Первый раунд [Леонид Бабанский] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Леонид Бабанский Первый раунд

В тот сумеречный денёк, похоже, ничего особенного так и не случилось. Небо не падало на землю. Со стороны Финского залива не дул злой ветер навстречу Невы, и дождик шёл так себе – почти без снега. Я шагал на бокс перекопанным вдоль и поперёк проспектом, по каким-то временным деревянным тротуарам и мосткам, то и дело скользя по свежевынутому грунту. А в секции, которую я посещал уже почти целый год, сегодня, прямо сейчас, должны были состояться первые в моей жизни настоящие соревнования, и меня ждал подлинный бой на ринге, окружённом зрителями.

Стоял синий вечер. В наваленных повсюду гигантских железобетонных трубах завывал ветер, толкал в спину и разворачивал боком мою спортивную сумку, в которой помимо прочего нехитрого имущества, содержались мои новые, приобретённые за 13 рублей 70 копеек на Литейном, боксёрские перчатки. Они были черны и велики, как диванные подушки, и слишком мягки, как выяснилось в процессе их эксплуатации. Я скоро понял, что просчитался, однако в те времена других моделей в продаже всё равно не было. В секции же немедленно оценили достоинства моего инвентаря, вследствие чего я потерпел целый ряд чувствительных поражений. Стало ясно, отчего никто из знакомых моих боксёров не торопился выкладывать на прилавок вышеозначенного магазина полновесный студенческий рубль, предпочитая новым собственным государственные перчатки, практически не содержащие внутри себя надлежащей трухи.

Я рос мечтательным и недоразвитым, проведя почти всё сознательное детство в соседнем читальном зале, как улитка в своей ракушке. Что мне особенно нравилось в спорте, так это высоко, под самый школьный потолок, раскачиваться на гимнастических кольцах, да ещё бегать по верстакам в столярной мастерской. Правда, от таких упражнений учителя ругались страшными словами и приходили в школу на следующий день заметно навеселе.

Но школа подошла к концу, и оказалось, что первокурсником быть не менее занятно, чем первоклассником. Правда, в институте слабых не любили. Ни девушки, ни преподаватели. А вот спортсменам, напротив, везде и всюду сияли зелёный свет и всяческие послабления. Ну, кто учился, знает. Тогда и мне пришлось поступать в секцию, которая на мой взгляд была наиболее перспективна в прикладном смысле, ибо в те времена сила разума в уличных межвузовских разборках в расчёт практически не принималась. Тренировался как мог, но более для вида и для разговора. Боксёром себя не считал и считать не собирался, но руки постепенно потяжелели, как будто бы в них кто-то поселился. Ночами снились поединки – сначала поражения, но потом и победы. И всё бы так и шло, тихо и мирно, если бы не случилась эта вот студенческая олимпиада, из-за которой, хочешь, не хочешь, выходи теперь на ринг, на котором я совершенно ничего не позабыл.

Неделя протекала неудачно – с каждым прожитым днём это становилось яснее ясного. Прогноз оправдывался. Дело было в том, что над столом у меня ещё с начала года висел художественный календарь-еженедельник, и по репродукциям с картин известных живописцев, поскольку гороскопы тогда ещё не публиковались, старался определить хотя бы основной смысл будущей недели. Мане, например, мне так казалось, сулил гамму переживаний в задумчиво-печальных полутонах, но без особенных завалов на семинарах и зачётах. Художник Дормидонтов обещал некоторое веселье, во всяком случае бодрость. Кент – светлую тревогу по поводу того, что успех мог быть где-то совсем рядом. Но текущая неделя шла под знаком Шишкина, который почему-то трактовался труднее всех. Его «Лесные дали», холст, масло, поначалу настроили меня на лад лирический, чуточку приподнятый, но уже в понедельник, на секции, мне набили морду теми самыми разношенными перчатками. Со вторника навалилась чреда зачётов. Пятница ожидалась как спасение, но на вечер, как оказалось, были назначены бои.

Я шёл на секцию сразу после занятий, голодный, без радости и без надежды. Чуть не опоздал на построение, успел как раз на перекличку. На ринг, сияющий белыми канатами, посмотрел как на холст, оправленный в верёвочную раму. Какую же картину придётся там сейчас изобразить, какими красками, подумал я. Не собственной ли кровью?

Припоминаю, боксёр я был слабохарактерный. Старался бить пореже, и то в основном работал по корпусу. По лицу бить человека вроде стеснялся. Но на ринг вышел согласно очереди, не дрогнул, только чуть-чуть похолодел. А когда увидел в противоположном углу противника, сразу успокоился. Даже обрадовался. Какой-то он был невыдающийся. Мелковатый, хоть и объявленный кандидатом. Меня же заявили громким вторым разрядом.

Я вполне доброжелательно протянул ему руки, но он был строг и неприступен. И тут же, не сходя с места, тремя ударами выбил из меня всяческое благодушие.

Только тогда мне стало ясно, что для первого раза мне попался боксёр-передовик.

Я ударил ему по корпусу сквозь небольшую щель в защите. Так сказать, чего там, давай работать в лёгкой игровой