Imago [Скорбачевская] (fb2) читать онлайн
- Imago 1.99 Мб, 29с. скачать: (fb2) читать: (полностью) - (постранично) - Скорбачевская - Софья Рекуха
Возрастное ограничение: 18+
ВНИМАНИЕ!
Эта страница может содержать материалы для людей старше 18 лет. Чтобы продолжить, подтвердите, что вам уже исполнилось 18 лет! В противном случае закройте эту страницу!
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Скорбачевская, Софья Рекуха Imago
Глава I Яйцо
Она стоит на парковке, жмется от раздирающего острого ветра, который пробегает звуковой волной между ног и будоражит юбку. Неуклюже подкрашивает губы ярко-коралловой, смотрясь в дрожащее зеркальце. Подъезжает такси. – Вам куда? – спрашивает он, блокируя двери. Она чешет бороду и поправляет ложную грудь. Мысли разлетаются, как в калейдоскопе, все шумит и гремит в голове. Чувствуется очень тонкий запах шоколада… Это конец. Дверь закрыта. «Только не такса… Только не шоколад… Пожалуйста…» – Улица Северная, дом пятнадцать. Можно у супермаркета высадить. – Хорошо. – Водитель заводит двигатель и выезжает на главную трассу. Несколько минут коченеют в неловком молчании. Атмосфера тревожится, а стальные кокосы пассажирки сжимается от страха. – Вы трансвестит? – холодным тоном начинает водитель. – М… Да, – тихо признается та, кривляя хриплый бас на пение зефирной принцессы. Но зефир протух – она фальшивит. Водитель недоверчиво и строго смотрит на брюнетку, оценивая состояние ее бороды. – Вам же не нужны проблемы, я правильно понимаю? – Н-не подумайте, – оправдывается она, – я довольна! Честно, довольна. Просто… Идут годы, я не пойму, к чему я пришла и куда идти дальше… Она ловит его хмурый механический взгляд. – Но я не жалуюсь! – Конечно. – Водитель резко входит в поворот, и брюнетка слегка ударяется головой о стекло справа. – Просто напоминаю: им лучше не врать. Они не заинтересованы в том, чтобы вы чувствовали себя несвободными и ограниченными. Они дарят широкий спектр выбора взамен условностям. – Несомненно, – бормочет она, причесывая пальцами кудри. Но голос ломается на мужской, хочется развалить ноги, а не держать их по струнке. – Безусловно, это так. Я ценю это. Я живу в свободном от предубеждений мире. Водитель молчит. Светофор дает зеленый. – Прекрасно, – уже спокойнее говорит тот. – Улица Северная. Авто останавливается. Его рука плавно тянется в заветному бардачку и достает из него радужную расклейку силиконовых браслетов. – А… Это?.. – заикается брюнетка, обескураженно наблюдая за его движениями. – Помолчите секунду. Она тщетно старается вырвать руку, но это невозможно, да и небезопасно – можно получить цвет выше за сопротивление. Водитель фиксирует на запястье транса неразрывный браслет зеленого цвета и открывает двери такси. Брюнетка поспешно вылазит, изо всех сил пытаясь выглядеть непринужденно, но выходит плохо. Машина отъезжает. Она смотрит на свое волосатое запястье – теперь на нем эластичная зеленая метка. «Черт, это херово… Как же так… Думал, голубая хоть будет…» Теперь эту метку видят все. И теперь тонкий запах шоколада аккуратно пропитывает ее мозг насквозь.
*** В отделение экспресс-доставки поступает звонок: – Алло, здравствуйте, – Трубку снимает уставшая девушка, присев на подоконник. – Это служба доставки фалло-пропеллеров на дистанционном управлении. Через минут пятнадцать, где-то так, сможете? Она вслушивается в тихое и немного нервное бубнение на том конце провода, и создается впечатление, что рот того человека сейчас прямо у ее уха – теребит ушную раковину своим спертым извращенным дыханием. – А? Да-да… Выезжаем. – И завершает вызов. – Член под номером 008224 летит к мамочке! – Поняла. – Девушка у стеллажа поспешно зашумела картонными коробками. – Агат, только давай быстрее, – просит подруга, подпиливая свои красные ноготки и запрокидывая ноги на подоконник. Ее посещает тупое желание: туфли тянутся вверх, к окну, как китайские палочки, и открываются всему миру – она разводит ноги. Ликование, легкий флирт с самой собой и… Девушку пронизывает гулкий удар где-то внутри. Она смотрит между ног вниз, на улицу, и замечает страшное: таксист курит, облокотившись о машину, и смотрит прямо на нее. Смотрит осуждающе, непреклонно жестко. – Нин, какого хера?! – подруга выводит ее из жужжащего таксотранса и резко одергивает за плечо. – А ну быстро опусти ноги! Хочешь, чтоб повязали? – Я… я… – Она бегает взглядом по лицам цветных прохожих за окном и еле фокусируется на таксисте: он обивает пепел о зеркало бокового вида и, затоптав сигару, садится в авто. Желто-черный страж постепенно удаляется. – Я ненавижу. Я просто это все ненавижу. Агата сочувствующе вздыхает, подбирая слова, но слов нет – есть только отчаяние. – Пошли. У нас доставка.
Фалло-шалости
– Проходите. Нет, не разувайтесь, у меня не прибрано. Девушки проходят в квартирку, минуя тусклую рожу хозяина, и присаживаются в гостиной. – Так, электронные результаты анализов вы подали, верно? Хорошо… – Нина ставит очередную галочку в бланке. – Вы говорите, это для вас единственно возможный способ. Ничто другое, менее радикальное, не дает плодов? – Да… – Он мнется, выворачивая пальцы, – я искал что-то официальное, но в наше время это непросто. Мало того, мне проблемы не нужны… Кхм! Извините, ну, и пришлось решиться на что-то… нетипичное. Ну, вы сами все понимаете. – Разумеется, – соглашается Агата, ставя чашку с чаем на столик. – но и вы, надеюсь, осознаете, что организация наша… мягко говоря, некоммерческая. – Э… Конечно! – вспыхивает тот, понимающе качая головой. Облизывает губы. – Конечно-конечно… Нина с полсекунды вникает в его отсыревшее среди бетонных стен лицо, покусывая колпачок ручки. – Что ж, тестирование не выявило никакой опасности – поздравляю. Пользуйтесь на здоровье. Агата передает клиенту плотно запечатанную картонную коробку. Во время обмена он слегка касается ее пальцев своими, по-лягушачьи озябшими и сырыми. Она рвано отдергивает руки, случайно допустив на лице гримасу пренебрежения и отвращения. Он смотрит на нее жалостливо и безропотно, но та остается неумолимой в своей желчи. – До свидания, – сурово кидает девушка и спешит выйти на воздух. Нина отдает клиенту кроткий поклон и бежит за подругой.
– Ох, Господи, я так устала… – выдыхает Нина, едва выйдя из подъезда. Накрапывает мелкий дождь. Слепой, как его еще называют. – Я тоже уже не могу видеть эти тупые лица, – соглашается Агата. Они садятся на лавочку возле детской площадки. – Хочется вставить ей живой член мужика! – У нас этого тоже никогда не… – Ладно, это слишком резко, согласна, – виновато осекается Нина. Красные треугольники слабо пульсируют на щеках. Дождь вдруг переходит в ливень. – Боже… – подруга тяжело вздыхает, – как я хочу убежать.
*** Он плотно задвигает шторы, прячась от патрульных желто-черных машин. Опускается на пол, скрипя коленями, и забивает щель между дверью и ламинатом старым свитером. Эта комната звукоизолирована – единственное, что его более или менее успокаивает. Человек заходит в ванную, снимает трусы, и в полумраке замечает свое ссохнувшееся и истаявшее лицо в отражении зеркала. Он замирает на секундочку, присматривается, будто увидел кого-то постороннего в своей квартире. Будто это грабитель, схвативший его шпица под мышку и замеревший в позе застигнутого. Он касается коротких волос и потерянно проводит рукой по шее, как бы что-то ища. Он трогает глаза, словно их украли, опалые ресницы и потрескавшиеся тусклые губы. А вот веки – фиолетовые, с шиммером – у него никто не заберет. Да, человек имеет право ухаживать за собой: хочешь – крась губы розами, хочешь – полностью забей на себя. Если ты хочешь, это значит только то, что ты хочешь. Вот только есть один нюанс… – Это не я… – зачем-то говорит он зеркалу, в непонимании рассматривая незнакомую рожу. Вот только он без понятия, кто он на самом деле и откуда он пришел. Эти вопросы слишком сложные, поэтому он предпочитает их игнорировать – и выбирает иллюзию того, что имеет хоть какие-то права. Человек оставляет свое отражение и заходит в спальню. Ложится на кровать, разворачивая инструкцию. – Так… – вчитывается, – указать траекторию по кривой, выбрать силу проникновения… Ага, это сюда жать. В картонном коробке что-то шевелится, похоже на котенка, который сейчас выпрыгнет. Но вместо мохнатого зверька в воздух поднимается пенис, подвешенный к красному пропеллеру. Человек задерживает дыхание, выпучив глаза, – внизу живота загуляли стрекозы. И он нажимает красную кнопку. Взрыв!! Опаленная промежность, поросшая паутиной, вспыхивает, как мерцающий диско-шар – и вся комната танцует в хрустальной ряби.
«Помнишь, как мы шли на дискотеку, И ты так боялась темных переулков, Но не самих переулков, конечно, А людей в них…»
– Ультразвуковая вагина с автоматическим сужением и расширением и смазкой! – нахваливает товар курьер. – А также акция в честь вашей первой покупки на сайте: «стонущий плейлист»! Уникальная звуковая подборка! И очередной мармеладный мишка радуется новой игрушке, снимая трусы. А где-то, за тысячами «все нормально», плачет женщина, мечтая, чтоб ее изнасиловали.
Таксогипноз
Он садится в такси, но в голове все еще крутится диско-шар. Щеки пылают, он обескуражен… – Здравствуйте, – строго произносит водитель. Его лицо не выражает ничего, оно белое и как будто обтянуто тонкой сальной коркой, это создает впечатление нечистой маски. – Добрый день. – Он напуган, будто видит перед собой беса. На зеркальце висит пахучка в виде таксы. В салоне спертый запах шоколада… Все приметы – выхода нет. – Вы же понимаете, – водитель машинально заводит разговор, – это никуда не годится. Обманывать очень нехорошо, а в вашем случае еще и глупо. Вы ведь неглупый человек, разве нет? – Н… нет… Э, то есть, да, неглупый. – Мужчину мутит, что-то оказывает давление на мозг, он не соображает. Ломает пальцы. Машина едет все быстрее: картинка за окном мешается тошнотворным спектаклем, у пассажира кружится голова, калейдоскоп слишком неконтролируем. Резкая остановка. В животе харкаются гномы и стучат по почкам кирками, добывая бриллианты: по крови сладострастно разливается адреналин. – Хорошо, – говорит водитель, и его рука тянется к бардачку, – хорошо. Он вынимает силиконовую радугу и отпечатывает красный браслет. «Мне конец», – Мужчина леденеет, вылупляя глаза. Теперь радужка его глаз залита красным цветом, он сходит с ума, он не хозяин своих мыслей. Последнее слабое сопротивление – он рывком отнимает руку, но страж укалывается в его запястье пальцами, как иглами. Игрок помечен. Шоколад дурманит… Становится все хуже, цвета плохо различаются… Что-то идет не так… Снова бардачок – он обречен. – Настоятельно рекомендую употреблять, – давит водитель, прорываясь мощным зрительным напором прямо в душу подопечного, – каждое утро. За вами проследят, чтобы ваше здоровье находилось в полной безопасности. Все ясно? Он испытывает. Унижает. – Да… – Вы потом нам спасибо скажете. Мы спасаем вас от ошибки – от злости и предубеждений. Мы не даем вашему сознанию снова попасть в клетку. – Я понимаю… Двери разблокированы. Мужчина на ватных ногах выходит из автомобиля, и все на улице дико озираются на него, словно видят или домового, или наркомана, или шизофреника. А, хотя на нем же красный браслет… Шоколад… Он бредет по переулку, шатаясь и не понимая, что и кто его окружает. Где его дом и как он здесь оказался. Он врезается в прохожих, тяжело дышит, падает и встает. Он смертельно ранен: на запястье красный браслет, а в ладони зажата упаковка гормональных препаратов.
Красный дар
Студентки кидают вещи в багажник, заводят мотор, хлопают дверцами и… Город, любимый город, уносится вдаль. Хриплый шансон из радиоприемника, запах бензина и моря подсолнухов за окном. – Пишут о Люцифере… – таинственно произносит Агата, придвигая на нос солнечные сучьи очки. Она обводит фломастером интересные фрагменты статьи из журнала мистических историй. – О! Короче, во какая дичь, слушай-слушай!.. Нина включается, убедившись, что навигатор ведет прямо. – «Святой принялся обувать зверя, яростно прибивая металлическую подкову к копыту дьявола. Дьявол умолял и кричал от боли, пока Дунстан вбивал в него гвоздь за гвоздем. Когда он закончил, Дунстан согласился снять башмак и освободить дьявола только после того, как тот пообещал, что никогда не пройдет через дверь, над которой висит подкова1», – заговорщическим тоном читает девушка, и они с подругой наигранно поют:
«Над порогом твоим, на мачте твоей, Убедись, что подкова прибита крепко».
И смеются. – Это настолько пафосно, что даже готично, – говорит Нина. – Аж кофе захотелось. Да и, как сказал Винсент, «мне надо отлить». Желтые «жигули» паркуются у краснодарской заправки. – Тебе чего? – Черный чай, – отвечает Агата, – и побольше сахара, пожалуйста. – Пересаживайся за руль, а то у меня уже зад дымится. Мелкий дождь, зеленые поля, они едут дальше. Взгляд в затуманившееся лобовое стекло. Надо что-то делать. Чем-то заниматься. Пустота убивает. – Стой… Останови машину! Кажется, меня тошнит. Резкий визг шин, сигнализации автолюбителей-истеричек и радужные фонтанчики в кусты – м-м-м, дорожная романтика… – Господи, – в полнейшем шоке произносит Нина, – мы въехали в… Краснодар. – Фак… – стонет Агата, вытирая рот салфеткой, – да здравствуют камыши! Краснодар – это другая реальность. Как Чернобыль, или что-то вроде того. Он словно заряжен, сильно и отрицательно. Влажность чертовски высокая, у туристов не сохнут полотенца и купальники, а все навигаторы немного сходят с ума. Камыши… камыши… камыши… Стучит ливень и не щадит никого. В туманной мгле Агата с трудом замечает горящую вывеску мотеля. – Нам нужен номер на ночь, чтобы две кровати. Кстати, что у вас с душем? – черство чеканит Нина. Агате вдруг становится смешно. «Сорокалетняя сучка». – Санузел в полном порядке, – уверяет ее мальчик, кладя деньги в кассу. «Очередной мармеладный мишка». – Ваш ключ, – протягивает он леденцовыми пальчиками с маникюром. – Спасибо, милый, – слащаво улыбается Нина. Глаза – камни. Они разворачиваются к лестнице и, жестко стуча мелким каблуком, поднимаются на свой этаж. – Тебе нужно есть меньше сахара, – говорит она вдруг подруге, когда за ними закрывается дверь номера. – Я думала, ты его разорвешь. Ты была слишком вежлива. Я не собираюсь это больше терпеть. Нина достает пижаму с авокадо, чересчур нервозно, и даже зловеще выгружая вещи из чемодана. Ищет зубные щетки в косметичке… – Черт!.. – Девушка швыряет незастегивающуюся сумочку и кривым замученным силуэтом садится на кровать. Глаза прячутся в ладонях. Агата аккуратно и слегка боязливо присаживается рядом. – Они везде, – шепчет Нина в свои пальцы, а потом растирает лицо, убирая волосы, – но скоро это закончится.
Глава II Личинка
Волна лижет пятки со всею страстью. Наверное, здесь когда-то купался Тарантино. – Давай пока не будем заселяться, – предлагает Агата, прямо в потной одежде падая на песок. – Еще успеем разгрузить вещи, лучше просто полежим. – Ох… – Нина снимает босоножки и разминает стопу, массируя косточки, – задолбалась давить газ в пол и сбивать старушек на пешеходном. Вода мягко касается их ступней, а солнце так беспощадно любит новых людей. – Может, окунемся? – озорно предлагает подруга, приподнимаясь. – Хочу смыть с себя Краснодар. – Ладно, только крэмом намажусь. Тебе надо? – Не, – бросает Агата, балансируя на одной ноге, а потом швыряет шорты в небо, – я с рождения шоколадка. Все нормально будет. – Ну, как знаешь, – недоверчиво, но ненавязчиво говорит Нина. Девушка скидывает одежду и ложится спиной в раскаленный песок – он так жжет! Ее захватывает тепло… Все время хочется тепла, чего- то простого и незамысловатого. Она двигает руками и ногами, рисуя песочного ангела. А небо такое кристальное… – Водичка – класс! – смеется Агата, брызгая на песочного ангела. Нимфа с кряхтением встает и принимает на себя волну… Их обеих несет течением, где-то мягким, а где-то жестким, но вода понемногу исцеляет, оздоравливает. – Первые секунды на море самые настоящие, – замечает Нина. – Когда ты новичок здесь, ты видишь это место настоящим. – Блять! – орет подруга. – Здесь дохера этих скользких чертей! – Ха-ха-ха! Как много медуз, – Нина завороженно окутывает одну своей ладонью и вынимает из воды. – Убери ее от меня! Убери, я сказала! —визжит Агата, забрызгивая морской водой подругу и прозрачно-голубое чудище у той в руках. – Ладно, – Нина как-то грустно выпускает нарушительницу спокойствия обратно в родные глубины, – сегодня без садизма. Они выходят из воды, плавно двигая бедрами, делают аккуратные шаги. Две нимфы, утомленные солнцем русского юга. Стразы на лобке звенят от напряжения – дагестанцы почесывают бородки. Агата проводит ладонями по мокрым коротким волосам и опускается в песок. Нина ложится рядом, накрывая лицо шляпой, и зарывается конечностями в горячие песчинки. – Мы, вроде бы, чудом уехали так далеко, – бормочет Агата, ее разморило солнышко. – Это точно, – скрипящим голосом отвечает подруга, еле перебирая губами. – Но я все равно не чувствую полного… освобождения. Они молчат минуту, пока небо патрулируют чайки. – Закопай меня в песок, – вдруг твердо просит Нина. – Чего? Убери шляпу с лица, я не слышу, что ты бубнишь. – Ты все слышала. – Да… – Агата опускает голову обратно. Рев голодной чайки. – Черт, песок забился в трусы!
Кожа – раз! Кожа – два!
– Хочешь персик? – Нет, мне очень больно… Ай! Да сука! – Лежи, пока не сниму всю, – приказывает Нина, сдирая пленочку кожи со спины ноющей подруги. – А я говорила, надо было мазаться крэмом, а еще лучше маслами. Но ты же у нас Стелла, фея яркого солнца. Сейчас шоколадная спина нимфы похожа на вишневое брауни с пикантной щепоткой мертвой человеческой кожи. – Я ни сидеть не могу, ни лежать – ни на боку, ни на спине, ни на животе! Нигде! Левитировать остается, да вот только я не Захир из «Корры…»! – Да замолчи ты уже. – И она снова соскребает облезлую кожу. – На плечах волдыри, расчешешь позже. Это который раз уже слезает кожа? – М… – Агата жмурится от шипящей боли по всему телу, – вроде, второй. Подруга мажет девушку успокаивающим молочком, вымывает руки и принимается развязывать свой купальник. – Черт… походу, я тоже обгорела. Блестящий фиолетовый лиф летит на балкон, Нина жалостливо поглаживает красные следы от лямок. – Все декольте и… спина визжит просто. Она зачесалась, как блохастый кабель за гаражами – корчась и матеря все вокруг. Агата подходит сзади и потихоньку снимает со спины подруги всю кожу, которая стягивается белой пленочкой, оставляя живое сверкающее мясо – совсем еще новорожденное. – Лови, – Нина кидает нимфе персик, – я помыла. Девушки садятся на деревянную скамейку на веранде, вдыхая сладковатый йодомариновый воздух Крыма и кусая сочные персики. Они глядят далеко-далеко, на горизонт – там что-то происходит… Может, надвигается шторм?.. Да нет, это невозможно. А персики сладкие. Очень…
Вагиновой
Солнце плавит кожу. И золотая дымка вместо мозгов. Лохматая Клеопатра играет сиськами перед упитанными шмельками, пролетающими мимо. Жар-птица откашливается в одуванчик. Страшная засуха. Леди Вагина медленно выцветает, как старая вывеска: «Заходи – не бойся, выходи – не плачь». – Скажи мне, я ведь женщина, правда? Ну, то есть, стану ей. Стану ведь, правда? – мечется короткостриженая, взывая к подружке. – Я не хочу мальчиком и по-мужски не хочу. Всегда хотела быть девчоночкой: каблуки, жопа, маникюр, все дела… – Успокойся, ты родилась уже женщиной, ты она и есть! – Тебе я верю… А мир… он ведь не такой страшный? – роняет Жар-птица, оглядываясь по сторонам: ядовито-зеленая лесная полянка. – А люди – не слизняки? – Клеопатра падает в траву и закрывает глаза, джинса ультракоротких шортиков врезается в конфетку. Захотелось кого-то тестостеронового…
Мое зло. Твое зло
– Все, я больше не могу, – Нина, вся красная и блестящая, слезает с велосипеда. – Давай отдохнем, напьемся хотя бы. Дорога. Море. Где конец? Казалось бы, у них знойный, райский, проникнутый теплом отпуск! Но какое-то дерьмо сочится из всех дыр, переливается за края. Они пытаются вдохнуть свежего крымского воздуха, но снова падают в бочку с дегтем. – По-моему, никуда мы не уехали. Это все та же затраханная дорога. – Нина локтем небрежно утирает капли с подбородка, водя глазами бешеной ламы. – Я устала… Где? Где эти чудесные времена, когда мужчина был мужчиной, а женщина – женщиной? Где эта банальщина, в конце концов?! Моей вагине не это нужно!.. Я их всех ненавижу, – неожиданно робко произносит Агата. – Этих мерзких тупиц, блять. – Ох… А помнишь тех могучих и волосатых дыроколов из старого кино?.. – тянет, как карамельную нугу, Нина, накрывая лицо от солнца панамкой. – Такого уже никогда не будет. Весь мир в бездне, все летит к сатане в унитаз, все смывается – все! Либидо угасает, границы между двумя стираются. Это ненормальная мечта, но я нуждаюсь в апокалипсисе, – спокойствие и серьезность в голосе. – Ты пожалеешь об этих словах, ты же знаешь. – Я знаю. Они бросают велики на дорогу и садятся у обрыва. Солнце постепенно оставляет свой пост, очень красиво. Местность здесь похожа на саванну, такая нетронутая человеком, особенная, целомудренная и неземная. А склон такой крутой, опоясанный плоскими камнями… Это рай! Нет, это Крым! Самый конец Крыма!.. – Черт. Черт, черт, черт! Меня тошнит от всего этого!.. – срывается Агата и хватает камень. Она злобно разбивает его о невозмутимое и величественное море, которое тихо перекатывается волнами, готовясь ко сну. А море сейчас совсем лиловое… Все в золотой пыльце. Агата снова швыряет камень и кричит, как зверье. – Старый метод борьбы с эмоциями? – горько-грустно усмехается Нина. Девушка приподнимается и тоже берет камень, увесистый. И унижает этим камнем море, издавая такой грубый и даже насмешливый рев. Они стоят и бросают камни в море, с рявканьем, с воплем. Кажется, их фигурки сплетены с землей вибрирующими канатами. Они в ярости. Беспробудной, бесконечной, болезненной – и такой бесполезной.
Морской черт
– Мы уже будто живем в этом море, – мягко замечает Нина, зарываясь пальцами в мокрый песок у берега. – Подай-ка маракуйю, – просит Агата, устало плавясь под крымским солнцем. – Какую маракуйю? – Такую маракую. Такую кую. – Какуя маракуйя? Какого хуя? Обе смеются, и девушка кидает подруге фрукт, а сама берется разрезать спелое манго. Течет сок… Такая желтая сахарная мякоть растекается по руке, бежит вниз – и Нина облизывает языком струйку вдоль локтевого сустава. – Пошли искупаемся, – предлагает подруга. – Может, сначала намажемся защиткой? – Ах, да нахера! И танцовщицы заплясали в прозрачной воде, опаляемые ультрафиолетом. Они не заботятся о «Завтра», им интересно только животрепещущее «Сейчас». Вода нежная и заботливая, она хоть и соленая, но прекрасно дружит с кожей юных нимф. Главное – не касаться облезлой спины… Нина плавно двигает бедрами, танцуя пляжную зумбу, и хохочет громоподобным смехом. – А!! – вдруг ор дрянной чихуахуа. – Ты чего? – Нина аккуратно берет гигантскую медузу за склизкую шляпку и укладывает ее на ладони щупальцами вверх. – Вкуси! Она бежит за орущей подругой, а потом резко бултыхается в воду. Погружение… Дыхание схватывает само собой, голова ходит волнами. Конечности будто отрубило, они мотаются очерствевшими кочерыжками, а воздуха не хватает. Вокруг темнота… Глубина так близко – Нина распахивает глаза, пролетают столбы пузыриков, а напротив зияют два белых огня. Девушка приглядывается, все еще понемногу выпуская остатки кислорода, – стоит оно. Это нечто такое огромное, сморщенное, а губы как два облупившихся вареника какой-нибудь столетней старушки. Гигантская челюсть-бензопила, а глаза сияют… Прямо напротив ее глаз. Резко зажигается свет, ослепляющая лампа над чудищем, и его рожа восстает во всей красе ужаса. Нина кричит под водой, но кислорода осталось катастрофически мало. Она барахтается, как пойманная в паутину неуверенная стрекоза, а морской черт все ближе… – Держись, обопрись о руку. – Агата выводит подругу из воды, придерживая ее ослабевшее тело. Девушка падает замученной грудой в песок, запутавшись в волосах, она кашляет. Песок лезет в глаза, в рот, растирается под купальником, и каждая песчинка ощущается уколом. Выкашляв всю воду, Нина выдыхает: – Все хорошо…
Только горы
Только горы… Она и ничего больше. Ветер дает пощечины, пока девушка поднимается по склону, попутно срывая местную растительность и засовывая ее в зачуханный томик Маяковского. «Я одна…» Агата смотрит вниз: море, трава, каменные выступы… Пустой пейзаж. Голова начинает кружиться. Пульс учащается. Пробирает озноб. Слишком много воздуха! Слишком много пустоты! «Это конец, ты дошла до высшей точки. Больше идти некуда. Только спускаться». Она смотрит больными глазами в прозрачное небо. Как будто бы кто-то закрывает этот мирок пищевой пленкой. Слишком неестественно. Спускаться – это значит, вернуться к истокам, к тому, от чего бежишь. Только для этого нужно мужество. Агата трясущимися руками медленно снимает солнечные очки. «Мамочка, я умираю…» Фигурка сползает по щебню, царапая колени. Веки закрываются. Солнце в зените.
Каноэ
Агата осталась на берегу, смотрит мне вслед и медленно разворачивается и уходит с пляжа. Я вижу только маленькое темное пятнышко, всего лишь напоминание о человеке, которого я знала все эти годы. Я сижу на каноэ ярко-желтого цвета. Хах, напялила жилет, парео вокруг таза, и вся как морская принцесса – или пиратка. Волны сегодня сильнее, их трудно контролировать, но я смело плыву к тем красивым камням. Там летают чайки, супер жирные. Если заблужусь, заночую на этих камнях, поросших склизким илом, буду питаться чайками и петь песни… Но я решаю не заблудиться. Проплываю мимо черных водорослей, их мохнатость напоминает мне не бритые годами подмышки султана. Я заинтересовываюсь и в край осмеливаюсь – встаю на ноги, рассматриваю водоросли с открытым ртом. Я восхищена, поистине зачарована! А там еще светящиеся медузы, чудо, но их больше, чем самого моря! Гребу веслом, я – в полном одиночестве и бесстрашии. С чего я решила, что не справлюсь? Ха, глупости! А… Что это на горизонте?.. Я присматриваюсь, но ветер щиплет глаза. Убираю волосы изо рта и смотрю туда – над морем нависла гигантская туча. Шторм? Нет – это ненормальная туча, чокнутая туча!.. Ха-ха-ха, светится синим свечением, каким-то механическим блеском. Ха-ха-ха!! Подождите, я, кажется, вижу людей… НЕТ. ЗАВАЛИ СВОЕ ХЛЕБАЛО, УЁБИЩЕ. Господи, как я могла такое сказать?.. Но в голове уже ни мысли – они распались на кванты. Течение усиливается, подгоняемое злым ветром, а туча будто бы все ближе – эта огромная сфера, за которой не пойми что. Я гребу изо всех сил, но вода чернеет, меня уносит в открытое море. Волны гуляют как очумевшие, они наглотались этих радиоактивных медуз. Плохо дело… Волна… Горизонт застилается мраком, и его стеной перекрывает черная волна. Клянусь, она живая, клянусь!.. Меня парализует страх, я не в силах пошевелиться. Тупо смотрю на свою смерть, даже не в силах ее осознать – огромный шумящий поток догоняет меня. Разум просыпается: хватаю весло, надрываю мышцы и гребу, гребу, гребу!! В безопасность! Спотыкаюсь, падаю на каноэ животом, хлебаю соленую воду с пеной, глаза щиплет, а обгоревшая кожа просто охеревает от соли, но я даже не замечаю этого. Гигантская волна пожирает меня за секунду. Я открываю глаза, вокруг темнота и блеклая синева. Я не вижу ничего – и вдруг разом загораются сотни медуз. Эти скользкие инопланетяне: синие, фиолетовые, розовые, прозрачные… Вся глубина теперь похожа на новогоднюю хлопушку, но мне не хочется кричать "ура". Здесь я совсем одна… Уже не убежать, от этого места не спрятаться никогда и никому, оно было с нами с самых первых минут, а, возможно, и еще раньше. Морской черт снова смотрит мне в глаза своими пустыми фонарями. Я укутана темной водой, но не защищена ни секундочки. Рыба плывет на меня, еле шевеля хвостом, а я не в состоянии сдвинуться с места. Пространство вокруг словно застыло – будто я закарамелизирована в арахисовом щербете ультрамаринового цвета. Рыба у моих губ, я холодею от ужаса, в ушах только стук собственного сердца – я немного успокаиваюсь, ведь слышу его. И тут… Хищник касается моих губ своими шершавыми, зубастыми мочалками – только касается, ничего более. А глаза в паре сантиметров от моих – белые, мутные и бесчувственные. Резко стук сердца стихает, и голова разрывается от пронзительного звука, исходящего, походу, из моей собственной груди. Я корчусь, ломая конечности и разрывая это застывшее пространство вокруг. Выступил пот, окатило звенящей болью – может, это и есть роды – меня буквально раздирает на части, я ломаюсь, я поджарена у самых висков. Да!! Получилось отвернуться от рыбы! Сколького же это стоило… Я вижу двух слипшихся медуз, они сверкают. Они заняты друг другом, как бы не замечая и не волнуясь обо всем происходящем. Я замираю и наблюдаю за торжеством жизни, за тотальным отрицанием смерти, за бесконечным возрождением. Почему-то выступают слезы, и меня рывком высасывает из глубины темным водоворотом. Мгновение – и я на берегу, сломанная и готовая к рождению. Кашляю и прихожу в себя. Я сделала это сама, я была одна, и я это сделала – улыбаюсь по-дебильному, но так искренне. Как же чешется спина… Как же, мать ее, чешется…
Метаморфоз
Поворачивается замок в двери, и в номер входит нечто. Оно не идет – порхает подстреленной уткой – и рушится на диван, в сырые купальники, песочные шорты и упаковки из-под чипсов. – Нин? – Из кухни выходит подруга, держа чашку с надписью «MAMA BITCH – MAMA BOSS». – Я так больше не могу… – шепчет та, растирая пальцами лоб. – Я видела что-то… Агата присаживается на пол рядом с диваном в позу лотоса и подносит нимфе чашку. – Это чай? – Почти. Пей. Девушка отхлебывает: глаза вылупляются, как при запоре на унитазе. – Бл-я-я-я-я-я-я-я-я-я-я-я-я-я… Аве Мари-и-и-ия-я-я… – Нина дышит по-собачьи, высовывая язык и корчась. – Это чай по-офицерски, – улыбаясь, поясняет Агата и мило наблюдает за задыхающейся подругой. – Новый уровень: коньяка уже больше, чем чая. Они вместе хотят засмеяться, но обе почему-то не могут. В мыслях у одной нимфы всплывает глубина, а у другой – горы. Сейчас солнечно, нет ни намека на несчастье, но… – Да черт тебя побери! – гаркает Агата и достает из столешницы длинный нож. Девушка чешет острием свою спину. Нина вдруг тоже чувствует затуманенное жжение между лопаток. – А!.. – Она падает с омертвевшим лицом в подушку, всю в песке. – Господи… Господи… – Что происходит?! – пугается Агата. – Судорога… Посередине спины… А!!! Сука… Сука… Сука!.. – девушка слезно причитает, шипя и сворачиваясь в букашечку. Она рвано орет, уставившись в пол, куда падает лучик солнца с веранды. – Ну-ка, повернись. – Подруга переворачивает Нину на живот. – Твою мать… Она корчит гримасу отвращения и ужаса: посередине спины, где кожа сошла до розового мяса, торчат два разлома, будто пробиваются наружу. Агата настороженно касается выступа пальцем – и болезненно отдергивает руку, словно ее ужалила дура-оса. – Там какая-то желто-зеленая липкая фигня. – Кровь есть? – стонет Нина, получая новый пульсирующий удар в спину. – Ай, черт! Такое ощущение, что кто-то вырезает мышцы живьем. Мне страшно… – Она тяжело вздыхает и отчаянно всхлипывает. – Нет, только две херовины какие-то, – присматривается подруга. Агата наблюдает, впитывает это зрелище в себя, и почему-то к глотке подступает рвота. – Ты че?.. – взывает к подруге Нина. – Голова чего-то кружится, – слабо отвечает та и снова садится на пол. Вялость захватывает все тело, разливается по нимфе, высасывая всю жизненную энергию. Агата ползет ломаной рукой к своим лопаткам и нащупывает пальцами уплотнения – растет. Что-то растет…
*** – А сейчас вы видите, как две маленькие личинки претерпевают свой метаморфоз, – всезнающим тоном объявляет экскурсовод. Группа пялится на небольшой террариум, в котором много песка, игрушечных домиков и растений, а сверху по-матерински светит старенькая лампа-солнце. – Подождите, – влезает самый умный из армян, – а почему до этого личинки ползли куда-то вверх? Че, внизу не могли родить себя, что ли? – Понимаете, – лояльно объясняет экскурсовод, – личинка продолжает подниматься до тех пор, пока ее ножки больше не смогут передвигаться. Один промах, и падение означает для нее неминуемую смерть. – Сколько всего стадий она прошла? – Линька четыре раза, а затем окончательная смена тела – метаморфоз. До него личинка в целом похожа на взрослую особь, единственное, недоразвита половая система и нет крыльев. Подходите с этого ракурса, руками стекло не трогать! Поразительное перерождение… Группа уставилась на трансформирующихся насекомых. – С помощью удивительного метаморфоза личинка превращается в летающее существо. Сначала трескается задняя часть личинки. Трещина расширяется и становится открытой щелью, через которую пытается вылезти новое, совершенно отличное от личинки существо. – Щель… – завороженно, как-то околдовано повторяет некто из людей. Он сказал это так тихо, что услышали все. – Смотрите-смотрите!! – восторженно вопят зрители, тыкая пальцами на полустрекоз. Старое тело стрекоз морщится и стягивается, девчонки готовы "открыть" свое новое тело, а в помощь идет щель. Но, аккуратно, малявочки! Если лапка зацепится за старое тело, вы умрете!..2 Две стрекозы перелетают с цветка на цветок. Дикие шалуньи-инопланетянки. На крылышках ровно по двадцать две капельки воды. И в каждой из них отражается истина, только обычному человеку рассмотреть ее невозможно – придется сменить тело.
Глава III Членистоногое
Сейчас такое подвешенное состояние, когда ты не понимаешь ничего. Ты одержим судьбоносными встречами и отчаянными решениями, о которых тебя твой мозг даже не спрашивал. Внимание, ощущается острая нехватка окситоциновых переживаний! – Я хочу сильного рядом, – признается стрекоза подружке. – Я хочу уже хоть кого-то рядом. – Хочется порно-сказки – каждой хочется – но это невозможно, такого не бывает, – отвечает другая нимфа, порхая и левитируя. – Я смотрю на людей вокруг, и жизненные силы все больше покидают меня. Они ни о чем… – Где же взрывные и сильные мужчины?! – вспыхивает кристальная дева. – Почему девушке в двадцать втором веке нужно самостоятельно размораживать этих незрелых пельменей или вытачивать из бесчувственных камней некое подобие мужчины? Почему?! – Знаешь, – решительно говорит подруга, – я отказываюсь от такой позиции, которая заведомо обеспечит мне тотальное одиночество, даже если я добьюсь своего. – Мне хочется силы… разума, решительности и напора. Сама же я хочу раствориться в повиновении, хоть с кем-то и хоть как-то расслабиться. Дать себе уже, в конце концов, право быть слабой и одновременно в безопасности. – А я хочу… – мечтает Агата, – Я хочу, чтобы мы были наравне в своем величии. Как кусочки пазла: не хочу впадать в чрезмерное обожание, но и тешить только тщеславие тоже не собираюсь. Просто чтобы без фальши, сильное чувство, тянущее вверх… – Она вздыхает, – взаимное восхищение, чтобы воздух и секс через все проступали. Агата всхлипывает, собирая росу на крылышках. Цветы только проснулись, раннее туманное утро. – Возможно ли это в нашем современном мире?.. – слезно взывает стрекоза к подруге. – Я уже ничего не знаю. Да у меня и нет опыта. – У меня тоже… Но я продолжу отчаянно в это верить.
Секс и русский бильярд
Две нимфы ранним крымским вечером. Они распахивают двери, проникая в прохладное помещение. Осторожно разуваются, показывая миру свои ступни, и идут к бильярдной стойке. – У меня точно помады нет? – Агата в двадцать второй раз показывает подруге свои клыки. Та закатывает глаза безумной кошки. – Маленькая озабоченная чихуахуа. Идем уже. Естественные синхронные движения тазом. Они устали от разочарований, что-то сменилось эмоционально, но их формальное тело остается старым. Девушки плавно размещаются за деревянным столом, зажигается лампа сверху – зеленое сукно загорается холодным, бодрящим светом. Агата берет треугольник и размешивает шары. – Я хочу запустить сразу все шарики, как в «Том и Джерри», чтобы они бегали паровозиком, – говорит Нина, по-кошачьи обходя весь периметр. Девушка двигается пластично и размеренно, впитывая подушечками пальцев фактуру новых предметов. А воздух будто расступается перед ней, она мягко огибает пространство. Обе девушки замечают заинтересованные взгляды бильярдистов слева. За ними наблюдают два мужских силуэта. Послание. Непривычный стыд. – Хм, – улыбается Агата, крутя в пальцах кий, – мечтай дальше. – А вот и буду. Шоколадная нимфа быстро шепчет подруге: – Они какие-то другие. Девушки пробуют играть, но шарики летают по-идиотски. – Мы явно чего-то не понимаем… – Нина опирается подбородком на кий, загадочно щурясь. – А! – Агата пробует ударить снова. – Блин, фигня какая-то… И тут на стол ложится чужая рука, пальцы в синем мелу, а кисть расставлена в правильном положении. Нина поднимает глаза: молодой человек с улыбающимся, щетинистым лицом. А глаза – бусины, которые отражают добродушие и простоту. – Нужно вот так растопырить пальцы, веером, – начинает он, и Нина сразу старается повторить, как маленький ребенок смотря на своего сенсея. – А большой палец слегка вздернуть, он как подставка. А каждый палец касается сукна.
Его друг подходит к другой нимфе: – Как вас зовут? – спрашивает мужчина. – Агата, – мягко и тихо шепчет она, не сводя с него прямого взгляда. Каштановые волосы до плеч, цыганская улыбка, легкость, секс… Непринужденность. Он жует зубочистку и уверенно, но без развязности, берет ее за руки. Выставляет верное положение. – Хах, мы раньше никогда кий-то в руках не держали! – отшучивается девушка в попытке оправдать свою неопытность. – Ну, не все же с пеленок, – спокойно говорит он. Агата ведет себя слегка наигранно. Самую малость. «Посмотри, какой я могу быть… Но мне все же страшно». Улыбки, улыбки, улыбки… А Леди Вагина в агонии. Бильярд – это такая игра? Скорее, танцы на яйцах. – Пальцы растопырь, сильнее. Нагнись. Корпусом работай… Нет, вот так. Ее взгляд сосредоточен, дыхание еле слышно, она чувствует чужое тело, касающееся напряженной спины. Внезапное вторжение застигает ее врасплох. – Первые разы бывает, – протягивает он, глядя на результат. Она рассматривает шары для бильярда: на них проявляются слова…
Раз – это смешно Два – маленькая грудь Три – тебе не расслабиться
Но его голос немного выводят из транса: – Чую, к концу вечера я взращу второго Эфрена Рейеса в юбке. – Восточная улыбка, шаловливый взгляд. Он играет, но делает это так привычно и так незатейливо. Агата осторожно улыбается уголком рта, все еще разглядывая его лицо. Странно, по телу журчит спокойствие, тянется сладкая карамель, и взгляд вовсе не хочется отвести. Они видят друг друга максимально четко. Между ними равновеликость.
– Меня зовут Нина. – Хорошо, смотри, нужно собрать все элементы в одно целое и двигаться единой сутью, понимаешь? – Не совсем, – Она смеется, касаясь подбородка. – Смотри, – Мужчина ложится на сукно, показывая, как именно он держит кий, – грудью упираешься, голова близко к стойке – и замирай! Подвижны только руки, они просто инструмент, не давай им много воли. Вот, видишь, как я двигаю кием? – Да… Кажется, я что-то понимаю. – Пробуй. – Он дает ей свой кий. Нина опирается грудной клеткой в стойку, складывая в голове все, что он говорил. Краем глаза она замечает мужчину, улавливая его трепет и поддержку. Девушка ударяет, но получается не очень красиво. – Вот, уже намного лучше! Только корпус неподвижен, помни. Мужчина снова встает в позицию и резко демонстрирует удар: шар летит стрелой, разбивает соседние, и в лунку сокрушаются три сразу. Он – профессионал. Он величественен в своем деле, а она величественна в себе самой. – Восхитительно, – хвалит Нина, еле заметно кланяясь лбом. Она покорена и дает свое уважение, а он отдает свое благолепие. Бильярд – это власть и статус. Это пробужденная сексуальность, отточенная и безупречная грация. Есть мужчина и есть женщина – и сейчас они существуют с этих позиций.
– Так что происходит в вашем мире? – спрашивает мужчина у новых подруг, подавая цыгану бутылочку пива. – Все очень грустно, – объясняет Нина, развалившись на мягком полу. – Государство не заинтересовано в приросте населения, ну, там ископаемые и Земля уже орет от боли… Они, аппарат власти, приняли решение еще несколько сотен лет назад, но предсказать все последствия нереально. – За неправильными и сомневающимися людьми, – продолжает за подругу Агата, – установлена слежка. Эта профессия – таксостражей – актуальна последние лет триста, наверное. – Таксостражей? – усмехаясь, переспрашивает цыган и отпивает пива. – Это люди власти. Есть и обычные такси, передвижение самостоятельно просто запрещено. Все через такси. Посланника люди определяют по характерному запаху шоколада в салоне – это пахучка в виде таксы. – Тогда человек твердо осознает: он оказался в этом такси не просто так и просто так он отсюда не выйдет. – В смысле? – спрашивает юноша с щетинистой улыбкой. – Понимаете, – поясняет Нина, вздыхая, – есть метки: силиконовые браслеты всех цветов радуги. Фиолетовый – самый легкий, чисто предупреждение, но к тебе не лезут. А красный – последняя метка, значит, ты под жестким присмотром. А еще тебя склоняют к насильственному употреблению гормонов, как бы предписание. – Зачем?! – Цыган ошарашенно разводит руками. – Это сложно… – соглашается Агата. – Началось это еще давным-давно, в прошлом веке. Когда-то людям дали иллюзию о том, что это их решение. Это их максимальная свобода, самые разумные действия. Но это политика. Это грязь. – Это грязь… – будто подтверждает Нина. Больше никто ничего не говорит.
Березка,или Пусть краснеют сосны
Они зашли уже так глубоко в сосновый лес, что не видно начала и не видно конца. Они сейчас наедине и на одном дыхании, на одной ступени. Их разделяет только ма-а-аленький нюанс… – Трахни меня в позе березки, – настаивает Нина, резко оборачиваясь и смотря ему прямо в глаза. – О чем ты? – он недоумевает и легонько посмеивается. На лице проступает юношеский румянец. Девушка придвигается к его лицу и гипнотизирует, прорываясь в его смущенный зрачок огромной сексуальной волной. Тот облизывает губы, двигаясь дальше в сосны, и трет шею. Они заходят вглубь, теряя ориентиры. Нина встает спиной перед мужчиной в своей божественной позе и понемногу спускает лямки летнего платья. «Взаимоотношения, складывающиеся между сосной и березой, давно привлекают внимание лесоводов и научных работников». – Почему в сосновом лесу так много берез? И только их? – спрашивает девушка, хотя сама знает ответ. Она просто обожает, когда он объясняет ей то, в чем так блестяще разбирается. – Ты не обманешь меня, – отрезает он, но не двигается с места. Воздух разряжен, буквально пульсирует. Его глаза приклеились к ее гибкой спине. «Участие березы в сосновых культурах уменьшает их пожароопасность». Платье струей падает, огибая пышные бедра, к ногам, куда и он уже готов упасть и валяться у ее стоп среди иголок и песка. Нежное солнце ласкает голую кожу, облизывает и уповает – а богиня дышит так раскаленно, так отчаянно желая прикосновений. Мужчина облизывает губы, готовый обсмоктать эту сладкую карамель, но он чересчур восхищен. – Ты огнеопасна, и я этого боюсь, – признается тот, не в силах отлепить взгляда от своей нимфы, залитой солнечным медом. Она поворачивается, его бархатная пума, и требует благоговения. Он пасует. «По мнению других авторов, береза угнетает сосну3». Мужчина ласкает ее, делает это так, как девушка хочет. Нина снизошла: Она совершает широчайший акт любви и позволяет ему касаться себя в его хотении. Бильярдист наслаждается ею по каплям:
Глоток – они в песке, среди шишек. Другой – он пьянствует в ней.
Оба ложатся на спину и поднимают ноги вверх. Теперь каждый в легендарной позе «Березка», вот только один из них уже нетрезво двигает тазом. Он обезумел, перенасытился, но он доволен как черт. – Я боюсь, ты мертвецки пьян… – задыхаясь, произносит Нина. Она дрожит в березке, но пульсация исходит из грудины, откуда-то изнутри, где в одну секунду тревога спит, а в следующую уже снимает с твоего клитора скальп. Березка останавливается. Он опускает ноги и, переводя дыхание, ползет к ней на локтях по песку. Мужчина в изнеможении, вдохнувший ударную дозу кислорода. Она не в состоянии унять панику, в глазах танцуют слезы от страшного предзнаменования. – Я боюсь, ты испепелишься, – очумело шепчет девушка, грудь которой вздымается и перекатывается смертоносными волнами. Будто она сейчас – это шторм, за которым стоит неминуемая смерть. Он дышит, целует ее сосок и, облизнув губы, говорит: – Не бойся. Я достаточно силен для тебя. Нина недоверчиво смотрит ему в глаза, ощущая на губах песчинки вперемешку со слюной. – Неужели ты сильнее меня?.. Я не верю в это… Я не верю… Мужчина прижимает ее к себе, и они вместе смотрят вверх, на сосны. На некоторых стволах появляются надрезы в коре, из которых медленно сочится сосновая живица. – Ты плачешь? – удивляется Нина, ошарашенно заглядывая в его лицо. – Да, – смело отвечает он. – Я плачу перед своей богиней, потому что она человек.
Агата и ее медузы
Вечерний прилив. Море – синяя струящаяся органза. Босые бронзовые ступни размазывают влажный песок в тонкую цепочку следов. Она устала… – Может, поплаваем? Она улыбается. Он, из бильярдной, берет за руку, чуть пониже локтя. Становится тепло. В груди и там, внизу. Такая южная, расслабленная энергия – просто молниями по телу. Взгляд. «Он смотрит на меня, как на человека… Как на женщину». А что за волосы… Так и хочется вцепиться! Яростно, но нежно. Бесстыдно. Что-то рвется на волю, невозможно просто так стоять на месте. Дрожь как ранней весной, после отключения отопления. Надо двигаться, иначе ему все станет понятно. «Слишком глупо, неловко и прямолинейно! Нет, на меня не могут смотреть так по-настоящему, всерьез, без стеснения и оправданий… Уймись же!» К кому она обращается? К нему? Или к себе? «Чтобы удержать, надо пить мелкими глотками. Но сейчас хочется всего и сразу!» Она нужна ему, а он нужен ей. Парочка горячих южных людей. Кофе не все любят разбавлять молоком. Иногда эспрессо – то, что нужно. Сочетание на клеточном уровне… Госпожа Фортуна знала все еще до сотворения миров. Она знает, чего хочет, но все равно продолжает вести себя как маленькая девочка. Вода вся в медузах. Целлофановые мешочки с голубым светом внутри. Почему она постоянно боится их? Они не дают ей спокойно плыть. Не позволяют быть гибкой. Иррациональный страх перед древними, такими красивыми, но опасными существами, делает ее тело буквально деревянным. Она мечтает быть резвящейся нимфой, но трясется от мысли о прикосновении чужеродных щупалец. На них же яд!.. Ей сделают больно, она не выживет… Но возникает справедливая мысль: «Тебя ни разу не ужалили за всю твою жизнь. Это страдания из воздуха! Почему ты до сих пор трясешься в конвульсиях?» Спокойствие и уверенность в действиях – вот идеальный рецепт. Жизнь – это морское течение. Медузы – сложности, которые, не всегда негативны, на минуточку. Иногда это столкновение, которое в итоге приводит к освобождению. «Моя единственная проблема – это я сама». Успокойся. Не плачь сейчас. Твое тело – это то, какой ты себя видишь внутренне. Обертка для конфетки. Прямая трансляция души. Просто посмотри в глаза человеку, который смотрит на тебя прямо в этот момент. Это не шутка, не ребячество, не вынужденные обстоятельства. Он хочет тебя. Вот так вот просто. Просто тебя. Не куклу Барби. Не все любят с ними играть, знаешь. Шаг, еще шаг. Погружение. Медузы все еще рядом, но почему-то не трогают ее. Мгновение, взгляд затуманивается. Она смотрит на них и вдруг вспоминает шары для бильярда. Свои страхи. Столь мелкие в одиночестве, но ужасающие в количестве:
я не знаю, что мне делать, и как правильно делать я не могу расслабиться я смешная и нелепая первый раз – это ужасно я и врожденная сексуальность? вы о чем?! а как же моя неприкосновенность?..
Кажется, Мать-Природа вопит в своем молчании: «Родись уже, дура!» Прикосновение чьих-то щупалец вдруг обжигает бедро. Она чувствует чужой горячий воздух на шее. Кожа, не успев намокнуть, уже высыхает. Коже нужна вода. Коже необходимо дышать. – Агата… – Но я не… Я же совсем не… – Мне нравится твоя маленькая грудь. Две медузы, сплетенные в морской воде. Пальцы – волосы. Есть, за что держаться. И это хорошо. Она не утонет, нет. Вокруг медузы, медузы, медузы… Щупальца переплетаются, резко, но совсем не смертельно, а как-то бодряще. Синее пламя горящей промежности горит сначала тихим робким огоньком, потом разгорается все сильнее… Электрический ток. Она делает все правильно. Он делает все правильно. Они делают все правильно. Правильно. Так, как должно быть. Так, как хочется. Морская гладь залита мягким свечением. На каждом свободном сантиметре – любовники, подталкиваемые шепчущимися волнами. Она выходит на берег обновленная. Другая. Настоящая. Та, которой всегда была внутри.
Размышления о половозрелой особи
– Ты какая-то другая, – озадаченно хихикает Нина, заправляя челку и переминаясь в плетеном кресле. – Да, я… Взгляд – застывшее желе. Цвета медуз. Обе смотрят друг другу в глаза. Обе понимают, обе и так уже сказали. Или не совсем? – Что ты чувствуешь? – Нина сосредотачивает свой лесной взгляд на подруге. Она думает. – Очищение. Да, очищение от всего старого, забытого, вовремя не замеченного, в итоге разросшегося до ужасных размеров. Лишнего. Я – это я. Я чувствую себя. Я не картинка. Я полноценная, в том смысле, что у моего тела есть доступ ко всему теперь. Оно функционирует. Все так просто… Доверие. – Агата сконфуженно трет шею и смотрит на небо. Другая нимфа отпивает чай, любуясь их последним закатом. Это солнце заходит и больше никогда не взойдет снова. Именно это солнце они решаются отпустить. – Знаешь, – сообщает Нина в вакуум вокруг них, – а я чувствую необратимость. Там, в сосновом лесу, мне померещилось. На какое-то ничтожное мгновение я приняла кривую сосну за человека, за ребенка, вернее. Я увидела себя как мираж. Та маленькая девочка смотрела на меня с грустью, какой-то безвозвратностью, унынием… Этого ребенка, невинного, безвредного, простого и искреннего, больше нет. Нина вытирает слезы, которых уже невозможно стыдиться, и с трудом и полной отдачей продолжает: – Мне стало жутко страшно, что от меня что-то уходит, и это никогда не вернуть. Меня как громом пробило! Моя маленькая кошечка останется в прошлом, я потеряю связь с ней, я изменилась навсегда. Он изменил меня навсегда… Она ушла. Ее больше нет. Подруги молчат, томно и одержимо. Молчат… Молчат… – Но ведь это нормально, – боязливо встревает Агата, ослепленная золотым солнцем, – разве нет? – Да, – уверенно отвечает Нина, – конечно. Я просто все прекрасно понимаю и не вру себе. – Хорошо… Я тоже постараюсь не врать себе. Девчонки пьют чай на веранде, так неторопливо и даже лениво, но потом атмосферу разрывает обоюдное решение: – Крым нам больше не нужен. Пора возвращаться.
Возвращение
Они миновали полуостров. Они прошли через туман Краснодара. Они приняли на себя ответственность и отказались от иллюзии благополучия. Они другие люди, но все еще нимфы. Снова город. Оживленная центральная улица. Выходной день. И несмотря на серые бетонные стены домов, люди не блекнут, сочась между ними в своем личном потоке жизни. Здесь пятна всех цветов: лимонный, коралловый, небесно-голубой… И так до бесконечности. У каждого своя аура, настроение… Люди все те же, но… Что-то да и в них изменилось: они кажутся уставшими, потерянными, но такими добрыми и беззлобными. Город тот же, а мир уж тем более не меняется. Но изменились две маленькие стрекозки – они милосердны. Нина и Агата стоят под зонтом у фонарного столба, переминаясь от неспокойствия и юной, только зарождающейся в них энергии. Ранний сентябрь. На футбольном поле играют молодые люди, совсем живые, на удивление. Нина толкает подругу локтем: – На нас смотрят. Те двое. Агата больше не противится факту, отмахиваясь «совпадениями», а отвечает тихой улыбкой. «Я знаю». Взгляд – взгляд. На момент ощущение дежавю?.. Нет, они совсем не похожи. Хотя, все может… Еще взгляд – стрела. Но не на лобке. Через все тело. Они подходят… Ближе.
Последние комментарии
4 часов 20 минут назад
13 часов 12 минут назад
13 часов 15 минут назад
2 дней 19 часов назад
2 дней 23 часов назад
3 дней 1 час назад