Смерть выходит на подмостки [Лоретта Аоки] (fb2) читать онлайн

Лоретта Аоки Смерть выходит на подмостки

1

Никогда не думал, что эта история может выйти наружу, куда-то за пределы моей семьи. Эта история – вплоть до сегодняшнего дня – была чем-то на подобии семейной реликвии, семейного достояния, некой семейной ценности. Боюсь, что все то, о чём я расскажу сейчас, является неотъемлемой и личной частью истории моей семьи. Однако, я считаю, что данная история заслуживает право существовать в нашем мире.

События этой истории происходили в одном из регионов Англии, а именно – в Западном Мидленде. Если быть более точным, то в Бирмингеме, первое упоминание поселения которого датируется 1166-ым годом. История же, о которой я собираюсь рассказать, произошла ближе к 1900-ому году, когда в городе было тихо и спокойно. На тот момент Бирмингем являлся – и продолжает являться – одним из самых заселённых городов Западного Мидленда. В нём жило огромное количество людей. Мой прадед не стал исключением.

Мой прадед, Вильям Редвинг, был странствующим художником, который накануне своей жизни решил побывать в каждом уголке Великобритании. Побывав во многих регионах страны, он наконец смог приехать и в Западный Мидленд, дабы полюбоваться его прелестями и, возможно, даже запечатлеть некоторые из них на холсте. Это всегда доставляло ему немыслимое удовольствие.

В багаже прадеда было чрезмерно много картин. Каждую из них он ценил дороже своей жизни и ни за что на свете не променял бы их на гонорары денег или на драгоценности. Моя прабабушка Миранда, будучи ещё при жизни, постоянно упрекала его за это. В своих дневниках она не раз писала, что Вильям был готов отдать жизнь за свои картины, если это понадобится.

Отправившись в Бирмингем, мой прадед надеялся найти вдохновение, которое на тот момент отсутствовало у него больше года. Он прошёлся по каждой улице и каждому закоулку, осмотрел все достопримечательности и красивые поместья, обошёл весь город, но ничего не влекло его к себе, ничего не вызывало ярого желания запечатлеть себя красками. Опечаленный этим, прадед собирался покинуть город уже через пару дней своего пребывания в нем. И покинул бы, если бы в тот вечер к нему не пришло письмо от аристократа.

Письмо содержало в себе просьбу изобразить на холсте некую Аманду. В последствии стало понятно, что Аманда являлась дочерью аристократа, отправившего письмо. Тогда прадед отложил в сторону чемоданы с багажом и отправил ответ. Он понадеялся, что хотя бы аристократская дочь сможет разжечь в нём былую страсть к картинам.

Обо всём этом я узнал, читая записи из его старого, пожелтевшего от времени и потрёпанного дневника. Читая эти записи, я пережил всё то, что пережил он. Вильям.

2

…Опечаленный последними событиями я намеревался покинуть Бирмингем утром следующего же дня, однако вечером, пока я паковал свои вещи и писал письмо своей жене, предупреждая её о том, что я намерен возвращаться, мне пришло дивное письмо, словно бы сама судьба услышала меня, мои яростные мольбы и таким образом хотела подарить мне шанс на искупление…

На следующий день, едва открыв глаза и наспех позавтракав, Вильям отправился в поместье, откуда пришло закадычное и неожиданно приятное приглашение. Дорога была недолгая. Вильям проделал её пешком, наслаждаясь утренним воздухом и пустыми улицами.

…Я не помнил самого себя от счастья, что охватило меня в то самое мгновение, когда мне стоило увидеть поместье собственными глазами. Я не раз думал: каким же тогда всё-таки было моё лицо? Уверен, оно выглядело забавно, искажённое потоком чувств, захлестнувших меня.

Поместье было великолепным. Просто рай, услада для глаз настоящего художника. Я восхищался идеальным сочетанием белого с золотым, восхищался плавным переходом от оттенка к оттенку, восхищался материалами и их приятной гладью, восхищался дизайном и замыслом. Я восхищался всем, что видел. Восхищался, потому что ни разу в жизни не ощущал внутри такого сильного наслаждения…

Вильям, не скрывая на лице удивления, кое-как заставил себя представиться и с вежливой улыбкой пожать руку хозяину поместья – Натаниэлю Руссо. Мужчина почувствовал удовлетворение, отметив на лице художника смятение, и, совсем не скрывая этого, с лукавой улыбкой пригласил гостя внутрь.

…Внутри все оказалось в разы прекраснее.

Стены, пол и все тканевые предметы в доме были светлых молочных оттенков. Столы, шкафы, полки, ножки стульев и диванов, а также прочие деревянные вещи были сделаны из темного дуба. Не возникало ни одного сомнения о цене. Я точно знал, что всё это стоило знатно. Пускай подобное сочетание цветов являлось не одним из лучших, однако я предпочёл не упоминать об этом Натаниэлю. Сомневаюсь, что он счёл бы подобную грубость хорошим комплиментом. Всё же, он был не настолько глуп, как могло бы показаться в самом начале…

Про себя Вильям отметил, что сочетание цветов не особо приятно для глаз, но не счёл нужным говорить об этом вслух, чтобы не испортить мнение хозяина о себе. В конце концов, он ни капли не сомневался в том, что на всё это ушло огромное количество денег, которое ему и не снилось. Его задача была крайне проста – изобразить молодую девушку, получить за это свою заслуженную плату и сразу же после этого уехать домой, с намерением оставить там накопленные вещи и снова отправиться в долгий путь. Может, если выручка за картину будет не плохой, то он даже сможет отправиться в другую страну. Вильяму так хотелось увидеть Париж…

…Я надеялся… Нет, я просто мечтал, что получу за свою работу приличный гонорар, который потом отправился бы к остальным моим накоплениям. Тогда я бы наконец осмелился пересчитать полную сумму. Если бы она была достаточной, то отправился бы путешествовать куда-нибудь ещё, за пределы Великобритании. В другую страну. Во Францию, например. Я всегда хотел увидеть Париж. Это всегда было моей мечтой. Мечта. Она по-своему недостижима, но и по-своему прекрасна…

Пожалуй, Париж был одной из его фантазий, которую он бы точно хотел, лелеял глупую на то время надежду воплотить её в жизнь, пока смерть не возьмёт свое.

Думая о своём, Вильям совсем не успел заметить, как оказался в просторной комнате, оформленной в приятных жёлтых тонах. В дом это вписывалось не особо, но тем не менее комната выглядела хорошо и очень даже опрятно. Именно там, в этой самой комнате, он впервые увидел Аманду.

…Это была худенькая, невысокого роста девушка пятнадцати лет. На ее худощавое тельце было одето небесно-голубое платье с белыми оборочками. На светло-русых волосах был надет потемневший от времени золотой венок. Ее глаза зелёного цвета были настолько блеклыми и выцветшими, что казались скорее бледно-жёлтыми, чем зелёными. Она была необычной, нетипичной внешности, чем притягивала к себе ещё больше. Она притягивала к себе не только этим. Её хрупкость. Эта хрупкость зажигала где-то внутри стремление защитить её. Защитить от всего ужасного, что происходит за пределами поместья.

Я точно знал, что хочу изобразить её. Мои руки прямо чесались от этого желания. Оно скребло на душе, словно кошки, и я никак не мог ему воспротивиться…

Вильям бережно обхватил её запястье и аккуратно поцеловал тыльную сторону ладони, когда девушка протянула ему свою излишне тонкую, ещё совсем детскую, ручонку. Девочка восприняла это как должное, и её нельзя было за это осуждать.

– Аманде совсем недавно исполнилось пятнадцать, – негромко сказал Натаниэль, разрывая тягостную тишину, которая так и повисла в комнате, стоило художнику зайти. – В качестве подарка на столь важное для дочери событие, я хотел бы получить ее портрет. Сейчас редко встретишь толкового художника, но я был наслышан о ваших работах от одного из своих слуг, хотя сам впервые встретился с вашим именем, – его глаза как-то странно блеснули. – Будьте добры, сделайте свою работу безупречно, и я заплачу приличную сумму за качество.

– Безусловно. Я трепетно отношусь к своим творениям, так что можете не сомневаться. Все будет сделано в лучшем виде в кратчайшие сроки.

Натаниэль оставил их вдвоем, перед этим ответив кивком на слова Вильяма.

Аманда села на кровать, едва за отцом закрылась дверь, и указала ладонью на кресло, приглашая Вильяма сесть напротив себя. Мужчина воспользовался предложением, предварительно установив мольберт.

…В жизни не видел такого прекрасного лица. Тонкий подбородок, припухлые губы, большой нос, на удивление гармонично смотревшейся на её лице, нахмуренные брови и глаза… Они казались мне такими глубокими и неизведанными, а их цвет манил ещё больше. Я попросту не мог упустить возможность запечатлеть нечто настолько прекрасное, сравнённое лишь с ангелом, сошедшего с небес…

– Можно начать с лица? – Тихо попросила девушка, как только Вильям коснулся красок.

– Как пожелаете.

3

На первый взгляд Аманда казалась милой и воспитанной девушкой, спокойной и уравновешенной. Что на деле было совсем не так.

…Аманда была капризной. Вечно недовольной, сидящей с порой такими гримасами, что её лицо переставало выглядеть таким прекрасным, каким было изначально…

Ей не нравились все позы, которые только предлагал Вильям, но и сама она тоже не могла выбрать какую-то одну определенную, постоянно мотаясь от одной к другой, от другой к третьей. В середине процесса ей могло перестать нравиться платье, которое в тот момент было на ней надето. Волосы лежат не так, прическа слишком растрёпанная, украшения не подходят под платье, поза неудобная, тело затекло болит, хочется выпить стакан воды, чтобы освежиться.

Под конец дня у Вильяма начал дёргаться глаз, а сбоку от него появилась целая гора испорченных холстов.

Аманда все не успокаивалась.

В конечном итоге Вильям сдался, предоставляя ей время, чтобы выбрать себе полноценный наряд с украшениями, уложить как положено волосы и принять удобную позу.

– Я хочу спать, – неожиданно известила девушка, как только Вильям начал рисовать.

В комнате раздался хруст.

Мужчина, приведенный в абсолютное бешенство, крепко сжимал в руках сломанную напополам кисточку.

– Я так больше не могу! – Заявил он, подскакивая со своего места. – Я не соглашался терпеть вечные капризы со стороны молодой аристократки! Я должен только нарисовать Вас, а не исполнять все приказы, которые только взбредут Вам в голову!

…В ту секунду меня ослепила ярость. Подумать только, мной командовала пятнадцатилетняя девчонка, с отсутствием всяких моральных принципов и ценностей! Я мог стерпеть всё что угодно, но только не это.

От гнева, охватившего меня, я сломал кисть, что тогда держал в руках. До сих пор помню, как обломки больно впились в кожу на ладони, словно бы отрезвляя меня. Занозы так и остались в руке, ибо вытащить их я смог только на следующий день, когда больно немного поутихла…

Девушка молчала. Она не двигалась, так и сидела сложа руки, испепеляя Вильяма недовольным взглядом. Мужчина вздохнул, потирая переносицу двумя пальцами.

– Юная леди, прошу Вас подумать о своем поведении и сделать выводы к завтрашнему сеансу. Терпеть унижения я не намерен.

Собрав свои вещи, Вильям вышел из комнаты и собирался покинуть поместье, но возле входа встретил Натаниэля и, не сдержав гнева, высказал ему все накипевшие обиды. Тот со смущенной улыбкой на лице извинился за поведение дочери и предложил художнику одну из комнат в поместье, сославшись на то, что уже довольно-таки поздно и в такое время ходить по улицам явно не стоит. Сам не зная почему, Вильям согласился.

…Натаниэль выглядел таким дружелюбным и смущённым, когда предлагал мне остаться на ночь. Я был удивлён его предложением, но и отказать ему не мог. Уж слишком сильно устал за день, выслушивая чужие капризы. Остаться на ночь в поместье Руссо было не только замечательной идеей, но и моим спасением, учитывая обстоятельства…

Укладываясь в кровать, Вильям подумал, что всё-таки так гораздо удобнее, чем каждое утро бегать во дворец, чтобы снова приняться за работу.

4

«Нет ничего прекраснее, чем солнечное утро», – всегда писал мой прадед в своих дневниках. Записи о работе над картиной Аманды были несколько иными.

…Утро не задалось с самого начала. Это было обусловлено не только неприемлемым поведением Аманды, но и весьма печальной новостью. Ночью погиб один из слуг Натаниэля. Его звали Джон, он был одним из рабочих на кухне. Следуя словам других слуг, ночью Джон вышел на улицу, не сказав о причине никому. Абсолютно никому. Он вышел, однако обратно уже не вернулся. Сторож по имени Боб нашел его тело в пруду, находящемся на территории поместья, в одном из садов. Вокруг не было следов борьбы или чего-то подобного, и случившееся списали на несчастный случай. Мол, пошел ночью прогуляться и в сонном состоянии упал в воду, откуда, к глубочайшему сожалению, так и не смог выбраться.

За завтраком Натаниэль налил каждому присутствующему – в том числе и слугам – по бокалу красного вина 1852-ого года и произнес коротенькую, чересчур сухую речь в честь погибшего. На вкус вино было паршивым.

От произнесённой им речи сложилось впечатление, словно бы Натаниэль не шибко любил Джона, и поэтому его смерть не принесла ему особой горечи…

После завтрака все разошлись по своим делам, и Вильям решил не отставать. Забрав из отведённой ему комнаты все необходимые ему вещи, он отправился к Аманде, чтобы продолжить работу над картиной. Точнее, вновь начать новую.

Девушки в комнате не оказалось.

Ее служанка – Лизи, кажется – вежливо подсказала, что её госпожа ушла в гардеробную, с намерением надеть на сеанс новое платье. Вильям поблагодарил Лизи, про себя надеясь, что это будет окончательный выбор мисс Руссо, и ему больше не придется портить холсты и тратить краски впустую.

В комнату заглянул Натаниэль. Заметив Вильяма, он улыбнулся и подошел к нему с какой-то коробкой в руках.

– Мистер Редвинг, я вас обыскался. Мне показалось, что моя дочь вела себя чересчур некорректно. В качестве моих извинений, примите от меня холсты и краски. Нынче эти вещи имеют приличную цену.

Вильям был удивлён. От кого-кого, а от господина Руссо он такого никак не ожидал. Выдавив из себя дежурную улыбку, он с благодарностью принял коробку из чужих рук.

– Благодарю. С вашей стороны очень мило уделять внимание таким мелочам.

Руссо только улыбнулся и постарался как можно быстрее покинуть помещение. Вильям тут же вскрыл коробку.

…Такой жест со стороны Натаниэля оказался очень даже неожиданным. Я был удивлён. Любопытство распирало меня изнутри, так что коробку я вскрыл там же. Содержимое меня порадовало. И холсты, и краски, и даже кисти были выполнены качественно и… Я почти уверен, что обошлось всё это в совсем немалые деньги…

Прошло с полчаса, прежде чем Аманда соизволила объявиться. За это время Вильям успел уже несколько раз перепроверить краски, поставить по-другому холст, передвинуть мольберт, рассмотреть подаренные кисти и даже начать считать их волоски.

Аманда молча села на кровать.

– Мисс Руссо, вы уже определились с позой?

– Да.

Девушка выпрямила спину, слегка наклонила голову и положила руки на колени.

Сегодня она выглядела совершенно иначе.

…На ней была белая хлопковая рубашка, с короткими воздушными рукавами, на концах перевязанными ленточкой, чтобы они хоть как-то держались на ее худющих руках, а не безжизненно свисали вниз. Верхняя пуговица на рубашке отсутствовала, вместо нее, чуть ниже ключиц, был завязан маленький чёрный бантик. Поверх рубашки было надето самое обычное черное платье без рукавов, с тонкими шлейками. Сверху оно было обтягивающим, а к ближе низу, начиная с талии, юбка постепенно расширялась. На груди с платья свисали две золотые цепочки. Уши были пустыми, с зияющими в мочках проколами, хотя вчера девушка перемеряла все возможные серьги. Волосы были собраны в небрежный пучок, расположенный чуть выше затылка.

Почему-то сегодня ее глаза казались мне особенно тусклыми и даже пустыми…

Смерив девушку долгим, изучающим взглядом, Вильям приступил к работе. На удивление художника, сегодня Аманда была спокойной. Она ни разу не пожаловалась на затекшие мышцы, хотя даже сам Вильям чувствовал дискомфорт, лишь иногда разминая спину. Случаи, когда девушка вынуждала его остановиться, были единичны. Происходили они только тогда, когда Аманда просила воды. И один раз они отошли пообедать.

Начало было положено.

К ужину была выполнена одна треть работы, что безоговорочно порадовало не только Вильяма, но и Натаниэля. В честь этого мистер Руссо приказал открыть еще одну бутылку вина. Оно было гораздо лучше того, что господин предоставил утром.

– Полагаю, что через два-три дня портрет будет завершен? – За ужином поинтересовался Натаниэль, отставляя в сторону бокал с вином.

– Да. Если мисс Руссо не передумает, конечно.

В глазах Натаниэля промелькнуло еле заметное раздражение.

– Вам не стоит беспокоиться об этом. Я уже обсудил с ней все. Она сказала, что это ее окончательное решение.

– Чудесно. Не хотелось бы снова начинать все заново.

5

…Это утро оказалось совсем не лучше предыдущего. Боб вновь нашел тело одного из слуг. Это было бы не столь странно, если бы не в том же самом месте. В пруду…

Примерно в девять утра, во время завтрака, Боб ворвался в столовую. Мужчина выглядел напуганным, он тяжело дышал и сильно дрожал. Его глаза нервно бегали по комнате, пока наконец не остановились на Натаниэле.

– Господин, боюсь сообщить…

– Что такое, Боб? – Руссо явно был не в самом хорошем расположении духа. В его действиях и голосе ясно читались ленивость и безразличие.

– Еще один труп, господин. На этот раз садовника Чедда.

Недовольный вид Натаниэля сделался ещё более мрачным, чем был изначально. Он отложил в сторону вилку и направил свой взгляд на перепуганного охранника.

– Где?

– В пруду.

Натаниэль мгновенно напрягся.

– Где тело сейчас?

– На подмостках. Я вытащил его из воды и сразу к вам.

Мистер Руссо поднялся из-за стола. Перед тем, как выйти из помещения, он обернулся к Вильяму.

– Мистер Редвинг, продолжайте работать, пожалуйста. Не берите в голову всё, что сейчас происходит в поместье. Уверен, это обычное недоразумение.

Художник рассеянно кивнул.

– Как скажете.

Натаниэль поспешил удалиться, оставляя Вильяма за едой в полнейшем одиночестве.

…Аппетит пропал. Мне в горло не лез ни один кусочек, хотя еда была просто великолепной. Изысканной, я бы даже сказал. Всё происходящее казалось мне дурным сном. Я уверен в том, что эти смерти были неслучайны…

Вильям отодвинул от себя тарелку и повернулся к окну, не спеша отхлебывая чай. Времени до начала сеанса у него было еще полно. А еще он не был настроен продолжать работу. Вся эта ситуация с телами не на шутку пугала его. Вильям склонялся к тому, что это были намеренные убийства, поэтому всё никак не мог успокоиться.

…Кто же это делает? Человек снаружи, или все-таки человек, находящийся внутри дома, который прекрасно знаком с дворцом и прилегающей к нему территорией? Я задавался этими вопросами весь день, но точно знал одно: искать убийцу бесполезно…

Никаких следов борьбы, намёков, нет улик. Только общее действие. И Джон, и Чедд, они оба были утоплены в пруду ночью, когда все остальные уже спали. Навряд ли это совпадение. Таких совпадений не бывает. Совсем. Не могли два человека утонуть в одном и том же пруду, в одно и то же время.

Если говорить о подозреваемых, то на первый план сразу же бросался Боб. Именно он нашел тела обоих жертв и сообщил о них. С одной стороны, это глупо. У него нет мотива, причин. А если смотреть с другой стороны, то вполне причины могли быть. И вовсе не обязательно, чтобы о них кто-то знал.

О ситуации можно рассуждать по-разному. Смотря как мыслить и с какого бока смотреть.

6

Вильям постепенно рисовал портрет, пока убийства продолжались. Каждое утро Боб находил в пруду утопленных людей. Вильям, как никто другой, знал, что в один момент подозрения падут на него. И оказался прав.

В одно такое утро, Натаниэль смерил Вильяма холодным, хмурым взглядом. Так и не притронувшись к еде, он завел разговор, о котором художник думал днями напролет.

…Натаниэль был излишне прямолинеен, но я был благодарен ему за это. Лучше так, чем каждый день и каждую ночь изнывать от ожидания этого разговора…

– Еще никогда в моем доме не происходило подобного рода вещей. Не значит ли это, что Вы имеете к тому прямое отношение?

Вильям отложил столовые приборы, отодвинул чашку с чаем в сторону. Есть расхотелось.

– Я все понимаю. До моего появления ничего такого не случалось, но, как бы трудно не было в это поверить, я не виноват в происходящем. В моей голове и мысли не возникает о том, что я могу отнять у кого-то жизнь.

– Но тем не менее, это происходит. После Вашего появления здесь, – жёстко уточнил он.

– Прошу прощения, но я действительно не виноват. Я должен нарисовать портрет Вашей дочери, а не убивать Ваших людей.

Натаниэль на время умолк.

– Мистер Редвинг, неужели Вы хотите сказать, что все происходящее – дело рук кого-то из моих людей?

– Я не говорил подобного. Я лишь сказал о том, что не имею к этому никакого отношения.

Мистер Руссо замолчал.

…Я не был оскорблён, ибо прекрасно понимал опасения Натаниэля. Но в то же время, я был бы рад покинуть поместье, что должно произойти на следующий день…

Оставшийся завтрак они провели в полной тишине.

7

На следующий день картина была закончена. Уже ближе к вечеру Вильям отложил кисточку в сторону, любуясь результатом.

…Эта картина была одной из лучших, среди всех остальных моих работ.

Аманда была изображена, по моему мнению, просто безупречно. Все было прорисовано идеально, со всеми мелочами. От себя я добавил парочку деталей. Вспомнив, что в нашу первую встречу на Аманде был венок, я постарался максимально точно изобразить в её волосах веточку темно-золотистых листиков. Их же добавил на фон позади девушки и на ее плечо…

Вильям сообщил Натаниэлю об окончании своей работы. Тот устало улыбнулся и сказал, что обязательно посмотрит портрет завтра, а сегодня пускай Вильям останется на ночь. Художник по привычке согласился.

Сегодняшний день был гораздо тяжелее предыдущих, поэтому, едва вернувшись в комнату, Вильям тут же лег на кровать и уснул.

Была поздняя ночь, когда он открыл глаза. Спать совсем не хотелось. Хотелось свежего воздуха и прогулки под ночным небом, усыпанным звездами. Вильям быстро оделся и очутился на улице. Ночная прохлада приятно окутала тело со всех сторон, усталость как рукой сняло. Сам того не осознавая, Вильям пошел по дорожке, ведущей к пруду.

Ночью все было совсем по-другому. Начиная от воздуха, заканчивая шумом и шорохами, исходящими из ночного мрака.

…Шорохи… Они казались какими-то слишком громкими, по сравнению с обычными ночными. Я испугался. Обернулся назад и увидел её…

Вильям оглянулся.

Сбоку от него, по другой дорожке, шла Аманда. Она была одета в то самое платье, в котором он рисовал ее. Девушка не спеша прогуливалась по дорожке, даже не смотря вокруг себя. Ее взгляд был направлен прямо, точно на пруд. Вильям притаился в тени кустов, внимательно наблюдая за девушкой. Он переживал за неё.

Как бы не столкнули в воду… Если убийца рядом, то стоять вот так, на подмостках, совсем не безопасно. Скорее наоборот.

Со стороны поместья послышался шум, и Вильям тут же обернулся. Сердце бешено колотилось в груди от нахлынувшего страха. По дорожке бежала Лизи, и художник облегчённо выдохнул. Лизи не причинит Аманде вреда.

– Госпожа! Что вы тут делаете? Вы должны спать в своей комнате, – девушка остановилась возле подмостков, не подходя ближе. – Госпожа?..

Не получив ответа, Лизи взошла на подмостки и осторожно коснулась плеча Аманды. В тот же момент произошло то, чего Вильям совсем не ожидал.

…Аманда мертвой хваткой вцепилась в горло своей служанки и бросила ее в пруд, руками вдавливая лицо Лизи в воду…

Через пару минут ее тело всплыло наверх.

Словно почувствовав на себе чей-то взгляд, Аманда повернулась в сторону Вильяма. Находясь в кромешной темноте, она вряд ли могла догадаться о том, что смотрит прямиком в глаза Вильяма, наполненные диким ужасом. Стоило ей отвернуться к пруду, как мужчина тут же сорвался с места, стараясь как можно быстрее покинуть это скверное место.

Оказавшись в своей комнате, Вильям позволил себе, успокоиться, отдышаться и лечь в кровать. Успокоив себя мыслями о том, что завтра же покинет это место, он почти уже уснул, как вдруг дверь в его комнату открылась, и луна осветила ему хрупкую фигуру Аманды. Мужчина, дрожа от неописуемого страха, приподнялся на своей кровати, сжимая в руках край одеяла.

– Мисс Руссо? – Тихо спросил он, вглядываясь в очертания ее тела.

Аманда вздрогнула.

– Прошу прощения… – Сдавленно пролепетала она. – Я, верно, комнатой ошиблась. Извините.

Девушка поспешила выйти из комнаты.

Вильям еще долго сидел в кровати с бешено бьющимся сердцем.

…Аманда соврала мне, и я знал об этом. Возможно, я смог бы поверить в эту ложь, если бы не заметил в ее руках маленький ножик, изящно спрятанный за белыми оборками её прекрасного небесно-голубого платья…

8

На следующее утро, едва из-за горизонта показались первые лучи солнца, Вильям поспешил покинуть поместье, не сообщив о своем уходе. Деньги? Да черт с ними. Пускай забирают свой гребанный портрет и больше никогда не появляются в его жизни.

Ужас пережитой ночи сказался на нем. Он быстро собрал свои вещи и поспешил покинуть чертов Бирмингем. Он больше никогда не вернется сюда. Ни за что в жизни.

Спустя пару месяцев Вильям был вынужден вернуться обратно по личным делам. Какого было его удивление, когда в тот же день ему сообщили о том, что вся семья Руссо была зверски убита.

…Слуги утоплены, Натаниэль зарублен ножом, а Аманда подвешена к люстре в своей же комнате… Что, чёрт возьми, происходит в этом поместье…

Вечером того же дня, курьер доставил Вильяму посылку, запакованную в обычную бумагу. Разорвав бумагу, Вильям обнаружил внутри портрет Аманды. К нему была прикреплена записка. Ее содержимое заставило мужчину содрогнуться от страха. Он выронил записку из рук и зажал ладонью рот, лишь бы не вскрикнуть от ужаса.

«Ночью смерть выходит на подмостки. Ты знаешь об этом куда лучше других».

…Инициалы внизу послания говорили сами за себя…

«А. Р.». Аманда Руссо.

Оглавление

1

2

3

4

5

6

7

8