Цикорий [Фёдор Чернов] (fb2) читать онлайн

Фёдор Чернов Цикорий

Глава 1. Встреча друзей

– Я сегодня на кладбище ходил. И у деда побывал, и других усопших родственников навестил. Само собой, цветы возложил на могилы.  Кепку там оставил, недавно купил её, – сказал Алексей Куропатов.

– Так давайте за нею на могилки сходим сейчас! – предложил Василий Коробов.

В их селе кладбище называли «могилками».

События, о которых дальше пойдёт речь, произойдут с Василием  Коробовым. Случилось это в 2013 году. В тот раз Коробов засиделся у Куропатовых. За хорошей беседой попивая рюмочку за рюмочкой с другом Серёгой не заметили, как темень за окном наступила. Тут ещё  двоюродный брат Сергея Алексей Куропатов заглянул в гости. Оба гостя проживали в городе, в областном центре Энске.

Василий Коробов работал фрезеровщиком на заводе, Алексей преподавал историю в педагогическом вузе. Оба ездили в село Приречное к дедушкам и бабушкам с детских лет. Нравилось им там проводить летние каникулы, ведь, как поет знаменитый бард: «Лето – это маленькая жизнь».

В ответ на предложение приятеля преподаватель истории, похрустывая огурцом, сказал:

– Да ты что, Вася, ночь на дворе, ещё не хватало за кепкой переться туда в темноте. Завтра возьму, никуда она не денется. На скамейке в ограде у прапрадеда сидел, наверное, там она отдыхает.

– Да, прапрадед наш Максим Иванович Куропатов – это человечище был! – воскликнул Сергей. – Мужик крепкий, зажиточный! И брат его Герасим Иванович – тоже трудяга. И весёлый, задорный мужик. Братья сами богатство наживали, работали в поте лица. А их раскулачили. За что? За то, что жилы надрывали?

– А мы ведь с вами какая-то родня, – задумчиво промолвил Василий.

– Ну да! Твой прадед Михаил Максимович родным братом нашему прадеду Артёму Максимовичу приходился! – воскликнул Алексей Куропатов. – Значит, ты кто нам? Четвероюродный брат!

Сергей радостно хохотнул.

– А чё-то не роднились между собой наши родители, – заметил Вася.

– Так тогда по восемь – двенадцать детей в семьях имелось. С родными-то братьями и сёстрами не со всеми общались! – заметил Сергей.

– Ну, я помню, бабушка рассказывала, что родню нашу репрессировали, ладно, выжили в Сибири, возвернулись. И опять не последними людьми на селе стали, – промолвил Василий.

– Только прапрадед навечно в Сибири остался. Да-а, настоящих работяг, хозяев из родного села выгнали тогда, – тяжело вздохнул Алексей Куропатов, подняв рюмку и рассматривая янтарного цвета вино. – Ну, давайте за наших предков опрокинем по рюмашке!  Давай, братан Вася!

Братья опять засмеялись.

– Эх, предупредил бы кто-нибудь наших предков, тогда, может, в другую деревню или в город уехал бы прапрадед с семьёй, дольше прожил бы, – протянул Коробов.

– Ха! Мудрец! – воскликнул Алексей. – Ты, Вася, мудрый или мнительный?

– Не понял…

– А эти слова родственные, – поучающим тоном выдал Алексей. – «мнение» того же корня. В старину бытовало слово «мънръ», после «м» произносился носовой звук, «р» – древний суффикс,  а звук «д» потом появился, такая вставка.

– Ну, профессор погнал учить…

– Пока ещё не профессор, – хмыкнул Алексей и добавил, – я помню, как дед рассказывал, что его дядя Михаил, твой прадед, когда выпьет, отчитывал своего брата за то, что тот в Белой армии служил. Сам-то он попал в Красную армию. Тот отрицал это, а он ему: «Не ври, тебя белые мобилизовали». Так и неясно, кто из них прав был.

Когда на часах большая стрелка стала приближаться к двенадцати, а в спальне послышался кашель хозяйки, гости поднялись. На уговоры Сергея ещё посидеть ответили, что пора и честь знать. Увидимся, мол, ещё. Хозяин обхватил их за плечи, все обнялись. Двоюродные братцы не походили друг на друга. Алексей – блондин, имевший высокий лоб, глаза цвета лепестков незабудок. Продолговатое лицо.

Сергей – темноглазый брюнет с крупными чертами широкого лица. Густые брови у него нависали над сильно развитыми надбровьями, выдающийся нос имел небольшую горбинку. Что-то кавказистое как будто проглядывало. Василий Коробов, хоть и в четвёртом поколении, но походил на него.

Друзья вышли на крыльцо. Услышав их, радостно гавкнул пёс Джек, шумно вздохнула корова в хлеву, строго крикнул как будто простуженным голосом петух: «Ку-ку-ру» и тут же затих.

Чёрный бархат неба сверкал бриллиантами звёзд. Ночь стояла тихая, тёплая. Месяц, полуприкрытый облачком, как будто хитровато подглядывал за друзьями.

Сергей попрощался с гостями. Те вышли из ограды.

Село Приречное утонуло во тьме, лишь кое-где светили фонари на опорах электролинии. Возле дома, где жила Васина  бабушка, тоже светильник призывно звал отдохнуть трудягу. Вдалеке блистали зарницы.

Где-то на краю деревни чуть слышалась музыка. Она не нарушала тишины. Тишь подчёркивал, точнее, оттенял ансамбль кузнечиков, самозабвенно издающих стрекотание.

Глава 2. Неугомонный Василий

 Коробов негромко произнёс:

– Алексей, давай, правда, сходим за твоей кепкой! Чё ты, боишься могилок, что ли?

– Да перестань, Вася! Что за глупость?! Нам с тобой не двенадцать лет, тебе тридцать, мне сороковник стукнет скоро. Мы не подростки, чтобы ерундой заниматься. Надо уже спать идти. Пока!

Алексей слегка хлопнул приятеля по плечу и побрёл направо к мосту через реку. Вася постоял, подумал. Потом поправил чуб густых волнистых волос и тоже пошагал. К дому его бабушки надо было идти в переулок налево. Дом находился почти на краю. Переулок выходил на луг, за которым располагалось кладбище, старинная часть которого скрывалась в лесу, а другая часть приближалась к селу.

Коробов с детства любил соревноваться, что-то делать на спор, доказывать свою смелость. То забирался на верхушку самой высокой сосны, то нырял в озёрах дальше всех деревенских приятелей. Однажды у бабушкиного колодца-журавля слетело ведро, ушко лопнуло. И Вася слазил в колодец за ведром. Бабушка внука строго отчитала за сумасбродство. Зато друзья высоко оценили его поступок. А малыши и девчонки пришли в восхищение.

 В двенадцать лет ночью он один отправился на кладбище. Поспорил с Серёгой Куропатовым на поджиг – так в их местности называли самодельные пистолеты-пугачи, стрелявшие крупными дробинами или мелкими шариками от подшипника. Днём компания мальчишек ходила в лес по ягоды по одной полевой дороге, а возвращалась по другой, около могил. Спор произошёл при всех.

Потом спорщики остались, а компания отправилась в село. Подождав, когда мальчишки зайдут в село, Серёга спрятал свой пугач, завернув в лопух, зарыл возле одной могилы. Серёга в ту ночь отпросился у родителей ночевать у бабушки друга. Другу рассказал, где зарыл поджиг. А ночью Вася незаметно от бабули выскользнул из избы, добрался до приюта усопших сельчан и принёс артефакт. На другой день мальчишки в лесу из него стреляли в мишень. Он и сам подобное оружие делал, однако Серёга мастерил лучше, слыл отличным оружейником.

И сейчас Коробов решил повторить подвиг многолетней давности. Вначале заглянул во двор к бабушке. Та уже спала, дверь дома закрыта на крючок. Но ему и не требовалось заходить в избу. Он часто спал на сеновале. И сейчас вошёл в отгороженную для скота часть ограды, открыл сенник – помещение между двумя хлевами. Сено располагалось под их крышами. Справа стояла лестница. Василий поднялся. Пахло душистым сеном. Он нащупал на разостланной постели головной убор, надел его. Спустился и тихонько вышел за ворота ограды.

Головной убор этот особенный, и с ним была связана необычайная история, случившаяся однажды с Васей. Прямо-таки невероятная, мистическая история.

В тот раз, а случилось это три года назад, Вася тоже находился в гостях. Только не у Куропатовых, а у другого приятеля детства. Обратно отправился тоже поздно. Стояла такая же летняя ночь. Тогда Коробов еле добрался до своего переулка. Вошёл в него. Его качнуло налево, и он направился к лавочке возле первого дома переулка, присел. Вдруг в воздухе что-то полыхнуло, и тьма исчезла. Будто молния, но без грома. Скамейка пропала, он оказался на земле.

Вася протёр глаза. Ночь сменилась днём, ярко светило солнце. Дома какие-то другие оказались, все без антенн. Пропала куда-то линия электропередачи. Переулок был длиннее, а перпендикулярно ему тянулась ещё улица. Как в старину. Старики рассказывали, раньше село Приречное далеко простиралось.

Коробов поразился: «Я в прошлое попал, что ли? Да ну, чё-то здесь не то». Дома стояли разные. Были старые избушки, но стояли и крепкие избы из сосновых брёвен, которые поблёскивали смолой как янтарём. По улице и переулку ходили люди, одетые как жители не то конца девятнадцатого, не то начала двадцатого века. Недавно телефильм Коробов смотрел, там похоже одеты сельчане.

– Бабушка! Это куда я попал? – окликнул идущую мимо него старушку. Та не услышала его. Мимо пробежали босоногие мальчишки. Напротив через дорогу стояли два мужика и оживлённо беседовали. Лица их показались знакомыми. Василий направился к ним. Те не обращали на него внимания, слов, к ним обращённых, не слышали. Коробов решил притронуться к одному из них. Рука его прошла через плечо мужика как сквозь густой туман!

Тогда Васе стало жутко. Он отправился по направлению к своему жилищу. На его воротах по обычаю его края высоченных и покрытых сверху крышей, вырезана дата изготовления: 1898 год. Однако ни его дома, ни этих ворот не оказалось. На том месте стоял совсем другой дом! Старый, с маленькими окошками. Ворота обветшавшие, без крышки.

Да что же такое произошло? В величайшем изумлении и страхе он оглядывался и ничего не понимал.

В переулок влетел юнец на гнедом коне. Лихо промчался мимо Василия, окутав его пылью. На землю что-то упало. Вася подошёл и поднял серый картуз. Поношенный, но из прочной ткани, с кожаным козырьком. Покрутил его и зачем-то надел на голову.

В это время в воздухе опять что-то полыхнуло. И внезапно вернулась ночь. Коробов стоял возле своего дома, освещаемого фонарём на столбе. Со смутным сознанием он вошёл в ограду, закрыл дверь на засов, поднялся по ступенькам крыльца и зашёл в избу. Закрылся. На кухне включил свет. Настенные часы показывали 3 часа ночи. Вася лёг, нет – рухнул на диван в зале и мгновенно уснул.

Утром  бабушка стала ворчать на него, мол, назюзюкался с дружком, нет, чтобы раньше вернуться. Когда внук рассказал обо всём, что увидел, подняла его на смех. Чего, мол, по пьяни не почудится! Или приснилось, может быть.

Внук потянулся так, что кости хрустнули. Встал. И тут взгляд его привлёк какой-то предмет за диваном.

– Смотри, а это что?! Картуз!

Да, такие головные уборы в деревне никто не носил. Объяснения ему не нашлось. Потом Василий спрашивал и в клубе, и в школе. Никто не признал убор за свой предмет реквизита. Повесил картуз в бабушкиной кладовке на крючок. Так с тех пор он там и висел. Только сегодня Вася взял его и зачем-то на сеновал закинул, на постель.

Зачем надел картуз, сам себе не мог объяснить. Хоть и припомнилось удивительное событие трёхлетней давности, однако даже намёка на мысль о его повторении не появилось. Машинально как-то получилось.

Глава 3. Приключение на кладбище

Надел зачем-то картуз Василий и потопал на кладбище. Думает, завтра, дескать, удивит другана и заставит его пузырь водяры, то есть водки, купить. Пересёк луг. Вот и могилы. Вынул смартфон, включил на нём фонарик. Кресты, монументы… На многих памятниках лики ушедших в мир иной под лучом фонарика взглядывали на него кто с печалью, кто – с удивлением. Так ему казалось.

Обогнул очередную могилу, обошёл куст сирени. За ним какие-то ветки лежали. Вася взял и пнул их. Потом ещё раз. И попал в какую-то доску. Нет, какой-то щит из тонких досок. Тот отлетел, а искатель приключений внезапно провалился в яму, которую этот щит закрывал. Грохнулся на дно ямы. Сверху посыпалась земля. Что за чёрт?! Зачем здесь яма? Неужели могила провалилась? Его прошиб пот, он вмиг протрезвел.

Василий сунул смартфон во внутренний карман куртки-ветровки. Начал отгребать землю. Вдруг его правая рука пробила брешь в стене ямы, оказалась в пустоте. Он расширил отверстие. Руки сбоку нашарили узкие брёвна. Вася просунул туда голову. Достал смартфон, включил фонарик. Увидел вокруг сруб. Похоже, что это колодец! Вниз посветил. Точно, вода внизу! И главное, только с его стороны дыра из прогнивших брёвнышек, а по другим сторонам брёвнышки крепкие.

«Откуда тут колодец взялся? – размышлял он, – остался от старых времён? Так его засыпать должны были давным-давно. А может, по колодцу наверх вылезти? До верха не больше двух метров. А если оборвусь? В воду шмякнусь. Лучше обратно сдать и из ямы вылезти. Хотя… Может, это могила обвалилась… полезу, а там скелет попадётся под руки… Бр-р-р… Нет, вылезу из колодца».

Решив так, сунул смартфон обратно во внутренний карман, застегнул пуговку на нём. Продвинулся ещё, протянул руки, вцепился в противоположную стенку, подтянул правую ногу, всунул её в проём, вытянул и оперся ею в боковую стенку. Затем ухватился руками повыше, вытянул левую ногу, оперся о другую стену. Осторожно стал карабкаться наверх.

Крышка оказалась из тонких досок. Новоявленный спелеолог сдвинул её в сторону, перевалился через край и лёг на травку. Изумился: «Журавель!» Над колодцем возвышалось устройство для зачерпывания воды. Вверху висело ведро, прицепленное к жердине, которая, в свою очередь, крепилась к бревну на опоре. Жердина, как огромный палец, указывала на слегка светлевшее небо.

Василий чуть приподнялся. Вокруг него располагался огород! Недалеко от него гряда репы. Дальше – ряды картофеля. Он не знал, что и думать. Решив, что ему всё снится, уронил голову на траву и закрыл глаза. Бывает же, что у человека наступает сон-матрёшка: ему кажется, что проснулся, а просыпается во сне. Где-то он об этом читал. А Коробов хоть и простой мужик был, но довольно начитанный, с детства в библиотеке бывал частым гостем. Особенно ему нравилось читать фантастику да исторические романы. Читал и исторические труды. Да и общение с Алексеем Куропатовым, вузовским преподавателем, на пользу ему шло. Закрыл он глаза, задремал, а потом и вовсе уснул.

Глава 4. Попал в прошлое

Проснулся Вася от того, что кто-то его тормошил и восклицал:

– Миша, вставай, ты чё тут разлёгся! Пьяный, что ли? Спьяну-то  перепутал огороды! Всяко, конечно, быват, однакось от тебя я не ожидала такого.

Над ним склонилась женщина средних лет, одетая так, как одевались примерно в начале двадцатого века, как раз недавно фильм по телевидению транслировали.

Василий Коробов поднялся, протирая глаза. Незаметно ущипнул себя. Нет, не снится ему это. Как же он здесь очутился? Огород, за ним другие, дома виднеются. Не попал ли он в какой другой мир? Может, колодец оказался временным порталом в прошлое? Ведь читал немало книг про попаданцев в другие времена. А теперь сам через хронодыру пролез и очутился в прошлом. Вот это да!..

– Пришёл с фронта живой, слава те господи, теперь пировать будешь, штоли? Давай-давай, Миша, шагай домой. Кака-то одёжа на тебе интересная. В городе таку дают? – тараторила женщина, не дожидаясь ответов. – А чё это ты так набуздырился-то? Как тут оказался-то, нешто лукавый попутал?

Женщина явно принимала его за другого человека. В её речи ярко заметно было оканье. Когда-то село основали выходцы с русского севера. Наблюдались и другие особенности северно-русского наречия, например, стяжение, сокращение гласных в окончаниях глаголов и прилагательных. Спустя сотню лет такие особенности сохранялись, но в основном в речи пожилых людей. Так, говорили «быват» вместо «бывает», «знашь» вместо «знаешь», «красна», «синя», «зелёна»… Существовали ещё некоторые грамматические особенности.

– А-а, м-м-м, как до дома дойти, ты бы меня проводила, – промолвил Василий.

– Ты энто сурьёзно? – женщина прыснула, – ну, паря, видать, славно вчера ты с дружками налакался. Избу родную не помнишь, ха-ха-ха, ой не могу!

Она смахнула выступившие слёзы.

– Пошли, провожу тебя, горе луковое, хо-хо-хо! Одёжу только отряхни.

Они вместе вошли в ограду, окружённую сараями и высокой изгородью. Обогнули дом, приблизились к высоким сосновым воротам с крышей, которые поблёскивали кое-где выступившей смолой. Состояли они из двустворчатых ворот для проезда повозок и двери для людей. Хозяйка открыла дверь, лязгнув защёлкой, и они оказались в переулке.

Возле соседнего дома стоял старик с длинной седой бородой. Они поздоровались. Сосед удивлённо воззрился на них, и спросил:

–Тоня, у тебя гость поутру?

– Да какой гость, дедушка Яков, это же Михаил Куропатов! Ночью Миша напился где-то в стельку да и заблудился! В нашем огороде его увидела, дрыхнул возле колодца!

Они направились к выходу из переулка. Женщина говорила:

– Мой-то Степан с сыном спозаранку уехали на покос. А ты вот вместо помощи родителям горькую пьёшь! Допился, память уже отшибло! Ну ладно, вернулся на родину, на радостях один раз напился, энто ещё простительно! Но ты же дома пожил да в город на работу уехал. Не получилось с работой, чё ли?

Проходя вдоль улицы, они встретили двух женщин. Те поздоровались, воззрившись на них с любопытством. Когда прошли дальше, до Коробова донеслась фраза, мол, чё это Антонина с Мишкой Куропатовым вместе ходят…

«Придётся Михаилом Куропатовым побыть, вот так приключения у меня, – подумал Василий. Это же мой прадед! Говорили, что я на деда похож, материного отца, а тот – вылитый отец! Он ведь, кажется, с 1892 года, примерно моего возраста сейчас. Тут же обожгла мысль: а сможет ли он обратно вернуться в своё время? Не дай бог застрять здесь».

– Вона твоя изба, разуй глаза-то! – Антонина указала на дом через три жилища от них. Дом выделялся своей аккуратностью, был повыше соседних. Коробов направился туда. Тоже высокая ограда, ворота под крышей. Глубоко вдохнув воздух, как перед нырянием в озеро, лязгнул защёлкой, толкнул дверь. Вошёл в ограду, медленно выдыхая. Что-то будет впереди?..

Глава 5. Василий в роли Михаила Куропатова

Пройдя ограду, поднялся по высокому крыльцу, миновал сени, открыл дверь. В доме гомонили ребятишки. Мальчик лет шести и девочка лет девяти. Мыли руки, поддевая снизу носик рукомойника. Хозяйка возилась у русской печи. Коробов понял, что это его прапрабабушка Серафима. Помнил фотографию, где она запечатлена вместе с мужем. Заметив его, она воскликнула:

– Миша, ты что-то рано прибыл! Обещал позже возвернуться. Она поставила ухват, кинулась обнимать сына, удивилась:

– Что за одёжа на тебе? Обнову справил уже? Как всё-таки ты изменился… Бабушка не слышит, прилегла. Она заглянула за печь и стала будить задремавшую мать:

– Мама, вставай! Михаил вернулся!

Послышалось охание, кряхтенье. Василий, то бишь уже Михаил, поспешил ей навстречу. Они обнялись.

– Мишенька! Похудел ты. Как там в городе-то живётся? Возвернулся! Слава те, Господи милостивый, – причитала бабушка, едва достающая внуку до груди. Морщинистое лицо её было всё в слезах.

Старушка была из породы Куропатовых. Сейчас – вот она, не таких уж преклонных лет.

– А чё-то от тебя винцом попахиват как будто, с утра уже гдей-то перехватил?..

– Да угостили знакомые, – протянул путешественник во времени, всё больше вживаясь в роль Михаила. – Ничего плохого не случилось, расскажу потом. А одеждой поменялся на время с одним другом.

– Тебя не выгнали с работы, а? – с испугом спросила мать.

– Нет, временно отпросился, не тревожься, со мной всё хорошо.

– Наверно, кто подвёз, тот и угостил? – и не услышав ответа, хозяйка  продолжила, – отец с Артёмкой уехали траву косить. Давай садись за стол, сейчас позавтракаем.

Услыхав это, ребятня уселась за стол. Коробов, который уже начинал себя уподоблять Михаилу, умылся и тоже уселся. С любопытством оглядел младших.

В роду Куропатовых рождались в большинстве жгучие кареглазые брюнеты с крепкими головами. Крупные черты широких лиц, густые брови над сильно развитыми надбровьями, выдающиеся носы. Что-то кавказское как будто проглядывало, неизвестно, откуда такое взялось в их роду. Мать Михаила удалась в эту породу, а сын походил на неё.

– Мама, а Миша не перекрестился! – воскликнула девочка и захихикала.

– Ладно-ладно, ешь Маня, не ябедничай! Лёня, не вертись!

Василий усмехнулся и перекрестился. Мать подала ему, а затем младшим детям тарелки со щами и деревянные ложки. На столе, покрытом пёстрой холщовой скатертью, лежали в деревянных блюдцах луковки, дольки чеснока, стояли солонка, бутылочки с уксусом и перцем. На второе стали есть гречневую кашу. Тут запел торжественную песню начищенный медный самовар, стоявший на лавке у окна. Мать взялась наливать всем и подавать кружки с чаем, в котором чувствовался аромат травы душицы.

Поев, наш герой спросил:

– Мама, как у вас дела? Что по хозяйству надо сделать?

– Ой, да ничё поживам, помаленьку. Ох, как мы горевали, когда известие пришло, что ты без вести пропал на войне. Слава Богу, всё обошлось. Отдыхай пока, ведь устал.

– Ничего, отдохну ночью. По деревенской работе соскучился.

– Ну, если робить больно охота… Надо починить ясли в стайке, бык их сломал. Да воды в баню наносить.

Поев, путешественник во времени отправился починять ясли. Лёню позвал с собой. Мальчишка, с гордостью взглянув на сестрёнку, отправился за ним. Наш герой, заменив и сколотив жерди, спросил:

– Лёня, чё-то у меня голова болит. И как будто память отшибло. Скажи-ка, нынче какой год?

– Тыща девятьсот восемнадцатый, – в голосе мальчишки звучало недоумение.

– Ага, а число и месяц?

– Четвёртое июня.

 «Так, – закрутилось в мозгу у Васи, – как раз произошёл мятеж Чехословацкого корпуса, возникают белогвардейские отряды, советскую власть скидывают».

Осторожно порасспросив ещё кое о чём, Коробов взял вёдра и отправился носить в баню воду из реки, протекавшей за огородом. Банька находилась в конце огорода. В старину так строили, чтобы избежать пожаров. Мало ли что: вместе с дымом уголёк какой выдует в трубу, он полетит да на дом упадёт или на стог сена. О такой предосторожности ещё бабушка рассказывала.

Река, называвшаяся Теча, разделяла село на две половины. Она теперь оказалась шире, чем в двадцать первом веке. За селом раскинулось озеро Лебяжье, в окрестностях находилось ещё несколько озёр.

Василий открыл дощатые воротца в ограде из плетня. Оглядел окрестности. Знакомые места, и в то же время за почти сотню лет многое изменилось. В его время и село стало намного меньше. На берегу реки три высокие ивы-подруги приветствовали его шелестом листьев. В воду протянулись мостки, сделанные из двух широких досок. Зачерпнул воду в вёдра, понёс в баню.

Натаскал воды в бачок, затопил печь. Герой наш ещё по хозяйству кое-что сделал.

Глава 6. Отец и младший сын вернулись с покоса

Вечером приехали хозяин с младшим сыном Артёмом. Коробов услышал их разговор, подскочил к воротам, вынул жердь, раскрыл обе створки. Серый конь с чёрной гривой радостно взглянул на него и зашёл в ограду. На телеге сидел прапрадед Васи Максим Иванович. Следом шёл, улыбаясь, Артём.

– Здравствуй, тятя! – воскликнул Василий, вживающийся в роль Михаила.

– Михаил! Тебя и не узнать! Прямо городской стал, – вскричал хозяин. В его бороде застряла сухая травинка, под мышками рубахи виднелись пятна от пота.

Они обнялись.

– Одёжа кака-то новая. Не в военном виде.

– Да надоела эта форма…Поменялся с одним приятелем в городе. Сейчас мода такая пошла, – Вася всё больше чувствовал себя Мишей.

Отец отстранился, Артём обнял брата.

Из огорода выскочили Алёша и Маша. Отец вручил им гостинец: корневища рогоза, который в селе называли камышом-ситником. Ребятишки стали их очищать, чтобы потом полакомиться.

Глава 7. Разговор в бане

Когда все дела были устроены, мужская половина семьи отправилась в баню. Младшие быстренько помылись и ушли, старшие долго парились.

Баня топилась по-белому. Она была просторная, печь-каменка большая. В предбаннике две скамьи под углом друг к другу. Полок для парки широкий, для того, чтобы подняться на него, встроены две ступени. Внизу у стены скамья длинная. Кадки с холодной и горячей водой. В тазах веники заварены: в двух – берёзовые, в одном – дубовый. А тазы словно солнышки светятся. Из меди сработаны.

– Ну, я сначала дубовым нажварю себя, нравится он мне, духовитый, – произнёс отец, зачерпнул ковшом воды и плеснул на каменку. Столб пара с шумом рванулся кверху. Максим Иванович залез на полок, воскликнув:

– Давай, Миша, наяривай!

И пошёл себя хлестать, покрякивая от удовольствия и ухая. Новоявленный сын присоединился к нему. Однако долго состязаться с Максимом Ивановичем не смог, слез, уселся на лавку, отпыхиваясь. Артём взлетел наверх и тоже стал охаживать себя.

– Ооо, знатно! Поддай-ка, Миша, ишо пару! – попросил Максим Иванович.

Мнимый Миша зачерпнул воды объёмистым ковшом, плеснул на каменку. Пар со свистом свирепо рванулся вверх, будто демон какой.

– Ух, хорошо! Едрёный корень, хо-хо-хо!

Затем последовала просьба ещё поддать жарку.

Первым слез Артём. Сыновья стали мыться.

– Ффу-у, – нахлеставшись вволю веником, натешившись, прапрадед слез с полка и сел рядом на соседнюю лавку. Хохотнул:

– Чё-то, Миша, маловато попарился, не замёрз? Иди, похлещись маленько. Не хошь? Ну ладно, заново привыкать надобно тебе к крестьянской нашей мирной жизни.

Мнимый Михаил вздохнул и сказал:

– Тятя, смута в России начинается, гражданская война.

– Не болтай, чё выдумывашь глупости! – воскликнул Максим Иванович.

– То не глупости. Чехословаки губернский город захватили. Теперь русская белая армия организуется, прежние порядки хотят вернуть, опять чтобы царь правил Россией. Железнодорожную станцию уже заняли. Я еле успел оттуда уехать. Не хочу воевать, потому и военную форму поменял на гражданскую.

Всю революционную власть свергают, расстреливают. Только ненадолго это. Всё равно большевики победят.

– Откуда ты это знашь? – удивился Максим Иванович, – тоже мне, пророк нашёлся! Мойся давай, не болтай.

Вася, ставший Мишей, по примеру Артёма стал мыть голову щёлоком, налитым в глубокий таз. Помнилось в детстве, как бабушка и родители обходились без шампуней. Готовили щёлок – настой из древесной золы. Волосы потом приятные на ощупь становились, пушистые, мягонькие.

Помывшись, прапрадед окатил себя водой, вытерся и начал одеваться. Василий последовал его примеру, пытаясь ещё кое-что втолковать упрямому крестьянину. Но тот отмахнулся от него.

Глава 8. После бани. Притча

После бани зашли в дом. Распаренные, с лицами благодушными, красными, почти как свёкольный квас, который они сразу с наслаждением глотнули. Вася оценил по достоинству его вкус и крепость. У мамы и бабушки получался такой же. Сели за стол. Хозяин дома стал резать ковригу ржаного хлеба. Хозяйка налила всем в тарелки борща. Она ходила в баню позже, когда сильный жар спадал.

Все принялись хлебать варево, закусывая хлебом и редькой.

Когда насытились, Василий, то бишь Михаил в этом мире, продолжил разговор, начатый в бане:

– Да, тятя, большевики не сразу, но победят. А когда они в силу войдут, то всё вверх тормашками в стране полетит. Богатых начнут арестовывать и в Сибирь ссылать.

– Ты чё городишь, наслушался в городе умников! – возмутился тятя. – Ну, богатых погонят, а хоть бы и так, мы-то при чём? Не больно помещики какие.

– Для большевиков мы богачи, – убеждал Вася. – Надо постепенно скот распродать, золотые изделия потихоньку накупить и в другую волость переехать. Может даже в другую губернию. Пока не поздно.

– Ну и чё ты мелешь?! Распродать то, что трудом великим нажито? Ты что, от пьянки не очухался?

Артём засмеялся.

– Трезвый я, тятя. Великие беды ждут Россию. Скоро Белая армия начнёт порядки старые устанавливать. Мобилизация начнётся. Куда-то бы спрятаться нам с Артёмкой надо будет, чтобы туда не попасть. Против советской власти погонят воевать. Только Красная армия победит.

– Опять двадцать пять! Как ты можешь этак говорить, откуда тебе знать про то, чего ишо нет? – удивился отец.

– Да вот знаю, умные люди говорили, да и сам повидал многое, понятие имею…

– Ну и чё дальше будет?

– А потом, – продолжал Василий, уже совсем вошедший в образ Михаила, – большевики раскулачивать начнут всех, у кого хозяйство крепкое. Отбирать богатство. Так что придётся уезжать нам отсюда.

– Ну, понёс околесицу! Ты, Миша, хоть другим людям не рассказывай свои выдумки, высмеют тебя.

– Да не выдумки это, а предупреждение…

– Хо-хо! Послушай-ка, Михаил, я тебе притчу расскажу. Не помню уж, от кого слышал. Вот в старину жило одно племя возле реки. Спокойная речка, луга хорошие вокруг. Левый берег пологий, а правый – крутой. В одном месте скала возвышалась, называли её утёс Булат. Когда-то в тех местах богатырь жил. Огромадного росту человек, силищу имел великую. Если враги нападут на его народ, то он запрыгивал на свово богатырского коня с копьём и мечом во главе племени, значит, мчался на врагов. Колол, рубил, крушил всех подряд.

Много раз защищал Булат свой народ. Постепенно состарился. Пришла пора покидать белый свет. А у него ведь какая-то волшебная сила ещё была. Перед кончиной сказал, что никогда в беде племя не оставит. Ежели какой враг нападёт, стоит только крикнуть перед его могилой, позвать на помощь, как он из-под земли явится живой на коне с оружием. Оживеет только на время сражения.

Вот, значица, похоронили его на берегу реки, как он завещал. Над могилой насыпали высокий курган, который в скалу превратился, в утёс тот самый. И после того, как врага заметят одноплеменники, крикнут, позовут на помощь возле утёса, тот и откроется. Оживеет Булат-богатырь, выедет на коне и начнёт копьём колоть, мечом рубать, конём топтать вражью силу. Побьёт врагов и обратно в могилу уйдёт.

Всё бы ладно, да подслушали ребятишки, как взрослые вызывают великого воина. Стали однажды они играть возле утёса в войну и решили, озори, вызвать богатыря. Расступилась скала и выехал богатырь, огляделся – никакого нападения нету. Вернулся под землю.

Ребятишки испугались сначала. А потом смешно им стало. Другим детям рассказали, похвастались. На другой день опять великого воина вызвали. Сердитый вернулся он обратно. В другой раз насмешники расшалились и опять закричали, спасай, мол, Булат, враги напали. Тут уж со страшным грохотом земля затряслась, скала раскололась. Выскочил оттуда Булат-богатырь, размахивая мечом, конь на дыбы взвился. К утёсу сбежались взрослые. А богатырь им кричит, дескать, я вас столько раз спасал, а вы надо мной смеяться вздумали?! Разгневался ужасно Булат и сказал, что больше никогда племени помогать не будет. Скрылся от них в скале, и не стало у них защитника. Вот такие предупреждения… И ты, Миша, понапрасну народ не смущай.

Да, вот что ещё… Я у тебя вроде крестика не видел?

– На квартире в городе оставил, забыл.

– Ну вот, забыл!.. Нехорошо. Надо тебе поискать в комоде, должен быть один запасной.

Вскоре хозяин дома вручил Василию оловянный крестик на шёлковом шнурке.

Поужинав, семейство зашло в горницу, где стоял небольшой иконостас, и под руководством хозяина дома помолилось.

Максим Иванович после того произнёс заговор от пьянства:

«Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа, аминь, хмель и вино отступись от раба божьего Михаила в тёмные леса, где люди не ходят, кони не бродят, птица не летает. Избави и укрепи, Господи, раба божьего Михаила от хмельного пития и запойства, воздержи его от всяких худых дел и обстояний. И ныне, и присно, и во веки веков, аминь».

Ночью, когда уже все легли спать, Вася думал, как же ему быть. Вдруг раньше приедет настоящий сын, его прадед Михаил? Что тогда будет? Трудно представить… А уговорить отсюда уехать прапрадеда невозможно. Надо найти портал, через который он попал сюда, и попробовать перебраться обратно, в своё время. Может быть, получится… Да вот Артёма бы уговорить избежать мобилизации в Белую армию, где-то бы спрятаться…

Глава 9. Воскресенье. Благодать и заступничество

В воскресенье семья посетила церковь. Надели рубахи, украшенные вышивкой. Интересные узоры. Пояса с кистями. По пути на церковную службу кланялись всем, кого встречали по дороге.

А вот и церковь. Василий с любопытством осматривал внутреннее убранство храма. При советской власти храм превратили в зерносклад. Впоследствии, когда построили новые склады, здание забросили. Двери железные сняли. Вася в детстве с дружками играл здесь в войну, это у них крепость считалась. Росписи на стенах поблекли, штукатурка в некоторых местах отлетела. В последние годы на сходе сельчан решили реставрировать храм. Обнесли его строительными лесами. Но дело подвигалось медленно.

А тут все росписи целые, иконостас большой. Полюбовался Василий, помолился по примеру других. На одной из икон изображён Иисус Христос, глядящий прямо на молящихся. В его взгляде светились мудрость и грусть. Василию стало неуютно, показалось, что Бог-Сын ожил и жалостно-всепонимающе смотрит на него. Парень отступил назад и потихоньку выбрался на свежий воздух.

– Здорово, Миша! – приветствовал его плечистый мужчина, тоже вышедший из церкви, – что, тоже устал проповеди слушать? – он протянул ему широкую ладонь.

Они крепко стиснули руки. Вася думал, как бы не оплошать, ведь о чём говорить с незнакомцем, не знал. Неопределённо хмыкнул. Мужчина, прямо глядя на него голубыми навыкате глазами, спросил:

– Ты ведь, кажись, в город уезжал робить? Не пондравилось, чё ли?

– Да нет, на побывку прибыл временно, – усмехнулся Вася.

– Дак можа сообразим, у меня самогон есть. Пошли, хлобыснём! Посидим, покалякаем. Соседа позовём, как есть мы фронтовики, заслужили, имеем право отдохнуть по-людски.

Из церкви стали выходить прихожане. Видать, служба закончилась. Максим Иванович поприветствовал его собеседника, попенял:

– Михаил, что же ты раньше ушёл? Негоже так делать. И ты, Пантелей, не причащался, не исповедовался? Грешно…

– Да у меня, дядя Максим, столько грехов, что никакой поп не поможет! – хохотнул тот, – на фронте как в аду побывал, нечего бояться!

– Не кощунствуй, – строго промолвил блюститель нравов.

– Ну, бывай, Пантелей, здоровья тебе побольше, – махнул Василий-Михаил на прощание.

– И ты не хворай! Не хочешь в гости-то зайти?

Василий отрицательно покачал головой. Семья отправилась домой. Коробов с любопытством оглядывал дома. Некоторые избы, рубленые из сосен, сохранились до времени, откуда он провалился в прошлое, ставшее для него сейчас настоящим. Кое-где высокие ворота были знакомые. Большинство же изб были незнакомые, старые, непрезентабельного вида. Мост тоже был старый, пригодный только для пешеходов и проезда подвод на конной тяге. Зато речка – намного полноводнее, чем в его время. На берегах её рыбачили ребятишки. Двое подростков недалеко от моста ловили рыбу, сидя в лодке, третий их приятель управлялся с веслом, удерживая лодку на середине.

Семейство завернуло в свой переулок. Вдруг из дома слева выскочила растрёпанная женщина. За ней бежал высокий, плотный мужик в грязной рубахе без пояса. Он орал:

– Стой, курва! Я тебя научу, как мужа надо уважать!

Коробов кинулся наперерез дебоширу, толкнул его. Тот отшатнулся, матюгнулся, широко размахнулся и попытался ударить неожиданного заступника. Василий увернулся, огромный кулак просвистел над головой. Уклонился от второго удара и провёл бросок через бедро. Хулиган грохнулся на дорогу, подняв облако пыли. Он взревел как бык, хотел вскочить. Не тут-то было! Василий уже закрутил ему руку за спину.

– Мирон, Мирон! Успокойся! Перестань бузить, и жену хватит обижать! – восклицал Максим Иванович.

– Дядя Максим, скажи своему сыну, чтобы отпустил меня! – вопил Мирон, изрыгая матюги и пытаясь вырваться.

– Вот ты опять напился, опять жену бьёшь. Не по-людски так поступать, не по- христиански! – увещевал соседа Максим Иванович. – Грех это! Сегодня воскресенье, мы вот на церковной службе были, благодати сподобились. А ты и храм не посетил, и пьянствуешь, и жену обижаешь. Ох, как нехорошо.

Буйный сосед не мог вскочить и сбросить Василия, хватка у того оказалась железной. Он продолжал препираться, пока в переулок не зашли двое мужиков – пожилой и молодой. Судя по рыжеватым волосам на голове и крупным чертам лиц – родственники дебошира. Действительно, это оказались его отец и младший брат. Отец резко поговорил со старшим сыном. После чего Вася отпустил того. Родственники подхватили под руки дебошира и повели его домой. Тот только мотал головой, слушая суровую речь отца.

– Миша, тебя в армии таким приёмам научили? – Артём восхищённо глядел на брата.

– Да, там учили нас рукопашному бою хорошо, – ответил мнимый брат.

Не расскажешь ведь, что он в своём мире занимался в секции вольной борьбы, кандидат в мастера спорта.

– Научи меня так бороться! – попросил брат.

– Ладно, поучу.

– Только взаправду, а то обещал, когда сразу вернулся с фронта, да не собрался.

Глава 10. Патриций Герасим Иванович

Придя домой, семья пообедала. На сладкое на радость младшеньким на стол мать подала кулагу. Василий с любопытством воспринял это блюдо. В раннем детстве бабуля готовила его. Как будто розовая каша. Вася вспомнил, что знал о кулаге. Лакомство делали из ячменной или ржаной муки и солода. Для изготовления солода зёрна намачивали и проращивали. Шёл процесс ферментации – брожения, потом пророщенные семена ставили на ночь в протопленную русскую печь в закрытой посуде. Солод – древнее русское слово. «Солодкий» – значит, сладкий. Не зря растение со сладковатым корнем называется солодкой.

Все сведения об этом блюде промелькнули в голове. Но надо же и отведать. Василий зачерпнул ложкой, от удовольствия даже зажмурился. Вкус детства! Кулага умеренно сладкая, но с кислинкой. Неподражаемо! Вкуснотища! И витаминов полно содержит. Как же мы забыли про такое блюдо, удивлялся про себя Вася.

Взрослым налили по кружке домашнего пива.  Василий вспомнил, что в его приготовлении тоже используют солод.

Когда уже заканчивали трапезу, хозяин крякнул и сказал:

– Эх, брат, опять чудит! И охота ему дурачиться…

– Дядя Герасим! – воскликнули младшие дети.

Василий взглянул в окно. Увидел то, что ему рассказывал Алексей Куропатов о своём прапрадеде Герасиме Ивановиче.

А история, помнится, весьма занятная.

– А ну, залётные, поддай жару! Расходись православные! Дай дорогу патрицию! – кричал в упоении Герасим Иванович Куропатов. Кричал он, восседая на носилках, которые бегом пёрли четыре мужика. У Куропатова развевался на ветру русый чуб, глаза небесного цвета сияли, улыбка топорщила кверху усы, борода торжественно торчала вперёд.  Миновали одну улицу, пробежали мимо лавки купца Воскобойникова, понеслись вниз по другой улице, сходу одолели  бугор, дальше скорость уменьшилась: пришлось бежать в гору. Село располагалось на холмистой местности.  Встречавшиеся односельчане хохотали и говорили: "Опять чудит Иваныч!"

 Сорокалетний Герасим Иванович начал чудить после того, как познакомился с книгой о древней истории, которую он взял почитать у учителя местной школы.

 Особенно почему-то запали ему в душу сведения о том, как в глубокой древности египетских фараонов носили на специальных носилках. Но ещё интереснее ему показалось, что и в древнем Риме царей рабы носили, чтобы не осквернил верховный повелитель себя прикосновением с землёй. Да что там цари, оказывается, вообще вся римская знать передвигалась таким образом. «Вот паразиты!» – такой оказалась первая реакция Герасима. И дальше мысль развивалась в таком духе, что, мол, угнетали эти патриции плебеев, народ, крестьян то есть. И вдруг он читает дальше, что патриции – люди, которые изначально жили на земле предков. А плебеи – те, кто потом там поселились. Потому и земли у них оказывалось мало или совсем не было. И прав поменьше, чем у старожилов.

– Прах тебя побери! А ведь я живу на земле, на которой жили и деды мои, и прадеды, и прапрадеды! А сколько в наше село наехало мужиков из маленьких деревень, вот у них и наделы маленькие или совсем нет. Но кто же в этом виноват?! Стало быть, все старожилы – патриции,  а приехавшие – плебеи!

 Мысль сия поразила Герасима Ивановича. И он к ней многократно возвращался. Необходимо заметить, что в селе основное население занималось кузнечным ремеслом. В поле их жёнам часто приходилось трудиться одним. Куропатов отдавал свою долю в аренду «плебеям». Кузнецов там уважительно величали по имени-отчеству. Село в старину никогда не принадлежало помещику, жители имели статус  государственных крестьян. Его жители всегда гордились своим положением.

 С того времени, как Герасим познакомился с интересными сведениями по истории, у него в голове постоянно крутилось открытие, сделанное им для себя. «Я патриций!» – вдруг приходило ему на ум совсем некстати во время работы в кузнице или при уборке навоза в хлеву. И вот фантазия ему как-то подсказала попробовать прокатиться на носилках. Те, что стояли обычно возле сарая, не годились, так как использовались для уборки опять же скотского навоза. Тогда он сделал новые из струганых досок. Как-то на праздник опрокинул две рюмашки и пошёл по деревне. Нашёл четырёх плебеев, которым зверски хотелось выпить, да вместо денег у каждого была «вошь в кармане, да блоха на аркане».

 Мужики, конечно, удивились странной просьбе односельчанина. Впрочем, только в первый момент. Затем с энтузиазмом приняли предложение. Герасим Иванович постелил на новенькие носилки красно-чёрно-белый коврик, узоры на котором напоминали ему изображения древних воинов, царей и прочих фараонов. И помчали плебеи сельского патриция вдоль по улицам. Какой русский не любит быстрой езды! Такие «выезды» стали повторяться.

 Мальчишки всегда приходили в восторг при выносе «царственного тела» и бежали следом, образуя как бы почётный гвардейский эскорт. Почему же носильщики соглашались на унизительное, казалось бы, ношение односельчанина? Причина тому была веская: Герасим обещал им бутыль самогона, которая находилась у него дома. Вот и сейчас они, начав почётный выезд с одной горки, миновав ложбину, поднимались на другую гору, приближаясь к вожделенной цели.

Артём однажды стал свидетелем того, как дядю носильщики доставили домой, он вспомнил подробности и поведал семье о них, а Василий живо представил эту картину.

Вот, наконец, и дом фараона, то бишь патриция. Избу он выстроил  с двумя входами-выходами: один в ограду, а другой – чистый, так сказать, парадный вход. Пробежав мимо высоких ворот, украшенных наверху коваными петухами, носильщики завернули за угол и поставили носилки с повелителем на широкое крыльцо. Отдуваясь и вытирая пот, стали ждать вознаграждения.

– Сегодня быстрее донесли, Герасим Иванович! – хихикнул Прошка, мужик  со спутанными белёсыми волосами на маленькой голове, голубовато-серыми глазами, вздёрнутым носом и редкой бородёнкой. Один рукав на грязной рубахе у него былнадорван.

– Ладно, нешто, молодца, молодца! – ответил важно Герасим. Встал не спеша, расправил широкие плечи, оправил новую косоворотку из синего сатина. Взошёл в избу. Мужики, улыбаясь в предвкушении удовольствия, убрали носилки за крыльцо. Появился хозяин с четвертью, полной мутноватой, как глаза Прошки, жидкостью.

– Оооо! – раздался одобрительный возглас мужичков.

– Ура-а-а! – дурашливо воскликнул Прохор.

– Пошли ко мне! – принимая огромную бутыль, пробасил Степан, здоровенный мужик  с густыми волосами и большими глазами цвета корицы.

Максим Иванович рассказал кстати, какая однажды со Степаном вышла история. Когда-то Герасим выпивал с двумя дружками детства. Половину бутыли выпили, решили прогуляться вдоль села. Заткнули покрепче четверть пробкой, привязали к ней верёвку, к ней ещё две лямки и поволокли её за собой. Идут, горланят песни. При их виде веселится и ликует  весь народ встречный.  Увидел «бурлаков» Степан, не будь дураком догнал, отхватил ножом верёвку и побежал от них с криком: «Свободу бурлакам!» Кинулись друзья за ним, да не догнали. Правду сказать, не особо и старались бежать, рассудив, что целая голова на плечах всё-таки лучше упущенной «баржи». Больше Куропатов не "бурлачил". Да и пить с некоторого времени перестал, а угощать любителей зелья ему нравилось.

 Счастливые, мужики потопали, унося заслуженную награду и оживлённо переговариваясь. Герасим Иванович с отрадой, многим не знакомой, смотрел на их удалявшиеся фигуры с высокого крыльца.

Глава 11. Судьба

 Герасим Иванович Куропатов считался хорошим кузнецом. Частенько мужики звали его подковать коня. А дело это нелёгкое, требует напряжения, умения, сноровки и опыта. Дом Куропатов имел небольшой, усадьбу – небогатую. Зато владел ружьём и слыл заядлым охотником. И собаку держал верную. Пегая, лохматая, по кличке Стрельба. С ударением на первом слоге.

 Эта Стрельба однажды спасла своему хозяину жизнь. Отправился как-то зимой Герасим Иванович в соседнюю деревню за три версты к куму в гости. Кум встретил очень радушно. На радостях употребили они изрядное количество горячительного напитка. Как ни уговаривал кум гостя остаться, тот отправился домой. А морозило тогда сильно. Шёл Герасим, покачиваясь, рассказывал что-то верной Стрельбе. А потом споткнулся, упал и подняться не мог. Заснул на обочине дороги. Стрельба пыталась растормошить хозяина. Когда из этого ничего не вышло, кинулась в село. Примчалась к дому, стала царапать дверь, лаяла, выла. Вышедшую хозяйку потянула за полу шубы. Привела её к мирно почивающему на снегу Герасиму.

 А в охоте собака была весьма смышлёна. Поднимала зайцев и гналась за ними. И в охоте на водоплавающую дичь годилась: подбирала подстреленных уток на озёрах. Всему её хозяин научил.

 Жена Куропатова сердилась на мужа за охотничью его страсть, которая иногда мешала работе, да за «вынос тела» её благоверного. Однако, несмотря на странности мужа, любила его. Одна только дочь была у них. Похожая на мать, с волосами, чёрными как ночь. Как будто про неё говорится в Некрасовской «Тройке»: «Сквозь румянец щеки твоей смуглой Пробивается лёгкий пушок, Из-под брови твоей полукруглой Смотрит бойко лукавый глазок». Держал её отец в строгости. Уговор с другом заключил: как подрастёт дочка, отдаст её в жёны за его сына. Да не удержал свою драгоценную. Полюбила она парня из соседнего села.  Зимой посадил тот любимую в сани, и умчались они венчаться.  Когда жена прибежала в кузницу с этой вестью, Герасим Иванович кинулся домой, схватил ружьё, запряг коня, прыгнул в сани и погнался вслед за беглецами. Настёгивал коня вовсю. Если бы настиг – застрелил бы вора. Однако влюблённые умчались уже далеко. Не успел отец помешать им венчаться. Потом смирился, простил непослушную дочь.

 По прошествии нескольких лет сам Герасим рассказывал, улыбаясь в усы: «Мчусь, понимаешь, не замечаю, как от меня прохожие шарахаются, кто-то на санях еле увернулся от моего коня. Я, понимаешь, как Русь – птица-тройка, несусь, всё отстаёт и остаётся позади, на всех ужас наша скачка наводит, ветер гремит и рвётся на куски!»

Вот такую историю рассказывали о двоюродном прапрадеде Василия. А теперь он сам стал свидетелем явления «патриция».

Коробов начал толковать, что напрасно, мол, дядя так поступает. Как бы потом не обвинили его в издевательстве над народом.

– Кто обвинит? Да энти мужики только рады, что их Герасим водкой угощает! – вздохнул Максим Иванович.

Василий помнил, что ему рассказывали о дальнейшей судьбе «патриция» и его «рысаков».

Прошка, который когда-то с большим желанием участвовал в ношении Герасима Ивановича, оказался членом комбеда. Благодаря его стараниям Куропатова объявили кулаком, который эксплуатировал трудовое крестьянство, унижал достоинство бедняков. Вместе с женой Герасима сослали в Сибирь. Герасим Иванович вспоминал потом, как ехал в поезде, глядел на пролетающие леса, станции и полустанки, вспоминал детство, юность, молодость, любимую охоту и строки из «Псовой охоты» Некрасова: "Чуть не полмира в себе совмещая, Русь широко протянулась, родная! Много у нас и лесов, и полей, много в отечестве нашем зверей!" Это он потом родственникам расскажет о своих впечатлениях той лихой поры.

Через несколько лет пролетарский  активист Прошка замёрзнет зимой пьяным в сугробе. Не найдётся никого, кто бы позаботился и спас его. Дочь Герасима Ивановича будет жить в соседнем селе, родит двух дочерей. В конце пятидесятых годов её родители вернутся на родину. Герасим Иванович проживёт 90 лет. Историю о нём будет рассказывать его племянница Нина своему сыну и внуку.

Куропатов всё говаривал, что племянница на него похожа: высокий лоб, цвет глаз, правильные черты лица, брови вразлёт. Вспоминала, как подвыпивший дядя толковал её отцу: "Мы патриции, мы опора державы!" Впоследствии её сын стал преподавателем истории в университете. Студенты не раз замечали, что во время лекций по древнеримской истории Алексей Дмитриевич начинает неудержимо улыбаться, а то и прыскать неожиданно, что вызывало у них ответную реакцию.

 В Приречное к родственникам Алексей приезжал часто. Как-то, навещая сельское кладбище, он заметил, что могила прадедушки не ухожена, крест подгнил, покривился. Тогда он заказал мраморный памятник родственнику. На нём велел выбить:

  "Патриций Куропатов Герасим Иванович".

И вот Василий Коробов, оказавшийся в роли Михаила, увидел воочию чудачества знаменитого родственника.

В тот день в гости к ним заходили двое бывших фронтовиков, звали к себе посидеть, поговорить «за жизнь». Но Василий отказался, сославшись на нездоровье.

Поздно вечером, когда управились по хозяйству, зашли в дом, сели ужинать. Тут дверь отворилась и через порог шагнул Герасим Иванович.

– Мир дому сему! – провозгласил он, – здравствуйте, дорогие родственнички! Да будет ваша изба как полная чаша изобилия и блага! Здоровьичка вам, Максим и Серафима! О, Миша, эт ты, что ли?

– Здравствуй, брат, – степенно ответил хозяин, – не узнаёшь племянника? Садись за стол.

– Чё-то маленько он изменился как бы. Привет, Тёма!

Гость пожал руки всем мужчинам, приветственно помахал малышам, которые поели раньше и сейчас, хихикая, выглядывали из комнаты.

– Да я так, заглянул повидаться. Поужинал дома. Ты мне, брат, плесни немного самогона, чтоб душа запела, да я пойду, – весело проговорил Герасим Иванович.

– Ладно, плесну, – проговорил хозяин, доставая из шкапчика две бутылки: одну со слегка мутноватой жидкостью, другую – янтарного цвета, – но я лучше пива себе…

Василий тоже попросил пива. Все перекрестились. Затем старшие мужчины выпили и принялись за трапезу. Максим Иванович, прожевав кусок вяленого мяса, обратился к брату:

– Герасим, непотребно ты поступашь, неладно выдумал с энтими носилками. Вон Миша говорит, мол, пошто дядя Герасим над мужиками издеватса?

– Да не издеваюсь я! Они с радостью меня носят, потому как награду после получают!  – захохотал Герасим Иванович.

– Дядя Герасим, не надо так делать, а то потом припомнят тебе эти носильщики. Советская власть обвинит, скажут, мол, измывался над народом, – умоляющим тоном попросил Василий.

– Ничё плохого я не делаю! Только радость людям доставляю! – хохотал гость.

Поужинав и поговорив ещё немного, все встали из-за стола, помолились. Герасим Иванович отправился домой.

Стали стелить постели. Василий вышел во двор.

Тишина. На небе сияли в страшной высоте звёзды. Вернее, свет от них, след от давно исчезнувших светил. Где-то вдалеке тишь подчёркивали мелодии, наигрываемые на гармошке и балалайке. В голове вдруг всплыли слова песни группы «Ноль»:

Небо ночное черным-черно.

Нет печали о прожитом дне.

Да… крутая была питерская рок-группа, ещё и панк бацали. И как самобытно, что солирующим инструментом у них выступал баян! А песня называлась «Всё будет хорошо». Ну что ж, буду надеяться… Что там дальше-то? Выплыли строчки: «Мысли тревожные вас не гнетут, Ваш дом – это ваша нора»…

Он даже рассмеялся, представив, как будет отыскивать свою «нору». Даже пёс Буян поддержал его, радостно гавкнул. Василий глубоко вдохнул, выдохнул и зашёл в дом.

– Миша, я тебе постелила на сундуке, – проговорила мать.

Огромный сундук зелёного цвета, обитый железными полосками, которые перекрещивались, образуя ромбы, стоял в малой комнате, где ночевал на топчане и Артём. В сундуке хранилась одежда и ещё кой-какие нужные вещи.

Васе долго не спалось. Всё думал, сможет ли попасть обратно в своё время. А если не получится? Но там ведь Татьяна, только отношения наладились. Неужели никогда они не встретятся больше? Не дай бог, застрянет он в прошлом. Так из этого не поймёшь, что выйдет. Если приедет настоящий Михаил, то он самозванцем окажется, за мошенника ещё примут или за колдуна какого…

Глава 12. На покосе

На другой день, встав пораньше, мужчины втроём поехали на ближний покос. Прапрадед Василия, отец Михаила, правил конём. Мнимый Михаил и Артём сидели на телеге, посматривали по сторонам. Коробов с интересом глядел на полевую дорогу, приближавшийся лес. Вроде бы знакомые места, но во многом и отличались от тех, к которым привык. Вот проехали мимо заросшего ряской озерца, на котором хлопотали дикие утки. Спустя век его не станет. Лес в это время находился ближе к селу.

Показав на растущий у дороги цикорий, Василий заметил:

– О, сколько цикория растёт! А это ценное растение!

– А, Петров прут или кнут, – усмехнулся отец, – бают, что Апостол Пётр им как хворостиной овец гонял своих. Хо-хо-хо, – чем же он полезен? – Максим Иванович, до того сохранявший сугубо серьёзный вид, развеселился.

– Правда, тятя: цикорий очень полезный продукт. Из его корней делают порошок, который вместо кофе можно пить.

– Стало быть, в России кругом кофий растёт, а мы не знали! Тёма, можа, кофий нам делать из цикория да продавать? Купцами станем!

Артём посмеивался в ответ. Василий подумал, знал бы прапрадед, что его потомки вовсю кофе станут пить. А внучка его будет покупать цикорий, он ей больше понравится, потому как, по её словам, «вкусный, не хуже кофе, да к тому же давление не поднимает, и спится после него таково славно». Васе припомнилась песня группы «Ноль», названная в честь этого растения или напитка из него. Песенка шутейная, незатейливая, некоторые приятели называли её бессмысленной. Про некоего Цикория (именно так, с большой буквы), который сошёл с ума… И вот сейчас думает Василий, может статься, он сошёл с ума, не чудится ли ему ситуация, в которой он оказался? И не сошли ли с ума люди, начинающие войну внутри России? Проехали по лесной дороге, вскоре открылась большая поляна. Вот здорово! Это же покос, где Вася бывал с детства.

 Василий косить научился в детстве, деревенским родственникам помогал на сенокосе. Так что это дело ему не в диковинку. Они приладили косы к древкам. Трава выросла высокая, поляна пестрела разными цветами.

– О, иван-чай разросся, – показав на гряду растений у леса, проговорил Василий, – мне очень нравится напиток из него пить.

– Да, мать собират на сушку всякого разного цвету… Но мне больше по ндраву зверобой и душица, шибко они духмяные, – заметил Максим Иванович.

– Лучше, тятя, не просто сушить, а над огнём на железном листе подвяливать листья иван-чая, тогда замечательный чай выйдет, не хуже купленного. В старину русские купцы в Англию возили его на продажу.

– Скажешь тоже – подвяливать. Нам некогда возиться, и так дел полно, – наладив косу, отец семейства начал точить её лезвие. Ритмичный звон раздался над лугом. Парни занялись своими косами, которые в селе называли также литовками.

Максим Иванович сделал широкий прокос и пошёл вперёд, трава покорно ложилась широким полукругом перед ним. Василий двинулся за ним, Артём – следом. Вжик! Вжик! Косы в умелых руках как будто сами срезали травы, словно исполняли мелодию. Солнце сияло, пели птицы. Хорошее сено будет! Взор радовался разнотравию. Тут и костёр со стройным стеблем, узкими листьями, метёлками из колосков, в которых виднелись мелкие цветки. Может быть, название этого растения родственно названию «коса», подумалось Василию. Овсяница луговая с бледно-фиолетовыми колосками. Житняк показывал свои серо-сизые, как будто мокрые, листья, покачивая узкими длинными соцветиями-колосьями. Клевер красовался красными цветами.

И, конечно, больше всего восхищал своим ароматом донник. Трава  донника радовала гордо стоящими ветвистыми стеблями, изящными листочками, длинными кистями соцветий, как будто облепленных маленькими жёлтыми бабочками. И горьковато-сладкий медовый запах…  Вася подумал, что дивная сладость – это символ красоты природы, а горчинка – напоминание о риске невозможности его возврата в своё время.

Вася заметил под скошенным кустиком клевера клубнику, нагнулся, откусил несколько красно-белых ягод. И двинулся дальше. Несмотря на возраст, Максим Иванович косил мощно и быстро. Косари дошли до сосен, повернули назад. Тело радовалось работе на свежем воздухе. Скосив половину луга, решили пообедать.

Вася процитировал:

«Солнце жарко палит,

А работа кипит:

Под косою трава нагибается

И ложится волной;

Жарче солнце горит-разгорается.

От раздольных лугов

Сильный запах цветов

И душистого сена разносится.

Где-то птичка поёт.

Но не слышит народ

Звонкой песни, – работать торопится

Травку нужно сушить –

К ночи в копны сложить

И убрать, чтоб дождём не смочилася» –

Говорят мужики. И от взмаха руки

Полоса за полоской ложилася.

– Дельные стихи, – проговорил отец Михаила, – надо же, запомнил! Некрасов, что ли?

– Нет, Спиридон Дрожжин.

– И фамилия хорошая, настоящая русская, – заметил Максим Иванович и стал пить квас из кружки. Выпив, крякнул:

– Ядрёный!

Парни тоже с удовольствием глотнули кваску.

Артём спросил брата:

– Вася, а чего это чехословаки в нашей стране распоряжаться стали?

– Ну, ты же знаешь, наверно, что чехи и словаки в австро-венгерской армии против России воевали. Славяне они, родственные русским, а вот попали под власть венгров да немцев-австрияк. Призвали их в армию, воевать пришлось против нас. Много их в плен попало, не шибко хотелось им за императора Австро-Венгрии жизни свои губить. Собрали их здесь в корпус, чтобы отправить на поездах до Владивостока. А там союзники наши их должны были принять на пароходы и направить воевать против австро-венгров. Чтобы освободить чехословацкие земли. Вооружили их. Советская власть потребовала, чтобы они без оружия ехали. А те взбунтовались. В городах свергли большевиков. Екатеринбург захватили, Челябинск, Омск, Томск. Тут и другие враги советской власти поднялись. А им на подмогу другие страны пошлют войска.

– Хана большевикам! – воскликнул Максим Иванович и добавил с печалью – а можа, и России конец придёт…

– Нет, тятя! Не придёт. Победят большевики. Они не вечно будут править, а Россия вечно будет существовать.

– Ну, всё прям ты знашь!.. Пророк, еттить твою…

Максим Иванович опять назвал выдумками объяснения того, кого он принимал за сына. Он сменил тему беседы:

– Миша, ты чё-то на девок не глядишь. Пора бы выбрать себе, какая по ндраву, да жениться. А если нет на примете никого, так я сосватаю тебе хорошую девку.

– Тятя, пока не выбрал. Есть, правда, в городе одна девица добрая…

– Ну, зачем тебе городскую? Лучше свою, деревенскую, найди.

– Погожу пока. Да и события наступают тревожные.

Василий вспомнил о той, что осталась в том, его мире, и сердце у него сжалось от боли.

Когда ехали домой, Максим Иванович поглядывал на цветы цикория, растущие вдоль дороги и, улыбаясь, подзадоривая, говорил:

– Вот они, апостоловы хворостины, только поработай маленько, и барский напиток будет. Да, Михаил? А мы-то, темнота, и не знали, что кофий бесплатный растёт кругом.

Артёмка посмеивался, поддакивая отцу:

– Да, кофей кругом растёт, некогда только заняться его приготовлением.

Василий молчал, сидя в задумчивости. Подумалось, что в случае с Герасимом Ивановичем цикорий напрашивается как символ замены чего-то ценного чем-то другим. Синдром самозванца. Такой способ потешить себя осуществлением амбиций. Затем на ум пришли слова хозяина семьи о женитьбе. Это вызвало много воспоминаний.

Грустное настроение его прошло, когда они въехали в свой переулок. Перед домом на лужайке играли в догонялки пять малышей. Увидев косарей, они побежали навстречу подводе.

– Тпрру-у! Стой, Сивка! – остановил Куропатов коня. Ребятня вскарабкалась на телегу. Хоть немного, а прокатиться охота.

Перед своей оградой Максим Иванович остановился, малыши слезли, опять стали гоняться друг за дружкой. Артём пошёл открывать ворота. Василий (для всех окружающих – Михаил) потянулся и крикнул детям:

– Смотрите, сейчас колесом пройдусь!

Он показал упражнение. Дети удивились, с любопытством уставились на него. Следом за этим Вася подпрыгнул и крутанулся в воздухе. Сальто вызвало восторженные восклицания маленьких зрителей.

– Только не пробуйте так сами делать! Надо учиться, тренироваться долго, чтобы получилось.

– Ого-го, вот так да-а! Вот мой брат даёт! – глядя на дружков, гордо возглашал Лёня. Маня глядела на акробата, открыв рот.

Акробатическим упражнениям Василий научился во время занятий на секции вольной борьбы. Они развивали нужные умения, тренировали вестибулярный аппарат, владение ими помогало увереннее держаться во время схваток.

– А теперь на руках пройдусь! – провозгласил Вася. И пошёл. Через дорогу к соседнему дому добрался, повернулся, отправился обратно. Дети издавали крики восторга, бегая вокруг него. Некоторые пытались сами встать на руки, тут же падали с хохотом на траву под названием «гусиные лапки». Василий предложил Лёне помочь встать на руки, подержал его за ноги. Затем его попросил соседский мальчонка помочь в выполнении такого упражнения.

– Миша, тебе в нашей деревне надо цирк открыть, детей учить. Отбоя не будет! – произнёс сосед, вышедший из ограды посмотреть на представление.

Василий сказал мальчишкам, что для увеличения силы нужно отжиматься. Показал, как это делать, ребятишки тут же начали упражняться. Оставив их за таким увлекательным делом, направился в ограду.

Во время ужина Лёня и Маня пытались рассказать о замечательном представлении, однако отец строго сказал, что за столом надо соблюдать правило: «Когда я ем – я глух и нем». Малышам трудно было сдержать эмоции, и после еды они в своей комнате всё делились полученными впечатлениями, приглушив голоса.

К Василию же вернулись думы о женщинах, которые разбередил во время возвращения домой отец Михаила. Воспоминания прямо заполонили его сознание.  Думал об этом и когда лёг в постель. Опять уснуть долго не мог.

Глава 13. Василий и его женщины. Воспоминания

«Любовь – это история жизни женщины, эпизод в жизни мужчины». Однажды Вася где-то вычитал это изречение, кажется, французской писательницы, и оно ему понравилось. Удивился, что бывают такие умные женщины.

Коробов заводил много романов, и все скоротечные. Среди приятелей он слыл бабником. В компании парней отзывался об особах слабого пола скептически. Хотя о своих «победах» не болтал, как другие. Когда Коробов откровенничал с очередной подружкой, это кончалось плачевно. Если он в порыве откровенности рассказывал о своём первом попадании в прошлое, подруги не верили. Появлялась трещинка в отношениях, постепенно чувства их слабели, трещина превращалась в пропасть. А затем наступало расставание.

Жил он в общежитии. Девушек там проживало немало. Многие из них хороши. Особенно стройная брюнеточка с выразительными глазами цвета малахита. Как-то Коробов пригласил её после работы прогуляться по набережной. Та лишь улыбнулась. За ней обычно заезжал мужчина на мерседесе. Полный, с бородкой, самодовольный. В тот день он вовремя не приехал, и брюнетка согласилась поехать на автобусе.

Они гуляли по набережной, Вася рассказывал о службе в армии, о том, как красивы родные места. В сентябре леса, покрывающие Уральские горы, радуют взоры красной, жёлтой, оранжевой листвой. Багрец и золото…

Девушка читала стихи Марины Цветаевой. Коробова умиляло благоговение, с которым она относилась к поэтессе, наивная гордость, что она является её тёзкой. Потом он найдёт афоризм Цветаевой и прочитает его девушке. О согласованности душ. Особо выделив вторую часть: «Итак, чтобы люди друг друга понимали, надо, чтобы они шли или лежали рядом».

Ну, это он скажет уже на второй день. После того, как приведёт к себе в комнату Марину, угостит её как положено. Одарит её ласками, ну и так далее…

Бывший кавалер Марины будет пробовать вернуть её. Устроит разборки с Василием. Коробов даст ему от ворот поворот. И будет горд своей решительностью. И тем, что девушка бросила ради него богатого мужика.

Только отношения с Мариной оказались недолгими. Василий так доверился своей подруге, что однажды поведал ей о своём путешествии в прошлое.

– Ну ты и фантазёр, Васька! – воскликнула со смехом девушка.

– Да я правду говорю!

– Ну, Коробов, ты такой выдумщик, не ожидала от тебя! – продолжала смеяться подруга.

– Марина, не смейся, это произошло со мной на самом деле. Могу поклясться! – с горячностью стал убеждать её парень. Но тут же пожалел об этом. Во взгляде Марины появилось какое-то странное выражение, которое не понравилось Василию. Недоумение, сожаление, превосходство читались в её взгляде.

Пришлось прервать уверения и сказать, что он пошутил. А на душе осталась горечь. После того разговора доверительность стала таять как в небе облака.

А однажды один парень сказал ему, что бывший хахаль Маринки – женатик, отец двоих детей. После этого Вася заявит подруге, что они не подходят друг другу. Мол, это был всего лишь эпизод жизни. Прямо как в афоризме.

Нет, Васю нельзя считать безнравственным человеком. Он искал девушку своей мечты, единственную и неповторимую. И чтобы никаких женатых любовников у неё не имелось.

Вскоре оказалось, что в роли единственной может оказаться и женщина с опытом. Давненько Коробов заглядывался на тридцатилетнюю Зою, бывавшую в гостях у подруг в общежитии. Тайком любовался её фигурой, охотно разговаривал с ней, когда она оказывалась рядом. Радовался её обаятельной улыбке. Она растила дочку, имела мужа.

Муж, правда, непутёвый Зое попался. То одну, то другую любовницу заводил. И всё грозился уйти из семьи. Об этом Коробов знал из рассказов Зои своим подругам, случайным свидетелем коих оказывался.

Василий думал о том, какой дурачина супруг Зои. От такой женщины бегать, это надо быть совсем бестолковым или издевателем. Однажды несчастная женщина поведала приятельницам, что муж объявил ей об окончательном уходе к очередной пассии.

Вася решил действовать. Пригласил коллегу в субботу прогуляться по набережной.

Та удивилась. Подумав, согласилась.

Василий и Зоя гуляли, затем катались на велосипедном экипаже. С удовольствием смотрели на реку и строения на другом берегу, на два огромных колеса обозрения в парке. Дочку женщина увезла к бабушке. В воскресенье они отправились на другой берег. Колесо обозрения плавно возносило их кабину ввысь. Будто на воздушном шаре поднимались в небо. Они любовались рекой, кремлём на другом берегу.

Вася рассказывал смешные случаи из армейской и студенческой жизни, вспоминал, как проводил детские и подростковые годы в деревне у родственников. Зоя мягко улыбалась, внимательно слушала. Показала фотографию дочки. Вася влюбился в эту скромную, милую женщину. Но, чтобы понимать друг друга, конечно, надо не только сидеть и шагать, но и лежать рядом… Хорошо, что его сосед по комнате находился в командировке.

Василий Коробов нашёл, наконец, свой идеал. Он, правда, оказался не таким, каким вначале его представлял. Женщина с ребёнком… Но он любил и Зою, и дочку, представляя себя её отцом. Друзья спрашивали, дескать, что это ты сияешь как майское солнышко?

Васино блаженство длилось целый месяц. И опять он взял и поведал женщине о том ночном случае, когда перед ним ожило прошлое. Зоя взглянула на него как на блаженного. А ночью постелила себе отдельно, заявив, что у неё заболела голова. После того разговора она стала холодной.

Через некоторое время Зоя сказала, что муж кается в измене, в уходе от неё. Назад просится. И дочка очень соскучилась по папе. Негоже ребёнка разлучать с отцом. А потому, мол, Вася, прости меня, но ничего у нас с тобой не получится. Найдёшь себе другую, помоложе.

Василий очень переживал разрыв с Зоей. Влюбился он в неё без ума. Всё теперь ему оказалось не мило. Имя «Зоя» в переводе на русский означает «жизнь». Эта женщина и была его жизнью, смыслом его существования. «Жизнь ушла от меня», – ворочалась в голове тяжёлая мысль.

Беседы с приятелями, исповеди под выпивку облегчения не приносили. Дружки советовали забыть Зою, ругали женщин.

Глава 14. Татьяна

Перед глазами Василия ожило ещё одно воспоминание. Как-то во время отпуска решил навестить родственников в Омске. В свои 26 лет он отличался общительностью, чувством долга и основательностью. Гости родственников удивлялись, когда Василий говорил им с гордостью, что работает фрезеровщиком на заводе. Пожил у них четыре дня. Побывал на даче. С достопримечательностями города познакомился.

Однако в гостях хорошо, а дома лучше. Попросил родственников не провожать, не беспокоиться. К поезду приехал на такси заранее. Когда прибыл поезд, быстро отыскал свой плацкартный вагон. В очереди среди пассажиров около него оказалась симпатичная стройная девушка. Вася громко произнёс:

– Девушка, дозвольте вам помочь, каталку поднять?

– Да не надо, я сама, привычная, – со смущённой улыбкой отказалась было девушка.

Однако Василий подхватил её каталку и поставил на площадку в тамбур. Вслед за этим ещё и помог подняться, поддержал её за локоток, когда она поднималась. Потом уже представил свой билет.

– Что, понравилась красавица? – хохотнула полная добродушная проводница.

Коробов двинулся по проходу, отыскивая своё место. Девушка уже села.  Парень заглянул к ней и обрадованно воскликнул:

– О, мы в одном купе оказались! Вам далеко ехать?

– В Екатеринбург.

– Ну я немного раньше выйду, но всё равно долго вместе ехать. Я в гости в Омск приезжал. Интересный город! Посетил музеи: исторический, изобразительный. Картины знаменитых художников там есть. В Литературном музее имени Достоевского побывал. О периоде нахождения писателя на каторге больше узнал. С родственниками по набережной возле Иртыша погуляли вволю. Длиннющая она! А какой там удивительно красивый особняк купца Батюшкова, чудо какое-то! Местные называют его «Дом Колчака», он там в Гражданскую войну проживал.

– Да, в нашем городе много интересного, – произнесла девушка.

– Позвольте познакомиться: меня Василием кличут. Работаю на заводе.

– А я Таня. Студентка Уральского университета, – с милой улыбкой произнесла попутчица.

– Какое хорошее имя, оно Вам очень подходит. Вы, Таня, учитесь на филологическом факультете.

– Да… Как Вы угадали? – девушка округлила глаза.

Лёгкий румянец проступил на её нежных щеках. Словно утренняя заря. А очи – небесная лазурь.

– Да вот как-то само собой… Интуиция подсказала.

А я тоже поступал в один педвуз на исторический, – продолжил Пётр, – заочно. Мужики в цехе недоумевали, мол, зачем мне это надо, никак понять не могли. Я два года с половиной проучился, потом бросил.

– Почему-у-у? – в голосе собеседницы прозвучали нотки сожаления и сочувствия. – Из-за того, что ваши соратники этого не понимали?

 От интонации голоса девушки Васе горячо стало в груди.

– Да нет! Интересно учиться, преподы хорошие. Только я рассудил, что и без диплома обойдусь. Учителем работать не хотел. А на работе меня ценят, зарплата хорошая.

– Ну-у, мне кажется, зря Вы прекратили учёбу. Неужели Вам так работа своя нравится?

Василию приятно было, что девушка заинтересовалась его жизнью, даже огорчилась, что он бросил учёбу. Как-то сразу у них разговор наладился, как будто давно знакомы.

– Рабочие тоже нужны, – широкая улыбка осветила его лицо. – А работа – да, очень нравится. Но и с историей я не завязал! –  воскликнул он. – Продолжаю самообразование. Также у меня есть друг – доцент. – Тут он хохотнул, – то есть не как в кинокомедии, а настоящий, преподаватель истории нашего университета. Мы с ним как сойдёмся в гостях, так о разных исторических эпохах говорим. Ещё от него я много чего узнал. Иногда такое желание возникает: вот бы на время попасть в прошлое, поглядеть, поговорить с тогдашними людьми!

Татьяна похвалила увлечение собеседника.

– Я и художественную литературу читаю регулярно. Не только фантастику и фэнтези, но и русскую классику девятнадцатого века. Таня, вы в этом семестре какие произведения изучаете?

Беседа перешла на литературные темы. Таня обучалась на третьем курсе. Василий смотрел на неё и не мог взгляд оторвать. Всё в ней его пленяло. Волнистые тёмно-русые волосы касались её узких покатых плеч. Тонкая шея. Длинные ресницы. Маленькая коричневая родинка над правой бровью. Доверчивый взгляд. Прямой нос. Полноватые губы.

Ему очень хотелось, чтобы они так и остались вдвоём в купе. Однако на следующей станции появились другие попутчики. Двое весёлых солдат заглянули к ним:

– Здравствуйте! Кажись, здесь наши места.

– Приветствую! – Откликнулся Пётр, – дембеля?

– Так точно! Отдали долг Родине!

Вася и Таня встали, чтобы попутчики разместили свои чемоданы под сиденьями. Бравые парни задвинули багаж и принялись знакомиться. Вася и с ними нашёл общий язык. Улыбаясь, оглядывал их ушитую форму, множество значков, украшавших кителя. У одного из солдат красовались на груди аксельбанты, хоть не по уставу, зато какой вид обмундированию придают внушительный, торжественный. На погонах – две лычки. Младший сержант. Высокого роста, с крупной темноволосой головой, карими глазами. Его соратник – рядовой, среднего роста, зеленоглазый. Первого звали Витя, второго – Саша. Поговорили об армии…

Когда поезд тронулся и набрал ход, дембеля предложили сыграть в карты. Василию хотелось продолжить беседу с девушкой, но у неё билет оказался на место на верхней полке. Куда она и забралась, легла и начала смотреть в окно. Василий взялся за карты. Во время игры иногда поднимал голову. Тут же Таня поворачивала голову и улыбалась ему.

По пути к ним незаметно как-то подсел белёсый парень в серой рубахе и жилете с глубокими карманами, сказал, что едет в Москву. Попросился играть. Представился Аликом, всё посмеивался, быстро переводя взгляд с одного попутчика на другого.

Витя через какое-то время потянулся (аксельбанты качнулись величаво) и сказал:

– Чё-то мне надоело играть. Давайте сходим в вагон-ресторан! Знакомство чтобы закрепить.

Все пятеро охотно согласились. Таня, метнув лучистый взгляд на Васю, попросила чуть подождать её. Трое знакомцев ушли. Девушка спрятала сумочку с деньгами и документами в постель.

Когда они зашли в вагон-ресторан, «дембеля» уже сидели за столом. Белёсого знакомца с ними не было, ушёл покурить.

Закуску заказали одинаковую для всех, друзья себе – водки, Вася себе и Тане – вина.

Таня улыбалась и смеялась шуткам всех трёх парней. Но чаще всего  обращала взор на Васю. Саша, усмехнувшись, после выпитой рюмки произнёс:

– Татьяна, у тебя и у Василия глаза одного цвета.

– Нет, у меня потемнее, наверное, – взглянув на смутившуюся Таню, возразил Василий. Радость, предчувствие счастья росли в нём с каждой минутой, даже иногда от этого перехватывало дыхание.

Компания вернулась в купе весёлая и беззаботная. Витя вспомнил ещё один анекдот и принялся рассказывать. Однако тут Таня, потрогавшая свою постель, вскрикнула. Тут же она взлетела на верхнюю полку и стала лихорадочно искать.

– Сумочки нет! – воскликнула она. В её широко открытых глазах застыл ужас.

Парни ошарашенно глядели на неё. Попросили ещё поискать.

– Таня, не волнуйся, пожалуйста, – сказал Коробов. Тут его озарило:

– Слушайте, Алик так и не пришёл в вагон-ресторан. Все подозрения на него падают!

Дембеля согласились.

– У меня там документы и деньги! – Таня сдавленно рыдала, зажимая рот руками.

Парни утешали её как могли. Потрясённая, девушка обливалась слезами. Вася старался успокоить её.

Но тут поезд, замедлявший ход, остановился. Граница. Дальше   железнодорожный путь проходил через Казахстан. Пошли с проверкой пограничники, таможенники.

Татьяне, как не имеющей паспорта на руках, приказали покинуть поезд. Ни рыдания девушки, ни объяснения и заступничество парней не повлияли на стражей границы и закона.

Вася убедительно попросил:

– Таня, не отчаивайся, я тебе дам денег. Давай запишем номера мобильников. Я тебе помогу, не бойся ничего.

Они обменялись номерами. Девушка взяла деньги, благодарила Васю и горько плакала.

Потерпевшей пришлось выйти на перрон.

А Коробов решил пройтись по всему поезду, поискать того подозрительного типа. Пока он утешал девушку, Витя и Саша, предъявляя документы, успевали заглядывать в окно, проверяя, не сошёл ли Алик, не видно ли его на привокзальной площади. Когда поезд тронулся, трое парней отправились прочёсывать вагоны. Не торопясь двигались, внимательно смотрели на всех пассажиров. Прошлись до первого вагона, (а их был четвёртый), не обнаружили. Отправились обратно. В девятом вагоне нашли-таки того Алика!

Лежит на верхней полке, отвернувшись к стенке, будто бы спит.

Василий шепнул Саше, чтобы тот пригласил проводницу. Когда она появилась, толкнул в бок Алика. Никакой реакции в ответ.

– Алик! Вставай, хватит притворяться! – воскликнул Коробов.

– Вы, наверное, ошиблись, – заметила подошедшая проводница, – здесь нет пассажира с таким именем.

– Он сам так назвался! – резко произнёс Витя. Они взялись вдвоём с Василием трясти спавшего, повторяя: «Вставай!»

– А? Что? В чём дело? – с возмущением крикнул спавший. Впрочем, у него вид оказался совсем не сонный, а испуганно-злой.

– Слезай! – внушительно пробасил Витя.

– Ты с нами в карты играл. У девушки из нашего купе пропала сумка. Когда мы отправились в ресторан, ты с нами не пошёл, – в упор глядя на спустившегося вниз подозреваемого, отчеканил Василий.

– А я при чём? Я ушёл, я ничё не знаю, вы не имеете права меня допрашивать! – огрызнулся белёсый. Глаза его бегали по сторонам. Находившиеся рядом пассажиры с любопытством наблюдали за событием.

– Придётся тебе показать свои сумки или чемоданы, что там у тебя? Проверим их на наличие в них чужой вещи – веско заметил Коробов.

– Не имеете права! – голос опрашиваемого сорвался, «дал петуха», как говорится. – А ты чё, полиция, чё ты раскомандовался?! – выпалил он.

– Да-да, он следователь, – усмехнулся Саша. – И с нами проводница.

– Давай по-хорошему, – показывай свои вещички, – мирно, увещевающе произнёс Витя. И, подняв огромный кулак, слегка почесал им своё ухо.

– А звать Вас не Алик, – сказала проводница и назвала настоящие имя и фамилию подозреваемого.

Тот опять попробовал возмутиться. Но вскоре сдался и позволил его обыскать. Нашлась сумочка Татьяны! И паспорт там, и деньги. Позвонил Вася Тане, обрадовал. С этого времени и зародились у них доверительные отношения, которые стали быстро развиваться.

Она пригласила Коробова в Екатеринбург. Встретила его на вокзале. Потом в центр отправились. Таня как заправский экскурсовод знакомила со знаменитыми местами города. Василий раньше всё как-то проездом бывал в городе. А теперь с удовольствием созерцал в центре Плотинку, Исторический сквер. Место, где когда-то появился завод, вокруг которого вырос знаменитый город. Они гуляли по набережной пруда, возле реки Исети. Оживлённо беседовали. У Василия всё сильнее становилась симпатия к Тане, перераставшая в яркое сильное чувство. Интересные старинные здания, различные памятники радовали душу. Но больше всего волновало вдохновенное лицо, сияющие глаза и голос девушки. Молодые люди побывали и в доме-музее Бажова.

– Представляешь, Бажов сам его выстроил! И там всё сохранилось как было при нём!

– Вот здорово! Так мы можем попасть в прошлое, почти на сто лет назад, путешествие можем совершить!

– Давай совершим! В гости к знаменитому писателю зайдём, – с радостью воскликнула Татьяна, – мне в детстве его сказы мама читала, потом я сама ими зачитывалась. А как переживала за героев! Когда они подошли к деревянному дому с мемориальной доской на стене, девушка обратила внимание на то, что сохранились сад при нём, а в самом доме – библиотека писателя.

– Кто-то сказал, Цицерон, кажется, что богатство – это библиотека и сад, как-то так, – начал припоминать Коробов.

– Наверное, так он выразился: «Всякий, у кого есть библиотека и сад, не нуждается больше ни в чём», – подхватила Таня.

Да, экскурсия оказалась замечательной. Прекрасно они тогда провели день. После этого продолжили встречаться, звонить друг другу.

Василий подумал: «А у Бажова есть книга, названная им «Дальнее – близкое». Он вздохнул. Вот и у него дальнее стало близким, прошлое превратилось в настоящее. Как бы вернуться в своё время, получится ли?,

Глава 15. Татьяна о мистических происшествиях в жизни

Как-то он спросил девушку:

– Татьяна, а с тобой случались какие-нибудь необычные события, которые ты не могла объяснить?

– Знаешь, что-то было. Можно сказать, мистика какая-то. Вот два случая, которые испытала наша семья.

Мы отмечали сороковой день со дня кончины отца. Мы с мамой  приготовили обед, кушанья. Приехал брат, его тоже Васей зовут, мамины племянницы Лариса и Людмила.

За столом вспоминали рано ушедшего из жизни отца. Лариса говорила, мол, в 63 года ушёл дядя Павел – разве это срок?! Жить бы да жить. Работал он кузнецом в своём селе, как и твои родственники. Ладони имел широченные. Сам худощавым, стройным был.  И вот поминаем мы его.

 Мама рассказала, что на днях что-то странное случилось. У нас в доме со стороны дороги окна ставнями закрыты. Зима, на улице мороз. И вдруг в один из ставней раздался удар! Затем ещё два громких стука. И тишина… Мы так и обомлели. Наутро вышли посмотреть, а в палисаднике никаких следов нет. И снег ночью не сыпал. Вот что это могло быть?

Вася сказал, что это, может быть, ветром с крыши снег скинуло. Но ведь погода стояла тихая!

Вообще, в мире есть немало таинственного. Брат не верил ни в какие тайны, а в тот раз тоже, наверное, задумался. Прошло немного времени после его слов. И вдруг в соседней комнате что-то упало. Женщины охнули. Брат пошёл в ту комнату. Там на столе перед иконой стояла поминальная рюмка с куском хлеба наверху.

Обратно он вернулся с изумлённым выражением лица. Мы испуганно смотрим на него. Спрашиваем, что произошло.

– Представляете: рюмка упала на пол. Как это могло произойти? – спросил потрясённый брат, – кошка здесь на кухне, мышей у вас нет…

Мама вздохнула и ответила:

– Видно, душа вашего отца простилась с нами.

Вспомнил Коробов рассказ Тани и задумался глубоко. Надо попробовать вернуться в своё время. Неужели он не встретится больше с Таней? Сердце обдало жаром, бешено заколотилось. Заболела голова. Но сначала надо добиться того, чтобы Артёма не мобилизовали. Ему думалось, вот, мол, избавлю брата, то есть двоюродного прадеда от мобилизации, найду хронодыру и возвращусь обратно в своё время. Татьяне можно о своём путешествии рассказать. Если поверит, то она станет его судьбой. С такими мыслями он заснул.

Глава 16. Белые в селе

На другой день на покосе мужики, поработав до полудня, пообедали. Парни затеяли борьбу. Василий поучил Артёма некоторым приёмам: бросок через бедро, сваливание захватом ног…

– А вот смотри, хороший приём есть: сбивание захватом руки и зацепом ноги. Захватываешь руку соперника своими двумя за плечо и запястье, дёргаешь его на себя, потом зацеп ногой делаешь изнутри, руку тянешь, толкаешь его в грудь плечом, зацепленную ногу выше поднимаешь. И валишь противника на землю. При этом используешь сопротивление противника в свою пользу. Надо, конечно, много раз пробовать, чтобы стало получаться. Здесь как в жизни вообще – использовать не только промахи соперника против него, но и делать так, чтобы его достоинства превращать в недостатки.

Максим Иванович, прилёгший под берёзой в тени отдохнуть, заметил, посмеиваясь:

– Вы чё же это, не устали разве? Силушка молодая бродит. Мой тятя в молодости, говорят, славный был борец. Многих побеждал в нашем селе. Из соседних деревень приезжали парни силой меряться, он их тоже валил всех. А у тебя, Михаил, ловко получатца, видно, в армии знатно обучали.

Затем он задремал. Парни сорвали по несколько кустиков клубники со спелыми ягодами и тоже присели в тенёк. Молча смотрели на поляну, на лес. Задумчиво лакомились сладкими красными ягодами.  Тишина. Лишь птица напевает недалеко на верхушке дерева. Иволга старательно повторяла мелодию, а ему слышалось: «Вот так влюби-и-и-лся!» Скошенная трава и сено в копнах источали смешанный изумительный аромат.

– Миша, – прервал молчание брат, – а почему русская армия германцев не прогнала с занятых земель?

– Да потому что армию развалили призывами против войны. Большевики постарались, мол, не нужно сражаться за интересы капиталистов и помещиков. А в декабре семнадцатого декрет дурацкий вышел о равенстве всех военных. Отмену званий, чинов и наград провозгласил. Какое равенство может быть между солдатами и генералами?! До этого-то солдатские комитеты вмешивались в дела командования. А тут вообще придумали что-то несусветное: всех командиров выбирать! Бардак! Декрет Совета народных комиссаров. Потом, когда Красную армию начали создавать, от выборности отказались.

– Ты, вроде, когда вернулся с фронта, не так толковал, – удивился «братец», – объяснял, мол, опостылела тебе война.

– Устал, конечно, я там. Надоело кровь проливать – и чужую, и свою. Видетьтоварищей, с которыми вроде недавно вместе в окопе вместе находились, а после обстрела глядишь, а он уже лежит без признаков жизни, душа в рай улетела. Или после ранения криком кричит от боли. Только зря мы радовались, когда с фронта домой ехали. Кончилась, дескать, бойня, заживём теперь спокойно, мирно. А дома своя бойня начинается.

– Неужели война будет в России, русские против русских начнут воевать?

– Уже началась. И русские, и другие народы Матушки России будут воевать. Кто – за социализм, кто – за буржуазную демократию, кто – за отделение своей национальной окраины от России. Кто-то захочет вернуть батюшку-царя, прежние порядки, какие были до революции. Вот эти самую сильную армию против большевиков соберут.

 Однако Советская власть выстоит, только советы все подчиняться будут коммунистам, то есть большевикам. Эх, надоело воевать на империалистической войне, а тут гражданская начинается. Ты представляешь, что может начаться? Родные люди могут оказаться во враждебных войсках. Артём, надо тебе где-то спрятаться, когда мобилизация будет.

– Где же я спрячусь?

– Подумай хорошенько. Может, куда-то к родственникам уехать. На крайний случай в лесу спрятаться можно, землянку там вырыть и жить.

– Ну, ты и придумал, – хмыкнул Артём, – в землянке, в лесу… Что я тебе – медведь или барсук какой? А ты со мной собираешься прятаться?

– Нет.

– Почему?

– Дела у меня важные, братец. Рассказать не могу. Скоро я покину село. Не хотелось бы, чтоб ты воевал, стрелял, убивал кого-то.

Артём хотел ещё спросить что-то, но в это время отец проснулся. Они встали и продолжили работу.

Вечером они услышали скрип двери в ограде. Зашли двое мужчин.

– Степан с Митькой… Чего это они? – с тревогой произнесла мать.

Непрошенные гости направились вдоль стены к крыльцу. Хозяин открыл створку окна и окликнул их:

– Здорово были, земляки!

– Вечер добрый, Иваныч! – степенно ответствовал мужик постарше с густой бородой. Молодой тоже поздоровался.

– Какими судьбами занесло вас в наш край?

– Иваныч, завтра утром возле церкви состоится сход всех жителей нашего села. Прибыл отряд. Его начальник речь будет говорить.

Что за отряд, что за начальник? – удивлённо спросил Максим Иванович.

– Завтра всё узнаешь. Только обязательно приходите со своими сыновьями.

Сделав лёгкий поклон, нечаянные гости удалились.

Глава 17. Побег

Василий шёпотом спросил у Артёма, кто это. Тот, уже не удивляясь, тихонько успел сказать, мол, Степан до революции исполнял обязанности сельского старосты, а Митька – его сын.

Утром Василий сказал Артёму, чтобы тот расположился за огородом у речки. Он и отец отправились к церкви, возле которой располагалась сельская площадь. Переходя через мост, Вася успокаивающе сказал:

– Тятя, не беспокойся, в войско против красных сейчас набирают добровольцев, так что Артёму нечего беспокоиться. А я как-нибудь отделаюсь от этого.

– Ох, не знаю, чем это всё кончится, – вздохнул Максим Иванович.

Они догнали группу односельчан, обсуждавших предстоящую встречу с отрядом.

На площади уже собралось немало народу. Новоприбывшие встали за спинами стоявших. Напротив, на другом конце площади виднелись всадники. Недалеко от них стояла шеренга пехотинцев. Вокруг толпы прогуливались, присматриваясь к сельчанам, офицер и двое солдат. На небольшом деревянном помосте в центре площади стояли несколько офицеров. Внизу возле помоста за столом сидел военный, перебирая листы какого-то альбома.

От группы офицеров отделился человек в крестьянской одежде. Пётр узнал в нём Степана, заходившего к ним вчера. Тот оглядел собравшихся, прокашлялся и громко толстым голосом натужно закричал:

– Уважаемые односельчане! Сейчас с вами будет говорить его высокоблагородие господин капитан Забурин!

Говор в толпе смолк. Вперёд шагнул представленный офицер. Высокий, щеголеватый, с пышными пшеничными усами. Повёл высоко поднятой головой налево-направо, выставив широкий подбородок, выпятив нижнюю губу. Поправил узкой ладонью с длинными пальцами фуражку.  Раздался его бас:

– Дорогие граждане России! Православные! Вы, хлеборобы, составляете большую часть русского народа. Вы были опорой Великой Российской империи. Но вот настала лихая година, наступили смута и разруха. Власть в стране захватили большевики. В Москве сейчас правительство, состоящее из жидов-большевиков. Наше Отечество в опасности! Надо спасать его от захватчиков-варваров! Против безбожной красной заразы организуется Белая армия, куда идут все истинные сыны нашей любимой Родины. Пополним ряды армии, которая сбросит иго сатанинской власти!

Раздалось несколько криков одобрения. Большинство же собравшихся молчало. Офицер призвал записываться в добровольцы армии спасения России.

Василий бочком выбрался из толпы и медленно пошёл. Вдруг раздался окрик. Его догнал солдат, который схватил за руку и строго спросил:

– Ты куда? Сход не окончен, в армию записываться начинают!

– Дак это же дело добровольное! – деланно-простодушно ответил Пётр.

– Это всех мужчин касается! – посуровел боец, – как тебя зовут?

– Пётр Иванов я. Да сейчас я вернусь, живот скрутило, правда, тяжко… вон за огород зайду. Он показал на проулок, выходящий к реке.

Солдат отправился за ним. Как только завернули за огород, Василий сделал вид, что расстёгивает пояс штанов. Но тут же резко подскочил к солдату, схватил его за ноги и рванул. Тот упал, пытался заорать и перевернуться. Но Василий навалился на него, перехватил рукой шею. Солдат захрипел. Василий завернул ему руку за спину, схватил упавшую фуражку, её край просунул ему меж зубов. Расстегнул военному ремень, завернул другую руку за спину и затянул руки. Схватился за сапог, начал сдёргивать. Солдат, мыча, перевернулся, ногами отбиваясь от напавшего. Василий упал на него как коршун, ударил кулаком под дых. Боец ослаб, с шумом дыша носом, словно хрюкая. Вася сдёрнул сапог, затем – другой. Фу, портянки воняют! Да не до благовоний, некогда брезговать. Скрутил портянки жгутами, связал пленённому ноги у щиколоток. Один сапог бросил подальше налево, другой – направо. Винтовку откинул подальше. Для надёжности снял свой поясок с рубахи и связал ещё руки солдата у запястий.

Затем зашёл в воду прямо в одежде, переплыл на другой берег, заросший тальником. Скрываясь за зарослями тальника, поспешил налево по дорожке, ведущей вдоль огородов, к краю села. Наконец-то их переулок. А вот и братец.

– Артём, пошли быстрей, в лес надо успеть!

За селом река поворачивала налево. А недалеко к её правому берегу подходила берёзовая роща.

Добрались наконец-то до конца села, обогнули последний огород, затем забежали в берёзовую рощу. Пересекли её, направились к сосновому бору. За ним находилась деревня, где жили их родственники. Когда бежали, услышали звук выстрела, донёсшийся из их села.

Углубились в сосняк, перешли на спокойный шаг, выравнивая дыхание. Остановились отдышаться. Василий предложил отдохнуть. Они уселись на ковёр-подстилку из бурых и жёлтых иголок, опершись спинами на стволы сосен-великанов.

Василий поднял сорванные ростки земляники с созревшими плодами, полюбовался алыми ягодами, с удовольствием вдохнул их аромат. Отправил их в рот, наслаждаясь нежным сладко-кислым вкусом.

– Миша, сколько дней нам у родни прятаться? Люди заметят, могут донести, – заговорил Артём, – да и чем нас им кормить, у них своя семья.

– Дня два пробудешь, потом домой вернёшься.

– А ты не пойдёшь разве?

– Нет, Тёма, у меня свои дела есть.

Мнимые братья помолчали. Затем Артём продолжил разговор:

– Чё мы бегаем? Нельзя как-то по-другому поступить? А вдруг бы не забрали нас в войско… Обойдётся, можа, как-нибудь…

– Не обойдётся, Артёмушка. Я был на фронте, знаю, каково это – людей губить. Там ещё с врагом имели дело, которые на нашу страну пёрли. А тут в самой Рассее-матушке война начинается. Жуткое это дело. На мировой войне россиян убито и ранено три миллиона шестьсот с лишним тысяч, больше двух миллионов в плен попало. На этой  гражданской миллиона три погибнет.

– Откуда ты знаешь? – в очередной раз удивился Артём, – колдун ты, что ли?

– Да вот знаю. Хотя и не колдун. А тебе, братец, добра хочу, чтобы ты не воевал, не губил русских людей, сам не погиб. А мы с тобой опять расстанемся может на год, может, больше. Когда встретимся, не сердись на меня.

– За что?

– Ну, мало ли… Я же говорил, что из-за контузии иногда память у меня отшибает. Вдруг да буду говорить, что не убегали мы с тобой из деревни. И что разговора этого у нас с тобой не было. Вдруг в чём-то обвинять тебя начну, так ты, это… не обижайся.

– Ну, Михаил, ты прям, как будто всё знашь, чё дальше в жизни будет…

– Опыт подсказывает. А иногда во сне кто-то внушает, что дальше случится.

Артём в удивлении только покачал головой.

Отдохнув, они поднялись. Василий, уже сроднившийся с именем Михаил, пожелал удачи Артёму. Они крепко обнялись на прощание, перекрестились. И «братец» пошагал через лес, дважды оглянувшись. Когда он скрылся совсем за деревьями, Василий опустился опять, привалился к сосне и вскоре задремал.

Глава 18. Возвращение

Пробыл в бору он до самой темноты. Потом отправился назад. В лесу подобрал обломок сухой толстой ветки. Пройдя через рощу, прислушался. Не услышав подозрительных шумов, осторожно двинулся, огибая село. Луна спряталась за тучку. Вот они огороды, на место которых в будущем продвинется кладбище.

 Задачу свою он выполнил. Оставалось отыскать хронодыру и попробовать попасть обратно в своё время. Пока брёл в темноте, несколько раз приходила в голову мысль: а вдруг не получится? При этом его обдавало жаром, словно в бане, когда от выплеснутой на каменку из ковша воды ураганом вырывался пар. Но он отгонял от себя мысли о неудаче.

Непривычно видеть, что в селе многие избы тускло светились окнами, другие были темны.  До электричества ещё дело не дошло. В нескольких больших домах окна освещались довольно ярко, видимо там стояли лампы-трёхлинейки.

Ага, вон тот дом и огород. Вася подкрался к ограде из плетня, примял ногами осторожно крапиву и лопухи по сторонам. В доме ещё светилось окошко. Решил подождать, когда хозяева лягут спать. Сел на сорванные листья лопуха, привалившись к плетню. Постепенно задремал.

 Тишина не нарушалась, а подчёркивалась, оттенялась безумолчным стрекотаньем кузнечиков. Будто огромный ансамбль исполнял своеобразную музыку. Да ещё собаки в деревне кое-где брехали от скуки. Непонятно, сколько времени он пребывал в дрёме. Разбудили его комары. Обрадованные поживой, они начали его атаковать, не испытывая никакого почтения к путешественнику из будущего.

Занявшись уничтожением кровопийцев, Вася отвлёкся от дум о том, сможет ли он попасть в своё время. Вот уже и луна выплыла из-за тучи и с насмешкой наблюдала за неравным боем человека с полчищами кровососов. Удивительно, что в ту ночь, когда Василий попал в прошлое, комаров не наблюдалось.

Устав сражаться с комарами, встал, заглянул за ограду. Свет в доме потушен, соседние избы также утопали во тьме. Пора отправляться на поиски хронодыры. Перелез через плетень. Присел, прислушался, закрывая лицо от комариных атак. Всё тихо. Двинулся в полусогнутом состоянии по направлению к колодцу.

Подойдя к источнику влаги, вновь присел. Огляделся. Тишина. Вспомнилось вдруг, что на гербе Екатеринбурга изображены плавильная печь и колодец. Точнее, вход в шахту в форме колодезного сруба. Символично. Вот бы сейчас через колодец попасть сразу в Екатеринбург и отправиться к Тане. Правда, там колодец с воротом и двумя рукоятками, а здесь колодчик-журавль. Промелькнули эти мысли и исчезли. Надо действовать. Собаки, кажется, у хозяев нет, слава богу. Вася снял крышку колодца, аккуратно положил на траву. Верёвку заранее припас, взял из дома и обмотал ею тело под рубахой. К сухой ветке, подобранной в лесу, привязал конец верёвки. Другой конец намотал на руку. Положил палку поперёк сруба колодца и стал спускаться. Отпуская понемногу верёвку, упирался руками и ногами в стенки. Вот как раз то расстояние, где должна быть дыра сбоку. Ногой нащупал её. Подёргал за верёвку, ветка слетела сверху. Улики не надо оставлять. Спустился пониже, просунул в отверстие руку, отгрёб землю в стороны, всунул голову и затем протиснулся в щель. Работая локтями и коленями, прополз немного. Земля посыпалась ему за ворот рубахи. Послышался звон в ушах, перед глазами сверкнуло. Голова закружилась.

Показалось, что на миг потерял сознание. Когда очнулся, обнаружил, что находится в яме. Василий поднялся и выглянул наружу. Стояла ночь, но очертания предметов угадывались. Вокруг него уже находился не огород, при свете луны виднелись холмики и кресты. Он попал обратно! Путешественник во времени поспешил выбраться из ямы и отойти от неё. Ему хотелось кричать от радости. От пережитых волнений ноги у него ослабли, он сел возле какой-то оградки и провалился в сон.

Проснулся Коробов очень рано. Солнце ещё не появилось, но уже заметно посветлело. Какие-то пташки приветствовали уход темноты первыми трелями. Присмотрелся и на дереве заметил коричневато-пёструю пташку с золотистыми головой, грудкой и брюшком. Будто крохотное солнышко. Овсянка! Самец овсянки вовсю заливался, словно обращаясь к нему: «Жизнь – жизнь – жизнь – здесь – твой миир!»

Потянувшись, встал, огляделся. Чтобы удостовериться, прошёлся вдоль могил, вглядываясь в фотографии усопших, прикреплённые к памятникам.

Знакомые люди. А вот и усыпальница прапрадеда! Он вернулся! Удалось! Ура! Ликованию его не было предела. Ходил и вглядывался в оградки, фотоснимки. Сердце прыгало как мячик. Даже застыдился: люди на кладбище скорбят, печалятся, грустят… А он от радости готов в пляс пойти. Вернулся к могиле Герасима Ивановича, сел на лавочку. Повеяло утренним холодком. Он обхватил себя руками, прилёг. Голова затуманилась. Проснулся уже от солнечных лучей, которые от тёплой ласки начали переходить к лёгкому жжению.

В лесу вовсю щебетали птицы. Василий отправился в село. В голове билась мысль: родственники переполошились, с ума сходят, думают о том, куда он пропал. Ещё бы не испугаться: ушёл ночью на кладбище и пропал. Не дай бог, позвонили родителям! В полицию поди сообщили, ищут его. Даже сердце сдавило, когда всё это представил.

Он вынул из-за пазухи смартфон, хотел позвонить, не подумав, что тот разрядился. Кепку надевать не стал, поостерёгся, как бы опять какое необъяснимое явление не случилось. Покинул территорию кладбища и направился в село. Всё радовало его: и дорога, по которой немало хаживал и езживал, и видневшиеся поодаль дома. Всё знакомое, родное, привычное.

Вот и изба его бабушки. Толкнул дверь в воротах. Бабушка стояла посередине ограды и кормила кур.

– Доброго утречка, Васенька! Я думала, ты спишь на сеновале, а ты заходишь. Кудой ходил?

– Бабуля, ты самая лучшая в мире!

Внук обнял её и звонко расцеловал. Та засмеялась:

– Ты как будто соскучился по мне со вчерашнего! С дружками-то вчерась поддали, наверно!

– Ох, правда соскучился, будто много дней не видел! Бабуля, а какой сегодня день, число?

Бабушка развела руками, хлопнула по бокам, покачала седой головой. Укоризненно взглянула на внука карими глазами. Посетовала, мол, неужто Вася вчера много выпил? Когда назвала дату, внук поразился: оказалось, что здесь, в своём мире он отсутствовал всего лишь ночь!? Так выходит. Вот так приключение с ним произошло, прямо чудо какое-то.

Они зашли в дом. Бабуля подивилась длинной старинной рубахе,  откуда-то взявшейся на её внуке. Тот переоделся в свою одежду. Бабушка накормила его завтраком. Вася решил сходить к Сергею Куропатову. Однако тот уехал уже на покос. Он отправился к Алексею. Тот оказался дома. Увидев друга-родственника, обрадовался:

– О, здорово! Давай заходи в дом, похмелимся.

– Да нет, спасибо, не хочу. Держи свою вещь, больше не теряй! И Вася с торжеством подал Алексею его кепку.

– Оппа! Неужели вчера ночью ходил? Или утром?

– Ночью, конечно. Приключение было ещё то!

Тут Вася прикусил язык. Не всем можно рассказывать то, что он перенёс. Тем более Алексею не надо об этом… Засмеёт только.

Алексей подивился, посмеялся. Поблагодарил за найденную кепку.

Через несколько дней Василий позвонил подруге. С волнением в голосе сказал:

– Таня, извини меня, у тебя сейчас сессия, но мне нужно встретиться с тобой. Я испытал необычайное приключение, в такую передрягу попал, просто нет слов… Я только на один день приеду, встретимся, поговорим, а потом уеду.

– Да что случилось? К чему такая спешка?

– Потом всё объясню. Екатеринбург я знаю мало, давай около Храма на крови встретимся.

Подруга согласилась.

Глава 19. Встреча с любимой

Коробов ехал в поезде, смотрел на пролетающие за окном поля, леса, деревни и представлял встречу с Татьяной. В голове теснились вопросы. Как она отнесётся к его рассказу, неужели не поверит? Может, тогда забыть, что поклялся перед собой в таком случае расстаться с ней? Но как можно бросить любимую? А как с ней жить, если она не поверит в его историю?

Мучительные размышления прервались, когда поезд прибыл в пункт назначения. Василий вышел из вокзала, миновал памятник Уральскому корпусу добровольцев, доблестно сражавшихся с нацистами во время Отечественной войны. Таня говорила, как доехать до места встречи, но он решил по привычке пойти пешком. Шагал и любовался городом.

Вот, наконец-то, показался высоченный знаменитый храм, блистающий золотыми куполами. Монументальный и в то же время стройный. Грандиозное сооружение. И улицу назвали Царской. Дошёл до храма. Немного подождал. Взглянул на часы. Поднял голову и увидел Татьяну, которая лёгкой походкой направлялась к нему. Похожа была на стремительную птицу.

– Приве-ет, – пропела девушка, сияя улыбкой. Они обнялись и поцеловались.

– Ласточка ты моя! – воскликнул Вася.

Они забросали друг дружку вопросами. Затем обошли храмовый комплекс, любуясь им. Остановились перед памятником Петру и Февронии.

– Мы старинную повесть о них изучали, – промолвила Татьяна, – пример любви и преданности до конца жизни.

Василий вздохнул. Татьяна продолжала:

– Николай Второй с супругой тоже ушли из жизни в одно время, – продолжала девушка, только в отличии от княгини и князя не своей смертью. Ужасное злодеяние совершили местные большевики. Как раз сегодня, вернее, ночью с шестнадцатое на семнадцатое июля тысяча восемнадцатого года. Всю семью и слуг в придачу… Ужасно!

– Да… Об этом я не успел рассказать, – в задумчивости протянул Вася.

– Кому не успел? Вася, ты о чём? – в недоумении спросила Таня.

– Да понимаешь… История со мной странная приключилась, необычайная… – Он взъерошил свои волосы, поглядел на подругу и отвёл взгляд. Опять тяжело вздохнул. Они прошли мимо патриаршего подворья, повернули к храму. Василий поведал о своём путешествии во времени.

Таня внимательно слушала, временами издавая возгласы изумления. Когда он закончил рассказ, то остановился и устремил на девушку пристальный взгляд. С горечью заметил тень недоверия на её лице.

– Вася, ты меня разыгрываешь? – каким-то просящим голосом, в котором проскользнули и жалобные нотки, спросила она.

– Нет, Таня, я говорю правду, – твёрдо ответил он. И обмолвился не зря, ну, то есть про гибель царской семьи ничего не говорил Артёму. И родителям ничего… – Тут он спохватился и с невольной усмешкой поправился, – ну, то есть прапрадеду и прапрабабушке.

– Ты улыбаешься, значит, всё это выдумал, – с надеждой вопросила Таня.

– Нет, не выдумал. Всё это правда. Я думал, ты мне доверяешь…

– Ну не обижайся! Но… это так фантастично, я не знаю прямо…

– Таня, я тебе уже рассказывал о том, что со мной уже случалась необычная история, тогда ты вроде поверила. И сама мне рассказывала, что у вас в семье происходили мистические случаи. Надеюсь, ты меня не считаешь сумасшедшим?

– Нет, что ты! Но, всё это как-то… Не укладывается в голове, – она покачала головой. У неё даже слёзы выступили. Василий обнял её и поцеловал голову, в макушку.

– У тебя волосы пахнут сеном. Аромат свежескошенного на поляне сена. Запахи клевера, ромашки, клубники… Больше всего аромат донника напоминает…

Подруга улыбнулась и погладила ладошкой по щеке парня. Промолвила, тихо смеясь:

– Ах ты, романтик! Ещё и стихи Дрожжина на покосе читал предкам.(1)

– Да, отличный поэт. Песни на его стихи слагали. Например, «Ах, о чём ты ласточка…», «У колодца»…

– Как будто про тебя сочинил, – хихикнула подруга.

– Не-ет, там другое содержание, – захохотал Вася.

Таня с удивлением высказалась:

– Тебе на нашем факультете бы учиться, потом в аспирантуру поступать. А ты своей профессией фрезеровщика дорожишь.

– Очень нужная профессия, между прочим. А кстати, у нас есть термин – «колодец», ну, это такой сквозной паз в детали сверлят. Это что за волшебная фреза пробуравила толщу времён, образовав колодец, в который я попал? – воскликнул Вася с изумлением, покачав головой.

– Какая метафора интересная! – заметила с улыбкой Таня и продолжила, – А какие певцы знаменитые исполняли песни на стихи Дрожжина! Шаляпин, Плевицкая, Вяльцева!

Влюблённые погуляли по окрестностям. Коробов расспрашивал о студенческих делах, о подготовке к экзаменам. Заглянули в кафе, перекусили там. Обратно к вокзалу отправились пешком. Когда проходили мимо старинной усадьбы, Василий воскликнул:

– Вот это красота! Запоминается дворец, флигели, дворцовый комплекс целый. Как раньше говорили: «благолепие»!

– Усадьба купца Расторгуева. Он и парк устроил, оранжерею, пруд. Там был храм для его семьи. Потом усадьба перешла к его зятю Харитонову, – сказала Татьяна. – А знаешь, были ведь легенды о подвалах, где сидели рабочие, поднимавшиеся на бунт. Там подземелья, которые от дома в разные стороны проходили. Думали, что легенды, а в двадцатом веке провал случился, и подземный ход обнаружился.

– А, так, кажется, об этой усадьбе упоминается в романе Мамина-Сибиряка «Приваловские миллионы»! – воскликнул её друг. – Вот видишь, учёные люди думали, что всё это легенды, а оно правдой оказалось! Так и у меня случай кажется невероятный, а на самом деле – правда!

Татьяна ласково засмеялась:

– Да, в романе есть об этом. Молодец, что читал и помнишь. А ещё про подземелья говорили, что там староверы, то есть старообрядцы тайно собирались и молились. При первом хозяине. Зять у него жестокий был, за что его судили и отправили в ссылку. А при революции тут одно время отряд Красной гвардии находился.

– Хорошо, что я в том времени сюда не заглянул, а то бы в отряд забрали или, не дай бог, арестовали.

Они засмеялись. Василий приблизил своё лицо к Таниному и спросил:

– Ты веришь тому, что со мной произошло?

– Верю, – твёрдо ответила она, восторженно глядя на него.

Василий почувствовал, как горячая волна прихлынула к его сердцу, а голова слегка закружилась. Губы их слились в поцелуе. Они не обращали внимания на прохожих.

Коробов бурно вздохнул и произнёс:

– Спасибо, что ты мне доверяешь. Я хочу к тебе обратиться с важнейшей просьбой.

Он чуть помолчал и сказал:

– Таня, я прошу тебя стать моей женой.

На лице у девушки появилась счастливая улыбка. Лучезарная. Будто солнышко при восходе.

– Вася, я согласна, но мне ведь ещё заканчивать университет надо.

– Согласна? Ура! А универ закончишь. Я могу подождать. Или лучше перееду сюда, найду работу. Уж если в прошлое путешествовал, то в другой город для меня переехать не проблема!

Влюблённые засмеялись. Он погладил её волосы, ещё раз втянул носом воздух и повторил:

– Аромат донника.

Они взялись за руки и отправились в сторону вокзала. Разговаривали, любовались городом и то и дело устремляли друг на друга счастливые взоры. Василий рассказывал о том, как Максим Иванович посмеивался над его словами, показывая на «апостоловы пруты». (2) – Я сам как цикорий. На время судьба заменила меня на сына Куропатовых Михаила, – усмехнулся он. И тут же поведал о рок-группе «Ноль» и песне о цветке. (3) Увлёкшись, воскликнул:

– Какая судьба у лидера группы невероятная! Попал в заключение, там сектантом стал, затем после освобождения в Америку уехал. В другой мир попал. Жизнь реальная, а похожа на фантастику. (4) Татьяна вдруг остановилась и посмотрела на собеседника, округлив глаза:

– Вася, ты меня пугаешь! Себя сравнил, что ли, с этим музыкантом?

– Танечка, это я к слову! Я тебя никогда не обижу, буду беречь, заботиться о тебе, – Василий обнял девушку и поцеловал нежно в губы.

Татьяна взъерошила ему волосы и нежно промолвила:

– Эх ты, мой Цикорий.

20. Примечания

1)   Спиридон Дрожжин (1848 – 1930) – представитель русской крестьянской поэзии.   И. Бунин назвал Дрожжина «самым даровитым поэтом-самоучкой»

2)   Цикорий в народе называли «Петровым батогом». Герой рассказа Куропатов-старший поведал об этом легенду

3)   Авторы песни «Цикорий» – Фёдор Чистяков и Пётр Струков (бывший участник группы «Дети»)

4)   Лидер и солист группы «Ноль» Фёдор Чистяков совершал покушение на девушку, свою соратницу, за что попал за решётку, в колонии вступил в ряды «Свидетелей Иеговы». Уехал к сподвижникам по вере в США, отбыв срок наказания. Кто-то может заметить, что он как герой песни «сошёл с ума». Другие найдут оправдание такому поступку, мол, попал к людям, которые его поддержали в трудный период