Флот нашей родины [Коллектив авторов] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

ФЛОТ НАШЕЙ РОДИНЫ

Государственное

Военно-Морское издательство НКВМФ Союза ССР


Москва ★★ 1940 ★★ Ленинград

О «Дне Военно-Морского флота Союза ССР»

СНК Союза ССР и ЦК ВКП(б) постановили:

В целях мобилизации широких масс трудящихся вокруг вопросов строительства Рабоче-Крестьянского Военно-Морского флота Союза ССР и стоящих перед ним задач установить «День Военно-Морского флота Союза ССР», проводимый ежегодно 24 июля.

«Известия Советов депутатов трудящихся

СССР» № 144 (6914) 23 июня 1939 г.

О ПРАЗДНОВАНИИ «ДНЯ ВОЕННО-МОРСКОГО ФЛОТА СОЮЗА ССР»

Совнарком Союза ССР постановил перенести празднование «Дня Военно-Морского Флота Союза ССР» в 1940 году с 24 июля на 28 июля — воскресенье. (ТАСС.)

«Известия Советов депутатов трудящихся

СССР» № 149 (7221) 30 июня 1940 г.

I. Из боевого прошлого русского флота

Вc. Вишневский. Народ-мореход

Богатейшая история великого русского народа неразрывно связана с морскими делами. За каждым названием: Кронштадт, Севастополь, Дежнев, Толбухин, Гангут, Синоп, Петропавловск, Владивосток, Хабаровск, за сотнями названий бухт, мысов, устьев рек, портов, островов таится великая, живая, полная неукротимого духа и кипящей крови отечественная морская история. На каждой миле, которую отсчитывает в наших походах лаг, когда-то походами ходили, бились, погибали и побеждали с могучим русским «ура» наши прадеды, деды и отцы, завещая нам творить дело народа, оберегать его труд, покой, жизнь.

Искусство мореплавания у нашего народа стояло всегда на высоком уровне. В одной из изданных в Англии книг читаем: «Русский флот, начало которого хотя обыкновенно относят к сравнительно позднему учреждению, основанному Петром Великим, имеет, в действительности, бо̀льшие права на древность, чем флот британский. За столетие до того, как Альфред построил британские корабли, русские суда сражались в отчаянных морских боях; и тысячу лет тому назад первейшими моряками того времени были они, русские».

Уже в IX веке грозный ладейный флот под водительством Аскольда и Дира нагонял страх на Константинополь и всю Византию. Венецианские «хроники» Иоанна Дьякона свидетельствуют, что этот флот насчитывал до 360 судов. Они спускались по Днепру и, пренебрегая опасностями похода, врывались в Босфорский пролив, достигали самой столицы Византии и не раз потрясали основы этого могущественнейшего государства.

В X веке флот Олега и Игоря держал Византию в постоянном напряжении. Босфор греки пробовали закрывать цепями и бонами. Тогда русские моряки вытаскивали свои суда на берег, на катках, волоком, обходили препятствия и врывались в Константинопольскую гавань.

Летописи хранят свидетельства о том, что Святослав в 967 году дошел на ладьях до устьев Дуная и, высадив там 60 тысяч воинов, покорил Болгарию. Размах этого похода, этого десанта и по нынешним временам исключителен.

Битвы русских в X и XI веках на Черном море и в проливах отличались невероятным натиском. Греки имели превосходную по тогдашним временам технику. Их высокобортные корабли имели все преимущества: по триста человек команды, укрытия, выгодные для метания камней и стрел, надстройки и, наконец, «греческий огонь». Однако русские моряки не страшились этого. Отбитые в одном месте, они атаковали неприятеля в другом. Был случай, когда греческие послы предложили Игорю дань до боя. Послы встретили русские корабли еще у устьев Дуная, загодя.

Одним из замечательных сражений той эпохи является бой Владимира, сына Ярослава, в 1043 году.

Битва разыгралась у Фара, при входе в Босфор. Греки применили свой «огонь». Начался шторм. Русские ладьи сильно страдали, многие гибли. Пришлось на виду врага спасаться вплавь. Эта труднейшая операция была проделана отлично. На берег с оружием в руках выплыло, высадилось 6 тысяч моряков. Они пошли берегом обратно на Русь, с боем пробиваясь сквозь армию греков. Погибли все, не сдался никто. Остатки русского флота держали курс на северо-восток. Вдогонку шли 14 греческих кораблей. Они неумолимо настигали потрепанные русские ладьи. Владимир остановился, повернул и принял бой. Греки были разгромлены наголову. Начальник греческого флота был убит.

Частые и грозные походы русского флота заставила тогда назвать Черное море Русским морем. Отдельные русские моряки-смельчаки прорывались не только через Босфор, но и через Мраморное море и даже Дарданеллы и наводили страх и в Средиземном море.

Русские походы распространялись не только на Черное море. Многочисленны свидетельства о походах в Каспий. В 914 году в Каспий вышло 500 русских судов: они устроили себе базу на одном из островов в районе нынешнего Баку. В 944 году отмечен второй поход — до устьев Куры.

Самый флот, типы его судов постепенно эволюционировали. От легких ладей, которые при случае моряки тащили волоком или на плечах по берегам Днепра, у гирл Дуная или у Балкан, шагнули к некоторым усовершенствованиям. В XII веке появляются полубные ладьи, обшитые кругом досками. Гребцы таким образом были укрыты.

В Новгороде — втором старинном военном и торговом центре Руси — развился постепенно тип большого корабля. Это — деревянное судно с богатыми, позолоченными фигурными украшениями: драконовы или иные звериные головы на носу, лапы и крылья по бортам, золоченые мачты, расшитые паруса, пурпурный такелаж…

Новгородцы делали походы в Балтийское море, в Ладожское озеро и постепенно проникали также к Белому морю, к устьям Северной Двины.

Новгород, его воины и моряки сыграли огромнейшую роль в деле развития и укрепления обороны Руси. Когда из Азии в XIII веке хлынули монголо-татарские орды, затоплявшие целые государства, стиравшие с лица земли почти бесследно целые цивилизации, на Руси устоял Новгород.

Он славно бился и со шведской морской экспедицией, разгромленной на Неве в 1240 году. За эту победу новгородский полководец князь Александр получил от народа имя Невского. Новгород же разбил наголову крестовый поход немцев. Ледовое побоище на Чудском озере — одна из славных страниц нашей истории.

Сохранение Новгорода сыграло большую роль. Кругом все было растерзано, сожжено. Тлели остатки русских городов. Пал Киев… Мореходство русское на Черном, Азовском и Каспийском морях было уничтожено.

Не прекращая ни на минуту своей культурной, промышленной, торговой и военной деятельности, упорно трудился Новгород. Он шел к северу, ища для Руси новых путей и выходов к открытому морю. Есть в этом движении великая красота, сила народа, который воистину героически бился за свое бытие.

Стране нужны моря, свободные выходы в мир, к естественному общению и обмену со всеми народами. А с востока, с запада и с юга страну теснили все новые враги. Римский папа действовал во вред Руси. Шведский король делал то же. Монголы терзали страну… А с юга скоро должен был появиться новый сильный противник — турки.

Но русский морской дух не иссякал. Моряки в устьях Северной Двины построили свои базы, вышли в Белое море, появились на Новой Земле, в Карском море и дальше. Диву даешься, читая описание этих походов. На утлых дощатых суденышках люди кидались в абсолютно неведомую им Арктику, болели цынгой, умирали, а умирая, слабеющей рукой делали знак: дальше, на восток!.. Эта необыкновенная сила духа и воли, сила народа-творца развертывалась все шире и больше. Это Русь созидала самое себя, в многовековой борьбе, борьбе не на живот, а на смерть…

Вот там, среди льдов Севера, восемь-десять столетий тому назад положено было основание морским опорным пунктам нашим. Там — корни народной героики, которая так развернулась, когда, наконец, грянула революция и ускорила все лучшие, светлые, прогрессивные устремления народа. Там — корни большой истории Северного флота и арктических экспедиций.

Постепенно спадало значение Новгорода. Все туже стягивалась петля вокруг шеи славянских народов Балтийского поморья. Замирали и южные пути, на которые вышли турки. Новгороду отрезались пути… Медленно начала тогда возвышаться Москва — до поры до времени лишь небольшой перевалочный пункт в самом центре страны. История перелистнула страницу.

Москва начинала новую главу военной и морской истории.

Москва с необыкновенным упорством повела борьбу за собирание, централизацию государства. Охотников на русское добро было много. Со всех сторон, ощерившись, лезли враги-соседи. Их план был прост, жесток, короток: Русь, ее народ надо загнать обратно в леса. Враги насильственно хотели повернуть историю вспять, мертвой и глухой блокадой удушить наш народ, которого они смертельно боялись.

Со времени Куликовской битвы, положившей конец монголо-татарскому игу, до начала XX века, т. е. за 525 лет, Россия более 350 лет провела в войнах; иначе сказать — более двух третей своего исторического объединенного государственного существования. Войны эти в основе были делом государственно-оборонительным. Здесь наш народ и получил редчайшую, наиболее крепкую и высокую в мире военную закалку. Здесь, в этих войнах, в народной обороне против немцев, монгольских ханов, польских панов и пр. и пр., народ наш и привил себе те черты, которые ныне достигли наивысшего развития, — черты широты, героизма, предприимчивости, выносливости, свободолюбия.

Моряки русские во всей этой многовековой эпопее заняли достойное место.

Отброшенная от морей, от вод и земель, которые исторически законно принадлежали русскому народу, страна начала борьбу за укрепление своих сил и утверждение своих прав.

К XVI веку закреплены были Волга и выход на Каспий. Григорий Истома прошел на 4 ладьях из Северной Двины вокруг Скандинавии. В 1584 году был основан Архангельск. Россия завязывала морские связи с Англией. Усиленно начались разведки сквозного транзитного пути Архангельск — Москва — Волга — Каспий — Персия. Моряки на Днепре начали постройку судов и возобновили походы на Черном море. Запорожские казаки стали грозой Черного моря. Запорожский флот, легкий, стремительный, появлялся в самых неожиданных местах. Он напомнил, что на Черном море никто кроме нас господином не будет. Походы эти являются соединительным звеном в нашей морской истории, звеном между походами Олега, Игоря и др. и всемирно известными русскими победами у Чесмы, Наварина, Синопа и, наконец, блистательными победами моряков-черноморцев в гражданскую войну и на Азовье и в Днепро-Бугском лимане, где были отогнаны, опрокинуты флот Антанты и белый флот Врангеля.

Появление этих судов вызывало панику в окрестных государствах. Французский посланник писал из Константинополя о запорожцах: «… они нагнали здесь такой ужас, что с большим трудом, при помощи палочных ударов, сгоняют солдат на посылаемые против них (русских) галеры».

Турция признала запорожцев. Султан сам просил у них мира и пощады. Многие помнят превосходную картину Репина: ответ запорожцев султану. Загорелые, здоровенные воители, зубоскаля, хохоча от составленных шуток и словец, смотрят, как писарь пишет все эти слова султану.

И дальше, и дальше будем перелистывать страницы нашей морской истории, полной замечательнейших событий, перипетий, подвигов.

Кровавые интервенции обрушивались на нашу страну в ответ на новые ее успехи. Стиснув зубы, наш народ встречал очередную опасность, очередной удар и отвечал врагу наотмашь, под «вздох». Сорвалась попытка польских панов утвердиться в Москве.

Едва оправившись от великих разорений польской интервенции, страна принялась за свое устройство. Моряки опять двигались, разведывая новые пути. Поморы от реки Печоры двинулись на восток, обошли весь северный берег Сибири, достигли пролива, который позже был назван Беринговым, вышли в Охотское море, достигли Сахалина. Имя Семена Дежнева должно быть почетным именем в нашем флоте. Уроженец Великого Устюга, он ушел искать счастья в Сибирь. Служил в Тобольске, Енисейске. За 20 лет службы был 9 раз ранен. Бился с бандами разбойников. В 1642 году на утлой ладье по Индигирке вышел в Ледовитый океан. С партией смельчаков на шести «кочах» он пошел по океану на восток, открыл пролив, отделяющий Азию от Америки.

Этот железный, неутомимый исследователь, мореплаватель — один из ярких деятелей нашей морской истории.

Занимаясь внутренними делами, копя силы, разведывая и укрепляясь на северных и дальневосточных путях, Россия терпеливо готовилась в первой половине XVII века к борьбе за возвращение Балтики. Шведская агрессия должна была получить отпор. Агрессор полагал, что, отбросив ослабленную интервенцией Россию от Балтики, принудив ее отдать все древние русские владения по берегу Финского залива, раз навсегда покончил с правами России. Жестоко ошибались бароны!.. История готовила им расплату.

Россия начала борьбу за выход на Балтику. Страна выпрямлялась во весь свой могучий рост. Нижний-Новгород строил большой корабль для Каспия. Корабли начали строить и в Дединове (Коломенский уезд). В 1668 году был спущен на воду военный корабль «Орел». Торговые интересы заставляли думать о Балтике все упорнее. Рига и Амстердам бойкотировали русские торговые суда. В Архангельске иностранные капитаны и купцы своевольничали, безобразничали. Вопрос о создании мощного флота становился перед страной во всей широте.

Задачу эту решил царь Петр Первый. С малолетства увлеченный военным и морским делом, пылкий, умный, крутой, смелый, непрестанно доходивший до всего сам, кидавшийся в бой, работавший на верфях, в кабинете, в сенате, управлявший кораблем, как лучший мореход, математик, астроном, судья, строитель, путешественник, — Петр поднял страну могучим рывком. Флот строили лихорадочно быстро — на Соломбале в Архангельске и в Воронеже, куда согнали тысячи людей. Лес рубили 26 тысяч человек.

Свежие, едва просмоленные корабли вступали тут же в дело: шли в устья Дона против турецкой крепости Азов. Она была взята.

Затем Петр начал войну со Швецией. Первые поражения (под Нарвой) не остановили его. Нева была все-таки завоевана. Весной 1703 года была заложена Петропавловская крепость на Неве — основа будущего Петербурга, бессмертного и доблестного города, который подал примеры великой борьбы.

В 1704 году Петр заложил у острова Котлин форт Кроншлот, развившийся в первоклассную морскую крепость России — Кронштадт.

Созданный при Петре Балтийский флот начал свои активные действия. У Гангута произошло в 1714 году сражение со шведским флотом, который был разбит. Русские эскадры вышли в южную Балтику. Новые бои у Готска-Санде и у Аландских островов (при Гренгаме) довершили разгром шведов.

Так флот открыл стране свободные пути на запад.

Петр заботился и о Каспийском море и прочно укрепился на его берегах. Организовал экспедицию Беринга, которая после Дежнева обследовала воды Дальнего Востока. Работа его положила начало новой экспедиции, направленной уже северным путем. Так, этап за этапом, Россия подходила к освоению Северного морского пути, упрежденного лишь в нашу, сталинскую эпоху.

Послепетровская эпоха отмечена падением морской мощи страны. Петр оставил на Балтике 40 линейных кораблей (на плаву и в постройке), 10 фрегатов, до 100 мелких судов и галер. Значительное число судов было на Каспии. В последующих операциях у Данцига, на Черном и Азовском морях флот не выказал высоких качеств. Нерадивость и бездарность правителей были тому причиной. Россия потеряла было права иметь флот на Азовском море. В Балтике флот держался лучше. Однако в 1765 году, после смотра в Финском заливе (6 фрегатов и 13 других судов), Екатерина II напрямик сказала адмиралу Мордвинову: «Все выставленное на смотр было из рук вон плохо… Корабли походили… на флот, выходящий каждый год из Голландии на ловлю сельдей». Были приняты энергичные меры. И когда новая война с Турцией грянула, флот показал себя. Было принято смелое решение: послать Балтийскую эскадру в Средиземное море для нападения на Турцию с запада. Армия же наносила удар с суши.

Следует помнить, что это была эпоха Суворова. Боевой дух вновь воспрянул и на флоте. Эскадра Спиридова вошла в Средиземное море. Англичане, французы, итальянцы выжидали, иронизировали. В 1770 году на весь мир грянул гром русской победы при Чесме. Русский флот состоял из 9 кораблей, 3 фрегатов и нескольких малых судов. Турки имели 16 кораблей, 6 фрегатов и до 60 мелких судов. Русские повели атаку. Турецкий флот был уничтожен целиком.

Подвиг этот моряки совершили в труднейших условиях. Корабли были дурной постройки, текли. Такелаж был непрочный. Якоря плохо откованы. Орудия рвались при стрельбе. Пища на кораблях была сквернейшая, заболевания многочисленны. Что было тогдашним правителям до людей, до их здоровья! И все же и в этой невыносимо трудной обстановке, оторванные от родины, от баз, русские моряки сумели свершить редкостный подвиг.

Итак, мы видим: флот помог сломить могущество Швеции. Флот помог возвратить русские владения на Черном море, сломив сопротивление султанов.

Успехи позволили создать флотилию на Дону. Корабли действовали и у берегов Крыма. В одном из боев 28 июня 1774 года 11 кораблей русских обратили в бегство 31 корабль неприятеля.

Суворовские победы и победы флота закрепили за Россией Черное море. Флот наш получил право свободного прохода через проливы. В 1775 году славная эскадра героев Чесмы вернулась в Кронштадт.

На Черном море стали возникать прочные опорные русские базы: Севастополь, что значит «знаменитый город», Херсон и др. Закреплены были также Азов, Керчь, Днепро-Бугские устья.

Таким образом натиск шведов, натиск монголо-татар, натиск поляков и турецких султанов, попытки взять Россию окружением, непрестанными ударами, блокадами, интервенциями сорвались. Россия выходила из пятивековой борьбы решительной победительницей. Народ перенес на своих плечах всю эту героическую борьбу, которая оставила величественные следы и в народной песне, и в сказаниях, и в скульптуре, и в живописи, и во всем национальном характере народа. Исключительно ценно здесь то обстоятельство, что народ сохранил при всех испытаниях здоровый, свободолюбивый дух. Никогда народ не забывал коренных своих целей, помнил о необходимости избавления от захребетников, которые жадно пользовались плодами побед, добытых простыми и честными солдатами и моряками.

Флот довершил ряд черноморских побед ударами у острова Фидониси и у берегов Абхазии и Анатолии. Суворов взял Кинбурн и, одержав победу у Фокшан, Рымника и Измаила, завершил цикл борьбы за южные выходы. Заложены были верфи, вырос город Николаев, на месте крепостцы Гаджи-бей вырос мировой порт Одесса.

Враги, однако, не оставляли надежд. Швеция, полагая, что русские целиком заняты на юге, попробовала было захватить Петербург. Столица энергично стала приготовляться. Составлялась ополчение. Балтийский флот вышел в море. 6 июля 1788 года русская и шведская эскадры встретились у Гогланда. Кто из балтийцев не знает этот хмурый, поросший лесом остров с медвежьим горбом! Вот у этого острова и произошло сражение. Шведы принуждены были возвратиться к Свеаборгу. Серия поражений, которые нанесли им русские моряки у Ревеля, Эланда, у Стирсуддена, опрокинула все их намерения.

Все эти победы поставили Россию на одно из виднейших мест в Европе.

Усиленно продолжалась деятельность моряков в Каспии и на Дальнем Востоке. Наши мореходы изучали Японское море, развивали промыслы, вели научную работу.

В 1798 году флот вновь действовал в Средиземном море. Противнику был нанесен ряд новых жестоких поражений. В 1799 году отряд капитан-лейтенанта Белли взял Неаполь.

Начались войны наполеоновской эпохи. Султанская Турция пробовала вновь выступить, захватить Крым. Черноморский флот парализовал действия врага. Балтийская эскадра вновь появилась в Средиземном море. Традиции Чесмы ожили: эскадра разгромила турецкий флот у Дарданелл 10 мая 1807 года и затем 19 июня близ Афонской горы. Дарданеллы были блокированы. Константинополь был отрезан от снабжения.

Грянуло наполеоновское нашествие 1812 года. Народ наш отразил и эту смертельную опасность. Армия врагов в 678 тысяч человек перешла Неман летом. Зимой от этой армии оставалось лишь несколько батальонов. Всеобщая яростная народная война встретила захватчиков — поэтому они и были уничтожены. Балтийский флот энергично действовал в ту пору. Выдвинувшись на запад, он участвовал в осаде Данцига и в блокаде берегов, занятых наполеоновскими войсками.

К данной поре — началу XIX века — относятся и новые дальние походы русских моряков. Продвигаясь постепенно, осваивая моря России, моряки наши перешли и к кругосветным плаваниям. Имена Крузенштерна и его помощника Лисянского достойны быть отмеченными.

Крузенштерн стоит в первом ряду славных русских мореплавателей, исследователей и воинов.

XIX век принес России крайнее усиление реакции. Николаевский жандармский режим душил все творческие силы народа. Попытка декабристов в 1825 году добиться свобод, конституции была зверски подавлена. В восстании декабристов участвовали флотские экипажи. Матросы не могли больше терпеть издевательства и бесправие. Герои многих боев, люди боевых традиций Гангута, Чесмы, Кронштадта начинали отказываться от подчинения царско-дворянскому произволу…

В 1853 году на Черном море вспыхнула война. Коалиция — Турция, Англия, Франция — вознамерилась вновь ослабить позиции России.

На долю флота выпали новые испытания.

Первым вступил в дело Черноморский флот. Эскадра адмирала Нахимова направилась против вражеского флота. Он был обнаружен в Синопе. Враг был заблокирован. Затем, получив подкрепления, Нахимов атаковал турок. В бою турецкий флот был истреблен совершенно.

В дело тогда вступил соединенный англо-французский флот. Борьба вспыхнула у берегов Крыма. Ряд бесплодных бомбардировок Одессы и других прибрежных городов ничего не дал врагам. Они, высадив армию, начали осаду Севастополя. Сильнейшая армия, превосходно технически снабженная, думала взять Севастополь одним движением. Враги просчитались. Оборона Севастополя показала высокие качества русского солдата и матроса. Укрепления города были созданы под огнем. Противники обрушили на Севастополь ливень металла. Статистика говорит, что англо-французскими войсками было выпущено 1356 тысяч снарядов. Севастополь, однако, держался непоколебимо. Борьба длилась 11 месяцев. Гарнизон, в котором соединились плечом к плечу сухопутные части и флотские корабельные команды, вместе с населением отбивал десятки атак и штурмов. Героическая борьба за Севастополь — одна из лучших страниц нашей военной истории. Когда город после года бомбардировок и штурмов был превращен в развалины, когда враг был измотан и обескровлен, русские уничтожили остатки зданий и ушли в полной боевой готовности на северную сторону бухты. Англичане и французы увидели лишь пепелище…

В то же время в Балтике хотел прорваться к Кронштадту и Петербургу английский адмирал лорд Нэпир. Он похвалялся «позавтракать в Кронштадте и пообедать в Петербурге». Лорд нарвался на многие неприятности. Поесть ему в Кронштадте так и не удалось.

«Союзники» искали удач в других местах: бомбардировали на Белом море Соловецкий монастырь. Пользы это им не принесло. Англо-французские силы пытались тогда же напасть на Петропавловск-на-Камчатке. Соединенная эскадра подошла к отрезанному от родины порту. Враги встретили и здесь ожесточенное сопротивление. Горсть моряков и местных жителей блистательно отбила нападение. Русские солдаты и матросы еще раз показали, чего они стоят.

Последующий период характерен был для России все большим усилением реакции. Правящие классы приводили страну к потерям, бедам и поражениям. Средства направлялись на ненужные затей и авантюры. Флот приходил в крайний упадок. Бюрократическая система уродовала все живые начала, которые были некогда на флоте. Техническая отсталость привела к тому, что переход от парусного флота к паровому проходил в России тяжко, затрудненно. Проектировались уродливые, никуда негодные корабли. Делались случайные закупки за границей людьми сановными, некомпетентными, ленивыми. На этом фоне попрежнему ярко блистал талант низовиков, коренных моряков.

Царско-дворянская верхушка между тем тянула Россию к поражениям, к гибели. Развращенная, разложившаяся вконец знать, проворовавшиеся чиновники и интенданты, хапуги, грабители, подлецы сосали народную кровь… Россия изнывала под неимоверно усилившимся гнетом. У власти в самом конце XIX века стал тупой выродок Николай II. Он, его правительство, придворная камарилья причинили народу неимоверные страдания и бедствия. С глубокой душевной горечью моряки вспоминают про Цусиму… Были такие у нас минуты и в первую мировую войну 1914―1918 годов, когда доблестный флот предавали сухомлиновы, распутины и прочие мерзавцы.

Великая революция, к которой народ шел неотвратимо и пришел, благодаря гению Ленина и Сталина, гению партии большевиков, сняла путы с народа. Все лучшие исторические дела, начинания, планы, мечты народа получили возможность реализации. Просторы открылись необозримые. Но порыв Советской России едва не был придушен новой интервенцией. 14 капиталистических держав, взяв страну в кольцо, мобилизовав более 1 миллиона солдат (белые армии и интервенционные корпуса), намеревались уничтожить все замечательное, большое дело народа, расхитить его территории, политые кровью лучших защитников.

Когда вновь читаешь сейчас документы 1917―1920 годов, понимаешь, какую судьбу готовили нам интервенты. Уничтожение всех завоеваний Октября, уничтожение нашего государства, кабальные колониальные законы, удесятеренная эксплоатация, погромы, чужие войска, надзиратели, каратели, суды… Уничтожение цвета страны: рабочего класса, интеллигенции и крестьянского актива. До конца дней наших помнить будем, как вырезали интервенты целые селения, как жгли в топках лучших бойцов, таких, как Лазо, как расстреливали и вешали! До гроба будем помнить, товарищи, как методически уничтожали интервенты наши кадры: по спискам вылавливали корабельных специалистов, сталеваров, орудийных мастеров, мастеров броневого дела…

Это происходило на юге. Нас хотели лишить не только портов, не только кораблей, а и тех, кто делает корабли, снаряды, броню.

Помните, товарищи, как японцы поливали серной кислотой все, что им встречалось в базах Амурской флотилии? Помните, как интервенты кромсали и топили корабли в Севастополе? Вся наша отечественная история в те дни вставала перед нами — участниками Октября и гражданской войны. Кровь вскипала в жилах. Речь шла о том, быть нашему народу или не быть. И мы бились, не щадя своих сил, бились годы, порой изнемогая, не получая почти помощи, выпрямляясь, снова и снова кидаясь в атаки не хуже, чем некогда в абордажные бои кидались наши прадеды. Мы, люди военного флота, знали, за что мы бьемся. Еще никогда Родина наша не имела таких высоких целей и идей, как те, что выработали наш народ, его партия большевиков, Ленин и Сталин.

Удары принимали равно все: и армия, и флот, и мирные жители. Пять полных лет гудели и гремели бури над страной: с 1917 по 1922 год. Только 25 октября 1922 года был с боями возвращен Владивосток — нашенский, морской, давнишний! Страна тогда перевела дух. Сколько же пережили, сколько вытерпели! Но вынесли все. В щепки, ко всем чертям разнесли интервенцию 14 держав, разнесли их армии, корпуса, флоты, флотилии и чего там еще у них ни было… И японцам первый взнос за Цусиму сделали; остальное еще впереди.

Год за годом пишем мы историю этой великой борьбы народа, историю гражданской отечественной войны. Посвящая ей книги, поэмы, драмы, фильмы, картины, скульптуры, песни, симфонии… И все мало. И все мало! Память вновь и вновь из глубин извлекает подвиги народа, подвиги красноармейцев и военных моряков, командиров и комиссаров, безвестных рабочих и крестьян, стариков, женщин и детей… Дрались все — стар и мал. Дрались не хуже других, — а говорят, порой и лучше, — русские моряки.

Ведь это на Балтику наваливался с весны 1919 года адмирал Коуэн с 72 кораблями. Ведь это над Кронштадтом по 6 раз в день гремели разрывы авиабомб интервентов, пылали лесные склады, рвались от диверсий мины на фортах. Целые армии белых подходили к Питеру, армии с танками, тяжелой артиллерией. А у нас были лишь трехлинейки и железные слова «не отступать!». Ленин и Сталин сами приходили к нам, показывали сами пример бесстрашия, и мы побеждали. Побеждали на Черном море и на Севере, и на Каспии и Волге, и на реках Средней Азии, и на Амуре, и на Тихом океане, где «закончили поход».

Сколько незаписанных подвигов таится еще в памяти людской! Как бились матросские отряды, как бились наши эскадры, флотилии! Дороги имена моряков, павших за родину, за коммунизм, который стал кровным историческим делом народа. Дорог нам наш друг Николай Маркин, комиссар, до конца стоявший на пылающем корабле «Ваня-Коммунист» и на нем погибший 1 октября 1918 года. Дорог Анатолий Железняков, смельчак, командир бронепоезда. Дороги тысячи погибших моряков. Они сделали свое дело до конца.

По морям, рекам, озерам, берегам, изученным до последнего волосяного штриха на карте, прошли русские матросы-большевики, командиры и комиссары военного флота во время борьбы с интервентами. Летом 1919 года мы были стиснуты в кольцо. История страны как бы вновь повторялась. С боями нам пришлось пробиваться на Балтике. Вновь спускаться по Волге к Каспию, где мы целиком захватили белый флот в Энзели. Вновь тогда создавались корабли на Днепре, и по старым путям шли воинственные потомки дружинников Олега, потомки запорожцев, гоня интервентов. Вновь пробивались на Север, к Архангельску, вновь пробивались в Сибирь… За пять лет гражданской войны военные Моряки Советской страны проделали весь исторический путь своих предков-моряков.

Ничто не может быть забыто из родной истории! Каждый моряк, каждый гражданин СССР должен наизусть знать, как, какой ценой добыты и защищены наши моря, берега, города, порты. Имена предшественников, героев должны быть окружены всеобщим почетом. Знать всю историю мы обязаны глубоко, органически, восторженно.

Страна наша вышла сейчас на первое место в мире. Она в авангарде человечества. Страна наливается такими силами, которые своротят любые препятствия. И в области морского дела, морского строительства мы добились своими руками величайших возможностей. Можно сказать ясно и коротко: страна наша никогда не имела таких возможностей и перспектив, как в сталинскую эпоху. Мы создаем большой морской и океанский флот. Мы отдаем и отдадим ему все свои силы. Флот этот верно и честно послужит своей социалистической родине.

Будем помнить всегда о высокой чести принадлежать к Военно-Морскому флоту СССР, флоту с великой мировой историей и славой.

Н. Новиков. Каперский флот Ивана Грозного

Богатая событиями действительность петровского периода, насыщенного блестящими успехами только что созданного русского флота, обычно закрывает от нас некоторые более ранние страницы морского прошлого нашей страны, весьма интересные и поучительные. Так, мы очень мало знаем о морских силах Новгорода XII―XIV столетий, морских походах новгородцев против Швеции и Финляндии, их набегах на древнюю шведскую Сигтуну и Або, о борьбе на торговых путях Балтийского моря. Не много сохранилось исторических документов и сведений и о позднейших попытках Московского государства завести флот в XVI ст. в период многолетней борьбы за выход на берега Балтики во время так называемой Ливонской войны 1558―1583 гг., в частности о попытке Ивана Грозного завести около 1569―1570 гг. каперский флот для борьбы на балтийских торговых путях. Однако сама по себе эта попытка настолько интересна и дает столько материала для суждения о стремлениях Московского государства XVI ст. к морю, что заслуживает быть включенной отдельной страницей в историю развития морских идей в России в до-петровское время.

Завоевав Казань (1552 г.) и Астрахань (1556 г.) и захватив северо-восточную часть Кавказа до границ реки Терек, Иван IV сделался обладателем всего волжского пути с значительным побережьем Каспийского моря по обе стороны волжской дельты. Обеспечив рубежи на этом направлении рядом крепостей, Иван IV перенес все свое внимание на северо-запад, на Балтийское море, с целью пробиться к его берегам и тем обеспечить государству сношения с Западной Европой.

Путь к морю преграждался здесь Ливонским орденом, владения которого охватывали Эстляндию, Лифляндию и Курляндию с побережьем, простиравшимся от Нарвского залива почти до устьев Немана, включая сюда и берега Рижского залива. Орден представлял собой некогда сильную военную организацию.

В данный период к 1550-м годам орден представлял собой организм, сильно ослабленный упорной борьбой закрепощенных масс коренного населения страны против феодальных верхов, неспособный выдержать борьбу с таким мощным соседом, каким являлось Московское государство. Эта слабость была хорошо известна соседним прибалтийским государствам — Польше, Швеции, Германии, Дании, уже намечавшим свои доли в ожидаемом ливонском наследстве.

Балтийский вопрос, вопрос преобладания на Балтийском море, был одной из самых сложных международных проблем, где перекрещивались и сталкивались экономические и политические интересы не только прибалтийских государств, но и ряда других, лежащих вне пределов Балтики.

Поэтому, когда в 1558 г. Иван IV начал борьбу против Ливонии и обнаружил тем свои намерения выйти на балтийское побережье, ему в самом непродолжительном времени пришлось встретиться с противодействием со стороны ряда претендентов на Ливонию, видевших в московском царе наиболее опасного соперника в вопросе преобладания на Балтийском море. В первую очередь это были — Польша, Швеция и Германия; с первыми двумя из них ему пришлось вступить позже в длительную вооруженную борьбу.

В первый же год войны с орденом, в мае 1558 г., Грозный овладел Нарвой и получил таким образом выход на Балтийское море вместе с обладанием старым торговым городом со всем его аппаратом и связями. Скорое овладение Нарвой царь считал за большую удачу и намеревался «полностью использовать свое счастье». Одним из первых распоряжений царя в отношении Нарвы было предоставление ей права свободной и беспошлинной торговли по всей России и с Германией, сохранение за ней всех ее торговых привилегий и прав.

Старые связи Нарвы с ганзейскими городами, в особенности с Любеком, вскоре сделали Нарву важнейшим пунктом для торговых сношений Западной Европы с Москвою. Значительная часть торгового потока, шедшая до того на Ревель и Ригу, перешла к Нарве. Вслед за ганзейскими кораблями сюда устремились и корабли других наций, нуждавшихся в русском сырье.

Вскоре «нарвский торговый путь» приобрел настолько преобладающее значение на Балтийском море, что вызвал нескрываемые опасения соседей, боявшихся, с одной стороны, что нарвская торговля сильно убавит их торговые обороты, а с другой — опасавшихся экономического и военного усиления Москвы.

Понимая, что прибалтийские соседи будут оказывать всяческое противодействие нарвской торговле и сами не будут пускать сюда своих купцов, Иван IV решил привлечь наиболее мощные торговые организации Западной Европы и в первую очередь англичан, торговые компании которых уже имели постоянные с 1556 г. сношения с Москвой через Белое море. Имея возможность на опыте оценить громадные выгоды непосредственной торговли с Московией без участия посредников, английские купцы не замедлили воспользоваться новым торговым путем.

Специально образованные для торговли с Россией английские компании, получив от царя торговые льготы и основав в Нарве торговые дома и склады, сделались постоянными участниками нарвской торговли. Вслед за английскими судами по нарвскому пути двинулись голландские, шотландские, французские, испанские и др.

Опасаясь конкуренции, англичане пытались добиться от Ивана IV такой же монополии в нарвской торговле, какую они имели в Белом море; однако, царь желал, чтобы Нарва была общеевропейским портом, и домогательства эти отклонил.

Предметами нарвской торговли были: корабельный лес, воск, лен, пенька, сало, кожи, меха, взамен чего иностранные корабли привозили соль, пряности, бархат, шелк, ткани, напитки; при этом ежегодный доход казны с нарвской торговли значительно превышал пошлинный сбор с беломорской.

Успехи нарвской торговли, производимой сотнями иностранных судов за навигацию, чрезвычайно обеспокоили Польшу и Швецию, ясно видевших, что Иван Грозный, опираясь на Нарву, очень быстро расправится со слабой Ливонией и распространит свои владения по всему побережью Финского и Рижского заливов. Польша и Швеция повели ожесточенную борьбу против нарвской торговли.

Между тем, московские войска в течение трех лет, разгромив силы ордена, захватили большую часть Ливонии.[1] Не имея сил для дальнейшего сопротивления, Ливония, в лице ее феодальных правителей, не желая сделаться московской провинцией, в начале 1562 г. распалась, поддавшись по частям соседним государствам: Лифляндия с Ригой отошла Литве, Эстляндия с Ревелем — Швеции, остров Эзель — Дании, а Курляндия признала себя в ленной зависимости от польского короля.

Новые хозяева потребовали от Ивана IV очищения занятых им областей от войск, и после его отказа ливонская война превратилась в войну Москвы с Литвой и Швецией, затянувшуюся на двадцать с лишним лет.

При этом во всех перипетиях борьбы с обоими противниками, происходившей на сухопутном театре, «нарвский торговый путь» до потери Иваном IV Нарвы в 1581 г. являлся одним из стержней борьбы, вокруг которого с особенной яркостью выступала истинная подоплека войны — боязнь утверждения Московского государства на Балтийском море и неизбежно вытекающего отсюда роста его экономической и военной мощи.

Вот что писал в этот период польский король Сигизмунд II английской королеве Елизавете: «… еще раз подтверждаем, что московский царь ежедневно увеличивает свое могущество приобретением предметов, которые привозятся в Нарву; сюда привозятся не только товары, но и оружие, до сих пор ему неизвестное; привозят не только произведения художеств, но приезжают и сами художники, посредством которых он приобретает средства побеждать всех. Вам не безызвестны силы этого врага и власть, какою он пользуется над своими подданными. До сих пор мы могли его побеждать потому, что он был чужд образованности, не знал искусств, но если нарвская навигация будет продолжаться, что останется ему неизвестным?»

Все без исключения считали, что «нарвское плавание» угрожает общим интересам прибалтийских государств, что Нарва — ключ к Ливонии, который необходимо отнять у русских. «Без Нарвы русские не страшны, с потерей Нарвы они лишатся главной своей опоры на море».

О том, что мысль о создании собственной морской силы неоднократно возникала у Грозного, можно видеть именно из тех постоянных домогательств московского правительства о пропуске в Россию специалистов морского и военного дела — мореходов, корабельных мастеров, такелажников, литейщиков, пушкарей и пр.

Однако, большей частью попытки эти кончались неудачей: опасаясь знакомства русских с военным и морским искусством Запада, европейские соседи России круговой порукой обязывались не допускать в Москву никаких специалистов и ремесленников. И если в это время в Россию все же проникали мастера разных воинских дел, то в одиночку и в очень ограниченном числе.

Таким образом, стремление московского правительства использовать Нарву не только в качестве торгового порта, но и базы для создания военного флота, может считаться фактом, имевшим место.

К сожалению, подробных сведений о заведении собственного флота мы не имеем. Отсутствие достаточного числа иностранных и русских морских специалистов и технической базы ставило преграды для постройки и вооружения морских военных кораблей. Этим в основном и следует объяснить, что Иван Грозный решил в этом деле итти другим путем — путем создания наемного каперского флота.

Это было тем легче, что океаны и моря в то время были полны корсарскими организациями, члены которых охотно нанимались на службу к правительствам и государям, в них нуждавшимся.

Не было недостатка в корсарах и на Балтийском море, где польско-литовские каперы ловили суда, торговавшие с Нарвой, а Швеция, воевавшая в это время с Данией и Любеком, преследовала морскую торговлю последних, которые, в свою очередь, высылали своих каперов против шведской торговли.

Борьба с Польшей и Литвой, стремившимися нанести удар и Нарвской торговле, заставила Ивана Грозного прибегнуть к созданию наемного каперского флота для борьбы против польской морской торговли и защиты нарвского пути.

Желающие поступить на службу к московскому царю нашлись быстро и, по свидетельству ряда исторических документов, в 1569 г. на торговых путях Балтийского моря уже появились первые московские каперы.

Главным из них, с правами начальника, являлся уроженец Дитмарсена некий Карстен Роде,[2] по всем данным — профессиональный корсар, который в начале 1570 г. получил от Ивана Грозного специальную «жаловальную грамоту» (каперское свидетельство), в которой царь, ссылаясь на морские разбои поляков и жалобы на них многих соседей, ведущих торговлю морем с Московским государством, заявляет, что решил на будущее время защищать свою морскую торговлю от польских каперов, которые «разбойным обычаем корабли разбивают, товары грабят и из многих земель в наше государство дорогу торговым людям затворяют». Принимая Карстена Роде на свою службу, Иван IV уполномочивал его действовать против «польского короля, его подданных, союзников и пособников», преследуя огнем и мечом в портах и в открытом море, на воде и суше не только поляков и литовцев, но и всех привозящих к ним или отвозящих от них товары, припасы и пр.

Грамота, представляя собой каперский патент, являлась чрезвычайно важным документом, обеспечивающим каперам не только легальное положение, но и возможность базироваться на порты нейтральных или дружественных Москве государств для ремонта, пополнения запасов, отдыха, а также и для укрытия от преследования сильнейшего противника. Отсутствие патента ставило капера в ранг морского разбойника и влекло за собой, все вытекающие отсюда последствия.

Из дальнейшего мы увидим, что неожиданноепоявление московских каперов в Балтийском море вызвало такое возмущение всех противников Москвы, что никто из них не желал признать в них легальное средство борьбы, квалифицируя их только как «морских разбойников» и требуя применения к ним соответственных мер, начиная с лишения права убежища и стоянки в нейтральных портах.

Таковыми в данном случае являлись порты Дании, государства, дружественного Москве и хотя не воюющего с Польшей, но заинтересованного в ее ослаблении.[3]

На многочисленные жалобы прибалтийских государств, что московский царь поддерживает морских разбойников, которые прикрываются его именем, Иван Грозный официально называл Роде и его капитанов своими «слугами», утверждая, что «все, что ими делается, делается с его, царя, ведома с целью вредить подданным польского короля».

Нет сомнения, что для оборудования каперских кораблей (а возможно и их покупки), вооружения и найма экипажа Карстен Роде получал от царя соответствующие субсидии. В дальнейшем, в зависимости от успешности и доходности морских операций, каперы должны были существовать на доходы от призов, причем, по условиям договора с Роде, в пользу царя поступало каждое третье захваченное судно и лучшая пушка с каждого из остальных,[4] попавших в руки его и его сотоварищей. Кроме того, в пользу царя поступал сбор со стоимости захваченного груза в размере «десятой деньги» (10 %). По уплате этого сбора Роде мог свободно продавать товары кому и где угодно. Первоначально было обусловлено, что все захваченные суда Роде должен был приводить в Нарву для предъявления специально для того назначенным царем чиновникам («нашим приставленным и приказным русским и немецким людям»), которые должны были принять долю царя, произвести расчет «десятой деньги» и, в частности, решить судьбу пленных: отпустить ли их «по немецкому обычаю» за выкуп на волю или же, смотря по человеку,[5] оставить в плену, использовав для «царских нужд».

Роде обязывался не причинять вреда как русским купцам («привозящим и отвозящим»), так и подданным дружественных Москве государств, если, конечно, последние не вели торговли с Польшей. В случае нужды он должен был по мере сил оказывать им помощь и охрану.

Мы не располагаем данными — какое количество кораблей и пушек досталось на долю Ивана Грозного, но имеются основания считать, что царь получал на свой «пай» и то и другое, и что в Нарве у него имелись собственные морские суда. А так как постройка их вообще русскими не производилась, то надо думать, что это были корабли, добытые каперами.

Однако на практике привод захваченных судов в Нарву оказался затруднительным. Каперы Роде оперировали преимущественно в южной части Балтийского моря (Готланд — Борнгольм), и поэтому проводка призов в глубь Финского залива не только отнимала много времени, но и была сопряжена с риском лишиться добычи при встрече с каперами неприятеля. Поэтому в большинстве случаев Роде приводил свои призы в ближайшие порты своего базирования на Борнгольме или в Копенгаген и здесь их продавал.

Для обеспечения каперам возможности базироваться на порты дружественных держав Иван IV в той же грамоте просил иностранных государей и власти портовых городов предоставлять Роде и его товарищам свободный проход и пребывание в портах, оказывать им содействие в снабжении и считать их не «морскими разбойниками», а царскими слугами и воинскими людьми, причем сам Роде назывался «царским отаманом» и военачальником.

Кроме царского каперского патента, Роде получил еще «открытый лист» от брата датского короля Фридерика II герцога Магнуса Голштинского, владевшего островом Эзель и Перновом и являвшегося вассалом Ивана IV. В этом «листе», помеченном 6 мая 1570 г.,[6] Магнус просил командиров датских и любекских судов о свободном пропуске и покровительстве «московскому корабельному начальнику». Таким образом, Роде являлся совершенно «легализированным» капером, обеспеченным к тому же и поддержкой со стороны двух сильных морских организаций, какими являлись флоты Дании и Любека.

Имея царский патент на каперство и открытый лист Магнуса, Роде в мае 1570 г. приступил к подготовке к предстоящим ему операциям. Как опытный капер, уже служивший в этой роли у датского короля, Роде прежде должен был решить вопрос о первоначальной базе, где он мог бы приступить к вооружению судов, найму экипажей и т. п. Такой базой в первую очередь могла быть Нарва. Однако, этот пункт не удовлетворял Роде как своей отдаленностью от района операций (Борнгольм — Готланд — Данциг), так и тем, что на нарвском фарватере всегда держались польские и шведские каперы.

Поэтому, пользуясь покровительством герцога Магнуса, Роде избрал под базу город Аренсбург на о. Эзель, который по своему положению был близок к району действий и представлял удобное убежище, как значительный портовый город того времени.

Здесь Роде и приступил к оборудованию своего первого корабля. Получив для начала субсидию от Ивана IV, Роде приобрел свое первое каперское судно — пинку[7] в 40 тонн водоизмещением, нанял 35 человек команды из иноземцев и с их помощью приступил к вооружению.

Для вооружения судна артиллерией Роде приобрел и установил на нем 3 литых чугунных пушки, 10 пушек малого калибра, носивших название «барсов», 8 пищалей, т. е. мелких дробовых пушек, устанавливаемых на борту.

В начале июня Роде со своей пинкой вышел в первое плавание в море и начал каперство у острова Борнгольма, перенеся на него свою базу.

Первым призом, захваченным Роде, явился небольшой одномачтовый буер из Эмдена, везший соль и сельди.

Так как пинка оказалась сильно текущей, то Роде решил превратить свой первый приз также в капер, почему, передав часть экипажа и пушек на буер, сам перешел на него, поручив командование пинкой своему лейтенанту. Таким образом, из Борнгольма вышли уже два московских капера. Через 8 дней корабли вернулись к Борнгольму, причем пинка привела новый приз — буер с грузом ржи, пеньки и дубовых досок, а самому Роде посчастливилось на буере захватить флейт в 150 тонн водоизмещением, который он поспешил превратить в флагманское судно своей флотилии.

Теперь Роде имел уже три судна с общим вооружением в 33 пушки и мог развить свои операции на непосредственных подходах к Данцигу. В надежности своего базирования на Борнгольм Роде мог быть уверен, тем более, что сам борнгольмский наместник Шведер Кеттинг не только не чинил Роде каких-либо препятствий в пребывании, но нашел в нем источник крупной наживы, покупая призы и грузы их для дальнейшей перепродажи. Вместе с тем Роде мог рассчитывать и на помощь, в случае каких-либо осложнений или угроз со стороны шведов или поляков, от датских военных кораблей, которые обычно находились у Борнгольма для защиты своей торговли от шведских каперов.

В июле Роде со своим отрядом задержал вблизи Данцига целую флотилию из пяти судов с грузом ржи, при этом четыре судна были захвачены, а пятое, после упорного сопротивления, успело уйти в Данциг, принеся весть о московских корсарах.

Появление московских каперов в Балтийском море вызвало большое волнение среди всех государств, заинтересованных в балтийской торговле. Имея своей задачей борьбу против польской торговли, Карстен Роде и его каперы, несомненно, не ограничивались нападениями на польские суда, но «расширяли» сферу своей деятельности, нападая на торговые суда и других государств. Больше всего страдал от них Данциг, через который шла значительная часть морской торговли Польши. «Никогда раньше не было слышно о появлении московитов на море», — писали бургомистры Данцига Любеку и другим, приглашая их совместными силами ликвидировать «морской разбой». «Если царь по своей воле будет распоряжаться на море, то это скоро отзовется на всех прибалтийских государствах. Необходимо предотвратить господство московитов на море, пока это зло еще не успело пустить слишком глубоких корней». Таким образом, мирясь с существованием польских, шведских, датских и иных каперов на Балтийском море, данцигские власти чрезвычайно болезненно реагировали на появление московских, видя в них первые зачатки утверждения Москвы на море.

Для защиты своей торговли Данциг снарядил несколько военных кораблей, а Польша в свою очередь усилила каперскую флотилию для ответного уничтожения московской торговли, направлявшейся значительным потоком в Нарву, достигшую в этот период большого торгового расцвета.

1570-й год, помимо появления московских каперов, ознаменовался еще одним крупным шагом Ивана IV в стремлении утвердиться на Балтийском побережье, а именно попыткой овладеть Ревелем, который являлся главным стапельным портом Финского залива и мощной приморской крепостью с оборудованным портом. Отойдя после распадения Ливонского ордена к Швеции, Ревель был главной опорой шведского владычества в Ливонии и угрозой московским завоеваниям здесь. В частности, находясь на торговом пути в Нарву, Ревель в руках шведов представлял для нарвской торговли значительную опасность как пункт, на который базировались шведские каперы. Вместе с тем обладание Ревелем сулило для Грозного не только возможность использования нового торгового порта, лежащего непосредственно на море, чего не было у Нарвы, но и чрезвычайные стратегические выгоды в смысле обоснования на Балтике, чем закреплялись предшествовавшие территориальные приобретения в Ливонии.

Сделав весной 1570 г. попытку склонить Ревель к добровольному переходу под протекторат Москвы с правами вольного города и получив отказ, Грозный в союзе с эзельским герцогом Магнусом, признавшим вассальную зависимость Москвы и получившим от Ивана IV в наследственное владение все покоренные русскими ливонские области, решил добывать Ревель оружием.

Назначенное для этого 25-тысячное русское войско, соединившись с отрядами герцога Магнуса, который был назначен главнокомандующим, в августе того же года обложило Ревель. Осада этого чрезвычайно хорошо укрепленного города продолжалась около 7 месяцев и кончилась неудачей как вследствие недостаточности осадных средств у союзников, так главным образом и потому, что Ревель все время получал подкрепления и снабжение с моря.

Ревельская неудача в сильной степени отразилась и на развитии операций московских каперов, вынужденных базироваться на отдаленные любекские и датские порты (Борнгольм и Копенгаген) и не имевших, в случае осложнений с Данией или Любеком, возможности перенести свое базирование в собственный защищенный порт, каким мог явиться Ревель.

На имперском рейхстаге в Шпейере, происходившем как раз в это время, основными вопросами, волновавшими имперских князей, прибалтийских владетелей и представителей ганзейских городов, были именно — опасность, угрожавшая Ливонии со стороны московского царя, его стремление захватить Ревель и утвердиться на Балтийском море и появление на нем еще невиданных московских каперов.

Отдельные представители германских государств и торговых городов решительно заявляли о той опасности, которая угрожает всем выходящим на Балтийское море странам в случае, если московский царь овладеет Ливонией и в особенности Ревелем.[8] «Если он добьется этого, то будет абсолютным господином не только Балтийского моря, но и всего севера Европы». Особенно доставалось на заседаниях рейхстага датскому королю Фридерику II за то, что он содействует царю в Ливонии и поддерживает с ним дружеские отношения, доходящие до того, что Дания предоставляет свои порты для базирования московских каперов.

Между тем, пользуясь поддержкой борнгольмского наместника Кеттинга, Роде довел состав своей флотилии до шести судов, не только за счет захватываемых призов, но и путем привлечения соотечественников, охотно получавших от него каперские свидетельства. Из одного сохранившегося в Копенгагенском архиве подобного свидетельства можно видеть, что Карстен Роде, именовавший себя царским наказным адмиралом Балтийского моря (bestalter Admiral in der Ostsee), уполномочивал некоего Клауса Тоде на каперство при условиях: 1) не находиться долго в отсутствии, 2) являться время от времени к Роде с отчетом в своей деятельности и для получения директив, 3) не утаивать захваченных судов и грузов и 4) не дозволять того же своей команде.

К концу июля 1570 г. число захваченных московскими каперами судов возросло до 17, причем большая часть их принадлежала данцигским купцам, что вынудило Данциг предпринять против Роде специальную экспедицию, в состав которой были включены военные корабли. Предупрежденный об этом Роде укрылся в Датских проливах, и, когда данцигская эскадра явилась сюда, датское правительство, имея с Данцигом старые счеты за его помощь Швеции и нападения данцигских каперов на датские торговые суда, секвестровало[9] эскадру, показав, таким образом, себя активным союзником Москвы.

В свою очередь под влиянием жалоб Данцига шведы также снарядили против Роде экспедицию, причем шведской эскадре было приказано захватить Роде внезапным нападением во время его стоянки в Борнгольме. Однако, этот набег не удался, так как Роде, во-время узнав об угрожавшей опасности, успел, нагрузив свои суда наиболее ценными призовыми товарами, снова уйти в Копенгаген.

Однако, через несколько времени шведы повторили набег. Роде был застигнут врасплох, и несколько его судов было захвачено; сам Роде снова ускользнул в Копенгаген.

Повидимому, эта неудача, к которой каждый капер должен был быть готовым, не слишком обескуражила Роде, так как он в скором времени возобновил свою деятельность, включив теперь в объекты своего особого внимания и шведские торговые суда. Но здесь вскоре обстановка для Роде коренным образом изменилась.

В декабре 1570 г. Дания и Любек заключили мир со Швецией, по которому бывшие противники обязались ликвидировать все причины, вызывавшие вражду и недовольство. Одним из вопросов этого порядка был вопрос о московских каперах, которые пользовались покровительством Дании и Любека. На съезде в Штеттине, а затем в Ростоке представители германского императора, шведские, французские, польские, саксонские и др. требовали от датского короля отказа от союза с Москвой и прекращения поддержки Роде и его товарищей. Со своей стороны и датский король, стремясь к обеспечению для Дании нарвской торговли, указывал на то, что каперство на Балтийском море достигло «неслыханных размеров» и требовал, чтобы Швеция, Польша и отдельные города (Данциг, Ревель) в свою очередь обуздали своих каперов.

Положение датского короля было весьма трудным: являясь, с одной стороны, союзником Москвы и заинтересованным в сохранении с ней добрых отношений в силу своих норвежских интересов, а также ввиду того, что царь мог оказать Дании помощь в борьбе со Швецией, Фридерик II вместе с тем был чрезвычайно заинтересован в поддержании мирных отношений с соседними прибалтийскими государствами и городами, торговые сношения которых с Западной Европой шли через Датские проливы.

Каперство вообще, а московское в частности, не только создавало недоразумения с соседями, но и, отражаясь на балтийском мореплавании и торговле, наносило большой ущерб королю, вследствие резкого снижения его доходов с так называемых «зундских пошлин», которые платили ему все суда, проходившие Датскими проливами.

Еще осенью 1570 г. на многочисленные жалобы на московских каперов, пользующихся покровительством Дании, король рекомендовал заинтересованным сторонам самим принять меры против Роде. При этом король, только что оказывавший ему поддержку, теперь указывал, что ввиду того, что между Москвой и Польшей заключено трехлетнее перемирие, действия Роде незакономерны, давая тем понять, что он оказывать дальнейшей поддержки не будет. В заключение Фридерик II писал, что дело это его не касается и он не желает в него вмешиваться.

Таким образом, накануне заключения мира со Швецией датский король стремился так или иначе избавиться от беспокойных гостей, понимая, что дальнейшее покровительство им не только осложнит отношения с соседями, но и отразится на зундских доходах.

Указание на то, что Роде и его товарищи продолжают действовать против польской торговли, несмотря на заключенное перемирие, говорит о том, что датский король был склонен рассматривать это как акты самовольства Роде. Так позже Фредерик II и объясняет перемену своего отношения к русским каперам в письме к Ивану Грозному.

За отсутствием материалов не представляется возможным установить, получал ли Роде какие-либо указания от московского правительства о приостановке своих операций на время перемирия, но можно думать, что таких указаний не было. Повидимому, приостановка военных действий на суше не означала прекращения торговой войны на море, о чем можно судить хотя бы по тому, что в этот период польские каперы продолжали операции против нарвской торговли, и потому не было никакого резона приостанавливать действия и московских каперов.

Но как бы то ни было в отношениях датского короля к Роде произошла резкая перемена: сперва было запрещено датчанам поддерживать с Роде какие бы то ни было связи, затем он приказал отбирать у Роде захваченные им призы и возвращать их собственникам. Несколько времени спустя начальнику флота и наместнику Готланда было дано распоряжение не допускать Роде и его товарищей пользоваться датскими портами в качестве убежищ. Одновременно выяснилось, что некоторые датские подданные, повидимому, соблазнившись каперскими доходами, отдают Роде в аренду свои суда для каперства. Это вызвало ряд протестов со стороны соседей, которые указывали датскому королю, что борьба с Роде будет безрезультатна, если его силы будут пополняться средствами датских подданных. К тому же и сам Роде перенес свою деятельность в Датские проливы и, повидимому, допустил ряд захватов судов с товарами датского происхождения.

В результате нажима со всех сторон датским королем было принято решение ликвидировать деятельность Роде, и 22 сентября 1570 г. отдан приказ об его аресте при первой возможности, так как Роде грабит датских подданных и захваченное добро делит в датских же водах. Приказ короля был вскоре выполнен, и Роде арестован. Любопытно, что, понимая, что этим арестом может быть вызвано неудовольствие царя, датский король сопровождает свой указ об аресте распоряжением не заключать Роде в тюрьму, как преступника, а отправить его под надежной охраной, чтобы не убежал, в один из континентальных королевских замков Галь (Hald) как бы для того, чтобы убрать его подальше с соседних глаз.

Таким образом, в действиях Фридерика II явно видно желание и удовлетворить европейских соседей, и не слишком обидеть могущественного и нужного союзника в лице московского царя арестом его «отамана и начального воинского человека».

Впрочем, король еще до ареста Роде уже счел необходимым написать Грозному, что вынужден будет арестовать Роде и привлечь его к судебной ответственности за морские грабежи в проливах,[10] тем более, что Роде, вопреки заключенному между Москвой и Польшей перемирию, продолжает свою деятельность и, по мнению короля, делает это не с согласия царя, а по своевольству, причем нападает не только на польские, но и на датские суда.

Занятый ливонскими делами и внутренней борьбой с боярами, Иван Грозный только 31 августа 1571 г. ответил датскому королю:

«…в грамоте своей писал к нам, что приходят на твои морские проливы нашего царского величества московские воинские люди, Карстен Роде с товарищи, и твоих людей грабят и животы их емлют, и обиды им чинят многие, и нам бы, того смотря, вперед делати не велети (т. е. запретить). И то делалось тем обычаем: бил челом нашему царскому величеству наш корабленник Карстен Род о том, которые заморские торговые люди почали приезжать к нашего царского величества городов пристанищам, к Ругодиву (Нарве) и к иным местам и на тех людей учали приходити войною на кораблях разбойным обычаем воинские люди недруга нашего литовского короля и непослушника нашего свейского короля люди и корабли их начали разбивати, и товары грабити, и изо многих земель в наше государства дорогу торговым людям затворили: И мы по челобитью того корабленника, Карстеня Рода, и для того, чтобы из заморских городов торговым людям в наше государство дорога не затворялась, пожаловали дали ему свою жаловальную грамоту, чтобы ему на тех мирских воинских людей, которые разбивают торговых людей, а в наше государство ни с которыми товары их не пропускают, войной на тех приходити велели, а торговым людям, которые заморские торговые люди учнут ездити со всякими товары в наше государство, дорогу морским путем очищати. А на твои морские проливы и на твоих людей тому корабленнику Карстеню Роду приходити не велели».

Повидимому, Грозный, и помимо письма датского короля, знал, что его «корабленник» не только старался «в наше государство дорогу морским путем очищати», но и самовольно хозяйничал в проливах. Однако, понимая трудность положения Роде, оттесненного поляками и шведами из Балтийского моря в проливы, царь все же пытался заступиться за своего «отамана».

«А ты б, приятель наш, — пишет дальше царь, — тех разбойников (т. е. польских и шведских каперов, действующих в проливах) у себя держати не велел, которые в наше государство с товары не пропуская, дорогу затворяют. А буде тот Карстен Род тех разбойников и в твоих пристанищах (порта) наедет (настигнет) и он в том неповинен. А мы про то велим, сыскав, тебе ведомо учинить, а ему в твои пристанища приезжать не велим».

Таким образом, Иван IV не допускал мысли, что датский король предпримет какие-либо репрессии против Роде. Между тем через несколько дней после отправления королевского письма к царю, Карстен Роде был арестован и под конвоем отправлен в упомянутый королевский замок Галь. Суда были конфискованы, а товарищи были выданы шведскому королю.

Повидимому, Фридерику II было чрезвычайно важно показать, что он выполнил требования штеттинского съезда, где его засыпали упреками за поддержку «московского морского разбоя»; вместе с тем, не имея ничего против Роде, который в свое время был его же собственным капером, Фридерик II стремился лишь убрать подальше эту беспокойную фигуру. Как бы то ни было, продержав некоторое время Роде в Гале, король переселил его в 1573 г. в Копенгаген, предложив выкупить себя на свободу за тысячу талеров.

Удалось ли Роде выкупиться окончательно на свободу — неизвестно.

Во всяком случае еще в 1576 году, во время пребывания в Москве датского посольства во главе с Павлом Вернике, Грозный, вспоминая о своем «корабленнике» Роде, как о человеке, находящемся в заточении, упрекал датского короля:

«Преж того лет с пять или боле послали мы на море немчина Карстеня Рода на шести кораблях с воинскими немецкими людьми для разбойников польских и литовских людей, которые разбивали из Гданска (Данцига) на море наших гостей. И тот немчин, Карстен Род, на море тех разбойников польских и литовских громил: 22 корабля со своими людьми поймал да и приехал к дацкого Фридерика короля пристанищу к Борнгольму[11] и тут его съехали (застигли) свейского короля многие люди на многих кораблях в перемирное время. И те корабли, которые он поймал, да и наши корабли, в которых он на море пошел со всякими товары и снарядом, у него поймали, а цена тем кораблям и товару 500 000 ефимков.[12] И тот немчин, Карстен Род, надеючись на наше с Фридериком королем докончанье (соглашение) с остаточными воинскими людьми от свейских людей убежал в Копногав (Копенгаген) к Фридерику королю. И Фридерик король велел его, поймав, посадить в тюрьму, да и по ся мест его держит в заточении. А товарищей его воинских людей, которые с ним приехали, отослали к непослушнику нашему свейскому королю. И мы тому всему поудивились…»

Из этого видно, что Грозный был полностью осведомлен обо всем, что касалось самого Роде, его товарищей, их деятельности за время каперства и размерах убытка, нанесенного ликвидацией каперской флотилии. Знал также Грозный и о выкупе, назначенном королем, и хотя по договорной грамоте царь обязывался выкупить своего «корабленника», но, повидимому, сама мысль о выкупе Роде у своего же союзника и «приятеля» казалась настолько дикой, что вопрос этот и не подымался.

Во всяком случае это — последний документ, где упоминается имя Карстена Роде, первого русского «адмирала» на Балтийском море.

Итак, имеющийся материал, хотя далеко не полный, все же в основном обрисовывает чрезвычайно любопытную попытку Московского государства XVI века завести на Балтийском море, хотя и наемную, морскую силу с целью экономического воздействия на противников.

Каперство флотилии Роде вызывает чрезвычайные опасения прибалтийских держав, совершенно правильно видевших в московских каперах зачатки русской морской силы.

Имея задачей борьбу на торговых путях Польши, Роде не мог пользоваться Нарвой в качестве базы из-за ее отдаленности от района операций. Уже для вооружения первого своего судна Роде вынужден был избрать для базирования Аренсбург, в дальнейшем он базируется на отдаленный Борнгольм и Датские проливы. Совершенно иной была бы картина, если бы Ивану IV удалось добыть, как намечалось, Ревель и Ригу. Неудача захвата Ревеля имела решающее значение для судьбы каперского флота.

При необходимости базирования на иностранные порты в условиях чрезвычайно сложной и меняющейся политической обстановки московские каперы неизбежно должны были чувствовать себя «висящими в воздухе». Союз, а вернее благожелательные отношения, с Данией, конечно, ни в коей мере не давали Роде твердой уверенности в обеспеченном убежище. Опыт базирования на Борнгольм показал всю рискованность нахождения «в гостях», а дальнейшая судьба флотилии в Датских проливах и самого Роде при «вынужденном вероломстве» датского короля с достаточной ясностью подтвердили невозможность крейсерских операций без оборудованных и обеспеченных баз.

Нет сомнения, что сам Роде, типичный корсар своего времени, в надежде на престиж царя, с одной стороны, а с другой — в стремлении к скорейшей наживе, расширял свои полномочия и не слишком был разборчив в погоне за добычей. Его нападения на датские суда, если эти факты действительно были, говорят за то, что он сам подрубал единственный сук, на котором сидел и он сам, и его флотилия. Впрочем, вернее было бы предположить, что даже при самом осторожном образе действий в проливах, он рано или поздно был бы отдан в жертву общему требованию прибалтийских конкурентов, видевших во флотилий Роде первые, но серьезные зачатки утверждения России на Балтийском море, выход на которое стоял главной задачей всей Ливонской войны.

С. Моисеев. Замечательные победы русского флота

За свою многолетнюю историю русский флот одержал немало блестящих побед над врагами.

Он мужественно сражался против сильнейших флотов, не считаясь с числом кораблей неприятеля. В этих боях русский флот завоевал неувядаемую славу. Вряд ли найдется другой флот, у которого было бы столько побед, одержанных благодаря доблести, геройству и мужеству личного состава.

Достаточно сказать, что из двадцати трех крупнейших сражений, бывших на протяжении двухсот лет, русские моряки двадцать раз вышли победителями. В этих сражениях на стороне противника участвовало 815 судов различных классов против 588 русских кораблей. Неприятель в этих боях потерял 206 кораблей, а русские — только 3, захватив в плен 75 судов противника. Неприятелю, удалось пленить только один русский корабль. В личном составе русского флота потери были в несколько раз меньше, чем у врагов. Вот примеры:

Гангут. 7 августа (27 июля) 1714 года

Завоевывая выход к морю и создавая флот, Петр I готовился к тому, чтобы померяться силами с могущественным шведским флотом.

К началу 1714 года в составе русского флота уже числилось 16 кораблей и 8 фрегатов с общим числом свыше 1000 орудии. Кроме того была многочисленная гребная флотилия.

В это именно время Петр писал Меньшикову: «теперь, дай бог милость, пытаться можно».

И первая «попытка» Петра дала ему блестящую победу.

7 августа (27 июля) произошел у Гангутского мыса бой. Пять часов продолжалось сражение. Русские дрались с исключительной храбростью; под огнем пушек противника они взбирались на вражеские корабли. Шведы тоже сражались отчаянно. Но победа все же осталась на стороне русских.

Шведская эскадра в составе 10 кораблей была взята в плен вместе с командующим контр-адмиралом Эреншельдом. В плен попало 589 шведов, кроме того они потеряли 360 человек убитыми. Потери русских — 124 человека убитыми.

Вся Россия праздновала первую победу своего молодого флота.

Эзель. 4 июня (24 мая) 1719 года

4 июня 1719 года ревельская эскадра под командой капитана Наума Сенявина обнаружила в полночь западнее острова Эзель шведскую эскадру в составе трех судов и на рассвете атаковала ее двумя кораблями.

Флагманский корабль Сенявина «Портсмут» бился с командорским кораблем шведов с 5 до 9 часов утра. У «Портсмута» были сбиты паруса. Шведский корабль стал уходить. Неприятельский фрегат и бригантина пытались атаковать «Портсмут», но тот стрелял картечью так искусно, что фрегат тотчас же сдался в плен. Через несколько минут сдалась и бригантина. Два других корабля Сенявина догнали шведский корабль, сбили у него стеньги и принудили к сдаче.

Это была первая действительно морская победа, или, по словам Петра I, «добрый почин российского флота».

Она была одержана под руководством первого русского капитана флота Наума Сенявина исключительно благодаря искусному маневрированию и блестящим действиям артиллерии.

В этом сражении русские потеряли 9 убитых и 9 раненых. У шведов было убито 50 человек, ранено 14, взято в плен 387.

Гренгам. 7 августа (27 июля) 1720 года

Ровно через шесть лет после Гангута русские моряки одержали еще одну блестящую победу над шведским флотом.

6 августа у островов Фрисберг русская галерная флотилия обнаружила один шведский корабль, 4 фрегата и 9 более мелких судов.

Русская флотилия состояла из 52 галер и 14 лодок.

На военном совете 7 августа было решено перейти на якорную стоянку у острова Гренгам и, переждав ветер, атаковать неприятеля. Как только русские суда стали подходить к Гренгаму, шведская эскадра снялась с якоря и под всеми парусами пошла навстречу.

Галеры Голицына начали отступать, так как принять бой в открытом море было невыгодно.

Увлекшись преследованием русских, шведские суда зашли в узкий проход, где парусным кораблям было трудно маневрировать. Воспользовавшись этим, русские галеры бросились в атаку.

Два неприятельских фрегата сели на мель. Их взяли на абордаж, другие два были захвачены галерами в море.

Русские одержали полную победу. В плен попало 4 фрегата, на шведских судах было 103 убитых и 407 человек захвачено в плен. Потери русских были значительно меньше.

Чесма. 7 июля (26 июня) 1770 года

В конце 1768 года Турция объявила войну России. Война продолжалась до 1774 года. Во время нее русский флот под начальством Орлова нанес жестокое поражение турецкому флоту при Чесме.

5 июля 1770 года в сражении при Хиосе русским удалось заблокировать турецкие суда в Чесменской бухте. Во время боя каждая сторона потеряла по одному флагманскому кораблю.

На следующий день Орлов собрал военный совет, который решил уничтожить турецкий флот брандерами.

Вечером под прикрытием 4 линейных кораблей, 2 фрегатов и бомбардирского корабля «Гром» брандеры приблизились к бухте. В полночь был дан сигнал атаки. Трем брандерам не удалось выполнить задачу. Только лейтенант Ильин, подойдя к турецкому кораблю, сцепился с ним и зажег свой брандер. Огонь перекинулся на турецкий корабль, и вскоре запылал весь неприятельский флот.

Утром 7 июля от всего могущественного турецкого флота остались лишь обугленные обломки. Турки потеряли до 10 000 человек. Потери русских были крайне незначительны. Русские кроме уничтоженных турецких кораблей захватили еще один корабль, несколько галер и 30 орудий.

Патрас. 8 ноября (28 октября) 1772 года

5 ноября 1772 года русская эскадра в составе 2 кораблей, 2 фрегатов и 3 мелких судов под командой капитана 1 ранга Коняева подошла к Патрасскому заливу (Греческий архипелаг). Здесь были обнаружены 9 турецких фрегатов и 16 шебек. На следующий день во время боя один неприятельский фрегат и 2 шебеки сели на мель.

Утром 8 ноября 5 русских судов открыли ожесточенную стрельбу по стоявшим около берега турецким судам. Одно из них загорелось.

Для вывода и поджога других судов было послано на баркасах несколько русских моряков. Но вывести суда не удалось, так как они стояли на мели. Лейтенант Мекензи, взойдя со своей командой на покинутый турками фрегат, открыл огонь по неприятелю из его же собственных пушек.

Русские моряки зажгли некоторые из турецких судов. Пламя быстро перекинулось на остальные и вскоре распространилось по всей линий.

Всего было сожжено 8 фрегатов и 8 шебек. Русские корабли почти не имели повреждений. Личный состав потерял только 1 убитым и 6 ранеными.

Очаков. 29 (18) июня 1788 года

В 1787 году Турция, побуждаемая западноевропейскими державами, снова объявила России войну.

Черноморский флот принял активное участие в военных операциях.

За несколько дней до сражения, 29 июня, командующий турецким флотом капудан-паша Эски Гассан напомнил всему личному составу приказ турецкого султана:

— Истребить в Лимане русский флот!

Однако командующий русской гребной флотилией решил предупредить турок. В ночь на 28 июня флотилия снялась с якоря и смело напала на врага. Бой продолжался 4 часа. Турецкие корабли отступили под защиту береговых батарей, потеряв 2 судна.

В 11 часов вечера неприятель, пользуясь ночной темнотой, пытался уйти из Лимана. Остановленная огнем батарей, построенных Суворовым на Кинбурнской косе, турецкая эскадра скучилась, и большинство неприятельских судов село на мель. Русская флотилия окружила суда, стоявшие на мели. Сражение продолжалось 41/2 часа. В этот день у турок были сожжены и потоплены 6 кораблей, 2 фрегата и 4 более мелких судна. За два дня турки потеряли до 6000 человек; взято в плен 1763 человека. Потери русских — 18 убитыми и 67 ранеными.

Фидониси. 14 (3) июля 1788 года

14 (3) июля 1788 года у острова Фидониси русский флот снова встретился с неприятелем. Нерешительный и осторожный командующий Севастопольской эскадрой адмирал Войнович чрезвычайно нервничал перед сражением.

«Если подойдет к тебе капитан-паша, сожги, батюшка, проклятого. Надобно поработать теперича и отделаться на один конец», — умолял он своего младшего флагмана Ушакова, отличавшегося храбростью и мужеством.

14 июля на рассвете турки решили атаковать эскадру Войновича. Весь флот противника спускался на авангард Ушакова, который быстро разгадал неприятельский маневр.

Ушаков приказал двум фрегатам прибавить парусов и обойти с ветра голову турецкой колонны, а сам с остальными судами авангарда устремился на турок. За ним последовала вся эскадра. Началось общее сражение. Каждый корабль Ушакова сражался с 3―4 турецкими, причиняя своим сильным и метким огнем огромные повреждения противнику.

После трехчасового боя потрепанные турецкие суда постепенно стали отходить за линию боя. Наконец, вышел из строя флагманский корабль, после чего началось общее бегство турецких судов.

Фактически руководил боем всей эскадры младший флагман Ушаков. Благодаря своим выдающимся способностям флотоводца, умелым распоряжениям и искусному руководству он одержал блестящую победу.

Гогланд. 17 (6) июля 1788 года

Шведский король Густав III решил возвратить все утерянные Швецией земли и стал энергично готовиться к войне с Россией.

Требования, предъявленные Швецией к России, были невыполнимы:

Россия должна уступить Швеции всю территорию Финляндии, приобретенную в результате завоеваний Петра I и Елизаветы, а Турции уступить Крым; возвратить весь свой флот в Кронштадт; предоставить Швеции возможность занимать Финляндию своими вооруженными силами.

Шведский король был так уверен в превосходстве своего флота, с помощью которого он собирался немедленно захватить Петербург, что поражение русской эскадры казалось ему бесспорным.

10 июля 1788 года была объявлена война, а через неделю произошло первое морское сражение.

Наскоро подготовленный и слабо организованный русский флот благодаря доблести личного состава блестяще отразил нападение сильнейшего противника. Первое же сражение изменило судьбу всей кампании и спасло Петербург.

В Гогландском сражении принимали участие 16 шведских кораблей и 7 фрегатов и 17 русских кораблей. После пятичасового ожесточенного боя, во время которого оба флота понесли большие потери в личном составе, каждая сторона взяла в плен по одному кораблю. На захваченном шведском корабле «Принц Густав» попал в плен начальник авангарда. Шведские суда были вынуждены отступить к Свеаборгу. За русским флотом осталось обладание морем. План занятия Петербурга сорвался.

Очаков. 10 ноября (30 октября) 1788 года

Осада крепости Очаков в 1788 году является одним из ярких примеров совместных действий армии и флота. Большую роль в осаде сыграла Очаковская флотилия.

Начальником парусной эскадры и речной флотилии, стоявшей в Лимане, был контр-адмирал Мордвинов.

2 ноября Мордвинов получил приказ, в котором говорилось, что неприятель «становится дерзновеннее, ежели его оставлять в покое. Всемерно нужно его беспокоить и ставить в положение оборонительное; основываясь на сем правиле, извольте при всяком удобном случае приказать делать поиски или самым делом или оказательствами».

10 ноября, когда обстановка сложилась благоприятно, Мордвинов напал на турецкие суда. В тот же день он доносил: «Имею честь донести: все 23 неприятельских судна, находящиеся при Очакове, от выстрелов наших потоплены».

Эта блестящая победа еще раз показала превосходство русского флота над турецким. 17 декабря крепость сдалась.

Ревель. 13 (2) мая 1790 года

Русская эскадра в составе 10 кораблей и 5 фрегатов под командой адмирала Чичагова стояла на Ревельском рейде. 13 мая около 5 часов утра из-за Наргена стал показываться неприятельский флот в составе 30 судов (22 корабля, 4 фрегата и 4 мелких судна).

В 10 часов русский адмирал поднял сигнал: «Приготовиться к бою». Шведские корабли стали проходить перед линией русских судов, словно на параде. Залпы их не достигли цели.

В 12-м часу 64-пушечный шведский корабль «Принц Карл» подошел на близкое расстояние к линии русских кораблей. Засыпанный ядрами, он в несколько минут лишился почти всех парусов. После десятиминутного сражения корабль сдался в плен.

Попавший на камни другой шведский корабль был сожжен. Потери шведов составили 670 человек.

Русский флот потерял 8 убитыми и 16 ранеными.

Выборг. 3 июля (22 июня) 1790 года

Выборгская победа русского флота принадлежит к числу наиболее замечательных побед, одержанных над могущественным в то время шведским флотом.

В этом сражении участвовало 164 шведских судна (21 корабль, 8 фрегатов, 25 галер и 110 канонерских лодок). Русский флот имел только 49 судов (29 кораблей и 20 фрегатов).

После многочисленных отдельных столкновений, во время которых шведы понесли большие потери в судовом и личном составе, частям шведского флота все же удалось прорвать линию русских судов и уйти в море. Нерешительность Чичагова привела к тому, что уже сдавшиеся шведские суда стали вновь поднимать флаги и пытались бежать. Только благодаря личной инициативе командующего отрядом Кроуна, врезавшегося со своими судами в ряды шведского флота, неприятелю не удалось осуществить свое намерение.

В этом сражении шведы потеряли 16 судов потопленными и 26 попавшими в плен. Русский флот потерь в судовом составе не имел.

Керчь. 19 (8) июля 1790 года

Весной 1790 года турецкое командование намеревалось сделать высадку на берега Крыма. Командующий Черноморской эскадрой контр-адмирал Ушаков решил воспрепятствовать десанту и произвел внушительную демонстрацию у анатолийского побережья, уничтожив 12 турецких судов и захватив 6 призов.

Получив сведения об этой демонстрации, командующий турецким флотом вышел с эскадрой из 54 судов к берегам Кавказа.

Ушаков занял своими судами позицию в Керченском проливе. 19 июля утром турецкий флот показался на виду русской эскадры. Зная, что турки ведут упорный бой только до тех пор, пока сражаются их флагманские корабли, Ушаков направил против этих кораблей свои первые сокрушительные удары.

Картечь рвала паруса и снасти на неприятельских кораблях и засыпала палубы обломками мачт и рей. Турки пытались сделать поворот, но, попав под еще более жестокий огонь русских кораблей, начали поспешно отступать.

Русский флот имел только 33 судна против 54 турецких. На русских судах было всего 29 убитых и 68 раненых. «Турки же были совершенно разбиты. На судах их находилось большое количество десантного войска, и артиллерия наша производила между ними величайшие опустошения».

Гаджибей. 8―9 сентября (28―29 августа) 1790 года

Эскадра Ушакова вышла в море на соединение с другими кораблями.

Турецкий флот в составе 45 судов находился между Гаджибеем и Тендрой. Командующий турецким флотом не ожидал появления русской эскадры.

Обнаружив 8 сентября неприятеля, Ушаков, не теряя времени на перестроение в боевую линию, напал на него в походном порядке трех колонн. Два дня продолжалось сражение.

Русские моряки проявили в этом бою исключительную находчивость. Так, фрегат «Амвросий Медиоланский» под командованием капитана 2 ранга Нелединского ночью оказался в середине неприятельского флота. Так как флаги не были еще подняты, то турки считали его своим судном. Нелединский, обнаружив утром, что находится среди неприятеля, пустился на хитрость: он снялся с якоря вместе с другимитурецкими судами, но не поднимал русского флага. Следуя некоторое время в составе турецкого флота, он стал постепенно отставать. Вскоре «Амвросий Медиоланский» присоединился к своему флоту.

В этом бою лучший турецкий корабль «Капитание» взлетел на воздух, другой корабль — «Мелеки-бахри» — сдался. Адмирал Саит-бей был взят в плен. Преследуя турок, русские захватили еще три малых судна и взяли в плен 733 человека. Один турецкий корабль затонул в море со всем личным составом. Эскадра Ушакова потеряла всего 21 человек убитыми и 25 ранеными.

Калиакрия. 11 августа (31 июля) 1791 года

Несмотря на ряд понесенных поражений на море, Турция все еще надеялась победить русский флот.

В кампанию 1791 года морскими силами Турции командовал алжирский паша Саит-Али. Он славился необыкновенной храбростью и дал обещание султану привести в Константинополь Ушакова, закованного в цепи.

Получив сведения, что турецкий флот направился в Черное море, Ушаков вышел на его поиски. Неприятельские суда стояли у мыса Калиакрия. Команды судов веселились на берегу.

Вдруг на горизонте показался русский флот. Пройдя походным строем под выстрелами турецких батарей в проход между берегом и турецким флотом, русские моряки атаковали противника.

Турецкий флот имел двойное превосходство в крупных судах. Турки спешили построить боевую линию, но это им не удалось. Часть команды не успела даже попасть на суда и осталась на берегу.

Ушаков, прорезав своими кораблями линию турецких судов, вошел в середину, открыв огонь с обоих бортов. Весь турецкий флот сбился в кучу. Со всех сторон его окружали русские суда, и каждый выстрел производил жестокие разрушения и наносил сильный урон в личном составе. Бой продолжался три с половиной часа и окончился полным поражением турецкого флота.

Только остаткам алжирской эскадры удалось добраться до Константинополя. Русская эскадра потеряла всего 17 человек убитыми и 28 ранеными.

Афон. 1 июля (19 июня) 1807 года

1 июля 1807 года 10 русских кораблей под командой вице-адмирала Дм. Сенявина сблизились с турецким флотом, состоявшим из 10 кораблей, 5 фрегатов, 2 шлюпов и 2 бригов. Против 1196 турецких орудий русские могли выставить только 754. Турки открыли непрерывный огонь по русским кораблям. Головной корабль русских «Рафаил», выдержав огонь всего турецкого флота, начал отвечать только после того, как подошел на близкое расстояние к турецким судам.

Начался ожесточенный бой. Корабль «Скорый» с честью выдержал неравный поединок с 5 турецкими судами и отбил картечным и ружейным огнем попытку турок свалиться на абордаж. Сражение продолжалось 4 часа и закончилось полной победой русской эскадры. Был взят в плен турецкий корабль «Сед-эль-Бахр». В Афонском сражении турки дралась отчаянно. Корабль капудан-паши имел до 500 убитых и раненых. Не меньшие потери понесли и другие турецкие суда.

Потери русских — 78 убитых и 187 раненых,

Наварин. 20 (8) октября 1827 года

6 июля 1827 года в Лондоне между Англией, Россией и Францией было подписано соглашение, по которому Турции предлагалось признать автономию Греции под верховным покровительством султана.

Султан предложения не принял. Державы прибегли к мерам воздействия, закончившимся разгромом турецко-египетского флота в Наваринской бухте.

20 октября в первом часу дня соединенные эскадры направились в Наваринскую бухту. Началось сражение. Турки дрались ожесточенно. Но уже в 6 часов вечера стало очевидным полное поражение турецкого флота.

Из всего турецкого флота осталось лишь 16 судов. Остальные 50 были уничтожены. Потери турок достигли 7000 человек.

Ни один корабль союзников не был потоплен. Русские потеряли 59 человек убитыми и 139 ранеными. В этом бою русские моряки проявили исключительное мужество и героизм.

Браилов. 9 июня (28 мая) 1828 года

Во время русско-турецкой войны 1828―1829 гг. отряд Дунайской гребной флотилии в составе 16 канонерских лодок, прорвавшись под артиллерийским огнем крепости Браилов, атаковал стоявшую в Мачинском рукаве турецкую флотилию из 23 судов.

После ожесточенного трехчасового боя неприятель был разбит.

Русские захватили 4 турецких шлюпа и 8 лодок. Два турецких судна погибли. Русская флотилия никаких потерь не понесла.

Синоп. 30 (18) ноября 1853 года

Вскоре после начала войны с Турцией русский флот под командой вице-адмирала Нахимова одержал блестящую победу.

Утром 29 ноября на корабле «Императрица Мария» состоялось совещание, на котором было решено атаковать турок.

В своем приказе Нахимов писал: «Россия ожидает славных подвигов от Черноморского флота. От нас зависит оправдать ожидания». И русские моряки в этом бою оправдали эти ожидания.

30 ноября русский флот в составе 6 кораблей и 2 фрегатов начал бой. Эскадра турок состояла из 7 фрегатов, 3 корветов и 4 других судов. Кроме того на берегу были расположены батареи, которые также приняли активное участие в сражении.

За исключением одного парохода, который прорвался во время боя через линию русского флота и, пользуясь преимуществом в ходе, благополучно избежал гибели, все турецкие корабли были уничтожены.

Турки в этом бою потеряли свыше 4000 человек, русские — 38 человек убитыми и 229 ранеными. Повреждения, полученные русскими кораблями, были исправлены в течение 36 часов.

Петропавловск. 1―5 сентября (20―24 августа) 1854 года

Отражение малочисленным гарнизоном г. Петропавловска совместно с двумя военными судами атак союзной англо-французской эскадры является блестящим примером героизма русских моряков.

1 сентября англо-французская эскадра, приблизившись к городу, начала бомбардировку.

Шесть часов продолжался бой. Русские стреляли исключительно метко. Неприятельские корабли получили серьезные повреждения. Попытка высадить десант также не имела успеха.

В этом бою потери защитников Петропавловска выразились в 6 убитых и 13 раненых.

Три дня союзники исправляли свои повреждения. Утром 5 сентября неприятель вновь стал готовиться к высадке десанта. Принудив русские батареи к молчанию, англо-французы высадились на берег.

С русского фрегата «Аврора» на помощь защитникам позиций были посланы две группы моряков. Но враг все наступал. Командир фрегата капитан 2 ранга Изыльметьев вызвал третью группу и, обращаясь к личному составу, сказал:

— Ваша задача — сбить неприятеля с горы. Помните, что русские молодецки ходят в штыки!

Моряки обошли гору с тыла и с криком «ура» бросились в атаку.

Десант был отбит. Из 676 человек англичан и французов, высадившихся на берег, немногие добрались до своих кораблей.

Потери русских составили 31 убитыми и 65 ранеными.

А. Сорокин. Бой в Желтом море 10 августа 1904 г.

Действия японцев против Порт-Артура до мая 1904 г. ограничивались морскими операциями, имевшими целью закупорить русский флот в гавани, не дать ему возможности выйти в море и помешать произвести перевозку и высадку японских войск на Ляодуне. Несмотря на все усилия врага, русский флот закупорить в гавани не удалось.

Операции японского флота по закупорке порт-артурской эскадры в гавани путем затопления брандеров в проходе на внешний рейд потерпели неудачу. Поэтому японский флот, опасаясь выхода русского флота, который мог бы сорвать перевозку и высадку на Ляодуне японских войск, блокировал Порт-Артур. Но русский флот бездействовал, хотя имел для выхода в бой с врагом все возможности.

Блокирующий флот японцев ходил в определенных районах и всегда одними и теми же путями. Это натолкнуло командира минного заградителя «Амур» капитана 2 ранга Ф. Иванова на мысль поставить мины на путях следования японского флота.

Разработанный план минной постановки Иванов представил командующему флотом адмиралу Витгефту и после настойчивых просьб и доказательств получил разрешение на выполнение операции.

Амурцы быстро приготовились к выходу, приняли запас мин и 14 мая, пользуясь благоприятными метеорологическими условиями (полосы тумана на море), поставили 50 мин в 10 милях к югу от Порт-Артура.

По возвращении в Порт-Артур командир «Амура» получил от Витгефта выговор за то, что он не исполнил точно приказа и поставил мины на 2 мили мористее, но события, разыгравшиеся на море 15 мая, полностью реабилитировали инициативного командира, ученика Макарова.

Около 10 часов утра на поставленном минном заграждении подорвались и погибли два лучших японских броненосца «Хатсусе» и «Яшима», причем «Хатсусе» подорвался последовательно на двух минах. После второго взрыва броненосец исчез под волнами, при этом погибло 36 офицеров и 457 матросов.

После катастрофы с «Хатсусе» японцев охватила паника. Предполагая, что их корабли атакованы русскими подводными лодками, они со всех оставшихся судов открыли беспорядочный ураганный огонь.

Подорванный броненосец «Яшима» был взят на буксир, но по пути в базу затонул.

11 мая при тралении в бухте Керр японский миноносец № 48 коснулся поставленной русскими мины и через 7 минут пошел ко дну.

14 мая посыльный корабль «Мияко» у мыса Робинсон подорвался на русской мине и через 23 минуты затонул.

15 мая ночью крейсером «Кассуга» был протаранен крейсер «Иосино». Удар был настолько силен, что «Иосино» через несколько минут перевернулся и исчез под водой, увлекая водоворотом за собой и шлюпки, на которых спасалась команда. Во время катастрофы погибло 32 офицера и 287 матросов. Вышел из строя и «Кассуга». Повреждения на нем были настолько серьезны, что корабль пришлось отвести на базу для ремонта.

В этот же день сел на камни посыльный корабль «Тацута».

Этим не ограничились потери. 16 мая канонерская лодка «Акаги» протаранила канонерскую лодку «Ясима». «Ясима» пошла на дно.

И, наконец, 17 мая на русских минах к югу от Ляотешаня подорвался и затонул истребитель «Акацуки».

Потери японцев с 11 по 17 мая можно сравнить с потерями в большом морском сражении.

Мины на время ослабили японский флот. Порт-артурская эскадра имела благоприятнейший случай добить растерявшегося противника, овладеть морем и отрезать японскую армию на материке от островов. Но этого не случилось. Витгефт не сумел воспользоваться сложившейся обстановкой.

Для разгрома японского флота в середине мая после событий на море нужен был флотоводец.

Порт-артурская эскадра не только не попыталась завладеть морем, но она даже не вышла из гавани, чтобы добить погибающего «Яшиму». 4 русских линейных корабля — «Пересвет», «Полтава», «Севастополь», «Победа», 3 крейсера — «Аскольд», «Диана», «Новик» и 16 миноносцев имели против себя подорванный броненосец «Яшима», броненосец «Шикишима», 5 легких крейсеров, 3 канлодки и 2 миноносца. Остальной флот японцев был разбросан в разных пунктах театра. Попытка адмирала Витгефта послать в атаку миноносцы успеха не имела. Недобитые японцы ушли.

Действия японского флота, чрезвычайно настойчивые до тех пор, пока им все сходило благополучно, сменились паникой и растерянностью после первой же неудачи. Только бездеятельность Витгефта спасла японцев от разгрома.

Трудно утверждать, что Витгефт, решившись минировать пути японского флота под Порт-Артуром, не имел намерения использовать возможный успех, но это очевидно было так.

Пассивность командования русского флота чрезвычайно сильно отозвалась на моральном состояний личного состава эскадры. Нерешительность и бездеятельность подействовали на эскадру хуже всяких потерь.

Обстановка на порт-артурском театре войны за период июль — август сложилась так: поврежденные во время торпедной атаки в ночь с 8 на 9 февраля корабли русской эскадры вошли в строй; японский флот в мае потерял на русских минах два лучших своих броненосца и несколько других боевых кораблей. На суше японцы теснили русские войска в Манчжурии, и армия Ноги, захватив Киньчжоускую позицию, все ближе продвигалась к Порт-Артуру.

В начале августа японцы вплотную осадили Порт-Артур. Обстреливая крепость, они в первую очередь старались нанести удар по флоту. 9 августа в броненосец «Ретвизан» попал крупнокалиберный снаряд и пробил борт ниже ватерлинии. «Ретвизан» принял до 500 тонн воды. В броненосец «Пересвет» в этот день попало два снаряда, не причинив ему серьезных повреждений.

Надо было уходить из Порт-Артура. Этого в свою очередь настойчиво требовал наместник на Дальнем Востоке адмирал Алексеев.

Слепо выполняя приказ, абсолютно не веря в успех, Витгефт отдал распоряжение командирам кораблей готовиться к выходу на 28 июля (10 августа). Назначив выход, Витгефт отправил царю чрезвычайно характерную телеграмму: «Выхожу с эскадрою прорываться во Владивосток. Лично я и собрание флагманов и командиров, принимая во внимание все местные условия, были против выхода, не ожидая успеха прорыва и ускоряя сдачу Порт-Артура».

Моральное состояние личного состава эскадры, в противовес адмиральскому, было отличное. Выход в бой приветствовали, желали помериться силой с врагом.

Утром 10 августа русский флот в сопровождении тральщиков вышел из гавани. В 8 часов 45 минут на броненосце «Цесаревич» был поднят сигнал «приготовиться к бою», а в 9 часов «приказано итти во Владивосток».

В 10 часов 30 минут эскадра броненосцев «Цесаревич», «Ретвизан», «Победа», «Пересвет», «Севастополь», «Полтава» и крейсеров «Аскольд», «Паллада», «Диана», «Новик», сопровождаемая 8 миноносцами, взяла курс на Ost 55°.

Погода благоприятствовала выходу. Стоял ясный, солнечный день. На море — небольшая зыбь.

К 11 часам скрылись скалы Ляотешаня. Благополучно были пройдены японские минные поля. В это время далеко на горизонте справа показался японский крейсер, немного правее — еще два.

Главные силы японского флота — броненосцы «Миказа», «Асахи», «Фуджи», «Шикишима», крейсера «Ниссин» и «Кассуга» — появились в поле видимости только в 12 часу.

Расстояние между эскадрами быстро уменьшалось.

Флот японцев пересек курс русской эскадры и пошел с ней контркурсом; разойдясь, враг повернул влево на 16 румбов и лег параллельным курсом с русскими по их правому борту.

В 12 часов 20 минут загремела канонада с обеих сторон. Огонь японцев обрушился главным образом на концевые корабли русской эскадры. Первые попадания были в «Полтаву».

Первый этап боя был непродолжителен. Командующий японским флотом адмирал Того, стараясь преградить путь русской эскадре, неудачно сманеврировал и отстал. Бой на время прекратился. Казалось, что порт-артурская эскадра прорвалась, корабли японцев маячили вдалеке на горизонте. Путь впереди был открыт. Но это только казалось.

«Тяжелое было то время, — пишет участник боя, — но каждый из нас знал, что драться будем до конца и наш флаг спущен не будет. Настроение команды прекрасное. Было полное спокойствие, уверенность в своих силах и решимость драться насмерть».

В 4 часа 30 минут японский флот уже был на правом траверзе русских. Головным — «Миказа». Расстояние 40 кабельтовых. В это время с «Полтавы» прогремел залп. Искусно пущенные снаряды разорвались на флагманском корабле врага. Японцы были ошеломлены, их расчеты сбиты. Последовавший с эскадры противника ответный залп по «Полтаве» оказался недолетным на 2―3 кабельтова. Так завязалась вторая фаза морского боя. Ее начал очень удачно командир батареи «Полтавы» мичман Пчельников.

Много доблести проявили в этом бою русские моряки.

Осколком разорвавшегося японского снаряда был ранен в ногу командир батареи мичман Феньшоу. Он не пошел на перевязочный пункт, не покинул батарею, а тут же на месте туго перевязал себе ногу и продолжал командовать. Ночью после боя, когда начались торпедные атаки японских миноносцев, командир не оставил своей батареи. И только по приходе в Порт-Артур его отправили на госпитальное судно «Монголия».

Мичман Ренгартен в своих воспоминаниях о морском сражении 10 августа красочно рассказывает о действиях личного состава кораблей.

Настроение у всех приподнятое, боевое; выходили в море в радостном ожидании схватки с врагом. — Во время боя с японцами и страшно и весело было, лица разгорелись — каждый снаряд провожали шутками, со смехом заряжали пушки… «Вот это работа… будешь помнить…» — приговаривали комендоры. Когда раздался оглушительный взрыв и броненосец, вздрогнув всем корпусом, начал крениться на правый борт, никто не растерялся.

В самый разгар боя в одной пушке заклинился некалиброванный снаряд; в этом критическом положении комендоры вели себя героями. Неустрашимо они бросились из башни на палубу и, под огнем, первой попавшейся в руки шлюпочной мачтой вытолкнули из пушки снаряд, пробанили дуло и снова стреляли без устали.

Много героев было на эскадре.

Комендор крейсера «Паллада» Роман Булгаков, имея рваную рану в боку, не пошел на перевязку. Только во время перерыва боя он спустился в перевязочный пункт, но через десять минут вернулся к орудию, от которого не отходил до конца, участвуя в отражении минных атак японских миноносцев.

Матрос Петр Бобров, увидав, что снарядом был сбит стеньговый флаг, быстро принайтовил к стеньге другой и завел все фалы, выполнив это под огнем врага. Кругом рвались снаряды и осколками засыпало весь корабль. Смельчак остался невредим.

На броненосце «Пересвет» два раза заклинивались в орудиях снаряды. Комендор Давыдов выходил из батареи и под огнем врага спокойно работал разрядником.

В носовой башне того же броненосца «Пересвет» комендор Галатов и гальванер Темников, оставшись после попадания снаряда в башню не раненными, вдвоем продолжали стрелять, переведя башню на ручное действие.

Геройски держался в бою и командир «Пересвета» капитан 1 ранга Бойсман: тяжело раненный в плечо, живот и ногу, он в течение 20 часов не уходил с мостика, руководя боевыми действиями корабля, и только когда довел броненосец до Порт-Артура, съехал в госпиталь, где ему была произведена операция.

Бой шел на параллельных курсах с одинаковым успехом для обеих эскадр. В шестом часу огонь японцев был особенно интенсивен и велся главным образом по флагманскому броненосцу русских «Цесаревичу». Адмирал Витгефт наблюдал за боем с верхнего мостика. В это время в середине фок-мачты «Цесаревича» разорвался двенадцатидюймовый японский снаряд. Осколками снаряда были убиты: Витгефт, оба офицера штаба и несколько матросов, тяжело ранены начальник штаба и флаг-офицер. Немного спустя, в 5 часов 45 минут, второй японский снаряд попал в боевую рубку броненосца. Проникшими в рубку осколками был выведен из строя командир броненосца. Неуправляемый флагманский корабль начал описывать циркуляцию влево. Сигнала о том, что броненосец вышел из строя, подать было некому. Следовавшие за «Цесаревичем» «Ретвизан» и «Победа», не зная о случившемся на флагмане, решили, что адмирал маневрирует, и пошли вслед за ним, но скоро разобрались в обстановке и повернули на старый курс. «Цесаревич», описав циркуляцию, перерезал строй эскадры. Корабли сбились в кучу. Воспользовавшись этим, японцы усилили огонь и стали заходить в голову русской эскадры, намереваясь преградить ей дальнейший путь. Чтобы дать эскадре прийти в боевой порядок, командир броненосца «Ретвизан» капитан 1 ранга Щенснович в 6 часов 45 минут повернул на «Миказа» с целью его таранить. Японцы сосредоточили по атакующему броненосцу огонь всей своей эскадры, но из-за быстро менявшейся дистанции цель была неуловима для японских комендоров. Японцы перетрусили, стреляли наугад. Когда до кораблей врага осталось 15 кабельтовых, «Ретвизан» вдруг отвернул, — оказалось, что случайный осколок снаряда вывел из строя командира броненосца. Таранный удар не состоялся, но «Ретвизан», приняв на себя огонь врага, дал возможность привести в некоторый порядок порт-артурскую эскадру и нанес врагу потери. Адмирал Того доносил в Токио, что «Миказа» получил от «Ретвизана» серьезные повреждения.

Командир броненосца «Ретвизан» капитан 1 ранга Щенснович проявил подлинный героизм, он усвоил слова адмирала Макарова, что «никто не упрекнет командира, который смело бросился на неприятеля, хотя бы и без должного расчета. Такое действие обнаружит в командире главные качества, необходимые для успеха, а именно: смелость и решительность…»

Большая часть русской эскадры взяла курс на Порт-Артур. Японские броненосцы скрылись в море. Они были избиты и не могли преследовать русских. «Бой окончился, и смело можно сказать, что мы его не проиграли, несмотря на то, что адмирал Витгефт сделал все, чтобы быть разбитым», — писал капитан 2 ранга Лутонин.

«Прошлого не вернешь, можно только сожалеть, что один упрямый адмирал, сам давший себе характерную аттестацию „я не флотоводец“, загубил чудесную обученную эскадру. Когда перед выходом был совет флагманов и капитанов, командир „Севастополя“ спросил у Витгефта: „а как же бой будем вести?“ адмирал ответил: „как поведу, так и будет“. Ни плана, ни цели, ни разбора случайностей, — даже не условились, к кому переходит командование в случае смерти начальника. Вышли и ломились упрямо во Владивосток. Личный состав 1-й эскадры сделал все, чтобы победа была нашей».

Броненосцы «Победа», «Пересвет» и «Полтава» возвращались в Порт-Артур вместе. С 10 часов вечера начались безрезультатные атаки японских миноносцев, они отбивались огнем русских кораблей.

Из-за ошибки командира миноносца «Властный» в одну из атак чуть не погибла «Полтава». В 12 часу ночи миноносец «Властный» отстал на 11/2 кабельтова. В это время вблизи его появились два неизвестных миноносца. «Полтава» открыла по ним огонь, но «Властный», не разобравшись в обстановке, передал, что корабли свои. Когда «Полтава» перестала стрелять, один из «своих» миноносцев выпустил в нее торпеду. На броненосце тотчас же была дана команда «лево на борт», «полный назад», но торпеда все же попала в корабль и только по счастливой случайности не взорвалась. Две другие торпеды, выпущенные японским миноносцем, прошли под носом броненосца.

Японские миноносцы в ночных атаках на 11 августа огня русских совершенно не выдерживали. Торпеды пускали с чересчур дальних дистанций. Три броненосца за ночь отбили 32 атаки и благополучно вернулись в Порт-Артур. Остальные корабли шли по способности, часть их вернулась в свою базу, другая часть была вынуждена интернироваться в нейтральных портах.

О потерях в бою один из участников пишет:

«31 августа мы были готовы снова итти в бой, а „Миказа“ после 10 августа 8 месяцев чинился в Куре. Кто шел в плен, тот помнит, как 23 января 1905 г. мы все ее видели без кормовой башни».

По данным самих японцев их корабли в бою имели следующие повреждения и потери:

«Миказа» около 1 часа 36 минут получил попадание двумя двенадцатидюймовыми снарядами, попавшими в спардек. Была насквозь пронизана грот-мачта. Убито сразу 12 человек, ранено 5 человек, в том числе лейтенант Ичикава.

Около 3 часов 15 минут крейсер «Якумо» получил попадание снарядом. Убито 22 человека, среди них — инженер Мачида. О количестве раненых японцы не сообщали. Куда мог попасть снаряд, если сразу было убито 22 человека? Надо предполагать, что не только пострадали люди, но в сильной степени и корабль.

Во второй фазе боя «Миказа» получил до 20 попаданий. Снаряд, разорвавшийся близ кормовой башни, разбил двенадцатидюймовое орудие, ранены 18 человек, среди них принц Кироязу. В 6 часов 30 минут[13] снаряд разорвался на переднем мостике броненосца. Убито 7 человек, ранено 16 человек, в том числе командир «Миказа» Идзичи и два флаг-офицера. Другими снарядами убито 16 человек (ранено 55 человек).

Броненосец «Асахи» получил попадание снарядом под ватерлинию около кормы. Осколками снарядов убит старший артиллерийский офицер Види.

«Кассуга» получил попадание тремя снарядами. Раненых 11 человек.

Попавшим снарядом в «Ниссин» были убиты 5 офицеров и 6 матросов (очевидно на мостике).

Броненосец «Чиен-Иен» получил попадание двумя снарядами с русских крейсеров.

Японские миноносцы в ночь после боя неоднократно атаковали русские броненосцы. В итоге безуспешных атак миноносец № 38 потерял управление от попадания в него торпеды; истребитель «Асагири» получил попадания двумя снарядами, потеряв 9 человек убитыми; истребитель «Мурасаме» из-за повреждений вышел из строя; миноносцы «№ 46» и «№ 40» были повреждены — один в результате столкновения, у другого была повреждена рулевая машина и т. д.

Японские суда пострадали гораздо более русских. «Миказа» был избит сильнее «Цесаревича», на нем было 32 убитых (4 офицера) и 94 раненых (10 офицеров). В газете «Матэн» от 16 февраля 1905 г. со слов одного англичанина, бывшего на «Миказа» в бою 10 августа, напечатано сообщение, что в решительный момент сражения Того готовился поднять сигнал о прекращении боя, считая, что прорыву русских не помешать.

Лейтенант Черкасов сообщал, что во время боя на «Миказа» было несколько пожаров. Во время сближения флотов было видно, что обе двенадцатидюймовые башни броненосца не стреляли и не поворачивались, огонь велся только из одной шестидюймовки среднего каземата. Об этом же доносил и капитан 1 ранга Эссен, командир броненосца «Севастополь».

Морской бой 10 августа 1904 г. в Желтом море между порт-артурской эскадрой и флотом японцев имел громадное влияние на весь ход войны; сражение дало возможность японцам окончательно завладеть морем и использовать его для беспрепятственного снабжения своей армии, действовавшей в Манчжурии.

Вернувшись в Порт-Артур, эскадра дала крепости много орудий, 1200 шестидюймовых снарядов, 20 000 бомбочек, организовала перекидную стрельбу и, наконец, самое главное, сухопутный фронт получил таких моряков, которые удивили своей храбростью весь мир.

Адмиралы, вернувшись в Порт-Артур, окончательно расписались в своей беспомощности. На совещании 19 августа они решили разоружить корабли, и только капитан 1 ранга Эссен, ученик Макарова, выступил против этого решения, заявив: «По моему мнению, следовало после исправления снова выйти в бой с неприятелем и нанести ему возможно больший вред, рискуя даже погубить свою эскадру, на которую надо смотреть, как на расходный материал, израсходовать который надо только с наибольшей пользой для себя… Лучше погубить флот в бою в море, нежели бесцельно потопить его в гавани без вреда для неприятеля…» Но Мнение Эссена не было принято во внимание.

Один из участников боя 10 августа спустя год писал, что «победа могла быть нашей. Если бы Витгефт обладал талантом флотоводца — личный состав 1-й эскадры дал бы ему победу».

А. Сорокин. Моряки 2-й Тихоокеанской эскадры

27 мая 1905 года у о. Цусимы была разбита снаряженная кровавым Романовым 2-я Тихоокеанская эскадра. Под Цусимой самодержавие потерпело окончательный разгром.

Но русские моряки на неподготовленной эскадре, ведомые бездарными адмиралами царизма, и в походе и в бою у Цусимы проявили буквально чудеса.

Это им принадлежит героический поход из Балтики через Северное море, Атлантический, Индийский и Тихий океаны. Все невзгоды похода русский моряк вынес на своих плечах. В зной, в холод, жестокие штормы, не имея на пути ни единой базы, при враждебном отношении иностранных государств в местах стоянок флота — шли русские моряки. На своих плечах они перегрузили в открытом море, часто при волне, с транспортов на боевые корабли 12 миллионов пудов угля. Разутые, подчас голодные, временами даже не имея питьевой воды — шли вперед. День и ночь всегда в боевой готовности у заряженных орудий и торпедных аппаратов они 220 дней находились в пути, пройдя более 16 000 миль.

Мировая история не знает другого подобного похода боевых кораблей. Ни один флот не совершал подобного марш-маневра.

27 мая 1905 года адмирал Рожественский, не веря в победу, не веря в русского моряка, без подготовки и плана был вынужден принять бой с японским флотом в исключительно невыгодных условиях. В итоге боя сам Рожественский сдался в плен, то же сделал второй адмирал — трус Небогатов; третий адмирал, дезертир Энквист, позорно сбежал с поля сражения. Но несмотря на то, что русские моряки были лишены боевого руководства, несмотря на то, что японский флот и численно и качественно превосходил в несколько раз русский, особенно в крейсерах и минных судах, вооружении и скорости хода (100 боевых кораблей против 23 русских), несмотря на то, что русские моряки были измотаны 16 000-мильным переходом, несмотря на все это — они доблестно сражались, не спускали, подобно адмиралу Небогатову, боевого флага перед врагом, сражались до последнего снаряда, нанеся противнику немалые повреждения, выводя из строя его боевые корабли, материальную часть и людей.

Русские моряки не опозорили своей родины в самые трудные минуты; об этом ярко говорят многочисленные эпизоды высокого героизма, некоторую часть коих мы приводим ниже.

Незабываемые страницы доблести вписала в летопись боя команда крейсера «Дмитрий Донской».

Это был крейсер преклонного возраста. Ко времени боя у Цусимы ему уже исполнилось 20 лет, что для крейсера являлось уже старостью, не позволявшей рассчитывать на него, как на боевую единицу.

Во время боя 27 мая крейсер находился на охране транспортов и при нападении на них японских сил энергично отражал атаки. Командира крейсера капитана 1 ранга Лебедева адмирал Рожественский всячески игнорировал и совершенно не ценил, командир платил адмиралу той же монетой. Из дневного боя «Донской» вышел с ничтожными повреждениями, японские снаряды рвались около крейсера, но не попадали в него.

Ночью «Дмитрий Донской», идя в одиночку, успешно отбил все торпедные атаки японских миноносцев. Утром 28 мая крейсер продолжал итти курсом на Владивосток, но не суждено было ему добраться до родной земли. «Донского» окружили враги не равные по силе: шесть крейсеров и три миноносца. Один против девяти. Исход боя был ясен. Японцы предложили сдаться. Командир крейсера приказал ответить на это огнем.

Начался артиллерийский бой. «Донской» уходил отстреливаясь, японцы гнались, окружая со всех сторон. «Донской» искусно маневрировал, но снаряды с шести неприятельских крейсеров все же изредка попадали в крейсер. Отражая противника обоими бортами, «Донской» удерживал его на почтительном расстоянии. К концу первого часа боя все увидели, как один из лучших японских крейсеров «Нанива» накренился набок, его орудия замолчали и крейсер начал отставать: «Нанива» получил тяжелое попадание. Ободренные успехом комендоры «Донского» усилили огонь, и вслед за «Нанива» последовал и крейсер «Отава», на котором возник пожар.

Но много врагов было у «Донского». К месту боя подошли еще три японских истребителя. Четыре оставшихся японских крейсера продолжали осыпать крейсер снарядами. Ожесточенный неравный бой длился уже два часа, много орудий выбыло из строя, появился крен, упала скорость хода. Пал смертельно раненный командир крейсера Лебедев. Казалось, все потеряно, но еще усилие — и «Дмитрий Донской» ловким маневром оторвался от врага и ушел в теневую полосу у острова Дажелет. Японские крейсера, потеряв «Донского», ввиду наступления ночи не могли его найти. Однако крейсеру пришлось еще три раза отражать торпедные атаки японских истребителей, пытавшихся с наступлением темноты нанести смертельный удар. На утро следующего дня, когда стая японских хищников вновь появилась, «Донской» уже лежал на глубине моря с открытыми кингстонами. Он был потоплен своей командой. Так героически погиб старик, нанеся врагу тяжелые потери.

Артиллеристы «Донского» не только вывели из строя два японских крейсера, но нанесли повреждения и остальным.

Там, где самураи имели столкновение приблизительно с равным противником, там они имели явный неуспех. Примером этому служит бой русского миноносца «Грозный» с японским истребителем «Кагеро», хотя и здесь превосходство в вооружении было на стороне японцев.

Миноносцы «Буйный» и «Грозный» уходили во Владивосток. На «Буйном» находился раненый адмирал Рожественский. Рыскавшие везде японские миноносцы открыли русских и погнались за ними. Известно, что «Буйный» с Рожественским сдался в плен, но «Грозный» не последовал его примеру.[14] Гнавшийся за «Грозным» японский миноносец «Кагеро» открыл огонь, на который «Грозный» энергично отвечал. Бой длился два часа. Искусно маневрируя, «Грозный» вел бой, пока подбитый «Кагеро» не отстал. Есть сведения, что от полученных повреждений «Кагеро» утонул, хотя японцы это и отрицают; но даже если он и остался на-плаву, то в этом поединке он потерпел жестокое поражение. «Грозный» прибыл во Владивосток. Это мог сделать и «Буйный», моряки которого сумели бы разделаться со своим противником так же, как и «Грозный», но очевидно командование и его штаб не решались явиться на родину, потеряв флот.

Столь же доблестным был и бой миноносца «Громкий» с тремя японскими миноносцами. В первой схватке, нанеся противнику ряд повреждений, «Громкий» заставил двух из них отказаться от продолжения боя и отстать. Через некоторое время их примеру последовал и третий тринадцатиузловой истребитель «Сирануи», вышедший из боя, но продолжавший в отдалении следовать за «Громким», повидимому, исправляя полученные повреждения. Час спустя, пересекая курс русскому миноносцу, появился еще один большой миноносец, которому удалось попасть снарядом в кормовую кочегарку «Громкого» и вывести ее из строя; «Громкий» остался под двумя котлами.

Несмотря на упавший сразу на 8 узлов ход, «Громкий» бросился на противника, засыпая его снарядами. Падение скорости «Громкого» позволило истребителю «Сирануи» подойти к сражавшимся и поддержать свой второй миноносец. Горячий бой «Громкого» на циркуляциях с двумя противниками продолжался около часа. В «Сирануи» попало свыше 20 снарядов и четыре раза был сбит его флаг. В разгар боя японским снарядом был также сбит и флаг «Громкого», и командир миноносца капитан 2 ранга Керн приказал прибить его гвоздями.

Ввиду приближения к концу запаса снарядов командир решил использовать торпеды и произвел две торпедных атаки на «Сирануи», которому удалось увернуться. Около полудня, после свыше двухчасового боя, были расстреляны все снаряды, и «Громкий» умолк, имея к тому же почти все орудия выведенными уже из строя. В последние минуты боя был убит и командир.

Из трех офицеров один был убит, другой тяжело ранен. Экипаж избитого в неравном бою миноносца открыл кингстоны, и, несмотря на попытки японцев овладеть им, корабль с прибитым к мачте флагом пошел ко дну.

Но не только на миноносцах «Громком», «Грозном», и на крейсере «Донском» были геройские команды, русский моряк в своей массе был одинаково храбр на всех кораблях. Можно было бы без конца рассказывать о подвигах отдельных кораблей, командиров и моряков, геройски сражавшихся под русским боевым флагом.

Вопреки этому у нас распространена нелепая легенда о том, что якобы в Цусимском бою японские корабли, как на учебной стрельбе, расстреливали русские суда, а сами не несли никаких потерь.

Этот вздор абсолютно не отвечает действительности.

О своих потерях японцы в официальных документах пишут, ограничиваясь большей частью общими фразами: «…неприятель тоже хорошо сражался. В туманном воздухе стоял грохот орудий и падающие вокруг снаряды подымали столбы воды», или «громадные снаряды подобно дождю, падали вокруг нас». О неудачном бое крейсеров 3-го отряда японцы пишут: «стрельба шла с 8000 метров… однако ввиду того, что снаряды неприятеля ложились хорошо, 3-й отряд вышел из сферы падения снарядов». Японцы пишут «вышел», а на деле — бежал, бежал не потому, что «снаряды неприятеля ложились хорошо», а потому, что эти снаряды рвались на кораблях 3-го отряда, пробивали палубы, выводили из строя орудия, людей и т. д.

Не любят вспоминать японцы о своих потерях во время торпедных атак на русские корабли. А потери были велики, только при атаках на «Суворов» погибло 3 миноносца и многие корабли повреждены, среди них и минный крейсер «Чихайя», которому «Суворов» послал один за другим 3 снаряда из единственной уцелевшей 75-миллиметровой пушки. «Чихайе» было достаточно и этого — из боя он вышел.

Особенно была неудачна для японских миноносцев их первая атака ночью. Атака была отбита русскими блестяще: из четырех атакующих истребителей «Икадзучи» расстрелян совершенно, трое других, осыпаемые снарядами, бежали.

По далеко не полным данным в ночь с 27 на 28 мая японцы потеряли утопленными и выбывшими из строя до 20 минных судов, среди них истребители «Сирануи», «Мурасаме», «Асагири», «Икадзуми», «Инадзума», «Оборо», «Акебоно», «Харусаме», «Акацуки», миноносцы «34», «32», «35», «43», «68», «69» и «Саги» и т. д.

Можно ли еще утверждать, что японцы не понесли существенных потерь? Нельзя этого утверждать!

Может быть главные силы японцев, 1-я и 2-я эскадры, их броненосцы и броненосные крейсера не несли потерь? И этого сказать нельзя, ибо факты говорят и здесь совершенно об обратном.

По скудным японским данным, корабли 1-й и 2-й эскадр получили в бою от русских комендоров в общей сложности до 150 снарядов крупного калибра, преимущественно с четырех русских броненосцев: «Суворов», «Александр III», «Бородино» и «Орел». Эти «гостинцы» не пощадили ни один корабль обеих японских эскадр. Так, «Миказа» получил более 30 снарядов, «Сикисима» более 10, «Фудзи» 11, «Асахи» несколько снарядов, «Кассуга» 5, «Ниссин» 8, «Идзумо» около 8, «Адзумо» более 12, «Токива» 9, «Якумо» 7, «Асама» до 15, «Ивате» 17. Надо думать, что снаряды с броненосцев не мало причинили вреда японским кораблям. Это известно японцам. Вот те сведения, которые японцы сообщают о повреждениях своих кораблей: «попавший в пятом часу дня в носовую башню („Нанива“. — А. С.) крупный снаряд, разорвавшись, осколками проник в боевую рубку, причем был ранен младший флагман 4-й эскадры вице-адмирал Мису. Были убиты: офицер штаба эскадры капитан 2 ранга Мацуи, три нижних чина и один нестроевой и ранены: старший штурман капитан-лейтенант Танако, ревизор Оота, мичман Танака, гардемарин Такано, старший кондуктор Ито и 85 нижних чинов».

Нельзя сказать, чтобы этот снаряд и ему подобные были пущены неумелыми комендорами и не разорвались, что конечно не исключает и того, что какая-то известная часть снарядов действительно не рвалась.

В каком состоянии были японские главные силы, можно судить по флагманскому броненосцу «Миказа», который после боя всерьез и надолго выбыл из строя: на броненосце была разворочена вся внутренность носовой боевой рубки, исковерканы и разрушены передний и задний мостики, убита и ранена прислуга многих орудий, пробиты в нескольких местах дымовые трубы, повреждены и подбиты многие орудия, разбито несколько казематов, пробиты палубы. Убито и ранено более 100 человек, среди них офицеры штаба командующего флотом капитан-лейтенант Иида, старший лейтенант Коакава, старший офицер броненосца капитан 2 ранга Мацумури, старший минер капитан-лейтенант Сучино, старший лейтенант Муракоси, мичман Ясуно, старший кондуктор Сакай и др.

Интересно сравнить попадания в «Миказу» с попаданиями японцев в русский броненосец «Орел». Будучи концевым в 1-й дивизии, «Орел» подвергся особенно сосредоточенному огню 1-го и 2-го отрядов японцев и получил 39 снарядов среднего и выше калибров, потери в людях не многим превышали потери на «Миказа», — отсюда напрашивается сам собой вывод, что русские артиллеристы не слишком уступали японским в искусстве стрельбы.

Но жестоко пострадал, как мы указывали, не один броненосец «Миказа». Так, на броненосце «Сикисима» имелись тоже не малые повреждения: один из крупных снарядов, попав в башню, разворотил ее, вывел из строя орудия и уничтожил начисто всю прислугу одного из орудий: батарейная и верхняя палубы были пробиты и исковерканы во многих местах.

На броненосце «Фудзи» был пробит во многих местах борт, повреждены орудия, разворочены внутренние помещения.

Жестоко пострадал и броненосный крейсер «Ниссин». В его башни было несколько попаданий, причем разбито три орудия, снесена часть мостика и т. д.

В флагманский крейсер «Идзумо» попало 7―8 снарядов, которыми был разворочен борт, пронизана верхняя палуба и разрушены внутренние помещения.

В «Адзумо» попало свыше 12 снарядов, был пробит борт, подбиты одно большое и несколько малых орудий, пронизан каземат. Выведено из строя 40 человек, среди них капитан 2 ранга Того.

В «Якумо» попало около 7 снарядов; была сильно разворочена верхняя палуба, пробиты дымовая труба и фок-мачта.

На «Асама» крупнокалиберным снарядом был поврежден руль; выйдя для исправления из строя, он был обстрелян жестоким огнем и получил еще 9 снарядов, причем были разрушены командирское и находившиеся вблизи помещения, кроме того, получена большая пробоина в борту, через которую захлестывало волну во внутрь, так что в средней палубе вода стояла по колено.

На «Ивате» также из-за полученной в борту пробоины появилась течь и в некоторых отделениях вода достигала 2 футов. Кроме того, в него попало 16 снарядов: было разрушено командирское помещение, пронизаны дымовые трубы и много повреждений в других местах.

Следовательно, подводя итоги, можно смело сказать, что русские моряки-артиллеристы стреляли метко и не уступали в этом врагу, и все сказки о том, что русские комендоры не умели стрелять, являются злостным поклепом на русских моряков; что они могли стрелять еще лучше, в этом сомневаться нельзя, но в данном случае русские моряки не виноваты, они применили все, чему были обучены.

Русские артиллеристы в бою у Цусимы доказали, что они достойны своих славных предшественников — победителей при Гангуте, Гренгаме, Наварине, Синопе, Афоне.

В нашей статье мы рассказали очень малую часть героических дел русских моряков 2-й Тихоокеанской эскадры. Уроки грандиозного похода в мельчайших деталях должны стать достоянием советских моряков, опыт этого замечательного похода должен быть изучен так же, как и опыт боя у Цусимы. Нужно знать героев, их имена, дела. Ими была богата 2-я Тихоокеанская эскадра.

Мы кратко рассказали о потерях и повреждениях японского флота, во многом используя официальные документы самих же японцев. Однако, многое японцы скрыли и скрывают до сих пор, многое еще осталось неизвестным. Миф о непобедимости японского флота, опровергаемый и фактами прошлого и действительностью наших дней, не заслуживает того ореола и шума, которые были созданывокруг японских успехов. Очевидно с этим был согласен в свое время и командующий японским флотом адмирал Того, который в своем донесении об итогах боя писал: «благодаря милости неба и помощи богов нашему соединенному флоту удалось почти уничтожить неприятеля в бою на Японском море 27 мая».

Такая формулировка показывает, что успех при Цусиме был по своим размерам такой неожиданностью для командующего японским флотом, что его пришлось объяснять не качествами японского моряка, а «помощью богов». А поскольку участие в бою «богов» — дело сомнительное, будет вернее сказать, что фактически победу японцам обеспечило прогнившее насквозь русское самодержавие с его невежественными адмиралами.

Оно и потерпело поражение.

Русский моряк, русский народ побежден не был и не будет!

II. Замечательные русские флотоводцы

В. Анциферов. Адмирал Ушаков

С именем великого флотоводца Федора Федоровича Ушакова связана целая славная эпоха в обширной летописи подвигов русского флота. Большинство побед русских моряков конца XVIII века достигнуто под непосредственным командованием Ушакова.

Родился Федор Федорович Ушаков в 1745 году в Темниковском уезде[15] Тамбовской губернии в обедневшей дворянской семье. Отец его служил в скромном чине коллежского регистратора.

В 1761 году Ушаков поступает в Морской шляхетный корпус. Дисциплинированность, успешность в науках быстро выделяют его из среды остальных воспитанников корпуса. Через два года Ушаков производится в гардемарины, через год в капралы и в 1766 году — в мичманы.

Первые же плавания в Балтийском море, поход на пинке «Нарген» в Архангельск показали прекрасные командирские качества Ушакова, его любовь к морю.

Ушаков, подобно всем истинным морякам, любил море. Тяготясь береговой жизнью, он преображался, когда вступал на палубу боевого корабля. «Я всегда больше желаю быть на море, чем в гавани», — говорил этот выдающийся флотоводец. Уже будучи адмиралом, он в письме к своему сослуживцу подчеркивал, что «весело время проводил в походе, а возвратясь, принужден опять заняться за скучные письменные дела». По мнению Ушакова, для моряка настоящая жизнь только в море. Ему он и посвятил себя целиком.

В русско-турецкую войну 1768―1774 годов Ушаков с Балтики переводится на Черное море. У него уже накоплен солидный морской опыт; много дало плавание на корабле «Три иерарха» под командованием большого знатока морского дела, капитана 1 ранга С. К. Грейга, впоследствии героя Чесменского сражения.

Плавание в Азовском и Черном морях на вновь построенных судах требовало большого искусства. Плоскодонные, наспех сделанные, они сильно дрейфовали, плохо разворачивались. Точных карт не было. Прокладывали курс по картам, изготовленным несколько десятков лет назад.

Когда на Черном море смолкли орудийные выстрелы, Ушаков вместе с несколькими офицерами переводится обратно в Балтийский флот. Однако его плавание в водах Балтики было недолгим.

В Петербурге снаряжается особая экспедиция. Адмиралтейств-коллегия получила указ: «Отправить из Петербурга русские товары на казенный счет, для продажи в иностранных местах». Три военных фрегата поднимают купеческие флаги. 15 июля 1776 года, наполнив трюмы различными товарами, фрегаты отправились в необычный рейс. Их сопровождал фрегат «Северный Орел», шедший под военным флагом.

На нем находился и Федор Федорович Ушаков. Он шел принимать командование одним из фрегатов, оставленных после русско-турецкой войны в Италии в Ливорно. Поход был хорошей практикой. Через два месяца после начала плавания фрегаты пришли в Ливорно. Ушаков сразу же вступил в командование 26-пушечным фрегатом «Св. Павел». На нем он совершал рейсы в Константинополь, Гибралтар и другие порты Средиземного моря. Почти три года длилось это плавание в чужих, далеких морях.

По возвращении в Кронштадт Ушаков получил назначение на императорскую яхту. Но Ушаков явно не подходил к роли командира увеселительного корабля. Чуждый обществу светских бездельников, он всегда тяготился им и скоро без сожаления расстался с раззолоченной яхтой.

В 1780 году на 64-пушечном корабле «Виктор», в составе эскадры Сухотина, Ушаков снова уходит в Средиземное море для охраны русского торгового плавания.

В эти годы Россия по-хозяйски обосновывалась на черноморском побережье. Вырастали новые города, крепости, строился военно-морской флот. В 1778 году на Днепре закладывается новый город Херсон. В нем оборудуются верфи, адмиралтейство. Усиленно развивается судостроение и на Азовском море, в Таганроге. В 1783 году к России окончательно присоединяется Крым. И в том же году основывается порт и база Черноморского флота — Севастополь. Утверждаются первые штаты Черноморского флота: 12 линейных кораблей, 20 фрегатов, 5 ботов, 8 транспортов, 10 плашкоутов.

Для растущего флота требовалось много хороших моряков. И Балтика — эта историческая школа моряков русского флота — передает свои лучшие кадры.

Жарким летом 1783 года из Кронштадта в Херсон, вместе с новым пополнением для строящегося Черноморского флота, прибыл и Ушаков.

Этот год был несчастным для Черноморья. Неожиданно появилась эпидемия чумы. Сотнями гибли люди. Едким густым дымом окутались селения. Всюду дымились кучи навоза, которым окуривались от заразы, — люди думали, что она переносится ветром. При встречах держались наветренной стороны. Но ничто не помогало. Строительство кораблей приостановилось.

Прибыв в Херсон, Ушаков со свойственной ему энергией начал бороться с чумой. Он правильно решил, что самое главное — надежная изоляция больных, уничтожение очагов болезни, соблюдение санитарных условий.

Результаты мероприятий Ушакова не замедлили сказаться — в его команде чума была сразу же пресечена. За успешную борьбу со страшной болезнью Ушаков получил орден. Инициативу Ушакова ставили в пример другим командирам.

В это время Черноморским флотом и портами на побережье Черного моря командовал Потемкин. Карьера этого фаворита императрицы была головокружительна. Начав службу поручиком, он быстро становится генералом, получает графское, а затем и княжеское звание. В 1775 году Потемкин становится полным властителем Тавриды, с неограниченными полномочиями.

По достоинству оценив способности Ушакова, Потемкин поручает ему устройство линейного флота. Командовал же флотом граф Войнович, выходец из Черногории, человек, не отличавшийся большой храбростью.

Между тем над Черным морем опять собираются грозовые тучи. Турция ждет лишь удобного случая, чтобы начать новую войну.

Осенью 1787 года турецкая эскадра под командованием капудан-паши Эски-Гассана подошла к Очакову. Не ожидая формального объявления войны, турки напали на фрегат «Скорый» и 12-пушечный бот «Битюг», стоявшие в Днепровском лимане.

Шесть часов продолжалась перестрелка двух русских судов с целой эскадрой. К концу боя русские корабли, потопив один турецкий корабль, отошли к Глубокой пристани.

Командующий Севастопольским флотом Войнович получил приказание «собрать все корабли и фрегаты и стараться произвести дело, ожидаемое от храбрости и мужества вашего и подчиненных ваших… Где завидите флот турецкий, атакуйте его, во что бы то ни стало, хотя б всем пропасть».

Русский флот вышел в море, но плавание было неудачным. Эскадра вскоре попала в жестокий, осенний шторм, который рассеял все суда. Многие суда получили серьезные повреждения.

«Не было никаких недостатков ни в рачении, ни в усердии, ни в осторожности, ни в искусстве, — доносил по начальству Войнович о постигшем русский флот несчастье, — а все произошло от слабости судов и их снастей; хотя шторм прежде такой был, но если бы все крепко было, устояло бы».

Лишь на следующий год произошла, по словам, самого Ушакова, «первая на здешнем море генеральная баталия».

Турки имели 13 линейных кораблей и фрегатов, 3 бомбардирских корабля и 21 мелкое судно; русская же эскадра насчитывала всего 2 корабля, 10 фрегатов и 24 мелких судна.

Турецкие корабли, построенные под руководством французских мастеров, скоростью хода и мореходностью превосходили русские, изготовленные наспех на речных верфях. И артиллерия была у турок дальнобойнее. Их пушки большею частью были медные, тогда как у русских чугунные, которые часто разрывались.

Но султан, отдавая категорический приказ об истреблении русского флота, не учел патриотизма русских моряков и их непреклонной воли к победе.

29 июня противники впервые заметили друг друга.

Однако турецкая армада долго не решается напасть на численно более слабого противника. Наконец, 3 июля у о. Фидониси противники встретились.

Ушаков командовал авангардом. Командующий флотом нерешительный Войнович чрезвычайно нервничал перед сражением. Инициативу и ведение боя он возложил на своего младшего флагмана Ушакова. «Если подойдет к тебе капудан-паша, сожги, батюшка, проклятого. Надобно поработать теперича и отделаться на один конец» — говорил он Ушакову.

В 2 часа дня турки начали быстро спускаться по ветру на передовые русские корабли. Капудан-паша намеревался обойти и окружить нашу эскадру. Ушаков быстро разгадал этот маневр. Он приказал, не ожидая сигнала старшего флагмана, прибавить парусов и с ветра атаковать голову неприятельской колонны. Противники сближались. Капудан-паша, поставив против 66-пушечного корабля Ушакова один 80-пушечный и два 60-пушечных корабля, сам с двумя кораблями бросился атаковать передовые фрегаты «Берислав» и «Стрелу». Ушаков, расправившись с поставленными против него кораблями, устремился на помощь фрегатам. За ним, также без сигнала флагмана, последовала вся эскадра. Началось общее сражение. Каждый корабль Ушакова сражался против 3―4 турецких, нанося противнику метким и сильным огнем огромные повреждения.

Русские моряки «стреляли в неприятельские корабли не часто и с такой сноровкой, казалось, что каждый учится стрелять по цели, снаравливая, чтобы не потерять свой выстрел».[16] Их огонь был убийственен.

После трехчасового боя турецкие суда стали отходить за линию боя. А когда вышел из строя флагманский корабль, началось общее бегство турецкого флота.

Фактически руководил боем младший флагман Ушаков. После сражения Войнович прислал ему записку, в которой писал: «Поздравляю тебя, батюшка Федор Федорович, сего числа поступил весьма храбро; дал ты капудану-паше порядочный ужин, мне все видно было».

Искусное руководство, правильный тактический расчет, умелые действия команды обеспечили победу русского флота.

Ушаков придавал огромное значение обучению команды, воспитанию из матросов сознательных, решительных бойцов. В рапорте на имя Потемкина он просит за геройство в бою наградить команду и добавляет: «всякая их ко мне доверенность совершает мои успехи».

Талантливый адмирал уделял огромное внимание постоянной учебе личного состава, поощрял проявление личной инициативы. Он неустанно воспитывал подчиненных в духе взаимного понимания, строгого соблюдения воинской дисциплины, преданности родине. Он, подобно своему современнику Суворову, умел найти путь к сердцу русского воина. Его слова воодушевляли матросов.

Вскоре Ушаков производится в контр-адмиралы и ставится во главе Черноморского флота, вместо нерешительного, бездеятельного Войновича.

Турки, охваченные жаждой реванша, готовят многочисленный флот с десантом, намереваясь овладеть Крымом, уничтожить Севастополь и русский флот. Быстро восстанавливают они убыль своих кораблей. На строительство флота расходуются сокровища султанских дворцов. В гареме с жен султана снимаются драгоценные украшения.

Командовать многочисленным и сильным турецким флотом назначен молодой и горячий капудан-паша — двадцатидвухлетний Гуссейн.

Он горит нетерпением сразиться с Ушаковым и обещает султану возвратить Крым.

Русский флот также усилился новыми кораблями. 16 мая 1790 года эскадра под флагом контр-адмирала Ушакова вышла в море, взяв курс на Синоп. Через пять дней эскадра подошла к турецким берегам. Крейсерские суда, разделенные на три отряда, отправились вперед искать корабли противника. Один отряд крейсеров к вечеру этого же дня захватил два судна врага.

Всю ночь лавировал Ушаков со своими кораблями перед входом в Синопскую бухту, отрезая находившимся там турецким судам путь к бегству. Рано утром русские корабли вошли в бухту и открыли огонь по турецким судам и береговым батареям. Весь день и следующую ночь продолжалась орудийная стрельба. Крепость и турецкие корабли, укрывшиеся под ее стенами, понесли большие потери.

24 мая эскадра оставила Синопскую бухту и пошла вдоль берега на восток, истребляя встречные суда противника. Подойдя к Анапе, эскадра бомбардировала эту сильно укрепленную крепость.

Три недели продолжалось победоносное плавание у турецких берегов. Эскадра привела в Севастополь восемь транспортных судов противника с пшеницей и пленными. Двенадцать судов было сожжено и утоплено.

В рапорте начальству Ушаков сообщал, что эскадра обошла всю восточную сторону Анатолии и берега Абхазские, от Синопа до Анапы, «господствуя сильной рукой при оных».

Известие о таком дерзком и смелом налете русских на турецкие берега заставило Гуссейна поспешить с выходом в море.

Но Ушаков тоже не терял времени зря. Он день и ночь готовил флот к новым победам: тренировал команду в быстрой постановке парусов, приказывал «для моциону бегать через салинг, дабы обучить людей к скорому и красивому управлению каждого дела». Ушаков был уверен, что с русским «флотом можно не только румельским берегам нанести страх и беспокойство, но и Константинополь не останется спокойным».

Имея основания ожидать появления неприятельского флота со стороны Анапы, Ушаков направляется с флотом в количестве 33 вымпелов к Керченскому проливу. Его предположения оправдались. 8 июля в половине десятого утра, при бурной погоде, со стороны Анапы показался турецкий флот в составе 36 кораблей, идущий под всеми парусами на сближение.

Первый турецкий выстрел послужил сигналом к общему сражению. Главная атака турок была направлена на авангард русской эскадры. Командовавший передовыми кораблями капитан Голенкин стойко выдержал натиск сильнейшего врага и своим огнем привел турок в расстройство. Дистанция между эскадрами все уменьшалась. После часовой перестрелки Ушаков поднял сигнал: «Следовать движению флагмана» и повел свой флот в наступление. В густом дыму, прорезав линию неприятеля, русские с наветра напали на турок, осыпая их градом картечи и ядер. Русские, сблизившись до полукабельтова, стреляли почти в упор. Турки были плохими артиллеристами: их снаряды пролетали мимо цели. Вскоре флот Гуссейна пришел в полное замешательство. Уходя от метких выстрелов, турецкие суда поворачивали на разные галсы. Жестоко пострадал и корабль капудан-паши. Флаг младшего турецкого флагмана был сбит. Через шесть часов боя неприятель стал искать спасения в бегстве, и только наступившая темнота спасла турецкий флот от полного разгрома. Ушаков всю ночь преследовал противника.

Наша артиллерия произвела жестокое опустошение на судах, переполненных десантными войсками.

25 августа Ушаков снова выходит на поиски неприятеля. Через три дня плавания с салинга флагманского корабля заметили стоящий у Тендровской косы многочисленный турецкий флот. На этот раз в советники молодому Гуссейну султан дал престарелого Саид-Бея.

Приказав нести все паруса, Ушаков устремился на турок. Такая решительность вызвала на кораблях противника панику. Турки начали рубить канаты и в беспорядке бежать от русской эскадры.

«Испуган — наполовину побежден». Этого правила Суворова придерживался и Ушаков.

Русский флагманский корабль поднял сигнал «усилить погоню». Скоро стало видно, что задние суда турецкой эскадры возможно отрезать. Ушаков лег на пересечку курса. Капудан-паша, чтобы защитить свои суда, вынужден был принять бой.

Когда туркам кое-как удалось построить боевую линию, Ушаков вместе со своим авангардом обрушился на их передовые корабли. Турецкий флот скоро потерял всякий строй. Сигнал о погоне и нападении почти не убирался с мачты корабля Ушакова. Русские корабли входили в интервалы между судами противника и громили его. Корабль Ушакова одно время сражался с тремя турецкими судами и заставил их выйти из строя.

На рассвете следующего дня можно было видеть турецкие суда, рассеянные по всем направлениям.

Фрегат капитана Нелединского оказался случайно окруженным несколькими неприятельскими кораблями. Но турки не замечали присутствия среди них чужого судна. Русский фрегат, не поднимая флага, шел некоторое время вместе с турками. Улучив удобный момент, фрегат поднял флаг и под всеми парусами на глазах изумленных турок достиг своего места в строю русской эскадры.

Два турецких корабля оказались под ветром, один из них был под флагом Саид-Бея. Ушаков послал против них несколько кораблей. Турки дрались отчаянно. Но сила была на стороне русских. Скоро один корабль, лишившись капитана, вынужден был сдаться. Упорствовал лишь Саид-Бей. Его только что спущенный с верфи корабль был совершенно разбит; от метко пущенного брандскугеля[17] на нем начался пожар. Приход к месту боя русского флагмана поколебал решимость старого капудан-бея — турецкий флаг медленно пополз вниз. Не успели шлюпки с пленным турецким адмиралом отвалить от борта, как горящий корабль взлетел на воздух.

Потемкин в частном письме так писал об этой победе Ушакова: «Наши, благодаря бога, такого перца туркам задали, что любо. Спасибо Федору Федоровичу».

Разгром турецкого флота открыл нашим гребным судам путь к устью Дуная. Войдя в Дунай, гребная флотилия способствовала взятию Суворовым Измаила.

До глубокой осени плавал флот в эту кампанию и ушел в гавань лишь тогда, когда наступили заморозки и начал валить снег.

Непобедимого адмирала турки звали Ушак-пашей, его имя внушало непреодолимый страх. Ушаков был грозой всего турецкого побережья.

Султан для усиления своего флота вытребовал суда подвластных ему владений: Туниса, Алжира, Триполи. До восьми адмиралов собралось в весну 1791 года в Черноморском флоте султана. Среди них находился и известный своей храбростью алжирский паша Саид-Али. На него султан возлагал особые надежды.

Получив сообщение о выходе турецкого флота из Босфора в Черное море, Ушаков немедленно направился на его поиски.

До русского адмирала дошли слухи о хвастливом обещании Саид-Али привезти Ушакова в Константинополь в цепях.

31 июля противник был обнаружен у мыса Калиакрия. Суда стояли на якорях под прикрытием береговых батарей. Часть команды гуляла на берегу. Как гром средь ясного дня, было появление русских. Турки, завидя неприятеля, в панике начали рубить канаты, даже не успев забрать с берега свою команду. Береговые батареи открыли беспорядочный огонь. Русские, не обращая внимания на выстрелы турецких батарей, смело вошли в проход между турецкими кораблями и берегом и атаковали противника.

Турки пытались было построить свои суда в боевую линию, но это им не удалось.

Тогда Саид-Али повел свою расстроенную эскадру в контратаку. Решив драться до последней крайности, он велел прибить свой флаг к флагштоку гвоздями, так чтобы команда ни в коем случае не имела возможности его спустить. Весь турецкий флот следовал за пашой, стараясь выиграть ветер.

Ушаков понял намерение турок и погнался за передовым кораблем. Затем он приказал своему флоту спуститься по ветру на врага. На мачте взвился сигнал: «Каждому атаковать соответствующий корабль». Сражение началось.

Ушаков хорошо знал особенности своего противника. Стоило только вывести из строя флагманский корабль турок, как остальными их судами овладевала паника: лишившись руководства, они рассыпались в разные стороны. Ушаков не был сторонником старинных «рыцарских дуэлей», по правилам которых приличным воинской доблести считалось сражение лишь с равносильным соперником: кораблю с кораблем. «Победа при любых условиях» — было его девизом, поэтому он с тремя лучшими своими кораблями обрушился на флагманский корабль Саид-Али. Вскоре корабль турецкого адмирала с перебитыми мачтами и реями, порванными парусами и снастями вынужден был удалиться под ветер и укрыться в середине своего флота.

Место корабля Саид-Али заступил вице-адмиральский корабль, но скоро и его постигла та же печальная участь.

Чтобы ликвидировать последнее сопротивление противника, Ушаков, опять-таки вопреки принятым тогда «правилам военной науки», строго наказывавшим во всех без исключения случаях соблюдать неразрывную линию баталии, задержав ход своего корабля, уклонился под ветер, прорезал линию неприятельских судов и, войдя в их середину, открыл сокрушительный огонь на оба борта. Этим маневром, исполненным и другими кораблями, был спутан весь турецкий строй. Смешавшись в кучу и подставив русским кораблям кормы своих судов, турки стали спускаться под ветер. Флот Ушакова, окружив разбитого неприятеля, засыпал его снарядами.

Перемена ветра, густые облака порохового дыма и наступившая темнота позволили туркам спастись от полного поражения.

Сражение у мыса Калиакрия еще раз доказало талантливость Ушакова. Блестящая тактика Ушакова, его исключительное мастерство в управлении боем и личное мужество способствовали победе русского флота. Туркам не помогли и английские офицеры, управлявшие артиллерийской стрельбой почти на каждом их корабле.

На русской эскадре было всего 17 убитых и 28 раненых, тогда как турки потеряли три корабля и сотни убитых на каждом корабле. Только на корабле Саид-Али было 450 убитых.

Турки искали спасения у берегов, их суда с пробитыми бортами и поломанным рангоутом не могли больше держаться на море.

Одна лишь алжирская эскадра кое-как ночью добралась до Константинопольского пролива, но и то, войдя в пролив, корабль Саид-Али стал тонуть. Пушечные выстрелы с гибнущего корабля всполошили всю столицу.

Ужасный вид эскадры, весть о разгроме флота, слухи о готовности Ушакова напасть на Константинополь заставили султана поспешить с заключением мира.

К верховному визирю, сражавшемуся с русской армией, в тот же день поскакал гонец с султанским предложением о немедленном заключении мира.

По мирному договору за Россией осталось все северное побережье Черного моря от Днестра до Кубани. Этим Россия в значительной степени была обязана Ушакову.

Наступило мирное время. Но командующий не перестает уделять особое внимание боевому совершенствованию флота, содержанию его в постоянной готовности. Частые выходу в море, пушечные и ружейные стрельбы стали при Ушакове системой.

Командующий лично контролирует ремонт старых и строительство новых кораблей. При посещении верфей и доков он вникает во все мелочи.

В одном из своих приказов Ушаков благодарит за быстрый ремонт кораблей «разных чинов мастеровых», изъявляет признательность «в многотрудных работах» корабельному подмастерью Юхарину.

Денег на содержание флота присылалось тогда мало, поступали они нерегулярно. Даже при бережном расходовании их нехватало, приходилось занимать у частных лиц, тратить свои собственные.

В письме интенданту Афанасьеву Ушаков жалуется: «Мне через правление отпущено здесь на экстраординарную сумму только 1000 руб., что я из них могу сделать или купить? Дохожу до такой крайности, если правление не позволит покупать необходимо подобных вещей, заложить собственный дом и покупая исправить все необходимости, дабы быть готову». Кстати сказать, личные деньги Ушакова, затраченные на ремонт кораблей, были возвращены ему царем лишь через десять лет.

За время командования Ушакова флотом неузнаваемо изменилась база Черноморского флота — Севастополь. Город быстро рос и благоустраивался.

Историк Головачев в своей «Истории Севастополя», вышедшей в 1872 году, писал: «Порт Севастопольский за последующее время управления Ушаковым гораздо быстрее обстроился новыми зданиями, нежели во все продолжение своего прочего существования».

Ушаков строит новые, каменные казармы, госпитали. Возмущенный замеченными в госпитале непорядками, он отдает приказ улучшить питание больных, ежедневно варить кисель, достать пшеничной муки для булок, свежей капусты, «дабы лучшим содержанием людей подкрепить и привести в здоровье», и тут же наставляет, что «необходимо стараться о здоровье служителей».

В январе 1791 года Ушаков назначается руководителем Черноморского морского правления. Ушаков с головой уходит в дела флота. Его деятельность этого периода крайне разнообразна. Наряду с боевой учебой и строительством флота он улучшает санитарное состояние Севастополя, организует загородные гулянья моряков, заботится о питании команд.

Но, к сожалению, Ушакову недолго пришлось возглавлять Черноморский флот. После смерти Потемкина председателем Черноморского морского правления Екатерина снова назначает лично известного ей Мордвинова. За Ушаковым остается командование действующим флотом.

Завистники и враги Ушакова пытаются скомпрометировать его военные успехи, пускают сплетни о совершенных якобы им ошибках, о том, что другой на его месте сделал бы значительно больше. Все это огорчает Ушакова, отравляет ему жизнь, отнимает у него массу времени на никому ненужную переписку.

Европа в это время жила бурной политической жизнью. Во Франции революция, король Людовик XVI казнен. Екатерина II борьбу с буржуазной революцией во Франции считала своей главной задачей. Лишь внезапная смерть в 1796 году помешала ей начать войну с буржуазной Францией. Ее преемник Павел не меньше «просвещенной» императрицы боялся революционной «заразы». Деятельный организатор войны против революционной франции, Павел послал для борьбы с ней Суворова в Итальянский поход, Ушакова — в Средиземное море.

Павел давно с тревогой следил за развитием французской революции, за продвижением по Европе французских войск. После захвата французами Ионических островов у России на Ближнем Востоке появился опасный соперник. Возникли опасения, как бы Турция, соединившись со своей соседкой, не попыталась вернуть себе черноморское побережье. Ходили кроме того слухи о намерении Франции восстановить Польшу как самостоятельное государство.

Египетский поход Наполеона превращает Турцию из союзника в противника Франции. Наполеон, вместо того чтобы следовать через турецкие земли в Индию — золотое дно Британской империи, — принялся покорять Египет. Огорошенная такой неожиданностью Турция заключает наступательный союз с Россией. Павел давно ждал этого союза. Арест на Ионических островах русского консула, наконец, захват французами Мальты — были ближайшими поводами к войне России с Францией. К коалиции присоединилась веками враждовавшая с Францией Англия, а затем Австрия.

Ушакову предписывается, соединившись с турецким флотом, действовать против французов.

Это повеление Ушаков получил в море. Выполнить его оказалось далеко не легким делом: кораблей, годных к длительным походам, по существу, не было.

«Корабли и фрегаты в прошлую войну строились с великой поспешностью, только чтобы поспевали на военное дело; от такого поспешного строения не так крепки, а часто и многие хилости уже в членах оказываются. Артиллерия на всех судах тяжелая; посему, когда выхожу в море, стараюсь для сбережения судов избегать крепких ветров и уходить в закрытие к берегам» — писал на следующий день Ушаков морскому министру Кушелеву.

Эскадра стала готовиться к дальнему походу, к боям с сильным и опытным противником.

Оставив наиболее неблагонадежные суда в Севастополе, приняв на эскадру запасы и пополнив личный состав, Ушаков в середине августа вышел в море. Шестнадцать русских кораблей взяли курс на дружественный теперь Константинополь.

У входа в Босфор эскадра получила сообщение русского посланника об объявлении Турцией войны Франции и желании турок как можно быстрее видеть эскадру Ушакова в Константинополе.

В Дарданеллах произошло соединение с турецкой эскадрой, состоявшей из 28 различных судов. Командовал их эскадрой опытный моряк Кадыр-Абдул-Бей.

20 сентября соединенный флот под флагом Ушакова покинул Дарданеллы.

Не успел еще русско-турецкий флот выйти в море, как другие союзники — Англия и Австрия — начали тайными происками подрывать мощь коалиции.

Австрия послала на Ионические острова (уступленные ею же Франции после уничтожения в 1797 году Венецианской республики) эмиссаров с предложением своего покровительства, предлагала жителям островов поднять австрийский флаг.

Честолюбивый английский адмирал Нельсон сам хотел захватить Ионические острова. Видя в Ушакове серьезного конкурента и поэтому стремясь задержать отплытие русского флота, он писал английскому посланнику в Константинополе: «Я намерен обратиться к Мальте, Корфу и прочим островам этим; почему надеюсь, что русскому флоту назначено будет находиться на Востоке; если же допустят их утверждение в Средиземном море, то Порта будет иметь порядочную занозу в боку».

Но все ухищрения вероломных союзников оказались напрасны. Блестящие действия русской эскадры сорвали коварные замыслы англичан и австрийцев. Русский флот, возглавляемый Ушаковым, быстро занимает один остров за другим.

Первыми пали крепости острова Цериго. Французы храбро оборонялись. Но ядра русских судов и двух установленных на берегу батарей быстро выводили из строя защитников крепости. Несколько орудий противника было подбито. И в последнюю минуту, когда адмирал приказал капитан-лейтенанту Шостаку итти с десантом на приступ, над крепостью взметнулся белый флаг. Комендант крепости торжественно поднес Шостаку крепостные ключи и знамя.

Греческое население острова, изнывавшее от непосильных поборов и контрибуций наполеоновских войск, с восторгом встретило русских. Это было первым триумфом эскадры.

Весть о прибытии русских облетела все острова.

Когда к острову Занте подошли русские фрегаты, обрадованные греки на руках вынесли русский десант со шлюпок. Французы бежали в крепость и, видя бесполезность сопротивления, скоро сдались. 491 пленный, 42 орудия, порох, знамена — таковы были трофеи русских.

В течение шести недель все острова, за исключением прекрасно защищенного Корфу, были взяты.

Когда в Константинополе было получено сообщение о взятии островов, султанский визирь послал Ушакову поздравительное письмо. «Достоинство, деятельность, храбрость ваши, — писал визирь, — обнадеживают блистательную Порту в дальнейших подвигах. Она нелицемерно поставляет вас в число славнейших адмиралов Европы».

Остров Корфу являлся последним оплотом французов. Расположенный на стыке двух морей, он был ключом Адриатического моря.

Во времена Ушакова эта большая крепость, обнесенная со всех сторон гранитными стенами, считалась одной из сильнейших в Европе. Ее укрепления заключались в пяти самостоятельных крепостях, построенных таким образом, что неприятель, завладев одной из этих крепостей, неизбежно подвергался огню остальных. Хорошо укрытые казематы и бастионы располагались по склонам гор. Крепость вмещала от 10 до 15 тысяч гарнизона. Осаждающего на каждом шагу встречали препятствия — глубокие рвы и высокие валы.

Казармы и пороховые погреба были высечены в гранитных скалах. Здания сообщались между собой траншеями и туннелями, также высеченными в горах.

Со стороны моря крепость прикрывал остров Видо, имевший пять батарей с орудиями крупного калибра.

В Корфу находились главные силы французов, во главе с генеральным комиссаром. Трехтысячный гарнизон, при 650 орудиях, был больше чем на полгода обеспечен продовольствием. Свыше 800 солдат находилось на острове Видо.

На удобном Корфинском рейде под прикрытием крепостей стояли обшитый медью 74-пушечный корабль «Женере», захваченный в плен английский корабль «Леандр» и еще девять военных судов.

Эту-то неприступную крепость и предстояло взять Ушакову.

Нельсон все еще не терял надежды захватить Корфу. Он несколько раз предлагал Ушакову снять блокаду и уйти к северным берегам Италии, хотя этим берегам никто не угрожал. Однако все ухищрения английского адмирала были напрасны.

Русский флот крепко стерег Корфу. Французский корабль «Женере» несколько раз пытался прорвать блокаду, но неизбежно попадал под обстрел русских судов. «Корабль французский, — писал в рапорте главнокомандующий, — будучи на ветре, выходит иногда от крепости и шарлатанствует: стреляет издали, не отделяясь от крепости, и потом назад уходит». За одно из очередных «шарлатанств» «Женере» серьезно поплатился: снарядами русских была разбита корма, сделано несколько пробоин и восемь человек убито.

Ушаков днем и ночью готовился к взятию Корфу. Он все время находился среди моряков, обучал их высадке на берег, стрельбе из орудий и ружей, действиям на берегу.

Когда наступил момент решающего наступления, Ушаков дал приказ к нападению на крепость с моря и суши.

План атаки был разработан самим адмиралом. 130 особых сигналов позволяли направлять действия отдельных кораблей и войск.

Взятие острова Видо возлагалось на флот. Приказ, отданный накануне атаки, определял задачу и местоположение каждого корабля.

Население получило специальные повестки, призывающие к участию в штурме. Но по ним никто не явился — ожидали неудачи.

18 февраля в семь часов утра, по сигналу с флагманского корабля Ушакова, началась атака.

Первыми вступили в бой фрегаты. Проходя под парусами вблизи берега, они обстреливали неприятельские батареи. Доходя до своего места, фрегаты становились бортом к крепости. За фрегатами следовал весь флот. Часть кораблей обстреливала суда неприятеля, а также рейд, не давая подвозить к острову Видо подкрепления. Как всегда, в самый решительный момент Ушаков подал личный пример. Видя упорство наиболее крупной батареи, он поставил свой корабль против нее и в короткое время заставил батарею замолчать.

После продолжительной артиллерийской подготовки в трех местах острова начал высаживаться десант. Преодолевая упорное сопротивление французов, различные естественные и искусственные препятствия, моряки смело продвигались вперед.

К двум часам дня над островом уже были подняты русский и турецкий флаги. Половина гарнизона попала в плен. В числе пленных был и комендант острова бригадный генерал Пиврон. Русские моряки нашли его спрятавшимся в огромной бочке. Генерал был объят таким ужасом, что позже за обедом у русского адмирала не мог даже держать ложку.

Так же успешно было нападение и на главную крепость. До пяти часов вечера корабли и береговая батарея обстреливали крепость орудийным огнем. Наконец, по приказу Ушакова, турки и албанцы, подкрепленные русскими моряками, бросились на приступ. Первая атака была отбита. Союзники ударили еще раз. Храбро защищались французы. Больших трудов стоило выбить их из каждого укрепления, каждого выступа скалы. Карабкаясь на почти отвесные стены, взбираясь по приставленным лестницам, наступающие к вечеру взяли два важнейших бастиона.

Французы, не желая дальше бесполезно жертвовать жизнью, предложили перемирие.

— Я всегда на приятные разговоры согласен, — ответил Ушаков.

20 февраля 1799 года неприступная крепость Корфу впервые в своей истории капитулировала. В плен было взято 2931 человек, захвачено 636 орудий и большое количество боевых и продовольственных запасов.

Великий Суворов, узнав о взятии Корфу, радостно вскричал:

— Ура русскому флоту! Жалею, что не был при взятии Корфу хотя бы мичманом.

Правительство Павла не оценило самоотверженности и отваги русских моряков.

Спустя полтора месяца после взятия Корфу Ушаков в письме к русскому посланнику вынужден был констатировать горькую истину:

«Из всей древней истории не знаю и не нахожу я примеров, чтобы когда какой флот мог находиться в отдаленности без всяких снабжений и в такой крайности, в какой мы теперь находимся. Мы не желаем никакого награждения, лишь бы только, по крайней мере, довольствовали нас провиантом, порционами и жалованьем как следует, и служители наши, столь верно и ревностно служащие, не были бы больны и не умирали бы с голоду, и чтобы при том корабли наши было чем исправить, и мы не могли бы иметь уныния от напрасной стоянки и невозможности действовать».

На севере Апеннинского полуострова французов теснил фельдмаршал Суворов. Только его система, его тактика могли противостоять тактике французских батальонов. «Они воюют колоннами, и мы их бить будем колоннами», заявил Суворов. Русские солдаты, по выражению их полководца, «дрались как отчаянные… а ничего нет страшнее отчаянных». По свидетельству же иностранцев, русские полки «обладали твердостью и устойчивостью бастионов». Северная Италия была быстро очищена от французских войск.

Но на юге еще господствовали французы. Нельсон со своим флотом крейсеровал у Неаполя, не решаясь начать действия на берегу.

Ушаков отдает распоряжение итти к берегам Италии.

Русские корабли, идя вдоль побережья Италии, занимают один город за другим.

В Палермо произошла первая встреча русского флотоводца с английским адмиралом Нельсоном. Ушаков предложил Нельсону направить против занятой французами Мальты соединенные силы двух эскадр. Но это никак не входило в расчеты Нельсона, он всеми силами старался отклонить предложение Ушакова.

С первой же встречи русский и английский флотоводцы не сошлись. Ушаков, не доверяя льстивым фразам английского лорда, с подозрением относился к его предложениям. Нельсон с досадой видел, что русский адмирал держит себя самостоятельно, независимо и никак не может быть зачислен в число его бессловесных помощников.

Нельсон писал подчиненному ему командиру Трубриджу, что Ушаков «держит себя так высоко, что это невыносимо; под вежливой наружностью в нем скрывается медведь».

С прибытием в Неаполь русская эскадра стала готовиться к взятию Рима. Но и тут англичане, привыкшие загребать жар чужими руками, воспользовались появлением русской эскадры — моральным воздействием русских войск на неприятеля.

Стоявший в Неаполе корабль английского командира Трубриджа сразу же после прихода Ушакова снялся с якоря. Ушакову свой поспешный уход Трубридж объяснил необходимостью собрать у Чивита-Веккии английские суда и итти на соединение с Нельсоном. На самом деле Трубридж отправился к Риму и склонил французского генерала Гарнье, защищавшего Рим, к весьма невыгодной для союзников капитуляции. Французский генерал, поставленный в безвыходное положение, охотно принял предложенные ему условия капитуляции. По этим условиям французские войска не признавались военнопленными, у них не отбиралось оружие, они не лишались права дальнейшего участия в войне, им даже обещалась перевозка в отечество.

Ушаков от такого вероломства англичан пришел в крайнее негодование. Он знал, что освобождающиеся в Риме французские войска будут переброшены на фронт против Суворова. Ушаков сначала было решил отменить предполагаемый поход русских на Рим, но потом все же отдал приказ о выступлении.

Государственный переворот во Франции, в результате которого «маленький капрал» Бонапарт стал императором Наполеоном, в корне изменил отношение Павла к Франции. Ушаков получает распоряжение спешно возвращаться в Черное море, забрав с собой все войска.

Два с четвертью года длился средиземноморский поход. Русские моряки совершили много геройских подвигов, прославили силу русского флота, высоко подняли честь родины.

Неожиданные симпатии к Франции оказались для Павла роковыми. Подкупленные английским послом в Петербурге, дворяне-придворные душат его в Михайловском замке, в котором он жил как в крепости.

С воцарением на престол Александра I для русского флота наступила самая темная в его истории пора. К руководству флотом пришли чуждые ему люди. Корабли гнили в гаванях, не получая самого необходимого ремонта; парусные и орудийные учения прекратились. Русский флот разбазаривался — много военных кораблей было продано в другие страны, в частности в Испанию. Истинные моряки тяжело переживали развал флота, с негодованием и неприязнью смотрели на заводимые порядки. Многие подали в отставку.

При Александре Ушаков — участник свыше 40 морских кампаний — занимает скромную должность начальника Балтийского гребного флота.

После позорного Тильзитского мира, когда все завоевания русских моряков в Средиземном море снова отданы французам, Ушаков подает в отставку.

Мотивируя свою отставку болезнью, Ушаков писал в рапорте на имя царя: «… не прошу награды, знатных имений, высокославными предками вашими за службу мне обещанных, но останусь доволен тем, что от вашей милости и щедрости определено будет на кратковременную мою жизнь к пропитанию».

Царь расщедрился и уволил Ушакова с половинной пенсией.

Остаток своих дней Ушаков провел довольно бедно и уединенно в деревушке Алексеевке Тамбовской губернии.

Поместия с тысячами душ, пожалованные ему за многочисленные победы над врагами, получены не были. Пенсии едва хватало на пропитание. О его бедности говорит и завещание, составленное в 1810 году. По нему он все свое наследство — «7 душ дворовых людей» — оставил единственным родственникам — двум племянникам и племяннице.

2 октября 1817 года знаменитый флотоводец скончался.

Смерть Ушакова прошла почти незамеченной. Петербургская газета «Северная почта» в номере от 27 октября ограничилась краткой заметкой: «Из Тамбова, от 12 октября. Известный адмирал Федор Федорович Ушаков, толико прославившийся военными деяниями своими, сего октября 2 числа, к общему сожалению, скончался здешней губернии в Темниковском уезде. Погребение происходило 7 числа». И все. Больше никто и никак не отозвался на смерть храброго моряка — создателя новой тактической школы русского флота.

Моряки Красного флота свято хранят боевые традиции. Они чтут память выдающихся флотоводцев, бесстрашных героев, талантливых сынов русского народа.

Н. Кружков. Адмирал Нахимов

Героическая оборона Севастополя вошла в историю русского народа как одна из блестящих ее страниц. В течение 11 месяцев севастопольцы с непоколебимым мужеством обороняли родную землю от вторгнувшихсяиноземцев. Будучи в начале кампании вовсе незащищенным с суши, Севастополь усилиями гарнизона, под огнем мощной неприятельской артиллерии, был укреплен в кратчайшие сроки и сумел оказать врагу стойкое, длительное сопротивление, во время которого русские войска покрыли себя неувядаемой славой. Немало мужественных защитников родины нашли себе могилу на бастионах Севастополя. Немало доблестных севастопольцев, талантливых организаторов обороны, прославило свои имена во время 11-месячной осады. Среди них всегда будет блистать имя адмирала Павла Степановича Нахимова, одного из подлинных героев севастопольской эпопеи, скромнейшего человека, «отца матросов», доблестного воина и талантливого командира.

Павел Степанович Нахимов, родившийся в 1802 году, прошел отличный боевой путь. Его воспитателем и учителем был знаменитый русский адмирал Лазарев. Лазарев неослабно внушал своим подчиненным, что «всякое положение человека прежде всего налагает на него обязанности» и что «с точным, безукоризненным их выполнением связана не только служебная, но и личная честь». Нахимов был любимым учеником Лазарева, заслужившим от него высокую, оценку: «Чист душой и любит море».

Всеобщее признание как талантливого адмирала Павел Степанович Нахимов заслужил после сражения под Синопом, в котором была одержана блистательная победа над турками. Синопским сражением и была в сущности начата Восточная война 1853―1856 годов, если не считать мелких пограничных стычек.

С открытием кампании Нахимов с эскадрой в составе четырех линейных кораблей, трех фрегатов, двух бригов и одного парохода отправился в крейсерство вдоль Анатолийских берегов. Стояла штормовая ноябрьская погода. Невзирая на это, Нахимов с успехом нес блокаду турецкого побережья. Крейсерство Нахимова является ярким показателем отличной боевой подготовки Черноморского флота. 8 ноября, в жестокий шторм, во время которого два корабля и фрегат получили сильные повреждения и вынуждены были вернуться в Севастополь, Нахимов подошел к Синопу. В гавани находилась в это время неприятельская эскадра в составе 7 фрегатов, 3 корветов, 2 пароходов и 2 транспортов, стоявших под прикрытием сильных береговых батарей.

Нахимов блокировал гавань, дождался прибытия подкрепления в составе 3 кораблей и 18 ноября 1853 года полностью уничтожил турецкую эскадру.

Приказ Нахимова, данный при получении известия об объявлении войны, является образцом лаконичного стиля: «Не распространяясь в наставлениях, я выражу свою мысль, что в морском деле близкое расстояние от неприятеля и взаимная помощь друг другу есть лучшая тактика. Уведомляю г.г. командиров, что в случае встречи с неприятелем, превышающим нас в силах, я атакую его, будучи совершенно уверен, что каждый из нас сделает свое дело».

Приказ Нахимова, зачитанный перед Синопским боем, четко и ясно определяет боевые задачи каждого корабля, изумляет предусмотрительностью, предвидением всех деталей.

В 10-м часу утра 18 ноября начался бой. Один за другим гибли турецкие корабли. Только один пароход «Тайф» успел спастись бегством, воспользовавшись превосходством своего хода.

Уничтожив турецкую эскадру и исправив повреждения на кораблях, эскадра Нахимова через 36 часов ушла в Севастополь.

Синопское сражение — последнее крупное сражение в истории парусного флота — вызвало сенсацию во всем мире, развязав силы войны. В английских журналах того времени писали о Синопе так: «Как бы ни смотрели на обстоятельства публицисты, мы, моряки, не можем относиться без уважения к неведомому для нас флоту, который смело борется с бурями в течение месяца, дает сражение тотчас после жестокого ветра, уничтожает противника и с торжеством благополучно возвращается в порт, несмотря на повреждения».

Французы и англичане поспешили на помощь своему союзнику Турции. Восточная война началась.

Военная отсталость и невежество николаевской эпохи имели своим следствием то, что союзникам удалось высадить экспедиционную армию на Крымский полуостров, нанести несколько серьезных поражений русским войскам и обложить Севастополь.

Его героические защитники выполнили свой долг до конца, защищая родину. Союзники нанесли поражение реакционному и косному режиму Николая I, но им не удалось сломить дух героического русского солдата. Севастополь в конце концов пал, и не мог не пасть, но чудеса самоотверженности и доблести, проявленные его защитниками, навеки остались в памяти нашего народа.

Флот союзников обладал громадным превосходством перед русским Черноморским флотом. Русским пришлось пойти на то, чтобы, затопив часть флота у входа в бухту, закрыть доступ в нее иностранным эскадрам, а командами кораблей усилить число защитников крепости. Адмиралу Нахимову была поручена организация обороны южной стороны. 14 сентября 1854 г. Нахимов издал приказ своим морякам: «Неприятель подступает к городу, в котором весьма мал гарнизон. В необходимости нахожу затопить суда вверенной мне эскадры и оставшиеся на них команды с абордажным оружием присоединить к гарнизону. Я уверен в командирах, офицерах и командах, что каждый из них будет драться, как герой; нас соберется до трех тысяч, сборный пункт на Театральной площади».

Осада началась в то время, когда Севастополь по нерадению и легкомыслию высшего командования был вовсе не укреплен с сухого пути. Нахимов немедленно с величайшей энергией принялся за сооружение укреплений. Бастионы росли день ото дня. 5 октября началась первая бомбардировка Севастополя. 1500 орудий неприятельского флота с моря и 136 орудий с суши открыли ужасающий огонь по Севастополю. Однако первая же бомбардировка показала, что дух гарнизона высок, что бойцы полны решимости отстоять крепость. Нахимов с присущим ему хладнокровием лично руководил огнем 5-го бастиона. В первом артиллерийском поединке крепость одержала победу — сухопутные неприятельские батареи были вынуждены замолчать, а флот отошел сильно поврежденный.

Потери русских были также весьма велики. Сам Нахимов был ранен в голову. Гарнизон потерял более 1000 человек убитыми и ранеными.

Один из севастопольцев — П. Берг, автор известных в свое время «Записок об осаде Севастополя», так описывает Нахимова: «С первых чинов до последнего адмиральского Нахимов держал себя со всеми просто и одинаково. Когда кругом все делалось иначе, когда большинство по мере повышений уходило вдаль и подчас становилось вовсе недосягаемым, — Нахимов был все тот же простой, беспеременный Павел Степанович Нахимов, душа-товарищ, отец-командир, всегда и всем доступный… Во время осады не было в Севастополе ни одного человека, кто бы не знал имени Нахимова».

Особой популярностью он пользовался среди солдат и моряков на бастионах и батареях. Его любовно называли «отцом матросов».

В личной жизни Нахимов был нетребователен и по-солдатски скромен. Когда в награду за боевые заслуги он получил значительную аренду, то, не стесняясь, сказал: «На что мне аренда, лучше бы бомб прислали».

Капитан А. Асланбегов в биографическом очерке о Нахимове приводит собственные слова адмирала, которые в высшей степени характерны для него и которые объясняют причину его громадной популярности среди моряков:

«Пора нам перестать считать себя помещиками, а матросов — крепостными людьми. Матрос есть главный двигатель на военном корабле, а мы только пружины, которые на него действуют. Матрос управляет парусами, он же наводит орудия на неприятеля, матрос бросится на абордаж, если понадобится, все сделает матрос, ежели мы, начальники не будем эгоистами, ежели не будем смотреть на службу, как на средство для удовлетворения своего честолюбия, а на подчиненных, как на ступени для собственного возвышения. Вот кого нам нужно возвышать, учить, возбуждать в них смелость, ежели мы не себялюбцы, а действительные слуги отечества. Вы помните Трафальгарское сражение? Какой там был маневр — вздор-с. Весь маневр Нельсона заключался в том, что он знал слабость неприятеля и свою силу и не терял времени, вступая в бой. Слава Нельсона заключается в том, что он постиг дух народной гордости своих подчиненных и одним простым сигналом возбудил запальчивый энтузиазм в простолюдинах, которые были воспитаны им и его предшественниками. Вот это-то воспитание составляет основную задачу; вот чему и посвятил себя, для чего тружусь неусыпно и, видимо, достигаю своей цели; матросы любят и понимают меня; я этой привязанностью дорожу больше, чем отзывом чванных дворянчиков-с».

В этих словах — весь Нахимов, резко выделявшийся из среды высшего командного состава армии и флота времен Николая I.

Помощник начальника гарнизона, командир порта и губернатор Севастополя Павел Степанович Нахимов как бы олицетворял решимость защитников крепости бороться до последнего. Этот немного тучный, добродушный 53-летний человек, с тихой и незатейливой речью, спокойными движениями был подлинно источником несокрушимой энергии, передававшейся всем защитникам Севастополя.

28 июня 1855 года Нахимов, как всегда, отправился на бастионы. «Как едешь на бастионы, так веселей дышишь», — говорил он. На Малаховой кургане Нахимов взошел на вал, чтобы посмотреть на неприятельские работы. Здесь он был смертельно ранен штуцерной пулей и через два дня скончался.

Весь Севастополь хоронил адмирала. Даже неприятель и тот воздал должное своему мужественному противнику, прекратив стрельбу и приспустив флаги на кораблях.

Генерал Тотлебен — крупнейший военный инженер того времени, один из славных организаторов обороны, в своем капитальном труде «Описание обороны Севастополя» пишет:

«Потеря Нахимова была громадным ударом для всех защитников Севастополя… Нахимов более чем кто-либо содействовал выработке типа русского моряка и развитию в Черноморском флоте того геройского духа, который так блистательно проявился в войну 1853―1856 годов. В этом отношении его по справедливости называют Джервизом русского флота… Нахимов не имел никаких личных интересов, он был чужд всякого эгоизма и честолюбия. Для него его собственное я решительно не существовало. Все его мысли и действия были направлены постоянно и исключительно на пользу, на неутомимое служение отечеству».

Севастополь пал. Дворянско-крепостническая империя не могла противостоять соединенным армиям крупнейших государств Европы. Но и в этой кампании, результат которой был предрешен всем ходом истории, русский солдат и матрос показали высокое мужество, стойкость и готовность беззаветно защищать родину.

Л. Еремеев. Адмирал Макаров

«Помни войну».

«В море — значит дома».

«Степень усердия и знания команды зависит от командира и офицеров, достигается постоянной заботливостью о команде, не только о хорошем качестве провизии, но и об удобстве и осмысленности жизни».

Среди многих русских флотоводцев имя Степана Осиповича Макарова заслуженно пользуется большим авторитетом, славой и любовью. Талантливый русский простолюдин блестяще прошел свой путь от школьной скамьи до адмирала, выдержал острую борьбу с «цензовыми» адмиралами, с министерской рутиной и бюрократизмом, настойчиво добиваясь поставленной перед собой цели, проводя в меру сил и возможностей свои идеи и совершенствования в различных вопросах военно-морской службы. Военный по-настоящему, высокограмотный культурный русский моряк Макаров с одинаковым интересом вникал в вопросы штурманского дела, в дела артиллерийского ведомства и пароходного строительства.

С рвением и старанием занимался он научной деятельностью и подготовкой к военным действиям всякого корабля и соединения, бывшего в его подчинении, душой болел о постоянной боевой готовности всего русского флота.

Девиз «помни войну» был постоянным спутником в его работе и направлял не только его деятельность, но и деятельность личного состава, служившего под его руководством.

Много плававший, рожденный моряком, Макаров упорно добивался постоянной готовности к боевым действиям, настаивал на беспрерывной практике плавания и учениях, подчеркивая, что «плавание в мирное время — школа для войны».

«Нужно больше держать корабли в море, на судне все чины строевые, нестроевых нет; надо приохотить к морю, поощрив ученые работы, съемки, промеры и морской спорт; нужно беречь уголь, в военное время уголь — это жизнь; в море — значит дома», писал он в своей незаконченной работе «Без парусов» и был во всем прав.

Деятельный Макаров дал неисчислимое количество ценных оригинальных предложений, но немногие из них дошли до своего конца и были проведены в жизнь.

В тесноте гражданской и военной бюрократии русского самодержавного цинизма, под давлением двух прославленных породистых собак «шпица» и «таксы» (Макаров понимал под «шпицем» адмиралтейство, а под «таксой» ту непомерную «экономию», которую «проводило» министерство, базируясь на таксе — расценках), под давлением заслуженных адмиралов-дворян, — дарования Макарова никогда не могли получить широкого размаха. Макарова никогда не любили, не уважали и никогда не поддерживали ни министерство, ни «сослуживцы», ни тем более царский двор.

Но не устарело и поныне созданное трудом Макарова, не забыто то прогрессивное и замечательное, что удалось сделать для русского флота энергичному воинствующему адмиралу. Не забыли его русская наука, русский флот и народ.

Степан Осипович Макаров родился 27 декабря 1848 года в семье моряка, в городе Николаеве.

Переехав в Николаевск-на-Амуре вместе с отцом, Макаров поступил в морское училище и с большим интересом начал изучать военно-морское дело. Но, окончив училище с отличными показателями, Макаров не был произведен в гардемарины, ибо происходил не из дворян, а его способности при решении этого вопроса не играли никакой роли. Два года продолжались хлопоты отца и близких друзей Макарова. Наконец, после долгих просьб, в департаменте выдали справку о том, что отец Макарова за год до рождения сына был произведен в офицерский чин. Это помогло делу.

Любознательный и способный, веселый и живой, Макаров быстро освоил парусное дело, строевую службу.

Уже в 1867 году Макаров напечатал свою первую статью о приборе для определения девиации в море.

В 1869 году Макаров не без препятствий был произведен в мичманы. К этому времени он побывал на 11 судах. В этом же году, изучив аварию броненосной лодки «Русалка», он впервые поднял вопрос о мерах борьбы за непотопляемость судов, предложил разработанную им водоотливную систему, постоянные корабельные пластыри для заделки пробоин и т. д.

Предвидя русско-турецкую войну, Макаров предложил оборудовать пароход «Константин» для подъема на палубу минных катеров, чтобы, перебрасывая их из одного конца моря в другой, спускать на воду вблизи противника и атаковать противника шестовыми и буксирными минами.

Война 1877―78 годов показала настоящий героизм Макарова и его подчиненных — русских матросов. Часть кораблей противника была потоплена, часть подорвана и повреждена. Противник был выгнан из Черного моря. В этой войне Макаров впервые применил самодвижущиеся торпеды.

Личный состав под командой Макарова проявил исключительную отвагу и храбрость, бесстрашие и предприимчивость.

А сколько трудов стоило Макарову доказать целесообразность снаряжения парохода «Константин» для подъема катеров?!

«Верите ли, — говорил он, — за всю мою жизнь не проявил я столько христианского смирения, как за эти два месяца (пока рассматривался проект), иной раз не только язык — руки так и чесались».

Кончилась война, и Макаров снова занялся новым и интересным делом. Он изучил течения в Босфоре и впервые доказал, что в Босфоре в нижней части имеется течение из Мраморного моря, а в верхней части — течение из Черного моря в Мраморное.

По возвращении из Босфора Макаров состоял флаг-капитаном шхерного отряда Балтийского моря, затем плавал на практической эскадре. Одновременно со своей прямой службой он разработал проект переустройства Кронштадтского военного порта, предложил проект мобилизации корабля, настаивая на том, что «нужно больше держать корабли в море… надо приохотить к морю… В море — значит дома».

В своей блестящей работе «В защиту старых броненосцев и новых усовершенствований» Макаров высказал следующие золотые слова: «Успех дела зависит от единства, а единство достигается только продолжительными эскадренными плаваниями — „упражнениями“». «Мое правило: если вы встретите слабеющее судно — нападайте, если равное себе — тоже нападайте…» «Забудьте всякую мысль о помощи своим судам: лучшая помощь своим есть нападение на чужих».

В 1886 году Макаров был назначен командиром корвета «Витязь» и ушел в кругосветное плавание, из которого возвратился в 1889 году. В этом плавании он пробыл 993 дня, прошел под парами 33 412 миль и под парусами — 25 856 миль. Изучая во время плавания гидрологию океанов, Макаров написал замечательную книгу «„Витязь“ и Тихий океан», которая получила премию Академии наук и золотую медаль Географического общества. В плавании на «Витязе» Макаров выработал корабельную нумерацию орудий, котлов и т. д., сохранившуюся по сие время, ввел для машинной команды и кочегаров душ после вахты, наладил варку пищи. Одновременно с обработкой материалов он выступил и с рядом других вопросов — предложил улучшить пригонку обмундирования нижним чинам, ввести наглядные пособия обучения (разрезные ружья, рисунки схемы).

С 1891 года Макаров — главный инспектор морской артиллерии. Грамотный моряк и техник, он и тут ввел много нового. Он издал чертежи орудий, завел порядок в хранении, содержании и окраске снарядов, применил впервые стрельбу бездымным порохом (изобретение профессора Менделеева), изобрел бронебойные наконечники на снаряды, за что был назван американцами «победителем брони».

В этом же году Макаров был назначен командующим эскадрой Средиземного моря, которая состояла из 10 судов. С прибытием на эскадру Макарова жизнь оживилась, боевая подготовка поднялась, плавающие учения и смотры стали содержательнее и интереснее. Ввиду угрозы для России японо-китайской войны, эскадра Макарова перешла на Дальний Восток, где Макаров по просьбе старшего флагмана — адмирала Тыртова написал свои соображения о том, как надо приготовиться к бою и как его вести. Эти соображения были опубликованы как приказ командующего эскадрой Тихого океана от 25 апреля 1895 года.

Немного ранее этих соображений Макаров опубликовал свою большую работу «Разбор элементов, составляющих боевую силу судов», в которой выражал свои взгляды на технику военно-морского дела и оружие, на способы его использования.

После того как Япония временно наладила отношения с Россией и опасность войны миновала, Макаров съехал на берег для лечения и начал свою замечательную работу «Рассуждения по вопросам морской тактики», которая вышла в 1897 году. Она была переведена сразу на несколько иностранных языков и во многом до сих пор остается действующей. Эта книга вышла под девизом «Помни войну».

Это не учебник и не устав, а просто изложенные взгляды боевого талантливого адмирала по важнейшим вопросам морской тактики, соображения о боевых действиях и об использовании оружия в различной обстановке.

Говоря о приготовлениях к бою, Макаров считает необходимым «выбросить с корабля ненужные для боя предметы», «отдать приказания, какие люки, двери и пр. держать в военное время задраенными». «Организовать жизнь так, чтобы всякий человек, утомившийся ночью, имел возможность спокойно выспаться днем». «Для питания команде иметь в батареях воду в ведрах и кружки».

В 1898 году он прибывает на Балтийское море и выдвигает идею постройки мощного ледокольного судна для плавания в полярных льдах. Макаров явился тем человеком, чьим именем начинаются крупные ледокольные исследования далекого Севера.

По его проектам был построен прославившийся «Ермак». Под его командой впервые пошли сквозь льды не наугад, не по ветру, а с целью ломать лед и силой пробивать себе дорогу.

Макаров, наблюдавший беспрерывно за ходом работ, вносивший нужные изменения и добавления, до самого дня спуска «Ермака» на воду (29 сентября 1898 года) и пришедший на нем командиром в Кронштадт (4 марта 1899 года), был назван дедушкой ледокольного флота, так же как после русско-турецкой войны он был назван дедушкой минного флота.

Правы были единомышленники Макарова, верившие вместе с ним, что «…в близком будущем обновленная Россия развернет во всей своей мощи и неисчерпаемые силы ее народа, использует непочатые сокровища ее природных богатств и смелая мысль русского богатыря Макарова будет осуществлена».

«Будут сооружены ледоколы, способные проходить среди льдов ледовитого моря так же свободно, как проходит „Ермак“ по льдам Финского залива, которые до него были также непроходимы».

«Омывающий наши берега Ледовитый океан будет исследован вдоль и поперек русскими моряками, на русских ледоколах, на пользу науки и на славу России».

Макаров же водил «Ермак» и в два пробные плавания в Ледовитый океан, в которых был собран интереснейший материал, обработанный Макаровым в книге «„Ермак“ во льдах».

По окончании работ с ледоколом в 1899 году Макаров получил назначение на должность главного командира Кронштадтского порта, где он с усердием принялся наводить твердый воинский порядок.

У него на работе и на службе «…одно требовалось от всех — исполнение поручения вполне добросовестное… Делать как-нибудь, отзвонить и с колокольни долой, у Макарова не полагалось». «Другое требование — никогда не откладывать до завтра то, что можно сделать сегодня».

Понятно, что при сношениях с учреждениями, встретив дело, которое не двигается, он искренно выражал свое негодование и всыпал кому следует по заслугам.

Являясь противником установившихся рутинных порядков, прогрессивный адмирал первым стремился создать новые взаимоотношения офицеров с нижними чинами (матросами) и, в первую очередь, сам заботился о подчиненных ему людях, как старший товарищ, как заботливый отец и как начальник.

Один из его сослуживцев отмечает, что он всегда хорошо знал всех своих людей и ему было в точности известно, кто какую работу сумеет выполнить. Он во всех своих должностях относился к матросу по-человечески, заботился о добром питании матроса, о хорошей подгонке обмундирования, о просвещении матроса, о его здоровье, об удобстве и осмысленности жизни.

Иногда он при посещении кораблей лично брал пробу пищи с общего котла и, в случае ее плохого качества, предлагал «попробовать да побольше» этой пищи и всему офицерскому составу.

Он хлопотал об увеличении приварочных денег для матроса более чем вдвое, организовал обучение коков и хлебопеков на флотах.

Он устроил при большинстве казарм свои бани и прачечные, ввел взвешивание матросов в установленные сроки, дабы следить за состоянием здоровья, ввел статистику заболеваний в госпитале для изучения санитарных вопросов и т. д.

Ни разу Макаров не наказал зря своих подчиненных, сознавая, что палочной дисциплиной ничего не добьешься, что важно разъяснить и потребовать сознательного исполнения.

Неудивительно поэтому, что Макарова на всех морях, кораблях и соединениях матросы любили, уважали, называли своим, хорошим и т. д.

Будучи волевым и организованным, он четко работал по составленному распорядку дня, систематически занимался физкультурными упражнениями — делал обтирания, гимнастику, прогулки. Никогда не предавался, по образу и подобию некоторых сверстников своих дворянской крови, кутежам и пьянкам. Настойчиво до последних дней вел он свой дневник, состоявший из чистых листов бумаги большого формата, переплетенных в толстый том. На этих листах велась запись о случившемся и наклеивались в хронологическом порядке всевозможные документы, дающие, при перелистывании книги, указания о том, что произошло в данный день примечательного… вырезки из газет… письма исключительной важности, фотографии встреченных лиц, виды посещенных местностей, краткая заметка о разговоре, о прочитанной книге…

Он никогда не стыдился своего происхождения, не тяготился своей родней и поддерживал с ней самую задушевную связь. В тяжелые моменты (материально) он обращался к старшему брату за помощью, а в нормальных условиях сам помогал своим родным и теплыми письмами, и деньгами, и советами.

В служебных делах Макаров также был аккуратен, бережен и, самое главное, честен.

Видя нарастание угрозы войны на Востоке, Макаров писал: «Обстоятельства так сложились, что японцы в настоящее время считают Россию истинным врагом для естественного, по их мнению, развития страны…» Макаров всеми силами стремился на боевую работу, горел желанием подготовить флот и победить Японию на море. Но его и не собирались посылать.

«Меня не пошлют, — говорил он, — меня пошлют тогда, когда дела наши станут совсем плохи, а наше положение там незавидное».

На Востоке же корабли беспечно стояли на рейдах без всякой охраны и затемнения, без паров в котлах и даже некоторые без боевых снарядов.

Все это способствовало легкому неожиданному нападению японцев и особенно беспокоило Макарова.

Не имея никакого служебного к этому отношения, он все же решил написать управляющему морским министерством свое знаменитое письмо: «Из разговоров с людьми, вернувшимися недавно с Дальнего Востока, я понял, что флот предполагают держать не во внутреннем бассейне Порт-Артура, а в наружном рейде… Пребывание судов на открытом рейде дает неприятелю возможность производить ночные атаки. Никакая бдительность не может воспрепятствовать энергичному неприятелю в ночное время обрушиться на флот с большим числом миноносцев и даже паровых катеров…

Если мы не поставим теперь же во внутренний бассейн флот, то мы будем принуждены это сделать после первой ночной атаки, заплатив дорого за ошибку».

Советами Макарова пренебрегли. Были положены резолюции: «хранить совершенно секретно», «копии не снимать». На другой день предположения Макарова сбылись. За ошибку было заплачено большой ценой, несмотря на полную бездарность японской атаки.

Видимо, это побудило министерство послать на Восток Макарова. 1 февраля Макаров получил уведомление о назначении, а 4-го уже выехал со своим штабом. Кронштадтцы тепло проводили Степана Осиповича, выражая ему горячие пожелания успеха. Всю дорогу Макаров провел в кропотливой работе, готовил инструкции, наставления, проекты приказов и распоряжений. Адмирал, не собираясь «врастать в обстановку», в пути собирал сведения, следил за событиями и предполагал сразу заняться боевыми делами на эскадре.

Ему помогали в этом лучшие, отобранные им офицеры, сослуживцы — капитан 2 ранга Васильев, Шульц, лейтенант Кедров, инженер-механик Линдебек и корабельный инженер Вешкурцев. Они составляли его боевой штаб, сформированный в русском флоте впервые. С пути он сделал запрос в министерство напечатать поскорее его «Рассуждения по вопросам морской тактики» и выслать в Артур, видимо для ознакомления офицеров со своими взглядами. Однако министерство бюрократически ответило: «За неимением средств в текущем году и не признавая возможным отнести расход по изданию на военный кредит, его высочество приказал ответить, что печатать книги может быть разрешено из кредитов будущего года, о чем и указал войти своевременно с новым предписанием».

Возмущенный непревзойденным бюрократизмом, Макаров немедленно телеграфировал: «Просил бы теперь же напечатать мою книгу для раздачи ее командирам, дабы они ознакомились со взглядами своего начальника. Книга нужна теперь, а не в будущем году; не допускаю мысли, что министерство не может теперь же найти 500 рублей, и отказ в печатании принимаю как неодобрение моих взглядов; если моя книга не может быть напечатана теперь, то прошу заменить меня другим адмиралом, который пользуется доверием высшего начальства». Это была характерная прямота Макарова. Министерство согласилось, но до конца войны так и не выслало в Артур этой книги, так же, как отказало Макарову в высылке миноносцев по железной дороге, как отказало подчинить Макарову коменданта крепости Артур и т. д.

С прибытием на место 24 февраля он объехал эскадру, поздоровался с моряками, подбодрил их теплыми словами надежд и доверия, ознакомился с офицерским составом и, где позволило время, потребовал службы не за страх, а за совесть.

С появлением «бороды», «дедушки» эскадра ожила, поднялся боевой дух, загорелись надежды на успех и вера в победу. Уже 25-го, т. е. через день после прибытия, он выслал миноносцы в море с боевой задачей, а 26-го сам геройски выходил на легком крейсере «Новик» для прикрытия отходившего в базу миноносца «Решительный».

Смелый выход, за которым наблюдали вся эскадра, крепость и город, произвел столь огромное впечатление, что стал предметом долгих разговоров в Артуре.

Он окончательно завоевал эскадру и смело мог говорить — «моя эскадра». «Макаров научит, хватило бы сроку» — говорили грамотные очевидцы, говорил флот, видя перемены в жизни эскадры.

Тщетно пытались после этого японцы заградить выход из Порт-Артурского бассейна. Все их попытки были блестяще отбиты. В центре обороны на канлодке «Бобр» руководил уничтожающей стрельбой лично Макаров.

Он неоднократно ночевал на внешнем рейде на дежурном крейсере, чтобы в случае неожиданного нападения сразу сообразить, какова обстановка.

Он организовал перекидную стрельбу через Лао-тешань по участку, где маневрировали японские корабли.

Он дважды отгонял эскадру Того из вод Порт-Артура, во время неудачных заградительных операций японцев.

Он научил эскадру выходить и после эволюций, частично входить в гавань, за время одного прилива, тогда как до него на один только выход эскадры требовалось два прилива, т. е. почти сутки.

Он переформировал флот в новые тактические соединения, обучал эскадры эволюциям, научил вести разведку, организовал тральное дело, наладил оперативную работу, ускорил ремонт ранее поврежденных кораблей, организовал сторожевую службу на эскадре, поднял бдительность, заменил некоторых неспособных командиров судов.

За 36 дней он сделал больше, чем было сделано за 1―2 года подготовки к войне.

Макаров уверенно готовился в ближайшее время начать активные действия по овладению морем.

«Лучше стрелять реже, но метко. Ничто не ободряет так неприятеля, как беспорядочная стрельба с систематическими недолетами».

«Возможно, что я буду без флага командующего, чтобы мой корабль не был особенно приметен».

«Везде иметь ведра с холодной водой для питья».

«Иметь песок, чтобы посыпать, где скользко».

«Иметь несколько мешков… для потопления сигнальных книг, секретных шифров, приказов и прочего».

«Победой можно назвать лишь уничтожение неприятеля, а потому подбитые суда надо добивать, топя их или заставляя сдаться. Подбить корабль — значит сделать одну сотую часть дела. Настоящие трофеи — это взятые или уничтоженные корабли».

«С мостика посылать в батареи башни и машины известия о каждом нашем успехе…» и т. д. — гласили его боевые приказы.

В §§ 25, 26, 27 и 40 книги «Рассуждения по вопросам морской тактики» давались подробные указания о производстве минных атак противника и о контратаках; а в §§ 13―23 помещены замечательные указания об атаке главных сил противника в различной обстановке. При этом § 18, подкрепленный чертежом, предполагал и указывал, что при сближении с противником Макаров собирается использовать разработанный им маневр охвата головы, а в случае поворота противника на обратный курс — его хвоста, т. е. тот самый маневр, который впоследствии был жульнически присвоен адмиралом Того и применен им против бездарного Рожественского, тот маневр, на котором впоследствии, «разбив» неуправляемую кучу кораблей, спекулировал японский «герой» Того, называя его своим гениальным изобретением.

Хотелось бы посмотреть на этого горе-изобретателя, если бы до него удалось добраться «дедушке» Макарову; но этого случая не представилось. История обидела русского боевого адмирала, не дав ему приложить все свои накопленные силы в борьбе «за обладание морем».

Его дела и успех русских моряков, активность русской эскадры сильно встревожили Того, и он значительно сократил свои операции, так как боялся встретить Макарова в открытом море.

Однако, 31 марта 1904 года кипучей деятельности адмирала пришел неожиданный и нелепый конец. Возвратившись на рейд после выхода в море, Макаров дал уже последние распоряжения по эскадре, как вдруг броненосец «Петропавловск» коснулся мины, взорвался и затонул.

Погиб «Петропавловск», погиб личный состав, штаб Макарова и сам Макаров под своим боевым флагом.

Одним из способнейших и отличнейших флотоводцев России называла его английская газета «Таймс» от 1 апреля 1904 года. В той же газете писалось: «…своей энергией и примером неутомимой деятельности он вселил новую отвагу в личный состав».

«С кончиной Макарова Россия теряет вождя, которого трудно будет заменить». О нем было сказано, что он был «превосходным моряком, знатоком военно-морского дела и смелым флотоводцем».

Немецкая газета «Берлинер Тагеблат» № 189 от 1 апреля особо подчеркивала, что со времени его прибытия в Порт-Артур флот вновь воспрянул духом, и заметно было, как адмирал Того в той же мере умерял свои предприятия.

Итальянская «Трибуна» от 2 апреля писала еще сильнее: «… вы, сыны всех морей, моряки, служащие под всеми флагами, оплакивайте храбреца, бывшего вашим собратом, венчайте лаврами память его».

Только императорский прихвостень, наместник и главнокомандующий на Дальнем Востоке Алексеев обвинял Макарова в неосновательном выходе флота в этот день, в увлечении боевой обстановкой и т. д. и сожалел особенно слезно о гибели «вполне исправного сильного броненосца», да император всероссийский… ничего не понимая в обстановке, удивлен был этим неожиданным событием.

Тяжело переживал флот России и флот всего мира эту потерю. Особенно тяжело переживал ее русский народ, из которого вышел Степан Осипович.

В условиях гражданской и военной бюрократии самодержавного царизма; в среде царского кастово-ограниченного офицерства дарования Макарова никогда не могли найти себе достаточного размаха. Но большинство его работ сохранило свою ценность и по наше время. Долг каждого моряка — всесторонне использовать труды Макарова, обновлять, совершенствовать и дополнять их, создавая на их основе новые труды. Долг каждого моряка — изучать деятельность своего славного флотоводца, чтобы в будущих войнах так же бить врагов, как бил их Макаров на Черном море и на Дальнем Востоке.

III. Борьба моряков с царизмом

А. Питерский. Тридцатипятилетие восстания на броненосце «Потемкин»

Восстание на броненосце «Князь Потемкин Таврический» в июне 1905 года было одним из крупнейших событий первой русской революции — историческим шагом вперед в борьбе революционного народа против царского самодержавия.

От массовых политических стачек и демонстраций рабочих, от массовых волнений в деревне, через первые баррикадные бои и уличные сражения с полицией и войсками русская революция поднялась в июне 1905 г. к первому крупному восстанию в царской армии и флоте. В вооруженных силах самодержавия, являвшихся его опорой, образовалась революционная брешь. Крупная часть войск впервые перешла на сторону революции.

Исторический почин революционного броненосца сразу сделал мысль о переходе армии на сторону народа понятной и близкой для многих тысяч матросов и солдат. Восстание потемкинцев явилось попыткой создания ядра революционной армии. Оно вдохновило на борьбу против самодержавия широкие массы рабочих и крестьян царской России. Именно поэтому выстрелы «Потемкина» прогремели по всему миру, нагоняя ужас и страх на черные силы реакции, на царей, правительства и капиталистов, вселяя в народные массы надежду и уверенность в неизбежной победе революции.

Восстание в Черноморском флоте готовилось давно. Суровые крепостнические порядки на кораблях и постоянные издевательства над матросами способствовали росту революционных настроений в царском флоте. Среди моряков было много рабочих, так как команды кораблей комплектовались обычно из людей, привычных к машинам и технике. Большевистская работа во флоте находила благодарную почву. В Севастополе в начале 1905 г. среди моряков энергично действовала большевистская организация, во главе которой стояли луганский рабочий Волошин, Вакулинчук — будущий герой потемкинского восстания, Петров, казненный впоследствии царскими властями за организацию восстания на судне «Прут». Но Севастопольский комитет РСДРП находился в руках меньшевиков, и это сильно мешало организации восстания.

Решения III съезда РСДРП о вооруженном восстании и статьи Ленина в газете «Вперед» дали четкую ориентировку большевистской организации Черноморского флота. Она разработала план восстания эскадры. Восстание должно было начаться по сигналу броненосца «Екатерина II» во время летних маневров Черноморской эскадры около острова Тандр, недалеко от Одессы.

События, однако, пошли иначе. Броненосец «Екатерина II», вследствие демонстративного отказа команды выйти на вечернюю молитву, был оставлен в Севастополе, а «Потемкин», в целях испытания судовой артиллерии, послан вперед, — раньше выхода в море всей эскадры.

26 (13) июня 1905 г. «Потемкин» прибыл к острову Тендр. В то время, когда броненосец бросал якорь в заливе, в 120 километрах от него, в Одессе, развертывались большие события. Полиция и казаки стреляли в рабочую демонстрацию и убили трех рабочих. Немедленно на фабриках и заводах города началась всеобщая стачка, перераставшая в вооруженные столкновения с царскими войсками. Вечером 26 (13) июня к «Потемкину» прибыл из Одессы с грузом продовольствия прикомандированный к нему миноносец № 267. Матросы миноносца рассказали о революционных событиях и расстрелах в Одессе. Среди потемкинцев началось возбуждение. Раздались голоса о необходимости восстать, не дожидаясь прихода эскадры. Большевики, во главе с Вакулинчуком, призывали к выдержке.

Утром 27 (14) июня положение обострилось еще больше. Привезенное для экипажа броненосца мясо оказалось гнилым и с червями. Матросы отказались его есть.

Тогда командир броненосца Голиков приказал пробить сбор. К выстроенной на палубе во фронт команде вышли офицеры.

— За это вас, братцы, вон там повесят! — показывая на нок-мачту, сказал морякам командир. — Кто хочет кушать борщ, выходи сюда!..

Только боцман и несколько кондукторов вышли из строя. Голиков вызвал наверх вооруженный караул. Под угрозой расправы матросы стали выходить из строя. Но это было, очевидно, не в интересах начальства. Ему нужно было устроить кровавую баню, чтобы запугать матросов и раз навсегда покончить с протестами на корабле. Старший офицер Гиляровский и вахтенный начальник бросились к группе моряков, которая еще не успела выйти из строя, и приказали караулу оцепить ее. Была отдана команда принести брезент, чтобы накрыть оцепленную группу. Каждый прекрасно понимал, что это значит: группу матросов хотели расстрелять.

Чаша терпения матросов переполнилась.

— Братцы, что они делают с нашими товарищами! Забирай винтовки и патроны, бей их! — раздались голоса.

Немедленно вся команда бросилась за оружием. В это время старший офицер Гиляровский выстрелом убил руководителя большевиков на корабле Вакулинчука. Открыли стрельбу и другие офицеры. Но с ними быстро покончили. Несколько офицеров, во главе с командиром Голиковым, были расстреляны и выброшены за борт, остальные арестованы.

С помощью потемкинцев были арестованы офицеры и на миноносце № 267, присоединившемся к восстанию. Впервые над броненосцем взвилось красное знамя. Немедленно был избран судовой комитет и принято решение итти в Одессу. Так 27 (14) июня 1905 г. началось восстание на броненосце «Потемкин».

Два обстоятельства с самого начала предопределили исход восстания. Анализируя революционное движение в армии и флоте в 1905 г., Ленин писал: «Чего в нем нехватало, так это, с одной стороны, выдержки, решительности масс, которые слишком страдали болезнью доверчивости, с другой стороны, нехватало организации революционных социал-демократических рабочих в военных мундирах: у них не было уменья взять руководство в свои руки, стать во главе революционной армии и перейти в наступление против правительственной власти» (Ленин, т. XIX, стр. 351).

Стихийно вспыхнувшее на «Потемкине» восстание обогнало сознательную и планомерную работу по его подготовке и явилось поэтому, как указывал Ленин, преждевременной вспышкой подготовляемого восстания в Черноморском флоте. «Матросы „Потемкина“ были менее подготовлены, чем матросы иных судов, и восстание вышло менее полным, чем могло бы быть» (Ленин, т. VIII, стр. 197). На корабле не было крепкой большевистской организации. Среди матросов были меньшевики, эсеры и анархисты. Значительное большинство экипажа ненавидело самодержавие, но не имело ясного представления о путях борьбы за победу революции.

Доверчивость и наивность восставших, а также отсутствие единого партийного руководства привели к ошибкам, оказавшимся впоследствии роковыми. Прапорщик Алексеев, оказавшийся предателем, был назначен командиром корабля. На корабле были оставлены обер-кондуктора и боцманы, с самого начала восстания сплетавшие контрреволюционные заговоры против потемкинцев.

Как только в Женеве были получены первые известия о восстании на броненосце, Ленин принял самые энергичные меры для помощи потемкинцам. Владимир Ильич направил в Одессу на «Потемкин» большевика Васильева-Южина со специальными инструкциями.

«Есть опасения, что одесские товарищи не сумеют, как следует, использовать вспыхнувшее на нем восстание. Постарайтесь, во что бы то ни стало, попасть на броненосец, убедите матросов действовать решительно и быстро», — инструктировал Южина Ленин.

«Добейтесь, чтобы немедленно был сделан десант. В крайнем случае не останавливайтесь перед бомбардировкой правительственных учреждений. Город надо захватить в наши руки. Затем немедленно вооружите рабочих и самым решительным образом агитируйте среди крестьян…

Зовите крестьян захватывать помещичьи земли…

Союзу рабочих и крестьян вначавшейся борьбе я придаю огромное, исключительное значение.

Необходимо сделать все, чтобы захватить в наши руки остальной флот…

Нужно только действовать решительно, смело и быстро. Тогда немедленно посылайте за мной миноносец. Я выеду в Румынию» («Пролетарская революция», № 4 (51), 1926 г., стр. 224).

К сожалению, Южин не успел попасть на броненосец, а опасения Ильича о неспособности одесских социал-демократов использовать восстание на «Потемкине» сбылись. Среди большевиков в Одессе в начале 1905 года было произведено много арестов, а от меньшевиков, влияние которые в это время в Одессе было значительным, восставший броненосец революционного руководства и помощи, конечно, получить не мог.

27 (14) июня вечером броненосец «Потемкин» подошел к Одессе. Утром 28 июня взбудораженный, покрытый баррикадами и следами борьбы, город увидел на рейде мощный броненосец под красным флагом. На берегу, у набережной нового мола, в палатке лежало тело Вакулинчука, покрытое военным флагом и красными лентами и охраняемое почетным матросским караулом. На груди у него лежало обращение красного броненосца к населению.

К палатке с телом Вакулинчука шли тысячи людей. Огромное волнение охватило всех. Вереницей проходили мимо тела павшего борца рабочие, солдаты, ремесленники, люди из всех слоев трудового населения города. Тут же около палатки произносились горячие, страстные речи.

На набережной рабочие с восторгом приветствовали восставший броненосец. Десятки шлюпок плыли к «Потемкину». Со шлюпок передавали на корабль цветы, провизию и подарки. Сотни рабочих с невиданным воодушевлением грузили на броненосец уголь. Красный флаг на броненосце, как магнит, притягивал к себе со всех концов города массы народа. Царские власти были в панике. Против революционного броненосца была вызвана из Севастополя Черноморская эскадра, в Одессу срочно стягивались четыре пехотных полка, драгунский полк и артиллерийская бригада. На берегу власти решили устроить невиданную провокацию. Нанятые полицией черносотенцы и босяки вечером 28 июня организовали в порту погром и подожгли здания. В огне сгорела большая часть порта, дома, многие корабли. Сотни людей погибли во время пожара. Спасавшихся от огня царские войска и полиция расстреливали.

Несмотря на это, броненосец не перешел к активным действиям против царских войск. Отсутствие твердого большевистского руководства сказывалось во всем. Не выполнялось важнейшее указание Маркса: «Раз восстание начато, надо действовать с величайшей решительностью и непременно, безусловно переходить в наступление» (Ленин, т. XXI, стр. 320).

29 июня к потемкинцам прибыли делегаты от Измаильского и Дунайского полков, сообщившие, что солдаты сочувствуют матросам и ждут их первого сигнала для того, чтобы начать восстание. Этим сигналом должны были явиться орудийные залпы с броненосца по зданию, где заседал военный совет, и по дому градоначальника.

Днем в Одессе состоялись похороны Вакулинчука. Царские власти, под угрозой орудий «Потемкина», вынуждены были их разрешить. Тысячи рабочих и почетный караул моряков провожали тело погибшего товарища. Однако на обратном пути потемкинцы, возвращавшиеся с похорон, подверглись обстрелу казаков. И тогда — в вечер 29 июня — загремели могучие орудия революционного броненосца. Были выпущены два боевых снаряда, однако они не попали в цель, так как сигнальщик, оказавшийся предателем, установил неверный прицел. Не сумели поднять восстание и солдаты одесских полков.

30 июня «Потемкин» перехватил сообщение о приближении к Одессе эскадр адмиралов Вишневецкого и Кригера. Смело ринулся навстречу им революционный броненосец.

«Мы с эскадрой сошлись кабельтова на три, — пишет в своих воспоминаниях один из руководителей восстания на „Потемкине“ Матюшенко. — „Три святителя“ и „Ростислав“ шли по-боевому, „Георгий Победоносец“, „Двенадцать апостолов“ и „Синоп“ — нет. Команды их были наверху и не слушались уже офицеров. Когда эскадра стала на прямой линии к траверзу „Потемкина“, на „Потемкине“ загремело могучее ура. На это ура ответили с трех кораблей могучим русским ура».[18]

Матросы эскадры отказались стрелять в потемкинцев. Два раза победно прошел «Потемкин» под красным стягом сквозь строй царских броненосцев, после чего эскадра поспешно повернула назад к Севастополю.

Один из броненосцев эскадры остался на месте. Это был «Георгий Победоносец». Он подошел к «Потемкину» и присоединился к восставшим.

30 июня в Одесский порт возвратились под красными флагами уже два восставших броненосца. Вице-адмирал Чухнин, командующий Черноморским флотом, в панике сообщал кровавому царю: «Можно ожидать того же и на всех судах. Не имея сведений ни из Одессы, ни из Севастополя, боюсь, что море в руках мятежников. Решил не выходить».

30 июня было наивысшим моментом восстания. В руках восставших была теперь небольшая эскадра — два броненосца, миноносец и транспортное судно.

Но и после этого не было достигнуто соединение действующих на море сил революции с борющимися на суше рабочими отрядами и революционными солдатами, этому мешало предательское поведение одесских меньшевиков и эсеров. Предатели на кораблях тоже делали свое черное дело.

Уже 1 июля предателям удалось с помощью обмана сломить волю к борьбе значительной части команды «Георгия Победоносца». Доверчиво оставленный на «Потемкине» доктор Галенко добился своего делегирования на «Георгий Победоносец» и обманул там собрание моряков, заявив, будто большинство потемкинцев хочет сдаваться. «Георгий Победоносец» снялся с якоря и стал уходить в Севастополь. «Потемкин» немедленно двинулся за ним в погоню. «Георгий Победоносец» вынужден был вернуться, но предатель, управлявший кораблем, посадил его на мель.

Измена «Георгия Победоносца» вызвала панику среди части потемкинцев. Сразу сказалось отсутствие революционной выдержки. Потемкинцы собрались уйти в Румынию. Однако по дороге они решили продолжать революционную борьбу. В Румынию зашли для того, чтобы пополнить свои запасы угля, продовольствия и воды. С презрением и насмешкой отвергли потемкинцы предложение румын продать броненосец. В Констанце потемкинцы опубликовали обращение «Ко всему цивилизованному миру», в котором они заклеймили царское самодержавие и призывали солдат и матросов переходить на сторону народа.

В Румынии потемкинцы угля и продовольствия не получили.

Броненосец решил тогда итти к берегам Кавказа. На Кавказе работал товарищ Сталин. Под его руководством героически сражались против самодержавия рабочие и крестьяне Грузии. Как вспоминают старые потемкинцы, «…мы решили итти на Батум. Хотя это была сильная военно-морская крепость, но в борьбе с ней мы рассчитывали на помощь героического пролетариата Батума. Мы знали, наконец, что на Кавказе найдем вождя, который сумеет возглавить наше движение».[19]

По пути на Кавказ «Потемкин» вынужден был зайти в Феодосию за углем и продовольствием. В небольшом количестве продовольствие потемкинцы получили в тот же день, но их попытка взять уголь окончилась неудачно — они были обстреляны с берега войсками. Наступил критический момент восстания. Контрреволюционные силы на корабле подняли голову. Они использовывали в своей агитации отсутствие на броненосце воды и угля, истрепанность машин и котлов, сеяли среди потемкинцев неверие в возможность продолжать борьбу; они звали уходить сдаваться в Румынию.

7 июля революционный броненосец простился с берегами родины. «Часть матросов, — говорится в „Кратком курсе истории ВКП(б)“, — в решительные моменты заколебалась. Остальные суда Черноморского флота не присоединились к восставшему броненосцу. Не имея угля и продовольствия, революционный броненосец был вынужден уйти к берегам Румынии и сдаться румынским властям».[20] Еще в море был похоронен красный потемкинский флаг. Расставаясь с ним, потемкинцы плакали, как дети.

В ночь на 8 июля 1905 г. «Потемкин» подошел к Констанце.

11 дней плавал броненосец по Черному морю под красным флагом революции, вдохновляя на революционную борьбу народы России и расшатывая устои царского самодержавия. Потемкинцам не удалось добиться победы, восстание их потерпело поражение. Но на румынский берег потемкинцы сошли непобежденными, ибо их восстание открыло новую главу в истории русской революции.

Уроки восстания на «Потемкине» были уроками организации вооруженного восстания вообще, уроками борьбы за переход войска на сторону народа в частности. Эти уроки были прекрасно использованы большевистской партией в феврале и октябре 1917 г.

П. Сивков. Балтийские моряки в борьбе с самодержавием (Из истории революционных восстаний в 1906 г.)

«Однако, революция еще не была подавлена. Рабочие и революционные крестьяне отступали медленно, с боями… Продолжались волнения в армии и во флоте».

(История ВКП(б). Краткий курс стр. 80.)
Вооруженные восстания в годы первой русской революции прокатились по всем флотам царской России.

Восстание на броненосце «Потемкин Таврический», ноябрьское восстание в Черноморском флоте, охватившее флотскую дивизию, крейсер «Очаков» и ряд других кораблей, вошли в историю революционной борьбы русского народа с самодержавием, как первые попытки перехода части царских войск на сторону революции.

Помимо потемкинского и ноябрьского севастопольского восстаний, крупные вооруженные выступления в 1905 г. происходили в либавском флотском экипаже (28 июня), в Кронштадте (8―9 ноября), во Владивостоке и в Каспийском флотском-экипаже. Восстание в последнем явилось результатом революционной деятельности товарища Сталина среди бакинского пролетариата.

В следующем 1906 г. крупные революционные восстания вспыхнули одновременно в трех пунктах Балтийского флота: в Свеаборге, Кронштадте и на крейсере «Память Азова». Но это был уже 1906 год, когда после подавления декабрьского вооруженного восстания в Москве рабочие и революционные крестьяне медленно с боем отступали.

Перед большевиками встал вопрос о создании специальной организации по руководству революционной работой в армии и флоте. Для этой цели в Петербурге, в Финляндии, Кронштадте и в других гарнизонах были созданы военные организации (ВО).

Наиболее активную работу во флоте и в береговой обороне проводила финляндская большевистская военная организация. Отдельные группы финляндской ВО имелись в Свеаборге, Гельсингфорсе, Выборге, Вильманстранде, Або и Тюсбю. Все местные группы, существовавшие на территории Финляндии, были объединены центральной группой, руководившей всей работой и издававшей свою газету «Вестник казармы».

Собрания ВО часто происходили около Гельсингфорса в дер. Тюсбю в булочной и на тюсбинском финском кладбище. На одном из таких собраний была зачитана Эрфуртская программа и сделано сообщение о предстоящей (ноябрьской) конференции военных организаций.

В самом Свеаборге большую работу среди солдат-артиллеристов вели большевики Емельянов и Коханский, бывшие подпоручиками свеаборгской крепостной артиллерии. Емельянов и Коханский устраивали в своих квартирах собрания, на которые приходили солдаты-революционеры.

После разгрома кронштадтского вооруженного восстания в октябре 1905 г. революционная работа в Кронштадте на некоторое время ослабла, но с первых же месяцев 1906 г., благодаря героической борьбе большевиков, пошла на подъем. На квартире одного товарища была устроена явка, а из участников рабочих кружков создан временный комитет. Вскоре кронштадтская большевистская организация создала 8 рабочих кружкой, через которые связалась почти со всеми мастерскими кронштадтского порта. На Лисьем Носу устраивались митинги. Из Петербурга в большом количестве привозились брошюры и прокламации. В работу с.-д. большевистской организации все больше и больше втягивались рабочие, матросы и солдаты.

С мая в Кронштадте начал работать т. Мануильский. Он пользовался большим авторитетом среди кронштадтских рабочих, матросов и солдат. Митинги и собрания на Лисьем Носу с участием т. Мануильского привлекали по 500 и более человек.

С наступлением лета условия работы улучшились. Собрания на сестрорецком и ораниенбаумском берегах участились. Дело дошло до того, что митинги стали проводить в казармах. Так например, в ночь на 28 мая в столовой 7-го флотского экипажа был устроен митинг команд 1-го, 7-го и 20-го флотских экипажей. Дежурный офицер, узнавший о митинге, не мог проникнуть в столовую, так как двери были закрыты с внутренней стороны. После поднятой им тревоги матросы разбежались, и ни один из участников митинга не был обнаружен.

Охранка засыпала морское начальство доносами о подпольной революционной работе, о готовящемся вооруженном восстании.

Начались аресты.

Подготовка к восстанию в Свеаборге и в Кронштадте проходила в условиях ожесточенной борьбы большевиков с эсерами. Обманывая моряков своей мнимореволюционной фразеологией, эсеры добились некоторого влияния во флоте и в береговой обороне.

Видя боевой революционный подъем матросов и солдат, рвавшихся в бой с самодержавием, и боясь потери своего влияния в массах, эсеры громко кричали о необходимости немедленного вооруженного восстания. Большевики же считали, что постановка на повестку дня вопроса о немедленном вооруженном восстании солдат и матросов, при наличии спада революционной волны в стране, преждевременна. На митингах и собраниях большевики доказывали, что «военный бунт частей армии и флота без народного восстания также роковым образом обречен на неудачу».[21] За 10 дней до восстания газета «Казарма» (орган ВО большевиков) в № 5 указывала: «…не военные бунты нужны нам, а переход войск на сторону восставших». За три дня до выступления большевики в специально выпущенной листовке вновь повторили: «Надо приберечь наши силы к великому делу всеобщего восстания».

Исчерпав все способы предупреждения восстания и видя, что остановить выступление не удастся, большевики, никогда не оставлявшие масс, решили взять в свои руки руководство восстанием в Свеаборге и в Кронштадте.

В этих условиях и произошли Свеаборгское и Кронштадтское революционные выступления и восстание на крейсере «Память Азова».

Свеаборгская крепость представляла собою систему укрепленных островов, расположенных полукругом против Гельсингфорса. Острова носили следующие названия: Инженерный, Лагерный, Александровский, Михайловский, Комендантский, Госпитальный, Ключевский, Николаевский. В центре находились острова Опасный и Договорный.

К моменту восстания на островах были расположены: на Лагерном — минная рота, батальон крепостного пехотного полка, три роты крепостной артиллерии; на Александровском — две роты; на Михайловском — две роты; на Комендантском — управление коменданта крепости; на Опасном и Договорном — огнеприпасы. На полуострове Скатудден в морских казармах располагались: свеаборгская флотская рота, 20-й флотский экипаж с командами миноносцев и команды минных крейсеров «Амурец» и «Уссуриец». В гавани в это время стояли минные крейсера: «Финн», «Эмир Бухарский» и «Туркменец».

30 июля 1906 г. минеры отказались выйти на занятия. Моментально их лагерь был окружен пехотой, минеров разоружили и арестовали. Известие об аресте быстро облетело другие части.

В 8―9 часов вечера 30 июля состоялось собрание представителей рот и команд, на котором было решено подождать несколько дней. Представители частей рассказали об этом решении своим товарищам. Неожиданно в 12 часов ночи с острова Лагерный раздался выстрел из пушки — условный сигнал. Полагая, что принятое ранее решение отменено, артиллеристы, арестовав и перебив своих офицеров, завладели Михайловским, Александровским и Артиллерийским островами. Взломав двери погребов и достав патроны, заряды и снаряды, восставшие открыли артиллерийский огонь из полевых и тяжелых крепостных 11-дюймовых орудий по расположенным на Лагерном и Комендантском островах штабу крепости и частям, оставшимся на стороне самодержавия.

Всеми действиями восставших руководили большевики Емельянов и Коханский, пользовавшиеся у солдат огромным авторитетом. Царское правительство струсило и начало стягивать войска к Свеаборгу. Вечером 1 августа к крепости подошли броненосец «Цесаревич» и крейсер «Богатырь». Восставшие предполагали, что эти корабли пришли им на помощь. Один из руководителей восстания, подпоручик Коханский, на пароходе «Выстрел» отправился к кораблям. Но оказалось, что эти корабли, укомплектованные гардемаринами, пришли для подавления восстания. Они открыли по «Выстрелу» стрельбу. Коханский и другие были арестованы.

Огнем судовой артиллерии и артиллерии с островов Комендантского и Лагерного и прибывшим подкреплением к утру 2 августа восстание было подавлено.

30 августа состоялся суд. Из 694 человек, привлеченных к суду, 22 были приговорены к расстрелу, 33 — к каторжным работам от 12 до 15 лет, 33 направлены в арестантские роты, дисциплинарные батальоны и в военные тюрьмы. В числе расстрелянных были руководители восстания — большевики Емельянов и Коханский.

Одновременно на островах Свеаборгской крепости произошло восстание флотских команд, расположенных в казармах на полуострове Скатудден.

Рано утром 31 июля состоялось совещание военной организации Скатуддена, на котором было решено поддержать выступивших артиллеристов, поднять восстание береговых экипажей, трех минных крейсеров («Финн», «Эмир Бухарский» и «Туркменец»), затем итти к крепости, где высадить вооруженный десант в 150 человек, а также не допускать подвоза новых войск из города в крепость, С этим поручением ВО направила в порт трех товарищей. По их призыву в порту было захвачено оружие и патроны. С криками «Ура!», «Да здравствует свобода!» и «Долой кровопийцев!» восставшие, арестовав офицеров, вышли на площадь. На рейдовой мачте был поднят красный флаг.

Восставшие стали передавать сигналы на стоявшие в гавани минные крейсера с призывом присоединиться к восстанию. В ответ с «Финна» раздался орудийный выстрел.

Видя, что минные крейсера не присоединяются, матросы двинулись в город, к Рабочему дому финской красной гвардии, откуда вместе о красногвардейцами переправились на остров Михайловский:

Оправившись от испуга, офицеры стали производить аресты в порту. 13―14 сентября состоялся суд. К ответственности было привлечено 98 человек. По приговору суда 17 человек были расстреляны, 7 — сосланы в бессрочную каторгу, 46 — на каторжные работы от 4 до 20 лет, 18 — в арестантские роты.

К моменту восстания Кронштадт находился на военном положении. Поздно вечером 31 июля в Кронштадте вместо условной телеграммы «Отец здоров» (начало восстания в Свеаборге) была получена телеграмма «Отец болен». Эта телеграмма означала не только начало восстания в Свеаборге, но уже то, что восставшие суда идут к Кронштадту.

«Рассуждать, спорить, критиковать было некогда, — говорилось в листовке, выпущенной военной организацией большевиков в первые же дни после восстания, — что можно было сделать, то было сделано. Но времени было мало: многих матросов мы просто физически не успели известить, другие приняли наши призывы холодно и недоверчиво: ведь ничего не было подготовлено, ведь мы накануне доказывали неразумность такого шага».[22]

В такой обстановке началось Кронштадтское восстание.

Утром 1 августа состоялось гарнизонное собрание представителей воинских частей и рабочих, на котором был оглашен план действий. Из документов и воспоминаний видно, что этот план сводился к следующему. Первыми должны были выступить минеры, они должны были захватить форт «Константин» и ровно в 11 часов дать 4 выстрела — сигнал к восстанию остальных частей. Так как в строевом отношении флотские части, находившиеся в Кронштадте, делились на две флотские дивизии, то и руководство восставшими делилось по этим дивизиям. В задачу 1-й дивизии входило: захват почты и телеграфа, банка, морского арсенала, особняков коменданта крепости и командира порта, армейского оружейного склада и полицейских участков. Вторая дивизия должна была на катерах высадить десант на форты и захватить их.

День 1 августа прошел в напряженном ожидании. Восстание началось в 11 часов вечера.

Первыми вышли на Павловскую улицу команды экипажей 2-й дивизии. Но вместо того, чтобы отправиться на захват фортов, дивизия ошибочно присоединилась к 1-й. Так как 1-я дивизия имела только 50 человек вооруженных, было решено отправиться к морскому арсеналу за оружием, где восставших должны были ожидать матросы 12, 14 и 19 флотских экипажей. Но ни тех, ни других здесь не оказалось. Тогда восставшие повернули к енисейцам, чтобы достать у них оружие. Однако последние выступили против. Раздались выстрелы. Будучи окружены с трех сторон и почти не имея оружия и патронов, восставшие были вынуждены разбежаться.

Все же один из отрядов 1-й дивизии вновь направился к арсеналу, разбил двери и захватил около 100 винтовок, но без патронов, которые офицеры успели вывезти. У арсенала произошла жаркая схватка с прибывшими туда енисейцами.

Довольно успешно развертывалось вначале восстание минеров, которые, завладев оружием и арестовав своих офицеров, погрузились в вагоны крепостной железной дороги и двинулись на форт «Константин», где стояли две роты артиллеристов, отнесшихся к восстанию пассивно.

Против восставших выступил Енисейский полк и другие части и отбили наступление.

К 2 часам ночи восставшие были разбиты по частям. В 3 часа власть в Кронштадте полностью находилась в руках коменданта, по улицам расхаживали патрули. Из Ораниенбаума прибыло подкрепление — Финляндский полк и батарея лейб-гвардии.

Большевики сумели утром 2 августа отправить из Кронштадта всех своих агитаторов, прибывших в последние дни перед восстанием.

Начались репрессии. 2 августа уже заседал суд. В этот же день был приведен в исполнение первый смертный приговор над семью минерами, участниками наступления на форт «Константин». Следующий приговор был вынесен 154 морякам, из которых 10 расстреляны; затем под суд было отдано еще 140 человек, из которых 19 расстреляны, а остальные отправлены на каторгу, в арестантские роты, в военные тюрьмы и в дисциплинарные батальоны.

В 1906 г. во время Свеаборгского и Кронштадтского восстаний ЦК РСДРП был меньшевистским. Поэтому он не руководил и не мог руководить этими крупными вооруженными восстаниями. В «Кратком курсе истории ВКП(б)» об этом сказано так: «Летом и осенью 1906 года революционная борьба масс снова усилилась. В Кронштадте и Свеаборге восстали матросы, разгорелась борьба крестьянства против помещиков. А меньшевистский ЦК давал оппортунистические лозунги, за которыми массы не шли».[23]

Ленин в это время находился в Петербурге. Это определило то, что в Петербургский комитет РСДРП входили главным образом, большевики. Через голову меньшевистского ЦК они руководили работой на местах.

За день до восстания, по получении из Свеаборга сведений о готовящемся революционном выступлении, под председательством В. И. Ленина в ресторане «Вена» состоялось совещание, на котором обсуждался вопрос о руководстве восстанием. На заседании было принято постановление:

«Исполнительная Комиссия С.-Петербургского Комитета РСДРП, в виду полученных из г. Свеаборга[24]экстренных сообщений о крайнем обострении положения в этом городе и о возможности немедленного взрыва, постановляет:

1) послать немедленно в Свеаборг делегацию из товарищей NNNN;

2) поручить этой делегации принять все меры для тщательного выяснения положения дел на месте;

3) поручить ей повлиять на местных членов партии, революционеров и население в том смысле, чтобы добиться отсрочки выступления, если только это возможно без крайних жертв со стороны населения в смысле ареста правительством уже намеченных лиц;

4) поручить той же делегации, в случае полной невозможности остановить взрыв, принять самое деятельное участие в руководстве движением, т.-е. помочь выступившим на борьбу массам организоваться самостоятельно, разоружить и истребить реакцию, предпринять по надлежащей подготовке решительные наступательные действия и выступить с правильными и действительно революционными, способными увлечь весь народ, лозунгами».[25]

После этого совещания в Свеаборг были командированы четыре товарища. Их фамилии не установлены.

30 июля в Свеаборге вспыхнуло восстание. В связи с этим, а также имея в виду готовящееся восстание в Кронштадте, по указанию В. И. Ленина было принято решение о беспрерывном дежурстве большевиков на всех конспиративных квартирах, во всех подрайонах города, с тем чтобы в любой момент и быстро, по условленному сигналу Петербургского комитета (ПК) поднять рабочих на забастовку.

2 августа было получено сообщение о восстании в Кронштадте. По указанию В. И. Ленина, члены ПК и ЦК (большевики), распределив между собою районы города, быстро связались с рабочими организациями. Буквально через несколько часов после этого, по призыву партийных организаций, заводы стали останавливаться. В забастовке по Петербургу приняло участие около 100 000 рабочих. В это же время матерые предатели революции, меньшевики, всячески удерживали рабочих от выступлений.

Забастовку было решено сделать всеобщей. Для того, чтобы обсудить этот вопрос, на ст. Уральская состоялось совещание Петербургского комитета РСДРП. Но не успели участники совещания собраться, как были арестованы.

Узнав о поражении Свеаборгского и Кронштадтского восстаний, В. И. Ленин предложил снять лозунг о всеобщей забастовке.

Одновременно со Свеаборгским и Кронштадтским восстаниями в ночь на 2 августа 1906 г. вспыхнуло восстание на крейсере «Память Азова».

В кампанию 1906 г. крейсер «Память Азова» базировался на Ревель. Среди команды велась большевистская пропаганда. Около Ревеля в лесу устраивались митинги. Среди матросов большую работу вел «студент Оська», как его называли матросы. Это был Арсений Коптюх, проживавший по подложному паспорту на имя мещанина Степана Петрова. При участии Коптюха на «Памяти Азова» был создан судовой комитет для руководства революционной работой.

1 августа вечером в бухту Панон-вик, где стоял крейсер «Память Азова» и другие корабли учебно-артиллерийского отряда, из Ревеля прибыл крейсер «Абрек», на котором находился Коптюх, переодетый матросом. Около 11 часов вечера в таранном отделении крейсера «Памяти Азова» состоялось заседание судового комитета, на котором присутствовало около 50 человек. Обсуждалась телеграмма о восстании в Свеаборге. Собрание было бурное. Решали вопрос, выступать или не выступать, так как подвергалась сомнению достоверность полученного сообщения.

Собрание затянулось до часу ночи. В это время ученик комендор Тильман через судового священника донес старшему офицеру Муразову о том, что на крейсере находится посторонний человек. При осмотре жилой палубы старшим офицером Коптюх был обнаружен на одной койке с маляром Козловым. На вопрос: «Кто такой?» Коптюх назвался кочегаром № 122. Такого номера среди команды кочегаров не было. Коптюха арестовали. После допроса командир корабля отдал распоряжение отправить арестованного на минный крейсер «Воевода» для сдачи охранке в Ревеле.

Тогда по распоряжению артиллерийского квартирмейстера Лобадина было выключено электричество. В темноте на часового, находившегося у денежного ящика и патронов, бросилось несколько человек, которые захватили ящик с патронами. Офицеры успели убрать винтовки и оставшиеся ящики с патронами из жилой палубы в кают-компанию. Но было уже поздно: значительную часть винтовок матросы захватили.

Лобадин роздал патроны, приказал зарядить винтовки и с криком «За мной!» выбежал на верхнюю палубу. Началась стрельба. Первыми же выстрелами были ранены ненавистные команде вахтенный начальник и старший офицер Муразов. Вооруженные револьверами офицеры и кондукторы выбежали на верхнюю палубу и открыли огонь. Матросы не остались в долгу. Был убит штурманский офицер Захаров, тяжело ранен мичман Сборовский и пристрелен бросившийся за борт лейтенант Македонский. Матросы обстреливали из-за прикрытий ют, занятый офицерами, а через световой люк — кают-компанию, где были убиты судовой врач Соколовский и предатель Тильман, стоявший часовым у Коптюха.

Офицеры, видя, что восставшие матросы берут верх, решили бежать на берег на баркасе. В погоню за ними был послан паровой катер с погруженной на него 37-миллиметровой пушкой. Выстрелом из нее были убиты командир корабля Лозинский, мичман Погожин и тяжело ранен лейтенант Унковский. Но паровой катер сел на мель, и погоню пришлось прекратить.

В это время матросы, находившиеся на корабле, ворвались в кают-компанию, арестовали оставшихся там офицеров и освободили Коптюха.

После завтрака было приказано сниматься с якоря и итти в Ревель.

В 5 часов вечера крейсер стал на якорь на Ревельском рейде. Кондуктора вели разлагающую агитацию. Настроение восставших падало. Лобадину во время ужина сообщили, что кондуктора готовят контрреволюционное выступление. Лобадин приказал дать дудку «кондукторам наверх». Услыхав дудку и команду, вооруженные кондуктора вместе с «обработанными» ими учениками выскочили на верхнюю палубу. Завязалась напряженная борьба, в результате которой победителями вышли кондуктора вместе с учениками, бывшие в большинстве. Лобадин был тяжело ранен и вскоре скончался, а Коптюх, бросившийся в воду, арестован.

Во время восстания было убито 6 офицеров, 1 кондуктор и ранено 6 офицеров, из матросов убито 20 и ранено 48.

С 13 по 17 августа происходил суд, приговоривший 18 матросов к расстрелу, 12 — к каторжным работам сроком от 6 до 12 лет, 13 — в дисциплинарные батальоны и тюрьмы военного ведомства, 15 — к дисциплинарным взысканиям.

Восстания на Балтийском флоте были подавлены. Они потерпели поражение потому, что революционное движение в этот период шло на убыль, в силу чего матросы не могли быть поддержаны рабочими и крестьянами. Восстанию революционных моряков большой вред нанесли эсеры и меньшевики: первые — своей авантюристской тактикой игры в восстания без надлежащей подготовки, вторые — попытками срыва революционных выступлений.

Большевики считали, что революционные выступления в военных частях должны дополнять и усиливать восстания рабочих и крестьян. Поэтому они были против восстания во флоте в это время. Но тем не менее, когда восстание вспыхнуло, они возглавили движение смелых революционных моряков-балтийцев.

Славные революционные традиции 1905―1906 гг. нашли свое блестящее применение в 1917 г., когда армия и флот, руководимые большевиками, перешли на сторону революции и помогли рабочим и революционным крестьянам свергнуть иго капитализма.

С. Найда. К истории революционного движения во флоте в годы реакции и революционного подъема[26]

1. Флот в годы столыпинской реакции

3 июня 1907 г. царское правительство распустило II Государственную думу. «Этот день принято в истории называть днем третьеиюньского государственного переворота. Царское правительство издало новый закон о выборах в III Государственную думу и тем самым нарушило свой собственный манифест 17 октября 1905 г., так как, согласно этому манифесту, оно должно было издавать новые законы только с согласия Думы. Социал-демократическая фракция второй Думы была предана суду, представители рабочего класса отправлены на каторгу и в ссылку на поселение». «Царское правительство стало усиленно громить политические и экономические организации пролетариата. Каторжные тюрьмы, крепости и места ссылки переполнились революционерами. Революционеров зверски избивали в тюрьмах, подвергали пыткам и мучениям. Черносотенный террор свирепствовал вовсю. Царский министр Столыпин покрыл виселицами страну. Было казнено несколько тысяч революционеров. Виселицу в то время называли „столыпинским галстуком“».[27]

Ужасы столыпинской реакции переживали также матросы и солдаты, т. е. те же рабочие и крестьяне, одетые в шинели. Только в одном Балтийском флоте за период с 1906 до 1911 г. за революционную деятельность было осуждено 6252 человека. Из них 149 человек приговорено к смертной казни, 960 — сослано на каторгу и лишено всех прав состояния, 1744 — заперто было в исправительные арестантские дома, 20 — было осуждено на пожизненное заключение в крепости, 2147 — сослано в дисциплинарные батальоны и 1232 — упрятано в военные и гражданские тюрьмы. Сотни моряков были казнены или замучены без всякого суда. Подобное положение царило не только во флоте.

В годы черной столыпинской реакции большевики отступили, но отступили для того, чтобы победить. Уходя в глубокое подполье и умело сочетав нелегальную работу с легальной, большевики шли во главе масс. Они вселяли уверенность в рабочем классе и крестьянстве, в среде матросов и солдат в неизбежность и близость новой революции. Они руководили повседневной борьбой масс против царя, помещиков и капиталистов.

Во флоте в годы столыпинской реакции (1907―1911 гг.) с внешней стороны все как будто было спокойно, но это было спокойствие поверхностное. В глубоком подполье зрели и накапливались революционные силы. Служба матросов в царском флоте была каторгой. Господствовали палочная дисциплина и издевательства, творимые командным составом. Командование флотом изобретало всевозможные «занятия», для того чтобы матросы не имели свободной минуты для размышлений. Занятия и «нравственные» беседы тянулись с раннего утра до позднего вечера. А когда нечего было придумать, то заставляли выполнять самые бессмысленные работы: чистить деревянные палубы стеклом, чистить во время дождя медь, с места на место перетаскивать грузы и т. п. Кормили очень плохо, нередко выдавали мясо с червями. В архиве морского министерства хранится много документов, указывающих, что матросы часто волновались из-за пищи.

Вот один из этих документов. 10 августа 1910 г. начальник Кронштадтского жандармского управления доносил в Главный морской штаб, что на крейсере «Громобой» матросы неоднократно отказывались от обеда потому, что в щах плавали черви. Об этом жаловались старшему офицеру лейтенанту Романову, который обычно отвечал: «Черви сварились, их можно свободно кушать. Это не вредит для здоровья. Ведь это обычное явление, на капусте часто бывают черви».[28] Один из офицеров корабля «Андрей Первозванный» на жалобы матросов, что им выдается плохая пища и червивое мясо, цинично заявил: «Черви удобоваримы и чем больше червей — тем лучше суп или борщ. Черный хлеб полезен рабочему человеку, а каша, каша — это гордость России. Ведь за границей ели бы кашу, да ее у них нет, ее нужно купить, а у нас, слава богу, своя родится, ее сколько угодно».

Плохая пища, изнурительная работа и каторжная дисциплина подрывали силы и порождали огромное количество заболеваний и большую смертность среди матросов. В 1907 г. на 33,5 тысячи человек команды Балтийского флота заболеваний было больше 30 тысяч. Уволено по болезни 1289 человек и умерло на каждую тысячу больше 100 человек. В 1908 г. на 36 тысяч команды нижних чинов заболеваний было 34 тысячи. Уволено по болезни 1110 человек. Умерло на каждую тысячу 177 человек. В 1909 г. на 42 тысячи команды нижних чинов заболеваний было 38 586. Уволено по болезни 1086 человек. Умерло на каждую тысячу 165 человек. Такой высокий процент смертности и заболеваний оставался вплоть до революции 1917 г.

На кораблях и в береговых командах, как правило, производились периодические обыски у матросов. Письма, книги и посылки, получаемые матросами, строго проверялись. По праздникам и постам команду водили в церковь. Во время исповеди попы шпионили, выспрашивали у матросов, как они относятся к службе и начальству, как соблюдают и понимают смысл присяги, не знаются ли с социалистами и т. п. Горе было тому матросу, который признавался в чем-либо попу. Поп сразу же доносил начальству, и такой матрос попадал в разряд неблагонадежных.

Иезуитские приемы и методы, применяемые служителями культа, вырабатывали в матросах отвращение к попам, а у более сознательных и к религии.

Были приняты меры для еще большей изоляции матросов от рабочих и для развращения их на берегу в официальных домах терпимости и кабаках, кишевших шпионами и провокаторами.

Чистка флота от политически неблагонадежных началась еще в годы революции и особенно широко развернулась в годы реакции. Она являлась одним из видов расправы с революционными моряками.

Особо неблагонадежных отчисляли в дисциплинарные батальоны, а менее активных списывали в армию, преимущественно в те пехотные полки, которые проявили себя «благонадежно» в годы революции.

Обычно такие полки были укомплектованы из наиболее забитых крестьян. Эти полки имели отменно реакционный состав офицерства. И если в годы революции списывали сотнями, то в период реакции стали ежегодно списывать с флота тысячами.

Были случаи, когда списывали с флота не только матросов, но и офицеров, заподозренных в сочувствии революции 1905―1907 гг. или, попросту, хорошо относившихся к команде. Среди офицеров наиболее «неблагонадежные» встречались среди инженер-механиков флота, в большинстве своем — выходцев из разночинцев. Положение инженер-механиков в царском флоте отличалось от положения других морских офицеров, состоявших в большинстве своем из отменно реакционной части дворянства. Эта часть офицеров с презрением относилась к инженер-механикам. Это, естественно, являлось одной из причин перехода более прогрессивной части инженер-механиков в оппозицию, а то и к прямому участию в революционном движении.

Перейдем к фактам, рисующим политическое состояние флота в годы реакции.

В 1907 году контр-адмирал Линдстрем (Балтийское море) доносил морскому министру Дикову, что на броненосце «Лазарев» политически неблагонадежным является весь состав команды, много неблагонадежных имеется и на других кораблях эскадры. Поскольку политические неблагонадежные, по повелению Николая II, должны быть немедленно списаны — контр-адмирал Линдстрем просил в своем донесении отсрочить списывание, потому что в противном случае не с кем будет закончить кампанию.

Но вот кампания окончилась, и контр-адмирал сообщает, что он уже списал с корабля в армию первую партию неблагонадежных в количестве 208 человек, из них 108 в город Козлов и 100 в Тамбов. В секретной телеграмме он советует направить списанных без конвоя, так как наличие последнего может вызвать осложнения и неприятности.[29] Конвой раздражал матросов; могли возникнуть по дороге осложнения, а этого боялись царские чиновники.

В конце этого же года было списано с разных кораблей Балтийского флота в армию штабом Главного командира Кронштадтского военного порта 345 политических и неблагонадежных матросов.

По годам призыва списанные распределялись так: призыва 1903 г. — 77 чел., призыва 1904 г. — 93 чел., призыва 1905 г. — 208 чел. и призыва 1906 г. — 44 чел. Как видим, наибольшую группу составляют призванные в 1904 и особенно в 1905 г. Это та молодежь, которая до призыва принимала активное участие в революции.

Всего же списанных в армию к концу 1907 года только по одному Балтийскому флоту было свыше 3400 человек.[30]

То же происходило и в Тихоокеанском флоте. 30 октября 1907 г. командир Владивостокской крепости, генерал Ирман, в секретной телеграмме (№ 1175) на имя морского министра просил разрешения выслать с Дальнего Востока в Архангельский дисциплинарный флотский полуэкипаж 1000 человек нижних чинов флота, распропагандированных социалистами, по его характеристике, крайне политически неблагонадежных.

Он подчеркивал, что эти люди особенно опасны на Дальнем Востоке потому, что, по его мнению, в соседней Японии находятся русские центры социалистов, которые с помощью этих матросов разлагают всю армию. Сатрапу Ирману везде мерещились социалисты. Но из этой телеграммы Ирмана видно, что вообще политически неблагонадежных было гораздо больше чем 1000 человек. Однако списать всех он не мог, ибо флот остался бы фактически без людей. Взамен высылаемых Ирман просил прислать только 500 новобранцев, но с условием, что они будут политически благонадежны. Здесь же он просил прислать хотя бы несколько человек «приличных офицеров» (очевидно там было много «неприличных»). В этой же телеграмме он требовал разрешения усилить охрану побережья с моря от ввоза в Россию «революционной контрабанды».

Телеграмма генерала Ирмана пришла с опозданием. Правительство и Николай II, пристально следившие за событиями во флоте, уже знали о положении дел на Дальнем Востоке из «всеподданнейшего» доклада генерал-адъютанта Пантелеева, которого Николай II лично посылал на Дальний Восток исследовать положение в армии и во флоте.

В своем докладе на имя Николая II Пантелеев писал:

«Во время моего пребывания во Владивостоке мне пришлось познакомиться с состоянием не только сухопутных войск, но и морских команд, причем особое мое внимание остановила на себе 15-я рота Сибирского флотского экипажа. Эта рота представляет, собственно, сводную 15–16 роту, что было сделано вследствие полного недостатка офицерства. Налицо в этой роте оказался только один ротной командир. А дежурство по морским казармам несли офицеры стоявших на рейде судов».

Дальше в этом же докладе Пантелеев дает характеристику личному составу роты:

«В эту роту переводятся все матросы как осужденные и не отбывшие наказания за неимением в округе военно-тюремных зданий, так и списанные с судов вследствие нравственной и политической неблагонадежности; в этой же роте состоят все вестовые и нестроевые, находящиеся при штабе экипажа».

Конечно, эти «нестроевые» и «вестовые» имели право уходить из экипажа и разносили революционное влияние из казарм 15 роты.

Дальше Пантелеев сообщал, что никто из морского начальства, и в частности командир роты, не знает личного состава и количества людей в роте.

«Командир экипажадоложил, что в роте 480 человек, — пишет Пантелеев, — а в предъявленном обстоятельном списке нижних чинов поименовано 688 человек».

Дело было настолько запутано, что сам Пантелеев не смог установить, сколько же было на самом деле людей в роте.

«О поведении этих матросов, — писал дальше генерал-адъютант, — в списке имеются такие пометки: хорошего, посредственного, дурного поведения, пьяница и т. п., а против некоторых — „запасной“ (?!), причем отмечено по списку 281 чел. „хороших“ и 136 чел. „запасных“… Рота эта расположена в новых морских казармах вместе с 12-м Восточно-Сибирским полком и как от командира, так и от офицеров этого полка и от других сухопутных военачальников пришлось выслушать много нелестных отзывов об этой роте.

Нижние чины ее позволяют себе разные выходки и насмешки над пением стрелками молитв и гимна на вечерней заре; они небезопасны и для жен офицеров, живущих в этих казармах… и вообще они неблагонадежны в политическом отношении.

…Для сохранения порядка в 12-м Стрелковом полку нельзя допустить дальнейшее совместное квартирование его с этой ротой и необходимо водворить в этой роте воинский дух и дисциплину».[31]

Этот документ показывает отношение матросов к царскому режиму и заодно к религии.

По личному повелению Николая II, министр внутренних дел Столыпин 31 октября 1907 г. посылает морскому министру копию «всеподданнейшего доклада» и требует принять срочные меры.

Вслед за этим морской министр Диков 3 ноября 1907 г. шлет срочную телеграмму во Владивосток и требует прислать подробный отчет о состоянии флота и мотивированное объяснение о причинах и характере беспорядков среди нижних чинов, о действительной необходимости высылки в Архангельский дисциплинарный флотский полуэкипаж 1000 человек «неблагонадежных».

В ответ на эти требования командир Владивостокского порта, капитан 1 ранга барон Ферзен, 11 ноября 1907 г. в обширной шифрованной телеграмме сообщил о положении во флоте и о необходимых мерах на ближайшее время. В телеграмме он настойчиво требовал разрешить массовую очистку всех команд от политически-неблагонадежных элементов. Там же он указывал, что флот находится в критическом состоянии. Во флоте нехватает людей для обслуживания всех судов, и особенно нижних чинов, благодаря массовым арестам.

Ферзен рекомендует часть кораблей освободить временно от команд и поставить их в гавань на хранение. Из оставшихся людей укомплектовать остальные корабли и с ними нести хотя какую-нибудь службу по охране побережья.

Морское министерство разрешило в телеграмме от 4 декабря 1907 г. создать пловучую тюрьму на транспорте «Аргунь» и посадить туда всех политически неблагонадежных матросов, а заодно и 15–16 роту Сибирского флотского экипажа. Таким путем министерство пыталось найти выход из создавшегося положения на Дальневосточном флоте. Новая тюрьма была создана, но и она скоро была переполнена.

О том, что творилось на Дальнем Востоке, говорит сообщение того же командира Владивостокского порта барона Ферзена, посланное им на имя морского министра. В этом сообщении он писал: «Гауптвахта и карцеры, приспособленные для этой цели из камер экипажа, — переполнены осужденными в дисциплинарный батальон, в тюрьмы и подсудимыми, ввиду чего остальные низшие чины и списанные с судов за проступки и подлежащие взысканиям остаются ненаказуемыми и, больше того, за некомплектом команд несут ответственные должности и караулы по охране казенного имущества, а вследствие чего были крупные случаи нарушения караульной службы».[32]

Дальше идут жалобы на наличие воровства, кутежей, картежной игры среди командного состава. Воровство и разложение на Дальневосточном флоте, творимые отдельными офицерами и военчиновниками, приняли такие размеры, что об этом начали писать не только русские, но и заграничные газеты (особенно японские), которые получали сведения от своих шпионов и использовали их против России, продаваемой дворянами. Факты эти стали известны министру внутренних дел Столыпину. Последний вынужден был написать личную записку морскому министру Дикову с категорическим требованием «устранить беспорядки во флоте». К записке была приложена вырезка из газеты «Русь». Газета писала: «Ходят настойчивые слухи, что кражи и злоупотребления стали распространенными, это лучше всего показывает то, что командир Владивостокского порта барон Ферзен был вынужден отдать под суд 10 офицеров. Сообщают, например, такой факт, что к фирме „Кунст и Альберс“ явился один офицер и предложил продать по какой угодно цене и сколько угодно казенного каменного угля. К счастью, эта фирма отказалась от покупки, и сделка не состоялась.

По сообщению лиц, хорошо знающих владивостокские порядки, этот случай вовсе не единственный и, конечно, самым ярким подтверждением этого может служить имевшая место продажа машинных частей нашего миноносца в Японию».[33]

Вслед за этой запиской Столыпин послал во Владивосток для расследования фактов генерал-майора Вогена. Последний, произведя расследование, сообщил, что «факты, имеющиеся в распоряжении правительства, подтверждаются, с ответом в печати подождите до полного расследования. Части нового миноносца действительно проданы в Японию». В дополнительной телеграмме Воген писал:

«В декабре выяснилось, что 4 и 5 декабря по подложным ассигновкам выдано за „ремонт“ офицерских флигелей 13 219 руб. 40 коп.».

Из всей этой переписки видно, как разложившиеся офицеры расхищали казенное имущество и присваивали деньги. Они же являлись базой для работы японских шпионов. Конечно, Дальневосточный флот в этом отношении не был исключением. Об этом наглядно говорит такой факт.

1907 г. русский консул в Тегеране (Иран) доносил министру иностранных дел, что за «последнее время участились случаи массового воровства в России винтовок, патронов и других боеприпасов и продажа контрабандным путем в Персию».

Получив это донесение, министр иностранных дел обратился к морскому министру с просьбой принять охранительные меры с помощью бездействующей Каспийской флотилии.

«Меры были приняты», а оружие продолжали воровать и вывозить из России в Персию. Оружие отправлялось морем через Баку, Шушу, Ленкорань, Энзели пароходами торговых компаний, а по суше — через Сальяны. Это оружие покупали по высокой цене руководители национально-освободительного движения Ирана.

Характерно, что штаб кавказских войск знал о торговле оружием, но ничего не предпринимал, ибо и здесь кто-то из дворян офицеров и чиновников грел руки на этой торговле.

В силу чудовищных хищений и взяточничества армия и флот были плохо снабжены и вооружены. Солдаты и матросы влачили полуголодное существование.

Воровство, взяточничество и разложение части командного состава флота и армии являлись типичным отображением гниения царского самодержавного аппарата, стремившегося после революции 1905―1907 гг. больше чем когда-либо удержаться у власти с помощью штыков, тюрем, виселиц, разжигания национальной вражды и варварской эксплуатации народа.

Верноподданные помещики Столыпин, Родзянко, Шульгин, Марков 2-й и их союзники из лагеря буржуазии: Милюков, Гучков, Рябушинский, Коновалов и иже с ними стремились вскрывать и лечить эти язвы гниющего самодержавного режима. Но напрасны были их старания. Самодержавная монархия Романовых разлагалась. Понятно, что при таком состоянии армии и флота врагам России не трудно было в годы русско-японской войны наносить поражения царизму. Творческая мысль прогрессивной части офицерства армии и флота душилась.

Но возвратимся к положению матросов во флоте в годы реакции. Списывание матросов в армию, которым так усиленно занималось правительство, явилось палкой о двух концах. Матросов списывали в армию, чтобы искоренить их революционный дух, а вместо этого — матросы, придя в сухопутные части, вели среди солдат революционную пропаганду. Да и сама мера наказания не страшила матросов: в армии у них механически сокращался срок службы. Они скорее могли избавиться от дикой муштры, палочной дисциплины и издевательства. В силу этого многие матросы вели себя так, чтобы их поскорее списали в армию.

Списывание «неблагонадежных» с кораблей не только подрывало дисциплину во флоте, но и разлагало остальные части армии. Это подтверждают донесения командующих армейскими частями, кораблями, а также донесения жандармов.

Все же списывание не прекращалось и дальше. Даны лишь были указания, чтобы за списанными матросами следили особо и ставили их в такое положение по службе, чтобы они не могли вести пропаганду.

Матросы, заподозренные в политической неблагонадежности, детально изучались. Сведения с мест давали полиция, духовенство, воинские начальники, городские и сельские власти, а также кулаки и помещики. Во флоте же материалы поступали от жандармского управления и командиров кораблей. Последние собирали сведения о матросах на основе офицерского наблюдения, доносов младшего командного состава и подосланных во флот в качестве матросов провокаторов и шпионов. Но, увы, — изучение военно-морских архивных материалов показывает, что никакая чистка флота не могла избавить царский флот от революционно-настроенных людей.

Идеи большевизма во флоте возрождались матросами, прошедшими через горнило революции и избежавшими арестов. Эти идеи приносили на корабли новобранцы из рабочих, участвовавших в революции. Их ежедневно передавали с берега революционные рабочие, их сеяли большевистские пропагандисты-подпольщики, а почву для их восприятия создавало само правительство своим полицейским режимом в стране и варварско-военной дисциплиной во флоте.

После революции 1905―1907 гг. отдельные члены правительства, и особенно жандармы, стали лучше понимать причину массовых революционных настроений и брожений во флоте. Жандармы, по заданию Столыпина, основательно изучали этот вопрос. И не случайно охранное отделение в 1908 г. докладывало министру внутренних дел Столыпину, что до тех пор, пока флот будет комплектоваться из рабочих, правительству не избавиться от революционного брожения среди матросов.

Не меньше жандармов понимал это и сам Столыпин. Но отказаться от комплектования флота рабочими было нельзя. Флот требовал людей, которые знали бы машины, имели бы ту или другую специальность, а такими людьми были рабочие. Нужно было искать какой-то иной выход. И правительство на протяжении последних лет своего существования старательно его ищет.

С 1908 г. военное и морское министерства, подталкиваемые охранкой и Столыпиным, занялись подробным изучением новобранцев. Заподозренных в политической неблагонадежности матросов стали меньше списывать в армию, но зато больше ссылать в дисциплинарные батальоны.

По инициативе того же Столыпина, в декабре 1908 г. был опубликован закон, воспрещающий принимать на военную службу лиц, «привлеченных к дознаниям по государственным преступлениям и подвергнутых гласному надзору полиции».[34]

В дополнение к этому закону в 1909 г. департамент полиции, по заданию Столыпина, разработал несколько секретных циркуляров по этому же вопросу. Очевидно, эти меры оказались недостаточными и вынудили министра внутренних дел разослать 2 сентября 1910, г. всем губернаторам и губернским жандармским управлениям новый циркуляр.

Этот циркуляр требовал тщательного изучения новобранцев, в особенности из числа фабрично-заводских рабочих и лиц, находившихся в отхожих промыслах, и пресечения «возможности приносить с собою в войсковые части преступные прокламации и вообще произведения нелегальной литературы».[35]

В этом же циркуляре министерство внутренних дел предлагает чинам полиции производить тщательный осмотр вещей всех новобранцев и особенно у тех, которых считают подозрительными. Дальше следует ряд конкретных указаний об отборе подозрительных. Обыск рекомендовалось производить осторожно и, если можно, то тайно, чтобы призывники не вступали в драку с полицией и не внесли бы ненужных толков в среду незаподозренных людей.

В системе этого пресловутого изучения большое место занимали доносы с мест отдельных лиц, недовольных почему-либо призывниками и сводивших с ними счеты. В особенности большой клеветой занимались попы. Примером такого ложного поповского доноса может служить следующий факт.

Поп села Малая Горенка Кременецкого уезда, Михайл Кныш, 18 ноября 1907 г. доносил жандармскому управлению на рекрута того же села Максима Корчака, что он безбожник, был на заводах в Сибири и по его, поповскому подозрению, является участником революционной организации. По доносу началось тщательное расследование. Виленское жандармское управление, куда был подан донос, в 1908 г. установило, что Корчак служит в Балтийском флоте. Дело было передано в Петербургское жандармское управление, последнее же установило, что донос попа был ложным и что Корчак ни в какой организации не состоял и даже не работал в Сибири. Однако, несмотря на это, Максим Корчак все же попал в разряд неблагонадежных. За ним был установлен надзор.

Такие примеры были не единичны. Материалы о ложных доносах встречаются на протяжении всех лет реакции. Особенно усердствовали в клевете и ложных доносах попы, эти жандармы в рясе, но не отставали от них и другие.

В 1908 г. управление Сарапульского уездного воинского начальника доносило в Петербург, что «согласно сообщению жандармского управления в 1907 г., из призванных во флот и гвардию такие лица, как П. Г. Ильин, попавший на службу в гвардию, социал-демократ К. Мездрик и К. Дмитриев, попавшие во флот, тоже социал-демократы, все они принимали активное участие в революции 1905 г. на кожевенном заводе, где они работали в качестве рабочих».[36]

Революция и большевистская пропаганда глубоко затронули деревню. Из призывников-крестьян немало было «политически неблагонадежных». Поэтому-то не случайно отбору новобранцев придавали огромное значение. Изучению призывников уделялось все больше и больше внимания.

В деревне помещики, кулаки и сельские старосты, в городе провокаторы, шпионы, отдельные мастера, администрация производства и домовладельцы являлись доносчиками на призываемых. Таким образом были приняты самые решительные меры по охране армии и флота от «политически неблагонадежных элементов». Но чем больше правительство боролось с «крамолой», тем больше оно теряло доверие не только к солдатам и матросам, но и к офицерам и учебным заведениям, готовившим кадры командного состава, ибо правительство все больше получало сведений о народной ненависти к режиму. Отсюда правительство все больше и больше усиливало систему сыска и шпионажа в стране, а также в армии и флоте.

Еще в 1906 г. департамент полиции издал специальное распоряжение об усилении надзора над учебными заведениями ввиду того, что некоторые из них выпустили, как гласит циркуляр, «политически неблагонадежных офицеров».

В 1908 г. в военно-учебных заведениях курс законоведения был дополнен курсом по ознакомлению учащихся с крайними социалистическими учениями. Введением этого курса хотели добиться того, чтобы будущие офицеры, зная оружие социалистов, смогли бы лучше бороться с ними. Юнкера кратко знакомились с идеями революционных партий и, в частности, с произведениями марксистов. Но, как видно, многим юнкерам трудно поддавалась освоению марксистская литература и особенно учение Карла Маркса. Об этом писал один из военных педагогов в своей докладной записке по поводу улучшения воспитательной работы среди юнкеров.[37]

Такие методы воспитания юнкеров иногда давали неожиданные для правительства результаты. Часть будущих офицеров заражалась революционными идеями, преподносимыми официальными преподавателями с кафедр. В силу этого правительство в 1912 г. отменило этот циркуляр. Правительство в годы реакции приняло также особые меры и по воспитанию нижних чинов. Командирам частей и корабельным попам строжайше предписывалось вести постоянные нравственные беседы с матросами и воспитывать их в духе преданности и любви к царю и «отечеству», «не щадить живота своего за веру и царя», ненавидеть «зловредных» социалистов, как «внутренних и особенно опасных врагов» для царизма.

В этих беседах всемерно разжигалась национальная вражда. Среди матросов распространяли бульварно-авантюристическую, церковную литературу, черносотенно-шовинистические газеты и журналы и т. п.

Но это на большинство матросов не оказывало особого влияния. Вот как описывает восприятие этой пропаганды в гвардейском флотском экипаже один из моряков того периода:

«Сидишь это, бывало, на скамейке и клонит тебя ко сну от дневного утомления. Поп-заика беседует, новобранцы подбираются к стенкам, чтобы было к чему прислониться и вздремнуть. Чтобы не уснуть совсем, большинство сосало леденцы или жевало корки хлеба. Делали это лишь потому, что рядом с попом стоял грозно наблюдающий фельдфебель… Кончается беседа, поем молитву. „Ты что, мать твою так и этак, — шипит фельдфебель, — почему не поешь?“ — прошипит и тут же благим матом продолжает: „Спаси, господи, люди твоя…“».

Матрос обязан был безошибочно знать, у кого из «высочайших особ» какой чин, какое звание, фамилия, как отличить по чинам армейского офицера от флотского, сколько у кого просветов, звездочек, лычек загзагов и проч., но меньше всего обращали внимания на действительную учебу и знание корабля, его боевых частей и служб.

Обучение сопровождалось постоянными издевательствами и наказаниями: мордобой, ходьба «гусиным шагом», стояние «смирно» под винтовкой с полной выкладкой, бессмысленное прицеливание в одну точку на протяжении 15―20 минут и т. п. За малейший протест против этих издевательств применялись более тяжелые наказания: карцер, дисциплинарный батальон, арестантские роты, а часто и военно-полевой суд.

Придя во флот, многие новобранцы вначале считали, что эти издевательства и наказания исходили от своего же брата — младшего начсостава, который недавно был таким же рядовым матросом. Но с течением времени новобранцы сами, а также с помощью старых матросов начинали понимать, что все издевательства и наказания исходили от офицеров, что офицеры пользовались младшим начсоставом как самым удобным и послушным орудием в своих руках. Правда, и среди младшего начсостава (особенно сверхсрочного) — не мало было «пиявок», как их называли матросы, которые безмерно издевались над людьми. Такая система воспитания, как правило, часто давала противоположные результаты.

Матросы ненавидели офицеров и попов. Они только для вида брали бульварную и церковную литературу, чтобы не попасть в разряд неблагонадежных, а сами подпольно доставали и жадно читали революционную и прогрессивную литературу. Порой устраивали даже тайные библиотеки, книги которых ходили по рукам матросов.

В годы реакции правительство, боясь принесения извне революционного влияния в среду матросов, резко сократило отпуска, потому что многие матросы, находясь в отпусках, связывались с революционными организациями или сами вели революционную пропаганду.

А подобных случаев было немало. Так, например, в 1907 г. начальник Нижегородского жандармского управления доносил департаменту полиции, что «приехавший в годичный отпуск в г. Ардатов матрос Балтийского флота Воронин Иван Михайлович на вечеринке у друзей ругал царя, говорил, что он во флот ушел для революционной агитации и призывал друзей вести революционную борьбу с царизмом». Дальше указывалось, что «арестовать этого матроса не удалось, так как он скоро выехал в Петербург, а участвовавшие с ним на вечеринке заявили, что они не знают, где он служит».[38]

В этом же году Владимирское губернское жандармское управление доносило, что матрос из крестьян Судогодского уезда Владимирской губернии Алексей Иванович Ковырялов, придя в годичный отпуск по болезни, распространял в деревне социал-демократическую литературу и революционные песни, изданные в г. Владимире.[39]

В 1909 г. охранка и Главный морской штаб усиленно разыскивали матроса призыва 1909 г. Д. Ф. Смирнова за активную работу его в социал-демократической организации до прихода во флот.

Подобные факты тесной связи с большевистскими организациями, связи, несмотря ни на какие преграды, повторялись и позже. Мы видим, что, благодаря жестоким мерам, принятым со стороны правительства, а также ввиду лучшей конспирации самих матросов, — количество этих фактов уменьшилось в 1908―1910 гг., но зато сильно возросло в годы нового революционного подъема. Отдельные матросы вели также агитацию и среди солдат, используя для этого малейшую возможность.

Вот один из таких примеров, имевший место в 1907 г. в одном из военных госпиталей Петербурга, где лежали больные матросы и солдаты.

Матросы, лежавшие в госпитале, нарисовали карикатуру на царя и составили революционную прокламацию. Прокламацию и карикатуру передали солдату 96-го Омского полка Ивану Дуброву, стоявшему на посту в этом госпитале, рекомендуя ему отнести полученное в полк и показать солдатам. Солдат перепугался и донес дежурному офицеру. Дело закончилось арестами больных матросов, а затем следствием и судом. Но не всегда так кончалось дело. Обычно передовые солдаты легко поддавались агитации матросов, ибо и солдат-крестьянин в серой шинели после революции 1905―1907 гг. и неустанной большевистской пропаганды в деревне далеко был не тем, кем он был до революции, а, кроме того, в армии и особенно в технических частях также было много рабочих.

Строго, а иногда чрезвычайно глупо выявляли «политически неблагонадежных» матросов на кораблях. Часто в эту категорию зачислялись люди, не имеющие ничего общего с большевистскими организациями и революционной работой. Малейшее проявление недовольства рассматривалось немедленно как результат влияния революционеров. Поводов для проявления недовольства и нарушения дисциплины было много.

Матросы с внешней стороны казались послушными. Но на самом деле настроение основной массы матросов, преимущественно состоявшей из рабочих, было явно враждебное не только по отношению к флотским порядкам, но и ко всему царскому режиму. Об этом ярко свидетельствует приводимый ниже документ. Матрос-телеграфист Иван Федорович Скурлов с крейсера «Диана» в 1908 г. писал своей знакомой: «Можешь себе представить, что за короткий срок моего отпуска произошли в нашем мире большие перемены: с нового года пошла кутерьма. Нашли, что матросы распущены, и вот теперь опять крутят, связывают железной дисциплиной по рукам и ногам. Пошли строгости, видимо, ждут возврата к старому. Но ведь это немыслимо, а посему все это только до первого удобного случая, и что выйдет из этого, покажет будущее…»

Далее в этом же письме читаем: «Работой душат целый день… только с 12 с половиной и до 2-х часов отдых, который тоже иногда позволяют отнять у нас… На-днях ходили в манеж с винтовками и вот, когда пришли, сложили их и стали считать, то вдруг одной не оказалось по той простой причине, что плохо считали. Доложили старшему офицеру, а он, не разобрав в чем дело, собирает всех с нашивками, выходит к нам и говорит: „Вы, что, сволочи, вздумали насмехаться надо мной? Я вам покажу! Всю команду распустили“… Конечно, я еще не добавляю эпитетов русских, которыми клеймит этот „образованный“ человек людей, прослуживших не менее трех лет во флоте. Кричать и ругать, запугивать людей это его дело, а нет догадки в субботу дать команде свободное время после обеда для мытья в бане, для стирки белья… Мало того, и в праздники до обеда всегда работаем… Судите сами, какой это человек и какое может быть довольство этим человеком! Ненависть почти у всех. Вот придет скоро молодая команда новобранцев, тогда что-нибудь да выйдет. Это немыслимо! Мне кажется, что если бы ему дали право на жизнь нашу, то он давно бы половину расстрелял».[40]

Это письмо было перехвачено жандармами, как и другие письма матросов, которыми изобилует архив военно-морского министерства.

Все эти факты говорят о том, как далеко ушла вперед Россия после революции 1905―1907 гг. Революция открыла глаза миллионам людей, которые до нее верили в царя-батюшку и рабски мирились с законами самодержавия.

Возврата к старому не могло быть, ибо этого не хотели миллионы пролетариев и крестьян, пробужденные революцией к сознательной жизни.

Ни царские законы и репрессии, ни каторжный режим на кораблях и в казармах не могли возвратить армию и флот к прежней рабской покорности, превратить их снова в слепое орудие для борьбы с «внутренним врагом». Матросы ненавидели царскую службу и «свое» начальство. Но при всем этом они любили свой флот, свыклись с кораблями, чтили память и традиции революционных моряков и тех кораблей, команды которых принимали когда-либо участие в революционном движении или отличались в боях с внешним врагом. Опыт прошлых морских сражений и, в частности, опыт русско-японской войны и последней империалистической войны подтверждает, что русские моряки героически сражались, показывали чудеса храбрости, любовь и заботу о флоте в борьбе с врагом, несмотря на тупоумие высшего морского командования и гнилость царского самодержавного строя. Боролись и умирали они не за престиж царского самодержавия, не за укрепление полукрепостнического режима, а за честь русского народа, русского флота, созданного этим народом. Сколько прекрасных, героических страниц вписали эти безыменные герои в историю русского Военно-Морского флота!

Дикая палочная дисциплина, бесправие, издевательство, поповское мракобесие — все это вызывало у матросов ненависть к царскому строю, злобу против начальства. Стихийная ненависть и злоба матросской массы под влиянием большевиков и революционно настроенной части матросов перерастали в сознательное политическое недовольство царским режимом. Недовольные постепенно оформлялись в подпольные политические кружки и организации и вели напряженную и упорную борьбу с самодержавием.

С наступлением реакции партия снимает вопрос о непосредственной подготовке вооруженного восстания. «На очередь дня, — писалось в резолюции общерусской партконференции 1908 г. (Париж), — выдвигается прежде всего длительная работа воспитания, организации и сплочения сознательных масс пролетариата. Затем, в подчинение этой задаче, необходимо распространение партийной работы на крестьянство и армию, особенно в форме литературной пропаганды и агитации, причем главное внимание должно быть обращено на социалистическое воспитание пролетарских и полупролетарских элементов в крестьянстве и армии».[41]

В соответствии с обстановкой и с решениями партии о задачах текущего момента большевистские организации на местах изменяют тактику работы в армии и флоте.

Флотские большевики стремились прежде всего создать крепкую подпольную организацию. Необходимо было сплотить революционно настроенных матросов вокруг подпольных партийных ячеек и готовить их к вооруженному восстанию в момент нового выступления рабочего класса.

В эти трудные годы большевистские партийные организации портовых городов: Петербурга, Кронштадта, Риги, Либавы, Ревеля, Гельсингфорса и др. — снабжали матросов литературой, газетами, прокламациями, выделяли пропагандистов и агитаторов, которые вели с матросами беседы во время отпуска или увольнения на берег, помогали и направляли работу флотских подпольных организаций.

Петербургский комитет РСДРП в январе 1908 г. организовал подпольную типографию, где печатались листовки и прокламации, которые распространялись среди солдат и матросов. В начале 1908 г. по настоянию большевиков при ЦК было оформлено бюро военных организаций и подобран кадр военных партийных работников, а при Петербургском комитете создан Городской комитет военных работников. Комитет проводил работу среди матросов и солдат. Исходя из опыта вооруженных восстаний в 1905―1907 гг., комитет усиленно изучал и разрабатывал практические вопросы военной работы и военно-революционной тактики.

За сравнительно короткий период своего существования комитет сумел проникнуть в казармы, на корабли и развернуть там работу. Связи были установлены со многими армейскими частями Петербурга, Ораниенбаума, Кронштадта, Сестрорецка. Что касается флота, то комитет имел свои группы в Кронштадтской крепостной артиллерии, 1-м Кронштадтском крепостном батальоне, команде Главного морского штаба, в Гвардейском флотском экипаже, в 6-м, 8-м, 10-м, 16-м и 18-м флотских экипажах и на некоторых кораблях.

Внезапно последовавшие аресты нарушили налаживавшуюся работу. С 17 марта по 4 апреля 1908 г. охранка арестовала почти весь руководящий состав комитета и захватила его архив. К судебной ответственности было привлечено 24 человека. Суд состоялся в Петербурге 1 декабря 1909 года. По приговору Петербургского военно-окружного суда 11 человек были отправлены на каторжные работы, а 13 человек — в ссылку на разные сроки. Аресты на время затормозили партийную работу, но не прекратили ее.

К концу 1908 г. в Петербурге вновь была создана руководящая группа большевиков для работы среди солдат и матросов. Эта группа в начале 1909 г. сумела восстановить прерванную связь с большевиками флота и революционно настроенными матросами. Борьба за флот привела к тому, что в 1909 г. в Балтийском флоте существовала сильная и многочисленная большевистская организация. Центр этой организации находился на учебном корабле «Двина», имевшем свою революционную историю. Это бывший броненосный крейсер «Память Азова», на нем 2 августа 1906 г. вспыхнуло восстание, которое было задушено правительством. После подавления восстания правительство переименовало корабль в «Двину» и зачислило его в разряд штрафных. Он до 1909 г. стоял у стенки разоруженным и только в начале 1909 г. был введен в строй как учебное судно. Вот на этом-то корабле матросы-большевики и организовали свой центр. Здесь имелась подпольная типография, в которой печатались листовки для распространения среди матросов. Организация была хорошо законспирирована. Чтобы избежать подозрений, служба на корабле неслась образцово. «Царь, морской министр, главные командиры портов могли на верхней палубе видеть рослых, бравых, чистых, выбритых орлов, которые отчетливо рявкали ответы на приветствия. Они же были членами большевистской партии. Законы конспирации требовали выправки, службы, чистоты. Гражданская война, которая должна была притти, требовала военных знаний, уменья. Предстояло сразу устранить „драконов“ и взять в свои руки военный аппарат, вести, учить, командовать».[42]

Так постепенно, из года в год, несмотря на невероятные трудности, большевики сколачивали свои организации во флоте, вели огромную, кропотливую работу среди матросов, пробуждали в них сознание необходимости организованности в борьбе.

Большевистская партия рождала в матросах жажду борьбы и страстную веру в грядущую победу народа над царским самодержавием.

2. Годы революционного подъема и флот

Со второй половину 1910 г. наметился перелом в рабочем движении. В 1911 г. стачечное движение впервые за годы реакции приобретает значительный размах. Растут наступательные стачки пролетариата, причем значительное число стачек носит чисто политический характер. Вслед за подъемом рабочего движения началось пробуждение крестьянства и недовольных третьеиюньским режимом кругов интеллигенции. В крупных городах стачки сопровождались демонстрациями и митингами. Эти факты явно свидетельствовали, что полоса черной реакции кончилась, что начинается новый революционный подъем, что «русский народ просыпается к новой борьбе, идет навстречу новой революции».[43]

Вместе с ростом революционного подъема в стране, с ростом массовых рабочих стачек с новой силой нарастает революционное движение во флоте.

В 1910 г. крейсер «Рюрик» был в заграничном плавании. Корабль заходил в порты Англии и Франции. Матросы «Рюрика» установили связи с русскими социал-демократическими организациями за границей. Последние снабдили их нелегальной литературой и дали указания о развертывании революционной работы на кораблях Балтийского флота. По возвращении из похода матросы «Рюрика» установили связь с центром большевистской организации во флоте, находившимся на учебном корабле «Двина». С этих пор подпольная работа на «Рюрике» принимает организованный характер. Охранка через провокатора узнала о существовании этой организации. Однако, не располагая полными сведениями, жандармы арестовали только несколько человек. Уцелевшие товарищи продолжали работу.

В том же году в июне были проведены массовые аресты на миноносцах «Подвижный», № 215, № 225, канонерской лодке «Гиляк» и на других кораблях, стоявших на Гельсингфорсском рейде. К суду было привлечено 57 человек. Но и после этих потерь работа большевиков не ослабевала. Наконец жандармам удалось напасть на след центра большевистской организации. В ночь с 26 на 27 января 1911 г. жандармы захватили на учебном корабле «Двина» новый типографский шрифт, листовки, прокламации, книги и арестовали по этому делу матросов Крашенюка, Яндина, Панкратьева, Кузнецова, Акимова, Тарасова, Карманова, Глыбина, Пшенова, Гудкова, Головина и других. Одновременно были проведены аресты на учебном корабле «Николаев». Здесь были арестованы Богачев, Анищенко, Соколов и другие. На крейсере «Корнилов» были арестованы Кутин, Штык. Через некоторое время были произведены дополнительные аресты на крейсере «Громобой» и других кораблях. Однако и этими арестами большевистская организация на Балтике не была полностью разгромлена.

После арестов на корабле «Двина» наиболее крепкие большевистские организации остались на линкорах «Слава», «Цесаревич» и «Андрей Первозванный», на крейсерах «Рюрик», «Павел Первый». Кроме того большевистские организации имелись на ряде миноносцев и в береговых командах. Партийная организация на этих судах насчитывала свыше 400 человек. Вокруг нее группировались значительные кадры революционно настроенных матросов.

Действуя заодно с петербургскими рабочими и рабочими портовых городов Балтийского моря, большевики Балтики собирались двинуть флот в апреле-мае на Кронштадт, а затем — на Петербург для соединенных боевых действий с пролетариатом.

Кажущееся спокойствие царило и над водами Черного моря. Лощеные офицеры, уверенные в том, что на кораблях и среди команды все спокойно, весело проводили время в кутежах и попойках. А в это же время на линкоре «Иоанн Златоуст» и других кораблях, в глубоком подполье, несколько сот большевиков Черного моря готовили к лету восстание. Между партийными организациями Черного и Балтийского морей поддерживалась связь, и подготовлявшиеся восстания намечались на одни и те же сроки.

Бурный рост рабочего движения в стране способствовал широкому размаху подпольной большевистской работы. Парторганизации пополнялись новыми и новыми силами. Учащались подпольные сходки матросов, на которых присутствовали часто рабочие. В организациях и на сходках читали большевистскую «Правду», самую любимую газету матросов, разрабатывались планы общих выступлений с рабочими Петербурга и Прибалтики. Собирали деньги для партийной работы. Обсуждали планы восстания. Однако подготовляемые восстания не состоялись. За несколько дней до выступления, по доносу провокаторов, были раскрыты большевистские подпольные организации Балтийского и Черноморского флотов. Начались массовые аресты и судебные процессы. В одном только Балтфлоте с апреля по июль 1912 г. было арестовано до 200 матросов. Всего же на Балтике к началу 1913 г. было арестовано, привлечено к ответственности и приговорено к разным наказаниям до 700 моряков.

Большевистская газета «Правда» от 4 августа 1912 г. сообщала, что Кронштадт в связи с арестами был объявлен на военном положении. Въезд в город был ограничен и строго контролировался. Надзор за гражданским населением, солдатами и матросами в Петербурге и Кронштадте усилился.

Эти аресты вырвали из Балтфлота лучшие революционные силы. Команды чувствовали себя на время несколько подавленными. Уцелевшие от арестов подпольщики начинали снова сколачивать свои силы, восстанавливать связь с большевистскими организациями портовых городов. Революционный дух во флоте не угасал.

Ровно год тянулось следствие по делу арестованных в 1912 г. Ровно год томились в «Крестах» матросы. В результате следствия перед судом предстали 52 балтийских моряка. Этому процессу правительство придавало особое значение. Свирепой расправой над моряками оно думало парализовать революционное движение во флоте. Дело слушалось при закрытых дверях в июне 1913 г. На суде председательствовал генерал-лейтенант В. Алабышев. Подсудимые не имели своих защитников, и их «защищали» казенные адвокаты: капитан Корнев и защитники Сикорский и Апостоли.

В архивах военно-морского министерства сохранилась стенограмма заседания суда. Небезынтересно будет привести наиболее характерные места из материалов суда и других источников, связанных с этим процессом. Эти материалы вскрывают размах упорной революционной борьбы моряков Балтики. Все подсудимые как во время длительного следствия, так и на самом суде вели себя стойко. Никто из подсудимых не только не выдал товарищей и уцелевшие парторганизации, хотя этого добивались шпики и провокаторы из среды матросов,[44] но все смело и решительно клеймили провокаторов. Во время следствия и на суде подсудимые отказывались давать показания. Из материалов суда и воспоминаний участников этого процесса видно, как своими краткими выступлениями подсудимые приводили в замешательство состав суда и прокурора.

Прокурор в обвинительной речи говорит, что «еще в 1910 году на крейсере „Рюрик“ был матрос Бартельс, который завел еще во время пребывания „Рюрика“ в Англии революционную организацию на корабле». Прокурор не знал того, что эти организации существовали еще до посещения «Рюриком» Англии. Далее прокурор указывает, что по прибытии «Рюрика» в Кронштадт Бартельс продолжал свою работу до самого ареста (6 ноября 1910 г.), создавая нелегальную организацию во флоте и распространяя подпольную литературу.

«Среди матросов, — говорит прокурор, — нашлись его последователи, продолжавшие эту деятельность в том же направлении. Но кто были эти лица — предварительному дознанию это выяснить не удалось, как не удалось это выяснить и здесь, на судебном следствии».

Далее прокурор заявил, что в марте 1912 г. на «Рюрике» была обнаружена подпольная организация во главе с матросом Карповым. «Организация состояла из десятков. Во главе каждого десятка был старший. Члены одного десятка не знали членов другого десятка, и все делалось в секрете. В организации собирались членские взносы (по 3 коп. с рубля получаемого жалованья). Деньги шли на приобретение нелегальной литературы, а также на приобретение оружия». В апреле 1912 г., — продолжает прокурор, — стало известно, что подпольная организация существует и на «Цесаревиче».

Из обвинительного заключения и речи прокурора видно, что на «Цесаревиче» во главе организации стоял матрос Кузьмар, а его ближайшим помощником был матрос Щука, поддерживавший связь с «Рюриком». Из других материалов видно, что эта организация была тесно связана с партийными организациями и революционными группами линкоров «Слава», «Павел», «Андрей Первозванный», с отдельными организациями на миноносцах и других кораблях, стоявших в свеаборгском, кронштадтском, гельсингфорсском и ревельском портах, также с отдельной флотской ротой и крепостной артиллерией Свеаборга. На сходках и подпольных собраниях вместе с матросами участвовали большевики городской Свеаборгской организации и члены финской социал-демократической партии. К весне 1912 г. была установлена тесная связь с петербургским и гельсингфорсским пролетариатом.

Первая сходка матросов-подпольщиков состоялась 19 апреля в Гельсингфорсе. Председательствовал на сходке портовый рабочий Алексей Волков. Он убеждал матросов в том, что они в случае восстания найдут крепкую поддержку у социал-демократической организации и в среде рабочих. На сходке в целях конспирации были даны шифрованные названия кораблям: «Рюрик» назывался «Машей», «Слава» — «Катей», «Цесаревич» — «Лизой» и т. д.

22 апреля в предместье Гельсингфорса состоялась вторая сходка, на которой были представители организаций «Цесаревича», «Рюрика», миноносцев №№ 217, 218, 219, 222. Здесь же были представители от рабочих, от Финляндского стрелкового полка и от 2-го саперного батальона. Сходкой снова руководил А. Волков.

На сходке было решено начать восстание 24 апреля. Матросы рвались на выступление. Они рассчитывали своими действиями поддержать первомайские демонстрации и забастовки рабочих.

Было принято два варианта восстания.

По первому варианту предполагалось по выходе кораблей в море перебить офицеров, захватить корабли, затем итти в Ревель, чтобы поднять ревельскую эскадру и, независимо от того, присоединится к восставшим ревельская эскадра или нет, итти на Кронштадт и Петербург для соединения с рабочими. Напомним, что это был период массовых политических стачек по всей стране в ответ на ленские события.

Второй вариант был такой: по выходе кораблей в море на флагманском корабле должен быть подан ложный сигнал о сборе к адмиралу командиров всех судов. По мере прибытия командиров их уничтожать. Сигналы же на кораблях об отбытии командиров должны были служить сигналами к восстанию.

В этот же день одновременно с указанной сходкой были еще две сходки: одна в предместье Сернес, где присутствовали представители с линкоров «Слава» и «Цесаревич», учебного корабля «Рига», миноносца «Послушный» и рабочие; другая — в Гельсингфорсе, на квартире матроса Смирнова. На этих сходках также обсуждался вопрос о восстании.

Подготовка была проведена хорошо, и если бы не провокаторы, присутствовавшие на сходках и выдавшие планы восстания гельсингфорсскому жандармскому управлению, то восстание состоялось бы.

В назначенный для восстания день начались аресты. На «Рюрике» было арестовано 14 человек: минныемашинисты А. Карпов, М. Осиповский, А. Куликов, рулевой Н. Плечов, радист К. Эдельмиллер, Ф. Попов, матросы Белов, К. Хренов, И. Жариков, Н. Мохначев и, для вида, провокатор Орлов, подосланный охранкой на корабль в качестве матроса.

На «Цесаревиче» были арестованы матросы Т. Щука, В. Титков, И. Шабрин, И. Кузьмар, С. Рыжков, И. Густов, Г. Николайчук.

Были произведены аресты и на других кораблях. Но аресты части активных работников еще не означали провала восстания. На кораблях сохранились строго законспирированные организации. На борьбу воодушевляло массовое движение рабочих. В организацию вступали все новые моряки. Об арестах говорили, что «это нам школа, урок, как лучше работать». Недовольство среди матросов росло и ширилось. Стали наблюдаться массовые случаи демонстративного невыполнения приказаний офицеров. Дисциплина падала. Матросы собирались в кучки и о чем-то серьезно говорили, но, как только приближался офицер, молча расходились.

В начале июня 1912 г. уцелевшие после ареста собрались на сходку в Ревеле, у памятника «Русалка». Инициаторами сходки были Я. Панин и Баранчиков, которые были знакомы между собой еще с гельсингфорсской сходки. На сходке также были активные члены организаций А. Мильман, В. Дурновцев, В. Ефимов, П. Комиссаров и матросы с «Цесаревича», «Славы» и «Рюрика». Дурновцев настаивал на немедленном восстании. Представители «Цесаревича» возражали не против самого восстания, а против его сроков.

В первых числах июля бригада линкоров и крейсеров ушла в Гунгербург, красивый дачный город. Матросы знали, что большинство офицеров и гардемаринов сойдет гулять на берег. Они решили использовать этот момент для начала восстания. 8 июня 1912 г. состоялась новая сходка в Гунгербурге, в лесу. Здесь присутствовали те же лица, что и на предыдущей сходке, и новые: Калязин, Фетищев, Андралов, Романов, Федоров, Ильичев, Бондарев, Морковкин, Кислицин, Горбачев, Романовский, Вольдемаров, Роговский и другие. Всего было 50 человек активистов. Здесь также обсуждался план восстания. Представители «Цесаревича» на этот раз настаивали на немедленном восстании, но представители корабля «Павел I» говорили о необходимости дождаться представителей линкора «Андрей Первозванный» и сообща решить вопрос о сроке восстания. После долгих споров срок восстания был назначен на 11 часов вечера 10 июля. Первыми должны были выступить матросы с «Павла I». Готовя восстание, матросы предполагали использовать лойяльный комсостав в качестве специалистов флота.

В тот же день провокатор матрос Шмелов с корабля «Павел I» донес своему командиру капитану 2 ранга Миштофту о сходке и планах подготовляемого восстания. Командование «Павла I» сразу же поставило в известность командиров других кораблей и жандармское отделение. По получении этого известия командование флота и местные власти приступили к арестам. Жандармы неистовствовали, зверски избивали арестованных.

Интересно проследить за настроениями матросов на кораблях в эти дни. Вот как об этом говорит прокурор:

«На основании показаний офицеров с корабля „Павел I“ матросы 8 и 9 июня были взволнованы, нервны, особо непослушны, недовольны. Например, когда был дан сигнал боевой тревоги, то матросы, вместо того, чтобы бежать по своим местам, шли не торопясь, вразвалку, и когда офицеры стали на них кричать, то они отвечали усмешкой. Матросы группировались в кучки, а агитаторы (Панин, Стребков, Королев и другие) бегали от кучки к кучке и о чем-то шептали».

Кроме того, матросы вслух бросали реплики: «Недолго уж теперь терпеть осталось. Скоро отдохнем!» В дни арестов, говорит прокурор, матросы только внешне были послушны, а в действительности напоминали затравленных зверей; казалось, что они в любую минуту готовы броситься на своих офицеров.

На суде боцман Дальниченко показывал: «Люди были такими, что никого не заставишь итти на работу. Возьмешь силой человек 20, глядишь — они все разбежались. Оставшихся же не подгонишь в работе».

Получив сведения о подготовке восстания, начальство приняло меры. 10 июля, вечером, за несколько часов до восстания, были произведены аресты на «Павле I», где тогда был центр организации восстания. Но, как выяснилось на суде, офицеры поспешили с арестом и нарушили планы жандармов. Всех членов организации они арестовать не смогли, так как аресты на «Павле I» насторожили участников предполагаемого восстания на других кораблях.

В этот день было арестовано 72 человека. Всего же вместе с первым арестом было взято, как уже было сказано, до 200 человек и из них 52 человека привлечены к суду.

Некоторым руководителям организации удалось избежать арестов. Они уехали в Париж к В. И. Ленину и рассказали ему о положении в Балтийском флоте. Об этой встрече Ленин писал Горькому на остров Капри: «А в Балтийском флоте кипит! У меня был в Париже (между нами) специальный делегат, посланный собранием матросов и социал-демократов. Организации нет, — просто плакать хочется!! Ежели есть у Вас офицерские связи, надо все усилия употребить, чтобы что-либо наладить. Настроение у матросов боевое, но могут опять все зря погибнуть».[45]

Не имея возможности остановиться подробно на характеристиках, данных прокурором подсудимым, мы приведем лишь отдельные примеры:

Карпов был старшим революционного десятка на «Рюрике», активный член организации с 1911 г., собирал членские взносы, вел пропаганду, давал указания, как во время восстания захватить в минной каюте оружие и как напасть и убить офицеров.

Осиповский — член организации с 1911 г., активный агитатор и пропагандист. Был организатором связи между кораблями «Рюрик» и «Цесаревич». Должен был принять указания от городской парторганизации о восстании.

Плечов был художником; умело расположив к себе офицеров, и в частности лейтенанта Копец, и пользуясь этим, долго и безнаказанно собирал в рубке совещания революционной группы матросов. Это был крупный агитатор, умело вовлекавший матросов в организацию.

Баранчиков — пропагандист и агитатор. Принимал активное участие в выработке плана захвата оружия и важнейших боевых мест на корабле. Держал связь посредством писем с городской партийной организацией. Был связным между кораблями.

Вильман — активный участник всех сходок. Давал указания, как овладеть кораблем «Павел I» и боеприпасами. Вырабатывал план, как лучше обезвредить офицеров. Держал связь с Петербургским комитетом большевиков. Обещал достать в городской парторганизации оружие и боеприпасы. Держал связь с «Цесаревичем» и другими кораблями.

Дурновцев — активный участник всех сходок.

Королев — активный участник всех сходок и собраний. Говорил мало, но веско. Требовал втянуть в восстание побольше людей и экипажей и затем только и начинать. Выработал план захвата оружия и сумел достать часть патронов.

Комиссаров — горячий сторонник восстания. Требовал решительных и смелых действий, указывая, что если начали восстание, — отступать нечего. Нужно действовать решительно, с револьвером, топором, ломом.

Морковкин был душой заговора. При аресте вел себя вызывающе, не давал никаких показаний и учил этому других.

Панин — блестящий оратор, пользовавшийся огромным авторитетом среди матросов всех кораблей. Главный организатор восстания. Собирал сходки. Обсуждал и вырабатывал план восстания. Он требовал, чтобы в самом начале обезвредить офицеров, разогнать сверхсрочников и арестовать всех гардемаринов, плавающих на кораблях. Собирал деньги на оружие и литературу. Держал связь с Петербургской организацией большевиков. Обещал достать бомбы, оружие.

Эдельмиллер — радист «Рюрика», сочувствовал восстанию. Его завербовала организация как нужного человека, чтобы подать сигнал к восстанию. Кроме того через него узнавали содержание всех секретных телеграмм. На суде фигурировали перехваченные письма, которые он писал родным до ареста. В письме от 19 апреля он писал: «В Петербурге начались беспорядки. Заводы забастовали. Пожалуй, и к нам перебросится, тогда придется пойти по стопам 1905 г., и опять будут котлеты из свежего капитанского и адмиральского мяса… Эх, Ваня, какие дела настали!» В другом письме он описывает настроение на кораблях: «Всего описывать — нехватит бумаги. Возмущение необычайное, и прошлая придавленность прошла».

Всем указанным выше товарищам, за исключением Эдельмиллера, а также Щуке, Новоженину, Ярускину, Базилевичу, Бондареву как главным подстрекателям к восстанию прокурор потребовал смертной казни. Для остальных он потребовал разных наказаний: крепость, тюрьма, каторга, ссылка.

Перед судом прошло около 30 свидетелей. Характерно, что все свидетели, за исключением провокаторов, которые также были привлечены судом как свидетели, не только не выдавали товарищей, а, наоборот, всячески выгораживали их. Например боцман Дальниченко защищал Нечаева и других. Свидетель Шишов отрицал, что готовилось восстание, он утверждал, что моряки собирались и попросту распивали пиво. Даже незначительные показания, данные на предварительном следствии, он в дальнейшем отрицал как явно несоответствующие действительности.

Унтер-офицер Царев, едва переступив порог судебной залы, не дожидаясь вопросов, заявил: «Все арестованные — люди хорошие. Я их знаю!.. Зачем их судить?»

После «показания» каждого провокатора брали слово подсудимые и резко и смело разоблачали этих служителей охранки, что приводило суд в замешательство. Так, после показаний провокатора Шмелева выступил с большой речью старший писарь корабля «Павел I» Пурвин. Он был тоже участником подготовки восстания. Матросы предполагали, что Пурвий в момент восстания, как более грамотный (он окончил мореходную школу), должен принять на себя все управление машинами корабля. Пурвин на суде произнес горячую речь, в которой обличил провокатора Шмелева. В своей речи Пурвин говорил: «Шмелеву верить нельзя, он провокатор и вдобавок к этому лентяй. Все, что показал здесь Шмелев, — это неправда. Шмелеву кто-то подсказал, чтобы он обвинял здесь ни в чем неповинных людей. На меня же Шмелев показывал по злобе. Шмелев раньше работал при мне писарем. Я его выгнал за лень и безграмотность, поэтому Шмелев и показывает на меня, что я участник какой-то подпольной организации».

Выступление Пурвина и других подсудимых, а также и свидетелей скомпрометировали провокатора Шмелева окончательно. Такая же участь постигла и его сподвижников и особенно матерого шпиона Орлова, которого охранка неоднократно перебрасывала с корабля на корабль для провокаторской работы. Подсудимые при судебном опросе прямо говорили: «Орлову верить нельзя, ибо то, что он показывает, продиктовано ему кем-то, кто затеял этот судебный процесс». Казенная защита, которой по штату было положено не столько защищать революционных моряков, сколько оправдывать «законные» действия царского судилища, — и эта защита вынуждена была говорить на суде в ряде случаев необычным языком.

Защитник Корнев в своей речи указывал, что этот судебный процесс имеет огромное политическое значение. За ним следит вся Россия, и если приговор суда окажется суровым, он окрылит рабочих и революционеров и даст им повод думать, что можно повторить дела 1905―1907 годов. Корнев и его сподвижники боялись повторения революции 1905―1907 годов. И только исходя из этого, Корнев требовал осторожного подхода суда, а вовсе не потому, что был истинным защитником подсудимых матросов. Интересно привести ту часть его речи, где он со скорбью говорил об успехах революционного движения во флоте: «За последние десять лет революционные организации, считаясь с полуграмотностью матросов, считаясь с тем, что у них есть верхушки знаний, считаясь с тем, что состав офицеров далеко не достаточен для постоянного бдительного наблюдения за матросами… эти слабые места нашей военной мощи прекрасно учли революционные организации, направили все свои усилия на флот… И что же? Не надо закрывать глаза: попытки их довольно часто в последнее время бывали удачны».

Дальше он указывал, что офицеры кораблей, и в частности «Рюрика», не знали души матросов, а поэтому охранка, не надеясь на офицеров, послала на корабль провокатора Орлова и ему подобных. Орлов раньше был под судом и приговорен к каторжным работам. Будучи арестованным, он дал согласие работать провокатором. За это его не только помиловали, но и снова отправили во флот для работы по заданиям жандармского отделения. И Орлов оправдал доверие охранки.

Защитник Сикорский в связи с выступлениями подсудимых против провокаторов, выгораживая суд, резко обрушился на охранку за ее методы работы. Он говорил: «Строится корабль, будущий командир и офицеры подбирают людей… Наконец корабль спущен на воду. Морской штаб назначил нижних чинов всех специальностей, кроме одной, которую назначил другой штаб (читай охранка. — С. Н.), но не морской: к этой специальности будут принадлежать Орловы, представляющие величайшую опасность как для флота, так и для армии».

Сикорский, как и Корнев, призывал суд вынести мягкий приговор, который бы не вызвал революционного взрыва, подкрепляя свои доводы примером: «какая-то газета уже напечатала, что над матросами произнесен смертный приговор, а какая-то фабрика уже ответила забастовкой». Этой газетой была большевистская «Правда», следившая за процессом и звавшая массы на борьбу с самодержавием и на защиту подсудимых.

Защитник Апостоли сказал, что участники организации через матроса Карпова держали связь с рабочими петербургского завода Лесснера. Защитник Алкалаев оспаривал показания «свидетеля» начальника Ревельского жандармского отделения полковника фон Коттена и внешне осуждал приемы его работы. Особый интерес представляет заключительная часть его речи, в которой он подчеркнул, что «удивляться тому, что возникла организация, — нечего. Ведь в матросы попадают люди, бывшие рабочие разных специальностей. До поступления на службу они привыкли читать дешевые газеты и в частности „Правду“, на которую налагаются аресты каждые два дня в третий. Само собой разумеется, что матрос, выйдя на берег, захватывает эту газету, приносит с собой, попадается на глаза начальству и на него налагается известное административное взыскание… Вот вам и факты самозарождения организации». Такими выводами, не весьма приятными для суда, закончилась речь защитника.

В своих последних словах подсудимые еще раз проявили стойкость и мужество. Из 52 подсудимых только один Эдельмиллер воспользовался последним словом для доказательства своей непричастности к организации. Да и его речь состояла из 30 слав.

Все же остальные как по сговору заявили: «Ничего не имею сказать… Ничего не скажу».

После 24-го однотипного заявления подсудимых председатель суда генерал-лейтенант Алабышев решил дать разъяснение матросам: «Вы не поддавайтесь, так сказать, влиянию ваших предшественников, которые все говорят: „Не имею, не имею, не имею…“ Может быть, другой и хотел бы сказать, но думает: что же, все остальные говорят „не имею“, так и я буду говорить: „Ничего не имею сказать“». Этим разъяснением председатель суда хотел сломить сопротивление подсудимых, вызвать в их рядах замешательство и тем самым заставить их выдать организацию. Но — увы! — это не помогло. Все остальные подсудимые повторили те же фразы, в них звучала гордость и явная насмешка над судом. Все подсудимые вели себя стойко, как подобает революционерам.

После недельного судебного разбирательства 22 июля 1913 г. суд вынес приговор. Моряки Бондарев, Вильман, Баранчиков, Осиповский, Королев, Нечаев, Ефимов, Титков, Калязин, Шаблин, Федоров, Панин, Карпов, Новоженин, Роговский, Щука, Ярускин, Комиссаров, Базилевич, Морковкин и Дурновцев как главные зачинщики восстания были приговорены к смертной казни. Другие участники процесса 52-х получили разные наказания.

Летом 1913 г. был вынесен смертный приговор и участникам подготовляемого восстания на Черном море.

Появившееся в печати сообщение о решениях суда над балтийскими и черноморскими моряками всколыхнуло всю страну. Рабочие всех крупных городов ответили забастовками и демонстрациями протеста в защиту осужденных. Рабочих поддержали прогрессивные группы студентов. Большевистская газета «Правда» была организатором этого движения.

«Правда» от 8 ноября 1912 г. писала, что 5 ноября 10 тысяч николаевских рабочих забастовали одновременно с московскими и петербургскими рабочими в защиту арестованных балтийцев и черноморцев. 6 ноября к ним присоединились рабочие Харькова, Киева, Саратова и других крупных городов.

Когда же рабочие из нелегальных большевистских источников узнали о расстреле черноморских моряков, то по всей стране прошли митинги и демонстрации рабочих в знак протеста против царского произвола. К рабочим присоединились студенты и некоторые группы интеллигенции. Студенты срывали лекции, устраивали забастовки, митинги и демонстрации. Так например, в Киеве студенты Коммерческого института, Высших женских курсов и других учебных заведений не явились на занятия в знак протеста.

В Киевском университете были разбросаны прокламации с призывом организовать в знак протеста однодневную забастовку.

В Петербурге 7 ноября бастовали студенты университета, Горного института, Высших женских курсов, Психо-неврологического института и других учебных заведений.

«Правда» от 9 ноября 1912 г. сообщала о рабочих забастовках протеста в Москве. 6-го забастовал Мытищенский вагоностроительный завод (1600 чел.). Бастовало свыше 7 тыс. рабочих Трехгорной мануфактуры, 8 тыс. рабочих Коломенского завода, 2500 рабочих завода Бромлей, рабочие фабрики Брокар, фабрики Чепелевецкого, склада военного обмундирования, фабрики Мендель и Райтц, фабрики Циндель, заводов Рузен и Вибер, Пономарева, Мейера и многих других предприятий.

6 ноября 300 московских рабочих устроили митинг на Театральной площади, а другая толпа рабочих и студентов собралась у памятника Первопечатнику, третья группа — на Трубной площади. Собравшиеся пели «Марсельезу», «Похоронный марш», выступали ораторы и были приняты резолюции протеста.

В Петербурге в эти дни происходили стачки на Путиловском заводе, военном заводе Русского общества, заводе воздушных винтов Палехова, заводе беспроволочного телеграфа и других предприятиях, охватившие почти все профессии металлистов, значительную часть булочников, типографов и другие профессии. Не отставали рабочие Прибалтики и других районов России.

Грозная волна рабочего гнева заставила царское правительство смертный приговор осужденным по процессу 52-х заменить каторжными работами сроком от 12 до 20 лет каждому. Официально изменение приговора мотивировалось милостью царя по случаю 300-летия дома Романовых. Эти же выступления рабочего класса спасли жизнь части осужденных на смертную казнь моряков-черноморцев. Но все же многие из черноморцев немедленно после ареста были судимы и расстреляны.

Процесс 52-х имел огромное значение. Свирепая расправа суда над арестованными моряками не парализовала революционной работы на Балтике. Уцелевшие от ареста большевики флота уже к зиме 1912 г. восстановили разгромленные организации и с новой силой развернули работу во флоте, готовя массы к решительной схватке с самодержавием.

Революционное движение во флоте было неразрывно связано с пролетарским движением в стране. Политическое движение во флоте в годы реакции, революционного подъема, а затем и империалистической войны являлось составной частью нараставшего общереволюционного движения в стране. Во главе этого движения шел героический рабочий класс нашей страны под руководством своей партии — партии большевиков, созданной, воспитанной и закаленной в боях величайшими вождями пролетариата В. И. Лениным и И. В. Сталиным.

IV. Флот в революции и гражданской войне

А. Пухов. Ленин и революционные моряки

Вождь и организатор большевистской партии Владимир Ильич Ленин непосредственно возглавлял создание вооруженных сил советского государства. «Все важнейшие вопросы строительства вооруженных сил пролетарской революции разработаны партией по указаниям Ленина. Ленинское руководство — та могучая сила, которая обеспечила Красной армии ее великие и славные победы в ожесточенных сражениях гражданской войны» (Ворошилов).

Владимир Ильич высоко ценил моряков за их отвагу и преданность революции, большевистской партии. Эти качества революционных моряков партия воспитывала под руководством Ленина в упорных боях с самодержавием. Славные традиции «Потемкина», «Очакова», Свеаборга и Кронштадта глубоко проникли в матросскую массу царского флота. Не случайно В. И. Ленин накануне Великой Октябрьской социалистической революции считал флот основной силой, на которую может рассчитывать партия. Моряки оправдали это доверие. «Выдающуюся роль в Октябрьском вооруженном восстании сыграли балтийские матросы и красногвардейцы с Выборгской стороны», — писал Иосиф Виссарионович Сталин.

После победы социалистической революции Ленин посылал моряков в самые опасные места, откуда молодой Советской республике угрожала опасность. С именем Ленина моряки шли в бой во имя торжества коммунизма и проявляли изумительные примеры героизма, самопожертвования, беззаветной храбрости. Не щадя своей жизни, выполняли моряки приказы Владимира Ильича.

Буквально на второй день после победы рабочего класса в России контрреволюционная буржуазия и офицерство вместе с эсерами и меньшевиками начали вооруженную борьбу против советской власти. В Петрограде восстали юнкера, Керенский и Краснов начали наступление на колыбель революции и уже захватили Гатчину.

Ленин вместе со Сталиным непосредственно из штаба Петроградского военного округа руководил ходом боевых операций против юнкеров и красновцев. Преимущественно из моряков был сформирован Пулковский отряд, на который и легла основная тяжесть борьбы против Краснова. На фронт было брошено свыше 10 тысяч моряков. В городе моряки и красногвардейцы в течение суток подавили восстание юнкеров.

Ленин лично разработал план боевого использования Балтийского флота для защиты Петрограда в эти дни. 9 ноября 1917 года В. И. Ленин разговаривал по прямому проводу с Гельсингфорсом, с представителями Центрального комитета Балтийского флота:

«Нам нужно максимум штыков, но только с людьми верными и готовыми решиться сражаться. Сколько у вас таких людей?..

Через сколько часов можно ручаться, что они будут в Питере при наибольшей быстроте отправки?»

Владимир Ильич конкретно указал, где должны стать корабли и что им делать.

Моряки в точности выполнили ленинский приказ. В Морском канале был поставлен крейсер «Олег», а на траверзе села Рыбацкого — эсминцы.

Отряды моряков вместе с рабочими и солдатами одержали решительную и полную победу над красновцами. Опасность захвата Петрограда была ликвидирована.

С гордостью встретили моряки весть о том, что великий Ленин похвалил их за боевую работу. Совет Народных Комиссаров в своей радиограмме отметил, что «попытка Керенского двинуть контрреволюционные войска в столицу революции получила решающий отпор… Пулковский отряд своим доблестным ударом закрепляет дело рабочей и крестьянской революции. Революционная Россия и Советская власть в праве гордиться своим пулковским отрядом…. Вечная память павшим!» (ЦГВМА, 1917 г., ф. № 1761, д. № 2, л. 12).

По указанию Ленина в Петрограде был сформирован сводный морской отряд численностью около 1000 человек, который вместе с революционным пехотным полком был двинут на помощь восставшим рабочим Москвы.

С первых же дней существования советской власти Ленин направлял моряков на различные участки военной и советской работы. Моряки охраняли ценности Государственного банка, выделялись в качестве инструкторов Красной гвардии. Из моряков создавались летучие отряды для организации спешного подвоза хлебных грузов в Петроград, Москву и на фронт. Военно-революционный комитет 18 ноября 1917 года, например, поручил Ульянцеву (матрос-большевик. — А. П.) «организовать 10 отрядов по 50 человек в каждом из наиболее сознательных товарищей-кронштадтцев для урегулирования продовольственного дела».

По указанию Ленина большое число моряков направлялось в провинциальные города, села и деревни для создания и укрепления местных органов советской власти, в качестве организаторов и агитаторов, в органы ВКЧ и т. д.

Каждое поручение Ленина моряки старались выполнить как можно лучше. Ленин это видел и высоко оценивал работу моряков.

5 декабря 1917 года Ленин по приглашению делегации моряков прибыл на заседание происходившего в Петрограде Первого всероссийского съезда военного флота, на котором выступил с большой речью. «Но нужно, — говорил он, — практически учиться управлять страной, учиться тому, что составляло раньше монополию буржуазии. В этом отношении во флоте мы видим блестящий образец творческих возможностей трудящихся масс, в этом отношении флот показал себя, как передовой отряд» (подчеркнуто нами. А. П.)

Во время работ этого съезда по Балтийскофлотскому избирательному округу производились выборы в Учредительное собрание. Здесь баллотировалась по списку № 2 кандидатура В. И. Ленина. Из 160 тысяч избирателей за Владимира Ильича, за большевистскую партию голосовало 130 тысяч. Ни один кандидат, кроме Ленина, не получил такого числа голосов.

Когда на окраинах подняли голову вооруженные банды контрреволюции, а Дон, Кубань, Днестр, Оренбургская и Уральская казачьи области, Украина, Крым превратились в арену ожесточенной гражданской войны, на борьбу с контрреволюцией были посланы и моряки. Вместе с отрядами рабочих и революционных войск по приказу Ленина с Балтийского и Черноморского флотов против генерала Каледина и Корнилова (Дон, Донбасс) двинулись отряды моряков. В боях за революцию — под Ростовом, Новочеркасском, Таганрогом и Белгородом — они покрыли себя неувядаемой славой.

В первой половине декабря 1917 года Совет Народных Комиссаров получил от главного комиссара Черноморского флота запрос: как быть в дальнейшем и правильно ли поступает Черноморский флот, отправляя Против Каледина флотилию кораблей и отряды моряков. В своем ответе Совнарком предписал: «Действуйте со всей решительностью против врагов народа, не дожидаясь никаких указаний сверху. Каледины, Корниловы, Дутовы вне закона. Переговоры с вождями контрреволюционного восстания безусловно воспрещены. На ультиматум отвечайте смелым революционным действием. Да здравствует революционный Черноморский флот! С. Н. К.» (газета «Прибой» № 32, от 13 декабря 1917 года.)

И черноморские моряки действовали смело. Вместе с балтийцами и отрядами рабочих они под Белгородом наголову разбили отборные офицерские части генерала Корнилова. Под Ростовом враг собрал большие силы и упорно сопротивлялся. 23 февраля 1918 года Владимир Ильич на имя командования советских войск на Дону прислал лаконичную телеграмму: «Сегодня во что бы то ни стало взять Ростов» (Соч., т. XXIX, стр. 483). Приказ великого вождя воодушевил бойцов. В ночь на 24 февраля Ростов был взят. Моряки — черноморцы и балтийцы — в этих боях проявили исключительное мужество.

Так же беззаветно и мужественно сражались они против Дутова, контрреволюционного националиста Сейдамета в Крыму, против польских легионеров генерала Довбор-Мусницкого в Белоруссии, румынских захватчиков на Днестре и т. д.

По директивам Ленина и Сталина советские войска на Украине в январе 1918 года начали операцию по разгрому войск контрреволюционной украинской рады. 15 января 1918 года В. И. Ленин пишет записку-требование в Морской революционный комитет: «Прошу принять экстренные меры, чтобы дать немедленно… 2000 матросов для военных действий против буржуазной Рады». Требование Ленина было выполнено. Спешно сформированный двухтысячный отряд моряков-балтийцев принял участие в боях за Киев.

Революционные моряки Балтийского флота, показавшие на деле свою беспредельную преданность партии Ленина — Сталина, являлись цементом, который скреплял первые отряды социалистической армии. 25 января по инициативе Ленина Военно-морской коллегии было указано: «В связи с образованием отрядов социалистической армии и предстоящей скорой отправкой их на фронт необходимо в каждый формируемый эшелон добровольцев (состав 1000 человек), в целях спайки их, нарядить по взводу товарищей моряков» (ЦГВМА, фонд № 1433, 1918 г., д. № 76, л. 26). Моряки Балтийского флота вливались по 40 человек в каждый отправляемый на фронт эшелон.

Февраль 1918 года был исключительно тяжелым месяцем для молодой Советской республики. В результате предательства Иуды-Троцкого во время переговоров в Бресте кайзеровские войска были двинуты в наступление против Советской России. Над Советской страной нависла смертельная угроза ликвидации завоеваний Великого Октября. 22 февраля 1918 года Совет Народных Комиссаров опубликовал декрет-воззвание к советскому народу: «Социалистическое отечество в опасности!» Это был пламенный призыв партии и советского правительства ко всем трудящимся вступить в смертельную схватку с врагами, «защищать каждую позицию до последней капли крови».

Первыми на призыв откликнулись питерские рабочие и моряки Балтийского флота. В день опубликования декрета команда линейного корабля «Республика» единогласно постановила: «Обсудив вопрос об объявленной Советом Народных Комиссаров мобилизации всех революционных сил для борьбы с германскими буржуазными войсками, пытающимися задавить русскую революцию, мы, команда линейного корабля „Республика“, приняли следующее решение: 1. Сейчас же прекратить увольнение в запас и отпуск всех без исключения. 2. Призвать уже уехавших. 3. В кратчайший срок все привести в боевую готовность, ввести строгую революционную дисциплину на корабле. 4. …Уход с корабля в самый критический момент классовой борьбы есть преступление, забыть, простить которое революция, народ и история не могут.

…Не дадим же, товарищи матросы, верные доселе сыны революции, торжествовать объединившейся и желающей нашей крови буржуазии. Все под ружье! Все под красное знамя революции!» (ЦГВМА, фонд № 342, 1918 г., д. № 28, лл. 33―34).

Голос моряков с «Республики» был голосом всего Красного Балтийского флота. Срочно созданные боевые отряды моряков были брошены под Нарву и Псков. Наступление отбили, угрозу Петрограду ликвидировали.

В мае 1918 года в Кронштадте собрался третий съезд моряков Балтики. Во время работ съезда моряки узнали о предательской директиве Иуды-Троцкого, предлагавшего взорвать все боевое ядро флота, причем намечалась выдача денежных наград участникам.

Моряки только что спасли для родины флот, совершив невиданный в истории героический ледовый поход. Корабли находились в Петрограде и Кронштадте, где им не угрожала опасность. Больше того, в случае угрозы Питеру военные суда могли принять участие в обороне города. Ясно, что попытка уничтожить флот не могла не вызвать возмущения моряков, готовых сражаться за завоевания Октябрьской революции.

По инициативе партийной организации съезд 24 мая 1918 года командировал в Москву специальных делегатов для того, чтобы добиться отмены вредительской директивы об уничтожении флота. В наказе делегатам подчеркивалось, что флот может быть взорван только при условии, когда все меры к его спасению будут исчерпаны, а «назначение наград за взрывы кораблей недопустимо».

Когда сведения об этой директиве дошли до В. И. Ленина, он ее немедленно отменил, а решение III съезда моряков, направленное на укрепление флота, одобрил.

В августе 1918 года над Петроградом нависла угроза захвата с моря. Советское правительство и ЦК большевистской партии поручили оборону Петрограда и Кронштадта председателю ВЦИК Я. М. Свердлову. В. И. Ленин лично 9 августа 1918 г. послал командованию Балтийского флота телеграмму: «Минное заграждение поставить немедленно, без всяких промедлений». Моряки Балтики в течение суток поставили минное заграждение из 935 мин. Кроме того, 14 августа было дополнительно выставлено 500 мин. Подступы к Петрограду были крепко закрыты.

Кайзеровские войска в конце апреля 1918 года начали оккупацию Крыма. Нужно было спасти Черноморский флот. От Совнаркома моряки получили совершенно ясную директиву: «Флот эвакуировать в Новороссийск». Однако и там опасность не миновала. Когда все средства были исчерпаны, Ленин приказал: «…флот уничтожить немедленно». С болью в сердце верные своему долгу матросы, вопреки уговорам контрреволюционного офицерства, предлагавшего сдать флот противнику, выполнили этот ленинский приказ.

Свыше 2000 матросов с потопленных кораблей в эшелонах, нагруженных вооружением и снаряжением, двинулись на Волгу, на Балтийское и Белое моря, чтобы сражаться за молодую Советскую республику.

Получив известие о восстании чехо-словаков весной 1918 года, В. И. Ленин дает указание коллегии Морского комиссариата немедленно создать на центральном плесе Волги и в ее устье военные флотилии. По мысли В. И. Ленина, нужно было не только вооружить торговые речные и морские (для Каспия) пароходы, но и перевести по Мариинской водной системе некоторые боевые корабли Балтийского флота.

Правительство срочно командировало в Нижний-Новгород (Горький) балтийского моряка Николая Григорьевича Маркина для организации и вооружения Волжской военной флотилии. Маркина назначили и ее первым политическим комиссаром. Я. М. Свердлов 22 июня прислал на имя Нижегородского комитета партии и председателя губисполкома телеграмму, в которой писал: «Предлагаю оказывать всяческое содействие всех учреждений т. Маркину порученной ему работе. Свердлов» (Архив Нижгубкома РКП(б), 1918 г., д. № 47, л. 5). За два месяца (с 12 июня по 12 августа) были вооружены 8 буксирных пароходов и плавбатарея (баржа).

В августе по приказу Ленина из Балтики выходят три миноносца — «Ретивый», «Прыткий» и «Прочный». Но когда корабли пришли в Рыбинск, здесь затормозили их дальнейшее продвижение. Тогда Владимир Ильич лично послал телеграмму:

«Срочно Рыбинск комиссару отряда миноносцев старшему командиру Копия Исполком Совдепа.

Приказываю самым срочным порядком закончить погрузку орудий снарядов и угля и незамедлительно следовать Нижний точка Работа эта должна быть выполнена в самый кратчайший срок точка… Каждая минута промедления ложится тяжелой ответственностью и повлечет соответствующие меры по отношению к виновным точка № 84 23 августа 1918 г.

Председатель Совета Народных Комиссаров

В. Ульянов (Ленин)»
Вмешательство Ленина помогло. 27 августа миноносцы уже были под Казанью и на следующий день вышли к месту сражения.

Почти в это же время шли ожесточенные бои вокруг Царицына. Красновские банды пытались окружить город, но их планы провалились. Обороной красного Царицына руководил друг и соратник В. И. Ленина — товарищ Сталин. По его указанию была организована в Царицыне флотилия и всемерно укреплялась Астрахано-Каспийская флотилия.

В момент ожесточенных схваток с бандами Краснова товарищ Сталин пишет требование в Реввоенсовет республики о срочной присылке в его распоряжение двух подводных лодок «для нужд охраны Каспийского моря и прежде всего для обеспечения нашего влияния в Баку, Астрахани и Туркестане». Об этом требовании узнает В. И. Ленин и в течение 28―29 августа 1918 г. пишет в Морской генеральный штаб свои две известные записки, которые являются классическим примером ленинского стиля работы: проверки исполнения, критики работников, невзирая на лица.

Когда на всех флотах и флотилиях узнали о гнусном покушении эсеров на жизнь Ленина, гневу моряков не было границ. 1 сентября 1918 года на массовом митинге в Нижнем-Новгороде после сообщения тов. Л. М. Кагановича о ранении Ильича моряки постановили взять Казань — оплот чехо-словаков и белогвардейцев. 2 сентября 1918 года в боях у Услона и Печищ флотилия сжигает несколько пароходов и барж белых, сбивает батарею и уничтожает роту пехоты. На рассвете 9 сентября 1918 года корабли Волжской военной флотилии совершили набег на казанские пристани, где уничтожили три тяжелые батареи противника. Эта операция моряков послужила сигналом для решительных действий красных войск. К утру 10 сентября Казань была взята штурмом. Моряки свою клятву выполнили по-большевистски. Ленин узнал о новой большой победе.

В 1918 году на всех фронтах гражданской войны сражалось много отрядов моряков, особенно балтийцев. Моряки дрались на обозерском и шенкурском направлениях Северного фронта, на вятском, пермском и уфимском направлениях Восточного фронта, под Царицыном и Астраханью, на Дону, на Кавказе, под Баку и в Закавказье, на Украине и Урале. Моряки возглавляли партизанские отряды. Боевые дела отрядов Петрова-Полухина, Хохрякова, Папанина, Железнякова, Окунева и многих других стали славными страницами истории гражданской войны.

В марте 1919 года Ленин приезжает на несколько дней в Петроград. Здесь происходят многочисленные встречи Владимира Ильича с моряками. Газета «Красный Балтийский флот» 20 марта 1919 года писала:

«Последние дни особенно много моряков перебывало на собраниях, митингах, где выступал товарищ Ленин.

С именем любимого вождя революции так много связано для моряков — и после года разлуки всем было чрезвычайно радостно увидеть и услышать вновь товарища Ленина.

Появление товарища Ленина встречалось бурными аплодисментами и криками восторга».

13 марта 1919 года В. И. Ленин выступал на десятитысячном митинге в Народном доме (Оперный зал), на котором преобладали моряки Балтийского, флота. Огромное количество моряков не могло вместиться в зал и находилось в фойе.

Когда Владимир Ильич закончил речь в зале, делегация моряков обратилась к нему с просьбой вторично выступить перед моряками, которые находились в фойе. Несмотря на усталость, Ленин согласился. Он рассказал о работе Совета Народных Комиссаров и Совета Рабоче-Крестьянской Обороны, обрисовал международное и внутреннее положение страны, подчеркнул, что победы стали возможными исключительно благодаря усиленной партийной и культурно-просветительной деятельности в рядах Красной армии. Он призвал моряков любой ценой добиться победы, разбить все вражеские полчища и эскадры и перейти к восстановлению разрушенного хозяйства. Надолго запала в душу морякам эта замечательная ленинская речь, она подняла массы на новые героические дела. Счастливцы, слушавшие речь Ильича, с упоением рассказывали о ней десяткам и сотням своих товарищей. Эта теплая встреча вождя с балтийцами еще раз показала большую сплоченность масс вокруг ленинско-сталинской партии.

В марте-апреле 1919 года В. И. Ленин намечает мероприятия по укреплению флотов и флотилий, удовлетворяет ряд запросов моряков. В одной из телеграмм Ленин требует от командования Балтийского флота срочно выслать в Астрахань для флотилии 10 шестидюймовых орудий, 2500 снарядов, 10 дальномеров, 10 прожекторов, радиостанцию, грузовые и легковые машины, 100 мин заграждения морских и 100 мин для рек. Уже к началу мая 1919 года Волжская военная флотилия состояла из 51 корабля, десантного отряда (1439 человек), воздушного дивизиона (172 человека) и обслуживающих береговых частей.

Во время выполнения ленинско-сталинского плана разгрома колчаковских армий (апрель — май 1919 года) на Волжскую флотилию были возложены ответственные задачи, которые моряки выполнили с честью. Отзыв о боевых действиях 5-го дивизиона речных канонерских лодок в мае 1919 года сухо рассказывает: «Он действовал с неустрашимой отвагой, неоднократно заставлял огнем своих орудий замолчать неприятельские прибрежные батареи и все время мешал противнику в исполнении его стремлений устроить на левом фланге второй армии десант» (ЦГВМА, фонд № 143, д. № 27, л. 39).

Особенно отличался в боях десантный отряд моряков. Он наводил страх на колчаковские офицерские части; разбил наголову полк Иисуса (сформированный из монахов) и провел ряд успешных операций совместно с кораблями флотилии и частями 28-й стрелковой дивизии.

Астрахано-Каспийская флотилия под руководством С. М. Кирова в течение мая — июня 1919 года вела операции на Каспии и в устье Волги. Сосредоточив большое количество сил, Деникин 30 июня 1919 года, несмотря на упорное сопротивление красных войск, занял г. Царицын. Корабли Астрахано-Каспийской военной флотилии и десантный отряд моряков с беззаветной храбростью сражались с деникинцами, несколько раз врывались в Царицын, наносили им серьезные удары. Эвакуация всего ценного имущества из Царицына была проведена под прикрытием боевых кораблей флотилии. Был выведен весь паровой флот, свыше 100 барж, 5 буксиров, вывезено около 1,5 миллиона пудов нефтепродуктов и пр. Большая работа, проделанная водниками и моряками флотилии, была специально отмечена В. И. Лениным.

Летом 1919 года моряки Балтики под руководством товарища Сталина успешно отразили все попытки английского флота прорваться к Петрограду.

Летом, когда по Советской стране раздался призыв Ленина: «Все на борьбу с Деникиным», моряки заняли боевые места на бронепоездах, в технических частях. Отряды моряков устремились на Южный фронт. Бронепоезда Железнякова и Алексеева метко разили врага. Первый экспедиционный отряд сражался в рядах 42-й стрелковой дивизии как ударная часть. Днепровская военная флотилия, созданная товарищем Сталиным, в бою у Печек наголову разбила деникинскую флотилию и взяла в плен бронепароход «Доброволец». Моряки многочисленных отрядов, действовавших на Южном фронте, помня ленинские наказы, сражались с исключительной отвагой.

Осенью 1919 года, сконцентрировав свежие силы, Юденич вторично двинул их на Петроград. Враг оказался у самых ворот города. Красный Балтийский флот стальной стеной стоял на подходе к Петрограду с моря, отбивая успешно атаки английского флота. Несколько тысяч балтийцев было брошено на сухопутный фронт, на самые опасные участки. 17 октября 1919 года В. И. Ленин обратился к защитникам Петрограда с воззванием, которое заканчивалось словами: «Мы гораздо сильнее врага. Бейтесь до последней капли крови, товарищи, держитесь за каждую пядь земли, будьте стойки до конца, победа недалека! Победа будет за нами!»

Моряки Балтийского флота на собраниях и митингах клялись: «Умрем, но славного революционного города Питера неотдадим». Моряки дрались до последней капли крови, держались за каждую пядь земли. Вместе с рабочими и красноармейцами они город отстояли. Свыше тысячи балтийцев погибло смертью героев.

В начале 1920 года Ленин перед моряками Каспийского флота поставил задачу обеспечить срочный вывоз нефти из занятых нефтеносных районов. Страна испытывала острый недостаток нефти, поэтому выполнение ленинского задания имело первостепенное политическое и народнохозяйственное значение. Под руководством С. М. Кирова моряки-каспийцы с большим воодушевлением решили задачу разгрома англо-деникинского флота. В конце марта 1920 года после ряда боев XI армия и Волжско-Каспийская флотилия занимают город Петровск — базу флота противника. 5―6 апреля 1920 года красная флотилия с боем занимает форт Александровский. Под прикрытием кораблей Волжско-Каспийской военной флотилии начался организованный вывоз нефти в Астрахань.

На рассвете 18 мая 1920 года моряки Красного Каспийского (Азербайджанского) флота провели заключительную операцию по разгрому англо-деникинского флота, укрывшегося в Энзели. Здесь была одержана полная и решительная победа. Англичане под огнем советских кораблей вынуждены были капитулировать и сдать весь флот, огромное военное имущество, ценное оборудование, сырье, нефть, хлопок и т. д.

С учетом величайшей радости моряки-каспийцы рапортовали Ленину о том, что его задание полностью выполнено.

На протяжении всего 1920 года моряки Днепровской военной флотилии и Черноморско-Азовского флота вместе с частями Юго-Западного фронта, под гениальным руководством верного соратника и друга Ленина — Сталина беззаветно сражались с белополяками и Врангелем.

И в дни Октября и в тяжелые годы великой отечественной войны Советского народа с интервентами и белогвардейщиной моряки всегда с честью и достоинством выполняли приказы бессмертного Ленина.

Гражданская война закончилась. Годы войны тяжело отразились на народном хозяйстве нашей страны и особенно на Военно-Морском флоте, который в 1921 году, как боевой организм, перестал существовать. По предложению Ленина и Сталина X съезд партии в марте 1921 года вынес решение: «Съезд считает необходимым, в соответствии с общим положением и материальными ресурсами Советской республики, принять меры к возрождению и укреплению Красного военного флота».

После смерти Ленина заботу об укреплении обороны страны взял на себя товарищ Сталин. В своей исторической клятве он сказал:

«…Поклянемся же, товарищи, что мы не пощадим сил для того, чтобы укрепить нашу Красную армию, наш Красный флот…»

Под руководством товарища Сталина моряки Советского Союза вместе со всем трудовым народом строят большой морской и океанский флот. Десятки новых кораблей вошли в строй боевых эскадр. Заново созданы флоты на севере и на Тихом океане. Растут новые, молодые кадры флота. Вооруженные марксистско-ленинской теорией, воспитанные на боевых, революционных традициях моряков эпохи гражданской войны, они овладевают передовой техникой.

Балтийцы, свято храня боевые традиции, в боях с белофиннами показали вновь высокую доблесть, отвагу и героизм.

И. Золин. И. В. Сталин и Военно-Морской флот

I

1917 год. После Февральской буржуазно-демократической революции в Петроград — центр революционного движения — из ссылки и эмиграции вернулись вожди рабочего класса. Вначале прибыл товарищ Сталин, несколько позднее — В. И. Ленин. По приезде товарищ Сталин целиком отдался работе по дальнейшему развертыванию революционного движения. Он вошел в состав редакции «Правды» — любимой газеты трудящихся, через которую руководил массами. Статьи Сталина в «Правде» были боевыми директивами для членов партии, для рабочих и моряков. Они с восторгом встретили большевистскую газету.

«Приветствуем, газету „Правда“ — выразительницу наших интересов», — писали матросы Кронштадтского полуэкипажа.

Статьи и речи товарища Ленина и Сталина печатались и во флотских газетах. Первый номер «Волны» открывался статьей товарища Сталина «О войне». В статьях Ленина и Сталина моряки находили ответы на самые злободневные вопросы.

В «Голосе Правды» (№ 45) была помещена статья товарища Сталина об итогах апрельской конференции большевиков.

Моряки хорошо поняли и усвоили решения апрельской конференции. Это можно видеть из документов того времени. Через два дня после конференции 20 тысяч кронштадтских матросов, солдат, собравшись на Якорной площади, приняли резолюцию, в которой требовали прекратить агитацию за наступление на фронте и «немедленно конфисковать все земли: помещичьи, кабинетские, монастырские, удельные (царские) и церковные, безвозмездно, а также весь живой скот и сельскохозяйственный инвентарь, передать все в руки организованных крестьянских советов и комитетов…»

Этим моряки поддержали резолюцию апрельской конференции по аграрному вопросу, в которой говорилось: «партия пролетариата борется всеми силами за немедленную и полную конфискацию всех помещичьих земель…»

Статьи товарища Сталина имели огромное политическое значение. Они учили моряков правильно оценивать антинародные действия Временного правительства, вскрывали соглашательскую политику меньшевиков и эсеров, захвативших большинство в Советах. Многочисленные резолюции, принимаемые на кораблях, в школах, на экипажах и на батареях, целиком отражали линию, проводимую В. И. Лениным и Сталиным.

Влияние товарища Сталина на моряков росло с каждым днем, с каждым часом. В июльские дни к товарищу Сталину моряки обратились с вопросом: как выходить — с оружием или без оружия? Семь тысяч матросов прибыло на демонстрацию, показав тем самым Временному правительству и меньшевикам, за кем идет флот.

Моряки Балтики поддерживали все мероприятия большевиков. В апреле, в июне, в июльские дни — моряки выступали под лозунгами большевиков. По просьбе Бюро военных организаций при ЦК партии из Кронштадтской базы в Петроград выехала специальная делегация из 200 человек для агитации среди солдат. Моряки-агитаторы использовались партией не только в Петрограде. По указанию Ленина и Сталина они выезжали в провинцию, умело доводя до масс лозунги большевиков.

Ленин и Сталин лично инструктировали выделенных моряков-агитаторов. Под их непосредственным руководством росла и крепла партийная организация флота. К VI съезду партии в Гельсингфорсской базе было 4500 большевиков, а в Кронштадтской — 3400.

С первых же дней Февральской революции махрово-буржуазная и меньшевистско-эсеровская печать открыла яростную клеветническую кампанию против матросов Балтийского флота. Газеты всячески изощрялись в клевете на большевиков и матросов, рисуя их какой-то бандой пропойц, потерявшей будто бы понятие о воинском долге. Товарищ Сталин неоднократно защищал революционную честь моряков Балтийского флота. В Статье «Торжество контрреволюции» («Пролетарское дело» № 5) товарищ Сталин клеймил лидеров «правящих партий» за их предательство. «Они готовы на все, — писал товарищ Сталин, — пусть только им прикажут, и они выполнят». И дальше писал о том, что если от них потребуют выдать балтийскую делегацию и большевиков из Кронштадта, то предатели ответят:

«— К вашим услугам, гг. „контрразведчики“, берите делегацию».

В статье «Штрейкбрехеры революции» он вновь выступил на защиту чести революционного флота.

Никакие репрессии Временного правительства не сломили революционного духа военных моряков. Они оставались верными солдатами революции, готовыми выполнить любой приказ большевистской партии.

В самый разгар реакции 15-тысячный митинг в Кронштадте принял резолюцию, в которой приветствовал большевиков.

«…протестуем против ареста товарищей большевиков, против разгрома партийных организаций, против дикого разгула реакции, против контрреволюционной диктатуры, вводящей смертную казнь, ссылку, изгнание и стремящейся уничтожить все завоевания революции» («Пролетарское дело» № 2).

Когда партия под руководством товарища Сталина организовала отпор бандам Корнилова, моряки были в числе активных участников этой борьбы.

В сентябре 1917 г., когда недовольство масс политикой Временного правительства нарастало с каждым днем, а партия вела подготовку к Вооруженному восстанию, моряки Балтики заявили, что отказываются выполнять приказания Временного правительства.

10 октября, вопреки предателям и капитулянтам, Центральный Комитет большевистской партии принял решение о вооруженном восстании. Ленин и Сталин считали флот одной из основных вооруженных сил, на поддержку которых могут рассчитывать большевики. Моряки оправдали доверие большевистской партии. В Октябрьские дни корабли и десантные отряды матросов, по указаниям Ленина и Сталина, занимали важные стратегические пункты столицы. Через год — 6 ноября 1918 года — товарищ Сталин дал блестящую оценку действиям моряков в Октябрьские дни. В статье «Октябрьский переворот» он писал:

«Выдающуюся роль в Октябрьском восстании сыграли балтийские матросы и красногвардейцы с Выборгской стороны. При необычайной смелости этих людей роль петроградского гарнизона свелась, главным образом, к моральной и отчасти военной поддержке передовых бойцов» («Правда» № 41, 6 ноября 1918 г.).

II

1918 год. Молодой Советской республике приходилось отбиваться от многочисленных врагов. Контрреволюционные генералы вкупе с интервентами пытались разорвать страну на куски. Красная армия упорно отбивалась от наседавших стервятников.

Партия посылает товарища Сталина на важнейшие участки фронтов гражданской войны.

«В период 1918―1920 гг. товарищ Сталин являлся, пожалуй, единственным человеком, которого Центральный Комитет бросал с одного боевого фронта на другой, выбирая наиболее опасные, наиболее страшные для революции места» (К. Е. Ворошилов. «Сталин и Красная армия», стр. 4).

В труднейшей обстановке классовой борьбы товарищ Сталин исключительно умело организовал оборону Царицына. Его активнейшими помощниками в этом деле явились товарищи Ворошилов, Буденный, Щаденко, Кулик. В боях за Царицын огромную роль сыграла небольшая Волжская военная флотилия. В ее боевой состав входило несколько истребителей и пароходов, на которых находилось около 400 моряков-черноморцев.

17 августа отряд белых захватил местечко Ерзовку, пытаясь овладеть баржами с боезапасом, идущим в Царицын. Корабли флотилии получили приказание отразить противника. На суда был посажен специальный отряд, который, прибыв на место, отбросил противника от Ерзовки. Боезапас, таким образом, был спасен. Товарищ Сталин быстро оценил важность флотилии для обороны не только Царицына, но всего юга и Каспия. 25 августа он собственноручно пишет в центр требование, чтобы выслали «в распоряжение Военного Совета две подводные лодки для нужд охраны Каспийского моря и прежде всего для обеспечения нашего влияния в Баку, Астрахани, Туркестане».

Через 6 дней — 31 августа — он вновь выдвигает этот вопрос перед Лениным:

«Дорогой товарищ Ленин! Идет борьба за юг и Каспий. Для оставления за собою всего этого района (а его можно оставить за собой!) необходимо иметь несколько миноносцев легкого типа и штуки две подводных лодок. Умоляю Вас разбить все преграды и тем облегчить — двинуть вперед дело немедленного получения требуемого. Баку, Туркестан, Северный Кавказ будут (безусловно!) нашими, если немедля будут удовлетворены требования. Наши дела на фронте идут хорошо. Не сомневаюсь, что пойдут еще лучше (казачество разлагается окончательно). Жму руку моему дорогому и любимому Ильичу. Ваш Сталин» («Большевик» № 2 за 1938 г.).

Вычеркнув строки, относящиеся лично к нему, Владимир Ильич за своей подписью отправил это письмо как директиву командованию Балтфлота для исполнения.

В сентябре Балтийский флот отправил на Волгу миноносцы «Дельный», «Деятельный», «Расторопный», а в ноябре были посланы «Финн», «Эмир Бухарский», «Москвитянин», «Туркменец Ставропольский» и посыльные суда. Корабли шли медленно. Поэтому неудивительно, что 2 октября в телеграмме Ленину и Свердлову о положении на фронте товарищ Сталин сообщал, что люди у него есть, но их нечем вооружить, не во что одеть. Людей хватило бы не только для обороны Царицына, но даже

«…мы могли бы двинуть кое-какие части на Баку и на защиту Астрахани, напасть на которую казаки намерены с суши, а отступивший из Баку Бичерахов с моря. Но для этого необходимо хотя бы пару подводных лодок, прислать которую нам обещались, но получить которую удастся лишь после закрытия навигации. Причем Бичерахов не дремлет, спешно выгружает богатую артиллерию на Каспийском побережье, вооружает терских казаков и, видимо, намерен их двинуть по двум направлениям — к Грозному и Астрахани.

Все это делает положение Южного фронта угрожающим».

В этих письмах ясно отражены замечательные качества большевика-стратега. Не узко-местные вопросы обороны города, а проблема обороны края с его огромными хлебными и топливными запасами интересовала товарища Сталина. Но для этого нужен был флот, и товарищ Сталин всеми силами добивается создания на Каспии крепкого надводного и подводного флота. Стратегические задачи флотилии были сформулированы товарищем Сталиным еще задолго до появления боевых кораблей в Астрахани.

Отправка подводных лодок затянулась до поздней осени. Только в ноябре из Балтики вышли подводные лодки «Касатка», «Окунь», «Минога» и «Макрель». Пришли они, как и предполагал товарищ Сталин, после закрытия навигации. Намечавшийся выход двух лодок и других кораблей пришлось отложить до весны, так как устье Волги оказалось скованным льдом.

Создавая Волжско-Каспийскую флотилию, товарищи Ленин и Сталин ставили перед нею ясную цель — отстоять Волгу, отстоять Каспий. Вместе с доблестными частями Красной армии моряки эту задачу выполнили с честью. Они очистили Волгу и Каму. 18 мая 1920 года Каспийская флотилия в Энзели окончательно разгромила остатки бело-английского флота.

Молодое поколение моряков-каспийцев свято хранит боевые традиции революционных матросов, самоотверженно сражавшихся за дело партии Ленина — Сталина. По призыву товарища Сталина, по призыву партии каспийцы и сейчас готовы выполнить любые поставленные перед ними задачи.

III

1919 год. Весной Антанта организовала свой первый поход против страны Советов. Колчак и Деникин при поддержке империалистов повели наступление на Москву. Обильно снабженный и поддержанный английским флотом с моря Юденич начал наступление на Петроград. Английские корабли, базируясь на порты «независимой» Финляндии, совершали бандитские нападения на наши базы и берега.

Петроград был окружен со всех сторон. Враг действовал и внутри. Город кишел шпионами, диверсантами и контрреволюционными элементами. Шпионы и предатели пробрались в штаб округа, в штабы VII армии и флота. Вся эта падаль вредила, выдавая секретные сведения и совершая диверсии. Слабые и малочисленные части Красной армии отступали. Создавалось угрожающее положение для Петрограда. Враг был у ворот города. Предатели-зиновьевцы, развалившие оборону, уже собирались бежать. Своим поведением они сеяли панику.

В эту тяжелую для страны минуту ЦК посылает на помощь осажденному городу товарища Сталина. Прибыв в Петроград, товарищ Сталин рядом решительных мероприятий добился перелома на франте, очистил тылы, оздоровил штабы, вскрыл готовящийся контрреволюционный заговор.

Товарищ Сталин мобилизует на оборону колыбели революции все средства, активизирует Балтийский флот, положение которого было исключительно тяжелым. Флот не имел топлива. Немногочисленные его запасы берегли для крайне необходимых выходов миноносцев. На заседании Совета обороны от 20 мая были приняты чрезвычайные меры, для того чтобы снабдить флот топливом.

Принимались все меры к тому, чтобы оживить флот и дать ему возможность проводить активные операции на море.

Но и контрреволюция не дремала. 13 июня форт Красная Горка поднял контрреволюционный мятеж, организованный предателем Неклюдовым. Форт угрожал базе флота — Кронштадту. Товарищ Сталин принимает энергичные меры к тому, чтобы ликвидировать контрреволюционный мятеж в кратчайший срок. Он сам прибывает в Ораниенбаум, откуда и руководит операциями. Товарищ Сталин требует от командования флота решительных мер против мятежников. По его приказу линейные корабли «Андрей Первозванный» и «Петропавловск» выходят из гавани и обстреливают мятежный форт.

Из Кронштадта высылаются два экспедиционных отряда моряков в 500 и 800 человек. Третий отряд моряков выделяется Петроградской базой. И с суши и с моря моряки повели наступление на мятежный форт. Мятежники, не выдержав этого натиска, бежали. Форт был взят. В приказе по армии коротко сообщалось: «Лихим штурмом отряд моряков… 16 июня 0 часов 30 минут взял Горку… Молодцам морякам Реввоенсовет объявляет революционную благодарность».

Мятеж на Красной Горке был ликвидирован — «…расчеты противника не оправдались, — говорил товарищ Сталин, — Красная Горка, занятая на сутки, благодаря внутренней измене со стороны левых эсеров, была мигом возвращена Советской России мощным ударом балтийских моряков с моря и с суши» (К. Е. Ворошилов. «Сталин и Красная армия», стр. 101―102).

После занятия Красной Горки руководители фронта отдали распоряжение немедленно вернуть моряков обратно на корабли. Этот участок таким образом оголялся. Товарищ Сталин, узнав об этом, именем Совета обороны потребовал отмены распоряжения о снятии моряков. Они оставались на сухопутном фронте еще несколько дней до прихода смены из сухопутных частей Красной армии.

Благодаря принятым Советом обороны и товарищем Сталиным мерам Балтийский флот проводил активные операции против интервентов и на море. Моряки смело вступали в бой с сильнейшим противником, нанося ему чувствительные поражения.

27 июня была проведена Видлицкая операция против белофиннов, получившая высокую оценку товарища Сталина.

«Горячо приветствуем самоотверженную команду, героев красноармейцев и славных моряков, разгромивших гнездо России у Видлицы. Уверены, что Рабоче-Крестьянская Россия оценит ваш доблестный подвиг. Мы ждем от вас таких же побед и на Петрозаводском участке. Сталин».

Товарищ Сталин был душою обороны Петрограда. Под его руководством части Красной армии вместе с флотом перешли в наступление на врага. Многочисленные боевые схватки «Азарда» и «Гавриила», поход «Пантеры» навсегда останутся в памяти военных моряков. Товарищ Сталин дал блестящую оценку боевой деятельности флота в этот период. «Нельзя не приветствовать, что Балтийский флот, считавшийся погибшим, возрождается самым действительным образом. Это признают де только друзья, но и противники… Еще более отрадно, что балтийские матросы вновь нашли себя, оживив в своих подвигах лучшие традиции русского революционного флота. Без этих условий Петроград не был бы огражден от самых опасных неожиданностей со стороны моря» (К. Е. Ворошилов. «Сталин и Красная армия», стр. 103).

IV

1920 год. Под руководством товарища Сталина доблестная Красная армия громила полчища Деникина. В первых числах января Первая Конная подступила к Ростову. Части Красной армии выходили на морской рубеж. Противник, имеющий флот, мог обстреливать наши части, города, порты.

Товарищ Сталин заранее предусмотрел эту возможность. 5 января 1920 года в телеграмме главному командованию, подписанной товарищем Сталиным, выдвигался вопрос о защите берегов. С выходом частей Красной армии на побережье Азовского и Черного морей, сообщалось в телеграмме, необходимо принять срочные меры по организации береговой обороны. Реввоенсовет Южфронта просил: выслать представителя морского ведомства для организации при штабе Южного фронта морского отделения; выслать необходимое количество мин для постановки заграждения; снабжать фронт катерами и гидропланами; снабдить морской артиллерией.

В Мариуполе, на Азовском море, было начато создание флотилии. Работами руководил товарищ Сталин, возглавлявший Реввоенсовет Юго-Западного фронта. За разрешением практических вопросов моряки обращались не в штаб морских сил, а в штаб фронта, при котором был создан морской отдел.

Вначале флотилия имела всего 6 вооруженных судов. Огневая мощь ее кораблей была невысока. На всю флотилию имелось одно шестидюймовое орудие, установленное на барже. Как и предполагал товарищ Сталин, белый флот пытался обстреливать наши берега. В мае корабли красной флотилии уже имели первый бой с противником, который трусливо бежал после первых выстрелов. В июне белые вторично потерпели поражение.

По указанию В. И. Ленина, рабочие и моряки приступили в Николаеве к восстановлению военных кораблей. И тут товарищ Сталин, руководивший операциями Юго-Западного фронта, подбирал экипажи. В марте он отдал распоряжение об откомандировании из сухопутных частей моряков для укомплектования кораблей.

В другом районе Юго-Западного фронта, на Днепре, под руководством товарища Сталина вела боевые операции Днепровская военная флотилия. Она содействовала доблестным частям Красной армии, отражавшим натиск белополяков. Товарищ Сталин, будучи членом Реввоенсовета Западного фронта, приказом от 13 августа 1919 года навел большевистский порядок на флотилии, действовавшей на р. Припяти.

Благодаря вмешательству товарища Сталина флотилия на Припяти превратилась в грозную силу. Вместе с частями Красной армии она вела борьбу с белополяками, нанося им чувствительные удары. В следующем году Припятская флотилия влилась в Днепровскую, представляя по своей боевой сплоченности лучшую ее часть.

В плане разгрома белополяков, разработанном товарищем Сталиным, Днепровской флотилии отводилось большое место. В основной директиве от 23 мая 1920 года южная группа судов подчинялась ударной группе войск так называемого фастовского направления. Ей ставилась задача разгромить Трипольские укрепленные позиции и двигаться на Киев; Северной группе, подчиненной командованию XII армии, — прорваться через укрепленные позиции у Лоева и содействовать форсированию реки частями Красной армии.

Первая Конная армия под руководством товарищей Ворошилова и Буденного 5 июня прорвала фронт белополяков. Начали теснить врага и в других направлениях. Северный и южный отряды моряков показали пример высокого революционного долга и сознательности. Триполье было разгромлено, несмотря на упорный огонь противника, а укрепленная позиция у Лоева была успешно преодолена. При содействии судов флотилии части XII Красной армии были переброшены на другой берег Днепра.

После выполнения первой части задачи оба отряда направились к Киеву. 12 июня корабли ворвались в гавань и открыли ураганный огонь по белополякам. С кораблей быстро высадили десант и заняли правительственные учреждения. Почти одновременно в город вступили части Красной армии.

V

1918―1921 годы. Руководимая большевистскими полководцами тт. Фрунзе, Ворошиловым, Орджоникидзе, Кировым, Буденным и другими, Рабоче-Крестьянская Красная армия очистила советскую землю от интервентов и незадачливых вояк — царских генералов. Моряки плечом к плечу с Красной армией дрались на суше, создавали флотилии на водных артериях страны, проявляя решительность и настойчивость в достижении цели.

После окончания гражданской войны флот пришел в сильный упадок. Боевое ядро Черноморского флота лежало на дне Новороссийской бухты. Много кораблей увели интервенты. Корабли Балтфлота были запущены. Механизмы, не имея ремонта, износились. X съезд партии вынес решение: «…принять меры к возрождению и укреплению Красного военного флота».

В следующем году на флот пришли комсомольцы. Они немало сделали для восстановления флота. Флот оживал. Правительство, партия делали все для этого.

В 1924 году не стало великого Ленина. Его соратник и ученик товарищ Сталин у гроба Ильича дал клятву крепить Красную армию и Красный флот.

Страна под руководством товарища Сталина свято осуществляет эту клятву.

Созданная крупная социалистическая промышленность обеспечила возможность строить корабли на отечественных заводах. Уже построены и несут боевую службу десятки новых кораблей.

По инициативе товарища Сталина на берегах Тихого океана создан новый флот.

«Тихоокеанский флот является ярким показателем роста нашего Военно-Морского флота в целом. Первый боевой корабль на Дальнем Востоке появился только 5―6 лет тому назад. Это была первая подводная лодка. А сегодня количество подводных и надводных боевых кораблей Тихоокеанского флота уже перевалило за сотню. Я не считаю мелких единиц флота, вроде торпедных катеров», — говорил в своем докладе Народный Комиссар Военно-Морского флота товарищ Кузнецов 24 июля 1939 года.

Создан Северный флот. Товарищ Сталин лично осматривал и выбирал место для базы флота.

Рассматривая проекты новых кораблей, товарищ Сталин вникает во все детали. Он требует, чтобы корабль имел не только прекрасные боевые качества, но и максимум удобств для личного состава.

В конце 1937 года, при рассмотрении проекта одного из боевых кораблей, была отмечена высокая температура в машинных отделениях, что создавало тяжелые условия для работы команды. Товарищ Сталин подверг суровой критике проект и предложил исправить его и произвести необходимые переделки на строящихся кораблях.

Товарищ Сталин внимательно следит за ростом Военно-Морского флота, боевой выучкой его кадров. На XVII съезде партии Нарком Обороны товарищ Ворошилов, говоря о строительстве флота, заявил: «…еще раз считаю нужным отметить, что товарищ Сталин ваялся по-настоящему, по-сталински и за этот участок, и я не сомневаюсь, что окрепшая на базе побед индустриализации судостроительная промышленность поможет нам быстро сделать наши флоты настоящими могущественными рабоче-крестьянскими флотами».

С тех пор прошло около шести лет. Наши флоты превратились в могущественную силу.

Можно смело сказать, что на Балтике старых кораблей уже почти не осталось, остались только боевые традиции, которые свято хранят моряки-балтийцы. В упорных боях с белофиннами они показали это воочию. Двадцать три моряка получили звание Героя Советского Союза. Около 3000 человек награждены медалями и орденами. Балтийцы вели бои на новых кораблях. Все новые и новые единицы продолжают вступать в строй действующих кораблей. Только за один 1938 год социалистическая судостроительная промышленность дала флоту надводных кораблей по водоизмещению в пять раз больше, чем в последнем году второй пятилетки.

Сталинскую заботу и помощь флот ощущает абсолютно во всем. Нет ни одного проекта корабля, нет ни одного орудия, нет ни одного малого или большого вопроса строительства Военно-Морского флота, который не проходил бы через руки товарища Сталина и по которому мы не получали бы конкретных указаний, — говорил тов. Тевосян на XVIII съезде партии.

Товарищ Сталин всегда уделял и уделяет исключительное внимание подготовке кадров для Военно-Морского флота. Только за последний год создан ряд училищ, готовящих смелых, решительных, высококультурных, вооруженных знанием марксистско-ленинской теории, знающих морское дело командиров и политработников. Товарищ Сталин лично наблюдает за работой командиров флота, растит их.

Встречаясь с командирами флота, он интересуется всеми вопросами их жизни, быта, учебы и тактического использования оружия. По инициативе товарища Сталина проведено такое важнейшее для усиления боеспособности флота мероприятие, как удлинение сроков службы. Это позволяет флоту иметь высококвалифицированные кадры специалистов. Резко улучшено материальное обеспечение личного состава, установлен День Военно-Морского флота, который привлекает к вопросам строительства флота внимание миллионов трудящихся.

Под руководством товарища Сталина моряки очистили флот от банды матерых врагов народа, шпионов, диверсантов и вредителей.

Чувствуя постоянную отеческую заботу товарища Сталина, командиры, военкомы, политработники флота воспитывают славных сынов родины — военных моряков — в духе беспредельной преданности делу партии Ленина — Сталина, своему народу. Следуя указаниям товарища Сталина, что во флоте, как нигде, должна быть строгая воинская дисциплина, парторганизации и политаппарат отдают все свои силы на укрепление революционного порядка и дисциплины на кораблях и в частях флота.

Благодаря мудрой внешней политике товарища Сталина Балтийский флот получил новые базы, выход из которых ведет прямо в море.

В своей революционной работе товарищ Сталин теснейшим образом связан с моряками. Еще до Великой Октябрьской революции он воспитывал их политически, подготовлял к борьбе за диктатуру пролетариата. На фронтах гражданской войны он руководил боевой деятельностью моряков, а в годы мирного строительства — воссозданием морского могущества нашей страны.

Военные моряки в своих сердцах несут имя великого Сталина. Сталин — знамя побед вооруженных морских сил социалистической державы. Грозно стоят боевые корабли на вахте морей и океанов. И если враг посягнет на счастье миллионов трудящихся счастливой социалистической родины, моряки под знаменем Сталина пойдут в бой и сокрушат врага.

И. Золин. Большевики и флот накануне Октября

Флот в дни Великой Октябрьской революции полностью шел за большевиками. Он был вооруженной силой нашей партии, силой, которую за время между Февралем и Октябрем большевики сумели полностью привлечь на сторону революции. Партия была тесно связана с массой матросов, разъясняя им свои лозунги, свои требования.

Революционная работа большевиков среди матросов Балтийского флота велась непрерывно. Под влиянием большевистской агитации и пропаганды матросы царского флота были всегда настроены исключительно революционно. Семена большевистской агитации ложились на хорошую почву. Большая рабочая прослойка среди личного состава флота и связь кораблей с заводами, политическое бесправие матросов и палочный режим на кораблях подготовили эту почву.

«Моряки Балтийского флота еще во времена царизма вписали славные страницы в историю революционной борьбы рабочего класса против самодержавия и капитализма. Восстания в Свеаборге, Кронштадте, на линейном корабле „Гангут“ и на других кораблях поставили моряков в первые ряды борющегося пролетариата и приблизили победу Великого Октября» (приказ РВС СССР № 56).

В 1916 году «в Кронштадте большевиками был создан „Главный коллектив кронштадтской военной организации“, который находился в тесной связи с Петроградским комитетом партии» («Краткий курс истории ВКП(б)», стр. 165). Петроградский комитет через кронштадтскую партийную организацию распространял свое влияние на все корабли флота.

В Кронштадте в те годы свирепствовал главный командир порта адмирал Вирен. В Гельсингфорсе не отставал от него и сам командующий флотом вице-адмирал Непенин. Карцеры на кораблях всегда были переполнены. Матросы линкора «Павел I» писали, что у них на карцер была очередь в 40―50 человек. В городе матросам не продавали не только интересующие их книги, но даже и учебники.

Отголоски начавшегося в феврале революционного восстания в Петрограде скоро донеслись до моряков. На другой же день в руках кронштадтских большевиков уже находился манифест Центрального Комитета партии, из которого матросы узнали, что «…благоденствие царской шайки, построенное на костях народа, рухнуло».

Долго нараставшее возмущение среди моряков 3 марта нашло выход. Матросы присоединились к петроградскому пролетариату. В Гельсингфорсе первыми подняли красный флаг матросы линкора «Павел I» (переименованного впоследствии в «Республику»).

Петроградский комитет нашей партии, уделявший много внимания работе среди моряков во время войны, на одном из первых же заседаний постановил командировать для работы во флоте большую группу партийных работников. В числе посланных были член Петроградского комитета тов. Борис Жемчужин, Рошаль, матрос Пелихов и др. Прибыв в Кронштадт и Гельсингфорс, они немедленно приступили к созданию партийных организаций и большевистских газет. Средств не было. Обратились за помощью к команде линкора «Республика». Матросы живо откликнулись на призыв большевиков, выделив из экономических сумм в «железный фонд» газеты тысячу рублей. Это был первый взнос. 30 марта вышла «Волна» — легальная газета — орган Свеаборгского матросского коллектива. В Кронштадте на несколько дней раньше начала выходить газета «Голос Правды». Поддерживая свои газеты, матросы помогали и «Правде» — центральному органу нашей партии. Учебно-минный отряд первым внес 500 рублей в фонд «Правды» на приобретение типографии.

Статьи вождей нашей партии Ленина и Сталина часто печатались во флотских газетах. В первом же номере «Волны» была напечатана большая статья товарища Сталина «О войне», в которой морякам был дан ответ на волновавший их вопрос о том, как кончить войну.

С приездом Ленина, которого матросы Балтийского флотского экипажа вместе с рабочими Петрограда вышли встречать на вокзал, партийные организации флота еще шире развернули свою работу. Началась ожесточенная борьба против оборонческих настроений, которыми был заражен личный состав отдельных кораблей, особенно в Ревеле.

Апрельские тезисы Ленина встретили единодушную поддержку моряков и вызвали ярость у буржуазии, меньшевиков и эсеров. Буржуазная печать развернула невиданную грязную клевету против Владимира Ильича и большевиков. Матросы Балтийского флота возмущались подлой клеветой. Они готовы были в любую минуту выступить на защиту своих революционных вождей. В сотнях резолюций они выражали свою готовность итти за партией.

«Мы, матросы Свеаборгского флотского полуэкипажа, призываем всех, кому дорога добытая свобода, сплотиться вокруг признанных ее защитников и поддержать их. Да здравствует Ленин! Да здравствует газета „Правда“!»

Матросы понимали отлично, что правда на стороне большевиков, поэтому шли за ними.

Влияние большевиков на флоте росло с каждым днем. Центральный Комитет партии руководил деятельностью моряков. Кронштадтский комитет по всем важнейшим вопросам прямо по телефону сносился с ЦК. Лозунги нашей партии — «Вся власть Советам», «Никакого доверия Временному правительству» — были на кораблях и в частях самыми популярными. Матросы видели, что Временное правительство ведет ту же политику, какую вело и самодержавие. Война не прекращалась. Земля продолжала оставаться у помещиков. Команда линкора «Гангут» в своем решении требовала «немедленной конфискации земли у помещиков, уделов, кабинетов и монастырей». В Гельсингфорсе на митинге, собранном по инициативе личного состава линкора «Слава», 15 тысяч человек единодушно приняли такое же решение.

Когда на кораблях стало известно выступление министра иностранных дел Милюкова о «всенародном стремлении довести мировую войну до решительной победы», оно вызвало среди моряков бурю возмущения. В Кронштадте и Гельсингфорсе состоялись грандиозные митинги и демонстрации. Моряки в своих резолюциях требовали от Временного правительства прекратить войну, отменить ноту Милюкова.

Под натиском масс из правительства ушли министры Гучков и Милюков. Создалось коалиционное правительство. Отношение моряков к этому правительству наиболее ярко выражено в резолюции команды линкора «Республика»:

«Коалиционное министерство мы считаем, как и бывшее Временное правительство, таким же блюдом, но поданным под другим соусом, т. е. с приправою нескольких социалистов, изменивших своей идее».

Еще решительнее высказались кронштадтцы. «Кронштадт был крепостью большевистской партии, где давно уже не признавалась власть Временного правительства» («Краткий курс истории ВКП(б)», стр. 199). В мае по инициативе большевиков здесь было принято решение: «Единственной властью в Кронштадте является Совет Рабочих, Солдатских и Матросских депутатов».

Ясные требования нашей партии были близки и понятны массам матросов. «Большевики неутомимо работали над организацией солдат и матросов» («Краткий курс истории ВКП(б)», стр. 184). Партийная организация флота сильно выросла. На таких кораблях, как «Петропавловск», «Республика», «Слава», «Андрей Первозванный», «Россия», «Диана», большую прослойку в экипаже составляли большевики. На «Республике» коллектив достигал 500 человек, на «Гангуте» — 300. Кроме членов партии имелась огромная прослойка сочувствующих.

В июле вместе с рабочими вышли на демонстрацию и кронштадтские моряки. С балкона моряков приветствовал Владимир Ильич.

Временное правительство расстреляло демонстрацию. Помощник морского министра Дудоров вызывал из Гельсингфорса корабли, «верные Временному правительству». Этот приказ моряки не выполнили. Наоборот, они решили арестовать Дудорова как «проявившего явно контрреволюционные действия».

После демонстрации товарищ Сталин лично вел переговоры об отъезде моряков в Кронштадт. Моряки приехали на демонстрацию с оружием. Временное правительство, разгромив демонстрацию, пыталось разоружить их, но они хотели уехать с оружием. Командование округом угрожало морякам силой, предлагая очистить Петропавловскую крепость, но они сделали это только, следуя совету товарища Сталина, убедившего их не принимать боя.

После июльских дней против большевиков развернулась неслыханная травля. Разгромили редакцию «Правды», закрыли «Волну», запретили «Голос Правды». Ищейки Временного правительства усиленно разыскивали Ленина. Считая, что он в Кронштадте на линкоре «Заря свободы», пытались произвести там обыск, но моряки не позволили. Многие партийные работники флота были арестованы. В приказе по флоту Керенский писал:

«Командам Кронштадта, линейных кораблей „Петропавловск“, „Республика“ и „Слава“, имена которых запятнаны контрреволюционной деятельностью и резолюциями, приказываю в 24 часа арестовать зачинщиков и представить их для следствия и суда в Петроград, а также принести заверение в полном подчинении Временному правительству».

Но это не испугало моряков. Керенскому дали резкий отпор. Кронштадт ответил: «Никаких контрреволюционных зачинщиков в своей среде и вообще в Кронштадте мы не знаем, а посему никаких арестов производить не можем». Так же ответили «Петропавловск» и «Республика».

Предатели и изменники из меньшевиков, засевшие в Петроградском Совете и Временном правительстве, считали своим первейшим долгом вести борьбу против большевиков. Продавая русских солдат союзникам, сдавая русские города, они гордились тем, что нанесли удар большевикам.

Князь Львов с видом победителя заявлял представителям печати: «Наш глубокий прорыв на фронте Ленина имеет, по моему глубокому убеждению, несравненно большее значение для России, чем прорыв немцев на нашем Юго-Западном фронте».

Но торжествовать было рано. Можно было закрыть газеты, арестовать руководителей, но массы, понявшие, кто враг, а кто друг, упрятать за решетку нельзя. Идеи большевиков пустили глубокие корни, рабочие и моряки считали их своими.

Работа большевиков на судах флота не прекращалась. Закрытые на флоте газеты, изменив заголовок, выходили вновь. Вместо «Волны» моряки читали «Прибой», вместо «Голоса Правды» — «Пролетарское Дело». Руководили ими попрежнему большевики. На страницах «Пролетарского Дела» неоднократно печатались статьи Ленина, Сталина и других работников партии. Коллектив моряков попрежнему был крепко сцементирован вокруг большевиков.

В июле состоялся VI съезд партии. Ленин был в подполье. Руководил съездом товарищ Сталин. Лозунг «Вся власть Советам» был временно снят, потому что Советы, руководимые меньшевиками и эсерами, превратились в безвольный придаток Временного правительства.

Съезд, проходивший в напряженной борьбе с троцкистами и бухаринцами, по всем вопросам принял большевистские решения, дав указания о подготовке вооруженного восстания. В манифесте к рабочим и солдатам съезд призывал: «Готовьтесь же к новым битвам, наши боевые товарищи!»

В августе матросы бригады линейных кораблей потребовали, чтобы Центробалт вновь поднял красный революционный флаг, снятый после июльских событий. Корабли настойчиво требовали освобождения арестованных большевиков. Матросы поднимали голос возмущения против введения смертной казни в армии, которую Керенский распространил и на флот.

Захватившая власть контрреволюция стала готовиться к окончательному разгрому Советов. Буржуазия выдвигала в «спасители» родины своего кумира — генерала Корнилова. Краснов вкупе с членами Временного правительства готовил заговор. Надвигалась угроза контрреволюционного переворота. С фронта снимались части и направлялись против Петрограда. ЦК нашей партии призвал рабочих к активному отпору наступающей контрреволюции. Кронштадт постановил выслать пятитысячный отряд моряков, был усилен гарнизон Красной Горки.

Разгром корниловщины еще выше поднял авторитет большевиков. Массы видели, что только большевики сумели организовать отпор и распропагандировать корниловские части. В стране началась большевизация Советов. После разгрома Корнилова Петроградский Совет высказался за политику большевиков. Руководство в Совете перешло к большевикам. Через пять дней большевики завоевали большинство в Московском Совете. Ленин писал: «Получив большинство в обоих столичных Советах Рабочих и Солдатских Депутатов, большевики могут и должны взять государственную власть в свои руки».

На флоте революционное настроение все ширилось. Команды линкоров «Петропавловск», «Гангут», «Республика», «Севастополь» и крейсера «Громобой» потребовали от Временного правительства расследовать причины сдачи Риги, а виновников сдачи отдать под суд. Моряки все больше переходили от обороны к наступлению.

В сентябре 15-тысячный митинг в Кронштадте принял резолюцию против ареста членов большевистской партии и потребовал отмены распоряжения Временного правительства об аресте Ленина. Под натиском масс 19 сентября Центральный комитет Балтийского флота вынес решение, которымокончательно порывал с Временным правительством: флот «больше распоряжений Временного правительства не исполняет и власти его не признает». События развивались с невероятной быстротой. Через несколько дней в Кронштадте была вынесена резолюция, в которой говорилось о Временном правительстве, что оно не что иное, как «исполнительный орган контрреволюции».

25 сентября собрался II съезд моряков Балтийского флота. Проходивший под руководством большевиков съезд высказался против Временного правительства. Именно в это время Владимир Ильич писал: «Кажется, единственное, что мы можем вполне иметь в своих руках и что играет серьезную военную роль, это финляндские войска и Балтийский флот» (Ленин, Соч., т. XXI, стр. 229―230).

Контрреволюционное Временное правительство, сдавшее Ригу, помышляло и о сдаче Петрограда. Только революционный флот решил не отступать с занимаемых им позиций. В начале октября моряки вошли в неравный бой с превосходящим по силе противником. Вошедшая в историю защита Моонзунда показала героизм революционных моряков. В воззвании II съезда моряков Балтийского флота писалось:

«…Ни одно из наших судов не уклонится от боя, ни один матрос не сойдет на берег побежденным.

Оклеветанный флот исполнит свой долг перед великой революцией. Мы обязались твердо держать верность и оберегать подступы к Петрограду. Мы выполним свое обязательство не по приказу жалкого русского „Бонапарта“… Мы идем в бой не во имя исполнения договоров наших правителей с союзниками. Мы исполняем верховное веление революционного сознания».

II съезд балтийских моряков в своей резолюции потребовал «немедленного удаления из рядов Временного правительства авантюриста Керенского». Они слали ему, «предавшему революцию Бонапарту-Керенскому», проклятие.

В это же время заседал съезд Советов Северной области, решения которого проникнуты духом непримиримости к Временному правительству. Съезд знал об отношении моряков к Временному правительству и их героической борьбе. Съезд Советов послал приветствие морякам-революционерам Балтийского флота, которые «умирают как герои, расплачиваясь жизнью за преступления буржуазии всех стран».

Под напором большевиков меньшевистско-эсеровский ВЦИК вынужден был назначить на октябрь II съезд Советов, где большевики рассчитывали получить большинство. Одновременно шла усиленная подготовка к восстанию. Ленин 27 сентября писал, что для успеха восстания нужно готовить свои военные силы: «…все внимание отдать военной подготовке финских войск +флота для предстоящего свержения Керенского. Создать тайный комитет из надежнейших военных, обсудить с ним всесторонне, собрать… точнейшие сведения о составе и расположении войск под Питером и в Питере, о перевозке войск финляндских в Питер, о движении флота и т. д.» (Ленин, Соч., т. XXI, стр. 230).

Ленин предупреждал, что Керенский готовит силы для подавления большевиков, поэтому медлить с восстанием нельзя. Керенский уже пытался разоружить Кронштадт — вооруженную опору большевиков, сняв с фортов артиллерию, якобы для отправки на фронт. Но матросы не позволили ему сделать это.

10 октября собирается историческое заседание ЦК нашей партии, на котором принято решение о вооруженном восстании. Против восстания высказались предатели Каменев и Зиновьев. 16 октября на расширенном заседании ЦК товарищ Сталин, разоблачая подлых капитулянтов, настаивал на немедленном восстании, он указывал, что Петроградский Совет, отказавшись санкционировать вывод войск, уже встал на путь восстания, а флот уже восстал, поскольку пошел против Керенского.

Флот действительно восстал. Своим делегатам на II съезд Советов моряки дали наказ — требовать передачи всей власти Советам. Уже в первых числах октября моряки предлагали большевикам свои силы, но Яков Михайлович Свердлов им ответил: «Будьте в полной готовности и ждите распоряжений из Военно-революционного комитета, из Смольного».

Флот кипел. За большевиками шла большая часть моряков. Матросы покидали соглашательские партии меньшевиков и эсеров. Даже ревельская база, где прежде было сильно влияние меньшевиков и эсеров, перешла на сторону большевиков. В октябре моряки «Олега», «Богатыря», «Рюрика», и «Адмирала Макарова» приняли резолюции о том, что съезд Советов не за горами «и мы, флот, авангард революции, требование перехода власти к Советам должны активно с оружием в руках поддержать, хотя бы пришлось умереть».

Команды линкоров, крейсеров и многочисленных вспомогательных кораблей уже давно шли за большевиками. В резолюции представителей судовых комитетов этих кораблей говорилось: «Да здравствует власть Советов рабочих и крестьянских депутатов, на защиту которых мы по первому зову пойдем».

На всех кораблях были созданы боевые взводы, организовался сводный батальон моряков. Наметив срок восстания, Центральный Комитет партии повел организационную подготовку. На места были посланы представители ЦК, в том числе в Кронштадт и Гельсингфорс. По условной телеграмме «высылай устав» моряки должны были выслать из Гельсингфорса корабли и свои отряды. «Аврора» получила предписание из Петрограда не выходить.

24 октября в Гельсингфорсе получили условную телеграмму. Четырехтысячный отряд моряков был отправлен по железной дороге. У миноносцев, назначенных к выходу в Петроград на помощь революционному пролетариату, оказались разобранными машины, и, по заявлению командования, они не могли выйти раньше, чем через два дня. Большевики обратились к машинистам миноносцев. Они обещали подготовить корабли за одну ночь, и, действительно, 25 октября, в 8 часов, эсминцы «Забияка», «Самсон» и «Меткий» вышли на помощь революционным войскам.

Из Кронштадта на помощь Петрограду был выслан отряд в девять тысяч моряков. Минный заградитель «Амур» вошел в Неву. В Морском канале стал линкор «Заря свободы». Посланы были отряды моряков в Петергоф, Ораниенбаум и Лигово.

Восстание началось организованно, по плану, намеченному Лениным и Сталиным. Моряки вместе с рабочими штурмовали последнюю твердыню Временного правительства — Зимний дворец.

«Крейсер „Аврора“ громом своих пушек, направленных на Зимний дворец, возвестил 25 октября начало новой эры — эры Великой социалистической революции» («Краткий курс истории ВКП(б)», стр. 199).

П. Мягков. Краснознаменный крейсер «Аврора» (Справка)

В 1903 году поднял боевой вымпел бронепалубный крейсер 1 ранга «Аврора». На вооружении восемь 6-дюймовых орудий, 26 скорострельных пушек и 2 минных аппарата. Три машины позволяли крейсеру развивать ход до 19 узлов.

В первый длительный поход «Аврора» вышла незадолго до русско-японской войны. Но к месту назначения — на Дальний Восток — дойти ей не пришлось. После объявления войны крейсер, находившийся в то время в Красном море, вернулся в Кронштадт.

Осенью 1904 года «Аврора», включенная в состав Второй тихоокеанской эскадры, вышла в поход вокруг Старого Света вместе с другими кораблями Рожественского.

Этот поход окончился поражением русского флота при Цусиме. Но как в этом беспримерном походе, когда было пройдено свыше 16 000 миль, так и в бою русские моряки показали всему миру изумительную выдержку, смелость и отвагу.

При переходе из Балтийского моря в Тихий океан особенно изводили людей угольные погрузки, проводившиеся часто в открытом море при сильной качке и волне.

Утром 30 октября эскадра вошла на Дакарский рейд. Как только кончился аврал по постановке на якорь, к кораблям подошли транспорты с углем. Флагман эскадры приказал: «Принять полуторный запас угля». И вот вместо отдыха команда взялась за погрузку угля в таком количестве, какое раньше на корабли никогда не принималось. Не жалели ни людей, ни машин. Погода стояла сухая и невероятно жаркая. Стоял невообразимый грохот и шум от передвижения мешков, подвешенных на колесных тележках артиллерийской подачи. Командиры, надрываясь, отдавали приказания в мегафон. Разгоряченные работой люди изнывали от солнечного зноя и жажды.

На «Авроре» были завалены углем кочегарки, многие входы, две жилые палубы. Сменяясь каждый час, люди работали непрерывно весь день — от восхода до захода солнца.

В ноябре эскадра подошла к берегам Африки и встала на якорь у устья реки Габун. И снова вместо отдыха после длительного перехода в тропических водах началась угольная погрузка. По распоряжению Рожественского следовало принять уже не полуторный, а двойной запас угля.

Приходится только удивляться огромной выдержке и физической выносливости героев-моряков. Находясь в тяжелых, каторжных условиях, матросы буквально творили чудеса, отстаивая честь своего корабля и отечественного флота.

Командир «Авроры», капитан 1 ранга Егорьев пытался было добиться снижения цифры погрузки. Он учитывал тяжелые последствия от заваливания углем жилых помещений. Но Рожественский категорически потребовал принять на борт 1800 тонн вместо обычного запаса угля в 900. Грузили 17 часов. Забили кают-компанию, буфет, жилую палубу, световой люк третьей машины, и все же на верхней палубе еще оставалось до 400 тонн угля. Остойчивость крейсера значительно уменьшилась.

Погрузку закончили глубокой ночью. Совершенно обессилев, матросы расположились отдыхать там, где работали, на заваленной углем палубе. Неожиданно разразился тропический ливень, сопровождавшийся такими раскатами грома, что, казалось, стреляет из всех орудий целая эскадра. Люди пытались укрыться в жилые помещения, но там стояла невыносимая духота, а жара доходила до 40 градусов. И вот измученные матросы вновь поднимались на верхнюю палубу и бродили среди образовавшегося на ней черного месива, грязные и голые, не находя себе пристанища.

А утром, едва забрезжил рассвет, объявили новый аврал. Большую часть команды с «Авроры» направили в помощь другим кораблям эскадры, на угольную погрузку.

Рожественский во время похода неоднократно устраивал артиллерийские учения и совместное маневрирование кораблей. Но это не могло восполнить пробел в боевой подготовке. Многие корабли стреляли плохо и еще хуже маневрировали.

Оценивая результаты учений, Рожественский 20 января 1905 года писал: «Вчерашняя стрельба велась в высшей степени вяло и, к глубокому сожалению, обнаружила, что ни один корабль, за исключением „Авроры“, не отнесся серьезно к урокам управления артиллерией при исполнении учений по планам».


Сражение Второй тихоокеанской эскадры с японским флотом произошло 14 мая 1905 года.

Стояла пасмурная, свежая погода. Уже не одну ночь до этого сражения люди спали, не раздеваясь, ожидая каждую минуту встречи с неприятельским флотом.

За час до сигнала на обед с «Авроры» заметили японские крейсера. Неприятельские корабли шли на расстоянии не дальше 45 кабельтовых.

Первый выстрел по броненосцу «Микаса» сделал «Суворов».

Сражение началась.

На помощь транспортам, которым угрожала опасность, поспешили быстроходные крейсера «Аврора» и «Олег». Сблизившись на расстояние 42 кабельтовых, они вступили в бой с 4 неприятельскими кораблями. Японцам не удалось отрезать транспорты от эскадры. «Аврора» и «Олег» засыпали их корабли губительным артиллерийским огнем.

Через час показался новый отряд японских крейсеров. Русские корабли были взяты в огонь с двух сторон. Все чаще и чаще на палубу и на мостик стали падать неприятельские снаряды. Черный удушливый дым заволакивал непроницаемой завесой палубные надстройки, проникал через вентиляцию в машины.

Но «Аврора» и «Олег» не отступали. Сблизившись до 25 кабельтовых, они продолжали вести бой уже с 10 неприятельскими кораблями.

На правом шкафуте «Авроры» вспыхнул пожар. В борту у ватерлинии насчитывалось уже свыше десяти пробоин. Снаряд, ударивший в левый борт, сделал пробоину в 8 кв. футов. Испортился элеватор для подачи снарядов. Пришлось прибегнуть к ручной подаче. Следующий снаряд пробил правый борт, и почти тотчас же вблизи батарейной палубы разорвался крупный фугасный снаряд. В борту зияла пробоина в 20 кв. футов.

В разгар боя по кораблю разнеслась тревожная весть: «Убит командир».

В боевую рубку поднялся старший офицер крейсера.

Несмотря на ураганный артиллерийский огонь, команда «Авроры» ни на один миг не теряла присутствия духа. Раненый комендор Зиндеев решительно отклонил предложение покинуть батарею и итти на перевязочный пункт. Кое-как перевязав рану с помощью товарищей, он остался в строю. Часовой Борисов, тяжело раненный, ползком добрался до ящика с патронами и выбросил его за борт буквально за несколько мгновений до того, как пламя охватило бы этот ящик. Так же мужественно поступил и сигнальщик Мекерин. Заметив, что один фал заело и потому нельзя спустить поднятый сигнал, бесстрашный матрос под непрерывным дождем снарядов полез очищать фал. Он спокойно возился у правого нока фока-реи, пока не спустил сигнала.

Почти без всякой смены работали машинисты и кочегары. Разобщенные с внешним миром, они не знали обстановки и вынуждены были строить разные предположения о ходе боя. Крейсер, имевший крен до 40 градусов, при поворотах кренился еще более. В машине создавалось впечатление, что корабль перевертывается.

Все трубы крейсера были изрешечены бесчисленными мелкими осколками. Передняя и средняя трубы от попадания снарядов имели пробоины — одна в 45, другая — в 25 футов. Повреждение труб сразу же уменьшило тягу и сильно увеличило расход угля. От кочегаров потребовалась еще более напряженная и усиленная работа.

Машинная команда действовала с поразительной ловкостью, умением и спокойствием, работая без смены с 12 часов дня до 12 часов ночи. Некоторые кочегары и машинисты бессменно стояли на вахте по 28 часов. Но люди не жаловались ни на тяжесть работы, ни на удушающую и мучившую их жажду. Пресная вода была горячей и противной на вкус.

Вот один из многих примеров скромной и вместе с тем необычайной отваги людей. Машинист Богаевский должен был при часто меняющихся ходах то открывать, то закрывать главный детандер. На индикаторной площадке стояла страшная жара. Богаевский, открывая и закрывая клапан, то и дело подставлял свою голову под струю воздуха из вентиляторной трубы. Когда Богаевскому предложили подсмениться, он отказался.

Прорваться во Владивосток не удалось. Выйдя из боя, «Аврора» направилась к Филиппинским островам.

21 мая «Аврора» вместе с другими крейсерами благополучно своим ходом дошла до Манилы. После 20-дневного пребывания в море раздалась наконец давно ожидаемая команда: «Все наверх, на якорь становиться!» Корабли были интернированы.

После заключения мира с Японией, исправив повреждения, «Аврора» в феврале 1906 г. вернулась в Либаву.

В кампанию 1914 года «Аврора» плавала в отряде морского корпуса. Но с началом войны «Аврора» вступила в состав действующего флота. В августе она вместе с другими кораблями бригады крейсеров несла дежурство у устья Финского залива. В дальнейшем крейсеру пришлось нести дозорную службу в шхерных районах Балтийского моря.

В ноябре 1916 года «Аврора» пришла в Кронштадт, а затем перешла в Петербург, став к стенке у Франко-русского завода. Это был последний переход крейсера под андреевским флагом.


Приближалась Великая Октябрьская социалистическая революция.

Носить матросскую форму императорского флота являлось большим несчастьем. Жизнь матросов на крейсере «Аврора» протекала, так же как и на всех других кораблях, в обстановке деспотизма самодержавного строя и мрачного произвола офицерской касты. Издеваться над матросам, бить его не считалось зазорным. Лишь отдельные офицеры считали позором побои и телесные наказания. Обычно матроса били все — фельдфебели, боцманы, унтер-офицеры и «господа офицеры».

На портовом буксире, шедшем из Ораниенбаума в Кронштадт, лейтенант с «Авроры» Захаров, услышав, как матрос Заботин выругался, приказал:

— Молчи, сволочь!

Матрос не стерпел и ответил офицеру:

— Я не сволочь, а матрос.

Недолго думая, Захаров тут же избил «недисциплинированного» матроса, деликатно сообщив в рапорте по начальству, что «ударил матроса по физиономии».

Но чем сильнее «усердствовало» озверелое начальство, тем крепче и сплоченнее работали революционные организации. Искры великого пожара разгорались и на кораблях Балтийского флота. Палочный режим не мог воспрепятствовать проникновению «мятежных мыслей» и в команду «Авроры». На корабле сгруппировалось крепкое ядро революционно настроенных матросов.

Исторические события надвигались могучей волной. В дни свержения самодержавия деспот командир «Авроры» Никольский был убит, а старший офицер Огранович ранен.

Организовался судовой комитет. Авроровцы послали депутатов в Совет. Довольно быстро вся команда разобралась в сущности политической борьбы.

Тщетны были попытки Керенского удалить из Петрограда «Аврору», представлявшую грозную для Временного правительства плавучую крепость. Крейсер не выполнял приказа о съемке с якоря.

Но ставленникам Керенского удалось все же арестовать семь революционных моряков-авроровцев.

Однажды в Зимнем дворце между начальником караула, состоявшего из матросов «Авроры», и Керенским произошел такой разговор:

— Почему же вы поддерживаете большевиков, а охраняете наше правительство? — спросил министр.

— Для того, — ответил матрас, — чтобы во-время вас арестовать!

В горячие предоктябрьские дни команда крейсера неоднократно выполняла важнейшие поручения большевистского Петроградского Совета.

По заранее обдуманному плану Временное правительство распорядилось развести мосты, чтобы помешать объединению сил революционных рабочих. Так, например, был разведен бывший Николаевский мост (ныне мост лейтенанта Шмидта), что лишило возможности рабочих, проживавших на Васильевском острове, участвовать в захвате важнейших правительственных зданий. Мост охранялся юнкерами.

Над угрюмо вздувшейся Невой свистел ледяной ветер. В те памятные ноябрьские дни «Аврора» стояла у стенки Франко-русского завода. Ночью перед вахтенным у трапа неожиданно вынырнул из темноты один из матросов команды, служивший для связи с Петроградским Советом. Его проводили к комиссару в каюту. Здесь он вынул из внутреннего кармана промокшей насквозь шинели небольшой пакет, опечатанный сургучной печатью.

Комиссару предписывалось:

«Всеми имеющимися в вашем распоряжении средствами восстановить движение на Николаевском мосту».

Командир крейсера, бывший офицер, отказался вести корабль, считая, что возможна посадка корабля на мель. Не видя поддержки со стороны командного состава, комиссар арестовал офицеров в кают-компании, приставив к ней часовых. И тут же он распорядился промерить фарватер. Старшина-сигнальщик Захаров быстро со шлюпки промерил глубину реки до самого моста. Глубины оказались достаточными. Тогда командир, после вторичного предложения, поднялся на мостик.

Продрогшие на мостике от осенней сырости и холода сигнальщики вскоре доложили:

— Мост на носу!

Ручка машинного телеграфа поползла на «стоп» и через секунду — на «полный назад». Корпус крейсера мелко подрагивал. С грохотом ринулся в реку якорь.

Как только корабль стал, спустили шлюпку. Группа моряков пошла к берегу. Юнкера заметили темный силуэт «Авроры» и видели, как шла к берегу шлюпка, освещаемая изредка прожекторами.

В городе слышались редкие ружейные выстрелы. Но охрана моста покинула его почти без сопротивления. Авроровцы, очистив мост от юнкеров, быстро навели его, с трудам, правда, разыскав спавшего спокойно на квартире машиниста, обязанного неотлучно находиться в будке моста на дежурстве.

Первое ответственное задание было выполнено.

Комиссар «Авроры» получил новое предписание: «Петроградскому Совету грозит прямая опасность: ночью контрреволюционные заговорщики пытались вызвать юнкеров и ударные батальоны. Петроградские газеты „Солдат“ и „Рабочий“ закрыты. Предписывается привести судно в боевую готовность. Ждите дальнейших распоряжений».

Ни один авроровец не покинул в эти дни своего корабля: берег забыт. Утро 7 ноября войска заняли вокзалы, телеграф, электростанции и мосты.

Вахтенный радист прислал комиссару с рассыльным радостную весть: «Временное правительство низложено!»

Радиограмму объявили команде.

Юнкера засели в Зимнем дворце, охраняя укрывшихся в нем министров правительства Керенского. По наступающим на Зимний морякам и солдатам золотопогонники открыли смертоносный огонь.

На крейсере напряженно прислушивались к трескотне выстрелов. Дворец казался кораблем, погасившим огни, чтобы под прикрытием ночной темноты тайком уйти в плавание. Затем нижние этажи здания опоясались огненной лентой. Юнкера отчаянно строчили из пулеметов. Наступал решительный момент атаки.

«Аврора» имела предписание по сигналу с Петропавловской крепости открыть огонь по Зимнему дворцу.

В 22 часа 30 минут темный силуэт крейсера на миг озарился желтым пламенем огня. Из бакового 6-дюймового орудия грохнул выстрел. Этот выстрел вызвал в солдатах революции прилив сил и бодрости, уверенность в победе. Зимний дворец был взят штурмом. В глухую ночь члены Временного правительства были арестованы.

Крейсер «Аврора» громом своих пушек, направленных на Зимний Дворец, возвестил 25 октября (7 ноября) начало новой эры — эры Великой социалистической революции.

На историческом орудии «Авроры» выгравирована надпись: «6-дм. баковое орудие, из которого был произведен исторический выстрел 25 октября 1917 г. в момент взятия Зимнего дворца».

Шли кипучие годы революции, годы гражданской войны. На многочисленных фронтах матросы с золотыми буквами «Аврора» на ленточках бескозырок вписали в историю много славных подвигов.

С октября 1922 года «Аврора» была введена в строй учебных кораблей и совершила за эти годы далекие плавания не только во внутренних, но и в заграничных водах. Авроровцы побывали в зарубежных портах. На ней получили морскую практику и специальную подготовку тысячи молодых командиров Красного флота.

Летом 1923 года над крейсером «Аврора» принял шефство ЦИК СССР, а 2 ноября 1927 года в связи с 10-летием Октябрьской социалистической революции правительство наградило крейсер орденом Красного Знамени. Передовые краснофлотцы и старейшие авроровцы были награждены ценными подарками.

Осенью 1932 года краснознаменный крейсер посетил член Исполкома Коминтерна т. Мануильский. В книге посетителей он сделал такую надпись: «„Аврора“ в сознании трудящихся масс всего мира — это символ боевой революционной готовности, беззаветной преданности делу освобождения трудящихся всего мира».

Личный состав исторического корабля свято хранит боевые революционные традиций.

И. Золин. С. М. Киров и моряки в боях за Каспий

Подлая рука убийц из троцкистско-зиновьевской и бухаринской банды вырвала из наших рядов одного из любимых руководителей ленинско-сталинской партии — С. М. Кирова. Тридцать лет своей жизни он целиком посвятил служению народа. На любом участке, куда бы ни направила его партия, С. М. Киров проявлял замечательные качества большевика-организатора, тесно связанного с массами, умеющего воодушевлять их и вести за собой.

В начале 1919 года волею партии Сергей Миронович был поставлен во главе обороны Астрахани. Здесь он как член Реввоенсовета XI армии возглавил политическое руководство частей Красной армии и моряков военной флотилии. Здесь началась его дружба с моряками.

Астрахань в тот период являлась важнейшим стратегическим пунктом. Через Астрахань Советская республика была связана с Баку. Расположенные здесь части Красной армий не позволяли сомкнуться флангам белогвардейских армий Колчака и Деникина. Владимир Ильич, учитывая огромное значение Астрахани, еще в августе 1918 года запрашивал Астраханский губисполком и партийный комитет:

«Неужели правда, что в Астрахани уже поговаривают об эвакуации? Если это правда, то надо принять беспощадные меры против трусов и немедленно выявить надежнейших и твердых людей для организации защиты Астрахани и для проведения самой твердой политики борьбы до конца в случае наступления англичан… Предсовнаркома Ленин».

Таким надежнейшим человеком и оказался Сергей Миронович Киров. Не прорвавшись с транспортом оружия на Северный Кавказ, он в январе 1919 года возвращается в Астрахань, где по воле партии становится во главе обороны города.

Положение Астрахани в этот период было исключительно тяжелым. Орудовавшие здесь ставленники Иуды-Троцкого развалили всю организацию обороны. Белое офицерство, попы и сбежавшие из центра буржуазные элементы вели контрреволюционную работу. Тяжелое положение с продовольствием, распространение эпидемии тифа, наступление белобандитских частей с суши и блокада с моря создавали исключительные трудности. В феврале в Астрахани был создан временный военно-революционный комитет, к которому перешла вся полнота власти. Председателем ревкома был избран Сергей Миронович Киров. Заняв руководящее положение в городе и в Реввоенсовете XI армии, он железной рукой начал наводить порядок. Все было перестроено, исходя из нужд и потребностей фронта.

Контрреволюционные элементы, связанные со штабами Колчака и Деникина, в марте 1919 года сделали попытку захватить Астрахань. 10 марта они подняли мятеж. Товарищ Киров принимает энергичные меры по ликвидации восстания. Моряки военной флотилии активно боролись с мятежниками. Смелые, решительные, крепко спаянные, они первыми окружили очаг восстания в порту. В одной из сохранившихся записок товарища Кирова, написанной в первый день мятежа, говорилось: «По сообщению товарищей военных моряков (очевидцев) на церкви и в 6 участ. стоит белогвардейский пулем. Нами отдано распоряжение сбить колокольню с миноносца… 10/III 4 ч. 15 м… С. Киров».

Эскадренный миноносец «Москвитянин», получив это распоряжение, выполнил его в точности. После второго выстрела от колокольни осталась груда развалин. С кораблей флотилии высылались отряды моряков для борьбы с мятежниками.

Приказы товарища Кирова в те дни были немногословны: «Всех бандитов, мародеров и сопротивляющихся велениям Советской власти, расстреливать на месте».

Под руководством Сергея Мироновича Астрахано-Каспийская флотилия была превращена в грозную силу. В течение зимы боевые корабли были отремонтированы, личный состав, насчитывавший 5000 человек, прошел военную подготовку по специальности. В апреле 1919 года из 50 судов флотилии около 20 уже могло выйти на операцию.

24 апреля части Красной армии при поддержке кораблей флотилии заняли Черный Рынок, а 1 мая отряд судов флотилии под руководством товарища Кирова захватил форт Александровский. В распоряжении красного командования оказалась радиостанция форта, через которую шел обмен депешами между штабами Колчака и Деникина. Белые не успели уничтожить цифры, которые попали в руки революционных моряков. Благодаря этому Сергей Миронович узнал о выходе из Петровска парохода «Лейла».

Моряки эсминца «Карл Либкнехт» получили задание — захватить корабль.

Об этом боевом эпизоде Сергей Миронович рассказывал на пленуме Астраханского горсовета:

«В Каспийском море наш флот захватил пароход „Лейла“, на котором ехали белогвардейские агенты.

Они старались удрать от нас и спастись, спастись не только потому, что им была дорога жизнь, но и для того, чтобы выполнить ту задачу, которая на них была возложена. У меня на руках имеется захваченный у них материал» (С. М. Киров. Статьи, речи, документы, т. I, стр. 64).

Перехваченные материалы были посланы в Москву. Среди них оказался и план комбинированного похода белых генералов, решивших с помощью Антанты задушить молодую Советскую республику. Об этом подробно рассказал товарищ Сталин в статье «Неудавшиеся планы Антанты». Таким образом захват парохода «Лейла» выходит далеко за пределы частного боевого эпизода. Он сыграл большую положительную роль в разгроме первого похода Антанты.

Дальнейшие операции на море, ввиду недостаточной сплаванности кораблей и преступно беспечного руководства морских специалистов — ставленников Иуды-Троцкого оказались неудачными. Сергей Миронович видел недостатки в боевой подготовке кораблей и бездарное руководство командования.

Из-за преступно плохой организации обороны форт Александровский подвергся почти безнаказанному обстрелу белого флота. Красная флотилия понесла урон в корабельном составе. Ее руководство было сменено. В конце мая все корабли флотилии сосредоточились в Астрахани и по указанию товарища Кирова получили задание — содействовать X и XI армиям в обороне дельты Волги.

В конце мая белогвардейские части в четвертый раз окружают Царицын. На помощь X армии под Царицын посылается группа миноносцев, а через два дня из Астрахани выходит отряд крейсеров. 12 июня крейсер «Красное знамя» обстрелял Сарепту, занятую белыми. Крейсер «Ильич» с боем, под огнем белогвардейских частей, прорывается вверх по Волге. В районе Банновки «Красное знамя» подбило три орудия противника и заставило батареи белых покинуть позиции. 15 и 16 июня вокруг Царицына шли ожесточенные бои. Флотилия активно помогала красным частям.

16 июня по указанию С. М. Кирова из состава судов Астрахано-Каспийской флотилии выделяется еще отряд в составе трех вооруженных пароходов, трех катеров, артбазы и вспомогательного судна. При поддержке кораблей флотилии части Красной армии переходят в наступление. 19 июня они занимают Бекетовку, а 22 июля десантный отряд моряков, высаженный с кораблей, занимает с. Солодники. Владимир Ильич, внимательно наблюдавший за героической обороной Царицына, прислал следующую телеграмму:

«АСТРАХАНЬ. ПРЕДСТАВИТЕЛЮ РЕВВОЕНСОВЕТА ЮЖФРОНТА ТОВ. КИРОВУ.

С радостью наблюдаю героизм X армии и царицынского пролетариата в защите Царицына. Уверен, что красный Царицын, выдержавший многомесячные зимние осады, выдержит все испытания и теперь; привет защитникам красного Царицына. Обещанные подкрепления идут. Предсовнаркома Ленин» (см. Киров. Статьи, речи, документы, т. I, стр. 122).

Приветствие Владимира Ильича придало бодрости красноармейцам и военным морякам. Они сражались с величайшим мужеством и отвагой. Но громадный перевес в численности и технике был на стороне противника. К тому же измена военспецов из штаба армии вынудила оставить Царицын. Отступление прошло организованно. Под прикрытием кораблей флотилии из города было вывезено все ценное имущество, весь флот, 5 буксиров, 100 барж, около полутора миллионов пудов нефтепродуктов.

Но вера в силы рабочего класса, в помощь Красной армии, в правоту дела, за которое сражался народ, не покидала Сергея Мироновича. Он прямо заявил: «Советская власть все равно опять восторжествует и не даст белобандитам возможности терзать пролетарское тело».

С июня и над Астраханью нависла угроза. Противник окружил ее со всех сторон. Сергей Миронович в этот период являлся представителем Реввоенсовета Южного фронта. В его прямом подчинении находились все вооруженные силы Астрахани, в том числе и флотилия, которой в этот период была поставлена задача:

«Разбить наличный состав флотилии на два отряда, из коих северному действовать в районе Каменный Яр по указанию начальника Волжского боеучастка… и не допускать противника продвинуться от Царицына ниже по р. Волге. Южному отряду оборонять дельту р. Волги и оказывать поддержку западному и Красноярскому боеучасткам» («Астраханский фронт и С. М. Киров», стр. 208).

Все последующие месяцы идут упорные бои за Волгу. В августе в Астрахань прибыл В. В. Куйбышев. Под руководством товарищей Кирова и Куйбышева части Красной армии переходят от обороны к активным действиям. В сентябре в Астрахань приехал командующий Туркестанским фронтом М. В. Фрунзе. Товарищи Киров, Куйбышев и Фрунзе посетили боевой участок у Черного Яра, участвовали в бою, личным примером воодушевляя бойцов.

В сентябре у Владимировки противник прорвал фронт. Красноармейцы начали отходить к Волге. Вдруг из-за поворота появились две канонерские лодки военной флотилии — «Коммунист» и «Товарищ Маркин». На одной из них находился С. М. Киров. Корабли открыли артиллерийский огонь по белобандитам. Сергей Миронович сошел на берег, собрал расстроенные красноармейские части и повел их в бой. Под давлением огня кораблей и натиском красноармейцев белые отступили.

В районе Черного Яра моряки флотилии показали себя подлинными героями. Отрезанные белыми от Астрахани, красные моряки вместе с красноармейцами отбивали все атаки противника и продержались, будучи окруженными, больше месяца. По указанию Сергея Мироновича канонерские лодки «Володарский», «Коммунист» и две пловучие батареи вместе с частями Красной армии выбили белых из Соленого Займища, дав возможность отряду кораблей, отрезанному от Астрахани, соединиться с основными силами. Когда наступающий ледостав вынудил корабли вернуться в базу — Астрахань, моряки с грустью расставались со своими боевыми товарищами. Личный состав канонерской лодки «Товарищ Маркин» писал красноармейцам:

«Мы бились с вами до последнего момента, пока лед и мороз не заставили нас с вами расстаться.

Оставляя вас, товарищи, мы надеемся, что вы удержите те позиции, которые мы отстаивали вместе с вами».

В составе Астрахано-Каспийской флотилии находилось несколько десантных отрядов численностью до 1500 человек, укомплектованных моряками Балтийского, Черноморского и других флотов. Не щадя жизни, моряки дрались на побережье, в калмыцкой степи, в пешем строю и на лихих конях. Сергей Миронович лично руководил этими отрядами.

В темную осеннюю ночь 21 ноября отряд моряков, вместе с красноармейцами, атаковал белых в селе Ганюшкино — гнезде астрахано-уральского казачества. Противник упорно сопротивлялся, поливая наступающих огнем из пулеметов, но моряки неудержимой лавой подкатывались к селу. Белые, не выдержав этой атаки, сдались. Были захвачены огромные трофеи и тысячи пленных. С захватом Ганюшкина нашими частями было ликвидировано гнездо белогвардейского казачества. Сергей Миронович спешил поделиться этой радостью с Лениным. В телеграмме Ленину он сообщал: «После основательной подготовки 18 ноября части нашей армии повели решительное наступление… Чрезвычайно тяжелая географическая обстановка не могла явиться препятствием для самоотверженных красноармейцев и военных моряков. После непрерывных боев противник в районе Ганюшкина был крепко прижат к Каспию, а сегодня ему был нанесен окончательный удар, смертельно сокрушивший белое астраханское казачество» (С. М. Киров. Статьи, речи, документы, т. I, стр. 151).

Сергей Миронович лично давал указания, где находиться, что делать и как действовать морякам десантных отрядов. Его советы были кратки и ясны. Так, в телеграмме из Енотаевска моряки просили начальника штаба армии сообщить точный маршрут их движения. На телеграмме Сергей Миронович наложил краткую резолюцию: «Оставаться в Енотаевске, а дальнейший приказ будет дан мною».

В другой раз на ходатайстве об оставлении роты военморов в станице Катановской для борьбы с дезертирами, находившимися в степи, Сергей Миронович наложил резолюцию:

«Приказать, действуя активно, уничтожить банды, а не ожидать их нападения».

Боевая деятельность Астрахано-Каспийской флотилии проходила под непосредственным руководством Сергея Мироновича Кирова. Посещая корабли, товарищ Киров проверял боевую готовность, выучку личного состава, состояние вооружения. Флотилия превратилась в грозную силу.

Сергей Миронович во всю ширь развернул свой организаторский талант на посту политического руководителя XI армии. Он сумел из расстроенных частей XI армии, прибывших в Астрахань, создать боеспособную силу.

Руководя обороной Астрахани и по существу направляя всю жизнь осажденного города, Сергей Миронович держал крепкую связь с подпольными партийными организациями, работавшими в тылу у белых. Он сумел наладить обмен взаимной информацией, снабжать коммунистов, находившихся в подполье, деньгами, инструкциями, переправлял в тыл белых целые группы людей. Сквозь непрерывный и бдительный контроль белого флота он сумел на утлых парусниках наладить доставку горючего из Баку и Астрахань.

Являясь завполитотделом XI армии, товарищ Киров занимался политическим воспитанием и военных моряков Астрахано-Каспийской флотилии. В мае 1919 года по его указанию была создана школа политработников XI армии и флота. Приказом по армии и флоту за подписью Кирова было внесено изменение в руководство политического отдела флотилии. Сергей Миронович неоднократно выступал с общеполитическими докладами перед моряками. 18 июля на митинге моряков товарищ Киров рассказал о положении на других фронтах и призвал моряков к упорной борьбе с Деникиным. «Колчак, сунувшись к Волге, в этом наступлении нашел себе гибель. Та же участь ждет и Деникина».

Сергей Миронович воспитывал партийную организацию в духе непримиримой борьбы с врагами. Выступая на партийных собраниях, конференциях, в беседах, он учил коммунистов быть бдительными, не поддаваться на провокации. Следуя совету своего руководителя, моряки правильно разбирались в обстановке. В мае коммунисты флотилии и сочувствующие, узнав о распускаемых контрреволюционными элементами панических слухах, будто погибла вся флотилия, постановили:

«Мы, моряки, заявляем всем тем гадам, которые позволяют сеять сомнение в мощности Астрахано-Каспийской флотилии с целью произвести панику и сыграть наруку контрреволюции:

Мы, моряки, вышли не на прогулку, а на дело и ни перед чем не остановимся, дабы добиться цели дать пролетариату РСФСР жизнь. Это мы сделаем, хотя бы из нашей семьи пришлось погибнуть половине. Мы ни на минуту не сомневаемся в нашей победе, и когда эта победа стала близка, наши враги, чувствуя свою гибель, напрягают все усилия, чтобы оттянуть ее».

Когда Иуда-Троцкий отдал подлый приказ — сдать Астрахань, якобы, для выравнивания фронта, Сергей Миронович обратился с протестом к Ленину. Владимир Ильич поддержал Кирова, приказав защищать Астрахань до конца.

«Пока в Астраханском крае есть хоть один коммунист, устье р. Волги было, есть и будет советским», — заявил Сергей Миронович на партийной конференции. В резолюции военморы вооруженного парохода «Воля» прямо заявляли:

«Мы будем непоколебимо стоять на страже революции, отражая натиск золотопогонной своры на красную Астрахань».

Моряки десантного отряда не менее решительно говорили:

«Не сложим оружия и, не щадя своей жизни, будем уничтожать фронт за фронтом, пока не добьемся торжества социальной революции. Да здравствует Ленин!»

Моряки шли в бой, не щадя жизни. Их политическое воспитание велось непрерывно, и не только в партийной школе, но и в повседневной жизни. Оно проводилось и путем социалистических субботников, которые пользовались все большим успехом. На четвертом субботнике в Астрахани от моряков было 615 человек, на пятом — 836, на шестом — 1038, из них 142 беспартийных.

Еще в сентябре, в разгар острой борьбы на подступах к Астрахани, Сергей Миронович поставил перед защитниками города вопрос о том, что лучшие из них должны тесней сплотиться вокруг партии. Партийная организация флотилии, насчитывавшая летом 638 человек, стала быстро расти. На всех крупных кораблях работали партийные коллективы. На дивизионе сторожевых судов в течение одного месяца было подано 34 заявления, на миноносце «Деятельный» — 18, на «Спартаковце» — 10, в службе связи — 51. В десантных отрядах заявления подавались сотнями. Партийная организация пополнялась людьми, в боях доказавшими свою преданность делу партии Ленина — Сталина. В ноябре 1919 года части X и XI армий перешли в наступление по всему фронту. В январе XI армия с боем занимает Царицын и продвигается дальше на Северный Кавказ. Зимой 1920 года товарищ Киров готовит нефтеналивной флот к наступающей навигации для перевозки нефти из Гурьева. В это время он писал Ленину, что с началом навигации немедленно приступит к вывозу нефти и что для обеспечения безопасности нефтеперевозок «все военные суда и пловучие батареи будут готовы к началу навигации».

Весной 1920 года после занятия Баку Сергей Миронович немедленно организовал отправку жидкого топлива на север. Задание Ленина было выполнено. После дипломатической работы в Грузии Сергей Миронович в 1921 году вновь вернулся в Баку. Здесь он опять устанавливает прочную связь с партийной организацией Каспийского флота. На третьей партийной конференции флота товарищ Киров выступил с докладом о работе ЦК Азербайджанской компартии, в котором он дал такую характеристику революционным морякам:

«…Из всего прошлого флота мы можем сделать выводы, что в лице Красного флота мы имеем испытанных кормчих и зорких сигнальщиков, которые сумели дать твердые колонны революционеров».

Сергей Миронович Киров руководил парторганизацией Краснознаменного Балтийского флота в иное время. 170-миллионный народ, завоевав в огне гражданской войны свободу и независимость, под руководством великого Сталина строил социалистическое общество. Но появились новые враги, более коварные, более подлые, так как они находились в рядах партии и даже пробрались на руководящие посты. На XIV съезде партии подлые предатели открыто выступили против генерального плана строительства социализма, намеченного в докладе товарища Сталина, и противопоставили сталинскому плану свой реставраторский буржуазный план.

Съезд отверг этот «план». В Ленинград, где свили гнездо зиновьевцы, после съезда партия послала испытанного большевика, соратника товарища Сталина — товарища Кирова. Здесь Сергей Миронович был вновь, как на фронте. Он вел беспощадную борьбу с оппозиционерами. Рядовые члены партии из рабочих, попавшие было в сети оппозиции, скоро поняли подлую тактику предателей и отошли от них, сплотившись вокруг ленинского ЦК, вокруг товарища Сталина.

Партийная организация Краснознаменного Балтийского флота скоро увидела Сергея Мироновича у себя. Через четыре месяца после своего приезда в Ленинград он выступил с докладом на партийной конференции большевиков Балтийского флота. Он сплачивает ряды большевиков флота для борьбы с оппозицией, на защиту генеральной линии ЦК нашей партии.

На конкретных примерах товарищ Киров показал большевикам Балтикинаши успехи на всех фронтах социалистического строительства.

«Примером реальных достижений нашего строительства может служить развитие морских военных сил. Лет пять тому назад нельзя было и предполагать, что мы будем иметь в этой области то, чего мы добились сейчас. Конечно, мы были бы плохими защитниками нашей страны, если бы не побеспокоились еще об усилении нашей морской обороны».

Партийная конференция единодушно высказалась за поддержку ленинско-сталинского ЦК. С тех пор Сергей Миронович часто бывал у моряков Краснознаменной Балтики. Через месяц после доклада на партконференции он прибыл на праздник флота. Осматривал корабли, посетил крейсер «Аврора», линкор «Парижская Коммуна», выступал на митинге моряков в Кронштадте.

«Вы, краснофлотцы, — говорил он, — с гордостью должны помнить ту великую обязанность, которую вручили вам советская власть и коммунистическая партия.

Вы должны подготовить себя к тому, чтобы главные ворота, ведущие из капиталистических стран, были крепко закрыты и чтобы эти замки были крепкими как до сих пор. Не должно быть силы, которая могла бы ворваться в наши ворота».

Моряки Балтики помнят этот завет Сергея Мироновича. За годы сталинских пятилеток на Балтике создан такой замок, который не открыть никакому противнику.

В 1929 году на XIII партийной конференции Балтфлота Сергей Миронович делает общеполитический доклад, в котором мобилизует коммунистов на борьбу с новой опасностью — с правой. «Правая опасность на данном этапе, — говорит он, — самая главная».

Свое отношение к правой оппозиций партийная конференция ярко выразила в приветствии товарищу Сталину:

«Большевики красной Балтики не дрогнут перед трудностями, встающими на пути строящегося социализма. Правые уклонисты и примиренцы не получат ни малейшей поддержки в рядах вооруженного военно-морского отряда ленинской большевистской партии. Проведенные мероприятия ЦК против троцкистов и их контрреволюционной деятельности встретили единодушную поддержку морских сил Балтийского моря».

Под руководством Сергея Мироновича Кирова парторганизация Балтийского флота крепко сплотилась вокруг ленинско-сталинского ЦК. Вооружая большевиков Балтики идейно, Сергей Миронович постоянно заботился о боевой мощи флота.

Выступая перед многотысячной краснофлотской аудиторией, пришедшей приветствовать партийную конференцию, Сергей Миронович говорил о новом флоте, который создают большевики:

«Мы собрались здесь, чтобы разрешить важнейшие задачи в строительстве флота, наметить практические пути укрепления нашей боеспособности».

Вопросы боеспособности флота, стоящего на вахте под Ленинградом, постоянно занимали Сергея Мироновича. Он глубоко вникал во все детали организации, учебы, снабжения. В беседах с командирами и краснофлотцами он всегда спрашивал прежде всего об этом. Вместе с наркомом обороны товарищем Ворошиловым товарищ Киров в 1932 году провел несколько дней на учениях Краснознаменного Балтийского флота. Находясь на борту линкора «Марат» и наблюдая боевую учебу флота в самой различной обстановке, он знакомился с особенностями морской жизни. Сергей Миронович напоминал, чтобы краснофлотцы и командиры осваивали новую технику, которую дает им социалистическая промышленность. Он посещал боевые посты, беседовал с обслуживающими их краснофлотцами, наблюдал стрельбу береговой батареи, которой нарком обороны дал отличную оценку.

Покидая борт линкора «Марат», Сергей Миронович дал лестную оценку морякам Балтики. Живо интересуясь строительством флота сам, товарищ Киров постоянно напоминал об этом и общественным организациям города Ленина, требуя усиления внимания к военной учебе, к Красной армии и флоту. В приветствии комсомольцам — шефам флота — он ставил задачу развернуть «еще шире работу по воспитанию каждого краснофлотца в классово-стойкого, большевистски смелого, отлично владеющего морской техникой, бойца».

Руководя партийной организацией Ленинграда, Сергей Миронович уделял большое внимание судостроительной промышленности и строительству Военно-Морского флота.

Ленинград — колыбель возрождающейся мощи Краснознаменного Балтийского флота. Здесь, на стапелях ленинградских заводов, в присутствии товарища Кирова были заложены первые советские подводные лодки. Он спрашивал у специалистов, командиров-моряков, насколько современны будут эти корабли, не уступят ли они в боевой мощи подводным кораблям иностранных флотов. При жизни незабвенного Сергея Мироновича были заложены и некоторые надводные корабли, теперь гордо носящие свой вымпел над просторами Балтики. Товарищ Киров внимательно проверял выполнение этих особо важных государственных заказов. Он неоднократно посещал судостроительные заводы, торопил руководителей с выполнением, призывал рабочих усилить темпы. На Балтике находится сейчас корабль, с гордостью носящий его имя. Крейсер «Киров» построен на судостроительных заводах Ленинграда. Таких кораблей наша промышленность может дать столько, сколько потребуется для обеспечения безопасности нашей родины.

В 1933 году судостроительный завод досрочно закончил программу. Сергей Миронович вместе с рабочими радовался их успеху, а в своем приветствии он писал им:

«Стройте корабли быстрее, дешевле, прочнее, овладевайте высотами современной техники судостроения».

Большое внимание уделял он подготовке кадров Военно-Морского флота. Вызвав начальника Военно-морского инженерного училища к себе, он интересовался, как идет подготовка людей, укомплектовано ли училище, удовлетворяет ли контингент поступающих своей общеобразовательной и физической подготовкой. Знакомился с учебным процессом, желая всячески помочь флоту в подготовке кадров. Вызвал он и начальника Военно-морского училища им. Фрунзе.

При разрешении вопросов, связанных с учебными заведениями в Ленинграде, Сергей Миронович всегда помогал командованию. Он настаивал, чтобы в училищах изучалась новая техника. В своем приветствии курсантам Военно-морского училища в день пятнадцатилетия он писал:

«15 лет Военно-Морское училище, носящее славное имя товарища Фрунзе, готовит большевистских командиров Красного флота. Обком и ЛК ВКП(б) уверены, что курсанты-фрунзевцы и впредь с неослабевающей большевистской энергией могут овладевать высотами военной техники, неустанно повышать и совершенствовать свою боевую подготовку, крепить мощь нашего Красного флота».

При активной помощи Сергея Мироновича строился Беломоро-Балтийский канал. Товарищ Киров говорил, что канал «будет иметь большое, народнохозяйственное значение. Ему будет принадлежать также большая роль в деле усиления наших северных границ».

По инициативе товарища Кирова началось освоение Севера — Кольского полуострова. Там, где была тундра, возникли новые заводы и города.

Для обороны Севера был создан Северный военно-морской флот. Товарищ Киров много помогал созданию базы Военно-Морского флота на Севере. В 1933 году товарищ Сталин, Ворошилов и Киров посетили новый канал и подводные корабли, идущие на Север.

Теперь Северный флот является верным стражем наших морских границ за Полярным кругом.

1 декабря 1934 года в Ленинграде злодейская рука оборвала жизнь Сергея Мироновича Кирова. Был убит человек, который под руководством товарища Сталина разгромил гнездо оппозиции в Ленинграде. Под его руководством Ленинградская партийная организация тесно сплотилась вокруг сталинского ЦК.

«Убийство С. М. Кирова, любимца партии, любимца рабочего класса вызвало величайший гнев и великую скорбь трудящихся нашей страны» («Краткий курс истории ВКП(б)», стр. 311).

Целясь в Кирова, враги стреляли в сердце партии. Они рассчитывали этим запугать партию, но просчитались. Гнусная свора убийц и их вдохновителей понесла заслуженную кару. Советский народ еще теснее сплотился вокруг своей партии, вокруг любимого Сталина и гордо, с поднятой головой идет по пути к коммунизму.

Советский народ свято чтит память о Мироныче, который отдал свою жизнь за дело коммунизма.

Я. А. Хвощинский. Письмо «L-55» мистеру Черчиллю

Му Dear Sir![46]
— Я подводная лодка «L-55», до 1919 года находившаяся в составе флота его величества короля Великобритании. Может быть загруженность государственными делами не позволяет вам вспомнить о такой мелкой пешке королевского флота, однако я все же в нескольких словах напомню вам о себе.

Я родилась в разгар империалистической войны на верфях Англии в числе 34 подобных мне подводных лодок. Группа в количестве семи подлодок, куда вошла и я, была лучшей группой подводных лодок всей серии данного типа.

Мои тактико-технические данные: водоизмещение 960 тонн надводное, 1150 тонн — подводное; для поражения врага я вооружена шестью носовыми торпедными аппаратами диаметром 21 дюйм; артиллерийское вооружение: две 4-дюймовые пушки и пулемет; скорость хода надводная 17,5 узла, подводная 10,5 узла.

В начале 1919 года я вступила в строй и через какой-нибудь месяц уже была брошена в серьезную операцию против Советской России.

Вспомните весну 1919 года. Вспомните, как, выступая по окончании мировой войны во дворце лорда-мэра Лондона, вы говорили:

«Если России суждено спастись, о чем я молю небеса, она должна быть спасена русскими. Только мужеством, храбростью и добродетелью самих русских может быть достигнуто возрождение этой когда-то могущественной нации, славной ветви европейской семьи народов.

Мы можем оказать помощь русским войскам, призванным на поле сражения во время германской войны, отчасти по нашей инициативе, и теперь сражающимся против низкого варварства большевиков, можем, повторяю, оказать им помощь присылкой оружия, военного снаряжения, всякого рода оборудования, а также в области технического содействия — помощь добровольную. Спасти Россию должно однако само русское войско. Сильными руками самого русского народа, повинующегося голосу своего сердца, должна главным образом вестись борьба против большевизма».[47]

Это ваше выступление подтвердилось во всей вашей последующей деятельности на севере, на востоке, на юге и на западе Советской страны. Однако «сильные руки самого русского народа» обратились не против большевиков, а против их врагов. Вы не ограничились, сэр, одним техническим и хозяйственным содействием. Вы послали против молодой Советской республики одураченных вами английских солдат и матросов.

Отряд английских кораблей, действовавший на Балтийском море с осени 1918 года, был значительно усилен весной 1919 года и в частности мной, подводной лодкой флота его величества.

Погода благоприятствовала нашему переходу, начатому в середине мая 1919 года. Из военных кораблей до самого выхода в Северное море мы встретили только один миноносец. Он возвращался в устье Темзы из ночного дозора.

Поход 7-й флотилии подлодок, в состав которой я входила, совершался в строжайшем секрете. Неудивительно, что офицеры и матросы миноносца с недоумением смотрели на нас, шедших в том направлении, откуда с окончанием войны возвращались военные корабли Британского королевского флота.

Обменявшись приветствиями, мы разошлись с миноносцем и в уже надвигавшихся сумерках продолжали свой путь к выходу в Северное море.

Я должна напомнить вам, сэр, что мой экипаж состоял из пяти офицеров и тридцати пяти матросов. Они не были постоянной командой подлодки. Это были добровольцы, собранные с подводных лодок нескольких флотилий, не связанные между собой общей подготовкой.

Кто эти люди?

Их научили видеть в лице большевиков своих врагов, которых согласно вашему приказу во что бы то ни стало надо уничтожить. Их командиры были ревностными слугами английского капитала. Большинство же матросов не знали, что делать в Англии, куда направить свои силы в условиях безработицы, в которую окунулась Англия по окончании мировой войны. Короче говоря, это были люди, обманутые капиталистами, в чем большая роль принадлежала вам, сэр.

Выйдя из Ла-Манша, мы вскоре прошли район, где германская подводная лодка «U-9» в течение одного часа потопила три английских крейсера — «Абукир», «Хог» и «Кресси».

Деятельность этой подводной лодки с самого начала войны (атака 22 сентября 1914 г.) заставила участников мировой войны изменить взгляд на подводное оружие, привела в трепет большие корабли с их крупной артиллерией и броней, ограничила выходы больших кораблей в море, потребовала большого количества охранных сил, чтобы обеспечить свободу действий флота.

Наше плавание совершалось без каких-либо приключений, и на шестой день мы уже пересекли Северное море с юго-запада на северо-восток и входили в Скаггерак.

Оставив позади себя еще недавно загражденный минами немцев Зундский пролив, мы подошли, наконец, днем 23 мая к Либаве.

О нашем походе уже всюду узнали. Буржуазия Латвии также оказала нам восторженную встречу, а к приходу в Либаву нас выехали встречать адмиралы и генералы латвийского флота и армии. Подлодки были в центре внимания Либавы. Промышленные и финансовые тузы видели в нашем походе надежду на возвращение своих миллионов, отнятых революцией.

Однако командование торопило нас, особенно в связи с тем, что Красный флот организовал защиту с моря.

К моменту нашего прихода в Балтийское море на последнем находилась под командой контр-адмирала Вальтера Кэуена эскадра в составе двух легких крейсеров, флотилии эсминцев, тральщиков и одного транспорта. Этот отряд был послан вами на Балтику еще в конце ноября 1918 года в ответ на просьбы капиталистов Прибалтийских стран.

Должна напомнить вам, сэр, что крейсер флота его величества «Кассандра» уже лежал на грунте, взорвавшись на минном заграждении, а крейсер «Кюрасо», подорвавшись также на мине, вынужден был вернуться в Англию для ремонта.

Едва мы успели привести себя в порядок после перехода из Англии, как уже 26 мая я перешла в Ревель и с 27 мая начала свою дозорную службу в непосредственной близости от большевистской крепости — Кронштадта, в расстоянии каких-нибудь 40 миль от него.

Командующий английским отрядом ожидал шедших для усиления из Англии четырех крейсеров и восьми эсминцев. Он не нападал на Кронштадт, а старался завлечь советские корабли за минное заграждение в Копорский залив. Здесь, по вашему же плану, наши подлодки должны были атаковать и уничтожить их. Но этот маневр большевики поняли. Они не выводили своих больших кораблей за минное заграждение. Нам приходилось подолгу оставаться в бездействии или пытаться атаковать выходившие советские эсминцы.

На второй день после занятия нами дозорной линии к югу от острова Сескар мы обнаружили в Копорском заливе два советских эскадренных миноносца — «Азард» и «Гавриил». Однако атаковать их нам не удалось вследствие дружного отпора артиллерии эсминцев и большого расстояния.

Нашего адмирала сильно взволновали сведения о спешном вооружении большевиками своих подводных лодок. Он придавал особое значение красным подводным лодкам, почему, с одной стороны, дозор у Кронштадта был усилен и несся как нашими подводными лодками, так и миноносцами при поддержке крейсеров, с другой — адмирал торопил адмиралтейство с присылкой подкрепления.

29 мая при выходе в Копорский залив эсминцев «Гавриил» и «Азард» мне удалось близко подойти к противнику. Вздрогнул корпус, и, с глухим стоном вырвавшись из узких стальных аппаратов, торпеды помчались на врага. Томительное ожидание, ожидание взрыва, охватило моряков «L-55». Но вместо взрыва торпед мы услышали взрывы неприятельских снарядов, ложившихся у самой лодки. Наши торпеды прошли мимо, а мы сами были загнаны под воду.

Два дня мы простояли в Ревеле и к вечеру 3 июня заняли позицию на обычном месте. С рассвета 4 июня легкий норд-вест развел небольшую волну, и, находясь в надводном положении, мы вынуждены были иметь все люки, кроме рубочного, плотно закрытыми, так как волна, ударяясь о лодку, обрушивала внутрь целые потоки воды. Подлодка подходила непосредственно к минным заграждениям красных.

Вдруг со стороны Шепелевского маяка явственно показалось два дыма. По цвету их можно было безошибочно определить, что это дым нефтяных кораблей. Нам стало вскоре ясно, что это выходят уже знакомые нам «Гавриил» и «Азард», с которыми мы имели уже три встречи, причем одна едва не кончилась нашей гибелью.

«L-55» быстро погрузилась и, определив направление противника, пошла в атаку. Через несколько минут последовала команда: «крышки носовых аппаратов открыть».

Молниеносное движение людей — и шесть стальных сигар, несущих в себе более 1500 килограммов взрывчатого вещества, смотрели в подводную часть противника, готовые нанести ему смерть. Раздалось: «пли!» — три торпеды помчались навстречу врагу. Мы ждали взрыва. И он раздался. Взрыв ужасной силы потряс всю лодку. Но это я, «L-55», смертельно раненная метким большевистским снарядом в самое сердце — боевую рубку, быстро заполнялась водой. Бурно вливавшаяся в лодку вода быстро заполнила все помещения; настежь открытые водонепроницаемые двери ускорили мою гибель, и я камнем пошла на дно, всей своей тяжестью ударившись о грунт.

Никто не слышал предсмертных стонов моей команды, никто не слышал проклятий 38 одураченных вами, нашедших могилу, людей.

Кровь 38 моряков — это лишь капля в том море крови, которая пролита во время интервенции и гражданской войны, вдохновлявшихся вами.

4 июня — знаменательный день. Я ушла из мира, ушла из войны. Офицер статистического отделения Адмиралтейства, придя в очередное утро на службу, открыл 75-ю страницу справочника и простым взмахом пера перечеркнул то место, где были помещены описания и фотографический снимок «L-55». Справочник заперт в сейф, — все кончено. Я вычеркнута из списков флота его величества. Я на грунте…

Итак, сэр, я разбитая лежала на грунте Копорского залива; спокойная тихая вода застыла в моем корпусе.

А наверху события шли своим чередом.

17 июня английским торпедным катером был потоплен большевистский крейсер «Олег». 30 июня адмирал получил из Англии долгожданное подкрепление, состоявшее из пяти крейсеров и мин заграждения. Вслед за этим 14 июля в Ревель пришла авиаматка с 12 гидросамолетами. 20 июля в Биоркэ были прибуксированы из Англии 7 быстроходных катеров, которые произвели атаку Кронштадта, подорвали линейный корабль «Андрей Первозванный» и потопили базу подлодок «Память Азова». Большевистская лодка «Пантера» потопила эсминец «Виттория». Он лежал в непосредственной близости от меня.

Английский морской командир Эгар так «оправдывал» деятельность на Балтике английского флота:

«Государства, омываемые Балтикой, доверили нам безопасность морских портов от большевистских судов. В это время Великобритания была не просто моральной силой, но единственной моральной силой на Балтийском море. В Англии положение было иное. Там не проводилось ясной и определенной политики, все наши предприятия против большевиков уже стоили нам 700 миллионов фунтов стерлингов, и оппозиция рабочей партии требовала снятия блокады и немедленного отозвания всех наших войск из России.

В противовес этому мы предприняли реорганизацию и финансирование армии Юденича, для совместной ее работы с эстонцами… Могли ли мы отступить без того, чтобы первоначально не достичь безопасности с моря для тех, которые об этом просили. Единственным путем для этого была нейтрализация или уничтожение большевистского флота».

Это откровенное заявление заставило меня призадуматься над всем тем, что затеяли капиталистические страны по отношению к новой России, в водах которой я лежала. Их преступные действия стали мне еще более понятными после слов Ленина:

«Английский военный министр Черчилль уже несколько лет употребляет все средства и законные и еще больше незаконные с точки зрения английских законов, чтобы поддерживать всех белогвардейцев против России…»[48]

А потом я была немым свидетелем бесславного ухода английской эскадры из Балтики. Я слышала шум винтов удалявшихся судов. Вместе со мной, лежа на дне, слышали этот шум крейсер «Кассандра», эскадренные миноносцы «Верулам» и «Виттория», 2 тральщика, 7 торпедных катеров, 3 моторных катера и транспорт. Все эти корабли были потоплены красными.

Постепенно стихали залпы орудий и винтовок. Победившая на всех фронтах Красная армия возвращалась домой, принималась за мирную работу.

Не остался в стороне от социалистической стройки и Финский залив, вернее — часть его, принадлежащая СССР. Обороне границ пролетарского государства было придано особое значение.

Тральные работы на Финском заливе сделали свое дело. Почти все мины, набросанные по вашему, сэр, приказу, были вытралены красными тральщиками, и корабли всех флотов проходили большим корабельным фарватером невдалеке от меня. Но настоящего плавания в Копорском заливе все еще не было. Он оставался загражденным минами, поставленными в период интервенции 1918―1919 годов англичанами на глубине 60 футов против подводных лодок Красного флота. Эти мины окружали меня со всех сторон, являясь препятствием для плавания в моем районе больших кораблей Красного флота.

Однажды летом 1926 года мое спокойствие было нарушено.

Окончив траление главнейших фарватеров, советские моряки начали траление моего района и в один прекрасный день задели своим тралом за мое четырехдюймовое орудие.

Прошло лето 1926 года. Окончив траление Копорского залива, тральщики с первыми льдами прекратили работы.

Вычеркнутая давно из списков королевского флота, я продолжала лежать на грунте, все глубже и глубже уходя в рыхлый песок.

Осенью 1927 года вновь закопошились надо мной тральщики Красного флота. На этот раз они искали не мины, а меня. Как только трал зацепил за рубку подлодки, тральщики остановились и стали лотом нащупывать меня. Вслед за этим на «L-55» спустился водолаз, который обошел всю палубу, внимательно обследовал корпус, ощупывал его раны. Обследование продолжалось два дня, водолазы убедились, что я лежу на глубине 32 метров в мягкой глине с песком. Однако моей главной раны они обнаружить не могли, так как пробоина была в рубке, а они обследовали лишь палубу.

На этом обследование 1927 года окончилось, так как осенние штормы и наступивший вслед за ними ледостав не дали возможности сделать большее.

Казалось, длинная зима никогда не окончится. Наконец весеннее солнце смыло ледяные оковы с Финского залива и открыло дорогу ко мне.

19 мая 1928 года водолазы возобновили обследование моего корпуса. На этот раз им удалось обнаружить зиявшую в кормовой части рубки пробоину.

С палубы специального подъемного судна «Коммуна» то и дело доносились голоса, удары, шум машин.

Имя «L-55» было в это время на устах командиров и краснофлотцев. Они, еще не подняв лодку, говорили обо мне, как о своей, говорили о том, как безопаснее вести меня в Кронштадт, каким образом ввести в док.

Свежие погоды тормозили работы Эпрона, и к непосредственным подъемным работам было приступлено только в конце июня.

К утру 10 августа наступила исключительно благоприятная для подъема погода, море было словно зеркальная поверхность, в воздухе не чувствовалось даже дуновения ветерка.

Работа шла в течение круглых суток, весь личный состав от начальника экспедиции до самого молодого краснофлотца были на ногах.

Все понимали, что упущенная минута может привести к тому, что задувший ветер прервет всю проделанную работу, заставит начать ее сначала.

Бывшая лодка королевского флота, сэр, через девять лет рождалась вторично.

Уже «Коммуна», отдав четыре якоря, стала над местом гибели. То травя один, то выбирая другой трос, командир выравнял корабль с расчетом, чтобы отверстие, вмещающее лодку, стало как раз над ней. Стропы плотно охватывали мой корпус, готовые по первой команде руководителей при помощи подъемных гиней «Коммуны» вытащить меня на поверхность воды.

В короткий срок стропы железных полотенец были навешены на гаки (крюки) подъемных гиней «Коммуны». Лебедки не заставили себя ждать, и, как только окончилась подвеска стропов, они начали свою работу.

Поднимаемая заботливыми и вместе с тем могучими усилиями «Коммуны», я сперва не поддавалась. Грунт цепко держал меня. Потом в носовой части и в корме что-то заскрипело. Еще усилие, и, оторвавшись от грунта, всем корпусом я пошла на поверхность.

В 9 час. 15 мин. 11 августа над водой показалось носовое орудие, и в 10 часов, по выходе из воды искалеченной рубки, подъемные работы были закончены. Над носовым орудием взвился красный флажок, обозначая присоединение «L-55» к Красному флоту.

Все шло хорошо, как вдруг с бака «Коммуны» раздался тревожный окрик: «Мина». Сорванная с якоря, прямо на «Коммуну» плыла английская мина, грозя гибелью и мне, и моим спасителям. В этот момент, сэр, я вспомнила ваше искаженное злобой лицо и ваши проклятия по адресу большевиков. Поставленная по вашему приказу мина через десять лет по окончании мировой войны грозила уничтожить два большевистских корабля: «Коммуну» и меня — «L-55». Но мина прошла в нескольких саженях от «Коммуны». Она потом была разоружена и поднята как трофей гражданской войны, как память об английской интервенции, организованной вами.

Благополучно снявшись с якоря, «Коммуна», уже не боясь крупной волны, разведенной задувшим восточным ветром, бережно неся внутри себя лодку, к полуночи 11 августа достигла Кронштадта.

К утру 14 августа лодка прочно села на клетки дока. Закончена откачка воды, открыты люки, санитары приступили к уборке трупов.

После девятилетнего пребывания под водой можно было собрать лишь останки тех, кто был послан вами на «охоту за большевиками». Лишь потемневшие от времени и воды знаки отличия свидетельствовали о принадлежности трупов к офицерскому составу лодки. Матросские фуражки с 16 различными названиями английских кораблей указывали на принадлежность трупов к рядовому составу.

Но что это? Склонившись над столом, за картой сидит английский офицер. Как будто ни гибель, ни подъем «L-55» не коснулись его. Он продолжает вести прокладку курса подлодки. Руки санитаров берут офицера, но труп исчезает, превращается в слизь, и в руках санитаров остается одежда и кости…

Трупы погибших англичан были уложены в гробы, стоящие на стенке дока. Эти гробы в числе 38 являлись немыми свидетелями того, как в Англии умалчивали о фактических потерях на Финском заливе.

«В июне 1919 года мы потеряли подводную лодку „L-55“, но почти без жертв среди личного состава», — так ведь написал известный морской специалист Вильсон в своей книге «Линейные корабли в бою».

Но тридцать восемь гробов, стоящих на стенке дока, разоблачили эту ложь, открыли глаза всему миру на тяжелую правду…

Прежде чем перейти к описанию своего восстановления и вступления в состав Красного Балтийского флота, я должна сообщить вам, сэр, о порядке передачи останков команды «L-55» Англии.

В последних числах августа 1928 года на малом Кронштадтском рейде отдал якорь английский грузовой пароход «Трори». Капитан парохода Диринг, грузивший в Стокгольме лес, бумагу и масло, получил по поручению британского морского министерства приказание своей компании принять в Кронштадте останки команды «L-55». Из подошедшего к борту катера вышли на палубу «Трори» представители морского командования и Наркоминдела и норвежский консул. В салоне капитана за круглым столом началась формальность по передаче останков. Капитан рассмотрел список гробов и вещей экипажа «L-55» и, произнеся ничего не говорящее «о, иес», вместе с гостями вышел на палубу. К этому времени к борту «Трори» была подведена увитая зеленью баржа; караул краснофлотцев, поднимавших подлодку, стоял на борту баржи, оркестр играл марш Шопена. Большевики отдавали последний долг вчерашним врагам. Врагам ли? Нет. Это были в большинстве своем не враги, не с ними вели борьбу большевики, — это были люди, обманутые капиталистами, одураченные вами, сэр.

Равнодушные англичане начинают приемку останков. Со скрипом разворачивалась стрела, высоко поднимая на стропе очередной гроб, чтобы затем опустить его глубоко в трюм парохода.

…Первый, второй… десятый… все, как один, черные, с белым номером и с белой бахромой, покачивались гробы на стреле и, спускаемые лебедкой в трюм, укладывались там между грузом леса, бумаги и масла. Словно не останки матросов, а груз леса или бумаги принимали равнодушные англичане.

Более получаса продолжалась жуткая передача. Вот исчезает в трюме последний 38-й гроб, команда «Трори» закрывает трюм, оркестр замолкает, представители прощаются, и катер отваливает от борта.

«Трори» снимается с якоря и берет курс на вест, чтобы вернуть Англии ее трупы, чтобы возвратить их в Портсмут, откуда 9 лет тому назад они были отправлены вами для «уничтожения большевизма».

Очистив «L-55» от грязи, краснофлотцы приступили к ее ремонту. Вот что писал об этом в своей статье (помещенной в газете «Красный Балтийский флот» от 7 октября 1931 г.) командир лодки:

«Была осень 1928. г. Подводная лодка „L-55“ вырванная из цепких объятий моря, крепко осела в доке, чтобы подлечить раны, нанесенные красными моряками Балтики в 1919 году, в дни ожесточенных схваток с империалистами.

В это же время она получила свое первое пополнение личным составом. Их пришло пять, с разных подводных лодок: командир, старший инженер-механик и трое главных старшин. Они были скованы одной мыслью, одним желанием — изучить и овладеть техникой английской подводной лодки для того, чтобы руководить в дальнейшем работами по ее восстановлению и дать Республике новую боевую единицу.

Это было началом тяжелого, тернистого пути. Работы велись 16 часов в сутки. Дожди и заморозки давали себя чувствовать: приходилось работать под открытым небом. Но это не пугало, а лишь настойчивее делалось желание закончить работы в срок.

И точно в назначенный командованием день „L-55“ вышла из дока.

Дальше началось восстановление подводной лодки в целом. Это требовало непрерывного руководства ремонтом механизмов и их сборкой, что влекло за собой необходимость совершенного знания новой для нас подводной лодки. Приходилось шаг за шагом, ощупью добираться до сущности механизма или устройства. Не было уголка на лодке, куда не заглянул бы наш глаз в поисках решения того или иного вопроса.

А сколько затруднений на первых порах представляли английские надписи на клапанах или цистернах.

С большим упорством эти пять человек совместно со „старожилом“ этой лодки, квалифицированным мастером Естифеевым, восстанавливали из кучи обломков то или иное устройство.

Шаг за шагом брались высоты. „L-55“ оживала. Начало прибывать новое пополнение. С увеличением команды росли трудности. Надо было научить вновь пришедших тому, что было добыто таким тяжелым трудом, сколотить их в крепкую массу и передать им свой энтузиазм и любовь к лодке… Но эти трудности уже не пугали достаточно закаленных в прошлом, да и пришедшие вновь были молодыми энтузиастами, впитывавшими английскую технику, как губка. Охватившая личный состав волна соцсоревнования и ударничества обеспечивала стопроцентный успех в борьбе за овладение техникой.

Осенью 1930 года „L-55“ под управлением командира и старшего инженера-механика вышла на заводские испытания и в течение трех месяцев бороздила воды Финского залива, проведя все погружения и подводные хода исключительно силами личного состава.

„L-55“, подводная лодка „его величества короля Великобритании“, стала подводной лодкой советского Красного флота.

5 октября 1931 года в 12 часов дня на подлодке „L-55“ под звуки „Интернационала“ и орудийный салют поднят военно-морской флаг СССР. Представители партийных, советских и общественных организаций и трудящиеся Ленинграда присутствовали на торжестве подъема флага.

Гордо будет носить „L-55“ красный флаг, обагренный кровью пролетариата и напоминающий дряхлеющему капиталистическому миру о его скорой кончине, вливая бодрость в сердца пролетариата всего мира».

Подлодка не изменила своего названия. Как была она в составе английского флота, так осталась и в составе рабоче-крестьянского Красного флота под именем «L-55».

Это название является грозным предупреждением капиталистическим флотам. Недалек тот час, когда и другие корабли под звуки «Интернационала» подымут красные флаги. Вспомните, сэр, историю. Французский линейный корабль «Жан Барт», голландский броненосец «Де Цевен Провинциен», английские корабли, участвовавшие в событиях в Инвенргордоне, а также другие корабли капиталистических флотов — ведь это «Потемкины» английского, французского и голландского флотов, а от «Потемкина» до «Авроры» недалеко.

«L-55» является вещественным доказательством английского вмешательства в дела Советской республики, вещественным доказательством кровавой интервенции англичан. «L-55» является вещественным доказательством того, как Англия без формального объявления войны напала на Страну советов, топила советские корабли в море, врывалась для этой же цели в советские гавани.

В годы интервенции англичане бесчинствовали на Балтике, они хотели задушить Советскую страну, затопить в крови российский пролетариат, в борьбе завоевавший свободу.

Три года, проведенные мною в составе Красного флота, являются лучшими годами моей жизни. С первых же дней своего второго рождения я стала кораблем, на котором молодые подводники совершенствуются в подводном искусстве, готовясь к будущим классовым боям. Трудности овладения английской техникой остались далеко позади. Через боевую подготовку на «L-55» прошла и пройдет еще не одна сотня молодежи.

Да, сэр, как-то странно сравнить то, что было, и то, что стало…

Кажется еще так недавно в кают-компании подлодки сидели офицеры английского королевского флота. Их было три: командир — старший лейтенант Гитхарт, из «хорошей дворянской семьи»: отец его имел вблизи Лондона прекрасное имение с большим парком вокруг двухэтажного помещичьего дома; старший офицер — лейтенант Хортон, сын умершего в начале войны члена адмиралтейства адмирала лорда Хортон, и мичман Тейлор — штурман подлодки (он только в 1918 году окончил морское училище в Дартмуте и, провожаемый горькими слезами матери, уехал «на охоту за большевиками»). Разговор шел о последних событиях в России. В голосе лейтенанта Хортона звучала нотка раздражения и недовольства пребыванием на Балтийском море, ему осточертел Копорский залив. Он мечтал о салонах и ресторанах Лондона, и его жизнь на лодке, несмотря на горы золота, которые вы сулили, казалась ему бессмысленной.

Командир Гитхарт хранил мрачное молчание. Он выполнял вашу волю.

Только 19-летний безусый мичман Тейлор с пеной у рта говорил лейтенанту Хортон об опасности большевизма, о самоотверженности и героизме союзников и прочую чушь, которой набили ему голову в морском училище в Дартмуте. Его речь звучала фальшиво, как хорошо заученный, но плохо понятый урок.

Внезапно молчавший все время командир резко предложил прекратить разговор. Привлеченные шумом у кают-компании стали останавливаться матросы. Такие разговоры для команды были «вредными».

Это было в 1919 году.

Спустя 15 лет на тех же местах сидели три командира. Бритые энергичные лица, черные тужурки и синие кителя, вместо короны сверху нашивок — красная пятиконечная звезда.

Командир Барсов — из крестьянской семьи, бывший краснофлотец и сегодняшний командир. Окончив штурманский и подводный классы, он имел, кроме того, уже 12-летний подводный стаж и не плохо владел английской техникой. Беспартийный, он был преданным социалистическому строительству и обороне Союза командиром.

Рядом с ним сидел штурман лодки Мельников, только недавно оставивший колхоз, где был ударником-конюхом. Мельников комсомольцем пошел в морское училище и в 1933 году окончил его.

Наконец третий — минер лодки Силков. Прямо с завода от токарного станка он пошел в морское училище, и окончил его в 1931 году.

Мы стояли на якоре в Копорском заливе. Та же лодка, то же место, но другие люди.

…Да, сэр, если кто-либо попытается напасть с моря на Советский Союз, тот получит сокрушительный отпор. Не забывайте этого никогда.

Примите и пр.

Бывшая королевского флота подводная лодка «L-55».
Коперский залив

20 июля 1934 г.

И. Золин и С. Моисеев. Героические дела красных моряков

Взятие Казани (10 сентября 1918 года)

7 августа 1918 года белочехи заняли Казань.

Под Казанью шли ожесточенные бои, но одна Волжская флотилия не могла оказать сколько-нибудь решающего влияния на исход боевых действий.

Учитывая роль флота в боях за Казань, В. И. Ленин 23 августа 1918 года лично дал в Рыбинск телеграмму командованию дивизиона миноносцев, переходивших из Балтийского моря на Волгу:

«Приказываю самым срочным порядком закончить погрузку орудий, снарядов и угля и незамедлительно следовать Нижний… Каждая минута промедления ложится тяжелой ответственностью и повлечет соответствующие меры по отношению к виновным…»

27 августа миноносцы уже подошли к линии фронта и приняли участие в операции по взятию Казани.

В ночь с 29 на 30 августа Волжская флотилия атаковала неприятельские суда и укрепления, причем удалось поджечь пароходы и баржи противника и сбить одну батарею. Ежедневно суда флотилии обстреливали батареи белочехов. Утром 5 сентября части Красной армии, получив подкрепление, перешли в решительное наступление. Наступавшие под прикрытием огня с кораблей красноармейцы сумели закрепиться на занятых позициях. 9 сентября 4 канонерки подошли к Казани и высадили десант, отогнав пулеметным огнем прислугу от неприятельской батареи. Десант моряков, несмотря на численное превосходство противника, захватил несколько пулеметов, замки от шести орудий и возвратился на свои суда. 10 сентября Казань была взята.

Бой эсминца «Гавриил» (18 мая 1919 года)

Весной 1919 года белогвардейские части генерала Юденича при помощи английского флота пытались занять колыбель пролетарской революции — Петроград. Балтийскому флоту выпала почетная задача — оборонять подступы к Петрограду с моря.

18 мая отряд судов в составе линкора «Андрей Первозванный», эсминца «Гавриил» и тральщиков «Клюз», «Запал», «Ударник» и «№ 24» вышел в море. Из-за неисправности котлов линкор задержался. Эсминец и тральщики ушли вперед и приступили к тральным работам. Вскоре в направлении острова Сескар были замечены неприятельские корабли. Шли четыре английских миноносца. Тральщики прекратили работу и начали отходить под берегом. «Гавриил» прикрывал их отход. Когда расстояние между ним и английскими кораблями уменьшилось до 70 кабельтовых, «Гавриил» первым открыл огонь. Английские корабли немедленно ответили. Перевес был явно на их стороне. «Гавриил» шел переменными курсами. Увеличить скорость он не мог, так как у тральщиков был незначительный ход и бросить их без поддержки было нельзя. Бой длился больше часа. В 13 часов 25 минут противники разошлись. Несмотря на то, что все преимущества были на стороне англичан, они не достигли успеха.

Команда «Гавриила» проявила в этом бою изумительное мужество и получила высокую оценку Революционного военного совета республики. Личному составу была объявлена благодарность.

Уничтожение английской подводной лодки «L-55» (4 июня 1919 года)

В мае 1919 года английский флот появился в Финском заливе.

4 июня миноносцы «Азард» и «Гавриил» вышли в Копорский залив на разведку. Вскоре с миноносца «Азард» были замечены следы двух торпед. Быстро изменив курс и избежав попадания, миноносец обнаружил на расстоянии 4 кабельтовых всплывающую на поверхность подводную лодку.

Немедленно раздался выстрел носового орудия «Азарда», и одновременно миноносец бросился таранить лодку. В это время последовал сильный взрыв, к небу взметнулся столб пламени и черного дыма.

В тот же день миноносцы благополучно возвратились в свою базу.

Впоследствии выяснилось, что была потоплена английская подводная лодка «L-55». Поднятая в 1928 году, она была отремонтирована и под тем же названием находится в составе нашего Военно-Морского флота.

Захват «Лейлы» (6 мая 1919 года)

В результате скрытого захвата в мае 1919 года форта Александровского и его мощной радиостанции, командование Каспийской флотилии могло некоторое время знакомиться с продолжавшими итти через эту радиостанцию радиопереговорами белых генералов.

Было также перехвачено радио о выходе из Петровска парохода «Лейла» с генералом Гришиным-Алмазовым на борту. В нем предлагалось форту встретить судно и организовать охрану его до Гурьева. Получив это сообщение, руководитель операций по занятию форта С. М. Киров приказал миноносцу «Карл Либкнехт» «встретить» Гришина-Алмазова. Участник «встречи» военный моряк рассказывает:

— Мы полным ходом пошли на сближение с врагом. Сыграли боевую тревогу; быстро уменьшалось расстояние между двумя противниками. Вдруг неприятельский корабль изменил курс и стал уходить. Но было уже поздно. Два оглушительных орудийных выстрела грянули с борта миноносца и, подняв около него два высоких водяных столба, заставили остановиться.

Эта операция имела огромное значение. Захваченные документы дали возможность советскому правительству разгадать план комбинированного похода против Советской России, намеченный Колчаком — Деникиным — Юденичем.

Товарищ Сталин в статье «Неудавшиеся планы Антанты» писал:

«Самый же план похода был набросан в письме Деникина Колчаку, перехваченном нами со штабом Гришина-Алмазова весной 1919 года…

…Однако, план этот не удался: Колчак был отброшен за Урал; Деникин был оставлен на линии: река Сейм — Лиски — Балашов; Юденич оттеснен за Ямбург».

Видлицкая операция (27 июня 1919 года)

Видлица была главной базой всей Олонецкой белой добровольческой армии, складом оружия, боеприпасов и продовольствия. Пользуясь огромным численным и техническим перевесом, противник быстрораспространился по всему Междуозерному краю, причем одна группа была уже в 4 километрах от Лодейного Поля, а другая подошла на расстояние 8 километров к Петрозаводску.

Перед Онежской флотилией и частями Красной армии была поставлена задача: освободить район между Тулоксой и Видлицей, отбросив противника до границы, сбить неприятельские батареи у Видлицы и высадить десант в устье реки.

В состав отряда судов входили: 2 эскадренных миноносца, 1 заградитель, 5 сторожевых кораблей, 1 посыльное судно и 4 парохода. 27 июня в 4 часа 52 минуты суда флотилии приступили к выполнению операции. В 5 часов 20 минут эсминцы открыли огонь по правобережным батареям Видлицы. После удачной артиллерийской подготовки в реку вошел пароход «Балмашев», который высадил десант на левый берег. Переправившись на правый берег, красноармейцы захватили остальные позиции белых. Противник, очевидно, не ожидал появления красной флотилии. Среди гарнизона крепости началась паника.

Одновременно десант, высаженный в районе Тулоксы, захватил неприятельские позиции.

В результате умелого выполнения операции были взяты следующие трофеи: 12 орудий разных калибров, 16 пулеметов и автоматов, 2000 винтовок, большие запасы снарядов и патронов, продовольствия и пр. На судах было только трое раненых.

Товарищ Сталин высоко оценил деятельность личного состава, прислав участникам операции телеграмму: «Горячо приветствуем самоотверженную команду героев-красноармейцев и славных моряков, разгромивших гнездо врагов России у Видлицы. Уверены, что Рабоче-Крестьянская Россия оценит ваш доблестный подвиг. Мы ждем от вас таких же побед на петрозаводском участке».

Отражение налета катеров (18 августа 1919 года)

В числе других многочисленных операций против Красного флота на Балтике англичане решили провести и налет торпедных катеров на Кронштадтскую гавань.

В операцию намечалось 8 катеров, которым ставилась задача: уничтожить сторожевой корабль на Малом рейде, потопить базу подводных лодок «Память Азова», линкоры «Андрей Первозванный» и «Петропавловск», крейсера «Рюрик», «Аврора» и «Диана», а также подорвать батопорт среднего дока. Таким образом каждый катер имел конкретную задачу, а один оставался в резерве. Расположение судов в гавани англичане знали по снимкам, сделанным с самолетов. Они не учли только одного — высокой бдительности революционных моряков.

Дежурным кораблем в ту ночь был эсминец «Гавриил». Летом корабль неоднократно участвовал в схватках с англичанами, поэтому закаленный в боях личный состав бдительно нес сторожевую службу.

Пытаясь отвлечь внимание, англичане выслали самолеты. Воспользовавшись тем, что внимание базы было обращено на отражение воздушных атак, 7 катеров (один отстал в самом начале) проникли северным фарватером к Кронштадтской гавани. Здесь их заметил «Гавриил» и немедленно открыл огонь. Первым же выстрелом был потоплен катер. Торпеды, выпущенные по «Гавриилу», прошли мимо.

Некоторым катерам удалось проскочить в гавань. «Андрей Первозванный» и «Память Азова» получили повреждения от торпед. При выходе из гавани катера вновь подверглись убийственному огню «Гавриила». Два из них были также потоплены. В плен захвачено 9 человек.

Так, благодаря высокой бдительности и самоотверженности, моряки «Гавриила» сорвали выполнение плана интервентов, уничтожив почти половину участвовавших в налете катеров.

«Подвиг Пантеры» (31 августа 1919 года)

Подводные лодки Балтийского флота принимали летом 1919 года активное участие в борьбе с интервентами. Подводники Балтики никогда не отказывались от схваток с врагом. 24 июля подводная лодка «Пантера» смело атаковала две английские лодки, но, к сожалению, безрезультатно.

Через несколько дней подводная лодка «Вепрь» в Копорском заливе пыталась атаковать английский миноносец, но тот обнаружил ее и подверг жестокому обстрелу. На лодке нарушилась нормальная работа ряда приборов, погас свет, увеличился приток воды в лодку.

Командир в рапорте писал, что надо «…отдать должное всему составу лодки в такой опасный момент. Все оставались на местах и точно исполняли распоряжения, несмотря на темноту, дым горящей изоляции и шум вливающейся воды».

31 августа подводная лодка «Пантера» снова вышла в операцию. Вечером у Сескара командир увидел два вражеских эсминца. Выяснив их положение, «Пантера» пошла в атаку. В 21 час 19 минут она выпустила одну, а через полминуты вторую торпеду. На лодке слышали взрывы такой силы, что от сотрясения все дребезжало. Всю ночь «Пантера» находилась под водой.

В 11 часов 20 минут она всплыла на траверзе Толбухина маяка. В вахтенном журнале было записано: «Давление в лодке поднялось настолько, что стрелка барометра вышла за предел шкалы (свыше 815), воздух был испорчен значительно, спичка не горела, дизеля плохо забирали, и дышать было крайне затруднительно. Лодка пробыла под водой 28 часов, не освежая воздуха, что является, кстати, рекордом для наших лодок».

Впоследствии стало известно, что «Пантера» потопила английский эскадренный миноносец «Виттория».

Смелый удар (6 апреля 1920 года)

В 1920 году военные действия на Каспии возобновились. 4 апреля из Петровска вышел миноносец «Карл Либкнехт» для производства разведки у форта Александровского. Подойдя к форту, он неожиданно обнаружил два неприятельских крейсера, пришедших для эвакуации остатков уральской армии белых. Несмотря на превосходство сил противника в артиллерии, «Карл Либкнехт» немедленно открыл огонь и после упорного боя обратил оба крейсера в бегство.

Этот удачный бой миноносца с двумя неприятельскими крейсерами решил судьбу форта Александровского, который на рассвете 6 апреля был занят десантом моряков. В плен попали два генерала, 70 офицеров и 1088 казаков. Захвачены большие трофеи.

За выдающийся подвиг миноносец «Карл Либкнехт» был награжден почетным знаменем.

Занятие Энзели (18 мая 1920 года)

Одним из ярких эпизодов боевой деятельности Красного флота на Каспийском море является операция по занятию Энзели.

В 1920 году корабли, уведенные белыми в персидский порт Энзели, представляли серьезную угрозу для наших коммуникаций.

Энзелийская операция, проведенная по инициативе и непосредственным указаниям товарища Орджоникидзе, отличалась высокой организованностью, внезапностью и мужеством, проявленными красными моряками.

17 мая ночью корабли вышли из Баку. В операции участвовали бригада крейсеров (вооруженных пароходов), дивизион эсминцев и дивизион канонерских лодок. На рассвете они неожиданно появились перед Энзели. Одновременно было послано ультимативное требование английскому командованию сдать Энзели, так как в порту находятся корабли и военное имущество, принадлежащие Советской России и похищенные у нее белогвардейцами.

Вначале англичане пытались оказать сопротивление, но, видя, что с суши они отрезаны десантом, а с моря обстреливаются кораблями флотилии, очистили Энзели.

Город заняли красные моряки. В порту было захвачено 10 крейсеров, 7 транспортов и большое количество военного имущества: 50 орудий, 20 тысяч снарядов, 6 аэропланов, 20 радиостанций, 160 тысяч пудов хлопка, 25 тысяч пудов рельсов, 8 тысяч пудов нефти и т. п.

В телеграмме Ленину в тот же день было донесено: «Отныне Российский и Азербайджанский советский флот является единым и полновластным хозяином Каспийского моря. Притоку нефти к сердцу Республики не угрожает никакая опасность».

Лоевский прорыв (2 июня 1920 года)

Во время войны с Польшей в 1920 году Днепровская флотилия выполнила блестящую операцию прорыва через укрепленные позиции противника в районе Лоева. Эта операция была одной из существенных операций при выполнении сталинского плана разгрома киевской группы поляков.

По своей трудности такая операция не имела себе равных в истории речных флотилий.

Прорыв был намечен в ночь с 1 на 2 июня. 2 июня в 1 час 30 минут отряд в составе 5 канонерских лодок, 2 тральщиков и 2 посыльных судов снялся с якоря в районе Абакумы и пошел вниз. Погода благоприятствовала походу. Головные суда старались придерживаться неприятельского берега, чтобы лишить противника возможности обстреливать корабли с батарей. В 4 часа 30 минут, когда канонерская лодка «Малый» начала проходить пролет моста, ее навалило на бык. Предупреждая гудками другие суда об опасности, «Малый» нарушил скрытность. Началась перестрелка. Неприятельская артиллерия все время давала перелеты. Флотилия отвечала из всех орудий и пулеметов, проходя тем временем под мостом.

Сквозь пролеты моста благополучно прорвались 3 канонерские лодки, 2 тральщика и 2 посыльных судна. Дальнейшее движение отряда проходило беспрепятственно. У деревни Печки корабли оказали своей артиллерией содействие частям Красной армии, препятствуя неприятельским судам приближаться к нашему расположению.

Бой у Обиточной косы (15 сентября 1920 года)

Когда части Красной армии заняли северное побережье Азовского моря, возникла необходимость создания красной флотилии. Отряды моряков, присланные из разных мест, быстро приступили к делу. Корабли, носившие громкое название «канонерок», еле держались на воде.

Лучшим кораблем считалась канонерская лодка «Знамя социализма» (бывший ледокол), до вооружения пролежавшая целый год в воде. Землеотвозные шаланды были превращены в канонерские лодки «Буденный» и «Красное знамя». Они еле давали 5 узлов. И вот на этих кораблях красные моряки смело вступили в бой с сильнейшим противником, обладавшим судами бывшего Черноморского флота.

14 сентября канонерские лодки белых — «Урал», «Салгир», «Гайдамак» и «Джигит», шедшие в сопровождении миноносца «Звонкий», обстреляли Бердянск. Красные моряки немедленно вышли из базы, чтобы найти и уничтожить противника. В операции участвовали канонерские лодки «Буденный», «Красная звезда», «Знамя социализма», «Свобода» и несколько сторожевых судов. Расчет красных моряков, что белые не уйдут, а останутся на ночевку, оправдался.

На рассвете корабли белых действительно были обнаружены у Обиточной косы. Подойдя и заняв выгодное положение, наши канонерки открыли огонь с дистанции в 70 кабельтовых. Белые начали быстро сниматься с якоря и уходить. В это время на кораблях флотилии перестали действовать стреляющие приспособления. Пока флаг-артиллерист обходил все суда, и устранял неисправность, бой прекратился. Но как только исправили повреждения, корабли вновь возобновили бой. Один из снарядов белых попал в машинное отделение канонерки «Знамя социализма». Ее немедленно взяли на буксир. Раненого механика заменил механик со сторожевого судна «Данай». Вскоре два снаряда попали в белую канонерку «Салгир», команда которой перебралась на «Урал». «Салгир» затонула.

Неприятельский миноносец пытался атаковать красные корабли, но огнем «Буденного» и «Красной звезды» атака была отбита.

Белые, не выдержав непрерывного огня красных кораблей, бросили место боя и, пользуясь преимуществом в ходе, ушли. К ним на выручку из Керчи вышли эсминец «Беспокойный» и канонерская лодка «Страж». Но по пути эсминец подорвался на заграждении, поставленном красными, и вынужден был вернуться.

За время операций на Азовском море белые потеряли 2 канонерки и 4 тральщика. Кроме того два миноносца подорвались, получив повреждения. Красные потеряли одно сторожевое судно, один тральщик и две баржи.

Военные моряки на фронтах гражданской войны

Во время гражданской войны матросские отряды принимали участие в боях на всех фронтах. Не было почти ни одной воинской части, ни одного партизанского отряда, в которых бы не сражались матросы.

В ноябре 1917 года, через несколько дней после перехода власти в руки трудящихся, Керенский организовал контрреволюционное наступление против законного советского правительства. Первые успешные бои по отражению наступления контрреволюционных войск были проведены моряками и красногвардейцами. В этих боях они показали величайшее мужество, стойкость и умение вести наступательные операции.

После отказа верховного главнокомандующего Духонина подчиняться распоряжению Совета Народных Комиссаров отряд матросов ликвидировал контрреволюционную ставку.

6 января 1918 года матрос Железняков, выполняя волю народа и решение советской власти, разогнал Учредительное собрание.

В первые же дни «триумфального шествия советской власти» отряды матросов направляются в различные города для ликвидации сопротивления контрреволюционных сил. Один из таких отрядов был послан на Украину, где участвовал в разоружении юнкерского училища в Чугуеве. Около 900 хорошо вооруженных юнкеров сдались сотне матросов.

15 января 1918 года В. И. Ленин предлагает Военно-Морскому революционному комитету: «Дать немедленно… 2000 матросов для военных действий против буржуазной Рады». Власть на Украине переходит в руки Советов.

Главный комиссар Балтийского флота в августе 1918 года сообщает: «Отряды флота организую непрерывно. Сейчас на разных фронтах в наших отрядах свыше 2 тысяч военных моряков, не считая Волги и мелких партий… Второй отряд (Обозерская) мужественно и без передышки в тяжелых условиях сдерживает наступление англо-французских банд, показывая пример революционной дисциплины. Первый отряд (Пермь) в бою показал высокую доблесть. Третий отряд на Донском фронте. Четвертый отряд на вятском направлении состоит из лучших матросов линейных кораблей — 500, и снятых моим приказом с транспортов — 350».

Черноморский флот направляет отряды моряков Для борьбы с Калединым, гайдамаками и Корниловым. В январе 1918 года был отправлен первый отряд в 2 тысячи человек, имевший артиллерию и бронепоезд. Этот отряд геройски сражался против Каледина под Зверевом, Александрово-Грушевском и Новочеркасском. Другой отряд участвовал в наступлении на Ростов. Небольшие отряды сражались на Украине с гайдамаками. Один из отрядов разгромил белых в Бердянске.

Когда в 1919 году Юденич подходил к Петрограду, были сформированы матросские отряды и полки. В операциях против контрреволюционных мятежников на форту Красная Горка участвовало три отряда моряков.

Из матросов полностью формировались команды бронепоездов. До сих пор народ хранит память о легендарных подвигах бронепоезда Железнякова, который с величайшим мужеством сражался на различных фронтах против белогвардейцев и интервентов.

В 1920 году из моряков разных флотов была сформирована морская экспедиционная дивизия в составе шести полков, которая принимала участие в боях на Южном фронте. В конце августа дивизия участвовала в отражении экспедиционной армии генерала Улагая в районе Ахтари на Кубани и в сентябре — в отражении наступления противника на Мариуполь.

Всего участвовало в боях на фронтах гражданской войны до 60 тысяч моряков.

А. Жуков. В. М. Молотов и строительство Военно-Морского флота

Среди многочисленных вопросов, которые приходится разрешать главе советского правительства Вячеславу Михайловичу Молотову, огромное место занимает строительство Военно-Морского флота. Верный соратник и ученик великого Сталина повседневно претворяет в жизнь решения партии, направленные на укрепление наших морских границ. Создание большого Военно-Морского флота СССР тесно связано с деятельностью тов. Молотова. Выступая на первой сессии Верховного Совета СССР, он произнес ставшие историческими слова: «У могучей Советской державы должен быть соответствующий ее интересам, достойный нашего великого дела, морской и океанский флот».

За два года, прошедших после этой исторической сессии, мы успели уже сделать многое в увеличении боевого ядра флота. И огромная доля работы по организации кораблестроения падает на плечи тов. Молотова. Строительство флота нашей родины ведется в полном соответствии с решениями партии. Партия, правительство всегда сознавали, что нашей стране необходимо иметь могучий Военно-Морской флот. Еще на X съезде партии было принято решение о том, что наша страна должна возродить Красный военный флот. Но разрушенное в результате длительной гражданской войны народное хозяйство не позволяло в те годы приступить к строительству новых кораблей. И даже позднее, в 1925 г. мы, по выражению тов. Фрунзе, еще не располагали «средствами для того, чтобы превратить его в ту величину, которая отвечала бы протяжению наших морских границ и интересам нашей морской обороны».

Только победное завершение первой сталинской пятилетки, создавшей фундамент социалистической экономики, позволило нашей родине перейти от восстановления и модернизации старых кораблей к строительству новых, главным образом подводных лодок. Тов. Молотов, выступая в 1935 году перед делегатами VII съезда Советов, докладывал об этом периоде: «Мы построили за последние годы немало укрепленных районов… Наш морской флот растет, но за счет судов такого типа, и прежде всего за счет подводных лодок, оборонительное назначение которых понятно» («Статьи и речи», стр. 24). За последние годы этот рост не ослабевал, и мы теперь имеем самый мощный подводный флот в мире.

Вторая сталинская пятилетка, обеспечившая развитие мощной индустриализации и машиностроения, позволила нам перейти от строительства подводных лодок к постройке надводных кораблей всех классов. Уже в 1938 году тов. Молотов говорил, что наши флоты «…усиленно пополняются новыми единицами, пока более мелкими, а вот достроим некоторые новые заводы, — которые постараемся построить поскорее! — и начнем пополнять наши флоты быстрее и притом мощными морскими единицами».

Решение строить мощный военно-морской и океанский флот явилось последовательным претворением в жизнь указаний товарища Сталина об укреплении обороны страны. Советское правительство под руководством тов. Молотова практически реализует это решение, руководя и направляя деятельность социалистической промышленности.

Нам неоднократно приходилось бывать на приеме у тов. Молотова по делам, связанным с кораблестроением, и видеть, как внимательно и с глубоким знанием дела подходит он к разрешению вопросов строительства флота. Благодаря его повседневным заботам наши флоты уже получили большое количество новых кораблей от промышленности и еще большее количество находится в постройке.

Современный линкор строит буквально вся промышленность страны. Поэтому тов. Молотову приходится координировать работу многочисленных производственных организаций.

Тов. Молотов, как и тов. Сталин, входит во все детали проектов новых кораблей. Чтобы представить себе сложность этой работы, достаточно сказать, что если разостлать чертежи современного крупного корабля по полотну железной дороги, то ими можно покрыть линию от Москвы до Ленинграда в два слоя. Энергетическое хозяйство современного линкора по своей мощности равно нескольким Волховским станциям.

По инициативе тов. Молотова принято специальное правительственное решение, на основе которого идет комплексное строительство корабля всеми предприятиями страны. Социалистическая промышленность позволяет нам заранее, в плановом порядке, организовать одновременное строительство корпуса корабля, оборудования, вооружения и снаряжения. Наша судостроительная промышленность сдает флоту корабль в полной готовности. Принятый от промышленности корабль может сразу вступить в строй действующих единиц. Этот важнейший документ, в составлении которого принимал участие секретарь ЦК ВКП(б) и член Главного военно-морского совета тов. Жданов, регламентирует деятельность всех промышленных предприятий, участвующих в строительстве военного корабля.

Плановое хозяйство нашей страны позволяет иметь точный график строительства. По инициативе тов. Молотова созданы специальные годовой и квартальный графики постройки военных кораблей. Эти графики являются основой планирования предприятиями своей работы. Это облегчает контроль со стороны правительства над выполнением предприятиями своих заданий.

Руководя строительством флотов, тов. Молотов учит нас, как надо подходить к решению вопросов. Несмотря на огромную осведомленность даже в чисто технических деталях, тов. Молотов никогда не принимает решения, не заслушав многочисленных работников-практиков. Мне пришлось участвовать на одном совещании, проводимом тов. Молотовым, где рассматривались планы строительства кораблей. Присутствовали директора судостроительных заводов, конструкторы и инженеры-кораблестроители, непосредственно руководящие работами производства. Перед тем как заслушать директоров заводов, тов. Молотов долго выслушивал мнение низовых работников, что им нужно для того, чтобы в минимальный срок и лучше организовать работу. Выслушав их, он обращался с вопросами к директорам заводов о том, как они обеспечивают эти требования строителей. Заслушав мнение участников, тов. Молотов обобщил и дал конкретные указания, как работать. В прошлом году на одном из таких совещаний участвовало около 200 человек. Тов. Молотов внимательно выслушал человек 40, спрашивал их, ясны ли им задачи, где узкие места, какая нужна им помощь со стороны правительства.

Это сталинское качество — связь с массами, желание учиться у масс, а не только учить массы — мы постоянно наблюдаем у верного соратника товарища Сталина — В. М. Молотова. Вячеслав Михайлович всегда внимательно выслушивает низового работника, узнает его мнение и только после этого принимает решение.

Участие в строительстве военного флота большого количества промышленных предприятий потребовало тщательного контроля над изготовляемым ими оборудованием. Для этой цели по предложению товарища Молотова были приданы функции государственного контроля специальному аппарату, который наблюдает, чтобы промышленные предприятия производили оборудование, тактико-технические элементы которого строго соответствовали бы своим требованиям. Введение контроля способствовало вскрытию недостатков, имевших место на заводах.

Тов. Молотов постоянно заботится о том, чтобы наши корабли были построены по самым новейшим образцам. При рассмотрении проектов новых кораблей у главы советского правительства всегда присутствуют конструкторы, авторы проектов. Он подробно расспрашивает их, все ли они использовали для того, чтобы создать корабль на уровне современной техники. Часто в этих обсуждениях проектов кораблей принимает участие товарищ Сталин. Иногда нам, инженерам, приходится краснеть перед нашими вождями потому, что и в наших специальных вопросах они оказываются осведомленнее, чем мы. Товарищ Сталин и товарищ Молотов всегда напоминают нам о том, чтобы наши корабли и их боевое вооружение стояли на современном техническом уровне. Так, например, вопрос о районе плавания наших кораблей обсуждался и в правительстве, и в Центральном комитете нашей партии с участием товарища Сталина. Товарищ Сталин и товарищ Молотов дали нам четкие указания, какими должны быть наши корабли.

Тов. Молотов обращает внимание буквально на все мелочи. Так, например, ему стало известно о том, что за границей якорцепи изготовляются путем штамповки. Тов. Молотов дал указание внедрить этот способ и на наших заводах. Особенно внимательно относится тов. Молотов к рационализаторским предложениям, улучшающим тактико-технические элементы корабля, его вооружения. Он обязывает работников промышленности внимательно обсудить предложение и, если оно подходит, принять и реализовать его.

Строительство Военно-Морского флота нашей страны находится под постоянным наблюдением тов. Молотова. Он не только наблюдает за постройкой уже заложенных кораблей, но и подгоняет нас иногда, чтобы мы своевременно делали нужные заявления. Как-то раз мы не успели сделать в срок заявки на некоторые виды оборудования. Тогда из секретариата Совнаркома позвонили нам, что тов. Молотов напоминает о необходимости сдачи заявок. И так было не раз. В лице тов. Молотова Военно-Морской флот имеет заботливого друга, ежедневно работающего над тем, чтобы на морских рубежах нашей родины стояли могучие боевые эскадры. В своей практической работе нам не раз приходилось обращаться за помощью к тов. Молотову и всегда мы находили у него поддержку.

Совсем недавно, при разрешении одного вопроса в Совнаркоме, понадобилось обязательное указание тов. Молотова. Мы обратились к нему с просьбой принять нас. Тов. Молотов был крайне загружен делами, но все же принял нас.

Мне приходилось неоднократно выступать на совещаниях тов. Молотова с докладами по специальным вопросам кораблестроения. Докладываешь и смотришь, как реагирует тов. Молотов. Бывали случаи, когда я высказывался неточно. Тогда Вячеслав Михайлович спокойно поправлял меня, переспрашивал, давал указания. Помню, однажды я докладывал о выполнении контрагентами заданий для флота. В докладе я обошел судостроительную промышленность. Когда я кончил говорить, тов. Молотов спросил:

— А как же все-таки работает судостроительная промышленность?

Я снова не дал своей оценки, считая, что дело больше тормозится из-за других предприятий. Тогда тов. Молотов показал составленный нами же письменный доклад, где работе судостроительной промышленности дана более подробная оценка, и указал, что следует быть последовательным.

Этого я никогда не забуду. Приходилось мне и еще выслушивать замечания тов. Молотова. Это были деловые указания старшего товарища. Отеческая теплота всегда чувствуется во время встреч с тов. Молотовым.

Наш флот растет с каждым днем. Этот рост обеспечивается крепостью нашего государства, его индустриальной мощью. Тов. Молотов говорил: «…главное, чтобы был крепок и могуч наш государственный корабль, а он, как мы знаем, крепок и все больше крепнет».

У руля этого «корабля» стоит верный соратник великого Сталина — глава советского правительства товарищ Молотов и, руководствуясь мудрыми указаниями своего учителя, ведет его к победе.


Примечания

1

За 1558―1560 гг. русскими, кроме Нарвы, были заняты Нейгауз, Дерцт, Везенберг, Лакс, Мариенбург, Феллин и др.

(обратно)

2

Дитмарсен — область на западном побережье Ютландского полуострова, получившая свое наименование от жившего здесь племени дитмарсов. Некоторые источники называют Роде датчанином, соответственно изменяя имя Карстен на Христиерн.

(обратно)

3

В этот период (1563―1570 гг.) Дания в союзе с Любеком вела войну со Швецией. Из причин, вызвавших эту войну, главнейшими были — утверждение Швеции в Эстляндии и захват ею Ревеля, на который претендовала Дания, а затем — противодействие шведов нарвской торговле датчан и любекцев, суда которых подвергались систематическому захвату на нарвском фарватере.

(обратно)

4

Торговые суда того и позднейших времен, до конца XVIII ст., обычно были вооружены для защиты от пиратов артиллерией среднего и малого калибра.

(обратно)

5

Этим путем московское правительство рассчитывало получать нужных ему мастеров и ремесленников, а также заложников на случай размена.

(обратно)

6

Хранится в Копенгагенском государственном архиве.

(обратно)

7

Пинка (или флейт) — небольшое одно- или двухмачтовое торговое судно с хорошими мореходными качествами и ходом.

(обратно)

8

Созыв рейхстага совпал с осадой московскими войсками Ревеля, которая после 30-недельной борьбы была снята.

(обратно)

9

Наложило арест на суда.

(обратно)

10

Нарушение Карстеном Роде режима проливов давало датскому королю формальное право принять меры против него, так как, взимая зундские пошлины, король обязан был за это обеспечивать навигационную и вообще безопасность проходящим через проливы судам — постановку ограждений, содержание маяков, лоцманов, береговой обороны, бранд-вахтенных и охранных от пиратов кораблей и т. п.

(обратно)

11

Борнгольм в этот период был уступлен Данией Любеку.

(обратно)

12

Ефимок — иностранная серебряная монета XVII века — талер; средний вес ефимка равнялся около 28,5 з. (121 г).

(обратно)

13

По японским документам.

(обратно)

14

Командир «Грозного» капитан 2 ранга Андреевский предложил «Буйному» принять совместно бой с японцами, но штаб Рожественского предпочел сдачу и поднял белый флаг.

(обратно)

15

Ныне Темников — районный центр Мордовской АССР.

(обратно)

16

Из рапорта Ушакова.

(обратно)

17

Брандскугель — зажигательный снаряд.

(обратно)

18

Архив Музея Революции СССР. «Матросы Черного моря» — рукопись Матюшенко.

(обратно)

19

К. Фельдман. Броненосец). «Потемкин». Воспоминания участника. Воениздат. 1938 г., стр. 74―75.

(обратно)

20

История ВКП(б). Краткий курс, стр. 58, изд. 1938 г.

(обратно)

21

Из листовки, выпущенной кронштадтской ВО РСДРП в первые дни после подавления восстания. Сборник документов и воспоминаний «Восстания в Балтфлоте в 1903―1906 гг.», стр. 140.

(обратно)

22

Из листовки Кронштадтской ВО. Сборник документов и воспоминаний «Восстания в Балтфлоте в 1903―1906 гг.».

(обратно)

23

История ВКП(б). Краткий курс, стр. 83, изд. 1938 г.

(обратно)

24

В рукописи название г. Свеаборга заменено, по конспиративным соображениям, росчерком (примечание редакции Собр. соч. В. И. Ленина).

(обратно)

25

В. И. Ленин, Соч., т. XXX, стр. 176.

(обратно)

26

Все приведенные здесь материалы о процессе «52 моряков Балтики» взяты в основном из следующих источников: Ленинградского отделения Центрально-исторического архива (ЛОЦИА), дела: № 312 (15241), № 316 (15242), № 317 (15243) за июль 1913 г.; журнал «Красный флот» № 8 за 1923 г., стр. 69―72; газета «Правда» за 1912 и 1913 гг. и за 27 июня 1935 г. Кроме того, использованы воспоминания бывших матросов и командиров, свидетелей этих событий во флоте.

(обратно)

27

История ВКП(б). Краткий курс, стр. 92―94. 1938 г.

(обратно)

28

ЛОЦИА, дело № 16222, стр. 16―17. 1910 г.

(обратно)

29

ЛОЦИА, дело № 7832, 1907 г.

(обратно)

30

Там же, дело № 16218.

(обратно)

31

ЛОЦИА, дело № 7832, стр. 78―80, 1907 г.

(обратно)

32

ЛОЦИА, дело № 7832, стр. 92, 1907 г.

(обратно)

33

ЛОЦИА, дело № 7832, стр. 93.

(обратно)

34

Полное собрание законов, собрание III, том 28, отдел 1, стр. 936―937.

(обратно)

35

ЛОЦИА, дело № 16221, стр 23, 1910 г.

(обратно)

36

ЛОЦИА, дело № 16220, стр. 271, 1908 г.

(обратно)

37

Педагогический сборник, изд. при Главном управлении военно-учебных заведений, 1909 г., октябрь, стр. 315―316.

(обратно)

38

ЛОЦИА, дело № 16218, стр. 47, 1907 г.

(обратно)

39

Там же, стр. 90.

(обратно)

40

ЛОЦИА, дело № 16219, стр. 19―20, 1908 г.

(обратно)

41

«ВКП(б) в резолюциях и решениях съездов и конференций», ч. 1, стр. 130, 1936 г.

(обратно)

42

«Правда» № 175 (6421) от 27 июня 1935 г. Статья «Традиции Потемкина».

(обратно)

43

Ленин, Соч., т. XIV, стр. 393.

(обратно)

44

Охранка подослала для работы в организации телеграфиста Шмелева, матросов Никулина, Цветкова и Орлова.

(обратно)

45

Ленин, Соч. т. XXIX, стр. 26.

(обратно)

46

Мой дорогой сэр.

(обратно)

47

Черчилль, Мировой кризис.

(обратно)

48

Речь на совещании председателей уездных, волостных и сельских исполнительных комитетов Московской области 15 октября 1920 г.

(обратно)

Оглавление

  • О «Дне Военно-Морского флота Союза ССР»
  • I. Из боевого прошлого русского флота
  •   Вc. Вишневский. Народ-мореход
  •   Н. Новиков. Каперский флот Ивана Грозного
  •   С. Моисеев. Замечательные победы русского флота
  •     Гангут. 7 августа (27 июля) 1714 года
  •     Эзель. 4 июня (24 мая) 1719 года
  •     Гренгам. 7 августа (27 июля) 1720 года
  •     Чесма. 7 июля (26 июня) 1770 года
  •     Патрас. 8 ноября (28 октября) 1772 года
  •     Очаков. 29 (18) июня 1788 года
  •     Фидониси. 14 (3) июля 1788 года
  •     Гогланд. 17 (6) июля 1788 года
  •     Очаков. 10 ноября (30 октября) 1788 года
  •     Ревель. 13 (2) мая 1790 года
  •     Выборг. 3 июля (22 июня) 1790 года
  •     Керчь. 19 (8) июля 1790 года
  •     Гаджибей. 8―9 сентября (28―29 августа) 1790 года
  •     Калиакрия. 11 августа (31 июля) 1791 года
  •     Афон. 1 июля (19 июня) 1807 года
  •     Наварин. 20 (8) октября 1827 года
  •     Браилов. 9 июня (28 мая) 1828 года
  •     Синоп. 30 (18) ноября 1853 года
  •     Петропавловск. 1―5 сентября (20―24 августа) 1854 года
  •   А. Сорокин. Бой в Желтом море 10 августа 1904 г.
  •   А. Сорокин. Моряки 2-й Тихоокеанской эскадры
  • II. Замечательные русские флотоводцы
  •   В. Анциферов. Адмирал Ушаков
  •   Н. Кружков. Адмирал Нахимов
  •   Л. Еремеев. Адмирал Макаров
  • III. Борьба моряков с царизмом
  •   А. Питерский. Тридцатипятилетие восстания на броненосце «Потемкин»
  •   П. Сивков. Балтийские моряки в борьбе с самодержавием (Из истории революционных восстаний в 1906 г.)
  •   С. Найда. К истории революционного движения во флоте в годы реакции и революционного подъема[26]
  •     1. Флот в годы столыпинской реакции
  •     2. Годы революционного подъема и флот
  • IV. Флот в революции и гражданской войне
  •   А. Пухов. Ленин и революционные моряки
  •   И. Золин. И. В. Сталин и Военно-Морской флот
  •     I
  •     II
  •     III
  •     IV
  •     V
  •   И. Золин. Большевики и флот накануне Октября
  •   П. Мягков. Краснознаменный крейсер «Аврора» (Справка)
  •   И. Золин. С. М. Киров и моряки в боях за Каспий
  •   Я. А. Хвощинский. Письмо «L-55» мистеру Черчиллю
  •   И. Золин и С. Моисеев. Героические дела красных моряков
  •     Взятие Казани (10 сентября 1918 года)
  •     Бой эсминца «Гавриил» (18 мая 1919 года)
  •     Уничтожение английской подводной лодки «L-55» (4 июня 1919 года)
  •     Захват «Лейлы» (6 мая 1919 года)
  •     Видлицкая операция (27 июня 1919 года)
  •     Отражение налета катеров (18 августа 1919 года)
  •     «Подвиг Пантеры» (31 августа 1919 года)
  •     Смелый удар (6 апреля 1920 года)
  •     Занятие Энзели (18 мая 1920 года)
  •     Лоевский прорыв (2 июня 1920 года)
  •     Бой у Обиточной косы (15 сентября 1920 года)
  •     Военные моряки на фронтах гражданской войны
  •   А. Жуков. В. М. Молотов и строительство Военно-Морского флота
  • *** Примечания ***