка.

— Это не доставка, это ко мне, — кричу Максу в ответ.

Мы заходим в комнату, и я сажусь на стул, спиной к своему рабочему столу, заваленному набросками и иллюстрациями.

Поверх всех этих листов лежит акварель во всевозможных формах: в кюветах, наборах и тубах. Карандаши, линеры и все остальное, чем я пользовался, кажется, в прошлой жизни.

Некоторые менее удачные, но, может, все ещё нужные наброски разбросаны по полу, там же на полу стоит мой рабочий ноут и, похоже, все наши кружки из квартиры.

Если не считать кружек, то достаточно опрятно для студента художественного заведения. На диване лежит старое издание «Калевалы», которое я тоже не открывал за это время.

У стены стоят 6 пустых планшетов под стеклом, которые я заказал для диплома. Сверху закреплены наброски с раскадровкой. Кажется, это последнее, что я сделал.

— Я сяду сюда? — показываешь на диван. — Вы вообще видитесь или только через стенку друг другу орете? Я вас из коридора слышал.

Я киваю, и ты садишься. Весь в светлом, ведь жара. Светло-голубые джинсы с рваной коленкой и белая футболка. Так непривычно, что ты не в халате или не в строгой рубашке. Но тебе очень идет. Тебе вообще все идёт. Первый раз вижу твои руки, оказывается, у тебя татуировки. На внутренней стороне плеча какая-то небольшая надпись, шрифтом как будто бы от руки. На другой руке много небольших черно-белых рисунков. Рассматриваю тебя и не понимаю, как ты смог стать ещё притягательнее в моих глазах, особенно после того, что между нами произошло.

Пытаюсь сосредоточиться на твоём последнем вопросе:

— Иногда утром на кухне встречаемся, — отвечаю, хотя все ещё не понимаю, зачем мы поддерживаем этот разговор.

— Как подготовка к диплому? — вопрос, который в нашей ситуации звучит глупо и неуместно.

— Вот тебе ли не все равно как? — я начинаю закипать. — Зачем пришёл?

— Хотел объяснить, что произошло на набережной, и чтоб ты на меня не злился, — все ещё серьезно и немного виновато на меня смотришь. — Хотел попросить прощения.

— Я не злюсь, я просто не понимаю.

Ты встаёшь с дивана и подходишь ко мне. Останавливаешься совсем рядом, спиной к столу. Это хорошо, так можно на тебя несмотреть.

— У меня тогда были незаконченные отношения, и я не хотел обманывать никого из вас, — произносишь наконец.

У меня подступает ком к горлу, и я чувствую всеохватывающую жалость к себе.

Ты берёшь в руки один из моих набросков и внимательно его разглядываешь.

— Вообще, правильнее будет сказать, что до того вечера я ещё не был уверен, что мне нужно заканчивать отношения.

Конечно. Конечно, у тебя кто-то есть. Почему я вообще подумал, что ты свободен?

Хотя я и не думал. Это был именно тот вопрос, который я старательно избегал все наши встречи. Если б я знал, что у тебя кто-то есть, я бы ответил на поцелуй?

Думаю, да.

— Но в тот вечер я понял, что если не попробую узнать тебя, то всю жизнь буду жалеть. Хотел сделать все правильно и не целовать тебя в тот вечер, но не сдержался. А потом запаниковал, — ты пристально смотришь на меня, не выпуская наброски из рук.

Такой красивый и уверенный. Снова не понимаю, что происходит, и очень внимательно смотрю на тебя, чтоб уловить эмоции на лице. Ты тоже смотришь мне в глаза открыто и спокойно.

Да оставь уже в покое мои наброски!

— Как думаешь, сможем сделать вид, что тот вечер закончился хорошо? Как будто я не отправлял тебя домой на такси, как долбоеб? — говоришь серьезно и немного виновато.

Что? Это происходит на самом деле?

— Попробую, но тот вечер придётся переигрывать, — смотрю куда-то себе под ноги. — И тебе придётся кое-что мне объяснить.

— Спрашивай, — берёшь ещё один набросок, стопка в твоих руках уже огромная.

— Те отношения были серьезными? — даже не знаю, хочу ли я знать ответ на этот вопрос.

— Более чем. Но жили, скорее, по инерции уже, потому что пора, потому что так надо. Я раз в полгода думал, что живу какую-то чужую жизнь, но ничего не менял. Потому что менять трудно и неудобно, а тут все так понятно и просто, — отвечаешь медленно и подбирая слова.

— И что, вот ради увлечения все бросить? — стараюсь называть вещи своими именами, хоть от этого и сжимается все внутри.

— Это хотя бы честно, и по отношению к ней тоже. Такое себе, жить всю жизнь с человеком, который постоянно думает, как это закончить, но не решается. Жаль, что я очень поздно это понял, — ты уже полностью повернулся ко мне, оперевшись на стол.

Снова опускаю глаза и осторожно поднимаю, когда решаюсь спросить:

— Договоримся, что мне ты сразу скажешь, когда решишь это закончить?

— Обещаю, — кладёшь мне руку на плечо. Я вздрагиваю и сразу же расслаблюсь, я так давно хотел это почувствовать. — Это что, «Калевала»?

Внезапно ты меняешь тему. Разговор про наши отношения закончен? Как-то быстро и не основательно, тебе не кажется?

— «Калевала», да, — перевожу взгляд на наброски. — Мой несбывшийся диплом.

— Почему несбывшийся? — убираешь руку с моего плеча и полностью поворачиваешься к столу. — Очень красивые рисунки.

— Ты определил, что это «Калевала», потому что книгу на диване увидел? — я пытаюсь понять, откуда такие специфические познания.

— Нет, потому что я образованный человек и читал, — снисходительно бросаешь. — Что не так с дипломом, Саш?

— Ну, ты единственный мой знакомый человек, не учившийся на филолога, который бы читал карело-финский эпос, — удивленно объясняю свою позицию.

— Саша, пожалуйста, ответь на мой вопрос, почему диплом несбывшийся? — смотришь очень пристально и серьезно.

Ого, получать от тебя нагоняи мне тоже нравится.

Встаю и, опираясь руками на стол, немного наклоняюсь над ним.

В начале этого разговора я боялся на тебя смотреть, но сейчас немного осмелел и украдкой рассматриваю.

В менее свободной, чем костюм, одежде я вижу, что спортзал ты посещаешь регулярно. Отгоняю от себя эти мысли.

— Потому что защита через неделю, на предзащите я не появлялся и с рецензентом не встречался, — думаю, не стоит добавлять почему, это и так ясно, — да и, собственно, показывать мне нечего. Чистовых иллюстраций почти нет, саму книгу я тоже до конца не сверстал.

Рассказываю тебе все честно, как есть.

— На предзащиту всем поебать. А за неделю можно все доделать, у тебя же многое готово? — наконец-то кладешь мои рисунки на стол.

Мы стоим так близко друг к другу, и меня бросает в дрожь от осознания того, что ты совсем не против этого.

Возражать тебе не имеет никакого смысла. Но я, конечно, возражаю.

— Нет, лучше возьму академ.

— Академ — это всегда плохая идея, может быть, все-таки успеешь? — обхватываешь меня за талию и притягиваешь ещё ближе к себе.

— Не знаю, может быть, все-таки успею, — совершенно сдаюсь, тем более, может быть, и правда успею.

— Вот и славно, а то выдумал тут.

Я уже прижимаюсь к тебе всем телом, а ты как и в первый раз проводишь большим пальцем мне по нижней губе и нежно целуешь, и как и в первый раз я не могу себя контролировать и жадно тебе отвечаю.

Мы что, переигрываем тот вечер?

Мягко надавливаешься мне на плечи, и я поворачиваюсь спиной к столу. Ты целуешь меня, держа одной рукой за подбородок.

Скользишь ладонью по щеке и убираешь ее от моего лица, опираясь уже обеими руками по обе стороны от моих бедер о стол за моей спиной. Наваливаешься на меня грудью, и я чувствую вес твоего тела на себе. Раздвигаешь мне ноги своим бедром, и я издаю какой-то сдавленный полустон-полувсхлип.

Теперь ты наверняка почувствовал, как у меня стоит. Кладёшь ладонь мне на член и гладишь через тонкую ткань домашних шорт. Задыхаюсь, забываю, как дышать. Хочу, чтоб это никогда не заканчивалось и чтобы закончилось немедленно. Я обвиваю руками твою шею, пытаюсь быть еще ближе. Просовываешь руку под одежду и я упираюсь лицом тебе в ключицу, пытаясь вести себя тише, но получается так себе, когда ты обхватываешь мой член рукой. Судорожно выдыхаю от одного лишь этого действия. Второй рукой ты сжимаешь мне шею сзади.

Не мешаю тебе делать то, что ты делаешь. Растворяюсь в ощущениях, начиная дышать тяжелее.

Совсем скоро я уже не могу сдерживаться и резко откидываю голову назад с достаточно громким стоном. Как же хорошо.

Ты ослабляешь руку на моей шее и, переместив ее ниже, теперь нежно обнимаешь за плечи.

— Останешься у меня? — решаю спросить напрямую, когда обретаю способность что-либо спрашивать. Голос тихий и как будто севший.

— У меня смена через два часа начинается, — так же тихо отвечаешь.

— Останешься на два часа? — сразу же торгуюсь.

— Останусь, — чувствую твою улыбку.

Чувствую всем телом невероятную усталость и очень хочу принять горизонтальное положение.

Медленно пятишься к дивану, не выпуская меня из объятий, и мы падаем на него вместе. Отпускаешь меня и откатываешься на спину.

— Извини, что я такой нерешительный мудак, хорошо? — поворачиваешься ко мне лицом, протягиваешь руку и убираешь выбившиеся прядки мне за ухо.

От этих нежных прикосновений я снова начинаю чувствовать напряжение и жар во всем теле.

— Я думал, мы закрыли вопрос, — запускаю руку тебе под футболку и легонько касаюсь пальцами кожи.

— Я уточнил, — щуришься, как кот, и нежно целуешь.

Лежу и улыбаюсь, как дурак.

— Расскажи мне про свой диплом, — спрашиваешь неожиданно, запуская руку мне в волосы.

— Сейчас?! По-моему, это не самая романтичная тема, — фыркаю я, но объясняю. — Взял книжную графику, потому что там дипломный руководитель адекватный и, если честно, я не хотел делать живопись. Смысл — сверстать книгу со своими картинками.

— Любую? — нежно перебираешь мои волосы.

— Ну не совсем любую, чтобы там были яркие образы и желательно что-то фольклорное.

— И почему «Калевала»?

— Да это же невероятное произведение. Где ещё ты видел, чтобы сказка про то, как герои бухают, трахаются и убивают, становилась символом страны, культуры и нации? — я хоть и млею от твоих прикосновений, но причины своего выбора излагаю очень четко, все-таки пояснительную писал. — Ещё и влияние на науку оказала!

— Ну это, конечно, очень вольное переложение сюжета, но смысл я уловил, — улыбаешься мне.

— А ты бы что выбрал?

— Ну если мы о фольклоре говорим, то, конечно, сказки Афанасьева.

— Колобок — это отрубленная голова? Одобряю! — смеёмся вместе, как будто не было этих недель.

Как хорошо сейчас лежать здесь с тобой.

— Поужинаешь завтра со мной?

Не хочу, чтобы ты уходил.

— Да, с радостью.

— Я что-нибудь приготовлю, — продолжаешь ерошить мне волосы, — но тебе надо ускориться с дипломом, хорошо?

— Я думал, этот вопрос мы тоже закрыли.

— Его я тоже уточнил.

— Владислав Константинович, я Вам торжественно клянусь, что диплом я сдам! — смотрю в твои яркие голубые глаза и пытаюсь сделать максимально уверенное лицо.

— Проводи меня тогда, и можешь начинать, — лениво убираешь руку от моих волос и приподнимаешься на локтях.

— Поцелуй меня тогда ещё раз, — я снова торгуюсь.

И ты целуешь.

========== Глава 7. Конь ходит буквой «Г» ==========

Казалось бы, в обстановке дедлайна трудно быть лентяем, но мне это удается.

Это как когда мне говорят: «у вас есть две недели», я слышу: «у вас есть один день через две недели».

Самое сложное — это, конечно, начать.

Вот и сейчас, стоя на кухне, откладываю начало работы как могу. Например, завариваю огромный френч-пресс с зелёным чаем, мятой и ещё какой-то травой, которую принёс Макс.

В планах сегодня перенести все наброски в чистовой вид и договориться с типографией пустить меня в печать без очереди.

Мое отношение к этому имеет налёт скептицизма, ведь я не до конца верю, что успею запрыгнуть в этот последний вагон.

Хорошо хоть, что у меня есть приятели в типографии, которые уже не раз меня выручали в последний момент.

Когда твои работа и образование неразрывно связаны с графиком работы типографии — ты должен иметь парочку таких вариантов.

Кстати о работе. Это мой второй провал. За полторы недели апатии я ни разу не проверил рабочую почту, и если б меня спросили, то я бы не смог ответить определенно, что меня интересовало меньше в тот момент: работа или учёба?

А сейчас, если я хочу сохранить хотя бы какие-то рабочие контакты, нужно и им ответить тоже. Буду врать, что был смертельно болен.

Надежда ещё есть, ведь по работе мне за это время ни разу не позвонили.

Зато я имею все шансы наконец-то стать настоящим духом художником.

Который должен быть голодный.

Жаль, что все эти умники не упоминают, что голодным художник должен быть время от времени, потому что прилипший к позвоночнику желудок не очень-то способствует творчеству.

А ведь в богемной среде действительно существует презрение к деловитости, ведь мы же художники — люди искусства, этакие беспечные самозабвенные творцы. Идея материального нам отвратительна, по-нашему уж лучше красть, чем торговать.

День будет долгий. Ещё вчера у меня не было планов на жизнь и желания жить эту жизнь. А сегодня уже список из десятка пунктов, в котором даже непонятно, что более срочное.

Для меня стало откровением, как отношение к тебе абсолютно незнакомого человека может изменить твоё настроение и жизненные ориентиры. Ещё месяц назад такие эмоциональные качели казались мне невозможными.

Зато я точно узнал, что у меня есть сердце. Смог в полной мере ощутить его болезненное присутствие.

Я решил начать с письма в типографию с просьбой освободить мне место в печати через несколько дней.

Мне везет, я обладаю некоторыми преимуществами — мне удаётся располагать к себе людей.

Вот и сейчас я прошмыгнул на нужную дату без очереди. Оля, моя приятельница из отдела секретарей, игриво подмигнула мне в чате смайликом и, явно флиртуя, послала вдогонку сообщение, что я ей буду должен.

С рабочей перепиской возиться долго тоже не приходится, оказывается, горели сроки всего у нескольких проектов. Дело было решено несколькими письмами и телефонными звонками с извинениями и просьбами о предоставлении дополнительного времени.

Время предоставили.

Вопрос с почтой и литровым френч-прессом был закрыт за несколько часов.

Вместе с силами и тягой к жизни ко мне вернулся и аппетит.

Доставка, храни ее господь.

Решаю, что пора ещё и с Максом поговорить. Я не хотел общаться ни с кем все это время, а Максим тактично не лез.

Стучусь к нему в комнату и после громкого «заходи» открываю дверь.

Кроме того, что Макс живет в большой комнате, ему ещё и балкон достался. Сейчас очень жарко, и балконная дверь открыта. Максим лежит на диване с ноутом на животе и лениво что-то набирает на клавиатуре.

— Ого, ты выполз на свет божий? — Макс не отрывается от ноутбука и продолжает стучать по кнопкам.

— Да не говори, — стою прислонившись боком к дверному проему и рассматриваю комнату.

За последний месяц, который я в ней не появлялся, ничего не изменилось, разве что большое зелёное кресло переехало на балкон.

— Тебе лучше?

— Было так заметно, что мне плохо?

— Да, Саша, было очень заметно. Ещё я заметил, что после того, как к тебе вчера девушка пришла — тебе стало лучше.

— Какая девушка? — не понимаю, о чем говорит Макс. Ааааах, ну да. — А, да.

Нужно как-нибудь поговорить с Максимом об этом. Но не сегодня.

— Я хочу поесть заказать, будешь что-нибудь? — возвращаюсь к тому, ради чего вообще пришёл.

— Да, давай ведро окрошки купим? Меня эта жара убивает, — Макс наконец-то отрывается от ноута и смотрит на меня.

— А так можно?

— Ну про ведро — это образно, конечно. Но да, можно. Давай я закажу, отметим твою белую полосу в личной жизни, — Макс убирает ноут на пол и тянется за телефоном, что-то быстро нажимает и убирает обратно. — Через полчаса жду тебя на кухне.

Разобравшись с обедом, а также с меню на сегодня (и, видимо, завтра, окрошки действительно привезли ведро), я решаю приступить к чистовым иллюстрациям. Но сначала кофе.

А ещё у нас с тобой сегодня ужин. Время пролетает так быстро, что на мысли о томительности ожидания его уже не остаётся.

Я соскучился по тебе. По правде сказать, я начал скучать, как только ты ушёл. Как только ты сказал, что через два часа тебе надо быть в больнице.

Мне все ещё странно осознавать, что между длительными отношениями с девушкой, даже невестой, и мной ты выбрал меня. Я до сих пор не могу это принять. Как будто что-то здесь не сходится.

Я не считаю себя непривлекательным или глупым, нет. Я-то как раз прекрасно понимаю и пользуюсь своими сильными сторонами.

Но ты. Ты — это какой-то другой уровень и биологический вид. А ещё я сразу теряюсь и медленнее соображаю при виде тебя.

Интересно, я смогу остаться у тебя после ужина? Или ты накормишь меня и отправишь уроки делать? Это было бы очень на тебя похоже.

А если все-таки разрешишь? У меня никогда не было подобных отношений, отношений с парнем. У тебя наверняка были, я почему-то теперь даже не сомневаюсь в этом.

С мыслями о новых для меня отношениях я погружаюсь в чистовую отрисовку диплома.

Через несколько часов у меня на руках стопка контурных чистовых иллюстраций.

Ну, если дело так пойдет, то я закончу их за два дня, заверстаю в макет в ту же ночь и отправлю в печать к началу рабочего дня в типографии.

Меня немного удивляет факт того, что я все-таки выпущусь в этом году. Потому что вчера в то же время я сопли по лицу размазывал и думал о несправедливости мира.

Вчера мы договорились, что я приеду к тебе вечером. Но я даже не знаю, где ты живешь и во сколько мне ехать. Утром я отправил тебе сообщение, но ты не отвечаешь.

Откуда у тебя мой номер и адрес, я тоже, кстати, не знаю!

Время приближается к пяти часам дня, и я беспокоюсь, вдруг ты снова передумал.

Ну может же быть такое? Телефон все ещё молчит, что за игры, Влад?

Чтобы как-то себя занять и не накручивать, я верстаю остаток книги. И практически уже заканчиваю, когда наконец-то получаю от тебя сообщение с адресом.

«Прости, отсыпался после смены, через два часа жду».

Чувство такое, что разом наступил мир во всем мире, исчезли голод и болезни. Чувство полного всеохватывающего счастья. Не могу вспомнить такого в каких бы то ни было других отношениях.

Не сказать, что у меня богатый опыт, но девушки случались в моей жизни. Но ни разу так ярко, как ты.

Счастье, нетерпение, трепет и страх — полный спектр чувств перед сегодняшней встречей.

Быстрый душ, неизменно чёрные джинсы и чёрная футболка с белым принтом на спине, вансы. Пытаюсь как-то уложить волосы, но как всегда получается слегка вьющийся хаос.

Заказываю такси в центр. В том, что ты живешь в центре, я даже не сомневался. Машина привозит меня к пятиэтажной Сталинке на пересечении главной улицы города и уютной улицы Пушкина. Выхожу в ещё не остывший после жаркого дня вечерний воздух.

Угловой подъезд и судя по номеру квартиры — четвертый этаж.

Обожаю дома в центре и их дворы. В твоём даже есть голубятня и неработающий фонтан. Огромные деревья защищают двор от яркого солнца.

Звоню в домофон, и ты открываешь дверь в подъезд, не спросив, кто это.

Поднимаюсь на нужный этаж, предвкушая встречу и весь хаос, который она принесёт в мою жизнь. Нажимаю на дверной звонок.

Что мне сделать сейчас? Поцеловать тебя, как целуются парочки, встретившись? Пожать руку? Обнять?

Господи, да я не готов к этой встрече!

Через несколько долгих секунд ты открываешь дверь, и я забываю обо всех мыслях в моей голове.

— Ты носишь очки?! — получается громче и глупее, чем я бы хотел.

— А в очках я тебе уже не нравлюсь? — улыбаешься, поднимая одну бровь и поправляя костяшками пальцев очки на переносице. Такой обычный жест, от которого мое тело покрывается мурашками.

На тебе классические рэйбэны в роговой оправе, которые тебе невероятно идут.

Волосы слегка взъерошены, наверное, ты решил их не укладывать сегодня и позволил жить своей жизнью.

Белая футболка и светлые спортивные штаны с завязками.

— Разувайся и проходи на кухню, не хочу испортить ужин, — показываешь мне на шкаф с обувью в прихожей.

И когда я возвращаю от него взгляд — тебя уже нет.

Разуваюсь, но не нахожу нигде тапочек, припоминаю, что ты тоже босиком.

Это хорошо, ненавижу тапочки.

Коридор обставлен минималистично: отштукатуренные белые стены, большое зеркало, дверь то ли в шкаф, то ли в кладовку, высокие потолки с отреставрированной, родной этому месту лепниной.

Прохожу дальше по большому коридору, в котором можно парковать если не машину, то парочку велосипедов точно.

Слева и справа двери в комнаты, я насчитал три, и слева, в конце коридора, вход на кухню.

Кухня огромная, с большим окном и широким подоконником. Вместо привычного стола — барная стойка, но довольно-таки большая, с высокими стульями, над ней висят цилиндрические бетонные светильники. Здесь все тоже светлое, но интерьер уже не такой минималистичный, видимо, здесь ты проводишь много времени.

Сажусь на высокий барный стул лицом к тебе.

— Откуда у тебя мой номер и адрес? — вспоминаю свой недавний вопрос самому себе.

— Ты в карточке написал, когда палец сломал, — не поворачиваясь ко мне, отвечаешь. — Скоро готово будет, налей пока вино, бокалы слева над раковиной.

Встаю и иду искать бокалы.

— У тебя бокалы для белого вина, а вино красное, — говорю первое, что приходит в голову, когда открываю шкаф с посудой.

— Ты что, сомелье? Просто налей в красивое.

Открываю бутылку и наливаю в красивое. Поглядывая на тебя, потому что ты самое красивое на этой кухне, в этом доме, на этой планете.

Забираю бокалы с вином с собой на стол.

— Помочь ещё чем-то? — хотя помогать я не хочу, хочу просто смотреть на тебя.

— Нет, все готово, ты, кстати, голодный?

— Ну да, я давно обедал. Макс заказал нам ведро окрошки, — и внезапно рассказываю то, о чем не хотел и стеснялся говорить. — Он, кстати, решил, что ко мне вчера девушка приходила.

— Он не знает, что ты гей? — поворачиваешься ко мне с серьёзным и слегка удивленным выражением лица.

— Да я как-то сам до недавнего времени не знал, — закусываю губу и жмурюсь, как если бы съел что-то кислое, подглядывая одним глазком.

Ты задумчиво и изучающе разглядываешь меня. Дольше, чем следовало бы. Так долго, как будто пытаешься решить, что со мной делать.

Это плохо? Это что-то меняет?

— У вас близкие отношения? — по своей привычке скачешь с темы на тему.

— Да, думаю да, и он пока единственный, кому бы я хотел рассказать.

— Тогда расскажи, трудно, когда никто из близких не знает.

— Ты так знающе об этом говоришь, — скрещиваю руки на груди в защитном жесте и задаю один из самых тревожащих меня вопросов. — Со мной… у тебя до этого уже были отношения с, ну, парнями?

— Да, — спокойно отвечаешь.

— И ты это не скрывал ни от кого?

— Скажем так, я, конечно, не кричал об этом направо и налево, но и не скрывал, когда спрашивали напрямую.

— И сейчас не будешь?

— Не буду, — улыбаешься так тепло.

Не знаю, какой ответ я вообще хотел услышать и какой принял бы лучше всего.

Когда я начинаю погружаться в свои мысли, ты накладываешь две тарелки фантастически пахнущей пасты и несёшь их ко мне за стойку.

Еда исчезает во мне за несколько минут, потому что, во-первых, я правда голоден, во-вторых, ты восхитительно готовишь.

Смотришь, хитро прищурившись на то, как я быстро ем. Сам ты ешь очень неторопливо.

— Очень вкусно, спасибо! — не скрываю своего восхищения.

— Похвастаешься дипломными успехами? — тема снова меняется, обещаю себе к этому привыкнуть.

— Похвастаюсь, кстати, — беру бокал и делаю глоток. — Думаю, через пару дней уже отдам все в печать. С типографией тоже договорился и с рабочими заказами. Я фартовый на такие вещи.

— Фартовый? — поднимаешь брови и смеёшься. — Это как?

— Ну, мне невероятно везёт с учебой. Например, я могу выучить один вопрос из шестидесяти билетов, и мне попадётся именно он, — начинаю увлечённо рассказывать. — А как-то я выучил один вопрос, зная, что в билете их будет два. И мне попался именно тот билет, где выученный вопрос, его я, естественно, хорошо рассказал, и думаю, ну вот хорошо, «три» будет. А экзаменатор мне говорит: «отлично, второй можете не рассказывать, а то Вы так волнуетесь, но я вижу, что Вы в теме разбираетесь». А я, во-первых, не разбираюсь, а во-вторых, не волнуюсь, это у меня всегда такое тревожное состояние.

Пока я рассказываю, ты уже доедаешь, и я не замолкаю, потому что дико нервничаю. Потому что я живу в тревожном состоянии.

— А ещё меня один раз на работу в церковь пригласили во время экзамена, — смеюсь, вспомнив этот случай, и постукиваю пальцами по бокалу.

— Это как?

— Ой это прям топ история. У нас была дисциплина «основы религии», — твои брови взмывают вверх на этой фразе, — ага, прикинь. И я ее успешно прогуливал, потому что, во-первых, тогда все прогуливал, а во-вторых, ну камон, основы религии. И вот значит пошёл я ее сдавать, дотянув до последнего, а оказалось, что перетянул, потому что препод уволился. А ситуация-то патовая — это был какой-то экспериментальный курс, и другого педагога, чтобы принять, нет, а оценка в диплом идёт. Ну в общем сказали мне в деканате идти в церковь сдавать экзамен. Мужик этот в епархии работал, в маркетинге, если можно это так назвать. Видимо, в училище преподавать пошёл тоже в рамках какой-то такой программы. Ну в общем, пошёл я в епархию сдавать экзамен. А это было мое второе в жизни столкновение с церковью вообще. Первое было, когда к нам на мою первую работу батюшка пришёл бизнес благословлять, но это другая история. Так вот, прихожу я к нему, успешно сдаю, и он мне говорит, а ты, мол, чем занимаешься. А я на фрилансе с первого курса, полиграфию делаю и версткой занимаюсь. Ну он узнал и говорит, а пошли к нам работать, церковную газету верстать. Я че-т отказался тогда, а потом жалел, потому что, наверно, платили бы больше, а ебли меньше.

Внимательно слушаешь мой рассказ, улыбаясь, и смотришь мне прямо в глаза. От этого взгляда у меня всегда земля уходит из-под ног.

Забираешь наши пустые тарелки, когда я заканчиваю рассказ, и уносишь их к раковине.

Возвращаешься ко мне с бутылкой вина и снова наполняешь бокалы.

— Ну, в общем я не волнуюсь относительно диплома, — резюмирую весь свой монолог.

— Я б тоже не волновался, Саш, — касаешься моей руки на бокале, — иллюстрации у тебя крутые. Организация и дисциплина только шаткие.

— Ой ладно, доля абсурда необходима в ответственных мероприятиях.

Так уютно сидеть здесь с тобой. Все заботы отходят на второй план, хотя, по правде говоря, забот особенно-то и нет. Я успел запрыгнуть в последний вагон с дипломом и работой.

— Проведёшь мне экскурсию? — прошу с улыбкой, очень хочу узнать о тебе больше.

— С удовольствием, пойдём, — берёшь свой бокал и встаёшь первым.

— Здесь ванная, очень большая, кстати, — показываешь на первую к кухне дверь.

Заглядываю внутрь и действительно, ванная комната размером с кухню.

— Ого, зачем такая вообще, тут же квадратов пятнадцать? — ванная, размером чуть меньше моей комнаты, вызывает во мне смешанные чувства.

— В сталинках не скупились на метры, это, кстати, тебе виднее зачем, ты к архитектуре ближе, чем я, — невзначай кладёшь ладонь мне на спину, и я закрываю глаза и делаю глубокий вдох. — Но вообще я думаю, что это из-за углового подъезда.

— Ближе, но не настолько. У меня архитектура была поверхностно один семестр, мы там убогую остановку чертили.

— Увлекательно, — улыбаешься и показываешь на следующую комнату. — Здесь у меня пока склад.

Мы проходим от кухни в противоположную сторону к двери в небольшую комнату, в которой одна на другой стоят нераспакованные коробоки.

Ты что, недавно переехал? А до этого где жил? С девушкой? Или у неё?

— А здесь что? Показываю на дверь между ванной и той комнатой, которая стала складном.

— Кладовка, — стоишь сзади меня почти вплотную, ладонь снова у меня на спине.

— Ещё одна?! Я видел одну в прихожей.

— Да, тут много встроенных шкафов.

— Так, ладно, а те две комнаты? — показываю на большие двери, расположенные друг напротив друга в коридоре, ведущем от прихожей к кухне.

Двери в обе комнаты двустворчатые и с красивыми старыми ручками.

— Слева спальня, — ты открываешь дверь, и я попадаю в просторную комнату с большой кроватью, одиноким фикусом и фиолетовым освещением полного спектра около него.

— Я всегда думал, что у людей, у которых окна фиолетовым светятся, дома или бордель, или плантации марихуаны.

— Откуда ты знаешь, может, у меня бордель, — невозмутимо отвечаешь мне, — или там за Федором теплица.

— Фёдор? — хмыкаю я.

— Фикус Фёдор, да, — пожимаешь плечами.

Вообще, я не ожидал, что ты даёшь имена цветам. Хотя очков-то я тоже не ожидал. Я создал какой-то идеальный образ тебя, а теперь ты его рушишь плохим зрением, но от этого становишься ещё привлекательнее. Как будто моей фантазии не хватило. Как будто я ограничен, и ты показываешь мне, что на самом деле мне могут понравиться совершенно иные вещи.

— А в той комнате? — разворачиваюсь в дверях.

— Там гостиная.

С одной стороны, велико желание остаться в спальне и никуда больше не ходить. Чтоб ты прикоснулся к моей шее своими длинными пальцами и уже наконец-то поцеловал. Но с другой стороны, мне интересно увидеть, как ты живешь.

Прилагаю невиданные моральные усилия и выхожу из спальни. Ты открываешь передо мной дверь в гостиную, и я попадаю в самую большую комнату в квартире. Огромный диван и стеллажи с книгами. Рядом со стеллажом стоит виниловый проигрыватель, и я замечаю, что на полках не только книги, но и большая коллекция пластинок.

— Можно выбрать?

— Да, конечно, — стоишь весь такой красивый и довольный, прислонившись спиной к закрытой створке двери, скрестив ноги в лодыжках, и смотришь на меня. Эти лодыжки, кстати, пытаются свести меня с ума.

У тебя хорошая коллекция, от современных альбомов недавних лет до оригиналов семидесятых.

Наверное, альбом, который я выберу первым, будет меня во многом определять.

Вытяну я что-то из массмаркета, и ты будешь думать, что я поверхностный. Выберу классику, тогда ты подумаешь, что я выпендриваюсь. Остановлю выбор первой пластинки на чем-то среднем, но значащим что-то лично для меня альбоме или исполнителе, и ты подумаешь, что у меня проблемы со вкусом.

Цугцванг!

На глаза попадается пластинка «Editors», и я вытягиваю ее как спасительную. Недостаточно популярная для массмаркета, недостаточно классическая, недостаточно современная. Но, бесспорно, талантливо написанный альбом.

Улавливаю по твоим глазам, что ты доволен моим выбором.

Ставлю винил и сажусь на диван, возвращаясь к бокалу вина. Скольжу взглядом по полкам с книгами, пока ты разглядываешь меня. Отмечаю с удовольствием, что ты доволен видом.

Взгляд упирается в шахматную доску, лежащую на стопке книг.

— Сыграем? — кивком указываю на доску.

— Ты проиграешь, — самоуверенно. Раздражает и возбуждает до кончиков пальцев.

— Тогда сыграем на желание?

Лукаво смотришь на меня и достаёшь доску.

Проиграю, как же. У меня есть туз в рукаве — я пятый год живу с Максом, мать которого тренер по шахматам и мастер спорта.

Макс перенял от матери дар к шахматам, а от отца к физике — вот уж поистине злое сочетание.

Когда я поселился к Максиму вместо его одногруппника, единственное, что я знал про шахматы — это что конь ходит буквой «Г». Когда Макс об этом услышал, он принял это как личное оскорбление и стал учить меня играть. Я, конечно же, постоянно проигрывал, но один раз дико выбесился на детском мате, и моя природная упёртость взяла верх.

А в конце третьего курса я первый раз выиграл Максима. Выиграл Максима — и тебя выиграю.

Так и случилось.

— Ты пропустил. Мат, — я гордо передвигаю фигуру, наслаждаясь победой.

— Ты точно на живописи учишься?

Реакция, которая меня триггерит. Ты собираешь фигуры и доску с дивана, на котором мы расположились, не подозревая об этом.

Вино мы допили ещё в начале партии, пустые бокалы стояли на полу около ножки дивана.

— Волнуешься, что проиграл ПТУшнику? — произношу ядовито и забираюсь на диван с ногами.

— В мыслях не было.

— Почему все считают, что в рисовании не нужно думать?! И все, кто учится на подобных специальностях, туповаты и могут только работать руками?! Меня это поражает, — я уже не на шутку разогнался от недовольства, которое сопровождает меня пятый год.

— Да где я такое говорил?! — ты изумленно уставился на меня. — Я просто удивился, что ты хорошо играешь, ну и да, я невольно сравниваю тебя со своими студентами! Там сытые дети, которым ничего не надо, но которых родители засунули в мед. Они же не думают, не стараются. Сейчас, чтоб к меду подъехать, надо пробку отстоять. А потом найти место на парковке среди спорткаров, а летом — кабриолетов. Когда я учился, у нас тачка была только у ректора!

Оба молчим — я от обиды, ты от столь не свойственной тебе вспыльчивости.

— Я читал все, что у тебя на полке, кроме вон той, той и той, — все ещё хмурюсь и показываю пальцем на стеллаж, — к слову сказать, тут не так уж много книг.

— Да твою мать!

— Окей, — говорю, — запомним этот разговор.

Смотришь на меня, мотаешь головой и смеёшься. Такой искренний смех, мне нравится. Видимо, не один я придумал себе образ, но и ты чего-то иного от меня ожидал. Сколько ещё мы друг о друге узнаем?

— Ладно, я должен тебе желание, — снова стоишь, прислонившись спиной к косяку двери гостиной, хитро улыбаясь.

— Хочу остаться до утра, — встаю с дивана и подхожу к тебе.

— Так это получается, партию я проиграл, а желание выиграл, — притягиваешь меня к себе, обхватив за талию.

Твои горячие пальцы на моей талии сжимаются ещё сильнее, и я чувствую жар твоего тела через одежду.

Подхватываешь другой рукой подбородок и запрокидываешь мою голову назад, наконец-то целуя, проводишь большим пальцем от подбородка до уха.

Схожу с ума от этих касаний, поцелуя, от близости тебя ко мне.

Я в полном хаосе от всех этих эмоций и полностью полагаюсь на тебя. Во всем. Ты пятишься назад и тянешь меня за собой, все ещё крепко держа.

Минуем коридор и попадаем в спальню. Ты укладываешь меня рукой на лопатки и вминаешь в кровать, навалившись сверху. Твои руки уже под моей футболкой, и я издаю какой-то жалкий стон.

Высвобождаешь меня из футболки, еле касаясь кожи длинными пальцами.

Провожу ладонями тебе по бокам, снизу вверх, и ты отклоняешься от меня, садясь сверху, чтоб самому стянуть с себя футболку. Футболка летит на пол. Следом летят очки.

Снова чувствую твои губы на своих, но они перемещаются ниже, на шею, ключицу, грудь, живот. Дыхание совершенно сбивается, и я вообще уже не знаю, как дышать. Расстёгиваешь ремень, молнию на джинсах и стягиваешь их с меня вместе с бельём. Твои губы перемещаются ниже. Эхом где-то далеко слышу свои сдавленные стоны, когда твои губы оказываются на моем члене.

И ничего больше не существует.

Через несколько минут лежу, провалившись в забвение, а ты поглаживаешь меня по животу. Уютное объятие окутывает меня приятной сонливостью. Я запрокидываю голову назад, тебе на плечо.

— Когда у тебя теперь смена? — спрашиваю первое, что пришло в голову.

— Это действительно то, о чем ты хочешь поговорить сейчас? — произносишь с усмешкой в голосе.

— Ну вообще-то да, я хочу понять, когда в следующий раз мы увидимся.

— На твоей защите, Саш, — целуешь меня в макушку.

— Чтооооо? — сонливость как рукой снимает, резко поворачиваюсь к тебе. — Это же целая неделя!

— А диплом — это твоя первостепенная задача сейчас, после можешь хоть жить сюда переехать, но сейчас тебе надо сосредоточиться.

Бесит, что ты прав.

— Правда придёшь на защиту?

— Обещаю, — целуешь меня в нос.

Так приятно лежать в твоих объятиях. Вдыхать твой запах.

— Будешь поступать в Питер?

Мое недолгое, но очень яркое счастье исчезает на глазах.

— Ты хочешь, чтоб я уехал? — произношу почти шепотом.

— Это же вроде твоя мечта была, — недолго молчишь, пока мой мир рушится, — я бы тоже нашёл, чем заняться в северной столице.

Мой мир действительно рушится и строится заново. Несколько дней назад я не мог себе представить, что буду лежать в твоих объятиях, у тебя в спальне. Что найду в себе силы сделать диплом и что ты предложишь мне вместе переехать в чужой город.

— Ты не обязан, — кутаюсь в твои объятия ещё сильнее, хотя сильнее уже некуда.

— Я хочу.

После долго не могу уснуть и лежу, не смыкая глаз. Прислушиваюсь к себе — к умиротворению и спокойствию, которые внезапно получил. Ты почти сразу уснул рядом, все ещё обнимая меня.

Как моя размеренная жизнь стала такой яркой и быстро меняющейся?

Кроме этого, понимаю, что пропал. Я так отчаянно влюбился, что уже не понимаю, как смогу жить без тебя. Я даже не знал, что способен с такой силой что-то чувствовать.

Комментарий к Глава 7. Конь ходит буквой «Г»

Всем привет 👋

Спасибо за то, что вы с нами 💛

Переименовала почти все главы, и название. Переименую ещё, примерно, миллион раз.

Все материалы по теме и без неё я буду публиковать здесь: https://t.me/ne_ochen_ok

========== Глава 8. Дипломированный специалист ==========

Яркий солнечный свет становится причиной моего пробуждения. Потягиваюсь. Подушка рядом ещё хранит запах твоих волос, но в постели я один. Твои очки небрежно брошены рядом.

Прислушиваюсь. Кроме шума кондиционера — ничего.

Интересно, где ты? Сегодня твоя смена?

Встаю, сделав над собой усилие. Так хочется остаться здесь, пока ты не вернёшься, но это утопия. Первые несколько секунд после пробуждения мое сознание занято только тобой. Но потом твой образ вымещают другие мысли. Надо ехать домой.

Подбираю свою одежду с пола и одеваюсь, довольно жмурясь от воспоминаний. Вспоминаю, что вчера делали со мной твои губы и руки.

Поворачиваю на кухню, выйдя из комнаты в тишину коридора. На столе записка: «Я на больнице, твои ключи на столе». Лаконично. Верчу в руках свои ключи. Надо же.

Дорога домой проходит в каком-то непонятном состоянии, испытываю смешанное чувство тревоги и воодушевления. Пусть все получится. Просто пусть у нас все получится.

***

Дни до диплома пролетают в суматохе. Я даже не могу четко определить границы этих дней — они слились в один тягучий монотонный эпизод.

Я, как и планировал, закончил иллюстрации за два дня. Но сном пришлось пожертвовать.

Отправив макет книги в типографию и удостоверившись, что там все получено и ушло в печать, я провалился в заслуженный сон.

Николаичу тоже отправил, больше для порядка, чем с каким-то практическим смыслом, ведь времени на исправление уже не оставалось.

Несколько дней ушло на пояснительную записку (на самом деле, часов) и на срочную работу. В общем, я был занят 24/7.

А утром и вечером я обязательно получал сообщения от тебя. Ты желал мне доброго утра, спрашивал, как я, и желал спокойной ночи. Я отвечал на каждое, но сам тебе не писал. Не хотел навязываться. Да и времени на это почти не оставалось.

И вот сегодня, за сутки до защиты, я получил письмо из типографии, что могу забирать свой экземпляр. Великий день и выход в свет. В прямом смысле, ведь последний раз я был на улице почти неделю назад, когда утром уезжал от тебя.

Полтора часа, и я счастливый обладатель своего печатного образца и, значит, теперь абсолютно готового диплома.

Время — обед, у меня на руках билет в свободную жизнь, и я решаю заехать в училище. Все равно более захватывающего плана у меня нет. Ты сегодня снова на смене — я уже проверил.

Училище, как и всегда, встречает меня приятной прохладой первого этажа. Поднимаюсь наверх, к нашему кабинету.

Интересно, я буду скучать по времени, проведённому здесь? По своим одногруппникам и слегка абсурдной атмосфере творчества. Я пережил здесь за пять лет так много всего, миллион воспоминаний. Сейчас они и плохие, и хорошие. Я испытывал здесь и восторг, и радость, чувство несправедливости, стыд, злость, умиротворение и спокойствие. Я засыпал на парах, прогуливал, хамил педагогам, ввязывался в драки, даже ночевал здесь, пил с одногруппниками, узнавал новое, полюбил рисовать и возненавидел это, много смеялся, приходил сюда каждый день и пропадал на месяц, участвовал в обязательной самодеятельности и даже пел в хоре!

Интересно, они все сотрутся и станут просто одним приятным воспоминанием моей юности или останутся такими яркими и разными?

Подойдя к кабинету, замечаю открытую соседнюю дверь. Сейчас здесь могут быть только дипломники.

И правда, в кабинете перед абсолютно пустым планшетом стоит Кирилл. Он учится на дизайне и, как и почти все мы, не славится хорошей успеваемостью.

— Самое время начать, у тебя ещё сутки, — насмешливо обращаюсь к его спине.

Кирилл поворачивается и смотрит на меня, улыбаясь во весь рот:

— Да я успеваю, все под контролем.

Вот это, конечно, крепкая нервная система у пацана.

— Ты реально считаешь, что закончишь? — я даже не пытаюсь скрыть свое удивление.

— Конечно, тем более нас всех выпустят. Ну выйду я с тройкой, а не с четвёркой, допизды вообще, — отвечает без тени сомнения в голосе. — Даже Дима выпустится.

Так, Дима — это скульптор, с которым мы оформляли выставку в Союзе? В нашем художественном заведении дико маленький процент мужского населения. Я в группе один. Дима тоже. А у Кирилла в группе тестостерон зашкаливает — аж трое парней.

— А с Димой что не так? — удивляюсь и спрашиваю самое очевидное. — Тоже ещё не начинал?

— Начинал, — Кирилл заходится диким хохотом, — мы тут ночевали вчера, он перебрал с алкашкой и сломал Венеру.

И правда, скульптура Венеры, с которой начинают учебный год все старшие курсы, стоит в углу расколотая надвое. Женщине и так не повезло с руками, точнее без них, а теперь ещё и такая передряга.

— И что теперь?

— Ну сказали, чтоб чинил, он ж скульптор, — Кирилл равнодушно к проблемам собрата пожимает плечами. — Диплом, говорят, не отдадут, пока не сделает все как было.

— Хера вы оба конченные, — хмыкаю я. — Ладно, не буду отвлекать, вдруг правда успеешь.

Прощаюсь с Кириллом, который возвращается к созерцанию планшета, и иду в свой кабинет.

Кабинет открыт, но там пусто. Наверное, Аня или Николаич куда-то вышли. Не хочу заходить и иду дальше по пустому коридору.

История Диминого диплома напомнила мне другую. Невесёлую. В год моего поступления летом стояла страшная жара.

Одна выпускница, не справившись со стрессом от подготовки, поступления и переезда ночью вышла из окна кабинета. Она должна была купить билеты в Санкт-Петербург, но вместо этого купила белых хризантем, выбросила их из окна и кинулась следом.

Я так хотел поступить сюда пять лет назад, а спустя полгода, когда пелена романтики спала, делал все, чтобы меня выгнали. Не выгнали.

Теперь поступать снова? Снова чужой город, снова первый курс, снова пары. Да и вообще, это все только при условии, что я поступлю. А с чего это я поступлю?

Поедешь ли ты со мной? Вот так все бросишь здесь и поедешь? Ради чего?

Хочу ли я всего этого?

Конечно же, я хочу. Я просто боюсь неудачи.

Решаю не отходя от кассы проверить, когда вступительные, вдруг я вообще не успеваю. Сажусь на диван в конце коридора, частично скрытый под большим растением в кадке.

Вступительные через три недели, живопись, рисунок, композиция, русский, ничего необычного. Так скоро.

Снова без тебя. И так за эти месяцы мы виделись пять раз! Пять раз! Пять раз, и ты переедешь ради меня?

— Ты будешь в Академию поступать? — звонкий женский голос над головой вырывает меня из грустных мыслей.

Поднимаю голову и вижу наклонившуюся надо мной Аню, изучающую открытую вкладку на моем телефоне. Из-за густой зелёной листвы я не увидел, как она подошла.

— Думаю, надо ли мне это, — в этот раз решаю честно ответить ей. В последнее время я зачастил с честными ответами.

— Поступай, конечно, я тоже подам документы, — уверенно заявляет и садится на диван рядом.

А как же осуждения и «да куда тебе»?

— Не знаю, не решил ещё, — нервничаю из-за этого разговора и внимательно рассматриваю свои кроссы, очень интересные.

— Ой, а поехали вместе? Ты уже купил билеты? А жилье нашёл? — Аня меня как будто бы вообще не слушает, но эти ее азарт и уверенность мне очень нравятся.

— Нет, ничего не делал.

— Давай я нам вместе найду? А то я летать боюсь одна, а с тобой не так страшно будет. И квартиру дешевле снять на двоих.

Ты-то конечно поступишь. Лучшая ученица. А может, не раздумывать? Лучшие вещи в жизни случаются именно так.

Ты вот случился.

— А поехали, — отрываю взгляд от своей обуви и смотрю на оживленную Аню.

— Здорово! Я тогда посмотрю билеты. Недели через две нам нужен вылет, — Аня довольно вытягивается на диване.

Как так две? Так рано?

— Там же через три.

— Это уже первый экзамен через три. А ещё надо документы подать, заселиться и вообще на случай чего пораньше прилететь, — разжевывает мне все.

— Ну да, — киваю, соглашаясь, — а это ты кабинет открыла?

— Да, принесла диплом, чтоб завтра не тащить.

— А я только книгу забрал.

— Покажи, — Аня протягивает ко мне руку.

— Офигенно, такие красивые иллюстрации получились! — Аня с восторгом перелистывает страницы, а я смущаюсь от ее похвалы.

Прощаемся с ней на крыльце училища, и я пишу тебе. Первый раз сам.

«Я решил поступать в спб».

Почти сразу же приходит ответ: «Собираю вещи».

Всю свою жизнь мы ищем любви и одобрения, и последнее время я получаю и то и другое.

Усмехаюсь своим мыслям и твоему ответу. «Завтра в час защита, придёшь?»

Ответ снова не заставляет себя долго ждать: «Обязательно».

***

Вчера, оказавшись дома, я сразу же рухнул спать в надежде приблизить следующий день. День, когда мы наконец-то увидимся. Ну и когда я закрою вопрос с учебой, разумеется.

Пока я спал, Аня прислала мне несколько вариантов жилья в пешей доступности у Академии и ссылку на билеты. Квартиры были, слава богам, с раздельными комнатами. Вообще, Анино пассивное внимание приобрело в последнее время активный оборот. Это настораживало, но не сильно. Решаю сразу же купить билет, а то потом могу вообще передумать.

Интересно, нужен какой-то дресс-код для защиты? Или хватит просто прийти в чистом? Ну, в любом случае, вариантов у меня немного. И все чёрные.

Заказываю такси и со своими планшетами, которые весят целую тонну, ковыляю к выходу.

Помощь Макса бы сейчас очень не помешала, но он у себя в универе на финальной консультации, и мне остаётся самому тащить эти махины из стекла и ДВП.

В коридоре второго этажа, возле актового зала, атмосфера нервного праздника.

Ищу глазами Николаича и Аню. Спустя пару минут замечаю знакомую фигуру:

— Владимир Николаевич! Здравствуйте! Во сколько у меня выход?

— О, Сашенька, здравствуйте. Через сорок минут Вы, — он перебирает какие-то бумажки, видимо с нашими списками. — Первым пойдёте, в своём потоке, после скульпторов.

— Ну ладно, а можно я тут все оставлю? — показываю на планшеты. — Хочу Аню найти.

— Да-да, оставляйте конечно, — Николаич энергично кивает, — она вроде бы наверху была.

Поднимаюсь на четвертый этаж и на ходу пишу тебе: «Через 40 минут защищаюсь». Ответа не получаю.

Нахожу Аню в кабинете вместе с Кириллом, который успел за сутки сделать то, на что давалось три месяца. Венера стоит в углу, снова целая, но прижата грузом со всех сторон, видимо ещё в процессе склеивания.

— Офигеть! Ты успел! — я действительно в восторге от продуктивности Кирилла.

— Да мне ещё и четыре поставят!

— Я не удивлюсь, если так и будет, — усмехаюсь. — Волнуетесь?

— Я — очень! — заявляет Аня.

— У меня сил нет волноваться, я просто хочу сдать и пойти спать, — Кирилл отходит на несколько шагов назад и оценивающе разглядывает свой макет детского сада или что у него там.

— Какое спать! Мы все вечером идём праздновать! — возмущается Аня.

— А, точно, да, отметить это надо обязательно! — кажется, напоминание о вечеринке придаёт Кириллу сил.

Праздновать? Нет, я определённо хотел бы провести сегодняшний вечер с тобой.

— Не, я не могу, у меня дела, — как бы я ни хотел погудеть сегодня с одногруппниками, но к тебе я хочу в разы больше.

— Какие дела? Мы, может, вообще больше не увидимся, — Кирилл, кажется, теперь вполне доволен своим дипломом и переключается на прибалтывание товарищей, кои сейчас есть только в моем лице.

— На вручении увидимся, — парирую как могу.

— Это другое, — заявляет безапелляционно.

Я без понятия, как слиться с этого движа. Хотя и правда, больше не увидимся же.

— И когда, и где вы хотите собраться? — почти сдаюсь.

— Так сразу после того, как живопись и дизайн защитятся.

— Я открываю защиту, и вы мне предлагаете несколько часов ждать? — удивляюсь словам сокурсника.

— А ты на нашу защиту не собирался оставаться, друг? — смеётся Кирилл.

— Ну да, наверно собирался, — немного смущаюсь.

Телефон в кармане вибрирует. Смотрю сообщение, но оно не от тебя, а от Макса: «я у актового, здесь паноптикум».

Макс не первый раз у нас в училище и знаком с моими одногруппницами, кажется, лучше, чем я. Приходит помогать на каждую развеску и почти всегда ходит со мной на наши студенческие пьянки.

Отправляю ему: «заходи в зал, я скоро».

И правда, мое поведение крайне нетоварищеское.

Потому что в моих мыслях только ты. И как будто прочитав их, присылаешь мне ответ: «Скоро буду. Удачи».

Улыбаюсь. Именно с того момента, когда ты начинаешь улыбаться чьим-то сообщениям — начинай откладывать на терапию.

— Саш, пойдём к актовому залу, там уже наша очередь скоро, — Аня берет меня под руку и тянет к выходу.

— Там Макс, кстати, уже пришёл, — иду вслед за ней.

Оставляем Кирилла наедине с дипломом и спускаемся к своей группе. Нас всего девять человек, дизайнеров тоже немного, вроде бы двенадцать. Часа за два с половиной должны все выступить.

— Сколько у вас ещё людей осталось? — нахожу в толпе скульпторов Диму.

— Двое.

— Защитился? — спрашиваю его, хотя по довольному лицу Димы и так все понятно.

— Слышал историю про вас с Венерой.

— Да кто ж ее не слышал! — он смеётся. — Защитился ну, сейчас пойдём бухать со своими ДПИшниками.

— Мы тоже собрались.

— Давайте, удачи на защите, — Дима хлопает меня по плечу.

Отхожу от него и ищу тебя глазами. Нигде нет.

Тем временем ещё один скульптор сменяет своего товарища в актовом зале. Остался ещё один, и после уже я.

— Удачи, Саша, — Аня тоже хлопает меня по плечу.

— Давайте, готовьтесь, Сашенька, Ваш выход, — Николаич появляется откуда-то из-за моей спины.

Последний скульптор покидает актовый зал, и мы с Аней и Николаичем выносим мои планшеты на сцену.

Осматриваю сидящих — на первом ряду комиссия, дальше учителя и студенты. Много незнакомых лиц — абитуриентов с подготовительных курсов тоже привели. Вижу Макса рядом с первокурсницами.

Ищу глазами тебя. И нахожу.

Темные волосы уложены аккуратно назад, подбородок вздернут, осанка — идеальная. Стоишь у дальнего входа в актовый зал скрестив руки и улыбаешься, когда мои глаза встречаются с твоими.

Мое состояние граничит с безумием — меня накрывает тревога и счастье одновременно.

Как в тумане рассказываю что-то о своём дипломе — почему я выбрал его, как много он значит в культурном смысле. Ещё какая-то ничего не значащая информация. Какие-то вопросы от комиссии. Какие-то ответы на них.

Я как будто под водой. Николаич машет мне рукой из коридора. Все? Можно выходить?

Благодарю комиссию, и меня сразу же в коридоре обнимает Аня.

За ее спиной вижу, что ты тоже вышел из зала.

Обнимаю Аню в ответ и желаю удачи — она следующая защищается.

Глазами и кивком показываю тебе идти в дальний конец коридора. Ты улыбаешься и идёшь в ту сторону. Наконец-то догоняю тебя, пожав всем руки и получив поздравления.

— Привет! Я так рад, что ты пришёл! — улыбаюсь тебе, еле сдерживаясь, чтоб не наброситься.

— Но обниматься мы при всех не будем? — дразнишь меня.

— Я работаю над этим, но пока не будем, да, — слегка дотрагиваюсь до твоей руки.

— И куда мы идём?

— Туда, где потише. Иди за мной.

Поднимаюсь по лестнице на самый верх, к небольшой площадке перед чердаком. Самые отпиленные студенты здесь курят на переменах вместо того чтоб выходить на улицу, но сейчас здесь никого.

Как только ты оказываешься рядом, обнимаю тебя так сильно, как могу. Обнимаешь меня за талию.

— Очень соскучился, — сдавленно шепчу.

Поворачиваешься вместе со мной и вжимаешь меня спиной в стену. Касаешься пальцами моего подбородка и целуешь. Твоя рука скользит по моей щеке вверх и ты зарываешь свои пальцы в мои волосы. Сжимаешь мне шею сзади. Меня уже не беспокоит, что сюда может кто-то подняться, эмоции бушуют во мне, сменяя друг друга. Только что я был как в бреду на сцене. Теперь я в агонии, в твоих сильных руках. Хочу быть ещё ближе, мои руки оказываются под твоей футболкой, раздирают кожу на спине. Мое дыхание сбивается, твое уже давно громкое и прерывистое. Целую снова и снова, не могу заставить себя остановиться.

Встречаюсь с тобой взглядом.

— Поехали ко мне? — тихо спрашиваешь, пожирая меня глазами. Взгляд безумный.

— Я, — запинаюсь, — извини.

Немного отстраняюсь и смотрю себе под ноги. Пытаюсь отдышаться и собрать

разлетевшиеся мысли.

— Я только что узнал, что мы отмечаем диплом, — говорю смущенно, — я не знаю, надолго ли это, извини.

Резко притягиваешь меня обратно к себе и быстро целуешь в шею.

— Перестань извиняться, — целуешь ещё раз, ниже. — После приезжай, у тебя же остался ключ?

— После я буду пьяный, — отклоняю голову назад, и ты продолжаешь целовать меня в шею.

— Будь.

Отстраняешься, и я вижу, как ты улыбаешься.

Вздрагиваю от телефонного звонка, вроде даже моего. Я же оставил свои планшеты в коридоре и сбежал к тебе.

— Тебе сейчас надо обратно? — поправляешь мне волосы, касаясь щеки своими длинными пальцами.

— Да, но я не хочу от тебя уходить.

— Пойдём, вдруг тебя там потеряли, — слегка ерошишь мне волосы и делаешь шаг назад. Поворачиваешься к лестнице.

Обнимаю тебя сзади руками за талию и упираюсь головой в спину. Могу поспорить, что ты сейчас улыбаешься.

— Спасибо, что пришёл, — шепчу тебе в спину.

— Буду ждать тебя, — касаешься пальцами моих сцепленных кистей. — Если я здесь спущусь, то попаду к выходу?

— Да, — расцепляю руки, — может, мне все-таки не ходить?

— Можешь и не ходить, но я жду тебя не раньше полуночи, — теперь уже издеваешься надо мной.

— Окей, — тоже смеюсь. — Выход там.

Быстро обнимаешь на прощание и спускаешься первым. Смотрю тебе вслед с глупой улыбкой.

Спускаюсь на второй этаж и подхожу к нашей группе, после меня успели защититься уже трое.

— Ты где был? — Аня явно недовольна, что я пропустил ее выступление.

— Да переволновался, плохо стало.

— Ой, сейчас лучше? — девушка сразу же меняется в лице.

— Да, все хорошо, я сходил подышать.

Поднимаюсь в актовый зал и сажусь рядом с Максом и первокурсницами.

— Как я выступил? — шепчу Максу. — Мы после защиты пойдём отмечать, пойдёшь с нами?

— Огонь выступил, а отмечать не пойду, у меня тоже защита завтра. Мне ещё надо кое-что доделать дома, — шепчет мне в ответ. — Ты завтра придёшь?

— Да, конечно.

Как я и предполагал, наша группа и дизайнеры отстрелялись за два с половиной часа, и мы, составом в пятнадцать человек, отправляемся это дело отмечать.

Собрались действительно почти все, Кирилл и Аня обладают поистине ораторскими способностями. Или, может, все тоже понимали, что это наша последняя тусовка.

Выбор падает на большую съемную квартиру наших одногруппниц, которые живут вместе.

Открытые окна их квартиры и вечерний воздух не спасали от изнуряющей духоты внутри.

Время приближается к полуночи, а количество пустых бутылок на кухне увеличивается. Вечеринка проходит по классике — на кухне ведутся задушевные разговоры, в комнате — песни под гитару, иногда в квартиру приходят новые гости, приезжает доставка еды, и все это сопровождается большим количеством алкоголя.

Все как всегда. Все так, как и должно быть после защиты диплома у двадцатилетних, теперь уже практически дипломированных специалистов.

К часу ночи решаю, что выполнил свой гражданский долг по отношению к группе, и прощаюсь с приятелями. Прощания проходят шумно, обещаем друг другу погудеть ещё после вручения диплома и встречаться каждые пять лет. Пустые обещания, в которые мы даже сейчас не сильно верим.

— Саш, давай на одном такси домой поедем? — внезапно рядом со мной появляется Аня. — Нам же по пути.

— Я в центр сейчас, сорян.

— Ааааааа, ну ладно, — протягивает грустно.

Быстро обуваюсь, пока Аня не успела придумать предлог, чтоб поехать со мной. Спускаюсь на улицу, одновременно вызывая себе машину.

Из-за алкоголя очень плохо понимаю течение времени, кажется, я оказываюсь у тебя уже через минуту. В квартире тихо и темно. Стараюсь не шуметь, ты наверняка уже спишь.

Разуваюсь и пробираюсь в спальню.

И правда спишь. Свет из окна падает на кровать, и я вижу твой силуэт. Тихо раздеваюсь и ложусь рядом. Обнимаю сзади, прижимаясь всем телом. Я чувствую себя не очень пьяным, но это ощущение может быть обманчивым.

— Привет, — сонно шепчешь, — как посидели?

— Хорошо, но, скорее всего, я в хлам. А может быть и нет, — сбивчиво объясняю своё состояние.

— Тогда спи, — поворачиваешься ко мне и кладёшь свою руку мне на талию.

Как током бьет.

— Если ты будешь меня так трогать, то я не усну.

Поспешно убираешь свои пальцы с талии, и кладёшь мне на голову. Убаюкивающе гладишь и перебираешь волосы.

Как же мне хорошо.

Комментарий к Глава 8. Дипломированный специалист

Привет! Буду рада вашим комментариям!

Публичная бета тоже включена 👌

Следующая глава будет от лица Влада 😉

Все материалы по теме и без неё я буду публиковать здесь: https://t.me/ne_ochen_ok

========== Глава 9. POV Влад ==========

Просыпаюсь от громкого звонка мобильника и сразу же сбрасываю, чтобы не разбудить котёнка, вернувшегося несколько часов назад, а сейчас мирно спящего у меня в постели.

Пришёл вчера нарядный, в пятом часу утра. Вспоминаю своё студенчество, там и не такое происходило. Вообще, если попросить меня описать свою жизнь с двадцати до двадцати пяти лет, то самое точное определение будет: «всякое бывало». Это время, когда у меня появились первые мозги и деньги. Хотя сейчас такое чувство, они проявляются у молодежи раньше. Я очень хочу, чтобы у Саши тоже было это время, чтоб он насладился своей юностью, но боюсь, что рядом со мной у него будут совсем другие проблемы.

На часах смартфона девять утра. У меня, вау, выходной. И кого же там принесло? Аккуратно, чтоб не задеть Сашу, встаю с кровати, подхватив с пола очки и телефон.

Выхожу в коридор, бесшумно прикрыв за собой дверь.

Несколько сообщений от Ксюши. Наши отношения начались под ее напором и продолжались последний год только благодаря ее энтузиазму.

Энтузиазм ещё остался — Ксюша каждый день пишет мне или звонит. Что скучает, что ей одиноко или она не может открыть банку.

Игнорирую звонки и сообщения. Видимо, сохранить тёплые дружеские отношения у нас не получится.

Пропущенный с работы. Что, кто-то заболел и надо срочно выйти? Я когда-нибудь смогу провести больше чем пару часов вместе с Сашей? Повяз в каком-то трудоголизме.

Что стало с моей жизнью?

Ладно, нужно для начала решить вопрос с работой. Выходить из дома я сегодня не намерен, максимум за свежими булочками к завтраку.

Телефон звонит снова, на этот раз я отвечаю на звонок:

— Владислав, простите, что разбудил, — слышу не очень-то извиняющийся голос главврача, — ну Вы, наверное, понимаете, зачем звоню.

Наверное, понимаю.

— Я не выйду сегодня, — опережаю события.

Так Влад, молодец, сказал уверенно, ничего не добавляй, молчи, не давай повода.

— У меня в этом месяце даже не двойная ставка, а вообще непонятно какая, — конечно же, я не могу молчать, — я спать не успеваю!

— А завтра не возьмёте смену? — не сдаётся голос на том конце. — Ну выручайте, Влад!

— Я уволюсь нахер с вашей богадельни, если вы штат нормальный не наберёте, — рычу в трубку, хотя сам понимаю, что не наберут.

— Конечно-конечно, вы правы, так выйдете завтра?

— Выйду, — сдаюсь и делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться.

— Храни Вас Господь!

— Ой, идите нахер, а, Олег Александрович! — закатываю глаза и сбрасываю звонок.

Как понять, это День сурка или взрослая жизнь?

Когда я из молодого и амбициозного превратился в немолодого и уставшего?

Вот я ещё путешествую, через день где-то фестивалю и еженедельно просыпаюсь в незнакомой постели.

Кажется, что после этого я моргнул, и вот восемь лет работаю в больнице и состою в несчастливых и длительных отношениях.

Теперь рискую парню жизнь испортить. Станет двадцатилетним стариком рядом со мной. Переехать ему ещё пообещал. Куда, блять? С другой стороны, уже пора взять свою жизнь в свои руки и вырваться из этой помойки. Давно уже пора.

С какого понедельника я начну уже новую жизнь? Главное, чтобы кроме меня никто не пострадал в случае неудачи. Чтоб он не пострадал.

Да, вселенная подкинула мне задачку.

Захожу обратно в спальню, тихо, чтоб не разбудить котёнка. Спит по диагонали, заняв всю кровать и скинув одеяло. Ну, в принципе, я уже и так собирался вставать.

Иду обратно на кухню. Мое любимое время суток — это утро, когда тебе не надо на работу. Когда наливаешь себе кофе и знаешь, что ближайший час пройдет идеально.

А когда в твоей постели ещё и спит человек, для которого ты готов сделать что угодно — это вообще сложно описать словами.

Такой нежный, нелепый и юный. Угораздило же.

Сегодня к кофе необходимы круассаны, желательно с шоколадом.

Только успеваю выйти из подъезда и повернуть за угол, к пекарне, как телефон вибрирует новым сообщением: «ты где?».

Рано проснулся, мой хороший. Отправляю в ответ: «скоро вернусь».

Действительно скоро возвращаюсь и нахожу его на кухне. Стоит полубоком ко мне, свёрля взглядом кофеварку.

— Я не понимаю, как ее включить, — все ещё разговаривает со мной стоя вполоборота, — с этой панели можно ракеты в космос отправлять, а американо сварить нельзя.

Улыбаюсь этой милой сцене.

— Давай покажу, — подхожу к нему сзади вплотную и обнимаю. — Я принёс завтрак.

Вжимается в меня спиной. С ума можно сойти от его движений.

— Ты не рано встал? — мягко отодвигаю Сашу от себя и кофеварки. — Подай две кружки, пожалуйста.

— Да вроде выспался, даже чувствую себя хорошо, — протягивает мне большую белую кружку.

Где мои двадцать лет, чтоб поспать пять часов после вечеринки и быть свежим и бодрым?

— Это я тебя разбудил? — забираю кружку, слегка задевая Сашину руку. Наконец-то можно касаться его не скрывая.

— Нет, когда я проснулся, тебя уже не было, — потягивается, прогоняя остатки сна, под задравшейся футболкой вижу плоский живот.

— Я за булками к завтраку ходил, — включаю кофеварку, и она гремит, выдавая первую порцию кофе. — Каково ощущать себя человеком, свободным от учебы?

— Пока не понял, — забирает у меня полную кружку и протягивает пустую. Несколько секунд молчит и добавляет, — я купил билет в Питер через две недели.

Две недели! Так скоро! Так скоро снова исчезнет. Мне так тяжело дались эти недели, когда я пытался не мешать ему учиться, не мешать делать то, что он должен сделать, независимо, как сложатся наши отношения. И вот снова.

Видимо, я молчал слишком долго, из-за чего Саша начал оправдываться:

— Ну это не значит, что тебе тоже надо так скоро лететь. Я сдам и через недели три прилечу обратно, и я ведь, скорее всего, вообще не поступлю. А если не поступлю, тебе и вообще не надо думать о переезде, — пытается казаться равнодушным, забирая у меня вторую кружку.

Да нет же, мой хороший, я переживаю не из-за переезда, а что мы снова так долго не увидимся.

Саша садится за стойку спиной ко мне. Кладу ему руки на плечи и слегка сдавливаю их пальцами. Плечи передо мной расслабляются.

— Я прилечу к тебе в конце экзаменов, хорошо? — нежно массирую плечи и спускаю руки чуть ниже. — Отметим твоё поступление в вуз мечты и наш переезд в цивилизацию.

— Да я не поступлю ещё, там конкурс ебейший, со всей России едут, — запрокидывает голову и упирается ей мне в живот. — А я даже не среднячок. Я просто больше делать ничего не умею.

— Очень оптимистично.

— Весёлый я, — закрывает глаза.

Немного наклоняюсь вперед и легко целую его в лоб. С сожалением убираю руки с плеч и сажусь за стойку напротив.

— Ты точно поступишь, — делаю первый глоток, — я не сомневаюсь.

— Зато я сомневаюсь, — вздыхает и отпивает кофе. — Ещё не знаю, что с квартирой и вещами делать. Макс уезжает. Тоже в Питер, кстати, его позвали в НИИ куда-то. Если бы я был уверен, что поступлю, то отказался бы от квартиры и сразу с вещами поехал.

— Если не поступишь, что на грани фантастики, — разламываю круассан и протягиваю ему, — может, все равно лучше уехать? А вещи можешь у меня оставить, я отправлю их транспортной.

— Не знаю, мне страшно так все бросать, — делает ещё глоток и обреченно смотрит в окно.

Мне немного смешно от этого трагизма, но я не подаю вида, чтоб не расстроить его.

— Не бойся, я же с тобой.

Так трогательно сжимает кружку двумя руками и переводит взгляд на меня.

Откуда ж ты такой умный и талантливый, но неуверенный в себе взялся? Удивительно, насколько он не знает себе цену.

— Зачем тебе переезжать? — неожиданно спрашивает.

Хотя почему неожиданно, очень логичный вопрос. Сам несколько дней пытаюсь на него ответить.

— У меня, видимо, есть корни какого-то кочевого народа, — усмехаюсь, — не могу долго сидеть на одном месте. Чувствую, что задыхаюсь.

— Ладно, посмотрим, что из этого выйдет, — со вздохом встаёт и забирает наши уже пустые кружки. Ставит их в раковину и замирает.

Встаю вслед за ним и подхожу сзади вплотную, кладя руки ему на талию. Мягко надавливаю на бока и разворачиваю к себе. Аккуратно обхватываю ладонями лицо Саши и поднимаю его голову вверх, на себя, не давая опустить взгляд.

— Все будет хорошо, — смотрю прямо в глаза.

Запускаю руку ему в волосы и слегка оттягиваю их. Мой мальчик очень послушно и податливо запрокидывает голову назад. От этого сносит крышу. Целую в приоткрытые губы, одна рука все ещё в волосах, вторая уже под футболкой. Нужно немедленно избавить его от лишней одежды.

Он неуклюже пятится, пока не упирается спиной в разделочный стол, между раковиной и плитой. Прижимаю его к краю стола так, что раздвигаю своим бедром его ноги. Сладкий сдавленный выдох.

Провожу пальцами обоих рук вниз, по его бёдрам, и подхватываю его, чтобы подсадить на стол.

Он отдаётся полностью, выгибаясь под каждое прикосновение. Схожу с ума от того, какой он отзывчивый.

Наконец-то стягиваю с него футболку, а потом чувствую холодные пальцы на своей коже. Тоже скоро остаюсь в одних джинсах.

Обвивает меня ногами — кажется, ближе уже нельзя, но у него получается. Такой робкий и такой дерзкий.

Пора унести его в спальню, что я и делаю.

Подхватываю его и под поцелуи несу до кровати. Аккуратно опускаю на постель, поддерживая рукой между лопаток.

Смотрит на меня своими бездонными глазами, в которых я тону. Раздеваюсь сам и опускаюсь на кровать рядом, целую шею, ключицы, ямочку между ними.

Его пальцы скользят по моей спине, бокам и вот уже я издаю сдавленный стон. Удивляюсь, как от меня ещё не бьет электричеством.

Стягиваю с него остатки одежды, касаюсь пальцами члена. Каменный.

Как я могу испытывать такой огромный диапазон эмоций, связанных с тобой? От трепетной нежности до бешеной похоти.

— Если ты не готов, то не будем сейчас, — шепчу и сам удивляюсь своему хриплому голосу.

— Я хочу, — сдавленно шепчет в ответ и добавляет ещё тише, — очень.

Теряю остатки самообладания.

Мой нежный мальчик. Как же мне повезло с тобой.

Провожу ладонями по внутренней стороне его бедер, и он запрокидывает голову назад. Целую его, мокро, глубоко, страстно, прикусывая губы, не давая возможности опомниться. Не давая себе опомниться.

Хочу заботиться сейчас только о его удовольствии. Нащупываю бутылёк смазки под матрасом, достаю и выдавливаю себе на ладонь.

Медленно проникаю в него, давая время привыкнуть.

Теряюсь во времени и не понимаю, сколько прошло. Вижу перед собой только его. Стоны становятся громче, я останавливаюсь и убираю руку с его пульсирующего члена, только когда они прекращаются.

Лежит в моих объятиях, такой красивый, такой нежный. Мой.

— Влад? — протягивает через какое-то время, поворачиваясь ко мне.

Гладит подушечками пальцев мою щеку, едва касаясь.

— Ммм, котёнок, что такое? — кладу свою руку поверх его.

— Давай сегодня не будем никуда выходить, и завтра тоже, и вообще все две недели?

— Сегодня точно не будем, — легонько прижимаю его к себе.

Как будто издеваясь надо мной, телефон Саши в этот момент подаёт признаки жизни, противно пищит и вибрирует где-то на полу.

— Не проверяй, там точно ничего хорошего, — ворчу, но все равно расцепляю объятия.

Такие звонки и сообщения всегда к лишней суете.

— Вдруг что-то важное, — Саша переворачивается на живот и тянется к телефону. А я не могу оторвать взгляд от его зада. — Суууууууууука.

Он быстро читает сообщение и что-то набирает в ответ.

— М?

— Я хуевый друг. Забыл, что у Макса сегодня защита, — Саша переворачивается обратно на спину и взмахивает руками.

— Уже идёт?

Так и знал.

— Да, он через час выступает.

— Ну так еще вагон времени, — кладу руку ему на живот и легко барабаню по нему пальцами.

— Поехали со мной? — сжимает мою руку и переворачивается, глядя в глаза.

Не могу сопротивляться этому взгляду.

— А там будет каминг-аут? — подшучиваю, но к моему удивлению он утвердительно кивает.

— Будет.

— Ого! Ради такого стоит послушать защиту физиков!

Комментарий к Глава 9. POV Влад

1. Спасибо всем, кто оставляет реакции! Вы лучшие! 🖤

2. Пока что у всех все хорошо, но мы же уже чувствуем, что скоро это кончится, да?

========== Глава 10. Больше с этим городом ничего не связывает ==========

Наспех собираюсь. Такси уже подъехало, а я все еще в одном носке. Второй, по ощущениям, где-то в параллельной вселенной, иначе я бы его уже нашёл.

Ты молча ждёшь меня в коридоре, и я решаю полностью отказаться от этого элемента одежды, чтобы не задерживать нас.

Без пробок доезжаем до главного корпуса. Бегу по коридорам и еле успеваю к выступлению Макса. Слышу твои шаги за спиной, ты догоняешь меня у входа в аудиторию с дипломниками.

Макс безупречно рассказывает свою тему, уверенно отвечает на все вопросы, эмоционально жестикулирует и, кажется, вообще не волнуется.

Когда заканчивает выступление, комиссия хвалит Максима и пожимает ему руку, что в моем понимании почти что стоячая овация.

— Пойдём, познакомлю вас, — тяну тебя за рукав к выходу из аудитории.

Ты послушно идёшь за мной, а я нервничаю. Что вообще я собираюсь говорить?

Через несколько минут, когда толпа студентов и педагогов оставляет Макса одного, подходим к нему.

— Привет! Круто выступил! — жму Максу руку. — Поздравляю!

— Думал, ты не придёшь, — он улыбается, — у девушки ночевал?

— Кстати, об этом, — вздыхаю, но нахожу в себе силы продолжить. А тебя, кажется, веселит вся эта ситуация и ты вообще не смущен. — Знакомься, это — Влад.

— «Кстати»? — переспрашивает, и я вижу непонимание на лице Максима, но так как Максим весьма не глуп, непонимание с его лица быстро исчезает. — А, ну тогда все приобретает смысл.

Ты протягиваешь Максу руку, он ее пожимает. У меня камень с души падает от этого рукопожатия.

— Даже, блять, знать не хочу этот смысл, — я неистово краснею и мечтаю закончить этот разговор побыстрее.

***

После долгих раздумий я отказываюсь от квартиры, тем более вещей у меня немного. Основной мой багаж в голове.

Упаковываю несколько коробок, чтоб ты отправил их мне транспортной компанией на новый адрес. В планах у меня после абитура найти нам жилье. Нам.

Жгу все мосты. Никогда в моей жизни не было таких необдуманных поступков, как этот.

Ты уверяешь меня, что все получится. Что у нас все получится.

Меня бесит твой график работы. Я хоть и переехал к тебе на эти неполные две недели — вижу тебя не больше четырёх часов в день.

Ты или на смене, или спишь после смены. На мои недовольства отвечаешь, что врачей не хватает, что скоро возьмёшь отпуск, а после переезда не будешь работать так много.

Я тебе верю, но не хочу этого абстрактного «потом». Я хочу сейчас. Сейчас просыпаться вместе с тобой, сейчас проводить вместе время, ужинать вместе. Я не знаю, что там будет потом, и не хочу жить в ожидании этого дня.

Вся наша авантюра наполнена неточностями и событиями через «если». Если я поступлю, если ты найдёшь работу, если мы снимем квартиру, если у нас получится жить вместе.

Ты уверяешь меня, что получится, что это просто дело времени и ничего не может этому помешать. Я же думаю, что может. У меня сильное предчувствие, что может произойти все что угодно.

Но не сегодня. Сегодня последний день перед самолётом и новой жизнью в другом городе. Сегодня я просыпаюсь в твоих объятиях. Наконец-то тебе не надо в больницу, мне не надо собирать вещи, сдавать квартиру, собирать документы и справки для поступления, присутствовать на вручении диплома. Все это позади, сегодня только ты, я и немного грустных мыслей.

Тянусь к тебе такому домашнему, тёплому и спящему. Солнечный свет создаёт в твоих волосах потрясающие блики. Мне определённо нужен дискошар в квартиру, чтоб вся спальня была в солнечных зайчиках. Хотя какое вообще солнце в Питере. Будешь заменять мне его.

Ловишь мою ладонь, и я понимаю, что ты все это время не спал.

— Доброе утро, — тянусь к тебе уже всем телом и обнимаю.

— Доброе, — целуешь меня в макушку, — какие планы на день? Надо как-то отметить твой последний день здесь.

— Тогда потом надо будет отметить твой первый день там, — мои руки скользят по твоей спине.

— Обязательно, к моменту, как ты поступишь, я уже прилечу.

— Если я поступлю, — делаю ударение на первое слово.

— Когда ты поступишь! Я в этом вообще не сомневаюсь, — немного отстраняешься от меня. — Давай вставать? Я приготовлю завтрак.

— В смысле спустишься за булками? — с сожалением убираю руки.

— Ну в смысле да, — замираешь на секунду и смеёшься. — Ты что, против?

Обожаю этот твой смех. Обожаю, когда твоя броня серьезности падает.

— Конечно нет.

Через пятнадцать минут мы уже сидим на кухне с ароматным кофе и свежими булочками из пекарни на углу.

— Чем займёшься, пока меня не будет? — спрашиваю, зная ответ. Почти все твоё время занимает работа.

— Уволюсь, доделаю кое-что, вещи начну собирать. Надо ещё решить, что с квартирой делать, не хочу сдавать не пойми кому, — пьёшь кофе, гладя меня по бедру.

Я уже привык к твоим прикосновениям и не вздрагиваю каждый раз. Но мурашками, конечно, все ещё покрываюсь.

— Не хочешь погулять сегодня? — легонько касаюсь своими пальцами тыльной стороны твоей ладони.

— Хочу, день будет солнечным.

Ты каждый раз так быстро собираешься и всегда выглядишь великолепно. Каждый раз замечаю на тебе чужие взгляды. Даже иногда завидую, что эти взгляды не на мне.

Вот и сейчас ты уже стоишь готовый, в светлых джинсах с рваным коленом и белой оверсайз футболке.

А я все ещё хожу из комнаты в комнату в поисках джинс.

— В ванной, — подсказываешь.

Точно, я вчера оставил их там.

Быстро заканчиваю одеваться и выхожу в коридор.

— Мне нужна другая одежда, не чёрная, — хмыкаю, оглядывая нас в большое зеркало в коридоре.

— Не знаю, по-моему тебе очень идёт чёрный, — кладёшь мне руку между лопаток и я прикрываю глаза. Так приятно. — Лучше только вообще без одежды.

Ладно, уговорил, останусь верен чёрному.

Обожаю центр за то, что когда ты выходишь из дома, то сразу оказываешься в приятном месте. Когда я выходил из нашей с Максом квартиры — я оказывался в гетто.

Хотел бы я жить в Питере в том же районе, где Аня сняла нам квартиру на время поступления. Но я не представляю, на что ее снимать и как при этом успевать учиться.

Ты сказал мне, чтобы я не думал о деньгах и нашёл квартиру, которая будет меня полностью устраивать. Но я все равно думаю, более того, я согласен даже на общагу, если она чуть лучше Челябинской.

На улице правда солнечно. Жара не отступает уже месяц, обожаю.

Проходим мимо старого кинотеатра, и я показываю на яркую афишу:

— Может, сходим в кино?

— Только не этот романтичный бред, — хмуришься и поджимаешь губы, глядя на меня.

— Почему ты используешь «романтичный» как ругательство? — весело смеюсь в ответ.

— Потому что в этом жанре люди считают неразрешимыми те проблемы, решение которых мало их устраивает.

— Ой, а ты у нас, значит, не такой?

— Я — да, — самодовольно хмыкаешь.

У нас есть с тобой кое-что общее. Мы оба считаем, что мы всегда правы.

Атмосфера такой правоты не очень располагает к совместным действиям. Это бесит, но как жить по-другому, я уже не понимаю.

Бесцельное блуждание по городу приводит нас в тихий сквер. Сажусь на лавочку, довольно потягиваясь на летнем солнце.

Телефон в кармане вибрирует. Достаю его и читаю сообщение от Ани: «ты собрался? Встречаемся в аэропорту в 3:40 утра! Не опаздывай!»

— Аня опять суетит, — вздыхаю, — я только забыл, что нам скоро прощаться.

— Да почему прощаться-то, Саша! — закатываешь глаза и повышаешь голос. — Ты что там, на Марс летишь что ли? Тут расстояние — три часа в самолёте. Ей богу, блять.

Я уже сам себя достал этим нытьём, но ничего не могу с собой поделать.

— Прости.

— Ничего, не накручивай себя, — садишься рядом и слегка приобнимаешь за талию одной рукой.

Жмусь к тебе и быстро осматриваю сквер на предмет лишних людей. Вроде бы мы одни. Обвиваю твои плечи руками и сильно сжимаю в объятиях. Так сильно как могу.

— Ты меня покалечишь, — гладишь меня второй рукой по щеке и, как тогда около фонтана, проводишь пальцем по моей нижней губе, останавливаешься на середине и слегка оттягиваешь ее вниз, приоткрывая мне рот.

Я думал, что уже привык к твоим прикосновениям. Но от этого у меня срывается громкий стон.

— Нас увидят, — шепчу, хотя на самом деле хочу, чтоб ты не слушал мое нытьё и продолжил.

— Думай о том, что через 12 часов тебя не будет с этим городом ничего связывать, — убираешь палец с моей губы и целуешь влажно, глубоко, властно.

Этого я и боюсь. Боюсь, что и с тобой через 12 часов меня ничего не будет связывать.

— Пойдём домой, котенок, — неохотно отстраняешься, понимая мое невеселое настроение.

***

Молчу всю дорогу домой и стараюсь взять себя в руки. Обещаю себе, что, как только мы переступим порог квартиры, я перестану себя накручивать.

Пересекаем двор твоего дома, неработающий фонтан, подъезд, дверь в квартиру.

Оставляю все свои мысли за порогом.

Как только ты закрываешь за нами дверь, я вжимаюсь в тебя всем телом, прижимая к стене в коридоре, запускаю пальцы одной руки в твои волосы и собираю их в кулаке на затылке, несильно оттягиваю, заставляя тебя слегка задрать голову, и жадно целую в открывшуюся шею.

Ты явно поражён таким напором с моей стороны и сменой настроения. Я тоже поражён своими действиями, но не знаю, как ещё прогнать все то, что варится у меня в голове.

Ты пытаешься отстраниться, но я не даю этого сделать, лишь усиливая напор, пока ты ещё в небольшом замешательстве от моих действий.

— Таким ты мне больше нравишься, — ухмыляешься и пробираешься руками мне под футболку.

Ты быстро возвращаешь контроль себе. Чувствую, что снова в твоей власти. Долгожданные мурашки по всему телу. Горячо целуешь меня.

Сжимаешь руки на моей талии и рывком меняешь нас ролями — теперь уже прижимая к стене меня.

Стискиваю пальцы на твоей шее, а ты перехватываешь мои руки и прижимаешь их к стене над моей головой. Наваливаешься на меня, и я чувствую,что у тебя встал. Покрываешь мою шею поцелуями и слегка прикусываешь ключицу. Эта отметина останется со мной надолго и полетит в другой город.

Щеки горят. Внезапно ловлю наше отражение в большом зеркале в прихожей. Утром мы в нем стояли рядом — красивый ты и обычный я. Сейчас все совсем иначе — сейчас я вижу твою широкую спину, прижимающую меня к стене. Ты держишь одной рукой мои запястья, прижатые к стене над моей головой, второй рукой уже расстёгиваешь мне молнию на джинсах. Вижу твои напряженные лопатки под белой футболкой.

Этот вид меня заводит. Ещё больше меня заводит то, что я ощущаю себя желанным.

Мы все ещё обутые стоим в прихожей. Я наступаю носком одной ноги на задник другой, чтобы снять кроссы. Это не остаётся без твоего внимания, и ты хмыкаешь, расцепив замок из пальцев на моих запястьях и потянув меня за руку в комнату за собой, проходя туда в обуви.

Понятно, можно было не разуваться.

В ушах шумит. Концентрируюсь на своем запястье, стиснутом в твоей руке. Заводишь меня в спальню, толкаешь на кровать, и я падаю на спину.

Нависаешь надо мной, намереваясь закончить с моими штанами то, что начал в прихожей.

Целуешь мою шею, и я наклоняю голову вбок, чтобы тебе было удобнее подобраться к ключицам.

Наконец-то расстёгиваешь молнию на моих штанах. У меня тоже стоит. Через ткань белья ощущаю твои длинные пальцы на своем стояке. Вздрагиваю. Ты громко выдыхаешь и сглатываешь, стягиваешь с меня джинсы вместе с бельём.

Обхватываешь пальцами мой член. Все лишние мысли из моей головы выбили твои ритмичные движения рукой.

А ты все не останавливаешься, сжимаешь пальцы сильнее и увеличиваешь темп. Твои губы на моей шее, ключицах. Я уже на грани.

Сжимаю в пальцах простынь. Ещё пара движений. Откидываю голову назад и с моих губ слетает протяжный, глухой стон.

Ты отстраняешься, и, придя в себя, я вижу, что ты уже почти разделся сам. Возвращаешься ко мне и стаскиваешь с меня остатки одежды.

Хочу большего. С усилием поднимаю голову от кровати и приподнимаюсь на локтях, ловя твой взгляд. Ты, не отрывая от меня глаз, шаришь рукой под матрасом и достаёшь смазку и презервативы.

Ухмыляешься, раздвигаешь мне бедра и касаешься моего члена губами. Выдавливаешь смазку себе на пальцы и размазываешь ее по ним. Проводишь языком вверх, от основания моего члена. Шумно сглатываю. Одновременно берешь мой член в рот и проникаешь в меня пальцами. Совершаешь несколько толчков и добавляешь ещё один палец. Как только я привыкаю к толчкам пальцев, ты вытаскиваешь их. Кажется, ты идеально чувствуешь мое тело и знаешь, что нужно сделать.

Придвигаешься ближе ко мне, сначала касаешься своими пальцами моей талии, потом сжимаешь мои бёдра и тянешь на себя.

Содрогаюсь от каждого толчка, а ты набираешь ритм слишком быстро. Одной рукой придерживаешь меня за бедра, вторая совершает умелые движения на моем члене.

Уши закладывает. Ещё толчок. Ещё.

Чувствую напряжение во всем теле и яркую вспышку. Все тело содрогается. Ты тоже это чувствуешь. С твоих губ срывается глухой стон.

— Блять, — судорожно выдыхаешь и валишься на меня, — какой ты сладкий.

Я совсем пропал.

Заснуть у нас так и не получилось, и в час ночи становится понятно, что смысла в этом уже нет — через час нужно вставать и собираться в аэропорт.

Ты, конечно, говоришь, что проводишь меня. Проблема в Ане, я не хочу ей говорить о тебе, поэтому придётся попрощаться раньше, чем мы могли бы.

— В самолёте поспишь, — лежишь рядом и гладишь мою спину, едва касаясь кожи подушечками пальцев.

— Не посплю, я боюсь летать, — вздыхаю.

— Серьезно? Почему? — так искренне удивляешься, как будто причин может быть много.

— Не знаю, каждый раз думаю, что мы все умрем. Какие-то знаки ищу вечно, что мне не нужно садиться на борт, — зарываюсь лицом в подушку, понимая, насколько тупая эта моя аэрофобия.

— Может, у тебя проблемы с контролем?

— Это как?

— Ну ты боишься отпустить контроль и довериться кому-то другому.

— Это тогда уж у тебя проблемы с контролем, — мычу в подушку. — И вообще, как-то неправдоподобно звучит.

— Да очень правдоподобно звучит, Саш, — пропускаешь мою первую фразу мимо, твои пальцы спускаются ниже и поглаживают мне ягодицу, — в гражданской авиации все схвачено, не думай об этом вообще.

— Я читал, что иногда пилоты намеренно устраивали авиакатастрофы, — переворачиваюсь на спину и кладу твою руку себе на живот, — а ещё могут быть неисправности в оборудовании.

— Хочешь, я тебе психолога посоветую хорошего? — приподнимаешься на локтях и смотришь на меня внимательно.

— Ты, блять, серьезно?

— Да, на будущее, может, поможет.

— Ты сука издеваешься, я не пойму? — пристально смотрю на тебя и действительно не понимаю.

— Да почему?! У тебя явно проблема, которая мешает жить, но которую можно решить, — тянешься к телефону, и через минуту мне приходит сообщение. — Отправил, как будет свободное время — напиши ей.

— Мне не нужен мозгоправ, — вздыхаю, — пошли лучше кофе попьём?

Кофе, чемодан и небольшая сумка в ручной клади, сигарета под твой неодобрительный взгляд, хотя ты в этот момент куришь сам, такси, твоя рука на моем бедре весь час по дороге в аэропорт.

— Хорошего полёта, котенок, — быстро обнимаешь меня за плечи, зная, что я не хочу привлекать лишние взгляды. — Набери, как приземлитесь.

— Может хуй с ним с этим высшим образованием, а? — делаю последнюю попытку остаться.

— Не дури, ещё соскучиться не успеешь, как я уже прилечу, — отступаешь от меня на шаг, — я поехал, хорошо?

— Да, давай, пойду найду Аню.

Улыбаешься и подмигиваешь мне. А через несколько секунд скрываешься в такси.

Пишу Ане. Оказывается, я приехал раньше, чем она. Выкуриваю ещё одну сигарету перед входом в здание, пока жду.

Вдалеке вижу приближающуюся фигуру однокурсницы, странно, никто ее не провожает.

— Привет! Я так волнуюсь! — Аня обнимает меня, а я по-идиотски приобнимаю ее одной рукой. В другой все ещё сигарета. — А ты волнуешься?

— Нет, — беззастенчиво вру.

— Так здорово, что оба поступаем! Я тут подумала, может, потом тоже на двоих квартиру снимем?

— Притормози, подруга, — хмыкаю, — давай поступим сначала.

Хотя бы долетим. Ненавижу летать. Сидишь несколько часов как в стиралке.

Но сегодняшний перелёт проходит в целом хорошо, может быть, причиной тому максимально спокойная Аня рядом, которая, похоже, соврала мне, что боится летать.

Я, чтоб не упасть в грязь лицом, тоже делал вид, что не боюсь, и немного себя в этом убедил. Хотя в зоне турбулентности уверенности поубавилось. Хоть правда с психологом говори.

Мы приземлились в семь утра по-местному, я, ещё сидя пристёгнутым в кресле и ожидая стыковки с рукавом, отправляю тебе сообщение: «мы сели».

Через минуту приходит ответ: «как ты себя чувствуешь, котенок?» Одиноко. Я чувствую себя одиноко. Я хочу кричать об этом, хочу, чтоб ты был рядом. Но вместо этого пишу: «хорошо, устал только».

А предстоит ещё доехать до центра и заселиться.

Квартира, которую нашла Аня, оказывается достаточно просторной, двухкомнатной, со старым паркетом и большой кухней. В нескольких минутах ходьбы от Академии. Аренда была оплачена заранее, а ключи мы получили у консьержки.

Как интернет все упростил в нашем быту. Я помню, как искал жильё пять лет назад, до встречи с Максом в электричке. И как это все легко делается сейчас.

Я выбрал себе по-традиции меньшую комнату, подальше от входа. По счастливой случайности в этот раз балкон достался мне.

— Я не знаю, как ты, но я пошёл спать, — помогаю Ане затащить чемоданы в ее комнату. — Вечером можно пойти куда-нибудь посидеть.

— Я тоже что-то устала, — Аня откровенно зевает, — давай потом решим, что дальше.

Девушка закрывает за собой дверь, и я иду к себе.

Незастеклённый балкон выходит во двор, на огромный зеленый дуб. В этом городе так зелено. В нашем — нет.

Сажусь на садовую мебель, закидываю ноги на край балконного ограждения и достаю сигареты. Последняя осталась. Это уже четвёртая за сегодня, хотя время 9 утра? Закуриваю, опускаю руку и безошибочно нахожу пепельницу под стулом.

Может быть, написать тебе? Достаю телефон и набираю: «мы заселились». Стираю.

«Я добрался. Скучаю». Стираю.

«Уже скучаю. Хотел сказать, что люблю тебя». Краснею от этого сообщения и стираю, с особой яростью зажав стрелку влево.

Ладно, напишу что-нибудь, когда проснусь.

========== Глава 11. Смайлик в ответ ==========

Комментарий к Глава 11. Смайлик в ответ

Спасибо всем за комментарии, отметки «нравится» и всем, кто ждал продолжения 🖤

В очередной раз убеждаюсь, что дневной сон — это крайне сомнительное развлечение. Лучше бы вообще не ложился.

В первые несколько секунд после пробуждения мне кажется, что я дома и все как раньше. Потом сознание начинает возвращаться.

Понимание приходит вместе с головной болью, и первое время я вообще не могу понять, где нахожусь и какой сейчас год.

Почему за окном темно — что это, утро или вечер?

И что это за незнакомое окно с незнакомыми серыми шторами?

Касаюсь подушечками пальцев экрана телефона, чтоб проверить время. Вечер. Я что, весь день проспал? Новых сообщений от тебя все ещё нет.

Не понимаю, почему?

Еле плетусь на кухню в надежде, что в этой квартире, как у всех обычных людей, в кухонных шкафах есть коробка от обуви со стандартным набором таблеток: анальгин, аспирин и что-нибудь от живота.

Мне бы сейчас не помешал хотя бы какой-нибудь сраный анальгин.

Все-таки самолёты — это от лукавого. Турбулентность и джетлаг были придуманы, чтоб уничтожить человечество. Меня уж точно.

Аня, судя по всему, ещё не проснулась, поэтому я стараюсь вести себя очень тихо. Действительно нахожу аспирин на кухне в коробке из-под кроссовок и выпиваю в надежде на быстрое исцеление.

Жаль, сигареты кончились. Нужно обязательно сегодня купить.

Блять, я что же теперь, курю?

С собой я привёз здоровый чемодан с вещами, ноутбук и небольшую дорожную сумку.

Все самое необходимое — вещи, с которыми я, в принципе, смогу продолжать жить хоть где.

И оставил много коробок Владу для отправки мне сюда, но, как мы все знаем, вещи, сложенные в коробки и вовремя не разобранные, так и остаются в коробках. Есть ли смысл их отправлять?

Ситуация такая: вещи разбирать лень, сигарет нет, для кофе поздновато, Аня спит.

Я один в незнакомом городе с головной болью и не знаю, куда себя деть.

И я так тоскую по тебе. И это так глупо — мне кажется, я не знаю о тебе ничего.

И уже так привязался. Это явно сыграет со мной злую шутку.

Через некоторое время по тихим шагам в коридоре догадываюсь, что моя соседка проснулась, но когда выхожу ей навстречу, Аня уже исчезает в кухне, и я слышу, как она методично открывает все шкафчики.

— Аспирин на столе, — говорю ей из коридора, на сто процентов зная, что именно девушка ищет.

Удивительно, что даже помятая, Аня выглядит очень хорошо. Растрёпанные волосы собраны в небрежный пучок. Лицо свежее, в отличие от моего.

Я вот выгляжу на порядок хуже.

— Есть хочу, — коротко бросает, запивая таблетки водой из-под крана, и морщится. — Вода воняет водорослями.

— Так не пей из-под крана, вон же фильтр, — показываю на ручной фильтр рядом с раковиной.

Вода правда пахнет чем-то речным.

— Собирайся и пошли куда-нибудь поедим, — зеваю и вытягиваюсь на неудобном кухонном стуле.

Я быстро умываюсь и приглаживаю торчащие волосы. Получается как всегда не очень.

Удивительно, но я снова самый медленный. К моменту, как я выхожу из ванной, Аня уже готовая сидит на кухне. В бежевом платье и в этот раз с идеальным пучком.

— Почему все умеют быстро собираться, а я — нет?! — удивлённо размахиваю руками.

— Нет времени на сборы, я сейчас от голода помру, — Аня встаёт и направляется вперёд меня к входной двери.

Никогда бы не подумал, конечно. Ведь судя по Аниной фигуре, она вообще не ест.

Я запираю дверь, и мы спускаемся по лестнице, которая, кажется, застала царя, на первый этаж и выходим на улицу.

— Мне нужно сиги купить, — киваю Ане на магазин во дворе дома, — пойдём.

— Пойдём, — догоняет меня, — не видела, чтобы ты курил.

— Я, похоже, только что начал.

Это больше похоже на навязчивую идею. Быстро покупаю красный мальборо под неодобрительные взгляды кассирши и закуриваю прямо возле входа. Аня смешно морщится от сигаретного дыма.

— Ну вот и зачем, Саша? — поднимает бровь.

— Не знаю, — сначала отмахиваюсь от нее, но потом решаю поделиться, держать все это в себе сложно, — нервничаю постоянно последнее время.

— Из-за поступления? — Аня изумленно вскидывает бровь.

— В том числе, — нервно мну пальцами сигаретный фильтр.

— А ещё из-за чего? — не отстаёт от меня.

— Отношения сложные.

— Как будто они бывают простые, — Аня хмыкает.

— Бывают и простые, — пожимаю плечами.

— Не, когда простые, это что-то другое, например только секс, — смотрит мне в глаза со своей обычной уверенностью.

— Странно от тебя такое слышать, — делаю последнюю тяжку и выкидываю окурок в урну возле магазина. — А ведь мы даже не пили ещё.

Почему все вокруг такие простые и понимающе оказываются.

— Ну вот так, — теперь уже Аня пожимает плечами.

Аня выбирает первый попавшийся приличный летник, мне тоже не принципиально куда, я же здесь ничего не знаю.

Через несколько минут делаем заказ симпатичному официанту. Теперь я автоматически оцениваю внешность не только девушек, но ещё и парней.

Пока никого красивее тебя не видел.

— Завтра нужно документы подать, — говорит Аня после того, как симпатичный официант нас оставляет.

— Без проблем, на ближайшую неделю у меня планов нет, — я снова закуриваю, и Аня неодобрительно смотрит.

— Ну вообще-то дел много, нужно как минимум в художественный магазин съездить! — улавливаю ботанские нотки в ее голосе.

— Завтра и съездим, — миролюбиво соглашаюсь с ней.

Я так и не написал тебе ничего этим вечером, чтоб не навязываться.

Ты тоже.

Быстро заканчиваем с ужином. Головная боль проходит, джетлаг тоже. А вот сонливость — нет. На активные действия сегодня у меня нет сил.

— Предлагаю пиво и кино дома, — Аня после еды тоже растеряла амбициозность.

— Поддерживаю, — кладу незначительный чай в счёт и встаю, — голова не работает абсолютно.

По дороге домой заходим в небольшой супермаркет с прицелом на вечернее кино и завтрашний день. Кладу в тележку мусорную еду — алкоголь, закуски. Аня же берет продукты для завтрака и кофе в зёрнах. Умничка. С ней точно не пропаду.

На кассе прошу еще одни сигареты, снова, под недовольный взгляд девушки.

С комфортом располагаемся на моем балконе. Воздух душный, вязкий, тёплый. Воздух, смешанный с усталостью и нервозностью, опьяняет меня ещё до алкоголя.

Нервозность исходит от меня — я проверяю телефон каждые 10 минут. Хоть и специально положил его экраном вниз. Сообщений от тебя на нем так и не появляется.

Это не остаётся без внимания Ани.

— Кто-то должен написать? — Аня чуть щурится, открывая по очереди мою и свою бутылки.

Молчу и верчу в руках бутылку, делаю глоток, чтоб не отвечать.

Думал, будет легко признаться после Макса, в итоге не получается.

— От того красавчика, который приходил к тебе на диплом?

Давлюсь пивом и смотрю на Аню.

— Что? — в замешательстве ставлю бутылку на стол. Что делать? Отпираться? Или уже признаться, случай-то подходящий?

— Что? — делает глоток. — Я не слепая.

— И почему вы все это так легко воспринимаете? — вздыхаю от бессилия.

Никогда бы не подумал, что, во-первых, на мне все написано, а во-вторых, всем настолько похуй.

— Ну ты же не психопат или уголовник, а просто гей, что плохого-то, — спокойно пожимает плечами.

— Пиздос, — насупливаюсь, как маленький.

— Ну так что, я права? — Аня не намерена сдаваться.

— Права, — все ещё пытаюсь свыкнуться, что моя ориентация ни для кого не секрет.

— Красавчик. Как зовут?

— Влад, — произношу твоё имя и как бы пробую его на вкус. Вкус потрясающий.

— И как познакомились?

— Ань, что за допрос? — недовольно фыркаю. — В больнице познакомились, когда я палец сломал. Он врач.

— Ооооооо, — протягивает, хитро улыбаясь, — так вы давно вместе!

— Нет, не очень вообще-то, — не могу сдержать тяжелый вздох. — Все сложно. Теперь вот ещё поступление это.

— Ммммм, отношения на расстоянии.

— Надеюсь, нет, он вроде как тоже переезжает. Давай закроем тему, а?

— Эх, значит не будешь вместе со мной квартиру снимать, — Аня как ни в чем не бывало перестаёт расспрашивать меня и снова наполняет наши стаканы.

Она правда позволяет мне закрыть эту тему и переходит на свою излюбленную — об учебе.

Приговорив за час все пиво, мы разбредаемся по своим комнатам, и я не раздеваясь падаю на кровать.

Надо написать.

«Я сказал Ане про тебя». Отправляю. Смайлик в ответ.

СМАЙЛИК В ОТВЕТ?! Это что ещё за хуйня, Влад?

***

Утро опять начинается с таблеток от головы.

Мысленно благодарю Аню за то, что вчера она купила кофе. Потом ещё раз за то, что она этот кофе сварила сегодня на двоих.

Когда аспирин и кофеин подействовали, мы с ней обнаружили себя за столом в кухне друг напротив друга с кислыми минами.

— Что такой грустный? — первой тишину нарушает Аня.

— Написал вчера Владу, а он прислал мне смайлик, — бессильно опускаю голову на руки. — Это начало конца, да?

— Может, занят был, — Аня пожимает плечами. — Не мороси.

— А ты что грустная?

Аня смотрит на меня внимательно и коротко и безэмоционально бросает:

— Похмелье.

Признаю. Дурацкий вопрос.

***

Академия такая огромная. Огромная и красивая.

Сначала мы обходим главный корпус, залипая на винтовые лестницы и потолок, но берём себя в руки и идем к приемной комиссии с документами.

Здание холла завораживает. Как будто ты принадлежишь к чему-то великому. Хочу тоже принадлежать к этому.

На подходе к кабинету приемной комиссии кто-то окрикивает Аню. Девушка поворачивается, а я пытаюсь понять, что это за парни.

— Андрей? Офигеть! Вы что, тоже поступаете? — Аня взвизгивает от радости и обнимает парней.

— Да, в прошлом году не прошли, но в этом уж точно поступим.

Андрей? Это наши ДПИшники? Точно, прошлогодний выпуск. Смутно их припоминаю.

— Это Саша, — Аня кивает на меня, — хотя вы ж, наверное, знакомы.

— Ну, лично нет, но я видел тебя в училище, — подаёт голос второй парень.

Не знаю его имени. Видел ли я его?

— Извините, парни, у меня плохая память на лица, — жму руку обоим по очереди.

— Да виделись по-любому, мы просто редко приходили на учебу.

Как и все мы. Все, кроме Ани, разумеется.

— Вы заняты седня? У нас вечеринка будет, приходите! — говорит тот, который Андрей. — Сейчас скину тебе адрес.

— Что там, много поступающих? Большой конкурс? — Аня как всегда больше интересуется учебой, чем вечеринкой.

Смайлик ебет голову, и сейчас мне интереснее больше узнать про приглашение.

— Говорят, что нет, я поэтому и решил ещё раз рискнуть.

Мы прощаемся, а через полчаса я получаю расписание экзаменов взамен на свои документы.

Стою и молча смотрю на Аню.

— Мы пойдём на вечеринку? Я бы надрался.

— Ты вчера надрался, — Аня хмыкает.

— Нет, вот прям в говно. Мне что-то тревожно, — автоматически лезу в карман за сигами.

— Ну пошли, давай только сначала погуляем. Мы ж в Питере наконец-то.

Не сказать, что прогулка смогла отвлечь меня от грустных мыслей.

После того смайлика новых сообщений не было.

«Подали документы, сегодня вечеринка. У тебя как дела?». Отправляю. Тишина.

Через несколько минут приходит ответ «Работа заебала, много не пей».

Лаконично.

Показываю телефон Ане:

— Это нормально?

— Вполне.

Вот это выдержка. Я такого дзена никогда не поймаю. Хотя, может, если бы это были не мои отношения, я реагировал бы так же.

— У меня плохое предчувствие.

— У тебя другое-то бывает вообще? — смеется Аня.

***

Мы приходим, когда вечеринка в самом разгаре.

На входе нам сразу вручают стаканы с чем-то, по запаху напоминающим виски-колу.

Большая квартира, вид которой говорит мне о тяжёлом финансовом бессилии хозяина.

Много людей, которых я совсем не знаю. В любое другое время я бы сюда не сунулся, но сегодня мне жизненно необходимо подобное мероприятие. Не знаю, что это за спонтанное желание сделать ещё хуже, чем есть.

Мебели в квартире почти нет, ремонта тоже. Присутствующие выпивают в большой комнате сидя на полу, пустые бутылки ставя в угол. Со светом тоже проблемы, такое чувство, что разливают алкоголь на слух.

Курят прямо в помещении — это мне очень нравится. Ане — не очень.

Намешиваю себе вторую виски-колу до краев пластикового стаканчика и закуриваю. Осматриваю собравшихся. Некоторых как будто уже видел.

Аня разговаривает с парнем, который нас позвал.

Второй — Андрей, расположившись на диване, о чем-то беседует с рыжей красоткой. Окидываю взглядом людей рядом и вижу, как эту деву прожигает взглядом высокий парень.

Его внешность привлекает мое внимание хотя бы тем, что он кажется младше всех присутствующих: короткие соломенные волосы, сига за ухом, пирсинг в крыльях носа, обтягивающие джинсы и объёмная футболка. Нахожу в нем и в рыжей красотке какие-то общие черты.

Парень ловит мой взгляд и поднимает одну бровь.

Я уже достаточно выпил и по-тупому улыбаюсь ему вместо того, чтоб смущаться.

Злобно смотрит на меня. Я не знаю, что у тебя за проблемы, пацан, но хуже мое настроение ты уже не сделаешь.

Продолжаю ему улыбаться во все 32. Парень демонстративно закатывает глаза, потом смотрит на рыжую, которая уже обнимает Андрея и проносится к выходу, хлопнув дверью.

Через 3 часа я полностью справляюсь со своей миссией нажраться. Похоже, Ане придётся нести меня домой. Прости, подруга, мне это было нужно.

Сейчас я практически не думаю о тебе. О том, что ты так далеко. О том, что ты перестал мне писать, как только мы поднялись в воздух. О том, что я, видимо, тебе не нужен.

Сажусь на пол в коридоре, пока Аня вызывает нам такси. Просто потому что стоять уже не могу. Краем глаза снова замечаю недовольного парня с соломенными волосами. В хорошо освещённом коридоре вижу, что у него веснушки и отросшие темные корни.

— Марк, помоги его спустить, пожалуйста, ты тут по-моему единственный трезвый, — Аня просит этого недовольного о помощи.

Парень с веснушками послушно садится рядом на корточки, чтоб подхватить меня.

Моргаю и проваливаюсь в пустоту.

Выныриваю обратно, когда меня кто-то трясёт за плечо и выводит из машины. Парень с веснушками?

— Я, между прочим, его люблю! Можно было мне и ответить, — пытаюсь объяснить всем присутствующим причину моего состояния. Сейчас эта информация кажется мне очень важной для собравшихся.

— Саш, успокойся, — Аня придерживает дверь подъезда, чтоб мы зашли, точнее, чтоб меня завели. — Марк, я так тебе благодарна за помощь, ты бы знал. Никогда не видела, чтоб этот придурок так нажрался.

— Что у него за драма? — впервые подаёт голос пацан.

— Ну любовная, разумеется. — Аня открывает перед нами дверь в квартиру. — Все, я его дальше доведу.

Алкоголь больше не может находиться во мне и меня тошнит нам с пацаном на ноги.

— Суууууууууууука, — наверно, пацан снова закатил глаза.

Меня тошнит снова.

Парень ведёт меня в ванну и засовывает голову под холодную воду. Сам садится на край, слегка придерживая меня.

— Че у тебя случилось, убогий?

— Иди нахуй, ты вообще кто такой? — грублю ему в ответ.

Убогий. Да, видимо, убогий. Со мной, убогим, видимо, порвали на расстоянии. Других причин мне не отвечать я не вижу.

— Человек, которому ты кроссы обблевал, вот кто, — спокойно отвечает мне пацан.

Человек, которому я обблевал кроссы, вытаскивает меня из-под холодной воды и кидает полотенце.

— Вставай.

Встаю, и пацан отводит меня в спальню, где я сразу же падаю на кровать.

— Ещё блевать будешь? — интересуется, стоя в дверях комнаты.

— Нет.

— Заебись.

Комментарий к Глава 11. Смайлик в ответ

Очень рада буду получить обратную связь (как всегда!)

Все материалы по теме и без неё я буду публиковать здесь: https://t.me/ne_ochen_ok

========== Глава 12. Знакомая история про «кроссовки» и «заблевал» ==========

В третий раз мое утро в этой квартире начинается с аспирина. Ещё немного, и это может войти в привычку.

Время — четыре. Голова болит невыносимо.

Недовольная Аня на кухне что-то читает, нарочито игнорируя мое появление.

— Как мы домой попали? — делаю усилие, чтоб задать вопрос. Голова готова расколоться.

Вопрос, который реально очень интересует меня. Смутно помню какие-то моменты вчерашней ночи, но составить их в один временной ряд не получается.

— Мы с Марком тебя привезли, — Аня сухо отвечает, не отрываясь от книги.

С кем? Не помню, чтоб я с кем-то знакомился.

— Кто такой Марк?

— Парень с вечеринки, — снова сухо и не глядя на меня, глаза прикованы к книге, лежащей на коленях.

Понятнее не становится, просто какие-то рандомные факты, которые не коррелируются с моими воспоминаниями и провалами в воспоминаниях.

— Ни черта не помню, — кладу таблетки обратно в коробку и убираю ее в шкаф, стараясь не делать резких движений.

— Конечно, блять, Саша! — Аня внезапно кричит, наконец-то подняв на меня глаза, от этого моя голова готова взорваться.

— Только не ори. Поверь, мне и так плохо, — я медленно сажусь на стул рядом, выставляя руку вперёд в защитном жесте.

— Недостаточно. Я вчера отмывала твою блевотину в коридоре.

Блять. Аня зло захлопывает книгу, и я ее совсем не виню.

— Никогда не пил так, чтоб ничего не помнить.

Медленно тянусь к своему телефону с желанием проверить телегу. Не особо надеюсь увидеть там сообщения от тебя.

А зря. Смотрю в экран не моргая. Аня вопросительно смотрит на меня, у меня же в глазах темнеет.

После твоего последнего смайлика я обнаруживаю хулиард сообщений. Своих.

«Влад, почему ты мне не отвечаешь?»

«Че за нахуй смайлик?»

«Я скучпю»

«Хули ты менч игноврируешь?»

«Я тебч лбблю Влад»

Это что, я написал? А точно я? Какая существует вероятность похищения телефона?

Не хочу верить в правильность Бритвы Оккама в этом моем частном случае.

Может быть, это как раз то исключение, которое подтверждает правило?

Хотя с фига ли исключения подтверждают правила?

Отдышавшись после лёгкого приступа паники, листаю дальше и вижу всего одно сообщение от тебя:

«Смена сложная, котенок, завтра вечером напишу»

Аня встаёт и смотрит мне в телефон через плечо:

— Это ты ещё на вечеринке писал, судя по времени, а я думала, что это ты там затих.

— Класс, ничего не помню, — еле держусь, чтобы не разныться, — надо было отобрать у меня телефон.

— Да вечером извинишься и скажешь, что надрался, — Аня в свойственной ей спокойной манере пожимает плечами, как будто ничего особенного не произошло. Как будто я не похерил свои отношения.

Когда меня слегка отпускает, соглашаюсь сходить с Аней за материалами в художественную лавку, мне даже интересно, что там. Как у нас в провинции или там художественный рай? Анечка считает, что это должно меня отвлечь. Я считаю, что отвлечь меня может разве что апокалипсис.

Выходим на улицу, и я закуриваю. Аня даже не хмурится, видимо, с меня сегодня и так хватит внутренних терзаний. Сегодня я генерирую их без посторонней помощи.

Осталось дождаться вечера.

Аня предлагает прогуляться до салона пешком, и я соглашаюсь, хоть как-то скоротаю время.

Через несколько часов мы с холстами и бумагой располагаемся на берегу канала.

В художественном салоне действительно рай, жаль, что не подходящий моему скромному бюджету.

Я распаковываю свою уличную еду, когда мне приходит сообщение от тебя: «Вечеринка прошла на ура?)»

С сердца камень падает от этой скобочки. Свою шаверму я сразу же откладываю в сторону.

«Пиздец, Влад, я так больше не буду, это атмосфера творчества, помноженная на атмосферу Ленинграда»

Отправляю и падаю спиной на траву:

— Влад написал, вроде не злится.

— Я ж говорила, — Аня поглощена едой, а меня немного мутит после вчерашнего или от сегодняшних сообщений, не понимаю уже.

Телефон снова вибрирует:

«И я тоже лбблю и скучпю, котенок»

Сердце замирает. Смотрю в экран.

Спасибо Одину, или кто там сегодня на смене наверху, за это.

Мы не расстались, как только я поднялся на борт самолёта. И ты не сбежал от моих пьяных признаний.

Не так я себе представлял, конечно, это все. Не думал, что в пьяных сообщениях в телеге скажу, что люблю тебя.

Хотя с другой стороны, может, оно и к лучшему. Я романтизирую слишком большую часть своей жизни.

Может быть, пора взрослеть.

***

Следующие две недели проходят в атмосфере бесконечного энтузиазма.

Мы легко сдаём экзамены. На радость всем поступающим, конкурс в этом году и правда небольшой.

К тому же мне достаётся лёгкая заданная тема для композиции. Обожаю, когда получается обыгрывать вселенную на ее правилах.

Как сейчас, например. Я знал, что тема «волшебство» даёт минус балл, а тема «деревня» даёт плюс балл. Естественно, мой натюрморт содержал крынки, буханку хлеба и лапти. Богоугодно.

И я даже всерьёз начинаю думать, что смогу поступить.

Имея шкурный интерес, я рассказал своим самым крупным заказчикам, что я перебрался в Питер.

Офис их издательства располагается в северной столице, и я понимаю что в штате я буду получать совсем другие деньги.

Так и вышло, мной заинтересовались и пригласили на встречу.

Наши отношения тоже выглядят неплохо. Но это если брать во внимание, что мы в разных городах, а количество твоей работы не уменьшается.

Зато наши переписки приобрели весьма пикантный характер.

По вечерам к нам с Аней тянутся все те, кого мы с надеждой считаем нашими будущими одногруппниками, тем более что день у нас, как правило, заканчивается выпивкой.

Живем, в общем, довольно весело, хотя тучи на горизонте сгущаются.

Хотя бы потому что я не могу найти квартиру, а ты не спешишь увольняться. Я стараюсь закрывать на это глаза, но получается не очень.

Сегодня у нас с Аней тихий вечер дома.

У моих проектов подкрадывается дедлайн, но работа не идет.

На ум приходят только мысли о том, что я понятия не имею, когда мы снова увидимся.

А ещё что у тебя сегодня выходной и мы можем нормально поговорить. Но говорить нормально у меня тоже не получается. Я хочу кричать. На тебя, на себя, на всю ситуацию в целом.

«Когда ты уволишься?»

Отправляю сообщение и гипнотизирую экран телефона.

«Через пару недель, сейчас совсем не до этого. Лучше расскажи, в чем ты сейчас» — приходит в ответ.

Ответ, который меня не устраивает.

«У меня последний экзамен через 3 дня, ты обещал прилететь»

«Саш, не усугубляй, пока не получается, я сам очень соскучился»

«Мне надо работать»

Набираю совсем не то, что хочу, и отбрасываю от себя телефон.

Откатываюсь на стуле на колесиках от рабочего стола, так и не притронувшись к открытому в Адобе макету.

Выхожу на кухню, чтоб налить себе чай, и встречаюсь взглядом с Аней.

Аня не одна, рядом с ней закинув ногу на ногу сидит незнакомая девушка. Не знал, что у нас гости. Угадываю в незнакомке рыжую красотку с вечеринки, ранние воспоминания того вечера у меня ещё сохранились.

— Привет, — первый здороваюсь с незнакомкой.

— Это Мила, она заканчивает Академию в этом году, — знакомит нас Аня, — а это — Саша.

Мила разворачивается ко мне на стуле и протягивает руку. Улыбается. Жму ей руку и тоже улыбаюсь.

— Наслышана, Марк все утро отмывал кроссовки.

— Кто такой Марк? — переспрашиваю. Вроде бы уже слышал это имя недавно.

— Парень, который тебя привёл домой, — поясняет Аня.

— Я думал, это ты меня привела, — пожимаю плечами.

Припоминаю, что Аня что-то такое говорила уже. Наливаю воду в чайник и нажимаю на кнопку включения.

— Марк сказал, что больше не пойдёт со мной никуда, подрастающее поколение академии пить не умеет, — смеётся Мила, — капец ты нас подставил, конечно.

— Да это только этот не умеет, — Аня кивает на меня, — хотя пацаны все не умеют. Я после этой вечеринки нормально пришла домой, умылась и легла спать.

— Мне кажется, девочки, которые говорят «я пьяная всегда смываю макияж перед сном» просто не знают значения выражения «быть пьяной», — смеётся Мила.

Мне она уже нравится. Да и вообще от этого разговора как-то полегчало. Жизнь продолжается.

— Передай своему парню, что я прошу прощения, — подхожу к кипящему чайнику и роюсь в ящике над ним в поиске чая в пакетиках.

— Какому парню? — растерянно переспрашивает Мила.

— Ну с кроссовками.

— А, нет, это мой брат, — отмахивается Мила.

— Ну брату передай, — пожимаю плечами, чайник вскипает, и я ухожу от девчонок с кружкой горячего зелёного чая.

Возвращаюсь в свою комнату и набираю тебе. Надо извиниться за свое пассивно-агрессивное поведение.

Знаю, что сегодня ты дома.

Сажусь обратно на удобное компьютерное кресло перед ноутом, пока слушаю гудки в телефоне.

— Привет? — вопросительное приветствие в трубке. Низкий родной голос в трубке.

— Привет, я пиздец как по тебе соскучился, — вздыхаю и на автомате бужу ноут. — Извини, что срываюсь.

— Я тоже соскучился, Саш, — успокаиваешь меня.

Успокаиваешь и не заостряешь внимание на том, что я агрессивно веду себя по отношению к тебе.

Закрываю глаза и представляю тебя.

После твоего бархатистого голоса легко представить и твой образ.

Вспоминаю твою широкую спину, виднеющиеся из-под футболки лопатки, как тогда в зеркале. Шею, ключицы, темные, зачёсанные назад, волосы.

Светло голубые глаза и то, как ты смотришь на меня. Тело начинает ныть.

— Хочу тебя, — шепчу, сам от себя этого не ожидая.

Моя скромность иногда улетучивается, да так, что это пугает даже меня.

Хочу коснуться тебя, хочу положить руку тебе на грудь, проскользить вниз и забраться под футболку.

Кусаю нижнюю губу и тяжело дышу.

Надеюсь, на кухне моего разговора не слышно.

Расстёгиваю молнию на джинсах, которые начинают сильно давить.

Запускаю свободную руку себе под футболку, касаясь кончиками пальцев горячей кожи.

Вспоминаю, какой у тебя голос, когда ты стонешь, и какие части твоего тела особенно чувствительны. Представляю твоё лицо, когда ласкаю тебя.

— Как ты меня хочешь? — кажется, твой голос стал ниже.

— Очень-очень сильно, — слышу, как с твоих губ срывается выдох. — Как только я о тебе думаю — у меня встаёт.

Слышу шорох в трубке. Раздеваешься? Надеюсь на это. Не перестаю говорить с тобой и обхватываю член рукой.

Слышу, как ты судорожно выдыхаешь, и полностью погружаюсь в процесс.

Меня это возбуждает.

— Что бы ты сделал, если бы я был рядом с тобой сейчас? — представляю себе, что я не в сером, одиноком Питере, а с тобой в одной комнате, что я прижимаюсь к тебе, а ты задираешь на мне футболку. Что рука на моем члене — твоя.

— Развернул бы тебя к себе спиной, стянул джинсы и обхватил бы член, — ты рвано выдыхаешь в трубку.

— Продолжай, — я медленно двигаю рукой вдоль члена.

— И потом бы я тебя трахнул, — с твоих губ срывается низкий стон.

Невозможно дышать. Уши закладывает. Вспышка эйфории пропитывает все тело и бьет по вискам.

— Не могу больше, Влад, — мне так хорошо, что я не обращаю ни на что внимание.

***

Остался последний вступительный. Литература. Все недостающие баллы по профильным экзаменам я с лихвой наберу здесь.

Вообще, считаю, что это невероятное читерство.

— Даже не верю, что это все, — говорит Аня, когда мы после экзамена выходим из Академии.

Мы договорились сегодня сходить в Летний сад, потому что Ане очень нужно посмотреть на розы.

Слышу сзади громкие быстрые шаги, кто-то бежит за нами. Оборачиваюсь и вижу догоняющего нас Андрея.

— Как лит-ра? Мне кажется, я все завалил! — на лице Андрея ни тени расстройства. — Но похуй. Сегодня придёте к нам? Отмечаем последний экзамен!

— Да вы каждый отмечаете, — недовольно отмахивается Аня.

— Мне работать надо, — как бы ни хотелось мне пойти, но мои расходы никто кроме меня не оплатит. — После объявления результатов придём, — и добавляю со вздохом, — если поступим.

— Если не поступим, тем более придём, — задумчиво протягивает Аня.

Да уж. Хотя даже не знаю, чему буду больше рад. Остаться здесь или вернуться домой, к тебе. Хотя теперь мой дом вроде как здесь, и это ты должен вернуться ко мне.

С нашего телефонного разговора прошло 3 дня, и ты мне больше ничего не писал. Странно. А я был так занят экзаменами и работой, что понял это только сейчас.

«Сдал последний экзамен».

Отправляю. Ответа нет.

Ответа нет и через час. Отправляю вдогонку: «Через день результаты».

Пора бы выбрать квартиру. Это я только говорю себе, что вернусь к тебе домой в случае неудачи. По факту — нет.

Настоящий рост начинается где-то здесь.

Пролистываю подходящие варианты квартир и добавляю их в избранное. Завтра позвоню. Завтра обязательно позвоню.

Наконец-то приходит сообщение от тебя.

«У меня здесь жопа полная, сильно занят».

Что ещё за жопа? Но внутренний голос молчит, наверное, что-то на работе.

***

Так волнуюсь, что все валится из рук, подкуриваю сигарету с третьего раза.

Аня подозрительно смотрит на меня. Даже не подозрительно, а скорее с удивлением.

— Ты же понимаешь, что поступил, да? — то ли интересуется моим мнением, то ли утверждает.

— С чего такая уверенность?

— Видела твои работы, дурачина, — хмыкает.

— Давай сначала проверим, что приёмная комиссия там увидела.

Массивные двери Академии пропускают нас внутрь.

Закрываю глаза ладонью и отворачиваюсь, когда мы доходим до вывешенных листов с баллами:

— Не могу смотреть.

— Господи, Саша, — вздыхает девушка.

Аня проходит дальше одна, а я так и стою посреди коридора с закрытыми глазами.

Вдруг чувствую, после несколько секундной паузы, как кто-то запрыгивает на меня:

— Поступили! Поступили, Саша, мы поступили!!! — я все ещё стою с закрытыми глазами, а Аня виснет на мне с ногами и отрывает мою ладонь от лица.

Крепко обнимает, и я, чтоб не упасть, сильнее держу ее. Со стороны можно подумать, что мы влюблённая парочка, которая вместе прошла на бюджетв вуз мечты.

— Но у меня больше баллов, — смеётся девушка.

— Да похуй вообще, я правда поступил? — я все ещё не до конца осознаю произошедшее.

— Правда, Саня, — Аня звонко целует меня в щеку.

— И что теперь делать? — может, пойти к стенду, чтобы прочитать свою фамилию? Может, так быстрее дойдёт?

— Ты типа не был готов к такому? — Аня легко спрыгивает с меня.

— Ну вообще-то да.

— Вот мудила ты.

— Не спорю, а делать-то что?

— Сегодня празднуем, послезавтра надо что-то там прийти подписать, и можно домой лететь, — резюмирует девушка.

— Я не полечу, мне надо квартиру найти, — задумчиво отвечаю.

Теперь точно нужно.

— Серьезно? — Аня недоверчиво на меня смотрит.

— Да, я с вещами приехал.

— Даже если б не поступил? — уточняет у меня.

— Ага…

— Сильно!

— Ага…

Отвлекаюсь от Ани, которая уже обнимается с нашими будущими одногруппниками, и пишу тебе: «я поступил, прикинь».

Ответ приходит сразу: «Я не сомневался, котенок»

И следом: «Завтра вечером прилечу, встретишь меня?»

Сердце готово разорваться. Я поступил, и мы завтра увидимся. Это что, демоверсия рая?

Сразу отправляю:

«Обязательно, напиши во сколько»

— Влад завтра прилетит, — быстро сообщаю новости Ане.

— Значит, мне лучше не ночевать дома, — смеётся девушка.

Я весь заливаюсь краской.

— Я пошутила, пошутила! Очень хочу познакомиться с твоим парнем, — Аня машет передо мной руками, как бы отменяя свои последние слова. — Сегодня тогда тебе надо пить поменьше.

— Да почему же, он вечером прилетает, — шучу я.

Хотя пить правда не собираюсь.

Вечером мы, как и обещали, оказываемся на вечеринке в той же пустой квартире.

Теперь уже с нашими одногруппниками.

Почти все приехавшие из других городов. Кажется, людей сегодня ещё больше, чем в первый раз. В какой-то момент я даже перестаю узнавать мелькающие мимо меня лица. Друзья друзей и их друзья — очень сложная схема взаимоотношений.

Сегодня моей целью остаться почти трезвым, и я погружаюсь в атмосферу вечеринки и разговоров. Разговоры преимущественно о искусстве:

— Ренуар изображал то, что видел. Я изображаю то, что понял, — слышу отрывок из разговора парней, поступивших на смежный факультет.

Незаметно хмыкаю в ответ на эту напыщенную цитату и беру себе банку пива.

— Что смешного? — вопрос откуда-то из-за спины. Тон явно не дружелюбный. Что же, незаметно не получилось.

Оборачиваюсь и натыкаюсь взглядом на неприветливого высокого парня. Пирсинг в носу, соломенные волосы, веснушки. Кто это?

— Ты кто? — озвучиваю свой вопрос.

— Ты уже второй раз спрашиваешь, кто я, слабо запомнить что ли? — хамит мне пацан.

Я удивлённо моргаю глазами на столь яркое проявление эмоций.

— Ты мне на кроссовки наблевал, когда я тебя домой принёс, — закатывает глаза парень, но объясняет.

Почему все в разговоре со мной закатывают глаза?

Знакомая история про «кроссовки» и «заблевал». Слышал ее уже несколько раз. Это и есть Марк?

— Ничего не помню. Извини за кроссовки, — пытаюсь свести наш диалог на мирные настроения.

— В пизду кроссовки, сиги есть?

Я киваю, и мы идём на балкон. Курить можно и в квартире, но сегодня мне это не нравится.

— Саша, — протягиваю парню руку, но вместо рукопожатия он вытягивает сигарету из пачки, зажатой у меня во второй руке.

— Я в курсе.

Щёлкаю зажигалкой, когда он зажимает фильтр между губ и ждёт, вскинув бровь. Прикуривает из моих рук и, затянувшись, медленно выпускает дым изо рта.

Я удивлённо на него таращусь. Вытягиваю другую сигарету и подкуриваю уже для себя.

Парень опирается на перила балкона и свешивается вниз. Угадываю скульптурные плечи под объемной футболкой. Пацан явно дружит со спортом.

— Твоя сестра сказала, что ты больше не будешь с нами пить, — опираюсь на перила локтями, выгибаю спину и затягиваюсь.

— Ты спрашивал про меня у сестры? — оживляется Марк, беззастенчиво рассматривая меня, повернувшись вполоборота.

— Нет, не спрашивал, она сама сказала, — пожимаю плечами.

— Ты мне тогда не ответил, что за драма у тебя была? — полностью поворачивается ко мне и смотрит в глаза.

Нахожу его даже довольно красивым. Если б не был таким хамоватым.

— Не важно. Сейчас все хорошо, — смущаюсь от такого вопроса в лоб.

Сейчас все просто отлично.

— Рад слышать, — произносит с совсем противоположным видом. — Ладно, увидимся.

Щелчком отправляет окурок с балкона и проходит обратно в квартиру, оставив меня одного.

Что это ещё такое?

Я откидываюсь на балконные перила и пишу тебе: «Пиздецки соскучился».

Ответа не приходит.

***

На следующий день нервничаю сильнее, чем перед результатами экзаменов.

Руки дрожат и потеют, постоянно вытираю их об джинсы, пока стою в аэропорту в толпе встречающих.

На табло объявляют, что твой самолёт сел, а значит, я скоро тебя увижу.

Сначала различаю в толпе твою макушку.

Сердце, кажется, сейчас выскочит из груди. Уже вижу твоё лицо в толпе, когда иду тебе навстречу. Оно появляется на пару секунд, пока его снова не заслоняют плечи и спины других пассажиров.

Наконец-то ровняюсь с тобой и обнимаю за плечи, борясь с желанием накинуться с поцелуями в переполненном аэропорту. Ты упираешься носом мне в шею и обнимаешь свободной рукой.

Мои любимые джинсы с рваной коленкой, белая футболка и совсем небольшая сумка с ручной кладью.

Я даже не знаю, на сколько ты прилетел, но судя по сумке — мы можем даже не выходить из аэропорта, ты, видимо, вечером обратно домой.

Неохотно отстраняюсь от тебя, когда наши объятия становятся слишком долгими для людей вокруг. А отстраняться я не хочу. Я хочу врасти в тебя, хочу быть одним целым.

Хочу сказать тебе все это, рассказать о своих чувствах, чтоб ты никогда меня больше не оставлял, но вместо этого произношу совсем другое:

— Ты хоть на ночь останешься? — киваю на сумку.

— Я тоже соскучился и рад тебя видеть, — хмыкаешь. — Да, на эту ночь останусь, если ты не против.

Вскидываешь бровь, и я чувствую себя глупо.

— Извини, я просто не понимаю, — опускаю глаза к полу. — От тебя последнее время ни звонков, ни сообщений почти не было.

Ты вскользь касаешься тыльной стороной ладони моей рукой, как бы успокаивая меня.

Мы проходим мимо выдачи багажа, к выходу из аэропорта.

— Поедем домой, или, может, ты голодный? — вытаскиваю телефон, чтоб вызвать такси.

— Давай доставку, может? — тепло улыбаешься мне, — хочу побыть с тобой наедине подольше.

— Тогда домой.

Через 10 минут загружаемся в машину, мне не терпится прижаться к тебе и задать кучу вопросов, но стесняюсь делать это при водителе.

Касаюсь своим коленом твоего, и это все, на что я решаюсь.

Ты смотришь на меня этим взглядом, которого я не замечал раньше. Тёплый, но очень грустный взгляд. Этот взгляд меня пугает. С таким взглядом не сообщают хорошие новости.

Меня вмиг разрывает, что я не могу сейчас обнять тебя и от осознания того, что завтра ты снова улетишь, как и от той мысли, что ты не просто так внезапно прилетел. Я чувствую, что это не к добру.

Про любовь мы поговорили в сообщениях, а для расставания ты лично прилетел?

Почему я постоянно думаю о расставании?

— Значит, ты завтра обратно? — спрашиваю тихим шепотом, наклоняясь к тебе.

— Да, Саш, только на день смог вырваться.

— Ты прилетел, потому что обещал, или у тебя плохие новости для меня? — решаю задать вопрос в лоб.

Ты тоже наклоняешься ко мне и почти касаешься губами моего уха.

— Потому что я очень соскучился, но новости у меня правда нерадостные, — накрываешь мою ладонь своей, — но все хорошо, Саш, у нас все хорошо.

Неужели это все? — спрашиваю я сам себя, пока мы в напряжённом молчании едем домой.

Да, это все — отвечаю я тоже сам себе.

Комментарий к Глава 12. Знакомая история про «кроссовки» и «заблевал»

Всем привет

1. Спасибо всем проявляющим активность, вы мотивируете меня писать дальше 🖤

2. Думаю, пора уже нарисовать пацанов и сделать обложку 🙃

========== Глава 13. Конфронтация ==========

Комментарий к Глава 13. Конфронтация

Всем привет 👋

Спасибо за отметки «нравится» и «жду продолжения» они меня правда сильно радуют 💛

Ленинград — действительно город неограниченных возможностей. Одна из них — возможность все проебать.

Вот я встречаю любимого человека в аэропорту, а через несколько минут этот человек говорит мне, что у него плохие новости.

Как здесь кукухой не поехать?

Даже если при этом тебя уверяют, что все хорошо. Вряд ли так уж хорошо.

Хотя накручиваю я себя тоже профессионально. Этого не отнять.

Пока мы едем домой, ты не убираешь свою руку с моей ладони, прижимая ее к сиденью машины. Я же изо всех сил стараюсь держать себя в руках хотя бы здесь.

Со мной происходит что-то странное, я с трудом контролирую свои эмоции, хотя и понимаю, что такими они быть не должны.

Добравшись до нашего временного дома, я на ватных ногах поднимаюсь на нужный этаж и, конечно же, роняю ключи, пытаясь открыть дверь.

Ты не выдерживаешь и сжимаешь меня в объятиях у двери в квартиру.

— Котенок, все в порядке, — обнимаешь меня очень крепко и шепчешь в шею, сбиваясь, — я просто должен ещё пару месяцев отработать в Тройке.

Твои волосы немного растрепались и выбиваются из обычной своей прически. Под усталыми глазами намечаются темные круги. Совсем не спишь? Или это от перелёта?

— Нормально расскажешь мне, что случилось? — чувствую, как мои щёки намокают. Я что, плачу?

Хотя я и так знаю, что ты мне скажешь. Что ты не можешь так просто оставить работу, что тебе нужно кого-нибудь там подменить, дождаться, помочь.

Помоги лучше нам.

— Расскажу. Сначала только домой зайдём и успокоим тебя, а то мне страшно, как ты себя накрутил, — целуешь меня в макушку, не разрывая объятий.

Твой шёпот меня успокаивает. Всегда меня успокаивает. Ты действуешь на меня удивительно. Возбуждаешь всего вмиг, но так же вмиг и усмиряешь. Я чувствую реальную зависимость от тебя.

Стоим в коридоре, кажется, минуту, хотя, может быть, и час, я путаюсь во времени.

Ты отстраняешься, чтобы подобрать ключи.

Сам открываешь дверь и, обнимая меня одной рукой за талию, заводишь в квартиру.

— Привет, ребята! — в коридор, нам навстречу, выходит радостная Аня, но осекается, видя мое помятое лицо. — Я надеюсь, это слёзы счастья?

Я немного оживаю от ее присутствия, из-за того что мы теперь не одни. Поднимаю голову.

— Это слёзы самонакручивания. Но мы почти успокоились, — ты разуваешься и ставишь свою сумку на пол. — Есть валерьянка или ромашка?

— Поищу, проходите в кухню, — Аня исчезает из коридора, — я, кстати, Аня!

— Я знаю. Я Влад, но ты тоже это знаешь, — ты развязываешь мне вансы и снимаешь с меня обувь, и только после этой всеохватывающий заботы я начинаю приходить в себя.

— Я — сам, я — нормально! — наклоняюсь, чтоб самому разуться.

— Саш, дай мне все сделать, — все-таки помогаешь мне разуться, встаёшь и целуешь меня в кончик носа. — Пойдём, накапаем тебе чего-нибудь седативного.

Обнимая меня за талию, заводишь в кухню. Я забираюсь с ногами на угловой кухонный диван и прижимаюсь к тебе. Что-то я совсем расклеился.

Аня действительно находит валерьянку все в той же коробке из-под кроссовок и протягивает тебе стакан воды и бутылёк с каплями.

Ты накапываешь нужное количество, и я выпиваю.

— Теперь можно и чай, да, Саш? — успокаивающе улыбаешься мне.

— Да, и я обещал доставку, роллы сгодятся? — достаю телефон и заказываю традиционно русско-японскую кухню.

Через четверть часа капли начинают действовать, и меня понемногу отпускает.

Ты нашёл общий язык с Аней, и вы уже смеётесь в полный голос. Травите с Аней истории из жизни. Аня иногда рассказывает постыдные училищные истории, связанные со мной, но я не в силах реагировать на них и просто воспринимаю все как данность.

Это как родители показывают фотоальбомы с твоими детскими голыми фотографиями.

Сидим так ещё час или полтора, я полностью успокаиваюсь, слава сраной валерианке, кто бы мог подумать.

Мне даже начинает казаться, что здесь так уютно.

— Ладно, ребята, уже поздно, я пошла к себе, — Аня встаёт и убирает свою кружку со стола в раковину, — утром увидимся.

— Спокойной ночи, — прощаешься с Аней.

Собираешь одноразовую упаковку от роллов и наводишь порядок на кухне. Моешь наши кружки, и я любуюсь твоей спиной, обтянутой тонкой тканью светлой футболки.

— Пойдём тоже спать? — выключаешь воду и поворачиваешься ко мне, вытирая руки бумажными полотенцами.

Я киваю и плетусь в спальню.

Осматриваешь мою комнату и выходишь на балкон. Цепляешься взглядом за полную пепельницу и смятые пачки возле садового кресла на полу. Молчишь. Знаю, что не одобряешь. Всегда, видя сигарету у меня в руке, докуриваешь ее сам.

На самом деле, меня это бесит. Куришь сам, но не хочешь, чтоб курил я.

Постоянно меня оберегаешь, защищаешь. Хотел ли я этого раньше? Был ли я таким?

Сажусь на кровать, снова подтягивая к себе ноги:

— Поговорим?

Смотришь на меня пронзительными голубыми глазами.

— Мне нужно остаться ещё на полгода, — ты тоже забираешься на кровать, скрещивая ноги перед собой. — Я поговорил с Санычем, он обещает перевести меня сюда зав. отделением, если я доработаю у него до конца этого года.

Я, блять, знал, что мне нельзя сюда ехать. Я, блять, знал. Я знал, что не будет этого «жили они долго и счастливо».

Чувствую, как болит под самым сердцем.

— Не молчи, пожалуйста. Я уже через 2 недели на все выходные купил билеты, — берёшь мои ладони в свои и подносишь к губам, нежно целуя мои пальцы.

— Мы с тобой и так нормально не встречались, а теперь вообще никогда не будем, — не моргая смотрю на тебя.

— Да всего полгода потерпеть, это же ерунда, — поднимаешься ладонями выше по моим рукам, поглаживая.

— А какие у меня гарантии, что через полгода ты снова не скажешь, что у тебя что-то там не получается?

— Никаких, но я сделаю все от меня зависящее, чтоб побыстрее перевестись сюда. Мне нужно подождать освобождающееся место, у Саныча на пенсию уходит коллега. Ты же понимаешь, что это хороший шанс? — переходишь пальцами на плечи и слегка сдавливаешь их. Я дергаюсь, но сразу чувствую, как напряжение сходит, а ты продолжаешь массировать мне плечи.

Вдыхаешь глубже, надеясь, что смог меня убедить.

— Зачем я только поступал, надо было оставаться дома, — меня трудно убедить, особенно сейчас.

— Шутишь что ли? Вы же все мечтаете об Академии!

Иногда мне кажется, что с высоты своего возраста ты понимаешь больше моего. А потом я вспоминаю случай в гражданской авиации, когда молодой пилот прогнулся под опытом старшего в экстренной ситуации, а самолёт разбился. После этого случая в пару к главному пилоту ставят только его сверстника.

О да, я так много читал об авиакатастрофах, что мне правда пора к специалисту.

— Я о тебе мечтал, — шепчу еле слышно.

— Так вот он я, никуда от тебя не денусь, — обнимаешь меня и сдавливаешь в объятиях. — Как ты? Успокоился хоть немного?

— Да, получше уже, — чувствую, что мне правда стало спокойнее. — Мне кажется, это от большого количества новых переживаний, я же тут работу ещё нашёл, кстати.

На самом деле я не особенно-то ее и искал.

— Первый раз об этом слышу! — ты слегка отстраняешься, чтобы видеть мое лицо.

— Я фрилансил у них, но раз я в Ленинграде, то они пригласили в офис за другие деньги уже. Думаешь, стоит? — сам знаю, что стоит, но почему-то хочу твоё ободрение.

— Ничего в этом не понимаю, Саш, — лукаво улыбаешься, — сам как думаешь, стоит?

— Думаю, да, — вздыхаю. — Будем спать ложиться или нет?

Ты так и сидишь рядом со мной, скрестив ноги перед собой.

Вдруг хищно прищуриваешься и приподнимаешься на колени, резко вытягивая вперёд мои ноги, согнутые в коленях. Так, что я падаю на спину.

— Или нет, — нависаешь надо мной сверху, опираясь на одну руку, и твои ранее зачёсанные назад пряди падают вниз, задевая мое лицо.

Запускаешь свободную руку мне под футболку, касаясь кожи кончиками своих длинных пальцев, и я вздрагиваю. Встречаюсь глазами с

твоим полным желания взглядом, направленным на меня.

Уверенными движениями избавляешь меня от мешающей футболки, и я шумно сглатываю, чувствуя, как твои губы касаются моего соска. Когда до моих ушей доносится тихий стон, я не сразу соображаю, чей он. Мой?

Отрываю голову от кровати и приподнимаюсь на локтях, чтобы видеть, что ты делаешь. Ловлю твой ответный взгляд исподлобья. Я вздрагиваю и падаю обратно на кровать, когда ты переходишь от соска к животу. Свободной рукой уже расстёгиваешь мне джинсы и обхватываешь член ладонью.

Судорожно выдыхаю, а ты оставляешь мне засос внизу живота, при этом сжимаешь пальцы сильнее.

Мои джинсы и белье летят вслед за футболкой.

— Только тихо, — шепчу я, — а то мы не одни.

Провожу пальцами тебе по волосам и цепляюсь за них на затылке. Удерживаю пряди, чтобы они закрыли твоё лицо. Как зачарованный смотрю, как ты делаешь мне минет. Заставляю брать глубже. Ещё пара движений.

А также демонстрирую жуткое нетерпение, хочу уже, чтоб ты выполнил все свои угрозы, сказанные накануне по телефону.

***

— На кого ты меня оставляешь? — укоризненно смотрю на тебя, сидя за столиком в кафе. Пытаюсь перевести все мое недовольство в шутку.

Сейчас ещё утро, но в шумном городе уже нечем дышать от растущей температуры.

Я растекаюсь по креслу в маленькой кофейне.

Мы решили позавтракать в центре и ехать провожать тебя в аэропорт. Вчера полноценно поговорить так и не удалось, хотя важных тем, кроме отношений на расстоянии, у нас много.

— Драматизируешь? — делаешь глоток американо.

Сегодня мое настроение на удивление стабильно. Более того, оно стабильно приподнятое. Как будто бы я выплеснул весь негатив вчера.

— Да, а что мне остаётся? Найдёшь дома себе кого-нибудь, а про меня и думать забудешь, — строю недовольную гримасу.

Резко мрачнеешь от моих слов. Странно, у нас же разговор на уровне шуток.

— Скорее, это ты себе найдёшь, все-таки новая компания, — протягиваешь задумчиво.

— Это исключено, — хмыкаю.

Найду, как же.

— Может, все-таки сниму тебе квартиру? — снова возвращаешься к теме квартиры, которую я упорно отказываюсь обсуждать. — Не хочу, чтоб ты с кем-то снимал или, простигосподи, в общаге жил.

Квартирный вопрос остался открытым. Раз мы не живем вместе, то отдельную квартиру я не потяну.

Аня прилетит только к началу учебы, а жить где-то мне нужно уже сейчас.

Можно было бы вернуться с тобой домой на месяц, но я невероятными усилиями воли решил выйти на работу и не таскаться за тобой. Уговариваю себя, что месяц все равно ничего не решит. Ты же полностью поддерживаешь мое решение, мне от этого одновременно гордо и грустно.

— Это тоже исключено. Я не содержанка, и что ты имеешь против общаги? — делаю глоток своего капучино, на котором бариста нарисовал сердечко.

Может, здешнее общежитие не такое уж и ужасное? Поживу полгода на бюджетные дотации.

— Очень много молодых людей вокруг тебя, вот что.

— Не знал, что ты такой ревнивец! — смеюсь и чувствую некоторое облегчение.

С тяжёлым сердцем провожаю тебя в аэропорт, уговаривая себя не переживать. Ты тоже уговариваешь меня. Почему-то от твоих уговоров только хуже.

Вот бы знать наперёд, как все сложится и где соломки подстелить.

Как правильно сделать? Уехать с тобой? Остаться тут?

К сожалению, жизнь пишется без черновиков. Ее нельзя редактировать и вычеркивать по отдельной строке. Исправить опечатки тоже не получится.

Прощаемся возле стойки регистрации, я даже неловко обнимаю тебя у всех на виду.

— Увидимся через 2 недели, Саш, не переживай, — ерошишь мои волосы, тебе вообще плевать на людей вокруг, — напишу, как сядем.

Тепло улыбаешься уголком губ и едва уловимо подмигиваешь.

— Ладно, поеду домой горевать, — тоже дёргаю одним уголком губ вверх, изображая улыбку.

— Ну Саша!

— Ну что? — смотрю на тебя насупившись.

Быстро осматриваю людей вокруг нас и обнимаю тебя снова. Стискиваю в объятиях и быстрым шагом ухожу к выходу, не оборачиваясь. Это стоит мне всех моих внутренних сил.

Решаю доехать на автобусе из аэропорта до остановки метро и прогуляться до дома пешком. Хотя идти прилично.

Я завидую детям, школьникам, прохожим и студентам, всем тем, кто считает себя частью этого города. Я же считаю себя частью тебя, оставшейся здесь.

Пока иду, вспоминаю, как мы познакомились, как пришёл к тебе впервые и потом провёл с тобой самые лучшие 2 недели.

Что ждёт меня теперь? Что ждёт меня здесь дальше? Полгода без тебя. А правда ли только полгода?

Между этими моими воспоминаниями и иллюзорными событиями будущего — моя пропащая, бесценная, единственная жизнь.

Где-то на полпути к дому я вдруг думаю — нужно уезжать из Ленинграда.

Нужно, но я не буду. Я хочу хоть раз в жизни выбрать себя.

Раз в жизни такое озарение бывает с каждым.

На удивление Ани, да и на своё тоже, домой я прихожу в бодром расположении духа.

— У тебя все хорошо? — моя соседка встречает меня в коридоре, куда-то явно собираясь.

— Да, — разуваюсь и протискиваюсь мимо Ани в кухню, — нам завтра доки подписывать?

— Да, — Аня неуверенно смотрит на меня, кажется, боится, что я головой поехал от всех этих переживаний.

— Я, наверное, общагу попрошу завтра. Как думаешь, они на месяц раньше пустят? — набираю стакан воды и жадно выпиваю после долгой прогулки.

— Думаю, нет, но, может, там надо кому-то заплатить? — Аня внимательно следит за моими действиями из коридора. Кажется, теперь не может решить, уходить или нет.

— По-любому, — хмыкаю. Почему я сам не догадался?

— Ты как? Точно все нормально? — Аня все-таки подтягивает к себе кроссовки, чтоб обуться.

— Да Ань, я, знаешь, подумал, что так больше нельзя. Я, блин, поступил, переехал в Питер, здесь тепло, богемно и вкусно. Влад через полгода переедет, у нас все хорошо, а я парюсь. И на работу меня ещё взяли уже к тому же.

— Блин, ты точно в порядке? — девушка так и застывает с этими кроссовками в одной руке и ложкой для обуви в другой.

Смотрю на Аню поджав губы.

— Ладно-ладно. Просто разительные перемены. Кто тебе так мозги-то вставил на место?

— Сами вставились.

Ничего не вставилось, конечно. Но я придерживался плана убедить в этом всех остальных, а там, может быть, и сам поверю.

— Ты футбол любишь? — неожиданно спрашивает Аня.

— Что?

— Что? Ну мячик там ногами пинают, знаешь, — фыркает девушка.

— Аня, какой нахуй футбол, ты о чем вообще, давай сначала.

— Я что-то не хочу тебя оставлять одного здесь, но я уже обещала Миле, что на футбол приду, — все-таки обувается, параллельно рассказывая сначала.

— Мила ходит на футбол? — пытаюсь сложить два и два. Получается все равно не четыре.

— А, ну да, Марк играет, там какие-то дружеские матчи по воскресеньям в парке. Может, пойдёшь со мной? — отворачивается к зеркалу и быстро красит губы, поглядывая на меня из отражения.

— Мне не нравится этот ваш Марк.

— Ну болей за вторую команду, делов-то, — отражение пожимает плечами и прячет помаду в сумку.

— Только если так, — обреченно вздыхаю.

— Значит, пойдёшь? — Аня резко оборачивается и улыбается.

— Ты меня хочешь от моих страданий по мужику отвлечь двадцатью другими мужиками? — тоже улыбаюсь.

— Почему двадцатью? Там двадцать два.

— Странно, что ты в курсе, сколько там кого, — искренне удивлён Аниными увлечениями. — Ненавижу футбол, но ладно, лучше, чем здесь сидеть.

Аня, конечно, — нечто. Толпа из одного человека. Удивительная способность к коммуникации.

Ничего не понимаю в футболе. Сижу рядом с Аней и Милой и пытаюсь абстрагироваться от поля.

Понятия не имею, кто из этих фигурок — Марк. Надо было хоть пива взять, может, так бы стало лучше.

Площадка находится на территории парка, и меня радует только то, что сегодняшний зной утихает и воздух становится прохладнее.

Зрителей немного — девушки игроков и прохожие, которые решили задержаться. Досиживаю до конца матча, проявив всю выдержку джентльмена, чтобы не уйти раньше.

Команда Марка выигрывает, и я радуюсь, что это наконец-то закончилось. Парни на поле радостно носятся, но со временем разбредаются к своим болельщикам.

— Теперь можно домой? — облегченно спрашиваю у Ани, когда на поле уже почти никого не остается.

— Он у тебя на отработке какой-то что ли? — внезапно спрашивает недовольный голос рядом.

Я поворачиваю голову и утыкаюсь носом в потного Марка, который ещё недавно был на поле.

— Да, заставила меня смотреть футбол, — отмахиваюсь от него и от не улыбающегося мне диалога.

— А ты не любитель? — Марк забирает у Милы бутылку с водой и выпивает, выливая половину на себя.

— Пиздец какой.

Марк хмыкает и делает шаг назад, когда на него налетают девчонки, сидевшие до этого недалеко от нас.

— Блиииииин, ты так круто играл! — начинает одна из них.

— Ты прям сделал игру! — вторит ей другая.

Марк их обнимает двумя руками и увлечённо начинает о чем-то расспрашивать, уводя девушек от нас.

— Господи, они ж на него так и липнут, — хохочет Аня.

— Да мне кажется, он ради этого и занимается вообще, — хмыкает Мила.

— Он типа на чем-то спортивном учится? — спрашиваю, вклиниваясь в их разговор.

Я без понятия, как это вообще работает и как называется. Никогда не интересовался командными видами спорта.

— Ну типа того, — как-то неловко отвечает Мила. — Поедете к нам?

— Не, я домой, сложный день, — моментально отказываюсь. Этот футбол лишил меня последних сил.

— Я тоже — мнётся Аня, по-любому просто хочет удостовериться, что я не вскроюсь дома.

Мы прощаемся, и я вызываю нам такси.

***

Осматриваю свою новую комнату в общежитии, довольно приличную, кстати. Свежий ремонт, семейные блоки, да и до сентября я буду в комнате один.

Судя по второй кровати — то с сентября всего лишь с одним соседом.

Самое страшное позади — я уже переночевал здесь одну ночь и даже разобрал вещи.

За прошедшие дни произошло слишком много событий.

Буквально за два дня моя жизнь полностью изменилась. Снова.

Мы суматошно подписываем бумаги о зачислении, и я снова студент.

На регистрации в общежитии я непрозрачно намекаю о деньгах за один летний месяц, и мне разрешают въехать уже сейчас.

После короткого разговора в издательстве мне предлагают выйти на работу с понедельника. Особо обсуждать нам нечего, мы же работаем вместе уже несколько лет.

Наши студенческие вечеринки быстро сходят на нет, когда весь абитур разъезжается по домам.

Аня тоже возвращается домой. Прощается, размазывая тушь по лицу, потому что боится оставлять меня одного. Как будто я что-то могу с собой сделать.

Точно два дня прошло? По ощущениям — два месяца.

И вот теперь я в этой самой комнате общежития.

Ещё я решил, что здесь можно курить. Но не криминально, не лёжа на кровати, а украдкой и в открытое окно.

Комендантов до сентября не будет.

Тоска по тебе никуда не делась, даже усилилась.

Я вообще уже плохо представляю, кто я такой. Почему я чувствую такой спектр эмоций и какие из них реальные, а какие я думаю, что мне нужно чувствовать.

Мне кажется, настоящий я так и остался где-то в начале мая, навсегда потерявшийся в тех летних ночах и твоих глазах.

Но сейчас этот май кажется мне таким далёким. Время, умноженное на пространство, творит чудеса.

Легче ли мне от этого? Нет, ничуть.

Нужно пережить две недели, и мы снова увидимся. Но хочу ли я так жить? Постоянно в ожидании.

После уборки курить хочется дико, вставать с кровати вообще не хочется.

Ещё бы поужинать выйти или доставку заказать. Время близится к вечеру, а я ещё не завтракал.

Я удобно устроился по диагонали на кровати, свесив голову вниз и закинув скрещённые ноги на спинку кровати.

Разрешить сегодня себе криминальный эпизод курения лёжа? Пожалуй, да.

Вытаскиваю из кармана джинс початую пачку и зажигалку. Не вставая с кровати и даже не меняя положения, подтягиваю к себе кружку с остатками чая.

Подкуриваю и стряхиваю пепел в остывший чай.

Телефон вибрирует где-то на полу, я молниеносно переворачиваюсь, чтоб быстрее прочитать сообщение от тебя.

Но вместо этого натыкаюсь глазами на сообщение с незнакомого номера:

«В бар пойдёшь?»

Кто-то из моих будущих одногруппников не уехал?

Отвечаю помедлив:

«Кто это?»

Ответ приходит незамедлительно:

«Благотворительность»

Что? Зажимаю значок микрофона и надиктовываю голосовое:

«Я не понимаю, кто это»

Пару секунд мелькают три точки на экране, и приходит ответ, тоже голосом. Нахальным, неприятным голосом. Чеканя слова и делая между ними паузы. Ну понятно все.

«В. Бар. Пойдёшь?»

Переворачиваюсь обратно на спину, затягиваюсь и снова зажимаю микрофон:

«С какой стати?»

Три точки мигают и исчезают. Появляются снова:

«Женщины переживают, что ты выпилишься от одиночества или нажрешься опять»

Очень интересная логика.

Топлю окурок в остывшем чае и набираю сообщение:

«И поэтому ты зовёшь меня в бар?»

«Так при мне же»

Аня, ну вот куда ты лезешь? Даже на расстоянии умудряешься. Слава богам, у меня нет проблем с отказами неприветливым типам.

«Не пойду»

«Ок»

Это оказалось даже проще, чем я думал. Вытягиваюсь на кровати и собираюсь с силами, чтобы встать и дойти до ближайшего магазина. Это будет самое простое в цепочке добычи еды. Потому что потом ещё готовить. Готовить я не умею. И не хочу.

Кошусь на телефон, может все-таки в бар?

Через несколько минут раздумий решаю, что так-то это не самая плохая идея. Считай, согласился на прогиб.

«В баре кормят?»

Ответ приходит сразу же:

«А ты пожрать хочешь?»

Барабаню пальцами по кровати, раздумывая, может все-таки пельменей сварить? Почему-то мне кажется, я пожалею об этой встрече.

Но отвечаю:

«Да»

Через минуту приходит сообщение:

«Столовка устроит?»

И следом ещё одно с адресом.

Открываю приложение, чтоб посмотреть по карте, где находится столовая. Оказывается, всего 30 минут пешком от моего общежития. Отправляю сообщение:

«Через 40 минут у входа».

Мгновенно собираюсь и действительно успеваю дойти за 30 минут. Издалека различаю знакомую чёрную фигуру у входа, что-то изучающую в телефоне.

Узкие джинсы по фигуре, чёрный лёгкий бомбер поверх футболки и белые кроссы.

— Сорян, что вместо алкоголя у тебя будет столовская еда и моя компания, — даже не протягиваю Марку руку для рукопожатия, в прошлый раз он меня проигнорировал.

— Я не пью, и это пиздатая столовка, — убирает телефон и открывает входную дверь.

Не пьёт? А зачем меня в бар звал?

— Почему не пьёшь? — догоняю его.

— Вредно.

— Курить тоже вредно, — автоматически выдаю ему прописные истины.

— Да ладно, а я думал — полезно, — фыркает Марк, — Заладил, как мой тренер.

В столовой Марк берет только какой-то салат, а я набираю полный поднос еды.

Еда оказалась действительно потрясающей.

— Блин, правда вкусно, — отодвигаю от себя первую пустую тарелку, выбирая между следующими блюдами.

— Ага.

— Что это за место такое?

— Учился рядом, — Марк пожимает плечами, копаясь вилкой в своём салате.

— Ты уже выпустился? — спрашиваю с набитым ртом. Марк выглядит скорее как первокурсник, чем как выпускник.

Марк некоторое время молчит, но отвечает:

— Исключили.

Почему-то меня это не удивляет.

— За что?

— За мордобой.

Мордобой, класс.

Марк внушает мне тревогу и беспокойство. Кажется, что он постоянно угрожает всему миру. Как будто парень признаёт единственную форму самоутверждения — конфронтацию.

От меня же веет неуверенностью и тоской. Я честный, разумный и доброжелательный. Всегда предпочитаю компромисс — борьбе.

— Спасибо за наводку, буду сюда теперь ходить, — мы выходим на улицу, и я испытываю некоторую неловкость, попрощаемся и по домам? Или нужно ещё какое-то время поддерживать беседу?

— Близко живешь?

Мне кажется странным этот вопрос от человека, который сегодня разговаривал со мной, как робот — короткими фразами, и не интересовался ничем вокруг себя. Я даже теряюсь.

— Ну относительно, три остановки туда, — неопределённо машу рукой куда-то.

Марк неторопливо вытаскивает помятую пачку из кармана бомбера, подкуривает сигарету и протягивает мне. Удивлённо таращусь на неё, но забираю.

Затем закуривает сам.

— Пошли.

Это ещё зачем?

Комментарий к Глава 13. Конфронтация

1. Марка здесь вообще быть не должно было, но как-то само случилось

2. А теперь главный вопрос - кто? Марк или Влад? 😹 (да понятно что Влад, но все таки)

3. Мамамия, 13 страниц

========== Глава 14. Марк ==========

Комментарий к Глава 14. Марк

Всем привет 👋

Отдельное спасибо всем, кто проявляет активность, вы - лучшие 💛

Ради вас, я когда-нибудь это допишу ✨

День в этой комнате начинается тогда, когда в неё попадают первые лучи утреннего солнца. Я лениво жмурюсь от них и потягиваюсь на тёплой постели, нагретой солнцем.

Мысли о покупке штор в эту комнату посещают меня только на рассвете, ведь просыпаться так рано не входит в мои планы.

Перекатываюсь на дальний край кровати, куда не попадает солнце, чтобы ещё подремать.

Но в мысли лезут события вчерашнего дня. Это были очень странные полчаса в тишине в компании Марка, когда он молча проводил меня до пропускного пункта в общежитии. Казалось, если бы бабушка-божий одуванчик на входе не спрашивала пропуска — он бы и в комнату за мной пошёл.

Просидел бы там молча, потом собрался и молча ушёл.

Что за тип? Самый странный тип из всех, кого я знаю.

После того, как у него попросили пропуск, он протянул мне руку для рукопожатия, молча развернулся и ушел.

И угораздило же его быть единственным моим знакомым на весь этот чужой и огромный город.

Не могу понять, что у него на уме.

Таскался со мной весь вечер, потому что Аня и Мила попросили?

Или ему настолько скучно? У него же есть какие-то свои увлечения? Тот же футбол, например.

Хотя, если подумать, до этого он везде таскался за сестрой — два раза я встречал его с Милой на наших квартирниках.

Может быть, у него правда нет друзей?

Это было бы логично, он же такой душка.

Но что самое странное — молчать с ним было на удивление комфортно.

Уже середина недели.

Я так спешил каждый день до этого, что теперь, когда дела кончились, я не знаю куда себя деть.

Теперь я все отчетливее понимаю, что не умею отдыхать.

Я понятия не имею, что делать сегодня.

Хочется напиться, если честно.

А ещё хочется остаться на весь день в кровати. И даже не пытаться начинать жить новый день, он все равно будет бессмысленный без тебя.

Касаюсь пальцами экрана телефона, чтобы разбудить смартфон и проверить сообщения. Одно всплывающее уведомление на главном экране.

Не от тебя:

«Просто я не могла оставить тебя там совсем одного!»

Вчера вечером я отправил Ане гневное голосовое о том, что я не нуждаюсь в ее заботе. Тем более руками третьих лиц.

Не то чтобы я плохо провел вечер, но меня не нужно спасать.

«Ну не Марка же ко мне посылать! Ты знаешь, что его исключили за то, что он кого-то избил?» — отправляю Ане.

«Знаю, но Марк — хороший парень», — приходит в ответ от моей дважды одногруппницы.

Да уж. Очень хороший и общительный парень.

Подтягиваю к себе свою импровизированную пепельницу и набираю тебе сообщение:

«Чертовски скучаю»

И, не надеясь на скорый ответ, встаю.

Удобно устраиваюсь с кружкой-пепельницей на подоконнике, перекидывая одну ногу через карниз. Больше никаких криминальных прокуриваний комнаты.

Затягиваюсь, погружаясь в мысли о тебе. У меня не получается уйти от своего прошлого. Это кажется, что тебя окружает Питер. А тебя окружает прошлое.

Нервно мну сигаретный фильтр пальцами, телефон в другой руке вибрирует, и я вижу сообщение от тебя:

«Что-то ты рано сегодня»

Хочу, чтобы ты поскорее приехал ко мне и рассказал о каждом своём дне.

Ты в этом мире стал мне ближе всех.

***

С приходом выходных чувствую, что попал в День сурка: каждое утро просыпаюсь от солнца. Солнце в Ленинграде! Мне все врали!

После завтракаю несколькими тяжками и растворимым кофе, пишу тебе, смотрю сериалы или ролики на ютьюбе, пару часов бесцельно слоняюсь по комнате, но все-таки заставляю себя немного поработать.

Далее нормально обедаю пельменями или тем, что можно сварить, не имея таланта к кулинарии, снова работаю, снова что-то смотрю и ложусь спать. И так по кругу.

С ума сойти. Вот она — потрясающая жизнь в культурной столице.

Мне бы мастер-классы давать.

Сегодня ситуация изменилась где-то между сообщениями тебе и сериалом. Замечаю новое уведомление в мессенджере от Марка. Мы не переписываемся просто так и не обмениваемся мемами. Сообщения от Марка, скорее, напоминают телеграммы.

Открываю его и вскакиваю с кровати вместе с ноутом, даже не ставя видеоряд на паузу:

«Сегодня футбол»

Я ненавижу футбол, но сидеть здесь у меня больше нет сил. Если за час сделаю всю работу на сегодня, то как раз успею.

Неделя изоляции творит со мной удивительные вещи.

Мои волосы уже изрядно отросли, и их кончики достают до плеч. Я небрежно собираю пряди на затылке резинкой. От этой жары и влажности они пушатся и завиваются на концах полукольцами, приобретая ещё более неряшливый вид. Не мешало бы подстричься.

Придирчиво осматриваю свой гардероб, хотя знаю его наизусть и выбирать там не из чего. Надеваю солнцезащитные очки в роговой оправе, поправляя их на переносице. Зашнуровываю неизменные вансы, кажется, я буду ходить в них даже зимой.

Закрываю входную дверь в комнату, спускаюсь вниз, душное метро, пересадка, я на месте.

Парни на поле уже о чем-то договариваются, но народу, как и в прошлый раз, немного. Я подсаживаюсь к девчонкам на импровизированных трибунах.

— Привет! — неловко улыбаюсь им, вытягивая ноги перед собой.

Девочки осматривают меня заинтересованно и, видимо самая отважная из них, мне отвечает:

— Привет! — подаётся ближе, — ты за когоболеешь?

— Ээээ, — я неуверенно мычу. У парней на поле нет какой-то одинаковой формы или названий команд, — может быть, за Марка?

Хотя может и наоборот — против. Как предлагала Аня.

— Саша! Ты тоже здесь! — сначала я слышу только голос, но потом чувствую объятия и упираюсь носом в рыжие кудри Милы.

— Привет, меня твой брат позвал, — пожимаю плечами так, как будто бы я пришёл сюда между делом. На деле же это самое интересное событие за большую часть недели.

Чувствую на себе взгляд с поля. Оборачиваюсь, чтоб рассмотреть, кому он принадлежит, и, конечно же, встречаюсь глазами с недовольным пацаном. Хотя сегодня он выглядит более доброжелательно, чем обычно. Поддавшись какому-то порыву, вскидываю руку вверх и машу ему.

Так, ну в отличие от первого матча я хотя бы теперь знаю, какая из этих фигурок — Марк. Может, от этого станет интереснее.

Через час понимаю, что не станет. Хорошо, что эти дружеские матчи не такие уж и долгие.

Уже плавлюсь от жары, устроившись на скамейке рядом с перешептывающимися девушками.

Игра заканчивается, и спустя ещё некоторое время ребята на поле начинают расходиться.

Встаю и покидаю своих соседок, чтобы попрощаться с Милой и Марком. Ищу их глазами и первой из толпы высматриваю рыжеволосую девушку.

— Саша! Рада была тебя видеть! — Мила снова обнимает меня и целует в щеку, — поедешь к нам?

— Нет, я домой собирался, — отказываюсь от приглашения, хотя никуда я, конечно, не собирался.

Провожу взглядом по полю с трибунами и нахожу Марка, которого уже зажимают между собой девчонки, сидевшие до этого рядом со мной.

— Марк, пока! — машу ему на некотором расстоянии, когда встречаюсь с ним глазами. — Спасибо за приглашение.

— Стой, дело есть, — Марк ловко высвобождается из объятий той девушки, которая спрашивала, за кого я болею. — Барышни, пока!

— Какое ещё дело? — недоуменно спрашиваю, когда парень нагоняет меня.

— Никакого, просто хотел уйти, — Марк пихает меня плечом по направлению к выходу со спортивной площадки.

— А можно как-то поаккуратнее? — я уворачиваюсь от его толчков мне в спину.

— Жрать хочешь?

— Что, в столовку? — хмыкаю в ответ.

Дергает плечами.

— Нормальные люди бухать ходят вечерами, а ты в столовку.

— Я не пью, — снова дергает плечами.

— Зато я пью, — смеюсь в ответ, рассматривая парня.

Он ещё не переоделся после игры. И, кажется, не пришёл в себя от полученного адреналина. Лаконичный пирсинг в крыльях носа поблескивает на солнце, короткие волосы влажные и взъерошенные.

— Ок. Пять минут, — Марк, не дожидаясь моего ответа, обходит меня и ныряет в раздевалку.

Покорно дожидаюсь его у входа на спортплощадку, пиная носком землю. Через несколько минут рядом со мной снова появляется этот неразговорчивый пацан с веснушками. Он переоделся, и теперь наш тотал блэк нарушают только идеально белые кроссы Марка.

— На заливе был?

— Что? — не сразу понимаю я вопрос.

— Пойдём, — Марк молча указывает рукой направление и быстрым шагом идёт туда. Мне остаётся только идти следом.

— Сегодня тебя тоже Аня попросила за мной присмотреть? — решаю вывести парня на диалог.

— Сегодня — нет.

— И куда мы идём? — не отстаю от него.

Не сказать, что ему не нравятся мои вопросы, отвечает он хоть и немногословно, но абсолютно беззлобно.

— За пивом.

— Ты же не пьешь? — удивляюсь я.

— Слышал, что бывает безалкогольное.

Фу, безалкогольное пиво — это вообще дно.

Мы действительно доходим до ближайшего супермаркета, и Марк скромно берет себе банку безалкогольного пива. Я же беру в несколько раз больше и только такое, где нет пометки 0%.

Парень вызывает такси, и мы с нашей добычей все в том же молчании едем в сторону залива. Снова думаю о том, что молчать с Марком как-то естественно.

Может быть, потому что я знаю, что он видел меня в ужасном состоянии и ниже падать мне уже некуда.

Таксист высаживает нас посреди ничего, но Марк уверенно двигается в каком-то ему одному понятном направлении.

Доходим с ним до полоски песка, я разуваюсь и погружаю ноги в горячий песок. Боги, это потрясающе.

Марк тоже снимает свои кроссы и уходит по пляжу дальше, туда, где меньше людей. Находит более-менее свободный участок и садится, зарывая голые ступни в песок. Я сажусь рядом и достаю наше пиво. Взрываем банки и молча чокаемся ими.

Пляж медленно накрывает закатом, и по мере поглощения мной пива наше молчание нравится мне все меньше.

— Зачем ты со мной таскаешься? — задаю Марку вопрос в лоб. — У тебя что, друзей нет?

— Нет, — красноречиво отвечает мне пацан, сделав глоток.

Что «нет»? друзей нет, или «нет» — я не прав? Если бы Марк был не таким скупым на слова — было бы намного проще. Хотя на оскорбления, например, он не скупится.

— Как может не быть друзей? — решаю, что я все-таки прав.

— Ну у тебя же нет, — совершенно беззлобно отвечает Марк.

Беззлобно, но я вскипаю:

— У меня есть, просто они все остались в другом городе!

Марк ведет плечами. Этот жест я видел сегодня тысячу раз.

— У меня тоже были.

— И что случилось? — допытываюсь я до него.

— Недопонимание.

Я легко приговорил первую банку и уже открываю вторую. Людей на пляже становится меньше, когда редкий ветер с воды заставляет ёжиться.

— Давно в футбол играешь? — не оставляю я попыток в диалог.

— С детства, — Марк ставит свою недопитую банку на песок.

Потрясающий диалог.

Мы прямо-таки родственные души.

— А ещё чем занимаешься?

— Да много чем. Но вообще у меня за бокс медальки.

Я был готов ставить на любую лёгкую атлетику. Но не на бокс. Марк не подходит для бокса. Слишком уж он для него, что ли, красивый?

Парень поворачивается лицом к заливу, чтобы застать последние краски заката.

Мне начинает казаться, что Марк представляет из себя смесь неуверенности и самонадеянности — это удивительное сочетание, но так чаще всего и бывает.

Может, дело не во мне вообще? Может, он не меня хотел поддержать, а ему самому невозможно одиноко?

Каждый из нас несёт в себе маленький личный пожар. А я всегда думаю, что пожар только во мне.

Через полчаса солнце совсем скрывается, а я добиваю второе пиво.

Марк так и сидит все это время ко мне спиной, цедя свою единственную банку безалкогольного.

— Что ты будешь делать с учебой осенью? — вот уже второй раз принятый мной алкоголь не дает Марку спокойно отмалчиваться.

— Переведусь куда-нибудь. Надеюсь, все уляжется и на соревнования допустят, — отвечает мне спина.

— На какие соревнования? — я обхожу Марка и сажусь перед ним, вдруг разговор пойдёт.

— Не знаю, региональные?

— У тебя серьёзные медальки что ли?

— Были серьёзные, теперь из серьёзного у меня только с батей проблемы, — хмыкает Марк.

— То есть ты очень серьезно кого-то разъебал?

— Да, очень серьезно. Скандал был — пиздец. Теперь жду помилования от федерации. С институтом-то, хуй с ним, — наконец-то я получил больше трёх слов в одном предложении.

— А эти штуки разве можно? — указываю пальцем ему на нос, почему-то решив, что это намного важнее, чем то, что его отлучили от привычной жизни.

— Это — после отчисления.

— Значит, вытащишь?

— Скажут — вытащу.

Мне на секунду становится грустно, они ему подходят.

Марк наконец-то заканчивает свою банку безалкогольного и тянется к сигаретам. Я протягиваю ему свой алкоголь:

— Ещё?

Машет головой из стороны в сторону. Ну нет, так нет. Забираю у него подкуренную сигарету из пальцев и делаю затяжку, после возвращаю назад. Курим по очереди и ёжимся от ветра. Особенно Марк, меня-то хоть алкоголь греет.

А после четвёртой банки мне становится уже очень хорошо. Можно лучше, да некуда.

— Прикинь, я не купался этим летом даже! — резко вскакиваю, охваченный внезапной идеей.

— Завтра искупаешься, — Марк смотрит сначала на меня, после переводит взгляд на воду.

— Хочу сейчас, — я начинаю расстегивать на себе ремень и джинсы, получается не с первого раза. Скидываю джинсы на песок и тянусь к футболке, — пойдем со мной!

— Не собираюсь, — Марк внимательно следит за моими действиями, когда я снимаю футболку, его взгляд застревает на некоторое время в районе резинки трусов.

— Не будь занудой!

— Ты надрался, — взгляд Марка проходится по моему животу снизу вверх, по груди и остановился где-то в районе ключиц.

— Конечно, а теперь пойдем купаться! — я тянусь к футболке Марка, касаюсь ее и упираюсь пальцами в железный пресс парня. Марк пружиняще по диагонали отступает на полшага, не сводя взгляда с моей руки.

— Я тебе въебу, если ты сейчас руки не уберёшь, — вдруг рычит на меня пацан, и я как-то сразу ему верю и убираю. Правда же въебет.

— Ой, ну как хочешь, — уверенно направляюсь к воде и захожу по щиколотку. Блять, как холодно. Но обратного пути уже нет.

Дома, наши озёра прогреваются летом выше разве что на пару градусов. Так что мне не привыкать.

Захожу по середину бедра и резко погружаюсь в воду. От силы несколько минут нахожусь в ледяной воде и выхожу. На берегу становится ещё холоднее.

Сразу же кутаюсь в свои вещи, которые мне протягивает Марк, и сажусь на песок рядом с ним.

Все-таки это была не лучшая моя затея.

— Легче стало? — парень отрешённо смотрит куда-то в сторону воды, но потом переводит взгляд на меня.

— Несказанно, — улыбаюсь ему, а Марк протягивает мне свой бомбер. Молча пялюсь на него, как дурачок.

— Бери, заболеешь.

Меня трясёт от холода, но я стараюсь не подавать вида.

Марк накрывает меня своей курткой, и мы сидим так ещё несколько минут, глядя на отражение луны на водной глади.

Я — на несколько часов забывший о тебе, с новым знакомым в незнакомом городе.

И Марк — чей ход мыслей и мотивацию я совершенно не могу проследить.

Комментарий к Глава 14. Марк

Дальше будет жара, буквально, в следующей главе 😉

========== Глава 15. Ветер крепчает ==========

Даже не знаю, на что я вчера рассчитывал, ныряя ночью в холодную воду, но сегодня у меня явно температура.

Это точно омрачит мой первый рабочий день в офисе.

Но я — не ссыкло. Я встаю, чищу зубы, закидываюсь парацетомолом и иду на работу.

Я — не ссыкло, я — мудак.

Мудак, потому что, зная, что сегодня важный день, все равно пошёл с Марком на залив, выпил лишнего и купался в ледяной воде.

Мудак, потому что вместо того, чтобы произвести хорошее впечатление своей командной работой, я с гудящей головой от неспадающей температуры 8 часов пытался сосредоточиться на элементарных задачах.

Был ли смысл вообще в этом переходе с удаленки? Очевидно же, что от решения пойти в офис я получил только проблемы. Мог бы провести еще месяц с тобой, но вместо этого я с жаром и тошнотой гипнотизирую офисный монитор.

К вечеру температура поднимается сильнее, и сейчас, стоя в переполненном вагоне метро, я готов упасть замертво. Но упасть не получится — я придавлен другими пассажирами со всех сторон.

Мысли путаются, руки не слушаются меня, и ноги постоянно запинаются. Глупые ноги. Глупый-глупый я.

Набираю тебе, едва зайдя в комнату. Сегодня динамо — это я. Ты прислал мне уже миллион сообщений, но я не в силах сфокусироваться на буковках перед собой. Включаю громкую связь и падаю на кровать лицом вниз.

Дико хочется спать.

Через несколько гудков ты отвечаешь:

— Ну наконец-то, Саша! Я уже морги обзванивать хотел! — слышу твой голос из динамика. Голос явно недоволен.

— Морги пока не нужно, но я уже близок, — поворачиваюсь на бок и пытаюсь сфокусироваться на телефоне.

Кости ломит — мне так жарко, что хочется сейчас с себя все снять, хотя несколько минут назад меня била крупная дрожь.

Озноб ненавижу даже ещё больше, чем жар. Вот и так ты лежишь уже в свитере, носках и под двумя одеялами, а ещё и бездомную собаку готов на кровать закинуть, чтоб грела.

— Что такое, Саш, что случилось? — твой тон за 3000 километров меняется на обеспокоенный.

— У меня, походу, температура.

— Сколько? — вздыхаешь ты.

— Не знаю, градусника нет, — я переворачиваюсь на спину, — вот бы ты прилетел и полечил меня.

— Что из лекарств у тебя есть? — игнорируешь мои комментарии.

— Нихуя, — запинаюсь я. — А, ну парацетамол.

— Как ты умудрился-то вообще? Под кондером продуло?

— Купался в заливе. Ночью, — не вижу причин скрывать механику получения температуры.

— Нормально ты там развлекаешься, конечно, — длинная пауза. Думаешь, стоит меня сегодня отчитывать или нет? На этой паузе я начинаю терять связь с реальностью, но твой голос выводит меня из дремы, — есть кто-нибудь, кто сможет тебе помочь?

— Ты? — профессионально ебу голову.

— Саш, ну я серьезно, я только в пятницу вечером прилечу, а тебе сегодня надо, — твой голос в трубке заботливо объясняет мне очевидные вещи.

— Прилети сегодня, — зачем-то начинаю капризничать. Чувствую детскую обиду на то, что ты так далеко, когда нужен мне.

— Говори адрес своего общежития, я тебе доставку из аптеки закажу, спуститься сможешь к пропускному? — теперь слышу нотки раздражения и в твоём голосе.

Почему я обижаюсь? Я же в своём уме и знаю, что так просто прилететь у тебя не получится. Но я все равно обижаюсь.

— Не надо, я спать лягу, завтра все пройдёт, пока, — сбрасываю звонок не дождавшись ответа от тебя.

Перезваниваешь.

Перезваниваешь снова.

«Что за детский сад!», «Саш, меня дико бесит, когда ты в одностороннем порядке перестаёшь со мной разговаривать!» — читаю твои сообщения и проваливаюсь в сон.

Завтра, конечно же, ничего не проходит.

Первое время после пробуждения кажется, что все в порядке, но как только я сажусь на кровати — комната плывёт.

«Набери мне, как проснёшься!» — последнее сообщение от тебя, отправленное вчера вечером.

«Я проснулся, мне лучше», — вру в ответ.

В офис пишу, что заболел. Нужно было сделать так ещё вчера.

От Ани тоже есть сообщения, интересуется, как я. Болею, как.

Парацетамол, чай, сон.

Все известные мне способы самолечения.

Телефон высвечивает на экран твоё имя, и я отвечаю на звонок, ставя на громкую связь.

— Котёнок, как ты себя чувствуешь? — тёплые нотки в голосе говорят мне, что ты не злишься.

— Пока не встаю — хорошо, — вздыхаю я.

— Вот и не вставай, я сейчас пришлю тебе доставку, — твой голос окутывает меня заботой.

— Ты не знаешь куда, — хмыкаю я в трубку.

— Знаю. Я вчера Ане позвонил, когда ты решил меня игнорировать, — строго отвечаешь, но я все ещё в объятиях твоего заботливого голоса.

— Я надеюсь, ты ее не сильно напугал?

— Сказал, что у тебя температура и не могу дозвониться, и что, наверно, ты спишь, — ты кратко пересказываешь мне разговор.

— Давай ты так больше делать не будешь, ок? — недовольно мычу в динамик.

— Давай ты тоже, ок? — передразниваешь меня.

— И я сам закажу, не парься, мне правда нормально, — молчу, — прости за вчера, меня так тут кроет.

— И ты прости, что я так далеко от тебя. Ты там за 3 дня не вздумай умереть.

— Постараюсь, — температура меня догоняет, и я уже с трудом поддерживаю диалог. — А ты дома?

— Шутишь, я вообще не помню, когда там был последний раз, — слышу обреченный вздох. — У меня сегодня вторая смена подряд. Спал часа 4, наверно.

Теперь я ещё чувствую вину, понимая, что ты так работаешь, чтобы взять несколько выходных подряд.

— Извини.

— Что? За что? — от недосыпа ты, видимо, тоже плохо соображаешь.

— Что приходится из-за меня график подстраивать.

— Это не из-за тебя, это для меня, — слышу какие-то взволнованные голоса на фоне, — мне пора, если хуже станет — звони обязательно!

— Вылечишь меня словом? — не могу удержаться от колкости.

— Очень смешно, — а сам не смеёшься. — Выздоравливай, котёнок.

— Постараюсь, — нажимаю на кнопку сброса и тянусь за остывшим уже чаем.

Перед тем как провалиться в сон, пишу ещё и Ане, что я уже выздоравливаю и собираюсь сегодня весь день лежать, чтобы она не волновалась.

Обратно из сна меня вырывает настойчивая вибрация телефона около моего лица. За окном темнеет, а ещё я чувствую, что футболка и простынь подо мной все мокрые от пота.

На удивление, звонок не от тебя или Ани, а от Марка.

— Скажи номер комнаты? — раздаётся в трубке, и я не понимаю значения этих слов.

— Что? — переспрашиваю его.

— Номер. Комнаты. — Марк медленно и четко произносит слова, как будто у нас проблемы со связью.

— 211, — говорю на автомате.

Марк отключается, оставляя меня одного с непониманием и холодными липкими простынями.

Через несколько минут я слышу стук в дверь. Первый раз слышу этот звук здесь. До этого ко мне никто не приходил.

Мокрая футболка неприятно липнет к спине, и я стаскиваю ее, скидывая на пол, оставаясь в домашних штанах, и сильнее закутываюсь в сухое и тёплое одеяло. На ватных ногах подхожу к двери, хватаясь за стены, и открываю ее.

Появление Марка на пороге моей комнаты не вызывает у меня абсолютно никаких эмоций. Ну в принципе, почему бы и да. Пропускаю его в комнату, ловя головокружение.

— Вечер в хату, — Марк на пороге скалится и протягивает мне руку.

— Как тебя пустили-то вообще? — отвечаю ему вместо приветствия, но руку пожимаю.

— Сказал, что ты умираешь, — Марк ставит принесённые пакеты на пол, снимая свои белые кроссы у входа. Ловко подхватывает пакеты и осматривает мое жилище. — Аскетично.

— Почти бесплатно, — прокашливаю я в ответ.

— Заметно, — уголки губ Марка ползут вверх.

Он подходит к маленькой двухкомфорочной плите и зажигает ее. Молча открывает шкаф над ней и изучает содержимое.

— У меня электрический чайник, — комментирую его действия, логично рассудив, что он ищет чай.

— Я не буду греть суп в чайнике, — Марк достаёт из шкафа небольшую кастрюлю и вертит ее в руках.

— Ты принёс суп?

— Да, столовский.

— Не хочу есть, — я мнусь с ноги на ногу рядом с ним, опираясь рукой о столешницу, чтоб не упасть.

— Придётся. Иди ложись, нехуй тут стоять на холодном полу.

В принципе, да. Ложусь обратно в кровать, продолжая разглядывать пацана.

— Аня, да?

Он выливает суп из контейнера в маленькую кастрюлю и разогревает. С микроволновкой было бы проще.

— Ну.

— Не стоило, — вздыхаю я.

— Определенно. Я ещё в аптеке что-то купил, — берёт один из принесённых целлофановых пакетов и кидает мне.

Рассматриваю содержимое, обнаружив там среди лекарств градусник.

Момент истины.

— Спасибо, что пришёл, — снова вздыхаю, не зная как выразить свою признательность за это.

Частично сбрасываю одеяло с плеч и груди и зажимаю градусник подмышкой.

— А где, — Марк поворачивается, собираясь что-то спросить, но замолкает на полуслове и просто смотрит на меня.

— Что? — я укутываюсь обратно под одеяло.

— Какая температура? — немного помедля спрашивает, не глядя мне в глаза, а фокусируясь где-то в районе моей шеи.

— Не знаю ещё, но думаю 37 и сколько-нибудь.

Чувствую себя паршиво, но если не вставать, то жить можно. Поэтому ложусь обратно с градусником. Марк включает чайник и вытаскивает из пакета лимоны и какие-то банки.

— У тебя чай есть?

— Да, на холодильнике, — я достаю градусник. — А нет, 38 и сколько-нибудь.

— И сколько именно?

— И три, — тяжело вздыхаю.

— Нехуй купаться было, — Марк наливает мне тарелку горячего супа и ставит ее на стул около кровати, — ешь.

— Да ладно, было весело. Пошёл бы со мной, сейчас бы вместе лежали, — отмахиваюсь я от Марка, снова принимая сидячее положение.

— Чтоб к тебе лечь, надо обязательно заболеть?

— Что?

— Что? — Марк хмыкает и ставит рядом с супом кружку чая с мёдом, лимоном и имбирем.

Быстро съедаю все, что он принёс, практически не чувствуя вкуса, чтобы побыстрее лечь обратно. Пацан относит посуду обратно на мини-кухню, моет тарелки и возвращается ко мне со стаканом воды и таблетками.

— Пей, — протягивает мне раскрытую ладонь с таблетками.

— Что это?

— Тебе не похуй? — ухмыляется пацан.

— Однозначно похуй, — забираю у Марка из ладони колёса и запиваю водой.

— Ладно, спи, я пошёл, — забирает свой рюкзак со стула.

— Да я весь день спал, не могу уже, — вздыхаю я.

— Можем кинцо просмотреть, — неожиданно предлагает парень и ставит рюкзак обратно.

— Если тебе со мной не впадлу, — оживляюсь я.

— Почему мне должно быть впадлу? — Марк подхватывает с пола мой ноут и садится рядом на кровать.

Я двигаюсь к краю с середины постели, чтобы он смог удобно устроиться. Марк будит ноутбук, и на мониторе появляется наша с тобой переписка. Ничего криминального, никаких дикпиков, но я выхватываю у Марка ноутбук и переставляю себе на колени, экстренно сворачивая и закрывая телегу. От всех этих резких движений одеяло сбивается и падает с моих плеч. Марк на автомате возвращает его на место, случайно дотрагиваясь до моей кожи.

— Ебать ты горячий, — удивляется он и кладёт мне руку на лоб, — я сейчас тебе холодное полотенце принесу, ищи пока фильм.

Через минуту Марк уже с мокрым и холодным полотенцем возвращается назад и кладёт мне его на лоб. Я дёргаюсь от внезапного холода, но потом облегченно вздыхаю:

— Потрясающе!

Марк фыркает и снова забирает у меня ноут, оценивая мой кинематографический выбор.

— Ужасы что ли? Приемлемо.

— Да, мне нужно что-то расслабляющее, — под холодным полотенцем я даже как будто начинаю быстрее соображать, — смотрел?

— Нет, — Марк снова хмыкает и нажимает на плэй.

Уютно устраиваюсь головой на изголовье кровати и вывожу первые 20 минут фильма, после, конечно, проваливаюсь в сон. Скорее даже в дрему, иногда просыпаясь на скримерах и снова засыпая на тревожной музыке. Иногда моя голова соскальзывает Марку на плечо, но он никак на это не реагирует, а у меня реагировать нет сил. Окончательно из сна меня вырывают руки Марка, которые заботливо укладывают мою голову на подушку.

— Как кино? — бормочу я.

— Так себе. Хорошо, что ты все проспал.

— Я уже смотрел, — ловлю непонимающий взгляд Марка, — тебе хотел показать.

— Что ещё ты хотел мне показать? — он насмешливо улыбается.

— Что? — я не понимаю сути вопроса.

— Ок, тогда я погнал, — поднимает голову, смотрит мне в глаза и улыбается.

Его взгляд сейчас — абсолютная нелепость: настойчивый, насмешливый и наивный.

— Завтра зайду, не помри, — Марк обувается, забирает свой бомбер с вешалки и закрывает за собой дверь, а я снова проваливаюсь в сон, на этот раз довольно крепкий.

Крепкий и, как оказалось, лечебный, потому что к следующему утру я если и не чувствую себя прекрасно, то по крайней мере умирать уже не хочу и даже чувствую вернувшийся аппетит.

Первым делом проверяю сообщения и решаю позвонить Марку, чтоб предупредить, чтобы он сегодня не приходил, но, услышав в трубке хриплое, тягучее, спросонья сказанное «что?», подвисаю.

Это заспанное «что?», хриплым голосом, путает все мои мысли. Я что-то хотел сказать ему?

— Привет, мне лучше, — наконец-то собираюсь с силами.

— Классно, может, ты сегодня не уснёшь на фильме, — слышу как Марк зевает, все ещё говоря с хрипотцой.

— Я вообще хотел сказать, что ты можешь не приходить.

— Почему?

— Ну мне уже лучше.

— И?

Я даже не могу придумать, что ответить. Марк действительно заходит с ноги в мои обстоятельства.

— Что тебе в столовке взять?

— Э… — я снова стопорюсь от слов Марка. Или от его хриплого голоса?

— Ладно, сам решу, давай, пока, — Марк сбрасывает звонок, и я несколько секунд таращусь на телефон в руке.

Так и таращусь, пока не открываю нашу переписку и пишу тебе: «привет, мне намного лучше».

В ответ моментально приходят несколько сообщений: «все равно не вставай никуда сегодня!», «я забронировал гостиницу на выходные, встретимся там в пятницу».

Пишу в ответ: «Очень хочу тебя увидеть».

Вижу, как ты набираешь сообщение — так долго, что я уже тянусь к зелёному значку с трубой, чтоб позвонить тебе, но в итоге ты так ничего и не отвечаешь, и значок с тремя точками пропадает.

Несколько часов бесцельно серфю в интернете, и, когда котик на видео катается на роботе-пылесосе, слышу стук в дверь.

— Открыто! — кричу с кровати.

— Привет, — Марк заходит в комнату, снова с контейнерами в пакете.

Пацан разувается, наступая на мыски своих белых кроссовок. Сегодня он снова в узких чёрных джинсах и ослепительно белой футболке.

Проходит на мини-кухню и достает из пакета контейнеры с едой. Не спрашивая у меня ничего, ставит чайник и разогревает на плите столовскую еду. Я встаю с кровати и подхожу сзади к пацану, колдующему у плиты.

— О, тефтели, — комментирую происходящее в сковородке и случайно задеваю ее. Сковорода кренится и соус от тефтелей красным пятном расползается по белоснежной футболке Марка.

Я представляю, как по мне сейчас расползется колото-ножевое.

— Ебаный рот, — рычит Марк, закрывая глаза и делая глубокий вдох. Я вижу, как поднимается и опускается его грудь и как он борется с собой и пытается успокоиться и не начать орать.

— Прости, — тихо говорю я, приготовившись огрести за свою неуклюжесть.

— Дай мне, пожалуйста, другую футболку, может быть, эту я спасу, — медленно выговаривает Марк и аккуратно стягивает с себя некогда белую одежду, чтоб не замарать ее ещё больше.

Я подскакиваю к шкафу и ищу для него свежую футболку из своих, надеясь, что пиздежа удастся избежать. А когда поворачиваюсь к пацану обратно, с чистой футболкой в руках, чуть не врезаюсь в него, потому что он оказывается за моей спиной. Выставляю руки вперёд, и моя кисть скользит Марку по груди, натыкаясь на небольшую горизонтальную штангу в левом соске. Перевожу взгляд на правый — там такая же.

— Прости, — почему-то единственная мысль, которая сейчас меня посещает — о другом пирсинге на Марке, про который я не знаю.

— Что ты извиняешься весь день? — Марк забирает у меня футболку и быстро надевает.

— Я нет, ничего, давай я постираю?

— Я сам, лучше с едой разберись, — говорит пацан и скрывается за дверью ванной.

Я покорно раскладываю разогретую еду по тарелкам и сажусь за единственный стол в комнате.

Второй раз за день чувствуя сковывающее чувство под диафрагмой, возникающее как ответная реакция на действия парня.

Через несколько минут дверь ванной открывается и появляется Марк, кажется удовлетворённый своей работой.

— Выбрал фильм? — спрашивает пацан, садясь за стол.

— Я думал, сегодня ты выбираешь, — жму плечами и тянусь к кружке с чаем.

Марк молчит и мы обедаем в тишине, после чего пацан все-таки возвращается к нашему разговору:

— Ок, давай тогда нормальный фильм посмотрим. — Он встаёт и забирает наши пустые тарелки, чтобы помыть их.

— Это какой?

— Давай Хичкока, — спрашивает парень с утвердительной интонацией.

— Это что-то черно-белое, — ною я.

— Это что-то пиздатое, не заставляй меня разочаровываться в тебе, — абсолютно серьезно смотрит на меня Марк, ставя мытую посуду на сушилку.

Снова настойчиво и жестко.

После этого по-хозяйски падает на мою кровать, подтягивая с пола ноут:

— Ты идёшь?

Я сажусь рядом, слегка задевая его плечо своим.

— Если б я не знал, что ты учишься вместе с Милой, никогда б не подумал, что ты с художественного, — вдруг говорит Марк.

— Это ещё почему? — в мою голову лезут всевозможные мысли, в основном связанные с моими профессиональными недостатками.

— Ну ты не как все эти творческие блаженные.

— Да я хуевый художник потому что, — вздыхаю я.

И с четких широт, добавляю про себя.

— Почему?

— Ну я не из тех, кто горит этим и готов всем пожертвовать, лишь бы рисовать. Говорят, отношения нужны, только чтобы ловить вдохновение, когда они прекращаются, а у меня даже так не работает.

— Что за чушь? — Марк вскидывает одну бровь вверх, сдерживая смех.

— Короче у меня хуевый прогресс в рисунке, удивляюсь как в Академию поступил, — отмахиваюсь я, откидываясь на спинку кровати.

— Неважно, с какой скоростью ты двигаешься — главное не останавливаться.

— Это что за подъездный дзен? — хмыкаю я.

— Че блять? Я типа быдло по-твоему? — теперь уже Марк смеётся в голос, смех у него тоже с приятной хрипотцой.

— Ну были поначалу такие мысли, — я тоже улыбаюсь.

— Это мне говорит человек, который мне третьесортные ужасы включал вчера, а Хичкока смотреть не хочет, потому что он черно-белый блять!

Как больной смеюсь со слов Марка, но в целом по факту все.

— Считай, у нас сегодня обучающая ретроспектива Хичкока будет. А завтра ещё и ретроспектива Полански, — пацан открывает ноут и ищет нужный фильм.

— Я работаю завтра, — отвечаю ему с нескрываемым расстройством.

— Значит, вечерняя ретроспектива, урезанная, — Марк находит фильм и включает его. — Я тебя заберу с работы.

Я даже не спорю с Марком, как отшептали. Тем более, мне все больше нравится его компания. Я уже не чувствую опасности от него, скорее чувствую безопасность рядом с ним.

После тех первых звоночков, после которых Лидия Бреннер должна уже почувствовать неладное, я ставлю фильм на паузу и иду заварить себе ещё чая.

— Когда ты узнаешь, допустят ли тебя до соревнований? — спрашиваю я, когда чайник почти кипит.

— На следующей неделе разбирательство.

— А ты сейчас тренируешься? — закидываю чайные пакетики в кружки и заливаю их кипятком.

— Да, — Марк внимательно следит за моими чайными действиями.

— Значит думаешь, что не отстранят?

— Я б в любом случае тренировался, — Марк заводит руки за голову и потягивается, от чего я вижу светлую полоску кожи над ремнём джинс.

— Почему?

— Я люблю это, — пацан пожимает плечами.

Мы продолжаем смотреть, как на американский посёлок нападают птицы, и мой телефон вибрирует входящим звонком от тебя. Марк косится на телефон в моих руках, на котором высвечивается «Влад». Я ставлю фильм на паузу и говорю Марку, что мне надо ответить, беру со стола сигареты, которые он там оставил, и выхожу в коридор общаги, оставив Марка одного.

Отвечаю на вызов и направляюсь к окну в конце коридора, который через несколько дверей от моей, и открываю окно.

— Привет, котёнок, не разбудил? — слышу в телефоне твой бархатный голос.

— Нет, я фильм смотрел, — закуриваю находу.

— Что смотришь?

— Хичкока, — затягиваюсь на последних шагах и выдыхаю дым уже в окно.

— «Психо»?

— «Птиц», «Психо» следующий. А ты чем занимаешься?

— Домой только пришёл, мечтаю о двенадцатичасовом сне, — твой голос такой родной.

— Я думал — обо мне, — смеюсь я. — Ты во сколько в пятницу прилетаешь?

— Котёнок, — ты замираешь, молчишь дольше приемлемого, и я понимаю, что ты не прилетишь.

— Понятно, — я сбрасываю вызов и хватаю стеклянную банку, служившую здесь пепельницей, и запускаю ей о стену. Хорошо, что в нашем крыле сейчас живу один я.

Один я и Марк. Который выходит в коридор на звук разбивающегося стекла.

— Все в порядке? — пацан подходит ко мне и вытягивает из пачки сигарету, осматривая осколки и окурки на полу, — у тебя есть веник?

— Есть, — отвечаю и пытаюсь унять злость внутри себя.

— Ну щас покурим и соберём, — Марк носком кроссовка сдвигает крупные осколки в кучу.

— Пиздец ты спокойный.

— А че, поорать на тебя? Ты и без этого дохуя эмоциональный, — пацан вытягивает шею и выпускает сигаретный дым в окно, и я залипаю на это действие.

— Даже не верится, что ты кого-то разъебал, — говорю первое, что приходит мне в голову.

— Так я работаю над этим, — улыбается Марк и затягивается.

Телефон в моей руке периодически вибрирует и светится от входящих сообщений, это не остаётся без внимания Марка, но он не спрашивает, и я ему за это очень благодарен.

Приводим в порядок курилку, Марк говорит, что принесёт завтра металлическую банку, на случай повторения моей истерики.

Когда Марк уходит в туалет, я открываю сообщения от тебя:

«Заканчивай свои психи, Саша! Я, вроде бы, не развлекаюсь, а делаю все возможное»

«Какого хуя ты не отвечаешь?»

Я, все ещё злясь, заваливаюсь на кровать, чтоб продолжить просмотр фильма, Марк тоже возвращается и садится рядом:

— Продолжим?

— Да, включай.

Марк погружается в просмотр фильма, а я снова отвлекаюсь на сообщения в телеге:

«Я вообще звонил, чтоб сказать, что я прилечу в субботу и улечу утром в понедельник»

«Если это вообще кому-то нужно»

Отправляю тебе: «мне нужно», но не получаю ответа и возвращаюсь к фильму, украдкой зачем-то разглядывая Марка. Короткие обесцвеченные волосы, дерзкий прищур, веснушки, кольца в крыльях носа, красивые губы, широкие плечи и длинные ноги в обтягивающих джинсах. По всем параметрам — Марк очень красивый. Спортсмен-комсомол.

И я испытываю к нему дикую благодарность за все, что он делает для меня в последние дни. Хотя если подумать, то наше знакомство началось с того, что он тащил меня пьяного домой.

Испытываю благодарность и ничего кроме, если не считать тех тревожных звоночков в виде поджимающейся диафрагмы от хриплого голоса Марка по телефону и позорных ощущений под пупком при виде пацана без футболки в шаге от меня.

Ну что, Саня, «крепчает ветер — значит жить старайся»? Это единственное, что я могу себе пожелать, лёжа с красивым пацаном на одной кровати, в тот момент, когда мои отношения с тобой состоят только из ссор по телефону.

Комментарий к Глава 15. Ветер крепчает

Снова здрасьте 👋

Во-первых, спасибо всем за ПБ, 14 стариниц ошибок, это вам не шутки) и спасибо за коменты и активность 💛

Заодно немного привела в порядок структуру текста, диалоги теперь выглядит более читаемо.

Во-вторых, у меня появилась Бета 🙂💛 Это ли не счастье?

В-третьих, я начала новый оридж, он скоро появится.

PS: «Ветер крепчает», это от Поль Валери и Миядзаки.

PPS: Снова 12 страниц получилось, не знаю зачем так много 😅

========== Глава 16. Жизнь разная, и сейчас она - ок ==========

Комментарий к Глава 16. Жизнь разная, и сейчас она - ок

Привет всем 👋

Что-то я совсем пропала 😌

Итого, с легкой руки Марка нами посмотрена краткая антология нервных фильмов Хичкока, и после, ночью, мне снилось, как на меня в придорожном мотеле нападают птицы, а за всем этим наблюдают общажные соседи.

И лучше бы только это. Потому что под утро сны сменились на более липкие. Там я называл человека с внешностью Марка — Владом.

Я подумаю об этом завтра. Я абсолютно понимаю Скарлетт в этой ситуации.

Рабочий день проходит на удивление бодро. Видимо, я так выигрышно сегодня смотрюсь на фоне самого себя больного, что все закрывают глаза на то, что я не появлялся в издательстве 2 дня.

Проходит бодро ровно до твоего сухого сообщения с адресом отеля, в котором остановишься, и номером брони.

Значит, ещё не отошёл от моей вчерашней истерики.

А я? Я сам-то отошёл? Ко вчерашней обиде теперь, после сухого сообщения, добавились еще и нотки горечи.

Загоняю сам себя ещё глубже в эмоциональную мясорубку.

Первое, что я вижу в 6 вечера, выходя из офиса издательства в душный августовский вечер, — это Марк, который жмурится, как кот, из-за яркого солнца. Машу ему через стеклянные двери с дурацкой улыбкой, сам пугаясь этой волны эндорфинов.

— Здоров, — Марк протягивает мне руку. Она очень горячая и влажная, особенно на контрасте с моей кожей, которая пребывала под кондиционерами последние 8 часов.

— Привет, — все ещё улыбаюсь ему, — ко мне?

— Ну, хочешь, ко мне, — пожимает плечами Марк с усмешкой.

— Не, не хочу никого видеть.

Марк хмыкает, найдя в моих словах что-то забавное, и делает шаг от офисных дверей:

— Метро?

— Да, пойдём, — я иду за Марком, — жрать хочу только, может, пиццу закажем?

— Давай.

На входе в общежитие меня просят показать пропуск, а Марк же на проходной ведёт себя как дома, просто улыбаясь бабушке на вахте.

— Почему тебя пускают? — спрашиваю я шепотом, поднимаясь первым по ступенькам корпуса и проверяя в приложении, где едет наша пицца.

— Мне кажется, она думает, я тут живу, — хмыкает Марк.

— Пицца через 5 минут будет, спустишься? Я пока душ приму, эта жара меня убивает.

— Спущусь, — отвечает Марк чуть более хрипло, чем обычно, и я поворачиваю голову, натыкаясь на его блестящие глаза и губы в привычной ухмылке. У меня от этой ухмылки снова напрягается живот.

Поднявшись в блок, сразу же запираюсь в крошечной ванной, оперевшись на дверь спиной, и мой взгляд натыкается на белую футболку Марка, которую он тут вчера повесил. Ебаное все. Мне только этого не хватало. Стоит пацану проявить обычную человеческую заботу, как я сразу теряюсь.

А стоит ему улыбнуться или задержать на мне взгляд чуть дольше допустимого — как в моей непутевой голове начинают появляться лишние мысли.

Глазею на Марка, а на тебе срываюсь и устраиваю дурацкие капризы вместо того, чтобы нормально поговорить.

Просто хочу, чтобы ты был рядом? Или мне уже на самом деле нравится, что рядом именно Марк?

Сейчас главное — хоть самому себе не лгать.

Как за несколько недель из пацана, который меня бесит, он стал пацаном, при виде которого мое сердце начинает биться чаще?

Но как известно, недостатки привлекают больше, чем достоинства, или, как минимум, вызывают более сильные чувства.

Я злюсь на себя, на Марка, на тебя.

На себя, за то что я посмел вообще посмотреть на кого-то ещё. На Марка, за то что он провоцирует меня на подобные мысли. И на тебя, за то что ты бросил меня здесь одного.

За то, что я тебе на столько не интересен, что тебя устраивают встречи раз в несколько недель — ведь главное работа.

Снова злюсь на себя, потому что для тебя всегда была главной работа, но когда я мог прибежать к тебе сам — меня это устраивало.

И снова на Марка, потому что он постоянно рядом, не спрашивает и не деликатничает, а просто делает.

— У тебя там все в порядке? — из этой всеобъемлющей злости меня выдёргивает голос пацана, который уже вернулся с пиццей. Замкнутый круг злости.

— Да, я сейчас, — все-таки отстраняюсь от двери и захожу в душ.

Главное себе не врать.

Через несколько минут возвращаюсь в комнату, где Марк, сидя за столом, гипнотизирует пиццу. Сидит спустив одну ногу вниз, а вторую согнув и поджав к себе.

— Что не ешь?

— Тебя жду, — отвечает Марк, не сводя глаз с квадратной коробки.

— Так вот он я, — вздыхаю тяжело, стаскивая с волос полотенце и вытаскивая кусок из коробки, кажется, с тройным сыром.

После пиццы все пальцы в этом сыре, но вставать за салфетками или чтобы помыть руки нет никакого желания, и я абсолютно на автомате облизываю пальцы, глядякуда-то в пустоту за окном. Перевожу взгляд на Марка, чтоб спросить, какой фильм мы будем смотреть первым, и натыкаюсь на его изучающий и пристальный взгляд.

— Что?

— Ничего, задумался, — Марк первым встаёт из-за стола, убирая в мусор пустую коробку.

По-хозяйски берет с пола ноутбук и опускается на застеленную покрывалом кровать, сгибая одну ногу в колене и подтягивая к себе.

— Кино?

— Кино, — отвечаю я и падаю рядом, слегка не рассчитав траекторию, и заваливаюсь на Марка. Парень придерживает меня, обхватив рукой талию, чтоб я не навалился на него всем весом, и я чувствую невесомые прикосновения пальцев через футболку.

Больше всего меня пугает реакция собственного тела — тепло Марка успокаивает.

— Извини, я случайно, — зачем-то прячу взгляд.

Неуклюже поднимаюсь и сажусь ровно, прислоняясь лопатками к спинке кровати и подтягивая ноги к себе. Марк не убирает руку, оставив ее за моей спиной, а я не прошу его это сделать.

Только усаживаюсь удобно, как у моего телефона загорается экран, высвечивая твоё имя. Иногда мне кажется, что здесь скрытая камера и ты знаешь, когда нужно звонить.

— Я быстро, — вскакиваю и хватаю телефон.

— Сиги в моем бомбере, — хмурится Марк, но не говорит больше ничего, когда я иду к входной двери.

Я тянусь к его куртке, висящей у входа, и снова мысленно благодарю за отсутствие лишних вопросов. Достаю из кармана пачку, обуваюсь и выхожу в коридор.

— Привет, — отвечаю сразу, как дверь за мной закрывается.

— Привет, давай мы больше не будем так по-дурацки ссориться? — отвечаешь мне, наверное, желая этим сказать: «Давай ты больше не будешь кидать трубки не дослушав?»

— Только если ты прилетишь, — выдыхаю я и иду к окну курить.

— Прилечу в субботу, клянусь.

— Работой своей клянёшься? — все-таки вставляю колкость.

Ты громко смеёшься через динамик телефона:

— Работой своей клянусь, котёнок.

— Тогда ладно, приду в твой отель, уговорил, — я закуриваю и, не найдя, куда стряхнуть пепел, просовываю руку в окно через решетку. — Как дела?

— Работаю. Заебался. Скучаю, — перечисляешь ты. — А ты что делаешь?

— Кино смотрю.

— Хичкока?

— Сегодня Полански.

— Что это на тебя нашло? Один? — простой вопрос, на котором я стопорюсь и молчу дольше допустимого. — Саш?

Я хотел соврать, потому что не хочу рассказывать про Марка?

Почему я не хочу рассказывать про Марка?

— Н-нет, — запинаюсь. И этой своей запинкой говорю тебе лишнего, того, что сам не до конца понимаю. Эта запинка говорит больше, чем нужно, — со знакомым.

— И вчера? — спрашиваешь уже холодным голосом.

— Да, — отвечаю я очень тихо.

— На заливе тоже он?

— Да, — надо было или сразу нормально врать, или сразу отвечать уверенно. В покер мне не играть, конечно.

Долгое молчание с твоей стороны. Я боюсь его нарушать, я боюсь любой твоей реакции. И своей реакции на это я тоже боюсь.

— Круто, — ядовито и как-то устало бросаешь в трубку.

— Давай без этого! — злюсь и повышаю голос. Кажется, даже кричу.

— Давай, Саш, я подумаю и позвоню тебе позже, пока.

— «Давай мы больше не будем так по-дурацки ссориться», да? — громко передразниваю тебя, и ты отключаешься.

Отлично, теперь у наших ссор хотя бы появилась причина.

Я успел сделать 2 затяжки за телефонный разговор, все остальное время сигарета просто тлела в моих пальцах. Выкидываю окурок в окно, поворачиваюсь, испытывая желание что-нибудь разбить, и вижу Марка, привалившегося плечом к двери в мою комнату.

— Я не хотел подслушивать, но тут такая акустика, что тебя прекрасно слышно и в комнате, — дергает плечами. — У тебя проблемы из-за меня?

— У меня проблемы из-за 3000 километров.

— Мне уйти? — Марк сверлит меня глазами.

— Что? Нет, зачем? — последнее, что я сейчас хочу, так это остаться здесь одному.

— Ок, — парень нахально улыбается в ответ. — Пошли тогда «Ребёнка Розмари» смотреть, хочу увидеть, как ты охуеешь, увидев, откуда у твоих любимых третьесортных ужасов ноги растут.

Марк резко разворачивается и заходит обратно в комнату, оставляя меня наедине с телефоном.

Отправляю тебе сообщения. Как меня достало отправлять сообщения, а не общаться лично.

«не было ничего. просто знакомый»

«в субботу жду тебя».

А так уж и правда не было? А хотел бы, чтобы было?

Молча захожу в комнату и сажусь рядом с Марком. Обхватываю колени, громко клацаю на пробел и стараюсь сосредоточиться на начальных титрах.

После, по мере развития сюжета я громко возмущаюсь от преемственности в современных картинах, если не сказать, что от плагиата.

— Да но это как вообще так-то можно-то так! — не могу сформулировать мысль, когда вижу съёмку почти что кадр в кадр.

— Отлично, ты не безнадёжен! — смеётся Марк.

И я первый раз вижу, как этот серьезный, жоский, хмурый, неразговорчивый, лукавый, закрытый, вечно недовольный пацан искренне смеётся. И это потрясающий видок, надо сказать. Смех Марка хриплый и обезоруживающий.

Вторую часть фильма я досматриваю на одном дыхании, забыв обо всем на свете. На финальных титрах Марк вырывает меня обратно в реальный мир, закрыв крышку ноута и встав с кровати.

— Завтра не смогу прийти, — он неспешно обувается, пока я составляю кружки в раковину, — вечерняя тренировка наметилась.

— Ну придётся смотреть «Жильца» в одного, — хмыкаю я.

Марк довольно скалится и протягивает мне руку. Пожимаю ее и ловлю себя на мысли, что был бы не против провести и следующий вечер в компании пацана с веснушками.

***

Уютно устраиваюсь с ноутом и чашкой горячего шоколада в постели только в одиннадцатом часу вечера.

Слишком длинный день.

Который начался с твоего видеозвонка, пока я собирался на работу:

— Саш, я не прав, — без приветствий, ласковых прозвищ и извинений. — Я думаю, ты имеешь право хоть с кем смотреть фильмы, хоть каждый день. И ночью купаться тоже.

Экран смартфона показывает мне, что ты в постели, взъерошенный, но выглядишь лучше, чем в свой последний визит. Выспался наконец-то?

— Ого, ты не на работе!

— Ага, мне смены поменяли, — заспанно улыбаешься, а я напрягаюсь. Ты, видя это, быстро добавляешь, — я все ещё прилетаю завтра, не так поменяли!

— Я с твоей работой поседею намного раньше, — хмыкаю и разглядываю тебя через экран смартфона.

Осматриваю комнату на предмет вещей, которые я мог забыть, и, не находя их, обуваюсь и выхожу в коридор, переводя наш разговор с громкой связи на наушники.

В коридоре связь начинает прерываться, и твоё лицо на экране ненадолго замирает, мое, скорее всего, тоже. Мы болтаем с тобой, пока я иду до метро, не возвращаясь к нашим вечным ссорам.

Считаю, что это уже прогресс.

Может, это из-за того, что завтра я тебя увижу.

Может, из-за того, что ты не злишься на меня из-за Марка.

Марк ничего не значит.

В приподнятом настроении на работе решаю закрыть все важные задачи, скопившиеся за два дня больничного, чтобы не тянуть их на будущую неделю, и прихожу в себя только в девять вечера, когда уборщица просит меня выйти из кабинета, чтобы она могла помыть пол.

Жизнь разная, и сейчас она — ок.

Включаю «Жильца» и решаю написать об этом Марку. Это же ничего не значит?

«Не к добру он переехал, да?» — набираю сообщение.

Ответа не получаю, как и не получаю его на следующие мои 10 сообщений, которые я пишу по мере развития сюжета.

Но вижу галочки, сигнализирующие о том, что сообщения получены.

Охваченный фильмом, через час уже представляю из себя комок нервов, и резко вздрагиваю, и неосознанно матерюсь от тихого стука в дверь.

— Да ебанарот! — скидываю с себя оцепенение, когда тихий стук повторяется.

Сбрасываю одеяло и убираю ноут с колен. Встаю и тихими шагами подхожу к двери. Стою прижавшись к ней, в одних боксерах, и пытаюсь понять, мне послышалось и это просто игры моего воображения или там правда кто-то есть.

Третий негромкий стук с той стороны двери наводит меня на мысль, что стучавший все-таки реален.

Тихо поворачиваю замок и приоткрываю дверь, натыкаясь взглядом на пацана с веснушками.

— Да как ты здесь отказался среди ночи?! — взволнованно шепчу ему и смотрю не моргая, все ещё закрываясь дверью.

— Ты может пустишь меня, пока нас не спалили? — шипит мне в ответ Марк.

Отхожу от двери и запускаю парня в комнату.

— Ты как сюда попал? — повторяю свой вопрос громким шепотом.

— Через окно в коридоре, — вскидывает бровь Марк, как будто бы это само собой разумеющееся.

— Там же решётка, — меня начинает немного отпускать.

— Через другое крыло, там даже какой-то пристрой есть. Выглядит так, как будто там все после отбоя заходят, — объясняет мне гость прописные общажные истины. — А почему мы шепотом говорим?

— Я блять испугался, вот почему, — гневно шепчу я, — у меня там безумие Трелковского в самом разгаре, а тут стук этот блядский посреди ночи, я ж один в крыле живу.

— Ну да, если бы тут воткнул со страха — было бы некстати, — скалится и зло смеётся Марк.

— Какого хера вообще, а если б я спал?!

— Ты ж мне поминутный отчёт по фильму шлёшь, — фыркает парень, — я так и думал, что к середине фильма успею.

Марк проходит мимо меня в комнату и заваливается на разобранную постель в уличной одежде.

— Блять, ну Марк, ну не в джинсах же! — закатываю глаза и запоздало припоминаю, что мне бы тоже не помешало одеться. Первая волна паники прошла и теперь я понимаю, что стою перед пацаном почти голый, а он беззастенчиво меня разглядывает.

Надеваю домашние штаны и кидаю в Марка его чистой белой футболкой, которая уже переехала в мой шкаф, и выцветшими шортами. Пацан, вместо того чтоб пройти в ванную, переодевается передо мной, заставляя меня понервничать.

Преступно медленно расстёгивает ремень и молнию на джинсах, глядя на меня, после стягивает свою футболку через голову, отчего я инстинктивно задерживаю дыхание, и все так же неспеша надевает чистую одежду.

— Теперь можем смотреть?

— Можем, — все ещё пребываю в раздрае, но подсаживаюсь к Марку на кровать, стараясь не касаться его, и клацаю по клавиатуре.

Остаток фильма проводим в галлюцинациях Трелковского и в общем молчании.

— Надо будет получше узнать своих соседей, — первым подаю голос я и убираю ноут на пол.

Марк сидит опершись на спинку кровати, вытянув одну ногу и согнув в колене другую. Я сижу рядом по-турецки, снова закутавшись в одеяло.

— Это — малая жертва. Зато больше не сможешь свои уебищные ужасы смотреть, — смеётся Марк.

— Это точно, теперь только авторский кинематограф, — фыркаю я, — ты останешься? Или обратно через окно?

— А ты бы хотел, чтобы я остался? — даже не включая свет, — хватает фонаря за окном и ноута на полу — я вижу, как у Марка блестят глаза, а губы нервно подрагивают в ухмылке.

И вот у меня внутри наконец-то расцветает ощущение приближающегося пиздеца. Расцветает в полную силу то, что я так долго давил в зародыше и от чего отмахивался.

Ведь ожидание кажется тебе хуже последствий. Ожидание сводит с ума и постоянно даёт тебе шанс подумать лучше. Но ты не хочешь думать лучше. Ты просто хочешь принять, пусть и неверное решение, и как-то уже разбираться с более знакомой тебе ситуацией.

Есть такой тип людей, которые паникуют, только когда пиздец ещё не случился. Зато когда он случается — они знают, что делать. Так вот, они — это я.

Я молчу, а Марк приближается ко мне вплотную. Он касается моих губ своими, прикусывает нижнюю, и я совсем плыву, потому что рука пацана пробирается под одеяло и чуткие пальцы останавливаются у меня на талии. По голой коже электричеством бьет.

Я отвечаю на поцелуй. Прижимаюсь к Марку всем телом, обхватывая рукой за плечи, в то время как он дарит мне восхитительные поцелуи.

Когда наконец-то отстраняюсь от него, Марк с улыбкой проводит ладонью мне по щеке:

— Не нравится? — шёпотом спрашивает он, собравшись было что-то ещё съязвить.

— Не нравится, — шепчу я.

— Так не целуют, когда не нравится, так чего ты пиздишь? — все ещё улыбается пацан.

Пора признать, что Марк что-то все-таки значит.

Комментарий к Глава 16. Жизнь разная, и сейчас она - ок

Хочу напомнить, что вы читаете это по собственной воле 😉

Все материалы по теме и без неё я буду публиковать здесь: https://t.me/ne_ochen_ok

========== Глава 16,5. Ты - это то, как ты сопротивляешься и больше почти ничто ==========

Очень нравится. Нравится так, что крышу сносит.

Но, как говорится, есть нюанс…

— У меня кое-кто есть, — сдавленно говорю Марку, а сам только и думаю о чужой руке под моей футболкой. Думаю об этих пальцах, что касаются моей кожи. Думаю, что они не должны останавливаться.

Но они останавливаются, и Марк с усмешкой смотрит на меня.

Чувствую себя от этого ещё большим говном.

— Ага, и судя по тому, сколько времени ты со мной проводишь, этот кто-то — я.

Парень сидит рядом с располагающим, слегка ироничным лицом, все ещё не отстраняясь от меня.

— А ты не умеешь сдаваться, да? — я делаю глубокий вдох.

— Поверь мне, сдаваться я очень хорошо умею, — ухмыляется пацан, удерживающий меня в объятиях, но к его чести, надо сказать, не позволяющий себе большего.

— Я не могу, прости, — бог знает как, но я нахожу в себе силы возразить.

Марк смотрит мне в глаза не моргая, улыбаясь блядскими раскрасневшимися от поцелуя губами. Улыбается и бесит меня. Резко убирает руки от меня и вскидывает их вверх.

— Ну что ж, тогда давай трилогию досмотрим, — перегибается через меня, достаёт с пола ноут и ставит себе на колени.

Я недоуменно таращусь на него, не понимая, абсолютно не понимая этого пацана.

— Пиздец ты спокойный, — я тоже слегка отстраняюсь от него, сильнее закутываясь в одеяло.

— А ты что думал? Что я сейчас разорусь и уйду? — скалится Марк.

— Вообще-то, да, — честно отвечаю пацану, потому что я бы поступил именно так.

— Да щаз, посмотрим ещё, че у тебя там за чувак.

— У меня там серьезный чувак, мы завтра встречаемся, — хмыкаю в ответ на эту непосредственность.

— Жаль, хотел тебя после футбола домой позвать, — подмигивает мне Марк, не переставая нагло лыбиться. — Ладно, поставь чай лучше и давай уже смотреть.

Я действительно навожу 2 чая, а Марк находит «Отвращение» и запускает.

Сидит рядом, чуть касаясь моего плеча своим, и абсолютно спокойно смотрит фильм.

Во мне же ничего спокойного не осталось. Я безумно горд собой, но в то же время меня разрывает от этого абсолютно непонятного для меня человека.

Я не могу прочитать его, как ни стараюсь. И никогда не мог. А он как будто бы читает меня как раскрытую книгу. Как будто бы знает про меня вообще все — что я скажу или сделаю.

Ещё этот нордический ход ферзем, когда Марк вместо того, чтобы со мной спорить, просто продолжил со мной общаться, как будто бы ничего не произошло.

Хотя, делать ему нечего — до хрипоты с дураками спорить… умный бы с первого раза прислушался.

Видимо, я отрубился где-то на середине фильма, а проснулся уже уютно устроившись головой на коленях пацана, под финальные титры.

— Не хотел тебя будить, — Марк, еле касаясь пальцами, гладит меня по волосам, — но мне пора.

— Ты уходишь?

— Да, мосты ждал, — хрипло шепчет Марк, может быть, он тоже спал. — Кого следующего смотрим? Бергман норм?

— Норм, — хмыкаю я. — Давай, созвонимся.

Марк выходит из комнаты, и я провожаю его взглядом в дальний конец коридора, где он ловко исчезает в оконном проеме.

Падаю на кровать и тут же проваливаюсь в сон.

Да, завтра у нас будет нелёгкий разговор.

Зато теперь я в максимальной уверенности.

***

Твой самолёт прилетает в районе обеда, поэтому, когда в 11 утра на моем телефоне высвечивается твоё имя, я понимаю, что сейчас будет пиздец. Ну или ты поймал МТС на высоте 10 000 километров.

— Я сейчас не понял, — отвечаю я вместо приветствия.

— Я проспал, — слышу твой уставший голос.

— Ты блять что?!

— Саш, пожалуйста. Я не знаю, как это вышло. Я опоздал-то минут на 15 в итоге, примчался в аэропорт, а уже все.

Твой голос полон горечи, раскаяния и какого-то смирения. Которое пугает меня сильнее всего.

— Да чего я вообще ожидал-то, — от обиды я подливаю масла в огонь.

— Слушай, я много думал, — мое сердце замирает. — И я понимаю, как тебе нелегко из-за меня, — мое сердце останавливается. — И все эти отношения на расстоянии — это провал, — мое сердце разбивается.

— То есть ты сейчас ещё и рвёшь со мной? — я уверен, что не нужно устраивать разборки, но я не могу остановиться.

— Саш, я тебя очень люблю, но это издевательство над тобой, — произносишь отстранённо.

— А над тобой?

— Над собой я сам хотя бы издеваюсь, — ты едва заметно усмехаешься.

— Классно ты это придумал.

— Саш, пожалуйста.

— Хороших выходных, Влад.

Как всегда первый скидываю звонок и больше всего хочу сейчас запустить телефоном в стену. Но не имею на это материальных прав.

Как дополнение к подъебам от вселенной мне прилетает уведомление в мессенджере о сообщениях от Марка.

«если все-таки не встречаетесь, то пригоняй».

«мать и Мила на дачу уехали».

И третье следом, с адресом.

Ебаное все.

Подсознание тут же подкидывает мне воспоминания из мая, как ты отправил меня домой на такси, а я лежал 2 недели в соплях.

Второй раз такая херня со мной не прокатит.

***

На улице ещё утро, но воздух уже прогрет так, что футболка липнет к спине. Таксист по каким-то своим соображениям не включает кондер, а везёт меня с ветерком и открытыми окнами.

Пятиэтажка, двор с огромными деревьями. Проникаю в подъезд за какой-то бабулей, придерживая ей дверь и улыбаясь.

Нажимаю на кнопку звонка. Тишина. Вязкая, липкая тишина за дверью. Нажимаю ещё и ещё, задерживая в итоге палец на кнопке.

Слышу какой-то шорох с той стороны двери. Тихое «блять», сливающееся со звуком проворачиваемого замка.

А потом удивлённые голубые глаза с огромными мешками от недосыпа и слегка серое лицо. Непривычно отросшие темные волосы, растрепанные после сна и не зачёсанные назад. Вздымающаяся бровь в немом вопросе.

— Ну проспал вчера, с кем не бывает, — хмыкаю я, ухмыляясь уголком губ.

После — сильные руки, которые сминают меня в объятиях, ровный нос, который сейчас уткнулся мне в шею, сухие губы, обжигающие дыханием.

— Я к тебе до середины сентября, если ты не против. Все-таки работа в офисе — это залупа какая-то, — смеюсь я и чувствую что-то мокрое на шее, — ты там плачешь что ли?!

— Немного.

========== Глава 17. Только двое в этом городе: я и совесть ==========

Комментарий к Глава 17. Только двое в этом городе: я и совесть

Привет 👋

Спасибо всем ждущим новую главу 💛

Все мысли по ходу написания я публикую здесь https://t.me/ne_ochen_ok

Если вам кажется, что вы слышали это у Кровостока, Хаски и Ночных Грузчиков - вам не кажется.

Получилось много диалогов, мыслей и мало движа. Оставим движ на следующую главу.

По настойчивости телефонного звонка я понимаю, что это Марк, даже не глядя на экран.

Поудобнее устраиваюсь на кровати в темной, зашторенной с прошлого вечера спальне, предвкушая следующие полчаса телефонного разговора.

Марк звонит мне почти каждый день с того времени, как я улетел обратно домой, и наши телефонные разговоры теперь долгие, хоть и лишены почти всякого смысла. Если спросить меня после, о чем мы разговаривали, то я, скорее всего, затруднюсь с ответом.

Одно знаю точно — эти разговоры мне жизненно необходимы.

Я каждый день убеждаю себя, что какой-то смысл от проведённого времени в северной столице все-таки был, хоть работа в офисе и не пошла.

Во-первых, я был теперь со всех сторон устроен, и с учебой, и с жильём.

Даже какие-то топографические ориентиры появились, и я уже не ору внутри от ужаса, спускаясь в метро. Разобрался, в общем.

А что во-вторых — я, к сожалению, еще не нашёл.

— Ну что, сходил там за своей мятой бумагой? — без приветствия начинает хриплый голос по громкой связи.

Догадываюсь, что Марк сегодня ни с кем ещё не разговаривал и поэтому немного хрипит. Мое эго очень тешит мысль, что Марк так много говорит только со мной. Что я могу быть настолько ему интересен.

— Не, у меня сегодня нет желания выходить из дома, — отвечаю чистую правду, да и крафт бумага подождёт. Я хотел сделать пробный экземпляр печати для одного из заказчиков, но какой в этом смысл, если на улице +35?

— У тебя и вчера не было, — хмыкает пацан.

— У меня и завтра не будет, — отшучиваюсь я и переворачиваюсь на спину, рассматривая идеально ровный потолок.

— Чета сделал — уже хорошо, ничего не сделал — в принципе, тоже нормально, — философски рассуждает Марк, то ли подбадривая меня, то ли правда так считая. — Дни разные бывают, в один день получается чета, в другой нет.

Иногда мне кажется, что четкий поц с Урала — это Марк, а не я.

— Я, знаешь, теперь когда вижу бешено продуктивных челиков, которые как будто бы не спят никогда и все успевают — думаю, что это не гениальный тайм-менеджмент и сила воли, а маниакальная фаза, — хмыкаю я в ответ.

Опускаю руку с кровати, чтобы подтянуть пепельницу и, может, закурить, но нащупываю переходник лампы и щелкаю им. Комната погружается в фиолетово — неоновый свет. Добавим немного киберпанка в сегодняшнюю атмосферу.

— Но у тебя же вообще желания какие-то есть? — напирает Марк с той половины атласа.

Да, желание понять, чего мне не хватает, например. Почему я вроде бы сделал все как надо, а на душе все ещё погано.

Может быть, это пресловутая совесть, которая как бы говорит мне: «А рассказать о своих поцелуйчиках ты Владу не хочешь?»

Нас только двое в этом городе: я и совесть.

Нас только двое, и у тебя, надеюсь, тоже кто-нибудь второй есть.

Да, я не рассказал тебе ничего, когда прилетел. Все было слишком хорошо, и я побоялся все испортить. Как будто бы я уже все не испортил, хах.

Но в итоге я же сделал выбор.

— Да, хочу плов, кондер и лежать, — наконец я разлипаю от своих мыслей.

— Мне вот интересно, ты всегда такой скучный был или только сейчас стал? Ты в детстве что любил делать? В 5 лет, например, — теперь мне вот интересно, Марк решил доебаться или ему правда не все равно?

— В огороде с бабушкой тусить? — отвечаю вопросом, чуть подумав, а что я правда любил в 5 лет?

— Блять, это даже звучит уныло, — по моим внутренним ощущениям, Марк закатывает глаза.

— Ну а ты чем? — быкую в ответ.

— О, у меня в детстве около дома долгострой был. Там был такой котлован вырыт и заброшен, естественно, и его затопило сточной водой какой-то, — увлечённо рассказывает пацан, а я слушаю и представляю мелкого Марка на разъебанной стройке, — я там плавал один раз на спор и водомерок ловил.

— Фу блять, серьезно? — где грань отвратительного у этого человека?

— Ага, а потом мы их с пацанами пожарили и съели. Мама пизды дала за сожженную сковородку ещё, — смеется Марк, а я понимаю, что грань отвратительного очень далека. — А зимой мы растопили снег в какой-то банке и макароны сварили.

— Это вам так приспичило пожрать макарон? — спрашиваю, думая о том, что Марк, видимо, с самого детства тянется к приключениям.

— Нам сама идея приспичила. И че, ты ни разу ничего такого не делал? — вкрадчиво спрашивает Марк, и я припоминаю странную историю.

— Нууууу, — тяну я, — хочешь немного крипоты припущу?

— О, мое любимое, — слышу чиркание зажигалки — Марк закуривает. Я тоже хочу, но уже неделю думаю о том, чтоб сократить количество никотина.

— Короче, я тогда не совсем прям уж мелкий был, ну лет 12 или 13. У меня собака умерла, и я ее хоронить пошёл на российский остров, — начинаю я.

— На российский остров? — переспрашивает Марк невнятно, как будто зажимая губами сигу.

— Ну да, у нас есть остров на реке, рядом с улицой Российской, и его в народе называют российским островом, — объясняю я географию родного города.

— Так, и ты, значит, пошёл хоронить собаку? Один?

— Ага, чёт всем не до меня было тогда. Знаешь, добрался до этого острова, думаю, надо копать, а тут из кустов мужик выходит с хуем и в плаще на голое тело, ну типа покошмарить прохожих, может, думал, что девушка зашла, а может, похуй ему было кого. А тут я стою, в одной руке лопата, в другой — мертвая собака.

— Чувак, наверно, знатно охуел, — смеется Марк.

— Ага, постоял, завернулся обратно в свой плащ и свалил, — я тоже смеюсь, хотя тогда было вообще не смешно.

— Ну вот, нормальная история, а то «огород, бабушка», — резюмирует Марк, у которого, видимо, мертвая собака и чувак с хуем — это норма. Граница отвратительного уже невообразимо далека.

Меняю тему, обсуждая с пацаном бытовые мелочи, и снова чувствую уколы совести. Что же я за человек-то такой. Эти разговоры меня спасают и убивают одновременно.

Звучит убого.

Спасают — потому что мне дико одиноко. Я вижу тебя несколько часов в день, за месяц, что я у тебя, вместе мы провели от силы несколько дней. Прекрасных дней, которые я ни на что бы не променял, но ощущать себя на втором месте после работы — такое себе.

Убивают — потому что я явно делаю что-то не так.

Я устал от бесконечно скучных недель.

Я не специалист, но подвох чувствую.

— Когда прилетишь-то? — усугубляет мое невесёлое настроение Марк.

— Наверное, через неделю, не могу решить, нужно мне засветиться на пленэре или нет.

— А пленэр — это что? — тянет Марк.

— Это когда ты на природе рисуешь природу, ну или что-нибудь другое, но на природе. Они традиционно осенние и весенние у нас, — объясняю я ему скучную матчасть.

— А точно, я с Милой как-то гонял в глушь, — вспоминает Марк. — А че, зимних нет?

— А ты попробуй в -30 на улице порисовать, — фыркаю, вспоминая, что мне весенние-то с трудом иногда давались.

— Слух, а реально, как зимой быть? Не бывает зимних пленэров? — тема пленэров почему-то взволновала пацана не на шутку.

— Бывают, главное водку не забыть.

— Чтобы бухать и не замерзнуть? — неуверенно отвечает пацан.

— Чтобы вода не замёрзла вообще-то, в которой ты будешь кисти мыть, но суть ты уловил.

Марк хмыкает, видимо представляя себе зимний пленэр.

— Ну так что, какие ставки? — так и не отстаёт от меня.

— Да не знаю, может, я вообще поездом поеду, тогда надо ещё раньше. Хотя может и самолётом, главное — не сраным суперджетом.

— Даааа, столицы ломают людей, — смеётся Марк, — пожил месяц в СПб, и вот тебе уже нужен перелёт бизнесом.

Мне смешно и обидно одновременно. Но больше смешно. Марк в курсе о моей аэрофобии, но относится к ней максимально пренебрежительно.

— А как будто Челябинск не ломает, Челябинск ещё как ломает, только ты потом ещё и срастаешься неправильно, — хмыкаю я.

— Трудно быть тобой, — выносит своё заключение Марк.

— Зато со мной не скучно, — парирую я.

В приподнятом настроении прощаюсь с Марком, которому надо на тренировку.

На часах восемь вечера, ты сегодня на сутках, и я решаю наведаться к тебе в больницу: дел на сегодня совершенно не осталось.

Если не удастся провести время вместе, так хоть ужин принесу, а то ты наверняка держишься на кофе и каких-нибудь сухарях.

Собираю в контейнеры порцию салата и недавно пожаренных котлет, недолго смотрю на них и добавляю ещё — так-то лучше. Вообще, салат и котлеты — это вершина моего кулинарного искусства, мне настолько нечем заняться дома, что я даже начал готовить.

Этот год уже ползёт к сентябрю, а погода как будто бы этого не понимает: в воздухе все еще ощущается баня. Не могу вспомнить хотя бы ещё одно такое жаркое лето, как это. Это лето сожгло меня.

Я жду эту осень даже больше, чем прошлую весну.

Волосы уже опустились ниже плеч, ты запрещаешь мне их стричь, а я с каждым днём все больше хочу подстричься под машинку, хоть и не понимаю почему — такая стрижка мне точно не пойдёт.

Собираю волосы резинкой на затылке, последний раз дышу прохладным воздухом в квартире и выхожу в духоту улицы.

Доезжаю на трамвае, хотя на такси объективно быстрее и удобнее, но трамвай вызывает во мне какие-то приятные эмоции. Или его маршрут. Никогда не меняющийся. Стабильный. Протягиваю кондукторше синюю купюру и получаю пригоршню тёплой мелочи и маленький билетик взамен. Складываю первые три цифры номера и последние — снова несчастливый. Как и у всех в этом трамвае, как подсказывают мне основы математики.

Может быть, мне повезёт в обратную сторону.

Часы посещения в больнице окончены, и в прибольничной территории тихо. Прохожу сразу к дверям травмпункта. Я уже забегал к тебе пару раз в этом месяце, и, кажется, сестра в приемной начинает что-то подозревать. Наверное, сегодняшние мои контейнеры сдадут ей Владислава Константиновича с потрохами.

В очереди перед кабинетом несколько человек, я рассматриваю их, чтобы прикинуть примерное количество времени, которое мне придётся тут провести в ожидании.

И все равно ловлю мутного от вида мужика с перевязанной головой, хотя знаю, что все эти люди добрались сюда самостоятельно, а значит, дела не так плохи. Уловив перегар, я начинаю понимать, что мужик явно в говно, как и его сопровождающий. Готов спорить, что сопровождающий причастен к боевому ранению товарища.

Кроме них в очереди парень, пропустивший апперкот и сейчас слегка капающий кровью из носа себе на футболку.

— Я на повторный приём, кто последний? — обращаюсь я к коллегам по очереди.

— За нами, — подают голос мужики.

Сажусь на свободное место и прикидываю, сколько мне ждать. Час как минимум, надо было книжку захватить. Можно было бы, конечно, «просто спросить» или позвонить тебе и попросить выйти, но, во-первых, пусть это будет сюрприз, а во-вторых, хочется провести вместе хотя бы 10 минут.

Включаю наушники и решаю посмотреть какую-нибудь ерунду, и так и залипаю в экран телефона, когда сквозь наушники слышу повышенные тона.

Поднимаю глаза на очередь, в которой появилось ещё одно действующее лицо, и даже наушники снимаю от любопытства.

— Куда вы лезете?! — мужик из очереди, который целый, встал у двери в кабинет, загородив ее собой, чтоб не пустить появившуюся здесь недавно девушку.

Сестра с регистратуры куда-то исчезла, и мы тут сами по себе.

— Мы тут все уже сидим и ждём каждый своей очереди! У каждого плохое самочувствие, но мы терпим. Нужно не иметь совесть, чтоб вот так ломиться в кабинет. Мы же все люди, сядьте и делайте как мы! — кричит и краснеет мужик. Кажется, теперь им полностью управляет алкоголь.

Девушка совсем молодая и явно не ожидавшая такого напора. Внешне она не похожа на пострадавшую, мы с ней вдвоём весьма живенько выглядим на фоне остальных. Она мнётся, но все-таки выдаёт:

— Я врач!

Мужик с перевязанной головой начинает дико угорать над своим товарищем, который багровеет ещё сильнее.

Наш спектакль прерывает резко открывающаяся дверь и твой гневный лик. Я сижу спиной к двери и так, что парень со сломанным носом меня загораживает, и ты меня не видишь.

— Владислав Константинович, меня к вам помогать послали! — щебечет девушка, просачиваясь в кабинет.

— Вы что тут разорались?! — отчитываешь ты мужиков.

— Извини, начальник, попутали, — все ещё угорает постарадавший. — Будем сидеть как мышки.

Ты молча захлопываешь дверь, и через несколько минут из кабинета прихрамывая выходит женщина, и заходит пацан с носом, запрокидывая голову вверх.

Сижу с мужиками ещё около получаса и наконец-то остаюсь один. За мной в очереди никого. Может, и правда удастся посидеть вдвоём.

Дверь снова открывается, и один из мужиков выходит.

— Вы понимаете, что пить вам не надо сегодня? — даёшь пострадавшим последние наставления.

— Конечно, понимаем, — соглашаются они.

— Но пить будете?

— Конечно, будем, — весело отзываются мужики.

— Пиздец, — ты стоишь в дверном проеме своего кабинета, опираясь на него от усталости, смотря в след удаляющимся фигурам.

Я бы хотел сейчас тебя обнять, но точно знаю, что девушка, призванная тебе на подмогу, ещё в кабинете.

— Владислав Константинович, вы ужинали? — я задираю голову наверх, чтобы встретиться с тобой взглядом. Я все ещё сижу спиной к твоему кабинету.

Ты моргаешь несколько раз, и я тупо улыбаюсь из-за того, что смог тебя удивить.

— Как дела? — улыбаюсь, разглядывая тебя.

— Я спал за сутки где-то часа три. Вся моя жизнь в мешках под глазами, — отвечаешь обреченно.

— Я принёс ужин, пойдём на улицу посидим?

— Может, в кабинете? — сомневаешься ты. — Тут прохладнее.

— У тебя там вроде девушка.

Ты неопределённо машешь рукой в воздухе и жестом зовёшь меня внутрь.

— Кать, поспокойнее стало, — обращаешься ты к девушке, собирающей инструменты, — можешь в хирургию вернуться, я пока сам.

Мы остаёмся одни, и я удобно устраиваюсь на кушетке, открывая контейнеры с едой, и протягиваю тебе вилку:

— Ничего, что я пришёл?

— Я очень рад, Сань, у меня просто энергии уже нет, — ты забираешь у меня еду и вилку, которую я тоже притащил из дома.

Кушетка высокая, и я рассматриваю тебя чуть сверху, когда ты садишься на стул рядом, откидываешься на спинку и приступаешь к еде.

Когда я только приехал, мы были слишком заняты друг другом, чтобы я решился тебе рассказать о поцелуе, а теперь мне уже скоро улетать, и я снова ссу.

Через несколько минут контейнеры уже пустые, и ты выглядишь повеселевшим.

— Я билеты сегодня смотрел, не могу решить, здесь пленэр отрисовать или в академии со всеми, — завожу я старую песню, которой достаю тебя уже неделю.

— Кофе будешь? — встаёшь, — Сейчас принесу.

Остаюсь в кабинете один, но ты быстро возвращаешься с полными кружками.

— Надо было чай тебе сделать, а то не уснёшь, — запоздало спохватываешься, переводя взгляд со второй кружки на меня.

— Да ничего, я тебя дождаться хотел, — я неопределённо дёргаю плечами.

— Может, не надо учебу начинать с прогулов? — о, мы вернулись к теме пленэра. — Может, лучше там?

— Лучше-то лучше, но тогда мне улетать надо через дней пять, — вздыхаю я.

— Я, кстати, отпуск подписал, на начало октября, — ты встаёшь с кресла напротив и подходишь ко мне вплотную. Я все ещё сижу на кушетке с кружкой в руках.

— Типа прилетишь ко мне? — спрашиваю недоверчиво.

— Типа прилечу, — забираешь у меня кружку и ставишь подальше.

— Типа намекаешь мне уже вливаться в учебный процесс?

Встаёшь напротив, разводя мои колени своим в разные стороны и встаёшь вплотную, между моих ног которые не достают до пола из-за высоты кушетки. Наклоняешь ко мне голову, так что твои пряди щекочут мне нос.

— Сейчас я тебе намекаю меня поцеловать хотя бы, — шепчешь мне на ухо, обжигая кожу дыханием.

— А если кто-нибудь зайдёт? — сегодня за адекватность отвечаю я.

— Постучат.

— А если не постучат? Это вообще-то тебе здесь работать.

— Ну ширму задерни, — хмыкаешь ты.

Я тянусь к ширме из плотной ткани, отделяющей приемную часть кабинета от процедурного, и дёргаю ее на себя. Ну хотя бы так.

Ты прижимаешься ко мне вплотную, обнимая раскрытой ладонью за поясницу, длинные пальцы больно впиваются мне в бок. Подаёшься вперед, задрав свободной рукой мою футболку, и целуешь меня в живот, проводишь языком выше. Судорожно выдыхаю от одного лишь этого действия.

Сильнее цепляюсь за край кушетки, не представляя, как далеко это может зайти.

Твой взгляд уже мутный, дыхание отрывистое, бешеный пульс чувствую рукой, покоящейся на твоей шее.

Ты расстёгиваешь мне джинсы и, зацепившись за резинку трусов, стаскиваешь их ниже, дрожу от каждого касания, все еще держа тебя за шею, но не мешаю тебе делать то, что ты делаешь, видимо, разум покинул меня окончательно. Вот уже и не важно, что в кабинет могут зайти.

— Ты такой чувствительный, — улыбаешься.

А я улыбаюсь на твой комментарий. Растворяюсь в ощущениях, начиная дышать тяжелее. Резко откидываю голову назад и не могу сдержать стон, как ни стараюсь. Жмурюсь и тяжело дышу, пытаясь прийти в себя.

Ты все ещё держишь меня расслабленного в своих объятьях.

— Хорошо, что на это время люди закончили с причинением себе вреда, — смеюсь я.

— Да уж, — улыбаешься, — оставайся, пока кто-нибудь снова не разобьёт себе лицо.

— Но помогать я тебе не буду, зря ты Катю выгнал.

========== Глава 18. Быть плохим ==========

Теперь часто просыпаюсь одновременно с тобой под стандартную мелодию на будильнике, которая всегда означает одно — что тебе пора уходить. Твои сухие губы нежно касаются моего лба, ладонь скользит от талии вверх, пальцы ненадолго останавливаются между лопаток и добегают до шеи.

Растворяюсь в нежности и хочу запомнить этот момент. Как и все моменты, проведённые с тобой.

После того как ты тихо уходишь из спальни, думая, что я сплю, я действительно проваливаюсь в сон, на этот раз тревожный.

Тревожные сны — давно часть меня, иногда их меньше, иногда больше, но мы всегда движемся рука об руку.

Меня так тяготят эти недомолвки, в которых виноват я сам, и я не могу выбросить их из головы.

Насыпая зерна в кофемолку, договариваюсь с собой, что уеду на учебу только после того, как мы честно поговорим о случившемся.

Я поговорю.

Пусть для этого потребуется хоть семестр пропустить. Моей решимости сейчас хватает на это обещание себе.

Я уже несколько дней не курил и чувствую себя нервно. Постукиваю пальцами по столешнице в ожидании, когда чудо-машина сварит мне кофе, и прикидываю, что кроме честного разговора с тобой мне также нужна консультация выжившего. Выжившего на пленэре.

Единственный человек, который может меня проконсультировать по этому вопросу, — это Мила.

Это Мила, но, естественно, я звоню Марку.

— Привет, — говорю после нескольких гудков — отвлекаю?

— Ты — нет, — слышу весёлые нотки в голосе пацана.

— Хорошо, а Мила рядом? — перехожу сразу к сути проблемы, но с Марком это не так-то просто.

— Рядом, а что?

Кофеварка мигает зелёной лампочкой, подсказывая, что готова выдать порцию эспрессо. Я зажимаю телефон между плечом и ухом, чтоб забрать напиток богов.

— Можешь ее дать?

— А ты сам ей позвонить не мог? — Марк решил до меня доебаться, я не пойму?

— Мог, — разговаривать так, держа телефон плечом — жутко неудобно, и я ставлю его на громкую связь, чтобы ещё взбить молоко для кофе.

— Но ты решил позвонить мне? — натурально слышу самодовольную ухмылку парня.

— Типа того, — включаю капучинатор, и на некоторое время кухня заполняется демоническими звуками.

— Скажи уже это, — кричит из динамика Марк, перекрывая звук кофеварки.

— Что?

— Что соскучился, — так же громко отвечает пацан, когда я выключаю капучинатор.

— Заебал, иди нахуй, Марк, — фыркаю я, не желая признавать, что пацан в общем-то прав, но лишь в том смысле, что мне реально скучно, — менее пиздлявый ты мне больше нравился.

— Да я тебе и сейчас нравлюсь, судя по всему, — смеется Марк и уже куда-то мимо трубки — Мил, на.

Несколько шуршащих секунд, и я слышу в телефоне женский голос. Некоторое время занимают приветствия и формальные вопросы о делах,после которых пора бы перейти к сути нашего разговора.

— Слушай, а расскажи мне, что лучше на пленэр принести, есть какие-то беспроигрышные варики? — спрашиваю своего выжившего, — я хочу тут нарисоваться.

— Ты решил сразу от стипендии отказаться что ли? — задаёт мне странный вопрос Мила, и я не сразу въезжаю в его суть.

— В смысле?

— Да в прямом, — рушит все мои планы девушка, — не будешь с пленэрным ходить — будет трояк.

— Да в смысле? — я уже врубился, но не хочу это принимать.

Стою и смотрю на свой остывающий кофе, и думаю, пора ли уже подлить туда чего покрепче с такими-то новостями.

— У вас там кто, кстати? Молись, чтоб не Богомягков, а то вы ещё не в Питере будете, а вообще в деревню на 2 недели поедете клопов кормить. Они такое любят для перваков. Это, как его, сплочение коллектива.

— Ты прикалываешься? — я выбираю все-таки подлить и лезу в твои запасы вискаря от благодарных пациентов.

— Можешь у Марка спросить, он со мной ездил в том году, месяца 2 потом чесался, — хмыкает Мила.

— То есть если не приеду — железно трояк? — подвожу я итог нашему разговору.

— Железно, даже если ты Куинджи.

— А я ещё и не Куинджи, — вздыхаю я, — ладно, спасибо.

Мила прощается, и я слышу шуршание в трубке, как Мила зовёт брата, снова шуршание и хриплый голос:

— Чёт быстро вы, я не докурил даже.

— Да блять пиздец нахуй, — говорю безэмоционально.

— Исчерпывающе.

— Ага, короче, Мила говорит, надо ехать в СПб, потому что без пленэра не будет стипендии, а без стипендии я умру с голоду, — пересказываю Марку вкратце наш диалог.

— А пленэр это че? А, на природе да, — сам себе отвечает Марк, — и че, когда тебя встречать?

— Не надо меня встречать, я сам могу прекрасно доехать, — отнекиваюсь я. — Тем более прилет по-любому рано утром.

— Не, близких обязательно надо встречать, — протягивает Марк.

— Я тебе близкий типа? — я так и замираю с кружкой кофе возле рта.

— А типа нет?

— Не знаю, я же уже говорил, — начинаю старую песню, но пацан перебивает меня.

— Сань, заебал, то, что ты мне близкий человек, не означает, что я хочу к тебе в трусы залезть.

— Но ты хочешь? — кофе по-ирландски разговаривает с Марком на одном языке.

— Были такие мысли, но ты мне в принципе дорог, независимо от трусов, — говорит мне Марк, и я не знаю, как относиться к этой информации.

Ещё немного вздыхаю пацану про свои проблемы и кладу трубку, чтоб раствориться в своих мыслях, не зная, за что хвататься первым делом, билеты покупать, вещи собирать или к тебе ехать.

Глубокий вдох-выдох.

Блять, билеты за несколько дней до вылета ещё по цене бизнеса будут. Открываю вкладку браузера на ноуте, забиваю даты и да, получите распишитесь, как будто бы я лечу не в Санкт-Петербург, а на другой континент. Супер. Спасибо. Надо брать.

Перед покупкой набираю Ане, чтоб загнать последний гвоздь в крышку гроба. Аня весела и рада, что учеба наконец-то начинается. Кто бы сомневался.

— На какое число билеты взяла?

— Через 3 дня, — радостно отвечает мне девушка, — не помню, что там, двадцать девятое?

— Тоже их смотрю, — вздыхаю я, не разделяя Аниного восторга, — Мила сказала, что пленэр надо проходить с группой обязательно.

— Ну это вообще-то всегда так надо.

— Не душни, — фыркаю я, — а ты не знаешь, кто у нас пленэрный?

— Сейчас скажу, — Аня ставит на громкую связь и молчит, наверное, ища в заметках информацию. Потом выдаёт приговор, — Богомягков.

— Ты в курсе, что мы скорее всего за город на 2 недели поедем? — сокрушаюсь я.

— Ага, он ж писал в конфе.

— А у нас конфа есть? — я поражён.

— Ну Саш, — и это «Саш» такое длинное, противное, типа «ну как же ты мог не знать».

Похоже, мой план рассказать тебе все до отъезда трещит по швам. Хотя бы потому, что мне нельзя без стипендии. Работать в том же темпе у меня не выйдет, а содержанка из меня такая себе.

Хотя у меня есть три дня. Трусливая натура предлагает провести эти три дня с кайфом и вообще не заводить эти гнилые разговоры. Тем более что в следующий раз мы увидимся через месяц.

Может, вообще унести эту тайну с собой в могилу. Ничего криминально я не совершил. Не успел. Взял себя в руки.

Господи, как же меня заебали эти встречи, прощания, самолёты и прочее. Жил бы себе спокойно дальше в своей луже.

Покупаю билет на последние деньги, а точнее на только что полученный аванс, и всерьёз задумываюсь, как я вообще планирую дальше жизнь в Питере прожигать. У тебя я просить не буду. А больше мне и не у кого. Блять. Видимо все-таки буду.

Выглядеть это будет так — «Влад, я целовался с парнем, сейчас лечу в город, где он живет, с тобой месяц не увидимся, кстати, займи косарь, а лучше два».

Пожалуй, мне нужен ещё кофе с виски. Или без кофе.

Я готов разрыдаться или распсиховаться, я ещё не решил. Ничего из этого не успеваю сделать, потому что домой заходишь ты, прокравшись на кухню.

— На какое число купил? — по открытой вкладке ноута понимаешь, что я все-таки выбрал дату вылета.

Запрокидываю голову назад и получаю свой поцелуй. Таю от этого и прислоняюсь к тебе спиной.

Так и сидел бы три дня до вылета, но на повестке дня разговоры про деньги и других мужиков. Ты кладёшь мне ладони на плечи, слегка массируешь.

— Обедать будешь? — кладу ладони поверх твоих и нежно сжимаю.

— А есть что?

— Пельмехи есть, сейчас сварю, — поднимаюсь из-за стола и командую, — иди руки мой и садись.

Мельтешу на кухне, откладывая вопрос. Мне неловко, страшно и все на свете. Ты возвращаешься из ванной и просачиваешься за стойку. Залипаю на твои ключицы и венку на шее.

— Ты билет купил? — не отрываясь смотришь на меня подперев кулаком подбородок.

— Ага, через три дня, — не могу выдавить из себя что-то типа «на последние деньги», но ты понимаешь меня и так.

— Дорогой, наверное, вышел? — голубые глаза следят за эмоциями на моем лице, которые я безрезультатно пытаюсь скрыть.

— Ага, — отворачиваюсь, делая вид, что очень ответственно подошёл к варке пельменей, но на самом деле мне просто стыдно.

— Я тебе переведу сейчас, — слышу, как ты что-то набираешь на смартфоне, и потом оповещение на своём телефоне.

— Н-не надо было, — запинаюсь я, все ещё стоя к тебе спиной, но теперь не способный отвести взгляд от кружащихся в кастрюле пельменей.

— По-моему очень даже надо, ты же сам никогда не попросишь.

— Я сам работаю, — все-таки поворачиваюсь и чувствую, что мои щёки горят.

— Да, а ещё учишься, — улыбаешься ты мне, — котёнок, что такое?

— Я отдам.

— Зачем? Я не прошу.

Остаток дня мы проводим за просмотром фильма, сюжет которого меня мало интересует. Больше меня интересует твой профиль, подсвеченный от ноута.

Поговорить про Марка я, конечно, снова зассал.

Быть плохим — значит жить без войны с собой.

Видать, я все-таки не так уж плох, потому что война внутри меня не утихает.

***

Мой вылет совпадает с твоей сменой. Да что там, большая часть моей жизни теперь совпадает с твоей сменой.

Вечер перед вылетом мы решаем провести дома. В идеале в одной постели.

Так и происходит, после очередного фильма, роллов в кровати и долгих объятий я прижимаюсь всем телом и кладу руку тебе на затылок. От твоей хищной улыбки уголком губ я окончательно плыву, и судорожно выдыхаю, когда ты проводишь большим пальцем по моей нижней губе.

После я отзываюсь на каждый твой поцелуй, о котором просил, на каждое едва заметное касание и всем своим видом демонстрирую жуткое нетерпение.

Ты это понимаешь и опускаешься ниже, теперь оставляя дорожку поцелуев внизу живота.

Мои ноги давно по обе стороны от твоих и ты гладишь ладонями мои бедра. Затем твои руки смещаются на внутреннюю их сторону.

Оттуда твоя ладонь сместилась на мой член, сжав его сквозь ткань домашних брюк.

Мне как всегда нравятся все твои действия.

Очередной тихий стон срывается с моих губ, когда ты, щедро смочив пальцы смазкой, пристраиваешь один у входа и после осторожно вводишь в меня. Откидываюсь обратно на постель, и, когда привыкаю к легким толчкам, ты добавляешь второй палец.

Как завороженный наблюдаю за тем, как ты раскатываешь презерватив на член.

Касаюсь пальцами твоих ребер, опускаюсь ниже, сжимаю твои бока и тяну на себя.

Ты сдавленно охаешь и упираешься лбом мне в ключицу, постепенно набирая темп.

Прислушиваешься к каждому моему вздоху, к каждому сдавленному стону, ни на секунду не отводя от меня взгляда, опираясь на мои ощущения. Ещё немного. Одним резким толчком вбиваешься в тугое тело до изнеможения. И я содрогаюсь от каждого следующего толчка.

Все вокруг становится неважно и недосягаемо, особенно оповещения на телефоне, которые я слышу как будто сквозь толщу воды.

— Ты такой узкий, — выдыхаешь ты, а затем с твоих губ срывается плохо подавляемый стон.

Ты вздрагиваешь и затем буквально валишься на меня. Какое-то время мы просто лежим, пытаясь перевести дыхание.

Я откатываюсь на прохладную часть кровати и прикрываю глаза рукой.

— Посмотри, кто там написал? — прошу я, когда обретаю способность разговаривать.

Ты протягиваешь мне телефон с выкрученной на максимум яркостью, и я, жмурясь, отодвигаю его ладонью.

— Ебать светло, посмотри сам, — ворчу я.

Я — дед. Очень счастливый дед.

Ты хмыкаешь и замолкаешь. Когда молчание затягивается, я поднимаюсь на локтях.

— Что там?

— Кто такой Марк?

Вопрос, от которого сердце падает вниз.

— Что?

Протягиваешь мне телефон, где висит всплывающее сообщение от Марка: «во сколько прилёт? Я встречу»

— Человек один, — мямлю я.

— Который тебя в 5 утра хочет встретить?

Почему вся хуйня случается со мной?

Я делаю глубокий вдох, не отрывая от тебя взгляд. Надо просто сказать, это как сорвать пластырь.

— Он меня поцеловал. Но это ничего не значит, то есть значит, но не это, — ты молча встаёшь с постели и собираешь свои вещи с пола, — если ты дашь мне объяснить, я все объясню.

— Это случилось до того, как ты прилетел и месяц не мог найти минутки мне рассказать? — стоишь напротив кровати, прожигая меня взглядом.

Молча киваю.

— Я в гостиной посплю. Хорошего полёта, напиши, как доберёшься.

Жизнь хитрее наших планов в чертову тысячу раз: вроде семь раз отмеряешь — а съедаешь говна таз.

Комментарий к Глава 18. Быть плохим

Привет 👋

Вот мы и приближаемся к концу истории, осталось всего 2 главы 👌

В предыдущих главах я удалила ненужные вилки и диалоги, где-то добавила описания и незначительные детали ❤️

Спасибо всем кто читает, оставляет комментарии и реакции ❤️

Про Марка будет отдельный флафф спин офф, пора ему завязывать тусоваться с нытиками 🔥

Как вы могли заметить, иногда к главам можно оставлять комментарии, иногда - нет) сегодня вот - можно)

Все материалы по теме и без неё я буду публиковать здесь: https://t.me/ne_ochen_ok

========== Глава 19. Это хорошее слово ==========

Комментарий к Глава 19. Это хорошее слово

Всем привет 💛

Спасибо всем кто читает, оставляет комментарии и реакции ❤️

Уснуть у меня, конечно же, не получилось. Я несколько раз подходил к закрытой двери гостиной и сидел под ней, как пёс, но эффекта это не произвело.

Как и мои попытки поговорить.

Хотя хочу заметить, что разговаривать с закрытой дверью проще, чем с тобой.

Закрытой двери я высказал вообще все: что дурак, что мне было тоскливо и так приятно чувствовать, что я кому-то нужен и интересен, что я не справился. Что мое эго меня подвело. Что я даже не могу винить в этом Марка. Что Марк оказался, в общем-то, отличным человеком, хотя наши взаимодействия претерпели все жизненные фазы.

Что мне жаль.

Но что ты — звено, без которого моя система превращается в бардак.

Закрытая дверь ответила мне, что ей поебать, и я могу трахаться с кем угодно. И ещё некоторые вещи на обиженном.

Буду считать это хорошим знаком.

Ты мне так и не открыл, но утром, когда я садился в такси, мне показалось, что я видел тебя в окне. И мне точно не показалась дорожная кружка, полная горячего кофе, появившаяся на кухонной стойке, когда я умывался.

Сейчас она приятно греет мне руки и успокаивает перед перелётом.

Это тоже очень хороший знак.

Спать в самолёте — это вообще не ко мне, поэтому в 5 утра Марк встречает меня нервного и уставшего. Я морщусь от его невыспавшейся, но жизнерадостной физиономии и от своего еле скрываемого гнева.

Замечаю у пацана разбитую губу, но выбираю не спрашивать. На тренировке, наверное, получил.

— Как долетел? — Марк трёт глаза и широко зевает, даже не стараясь прикрыть рот ладонью.

— Норм, захуя ты приехал, я бы взял такси, — ворчу я.

— Потому что хотел тебя встретить и поддержать, — пожимает плечами Марк. — Подумал, что ты захочешь первым увидеть не таксиста, а знакомого человека.

— И что, сейчас потащишься со мной до дома? — продолжаю огрызаться на Марка.

— Да, только позавтракаем, — скалится в ответ пацан.

— Спасибо.

Я не в духе, и Марк это понимает, но ничего не спрашивает. Просто контролирует процесс. Мы заходим в автобус и молча едем до метро, в метро тоже даже не смотрим друг на друга, Марк просто рядом.

На выходе со станции стоят игровые автоматы, которые предлагают туристам за 50 рэ вытащить (хотя скорее нет) игрушку. Марк кивает на такой.

— Вытащи мне медведя.

— Что? — не врубаюсь я.

— Белого. Медведя. Вытащи. Мне, — и протягивает мне пятидесяти-и сторублевые бумажки.

— Сам вытаскивай, что это за хуита вообще, — агрюсь я.

Просто потому что мой гнев должен куда-то выйти.

— Не знаю, спишем на ностальгию, — улыбается пацан и дергает плечом, подталкивая меня к автомату. — У меня на районе в детстве в такие алкаши и дети играли.

— И кто мы? Алкаши? — хмыкаю я.

— Вытащишь? — додавливает Марк.

— Давай свои бумажки, — сдаюсь и протягиваю руку.

Автомат забирает купюры, я пробую, бешусь, проигрываю, сосредотачиваюсь, бью по кнопке кулаком, бешусь сильнее, успокаиваюсь, ловлю дзен и на третью бумажку вытаскиваю Марку медведя в дурацком шарфе.

— Спасибо, — говорю я Марку, протягивая игрушку.

— Не загоняйся, — подмигивает мне Марк, и почему-то сразу становится намного проще жить.

— Я вчера поругался с Владом, — выпаливаю я. Желание жаловаться росло во мне уже несколько часов.

— Я так и понял, — Марк фыркает и дергает уголком губ. Типа, тоже мне новость.

— Но я не хочу об этом говорить.

— Ок.

Я давно не чувствую от Марка давления, поиска компромиссов или шантажа в мою сторону. Да и, наверное, никогда не чувствовал. Сейчас в наших разговорах скорее взаимная поддержка, точнее, это Марк поддерживает меня.

Боженька, почему я такой тупой?

Ты же должен был услышать про этот ебучий поцелуй от меня.

А как теперь объяснить другому человеку, что то, что ты испытываешь — не столько физическое или какое-либо другое влечение, а что-то другое, названия которому я ещё не могу подобрать.

Жаль, что я к этому пришёл очень малодушным способом.

Мы молча доезжаем до круглосуточной шаурмичной возле моей общаги, берём по сомнительной шаверме и кофе три в одном.

В 6 утра с молчащим Марком на скамейке около общаги этот завтрак кажется особенно вкусным.

Приходит некий дзен. Ну да, я накосячил.

А кто не исполнял какой-нибудь хуйни?

— Не выспался? — и спрашивает, и утверждает Марк.

— Нет, некогда было, — фыркаю я, — переживал, что умрем, но, знаешь, со злорадством, типа «кого ты потеряла».

Марк прыскает в кулак, потом встаёт и протягивает мне руку.

— Не зайдёшь?

— Нет, иди спи, я вечером тебя заберу.

— Куда заберёшь? — тоже встаю и жму ему руку.

— Да там, в одно место, — очень неопределённо объясняет мне пацан.

Я, как и обещал, пишу тебе, что долетел.

Потом немного медлю, записываю несколько голосовых, в которых еще раз прошу прощения.

***

Через несколько часов сна, которые не помогают мне выспаться, отправляю Марку голосовое, что в седьмом часу буду готов выходить.

Весь день убиваю на приготовления к предстоящей поездке: оплатить общагу, разобрать вещи из чемодана, собрать вещи в дорогу, собрать материалы.

О, это самое сложное. Никогда такого не было и вот опять: найти сраное масло и молиться, что я его надежно закрутил в мае и оно не высохло.

Удостовериться в том, что кисти засохли намертво и надо идти за новыми, или провонять уайт-спиритом всю комнату в попытке их размочить. Количество оставшихся денег намекает, что придётся спать в парах спирта. Когда-нибудь я разбогатею и перестану покупать это дешевое дерьмо.

Палитра тоже загажена, пытаюсь отковырять от неё куски засохшей краски. Вспоминаю, как Николаич учил нас очищать палитру от засохшего масла над включённой газовой плитой. Макс мне тогда сказал, чтоб я шёл к своему Николаичу и у него дома это делал.

Нахожу остатки чужого грунта в шкафу, скорее всего от прошлых жильцов, и подготавливаю десяток картонок, чтоб взять с собой на пленэр.

Под банками с грунтом нахожу поломанный уголь, сепию и сангину. Сойдёт.

В общем-то, к пленэру готов.

Это как когда в начальной и средней школе у тебя тетрадь на каждый предмет и ручки всех цветов, а в выпускном классе одна тетрадь по всем предметам и обгрызенная ручка соседа. У меня так же, на второе художественное — засохшая палитра с кистями, чужой грунт из шкафа и картонки от обувных коробок.

Пишу Марку, что освободился, и через час хмурый пацан с сигой за ухом, не чета себе же утреннему, стоит около входа в общагу.

Вот теперь мы с кислыми еблами вместе смотримся идеально.

— Что случилось? — вместо приветствия.

— Да там, — уклончиво отвечает Марк, но ловит мой заебанный взгляд и продолжает, — семейные проблемы.

— А подробнее?

— Я не пойму, тебе правда интересно или ты доебаться решил? — сверлит меня взглядом пацан, но продолжает. — Снова сегодня послушал, какой я хуевый сын.

Раньше Марк никогда не рассказывал мне о своих проблемах дома, да я и не знал, что они существуют.

Пацан отворачивается, и теперь я вижу только его удаляющуюся спину.

Ну ладно, потом поговорим об этом.

Через полчаса спина Марка приводит меня в незнакомую квартиру, где нам очень рады.

Прохожу на небольшую кухню вслед за Марком, который ещё не успел зайти, но уже получил в одну руку штопор, а в другую бутылку.

— Мааааааарк, открой нам вино, — тянет девушка, сидящая к нам ближе всего на большом кресле.

Он вздыхает, но подходит к кухонному столу, чтоб опереть об него бутылку. Я слежу за его манипуляциями: упаковка пробки ему не поддаётся, и пацан случайно отрывает язычок пластика.

— Да че такое-то блять, — берет нож, лежащий рядом, и уже пытается справиться с непослушной защитной этикеткой им.

— Да оторви ты там полоску, — советует девушка.

— Я че тупой по-твоему? — отвлекается пацан от бутылки. — Она оторвалась.

Ещё несколько движений ножом, и вот я вижу стекающую струйку крови по пальцам Марка.

— Какой позор, — вздыхает пацан и устало смотрит на ползущую по пальцу кровь. Она медленно тянется до ладони, — пойду заклею, Сань, открой им вино.

— Хорошо, что не в глаз, — комментирует девушка, до этого советовавшая оторвать полоску.

— В ванной есть аптечка, — отзывается другая.

Я киваю и в несколько движений открываю девчонкам вино, оставляя их с ним наедине, а сам иду на звук шумящей воды в ванной.

— Это я, — стучусь в ванну, чтоб проверить, как там дела у Марка.

Щелчок замка, и я захожу внутрь. Марк сидит на бортике ванной, гипнотизируя в раковине кровавые разводы и пустой бутылёк перекиси. Неловко прижимает к пальцу кусок ваты.

— Ты как? — сажусь рядом на белоснежный бортик и закрываю воду.

— Норм, остановил кровь, — говорит безэмоционально, все ещё глядя в одну точку.

Недоверчиво осматриваю руку, вроде бы правда остановил.

— А че вздроченный такой весь день?

— Да батя с вахты вернулся, — говорит Марк, потирая разбитую губу. — К нашему отложенному разговору про мою учебу.

— А что с ней?

— Да посрались опять, говорю, ну сдай меня в обратно, если примет комиссионка, — хмыкает Марк, — корячится мне военное училище, короче, если я и этот универ проебу.

Да, не весело, у меня таких проблем не было никогда.

— А ты проебать планируешь?

— Ну вообще нет.

— Ну и все тогда, — хлопаю я Марка по плечу, — что за история с глазом?

— Да я им в прошлый раз шампанское открывал и открыл себе в глаз, — отмахивается Марк.

— Кто ж открывает на себя-то, — мне становится так смешно, когда я представляю эту картину. Но ровно до того момента, пока я не представляю ощущения.

— Да я вообще не открывал в тот момент. В телефон залип и бутылку об стол пизданул, ну и пробка мне в глаз.

— Пиздец.

— Да там по касательной было, в бровь больше прилетело, но скорую все равно вызвали, — улыбается Марк, и я вижу, что его немного попустило.

— Алкоголь пытается тебя убить, — шучу я.

— Ага, хотя я его даже не пью, — фыркает. — Не ответил тебе твой чувак?

Мой чувак. Так Влада только Марк называет, мне от этого всегда смешно.

— Нет, я вообще не уверен, что ответит.

— Да ответит, конечно, — Марк окончательно приходит в себя, сгребает окровавленную вату и банку из-под перекиси в мусорку, моет раковину и жестом зовёт меня в комнату.

Я обвожу взглядом Марковы труды по уборке ванной, и взгляд останавливается на машинке для стрижки, лежащей на стиралке. Искра, вспышка, безумие.

— Сделай мне как у тебя? — я киваю на машинку, потом на голову Марка.

— Все засрем же, — морщится пацан. И мне так смешно, что Марку похуй на мой внешний вид, но не похуй, что придётся убираться.

Кажется, я подобрал слово для наших с Марком отношений.

Дружба — это хорошее слово.

***

Через пару дней Богомягков действительно отвозит нас кормить клопов в деревню, где у меня даже не ловит связь. В смысле даже звонки, про интернет и говорить нечего.

Срок нам обещают скостить за хорошее поведение, и вместо 2 недель мы должны отбыть полторы, если напишем все, что он запланировал.

Зачисление, первого сентября, прошло без особых изысков и торжеств, нас сразу проинспектировали, куда мы завтра едем и что брать с собой.

Главное, говорит, алкоголь в деревню не тащите.

Поэтому припасенная в багаже «на всякий случай» бутылка вина опорожнилась в нас с Аней еще в границах Ленинграда.

Мечусь как уж на сковородке в электроне, везущем нас куда-то за 400 км от цивилизации, не зная, писать тебе или нет. Вроде бы да, вдруг ты будешь звонить, а я не абонент. Не хотелось бы тебя волновать и провоцировать новые конфликты. Поэтому все-таки пишу, предварительно посоветовавшись с Аней.

С Марком не советуюсь: и так знаю, что он скажет («Пиши, еба»).

Так что пишу, чтоб не терял.

При встрече с хозяйкой дома, в котором мы будем жить, она первым делом сообщает нам, что у неё новые матрасы и больше никаких клопов.

Но я-то знаю, хуйня это все, потому что обои-то старые. Но со своей участью я уже смирился.

Вторым делом она рассказывает, как каждое лето принимает студентов, и изрекает мудрость, наполненную сомнительной поддержкой.

— Многие из вас окажутся средними художниками, пугаться этого не стоит. Только пошляки боятся середины, чаще всего именно на этой территории происходит самое главное.

Но мне от неё почему-то становится спокойнее.

Через пару дней Богомягков, храни его господь, отвозит нас к станции, где ловит связь, и я могу чекнуть сообщения. Сообщения только от Марка и банка.

Марк советует спать на улице в спальнике, дабы быть целее, банк предлагает денег за чудовищный процент. Вот это жизнь.

Покупаю пачку чипсов с зелёным луком и тащусь обратно в разъебанный УАЗик, чтоб завтра снова преисполниться церквями и реками.

Через пару дней действие повторяется, и мы снова едем на станцию, чтоб получить свои телеграммы.

На этот раз, к моему счастью и безграничному удивлению, я получаю сообщения от тебя. Ты писал их в разные дни, и судя по датам, первое — ещё до того, как я в прошлый раз был на станции. Видимо, блядский 3G не прогрузил все.

«Я ужасно зол и, видимо, ревнив. Но согласись, есть с чего».

Через несколько дней:

«Когда вернёшься со своего рехаба — сообщи».

Рехаб, хах. Рехабом тут и не пахнет, потому что наши новые одногруппницы включили чудо-женские способности и на второй день притащили в дом какой-то мутный самогон от местных пацанов. Чтоб не упасть в грязь лицом, пришлось пить его наравне со всеми.

Стоит ли, кстати, говорить, что я снова один парень в группе?

Отправляю сообщение, что через пару дней буду в городе и наберу.

Пока выбираю, чем мы сегодня будем ужинать, 3G сподабливается на еще несколько сообщений от тебя.

Судя по дате — сегодняшних.

В первом сообщении какой-то адрес, предположительно в конце оранжевой ветки, и я вообще не могу понять его смысл, пока не открываю второе:

«Едь туда с вокзала».

Комментарий к Глава 19. Это хорошее слово

Ну что, остался финал 🙃

Он готов, отредактирую - и в путь)

Все материалы по теме и без неё я буду публиковать здесь: https://t.me/ne_ochen_ok

========== Глава 20. Вонзилась стрела в Уральское сердце ==========

— Не чеши! — легонько бью Аню по рукам, которыми она уже тянется к и так расчесанной пояснице.

— Да как не чеши-то, оно же чешется, — она несколько секунд пытается держаться, но быстро проигрывает бой клопам и снова тянется к расчесанным волдырям.

По совету Марка я ушёл спать на улицу, поэтому я в относительном порядке, а Аня вся в укусах.

В относительном — потому что я отказываюсь начинать день без кофе и душа.

К чести клопов надо сказать, что они долго терпели и проявили себя только за несколько ночей до нашего отъезда, да и то на одной Ане.

— Попроси Марка привезти на станцию какую-нибудь мазь от этого дерьма, — скулит Аня, — хочу закончить это как можно скорее.

— С чего ты взяла, что Марк меня встречает?

Аня смотрит на меня испытующим взглядом, и я сдаюсь. Ну да, встречает.

Мы сидим с ней на веранде нашего дома с ответственным заданием от коллектива — почистить картошку для ужина.

Наши девы притащили полкоробки тушенки от тех же деревенских воздыхателей и решили сегодня приготовить прощальное рагу.

Картошку я чищу за двоих, Аня же чешется за весь коллектив, потому что покусали только ее.

— На станции напишу завтра, — кидаю последнюю почищенную картофелину в холодную воду, — хочешь, сегодня со мной на улице ложись?

— Хочу, — вздыхает Аня, — а то меня совсем съедят.

***

На поезд мы, конечно, опаздываем и практически запрыгиваем в движущийся вагон.

Точнее запрыгиваю на ходу только я, пропустив всех девчонок вперёд, пока состав ещё стоял.

Я не в силах провести здесь больше ни минуты.

В большей степени из-за чертовой неизвестности, которая меня ждёт в Ленинграде.

Мысли копошатся в голове, словно пчелиный рой. И я не могу его прогнать весь путь обратно. Отсчитываю каждые «осторожно, двери закрываются» до встречи с тобой.

Чувство, что зародилось в груди в тот момент, когда мне пришло сообщение с адресом, постоянно меняется. Я то жду беду, то предчувствую скорое счастье.

Сейчас эти сменяющие друг друга ощущения уже вызывают лёгкий приступ панической атаки.

Воспоминания становятся чётче. И те, в которых мы безгранично счастливы, и те другие, где ты закрываешь передо мной дверь.

На вокзале нас встречает неприлично счастливый Марк с неуловимой заживающей желтизной фингалов под глазами.

Зная характер этого человека, подозреваю, что это связано друг с другом.

— Что с лицом? — я то ли про синяк, то ли про счастливое выражение.

Марк молчит, но его улыбка расползается ещё шире.

— Скажи, что ты купил мне что-нибудь от укусов, — за мной материализуется Аня, которую не доели.

— Привет, — хмыкает Марк, — я тоже скучал и рад вас видеть.

Пацан протягивает Ане аптечный пакет, которая сразу же приступает к самолечению.

— Там ещё от аллергии на всякий случай, Мила сказала тоже купить.

Я пихаю Марка плечом, и мы обгоняем всю стайку наших однокурсниц, сначала возглавляя колонну странных чуваков с

этюдниками (хотя у меня его так и не завелось), а потом смешиваясь с общей толпой приехавших.

Чуть позже прощаемся с большей частью девушек, и в том числе Аней у остановки. К метро с нами идут всего двое.

— Так что с лицом? — допытываюсь я, когда мы остаёмся вдвоём.

— Защищал одного ебалая в баре, — улыбается пуще прежнего Марк, поджав губы.

Мы уже почти дошли до метро, и минимальное спокойствие во мне поддерживает только разговор с Марком.

— Что за ебалай?

— Одногруппник новый, — объясняет пацан, — приебнутый.

— Ну если даже ты так считаешь, — тяну я.

— А я типа приебнутый?

— Ой, не без этого, — ухмыляюсь я, — но мне все нравится, этому твоему ебалаю, скорее всего, тоже.

— Хорошо бы, но я ещё не разобрался, что он такое. Вроде натурал, — лицо Марка становится задумчивым, — но Юрца при мне он засосал.

— Ну так разберись, — хмыкаю я, — поговори через рот уже с человеком.

Ну или можно сразу, конечно, с поцелуев зайти. Вариант так-то рабочий.

— И то верно, — соглашается пацан.

Эскалатор везёт нас под землю, а потом и под Неву.

Каждая минута приближает меня к судьбоносному разговору, и кажется, по мне это видно, потому что Марк старается разрядить обстановку бессмысленными разговорами.

Мы вместе заходим в вагон, ему ехать почти до конечной, мне же пересаживаться на оранжевую. И тоже почти до конечной.

— Нервничаешь? — вскидывает бровь Марк, когда вагон слегка трясёт, — что, думаешь, он к тебе приехал и хату снял какую-то, чтобы бросить что ли?

— Вот ты вслух сказал и теперь по-тупому звучит, — вздыхаю в триста шестьдесят седьмой раз за день, — не знаю я, все сложно и непонятно.

— Вообще, считаю, что любые отношения, хоть дружеские, хоть какие должны быть простыми, понятными и не напряжными, — бросает Марк.

— Как ты меня бесишь со своей философией этой.

Марк на это только улыбается.

Мы подъезжаем к станции, где я должен пересесть, и прощаемся. Ехать дальше одному совсем невыносимо.

Нет, ну правда же, ничего страшнее жизни не случится.

Так думаю я ровно до того момента, пока не выхожу из метро. На улице теперь дождь стеной, а идти от метро 20 минут, и даже в маршрутке смысла нет, все равно промокну, пока буду по дворам добираться.

Ну отлично, буду ещё более драматичный, когда дойду.

Действительно, добираюсь до указанного адреса весь мокрый, капюшон толстовки не спас меня абсолютно.

Замираю на несколько секунд перед дверью и вспоминаю, как первый раз пришёл к тебе домой. Тоже боялся.

Практически крещусь обеими руками, но стучусь.

Встречаешь меня смущенной улыбкой.

А ещё в глаза сразу бросаются фикус Фёдор и коробки с вещами.

Если с вещами все сразу понятно, они мои, то зачем мне Фёдор — не совсем ясно.

Ты весь такой на домашнем, в мягком тёплом свитере и свободных домашних штанах. Хотя откуда мне знать, что свитер мягкий и тёплый, я же боюсь прикоснуться к тебе.

— Привет, — первый здороваешься со мной, когда я захожу в квартиру и закрываю за собой дверь трясущимися руками.

То ли от холода, то ли от волнения.

— Привет, — отвечаю и скидываю с головы капюшон, снимая мокрую толстовку, которую теперь впору выжимать.

— Я думал, у вас там клопы, а не вши, — хмыкаешь, и я не понимаю, в чем юмор.

Потом показываешь указательным пальцем себе на волосы, и я понимаю, что ты ещё не видел меня с короткой стригой.

— А ты про клопов-то откуда знаешь? — соображаю я.

— Аня сказала, — отвечаешь, — я спрашивал ее пару раз, как ты там.

Мне сразу так тепло и хорошо на душе от этих слов.

Я уже разулся и стою как мокрый бедный родственник у двери.

— Ты замёрз? — подхватываешь мою мокрую толстовку и уносишь куда-то, возвращаясь с полотенцем, протягивая мне его, — я сейчас дам тебе сухие вещи, пойдём.

Иду следом и осматриваю квартиру. Симпатичная, светлая и просторная. Похожа на твою.

Я немного заторможен и просто пялюсь на тебя, с полотенцем в руках, так и не применив его по назначению, когда ты протягиваешь мне сухие вещи из шкафа.

— Саш, ты норм? — стаскиваешь с меня мокрую футболку и заворачиваешь плечи в полотенце. Я отмираю, только когда ты расстёгиваешь на мне джинсы, которые ничуть не суше остальной одежды.

— Что ты делаешь? — аккуратно спрашиваю.

— Снимаю с тебя холодную и мокрую одежду, — разжёвываешь мне очевидные вещи, которые я вообще-то и сам понимаю.

Вспоминаю свой сегодняшний совет про то, что нужно разговаривать словами через рот.

— Влад, а мы как бы вместе, или это жест доброй воли сейчас?

— Конечно мы вместе, — ты все-таки расстёгиваешь на мне джинсы, и я их перешагиваю.

Вонзилась стрела в Уральское сердце.

Ты заворачиваешь меня в полотенце и сжимаешь в объятиях.

Я стою и боюсь пошевелиться. Но больше не хочу жить со всеми этими недомолвками.

— А как же, — начинаю я, но ты меня перебиваешь.

— Никак же, я похоже на 98% состою из ревности, когда дело касается тебя, — слегка разжимаешь объятия и киваешь на диван, — иди садись, тебе кофе или чай принести? Пожалуй, чай.

Меняешь на мне полотенце на одеяло и исчезаешь в коридоре. Слышу, как через несколько минут дзинькает чайник, и ты возвращаешься с кружкой горячего чая, за который я готов убивать и воровать.

Садишься рядом, снова обнимая меня за плечи.

— Ты замечательный, прости меня за сказанные тогда ночью слова и за все остальное после, — наконец-то ты нарушаешь тишину, — я сам не подарок, и чего я ждал, когда сослал тебя одного в другой город?

После тёплого чая, тёплых слов и горячего тебя рядом я чувствую, что окончательно пришёл в себя.

— Почему ты извиняешься? — не понимаю я, — это же я тебе не рассказал все сразу.

— Да оба дураки, — вздыхаешь, — но ты уже просил прощения, а я нет.

Так странно, спокойно и никакой драмы.

— И когда ты теперь домой? — ставлю пустую кружку на пол, желая расставить все точки над i.

— Да я дома, ты тоже, кстати, — улыбаешься, — я всех, кого мог, заебал на больничке, и меня перевели.

Я по-моему умер и попал в рай.

Мы сидим молча ещё, кажется, целую вечность, когда я наконец-то решаюсь.

— Ты не устанешь меня любить? — спрашиваю я тихо, то, что давно меня мучает.

— Нет, Сань, и ты не сдавайся, если я дальше буду хуйню исполнять.

А я не знаю, как это дальше будет. Но непременно хочу, чтобы было.

— Сдаваться — это слишком легко, — вспоминаю я.

Ты только фыркаешь на это и касаешься моей щеки подушечками пальцев, а затем, как когда-то давно, летней ночью на заброшенном фонтане, моей нижней губы и проводишь пальцами по ней.

Приникаешь к моим губам в поцелуе, и я, как и тогда, с жадностью отвечаю.

И я надеюсь, что это между нами останется неизменным.

Наверняка мы будем ссориться, не сходиться во мнениях, мириться, радоваться, испытывать огромное количество разных эмоций, но главное, чтобы при этом мы понимали друг друга.