Княгиня Ольга [Мирослава Вячеславовна Кузнецова] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Теперь уже и не вспомнить, кто и почему прозвал "княгиней" Ольгу Еськову. Плохо одетая и неухоженная, она в свои сорок лет выглядела на все пятьдесят. Её супруг, аккуратный и опрятный, был против Ольги красавец. Моложавый, подтянутый, он ещё пытался сохранить остатки презентабельности, хотя и было это нелегко. Работу он потерял больше года назад и с тех пор сидел дома почти безвылазно, надеясь на какой-нибудь счастливый случай. Но случай всё не приходил, и поэтому Ольга, затолкав подальше гордость, забыв о блестящем образовании и неожиданно прервавшейся карьере, пошла торговать на рынок. На дворе стояли девяностые…


"Торговать на рынок" – конечно, громко сказано, и это относилось не только к Ольге. Многие из нас враз оказались за бортом и, пережив первый период растерянности, ринулись зарабатывать хоть как-нибудь, в прямом смысле слова. На хлеб и детям на молоко. Позже появилось устойчивое выражение, касающееся заработка – "на хлеб и молоко".


Я долго не хотела идти на рынок, плакала и сопротивлялась жестокой действительности. Но необходимость кормить двух дошколят, которые росли, как на дрожжах, и требовали еду, одежду, обувь, витамины и прочее, вынудила-таки меня сдаться. Зарплату на электроприборостроительном заводе, где я трудилась инженером-технологом, не выплачивали уже полгода. К сожалению, мой муж работал здесь же, так что перспектив дождаться каких-либо денег у нас не было.

– Лара, зима надвигается, как ты будешь на улице стоять, на морозе? – восклицал мой заботливый супруг, – надо искать другой выход!

– Пока ты ищешь, я начну торговать, хоть что-то заработаю. Вадик, у нас уже почти нет никаких денежных запасов, тянуть больше некуда.


Я облюбовала стихийно созданный рынок недалеко от остановки и от нашего дома – там проходимость была как будто лучше, но дело было даже не в этом. Просто эта "точка" уже находилась под эгидой отделения милиции, где работал мой двоюродный брат. Он и привёл меня в длинные ряды коробок и самодельных столиков, чтобы познакомить со "старшей" рынка. Увидев моего покровителя, та встретила меня, как родную, предложив место рядом с собой, разумеется, одно из лучших, в самом начале торгового ряда. Не все торговки одобрили моё появление, но смириться им пришлось, так как, вливаясь в рыночный бизнес, соблюдать определённые правила и законы приходится, хочешь ты этого или нет.


"Смотрящая" рынка Катрина – в прошлой жизни разбитная рыжеволосая доярка Катька – переехала в город после смерти родителей, купив недорого однушку в нашем районе. Она жила одиноко, не имея ни семьи, ни детей, и почти всё время проводила на рынке. Одна из немногих, она радовалась рыночным отношениям, утверждая, что за рынком – будущее страны, это нормально, и кукситься по этому поводу не стоит. Она взмахивала толстой рукой, как бы посылая подальше печаль и тоску, и продолжала обучать меня торговому делу. Я с тоской слушала Катрину, и с тоской же изучала законы рынка, правила торговли, сертификаты и всё то, чего знать мне совсем не хотелось. Катрина оказалась хорошим педагогом, и вскоре моя новая работа перестала вызывать у меня хотя бы отвращение. Да и деньги, пусть небольшие, радовали стабильностью и утешали в особо тяжёлые моменты.


Катрина первой из нас расширила свой ассортимент – помимо сигарет, жевательных резинок и дешёвых турецких сладостей, у неё появились напитки, консервы, рыба и прочая снедь. Позже она начала приносить водку, которую кто-то изготавливал на дому. Спиртное продавали осторожно, боясь милиции. Иногда происходили облавы и конфискация товара. Впрочем, с представителями власти всегда можно было договориться. У них тоже были семьи.


Тогда я и увидела впервые Ольгу Еськову, узнала её прозвище и, не знаю почему, эта женщина запала мне в душу. Таких, как она, было множество, но мой взгляд почему-то неизменно устремлялся к ней. Невысокая, худенькая, она была всегда ужасно одета – старая выцветшая китайская куртка, серенький беретик или платочек на голове, очки с толстыми линзами, которые делали её глаза совсем маленькими. И никакой косметики, она не красила даже губ. На рынке у неё не было столика, она ходила, как коробейники в старину, с семечками и жареными орешками. Сигареты у неё имелись самые дешёвые, которые покупали местные выпивохи да подростки поштучно. Выручка от такой торговли была мизерная, но Ольга, пересчитывая монеты, радовалась и устремлялась к продуктовому ларьку неподалёку, покупая самые дешёвые макароны, хлеб, подсолнечное масло. Много потратить она не могла – требовалось пополнять запасы семечек, орешков и сигарет.


Иногда Ольга приносила в холщовой сумке какую-нибудь посуду, школьные принадлежности, книги, салфетки или другие вещи и неловко держала это в руках, одновременно продавая свой главный товар. Наши торговки, заметив это, громко шипели:

– Гляди-ка, княгиня опять имущество распродаёт. Скоро себя продаст, лишь бы тунеядца Глебушку кормить.

– И не говори, уже, наверное, всё в доме продала, что только можно!

Тогда же я узнала, куда делись одежда и украшения Ольги.

– Вы, девочки, не знаете Ольгу, – понизив голос, рассказывала нам с Катриной Ирка, третья наша "компаньонка" – больше никого к нам поближе не подпускала Катрина, – это она сейчас чудо в перьях! А какая баба была – модница, красавица, не то, что сейчас.


С удивлением я узнавала, что все свои вещи и украшения Ольга продала или выменяла на продукты, оставив себе самое необходимое, а сейчас распродаёт излишки "роскоши" – вещи из дома. Иногда соседки просят что-нибудь продать и им, и "княгиня" охотно берётся за подработку – хоть немного, а ей тоже перепадает за услугу. Мне стало жаль Ольгу – она одна пыталась прокормить свою семью – Глебушку, которого я уже видела несколько раз, когда он заходил к нам на рынок, и пятнадцатилетнюю дочку Кристину. Девочке часто хотелось сладенького, и мама, пришурясь, отсчитывала часть денег на дешёвые вафельки или конфеты сомнительного качества, которые тогда из бедности покупали мы все. Товар подороже предназначался "элитным" покупателям – тем, кому повезло получать хоть какую-то зарплату да пенсионерам, если им вовремя выдавали пенсию. Тогда оживлялись наши оба торговых ряда:

– Рыбка свежая, пиво, печенье, – приговаривали одни.

– Сигареты, конфеты, шоколад, – нараспев тянули другие.


Покупатели ходили, посматривая на нас свысока – видимо, чувствовали себя важными персонами. Они придирчиво выбирали товар, дотошно рассматривая всё до мелочей, чем выводили из себя наших девчонок. Особенно злились они, если покупательницы, всё рассмотрев и расспросив, уходили, ничего не купив.

– Суки старые, – шипели вслед девчонки, – грымзы. Подешевле им подавай! Постояли бы на морозе сами по десять часов, узнали бы…

У кого-нибудь сдавали нервы, и немедленно откупоривалась самодельная бутылка водки, которой многие торговали из-под полы. На рынке вообще пили много, а теперь, когда началась зима – а она в наши широты приходила уже в ноябре, выпивать стали чуть не каждый день. Крепкие напитки я не переносила, и мне стоило труда отказываться от неизменных приглашений товарок угоститься с ними и доказывать, что я вовсе не брезгаю, а просто не пью, потому что потом очень болею.

– Отстаньте от Ларки! – рявкнула однажды Катрина, – не пьёт человек, и правильно делает!

– Ты-то пьёшь сама! – донеслось визгливое со второго ряда.

– Ну и? – нахмурилась Катрина, неторопливо разворачивая своё тело назад, – дальше что?

– А то! Любишь поучать всех, командуешь тут. Мы все равны здесь, все платим за место, вот и нечего…


Такие скандалы случались периодически между торговками, но всё обычно заканчивалось мирно и обязательно с бутылочкой, а то и с двумя. И неизменно – объятия, поцелуи, а, иногда и слёзы. Доброта начинала зашкаливать, и даже Ольге немного перепадало.

– Ольга, в поездку деньги набираю, вот, остатки, возьмёшь по закупочной? – спрашивал кто-нибудь у нашей княгини.

– В долг можно? – лепетала Ольга, не веря своему счастью, – до вторника всё верну!

Водка делала своё дело, и будущий "оптовик" щедрой рукой отпускал в долг Ольге продукты, и она, счастливая, торопилась домой, заглянув предварительно в продуктовый ларёчек.


– Ну, побежала княгиня, мужу праздничный ужин готовить, – цедил кто-нибудь вслед Ольге, впрочем, беззлобно, а кто-то другой замечал, что это нормально – мол, у "таких" тоже должны быть иногда праздники.

Праздники, настоящие, а не придуманные, радовали рынок – торговля шла тогда хорошо. Сигареты и спиртное разлетались "на ура", мы не могли нарадоваться удаче и стояли за прилавками почти до ночи. Приходя домой, я падала от усталости, не в силах раздеться, согреться в горячей ванне и хоть немного заняться детьми, которые не ложились без меня и всегда ждали, чего же на этот раз передал им маленький зайчик. Вадик чувствовал себя виноватым, что до сих пор не вышел хоть на какую-нибудь работу. Вакансии появлялись, он встречался с работодателем, но, узнав, что зарплату задерживают на несколько месяцев, разочарованно возвращался домой. Смысла в такой работе не было.

– Пойду грузчиком, – грустно заявил мне муж, – мама с детьми сидеть будет, обещала. Завтра приедет, поговорим и всё обсудим. Расчёт каждый день, пока начну работать хоть так.


Я недоверчиво посмотрела на мужа. Он и грузчик – понятия несовместимые. Вадик ниже среднего роста, худой и абсолютно неспортивный, в отличие от меня. Я много лет увлекалась туризмом. Мы прокладывали маршруты по лесам, вдоль рек, взбирались на высоты и спускались на плотах вниз по реке. Урал не так широк, но с холодной водой и быстрым течением. Купались мы до поздней осени. Я обожала наши походы с тяжеленным рюкзаком за плечами, ночёвки в палатках, костры и песни под гитару до утра. Руководителем у нас был молодой аспирант, который оказался неравнодушен ко мне, студентке-третьекурснице. Я долго ничего не замечала, а на последнем курсе в мою жизнь ворвался Вадим. Искра, пробежавшая между нами, превратила взаимный интерес в нечто большее, и вскоре все узнали, что у нас с Вадимом бурный любовный роман. Мы друг без друга не могли прожить и дня, и было нам абсолютно всё равно, что говорят о нас люди, включая и мать Вадима. Будущая свекровь невзлюбила меня с первой встречи. Ей не нравилось абсолютно всё, начиная с моего роста – я была чуть выше Вадима, крепкая, ловкая, и, разумеется, мои увлечения туризмом требовалось прекратить немедленно. Моя вторая мама боялась, что её Вадик попадёт под каблук жены, та будет руководить всем, а он не переживёт такого позора.

– Вдруг пить начнёт, – вытирала свекровь платочком абсолютно сухие глаза.


Когда я забеременела, счастливый Вадик поспешил обрадовать маму, и та сделала всё, чтобы отложить сватовство на более поздний срок. В результате на свадебных фотографиях я выглядела ужасно, а мой живот, в котором уже давно толкался ребёнок, не удалось скрыть никаким пышным платьем. Но я любила Вадима и терпела все выходки свекрови, не желая огорчать мужа, да и он пылинки с меня сдувал, смотрел с обожанием и вообще ухаживал за мной так, что свекровь часто плакала, жалуясь родственникам – её милый, добрый Вадик переменился, охладел к родной матери, и всё из-за Ларисы.

– А что ты хотела? – утешала её родная сестра, с радостью выслушивая бесконечные жалобы, – ночная кукушка дневную всегда перекукует! Это закон. Смириться надо.


Много всего было у нас с Вадиком в начале семейной жизни, в том числе "конфликт отцов и детей", но наша любовь всё преодолела. Бедный молодой муж разрывался меж двух огней и однажды прямо заявил:

– Мама, я без Лары жить не смогу, понимаешь ты это? У нас сын, скоро второй родится. Лара лучшая жена в мире, и никогда я не взгляну в сторону другой женщины!

Мама выслушала сына с каменным лицом, а потом заявила, что её Вадика приворожили, а затем детьми привязали, и ноги её не будет в этом доме. Ноги её не было целых три дня, в течение которых Вадим звонил маме много раз и пытался просить прощения, правда, непонятно за что.


– Как ты думаешь, мама не будет против такой моей работы? – осторожно спросил меня муж, прекрасно зная ответ.

– Конечно, будет, – уверенно ответила я, – и скажет, что это я заставляю тебя идти на такую позорную работу. Тяжести таскать!

– Лара, сарказм сейчас неуместен – буркнул Вадим, исподлобья взглянув на меня. Естественно, я ерничала, потому что сама уже давно таскала тяжеленный товар. Особенно трудно было в поездках на оптовые базы в другие города. Бочонки с селёдкой, упаковки банок пива, коробки с консервами и другие тяжести мы носили сами и укладывали их в автобус. Да и в дороге было немало опасностей, любой бизнес, даже самый мелкий, таков.

– Ларочка, ты приди завтра, пожалуйста, часикам к трём, погреться и чаю выпить, – заискивающе смотрел мне в глаза муж, – как раз с мамой поговорю. Ты всегда сумеешь найти нужный аргумент!


Я посмотрела на Вадима. Он был готовым подкаблучником – таким его воспитала собственная мама, пожалевшая в итоге о содеянном, но вот такого мужа я не хотела и часто шокировала его, особенно в начале семейной жизни, заявлениями:

– Как скажешь, милый… А как ты думаешь?… Как ты захочешь…

Конечно, главное слово оставалось за мной, но вот Вадим был уверен, что это он принимает решения и вообще, командует в семье. Свекровь чувствовала какой-то подвох, но понять, в чём дело, никак не могла.


– Лариса, как ты могла! Вадик что, холоп какой, чтобы грузчиком наниматься? Если вам мало, что я даю внукам на одежду, то вот, берите! Последнее отдаю! – свекровь выпотрошила свой кошелёк на обеденный стол, а я, залпом выпив чай, приготовленный заранее заботливым мужем, побежала снова на рынок, посмеиваясь над Вадимом, которому сейчас придётся туго!


– Что за мужики пошли! – усмехнулась Катрина, когда я немного поделилась семейными проблемами, – Ларка, и как только вы уживаетесь? Ты терпишь столько, и пашешь, как лошадь.

– Я вот выгнала своего тунеядца, когда по-чёрному забухал, – встряла Ирка, – нам с дочкой вдвоём лучше. У тебя хороший мужик, не слушай, Лар, никого. Найдёт работу, а мешки таскать всегда успеет!

– Свекровь нам деньги даёт, – ответила я, кряхтя, так как перекладывала коробки с консервами, – с детьми сидит. Я не ругаюсь с ней никогда.

– И как тебе это удаётся? – недоумевая, Ирка повернулась ко мне, – это же змеюшки такие, что мама не горюй!

– Предоставляю мужу право общения с мамой и принятия решений по итогам, – засмеялась я, в душе жалея Вадима, которому, я знала, сейчас было очень несладко.


"Княгиня" Ольга, стоявшая неподалёку, неожиданно приблизилась к моему столику и сказала:

– Вот это правильно. Лариса, ты молодец. Такая ещё молодая, а уже столько мудрости.

– Так и с неё бы пример брала, – хохотнула Ирка, успевшая сбегать во второй ряд и угоститься рюмочкой коньяку, – чего ж Глебушку своего на работу не гонишь? Сидит на твоей шее!

Такие фразы Ольга слышала постоянно и поэтому не смутилась и сейчас:

– Он ищет работу, уже твёрдо пообещали, завтра пойдёт узнавать. Он по специальности хочет. Не зря же учился…


Все, кто слышали слова Ольги, затарахтели разом, обвиняя Глебушку в тунеядстве и отсутствии совести, а её саму в глупости. Но "княгиня" молчала, и споры быстро прекратились. Да и Катрина, пропустив очередные сто грамм, рявкнула:

– Тише, вы, все! Не ваше дело, в конце концов. Не орите, сейчас народ пойдёт, на заводе смена закончилась, покупателей распугаете!


С этим было не поспорить, и девчонки заняли свои места, а несколько мужиков, прибившиеся к рынку и торговавшие вместе с нами, гордо поглядывали по сторонам.

С работой у Вадика ничего не получалось. Он предпринял ещё одну попытку пристроиться "хоть куда-нибудь", но его мама заявила:

– Ещё этого не хватало, чтобы Вадим батрачил и унижался! Да его отец в гробу перевернётся, если наш единственный сын опустится до такого! Нет, нет и ещё раз нет!


Справедливости ради, скажу, что свекровь давала Вадику деньги – на бензин, сигареты, на всякие мелочи. Помогала продуктами, сидела с детьми и намекала, что у внуков только одна бабушка, а почему? Это был камень в огород моих родителей, которые не помогали мне сидеть с детьми, но обрабатывали дачу и выращивали картошку, в том числе и для нас. Папа всё ещё работал, мама получала пенсию и разводила на даче кур. Мои родители помогали нам тоже немало, но виделись мы редко – отношения между сватами не заладились с самого начала. Вадик не нравился моим родителям, а я была, по мнению свекрови, не той женой, что нужна её сыну. Вот так мы и жили, и даже наступившие всеобщие трудности нисколько не сблизили наших старших родственников.


Услышав несколько раз, что покойный отец Вадима перевернётся в гробу, если сын пойдёт на тяжёлую работу, я поняла – пахать в нашей семье можно только мне. У меня пока переворачиваться некому, дай Бог всем здоровья и долгих лет жизни. С Вадимом неприятный разговор всё же состоялся, когда я пришла с рынка уставшая и до мозга костей промёрзшая. Дети уснули, не дождавшись маму… Вадим приготовил ужин и поджидал меня на кухне:

– Устала? Садись, поешь. Я тебя ждал.

– Спал бы с мальчиками, – раздражаясь, ответила я злым шёпотом, – ты же устаёшь очень.

– Лара, зачем ты так? – ответил Вадим, – я ищу, узнаю, если ты о работе сейчас.

Я молчала, так как спорить просто не было сил. С мужем мы почти не ругались не только потому, что хорошо понимали друг друга. Мы старались держать себя в руках, потому что наш старший сын в минуты сильного волнения или испуга начинал заикаться, и победить эту болячку пока не получалось. Свекровь узнала адрес какой-то бабушки, умевшей "отливать испуг", и собиралась сводить к ней детей. Я не возражала – вреда не будет, но и вряд ли поможет, так как заикание было следствием родовой травмы. Мои первые роды были тяжёлыми, и все врачи в один голос твердили, что мы очень легко отделались.


– Ванну приготовить? – спросил Вадим, – и стол я сам уберу, а ты отдыхай.

Я прилегла к детям на диван, закрыла глаза и поняла, что никакие силы в мире не заставят меня встать, принять ванну и лечь в супружескую постель, до которой было полшага – наша кровать стояла вплотную к дивану детей под прямым углом. Расположить как-то иначе спальные места не представлялось возможным в нашей крошечной однушке. Со временем Вадим надеялся уговорить свою маму поменяться жильём – свекровь обитала в просторной двухкомнатной квартире, в хорошем районе с очень развитой инфраструктурой. Но на все предложения сына следовал чёткий ответ:

– А вы о чём думали, когда одного за другим рожали? Ладно Лариса, у неё свои, далеко идущие цели. Но ты, сынок, как мог? Ты о чём думал?

– Ну не убивать же было ребёнка! – возмущался Вадим, а затем битый час выслушивал мамину лекцию на эту тему. Понятно, кто был во всём "виноват": чтобы посильнее привязать к себе мужа, я родила подряд двух сыновей.


– Ладно, – этот разговор всегда заканчивался одним и тем же маминым словом, – ты, сынок, не переживай. Я же всё понимаю – вы молодые, одним побыть хочется. Детей заберу на выходные, а про переезд решим к осени. Костику на подготовку как раз ходить надо будет, пусть привыкает к одной школе. Хотя, мне будет очень тяжело, не скрою – всё здесь слишком напоминает твоего отца, и я привыкла к этому месту. Надеюсь, переживу…

Свекровь закрывала глаза рукой, а иногда даже плакала, если получалось. Вадим, ободрённый её решением, бросался утешать и успокаивать маму, подносил корвалол или травяной чай.


– В конце лета переезд намечается, – похвалилась я на рынке, – уже точно. Костику на подготовку нужно, и садик рядом, для Вовочки.

– Здорово, отличная новость, – порадовалась Ирка. Катрина немного помолчала и спросила:

– А с рынком как же? Далековато оттуда товар на себе ишачить. Даже на тележках!

– Придумаю что-нибудь, – беспечно махнула я рукой, – у нас машина есть. Если что, на ней можно.


На рынке всё шло своим чередом. Катрина готовилась в очередную поездку за товаром, а мы с Иркой пока воздерживались – не набрали нужную сумму денег.

– Давайте, девчонки, я вам привезу что-нибудь, из необходимого, – сказала Катрина, – мне на дорогу добавите только, и у вас товар новый будет!

Предложение Катрины было более чем кстати, и мы очень обрадовались. Катрина ездила за товаром чаще других, покупки делала безошибочно и по количеству, и по качеству. Я так не умела, наверное, рынок – всё-таки не моё.


Заслышав гул самолёта в небе, я поднимала голову и шёпотом спрашивала – ну неужели вам не нужен ремонт, ведь вы тоже ломаетесь? На заводе, где я работала, новых изделий почти не выпускалось и раньше, но вот ремонт шёл постоянно. Несколько комплектов электроприборов для транспортных самолётов "делали" нам зарплату на несколько месяцев, и я постоянно молила Бога, чтобы завод заработал вновь. Я очень хотела туда вернуться и знала, что об этом мечтают практически все заводчане. А ещё все надеялись, что рано или поздно нам выплатят долги по зарплате. Эх, сколько можно сделать на эти деньги! В суровую действительность меня вернул вопрос Катрины:

– Надумала, что тебе привезти? Смотри, у тебя всё печенье разобрали!

– Дома ещё есть, – отозвалась я, – девчонки, посмотрите за товаром? Сбегаю домой, времени ещё много.


Дожидаясь лифта на первом этаже, я услышала голоса – разговаривали моя свекровь и наша соседка. Они спускались пешком, каждая со своими внуками. Я уже хотела окликнуть детей, но меня остановили слова:

– Ох, не знаю, не знаю. Не доведёт этот рынок до добра! Лариса такая холодная стала, неприступная. Вадик сам не свой, я же вижу. По своему мужнину делу добивается, а она с детьми спит, на него внимания совсем не обращает. Может, на рынке у неё кто появился…


Вовремя подъехавший лифт избавил меня от нежелательной встречи. Дома я увидела пирожки и, как удав, проглотила парочку, почти не жуя. Вкуснятина, мама Вадима кулинарка изумительная, этого не отнять! Я допила остатки чая из детских бокалов, сложила упаковки печенья в большую сумку и снова присела за стол в тревожной задумчивости. Слова свекрови привели меня в смятение – Вадим не добивался меня по своему "мужнину делу" уже… второй месяц. Второй, и это при его темпераменте! У нас никогда не было проблем в интимных отношениях: никаких претензий или недовольства с его стороны, и никакой головной боли – с моей. Вадим всегда радовался, что у него темпераментная жена, как и он сам. В этом вопросе мы удивительно подходили друг другу.


Выходит, это он завёл себе кого-нибудь? У меня-то не было никого не только на рынке, но даже в мыслях я ни разу не подумала о другом мужчине. Мне это было просто не нужно. Слёзы подступили близко-близко, в носу защипало, а в душу вползла глухая тоска. Мысль о том, что мой Вадик положил на кого-то глаз, или даже завёл отношения на стороне, оказалась убийственной. Я была абсолютно не готова к такому повороту событий.


Щёлкнул дверной замок, и на пороге возник удивлённый Вадим:

– Лара, ты дома? Не ожидал, не ожидал, но, если честно, очень рад.

Вадим присел рядом и посмотрел на меня внимательно. Я старательно отводила взгляд, не желая выказывать своё недовольство неверному (не дай Бог!) мужу.

– Ларик, я очень соскучился, очень…мама не скоро придёт с мальчишками, – Вадим обнял меня и стал целовать, одновременно расстёгивая пуговицы и развязывая шнурки на моих кофтах – как все торговки с рынка, я была одета, как луковица.

– Я тоже соскучилась, Вадик, – я изо всех сил обнимала мужа, с удовольствием ощущая его страстное желание и убеждаясь в абсурдности своих подозрений. Вадик и я любим друг друга, и всегда будем любить. И у нас всегда всё будет хорошо!

Моя уверенность придала мне сил, а в семье, и правда, всё было хорошо. Вадик перебивался случайными заработками при помощи нашей видавшей виды машины. Сегодня был выходной, но он рано утром куда-то умчался, а я хлопотала по дому, готовилась к рынку и не поняла, какие это дела у моего мужа.


– Что у вас за семья? – восклицала только что приехавшая свекровь, возмущённая моими невнятными ответами, – ты не знаешь, где муж! Он понятия не имеет, как ты торгуешь, а на рынках что попало случается! Вы перестали интересоваться друг другом!



Я вышла из ванной, где полоскала только что выстиранное бельё. Горячую воду отключили, и мои руки были красные, как лапы у гуся.


– На рынках всякое может случиться, Вы правы, Светлана Кондратьевна, – кивнула я, – там бывает опасно. И не только для здоровья…


Возмущённая свекровь занялась ребятишками, а я, закончив дела, решила побыстрей улизнуть на рынок, но не успела.


– Привет всем, мама, доброе утро! – Вадим появился на пороге страшно довольный, – тише, дети, я холодный, с мороза! Ларик, чаю нальёшь? У меня прекрасные новости!



Я налила всем чай и разрезала огромный торт, принесённый мужем. Наверное, у него и впрямь хорошие новости. Может, завод задолженности по зарплате вернёт? Или приступает к работе – это было бы великолепно!


– Я нашёл работу, правда, временно. Месяцев на пять, – улыбался Вадим, – я так рад!


Я обняла мужа, невзирая на суровый взгляд его мамы.


– Что за работа, сынок? – спросила она деловито, – я не сомневалась, что так оно и будет! Не все должны кидаться батрачить или заниматься чем-то неуважительным. Всё зависит от воспитания и от…


– В общем, мой одноклассник открыл несколько магазинов, – перебил маму Вадим, с опаской поглядывая на меня, – а я буду товар развозить и другими делами заниматься, по его просьбам. Продавцам помогать, если надо будет. Они все возрастные, опытные, но помощь всегда нужна! Если всё нормально пойдёт, к лету денег подкопим и отдыхать поедем. Лара, ты устаёшь очень. Мне хочется, чтобы ты отдохнула летом, хотя бы немного.



Я улыбалась мужу, словно щенок, которого добрый хозяин потрепал по загривку. Слышать такие слова мне было очень приятно, но маме Вадика это не очень нравилось.


– Кто же это из твоих одноклассников? – кисло спросила Светлана Кондратьевна, – молодец какой. Это надо же!


– Санька Говоров, – ответил Вадим, поддевая ложечкой большие куски торта, – вкуснятина, правда? Я вам часто буду такие торты покупать. Это часть товара, которым я буду заниматься.


– Ты пойдёшь в холопы к этому двоечнику Говорову? Мы всегда стыдили его мать на собраниях! – возмущению свекрови не было предела, – это неслыханно! Как такое возможно?


– Мама, он женат, у него хорошая семья, бизнес на двоих с дядей жены, – примиряюще сказал Вадим, – да и иду я временно.


– Ты не можешь идти к такому человеку, – холодно ответила свекровь, – это унижение для всей нашей семьи!


Вадим посмотрел на меня умоляюще, и я бросилась на выручку мужу:


– Это нормально, работать. Светлана Кондратьевна, нынче времена сложные, уже не до выбора. Всё наладится, я уверена, и мы вернёмся на завод. А пока будем работать, летом отдыхать поедем. Ты прав, Вадим, я очень устаю. Не важно, что этот Говоров когда-то плохо учился.



Не обращая внимания на разозлившуюся свекровь, я обняла сыновей, наобещала им кучу приятностей и быстро оделась.


– Лариса, я с тобой, – Вадим тоже оделся и стоял в прихожей, – отвезу тебе товар и поеду работать. С сегодняшнего дня начинаю. С двенадцати и до вечера, а другой товаровед с шести утра до обеда. Мама, запомни, я не холоп, а товаровед. Не говори глупостей при детях.


Я с уважением посмотрела на Вадима. Он мужал на глазах, и это было приятно. По дороге он всё же признался, что такая работа ему не совсем по душе, но деньги нужнее амбиций и пустых мечтаний. Я была полностью согласна с мужем.



– Здорово, Ларка, – одобрила перемены в нашей жизни Катрина, – мужики и должны пахать. А то сейчас всё наоборот, мир перевернулся.


– Да гнать в шею таких, – подхватила Ирка, а за ней и другие торговки, радостно поглядывая в сторону Ольги Еськовой, – на кой чёрт мужик, который и копеечки в дом не принесёт? Корми его, обстирывай, да ещё ублажай по ночам!


Все разом заговорили на эту тему. Покупателей не было, стоять было холодно, и таким образом многим хотелось скрасить своё пребывание в ужасных условиях хоть немного, донимая "княгиню" намёками. Ольга прекрасно понимала, что все камни летят в её огород, но по-прежнему никак не реагировала. Мне всегда становилось её жаль в такие минуты, но помочь ей ничем я не могла. Единственное, что я смогла для неё сделать, это предложить ей часть своего столика для вещей, которые она иногда приносила из дома. Вот и сегодня Ольга хотела продать серебряное блюдо и два бокала. Я поставила посуду на краешек своего столика, запомнила цену и пообещала Ольге продать, если вдруг появится покупатель.



– Зря ты это, Ларка, – недовольно покосилась в мою сторону Катрина, – милосердие на рынке неуместно. Ты не солнышко, всех не обогреешь. Хочешь в торговле добиться успеха – никакой жалости ни к кому! А ты, я вижу, старухам цену уступаешь часто, в убыток себе работаешь.


– Ну, не в убыток, – возразила я, – немного подешевле продаю, ничего страшного.


– Знаешь, Ларис, я в восьмом классе вступила в комсомол. Активисткой такой была! И вот на комсомольских собраниях обязательно говорилось о капиталистах, о том, как плохо живётся простому народу в Америке. И как проклятые капиталисты молоко в землю выливают, но никогда не продадут по дешёвке и уж тем более за так не отдадут. А сейчас я понимаю – да правильно они делают, капиталисты эти! А если кому хочется товар дешевле сдать, то это должно быть только решение хозяина. И ничего общего с жалостью!


– Ладно тебе, Катрина, – примиряюще сказала я, – только Ольгу одну пустила, больше никого. Ну, жаль её, честное слово. Когда ещё Глебушка работу найдёт?


– Их проблема! – отрезала Катрина, – думает она пусть головой, а не мягким местом. Княгиня, мать её…



Ирка поддержала Катрину, утверждая, что Глебушка совесть совсем потерял, деградировал полностью, и без него Ольге было бы лучше. Обрывки нашего разговора доносились до Ольги, которая прохаживалась неподалёку. Сегодня у неё удивительно быстро раскупили все семечки и жареные орешки, а пока она собиралась уходить, к моему столику подошла пожилая женщина и купила серебряное блюдо.


– Спасибо, Лариса, большое, – тихо сказала Ольга, – ты меня очень выручила. Пойду быстрей домой, Кристина кашляла ночью сильно, да и Глебу что-то нехорошо было. В аптеку забегу только, Глеб витаминов каких-нибудь просил…



Торопливо собравшись, Ольга помчалась в аптеку, а Ирка, закуривая очередную сигарету, зло вымолвила ей вслед:


– А шнурки этому Глебу не погладить?


-Обнаглел совсем, – подхватил кто-то, и ещё долго после ухода Ольги наши торговки сладострастно перемывали косточки всем Еськовым: живут, перебиваясь с хлеба на воду, Кристина с чужого плеча одета, в школе плохо учится; Ольге некогда следить за учёбой девочки, а Глебушка очень любит дочку, жалеет и не даёт переутомляться. Мать Ольги из деревни иногда приезжает, продукты привозит, делится, чем может, хотя у самой почти ничего нет. И никогда с зятем не ругается! Другая пинков бы зятю надавала, а эта слово плохого ни разу не сказала. У самого Глебушки родителей нет, и тёщу он всегда встречает приветливо да мамой зовёт.



– Так-то он нормальный мужик, – задумчиво произнёс кто-то со второго ряда, – не пьёт, не курит, никогда не ругается с Ольгой. Всегда они так жили.


– Наверное, у него есть кто-то на стороне, – предположила круглолицая краснощёкая Дарья, стоявшая четвёртой в нашем ряду, после Ирки, – что-то подозрительно спокойно они живут…


У Дарьи в семье все были полные и весёлые – и она сама, и её муж, и сын любили хорошо поесть, попить и, когда можно, пожить в своё удовольствие. Муж её работал электриком и зарплату получал.


– Скажешь тоже, – засмеялась Ирка, – какая этому трутню любовница? Кому он нужен без денег?


– Не скажи, – протянула Дарья, – сейчас мужиков совсем мало осталось. Кто спился, кто по кривой дорожке пошёл, кто сидит. А баб с деньгами много, так что найти другую Глебушке – раз плюнуть.



Эта версия особенно понравилась нашим товаркам, и все пришли к выводу, что Глеб давно не интересуется женой, которая запустила себя и выглядит старше мужа, хотя это он её старше на целых пять лет. При первом же удобном случае он бросит Ольгу, и даже горячо любимая дочка его не остановит.

– Девчонки, надо за товаром ехать, по максимуму привезти. Новогодние праздники скоро, после них не все базы и оптовки сразу откроются, да и товара мало будет, – тихо говорила Катрина, поглядывая по сторонам, – дальше двадцать третье да женский день в марте, и всё, затишье. Пройденный этап, так что готовьтесь, деньги набирайте.


Ирка поддержала идею сразу же, а я лишь молча кивнула, слушая их разговор. Я, конечно, была не против, признавая целесообразность предложения Катрины, только вот второй день я чувствовала себя не очень хорошо. Болела голова и горло, мне было трудно подолгу стоять. И ещё, я постоянно мёрзла. Но температура была нормальной, и я решила, что справлюсь.



В поездке мне стало хуже. Я еле держалась на ногах и всё делала через силу. Девчонки помогали друг другу, но больше всех мне. Всю обратную дорогу я лежала на последнем сиденье среди коробок и упаковок с товаром.


– Ларка, что, совсем худо? – Катрина присела рядом и протянула бокал, – чаю хоть выпей. Вставай, поешь немного.


Я выпила залпом чай, немного откусила от большой шоколадки и снова легла на сиденье, с тоской отметив, что мы не проехали ещё и половину пути. Дома, однако, мне полегчало. И впрямь, родные стены помогают, подумала я. Любимый муж тоже не отходил от меня ни на шаг.


– Лара, ну, как ты? Получше? – с надеждой спрашивал он раз по двадцать за день, – сходи в больницу, ну пожалуйста.


– Никаких больниц, – твёрдо отвечала я, – антибиотики пью, витамины. Кашля нет, что дома сидеть?



Меня и правда уже тянуло на рынок – посмотреть, как пойдёт новый товар, какая будет выручка. Узнать, как у девчонок дела, тоже хотелось. До Нового года оставалось всего несколько дней, и терять драгоценное время было нельзя. По совету девчонок с рынка я пропила курс сильных антибиотиков и чувствовала себя намного лучше. На рынке встретили меня хорошо, и такое отношение было приятно.


– За твоё здоровье! – провозгласила Ирка, доставая бутылочку коньяку. К нам присоединилась Дарья, у которой всегда имелась хорошая закуска. Вот и сейчас она достала бутерброды, нарезку из колбасы и сыра, домашние пирожки.


– Люблю покушать! – провозгласила она и засмеялась, – как и мужики мои. Один раз живём, можно.



Дарья была уже давно необъятных размеров, но совершенно не парилась по этому поводу. К нам подтянулись девчонки со второго ряда. Появилась вторая бутылка коньяка, затем водка. Пиршество разыгралось не на шутку. Я почти не пила, так как была всё ещё на таблетках. Повеселевшие товарки громко смеялись, бесконечные проблемы и трудности временно отступили. Взгляд мой упал на Ольгу, которая прохаживалась неподалёку, почти не обращая на нас внимания. Не знаю, почему, я окликнула её. Она сделала пару шагов в нашу сторону и нерешительно остановилась, заметив, что толпятся девчонки у наших столиков не просто так.



– Ольга, выпьешь за моё здоровье? – наверное, я допустила бестактность и вообще глупость, но предложение слетело у меня с языка. Нагнувшись, я достала одноразовый стаканчик, плеснула в него немного коньяка и протянула нашей "княгине". Ольга, смущённо улыбнувшись, взяла стаканчик:


– Желаю никогда не болеть, Лариса! И пусть все твои близкие будут здоровы и благополучны.



Я немного поболтала с Ольгой. Она оказалась приятной собеседницей – умной, грамотной, интеллигентной. Я это сразу поняла, да и чувствовала уже давно. Просто не представлялось случая сойтись поближе хотя бы в разговоре. Узнав, что моя младшая сестра учится в музыкальном училище, Ольга улыбнулась:


– Я тоже в своё время закончила, а потом заочно экономический. Но музыку люблю до сих пор, мечтаю на хорошем концерте побывать. Мы в училище пробовали третий концерт Рахманинова репетировать, почти никому не удалось до конца сыграть. Один из самых сложных для исполнения. Этюды Листа тоже нелегко исполнять.  Шопен, Барток… Что сейчас репетирует сестрёнка?


– Музыку эпохи барокко, – ответила я, не вспомнив ни одно имя того времени, кроме Баха.


– Корелли, Вивальди, Гендель, – добавила Ольга. Я обратила внимание на её руки без перчаток: длинные тонкие пальцы и ухоженные ногти. Улыбка Ольги тоже была приятной, и в этот момент она не показалась мне такой уж серой мышкой.


-Это было очень интересное время, – продолжила Ольга, – "Барокко" с итальянского переводится как "причудливый, странный". Важным инструментом тогда был также орга'н. Его можно услышать во время католических служб в храмах. Это потрясающий инструмент, и он имеется далеко не в каждом городе Европы.



– Мы ездили в Германию, к родственникам мужа, – Дарья давно уже с любопытством прислушивалась к нашему разговору, – там слушали старинный орга'н. Это было что-то!


– Тебе понравилось? – улыбнулась Ольга, – мы тоже ходили раньше на концерты. В нашей консерватории хороший орга'н, есть и замечательные исполнители.


– С мужем ходила? – уточнила Дарья, смачно откусывая от большого яблока.


– Да, – спокойно ответила Ольга и развернулась в сторону дороги, желая, видимо, отойти от нас подальше.


– Музыку он любит, значит, – неопределённо произнесла Дарья, – это хорошо.


– Да кто же её не любит, – сказала Ольга, – я раньше часто дома играла. Кристине тоже нравилось.


– А сейчас? – неизвестно почему спросила я.


– Пианино моё продали, – тихо ответила Ольга, – "Zimmermann", очень известный производитель. Глеб сразу покупателей нашёл. Деньги очень нужны были.



Мы промолчали, и наша княгиня отправилась поближе к дороге – там часто водители покупали сигареты, не выходя из машин, и стоять там было выгодно. Потихоньку девчонки разошлись по "точкам", а я стала собирать товар в коробки. Стоять подолгу мне было ещё тяжело.


– Иди уже, – сказала Катрина, – во сколько твой Вадим за товаром заедет?



Я отправилась домой намного раньше. Светлана Кондратьевна будет довольна, подумала я, и это хорошо. Мне нужно было с ней поговорить. Я заказала билеты на ёлку, в цирк и в театр – к нам на рынок каждый день заглядывали распространители. Согласится ли свекровь сопровождать наших сорванцов, это был ещё тот вопрос. У моей сестрёнки начиналась сессия, папа работал, а мама в настоящее время болела.


– Светлана Кондратьевна, Вы всегда были близки к искусству, – начала я, издалека подбираясь к нужному вопросу, – выставки, концерты. Я узнала, что у нас в консерватории есть орга'н. Вот бы на концерт попасть!


– Очень хорошая идея, – поддержала меня свекровь, – я бы тоже не отказалась. А знаешь, самый большой орга'н в мире находится в Атлантик-Сити, штат Нью Джерси; у него 33 тысячи труб и 1200 клавиш. Самая высокая труба достигает 20 метров в высоту.


– Ничего себе! – восхитилась я.


– Да! Это самый большой и самый громкий инструмент в мире. Его звук в шесть раз громче самого громкого паровозного свистка.



Светлана Кондратьевна рассказала ещё немало любопытного про музыкальные инструменты, не преминув заметить под конец, что рада моему интересу к миру музыки:


– Вадим всегда тяготел к искусству и с большим удовольствием ходил со мной на концерты. Я не понимаю, почему вы не посещаете концерты и не водите детей. Я с удовольствием сводила бы мальчиков куда-нибудь. Лариса, ты мало уделяешь внимания сыновьям!


Вот и решился вопрос сам собой, обрадовалась я. Светлана Кондратьевна уехала к себе чуть пораньше, и я довольно быстро разобралась с ужином. Стоять долго у плиты не было сил,  мне всё время хотелось лежать.



Я спокойно относилась к классической музыке – мою сестрёнку с восьми лет отдали в музыкальную школу, и с тех пор у нас дома постоянно играли на пианино. Иногда нам устраивались домашние концерты, и мы терпеливо сидели, аплодируя от души нашей пианистке. Да, наверное, музыка – это замечательно, это хорошо, может, включить сейчас что-нибудь и послушать с мальчиками вместе? Я посмотрела на сыновей. Они играли в войну, носясь на небольшом свободном пятачке нашей единственной комнаты. На одном квадратном метре у них кипела целая жизнь – воображаемые боевые машины, танки, стрельба и крики радости.



Вошёл Вадим и остановился в прихожей, улыбаясь. Я приняла из его рук большой пирог.


– Будем пробовать, – сказал глава семейства, – наша новая продукция.


Я рассказала и свои новости. Узнав, что сказала его мама о концертах классической музыки, Вадим громко расхохотался:


– Лучше застрелиться! Всегда терпеть не мог эти нудные произведения. Лар, вон "Ласковый май" приезжает, давай сходим? Классно поют пацаны.



Я согласно кивнула и рассмеялась, представляя, что сказала бы сейчас мама Вадима в адрес "Ласкового мая".

Последние предновогодние дни мы пахали, что называется, на износ. Дела у всех шли хорошо, товар уходил влёт.


– Девчонки, хочу ещё раз за товаром съездить, – заявила Катрина, – готовьте деньги, привезу и ваммаленько. Вы не поедете?


Мы с Ирой дружно отказались, и Катрина ушла в конец второго ряда договориться насчёт поездки.


– Отдохнуть хочу, – прошептала Ира, – Лар, я с таким мужиком познакомилась…


– Здорово! – обрадовалась я. Мне было хорошо известно, как мечтает наша Ируня о хорошей полноценной семье, а главное, о добром, непьющем муже. С ребёнком ей помогала мама, делясь последним. Свекровь, с которой у Ирки были неплохие отношения, недавно умерла, муж спился за короткое время, и где он сейчас, чем занимается, никто не знал.


– Хоть бы навсегда пропал, – однажды в сердцах воскликнула Ирка, – полдома пропил, оказывается! Мою цепочку, колечки продал, а я так хотела дочке хоть немного приданого оставить, так сказать, золотой запас, на чёрный день.


– Ты золотишко прикупить надумала? – вернувшаяся Катрина с ходу вклинилась в разговор, – есть у меня человечек, как раз этим занимается. Продаёт намного дешевле, чем в магазинах. Турецкое вообще за копейки продаст. Могу поговорить.


– Ой, пожалуйста, – обрадовалась Ирка, – дашь знать, когда он появится, а я денег пока подкоплю.


– А серебром он не занимается? – спросила я, – мне браслет нужен, мужской. Только не какой попало.


– Занимается, кажется, – задумчиво ответила Катрина и рассмеялась, – а ты, значит, мужика к себе навечно привязать захотела? То есть пристегнуть? Надёжней чтоб было?


– Ты о чём? – не поняла я, – браслет Вадиму подарить хотела, у него день рождения скоро. Плетение только чтоб обычными звеньями было, он такой давно хочет.


– Если браслет подарить, то навсегда к себе человека пристегнуть можно, – засмеялась Катрина, – ещё девчонкой была, когда узнала примету. Бабушка говорила, я и запомнила.


– А мне можно будет заказ сделать? – к нам подошла Ольга и улыбнулась, – девочки, не помешала?



Я быстро ответила,  что нет. Интересно, что хочет заказать Ольга? Она продала все свои драгоценности, это я уже слышала не раз, и сейчас подумала, что Ольга хочет купить хоть что-то для себя. Молодец, подумалось мне, однако радоваться оказалось рано.


– Хочу своим подарки сделать, удивить их к праздникам. На Новый год не успею, наверное, – "княгиня" посмотрела на нас вопросительно и продолжила, – к двадцать третьему февраля тогда, а Кристиночке ко дню рождения, двадцать четвёртого февраля. Она цепочку давно хочет, с крестиком, а Глебу печатку надо бы. У него была красивая, подарок от родителей, но пришлось продать. Никакой памяти от них и не осталось.


– У тебя самой ничего не осталось, – усмехнулась Дарья, которой тоже понадобились какие-то украшения, и она придвинулась к нам поближе. – Себе что, ничего не хочется?


– Хочется, – спокойно ответила Ольга, – но сейчас не время думать об этом.


– Мы, бабы, всегда так, – миролюбиво согласилась Дарья, – о себе в последнюю очередь. Я тоже так с мужиками моими – накормить получше, повкусней. Все им. Сытый мужик – хороший муж, меня ещё бабушка так учила.


– Она права, – улыбнулась Ольга и взглянула на меня. Я молчала, и Ольга обратилась к Катрине, – всё верну вовремя, не сомневайся. У меня теперь с деньгами получше будет, можно даже сказать, хорошо!


– На работу, что ль, муж пристроился? – недоверчиво спросила Катрина и добавила всем нам, – да без разницы мне, как долги возвращать будете. Продавец придёт, с ним и решайте!


– Нет пока у Глеба работы, – Ольга чуть понизила голос и продолжила, – мне водку будут давать, под реализацию. Вкладывать ничего не надо, это самое главное!


– Рано радуешься, – охладила пыл "княгини" Дарья, – значит, навар меньше будет. Под реализацию совсем другая цена.


– Ну и пусть, – не согласилась "княгиня", – должно хорошо получиться. Я всё просчитала несколько раз.



Я не вмешивалась в разговор, думая о своём. Точнее, о своём здоровье. Я вроде бы вылечилась, но постоянная слабость и головокружение пугали. Я никому не говорила  о своём самочувствии и раздумывала, может, и правда, нужно сходить в поликлинику? Надо, уже не раз твёрдо говорила я себе, но поход к врачу всё откладывался. Дома я умело скрывала своё состояние, и Вадим ничего не замечал.


– Лариса, а ты водкой не хочешь заняться? – прервала мои тревожные раздумья Ольга, – это надёжные люди, и водка у них хорошего качества, не сомневайся.


– Нет, – ответила я, удивляясь, – у меня и так много товара.


– Заработаешь побольше. Денег лишних не бывает, – улыбка Ольги была искренней и одновременно усталой, но я покачала головой. Ольга продолжила разговор, – а я рада этому предложению. Дома своим сказала, они, конечно, не одобрили. Переживают за меня. Но что делать?



На этот вопрос у меня был готовый ответ, но уподобляться нашим торговкам не хотелось. Они и так без конца клевали "княгиню", словно курицу, по ошибке забредшую в чужой курятник. Нет, конечно, злые языки перемывали косточки практически всем, поводов было достаточно, но зацепить именно Ольгу мог любой. Наверное, я одна из всех не подсмеивалась над "княгиней", не упивалась неким превосходством. И не потому, что испытывала жалость к Ольге – пожалеть можно было любого из нас, слишком тяжело доставался сейчас кусок хлеба. Нет, было в Ольге что-то такое, что зацепило меня, зацепило и не отпускало. И чем больше я узнавала её, тем больше она мне нравилась. С ней было интересно, мы иногда разговаривали, и вскоре я почувствовала, что это доставляет мне удовольствие. Ни с кем другим на рынке мне не хотелось общения так сильно, как с Ольгой.



– Да идите вы все! Вечно лезете не в свои дела! – Катрина вернулась разозлившейся со второго ряда. Видать, чем-то там задели нашу смотрящую, и мы, как по команде, повернулись к ней. – Водку уже принесла?


Вопрос адресовался "княгине", которая смотрела в нашу сторону, привлечённая шумом.


– Принесла, – растерянно ответила Ольга, – не знаю, как начать продавать.


– Давай сюда! И с почином тебя! Да не ищи сдачу, орешков насыпь, вкусные они у тебя, – скомандовала Катрина. Я прохаживалась по тропинкам, стараясь согреться. Покупателей не было, и я тоскливо рассматривала редких прохожих, которые, бросив взгляд в сторону нашего рынка, торопливо отворачивались, как бы чувствуя за собой какую-то вину. Катрина выпила одна, не пригласив никого на этот раз за компанию.


– Хорошая, – сказала она Ольге, подразумевая качество спиртного, – не обманули тебя поставщики. Торгуй спокойно!



Перебранка между Катриной и вторым рядом возобновилась вновь. Прислушавшись, я поняла, в чём дело. Нашу смотрящую периодически тоже цепляли, в основном одиночеством и отсутствием детей. То одна, то другая товарка время от времени подступалась к Катрине с советом или вопросом, почему бы ей "не родить для себя, раз уж мужика достойного не нашла". Мне казалось неприличным не только давать советы,  но и спрашивать кого-либо на эту тему. Но у всех были разные понятия о приличиях, вот и сегодня, видимо, кто-то пристал к Катрине в очередной раз и вывел её из себя. Выпив вторую рюмку, она молча стояла за своим столиком.


– Да не обращай внимания, – начала успокаивать её Дарья, подобравшись поближе. Я рассматривала их издалека, и, несмотря на серьёзность ситуации, еле сдержала смех. Маленькая полная Дарья смотрелась комично рядом с Катриной, росту которой позавидовали бы любые баскетболистки мира. Высокая, крупная, даже дородная Катрина высилась за прилавком, и я даже теоретически не могла представить рядом с ней какого-либо мужчину. Хотя она и рассказывала, что в деревне жила с мужем, но развелась незадолго до переезда в город.


– У нас не было детей, – неожиданно услышала я и скорее почувствовала, чем увидела слёзы на глазах Катрины, – я не смогу стать матерью. Никогда. Надорвалась на ферме. С шестнадцати лет фляги да бидоны таскала, матери помогала. Вот и результат. Муж бросил меня, когда выяснилось всё.


– Мужики, они такие, – сочувственно закивала Дарья, – не переживай, Катрина. Может, тебе в детском доме кого присмотреть?


– Вот они мне также сказали, – усмехнулась Катрина, махнув рукой в сторону второго ряда, – а я их послала, советчиков, подальше…

Я с удивлением узнала, что Катрине всего 34 года. Конечно, не возраст, ещё можно рожать и рожать! Но не судьба! Не судьба, подумала я грустно, и кто же в этом виноват? Я жалела Катрину, которой не познать счастья материнства, и думала о том, что мой Вадик мечтает о дочке.  Уже давно, но я решила, что это произойдёт, как только мальчики начнут учиться в школе. Тогда и появится у нас лапочка-дочка. Я так и видела в руках Вадима розовый кулек с большим белым бантом. На душе потеплело, как всегда, когда я думала о детях. О мальчиках и будущей малышке, которую мы назовём…


– Эй, оглохла? – резкий, грубый голос вернул меня к действительности, и, повернувшись, я увидела блестящий бампер какой-то иномарки. Машина затормозила прямо за моей спиной, и меня спасло, получается, чудо? Хотя…


– А вы ослепли? – не удержалась я, – это тротуар, между прочим!


– Самая умная здесь? – выбравшийся из машины водитель напоминал кубик – невысокий, плотный, в чёрной шапочке, низко надвинутой на глаза. Из машины вышли ещё двое, таких же крепких, здоровых парней, только ростом повыше "кубика".  Они внимательно осмотрели меня, и один из них сказал:


– Ты с этого рынка, что ли? Старшую позови, быстро!



Я хотела ответить, как следует, хамоватым парням, но, осмотрев их ещё раз, отказалась от своего намерения и громко крикнула:


– Катрина! Подойди, пожалуйста, сюда!


– Катрина, – фыркнул водитель, – итальянка, что ли?


– Ну ни фига себе, – протянул один из парней, – ну и баба! Эта, точно, коня на скаку остановит.


– Родина-мать, – отозвался третий,  – пацаны, я в восхищении!


– Чего надо? – неприветливо отозвалась Катрина, подойдя почти вплотную к парням. Роста они были одинакового, а "кубик" еле доставал ей до плеча.


– Пойдём в машину, разговор есть, – уже серьёзно сказал один из парней. Катрина спокойно уселась в машину с парнями, а водитель остался стоять возле меня.


– Ну, как на рынке дела? – спросил он, поеживаясь, – толк есть?


– Нормально дела, – отозвалась я, краем глаза заметив призывающие жесты Дарьи. Подойдя к девчонкам и услышав кучу вопросов, я ответила, что ничего не знаю и надо ждать Катрину. "Кубик" тем временем прошёлся по рынку, внимательно рассматривая всё вокруг, и вновь подошёл к машине. Я так и стояла рядом, переживая за Катрину и не зная, что делать.


– У Ларисы брат в милиции работает, – неожиданно заявила Дарья "кубику", – вот, можете спросить у неё. А на рынке у нас полный порядок!


"Кубик" бросил на меня заинтересованный взгляд:


– И в каком отделении братан ведёт незримый бой?


Я коротко ответила, а "Кубик" рассмеялся:


– Знаем, наслышаны. Пашут там ребятишки на совесть, претензий к ним нет. А "премудрый пескарь" большой молодец, всё в строгости держит. Пацан классный, любит в бассейн нырнуть, а затем в парилку с коньячком. Мы в сауне иногда вместе отдыхаем. Знаешь, как круто – парная, коньячок, девочки рядом. В сауне любишь отдыхать? Могу пригласить, ты вроде ничего, нормальная.



Я покачала головой. "Премудрым пескарем " прозвали начальника отдела милиции, где работал мой брат. Фамилия начальника была Пескарев, и до меня наконец-то дошло, что гости на рынок пожаловали непростые. Видимо, многие подумали также, потому что на рынке стояла непривычная тишина. Наконец Катрина вышла из машины и медленно направилась к своему столику. "Кубик" слащаво улыбнулся и сказал мне, что как-нибудь заедет с приглашением отдохнуть, как следует, в сауне, а затем сел за руль, и машина умчалась.  Ошарашенная всем происходящим, я слушала нашу смотрящую, которая, подозвав всех поближе, проводила срочное собрание.


– Так что, девочки и мальчики, платить придётся, вот им, которые приезжали, – излагала Катрина, которая мне стала напоминать Родину-мать, и сейчас я удивлялась, что никто не замечал этого раньше.


– За что платить? Почему ты не защитила нас? Ты старшая здесь, или кто? – вопросы летели, словно стрелы, в Катрину, но она и не думала уворачиваться от них.


– Последний раз объясняю! – рявкнула Катрина, – рынок этот кто-то купил, как и другие торговые точки. А приезжал управляющий, Ванька Жуков, так он представился. А всю их группу "жуковскими" кличут. Так вот, Ванька Жуков все условия сказал, кому не понравится, могут перейти на другой рынок или ещё куда. Нам тут железные прилавки установят с козырьками, дворник убирать вокруг будет. Может, дороговато, но так будет стоить место. Платить нужно раз в месяц, сразу всю сумму. Кто со своими столиками хочет остаться, пожалуйста, вон там, за рынком. Платить всё равно придётся, поменьше, правда. С первого числа начнём считать, сразу после Нового года. Так что думайте, покуда время есть.



До самого позднего вечера не утихали крики, споры и ссоры. Рынок почти не работал. Многие отказывались верить в то, что кто-то купил кусок земли, и теперь мы должны платить неизвестно кому. И, главное, за что? До этого мы тоже платили, сущие копейки, администрации ближайшего магазина. Нам говорили, что рынок расположился на их территории, а теперь, оказывается, всё иначе.


– Как можно купить землю? – возмущались одни, – кто разрешил?


– Никакого права нет у них! – взвизгивал кто-то со второго ряда, – мы не в Америке, где порядка нет! Надо писать заявление в милицию, пусть их посадят в тюрьму!


– В прокуратуру напишем, подписи соберем, – доносились отовсюду крики и предложения, – что молчишь, Катрина?


Но наша смотрящая больше не стала ни с кем разговаривать. Она допила свою бутылку водки и стала молча собирать товар, бросив всем на ходу – до завтра; она устала и хочет отдохнуть. Все вопросы решим завтра. После её ухода я тоже стала собираться, пообещав приставучим торговкам поговорить с моим братом-милиционером и всё выяснить. Сдаваться нельзя, они что, нас за людей не считают, что ли, доносилось с разных сторон рынка. Я прохаживалась по дорожкам, поджидая Вадима, который должен был заехать на рынок и забрать меня домой. Товара было много, и нести тяжести на себе не имело смысла. Ко мне подошла Ольга:


– Ты совсем без настроения, Лариса? Не переживай из-за рынка и новых порядков. Нужно просто смириться. К сожалению, настало другое время, а связываться с такими людьми бесполезно и даже опасно. На них управы нет, они уже со всеми договорились.



Я удивлённо посмотрела на "княгиню", и она это заметила.


– В Москву к родственникам ездили в прошлом году, с Кристиночкой. Моя тётя 75-летие отмечала и всех родных и близких собрала, а нам с Кристиной дорогу оплатила и ещё денег дала, на расходы в Москве. Я ехать не хотела, неудобно перед Глебом, на него она денег не дала. Но Кристине в Москву очень хотелось. А Глеб не обиделся, слава Богу, а то я испереживалась вся. Так вот, у тёти оба сына на авторынок пошли, точки открыли, продавцов наняли. А теперь магазин на двоих отстроили. Тогда я и узнала, что творится на рынках и в бизнесе. Они и меня с Кристиной звали в Москву переехать, у них торговать, да как я могу Глеба бросить? Это нечестно, и, знаешь…


Но тут к Ольге подошли покупатели, и наш разговор прервался. Весь вечер я провела в раздумьях и тревоге. Вадим, узнавший о том, что произошло у нас на рынке, только присвистнул и сказал, что так теперь будет везде.  Кто-то что-то покупает, открывает, закрывает – наступила эра рыночной экономики. Всё хорошо тогда, когда везде порядок и взаимопонимание. Я согласилась с мужем, который ухаживал за мной, пользуясь тем, что мы были одни – мальчики гостили у Светланы Кондратьевны.


– Ларик, я очень соскучился, – Вадим притянул меня к себе и впился жарким поцелуем в мои губы, – как хорошо, что ты у меня есть.


– А ты у меня, – довольно отозвалась я, – Вадик, я тоже очень соскучилась.


Романтический вечер закончился бурной страстной ночью, которая не принесла мне не только удовольствия и радости, но, наоборот, посеяла ещё больше тревоги в моей душе. Впервые во время близости с мужем я испытывала боль – в каких-то позах или позициях, и постаралась скрыть это от Вадима. Наверное, я выглядела чуть получше бревна, но Вадим ничего не заметил. Когда он уснул, я осторожно высвободилась из его объятий, нашла на кухне корвалол и расплакалась.

– О чём думала, милочка? Так относиться к собственному здоровью! Уму непостижимо! – участковый гинеколог смотрела на меня недовольно и слегка неприязненно. Приём она вела хамовато и, кроме как выйти побыстрей из кабинета, других желаний у меня не возникало.

– Две беременности, двое родов и ни одного аборта? – возмущению доктора, казалось, не будет предела. – Как так? Незамужняя, что ли? Или муж спит в другой постели?

Мне было очень жаль, что на пенсию вынудили уйти тактичного, прекрасного врача и очень хорошую женщину, бывшего, теперь уже, нашего участкового гинеколога. К ней все женщины шли спокойно с любой бедой, и для каждой она находила доброе слово утешения, внушала спокойствие, её никто не боялся и не стеснялся. Помимо большого опыта и знаний, она была хорошим психологом, что для женщин немаловажно. А сейчас передо мной сидела недовольная особа средних лет. Она задавала много неприличных вопросов, не стеснялась в выражениях и комментариях своих действий. Наконец я вышла от неё с ворохом рекомендаций и направлений на всевозможные анализы и обследования. В регистратуре меня встретили также недовольно и неприветливо:

– На кровь запись после пятнадцатого, на УЗИ с первого февраля, остальное всё тоже в феврале.

– Мне срочно надо, врач сказала…

– Нет записи, что непонятного? – рявкнула второй регистратор, – даты Вам написали, когда и на что запишетесь. Ждать не можете – в платную идите, а мы Вам помочь не можем! Следующий!


Я медленно спустилась на первый этаж, оделась и направилась на рынок, раздумывая, как можно явиться на повторный приём к гинекологу через две недели с результатами обследований, запись на которые начнётся в следующем месяце. В платную идите, недовольно подумала я. А у кого денег нет, тогда как?

– Тогда никак, – буркнула Катрина, послушав мой рассказ о походе в поликлинику, – вот что, Лара. Иди, и правда, в платную. Если денег нет, в долг дам.

Подробностей своего самочувствия я не раскрывала, сказала только, что после сильной простуды, перенесённой на ногах, побаливает внизу живота.

– Твоё легко лечится, – обрадовалась Дарья, которой всегда было дело до любых проблем и вопросов, – вот у меня такое случилось, ты, Ларис, не представляешь! Простыла так, что с мужем никак нельзя было… хорошо, врач попалась толковая, лечение назначила – всё как рукой сняло.

– Что назначила? – спросила я, стараясь скрыть заинтересованность. Послушав Дарью, да и других девчонок, я решила пройти курс лечения, благо назначений и советов было хоть отбавляй, а между делом посетить недавно открывшуюся в нашем районе платную клинику. Вадиму я рассказала совсем немного о своих делах, но он очень испугался и незаметно проболтался своей маме, которая принялась корить меня так, что я еле удержалась от грубости в её адрес.

– Лариса, это возмутительно! Ты не думаешь о семье и детях! Так запустить себя! Каково Вадику будет с больной женой? Он мужчина, и ты должна понимать… А ещё удивляются, почему мужья любовниц заводят?

– Мама, перестань говорить глупости, – возмутился Вадим, – Лариса простудилась сильно, на ногах всё перенесла, за товаром больная ездила. Пролечиться надо, и всё пройдёт. Хорошо, что я уколы умею делать.

Вадим обнял меня, шёпотом уговаривая не плакать, а то дети напугаться могут.

– Я люблю только тебя, и мне не нужна никакая другая женщина, – услышала я и не смогла удержать слёз, теперь уже от радости. Прошептав в ответ мужу свои слова любви, я пошла в ванную умыться. Мальчикам, и правда, нельзя волноваться, я должна себя держать в руках.


Платная клиника тоже не оставила добрых чувств. Молодая врач-гинеколог сладко улыбалась, убеждала не переживать, а немедленно приступить к лечению. К ней я пришла с результатами обследований, сделанных только что, без предварительной записи. К моему первому диагнозу добавились ещё два, и, по словам платного доктора, мне желательно пройти у них курсы физиолечения, ванны, специальный массаж и прочее, название которого я не запомнила.

– На деньги разводят, – утверждали в два голоса Ирка с Дарьей, – не слушай, Ларис. Сходи повторно к участковой, хоть она и дурой оказалась. Пролечишься, всё нормально будет.

– Я долго по платным врачам бегала, – сказала Катрина, – денег вбухала кучу. Всё, что после покупки квартиры осталось, не жалела, рожу ребёночка, думала, муж ко мне и вернётся. Он приезжал иногда, я его в город звала, работа тогда была ещё. А тут от него малолетка залетела. Ученица его, так сказать.

– Как ученица? – ахнула Дарья.

– Да вот так. Он же в школе физруком работал. Сильный, здоровый, высокий. Мы оба такие были, все говорили – два сапога пара, – грустно улыбнулась Катрина. – Конечно, он с той остался. И с сыном. Так что, Ларка, береги мужика. И своё здоровье.

Дома Вадик весь вечер уговаривал меня оставить на время рынок, вылечиться, а дальше видно будет. Но мне было страшно лишиться постоянного дохода, и я настояла на том, что торговать буду, понемногу, с большими перерывами. И уходить домой пораньше. Так должно быть хорошо, убеждала я всех и себя в первую очередь.


Ребята "Ваньки Жукова" появлялись наездами, деньги Катрина собирала исправно, правда, нашлись и такие, которые отказывались платить дань. Первым это сделал молодой мужчина, бывший, как мы знали, воин-интернационалист. Он приезжал на небольшой иномарке, на ветровом стекле которой был прикреплен знак "инвалид за рулём". Передвигался он, сильно хромая, при помощи трости. Прилавком с козырьком он обзаводиться не спешил и всё также стоял со своим маленьким столиком, теперь уже за пределами рынка, и заявил Катрине, что платить ему не за что. Она молча вернулась, заявив, что это не её дело, деньги выбивать.

– Ой, зря он не стал платить, – тихо сказала Ольга, – беды не оберётся. Такие люди, как "жуковские", не остановятся ни перед чем.

И Ольга принялась рассказывать тем, кто стоял поблизости, подробности о торговле в Москве и бизнесе её двоюродных братьев. Я уже это знала и не слушала Ольгу, наблюдая за "воином-интернационалистом". Говорили, что его бросила молодая жена, узнав о его ранении и инвалидности. Парень выживал на крохотную пенсию и пытался заработать хоть как-нибудь, пришёл к нам на рынок недавно, ни с кем не сближался и почти не общался. Товар у него был хороший и качественный, наверное, ему помогал кто-то из друзей, потому что он никогда не ездил на оптовые базы. Но платить он отказался совершенно напрасно, я тоже так считала, потому что с этими ребятами шутки были плохи.


Почувствовав себя чуть лучше, я решилась на поездку за товаром. Всё шло удачно, мы затарились, что называется, под завязку, и, довольные, возвращались домой. Время было позднее, не на шутку разыгравшаяся метель напугала меня, и я пробралась к водителю поговорить. Катрина с кем-то выпивала и громко смеялась, другие девчонки дремали. Автобус еле тащился, водитель часто переключал скорость и с трудом трогался с места.

– Да не знаю, – ответил водитель на мои тревожные вопросы, – надеюсь, доедем.


Я абсолютно не разбиралась в автомобилях, но то, что с автобусом что-то не в порядке, стало понятно даже мне, и я очень беспокоилась – ехать предстояло ещё около ста километров. Вскоре автобус заглох. Спустя полчаса напуганы были все, а ещё через тридцать минут нами овладело отчаяние – нет ни одной машины, ни одного населённого пункта поблизости, видимость совсем плохая. Одна метель вокруг, а в автобусе становится всё холоднее. Неужели, подумала я, не решаясь называть вещи своими именами даже мысленно. Руки и ноги почти ничего не чувствовали, потому что мы по очереди стояли возле водителя, помогая ему чинить что-то в моторе.

– Двигаться, девчонки, двигаться! – кричала Катрина, заглушая страх, – ну-ка, подъём! Хороводом вокруг автобуса! Ларка, куда пошла!

Толстые руки Катрины не пустили меня в автобус – она приказала всем пробежаться несколько раз вокруг автобуса. На втором круге я споткнулась, упала на колени, почувствовала, что это самое лучшее в жизни, и закрыла глаза. Как хорошо лежать, Господи, как же хорошо, тепло, приятно, чаю бы только кто-нибудь налил…

Спасла нас большая военная машина, неожиданно появившаяся на дороге. Мы отказывались верить своим глазам, кто-то из девчонок расплакался, а я подумала, что не могла погибнуть вот просто так, в метель. А моя лапочка-дочка? Малышка, которую я мечтаю назвать…

– Ларка, на, пей! – Катрина протянула полстакана водки, которую я послушно выпила, чтобы согреться. Закуски было сколько угодно, но есть мне не хотелось совершенно. В город мы приехали глубокой ночью. Утром я почувствовала, что не могу встать с постели. Сильно болела голова, горло, спина. Температура оказалась высокой, и Вадим вызвал врача на дом. Тот явился к вечеру, уставший и недовольный. Осмотрев меня, он покачал головой, выписал длинный рецепт и посоветовал вызвать "скорую", если моё состояние вдруг ухудшится. Я проболела несколько дней, и, как только смогла выйти на улицу, отправилась на наш рынок. Девчонки звонили по вечерам, рассказывали свои новости, но после той ужасной поездки многие тоже заболели и на рынок не выходили. Соскучившись по своей неприятной работе и по нашим товаркам, я с радостью подходила к рынку. Когда я смогу снова работать? Вадим категорически запретил мне стоять на морозе до полного выздоровления, свекровь поддерживала сына, а мои мама и папа пришли в ужас, когда узнали всё о моей последней поездке. Я сдалась под натиском возмущённой родни и проводила время дома, занимаясь с сыновьями чтением, рисованием и, главное, пением – так велела логопед, это была часть лечения заикания Костика.


На рынке было шумно, и я сразу поняла – что-то случилось.

– Приезжали… Разбирались! Всё перевернули, представляешь? – наперебой говорили мне Ирка и Дарья, и я ничего не могла понять, как ни старалась. Наконец Дарья смогла сообщить, что сегодня утром приезжали "жуковские", выясняли, кто отказался платить "дань".

– Представляешь, к тому, к "афганцу" подошли, столик перевернули, всё стеклянное побили, – Ирка взахлёб делилась такой важной новостью, – он сначала вмазал одному, второму, а потом его трое держали. На двух машинах ведь приехали.

Я представляла то, о чём рассказывала Ира, и мне было страшно даже сейчас.

– А все что, молчали? – спросила я, – никто даже слова не сказал?

– Кому это надо голову свою подставлять – недовольно покосилась на меня Катрина, – все платят, и нечего выделываться. А не нравится – получай.

– Может, у него денег совсем мало? – не согласилась я, – какие они всё-таки жестокие.

– Ларка, ты опять за своё. Сколько раз говорить – ты не солнышко, всех не обогреешь. Жизнь такая наступила, не знаешь, что принесёт тебе завтрашний день. Если он вообще настанет.

– За него только девчонка заступилась, рядом которая торгует, – прервала наступившую паузу Дарья, – Дина, кажется? Так её оттолкнули сначала, ну, он и кинулся, на защиту. А когда весь товар ему перепортили, то подошёл парень какой-то, он сначала в стороне стоял, наблюдал. Я тоже поближе подошла, послушать.

Я усмехнулась про себя – Дарья всегда старалась быть в курсе всех дел, обладала хорошей памятью и лучше, чем она, рассказчика было не сыскать.

– "Не надо так, брат. Ты не прав. Я тоже "там" был, но теперь мы здесь. И надо жить. Семью кормить, детей, сам понимаешь. Надо жить."– вот так сказал тот парень, и они уехали. А что, девочки, разве он неправильно сказал? – И Дарья уставилась на меня, но я лишь неопределённо пожала плечами. Мне было жаль до слёз "афганца", девушку Дину, про которую я знала только то, что она приехала из деревни к родной тётке после смерти матери и, наверное, жила несчастливо и тяжело. Многодетная семья, приютившая Дину, постоянно нуждалась, и девушка, закончив к обеду учёбу, прибегала на рынок и торговала там до поздней ночи. Допоздна стоял и "афганец", и я видела, что молодые люди иногда общаются и даже улыбаются.


– Дине хоть товар не испортили? – спросила я и услышала ответ Катрины, что "эти" люди нормальные, и с ними надо по-хорошему, тогда ни у кого проблем не будет. Я представляла, как маленькая, худенькая девушка бесстрашно загородила собой столик парня-инвалида, как её грубо толкнули в сугроб, но что мог сделать один человек против нескольких? Которые тоже хорошо обучены всяким приёмам борьбы или чего покруче.

– Ларка, твой брат идёт, – но я уже и сама увидела долговязую фигуру в милицейской форме.

– Ну, что у вас тут? – нехотя спросил он, – как дела?

Второй вопрос адресовался мне лично, я ответила "всё хорошо" и стала просить помочь разобраться. Владимир внимательно выслушал Дарью, заметил, что она – идеальный свидетель, сделал какие-то записи в блокноте, пообещал во всём разобраться и удалился. По его поведению и суровому взгляду я поняла, что помогать нам на рынке никто не собирается, и эти "жуковские" теперь для нас наподобие начальников на заводе. Мне стало грустно, и я вновь с тоской вспомнила наш завод, замечательных, отзывчивых людей, праздники, концерты в нашем заводском клубе и многое другое. Это было так давно, и вернётся ли снова то замечательное время?

– Правильно твой брат сказал, – Катрина как будто подслушала мои невесёлые мысли, – всё, девочки! Другое время настало. Хочешь жить – умей вертеться. Они теперь хозяева. А мы слуги. И надо принять их условия игры.

Катрина долго рассуждала на эту тему, а мне почему-то вспомнилось "вассал моего вассала – не мой вассал".


По дороге домой меня догнала Ольга. Выглядела она оживлённой и сразу же похвалилась, как замечательно у неё пошли дела – водка хорошо продаётся и здесь, и из дома.

– Бегу за бутылками, – частила она, смущённо улыбаясь, – успею продать до ночи. Знаешь, Лариса, многие торгуют водкой, а у меня всё равно быстро расходится товар. Я так рада! Уже отложила деньги своим на подарки. Кристине цепочку с крестиком, как и хотела, а Глебу туалетную воду заказала, какую он всегда любил. Пока привезут, накоплю денег. Это так хорошо, когда деньги есть, пусть и маленькие. Это такое счастье, правда?


Я смотрела на Ольгу, слушала её дальнейшие планы и не могла понять своих ощущений. Почему-то радостно мне не было; Ольга, далекая от рынка, умная, образованная, даже утончённая, занималась нелюбимым делом. Я тоже не смогла полюбить торговлю, но у меня семья, любящий муж, у нас двое сыновей, и будет когда-нибудь дочка. А Ольга одна. Странно, наверное, было так думать, но ощущение одиночества "княгини" я чувствовала почти физически. Я смотрела на Ольгу, почти не слушая, что она говорит.

– Спасибо, что проводила, Лариса, – улыбнулась Ольга, – мне всегда приятно с тобой пообщаться. И Кристиночке ты очень нравишься, она всегда в пример тебя ставит. А давай, ты как-нибудь к нам в гости зайдёшь? Посидим, чаю выпьем. Вот наши окна и балкон, на втором этаже. Видишь, козырёк подъезда совсем близко от балкона? Глеб специально доски сбоку не прибивает, чтобы залезть можно было прямо с козырька к нам.

– Зачем так лезть? – удивилась я, – не опасно? Да и воры тоже могут забраться!

– Доски не прибиты, но это снизу не видно, – рассмеялась Ольга, – я тоже несколько раз так домой забиралась, когда дверь захлопнулась, а ключи дома остались. Глеб всё никак замок не исправит, чтобы только ключом закрывался.


Мы попрощались, и я пошла домой. Сделав несколько шагов, я обернулась. Ольга смотрела мне вслед, и мы помахали друг другу. В эту минуту я не знала, что виделась с Ольгой в последний раз.

На рынок выйти у меня не получилось – заболел младшенький Вовочка. Сначала мы болели дома, затем три недели лежали в больнице и снова лечились на дому. Тяжёлый бронхит никак не хотел поддаваться и уступать, Вовочка похудел, часто плакал, стал плохо есть и спать. Я тоже плакала, когда меня никто не видел, а ночами подолгу сидела на краешке детского дивана, держала сыновей за руки и не слушала уговоры и просьбы Вадима успокоиться. О том, что я сама недавно болела, а до этого начинала лечение у гинеколога, я забыла окончательно. На рынке я практически не бывала. Новости узнавала, изредка перезваниваясь с Катриной и другими девочками. Но подолгу болтать времени у нас не было.



Понемногу я начала гулять с мальчиками во дворе. Светлана Кондратьевна подвернула ногу и безвылазно сидела дома, и Вадим разрывался между семьёй и своей мамой. Иногда он работал без выходных, приезжал уставший, и теперь уже я готовила ему ванну, подавала ужин и еле могла добудиться утром.


– Мама мальчиков просит привезти на несколько дней, скучает очень. Она уже на улицу выходит, гуляет, – сказал Вадим, – ты не против? Вовочка выздоровел, смена обстановки пойдёт детям на пользу.


– Не против, конечно, – улыбнулась я мужу, –  тогда до твоего дня Рождения пусть гостят, хорошо?


– Это на неделю получается, – задумчиво посмотрел на меня Вадим. Мы пили чай на кухне, а дети занимались полезным делом – Костик повторял скороговорки, а Вовочка слушал и аплодировал брату, когда у того получалось всё правильно.


– Пойду детские вещи соберу, – но я не успела сделать ни шагу – Вадим прижал меня к себе и целовал до тех пор, пока я не задохнулась. – Уложи их побыстрей спать, пожалуйста.


– Постараюсь, – я всегда с особенным удовольствием чувствовала желание мужа и постепенно усиливающуюся страсть, но подразнить Вадима мне всё же хотелось, – не знаю, получится ли! Вот завтра останемся одни…


– Лара, я не шучу, я очень соскучился, – Вадим как будто и не устал нисколько. Мы снова начали целоваться, и руки Вадима уже вовсю "гуляли" под моей одеждой, как вдруг раздался звонок телефона.


– Мама, это тебя! – завопил Вовочка, и я заторопилась к телефону, на ходу приводя себя в порядок.



– Лара, завтра браслет принесут, какой ты заказывала, с обычными звеньями. Приходи на рынок часам к трём, продавец подъедет, – басовитое эхо в трубке принадлежало Катрине, – когда торговать начнёшь? А мы в поездку собираемся, на той неделе. Новостей много, завтра расскажем, приходи!


– Приду, – ответила я, – спасибо тебе! Привет всем девочкам передавай!


Я представила Катрину, одиноко сидящую в кресле, с бутылочкой пива в руках. Она часто коротала вечера именно так, близких подруг у неё в городе не было, родственников тоже. Стойкая, гордая, настоящая Родина-мать, вспомнила я слова одного из "жуковских". Плохо, конечно, жить в одиночестве, но человек привыкает ко всему. Нашей соседкой по лестничной клетке была пожилая мусульманка, и я не раз слышала, как она говорила – человек через два дня и к могиле привыкает. Она, наверное, говорила правду.



Я решила не выходить на рынок ещё пару дней, чтобы провести дома генеральную уборку перед днём Рождения Вадима. Муж одобрил эту идею и заехал на следующий день домой на обед – на полчасика, которые вылились в час с лишним. Торопливо натягивая джинсы и свитер, он заявил, что вечером устроим романтический ужин при свечах и повторим всё то, что мы сделали только что.


– Несколько раз, – засмеялась я, – правда?


Наконец Вадим убежал, а я тоже заторопилась – мне нужно было идти на рынок за браслетом. Подарок мужу был готов. Я с удовольствием привела себя в порядок и нарядилась в белую куртку с пушистым воротником. Она появилась у меня недавно, и случая показаться в ней на людях у меня ещё не было. Радостная, я подходила к рынку и ещё издали заметила неладное. Большая толпа людей означала, скорее всего, недоброе, и я медленным шагом приближалась к длинным железным прилавкам с козырьками.



– Ольга умерла. Ольга погибла. – с ужасом услышала я предназначавшуюся мне одной новость. Я растерянно смотрела на наших женщин, которые наперебой повторяли мне это страшное известие в вариантах и подробностях.


– Через балкон хотела в квартиру попасть и с козырька подъезда сорвалась. Ключей, наверное, не было у бедняжки, – сказал кто-то, и на несколько минут установилась звенящая тишина.


– И снег не помог, – тихо продолжил кто-то, – там же бордюр, как раз под их балконом.


– Когда это случилось? – выдавила я из себя.


На этот раз мне ответила Катрина:


– С час назад. А нам только что сообщили. За водкой Ольга побежала, второй раз за сегодня. К вечеру прийти обещались, её клиенты постоянные. А дома никого не оказалось, Глеб с Кристиной ушли куда-то. Она без ключей, наверное, была. И как только ей в голову пришло на козырёк вылезти?


– Она так всегда делала, если ключей не было, – тихо ответила я, – замок неисправный был, без ключей захлопывался.


– А исправить некому, конечно, – сказал кто-то, и тут вовсю началось обсуждение, кто виноват в случившемся. Большинство осторожно ругали Глеба, и не только за неисправный замок. Конечно, вспомнили сразу то, что Ольга одна содержала мужа и дочь, а они спокойно сидели на её шее.


– Глебушка трутень бессовестный. Из-за него всё! – громко сказала Дарья, и тут всех словно прорвало. Каждый считал своим долгом пожалеть несчастную Ольгу и выставить Глеба едва ли не убийцей. Эта сцена продолжалась несколько минут, когда кому-то вдруг пришла в голову мысль:


– А как же Кристина?


– Что – Кристина? – громко отозвалась Катрина и повторила, – что?


– Ты не понимаешь, что ли? Или нарочно? Как девочка останется с таким отцом? Наверное, на хлеб теперь денег не будет! – это сказала маленькая толстушка с конца второго ряда, скандалистка и спорщица. Она была мне всегда неприятна, я с ней не общалась и не знала даже её имени.



Катрина резко ответила, что девочка уже большая,  шестнадцать скоро исполнится.


– И что? – взвизгнула скандалистка, – ты не жалеешь девочку, потому что своих детей нет! Ты просто не понимаешь этого, потому что ты не мать!


Меня всегда поражало человеческое хамство и стремление ударить побольнее, и я хотела было одёрнуть скандалистку, но меня опередила Дина, та самая девушка, что вступилась за парня-инвалида перед "жуковскими". Одна из всех…


– Нина, как тебе не стыдно! – выкрикнула она, подходя к нам поближе, – так нельзя говорить.


– Тебя не спросили, – огрызнулась Нина, всё же понижая голос, – и не лезь не в свои дела. Влезла уже один раз, по башке чуть не получила.


У Дины навернулись на глаза слёзы, и это заметила Катрина:


– Ох, Нина, злая ты. Злые все тощие, а ты никак не похудеешь!


Как ни странно, именно эти слова успокоили сразу всех. Нина замолчала, и некоторое время стояла тишина.


– Надо деньги собрать, кто сколько может, помочь с похоронами, – сказала Дарья, – кто поедет на кладбище? Давайте решать.


Решили, что на похороны поедут Дарья и всё та же Нина, а остальные, кому захочется, попрощаются с Ольгой у подъезда. Деньги были собраны, я забрала браслет и ушла домой. На сердце было очень тяжело. Все мои мысли были только о случившемся несчастье. Какая нелепая смерть! Почему так? Ольга лишь только хотела побольше заработать денег, ведь она одна кормила свою семью.



Дома я открыла холодильник и осмотрела ряд бутылок в нижней части дверцы. Коньяк и вино были откупорены. Потянувшись за коньяком, я передумала и в последнюю секунду вытащила корвалол.

Весна в этом году не торопилась, в начале апреля местами лежало ещё много снега. Торговля шла вяло, настроения ни у кого не было, и поэтому первые тёплые денёчки порадовали всех очень сильно. Кто-то откупорил бутылку водки, и вокруг немедленно собралась компания, кто-то радовался без спиртного, и здесь тоже собрались в небольшой кружок. Я тихо сидела за своим прилавком, думая о многом. О жизни, в первую очередь, о том, что она так хрупка, словно драгоценная старинная  ваза. А мы её совсем не ценим, получается? Тратим время на ненужную борьбу и ненужные поступки.



– Здравствуйте, – прямо перед нашими прилавками остановилась пожилая женщина в чёрном платочке, – девочки, скажите, а Лариса здесь есть?


– Слушаю вас, – недоумевая, я смотрела на незнакомку.


– Я мама Ольги Еськовой. Сегодня сорок дней, как её нет; вот, возьмите, помянуть Олю. Возьмите, пожалуйста. Оля очень любила свою работу, всегда говорила, какие хорошие девочки и что ей повезло и с первым коллективом, где она почти двадцать лет отработала, и вот здесь, на рынке. А Ларису она часто добрым словом вспоминала, – Катрина подтолкнула меня в спину, и я торопливо подошла к матери Ольги, смущаясь и выражая слова благодарности. Женщина, кивнув головой, ушла, вытирая глаза платочком, а я смотрела ей вслед, переживая и чувствуя боль несчастной матери. Ольга была у неё единственной дочерью…


– Это мать Ольги была? Что говорила? Как они живут? Не устроился ли на работу Глеб?


Последний вопрос задала скандалистка Нина, и я ответила, обращаясь к ней персонально:


– Это мать Ольги, и она просила помянуть дочь,  сегодня сороковины. Ольге очень нравилось на рынке, она радовалась, что работает с хорошими людьми.


Я в упор посмотрела на Нину, которая не смутилась нисколько и ответила, кивая головой:


– Да у нас на рынке нормально, что тут говорить. На похороны и поминкисобрали деньги, два раза уже. Все как один, сдали. Дружно живём.


Я отдала принесённые пакеты Дарье, и она тут же начала импровизированно накрывать “на стол”. Девчонки выпили и съели принесённое, затем принесли “добавки”, и поминки продолжились. Как водится, Ольгу вспоминали добрыми словами и сетовали на то, что могла она ещё жить да жить. Но не судьба. И те, кто ещё совсем недавно злорадствовал и подсмеивался над образом жизни Ольги и её проблемами, теперь говорили совсем иное. Смотреть на это было неприятно. Особенно всех интересовало, как живут Глеб с дочкой. Наверное, плохо и тяжело, решили торговки и попеняли мне за то, что я не расспросила обо всём мать Ольги. Я еле сдержалась, чтобы не отослать их куда подальше.



Впрочем, довольно скоро наши торговки удовлетворили своё любопытство – на рынке появилась Кристина. Сначала никто не признал в стройной, похорошевшей девушке дочку Ольги. К тому же Кристина была прилично одета, с модной стрижкой и красивой сумочкой.


– Кристиночка, как дела, как поживаешь? – опомнилась первой Дарья, остальные наши товарки с недоумением разглядывали девушку.


– Хорошо, спасибо, – улыбнулась Кристина, – здравствуйте, тётя Лариса. Как вы?


Мы немного поговорили, и я узнала, что Глеб устроился на работу, а по выходным в службе такси подрабатывает, долгов у них никаких нет и вообще, всё замечательно. Девушка купила продукты совсем не дешёвые, чего при Ольге никогда не бывало, и заторопилась домой, сообщив, что к ней в гости придут подружки.  После ухода Кристины все долго обсуждали увиденное, многие удивлялись, что Глеб взялся за ум и стал работать.


– Найдёт себе кого-нибудь, – утверждали одни, – молодой ещё, чтобы век в одиночестве куковать.


– Приберёт его кто-нибудь к рукам, – говорили другие, – работает, не пьёт, не мужик, а золото!


Катрина, Ирка и Дарья тоже обсуждали эту тему, но я не хотела говорить об Ольге и её семье даже с ними. Мне не давала покоя одна мысль: почему, думала я, Глеб “взялся за ум” только сейчас? Почему он не работал раньше и не жалел Ольгу? Нет, я не винила его в гибели жены, как другие, думала над своим вопросом долго, но ответа так и не нашла.



На рынке я отработала почти три года и всегда вспоминала это время с содроганием, несмотря на постоянный доход и знакомства с хорошими, интересными людьми. Ушла я с рынка, только когда заработал наш завод, сначала со скрипом, тяжело, не имея долгосрочных стоящих заказов, но от государства была оказана небольшая поддержка – и дело пошло. Сначала мы работали три дня в неделю и без премиальных, а полгода спустя всё стало, как раньше. Конечно, в точности, как раньше, не получилось, чудес не бывает, но все безмерно радовались и тому, что есть. Лучше синица в руках, считали многие. Вадим вернулся на завод позже меня, и вернулся триумфатором, как сказала Светлана Кондратьевна.


– Поздравляю тебя, сынок! – повторяла она, вытирая уже настоящие слёзы, а я и мальчишки бурно радовались – наш папа утверждался на должность заместителя главного технолога. Пока только “и.о”, но, как говорится, лиха беда начало. Вот так понемногу наши дела начинали улучшаться, и не было в тот момент большей радости в нашей жизни. Сыновья учились в школе хорошо, после уроков оба занимались в футбольной секции – на этом настоял Вадим, а мальчишки только были рады. Я понимала, что муж пытается воплотить в детях то, чего не смог добиться сам – его мама не разрешила сыну “«бегать с мячом, как ненормальный”, и Вадим долго посещал шахматный клуб. Но это оказалось неплохо – мальчишки с удовольствием играли с папой в шахматы и шашки.



Завод постепенно выплатил задолженности по зарплате, правда, всего по 30 процентов, а на остальную сумму было предложено приобрести что-нибудь из современной электроники – один из корпусов завода был продан, и в нём открылся огромный “Мир электроники” разных стран. Счастливые заводчане обзаводились новыми телевизорами, холодильниками и музыкальными центрами. Хороших новостей было много, но поделиться ими было не с кем – у меня почти не осталось подруг. Самая надёжная и любимая с детства подружка уехала в другую страну, с другими пути как-то незаметно разошлись. Последнее время я общалась с девочками с рынка, но теперь  моя семья жила в другом районе, а на рынок я не зашла ни разу, хотя и обещала. Поэтому совершенно случайная встреча с Ирой меня очень обрадовала. Мы присели на скамейку в небольшом сквере и с удовольствием предались воспоминаниям. Я коротко рассказала о себе и расспрашивала Ирину о тех, с кем бок о бок я провела трудные три года – это всё-таки тоже срок.


– Ой, столько всего произошло! – восклицала Ира. Она похорошела и выглядела весёлой, – Катрина наша замуж вышла!


– Вот новость так новость! – обрадовалась я, – как так получилось?



Получилось чуднО, иначе и сказать было нельзя. Уже ни на что подобное не надеясь, Катрина медленно шла через сквер к своему дому. Шёл сильный дождь, но она не спешила к очередному тоскливому вечеру в одиночестве.


– И представляешь, – смеялась Ира, – у выхода из сквера на скамейке сидит мужик. Под дождём, без зонта, ну прямо как тот, которого бросила хозяйка! Катрина подошла к нему, спросила, почему он сидит под дождём. Слово за слово, завязался разговор, из сквера вышли под одним зонтом. И больше не расставались!


– И правда, интересно получилось, – улыбнулась я.


– Он меньше Катрины ростом, щупленький такой, но у них полная гармония. Катрина улыбается часто, не ругается и не пьёт больше на рынке. У него две дочки, после развода с бывшей женой остались жить, но в гости к ним приходят. Катрина им пирожки печёт, гулять с ними ходит. Живут недалеко друг от друга, видятся часто. Настоящая семья у них и всё хорошо.



Я искренне порадовалась произошедшим переменам в жизни Катрины, а Ира продолжила рассказывать новости. Многие ушли с рынка, и Ира вот тоже вернулась на швейную фабрику.


– А помнишь того “афганца”? Он с рынка ушёл, когда на него наехали “жуковские”. Так он в такси на своей машине работать начал, а с Диной, той девушкой, что за него заступилась, они подружились. А теперь женаты, ребёночек скоро родится. Тётя Дины против была, долго не хотела с ними общаться, но сейчас у них всё нормально.



Я с интересом слушала Иру. Свои новости она приберегла напоследок.


– А ко мне муж вернулся! – выпалила она, радостно улыбаясь. – Я долго поверить не могла, что он пить бросил. Не хочу, говорит, жить как скотина какая и под забором умереть. Я не приняла его сначала, но он каждый день приходил, с дочкой гулял, покупал ей вещи, гостинцы. Однажды остался. Я плакала, поверить не могла, но у нас так хорошо всё теперь! Знаешь, иногда думаю, может, Бог ещё ребёночка пошлёт? Хотелось бы, – улыбнулась Ира, – а у вас как с этим? Ты о дочке мечтала вроде.


– Работаем с мужем в этом направлении, – улыбнулась я Ире в ответ. Пообещав друг другу иногда созваниваться, мы расстались.

Несколько месяцев спустя я узнала, что Ира беременна. Она сама сообщила мне столь радостную весть, приняла поздравления и пожелала мне того же как можно быстрее. Я и сама очень ждала этого момента, каждый месяц смотрела в календарь с замиранием сердца, считала дни и убеждалась, что опять – ничего. Ладно, успокаивала я себя, пусть это случится чуть позднее. Дома меня пока никто ни о чём не спрашивал. Мальчики собирались на дачу, сначала к моим родителям, затем к Светлане Кондратьевне – начинались летние каникулы, и можно купаться вволю, играть, гулять и вообще, делать, что хочется. Без детей дома стало тоскливо, но освободилось много времени, и я записалась на приём к гинекологу.

– Ничего определённого сказать не могу, – нахмурилась врач после осмотра, – давайте-ка сдадим все анализы, пройдём обследования, а там посмотрим.

"Там" оказалось ужасным ударом – у меня какое-то застарелое воспаление, сопутствующий неутешительный диагноз и совсем плохие анализы. Испуганно слушая врача, я с трудом решилась спросить о беременности в будущем.

– Да Вы что, милочка! – всплеснула она руками, – это вообще вряд ли возможно. Пройдите курс лечения, а он Вам понадобится не один! У Вас дисфункция начинается, а норму восстановить не так-то просто.


Я отказалась поверить услышанному, и начались мои мытарства по именам и фамилиям известных докторов, по больницам и женским консультациям. Никогда в жизни я не лечилась так усердно, но никакого результата не последовало.

– Лара, не надо отчаиваться, – успокаивала меня сестрёнка. Прошлую зиму она вышла замуж и теперь была "в положении ". – Тебе надо в Церковь сходить, исповедоваться, причаститься. Хочешь, вместе пойдём?


Казалось, я перепробовала всё и уже почти отчаялась. Но сдаваться не собиралась, не в моих правилах это было. Как такое могло случиться со мной, спортсменкой и абсолютно здоровой девушкой в прошлом? Я же купалась до поздней осени в холодной речке, у меня разряд по плаванию и вообще… Звонок телефона отвлёк меня от грустных мыслей. Это была моя сестрёнка, которая узнала имя лучшего врача по моему вопросу. Принимал он в женской областной консультации, и попасть к нему на приём было не так-то просто. Преодолев непреодолимые препятствия и потратив кучу денег, я попала к знаменитому доктору. Их была целая династия – врачей по фамилии Урожок. Два гинеколога, невропатолог, мануальный терапевт, кто-то ещё…

– Почему Вы пришли именно ко мне? – произнесло скрипучим голосом светило медицины по женским вопросам. – У Вас абсолютно точный диагноз и прогнозы предельно ясные. Предельно! Раз уж Вы здесь, я осмотрю Вас, но Вы уже сейчас должны понимать…

У меня упало сердце, а по спине пополз противный холодок. Надежды больше не осталось, я это осознала, ещё не взобравшись на гинекологическое кресло, ещё не услышав окончательный вердикт именитого доктора. Он утешал меня после осмотра, он оказался хорошим психологом и помог мне пережить тяжёлые мгновения, только мне всё равно было очень больно. Я шла по бесконечным коридорам женской консультации, не стыдясь своих слёз. На каждом шагу я ловила любопытные взгляды, но они были мне безразличны – люди любят рассматривать чужие беды и несчастья. Присев на скамейку в уютном дворике женской консультации, чтобы немного успокоиться, я бессмысленно рассматривала небольшой фонтанчик неподалёку, очень красивый, обложенный природным камнем и искусственными зелёными украшениями.


– Тётя Лариса, здравствуйте! – услышала я радостный возглас и поднялась со скамейки навстречу Кристине. Никогда ещё дочь Ольги не выглядела так хорошо. Одета со вкусом, модная сумочка, ухоженные руки, несколько колечек на пальцах.

– Ой, тётя Лариса, я так рада! Вы не заболели? – она кивнула на лечебное учреждение, – всё хорошо у Вас?

– Сестрёнку провожала, – нашлась я, – она к доктору приходила.

– А я тоже на консультации была, – радостно сообщила мне девушка, – у меня будет ребёнок! И я замуж скоро выхожу.

Мы разговорились. Я искренне радовалась за девушку и улыбалась на её восторги и восхищения в адрес будущего мужа и его семьи.

– Они такие уважаемые люди! Аристократы, не меньше. Знаете, тётя Лариса, мне сначала было стыдно за мою семью, особенно за маму. Сколько раз ей папа говорил – брось рынок, он до добра не доведёт. Все равно трудно жили, тяжело, и ничем не помогла нам её торговля. А позор какой! Я долго опомниться не могла. До сих пор боюсь, что родные Пети узнать могут, как именно мама умерла. Ладно бы, подвиг какой совершала, спасла кого-нибудь, а то – за водкой полезла. Ужасно! Хорошо, что соседи переехали, и никто ничего не расскажет.

– Кристина, мама хотела, как лучше, – я больше не могла слушать несправедливые слова девушки, – она одна работала, чтобы семью кормить.

Если бы не известие о беременности Кристины, я заговорила бы с ней по-другому, но обида за погибшую Ольгу всё же сделала своё дело, и я продолжила чуть резче:

– Кристина, у тебя была замечательная мама! Добрая, умная, интеллигентная. Слова грубого никому не скажет. Музыку любила, английский хорошо знала.

– Да, тётя Лариса, – неожиданно спокойно согласилась девушка, – всё так. Только вот мной она совсем не занималась! Ни языком, ни музыкой. Пианино продала, мне пришлось музыкальную школу бросить. Да что говорить, папа со мной всегда рядом был. Папа, а не мама! И уроки с ним вместе делали, и обед варили.


А мама в это время то под дождём стояла на рынке, то на морозе до позднего вечера, чтобы у вас с папой было из чего обед готовить. И школу музыкальную ты бросила из-за собственной лени, а папа поддержал тебя, потому что ты жаловалась на головную боль и утомляемость, отвечала я Кристине мысленно. Вступать в полемику с беременной девушкой не представлялось возможным, но жаль мне было Ольгу до бесконечности.

– Как бабушка и папа поживают? – незаметно перевела я разговор на другую тему.

– Бабушка нормально, что ей сделается, – махнула рукой Кристина, – мы иногда ездим к ней, правда, мне теперь некогда будет, новая жизнь начнётся. А у папы всё хорошо, инженером работает в транспортной компании, грузоперевозки сейчас в почёте, это не то, что рынок. Хорошо, что Вы ушли с рынка, тётя Лариса. Вы такая умная, и у Вас семья хорошая. А папе Вы всегда нравились.


Кристина улыбнулась, и я ещё раз отметила, как она переменилась, стала настоящей, уверенной в себе красавицей. Вот бы Ольга порадовалась сейчас. Я сказала об этом, и девушка кивнула, продолжая рассказывать про папу. Он стал лучше выглядеть, в спортзал ходит. Конечно, он на виду и при должности, и ему надо соответствовать.

– Может, и встретится ему ещё хорошая женщина, – предположила я, – одному одиноко, наверное.

– Ой, да что Вы, – усмехнулась Кристина, – у него скоро внук родится, или внучка. Помогать нам будет, сам так сказал. Мы же в одном доме теперь жить будем, мой Петя квартиру там покупает, в соседнем подъезде. А женщин возле папы, и правда, очень много, но охмурить никому не удастся, на шею его сесть ни у кого не получится! А то появилась одна разведёнка с двумя детьми, переехать была готова к папе, да только зачем ему чужие дети? Их ещё растить и растить. Так он ей, знаете, что ответил? Жену покойную забыть не могу, в доме после неё не представляю другой хозяйки. Во как! Железобетонный аргумент, не подкопаться.


Кристина захихикала довольно, а я почувствовала, что ещё немного, и меня стошнит, слишком много я пережила сегодня. На прощание мы обменялись номерами телефонов. Я не смогла придумать, как отказать в этой информации девушке. Ладно, в случае чего, скажу, что не могу подойти к телефону. Говорить с Кристиной мне больше не хотелось, встречаться тоже. Только Ольгу мне было жаль нестерпимо.


Я медленно шла по улице, мимо автобусных остановок и спешащих куда-то людей. Всё было, как обычно, на первый взгляд, но для меня изменилось многое. Какая сложная жизнь, как тяжело бывает иногда, но надо уметь держать удары судьбы. Надо выдержать, устоять. Мне предстоит рассказать о своей беде родным и мужу, надеюсь, он с пониманием отнесётся к ситуации. Рынок ли был во всём виноват, или что-то ещё?


Несколько раз мыслями я возвращалась к сегодняшней встрече с Кристиной. Неприятное ощущение не проходило, и жалость к Ольге не уменьшалась. Я начинала понимать, почему Ольга мне всегда казалась одинокой. Сильный, мужественный, добрый человечек. Мудрый и аристократичный. Да, сказала я себе, она была именно такая. Ведь настоящий аристократ – не только тот, кто принадлежит к родовой знати. Есть и ещё одно понятие аристократизма – это люди с прекрасным образованием и тонким вкусом. Они искренни, честны и справедливы. Они живут, стараясь приносить пользу другим и могут довольствоваться малым, они терпеливы и тактичны. Неурядицы и беды переносятся ими достойно. Конечно, не все понимают таких людей, вот и Ольгу не поняла собственная дочь, не говоря уже о торговках с нашего рынка. Светлая память тебе, Ольга! Благодаря таким, как ты, мир становится чище и лучше.


– Лара, ты где была, почему не звонила? – у подъезда меня встречал взволнованный Вадим, – мы с мальчиками переживаем!

Я подняла голову и увидела на балконе сыновей, которые махали нам руками.

– Я всё расскажу чуть позже, – устало ответила я, – хорошо?

У порога меня обступили дети. Они наперебой рассказывали свои новости.

– Это тебе зайчик передал, – смеялся Костик, протягивая корзинку с клубникой, – самую вкусную для мамы!

– И лисичка, вот это варенье передала! – Вовочка, как всегда, говорить тихо не умел.

– Ну, а мама вам всем торт купила, – ответила я.

– Бегом на кухню, ставить чайник и накрывать на стол! – скомандовал Вадим мальчишкам, и обратился ко мне, – Лара, всё хорошо? Не устала?

– Не устала, – ответила я только на второй вопрос, но Вадим не обратил на это внимания. Он обнимал меня и говорил, что поехал на дачу за сыновьями, потому что соскучился, а потом переживал, что меня долго нет и я не звоню; что мама наварила много варенья и передала свежей клубники, наказав её кушать со сливками. Вадим рассказывал что-то ещё и смеялся, а я вдруг обнаружила первые морщинки возле его глаз. Улыбаясь Вадиму в ответ, я смотрела в его глаза. В них отражался наш маленький мир, счастливый и самый лучший на свете. Я прижалась к мужу, закрыла глаза и в очередной раз возблагодарила Бога за подаренное мне счастье.