Я и есть безумие. Абиссаль [Стейс Крамер] (fb2) читать постранично

Стейс Крамер Я и есть безумие. Абиссаль

© Стейс Крамер, текст

© ООО «Издательство АСТ»

* * *

Я посвящаю эту книгу всем, кто сбился со своего пути.

Всем, кто находится в отчаянии, потерял надежду.

Помните простую истину: самый темный час перед рассветом.

«И сильный будет отрепьем, и дело его – искрою; и будут гореть вместе, – и никто не потушит».

Ис. 1:31

Часть 1 Против правил

1

Странное чувство. Я смотрела на этот мир, на себя со стороны. Казалось, что все это спектакль или отрывок из бессмысленного фильма. Может, я умерла? Или вижу сон? Но нет. Кажется, это реальность, только с налетом беспричинного страха и искаженными ощущениями.

Передо мной стена палаты, ослепительно белая, как свежий снег. Я смотрела на стену, заметила бугорки на ней, все неровности, нелепо скрытые под краской. Хотелось расковырять эту стену, увидеть все, чем была богата ее убогая, лишенная краски поверхность.

Вот так же хотелось поступить и со своей головой. Внутри нее туман. Мне хотелось разгадать, что он прячет. Найти истину, от которой я была далека. Я очнулась недавно, а, может, и давно. Время для меня было стерто. Меня привели в эту палату с белоснежными стенами, оставили одну.

Вдруг из тумана послышался голос. Мой голос. «"Абиссаль". Я во всем виновата. Я во всем виновата! "Абиссаль"… Их смерть – моя заслуга. Я во всем виновата. Я должна ответить за все, что сделала. Я во всем виновата. Другого пути у меня нет. Я не смогу спасти себя.

Я во всем виновата».

* * *

Я смотрела на него и не понимала, что со мной происходит. Его маленькое сморщенное лицо покрылось багровыми пятнами из-за безудержного крика, что исходил из его крохотного тельца. Казалось, что внутри него бушует буря, каждый участок тела подчинен нестерпимой боли.

– Ну что ты смотришь на него, как на пришельца? Это всего лишь ребенок, – не выдержала Одетт.

Это была третья неделя после родов. И за все эти три недели я только раз к нему прикоснулась, когда врач поднес его ко мне, а я еще не отошла от наркоза и искренне радовалась, что все мои мучения закончились. На следующий день я проснулась и поняла, что ничего не закончилось. Я все еще была в капкане, а Север все это время наблюдала за мной. Теперь еще у меня есть ребенок, сын, очередная мишень. То, что у меня могут отнять в любой миг, стоит мне сделать неправильный выбор. Что – то произошло в моей голове. Мое сердце, моя душа никак не хотели признавать этого ребенка. Может быть, я не могла смириться с мыслью, что я теперь мать. Мое тело до сих пор помнило те тяжкие муки, через которые ему довелось пройти. Может, я не хотела к нему… привязаться, чтобы не так больно было терять. Я не знаю. Но теплоты и той гигантской любви, о которой пищат все счастливые мамочки на планете, я не испытывала.

И как хорошо, что все это время рядом со мной были Стив, Одетт, Ванесса и Арбери. Женщины семейства Боуэнов окружили любовью и заботой моего сына, рассказывали, показывали, как с ним обращаться, потому что я абсолютно не знала, что делать с этим беспомощным существом.

– Натаниэль Морган Конройд, – гордо произнесла Одетт, взяв малыша на руки, – не завидую тебе. У тебя самая непутевая мамаша.

Конечно, Одетт единственная, кого жутко раздражало мое поведение, ведь я полностью переложила все обязанности на нее и Ванессу. Хотя правильнее было бы сказать, что раздражало это всех, но миссис Чемберлен единственная, кто не стеснялась в выражении своих чувств.

Я отвернулась, пытаясь хоть на секунду отвлечься от крика Нэйтана и его пугающего, измотанного вида.

– Глория, ты чего? – спросила Одетт.

– Мама, аккуратнее со своими шутками, – жестко ответила Ванесса.

– Да я не хотела тебя обидеть!

Миссис Боуэн подошла ко мне, обняла за плечи.

– Глория, я понимаю, тебе страшно. Нам тоже было очень страшно, так ведь, мама?

– Конечно! Каждая женщина пережила этот страх, но не каждая готова в этом признаться. Мы ведь все хотим казаться идеальными.

– Давай, возьми его на руки, не бойся, – ласково сказала Ванесса.

Я медленно подошла к кроватке, куда Одетт положила Нэйтана. Увидев меня, он на мгновение притих. Слезы застыли призрачными линиями на его пухлых щечках, малюсенькие пальчики сжались в кулачки.

– У меня руки дрожат, я его уроню.

– Мать никогда не уронит своего ребенка, запомни это, – сказала Одетт.

Ясно-голубые глаза изучали меня с любопытством, а у меня всерьез тряслись руки. Я так боялась причинить боль этому хрупкому созданию. К тому же я ощущала себя такой грязной, даже мерзкой, словно топредательство, на которое я сама себя подписала, перестало быть абстрактным, приобрело материальную оболочку. Оно выходило наружу из меня и застывало убогими серыми ошметками.

Мой мальчик не заслужил быть частью меня.

– Нет, – резко ответила я и зашагала к двери.

– Глория?.. – растерялась Ванесса.

– Ванесса,