Записки эмигранта [Александр Семёнович Кашлер] (fb2) читать онлайн

Александр Кашлер Записки эмигранта

Предисловие

Не люблю этого слова – эмигрант. Есть что-то в этом ущербное, второсортное, по крайней мере, так это звучит и воспринимается в моём сознании. Может быть, это только лишь мои фантазии и моё нежелание носить соответствующее клеймо отторгает одно лишь упоминание об этом? Хорошо ещё, что у меня есть выбор. Лучше об этом не думать и не подвергать себя излишним треволнениям. Ведь позитив кроется в нас самих, и если верить американскому писателю и богослову Норману Пилу, сказавшему, "Если твои мысли делают тебя несчастным – измени их", то этому и надо следовать, но не слепо, а с убеждённостью свято верующего в понравившиеся мудрые мысли. И это поможет пережить все те трудности, с которыми в обязательном порядке, в большей или меньшей степени сталкиваются все те, кто избрал своей судьбою жизнь на чужбине. Опять же, неудобное для кого-то слово "чужбина" при лёгком флирте собственного сознания под наркозом конформизма и при помощи игры слов может быть заменено более благозвучным словом "неизведанная земля", придав этим лёгкость и мелодраматичность смыслу своего существования со статусом первооткрывателя, сродни Христофору Колумбу.

Поупражнявшись в выборе точек отсчёта словарного багажа с помощью спасительной медитации, внеся этим самооправдание и самоуспокоение выбранному когда-то пути существования, уже с облегчением, навеянным философией верховенства смысла над формой, решаю всё же оставить первоначальное название этих записок как есть – "Записки эмигранта". Как говорится, – "Назвался груздём – полезай в кузов". А в кузове том… Чего там только нет! За тридцать-то лет. Много чего залезло…

Как описать довольно большой отрезок жизни? Не терплю банальностей, но это так: жизнь состоит из моментов и впечатлений, складывающихся в одно целое. Они как кусочки лоскутного одеяла своими особенностями: выделкой, текстурой, гладкостью или шершавостью, цветом, наполнением, – сшитые нитками памяти, покрывают тебя целиком как одеяло и не дают замёрзнуть в холодах случающихся порой ненастий. С отсутствием подушки проще – можно и кулак под голову подложить. Кому привычно… А без одеяла как? Никак нельзя без него, родимого.

После долгих раздумий выбираю форму изложения, сменяя форму комфортной метафоры-одеяла на те же отдельные лоскутки, но уже в качестве разнообразных рассказиков-воспоминаний. Таким образом рассчитываю, что их удастся рассмотреть более внимательно поодиночке. Могу заверить, что нить, связующая лоскутки прочна до такой степени, насколько достоверна документальная основа всего того, с чем предстоит ознакомиться неравнодушным и любознательным людям. С надеждой, что это одеяло согреет вас так же, как оно согревало меня. Может стоит попробовать?.. А заодно узнать о том, о чём и не знали. Ведь каждый опыт уникален по-своему.

Диванная рапсодия

При слове "диван" обычно в мыслях должен возникать образ чего-то большого, мягкого, комфортного и зовущего. Не так ли? У меня же это слово долгое время ассоциировалось с вечерним уличным полумраком, полицией, правосудием и волнениями. Но, тем не менее, в конце концов образ такого нужного и полезного предмета домашнего обихода снова приобрёл привычные очертания. На восстановление законности статуса этого неотъемлемого символа домашнего очага в моём сознании ушли годы. А всё началось с невинного и простого предложения…

Жизнь на новом месте предполагает необходимость всевозможных разнообразных аксессуаров быта. Природа человека требует окружить себя всем тем, что обеспечивает комфорт. Это естественно. Когда же находишься на пороге кардинальных перемен, удовлетворение этого инстинкта требует дополнительных усилий, фантазии и изобретательности. В том числе, и в первую очередь, когда вы испытываете эту потребность, будучи выброшенными, для сравнения, как та пушкинская царица с приплодом – царевичем Гвидоном – однажды в океанскую волну иммиграции, отправляясь в своё путешествие в бочке, а чаще – и без неё, вплавь, а говоря проще, – без всяких привычных и необходимых средств нормального существования. Конечно, все эти рассуждения применимы к тем, у кого за душой нет ни гроша, а только инстинкт выживания. Таких больше. Поэтому они поймут скорее, о чём сей сказ…

На заре нашего приезда в Сан-Франциско перед нами, среди прочих, стояла и эта проблема – проблема обустройства жилья. От случая к случаю, по принципу: с миру по нитке – голому рубаха. То одно найдёшь на улице, то – другое. То – тебе кто-то что-то подарит из ненужного, по принципу: на тебе, Боже, что другим не гоже, то – ты сам что-то купишь за смехотворно низкую цену на гаражной распродаже или в торговой сети магазинов Goodwill. Так постепенно собирался вещевой и мебельный пасьянс, в котором угадывалось наше непредсказуемое будущее, но с оптимизмом и с надеждой перемен к лучшему. У кого-то азарт этого недуга перерос в хронику и неизлечимо преследует по пятам с постоянством приговора без амнистии. Кто-то же с решительной прямолинейностью желая порвать с убогим прошлым, безвозвратно избавился от этого порока. А то, что это порок, так попробуйте мне возразить! Смею это утверждать, но без упрёка – сам не излечился до конца. Каюсь. Грешен. Такая это зараза! Сродни неудавшимся попыткам избавиться от привычек курения или алкоголя… И даже сейчас, когда уже, вроде бы, появился "грош за душой", всё равно: то – то подхватишь, то  – это. Поменялись лишь приоритеты. А тогда – всё было кстати… В одном могу оправдаться и сделать покаяние не таким уж травматичным, чем наверняка заслужу признательную благодарность от “товарищей по оружию”. В своём большинстве качество американских помоечных "выбросов" находится на высоком уровне и до такой несравнимой степени, что руки сами тянутся прибрать к ним всё, что плохо лежит.

В подтверждение сказанного вспоминаю моменты своей ранней рабочей биографии в Америке, когда мне одно время приходилось обслуживать территорию огромного торгового центра и прилегающих площадок в городе Сан-Матео, недалеко от Сан-Франциско, занимаясь там поддержанием порядка. Был я свидетелем того, как даже некоторые коренные довольно обеспеченные по виду американцы, что было видно невооружённым глазом, с постоянной регулярностью подъезжали на дорогих автомобилях к огромным мусорным бакам и добывали из них то, что их интересовало, включая продукты питания,  выбрасываемые из-за истечения срока годности, но, в большинстве своём, сохранившие высокое качество. Было очевидно, что те, хорошо одетые люди, некоторые даже при галстуках и в белоснежных рубашках, даже не собирались это делать как-то тайком, стесняясь своего не совсем благородного, с моей точки зрения, занятия. Отнюдь нет. Они занимались этим серьёзно и по-деловому. И действительно, то, что я мог мельком разглядеть из ассортимента продукции, выбрасываемой в баки магазинами и выуженной “ловцами жемчуга”, вызывало у меня даже какую-то зависть: эх, мне бы это!

Я долго крепился, но, наконец, мои нервы не выдержали и время от времени я и сам стал туда невольно заглядывать, благо, по службе мне приходилось иногда самому выбрасывать нечто, освобождая полезную площадь. Мама дорогая! Да, это был Клондайк! Эльдорадо! Сокровища Тутанхамона!

На этом, я думаю, достаточно плести интриги. Не желаю превращать мой рассказ в экскурс по американским помойкам, которые и без того хороши. Не буду воспевать их и насаждать для кого-то брезгливого своё к ним беспристрастное отношение.Говорить об этом без всяких к тому оснований считается дурным тоном, поэтому мне представляется возможным резко перейти от возвышенно-восторженных видений к панегирику в серых тонах…

Вообще-то, он был чёрным. Я говорю уже о диване. Нашёл я его на улице, недалеко от дома, стоящим в гордом одиночестве. Чудо был как хорош! Большой, с тремя кожаными подушками, с такими же подлокотниками, с широкой и высокой спинкой. Без каких бы то ни было потёртостей и дефектов. Опережая возможных возжелателей-перехватчиков этого произведения столярного искусства, я каким-то образом и, безусловно, с чьей-то помощью быстро затащил его к себе на третий этаж без лифта. Наслаждались мы диваном, но недолго. Нам стало ясно, что он был хорош только тогда, когда на него смотришь. В нашей сыроватой съёмной квартире недалеко от океана кожа дивана всегда была прохладной и холодила при касании. Сидеть, а тем более лежать на нём было неприятно. Эйфория сменилась разочарованием. Так часто бывает. И не только по поводу диванов… Но расставаться с ним не хотелось.

А тут и Гена – мой однокашник, с которым я в то время учился на курсах по ремонту холодильников и кондиционеров, подоспел с разговорами о своём неудобном сверхгабаритном диване. Излишняя громоздкость дивана не устраивала его семью, и Гена поведал мне об этом. Чего только не сделаешь для друга?! И я предложил ему в качестве эстафетной палочки, моего красавца – моего "чёрного айсберга", как мы его прозвали в шутку за производимый им холодящий эффект, не скрывая от друга эту диванную особенность. Конечно же, предложил его бесплатно: как он мне достался, так мы с ним и расстанемся. Без сожаления. Жизнерадостный и жизнелюбивый Гена-оптимист тут же согласился, несмотря на это и, как мне показалось, был рад такому бесплатному приложению к дивану, особенно приятному в летнее жаркое время.

Водрузили мы эту чёрную громадину на ручную тележку о четырёх колёсиках, предварительно одолжив её в супермаркете, и покатили от моего дома к дому, где жил Гена, балансируя и постоянно выверяя центр тяжести, дивана, дабы не уронить его по дороге. Ехали мы, ехали. Где-то с полчаса. Согнали семь потов. Потом была история с выносом за ворота старого дивана, который противился насильному изгнанию и никак не хотел пролезать в габариты лестничного пролёта. Ещё семь потов согнали. Итого – четырнадцать.

Наконец, мой, а теперь уже Генин, диван был водружён вместо прежнего, а с тем – прежним, надо было что-то делать. Энергия Гены не ведала границ. Так, – говорит он. – Взяли и понесли! Я послушался делового совета: взял и понёс.

А надо сказать, что время уже было позднее. Хотя и лето, но в десять вечера уже было темно. Сопровождаемые нашими семьями, завернули мы с тяжеленной поклажей за угол дома, прошли ещё несколько шагов и по команде Гены с облегчением опустили его на землю возле глухой стены дома. Знать бы нам тогда, в какую историю мы ввергаемся – подстелили бы соломку. Да где ж её было взять в "каменных джунглях"?!

Постояли мы ещё немного в темноте, пожелали нашему весомому "неугоднику" счастливо оставаться и хотели было идти. Но… Ярко вспыхнувший свет фар внезапно осветил всю нашу живописную компанию, ослепив нас. А затем подкатил и мотоцикл. А на мотоцикле – бравый полицейский. Бравее не бывает. Подъехал вплотную, но фары не гасит. Ослепляет нас. Признаюсь, мы немного струхнули. А он с хозяйским видом что-то нам говорит, но мы разобрать не можем из-за работающего мотоцикла. Но, даже если бы мы очень постарались его понять с выключенным мотором, то ничего из этой затеи у нас бы всё равно  не вышло, так как знали мы тогда английских слов меньше, чем нас там было. А он нам ещё какую-то бумажку тычет, подписать просит. Спасительная фраза – "моя-твоя не понимает", приправленная нашей отрицательной жестикуляцией, на него не возымела никакого действия. Выяснив, на каком языке мы можем общаться, страж закона стал куда-то названивать.

Через пару минут подъезжает полицейская машина. И выходит оттуда краля, иначе не назовёшь. Если бы она не была в полицейской форме, можно  было подумать, что она соскочила сюда прямо с "панели": ярко и густо накрашенная, со всеми признаками падшей женщины. Та ещё гетера! Подходит и обращается на чистейшем русском языке. Из её объяснения мы понимаем, что попали мы "под раздачу". Оказывается, в городе объявлен месячник уличных чистилищ и то, что мы засоряем улицу своим диваном, классифицируется нарушением общественного порядка, и за это нам полагается штраф. На наше предложение исправить положение, убрав диван с улицы, нам было сказано, что это уже не имеет значения, всё равно, – преступление зафиксировано и "процесс пошёл". Куда он пошёл – нетрудно было догадаться. Не в нашу пользу пошёл. Да откуда мы могли знать про месячник?! А что они могут нам сделать, если мы не подпишем бумаги?! Этими вопросами мы попытались выбить инициативу из их рук. Не тут-то было. Гетера нам сообщила, что незнание закона не освобождает от ответственности, а если мы не подпишем штрафные бумаги, то проведём в полицейском участке ночь на нарах. Так и сказала – на нарах. А ещё добавила, и это запомнилось, что здесь нам не наша родимая советская милиция, а американская полиция. О деталях отличительных особенностей мы уже спрашивать не стали. Поверили на слово. По-видимому это касалось не только отличительных признаков униформы. Всё равно, и это было видно по всему, настроены они были решительно. Недаром всё время в течение нашего нервозного разговора с гетерой полицейский мотоциклист не снимал руки с кобуры пистолета. Делать было нечего. Перспектива проведения остатка ночи в полицейском участке была не столь заманчивой. Пришлось подписать бумаги, из которых мы узнали, что в связи с тем, что мы представляли две разных семьи, штраф налагался на каждую вовлечённую в нарушение семью. Нашей семье – $214 и Гениной семье –  $214. О – хо – хо!

С полицейским мы расстались без рукопожатий. А виновник нашего позора остался стоять там, где мы его поставили. Что с ним было потом, можно было без труда догадаться. Что будет с нами – оставалось неизвестным.

Разбирая позднее текст на квитанции штрафных санкций, мы выяснили, что нам предлагается заплатить означенную сумму сразу в течение указанного срока, а если мы хотим обжаловать это, то нам надлежит явиться в суд. Наше решение было безальтернативным – суд и только он! Сейчас бы я поступил, наверное, по-другому. А тогда у нас не было иного выхода.

$214! Тогда для нас это было целое состояние. Недавно приехали, без работы, без денежных сбережений. Я ходил пешком тридцать три уличных блока из дома до курсов английского языка и столько же обратно. Потратить $1 на билет в автобусе не мог по причине его отсутствия. Все деньги, которые нам выдавались в виде пособия, тратились на оплату съёмной квартиры и еду. Не до жиру! Быть бы живым!

В зале суда собралось много народу. Слушались многочисленные гражданские дела по разным мелким поводам. Дошла очередь и до нас. За физическим отсутствием полицейского мотоциклиста, который должен был присутствовать в обязательном порядке – так полагалось по процедуре правосудия – слушание нашего дела отложили до следующего раза. Не пришёл он и в следующий раз. Чутьё нам подсказывало, что это нам на руку. И мы не ошибались. На четвёртом заседании суда, в связи с неявкой полицейского свидетеля, наше дело было классифицировано судьёй как недействительное и наш штраф был аннулирован. Как выразился судья: благодаря нашему благородному участию и кооперации со следствием во множественных судебных сессиях. Потраченное нами на хождение по судам время было в конце концов вознаграждено. Не помню уже как, но мы на радостях отметили это событие горячими здравицами и, кажется, чем-то  еще более горячительным во славу американского правосудия.

Чуть было не…убился

Хотя, ничего не предвещало этого с утра. В очередной раз собрался, сел в машину и покатил на юг от Сан-Франциско, в Белмонт, где располагался новый офис компании, в которой я стал недавно работать. Там, в свою очередь, мы оказались после мучительного и трудоёмкого многоходового переезда с прежнего места на новое. В связи с этим надо было перевозить всю материальную базу, которой владела кампания. И в этом переезде, как новичку, мне предназначалась ключевая роль: упаковывать и собирать весь "скарб", грузить с верхом на небольшую машину-трак, увязав предварительно всё что там находилось, чтобы не потерять и по скоростной дороге мчать несколько миль вплоть до нового офиса, занимавшего место в большом комплексе. И так раз за разом, пока не был перевезен последний гвоздь.

На открытие нового офиса был приглашён мэр городка Белмонт. Событие было отпраздновано и по этому поводу в местной газете была опубликована соответствующая статья с широкоформатной фотографией мэра, всех участников встречи, включая меня с краю. По большому счёту, работа в компании ES&P была моей первой официальной работой в США. Не знаю, как у вас, а у меня, в основном, "первое", чего бы это не касалось, чаще всего – ошибочное, или в крайнем случае, не отвечающее в полной мере моим желаниям. Это нашло своё подтверждение и в этот раз…

Компания Expert Service & Prevention, Inc. ("Экспертное обеспечение и предупреждение") занималась обслуживанием школ, банков, торговых центров и других бизнесов. Нами производились всевозможные мелкие ремонты и работы по программе предупредительных операций на разноплановом инженерном оборудовании. Работа была связана с постоянными разъездами. Помню, как мы вдвоём с президентом кампании Филом – так его звали, ездили миль за сто в какой-то банк только для того, чтобы поменять несколько перегоревших осветительных лампочек. На мой удивлённый вопрос: почему они это не могут сделать сами и бесплатно, Фил мне объяснил, что за то время, которое сотрудники банка потратят на замену лампочек, они заработают больше, сидя за рабочим столом. Философия мне не знакомая и не понятная до сих пор возбуждает во мне самом внутреннее замешательство из-за невозможности соответствующего подтверждения. А тогда я ему беззаговорочно поверил на слово, принимая любое его утверждение на веру.

Не могу не остановиться на том, как я оказался работником кампании. Воспользовавшись помощью государственного департамента по трудоустройству, параллельно, я успешно сдал непростой экзамен, включавшим знание "точных" наук и знание грамматики по-английски, и получил право заручиться материальной поддержкой от департамента по специальной программе. Суть этого заключалась в том, что в течение первых трёх месяцев будущей работы я получаю полную назначенную заработную плату. Половина моей зарплаты возвращается моему работодателю из кармана государства, компенсируя ему моё обучение тому, к чему я имею отношение, работая в конкретной кампании. В выигрыше обе стороны. Теперь, мои шансы в успешном поиске работы повысилисьЧерез короткое время мне позвонили из департамента и сообщили, что некая кампания очень нуждается во мне. При этом, слово "очень" было повторено трижды! Окрылённый, я помчался на интервью – первое в новой стране!

Филу я понравился сразу к общему для нас удовлетворению. Особенно я его потряс своими теоретическими знаниями, а на его вопрос: какова температура кипения воды при атмосферном давлении я не задумываясь ни на секунду выпалил – 212 градусов по Фаренгейту, что соответствовало действительности примерно так же, как утверждение, что 1+1=2. После этих слов он меня возлюбил до такой степени, что сразу предложил подписать контракт, что я и сделал, теша себя надеждой, что три месяца обучения особенностям и специфике работы будут для меня достаточным сроком овладения навыками работы. Надо заметить. что до этого я прошёл теоретический курс обучения при городском колледже и получил сертификат по специальности "Холодильные установки и кондиционеры воздуха", что было одним из профилирующих предметов занятости в кампании. Мне требовались лишь кое-какие практические навыки.

Время шло, а соответствующие навыки в меня не вливались за их отсутствием. До сих пор не смог определиться: то ли, – сам "учитель" был ими обделён; то ли, – он не находил время ими поделиться; то ли, – ещё что-то ему мешало это сделать, а мне спросить. В конце-концов, на запрос департамента по трудоустройству о динамике прогресса повышения моего усовершенствования Фил признался, что "якобы, неправильно понял условия программы; ничем таким он не собирался делиться, а тем более передавать и вообще, он снимает с себя всякую ответственность". Сказано им это было… Правильно мыслите: по истечение трёх отведенных программных месяцев. Получив возврат половины моего жалования за три месяца, он с лёгким сердцем клятвопреступника "умыл руки" "не моргнув глазом". Позволю себе заметить, что я тоже времени зря не терял, памятуя наставления селекционера Ивана Владимировича Мичурина о том, что "Мы не можем ждать милостей от природы…", и так далее по классическому тексту, знакомому каждому (и даже двоечнику), почитаемому советскими властями за одно только упомянутое слово "взять". Что я и делал как мог без помощи несостоявшегося наставника.

Я продолжал работать. Давалось мне всё не легко. Приходилось много ездить на своём собственном автомобиле по пространству Района Залива, выезжая часто и в более отдалённые места. В одном из них я "чуть было не…"

В то утро, получив наряд-задание в офисе, поехал в школу, расположенную в Пало-Алто делать предписанную работу. Приехав на место, я поспешил к чердачному помещению, где располагались вытяжные вентиляторы. Одноэтажная школа, раскинулась на большой живописной парковой территории.

В этот раз мне надо было произвести визуальный осмотр работающих установок и выполнить смазку подшипников с помощью специального смазочного пистолета. Дело было пустяковое.

По откидной деревянной лестнице забрался на чердак. Вентиляторы располагались в глубине полутёмного чердачного пространства и я осторожно на полусогнутых ногах, согнувшись сам, стал продвигаться к цели. Идти надо было по параллельным деревянным балкам потолочного перекрытия, расположенных на расстоянии  примерно шестнадцати дюймов (сорока сантиметров) друг от друга…

В интересах оттягивания развязки захватывающего момента сюжетной интриги, упоминая единицы измерения с использованием Английской системы мер и весов (дюймы) и Метрической системы (сантиметры), позволю себе сделать короткое отступление.

Разговоры и попытки перехода на использование в США Метрической системы измерения, как более практичной и простой делались ещё президентом Джеральдом Фордом в 1975 году. Президент Рональд Рейган, после значительных колебаний в этом непростом вопросе и в противовес нажиму лоббистов и сторонников Английской системы с их аргументацией того, что Метрическая система, якобы, нанесёт ощутимый ущерб экономике страны, в 1988 году всё же подписал законодательный акт о переходе США на Метрическую систему к 1992-ому году. Однако, "консервативный воз" и поныне там…

… Передвигаясь в неудобной позе, балансируя шаг за шагом на брусьях толщиной в два с половиной раза уже гимнастического бревна, и неся в руках к тому же необходимые инструменты для работы, я напоминал циркача на проволоке под куполом цирка. Я им по сути и был в той обстановке. С той лишь разницей, что  циркач лишён искушения наступить на что-то ещё кроме натянутого троса (Сравнение, конечно, несопоставимое, но всё же…), а у меня оно было. И оно – искушение, во имя облегчения спровоцировало сделать роковую ошибку.  В своё оправдание замечу, что у канатоходца к тому же есть шест, используемый для балансирования, чего я был лишён. Не говоря уже о таком привилегированном приспособлении, как страховочная лонжа. Вообще говоря, если честно, то в помещениях такого рода поверх балок перекрытия укладывается толстый фанерный щит для того, чтобы не было того, о чём я с замиранием дыхания исповедую тут нетерпеливым гражданам. Однако, мне и тут "повезло" – фанеры не наблюдалось. Наверное, сгинула где-то при полёте над Парижем…

Короче, после очередного шага я несколько теряю равновесие, оступаюсь и попадаю ногой в упомянутое простреливаемое шестнадцатидюймовое пространство между балками. А килограммов во мне 75, если, конечно, считать по Метрической системе измерения. Но и это не спасает. Чувствую – лечу. Закон всемирного тяготения пока ещё никто не отменял, а дёрнуть за парашютное кольцо не представляется возможным за неимением самого парашюта.

Я не знал сколько мне суждено было падать, и поэтому во избежание искушения отделаться лёгким испугом успел всё же вовремя раскинуть в стороны предплечья, в последний момент повиснув на соседних балках. Находясь в таком подвешенном состоянии, лихорадочно пытаюсь нащупать ногами земную твердь, спасавшую до этого не раз. А её и не наблюдается. По крайней мере, как говорится, ног под собой не чую, поскольку болтаются они где-то внизу без всякой надежды нащупать что-то более основательное, чем пустота. Вот где пригодилась спортивная подготовка! Гимнасты могут позавидовать тому, как мне удалось отжаться вверх от параллельных балок-брусьев и расширяя дыру провала, вскидывая ноги, перевалившись на бок, занять вертикальное положение, снова стоя на тех же пресловутых балках. Заглядываю в образовавшуюся "прорубь" и вижу только чёрную бездну…

Хорошо, думаю, пойти бы посмотреть, что там внизу. Спускаюсь, нахожу заветную дверь пространства, последнего моего "приюта" – предполагаемого и несостоявшегося местонахождения моего тела, оказавшегося бы там, если бы всё сложилось иначе и не в мою пользу. Открываю дверь, щёлкаю электрическим выключателем и… что я вижу?! Актовый зал школы мест на восемьсот, минимум. Как обычно: сцена, кресла-сидения, ковровые дорожки, люстры. А сверху, на высоте, наверное, метров семи-восьми зияет рваная дыра в лёгком навесном потолке, понятно откуда взявшаяся.

Трагедия и комедия соседствуют рядом. Вот и у меня в сознании с одной стороны пронеслась картина моего виртуального падения с такой высоты на спинки кресел и с реально прогнозируемым концом. Не буду уточнять с каким. Его ещё называют почему-то фатальным. Иначе просто не могло бы быть по-другому. С другой стороны, – картина притихшего актового зала заполненного школьниками, внимающих строгому директору, внушающему со сцены правила поведения учащихся. Вдруг, раздаётся грохот, разрывается потолок, осыпаясь летящими вниз на головы школьников ошмётками, и две ноги, как гром небесный, как знак свыше в поддержку речи директора, бултыхающиеся где-то под потолком. Вид которых вызывает сначала панику, потом оглушительный смех всего многоголового зала. Голливуд, да и только. Слава Богу, что этого не случилось. А ведь, вполне могло бы и быть.

Как мог, заметая следы, собрал то, что смог унести на чердак – куски обвалившегося потолка, а там уже, опять же, как мог заделал проделанную дыру со стороны чердака, не забыв доделать дело, из-за которого и оказался там. Никто меня не видел, шли уроки и школа на этот период времени была пуста.

Говорят: не пойманный – не вор. Особенно, если ничего ни у кого не украл. Никакие отголоски случившегося до меня не дошли. По понятным причинам, ни с кем об этом я никогда не делился. Вы – первые. Можно списать на давность лет. Вобщем, скажу я вам: занимайтесь спортом и всё будет замечательно.

Мистер Робинсон

"Друг – это тот, кто входит в нашу дверь, когда весь мир выходит из неё". Джоунз, Эдгар де Витт (1876-1965) – американский политик

Какое точное попадание при определении друга, в моём случае, высказанное в эпиграфе этого рассказа Джоунзом Эдгаром де Виттом – 29-ым вице-губернатором Техаса! Точнее не скажешь…

Даже если бы Мистер Робинсон – Darrell F. Robinson (Дэрел Френсис Робинсон) – Дэрел, был только единственным другом  в моей судьбе, жизнь можно было бы уже считать полной  в плане насыщенностями друзьями. Стараюсь избегать громких фраз, но в данном случае говорю искренне. И не только говорю, но и думаю так же.

У каждого свой опыт. Мой опыт – не уникален. Более того – типичен. Непросто начинать жизнь с чистого листа, особенно, когда тебе сорок с хвостиком, похожим на запятую с оборванной последующей после неё  фразой в сложноподчинённом предложении, описывающем жизненный путь и, к тому же,  – без всяких видимых перспектив. Одна кромешная мгла наступающей неизвестности…

Первая же промежуточная посадка в ирландском городке Шэнноне, самолёта, следующего рейсом Москва – Нью-Йорк повергла меня в это состояние незамедлительно. И сразу навалился груз осознания происшедшего, неощутимый до этого из-за многочисленных подготовительных хлопот перед шлагбаумом, открывающим дорогу в другое измерение, а мои жабры, выражаясь фигурально, без преувеличения, как у выброшенной на берег ревущей белуги стали лихорадочно ловить воздух. И это было только лишь начало…

… Вспоминая события почти что тридцатилетней давности и мысленно перелистывая страницы книги своей жизни, утверждаюсь в мысли, что всё-таки, она – книга, то есть, – сохранилась в приличном состоянии: без вырванных и загнутых страниц; с некоторыми личными пометками на полях;  с непоблекшим от времени ярким капталом; с форзацем, испещрённым  пожеланиями и напутствиями родных, друзей и попутчиков; с корешком, на котором ещё пока хорошо различимо название книги и имя автора; со слегка потрёпанной, но всё ещё в приличном состоянии, обложкой…

С Дэрелом – приятным, сразу располагающим к себе человеком, я встретился и познакомился, арендуя квартиру по приезде в Сан-Франциско. Его жена – китаянка – дочь хозяина многочисленных домов в городе и сам Дэрел помогали пожилому отцу следить за состоянием недвижимости и подыскивали жильцов для сдачи квартир внаём.

Очень быстро я понял, что попадание в рай земной с приездом в Соединённые Штаты Америки откладывается на неопределённое время. Чуть позднее эти прогнозы сменились пониманием отсутствия рая на этой Земле вообще. Это не вызвало разочарования. С этой мыслью надо было сжиться и сделать всё для достижения хотя бы некоего подобия более или менее сносного существования.

Будучи инженером и имея за плечами довольно успешный опыт прежней работы, я попытался как-то себя реализовать в этом направлении на новом месте. Не получилось. Должного языкового уровня, знаний соответствующих технологий и опыта работы в Америке у меня не было, а стало быть, я никому не был нужен. Пошёл, что называется "по рукам". Помогал убирать дома, работал по выходным в университете, делая сэндвичи студентам. Взяли меня на работу в небольшую американскую компанию по системам экспертного сервиса и предупредительных ремонтных работ оборудования школ, банков и торговых центров. Однако, и там не сложилось. Не моё. В общем, дело – дрянь, и настроение неважнецкое.

Тогда-то и увидел меня Дэрел. Оценил мой понурый вид. Спросил, почему расстроен. Я объяснил, что в связи с нехваткой денег мы подыскиваем жилье подешевле. Дэрел поинтересовался: сколько мы готовы заплатить, чтобы остаться жить в этой квартире. Я назвал ему приемлемую сумму, меньше той, которую мы платили, на $40. – Узнаю у хозяина, – пообещал он. На следующий день Дэрел принёс хорошую весть – мы остаёмся. И это сделал сам Дэрел. Я знаю. Позже я понял, что снижение квартирной платы вообще, и на такую сумму в частности, есть факт беспрецедентный. По крайней мере, ни о чём подобном я не слышал. Нашей радости не было предела. Те квартиры, которые мы видели до этого, подыскивая более дешёвое жильё, были ущербнее и намного ниже классом, не говоря уже о местоположении.

Дэрел поинтересовался, чем я занимаюсь. Узнав причины моей неустроенности, Дэрел предложил мне соорудить в квартире на нашем же этаже, в которой проводился ремонт, ящик, закрывающий водяной электронагреватель, из тех подручных материалов, которые он мне предоставит. Первое, что сказал мне Дэрел, когда увидел моё изделие, – Ты принят на работу!

Так я стал работать с Дэрелом. Сначала с ним бок о бок, а потом мне было доверено обслуживать все дома компании в городе самостоятельно.

Сколько радости и приятных часов мне принесло общение с этим человеком! Каким он оказался культурным, добрым и умным! Наша, порой, разница в образе мыслей и подходе к тем или иным вопросам, к жизненным проблемам и ситуациям никогда не являлась препятствием в нашем содружестве. Мы всегда с ним находили общий язык на основе разумных компромиссов, несмотря на то, что он был моим номинальным начальником. А сколько полезного в области технологий, обращения со средствами производства, различными инструментами и строительными материалами я у него приобрёл! Дэрел привил мне навыки подлинной гордости за результаты своего труда!

Чем это можно измерить?! До сих пор пользуюсь теми знаниями, которые получил в его “университетах”.

Что ещё лично он сделал для нас? В течение пяти лет моей работы в этой компании к нам не применялась ежегодная прибавка к квартирной плате, обязательная для всех, и сумма эта была "заморожена". Надо сказать, что тот отрезок времени характеризовался каким-то резким скачком повышения цен на жильё, и стабильность квартплаты была для нас ощутимым подспорьем. Платили мне в зависимости от обьёма работ: чем больше сделаю, тем больше получу. Меня это устраивало. Работы хватало всегда.

До меня необходимые работы по обслуживанию всех домов проводил сам Дэрел. С моим приходом он смог посвятить себя любимому делу. Обладая художественным вкусом и мастерством рисования, он сосредоточился на этом и даже организовал и открыл свою художественную галерею. Он никогда не распространялся о своих корнях и происхождении, но однажды  увиденная мною совместная фотография его большой семьи сказала мне многое о том, что это были достаточно культурные люди. Запомнил на том фото цвет их одежды – все были в ослепительно белых костюмах и платьях строгого элегантного покроя.

Кроме отношений, связанных с производственной текучкой, нас также связывала дружба наших семей. Ведь было нечто большее, что нас объединяло и что тянуло нас друг к другу. Мы были желанными гостями на днях рождения друг у друга. Запомнился день рождения его жены Джудит в роскошном ресторане в центре города. Дэрел пригласил свою супругу провести вечер вдвоём. После холодной закуски к их столику на двоих подошёл официант и, извинившись, попросил их пройти в соседний зал, так как, якобы, этот столик был зарезервирован заранее и официант об этом просто забыл. Пара с видимой неохотой, всё же последовала приглашению. Когда открылась дверь в соседний зал, их оглушили крики приветствий многочисленной родни Джудит, собравшейся загодя в празднично украшенном зале, предназначенном только для этого торжества. Всё это организовал Дэрел. Ну, не молодец?! Представляю, какой восторг от неожиданности испытала Джудит?! Кстати, среди приглашённых, не членами её семьи мы с супругой были единственной парой.

Намного скромнее и по нашим обычаям мы отмечали 75-летие моего папы. Я пригласил Дэрела с женой и маленькой дочкой в ресторан. У них была возможность пообщаться с нашими родственниками и приглашёнными гостями.

По поводу презентации моей первой книги "Дюжина телят" я пригласил всех, кого мог, в большой книжный магазин. Было очень приятно видеть там знакомых и незнакомых людей, которые собрались разделить мой успех. Музыка, шары, оживлённые разговоры заполняли пространство торжества. Каждый желающий мог приобрести книгу с автографом автора. Одними из самых дорогих моих гостей были члены семьи Онг-Робинсон: Дэрел, Джудит и их дочка Ноэль. Не погнушались, приехали издалека, чтобы сделать мне приятное. Они даже купили книгу, несмотря на то, что читать по-русски тогда ещё не умели, впрочем, как и сейчас. Дэрел оставил своё пожелание на большом плакате – увеличенной копии обложки книги, где расписывались все, кто пришёл в тот день. В отличие от стандартных пожеланий успешного продолжения писательского творчества, оставленного многочисленными составителями памятных надписей, наставление Дэрела носило характер концептуального положения отправного и изначального двигателя творчества.

Everything is relevant to perceptual framework. If you have the vision, you can make it happen! (Всё относительно и зависит от того, как ты это видишь. Если ты представил, что уже совершил что-то, ты можешь это совершить!)

Философия истоков была передана Дэрелу его Отцом и значительно повлияла на формирование его мышления своей глубиной. Говоря об Отце, Дэрел всегда подчёркивал своё почитание и сыновнее благолепие, поэтому и я выбираю правописание слова "Отец" с большой буквы. Вот только несколько его мыслей, дошедших до меня позднее от самого Дэрела:

– Если ты поднимаешься на гору, ты должен сначала увидеть себя на её вершине.

– Если ты хочешь испечь пирог, то перед тем, как замесить тесто, ты уже должен видеть ту самую вишенку на верхушке, венчающую кулинарную сказку.

– Если ты строишь дом, ты должен представить его вид и оценить предполагаемый труд.

И это всё о концепции перспективного видения. Как точно сформулировано условие успеха, облечённое в наглядную и доступную пониманию метафорическую форму! А если кратко, заимствуя мудрость из русской литературы, в связи с этим вспоминается изречение-афоризм Козьмы Пруткова: "Зри в корень".

Поддаваясь искушению вечного спорщика, следуя наставлениям своего друга иметь своё видение, анализируя сказанное кем-то и сравнивая со своим опытом, забегая вперёд, могу сказать, что по прошествии времени, приступая к написанию своей второй книги "Дыхание бездны", первоначально я не видел на её вершине той самой "вишенки"… И тем не менее, книга сложилась и удалась, приобретя свою судьбу. Напрашивается мысль о чём-то другом, более сложном, что присутствует в нашей жизни. Но это уже оставляю на откуп веры в неосознанные категории понимания нашего существования… Предоставляю возможность додумывать сказанное тем, кто свято в это верит…

У обеспеченных людей, к которыми и относились члены семьи Онг – Робинсон, по-видимому, есть свои причуды. Одной из них была довольно частая смена их жилья. Не знаю, покупали ли они дома или арендовали, но меняли их довольно часто. С одним из их домов в живописном городке Сан-Леандро недалеко от Сан-Франциско связан комичный случай.

Как-то они засобирались навестить своих родственников на восточном побережье Америки. Возникла проблема: на кого оставить их двух кошек? Дэрел попросил меня помочь ему в этом. Их путешествие планировалось на неделю или немного более того. Просьба Дэрела состояла в следующем: я должен был каждый день приезжать из Сан-Франциско в Сан-Леандро, кормить кошек и убирать за ними по необходимости. В голове моментально сложилась предательская по отношению к другу латынь: "Amicus Plato, sed magis amica veritas" («Платон мне друг, но истина дороже»), но я ничего такого не сказал. Не был уверен, что меня адекватно поймут. Конечно, я сделаю всё, что в моих силах. И всё же… Каждый день ездить в Сан-Леандро… Сколько времени я должен был потратить на это?! Сколько бензина сжечь?

Спасительная мысль пришла неведомо откуда. А что, если?… Предложил своим маме и папе мне помочь. Им ведь всё равно, где жить.  Конечно, они согласились меня подменить. Я договорился с Дэрелом, завёз родителей в Сан-Леандро, снабдив необходимыми продуктами питания на неделю. О корме для кошек побеспокоился Дэрел.

Мне кажется, что это было простое и гениальное решение. Дом находился на вершине холма. Сверху открывался потрясающий вид на лежащие ниже окрестности и залив. Одним словом – шикарная дача. Вот только с кошками были проблемы. Наша неопытность в обращении с ними усугублялась их пугливостью и нежеланием общаться с незнакомцами. Но, голод – не тётка, даже для них. И это как-то утряслось.

Вскоре закончился этот непланируемый спонтанный отдых на даче в горах. Забирал я посвежевших, надышавшихся чистым воздухом родителей, получивших большое удовольствие от этого приключения. Да и кошки, по-моему, не жаловались. По крайней мере, Дэрел ничего такого мне от них не передавал…

Я не из тех, кто прыгает, как та блоха, с места на место. Касается это всех аспектов жизни, включая место работы. Конечно, если не припечёт…

Именно так стало происходить с некоторых пор. Не буду уточнять, почему это случилось. Знаю причину, но не скажу по соображениям нежелания прослыть сплетником из-за деликатности существа дела. В один прекрасный день Дэрел, внося ясность в подоплёку уменьшающегося объёма моих работ, с жаром и сожалением объяснил, что это не связано никак персонально со мною, а также с качеством и сроками проведения работ. А стали меня загружать меньше совсем по другой причине, что сказалось на моём заработке. В этой связи стал подыскивать себе что-то более основательное и надёжное.

Судьба мне улыбнулась и на этот раз. После полугодового марафона отбора кандидатов, я получил престижное место работы в международной фирме мирового значения на должность инженера по эксплуатации зданий и сооружений, где, в свою очередь, довольно успешно проработал тринадцать лет. Но здесь не об этом…

Прошли годы. Сами собой разошлись наши дороги с моим дорогим другом, а я готов повторить всё, что я здесь о нём сказал. Такое не забывается. Как не забудется тот спасательный круг, брошенный когда-то его твёрдой рукой. Теперь понятно, почему я так ценю высказывание, с которого и начал этот рассказ: "Друг – это тот, кто входит в нашу дверь, когда весь мир выходит из неё"?

Искренняя радость

Искреннюю радость доставляет человеку возможность восхищаться кем-нибудь; ничто так не возвышает его – хотя бы на короткое время – над всеми мелочными условиями, как искреннее восхищение.

Томас Карлейль, английский писатель и философ.

Что мы знаем о Земле – единственном месте во всей необъятной вселенной, где человечество и всё, чем заполнена её поверхность нашло приют и гостит не спросясь? Ну да, – приблизительно известен возраст; известны геометрические размеры; расположение материков и океанов; строение. И всё. Известна научная версия возникновения планеты Земля 4.5 миллиардов лет тому назад в результате большого взрыва, оцениваемым событием 20-ти миллиардной давности, и библейская версия – версия сотворения.

Английский писатель-фантаст сэр Артур Конан Дойль в своём рассказе "Когда земля вздрогнула" представил Землю как живой организм и с помощью эксперимента, проделанного книжным героем профессором Челленджером, пробурил сверхглубинную скважину и стал свидетелем того, как Земля ответила на это беспардонное вмешательство. Она вздрогнула, смела своими извержениями всё то, что явилось причиной той боли, которую ей нанесли, а потом затянула рану и продолжила свой бег во вселенной, как ни в чём не бывало. (Здесь может подойти и версия покоя на трёх китах. Это ничего в данном случае не меняет – кому как удобно). Рассказ поучительный и захватывающий в то же самое время.

Помнится, как меня, школьника, потрясла эта фантастическая история. Наверное, первый раз в жизни я ощутимо физически оценил своё истинное местоположение вне рамок стереотипа. Хочу признаться, что в этом положении нахожусь до сих пор, памятуя литературный урок Артура Конан Дойля. (В связи с этим понимаю себя, когда неоднократно навещаясвоих родителей в госпитале, совсем рядом с ним, по адресу: 2151 Sacramento, в Сан-Франциско, случайно натолкнулся на особняк с мемориальной табличкой, в котором проживал писатель и был очарован только от одного чувства хотя и косвенной, но всё-таки – сопричастности. Но это не имеет особого значения). Главное здесь то, что сама версия того, что планета Земля является живым организмом, повернула моё сознание к бережному и уважительному к ней отношению. А вдруг! Кто знает…

Собственно говоря, это был, наверное, мой первый опыт осознания окружающего меня – чего-то значительного и не укладывающегося в простое разумение.

Говоря о Земле могу с уверенностью сказать, что с тех пор, как человечество поселилось на планете, (не могу поверить в теорию эволюционного развития Дарвина в отношении постепенной трансформации морепродуктов, выползших на сушу, превратившихся в обезьян, а затем в Homo sapiens), Земля кардинально обогатилась разнообразными свидетельствами его жизнедеятельности. Что только не было создано людьми! Порой кажется, что всё это делалось с одной главной целью – восхищённо удивлять торжеством Разума и Мастерства. По крайней мере я уже давно пребываю в этом состоянии и не устаю это делать никогда. Поэтому бесконечно благодарен сэру Конан Дойлю за его рассказ. Беру на себя смелость представить, что может быть, кто-то, прочтя это, тоже последует моему примеру?  Поверьте, восторженность нас обогащает и скрашивает наше существование разноцветьем красок радости и восхищения. И нет этому предела!

Что в этом мире более значительно? Природные ли образования или рукотворные? (Позже, вследствие важности понимания, я задамся этим же вопросом ещё раз, вкладывая в это несколько иное определение). Вопрос своей постановкой неуместен, так как человек является частью природы, а значит речь может идти только лишь о явлениях, как таковых. Говоря о себе, могу сказать, что в моём сознании всё, что создано человеком, по эмоциональному накалу внутренних ощущений вызывает во мне восторг и восхищение гораздо больше, чем созерцание земных и водных ландшафтов или растительного и животного мира, вместе с тем, полностью исключая какое бы то ни было неестественное равнодушие к этому.

Из семи рукотворных чудес света, воспетыми историками Древнего мира, до наших дней сохранилось только одно – пирамида Хеопса в Египте. Груда камней, со своими тайнами и загадками, искусным строительством, но всё же – груда камней. (Знаю, что не прав, но ничего не могу с собой поделать). Оценки значимости были в то время очень уж субъективны, впрочем, как и в наше время, и основывались на эстетике Древнего мира. Пусть так. И это можно принять.

Наше время предполагает другие подходы в выборе эталонов красоты и канонов эстетики. Не хуже и не лучше – другие. На основе эволюции сознания и техногенных решений. А теперь о других реалиях собственного восхищения.

Кто не видел ночной Нью-Йорк с самолёта советую посмотреть. Мне посчастливилось это когда-то и с тех пор я нахожусь под впечатлением от увиденного.  Рейс самолёта Нью-Йорк – Сан-Франциско начинался плавным разворотом над крупнейшим городом США перед тем, как лечь на курс пересекая континент. У нас была возможность в полной мере насладиться открывшейся панорамой. Непередаваемое зрелище иллюминированного мегаполиса. Я застыл у иллюминатора и бессильно откинулся в кресле только когда эта фантастическая картина скрылась в облаках.

А за день до этого я обозревал Нью-Йорк при свете дня с высоты одного из самых высоких зданий – Эмпайр Стэйт Билдинга. Каждый мой восторг я бы снабдил возгласом: "Это надо видеть!" Без исключения, это можно отнести ко всему, о чём я рассказываю. Не стало исключением и это зрелище. Через несколько лет, когда довелось побывать там вторично, мы поднялись уже на смотровую площадку на крыше Южной башни – одной из двух рядом стоявших башен-близнецов, разрушенных позже террористами, направивших свои самолёты на эти сверхвысотные небоскрёбы, именуемые Всемирным торговым центром. А тогда, только радость переполняла нас. Радость пополам с восхищением и гордостью за людей, сумевших возвести этот грандиозный город на островном побережье Атлантического океана.

Говоря о Соединённых Штатах Америки, и о Нью-Йорке, в частности, не могу не вспомнить поездку на небольшой островок перед корабельной бухтой, где вот уже более ста лет возвышается величественная статуя Свободы. Стоя в длиннющей очереди, перед тем как подняться на смотровую площадку у основания монумента, у меня сама-собой сложилась мысль: "Ох, не прост этот путь к свободе!", что в прямом смысле этих слов было реальностью и соответствовало моменту. Образ женщины, держащей в одной руке скрижаль с датой принятия Декларации независимости США – 4 июля 1776 года, а в другой руке, поднятой вверх – факел, – известен во всём мире. Панорама, открывавшаяся на отдалённый город, была нам наградой и достойной компенсацией нашего нелёгкого проделанного пути на подступах к статуе Свободы.

Настраиваясь на волну воспоминаний, наслаждаюсь обрывками памяти из далёкого-далека…

… А дамба Гувера (Hoover Dam), – грандиозная водная плотина гидроэлектростанции построенная в 1935 году, высотой 220 метров (Кстати, метров на 80 выше пирамиды Хеопса), перегораживающая реку Колорадо недалеко от Лас-Вегаса и виденная мною однажды? Об этом я могу говорить бесконечно, ведь тема инженерных сооружений и их созерцание вызывает высокую эмоциональную приливную волну, ввергающую меня в полный экстаз восхищения деяниями человеческих рук и людскими возможностями.

Кто-то получает удовольствие от рассматривания полотен великих мастеров живописи, кто-то – от музыкальных, оперных и балетных представлений, кто-то – от скрещивания сортов растений и злаковых культур. Я с уважением отношусь к первым, вторым и третьим. Полностью разделяю их интересы. Но… предпочитаю рассматривать инженерные сооружения, вслушиваться в грохот производства, выхватывая чутким ухом из многообразия звуков – звуки работающих машин, воспринимаемые мною, как лучшие мелодии. Одна из самых моих любимых телевизионных программ "How it's made"("Как это сделано") – цикл передач о том, как делается то, чем мы пользуемся в повседневной жизни, начиная, например, с гвоздей и кончая сложнейшими автоматическими системами или сложнейшими механическими приспособлениями. И что меня больше всего приятно поражает в увиденном, – разнообразие роботов, хитроумных автоматических станков и механизмов для замены ручного труда и интенсификации производства. Вот где есть разгуляться нашему восхищению разумом и подивиться неисчерпаемым  возможностям инженерной мысли!

… А грандиозный, самый большой в мире Собор святого Петра в Риме?! А башня Эйфеля в Париже?! А Исаакиевский собор в Сант-Петербурге?! А вид на Рио-де-Жанейро с горы Корковадо, с парящей, как бы над миром грандиозной статуей Христа-Искупителя на вершине?!

А… А… А… Ещё и ещё…

Кажущуюся кому-то сумятицу в изложении хочу компенсировать стройностью конструкции… паутины. Да, да. Я ничего не путаю. Именно –  паутины. Когда-то увидел её, замер от восторга, пребывая в этом состоянии, из которого меня вывела группа знакомых женщин – сотрудниц по работе, проходящих мимо. Захотелось с ними поделиться радостью собственного восторга. Но… Не нашёл в них, мягко говоря, адекватной  реакции, созвучной моей. Позже, прочитал очевидное высказывание древнеримского поэта Горация, дошедшее до нас издалёка: "Не все восхищаются одним и тем же и не все любят одно и то же". Волей-неволей придётся согласиться.

Паутина мирно покачивалась от лёгкого ветерка в сиянии солнечных лучей и потому просматривалась в мельчайших деталях. Прикреплённая своими концами к двум невысоким кустам, растущих в метре друг от друга, она представляла собой законченное инженерное сооружение, достаточно прочное, эластичное и совершенное с точки зрения определения правильных геометрических пропорций, выполненное без всяких измерительных инструментов и приспособлений. Как такое только могло создать малюсенькое существо?! Вот у кого можно поучиться точности расчёта и работоспособности. У меня не поднялась рука нарушить эту гармонию красоты. И я удалился восвояси, восторгаясь и удивляясь увиденному.

Не менее значительными, а в чём-то более значимыми, но уже с точки зрения не высоты сооружения, а высоты морали и безоглядного нравственного подвига, ценой собственной жизни, являются поступки людей, заслуживающие поклонения и восторга.

Именно так можно расценить поступок пленного американского лётчика, воевавшего во Вьетнаме, сбитого советской ракетой и попавшего в плен. Отец пленного  – сын адмирала и сам, – адмирал, главнокомандующий Тихоокеанским флотом США в то время, а до этого – главнокомандующий Военно-морскими силами США в Европе, договорился с вьетнамским командованием об освобождении своего сына Джона. Казалось бы… Ан, нет. Пленный лётчик, находясь в плену и подвергаемый невыносимым пыткам, превратившими его впоследствии в инвалида, выдвинул встречное условие: "Или вместе со мной выходят все пленные, или я остаюсь в плену". Вьетнамцы не пошли на требования Джона… В нечеловеческих условиях прошло пять с половиной лет и Джон, был освобождён только после окончания войны. Его встречали как героя, а президент Ричард Никсон пригласил его в Белый Дом и удостоил высшей награды. Вот такая история из жизни Джона Маккейна –  будущего многолетнего сенатора, кандидата в президенты США 2008 года. Жизнь этого человека достойна восхищения!

Что в этом мире важнее: рукотворные творения или природные образования; человеческое величие или примеры грандиозного апофеоза мысли и мастерства, – всё то, что завораживает нас целиком от восхищения и наполняет нас гордостью, хотя бы только одним фактом нашей сопричастности со всем этим? Ответ очевиден: значительно всё перечисленное без исключения, благодаря чему существование в этом цивилизованном мире отличается от существования в другом измерении –  измерении будничности, скуки и пустоты. Торжество цивилизации расположено в сфере разумного сочетания всего того, что создано однажды и навек.

А напоследок я скажу… Всё, описанное здесь, инспирировано… моим эгоизмом. Захотелось в какой уже раз восхититься тем, с чем довелось познакомиться, увидеть, прочувствовать, оценить, осмыслить. При этом, получая радость –  искреннюю радость. Чего и вам желаю.

Первая моя

Стереотип словосочетания "первая моя" сразу в мыслях соотносится с первой девушкой. Однако это не является определяющим. Так я назвал мой первый автомобиль, а следуя правильному соответствию употребления существительного в женском роде, в данном случае – первую машину.

Итак, – первая машина. И не то чтобы это была любовь с первого взгляда, отнюдь…

В самом начале нашей жизни в Америке нам её практически подарили, запросив символическую плату в сто долларов. Выбора тогда не было, и я принял её с благодарностью. Супружеская пара, владевшая машиной марки Mercury Zephyr 1980-ого года выпуска светло-коричневого цвета, отдала нам её за ненадобностью. В течение трёх лет до этого машина простояла на улице практически без движения, перепарковываясь иногда в соответствии с расписанием чистки улиц. На ней даже “висел” недавний штрафной талон за несвоевременное нахождение в запрещённом месте в размере двадцати долларов, который я отсудил в суде городской мэрии. В местах примыкания стёкол к корпусу обильно образовался и пророс зелёный мох. Состояние корпуса оставляло желать лучшего: с правой стороны, на двери с пассажирской стороны была вмятина. О её причине мне поведала предыдущая хозяйка. Когда-то, не в состоянии избежать столкновения с другой машиной и испугавшись аварии, она бросила руль, закрыла самое дорогое для неё – лицо обеими руками, и от волнения вместо педали тормоза давила на педаль газа. При столкновении встречная машина была разбита в щепки, а на её, теперь уже моей, машине образовалась только вмятина. Случилось это из-за того, что корпус "первой моей" был из настоящей прочной стали с такими же, но ещё более прочными бамперами.

Получил права на вождениe, но машина ездить не хотела и простояла в гараже ещё почти год. Обнаружились поломки, скрытые до поры до времени. Постепенно справились и с ними.

Стали осваивать живописные места, которыми изобилует Северная Калифорния. Поездили много. Много повидали. И всё благодаря ей –  "первой моей". Со временем я с ней как бы сросся, одушевляя её и относясь к ней, как к чему-то большему, чем к простой бездушной груде железа.

Вспоминается культовый 1983 года американский фильм "Кристина" по роману Стивена Кинга. Там как бы машина обладала мыслящими свойствами живого организма, умела полностью самовосстанавливаться после катастрофического разрушения, мстила своим ненавистникам и любила своего хозяина, который её в свою очередь боготворил. Эта история настолько меня взволновала, что я сам стал невольно проникаться какими-то аналогичными ассоциативными чувствами по отношению к своей подруге. А как же могло быть по-другому? Ведь она мне служила верой и правдой почти пятнадцать лет. Она была частью меня самого, реагируя на моё бережное отношение таким своим великодушием и взаимностью, на которые была способна только хорошо отлаженная машина – моя надёжная подруга, которая не предаст и не подведёт. Её механическое нутро функционировало согласно моим действиям. Её неудобства в случайных соприкосновениях с неровностями дорог и колдобинами отзывались вполне ощутимой физической болью во мне самом. Всё это компенсировалось в моём сознании спокойствием из-за прочности её конструкции и моей уверенностью в своей и моих пассажиров безопасности в случае какой-нибудь шальной аварии. Где только она со мной не бывала?! Из каких только мест она меня не вывозила в буквальном смысле этого слова?! В резвой упряжке из ста семидесяти лошадей, спрятанных под капотом, в общей сложности я на ней несколько раз обогнул земной шар по экватору, если верить одометру. И где там помещался этот табун, спрессованный в шестицилиндровом двигателе внутреннего сгорания?

Пришло время, я получил престижную работу, купил более современную машину, но и не расставался с первой ещё добрых лет восемь. Только вот нашей "старушке" – так мы её про себя называли, чтобы она этого не слышала, уже не нашлось места в гараже, и я её держал на улице. Ездил на ней только на небольшие расстояния.

К сожалению, всё это ускоряло её старение. Металл на крыше салона и некоторых других местах сначала покрылся язвами ржавчины, а потом крыша и вовсе потекла в дождь. Я, как мог, сражался за продление её жизни до последнего, реанимировал: шпаклевал дырки, делал некоторые другие косметические ремонты.

И вот однажды наступил тот самый день, когда она уже не смогла пройти плановую и обязательную для машин штата Калифорнии периодическую проверку допустимой концентрации вредных выбросов в атмосферу. – Это конец, – подумалось мне с болью. Конечно, можно было ещё побороться, отрегулировав соответственным образом работу двигателя, хотя это и стоило немало.

Без этого я не мог водить машину, так как не мог получить разрешение-регистрацию на право пользоваться ею.  Моя растерянность пополам с неопределённостью была замечена механиком, проводившим испытание. Он мне сообщил о том, что для поддержания чистоты воздуха в городе существует программа по удалению старых автомобилей с вредными выбросами отработанных газов с улиц города. В обмен на добровольную сдачу машины предлагался чек на сумму в одну тысячу долларов. Услышав о таком количестве денег, я поддался гаденькому предательству. А как бы вы поступили на моём месте?!

Непременным условием сдачи машины была её доставка своим ходом в городок Hayward в районе Залива, находящийся в пятидесяти километрах от Сан-Франциско, и исправность всех машинных частей, за исключением, конечно, экологически нечистой работы двигателя.

Механик приёмного пункта скрупулёзно осмотрел машину и подтвердил её пригодность к сдаче, пригласив последовать за ним в офис для оформления документов. Конечно, я уже смирился с мыслью о расставании, но всё равно это получилось для меня неожиданно. Я попросил механика отойти и дать мне возможность побыть с машиной наедине. Моя просьба нашла должное понимание.

Прощался я с ней, как с уходящей в никуда подругой. На мой вопрос до этого о том, что они собираются с ней делать дальше, механик, щадя видимо моё к ней отношение и понимая, что она для меня значит, отделался неопределённым ответом, сославшись на своё незнание. Мне только осталось догадываться о худшем: что-то разберут на запчасти, что-то используют, переплавив и утилизируя для создания ещё чего-то.

Меня не торопили. Дали возможность проститься. Я гладил свою двадцатисемилетнюю "старушку", полушёпотом благодарил за всё, каялся в измене и предательстве. Со стороны это выглядело несколько театрально, но я был при этом с ней искренен. Ничего она мне в ответ не сказала. По крайней мере, я ничего не услышал. Дорога обратно на такси была тягостной. Не хотелось верить, что я больше никогда не сяду на её кожаные светло-коричневые сидения, не вставлю ключ в замок зажигания, и она не отзовётся мне радостно рыком своих шести цилиндров…

Секвойя в шоколаде

Звонит мне как-то из Лос-Анжелеса Оля Лозовская:

– Саша, выручай!

Слышу в голосе нескрываемое волнение и даже улавливаю крик о помощи.

– What’s up? – как можно развязнее спрашиваю по-английски, чтобы придать разговору более спокойное и шутливое направление.

– Понимаешь, у меня ЧП! Из Харькова к нам приезжают на экскурсию директор самого крупного и старейшего на Украине Харьковского ботанического сада – профессор, с женой, и они возжелали посетить заповедник секвой, расположенный возле вас, под Сан-Франциско. У вас они пробудут один день и, помимо заповедника, хотят ознакомиться в общих чертах с городом. Мой водитель внезапно заболел, и мне больше не к кому обратиться, кроме тебя…

С Олей я был знаком давно, ещё по Киеву. Наши родители даже подумывали о том, чтобы нас поженить, но не сложилось.Не заискрились чувства и не переплелись тропинки от одного сердца к другому. После отъезда Олина семья обосновалась в Лос-Анджелесе, а мы – в Сан-Франциско. Деятельная и оборотистая Оля открыла своё туристическое бюро, и в этом преуспела.

… – Какой разговор?! – успокаиваю её. Сделаю всё в лучшем виде.

Её благодарности не было предела. Поболтали ещё немного о том-о сём, и я стал готовиться к встрече профессорской четы.

В назначенный день поехал их встречать в аэропорт. Изготовил специальную табличку на длинном шесте, написал их имена и встал у выхода из терминала в ожидании гостей. Самолёт прибыл в назначенное время, и я увидел на редкость приятную супружескую пару – его и её.

Мы сразу прониклись друг к другу доверием и симпатией —интеллигентным людям для этого много времени не требуется. (За свою интеллигентность, в данном случае, не ручаюсь, а они, так вполне подходили под это определение. Но тогда почему и у них проявилось ко мне такое же ответное чувство?).

В общих чертах мы наметили план нашего времяпровождения. С городом я был знаком относительно неплохо и предложил им вкратце программу поездок. В этом они полагались на меня. Единственным, самым главным и непременным условием наших поездок профессор назвал посещение заповедника секвой, – то, о чём мне уже говорила Оля. Профессор мне это объяснил так:

– Кроме того, что я с этим связан профессионально, хочу последовать совету моего друга, который мне порекомендовал: если я побываю в Америке, непременно съездить в Сан-Франциско, а если буду в Сан-Франциско – обязательно увидеть заповедник красных деревьев.

– Кто же он – ваш просвещённый друг? – полюбопытствовал я.

– Юра Сенкевич. Знаете такого?

Мне только лишь осталось кивнуть утвердительно. Кто же не знает Юрия Александровича Сенкевича – учёного-исследователя поведения человека в экстремальных условиях, путешественника, телеведущего суперпопулярной телевизионной передачи "Клуб путешественников"?!

С Юрием Александровичем было трудно не согласиться, и мы направились в Muir Woods (Мьюирский лес) – заповедник секвой, береговых красных деревьев в дословном переводе, разросшийся на более чем двухстах гектарах земли в глубоком ущельи, который усилиями  натуралиста Джона Мьюира в 1908 году президентом Теодором Рузвельтом был объявлен национальным заповедником. Он расположен севернее Сан-Франциско на 19 км и представляет собой уникальное место с соответствующим климатом,  сочетающим океанскую прохладу и яркое солнце. Это одно из немногих мест на Земле, где возможно произрастание самых высоких деревьев – гигантских секвой высотой до 80 метров и с шириной ствола до 7 метров в диаметре. Ни одно дерево в мире не способно поднять живительную почвенную влагу на такую высоту. Для наглядности оценки величины создаваемого давления, требуемого при этом, можно привести сравнение с напором воды, развиваемом на уровне земли пожарной помпой при тушении пожара в 30-ти этажном здании, что примерно эквивалентно высоте секвой. Дополнительную помощь в необходимом водоснабжении деревьев оказывает уникальная способность листьев секвой поглощать влагу из окружающего воздуха. Кстати, о пожаротушении. Кроме всех уникальных свойств этих деревьев, следует отметить ещё одно – их огнестойкость. Структура, плотность и влажность коры, как рыцарские доспехи, защищают деревья от огня. Это, в том числе, сказывается и на долголетии исполинов. Срок жизни деревьев неимоверен. Даже трудно себе представить их возраст – 1200 лет! На территории заповедника демонстрируется срез упавшего дерева, на годовых кольцах ствола которого отмечены вехи истории, и где, например, событие открытия Америки Колумбом более пятисотлетней давности приходится на середину возраста дерева. Наглядность впечатляет! Территория заповедника ухожена и постоянно очищается от опавшей листвы, веток и упавших деревьев. Тропинки ведут по кольцевому маршруту, идя по которому нельзя разминуться с широкой обширной поляной – местом, где летом 1945 года зародилась Организация Объединённых Наций. Документ об этом был подписан 26 июня 1945 года на конференции в Сан-Франциско представителями пятидесяти стран мира.

Надышавшись чистым воздухом, в меру уставшие, но полные неизгладимых впечатлений, мы возвращались в Сан-Франциско. Да, прав был Юрий Александрович, посоветовав своему другу побывать там. Я посещал заповедник и раньше, но каждый раз встреча с таким уникальным природным явлением вновь и вновь приносила восторг и восхищение разнообразием окружающего нас мира. А потом было шоу-показ красивейшего на Земле города – Сан-Франциско. Кто там не бывал, тот не может оценить в полной мере сочетания рукотворной и природной исключительности этого места. Недаром авторы Британской энциклопедии находят в городе элементы трёх таких разных по характеру, и таких непохожих друг на друга столиц: Парижа, Нью-Йорка и Афин. Им в Британии видней. Хотя, если покопаться, то каждый турист может разглядеть в этом замечательном городе что-то своё. Наверное, мои спутники – харьковчане – это тоже отметили и увидели такое, что напомнило им их родной Харьков.

Не знаю, не успел спросить – мы в этот момент поднимались от Залива по улице Дивизадеро в центр города, вверх по одному из крутых холмов, которыми изобилует городской ландшафт. Чувствую, что, не доезжая нескольких метров до перекрёстка, моя машина, находясь, наверное, под углом 45 градусов с задранным вверх капотом, начинает исчерпывать свой ресурс мощности. Что же явилось причиной тому, кроме крутого подъёма? То ли возраст и изношенность той самой "моей первой" машины, то ли избыточный вес научных степеней моих пассажиров поспособствовал этому – не знаю. Каким-то нечеловеческим усилием из последних лошадиных сил, в положении педали газа "в пол" и с "добрым" словцом, мобилизующим на подвиги даже железяку, всё-таки удалось дотянуть до спасительной горизонтали. Уф-ф! Не ударили мы с автомобилем в грязь лицом перед заезжими натуралистами.

Под конец мы заглянули "на огонёк" на шоколадную фабрику “Ghirardelli”, известную во всём мире среди сладкоежек. Это стало поистине достойным десертом для нашей обширной поездки в течение длинного летнего дня. Перекусили, поговорили. Они были в восторге от времени, проведённого в путешествии. Честно говоря, не знаю кто из нас преуспел в этом больше. Несмотря на напряжённый день, удовольствие, полученное мною от общения с хорошими и приятными людьми, превзошло всё  остальное. В знак благодарности они подарили мне огромную плиту (не путать с плиткой) шоколада, приготовленную там же, в “Ghirardelli” . Плита своими размерами напоминала толстенный, большого формата фотоальбом, такого же, если не большего, веса.

Я их отвёз в аэропорт. В целости и сохранности они отбыли по назначению. Передавал привет Юрию Сенкевичу. Наверное, он был услышан.

P.S.  Ещё долгое время я примеривался к той шоколадной плите, но так и не смог к ней подступиться, её одолеть из-за внушительных размеров и необычайной твёрдости, подвластной только хорошему молотку. В конце концов плита “улетела” вслед моим дарителям, но не в Харьков, а в Москву в качестве подарка, преподнесённого друзьям, более нуждающимся в соответствующем продукте искусных американских кондитеров.

Повязка Фемиды

К моим извечным устремлениям познания чего-то нового, неизведанного, с недавних времён прибавилось ещё одно – участие в судебном процессе в качестве присяжного заседателя. Живя в Америке, в Сан-Франциско, я практически ежегодно привлекался к разного рода судебным собраниям в качестве потенциального кандидата в состав коллегии присяжных. Поначалу я чурался этого. Причин было несколько: ограниченное знание языка на первых порах; объективность невозможности оставить на время заседания мои служебные обязанности; неуверенность в своих силах справиться с моральной ответственностью за решение чьих-то судеб в новой для меня стране. В связи с этим я делал всё возможное, чтобы этого не случилось. Здесь надо было проявлять известную изобретательность в требуемых судьями объяснениях при отборе двенадцати присяжных заседателей из множества людей, приглашённых для этого в суд. Многие годы мне это как-то удавалось. Не могу сказать, что я был полностью удовлетворён своими противоправными действиями, но обстоятельства  не давали мне возможности искренне исполнить свой гражданский долг.

Наконец, когда меня в очередной раз пригласили поучаствовать в селективном отборе заседателей, во мне произошёл какой-то перелом, и я внутренне почувствовал в себе силы занять скамью присяжных. При этом, одного моего желания было недостаточно. Ко всему прочему, надо было убедить судью, судебных клерков, прокурора и адвокатов, которые принимали участие в отборе кандидатов на данное конкретное судебное заседание. Утверждение присяжных принималось коллегиально при закрытых дверях и объявлялось поимённо после окончания отбора. Невошедшие в список отпускались до следующего года.

В тот раз слушалось дело двух грабителей мексиканской наружности, которые, проникнув в дом под видом наёмных работников, якобы ограбили его…

Каждый, кто остался в зале заседания, а их было около ста человек, явно не подходящих по параметрам для исполнения обязанностей заседателей, держали речь и отвечали на вопросы судьи и всех тех, кто был потенциально задействован в готовящемся судебном процессе. И я там был…  Моя пламенная речь вызвала умиление судьи в той её части, где я рассказывал о своём уважении к полиции города, отвечая на поставленный об этом вопрос. Здесь немного отвлекусь и объясню причину моего уважения…

В сентябре 2012 года мы с семьёй возвращались из Сан Диего, где проводили отпуск. В аэропорту Сан-Франциско, по дороге домой, перегрузили нашу поклажу в такси и с лёгким сердцем поехали в город. Но ещё в дороге я обнаружил пропажу моего портативного компьютера. Стали вспоминать и пришли к выводу, что забыли его на вещевой тележке, когда загружались в такси. Да ладно бы, только компьютер. Дело в том, что в нём хранилась очень важная информация. Это была для меня настоящая потеря. Уже из дома я стал названивать в бюро потерь и находок аэропорта. Многократные нервные попытки что-то выяснить, наконец, увенчались успехом. Мне сообщили, что компьютер был найден одним из полицейских аэропорта и находится в бюро находок. Я могу приехать и забрать его.

Означенный офицер полиции, задав мне несколько наводящих вопросов и убедившись, что компьютер принадлежит именно мне, с готовностью его вернул. На радостях я попытался его отблагодарить, предложив ему в качестве вознаграждения сто долларов. Несмотря на моё давление в этом направлении, полицейский был непреклонен и от вознаграждения категорически отказался.

– Хорошо, – говорю. – Как иначе я смог бы вас отблагодарить?

– Ну, если ты так уж этого хочешь, можешь написать письмо нашему руководству, – предложил мой спаситель.

Я записал его имя, номер полицейского жетона и по приезде домой, не откладывая в долгий ящик, написал письмо самому шефу городской полиции Gregory P. Suhr, где сообщил, как офицер Michael Regalia помог мне, а также  выразил свою глубочайшую благодарность.

19 сентября 2012 года, то есть буквально через несколько дней получил ответ, лично подписанный четырёхзвёздочным шефом полиции Сан-Франциско. Храню это письмо-ответ до сих пор, поэтому и указываю точную дату. Он, в свою очередь, выразил удовлетворение тем, что мне смогли помочь, а моя благодарность передана начальнику офицера и подшита в его личное дело. К этому прилагалась собственноручная подпись. Вот это – да! Моя полиция меня бережёт! И как мне остаётся после этого относиться к полицейским?!

… Долгая процедура селекции "усадила" меня в конце концов на место в первом ряду отобранных двенадцати присяжных! Ура! Повторяю, моя речь умилила судью, но… Против персонально моей кандидатуры в уже отобранном жюри неожиданно выступили адвокаты обвиняемых. По их мнению, в процессе слушаний и вынесения приговора, испытывая нескрываемое уважение к полиции, я мог бы предосудительно повлиять на ход обвинения в сторону, противоположную той, которой придерживались адвокаты-защитники обвиняемых преступников. И что вы думаете? Это и стало решающим фактором в моём дальнейшем пребывании, а верней – отсутствии в команде "двенадцати стульев", один  из которых первоначально по праву принадлежал мне.

Конечно, во главу угла при подборе судебных заседателей должна быть поставлена беспристрастность. Это то главное, чем они должны руководствоваться при судебных разбирательствах. Помните о повязке на глазах Фемиды. Но, ей же богу, как этому не просто следовать с позиций своих убеждений!

Вот так, моё однажды созревшее желание непосредственно поучаствовать в судебном заседании в качестве активного представителя общественности не нашло своего продолжения. О своём решении судья сообщила публично, открыто объяснив причину отставки. Я был с позором удалён с места, где должен был свершиться мой триумф на ниве торжества всё той же Фемиды. Хотите совет? Будьте откровенны только с самим собой. Во имя их Величеств беспристрастной Фемиды и мудрейшего миротворящего Компромисса, а также для торжества правосудия с вашим участием, пожалуйста, идите на поводу у того, от кого что-то зависит. Но, будете ли вы уважать себя после этого?..

Илф энд Петрофф

Как-то, в 2005 году, я узнал заранее, что очень известный, ну просто суперизвестный американский киноактёр драмо-комедийного амплуа Джин Уайлдер будет подписывать свою книгу мемуаров в кинотеатре “Balboa”  в Сан-Франциско. Предварительно захватив свою только что выпущенную книгу "Дюжина телят", не забыв её подписать актёру, я после работы поспешил в кинотеатр. Купил его книгу и встал в длинную очередь из желающих получить автограф, которая тянулась снаружи вдоль кинотеатра. На подходе к столику, за которым сидел семидесятилетний актёр, подписывающий экземпляры книг, я обратился к девушке-распорядительнице, уведомив её, что собираюсь подарить ему свою книгу, надеясь заранее согласовать задуманное, чтобы не попасть впросак. Девушка как будто этого и ждала всю свою жизнь. Она несказанно обрадовалась и громким голосом, так, чтобы могли все её услышать объявила: "А теперь состоится обмен книгами между мистером Уайлдером и писателем из России!" Вся огромная очередь дружно зааплодировала. Я не ожидал такого публичного оповещения и, честно говоря, струхнул, боясь не оправдать надежд, но мигом собрался, приготовившись стать частью шоу со своим участием. Тут же подошла моя очередь. Я протянул ему его книгу "Кiss me like a stranger" ("Поцелуй меня как незнакомца") для подписи, а затем предложил в качестве подарка свою "Дюжину". Он спросил меня, о чём моя книга. Я объяснил, что попробовал написать продолжение "12-ти стульев" и "Золотого телёнка", и вот, что из этого получилось. Вы себе не представляете, какая с ним произошла мгновенная метаморфоза! До этого усталый, с каким-то безразличием во взоре пожилой мужчина как будто мгновенно пробудился от спячки и помолодел.  Задумавшись на секунду он, выпалил: "Илф энд Петрофф?!" – Да, да, – с радостью закивал я, – Илф энд Петрофф! Его лучезарную ответную улыбку не забуду, пока буду жить! Какие такие ассоциации в его памяти, сам того не желая, я вызвал? Не знаю. Могу только догадываться. Может быть, это связано с его другом – потрясающим Мэлом Бруксом, с которым он начинал свою кинематографическую карьеру и в фильмах которого достиг небывалых высот актёрского исполнительства? А может, он пробовался в фильм Мэла "12 стульев" по роману Ильфа и Петрова, вышедшего в 1970 году? Не знаю, не мог вволю расспросить – очередь за мной сгорала от нетерпения получить вожделенный автограф кинолегенды. Уходя, я оглянулся. За столиком по-прежнему сидел сгорбленный человек с потухшим взглядом…

Новый Гулливер

И снова о том, как здравый смысл попирается слабоумием и дремучим невежеством…

Чем дальше человечество продвигается вперёд по пути прогресса в своём технологическом совершенстве, тем больше оно, похоже, теряет свой моральный потенциал. Неужели эти две составляющие развития человеческой общности связаны между собой неразрывными путами в обратной пропорции по какому-то роковому закону? Не хочется в это верить. И тем не менее, относительное и устойчивое равновесие общего баланса энтропии содержания вселенского разума неизбежно, по-видимому, всё-таки поддерживается какими-то высшими силами. И, может быть, в этом и есть разгадка целостности и гармоничности мира.

Не верится, что возвращаются времена средневековой инквизиции, как когда-то в Испании, когда преследовалось любое инакомыслие, а кучка власти предержащие религиозных фанатиков на волне ортодоксального пещерного фанатизма диктовала правила всеобщего отношения к происходящему и давала оценку тому или иному явлению. И где?! В самой развитой мировой державе! В одном из самых успешных её городов – Сан-Франциско. Но, сначала было слово…

Был такой художник – русский по происхождению – Виктор Михайлович Арнаутов. Человек неординарной и непростой судьбы. Родился в Российской империи, воевал в Первую мировую, затем в Белой армии. После Гражданской войны покинул Россию и скитался по свету. Занесло его аж в Мексику, где он брал уроки живописи, в том числе монументальной, у всемирно знаменитого художника Диего Ривера, известного своими прокоммунистическими взглядами. Затем Арнаутов обосновался в Сан-Франциско, где много работал в этом же направлении. В конце концов он вернулся на родину, и там остался навеки. А теперь по существу.

Находясь в Сан-Франциско, Виктор Михайлович создал своего рода шедевр – на 13-ти крупномасштабных фресках стенной росписи в художественно-изобразительной форме описал житие первого американского президента – Джорджа Вашингтона. Фрески были выполнены на стенах школы имени американского президента и в 1936 году предстали во всём своём великолепии перед учениками школы и её посетителями, радуя их на протяжении вот уж как, почитай, восьмидесяти трёх лет. Подтверждая мастерство художника, надо сказать и о том, что краски фресок не поблекли и до сих пор. Однако в последнее время кое-кого это монументальное полотно радовать перестало. Мало того, стало вызывать раздражение. При этом совсем не из-за художественной оценки. Вовсе нет…

Известно, что когда художественные творения подвергаются предвзятому остракизму политкорректности, тогда эстетика замещается ханжеством, штампом, и всё это в конце концов заканчивается костром. Из книг ли, из картин ли, или из снесённых памятников. Из тех, например, каким стал памятник в центре Сан-Франциско, простоявший более ста лет и посвящённый изначально первооткрывателям американского континента. В общем, не кому-то конкретно. Надо сказать о самом памятнике: отлит он в идеальном классическом стиле с легко распознаваемыми, с точки зрения классизима, человеческими фигурами первооткрывателей. Глядя на них, веришь, что у них должно было это получиться. Иначе и быть не могло. Одна незадача – коренное индейское население было против, поэтому приходилось применять силу. Всегда было так: или ты кого-то, или кто-то тебя. На этом стоит мир и это происходит испокон веков. К сожалению и с неизбывносью. Вся история построена на насилии. В групповой композиции монумента было ещё одно – то, что явилось причиной низвержения памятника: к сидящему на земле индейцу, наклонившись, протягивает руки миссионер, предлагая свою помощь. Казалось бы, всё отображено правдиво и покаянно. Ан нет. Кто-то углядел в этом совсем другое – геноцид индейцев. И инициатива группы индейских "политкорректных радетелей справедливости" с требованием сноса памятника восторжествовала. Это безумие могло случиться только при условии наличия соответствующих взглядов в обществе тех, кто способен принимать исполнительные решения. И это случилось. Под улюлюканье бесчинствующих великолепный памятник был низвергнут, и следы его теряются. И снова вопрос. Тоже о монументе, но о другом.

Кто в состоянии хоть как-то и аргументированно объяснить снос памятника – величественной конной статуи всадника в центре огромной площади перед музеем  Legion of Honor в Сан-Франциско лет двадцать тому назад и водружение вместо этого огромного красного "противотанкового ежа" из перекрещенных металлических балок? Кому могла прийти в "светлую голову" такая умопомрачительная идея, замешанная на полном отсутствии представлений о целостности архитектурного ансамбля, который из себя представляют площадь и её окружение? Печально, когда красота вытесняется безвкусицей. Это не справедливо! Кто-то должен ответить за это безумие…

А что же с фресками В.М. Арнаутова? 25 июня 2019 года на собрании начальствующего совета отдела образования города состоялось рассмотрение дальнейшей судьбы этого художественного творения. Я наблюдал эту получасовую вакханалию, иначе не назовёшь, по телевидению в записи. Вернее, не было обсуждения в привычном цивилизованном понимании: кто за, кто против? Всё вылилось в технический и финансовый вопрос: закрасить фрески или закрыть их постоянными щитами. Без всякой альтернативы решения оставить всё как есть, сохраняя статус-кво. Проект предусматривает капитальные материальные вложения в размере от $600.000 до $850.000 в зависимости от выбора применяемых материалов и способа их использования. Один из заседателей высказался даже о том, что если не осуществить этот проект, то денежные издержки на покрытие возможных судебных расходов, связанных с тем, что в этих фресках не просматривается должная политкорректность, могут превысить означенную сумму.

Самое время объяснить, в чём тут дело. Казалось бы, – это жизнеописание первого американского президента. Что тут крамольного? Видите ли, на фресках есть изображения лежащего на земле индейца, а также присутствуют работающие афро-американцы, тем самым напоминающие о временах рабовладельчества.

Да, Джордж Вашингтон был рабовладельцем. И, кстати, тот самй американский президент-республиканец, который отменил своим указом само рабство – Авраам Линкольн, – тоже имел в своей собственности чернокожих  рабов. Таковы неоспоримые признаки истории. Может быть, надо было бы об этом напоминать? Как, скажем, напоминать о жертвах Холокоста во времена Второй мировой войны. С созданием соответствующих музеев и сохранением мест лагерей смерти. Как это и не жестоко. Чтобы случившееся не повторилось вновь!

Кстати, рабовладение в Америке, так же, как и крепостничество в России, кроме использования труда работников, предполагало и заботу о них. А иначе, как можно было бы ожидать эффективности от их работы? Поэтому с отменой рабства в Америке (окончательно в 1865-ом году) и крепостничества в России (в 1861-ом году) почти в одно и то же время соответственно Авраамом Линкольном и Александром II, в течение долгого времени отпущенные на свободу рабы и крепостные не хотели покидать своих хозяев-благодетелей.

В то время, когда В.М. Арнаутов создавал свои фрески, всё, с чем мы сталкиваемся сейчас, не имело места. Поэтому упрекать его в чём-то   предосудительном не имеет смысла и, стало быть, его произведение должно восприниматься в стороне от современных течений конъюнктуры. Из этого и надо исходить.

Рассказав об этом и тем самым удовлетворив читательскую заинтересованность в понимании исторического подхода к произведениям искусства, в заключение хотелось бы выразить собственное отношение к вышесказанному.

В связи с этим вспоминается полузабытый кинофильм режиссёра Александра Птушко 1935-ого года – "Новый Гулливер", в котором мастер кинематографа отобразил канонический роман Джонатана Свифта "Путешествия Гулливера", переделав его на новый лад социалистического видения того времени, дополнив сюжет романа Свифта революционным восстанием рабов в вымышленной стране Лилипутии и их победой. Честно говоря, смотреть эту переделку было занятно, но печально. Думалось: что можно сотворить с историческими реалиями в угоду сиюминутной конъюнктуре и с чем можно после всего этого остаться. Замахиваясь на первого американского президента Америки – этого Гулливера американской истории и тем самым – на отцов-основателей Соединённых её Штатов – столпов государства и прорицателей её процветания, замарывая их образы и скрывая историческую правду, умственные лилипуты вершат бал анархии и беззакония. Это не может не сказаться на безопасном развитии страны и на судьбе её народа. Тем самым создаётся риск превращения страны Гулливеров в страну Лилипутию, где всё ущербно, где господствует духовная нищета ираскол общества. Где нет места разуму, терпимости и миру.

… В общеобразовательной средней школе, где я учился, на каждом этаже в общих широких коридорах на стенах были вывешены копии  картин мастеров русской классической живописи. Все десять лет моей учёбы в школе я невольно приобщался к лучшим образцам изобразительного искусства. Картинные образы отражались в глазах и проникали в детскую душу, наполняя её красотой и гармонией. Поэтому они и запомнились на всю жизнь…

Что теперь будет отражаться в глазах учеников школы имени Джорджа Вашингтона? Чем будут заполняться их души? Не пустотой ли политкорректности пополам с неуважением к своей истории? Да и саму школу теперь надо было бы переименовать, поскольку имя первого американского президента тем самым будет вытравлено из её стен. А назвать её, скажем, именем президента городского департамента образования – Steven Cook,  принявшего такое "мудрое" решение, а членами попечительского совета назначить всех семерых членов департамента образования, единогласно за это решение проголосовавших.

… Говорят, что когда в Москву привезли картину Рафаэля «Сикстинская мадонна», все ходили на неё смотреть. Великая актриса,  Фаина Георгиевна Раневская, находившаяся рядом, услышала разговор двух чиновников из министерства культуры. Один высказал мнение, что картина не произвела на него впечатления. Раневская заметила:

– Эта дама в течение стольких веков производила впечатление на таких людей, что теперь она сама вправе выбирать, на кого ей производить впечатление, а на кого нет!..

Это высказывание можно было бы отнести и к фрескам В.М. Арнаутова.

Наши доморощенные "ценители красоты" могли бы присоединиться и также возмутиться, заметив, что, скажем, на картине «Сикстинская мадонна» в окружении мадонны нет представителей коренного населения Америки – индейцев, а также афро-американцев, подпирающих земной свод. Что касается младенца на руках у мадонны, так тот вообще какой-то весь растрёпанный и партикулярный. А занавес, изображённый на картине, почему-то зелёного цвета. Не намёк ли это на вторичность в нашей жизни партии "зелёных"? А у папы Сикста II и святой Варвары вообще геометрия черепов далека от ожидаемой. Мы тут с товарищами проверяли – точно, далека. Замазать ту картину! А там… И до упомянутых костров недалеко…

P.S.  Как и предполагалось, это было только начало. И вот, в конце января 2021 года советом департамента образования Сан-Франциско под предводительством нового президента – двадцативосьмилетней Габриелы Лопес, дочери уборщицы и шофёра, принимается новое решение: переименовать 44 школы города, носящих имена великих президентов США – Линкольна, Вашингтона, Джефферсона, Рузвельта, и других великих американцев. К ним присовокуплена старейший член конгресса Диана Фаинстайн, которая будучи мэром города в 1970-ые годы восстанавливала в мэрии сорванные флаги конфедератов. Мэр города Лондон Брид поддержала это решение…

… Кажется мне, или кто-то уже стучит в мою дверь? Где я?

Алёнушка

Эта история своей тривиальностью явно не претендует на высокопарное восприятие. Любителям словесности и эстетических литературных подходов не пристало здесь найти нечто такое, от чего можно было бы насладиться поэтикой и выспренностью сюжета. Однако… Вся относительность значимости всевозможных случайных событий в жизни может быть истолкована по-разному, а содержание – передано посредством череды многообразия незначительных, на первый взгляд, происшествий. Наша респектабельная брезгливость замыкается на истинах, заложенных в нас нашим восприятием и воспитанием. Стереотипы видения порой мешают нам разглядеть нечто такое, в чём, казалось бы, можно увидеть нечто совершенно другое – смысл и оценку альтернативных взглядов и в противовес существующим.

Эта преамбула, надеюсь, может стать некоей спасительной вакциной, предохраняющей от шокирующей принадлежности в незамысловатой непредсказуемости при описании сюжетных композиций. По крайней мере мне бы этого хотелось. Но, всё по-порядку. За достаточностью интриги, без всякого налёта интриганства позволю себе перейти к самой сути этого незамысловатого рассказа уникального и драматичного по своей сути. Случаю, произошедшего на фоне бытописания моего жизненного уклада.

Живём мы в доме на первом этаже. Дом расположен недалеко от океана, в хорошем и тихом районе города, в окружении парков и достаточно комфортабельном. Вообще-то – этаж второй, но холмистый рельеф местности вносит свои коррективы и одна из комнат с большими окнами, выходящими в небольшой садик, создаёт впечатление высотности первого этажа. Садик за окном полон своим садовым разнообразием – цветами в горшках и кадках, небольшими пальмовыми растениями и другой садовой зеленью. Он небольшой, но уютный. Попасть в него можно открыв окно и переступив подоконник.

Всё вроде бы хорошо. Вот, только еноты одолели. Порой, приходят целыми семьями. Живут они невдалеке, а как сгущаются сумерки – наведываются в наши края в поисках пропитания. Полюбили они и наш садик. В качестве особого лакомства они предпочитают корни растений. В добывании их, еноты не останавливаются ни перед чем. В результате – очень часто по утрам после очередного нашествия мы находим перевёрнутые горшки с вырванными растениями и обглоданными корнями. Мои неоднократные попытки упорядочивания нашествия нежелательных визитёров не увенчались успехом. Что только я не предпринимал, чтобы помешать этому! Перестраивал защитный деревянный забор, чтобы предотвратить доступ енотов в садик, набивал острые гвоздики на верхнюю кромку забора – ничего не спасало. Наконец, я решился установить колючую проволоку на забор, но, как оказалось, приобрести её в магазине не представилось возможным. Частным лицам, как мне объяснили, продажа колючей проволоки запрещена. Якобы, она может поранить животных, которые оберегаются "красными книгами" и другими законодательными актами защиты их редких видов. Так мы и остались наедине со стихией. Продолжаем восстанавливать нарушенное каждый раз после очередного набега. Существующие альтернативные способы борьбы, к примеру, – капканы, рогатки, другие ловушки, яды, наконец, – с тех пор считаем негуманными по отношению к братьям нашим меньшим, поэтому сами и бьёмся, "как рыба об лёд"– с чистой совестью и на свободе.

Природа посылает нам испытания, которые нам предоставляется преодолевать в мере своего комфорта. Цивилизованные городские люди не привыкли к разного рода неудобствам. Ко всему прочему, говоря о неудобствах, помимо енотов, – комары и мошкара, особенно в летний период также доставляли нам неудобства. В этом случае решение нашлось куда проще. Из тонких деревянных планок я соорудил рамки по размеру оконных проёмов, натянул прочную мелкоячеистую капроновую сетку на них и установил защитные сетки на окна. Хоть здесь было что-то сделано!

Ещё со школы известно, что развитие событий в динамике литературного произведения начинается с, так называемой, – завязки. Именно, той самой завязкой послужил тот самый момент, когда по чьей-то небрежности капроновая сетка окна была разрезана по неосторожности или ещё как-то. С этого всё и началось…

Ту зловещую ночь буду помнить всю жизнь. А проснулся я среди ночи от какого-то непонятного шуршания. В предчувствии недоброго, осторожно поднялся с постели и в темноте стал прислушиваться к незнакомым звукам, озираясь и пытаясь сквозь ускользающий сон определить их источник. Ничего толком не поняв, зажёг малый свет. Ничто не вызывало подозрение. Лишь лёгкое колебание плотной занавеси на окне возбуждало тревогу непонятного дурного предчувствия. Осторожно подошёл к занавеси. Что-то большое, невидимое скрывалось за ней, давая о себе знать её колебанием. Ничего нельзя было разглядеть через материю.

Мне не привыкать к решительным действиям. В жизни было много всего, чтобы привыкнуть к разного рода неожиданностям. Превозмогая страх и неопределённость, медленно подошёл к занавеси и осторожно стал её отодвигать…

От увиденного, у меня застыла в жилах кровь и я физически ощутил шевеление волос на голове. В буквальном смысле. Такое чувство мне пришлось испытать по разным обстоятельствам несколько раз в жизни до этого. И каждый раз это было связано с мгновенным и неожиданным испугом.

Видение промелькнуло так быстро, что я не успел даже вскрикнуть. Отодвинув занавесь, я только лишь успел на мгновение увидеть, как две здоровенные серые крысы на подоконнике, при моём появлении в мгновение разделились телами. Одна выпрыгнула через разрез сетки в открытое окно наружу, а другая – молнией спрыгнула с подоконника и кинулась через проём двери на кухню и исчезла где-то там невидимая уже для меня. Видимо, они испугались похлеще чем я. А может быть это был их апробированный приём – в случае опасности пуститься врассыпную, сбивая погоню со следа?

За что же такое наказание?! И это мне, который не говоря уже о крысе, – от маленькой мышки приходил, мягко говоря, в смущение. А другими словами – вспрыгивал на стул и кричал благим матом о помощи. А тут такое!

Делать было нечего. Надо было досыпать. Я так посчитал: та, что сбежала – уже не вернётся, да, если и так, то через закрытое окно она внутрь не попадёт, а та, что на кухне – подождёт до завтра. И я отгородился от неё, плотно закрывши кухонную дверь.

Утро вечера мудренее. Оно и наступило. Я ушёл на работу, успев предупредить своих домочадцев о введении комендантского часа, а другими словами – о мерах предосторожности на кухне. Конечно, на кухню в тот день никто не заходил…

Вернувшись под вечер, предупредительно постучав в закрытую кухонную дверь и не получив ожидаемого приглашения – Входите, – потихоньку её отворил. Всё было также. Внимательно осмотрев кухню, и увидев некоторый беспорядок на холодильнике, понял, что кто-то пытался навести там свой порядок. Значит, сделал я вывод, ОНО ещё там. Да, и куда было ЕМУ деваться?!

Надо было что-то делать. В соседнем с нашим доме, который я патронировал, оказывая услугу соседу-китайцу, уехавшему на "лёгкие хлебА" и доверившему мне заботу о его доме в общей сложности на протяжениe тринадцати лет, проживали "мои" жильцы. К ним-то я и обратился за помощью. Кратко обрисовав ситуацию и сославшись на мою неспособность непосредственно заняться делом во имя торжества моей чести, совести, достоинства и по религиозным соображениям, попросил их помощи посодействовать мне в этом. А проще – жестоко покарать нежданного гостя. В плен не брать и бить на поражение. Расписываясь в своей недееспособности, я слукавил по всем пунктам – стыдно было признаться в своей боязни.

Они откликнулись сразу, как будто этого и ждали, чтобы лишний раз пощекотать свой кураж и получить адреналин от охоты на зверя. Это им показалось заманчивым, не говоря уже о том, чтобы уважить меня.

И вот они явились – бесстрашные и ретивые. Двое здоровых парней с одинаковыми  именами – Саша, а с ними ещё один – третий, вообще здоровенный громила, выделяющийся даже на их фоне своим экстерьером, по имени Гордон – гора мышц, громовой рокочущий голос с бесстрашием во взоре с высоты своих, наверное, двух метров, он озирал всё вокруг с чувством безусловного превосходства победителя. А до этого, между прочим, успевшим поучаствовать в девяти войнах, в разных точках земного шара, где он с такими же наёмниками принимал участие в вооружённых конфликтах. Вот такие, вот, три богатыря вломились на мою кухню. В положительном исходе операции окончательного решения крысиного вопроса я не сомневался.

Закрыв за ними кухонную дверь снаружи, я превратился в слух. Поначалу из-за двери раздавались приглушённые голоса. Видимо, вырабатывалась стратегия и производилась рекогносцировка местности. Затем послышалась канонада, предшествовавшая боевым действиям и, наконец, как гром среди ясного неба – грохот и крики. Это продолжалось недолго. Дождавшись окончания битвы и последовавшего затишья, я приоткрыл дверь и моему взору предстала картина полуразрушенной кухни со стоящими на ней бойцами. Вид их выражал полнейшую растерянность и озабоченность. По их показаниям я только и смог понять, что "попытка-не пытка" оказалась всё-таки пыткой и, к тому же, только лишь для них, в конечном счёте не увенчавшись успехом, так как вещественного доказательства с представлением тела жертвы у них не было. Никто толком не мог сказать, куда ОНО девалось – было и испарилось. Зато моя кухня представляла собой жалкое зрелище со следами побоища от их швабр и метёлок, которыми они были вооружены и которые они использовали со всей энергией их страсти, чтобы успешно завершить операцию. Вся кухонная мебель и плита находились в хаотичном беспорядочном состоянии и были сдвинуты со своих обычных мест, электрический выключатель на стене был сломан, панель от холодильника была оторвана, на полу лежал мусор, неожиданно откуда-то взявшийся. Беспорядок на Бородинской панораме, отображающую битву с войсками Наполеона в исполнении художника-ваятеля Франца Рубо был менее очевиден, чем беспорядок на безымянной панораме моей кухни, исполненной моими дорогими художниками-валятелями.

Убедившись в тщетности попыток используемых наёмников, отпустил их с миром, поблагодарив уже только лишь за желание помочь. Надо было рассчитывать на свои силы. Обескураженные и без всякого удовлетворения от ожидаемой победы, мои горе-помощники удались на позиции их прежней дислокации несолоно хлебавши…

Во время "перестановки мебели" на кухне моему обозрению открылись некоторые проёмы, ведущие куда-то вниз между плитой и кухонными шкафами, незамеченные ранее, когда плита стояла на своём законном месте. Воспользовавшись открывшимися "горизонтами", я потратил ещё какое-то время на то, чтобы фундаментально залатать эти дыры, тем более, что мои помощники указали мне на них, как на возможный путь исхода неиндентифицированного пришельца. Уже позднее, помимо новой капроновой сетки я также установил дополнительно мелкоячеистую металлическую сетку из нержавеющей стали на оконные рамы, способную защитить от нежелательных явлений в дальнейшем и позволяющей держать окна открытыми. Но это было потом. А сейчас…

Сгущались сумерки. Подходило время ночи. Окна я пока не открывал во избежании повторения и наката следующей "штормовой волны" и в предчувствии чего-то скверного. Предчувствие меня не подвело…

ОНО появилось неожиданно. Сначала я услышал какой-то шум за закрытым окном. Взглянув туда, испытал нечто сродни моему вчерашнему ночному кошмару. Я увидел огромную крысу, извивающуюся снаружи на стекле окна. Каким образом она удерживалась на гладкой и скользкой вертикальной поверхности оконного стекла я не мог понять. Это ведь не муха. И тем не менее это было так. Крыса, как будто, совершала какой-то свой ритуальный танец. Я в ужасе схватил электрический фонарик и направил дрожащей рукой прыгающий луч света на неё с уверенностью, что она испугается и убежит. Не тут-то было! ОНО продолжало выделывать свои замысловатые пируэты. Было впечатление, что крыса не желала уходить и даже пыталась всеми своими силами проникнуть внутрь, преодолевая твердь оконного стекла. Так продолжалось несколько минут. Силы крысы были на исходе. Это было заметно по наступающей вялости в движениях. И, наконец, полностью, видимо, обессиленная, она упала на землю и скрылась. Больше я её не видел…

Тут же, меня вдруг осенила догадка, которая переросла в твёрдую версию, а позднее закрепилась в моём сознании. По крайней мере другого объяснения увиденному я не нашёл.

Свидетелем чего же я явился? Шекспировские сюжетные хитросплетения не могут дотянуться до такого накала страстей! А всему виной – Любовь!..

Я представил, как накануне, ночью, влюблённая парочка после любовных утех решила прогуляться. Гуляли они гуляли, вдыхая ночную прохладу и забрели в некий садик. Этакие райские кущи. И расслабились – так там им было хорошо. Обладая исключительным чутьём, они унюхали нечто такое, что привлекло их внимание. К тому же, очень хотелось кушать. Посовещавшись, было решено рискнуть и проникнуть через отверстие в сетке на окне, что и было сделано. Но им не повезло. Бдительность охранника превзошла непредполагаемые прогнозы. Паника овладела парочкой, когда они его увидели – страшного, взлохмаченного и трезвого. Наверное он им показался тем самым мифическим Крысоловом, о котором им в детстве перед сном рассказывали их бабушки, пугая им в назидание. Паника замутняет мозг и приводит к необдуманным поступкам. Спасая свои молодые жизни, они кинулись врассыпную. Каждый за себя! Он – подальше от этого страшного великана. Она – на кухню. Куда ещё может бежать женщина, спасаясь от житейских невзгод?!

Дальше – больше. Поостыв и придя в себя, набравшись сил, кляня себя за свою минутную слабость и за то, что поступил не по-мужски, он задумал Её спасти. Любой ценой! Его крысиная логика, приобретённая и со временем упроченная раздумьями о смысле жизни, а особенно её цене  на мусорных свалках окрестностей и на хоздворе его любимого Макдональдса подсказывала, что Она нуждается в помощи и что Она всё ещё там – ждёт не дождётся, когда Он вернётся за Ней, чтобы спасти. Здесь Он не ошибался. С трудом дождавшись на следующий день темноты, Он вернулся обратно. Без труда разыскал тот самый садик – шлейф запаха её молодых желёз, как дурманящие духИ витал до сих пор в воздухе, указывая верный путь к Ней. Но… Путь к Ней был отрезан закрытым окном. И тут, ужас отчаяния и горя, пополам с ревностью к Крысолову помутил его разум. Не напугал Его ни устрашающий вид Крысолова, ни даже направленный на Него пляшущий луч смерти. Каких сил Ему стоило держаться на той мерзкой и скользкой стене?! Каких сил Ему стоили попытки взломать эту эшелонированную оборону – последний оплот, отделяющий Его от Неё?! К сожалению, есть всё же на свете вещи, которые всё-таки могут остановить рвущееся от любви сердце. Обессиленный, Он подчинился судьбе. Значит – не она, судьба тоесть. Не суждено. Вот так, постоял Он недолго поодаль, понюхал какую-то дурманящую дикорастущую травку с продолговатыми зелёными листочками, успокоился и погружённый в свои мысли поплёлся с чувством исполненного долга восвояси в своё родовое гнездо возле госпиталя для ветеранов. К мамаше с папашей зализывать душевную рану и заодно перекусить тем, что сам не нарыл. Да, Он чуть было не забыл: a что там этакое-такое на днях Ему пискнула одна симпатичная рыжая разведёнка с соседней свалки, как бы ненароком, помахивая при этом своим хвостиком перед его мордой на недавней тусовке?..

Вот такая – полуфантастическая, полуреальная предыстория сложилась в моём воображении. Хотя, увиденное и прочувствованное скорее склоняло к реальности.

Время шло. Снедаемые страхом неопределённости, мои домочадцы избегали появляться на кухне. Так только, быстренько: что-нибудь разогреть на плите и бегом обратно не забывая закрывать кухонную дверь. Питался я за столом на кухне, особенно не задерживаясь там по объяснимой причине и так же быстро уходил, проделывая те же манипуляции с кухонной дверью. Я проявлял более ни менее бравый паритет невмешательства с Ней, а то что это была Она, – дAма тоесть, я уже не сомневался. И то, что Oна где-то здесь, рядом, у меня тоже не было сомнений – я потрудился на славу, заделывая все неплотности кухонного пространства. Дверь была всегда плотно закрыта. Деваться Ей просто было некуда. При этом, ни шорох, ни какой-то другой звук, по крайней мере в моём присутствии, ничем не выдавал Её наличия. Миролюбие и тишина притупляли бдительность. Меня даже уже стали одолевать сомнения в Её существовании, но шестое чувство вносило сумятицу в самоуспокоение.

Мозг лихорадочно искал избавления от происходящего кошмара. Я попытался одолжить у соседа его кота, честно объяснив свою необычную просьбу. Отказ последовал незамедлительно. Он не хотел подвергать своего любимца этому испытанию, ведь речь шла не о какой-то недоразвитой мышке, а о крупном агрессивном хищнике. Ещё неизвестно, как обернулось бы их противостояние. В результате, и это моё начинание не нашло своего развития.

Очень часто в моём сознании прокручиваются, звучат и я даже напеваю, теша тем самым свою интимную склонность к музыке и мелодичным стихам, – мелодии и слова полюбившихся песенок. Душа, что ли, поёт? Почему-то, тогда, меня "преследовала" одна из песен, полюбившегося мне уже давно, талантливейшего и близкого мне по духу поэта и композитора Александра Дольского – "Алёнушка".

"Алёнушка, Алёнушка – Алёна сероглазая. Ты сказку мне, Алёнушка, рассказывай, рассказывай …” Ассоциативная способность к обобщению неожиданно подтолкнула меня к мысли о том, что неплохо бы нашу гостью назвать … Алёнушкой. Вот так, вот, без причины и с каким-то непонятным пока для меня проявившемся пиететом по отношению к крысе, Она приобрела имя. Всё остальное оставалось по-старому…

Уверенность близкого где-то Её присутствия вносила ощущения внутренней дрожи. Аналитические вычисления и прикидки Её местоположения на нашей большой кухне подвинули меня в один из ближайших дней проинспектировать дальний и труднодоступный угол кухни между столом и телевизором, где были беспорядочно складированы книги и видеокассеты – куча-мала, что называется. Так осторожно, как мне только позволяла моя брезгливость пополам с боязнью, стал медленно перекладывать с места на место одни за другими книжки и кассеты, постепенно пробираясь вглубь, осознанно приближаясь к опасности чего бы то ни было. Физическое ощущение воспалившихся оголённых и искрящихся, как высоковольтные провода в густом тумане нервов не покидало меня, а мой рассудок находился на грани потери сознания в предвкушении развязки. По какой-то мистической примете книга Уильяма Шекспира "Укрощение строптивой" была приподнята последней перед тем, как … мы встретились с Ней глазами. И застыли, как заворожённые. Это был момент истины. Момент наивысшего нервного накала, длившийся мгновение. Не помню себя после этого. Не могу поручиться с уверенностью в том, что произошло со мной потом.

Теперь, мои сомнения развеялись, как дым. Я понял и то, что не только мы, а и Алёнушка пребывала в состоянии страха. Затаилась. Замерла. Голодная, без питья, не предпринимая никаких попыток самоспасения и освобождения из неволи. Смирилась, что-ли? Это было так не похоже на то, о чём я был наслышан до этого. Агрессивность и кровожадность этих млекопитающих была непреложным фактом и определённым стереотипом в сознании при их характеристике. Недаром, в гитлеровской Германии, во многих антисемитских пропагандистских фильмах и рисунках того времени, "любимые" нацистами евреи ассоциировались по своему образу и подобию с крысами, как с гнуснейшими тварями в их "цивилизованном" арийском представлении.

Окончательно убедившись наяву в присутствии Алёнушки, ход моих мыслей и решение, последовавшее за этим, выкристаллизовались в пользу активных действий. Пришло время положить конец этому безобразию.

…Неоправданно затянувшийся и навязанный нам ангажемент с участием инженю-самозванки подталкивал драматургию  постановки этой антрепризы к своему апофеозу с обязательной и необходимой для нас фатальной неизбежностью финала, и закрывающейся занавесью. Так устроен театр: начинается с вешалки, а кончается занавесью. Так же устроена и жизнь, но проще: вешайся – не вешайся, а конец один – закрывающаяся занавесь. Сейчас, по прошествии времени, я могу себе позволить некоторую вольность спокойного философского осмысления, построение аналогий и шутовство. Тогда, было не до этого. Тогда – всё, ещё только находилось в преддверии развязки. Без всякой драматургической основы развития событий. А тем временем… венецианский мавр уже стучался в спальню Дездемоны…

…Рассуждал я так: надо Алёнушке дать возможность каким-то образом покинуть наше гостеприимное заведение. В гостях, как говорится, хорошо, а дома – лучше. Мы же, всячески отрезали для неё все пути к исходу и не её в этом вина. На четвёртый (!) день, с той самой злополучной ночи, когда они с другом напару удумали покуситься на наше жилище, утром, уходя как всегда на работу, я первый раз нараспашку отрыл окно на кухне, не забыв закрыть кухонную дверь. Тем самым, предоставив ей возможность добровольно уйти через окно. И высота второго этажа её не испугает, – думал я. Крысы могут запросто преодолевать такие высоты.

Знал бы я, был бы я уверен в таком классическом разрешении вопроса наверняка, не стал бы делать того, что сделал, а ограничился бы только этим! Но, взял грех на душу. Каюсь. По правде и искренно. Видимо, неистребимы, сидящие в нас кровожадность и желание отомстить, а в данном случае, – за ту лихорадочную нервозность, которой мы были подвержены те жуткие четыре дня. Да, это останется на моей совести несмываемым пятном. Кто-то скажет, – не морочь себе и нам, за одно, голову. И будет прав. И всё же, всё равно я не могу не огорчаться содеянным. Насколько было бы легче по-другому…

Я не просто открыл окно. Я поставил на подоконник в створе открытого окна ловушку со смертельно захлопывающейся тугой пружиной, купленной накануне, предупредительно подложив красивую маленькую вышитую подушечку под ловушку. Сам не знаю для чего. Декорации пользы ради. Для пущей убедительности сценической мизансцены. А проще – для обмана, маскировки и сокрытия опасности. Ну, ни гад я после этого?!

У Неё был только один путь на волю – путь через окно. И Она им воспользовалась!…

Мистер Олимпия

Нет на свете прекрасней одёжи, чем бронза мускулов и свежесть кожи.

В.В. Маяковский

23 октября 1999 года. Я сижу в первом ряду огромного зрительного зала, только что построенного и открывшегося в марте этого же года в Лас Вегасе, золотом переливающегося снаружи в солнечных лучах, умопомрачительного по своей красоте и архитектуре многоэтажного пятизвёздночного отеля Мэндэлей Бэй. На сцене происходит священнодействие – финальная, завершающая часть самого престижнейшего в мире, 35-ого конкурса бодибилдинга на звание Мистер Олимпия – своего рода, чемпионата мира. Рядом со мной и за мной, узнаю их по лицам, сидят чемпионы и призёры конкурсов прошлых лет, голливудские звёзды и все те, кому это интересно профессионально: роскошные, хорошо ухоженные дамы со своими влиятельными мужьями. Все собрались, чтобы насладиться великолепным шоу, где демонстрируется красота, гармония и сила человеческого тела. Равнодушных нет. Горящие глаза присутствующих обращены к сцене, где самые именитые атлеты-бодибилдеры планеты соревнуются за титул сильнейшего атлета мира. Призовая награда победителю – чек на сумму свыше ста тысяч долларов и небольшая статуэтка с фигуркой Евгения Сандова, выбранного когда-то в качестве достойного символа атлетизма. Ведущий шоу – известный в мире кино и телевидения комедийный актёр Синбад. Честно говоря, я мечтал там увидеть Арнольда Шварценеггера – чемпиона-чемпионов, завоевавшего до этого титул Мистер Олимпия семь раз. Однако, как было объявлено, он приболел и вместо этого прислал своё приветствие конкурсу и отрывок из своего, только что снятого фильма, который и был показан на большом экране.

Проводящиеся с 1965 года ежегодно в США конкурсы Мистер Олимпия, организованные первоначально братьями Джо и Бэном Вэйдэрами, стали тем маяком для атлетов, к которому направлены их стремления называться лучшими в мире. Не многим выпала честь дойти до такого уровня. Тем же, кому это удалось, остались в мировой истории спорта навечно.

В перерывах мне удалось лично взять автографы на память у некоторых призёров как прошлых лет так и этого конкурса, которых я узнавал и помнил по фотографиям в журналах: Шон Рей (5 место в 1999 году), Пол Диллет (7 место в 1999 году).

Закончился конкурс, церемония награждения. Я подхожу к сцене, поздравляю и жму руку чемпиона Рони Колемана – чернокожего американского полицейского, ставшего уже во второй раз подряд Мистером Олимпия. Конечно, не я один. Со многими в тот вечер он обменялся рукопожатиями. Я его сфотографировал с его женой, тоже бодибилдером, стоящей рядом с ним на сцене и разделившей с ним восторг победы. Рони – статридцатикилограммовый большой высокий красавец, весь блестел и переливался в сиянии прожекторов невероятной грудой мускулов. По подсчётам и утверждению великого писателя и просветителя Айзика Азимова мышечный аппарат человеческого тела состоит из, примерно, шестисотпятидесяти мышц различного назначения и формы. Все они легко читались на теле Рони, так они были все развиты у него и даже чрезмерно.

А я был в восторге от полученного эмоционального накала соревнований. Если бы мне тогда – 12-ти летнему киевскому мальчику, ученику средней общеобразовательной школы сказали, что когда-нибудь я увижу всё это своими глазами, я бы спросил для начала: а где это – Лас Вегас, а потом уже, утерев сопли или, на худой конец, втянув их, покрутил бы, наверное, пальцем у виска, давая тем самым понять всю сказочность несбыточного прогноза…

Хочу рассказать, как я попал на Мистер Олимпию в Лас Вегас.

В журнале “Flex”, который выписывал, прочёл объявление о предстоящем конкурсе и о том, как заказать билеты. Звоню по телефону. Мне отвечают, что все билеты уже раскуплены ещё за четыре месяца до этого. Мною овладела какая-то тупая настойчивость и желание во что бы то ни стало преодолеть это препятствие. Я стал рассказывать девушке на другом конце телефонной линии, что я, мол, многолетний поклонник бодибилдинга, что я всю жизнь мечтал побывать на этом конкурсе и вообще, если я там не побываю, то всю ответственность я с себя снимаю. Всё перечисленное, за исключением последнего было сущей правдой. Что именно я имел в виду – не знаю сам, но звучал по-английски, я думаю, тогда безысходно. К этому прибавлялся ещё и мой акцент, вызвавший по всему у той девушки дополнительное сочувствие. Сочувствие к человеку, готового пойти на самоубийство, конечно, в её интерпретации услышанного, в случае неуспеха. Не знаю, чем произвёл расположение, сердобольность и желание мне помочь?

Мне был назван заветный номер телефона с предложением позвонить и рассказать то же самое владельцу того абонента. Я поблагодарил и безо всякой надежды набрал номер. Мужской приятный и вежливый баритон на другом конце сразу вызвал моё расположение. Слово в слово я повторил ему то же самое. Правда, уже без угрозы снятия с себя всякой ответственности. Мне показалось, что это уже не требуется – так уверенно и по-деловому звучал его голос. Выслушав мою тираду, собеседник не долго думая, предложил мне на выбор любой билет и на любое соревнование: четвертьфинал, полуфинал, финал. Что бы я предпочёл? Чего моей душеньке угодно? Испытав некоторую растерянность от мгновенно свалившейся на меня удачи, я начал что-то бормотать, теряясь в изобилии выбора. Наконец, совладав с собой остановился на 2-ух билетах на четвертьфинал по $50 за билет и на одном билете на финал за $200.

– Давайте данные своей кредитной карты, – попросил мой собеседник.

Здесь я проявил некоторое беспокойство. А вдруг это шулерство? С такой лёгкостью мне были предложены любые билеты и по телефону… Недоверие и моя осторожность, знание некоторых случаев обмана в этом деле вносили некоторую неуверенность. Однако, я решил рискнуть. Эх, была не была. Уж больно многообещающе и уверенно звучал голос на другом конце.

– А как я получу билеты? – осведомился я.

– В день соревнований, в гостинице Мэндэлэй Бэй, этаж такой-то, комната такая-то, в такое-то время, такой-то даст вам билет.

Собираясь на самолёте в Лас Вегас, я уже был готов мысленно распрощаться со своими денежками и с возможностью насладиться соревнованиями бодибилдеров. Так всё это было нереально для меня. Вспомнилось тут, как когда-то в Москве у Киевского вокзала в 70-ых я стал жертвой подобного эпизода с цыганками, гадавшими мне и выманившими у меня 55 рублей. Тогда это, благодаря неожиданному вмешательству милиции, закончилось в конце-концов удачно. А как теперь? Ничего страшного, – успокаивал я себя. В конце-концов, хоть в Лас Вегас съезжу ещё разок.

В назначенный день мы с женой, а именно с ней я собирался пойти на четвертьфинал, поднялись на упомянутый этаж отеля, прошли по бесконечному коридору и упёрлись в хвост длиннющей очереди. Убедившись, что это то, что нам надо, стали дожидаться своей участи. Следуя быстро уменьшающейся очереди, мы вошли в большую комнату. Посреди стоял большой широкий диван, на котором в центре сидел мужчина в окружении каких-то немыслимых по красоте, запомнившихся мне девушек. Перед ними стоял столик, на котором были разложены белые конверты. Каждый, следующий по очереди подходил и называл своё имя. Мужчина вручал конверт, на котором было соответствующее имя счастливого обладателя. Парень, стоящий передо мной, подошёл и назвал себя. Мужчина на диване развёл руками, мол, ничего нет на твоё имя. Парень стал возмущаться: как же так, Рони Колеман – сам Мистер Олимпия, хлопотал за меня. В ответ мужчина только лишь ещё больше развёл руками. Парень недовольно удалился ни с чем. Настала моя очередь.

– Фамилия? – спросил меня мужчина. Я назвал.

Он протянул мне конверт. Я поблагодарил, всё ещё не веря в своё счастье, а девушки наградили меня своими ослепительными одобрительными улыбками. Мои мышцы самопроизвольно рефлекторно напряглись, доказывая тем самым мою законную принадлежность к данному событию. Не могу поручиться, что они долго провожали меня восхищёнными взглядами, так как тут же обратили свои взоры на очередного просителя-ходока, следующего за мной.

На конверте был список билетов, которые я просил по телефону, а внутри, не поверите – о, чудо! – и сами билеты. Все до единого. Без обмана.

Потом я понял, почему меня посадили в первом ряду на финальных соревнованиях! Действительно, все билеты были предварительно и задолго до того проданы. Мужчина, а это был именно он в одном лице: по телефону, на диване, на сцене зала, видимо, предоставил мне билеты из своей брони почётных мест для Очень Важных Персон (VIP). А оказался тот мужчина не более, не менее – самим вице-президентом Международной федерации бодибилдинга – мистером Уэйном де Милья. Денежные чеки победителю и призёрам конкурса Мистер Олимпия – 99, вручал во время торжественного закрытия соревнований на сцене также именно он – мой визави…

К вопросу о состоятельности эмиграции

Это – эксклюзивная точка зрения автора без налёта лжепатриотизма. Совсем кратко в двух словах. После многолетней эмиграции из России в США и с правом выработанного мнения. Для тех, кто хочет, способен или хотя бы попытается понять.

Исключая значение потребительского смысла в существе вопроса "Что дала эмиграция и что она отняла?" и не касаясь частностей индивидуального опыта, мне бы хотелось несколько переосмыслить означенную тему, определяя русло умозаключений с философским подходом в понимании нас и нашего места. Ведь это не какой-нибудь бухгалтерский отчёт с его положительным и отрицательным сальдо. Здесь присутствует, на мой взгляд, нечто более существенное и значимое. Хотелось бы обратить внимание на необходимость расширения нашего эмигрантского кругозора в связи с пребыванием в другой стране, в другом – диаметрально противоположном – измерении. С изменением наших жизненных подходов и проживаемых нами мгновений. С верой и убеждением в закономерность прогрессивного начала для всех без исключения. И даже для тех, кто "нахлебался". Следуя убежденности в правильности однажды избранного пути без последующих сожалений, если даже таковые и возникают порой. Необходимо уяснить и довериться единственно определенному местоположению благословенного рая, причём, не на этой Земле.

Общеизвестно, что благополучие государства и нации определяется положением в обществе, медицинским и финансовым обеспечением пожилых людей, инвалидов, детей с недостатками здоровья и других категорий граждан, нуждающихся в социальной защите. Здесь даже не требуется проводить сравнение. Все знают, где это имеет место – в Соединённых Штатах Америки. И, между прочим, в некоторых других странах. Определяясь с тем, чем, по большому счёту, предпочтительней всего руководствоваться приехавшим в новую страну, давайте не забывать сакраментальную фразу 35-ого американского президента Джона Кеннеди: "Не спрашивайте, что ваша страна может сделать для вас. Спрашивайте, что вы можете сделать для своей страны". Конечно, если вы считаете эту страну своей…

Важным моментом в выборе оценки "за" и "против" является необходимость учитывать и то, что было бы ошибкой оценивать наше утилитарное благополучие или наоборот – его недостаток, с позиций применения методики односторонних штампов и тех точек отсчёта в нашем сознании, которые утвердились когда-то в другой системе координат. Ох, не так всё это просто, как мы себе представляем! Не наломать бы дров второпях… Если, конечно, не хочешь кого-то или что-то оскорбить или унизить.

И, наконец, в порядке поддержки, кому это требуется, и образно говоря, тем, кто ещё не определился, надо ли перейти мост, оставив его целёхоньким в своём сознании, или сжечь за собой, хотелось бы по теме "Что дала и что отняла?" процитировать американского философа-психолога и древнегреческого поэта-баснописца – У. Джеймса и Эзопа:

"Вера – это готовность действовать ради цели, удачное достижение которой не гарантировано". У. Джеймс.

"Мы часто будем сожалеть, если все наши желания будут удовлетворены". Эзоп.

Господь, благослови Америку!

Как вам живётся, выходцам с "того света" на "свете этом"? Задавая этот вопрос, и дабы избежать конфуза в определении общепринятых понятий "того" и "этого", а также желая уточнить место, позволю себе общепринятую условность определения обратить в конкретное географическое положение нашего пребывания. Примем за основу название "того" – государство в восточном полушарии планеты Земля, откуда мы родом, а "этого"– государство в западном полушарии. Соответственно, – СССР и Америку. При этом оставим бесполезность любого сравнения и осознаем всю пагубность даже его попытки. Потому что нас ещё в школе учили, что сравнение имеет место только при сопоставлении равновеликих, однотипных и родственных величин. Спрашиваю об этом не с целью кого-то или что-то возвеличить или наоборот – принизить. Вовсе нет. Тем более, что речь здесь идёт вообще не об этом.

Задавая этот вопрос, задаю его прежде всего себе. Отвечая откровенно, в общем, не вдаваясь в детали и по абсолютной величине, избегая тривиальных штампов и призывая на помощь, как всегда, своего поэтического и песенного бога – Александра Аркадьевича Галича, воспользуюсь его словами из песни "Желание славы": "Как живёте, караси? – Хорошо живём, мерси!"…

Главенствующим в оценке того или иного факта является подход с точки зрения заботы о личности и с позиций уважения к ней. Тот репортаж, которым я собираюсь поделиться, не выстрадан, как это бывает иногда, и может служить образцом и правилом нормы нашего существования в общем доме. Поэтому классифицирую его как “репортаж без петли на шее", в отличие от небезызвестного репортажа-книги Юлиуса Фучика "Репортаж с петлёй на шее".

Соседство нашего дома с госпиталем для ветеранов – автономной территории многоэтажной застройки значительных по площади размеров, федерального подчинения и управления, с некоторых пор стало вносить в нашу тихую спокойную жизнь ощутимый дискомфорт: появился посторонний шум, своим постоянным фоном без перерывов и днём и ночью, создающий, мягко говоря, неудобства для нормального проживания. А шум, надо сказать, это такая штука, которая даже в малых количествах и с небольшим уровнем шумовых единиц в децибелах способна оказывать разрушительное воздействие на здоровье человека с необратимыми последствиями типа нарушений нервной системы и производных от этого заболеваний. Дело нешуточное.

Не надеясь на прекращение в обозримом будущем этого постороннего шума, длящегося уже в течение нескольких месяцев, я решил самостоятельно обследовать близлежащую к моему дому территорию госпиталя и определить возможный источник шума. Для профессионала характер шума машины – это, как органы осязания для слепого: даже не видя, ясно понимаешь его причину в общих чертах.

Сказано – сделано. Долго искать не пришлось, и я обнаружил то, что искал. Мои инженерные знания и опыт эксплуатации машин и механизмов указывали мне заранее на природу источника шумового загрязнения, и я уже мог предварительно догадываться о том, что искал. Прогноз подтвердился полностью. Снаружи одного из госпитальных зданий на передвижной мобильной основе-платформе был установлен внушительных размеров агрегат, назначением которого было охлаждение большого количества циркулирующей воды для технологических нужд госпиталя, включающего в себя систему группы охлаждающих вентиляторов, холодильных компрессоров и большого циркуляционного насоса, создававшего основной шум.

Что было делать?! Подумав, я не стал идти по пути прямого контакта с администрацией госпиталя. Не хотелось уподобляться Дон-Кихоту и повторять его попытки сражаться с ветряными мельницами. Мой предыдущий жизненный опыт, накопленный в общении с разного рода бюрократическими формированиями, в данном случае почти не оставлял места оптимистической надежде на положительное решение. Памятуя слова песни из кинофильма "Айболит – 66" о том, что "нормальные герои всегда идут в обход", я вспомнил свои предыдущие случайные и сиюминутные встречи с супервайзером нашего района Ричмонд – Сандрой Фивер (Sandra Fewer), в зоне руководства которой находится и упомянутый госпиталь. И я решил ей написать. С другой стороны, ведь это тоже одна из ветвей бюрократии, – предупреждали меня сомнения, охлаждая мой пыл. Однако я им не поддался. И, как оказалось, правильно сделал.

По-видимому, подспудно мне не давали покоя лавры моего папы, добившегося когда-то, в 1970-ых,  временного закрытия в Киеве на Никольской Борщаговке ресторана "Алмаз", находящегося под окнами нашего дома. Это было связано с аналогичными обстоятельствами – оглушающим шумом оркестра. Тогда администрации пришлось установить в ресторане специальные многослойные окна и провести необходимые звукоизоляционные работы. Чего придётся ожидать теперь, мне было неведомо.

В письме я изложил мою озабоченность происходящим и предложил некоторые технические рекомендации и потенциальные возможные мероприятия, могущие, на мой взгляд, поспособствовать уменьшению шума. Для большей убедительности упомянул, что их деятельность доставляет дискомфорт не только мне одному, но и некоторым другим жителям близлежащей территории, что действительно было правдой.

Буквально дней через десять получаю конверт с ответом из офиса мисс Фивер. А в нём письмо отдиректора госпиталя для ветеранов по связям с общественностью Шерей Энг (Sherei L.Eng, Director of Public Affairs of Veteran Hospital). Мне сообщают, что администрация госпиталя отнеслась к моему письму со всей серьёзностью. Они сожалеют, что своей деятельностью доставляют столь ощутимые неудобства жителям, близлежащего района. В настоящее время ими предпринимаются действия по ликвидации упомянутой проблемы: администрация пригласила специалиста по соответствующим замерам уровня шума в окружающей атмосфере с последующей выработкой им технических решений; основной источник шума – циркуляционный насос – заключён в шумопоглощающий футляр. В письмо была вложена цветная фотография с изображением футляра, наглядно подтверждающая уже сделанное. Кроме этого, они собираются возводить защитную опоясывающую лёгкую стенку вокруг всей установки. Кстати, это были рекомендованные мной способы борьбы с шумом.

Уровень моего восторга зашкалил, а стрелка указателя барометра исключительной отзывчивости моих адресатов резко подскочила до уровня "Ясно". Забота и человеколюбие сквозили и в каждой строчке самого письма-ответа. Пусть даже и так. Пусть даже и через вовлечение офиса супервайзера. Важен результат!

Конечно, я им ответил. Благородство рождает благородство. В  своём ответном письме я выразил признательность за понимание и заботу. Сообщил, что уровень шума уже заметно снизился, а с постройкой шумопоглощающей оградительной стены эта проблема будет решена ещё более эффективно.

С той поры проблемы шума уже практически не существует. И я порядком подзабыл о нашей взаимной переписке. Недавно я так, от нечего делать и ради любопытства, проходя мимо госпиталя, решил сделать небольшой крюк и посмотреть, как там обстоят дела. Увиденное мною по-хорошему даже превзошло все ожидания: как и было обещано, вокруг крупногабаритной охлаждающей установки была возведена высокая металлическая конструкция с навешенными на неё дутыми звукопоглощающими панелями. Причём, сделано всё аккуратно и надёжно. Громоздкое сооружение своими размерами не вмещается в рамки установочной площадки и частично даже торцом выходит на  двухполосную асфальтированную дорогу. Поэтому выступающую её часть огораживают мигающие огни безопасности, предупреждающие возможные аварии. Могу себе представить, но только отдалённо, во что вылилось выполнение тех строительных работ в материальном выражении! Вот такие дела творятся на "этом свете"…

С уверенностью могу сказать, за что я буду голосовать на предстоящих выборах и на тех, что последуют за ними. За благосостояние общества, его добропорядочные реалии, отношение к человеку как к личности со всеми его нуждами и стремлениями. И, возвращаясь к названию этого репортажа, всегда при этом с пожеланиями благоденствия стране в западном полушарии нашей необъятной планеты Земля.

P.S. Прилагаемая фотография сделана в режиме реального состояния дел после реконструкции.

P.S.S. Когда уже был написан этот репортаж, я, гуляючи, чисто случайно увидел на улице супервайзера Сандру Фивер. Меня она, конечно, не знала. Я же узнал её сразу: периодически слежу за городскими новостями по телевизору, а она там всегда – то ли на заседаниях совета супервайзеров, то ли на каких-то других публичных выступлениях. Подошёл, представился. Поблагодарил за помощь и содействие в плане разрешения проблемы с шумом. С озабоченностью в голосе и неподдельным участием она расспросила об эффективности разрешения ситуации. И когда я её заверил, что положение несоизмеримо улучшилось, улыбка удовлетворения озарила её лицо. И она мне стала рассказывать, что сделали работники госпиталя в деталях, описывая подробности строительной шумопоглощающей конструкции. Здесь уже я был буквально "раздавлен". Руководствуясь стереотипом характера решения проблем большими начальниками, я был уверен, что этим вопросом занимались лишь её помощники. Как я был не прав! А в мыслях отметил её исключительную работоспособность и неравнодушие. При всей её занятости, а она, я знаю, в дополнение ко всем своим обязанностям по управлению районом города с 80-ти тысячным населением, ещё возглавляет комиссию по формированию городского бюджета, находит время вникать в детали нашей с вами повседневной жизни. Это ли не пример беззаветного служения для наших избранных руководителей, о котором мечтается нам?!

Постояли, поговорили. Она поделилась своей мечтой возможного объединения и сближения китайско- и русскоговорящего населения района Ричмонд. Ведь эти две группы представляют  основное демографическое присутствие в районе. Этакий, уже забытый, лозунг советского времени 1950-ых годов: "Русский с китайцем – братья навек!". Оставим это на её усмотрение. "Надежды юношей питают, отраду старым подают", – сказал когда-то Михаил Васильевич Ломоносов. Перефразируя и каламбуря, я переиначил это выражение: – Надежды супервайзеров питают, отраду супервайзерам дают. Мечтать не вредно, а вдруг… Хотя, мы и так соседствуем мирно.

По крайней мере, я ей предложил своё посильное и безвозмездное участие в этой благородной задумке и по её просьбе оставил свой номер телефона. Если у этого начинания будет продолжение, я обязательно поставлю вас в известность. А пока, как говорят наши китайские товарищи – "Зайцин", что по-русски означает "До свидания".

Послесловие

Как уже говорилось, я постарался быть предельно откровенным насколько позволила индивидуальная субьективность, а также правдивым и точным в изложении того, с чем мне пришлось столкнуться, живя в Соединённых Штатах Америки. Конечно, это далеко не всё, что даже запомнилось, но, на мой взгляд, явилось довольно характерным, чтобы читатель этих непритязательных записок смог составить некоторое представление об этом без какой бы то ни было парадности или наоборот – критиканства. Я и не задавался этой целью. Это не входило в мои планы. Наоборот, старался излагать всё с максимальной беспристрастностью, избегая по возможности безапелляционных высказываний в своих суждениях или делать однозначные выводы. Хочу верить, что мне это удалось.