Отец [Людмила Георгиевна Степанова] (fb2) читать онлайн

Посвящается любимым родителям

Степановым Георгию Тимофеевичу

и Нине Михайловне

В наше время роль отца в воспитании детей не столь значительна. Современный мужчина чаще всего – ещё один ребёнок в семье, у которого на первом месте мысли о собственной пользе и выгоде. Всю ответственность в большинстве случаев берёт на себя женщина. Эта книга о человеке, который отдал силы, знания, а если потребовалось бы, и жизнь, чтобы вырастить дочерей честными, справедливыми и полезными обществу. У него всё получилось. Эта книга об исключительном, настоящем отце!

1. Отчий дом

Люда жила на окраине небольшого провинциального городка, недалеко от леса, где змейкой вилась железная дорога. Она приходила сюда, как только появлялась возможность. Её манил специфический запах, исходящий от шпал.

– Интересно, чем это пахнет? Обязательно узнаю у отца, – решила девочка. В тот же вечер, когда он вернулся с работы, спросила:

– Папа, чем так вкусно пахнут шпалы?

– Креозотом. Это такое вещество, которое защищает шпалы от гниения, – охотно объяснил отец. И тут же:

– А что ты делаешь у железной дороги?

Люда поняла, что выдала не только себя: она никогда не оставалась без присмотра старшей сестры. А тут – такая досада!

– Теперь мне достанется от неё! – испугалась маленькая проказница. Но, к счастью, всё обошлось.

Улица, на которой жила шестилетняя девочка, носила имя легендарного Чапая, быть может, поэтому все её друзья – соседские мальчишки – мечтали быть похожими на красного командира. Они каждый день собирались у леса поиграть в войнушку, а ранней весной – понаблюдать за тритонами, которые водились в многочисленных мелких водоёмах и прудах. Им нравилось подолгу смотреть на хвостатых земноводных, с аппетитом пожиравших личинки комаров. Мальчишки всегда приходили домой мокрыми. За день они измеряли по нескольку десятков луж, чтобы лучше узнать окружающий мир. Резиновые сапоги порой не успевали высыхать за ночь, но это их не останавливало – сорванцы на следующий день снова отправлялись на железную дорогу. И казалось, что их любознательности не будет конца. Люда завидовала ребятам: у них были высокие сапоги. Они могли зайти в самую глубокую лужу и похвастаться: дескать, вот мы какие!

– Иди сюда, не бойся! – звали её ребята.

– Ага-а-а … У меня сапоги короткие! – с досадой в голосе отвечала она.

Ровесниц среди девочек у неё не было, и ей ничего не оставалось, как только ждать мальчишек, чтобы потом пойти в лес. Одной – страшно, но когда любопытство брало верх, Мила (иногда так её называли соседи), успокаивая себя тем, что далеко заходить не будет и что скоро вернётся, оказывалась на знакомой поляне. Как любая девчонка, она мечтала о красивом букете из первых весенних цветов. Их называли подснежниками. В конце апреля огромные поляны превращались в бело-голубые ковры с зелёными вкраплениями. В лесу пахло свежестью, будто кто-то разлил флакон духов с тончайшим ароматом. Ей всегда хотелось собрать самый большой букет и принести домой, чтобы поделиться радостью со своей сестрой.

– Детка, лесные цветы не стоят долго в вазе, – предупреждала мама, – через два дня они превратятся в гербарий, и это вовсе не подснежники, а ветреница.

– Ну и что! – говорила про себя Люда.

От такого разоблачения желание нарвать огромный букет первоцветов только усиливалось. А ещё ребятня любила ходить в котлован, на стенах которого были написаны самые разные слова: хорошие и не очень. Девочка всегда смущалась, когда попадавшаяся на глаза надпись говорила о том, что сделал её человек некультурный. Рисунки тоже были разными … Больше всего ей хотелось от некоторых избавиться, но размеры художеств заставляли отказаться от этой идеи.

– Эге-гей!!! – кричали мальчишки, стоя в котловане.

– Эхе-хей!!! – передразнивало эхо.

Накричавшись вволю, они ждали, когда по участку железной дороги, который находился над котлованом, пройдёт поезд – товарняк или пассажирский.

– Раз, два, три … – считали они вагоны, – шестьдесят три, шестьдесят четыре, шестьдесят пять … Ребята не скрывали радости – такой длинный состав они видели впервые.

Время на железной дороге пролетало быстро. И только голод напоминал о том, что пришла пора подкрепиться. Мальчишки неохотно шли домой.

– А давайте толкачей нарвём! – предложил кто-то однажды.

Толкачами ребята называли хвощи – травянистые растения c мелкими чешуйчатыми листьями, которые были похожи на маленькие светло-коричневые свечки. Сладкие и сочные, они нравились детворе.

Люда любила возвращаться домой, в свою небольшую уютную комнату, где могла помечтать, например, о том, куда пойдёт завтра. Ближе к вечеру приходили с работы уставшие родители, но отец находил в себе силы и время поиграть с ней. Она чувствовала его нежное к ней отношение и не потому, что была младшей дочерью. Их притягивало друг к другу, как маленькие кусочки магнита. Вдвоём они могли свернуть горы. Мама только радовалась такой дружбе. Общие интересы помогали развиваться ребёнку. Отец так же сильно любил лес и восхищался природой. На вопрос: пойдёт ли младшенькая в лес по грибы или ягоды, всегда получал утвердительный ответ. Вставали на рассвете, с первыми петухами.

– Ну, что, дочка, пойдём по грибы? – спрашивал отец.

Люда быстро натягивала чулки, повязывала платок, чтобы клещи не укусили, брала маленький ножичек и спешила за отцом. Мама всегда удивлялась их непреодолимому желанию бродить по лесу целый день и слушать щебетанье лесных птиц.

– Папа рассказывал много интересного, – делилась Люда, когда они с мамой оставались наедине, – например, как искать грибы, какой лес любят подосиновик или боровик, где растут чёрные грузди, местные называли их «чернушками», когда наступает сезон опёнок летних и осенних, как правильно срезать гриб, чтобы не навредить природе, от какого слова происходит его название.

Мила росла девочкой любознательной: задавала много вопросов, на которые отец не сразу мог ответить. Но это только радовало его: дочь полюбила лес! Часа через три она всё же уставала, её ничто уже не радовало, хотелось есть.

– Папочка, давай поищем местечко посидеть! – просила маленькая спутница.

У папы всегда были запасы съестного: варёные яйца, свежие огурцы, зелёный лук, чёрный хлеб с домашним салом. Иногда мама давала в дорогу варёную картошку на случай, если дочь не захочет сала: растаявшее оно превращалось в тянущиеся полоски, которые почему-то всегда застревали в горле, вызывая тем самым неприятное ощущение …

Подкрепившись и надышавшись лесным воздухом, малышка крепко засыпала под большой еловой веткой на старом пиджаке, который заботливо расстилал для неё отец. А минут через пятнадцать она просыпалась, полная сил и желания вновь собирать грибы. Чтобы порадовать дочь, отец шёл на небольшие хитрости: нарочно пропускал большие подосиновики или боровики, а та, не замечая подвоха, искренне радовалась находке.

– Папочка, миленький, посмотри, ты гриб пропустил!

– Какая ты молодец! – не скупился на похвалу отец.

– Пройди левее, зайди за дерево, мне кажется, там должны расти белые!

– Ой, правда! Смотри, какие! Толстые, плотные, с большими коричневыми шляпками, а как пахнут! – Люда бережно укладывала в корзинку свою находку, целуя каждый грибок. Тихая охота продолжалась до тех пор, пока не садилось солнце. Мама волновалась, когда грибники подолгу задерживались в лесу, сердилась на папу, но каждый раз, увидев их с полными корзинами грибов, уставших, но счастливых, меняла гнев на милость, несмотря на то, что впереди её ждала многочасовая работа по очистке лесных даров. Люда обязательно помогала ей и рассказывала удивительные истории, которые с ними приключались.

– Мамочка, а этот гриб я нашла в глубокой канаве! Представляешь, прямо в песке рос, а этот … – она взахлёб рассказывала о каждой находке и всегда ждала похвалы!

– Умница! – говорила мама. Она, не подавая виду, гордилась дочкой и своим мужем.

Дом, в котором жила Люда, родители построили своими руками. О том времени они не любили рассказывать. Тяжело было. Тогда не каждая семья решалась на строительство. Но желание мамы жить в собственном доме оказалось сильнее всяких трудностей. Строили долго. Денег на кирпич не хватало, папа решил возвести стены из доступного по тем временам материала: шлака – продукта, остававшегося после сжигания твёрдого топлива. Засыпали его в специальные формы, заливали цементным раствором, ждали, когда всё застынет, и только после этого продолжали поднимать стены. Физические нагрузки изнуряли родителей, но они работали не покладая рук, с каждым днём приближая свою мечту. Дом возводили много лет, на свет успела появиться и вырасти вторая дочь. Чтобы как-то свести концы с концами, держали поросят, разводили кур. Маленькая Люда тоже помогала: ей доверяли кормить цыплят. Каждый день она подходила к клетке, чтобы посмотреть, как растут её желтые пушистые комочки.

– Пик-пик, пик-пик, пик-пик … – весело переговаривались цыплята. – Пик-пик, пик-пик, – словно эхо вторили им маленькие утята, которые росли быстрее, чем их пернатые друзья, – не по дням, а по часам.

Накормить двадцать пять прожорливых утят – считалось делом непростым. Спасала поблизости расположенная от дома река. В конце лета она покрывалась ряской – мелкими растениями в виде пластинок, которые водоплавающие поедали с волчьим аппетитом. Всегда «весёлые» утки и селезни только к вечеру возвращались с реки: белоснежные, с полными зобами, переваливаясь с одной лапки на другую и о чём-то «переговариваясь», шли они вереницей домой. Их впускали не сразу.

– Лю-да, – кричала Лена, – как только я насыплю еду в кормушку, открывай ворота!

– Хорошо! – отзывалась она с готовностью помочь сестре.

– Хлоп-хлоп, хлоп-хлоп … – как только двери открывались, утки наперегонки бежали к деревянным кормушкам и жадно заглатывали еду. Набирали в клюв и несколькими движениями проталкивали её внутрь. Люда не успевала глазом моргнуть, как они, наевшись досыта (такое, правда, случалось редко), ложились на бок, укладывая огромный зоб на асфальт, вытягивали перепончатые лапы и довольные затихали.

Кто-то из соседских мальчишек прознал о том, что утки любят ракушки, которых в реке было видимо-невидимо. Они водились недалеко от места купания местной детворы, особенно там, где начиналось иловое дно. Наличие мидий считалось показателем чистоты, поскольку моллюски фильтруют воду, в которой живут. Именно это и вызывает споры о благоразумности применения морских, а тем более речных мидий в пищу.

Ребята собирали их в большом количестве и выбрасывали на берег. Дома вскрывали раковины ножом, мясо моллюска отдавали уткам, которые дрались из-за каждого кусочка. Кто бы мог подумать, что утиное лакомство – это речные мидии, которые наравне с морскими подают сегодня в ресторанах. Большое количество отходов позволяет считать блюдо деликатесом.

В родительском доме посередине стояла огромная русская печь, которая обогревала сразу четыре комнаты: спальню, большой зал, где Степановы любили принимать гостей, детскую и гостиную. Были и хозяйственные пристройки – кухня, небольшая ванная комната и, конечно, подвал. Здесь зимой хранили солёные помидоры, огурцы, грибы. В углу стояла большая кадушка с квашеной капустой, переложенной упругими половинками кочанов и яблоками. Чаще всего это была ароматная антоновка. Люда с интересом наблюдала, как мама готовила бочку для солений. Она в печи нагревала до красноты железную болванку, а затем доставала раскалившуюся добела ухватом и опускала в кадушку с водой. Что тут начиналось!!! Вода кипела, шипела … Бочка ходила ходуном – так чистили ёмкость, чтобы капуста или мочёные яблоки в ней не портились.

В подвале на деревянных полках стояли банки со свиной тушёнкой. Здесь же хранились компот и варенье – из малины, смородины, яблок, сливы и вишни. Все заготовки – мамина гордость. Она в округе слыла хорошей хозяйкой. Полакомиться её солёными огурчиками приходили все соседи.

Вскоре с русской печью пришлось расстаться. Технический прогресс – появление парового отопления – да и досадный случай, который произошёл, когда папа остался вместо мамы на хозяйстве, приблизили этот момент. Уложив дочерей днём спать, он растопил печь, приготовил обед. Чтобы тепло «не вылетело в трубу», закрыл задвижку. Обычно Лена с Людой спали полтора часа. Но только не в этот раз. Когда прошли все сроки, отец забеспокоился.

– Пойду, проверю, с чего они так крепко спят?! – недоумевал он. Дочери лежали под одеялом без движения, бледные и, как тогда показалось отцу, бездыханные.

– Угорели! – промелькнуло у него в голове – видимо, я рано закрыл задвижку в печи, и в комнату просочился угарный газ.

Отец быстро распахнул окна, одел детей в шубы и вынес на улицу. Он не на шутку испугался: повёз их на горку, которая находилась недалеко от покрытой льдом реки, покататься на санках. С каждой съезжал по несколько раз в надежде на то, что свежий морозный воздух скоро приведёт дочерей в чувство. И только когда он увидел на щеках дочерей лёгкий румянец, вздохнул с облегчением – беда миновала.

С появлением парового отопления нужда в русской печи отпала. Но возникла другая забота – топить котёл, который почему-то часто «капризничал». Только спустя некоторое время Люда узнала про маленькие хитрости, «укрощающие» большой чугунный котёл местного производства – Кировского чугунолитейного завода. В нём было несколько дверец. Самое маленькое – прикрывало поддувало или зольник. Чуть больше – пространство, куда закладывались береста, бумага и мелкие щепки для розжига, третья дверца прикрывала пространство, куда помещались дрова и уголь. Изучив, на первый взгляд, нехитрую грамоту, Люда как заправский кочегар принялась за дело. Нарезала ножом березовых лучинок, уложила их так, как показывал отец, под них – старые газеты. Чиркнула спичкой – пламя объяло щепочки.

– Нужно поймать момент, когда подкладывать дрова следует, – подсказывал папа, наблюдавший за действиями дочери. – Раньше положишь, пламя быстро погаснет из-за недостатка кислорода, позже – щепа успеет прогореть. Ничего страшного, если первый раз не получится, – успокаивал он. – Даже у взрослого не всегда с одной спички растопить котёл получается …

Когда маленькая хозяйка, так иногда называл её отец, впервые самостоятельно разожгла котёл, очень обрадовалась.

– Скоро в доме станет тепло и уютно, – довольная собой, сообщила она родителям.

– Молодец! – похвалил папа. – Я теперь спокоен: не замёрзнете!

Котёл в холодное время года приходилось топить каждый день. Под утро батареи остывали, и всё приходилось начинать заново: выгребать из поддувала золу, предварительно смочив её водой, чтобы пыль не распространялась по кухне. Люда в этот момент всегда вспоминала сказку о Золушке, которая топила печь. Как и она, перепачканная, по-другому не получалось, выходила за щепками и берёзовыми дровами во двор. Это были деревянные отходы, которые отец выписывал в тарном цехе завода. Чтобы зимой было тепло, требовалась большая грузовая машина угля. Каждую осень, когда выпадал снег, Лена с Людой возили на санках кокс или антрацит в сарай и аккуратно складывали деревянные обрезки в поленницу.

– Девчата, вода закончилась, – говорила мама, давая понять, что настало время ехать на колодец. Сёстры грузили на железные санки, которые отец сделал на заказ, 25-литровую алюминиевую «молочную» флягу и ехали метров шестьсот в сторону реки Песоченки, где находился колодец. Студёная родниковая вода обжигала руки, если лилась мимо ёмкости, и на глазах превращалась в лёд. Пить такую воду доставляло отцу истинное наслаждение. Даже с появлением колодца во дворе дома девчата редко, но всё-таки продолжали ходить на родник.

Частный дом отнимал много сил и времени. А ещё больше – сад и огород. На двадцати четырёх сотках располагались хозяйственные постройки, деревья и кустарники, овощные грядки, ягодник. Каждую весну и осень площади, отведённые под картофель, удобрялись и перепахивались.

Иван Михайлович Малахов, единственный во всей округе конюх, в сезон был нарасхват. Несмотря на то, что в конце улицы Чапаева жили оседлые цыгане, у которых в каждом дворе было по лошади, обращались за помощью к нему. Он и плуг крепко держал, и борозду ровную делал. Только с годами, когда силы в руках поубавилось, «сдавал в аренду» своего гнедого. Отец вначале со страхом, а потом с азартом брался за обработку земли. Как маленький ребёнок радовался, когда получалось конём управлять и за плугом ходить. Девочки любили кормить огненно-рыжего красавца.

– А он не лягнёт? – интересовалась Люда, прежде чем подойти к нему.

– Ты вначале поговори с ним, – советовал отец, – и сразу поймёшь. – Все животные чувствуют доброту.

– Ты – мой хороший, – преодолевая страх, девочка приблизилась к коню. – Я тебе сахарку принесла!

Он посмотрел на неё, как ей показалось, приветливо и продолжил щипать сочную травку. И только когда мотнул длинным хвостом, Люда, испугавшись, отскочила в сторону.

– Не бойся! – закричал отец, – так он назойливых мух и слепней отгоняет. Дочь сделала ещё одну попытку.

– Папочка, посмотри, взял кусочек, – она почувствовала прикосновение к руке больших влажных губ и с благодарностью посмотрела на крепкого коня.

Свободное от учёбы время девочки проводили на огороде. Лена не любила «сидеть» на грядках и находила тысячу причин, чтобы увильнуть от работы. Она любила читать.

– Опять с книжкой, – сердился отец, увидев старшую дочь на террасе. – Лёжа читать нельзя, зрение портишь, – сокрушался он.

Лена вставала с удобного кожаного дивана, делая вид, что замечание возымело действие. Младшая дочь всегда выполняла то, что требовали от неё родители, даже если это ей не нравилось. Она могла долго упрямиться и плакать, что-то доказывать, но в итоге выходило по-отцовски. Лена, наоборот, создавала иллюзию повиновения, но всё делала по-своему. Ей почему-то это удавалось.

Люда любила копаться в земле. Только выращивать хотела не помидоры и огурцы, а цветы.

– Какой толк от ваших цветов? – спрашивал у дочери отец. – Помидоры и огурцы можно есть свежие или засолить на зиму, – агитировал он за овощи.

– Хочется, чтобы в палисаднике было красиво! – парировала младшая дочь.

Она всегда сожалела о том, что не только папа, но и мама не разделяли её романтических настроений. Ей хотелось вырастить редкие сорта гладиолусов и георгин, чтобы первого сентября подарить своей любимой учительнице. И однажды это случилось.

2. Бабушка Катя

В детстве его звали Егоркой, мама – Екатерина Ивановна Степанова (бабушка Люды по отцовской линии) – называла уменьшительно-ласкательным именем, которого не было даже в толковом словаре, – Горюнчиком, Горюшкой или Горемыкой. Видно, в корне этого имени крылась непростая доля женщины, которая одна воспитывала сначала десятерых, а потом восьмерых детей.

Муж Тимофей Семёнович Степанов погиб в Великую Отечественную в Ленинградской области. Только в год 70-летия Победы тётя Тася (младшая папина сестра, единственная, кто останется из их большого семейства) получит справку из военкомата с датой смерти и местом захоронения своего отца: «Рядовой Тимофей Семёнович, 1898 года рождения, стрелок 265 сд 951 сп – убит. Дата первого захоронения – 20 февраля 1944 года в деревне Мясково Уторгошского района Ленинградской области. Был призван Кировским РВК Смоленской области (ныне Калужская область), жена – Екатерина Ивановна.

Под номером семьдесят четыре, а всего девяносто три воина, значится фамилия деда. Братское захоронение расположено в деревне Гора в девяти километрах от железной дороги станции «Уторгош», в сорока пяти километрах от районного центра посёлка городского типа Шимск и почти в ста километрах от Великого Новогорода. Гранитный обелиск высотой два метра с надписью: «Вечная Слава героям, павшим в боях за советскую Родину» установлен в 1962 году. На бетонной плите написано: «Никто не забыт, ничто не забыто», на ней – три металлические пластины с фамилиями захоронённых. Благодаря жителям деревни Гора и Администрации Уторгошского сельского поселения, захоронение сохранено, имена все известны и увековечены, здесь всегда лежат цветы. При поступлении в вуз на вопрос, почему выбор пал на Ленинград, сестра гордо отвечала: «Там сражался и погиб мой дедушка».

Самый старший сын – Николай Тимофеевич – пропал без вести в 1942 году. Ещё один – Григорий – умер одиннадцати дней от роду, Иван (в его честь назовут ещё одного сына) – в пять лет. Сказались тяжёлые военные годы. Однажды Люда услышала, как отец рассказывал про своё детство. Их называли детьми войны. В 41-м им было по 10-13 лет. Напуганные, голодные, они жили в землянке, где могли спрятаться от фашистов, которые сначала угощали пацанов шоколадом, а потом строчили из автоматов в воздух, чтобы напугать и без того перетрусивших мальцов. Ребята разбегались в разные стороны и долго не могли прийти в себя …

– Чувство голода давало о себе знать: ценилась каждая крошка хлеба, – рассказывал отец. – И чтобы хоть как-то прокормиться, мы срывали едва появлявшуюся на грядках зелень и жадно ели её.

Сама бабушка Катя была единственным ребёнком у своей матери. По рассказам родственников, правда или нет, прабабушка Люды прислуживала в одной богатой семье. У неё так же, как и у персонажей «Тихого Дона» Аксиньи и молодого пана Листницкого, некоторое время был роман с гостившим у них этническим немцем. А через девять месяцев на свет появилась Катя.

Девочка росла способная. Услышав однажды, как поёт деревенская красавица, соседи посоветовали отвезти её в Подмосковную Апрелевку и отдать в народный хор. И кто знает, как сложилась бы судьба девушки, если бы не решение матери оставить Катю в деревне.

– Пением семью не прокормишь, – решила она.

Катя долго плакала: она мечтала о городской жизни, о сцене, но ослушаться не посмела. Так и осталась дома: вела хозяйство, пряла, ухаживала за скотиной и слыла первой певуньей на деревне. Частушки и русские народные песни в её исполнении были всегда лучшим подарком для гостей.

– Запоёт, заслушаешься, – рассказывала её дочь Маруся. – В каждой песне – едва уловимая грусть о безвозвратно ушедшей молодости. И только когда Екатерина Ивановна вышла замуж, перестала мечтать о карьере певицы и посвятила себя детям.

Большая семья жила в небольшой деревеньке из пятнадцати дворов, и называлась она Пескари. С ними у отца были связаны самые трогательные воспоминания. Нежную любовь к родной деревушке он смог передать и маленькой Людмилке, которую часто оставлял в ней. Чуть позже она узнала, откуда взялось такое название. Оказывается, в местной речке водились лещи, небольшие окуньки и пескари. По вечерам, когда вся деревня собиралась у костра, рыбёшку жарили в молоке на огромной чугунной сковороде. Запах разносился по всей округе. Деревенские уже знали: приехал Георгий, а значит, музыке и песням не будет конца до самого рассвета. Бывало, мужики с посиделок сразу уходили на покос и трудились, пока не высыхала роса.

Отец был любимцем у деревенских. Музыкант-самоучка, он всегда привозил с собой аккордеон, редкий по тем временам инструмент, осторожно доставал его из футляра … Уже по первым аккордам все узнавали знаменитую «Цыганочку» с выходом. Люда не сомневалась в том, что сейчас её обязательно попросят станцевать и так, как только умела она: по-детски азартно. Женщины хлопали в ладоши и пускались в пляс. А уж под «Барыню-сударыню», казалось, плясала вся деревня. Разудалые частушки знали от мала до велика. Отец всегда был душой компании. К нему тянулись люди.

3. Пескари

Поездки в деревню для Люды всегда были желанны. Как только отец заводил разговор о Пескарях, она начинала собирать свои платья, укладывала куклу и уже представляла, как встретится с любимой бабушкой Катей, дядей Лёней, тётушкой Таней, двоюродными братьями и сёстрами. В семье росли пятеро детей: Галя, Нина, Наташа и двойняшки Алёшка и Юра. Они жили в большом (как ей тогда казалось) деревянном доме. В нём всегда пахло свежеиспеченным хлебом, который искусно пекла тётя. Люда с интересом наблюдала, как из большой кадушки она доставала ноздреватое тесто, быстро делала кругляши и выкладывала их на огромные сковороды. В центре дома находилась большая русская печь. В ней варили и пекли, сушили в печурке чулки и варежки, а к вечеру, когда она слегка остывала, спали. Поэтому деревенские почти никогда не жаловались на простуду.

Для детворы печь была самым любимым местом. На ней прятались от родителей, если набедокурят, грызли семечки, но больше всего любили смотреть, как готовят обед и накрывают на стол, за которым могли поместиться человек десять. Всё, что варилось в печке, всегда было вкусно. Суп готовили на обжаренных кусочках сала, добавляли картофель, укроп и свежие белые грибы, зимой – сушёные. Выложенное горкой и смазанное яйцом для образования румяной корочки, картофельное пюре было самым любимым блюдом в большом семействе. К нему обычно тётя Таня подавала топлёное молоко с хрустящей пенкой, на которую претендовали двоюродные братья. Но они всегда уступали её, чему несказанно радовалась городская гостья.

В доме всегда кипела работа. Ранним летним утром, когда наступала пора ягод и грибов, дети уходили в лес. Под землянику и чернику брали с собой бидоны и … вёдра.

– Зачем тебе ведро? Не соберёшь ведь?! – подшучивали над Людой мальчишки!

И каково же было их удивление, когда она заполняла не только свою ёмкость, но ещё им умудрялась помочь. Потом братья делали кузёмки, собирали в них ягоды, а уже по дороге домой уплетали их за обе щеки.

Девочке не терпелось быстрее прийти домой и насладиться запахом земляники. Когда её высыпали на стол, чтобы освободить от листочков и травинок и другого лесного мусора, в доме собирались все, чтобы посмотреть на богатый урожай и послушать смешные истории. Например, как Алёшка в бидон положил маленького лягушонка, чтобы рассмешить Люду. Всем было весело, но только не ей.

От смешения земляничного аромата и запаха мёда (дядя разводил пчёл), кружилась голова. Необычные лесные пейзажи, море спелых ягод, разноцветье дикорастущих трав Люда видела уже во сне.

Большую часть времени она проводила в комнате бабушки и помнила здесь каждую вещь. Вызывал восхищение старый сундук, в который ей почему-то всегда хотелось заглянуть. Он поражал её своими размерами. Небольшой шкаф для посуды, стол, самодельные табуретки, большая кровать с матрацем на пружинах. Она очень любила поваляться на нём. В центре комнаты стояла печь, в углу под потолком висела икона, перед которой всегда горела лампадка. Для чего, Люда не знала, но понимала: так надо.

Скучать в деревне не приходилось. У каждой семьи было большое хозяйство. У бабушки Кати – овцы, корова, а ещё – шесть курочек-пеструшек и разноцветный петух с перламутровыми перьями. Молоко, сметана, яйца, творог и сливочное масло по вкусу не шли ни в какое сравнение с магазинными. Внучка внимательно следила за тем, как бабушка тщательно взбивала и вымешивала в чугунке сметану, со временем та превращалась сначала в густую массу, а после охлаждения – в жёлтое топлёное масло. На нём бабушка пекла в печке блины, большие и румяные, вкуснее этого лакомства не было ничего на свете.

Рано утром деревня пробуждалась от ударов хлыста – так пастухи собирали коров и овец в стадо, чтобы отогнать его на далёкие заливные луга. В больших и длинных плащах, в огромных сапогах, четырнадцатилетние подпаски напоминали великанов. Они лихо управляли стадом, каждая корова или овца знала своё место. Время до обеда пролетало незаметно. Каждый двор готовил пастухам еду и по очереди относил на пастбище. Пришёл день, когда и Мила с сёстрами отправилась в дорогу. Тётушка упаковала чугунок с картофельным супом, положила жареную плотву, налила большой кувшин квасу … Казалось, что дороге до пастбища не будет конца, наверное, от того, что Люде доверили нести редкий по тем временам стеклянный кувшин, и она боялась разбить его.

Пастухи ждали деревенских. Именно тогда девочка поняла, как приятно есть на природе. Аппетитный запах супа не давал покоя. Ей почему-то сразу захотелось отведать его, и она стала пристально следить за пастухом, который, не спеша, ел суп деревянной ложкой, чтобы не обжечься. Заметив взгляд малышки, подпасок предложил ей попробовать похлёбки – незатейливо приготовленный суп у деревенских. С тех пор Люда использовала любую возможность, чтобы есть только на природе.

В Пескарях у неё было ещё одно любимое занятие – смотреть, как дядя Лёня валяет валенки. Ей не верилось, что их можно сделать своими руками. В предбаннике, в помещении, где обычно раздевались, лежали тюки овчины, поэтому здесь всегда стоял специфический запах. Секреты валяльного дела знал не каждый, поэтому мастера всегда ценились. Валенки должны быть не только по размеру и форме ноги, но и мягкими, иначе радости такая обувь не приносила. Подошву делали из более плотной овчины, пришивали кожаную заплатку на пятку, чтобы не протёрлась от резиновых калош. Для Люды дядя постарался: сделал валенки с любовью, знал, что будет хвастаться перед городскими. Не у всех были родственники в деревне, да ещё такие рукодельные!

Бабушка учила внучку другому ремеслу. В чулане, небольшой комнатке перед входом в дом, стояла от времени запылившаяся прялка, которую внучке не терпелось достать и привести в действие. Она долго надоедала бабушке, и та сдалась. Наверху, где располагался специальный гребень, помещали овчину. Чтобы из пучка получить нитку, нужно было надавить ногой на педаль, как в швейной машине, и привести прялку в движение. Работы хватало и ногам, и рукам. Требовалась сноровка.

– Насколько ловко ты будешь работать пальцами, – поучала бабушка Катя, – настолько ровнее получится пряжа. – Я помню случаи, когда пряли до крови на пальцах.

У девочки ровная нить получилась не сразу. Не хватало терпения: то тут, то там появлялись предательские узелки. Она сначала плакала.

– Не так это просто, умильная ты моя, – успокаивала бабушка. – Со временем научишься.

Так оно и случилось. В первый день Люда поранила пальцы. Неделю заживали. А потом – снова к прялке. Настойчивости девочки даже деревенские удивлялись. Отцу, приезжавшему проведать её, такое усердие дочки нравилось.

– Папочка, я научилась! Все шерстяные клубки – мои. Ни одного узелочка нет, – впопыхах рассказывала Мила.

– Старайся и дальше. А главное, бабушку слушайся! – радовался успехам дочери отец.

Освоить работу по хозяйству стало для неё такой же потребностью, как пить и дышать. Люда не давала проходу тётушке, просилась с ней на ферму.

– Далеко, пять километров придётся идти, да и устанешь быстро, – отговаривала она.

– Ну, возьми, тётя Таня, пожалуйста! – клянчила девочка.

– Хорошо, собирайся, – сдавалась она. – Знаешь, где у коровы молоко находится? – шутливо спрашивала.

Люда была готова к любым трудностям: и к дальней дороге на ферму, и к тяжёлой работе доярки. Сёстры рассказывали про болезнь рук, про то, как надо правильно ставить пальцы, чтобы из соска появилось молоко. Девочка впитывала все советы, как губка воду, и старалась успокаивать себя: ей нисколько не страшно, и у нее всё получится.

На следующий день встали ни свет, ни заря. Хотелось спать, но, вспомнив, как братья смеялись над ней, маленькая доярка старалась не отставать от сестёр и тётушки. Она уже не замечала своих любимых васильков, жёлтого и синего люпина, берёзовой рощи, которой ещё недавно восхищалась … Широкая песчаная дорога казалась бесконечной.

Утренняя дойка стала первым для неё испытанием. Большая ферма, запах … Пахло то ли навозом, то ли кормом, то ли и тем и другим сразу?!

Коровы – особые существа. Это Люда прочитала в глазах Бурёнки и Пеструхи, Милки и Розы – так чаще всего называли коров на ферме. Коричневые, чёрно-белые, встречались и трёхцветные … К каждой требовался подход. Чтобы корова подпустила к себе, доярка сначала погладит её, поговорит с ней, только тогда своим одобрительным мычанием корова даст знать: можно приступать к дойке.

Тётушка почти сразу предложила подоить. Со страхом девочка подошла к чёрно-белой Лушке, протянула к ней руки и замерла: подпустит или нет? Судя по всему, Лушка сжалилась над маленькой дояркой – стояла, как вкопанная. Та обрадовалась, стала смелее.

– Оботри вымя, смажь соски смальцем … – подсказывала тётя Таня, – не бойся!

– Вдруг ей больно будет? – переживала Люда.

– А ты не дёргай за соски, старайся выдаивать молоко, не торопись, – учила опытная доярка.

На ферме Люда пробыла до обеда, вернулась в деревню, упала на сено замертво.

– Ну, что, доярка?! – подсмеивались над ней вечером братья.

– Я завтра снова пойду, ладно? – просила она тётю. Та любила Люду за её доброе сердце, за сострадание к животным, за желание трудиться не покладая рук.

– Может, ты и жить в деревне останешься? – не унимались братья.

– Я у папы спрошу, может, он позволит?! – не сдавалась кузина.

Люда с особым трепетом рассказывала маме, когда возвращалась в город, про сеновал.

– Мамочка, я так люблю спать на сене. Оно такое душистое! И сны там снятся хорошие, – спешила описать все прелести сеновала дочка. – Мы спали в платках, чтобы стерня ухо не поранила.

А просыпались дети от непонятного шума – то ли от дождя, то ли потому, что находившаяся под ними корова Пеструшка оправлялась. Деревенские любили прыгать в душистое сено, которым набивали сарай почти под самую крышу. Дух захватывало от таких полётов. Кто не боялся, тот мог смело кататься на тарзанке. Так называлось нехитрое приспособление (длинная крепкая верёвка с палкой), на котором можно было пролететь над обрывом или над речкой. Если бы не мальчишки и их дурацкие насмешки, городская ещё долго не решилась бы прыгнуть.

– Мамочка-а-а, помоги мне, я боюсь! – кричала Люда, когда, пролетая над рекой Неполоть, ей вдруг становилось страшно.

– Не бойся, – подбадривали ребята. – Это только первый раз боязно! – успокаивал Алёшка с присущим только ему нежностью и сочувствием к двоюродной сестре.

На ферму кузина ходила несколько дней, пока её помощь не потребовалась в домашнем хозяйстве. Земли у каждой семьи было хоть отбавляй! Картошку сажали всей деревней. Но когда наступала пора окучивать, рассчитывали только на себя. Опахивали на лошади, детям оставалось только присыпать землю к стеблю – как потом объяснили взрослые, для лучшего клубнеобразования.

Урожай собирали отменный. Свёкла, морковь, огурцы и помидоры, лук – всё своё. Выращивали пшеницу на хлеб и овёс, которым кормили лошадь. Недалеко от дома, где гостила Люда, находилась конюшня. Здесь давно не держали лошадей, но всё говорило о том, что когда-то деревенские мальчишки заботились о статных и красивых жеребцах, ходили в ночное, сидели у костра и рассказывали страшные истории. Постройка постепенно пришла в негодность: сначала здесь хранили сено, а потом и вовсе забросили. Полуразрушенный сарай стал любимым местом для ребячьих забав.

Мила не всегда водилась с мальчишками. Она часто уходила под горку к заброшенному колодцу с ключевой водой, над которым склонялась старая черёмуха. В начале мая, когда наступал период цветения, приятный запах долго не отпускал девочку. Она хотела увезти с собой в город хотя бы частичку этого волшебства. Но со временем цветы превращались в блестящие чёрные ягоды, которые бабушка Катя собирала, сушила, а зимой заваривала целебный чай. В чулане на стене висели пучки сушёной травы, о свойствах которой знала только она.

Недалеко от колодца находился погреб. В нём всегда было прохладно, здесь стояли крынки с молоком. Висели под потолком куски сала и солонины, оставшиеся с зимы бочки с огурцами и квашеной капустой.

Люда чаще других братьев и сестёр бывала в Пескарях. Зимой, когда её не с кем было оставить дома, отец отправлял в деревню, к своей матушке. Бабушка Катя всегда радовалась появлению внучки. Она ждала её в любое время года. Девочка хорошо помнила момент встречи.

– Бабулечка! – восклицала она и бросалась к ней на шею.

Та сидела на полу, на пёстрых, сотканных своими руками, половиках и обязательно что-то шила или вязала. На голове у неё был повязан (так делали только деревенские) платок, на носу очки … Она напоминала ей старую знакомую – добрую фею, которая только что вышла из прочитанной сказки. Именно это и скрашивало момент расставания с отцом, которого дочь с неохотой отпускала в город.

Однажды папа привёз её в деревню ранней весной или поздней осенью, она точно не помнила. Ночью ударил мороз, земля покрылась тонкой корочкой льда. Добраться до железнодорожной станции в сапогах из кирзы было невозможно. Отец сделал шаг-второй и упал. На помощь пришла его матушка, она отличалась в деревне сметливостью. Про таких на Руси говорили: голь на выдумку хитра. Взяла толстую крепкую верёвку из лыка, крест-накрест обвязала подошву, и, к удивлению Георгия, сапоги, которые теперь больше походили на лапти, перестали скользить.

– Папочка, приезжай скорей, я буду скучать, – едва сдерживая слёзы, просила дочь.

Она крепко обнимала его, целовала и бежала за ним по дороге, пока тот не скроется из виду. Чтобы как-то утешить её, отец оставлял большой кулёк недорогой карамели – «лимончиков», которые очень любили дети. За прилежность и послушание бабушка выдавала Люде по нескольку конфет. Но однажды ей так захотелось сладенького, что она не удержалась, забралась в шкаф и съела почти полпакета. К вечеру у неё «заныл» зуб, от невыносимой боли девочка не находила себе места.

– Не надо без спросу брать конфеты, – причитала в сердцах бабушка Катя. – Сейчас я тебе отвар валерианы сделаю, боль как рукой снимет.

Люда готова была на всё, лишь бы ей стало легче. Она сделала несколько глотков неприятно пахнущей жидкости, поморщилась и стала ждать.

– Ты лучше пойди, поспи, глядишь, и про боль забудешь, – посоветовала бабушка.

Внучка послушно отправилась спать. Долго вертелась, но через некоторое время бабушка с улыбкой смотрела на неё – уже спящую.

– Намаялась, бедненькая, – шептала она, но та её не слышала. Утром Люда проснулась, как ни в чём не бывало.

– Запретный плод всегда сладок, – напомнила бабушка о случившемся. – Пусть это уроком для тебя будет.

С тех пор внучка если и совершала поступки, то обязательно с разрешения взрослых. Хотя … но об этом чуть позже.

Люда вместе с сёстрами любила ходить в деревенский клуб – единственное место для развлечений. Готовились на вечеринку основательно. Тётя Таня доставала из сундука кусок ткани и шила обновки для своих дочерей. Юбки в мелкую розочку понравились Люде, и она первый раз в жизни пожалела о том, что с ней рядом не было мамы, которая могла сшить юбку не хуже. Бабушка Наташа передала дочери секреты швейного дела. В жизни они ей очень пригодились: в семье росли будущие невесты.

– Умильная ты моя! – давай заглянем в сундук, может, там ещё какой материал найдём? – заметив, что девочка расстроилась, предложила тётушка.

– Правда? – обрадовалась она.

– Посмотри, какой лупатый?! – тётя Таня достала кусок ткани с аляповато раскрашенными цветами, сделала несколько стежков, вставила резинку – и юбка готова.

– Примерь-ка, моя умильная, – по всему было видно, что ей самой она понравилась.

В этот момент Люда, худенькая маленькая девочка с огромными глазами цвета оливы и длинными ресницами, напоминала куклу наследника Тутти из повести-сказки Юрия Олеши «Три толстяка». Она стояла посередине комнаты в нарядной юбке и так искренне радовалась, что сёстры забыли про свои обновки. Вскоре довольные и весёлые, они отправились в клуб. Шли по небольшому пролеску несколько километров. Сумерки наступали незаметно, но от страха у деревенских имелось одно верное лекарство – частушки. Галя и Нина пели так, что, казалось, их звонкие голоса слышали в соседней деревне.

Самым неприятным воспоминанием для девочки стали последние дни в Пескарях. Бабушка Катя тяжело заболела, и папа решил перевезти её в Киров: там ухаживать за мамой проще. Люда обрадовалась: наконец-то бабушка будет жить вместе с ней, но она не подозревала, сколько тревожных минут предстоит пережить им обеим. Как-то вечером она услышала разговор.

– Решение принято, мать поедет с нами, – не терпящим возражения тоном говорил отец.

– Смотри, она всю жизнь в деревне прожила, скучать будет, – возражал дядя Лёня. – Корову придётся зарезать.

От этих слов у Люды чуть сердце не остановилось. Ей стало плохо, она залезла под кровать и уже представляла сцену расправы над её любимой Бурёнкой. Слёзы покатились по щекам, но она ничего не могла сделать. В деревне видела, как закалывают поросят. Взрослые старались делать это в отсутствие детей, но иногда не получалось. Разделка туш вызывала у девочки отвращение. Она не понимала, зачем убивают животных?

– Неужели им так есть хочется? – негодовала внучка, обращаясь к бабушке.

– Семья большая, кормить детей надо, – объясняла бабушка Катя, хотя было видно, что и ей это не по душе.

Люда с ужасом ждала дня, когда придётся расстаться с Бурёнкой. Взрослые говорили про какую-то косу. Как потом оказалось, ею в деревне косили не только траву, но и перерезали коровам горло. В день, когда было решено покончить с Бурёнкой, она не вылезала из-подкровати до тех пор, пока взрослые не сообщили, что кормилицы больше нет, и снова заплакала, вспомнив, как гоняла её в стадо, как доила …

На следующее утро Люда проснулась без настроения. Взрослые уже суетились, собирали бабушкины вещи, грузили на лошадь, запряжённую в сани, большие куски мяса. Дядя Лёня расстилал тулуп из овчины, чтобы ездоки не замёрзли. Больше всех переживала бабушка. Люда видела, как у неё на глаза навернулись слёзы, и она что-то быстро зашептала, наверное, молитву.

– Но-о-о, милая! – отец дёрнул за уздечку, и лошадь нехотя пошла по направлению к железнодорожной станции.

От деревни до города предстояло проехать двадцать пять километров. По дороге разговорились, папа пытался шутить, чтобы никто не грустил, и уже под вечер сани оказались у знакомых ворот дома, где жила девочка. Увидев маму, она немного успокоилась.

4. Сестра

Сестра всегда оставалась для Люды загадкой, наверное, потому, что не хотела с ней водиться. Разница в три года делала её серьёзной и неприступной. К тому же Лена ходила в школу, о чём маленькая девочка могла только мечтать. Она хорошо помнила, как первого сентября вместе с папой вошла в просторный класс, в котором стояли деревянные парты и пахло свежей краской, увидела у школьной доски сестру с большим букетом осенних цветов – разноцветных георгин, гладиолусов и махровых астр. На ней была нарядная школьная форма: коричневое платье с белым воротничком, окаймлённым гипюровым кружевом, ослепительно белый накрахмаленный фартук – особая гордость всех девчонок. Завершали ансамбль аккуратно завязанные капроновые банты в косичках. Они тоже были белоснежными. Каждая хотела выглядеть лучше других.

Но Люду больше интересовали новые учебники, которые сестра накануне аккуратно уложила в портфель. Она мечтала о том, что и у неё когда-то будут такие. Чтобы не испачкать книги, Лена бережно обёртывала их пергаментом или газетной бумагой. Люда охотно помогала. Папа видел, как младшая дочь с любопытством рассматривала учебники. Наверное, тогда и родилось желание отдать её в школу, несмотря на то, что ей не было семи лет. Раньше таких маленьких не брали: ни читать, ни писать они не умели. Но ей очень понравилось в школе!

– Папочка, я хочу в первый класс, – стала каждый день приставать она к отцу.

– Ещё рано, а вдруг тебе не захочется учиться, что тогда? – пытался он отговорить дочь.

Но однажды уступил её просьбе. Выбрал день, привёл в школу и попросил учительницу начальных классов Алевтину Семёновну Блохину поговорить с Людой. Та приветливо улыбнулась и повела по большим светлым коридорам, объясняя, что и где находится. Будущая первоклассница была на седьмом небе от счастья. Ей показалось, что судьба её решена, она скоро сядет за парту и, как сестра, будет учиться. Но Люда не подозревала о том, что отец ходил на приём к директору школы и о чём-то с ним долго разговаривал.

– Вениамин Семёнович, возьмите девочку, не пожалеете! – упрашивал отец. – Она уже умеет читать, считает неплохо, а желания учиться – хоть отбавляй, да и настойчивости не занимать.

Тот, выслушав веские доводы родителя, согласился. Чуть позже папа об этом разговоре расскажет ей и только потому, чтобы та училась хорошо и не подводила ни его, ни директора. Вернулась будущая первоклашка домой в приподнятом настроении. Она что-то напевала, вся светилась от счастья.

– Леночка, скоро мы с тобой вместе будем ходить в школу, – спешила поделиться новостью Люда в надежде на то, что сестра обрадуется.

– Вот ещё! У меня подруга есть. А ты со своими ребятами ходи, с которыми на улице гуляешь! – ответила холодно сестра. Но Люда не расстроилась. В этот день ей трудно было испортить настроение. Она с нетерпением ждала маму с работы: уж та порадуется за свою дочь!

Люде нравилось смотреть, как Лена, вернувшись из школы, садилась за маленький деревянный письменный стол, который папа сделал своими руками, раскладывала книги, доставала дневник и начинала что-то выводить. Сначала выполняла домашнее задание по письму (русскому языку), потом бралась за арифметику.

– Не мешай! Видишь, решение задачи с ответом не сходится, – сердилась она на сестру, словно та и впрямь была виновата.

Вечером с Леной занимался отец. Он старался объяснять ей доходчиво, приводил примеры, понятные девятилетнему ребёнку.

– Из пункта «а» в пункт «б», – несколько раз перечитывал отец условия задачи, – выехал велосипедист …

Люда слушала внимательно, старалась представить человека, который зачем-то выехал из пункта «а» в пункт «б», и ей становилось грустно.

– Какие-то скучные задачки! – пыталась она вмешаться в разговор.

На неё не обращали внимания. Девочка обижалась и уходила в свою комнату. Ей ничего не оставалось, как только мечтать: с кем и за какой партой скоро будет сидеть в классе, какие учителя будут вести уроки, какой предмет понравится больше всего …

В отсутствие родителей воспитанием Люды занималась сестра, которая рассказывала, что можно было делать, а что – запрещалось, и какое ожидало наказание в случае непослушания. Лена улыбалась редко, наверное, от тяжёлого груза ответственности за младшую сестрёнку. А той – вынь да положь – нужно идти гулять на улицу: мальчишки позвали или на велосипедах кататься, или на железную дорогу.

– Лена, а Лен-а-а, – можно погулять? – клянчила Люда.

Сестру подобные просьбы если не раздражали, то, как минимум, докучали ей. Это означало, что она должна бросить все свои дела и ходить хвостом за маленькой проказницей. Когда сестра отказывала в просьбе, начинались слёзы, и, как правило, сцены заканчивались маленькой «местью»: Люда не давала сестре спокойно делать уроки – дёргала за косы или находила способ отвлечь, чтобы Лена получила за домашнее задание тройку или четвёрку.

Старшая сестра любила командовать. Пойди туда, принеси то – распоряжалась она. Люда выполняла все её поручения, но, когда надоедало, бунтовала. Уходила незаметно на улицу искать приключений. А их было хоть пруд пруди. Однажды ребята притащили ржавый точильный станок. Глядя на него, девочка вдруг вспомнила:

– Точу ножи, ножницы, – кричали точильщики, расхаживая по улицам и предлагая свои услуги. Они хорошо знали: острый нож на кухне – вещь для хозяйки необходимая.

Отслуживший станок годился разве что на металлолом. Но мальчишки так не считали. Педаль, от нажатия на которую приходило в движение колесо, была на месте, и даже резиновый ободок сохранился. Детвору всегда привлекало что-то движущееся, крутящееся, особенно если надо было ещё и усилия приложить.

– Давайте раскрутим колесо, – предложил самый старший из соседских мальчишек Гришка, – и будем по очереди палец подставлять, а потом быстро убирать … У кого не попадёт в колесо, значит, тот самый ловкий.

Ребята с такой лёгкостью, как потом оказалось, обманчивой, проделывали операцию, что и Люде захотелось попробовать.

– Ай-ай-ай, – закричала она на всю улицу, – её мизинец попал-таки в вертящееся колесо.

Люда плакала от боли, а ещё больше – от обиды: она оказалась самой неуклюжей. Сестра в это время делала уроки и ничего не подозревала. Она и предположить не могла, что скоро будет оправдываться перед отцом за то, почему сестра оказалась без присмотра.

– Папочка, Лена не виновата, я без разрешения ушла на улицу. Не ругай её, – то ли от страха, то ли от возникшего чувства несправедливости закричала Люда. Но всё напрасно. Сестру наказали – поставили на колени в угол. Без вины виноватая, она стойко вынесла испытание, может быть, ещё и потому, что рядом с ней всё это время находилась Люда.

– Лена, тебе не больно? – спрашивала она. – Я попробую уговорить папу, чтобы он больше не наказывал тебя – в её голосе слышались нотки отчаяния: и палец поранила, и сестру подвела. После этого случая Лена долго не разговаривала с ней: никак не могла простить.

– За что меня так? В чём я виновата? – жаловалась она маме.

– Не обижайся, дочка, папа погорячился: сильно за неё испугался, – мама с укором посмотрела на Люду. – А ты веди себя прилежно, слушайся старшую сестру! – строго сказала она младшей дочери.

– Хорошо, – промямлила та, – и посмотрела на Лену с мольбой о прощении.

Но это был не единственный эпизод, из-за которого пострадала сестра. Люда не раз подводила Лену, но во всех других случаях инициатором безобидных проделок выступала она сама. Девочки украдкой от папы лазили в подвал за мандаринами. Мама в это время сдавала экзамены в Москве, она училась в престижнейшем вузе страны – Первом Московском медицинском институте имени Сеченова (сегодня это университет

).

Из-за неподъёмной крышки им не разрешалось забираться туда. Но желание полакомиться было сильнее всех запретов.

– Люда, ты поможешь мне залезть в подвал? – спрашивала сестра.

– А папа?.. – с испугом и в то же время с готовностью помочь отвечала она.

– Мы – быстро, а папа – на работе, – успокаивала Лена, не давая сестре закончить фразу. – Возьмём по два мандаринчика, он и не заметит.

Так дети поступали до тех пор, пока в фанерном ящике не показывалось дно.

– Что мы скажем папе? – спрашивала Люда.

– Не бойся, папа не будет нас ругать! – уверенно отвечала сестра.

Отец догадывался, куда таинственным образом исчезали мандарины. Но лишь журил своих малышек, понимая, что эти оранжевые плоды – слабое им утешение. Мама старалась скрасить их одиночество, находила возможность чаще отправлять посылки с фруктами и конфетами. Маленькая с нетерпением ждала, когда отец придёт с почты и откроет фанерный ящик, из которого всегда очень вкусно пахло.

– Ну, что же так медленно?! – думала она про себя.

И вот однажды, когда ей было почти шесть лет, в одном из них она увидела не апельсины и мандарины, а что-то коричневое … Сердце забилось в два раза чаще.

– Что это? Форма! – воскликнула она. – И портфель здесь! Ура-а-а! – Она принялась разглядывать обновки. Фартук был необыкновенным: с плиссированными крылышками, с необычной формы кармашками …

– Я пришью красивый кружевной воротник на платье, – размечталась она и уже представила, как пойдёт по школьному коридору и как мальчишки и девчонки будут смотреть на неё … Портфель тоже был не похож на те, которые продавались в кировских магазинах.

В эту ночь девочке не спалось: эмоции переполняли её. И тут она вспомнила про Лену, которая так и не порадовалась за неё. Сестру больше волновали отношения с подругой или соседкой Аллой, нежели с ней. Люде было обидно, но, чтобы не ругаться, она старалась никому не докучать. И всё-таки в школу повела её за руку сестра, о чём и мечтала первоклассница. Она шла с гордо поднятой головой, и ей казалось, что за неё радуются все, кто встречался им по дороге. Может, так оно и было. Маленькая с огромным бантом на голове и большим по сравнению с её ростом портфелем, она вызывала умиление у прохожих.

Ещё один забавный случай, за который сёстры понесли наказание, произошёл в июне, когда на грядках только-только начала созревать клубника. Трудно было пройти мимо душистых сочных ягод.

– Лена, посмотри, уже красненькие появились, – Люда осторожно раздвинула кустики садовой земляники, чтобы не повредить их, и показала сестре – дескать, скоро можно будет сорвать ягоды.

– Они ещё зелёные, – категорично заявила Лена и поспешила уйти, чтобы удержаться от соблазна нарвать «зелепух» – так местные ребятишки называли недозревшие плоды.

– Леночка, не уходи! Ты плохо рассмотрела, там есть одна ягодка, совсем зрелая, – не унималась Люда. – Может быть, всё-таки сорвём?! – провоцировала она свою старшую сестру. Лена больше всего боялась пойти на поводу у младшенькой.

– Ну, хорошо, ещё посмотрим! – с неохотой соглашалась она. Люда чувствовала: сестре тоже хочется клубники.

– Смотри, здесь их много! – радовалась маленькая охотница. Кисло-сладкие «зелепухи» дети любили больше, чем спелые ягоды, наверное, потому что они были первыми после долгой весны.

– Ещё, ещё!.. – перебивая друг друга, восторженно кричали девочки.

Они и не заметили, как подол платья у одной и другой вдруг стал тяжёлым, и ягоды начали падать на землю.

– Лена! – ужаснулась девочка. – Мы почти все «зелепушки» сорвали! Достанется нам от родителей!

– Что-нибудь придумаем, – уверенно сказала сестра, – и тут же нашла решение: спрятать весь урожай садовой земляники в печке. – Там уж точно родители не найдут.

Люда с благодарностью согласилась помочь сестре. Быстро отодвинули заслонку и спрятали ягоды на загнетке. Девочки с облегчением вздохнули и уверенные в том, что их тайник никто не найдёт, принялись мыть посуду. До прихода родителей оставалось часа два – столько, что сёстры забыли про клубнику. Вернувшись с работы, папа, словно ему кто подсказал, зачем-то полез в печь.

– Это что такое? – строго спросил он у дочерей.

– Это я, это мы … – запинаясь, что-то невнятное произнесла маленькая озорница. – Нам так захотелось клубники … Не выдержав пристального взгляда отца, она заплакала. Папа, конечно же, простил их.

– Вот заболят у вас животы, придётся пить горькое лекарство, – предупредил он.

Девочки были согласны на всё, лишь бы их не ругали. Однако урок не пошёл впрок. Через несколько дней Люда снова очутилась в огороде. Казалось, ягоды созревали на глазах. Сестру она больше не звала, решила действовать самостоятельно.

– Уж если попадёт, то только мне, – рассудила она и принялась собирать клубнику. Время пролетело незаметно.

– Люда, мама идёт! – крикнула Лена, – спрячься куда-нибудь.

Сестра попыталась задержать маму разговорами хотя бы на несколько минут. Люде этого хватило, чтобы потом её долго искали.

– Ну, куда же ты пропала? – рассердилась не на шутку мама.

Озорнице показалось, что она просидела целую вечность. Страх заставлял провести в месте, где хранились ухваты, несколько часов. И только когда ей сильно захотелось в туалет, она выдала себя. Родители так обрадовались появлению дочери, что забыли про наказание. Папа собрал для Люды несколько ягод поспевшей клубники и протянул ей.

– Возьми, дочка, поешь, но больше так не делай! – пожурил он. – А ты хочешь научиться играть на пианино? – неожиданно спросил папа.

– Конечно! – воскликнула Люда. – Но ведь оно дорого стоит?! – уже с грустью в голосе, но с надеждой произнесла она.

Папа промолчал, но было видно, что он уже что-то придумал.

– Завтра узнаем условия приёма в музыкальную школу! – пообещал отец.

Люда не спала всю ночь. Её одолевали чувства радости и страха. Как примут их в музыкальной школе? А вдруг она не сможет ответить на вопросы учителя или окажется, что у неё нет слуха?

Наутро Люда с папой и сестрой отправилась в центр города. Там находилось неприглядное одноэтажное здание, в котором размещались небольшие классы. В первом – стояли старые фортепиано, во втором – баяны и аккордеоны, в третьем расположились домры и балалайки. Проходя по узким коридорам, будущая ученица слышала, как кто-то разучивает гаммы и исполняет знакомые мелодии. Она тут же представила, как будет сама играть на пианино, петь свои любимые песни и устраивать концерты для своих близких.

Отец давно заметил, что у дочки есть способности к музыке: она хорошо пела и танцевала. Но начало учёбы отодвинулось на долгие три года – в музыкальную школу принимались дети с десяти лет. Чтобы отвлечь дочь от грустных мыслей, отец решил записать Люду в спортивную секцию. Тонкой и гибкой, невысокого роста, девочке предложили заняться спортивной гимнастикой. И она согласилась. Даже расстояние в пять километров от школы, которое предстояло преодолевать три раза в неделю, девочку не испугало. Лена искренне удивилась такой решимости.

– А будешь успевать делать уроки в основной школе? – забеспокоилась сестра.

– Угу! – ответила Люда, не предполагая, каким трудным окажется её путь к успеху. Сколько радостных и горестных минут переживёт она!

5. Характер

В огромном спортивном зале, который находился в здании только что отстроенного городского Дворца культуры, на одной стороне стояло гимнастическое жёлтого цвета бревно, на другой – двухуровневые брусья, кожаные «козёл» и «конь» для опорных прыжков, в углу висел толстый и прочный канат, на полу лежали неподъёмные чёрные и коричневые маты.

Первоклассница поначалу струсила: гимнастические снаряды напоминали ей больше приспособления для пыток. Да и общение с незнакомыми девочками давалось с трудом: на улице её друзьями были только мальчишки, поэтому первое время она чувствовала себя не в своей тарелке. Иногда появлялось желание оставить занятия.

– Не бойся, у тебя всё получится! – заметив смущение юной гимнастки, старалась успокоить тренер Раиса Николаевна Ким.

– У меня нет купальника, – выдавила из себя девочка. – И чешки негде купить.

За подобными вещами кировчане, впрочем, как и все жители провинциальных городов, у кого была возможность, ездили в Москву. Первый гимнастический костюм мама сшила из папиной майки, перекрасила его в чёрный цвет, и уже на следующее занятие Люда пришла, как и другие её сверстницы, в купальнике. Купить чешки, белые гольфы и носочки попросили своих знакомых, которые часто ездили в столицу. Через некоторое время у дочери было всё, что требовалось, – и чешки, и настоящий костюм.

В спортивной секции Люда занималась три года, пока не произошёл конфликт с Раисой Николаевной. Юная гимнастка подавала большие надежды: легко садилась на поперечный шпагат, считавшийся верхом мастерства, бесстрашно крутилась на верхней перекладине брусьев, чётко выполняла опорный прыжок. И хотя упражнения на бревне ей удавались, самый сложный в гимнастике снаряд она не любила, потому что с трудом удерживала равновесие. К тому же выступление на бревне требовало точности движений, собранности и сосредоточенности, которых так не хватало маленькой гимнастке.

Раиса Николаевна полюбила способную девочку как родную дочь. Люда порой не могла дождаться, когда же закончатся уроки в основной школе, и она снова очутится в спортивном зале. Перед началом занятий гимнастки любили наблюдать за тренировкой тяжелоатлетов, которые зачем-то подходили к большой ёмкости с белым порошком, опускали в неё ладони, делали несколько движений и только тогда поднимали штангу. Как потом оказалось, сухая магнезия была необходима и для выполнения гимнастических упражнений. Люда часто возвращалась с тренировок в одежде, пересыпанной белым порошком, но не расстраивалась.

– Всё равно стирать, – успокаивала она маму и решительно бросала вещи в таз с водой.

Папа всегда интересовался успехами дочери: всё ли получается, нужна ли помощь? Девочка охотно рассказывала про тренировки, про свои достижения. Но однажды произошёл конфликт, в котором, к удивлению родителей, она повела себя как взрослая, умудрённая жизненным опытом.

Как-то Раиса Николаевна попросила учениц заполнить анкеты: указать фамилию, имя, отчество, год рождения, адрес и принести их на следующее занятие. Люда сделала всё, как она велела, но, чтобы листок не помялся, положила его между школьными наглядными пособиями, которые стопкой лежали на большом прямоугольном столе в группе продлённого дня, и … забыла взять с собой.

– Девочки, принесли анкеты? – ещё в раздевалке спросила Раиса Николаевна. – Если нет, можете не переодеваться, на занятия не пущу.

Люда сердцем почуяла что-то неладное, высыпала содержимое портфеля на скамейку и принялась перетряхивать каждый учебник.

– Ну, где же анкета? Я же заполняла её?! – девочка заплакала.

– Раиса Николаевна, я забыла анкету в школе, – всхлипывая, произнесла она в надежде на то, что тренер сделает для неё исключение и пустит на занятие.

– Нет, когда принесёшь анкету, тогда и приходи, – слова Раисы Николаевны прозвучали как приговор.

Люда до последнего не верила в искренность сказанного.

– Неужели какая-то бумажка важнее человека?! – этот вопрос не давал покоя девятилетней девочке, которая по дороге домой, решила на тренировки больше не ходить.

Раиса Николаевна и предположить не могла, что может обидеть юное создание. Не увидев на следующих занятиях своей любимицы, она забеспокоилась, пришла в школу, разыскала её и попросила вернуться.

– Нет!!! – теперь уже слова маленькой гимнастки прозвучали для тренера как приговор. Дома Люда рассказала о конфликте с тренером.

– Людей надо прощать, – сказал папа.

– Она не просто человек, она – учитель и не должна так поступать, – безапелляционно заявила дочь.

– Но откуда у столь юного создания взрослая рассудительность? – недоумевал отец.

В этой решимости настоять на своём он узнал себя в молодости и не стал возражать. Мама тоже согласилась с решением дочери, тем более что гимнастику считала травматичным видом спорта. Раиса Николаевна сделала ещё несколько попыток уговорить девочку, но безуспешно. Больше они не виделись. Через год Люда узнала, что та переехала в другой город.

Когда Люде исполнилось десять лет, папа напомнил дочери о желании научиться играть на фортепиано.

Однажды у дома остановилась грузовая машина. Такой девочки ещё не видели. На платформе стоял папа и что-то придерживал руками. У Люды от волнения дар речи пропал. Она побежала за сестрой, чтобы вместе выйти на улицу и узнать, что происходит. Ещё трое мужчин с толстыми и крепкими верёвками подошли к грузовику, перекинулись друг с другом несколькими словами и принялись за работу.

– Неужели это пианино?! – Люда глазам своим не поверила. – Оно же дорогое?!

– Купили в кредит, – объяснил папа. Дочь мало что понимала в этом, но оценила поступок родителей, которые не пожалели денег на инструмент.

– Только учитесь! – всегда в подобных случаях говорил папа.

– Ой, папочка, спасибо тебе! А ты кому купил? Мне или Лене? – она с благодарностью смотрела на отца, но ей уже не терпелось музицировать.

Пианино аккуратно занесли в дом, сняли упаковку … Чёрное полированное, ещё пахнущее свежим лаком, оно переливалось на солнце. Сёстры подошли к инструменту и, дрожа от страха, прикоснулись к клавишам. Набор звуков не воодушевил их.

– Надо учиться, причём долго, – заметила Лена. – У тебя хватит терпения? – спросила она, обращаясь к сестре.

– Да, – с готовностью преодолеть любые трудности ответила Люда. Тогда и было решено: в музыкальную школу пойдёт младшая дочь.

– Лена, а правда у нас пианино дома лучше, чем мы видели тогда в музыкалке? – пытаясь скрыть свою радость, обратилась она к сестре.

– Правда, – неохотно ответила Лена, наверное, потому, что никак не могла понять, почему не она пойдёт в музыкальную школу.

Как выяснилось, Лена уже была учеником-переростком. К тому времени она перешла в седьмой класс, а игре на пианино обучали семь лет. Сестра долго переживала, но потом смирилась.

Ещё один случай, который произошёл с Людой в раннем детстве, свидетельствовал о том, что нелюбовь ко всему некрасивому и старому она впитала с молоком матери. В один из летних месяцев, когда младшую дочь в очередной раз не с кем было оставить дома, отец решил купить путёвки в заводской пионерский лагерь «Чайка». И хотя он находился всего в нескольких километрах от дома, Люде идея не понравилась.

– Не бойся, мы всегда будем вместе, – понимая необходимость отъезда, принялась уговаривать сестру Лена. – Там будет весело, вот увидишь!

Люда доверяла сестре и, немного покапризничав, согласилась. Она плохо представляла, что такое лагерь, но, когда увидела маленькие симпатичные деревянные домики в сосновом бору, захотела остаться. Им предстояло провести здесь чуть меньше месяца – столько длилась одна смена. Люду определили к самым маленьким, Лену – в отряд для детей постарше.

– Вот тебе и вместе! – расстроилась она, и загрустила. Желание вернуться домой стало ещё сильней, когда девочка увидела, где ей придётся ночевать.

– Не буду на такой кровати спать! Она старая, с облезлой краской, – неожиданно для всех запротестовала Люда. Позвали пионервожатую.

– Хорошо, мы поменяем, не плачь! – успокаивала она раздосадованную малышку.

Люда перестала рыдать, только когда увидела Лену. А через день-два она уже смело расхаживала по территории лагеря и помогала выкладывать из разноцветных камешков эмблему отряда. Каждое утро с речёвкой все выходили на пионерскую линейку.

– Раз, два! – начинал командир отряда.

– Три, четыре! – отвечали ему ребята.

– Кто идёт?

– Отряд здоровых, смелых и весёлых задорных друзей. – Начиналась перекличка, и длилась она нескольких минут.

– Раз, два!

– Три, четыре!

– Твёрже ногу.

– Чётче шаг, юных ленинцев отряд!

– Мы здоровье сохраним, – утверждал командир, – мы здоровьем дорожим!

– И даём мы всем рецепты, как здоровье сохранить, чтобы бодрым и весёлым нам до старости прожить, – подхватывал отряд.

Люда не понимала надобности в речёвках, но маршировать с ними было веселее. Командир отряда сдавал старшему пионервожатому рапорт – так начинался новый день.

Инцидент с кроватью был не единственным. Девочка оказалась привередой в еде. Всё, что предлагали в столовой, ей не нравилось. Она привыкла к домашней пище, которую готовила для неё мама. Да и та не всегда угождала дочери: Люда не ела мяса и всё, что готовилось из него. Когда мама уезжала на сессию, чаще всего дочь просила отца пожарить яйцо в небольшом фарфоровом блюдце с цветочком. Тогда не было газа, варили и парили на электрических плитах с закрытой спиралью, поэтому уходило много времени. Но отец старался исполнить любую прихоть дочери.

– Папочка, а почему на дне блюдца нет цветочка?! – расковыряв яичницу маленькой вилочкой, разочарованно спрашивала она. Тот не находил, что ответить.

– Это каприз или эстетическое чувство? – пытался понять отец. – Если каприз, то стоит ли ему потакать? А если эстетическое чувство? Тогда его нужно развивать!

Люде не нравились каши с сливочным маслом, кисель и молоко – потому что с пенками, суп или борщ с жирным мясом. В пионерском лагере её отучили капризничать. Не поев день-два, голодная, она пришла в столовую просить чёрного хлеба, посыпанного сахарным песком. А через несколько дней ела всё, что предлагал повар.

Пока мама была в Москве, на хозяйстве оставался отец.

– Месяц-полтора пролетят незаметно, – успокаивал он себя, – как-нибудь справлюсь.

Готовил еду, заплетал старшей косы, завязывал бант младшей.

– Смотрите, не каждая женщина так сумеет?! – удивлялись соседи.

Папа в то время работал в заводской пожарной части. Ночами дежурил. Если не было выездов, вязал, на удивление всем, шерстяные носки для дочек (в детстве этому рукоделию его обучила мама), а днём присматривал за домом и за детьми. Давалось это мужчине тридцати шести лет нелегко. Печь приходилось топить, домашний скот кормить, но отец не роптал. Он мечтал, чтобы жена получила высшее образование. А там, гляди, дело и до него дойдёт. Даже работа ему помогала в этом. Уходя на дежурство, укладывал дочерей спать: привязывал к кровати концы большого ватного одеяла, чтобы не раскрывались и не мёрзли. Как-то зимой, возвращаясь после очередной смены, отец увидел в окне собственного дома чей-то силуэт. Сердце забилось чаще.

– Неужто кто-то забрался? – испугался он и прибавил шагу.

Уже подходя к дому, рассмотрел в окне Люду. Она стояла на подоконнике в полный рост и смотрела вдаль, пытаясь разглядеть в темноте знакомую фигуру своего любимого папы. Увидев его, дочь ловко спрыгнула и побежала открывать дверь. Они встречались, словно после долгой разлуки. Когда папа работал в дневную смену, она утром обязательно провожала его: крепко обнимала и по-детски целовала три раза в щёку. Видимо, поэтому отец часто уходил на работу в приподнятом настроении. Но однажды мама не стала будить дочь в столь ранний час.

– Уж очень сладко спит, – подумала она, – ничего не случится, если один раз не проводит отца на дежурство. Но потом об этом сильно пожалеет.

Светало. Люда проснулась и почувствовала что-то неладное. Осмотрелась – папы не было. Со словами, почему меня не разбудили, она быстро накинула пальтишко и – бегом на улицу.

– Папа уже далеко, ты его не догонишь, – пыталась остановить её мама. Но она уже ничего не слышала. Люда быстро взбежала на мост и – о, чудо! – увидела уже поднимавшегося в гору отца в чёрной длинной шинели. Заметив дочь, он быстрым шагом пошёл ей навстречу.

– Папочка, миленький, ну, почему ты меня не разбудил?! – с укором спросила Люда. Обливаясь слезами, она принялась целовать его, как будто прощалась надолго.

– Мама пожалела тебя, ты так крепко спала! – успокаивал её отец. – Беги домой, простудишься.

Дочь с чувством исполненного долга помахала ему рукой и, довольная, побрела назад.

6. «Макаренко»

Так называли отца все, кто близко знал его. Имевший за плечами четыре класса начального образования и три – школы рабочей молодёжи, он не переставал учиться сам, учил детей и родню. Тяга к знаниям сравнивалась с желанием дышать. Заметив такое качество, директор в виде исключения принял юношу в школу рабочей молодёжи: по сути, из четвёртого класса сразу … в восьмой. «Шаромыга» (в шутку звали того, кто учился здесь) с благодарностью принимал любое учительское наставление. Не каждый отважится днём работать, а вечером сидеть за партой.

Георгий оказался способным. Помогал сверстникам. Видимо, тогда и закрепилось за ним прозвище «Макаренко». Антон Семёнович – один из четырёх педагогов, определивших способ педагогического мышления в двадцатом веке. Он изобрёл собственную систему воспитания. Папа не читал труды великого педагога, но на интуитивном уровне понимал: не все каноны педагогики того времени приводили к положительному результату.

Папа «поставил эксперимент» на младшей дочери. Первые четыре класса общеобразовательной школы она училась на пятёрки. Иногда появлялись четвёрки. Отец считал, что происходит это из-за быстрой утомляемости ребёнка. Тогда он принял решение – не оставлять Люду на занятия в группе продлённого дня. Для многих родителей такая система была удобной, когда домашнее задание выполнялось в школе, но только не для «Макаренко». Он сделал по-своему, и у него получилось!

– Лена, Люда, ложитесь спать! – объявлял он голосом, не терпящим возражений. Дневной сон, по мнению папы, был универсальным средством для достижения успеха.

– Мозг должен отдыхать! – всегда повторял он, если Люда не желала подчиняться. Папа считал, что с ребёнком обязаны заниматься не только учителя, но и родители. И это он тоже доказал: когда сестра делала домашнее задание под присмотром отца или мамы, она получала пятёрки и четвёрки и не потому, что ей подсказывали… Непонятное в условии или решении задачи терпеливо объяснялось. И так – во всём.

– Вы должны всесторонне развиваться, – утверждал папа, когда звал девочек на каток.

Младшая дочь в отличие от старшей легко соглашалась – в готовности идти за отцом ей не было равных. Каток в провинциальном Кирове с хорошим ледовым покрытием, музыкой и освещением находился в центре города, поэтому выбираться туда удавалось нечасто. Выручала замёрзшая река Песоченка, в двухстах метрах от дома. Детвора использовала любую возможность покататься здесь до первого снега. На сборы уходило несколько минут. Лена и папа доставали свои коричневые и чёрные коньки, Люда – свои «снегурочки», однополозные коньки, привязанные к валенкам.

– Поедем до Нижнего и назад? – спрашивал папа в очередной раз, проверяя готовность дочерей провести на свежем воздухе часа два-три.

– Люда выдержит? – переживала сестра.

– Мы ей поможем! – сказал и при этом хитро улыбнулся отец.

– Но как? – сгорали от нетерпения девочки.

Папа подъехал к берегу, нашёл крепкую длинную палку и вернулся.

– Люда, держись за середину, а мы с Леной – по краям. Так и поедем.

Выглядело смешно, как в рассказе Всеволода Гаршина про «Лягушку-путешественницу». Проехав несколько километров, розовощёкие и довольные, возвращались домой.

Отец настолько увлёкся выработкой собственной системы воспитания, что не заметил, как стал постоянно выступающим на общешкольных родительских собраниях. Дома он всегда тщательно готовился: подолгу сидел за большим круглым столом в зале (самой большой комнате), подперев голову руками и нервно теребя густые тёмные волосы. В такие минуты его старались не отвлекать и не задавать глупых вопросов. Но любопытство младшей дочери не знало границ.

– Папочка, ну, покажи, что ты там пишешь? – канючила она.

– Ты мешаешь мне сосредоточиться! – сердился отец.

– Какой у тебя почерк красивый! Прописные буквы с завиточками … – не унималась дочь. Она знала: стоит похвалить кого-нибудь, как человек тут же добрел. Однако с отцом этот номер не проходил.

– Не подлизывайся! Я прошу тебя выйти из комнаты! – не шёл на компромисс «Макаренко». Дочь обижалась, но подчинялась.

– Какой у тебя папа! – не переставали восхищаться учителя, когда на собрании Георгий Тимофеевич раскрывал очередные «секреты» воспитания, опробованные на своих детях.

Люду в такие моменты переполняло чувство гордости. Она приходила домой и рассказывала маме и сестре, как папу хвалили, и как ей было приятно слышать такие слова.

– Получить признание дочерей – смысл моей жизни! – по прошествии многих лет откроет секрет отец.

Откуда у папы появилась страсть к путешествиям, никто не знал. Но при каждом удобном случае он брал с собой дочерей, чтобы посмотреть города, изучить традиции других славянских народов – белорусов и украинцев.

В то время экскурсии на автобусах были самыми популярными. Кировская автоколонна, в которой работал папин младший брат, в качестве поощрения предлагала своим сотрудникам интересные туристские маршруты. В одну из таких поездок дядя Саша пригласил племянницу.

– Экскурсия долгая, – предупредил отец, – придётся ночевать в автобусе, не совсем удобно, но это единственная возможность побывать в Минске, Бресте и Хатыни.

– Что берём с собой? – без раздумий откликнулась дочь.

– Только необходимое, экскурсия продлится пять дней с учётом переездов из одного города в другой.

Привыкшая к походным условиям, Люда в предвкушении дальнего странствия принялась собирать вещи. Она уже представляла, как будут быстро меняться за окном пейзажи, и как она вместе с папой будет ходить по незнакомым улицам и делиться друг с другом впечатлениями. Дома не всегда на это хватало времени.

О Брестской крепости девочка была наслышана. Смотрела документальные фильмы, читала рассказы Сергея Смирнова о невероятном человеческом подвиге, который долго оставался полностью неизвестным. Побывав на месте, где проходила оборона крепости, Люда узнала полную драматизма правду. Так получилось, что в Брест туристы приехали затемно: музей был закрыт, стали устраиваться на ночлег. Папа, увидев вдали освещение, пригласил дочь посмотреть мемориальный комплекс «Брестская крепость-герой» хотя бы издали. Приблизившись на расстояние ста метров, они услышали звуки разрывавшихся снарядов, песню Александрова «Священная война» и правительственное сообщение о нападении на Советский Союз войск немецко-фашистской Германии.

– Что это? – с тревогой в голосе спросила Люда.

Она прибавила шагу и скоро оказалась у главного входа – огромной звезды, прорезанной в бетонном блоке. Всё, что она увидела, произвело впечатление, равное по силе, как если бы она попала в то далёкое время к солдатам, мужественно защищавшим рубежи нашей Родины.

Отец не только рассматривал монументы, но и наблюдал за реакцией дочери. Люда испытала потрясение. Скульптура воина высотой в тридцать три метра олицетворяла мужество (поэтому памятник так и называется) защитников крепости. Рельефные композиции, которые они увидели на обратной стороне, рассказывали об эпизодах героической обороны. Дочь, как ни старалась, не могла скрыть слёз, когда увидела, как солдат, опираясь на автомат, из последних сил пытается дотянуться до реки и зачерпнуть каской воду.

Уже днём экскурсовод расскажет о памятнике «Жажда», о подвиге защитников, без еды и питья много дней державшие оборону. Основное укрепление Цитадель со стенами двухметровой толщины, руины казематов (подсветка сделана так, чтобы создать эффект «расплавленного» кирпича), стометровый штык, ряды надгробных плит, Вечный огонь Славы, многочисленные клумбы редких роз (среди бордовых, красных и белых выделялись зелёные и фиолетовые!), подаренных поляками в знак признания подвига советского солдата, – всё это произвело на Люду сильное впечатление. А одна из надписей на стене крепости: «Я умираю, но не сдаюсь. Прощай, Родина. 20/VII-41» и вовсе привела в отчаяние. Весь вечер и следующий день она была немногословна и тихо грустила.

В Минске туристы пробыли всего несколько часов. Столица Белоруссии показалась приезжим ухоженной, как подобает большим городам. Зелёные насаждения, высотные дома и множество людей, которых Люда почему-то не замечала. Она думала о тех, в Брестской крепости, кто отдал жизнь за мир на земле.

Посещение Хатыни только усилило переживания семиклассницы. Это ещё один комплекс в память сотен белорусских деревень, уничтоженных нацистами в годы Великой Отечественной войны. Обелиски в виде печных труб, звон колоколов Хатыни … Отец заметил, как по щекам дочери покатились слёзы. Люда пыталась справиться с эмоциями, однако, увидев скульптуру непокоренного жителя Хатыни, несущего на руках зверски убитого фашистами сына, но не склонившего голову перед захватчиками, разрыдалась.

– Наверное, не надо было сюда приезжать?! – то ли спрашивая, то ли утверждая, обратился отец к дочери.

Он пожалел о том, что невольно заставил её так сильно переживать. «Но цель – воспитывать своих детей на лучших человеческих качествах – оправдывала средства», – считал он.

– Что ты?! – поспешила успокоить она папу. – Я тебе так благодарна! – Приеду, обязательно расскажу обо всём, что увидела, маме, сестре, братьям и одноклассникам. Отец вздохнул с облегчением.

Георгий Тимофеевич учил детей, продолжал учиться сам. И уже дочери помогали ему решать контрольные, приходившие по почте из Московского автодорожного техникума, в который он поступил, как только мама защитила диплом в медицинском институте. Учёба давалась непросто – не хватало базовых знаний.

– Девчат, что будем делать? – обратилась однажды к дочерям Нина Михайловна, когда Люда достала из почтового ящика тетрадь с отметкой «неудовлетворительно» и передала её маме. Как ни старался отец, задание выполнил неправильно.

– Может, не будем говорить? – предложила Лена.

– Лучше сказать правду, – не согласилась младшая дочь, – контрольную переписывать надо.

– Вот ты это и сделаешь, раз такая смелая, – решила за всех сестра. До прихода отца с работы Люда подыскивала нужные слова.

– Ты сегодня какая-то загадочная ходишь? – по лицу младшей дочери он понял: что-то случилось. – Незачёт по контрольной?

– Ты только не переживай, папочка, – спешила успокоить Люда. – Нужно всего в нескольких местах переписать! – она протянула папе контрольную. Отец не мог не заметить переживаний домочадцев и находил в себе силы не огорчаться.

Через три года они будут гордиться, когда Георгий Тимофеевич привезёт из столицы заветную синюю книжицу – диплом об окончании Московского автодорожного техникума.

7. Соседка

Алла – соседская девочка, которая была старше сестры на полтора года – часто приходила в гости. Трое детей воспитывались без отца, поэтому она старалась перенять всё хорошее, что видела у соседей. Лена любила с ней общаться и, как тогда казалось Люде, лишь потому, что Алла была девочкой покладистой, беспрекословно выполняла любую просьбу. Они частенько шушукались, делая вид, что говорят о чём-то сверхважном, вызывая тем самым у Люды непреодолимое желание подслушать. И хотя подруги учились в разных классах, иногда вместе делали уроки. Лена, если что-то у соседки не получалось, помогала ей. Они вместе ходили гулять, хвастались своими обновками, делали друг другу причёски, примеряли мамины туфли на каблуках – вели себя, как взрослые …

Люде тоже хотелось быть взрослой. Чтобы казаться выше, она прибивала гвоздями к своим шлёпанцам освободившиеся от ниток катушки и воображала, как пойдёт гулять «на шпильках». Незаметно доставала из маминого ридикюля – небольшой дамской сумочки для мелких туалетных принадлежностей – помаду, красила губы и смотрелась в зеркало.

– Люда! Помоги мне! – в самый неподходящий момент звала её сестра, и ей ничего не оставалось, как быстро умываться и делать вид, что или спала, или играла с куклой-моргуньей. Так она называла единственную, а потому любимую, игрушку, которую подарили ей родители. Кукла при наклоне вниз закрывала глаза, при движении в обратную сторону – открывала, а из пищалки на спине доносилось что-то похожее на «ма-ма». У Моргуньи были длинные золотые волосы, которые девочка старательно заплетала в косы, шила ей платья и … завидовала: гардероб куклыобновлялся чаще, чем у неё самой.

У сестры тоже была игрушка – большой, в натуральную величину грудного ребёнка, «голыш». Для него одежду шили Лена с соседкой. У Аллы мама работала на швейной фабрике, она часто приносила домой много не нужных для производства разноцветных лоскутков, из которых получались любопытные вещи: трусики, пижамы, комбинезоны, штанишки на лямках, панамки – всё для мальчика. Каждая обновка для кукол обсуждалась – у кого лучше.

Люде тяжело было соперничать – её кукла носила платья, сшитые из старых маминых вещей, которые зачем-то хранились на чердаке. Туда девочки частенько заглядывали. Им было интересно, в чём же ходили их родители?! Что-то примеряли на себя, а потом долго смеялись: в старинных платьях они походили на светских дам. В большом фанерном ящике находились не только одежда, но и обувь, которая уже не продавалась в магазине. Примерив боты, высокую резиновую обувь, которую надевали поверх туфель или ботинок в дождливую погоду, Алла попыталась сделать в них шаг-другой, но тут же упала … И снова они беззаботно хохотали. Отыскав веер, девочки представляли себя барышнями на сказочном балу, которым вдруг сделалось дурно.

Их экскурсия в прошлое иногда длилась до прихода родителей с работы. Спасало от наказания умение Лены вовремя разглядеть на горизонте поднимавшуюся в горку маму. Из окна чердачного помещения вся улица была видна, как на ладони. Тогда они быстро выбирались оттуда и делали вид, как будто целый день занимались чем-то полезным.

Люде нравилось бывать у соседей. У Аллы было два брата: старший – Витя и младший – Саша. Они помогали матери вести хозяйство, вся мужская работа лежала на их плечах. Мыла полы и посуду, готовила обед сестра. Тётя Шура, их мама, слыла женщиной строгих правил, поэтому редко улыбалась, всё время проводила в заботах. Иногда Люда побаивалась её, впрочем, как и своего отца, который держал дочерей в «ежовых рукавицах».

Тётя Шура часто ругала своих детей, считала, что так она вырастит их настоящими людьми. В свободное время, как и большинство женщин на улице, стряпала. Мила любила усаживаться на большую скамейку у стола и ждала, когда тётя Шура достанет из печи сковороду, на которой жарились лепёшки. Секреты их приготовления знала только она. А ещё маленькая соседка любила огромные макароны, которые тётя отваривала, а затем посыпала сахарным песком.

– Люда, иди домой, я приготовила макароны с тушёнкой! – звала бабушка Катя.

Эти слова, как всегда, были некстати. С аппетитом внучка ела только у соседей, наверное, потому что макароны там делали сладкими, а не с жирной свиной тушёнкой, которую она не любила. Но однажды Люда нашла выход. Платье из мягкой оранжевой фланели отличалось от других, сшитых мамой, большими карманами. В них она и положила липкие макароны. Родители долго смеялись над ней, но впредь запретили приносить еду. Алле, наоборот, нравилось всё, что готовилось в соседском доме. У Степановых любили и деревенские блюда: тюрю и мурцовку. Под тюрей понималась кипячёная вода с чёрным хлебом и сахарным песком. Мурцовку готовили просто: мелко нарезали зелёный лук, чёрный хлеб без корки, солили, перчили, заливали ароматным подсолнечным маслом и холодной родниковой (!) водой.

Алла с удовольствием составляла компанию за столом. А когда появлялся хотя бы малейший повод, обед или ужин на летней террасе превращались в праздник. Девочки расстилали на столе большую белую скатерть, ставили вазу с садовыми цветами, старательно украшали каждое блюдо. Через некоторое время к ним присоединялись взрослые. Папа доставал аккордеон, и музыку слышали на улице. На звуки вальса «Амурские волны» приходила тётя Шура. За столом становилось шумно и весело. Взрослые говорили о своём, девчонки – о девичьем. Если соседка была в хорошем настроении, обязательно пела частушки. Люда всегда грустила, когда приходило время расставаться.

– Делу – время, потехе – час! – напоминала строгая тётя Шура и вместе с дочкой уходила домой.

Как известно, ни одна дружба, какой бы крепкой она ни была, не обходится без ссоры. Однажды подруги разругались, да так, что, казалось, никто их не сможет больше помирить. Судя по всему, Алла ослушалась Лену, а та, не привыкшая терпеть неповиновения, обидела соседку.

– А зато у тебя отца нет! – с ноткой превосходства в голосе вдруг заявила она.

Лена понимала, что делает больно своей подруге, что поступает очень жестоко, но гнев был такой силы, что она не смогла удержаться. Алла растерялась: её лучшая подруга затронула тему, запретную для всех. Не найдя нужных слов, она вдруг набросилась на неё и расцарапала лицо. Отметина после зажившей раны до сих пор напоминает сестре о том, как жестоко она поступила. Но, к счастью, это был единственный случай в жизни двух подруг. Потом они дружили водой не разольёшь!

8. «Мама, милая мама …»

– Люда, деточка, иди молочка попей! – звала дочку мама. Она всегда употребляла слова с уменьшительно-ласкательным суффиксом. – Хлебушка возьми, маслицем помажь … – от неё исходили тепло и доброта.

Мама никогда не ругала дочь даже в случаях, если та озорничала. Она всё прощала не только Люде, но и старшей дочери. Наверное, сказывалось воспитание.

Родилась мама в Калуге, в семье была старшим ребёнком. С разницей в три года появились на свет сестра Люба и два брата – Саша и Коля. Старшим детям в семье всегда доставалось больше: и работы, и ответственности. Но они не унывали. Жила семья в казённом двухэтажном доме. Отец Михаил Степанович Зуйков заведовал сапожной мастерской, мама – Наталья Кузьминична Селина – работала на фабрике швеёй. Добротная мебель, одежда, хорошее питание – семья жила в достатке. Всё изменилось с началом Великой Отечественной войны. Калужанам пришлось переехать из города в Ленск. Чтобы уберечь семью, дедушка Миша без колебания бросил нажитое и перевёз семейство в деревню. Калуга находилась под немцами, город каждый день бомбили, а недалеко – в тридцати-сорока километрах от областного центра – люди жили в эвакуации.

Глава семейства тяжело болел: сердечная и бронхиальная астма, воспаление седалищного нерва не позволили уйти на фронт. Да и по хозяйству никудышный помощник из него вышел. Весь дом держался на плечах жены Натальи. Она вместе с деревенскими бабами ходила на покос, к мужу обращалась с одной-единственной просьбой, чтобы тот разбудил её вовремя: боялась опоздать на работу.

Ехали зимой на подводе, – вспоминала мама, когда Люда просила рассказать про своё детство. – Трещал мороз, а на нас одежда – летняя. Помню, продрогла насквозь, на ногах пальцев не чувствовала. Потом ноги часто болели. Вместе с нами ехал грудной Коленька. Мать крепко прижимала его к себе, чтобы телом согреть, но малыш всё равно простудился. Уже в деревне мы отпаивали его отварами, растирали гусиным жиром спинку и грудь. И он пошёл на поправку.

Больше в Калугу Зуйковы не вернулись. В войну, как и все, голодали. Питались, если мука была, ржаными лепёшками да котлетами из картофельных очисток и лебеды. Мама показывала студенческие фотографии (после войны она училась в фармацевтической школе).

– Мы выглядели упитанными, но не потому, что ели много, – рассказывала она, – пухли от голода.

Детство в военные годы было безрадостным. Мамина младшая сестра Люба, приходившаяся Люде тётей, вспоминала эпизоды, типичные для того времени.

– Однажды мать отправила меня в лес за хворостом, чтобы печь истопить, – рассказывала тётушка. – Страшно было идти одной, но отказываться не смела.

– Раз кустик, два, три … – Маленькая Люба, как Золушка из сказки, собрала вязанку хворосту и уже хотела уходить, как вдруг услышала за спиной шаги …

– Стой, маленькая воришка, – прохрипел кто-то.

Люба изо всех сил бросилась бежать. От страха подкашивались ноги, но она не оставила ветки – печь надо было топить, иначе маленькие братья замёрзнут и снова заболеют. Мужик в тулупе гнался за ней чуть ли не до самого дома, но, видно, устал и вернулся в лес. Люба, едва переводя дыхание и дрожа от страха, прибежала домой и спряталась за отцовскую спину.

– Господи, ты что такая бледная и запыхавшаяся? – перепугался отец. – Ай, гнался за тобой кто?

– Дядька какой-то, – едва отдышавшись, ответила она.

Как оказалось, это был лесник. По тем временам даже веточку нельзя было вынести из леса, не то, что охапку! С тех пор Любу одну за хворостом не отпускали. Приходилось обходить запреты, чтобы хоть как-то согреть малых ребят.

Ещё один случай из жизни семьи Зуйковых потряс Люду не меньше. Дедушка Миша (отец по материнской линии) заведовал сапожной мастерской. А как известно, зависть жила во все времена.

– Чтобы навредить ему, кто-то украл кусок кожи, – рассказывала мама. – А тут ревизия! Отца посадили, тогда нам несладко пришлось. Мы навещали его в тюрьме, – загрустила она, когда речь зашла о свиданиях. – Я помню, как протягивала к нему свою тоненькую ручку, а он через решётку – монетки.

Бабушка Наташа была женщиной стойкой. Вынесла все тяготы, наверное, потому что замуж вышла поздно. Тридцать два было, когда Михаил предложил руку и сердце Калужской красавице. Высокого роста, статная, с густыми длинными волнистыми волосами, она была видной невестой. Бабушка долго ждала своего суженого – слишком разборчивой оказалась: дедушка был тридцать девятым женихом, на которого соизволила обратить внимание.

– Что Наталья в нём нашла? – удивлялись деревенские.

– Наш отец был на голову ниже, не особо приметным, да к тому же в мужьях успел побывать!!! – вспоминала тётушка Люба. – С первой женой прожил всего полгода – разгульной оказалась. Однажды соседи признались: «Михаил Степанович, Вы – на работу, а она – пьянки-гулянки устраивает. Не переживайте, мы такую невесту для вас найдём! Есть одна на примете. Только чересчур гордая!». Михаил, не раздумывая, заслал сватов. Мало, кто надеялся на то, что городская примет руку и сердце деревенского парня. А Наталья возьми и согласись! То ли в душу запал ей жених, то ли время пришло замуж выходить?! Для нас это осталось загадкой. Но женой наша мать была верной. Да и нам, дочерям, всегда советовала: «Мужу выше колена не показывай и про всё не рассказывай!». Не давала дружить нам с ребятами. Росли в строгости, – в голосе тёти Любы прозвучали непонятные нотки: гордости или сожаления.

– Посмотришь на нынешних, – сокрушаясь, продолжала она, – ни стыда, ни совести – слишком много позволяется парням. Куда гордость девичья подевалась? Жить с женихом до замужества – считалось неприличным, а в деревне – особенно.

П

ричина столь позднего замужества бабушки Наташи – традиции. В многодетной семье рано умерли родители, и на плечи самой старшей дочери легли все заботы. Она была вместо отца и матери. Сначала женила всех братьев, выдала замуж сестёр. Тогда и о своих делах сердечных задумалась.

В Ленске чаще всего бывала Лена. Все детские годы провела она в этой деревушке, которая славилась своими вишнёвыми садами. Весной от буйного цветения глаза слепило.

– Аромат такой – надышаться не могли, – рассказывала Лена сестре и соседке, когда возвращалась из деревни. – Мы гусей пасли. Один меня чуть не ущипнул.

– Тега, тега, – звала она лапчатых.

А те вместо того, чтобы подойти к ней, вытягивали вдруг свои шеи и шипели! Лена бежала без оглядки. Она рассказывала, как любила сидеть с бабушками, которые собирались на лавочке и щелкали семечки. У каждой было по небольшому тряпочному мешочку.

– Бабулечки мои, дайте я вас поцелую! – чтобы как-то расположить к себе соседок, предлагала она. Те, не ожидая такого к себе внимания, добрели и угощали её кто конфеткой, кто – булочкой.

В деревне вся живность то кусалась, то бодалась, то клевалась и щипалась. Ей не раз доставалось от коровы, которая почему-то невзлюбила маленькую озорницу. Лена, увидев её рога, похожие на острые ухваты, старалась обходить стороной. Несмотря на свой возраст, она была девочкой сообразительной.

– Не дам глинки, – зная особенность внучки хитрить, часто грозился дедушка Миша.

Это было самым жестоким наказанием для внучки. Лена могла променять кусочек сахара на небольшой комок голубой глины, которую дедушка сушил специально для неё. Он хранил лакомство в чистом белом лоскутке и выдавал его исключительно за прилежность и послушание. К удивлению деревенских, Лена грызла глину, словно это были яблоко или груша. Но однажды внучка ослушалась деда. Тот, как и обещал, наказал её – лишил порции сухой глины.

– Вот выпадут у тебя зубки, не буду хлебушек тебе жевать! – по-детски грозилась Лена. Дед притворялся обиженным и мрачнел.

– Дедушка, миленький, да я пошутила! – восклицала она, готовая простить любого, кто когда-то причинил ей боль.

К деду приходили со всей округи: кто ботинки зашить просил, кто валенки подшить … Никто не слышал, чтобы родители ссорились. Отец никогда не повышал голоса, даже если дети озорничали. Умер Михаил Степанович Зуйков на шестьдесят седьмом году жизни.

Люда приезжала к сестре в деревню изредка. Днём они ходили под горку к реке, а вечерами вместе с взрослыми пили чай. Щипцы для сахара были обязательным атрибутом церемонии. Это сегодня рафинад в пачках продаётся, а по тем временам сахар покупали в больших кусках.

– Хрр-ум! Хрр-ум! – Люда как заворожённая смотрела на ловкость дедушкиных пальцев. – Это тебе, озорница, – так всегда дедушка Миша звал внучку маленькую, – а это тебе, – обращался он к другой, самой любимой. Чай пили из большого самовара. Дядя Коля доставал зачем-то кирзовый сапог.

– Неужто чай в него наливать будет? – подумала Люда.

– Любопытной Варваре на базаре нос оторвали, – шутил дядя.

Он переворачивал сапог так, как это делал Гриня из «Неуловимых мстителей», чтобы раздуть огонь в самоваре. Через некоторое время вода в нём закипала. Всё семейство собиралось за большим деревянным столом. Бабушка Наташа расставляла стаканы с блюдцами, а Лена ей помогала. Пили чай вприкуску с сахаром. Из стакана выливали в блюдце, чтобы не обжечься.

– Фу-у, фу-у, – пытались остудить чай взрослые и только потом отхлёбывали.

Пятилетняя внучка подражала им, делая вид, что ей тоже очень горячо. Дедушка и бабушка, мама, дядя Коля и тётя Люба о чём-то разговаривали, смеялись, и, казалось, что это были их самые счастливые минуты в жизни!

После окончания фармацевтической школы мама переехала в Киров, да так в нём и осталась. Устроилась в местную аптеку фармацевтом. Пришло время выходить замуж. Мама, как и бабушка Наташа, тоже оказалась слишком разборчивой в женихах. Сколько бы ни ухаживал за ней Толик Т., известный в городе и богатый молодой человек, согласия выйти замуж за него калужанка Нина не дала. На то были причины: внешне не очень красивый, да и культуры явно не хватало.

– Ладно, не нравится моя морда, приведу тебе Юрку, – пообещал Толик.

Юрка, это будущий отец Люды. Став взрослым, он взял себе имя, производное от Георгия. Вспоминается ставшая крылатой фраза из кинофильма шестидесятых «Москва слезам не верит»: «Георгий Иванович, он же Гога, он же Гоша, он же Юрий, он же Гора, он же Жора, здесь проживает?». В свидетельстве о рождении папа записан как Георгий, в паспорте – уже Юрий. Через некоторое время он снова вернётся к полюбившемуся имени, и дочери станут Георгиевны, за что они ему впоследствии скажут спасибо.

Маме худощавый парень приглянулся: бледное лицо, тонкий прямой нос, густые тёмные волосы, зачёсанные назад, аккуратно одет, серьёзный … Мама почти сразу согласилась выйти замуж.

Отслужив четыре года в Китае, Юра в деревню не вернулся. Муж его родной сестры Маруси – Василий Михайлович Батурин – занимал высокую должность в городской милиции, помог демобилизованному из рядов Советской Армии с паспортом.

В Кирове родители снимали квартиру. Сначала на улице Гоголя, после рождения Лены – на Пролетарской. Вместе с ними жила и родная сестра.

– Люба, что ты в деревне будешь делать? Оставайся, работу тебе найдём! – предложила мама.

Та с радостью согласилась: жизнь в деревне – несладкая, да и к самостоятельности привыкать надо было. По знакомству тётю Любу устроили старшей сестрой в детские ясли.

18 января 1957 года на свет появилась Лена. Заботу о ребёнке сёстры поделили поровну в буквальном смысле этого слова. В ясли детей брали с трёхмесячного возраста, а на одну зарплату мужа не проживёшь. Папа тогда работал на Кировском чугунолитейном заводе водителем. Тут и пригодилась помощь сестры. Работали по очереди: до четырнадцати часов – мама, после – тётя Люба. Она садилась на велосипед, на котором приезжала сестра, быстро крутила педали и уже через несколько минут оказывалась на работе. Так продолжалось, пока Леночке не исполнилось три месяца. С появлением возможности отдавать детей в ясли стало легче.

9. Родственники

Их было много, но самые близкие и родные – тётя Люба и дядя Ваня, их дети – Гена и Серёжа. Жили дружно. Такие семьи – в жизни большая редкость: родные братья Степановы Георгий и Иван женились на родных сёстрах Зуйковых – Нине и Любе. Позаботился об этом отец.

Познакомились дядя и тётя на танцах, которые устраивались для молодёжи в клубе на Нижнем – одном из микрорайонов города. Тётя Люба рассказала случай, который произвёл на всех сильное впечатление. Забота Георгия Тимофеевича о родственниках проявлялась даже в мелочах. А если речь заходила о судьбоносных решениях – смело брал ответственность на себя. Женился сам и брату решил вторую половинку найти. Когда тётя Люба приехала к сестре в Киров, взяли с собой на танцы.

– Молодые были, – рассказывала тётушка, – ребята липли, как мухи на мёд. Заприметил это Юрка – так тётушка звала «Макаренко», – и, ни слова не говоря, стал приглашать меня на каждый танец. Мне стало не по себе: Нинка сидела, а я с её мужем танцевала. Никак не могла понять, почему? Да и сестра слишком спокойно вела себя. Только после вечера танцев он признался: специально приглашал, чтобы другие не подходили – невесту берёг для брата, который служил в армии.

Подобное могло прийти в голову только отцу. Вернувшись домой, Иван едва дождался встречи с суженой. На очередном вечере уже он оказался в роли самого настойчивого кавалера. Приглашал на каждый танец.

– С тех пор подружились, – продолжала рассказывать тётя Люба. – Однажды он увидел, с какой лёгкостью я колола дрова, и очень удивился.

– Хозяйственная! – отметил он, – будет моей женой!

Иван, как и его старший брат, не захотел после армии возвращаться в деревню. В многодетной семье, в которой они росли, принцип: «один – за всех, все – за одного» помогал выжить. Эти слова стали девизом и в дальнейшей их жизни. К тому времени всеми уважаемая мама Люды – Нина Михайловна – помогла ему оформить прописку, получить паспорт, а отец – устроил брата на завод шофёром.

– Нинке надо было при жизни золотой крест поставить, – вспоминала со слезами на глазах тётя, – стольким родственникам она помогла! Никому не отказывала, кто бы ни обращался. Была в почёте, весь город знал. Михайловна – так по-доброму звали её.

По примеру брата и сестры сначала молодые жили на квартире, а потом начали строить дом. Получить хороший земельный участок помог им всё тот же Василий Михайлович Батурин, бывший военный, долгое время отслуживший в Германии. Там родилась их первая дочь, а по возвращении в Киров – ещё три.

Люда любила гостить у своей тётушки Любы, у своей крёстной матери. Двоюродные братья встречали как родную и всегда просили остаться переночевать у них. А это означало, что они будут до глубокой ночи играть и рассказывать всякие истории.

Гена был моложе Милы на два года, поэтому ссор из-за того, кто главнее, не возникало. Двоюродный брат слушался сестру, но, если дело доходило до соперничества, предпочитал быть первым. В этой семье не жалели денег на детские игры. Родители мечтали вырастить мальчишек настоящими людьми, сильными, смелыми и сообразительными. Всевозможные настольные игры и викторины покупались с каждой зарплаты. А ещё сёстры и братья любили городки и разноцветные кегли. Первые выбивались битой, вторые – шарами, как в современном боулинге. Соревновались две семьи. Кому-то на старте везло, кому-то – на финише.

– Давай, Гена, прицелься, постарайся распечатать «конверт», – подсказывал дядя Ваня старшему сыну.

Это означало выбить деревянный брусок, который располагался в центре, и считалось верхом мастерства городошника. Когда сыну удавался виртуозный бросок, дядя гордился.

– Мужичок растёт, – не переставал нахваливать он Гену.

Родители, несмотря на свою занятость (работали и вели хозяйство по дому), любую свободную минуту старались провести с детьми. Так было заведено у всех Степановых. Тон задавал отец Люды. Если учились играть в шахматы в его доме, примеру следовал брат Иван. Старались не отставать и дети – Гена с Серёжей.

– А мы уже в шахматы умеем играть! – хвастались сёстры.

– Знать, как ходят фигуры, ещё не значит уметь, – чтобы не обидеть племянников, говорил отец. – Нужно научиться ставить шах и мат! Это главная цель игры, – объяснял он.

Через некоторое время уже мальчишки показывали, как можно в несколько ходов поставить «детский мат», и обучали сестёр игре в «Чапаева». Обычно соревновались в ловкости пальцев Люда и Гена. Они играли на полу, чтобы шашки не разлетались в разные стороны при очередном ударе «пыром».

Кто придумал игру в «Чапаева», неизвестно. Но то, что она неплохо развивает глазомер и точность удара, никто не ставил под сомнение. Существовало множество приёмов, о которых соперники договаривались заранее, чтобы в ходе игры не возникало споров. А они появлялись – никто не хотел проигрывать, впрочем, как и в остальных играх.

– Гена опять плачет, – жаловалась Люда сестре. – Не могу же я играть в «поддавки»? – старалась она успокоить брата.

– Ты же мужчина? – подзадоривал сына отец, чтобы тот быстро успокоился и взял реванш за поражение. Кузина всегда давала шанс отыграться.

Если выдавалась хорошая погода, дети выходили на улицу с родителями посоревноваться в силе, ловкости, меткости. Играли командами в лапту. К поединку готовились основательно: сами делали биты, выбирали лучший каучуковый мяч.

– Давай-давай, быстрее-быстрее! – доносились крики с площадки.

Эта русская народная игра была, пожалуй, самой трудной. Попасть с размаху битой по мячу и быстро перебежать на другую сторону «небитым», удавалось не каждому. Иногда приходили домой с синяками, если в кого-то попадали мячом.

Высекалы, выбивалы, вышибалы … – другие любимые игры двоюродных братьев и соседских мальчишек. Попасть мячом в наибольшее количество игроков противоположной команды старались все, но побеждали самые быстрые, с хорошей реакцией.

«Хали-хало! Стоп!» – соревнование для смышлёных. Ведущий берёт мяч и загадывает слово. Остальные игроки должны его отгадать по подсказкам – по первой и последней буквам. Когда игрок называет правильное слово, ведущий кидает ему мяч и убегает. Выигравший берёт его, кричит ведущему: «Хали-хало! Стоп!», называет количество шагов и делает их в сторону водящего, а затем старается попасть в кольцо из его рук. Эта игра была любимой у соседки Аллы. Ребята соревновались, играя «в ножички», девочки – играя «в классики». И везде определялся победитель. Так закалялся характер.

В обеих семьях научили детей хорошо плавать, ездить на велосипедах – сначала на детском, трёхколёсном, а потом мальчишек – на мужском, девочек – на дамском, без рамки.

Все праздники отмечали вместе. Особенно любили Новый год – наряжать ёлку старались, чтобы удивить. Зелёную красавицу срубали с разрешения лесника.

– Кто со мной пойдёт за ёлкой? – спрашивал отец, когда до праздника оставалось несколько дней.

– Я! – радостно кричала Люда. – Папочка, подожди, только валенки найду!

– Хрум-хрум! – хрустел под ногами снег – под Новый год всегда стояли крепкие морозы. Через десять минут они оказывались на окраине леса, где позволялось вырубать небольшие ели.

– Смотри, какая красавица! – Люда бережно отряхивала снег с колючих лап.

– Не жалко? – спрашивал отец. Он увидел, как она в лице переменилась.

– А мы летом ещё посадим! – нашлась дочь. С тех пор сажать деревья у неё вошло в привычку.

Счастливая от того, что с появлением ёлки в доме, праздник приближался не по дням, а по часам, Люда спешила к сестре с предложением вместе наряжать лесное чудо. Ёлочные игрушки хранились в двух больших картонных коробках на чердаке дома.

– Не забудь мишуру, она – в отдельных пакетах, – Лена сразу начала распоряжаться.

Люде в такие моменты подчиняться нравилось. Эмоции переполняли её и о «пальме первенства» думать не хотелось. Запах свежей хвои творил чудеса. Комната наполнялась незабываемым волшебным ароматом. Она сохранит его в памяти на долгие годы.

– Начнём наряжать с верхушки. Люда, подай мне наконечник! – уже распоряжался папа.

Занятие ему нравилось. И он тоже старался запомнить эти мгновения. Мама любила наблюдать за семейной идиллией. У каждой ёлочной игрушки была своя история. Девочки могли часами наперебой рассказывать их родителям. Когда выключали свет, стеклянные сосульки, разноцветные шары с замысловатыми узорами, фигурки сказочных персонажей, еловые шишки с фосфорным покрытием «оживали». В темноте они «светились», и казалось, что вот-вот начнётся самая увлекательная в жизни история.

Перед Новым годом сёстры любили навещать родственников, чтобы посмотреть на их ёлку, которая украшалась не только игрушками, бусами и серпантином. Между густых ветвей Люда находила вкусные шоколадные конфеты, печенье, мандарины.

– У нас такой ёлки нет, – сожалела кузина. – Наша – вся в игрушках, которых днём с огнём не найдёшь, – уже с гордостью произносила она.

Каждый год они с сестрой тратили на ёлочные украшения почти все накопленные деньги и никогда об этом не жалели.

– Тётя Люба, я сорву свою любимую конфетку «Мишку косолапого»? – спрашивала Люда разрешения у своей крёстной, скорее, для проформы.

Тётушка любила свою племянницу – ни в чём ей не отказывала. Пока сестра клянчила конфеты, Лена играла с младшим братиком – Серёжей. Мать в нём души не чаяла. Старшим всегда казалось, что их братьям и сёстрам родительской любви доставалось больше. Лена любила маленького кузена, нянчилась с ним, пока тётя Люба хлопотала по хозяйству, целовала в щёчки, лобик, брала на руки, носила малыша до устали. Ощущала себя взрослой – в роли мамы. И тогда казалось, что она была самым счастливым человеком.

Гена и Люда любили проводить время вместе. Даже решение записать брата в музыкальную школу не помешало их дружбе. Вдвоём они ничего не боялись.

– Ребята, огурцов в этом году выросло столько, что на всех соседей хватит, да ещё останутся. Может быть, на базаре их продадите?! Всё, что выручите, – ваше! – то ли в шутку, то ли всерьёз как-то попросила Нина Михайловна.

Брат с кузиной переглянулись. Ему в ту пору было десять, ей – двенадцать.

– Нет, стыдно, – заявила Люда.

– Может, попробуем? – неожиданно предложил брат. Заработать деньги, которые можно потратить на себя, – слишком заманчиво.

– Нас засмеют, – продолжала сопротивляться сестра. – Вдруг знакомых увидим, что тогда?

– Под прилавок спрячемся, – нашёлся Гена. – Тётя Нина, давайте огурцы!

Люде ничего не оставалось, как грузить на велосипед невиданный урожай. До базара доехали за двадцать минут. Нашли свободное место за прилавком, разложили огурчики, определили цену за килограмм. Предлагали дешевле, чем вызвали неудовольствие опытных торговцев. Первый покупатель, второй … К юным продавцам выстроилась очередь. Брат потирал руки: торговля шла бойко, пока к прилавку не подошла их учительница по математике Раиса Тимофеевна Шляхтина. Брат не успел глазом моргнуть, как Люда исчезла.

– Ты смотри, какой молодец! – воскликнула она. – Помогает родителям! Ты один? – допытывалась математичка.

– С сестрой! – выдал Гена.

– Ты чего прячешься? Разве можно стыдиться: вы же продаёте огурцы, которые вырастили своими руками?!

Что Люда пережила в ту минуту, словами описать невозможно. Ей казалось, что сначала она краснела, потом бледнела. Раиса Тимофеевна очень хорошо знала маму: та когда-то жила у неё на квартире.

– Что теперь будет? – сокрушалась Люда, ведь с ней в одном классе учился сын математички Андрей. Но, к счастью девочки, история не получила продолжения. Однако она никогда больше не соглашалась торговать.

На соседней улице – Первомайской – жил ещё один папин брат: самый младший Степанов. Дядя Саша часто бывал в гостях с дочерьми Тамарой и Верой, особенно когда на постоянное место жительство в Киров переехала их мать Екатерина Ивановна. Дети любили играть в куклы, шить для них наряды.

Отец старался, чтобы родственники жили поблизости.

– Вместе мы – сила! – любил говорить он.

Георгий Тимофеевич взял на себя ответственность за огромную семью, которая с каждым годом только разрасталась.

10. Первое знакомство с микрофоном

Вырастить девочек многосторонне развитыми – мечта, на которую отец работал всю свою жизнь. Он постоянно что-то придумывал. Однажды с очередной зарплаты купил магнитолу «Неринга» Литовского производства. Долго рассматривал инструкцию, изучал возможности приобретения. Приёмник и магнитофон – именно то, что он хотел, чтобы записывать голоса детей и родных. Девочки обступили отца – им не терпелось узнать, что это за чудо-техника.

– Папа, а что мы будем записывать? – первой не выдержала Люда.

– Будем песни петь, стихи читать, а магнитола – записывать, потом слушать, как у нас получилось, – голосом строгого педагога произнёс отец.

– А если я вдруг ошибусь?! – забеспокоилась младшая дочь, и у неё сразу испортилось настроение.

Лена тоже без оптимизма отнеслась к желанию отца записывать их голоса. Папа достал из небольшого целлофанового пакетика какое-то маленькое белое приспособление с решёточкой.

– Это микрофон, – упреждая вопрос девочек, – объяснил он. – Сейчас мы его поставим на стол и попробуем что-нибудь сказать.

– А что? – испуганным голосом спросила младшая дочь.

– Вспоминай, какие ты стихи знаешь, можно песенку спеть? – отец достал две катушки с магнитной лентой и принялся надевать их на небольшие выступы, затем стал поочерёдно нажимать на белые клавиши – коричневая лента медленно поползла с одной катушки на другую.

– Какой-то зелёный огонёк зажёгся?! – вдруг воскликнула Люда.

– Значит, микрофон включён, и наши голоса уже записываются, – с нескрываемым удовольствием сказал отец. – Сейчас немного отмотаем ленту назад и нажмём на клавишу «воспроизведение». Магнитофон в точности повторил всё, о чём они только что говорили.

– Здорово! – восхищённо произнесла Люда.

– Давай теперь тебя запишем! – предложил ей отец. – Имей в виду, как прочитаешь, так магнитофон и воспроизведёт.

Девочка стала быстро вспоминать, что у неё получается лучше всего. Она танцевала, пела для соседей и деревенских, в микрофон никогда ещё не говорила. У Люды поджилки затряслись.

– Не бойся, – успокоил папа, – если что-то не получится, я сотру, а потом снова запишем.

– Я про флажок спою, – решилась маленькая актриса.

– Хорошо! Готова? – папа включил микрофон, и она дрожащим голосом жалобно запела:

– На свой флажок,

На красненький,

Любуюсь я, гляжу;

Я с ним в большие праздники

По улицам хожу.

С флажком хожу,

Флажок в руке держу.

Люда пела, а сестра и папа сидели без движения и внимательно слушали.

– У нас на каждом знамени, – продолжала выводить она, -

Написано: «За мир!».

Сильней и ярче пламени

Сияет слово «мир».

За мир, за мир,

И мой флажок – за мир.

Лена чувствовала, как тяжело даётся сестре исполнение без музыкального сопровождения. Но помочь ничем не могла.

– Сегодня песни слышатся

Со всех, со всех сторон, – заторопилась Люда. Ей не хватало воздуха, но она допела песню до конца.

– И мой флажок колышется

Среди больших знамён.

  И мой, и мой,

  И мой флажок со мной! («Мой флажок», слова: М. Ивенсен, музыка: В. Герчик)

– Молодец, Людмилка, – первым захлопал папа. К нему присоединились мама и сестра. – Сейчас послушаем, как получилось.

Люда так переживала, что, казалось, ещё немного, и она заплачет. Уже тогда маленькая актриса поняла, как страшно выступать даже перед родными. Этот эпизод она будет долго помнить: именно он станет первой ступенью к её будущей профессии.

– Может быть, ещё что-нибудь споёшь? – папа пытался понять, испугалась Люда или нет.

Допустить, чтобы дочь после первой попытки не сделала второй, он не мог. Добиться успеха и закрепить его, чтобы идти дальше – такую цель преследовал отец. И так – на протяжении всей жизни.

– Я ещё песенку про медведя знаю, – не сразу отозвалась на предложение Люда.

Папа с радостью повторил те же манипуляции, что и раньше. Зажёгся зелёный глазок, дочь вздрогнула: она со страхом ждала, когда папа скажет: «Начинай!». В комнате воцарилась тишина. Все ждали выступления Люды. Но перед тем, как спеть, сёстры пошептались. К изумлению папы, Лена согласилась на роль ведущей.

– Выступает Степанова Люда, она споёт песню «Почему медведь зимой спит». (Слова Александра Ковалёнкова, музыка Льва Книппера)

– Раз морозною зимой, – уверенно запела сестра, – вдоль опушки лесной

шёл медведь к себе домой

в тёплой шубе меховой.

Шёл он, шёл к своей берлоге

по просёлочной дороге

и, шагая через мост,

наступил лисе на хвост. – С каждым новым куплетом Мила держалась свободней. Она пыталась даже жестикулировать, как настоящие артисты на сцене.

– Подняла лисица крик -

зашумел темный лес.

И медведь с испугу вмиг

на сосну большую влез, – улыбаясь, напевала Люда. – На сосне весёлый дятел

белке домик конопатил

и промолвил: «Ты, медведь,

должен под ноги смотреть!»

С той поры медведь решил,

что зимой нужно спать,

по тропинкам не гулять,

на хвосты не наступать.

Он в берлоге безмятежно

спит зимой под крышей снежной

и доволен неспроста,

что родился без хвоста, – закончила петь Люда и поклонилась.

Домочадцы улыбнулись: понимали, маленькая певица вошла в образ. Больше всех был доволен отец: младшая дочь преодолела страх, а это значит, что микрофона бояться не будет. Знал бы он тогда, что слова его окажутся пророческими. Лена подойти к микрофону в первый раз не рискнула. Ограничилась участием в разговоре с родителями. Она очень удивилась – ей казалось, что в магнитофоне говорил кто-то другой, причём не очень приятным голосом.

Участие в домашних концертах пришлось по душе и родственникам. Уже ни один визит в гости не обходился «без микрофона». Лена с двоюродными сёстрами втайне репетировали песню про знаменитую «Бригантину» Юрия Визбора. Они закрывали плотно дверь в комнату, где находилась магнитола, и сначала невпопад, а потом в унисон, пели.

– Надоело говорить и спорить,

Надрывать до хрипа голоса.

Во флибустьерском дальнем синем море

Бригантина поднимает паруса, – чётко выговаривая слова, пели Лена, двоюродные сёстры (родственники по папиной линии) Таня и Катя.

– Капитан, обветренный как скалы,

Поднял флаг, не дожидаясь дня.

На прощанье поднимай бокалы

Золотого терпкого вина, – из комнаты доносились слова, значения которых Люда не знала. Кто такой или что такое «флибустьер»?

– Морской пират, – чуть позже объяснит папа.

Он расскажет и о том, что «Весёлый Роджер» – это пиратский чёрный флаг с черепом человека и костями.

– Пьём за яростных, за непокорных,

За презревших грошевый уют.

Вьётся по ветру «Весёлый Роджер»,

Люди Флинта гимн морям поют, – Люда догадывалась, что её старшие сёстры тоже не понимали, о чём песня, но они не подавали виду. Она чувствовала, что это была не просто песня, а настоящий гимн романтике и надежде. Зазывные звуки марша пробуждали желание путешествовать.

– И в беде, и в радости, и в горе

Только чуточку прищурь глаза -

Ты увидишь, как в дальнем синем море

Бригантина поднимает паруса, – песня казалась длинной.

– Как можно запомнить такой текст? – удивлялась Люда и, не скрывая, завидовала сёстрам.

– Не мешай нам, – важничали они, – мы скоро записываться будем.

– Вьётся по ветру «Весёлый Роджер»,

Люди Флинта гимн морям поют,

  И, звеня бокалами, мы тоже

Запеваем песенку свою.

– Конечно, вам легче петь втроём, – словно оправдываясь, сказала Люда.

Песню записывали несколько раз: то вступали не вовремя, то слова кто-то забывал, а кто-то откровенно фальшивил …

– Ничего, первый блин всегда комом, – подбадривал их папа.

Больше они не задавались. Это был не единственный номер, который готовили сёстры. В семидесятые были популярны песни о романтике. Одна из них – «Мальчишкам снятся бригантины» в исполнении Вадима Мулермана.

– Иди выступать, – позвал брат Люду.

– Ну, девочки, – обратился папа к дочерям, – исполняйте свою любимую песню.

– Мальчишкам снятся бригантины,

Моря и страны дальние,

И дворик старенький покинув,

Они уходят в плаванье, – запели Лена и Люда.

Девочки и не подозревали, что страсть к путешествиям поселится в их сердцах навсегда. Их манило всё новое, неизведанное. И, как в детстве, они готовы были в любой момент сорваться с насиженного места и уехать. Мир приключений увлекал их до тех пор, пока сёстры не вышли замуж.

– Двадцатый век – ракетный век, – продолжали они петь. – Но вместе с математикой возьми в дорогу, человек, весёлую романтику.

Были популярны ещё три песни – их не распевали только ленивые.

Люда любила песни из кинофильма «Вертикаль» и «Наш сосед» в исполнении Эдиты Пьехи. Их и попросила записать. Тексты – по шесть или семь четверостиший – уже не пугали семилетнюю девочку.

– Если друг оказался вдруг,

И не друг, и не враг, а – так,

Если сразу не разберёшь,

Плох он или хорош.

Парня в горы тяни – рискни!

Не бросай одного его,

Пусть он в связке в одной с тобой -

Там поймешь, кто такой, – Люда старалась точь-в-точь передать трагизм и философский смысл песни Владимира Высоцкого, но только не его особый тембр. Со стороны выглядело смешно и в то же время грустно.

– Если парень в горах – не ах,

Если сразу раскис и – вниз,

Шаг ступил на ледник и – сник,

Оступился – и в крик.

Значит, рядом с тобой – чужой,

Ты его не брани – гони:

Вверх таких не берут, и тут

Про таких не поют, – девочка набрала в лёгкие больше воздуха и допела финальные восемь строк.

Ритм песни требовал исполнения опытного певца. Но папа оценил выбор дочери. Ему было приятно, что она постаралась всеми доступными ей средствами передать настроение авторского произведения.

– Если ж он не скулил, не ныл,

Пусть он хмур был и зол, но – шёл,

А когда ты упал со скал,

Он стонал, но – держал.

Если шёл за тобой, как в бой,

На вершине стоял хмельной, -

Значит, как на себя самого,

Положись на него!

Другую песню «Наш сосед» (Автор слов и музыки Б. Потёмкин) Люда уже исполняла легко и непринуждённо.

Как теперь не веселиться,

Как грустить от разных бед -

В нашем доме поселился

Замечательный сосед.

Мы с соседями не знали

И не верили себе,

Что у нас сосед играет

На кларнете и трубе.

Пап-пап,

Па-па-рапа пап-пап…

У других звонит будильник,

Мне будильник ни к чему,

Потому что доверяю

Я соседу своему.

Рано утром на работу

Он меня разбудит в срок.

У него свои заботы,

начинает он урок.

На работе день проходит,

Возвращаюсь ровно в пять.

Слышу, во дворе выводит

Он мелодии опять.

Целый день пенсионеров

Развлекается толпа,

Спорят, что теперь играет -

Вновь кларнет или труба, – папа, мама и сёстры аплодировали в такт, чтобы Люде было легче выдержать темп и ритм песни. С каждым куплетом в «зрительном зале» становилось веселей.

– Те, кто музыку не любит,

Очень злятся, ну и пусть.

Но зато мы эту песню

Заучили наизусть.

Я все больше привыкаю

И, поверьте мне, друзья,

Никогда, не засыпаю,

Если не услышу я:

Пап-пап

Па-па-рапа пап-пап …

Ещё одну песню про «Одуванчик» (А.Фаттах – Ю.Полухин) сёстры спели дуэтом.

– Зарекою спали села,

Месяц тоненький всходил…

Ты с улыбкою весёлой

Одуванчик подарил.

Я не знаю, что ты думал,

Что ты мне сказать хотел.

Ветерок заречный дунул -

Одуванчик облетел, – сёстры разошлись не на шутку.

Каждая старалась выделиться, чтобы именно её способности оценили. И хотя Люда была младшей в семье, уступать пальму первенства сестре ни в чём не собиралась. Однако родители всегда любое их соперничество переводили в русло любви и дружбы.

– Вы же сёстры! – всегда они говорили в таких случаях – и духа соревнования как не бывало!

О тебе такая слава,

Будто очень щедрый ты

:

И налево, и направо

Даришь девушкам цветы, – продолжали Люда и Лена веселить домочадцев и соседей, которые тоже пришли на необычный, семейный, концерт. – Но в душе моей тревога,

Что бы ты ни говорил…

Ты, наверно, слишком много

Одуванчиков дарил.

Если гуси мчатся к югу,

Значит, травам увядать.

Если сердце тронет вьюга,

Значит, счастья не видать.

Понапрасну ходишь, мальчик,

Зря в глаза мои глядишь:

Твое сердце – одуванчик,

Ветер дунет – улетишь. – Девочки поклонились и под звуки аплодисментов уступили воображаемую сцену другим желающим спеть или прочитать стихотворение.

В «антрактах» между концертами упражнялся в ораторском искусстве отец. Он перед микрофоном произносил тосты к праздникам, читал стихи. Люда запомнила, как проникновенно папа рассказывал стихотворение Михаила Исаковского «Русской женщине», которая вынесла все тяготы Великой Отечественной войны. Читал с выражением, в голосе не было фальши …

– Да разве об этом расскажешь,

В какие ты годы жила!

Какая безмерная тяжесть

На женские плечи легла!.. – Только спустя много лет, дочь по достоинству оценит артистические способности своего отца.

– В то утро простился с тобою

Твой муж, или брат, или сын,

И ты со своею судьбою

Осталась один на один.

Один на один со слезами,

С несжатыми в поле хлебами

Ты встретила эту войну.

И все – без конца и без счета -

Печали, труды и заботы

Пришлись на тебя на одну.

Одной тебе – волей-неволей -

А надо повсюду поспеть;

Одна ты и дома и в поле,

Одной тебе плакать и петь.

А тучи свисают всё ниже,

А громы грохочут всё ближе,

Всё чаще недобрая весть. – Люда с Леной не видели, как записывал стихотворение отец, но смогли угадать по голосу, с каким настроением читал он эти строки – с безмерной благодарностью к русским женщинам.

– И ты перед всею страною,

И ты перед всею войною

Сказалась – какая ты есть.

Ты шла, затаив своё горе,

Суровым путём трудовым.

Весь фронт, что от моря до моря,

Кормила ты хлебом своим.

В холодные зимы, в метели,

У той у далекой черты

Солдат согревали шинели,

Что сшила заботливо ты. – Папа читал так, словно играл спектакль.

Дочери хорошо представляли всё, о чём шла речь в произведении. Где-то он наращивал мощь голоса и даже темп чтения. Где надо, делал паузы внутри стихотворных строк.

Бросалися в грохоте, в дыме

Советские воины в бой,

И рушились вражьи твердыни

От бомб, начинённых тобой.

За все ты бралася без страха.

И, как в поговорке какой,

Была ты и пряхой и ткахой,

Умела – иглой и пилой.

Рубила, возила, копала -

Да разве всего перечтёшь?

А в письмах на фронт уверяла,

Что будто б отлично живешь. – Казалось, то настроение, с каким отец читал поэтические строки, легко передавалось незримым слушателям.

Бойцы твои письма читали,

И там, на переднем краю,

Они хорошо понимали

Святую неправду твою.

И воин, идущий на битву,

И встретить готовый её,

Как клятву, шептал, как молитву,

Далёкое имя твое …

Из магнитолы донеслись аплодисменты. Они звучали после каждого выступления у микрофона, даже если в «зрительном зале» было пусто. Папа чаще всего воспроизводил их сам.

Это стихотворение он адресовал всем женщинам-труженицам и подарил его в день 8 Марта своей жене и двум дочерям. Нина Михайловна со слезами на глазах благодарила мужа за внимание и такой трогательный подарок.

– Дорогие женщины! Разрешите поздравить вас с Международным днём 8 Марта, – продолжил своё выступление отец, – и поблагодарить вас за всё, что вы делаете для нас, мужчин. Вы растите детей, наравне с нами работаете. – Папа старался в любом деле найти изюминку, а если сделать подарок, то обязательно оригинальный. – Сегодня я хочу рассказать вам ещё одно стихотворение. Называется оно 8 Марта и посвящено мужчинам-домохозяевам.

8 Марта, как всегда, обычно означало

приход такого дня, когда весна берёт своё начало! – начал он уверенным голосом, – мы дарим тёплые слова жене, подруге, маме.

Мы дали женщинам права, хоть кое-где идет молва:

Они их взяли сами.

С работы я пришёл домой – хоть стой, хоть на пол рухни.

Жена сказала: «Милый мой, купи комбайн для кухни».

Не скрою я семейных тайн, хоть он немало стоил,

Купил я кухонный комбайн и технику освоил.

За что же я тогда к жене отнёсся без доверья,

Теперь обед висит на мне, варю его теперь я.

Ещё ж стиральный агрегат, мол, рук жена не пачкай.

Купил и сам теперь не рад, я стал электропрачкой.

Ещё ж придуман агрегат для вязки и для штопки,

Я жду, когда перегорят у нас электропробки.

Монтёру я сказал: «Браток, повремени немножко,

Пусть отдохнёт электроток от стирки и картошки!».

Жена на помощь пусть придёт, а я понежусь в ванной

Или с её журналом мод прилягу на диване.

Я много прав ей дал, друзья, а сам толчусь, как в ступке,

Надела брюки, но ведь я не щеголяю в юбке.

Боюсь, что скоро мне жена задачу даст такую:

Меня пошлёт рожать в роддом, сама ж пойдет в пивную.

Хоть это вовсе не секрет, скажу вам по секрету,

Есть в доме нашем женсовет, а мужсовета нету.

И я боюсь не без причин, что, видимо, придётся

За равноправие мужчин отныне всем бороться.

Зато сегодня мы кутнём, я счастья всем желаю!

И поздравляю с женским днём мужчин-домохозяев!

После традиционных аплодисментов папа поспешил извиниться за вышесказанное.

– Таких женщин в жизни мало, большинство – труженицы, – сказал он и предложил тост за жён, сестёр и матерей, искусно имитируя звон наполненных бокалов, чтобы создать праздничное настроение.

Молва о «творческих вечерах» в семье Степановых разнеслась быстро. Как-то на огонёк заглянула соседка.

– Как поживаешь, Михална? – начала издалека тётя Шура. – Слышала, приёмник себе купили, говорят, может голоса записывать.

– Приходи вечером, Ефимовна, посидим, Тимофеевич покажет, как техника работает. Та сразу согласилась. Папа рассказал про маленькие хитрости магнитолы и предложил соседке спеть.

– Да я ничего не умею, разве что частушки … – робко ответила она. Отец достал аккордеон.

– Вот кому повезло, – подумала Люда, – мы все без музыки пели …

– Мы пололи огород,

Парни веселилися,

Жарко стало, мы разделись,

А они свалилися, – звонко с деревенским азартом запела тётя Шура.

– Пашут во поле весной

Наши трактористы,

А целуют под сосной

Наши гармонисты, – у-у-ух, у-у-ух, – «ухала» соседка, призывая слушателей поддержать её. В деревне частушки исполняли по нескольку женщин, а если могли «ответить», то и мужчины. Последней эстафету принимала «заводила».

– У меня сестра красива,

Парни ходят по пятам.

Один – ездит на машине,

Другой в лаптях ходит к нам.

Подарили мне платок

Синие цветочки,

Я в нём к милому пойду

К Васе-Василёчку, – тётя Шура хотела пуститься в пляс, но папа подал знаки: дескать, нельзя, иначе запись будет некачественной.

– Ох, затюкала родня:

Не того взяла в мужья.

А вы в зеркало смотрели?

Полюбуйтесь на себя!

Чаще дроби, чаще дроби,

Чаще дроби выбивай!

Ты поглядывай на ноги,

Да портки не потеряй!

Люде показалось, что частушки эти – не для детских ушей. Взрослые заметили её смущение, и отец сразу же переключился на вальс «Дунайские волны». Другую серию (безобидных) частушек тётя Шура исполнила уже под аккомпанемент балалайки.

– Тимофеич, – отдышавшись, заметила соседка, – ты, наверное, на всех инструментах играть можешь?!

Папа сделал вид, что не расслышал комплимента. На балалайке и на губной гармошке он разучил несколько мелодий, но их хватило, чтобы произвести впечатление на гостей.

Пришло время для самых близких родственников. Двоюродный брат Гена, узнав про чудо-магнитолу, решил, не дожидаясь приглашения, прийти в гости.

– Выучи стишок или песенку, – предупредил своего пятилетнего сына отец.

– Ладно, – нехотя согласился он и отправился к своим кузинам.

Они с радостью встретили его, быстро всё рассказали о возможностях приёмника, о том, как правильно работать с микрофоном и что с приходом папы можно будет попробовать записаться. Ждать пришлось недолго. «Зрительный зал» никогда не пустовал. И неизвестно, чего больше боялись выступающие: микрофона или оценки слушателей.

– Выступает Степанов Гена, он споёт песню «22 июня», – объявила сестра. (Музыка – Е. Петербургский, слова – народные)

Двадцать второго июня,

Ровно в четыре часа

Киев бомбили, нам объявили,

Что началася война.

В армию едут ребята

Нашу страну защищать,

Здорово биться, выгнать с границы

И уничтожить врага. – Гена допел второй куплет и замолк.

– Эта вся песня, – на помощь пришла Люда. – Аплодисменты!

– Для пятилетнего ребёнка и двух куплетов достаточно, – поддержал растерявшегося племянника отец. – В следующий раз он исполнит ещё несколько.

Братишка, довольный своим выступлением, пообещал выучить всё стихотворение. Как потом оказалось, у знаменитой песни военных лет было два варианта. Первый:

– Война началась на рассвете,

Чтоб больше народу убить.

Спали родители, спали их дети,

Когда стали Киев бомбить.

Врагов шли большие лавины,

Их не было сил удержать,

Как в земли вступили родной Украины,

То стали людей убивать.

За землю родной Батькивщины

Поднялся украинский народ.

На бой уходили все-все мужчины,

Сжигая свой дом и завод.

Рвалися снаряды и мины,

Танки гремели бронёй,

Ястребы красные в небе кружили,

Мчались на запад стрелой.

Началася зимняя стужа,

Были враги близ Москвы,

Пушки палили, мины рвалися,

Немцев терзая в куски.

Кончился бой за столицу,

Бросились немцы бежать.

Бросили танки, бросили мины,

Несколько тысяч солдат.

Помните, Гансы и Фрицы,

Скоро настанет тот час:

Мы вам начешем вшивый затылок,

Будете помнить вы нас.

Второй вариант песни вдвое короче, но не менее выразительный. Первый куплет – такой же, а дальше …

Кончилось мирное время,

Нам распрощаться пора,

Я уезжаю, быть обещаю

Верным тебе навсегда.

И ты смотри,

Чувством моим не шути,

Выйди, подруга, к поезду друга,

Друга на фронт проводи.

Дрогнет состав эшелона,

Поезд помчится стрелой,

Я из вагона – ты мне с перрона

Грустно помашешь рукой.

Пройдут года,

И снова я встречу тебя,

Ты улыбнёшься,

К сердцу прижмёшься,

Я расцелую тебя.

Брат, выходит, исполнил третий вариант песни. Вот уж поистине слова «народные»! В то время в кировских «Промтоварах» чистые магнитные ленты не продавались. А записывать голоса стало потребностью не только хозяина дома. Любую вечеринку или чаепитие отец старался «запечатлеть». Покупал в магазине ленты с концертными выступлениями популярных эстрадных артистов, стирал их и записывал голоса родных и близких – в семье появилась домашняя фонотека.

Благодаря увлечению папы, многие истории до сих пор живут в памяти дочерей. Это сейчас есть фотоаппараты, видеокамеры, которые могут воспроизводить образы и движение. А тогда – только магнитола и непреодолимое желание отца остановить мгновение, которое прекрасно.

Папа любил жизнь во всех её проявлениях. Уже став взрослой, Людмила будет по вечерам слушать диск с голосами из детства, вспоминать родной дом, родителей, плакать и восхищаться прозорливостью отца.

11. «Валерка» в юбочке

Желание отца иметь сына осталось мечтой. Он до последнего надеялся, что вторым ребёнком в семье будет мальчик. Узнав, что на свет появилась девочка, расстроился, даже за женой в роддом не пришёл. Маму и малышку забирала тётя Люба.

– Ну, что Валерка в юбке родился?! – подшучивали соседи над Леной.

Эту историю Людмиле расскажут, когда она начнёт что-нибудь понимать. Дочь очень любила отца, и тому ничего не оставалось, как благодарить Господа за то, что ниспослал ему такую смышлёную девочку. Люда старалась угодить ему во всём. Училась в школе только на четвёрки и пятёрки, занималась спортом и музыкой. Была разносторонне развита – казалось, краснеть не за что. Отец платил той же монетой. Готов был за Люду, впрочем, как и за Лену, жизнь отдать. Только много лет спустя, он признается, как счастлив, что у него родились две дочери.

Воплотить в детях свои мечты старались все родители. Может быть, по этой причине девочек воспитывали так, как если бы в семье росли сыновья. Однажды, услышав от соседей историю о желании отца иметь мальчика, Люда загрустила. На протяжении всей своей жизни младшая дочь изо всех сил будет доказывать, что она лучше любого мальчишки и что отец может ею гордиться. Увлечение спортивной гимнастикой, музыкой – всё для и ради него. Нет, спорт и музыку Люда любила и занималась с удовольствием. Только планку для себя слишком высоко поднимала. Отсюда – частые слёзы, если что-то не получалось. Людмила болезненно реагировала на четвёрки в школьном дневнике: отец ждал результатов …

С первого по десятый класс младшая дочь слыла умницей и отличницей. С каждым годом нагрузка только росла. Когда ей исполнилось десять лет, к занятиям в основной школе добавились уроки музыки: специальность, сольфеджио, музыкальная литература и хор. У Люды было два портфеля. Когда заканчивалась учёба в основной школе, она заходила в аптеку, где работала её мама, оставляла книги, нагружалась большими нотными тетрадями и шла в музыкальную школу.

– Люда, пойдёшь в кино, сегодня фильм интересный «Человек-амфибия», фантастика? – приглашали составить компанию одноклассники. – Не могу, у меня занятия по специальности, – угрюмо отвечала она.

– Вот так всегда! – обижались на неё подруги. – Ты в жизни самое интересное пропустишь, – предупреждали они и беззаботно, размахивая портфелями, шли в единственный кинотеатр «Луч» на дневной сеанс, который начинался в четырнадцать часов. Их голоса звучали, как песни сирен, завлекающие моряков в гибельные места. Ей хотелось заткнуть уши, чтобы не поддаваться соблазну.

– Что не сделаешь ради отца, он так хочет, чтобы я научилась играть на пианино! – эти слова служили противоядием от любого искушения.

– Люда, у тебя такая сила воли! – воскликнули друзья, когда в майский солнечный день она предпочла пойти не на пляж, а на урок сольфеджио изучать нотную грамоту.

С шестого класса Люда посещала все факультативные занятия (считалось, что отличницы обязаны бывать на них – так определялся авторитет учителя), записалась в баскетбольную секцию. Одноклассники с уважением отнеслись к желанию невысокого роста девочки играть в баскетбол, хотя нашлись и злопыхатели.

– Это тебе не пятёрки по диктанту получать! Здесь физическая сила нужна! – пытались обидеть мальчишки.

Отличница не реагировала на колкости или, скорее, не подавала виду. Разве могли ребята знать, сколько девочке приходилось работать по дому?! Деревенские тоже когда-то смеялись: дескать, неумеха!

Вёл секцию баскетбола школьный учитель физкультуры Александр Фёдорович Ефимочкин. Он тоже не ждал от «отличницы» высоких результатов. Взял только потому, что увидел характер – то, что больше всего ценится в спорте. К тому же «Фёдорович», так его звали ученики, был приверженцем убеждения: блаженство тела состоит в здоровье, блаженство ума – в знании.

– Вы ещё увидите, на что я способна, – теперь уже тренеру Люда доказывала то, что он не ошибся в своём выборе и что желание быть лучшей – вполне естественно.

Занятия гимнастикой не прошли даром. Гибкая, прыгучая, подвижная, выносливая, она уже на первых тренировках показывала техничную игру. Мальчишки зауважали.

Каждый день Людмила крутилась, как белка в колесе: из общеобразовательной школы – в музыкальную, оттуда – на факультативы или в технический кружок, завершала день тренировка по баскетболу. Её, как в своё время гимнастику, Люда ждала с нетерпением: нравился тренер, девчонки, из которых потом получилась неплохая команда. Благодаря Фёдоровичу, все, кто ходил в секцию, «заболели» баскетболом. За плохие оценки по основным предметам тренер прибегал к самому строгому наказанию – лишал права играть в баскетбол.

По своему складу ума и характеру Александр Фёдорович чем-то напоминал Люде отца. У него тоже были «свои» методы воспитания и тоже – действенные. Прошло немного времени – и неуспевающие стали «хорошистами». С тренером можно было посмеяться, поговорить на разные темы. Мальчишки и девчонки уважали и ценили его. Как и отец, он стремился получить высшее образование. При этом никогда не забывал про своих воспитанников.

Учился заочно в Московском педагогическом институте на историческом факультете. На зимнюю сессию, которая приходилась на дни школьных каникул, брал с собой команду. Александр Фёдорович хорошо понимал: ничто так не сплачивает коллектив, как походы, поездки и экскурсии.

Некоторые ребята впервые увидели столицу и её достопримечательности. Вечерами в школьном спортивном зале, где они жили, играли с москвичами в баскетбол. После таких поездок чувство локтя просматривалось во всём.

Люде несказанно повезло с наставниками. Ещё в детском саду, в который её водила три месяца старшая сестра, она познакомилась с музыкальным работником – симпатичной и обаятельной женщиной – Маргаритой Георгиевной Савинской. Они даже внешне были похожи – улыбчивые, с огромными выразительными глазами. Их объединяла любовь ко всему красивому и неуёмное желание творить. Маргарита Георгиевна свободно играла на фортепиано, учила музыке своего маленького сынишку, который ходил в этот же детский сад. Славик сразу заметил новенькую и принялся за ней ухаживать. Ни на шаг не отходил от неё и по-детски при встрече и расставании целовал в щёчку.

– Завтра она снова придёт, и вы будете вместе играть, – говорила с улыбкой сестра, когда приходила забирать Люду домой, и угощала пирожками с повидлом из школьной столовой. Мальчишка старался даже раскладушки поставить рядом, когда приближался «тихий час». Люда решила, что соседство их аппликаций на одеялах, а именно так различали дети свои кроватки, – случайное совпадение. Разоблачение наступило, когда однажды Славик задержался на прогулке. Именно в тот день его разноцветной «бабочки» не оказалось рядом с «зелёным пальто» Люды, которое ей очень не нравилось. Что тут началось! Мальчик устроил истерику.

– Хочу спать с Людой! – мальчик сначала кричал и громко топал ногами, а потом плакал безутешными слезами.

Воспитателям ничего не оставалось, как поменять местами аппликации. То же самое проделывал и маленький «Ромео», пока все дети гуляли на свежем воздухе.

Спать рядом пришлось недолго. Родители отправили дочь в деревню к бабушке Кате, и несколько лет Люда с «женихом» не виделась. Они учились в разных школах. Он – в третьей, она – в первой. Иногда встречались в «музыкалке» и Доме пионеров, куда та ходила заниматься под руководством его мамы Маргариты Георгиевны в кукольный кружок. Роль двоечника Васьки была у пятиклассницы дебютной и хорошо сыгранной. Люду поздравляли подруги, а Славка будто бы не замечал её …

– Подумаешь, – успокаивала она себя. – Есть мальчишки куда интересней.

О своей симпатии к девушке он заговорит, когда его переведут в первую школу. Слава придёт в восьмой «б» и станет снова ухаживать за давней знакомой.

– Тебе здесь не детский сад! – однажды торжествующе произнесла Людмила, давая понять ухажёру, что никаких отношений между ними не будет.

О способностях Славы знали не только в Кирове. Он виртуозно играл на пианино, занимал призовые места на областных конкурсах, и все подружки-одноклассницы сходили с ума по новенькому: постоянно просили сыграть для них что-нибудь. Юноша охотно соглашался, чтобы раззадорить свою пассию.

В школьном актовом зале стояло рыжее пианино. Оно ходуном ходило, когда Савинский музицировал. Пятнадцатилетний виртуоз и композитор (у него были и собственные сочинения) терпеливо ждал, когда попросит та, которую он обожал. Из их класса в музыкальную школу ходили единицы: не каждому учёба была по карману. В такие моменты Люда добрым словом вспоминала родителей. Они открывали для неё мир удивительного и прекрасного.

– Я слышала, ты отлично играешь «Бабу Ягу» из «Детского альбома» Чайковского? – неожиданно для себя спросила Люда.

– Мне она тоже нравится, – Слава готов был играть для неё целый день.

– Что за произведение? – девчонки насторожились.

Они поняли: в их сторону новенький уже не посмотрит. А когда Людмила попросила исполнить вальс из оперы-сказки Владимира Ребикова «Ёлка», лишний раз в этом убедились. Но растопить сердце девушки оказалось непросто. Испробовав все способы понравиться, он решил увлечься другой. Уделял новой избраннице столько знаков внимания, что Люде становилось не по себе.

– Мне всё равно, – решила она, навсегда вычеркнула Славу из своей жизни и никогда об этом не пожалела.

12. «Мужские слёзы»

Люда росла ребёнком своенравным. Сказать, что так воспитывали её родители, – нельзя. «Хвостиком» ходила она за мальчишками. Играть в куклы, как они делали раньше с сестрой, ей быстро наскучило. Да и Лена с соседкой Аллой не очень-то баловали своим вниманием. Ребята кататься – Люда с ними. Доставала с чердака свои – старенькие, виды видавшие, короткие – лыжи, которые крепились на … валенки, и айда на горку. Мальчишки выбирали её на противоположном берегу реки, как только выпадал первый снег. Искали самые крутые, чтобы, спускаясь с них, дух захватывало. Для отчаянных мальчишек сооружали трамплины. Где-то в середине горки устраивали из веток выступ, посыпали снегом, утрамбовывали и … начинали испытывать на прочность: выдержит или сразу же развалится? Первым вызывался самый старший – Гришка Воробьёв.

– Разойдись, мелочь! – так он называл всех, кто с ним водился. – Сначала я попробую!

Никто на него не обижался – понимали: если что-то пойдёт не так, можно ногу или руку сломать. За Гришкой-первопроходцем съезжал Колька Солдатов, Сашка Агапов … И только в последнюю очередь звали девочку, при этом по-дружески советовали ей, как удержать равновесие.

– Перед трамплином ноги в коленях согни, тогда съедешь нормально! – переживали соседские мальчишки.

Люда не имела права трусить – папа учил преодолевать трудности во что бы то ни стало. Но если бы Георгий Тимофеевич видел, с какой горы его малолетняя дочь собиралась съезжать, он отказался бы от своих слов.

– Была не была! – Люда согнула ноги в коленях, как советовали, оттолкнулась лыжными палками – и вниз!

Через секунду она почувствовала, как какая-то неведомая сила подхватила её и понесла вверх. От страха у неё дыхание спёрло. Но сильно испугаться не успела. Ещё через секунду ноги почувствовали накатанную ребятами площадку.

– Неужели не упала?! – она испытала чувство гордости оттого, что не подвела отца.

Вечером, когда он вернётся с дежурства, собиралась рассказать о своём «подвиге». Но первой о нём узнала мама и отсоветовала делиться радостью. Люда к совету мамы прислушалась, что случалось очень редко.

– Если расскажешь, на горку больше не пойдёшь, – категорично заявила Нина Михайловна.

Только через много лет дочь поймёт, сколько раз мама брала на себя ответственность за своих детей. Порой даже в тех случаях, когда это было под силу только мужчине. Она оберегала дочерей «незаметно», старалась не расстраивать мужа лишний раз. Но однажды скрыть происшествие от Георгия Тимофеевича не удалось. Случилось оно, когда Люда училась в четвёртом классе, ей было десять лет. Эти подробности нужны для того, чтобы оценить масштаб бедствия. Впрочем, всё по порядку.

Дети любили проводить время на самой просторной в городе улице Кирова. Здесь, на небольшом пруду, когда начинались морозы, взрослые устраивали ледяную горку, с которой ребята лихо скатывались на всевозможных приспособлениях: что под руку попадалось – кто-то на облицовочной фанере, на санках или металлическом листе, кто-то на пластмассовой «разделочной доске», были даже «каталки» картонные. Детворы собиралось видимо-невидимо. На улице в тёмное время суток включали фонари, которые и позволяли ребятам гулять на свежем воздухе до самой ночи.

– Митя, Дима, Света … – неслось со всех сторон родительское приглашение идти домой. Но никто в сторону зовущих даже головы не поворачивал. Сделав две-три попытки, мамы и папы, дедушки и бабушки выходили из домов и … становились участниками всеобщего веселья. Удержаться, чтобы не съехать с ледяной горки, было невозможно.

– Эй, ребятня, посторонись! – раздавался неожиданно чей-то грубый мужской голос.

Услышать просьбу в такой толчее! Считайте, что вам повезло, если съедете с горки «без приключений», не столкнувшись с кем-либо.

– Дядя, поднимайся, не то в спину получишь?! – предупреждали ребята.

Люда не без интереса наблюдала за происходящим. В ней боролись чувства самосохранения и желания не уступить одноклассникам в озорстве.

– Чем я хуже других? – спрашивала она себя. – Если с трамплина на лыжах прыгаю, почему бы здесь не попробовать? Жаль только, не на чем!

Люда возвращалась из музыкальной школы, а идти домой переодеваться не хотелось. У неё не было на это времени. Предложение ребят съехать на фанере развеяло все сомнения.

– Где наша не пропадала? – решила она и, взяв в руки небольшого размера фанерку, стала взбираться на ледяную горку.

С грохотом в одно мгновенье она оказалась у подножья, весёлая оттого, что и в этот раз не испугалась. И уже размечталась, как расскажет папе о своих ощущениях. Но не успела подняться с колен, как почувствовала резкий удар: кто-то из мальчишек не рассчитал расстояния или съехал быстрее, чем она успела отойти в сторону. Люда, всё ещё стоявшая на коленях, упала на лёд ниц. В глазах от боли потемнело. Только через некоторое время поняла, что произошло, когда увидела кровь на варежках. Ребята бросились прикладывать снег на нос, помогли и до дома дойти.

– Как я скажу, где была? Зачем на горку пошла? – Люда переживала больше за то, что скажет отец.

Она и предположить не могла, что натворила. Пытаясь пройти в свою комнату незамеченной, наткнулась на Георгия Тимофеевича. Увидев, как дочь пытается спрятать лицо, остановил на кухне вопросом: «Что случилось?».

– Ничего страшного! – старалась спокойно произнести дочь. – Упала на горке.

Когда отец повернул её лицо к свету, Люда по глазам поняла: произошло что-то невероятное. Она впервые в жизни увидела мужские слёзы. Видимо, уже тогда папа догадался, насколько серьёзную травму получила дочь.

– Что ты наделала?! – его слова прозвучал как приговор.

– Скоро всё пройдёт! – дочь сделала ещё одну попытку успокоить родителей. – Если отец узнает, что у неё не только нос разбит, но ещё и передние зубы шатаются, точно достанется на орехи.

Наказание было неминуемым. Георгий Тимофеевич стал внимательно осматривать зубы, как будто много лет проработал стоматологом.

– Ты понимаешь, что передние зубы уже постоянные, и если что-то с ними случится, новые не вырастут?! – причитал он, упрекая десятилетнюю дочь в легкомыслии.

В том, что носовая перегородка искривлена, он не сомневался. Словом, отец едва справился с эмоциями. Люда после тщательной «ревизии» прошмыгнула в комнату и притихла. Чуть позже к ней заглянула мама. Она обработала рану перекисью водорода, приложила холод на место ушиба. Ночь родители не спали, обсуждали, что делают в таких случаях. На следующий день Нина Михайловна отправилась с дочерью в городскую больницу – к хирургу.

– Носовая перегородка искривлена, но операцию делать не рекомендую, только после восемнадцати лет, – подтвердил врач отцовский диагноз. Люда подумала: «Если бы у папы была возможность, он, наверное, неплохим врачом мог бы стать?!»

– Дочь, зубы болят? – спросила Нина Михайловна.

– Да уже не так сильно! – убедительно произнесла Люда.

Стоматолог успокоил: «Через несколько дней всё пройдёт! Есть пока ничего нельзя, только бульон и соки».

Недели через две боль утихла. Но форма носа заметно изменилась: он перестал быть маленьким и изящным. Только в тридцать пять лет Людмила решится на операцию, но об этом – в другой книге.

13. «Капитоныч»

Редкое и длинное отчество Капитонович школяры сократили до удобно произносимого «Капитоныча». Так между собой они звали учителя физики. Кроме Юрия Капитоновича Минеичева, этот предмет вёл Владимир Михайлович Демидов. Первой школе повезло с учителями-мужчинами. Химию преподавал сам директор Вениамин Семёнович Блохин, физкультуру – Александр Фёдорович Ефимочкин, начальную военную подготовку – Александр Иванович Клименко, автодело (был и такой предмет в школе) – Алексей Иванович Иовин. Николай Васильевич Борискин вёл историю, Владлен Фёдорович Ивчин – черчение, уроки музыки давал Василий Николаевич Рыжков. В школе, как в полноценной семье, были с непререкаемым авторитетом «папы» и добрые «мамы» – наверное, поэтому дети чувствовали себя здесь комфортно. И всё же среди всех выделялся «Капитоныч». Мальчишки уважали его, девчонки – любили как учителя.

– Ходячий эталон мужественности, – восхищались им преподаватели женского пола.

Статная фигура, всегда подтянутый, с иголочки одетый (исключительно его заслуга), обладающий большой внутренней культурой, он отлично знал свой предмет. Сестра все уши прожужжала: «Ах, он такой учитель, такой необыкновенный!». Пересказывала разные смешные истории, которыми физик охотно делился с учениками. По словам Лены, он всегда обращал внимание на то, как ученик выглядит. Впрочем, Люда и сама могла убедиться в этом, когда стала постарше.

– От человека должен исходить запах свежевымытого тела, – глядя в окно, чтобы кого-то случайно не обидеть, говорил он.

Не приветствовал макияж, считал для юных созданий вредным.

– Главное, что у девочек не на голове, а в голове! – иронично улыбаясь, любил напоминать Юрий Капитонович.

Старшеклассницы восхищались уже тем, как он входил в кабинет физики: мгновенно открывалась дверь, выдерживалась несколько секунд пауза, видимо, для того, чтобы ребята успели подготовиться приветствовать учителя, и только тогда появлялась фигура Юрия Капитоновича. Проходя между рядами, он так же, неожиданно резко, поворачивался на сто восемьдесят градусов: у тех, кто списывал, сдавали нервы.

– Ай-ай-ай! – заставлял он почувствовать стыд.

Ему больше всего хотелось, чтобы предмет понимали. Однако был человеком вполне демократичным. Сначала вызывал к доске желающих пересказать параграф. Лена всегда поднимала руку, готовая ответить на любой вопрос домашнего задания, наверное, поэтому ходила в любимчиках у физика.

– Бывает такое, когда Вы не знаете урока? – увидев снова только одну поднятую руку в классе, поинтересовался он.

Всех учеников Юрий Капитонович называл на «Вы», проявляя тем самым уважение к собеседнику и желание разговаривать на равных. Учеников такое обращение подкупало: в них видели личность, они старались быть лучше, а это как раз то, чего и добивался учитель.

– Нет, – смущённо ответила Лена.

В старших классах она училась на пятёрки и если что-то не успевала почитать дома, старалась полистать учебник на переменах. Именно её имя назвал Юрий Капитонович, когда в школу пришёл фотокорреспондент районной газеты «Знамя труда». Пожелтевшая от времени вырезка с фотографией и подписью под ней: «Одна из лучших учениц школы №1 Елена Степанова сдаёт экзамен по физике» хранится вместе с почётными грамотами в Ленинградском политехническом институте имени Калинина (с 16 апреля 2002 года это Санкт-Петербургский государственный политехнический университет). В 1974 году их туда отправил отец с тем, чтобы Лену перевели на дневное отделение. Но это отдельная история.

Юрий Капитонович не был красавцем: редкие светлые волосы, прямой нос и сильно увеличивающие линзы в очках … Сегодня таких называют «ботаниками». Однако …

– Девочки, – наставляла своих воспитанников классный руководитель учитель биологии Розалия Борисовна Толпыгина, – желаю вам, чтобы вы нашли себе таких мужей, как Юрий Капитонович. – Обходительный, строгий и добрый, весёлый и серьёзный, а главное – всё умеет делать и даже вести домашнее хозяйство.

– Ну-у, скажете! Таких не бывает! – с улыбкой отвечали они.

Позже Людмила поймёт, в чём крылся секрет обожания. У Сухомлинского есть слова: «В бережливом, нежном отношении юноши-мужчины к женственности женщины – главный корень мужественности мужчины». Они – про него.

Юрия Капитоновича боялись и в то же время ждали с ним встреч. Уроки физики проходили на одном дыхании. Он успевал не только обязательный материал рассказать, но и поговорить «по душам». Для многих был вместо отца.

Класс, в котором проходили занятия, напоминал больше лабораторию, в котором ставили сложные эксперименты. Все стены – в формулах. За сорок пять минут, отведённых на урок, он успевал опросить девять человек. В кабинете было две доски: одна большая – стационарная, другая – вращающаяся, сделанная своими руками. На первых партах шесть человек решали задачи по теме пройденного материала. Вопроса: «Спросит или не спросит сегодня?» ни у кого не возникало. Каждый готовился к предмету основательно. К тому же физик любил практиковать задачи качественные – на понимание. Особые требования предъявлял к мальчишкам.

– Вам знания физики пригодятся в быту, – не забывал напоминать он ребятам. «Ловкачей» сразу разоблачал, но делал это тактично, не в ущерб юношескому самолюбию.

– Вашу ручку, фрау мадам! – говорил он представительницам слабого пола, когда видел, что те подсматривают формулы, написанные на руках.

– А кино будем сегодня смотреть? – каждый раз интересовались девчонки, заходя в класс.

Юрий Капитонович заметил: дети лучше воспринимают видеоматериал, нежели «сухую» теорию. На его большом учительском столе находился «пульт управления», опять-таки сделанный своими руками, при помощи которого всё в классе приходило в движение: опускался белый экран, на окнах – тяжёлые солнцезащитные шторы, гас свет, включался киноаппарат. Люда хорошо помнила, как он трещал у неё над ухом потому, что сидела в центре класса – «за четвёртой партой у окна». Научные документальные фильмы помогали понять основные законы физики. Но не только они.

Юрий Капитонович организовал технический кружок, где девчонки и мальчишки сами делали необходимые для опытов приборы и разные приспособления для школьных вечеров. Его личный кабинет больше напоминал подлодку капитана Немо и вызывал неподдельный интерес. Даже девочки любили приходить на занятия. Тогда Люда сделала первый в своей жизни прибор для изучения архимедовой силы и условий плавания тел. В пятилитровую банку она поместила пластмассовую фигурку водолаза, налила воды, горлышко обвязала куском резины …

– Готово! – воскликнула она.

При нажатии на резиновую поверхность водолаз опускался на дно и всплывал, когда ученица палец отпускала. Ребята гордились, если на уроках физики для объяснения материала Юрий Капитонович использовал их прибор.

– Скоро Новый год! – однажды объявил учитель, – у кого какие предложения? – Даёшь вечер отдыха?! – дружно закричали мальчишки.

– Поднимите руки, кто хочет сделать зал праздничным?

– Ёлку наряжать, гирляндами окна украшать, да шары надувать? – расстроились они. Но по взгляду учителя поняли: не угадали!

– Предлагаю сделать ёлку вращающейся и таким же – зеркальный шар. Записывайтесь в помощники!

На следующий день в кружок пришли только две «отличницы», остальные сослались на занятость.

– Ничего, – подбадривал физик Милу и её подружку Лену Карпову, – справимся!

Юрий Капитонович достал старый глобус и попросил их обмазать всю поверхность пластилином. А сам в это время принялся колоть на мелкие кусочки старое зеркало.

– Ой! – вдруг закричала подружка и прикрыла ладонью глаз.

Учитель быстро подбежал к ней – случилось то, чего он так боялся. Крохотный кусочек зеркала угодил в глаз, вынимать пришлось магнитом. К счастью, всё обошлось. И девочки с ещё большим желанием принялись за дело: стали один за другим крепить зеркальные кусочки на пластилиновую поверхность глобуса. А через некоторое время любовались своей работой.

– Молодцом! – всегда говорил Юрий Капитонович, когда хотел кого-то похвалить.

Люде не терпелось увидеть шар в действии.

– Теперь сделаем его вращающимся, – учитель достал маленький моторчик и ловко прикрепил его к зеркальному глобусу.

– На сегодня всё, – с облегчением вздохнул физик. – Шар увидите на новогоднем вечере.

На следующий день Юрий Капитонович пожурил тех, кто, пообещав прийти, не сдержал своего слова.

– Надеюсь, в следующий раз вы меня не подведёте! – заключил он. – Впереди у нас много интересных дел.

– Посмотрите, как здорово придумал учитель! – подруги, пришедшие на праздник, изумлёнными глазами смотрели на потолок.

Людмила, увидев там зеркальный шар, по-настоящему испытала чувство гордости за себя, за подругу, за учителя и, конечно, за отца, который научил её быть целеустремлённой.

Юрий Капитонович знал девушку как младшую сестру отличницы Лены Степановой – их большие фотографии, которые он же и делал, размещались на школьной Доске почёта. Этой чести удостаивались те ученики, у кого в итоговых годовых оценках были только пятёрки. Улыбчивая и озорная девчонка с двумя косичками-бараночками ему приглянулась, наверное, потому, что в ней уживались два человека: грустный и весёлый, строгий и нежный, смелый и стеснительный. Каждый день Людмила была разной. Это, видимо, больше всего в ней и привлекало.

Только в девятом классе она узнает, что испытал учитель физики при первом знакомстве с шестиклассницей. Она покорила его неуёмной энергией, творческим подходом ко всему, что ей поручалось, неукротимым желанием узнавать что-то новое и добиваться самых высоких результатов. Не боялась трудностей, работала по двенадцать часов в день. Только пятнадцатилетней девушке он признается, что наблюдал за каждым её жизненным шагом. Из окна своего кабинета смотрел, как она тренируется, «болел», когда за школу играла в баскетбол или ручной мяч, был благодарным слушателем, когда пела на смотре художественной самодеятельности. Особенно переживал, когда Люда решала сложные задачи по физике на районной и областной олимпиадах, и по-детски радовался, когда она занимала призовые места.

– Хочешь, научу тебя фотографировать? – однажды предложил Юрий Капитонович.

1Ученица видела его работы, поэтому сразу согласилась. На одном снимке – необычного размера боровик, а на его шляпке – ещё несколько маленьких грибочков, на других – ромашки, лесные птицы, белки, цветы и ягоды земляники, камыши, речная заводь … Уже по нескольким фотографиям она поняла: их автор – большой романтик.

– Физик и идеалист-мечтатель … возможен ли такой союз? – задавалась она вопросом. Как покажет время, люди с математическим складом ума – лирики в душе и чаще других пребывают в состоянии эмоциональной приподнятости. Юрий Капитонович любил фотографировать учеников.Суметь запечатлеть их настроение, взгляд – считалось для него большой удачей.

Отец радовался любому увлечению дочери. Но хватит ли у неё сил? – этот вопрос волновал его больше всего.

– Ничего, папочка, я всё успею, мне так интересно! – всегда успокаивала она, даже если на самом деле уставала.

Мир фотографии поглотил её. Юрий Капитонович учил правильно устанавливать выдержку, уменьшать или увеличивать диафрагму. В советских плёночных фотоаппаратах не было автоматического режима, благодаря которому сегодня даже несведущий человек может сделать качественный снимок.

– Выдержка – это время, в течение которого свет действует на фотографический слой, – старался доступным языком объяснить физик. – А диафрагма – устройство для ограничения пучка световых лучей в оптической системе. – Начнём фотографировать, всё поймёте, – успокаивал он ученицу.

Меньше всего девушке хотелось выглядеть непонятливой. Вспомнив, что её брат ходит в городской Дом пионеров и учится фотографировать, она обратилась к нему за помощью.

– Если что-то не пойму, не стыдно переспросить будет, – рассуждала она.

У Гены уже был собственный фотоаппарат «Зоркий» 4К с объективом Юпитер-8. Тогда он стоил сорок девять рублей, даже по тем временам – недёшево, но родители для сыновей денег не жалели. У детей был фотоувеличитель, фонарь красный, рамка для печати, ванночки для растворителя и закрепителя, пинцеты, расходные материалы – всё, как у настоящего фотографа.

– Лишь бы учились, – так же, как и отец, любил приговаривать дядя Ваня.

Гена снимал всё, что двигалось, летало или ползало. Запечатлел своих сестёр: Лену и Люду, которой всегда не хватало терпения дождаться, когда брат отщёлкает всю плёнку.

– Сколько ещё осталось кадров? – настойчиво переспрашивала она и предлагала сфотографировать что угодно, лишь бы приблизить момент проявления плёнки и печати снимков. Ей так хотелось посмотреть, что за художества получились?!

– Передержали в проявителе, – расстраивался Гена, когда вынимал тёмную фотографию. – А эту – плохо закрепили, скоро пожелтеет.

– Опыт приходит не сразу, – успокаивала Люда кузена. – В следующий раз обязательно получится. С тех пор она стала экономить деньги на покупку фотоплёнки, чтобы, как можно скорее, исправить ошибки.

Второй фотоаппарат у брата появится, когда он придёт из армии на побывку. Родители подарят ему «Зенит», первый зеркальный малоформатный фотоаппарат уже за сто рублей.

Практические занятия в фотолаборатории брата – ванной комнате с небольшим окном – не прошли даром. Через некоторое время ученица разговаривала с учителем на одном, профессиональном, языке.

– Важно поймать такой момент, который обыкновенный человек не видит, – уже она делилась с Юрием Капитоновичем маленькими секретами фотосъёмки.

Люде нравилось общаться с учителем, несмотря на большую разницу в возрасте. Сорокалетний физик всегда рассказывал что-то интересное, познавательное, имел свою точку зрения на всё, что происходило вокруг. Казалось, что история, подобная той, которая легла в основу сюжета знаменитого фильма «Доживём до понедельника», случилась именно здесь, в средней школе небольшого провинциального городка. Только герои его поменялись ролями: с обожанием на неё смотрел он! Однако Люда ни разу этим не воспользовалась. Заметив особенное отношение учителя к однокласснице, мальчишки стали завидовать.

– Теперь тебе пятёрки обеспечены! – решили они. Но ошиблись.

– Я не хочу, чтобы наши разговоры стали достоянием гласности, – однажды заявил физик. Ему казалось, что ребята обо всём догадались, и от этой мысли ему становилось не по себе.

– Но я никому не рассказывала, – пыталась оправдаться девятиклассница.

И это было правдой. Какое-то время они не общались, а при встрече делали вид, что незнакомы. Для Людмилы наступило время испытаний. Физик перестал вызывать к доске: оценки в журнале появлялись только за контрольные и лабораторные работы, причём на балл ниже. Получив очередную «незаслуженную» четвёрку, девушка расплакалась.

– Не переживай, – успокаивала её близкая школьная подруга Галя Яковлева.

– За что так со мной? – тихо, чтобы никто не услышал, всхлипывала она в туалетной комнате. – У меня в четверти не будет пятёрки!

– Мы что-нибудь придумаем! Поднимешь завтра руку и ответишь! – продолжала утешать подруга.

Но на следующий день, случилось, казалось, непоправимое. Прежде чем уехать на областное совещание в Калугу, Юрий Капитонович выставил оценки за четверть. Напротив фамилии Люды стояла четвёрка, хотя по оценкам выходило «отлично», и она снова чуть ли не разрыдалась от безысходности.

– Я, кажется, придумала, – не сдавалась Галя. – Мы заранее подойдём к Владимиру Михайловичу Демидову, я слышала, он будет вести урок, и попросим, чтобы он тебя вызвал к доске.

Люда немного успокоилась. Всё получилось так, как и задумали: она подробно рассказала параграф, решила правильно задачу.

– Молодец! Садись, пять! – с чувством удовлетворения сказал Владимир Михайлович. – Не пойму, почему за четверть Юрий Капитонович поставил четвёрку?! – недоумевал он. – Только пять! Пишу: исправленному верить.

Людмила едва сдерживала радость. После урока она расцеловала подругу и произнесла любимую фразу физика: «Знай наших!». Рассказывать родителям об инциденте дочь не посчитала нужным.

– Четвёрку по физике я исправила, – доложила она отцу и с чувством исполненного долга стала собираться на новогодний вечер, где и встретилась с Юрием Капитоновичем. Ей хотелось говорить ему дерзости, чтобы человек понял, как сильно он её обидел.

– Другого я не ожидал, молодцом! – так физик выразил восхищение её характером. Но подруги, сделав вид, что им некогда, пошли приглашать мальчишек на «белый» танец. Солист школьного вокально-инструментального ансамбля Сергей Фромешкин запел любимую песню Люды из альбома Давида Тухманова «Эта весёлая планета».

Она кружилась в вальсе, напевая знакомые слова: «Музыка вновь слышна,

Встал пианист и танец назвал,

И на глазах у всех

К вам я сейчас иду через зал».

Казалось, от счастья она потеряла голову. Именно в этот момент ей захотелось подарить физику открытку с надписью, которую в далёком 1820 году сделал на своём портрете поэт Василий Жуковский и адресовал его Александру Пушкину, но предварительно перефразировав знаменитые слова, – побеждённому учителю от победителя-ученика.

«Я пригласить хочу на танец

Вас и только вас,

И не случайно этот танец – вальс.

Вихрем закружит белый танец,

Ох, и услужит белый танец,

Если подружит белый танец нас», – продолжала подпевать солисту Людмила, не обращая внимания на партнёра. Глазами она искала своего «обидчика», чтобы полностью насладиться «победой». Став совсем взрослой, она поймёт: физик формировал характер, чтобы девушка выросла личностью.

14. «Стрелец»

Так получилось, что у Люды два дня рождения. 2 января 1960 года – эта дата записана в свидетельстве о рождении и в паспорте. 12 декабря 1959 года – день, когда она родилась на самом деле. Об истине девушка узнает, когда начнётся повальное увлечение астрологией.

– Мама, а ты веришь гороскопам? – невзначай спросила дочь.

– Почему они вдруг тебя заинтересовали? – вопросом на вопрос отозвалась мама.

– Недавно я прочитала в астрологическом календаре про знаки зодиака, – начала объяснять причину своего любопытства Люда. – Мы с сестрой родились в январе, значит, мы – Козероги, но наши характеры разные?!

– А ты и не Козерог, – заинтриговала мама.

Дочь не сразу нашлась, что ответить.

– В то время было принято всех родившихся в декабре переписывать на январь, причем, не спрашивая разрешения у родителей, – наконец-то пролила свет на странную историю мама.

Люда обрадовалась: ей не хотелось отмечать день рождения второго января, сразу после наступления нового года, когда люди «приходили в себя» от продолжительного веселья.

– Отныне буду праздновать день рождения двенадцатого декабря, – с облегчением вздохнула девушка.

«Стрелец» ей нравился всегда. Он больше всего ценит свободу и независимость, энергичен, знак честности и откровенности. Если «стрелец» на что-то нацелился, то он стреляет выше, чем остальные люди могут рассмотреть, мимо звёзд, туда, где рождаются мечты. Люде казалось, что это её психологический портрет. Она никогда не терпела власти над собой, росла непокорной, видимо, это и было основной причиной всех конфликтов не только с обожаемым отцом.

Ей было девять лет, когда она доказала, что сможет противостоять целому классу, правда, не без помощи Гали Яковлевой, которая после этого случая станет её лучшей подругой. Мила поссорилась с Людой Московской – девочкой со «столичной» фамилией, которая в старших классах превратится в прозвище. Все мальчишки почему-то решили, что Мила не права и должна извиниться.

– Ни за что! – возмутилась она. – Тогда мы не будем с тобой разговаривать?! – пообещали ребята в расчёте на то, что та испугается и сдастся.

Но не тут-то было. Она резко развернулась и с чувством собственного достоинства пошла домой. Целый день девочка не находила себе места. Представила, как на следующий день с ней не будут разговаривать. И, казалось, страх поселился в ней навеки. Долго не могла заснуть, ворочалась с бока на бок, а под утро ей ничего не оставалось, как встать, умыться, быстро одеться и пойти … в школу. Ребята, как и обещали, объявили бойкот. На выручку пришла Галя.

– Я считаю, ты права, буду «за тебя»! – заверила она.

У Люды словно крылья за спиной выросли. Она почувствовала такой прилив сил, которых хватило, чтобы не реагировать, когда в столовой дежурившие ребята намеренно приносили ей подгоревшие блины или творожную запеканку. Играли в «молчанку» несколько дней. Они с ног сбились в поисках очередной пакости, чтобы досадить двум праведницам. Галя была неуязвима.

– Людка, мы победили! – бросилась на шею однажды подруга, когда та потеряла надежду на какие-либо переговоры. – Представляешь, они предложили мириться!

Люда от неожиданности чуть не заплакала: слишком тяжело далось ей, девочке общительной, эта «молчаливая забастовка».

Как и все «стрельцы» женского пола, девушка не выносила слабых парней. Яркий пример – случай, который произошёл ещё в четвёртом классе. Между уроками и занятиями в группе продлённого дня они ходили в школьную столовую обедать. Ребята с шумом быстро занимали места за небольшими пластмассовыми столиками и в ожидании первого, второго и третьего весело щебетали. И только один мальчик Юра Волчков, был молчаливым и невесёлым. Вокруг него суетилась учительница, спрашивая, что он будет кушать? Даже школьный повар тётя Марина старалась угодить маленькому «нехочухе».

– Ишь, какой привереда! – осуждали его девчонки, которые сидели напротив.

– Не хочу щи, буду только суп. И манную кашу не приносите! – капризничал мальчик.

– Почему другие едят всё, что им подадут, а этот – особенный?! – шушукались соседки по столу так, чтобы Юра услышал, и ему стало стыдно.

Люда догадывалась, что он был на особом счету, но не знала почему. Ответ на свой вопрос она получит, когда этот капризный мальчик станет ухаживать за ней в девятом классе. В семидесятые годы не знали слово «дефицит» только дети. Нехватка в магазинах продуктов и одежды одних делала «распорядителями», других – просителями. Мама «капризного» мальчика работала в торговле! Тогда Люда поняла, почему так суетилась вокруг маленького мальчика их первая учительница, и ей стало горько. Социальное неравенство по тем временам проявлялось во всём. Вот и родители посоветовали Люде обратить внимание на Юру.

– Мальчик хороший, ухоженный, из обеспеченной семьи, – словно сама с собой разговаривала мама. За него открыто «сватать» она не решалась. Знала, дочь сделает наоборот.

– Мама, у него руки трясутся, да и слабохарактерный какой-то, – не принимая всерьёз мамины рассуждения, отзывалась Люда.

Папу в «душевные» дела не посвящали, а брать ответственность только на себя в таком щепетильном деле Нина Михайловна не хотела. Девушку, как писали в гороскопах про «стрельцов», постоянно окружали молодые люди, поэтому с выбором поклонника никто не торопился: ни мама, ни тем более Люда.

– Как сердце подскажет! – без тени сомненья отвечала она всем, кто интересовался её амурными делами. – Для меня главное – учёба, музыка и спорт, – уводила от щекотливой темы дочь, – и … спокойствие папы, – добавляла она уже про себя.

15. Тёзка

Чем старше становилась Людмила, тем больше понимала, что она одинока. Отец всё туже «закручивал гайки», прибегал к строгости там, где не требовалось. Иногда его усердие доводило девушку до слёз. Но однажды в музыкальной школе ей сказали, что у неё будет новый учитель по специальности. Она не знала, радоваться или огорчаться. Люда хорошо помнила первую наставницу Валерию Алексеевну Талденко, которая едва не отбила у неё желание заниматься музыкой.

– Злая и нервная, – пожаловалась вечером дочь, рассказывая маме об учителях и музыкальной школе. Нина Михайловна заметила, что на занятия Люда ходит неохотно, попыталась узнать причину.

– Я слышала, что она по пальцам линейкой бьёт, если ученик играет неправильно, – делилась Люда.

– Тебе уже тоже досталось? – осторожно спросила мама.

– Пока нет, мне она бьёт по плечу! – сказала Люда.

– Это как? – заволновалась мама.

– В такт музыке! – отшутилась дочь.

– Может быть, тебя к другой учительнице перевести? – предложила Нина Михайловна.

Людмиле хотелось уйти от Валерии Алексеевны, которая играла произведения так, что тяжеленное пианино едва удерживало равновесие.

– Опять не в настроении?! – сожалея о том, что пришла на урок, делала вывод ученица.

Возвращалась она домой не в духе. Садиться за инструмент не хотелось. А ещё больше – на следующий день появляться в музыкальной школе. Так продолжалось три года. Люда уже подумывала оставить занятия музыкой.

– Но что скажет папа? – вопрос, на который она знала ответ.

– Учиться – и никаких гвоздей! – вот лозунг твой и солнца, – всегда в подобных случаях шутил отец.

Люда старалась выполнять все упражнения, которые задавала Валерия Алексеевна, но делала это без желания. В волшебный мир музыки девочка попала благодаря своей тёзке. Однажды невысокого роста молодая женщина тихо вошла в класс.

– Здравствуй, Люда! Я твоя новая учительница по специальности Людмила Георгиевна Сай, – почти шёпотом произнесла она.

– И меня так зовут, – сразу отозвалась ученица.

Её поразили манеры нового педагога: неслышно, как кошка, она передвигалась по кабинету, подолгу стояла у окна, смотрела вдаль и о чём-то думала. Девушке казалось, что её тёзка была где-то далеко-далеко …

– Люда, тебе какая нравится музыка?! – вдруг спросила она.

Вопрос застал ученицу врасплох.

– Хорошая! – выпалила девочка.

Людмила Георгиевна мило улыбнулась.

– Эта точно не будет бить линейкой по пальцам или по плечу, – решила она.

Вдруг учительница, без объяснения причины, вышла из комнаты. Её не было минут пятнадцать-двадцать, почти пол-урока. Люда решила повторить домашнее задание. Так же неожиданно учительница появилась с большими сборниками в руках.

– Ходила в библиотеку, кое-что подыскала для тебя! – радостно произнесла она. – Ты когда-нибудь играла в четыре руки?

– Не пробовала, – призналась ученица.

Ей показалось, что ответ обрадовал Людмилу Георгиевну. Она попросила её освободить место за инструментом – не торопясь, села, так же, не спеша, поднесла руки к клавишам и замерла …

– Манерная какая-то, – подумала Люда.

– У медали две стороны, – начала она объяснять, упреждая вопрос. – Важно не только знать, надо уметь преподнести свои знания и сделать это красиво.

Она будет учить Люду музыке и раскрывать секреты … долгой семейной жизни!

– Причём тут это? – семиклассница поймёт чуть позже. Когда девушка приходила на занятия неподготовленной, учительница не ругала её.

– Люда, представь, пришёл вечером муж домой голодный, а ты ему: «Я не успела приготовить ужин, не успела постирать, детей накормить …».

– Не продолжайте, я всё поняла, в следующий раз выучу урок обязательно, – пообещала она.

Когда в дневнике у Люды появилась цифра «5», она не сразу догадалась, что это оценка за урок.

– Папочка, я получила пятёрку по специальности! – радовалась дочь, как будто произошло чудо.

Увидев улыбку на лице отца, она решила радовать его до самого окончания школы. Было тяжело. Нагрузки росли с каждым днём.

– Дочка, главное, чтобы ты успевала в основной школе, – стал переживать отец.

– Я постараюсь, – пообещала она. – Но сегодня мне нужно обязательно «разобрать» концерт Моцарта.

Люда неплохо читала ноты с листа, легко брала рукой «до» одной октавы и «ре» следующей. Впервые за много лет ей рассказали, как правильно учить произведение наизусть. Она уже не боялась сдавать экзамены за четверть. Играла с Людмилой Георгиевной на двух инструментах. «Танец половецких девушек» из оперы Александра Бородина «Князь Игорь», «Вальс цветов» из балета Петра Ильича Чайковского «Щелкунчик» – комиссия была в оценке единодушна. Людмила старалась изо всех сил, чтобы не подводить свою, ставшую любимой, учительницу. И что бы ни происходило, она никогда не повышала голоса. Отношения учительницы и ученицы бурно обсуждались в педагогическом коллективе.

– Нельзя общаться, словно ровесницы, – говорили одни.

– Это образец отношений, – утверждали другие.

Людмила Георгиевна, к удивлению своей тёзки, ни на кого не обращала внимания.

– Нам нужно готовиться к выпускным экзаменам, давай поработаем над программой, комиссия поставила условие: ты будешь играть одна, – сообщила она однажды.

– А так хотелось экзаменаторов удивить! – расстроилась ученица.

– Мы найдём концерты Моцарта, которые в этой школе ещё никто не исполнял, – поспешила успокоить наставница. – Ты обязательно удивишь!

Галя Яковлева всё чаще стала обижаться. Времени у Люды на «секретные» разговоры с ней не хватало.

– Зазнаёшься, подруга, – упрекала она и делала вид, что ей всё равно с кем водиться.

Она быстро нашла замену – Люду Мишину, которая долго ждала, когда закадычные подруги поссорятся. Мила с головой погрузилась в волшебный мир музыки, о чём так долго мечтала.

– Дочь увлеклась! – едва скрывал радость отец. – Всё идёт по плану!

Он даже стал чаще улыбаться, отчего в доме воцарились мир и покой. Бесконечные гаммы, фрагменты произведений домочадцы воспринимали как обязательный фон.

– Люда неплохо играет на пианино, – как-то поделилась с мамой Лена.

Она гордилась сестрой, но тщательно это скрывала, чтобы та не зазнавалась. Сама часто подходила к инструменту, музицировала. Просила научить играть. Но то ли нетерпеливой оказалась ученица, то ли педагог неопытный – вершиной достижений Лены стал популярнейший «собачий» вальс, который исполнялся в известном мультфильме «Варежка», и знаменитая в кругах музыкантов-любителей «Цыганочка».

– На выпускном экзамене будем исполнять четыре произведения, – сообщила Людмила Георгиевна в начале учебного года. – Два из них – концерты Моцарта.

Девушка обрадовалась. Секрет успеха, который знала её учительница, был слишком прост – она всегда предлагала произведения, которые Люде нравились! Иногда шла на риск, пренебрегая обязательной программой, за что получала «дополнительные баллы» от своей ученицы.

Весна пришла нежданно. Яркое солнце быстро растопило снег, зажурчали ручейки … Всё чаще Люда слышала разговоры школьных подруг о свиданиях с мальчишками, о первых поцелуях. Она завидовала их беззаботной жизни и со страхом ждала выпускных экзаменов сразу в двух школах.

– Соберись, думай о прекрасном, у тебя всё получится! – наставляла тёзка в день экзамена.

Люда уверенно вышла на сцену, поклонилась. Не спеша, как учили, села за инструмент, достала носовой платок, тщательно протёрла клавиши, чем сильно удивила экзаменаторов, и замерла. Председатель комиссии объявила программу, которую предстояло исполнить. К ужасу Люды, она назвала пять, вместо четырёх подготовленных, произведений.

– Что же делать? – пришла в замешательство выпускница.

– Что бы ни случилось, не подавай вида! – вспомнила она слова своего педагога. И, словно птица, взмахнув крыльями, ударила по клавишам с такой силой, что инструмент закачался. Ещё через несколько секунд девушка пришла в себя, финальный аккорд заставил её, наконец, очнуться. Ей казалось, что всё происходило само собой, и она в этом не участвовала. Без ошибок было сыграно второе произведение. С исполнением одного из концертов Моцарта случилось непредвиденное. Люда доиграла до середины – вдруг пальцы застыли над клавишами.

– Ты, наверное, в этот момент подумала: играть или нет пятое произведение, о котором объявила экзаменатор? – после выступления спросит тёзка.

– Как Вы догадались? – удивится Люда. Учительница в ответ мило улыбнётся.

Из оцепенения выпускница выйдет только тогда, когда исполнит пятое произведение, которое на уроках отлично читала с листа. Случилось чудо, иначе произошедшее с ученицей не объяснить. В какой-то момент она вдруг отчётливо представила разворот нотной тетради с произведением, которое не знала наизусть.

Людмила Георгиевна однажды заметила, что ученица обладает хорошей зрительной памятью. Девушка «фотографировала» всё, что вызывало у неё повышенный интерес. Это помогло ей, казалось, в безвыходной ситуации. Она исполнила пятое произведение, но за экзамен получила четыре с плюсом. В этой школе и плюсы, и минусы были равнозначны дополнительным баллам. Люда сначала расстроилась, но потом, увидев одобрительную улыбку своей тёзки, засмеялась. Самое страшное было позади. А самое грустное – впереди: приближалось время расставания. Людмила Георгиевна вышла замуж и уехала в Подольск. Вскоре стала матерью.

Переписка оказалась непродолжительной – видимо, заботы о малыше захватили её, как когда-то красивая музыка. С тех пор они ни разу не виделись, остались только воспоминания о добрых тёплых отношениях, по крайней мере, у Люды.

Школьная подруга

Они серьёзно подружились в пятом классе, когда их посадили вместе за одну парту. Галя была девочкой с характером – для неё не существовало авторитетов ни среди учителей, ни среди мальчишек и девчонок. С Людой стала «водиться» только потому, что та не задавалась и была «рубахой-парнем»: не предавала, не ябедничала, всегда помогала в трудную минуту. Дружбой дорожили: даже после уроков они старались быть вместе. Галя часто провожала подругу в музыкальную школу, чтобы поговорить на разные «секретные» темы.

Люду держали в строгости: с мамой поделиться она стеснялась, сестра большую часть свободного времени проводила с лучшей подругой – Леной Борисовой, с отцом обсуждать щекотливые темы боялась. Иногда Галя ждала, когда у Люды закончатся уроки, чтобы ещё час-полтора поболтать с ней и насладиться свободой.

Папа, узнав, что у дочери появилась подруга, выразил неодобрение. Цель воспитать Люду так, как он задумал, оказалась, по его мнению, под угрозой.

– О чём они могут говорить? – этот вопрос всегда волновал папу. – А вдруг их общение повлияет на учёбу, и Люда не сможет выполнить ту программу-максимум, которую он определил на ближайшие пять лет?! Главное – учёба, музыка, спорт – три кита, на которых должно строиться воспитание, – рассуждал он.

Общение дочери с подругами не входило в его планы. Тогда и начались конфликты. Стремившаяся к свободе Людмила на вопросы: «Где была и почему так долго?» дерзила.

– Где-то я отпустил поводья, – сокрушался отец.

Дочь не сразу поняла, что он этим хотел сказать. Только потом конюх Иван Михайлович Малахов объяснит, что повод – это ремень, прикреплённый к удилам, и служит для управления лошадью. Отпустить поводья – значит, дать ей свободу. В этом случае она может «расслабиться» и начать делать то, что захочет.

Отец почему-то считал, что дочь выберет не тот путь, который намечен его системой воспитания, и всё пойдёт прахом.

– Я проверю, какую стенгазету вы делали к Новому году! – грозился он, когда Люда называла причину позднего возвращения домой.

Не доверял, а именно так воспринимался контроль с его стороны, он и старшей дочери. Лена обижалась и в итоге замкнулась в себе. Мама пускалась на хитрости, чтобы узнать, чем она живёт.

– Люда, тебе не кажется, что Лена у нас чересчур серьёзная? – начала она издалека. Но хватало всего одной фразы, чтобы узнать о случившемся.

– Двойку по диктанту получила, боится признаться, – с сочувствием произнесла младшая дочь. – Папа, наверное, ругать будет!

Однако она ошиблась. Отец, только разобравшись в причинах неудачи, мог пожурить или наказать: например, не отпустить в кинотеатр на очередной интересный фильм. Как оказалось, в тот день двойки за диктант получил весь класс, «отличницы» – не стали исключением. Они проявили солидарность, за что и поплатились. В дневнике сестры это была первая и единственная неудовлетворительная отметка за все школьные годы, но как вырос авторитет сестры в глазах одноклассников! Лена целую неделю ходила по дому с гордо поднятой головой: дескать, «приняла муки» не напрасно.

Школьная подруга Люды воспитывалась в многодетной семье, жили в среднем достатке. Галя считалась хорошисткой, неплохо рисовала. Узнавали её по улыбке с привлекательными ямочками на щеках и длинной тёмной косе, которой не переставали восхищаться учителя.

– Как наши волосы поредеют, ты свои отрежешь нам на шиньон, – шутили они.

Галя редко бывала в гостях у подруги. Она была наслышана о строгом отце и старалась приходить к ней в отсутствие родителей. Это напрягало. Люда пыталась объяснить, почему так папа поступает, находила нужные слова, чтобы Галя не обижалась. Та делала вид, что её всё устраивает и что их дружбе никто не сможет помешать, даже в один год разница.

После занятий, когда у Милы появлялось свободное время перед музыкальной школой, они шли к подруге на улицу Пролетарскую в дом №25. Несколько комнат занимала их семья, вторую половину дома – соседи. Невысокие потолки, небольшие спальня, зал и кухня создавали впечатление уютного жилища. Их приветливо встречала Ольга Петровна, бабушка Гали, кормила обедом и обязательно спрашивала об успехах в школе.

– Много двоек получили? – зная, что девочки хорошо учатся и прилежно ведут себя в школе, спрашивала она шутливо.

Ольге Петровне было под восемьдесят, но выглядела лет на пятнадцать моложе.

– Она всю мою косметику перепробовала, – то ли в шутку, то ли всерьёз говорила подруга. – Однажды сослепу вместо крема на лицо шампунь нанесла …

– Галя, чтой-то крем пенится?! – недоумевала Ольга Петровна.

– Ба-а! Что-нибудь трогала на моём столе?! – уже понимая, в чём дело, пыталась вывести на чистую воду внучка.

– Дочк, хотела желтизну немного помазать и припудрить, – оправдывалась бабушка. Люда оценила стремление Ольги Петровны выглядеть моложе.

– Какая молодец! Женщина в любом возрасте должна оставаться женщиной, – заключила Люда и с одобрением посмотрела на старенькую, но такую энергичную, полную любви и нежности, бабулю. С ней не хотелось расставаться: она так интересно рассказывала о своём житье-бытье, что девочки забывали про время.

– Ку-ку, ку-ку, – напоминала им механическая кукушка в часах о том, что пора собираться в дорогу, в музыкальную школу. Ещё сорок пять минут они были наедине и могли посплетничать. Уже весь класс говорил о первых поцелуях, кто с кем дружит или тогда говорили: «встречается», а кто только в поисках объекта обожания.

Георгий Тимофеевич стал контролировать дочь с ещё большим усердием, хотя поводов для недоверия дочери не давали. Лена оканчивала десятый класс. Училась на пятёрки, проявляла невиданное усердие, вовремя возвращалась домой. Её подруге Лене Борисовой он симпатизировал, наверное, потому что у той мама Эмилия Николаевна была учительницей математики.

– Значит, девочка должна быть с серьёзными намерениями, – рассуждал он и оказался прав.

Лена Борисова очень хорошо знала математику и входила в тройку отличниц, которые претендовали на золотую медаль. Лена Степанова была ей под стать. Они вместе участвовали в районных олимпиадах по физике и математике и показывали неплохие результаты. Люде казалось, что их, кроме точных наук, ничего больше не интересует: ни мода, ни мальчишки.

– Прямо вылитые Софьи Ковалевские! – иронизировала Люда и в то же время гордилась ими: они шли на «золото».

Однако досталось оно третьей выпускнице – Гале Самусенко. По тем временам существовал лимит на драгметалл. На школу давали одну медаль, в лучшем случае – две. Тогда учителям приходилось решать уравнение с тремя неизвестными. Нет, как раз претендентки были известны, оставалось ответить на главный вопрос: кто достоин высшей награды? Люда почему-то была уверена, что Лена: разве мог кто-то серьёзнее относиться к учёбе?! Однако, как потом ей объяснили, экзаменационное сочинение сестры не соответствовало требованиям, которые предъявлялись к «золотым» работам.

– Сухо, сжато, не раскрыла тему, – подвела итог учительница по русскому языку Нина Ивановна Никитина. Люда переживала неудачу больше, чем Лена. Именно в тот момент у них наладились по-настоящему сестринские отношения.

– Не переживай, Лена, – успокаивала она, когда та пришла из школы и сообщила родителям о случившемся. – Попробую медаль получить я, мы же – Степановы! – дала она слово. Отец ждал от неё подобного поступка.

Когда-то за одну четвёрку в аттестате выпускников награждали серебряными медалями, но сестре не повезло.

– В тот момент я была согласна даже на «бронзу», – уже некоторое время спустя, признается она.

Лене так хотелось получить медаль, а вернее, вознаграждение за многолетний жертвенный труд. Удовлетворить самолюбие было её первым желанием. Медалист получал ещё и право на поступление в высшее учебное заведение, сдав всего один экзамен на «отлично». Для девочки из провинциального городка такое подспорье было бы не лишним.

Первое поражение

В конце мая для Лены прозвучал «Последний звонок». Люда хорошо помнила этот день. Школа наполнилась ароматом сирени и ранних ирисов. На втором этаже суетились в белоснежных накрахмаленных фартуках с огромными бантами десятиклассницы, кучковались повзрослевшие ребята. На первом – готовились к празднику «Прощай, школа!» малыши. Из-за букетов трудно было рассмотреть их лица. Они мало что понимали в происходящем, но заметно переживали. Кто-то повторял стихи, кому-то мама завязывала бант, кто-то упрямился и не хотел подниматься в актовый зал. Из динамиков доносились знакомые мелодии «С чего начинается Родина?», «Школьные годы» … Люда вслушивалась в каждую фразу, в тот момент ей казалось, что не сестра, она уходит из школы и не заметила, как по щекам покатились слёзы. «Школьные годы чудесные, с дружбою, с книгою, с песнею, как они быстро летят, их не воротишь назад. Разве они пролетят без следа? Нет, не забудет никто никогда школьные годы!» … Девушка на минуту представила, как через три года для неё тоже прозвучит до боли знакомая мелодия, она будет прощаться с учителями, и ей захотелось остановить время. Сестра застала её за размышлениями.

– Люда, посмотри, у меня всё в порядке: причёска, фартук, воротничок? – обратилась к ней Лена. Она радовалась и грустила, переживала. Это выражалось в незаконченности фраз, в неловкости движений. Со словами: «Мне пора!» вскоре убежала.

Десятиклассники шли по длинным коридорам, им дарили букеты.

– Люда, а вдруг я останусь без цветов?! – поделилась накануне «Последнего звонка» Лена.

– Не переживай! Твоя задача – суметь донести их! – заверила сестра. Она подключила к «операции» двоюродных братьев и одноклассников. Свой букет махровой сирени Люда вручала, когда у сестры уже была охапка весенних цветов. Лицо её сияло. Людмила вздохнула с облегчением. Ребята благодарили за знаки внимания, девчонки, не скрывая слёз, плакали. Им много рассказывали про взрослую жизнь, про самостоятельность и ответственность. Учителя искренне напутствовали, малыши обещали вырастить достойной сменой.

В этот день в доме Степановых появился сборник «Для поступающих в вузы». Сестра положила его на видное место и стала выжидать. Первой «клюнула» Люда.

– Лена, а ты выбрала институт, в который будешь поступать? – поинтересовалась она. То, что сестра продолжит обучение в высшем учебном заведении, никто не сомневался. Оставалось выбрать, в каком.

– На кого ты хочешь учиться? – не унималась с расспросами сестра. – Что тебе больше всего нравится? – она говорила так, словно уже всё придумала.

– Я ещё не знаю, – без желания ответила Лена.

Зная её математические способности, Люда принялась листать сборник. В Советском Союзе институтов было великое множество, как сама страна.

– Одесский кораблестроительный институт, – читала она. – Лена, представляешь, море, корабли и моряки, конечно, – провоцировала она сестру на разговор.

Но та, как будто воды в рот набрала. Слушала, насупившись, сестринскую болтовню. Именно так она воспринимала все её советы.

– Одесса – это Украина, ты лучше что-нибудь поищи поближе, – вступила в разговор мама. – В институты, как правило, «своих» принимают.

Тогда Люда переключилась на Москву и Ленинград. Рядом расположенную Калугу из списков городов исключили сразу. Лена мечтала покорить «эверест» науки в одной из столиц. Мама предлагала поступить в Московский медицинский институт, в котором сама училась.

– Детям выпускников предоставляют льготы, – желая повлиять на выбор, агитировала мама. – Будешь врачом!

– Я не люблю медицину, – возразила Лена и дала понять, что не готова сделать выбор.

– Неужели тебе ничего не нравится? – удивлялась младшая сестра.

Сама она уже определилась, будет фармацевтом, как мама. Нина Михайловна этому несказанно радовалась.

– Мне ещё в школе экзамены надо сдать, – не соглашалась на диалог Лена. Вместе с подругой она стала уединяться всё чаще и о чём-то тихо разговаривать.

– Люда, ты не знаешь, что они задумали? – пыталась узнать мама.

Отец ждал предложений от Лены, но не торопил с ответом. Ему тоже не терпелось узнать, что интересует дочь.

– Буду поступать в Ленинградский политехнический институт имени Калинина, – однажды объявила домочадцам выпускница.

Люда достала сборник и принялась искать, что это за вуз, какие факультеты. По её лицу было трудно понять, какое впечатление произвёл на неё выбор сестры.

– Что ты нашла хорошего в техническом вузе? – спросила она, натура творческая и «гуманитарная».

– Много ты понимаешь?! – обиделась Лена.

– Нет, город, конечно, красивый, я к тебе в гости приезжать буду, – размечталась сестра. – А экзамены сложные придётся сдавать?

– Математику устно и письменно, физику и сочинение, – «заговорила» Лена.

– С математикой у тебя всё в порядке, физику подучишь, а с сочинением я помогу, – рассуждала Люда.

Получив школьный аттестат зрелости с «отличием», Лена стала готовиться к поступлению. До экзаменов оставалось два месяца.

– Лена, ты успеешь подготовиться? – интересовался папа.

На семейном совете решили: дочь в поездке сопровождать будет он. Лена, как всегда, была немногословна, особенно если у неё что-то спрашивал отец. У мамы камень с сердца упал, когда она узнала, что муж написал заявление на отпуск, чтобы провести в Ленинграде хотя бы первую неделю, пока шестнадцатилетняя дочь устроится на подготовительные курсы. Настал день отъезда. Люда, три года не видевшая северной столицы, попросилась с отцом.

– Я не буду мешать, – уговаривала она папу. – Может быть, и мне придётся учиться в городе на Неве?!

Эти слова повлияли на решение Георгия Тимофеевича взять с собой младшую дочь. Людмила давно влюбилась в Ленинград, с первого взгляда, когда приезжала к маме, учившейся на курсах повышения квалификации. Экскурсия в Петергоф, дворцово-парковый ансамбль на южном берегу Финского залива потрясли её воображение. С того дня вопроса, где учиться, уже не стояло. Ей снова хотелось насладиться атмосферой, царившей в центре культуры и искусства. Интеллигентное поведение ленинградцев покорило её сердце, хотя приезжать в незнакомый город – всегда было настоящим испытанием. Ощущение дискомфорта иногда приводило в отчаяние. Первая проблема, с которой сталкивались приезжие, – у кого остановиться на ночлег. Отец и Лена долго рассматривали схему метрополитена, чтобы попасть на новостройку, где жил папин друг. Улицу Дыбенко нашли не сразу, но с горем пополам добрались. На следующий день втроём поехали в институт. Здание поразило размерами – Люда заметила испуганный взгляд сестры.

– Не дрейфь! – пыталась храбриться она. – С папой ничего не страшно!

Несколько дней пролетели незаметно. Лену поселили в студенческое общежитие, она начала заниматься на подготовительных курсах. На Московском вокзале, с которого отправлялся пассажирский поезд №199 Ленинград – Брянск, у Люды появилось предчувствие, что сестра вернётся домой не скоро.

– Провалю экзамены, тогда приеду быстро, – уже на перроне пыталась шутить Лена.

– Нет, лучше я поскучаю, ты поступишь обязательно! – подбадривала Люда.

В тот момент, когда поезд тронулся, она поняла, как сильно любит свою сестру. Все обиды и ссоры остались сразу в прошлом. Дома она вспомнит о самых лучших днях, проведённых вместе.

– Так всегда, – не могла скрыть грусти мама, – что имеем – не храним, потерявши – плачем! Будете друг другу письма писать.

Каждый день Люда заглядывала в почтовый ящик в надежде увидеть в нём долгожданный конверт. Не обнаружив его, расстраивалась как маленький ребёнок, потерявший любимую игрушку.

– Наверное, времени нет, – пыталась утешить младшую дочь Нина Михайловна.

Только когда Лена вернётся, сдав вступительные экзамены, все узнают, что ей пришлось пережить. Как она перепутала группу, у которой принимали математику устно, и ей пришлось отвечать на вопросы другим преподавателям, как в итоге недобрала полбалла до проходного (на инженерно-экономический факультет был самый большой конкурс – пять человек на место), как вместе с папой, который снова отправился в Ленинград, придумывали выход из сложившейся ситуации.

– Домой я не поеду, – сказала, как отрезала Лена.

Отец думал, что неудача сломила её, но, услышав решительный тон дочери, возражать не стал. Кто-то из преподавателей подсказал, что в институте, кроме дневного, есть вечернее отделение, но туда принимают абитуриентов с ленинградской пропиской. Отец хорошо понимал, какая перед ними стояла невыполнимая задача.

– Сколько вашей девочке лет? – вдруг спросила у папы какая-то женщина.

– Неполных семнадцать! А вы что-то можете предложить? – оживился папа.

– Прописку можно получить, если устроиться на овощную базу, но туда такую молоденькую вряд ли возьмут?! – засомневалась незнакомка.

Лена ухватилась за эту идею, как за соломинку утопающий. Овощная база находилась на окраине города. Сестру согласились взять на работу не сразу.

– За использование труда несовершеннолетних меня могут посадить, – протестовала кадровичка.

– Вы, наверное, не любите свою дочь?! – кто-то из рабочих пытался надавить на родительские чувства.

– Лена, уходим! – поддался на провокацию отец.

– Я справлюсь! – сказала категорично Лена.

Начальник отдела кадров оформила провинциалку на свой страх и риск – осенью особенно требовались рабочие руки. Вместе с временной пропиской сестра получила право быть студенткой вечернего отделения. Днём она перебирала виноград, а потом ходила на лекции. Только в том случае, если она сдаст все экзамены в первую сессию на пятёрки, появлялась возможность перевестись с вечернего на дневное отделение, к чему Лена очень стремилась. Папа тоже не сидел сложа руки: собрал все школьные почётные грамоты, вырезки из газет, в которых сестру называли лучшей ученицей школы, и отправил в институт.

– Лишним это не будет, – был уверен он и оказался прав.

Пока Лена работала на овощной базе, жила в общежитии. Став студенткой дневного отделения, ей какое-то время пришлось снимать квартиру у коренной ленинградки, женщины почтенного возраста: спала на маленьком диванчике, на котором даже ноги нельзя было вытянуть. Сестра экономила на всём. Люда расскажет маме о том, что такое чай «белые ночи» (кипяток без заварки), как ели маргарин и как в конце недели студенты ходили в кафе на сэкономленные деньги пить шампанское и лакомиться мороженым. Ей покупали исключительно фруктовый сок.

На втором курсе после ударной работы бригадиром в колхозе сестре всё-таки дали общежитие. Родители перевели дыхание.И Лена – тоже. А у Люды появилась мечта – поступить в один из Ленинградских вузов. Пример сестры помогал ей идти к заветной цели. Она всегда с нетерпением ждала дня, когда та приедет после сессии. Каждый раз встречала на железнодорожной станции «Фаянсовой», через которую проходил ленинградский поезд. В такие минуты ей казалось, что сердце выпрыгнет из груди. Сестра привозила огромные сумки, из которых всегда вкусно пахло. Люда сразу вспоминала детство, когда папа приносил с почты посылку от мамы. Лена угощала дефицитной по тем временам «Докторской» колбасой, восточными сладостями, о которых в провинции даже не слышали, – белая косхалва с орехами кешью, прозрачная, обсыпанная сахарной пудрой, нуга, килограммовые бруски шербета с арахисом.

– Дочь, как же ты всё это донесла? Сумки тяжёлые … – сокрушалась мама.

– Мне помогли, – успокаивала Лена и шутливо добавляла: «Своя ноша не тянет!».

Мягкие игрушки, платья – Люда радовалась любому подарку. Но самым дорогим для неё стали белоснежные фигурные коньки Чехословацкого производства, которые в Кирове были редкостью. И стоили они по тем временам недёшево – двадцать пять рублей! Она едва дождалась выходного дня, чтобы пойти с одноклассниками на каток. Девушка скользила по льду под звуки «Белого танца», глаза её светились от счастья …

18. Выпускной бал

Младшая дочь училась на одни пятёрки, чем радовала отца, который всё чаще заводил разговоры о будущей профессии. Узнав, что младшая дочь собирается идти по стопам матери, успокоился. Ещё шестилетней девочкой, когда здание аптеки было деревянным и одноэтажным, она могла часами напролёт наблюдать за тем, как Нина Михайловна что-то быстро пишет.

– Мама, у тебя одни крючочки получаются, невозможно прочитать! – возмущалась по-детски дочь.

– Взрослые мой почерк понимают, – улыбнулась мама.

– Поймут и мой, – решила шестилетняя девочка и принялась втайне писать объявления для посетителей аптеки.

Небольшие листочки с каракулями она приклеивала на деревянную стену и выжидала, когда кто-нибудь появится. Не дождавшись посетителей, снова садилась за стол, и начинались расспросы.

– Нина Михайловна, к Вам незнакомая женщина, – предупредил кто-то из сотрудников. В дверь вошла старушка и с порога начала жаловаться.

– Что за безобразие? Не могу разобрать объявление, – причитала она. Мама не сразу поняла, в чём дело.

– Сейчас мне достанется, – смекнула дочь и быстро спряталась за спину Нины Михайловны.

Мама вышла на крыльцо, взглянула на маленький листок бумаги с множеством крючков и сразу поняла, чья работа.

– Меня не простят, – подумала маленькая помощница и едва не расплакалась. Но её лишь пожурили.

Когда построили новую аптеку, Люда с нетерпением ждала открытия. Большие светлые комнаты, множество шкафчиков для лекарств, просторные лестничные площадки в плетущейся традесканции и … специфический запах, знакомый Люде с детства. Она любила в свободное от учёбы время (хотя такого практически не было) приходить в аптеку. Брала большую плетёную корзину и по указке Нины Михайловны собирала в неё лекарства для городской и сельских больниц. Таблетки, капсулы, бутылки с растворами, ампулы, свечи, порошки … Мама знала, что и в каком шкафчике хранится, в какой форме и сколько стоит.

– Как ты всё это запоминаешь?! – удивлялась всякий раз дочь.

В ответ Нина Михайловна лишь улыбалась. Однажды вместе с папой и мамой дочь отправилась на городской рынок. На глаза им попался современный асфальтоукладчик, который, судя по вопросу, произвёл на маму сильное впечатление.

– Здесь столько всевозможных рычажков, тумблеров, кнопок?! – воскликнула она.

– У вас в аптеке пятнадцать тысяч наименований лекарств. Ты же помнишь не только их название, но и сроки годности, – не без гордости за жену ответил Георгий Тимофеевич.

Маме действительно не было равных в профессии провизора (фармацевта высшей квалификации). О феноменальной памяти Нины Михайловны, занимавшей должность заместителя управляющего аптекой, знали не только коллеги и домашние.

– Вам лучше это лекарство купить в ампулах, – кому-то на том конце провода объясняла мама.

Телефон звонил, не переставая, пока дочь находилась в аптеке. Нина Михайловна ни разу не повысила голоса – разговаривала тихо, спокойно, и казалось, что у позвонившего уже не было нужды в лекарствах, ему стало легче.

– Порой достаточно с человеком поговорить, пожелать здоровья, – наставляла она младшую дочь. – В нашей профессии и слово лечит.

Люде нравилась мамина работа, особенно запах, который исходил от сушёных лекарственных трав: подорожника, пижмы и тысячелистника, мать-и-мачехи и зверобоя.

– Травы гораздо лучше самых дорогих лекарств, – объясняла мама. – Их чаще всего используют в народной медицине. Готовят отвары и настои.

Младшая дочь, узнав, что аптечные собираются за ландышами, надоедала с просьбой взять её с собой до тех пор, пока Нина Михайловна не сдавалась.

– Я наберу целый мешок! – уговаривала она уже давно согласившуюся маму.

Лекарственное сырьё собирали, как сейчас сказали бы, в экологически чистом районе. Женщины садились на пригородный поезд «Фаянсовая – Калуга», доезжали до «Ивановского разъезда», станции, на которой Люда выходила, когда приезжала к бабушке Кате в Пескари, и рассыпались по лесу.

Мешок для ландышей напоминал больше наматрасник. Заполнить его было не так-то просто. На это уходило часов пять или шесть. Приезжали в лес рано утром и собирали до прибытия поезда. О ландыше в старинном травнике написано: «Есть трава горечка, растёт при тёмных глухих лесах по листочку на стороне, среди них цвет бел, ростом в пядь. Истолочь и пить с травою крапивой или мятой, или лютиками от смертной грыжи, если болят очи».

– Какая красота! – всякий раз восхищалась девушка, когда видела море зелёных стебельков с маленькими белоснежными колокольчиками. – Раз, два, три … – она подносила к лицу маленький букетик и вдыхала аромат майских ландышей, а вечером мысленно точь-в-точь воспроизводила картину природы, когда ложилась спать.

Аптечные работники собирали ценившиеся больше цветки для приготовления «сердечной» настойки. Надышавшись неповторимым запахом, Люда едва передвигала ноги. На станции женщины, довольные сбором, усаживались удобно на траву, доставали бутерброды, воду и остроумно шутили. В поезде под стук колёс дочь засыпала, а Нина Михайловна наблюдала за ней и в душе радовалась за свою «преемницу». С ароматным грузом они возвращались на автобусе в аптеку и рассыпали на полу ландыши тонким слоем для сушки. В эти дни она благоухала, и посетителей в ней было больше обычного. Люда следила за тем, чтобы листья и цветы не пересохли или не сгнили, вовремя их трусила. Она любила спускаться в подвал, где хранилось лекарств видимо-невидимо. Испытывала чувство страха, когда проходила мимо небольшого ящика, на котором были нарисованы чёрной краской человеческие череп и кости.

– Это яды, – спешила успокоить мама. Их используют, но в очень малых количествах, для приготовления лекарств. Передозировка вызывает смерть!

За хранение ядов несла ответственность Нина Михайловна. Фармацевты получали их под роспись и готовили лекарственные формы: смешивали какие-то порошки, взвешивали на специальных весах, у которых вместо гирек были миллиграммовые пластинки, и фасовали, упаковывая их в небольшие пергаментные листочки. Люда иногда помогала «крутить порошки» и представляла себя химиком-аналитиком, который подолгу смотрит в микроскоп, изучая белое кристаллическое вещество.

– Людмилка, как у тебя всё ловко получается! – радовалась мама. Она и предположить не могла, что к концу десятого класса дочь неожиданно изменит своей мечте стать фармацевтом или медиком. В ней, как и в отце, «заговорит» Макаренко.

– Я хочу поступать в педагогический институт! – однажды заявила она родителям.

– Ты нас озадачила, – всё, что мог произнести отец. Мама готова была расплакаться.

– Кто мог повлиять на решение дочери? – не давал ей покоя вопрос. Люда и сама не понимала, что произошло.

– Ты должна стать педагогом, – подсказывал внутренний голос.

Скорее всего, на выбор повлияли несколько обстоятельств: отец воспитал дочерей, которыми гордился, и ей тоже захотелось последовать его примеру. Люда видела, с каким уважением ученики относятся к своим наставникам, продолжить их дело посчитала своим долгом. Отец не просто расстроился, он был подавлен и, как потом признается, молил Господа, чтобы младшая дочь не поступила в Ленинградский педагогический институт имени Герцена, который она выберет своей мишенью.

Как и Лена, Людмила претендовала на медаль. Но картина повторилась: регламент – одно «золото» на школу – за три года не изменился. На него рассчитывали ещё две выпускницы: Лена Карпова и Люда Московская. Последняя «сошла с дистанции», когда получила итоговую четвёрку по русскому языку. Кто-то из подруг сообщил о том, что медаль, скорее всего, получит Карпова. Когда Люда села за руль грузовика, на котором сдавали вождение (экзамен по автоделу), слова инструктора заставили её в это поверить.

– Водишь неплохо, – отметил Алексей Щербаков, который принимал экзамен, – но мне директор школы рекомендовал поставить тебе четвёрку.

Вначале девушка вела себя так, как будто не расслышала слов инструктора, а потом прошептала: «Возвращаемся на базу». Старшеклассница понимала: четвёрка по трудовому воспитанию (автодело и домоводство) лишала надежды на медаль.

– Всё, как у сестры, – промелькнуло у неё в голове. – Что же делать?

Домой она вернулась в отвратительном настроении.

– Что случилось? – встревожилась мама.

– Какая несправедливость?! – вырвалось у дочери, и она разрыдалась. Не скоро успокоившись, рассказала о произошедшем.

– Конец света наступил?! – сказала, как отрезала, Нина Михайловна. – От этого никто ещё не умирал.

– Сегодня умерла вера в справедливость! – трагическим тоном произнесла Люда. – Стоит ли теперь стараться сдавать экзамены на пятёрки?

– Возьми себя в руки! Научись управлять эмоциями! – дочь никогда не слышала, чтобы мама говорила жёстким тоном. Люда от неожиданности вздрогнула.

После экзаменов физик ей расскажет, как к нему подходил директор школы с просьбой поставить четыре по своему предмету, и как на подобные уговоры не поддалась математичка Раиса Тимофеевна Шляхтина.

– Вот увидите, Степанова не только задачи решит, но ещё и запятые все на место поставит! – нисколько не сомневаясь в правоте своих слов, заявила она.

Так и вышло. Экзаменационную работу выпускница выполнила на пять. Физику принимал сам директор, будучи председателем комиссии. И здесь не к чему было придраться. Юрий Капитонович, на которого девушка обиделась в начале десятого класса, похвалил свою ученицу за блестящий ответ и с лёгким сердцем поставил «отлично». Тогда и пришло решение «поискать» недостатки в предметах, которые не считались основными. Идея с оценкой по автоделу родилась, когда до конца выпускных экзаменов оставалось несколько дней. А тем временем аттестационная комиссия направила на утверждение в область сочинения Лены Карповой и Люды Степановой. Учительница по русскому языку Нина Борисовна Мастерова, зная, что её любимица уже не значится в списке кандидатов на медаль, всё-таки рискнула показать сочинение коллегам из области. Каково же было удивление школьных педагогов, когда пришёл ответ: сочинение её протеже достойно медали.

– Лена Карпова не раскрыла тему сочинения, – сообщила ей Нина Борисовна перед началом экзамена по химии. – К тому же сухим языком написано. А твоё – похвалили. Это всё, что я могла для тебя сделать, – словно оправдываясь, сказала учительница.

От такого признания десятиклассница расстроилась ещё больше. Но, вспомнив мамины слова, унывать не стала. Впереди – выпускной бал, к которому Люда готовилась как Наташа Ростова из «Войны и мира». Десятиклассницы уже с начала учебного года мечтали о наряде, в котором придут за аттестатом зрелости.

– Думайте об уроках и экзаменах! – не уставали повторять им учителя.

Девчонки при этом делали серьёзный вид, а через несколько минут снова шутили и смеялись. Вместе с мальчишками они обсуждали сценарий выпускного вечера, каким будет праздничный стол.

– Предлагаю отмечать с водкой и «Шампанским», – предложил Юра Майоров, сын учительницы английского языка. – Мы уже взрослые, и можем себе это позволить.

Его поддержали ещё несколько человек.

– Я однажды видела, как со спиртным встречали новый год «ашники», – возразила Люда. – Было стыдно за девчонок!

– Вот так всегда! – вступился за друга Володя Прудников, которому напористая девчонка очень нравилась. Но любые попытки ухаживать за ней завершались отказом. И на то были причины. В домашнем мальчике неожиданно проявился хулиган. В девятом классе из отличника он превратился в хорошиста, а по некоторым предметам стали появляться тройки. После занятий он лихо разъезжал на мопеде, а со временем – на мотоцикле, который через несколько месяцев сыграет с ним злую шутку. Володя, пытаясь самоутвердиться, дерзил, во взглядах и требованиях наблюдалась чрезмерная крайность – то, что сегодня называют юношеским максимализмом.

Вначале ершистый парень однокласснице нравился. Не похожий на других, он привлекал к себе не только её внимание. Девчонки не скрывали желания дружить с ним. Но он, во что бы то ни стало, хотел покорить сердце своенравной Людмилы и всякий раз старался удивить её. Однажды, напросившись проводить с баскетбольной секции домой, подарил на день рождения редкие тогда духи «Золушка». В этот день стоял крепкий мороз, снег валил хлопьями, на мосту дул сильный ветер, едва просматривались фонарные огни – девушке хотелось скорее добраться до дома.

– Я поздравляю тебя с Днём рождения, – чуть слышно произнёс Володя и робко посмотрел на спутницу.

Он что-то прятал за пазуху. Качающийся на ветру фонарь вдруг высветил небольшую коробочку бледно-сиреневого цвета, от которой исходил тонкий аромат.

– Неужели это «Золушка»?! – Людмила глазам своим не поверила. – Духи такие дорогие!

Володя открыл коробочку – слева от овального пузырька она увидела маленькую не хрустальную, золотую, туфельку, и сердце затрепетало в груди. Пока новорождённая разбиралась с чувствами, ухажёр поцеловал её. Она оттолкнула Володю, брезгливо вытерла губы, желая показать: всё, что происходит против желания, ей неприятно.

– Больше так не делай! – пригрозила она и уже хотела вернуть подарок.

– Уже все целуются, а ты не разрешаешь, – обиделся одноклассник, резко развернулся и быстро зашагал домой.

Это был первый поцелуй и такой нежеланный!

– Знаешь, как здорово целоваться! – делились с ней подружки.

– Что они в этом нашли? – недоумевала девушка.

На следующий день она стыдилась поднять глаза и боялась, что об этом поцелуе узнает отец. Володя, решив доказать, что он чего-то стоит, днями и вечерами гонял на мотоцикле. Но однажды, это случилось перед самыми сумерками, не справившись с управлением, оказался в придорожном кювете.

– Володя попал в аварию, – сообщил его друг. – Лежит в больнице, в хирургическом отделении.

Людмила сделала вид, что её это не волнует.

– Навестить или нет? – спрашивала она у близкой подруги.

– Сам виноват! И в то же время жаль его, – пыталась разобраться в чувствах одноклассница.

– Надо сходить, – посоветовала Галя Яковлева. – Ему сейчас несладко.

Через два дня девушка пошла в больницу. Увидев лицо Володи, покрытое коричневой коркой, испугалась. Он неподвижно лежал на кровати с перебинтованной ногой. Приходу одноклассницы сильно обрадовался. И та, простив ему несчастный поцелуй, протянула огромный букет гладиолусов. На том история их взаимоотношений закончилась. Именно по этой причине Володя не поддержал её, когда она предложила отмечать выпускной без спиртного.

– Можно веселиться и без водки, – вступились за девушку подруги.

Так когда-то очень дружный класс распался на два лагеря. Мальчишки объявили одноклассницам бойкот.

– Посмотрим, кто вас на выпускном приглашать будет?! – обиделись они. С тем и разошлись. Вот почему для Людмилы было очень важно выглядеть на вечере сногсшибательной.

Теперь уже Лена постаралась для младшей сестры. В Ленинграде она обошла десятки ателье, магазинов и свадебных салонов (где почти всё продавалось по приглашениям) в поисках единственного и неповторимого платья, в котором Людмила предстанет перед своими одноклассниками и учителями.

Она хорошо помнила, сколько хлопот доставила подготовка к выпускному вечеру Лены. Платье ей купила мама в салоне для новобрачных, когда училась на курсах повышения квалификации в Москве. Надеялась угодить старшей дочери. Но Лена наряд забраковала: не понравились ей короткие рукава. Длинные гипюровые к платью пришили уже в Кировском ателье. С причёской ей тоже не повезло. Выпускные проходили сразу в нескольких школах. Очереди в парикмахерские делали мечту прийти на вечер красивой нереальной. Мама предложила поехать на Фаянсовую (микрорайон железнодорожной станции) к знакомому мастеру. Но из салона Лена вышла, не довольная результатом. Высокий начёс на длинные волосы, залитый лаком, сделал её не выпускницей, взрослой женщиной. Дома, взглянув на себя в зеркало, она чуть не заплакала. Показаться в таком виде своим одноклассникам ей не хотелось. Попытка быстро расправиться с начёсом удалась, но причёски в итоге не получилось. Выпускной был под угрозой. И только слова школьной подруги привели её в чувство и спасли положение.

– Ты так хорошо выглядишь! – искренне восхитилась «непререкаемый авторитет» Лена Борисова.

Людмила, не желая повторять ошибок сестры, старалась всё предусмотреть.

– Вдруг Лена не успеет к выпускному сдать сессию? – переживала она. – И тогда я останусь без платья?!

– Да она уже билет на поезд купила, всё будет хорошо, – как всегда, успокоила мама.

Едва Лена ступила на перрон вокзала, как Люда подбежала с вопросом: «Купила?».

– Не знаю, понравится?! – загадочным голосом ответила она.

Дорога до дома сестре казалась бесконечной. Ей не терпелось взглянуть на покупку. Белое, из плотного атласа, с короткими рукавами, окаймлёнными кружевом, и тонким из такого же материала ремешком платье приглянулось романтически настроенной девушке не сразу. Она представляла себе наряд воздушный: с пышной юбкой и рукавами, поясом, завязанным бантом на талии … Но, чтобы не обижать сестру, выразила своё восхищение.

– По крайней мере, ни у кого такой модели не будет, – утешала себя выпускница.

Свою мечту она увидит на Марине Чернышёвой из параллельного класса и слегка расстроится. Но подруги не дали ей долго грустить.

– Представляешь, – перебивая друг друга, при встрече заговорили они, – наши мальчишки даже не поздоровались с нами …

– Всё изменится, – уверенно сказала Людмила, – когда мы будем танцевать с парнями из другого класса.

Так уж повелось, что в десятом «б» девчонки или ребята с «варягами» не дружили. Если кто-то делал попытки переметнуться в стан чужаков, «наказывали». Расчёт оказался точным.

Зал аплодировал, когда первыми аттестаты зрелости о среднем образовании со значками ЦК ВЛКСМ «За отличную учёбу» получили Лена Карпова и Люда Степанова. Золотая медаль, к сожалению учителей, «ушла» в другую школу. На выпускном вечере папа расскажет младшей дочери о диалоге, который у него состоялся с директором по телефону накануне её последнего экзамена. Узнав о том, что его любимице медаль «не светит», он позвонил Вениамину Семёновичу Блохину, к которому десять лет назад привёл шестилетнюю девочку.

– Как Вы можете поставить по труду Люде четвёрку?! – спросил он с укором. – Она «кости положила», защищая честь школы на районных и областных олимпиадах, на конкурсах художественной самодеятельности, на соревнованиях по ручному мячу и баскетболу. Зачем Вы с ней так?

– Да она и без медали поступит в институт, – оправдался директор, давая тем самым понять, что разговор продолжения не получит.

Выпускница забыла о неприятностях с первыми звуками школьного вальса. Пригласить одноклассниц на танец и нарушить тем самым данную клятву долго никто не решался.

– Хорошо! – сказала Людмила своей подруге и на глазах у всех направилась в сторону, где стоял с фотоаппаратом её любимый учитель.

– Вас можно пригласить на танец? – неуверенно произнесла она.

– С удовольствием! – оживился Юрий Капитонович.

Стройный, подтянутый, в красивом костюме, он повёл очаровательную ученицу в центр актового зала и закружил её в вихре вальса. Они танцевали вдвоём, никто не хотел им мешать. С ослепительной улыбкой и трепетным взглядом, она и счастливый он никого не замечали. Им было хорошо!

– Я запомню этот вальс! Он будет согревать мне душу и продлевать жизнь! – признался учитель.

Выпускница смутилась.

– Вы под впечатлением музыки, – после небольшой паузы произнесла она. – Со временем это пройдёт.

Юрий Капитонович не стал возражать: он-то знает, как сильно любит юное создание, и ещё не раз расскажет Людмиле о своих чувствах.

Ряды мальчишек из десятого «б», продолжавшие «держать оборону», со временем заметно поредели.

– Мы скоро разъедемся, и, кто знает, увидимся ли? – с этими словами к однокласснице подошёл Андрей Шляхтин, тот самый сын математички.

В десятом классе между ними завязалась дружба, которой несказанно радовалась его мама Раиса Тимофеевна в надежде на то, что юношеское увлечение в скором времени перерастёт в пылкую любовь.

Только к концу выпускного вечера рассорившиеся «бэшники» поймут, как на самом деле дороги друг другу, но заносчивость и нежелание идти на уступки Юры Майорова и Володи Прудникова помешали мальчишкам и девчонкам вместе встретить рассвет.

19. Ленинград

До вступительных экзаменов в вуз оставалось чуть больше месяца. Родители попытались в очередной раз поговорить с дочерью о будущей профессии. Однако тщетно. Им даже показалось, что желание стать педагогом у неё только усилилось. Она каждый день что-то читала в «Справочнике для поступающих в вузы».

– Я выбрала Ленинградский педагогический институт имени Герцена, что на набережной реки Мойки, исторический факультет с возможностью преподавать предмет на английском языке, – наконец-то сообщила она.

– А твои одноклассники куда поступают? – спросила мама, желая услышать, что не только её дочь собирается за тридевять земель.

– Никто не хочет уезжать далеко от дома. В лучшем случае в Калугу или Брянск. Но, я считаю, если падать, так с белого коня, – решительно заявила дочь.

– Готовься, осталось совсем чуть-чуть. Какие экзамены придётся сдавать? – поинтересовался папа.

– Историю – профилирующий предмет, русский и литературу устно, сочинение и английский язык, – отчеканила Людмила. – Всё, что требуется по справочнику, выполнимо, – заметила она.

На том и порешили. Больше отговаривать дочь у родителей не было ни сил, ни желания. Абитуриентка составила график: на подготовку к каждому предмету выходило по неделе. Но удержаться от соблазна погулять вечером в тёплые летние дни так и не смогла. Появлялась тысяча причин, чтобы отложить учебник истории или английского языка в сторону и насладиться жизнью во всех её чудесных проявлениях. Но это были всего лишь мечты. Отец глаз с неё не спускал.

За неделю до экзаменов вместе с дочерью поехал в Ленинград. Институт располагался недалеко от Невского проспекта, поэтому главный корпус долго искать не пришлось. Студенты, которые работали в приёмной комиссии, посмотрели на абитуриентку неприветливо.

– Понаехали, – читалось на их лицах.

Люда почувствовала себя маленьким беззащитным муравьишкой. И если бы не папа ….

– Не трусь, – заметив испуганное лицо дочери, поддержал он.

– Легко сказать, ты завтра уедешь, папочка, а я здесь останусь, – настроение у дочери испортилось окончательно.

– Ты же сама выбор сделала?! – поспешил возразить отец.

Документы приняли, но, правда, не без вопросов.

– Странно, в аттестате пятёрки и одна четвёрка по труду? – удивились в приёмной комиссии.

Историю о том, что в школе существовал регламент на медали и что на самом деле ей поставили «хорошо» не за труд, а за автодело, она будет рассказывать часто. Возраст абитуриентки тоже смутил: в шестнадцать с половиной лет в их учебное заведение ещё никто не поступал.

– А Вы знаете, куда распределяют наших выпускников? – обратилась одна из преподавателей к отцу. – В аулы и кишлаки – в Среднюю Азию.

– Нам самое главное – учиться в Ленинграде, – ответил он.

Дочери показалось, что отец не расслышал вопроса. Кто-то из приёмной комиссии сделал ещё одну попытку отговорить их поступать именно в этот педагогический институт.

– Наши абитуриенты – чаще всего, медалисты и окончившие педагогические училища, к тому же конкурс большой: пять человек на место, – заметила председатель приёмной комиссии, давая понять, что шансов у девушки нет. Но отступать было поздно.

На время экзаменов иногородним предоставили общежитие, которое находилось на Васильевском острове, недалеко от факультета журналистики Ленинградского государственного университета имени Жданова. Каждый раз, проходя мимо здания по дороге в «Пельменную», она наблюдала, как открывалась тяжёлая дубовая дверь, и оттуда выходили африканские студенты. В глаза бросались их белоснежные зубы и светло-коричневые ладони.

– Вот сюда бы поступить! – однажды размечталась провинциалка и испугалась: желание – на грани фантастики! – Пора возвращаться в действительность и продолжать вгрызаться в гранит педагогики.

В огромной комнате, куда поселилась абитуриентка, готовились к экзаменам ещё десять человек, причём на разные факультеты. Выяснилось, что любовь к истории питала только девушка из Кирова.

– Что ты в истории интересного нашла, да ещё и на английском языке преподавать? – недоумевали (разве что пальцем у виска не крутили) соседки по комнате.

Людмила поддалась панике, когда первый, играющий важную роль в поступлении, предмет сдала на четыре. Ей не хотелось возвращаться в общежитие – боялась услышать от соседок: «Это – начало конца!». Девушка долго бродила по Невскому проспекту, никого вокруг не замечая, и только под вечер успокоилась. Мысль о предстоящем английском заставила собраться. Всю обязательную программу она знала назубок, но этого оказалось недостаточно, чтобы получить высший балл. Подвёл перевод неадаптированного текста из газеты «Morning star». И снова только «хорошо». Каждый вечер кто-то из девушек отмечал свой успех. Это были «медалистки», которые сдавали всего один экзамен по основному предмету. Пироги с капустой и торты от счастливых подруг добавили Людмиле ещё одну проблему: она стала набирать лишние килограммы. Активно занимающаяся баскетболом и ручным мячом днями напролёт лежала на кровати и повторяла материал. Она почему-то не наедалась, чувство голода заставляло в очередной раз идти в «Пельменную» или «Пирожковую».

– Не воспринимают меня всерьёз экзаменаторы, – как-то вслух произнесла Люда. – Для них я всего лишь провинциальная девчонка с короткой стрижкой. Ни медали, ни опыта … Может быть, на письменном экзамене повезёт?! Не надо с преподавателем беседовать!

Её детское восприятие пригодится, когда она выберет тему для сочинения.

– Про свободную лучше забыть, – как и в школе, предупредили педагоги. – Потеряете, как минимум, балл.

Людмила отлично делала только то, что ей нравилось. Слова Максима Горького: «Всем хорошим в себе я обязан книге» предопределили окончательный выбор. Её экзаменационный лист с оценкой за сочинение искали долго.

– Он, скорее всего, в большой стопке, – обречённо произнесла Людмила, – в «тройках» посмотрите!

– Это «неуды», – с иронией заметили члены комиссии. – Ни одной пятёрки по сочинению из ста двадцати человек и только восемь четвёрок. Ваша работа – в их числе, поздравляем! Сочинение написано грамотно, есть комментарий: «Наивно, трогательно!».

Люда сначала обрадовалась, а потом огорчилась. Только в случае, если она сдаст литературу и русский язык устно на «отлично» и наберёт двадцать два (с учётом среднего балла аттестата), сможет считать себя студенткой.

– Родители, конечно, расстроятся, – переживала девушка, когда шла на телеграф, чтобы поговорить с мамой и папой.

Они, как могли, старались поддержать её. Слова дочери: «Если я не поступлю, брошусь в Мойку» заставили Георгия Тимофеевича приехать в Ленинград. Когда абитуриентка готовилась отвечать на билет, ей сообщили о том, что в вестибюле института ожидает отец. К сожалению (как потом окажется, к счастью), чуда не произошло: она получила очередную четвёрку. Увидев на первом этаже отца, дочь разрыдалась. Вечернего отделения в институте не было, на заочном – экзамены сдали в июне, а значит, она, отличница, потерпела фиаско – от этой мысли ей стало нестерпимо больно.

– Ничего страшного не произошло. Нас не оценили здесь, будем поступать в университет! – неожиданно для себя самого решил «Макаренко».

Дочь растерялась.

– Грешно смеяться над больным, – едва успокоившись, произнесла Людмила.

– Я не шучу! – сказал уверенно отец и предложил дочери пройтись до главного здания ЛГУ, находившегося на набережной Невы. Там они узнали условия приёма, расспросили о «рабочем» факультете, который давал реальный шанс ребятам из провинции поступить в один из престижнейших вузов страны. Сестра, проходившая в это время производственную практику в Череповце, прислала письмо, в котором просила Люду не унывать.

– Лучше пусть старт будет неудачным, чем финиш! – утешала она.

На следующий день с Московского вокзала поезд №199 сообщением «Лениград-Брянск» увозил безутешную домой. Ленинград не принял её.

– Будет вторая попытка! – уже строила планы провинциалка.

20. Старшая пионервожатая

Мама обрадовалась, увидев дочь на пороге.

– Не переживай, может, оно и к лучшему. В армию тебе не идти, на следующий год поступишь, – поспешила утешить она.

Дочь, соскучившаяся по родному дому, бросилась к ней в объятия и заплакала. Ей так не хватало в холодной северной столице материнского тепла! Сидеть сложа руки дочь не собиралась. Она помогала по хозяйству, готовила отцу обеды, которые тот очень любил.

– Завтра мне Люда борщ приготовит, – говорил он Нине Михайловне. – У неё лучше получается.

Мама не обижалась – наоборот, только радовалась: она устала от стряпни.

– Молодец, дочка, вкусные у тебя супы и щи получаются, – нахваливала Нина Михайловна. – За столько лет моё меню однообразным стало: никакой кулинарной фантазии.

Через две недели Людмила обратила внимание на то, что папа стал часто приходить с работы усталым и угрюмым.

– Из-за моего неудавшегося поступления, – догадалась она. – Ты не переживай, папочка, я куда-нибудь устроюсь. Если ты помнишь, мне нужен стаж один год и по рабочей специальности, чтобы поступить на подготовительное отделение Ленинградского университета.

– Это обязательно? Может, в аптеку пойдёшь? – маму не покидала надежда увидеть дочь фармацевтом.

– Завтра узнаю в приготовительном цехе, кто там нужен, – оживился отец.

Нина Михайловна с трудом представляла свою дочь, работающей на чугунолитейном заводе. – Что скажут сослуживцы? – эта мысль не давала ей, впрочем, как и дочери, покоя. Мнение окружающих было для них «страшнее пистолета».

– В цехе требуются сверловщицы, – вечером, вернувшись с работы, сообщил папа.

Люда заметила, как мама вздрогнула.

– Юра, ты всерьёз собираешься несовершеннолетнюю дочь устраивать на завод? – не выдержала она.

– Для начала мы сходим в цех на экскурсию, – неторопливо начал объяснять «Макаренко». – Посмотрим, насколько тяжёлая физическая работа …

– Я согласна, – решила Люда, – помирать, так с музыкой.

Любовь к пословицам и поговоркам она переняла у бабушки Кати.

На следующий день вместе с отцом «неудачница» (так она себя окрестила) пошла на работу. Заводской корпус поразил её размерами. В цехе стоял грохот от сверлильных станков. Женщины в платочках что-то подносили к сверлу, а затем быстро убирали.

– Узнаёшь? – спросил папа, показывая на небольшую чугунную деталь.

– Это же нижняя дверца от котла, который у нас в доме установлен и который я зимой изо дня в день топила! – вспомнила Людмила.

– Все детали поступают в сборочный цех, оттуда – в тарный, затем – на склад готовой продукции. Но это только часть большого производственного цикла, – объяснял папа.

– Завод огромный, за день не обойдёшь, – делилась вечером впечатлениями дочь.

В цехе она проработала несколько дней, чтобы понять, каким трудом достаётся копейка.

– Всё-таки завод не для девочки, – сделала очередную попытку отговорить мужа Нина Михайловна.

– Что-нибудь придумаем, – наконец-то согласился он. – Может быть, таксировщицей ко мне в диспетчерскую – обрабатывать путевые листы? – предложил папа.

Дочь снова поддалась на уговоры. День-другой проходит – она старается: подсчитывает километраж, расход бензина, изучает марки кранов, тракторов, грузовиков. Со временем отец понял, что и в транспортном цехе дочери не место.

Прошло три недели. Боль немного поутихла – выпускница решила заглянуть в родную школу. Учебный год только начался. Приняв от учителей «соболезнования» по поводу первой неудачи, рассказала о своих планах.

– Коль историю любишь, может, в школу придёшь? Нам вожатые нужны, – предложил ей директор, по чьей милости Людмила не получила золотую медаль.

Она сразу согласилась, когда увидела своего любимого учителя, так же с гордо поднятой головой шагавшего по школьному коридору ей навстречу. Узнав о предложении директора, Юрий Капитонович с нескрываемым удовольствием рассказал об особенностях педагогики.

– С завтрашнего дня можешь приступать к работе, – распорядился Вениамин Семёнович.

Домой Людмила вернулась в приподнятом настроении и едва дождалась папу, чтобы поделиться радостью.

– Я устроилась на работу! – торжественно сообщила она. – Меня вожатой берут!

– Тебя снова в школу тянет? – не без сожаления произнёс Георгий Тимофеевич. – Ну, что ж, попробуй! – в очередной раз отец пошёл на поводу у своей любимой дочери.

Её приняли как родную. Людмила получила возможность посмотреть на школьную жизнь из «Учительской». Вначале чувствовала себя не в своей тарелке – опытные педагоги и она – несостоявшийся специалист …

– Молодость – не порок! – поддержал бывшую ученицу Юрий Капитонович, – справишься!

Отступать было некуда, да и не могла она подвести своего наставника. «Пионерская комната» находилась на первом этаже, напротив раздевалки, поэтому погрустить в тишине не удавалось. Уроки по сорок пять минут пролетали как одно мгновенье, она едва успевала дух перевести. Горны, барабаны, стенгазеты, книги, канцтовары лежали, как попало.

– Творческая рабочая обстановка, – попыталась оправдаться Нина Абраменкова, сорокалетняя старшая пионервожатая, – но сразу почувствовала, что новенькая не станет мириться с беспорядком. Она всё сделает для того, чтобы «Пионерская» превратилась из склада ненужных вещей в комнату для воплощения самых смелых идей.

Дома дочь будет рассказывать родителям, как её хорошо приняли в коллективе и о своих задумках. Настроение отца менялось постепенно: он стал чаще улыбаться и даже смеяться. Снова взял в руки балалайку и аккордеон – верный признак душевного равновесия.

Старшая пионервожатая вздохнула с облегчением, когда узнала, что у неё будет помощница.

– Голова кругом идёт, – осторожно, чтобы не спугнуть новенькую, призналась она.

Нина жила в военном городке, в сорока пяти минутах езды от Кирова. Бывший муж служил на Шайковке, в части, некогда считавшейся секретной. Здесь обслуживали самолёты дальней авиации. Женщина всегда спешила на автобус: опоздай на минуту, следующий пойдёт только через час. Люде казалось, что старшей вожатой не до проблем школьной дружины, носившей имя пионера-героя Володи Дубинина, поэтому дружеские отношения сложились не сразу. Людмила, человек ответственный и серьёзный, не могла понять, как можно выполнять работу спустя рукава, но всегда откликалась на просьбу помочь.

На следующий день в знак благодарности Нина привозила к чаю московский «Зефир в шоколаде» по два пятьдесят, считавшийся тогда дефицитным лакомством. Кировские, кто мог достать пропуск в городок, часто отоваривались в магазинах военторга. Апельсины и мандарины на Новый год покупали здесь за две недели до праздника. Шпроты, сливочное масло, колбасу, шоколадные конфеты, кофе, майонез везли с Шайковки. Промышленные товары – обувь, женское белье, платья – продавали по талонам и только местным.

– Поедем ко мне в гости?! – как-то предложила ей Нина, – на вечер сходим, жениха тебе найдём – лётчика!

Людмиле хотелось побывать в военном городке, на аэродроме, посмотреть на самолёты – это станет её любимым занятием в жизни.

– «Первым делом, первым делом – самолёты, ну, а девушки, а девушки (читай – мальчики) – потом!», – рассмеялась она, а чуть позже добавила: «Папа поставил задачу: работать, готовиться к экзаменам на следующий год и … никаких ухажёров!».

– Ты молодая, красивая, неужели весь смысл жизни – в учёбе? Главное – удачно выйти замуж! – продолжала агитировать Нина.

– В гости – поеду, на вечер – нет! – упрямилась девушка.

На том и решили. На КПП проверили пропуск у Нины, паспорт – у гостьи. Военный городок не произвёл на неё особого впечатления. Несколько десятков пятиэтажных домов, построенных рабочими из Турции, вымощенные бетонными плитами дороги, по краям – молодые тонкие берёзки, клумбы с красно-жёлтыми бархатцами и аэродром, с которого доносился гул работающих двигателей взлетающих и приземляющихся самолётов.

– Так стояла бы часами, – подумала Людмила.

Лайнеры маняще мигали огнями, словно приглашая в небо. Она сравнивала стальные машины с морскими чайками, которые сначала летят, держась в воздухе на неподвижно распростёртых крыльях, а потом изящно садятся на воду.

Люда возвращалась домой под впечатлением. У неё неожиданно проснулась страсть к путешествиям, и она искренне позавидовала пилотам, которые каждый раз, поднимаясь в небо, испытывали непередаваемое чувство. Она не боялась высоты, но пасовала перед головокружительной скоростью.

Прошёл месяц. Пребывание в школе ей показалось вечностью. В «Учительской» Людмила старалась без нужды не появляться. Педагоги с многолетним стажем воспринимали любые идеи новой вожатой безрадостно.

– Молодая ещё! Посмотрим, насколько её хватит! – судачили женщины.

– Ничего, кроме еды, погоды и проблем собственных детей их не волнует, – сердилась Люда, но вида не показывала.

Все, даже очень смелые, идеи будущего историка помогал воплощать учитель физики. Он поддерживал её во всём. Ему нравилась целеустремлённая теперь уже молодая вожатая. Свою первую торжественную линейку Людмила провела под открытым небом на школьном стадионе – конец сентября выдался тёплым. Юрий Капитонович вывел микрофон, подключил динамики. В тот момент она вспомнила своё первое знакомство с этим нехитрым устройством, наставления отца, и страх улетучился. Всё, что происходило, слышали на соседней улице и в аптеке.

– Нина Михайловна, Ваша дочь линейку проводит, – сообщили ей коллеги.

Уже вечером в разговоре с Людой она признается, как переживала за неё, как сердце через раз стучало. Дочь старалась не подводить своих родителей: делала всё на совесть, искренне, с душой – так, как учил отец.

К сожалению, работа вожатой не воспринималась коллегами всерьёз. В лучшем случае на будущего педагога смотрели со снисхождением. Но это не смущало девушку. Каждый свой день она наполняла смыслом. Ученики потянулись к энергичной и молодой вожатой. В «Пионерскую» дверь не закрывалась. На переменах одолевала малышня, в свободное от уроков время заглядывали учителя.

– Справляешься? – интересовался физик, хотя по лицу своей любимой ученицы понимал: тяжело.

– Надолго тебя не хватит, если будешь всё сама делать, – заметил Юрий Капитонович. – Важно вырастить себе помощников. Придётся, конечно, время потратить, но воздастся сторицей.

Людмила с благодарностью приняла совет, но он её не воодушевил. Только когда в очередной раз, вернувшись из школы, она упала без сил на кровать, поняла: наставник, как всегда, был прав. Началось обучение октябрят. Через некоторое время первоклассники хозяйничали в «Пионерской», как у себя дома. Кто барабаны на место ставил, кто горны развешивал, девочки поливали комнатные цветы, вожатая писала объявление об очередном сборе дружины, аккуратно выводя плакатным пером крупные буквы.

– Людмила Георгиевна! – дети с шумом врывались в «Пионерскую комнату» и наперебойрассказывали о своих успехах.

– А Вова сегодня двойку получил по русскому языку! – кто-то откровенно ябедничал. Вожатая всякий раз расстраивалась, когда дети тайком наговаривали друг на друга!

Отец радовался успехам дочери и … неудачам – тоже.

– Видишь, как тяжело работать учителем?! – его не покидала мысль повлиять на её выбор. Но позже понял, что временные неудачи лишь закаляли характер упрямицы.

Однажды она пришла из школы в возбуждённом состоянии. Родители долго не решались узнать причину.

– Папочка, представляешь, сегодня директор школы попросил меня вместо заболевшего учителя пения провести уроки в начальных классах, – не выдержала дочь и, упреждая вопрос, добавила: «У меня получилось! Завтра – снова пойду к первачкам».

– Тебе понравилось вести уроки? – без оптимизма спросила мама.

– Дети слушались меня. Но самое главное – и мальчишки, и девчонки пели!

– Мой сын вчера целый день напевал песню про «Доброго жука», – поделилась соседка с Ниной Михайловной, – первый раз услышала, как он поёт!

– Может, зря мы дочь отговариваем? – обратилась она к мужу, – а вдруг это её призвание?! Но по выражению лица поняла, что с выводом поторопилась.

На следующий день вожатая, получив разрешение у директора школы, пригласила октябрят в актовый зал, где стояло старенькое светло-коричневое пианино, на котором когда-то виртуозно играл её детсадовский поклонник. Как ни просила их молодая учительница идти по коридорам тихо, затея не удалась. Скоро вся школа знала о том, что первый «б» провёл урок пения в актовом зале. Ребята с шумом окружили Людмилу Георгиевну, которая собиралась им аккомпанировать.

– Мы весёлые ребята! – азартно размахивая руками, запели дети, – мы – ребята-октябрята. Так прозвали нас не зря – в честь победы Октября.

Дверь кабинета физики отворилась – появился Юрий Капитонович.

– Здравствуйте, дети! – лицо учителя расплылось в улыбке.

– Здравствуйте! – хором ответили они.

– Чем занимаетесь? – продолжил физик.

– Поём! Мы – весёлые ребята! Мы – ребята-октябрята! – вразнобой закричали они. Вожатая не могла глаз поднять от смущения.

– Не буду вам мешать, продолжайте! – Юрий Капитонович удалился из зала, осторожно прикрыв дверь.

Только некоторое время спустя, Людмила узнает, что чуть ли не сорвала урок физики в девятом классе, который писал контрольную работу. Отсутствие учителя сыграло многим на руку: кто-то успел списать и исправить оценки.

Слухи о «молодой и ранней» быстро расползлись по школе. Вожатой заинтересовалась классный руководитель девятого «б» учительница немецкого языка Евгения Владимировна Осмоловская. Её знали как человека прогрессивных взглядов. «Юрий Капитонович в юбке», – шутили над ней коллеги. Неудивительно, что она стала первой, кто попытался узнать секрет успеха невероятной популярности новой вожатой у старшеклассников. В день школьного дежурства по этажам Евгения Владимировна безошибочно определяла местонахождение своих подопечных: во время большой перемены в «Пионерской» яблоку негде было упасть. К ней тянулись ученики и преподаватели. Чем так привлекала юная особа?

Однажды «Евгения» или «Копна», так между собой звали учительницу немецкого языка старшеклассники из-за высокой причёски, пригласила «неугомонную» в школьный буфет на чашечку чая. Предложение вожатой показалось странным.

– С чего вдруг? – Людмила стала гадать, где она могла перейти дорогу «немке». В голову ничего путного не приходило.

– Люда, ты действительно мечтаешь о профессии педагога? – начала она издалека.

Из непродолжительной беседы выяснить, зачем понадобилась эта встреча, девушка так и не смогла. Ещё долго они будут вместе ходить завтракать. «Разгадка» сама придёт в столовую. Вожатой достаточно было взглянуть на Евгению Владимировну, когда к ним подсел Юрий Капитонович.

– Оказывается, всё просто! Женщина влюблена! – Людмила быстро вышла из-за стола, оставив наедине двух опытных педагогов.

Только семнадцатилетняя девушка могла поступить так опрометчиво. Впервые она испытала чувство ревности, чему несказанно обрадовался физик. Он не переставал надеяться на взаимность.

Людмила продолжала заниматься баскетболом. Ездила на соревнования, играла за школу – единственный случай, когда «молодость» (по возрасту была десятиклассницей) ей пригодилась, чему радовался тренер Александр Фёдорович Ефимочкин. Из «старой гвардии» баскетболисток осталось несколько человек. Девчонки после секции любили наблюдать за тренировкой мальчишек. Иногда Фёдорыч предлагал им сыграть. Жёсткий мужской баскетбол, по его мнению, шёл только на пользу. В один из таких вечеров Люда обратила внимание на высокого, худощавого парня с длинными волосами. Играл он не лучше других, но что-то в нём было такое, отчего у вожатой дух захватывало.

Однажды на очередном заседании Совета дружины отчитывался ответственный за спортивный сектор, в состав которого входили мальчишки из 9«б». Люба Авдеева, ещё одна школьная подруга, игравшая вместе с ней в баскетбол, хотя и была на два года моложе, заметила, как один парень пристально смотрел на вожатую.

– Знаешь, – обратилась вдруг к ней Людмила, – мне нравится Гена Зайцев.

Что заставило произнести эти слова, даже несколько лет спустя на этот вопрос она не найдёт ответа. В груди, словно лампочку зажгли, и от света, от неё исходившего, ей стало жарко.

– Ты ему нравишься! – без тени сомнения произнесла подруга. – Как он смотрит на тебя!

– Но я ведь старше его почти на два года?! – прошептала вожатая.

Такая разница по тем временам считалась препятствием к серьёзным отношениям.

– Ну и что? Всё это предрассудки! – не сдавалась Люба. Она давно была влюблена и советовала то же самое сделать подруге.

21. «Ромео и Джульетта»

Так их прозвали, когда отношения Люды и Гены перестали быть дружескими, но ещё не переросли в любовь. В том, что запретный плод всегда сладок, старшая вожатая проверила на себе. Мысль, а что же скажет папа, когда узнает о чувствах дочери к парню, который её моложе, не давала покоя. Она со страхом ждала момента, когда однажды тайное станет явным. Отец продолжал лелеять мечту о том, чтобы дочь получила высшее образование, и старался изо всех сил контролировать поведение Людмилы. Ни дружба, ни тем более любовь не вписывались в его планы. Дочь часто оставалась наедине со своими переживаниями. Поделиться, рассказать о своих новых ощущениях было, как и прежде, не с кем. Подруги не всегда понимали её. Да и сестра – тоже.

– Интересно, а Лене кто-то нравится? – и тут же сама отвечала на свой вопрос: «Такая железная леди разве может кого-то полюбить?! У неё, как и в школе, только учёба на уме!».

Нина Михайловна стала замечать: дочь изменилась – из некогда говорливой она превратилась в молчунью. Разговоры на «свободные» темы результата не давали.

Люда с нетерпением ждала очередного дня, чтобы увидеть свою симпатию, который вместе с мальчишками из 9 «б» обязательно заглядывал в «Пионерскую». Она в деталях помнила, как после звонка на большую перемену открывалась дверь, и появлялся он, тихо садился за её стол и делал вид, что читает недавно написанное объявление. Поговорить наедине не удавалось: и малыши, и те, кто постарше, спешили к ней, чтобы поделиться новостями. Десятикласснику Сергею Фромешкину не давала покоя идея купить для школьного вокально-инструментального ансамбля новые инструменты.

– Сейчас во всех ВИА уже ионики есть, – то ли жаловался, то ли просил о помощи он.

Ему Людмила нравилась: неугомонная, справедливая, обаятельная. Однажды он откроется ей: вся затея с инструментами была ради неё.

– Можно, конечно, обратиться к директору, я попробую, – обнадёжила пионервожатая, хотя уже понимала, что в школе «лишних» денег никогда не бывает и на сданные макулатуру или металлолом инструменты не купишь, но идея ей понравилась.

Люда всегда боялась кого-то обидеть или сделать больно, каждому старалась уделить внимание … Тем временем, Гена продолжал наблюдать за происходящим. Уходил из «Пионерской» последним, мило улыбался и давал понять, что эта их встреча – не последняя. У вожатой появился стимул быть ещё лучше. Ей хотелось всё самое прекрасное в жизни подарить ему, единственному, которым стал для неё старшеклассник. От переполнявших чувств у неё кружилась голова, но она находила в себе силы собраться и работать не покладая рук, чтобы школьная дружина, которую ей доверили, была на слуху.

Идеей приобрести для школьного ансамбля ионику она поделилась с физиком. Тот улыбнулся – очередная затея вожатой ему понравилась. Он увидел её горящие глаза, и ему ничего не оставалось, как поддержать свою любимицу. К директору школы они пошли вместе.

– Юрий Капитонович, ну, Вы-то должны знать, что с деньгами у нас туго?! – упрекнул Вениамин Семёнович физика.

Людмила с наивностью недавней десятиклассницы, невзирая на слова директора, продолжала агитировать за вокально-инструментальный ансамбль. Но даже она почувствовала, что скоро разговор их закончится. Высокие слова о воспитании эстетических чувств у школьников не возымели действия.

– Вот так всегда! – голос её задрожал, и она едва не расплакалась.

Люда уже представила, как расстроятся ребята, узнав об отказе директора.

– Что-нибудь придумаем! – вдруг произнёс Вениамин Семёнович. – Ансамбль – дело хорошее.

В этот момент вожатой показалось, что он пытается загладить вину за то, что когда-то лишил её золотой медали. Она вышла из кабинета, готовая расцеловать физика, но, вспомнив эпизод с немкой, передумала, лишь вежливо поблагодарила. Но даже от такого знака внимания учитель был на седьмом небе.

Громким «Ура!» старшеклассники встретили известие о согласии директора купить инструменты и принялись составлять репертуар.

– Людмил, я хочу, чтобы ты играла в ансамбле, если, конечно, нам купят ионику, – объявил Сергей Фромешкин.

От неожиданного предложения вожатая растерялась.

– Когда купим, тогда и поговорим, – отмахнулась она.

Через неделю Юрий Капитонович позвал её к себе в кабинет. Рядом с большим контрабасом, на котором изредка играл физик, стоял огромной величины коричневый футляр. В суете школьных дел она совсем забыла о том, что недавно ходила к директору с просьбой купить инструмент.

– Это то, о чём ты мечтала, – радостно сообщил учитель.

Он быстро открыл футляр, и вожатая увидела новый клавишный инструмент. Люда испытала такое же чувство, когда в дом привезли пианино. Сердце, казалось, вот-вот остановится. Преисполненная благодарностью, она дотронулась до клавиш.

– Директор расщедрился, купил бас-гитару и два микрофона, – Юрий Капитонович достал инструмент, быстро подключил и попробовал сыграть «Чижика-пыжика».

Ионика заявила о себе в полный голос, на звуки прибежали мальчишки – ударник Саша Мовдель и бас-гитарист Саша Рябцев. Из кабинета физики все переместились в актовый зал, который стал заполняться любопытными быстрее, чем хотелось. Пришёл и директор, оценил приобретение, спросил:

– Когда первый вечер?

– На Новый год, – пообещал руководитель ВИА.

– Не буду мешать, – довольный собой Вениамин Семёнович пожелал ребятам удачи и тихо удалился.

Гена Зайцев всё так же, незаметно, вошёл в актовый зал, сел в углу и стал наблюдать за происходящим. Людмила, воодушевлённая его появлением, продолжала активно обсуждать репертуар.

– «Белый танец» будем играть обязательно, может быть, я спою, если получится, конечно, – словно оправдываясь, произнесла вожатая. И уже про себя добавила: «Недаром в музыкальной школе семь лет солировала …».

Отношения Гены и Люды в течение двух месяцев ни на шаг не продвинулись. Он так же, как и прежде, приходил в «Пионерскую», наблюдал за всем происходящим со стороны, изменился разве что взгляд. Парень стал дольше, чем обычно, смотреть вожатой в глаза, это заметили его одноклассники. Приходить на первый этаж они стали реже.

– Тебе Генка нравится? – досаждал расспросами Игорь Луковцев, по которому «сохли» почти все девчонки из 9 «б», поэтому его смелость иногда граничила с наглостью.

– Очень, – не растерялась вожатая.

– И что в нём такого? Ни рыба, ни мясо! – не унимался старшеклассник.

В ответ вожатая лишь мило улыбнулась. На следующий день классный руководитель Евгения Владимировна снова пригласила Людмилу в школьный буфет на чай.

– Гена, конечно, хороший парень, – начала она, – но странно, что Вы к нему проявили интерес.

Людмила поняла: о разговоре с Игорем знает вся школа. Диалог с физиком стал лишь тому подтверждением. Он задал такой же вопрос, как и учительница немецкого языка. Слух о дружбе вожатой и девятиклассника разнёсся по школе со скоростью ветра. Тогда Людмила поняла, что школа – это маленькая деревня, где друг о друге всё знают.

Приготовления к новогоднему празднику слегка ослабили интерес к случившемуся, хотя на самом деле ничего ещё не произошло. Почему-то школьное окружение восприняло симпатию двух молодых людей как нечто из ряда вон выходящее. Людмилу волновал только один вопрос, на который она знала ответ: папа не одобрит её увлечение, поэтому дома старалась говорить о предстоящей учёбе, об успехах в спорте и музыке, чтобы «увести» родителей от щекотливого разговора. Только перед сном она давала свободу мыслям о НЁМ и забывалась в сладостных воспоминаниях.

Новогодний вечер, о котором мечтали почти все старшеклассники, ничего, кроме боли, вожатой не принёс. Так всегда бывает: когда чего-то сильно ждёшь, заканчивается слезами и разочарованием. Однако подготовка к празднику не предвещала неудачу. Всё шло по плану. В центре актового зала стояла высокая, до потолка, лесная хвойная красавица. Запах, исходивший от неё, поднимал настроение. Вожатой хотелось кружиться в танце под волшебную музыку вальса … с НИМ! Она – в белом платье, в белоснежных лакированных туфлях, которые заранее выпросила у своей тётушки. Та любила крестницу и ничего не жалела для неё.

– Нравится, бери и носи на здоровье! – всегда говорила тётя Люба.

Счастливая, Людмила уже представляла, как будет выглядеть, и нисколько не сомневалась – она понравится ему. С замиранием сердца ждала своего выступления.

– Главное, чтобы голос не дрожал, – успокаивала себя Людмила перед выходом на сцену.

Сердце билось как у марафонца, преодолевшего сорокакилометровую дистанцию. – На меня сейчас будут смотреть сотни глаз сверстников, физика и ЕГО!

Справившись с волнением, она вышла на сцену и заняла место у ионики. Под одобрительные возгласы зала появились гитаристы. Такого количества желающих потанцевать вожатая не видела даже на городских вечерах. Сейчас ей предстояло спеть.

Вступление, казалось, пролетело как одно мгновение – надо было начинать. В этот момент она почувствовала, что у неё наступило раздвоение личности. Один человек сильно испугался, другой – наглый, заставил набрать воздух в лёгкие и запеть: «Музыка вновь слышна, встал пианист и танец назвал, и на глазах у всех к вам я сейчас иду через зал …». На минуту Людмила представила, как она направляется к своему «Ромео» и приглашает его на «белый» танец. Так оно и случится, только чуть позже, когда Сергей Фромешкин даст ей отдохнуть – сыграет свою композицию.

Каково же было удивление, когда тот, о котором она мечтала, откажет ей. Тогда вожатая ещё не знала, что чуть раньше он сказал «нет» своей однокласснице Вале Евдокимовой. Поступил по-джентльменски. Людмиле ничего не оставалось, как пригласить своего любимого учителя, в глазах которого читалась благодарность за неожиданное предложение. Чувства досады, разочарования и … счастья довели её до слёз. Но их никто не увидел. Ребята позвали на сцену, она справилась с эмоциями и снова стала играть для влюблённых и тихо радоваться чужому счастью! Тогда она решила: «Продолжения их отношения не получат!». Но на следующий день ОН снова был в «Пионерской»…

22. «День рождения» … любви

Каждый год первого мая, когда страна праздновала Международный День солидарности трудящихся под лозунгом: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!», «Ромео и Джульетта» отмечали день своего знакомства: дарили друг другу незатейливые подарки и обязательно вспоминали, каким он был.

1 Мая все надевали самые лучшие наряды и собирались: ученики – у школы, взрослые – у своих предприятий и организаций, чтобы, выстроившись в колонны, пройти по главной площади города – себя показать и на других посмотреть.

– Да здравствует мир во всём мире! Ура! – доносился из громкоговорителя голос ведущего.

– Ура! Ур-а-а! Ура-а-а! – отвечали многочисленные колонны демонстрантов.

Этот праздник кировчане любили, наверное, за то, что в конце апреля – начале мая природа оживала. Школьники в руках несли украшенные разноцветными бумажными цветами веточки берёзы, старательно «выращенные» в воде за две недели до праздника. Наблюдать за тем, как раскрываются почки и появляются молодые клейкие листочки, – для Люды не было занятия увлекательнее. После демонстрации все расходились. Кто-то спешил в лес на пикник, кто-то – в парк на массовое гулянье, молодёжь – беззаботно разгуливала по улицам, а вечером собиралась у единственного в городе Дворца культуры на танцы, которые для семнадцатилетней Людмилы по-прежнему оставались запретным плодом. Отец не изменил мнения – никакого отвлечения на пустяки.

Первого мая 1977 года девятиклассник и старшая пионервожатая, впервые ни от кого не скрываясь, шли по центральной улице города – Пролетарской – в сторону Нижнего и о чём-то говорили. На небольшом расстоянии от них прогуливалась другая пара: её подруга по спортивной секции Люба Авдеева и любимец девушек из 9 «б» Игорь Луковцев. Он был весёлым, беззаботно-радостным – это как раз и смущало вожатую. Легковесное отношение к жизни она считала большим недостатком. Гена, как никто другой, соответствовал её мировосприятию. И она решила: он – её избранник … немногословный, серьёзный, да и внешне привлекательный.

Каждый день она уже с нетерпением ждала его появления в «Пионерской», а вечерами встречались недалеко от школы. Почти в одно и то же время Гена подъезжал на велосипеде. Длинноволосый, в стильном джинсовом костюме, он проявлял чудеса вождения, вызывая неподдельный интерес девушки.

– Привет! – он поднимал руку вверх и, рассчитывая на положительный ответ, спрашивал: «Погуляем?!».

Люда с радостью соглашалась. Куда идти – ей было всё равно, только бы родителей не встретить. За несколько дней они успели исходить город и его окраины вдоль и поперёк. В небольшом провинциальном Кирове с населением шестьдесят пять тысяч человек – это несложно. Летом живописные берега у озера на Верхнем и у реки Болвы на Нижнем были излюбленными их местами. Редкими зимними вечерами, когда удавалось уйти из дома под разными предлогами, «Ромео и Джульетта» прогуливались вдоль забора, который отделял пешеходную тропинку от городского кладбища, и невольно пугали редких прохожих. Никому в голову не приходило, что здесь могут встречаться влюблённые.

Однажды молодая пара потеряла бдительность. Увлечённые друг другом, они оказались у реки и так простояли бы до утра, если бы … Этот эпизод Людмила будет вспоминать как страшный сон. Правду говорят, счастливые часов не наблюдают. Обнявшись, они горячо целовались, и казалось, что на этой земле, кроме них, никого нет. Тепло разливалось по всему телу. Но мысль о том, как отреагирует отец на её увлечение, опускала с небес на грешную землю. Шума подъехавшего УАЗика Люда не услышала. Только от света фар вздрогнула и поняла, что тайна вот-вот станет явью.

– Папа, – с дрожью в голосе произнесла она. – До завтра! – быстро попрощалась и побежала к мосту.

– Интересно, отец узнал нас? – она долго не могла поднять глаза, когда все собрались на ужин. Губы у неё болели от горячих поцелуев. Ей было стыдно. Обо всём сразу догадалась сестра, чуть позже – мама. Они-то и спасли, казалось бы, безвыходную ситуацию, да и Георгий Тимофеевич пришёл с работы в хорошем расположении духа.

Со временем старшая пионервожатая, вспоминая об объекте обожания, ловила себя на мысли: а стоит ли так далеко уезжать на учёбу, тем более что на окраине Брянска, всего в двух с половиной часах езды на автобусе от Кирова, год назад открылся педагогический институт?! Эта идея пришлась по душе маме, но не отцу.

– Решение поступать в университет никто не отменял, – безапелляционно заявил Георгий Тимофеевич, раздосадованный желанием дочери резко изменить планы.

– Пусть попробует, – вмешалась мама.

Отец промолчал, быстро вышел из комнаты. После этого его редко видели в хорошем настроении. А Люда продолжала делать вид, что её волнует только учёба. Она зубрила обязательные темы по английскому языку, повторяла русский. Вместе с Геной их часто видели в городской библиотеке. Вожатая помогала ему писать школьные сочинения. Читали дополнительную литературу. Вскоре, к радости учителей, Гена стал «хорошистом», а по физике и вовсе – «отличником».

Желание учителя понравиться Людмиле с появлением юного конкурента только усилилось. Он ставил её поклоннику пятёрки, и было, за что. Юрий Капитонович оценил желание будущего выпускника стать если не лучшим, то одним из них. В какие-то моменты казалось, что он смирился с появлением «вздыхателя», так он называл всех, кто проявлял к Людмиле интерес. По его собственному признанию, надежда покорить сердце вожатой таяла день ото дня. Он видел счастливых молодых людей, и на лице появлялась грусть. В этот момент учитель производил впечатление безутешного. Его хотелось пожалеть, но именно в такие моменты физик, как птица Феникс, – символ вечного обновления – «возрождался из пепла», становился сильным, гордым и независимым. Он погружался с головой в учебный процесс, творил … Тогда и появлялись его всевозможные «придумки».

Людмилу «невнимание» учителя задевало, оттого с ещё большим желанием она старалась ему досадить. Физик это чувствовал и не собирался менять правила игры. Только через несколько лет он признается, как тяжело переживал появление Гены. Что творилось у него в душе, знал он один.

Юрий Капитонович изо всех сил старался не показывать виду и по-прежнему с обожанием относился к своей любимице: интересовался, чем живёт вожатая, какие волнуют проблемы, и всегда вызывался помочь. Час истины наступил неожиданно, в самый, казалось, неподходящий момент: в день смерти учительницы по биологии Розалии Борисовны Толпыгиной, которая несколько лет была классным руководителем у Людмилы.

Она долго болела. Высокая, среднего телосложения, ходила по школе всегда с горделивым видом. В какие-то моменты ребята замечали, как у неё начинался нервный тик – непроизвольное судорожное подёргивание головой. В её сумочке всегда находились сердечные капли, по запаху ребята безошибочно определяли, когда «биологиня» принимала успокаивающее средство – «корвалол». Старшеклассники пользовались добротой учительницы. Мало, кто учил её предмет. Чаще всего урок превращались в очередной «классный час»: после занятий никому не хотелось оставаться в школе. Как ни пыталась Розалия Борисовна заинтересовать ребят, у неё ничего не получалось.

– Вот бы нам физика – в классные! – мечтали они.

На похороны учительницы Юрий Капитонович и вожатая приехали вместе. Розалия Борисовна жила недалеко от железнодорожной станции «Фаянсовая». Людмила глазам не поверила, увидев, как скромно жила их «классная». На стенах – полки с книгами, специальной литературой. В квартире стоял всё тот же, до боли знакомый, запах сердечных капель. Гроб с телом вынесли через окно – дверь оказалась слишком узкой. На кладбище несколько человек сказали много добрых слов об усопшей. Но запомнилась речь физика.

– Учитель должен любить своё дело и отдаваться ему без остатка. Розалии Борисовне это удалось.

Людмила не заметила, как покатились слёзы. И ей первый раз не было стыдно.

– Смогу ли я пожертвовать всем ради своей профессии? – спросила она себя.

В тот момент она ещё не знала ответа. Физик подошёл к ней незаметно, нежно коснулся плеча и, как обычно под очередным предлогом, предложил ей заехать в школу.

– Зачем это нужно учителю? – атмосфера прощания с «биологиней» сделала своё дело.

Минут через двадцать они уже шли по пустым школьным коридорам в направлении кабинета физики. Вдруг она почувствовала, как земля ушла из-под ног. Учитель поднял её на руки и … закружил. Людмила опешила от испуга. Но ей хватило сил вырваться.

– Всё равно тебя сильнее любить никто не будет! Ты – смысл моей жизни! – уже вслед уходившей девушке крикнул он.

Сбегая по ступенькам, девушка чуть не упала. Сердце билось через раз. Вечером, встретив Гену, забыла обо всём на свете. Однако слова физика запали в душу.

Приближалось время поступления в институт. Юрий Капитонович сделал очередную попытку уговорить любимую ученицу попробовать свои силы на физико-математический факультет.

– Я тебе помогу подготовиться! – предлагал он. – Ты знаешь основы предмета, много времени не потребуется?!

– Физика нравится, но связывать судьбу с цифрами не хочу, – категорично заявила Людмила.

Учитель расстроился – повод, который позволял ему видеться с вожатой, исчез, как снег в тёплый мартовский день. Он понимал: настанет время, и пути их больше не пересекутся, но, положившись на волю судьбы, предпринимать ничего не стал.

– Значит, так надо! – решил для себя физик, и снова у него на первом плане был учебный процесс.

Идея поступать в Брянский педагогический институт оказалась слишком назойливой. Людмила засыпала и просыпалась с мыслью: стоит ли жертвовать учёбой в северной столице ради любимого?

– Дочь – перед выбором! – догадался отец. – Пусть пробует! – решил он для себя. – Не поступит, тогда точно поедем в Ленинград!

Говорят, предначертанное судьбой, изменить нельзя, разве что внести коррективы. Сдавать вступительные экзамены Людмила поехала с Леной Захаренковой, которая училась в этой же школе и была на год моложе. Узнав, что вожатая собирается в Брянский пединститут, проявила интерес и почти каждый день навещала её в «Пионерской». Людмила, как и подобает будущему педагогу, охотно делилась с ней знаниями, подсказывала, какие темы по английскому языку следует готовить, на какие вопросы по русскому языку искать ответы. Имея опыт, пусть и не совсем удачный, в сдаче экзаменов, она предостерегала свою подопечную от ошибок. Каково же было удивление, нет, скорее всего, разочарование, когда Людмила узнала о том, что её землячка прошла по конкурсу на исторический факультет, а она – нет. По английскому языку, пусть и непрофильному предмету, Людмила получила четверку, Лена – «отлично». Неудаче дочери радовался только отец.

– Слава Богу! – сказал тогда ещё не верущий в Него Георгий Тимофеевич. – Нет худа без добра!

Только сияющие глаза папы и близость любимого помогли девушке пережить неудачу. Через несколько дней она снова села за учебники. Свою помощь предложила школьная учительница английского языка Нелли Степановна Фёдорова. У вожатой с ней сложились особые отношения. Несмотря на разницу в возрасте, они дружили. Когда-то «англичанка» работала в Мурманском пароходстве, принимала радиотелеграммы на английском языке, это ей пригодилось. Она знала грамматику, неплохо была поставлена разговорная речь. Два раза в неделю Людмила приходила к ней домой заниматься. Поступление вожатой на подготовительное отделение Ленинградского государственного университета имени А.А. Жданова, так называемый «рабочий факультет», она посчитала делом чести.

Гена провожал Люду, встречал … Они делились новостями, шутили, играли в баскетбол … Находиться вместе – для них было верхом блаженства!

Привязанность друг к другу крепла день ото дня, а с ней – чувство собственности. С особой силой оно проявилось в одном из походов. В конце учебного года учитель по начальной военной подготовке Александр Иванович Клименко собирал старшеклассников на природе. У него было две цели: отдохнуть, а заодно проверить, как ребята усвоили материал и подготовились к приближающимся соревнованиям по гражданской обороне – на скорость надеть противогаз и химкомплект, установить палатку, с одной спички зажечь костёр, наловить рыбу и сварить уху. Иногда к ним присоединялся тренер по баскетболу Александр Фёдорович Ефимочкин. Желающих посидеть у костра – хоть отбавляй. Костяк – почти все, кто играл в баскетбол, и примкнувшие к ним. Заранее обговаривали место для похода, меню, форму одежды … Все понимали: дождь в любой момент мог расстроить планы, поэтому искренне радовались, когда в этот день светило солнце.

– Кто хочет в поход с двумя ночёвками на Десну? Ехать два с половиной часа на поезде! – спросил военрук.

– Мы! – хором закричали старшеклассники и принялись составлять список необходимых вещей.

Им хватило половины дня, чтобы сняться с места и к вечеру прибыть на станцию Фаянсовая, с которой уходил поезд по направлению к границе Калужской и Брянской областей. Шумная компания подростков вошла в дурно пахнущий общий вагон, выкрашенный в неприятный коричневый цвет. Но это не испортило настроения. Путешествие в кругу друзей настраивало на долгие разговоры. «Ромео и Джульетта» пытались скрыть свои тёплые отношения – Гена подсел к ребятам, Люда расположилась за столиком, за которым без умолку трещали подруги. Только очень наблюдательный человек мог заметить, с какой нежностью они иногда посматривали друг на друга. За разговорами время пролетело незаметно. Поезд остановился на каком-то полустанке, окружённом смешанным лесом.

– Приехали! – то ли с радостью, то ли с сожалением сказал военрук. – К передвижению походным порядком готовы? Шагом марш! – по-военному скомандовал Александр Иванович.

Строем они дошли до первого препятствия – реки, которую перешли вброд. Не все вышли сухими из воды, но никто не роптал. Люда несла пакет с трёхлитровой банкой сметаны, тяжесть которой ощущала только она. В надежде, что ей поможет Гена, дошла до места первого привала. Однако так и не дождалась знаков внимания. Джентльменские качества он проявил по отношению к другой девушке – Вере Наумкиной из 10 «а», игравшей в баскетбол за сборную школы. Вспыхнула ревность!

– Почему ей? В целях конспирации? – спрашивала она себя, едва сдерживая слёзы.

– Не обращай внимания, – опешила невозмутимая Люба Авдеева.

Только через десятки лет Людмила поймёт: это была первая божья весточка – «не твой!».

В походе Гена практически не спал. Он себя прекрасно ощущал в роли «кострового». В одну из таких ночей они остались с вожатой наедине. Тихо сидели у костра, смотрели на жёлтые языки пламени, слушали ночное пение птиц и не на шутку разошедшихся лягушек.

– Ква-а-а, ква-а-а, ква-а-а! – грудным голосом «веселушки» издавали звуки, по которым Люда могла определить: завтра будет хорошая погода.

От назойливых комаров спасли химкомплекты. Только так они смогли справиться с поручением военрука – начистить ведро картошки. Выяснять отношения никому не хотелось. Гена подкладывал хворост. Из лесу принёс несколько осиновых кольев и что-то начал сооружать у костра.

– Через месяц тебе исполнится шестнадцать лет! – решила похвастаться Людмила знанием биографии своего возлюбленного.

– Нет, День рождения у меня сегодня! – спокойно произнёс он.

– В твоей комсомольской учётной карточке стоит дата – 13 июля 1961 года – продолжала вожатая.

– Там – ошибка! – так же спокойно отреагировал Гена.

Вожатая не растерялась. Она сходила в палатку, что-то достала из рюкзака и вернулась. На протянутой руке лежал небольшой брелок для ключей. Он стал её первым подарком. «Новорождённый» поблагодарил за знак внимания и, словно оправдываясь, рассказал о том, почему помог не ей, а другой девушке. Как и предполагала Людмила, – в целях конспирации.

– Глупо! – подумала она про себя. Но ей понравилось признание, тем более она его об этом не просила.

Только в поезде на обратном пути не спавший три дня и три ночи Гена заснул. Она украдкой наблюдала за ним. Ребята играли «в подкидного дурака», а он всё искал какую-то карту – видно было по всему – уже во сне.

Дела пошли в гору. Георгий Тимофеевич и не подозревал, что младшая дочь влюбилась, – так она мастерски усыпила его бдительность. Но когда-то тайное становится явным. Об отношениях Люды и Гены он всё-таки узнал. Произошло это неожиданно. Чтобы подготовить документы для поступления, требовались бумаги из заводоуправления: подтверждение рабочего стажа, характеристика … С будущим свёкром, невысокого роста и худощавым мужчиной, Людмила столкнулась в отделе по технике безопасности. Как потом выяснится, он был хорошо знаком с Георгием Тимофеевичем. Охотно рассказал о своём сыне, который учился на подготовительных курсах при Московском автодорожном институте (МАДИ). Заметив чисто внешнее сходство с Геной, Люда поняла: речь идёт о том, кого она любит. Вечером «Ромео и Джульетта» долго об этом говорили и смеялись – радовались жизни.

23. «Рабфак»

Лето пролетело как один день. Людмила нередко ловила на себе пристальный взгляд отца. В нём читалось: скоро экзамены. Принимали документы с первого октября по двадцатое ноября. Неделя – на вступительные испытания. Зачисление в число слушателей и начало занятий – с первого декабря. Срок обучения – семь месяцев. Временные рамки не позволяли расслабляться. Но чтобы поступить на «рабфак», требовались не только производственный стаж менее года, но и успешная сдача экзаменов. На подготовительном отделении при университете тоже был конкурс – несколько человек на место. На исторический факультет – самый большой. По счастливому стечению обстоятельств, Людмила встретилась в коридоре с высокой, коротко стриженной, седовласой женщиной. Она почему-то обратила внимание на расстроенную провинциалку.

– На какой факультет поступаете? – низким голосом актрисы Татьяны Васильевой спросила она.

– На исторический! – уже не так уверенно, как раньше, ответила Людмила. По гримасе абитуриентка поняла: выбор неправильный.

– Член партии? – в её голосе ещё слышалась надежда.

– Нет! – подписала себе приговор Людмила.

– Тогда не стоит сдавать документы. На факультет принимают только членов КПСС, – сказала, как отрезала, (выяснится позже) преподаватель философии. И тут же спросила:

– Писать умеете? Тогда поступайте на факультет журналистики, – посоветовала она.

– Но там нужны творческие работы? – отчаялась Людмила.

– Для поступление на рабфак – не обязательно, – поспешила утешить восемнадцатилетнюю девушку философиня. – Главное – сдать английский и пройти творческий конкурс.

Ещё раз с тёзкой, Людмилой Ивановной, так звали эту женщину, она встретится на первом курсе. Та будет преподавать журналистам философию.

– С кем посоветоваться, какой сделать выбор? – девушкой овладело смятение.

Папа уже уехал в Киров, сестра – на занятиях. Подсказал ей внутренний голос: была не была! Людмила нашла приёмную комиссию, отдала все свои документы, узнала расписание экзаменов и вернулась в общежитие, где поджидала Лена. Она уже нервничала. Увидев сестру, накинулась с упрёками.

– Ты где была так долго? – чуть не плача, спросила она.

– Подавала документы, – важно ответила сестра.

– На исторический? – больше для проформы поинтересовалась Лена.

– Не-а! На факультет журналистики! – Людмила расхохоталась.

– Ну, и шутки у тебя! – она облегчённо вздохнула.

– Я не шучу! – уже серьёзно ответила абитуриентка.

Лена стала расспрашивать: что да почему?

– Ты писать-то умеешь? – с участливым любопытством спросила она.

Этого вопроса Людмила боялась больше всего. Он приводил её в состояние паралича.

– Сама знаешь: в школе – сочинения! – погрустнела она.

– Документы приняли, теперь осталось сдать экзамены, – поспешила утешить Лена.

В приёмной комиссии подсказали: экзамены принимают в пригороде, недалко от Старого Петергофа – платформа «Университет». Ехать за тридевять земель, конечно, не хотелось, тем более в неизвестное место. Но делать было нечего. Ноябрьским морозным утром сёстры вышли из общежития. Перекусили в студенческой столовой, расположенной на Лесном проспекте, 65. Этот завтрак Людмила запомнит. Твёрдый, как камень, холодный бифштекс и такой же кефир стали в горле комом. Но уничижительный взгляд сестры быстро вернул её к жизни.

– Надо поторапливаться! – таким же холодным, как завтрак, голосом скомандовала сестра. Люда подчинилась. В душе поселился страх: темнота, неизвестность, экзамен …

Ещё одна неприятность, случившаяся с абитуриенткой, стала последней каплей в чаше терпения. Завернув за угол здания, Люда поскользнулась, упала. Слёзы брызнули из глаз – не от боли, от досады. Поднимаясь с колен, она сумела разглядеть в темноте дырку на капроновом чулке.

– На самом видном месте! – раздосадованно произнесла Людмила.

Казалось, её горю уже никто не поможет и короткая коричневая юбка с глубокими крупными складками – тоже. В пригородной электричке ехали молча. Сестра отрешённо смотрела в окно. А Людмила, прикрывая рукой дырку на чулке, – в пол. Сорок пять минут ей показались вечностью.

– Где бы раздобыть иголку с ниткой?! – вопрос остался без ответа.

Вышли на платформу, когда уже почти рассвело. Нечёткость в очертаниях стала её союзницей. Студенческий городок представлял собой огромную строительную площадку с двумя высотными из красного кирпича зданиями. Досматривали последний сон башенные краны и другая внушительных размеров техника. Люди с электрички вереницей потянулись к новому корпусу. Уже в раздевалке, без стеснения (деваться было некуда), Людмила обратилась к гардеробщице с просьбой одолжить нитку с иголкой.

– У меня только чёрная! – предупредила она.

Выбирать не приходилось. Взяв с благодарностью катушку, зашла в женский туалет и, не снимая чулок, принялась шить. Минут через пять вернулась к сестре. На огромном стекле они прочитали объявление: «Вступительные экзамены на рабфак – на втором этаже» и последовали туда, куда указывала жирная чёрная стрелка.

У небольшой аудитории кучковались молодые люди, но не школьники. В плохо освещённой комнате разместились человек двадцать. Вошёл преподаватель и объявил о первом испытании – творческом конкурсе: в любом журналистском жанре раскрыть предложенную тему. Одна из них – «Вверх по лестнице, ведущей вниз» – явно смутила Людмилу. Она минут десять пыталась понять: что бы это значило, но решила остановиться на более прозаичном выборе – «Молодым везде у нас дорога …». О жанрах провинциалка знала не так много: интервью, репортаж … Решила написать «сочинение» на свободную тему – рассказать о своих трёх двоюродных сёстрах Батуриных, которые строили БАМ – Байкало-Амурскую магистраль. За грамотность изложенного Людмила не переживала. Раскрыла тему или нет? – единственное, что её волновало. Вернувшись в общежитие, поделилась с сестрой.

– Когда будут известны результаты? – сразу спросила она.

– Через три дня! – с грустью ответила Людмила. Страх за написанное не покидал её ни днём, ни ночью.

Впереди – второй экзамен – английский язык. На этот раз она доехала до станции «Университет» без приключений и без сопровождения сестры, оттого чувствовала себя гораздо увереннее. Задание по иностранному языку не показалось сложным: рассказать о себе, раскрыть доставшуюся по билету тему и перевести текст. Принимал английский Борис Александрович Шаров. Мужчина привлёк к себе внимание провинциалки своей интеллигентностью: стыдливый взгляд, коротко стриженая бородка …

На подготовку Людмила потратила несколько минут: спасибо школьной учительнице. По выражению лица Бориса Александровича трудно было понять, какое впечатление произвёл на него ответ. Но, простившись с преподавателем, она вышла из аудитории в настроении. Вечером рассказала сестре о том, как прошёл экзамен.

Для поступающих на рабфак придумали ещё одно испытание – собеседование. Нужно было объяснить, зачем ты идёшь на факультет журналистики и сделать это в оригинальной форме.

– Зачем иду? – спрашивала себя Людмила и не находила ответа.

Первоначально у неё даже мысли о журналистике не было. На собеседовании она встретилась с преподавателем английского языка, благодаря которому (по крайней мере, ей так показалось) её зачислили на подготовительное отделение. Результаты экзаменов: «отлично» Борис Александрович поставил по английскому, творческую работу оценили так: пять – за грамотность, три – за содержание.

– Что же Вы газетные вырезки с собой не привезли или фотографии? – сокрушался он.

– В условиях приёма говорилось, что это не обязательно, – чуть слышно произнесла Люда и едва не заплакала.

– Ждите результатов! – сказал ей секретарь партийной организации факультета.

Уже тогда Людмила поняла: не прошла!

На следующий день сестра провожала её на Московском вокзале. В очередной раз поезд №200 сообщением Ленинград – Брянск увозил провинциалку из северной столицы.

– Отец снова расстроится, – решила она и предалась воспоминаниям.В Кирове её ждал Гена.

24. В ожидании чуда

Так Люда назовёт время с начала сдачи вступительных экзаменов на рабфак до зачисления.

– Как сама-то думаешь, пройдёшь? – продолжали спрашивать знакомые.

Старшая вожатая старалась избегать встреч с теми, кто знает о её неудачах, чтобы лишний раз не расстраиваться, выслушивая соболезнования. Она снова ушла с головой в работу. Единственный человек, который искренне радовался возвращению пионервожатой, – физик.

– Добро пожаловать в родную школу! – не скрывая восторга, приглашал Юрий Капитонович.

Он понимал: ещё, как минимум, месяц – столько оставалось до объявления результатов – будет встречать человека, ради которого жил. Гена радовался тихо. Они по-прежнему встречались каждый день: бродили, веселились и грустили, обнимались и целовались, как в последний раз … Вероятность разлуки даже на день их пугала.

Наступил декабрь. Во времена, когда отсутствовали сотовые, с человеком из другого города можно было пообщаться по междугородной связи. Однажды в дом пришёл почтальон и попросил маму расписаться за телеграмму, в которой сообщалось: «Приглашаетесь на телеграф для разговора с Ленинградом».

– Лена вызывает на переговоры, – у неё от страха ёкнуло сердце. – Интересно, что скажет сестра?

Люда не спала всю ночь, вопрос: поступила или нет, доводил до исступления. На следующий день, едва дождавшись вечера, она с родителями отправилась на телеграф, который находился в центре города. Она места себе не находила – сидеть на стуле не могла. Ходила туда-сюда. Ожидание показалось вечностью.

– Ленинград, пятая кабина, – неожиданно объявила казённым голосом телефонистка.

Это единственное, что запомнила Людмила. Трубку взял папа.

– Я в списках? – ей не терпелось знать ответ.

Георгий Тимофеевич передал трубку. По выражению лица она ничего не поняла. И тот же вопрос задала Лене.

– Ты – в списках! – радостно объявила сестра.

– Ты не ошиблась: с нами поступала Лариса Степаненкова?! – Люда поверила в успех не сразу.

Через какое-то мгновение, тихо сползая по стене переговорной кабинки, она поняла: поступила! Бросилась обнимать отца.

– Молодец, Людмилка! – едва сдерживая слёзы, произнёс Георгий Тимофеевич.

Она наконец-то заслужила похвалу. Мама, как всегда, стояла в сторонке и мило улыбалась. Было заметно: камень с сердца упал.

Людмила плохо помнила, как дошла до дома. Ей почему-то не хватало воздуха. Вспомнился случай из детства, когда, играя в прятки, соседские мальчишки закрыли её, шестилетнюю девочку, в большом металлическом ящике для хранения газовых баллонов. Стало трудно дышать, её охватила паника. Она изо всех сил позвала на помощь. На выручку пришла старшая сестра.

– Что ты тут делалала? – с явным недовольством спросила Лена.

– Меня ребята закрыли, – громко всхлипывая, произнесла девочка.

– Следующий раз будешь знать! – Люде пришлось выслушать сестрино нравоучение. «Затворница» вскоре успокоилась, но боязнь замкнутого пространства (клаустрофобия) осталась. Она не решалась ездить в лифтах, избегала маленьких помещений и старалась не оставаться долго в закрытом автомобиле.

На радостях от приятного известия о зачислении на подготовительное отделение мама устроила пир на весь мир. Путь – из кухни – в подвал и обратно – она преодолевала с лёгкостью девочки. Улыбка не сходила с лица. Отец принял что-то сердечное и тихо лежал на диване. Он пытался осмыслить произошедшее. На его лице застыла улыбка.

Теперь меня точно отпустят гулять! – подумала Люда.

Ей не терпелось поскорее незаметно выскользнуть из дому и сообщить приятную весть своему возлюбленному. Гена ждал её в условленном месте. В темноте она заметила, как от школьного забора отделилась чья-то фигура. Через минуту она узнала его.

– Представляешь, я поступила! – не скрывая радости, она бросилась к нему на шею.

Гена, как и прежде, нежно обнял её. Лишь при свете фонарей она заметила в его глазах мимолётную грусть.

– Ты расстроился? – Люда поспешила его успокоить. – Я так долго к этому шла?!

Она ещё не думала о том, как будут строиться их отношения, когда поезд Брянск – Ленинград разлучит их снова. В этот момент в её душе боролись два чувства: радость от заманчивых горизонтов и страх потерять любимого.

– Ты будешь ко мне приезжать. Я разузнаю про Ленинградские вузы. Мне хочется, чтобы мы учились вместе, – продолжала рисовать перспективы «Джульетта».

– А если я не поступлю? – спросил он в надежде, что Людмила снова его успокоит.

– Подготовимся! – сказала она решительно. – Не переживай! Всё будет хорошо, это я точно знаю.

Людмила первый раз в жизни гуляла без боязни встретиться со знакомыми. Ей уже не надо было объяснять причины неудач. Она наслаждалась вкусом победы, вспоминала, как непросто дались вступительные экзамены. Домой вернулась за полночь. Это был второй случай, когда влюблённые потерялись во времени. О первом рассказывала всегда с трепетом.

Однажды тёплым летним вечером они отправились на своё излюбленное место для прогулок – на берег «Верхнего» озера, недалеко от пионерского лагеря «Чайка», принадлежавшего Кировскому чугунолитейному заводу. Счастливые часов не наблюдали. Если прохожих становилось меньше, значит, время приближалось к одиннадцати ночи. Когда заканчивались танцы в городском ДК, молодёжь высыпала на улицы, был слышен звонкий смех, обрывки непридуманных рассказов. «Ромео и Джульетта» понимали: скоро расставаться. Так получилось, что, разговаривая о том о сём, они не заметили, как пролетело «контрольное» время. Когда вышли из городского парка, на улицах было пустынно.

– Странно, никого нет! – ей показалось, что сердце вот-вот выпрыгнет из груди.

– Наверное, ещё все на танцах, – предположил Гена.

Они ускорили шаг.

– Мне теперь точно достанется! – Люда расстроилась. – Ты меня не провожай, я как-нибудь доберусь, – больше за него, чем за себя, переживала вожатая.

– Нет, давай до школы – вместе! – сказал он. – Там до моста – рукой подать, а в Заречье ты, как рыба в воде.

– Хорошо, – согласилась Людмила.

Они уже не шли – бежали. Через несколько минут, оказавшись у школы, попрощались. Ей ничего не оставалось, как пуститься вприпрыжку домой. Пробегая по улице Кирова, считавшейся в городе самой просторной, не заметила, как её окликнули: «Куда ты так торопишься?». Минутой позже до неё дошло: это голос Лены. Приблизившись, она увидела улыбки на лицах мамы и сестры.

– Отец не знает, что мы пошли тебя встречать! – в один голос поспешили сообщить они.

– Слава Богу! – Люда вздохнула с облегчением и принялась рассказывать, как они с Геной гуляли и как им было хорошо. Впервые «Джульетта» решилась кое-что рассекретить.

– Как здорово, когда есть мама и сестра! – подумала она и погрузилась в безмятежный сон. Ночные похождения молодых людей Нина Михайловна пообещала держать в тайне.

До отъезда оставалось немного. Людмила считала дни, оттого всё происходящее воспринимала восторженно и в то же время с грустью. Влюблённые гуляли по «своим», ставшими такими родными, местам. И если она щебетала, как птичка, выдавая своё отличное настроение, то «Ромео» всё больше молчал или тихо улыбался – так он реагировал на свою спутницу-фантазёрку.

Отец, по его же выражению, «отпустил поводья» – дочь это почувствовала, но с трудом поверила в своё счастье.

– Надолго ли? – задавалась она вопросом.

И тут же начинала мечтать, как будет жить без родительской опеки. Это ей казалось таким заманчивым! Только по прошествии времени поймёт: насколько иллюзорными были её представления о жизни! Чем меньше оставалось до отъезда, тем длительнее становились свидания «Ромео и Джульетты» – им не хотелось расставаться, они были счастливы и несчастны одновременно! В минуты, когда Людмила оставалась одна, мысленно паковала чемодан. Вещей получалось много – она ехала в северную столицу зимой!

И всё-таки день расставания наступил. Слушательница подготовительного отделения проснулась ни свет, ни заря. Она уже почувствовала реальную ответственность: успеет ли собраться?! Поезд отправлялся в 18 часов – времени было более чем достаточно, но она заторопилась. В ней по-прежнему боролись два чувства: счастья – от предстоящей свободы и боли – от скорого расставания с любимыми родителями, домом, почему-то ставшим для неё вдруг таким родным, и возлюбленным.

– Странно, почему человек всегда должен выбирать?! – то ли спрашивала, то ли утверждала юная особа.

В этот момент ей вспомнилась сказочная повесть Александра Волкова «Волшебник изумрудного города», маленькая Элли, её желание перенестись с домиком-фургоном в загадочный город.

– Хочу, как в сказке, взять дом, родных мне людей и в мгновенье ока очутиться в северной столице, – продолжала грезить девушка до тех пор, пока не раздался бой часов.

– Один … – принялась считать она удары, но часы как будто остановились. От тишины забилось учащённо сердце. Она бросила взгляд на циферблат и ужаснулась: за мечтами не заметила, как пролетело время. До отправления оставалось пять часов. Быстро достала из шкафа кожаную чёрную сумку и принялась складывать вещи. Успела до наступления сумерек.

– Детка, собралась? Всё положила? Паспорт? Деньги спрячь подальше. Оставь мелочь расплатиться за бельё в поезде, за чай да на метро приготовь, – беспокоилась Нина Михайловна.

Люда видела, как переживает мама. Во всём соглашалась, на вопросы отвечала утвердительно или кивала головой.

– Будь похитрее, с незнакомыми не разговаривай, – продолжала мама. Но дочь наставлений не слышала.

– Интересно, Гена приедет на вокзал? А вдруг опоздает? – её больше всего волновали эти вопросы.

До автобусной остановки было по меркам провинциального городка недалеко – пятнадцать минут ходьбы. Вниз – под горку к реке Песочне, через деревянный мост, мимо городского кладбища, где они любили гулять по вечерам с «Ромео», затем снова – в гору. И только пятьсот метров – по прямой, по улице Кирова, мимо аптеки и школы, где она училась десять лет. Остановка называлась «Площадь Победы». В центре установлена каменная стела в память о солдатах и офицерах, защищавших Родину в годы Великой Отечественной войны, и противотанковая пушка. 4 октября 1941 года город был оккупирован немецко-фашистскими войсками. Через пятнадцать месяцев – освобождён 330-й стрелковой дивизией десятой армии Западного фронта под командованием Георгия Жукова в ходе Ржевско-Вяземской операции. В Кировском районе сорок три захоронения и братских могил, сорок памятников и мест, связанных с событиями Великой Отечественной войны. У местных жителей – бережное к ним отношение.

Транспортное сообщение Киров – Фаянсовая было ненадёжным. Поездку на такси мало кто мог себе позволить. Автобус ходил редко, поэтому втиснуться в него считалось большой удачей. Чемоданы, сумки, мешки … стояли в проходе, создавая неудобства для пассажиров, кому сидячих мест не хватило. А если кондуктор попадался внушительных размеров – начиналась перепалка: не задев, было не пройти, а передавать за проезд хотел не каждый. Чтобы успеть на поезд, выходили за полтора-два часа заранее. Однако ожидание на вокзале тоже требовало выдержки и терпения. Запах! Он настолько был специфическим, что казалось, люди, находившиеся в зале, сожалели о способности различать ароматы! Кресла из жёлтых со временем превратились в тёмно-коричневые, поэтому, когда подавали состав, уже никто не обращал внимания на такую малость, как запах из туалета. Весь вагон сочувствовал тем пассажирам, которым предстояло провести четырнадцать часов у отхожего места. Но люди и этому радовались. Говорили, не купить билет на поезд, а достать.

– Билетов нет! – как заученное стихотворение повторяли кассиры, когда бы ни обратился.

Однако на перрон выходили люди с приготовленными для проверки документами. Чаще всего – в плацкартные вагоны. Удача сопутствовала тем, кто приобретал билеты за сорок пять дней или за час до отправления, когда аннулировали бронь. Пассажиров с «железными» нервами было немного! Остальные билеты «расходились» по знакомым, родственникам или «нужным» людям. В день отъезда можно было трижды ощутить себя самым счастливым человеком!

«Ромео» появился за полчаса до отправления поезда. Новоиспечённая абитуриентка стояла с мамой у сумки и пакета с едой на дорогу.

– Люда, что же Гена такой худенький, ножки тоненькие?! – Не удержалась от комментария Нина Михайловна, увидев юношу.

– Были бы кости, а мясо нарастёт! – пошутила Людмила.

Только тридцать лет спустя, «Джульетта» поймёт: так мама в очередной раз давала понять – со второй половинкой не следовало торопиться. Но в этот раз она лишь отмахнулась.

– Дочь для себя всё решила! – подумала мама. – Может быть, Ленинград повлияет на её выбор? – пыталась успокоить себя умудрённая жизненным опытом женщина.

«Ромео и Джульетта» стояли на перроне и, казалось, никого не замечали вокруг. Он, как всегда, молчал и растерянно улыбался, она подбадривала его обещанием, что до Нового года меньше трёх недель и что скоро они увидятся.

– Уважаемые пассажиры! Будьте осторожны – на первый путь прибывает поезд №199 Брянск – Ленинград, – неожиданно раздался визгливый, оттого неприятный, голос из репродуктора. Людмила вздрогнула.

– Почему так мало стоит поезд? Всего двадцать минут! – сокрушалась она, увидев растерянный взгляд своего возлюбленного.

В этот момент ей хотелось сказать самые лучшие слова ему и маме, которая старалась незаметно смотреть на их прощание, трогательное до слёз. Казалось, ещё чуть-чуть, и она не выдержит.

– Проходите в вагон, – обратилась к ним проводница. Мама подошла к ним, чтобы сказать напутственные слова.

– Деточка, если в вагоне холодно, одеяло попроси, чайку выпей горячего … аккуратнее будь! – продолжала Нина Михайловна.

Запах креозота, исходивший от шпал, который ей нравился с детства, только усилил боль расставания. Гена взял сумку и поднялся по ступенькам в вагон.

– Лена тебя завтра встретит! – неловко обнимая дочь, успокаивала мама.

И тут Люда расплакалась, как маленький ребёнок, которого незаслуженно обидели. Не смогла скрыть своих слёз и Нина Михайловна.

– Провожающие, просьба освободить вагон, до отправления остаётся пять минут, – раздался властный голос проводницы.

В тёмной шерстяной шинели и шапке-ушанке она походила на солдата первой мировой. Попробуй такую ослушаться! «Ромео» обнял свою «Джульетту», нежно поцеловал в губы и заспешил к выходу. В тот момент ей показалось, что земля медленно стала уходить из-под ног, но через мгновенье поняла: тронулся поезд. Она помахала в окно, но в темноте не смогла различить среди провожающих своих родных. Ей было стыдно за слёзы, которые предательски катились по щекам. Казалось, все пассажиры смотрят на неё. Но не тут-то было. Кто-то уже доставал продукты на ужин, кто-то застилал постель … Только вспомнив о том, что в Ленинграде её будет встречать сестра, Люда успокоилась и стала готовиться ко сну.

– Тук-тук, тук-тук, тук-тук, – её сердце стучало в такт колёсам.

Какое-то время она мысленно перелистывала дневник, вспоминала о встречах с возлюбленным всегда ярких и трогательных. Пионервожатая, как и полагалось по статусу, была генератором идей: порой, казалось, безумных. Но Гена всегда охотно поддерживал их.

– Геннадий! – так называла своего сына мама. Людмила понимала: если так зовут в семье, значит, другого варианта быть не может. – Люба Авдеева поехала на туристический слёт на Десну. Может быть, навестим её?! – предложила пионервожатая.

– А как будем добираться? – спросил Гена. По интонации Людмила поняла: «Он – согласен».

– На велосипедах! Я мамин возьму! – она давным-давно уже всё решила. – Как всегда, на прежнем месте – у школы, в двенадцать часов?! – скорее утвердительно, чем вопросительно прозвучало её предложение. На том и порешили.

На следующий день она проснулась раньше обычного. Мысль о том, что они с Геной отправятся в дальний путь, бодрила. Однако разочарование не заставило себя долго ждать. За окном дождь лил, как из ведра.

– Ну, почему, когда что-то запланируешь, складывается всё с точностью наоборот? – произнесла она вслух. Хорошо, дома не было родителей. Пришлось бы объяснять своё настроение.

Ей так хотелось отправиться в путешествие! Она стала молить Бога, чтобы исчезли свинцовые облака, и показалось солнце. Всматривалась в небо, надеясь, что её молитвы будут услышаны. Но тщетно. Тогда она решила: поездка при любой погоде должна состояться. Надела синюю болоньевую куртку с капюшоном, натянула тёмные спортивные брюки из непромокаемой ткани, достала резиновые сапоги и взглянула на себя в зеркало.

– Не на танцы собираемся! – успокоила себя «Джульетта» и направилась искать в одном из навесов мамин дамский велосипед, на котором та иногда ездила на работу. Старый, зелёного цвета, с кое-где появившейся ржавчиной, без рамы, он выглядел непрезентабельно, но для дождливой погоды – в самый раз.

– Интересно, Гена не испугается ненастья? – беспокоилась она. Это определит многое в наших отношениях, – продолжала рассуждать девушка. – Посмотрим, чего он стоит!

За размышлениями не заметила, как поднялась в гору, откуда было видно, что у школы в назначенный час ждал он. В тот момент ей показалось, что сердце вот-вот выскочит из груди.

– Надо же, пришёл! С таким можно идти в разведку! – заключила она и ощутила на себе нежный взгляд человека, которого недавно безжалостно «экзаменовала».

– Может, никуда не поедем? – теперь уже он решил проверить на прочность свою «Джульетту». Но по её взгляду понял: зря спросил.

– Если ты струсил, так и скажи, – продолжала наступать вожатая.

Тучи на небе не собирались расходиться. По многочисленным огромным пузырям, похожим на воздушные шары, скользящим по зеркальной поверхности лужи, она поняла: дождь зарядил на весь день – солнца не будет. Но вида не показала. «Пионер – всем ребятам пример!» – вспомнила она слова из торжественной клятвы, села на велосипед и поехала навстречу приключениям. Он последовал за ней.

Отец научил дочь главному в жизни – умению брать ответственность на себя. Другой вопрос: насколько это надо было девочке, девушке, женщине? Видимо, здесь сказалось желание Георгия Тимофеевича воплотить свои мечты в сыновьях. Он и не подозревал, какую нелёгкую судьбу предопределил Лене и Люде. Научившись отвечать за свои поступки и брать ответственность за других, они тем самым лишили себя раз и навсегда возможности считаться слабыми. А быть сильными, как известно, – удел мужчин, причём мужественных!

«Джульетта» старалась не отставать от возлюбленного. Из-за невысокого роста ей приходилось крутить педали чаще. Казалось, они промокли уже до нитки. И только проезжавший мимо них междугородный автобус, окатив их с ног до головы, не оставил никаких сомнений. Люда увидела одобрительные улыбки пассажиров. А кто-то даже помахал рукой.

– Ты как? – поинтересовалась на правах старшего товарища Людмила.

Гена ехал молча и только улыбался.

– У меня сухого места не осталось, – вожатая решила, что за разговорами время пролетит незаметно.

Дождь прекратился, когда позади остались двадцать пять километров, почти у самого места назначения. Подруга, увидев до нитки промокших «Ромео и Джульетту», не сразу нашлась, что сказать.

– Ребята, ну, вы даёте! – она бросилась их обнимать, а когда узнала, что гости приехали не с пустыми руками, продолжила: «Какие же вы молодцы!». Шоколадные конфеты, большой пакет развесных галет и … связка таранки собственного производства, которую Гена привёз для своего троюродного брата Игоря Луковцева, показались драгоценным грузом. Каши, супы и компоты участникам туристического слёта порядком надоели. Удивился приезду гостей и начальник методического кабинета Управления народного образования Константин Гуляев. Светловолосый, голубоглазый, невысокого роста, он знал об истории взаимоотношений Людмилы и Гены и относился со снисхождением к их роману.

– Любовь преград не знает! – им обоим показалось, что произнёс он эти слова с лёгкой долей иронии.

– На подобное способны только влюблённые! – оценил безумный поступок по достоинству Костя, так звали его в своих кругах.

– Который час? – спросила вожатая после нескольких минут общения. – Нам пора возвращаться! – не без сожаления заметила Людмила.

Преодолеть такой же путь без отдыха было непросто. Однако ответственность, которую она несла за своего возлюбленного, заставила поторопиться.

– Ребята, с вами хорошо, но к вечеру мы должны вернуться домой, – Люда посмотрела с нежностью на Гену.

Они понимали друг друга не с полуслова – с полувзгляда. Им снова хотелось оказаться наедине. Влюблённые сели на велосипеды и отправились навстречу приключениям. Друзья долго махали им вслед, пока фигуры не скрылись за пригорком. Назад было ехать комфортнее – дождь закончился. Узкая тропинка привела их в берёзовый лес. Неожиданно выглянуло солнце – ослепительное, жаркое. Лучи пробивались через ветви деревьев, словно указывая им, как в сказке, дорогу домой.

Романтическое настроение не покидало вожатую. Воспитанная на пушкинской поэме «Руслан и Людмила», романах французской писательницы Симоны Шанжё про Анжелику, на которую ей очень хотелось быть похожей, она мечтала о большой и светлой любви, впрочем, как и многие девушки её возраста. Чуть позже её сердце покорит роман-бестселлер австралийской писательницы Колин Маккалоу «Поющие в терновнике». Она прочитает его уже будучи студенткой.

– Гена, посмотри, что я нашла! – Люда остановилась, быстро слезла с велосипеда и скрылась за деревом.

«Ромео» последовал за ней. Она что-то скрывала в ладони, предлагая угадать, что там? Не став дожидаться ответа, закричала: «Не угадал!». «Джульетта» протянула руку – на ладошке лежали несколько спелых ароматных земляничин, которые так и просились в рот. Девушка поднесла ладонь к его губам! Глаза её тихо светились. Она почувствовала нежное прикосновение.

– Сладкие? – спросила Людмила.

Казалось, потребность накормить она впитала с молоком матери. По взгляду поняла, как тронул её поступок. Вдруг Гена неожиданно скрылся в лесу.

– Наверное, по нужде? – подумала она, и каково же было её удивление, когда увидела его с букетиком ландышей, которые ещё сохранились в мшистых, а значит, влажных местах. Обычно они появляются в конце мая и цветут всего несколько дней. На смену им приходит лесная земляника. Так трогательно они выразили свои чувства друг к другу. «Ромео» нежно поцеловал свою «Джульетту» и, окрылённые, они выехали из лесу на асфальтовую дорогу. Уставшая и довольная Люда вернулась домой, как и загадывала, до прихода родителей с работы, тем самым избежав лишних вопросов: «Где была? С кем? И почему?».

– С ним можно идти в разведку! – сделала вывод вожатая и погрузилась в глубокий сладкий сон.

Велосипедный марафон стал для обоих испытанием, которое они с честью выдержали, и вспоминали о нём долгие годы семейной жизни.

Людмила проснулась за два часа до прибытия поезда в северную столицу. Привела себя в порядок, выпила стакан чаю с заваркой из зверобоя. Уважающие себя проводники заваривали только его. Это был необычный напиток – ароматный, тонизирующий. Казалось, что он вобрал в себя все запахи полевых цветов. Стоил недорого – восемь копеек без сахара, десять – с двумя кусочками рафинада. Подавали его в в стакане с мельхиоровым подстаканником – отчего становился ещё вкуснее. Поблагодарив проводницу за «волшебный» чай, Люда уставилась в окно. Мимо «пробегали» покосившие от времени дачи, бесконечные смешанные леса и бескрайние поля. Только когда увидела городские пейзажи, «очнулась». Мысль о том, что сейчас на перроне её встретит сестра, придала уверенности.

25. Свобода?

Это сладкое слово «свобода» опьяняет, манит. Редкие не попадают в её сети. Людмиле казалось, что только свободным человек может реализовать свои мечты, а, значит, состояться как личность. Но по прошествии многих лет, после смерти отца, она поймёт, как глубоко заблуждалась. Но об этом – в другой главе. До трагического события пройдёт пятнадцать лет, наполненных радостью, где-то досадой и разочарованием, что свобода была неполной.

Георгий Тимофеевич продолжал держать руку на пульсе даже на расстоянии, хотя делать это становилось с каждым годом сложнее – Люда росла самостоятельной, и простая команда сделать что-то по его желанию не всегда достигала цели. У повзрослевшей дочери он всё больше находил сходств с собой: юным, дерзким и отчаянным. Но, вспоминая, что она стала студенткой рабфака, менял гнев на милость. Цель по-прежнему оставалась единственной – учёба в престижнейшем вузе страны. Отец всегда напоминал дочери об этом, когда та собиралась принять очередное серьёзное решение. Слишком тяжёлый путь прошли они с дочкой, чтобы наконец-то осуществилась их давняя мечта.

Поезд резко замедлил ход. Он, словно подкрадывался к перрону. У девушки сердце забилось чаще. Её, привыкшую к размеренной жизни провинциального городка, мегаполис с его «броуновским движением» страшил.

– Интересно, как Лене удалось «укротить» Ленинград? – она задавалась вопросом и не находила ответа – до разговора «по душам» дело не доходило.

Сестра по-прежнему оставалась для неё загадкой, которую почему-то не хотелось разгадывать. Лена не желала признавать Люду «подругой», которой можно поплакаться в жилетку.

Она не заметила, как поезд остановился. Опомнилась, когда поток людей с чемоданами и коробками увлёк её к выходу. В тамбуре образовалась пробка.

– Ну вот, началось … – не успела подумать провинциалка, как внутренний голос напомнил ей: «Ты же так к этому стремилась!».

Справившись с минутной растерянностью, девушка стала искать сестру. Ей не верилось, что среди разношёрстной толпы она увидит до боли знакомое лицо – единственное родное. Букетами цветов, роскошными и скромными, встречали одних, другие, без сантиментов, устремлялись к метро.

– Неужели не смогла? – девушка засомневалась.

– Люда!!! – ей показалось или на самом деле её окликнула сестра?

Тут же от мысли, что она не одна в этой суете, быстро пошла на знакомый голос. Наверное, впервые сёстры так искренне обрадовались друг другу! Чувство одиночества отступило. С тех пор они пошли по жизни рука об руку.

Спускаясь в метро на эскалаторе, наперебой рассказывали новости. Лена – о жизни в северной столице, Люда – о родителях, родственниках, о соседке Алле, которая тяжело переживала расставание с любимыми подругами.

Они заехали в студгородок, в теперь уже знакомое общежитие Политехнического института. Поели в огромной студенческой столовой. Люда снова испытала отвращение к общепитовским запахам. А ещё она вспомнила кировскую городскую баню, в которой, как и в этой столовой, царили гвалт и хаос …

По тем временам в частных домах не было центрального отопления и водоснабжения. И хотя у Степановых в доме стояла ванна, пользовались ею редко, в исключительных случаях, если кто-то болел. Только истопив котёл, в кране появлялась горячая вода. Мылись в городской бане, куда маленькая девочка ходить не любила, но её никто не спрашивал. Мама с соседкой тётей Шурой превращали походы в баню в своеобразный ритуал. Первое, что надо было сделать, – собрать чистое бельё. И желательно, тщательно выглаженное.

– Девчат, не люблю я гладить, постирать, пополоскать – пожалуйста! Полы помыть – тоже не прочь. Может, выручите?! – так просила Нина Михайловна дочерей, но относилось это по понятным причинам к Лене. Младшей – обращаться с электричеством ещё не доверяли. Сестра откликалась неохотно. Люда хорошо помнила, как бабушка Наташа, переехав из деревни в Киров на постоянное место жительства к своей младшей дочери Любе, гладила одежду своим внукам.

– Начинаем с воротничка, с маленьких деталей, – давала она уроки домоводства своей маленькой помощнице. – С двух сторон проглаживаем, затем – рукава и только потом – полочки.

Люда, отличавшаяся наблюдательностью, обратила внимание на то, как бабушка делала «стрелки» на рукавах. Этот приём она взяла на заметку. Ей казалось, что выглаженное таким образом бельё смотрелось лучше, как новое. Бабушка аккуратно складывала его в стопку, поглаживая нежно рукой, как ребёнка.

– К каждому делу с любовью надо подходить! – приговаривала она. – Без желания лучше не браться. Эти слова девочка часто вспоминала уже во взрослой жизни.

Собрав бельё, женщины отправлялись в городскую баню на Верхний. Шли пешком, автобусы ходили редко. Вся дорога занимала минут сорок. Может быть, поэтому поход в баню сравнивался с визитом в кинотеатр или Дворец культуры на вечер какой-нибудь заезжей знаменитости. Для неизбалованных провинциалов любая вылазка из дома считалась событием.

Двухэтажное жёлтое здание бани казалось мало привлекательным как снаружи, так и изнутри. В вестибюле всегда пахло жаренными пирожками и пивом – неподалёку находился столь любимый мужчинами буфет. Некоторые приходили не столько помыться, сколько выпить свежего напитка с таранкой или воблой холодного копчения. Пена из пивных кружек лилась через край. Огромные грязные бочки с ржавыми обручами, тучная продавщица с несвежим белым фартуком вызывали крайне неприятное чувство.

В «женский» день всегда было многолюдно. Многие приходили с детьми, даже с маленькими мальчиками. Люда всегда смущалась. Она стыдливо опускала глаза и старалась прикрыться. Но взрослые на обращали на это внимания. Грохот от цинковых тазов, которые женщины торопились разобрать в предбаннике и наполнить их горячей водой, пугал. Скользкий пол от мыльного раствора, мокрые листья от дубовых и берёзовых веников делали передвижение в «помывочной» небезопасным. Резиновых тапочек тогда и в помине не было. Большие скамьи из камня, на которых сидели любители бани, казались ей лобным местом, где вот-вот состоится казнь. Нина Михайловна не теряла ни минуты. Задача вымыть своих дочерей за сеанс, длившийся всего полтора часа, – требовала большой сноровки. Иногда ей помогали сослуживицы или тётя Люба. Больше всего девочке не нравилось, когда подходило время мыть голову. Попадавшая в глаза мыльная пена приводила пятилетнюю малышку в ярость.

– Я всё папке скажу, он у меня пожарным работает, он вам задаст! – неизвестно кому жаловалась она.

Но её никто не слышал. От обиды горячие слёзы смешивались с водой, которая казалась ей кипятком, а мама – бессердечной и жестокой. Малышка не могла понять, зачем люди ходят в парилку? Невыносимая жара мешала дышать, а женщины, поливая раскалённые камни холодной водой, восхищаясь, приговаривали: «Ух, хорошо! Дух захватывает!». С каждым разом посещать баню хотелось всё меньше.

К счастью, вскоре появилась возможность променять её на душ. Тем, кто работал на местном чугунолитейном заводе, разрешалось пользоваться душевыми. В будние дни, по вечерам, когда уже никого не было, приходили к папе в «Диспетчерскую». С трудом, особенно зимой, поднимались в гору высотой с трёхэтажный дом, которая издали напоминала потухший вулкан. Сюда свозились отходы литейного производства. Оно считалось вредным для здоровья. Из-за присутствия раскалённого металла в «горячих» цехах рабочим давали молоко, доплачивали «за вредность» и провожали на пенсию на пять лет раньше обычного. Литейный горелый песок, шлак от вагранок, формовочные смеси, металлическая стружка, строительный мусор – всё это отравляло окружающую среду.

– Опять выбивка заработала, – сокрушался отец, когда ветер доносил неприятные запахи со стороны завода.

Он мрачнел, настроение портилось. Но приходилось мириться с таким «соседом». Завод был, как теперь сказали бы, градообразующим предприятием, и большая часть населения трудилась в его цехах. Тогда Люда ещё не разбиралась в основах литейного дела и не знала, что выбивка – разрушение разовой литейной формы для освобождения отливки – одна из самых тяжёлых и вредных операций, так как сопровождалась выделением большого количества пыли, теплоты и газов. У некоторых в результате вдыхания пыли, содержащей двуокись кремния, со временем развивалась болезнь лёгких – силикоз. Но об этом не принято было говорить вслух. С увеличением объёмов производства стала и природа «задыхаться». Георгий Тимофеевич, однажды заметив на листьях фруктовых деревьев, на самих плодах, ягодах и помидорах чёрный налёт, понял: экология в опасности. Противостоять человеческой беспечности могла только природа – близость реки и леса.

Мальчишки использовали отработанные брикеты из песчано-глинистых смесей для выпиливания различных фигурок: обычно – пистолетов. Отец нашёл отходам производства другое применение: решил закатать их в грязь, чтобы таким образом сделать в большом микрорайоне хорошие дороги. И всё потому, что с началом весны городские уже переобувались в туфельки, а «зареченские» ещё долго ходили в резиновых сапогах.

Поход в душ, как и в баню, был с обязательными элементами страха. Старались пройти на территорию завода незаметно, «партизанскими» тропами. Нахождение посторонних, мягко говоря, не приветствовалось. За час вымыться успевали. Благо, не нужно было носить неподъёмные тазы с горячей водой. Домой приходили уставшие. Люда сразу ложилась спать, ведь походу в душ предшествовала генеральная уборка в доме. Мыли полы, протирали пыль … – и так каждую неделю. Тогда дом девочке казался огромным средневековым замком. Говорят, то, что даётся физическим трудом, на всю жизнь запоминается …

После обеда сёстры отправились на почту, чтобы послать телеграмму родителям.

– «Доехала хорошо» … – по нескольку раз перечитывала Нина Михайловна два слова. На сердце становилось легче, но грусть не отступала.

– Как они там? Сможет ли младшенькая приспособиться к столичной жизни? – сама себе задавала вопросы. И сама на них отвечала: «С Леной ей будет веселее! Полгода – но вместе!».

– Она так долго шла к своей мечте! – как мог, успокаивал Георгий Тимофеевич. – У неё начинается новая жизнь.

И отец не ошибся. Он верил: дочь не подведёт его, с трудностями справится.

Девушки не заметили, как оказались на Балтийском вокзале, откуда электрички уходили в один из удивительных пригородов Ленинграда – Старый Петергоф. Этот путь был им знаком. И снова сорок пять минут пролетели как одно мгновение.

– Следующая станция – «Университет», – голос диктора заставил, как и месяц назад, вздрогнуть. Но теперь – от счастья. Экзамены – позади, впереди – свобода, самостоятельная взрослая жизнь.

Для слушателей подготовительного отделения в студгородке выделили этажи в общежитиях математического и физического факультетов, переехавших сюда на постоянное место жительства. Здесь же расположились и учебные корпуса.

Сёстры быстро оформили документы и уже через полчаса поднимались на четвёртый этаж, в комнату №160, где Люде предстояло провести семь месяцев. Каким принципом руководствовалась администрация при расселении слушателей подготовительного отделения Ленинградского государственного университета имени А.А. Жданова, для неё осталось загадкой. В одном блоке жили будущие абитуриенты с юридического, экономического, философского факультетов … Причём разных возрастов и с разными взглядами на жизнь. Именно поэтому время учёбы на рабфаке многие считали «золотым». Здесь Людмила убедилась в том, что математики и физики – романтики и лирики с великолепным чувством юмора и потрясающей иронией. Каждое своё выступление они превращали в спектакль на «бис». Их вечера не шли ни в какое сравнение с теми, которые устраивали журналисты или филологи.

– Они творят чудеса, а мы всего-навсего отражаем нашу действительность … – то ли рассуждала, то ли сожалела Людмила.

В такие моменты ей казалось, что журналистика – не то, о чём ей мечталось. Однако везде есть свои плюсы и минусы. Понимание пришло, когда она с головой погрузилась в учёбу: подавать материал о той самой действительности можно по-разному. В умении делать это искусно и заключался смысл обучения журналистике.

26. «Провинциальная мода на … учёбу»

Отец с нетерпением ждал от Людмилы сначала писем, потом, как и в школьные годы, – результатов.

– Потянет ли провинциальная девчонка? – переживал он, но виду не подавал.

Мама по-прежнему видела в муже уверенного человека, который точно знает, что хочет от жизни. Такой же вопрос сама себе задавала и начинающая журналистка. Первые лекции, семинары, коллоквиумы – беседы преподавателей и студентов … Программа ничем не отличалась от той, которую она знала назубок, – так ей казалось.

– Непонятно, почему я тогда не поступила в Ленинградский педагогический институт? – Разум, способность всё анализировать иногда мешали ей не только учиться, но и жить. Множество вариантов не всегда приводило к единственно правильному решению.

Занятия по литературе, а вернее, преподаватель Елена Николаевна Петрова круто изменила не только её отношение к учёбе.

– Мне опять повезло с учителем, – обрадовалась провинциалка.

Приглянулась она ей не сразу. Невысокого роста, в тёмно-синем брючном костюме, с высоко завязанным хвостом (скорее, с шиньоном) пепельного цвета, она производила впечатление женщины, умудрённой опытом. На вид ей было лет семьдесят. Курила …

По тем временам к женщинам с сигаретой в зубах относились с неприязнью. Людмила не стала исключением. В клане Степановых, кроме деревенских, никто не курил. Отец получил надёжную прививку от дурной привычки в детстве, когда с пацанами попробовали самокрутку, использовав вместо табака листья сушёной малины. Тошнота, рвота отбили всякое желание даже думать о папиросах или сигаретах. Эстафету отвращения к пагубной привычке передал дочерям, хотя многие предрекали: «Уедут в большой город, закурят». Георгий Тимофеевич очень рассчитывал на силу воспитания. И дети его не подвели.

Только умение преподавателя делать занятия праздником для души растопило сердце девушки. Так сложилось, что в школе литература всегда была последним уроком, рассчитывать на внимание учеников не приходилось. По классу летали «почтовые самолётики», учителя никто не слышал. Нина Борисовна Мастерова вначале пыталась навести порядок, но тщетно. В итоге сочинения, которые писали ученики старших классов, сводились к переписыванию высказываний великих литературных критиков и никаких самостоятельных умозаключений. По этой причине на подготовительных курсах литература тоже оказалась в разряде скучных предметов.

Профессор Елена Николаевна Петрова смогла переломить ситуацию, хотя цели такой не ставила. Однажды, отвечая на вопрос по грибоедовскому «Горе от ума», Люда услышала в свой адрес странное замечание.

– Так думает Белинский, а я хочу услышать мнение Степановой, – вынесла «приговор» Елена Николаевна. Будущая абитуриентка опешила.

– В школе моё мнение никого не интересовало, – прошептала она.

Возвратившись с занятий, долго думала, размышляла. Точка зрения имелась на любое событие. Но …

– Вдруг будут смеяться надо мной? – страх снова взял её в плен. За очередное сочинение взялась без особого желания.

– На всякий случай покажу свой опус любимцу Елены Николаевны – Мише Герасимову.

В очках, которые делали его похожим на мультяшную черепаху Тортиллу, с пухлыми губами, к тому же ещё и грассировал, произносил «р» с гортанным призвуком … Словом, был малопривлекательным молодым человеком и в то же время – добрым и безотказным. Прочитав сочинение, он не согласился с точкой зрения Людмилы, чем очень разозлил её. Она полчаса что-то доказывала ему, горячилась и, казалось, вот-вот обидится.

– А теперь всё, что ты произнесла в пылкой полемике, изложи на бумаге, – предложил он девушке. Та нехотя принялась за работу. Легла спать за полночь.

– Интересно, как отреагирует Елена Николаевна? – предстоящего урока литературы она ждала в состоянии сильной тревоги.

Занятие началось с разбора сочинения Людмилы Степановой.

– Удивила! – произнесла то ли с насмешкой, то ли всерьёз преподавательница. У девушки душа ушла в пятки. И только следующая фраза вернула её к жизни.

– Молодец! Интересная работа! Так держать! – искренне пожелала она.

С тех пор Людмила читала труды критиков и произведения классиков, но при этом уже не боялась «спорить» с великими.

С русским языком проблем не было. Его преподавала тоже женщина, и тоже профессор. Подготовительное отделение не поскупилось на кадры. Наверное, потому что именно здесь давали путёвку в будущую профессию.

– А где наша девушка с музыкальным слухом? – так она обращалась к аудитории в случае, когда требовались не столько знания, сколько интуиция и чутьё языка. Обычно такой дар передаётся по наследству. Но ни отец, ни мама Люды не блистали в этой области. Сестра, хотя и не гуманитарий по складу ума, тоже русский знала на «отлично».

Видимо, музыкальный слух, доставшийся Люде от бабушки Кати (папиной мамы), помогал моментально находить стилистические «огрехи» в тексте.

Чувство уверенности в себе крепло с каждым днём. К ней часто обращались за помощью. В группе учились отслужившие в армии парни – нелегко имдавались знания. Она с радостью помогала всем. В ней с ещё большей силой «заговорило» учительство. Ей казалось, что, становясь учителем, в первую очередь начинаешь работу над собой.

– Я должна быть примером, образцом – увлекать, творить, гореть и излучать…, – часто вспоминались наставления отца.

Родители старались уберечь дочь от равнодушия, которое Георгий Тимофеевич считал главным врагом в педагогике. Учитель – это творец, а творчество, как верно подмечено, – момент создания будущего в настоящем. В такие минуты в ней сочеталось данное от природы участливое отношение к людям и желание самой быть верхом совершенства.

Ленинградцы, которые наряду с приезжими постигали азы гуманитарных наук, бесспорно, отличались широким кругозором, но не эмоциональным восприятием окружающего мира. «Окультуривать» сестру взялась Лена. Она изо всех сил старалась, чтобы Люда поскорее почувствовала себя «настоящей ленинградкой»: покупала билеты в театры: Ленсовета, Большой драматический, Ленкома, концертные залы «Юбилейный» и «Октябрьский». Много времени проводили в пригородах – историческое прошлое государства Российского, золотое убранство палат, блеск и сияние царских одежд, дух, царивший в знаменитых дворцах, произведения великих мастеров кисти манили к себе, как звёзды манят мечтателей. Экономили на всём, чтобы лишний раз сходить на спектакль или концерт. Так в их меню появились бутерброды, где вместо сливочного масла – маргарин, чай «белые ночи» (обычный кипяток) … Иногда сестринская экономия раздражала. Но после очередного похода в кафе, где провинциалки заказывали себе по бокалу «Шампанского» и по порции развесного мороженого с разными добавками – сиропом, орехами и тёртым шоколадом, Люда сменяла гнев на милость. Лена просила не говорить родителям о «такой» экономии, чтобы не расстраивать их понапрасну.

Отец, хотя и на расстоянии, держал руку на пульсе. Сдержанно радовался успехам дочерей. Пока всё шло по плану. Люда готовилась к первой сессии на подготовительном отделении. Русский, английский, литература, история КПСС – всё тот же набор. Каждый экзамен девушка воспринимала как испытание, хотя причин для переживаний не было. Отношению преподавателей к ней мог любой позавидовать.

– Умница, трудолюбивая, скромная, – так о ней отзывался «англичанин» Борис Александрович Шаров. За время обучения он не изменил своего мнения и был очень доволен, что не ошибся, дав шанс Людмиле, самой молодой слушательнице всего университетского подготовительного отделения, поступить на факультет журналистики.

У девушки появилась подруга – Таня Глыбина, такая же провинциалка, как и тысячи других, желающих поступить на юридический. Они быстро сошлись, вместе вели скромное «хозяйство», в свободное от учёбы время выезжали в Старый Петергоф за продуктами. Соседка по комнате оказалась весёлой, озорной девчонкой. Люда иногда завидовала тому, с какой лёгкостью она относилась к жизни. Таких людей ей явно не хватало. Даже когда девушку отчислили с третьего курса юридического из-за «неуда» по Всемирной истории, её слёз никто не увидел. Таня устроилась на фабрику «Красный треугольник». Здесь выпускали знаменитые на всю страну галоши. С тех пор они больше не виделись. В 2002 году предприятие обанкротилось. Ныне его территория известна как один из самых мрачных и депрессивных районов теперь уже Санкт-Петербурга, культовое место любителей заброшек, андеграунда и рок-музыки.

С Ириной Журавкой, ещё одной подругой, с которой Люда проживёт следующие пять лет, познакомилась на почве … неприязни. Дело было весной, на улице шёл сильный дождь – визитная карточка Ленинграда. Жители северной столицы всегда носили с собой зонтик, даже если выходили ненадолго. От общежития до корпуса, где проходили занятия, – рукой подать, метров пятьсот, а то и меньше. Однако в случае внезапного дождя этого было вполне достаточно, чтобы промокнуть до нитки. Девушка, которая показалась в стеклянных дверях новостройки, привлекла внимание не только Людмилы. Прикрывая глаза ладонью, она вдруг подошла к той, которая невзлюбила незнакомку из-за яркого макияжа.

– У Вас не найдётся платочка или салфетки? – попросила она голосом, который мог вызвать только сочувствие.

Люда увидела текущую по щекам чёрную тушь, и рука автоматически оказалась в сумочке. Она быстро протянула новый носовой платок.

– Ирина, – произнесла незнакомка.

– Люда! – они быстро разговорились.

Ещё минуту назад казалось, что это даже в кошмарном сне невозможно. Ирина взяла её под руку, и больше они не расставались. Жила она под Выборгом, в небольшом селе Кондратьеве. До 1940 года оно входило в состав волости Сяккиярви Выборгской губернии Финляндии. В 1948-м переименовано в память Героя Советского Союза командира истребительного авиаполка гвардии полковника Петра Васильевича Кондратьева.

Подруги часто ездили в гости к родителям, которые через год постарались сделать Людмиле пропуск, поскольку поселение оставалось приграничным. А до этого приходилось рассчитывать на милость сотрудников Контрольно-пропускного пункта.

– Всё будет хорошо! – успокаивала Ирина.

– Мне бы твою уверенность! – в такие моменты Люде казалось, что вся жизнь состоит из одних страхов и переживаний – экзаменов, неудач, несчастий … Только через десятки лет придёт понимание: цвет жизни во многом зависит от собственного к ней отношения. Но, как говорят в таких случаях, лучше поздно, чем никогда!

Благодаря подруге, Люда вовремя осознает, что гениальнее учителя, чем сам город с его богатой культурой, нет. И что проводить время только за учебниками – преступление. Своей бесшабашностью Ирина напоминала ей предыдущую подругу Таню. Сначала с опаской, а потом, доверяя всё больше, Людмила поддерживала любые, даже сногсшибательные, идеи. Как ни странно, но такой подход к учёбе на протяжении пяти лет, дал неожиданный результат. Но об этом чуть позже.

Приближалась весенняя сессия, которая определяла, кому быть студентом первого курса. Георгий Тимофеевич волновался, но уже меньше, чем полгода назад. Он знал, что и в провинции можно получить хорошую базу, не уступающую по качеству столичной. Оценки дочери только укрепляли в этой мысли. Сдав экзамены на «отлично», она получила право на повышенную стипендию – пятьдесят рублей. Для семьи это было большим подспорьем. Ещё столько же ежемесячно высылали своим детям родители. Такая сумма позволяла студенткам сводить концы с концами. Подрабатывать, как это делали некоторые, отец не разрешил. Для него было важно, чтобы и Лена, и Люда ни на что не отвлекались, получили прочные знания. К тому же стеснение (от слова «тесно») в средствах пошло дочерям на пользу. Они научились их тратить с умом: соизмерять доходы и потребности. Такая «арифметика» им очень пригодилась в семейной жизни.

В том же году произойдёт ещё одно событие: Лена готовилась к защите диплома. Она подолгу засиживалась в читальном зале студенческой библиотеки, что-то чертила, вместе с однокурсницами репетировала выступление у доски. Люда старалась не отвлекать, однако с приближением даты глаз не спускала с сестры … по просьбе мамы.

– Люда, очень тебя прошу, посмотри за Леной! – с тревогой в голосе просила она по междугородному телефону. – Случай рассказали: один парень защитил диплом, на радости первый раз выпил и …, – Нина Михайловна замолчала. Видимо, ей не хотелось произносить страшное слово.

– Не переживай, будет сделано! – успокоила она маму.

Тотальный контроль обернулся ссорой. Сёстры долго после этого не разговаривали, но Люда сдержала своё обещание. Нина Михайловна потом долго благодарила младшую дочь. Когда обе вернулись домой на каникулы, постаралась объяснить, что побудило её пойти на подобную провокацию.

– Станете родителями, поймёте, как трудно достаются дети и насколько они дороги, – фраза прозвучала убедительно. Дочери всё поняли и больше к этому не возвращались. Эпизод остался их маленькой женской тайной, в которую Георгия Тимофеевича посвящать не стали.

27. «Мы – врозь, душою – вместе!»

Встречи и расставания для «Ромео» и «Джульетты», казалось, принимали хроническую форму. Но привыкнуть к этому они так и не смогли. И чем дольше не виделись, тем сильнее становилось желание быть рядом. Успешно сдав экзамены на подготовительном отделении, Людмила наконец-то стала первокурсницей и готовилась провести лето в строительном отряде. Упорно ходили слухи о формировании из зачисленных на журфак Международного ССО, который отправится в Болгарию. Такой поворот разрушал все её планы. Встреча с любимым могла состояться только через три месяц. Гена в это время учился на поготовительных курсах при Московском автодорожном институте (сейчас это Московский автомобильно-дорожный государственный технический университет), жил у знакомых, готовился к вступительным экзаменам. Сюда его привела мечта стать механиком-испытателем.

Непреодолимое желание увидеться, заставило девушку действовать. Уже вечером она была на Московском вокзале, откуда уходили поезда в столицу. Она, как ей казалось, всё рассчитала: ночь – в пути, день – с любимым, ночью – снова в Ленинград. Почти как в советском культовом фильме Эльдара Рязанова «Ирония судьбы, или С лёгким паром!», который впервые вышел на экраны 1 января 1976 года. Многих людей он сделал романтиками, способными на безумные поступки.

Под стук колёс спалось особенно сладко. Проснулась девушка от предложения проводницы сдать постельное бельё. Поезд прибывал в столицу. Зная адрес института, приблизительное время начала занятий, Люда надеялась дождаться любимого абитуриента. Москва встретила недружелюбно. Ей показалось, что Ленинградский дождь следовал за ней по пятам. Серые облака, изморось несколько остудили пыл «Джульетты», но не избавили от желания увидеть «Ромео». Однако первым, кто ей попался на глаза, был тётушкин сосед по Кирову, Андрей Литвинов.

– А он занимается во вторую смену, – не дождавшись вопроса, пояснил он. Охотно дал телефон, по которому связывался с одноклассником, и поспешил на занятия.

Она позвонила из ближайшей телефонной будки.

– Алло! – в ответ услышала женский голос. В какое-то мгновение он показался ей знакомым. – А Гену можете пригласить к телефону?

– Кто его спрашивает? – манера говорить человека на том конце провода лишь усилила тревогу.

– Знакомая! – девушка соображала на ходу. И вдруг в трубке она услышала родной голос.

– Кто это? – спросил тот, кого Люда хотела увидеть, обнять и нежно поцеловать.

– Ты сможешь прийти к институту? – не дождавшись разоблачения, спросила незнакомка.

От того, как быстро «Ромео» согласился на встречу, ей стало не по себе. И только элемент интриги не позволял падать духом. Она в плаще цвета беж сидела под голубым зонтиком на деревянной скамейке и терпеливо ждала. Через полчаса показался слушатель подготовительных курсов. От неожиданности заговорил не сразу.

– Как ты меня нашла? – спросил он через какое-то мгновение.

Ей хотелось ответить словами героини из «Иронии судьбы», но радость встречи захлестнула. Он показал ей институт. Мимо проходили мужчины – кто с палочкой, кто на костылях …

– Это механики-испытатели, уважаемые люди, – попытался уверенно и спокойно произнести её спутник.

– Ты тоже так хочешь? – на полном серьёзе спросила она.

В ответ он улыбнулся. По всему было видно, забота о нём понравилась. А женщина, которая разговаривала с ней по телефону, оказалась его мамой. Светлана Петровна приехала поддержать сына, а заодно походить по столичным магазинам.

Дождь закончился, Москва показалось гостеприимной. Взявшись за руки, «Ромео» и «Джульетта» гуляли, никого не замечая вокруг. Она рассказывала о том, как сдавала экзамены, о предстоящем строительном отряде, он – как нелегко учиться на курсах. К вечеру уставшие, но счастливые пришли на вокзал.

– Один – до Ленинграда на ближайший поезд, – девушка протянула купюры кассирше.

– Билетов нет, только на завтра и только в СВ, – информация обескуражила молодую пару.

Ничего не оставалось, как принять предложение. В её распоряжении оставались сутки. Они отправились бродить по вечерней Москве, и снова счастье перемежалось с грустью.

– Тебе пора, – на правах старшей по возрасту распорядилась она. – Наверное, твоя мама уже места себе не находит.

Он проводил её до вокзала, там и расстались.

– Пора с небес спускаться на грешную землю, – посмеялась она над собой в очередной раз. – Во что бы то ни стало нужно поскорее сесть и заснуть.

Но найти свободное место поздно вечером на Ленинградском вокзале – было не так просто. И вдруг – удача, она заметила у кафе или ресторана большой подоконник.

– Здесь я и переночую, – решила она, но теперь всё делала для того, чтобы не уснуть. Контингент у подобных заведений – известный. Так, с полуприкрытыми глазами, она провела час-другой, пока снова не увидела знакомое лицо. Ей снился замечательный сон – до тех пор, пока рука не коснулась её плеча.

– Началось, – подумала она.

Но это был Гена. Его мама ахнула, когда узнала про случившееся.

– Оставить восемнадцатилетнюю девушку на вокзале! – она не на шутку испугалась.

У неё в голове не укладывалось, как сын так мог поступить?! Быстро собрала еду и отправила его со словами: «Разыщи и будь с ней, пока в вагон не посадишь!».

– Нашёл почти сразу, – вздохнул с облегчением юноша.

И снова они гуляли, пока не забрели в троллейбусное депо. Парк, видимо, давно не обновлялся. Некоторые машины стояли с распахнутыми дверями. Один из стареньких троллейбусов и стал пристанищем для незадачливых молодых людей. Мягкие сиденья с потрескавшимся от времени дерматином казались им роскошным диваном с обивкой из замши.

– На самом деле, с милым рай и в шалаше. В нашем случае – в троллейбусе, – подумала она и загадочно улыбнулась. Но в темноте он этого не заметил.

С первыми лучами солнца они вернулись на вокзал. До отправления поезда оставалось сорок минут.

– Наверное, состав подали, – предположила девушка. – Можно выходить на перрон.

К счастью, проводники уже приглашали пассажиров занимать свои места. В спальном вагоне Люда ехала впервые. Зеркала, ковровые дорожки, шёлковые занавески на окнах – как и подобает «Красной стреле». Но заметила она эту роскошь не сразу. Как волшебный сон вспоминала время, проведённое с возлюбленным, момент расставания, его нежный поцелуй и до боли знакомый жест: «Всё будет хорошо!».

По приезде она узнала от новоиспечённых студентов, что стройотряд никуда не едет. Осенью всех ждёт уборка моркови в совхозе «Всеволожский», что в Ленинградской области. Однако и её перенесли на год.

Нечто подобное ради одной встречи совершил и Гена. Не поступив в МАДИ (нередко наши амбиции не совпадают с возможностями), он устроился на Кировский чугунолитейный завод. Георгий Тимофеевич по просьбе будущего свата взял его в «Диспетчерскую».

– Под присмотром будет, да и работа не пыльная! – рассуждал он. – Человек вроде старается!

Однако скоро заметил, что юноша уже к обеду ходит без настроения.

– Что случилось? – пытался узнать он. Но Гена находил любые предлоги, чтобы уйти от ответа.

– Кого-то выдавать не хочет! – смекнул Тимофеевич.

Стал наблюдать. Кто-то за сигаретами просил его сходить, кто-то ключи гаечные подать … Когда просили за бутылкой сбегать, он отказывался.

– Надо парня на учёбу устроить, на курсы трактористов. Благо, направление есть, – решил Георгий Тимофеевич.

В такие моменты в нём просыпался «Макаренко». Учёбу он считал лучшим вариантом времяпрепровождения. Посоветовался с его отцом, тот был не против. Так Гена стал трактористом. После окончания курсов ему даже «корочку» дали.

Однажды их отправили в колхоз. Слияние города и деревни юноша ощутил на себе в полной мере. Отсутствие самых элементарных удобств стало для него настоящим испытанием. И только сообщение из Ленинграда его вдохновило, подвигло на отважный поступок. Люда приезжала всего на три дня, а добирались из Мосура, села в Барятинском районе Калужской области, до ближайшего города Кирова на «кукурузнике». Так называли лёгкий транспортный самолет АН-2. Своё народное название он получил в 1950-е годы, когда его использовали на авиахимических сельскохозяйственных работах на кукурузных просторах страны.

В Советском Союзе «кукурузники» очень широко эксплуатировались для перевозки пассажиров и грузов на местных воздушных линиях. Достаточно часто самолёт выполнял рейсы, которые связывали областные центры с районными или с деревнями и сёлами. Среди главных преимуществ – простота в эксплуатации, возможность взлёта и посадки на неподготовленных грунтовых площадках, малый пробег и разбег.

Самолёт летал раз в три дня, автобусы не ходили, «попутки» тоже были редкостью.

– Пойду пешком, – решил юноша.

Желание встретиться помогло преодолеть расстояние в сорок восемь километров. Шёл долго, но «игра стоила свеч». О долгой дороге на свидание он рассказал, когда снова провожал свою «Джульетту» в Ленинград. Она оценила поступок и уже больше не сомневалась в его чувствах. Тем и хороша молодость: отношения строились без лицемерия и лжи.

Только доверие друг к другу сохранило их дружбу, когда произошёл ещё один интересный случай во время учёбы на «рабфаке». В век отсутствия мобильной связи единственным способом общения были письма. С замиранием сердца Люда каждый день подходила к ячейке с письмами на «С».

– Сегодня уж точно должно прийти, – она не теряла надежды увидеть заветный конверт от Гены. Но его не было. Люда пыталась понять, что происходит?!

– Может, что-то случилось? – почему-то в такие моменты она всегда думала о плохом.

В ожидании прошло две недели. Оставался единственный и проверенный способ – съездить в Старый Петергоф и пригласить на переговоры. Но для этого нужно было уйти с занятий пораньше, чего делать совсем не хотелось. Отец строго-настрого запрещал даже думать о пропусках. В день, когда заболел историк, они с подругой решились на поступок: уговорить старосту группы, чтобы их не отмечали в «Журнале посещаемости». Узнав причину, та быстро согласилась. Уже через несколько минут они ехали в пригородном автобусе.

– Киров, первая кабина, – объявила телеграфистка.

– Гена, что случилось? – едва услышав знакомый голос, спросила она. – Почему не пишешь?

– Я тебе отправил пять писем, – ещё больше удивился молодой человек.

Время переговоров быстро истекло. Хотелось ещё многое сказать. Но его хватило, чтобы понять: тебя любят и по-прежнему ждут встречи. Таинственное исчезновение писем вскоре перестало быть загадкой.

По соседству напротив жили юристы. Они иногда заходили к девчонкам: кто – за конспектами, кто – за книгами. Находили любой предлог, чтобы пообщаться. Один из них – Володя Сафонов, невысокого роста, неказистый, но очень умный парень, проявлял к будущей студентке факультета журналистики неподдельный интерес. Девушка, заметив, что он к ней неровно дышит, старалась избегать встреч и разговоров: её сердце – на замке, и он знал об этом. Его настойчивость лишь раздражала. Тогда и родилась его коварная идея поссорить влюблённых очень простым способом. Перед Новым годом кто-то кладёт подарки под ёлку, а Таня Глыбина решила своим коллегам сделать сюрприз – положить их в тумбочки. Пригласила подругу поучаствовать в операции «Ы», так они тогда шутили. Дождавшись, когда все уйдут из комнаты, незаметно пробрались в комнату. Каково же было их удивление, когда, открыв тумбочку Володи Сафонова, увидели «не дошедшие до адресата» письма, а ещё – пропавшую мягкую игрушку – собачку, которую ей прислал Гена на День рождения.

– Подло! – Люда произнесла единственное слово, которое прозвучало как приговор. С тех пор она не замечала провинившегося юриста, даже если он к ней обращался с пустяковой просьбой. Так они пережили с Геной испытание верностью.

Георгий Тимофеевич со временем, похоже, смирился с присутствием в жизни дочери поклонника. Хотя и ревновал. Успокоился, когда получил от дочери телеграмму, в которой было всего три слова: «Я студентка целую».

28. Первокурсница

С «рабфака» на первый курс перешли не все. Не досчитались восьми человек: их отчислили за неуспеваемость и пропуски занятий. Другие двадцать – растворились в потоке тех, кто поступал в университет на общих основаниях. Большая часть из них – недавние выпускники школ: золотые медалисты и «ленинградцы». Молодые, свободные, амбициозные, с далеко идущими планами …

– Они точно ничего не боятся, – тема страха ещё долгое время не оставляла первокурсницу.

Теперь уже здесь, на факультете журналистики, ей хотелось доказать: провинциалы – не хуже. Уже с улыбкой она вспомнит о той пропасти, ещё год назад разделявшей её желание и возможность стать студенткой Ленинградского государственного университета!

Проблем с жильём не было: всех слушателей подготовительного отделения обеспечили общежитием. Оно находилось по соседству с Парком авиаторов на Ново-Измайловском проспекте и знаменитой улицей Бассейной, на которой жил «человек рассеянный», недалеко от станций метро: «Электросила», «Парк Победы» и «Московские Ворота». Из десяти корпусов Межвузовского студенческого городка их общежитие узнавали по эмблеме – огромному журналистскому перу на стекле и большому количеству иностранцев. Приехавшие из Афганистана, Сирии, Палестины, Монголии, тогда ещё Чехословакии, Болгарии, Франции, Бахрейна и других государств жили по негласному принципу: обязательно с советскими студентами, а ещё – с учётом политического климата. Таким образом администрация страховалась от всевозможных инцидентов, которые время от времени возникали.

Подруги решили поселиться вместе в комнате №158 на долгие пять лет. Их соседкой оказалась второкурсница – рыжеволосая «Киса» Марина Линкевич. Её полки ломились не от книг – от игрушек.

– Вот это да! – не сговариваясь, произнесли новосёлы.

– Куклы и мишки – для настроения! – с улыбкой произнесла Марина.

– Такое отношение к учёбе папа вряд ли бы одобрил, – подумала Люда.

Ярко накрашенная, с высоким начёсом, «Киса» производила впечатление скорее девицы лёгкого поведения, чем студентки. По утрам они с Ириной соревновались: кто кого «переплюнет». Знаменитая «Ленинградская» махровая тушь (в народе – «самоплюйка») тогда пользовалась огромной популярностью. Объём ресниц «на глазах» увеличивался раза в три. Кто-то и сейчас её продолжает разыскивать на рынках или прилавках современных супермаркетов. Людмила не могла смотреть на это без скепсиса.

– Видимо, у них не было жёсткой установки на учёбу, – произнесла она с досадой.

Комната, рассчитанная на троих, по виду напоминала купейный вагон: у каждого – свой мебельный гарнитур: откидная деревянная кровать с тумбочкой и книжной полкой наверху.

– Компактно, стильно, уютно … – подойдёт, – решили новые обитатели.

Распаковав вещи, они осмотрели места общего пользования: холл, где стоял большой по тем временам телевизор, туалеты без дверей (что в дальнейшем сильно осложнило жизнь студенток), просторная кухня. Здесь они задержались дольше всего: у газовой плиты «колдовала» темнокожая женщина, за плечами у которой, «в рюкзаке» сидел такого же цвета малыш с кудрявыми волосами и чему-то радовался. Такую картину девушки наблюдали на протяжении всех лет учёбы, постоянно слышали иностранную речь или короткие диалоги на ломаном русском и ощущали запахи арабской туалетной воды, исходивших из «мужской половины» общежития.

О политическом климате судили по поведению зарубежных студентов. На этажах то тут, то там происходили вспышки национализма, причина которых оставалась тайной за семью печатями. Девушкам не хотелось загружать голову вопросами внешней политики, но профессия заставила: ежегодно они сдавали «политзачёт» на знание всех заметных мировых событий. Многие по тем временам оставались без стипендии, поскольку эта дисциплина считалась, как и многие другие, основной. Чаще всего «страдала» женская половина, для которой обустроить быт и создать образ современной девушки было важнее.

Денег катастрофически не хватало всегда!

– Там некогда гулял и я, но вреден север для меня, – пушкинские строки Ирина перефразировала, когда они шли по Невскому проспекту по направлению к ресторану «Север». Днём он работал как кафе для сладкоежек.

– Ира, у нас осталось три рубля пятьдесят копеек, какие пирожные?! – восклицала Люда.

– На оставшиеся деньги купим кочан капусты, – быстро решала проблему подруга.

Так получилось, что Люда как самый ответственный человек стала в их тандеме «казначеем». Невольно приходилось исполнять роль «жадины-говядины», чтобы протянуть месяц на сто рублей.

– Мне казалось, что ты всегда ходила голодной, – скажет через много лет сестра, перечитывая их переписку.

– Хорошие учителя попались! – отшучивалась Люда.

Она припоминала ей и чай «белые ночи», и маргарин вместо масла, и постоянные ответы на просьбу что-то купить: «Денег нет!»

– Хочешь в театр или в «Лягушатник» на Невском, тогда не приставай? – всегда в таких случаях говорила Лена.

Попасть в кафе-мороженое, где обслуживали официанты, мечтал каждый. По приемлемой цене можно было заказать своё любимое лакомство. «Лягушатник» считался местом, где студенты заедали двойки или пышно праздновали успех. «Народное» название получил из-за зелёной плюшевой обивки диванов. Но так было только с 1960 года. До этого его знали, как кафе-ресторан «Доминик» по имени швейцарского мастера кондитерского цеха «для удовольствия публики высшего класса». Славился хорошей кухней. В меню – чай, кофе, шоколад, глинтвейн … Пользовался популярностью у любителей бильярда, домино, шашек, шахмат. Завсегдатаи называли себя «доминиканцами». С 2000-го это первый культурный интернет-центр на Невском проспекте. «Лягушатник» оплакивали всей страной. У многих с ним связаны трепетные воспоминания.

– Не сберегли, впрочем, как и многие другие объекты, которые согревали душу, – не без горечи констатировала Людмила.

Всё, что происходило на первом курсе, девушку впечатляло. Список литературы – античной, русской, зарубежной, который предложили прочитать, казалось, не оставлял никаких шансов на вольготную жизнь. Если бы не Ирина.

– Будем читать самые интересные произведения, – предложила она. – Иначе времени не хватит на Ленинград!

Противиться искушению северной столицы с каждым разом становилось тяжелее. Они искали оригинальные способы совместить учёбу с походами на концерты и спектакли.

Много времени отнимал иностранный язык. Люда попала в сильную группу, в которой собрались выпускники «английских» школ – угораздило её написать изложение на «отлично» про забавного слоника. Уловив смысл небольшого рассказа, она без особого труда описала весёлую историю, приключившуюся с мультяшным героем. Elephant (слон) сыграл с ней злую шутку. Четыре года (пока изучали английский) она жалела о том, что написала работу грамотно. Отец, конечно, гордился. А дочери пришлось нелегко: только письменных навыков не хватало, чтобы чувствовать себя на уроках английского «рыбой в воде». На занятия ходила без особого желания из-за чувства страха от того, что не всё понимает, о чём говорят «продвинутые».

Обычно Татьяна Салье, «англичанка» французского происхождения, заходила, уже что-то бормоча себе под нос. Произношение было необычным. Казалось, что она вот-вот захлебнётся собственной слюной.

– Человек с «живым» лицом, – отметила про себя студентка. Приблизительно таким же комплиментом она наградит Людмилу.

Переводы неадаптированных книг отнимало почти всё время. Пересказы текстов были обязательным элементом программы.

– Как же другие успевают? – недоумевала она. – И почему англичанка всё время просила их при пересказе текстов использовать книжную лексику.

Тайное стало явным, когда провинциалка увидела в руках многих «ленинградцев» адаптированные издания.

– Из группы только Степанова читает книги в оригинале, – с этих слов началось разоблачение. – Погорели вы на О. Генри, – продолжала интриговать она группу. -

Вы, наверное, знаете, что это псевдоним знаменитого американского писателя-прозаика Уильяма Сидни Портера и известен он как автор тонких юмористических новелл с неожиданными развязками. Одно слово определяет основную идею рассказа. Кого ни спрашивала ключевую фразу, кроме Степановой, никто не ответил.

Кто умел – покраснел: обман раскрыт. А Людмиле урок пошёл впрок. Иногда маленькие хитрости не раз выручали на экзаменах. Но не английский беспокоил Георгия Тимофеевича.

– Вдруг не сможет?! Есть ли у неё призвание? – больше всего отец переживал за «журналистские» предметы.

Уже на первом курсе их было достаточно, чтобы понять, что профессия журналиста сложная и ответственная. Однако желание заниматься любимым делом и получать за это деньги все минусы обращало в плюсы. Ещё древний мыслитель и философ Китая Конфуций говорил: «Найди себе дело по душе и ты не будешь работать в жизни ни одного дня». Так и случилось.

Первые попытки взять интервью ничем не отличались от тех бесед, в которых Люда участвовала. Главное, иметь правильную или ошибочную, но свою точку зрения на любое происходящее событие. Тут очень пригодились уроки литературы от Елены Николаевны Петровой. Работы студентки Степановой не оставались незаметными на протяжении всей учёбы. Но только ближе к экватору Георгий Тимофеевич «перевёл дыхание»: успехи дочери радовали. Нину Михайловну больше интересовал её быт.

– Юра, – обращалась она к мужу, – как ты думаешь, хватает ей денег?

– Видишь, телеграмм нет, значит, всё нормально, – отшучивался он.

– Слишком дорого обходились нам твои пятёрки, – уже после окончания университета не без удовольствия расскажет отец дочери. Признается он и в том, что ждал таких телеграмм, как дождя в засуху. Ради этого готов был работать не покладая рук. Однако Нина Михайловна всё чаще замечала, что муж держит руку в области сердца.

– Что-то жмёт, – то ли жаловался, то ли намекал на то, чтобы его пожалели лишний раз.

– Да чего мужики нежные! – думала про себя Нина Михайловна. Вслух произносила: «Таблеточку, может быть?». Когда мама превращалась в домашнего доктора – отцу сразу становилось легче. Но трудное и голодное детство ещё не раз им напомнит о себе.

Дочь, приехавшая на зимние каникулы после первой сессии, тоже заметила: папа стал чаще останавливаться, когда они катались в заснеженном лесу на лыжах.

– Люда, вы уж недалеко, хорошо? – просила Нина Михайловна.

Каждый раз, провожая мужа на лыжню, проверяла: с собой ли у него нитроглицерин. Тогда Люда поняла, что не только бабушки и дедушки болеют.

– Они ещё такие молодые, им ещё нет и пятидесяти! – радость встречи с родителями сменялась тревогой.

Люда хорошо помнила, как умирала папина мама – бабушка Катя. Врачи поставили диагноз: сердечная астма. Приступы удушья, связанные с сердечной недостаточностью, длились от нескольких минут до нескольких часов. Люда тяжело переживала, пыталась помочь, но безрезультатно. Тогда она уходила в сад и горько плакала.

– Сердобольная! Блины пекла, лишь бы мне легче стало. А у меня – слёзы из глаз, – вечером, когда боль немного отпускала, рассказывала она своему сыну.

– Неужели и папу постигнет та же участь? – этот вопрос Люда задавала сама себе, когда оставалась наедине со своими мыслями. Мама, как могла, сохраняла спокойствие – наверное, оттого, что и сама не знала, насколько серьёзно болен муж. От мрачных мыслей отвлекала студенческая жизнь младшей дочери.

29. «Интербублик»

Всё, что происходило в интернациональном общежитии, начиналось с приставки «интер». И даже День смеха, который повсеместно отмечался первого апреля, был не «как у всех» – здесь праздновали «Интербублик»!!! В тот вечер подруги возвращались из очередного похода в кафе-ресторан «Север». За душой – ни копейки: Люда снова пошла на поводу у Ирины. В общежитии уже на первом этаже они почувствовали запахи пищи.

– После сладкого захотелось поесть, – первой не выдержала подруга. – Заглянем на огонёк?!

В холле толпились студенты. Девушки быстро разузнали про праздник и подсели к небольшому столику. Иностранцы сновали взад-вперёд с кастрюльками, тарелками, чашками …

– Нам нужно определить жюри. Доверимся жребию? – объявил ведущий.

– Да!!! – дружно поддержали студенты.

Первой бумажку вытянула Люда. Второй – Ирина. К их удивлению, обе получили право быть в жюри, которому предстояло оценить кулинарные способности участников конкурса.

Африканские студенты приготовили «цветной» рис. Ещё на кухне девушки обратили внимание на большую коробку, напоминающую акварельные краски, с которой они традиционно приходили на кухню. Благодаря природным красителям, семье из Бахрейна удавалось простые блюда превращать в произведения кулинарного искусства. Студенты из Монголии приготовили манты – кушанье восточной кухни в виде шариков из мяса, завёрнутых в тесто и сваренных на пару.

Традиции и предпочтения этого народа девушки изучили основательно. Так получилось (наверное, потому что Ирина была старостой интернациональной группы), на третьем курсе их соседкой вместо «Кисы» оказалась монголка Гантамор Юндиндоржийн. Их имена и фамилии подруга через месяц произносила без запинки. Студенты из Чехословакии (которых называли «чехами», на что они очень обижались и в ответ называли «совами»), из Франции (темнокожий невысокого роста Жан Клод Гокоссо, очень напоминал резиновую куклу-негритёнка), из Монголии (почти треть группы), из Судана – все они были детьми тамошних высокопоставленных родителей.

Кумыс, конина, зелёный чай – с мукой, поваренной солью и курдючим жиром … Блюда восточной кухни сначала изумляли соседок по комнате, а через некоторое время жир, остававшийся на стенках кружек и тарелок, стал раздражать. Тогда о толерантности к иному образу жизни, поведению, обычаям не могло быть и речи.

Баранину Люда могла угадать в любом блюде. Иногда Нина Михайловна пыталась «завуалировать» её, сварив вместе со свининой – мясом, которому Георгий Тимофеевич отдавал предпочтение. Однако специфический запах выдавал себя. Суп, щи или борщ, приготовленные на баранине, ни муж, ни дочь не ели. Они молча, не сговариваясь, отодвигали от себя тарелки.

– Что? Невкусно? – спрашивала с недоуменным видом мама.

– Опять с бараниной, – говорила с укором дочь.

– Нина, ты мяса поменьше клала бы в кастрюлю! – просил Георгий Тимофеевич. – Жирно, не значит вкусно. Пахнет баранина потом … Ничего не могу с собой поделать.

Мама, конечно, расстраивалась, но старалась «исправиться».

Нелюбовь к баранине и ко всему, что было приготовлено на сливочном масле, Люда пронесла через всю жизнь. Восточная кухня не стала исключением, особенно монгольская. Советские студентки решились на отчаянный шаг: запретили пользоваться Гантамор своей посудой – и много нового узнали о себе.

– Гана, – однажды спросила Ирина соседку, – как вы различаете друг друга? Вы такие одинаковые?!

Ответ обескуражил.

– Это вы одинаковые! – быстро отреагировала на вопрос монголка.

После такого диалога интернациональная дружба пошатнулась. Гантамор, поняв, что из этого ничего хорошего не выйдет, сделала первый шаг к примирению – предложила купить своим соседкам вельвет в мелкий рубчик. Он напоминал бархат и в то время пользовался большим спросом, но на прилавках советских магазинов материала не было. В ту пору его покупали у фарцовщиков пятьдесят рублей за метр. Монголка приняла заказ, а через неделю показала товар.

– Это ваш вельвет, – пояснила Гана.

Соседки не сразу заметили подвох. Монголка отвернула край ткани, где белыми печатными буквами было написано: «Made in USSR». Девушки глазам своим не поверили. Как оказалось, Советский Союз экспортировал ткань в Монголию. А оттуда её снова привозили студенты и предлагали купить втридорога. Так девушки узнали, что такое бизнес по-монгольски. Славились их кожаные изделия: куртки, юбки, джинсы. Но для большинства они были не по карману.

Капуста во всех видах считалась самым ходовым блюдом у безденежных студентов. От жареной картошки сильно прибавляли в весе. Старались подальше держаться от пирожных и других сладостей. Борьба за фигуру продолжалась на протяжении всех студенческих лет. Ирина Журавкова – типичный её представитель. На себе испытывала самые разные методы и диеты, но сила воли в самый ответственный момент давала сбой. Неделю она могла «сидеть» на слабительных, добивалась пусть маленького, но результата. Оставалось закрепить успех, но вместо этого Люда наблюдала забавную картину. Ирина торопилась в общежитие с аккуратно перевязанной коробочкой, в которой находились её любимые эклеры. Объяснить свои решения она даже не пыталась.

– Людка, ставь чайник! – кричала сладкоежка из-за двери. – Калории принесла!

В такие моменты обе хорошо понимали: сила женщины – в её слабости! Наевшись пирожных, потом на пару переживали и придумывали очередные способы похудения. Красивая фигура гарантировала удачное замужество. Под ним понимался брак с ленинградцем. Многие студентки не скрывали своих намерений. Перспектива жить в общаге и поехать по распределению в тьмутаракань их не прельщала. Причём о любви речи не шло.

– Холодный расчёт ещё никого не делал счастливым, – говорила провинциалка в случае, если между подругами или однокурсниками возникал спор. – Она-то уж точно знает. Однако учёба по-прежнему оставалась соперницей для всех, кто пытался ухаживать за девушкой.

30. Нелёгкий «хлеб» проводника

Это Людмила поняла, когда «его» сама попробовала. После второго курса будущим журналистам предложили поработать в стройотряде. Как один из вариантов: 45 дней – проводником. Потребность в деньгах с каждым годом только нарастала. В двадцать лет девушке хотелось приодеться.

– Люда, что заработаешь, – твоим будет, – так мама положительно отозвалась на желание дочери влиться в ряды ВССО «Нева».

Папе пока не говорили – вдруг что-то изменится за три месяца?! Столько будущих проводников обучали азам профессии.

– Романтика! – уже мечтала Людмила и строила планы. – Спать под стук колёс … Разные города, люди, новые встречи … Наши профессии во многом схожи! – сделала она вывод.

– Мы готовим из вас универсальных специалистов, – постоянно напоминали первокурсникам преподаватели. – Вы должны всё уметь! – эту же фразу в детстве повторял и её отец. – Надо себя попробовать!

Уже через несколько дней с ленинградкой Леной Беляниной Люда стала слушательницей курсов.

– Ничего сложного, – успокаивали себя девушки.

Они узнали, как важно следить за буксами, чтобы не перегревались, что «фартук» – это переход из одного вагона в другой, а бризки – маленькие занавески на окнах … Всему остальному их научит первый рейс. К состоянию здоровья будущих проводников отнеслись ответственно. Слух, зрение – врачей интересовали в первую очередь. Молодым девушкам казалось, что в их возрасте не болеют. Однако вопрос: «У вас был в детстве отит?» застал Люду врасплох.

– Нет, – поспешила она ответить.

– Значит, не обратили внимания! Рубец остался, – подтвердила диагноз врач.

Чуть позже мама расскажет ей о том, как на самом деле в детстве «текло» у неё левое ушко.

– Думали, что пропадёшь, – настроилась на долгий рассказ Нина Михайловна. – Ни один врач не брался. Всякую надежду мы тогда потеряли. Всё испробовали: компрессы, капли, таблетки … Ходила ты в платочке с ваткой в ушке. Отец места себе не находил. Помог случай. Как-то в нашу районную больницу приехал врач -немец по происхождению. Лекции читал, опытом делился, отвечал на вопросы. Тут я и рассказала про беду. Уже на следующий день пришли к нему на приём. Осмотрел он ушко внимательно, сделал мазь по своему рецепту и наказал закладывать её в течение десяти дней. Хотела узнать состав чудодейственного средства, но врач уже уехал. Всю жизнь его добрым словом вспоминаю.

Время учёбы на проводника быстро прошло. За три месяца девушки поняли, что в этой профессии больше ответственности, чем романтики. Но отступать было поздно. Георгия Тимофеевича поставили перед фактом: летом Люда поедет в стройотряд.

– Папа, это не прихоть, – постаралась оправдаться дочь. – Это обязательное условие для перехода на третий курс, – Люда нашла «железный» аргумент.

– Вас делу проводника учили? – спросил он. И только, услышав положительный ответ, «дал добро».

Дочь скрыла от родителей главное – «Нева» будет работать на «дополнительных» поездах. Что это такое, она и сама узнала не сразу. Отправляясь в первый рейс, их напутствовали кадровые проводники, которые по технике безопасности обслуживали головной и хвостовой вагоны.

– Если что, обращайтесь, – в словах прозвучала лёгкая ирония.

Это сейчас все составы – фирменные. Тогда всё больше «дополнительные» колесили по стране.

– Нато он и стройотряд, – подшучивал над девушками командир, Володя Тургаев с исторического факультета. – Не бойтесь, нас много, поможем, если что …

– Волков бояться – в лес не ходить! – заметила её напарница – хрупкая, невысокого роста, с огромными карими глазами, девушка.

– Трудно ей придётся, – подумала Людмила. Она хорошо понимала, что физической работы не избежать.

Наступил долгожданный день. До отправления поезда оставалось пять часов. На собрании, которое устраивалось перед каждым рейсом, определили направление: Ленинград – Адлер. Время в пути – 55 часов туда и столько же – обратно.

– Ура! – не выдержали студенты. – Мы едем на Чёрное море! А когда Люда посмотрела маршрутный лист, сердце забилось чаще.

– Лена, представляешь, мы будем проезжать через Фаянсовую, мою родную станцию, – радостно сообщила она. – Стоянка – пятнадцать минут!

Люда успеет дать родителям телеграмму, чтобы повидаться с ними. До встречи оставалось девятнадцать часов.

В новенькой стройотрядовской форме девушки отыскали в тупике свой состав. Внешне он почти ничем не отличался от других. Внутреннее убранство соответствовало определению: «дополнительный». Их десятый вагон, предпоследний в составе, походил на старую заезженную лошадь, которую списали за ненадобностью.

– Сколько же ты людей перевёз, сколько откровенных историй слышал! – сочувственно произнесла девушка. Распотрошив полученный на складе мешок с салфетками и бризками, принялась создавать уют.

– Пусть люди чувствуют себя, как дома! Может, добрее будут! – рассуждала она.

Предстоящая встреча наводила ужас. Не работа пугала – ответственность за человеческие жизни. Занятая своими мыслями, не заметила, как вагон тихо тронулся по направлению к перрону.

– Ну, всё! – прошептала Людмила. – Как же их много!

Навстречу пассажирам они с напарницей вышли в приподнятом настроении. Вскоре показался электрокар. Полногрудая женщина развозила мешки с бельём.

– Распишитесь, – громко скомандовала она и протянула накладную Лене. Та даже не посмотрела, под чем подписалась. Ещё один мешок оказался неподъёмным. Вдвоём они затащили его в тамбур. В нём оказалось топливо для титанов – торфяные брикеты. Затарившись, предложили пройти пассажирам в вагон. С непривычки тряслись руки. Но этого никто не заметил. Путешественников занимали собственные проблемы. Кто-то не успел сказать друг другу главных слов, кто-то забыл дома нужные вещи. Одни радовались предстоящей дороге, другие – грустили. Эмоции били через край.

– Провожающих просим освободить вагон, – неожиданно для себя произнесла Люда.

Теперь уже она была хозяйкой положения. Сразу же после отправления, собрав билеты, они роздали постельное бельё: такое же, как и прежде, – слегка влажное, серого цвета. Под стук колёс пассажиры угомонились.

– Справились? – спросил Сергей Донцов.

Высокий, худощавый, с бородой – такие проводники редко встречались. Он больше напоминал капитана дальнего плавания, наверное, ещё и потому, что курил трубку. – Бельё оставили на обратную дорогу?

Ответа не последовало. Он всё понял по выражению лиц. О главном, как оказалось, их не предупредили. На купейный вагон всего пятьдесят шесть комплектов вместо семидесяти двух. Девушки занервничали.

– Не переживайте! На обратном пути будете предлагать один на двоих. Если, конечно, согласятся. На крайний случай «китайскую» стирку устроим! – старался утешить Сергей.

– «Китайскую» стирку? – в один голос спросили девушки.

Что это такое, они поняли, когда на обратном пути нервные перезагоравшие пассажиры потребовали постельное бельё.

– Берём самое чистое использованное бельё, пересыпаем небольшим количеством стирального порошка, сворачиваем и кладём под пресс, – давал уроки «находчивый» проводник. Перепуганные студентки пытались воспротивиться, но ситуация накалялась.

– Из двух зол выбираем меньшее! – произнесла Лена, которая, не глядя, подписала накладную, чувствовала себя виноватой.

– Из зол лучше ничего не выбирать, – тихо произнесла расстроенная Людмила. Обманывать людей не входило в её планы.

Когда пришло время подавать чай, Сергей вернулся в свой вагон. А через час снова навестил «молодо-зелено» и преподал ещё один урок: как на чае заработать. Девушки напряглись. Слушали рассказ бывалого исключительно из интереса.

– Немного пищевой соды – и заварки хватит на большее количество стаканов, – объяснял Сергей. – Но я так не делаю. У меня – не чай, божественный напиток, настоянный на зверобое. Летом заготавливаю. Ко мне почти весь состав ходит пить.

– Проводник! Разве это мужская профессия? – неожиданно спросила Людмила.

– А разве плохо, если тебя обслужит мужчина? – видимо, привыкший к таким вопросам, не растерялся он.

В шесть утра поезд прибыл на «Фаянсовую». Девушка открыла дверь вагона, протёрла поручни тряпкой и … увидела родные лица.

– Мамочка, папочка, как я рада вам! – дочь бросилась обнимать отца, ища в нём защиту.

Она позволила себе расслабиться хотя бы на несколько минут, чтобы потом снова почувствовать взрослой. Отец гордился своей Людмилкой и впервые не скрывал этого. А мама, казалось, задавала один и тот же вопрос.

– Деточка, как вы питаетесь?! – переживала она. – Может, вам следующий раз супчика сварить? Люда, зайди в поезд, а то вдруг не успеешь?

Такие встречи в течение полутора месяцев поддерживали родителей и морально, и материально. Вдвоём на велосипедах они приезжали в назначенный час на станцию, передавали грибной суп, тушёную картошку на растерзание голодным студентам. «Человеческая еда» – так называли они всё, что готовила Нина Михайловна. Взамен, по распоряжению командира отряда, родители увозили южные фрукты и овощи.

Однажды произошла встреча, какая могла случаться только в кино.

– Люда, просыпайся, – будила напарница, – твоя учительница едет в шестом вагоне. Спросонок она не сразу поняла, о ком идёт речь. Подруга посвятила в подробности.

– По эмблеме незнакомка поняла, что мы из Ленинграда.

– А Люда Степанова с вами? – поинтересовалась пассажирка.

– Она просила не будить тебя, но я решила иначе. Когда вы ещё поговорите? – призналась Лена.

Речь шла об англичанке – Нелли Степановне Фёдоровой, которая готовила Люду для поступления на «рабфак». Она возвращалась с отдыха домой в Ростов-на-Дону.

– Я искренне поздравляю тебя! – не без гордости произнесла учительница при встрече. – Всегда верила в твой успех.

Конечно, времени рассказать о том, что произошло за последние три года, не хватило, но о главном поговорить удалось. Больше они не виделись.

Стройотряд «Нева» посещал чаще других города Адлер и Севастополь. По вечерам на тёмных полустанках Люда выходила с фонарём на перрон, как того требовала инструкция, встречала пассажиров. Кадровый проводник заметил, с каким усердием и ответственностью выполняет девушка свои обязанности.

– Ты зачем на перрон выходишь? Кого ждёшь? – недовольно спросил он однажды.

– Пассажиров! – искренне ответила она.

– У вас все места заняты! – не отставал Сергей. – Унесут тебя вместе с фонарём, много тут шпаны ходит!

– А ведь он прав, – сначала обиделась, а потом согласилась Люда.

Дополнительные поезда всегда опаздывали – уступали дорогу скорым, фирменным. Купались в море минут по сорок – столько требовал обязательный технический осмотр состава. Приезжали ближе к ночи. Но купания под луной были лучшей наградой за все мытарства.

Жизнь продолжала девушек испытывать на прочность. Чтобы в Харькове заполнить ёмкости пресной водой и её хватило до пункта назначения, огромной по размерам бабе Клаве, виртуозно заправлявшей баки, давали по рублю. В то время проводник получал девяносто – в лучшем случае. Штрафы, без которых не обходился ни один рейс, уменьшали доход процентов на двадцать. Наказывали за украденное пассажирами постельное бельё, чайные ложки и подстаканники, шахматные фигурки. Те же «бабушки-толстушки» (иногда девушкам казалось, что они – повсюду) хитрили. Пользуясь тем, что студенты приезжали уставшие и сонные, при подсчёте простыней и наволочек, занавесок и салфеток незаметно отбрасывали их в другую кучку, а потом забирали себе. Так романтика путешествий перемежалась с правдой жизни.

– Деточка, терпи! – в момент, когда у дочери опускались руки, поддерживала мама.

– Ты выдержишь! – без тени сомнения говорил отец.

Люда научилась спать под стук колёс (потом его будет не хватать), рассчитывать продукты, хорошо выглядеть в условиях, когда нет душа. Опыт, приобретённый в стройотряде, ей сильно пригодится в семейной жизни.

Сто пятьдесят рублей, которые остались от заработка, мама, как и обещала, разрешила дочери потратить на обновки. В Ленинграде Люда купила три модных платья, оттого почувствовала себя уверенной. Даже в северной столице «встречали по одёжке», «провожали по уму». Определяющим в жизни сестёр Степановых была не форма – содержание, чему несказанно радовался отец. Когда речь заходила о земном – о нарядах, о причёсках, о том, как обустроить быт, он не оставался равнодушным.

– Не о том думаете! – недовольно говорил он.

Дочери тут же меняли тему.

31. Совхоз «Всеволожский»

Это словосочетание заставляло вздрагивать всех, кто знал, что у государственного университета есть база в Ленинградской области. Ежегодно сюда приезжали сотни студентов с разных факультетов, чтобы помочь совхозу убирать небывалые урожаи моркови. Сельскохозяйственные работы пугали городских жителей, но не приезжих, привыкших к бытовым неудобствам. Жили в длинных бараках, разделённых стеной на две половины, – женскую и мужскую. В каждой находились двухэтажные кровати и печи, которые регулярно топили дежурные, освобождённые от работ в поле. Вставали ни свет, ни заря под музыкальные композиции «Пинк Флойд» из популярного альбома «Стена». «Обратная сторона луны» будет долго ассоциироваться с совхозом «Всеволожский».

Печи под утро остывали. Считалось: встать – значит совершить подвиг. Умывальники с ржавой водой и туалеты ждали заспанных студентов на улице. Дополняли картину длинные деревянные столы и скамейки в столовой, считавшейся самым желанным местом. Здесь не только ели, но и по вечерам собирались на танцы те, у кого оставались силы после морковки.

– На бескрайних полях – бесконечные гряды, – Люда едва расслышала чьё-то шутливое изречение.

Незнакомец небрежно бросил корнеплод в ящик. Оттуда урожай грузили в специальные контейнеры и отвозили на овощные базы.

– Чтобы морковь долго хранилась, – принялся объяснять куратор факультета журналистики «Сан Саныч», – оставляем на ней двухсантиметровый «хвостик».

– Кто только придумал сельское хозяйство? – продолжал протестовать парень в костюме цвета хаки. Высокий блондин с голубыми глазами никак не вписывался в деревенский ландшафт.

– Ничего сложного! – откликнулась Людмила.

В следующий раз незнакомец попал к ней в бригаду.

– Плана не будет, – поделилась она с Ольгой Звонарёвой, учившейся с ней в первой группе.

– Будет вёдра носить, – быстро нашлась подруга.

Михаил Грушевский, так звали напарника, согласился. К удивлению девушек, работал так, что их бригада стала в этот день лучшей. «Троица» получила в подарок по небольшому томику стихов Сергея Есенина. С тех пор между ленинградцем и провинциалкой завязалась дружба. Он был моложе на два года, жил в семье художников-оформителей. Чуть позже Люда познакомится с родителями. Ей приходилось иногда ночевать у них, когда не успевала за один день оформиться в общежитие.

Новый знакомый производил на неё странное впечатление: по утрам не умывался, в столовой, когда другие быстро разбирали тарелки для супа или каши, сидел, как вкопанный. Уезжал на работу голодным.

– Пижон! Ещё день-два и ноги протянет, – подумала Люда.

В следующий раз, когда все вернулись с поля и пошли на ужин, картина повторилась. Девушка не выдержала, взяла тарелку с пловом и поставила перед ним.

– Ешь! – приказала она. – И без возражений!

Немного смутившись, он хотел отказаться, но вместо этого поблагодарил ту, которая ещё не раз выручит его. Известие о том, что ему предстоит дежурство по бараку, повергло первокурсника в ужас. Напилить и наколоть дров оказалось для него неразрешимой задачей. Любившие подшутить «целевики» (те, кто учился по направлению) из Осетии Валера Токазов и Борис Хозиев уже ждали своего часа.

– Попробуй печь не растопить, «Грушницкий», – пригрозили они парню.

Тот совсем раскис: с поля приезжали продрогшие, всем хотелось побыстрее согреться и вещи посушить.

– Людка, если ты мне не поможешь, я разговаривать с тобой не стану, – по-детски предъявил он ультиматум.

– Не надо! – обиделась девушка.

– Хочешь, я тебе мороженое из Ленинграда привезу? Меня на два дня домой отпустили!

Люда сжалилась.

– Меня этому не учили, у нас даже дача с газом! – продолжал он оправдываться.

Способности педагога пригодились.

– Тяни пилу на себя, я – на тебя! Не торопись, а то полотно испортим, – поучала она ленинградца. – Теперь показываю, как колоть дрова.

– Это легче, – уже с улыбкой произнёс Миша.

Молодой человек старался. Люда легко растопила печи, чем сильно поразила парня.

– Ты всё умеешь! – подвёл он итог дежурству. К вечеру в бараке стало жарче, чем обычно.

– Теперь меня точно не засмеют, – признается он чуть позже.

Миши не было два дня. Он не врал, когда говорил, что уезжает. Неправдой оказалась причина, по которой сбежал из совхоза. «Больные зубы» – удобный способ получить разрешение у куратора. А на самом деле «хитрец» ездил помыться и поменять одежду. Люда хотела объявить ему бойкот, но, когда увидела в руках «Ленинградское» мороженое – любимый пломбир в шоколаде, «растаяла» быстрее, чем лакомство.

– Я обещал! – сказал он и протянул слегка поддтаявший брикет.

Вместе с ними на полях совхоза «Всеволожский» трудился и Леонид Парфёнов. Он всегда был заводилой – организовывал вечера танцев для поддержания духа «колхозников». Через много лет станет известным в стране телеведущим, автором программы «Намедни».

Миша ходил за провинциалкой как ниточка за иголочкой. Над ним перестали шутить. Однако, когда началась учёба, он изменился. Его внешний вид и манера одеваться пугали её. Полная фигура в обтягивающих джинсах смотрелась вызывающе. Курил, громко разговаривал, безудержно смеялся и делал вид, что не знает Людмилу. Как потом выяснится, так он самоутверждался. Но признание будет поздним. Девушка любила людей серьёзных, последовательных. Это сумел заметить Мишин отец.

– Дурень, одна настоящая девчонка появилась на твоём горизонте и ту прошляпил, – сокрушался каждый раз он, когда видел Людмилу.

– Приезжих только ленинградская прописка интересует, – пытался оправдаться сын.

Доказывать, что это не так, девушка не собиралась. Характер не позволял, да и незачем было. Учёба по-прежнему не знала конкуренции.

32. В шаге от профессии

После третьего курса производственная практика была обязательной. На факультете выделили три группы – тридцать человек, которые обучались на отделении «Радио и телевидение». Люда не сразу поверила в свой шанс так близко подойти к мечте.

– Ура! – девушка не могла скрыть радости.

Во времена популярности печатных изданий телевидение воспринималось как нечто далёкое и нереальное.

– Вы знаете, со временем телевидение перевернёт жизнь всего человечества. Ничего не будет. Ни кино, ни театра, ни книг, ни газет, одно сплошное телевидение, – утверждал в фильме Владимира Меньшова «Москва слезам не верит» один из героев.

– Ну, это вы что-то разгорячились. Театр, тут я согласен, – оппонировал другой участник дискуссии, – действительно скоро отомрёт, но книги, кино?

– А вот вы вспомните мои слова через двадцать лет, – не сдавался Рудольф.

Слова оператора оказались пророческими. Телевидение развивалось семимильными шагами. Появились вузы, которые готовили специалистов. В их числе – Ленинградский государственный университет.

Города для прохождения производственной практики студенты выбирали сами, договаривались с руководителями телекомпаний. Днепропетровск Людмиле приглянулся по нескольким причинам: она ни разу не была на Украине, манило южное солнце, обилие овощей и фруктов. Дождавшись приглашения на практику, быстро собрала чемоданы и уже через три дня влилась в творческий коллектив Днепропетровского телевидения, которым руководил Николай Шило. Девушку окружили заботой и вниманием. По воле случая она оказалась в сельхозотделе – кадровые ушли в отпуск, а вакансию требовалось заполнить. Знакомство с агропромышленным комплексом состоялось уже на следующий день. На запылённом УАЗике Люда ехала в один из лучших совхозов на задание – написать очерк о знаменитой доярке с необычной фамилией Грига. Этого жанра студенты боялись. Слишком обтекаемым было его определение. Когда девушка привезёт работы на факультет и будет защищать практику, преподаватель, давая оценку её труду, скажет: «Очерк не совсем получился, но не потому, что мастерства не хватило. В журналистике понятие этого жанра размыто. А в целом – здорово!».

В машине Люда вспоминала вопросы – оригинальные и не очень, которые задаст будущей героине очерка.

– Обыкновенная женщина, – увидев доярку, подумала она. – Обстановка, как и на деревенской ферме, куда ходила с тётей в детстве. Это придало ей уверенности – боязнь показаться смешной исчезла. Навыки, которые она приобрела раньше, очень пригодились в профессии, – занятия музыкой, спортом, знание фармацевтического дела и сельского хозяйства … С каждым разом Людмила понимала, что к журналистике готовилась с детства.

Она живо воспринимала всё, что оставалось неведомым. Увидев совхозные сады, девушка пришла в восторг: грушевые деревья едва удерживали урожай – огромные жёлтые дули с небольшим светло-розовым румянцем.

– Интересно, сколько одна груша весит? – спросила она у директора совхоза.

– До 250 граммов! – со знанием дела ответил тот.

Бескрайние поля с перцем и баклажанами («синенькими») вызвали не меньшее восхищение. Помогая убирать урожай огурцов, она узнала о том, что существует не три сорта «пупырчатых», а четыре.

– Как себе, – улыбаясь, пояснил бригадир. – Самый высший сорт: три сантиметра на пятнадцать.

Непривычная украинская речь вызывала умиление: «шэ», «гэ» … Люда не заметит, как сама начнёт грешить этим.

Самым ярким моментом практики на Днепропетровском телевидении станет первый в её жизни прямой эфир.

– Нас на косность проверяли, – заметил редактор программы с русской фамилией. Из-за невнимательности паспортистки Сусидко стал Соседкиным. – Нам доверили эфир через год, а тут – сразу на экран.

В местной «перукарне» ей сделали причёску «Мирей Матье». За час до программы она пришла в студию, осмотрелась и принялась повторять текст. Пятнадцать минут эфирного времени пролетели быстро – благо, её собеседник, председатель колхоза «Красный партизан» оказался словоохотливым.

– Не успела испугаться, – отвечала она на вопрос коллег: «Какие ощущения?»

На «летучке» её поздравили и поблагодарили – в первую очередь за возможность штатным журналистам побывать в отпуске. Полтора месяца практикантка радовала телезрителей «острыми» репортажами.

– Она, как снег на голову, – оправдывались перед директором канала руководители, о которых шла речь в критическом материале. – Молодо – не значит зелено, – радовался за журналистку Николай Шило.

Практикантов любили ещё и по другой причине: им «прощали» откровенные выступления в эфире. Местным журналистам приходилось работать с оглядкой. И так было не только в Днепропетровске.

После четвёртого курса Людмила выбрала для практики Мурманск. Туда она поехала вместе с подругой – Ольгой Звонарёвой. Разницу в отношениях к делу, к жизни заметили сразу. Северян не сравнить с южанами. В тёплых краях люди более открыты, беспечны, не столь трудолюбивы. Суровый климат Заполярья проверяет своих жителей на выносливость, развивает чувство локтя, когда один – за всех, а все – за одного. Если у кого-то новоселье, помогает с ремонтом весь коллектив.

180-метровая вышка Мурманского телевидения расположилась на самой высокой сопке – Варничной. Добираться туда непросто. Как и в Днепропетровске, самый распространённый вид транспорта – УАЗы разной модификации.

Собирались практикантки на север, когда в Ленинграде стояла тридцатиградусная жара.

– Люда, возьми обязательно тёплые вещи! – настаивала мама.

– Они уже взрослые, всё знают, – напомнил жене Георгий Тимофеевич.

– Дети всегда для нас останутся детьми! – не сдавалась Нина Михайловна.

Дочь взяла вещи, из которых плащ оказался самым тёплым в саквояже. От холода спасали два шерстяных свитера ручной вязки. Погода на день менялась по нескольку раз. Шквальный северный ветер с Баренцева моря приносил в Мурманск повышенную влажность воздуха и довольно прохладную летнюю погоду. Случалось, несколько минут шёл дождь, а в других местах города, ближе к морю – кружил снег. Неожиданно появлялось солнце, поднималась температура и уже при восемнадцати градусах тепла дышать становилось трудно. Чаще всего изменения погоды ждали со сторны морского порта с большим количеством башенных кранов, кораблей, шлюпок и лодок. Тревожный крик хохлатых бакланов, альбатросов и чаек подчёркивал местный колорит. Осложнял жизнь полярный день. Ложились спать и вставали исключительно по часам. Окна общежития, в которое поселили девушек, были постоянно занавешены.

Питались в городской столовой. Предпочтение отдавали исключительно рыбным блюдам, чаще всего – треске горячего копчения. В фирменных магазинах «Нептун» и «Океан» она продавалась в специальных сеточках. Местные останавливали выбор в худшем случае на яичнице, поэтому с лёгкостью определяли приезжих.

Практику предложили пройти в информационном отделе. Основное требование к сюжету – текст не должен превышать одной печатной страницы. Темы – самые разные. По просьбе руководства первый материал Людмила сделала о Мурманске.

– Я и не думала, что мы живём в таком необычном и красивом городе, – отметила сюжет шеф-редактор одной из программ.

Буйное цветение сирени по времени совпадало с сезоном грибов, которые росли на сопках. «Красное» море из подосиновиков на заготовительных базах поразило её воображение больше, чем атомная подводная лодка в Североморске. Жёлто-оранжевая морошка, оленьи стада вызывали такое же восхищение, как плантации перцев и баклажанов в совхозах Украины. Она продолжала удивляться! В самых обыденных вещах находила отблеск забытой романтики.

– В сюжете про хлеб я насчитала четырнадцать интересных фактов! – оценила ассистент режиссёра материал практикантки на очередной «летучке». – Даже не догадывалась о том, что наше предприятие выпускает хлеб для космонавтов и водолазов и что от закваски хлеба до готовности проходят ровно сутки!

Каждый «отмеченная» информация в новостном выпуске премировалась десятью рублями. Девушки старались найти необычные темы, которые телеоператоры часто бойкотировали.

– Девочка, я дам тебе рубль восемьдесят, но снимать мясляное пятно на море не поеду, – так отреагировал опытный Аантолий Коновалов на предложение сделать критический материал. – Брызни лучше текст на страничку! – просил он.

В такие минуты хотелось отказать, но обязательное условие привезти положительную характеристику и родительское воспитание останавливали в шаге от ссоры.

Отличные оценки дочери за производственную практику для Георгия Тимофеевича были на вес золота. Он видел, с каким желанием и ответственностью она подходит к каждому заданию.

– Её дело! – от этой мысли у него на душе становилось легко и радостно.

33. «Первенец»

В семье Степановых, впрочем, как и в большинстве советских ячеек общества, на интимные темы не говорили. «В СССР секса нет!» – эта фраза во многом определяла отношения между мужчиной и женщиной, между юношей и девушкой. Ни специальной литературы, ни тем более видео тогда не было. Поэтому, когда настало время сестре выходить замуж, поставить в известность родителей взялась младшая сестра. Вначале рассказала маме, а уже вместе с ней – Георгию Тимофеевичу. Это потребовало от них умения вести дипломатические переговоры, мудрости и такта. Жених – родом из Волгограда, где Лена проходила практику на металлургическом заводе «Красный Октябрь», одном из крупнейших производителей металлопроката специальных марок стали в России. В такой важный для молодого специалиста момент Георгий Тимофеевич находился рядом с ней, как и пять лет назад при поступлении в Ленинградский политехнический институт имени Калинина. Где будет жить и работать, с кем общаться? – его интересовало всё.

Огромные цеха ошеломили. Они не шли ни в какое сравнение с Кировским чугунолитейным заводом, который считался градообразующим предприятием.

– Гордость и страх за дочь – чего больше? – пытался ответить на свой же вопрос Георгий Тимофеевич.

Юра Ведилин производил впечатление серьёзного молодого человека не только потому, что был старше сестры на шесть лет. По рассказам Лены, очень внимательный, смелый, самостоятельный двадцатисемилетний парень. Красиво ухаживал – всё говорило о том, что сестра влюбилась.

– Папа, а Лена хочет замуж выйти, – в подходящий момент, угадав настроение, поделилась с папой младшая дочь.

Георгия Тимофеевича известие застало врасплох. Ничто не предвещало беды – именно так расценил он ситуацию. Жизнь, по его меркам, делилась на три этапа – учёба в школе, затем в институте, после окончания – работа. Что дальше? Этот вопрос он желал оставлять без ответа. Им управляла родительская любовь и мужской эгоизм.

– Она его не любит, – почему-то решил отец.

То ли сомневался в способностях дочери будить чувственное желание в представителях противоположного пола, то ли провоцировал, чтобы Лена сама сказала главное слово.

– Любит, любит! – ответила за неё сестра.

Она очень старалась. По русскому обычаю первую свадьбу играют самому старшему в семье. Люда обижалась на соседей, которые почему-то утверждали, что она раньше «выскочит» замуж.

– Я хочу услышать Лену, – настаивал отец.

– Папочка, она стесняется! – решила до конца идти Люда.

Её способность убеждать проявилась в тот день со всей силой. Папа сдался. Свадьбу сыграли в Кирове в родовом имении. Самые близкие пожелали молодым большой любви и счастья в детях. А в 1980 году на свет появился первенец – Миша, названный в честь прадеда (по маминой линии) и талисмана Московской Олимпиады.

Началась осуществляться мечта Георгия Тимофеевича: поучаствовать в воспитании если не сыновей, то хотя бы внуков. В это время молодые уже получили однокомнатную квартиру, двери которой не закрывались для родственников. Клеили обои, изредка нянчили малыша и радовались за чету Ведилиных – в таком возрасте имели отдельное жильё единицы. Но они заслужили – восемь месяцев ютились в общежитии, пока Юра не поехал в столицу в Главное управление той организации, где работал, и не «стукнул кулаком по столу». С горем пополам им выделили квартиру. Больше всех радовалась Нина Михайловна.

– Газ, ванна, вода горячая: мыть посуду – одно удовольствие! – восхищалась мама, по-настоящему оценив удобства. – Полоскать бельё в проруби не придётся! – она обернулась к дочерям в надежде на поддержку. Но радости на лице старшей не увидела.

Люда вспомнила, как мама на санках возила горы белья на замёрзшую реку Песоченку, лихо орудовала топором, чтобы отвоевать у льда немного воды. Иногда надевала теплые перчатки, поверх – резиновые, а чаще – совсем без них по сорок минут в обжигающей холодом воде полоскала вещи. Оттого руки её краснели и обветривались.

– Слишком долго ждали! Хочется трёхкомнатную! – вяло отреагировала Лена.

– Научитесь ценить то, что имеете! – всегда любила повторять Нина Михайловна, хотя прекрасно понимала: в молодости хочется всего и сразу.

– Не торопитесь жить! – в таких случаях говорил отец.

– Лена, ты сама себе хозяйка! – «агитировала» за малометражку Людмила, выдавая тем самым своё желание оказаться на её месте.

«Выбив» квартиру, зять Юрий Прокофьевич Ведилин заметно «вырос» в глазах тестя. Он будет помогать и родственникам – через какое-то время покорять наукоград приедет двоюродный брат Лены – Гена Степанов. В «фарватере» старшего и опытного человека он чувствовал себя уверенно.

Поездки в Обнинск превращались в праздник. Наличие продуктов в магазинах, делала жизнь ярче. «Время талонов» обнажило истинные ценности. Если в больших городах ассортимент продуктов не вызывал вопросов, то в провинции не видели даже сливочного масла. На семью из трёх человек выдавали подекадно три талона на колбасу – по четыреста граммов, два талона на мясо – по полтора килограмма, причём без учёта качества: с костью или филе – выбирать не приходилось, один талон на сливочное масло – двести пятьдесят граммов. Позже в список дефицитных попадут сахарный песок, крупы и даже спиртное. Чтобы навести порядок в торговле промышленными товарами, устраивали розыгрыши. Нередко мужчины претендовали на женское бельё или туфли.

– У нас жёны есть, – язвили они, чем сильно раздражали своих сослуживиц.

Дефицитные банки растворимого кофе и коробки шоколадных конфет стали лучшим и изысканным подношением, чтобы кого-то «задобрить» или «отблагодарить». Дополняли список редких товаров лекарственные препараты.

Родители старались подставить плечо детям. Продукты «путешествовали» из Кирова в Обнинск: консервированные огурцы и помидоры, солёные и маринованные грибы, квашенная капуста, яблоки, компоты и варенье, которое мама умудрялась присылать по почте и в Ленинград. С ним студенты пили чай, использовали как начинку для кексов и пирогов. Выживали, как могли. Слово «достать» не сходило с уст. Радовались каждой приобретённой вещице. Одежду, особенно детскую, тоже «доставали». Кто умел – шил и вязал. Но даже распределительная система не смогла избавить народ от очередей. Они стали визитной карточкой советского времени.

Незадолго до открытия Олимпиады в Москве (чтобы не подорвать престиж страны) на прилавках магазинов появился «финский сервелат», нарезанный кусочками в небольшой вакуумной упаковке, который был одним из главных украшений праздничного стола обычной семьи и считался деликатесом. Разговоры о еде ещё долго находились в фокусе повседневной жизни.

34. «Им места было мало и земли …»

Решение о замужестве Людмила приняла после того, как третьего января 1981 года «Ромео» признался ей в любви и официально сделал предложение. Молодые мечтали сыграть летом свадьбу. Но как сообщить об этом папе?

– Задача – под силу мужчине! – оправдывала свой страх «Джульетта». – Время ещё есть.

В мире так устроено, что и хорошее, и плохое имеют обыкновение заканчиваться. После весенней сессии студенты приехали отдыхать к родителям. Отступать было некуда: до отъезда Люды на производственную практику в Мурманск оставалось две недели. Подобрав удобный момент, будущий зять попросился поехать с Георгием Тимофеевичем за сахарным песком в магазин. «По знакомству» им «оставили» пятидесятикилограммовый мешок – требовался помощник. И он нашёлся!

– Георгий Тимофеевич, мы хотим с Людой пожениться! – невозмутимо произнёс Гена, когда «Москвич» набрал приличную скорость.

Собственный автомобиль по тем временам считался признаком достатка. О «Жигулях» мечтал каждый мужчина. Люди подолгу стояли в очереди, чтобы стать владельцем заветного авто. Взвесив все «за» и «против», симпатии Георгия Тимофеевича оказались на стороне «Москвича». «Жигули» считались более «городским» автомобилем. В качестве прототипа для него был определён Fiat 124. Специально для эксплуатации в условиях сельской местности на АЗЛК создали модификацию «Москвича». Она серьёзно отличалась от базового седана, так как в основном предназначалась для перевозки пассажиров и грузов в условиях плохих сельских дорог и бездорожья. Он мог использовать в своей работе самый распространённый низкооктановый бензин А-76. Более качественный на селе был в большом дефиците.

Георгий Тимофеевич профессионально водил автомобиль, но слова о предстоящей женитьбе, заставили резко затормозить.

– Давай приедем домой, тогда и поговорим! – так он отреагировал на просьбу «благословить» молодых.

Он старшую дочь скрепя сердце отдал замуж, а с младшей расставаться не желал.

– Значит, она от него зависит, – с явным неудовольствием произнёс Георгий Тимофеевич, обращаясь к жене.

Фраза Георгия Тимофеевича прозвучала как утверждение. Когда об этом узнала дочь, так расстроилась, что заплакала.

– Люда, – попыталась образумить мама. – Хочешь сама всё делать, выходи замуж за Гену.

Нина Михайловна не скрывала своего беспокойства: слишком молодой жених, а жизнь прожить – не поле перейти.

– Придётся мне нарушить обет, – упрекнул отец. – Десять лет спиртного в рот не брал, а теперь … – пауза затянулась. Люда почувствовала себя виноватой.

– Мы любим друг друга, – уверяла дочь.

Заявление подавал Гена вместе со своей бабушкой Екатериной Алексеевной Демидовой, которой пришлось исполнить роль «невесты». В день, когда будущие молодожёны пришли в отдел ЗАГС, на двери увидели объявление: «Уехали на сенокос». Так выполнялась программа шефской помощи селу.

– Все ушли на фронт, – расстроилась Людмила. – У меня завтра поезд. Через три дня я должна быть в Мурманске. Что делать?

– Думаю, нам пойдут навстречу, – как всегда, спокойно произнесла Екатерина Алексеевна. Высокая статная женщина являла собой пример интеллигентности: сдержанная, учтивая, добрая. Любила порядок и чистоту, пекла отличные пирожки и ватрушки с творогом. Внуки большую часть времени проводили в её комнате.

Говорят, человек слепнет от счастья. Он перестаёт «читать» знаки судьбы: стучится в закрытую дверь или садится не в свою лодку … Понимание приходит позже, когда большая часть жизни прожита, и человек начинает делать «работу над ошибками».

Вернувшись после практики на Мурманском телевидении, Людмила пыталась наверстать упущенное время: до свадьбы оставалось три дня. Наряд, о котором мечтают все невесты, заменил не обычный для провинциального городка ансамбль. Строгое длинное белое платье на тонких бретелях служило основой для лёгкого плаща-накидки с капюшоном, низ, верх и рукава которого завершались рюшем.

– Я буду самой красивой невестой! – Люда не хотела изменять своим принципам: всегда и во всём быть оригинальной.

Она обошла все свадебные салоны, но безуспешно. Тогда и решила воспользоваться услугами Ленинградского ателье мод на Невском проспекте.

Подготовка к свадьбе не мешала, а помогала сдавать экзамены. Ей не хотелось ещё больше огорчать отца – старалась изо всех сил. Отличные оценки за весеннюю сессию послужили смягчающим обстоятельством.

22 августа 1981 года одиннадцать пар расписывались в Кировском дворце культуры.

– Снегурочка! – закричала восторженно детвора, когда невеста вышла из светлой «Волги». Ребята проводили её до Дворца и с нетерпением ждали возвращения.

Нина Михайловна заказала новый банкетный зал на улице Пролетарской, который молодым предстояло открыть. Просторный, уставленный цветами, он гармонировал с настроением гостей, которые искренне поздравляли влюблённых. Пять долгих лет «Ромео» и «Джульетта» шли к заветной цели: «Широкой этой свадьбе было места мало, и неба было мало и земли …» – слова известной песни Муслима Магомаева – про их свадьбу.

– Только по детям и узнаёшь, сколько тебе лет, – Георгий Тимофеевич радовался и грустил одновременно.

Он подготовил для молодожёнов «тронную» речь. Люда мысленно оценивала каждое его слово. Ей никогда не хотелось выбирать между двумя близкими людьми. Оба – дороги, но именно в эти минуты она поняла, как сильно любит отца – за жертвенность, за его умение сострадать, за всё, что он сделал для неё. На протяжении всей жизни отец будет для младшей дочери путеводной звездой, даже когда его не станет.

В день свадьбы с утра светило солнце, потом о себе напомнил летний дождь и отблеск далёкой грозы – зарница. Всё, как в жизни, – переменчиво. Гости веселились, создавали настроение музыканты – ансамбль со швейной фабрики. «Живая музыка» напомнила Людмиле школьные вечера, которые она устраивала ещё вожатой. И вдруг – знакомая мелодия. Какая-то неведомая сила подхватила её и привела к импровизированной сцене.

– Музыка вновь слышна, – запела она проникновенно … Под мелодию «Белого танца» мужчины закружили в вальсе своих избранниц. На мгновение ей показалось, что она в школе – на новогоднем вечере. Предаться воспоминаниям помешал Георгий Тимофеевич. Он предложил устроить соперничество поколений: кто кого перепоёт и перетанцует? Музыкальную эстафету ВИА передал баянисту-виртуозу. Частушки от бабушек и дедушек полились рекой. А когда зазвучали аккорды всем известной русской «Кадрили», папы и мамы не смогли усидеть на месте – пустились в пляс. «Краковяк», «Трепак» – веселье продолжалось несколько часов. Молодожёны прошли все испытания, которые устроили для них по рецептам старых свадебных традиций. Нина Михайловна отвечала за угощение – следила за тем, чтобы на столах не было пусто. Она по-прежнему зависела от мнения окружающих, но переживала зря: гости все, как один, пришли на следующий день.

– Михална, – первой отозвалась соседка, тётя Шура Агапова, – всё вкусно, наелись до отвала.

Свадьба продолжалась. Юра Ведилин уговорил музыкантов ещё поработать.

– Всё равно опохмеляться после вчерашнего будете! – сделал он им предложение, от которого те не смогли отказаться. Он попросил подыграть ему.

– Очи чёрные, очи страстные, очи жгучие и прекрасные! – запел он бархатным басом.

Исполнить известный романс гости попросили на «бис». Долгое время считалось, что музыка – неизвестного автора. Но это не так. Романс исполняется на музыку вальса обрусевшего немца Флориана Германа. Текст оригинала выглядел так:

Очи чёрные, очи страстные,

Очи жгучие и прекрасные!

Как люблю я вас, как боюсь я вас!

Знать, увидел вас я в недобрый час!

Ох, недаром вы глубины темней!

Вижу траур в вас по душе моей,

Вижу пламя в вас я победное:

Сожжено на нём сердце бедное.

Но не грустен я, не печален я,

Утешительна мне судьба моя:

Всё, что лучшего в жизни Бог дал нам,

В жертву отдал я огневым глазам!

После свадьбы молодожёны разъехались. Людмила – продолжать учёбу на четвёртом курсе в Ленинград, муж – на третий курс в Брянск. История любви получила продолжение ещё на два года: минуты радости при встречах, слёзы – при расставании, нежные длинные письма и короткие телеграммы: «Люблю, скучаю, жду».

35. «Она сделала это!»

Подходила к концу учёба в университете. Приближалось время распределения. Факультет выпускал сто специалистов. Уезжать за тридевять земель никому не хотелось. Однако право выбора предоставлялось не всем. По успеваемости Люда шла под восьмым номером со средним баллом – 4,68. Семи десятых ей не хватило до «красного» диплома!

– Для меня это не важно, – утешала свою гордыню Люда.

Значение имело только крохотное существо, которое уже давало знать о себе. Однокурсники смотрели на неё с завистью.

– Молодец, всё успела! – говорил её руководитель диплома.

– Ну и дура, – не разделила оптимизма Нина Михайловна, когда дочь приехала на каникулы. – Отцу не говори пока, побереги его сердце.

Люда не ожидала такой реакции от мамы, самого близкого и родного человека.

– Можешь сама отцу сказать, – недовольно произнесла Люда. – На дипломе это никак не отразится, не переживайте, – продолжала она успокаивать, хотя саму впору было утешать.

– Начинала писать диплом Людмила, когда была Степановой – в день защиты начнёт свою речь куратор. – Называется «Проблемы повышения эффективности телепередач на юридические темы» на примере правовых программ Днепропетровского, Мурманского и Ленинградского телевидения, – продолжал петь дифирамбы Лев Александрович Рукавишников, который вёл у студентов отделения специальные предметы.

На самом деле работа оказалась энергозатратной. За недостающим материалом Людмила летала на Украину – к своим коллегам, которые ждали её после окончания университета на постоянную работу. Однако перспективы сулили нерадужные: «пожизненное» общежитие. Возможность выйти замуж за местного уже исключалась. А с квартирами в СССР всегда была проблема.

Старания выпускницы оценили на «отлично» – так закончилась студенческая жизнь Людмилы в северной столице.

– Сегодня выполучаете два диплома, – заинтриговал всех декан факультета. – Первый – об окончании университета, другой – будет свидетельствовать о том, что вы – человек высокой культуры: просвещённый, образованный, воспитанный на лучших традициях города на Неве. Всегда помните о том, что вы представляете один из лучших университетов страны. Если берётесь за что-то, делайте с душой, – продолжал напутствовать декан.

– Папа, исполнилась твоя давняя мечта. – Люда протянула отцу диплом. – Твоя – тоже, – она улыбнулась «Ромео», который приехал вместе с тестем поддержать свою половинку.

На следующий день они уже спешили на Московский вокзал, чтобы решать другую, не менее важную задачу. До родов оставалось два месяца, а Георгий Тимофеевич не терял надежды устроить дочь на работу.

– Люда, пособие в тридцать шесть рублей – не большое, но будет вам поддержкой, – уговаривала её мама съездить в Навлю Брянской области для трудоустройства.

– Беременных нигде не ждут, – сопротивлялась дочь, но, чтобы не расстраивать отца, согласилась поехать в город партизанской славы.

Два с половиной часа за разговорами пролетели незаметно. Георгий Тимофеевич любил общаться с дочерью. Они понимали друг друга с полуслова. Как и предполагалось, в редакции районной газеты «Знамя коммунизма» встретили без энтузиазма, но с пониманием.

– Из декретного отпуска возвращайтесь к нам, – пригласил Людмилу главный редактор Юрий Лодкин.

– Приезжайте! – посоветовала его секретарь, которая успела заметить, что приезжая – выпускница Ленинградского университета. – Вам здесь сразу трёхкомнатную квартиру дадут, – продолжала она, хотя уже понимала, что старания напрасны.

– Время покажет, – поблагодарила коллектив за доброе отношение Люда.

В Киров они возвращались в приподнятом настроении.

Будущая молодая мама наконец-то могла сосредоточиться на крохотном существе, которое постоянно напоминало ей о себе. «Ромео» уехал на производственную практику в Краснодар. Нина Михайловна радовалась присутствию дочери в доме и одновременно переживала. Вся ответственность за предстоящие роды ложились на неё.

– Люда, если ребёнок родится второго августа, назовём Ильёй – в честь пророка Илии, – предложила мама. – Всё-таки народно-христианский праздник …

– Не нравится мне это имя. А если девочка родится? – вопрос повис в воздухе.

Сейчас можно определить пол будущего ребёнка, сделав УЗИ. Тогда это оставалось тайной до дня рождения малыша.

– Пусть будет девочка! – провожая дочь в родильный дом, желала Нина Михайловна. – Помощницей вырастет!

Они медленно поднялись в гору, прошли мимо городского кладбища – места, где встречались много лет назад влюблённые.

– Нет, лучше мальчика! – никак не могла определиться в своём выборе мама. – Жизнь у мужчин – полегче.

– Хорошо! – улыбнулась Людмила, – выполню твою просьбу.

Нина Михайловна старалась спрятать волнение, но у неё это плохо получалось.

– Не переживай! – теперь уже дочь утешала её.

Нину Михайловну очень хорошо знали в городе, особенно медицинский персонал, поэтому за чуткое отношение к своей девочке она не беспокоилась. О родах много написано и рассказано, особенно о первых. Неизвестность делает их запоминающимися. Страх, как всегда, в этом деле главенствует. За время нахождения в предродовой палате вся жизнь перед глазами пройдёт.

– Мама, ты не спишь? – позвонила она первый раз в двенадцать часов ночи. – Пока только схватки. Извини, что беспокою.

Второй раз звонок в доме Степановых раздался в два часа ночи, третий – в четыре утра.

– Детка, звони, тебе так легче будет, – за всё это время мама глаз не сомкнула.

В пять часов пятьдесят минут на свет появился … малыш. Кто-то из персонала оставил невыключенным радио. Людмила вздрогнула, когда ровно в шесть утра зазвучал гимн Советского Союза и одновременно раздался крик новорождённого. Она не чувствовала боли – её переполняли незнакомые чувства.

– Смотри, какой красавец! – радовалась чужому счастью акушерка.

Она положила крохотный комочек рядом с настольной лампой – малыш сразу притих.

– Пятьдесят сантиметров, три килограмма двести граммов, – сообщила торжественно медсестра. – Всё – на месте, – хитро улыбнулась она.

– Сынок! Андрей! – Люда перевела дыхание. – Мама будет довольна, да и муж – тоже. Имя выбирали вместе.

Уже под утро «Ромео» переступил порог дома на Чапаева, 40.

– Гена, у тебя сын! – стараясь как можно спокойнее сказать Нина Михайловна. – Поешь и можешь навестить Люду.

«Спасибо за сына!» – напишет он в записке, которую она ждала с нетерпением.

Позже он расскажет, как, приехав поздно из Краснодара, ночевал на вокзале и как был счастлив, узнав о рождении мальчика.

В сентябре молодой папа снова уедет, на этот раз – в Брянск. Оставался последний год обучения и защита диплома. С сыном виделся по выходным.

Георгий Тимофеевич как никто радовался внуку. Через месяц он тоже уедет в санаторий поправить здоровье. А по возвращении заметит, как вырос Андрейка.

– В человечка превращается! – заметит он.

Дочь радовалась вместе с ним. Она видела, как дедушка трогательно относится к внуку, старательно ухаживает за ним!

Так Людмила за год сумела защитить диплом и родить сына. «Она сделала это!»

36. «Камень – с сердца …»

«Внучок растёт не по дням, а по часам», – восхищались дедушка с бабушкой, которые большую часть времени проводили на работе. Молодой мамочке так не казалось. В доме не было особых удобств, приходилось крутиться как белка в колесе. Нина Михайловна старалась хоть чем-то помочь: с утра пелёнки постирает, кашу сварит и в аптеку – руководить. Люда видела, как мама устаёт.

– Я сама всё сделаю, – жалела дочь.

Она не боялась физической работы. Не хотелось ей никого беспокоить и особенно отца, который приходил с завода после ночной смены и ложился спать. А в молодой семье день только начинался. Звукоизоляции – никакой. Андрейка закапризничает – сразу к нему. Люда хорошо понимала, чем может обернуться для отца бессонница. «Скользящий» график – дневная, вторая и ночная смены на заводе – молодому не всегда по плечу. А человеку, которому за пятьдесят, и того труднее. Но боязнь остаться без работы, брала верх.

– Надо что-то придумать, – решила она.

Однажды заметила, что обычно малыш реагирует на мокрые пелёнки.

– Присматривайтесь к ребёнку! Он всё вам «скажет», – подсказала патронажная сестра.

Людмила послушалась совета. Стала угадывать, когда Андрейка «просится» писать и какать. Проявив чудеса изобретательности, сделала из керамической чашечки «ночную вазу» – так избавилась от мокрых пелёнок. На листки бумаги малыш какал.

– Надо же! – удивлялся Георгий Тимофеевич. – Ловко!

– Нас пожалела! – догадалась Нина Михайловна.

Дел поубавилось, появилось время на вязание. По ночам малыш просыпался, чтобы подкрепиться, минут по сорок бодрствовал, потом – на «горшок» и снова спать. Каждую минутку Люда старалась провести с пользой. В детском гардеробе появились вязаные варежки, носочки, шапочки, кофточки и штанишки.

– Голь на выдумку хитра, – вспомнила она, как бабушка Катя говаривала.

А тем временем 31 января 1984 года в Обнинске у сестры родился второй сын – Алёша, третий внук в семействе Степановых.

– Мужички растут! – с гордостью произнёс Георгий Тимофеевич.

– Господь не дал сыновей, теперь внуков принимай! – радовалась Нина Михайловна.

«Казачок!» – так его называли все, кто знал Прокофия Петровича Ведилина. Малыш с карими глазами многие черты у волгоградского деда перенял. В остальном – поведении, привычках – походил на своего отца.

Жизнь – как зебра: полосы чёрные сменяются белыми и наоборот.

– Только порадуешься – тут как тут испытание, – расстраивался Георгий Тимофеевич, когда его умозаключение находило подтверждение.

Жизнелюб по сути, он тяжело переживал разочарования. Андрейке исполнилось семь месяцев, как в дом Степановых постучалась беда. Вечером, когда родители вернулись с работы, Люда пожаловалась на недомогание. В правом боку появилась странная боль.

– Наверное, аппендицит, – предположила Люда.

– Если боль усилится, вызываем «Скорую», – Нина Михайловна встревожилась не на шутку.

К утру приступы участились. Появилась опоясывающая боль.

– Нет сил терпеть, – призналась Люда.

– Собирайтесь! – приказал Георгий Тимофеевич.

Вместе с малышом они доехали до больницы. Их встретил однорукий хирург. Расспросив о характере болей, ни с того ни с сего ударил по правой почке. Люда вскрикнула.

– Это не аппендицит, – сразу же поставил диагноз врач. – Сделайте рентген и снова ко мне, – распорядился он.

После обезболивающего укола Люда почувствовала облегчение. Когда снимки были готовы, стало всё ясно.

– Конкремент в мочевыводящих путях, – как я и предполагал, уверенно произнёс хирург.

– Что это значит? – испугался отец.

– Камень сорвался с почки и остановился, – объяснил он родителям. – Самостоятельно из мочевого пузыря выходит довольно редко. Я выпишу направление в областную больницу.

Отец подготовил к дальней дороге свой «Москвич», и уже на следующий день рано утром они поехали в Анненки, отдалённый район Калуги.

– Мама, взяла шприц? – спросила Люда. Она так боялась возобновления приступообразной боли!

– Взяла, детка, не переживай! Всё будет хорошо! – успокаивала Нина Михайловна.

Андрейка тихо спал. Через четыре часа они уже были на месте. Приёма врача ждали недолго: пациенты с острой болью и грудными детьми принимались вне очереди. Однако разговор двух мужчин преклонного возраста Люда услышать успела.

– Господи, попалась бы медсестра постарше, а то ведь срам! – сокрушался один.

– Да, в нашем возрасте только анализы сдавать … – согласился второй.

– Нашли о чём печалиться?! – подумала Люда.

Ещё один рентгеновский снимок подтвердил первоначальный диагноз районного хирурга.

– Грудью мамочка кормит? – обратился врач к Нине Михайловне. Услышав утвердительный ответ, посоветовал ехать домой и физическим способом «выгонять» камень.

–

Не стоит ради этого ребёнка от груди отлучать. Прыгайте по двести раз не левой, потом на правой ноге, – продолжал он делать назначения. – Есть травка, правда, редкая – марена красильная. От песка и мелких камней в почках лучше средства нет.

9 марта станет для Людмилы днём избавления от камня и от изнуряющих болей. Но прежде она перенесёт ещё несколько приступов после упражнений, которые посоветовал ей врач. Георгий Тимофеевич места себе не находил, когда видел мучения дочери.

– Папочка, боль сильнее, чем при родах. Но там есть ради кого страдать. А здесь … – в слезах, она корчилась от приступов, ползала на четвереньках вокруг стола, за которым сидел растерянный отец …

– Была бы возможность взять твою боль … – бессильный что-либо сделать горевал отец. – Нина, может быть, чем- то обезболить? – обратился он к жене в надежде на чудо.

Нина Михайловна достала обезболивающий спрей и обработала область почки.

– Мамочка, ощущение такое, как будто долго били, – пожаловалась Люда.

– Потерпи ещё чуть-чуть, сейчас лекарство начнёт действовать, – поглаживая по спине, утешала мама.

Боль медленно уходила. Дочь заснула, а потом картина возобновилась. Спасали только обезболивающие уколы, но злоупотреблять ими Нина Михайловна не хотела: дочь кормила Андрейку грудным молоком.

В доме перестали улыбаться, что ещё больше угнетало. Тогда мама принесла «Марену красильную», которую советовал врач. В аптеке нашлась одна коробка редкой чудодейственной травки. Растёт она за пределами России – в Азербайджане, Дагестане, в Азии, Крыму, Северной Африке. Нина Михайловна не очень верила в силу гомеопатии, но решилась на последний шаг, как потом оказалось, единственно верный. Люда пила отвары, скакала на одной ножке, растила малыша и ждала избавления от приступов.

– Камни в почках образуется при нарушении обмена веществ, – утверждали врачи.

А Люда думала иначе – от злоупотребления глюконатом кальция во время беременности. Тогда она не догадывалась, что он имеет обыкновение накапливаться в почках и мочевом пузыре. Вместо прописанных врачом половины таблетки три раза в день она глотала сразу полторы, практически не запивая водой.

– У детей крепкие кости и зубы будут, свои сберегу, – рассуждала студентка. – К тому же молоко грудное жирнее от кальция будет.

Насколько опрометчиво она поступила, через год прочувствует на себе. Передозировка обернётся камнем в почке, непроходимостью каналов передних зубов. Но жертва стоила того. Грудным молоком мамочка кормила сына до года и десяти месяцев. Ребёнок рос здоровым и до пятнадцати лет не болел, если не считать детсадовской ветрянки.

Муки закончились, когда после очередного похода на горшок, она услышала резкий звук. Она больше удивилась, чем испугалась, увидев на дне причину нестерпимых болей.

– Папочка, камень вышел! – радостно сообщила дочь.

– Размером с горошину, с заострёнными колющим концом, коричневого цвета, – комментировал Георгий Тимофеевич, разглядывая камень через лупу. Он аккуратно отломил пинцетом шип и увидел белоснежное «содержимое».

– Неужели всё позади? – он не верил своему счастью. – У тебя камень с почки упал, а у нас – с сердца! – произнёс отец, едва сдерживая слёзы.

Дочь обняла его и расплакалась, но теперь уже от счастья!

37. «Природу не обманешь!»

Так отреагировала старшая сестра, когда узнала, что все расчёты, модные по тем временам в определении пола будущего ребёнка, оказались фикцией. Мечты о девочке остались мечтами. На свет появился ещё один мальчик – Гоша. Имя в случае рождения сына было известно заранее – в честь Георгия Тимофеевича. Подрастали три внука. Все жили надеждой на то, что в семействе Степановых-Ведилиных-Зайцевых родится девочка. Отец и не предполагал, что будет просить Господа о … внучке. Но, видимо, давнее желание воспитывать сыновей, оказалось сильнее.

– Папочка, не расстраивайся, – утешала она, – внук обязательно Георгием будет!

– Как же мы тогда малыша звать станем? Георгий – имя для взрослого, – всполошилась Нина Михайловна.

– Как Люда решит, так и будет! – отец отдал непростой вопрос на откуп дочери.

– Гошей!!! – уверенно ответила Люда, она уже заранее всё для себя решила. Это единственный способ утешить отца в случае рождения четвёртого внука.

– Теперь и умирать будет спокойнее, – неожиданно для всех заключил Георгий Тимофеевич. – Только пусть у него жизнь полегче моей будет! – сказал и о чём-то задумался.

Первого февраля 1988 года в двадцать два часа тридцать пять минут на свет появился малыш: пятьдесят шесть сантиметров, три килограмма четыреста граммов с третьей положительной группой крови. Раньше срока почти на пять недель. В карте новорождённого записали: «С лёгкими следами незрелости на лице». Однако роды, «учитывая весо-ростовый показатель, признано считать своевременными, так как при преждевременных вес плода равен менее 2500 граммов», – говорилось в ответе главного акушера-гинеколога области на запрос Главного Управления здравоохранения РФ. Так отреагировали чиновники на письмо Людмилы Зайцевой в газету «Известия». Это позволило государству сэкономить на ней сто восемьдесят рублей, на которые можно было купить редкую по тем временам детскую коляску немецкого производства.

Уже тогда молодая журналистка поняла, как трудно тягаться с чиновничьим равнодушием.

– Как же я людям помогать буду, если у самой ничего не получается? – огорчилась выпускница журфака, прочитав очередное «неутешительное» послание от «системы». Однако профессиональные амбиции проявятся ещё не раз. Борьба за справедливость будет только обостряться.

У появления Гоши на свет раньше назначенного срока несколько причин: большая нагрузка – Людмила продолжала работать в редакции газеты «Трудовой фронт» на восьмом месяце беременности, помогала обустраивать комнату в коммунальной квартире – помогала мужу передвинуть диван …

– Сама виновата, – упрекнёт она себя, когда в больнице ей скажут, что мальчик родился слабеньким и может не выжить. Где-то она слышала, что лучше родить даже в семь месяцев, чем в восемь. Как потом выяснится, при появлении на свет у малыша не успели развернуться лёгкие, отчего до трёх лет его будут преследовать заболевания дыхательных путей и обязательно с астматическим синдромом. Хотя роды прошли без каких-либо осложнений.

– Кого хотите? – спросила акушерка. – Мальчика или девочку?

– Девочку! – помогая ребёнку появиться на свет, натужно произнесла Людмила.

– Мальчик – тоже хорошо! – так ей дала понять, что Господь послал сына.

Малыш закричал через несколько секунд после очередного шлепка акушерки.

– Длинненький, как будто клубочек размотали, – отметила по себя Люда.

Всю ночь она не сомкнула глаз – её мучала жажда, а подать воды было некому. Лежала в одноместной палате. Робкие попытки кого-то позвать не увенчались успехом.

– Пожалуйста, подойдите! – под утро, услышав чьи-то шаги в коридоре, попросила она.

Санитарочка услышала просьбу, пообещала быстро вернуться.

– Пока не говорите, что родили, – сказала заглянувшая к ней врач-гинеколог и без каких-либо комментариев удалилась.

Только когда всё самое страшное останется позади, Людмила сможет представить чёткую картину произошедшего. В тот момент она содрогнулась всем телом от предположения, что может потерять малыша. Уставилась в окно, чтобы никто не увидел слёз, которые полились градом.

– Дочь, не плачь! – вдруг услышала за спиной слова знакомой санитарки, которая принесла ей ещё стакан воды. – Готовь лучше грудь для кормления малыша, разрабатывай! И не переживай! – успокоила она.

Через какое-то время Людмила пришла в себя и последовала совету доброй женщины, о чём будет вспоминать всю жизнь.

– Правду говорят, слова лечат! – подумала она.

А вечером в дверях появилась медсестра и задала, как ей тогда показалось, неуместный вопрос.

– Кормить и ухаживать за ребёнком будете?

– Конечно! – воскликнула Люда. В её глазах поселилась надежда.

Когда роженице принесли малыша, на одной ручке была привязана бирочка со словом «мальчик», на другой – со словом «девочка».

– Желаемое акушерка выдала за действительность, – первый раз за всё время улыбнулась мамочка.

Она прижала к груди крохотный комочек с курносым носиком и больше не отпускала. Чтобы никого не разбудить на этаже, вставала к ребёнку, едва тот подаст голос. Подмывала, благо, условия в палате позволяли, пеленала и кормила. Мальчик быстро набирал вес. И если при выписке из больницы обычно новорождённые теряли по сто-двести граммов, Гоша на триста – поправился.

Появлению братика очень радовался Андрейка. Часто подходил к кроватке и с любопытством заглядывал в неё. Жили они тогда в коммунальной квартире в Ногинске, куда попали по распределению мужа. Прямоугольная комната в двадцать квадратных метров с небольшим единственным окном производила на Георгия Тимофеевича впечатление тюремной камеры.

– Зато своя! – старалась утешить его дочь.

По соседству жила бабушка Феня, так она просила себя называть, хотя по паспорту была Халимой Андижановной Хайретдиновой, татаркой по национальности. Занимала комнату напротив, а рядом с ней соседствовала ещё одна бабушка, которую величали не иначе, как «Мадонна». То ли за образ жизни, то ли за характер … Невысокого роста, она всегда ходила с гордо поднятой головой, с надменным видом. Любила варёную колбасу и шоколадные конфеты. Между собой женщины не ладили. Людмиле иногда приходилось выступать в роли третейского судьи. Бабу Феню отличал более покладистый характер. Она охотно помогала молодой мамочке, которая дни и ночи напролёт возилась с ребёнком. С её легкой руки та устроилась в редакцию газеты Глуховского хлопчатобумажного комбината имени Ленина в январе 1985 года, когда семейство приехало в Подмосковье на постоянное место жительства. Проработала там семнадцать лет: пять – корреспондентом, двенадцать – редактором.

Георгий Тимофеевич не изменил своей традиции: интересоваться, где и как устроились его дети.

– Люда, к тебе какой-то мужчина! – однажды позвала её редактор газеты Наталья Николаевна Нагога, которая появление в редакции журналиста с университетским образованием расценила как послание Божье.

– Папочка! – обрадовалась сотрудница. – Какими судьбами?

– Не буду отвлекать тебя! – заторопился отец. В длинном тёмно-синем пальто, с шапкой-пилоткой из каракуля, прозванную в народе «пирожком», с портфелем тёмно-рыжего цвета, он произвёл приятное впечатление на коллегу.

– Мы Вас чаем угостим, – учтиво встретила его Наталья Николаевна. – Видный у тебя папа! – обратилась она к Людмиле.

Георгий Тимофеевич считал, что личное знакомство с людьми, которые будут окружать дочь на работе, принесёт только пользу.

Прежде чем попасть в газету, молодая специалистка сделала несколько попыток трудоустроиться самостоятельно. ГК КПСС – первое место, куда она позвонила в надежде получить рекомендации.

– Вы – партийная? – спросил на том конце провода мужской голос.

– Нет! – тихо ответила выпускница факультета журналистики, призванная по долгу службы пропагандировать в СМИ политику партии.

В этот момент она острее, чем прежде, почувствовала явное несоответствие.

– Можно ли быть приверженцем взглядов организации, в которой не состоишь?» – вопрос до вступления в ряды КПСС оставался открытым.

– Рекомендую обратиться в многотиражную газету «Советский патриот» Ногинского завода топливной аппаратуры, – посоветовал ей незнакомец.

Бабушка Феня, долгое время отработавшая на Глуховском комбинате, первым делом предложила зайти в «Трудовой фронт». Сказано – сделано.

– Я покатаю Андрейку на санках, а ты иди, – предложила она приезжей соседке.

Редакция располагалась на первом этаже административного здания.

– «Трудовой фронт», – прочитала Людмила надпись на двери кабинета и улыбнулась. – Засмеют однокурсники, когда узнают, куда я устроилась.

За большим столом сидела женщина, как потом оказалось, журналистка Наталья Юрьевна Скуратова. Задала несколько вопросов: кто такая, откуда, что окончила …

– Вы знаете, что у нас своя специфика? – спросила она голосом строгого учителя.

– Знаю, но студенты университета легко обучаемы, – спокойно отреагировала на вопрос будущая коллега.

Через несколько дней состоялась встреча уже с редактором, а ещё через два – небольшой творческий коллектив принимал пополнение. Так началась трудовая биография Людмилы Зайцевой.

Следующий раз Георгий Тимофеевич навестит дочь, когда ему станет невмоготу от одиночества.

38. Жизнь ради жизни!

Отец всегда задавался вопросом, ответа на который не находил, даже в зрелом возрасте. Жизнь, казалось, потеряла смысл, когда удалось решить поставленные задачи. Дети выросли, высшее образование получили, они – на старте большого пути. А что у него? Он не мог мириться с участью человека, возраст которого приближался к пенсионному. Любыми способами боролся с хандрой. Многочасовые лыжные прогулки стали для него отдушиной.

Дочь стала замечать попытки отца наполнить свою жизнь новым смыслом. Это радовало. Однако его идея съездить на родину в Пескари и навестить могилку матери на Ухобичах встревожила.

Посёлок находился на юго-западе Калужской области в окружении деревень: Большое Заборье, Гавриловка, Коновка, Мироновка. С каждой связывало воспоминание детства.

– Люда, может, съездим вместе с Андрейкой? – предложил отец.

– На ночь глядя? – недовольно спросила Нина Михайловна. – Уже четыре часа.

– Летом темнеет поздно, – заметила дочь, – да и недалеко мы, каких-то двадцать пять километров.

Она поняла, как важно для отца её согласие. Андрейка ладил с дедушкой, в машине вёл себя как взрослый – с пониманием. Георгий Тимофеевич предался воспоминаниям: как трудно его матери приходилось в деревне …

– Одной прокормить десятерых детей – сродни подвигу! – не без гордости произнёс он.

После окончания Великой Отечественной войны Екатерину Ивановну Степанову наградят орденом «Мать-героиня».

Проехав половину пути, вдруг машина заглохла. Стали гадать: что могло случиться. Отец заглянул под капот, проверил показания всех приборов – всё в норме. От бессилия стал нервничать, да так, что слёзы на глаза навернулись …

– Скоро Андрейка есть захочет, что будем делать? – голосом провинившегося ребёнка произнёс он.

– Не переживай – «кухня» со мной! – успокоила дочь.

Георгий Тимофеевич не сразу понял, что имелось в виду.

– Молоко в груди есть, голодным не останется! – объяснила дочь. – Думаю, ничего страшного не произошло. Наверное, какой-нибудь проводок отсоединился, контакта нет, – на свой страх и риск стала давать советы. – Ещё раз всё посмотри, но спокойно.

Как ни странно, отец послушался: пошевелил провода – и машина ожила. В его глазах Людмила прочитала благодарность за понимание.

– Возвращаемся? – спросила она.

– Не хочется, – в его словах слышалась скорее просьба, чем утверждение.

– Отказываться от намеченного – не в его правилах, – подумала дочь и оттого ещё больше зауважала «Макаренко». К поставленной цели – семимильными шагами! – его жизненное кредо.

Они доехали до Пескарей, где Люда провела босоногое детство. От деревни почти ничего не осталось. Родовое имение сгорело. Такая же участь постигла и остальные дома. Тётушка умерла, папин брат и дети переехали: кто – в Людиново, кто – под Калугу.

– Последняя ниточка оборвалась, – тихо произнёс Георгий Тимофеевич.

– Посмотри, какой у тебя внучок растёт! В нём – смысл жизни! – Люда попыталась подобрать какие-то слова, чтобы вывести отца из состояния лёгкой грусти.

На обратном пути они ехали молча. Каждый переживал момент по-своему. Разве она могла понять в двадцать четыре года, что смысл жизни не только в детях и внуках?! Мужчина-лидер, а именно таким его знало окружение, испытывал желание быть всегда востребованным и находиться в центре событий.

Домой они вернулись за час до полуночи.

– Я места себе не находила, – упрекнула Нина Михайловна путешественников. – Все глаза просмотрела.

– Машина заглохла, было время подумать, – быстро произнесла Люда, давая понять, что отца расспрашивать не стоит.

– Ты мой маленький! Спатюшки хочет! – запричитала мама и стала готовить ванну для Андрейки.

Когда разговор заходил о смысле жизни, Людмила всегда вспоминала неприятную историю, которая случилась на четвёртом курсе. Военная кафедра обнажила все лучшие и худшие человеческие качества будущих журналистов, проверила на «человечность».

Четыре года девушки ездили на занятия в Смольный – обучались медицинскому делу. Терапия, хирургия, фармакология … А начинали с анатомии человека. Тройка по предметам лишала студенток стипендии, а опоздание на занятия (раз в неделю по восемь часов) оборачивалось наказанием.

Людмилу Степанову выбрали старостой группой. Перед началом пары она сдавала рапорт отставным офицерам – полковнику или генерал-майору, следила за дисциплиной, отвечала за успеваемость. Обязанностей – много, прав – никаких, словом, лишняя головная боль.

Девушки учились выписывать рецепты на латинском языке: Detur tales doses, tabulettae, solutio … Здесь Людмиле не было равных – мамины «аптечные» уроки не пропали даром. Знание лекарственных препаратов удивляло преподавателей.

– Может быть, Вы не ту профессию выбрали?! – восклицали они, не скрывая при этом сожаления.

Иногда ей казалось, что она на самом деле ошиблась, но вскоре жизнь расставит всё по своим местам. Теорию студентки подкрепляли практикой в ленинградских больницах. Первая ночь потрясла. Молоденьких и неопытных поставили на дежурство в отделение, где находились «отказники». Женщины пожилого возраста не поднимались, от неподвижности у них образовывались пролежни на спине, которые студенткам предстояло обрабатывать, а ещё – делать уколы. От вида страдающих Людмиле всегда становилось не по себе, она спешила на помощь.

– Девочка, не бойся, мы к боли привыкли, – вдруг раздался из глубины палаты чей-то голос.

– Разве можно к этому привыкнуть? – смутилась практикантка.

Определила правый верхний квадрат, продезинфицировала, сделала укол – ввела лекарство, как когда-то учила мама.

– Запомни, – делилась опытом Нина Михайловна, – чем медленнее ты это делаешь, тем меньше страданий доставляешь.

У некоторых пациенток после неоднократных витаминных уколов на ягодицах появлялись «комки», которые становились непреодолимым препятствием для иглы. Приходилось слегка «раскачивать» шприц, чтобы найти «свободную» мышцу.

– Лёгкая у тебя рука, дочь, – похвалила одна.

– Долго у нас будете практиковаться? – поинтересовалась другая.

После дежурств с ног валились. А по больнице быстро разнеслись слухи: дескать, сестрички в отделении – с «волшебными» руками. Через неделю пациентки стали доверять Людмиле и делились историями, в которые ей верить не хотелось.

– Сын у меня есть, но такой занятой, – оправдывалась женщина. – Давно здесь лежу, никому не нужна.

Рассказы походили один на другой.

– Бросить беспомощную мать? – она вдруг представила на месте этих несчастных своих родителей – сердце зашлось.

Страшные картины омертвевших участков мягких тканей вызывали тошноту. Открытые форточки не справлялись с запахом, который исходил от заживо гнивших людей. Однажды очередное дежурство началось с переполоха: главный врач узнал в практикантках будущих журналистов.

– Кто додумался? – отчитывал он персонал. – Послать студентов в отделение для безнадёжных людей??? Вы хотите, чтобы историю предали огласке?

После практики в терапевтическом отделении Людмила долгое время ходила как потерянная, у неё пропал аппетит. Однако так близко к сердцу принимали чужую боль далеко не все студентки.

Хирургия окончательно укрепила в мысли: медицина – не её дело. Когда будущие журналистки со второго этажа наблюдали за операцией на шейке бедра пожилой женщины, врачи вели пространные разговоры, показывая тем самым, что подобные манипуляции – обычное для них явление.

– Интереснее лечить души, а не тела, – решила она для себя раз и навсегда.

Воспитанное отцом чувство жалости к другим людям лишало душевного спокойствия. Впрочем, Георгий Тимофеевич и сам страдал от этого. Эгоизм, возведённый в степень, открывал двери в безоблачный мир, но жить в нём она не захотела.

39. Его не стало …

«Таня и Маня» – так отец назвал двух маленьких поросят, которых завёл, скорее, от скуки, нежели от желания получить мясо и сало. Серость и однообразие будней раздражала Георгия Тимофеевича. Мама становилась всё чаще в этом виноватой. Нина Михайловна видела, как муж страдает оттого, что до сих пор не нашёл ответа на вопрос: «Для чего человек нарождается?».

В ряды Коммунистической партии Советского Союза Георгий Тимофеевич вступил в зрелом возрасте, а потому, как он всегда говорил, – осознанно. Ему нравилась идея работать на благо людей честно, добросовестно, быть активным в решении важных вопросов – «раньше думал о Родине, а потом – о себе!». Не успела появиться новая цель, как вдруг всё разрушилось: то, чему он служил, поставили под сомнение. Партийная верхушка жила по другим принципам, отличным от «народных».

Впервые вопрос об ликвидации идеологической и политической монополии КПСС возник весной 1989 года, в дни выборов народных депутатов СССР. Уже тогда многие кандидаты говорили о переходе к многопартийной системе и об отмене шестой статьи Конституции, которая гласила: «Руководящей и направляющей силой советского общества, ядром его политической системы, государственных и общественных организаций является Коммунистическая партия Советского Союза. Она существует для народа и служит народу». В эти слова поверили миллионы людей. И Георгий Тимофеевич – в том числе.

– В Бога надо верить, а не в партию! – осмелилась однажды посоветовать ему Нина Михайловна. – Не стоит так убиваться.

– Ты понимаешь, я им поверил?! – тихо прошептал муж.

О том, как сильно переживал отец, дети узнали из маминых писем. Они, как могли, утешали его, но боль не проходила.

– У тебя четыре внука! – словно сговорившись, старались помочь дочери. – Это счастье, ради которого надо жить.

Но Георгий Тимофеевич как будто их не слышал. Он думал о чём-то своём.

Когда пришло время резать поросят, обычно это происходило в январе, отец и вовсе отчаялся.

– Я не смогу, – расписался он в собственном бессилии. – Поднять руку на друзей?

Нина Михайловна поняла: «Надо соседей звать». Когда загон опустел, у мужа случился сердечный приступ.

– На уколах живёт, – пожаловалась она по телефону младшей дочери.

– Что ж он такой жалостливый?! – расстроилась Людмила. – Нужно что-то придумать: налицо все признаки депрессии.

– Пусть к нам приезжает, – предложила она.

– Попробую убедить! – идея маме понравилась.

– Юра, проведай Люду и мяса заодно отвезёшь, – робко начала Нина Михайловна.

– Сердце отпустило, можно проветриться, – неожиданно быстро согласился он.

Дочь радовалась каждому его визиту. Поговорить по душам в силу своей профессии доводилось редко.

– Когда же вы из этой «тюрьмы» переедете? – переживал Георгий Тимофеевич.

В комнату, расположенную на северной стороне, редко заглядывало солнце, пахло сыростью, поражённые грибком обои «позеленели» …

По глазам отца она поняла, что он хочет спросить.

– Что же вам в доме не жилось? – Люда прочитала его мысли. – Ты же знаешь, я хотела учиться в Ленинграде, жить в Подмосковье, а мечте изменять нельзя! -решительно произнесла дочь.

Общение с внуками приносило ему радость. Счастливая улыбка с лица не сходила. Дочь пыталась запомнить такие моменты, чтобы потом пронести их через всю жизнь, когда его не станет.

От Люды он возвращался в приподнятом настроении, и, по словам мамы, жизнь продолжала бить ключом. В следующий раз Георгий Тимофеевич навестит ногинчан уже в двухкомнатной квартире и поймёт, что с мыслью о возвращении младшенькой в Киров придётся распрощаться. Дочь вступила в партию и возглавила редакционный коллектив. Лучшего утешения придумать было сложно.

8 января 1993 года – трагический день для всех, кто любил отца, мужа, друга … Страшная весть застала врасплох. В этот день Люда собиралась на день рождения сослуживицы, до обеда успела поговорить с отцом. Тот, как всегда, расспрашивал о житье-бытье.

– А мы собираемся на Рождественский вечер в ДК, – сообщил Георгий Тимофеевич.

Дочь знала, как скучает и переживает он. Тема, почему дочери, получив высшее образование, не вернулись в родной город, не давала ему покоя.

– Для кого я дом строил? – часто спрашивал у жены. – Детям не нужен, – не скрывая грусти, делал выводы он.

– Радуйся, девчата выучились, замуж вышли, детей воспитывают, – Нина Михайловна старалась в таких случаях казаться сильнее.

Иногда у неё это получалось. В паре всегда должен быть «стержень», в роли которого выступает каждый по очереди, в зависимости от ситуации.

Георгий Тимофеевич, желая дать детям высшее образование и обязательно в столице – Ленинграде или в Москве, незаметно для себя вступал в противоречие. Стремясь к одной цели, он тем самым увеличивал дистанцию до другой: увидеть детей высококлассными специалистами в родном городе. Разве мог он тогда понять, что расстояние между центром российской культуры и провинцией измеряется не километрами!

Вечером позвонила сестра.

– Люда, наш папа умер, – пыталась как можно спокойнее сообщить Лена. – Это случилось во Дворце культуры.

Людмилу охватило смятение, земля ушла из-под ног.

– Нет! – единственное слово, которое вырвалось у неё из груди.

Она зарыдала, не дослушав подробности …

Уже после похорон мама расскажет, как всё случилось.

Новый год встретили вдвоём. Следуя давней традиции, Георгий Тимофеевич поставил в большой комнате пушистую лесную красавицу.

– Нина, что-то дома мы засиделись! – пригласил он жену на Рождественский вечер.

– Ещё с утра у тебя щемило сердце, – осторожно возразила Нина Михайловна.

– Нитроглицерин – со мной, – он достал костюм для торжественных случаев и

стал выбирать галстук.

Ничто не предвещало беды. В зале было многолюдно. Нина Михайловна наблюдала за всем происходящим во Дворце культуры со стороны. Георгий Тимофеевич плясал на «бис». Чечётка в его исполнении всегда вызывала восторг у публики. К концу вечера в холле стало душно. Открытые окна не спасали положения. Нина Михайловна направлялась в дамскую комнату, когда ей сообщили: «Тимофеевичу – плохо». Едва справившись со страхом, она поднялась на второй этаж и увидела собравшихся у лежащего на полу мужа. Кто-то попытался реанимировать бездыханное тело, но по синеве, которая появилась на лице, она поняла: «Его больше нет».

Ей потом расскажут, что Георгий Тимофеевич умер … в танце. Двоюродная сестра Тамара Степанова, дежурившая в тот вечер в больнице, констатирует смерть от острого нарушения мозгового кровообращения. Кто-то скажет: «Легко ушёл, да ещё на Рождество», чтобы утешить вдову, для которой потеря мужа стала потрясением.

– Он собирался долго жить, – обращаясь к дочерям, приехавшим на похороны и поминки отца, с грустью произнесла Нина Михайловна. – Гардероб, полный одежды и обуви.

После смерти Георгия Тимофеевича началась другая жизнь. Жизнь – без отца!

Послесловие

«Работа над ошибками» – так Людмила назовёт время, когда предсказания Георгия Тимофеевича начнут сбываться. Но это будут её ошибки, исправление которых потребует от неё выдержки и мужества – качеств, привитых отцом ещё в детстве. Она ни о чём не пожалеет, станет сильной и в то же время – слабой и желанной. А значит, жизнь родители прожили не зря. Лучшее тому подтверждение – эта книга!