Горсть тёплых медяков [Михаил Анатольевич Гришин] (fb2) читать онлайн
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
Михаил Гришин Горсть тёплых медяков
На Рождество Минька проснулся очень рано, не было еще и четырёх. В переднем углу светился робкий огонек лампадки. Потемневший от времени лик Иисуса скорбно глядел с иконы. Жёлтые блики играли в окладе, отчего лицо Боженьки казалось живым. – Вот, видишь, – сказал Минька шёпотом, – не проспал твой день рождения. Сам проснулся. Пятилетний Минька сползает с кровати и, бесшумно ступая босыми ногами по половичку, идёт будить старшего брата. По пути задерживается у Новогодней ёлки. Мерцая разноцветными стеклянными шарами, она словно присела в сугробе, разметав подол зелёной юбки. Свежевыстроганная отцом из пахучих древесин крестовина, тщательно прикрыта пушистой ватой. Минька гладит тёплой спросонок ладошкой колючую ветку, разговаривает вполголоса с ёлочкой: – Хорошо тебе у нас. Тепло. А на улице, знаешь, холодрыга какая? Хочешь, живи у нас аж до самой весны. Он вспоминает как перед Новым годом появилась в доме ёлка. Её на санках из леса привёз брат Сашок. Она была очень холодная с намёрзшими сосульками. Погодя под ёлкой появилась лужица талой воды, а в горнице свежо запахло сосновой хвоей. Сашок, который всего лишь на четыре года старше него, рассказывал захлебываясь словами: – Минька, я живую лису видел. Сама вся рыжая, а хвост пушистый-пушистый. Только кончик белый. Бежит, виляет им туда-сюда, туда-сюда. Следы свои заметает. Лицо брата с мороза горело румянцем. Плутоватые глазёнки блестели восторгом. – Саш, а Саш, – тянет его за рукав Минька, – а зачем она следы свои заметает? – Как зачем, – пучит удивлённые глаза брат и снисходительно поясняет: – Эх, ты, мелюзга, чтоб, значит, охотники не могли найти её по следу. Вот она их и заметает. У Миньки захватывает дух. – И ты это видел? – Ну да, – не моргая, врет Сашок, – вот как тебя. От воспоминаний Минька тяжело вздыхает. На глазах навёртываются слёзы. Ему тоже хочется смотреть, как лиса ловко заметает свои следы. А сама вся такая рыжая-рыжая. И только кончик хвоста белый. Расстроенный, он подходит к кровати, за угол тянет тёплое одеяло. – Саш, а Саш, проснувайся. – Чего ты? – сиплым со сна голосом спрашивает брат. Но тут же глаза его обессиленно закрываются, и он опять начинает сладко посапывать. Минька тормошит его уже изо всех сил, свистящим шепотом говорит: – Саш, ну, Саш, вставай. Пора идти Христа славить. Сквозь сон до брата, видимо, доходит смысл сказанного: он кубарем скатывается с постели. В полусвете лампадки, неловко чикиляя на одной ноге, быстро натягивает штанишки. Не успевает младший брат и глазом моргнуть, как Сашок уже стоит одетый и торопит: – Одевайся, чего стоишь, рот разинул.
На кухне у печи хлопочет мама. У стены на корточках сидит отец, смолит вонючую цигарку. Сизый дымок тянет в трубу. Распаренное от жары лицо мамы в капельках пота. Она улыбается: – Пышечек горяченьких поешьте. Минька видит, как от пышек с румяной корочкой валит пар, но боясь отстать от брата, тоже отказывается: – Нет, мам. Мать, занятая делами, не настаивает: – Как знаете. Лицо отца морщится в добродушной улыбке. – Им разве сейчас до еды. Ребятня, вон уже давно Христа славит. Как молитву-то не забыл? Накануне Миньку не раз ставили на старый бабушкин сундук, заставляли без конца повторять: Христос рождается – славьте, Христос на земле – возноситеся… – Нет! – звонко кричит он. Отец слюнявит пальцы и гасит в них окурок. Привстав, подает с вешалки пальтишки. Сашок по-взрослому заправляет шарф внутрь. Миньке как маленькому отец подвязывает сверху, туго стягивая позади в узел. – Не больно? – Больно, – начинает было капризничать он, но мама строго обрывает: – Сиди тогда дома. На улице очень холодно. Миньке остаётся только вздыхать. Вот так всегда: что разрешается старшему брату, младшему запрещается. Скорее бы в школу что ли. Неповоротливо толкаясь в тёмных сенях, мальчишки вываливаются за порог. На улице морозно. Ещё с вечера намело огромные сугробы. В окружении ярких звёзд пристыла холодная луна. От плетней, домов, деревьев синие изломистые тени на снегу. Братья задирают подбородки, выискивая в россыпи звезд самую яркую – Рождественскую. Но с дальнего края улицы в морозном воздухе отчётливо доносятся ребячьи голоса, слышен смех. – Эх, чуток не опоздали, – сетует Сашок и торопит: – Не разевай рот. Сейчас перво-наперво пойдём славить к бабке Федулихе. И они, утопая в рыхлом снегу, направляются к престарелой Федулихе. Позади цепочкой тянется сизый на белом снегу проследок. Старуха живёт от них через дом. Скрипят прихваченные морозом порожки. Братья нащупывают в углу крыльца окомолок веника, и по очереди метут валенки. Вместе с клубами морозного пара вваливаются в избу. Перебивая друг друга, с порога кричат: – Можно Христа прославить? Наряженная по-праздничному Федулиха обиженно поджимает губы, с упреком говорит: – Чаво ж вы кричите, как оглашённые? Аль я глухая. Слава богу, пока еще слышу. Ну, славьте. Сашок неуловимым движением смахивает с головы шапку-ушанку. С наглухо завязанными у шеи тесёмками Минька косится на брата “мол, мне тоже снимать?” Но Сашок украдкой больно тычет кулаком в спину, старым гусаком шипит: – Ты маленький, тебе можно. Глуховатая на одно ухо Федулиха, прислушиваясь, переспрашивает: – Вы уже читаете, аль как? Сашок, спохватившись, торопливо запевает: – Христос рождается, – славьте, – Христос на земле, – возноситеся, – подпевает Минька, вторя ему тоненьким голоском. Федулиха, умилённая молитвой, вместе с ними крестится на иконы. Линялая божница в переднем углу тщательно выглажена. Фитилёк лампадки заметно коптит, но подслеповатая Федулиха этого не замечает. – Мы пришли Христа прославить, а вас с праздником поздравить! – с облегчением звонкими голосами заканчивают мальчишки молитву и преданными глазами глядят на Федулиху. Ну, как вредная старуха заскупится, и больше семишника не даст. Но соседка оказалась сегодня на редкость щедрой, отвалила каждому аж по пять копеек. – Спасибо, бабушка. Братья торопятся уйти. Но не тут-то было. Федулиха несказанно рада первым христославцам. Заставляет сесть на старую источенную молью шубу. Есть такая примета: на Рождество первых христославцев посадить на шубу и они минуту-другую должны посидеть смирно, быть тогда в новом году щедрому приплоду – цыпляткам ли, теленочку ли. Так повелось исстари. – А нам старины надобно придерживаться, – поучает хитрая Федулиха. От усердия, выпучив глазенки, Минька с Сашком послушно сидят на пороге. – Все, бабань? – Все. Федулиха беззубо улыбается. Выпроваживая из хаты, мелко крестит их в спину. – Христос с вами, родные!
Перед рассветом блукавшая по небу луна поблёкла, густые сизые тени накрыли сугробы. Уставшие до изнеможения братья возвращаются с того края длиннющей улицы. Под валенками жалобно скрипит снег. Миньке любопытно узнать, на что потратит собранные деньги старший брат. Сбоку заглядывая ему в лицо, спрашивает: – Саш, а Саш, ты, на что свои деньги потратишь? – Я-то? – переспрашивает Сашок и загадочно улыбается: – Знаю на что. – Но все-таки, – не отстаёт от Минька. И Сашок, сжалившись над младшим братишкой, честно признаётся: – Ножичек куплю себе перочинный. Сашкова заветная мечта иметь свой ножичек с серебристой рукояткой в форме белочки почти осуществилась. Завтра он пойдет в магазин и купит себе долгожданную и такую необходимую в хозяйстве вещь. – А я, а я, – радостно захлёбывается и выпаливает Минька, переводя дух: – Шоколадку куплю. Аленку! От обуявших его чувств, азартно размахивает руками. Отягчённая мелочью варежка, вдруг, соскальзывает с его руки и летит далеко в сугроб. От неожиданности он на секунду замирает, а потом с истошным воплем бросается за ней. – Там мои денюжки-и-и! В предрассветных сумерках братья долго ищут белую пуховую варежку. Наконец находят. Рассыпавшейся мелочи в ней нет. Обливаясь горючими слезами, словно подкошенный Минька падает на колени, голыми руками перебирает рыхлый колючий от мороза снег. – Мои денюжки-и… В течение получаса они с братом безнадёжно барахтаются в сугробе. Первый понимает всю тщетность поиска Сашок. Отряхивая штаны от налипшего снега, с сожалением говорит: – Не найдем мы Минька денег. Темно дюже. И снег рыхлый… провалились они… Минька плачет еще громче, настолько неутешительно горе; озябшими ручонками сильнее начинает шуровать в снегу. Мокрые на коленях штанишки на морозе деревенеют колом. У него уже не попадает зуб на зуб, хнычет жалостливо: – Боженька, помоги мне найти денюжки. Я прошу тебя, Боженька. Смилуйся надо мной, Боженька. Ну что тебе стоит… ты ведь все можешь… ты вон какой большой… – Нашел! – вдруг, радостно кричит Сашок: – Нашёл! Он ссыпает в подставленную дрожащую от холода ладошку брата горсть теплых медяков. Минька крепко накрепко зажимает их в кулачок. Сверху Сашок заботливо надевает варежку. – Ну, вот, видишь, – сквозь слёзы улыбается Минька брату непослушными губами, – помог мне Боженька. Поскрипывая валенками, они торопимся домой, в тепло. И невдомёк счастливому Миньке, почему перестали звенеть медяки в варежке у старшего брата. Яркая Рождественская звезда, улыбаясь, глядит на них сверху.
Последние комментарии
1 день 16 часов назад
1 день 20 часов назад
1 день 22 часов назад
1 день 23 часов назад
2 дней 31 минут назад
2 дней 1 час назад