Erase my memory. Сотри мою память [Андрей Александрович Писарев] (fb2) читать онлайн

Андрей Писарев Erase my memory. Сотри мою память

Никем не читаемое предисловие

«Судорожные движения муравьёв начали пробуждать очередные мысли об окружающем мире. Беспрерывная булимия мыслей убивала во мне желание радоваться простым вещам, а планы на будущее занимали настоящее, отчего я нормально не жил. Такая мелочь для обычного человека, как поссать на муравейник, для меня стали причиной для очередной партии мыслей об эвтаназии, ведь совесть не давала покоя. Муравьи, стараясь сделать своё жильё безопасным местом для себя и семьи, всю жизнь работая, почти не отдыхая, столкнулись с трансцендентным желанием человека, высшей ступени эволюции, обмочиться именно на муравейник.

Не ценящий себя, родителей и друзей, их поступки, помощь, труд, благодарность, заботу, улыбку, прошлое и настоящее – всё это – человек. Самая сильная в природе единица, губящая всех на своём пути, не способная реализовать, использовать с умом данный природой дар. Кровожадное эгоистичное животное, способное изменить себя, благосостояние близких, мира – убивает каждый день себя, природу, труды прошлых лет, труды нынешних лет, бесконечно конвертируя огромный запас времени на просмотр сериалов, распития алкоголя, обман людей, издевательство на животными, над близкими, над незнакомыми. Всё это создало во мне бесконечную злость и разочарование в этом мире. Мире людей, где не знаешь, чего ожидать, кому доверять, кого спасать»

upd. Предисловие я изменял порядка пяти раз. В этот раз добавлю лишь, что после сравнения своего творения, в виде этой книги, с творениями других людей – я загнался в очередной раз. Мне вдруг показалось, что моя книга – дерьмо. Так я считал, потому что в голову залезла, будто червь-паразит, мысль о том, что это всё – юношеский максимализм.

В очередной раз я решил отложить идею о релизе. Хотелось пафосно сжечь её, как и подобает многим авторам, введённых в самокопания. Но, спустя пару ночей, меня отпустило. Если вы читаете это – значит я пересилил свои терзания, за что очень хвалю себя.

Книгу я начал писать пятого июня две тысячи двадцать первого года. Это была сублимация рефлективных мыслей в текст, потому что думать впустую – мне надоело. На протяжении долгого периода я записывал мысли и они стали скелетом этого чтива, на которое я надевал выдуманный сюжет абстрактных персонажей. Спустя какое-то время в моей жизни появился важный человек, который преобразовал жанр книги из рефлексии в роман-рефлексию.

Исповедь. Данная книга является самой настоящей исповедью. Я крайне ранимый и мягкий, но наряду с этим резкий человек, чем остаюсь недоволен по сей день. Поэтому предупреждаю: в течение истории будут слишком сладкие эпизоды, и слишком грубые. Я долго думал на счёт того, стоит ли вообще выпускать книгу или нет, просто потому, что она для меня очень личная. Но, склонившись к своему же тезису в этой же книге, решил, что не стоит ничего бояться. Как и подобает любому, чьё ремесло – творчество, я отдаю свою жизнь на потеху публике. И наряду с этим прошу каждого отнестись с пониманием к истории персонажей. Вы можете порицать мой опыт стихосложения, речевые и пунктуационные ошибки, но не историю, потому что это буквально моя душа. Да, вот такой вот я наглый. Почти всё описанное здесь – пережитое по-настоящему.

Эта книга не художественное произведение, которое стоит оценивать как выдуманный автором, а поэтому гениальный сюжет. Это чтиво – личная история, которая априори не может тягаться за какое-либо звание.

Сюжет базируется на жизненном опыте автора. Часть истории – точно пережитое, часть – приукрашенные, но реальные истории с вплетением литературной эстетики, часть – сны, видимые мною когда-то, и малая часть – выдумка, сделанная для завершения истории лирических персонажей.

Эта книга о разочаровании автора в себе, в людях, и в будущем – ведь оно непредсказуемо. А будучи заведомо пропитанным постоянным смятением, бесконечной астенией, неуверенности, ненужности – идти вперёд труднее с каждым днём.

Я ненавижу беззубые книги об абстрактных персонажах, без какой-либо необходимой читателю морали. Жизнь меня разочаровала. Быть может этот дебют в мир авторства не раскроет детальных причин этого, но тем не менее, многое из беспокоящего меня, отражено в этой книге. Как я писал ранее, это – исповедь. Что написано – позволено вам видеть, что не написано – не хочу афишировать на публику.

Для сильных людей – книга станет учебником, для слабых – очередным гвоздём в разочаровании мира. Однако я хочу, чтобы вы на своей шкуре не обжигались обо всё то, что описано, как больное.

Для безумного погружения в историю и эмоции, переживаемые персонажами книги, вы можете включать музыкальные композиции (если упоминаются альбомы – их включать не стоит), озвученные по ходу истории.

Дабы вам было удобнее, на видеохостинге «Youtube» был создан плейлист с названием «Erase my memory, 2021». Автопроизведение следующих треков, лучше будет отключить и включать следующие по плейлисту треки только тогда, когда история дойдёт до их упоминания.

Найти плейлист вы можете по следующей ссылке: https://goo.su/8Tnr

Надеюсь, вы пройдёте этот путь со мной до конца.

(29.05.2021 – 28.10.2021)

Магазин диковинок Уолтера

Стоя в библиотеке, купив кефирного напитка, я решил вдохновиться перед постановкой театральной постановки. В холле стояла милейшая девушка с густыми белыми волосами, возрастом чуть старше меня. Подойдя к ней и мило улыбнувшись, я спросил:

– Здравствуйте. Хочу книжку взять, ну такую, не из классической литературы, и не научной, чего-то возможно дерзкого. Нет у вас подобного?

– Ну, Виктора Пелевина, Чака Паланика могу предложить, – ответила девушка.

– Не, я читал их. Хочется другого немного, – сказал я.

– Хм. Вспомнила. Недавно к нам небольшой партией пришла книга «Наблюдатель» от Игната Валерьянкина, – ответила она.

– Игнат Валерьянкин? Впервые слышу, – задумчиво сказал я.

– Честно, я сама про него ничего не знаю, но говорят, что интересная рефлексия восемнадцатилетнего юноши, – ответила девушка мне.

– Ой, ему так мало лет. Не, дайте что-нибудь серьёзнее, – сказал я.

– Вот вам сколько лет? – спросила девушка.

– Семнадцать, – ответил ей я.

– Вот вам неинтересно послушать мысли вашего ровесника? – воодушевлённо спросила она.

– Да что он там написать может? Чем он меня удивит? Тем, как круто бухать? Пф-ф, я как раз таких терпеть не могу, – надменно ответил я.

– Почитайте, вам понравится. Вот именно вам, – с улыбкой сказала мне эта милая девушка.

Я оглянул книгу и с долей презрения решил её взять почитать.

– Давайте пройдём, я запишу книгу на вас. Скажите ваше имя, – сказала девушка.

– Альберт, – ответил я.

– Эйнштейн? – добро усмехнувшись, спросила девушка.

– Ахаха, нет, не Эйнштейн, – посмеявшись, сказал ей я.

– Фамилию скажите пожалуйста… А, нашла. Вы у нас один из Альбертов. Так, «Наблюдатель» Игнат Валерьянкин. Даю вам на две недели. Распишитесь пожалуйста, – попросила меня она.

Взяв свою карточку библиотеки, я расписался, где требовалось.

– Хорошо. Спасибо. Всего доброго, – попрощавшись, сказал я.

– Приходите ещё, – сказала девушка.

Придя домой и открыв книгу, я начал читать предисловие. Обычно на него моё внимание никогда не падает, но тут я решил узнать, чем же меня удивит мой сверстник. И действительно, он меня удивил. Он перенёс какие-то мысли в текст через муравьёв. Это было круто, мне понравилось. Выключив засвистевший чайник, я пошёл читать дальше.

Продрогшие сапоги в поле

Я пошёл по густой траве, погрузившись в очередную порцию мыслей. Полностью сгорая снаружи от нещадящего солнца, и обжигаясь заново мыслями, уже о муравьях, я залез в двенашку своего друга, забитую ещё четырьмя людьми. Закрыв дверь, прижавшись друг к другу, мы решили поехать дальше, однако машина смотрела на это решение иначе: нужно было заводить её с толчка.

Мы вылезли из салона, часть ребят обошла машину с одной стороны, часть с другой. Когда мы подошли к багажнику, начался поток автомобилей из ниоткуда, распыляющий дорожную пыль по воздуху и параллельно стреляющий галькой в нас. Солнце топило сало живьём, находясь при этом в зените. Облака рассеялись вовсе, деревьев вдоль трассы не было, да и если бы даже были, спрятаться за их тенью было бы достаточно проблематично.

Жизнь подкинула снова проблем: нас пронзал огромный смог пыли, в котором не видно ни черта; аномальная жара, без шанса на малейшее остужение где-либо; и я, получивший разбросанную гальку в затылок, пока завязывал шнурки.

Потребовалось секунды четыре, чтобы увидеть градиент белого цвета, после которого я увидел всё, что видел до этого. Моё лицо и состояние не показывало, что удар камней произвёл цепочку событий в голове, от которых голова начала ехать то вверх, то вниз, наплевав на писаные и неписаные законы физики.

Ребята не увидели в этом ничего страшного, да и я, в принципе, тоже. Когда машины ушли за линию горизонта, мы приступили к тому, ради чего вышли. Один из ребят толкал за раму машину спереди, а я, с остальными, давил изо всех сил её сзади. Набрав какую-то мелочную скорость, парень спереди робко прыгнул на ходу в машину за водительское сиденье и начал её заводить. На моё удивление, она завелась с первого раза, и поэтому мы стали садиться в неё.

Путь предстоял долгий. Пустая трасса без деревьев, словно из мультика «Тачки» или художественного фильма «Джиперс Криперс», адское пекло, отсутствие кондиционера и, уже давно надоевший, плейлист с кальянным рэпом, не давали шанса на спокойную дорогу.

В ненормальной тесноте и без поворотов куда-либо мы ехали около получаса со скоростью 150 км.ч. Неоткрывающееся левое заднее окно уже полностью покрылось моим потом и влагой от дыхания. Запах бензина включал рычаг боли в моей голове и медленно надавливал всё сильнее и сильнее. Мои мысли были только об одном – я не хочу умирать вот в такой обстановке, пожалуйста, разбудите меня и отпустите из этого кошмара. На моё счастье, судьба услышала меня и уже через минуты две, мы свернули в лес, где находилась небольшая деревня, в которой жил один из ребят. Нас стало меньше, тесниться уже не пришлось.

Мы поехали дальше по авеню, обсаженной хвоей, что давало нам ощущение притока жизни в наши раскалённые тела. Проехав метров двадцать, ребята решили выйти покурить, а я вышел подышать влагой, отойдя от вони сигарет подальше.

Я всегда задавался вопросами о жизни, на которые никто не был в состоянии мне ответить. И со временем я научился самостоятельно отвечать на вопросы себе. Вот, например, почему мы попали в такую жару? Почему мы так страдаем, ведь мы же хорошие парни, никому не грубим, по мере возможностей помогаем, да ещё и безвозмездно. Однако глядя на своих друзей, я начинаю понимать, что же привело их к страданиям от погоды – отношение к собственному здоровью. Имея изначально совершенно здоровое тело, с которым есть возможность покорять планету, космос, Вселенную, улучшать окружающий мир – человек гадит его различными способами, халатно относясь ко всему, что имеет. Жизнь, что подарила миллиард подарков, о которых миллиард других живых существ имеют возможность только мечтать, очевидно, разозлится и растопчет тебя точно так же, как ты растоптал её подарки тебе.

Детерминизм… В такие моменты, с такими мыслями задумываешься о нём. Может, действительно жизнь уже предначертана, а мы лишь играем по её правилам, думая, что нам всё подконтрольно? Ответов на такие вопросы нет.

Нужны ли они?

Нет.

Возможны ли они?

Нет. Смысл, правила каждый определяет самостоятельно, исходя из своих предубеждений, потребностей и качества существования. Именно существования, ибо жить ещё нужно уметь, а это умеет не каждый.

Я, при условии, что находил себя более осознанным, чем они, относясь хорошо к здоровью, приятелям, родным, врагам, всё равно понимал, что человек я далеко не идеальный. Человек в принципе существо, которое не может быть априори идеальным, правильным, ибо ему дана высшая сила – интеллект, способная, в правильных руках, сделать всё, что угодно, абсолютно. И почему, владея такой силой, мы не можем быть идеальными? Дело в том, что с такой силой, и в правду, справиться способен не каждый. Большинству не нужен интеллект как таковой. Это легко определить по качеству, планке удовольствия. Все так и норовят поныть о том, что работа им осточертела, истощает внутренние силы, и уже деморализовавшись окончательно за цикличные пять дней, им ничего не остаётся, как полежать не диване перед футболом, «СашейТаней», или каким-либо шоу талантов, где одни будут возможно завидовать, другие восхищаться, третьим будет насрать, но всем поголовно недоступна будет одна мысль, способная перевернуть их жизнь с голеней ног на скальп – каждый достоин своего уровня комфорта. Тебя бесит, что мудаки в правительстве, ничего не делая, получают миллиарды, катаются по странам, веселясь с постоянно новыми куртизанками, гоняя опиум по друг другу?

Бесит.

Почему тебя бесит?

Потому что ты считаешь, что это всё незаслуженно.

Быть может, в настоящее время они не достойны всех благ, что имеют. Однако при изучении чего угодно в нашем мире, важно смотреть именно на корень того, что изучаешь. Что привело этого обрыгана ввысь? Скорее всего, труд. Или связи. И если труд полностью их оправдывает, то связи… Тоже. Умение вертеться делает их теми, кто достоин своего комфорта.

Но, что если привели их к успешной жизни родители?

Такое может быть?

Может. И здесь можно согласиться с тем, что качество его комфорта незаслуженно. Но, важно помнить про Всемирный баланс. Это термин, который уже где-то, когда-то, возможно мелькал, но к нему я пришёл сам, самостоятельно наблюдая за миром.

Что я понимаю под Всемирным балансом?

Всемирный баланс – баланс всей окружающей нас реальности, заключающийся в равномерности между материальными вещами и нематериальными, выдуманными и вполне существующими в жизни каждого из нас, даже примитивных животных.

Увидеть его можно где угодно. Например, что сейчас вспомню, о том и говорю: передо мной гитара, купленная мной за четыре тысячи русских рублей. На эти деньги я мог купить кучу полезного, но купил гитару. Купил просто, по сути, бесполезный предмет для человека, не увлекающегося музыкой и не желающим монетизировать своё увлечение. Но купив гитару за четыре тысячи рублей, я приобрёл новые навыки, что развивает мозг. Новый источник удовольствия. Более высокий, чем самые примитивные и самые доступные в виде алкоголя и наркотиков. И самое главное – опыт. Опыт в игре, что потом можно будет передавать другим людям.

Важно наблюдать за Всемирным балансом, ибо наблюдение за ним, поможет тебе, обязательно, справляться с трудностями, ведь в самом тёмном событии в твоей жизни, есть что-то светлое, ведь.. Всемирный баланс есть.

Ну так вот. Если смотреть на то, что обрыган в верхушке парламента попал туда просто потому, что его родители туда протолкнули, тогда теория заслуженного комфорта сыпется. И это так, но тут приходит на замену Всемирный баланс, который в случае обрыгана, повышает планку удовольствий. И даже самое приятное для обычного человека ему кажется скучным, а удовольствия не приносит, так как планка повышена. И то, что он не ценил, и что имеет высокую ценность в народе, для него не является чем-то важным, а из этого следует одно – он не знает чем себя развлечь.

Дети, которым доступно изначально всё, теряются в бездонном мире бесконечного гедонизма. И повеселившись окончательно в трезвом мире, они опускаются в наркотики, что является достойным комфортом для них. И ведь жалко детей, которые просто родились в обеспеченной семье и не умеют ценить того, что имеют. На самом деле не жалко, потому что во-первых: жизнь – несправедлива, а во-вторых: Всемирный баланс. Перенасыщенные дети – это плохо. Но плохо ли это для природы, если они, например, являются детьми тех, кто губил других людей? Ведь если перенасыщенные дети – это плохо, а то, что плохо, в хорошем никогда не вырастет, можем ли мы грустить о том, что потомство отморозков не продолжит существование?

До определённого момента в моей голове была мысль, что Бог – самый главный и всемогущий в природе, если он существует, разумеется. Представим, что он действительно создал жизнь, создал нас. Мы – его плод. Вытекает из этого следующее – все наши процессы, мысли, наша сущность, всё в принципе – под его контролем. При всём этом, есть такая мысль, что его сущность гораздо слабее, чем человеческая, ведь он уже по стандарту является идеальным, не способным к развитию. Бог поэтому является более инфантильным, чем обладающий интеллектом человек. Ведь наличие осознанности и этого же интеллекта позволяет человеку развиваться бесконечно, в отличие от Бога, который уже имеет, возможно, необъятную базу знаний, навыков, но при этом уже не растёт, а стагнирует. Именно рост делает живое существо лучше. Те, кто ничего не делает, не имеет желания развиваться – обречены на провал.

Человечество в том виде, в котором сейчас находится – не достойно существования. Однако те немногие, кто двигает его вперёд – делают человека Высшей ступенью эволюции. То, о чём мы боимся даже мечтать сейчас, нечто слишком фантастичное, что бывает только в фильмах, будет доступно нам уже через определённый временной промежуток.

Мечтаешь о том, чтобы доказать себе, что Ьог, который нас создал, действительно есть?

А как можно доказать, если не увидеть его собственными глазами?

Никак.

Это невозможно?

Все скажут – да.

Но нет ничего невозможного, особенно придерживаясь теории, описанной выше. И даже доказывать её прозрачность не нужно, если считаться с теорией Бюффона Жоржа Луи – человек произошёл от обезьяны и развился до человека современного. Задатки интеллекта были и в самой обезьяне, и если бы она не стала их развивать – нас бы сейчас не было.

Как увидеть Бога? Создать нечто, что будет показывать то, чего не видно, на, например, астральном уровне.

Это можно сделать?

Можно. Человеком.

Человек может всё, однако следуя тенденции безмерной деградации современного общества, будущего нет.

Думаешь, я буду ныть о том, какое плохое поколение растёт? Да. Но, отнюдь, правды ради, общество деградировало всегда, и лишь единицы двигали люмпенов вперёд, вслед за собой. Почему бы их не оставить гнить на предыдущем уровне? Было бы здорово, но мы – существа социальные, и в любом случае, все идут за сильными. Сидят на месте лишь те, кто умрёт в ближайшее время.

Именно поэтому все любят диктатора, ибо самостоятельность, как таковая, атрофировалась у современного человека. И пусть диктатор не двигает вперёд прогресс, например, для того же самого проекта по осуществлению контакта с Богом, он остаётся, в любом случае, сильным, а посему за ним идут, даже понимая, что хорошим это не кончится.

Рефлексия продолжалась долго и могла вообще не кончиться, если бы не один из приятелей, подошедший ко мне. Он спросил тупейший, но до боли знакомый для всех вопрос:

– Чё хмурый-то такой?

– Да вот задумался о бренности жизни. О том, что все наши проблемы являются биопроблемами.

– Ой всё, не грузи с утра.

– А нахера ты тогда меня спросил о хмурости?

– Да ты чё, просто хотел развеселить тебя, ахаха, подбодрить. Всё ж хорошо, чё думать-то постоянно, жить пора!

– Да, с…! Если бы от меня это зависело. Ладно, насрать, дай попарить.

– Во! На, держи, не грусти только, ага?

– Как скажешь.

Формирование дыр в счастье

Прочитав эту главу, в голове образовались мысли о театральной постановке. Несколько месяцев подряд я не мог найти катализатор, вдохновение к театральному номеру, о котором мечтал давно. Друзья мне всегда говорили, что нужно чем-то себя накачать, чем-то обдолбаться, например, алкоголем, что я всегда презирал и презираю, фу. Всегда была надежда на вдохновение в трезвом мире, и никогда я не мог ничего найти, что смогло бы меня вдохновить. Зачастую сами люди вдохновляют кого-то на что-то, но в моём случае такого не происходило. И впервые за этот год меня что-то впечатлило. Мои отношения находятся в непонятной стадии. Моя девушка относится ко мне странно. Я стараюсь ей доверять, но постоянно вижу как она, будто кокетничает с моим лучшим другом, посему доверия особого нет. Она, по сути, раз является моей любовью, должна вызывать у меня вдохновение, однако наши интересы находятся по разные стороны одной дороги. Иногда вообще не понимаю, почему я с ней, почему она со мной? Может это просто привязанность? Страх осуждения нашими друзьями, обществом, в котором мы появлялись постоянно вдвоём? Сложно всё это. Сейчас для меня это неважно, я впечатлён книгой Игната Валерьянкина. Это как будто бы мои мысли, о которых я хочу высказаться, но не могу правильно их изложить. Как будто бы это моё альтер эго, очень странное и одновременно завораживающее чувство.

После этих мыслей мне написала Лиза и сказала, что хочет прийти в гости. Я прибрался в квартире и стал ждать её прихода. Это время заполнялось созданием первых эскизов спектакля, однако ничего из этого особо хорошего не вышло, ибо нужно думать всем вместе, то есть с ребятами, с кем хочу ставить номер. Тем не менее даже наличие вдохновения меня впечатлило.

Зазвонил домофон, это была Лиза. В глазке была миловидная девочка с тёмными волосами, белой кофтой и чёрными джинсами, поднимающаяся на этаж, где жил я. Это была именно та, которая когда-то поразила моё сердце. Чёрный цвет априори идёт каждому, преображает даже некрасивого, на первый взгляд, человека, однако Лиза выглядела просто шикарно и без этого образа.

Открыв дверь, она моментально попала в мои объятия, а я, в свою очередь, в её. Коридор квартиры имеет свою атмосферу, можно было б провести время и там, но атмосфера была не та, не было ночной искренности, посему мы отправились вон из коридора, в мою комнату.

Лиза уселась на диван, а я сел рядом с ней. Первичный разговор заключался в пустой болтовне ни о чём, кои я всегда не приветствовал.

За окном шёл дождь, который всегда вызывал приятные у меня эмоции, но в этот временной промежуток, он лил каждый день, полностью затмевая собой солнце, что уже надоедало мне. С Лизой у нас были часто разногласия по поводу спиртного. Мои предпочтения заключались во времяпровождении вне алкоголя, ведь с самого детства я наблюдал, как же можно оскотинеть от употребления этого. Юношеский максимализм. Иногда сам считаю, что изредка в небольших количествах ничего плохого в употреблении не будет, главное всегда дружить с головой, но перебороть свои постулаты, сотканные из детства, ткущиеся по сей день, довольно трудно. Лиза, в свою очередь, не видела ничего зазорного в постоянных пьянках с друзьями. На самом деле, очень трудно понять, почему мы вообще вместе.

Я люблю просто молчать. Слушать музыку, обнимаясь, лежать на полу или диване, ничего не говоря. Это моя зона комфорта. Для Лизы это очень странно, но куда больше, ей не интересно такое времяпровождение. Поговорив о какой-то херне, она начала рассказывать историю про поездку в другой город с семьёй. Пока она говорила, я молчал, глядя за её красотой, мимикой. Лиза всячески пыталась наводить меня на встречные вопросы, чтобы я развивал разговор, но мне было не интересно говорить, ведь я любовался ей. В конце концов ей осточертело, что я не поддерживаю разговор, сам ничего не рассказывая, ведь она хотела болтать, веселиться, а я ничего не предпринимаю для этого. Мои слова о том, что я хочу просто находиться вместе с ней, для неё были пустым звоном. Скучность меня заставила её пойти бухать к друзьям, плевав на мои эмоции, желания, чувства. Приневоливать мне не хотелось её. Я в принципе никогда не навязываюсь, всегда отстраняюсь самостоятельно, когда чувствую, что уже не нужен. Лиза ушла, а я начал писать друзьям-театралам о том, что хочу встретиться и обсудить концепт потенциально надвигающегося спектакля.

Погода никак не менялась: всё также лил нескончаемый дождь, отчего встреча откладывалась на неопределённый срок. Голова начала строить мысли, которые состояли на том, что ничего не получится, что встречи не будет, а спектакль так и не будет поставлен. Однако, буквально через несколько минут дождь кончился, что давало мне надежду на сегодняшнюю встречу. Написав друзьям-театралам и всё-таки договорившись о встрече, настроение поднялось до небывалых высот.

Одевшись в любимую белую водолазку, с приятным настроением и жжением от томления встречи и погружения в процесс обсуждения сценария, я отправился на детскую площадку, где мы договорились встретиться. Друзья-театралы задерживались на десять минут, что не было очень страшно. Всегда не любил людей, создающих скандал на пустом месте о непунктуальности кого-либо, если это не систематический процесс, проходящий каждый раз при каждой встрече. Людям недоступны, в принципе, понятия «время», «уважение», «непредвиденные обстоятельства». Они желают видеть исключительно негатив, и обнаружив его, начинают им подпитываться и заражать всех вокруг, превращаясь в своего рода уроборос. Люди – *** на блюде. Зацикливаясь исключительно на материальных вещах, негативе, получении выгоды, внимания, лелеяния, человек готов портить отношения с близкими людьми, совершенно наплевав на душевное состояние ближнего, ведь он – эгоист. Мне в тот момент было абсолютно наплевать на опоздание, ведь подобный инцидент был в новинку, тем более они извинились за это.

Мой огонь в глазах был потушен мгновенно, когда я узнал, что они не намереваются сейчас заниматься театром, ввиду приближающихся экзаменов. Чрезмерная правильность, хоть и иногда присущая мне, всегда меня выводила из себя, вводив в состояние зверя. Разумеется, осознание значимости экзаменов у меня было, однако это не является весомым аргументом в сторону не выделения небольшого количества времени для друга, которому это смертельно важно. Мой рассказ о том, что этим я живу, им ничего не дал. Тем не менее они переживали за меня, что во время предстоящего необщения с ними, я буду проводить время со своими друзьями-алкоголиками, с которыми у них была взаимная неприязнь, хоть при мне они ни разу не виделись. Обещание театралов о том, что после экзаменов мы уже наверняка займёмся спектаклем, не давало мне уверенности, ведь чувство внутри мне говорило, что они лгут. Не выдержав градуса встречи, я попрощался с ними и отправился домой.

Придя домой, я включил подборку грустных песен и начал свою привычную меланхолию. На часах было без десяти пять, и это время я решил забить чтением «Наблюдателя» Игната Валерьянкина, начав читать с абзаца выше, чтобы вспомнить историю.

Интерлюдия

Рефлексия продолжалась долго и могла вообще не кончиться, если бы не один из приятелей, подошедший ко мне. Он спросил тупейший, но до боли знакомый для всех вопрос:

– Чё хмурый-то такой?

– Да вот задумался о бренности жизни, о том, что все наши проблемы являются биопроблемами…

– Ой всё, не грузи с утра.

– А нахера ты тогда меня спросил о хмурости?

– Да ты чё, просто хотел развеселить тебя, ахаха, подбодрить. Всё ж хорошо, чё думать-то постоянно, жить пора!

– Да, с…! Если бы от меня это зависело. Ладно, насрать, дай попарить.

– Во! На, держи, не грусти только, ага?

– Как скажешь.

Мы сели в двенашку и направились в соседний город на день рождения подруги одного из ребят. Солнце скрывалось за пышкой кроной деревьев этого небольшого леса, в котором мы остановились. Линия горизонта обволакивалась светлыми тонами, что сулило приход солнышка в ближайшие минуты.

Ребята разговаривали друг с другом, смеялись, что-то обсуждали, пока я вновь начал погружаться в очередные потоки субстанции, пропитанной известью моих бесконечных мыслей. Я попросил друга, что вёл машину, ехать немного медленнее, дабы побольше побыть без солнечных лучей, на что он ответил положительно. Это желание появилось из-за мыслей о том, что нужно ценить всё, что имеешь в данный момент.

Жизнь – безумно скоротечна. Она подкидывает каждую секунду тонны приятных и негативных моментов всем людям нашей планеты. Где-то в пустыне люди задыхаются от недостатка воды, пока ты ей моешь жопу.

Где-то в гетто люди грабят других людей, чтобы купить самое примитивное кушанье, в виде того же хлеба, пока ты тратишь здесь деньги на всякую чушь, в виде сигарет, алкоголя и других бытовых продуктов, продуктов питания, без которых ты не умрёшь в любом случае.

Где-то в будущем ты едешь по дороге, сотканной адом, на которой тают шины автомобиля, а внутри неё вся влага в воздухе состоит из соли пятерых людей. Но это в будущем.  Сейчас ты едешь остывшим, не задыхающимся от температуры на открытом пространстве.

Важно ценить всё, что имеешь сейчас, ведь если даже тебя в данный момент протыкает страшнейшая трагедия, рвущая всё внутри на крошки – это далеко не самое худшее, что может тебе подкинуть жизнь. Все слышали фразу «Только потеряв, начинаем ценить», с которой согласны все. И будучи согласными, люди всё равно не пытаются ценить, что имеют. Это, наверное, является сутью сознания, скриптом человека, но человек – способен на всё. Именно поэтому можно заставить себя ценить свой ломаный телефон; несовершенное, субтильное тело; свою обшарпанную квартиру, неблагодарную работу; деморализирующее место учёбы; своих быдло-друзей, ведь наступит момент, когда у тебя не будет и этого. И оставшись с собой тет-а-тет, где сожрёшь себя, ведь ты – слаб, и не способен выдержать что-то подобное, ведь не хотел ценить то, что когда-то имел.

Конец леса приближался с каждой секундой, и вот, спустя сорок секунд, мы выехали на дорогу без деревьев. Я взял полторашку воды, чтобы компенсировать излучаемую влагу из меня. С трудом у нас получилось открыть все окна машины, а скорость автомобиля в сто тридцать километров час позволяла нам охлаждаться.

Мы ехали тридцать минут. Я молчал, а ребята изредка выкидывали фразы то мне, то друг другу. В один момент мне надоело ничего не делать, ведь я никак не мог поддержать разговор, ибо был погружен в свои постоянные, нескончаемые мысли, присущие мне с детства. Забить их я решил чтением.

Мерзкое мне до ментальной тошноты клиповое мышление не давало акцентировать внимание на сюжете книги. Внимание концентрировалось ровно восемь секунд, после чего я вновь улетал в атмосферу своих мыслей, читая уже как робот. В один момент треугольник света, образованный стеклом автомобиля и солнцем, придал мне интерес к книге, ведь этот треугольник света упал на слова «Относись к другим так, как хочешь, чтобы относились к тебе». До ужаса тривиальная фраза, однако, как обычно, она смогла запустить в моём мозгу новые шестерёнки мыслей. Я убрал книгу, повернул голову к окну и начал размышлять.

Действительно, если вернуться к теории Всемирного баланса, то на каком основании жизнь должна относиться к тебе так, как хочешь ты, как-нибудь по-доброму, давать тебе фортуну, если ты позволяешь себе относиться к кому-либо плохо? Беспочвенные оскорбления, присущие нашему поколению, даже в контексте шутки, неужели заслуживают достойного обращения к тем, кто позволяет себе их? Даже если тот, к кому были адресованы словесные поливания калом, не обиделся – ты позволил себе принизить существующий статус, положение человека в обществе. Даже если разговор был наедине, это ничего не отменяет. Или, например, воровство в магазинах, которым грешил и я в своё время. Незаконно взяв какой-либо товар, не оплатив его, грубо говоря, я принудил сотрудника магазина оплатить его вместо меня, если таковой невозможно списать. Имею ли я право жаловаться на то, что жизнь повернулась ко мне спиной, если я позволяю себе больше полномочий, чем мне положено?

Тоже самое относится и к нашему телу. Миллиард подростков плачет о том, что их лицо обсыпано прыщами, не стараясь проникнуться проблематикой этой патологии. Куда удобнее просто пускать слёзы, сопли, и никак не прикладывать усилия по устранению источника проблем.

Другой миллиард плачет о лишнем весе, не понимая, нет… Не желая понимать очевиднейший трюизм: меньше ешь – меньше весишь. И та проблема, и другая решаются банальным чтением литературы по питанию. Прыщи сыпятся, в основной своей массе, ввиду высокой концентрации молочных и сахарных продуктов в рационе. Лишний вес балансируется меньшим потреблением пищи, занятием физкультурой, или обычной продолжительной ходьбой, что будет компенсировать наеденные калории. Также и с теми, кто считает себя юродивым идиотом. Очевидно, нужно больше потреблять полезной информации, взамен на бесконечные просмотры «Тиктоков», смешных картиночек из «ВКонтакте», или подобный по содержанию контент.

Прелюбодеяние, как просветление

На полчаса я выпал из реальности. Возвращение в мир настоящий мне дала моя подруга Алиса, которая мне позвонила и позвала в гости. На это предложение я ответил отказом, потому что хотел поспать эту ночь дома. Алиса расстроилась, но с пониманием отнеслась ко мне. В отличии от Лизы, она всегда проявляла снисходительность ко мне, может потому, что была влюблена в меня, может по другой причине. Именно она меня всегда понимала, поддерживала, не знаю почему я был не с ней. Быть может я просто заложник влюблённости в красивую оболочку, плюющий на внутренний мир человека? Не знаю. Знаю лишь, что я лёг подремать после разговора с ней, не продолжив читать книжку дальше. Во сне я увидел кадры фильма, снятого мною, с помощью моих глаз. Проще говоря, отрывки детства.

Утро. Мне четыре года. В квартире полумрак, лишь мерцания передачи «Необъяснимо, но факт», постоянно показываемую в утреннее время во время моего детства, которую любил смотреть мой отец, подавали мне знак, что пора вставать, и делать это самостоятельно, до начала ора создания, который зачал меня. Мочеиспускался я после сна в подобном же полумраке, что был в комнате, но уже в туалете, освещаемом лишь лампочкой в коридоре. Чистил зубы я иногда маминой зубной щёткой, ведь папа, когда готовил её под мои утренние процедуры, путал мою с маминой, говоря что-то в стиле «Какая разница?!». В это время он протирал полы мокрой тряпкой. Хоть он и был тираном своего рода, в его копилке достоинств всё же находились прикольные вещи, например, та же чистоплотность, проявляющаяся в каждодневном протирании полов в квартире и ненавистью к неопрятным людям. Ведь даже приходя абсолютно пьяным животным, в ненормальную слякоть, дождь и грязь, его обувь всегда оставалась идеально чистой. Чудо? Или нет?

Также он был заботливый и внимательный, ведь не стал бы он каждый день мне с братом, живущими летом с ним в деревне, готовить бутерброд с маслом и сахаром, вместе с пусть уже остывшим, но заваренным чаем. Не уверен, передалось ли мне хоть что-то хорошее от него, ведь в остальном, его алкоголизм и грубиянство нивелировали эти пару хороших качеств.

Этот сон развил во мне дикую печаль, из-за чего я проснулся. Отцовскую любовь я не получил, только материнскую. Я нисколько не обесцениваю маму, но в любом случае, отцовская поддержка, любовь для мальчика абсолютно точно нужна. Было желание в детстве, чтобы мной он гордился, чтобы радовался моим победам, но такого никогда не было, лишь сплошные оскорбления летели в меня, иногда рукоприкладство, воспитавшее во мне чувство неполноценности, недостатка внимания, желание не иметь детей, ведь я в любой момент могу, будучи травмированным в детстве, резко превратиться в подобного.

Печаль, фундаментом которой были воспоминания о папе, подкреплялись мыслями о том, что друзья театра не способны уделить мне немного времени, а моя пассия находится невесть где, невесть с кем, невесть под чем. Оставаться один на один со своими мыслями, способных сломать меня в любой момент, абсолютно точно не вариант. Именно поэтому я позвонил Алисе и, извинившись за отклонение приглашения в гости, я напросился уже самостоятельно к ней, на что она любезно согласилась.

Я снова закрыл глаза, слушая композицию «Wicca» «Аксиус Линка», после прослушивания которой, думал начать собираться к ней. Полежав и прослушав полторы минуты песни, я услышал звонок в дверь. Открыв глаза, я подошёл к двери и посмотрел в глазок, за которым были друзья. Видеть у себя в квартире в тот момент я не хотел, однако они ворвались, будто это в норме вещей приходить большой компанией к кому-либо, абсолютно не предупредив, тем более ко мне, ведь я ненавижу большие компании у себя дома. Немного поругавшись о спонтанности идеи прийти ко мне, я их прогнал и стал собираться к Алисе. Одевшись, ничего не взяв с собой, я направился к ней. Обычно я надеваю наушники и преодолеваю путь своими ногами, гуляя по городу, глядя в лица людей в машинах, общественном транспорте, или идущих мне навстречу. В этот раз я сел в маршрутку и поехал, чтобы быстрее увидеть и обнять её, ведь состояние внутри было невыносимым.

Придя к её дому, я написал ей, что подхожу и попросил номер домофона, так как давно у неё уже не был. Встав у подъезда, я стал дожидаться ответа, ведь моё сообщение было прочитанным, однако его не последовало. Никак не мог понять в чём дело, пока не услышал скоробежное шорканье тапочек по бетону подъезда – это была она. Отойдя от двери, я стал дожидаться её открытия, в котором бы вышла Алиса. Непроизвольно натянув улыбку на лице и закрыв глаза, я попал в объятия Алисы, обняв её в ответ. На улице полумрак, лишь мерзкий свет фонарей освещал этот романтический нуар. Признаться честно, ни с кем и никогда я не испытывал подобные ощущения близости человека. Будто наши души были изначально пазлами. Всё больше в голове зрел вопрос, что же я забыл в отношения с Лизой.

Мы поднялись к Алисе на этаж. Я снимал верхнюю одежду, кроссовки, пока она, сняв тапочки с ног, ждала меня, чтобы пойти вместе в комнату. В комнате горели светодиодные ленты, на белом кухонном столе стояли нарочито пафосные бокалы под шампанское, в которые будет налит сидр через пару минут. Алиса взяла меня за руку, чтобы приступить к употреблению алкоголя, но я дал понять, что пока мне это не нужно. Мне нужно лишь упасть в объятия близкого человека, отчего уже я взял её руку, развернул её лицо, посмотрел ей в глаза, и после неловкой паузы, в продолжение которой обычно должен идти поцелуй, я оковал её в объятия и поволок в воздухе в неконтролируемое падение на кровать. Мы обнимались и комфортно молчали, иногда посматривая и улыбаясь друг другу в глаза. После пятнадцати минут объятий Алиса решила уже выпить, на что я не был против присоединиться.

Выпив пару полных бокалов, моя уставшая голова пошла в разбой мыслей. Я взял её руку, потом выбросив, решил обнять и сесть к стене. Мысли начали самостоятельно струиться словами из моего рта.

– Знаешь, девочки любят, когда мальчики их веселят, заводят, заставляют смеяться. Когда-то и я был таким, говорю как-будто мне уже лет тридцать, ахах. Ну года два назад был заводилой. Терпеть не могу серьёзных снаружи людей, пустых внутри. Я поэтому стал странным: делаю, что хочу, ну, не задевая других людей, говорю, что думаю и не боюсь осуждения. Да… Это странно для людей. Я хотел, знаешь, иметь много друзей, чтобы постоянно веселиться, дохера подруг, для ежедневного секса, какой-то статус, но, как оказалось, это несовместимо со свободой мысли и поведения, которую я выбрал. Вот эта вот свобода, о которой все говорят в фильмах, вебинарах, в видосах на «Ютубе» – всего лишь выдумка непонятно для кого, потому что даже те, кто это говорит – боится быть отвергнутым обществом.

– И что? Ты хочешь сказать, что ты отвергнут?

– Хах… На самом деле я хотел сказать, что ты мне нравишься, но говорить мне не хочется. Я при том, что безбашенный снаружи, внутри тихий. А именно безбашенные, ну заводилы, девочкам нужны, которые будут развлекать. Но при такой, достаточно интимной обстановке, вот это состояние «берсерка«» пропадает, важна приятная атмосфера, милые разговоры, поцелуи, понимаешь?

– И?

Я сделал глубокий вздох и сказал:

– Счастье любит тишину. Когда я с кем-то наедине, я хочу понаслаждаться тишиной, но я… Я не могу найти такого человека, понимаешь?! – сказав это, у меня потекли едва видимые слёзы, которые заметила Алиса.

– Блее… Ну ты чего? Я тоже люблю тишину, особенно с тобой, давай помолчим.

– Да не смогу я уже плакать, молчать то есть. Я хочу тебя поцеловать.

– Целуй.

– От меня, честно говоря, люди шугаются. Я нахожу взаимосвязь между выбранной свободой и недостатком внимания. Я ненавижу людей, но при этом внимания, окружения, которое я своим поведением от себя обрезаю, мне не хватает. Я выбрал свободу мыслей, поведения, однако с этим приобрёл потерю в социуме – все считают меня фриковатым.

– А почему ты ненавидишь людей?

– Люди – *** на блюде. Тупые, ничего не хотящие, с гнилой внутри, и красивой снаружи туши, только и хотящие за нихера не делание получать деньги.

– Лол. Нужно ли тебе признание, внимание таких людей?

– В этом и парадокс, понимаешь? Я вижу этих уе***ов и всё равно к ним тянусь. Почему-то в этом особенность человека – идти туда, где будет плохо.

– Ты отпугиваешь людей, потому что слишком сложный, я так думаю.

– Что ты имеешь в виду?

– Ну хотя бы твой разговор. Ты говоришь как-то мудрёно, литературно, не живо, не натурально.

– Б***ь, а как вообще жить-то. Сука, как быдло говоришь – ты быдло. Красиво говоришь – не натуральный.

– Ты, как ребёнок ещё, на чёрное и белое всё делишь.

– Да, приятно пи***ц.

– Не обижайся, хотя, не этого ли ты хотел, быть постоянно молодым?

– Я этого и хотел, просто на этапе формирования этого стержня пацифиста с детским настроем и ненавистью к серьёзности, я не учёл две вещи: первое – пацифизм в мире злых уродов будет слабостью, о которую вытрут ноги все, кому не лень. И второе – быть взрослым ребёнком одному – скучно и тоскливо. Постоянные мысли о том, что ты какой-то не такой, странный. Девочки, мальчики, близкие, да все, от тебя шарахаются, и тогда начинаются мысли о том, что ты никому не нужен, и т.д.

– А чего ты хотел? Выбрать путь панка и быть в центре внимания людей? Чтобы они тобой восхищались? Ты не в фильме, не в книге, а в жизни. Жизнь тебясожрёт, если ты не готов нести эту.. Как она называется? А, ношу. Ношу, с которой ты хочешь быть счастливым. Чем выше порог счастья, тем выше ответственность…

– Да-да… Ты мои мысли цитируешь, о достойности комфорта кого-либо, – вспомнив эту мысль из книги Игната, сказал я.

– Что ты имеешь в виду?

– Каждый достоин того комфорта, который он имеет. Не уж то наркоманы достойны комфорта от самосовершенствования? От того, что они поставили себе цель и упорным трудом достигли её, смогут кайфануть? Ну нет, конечно. Их комфорт окован опиумом, «мяу-мяу» и т.д.

– Мне даже нечего сказать. Ты, наверное, прав.

После слов Алисы мы замолчали на десять секунд, и поэтому я сказал:

– Вот и наступила пора молчания. Ни тебе нечего сказать, ни мне. В такие моменты все так и норовят заткнуть эту паузу какой-нибудь тупорылой шуткой, анекдотом, или словами, а-ля какое прекрасное небо, погода, облака. Не понимают, что к молчанию то всё и шло, потому что именно в молчании можно понять, комфортно ли тебе с человеком.

– Ну, давай помолчим.

В течение получаса мы активно молчали, паря по очереди мою одноразовую электронную сигарету. В колонке играл какой-то автотюновый кал, после прослушивая которого, мне стало немного не по себе. В один момент я встал на колени, потянувшись к колонке, чтобы включить альбом группы «Радиохед» «Kid A». Я не мог его долго найти в огромной музыкальной библиотеке, да и к тому же у меня сильно кружилась голова, после выпитого алкоголя и от передоза солевым никотином. Найдя его, я включил первую песню альбома под названием «Everything In Its Right Place» и повернулся к Лизе. Ощущение внутри мне ясно давало понять, что голова выключится с минуты на минуту, а тело войдёт в состояние круиз-контроля. Её глаза улыбались в мою сторону, но сразу же перестали, увидев мою постепенную смену положения на диване. Я медленно падал.

Открыл глаза я через десять секунд, но считал где-то в голове, что прошло часа два. На лице Алисы было беспокойство, а её обеспокоенные и едва дрожащие руки трогали мои щёки. Упасть я не успел, потому что она меня поймала и положила на бок на свою кровать. Абстрактность альбома, включенного мною, вызывала во мне буйство мыслей, которые подавали мне вид того, что я ещё как-то жив, ибо снаружи я выглядел трупом, потому что выпитый алкоголь уже проник в мозг. Мысли летали от старых переживаний к загонам о будущем. Воспоминания настигли на меня котом с именем Бомжара. Я решил отвернуться от Алисы, чтобы она не видела моих слёз, но отвернуться на сто восемьдесят градусов сил не хватило, и я лёг просто на спину и уснул, начав смотреть сон.

Бомжара пришёл в нашу семью после того, как мы его защитили от нашей кошки Мотьки. Она была уже достаточно взрослой, бойкой и сильной кошкой, способной разорвать котёнкоподобного кота, коим и был Бомжара. Мы отогнали Мотьку от него, чему он был рад. На его мордочке вырисовывалась палитра эмоций: сначала непринятие того, что он спасён, потом радость, что жив, и благодарность, что теперь, как он считал, мы возьмём его с собой и будем его хозяевами, из-за чего он начал ласкаться и мурчать. Мы его погладили, но дали понять, что его мы не возьмём. Подумать только, насколько мы задели его сердце, что защитив его, он пошёл за нами, даже, когда мы его с собой не взяли и отвергли его ласку. Он постоянно приходил к нам домой, ел еду наших кошек, спал на диване, когда нас не было, ведь когда мы приходили, мы его прогоняли.

И настрой против него не был беспричинным, отнюдь. Его уши были голые, как будто больные. Мы называли это лишаем, не знаю, так ли это было на самом деле, или нет. Бомжара настолько влился в нашу семью, что стал ходить уже к нашим родственникам в соседнем доме, никак не контактировав с ними до этого. Эта наглость осточертела всем и однажды, поехав за вениками в лес, мы взяли его с собой. По пути в лес мы проезжали бескрайнее поле и на большой скорости выбросили… Мы выбросили его в окно автомобиля. Никому не понять, как больно мне это вспоминать. Бомжару не любили, и я не любил. Однако став слишком миролюбивым, я возненавидел себя и тех, кто придумал и поддержал идею, о избавлении этого несчастного кота. Никакая исповедь пред батюшкой не поможет тебе. Жизнь рано или поздно даст тебе ответный удар, который тебе покажется несправедливым.

После мыслей и слёз от этих воспоминаний, я проснулся и встал, чтобы умыться. Отвернувшись от Алисы, я с трудом встал и пошёл в ванную комнату, где встав перед зеркалом, начал снова рефлексировать, параллельно представляя, что нахожусь в каком-то фильме, где герой смотрит в зеркало и разговаривает с самим собой. Я смотрел в зеркало с неистовым отвращением к себе, ибо моё лицо всегда вызывало палитру мерзких мне эмоций. Через десять секунд, моё лицо от взгляда на себя уже было под струёй ледяной воды. В голове было миллиард мыслей, через которую выбралась единственная, способная дать мне полезные советы о себе и жизни в целом. Я снова поднял голову – лицо было красным и мокрым, что снова дало повод ненависти к себе, однако это и стало фундаментом для самопсихотерапии. Я не имею права злиться на лицо, за которым сам не ухаживаю, ибо позволяю себе постоянно жрать вредную пищу, что, очевидно, влияет на состояние кожи, в частности лица, отчего и лезут бесчисленные прыщи. Бесконечные чёрные точки, которые я никак не удаляю, тоже не могут быть поводом для ненависти. Единственный повод гнева – это я сам. Но даже самое ухоженное, при этом всё равно некрасивое лицо, можно улучшить обыкновенной улыбкой. Замкнутый круг получается. Недостаточный уход за собой, причина хмурого лица, что в свою очередь так же закономерно ухудшает его вид. Что уж говорить про субтильность тела, которое можно исправить банальным походом в спортивный зал.

После этого сеанса полезной рефлексии я отправился к Алисе, которая уже спала. На колонке продолжали играть «Радиохед», и я, не выключив музыку, лёг спать. Альбом «Kid A» был достаточно психоделичным, но я всё равно оставил их играть, ведь рано или поздно треки бы кончились. Но, к сожалению, Алиса поставила повтор альбома, поэтому, когда бы все песни проигрались, альбом начал бы производиться заново.

Проснулся я посреди ночи от давящего трека «Motion Picture Soundtrack», всё той же группы «Радиохед», и сонного паралича. За окном была сильная гроза с не менее сильным дождём. Передо мною, справа от кровати, был трансвестит в позе «мостика» из страшного видео, которое будоражило весь Интернет. Пошевелиться я не могу, сказать хоть что-то тоже. За окном гроза, тюль летает по комнате, потому что окно было открыто. Играет странная музыка, а вместо Алисы спит разорванный, с множеством открытых ран, Эйнштейн. Тот страх и панику, которую я испытал в тот момент, желать даже самому страшному врагу, я бы не стал никогда.

Трансвестит медленно приближался ко мне, медленно перебирая ступнями и запястьями, параллельно сильнее выгибая спину всё выше и выше. Сердце внутри меня я уже не ощущал – я ощущал бомбу, что стучала невероятно быстро и вот-вот бы взорвалась. Это продолжалось секунд тридцать, и на протяжении этого времени я не смыкал свой взор на это нечто, что приближалось мне. Впервые в жизни я испытал холодный пот, о котором говорили в кино и в книгах. Меня спасла Алиса, уже не выглядящая, как Эйнштейн, которая проснулась от удара молнии и сильного грома. Она едва приподнялась на локти и сказала мне, что нужно закрыть окно, на что я ничего не ответил, потому что не мог. Её взгляд становился всё более напряжённым, ведь она видела мой бешеный взгляд на неё. Последовал вопрос: «Всё нормально?», на что я ответил взглядом, что нет. Алиса приложила руку ко мне, и едва дёрнув меня, я оклемался и крикнул: «А-А!!». Она испугалась, но я сразу перевёл взгляд на ползущее ко мне существо, которого уже не было. Я сразу же встал, закрыл окно, включил свет, выключил музыку, налил воды из-под крана и выпил залпом. Алиса сидела в шоке от происходящего, на что я подошёл к ней, крепко обнял её и сказал, что поймал сонный паралич. Она медленно и сильно выдохнула мне в плечо задержанный воздух. Я сказал, что всё в порядке, чтобы её успокоить, хотя внутри меня разрывало от страха, но паниковать обоим было нельзя. Мы легли спать в обнимку, при этом я сказал, что сонный паралич появляется только при сне на спине и поэтому запретил ей и себе так спать. Я крепко держал её руку, пытаясь сдерживать свою тряску. Непонятно как, но уснули мы быстро. На прожитый мною промежуток жизни, это – самое страшное, что я пережил.

Пар, пыль, или дым?

С утра я встал и начал собираться в техникум. Неверие в произошедшее ночью окутывало моё тело сквозь вены, по которым текла, вперемешку с застывшими кусочками, холодная, тёмная кровь. Нельзя было сидеть долго в мыслях об этом, поэтому я начал сразу одеваться, чтобы не опоздать на учёбу.

Выйдя из дома Алисы, я надел наушники и включил альбом «AM» группы «Арктик Манкиз». Именно эта пластинка включила обогреватель в теле и пустила тепло по венам, после чего кровь пришла к лицу и подвесила вверх мышцы рта, образовав улыбку. Я с некой безмятежностью, длинною в сорок минут, шёл через утренний город, видев солнце ещё на востоке, где оно светило мне не через сотни небоскрёбов, а напрямую в лицо. Утренний воздух, ещё не успевший заполнится новой вонью из выхлопных труб автомобилей, углекислым газом тупорылых людей, пропитывал меня радостью до начала занятий.

Зайдя в техникум, меня поглотил нуар: серые стены, мрачные лица преподавателей и студентов, отсутствие окон на первом этаже. Первое время, всё это вызывало у меня ипохондрию, бесящую каждый момент нахождения здесь. Но со временем постоянный страх пропал, сменившись простым моральным давлением.

Я поднялся на нужный этаж и поздоровался с одногруппниками. Через минуту началась пара математики, на которой мы писали контрольную работу. Поголовно все одногруппники и я, в том числе, списывали ответы с Интернета. Всё было прекрасно: нас не ловили всю пару, поэтому все успели написать работу, кроме меня. Мой телефон на последнем, необходимом задании для проходной оценки на три, начал плохо работать, отчего я не успевал дописать контрольную работу. Ту злость на телефон, которую я испытал в тот момент, я не испытывал уже очень давно, потому что в идеале, стремился к вечной улыбке и добру, но это у меня удавалось не часто. Меня бесили все: преподаватели, относящиеся к детям, будто те скоты; студенты вокруг своей ущербностью, выражающейся в отсутствии банального ухода за собой: принятия душа, использования туалетной воды, мерзким состоянием тела, что мозолило мне глаза постоянно, при их виде в моём взоре.

Меня бесили люди вокруг, живущие как роботы, потому что ни к чему не стремятся, а лишь постоянно горбатятся и унижаются.

Меня бесили их потреблядские поступки, с желанием каждый день на ком-то нажиться, или просто спустить все свои деньги в унитаз.

Меня бесило смирение человека с нынешними ценами на устройства, созданные для мобильной связи между другими людьми, которые стали стоить дороже месячной жизни каждого.

Меня бесила погода, которая какой бы ни была, всегда вызывала желание абстрагироваться от неё.

Меня бесили города, которые ныне строятся не для людей, а для автомобилей.

Меня бесило непрекращающееся рождение людей и животных в этот скудный мир.

Меня бесил звук роста моих волос, современной музыки, или стука струи мочи о керамический унитаз.

Меня бесила постоянно текущая ложь и лицемерие, вытекаемая из уст каждого человека в каждый момент времени.

Меня бесила популяризация тупости и полигамии среди населения самим же населением.

Мне в голову вообще пришла мысль, что если бы животные стали людьми, то они бы уже давно освоили новейшие технологии, создали бы мир вокруг намного лучше, чем мы имеем сейчас. Ведь если вглядеться в окружающее нас пространство, то, безусловно, мы живём намного лучше, чем в прошлые столетия, так как имеем электричество, Интернет, водоснабжение, самолёты и… А больше-то ничего. В остальном мы вносим только лишь деструктивный характер в окружающий мир. Мы не достойны той жизни, которую имеем, ибо природа дала нам всё, но в свою очередь, взамен получила лишь постоянную боль. Так же мы поступаем и со всеми живыми существами. Казалось бы, мы – животные, а в природе сильнейший вид всегда господствует над остальными животными. Однако мы имеем разум, который в свою очередь господствует над инстинктами, а соответственно и исключает правило сильнейшего вида среди нас и домашнего скота, ведь мы – отдельный вид. Но человеку всё равно, и поэтому он позволяет себе издеваться над бессознательными существами. Мы не достойны жизни в том формате, который имеем на данный момент, а соответственно и звания Высшей ступени эволюции. «Когда же времена приблизятся к бездне, любовь человека к человеку превратится в сухое растение. В пустыне тех времён будет расти лишь два растения – растения выгоды и растение самолюбия». Что же сейчас мы наблюдаем?

Вокруг грязь, поломанные дороги и дома, по которым ходят поломанные жизни.

Насильственное принуждение к тому, что не подлежит референдуму, то есть ко всему.

Создание условий, при которых выбора не существует.

Аннуляция сроков – аннулировала будущее. Будущего здесь нет. Существует исключительно настоящее, в котором твоей потрескавшейся кожей рук вытирают жопы тех, у кого кожа нежнее, а руки длиннее.

Всё, что ты имеешь на данный момент, это твоё тело.

Туша говядины в консервной банке стоит дороже твоей ныне жизни – человеческая скотобойня 2021.

Государство во мне убило человека. Я не ощущаю себя живым по-настоящему, будто бы превращаюсь в человека-животного. Наблюдая за людьми, я вижу, что не только я потерял жизнь. Массовая культивация человеческого заповедника, в течение существования которого, людской разум атрофируется и сублимируется желанием наживы и гнева на себе подобных, к которым относятся и примитивные животные. Пообедав плотным стейком, ты становишься активным соучастником жестоких кровопролитий беззащитных зверей. Всякий раз, когда ты начнёшь жаловаться о плохом отношении к тебе от кого-либо, вспомни про поддержку садистов, которую ты самолично оказывал. Тяжело осознавать свою значимость в этой схеме беспорядочного и деструктивного «прогресса». Как при такой обстановке вокруг в сочетании с подобными мыслями не сторчаться?

Когда-то я презирал всей душой наркоманов, алкоголиков и подобных им животных. И чем старше я становлюсь, тем больше понимаю, что не всё так просто, как считал раньше. Ведь что-то же заставляет их губить своё здоровье. Отсутствие перспектив, которым пропитана Родина. Несовершенная внешность, что априори забирает кучу привилегий, дающихся более красивым людям. Разрушенность окружающего пространства, что давит на тебя каждый день. А предательства друзей, которым ты доверял всё, открывал душу, говорил, как ты их любишь. Неужели всё это не способно сломать человека? Куда ему пускаться, кроме тех веществ, которыми травятся каждый третий. Эвтаназия? Слишком роскошно для таких людей – они не способны на это. Я ни в коем случае не поощряю всё это, но тем не менее не стоит делить мир на чёрное и белое, ведь жизнь – вечная градация между злом и добром. Я постоянно думал об этом, однако в тот момент, меня это не волновало, ведь моё внимание было занято гневом на телефон. Ненависть бурлила во мне из-за того, что он меня подставил в самый нужный момент. И всё же, чуть позже, я осознал, что не имею права предъявлять кому-то за то, что кто-то плохо что-то сделал, ведь это в первую очередь труд, который не может быть безупречным всегда. Все могут ошибаться. И не стоит выливать всю свою желчь так опрометчиво, ведь даже в мой телефон вложено сотни сил, сотней людей. Попробовать бы заставить меня создать хоть что-то, кроме каждодневного говна.

А что я сделал, чтобы он вёл себя хорошо?

Не ронял?

Ронял.

Кидал?

Кидал.

Труд людей часто обесценивается стаями тупорылых уродов, ничего не умеющих и ничего не имеющих за душой.

Мой взгляд упал на красивейший узор на линолеуме в классе, в котором я сидел и писал работу. Кто-то старался, создавал, выжимал из своего вдохновения что-то, что можно превратить в ощутимое, тактильное, а это использовали там, где люди таскают палёные «адидасы» с рынка, или обувь из кожи животных. Каждую секунду жизни я ненавидел. И ненавидел себя за бесконечные мысли, о, казалось бы, простых вещах, погружаясь в которые, скрупулёзно ища каждый их нерв, я дотрагивался до них и прожигал уже свои части нервных клеток. Осознание предначертанного, постоянная переработка плохого-настоящего в голове, уверенно тянут меня на ил, дотронувшись до которого, вернуться назад в мир настоящий и беззаботный будет невозможно.

Работу я написал на два, ибо телефон так и не показал мне признаки жизни. Ненависть ко всему продолжала подпитываться всё чем-то новым. Ещё большая злость у меня была на преподавателей техникума, не знающих о снисходительности. И всё же я, узнав про Всемирный баланс, могу поразмышлять о том, почему они не идут навстречу, когда нам так нужно получить ссаную тройку. Почему они должны идти на уступки тем, кто мусорит в классе, кто не следит за поведением, за словами, а за голову берутся только в точках невозврата – в конце полугодия, массово нападая со слезами о получении опять же этой несчастной тройки в четверти? Студенты, клея жвачки под столами, оскорбляя всех за спиной, имеют права жаловаться на свою неуспеваемость? Безусловно, и учителя виноваты отчасти в том, что их не любят. Но они должны быть профессионалами своего дела, способными к контакту с самым тупым студентом. Но опять же, даже самый квалифицированный преподаватель не выдержит всю ношу, накладываемую на него, тем более за Российский МРОТ, который называют заработной платой. Важно идти на уступки, быть снисходительным, проявлять банальное, базовое уважение к тем, кто его не заслуживает, например, плохо поступая с тобой. Только тогда Вселенная тебя вознаградит.

Однажды зимой я пошёл в наш кабинет после окончания занятий, чтобы взять долги и их исправить. В кабинете сидела моя грустная, немного злая на дежурных, которые убежали и не прибрались в классе, учительница. Я попросил у неё работы с двойками, при этом спросив, что случилось. В воздухе витало отчаянием вперемешку со злобой, исходящей от неё. Видно, как она уже устала от всего, что происходит. Она ответила, как её бесят мои одногруппники, которые не убираются в нашем классе. Эмпатия во мне вновь стала разгораться, посему я молча пошёл подметать пол, а потом ещё и его мыть. Подобной радости на её лице я не видел никогда, отчего она пошла мне навстречу и закрыла двойки. Быть умнее других, проявлять себя более мудро в определённых ситуациях очень полезно. Рост над собой можно совершать здесь и сейчас, и не нужно ждать определённых моментов. Я поблагодарил её, попрощался, и с радостным настроением отправился домой.

На улице уже были сумерки, сменяющиеся уже природной темнотой, с примесью мерзкого жёлтого света фонарей. Общественный транспорт я ненавижу всей душой, поэтому всегда хожу пешком. Я надел наушники, включил трек «Annie Blue» группы «Лаундер» в плейлисте с фолк-роком и пошёл по тропинке, окованной справа и слева сугробами. Старался ходить по местам, где не бьёт ужасный жёлтый свет фонарей. По местам, где нет людей, чтобы изолироваться от них и слиться единым целым с красивыми песнями, с зимним морозом в этих прекрасных сумерках. Ходить с музыкой, находясь с самим собой, без людей – очень полезная практика самопсихотерапии после тяжёлого, нервного дня в месте, где не желаешь находиться.

Иногда, всё же, около меня проходили люди. Когда-то мамочки с колясками, когда-то торопящиеся прохожие, в общем-то те, кто внимание моё не цепляет. И среди них, прошла компания моих знакомых ровесников, через третьих лиц. Благодаря моему орлиному зрению, я сразу обнаружил знакомые лица, поэтому заранее сменил траекторию движения, дабы прямого пересечения между нами не было. Мы проходили друг от друга на расстоянии пяти метров. И на этом приличном расстоянии мой нос услышал запах того вещества, который погубил не одного человека – запах химического наркотика «мяу-мяу», который я запомнил, когда находился в одной компании с теми, кто употреблял. Та мерзость, которую я испытал тогда, привела меня в состояние внутреннего гнева, горения, возвышенного в апогей. Если бы жар душевной гари протекал по венам, снег под моими ногами тот час же превратился в талую воду. Ведь вспоминая поступки людей под действием этого эйфоретика, видишь, насколько человек становится грязью, бесконечно прося деньги на очередную дозу этого говнища, как он способен бросить тебя в трудную минуту, каким животным он становится, скатываясь к бесконечным порциям этого легкодоступного гедонизма. Как и писал Игнат в своей книге, Всемирный баланс поставит всё на свои места – бесконечный кайф выжигает все гормоны, распределённые на какое-то определённое количество времени, вследствие чего образуется эндорфиновая яма, которую организм не способен восполнить, ибо всё уже выжжено, вся нервная система и внутренние запасы.

Это были не плохие люди, просто они попали туда, куда не стоило лезть. Кто-то успел убежать оттуда вовремя, кто-то погряз в этом, сидя доселе, кто-то умер, а кто-то за решёткой. Это болезнь, причём очень страшная, о которой предупреждали все.

Всем с детства говорили о вреде наркотиков. Показывали кучу раз уже потерянных людей. И, тем не менее, ссаное любопытство заставляет попробовать запретный плод. Невероятно жалко родителей таких детей, которые вкладывали кучу ресурсов на воспитание детей, не спали ночами, работали на двух работах, влезали в долги, нанимали репетиторов, чтобы дать образование. И вся эта система, весь этот фундамент человека, рушится за одно мгновение, когда человек не ценит вложенный в него труд. Стоит ли вообще заводить детей, зная, чем это может обернуться? Дело даже не в наркотиках, а в случайном стечении обстоятельств. Его спокойно может сбить машина. Целенаправленно он сам может пойти и убить себя. Благодарное ли это дело, иметь детей?

Но жизнь это события. У каждого события всегда две стороны. Так же и с людьми. Существует два типа людей: те, кто учится на ошибках, и те, кто не учится. Даже самые плохие и деструктивные события в жизни имеют положительный характер, а если его не получается найти, то это не исключение, потому что в поголовно любом событии можно извлечь опыт. И это самое полезный и окупаемый ресурс. Никакие материальные ценности, вещи, связи с людьми не могут тягаться с жизненным опытом. И поэтому чья-либо грязная история с грязью в виде наркотиков – это хорошо, ведь если осмысленно подойти к обдумыванию этого промежутка жизни, можно понять до конца жизни, что к этому не стоит притрагиваться даже посторонним предметом в своих руках.

В жизни в принципе полезно думать. Каждый момент жизни важно обдумывать, светлые ли понесёт оттенки тот, или иной поступок. Будет ли кому-нибудь плохо от твоих действий, или они наоборот кому-то помогут.

И, тем не менее, думать тоже нужно уметь. Тот же самый жизненный опыт научил меня думать меньше, потому что постоянные осмысления всего подряд, чуть не свели меня с ума. Проще говоря, я разучился наслаждаться жизнью, ведь беззаботные оттенки жизни сменились постоянной рефлексией. И если вдруг кому-то покажется, что жить трудно, потому что нужно уметь делать все правильно, даже думать – то он прав. Такие мысли и запускают механизмы в голове, ведущие к формированию собственной догматики, представителем которой для меня является простая, но очень важная мысль – жизнь не имеет «правильно» или «неправильно». Это всё выдумали люди для людей. Вот это вот «правильно» и «неправильно» – это оценочное суждение, а оценочное суждение всегда субъективно.

Эта мысль ведёт к одной безумию – к анархии, живя по правилам которых, люди становятся самодурами. Ведь если основывать свой образ жизни на отрицании общепринятых ценностей, построенных людьми для людей, а люди, как известно, *** на блюде, то начнётся ужасный хаос. Что же следует из этого? А то и следует, что никто не знает как жить. Все, кого ты видишь, не знают как жить, потому что никого не учили и не научат жить правильно, ибо этого «правильно» – не существует. Как же жить тогда? Жить нужно только по одному принципу, который я смело могу назвать вот этим вот словом «правильно» и беру заранее на себя ответственность за него. Итак, этот принцип прост – живи так, как хочешь, не задевая свободу других людей, и осознавая каждый шаг твоего выбора, продумывая наперёд, возможные последствия.

Это развяжет руки наркоманам?

Развяжет.

Они же продолжат себя убивать?

Продолжат, но осознанно. В этом-то и шутка, что конченный сброд миру не нужен, и если человек знает, что его жизнь может кончиться, или превратиться в ад, где ему никто не поможет, то зачем такой нужен социуму? Естественный отбор. Очищение генофонда от биологического мусора. Места в общественном транспорте, на кассах, в казённых учреждениях будет больше, а в твоём кругу не будет того, кто тянет тебя вниз. Сплошные плюсы.

После того, как я записал эти мысли в телефон, для уже своей книги, мои руки промёрзли дотла. Сенсор на телефоне не распознавал прикосновения, посему пришлось нагревать пальцы точечно, чтобы включить уже на этот раз «Слипкнот» для поддержки ритмичного и злого настроения внутри.

Палец я нагрел, включил песню «XIX» с альбома «.5: The Cray Chapter» и пошёл дальше домой. На пути меня ждал мостик, связывающий два болотистых берега. Каждый раз проходя по нему, я начинаю прыгать, ведь он приятно качается, и занимаюсь этим до тех пор, пока не пройдёт прохожий. Под энергичную музыку «Слипов» прыгать невероятно круто. Кровь по венам начинает ритмично, в такт музыки, пробивать вперёд лейкоциты. Настроение так и норовит пусть в голову мысль, что жизнь – прекрасна, когда, по сути,  ни в одном глазу не является таковой, ведь проблемы на учёбе и в личной жизни никуда не делись, но в данный момент до них нет никакого дела, и значения, как такового, они не имеют. Более того, музыка, бьющая внутри твою скучную натуру, помогает тебе справиться с твоими трагедийными проблемами, ведь глядя на них, сквозь призму потрясающего настроения, они кажутся пустяковыми, а ответы на их решение выходят сами, подняв руки вверх. Вообще полезно уметь получать удовольствие от бытовых вещей, ведь бытовые вещи на то и бытовые, что они с тобой постоянно. И даже если прослушивание музыки тебе приносит невероятное наслаждение, то ты уже победил. Осталось получать удовольствие от нахождения с самим собой, ведь кто бы с тобой всегда ни был, как бы ты не любил людей и был не социопатом, чрезмерное нахождение среди кого-либо тебя убьёт. Твоё нутро рано или поздно скажет тебе, что нужно отдохнуть от всех. И если в определённый момент ты поймёшь, что тебе хорошо с самим собой на протяжении продолжительного времени, то это просветление. Многие ломаются на моменте, когда они совершенно одни и им нужен хоть кто-то. Однако навык получения удовольствия от компании с самим собой, это то, что тебя спасёт и сделает жизнь лучше. Люди хотят затмить постоянный поток мыслей в своей голове пустыми разговорами, употреблением спиртного, просмотром тупорылого шлака из Голливуда. Люди боятся решать проблемы, летящие из их головы, ведь проще абстрагироваться, погулять с друзьяшками. Но никто не постоянен. И когда ты прекратишь общение с друзьями, неважно, по своей воле, по их воле, или так случиться благодаря обстоятельствам – твои отложенные проблемы сожрут тебя с экскрементами.

Ещё одно правило, которое тоже важно запомнить каждому: ты – тот, кто должен быть тебе лучшим другом. Когда ты сможешь получать удовольствие от компании с самим собой, научишься по-настоящему млеть от музыки, не боясь двигаться и танцевать при прослушивании – то никакой алкоголь, никакие наркотики никогда не смогут затмить своим мнимым наслаждением истинное, трезвое удовольствие. Именно получение удовольствия в трезвости от чего угодно и делает человека из пренебрежительного слова, которым описывают всех маргиналов, тем, кто носит описание «Высшая ступень эволюции».

В один момент мимо меня прошла миловидная бабушка, которая не могла подняться на мостик, да и, в принципе, двигалась, не сказать, что легко. Позади меня был пригорок, куда она и направлялась. Моя бесконечная эмпатия снова включилась, посему я и предложил ей свою помощь. Как оказалось, она жила совсем неподалёку, поэтому я провёл её не только через мостик, но и до дома. Как же было смешно наблюдать за тем, как я провожал её, слушая композиции агрессивного Кори Тейлора, а потом вдруг услышать фразу «Дай Бог тебе здоровья».

После исправления долгов в техникуме, я отправился домой как обычно. Придя к себе домой, выпив воды и переодевшись, я сразу отправился спать, включив на колонках компьютера альбом «The Dark Side of the Moon» группы «Пинк Флойд», под который мне очень нравится спать. И в этот раз, создав необходимый полумрак в комнате, включив погромче музыку, я как обычно лёг спать и сразу оступился в сновидения из реальности, не прослушав до конца даже первую песню.

Сон, вместо письма

Во сне я увидел кадры из моей истории общения с одноклассницей. Перед учебным годом мне нужно найти студенческий билет, который я, невесть где, потерял, ещё в прошлом учебном году. И нет, не нужен он мне для использования в путяге, где я не имею честь, учась там, вовсе нет. Для студентов прилагаются льготы при проезде на поезде по стране, что мне и нужно.

Поискав его во всех рюкзаках, всех шкафах, мне ничего не оставалось, чтобы искать его в карманах моей одежды, в которой я когда-либо ходил в техникум. Пропустив все футболки своим взглядом, прошерстив все кофты с карманами и опять ничего не найдя, мой взор упал на свои пиджаки, в которых я пару раз ходил на учёбу для публичных выступлений. Дёрнув всю одежду на плечиках на себя, чтобы прочистить путь для того, чтобы достать эти пиджаки, я схватил их и поволок из шифоньера на диван. К сожалению, и там ничего не нашлось… Кроме… Кроме свёрнутого листочка неподходящих ответов на экзамен. Раскрыв их, в голове пролетели моменты жизни, после переживания которых, я хотел себя убить.

В ночь перед экзаменами я играл в «Контр-страйк», ложась спать всего на два-три часа, за которые организм не успевал войти в стадию глубокого сна, отчего состояние на утро было превосходным. Ложась в три часа ночи и просыпаясь в полшестого утра, я с одноклассниками искал ответы на экзамены, которые отправляли другие регионы. Найдя кучу вариантов, я распечатал их для близких одноклассников и раздавал при первой встрече с каждым из них.

В один из дней, я вновь по той же схеме раздал каждому по листочку, кроме одного человека, ведь встретился конкретно с ней, чуть позже, чем с другими, отчего я забыл отдать предназначенный для неё экземпляр. Уже в преддверии начала экзамена, моя голова получила импульс, гласящий о том, что я не отдал что-то важное для кое-кого очень важного. В сию минуту я подбежал к ней и сказал:

– Ой, забыл совсем, держи, твой листочек с ответами.

– Спасибо, но у меня уже есть, мне дал его парень из параллели.

– Как, я же один печатал, откуда у него второй?

– Ты ему случайно два дал, лишний он отдал мне.

– А-а, ну ясно, ладно тогда. Удачи.

– И тебе.

После этого разговора я положил этот свёрток во внутренний карман, законсервировав эти воспоминания на два года.

Именно в тот временной промежуток я ненормально привязался к этому человеку.

Начало июня. Мы после написания экзаменов под приятное, не изнуряющее, а просто тёплое солнце, шли пешком до дома одноклассницы, чтобы погулять с её собакой, иногда садясь на лавочки или качели, чтобы отдохнуть и просто поговорить. Ту теплоту, испытываемую мною в тот временной промежуток, уже никак не вернуть, не испытать по-новой, не описать никакими эпитетами. Жизнь наполнена говном, но лишь такие маленькие и до ужаса приятные моменты, греют душу и дают сил двигаться вперёд, вместо привычных желаний свернуть под машину. Или шею.

Эти милые прогулки кончились на последнем экзамене шестого июня. Именно они и были самым последним приятным воспоминанием с ней за два года, ведь ровно через двадцать дней всё пошло не по той дороге, а конкретно я свернул на дорогу каждодневных желаний ухода на дорогу с машинами.

Двадцать шестого июня мне был подарен подарок, оставляющий в голове одни мысли, что сделан он просто для того, чтобы он был. После грандиозной ссоры через три дня, этот подарок я не мог видеть, отчего разбил его булыжником на асфальте. В тот момент я не мог видеть, не мог ощущать, слышать, чувствовать всё то, что хоть как-то вызывало ассоциации с ней. Было тошно от того, что после слов признания в человеческой любви, и, как следствие, повышенной привязанности, образованной недавно, за десять дней до ссоры, меня просто вышвырнули, будто найдя наконец-то тот прекрасный момент, когда это можно сделать. Тогда я испепелил всё, что хоть как-то включало воспоминания об этом человеке.

Внутри я был полностью сгоревшим. Запах пепла сигарет, излучаемый прохожими на улице, не вонял так сильно, как воняла моя обосранная, кремированная душа, ощущающая боль от того, кем я стал, куда попал, ведь помимо ссоры с ней, была ссора с другим лучшим другом. На тот момент я полностью был опустошён, все эмоции, даже позитивные, моментально конвертировались в негатив, панику, апатию, слёзы, которые я подпитывал музыкой, написанной людьми, будто переживающими всё то, что и я, которые превращали судороги души в творчество, оказывая себе терапевтические сеансы.

День сурка, описанный выше, продолжался несколько дней. Мне нужно было как-то его решать, потому что на грани моя жизнь, ведь мысли о суициде всегда преследовали меня. Именно поэтому я отправился в место моего детства – деревню, в которой, на протяжении недели, живя только с кошкой, отдыхал от людей и социума, медитировал на природе, читал много разных книжек, проводил на свежем воздухе по несколько часов подряд. Данный ритуал, действительно, помог мне достать из ямы себя самого и сократить мысли об этом человеке троекратно.

На протяжении двух лет я не встречал никого, кому мог действительно открыть душу. На протяжении двух лет я не встречал никого красивее, как внутренне, так и снаружи. Однако с течением нескольких месяцев после прекращения дружбы, я простил и забыл этого человека. Забыл всё приятное и неприятное, забыл в принципе её, что уж говорить, отчего место в ячейке лучших людей для меня, освободилось и очень ждало нового кандидата, но, такового не последовало.

Спустя два года, в этом же временном, летнем промежутке, запылившееся место в томной комнате в паутине, услышало звук открытия замочной скважины, ключ от которой всё-таки нашёл какой-то человек. Скрип двери и звук стука обувью о такой же скрипучий, уже прогнивший пол, не желающий чувствовать вновь людей так близко к себе, провели к этому пустому месту человека, сумевшего найти ключ к двери. Промятое сиденье под попу не стало деформироваться под нового человека, ведь зачем, если дверь открыл не кто-то незнакомый, а тот, кто громко встав пару лет назад, начал стучать ногами по этому, ещё не пыльному, возможно красивому полу, и принялся обрисовывать все белые стены разными балончиками, а затем хлопнул дверью, чуть не сломав дверной замок. Дверь в эту комнату осталась приоткрытой, что значило, что сюда может зайти кто угодно. Но кому же захочется входить в комнату, в которой ужасно накуролесили. Приоткрытую дверь пришлось закрывать самостоятельно, что было проблематично, ведь эта комната является сакральной, не для каждого, а для очень близких и любимых людей. Хочется ли мне внутри пускать туда того, чтобы хотя бы просто закрыть дверь от мира, кого ненавидел тогда и ненавижу, порой, по сей день? Не уверен, однако найдя в себе силы, я закрыл эту дверь и никого больше туда не пускал.

Она вновь села на место, которое было создано мною, как я понял сейчас, исключительно для неё. Полтора месяца мы отлично общались, однако прошлое никогда не возвращается красочно, и даже за самой белой или прозрачной материей, скрывается нечто зловещее и чёрное. После приятных дней, последовали очередные недопонимания, ссоры её и близких ей людей на фоне меня, отчего мне пришлось дистанцироваться. Данный процесс очень болезнен для меня. Никому и никогда я не мог и не могу высказать всю боль, кроме неё. Внутреннее жжение, которое можно успокоить разговором с близким человеком, аналогично можно изливать водой из глаз, что также помогает успокоиться, чем я и занимался каждый день, оставаясь наедине с собой. Доставал халат, который пах её духами, вдыхал и плакал, слушая песню «Вспоминай меня» Макса Коржа, на протяжении, примерно недели. Перманентная астения меня вновь настигала, однако занятие, не присущее мужикам – плакать, я стал использовать как терапию. Боль от отсутствия общения, компании с ней – я лечил слезами. Спустя неделю слёзопусканий, я перестал чувствовать боль от того, от чего было плохо. Я не охладел, просто опустошился. Со слезами вытекли остатки моей души. Здравый смысл давал мне мысли о том, что, когда от тебя отказываются – значит, что приоритеты человека не пересекаются с тобой, отчего жалеть не стоит о тех, кто от тебя избавился. Не сказать, что подобные мысли действительно заставляли меня загоняться меньше, но какой-то мизерный процент облегчения был. Самопсихотерапия сложна тем, что, зачастую, важно слышать подобное от близких людей. Но кому же рассказать о внутренних проблемах, если единственный человек, кто мог помочь таким образом, выбрал дорогу немного другую? Я выработал и процедил мысль, которая мне действительно помогает: всё так, как и должно быть; если как-то произошло, значит, именно так и должно было произойти, ведь наша жизнь – путь необратимый.

Я открыл шпаргалку и почувствовал на лице, уже опустошённым от каких-либо эмоций, самопроизвольное появление улыбки и тепло того самого солнца, греющего нас в моменты прогулок после экзаменов. Опустошённое нутро почувствовало бабочек в животе – мне вновь захотелось опустошить наполняемые эмоции, образованные от этого человека, ведь мне надоело уставать от тупейших проблем с ним, недостатка внимания, общения. Я вновь включил «Вспоминай меня» Макса Коржа и расплакался, глядя на фотографии с ней. А после этой песни в очереди аудиобиблиотеки началась песня «You know you're right» «Нирваны», на припеве которой, я завыл и разрыдался от воспоминаний потерянного времени, обнимая в полумраке телефон и эту шпаргалку, в надежде хоть как-то приблизиться к ней, чтобы почувствовать остатки тепла её рук через эту бумажку с ответами, до которой она дотрагивалась два года назад, хоть и понимая, что это очень тупо и нереально, а ощущать заново привязанность к ней – это боль и нирвана. Так я и уснул, размокшим, красным, опустошённым в комнате, воняющей очередной гарью истоптанной души.

Проснулся я через пятьдесят минут от песни «Time» группы «Пинк Флойд», начинающейся со звука будильника, переливающегося в церковный бой. Страх, испытываемый мною в момент пробуждения,  и печальный сон были настолько сильными, что, по вызываемым эмоциям, могли бы потягаться на равных со страхом сонного паралича. Церковный бой, ночь, полумрак, я один в квартире, а во сне я заснул от сумасшедшей боли на этом же месте. Тот час же я встал и подошёл к компьютеру, чтобы перелистнуть на две минуты вперёд к началу речитатива вокалиста и упал на диван.

Лёжа на диване, слушая эту песню, я вспоминал как Алиса однажды звала меня к себе в гости, где мы вспоминали старые времена общения, а потом под утро под песни группы «Пинк Флойд», в том числе и эту, целовались на протяжении трёх часов. Что за дружба между нами? Я уважаю Алису, поэтому не буду иметь её для себя в качестве запасного плана. Мне больно, что я потерян в себе. Те чувства, испытываемые мною к Алисе невозможно передать ни одними эпитетами, наречиями. Однако и Лизу я не сказать, что не люблю. Может быть, я просто в сети воспоминаний, привязанности к ней, а от любви остались только выжженные крохи, не способные уже хоть как-то накурить. Были бы лайфхаки, как правильно поступать в той, или иной ситуации, однако их нет. Да и не нужно. Действительно, куда интереснее на своём действительном, индивидуальном опыте ощущать то, или иное, чем жить по чьим-то словам, ведь… Ведь не стоит верить чужим словам хотя бы потому, что люди – *** на блюде. Я так запутался в себе. Одноклассница, Алиса. Лиза.

Уснуть той ночью уже стало сложно, поэтому я полез в социальные сети, чтобы заполнить мысли мусором Интернет пространства. Но включив компьютер, вместо автоматически открывающегося Твиттера, передо мной появился динозаврик, означающий отсутствие потери ближайших часов за монитором. Тем не менее, я не расстроился, выключил компьютер, взял наушники, включил песню «Do Re Mi» «Нирваны» и отправился гулять в одиночку.

Красота и качельки

На улице было тепло, приближалось лето и конец учебного года, сулящие беззаботность, о которой я мечтал постоянно, вспоминая восьмой класс. Именно это моя главная мечта, вернуться в восьмой класс, но уже со своими нынешними мозгами, чтобы полностью прочувствовать беззаботность и повеселиться как следует, чтобы уже провести наконец время с близким мне человеком, а не терять его заново. Использовать время правильно, больше его не прожигая, непонятно куда. Вообще, фантазируя о том, как было бы, мы часто не берём во внимание, что то, как было бы, может существовать и в нашей настоящей, текущей сейчас жизни. Мы, очевидно, не вернёмся в прошлое, а соответственно и не будем поступать так, как желаем сейчас поступать там, то есть правильно, ведь хотим исправить прошлое на лучшее. Так что же нам мешает поступать точно также правильно, но уже в настоящем времени? Люди упускают мысль, что жизнь им подконтрольна почти полностью, и если прошлое для них – это лучшее, чем то, что сейчас, то они очень сильно заблуждаются, ведь жизнь идёт в данный момент, и только в твоих руках миллиарды возможностей сделать настоящее круче, чем самые приятные воспоминания из прошлого.

Я шёл по пустому бульвару, и лишь изредка появляющиеся на скамейках молодые пары говорили мне своим присутствием, что я не один в этом мире в это время. Спускаясь к причалу, с которого теплоходы забирают людей, я решил пойти в обратном направлении, так как холодный ветер, излучаемый водоёмом, мог сдуть меня изнутри, а на моём теле не было ничего, кроме тонкого свитера.Голова постоянно ломалась под давлением очередной огромной партии мыслей из больших камазов, которые доставили дальнобойщики. Идя в своих мыслях, я прошёл большое расстояние, совершенно не заметив этого. Светофоры ещё не сменили режим на мигающий жёлтый, что не мешало мне проходить проезжую часть смотря в ноги, или непонятно куда вперёд, не замечая сигналы, регулирующие перекрёсток. В состоянии коматоза-транса я подошёл к аптеке, в которой работала сестра одного из друзей. Аптека эта была не совсем легальная, в ней продавались палёные препараты, но благодаря кумовству, друзьям и родственникам фармацевты в ней продавали подлинные лекарства. Мне резко захотелось съесть аскорбинок, посему я зашёл туда и купил их.

Неосознанно после похода в аптеку, я подошёл к дому подруги, уехавшей учиться в высшее учебное заведение в другой город нашей страны. Два года назад у нас было прекрасное общение, но со временем оно стало холодеть. Не из-за каких-то ссор, а просто непонятно почему, возможно учёба, личная жизнь нас обоих, неважно. За несколько дней до её уезда мы вновь начали общаться, гулять, проводить время в переписках в мессенджерах. В это время у меня был тяжёлый период из-за Лизы, который эта подруга затмевала своим просто наличием, не говорю уж про общение. Лично я ощущаю отличную совместимость с ней, как с человеком, разумеется, отчего её уезд был для меня болезненным.

Безусловно, я давал себе отчёт о том, что уезд в другой город – это абсолютно нормально. Тиранить о том, что тебя якобы бросают своим уездом, как иногда делают слишком лелеющие друзья – признак кретина. Очевидно, их можно понять, ведь если близкий человек от тебя отстраняется по объективным причинам – это больно. Но я слепо смотрел на них, как на идиотов, ведь думал, что мне чуждо будет ощущать подобное. Как же я ошибался.

Подойдя к её дому я… Что же ещё? Расплакался. Ссаная тряпка, кому я такой вообще нужен буду? Моя сущность столь же неполноценна, будто хлеб без корки. Я – мякиш, что должен быть покрыт снаружи чёрствой, грубой коркой, дабы нежное внутри, было трудно проломить сквозь хлебную броню. Я обжигаюсь каждый день, но от этого всегда сгораю, а не закаляюсь.

Я глядел на её окна, где ещё двадцать часов назад сидела она, была на нервах в ожидании отъезда, собирала вещи, прощалась с близкими. Сейчас её там нет. Привязанность очень опасная вещь, и я желаю каждому возненавидеть это деструктивное чувство. Чувствовать её к людям – самая неблагодарная вещь в этой Вселенной. Почему? Потому что люди – *** на блюде.

Я сидел на скамейке, записывал голосовое сообщение в «Телеграме» с соплями и слезами, слушая песню «Закрой за мной дверь» группы «Синдром Восьмиклассника». До чего больно вспоминать это. Ссаная любовь к людям, проявляющаяся у меня крайне редко, но очень метко, пронзает меня насквозь, задевая все органы, обливая кровью организм изнутри. Такое яркое проявление обусловлено пассивной и постоянной ненавистью ко всему. На этом контрасте, даже малейшая привязанность, выливается в патологию.

Качели. Сейчас я видел их. Вообще, они приковали мой взгляд всю жизнь. Никогда я не мог просто пройти мимо них. Сидеть статично на скамейке, в голове вспоминая её красоту было невыносимо. Красота выражалась не только во внешней оболочке, отнюдь. Содержалась она ещё в помощи ко мне, которую я всегда крайне крепко держу в руках, оттого, что очень ценю эту редкую в наше время субстанцию. Затмить неподвижное времяпровождение я решил этими милыми качелями на цепях. Коленные чашечки образовали прямое положение ног и доставили меня с едва приподнятым настроением на этот любимый аттракцион детства. Настроение было ужасным, однако, когда я начал качаться, на моём лице стала появляться мимолётная, ничем не объяснимая, будто бы истерическая улыбка. Нет, не от качания, именно ничем не объяснимая, кстати после которой моё лицо вновь покрылось красным цветом, а из глаз пошла утренняя роса, ведь уже начинало светлеть, май как никак.

Рефлексия вновь пошла в бой. Мысли о том, что никогда никому такое мягкое тело, готовое расплакаться в любой момент от любого пустяка, зачастую, конечно, вызванного близкими и важными людьми – не будет нужно. И удивляться тому, что близкие люди от тебя отказываются, потому что ты надоел своим беспочвенным нытьём, или просто перестал вызывать интерес, потому что вылив всю боль и нутро, перестал быть интересным – очень тупо.

Фантазируя о будущем, я пришёл к тому, что хочу стать известным публицистом или оратором, чтобы говорить людям простые, а может и не всегда простые истины, от которых будет жить всем легче. Наивно и глупо это желание, ибо люди всегда отличались своей инфантильностью, проявляющейся в неумении учиться на чужих ошибках.

Но.

Ведь это фантазия, а фантазия может быть утопией, где я – авторитетный автор, которого слушают люди, создающие заповедники, которые не издеваются над животными и над друг другом, где никто не ворует и не хамит, где погода всегда солнечная, но не жаркая.

Фальшь.

Единственное, что я хочу на самом деле, это действительно стать кем-то, чьё влияние не будет никогда никем обесценено, и первый шаг к этому – это создание спектакля.

Первый шаг – маленький шаг.

Главное не опускать руки. И никакие девушки, подруги, друзья, не остановят моё бешеное влечение к созиданию. Более того, именно разрушительные, грязные, больные эпизоды моей жизни и дают мне сил творить. Ведь, хах. Я создан страданиями, живу страданиями, несу страдания, и умру в страданиях. Боль и кровь, эстетика которых мне бесконечно импонирует, видимо и даёт мне сил создавать новое говно медиапространства. Из продуктов подобного паттерна не построишь что-то светлое, поэтому всё, что я создавал, создаю и хочу создавать, всегда имеет эстетику смерти, страха, агонии, желчи с кровью. Всегда через подобное творчество я выражал протест, важные мысли, тезисы, однако из-за оболочки, люди не желают смотреть глубже и анализировать, ведь правда сурова, а снимать свои фиолетовые очки, чтобы развидеть скрываемое всем вокруг, они не желают. Да, что уж говорить, люди не желают изучать, узнавать и разбираться даже в том, что и не скрывается, даже в том, что им интересно.

Это всё неважно. Люди кто? Люди – _ _ _  _ _  _ _ _ _ _

Цепочка этих мыслей породила во мне крупное желание, уже самостоятельно, без друзей из театра, написать сценарий спектакля. Именно поэтому я вытер влагу с лица, включил песню «Я убью себя» «Славы КПСС», искренне улыбнулся, ведь эта песня всегда дарит мне настроение, и отправился домой, читать книгу Игната Валерьянкина, чтобы получить дозу вдохновения.

Шествие домой было энергичным, с беззаботными танцами, свободными абсолютно движениями, будто бы я потерял уже всё, что имел, и живу последний день. Будто бы мне нечего терять, оттого я двигался совершенно раскованно, улыбаясь, как дурак. Выплакав все накопленные за сегодня эмоции, стало действительно спокойно и радостно где-то внутри. Будто бы в лесу, среди влажной листвы, я высушил то, что собираюсь поджигать, и еле как развёл огонёчек, который хоть и небольшой, но уже начал разогревать мою холодную и злую душу, вновь скоро презирающую и ненавидящую всё вокруг, хоть и улыбаясь каждому.

Придя домой, увидев расписание на следующий день в моём учебном заведении, было принято решение, завтра не идти на учёбу. На колонках включены альбомы с постепенной деменцией исполнителя «The Caretaker» и под эту музыку я принялся читать «Наблюдателя», начиная пить едва тёплый чай, остывающий уже который час подряд.

Снафф-9

Пока я размышлял, мы уже приехали на местность, где и проходил праздник в честь дня рождения незнакомой мне девочки. Это была сельская местность, где в лесной тиши, на базе отдыха и располагались все ребята, к которым мы направлялись. Телефонная связь была отвратительного качества, которая проявлялась всё отчётливее, когда мы отъезжали от трассы всё дальше и дальше, уезжая в поле всё глубже и глубже. Объяснили дорогу нам довольно паршиво, ввиду постоянных прерываний голоса в телефоне, бесконечных поворотов то налево, то направо, что не давало нам чёткой картины, как же двигаться и куда. Единственный ориентир был для нас это речка, по направлению рельефа которой мы двигались. В русле было множество островков, завораживающих меня своей необычностью, ведь, как все привыкли, острова находятся в океанах и имеют большой размер, по которому могут двигаться сотни людей. Вообще, острова и океаны меня всегда поражали и пугали одновременно, ведь эти сгустки земли находятся невесть где, непонятно как, на чём, посреди безмерного, пугающего до дрожи океана, выбраться откуда в одиночку почти невозможно. Никакие тюрьмы не сравнятся с островами в, например, самом огромном океане – Тихом.

Через пять минут на горизонте перед нами появились знакомые нам силуэты двух людей. Шли они нам навстречу с одной целью – помочь нам найтись в этом непонятном месте. Доехав до них, мы остановили машину и вышли из неё, чтобы поздороваться и поблагодарить за помощь. Они сели к нам в автомобиль, и мы поехали уже более уверенно, ведь дорогу уже курировали. Как оказалось, мы чуть не проехали нужный поворот налево, где и находилась база отдыха, куда мы направлялись. Наша дорога уходила на высокий пригорок, чуть ли не под девяносто градусов. Всех оковывал страх, что перегруженный русский автомобиль не способен забраться на столь крутую горку, но, правды ради, заехали мы абсолютно без проблем.

Сквозь иголки еловых деревьев проскакивали жёлтые зайчики фонарей, освещающих местность, где был праздник. Под колёсами хрустели опавшие ветви, по краям дороги валялись полчища то крупных, то мелких валежников, создающих мой любимый нуар в любимой атмосфере – атмосфере хвойного леса. Подъезжая всё ближе и ближе, огни становились всё ярче, а далее повернув налево, перед нашим взором образовался большой костёр, запах которого я уже слышал на своей одежде через несколько часов. Перед нами была арка из выструганных деревьев, создающих официальный въезд на базу отдыха, заехав в которую, мы припарковались по правую сторону дороги.

Выйдя из автомобиля, к нам в ту же секунду ринулись уже пьяные ребята, отдыхающие здесь уже видно не первый час. Кто-то знакомился, кто-то приветствовал нас, словом, нас устали ждать и были рады видеть. Недолго думая, моё желание выпить и уже абстрагироваться от всего эмоционального груза взяло верх, отчего я сразу, взяв за руку одну из девчонок, познакомился и повёл в сторону стола с алкоголем. Зарядив сразу несколько рюмок водки, запив их дешёвым, отвратительным соком из «Пятёрочки», я пошёл в пляс под песню «Гласс» группы «Пошлая Молли». Весь вечер из нашей приезжей компании я единственный вёл себя развязно и был нетрезв больше всех. Бесконечные танцы, потом передышки после них, затяжки электронных сигарет, разговоры с разными ребятами, девочками, и так по кругу – это то, как я провёл первые пару часов, после чего я перегорел.

На всех вечеринках, праздниках, массовых скоплений людей на протяжении длительного времени, мне требуется отдохнуть, побыть наедине с самим собой, или поговорить с кем-то по душам. Именно поэтому, окончательно истратив всю энергию за пару часов, я уединился в доме, закрыл глаза и решил немного подремать.

Мой пятиминутный сон был разорван плачем одной, незнакомой мне девочки. Эмпатия во мне не угаснет никогда, посему я, через силу, полностью деморализованный, встал и пошёл к ней, протягивая руку с улыбкой на лице, ведь мы не были знакомы. Сев рядом с ней, я назвал своё имя, чтобы познакомиться, и спросил, что случилось. В ответ я услышал что-то вроде «неважно». Подобный ответ был вполне предсказуем, ведь я – незнакомый парень, пытающийся влезть в чужую душу. Однако я не отступил, взял её руку и сказал, что она мне может доверять. Заплаканные глазки, с размазанной тушью на щеках, поднялись и посмотрели на меня. Её губы затряслись, а комок в её горле я почувствовал фантомно, поэтому сказал: «Не переживай, успокойся, скажешь, как станет легче», после чего я её обнял.

Спустя пару минут тряска в моих плечах от её истерики прекратилась. Её руки прижались к моим ключицам, после чего она меня немного оттолкнула, чтобы начать разговор.

– Меня называют шл.. легкодоступной, – начала разговор она.

– Та-ак, а почему же? – спросил уже я.

– Потому что я люблю мальчиков, – ответила она.

– Ну не просто же ты их любишь, так скажем, если тебя так называют, – отметил я.

Пока я это говорил, в голове оценочное суждение уже сформировалось, что будь я быдлом, возможно, я бы также её назвал, однако я делал вид, что вовсе так не считаю, ведь я могу ошибаться.

– Да, я просто со всеми люблю обниматься, по-дружески целоваться, в этом дело, понимаешь? – немного грустно сказала она.

– Знаешь, я разделяю для себя людей на две категории. Первые – важные для меня. Их мнение мне очень дорого. С ними я советуюсь, когда что-то требуется оценить, спрашиваю у них, потому что доверяю. И любая мелочь, сказанная ими, может меня задеть. Вторая категория людей – никто. Что бы они не говорили, как бы они меня не оскорбляли, моих друзей, близких, мне плевать. Они мне не знакомы достаточно сильно, чтобы их словам я придавал значение, а из этого следует то, что я не знаю какие они люди, какие у них ценности. Мы можем составить мнение о том, какие они снаружи, но это не является достаточным основанием считать, что те, какими они себя показывают, это они и есть, ведь всё, что ты видишь – это та зона, которую они хотят транслировать. Безусловно, так можно осудить любого человека, даже самого близкого, правила на то и правила, что они касаются всех и каждого, но, касаемо незнакомых, это помогает не загоняться в себе, именно от их слов.

– И что, ты хочешь сказать, что эти люди для меня не должны значить ничего, или что? Я не понимаю, – спросила она меня снова.

– Если слова этих людей для тебя значат много, значит можно полагать, что они важные в твоей жизни, эти ребята. И тем не менее, ответь мне на вопрос, близкие люди бы стали так называть близкого человека? – ответив ей, уже спросил я.

– Ну, понимаешь, нужно же подталкивать человека на правильный путь? – ответила она.

– Ну, понимаешь, выглядело ли это так, как забота о тебе? Что они хотят тебя на путь праведный направить? – спросил я.

– Ну, понимаешь, всё же субъективно? Их забота обо мне, может выглядеть грубо, однако, это – забота, понимаешь? – спросила она.

– Ну, понимаешь, зачем тебе такая забота, которая тебя губит? Ты можешь сказать им, что мне не нравится, что они тебе говорят. Но это очередной повод разногласий, ведь, если это был не элемент нарочитой грубости в твою сторону, а элемент заботы, просто индивидуальной, немного своеобразной – то ты плюёшь в душу человека, ведь ты отвергаешь его помощь, пытаешься корректировать под свой лад. Любое приневоливание – априори насилие. А насилие может быть совершенно разного калибра и паттерна. Это не только физическое избиение, а ещё и эмоциональное, начиная от агрессивного навязывания чего-то своего кому-либо, заканчивая ревностью. Ревность и правда тупейшее чувство. Однако при всём осознании проблематики этой эмоции, понимаешь, почему же она возникает. Каждый день ты себя с кем-то сравниваешь, и, зачастую, в своих глазах ты – говно, а вон тот прохожий такой милый, красивый. Именно поэтому эта неуверенность в себе и включает чувство патологической ревности. И хорошо бы, если бы это чувство задевало только тебя. Задевает оно ещё и твоего партнёра, которого ты, в первую очередь, ограничиваешь, и которому портишь настроение, предрасполагая к себе же самому, ввиду твоей эгоистичности. Но ещё ты показываешь ему то, что не можешь ему доверять, что все его слова о  любви к тебе, а кто-то там просто друг, или подруга – ничего для тебя не значат. Ты веришь внутренней, беспочвенной, в большинстве случаев, неуверенности, а не человеку, которого любишь, с кем вы обменивались нежностями, ласками, делили время на двоих, распыляя внутренних бабочек из живота по балкону в пять часов утра, где сидели и обнимались, – сказал ей я.

– Вау. Получается, мои слова для тебя ничего не значат из-за того, что я никто, потому что ты меня не знаешь. Так я ещё и пьяная, а пьяным верить… Фе-е-е… И… Это правильно, на самом деле. Ты молодец. Но я хочу сказать, что ты интересно рассказываешь, хочу тебя ещё послушать, – сказала она мне.

– Мне сейчас не особо важно, что ты пьяная. Я вижу, что тебе плохо, а я эмпат, и поэтому хочу тебе помочь, – ответил ей я.

– Если хочешь мне помочь, расскажи что-нибудь, мне правда легче, я отвлекаюсь что ли…, – отметила она.

– А от чего ты отвлекаешься? От того, что тебя обзывают? – спросил я.

– Нет. Неважно, – сказала она в ответ мне.

– Как скажешь, – ответил я и начал молчать. Молчание раздражает, поэтому, как я и хотел, она не выдержала и начала говорить.

– У-у-у-а-рх! Бесишь. Чё вот ты молчишь? – спросила она.

– Ты сама не хочешь разговаривать, – ответил со смехом я.

Секунд семь она молчала, а после этого опустив глаза вниз, сказала:

– Мне больно, меня бросил парень.

– Это после этого тебя стали обзывать? Что после расставания ты к другим лезла?

– Нет! Меня всегда за любвеобильность так называли. И мне больно за всё вообще.

– Эмоции, хранящиеся внутри, это очень больно. Расскажи мне, я выслушаю, правда.

– Нет, я никому не доверяю.

– Хах. Хочешь историю? Длинную, может, даже заплачешь.

– Не заплачу.

– Давай поспорим?

– Давай! На пинок под жопу.

– Не-ет. На то, что ты мне выскажешь внутреннюю боль. Я хочу поддержать тебя.

– Ну так, а если я выиграю.

– Ты… Ты прочтёшь книгу о дружбе.

– Какую ещё книгу? Я девочка, красивая, сижу и бухаю, непонятно где. Я похожа на ту, кто читает?

– Ты прочтёшь аудиокнигу, озвученную мной.

– А! Вот, что ты имел в виду. Ну, хорошо, договорились.

– Слушай.

В этот момент кто-то из ребят на улице включил песню «Conclusion» исполнителя «Fraunhofer Diffraction», что очень обрадовало меня. На прекрасном настрое я продолжил рассказывать историю:

– Несколько лет назад я поссорился со своей лучшей подругой. Именно ей и никому больше я мог рассказать всё, что режет, взрывает, рвёт меня зубами на части. Дружба была прекрасной. Дружить, как дружили мы, с девочкой в младших классах, это нечто ювелирное, недоступное для многих мальчишек, ибо дружба началась в возрасте, когда ты ещё ребёнок и постоянно ищешь движ, в виде футбола, догонялок, пряток. Я всегда ненавидел и ненавижу по сей день скучную жизнь. Именно поэтому я увлёкся культурой «Джекеса», сутью которой является быть чудаком, делать, что угодно твоей душе, не боясь мнения прохожих, окружающих. Как она мне сказала, это её и цепляло во мне.

Много лет безответной любви от неё в мою сторону. И за маской улыбки и дружбы скрывалась каждодневная боль от того, что я её не любил в ответ. Комплексы в голове ели её каждый день, ведь в младших классах она имела лишний вес, который постоянно подкармливался оскорблениями моего бывшего друга. На вопрос «Почему ты мне не говорила о том, что он тебя гнобит?» она ответила, что считала это детской шалостью.

Сила слова имеет невероятно огромную энергию, и ни одно поражение и последующая боль в физической схватке, где тебя избивают огромной толпой, набивая все больные и не больные места, никогда не заменит душевную боль от слов. Что уж говорить про слова близких тебе людей.

Каждый день она справлялась с непониманием, что же я думаю о ней. После того, как я узнал всё, что она пережила, я не могу справиться с мыслями, насколько же слаб я.

– Мне так нравится, как ты говоришь. Реально, будто аудиокнига, – встряла в мой монолог эта девочка.

– Спасибо, мне приятно. О чём я там говорил? – спросил я.

– О том, что ты слаб, что она переживала там что-то, – ответила она.

– А! Всё. Вспомнил. Ну так вот. Через несколько лет, ближе к окончанию восьмого класса, она заметно преобразилась. Стала более стройной, более женственной, и невероятное обаяние, излучаемое ею каждый день, приняло новую оболочку – оболочку прекрасной девушки. Кто знает, если тот парень не гнобил бы её в младших классах, стала бы она такой грациозной, какой является сейчас? Безусловно, это пошло ей на пользу, но не стоит забывать об обратной стороне монеты, с которой появился комплекс неполноценности, проявляющийся доселе – она считает себя полной, уже имея красивую фигуру.

– Ну, так у всех, так что не одна она такая.

– Да, согласен, у меня даже так. Ну, так вот, дай договорю. Когда она преобразилась, безответная любовь ко мне с её стороны погасла. Именно любовь, с желанием иметь отношения с человеком. Именно тогда я стал ощущать, что теперь я начинаю любить её, не разбираясь детально, как именно люблю. Бесконечная поддержка, разговоры в социальных сетях в Интернете, восхищение моей безбашенностью только в её глазах, вкупе создали привязанность к ней. Я не ценил должным образом то, что имел тогда, сейчас очень-очень сильно жалея об этом. Мы хорошо дружили, но не гуляли, не заседали на квартирах. Проще говоря – не проводили время вместе, что создавало еле заметный, почти не ощущаемый холод между нами, отчего ей ничего не оставалось, как найти новую компанию, которая будет ценить её лучше, чем я. Я не видел этого и поэтому потерял время, когда мог быть рядом в трудные моменты, оказывая поддержку, которую она оказывала мне. И всё же я рад тому, что она нашла более достойных людей, чем я.

В девятом классе новая компания полностью поглотила её, отчего нахождение в старой компании, в виде меня и подруг-одноклассниц, стало невероятной редкостью. Всё, что меня ело, я говорил только ей, а что не говорил ей – не говорил никому. Именно в этом учебном году я осознал ценность этого человека в моих глазах, и когда ценишь человека, не хочешь ссориться, не хочешь доставлять боль от своих тараканов в голове, шуршащих каждую секунду.

Как я считал, я перестал иметь какую-либо ценность в её глазах из-за смены окружения, которые ценили её больше чем я. Поэтому я стал отстраняться, чтобы не устраивать скандалов. Я всегда знал, если любишь – отпусти. Желания устраивать аукциона внимания в мою сторону у меня не было, и поэтому при малейших шорохах нежелания видеть меня, я всегда уходил, что она всегда замечала.

В конце девятого класса произошла развязка в нашем круге общения. Было много эпизодов, где я вёл себя очень плохо, отчего, как я считал, она от меня пытается избавиться. И именно в конце этого учебного года подвернулся идеальный повод избавиться от меня окончательно. За несколько дней до роковой ссоры я написал ей, что очень ценю её, потому что именно тогда я окончательно понял, что этот человек мне нужен в жизни. Именно этот человек. И сколько же желчи лилось из моей пасти в её сторону, после ссоры с ней.

За несколько месяцев до прекращения общения я познакомился с девчонкой из параллельного класса, с целью найти новые знакомства. Я гулял с ней в компании других девочек и мальчиков, а вечером мы с ней переписывались. Этого человека я начал тоже ценить, потому что ощущал некую духовную связь. На то время её считали фриковатой, потому что вела она себя неординарно, как собственно и я. Именно с ней я делился происходящей неразберихой со мной, когда не общался с той, с кем поссорился чуть позже, отчего ценил и её.

После ссоры я ушёл из школы, окончив девятый класс, уйдя в путягу. Когда я узнал, что они начали общаться, я всячески предостерегал подругу из параллели от той, кто об меня вытер ноги, когда я признавался в безмерной любви к ней, как к подруге. Я бы мог промолчать и не лить гнев в сторону когда-то очень близкого мне человека, но не смог, ибо весь тот огромнейший резервуар любви к ней не смог дематериализоваться и испепелиться, отчего я начал его сублимировать желчью, с запахом душевной гари. Как же мне было больно узнать то, что все предостережения о том, что к ней не стоит привязываться, она рассказывала ей, а после чего они смеялись надо мною.

Первые месяцы необщения после ссоры я лил негатив, вперемешку со слезами, ибо ощущал самую настоящую пытку. Моё нутро ежедневно ощущало еле заметное вождение кромкой острейшего ножа по душе, меняясь агрессивными ударами секиры по сердцу. Немного успокоившись, я снова впал в меланхолию, узнав, что мои предостережения об опасности того человека, были высмеяны ими обеими. Моя привычка не устраивать скандалов проявилась и тогда, и поэтому, узнав о том, что они смеялись надо мной, я не начал говорить, что не хочу больше продолжать общение. Просто сделал выводы и стёр человека из тех, кому мог доверять, хоть и немногое.

Спустя ещё пару месяцев, ощущения боли сменились опустошением и виной, ибо копания в прошлом сказали мне, что я всё заслужил. Написать и извиниться я не мог, потому что это было бы глупо – меня выбросили, втоптав в землю, а я оклемался и пошёл извиняться. Копания продолжались долго, но прошли они незаметно, сменившись новой меланхоличной субстанцией.

Через год у меня началась астения, которая проявлялась отсутствием вставать на работу и учёбу каждый день, видеть людей, улыбаться им, улыбаться в принципе, и самое страшное – беспочвенными и ежедневными мыслями об эвтаназии. Семь месяцев я жил как овощ, недееспособным к собиранию воли в кулак. Единственный человек, которому мог доверять – меня выбросил. Всю боль, испытываемую мною на протяжении семи месяцев, я мог сказать только ей. К счастью, вскоре это прекратилось. Начался полуторамесячный период отсутствия булимии мыслей, мрачного лица и самокопаний.

При всём том, что нуар моей жизни стал прозрачным на небольшой промежуток жизни, он превратил меня в неуверенного человека, ненавидящего своё лицо, тело, а также всё вокруг. И пусть грустные оттенки жизни, сменились на более яркие и жизнерадостные паттерны, где не было места постоянным мыслям обо всём вокруг, ненависть ко всему так и осталась, и к счастью, никак не проявлялась.

Именно в тот промежуток жизни я полностью простил человека и оставил в прошлом. Многие люди помнят лишь момент ссоры с человеком, и вспоминая о нём, говорят лишь о том, как он плохо себя повёл. Это неправильно. Ведь если человек тебе доставил столько боли, значит, он был для тебя не последним в твоей жизни, а соответственно, было много приятных моментов, прожитых вместе. Именно поэтому я вспоминал лишь о приятном с ней, а ссору забыл как страшный сон. В этом временном промежутке, когда я чувствовал себя счастливым, уже не будучи окованным от постоянного перерабатывания информации, бесконечных самокопаний и мыслей, где я вёл себя плохо с тем, кого люблю – я постоянно улыбался, смеялся, дарил любовь миру. Дарил любовь миру из своего каменного в бронежилете сердца с кипящей болью, которую нет возможности охладить, потому что не с кем. И как бы не было хорошо мне тогда, жизнь – дорога из белых и чёрных полос. После небольшого привала, длинною в полтора месяца, начинается очередной этап астении в моей жизни, идущий во время этого рассказа.

Неделю назад меня пригласили на день рождения, где, среди гостей, была она. У меня были сомнения о том, стоит ли ехать, и я решил, что не нужно постоянно бегать от людей, жизни, приключений, новых событий, посему решил прийти, тем более этой злобы с болью уже не было. Я сделал подарок имениннице и поехал, куда позвали. Когда я приехал, часть девчонок уже купались в бассейне во дворе, а часть остальных ребят сидели дома, среди которых была и она. С кем я не был знаком – я познакомился, а с кем был знаком – поздоровался, в том числе и с ней. Хоть я и простил давно её, поговорить и всё обсудить желания не было, однако это произошло, но по её инициативе. Мизинцы правых рук обнялись в самом начале вечера, когда мы ещё не успели потеплеть от выпитого алкоголя. Поговорили лишь, когда уже наступила ночь.

Мы поднялись на второй этаж дома, закрылись в комнате и начали обсуждать все недопонимания между нами. Как оказалось, мне до сих пор в это трудно поверить, но, как она говорит, она не хотела выбрасывать меня из своей жизни. Все образованные ссоры и обиды сегодня – для неё не имеют уже никакой ценности на следующий день, поэтому она не обижается и не понимает, почему всё так плохо между ней и кем-то, с кем произошёл конфликт. Я – совершенная противоположность. Меня невозможно обидеть, если человек не имеет для меня никакой ценности. Пусть он пожелает умереть мне, моей семье, будет оскорблять всех близких мне людей – мне наплевать, меня не должно и не волнует мнение того, кто для меня никто, тем более такого человека, способного на такие слова. Ведь когда собака на тебя лает, ты же не встаёшь на колени и не лаешь ей в ответ. С подобным людским вторсырьём стоит поступать точно также.  И при всём этом, меня бесконечно ранят слова близких людей. Даже самая мелочь способна разрушить внутреннюю гармонию, которую я создавал и укреплял годами. Поэтому всё, что происходило с нами во время школьных лет, могло принести крайне деструктивные последствия в мою жизнь. К счастью, их было немного, но когда были, тогда я и пытался абстрагироваться от человека.

Мы всё обсудили. Тем не менее, после ссоры два года назад, я разучился доверять и привязываться к людям. Этому я был рад, ведь когда нет человека, от которого ты зависишь эмоционально – ты свободен. И как же я расстроился, что за два года моя привязанность к ней не умерла, а просто впала в кому, ведь обсудив всё, она проснулась.

После этого вечера я уехал домой утром. День проходил в едва заметных мыслях о ней, как будто едва щупал ногой воду в озере, на проверку температуры. Это продолжалось недолго, ведь оставшись одним вечером в школе, где раньше учился, а сейчас сторожу, я расплакался, как маленькая девочка. Плач был на основе того, что я снова ощущаю приходящую привязанность к ней, а трек «Нирваны» «Something in the way» создал поток искреннейших эмоций. На куплете голос Курта Кобейна заставил меня плакать, как бы настраивая на истошный рёв, предстоящий мне вот-вот на припеве. Словно идя по полю, ты увидел неожиданно лилии, цветущие посреди полыни и репейников, освещаемых утренним солнцем, и решил сорвать, дабы вдохнуть запах этих красивых цветов, опрокидывая капли росы на свою обувь. Но, оторвав и понюхав, ты обратил внимание на то, что теперь девать этот красивый цветок некуда. Ты вдруг понял, что лишать их жизни ради секундного удовольствия – было несуразно, отчего начал ненавидеть себя и плакать от того, какой ты тупой и эгоистичный. Припев, как и ожидалось, меня заставил рыдать. Я вспоминал каждую деталь её лица, её волос, её рук и тела, под которыми скрывался удивительно тайный и манящий характер, не отпускающий доселе.

Песня «Тяжело и медленно» группы «Пионерлагерь Пыльная Радуга» заставила меня судорожно подпевать с заложенным носом, дрожащим голосом, иногда снова включая выделение слёз из клапанов глаз, заставляя продолжать проигрывать кадры времяпровождений с ней. Эта песня снова заставляла вспоминать ежедневные походы на причал на пруду, постоянно качающегося от шторма, после ссоры два года назад. Именно под эту песню я каждый день плакал и хотел покончить с этой жизнью, потеряв самого дорогого человека. Как же иронично плакать в очередной раз из-за одного человека, под одну и ту же песню спустя пару лет. Сон после слёз – самое лучшее, что существует в нашем мире.

Следующий день мне не давал покоя. Я не хотел показываться человеку, что стал слаб, однако ей от этого ни холоднее, ни теплее, а меня всего распирает. Даже после того, как меня выбросили, после моих слов, насколько мне человек важен, я могу ей высказать все внутренние ужасы, никому больше, кроме неё. Стокгольмский синдром? Или слепая привязанность. А может я пёс? Неважно. Я позвал её гулять в этот же день, где мы, уже совершенно наедине, всё обсудили, уйдя вдвоём в лес, попивая слабоалкогольный напиток. Именно тогда я понял, что привязанность к ней, на протяжении двух лет, базировалась лишь на необходимости высказаться. Я мог продолжать получать новую боль, но решил отказаться хотя бы от этой. И, прикол, после того как высказался, такой сильной привязанности не стало, её вообще почти нет.

После разговора мы пошли гулять компанией. Было такое ощущение лёгкости, никогда ни один человек не вызывал столько эмоций, как этот. Ночью, уже находясь дома, мы списались в мессенджере и поговорили ещё больше, и ещё более легко. Это могла быть история продолжения великой дружбы, или любви, но, как говорил Владимир Владимирович Маяковский – «Не возвращайтесь к прошлому. Терпите. Переживайте. Скучайте… Но не возвращайтесь. Лучше уже не будет никогда! Только боли прибавится в итоге».

Боли пока нет, но ощущение, что мы общаться, как прежде, уже не будем, появляется с каждым днём сильнее, ведь за два года, мы стали разные и обсудить больше нечего.

Я превратился из безбашенного мальчика, в вечно думающего, уже скучного юношу. Больше нет во мне того, что я считал смыслом жизни – постоянно веселиться вне алкоголя, делать, что душе угодно, не боясь презрения. За два года самокопаний и отчуждения от людей, я стал нуждаться в общении, отчего этот стиль жизни панка-джекеса, стал уходить от меня, ибо это отпугивает людей. Кем же стала она, я не знаю, ибо не ощущаю доверия в мою сторону, так как она мне ничего личного не говорит, отчего я считаю, что навязываюсь и лишь обременяю её жизнь своим нытьём, ведь взаимности нет.

Уверенность в себе за два года исчерпалась. Я не уверен в себе, в своих силах, в будущем, в том, что всё в моих руках. Но, очень парадоксально, после встречи с ней, спустя пару дней, мне пришли мысли о том, что я всё могу. Я слушал «Something in the way» и вместо очередной меланхолии, присущей мне при прослушивании этой песни, я стал думать, что всё в моих руках. Что если что-то не получается, действительно, нужно просто более усердно стараться, прокачивать свои навыки и тогда, всё будет так, как захочу я. Именно после встречи с ней, кончилась астения. Я уже её благодарил за это, но скажу ещё раз, может она услышит меня сиянием.

– Сиянием? – спросила меня девочка, которой я рассказывал эту историю

– Сияние – способ общения в одноимённом фильме. Общение мыслями. У нас иногда оно работает, – ответил я и продолжил рассказывать, –

Любовь. Что ты представляешь, слыша это слово? Подожди. Не отвечай. Молчи. Подумай. Немного поразмышляй, я продолжу позже.

За это время, за время очередного времяпровождения этого лета, я будто бы познал настоящую любовь – человеческую. Ты ведь прекрасно осознаёшь, что при знакомстве мальчики априори настроены на плотскую любовь, после которой уже могут поразмышлять о том, стоит ли начинать отношения с человеком, нужен ли он после достижения нирваны любого спермотоксикозного подростка. Не буду скрывать, я и сам был таким. Однако сейчас мне это никак не интересно, и случай с ней – идеальное подтверждение этому. Вначале мои чувства переполнялись искренней человеческой любовью к ней. Мне действительно просто важно ощущать то, что этот человек счастлив, неважно в отношениях он со мной, или с кем-то другим, или вообще один, главное – что счастлив.

Но жизнь не бывает без говна. Хочется после подобного, о чём сейчас я расскажу, просто стать каменным, чтобы уже никогда ничего не чувствовать. Совместное времяпровождение, пусть и в компании, общение с ней, откровенные разговоры, изливания души – превращаются в цемент, склеивающий обоих. Это слияние ни в коем случае не нужно никому, ведь для меня – это априори яма, ведь привязанность к людям – худшее, что может вообще быть, а для неё – это разрушение нынешних отношений с молодым человеком, в которых, по её словам, она счастлива. Мимолётная страсть, проявляющаяся исключительно в наличии этого человека рядом, общении, привела меня к финальной стадии любви и уже нужде в ней, а не просто в желании видеть этого человека счастливым. Её это привело, к увеличившимся в количестве ссорам с близким человеком, очевидно негодующим от этого чрезмерно близкого общения с «просто другом». Замечая, к чему ведёт всё это, было принято решение прекратить общение, дабы не привести в апогей эту непонятную обстановку.

Больно вспоминать, на самом деле, эти ночные разговоры, улыбки друг другу спустя пару лет, признания в любви, сидя дома, загоняясь о том, что ты вновь опустошён и выброшен. Насколько я понимаю, лично она – просто соскучилась по мне, а насытившись общением, моим внутренним миром, вылившимся в слезах и нытье – я ей надоел. Мной будто наигрались. Хочу верить, даже больше, я верю в то, что я вновь накручиваю всё, что на самом деле это не так, но внутреннее саможаление не может до конца принять эту мысль. Видеть её – боль для меня. Без неё – мне легче, пока она не со мной. Тем не менее, я ни о чём не жалею, понимаешь? Всё так, как и должно быть. Детерминизм. Если всё запуталось – вскоре распутается. Если не распутывается, значит так предначертано. Не распутывающийся клубок, можно заменить другим. Однако, на полном серьёзе, считаю, что такого клубка больше никогда не найду, а копию или похожее брать никогда не буду. Надеюсь у неё сейчас всё хорошо. Мне сейчас тоже хорошо, не видя её. Так давай же насладимся этим моментом? Не прошлым, скучая по теплоте тех лет, а настоящим, где всё если не хорошо, то явно уж не плохо.

– Вау. Я рада за тебя, на самом деле, – воодушевлённо сказала моя собеседница.

– Спасибо большое, я тоже рад за себя, – ответил я.

– Выпьем? – спросила она меня.

– Не-е, не буду. После такого, я точно уже начну новую жизнь, без нытья, мерехлюндии, и алкоголя,– нахмурившись, ответил я.

– Хорошо-о, а за неё? За неё выпьешь? – с улыбкой спросила она меня.

– Ну ты конечно… Чёрт с тобой, за неё – выпью, – сломавшись под её напором, ответил я

Мы выпили по рюмке какой-то сивухи, после чего я пошёл на улицу, чтобы подышать свежим воздухом.

Интерлюдия вторая

Вау. Данная глава меня впечатлила настолько, что я сам захотел писать какую-нибудь писанину. Меня поразила удивительная схожесть истории Игната про подругу, с моей историей общения, видимо такого же близкого человека, как и у него. Однако скакать от одного ремесла к другому – пагубное занятие. Решение это было отложено в долгий ящик, ведь нужно сначала создать спектакль, а для идеала, сначала поспать.

Встав со стула, я направился расправлять диван, чтобы расстелить постель, как вдруг понял, что нужно включить музыку. Из-за этого я моментально сменил траекторию движения, чтобы подойти к компьютеру и включить песню «В эту ночь» группы «Синдром Восьмиклассника». Зарядившись первыми нотами этой композиции, я, с улыбкой на лице, начал расправлять диван и стелить постель. Пока песня не подошла к завершению, я открыл окно, чтобы свежесть улицы пропитала мою комнату перед сном, и лёг на диван. Наверное, в этот момент моего слияния с музыкой, я понял, что жить всё-таки прикольно, жалко, что это я ощущаю не так часто. В этот момент для меня это не имело значения, я наслаждался этой атмосферой, искренним текстом и красивой мелодией этой песни.

Кончившаяся мелодия гитарного рифа в конце сулила мне предстоящий сон, отчего я пальцами руки я отодвинул тюль, выключил настольную лампу, находящуюся на окне, далее это же сделал и с музыкой, а впоследствии и с компьютером. Лёг я спать спокойно и уснул достаточно быстро.

С утра я всё-таки не пошёл на учёбу. Состояние было ужасное, было ужасно грустно от моего поведения перед друзьями, которых я выгнал прошлым днём. Хоть они посмели себе прийти без предупреждения, хоть я и ненавижу подобные ситуации, всё равно совесть не давала мне покоя. Позвонить и попросить прощения – было стыдно, поэтому я отправился на причал, чтобы мой любимый душевный нуар вновь раскрылся.

До ужаса люблю Мэрилина Мэнсона за его бешеную энергетику песен. Злость, радость, печаль – он воспроизводит в своих треках максимально красочно, будто действительно проживает все эти эмоции наяву. Именно его я слушал на причале, дабы моя меланхолия активно разгоралась криками с воем боли. Моросящий дождь постепенно мутировал в сильный ливень, который я чувствую своей стихией. Абсолютно наплевать на неприятные ощущения за шиворотом, на промокание скальпа головы, обмокшую одежду и наушники. Слияние моего внутреннего альтер эго с осадками неба – великий тандем, способный родить нечто ювелирное в творческом ремесле, особенно на фоне неразберихи в личной жизни, отношениями с близкими людьми и ссорами. Я впитывал каждую каплю из каждой тучи надо мной и ощущал как они тушат мои внутренние полыхания. Наслаждение и экстаз от подобного времяпровождения, на самом деле, у меня проводились часами, но оставлять на самотёк всё было нельзя.

Позвонить, или нет?

Повременить, или позвонить сейчас?

Сейчас?

Сейчас почитаю книгу, позвоню позже.

Стекло или зеркало?

Видеть её – боль для меня. Без неё – мне легче, пока она не со мной. Тем не менее, я ни о чём не жалею, понимаешь? Всё так, как и должно быть. Детерминизм. Если всё запуталось – вскоре распутается. Если не распутывается, значит так предначертано. Не распутывающийся клубок, можно заменить другим. Однако, на полном серьёзе, считаю, что такого клубка больше никогда не найду, а копию или похожее брать никогда не буду. Надеюсь у неё сейчас всё хорошо. Мне сейчас тоже хорошо, не видя её. Так давай же насладимся этим моментом? Не прошлым, скучая по теплоте тех лет, а настоящим, где всё если не хорошо, то явно уж не плохо.

– Вау. Я рада за тебя, на самом деле, – воодушевлённо сказала моя собеседница.

– Спасибо большое, я тоже рад за себя, – ответил я.

– Выпьем? – спросила она меня.

– Не-е, не буду. После такого, я точно уже начну новую жизнь, без нытья, мерехлюндии, и алкоголя,– нахмурившись, ответил я.

– Хорошо-о, а за неё? За неё выпьешь? – с улыбкой спросила она меня.

– Ну ты конечно… Чёрт с тобой, за неё – выпью, – сломавшись под её напором, ответил я

Мы выпили по рюмке какой-то сивухи, после чего я пошёл на улицу, чтобы подышать свежим воздухом.

Выйдя на улицу, небо уже начинало покрываться пеленой утреннего света. Это пустило во мне механизм перфекционизма, который заключался в том, что нужно поспать. Покурив электронную сигарету на крылечке, я отправился вдом на какую-то кровать. Этап падения во сны начался мгновенно. Той ночью я видел только страшные сны, которые очень люблю. Видел много чего, что может напугать, но в основном сновидения были просто немного грустные, трагичные, не сильно вызывающие впечатление. Сны, которые никак не запоминаются.

Потеря в пучине кошмаров меня привела к пугающим масштабам. На протяжении всей жизни: с младенчества по сей день, меня раз в три года бросает во сны, которые состоят из чего-то непонятно огромного. Большого пространства, в котором мне нужно как-то, с чем-то взаимодействовать. Трудность состоит в том, что описать сие невозможно. Однажды, когда мне было десять лет, мама, я, двоюродный брат, его сестра, его мама, дядя и тётя, ездили отдыхать на курорт. Проводил время я, в основном, с братом и сестрой. Как-то раз я поссорился с ними, и моя мама ограничила общение, взяв меня ночевать с ней, дядей и тётей. Именно тогда, ночью, я вновь встретился с этим кошмаром. Суть сна была проста, однако деталей, которые меня пугали тогда, я так и не могу вспомнить.

Сон заключался в том, что от меня требовалось, непонятно кем, перенести нечто в огромных, гигантских масштабах, из одного места в другое, за короткий промежуток времени. Проснулся я в слезах, испугав и ошарашив всех, с кем спал в одной комнате. Что было дальше, вспомнить трудно.

Через несколько лет я снова увидел нечто подобное. Лёг спать в привычное время, ничего днём сверхъестественного не видав. И почему-то вновь ночью встреча с кошмаром меня настигла, благо в тот момент я держал себя в руках. Начало истории я смотрел, будучи во сне. Сюжет был тот же, быть может детали видений немного были другие, но это неважно. Кошмар меня одолевал, и я проснулся, при этом прокручивая сюжет уже в сознании, но, очевидно, спросонья. Я поднял торс и глядел на дальний, не ограждённый спинкой, угол дивана. Всматривался я в него долго и, не понимая, что же я пытаюсь увидеть, решил наклониться к нему, будто собираюсь смотреть ему прямо в глаза. Насколько сейчас помню, мне нужно было этот край дивана перенести куда-то в другое место, при этом скрипт сна продолжал воздействовать на меня – край дивана нужно перенести за короткий срок и мельчайшим кусками. Кумара, как в детстве, у меня уже не было. Я быстро дал себе отчёт о том, что это снова этот цикличный сон, пытающийся меня убить уже который раз.

На протяжении всей прожитой жизни во сне со мной происходит что-то непонятное. В самом маленьком возрасте, по рассказам мамы, я просыпался ночью с ужасающе-громким визгом, будто меня резали живьём. Успокоить было меня достаточно проблематично. Особенно неприятно было родителям, когда ночевали мы не дома, а где-нибудь в деревне у близких. Этот визг вводил в шок не только их, уже знавших, что, такое может быть и были как-то подкованы, но и родственников, которых буквально выдёргивали из сновидений в нечто абсолютно чуждое их быту. Возможно, тогда уже я видел сон с масштабами, но гадать – смысла нет.

После цикла младенческого бесовселения в меня, начались сны с масштабами, которые в основном всегда кончались слезами. К этому же циклу кошмаров стоит добавить мою бессонницу, причиной которой был просмотр в раннем возрасте фильма «Зелёный слоник». Фильм, перевернувший, а после изнасиловавший девственную психику ребёнка. Трудно объяснить, что конкретно не давало мне уснуть. Это нечто на подсознании, что наслоением огромной совокупности причин выключало успокоение и включало тревогу. Ярко мне запомнился момент, где один из главных героев под отвратительный дэткор, рвущий уши, будто бы специально писавшийся для воздействия на психику, рвёт руками другого человека, а после насилует его. Быть может, именно этот момент фильма был фундаментом для бессонных ночей, сказать трудно.

Несколько лет подобных историй со снами не наблюдалось. И, как известно, история циклична, поэтому этот злосчастный сон появился снова, уже здесь, на праздновании дня рождения, правда в другом обличии.

Проснулся я в ванной с водой в правом углу безумно огромного помещения с советской, уже обшарпанной, мягко бирюзовой плиткой. Надо мною не было ничего, кроме потолка высотой в четверть сотни метров. Слева от меня были небольшие балконы с убитой штукатуркой, но уже без плитки. Недолго думая, мысли в голове снова привели сознание во сне в ужас – я снова в подобном сне. Моё тело находилось в огромном помещении с ненормально крупным бассейном, словно для великана, или для очень большого количества людей. Ванна, в которой я лежал, находилась на уступе, который как фундамент балкона, парил в воздухе, соприкасаясь лишь со стеной, к которой был прикреплен. Уступ был точного размера с ванну, отчего вылазить из ванны было проблематично.

Бассейн, слава богу, был не по всему периметру помещения. Метр от стены по правую и левую сторону присутствовал для того, чтобы пловцы смогли передвигаться внутри этой огроменной комнаты. Однако выход, куда я стремился, был на левой стороне, а проход от левой стороны к правой был ещё более узким, отчего страх внутри меня меня пронзал всё сильнее и сильнее, ведь само нахождение в ненормально гигантском помещении советского дизайна, худо-бедно сохранившимся с восьмидесятых по наши дни, в ванной с водой на уступе, высотой от пола в полтора метра, с не менее огромным бассейном, глубиной метров двадцать с прозрачной водой – разрывало меня на куски вновь, как в детстве. Бог меня помиловал, дав мне в очередной раз возможность осознания того, что всё это – сон. Я выбрался из этой истории и начал смотреть новый сон, уже не помню какой именно.

Глядя на всю эту цикличность, начинаешь постоянно наблюдать за жизнью, её законами, историями людей, своими историями. Корреляция между циклами всех земных процессов и теорией детерминизма начинает преобразовываться из абстрактной, аморфной субстанции на подкорках твоего сознания, из ящика «потом разберусь» – в твёрдый стержень, начинающий лавировать перед твоим носом всё чаще и чаще, и в один момент, он уже не просто появляется, изредка тебя проведывая, а селится на твоей шее петлёй из каната, уменьшая её отверстие с каждым днём очередной булимией мыслей, что подпитывает его твёрдость и вес. И уже этот безобидный стержень, что вызывал лишь примитивные эмоции злости, при виде его перед твоими глазами, что проходили через тридцать секунд – не вызывает больше стандартный гнев, а вызывает моральные переживания на постоянной пассивной основе, ведь он уже не мелькает перед глазами, а висит на тебе, с каждым днём уменьшая твои силы, подпитывая ими свой вес.

Это уже не банальная мимолётная злоба, а самая настоящая ноша, которую ты либо когда-то обронишь с концами, обрезав петлю тупым ножом, занимаясь этим на протяжении долгого времени, если конечно осознаешь, что тебя медленно тянет вниз.

Или обрежешь остро наточенным ножом, комлексно подойдя к проблематике этого стержня.

Или так и задохнёшься, ничего не предпринимав по устранению этого, вес которого дошёл до апогея, ведь ты не смог уже его таскать на себе. Пришлось бы тебе либо остановиться и переждать время для восстановления сил, или продолжить идти до смерти. Ты выбрал идти и умер, ведь если позволить себе передохнуть – твоя жизнь скатится в урну, ибо время быстротечно и очень ценно, а ты его собирался так бездарно потерять, устроив себе привал.

Проснулся я от криков двух пьяных приятелей, выясняющих отношения о какой-то неважной и несерьёзной чуши, что присуще в общем-то пьяным людям. Время было девять утра, где-то играла «One Fore The Road» группы «Арктик Манкиз», а в комнате был свет солнца из окна, в общем-то ощущалась просто приятная атмосфера. Ночью я подключился к колонке по блютуз связи и включил альбом «AM» на котором и была ныне играющая песня. Композиции играли и тогда, когда я ещё не отправился спать, и тогда, когда я уже спал. Спросонья я слышал, что музыка продолжала играть всю ночь, что меня поражало, ведь они не додумались отключить мой телефон, чтобы включить уже новые песни. Как же я рассмеялся, когда проснулся, узнав, что ночью музыка играла уже просто на моём телефоне, лежащим подо мной. Ребята отключили мой телефон от колонки, но музыка продолжила играть, просто уже на моём телефоне, в течение семи часов. Утро бывает добрым, когда с утра сталкиваешься с подобными забавными историями. Уже нужно было собираться, поэтому мы быстро собрали вещи и собрались уезжать обратно домой.

Подойдя к имениннице, я обнял её, поцеловал и поблагодарил за приём. Сев в автомобиль, я достал наушники, включил трек «Story of Gouan» любимой «Плёночки» и вновь ушёл в себя, ведь рецидивные воспоминания о подруге меня начали есть по новой.

Дорога по полю сопровождалась сегодня уже не солнцем, а светлыми тучами, которые со временем стали мутировать в ярко тёмные. Спустя небольшое расстояние, перед нами появилась собака, бегущая ровно по дороге, что не давала нам ускориться и заставляла ехать лишь на выбранной передаче с одной и той же скоростью. Через минуту она побежала быстрее, увеличив расстояние между ней и нашей машиной, в которое, через несколько секунд, с другой дороги, на которую мы чуть не свернули вчера, выехала другая машина. Собачка так и продолжала бежать ровно по дороге, вынуждая автомобиль перед нами, ехать также медленно. Только, в отличие от нас, люди в машине не были настолько же, как мы, терпеливы и снисходительны, из-за чего они наехали на собаку, сбив её на траву, благо ничем трагичным это не кончилось – она устремилась в лес, пробежав внутри высокой травы.

Как же тяжело родиться животным, в особенности собакой. Как говорил Элиан Дж. Финберт – «У собак лишь один недостаток – они верят людям». Это животное действительно привязано к человеку настолько, что совершенно искренне готово отдать свою жизнь, в обмен на людскую. Стоит ли жизнь собаки меньше, чем человеческая? Определённо, с точки зрения природы – мы все равны, и ничья жизнь не является более важной, чем чья-либо другая. Тем не менее в противовес этому в природе господствует тот вид, который является более сильным. Может быть поэтому человек присвоил себе полномочия по самопроизвольному истреблению других живых существ?

Определённо.

Справедливо ли?

Разумеется, нет. Правило сильнейшего вида распространяется исключительно на бессознательных животных, коими люди не являются, хотя, правды ради, не все. Порой животные более сознательны, чем современные люди.

Поток подобных мыслей вновь заставил меня презирать и ненавидеть человеческий род. Бессознательно проживающие, эгоистичные мрази, зацикленные только на том, что на ком-то нажиться, ежедневном гедонизме от секса, порно, наркотиков, алкоголя, сигарет, не имеющие ничего общего с любыми сослагательными глаголами, связанные с развитием, ростом, искренней любовью, дружбой, состраданием, поддержкой, безвозмездной помощи. Человеческий зоопарк, где посетителями являетесь вы, идя и смотря в клетки, где вместо ничем не виновных, приневоленных животных, находятся зеркала, в которых вы замечаете себя. Но ваши тупые головы не дают себе отчёт о том, почему же там вы. Безмерная погоня за ежедневным сладострастием, выливанием жгучей желчи на всех, кто вам хоть немного не угодил; доставка розовой патоки тому, кому выгодно, но кто этого ни разу не заслужил; издевательство над близкими людьми, в угоду своего кратковременного комфорта; нетерпимостью к воровству государства, однако при удобном случае, ровно такая же нескончаемая жадность проявляется и у тебя, когда ты готов украсть пусть и немного, но даже у близкого. Вы все хуже паразитов в вашем организме.

Пока мою голову крушили очередные злые мысли, присущие мне на протяжении уже двух-трёх лет, наша машина уже выехала на асфальт, а скорость увеличилась, что радовало меня внутри.  На этой хорошей ноте я отправился в сновидения. Мой сон был очень странным, никак не характерным мне. То, что вижу я, когда сплю – очень странно, но сон тогда, на удивление мне, добрым, радостным.

Снафф-8

Утро поздней осени ещё школьных лет. Как бывает во снах, моё сознание проснулось самопроизвольно. Комнату пронзал утренний осенний полумрак, но ожидаемого будильника на учёбу не следовало, что давало мне расслабиться от осознания субботнего или воскресного дня. Я развернул голову на сто восемьдесят градусов, чтобы глянуть в окно и увидеть желаемое. Его я и получил – за окном доброе утро мне желал первый снег. Это заставило меня моментально встать с кровати, подбежать по ещё тёплому полу к окну, открыть его нараспашку и вдохнуть запах этого белого, ещё воздушного чуда. Вдыхая свежий воздух, я решил включить композицию любимой «Плёночки» – «Winter». Первый снег, вызывающий у меня априори мурашки, подпитывался энергией этого волшебного трека, который я, с целью раритетности, включаю только зимой. Симбиоз двух этих факторов превалировал над входящим в мою комнату холодом улицы, который мне не давал повода начать дрожать, и такими же дрожащими кистями рук схватывать плечи, дабы согреться. Мне было абсолютно комфортно. Такая обстановка утреннего осеннего утра, постепенно превращающегося в зимнее, никогда не давала столько эмоций. Никогда ни один человек не вызывал у меня такого же внутреннего тепла, что очень сильно радовало меня, ведь получать удовольствие от людей куда страшнее, чем от приятной погоды и столь же приятной музыки, ведь люди – *** на блюде.

Вперемешку с этим сном, вернее вырезав продолжение моего телесного соития с тонкой натурой приятного где-то на подкорках души, я видел восьмой класс и урок изобразительного искусства. Будто бы Иисус мне послал приятные сны конвейером, ведь именно восьмой класс я люблю всей душой.

Я и мой класс сидим на уроке изобразительного искусства. Учительница рассказывает теорию предстоящего рисунка, который мы должны будем нарисовать, пока все в классе занимаются своими делами. Девчонки разговаривают о каких-то неважных проблемах, обсуждают их, дают советы. Мальчишки играют в телефоне в какие-то тупорылые игры. А я снимал видео о том, как мой одноклассник прикалывается над одноклассницей, качая её стул, на котором она в этот момент сидела. Именно восьмой класс запал мне в душу, ведь именно в нём и происходит самый настоящий экватор между детством и юностью. До экзаменов ещё далеко, а детская шалость уже собирает вещи и прощается, возможно, навсегда. У всех появляется свой характер. У мальчиков грубеет голос, растёт тело. У девочек появляется фигура, у кого-то очень долгожданная, а их детские милые лица превращаются в просто милые и красивые, уже лица девушек. Время, ещё пропитанное беззаботностью, отсутствием головной боли о предстоящем, новом будущем без людей, к которым ты так привык. Ещё и мой любимый урок с прекрасным, очень добрым и ласковым учителем, о которого мрази-школьники вытирают ноги, ведь доброту они считают слабостью, как и все люди в принципе, не понимая, что это, на самом деле, в нашем мире великий дар, ибо всё вокруг так и норовит выжечь в тебе всё светлое, наивное и доброе своей агрессией, апатией и настроением пустого времяпровождения на этой Земле. Именно эти два сна и являются моими самыми заветными желаниями. Вернуться в те времена и прожить эти, пускай секунды, но заново, чтобы пропитаться энергией ещё такой милой и детской наивности.

Проснулся я от криков друга, что был за рулём, кричавшим на автомобиль спереди нас. Никогда я никого так сильно не ненавидел, как его в тот момент, ведь он вырвал меня из пространства, где я хоть немного, но тактильно воспоминаниями касался до очень важного мне. Злость я не стал выплёскивать, а лишь сделал погромче уже новый трек, сменивший играющую во сне песню, «Asleep» всё той же любимой «Плёночки». Ничего интересного далее по дороге домой не было.

Призрачность жизни

Приехав домой, меня пронзила тоска квартиры. Эти стены, обои, советский ковёр посреди современной планировки, местоположение дома и района, пыльный компьютерный стол, всё тот же кот за окном, который каждый день ходит ко мне под окна квартиры, дабы я угостил его каким-нибудь незамысловатым кушаньем, лишь бы он просто оставался жив. Давящая каждый день никому не нужность, обесценивание трудов, отсутствие обратного внимания близких людей. Насколько они близкие после этого? Неизвестно. Известно лишь одно – я беру билет на автобус и сейчас же отправляюсь в свою деревню за девяносто километров от города и шестьдесят километров от какой-либо цивилизации, ведь находиться тут просто невыносимо. Пульсирующие мысли в голове так и норовят достучаться до меня, что за эти дни я вновь до изнеможения не могу видеть, слышать, всячески ощущать людей.

Открыв кошелёк, я увидел наличие денег, которых не было от слова совсем. Тогда я позвонил брату и спросил, не собирается ли он деревню, на что он ответил, что не собирается, но, по сути, не против.

Взяв всё самое необходимое, я надел наушники и отправился пешком до него. По пути мне встретился парень с моего района, который часто мне попадается на глаза. Он мой сверстник, учится там же, где и я, а рост имеет около ста сорока сантиметров. Именно это и дало мне очередную партию мыслей о том, насколько я жалок, насколько жалки вы со своими пустяковыми проблемами, на которых мы зацикливаемся, когда пострадать действительно от чего-то страшного нельзя, ведь этого страшного в нашей жизни пока нет. Парень достиг возраста совершеннолетия. Возраст, в котором начинается своя жизнь, поиски товарищей, второй половинки, разных людей, с которыми тебе предстоит сотрудничать, контактировать в той, или иной сфере. Будут ли тебя воспринимать всерьёз, если ты имеешь рост двенадцатилетнего школьника с лицом, которое тоже не сказать, что выглядит взросло на этом же фоне? Безусловно, это никак не влияет на твои умственные, когнитивные способности, однако наше общество тем и славится, что паритет между теми, кто более красив и более уродлив, в силу генетических, жизненных факторов; теми, кто более высокого роста и более низкого – не соблюдается абсолютно. Тупорылые и поверхностные защитники разных слоёв населения защищают кого-либо до тех пор, когда это выгодно. При личной встрече с такими же менее привилегированными людьми, они ровно также, как и все абсолютно, будут относиться пренебрежительно к ним, ведь их это не касается, а личную выгоду, основанную лишь на предрассудках, никто ни у кого не отменял, так же как и у них.

Парень, при условии своей генетики, не отчаивается, старается учиться, ни с кем не конфликтует, не гнобит никого, относится ко всем с уважением. Быть может это оттого, что в случае чего его просто раздавят? Вполне вероятно, однако это не отменяет того факта, что именно он и может являться прекрасным примером того, что при всей несправедливости коварной жизни, нужно не сдаваться, а лишь идти вперёд, приняв всё то, что тебе дала жизнь, и используя это для достижения своих целей. С малым изначально багажом, с которым тебе предстоит построить свою жизнь и сделать её чудесной – намного приятнее получать успехи, покорять вершины. Этим парнем я восхищаюсь.

Пока мою голову покоряли очередные размышления, я успел дойти до пункта встречи, где меня уже ждал брат. Мы поприветствовали друг друга и отправились в дорогу.

Примерно под сто тридцать километров в час ехала наша машина. Поля в окнах не прослеживались в статичном виде ни на одну секунду. Была сплошная смешанная гамма зелёных, жёлтых, синих цветов. Мы ехали по пустой трассе, где не было ни одной машины, будто бы в каком-то фильме, оказаться в котором я постоянно мечтал. Тем не менее, это было очень странно, ведь, во-первых: трасса никогда не спит, а во-вторых: время и день недели как раз таки были такими, когда автомобили должны ездить. В один момент в моей голове появилось что-то наподобие давления: уши заложило, сознание помутнело, глаза заболели. Перед нами появился крутой поворот, который мы пролетели и влетели в забор одинокого здания в поле, в котором было много куриц, будто бы из эпизода мультсериала «Ну, Погоди».

Пока мы ещё не влетели в забор, голова осознавала всю реальность происходящего, что авария может произойти буквально сейчас и буквально с нами, а не где-нибудь в кинофильме или видеоигре. Вместо привычного «Вся жизнь перед глазами пролетела» я увидел другие кадры, видимо соскребленных с подкорок моих тайных желаний и мечт.

Ночь, гроза, дождь. В машине играет «Blood Honey» Мэрилина Мэнсона. За рулём своего автомобиля сижу я, а на пассажирском сиденье сидит моя любимая девушка, про которую я кстати рассказывал недавно. Удивительно завораживающая природная стихия за окнами автомобиля, от которой я был без ума уже с раннего детства, подпитывалась энергией песен моего бесконечно любимого исполнителя. Под припев песни моя кожа покрылась пупырышками, под названием мурашки. Дорога устремлялась вверх, окончание видимой части которой постоянно принимало заряды молнии, что меня вновь завораживало и заставляло радоваться каждой минуте, каждому проезженному метру, целуя любимого человека. Сон-утопия.

Мы влетели в забор, разбомбили его к чертям, однако дома никого не было, на дороге очевидцев произошедшего тоже, отчего мы решили просто уехать с места происшествия. Из ниоткуда на поле и на вокруг в принципе появился еле видный туман, который вскоре стал достаточно сильным смогом. Наша машина пострадала достаточно сильно, передний бампер просто нельзя было назвать бампером, но на удивление, автомобиль продолжал ездить, что и дало нам возможность свалить подальше отсюда. Всю оставшуюся дорогу до конечного пункта назначения мы обсуждали произошедшее, боялись уголовного преследования, но произошедший случай был невозвратным, отчего переживать было бесполезно.

Паузы в обсуждении этого происшествия я затыкал взором на красоту наших краёв. Безусловно, в странах Европы уровень жизни, по крайней мере по официальным данным, намного выше, чем в странах СНГ. Огромнейшее желание уехать из русских трущоб куда-нибудь, всегда нивелируется природой родных мест. Всемирный баланс? Очевидно. Жить за границей России намного удобнее, стабильнее. Есть уверенность в завтрашнем дне, что не скажешь про нашу Родину. Однако Всемирный баланс и эту ситуацию не обошёл стороной. В противовес комфорту стран Европы, ей совершенно очевидно не хватает той удивительной красоты природы наших полей, лесов, степей, присущих нашей стране в огромнейших масштабах. Слияние меня и природы – мой любимый тандем. Со временем я осознал, что никто не сможет никогда стать мне лучше другом, чем я сам. Мой характер и я сам не всегда в состоянии принять, что уж говорить про других людей. Однако лучшее, что я сделал с самим собой – это принял себя, полюбил свою компанию и стал получать удовольствие от прогулки с самим собой. Люди вообще стали мне не нужны. Вполне вероятно, что со временем я сойду с ума, ни с кем не контактируя в масштабах, присущих обычному человеку, например, прогулки с подругой, другом, походом на общественные мероприятия. Ведь искоренить полноценно людей из своей жизни абсолютно невозможно, живя в городе, не имея свободный и независимый заработок. И эти мысли действительно начинают пульсировать всё чаще в моей голове. Разочарование в людях медленно каждый день приближается к состоянию апогея. Всё чаще в голове мысли об уезде в тайгу, созданию своей небольшой хижины, маленькой фермы, огорода, чтобы просто никогда больше не видеть людей в своей жизни. Безусловно, это всё является очень трудозатратным процессом, да и без тех же людишек в построении подобного не обойтись. Но именно это является моей латентной мечтой, прячущейся где-то в углу черепной коробки, иногда выдающей себя робким вытаскиванием пальчиков ноги немного вперёд.

Приезжая в деревню, в свободное от работы время, моё тело так и норовит взять телефон в руки, включить «Элегию для Арктики» Людовика Ейнауди, одеться потеплее и выбежать в поле, чтобы просто лежа на траве, впитывать каждую каплю свежего кислорода, обволакивающую лёгкие и последующие компоненты моего организма, уже забитые шлаками из-за поглощения городского магазинного вторсырья, называемого пищей. Такие ритуалы стали регулярными и вошли в то немногое, от чего я действительно получаю удовольствие в этой жизни. Меня уже ничего не впечатляет, а свободное время я просто хочу выжечь, чтобы просто настало время какого-то принудительного времяпровождения, ведь свободное время я не могу забить ничем интересным и впечатляющим, ибо банально все эмоции превратились в моноволну, ни на что не реагирующую. Каждый день мысли об эвтаназии бегут за мной вновь. Ничего я больше не люблю. Никого я больше не люблю. Всё то, за что я бы не брался, меня никогда не приводило к чему-то, к какому-то успеху, признанию, поддержке. Энергия, бюджет, эмоции, посыл, вкладываемые мною во всё, что я делаю – никогда не окупается, а лишь наоборот – терпит инфляцию. Быть может поэтому наркоманы и сходят на путь, идущий к белой дверке в молодом возрасте? Когда ничто уже не радует, во всём ты отчаялся, а будущего не видишь от слова совсем. Вот совсем. Жизнь после двадцати на несколько десятков лет вперёд я не вижу абсолютно. Конкретное ощущение гибели в молодом возрасте от несчастного случая, но не суицида, ни в коем случае, меня преследует. Слияние с природой – то немногое, что хоть немного вызывает искреннее удовольствие здесь.

Приехав уже в деревню, городские вещи, закинутые на печь с моего тела, переменились деревенскими. Якобы стильная обувь с моих ног сменилась на деревенские тапочки, в которых я бежал по полю, не удивление не уставая абсолютно. Пятиминутный бег без остановки кончился кувырком и последующим расположением торса и ног моего тела в горизонтальном положении на тёплой земле. Я уснул и вновь увидел интересный сон, в течение которого играла песня «Lady Bird» Нэнси Синатры.

Хоккеем я занимался с третьего класса, когда переехал в другой район города. Первые месяцы была жуткая, перманентная тоска, такая, которая появляется, когда что-то очень важное для тебя отнимают и выбрасывают. Будучи в том районе, каждый день я катался с подругами на роликовых коньках. Именно тогда я приобрёл кличку «Саблезуб», когда победил заезд наперегонки, при этом влетел в здание и сломал половину зуба. Стоила ли эта победа мне зуба тогда? Разумеется, нет. Влетел ли я напрасно? Тоже нет, ибо это история и самое главное – жизненный опыт.

Бесконечное нытьё бесконечно тупых и слабых людей, заставляет меня прийти к мыслям о Колумбайне девяностых годов. Пустой бубнёж, слёзы и слабость от вещей, недостойных даже упоминания в негативном ключе, что при размусоливании только расстраивает. Всё, что с тобой происходит в первую очередь важно воспринимать, как жизненный опыт. Негативные, позитивные, нейтральные, нуарные, волшебные, необъяснимые моменты – жизненный опыт. Никто не знает, как правильно прожить жизнь, потому что нет этого «правильно» или «неправильно». Каждый живёт свою жизнь и, даже одинаковые события двух людей, могут произойти совершенно разно. Поэтому нужно во всём видеть и искать опыт, а уже потом хотеть получить какие-то материальные блага.

В момент распятия моего зуба, я лишь трогал утерянное на пыльном асфальте, а в голове никаких мыслительных процессов не возникало, кроме одного – остатки зуба уже не вернуть. Вся херня, что со мной случалась, в тот момент не имела малейшего значения, ибо господствовала надо мною лишь одна трагедия: мне восемь лет, а я уже без зуба. Это было удобно с одной стороны, ведь когда я начал играть в хоккей, при новых знакомствах, на вопросы в духе «Что с зубом?», я отвечал: «Я играю в хоккей… Ну и на одном из матчей прилетела шайба, или подрался с кем-то». Кичь и жалкое хвастовство, однако, это придавало уверенности и посему, меня всё устраивало.

В видимом сейчас сне у нас была тренировка. Проходили они обычно у нас под открытым небом на обычной дворовой коробке. Летом ребятня, иногда мы, бегали, гоняли мяч, играли в футбол. Зимой же у нас начинался хоккей. Тренер с первыми заморозками заливал лёд, а мы с нетерпением помогали топтать первый снег предстоящей зимы, ибо были больны этой игрой и делали всё возможное, чтобы томительные ожидания нивелировать хоть каким-то трудом, связанным с зимой. В сильные снегопады расчищали снег, бросали его через высокую сетку. Всё ради хоккея. Особенный ужас был в выходные, когда тренировок не было, а снег сыпался в безмерном количестве откуда-то с небес. Тогда, на следующей неделе, даже это больное желание погонять шайбу пропадало, ибо иногда снега было высотой в шестьдесят сантиметров.

С каждым годом градация желания бегать за шайбой всё сильнее уменьшалась. Пропорционально нашему взрослению, угасало желание заниматься спортом. Многим стало куда интереснее употреблять спиртное, курить сигареты, а для некоторых даже употреблять вещества. Это был необратимый процесс, однако на тот момент, я всех призывал кончать губить себя, на что в ответ слышал «.ди на…»

Время шло. Мы взрослели, тренер старел. В последние годы на тренировки ходили буквально несколько человек. Отчаянно боролись с не менее грозными снегопадами, уже вчетвером. Хоть нас и мало, мы стали уже взрослее и сильнее. Последний год занятия был очень грустным, потому что приходили на тренировки всего несколько человек, а тренер губил здоровье на морозе ради малого количества детей. Его здоровья бы хватило на ещё один сезон, но ему это осточертело, и он сказал: «Всё».

Прошло лето, осень, началась зима. Тренировок нет, и лёд от снега чистить некому. Снег всё копится и копится – кататься невозможно. Всё ведёт к тому, что кончилась эпоха хоккея. Тот сон, что мне приснился совсем недавно, заставил меня, будучи в нём, расплакаться.

Две трети дня прошло, ещё светло, но начинаются сумерки. Я, сидя за компьютером, прожигая время напрасно, вместо выполнения домашнего задания, решаю почему-то выйти на улицу. Одевшись и выбравшись из серой кирпичной хрущёвки, я стоял у подъезда и слышал, как на хоккейной коробке шумит звук скребка, который чистит кромку льда от снега. Хрустом снега на дороге, я робко передвигался по вытоптанной дорожке по газону, окружённому сугробами. На коробке было три человека. Именно эти три человека и были верными хоккею, пока мы были в одной команде. Это были два брата, которые играли в более профессиональной лиге, а с нами просто тренировались, и мой бывший одноклассник, который имел двойное лицо.

Подойдя к коробке, над ней уже светили фонари мерзким оранжевым дешёвым светом, однако до боли приятным, ибо под ним я провёл всё детство. Один из братьев гонял скребком снег от левого борта коробки к правому, пока мой бывший одноклассник и другой брат бросали лопатами снег за сетку. Уже подходило время к началу тренировки. Тренер достал свой пуховик, огромные рыбацкие сапоги и вышел на улицу. Всё время, что я его знал, его лицо всегда имело перманентную улыбку. Злость и строгость, присущая всем остальным тренерам, для него была совершенно чужда. Его благой нрав и постоянная улыбка на лице озаряли меня хорошим настроением. Но в этом сне, он был грустный. Мне не приходилось строить сложные логические цепочки у себя в голове, почему он был тогда таковым, не таким, как обычно.

Обстановка вокруг была довольно странной: кучи людей, идущих с заводов вокруг не было; присутствовал ветер, похожий на некую, маленькую, городскую бурю, разносящую снежные осколки, которые неприятно, но терпимо влетают в лицо. На тренировке всего трое человек – нападающий, защитник и вратарь. Казалось бы, такое количество стало нормой в последний год тренировок, однако в том сне, они создавали некий нуар своим характером присутствия, ведь даже наличие мерзкого света фонарей, что создаёт светлую обстановку пространства, не позволял осветлить общую тёмную атмосферу происходящего. Тренер ходил грустный, будто бы ощущал себя уже старым и ненужным. Всем плевать на его труд, преодоления каждый день своих больных ног и настрой на предстоящую тренировку. Люди – *баные эгоисты, особенно подростки, которые не ценят ничего, кроме своих животных потребностей, господствующих в этом возрасте над здравием.

Слёзы начали кровоточить из меня во сне. Я поприветствовал его с нарочито с приподнятым настроением, желая его хоть как-то развеселить, и спросил о том, можно ли прийти покататься. Моя бесконечная благодарность ему за весь оптимизм, что он мне дарил, заставила меня из искусственной радости, прыгнуть в естественную, ибо он это мог прочувствовать. На момент улыбка на его лице проскочила и он ответил, что покататься можно, даже не обязательно надевать на себя полностью всю экипировку. Однако печаль на его лице не ушла вовсе.

Я отправился в хоккейный клуб, дабы надеть коньки, но не смог дойти до него, так как ураган меня буквально сбивал с ног. Поняв, что мне не дойти до туда, я повернулся назад к коробке и увидел, как ребятам было тяжело убирать снег. Весь снег, что они скидывали и сортировали, разлетался махом обратно по воздуху, падая на уже чищенные места. Тренер сказал ребятам, что смысла скрупулёзно убирать снег нет, так как народ отсутствует, и проще им просто покататься, побросав шайбу столько времени, сколько им угодно, ибо тренировки сегодня не будет. На их лицах образовалась такая же грусть, что была во всём во сне. Нуар вокруг пронзил их, словно удар остро наточенным кинжалом с ядом, от которого избавиться проблематично и проще смириться с ним и продолжить жить столько, сколько осталось, ибо мотивации что-либо делать для преодоления проблем – нет. В какой-то момент я понял, что это сон, посему прекратил его сюжет, так как слёзы во сне для меня морально тяжелы.

Я люблю своего кота больше, чем себя

Я проснулся от прикосновения мокрого носа моего любимого кота Володи к моему лицу. Он нашёл меня в поле за километр-два от нашего дома. Милаха. Его вид был истрёпанный, тело худощавое, а корка головы вся покрыта коростами от побоев с другими котами. В летний период он постоянно окован клещами, которых отрываю только я, ведь люблю его я один. Он имеет отвратительную привычку орать мяуканьем в просьбах более вкусной пищи, потому что та, которая уже расположена в его мисочке, его не устраивает. Деревенским жителям особенно наплевать на то, устраивает ли домашних животных еда, которую им дают. Свиньи, овцы, курицы и подобные им не тактильные животные не испотачены о даваемой пище – едят то, что дают. Собачки и кошки в большинстве своём, будучи деревенскими, а соответственно и свободными, не нуждаются в кормёжке, ибо она везде, если они находятся вне домашних стен. Однако Володя – исключение. Его оковывает лень, проявляющаяся в отсутствии интереса ловить мышей и другой, более слабой его виду, живности, отчего он постоянно просит еду дома, и при этом, имеет совесть кричать о том, что ему не нравится эта жрачка. Именно это и является причиной отсутствия любви к нему со стороны хозяйки дома, где он живёт, которое проявляется в нередких эпизодах удара кочергой по его туловищу. Истрёпанный вид – причина нелюбви остальных родственников, так или иначе видящих его. При всём этом он обожает ласку, которую никто не может утолить, кроме меня. Именно поэтому мой приезд в деревню – большой ритуал сидения на моих коленях с громким мурлыканьем и взаимной отдачей любви. Я единственный люблю его. Даже если бы я был его хозяином, а его нытьё о не той еде, которую я бы давал ему, не прекращалось бы – любовь к нему так и не угасала бы.

Я всегда задавался вопросом, почему меня любит мама. Ничем не выделяющийся, плохо учащийся, не всегда послушный сын. За что любить? Неужели существует действительно безосновательная любовь, пускай от матери к ребёнку? Тупейший риторический вопрос, конечно. Однако углубляться в тезис, в первопричину, в химию – всегда меня увлекало. Увлекал процесс размышления, философствования. И как бы человек не старался понять, даже приходя к умозаключению на основе каких-то размышлений, всё это никогда не затмит обычный бытовой опыт, нахождение материального объекта в мире. Теория априори проигрывает на фоне опыта. Я нашёл ответ в своём вопросе о безосновательной любви – Володя. Любовь к нему основывается в простом его существовании.

Мы лежали на траве и оба наслаждались наличием друг друга. Постоянное нытьё о том, что я никому не нужен, никем не интересен упирается в саможаление и самокопание. Быть может это действительно так, но какого моему сыну-коту Володе? Пропадание месяцами в городском пространстве, полагаю, убивает его. Его потребность в ласке, любви, мурлыкании – никак не утоляется, потому что пойти не к кому. Всякий раз как он лезет к кому-то на колени, тот час же кончается движением руки по выбрасыванию его с тела того, к кому он идёт. Вот кому действительно тяжело.

Спустя час умиротворения от времяпровождения того единственного, кроме матери, кто меня поистине любит, под песню «Salad Days» Мака Демарко, я прекратил обильное мурчание и приятный сон Володи своим телодвижением, благодаря которому встал. Кокон, образованный моими руками, я сделал ещё более удобным и, выгибая руку, я продолжал чесать его голову, чтобы он вновь погрузился в сновидения, параллельно аккуратно амортизируя коленями свою ходьбу, направился домой, ибо становилось уже холодно от нагрянувших также неожиданно туч, как появление Володи в этом поле. Мой взгляд упирался на его милую мордочку с едва торчащим язычком после облизывания небольшой части шерсти его тела по дороге домой. Он, будто мой сын, только намного лучше, ведь не является человеком. Никогда я не захочу дать кому-то жизнь. Вполне вероятно желание иметь собственного ребёнка у меня появится на фоне репродуктивных животных инстинктов. Однако сознание не даст таковому сбыться, благодаря абсолютному понимаю неблагодарности жизни; людей, с которыми ему надо будет впоследствии контактировать. Ему, в конце концов, самому придётся быть человеком, что уже априори великая ноша с кучей недостатков существования, который может ещё и вырасти ублюдком, педофилом, негодяем, преступником. Безусловно, многое зависит от воспитания – это фундамент. Но не стоит забывать про Всемирный баланс – в противовес воспитанию стоит окружение, которое все выставленные с детства сваи вырвет с землёй, и установит уже свой фундамент на болотистом сфагнуме, в обилии влаги и гноя. Никакое воспитание не удержит твоё чадо от деструктивных и пагубных людей, окружающих его.

Все в детстве говорили о том, что алкоголь, сигареты, наркотики – это абсолютное табу. И где же, и с кем же сейчас все эти люди? Где же ты сам? Предательство своих постулатов? Или просто скучность бытия? Или окружение подвело к этому? У каждого свои причины – путь у всех один. Неизбежность употребления всего этого говна сулит нам судьба. В раннем или позднем возрасте – вы все придёте к этому. Эпизод детерминизма? Вполне вероятно, но я так не думаю. Можно абсолютно ничего не употреблять, однако ты будешь белой вороной, изгоем.

Почему?

Ты будешь отщепенцем потому, что живёшь среди людей. Существование среди х*ёв на блюде обязывает тебя жить по их правилам. Гениталии на тарелке привыкли к саморазрушению и утаскиванию за собой всех, кто попадётся. Пока никто не попался, они берут своих друзей. Скажи мне кто твой друг – и я скажу куда ты движешься. Мы слишком сильно стали упускать сию фразу из своих правил, хотя. Кто-то из вас вообще живёт по правилам?

Аскетизму?

Да никто.

Вы все мусор.

И я мусор. Мы все варимся в огромном старом вонючем котле с гноем, с примесью пива и компоста, желая жить как те, кто варится в кастрюле из антиквариата, сетуя на то, что им повезло. Это всё кумовство, они сами бы ничего не достигли. Только проблема в том, что они также варятся, в таком же ссаном пиве с говном и не меньшим количеством гноя, ведь они такие же люди, как и мы. Абсолютно, как и нас, их сварит температура со временем. Смотреть нужно на повара этих прекрасных блюд, которые предназначаются и пригодны в пищу только лишь скотам, подготавливающихся к убою. Тот, кто готовит – тот, кем вы должны стать в этой жизни. Вылазьте из котла, отпинывайте ваших «друзей», обнимающих вашу шею, будучи окованными рамками Инстаграма, в котором они сидят в ссаных кальянных, используют подруг только для секса, говоря им, что их действительно любят. Людей, которые не стремятся к развитию, отговариваясь тем, что только лишь учебное заведение не даёт им того, чем они хотят заниматься. Ваша судьба, посредством термической обработки в дерьмовом отваре, с дерьмовыми ингредиентами, приведёт к скоростному поезду безыдейности, обречённости, нежеланию созидать и получать удовольствие от не материальных, а более высоких, трансцендентных для быдла благ.

Не доходя до дома около ста метров, начался бурный ливень. Не имея в своих руках кота, я бы снял с себя одежду с торса и впитывал бы воду неба. Но мочить Володю мне не хотелось, да и сам он не желал этого, посему я ринулся бежать, укрывая его своим туловищем, верх которого я горбил, чтобы закрыть от дождя.

Я принёс его домой, а сам вышел на улицу. Телефон засунул в рюкзак, после того как достал блютуз колонку и включил альбом «The Maze To Nowhere» исполнителя «Лорн». Под открывающую альбом трек «There Is Still Time» я сливался с нуаром композиций, некой необычностью, и дождём, ещё не ливнем, ведь погода только разыгрывалась, будто бы спрашивала меня, готов ли я? И я ответил вслух: «Да». Я вновь получал истинный гедонизм от проживания в этом мире. Жизнь, в противовес своих постоянных пачек с говном, сующихся тебе каждый день по почте, иногда даёт нечто светлое, от чего ты можешь получить удовольствие. Такого «светлого» на самом деле достаточно много, просто проблема в том, что, зачастую, мы этого не замечаем, уделяя внимание негативу в жизни, желая немного пожалеть себя. Да, нам нравится быть жалкими. Погрустить, поненавидеть людей и себя самого. Некоторые закапывают себя в подобный образ жизни настолько, что привыкнув к подобному, уже не могут выбраться из этой пучины холода и отчаяния, отчего лезут к наркотикам, которые и утоляют их потребность в каком-либо удовольствии, пускай и призрачном. Насколько же приятно радоваться трезвой действительности, её обычным стихиям, временами года. Обычное прослушивание приятной музыки и стечение погодных обстоятельств – могут подарить тебе незабываемыеощущения,возможно даже самых запоминающихся за твою сраную жизнь. На затворках этой композиции поднялся ветер, что потенциально мог меня продуть, ведь я совсем растерял свой иммунитет.

Останавливало ли меня это?

Ни в коем случае.

Меняющий её трек «Oxbow B» слился с ветром и, превратившимся из дождика, ливнем. Наслаждение, испытываемое мною, не выразить никакими эпитетами, даже необъятного и великого русского языка. Насколько же это чудесная композиция, несущая своё ни на что не похожее настроение. Мурашки от времяпровождения под прослушивание каждой секунды этого трека, впитывая капли неба, были просто неописуемо чувствительными. Хотелось просто стереть свою память, чтобы освободившееся место, заполнить воспоминаниями только этого вечера, пропитанной этой композицией.

В конце этого трека ливень немного стих, выглянуло ненадолго солнце, что, на удивление мне, заставило меня улыбаться. Солнечные ванны, сквозь призму могучих туч, были особенно приятны, будучи обмокнутым влагой неба. Но я прекрасно ощущал и предвкушал вихрь неба, который начнётся вот-вот и даст мне новый эмоциональный всплеск от гнева неба.

Композиция «Upside Down Cops» вновь пригнала тучи, выгнала вон улыбающееся солнышко, и погрузила меня в очередную яму самокопаний. Я продолжал млеть от каждой прожитой ныне секунды. Хорошие эмоции, переживаемые в конкретное время, способны уничтожить негативные оттенки даже в самых плохих, прожитых тобой, ситуациях, что я и наблюдал тогда. Прослушав эту композицию наполовину, я включил легендарную песню «Acid Rain», улыбнулся, и будто тумблером, выключил разыгрывающуюся рефлексию и понял, что, как говорил «Хаски» – «Это всё *уйня». Расправив свои крылья вверх, и касаясь ими неба, я понял, что всё у меня будет хорошо. Цели и планы на жизнь, основывающиеся на улучшении мира и человечества, обязательно сбудутся.  Когда энергия эйфории кончилась, включились неприятные мурашки, кричащие о том, что мне пора домой. И я ушёл.

Цвет мокрой на фоне дождя травы был тёмно-зелёный, который мне всегда нравился. Тёмные тучи создавали прекрасную цветовую палитру вокруг. Даже при условии холода в теле, желания уходить со свежего воздуха не было. Хотелось просто включить полнейшее безразличие к, возможно, плохому будущему, вызванного простудой от холодного дождя, однако ноги сами вели меня домой. Я шёл по скрипучим лесенкам в сенях, звук которых иногда усиливался звуком грозы. Открыв дверь в уже жилое помещение, меня вновь поглотили приятные ощущения, вызванные очередной гаммой цвета мебели и стен в полумраке, с едва проскакивающим иссиня-белым светом неба, попадающим в дом из окон. Брата, к счастью, дома не было. Одежда с меня мигом слетела, а я улетел на перину под одеяло, погружаясь в сон в одиночестве без людей, под любимую и единственную, завораживающую меня стихию природы.

Поры всего тела покрылись солёной влагой. Я проснулся весь горячий, пот насквозь пропитал постель, а погода за окном разбушевалась ещё сильнее. Ветер поломал пару деревьев, молния била каждые тридцать секунд, а свет, излучаемый ею, освещал весь дом. Ноги сами, будто инстинктивно, поднялись с кровати на холодный пол, дабы нормализовать температуру тела. В голове был бред. Меня мотало то в сени, то к печи, то на саму печь, непонятно, как мне было не страшно. Даже отсутствие кошки не включило инстинкт самосохранения от предстоящих монстров, призраков и других антропоморфных мразей, приходящих ночью с целью испугать тебя и убить. Все телодвижения были бессознательны, помню лишь урывками своё удивительное перемещение по дому. В какой-то момент я очнулся у окна, наблюдая за дождём. Испуга никакого не было, я просто направился дальше спать в, как я думал, ещё сырую кровать, но по-видимому, мои похождения были настолько продолжительными, что за это время постель уже успела высохнуть, а сам я успел остыть.

Условность существования…

Вау. Какая же крутая глава. Эпизоды, прочитанные мною сейчас и ранее, всё более удивительно были схожи с фрагментами жизни, прожитых мной. Наверное, эта книга станет моей любимой, когда я её дочитаю, если конечно смогу, потому что капли дождя, пока я сидел на причале, промочили страницы, хоть я и закрывал их своим телом.

Совесть в моей голове вновь активировалась и заставила позвонить другу, чтобы попросить прощения. На мои извинения он сказал, что не держит обиды, и поэтому позвал меня на квартиру, где он и все остальные друзья вновь культурно проводили время.

Долго думал я на счёт того, насколько резонно идти туда, где сейчас царит аура, вызывающая у меня отвращение, да и в сыром обличии верхней одежды. Тем не менее было решено направиться туда, но всё-таки переодевшись в нечто более сухое.

Придя туда, мне было некомфортно смотреть им в глаза. Несмотря на мою совесть от моего вчерашнего выкрика на них, им будто бы уже не было дело до этого. Именно это задело моё эго, хотя, если посудить объективно, мне же самому должно быть проще, но такого состояния не настало, отчего, взяв бутылку ссаного пива, я сильно напился. Состояние сознания было трезвым, но тело вело себя непослушно, что неистово меня раздражало, будто бы я превратился в сучьего животного, живущим в тот момент исключительно инстинктами, хотя, по сути, именно этим я и был в тот момент. Отвращение к себе возвелось до апогея. Выпитый алкоголь сегодня – дебют в мир быдла и обрыганов. Никогда я чувствовал себя так убого, как сегодня. Интоксикация ядом, от которого я абстрагировался всю жизнь, в один момент свело меня к мыслям о кончине, ведь непринятие самого себя одолело меня – мне было мерзко смотреть в зеркало и чувствовать в трезвом сознании это непослушное и тупое тело. Отсутствие в организме толерантности к спирту, побудило его от одной полуторалитровой бутылки пива пуститься в безголовые пляски и в такие же бездумные поступки. Казалось, будто бы это был не я. В течение дня мы гуляли по городу, будучи пьяными, но в итоге так всегда и возвращались на эту мерзкую квартиру-притон. Ребята покупали ещё бутылки пива и водки, в то время как я, не отходил весь день от одной бутылки. Этот дебют в мир алкоголя был капитуляцией перед своими постулатами, стержнями, к которым я долгое время придерживался, притом, даже не имеющим по итогу терапевтический характер, ведь совесть всё равно не успокоилась. Но во время смены ориентации сознания, мне было плевать на то, как я веду себя в данный, конкретный момент.

С ночи на утро все уже стали засыпать, в отличие от меня. Спирт выветрился капельками пота, литрами выпитой минеральной воды и просто течением времени, ведь прошло больше полусуток. Я направился к балкону, ибо хотел подышать свежим утренним воздухом, таким, какой я люблю. Мою голову вновь стали посещать мысли, воспоминания. Я понял, что ненавижу историю своей жизни. В течение всей линии судьбы мной пользовались, а потом выбрасывали, когда я позволял себе то, чего они не хотели, чтобы я позволял. Безусловно, в этом виноват только я. Однако это не изменит ход истории. Мне неприятны мои отношения. Мне неприятен я, по отношению к лучшей подруге, к которой обращаюсь только тогда, когда мне плохо и хочется выплакаться. Когда же пучина моих слёз выльется, словно из разбитой дамбы вода, я убегаю вновь к своим неблагополучным отношениям, слепо веря, что всё будет иначе. Вот бы найти того человека, с кем будет приятно молчать, который будет понимать меня также, как и я его – с полумысли.

Представляя себя персонажем какого-либо фильма, я стоял на балконе седьмого этажа, с восточной стороны дома, на который светит утреннее солнце, и смотрел вдаль, начиная думать, что вот сейчас-то всё изменится. Всё точно в моих руках. Я справлюсь со всем, и плевать, кто, зачем и как со мной поступает. На злобу им – у меня всё получится. Не хватало сигареты в руках и закрытых глаз на моём лице, с мелкой улыбкой. Ничто из этого не произошло, ведь сигареты я ненавижу. Улыбки не было потому, что я акцентировал внимание на взгляде вперёд, а закрытые глаза не стали таковыми потому, что ко мне зашла девочка, которая тоже не могла уснуть. Зевая, она начала разговор:

– Чё не спишь?

– Да вот, наслаждаюсь солнцем, любуюсь.

– А я вот пришла насладиться единением.

– Любишь быть одна?

– Да.

– Блин, я вот тоже, только вот мне это быстро надоедает. Мне хочется найти человека, с кем будет приятно молчать, потому что я сам себе быстро надоедаю.

– Хах, мне наоборот. Настолько люблю быть одной, что люди, порой, вообще не нужны.

– Хочу быть как ты.

– Будь.

– Научишь?

– Чему тут учиться-то?

– Ну вот, научи, не могу, не знаю как учиться. Тебя как вообще зовут?

– Валерия.

– Вау, красивое имя. Меня зовут Альберт.

– Вау, и у тебя красивое имя.

– Спасибо, мне приятно. Ну, что, Валерия, научите любить одиночество?

– Эх, Альберт. Запомни одно важное правило: Люди – …

Я тот час вспомнил книгу Игната Валерьянкина. Она мне пригодилась. После разговора с Лерой, я решил почитать эту книгу в этом приятном утреннем одиночестве.

Прервав Валерию на полуслове, я добавил:

– *** на блюде?

– Именно. Вот, знаешь ведь.

– Да я из книжки прочитал.

– Такое в книжках есть? Вха-ха-ха.

– Чего смеёшься?

– Ну, как такое может быть в книге? Это разве адекватно, допустимо?

– Ну, твой совет ведь полезен? Так почему этот полезный совет не может быть в книге, чтобы сделать её полезной для читателя, а?

– Хм, Альберт, ты прав. С тобой интересно.

– Да, Валерия, с вами тоже.

– Ты вежливый.

– Да, я знаю. Однако одновременно с этим, я ещё и груб.

– Да, я тоже. Знаешь, меня это раздражает, что я мечусь то туда, то туда. Сама не пойму, кем хочу быть. Потерялась в жизни, не могу найти самоидентификацию. То счастлив он, то мечется во сне…

– У тебя есть парень?

– Неа, не хочу любить, не хочу, чтобы меня любили, потому что я – не разобравшаяся в себе, сука. Как я могу лезть в жизнь другого человека, строить его собой, если я сама не являюсь каким-то целостным человеком? Хочу любить себя, и люблю я только себя.

– Лера, мне кажется, я в тебя влюбляюсь. Ты прямо та, которую я и хотел. Жаль, я не способен понять, кого люблю на самом деле, и кого хочу любить, даже не уверен, влюбляюсь ли в тебя, потому что вижу всё иллюзией.

– Альберт, я тебя люблю. Но любить нужно только себя, только полюбив себя, ты сможешь понять, чего ты хочешь вообще в этом мире, кого ты хочешь.

– Не наблюдаешь ли ты противоречия в своих словах?

– Ни в коем случае.

– Тогда почему же ты говоришь, что любишь меня, но при этом, ещё и говоришь, что любить нужно только себя?

– Потому что ты тот, кто и я.

– Чего? Типо, вторая половинка? Моя судьба? – насмехнулся и спросил я.

– Если хочешь, думай так. Я пошла, холодно тут.

– Нет, Лер, останься. Мне с тобой интересно.

– Предоставь себя мыслям, Альберт. Мне пора.

– Дай хоть Инстаграм свой.

– Ой да, увидимся когда-нибудь.

– А если нет?

– Уверяю.

– Я тебя люблю.

– Ой, я тебя тоже. Наконец-то ты меня полюбил, Альберт, – сказала Лера и улыбнулась.

– Почему наконец-то?

– Потому что давно тебя замечала везде, глаза мозолил, но ты не обращал внимания на меня.

– Вот я, конечно, урод.

– Есть такое. Хах. Ладно, я пошла.

– Пока, Лерочка.

Она ушла. Я проводил её взглядом и открыл книгу Игната, но первые минут пятнадцать прочитал впустую, потому что прокручивал разговор с ней в голове. Задумывался вновь о своём, уже треугольнике, любовном. Как же сложно. В конце концов я взял себя в руки, прекратил метаться в мыслях о Валерии и погрузился в «Наблюдателя».

Пучина самосадизма

Поры всего тела покрылись солёной влагой. Я проснулся весь горячий, пот насквозь пропитал постель, а погода за окном разбушевалась ещё сильнее. Ветер поломал пару деревьев, молния била каждые тридцать секунд, а свет, излучаемый ею, освещал весь дом. Ноги сами, будто инстинктивно, поднялись с кровати на холодный пол, дабы нормализовать температуру тела. В голове был бред. Меня мотало то в сени, то к печи, то на саму печь, непонятно, как мне было не страшно. Даже отсутствие кошки не включило инстинкт самосохранения от предстоящих монстров, призраков и других антропоморфных мразей, приходящих ночью с целью испугать тебя и убить. Все телодвижения были бессознательны, помню лишь урывками своё удивительное перемещение по дому. В какой-то момент я очнулся у окна, наблюдая за дождём. Испуга никакого не было, я просто направился дальше спать в, как я думал, ещё сырую кровать, но по-видимому, мои похождения были настолько продолжительными, что за это время постель уже успела высохнуть, а сам я успел остыть.

С утра я проснулся уже от сильнейшей головной боли. Пульсирующие удары в висках били в такт музыки, проигрываемой у меня в голове, это была всё та же «Upside Down Cops» под которую я, судя по всему, и простыл. Температура тела была ужасно высокой. Всю жизнь я никогда не испытывал повышенной температуры тела – организму всегда было плевать на борьбу с инфекцией. Всё протекало простой заложенной слизистой и болью в горле. В этот раз я будто бы довёл себя до такого состояния, когда иммунитет уже решает уйти с обеда и отправиться в неотложную операцию по избиению интоксикации. Голова раскалывалась настолько, что самопроизвольно вытекали из глазных яблок слёзы, в которые как будто специально светят сваркой на расстоянии метра. Уши закладывало так, будто бы летишь на крыле самолёта. Никогда подобного я не испытывал. Аптечки дома не было, аптеки в деревни тоже, а поход к соседям я отрицал напрочь, потому что не хотел обременять кого-либо проблемами малознакомого юноши, да и не сказать, что в будние дни они сидят дома. Выбора не было абсолютно, в голове лишь мысли о неотложной смерти.

Ноги, вопреки клинической смерти организма и сознания, чувствовали себя достаточно хорошо, будто бы Бог дал мне каких-никаких сил, чтобы я ещё поборолся за жизнь, ведь мои планы, о которых я никому не говорил, имеют огромный потенциал, чтобы изменить мир. Выйдя в сени, я уже почувствовал насколько на улице холодно. Увидев ничейный халат на крючке в темноте, я надел его и вышел на улицу, глупо надеясь на хоть какое-то сохранение тепла. Самовнушение сыграло свою роль – ожидаемого холода я не ощущал. Свежий воздух дал немного отдохнуть нервной системе, отчего боль в голове прекратилась, из-за чего я мигом отправился в дом собирать вещи, чтобы вернуться домой в город.

Набрав рюкзак небольшим количеством вещей, которые привёз с собой, я переоделся в то, в чём приехал, закрыл дом и пошёл по домам, надеясь на то, что соседи, работающие в ближайшем к деревне селе, ещё не уехали и могли забрать меня до первого рейсового автобуса. Никто из тех, к кому я стучался, так и не открыл дверь, из-за чего я, как утренняя куртизанка, отправился на трассу, ведь она никогда не спит. Перенасыщение свежего и холодного воздуха, будучи больным, сказалось на моём горле, разболевшемся вновь. На мне была лишь футболка и тонкая коуч-ветровка, которые не сказать, что грели шею от переохлаждения. Височная пульсация вновь пошла в бой, благо уши не закладывало, но лишь до недолгого времени, ведь утренняя прохлада в тандеме с временем способна убить любого, особенно простывшего человека.

Мимо меня проезжали автомобили. На мою вытягиваемую руку они никак не реагировали и продолжали движение мимо искривлённого от страданий человека. В рюкзаке играла музыка из блютуз колонки, чтобы мне было не скучно идти. В какой-то момент мне осточертело направляться в никуда, хотелось просто переместиться во времени и пространстве, чтобы просто не проходить этот тяжеленный уровень, однако такое невозможно, из-за чего я решил капитулировать, включив песню «The Golden Age Of Grotesque» Мэрилина Мэнсона, под которую будет прекрасно попрощаться с этим миром. Я лёг на дорогу под горку, чтобы водитель, проезжающий по этой дороге, меня не успел заметить и переехал моё тело. И здесь мне не повезло, даже умереть в этом мире трудно. По дороге ехал дед на мотоцикле с коляской, направляющийся как раз таки в село, откуда едут автобусы. Скорость его была невелика, отчего увидев меня, он покрыл меня трёхэтажным матом за мой опрометчивый поступок, но увидев моё состояние, посадил меня в коляску и взял с собой.

Ветер своими кулаками наносил удары по височной доле каждую секунду. Центральный процессор головного мозга не выдержал, и я впал в сон. Дед вёз живой труп, и, честно говоря, доселе не понимаю, как он решился и чем руководствовался, когда взял на себя ответственность за жизнь человека. Быть может, он не думал о возможных последствиях, своих планах, а просто понимал, что всё в его руках. Не всё потеряно в этом мире.

Проснулся я в больничной палате. Тело было под одеялом, а в руку вколота игла от капельницы. Около меня сидел брат, а за дверью были слышны голоса друзей, так и норовящих ворваться в палату, однако доктора больницы их останавливали. В палате помимо меня находилась бабушка с примерно второй стадией деменции, пытающаяся открыть ложкой банку колы; парень моего возраста, находящийся в каком-то коматозе с мёртвым цветом кожи; тупорылый ребёнок, играющий в тупорылый «Бравл Старс», иногда смотрящий не менее тупорылые современные мультфильмы для дефективных детей; и адекватная девочка в пижаме с лягушкой Пепе, тоже примерно моего возраста. Никогда я не лежал в больницах прежде, посему мне и было некомфортно, хотя совершенно разные люди в одной палате – нормальное явление.

Брат, сидевший на стуле у моей кушетки, опустил голову и никак не реагировал на моё побуждение, видимо спал. Дрожащий голос, издавшийся мною, разбудил его, а на его лице появилось удивление, подкрепляемое улыбкой. Услышав меня, он сказал:

– Наконец-то! Ты так долго был без сознания, я устал ждать когда же ты очнёшься, охренеть!

– Спасибо, что пришёл. Я всегда думал никто и не придёт никогда, если вдруг я когда-нибудь попаду в больницу.

– Ну, вот я и тут. Как самочувствие?

– Слабость, но не ломающая. Видимо отлежаться нужно ещё.

– Ты как так простыл-то?

– Под дождём стоял в деревне.

– Ну, ты даёшь, конечно. Была бы мама с тобой в деревне, сразу бы домой залетел, не позволила бы она, сам понимаешь, ахах.

– Поэтому я с тобой и поехал. Ты точно бы меня не остановил.

– Чего? Сон что ли был такой же, где ты заболел?

– Нет. Я вообще во сне ничего не видел.

– А чё тогда говоришь, что ты со мной поехал?

– Так с кем же ещё-то?

– Я не знаю с кем, но не со мной точно. Ты чё, тупой что ли?

На десять секунд я замолк. За это время на лице брата улыбка переменилась на недоумение с примесью страха. Он начал что-то говорить, а я понял, что нахожусь не в порядке, и чтобы погасить его опасения, я сказал:

– А! Точно. Я приехал на «Блаблакаре». Сон с тобой был, вспомнил.

На его лице появилось облегчение. Он расслабился от моих только что сказанных слов. В голове я проматывал случившуюся аварию и не мог поверить, что, возможно, её тоже не было, поэтому издалека и в третьем лице спросил его о ней.

– Прикинь, мне приснилось, что мы с тобой попали в аварию по дороге в деревню. Ужас, не дай бог такое в жизни пережить.

– Ты чё орёшь-то?! Только недавно полиция прекратила поиски тех, кто в дом въехал тогда, – тихо сказал он, а потом добавил шёпотом, – нас, то есть…

– В натуре?! А как давно мы попали в аварию? Я просто забыл совсем.

– Месяца два как. Что-то болезнь тебя мотает. Надеюсь, ты головой не поехал, а просто спросонья всё путаешь.

– Да, скорее всего.

В палату вошёл, лечащий меня, доктор. В открывшейся двери прозвучали голоса друзей, которые кричали, чтобы их пустили в палату, но никто никак не отзывался на их просьбы. Доктор улыбнулся мне и начал говорить нам с братом:

– Пациент… Как вас зовут? Вот вы. Прошу прощения, карту вашу не взял с собой. Поздравляю, вы идёте на поправление, через неделю вас будем выписывать.

Брат улыбнулся, а я вслед за ним.

– Сейчас чуток полежите ещё под капельницей, а потом и бегать начнёте, но, для начала, как вы вообще себя чувствуете? – спросил доктор меня.

– Лучше всех, – наврал я, ведь потеря в памяти меня пугала не на шутку.

– Отлично, – ответил врач и начал писать что-то в бумагу на планшете.

– А почему вы не пускаете ко мне моих друзей? – возмутившись, спросил я.

– Как, вот же зашёл к вам брат, вроде, если мне не изменяет память? – приподняв брови, ответил врач.

– А друзья-то? За дверью которые стоят, – вновь спросил я.

Доктор смотрел на меня в недоумении, на что брат ему сказал:

– Это те, которые в конце коридора на первом этаже стоят.

– А, понял. А он откуда знает про них? – спросил врач.

– Это… Я ему сказал, что они пришли, – ответил ему брат.

– А-а, понял. Не пускают их потому, что вам пока ещё нужно выспаться, а они будут отвлекать, – сказал мне врач.

Моё лицо вновь покрылось недоумением. Я отвернулся и сказал, что хочу спать. Доктор проверил наличие лекарства в капельнице, а потом попросил выйти брата. Брат хотел что-то сказать на прощание, но ему не давали этого сделать. Он ушёл, а я лежал в животном страхе того, что у меня амнезия.

Больше всего мне не хотелось, чтобы он рассказал врачу, что помимо симптомов, присущих обычной простуде, у меня ещё начались проблемы с памятью. Недолго думая, было принято решение убегать из больницы. Каждый раз, когда к палате приближались звуки шуршавших тапочек, я притворялся активно спящим, чтобы врач ничего не начал говорить мне и предпринимать какие-либо действия, возможно, по транспортировке меня в какую-либо больницу для душевно больных. На вряд ли это планировалось кем-либо, но с заходом солнца за горизонт, я открыл окно и прыгнул со второго этажа на землю, будучи одетым в пижаму. Я понятия не имел, где нахожусь, в какой стороне мой дом, в своём ли вообще городе, но убегать обратно было просто нельзя, ведь уезд в психбольницу уже явно был бы неизбежным.

На улице было прохладно, но не холодно, что давало мне сил двигаться дальше. Тапочки на ногах постоянно соскальзывали, и это неистово раздражало уже начинающуюся мозоль на ноге. В конце концов, уже убежав достаточно далеко от больницы, которая была где-то у леса на отшибе города, я выбрался на первые улицы своего города и пошёл пешком. Ни одна из машин не останавливалась. Не выдержав всего этого холода, боли в голове и ногах, слабости в теле, я разблокировал свой мобильный телефон с помощью отпечатка пальца, ведь пароль я не помнил, и позвонил другу, чтобы он забрал меня и отвёз домой. Ни один общественный транспорт даже не появился в моём поле зрения, пока я ждал того единственного, кто откликнулся на мою помощь.

Холод. Холод, детка, холод. В моей голове играли эти строчки из песни… Не помню, какой песни. Томительное ожидание приезда моего друга, находясь на холодной остановке, породило мысли о чём-то плохом. Миллиард надменно проезжающих автомобилей раздражали меня больше всего, ведь ни один водитель даже не удосужился остановиться около еле одетого меня, когда я вытягивал руку на проезжую часть. В добавок к этой ненависти, появилась злость к себе за то, что я считал всё, чем занимаюсь – абсолютным дерьмом. Никакой обратной отдачи. Всё, чем бы я не занимался, создано в пустоту. Я просто ощущал себя бездарностью. Может быть, жизнь попыталась убить меня тем приятным вечером в деревне? Может быть, я зря стараюсь биться за жизнь? В голове заиграла песня «999» группы «Синдром Восьмиклассника», и в это время мне пришло сообщение в «Телеграме» от той самой подруги, с которой я общался выдуманным сиянием, которая им же услышала мои плохие мысли о смерти.

– Привет. Как дела?

– приветики. всё супер. ты как?

– У меня все хорошо. Ты сейчас где, чем занят?

– да вот сижу на остановке, думаю о жизни.

– О чем именно?

– о смерти. о том, что всё бесполезно.

– Не о собственной надеюсь?

– в том числе.

– Только попробуй. Если ты суициднешься, то навсегда упадёшь в моих глазах.

– и как бы не хотелось мне, я не могу уснуть и упокоить свою душу – в бесконечном сне мне быть…

– Че?

– где ничего нет, и послание не может быть исполнено извне, и я пытаюсь выбраться отсюда…

– …

– словно растение, что тянется на свет, но моя тяга к жизни тлеет, словно пепел сигарет…

– Песню поешь?

– да. вот ещё другая, зацени.

– Нет, прекрати.

– и я – уже в говно, в эту ночь плевать, что было.

забыть, обо всём, в эту ночь, в эту ночь…

– В эту ночь.

– нужно ещё больше крови, нам нужно то, что убивает нас, сегодня ночью всё сгорит, давай посмотрим?

– Давай.

– разбитое – не разобьёшь, и нам всё это нужно. снова-снова этой ночью, этой ночью мы похожи.

– Круто.

– может, просто убежим из города, оставив позади для грусти и печали поводы?

– Это песня, но я не против.

– оставив все пути назад и провода, цветные сны оставили нас навсегда.

– Я тебя люблю.

– я тебя тоже. прости меня за всё. пока.

– Ты куда?

– куда-то далеко.

– Не смей. Я тебе писала уже, если сделаешь это – упадешь в моих глазах навсегда.

– я кинул себе вызов пройти жизнь до конца. сейчас я просто еду домой из другого конца города, не переживай.

– Ладно.

– пока, Брик моя современная.

– Пока.

За мной приехал друг. Дрожащие намозоленные и холодные ноги повели меня по мокрому асфальту, покрытому бычками и харчками, в машину. Еле как я открыл дверь и вальнулся на переднее сиденье.

Первые минуты мы разговаривали о моём побеге из больницы, а далее было нечего обсудить, да и говорить мне, в принципе, не хотелось. Со временем я стал вообще замечать, что не хочу говорить ни с кем. Мне настолько приятно от компании с самим собой и музыкантами в наушниках, что никакой человек не нужен. Быть может я просто пока что не нашёл достойного человека, который способен тягаться своим внутренним миром, своей интересностью с зоной моего комфорта? Возможно. Тем не менее, на данный момент, я просто не переношу пустую болтовню, созданную только для того, чтобы ликвидировать неловкую паузу, характерную для малознакомых людей, оставшихся тет-а-тет и абстрагирующихся от банальных вопросов, чтобы не показаться скучными. Неловкая пауза вообще довольно странная субстанция. Никто не знает, что с ней делать, ведь поговорить нужно, а о чём? Да ни о чём. Тупорылые люди не понимают очевиднейших трюизмов. Не о чём поговорить – так помолчи. Когда наслаждение от просто компании сольётся воедино для обоих, разговор пойдёт своим чередом, и уже будет намного приятнее, ведь беседа будет непринуждённой, самопроизвольной, нежели разговор, идущий вопреки. Вопреки неловкости, отсутствии комфорта.

Этот феномен присущ мне, как никому другому. Ввиду того, что разговор для меня довольно интимен, ведь говорить попусту с кем попало желания нет, а молчать люди не умеют – приходится говорить, когда не ощущаешь комфорта от отсутствия слов, ведь если мне плевать абсолютно на то, молчу я или говорю, то дразнить людей их латентным страхом молчания – не хочу, ведь я эмпат. От этого и знакомиться становится трудно, если вдруг неожиданно появляется желание или повод, ведь привыкание к разговорам внутри головы с самим собой сказывается на навыке привычного общения с людьми, контакта с социумом.

Друг довёз меня до дома, я поблагодарил его за помощь, пожал руку и отправился домой. Придя домой, состояние, будто внушением, улучшилось очень сильно. В гостях хорошо – дома лучше. Привычная, ненавистная квартира, в которой я живу, не потеряла свою функцию «места сохранения». Место, в котором можешь по-настоящему уйти от людей, остаться полностью наедине, делать, что хочешь абсолютно. Мне стало легче на душе. Это состояние я подпитал приятным сном на своём приятном диване.

Утром я проснулся в постоянных судорогах, идущих по всему телу то в одном месте, то уже в совершенно другом. Никогда не стоит обесценивать что-либо. Всё в нашем мире имеет в потенции огромную силу. Тот же тандем воды и времени способен уничтожить вообще всё. Так же и примитивная ангина способна вырасти в страшнейшую патологию вкупе со временем. Никогда я не испытывал столько тяжести в теле, боли в голове, хруста костей в ногах и руках при обычной простуде. Халатное отношение к своему телу – большая проблема, на которую мы никак не обращаем внимание. Мы бережно относимся к своему телефону и боимся его разбить. Я не имею в виду, что нужно его не беречь, просто всегда можно купить другой. Мы лелеем наш автомобиль, однако точно так же всегда возможно купить другой. А вот наше тело, организм, который у нас единственный, мы не жалеем абсолютно. Впитываем постоянно яд, в виде алкоголя, никотина, других веществ. Ломаем его постоянной ленью и отсутствием необходимых банальных занятий физической культуры. Про питание вообще нет смысла говорить. Мало того, что рацион каждого из нас состоит из магазинной синтетики, потребляемой нами каждый день, следствием которой является ухудшение состояния видимого всеми органа – кожи, так ещё и потребление животного белка людям не говорит об ухудшении, изношении организма, внутренних органов тела, в конце переливающуюся в болезни. Изучением информации мироздания, мироустройства тупорылые люди заниматься никогда не желали и не желают по сей день. Всем нужен фастфуд как в питании, созданного для поверхностных и пустых людей, которые живут исключительно яркими, впечатляющими здесь и сейчас эмоциями, не требующих усилий и времени, так и в информации, которая превратилась в данный момент в не жидкую, не твёрдую, и даже не газообразную субстанцию, а просто в аморфное, бесформенное нечто, которая как вирусы развивается в геометрической прогрессии и пожирается вами, издавая отвратительные причмокивания из-за своей консистенции, высирая додекальоны тонн каловых масс в мозг ежедневно, а вы никак не сортируете это вторсырьё. Людям плевать на свой организм, который в любой момент может прекратить своё существование, а соответственно и жизнь. А когда протекает банальная болезнь, в виде той же простуды, вы называете сопли и кашель «дурацкими», «тупыми», не понимая, что виноваты то вы сами. Тупой – ты. Инфантильное создание, не способное составить причинно-следственную связь, а если и способен, то в дальнейшем на ошибках ты учиться не будешь, потому что ты тупой.

Я прекрасно осознавал, что во всём виноват я сам. Во всех бедах, губящих меня, можно винить кого угодно, но это никогда ни к чему не приведёт. А виня себя, ты взрослеешь, ведь начинаешь уметь признавать ошибки, брать ответственность за свою жизнь, поступки, слова. Это и даёт тебе ментальный рост. Взрослея ментально, ты уже лучше девяноста процентов людей вокруг. Однако я настолько устал от жизни, что уже бороться за неё я не желал. Последние годы своей жизни я просто жил мыслями, что умру молодым. Старость, внуки, собачка и кошка, усадьба на отшибе деревушки в тёмно-зелёном нуаре сосен лесного городка среди диких животных, всё это – было моей мечтой, которую я напрочь отрицал, ведь абсолютно серьёзно не представлял это, как возможное, ибо ощущал, что уйду отсюда в юношестве. Даже мои мечты о переезде в другую страну, которые подкреплялись накоплением капитала «на всякий случай или на будущее», стали рушиться от мыслей смерти в молодости. Ввиду этого, мне стало плевать на приемлемый мною долгое время аскетизм, который основывался на ограничивании траты денег впустую, отсутствии алкоголя в моей жизни, просмотром бесполезного шлака на видеохостингах, постоянной учёбе чему-то новому.

Я устал каждый день таскать своё тело из пункта А в пункт Б. Это присуще каждому – ходить на учёбу или работу, потом идти домой, где будешь видеть свою нелицеприятную жену, нежеланных детей, эгоистов-соседей, слушающих «Элджея» круглые сутки. Однако в жизни каждого злость на подобное можно нивелировать приятным времяпровождением. Калибр удовольствия у каждого разный и состоит он в определённых занятиях, будь то общение с друзьями, прогулка с девушкой или молодым человеком в парке, занятие любовью, катание на аттракционах, хождение на светские вечера, поедая изысканные яства в компании приятных людей, чтение литературы под горячий чай с лимончиком наедине с собой, или прослушивание музыки. Когда-то и я получал от всего этого удовольствие. Тем не менее, время всё расставило по своим местам. Ничто из перечисленного не является для меня ныне способом получения наслаждения. Быть может я не познал ещё что-то, о чём я узнав, пойму, что именно этого мне не хватало. Гадать можно сколько угодно, но на данный момент картина такая.

Если я хотел отдохнуть от людей, от злости на свой техникум, от мыслей – я шёл на качели и знал, что включив музыку, качаясь на цепочных качелях, я уйду в небытие от наслаждения обособленности от этого мира, от себя самого. Я всегда предвидел, что включив в конце качания песню «Мало» группы «Пионерлагерь Пыльная Радуга», я конкретно оторвусь в последние минуты раскачивания себя по пространству, полностью уже уничтожив негативные эмоции подавлением приятных, в данный момент превалирующих многократно где-то внутри от этой песни, и пойду спокойно спать домой.

На этом фоне я однажды видел сон, в котором все мои близкие люди, включая тех, с кем уже не общаюсь, привезли меня в закрытое место, где было много качелей, на которых мы все качались, слушая плейлист, составленный ими, из моих любимых песен.

На улице было светло, солнце грело нас, но не сжигало. Время от времени мы переставали качаться, проходили к столу, чтобы поесть сладкий арбуз, порассказывать анекдоты, или поиграть в «Твистер», чтобы отдохнув от качелей, вновь к ним вернуться, наслаждаясь любимыми композициями, играющими из качественной акустики. Подобные добрые сны, среди пучины злых и страшных сновидений, видимых мною постоянно, очень хорошо сказываются на внутреннем состоянии, будто бы они специально появляются, чтобы составить баланс. Всемирный.

Тем не менее, ныне, я вообще не хочу никак праздновать день рождения. Более того, я хочу, чтобы меня вовсе никто не поздравлял, ибо мне, непонятно почему, неприятно слышать поздравления. Дело не в том, что мне грустно от того, что я стал более стар. Дело в том, что я даже составить умозаключение этого явления не могу. Мне просто неприятно. Как будто требуется для людей специальный день, чтобы выразить словесно бездушные пожелания, приятные слова, комплименты, благодарность, произнесённые исключительно для ритуала, ведь что-то же сказать нужно; подарить подарок, ведь в любой другой день этого сделать нельзя. Было бы прекрасно, чтобы этот день в календаре каждого, знакомого мне, просто исчез, чтобы моего дня рождения вообще не существовало. Игра слов. Трактовать вышесказанное можно как угодно, на то тебе мозги и даны.

Как же больно ныне видеть качели, которые всегда реанимировали моё подавленное состояние, осознавая, что даже музыка ныне, не спасёт меня.

Мне.

Надоели.

Качели.

И.

Музыка.

Я не знаю как спасаться. Куда идти. Что теперь меня будет радовать? Что? А ничего. Только развитие. Только развитие даёт радость жизни, а последствием роста образуется получение удовольствия от более простых вещей. Но учиться чему-то невозможно, когда отсутствует банальная мотивация существования.

Именно поэтому я сделал решающий шаг.

Включив телефон дрожащими от той же судороги руками, я открыл телефонную книгу и позвонил друзьям с намерениями побухать, на что они любезно согласились, но только вечером, ибо днём пить – неинтересно. Время было раннее, занимать его было нечем, банально потому, что меня всё раздражало. Надев тапочки, я отправился на кухню и выпил банку корвалола. Через десять минут меня вырубило.

Проснулся от телефонного звонка в восемь часов вечера. В состоянии перманентного коматоза я принял звонок, в течение которого на меня кричали из-за того, что я куда-то пропал и не пришёл бухать. Проверив количество пропущенных звонков, я охренел, ведь их насчитывало порядка двадцати с лишним. Из моих уст полились извинения и обещания прийти в течение получаса. Ломка в теле была неистовая, но уходить от обещаний было нельзя. Взяв себя в руки, надев тёмный свитер и штаны, пропитанные запахом духов дорогого мне человека, я, не жалея деньги, ведь терять было нечего, вызвал такси за триста тридцать рублей и направился туда, где они собрались.

Квартира пропахла насквозь невыносимой гарью табака сигарет. На полу, по моему ходу в квартире, лежали бледнолицые юноши и девушки, знакомые мне через третьих лиц. Отвращение было неописуемым, но пришёл я сюда не с целью познакомиться с приятными людьми, точно желающих достичь успехов в этой жизни. Цель была одна – напиться до беспамятства, дабы хоть ненадолго избавиться от ощущаемой боли в теле и отключиться, возможно, даже навсегда.

«Скольким заменили водочные спайки все другие способы общения людей?!» В голове слагалась эта фраза, что пыталась съесть меня, но животное во мне было сильней.

Из кармана я достал два шкалика корвалола, чтобы после семи выпитых подряд рюмок, испить их залпом. Мне было невыносимо абсолютно ощущать себя с подобными людьми в одном закрытом пространстве, иногда даже говоря с некоторыми. Именно поэтому я так скоротечно решил выйти из онлайна.

Пока сознание засыпало, я вслушивался в беседы ещё не спящих людей. Пытался понять вновь, какого это болтать с кем-либо. Анализ этого бубнежа привёл меня к мысли о своей скучности. Пустой базар всех вокруг людей стал мне абсолютно чужд. Замена общения с людьми музыкой заставила деградировать мои навыки социального общения. Однако именно это и даёт мне сил созидать, творить – писать стихи, создавать видеохронику и тому подобное. Знаете, что же это? Всемирный баланс, да. Навыки одни мутировали в другие. Я бы стал вновь лить слёзы о том, как было круто когда-то. Когда я мог вести непринуждённые беседы с кем угодно, ни о чём не думая, проводя время беззаботно. Но в этом ли счастье? К этому ли я шёл? Для кого-то всё с точностью наоборот. Общение ни о чём не радует человека Н. Этот человек Н, как раз-таки, мечтает о том, чтобы оседлать творческое ремесло, но, по разным причинам, у него это не выходит. Стоит радоваться тому, что имеешь, ведь это именно то, что тебе дано не просто так. Сравнимо со стандартным сундуком в «Майнкрафте», в котором тебе даны разные абсолютно вещи, с которыми тебе нужно будет начинать свою деятельность, развитие. Тебе даны какие-либо индивидуальные черты характера, навыки, которые ты не используешь, не развиваешь, а лишь оставляешь застаиваться, онанируя на такие же индивидуальные признаки кого-то другого человека, который, в свою очередь, также горит вожделением получить что-то от другого человека. Мы абсолютно не ценим то, что имеем.

Я считаю себя некрасивым, однако прекрасно понимаю, что существуют люди, куда более уродливее меня, ввиду разных причин: как генетически, так и из-за жизненных обстоятельств.

Я считаю себя недостаточно уверенным, однако наблюдая за тем, как люди не могут банально узнать дорогу у прохожих, поздороваться с кем-либо, улыбнуться в ответ, улыбнувшемуся им, понимаю, что со мной всё в порядке.

Недостаточно просто ценить имеющееся. Важно ещё и развивать это, преумножать, ведь не делая этого, твой путь встанет на путь стагнации, а впоследствии и к опаснейшей деградации, которая будет высасывать всё больше энергии из твоего сознания и однажды сожрёт тебя. Ведь деградируя, твой взгляд не перестанет глядеть на качества других людей, о которых ты мечтаешь. Более того, именно те люди, на которых ты будешь обращать внимание, вполне вероятно, как раз-таки, и будут увеличивать качество имеющегося, непроизвольно опуская твою самооценку всё ниже, и ниже, и ниже, пока в твоей голове не появятся слишком плохие мысли, ведь ощущать себя ты будешь уже не человеком, а животным без целей.

Немало важно ещё быть благодарным. Банальная благодарность продавцу в магазине, кондуктору в общественном транспорте, однокласснику за предоставленную им ручку на уроке – лечит тебя, шпаклюет твою сучью натуру и сеет культурные растения на отравленной земле, которой будут восхищаться многие и радоваться этому. Но этого недостаточно. Благодарность жизни идёт наравне с благодарностью людям. Говорить «спасибо» судьбе опять же за то, что имеешь – однозначно полезная практика. Как бы тебе не было плохо, на планете существуют люди, живущие в сотни раз хуже тебя. Да те же бездомные животные в приютах, истребляемые звери тупорылыми браконьерами, живут куда хуже тебя. Скажи «спасибо» за то, что родился не собакой, над которой собираются издеваться, ставить опыты. Разнылись. Какая же жизнь плохая. Когда жизнь тебя окунёт в чан с желчью с примесью каловых масс, разбавленной ядом, придёт осознание того, как же было хорошо недавно. А недавно ты ныл о том, как было хорошо когда-то там. Бесконечная цепочка распускания соплей на ветер, который дует на тебя, тупица. Это были последние мысли за тот вечер, перед моим крепким сном.

Крикопанорама

Крепкий сон сформировал прочные стены, из которых мне было трудно выбраться, даже когда я осознавал, что это всё нереально. Ввиду перемешки химических веществ в моём организме, мозг создавал психоделические сны, как бы намекая, что я – неблагодарная мразь. Имея здоровое тело, гублю его ядами, из-за каких-то фантомных, выдуманных мною же проблем.

Во сне я бегал по подвалам Дыбенко, где сидят наркоманы со стажем, уже не способные бросить свою зависимость, и колются героином. Вены этих людей стали прятаться под глубокие слои уже не эпидермиса, а совсем под мясо, отчего иглы своих уколов они колют в вены, где их ещё возможно проглядеть. Эти места – гениталии. Взгляды этих людей уже абсолютно пусты, будто бы смотришь в улыбки на картины мёртвых людей в старых, заброшенных усадьбах, где-то на окраинах полу вымерших деревень, вдалеке от цивилизации и крупных городов. В голове заиграла песня «Quiet internal rebellions» исполнителя «The Caretaker», как никогда подходящая под перетёкший сон от видений наркоманов, в приятную атмосферу старых лет.

На входе в дом видишь уже ржавый на прилавке замок, выломанный вандалами до твоего прихода; тапочки, в которых когда-то кто-то ещё ходил, впитавшие пот этих людей, законсервировавшийся в них навсегда. Внутри дома пыль и паутина, гуляющий со свитом ветер по трещинам стен и сквозным отверстиям между брёвен старого дома. Запах мха,сырости, старой одежды, и её еле чувствующийся аромат духов прошлого столетия. Не доведённые до конца рисунки детишек на комоде, грязные кружки после выпитого компота из подполья. Не застеленная кровать с периной, открытая и пустая банка из-под консерв, куда кошкам клали еду. Шершаво играющее радио или проигрыватель пластинок с композициями джаза тридцатых годов двадцатого века, в которых играли духовые инструменты, клавиши фортепиано. Когда-то стены этого дома были наполнены огромной семьёй, дружно вечером сидящих и разговаривающих друг с другом, слушающих музыку. Детишки этого дома смотрели в окно, забитое тряпками и утеплителем по краям, наблюдая за ночной зимней метелью, еле видимой из-за света, идущего во тьму на улице, ожидая Новый год. Сейчас стены этого дома наполнены незнакомыми, посторонними людьми, так и норовящих пошариться в истории династии незнакомой и чужой им семьи, посмотреть в глаза мёртвых, когда-то жителей этого дома, украсть нечто ювелирное, чтобы потом продать за три рубля какому-то барыге. Говноеды.

Вперемешку с этими видениями мне снился Джек Торренс из моего самого любимого художественного фильма «Сияние», который с топором бежал за мной по теплотрассам. Местами я бежал вперёд по ходу труб, местами я проползал по узким местам и крайне сильно видел приближающуюся смерть, представленной в человеке позади меня. Всё это время продолжали играть старые мелодии. В этом эпизоде играла «It's just a burning memory» из того же исполнителя «The Caretaker». По пути я встречал облёванных, иногда уже мёртвых бездомных, собачьи семьи, в которых были и котята. Вперемешку всё происходящее во сне, нагревало сильнее моё тело, находящееся уже и так под алкогольным градусом, своими сюжетными переплетениями, в одном из которых на моём пути появился грёбаный трансвестит Джонни Байма посреди теплотрассы, который всегда меня пугал в различных видео из интернета. Он что-то свистящим, хриплым и неразборчивым голосом пытался донести мне, фронтально стояв на моём пути. Ситуация оказывалась абсолютно патовой, когда я, встретив его, не мог идти навстречу и не мог идти обратно, ибо по моим следам, ковыляя, бежит маньяк с топором. Джонни, несмотря на свою страшную и чуждую здоровому человеку фигуру, безобиден, поэтому он без вопросов отошёл, когда я подбежав к нему, крикнул на английском «Go away! Near us.. Как его бл*ть… Maniak… Killer, yea… Follow me, else you will die». Несмотря на то, что он меня пугал, моя эмпатия во сне не угасала, отчего мне стало его жаль и я позвал его с собой, чтобы его не убил Джек. На самом деле мой страх к нему не был подкован ничем, ибо мне не угрожал, не хотел меня убить. Меня просто пугала его форма тела и лица. В моих глазах он был не человеком, а гуманоидом. Во сне я переборол страх логической цепочкой мыслей, что он – безобиден, ведь я знал его биографию. У него была мечта быть известным артистом, выступать на сцене, но врождённая болезнь обрушила его планы на светлое будущее. Тем не менее он не сдался и достиг успехов, несмотря на свои патологии, хоть и был в образе фрика на выступлениях, но всё же желаемая им известность не прошла его стороной. Прежде чем ныть о том, что у тебя ничего не получается, спроси себя, что именно ты сделал, чтобы успех заметил тебя? Достаточно ли ты трудился, осваивал ремесло, или просто хотел конечный результат?

Ну, так вот. Я позвал его с собой, на что он пялился холодным взглядом на меня, будто не понимал моих слов, хотя я сказал на доступном ему языке. Без вопросов, я мог бы его оставить там, чтобы его убил Джек, уже вот-вот достигшего нашего местоположения, но я зачем-то схватил его за тонкую, холодную и белую руку и поволок за собой. Спустя пару метров он стал сопротивляться. Я повернул голову, и не успев спросить в чём дело, его рука выскользнула из моей, и крепко впиваясь острыми и тонкими пальцами, вцепилась в уже мою руку. На его лице начала образовываться с большим трудом дрожащая улыбка с всё тем же пустым взглядом, а ногти впивались в руку всё сильнее и сильнее. Фонарик Джека стал проявляться сквозь толстые трубы, идущие вдоль всей теплотрассы, а крик «Buddy! Where you, my childy?» с задорным голосом, ввёл моё тело, уже в настоящей жизни, в дрожь. Я настолько растерялся, что даже ударить это хилое существо, держащее меня, я не додумался, а просто кричал «Сука-а! Отпусти меня бл*ть!». Сразу после крика надо мной, на бетонной поверхности сверху, будто что-то упало и заплакало. Голос, чей плачь активно разыгрывался, начал говорить: «А-а-а! Я упал на этой дурацкой бетонке», на что в ответ полетела фраза: «Нечего было там бегать. Сам виноват. Иди сюда, посмотрю». Эти голоса были ужасно знакомы мне, будто родные. С секунды на секунду я осознал – надо мной, на бетонке, бежал маленький я. В детстве я часто бегал по бетонным основаниям, ограждающим трубы теплотрасс. Я часто падал на них, но не сказать, что с сильными травмами. Но в один из случаев, моё падение повлекло ободранную кожу на предплечьях, локтях и коленях. Именно тогда я заплакал, а мама строго говорила, что во всём виноват я сам. Страх, испытываемый мною в тот момент, было невозможно передать словами. Помимо того, что я бегаю в каких-то катакомбах от маньяка, на пути встречаю заклятого врага моей нервной системы, в виде этого трансвестита, так ещё я теряюсь во временном континууме, встречая себя самого в детском возрасте.

В один момент я понял, что всё в моих руках, поэтому я ударил Джонни кулаком в лицо, на что он никак не отреагировал, будто бы привык к избиениям. Выбраться из его кандалов было невозможно, он будто бы припаялся к моей руке и забился гвоздем в землю, потому что и оттащить его было проблематично. В конце концов пришёл Джек, поблагодарил Джонни, пожал ему руку и сказал мне по-русски: «Ну что же ты убегал, сынок?». Пока Джонни еле стоял и улыбался мне в глаза, Джек толкнул меня на землю, с энтузиазмом смотря мне в глаза, поднял вверх топор, замахнулся и воткнул топор в хилое тело Джонни, который стоял рядом. Кровь из груди брызнула мне в лицо, я не понимал почему он решил убить его, когда конечной целью был я. Кровь брызгала фонтаном на мою голову от того, что вынув топор из тела Джонни, он ударил им его вновь. В концов я вытирал кровь с лица и медленно уползал от них, пока Джек был занят не мной. Я двигался в направлении вдоль теплотрассы и неожиданно упёрся в стену. Фонтанирующая кровь вновь стрельнула мне в лицо, даже на расстоянии десяти метров. Рука непроизвольно начала вновь вытирать кровь с лица, на что мне прилетела пощёчина из неоткуда, а за ней крик «Проснись!».

Я проснулся от крика моего приятеля, вокруг которого стояли ещё ребята, пялящихся с недоумением на меня, иногда насмехаясь. Покрывало, на котором я спал, было насквозь пропитано потом моего тела. Видимо кошмары сделали своё дело, благо до мочеиспускания не дошло. Не так я представлял свой уход из этого мира.

– Всё в порядке? Живой? – спросил меня приятель.

– Да, всё норм. Говно всякое во сне видел, – ответил я.

– Ну как обычно короче, – насмехнулся он, привстал, позвал ребят и ушёл из комнаты, где я спал.

Мимолётный шок от увиденного во сне сразу исчез после этого разговора. Состояние было терпимым до момента, пока я не встал. Ноги ощущались скрученными ватными дисками, которые вроде держали форму, но не сказать, что на них можно положиться. Мне требовался свежий воздух, отчего я направился к балкону, но, не дойдя до него, учуяв запах горелых сигарет уже в коридоре, в голову пришла мысль о тупости этой идеи.

С трудом найдя свои ботинки в куче кроссовок ребят, что были в квартире, я надел их и дёрнул ручку входной двери, чтобы уйти отсюда. В подъезде царила атмосфера безнадёги, ввиду русской «думерской» эстетики. Лестничная площадка освещалась лишь отдалёнными огоньками уличных фонарей у дороги и тусклым светом луны, а этажи были покрыты мерзким жёлтым цветом, шатающихся в пространстве лампочек, висящих на обгрызенных проводах, которые так и просили, чтобы из них сделали петлю. Кнопка лифта прожалась под давлением моего пальца, и одновременно с нажатием, меня начало шатать. Понятия не имел абсолютно зачем и куда я направляюсь, что собираюсь делать, и какие у меня планы на сегодняшний день.

Ночь я мотался по улице, дыша воздухом, в котором уже не витали выдохи людей. Каждый мой вдох перетекал в кашель и стуки пульса в висках, отчего эта приятная свежесть не давала мне покоя. Я глядел в незашторенные окна людей, наблюдал за обстановкой их квартир, за обоями с безвкусными узорами. Всматривался в их лица, смотрящих на улицу, которые пропитывались безнадёгой, которой также пропитан был я.

Ощущение отчуждённости в этом мире мне не давало покоя всю юношескую молодость. Безбашенное поведение в младших классах отпугивало всех, что не отпугивало меня, ведь, видимо, с тех пор я был панком. Однако с возрастом всё приобрело противоположные окраски – гиперактивность стала тускнеть, по разным причинам, а отношение к мнению окружающих стало другим. Если раньше мне было плевать на то, что скажут остальные, а их внимание для меня было бесполезной валютой, то в последние года внимание стало важной частью моей жизни. Обесценивание меня и того, чем занимаюсь. Отчуждение моей персоны, благодаря уже сформированному мнению моими приятелями и знакомыми, породило мысли о кардинальной смене обстановки. Тем не менее, наряду с этим, компания с самим с собой мне не переставала нравиться.

В этот день голова вновь начала процесс переработки всех воспоминаний, прокрутку этих же мыслей в ещё более острой форме. Стало просто невыносимо внутри, а в симбиозе с умирающим здоровьем, принято судьбоносное решение.

Несущий отщепенца

После прочитанного мной, я вновь восхитился этим чтивом. В прочитанном только что отрывке, я будто наблюдал своё будущее, но отрицал это. В квартире всё так же спали обблёванные пьяные ребята, через которых я аккуратно прошёл и направился к двери. Выйдя в подъезд, я будто видел Игната, который совсем недавно шёл здесь. Корреляция между мной и ним была неимоверной в моей голове. Читая книги, ты представляешь себя главным героем, который двигается по местам, по которым движешься ты. Проходя через главы с подъездом, я видел именно эти стены, эти лампочки, этих же людей. Я специально застыл в этом месте, чтобы побольше проникнуться историей этого человека. Духовная связь, ощущаемая мной с ним, не давала покоя, оттого было страшно читать последние страницы книги. Постояв какое-то время там, я направился вон из этого дома.

Выйдя из дома, я вкусил свежий воздух носом. Поры кожи впитывали солнце, которого уже не было давно. Надев наушники, я пошёл гулять в парк. Проходя по пустому, без людей, лесу, я наслаждался каждой секундой единения с собой, но всё равно чего-то мне не хватало. Какой-то малой крупицы, недоступной мне сейчас для полнейшего комфорта, но это не вызывало особого недовольства, ведь я радовался хотя бы тем, что лишних людей около меня не было. Я часто перематывал моменты своей жизни, что является для меня нормой, ведь рефлексия это то, чем я живу. Зачастую голова погружена в пучину мерзких воспоминаний, печальных историй, однако в это прекрасное утро, плавно переливающееся в день, я вспоминал самое лучшее, что со мной было. Прекрасных людей, приятные воспоминания, интереснейшие случаи, порой происходящие спонтанно. Романтические вечера, разговоры по душам, искренние вспышки любви, потухающие уже через несколько часов, откладывающиеся вновь на неопределённый срок. Всё это обволакивало мою голову поперёк и вдоль. На таких приятных эмоциях, я отправился на причал, который согревался ярким солнышком, вышедшего из отпуска.

Пропитанный хорошим настроением, я написал друзьям, которые находились в онлайне последний раз только ночью. Зайдя на страницы лучшего друга и Лизы, я обнаружил, что только они уже светились в сети утром, совсем недавно. Догадки, мысли о чём-то недобром, стали вновь приползать на цыпочках ко мне. Почему всё так? Может, я просто действительно скучен? Постоянные проекты, в которые я погружаюсь полностью, откидывая личную жизнь в сторону из-за нехватки времени, убивают меня?

Нет.

Но убивают ли они интерес Лизы ко мне?

Скорее всего.

И дело не в том, что я не уделяю ей время. Скорее всего всё состоит в снобизме, отсутствию «реального» удовольствия, которым пропитана она и куча других ребят. Алкоголь, наркотики, беспорядочные половые связи, клубы, прожигание денег, проведение молодости в безбашенности. Я не хотел всего этого, даже при условии, что могу потерять её. В этот момент мне хотелось забыться, но не психоделиками и прочими отравами, а, например, эмоциями от парка аттракционов.

Звонок друзьям из театра вновь, чтобы позвать их с собой в парк, кончился плохо. Они все говорили, что ночь не спали, якобы готовились к экзаменам. Сейчас отсыпаются, чтобы вечером пойти на какое-то дело, о котором мне не следует знать. Моё лицо покрылось пеленой ненависти и отчаяния. Казалось, что меня все предали. Я включил песню «Могилам II» «Славы КПСС» и начал погружение в грусть, которой так давно не было. Агрессивно смотря на солнце, стараясь выжечь склеры глаз, а зрачки обесцветить, я просил тучи вновь прийти на это небо, чтобы вновь меня поглотил полнейший нуар. Мольбы дошли до небес – полные воды облака сменили жёлтую звезду на небе.

Слушая эту песню, я скрупулёзно прочитывал каждое слово в своей черепной коробке, проговариваемое Славой, и видел в каждом из них себя. Я вдруг осознал, что эта песня стала очень сакральной для меня. Очень круто, когда существуют песни не просто для фона, а над которыми можно подумать, пораскрывать метафоры, вложенные автором. Тяжелейшие эмоциональные терзания, в течение недавнего периода жизни Славы, стали идеальной подоплёкой для конвертации их в эту песню, которая воздействовала на меня с каждым разом при очередном прослушивании всё сильнее и сильнее.

Очень неожиданно мне стало неприятно находиться здесь, поэтому я, взяв рюкзак, поднялся с мокрой от дождя скамьи, и пошёл домой, чтобы хорошо поспать, ибо этой ночью я потерял время для этого.

Идя домой, я смотрел на улицы, по которым когда-то давно ходил с друзьями в период школьных лет, и будто голограммой представлял себя маленького, ещё искреннее смеющегося с каких-то незатейливых вещей, над которыми смеялись все, кого я видел рядом с собой. Этот же причал был приятным местом всегда. Несколько лет назад на нём я улыбался, сейчас же это место эмоциональных похорон.

Поспав пару часов, погода не сменилась обратно на светлую. Мне не хотелось находиться дома в пасмурную погоду на улице, поэтому я надел чёрные штаны, чёрную кофту и вышел наружу. Идя по улице и смотря в никуда, я снова неосознанно пришёл к качелям, но уже к тем, что были в другом месте. В наушниках играла «Old Age» «Нирваны», а на меня лил мелкий дождь. На качелях я провёл около пятнадцати минут. Первые ощущения оковывались душевным равновесием, а добрые мысли превалировали над злыми.

Качельки, в симбиозе с приятной музыкой, создают для меня сеанс медитации, в отличие от Игната. Включение телефона в беззвучный режим, высокая громкость музыки в наушниках, закрытые глаза – и вот я духовно не на этой мерзкой планете, вне людей, наедине с чем-то не тактильным, погружён в пучину чего-то мягкого, проваливаясь

бесконечно вниз, деформирую телом этот огромный кусок ваты, на котором лежу и отдыхаю от мыслей.

В такие моменты мне абсолютно не хочется думать, и это желание становится материальным. Когда же музыка становится более позитивной, чем просто приятной

я начинаю терапию хорошего настроя, посредством фантазии о том, что всё, к чему я иду, будет моим уже совсем скоро. Все мечты, даже совсем фантастичные, обязательно сбудутся. Я не видел горя. Я не испытывал грусти и злобы на что-либо. Мгновение подлинного счастья, не испытываемое мною уже давно, доставляло огромное количество удовольствия.

Кончавшаяся «Old Age» в плейлисте с «Нирваной», сменилась песней «Where Did You Sleep Last Night», которая сменила вектор мыслей на Алису, и будто трогала безымянным пальцем струны моего сердца. Улыбка закрытых глаз сменилась силуэтом стиснувшихся зубов. В голове был конструктор, который выстраивался любыми цепочками в мысли о ней, в геометрию её лица и тела, в незабвенный характер. Моя родная меланхолия навестила меня и этот вечер.

Прекрасные и радостные мысли под приятную незатейливую музыку сменились такими же прекрасными, но уже кричащими о боли мыслями об этом человеке, под рвущую руками душу песню, с брызгающимися вместо крови слезами на одежду, раздражая холодную и обветренную кожу лица и губ, которые всегда коптились вожделением ласки того единственного человека, способного понять, полюбить меня и принять мою моногамную любовь. Вспоминая всё пережитое с ней, я не представлял, что, на самом деле, могу потерять её в любой момент, вдруг она влюбись в кого-то, пока меня нет рядом. Ночные пятичасовые разговоры по телефону, встречи рассвета наедине, откровенно болтая о чём-то тёплом, неожиданные сюрпризы, иногда ссоры, капризы, всё это – не Лиза, а Алиса. Трудно себе признаться в таком.

Я возненавидел каждую её деталь в своей памяти.

Её ключицы, потому что только о её ключицы я мог поцарапаться, ибо именно они охраняли лелеемое мной её сердце, но всё равно продолжал к ним тянуться.

Её улыбку, потому что только в ней видел искренность посреди пластмассового, полного подхалимами мира.

Её запах, текущий будто горный ручей, волос, обволакивающих каждый уголок нервов головы при вдохе, вызывающих буйство возведённых в абсолют эндорфинов, всегда опьяняющих меня.

Я не искал этот запах в других, который уже находил не единожды. Не искал, потому что знал, что он не вызывает никаких чувств, потому что сочетается идеально только с ней.

Я ненавидел её глаза, потому что искал похожую искренность в очах других девчонок, но всегда упирался в пустотность, снаружи которой был узор свиду тоже красивых глаз.

Ненавидел её мимику, потому что только её мимика была столь же милой и откровенной, как у моей матери. Настолько родных людей – очень болезненно терять.

Я возненавидел себя за то, что не замечал этого ранее.

Мысли были сильнее в схватке с чувствами. Воспоминания с Алисой боролись с желанием попробовать восстановить бессмысленные отношения с Лизой. Сильно раскачивающиеся качели, на которых был я, идеально отображали моё внутреннее состояние и борьбу с собой. Тяжелее всего признаться себе самому, что именно ты виноват в потере человека. Именно ты напортачил, не ценил имеющееся, не был рядом, в нужные для неё моменты. Когда я расстался бы с Лизой, я пошёл бы искать другую девчонку, потому что я – человек. А человек слеп. Мы никогда не видим и не замечаем тех, кто относится к нам хорошо. И в один прекрасный момент она найдёт того, кто начнёт её ценить, а я потеряю, наверное, то счастье, которое мог возыметь.

Когда-нибудь у нас появятся семьи, дети. Но каждый раз, закрывая глаза, циклично вспоминания молодость, первой ассоциацией с ней – будет она, как прекрасное олицетворение потерянного времени.

Мне надоело качаться, посему я направился домой. На моё удивление, я даже не включил музыку пока шёл, потому что активно обдумывал свои отношения с Лизой. Всю свою жизнь я был моногамен, и пускаться в интрижки, мне было мерзко. Нужно было обозначить для себя, с кем я хочу связать сколько-то лет своей жизни, ибо плутать в постоянных непониманиях, изменах, мне абсолютно не доставляло бы радости.

Оказавшись в своей квартире, мне было нечем убить своё время, и поэтому я решил уже дочитать до конца книгу.

Время пепельного цвета

Ночь я мотался по улице, дыша воздухом, в котором уже не витали выдохи людей. Каждый мой вдох перетекал в кашель и стуки пульса в висках, отчего эта приятная свежесть не давала мне покоя. Я глядел в незашторенные окна людей, наблюдал за обстановкой их квартир, за обоями с безвкусными узорами. Всматривался в их лица, смотрящих на улицу, которые пропитывались безнадёгой, которой также пропитан был я.

Ощущение отчуждённости в этом мире мне не давало покоя всю юношескую молодость. Безбашенное поведение в младших классах отпугивало всех, что не отпугивало меня, ведь, видимо, с тех пор я был панком. Однако с возрастом всё приобрело противоположные окраски – гиперактивность стала тускнеть, по разным причинам, а отношение к мнению окружающих стало другим. Если раньше мне было плевать на то, что скажут остальные, а их внимание для меня было бесполезной валютой, то в последние года внимание стало важной частью моей жизни. Обесценивание меня и того, чем занимаюсь. Отчуждение моей персоны, благодаря уже сформированному мнению моими приятелями и знакомыми, породило мысли о кардинальной смене обстановки. Тем не менее, наряду с этим, компания с самим с собой мне не переставала нравиться.

В этот день голова вновь начала процесс переработки всех воспоминаний, прокрутку этих же мыслей в ещё более острой форме. Стало просто невыносимо внутри, а в симбиозе с умирающим здоровьем, принято судьбоносное решение.

Идя по улице, я искал круглосуточную аптеку, в которой хотел приобрести четыре банки корвалола. Еле найдя такую на своём пути, я зашёл в неё. Фармацевт, что стоял передо мной, будто чуял что-то неладное, сказав, что буквально чайной ложки будет достаточно для хорошего сна, на что я ответил, что покупаю не себе, а бабушке. Пережидать ночь было негде абсолютно, поэтому я вернулся на квартиру, в которой был совсем недавно. В течение этого безумного вечера и ночи, я уже совсем забыл, что во мне и так уже находится приличная доза фенобарбитала, поэтому я купил ещё насколько банок корвалола. Пока я двигался обратно в квартиру, в отрывках памяти моё тело появлялось в разных локациях города, и поэтому пришёл я лишь под утро, когда начало всё светлеть.

В квартире в это время, сквозь утреннее солнце из незашторенных окон, валялись повсеместно полуубитые от передозировки этиловым спиртом девочки и мальчики. Среди них я хотел найти уединение, потому что пребывать в одном месте, пусть с обездвиженными без сознания людьми, я не хотел. Издалека я услышал заглавный саундтрек из второго «Ассасина» – «Ezio's Family». Великолепные музыкальные обороты, приятная мелодия без отвратительного речитатива какого-нибудь пресловутого рэпера в этой песне – всегда меня привлекали. Именно поэтому я искал источник этой музыки. Он находился явно где-то вне квартиры, но где? Активно ища его, я увидел едва открытую балконную дверь, которая поглощалась бликами уже приятного жёлтого цвета, ведь палитры эти образовывались солнцем. На балконе никого не было, лишь, из осязаемого мне глазами, солнечный свет давал мне компанию. Звук раздавался откуда-то извне, будто бы городские сирены играли вместо будоражащего воя эту мелодию. На низменностях городской инфраструктуры виднелся небольшой туман, сквозь который ещё не виднелись, торопящиеся на работу и учёбу, люди. Будто бы весь мир замер, а я остался вновь наедине со своим внутренним «я».

Раньше мне было некомфортно находиться одним, мне хотелось общаться с людьми, узнавать их, дружить с ними. Сейчас, пройдя через предательства, подаренную мной душу в выблеванном виде когда-то близких людей, ложь в мои глаза во имя потреблядства, глядеть на себя тамошнего – смешно. Скудоумие и детская наивность. Вера в любовь, что спасёт мир; в справедливость, что всегда спасает в трудные минуты; в добро, что всегда побеждает зло; в развитие и в аскетизм – переконвертировалось временем в диаметрально противоположные субстанции.

Любовь стала ненавистью; произносить это слово в две тысячи двадцать первом году мерзко и смешно.

Справедливость задохнулась жадностью наживы.

Развитие и аскетизм топчутся в стороне, ведь для него нужно стараться, а куда приятнее и легче тупеть, убивать себя и окружающих.

Добро только осталось в живых. В живых, лишь в глазах собак.

Становление обособленным от мира людей воспитывает тебя. Ни на кого не полагаясь, остаётся надеяться лишь на себя. Но уповать на себя достаточно инфантильная затея, если ты из себя ничего не представляешь. Именно поэтому, хочешь ли ты сам, или жизнь неожиданно подкинет тебе проблем, неважно, ты начнёшь духовно и физически расти. К этим мыслям я пришёл в свои восемнадцать лет и окончательно убедился в них, находясь на этом балконе, наслаждаясь единением. Было бы неплохо с кем-нибудь пооткровенничать, ибо атмосфера, из-за времени суток и отсутствия лишних людей, создали идеальную обстановку для этого. Однако сильной нужды в этом не было, да и не с кем.

Гармония, текущая по мне в этот момент, буквально за несколько минут перетекла в паническую атаку из-за появившейся боли в груди. Непонятно что стало сдавливать мою грудную клетку изнутри. Ощущение, будто бы воздушный шарик, который надувают всё сильнее и сильнее. Вслед за этим начала раскалываться голова, по такой же непонятной мне причине. Голова стала формировать устрашающие образы, а приятная мелодия превратилась в грязный дэткор, будто бы нарочито писавшийся без какого-либо ритмического рисунка, чтобы вызывать исключительно отвращение. Доселе не понимаю, что стало причиной этой смены обстановки. Будто бы Дьявол вселился в меня и приковал к перманентным страданиям «здесь и сейчас». Быть может, я сошёл с ума? Терпеть это я не мог, поэтому руки потянулись в карман, постоянно промахиваясь по одежде, за имеющимися банками корвалола. С трудом открыв их, я залпом залил их себя, не разбавляя водой. Вкус был ещё более мерзкий, чем обычно.

Вместо гармонии и радости, которые были здесь же, на балконе, несколькими минутами ранее, появились страх и паника, а поэтому я повернулся к двери, чтобы выйти отсюда. Передо мной оказалась чёрная материя, не выглядящая как нечто, что просто закрывает дверь. Будто бы этот элемент интерьера и текстуру, в данном конкретном месте, просто вырезали. Глядя в окно из балкона в комнату было видно всех. За окном было всё как обычно, даже буквально за этой «дверью», которая, в добавок, даже не отбрасывала тени. Было ужасно страшно идти к ней, осязать её, дабы просто наладить тактильный контакт для взаимодействия с ней. И тем не менее я осмелился, но никакого сенсорного ощущения в моём прикосновении не последовало, я будто бы просовывал руку в ничто. Моментом позже я начал терять равновесие и погрузился падением в это чёрное пространство, напоминающее дверь.

Нахождение в этом помещении было очень пугающим и странным. Уже здесь мерзкий дэткор, неизвестной мне группы, превратился в композицию «Ascent of the Blessed» группы «Раизон Детре». Глядя назад в место, из которого я попал сюда, я видел всё тот же балкон, который покрывался бесцветными чёрными стенами без никакого рисунка или намёка на хоть малейшие лучи света. Просто безумно натужный контраст между картинкой обстановки балкона и «чёрным ничем». Постепенно глаза начали слипаться, ломота в теле стала увеличиваться троекратно, появился звон в ушах, а впоследствии я перестал ощущать тело, поэтому не мог выползти обратно из этого странного пространства, лишь движение мыслей в голове давало понять мне, что я ещё жив. Виски стали ощущать биение молотом о голову, а я не мог даже прижать руки, чтобы хоть как-то облегчить это состояние или хотя бы сгруппироваться. Всё, что мне хотелось в тот момент – просто уснуть или уже наконец умереть, как я и планировал, ибо терять, ловить, искать в этой жизни было нечего. И как же хорошо, что, выпитый минутой ранее, корвалол впустил в меня желаемое – организм уснул, и я вновь начал видеть сны.

Алые цветы

Четыре утра. Весенне-летнее утро наступает в это время. Будильник с песней «Memory Arc» группы «Ривал Консолес» заставляет меня проснуться раньше назначенного подъёма, когда ещё солнышко не вышло, но на улице уже светлеет. Я одеваюсь и наслаждаюсь видом её миленького личика, глубоко погружённого в добрые сновидения, характеризующиеся небольшой улыбкой, с нелепыми и лёгкими подёргиваниями. Когда время подходит ко второму будильнику, я подхожу к ней и нежно целую в лоб. Вижу её сонное личико, в первых зевках ощущаю приятное тепло, находящееся под одеялом. Зевота превращается в улыбочку, после прикосновения моих губ к её лбу и слов «Вставай, зайка».

Правая рука скинула одеяло. Тёпленькие ножки наступили на холодные лакированные доски деревенского дома и устремились в мои объятия посреди пустого дома в любимом месте детства, вдалеке от мерзких и бесконечных людей. Хотелось просто законсервировать эту теплоту, беззаботность, потерю себя во времени, и всегда носить с собой, когда станет ужасно плохо. Мы стояли так на протяжении двух минут, но её ножки уже стали мёрзнуть, отчего я сказал ей одеваться.

На мне были обрезанные джинсы, тёплые высокие носки, закрывающие открытую часть ног, зимняя водолазка и Нэнэйкин кардиган. Она стала надевать тоже обрезанные джинсы, тоже высокие тёплые носочки, футболку и толстый свитер. Курток в доме не было, поэтому мы пошли без верхней одежды.

На пороге была только одна пара деревенских калош и две пары тапочек. Я уступил ей калоши, чтобы её ноги не промокли, а сам начал надевать тапочки, на что она взяла мою руку и сказала: «Если ты пойдёшь в тапочках, то и я тоже», после чего её ноги погрузились в мои старые Кроксы. Ладьевидной костью запястья я ударил по шпингалету двери в сени и открыл дверь, впустив свежий воздух в дом.

Утреннее холодное солнце так и не успело выйти наружу. На небе превалировали тучи над частями пустотного неба. Мы взялись за руки, прошли по мокрой от утренней росы низенькой траве, вышли на улицу и встали на дороге. Спящие дома на улице создавали всеми любимое постапокалиптичное настроение. Казалось, будто бы все специально умерли, чтобы мы остались с ней вдвоём наедине. Мы стояли секунд тридцать, наслаждаясь тишиной этого волшебного утра, впитывая моросящий всю ночь и доселе еле идущий дождь с небес. Проснулись мы тут не для этого, поэтому немного постояв, я включил песню «The Lows Will Keep You High Enough» группы «Кланстоф» на тихой громкости и начал шагать по дороге к пруду, держа её за руку. Мы шли, молчали, слушали тишину четырёхчасового утра, приправленного еле слышной песней. Дорога стремилась к низменности, окованной тенью деревьев и уже заброшенных зданий.

Проходя через это место, рука, что держала мою руку, сместилась к моему телу на стыке поясницы и грудной клетки, прижав своё тело к моему телу, так как её оковал страх. Милаха. Так, в обнимку, иногда дотрагиваясь лицами друг друга, мы шли по узенькой тропинке пару минут. Её ноги двигались по влажной от росы траве, а мои по сырой и грязной, слякотной после дождя дороге.

Выйдя на более крупную тропу, мы прошли место, где начинал проявляться туман. Завораживающий вид этого природного явления также вызывал у меня всегда алекситимию, при которой невозможно никакими словами, жестами, чувствами описать те переполняемые тебя эмоции, которые будто специально, точечно задевают фибры твоей души. Я обнял её ещё сильнее, подходя к пригорку, за которым и был пруд, к которому мы двигались.

Наши ноги пересекли эту возвышенность. Наши глаза почувствовали то, чего не услышишь.

Туман пронзал водоём. Лебеди на нём, уплыли вон.

Удивительный вид был краше вдвойне, ведь в руках её рука.

Капли неба обволакивали не только пруд, но и её.

Вкусно пахнущие волосы пропитывались ручьём дождя томного неба,

Сквозь который никак не могло выбраться ещё холодное утреннее солнце.

Оно меня не согрело бы никогда, когда греет она.

Озаряя глаза, тактильно касаясь рука,

Радовала меня, своей стесняющейся улыбкой, даря в объятия себя.

Я отодвинул её от лица, развернул боком и рукой обхватил её талию. Смотреть в поле стоя – было бы глупой затеей, поэтому осмотрев местность, мы нашли чистое, без гусиного помёта, место, на которое кинули старый рюкзак, чтобы сесть на землю. Утренний воздух пронзал нас своим холодом, формировавшимся всю ночь дождём и лунным, мёртвым светом. Мандраж обоих сливался единым целым. Дрожь наших тел стучала медленно в один такт, но я старался не показывать того, что мёрзну, дабы показаться сильным. Когда она начала дрожать намного сильнее, я накинул на неё кардиган Нэнэйки, который был на мне. Ничего красивее, приятнее, чудеснее всего этого – я не ощущал никогда. Наслаждение каждым ощущением теплоты её тела, холодом погоды, прохлады дождика, приятными нотами песни, взором на туман около пруда в бесконечном поле и на её уже пробуждённое лицо, незаметно радующимся компанией со мной и этим местом.

Вслед за предыдущей песней заиграла «Собачья жизнь» исполнителя «Хаски». Вмиг мы оба прекратили улыбаться и стали заниматься сдерживанием слёз, ведь оба прекрасно видели меня главным героем этой песни. Невозможность удаления необратимого, сформированного когда-то давно, ела нас обоих в этот момент. Я растворялся прикосновениями её рук в моих руках. Сон-утопия, невозможный в реальности, вкушал я жадно в эти секунды, наслаждаясь этой сбывшейся мечтой, хотя бы в этом видении, пока сплю. Время от времени прикасался своим носом к её голове, нюхая запах её волос, который всегда вызывал у меня мурашки.

Под конец второго куплета песни я прикоснулся к её щёкам, посмотрел ей в глаза, и под строчки «…Доброе утро мир, где я про*бал тебя…», я не смог её поцеловать, а лишь смотрел в её, ставший опущенным вниз, грустный взгляд, после чего безумно сильно обнял, передавая все неописуемые эмоции в своих объятиях. Мы не говорили, мы просто молчали. Когда начался припев, в моей руке её рука перестала ощущаться. Мой взгляд упавшие запястья, на что её кисть нежно схватила мою челюсть и направила на своё лицо. Она смотрела на меня, но ничего не говорила вслух, а лишь посылала мысли «сиянием». На лице её была прощальческая добрая улыбка, с чувствовавшейся грустью. Силуэт её тела становился для меня всё более красивым, но его я не мог коснуться. «Ну вот и всё» – подумал я, – «Она исчезает из моей жизни». Но в какой-то момент пришло осознание того, что это я исчезаю. Изо всех сил я пытаюсь её удержать, тщетно пытаясь перехватывать её предплечье из раза в раз, но по итогу ни разу не схватил. Вес моего тела становится всё более фантастично лёгким, а впоследствии тело перестало иметь хоть какой-либо ощущаемую тяжесть. Едва подувший ветер стал уносить меня в неизвестном направлении куда-то ввысь. Всё это время она печально смотрела на меня, провожая взглядом назад, а когда я отстранился уже достаточно далеко, она спокойно перевела взгляд обратно, упёршись головой в колени. Слёзы, текущие из моих глаз, стали превращаться в лёд, царапая кожу лица. Это был лучший момент моей жизни, пускай и во сне. Он стал улетучиваться в моём облике от нас обоих. И она, это – мы, грустящие о потерянном времени, а я, летящий в небе, это воспоминания, которые уже никак не вернуть. О них можно только помнить, но никак не жалеть, ибо никакого толку в этом нет, так как их уже никак не поймать. Нужно жить с тем, кто остался с тобой, что осталось с тобой, и ценить это, пока оно не приняло газообразное состояние и не стало внезапно уходить, ничего после себя не оставив.

Летопись 26:06-03

Веки встрепенулись, очи с трудом стали открываться. Вновь заиграла страшная мелодия «Sephiroth» группы «Раизон Детре». Голова лежала по другую сторону выхода из этого сюрреалистичного пространства, а спина приглушала блики освещаемых пылинок от света, идущего из двери сюда. Чёткое ощущение того, что спал я несколько суток – меня не покидало. Но проверить это непосредственно в момент пробуждения – было невозможно, ибо мобильный телефон был оставлен где-то в квартире, куда я и собрался выдвигаться, ведь сон уничтожил ломоту в теле. Повернув голову к выходу, импульсы в голове дали логический сбой, ибо увиденное было уже совершенно невозможно объяснить. Выход отсюда, когда я только оказался здесь, вёл на балкон, и в тот момент, он был видел. Ныне он стал другим – белый, сильно светящийся портал, в котором было невозможно ничего разглядеть. Будто бы лёжа на сеновале в деревне, смотришь в полное облаков небо через отверстие в крыше, за которым прямо в тебя бьёт, оглушающее светом, солнце, от которого облака приобретают неистовую яркость, способную заставить непроизвольно закрывать глаза.

Портал издавал томный и тянущийся звук на одной непрерывной ноте. Вокруг него и меня всё также была абсолютная и бесконечная темнота. Оглядев всё вокруг, мои уши услышали еле слышащиеся голоса друзей, родственников, приятелей, близких людей, а также любимые песни, но с жутчайшим эхом и дисторшеном, отчего насладиться ими было проблематичным занятием. Как и подобает каждому, абсолютно не думая, я пошёл вслед за голосами, наивно полагая найти первоисточник этих звуков. Параллельно с поисками в ушах били лязги зубов о зубы, сбивающие меня с толку, однако даже и без них найти источники голосов посреди бесконечной тьмы – было нереальным.

Поверить в происходящее, хоть и ощущая каждый шаг ногами, носом запах сырости вокруг, ушами слыша отчётливо голоса – невозможно. Всё время меня не покидало ощущение того, что это – сумасшедший сон, однако проснуться никак не удавалось. Мысли стали самостоятельно выстраиваться в цепочки, говорящие о том, что наступает долгожданная кончина. Невозможно было, постоянно думая о смерти, на неё не наткнуться. Жизнь всегда забирает десятину от всех доступных тебе благ, а если при всём этом твоя совесть позволяет себе жаловаться на этот процесс, не ценя имеющееся – тебя накроет трагедиями, потерями, болью и страданиями, чтобы ощутив настоящее горе, ты больше не смел плакаться о тяжести своей судьбы.

В Интернете ты – герой, но при личной встрече ты – слабак, не способный выдавить из своей жалкой пасти ни звука. Именно поэтому романтизм эстетики смерти заиграл совершенно другими паттернами, когда я встретился тет-а-тет с ней. Мгновенно список приоритетов стал меняться с полки на полку, жаль, что достаточно поздно.

Пройдя несколько десятков метров от места, где находился портал, около которого я очнулся, и не найдя искомого, я повернулся, чтобы уже войти в это назойливое место. Как я думал, придётся шагать такое же расстояние обратно, на которое я отошёл от него, однако к моему удивлению, моё перемещение никак не сказалось на его изначальном местоположении относительно меня. Повернувшись к нему лицом, я увидел, что он всё так же рядом со мной.

Мою голову в этот момент посетила мысль, что можно сколько угодно бегать к прошлому, искать его отголоски, пытаясь хоть как-то ухватиться за них, но от настоящего и будущего, что около тебя – не убежать, ибо оно тебе предначертано. Прошлое не имеет никакого практического значения в настоящем. Не даром время разделили на три категории: прошлое, настоящее, будущее. Все они являются одним целым в понятии «время», и тем не менее, нет никакой корреляции между ними в настоящей жизни.

Прошлое – прошло, оно – мертво. Лишь в сладострастных заметках твоей памяти оно подаёт признаки жизни, которые постоянно норовят заставить тебя разныться о том, как же было хорошо; я всё потерял; такого не будет никогда. Такого действительно не будет никогда, но тебе дано «настоящее время». На то оно и «настоящее», что только его ты можешь потрогать, а если существует возможность тактильного контакта, то можно с ним ещё и взаимодействовать. Совершенствуя свои имеющиеся навыки, постигая новые, изучая много нового – ты способен в «настоящем» сделать из себя того, кто в «будущем» устроит тебе же жизнь, лучше прежней. Жаль, что я это понял так поздно…

Я сделал шаг в это белое нечто и увидел диаметрально противоположную картину, что была шагом позади. Вокруг всё покрыто перманентной белизной без каких-либо окон, текстур на стенах, которые невозможно даже просто разглядеть и хоть как-то почувствовать. Посмотрев на портал вновь, я увидел всё такую же чёрную картину посреди белого пространства. Вокруг не было ничего абсолютно. Решив заглянуть, что же находится за самим порталом, я охренел от увиденного. Позади него стоял стол, который имел вид обратной перспективы – визуально от меня он уширялся, в мою сторону – он сужался, что было невозможно в реальной жизни. За столом сидел антропоморфный кот и некое существо, создающее ассоциации с Дьяволом, которые пили чай и непринуждённо беседовали. Я глядел на них и громко молчал, пока Дьявол не заметил меня и не сказал:

– Чего молчишь? Присаживайся.

Я тяжело вздохнул, так как ничего не смог сказать, и поэтому просто подошёл и сел на третий стул.

– Съешь ещё этих мягких французских булочек, да выпей же чаю, я вот тебе налил его, – сказал Дьявол.

– Благодарю, – ответил я, и глубоко рывками вздохнув, я продолжил находится в коматозе и неверии в то, что происходит.

Кот начал разговаривать с Дьяволом о чём-то томным бархатным голосом, с размеренным темпом. Я просто наблюдал за происходящим. Вокруг нас действительно не было ничего, одно белое неосязаемое полотно. Осмотрев всё вокруг, я осмелился начать разговор с Дьяволом:

– Извините, а вы кто? – притворившись дураком, спросил я.

– Ну ты же не тупой, сам всё прекрасно понимаешь, – ответил Дьявол.

– Хм. А этот кот тогда кто? – спросил я снова.

– Это – Бог, – ухмыльнувшись ответил Дьявол.

– А почему он в обличии кота? – по-тупому задал вопрос я.

– Я его таким слепил, он не против, – ответил вновь Дьявол.

– А зачем? – удивлённо спросил я.

– Богу так угодно. На всё воля Божья, – посмеявшись ответил он снова.

После этих слов в разговор влез и сам Бог:

– Ты получил то, что хотел? – задал вопрос мне кот.

– А что же я хотел? – наконец расслабившись, спросил я, начав потягивать чай.

– Оказаться невесть где, – ответил мне кот.

– Почему это я хотел здесь оказаться? – настороженно спросил я.

– Ну как, ты столько думал о смерти. Не уж-то не хотел всё-таки прекратить уже земное существование? – ответил мне кот, с утвердительной интонацией.

– Вполне возможно. Но почему именно это место, вы называете смертью? – спокойно спросил я.

– А ты как-то иначе представлял себе смерть? – спросил с ухмылкой кот.

– Я представлял её такой, откуда зашёл сюда, – нарочито-пафосно ответил я.

– Ну, а почему? Почему не белой? Ведь ты же романтизировал потерю своейединственной жизни? Почему же для тебя такая манящая смерть представала в образе абсолютной темноты? – спросил меня кот.

– Потому что неизвестность… Неизвестность… Смерть почему-то сразу ассоциируется с темнотой. Будто бы сон, при погружении в который с закрытыми глазами видишь одну темень, в процессе которой ты отключаешься от прямого взаимодействия с миром, с людьми. Я вижу со сном и смертью именно такую связь, только смерть – нечто большее, в прямом значении этого слова. Она бесконечна, – гордо ответил я.

– Ты начал свой монолог со слова «неизвестность». Так вот именно это и есть понятие смерть. Мы прекрасно знаем с моим коллегой по контролю вас, тупиц земных, что же такое на самом деле смерть. Вы все тянетесь к чему-то неизвестному, недоступному, не ценя то, что имеете. В школах, в церквях вас не учат основному – ценить имеющееся. Школы набиты бесполезными знаниями, не имеющие ничего общего с настоящей жизнью. В церквях учат смирению, что в жестоком мире создаёт покорных рабов. Я – страдал за грехи. Но целью моего перформанса не было дать людям задачу постоянно мириться с несправедливостью. Трактаты, постулируемые церковью ныне – я не разделяю, однако мне интересно, к чему приведёт массовая культивация человеческой многоножки, жратвой которой является никак не процеженная информация, преподносящаяся априори верной, – выдвинул кот.

– Хм, – конвертируя в голове эту речь, сказал я.

– Человек – Высшая ступень эволюции? – спросил кот.

– Вроде бы. Я сам не согласен с этим утверждением, – сказал я.

Кот очевидно не ожидал такого ответа, хотя как, это же Бог?

– Человечество обречено, как и обречён, к сожалению, ты, – выпивая чай, сказал кот.

Прищурившись, делая вид, что мне всё равно, я смотрел на кота, ничего не говоря. Он, в свою очередь, вопросительно приподнял свои брови, будто бы спрашивая: «Что-то не так?». В разговор влез Дьявол:

– Ну что, выбирай свой путь, – сказал он мне.

– Мой жизненный путь был путём страданий, – уверенно сказал я.

– Ко мне хочешь? – с насмешкой спросил он меня.

– Мне уже всё равно, главное поскорее прекратить вдыхать воздух. Обречение и необратимость моих действий ввела меня уже в пат. Я готов уже прекратить думать, ходить, дышать. Посылайте куда хотите, хоть в Рай, хоть в Ад, – с долей пафоса ответил я.

– Вха-ха-ха. Слушай, кот, а давай-ка не пойдём на его поводу, видишь, он больно уверенный в себе? – спросил Бога Дьявол.

– И что же ты предлагаешь? – спросил кот Дьявола.

– Давай-ка его к Кешар-Браму отправим? Чтобы он не прекращал своё существование никогда? Тело умрёт, душа останется страдать, ха-ха-ха, – посмеявшись ответил он.

–  В Астрал? Интересная затея. Что же ты сам думаешь, на этот счёт? – спросил кот меня.

– Чего-чего я ожидал, но никак не этого. Вы меня переиграли, – ошарашенно погрязнув в этих мыслях, ответил я.

– Искать новые эмоции, ощущения, не этого ли ты хотел? Вечно страдающий, поймёшь что такое по-настоящему страдать. Наблюдая за теми, кого любил, кого ненавидел, поймёшь, что на самом-то деле, всё было в твоих руках. Теперь грусти от наблюдения за успехами врагов, поражениями когда-то близких, – сказал мне кот.

Я молчал, опустил взгляд вниз и ждал смены их решения. В моей голове появилась единственная мысль – вернуться в мир живых. Бог и Дьявол прочитали мои мысли. Один из них выдал:

– Хочешь посмотреть в будущее без тебя?

– Какой в этом смысл? Меня сейчас то не ценили, не любили, а лишь пользовались.

– Уверен?

– Абсолютно. Может именно поэтому я себя сюда и привёл, не знаю. У меня нет никаких мыслей. И мне плевать на самом деле, что подумают о моей кончине, потому что кроме матери всем будет также плевать, как и мне.

– Хм, хорошо. Посмотри сюда.

Кот достал книгу, на страницах каждой из которой находился весь жизненный цикл каждого человека, включая те события, которые ещё не произошли. Лапкой он указал мне на девушку и велел посмотреть на неё.

– Кто это? – спросил я.

– Приглядись, всё тебе расскажи, – ответил он.

– Знакомые черты лица, но не могу понять, кто же это, – вопросительно сказал я.

– Это она, – ответил мне он.

– Кто она? – снова спросил я.

– Она самая, – вновь ответил он.

– Да? Вау, – восхитившись её красотой и грацией, сказал я.

В этот момент мне стало ещё больнее и обиднее, что больше этого человека я никогда не увижу, не обниму, не поцелую.

–  Мне грустно. Ну ничего, всё равно ничего не исправить было при жизни, что уж говорить про нынешние обстоятельства, – сказал я.

–  Уверен? – спросил кот.

– Да! – выкрикнул я.

–  Посмотри на неё вновь. Что ты видишь? – спросил кот вновь.

–  Печаль на лице. Видимо что-то случилось, – ответил ему я.

–  Догадываешься что же? – спросил, приподняв бровь, кот.

– Могу польстить себе и сказать, что меня вспомнила, но не уверен. Она уже взрослая, а момент моей кончины далеко в прошлом, сука… – сказал я.

–  Ты прав. Ты далеко в прошлом. Но ты прав и в том, что грустит она здесь тоже из-за тебя, – ответил загадочно кот.

–  Чё это вдруг? – спросил я.

– До её двадцатипятилетия остаётся две недели, – сказал он.

–  И что? Молодец она, не то, что я, – жалостливо сказал я.

–  Ты помнишь, что вы договаривались пожениться в двадцать четыре года? – спросил он вновь меня.

В этот момент я замолчал. Склеры глаз за несколько секунд выделили стакан текущих беспрестанно слёз.

–  Что же я, бл*ть, наделал?!! – закричал я.

– Ты думаешь, что она забыла тебя? – спросил меня кот.

–  Доселе так думаю, и всегда так думал… – став поникшим, ответил ему я.

–  Ошибаешься. Но, к сожалению, твоя утопия, в которой муза она – официально мертва, – сказал кот и хлопнул книгой, закрыв её.

– Нет, пожалуйста. Можно ещё насладиться ей? – спросил, уговаривая кота я.

Включив цинизм, кот ответил:

– У тебя было время насладиться времяпровождением с ней, даже не в последние дни, а несколькими годами ранее. Но ты всё потерял. Ты всегда всё терял. Терял шансы. Боялся рисковать. Но ты выбирал всегда оставаться в тиши, наслаждаясь уютным комфортом, из которого страшно выпрыгивать, ведь это – риски! Почему она должна была тебя любить сейчас, когда ты отвергал её любовь тогда?

– Нет! Прекрати! Пожалуйста!

– Ха-ха-ха! Теперича ступай по пути страданий здесь, в Астрале. Наблюдай за её успехами, за радостями её и твоих друзей, с которыми нет тебя. Наблюдай как люди выбираются из такого говна, вязкость которого душит и абсолютно не даёт шансов. А они выбираются, и будут выбираться дальше. Знаешь почему? Потому что не драматизируют бытовые проблемы, присущие каждому, а борются с ними. В отличие от тебя-я-я… – громко сказал кот.

Слёзы грусти превратились в слёзы злобы. Внутреннее состояние оскотинело. Оскотинел и я, набросившись на кота, подняв и опрокинув стол. Пальцы субтильных кистей тянулись к глазам кота, чтобы доставить ему боль, от пронзающих меня его слов. Но ничего не вышло, ибо, как оказалось, он был нематериален, наподобие голограммы. Стул, на котором он сидел, остался непоколебимым, как и его поза. После моего всплеска гнева, он сказал:

– Ты жалок. На что ты надеешься?

В этот момент я пронзал его холодным в слезах взглядом, находясь взъерошенным в полуприсяди от внезапной агрессии и нападения.

– Не так всё плохо, подумай об этом. Понимаешь, Астрал – это место, в котором, помимо наблюдения, можно ещё и посылать сигналы, мысли. Ты можешь стать астральным ангелом-хранителем тех, кому хочешь быть таковым.

Я продолжал молчать и громко дышать, проводя глазами то влево, то вправо.

– Остатки дней тебе предначертаны там. Выбирай сам: страдать там о потерянном времени, или научиться наслаждаться тем, что имеешь. Ты же сам пришёл к этому выводу, так вот тебе идеальный повод, чтобы применить это на практике. До новых встреч, – сказал кот.

– Что? Уже? – спросил я.

– Когда же ещё? Нельзя откладывать на потом то, что можно сделать сейчас, – ответил кот.

– Вы и при жизни надо мной издевались, и сейчас продолжаете, – тихо воскликнул я.

– Почему же? Почему я должен был тебе помогать, если ты был атеистом и мне не молился? – удивлённо спросил кот.

На его вопрос я задал свой вопрос:

– Бог, ты же всемогущий? Почему ты не предотвращал теракты, геноциды, войны?

– Хотел посмотреть на имбецилов-людей, которые душат друг друга, вместо взаимной поддержки.

– Но не всегда ведь люди убивали обоюдно, множество погибало от каторг и подобных неподконтрольных, приневоленных, несчастных случаев?

– Обленились бы все, уповая на меня.

– Тогда не нужно называть себя вселюбящим. Двуликость эту и противоречия на противоречии я терпеть не могу. Именно поэтому я не отрицал твоё существование, а лишь отказывался стелиться под тебя. А Библия для меня вообще была небогоугодным и мерзким чтивом.

– Почему же, попробуй мне объяснить.

– Бытие 19:6-8, Второзаконие 13:6-10, Евангелие от Матфея 18:1-6, Евангелие от Луки 19:27 и ещё куча подобных глав, где поощряется инцест, садизм, приневоливание, по-твоему делают Священное чтиво таковым?

– Ты прямо запомнил все эти главы?

– Да. Представлял себе встречу с тобой, фантазировал. Оказалось, не зря.

– Смешной ты. Знаешь что?

– Нет.

– Ты – обугленный потенциал. Но таким ты стал только благодаря себе.

– На вопрос не ответишь?

– Нет.

– Понял прекрасно тебя. Знаешь, Бог, мне плевать. Для меня мир – виртуальная реальность каждого из нас. Все, кого мы встречаем – не те, кто они на самом деле. Все люди, видимые нами – Нписи, отыгрывающие свои команды, скрипты. В свою очередь для них мы – Нписи. Мы не контактируем с реальными людьми, мы ни с кем на самом деле не контактируем. Контакт – разговор с никем. Сон – отключение от иллюзии. Смерть – перегорание контактов очков виртуальной реальности.

– Пусть твоя гипотеза так и останется гипотезой, ибо я не буду опровергать или подтверждать её.

– Мне насрать. Но у меня есть последняя просьба к тебе, Бог, раз уж ты не ответил на мои вопросы, заданные ранее.

– Слушаю.

– Сделай эти слова моей эпитафией.

– А если нет?

– Что ты хочешь от меня в данный момент, чтобы я хоть это заслужил?

– Докажи нам там, что ты хоть что-то из себя представляешь в месте, куда сейчас отправишься.

– Но успею ли я, если тело похоронят вот-вот.

– Не волнуйся, пока что тебя похоронят за плинтусом.

– Гробы после вождя…

– Что?

– Ничто. Спасибо за всё, Бог, – сказал ему я.

– Чести, – ответил он мне.

Потерянное время – самое страшное, чего может лишиться человек. Люди, деньги, знания, шансы, любовь, дружба, всё это – содержится в потерянных минутах. Можно бесконечно жалеть обо всём этом, но, отнюдь, на фоне времени – это пыль, ибо всё перечисленное – восполняемые ресурсы, кроме прожитых зря часов. Не будь дураком, оседлай свою тушу и начни путешествие в будущее, став творцом своего счастья. Всё. В. Твоих. Руках.

Преврати меня в себя – я всё

Вау. Как же меня впечатлило это произведение. У меня моментально появилось желание написать что-то в свой личный дневник. Его я вообще давно не открывал, отчего устав искать, я улёгся на диван и решил полежать, включив композицию «Аксиус Линка» «Erase me». Листая сообщения в «Телеграме», я наткнулся на диалог с Лизой. Это натолкнуло меня на мысли о назначении встречи с ней. Позвонив ей и договорившись встретиться, я встал с дивана и еле как нашёл свой личный дневник. В него я написал последние мысли перед уходом из дома.

«Привет. Я прочитал книгу Игната Валерьянкина «Наблюдатель». Она очень сильно мне понравилась. Когда поставлю спектакль и разберусь в отношениях с Лизой и Алисой, обязательно напишу что-то своё. Главное, на полученном энтузиазме, поставить крутой спектакль.

Сейчас пойду к Лизе и скажу, что ей нужно прекратить пить алкашку. Если она меня любит, то, наверное, послушает. Но на данный момент мне это неважно, Я ХОЧУ ПОСТАВИТЬ СПЕКТАКЛЬ! Надеюсь, мои друзья из театра сегодня ничем не заняты и мы наконец обсудим уже всё. Мне обидно от того, что они меня заменяют учёбой. Но убивать время учёбой это не так плохо, как убивать время алкоголем, или, например, наркотиками, фу. Как хорошо, что они не знакомы с компанией Лизы, не употребляют и тем более не распространяют. Пойду менять её взгляды на жизнь. Ради большой любви – люди готовы жертвовать, если действительно любят. Я люблю этот мир. Спасибо, Игнат».

(16:33 – 22/05/2020)

Оглавление

Никем не читаемое предисловие

Магазин диковинок Уолтера

Продрогшие сапоги в поле

Формирование дыр в счастье

Интерлюдия

Прелюбодеяние, как просветление

Пар, пыль, или дым?

Сон, вместо письма

Красота и качельки

Снафф-9

Интерлюдия вторая

Стекло или зеркало?

Снафф-8

Призрачность жизни

Я люблю своего кота больше, чем себя

Условность существования…

Пучина самосадизма

Крикопанорама

Несущий отщепенца

Время пепельного цвета

Алые цветы

Летопись 26:06-03

Преврати меня в себя – я всё