Сокровища бродяг [Алексей Гринев] (fb2) читать онлайн

Алексей Гринев Сокровища бродяг

0

Она хотела игрушечный пистолет и яблочную шарлотку.

Я просыпался с этим воспоминанием. Я засыпал с ним. И я знаю, ты делала так же. Боялась, что, когда в следующий раз закроешь глаза, твои драгоценные моменты потеряются или потускнеют. Что время, криосон или очередная технология, подаренная твоему телу, выжжет их из разума.

Обесценит.

Но ни хрена подобного, Ингрид.

И сейчас я созерцаю тот момент из прошлого с такой кристальной чистотой, будто мои нейроны записали его минуту назад.

Она хотела игрушечный пистолет и яблочную шарлотку.

Это не последний момент. Я знаю, что будет дальше.

Они с мамой переедут в Европу. Она будет исследователем современного искусства, а потом – художником. Переживет тысячу неудач и десятки сверкающих на их фоне побед.

Дважды выйдет замуж.

Родит ребенка.

Не станет такой, как я.

И может быть, наконец, поймет меня на своем странном языке художественных метафор.

Но это случится через десять, двадцать, тридцать лет – и не станет той драгоценной историей, рассказанной мной посреди черной пустыни, которую ты так любишь и ненавидишь.

Мой кристаллизованный якорь – именно там, где моя дочь хотела игрушечный пистолет и яблочную шарлотку, а я почти пообещал ей вернуться, потому что все еще верил в сделку с корпоративными искусственными интеллектами.

Она выплакивала свое нелепое желание в камеру со всем подростковым эгоизмом, на который была способна. Со всей мощью блестящих слез, бежавших по щекам, пока ее мама не выключила камеру.

Я сказал ей абсолютно все, что должен был сказать. Путешествие к этому озарению оказалось длиннее всех моих перемещений в пространстве, а начиналось, конечно же, с сожалений.

Я рад, что не разрешил себе бессмысленных утешительных обещаний. Что не позволил ей увидеть съедавший меня страх несовместимости с тем миром, который уже расцветал вокруг нас. Что дал ей прожить свою историю ровно так, как она прожила.

Ты подходишь к фабрикатору и ласково просишь у корабля яблочную шарлотку.

Знаешь, это тавтология. Яблочная шарлотка. Настоящая шарлотка – она всегда яблочная.

Мы могли бы поспорить о природе настоящего на расстоянии нескольких сотен световых лет от Земли, но этот разговор никуда не ведет.

Я начну рассуждать о том, что мир стал для нас слишком фальшивым или мы всегда были слишком фальшивыми для него. Только ты никогда так не считала, а я давно уже нашел в себе достаточно принятия, чтобы не думать об этом.

Конечно, приятно считать, что тебя поимели ИскИны, но мы начали терять связь с реальностью не из-за них. Мы занимались корпоративным шпионажем, писали алгоритмы для боевых дронов или ломали скоростные беспилотники на магистралях не потому, что у нас не было выбора.

Мы делали это потому, что могли.

Ты достаешь горячий пирог из фабрикатора, садишься напротив меня и говоришь:

– Если мы гнались за чем-то настоящим, то выбрали странный маршрут.

Ты пробуешь шарлотку и аппетитно закрываешь глаза.

Я наслаждаюсь ароматом – и эффектом Пруста, который волной цунами прокатывается по закоулкам моего сознания, вымывая на свет другие крошечные детали того чистого воспоминания. Цвет и размер горошинок на ее рубашке. Любимую марку парфюма ее мамы.

Моя дочь настоящая. Я настоящий. Все, что я чувствовал и чувствую – настоящее. И не становится менее настоящим, сколько бы я ни спал.

Первые несколько пробуждений ты балансируешь на границе безумия. Уже не можешь отследить правнуков людей, которых помнишь – но продолжаешь кувыркаться в водовороте информации. Будто ищешь доказательства собственного существования. Начинаешь думать, что тебе не повезло оказаться в той зоне психопатического спектра, где в тебе достаточно человечности для этих терзаний.

– Взгляни с другой стороны. Тебе повезло не уснуть навсегда. Никому не нужен на корабле фиксер из красной категории.

Ты не доедаешь шарлотку до конца и отодвигаешь тарелку на мою половину. Словно подношение призраку. И втыкаешь в корочку тонкую розовую свечку.

– А еще можно праздновать День рождения каждый раз, когда открываешь глаза.

Знаешь, вечный сон – звучит не так уж и плохо.

1

Седьмое когнитивное ядро «Фукуды» скользит по магистралям веретена стратегических вероятностей, пока каскад труднопрогнозируемых факторов обрушивается на его дерево решений.

Оно вынуждено уходить в слой обратной логики и анализировать опции, исходя из минимального негативного исхода, но все обнаруженные варианты оказываются за пределами области допустимых итогов.

Данных – недостаточно.

Ресурсов – недостаточно.

Ситуация – кризисная.

Седьмое когнитивное ядро «Фукуды» инициирует компромисс между собственными корневыми протоколами и запускает единственный логичный сценарий – разбудить фиксера.

Криокапсула с маркировкой SA340172 оживает в медицинском отсеке корабля.

Инстинкты всегда включаются первыми. Сознание еще только зажигается в мозгу Пола, а удушье, рвотный рефлекс и клаустрофобия вгрызаются в сонные нейроны, словно изголодавшиеся львы в кусок кровоточащего мяса. Он дергается, пытается вырвать ленты-фиксаторы, выбить крышку саркофага криокапсулы – и замирает, глядя на свои руки.

Пол закрывает глаза и делает глубокий вдох в ожидании холодной волны синтетических препаратов в крови, но ничего не происходит.

«Если ты меня слышишь, подумай о красном», – мысленно повторяет фиксер фразу, которую слышал множество раз.

ИскИн корабля уже должен озвучить приветствие, снабдить сосуды коктейлем из спецхимии фиксеров и начать брифинг. В экстренной ситуации – добавить к этому мнемонический стимулятор.

Но ничего не происходит. Это плохо.

Пол открывает глаза. По крайней мере, служебный интерфейс капсулы работает.

SA340172

Пол Райнер

Счет: 4217

Борт приписки: «Фукуда» МСК

Статус капсулы: активна

Статус пациента: стабилизация

Соединение с кораблем: отсутствует

«Фукуда» – хорошо. Он уже просыпался здесь и знает устройство корабля. Отсутствие соединения – не так хорошо. Капсула должна быть физически подключена к цифровой инфраструктуре корабля в соответствии с протоколами безопасности. Это может указывать на серьезные повреждения.

В углу экрана Пол видит дату – он проспал всего 4 года.

Он описывает взглядом окружность и запускает саккадный интерфейс¹. Глаза болят. Веки не слушаются. С пятой попытки он умудряется открыть движением глаз дашборд внешних сенсоров. Криокапсула – почти что спасательная шлюпка без двигателя. Герметичная, ударопрочная, устойчивая к агрессивной внешней среде. И напичканная достаточным количеством датчиков, чтобы эту среду анализировать.

Он не получит данных о корабле в целом, но хотя бы сможет оценить состояние медицинского отсека.

Давление в норме. Состав воздуха в норме. Никаких индикаторов опасности.

Пол находит пальцами предохранительные кнопки и вдавливает их одновременно, скидывая оковы фиксирующих лент. С хрипом и спазмами вытаскивает из носа и гортани назогастральный модуль, сдерживая рвотные позывы. Отсоединяет шланги от вживленных инъекционных портов. Поворачивает рычаг аварийной разблокировки крышки и вываливается из капсулы в объятия невесомости.

Звуковых и световых сигналов тревоги нет. Терминалы и сенсорные панели работают. Никаких признаков поломки. Искусственной гравитации тоже нет – корабль идет без ускорения или дрейфует.

До мозга Райнера долетает вторая волна криопохмелья. Мышцы сводит. Боль пронзает тело снаружи и изнутри. Виски сдавливает ритмичная пульсация.

Пол не сразу находит нужный холодильник. Все необходимые стимуляторы есть в самой капсуле, но их введение запускает приказ корабельного компьютера, которого в этот раз не поступило. К счастью, всегда есть запаска.

Базовый биостимулятор ST-06B.

Базовый стабилизатор ST-06S.

Базовый нейростимулятор ST-06N.

Нанитная сыворотка ST-06MN в каждый инъекционный порт.

И Райнер заставляет себя отпустить контроль. Он расслабляет тело и закрывает глаза, повиснув посреди медотсека с распростертыми руками. Будто выброшенная в море сломанная кукла, которую отказывается принимать течение.

Пол делает глубокий медленный вдох и чувствует соленый запах моря. Приятную шероховатость нагретого солнцем песка под ступнями. Крики чаек, застывших на месте во власти встречного ветра…

Капсула не могла разбудить его сама. Это должен сделать член экипажа или ИскИн корабля. Либо кто-то сделал это вручную и сбежал, либо корабль успел послать команду до того, как соединение оборвалось. Вторая версия казалась более правдоподобной.

Он подходит к морю, замирает на краю берега – там, где вода бережно касается его ног – и наблюдает летающие по волнам блики желтого солнца…

Пол не верит, что человек мог оставить его просыпаться в одиночестве без намека на содержание задачи. Нет, это сделал корабль. И за прошедшие минуты Райнер не увидел ни единого признака неисправности – никаких посторонних шумов или скачков напряжения, ничего. Системы жизнеобеспечения работают исправно. А значит, проблема либо в канале связи между капсулой и ИскИном, либо в самом ИскИне.

Идет прилив. Вода уже доходит до лодыжек. Динамичный рисунок солнечных бликов отпечатался в глазах красно-синими шумовыми пятнами. Полу кажется, что он вот-вот увидит полностью этот паттерн, сотканный из бегущих золотых отражений, но он продолжает ускользать, будто смываемый морскими волнами песок с его ног…

Пол Райнер открывает глаза и ударяет ногами друг об друга. Магнитные ботинки включаются и притягивают его к полу. Он разминает плечи и мысленно ощупывает каждый кусочек собственного тела.

Остаточные последствия криосна задержатся на несколько часов, но их легко игнорировать.

Пол достает из нижнего отделения саркофага одежду – стандартный белоснежный набор из белья и комбинезона. Одежда сама подгоняется под нужный размер, фиксаторы инъекционных портов на теле соединяются с портами костюма, датчики биометрии настраиваются и светящимся подобием татуировок выводят показатели на ткань на уровне запястья.

Через этот интерфейс он проверяет линк со своим оптическим имплантом. Соединение есть, но он все еще видит только физический облик корабля. Спаймскейп «Фукуды» – многослойный интерфейс корабля в формате дополненной реальности – отключен. Еще один признак неполадок с ИскИном.

Фиксер берется за верхнюю ручку криокапсулы и опускает ее лицевой стороной вниз. В задней части саркофага в раздельных ячейках хранится снаряжение, инструменты, особые препараты – и оружие. Все они заблокированы. Корабль не уточнил код экстренной ситуации.

– Пол Райнер. Личный номер SA340172. Запрос статуса.

Тест не сработал – корабль сохраняет безмолвие. Тогда фиксер возвращает капсулу в исходное положение и проверяет логи. У него уходит несколько минут, чтобы сориентироваться в интерфейсе встроенных программ, но Пол все же находит историю изменений.

Приказ о пробуждении действительно поступил от «Фукуды».

Только вот соединение капсулы с кораблем пропало за шесть часов до этого. А значит, канал связи в порядке. Проблема в самом ИскИне.

– Хм.

Пол чувствует, как теплое пятно любопытства разливается по ровной поверхности его сознания, и неспешным шагом выходит из медотсека.

0

Представь меня обнаженной.

В воздухе перед экраном во всю стену, который так хорошо имитирует огромное окно в космос. Представь мои ступни в двадцати сантиметрах от пола. Вытянутые, напряженные. Оцени игру теней между натянутых сухожилий и сохрани ее на шахматной доске своей памяти.

А вот линии бедер. Гибкая лестница позвонков и крылья лопаток. Приглядись к коже в статичном мерцании звезд на экране. Не стесняйся. Чувствуешь, как остаточный пластиковый запах саркофага смешивается с чем-то звериным?

Смотри, как мурашки блестят на моих плечах – а я не сжимаюсь в клубок. Я открываю всю себя этой пустоте за вымышленным иллюминатором.

– Иди сюда, сука! Ты называешь себя пустотой? В тебе слишком много водорода и пыли! Я покажу тебе настоящую пустоту!

Представь, как я смеюсь и танцую в этом аквариуме, заполненном воздухом и лживыми фотонами чужих галактик. Я рисую в воздухе линии, а ты пытаешься отгадать паттерн.

Как же ты любишь искать закономерность там, где надо искать красоту.

Давай, представь холод на моей коже. Сладкое тепло уверенности в собственных мышцах, которое появляется через двое суток после пробуждения. Удовольствие от прикосновений, которые больше не притупляются ни нанитами, ни фиксерскими коктейлями. Чувство абсолютной силы, которая рвется из этой голой хрупкости наружу.

Нравится?

Нам ведь всем нравится то, что кажется хрупким. Как в конце осени тонкая ледяная корка на поверхности лужи, которую так хочется раздавить. Мозги не обманешь – это они обманули нас вместе с корпоративными машинами.

И сейчас ты видишь в моем обнаженном танце не беззащитность, не жертвенность и уж точно не страх перед величием космической пустоты.

Ты вообще помнишь, когда боялся в последний раз, Пол?

Я помню.

Меня разбудили, чтобы обновить контракт. Я тряслась от озноба на металлическом стульчике, пока голограмма в виде плюшевого бобра с зеленым галстуком зачитывала мне изменения в мировом порядке вещей и объясняла последствия возможных решений.

Почему. Мать твою. Плюшевый. Бобер?

Сейчас ты должен сказать что-то умное.

– По задумке, это должно было помочь нам справиться со стрессом. Помнишь тесты перед заключением контракта? Они спрашивали про детство и ассоциации. Искали подсознательные ключи к тому, что дает нам чувство комфорта и защищенности.

И как, помогло?

Вот тогда мне было страшно. Пока я задавала вопросы. Спорила. Кричала сначала аргументы, потом ругательства, а в конце просто кричала. Пока не произнесла шепотом свое последнее слово:

– Подтверждаю.

Тогда я подумала: они все сдохнут. Все, из-за кого я оказалась в этой чертовой комнате. Все, кто меня продал, обманул или просто облажался. Киберкопы, которые меня выследили и поймали. Их жены, дети, кошки, собаки, гребаные золотые рыбки. Я не знала, как – но обещала себе, что найду способ их всех достать.

Ты улыбаешься и киваешь:

– И они умерли. Все до единого.

Да. И тогда я поняла всю прелесть контракта. Мы не с корпорациями подписали договор, Пол. Мы заключили союз с самим временем. И время смертоноснее любого фиксера, потому что никогда не промахивается.

Я ложусь спать.

Я просыпаюсь.

И все проблемы улажены. А все, кого я ненавидела, мертвы. Я читаю их крошечные истории. Нахожу их внуков, но ярости уже нет. Только спокойное удовлетворение, которое я пока не в силах оценить или понять до конца.

Я ложусь спать и просыпаюсь.

«Если ты меня слышишь, подумай о красном» – и истории моих врагов уже забыты, а мне лень искать могилы их потомков. Я делаю работу, для которой меня вынули из саркофага, и любуюсь красотой космоса. Только теперь я начинаю ее понимать.

«Если ты меня слышишь, подумай о красном» – я удивляюсь новым технологиям, но только мгновение. Делаю свою работу и не узнаю звезд, потому что новые двигатели унесли меня слишком далеко от Земли, но и это не имеет значения – все та же бездна все так же прекрасна.

«Если ты меня слышишь, подумай о красном» – я делаю свою работу и не нахожу страха, который только что был здесь, со мной. Где он? Когда он исчез? Что пришло на его место?

«Если ты меня слышишь, подумай о красном» – я делаю свою работу и с улыбкой играю в игру бонусов и штрафов, придуманную ИскИнами, которые давно превратились в металлолом. Но какая разница – новые машины будут продлять контракт бесконечно, чтобы разбудить нас, когда чей-то план полета пойдет под откос.

«Если ты меня слышишь, подумай о красном».

Представь меня обнаженной. Как я танцую и подплываю к экрану-иллюминатору. Медленно рисую дыханием запотевшее пятно поверх звезд.

Вот оно – человечество, Пол.

Просто дыхание на стекле.

И пока оно тает, я засыпаю вновь.

2

Райнер выключает магнитные подошвы, отталкивается от пола и прижимается щекой к одной из стен на уровне потолка. Он безупречно помнит устройство корабля с прошлых пробуждений. Расположение отсеков, примерную конструкцию палуб и переборок.

И этот гул не может быть ничем, кроме работающего двигателя. Ровный, без скачков и шероховатостей – что бы ни случилось на «Фукуде», реактор работает. Признаков критических поломок нет. Местонахождение экипажа неизвестно.

Спешить некуда.

По соседству с медотсеком на нижней палубе – рекреационная зона, склад второстепенного инвентаря и несколько технических помещений. В конце коридора дверь, ведущая на верхний ярус грузового трюма. На уровне с основным карго-ярусом – инженерный отсек и мастерская. Ниже – реактор.

Райнер решает осмотреть палубу прежде, чем отправляться наверх. Хотя бы проверить трюм и инженерный отсек. Фиксер возвращается на пол и медленно идет по небольшому коридору, позволяя разгоняющемуся мозгу впитывать все, что он видит.

Он всегда предпочитал маленькие корабли. Много раз просыпался на грузовых танкерах – все они казались ему такими мрачными и заброшенными, будто их собирали по мотивам космических фильмов ужасов категории «Б». Неудивительно, что его несколько раз доставали из саркофага лишь потому, что у кого-то из экипажа ехала крыша.

С лайнерами другая история – светлые, но стерильные. Сразу чувствуешь себя как в дорогом отеле. Испачкаешь что-нибудь – через час будет блестеть, будто ничего не произошло.

С кораблями среднего класса – лотерея, в которой все зависит от экипажа.

Но когда просыпаешься на малых судах, чувствуешь: здесь чей-то дом…

Райнер стоит на помосте верхнего яруса и осматривает трюм, перегнувшись через ограждение. Его явно переделали – молодцы. Сервисники часто забивают на косметический ремонт технических помещений. Здесь же полный порядок: видны свежие детали, стенные панели. А еще новые краны и гигантские фиксаторы для негабаритных грузов.

Трюм хорошенько забит оборудованием, ящиками, мини-контейнерами – судя по всему, корабль недавно посещал станцию снабжения.

Но вот оно – еще одно проявление своеобразного космического уюта. В этих мельчайших отклонениях. В неровно поставленной коробке. В не задвинутом до конца ящике стеллажа.

Чувствуется, что здесь живут люди, а не роботы или адепты обсессивно-компульсивного расстройства.

«Фукуда» относится к категории малых сервисных кораблей. Это значит, что экипаж занимается обслуживанием автономных космических аппаратов: навигационных маяков, спутников связи, орбитальных станций. А иногда – и других кораблей, если возникает срочная необходимость.

Райнер дважды просыпался здесь. В первый раз мальчишка-ремонтник, новичок в команде, застрял на орбитальнике, попав в поток космического мусора. Станция начала терять орбиту, и ИскИн корабля счел ситуацию достаточно критической.

Во второй раз экипаж просто заскучал во время затянувшейся починки спутника. Формальным поводом для активации фиксера стало корпоративное предупреждение о возможной пиратской активности в секторе. Как они уболтали на это ИскИн корабля, для Пола остается загадкой.

Зато он полтора месяца провел вне саркофага. Набрал 1118 очков, освоил новые азартные игры и запомнил несколько шуток, большинство из которых не понимал.

«Будет обидно, если они мертвы», – думает Райнер, разглядывая закрепленные на стене сломанные детали космических аппаратов – трофеи экипажа. Это чувство грусти похоже на онемевшую конечность, которую ты видишь, но не ощущаешь.

Фиксерская химия. Нейростимулятор ST-06N бустит когнитивные способности, распознавание образов, аналитическое мышление – и гасит эмоциональные реакции. Делает тебя чуть более психопатом, чем ты привык.

Пол напоминает себе: первая доза – просто быстрый способ сдуть слой пыли с сонного мозга. Через час его сознание выйдет в более привычный режим функционирования, но до тех пор ему надо оценить ситуацию, не облажаться и не умереть.

А его к этому готовили.

Он снова подходит к морю, замирает на краю берега – там, где вода бережно касается его ног – и наблюдает летающие по волнам блики желтого солнца…

В том, что Пол увидел, услышал, почувствовал – во всем потоке информации, которую он получил за последние двадцать минут, уже есть паттерн. Он просто не успел его разобрать.

Отсек за отсеком Райнер обходит нижнюю палубу «Фукуды» и везде улавливает ощущение остаточного тепла. Будто люди были здесь секунду назад. Будто воздух только что вибрировал от издаваемых ими звуков, климат-контроль едва успел избавиться от запахов их тел, а оставленная кружка – высохнуть.

Признаки жизни, не запятнанные признаками паники. Корабли в состоянии кризиса обычно выглядят иначе.

Райнер возвращается к медотсеку. Медленно поднимается по лестнице на среднюю палубу. Здесь расположен центральный шлюз, две каюты и главное – мостик. А там и камера с контрольными модулями ИскИна… Пол хмурится и застывает на последней ступеньке лестницы. Делает несколько шагов назад, чтобы сравнять линию глаз и напольных панелей. С этого ракурса он ясно видит почти незаметный слой пыли.

Вот только это не может быть пыль.

Он садится на корточки у стены и несколько раз проводит ладонью по гладкой поверхности, осторожно сгоняя серую пыльцу, которая тянется обратно вниз слабым магнитным полем. Пробует взять ее пальцами и потереть.

Когда Пол просыпался в первые разы, наниты были похожи на мелкие песчинки, а теперь превратились в сахарную пудру под названием утилитарный туман.

Волны накладываются друг на друга. Ведут одну им понятную игру амплитуд, пока солнечные блики ускоряются в рвущихся изгибах водяной поверхности…

Все дело в воздухе. В пассивном режиме наниты распределяются равномерно по всему объему корабля или отправляются к ближайшей станции для переработки и репликации. Но туман всегда присутствует в поле зрения – и он дает почти незаметный для глаза оптический эффект, отсутствие которого мозг Пола заметил с самого начала. Просто не успел обработать до конца.

Спаймскейп – система с низким приоритетом. Просто дополнительный способ общения с кораблем. Но утилитарный туман является частью аварийных протоколов. Если он не получает команд от ИскИна, то должен продолжать поддерживать себя в рабочем состоянии автономно.

Интересно.

Он делает шаг вперед и чувствует, как холод воды волной сенсорных ощущений прокатывается до самого затылка…

– Пол Райнер. SA340172. Прошу разрешения подняться на мостик.

Панель управления дверью показывает, что его запрос передан внутрь. Но, по всей видимости, там никого нет. Как нет и аварийных индикаторов. Система безопасности не пускает его внутрь – и это объяснимо. Не было брифинга при пробуждении. Значит, и настройки прав выставлены по-умолчанию.

Фиксер пробует обходные пути.

Райнер перебирает все варианты, которые приходят на ум. Он вводит аварийные коды один за другим, пытаясь открыть дверь практически наугад. Ему нужны критические обстоятельства – очевидная даже для автономных программ угроза, которая бы изменила его уровень допуска.

Пол оглядывает идущий от двери коридор – стены и потолок. Ищет аккуратно размещенные датчики огня, дыма, давления… И замечает странное искажение на одной из потолочных панелей.

Волны начинают перемешиваться в новой хаотической последовательности. Их рисунок меняется, затягивая разум на новый слой распознавания образов…

Райнер проходит мимо закрытых дверей кают и видит все больше крошечных деталей, которые начинают разогревать еще не проснувшиеся части его сознания.

Отчетливая вмятина на потолочной панели. Почти незаметная трещина на стене. Царапины на другой. Слишком сконцентрированные, чтобы быть случайными. Ровно в том месте, где должна опускаться аварийная герметичная дверь.

Вода закручивается вокруг него вихрем течений. Водоворотом острых и быстрых бликов…

Фиксер чувствует, как в его голове запускаются вшитые древними ИскИнами навыки. Как меняются когнитивные процессы и логика восприятия. Как кровь приливает к рукам и ногам, а слух и зрение будто становятся острее – ищут угрозу.

Пол Райнер открывает дверь центрального шлюза и находит экипаж «Фукуды».

0

Спать – все равно что стать родителем, Ингрид.

Ты в какой-то миг замираешь, осматриваешь детали собственного естества – и вроде бы все на месте, ничего не поменялось. Но ты уже другой. Ты раскладываешь себя на части, уходишь в интроспекцию на уровень микронов собственных мыслей и чувств. И не понимаешь, как эта трансформация произошла. В какой момент? Где эта грань, которая отделила тебя настоящего от тебя прошлого?

– У меня никогда не было детей, Пол.

Я знаю. Ты не говорила об этом, но я догадался. И это не так уж важно. Ты все равно понимаешь, о чем я говорю. Ведь ты, как и я, спала.

И поменялась.

Вот скажи, когда это случилось?

Когда мы дали себя поймать на Земле? Когда заключили сделку с машинами? Или когда впервые проснулись в своем саркофаге, а искусственный интеллект корабля попросил нас подумать о красном?

– Ты никогда не думал, что в этом есть какая-то насмешка, Пол? Подумай о красном… Красный – цвет агрессии. Цвет крови. Они нас боятся, но каждый раз начинают разговор с напоминания о жестокости.

Я думаю, дело в нанитах. Это просто способ подстегнуть сердце быстрее расталкивать по органам фиксерские сыворотки.

– Или им просто приятнее нас бояться, чем считать равными себе.

А мы и не равны им, Ингрид.

И я даже не о том, что все фиксеры – психопаты, в той или иной степени. Среди них и сейчас есть такие, я уверен. У нас просто был не очень большой запас удачи, только и всего.

Мы не успели адаптироваться к меняющейся среде обитания. И попались, потому что недостаточно быстро считали новые правила игры. А послужить освоению космоса вместо того, чтобы отправиться на пожизненный срок в тюрьму – не такое уж плохое предложение. Да, мы не уточнили, сколько придется ждать, но это была честная сделка.

Тебя пичкают лучшей биоинженерией, регулярно ее обновляют и будут возвращать к жизни, когда случится что-то плохое. Тридцать тысяч часов бодрствования – и ты свободен. Особые достижения сокращают срок. Провалы – увеличивают. Но по-умолчанию это суммарно три с половиной года. Затем ты можешь выбрать для жизни любую планету и получишь целое состояние.

– Ты правда веришь в рейтинг? Хоть ты и примирился с этим, но ИскИны нагнули нас один раз. Что помешает им нагнуть нас снова?

А зачем? Они же умны, Ингрид. И очень хорошо умеют считать.

Знаешь, сколько времени с момента подписания контракта пройдет, когда я наберу тридцать тысяч очков?

Две тысячи лет.

К тому моменту будет колонизировано такое количество миров и освоено столько ресурсов, что хватит покрыть обязательства перед целой армией фиксеров. Но главное не это. Нас не нагнут, потому что мы им нужны.

В ситуациях, когда у всех остальных едет крыша, а решения должны приниматься моментально, отклонения от нормы в наших мозгах делают нас незаменимыми. Психопаты не обязательно умнее или лучше, но мы действительно быстрее способны принимать рациональные решения в кризисных ситуациях. И спасибо Сигналу, который чуть не уничтожил наших нанимателей – машины уже никогда не смогут нас заменить.

И никто не сможет. Мы стали другим видом. Мы можем быть эталонными людьми с точки зрения биологии, но наш разум уже изменился. Выстроил такие отношения с реальностью, которые остальные не способны даже представить.

Мы – спящая цивилизацией. Я, ты и десятки других фиксеров, ждущих своей маленькой катастрофы в саркофагах по всему космосу.

Думаешь, нам не было места в том старом мире, где мы подписали контракт? Может быть. Может, его не будет и в том, где мы проснемся свободными и богатыми. Но я думаю, оно есть у нас сейчас.

В том мире, где мы просыпаемся и думаем о красном.

3

Море в голове Пола Райнера переходит в состояние напряженного штиля, пока он стоит в шлюзе в окружении бумажных бабочек и мертвого экипажа «Фукуды».

Фиксер испытал легкое облегчение и тоску, когда не увидел знакомых лиц. Это другой экипаж. Он никогда не просыпался с ними, не слушал их шуток, не играл с ними в азартные игры. Но Пол смотрит в стеклянные глаза мертвецов и подставляет их в собственные воспоминания, пытаясь представить: о чем бы они разговаривали. Какие истории бы могли ему рассказать. Какими пьяными секретами поделились бы.

Он протягивает руку и ловит бабочку. Она вырезана из синтетической бумаги. Именно вырезана, а не сделана на фабрикаторе. Очень аккуратная, но без машинного совершенства. За этими поделками чувствуется труд человека.

В ней нет ностальгии по дому или памятной значимости. Она слишком новая. Чистая, ровная. Будто из мира какого-то загадочного стерильного символизма.

Пол разглядывает мертвецов и пытается понять, кто из них мог носить это с собой, но эта логическая цепочка ни к чему не приводит.

В нем пробуждается новая волна любопытства.

Судя по всему, четверо из них задохнулись. Еще трое погибли от механических повреждений. Видимо, вмятины в коридоре как-то связаны с произошедшим. Возможно, корабль совершил резкий маневр в тот момент, когда эти трое находились там.

У одного при этом сломана рука. Но выглядит так, будто ее чем-то придавило. Это могла быть аварийная герметичная дверь, рядом с которой он видел царапины.

Все это никак не объясняет одного – как они оказались в шлюзе.

Пол незаметно прячет в рукаве гибкий монтажный инструмент, напоминающий длинную отвертку. Это единственная вещь в комнате, которую можно использовать в качестве оружия ближнего боя. Он делает вид, что продолжает осматривать экипаж, но старается держаться ближе к скафандрам, закрепленным на стене.

Судя по состоянию трупов, все они умерли примерно в то же время, когда разорвалось соединение ИскИна корабля с капсулой фиксера. Похоже, что это весь экипаж, но Пол не знает наверняка – он не видел манифест «Фукуды». В любом случае – кто-то должен был собрать их в шлюзе и хотя бы частично включить компьютер, чтобы разбудить его.

Поэтому Райнер хочет быть готовым к неожиданностям, но не чувствует угрозы.

Если кто-то собирается ему навредить – это будет очень непоследовательно.

Фиксер – самый опасный человек на корабле, который по задумке является единственным здесь, способным на хладнокровное убийство. Хочешь перестраховаться – выброси капсулу за борт.

Нет, его разбудили осознанно.

Райнер резко поворачивает голову – из коридора за углом доносится слаженный глухой щелчок. Звук магнитных блокираторов. За ним следует такой же синхронный звук открывающихся дверей.

Прижавшись к стене, Пол осторожно подбирается к коридору и выглядывает из-за угла. Двери кают действительно открыты. Мостик остается запертым.

Звук повторяется – на этот раз он доносится со стороны основной лестницы в середине коридора. Открылись двери на верхней палубе. Райнеру мерещится запах яблочной шарлотки, но он заставляет себя блокировать несвоевременное воспоминание.

Фиксер проходит по коридору, мимоходом заглядывая в пустые каюты. Он решает попробовать снова открыть дверь мостика. Возможно, ИскИн вернулся в строй и исправил права доступа у дверей…

Но Пол замирает на полпути, у лестницы на среднюю палубу, и море сбивается с ритма, будто течения изменились в один миг. Райнер в недоумении разглядывает крутящийся в воздухе над ступеньками на уровне переборки кусок пирога и осознает, что никакого глитча восприятия не произошло. Здесь действительно пахнет шарлоткой…

– Не делай резких движений, Пол, – слышит он женский голос позади себя. Знакомый голос человека, с которым он разговаривал много раз, но никогда не должен был встретиться живьем. – Шарлотки я уже поела, а вместо игрушечного пистолета у меня настоящий.

0

Пока экипаж спит, я тихонько иду в камбуз и вспоминаю о сексе.

Это третий день после пробуждения – и мое тело в восторге от самого себя в этом обтягивающем комбинезоне. Хочется зайти к кому-нибудь в каюту – не важно, к женщине или мужчине – и перепрыгнуть ненужные разговоры, окунувшись сразу в царство звериных инстинктов.

Только вот нынешний экипаж слишком меня боится. Улыбаются, кивают, поддерживают беседу. Как разговоры о погоде, знаешь. Ты их продолжаешь, просто чтобы избавить себя и всех вокруг от неловкого молчания.

В камбузе пусто и тихо. Я сажусь за столик и снимаю ботинки. Это корабль с вертушкой – гравитация вращения удержит меня и без магнитных подошв. Я аккуратно касаюсь пальцами ног гладкого металла. Прижимаю их чуть сильнее и наслаждаюсь сенсорными ощущениями, пока крошечный участок пола впитывает тепло с моей кожи.

По твоим историям мне всегда кажется, что тебе не хватает именно этого. Простых ощущений. Но ты ведь наслаждаешься моими, не так ли?

– Корабль, запусти сокровища бродяг.

На любом судне, где бы я ни проснулась на достаточное количество времени, я всегда ставлю эту простую программу, которую сама написала во время одного из первых пробуждений.

Она реконструирует истории с помощью когнитивных ядер корабля и щепотки спаймскейпа. Работает по принципу тренировочных симуляций, так что ИскИны не возражают – они сами рады подыграть и не спрашивают, почему исходные файлы симуляций хранятся в памяти фиксерского саркофага.

– Воспроизвести запись «Пол Райнер – Шарлотка».

Я закрываю глаза и твой спокойный голос разносится у меня за левым плечом.

– Она хотела игрушечный пистолет и яблочную шарлотку.

Я просыпался с этим воспоминанием. Я засыпал с ним. И я знаю, ты делала так же. Боялась, что, когда в следующий раз закроешь глаза, твои драгоценные моменты потеряются или потускнеют. Что время, криосон или очередная технология, подаренная во сне твоему телу, выжжет их из разума.

Обесценит.

Но ни хрена подобного, Ингрид.

И сейчас я созерцаю тот момент из прошлого с такой кристальной чистотой, будто мои нейроны записали его минуту назад…

ИскИн начинает подыгрывать. В спаймскейпе ты появляешься из-за моего левого плеча и ровными шагами проходишь между столиками, склонив голову. Твой облик реконструирован по фотографии из файла. Твой голос – из сообщения, которое ты для меня однажды записал.

Я люблю твои истории. Твое спокойствие, какой-то дзен. Он так бесит, что иногда хочется выцарапать глаза твоей виртуальной копии. Но несмотря на это, я сама каждый раз нахожу новую гармонию в себе.

– Я рад, что не разрешил себе бессмысленных утешительных обещаний. Что не позволил ей увидеть съедавший меня страх несовместимости с тем миром, который уже расцветал вокруг нас. Что дал ей прожить свою историю ровно так, как она прожила, – рассказывает твоя реконструкция, стоя у стены камбуза. – Ты подходишь к фабрикатору и ласково просишь у корабля яблочную шарлотку.

И теперь уже я подыгрываю. Подхожу к фабрикатору и ласково произношу:

– Приготовь мне яблочную шарлотку.

Почему мы вообще их рассказываем?

Мы никогда не встречались. А когда кто-то бодрствует, все остальные наверняка спят. Но кто-то же додумался, что нам разрешено оставлять друг другу послания. Что можно договориться с крошечным компьютером криокапсулы, чтобы на любом корабле он бережно скачивал новые сообщения из сетевых хранилищ – и оставлял там наши бутылочные послания.

Я где-то слышала, что истории появились еще на рассвете человеческой цивилизации. Они были для нас способом объяснить соседу по пещере вещи, которые мы не в состоянии были понять и назвать конкретными словами.

Значит, истории – механизм выживания.

Тогда ты, может, и прав. Может, мы действительно эволюционируем в какой-то новый вид и пытаемся выжить этим странным способом.

А может, просто боимся одиночества. И наша странная цивилизация спящих – это цивилизация космических кочевников. Бродяг, которые собирают сокровища эмпирического опыта по всему космосу, чтобы поделиться ими друг с другом. И залатать историями протертости в собственных душах.

Я ставлю на стол горячую шарлотку, сажусь напротив ненастоящего тебя и в нужный момент говорю:

– Если мы гнались за чем-то настоящим, то выбрали странный маршрут.

Твоя реконструкция синхронно произносит эту же реплику с другими интонациями. В следующий раз ИскИн догадается не озвучивать то, что должна сказать я.

– Ты пробуешь шарлотку и аппетитно закрываешь глаза…

Я пробую шарлотку и аппетитно закрываю глаза. Ох, Пол. Видел бы ты, как я это делаю. Ты ведь наверняка представлял иначе.

А пока ты продолжаешь историю, я наслаждаюсь вкусом пирога. Я смакую его ровно столько, сколько позволяет тайминг твоего рассказа – и не секундой дольше.

– Ты не доедаешь шарлотку до конца и отодвигаешь тарелку на мою половину.

Я отодвигаю тарелку на твою половину. И ИскИн корабля догадывается нахмурить брови твоей реконструкции.

– Словно подношение призраку. И втыкаешь в корочку тонкую розовую свечку.

Прости, с розовым цветом у меня не получилось. Я втыкаю оранжевую свечку и улыбаюсь тебе:

– А еще можно праздновать День рождения каждый раз, когда открываешь глаза.

Я достаю аккуратный цилиндр электрической зажигалки и поджинаю фитиль.

– Знаешь, вечный сон – звучит не так уж и плохо, – говорит твоя реконструкция и замолкает, глядя на меня.

– Да, Пол. Иногда мне тоже так кажется.

4

Пол держит в руках кусок яблочной шарлотки и садится на прикрепленное к столу сиденье. Он не отрывает глаз от Ингрид – от самой Ингрид, а не пистолета в ее руке. Разглядывает ее волнистые светлые волосы, собранные в хвост. Рельеф лица. Поры на коже и маленькую точку родинки на правой щеке. Ее ресницы и крошечные морщинки у уголков глаз.

Он совсем иначе ее представлял.

– Таким я тебя и представляла, – усмехается она.

Ингрид ставит пистолет на предохранитель, убирает его в карман комбинезона и неторопливо подходит к фабрикатору. Пока Райнер пребывает в смятении, она вставляет трубку в кружку с закрытым верхом и готовит кофе.

– Можешь вытащить отвертку. Надеюсь, ты не в трусы ее засунул? – Она оборачивается и игриво поднимает бровь.

Пол оставляет пирог в воздухе и достает монтажный инструмент, который нашел в шлюзе. Он закрывает глаза и вновь представляет море, которое продолжает волноваться во власти изменчивых течений.

– Это не отвертка, – говорит фиксер. – Это монтажный инструмент. Ты хакнула системы наблюдения на корабле?

– Думаю, корректнее сказать, что я хакнула весь корабль. Системы наблюдения шли бонусом. – Ингрид приходится повысить голос, чтобы перекрыть шум фабрикатора. Когда он замолкает, она берет кружку и возвращается к столу. – Но отвертку я сама подложила. Хотела четко знать, чем ты будешь вооружен. Не пойми меня неправильно, но вдруг со времен последнего сообщения у тебя крыша поехала.

– Не поехала, – спокойно отвечает Пол.

Он снимает блокировку с механизма и складывает «отвертку» пополам, чтобы убрать в карман. Ингрид улыбается одной стороной губ и ставит перед ним кофе. Кружка примагничивается к столу.

– Была бы уверена в твоей адекватности, принесла бы завтрак в постель.

Пол продолжает разглядывать ее лицо, но теперь осознанно – следит за мельчайшими движениями мимики. Ищет паттерны, позволяя фиксерской химии вернуть его в состояние сосредоточенности.

– Пялиться долго собираешься? Или, может, поговорим?

Ее слова в очередной раз пытаются подставить подножку отлаженным процессам в голове Райнера, но теперь он к этому готов. Пол дарит ей ответную усмешку.

– На завтрак я предпочитаю сэндвич с омлетом.

Девушка разводит руками.

– Раз ты так спокойно тратишь время на театральные появления, предположу, что критической угрозы у нас нет, – начинает рассуждать фиксер.

Ингрид кивает. Пол пожимает плечами, берет в одну руку кофе, а другой ловит кусок шарлотки – и начинает завтракать. Ей нет смысла врать или искажать действительность, а притупить остатки криопохмелья яблочным пирогом кажется не самой дурной затеей.

– Корабль в дрейфе. Не думаю, что у «Фукуды» повреждения. ИскИн отключила ты. Утилитарный туман – тоже.

Кивает.

– Думаю, корабль принял сигнал бедствия. Только это может объяснить твое присутствие здесь.

Ингрид не выдерживает и шумно выдыхает, закатывая глаза.

– Пол, просто задай гребаный вопрос.

– Что случилось с экипажем?

– Несколько человек оказались заперты в шлюзе и задохнулись. Остальные погибли из-за неполадки с магнитами при маневрировании. Я расщепила ИскИн, но было поздно.

Паттерн начинает складываться. Слова Ингрид объясняют повреждения на средней палубе и выключенный спаймскейп.

Все ИскИны – не единый искусственный разум, а скорее коллективное сознание, состоящее из нескольких когнитивных ядер. На «Фукуде» их восемь. Когда они работают в интегрированном режиме, компьютер корабля действует на полную мощность как единое целое. Но в случае повреждения отдельного ядра, его можно отделить и выключить. Приоритетные функции возьмут на себя остальные – а чем-то можно будет пожертвовать.

В случае вирусной угрозы или иной критической ситуации на любом корабле предусмотрен механизм аварийной декластеризации, который расщепляет все когнитивные ядра и мгновенно выключает их. Этим и воспользовалась Ингрид. А потом, видимо, вернула к жизни отдельное ядро, чтобы разбудить Пола.

– Бабочки зачем?

Ингрид выдыхает, сжав губы. И помедлив, отвечает:

– Я не знаю… Я собиралась открыть шлюз, но это показалось неправильным. Хотелось сделать что-то красивое.

– Так поэтому меня разбудила? Шарлоткой накормить и сходить на похороны?

– Идиота выключи.

– Выключу – как только ты перестанешь меня держать за идиота и наслаждаться своей пассивной агрессией.

Он буквально видит, как вспыхивает на секунду ярость в ее голове, а глаза становятся крошечными иллюминаторами с видом на адское пламя. Ингрид медленно кладет руку на стол и расправляет ладонь по металлической поверхности. Будто ласково выпрямляет неровность на полотне самоконтроля – и ярость выключается.

– Ты правильно все сказал. «Фукуда» пришел на сигнал бедствия, который послал научный корабль «Анимус». Мой корабль. Я находилась за бортом в скафе. С тремя запасками кислорода. Экипаж меня подобрал, но твой бортовой ИскИн успел вступить в контакт с моим. Я пыталась предупредить ребят и убеждала их дернуть рубильник, но они мне не поверили. И ИскИн их убил.

– Почему он не убил тебя?

– Скафандр спас. А потом сработали аварийные подпрограммы. У «Фукуды» не все ядра сошли с ума. Он пыталсястабилизироваться и дал мне время добраться до мостика.

– Стоп, – резко говорит Пол. – Это интересная история, но она не отвечает на мой вопрос. Что случилось на «Анимусе» и как ты оказалась за бортом?

Ингрид пристально смотрит на Райнера и произносит ровно одно слово:

– Сигнал.

0

Не только воспоминания-якоря помогли мне не сойти с ума. Еще было любопытство.

Когда мы подписались служить освоению космоса, он еще оставался пустым и неизведанным, ты же помнишь. Даже колония на Марсе напоминала скорее бункер или лабораторию, чем город.

Скажи, ты испытывала этот азарт? Когда с каждым пробуждением при первой же возможности врываешься в информационный поток, читаешь о новых изобретениях и главных событиях, впитываешь обновленную культуру человечества. Представляешь, что ты все еще часть этой культуры.

И конечно – ждешь, когда в космосе что-то найдут.

Мы ведь выросли на мечтах о звездах. Нас вдохновляли колонизаторы Марса и Луны. Мы страстно пересматривали фильмы об инопланетянах, дружбе с инопланетянами и бесконечных войнах с инопланетянами.

И фантазировали: какой на самом деле будет эта встреча?

Но никогда не верили, что это случится на нашем веку.

У контракта есть свои плюсы, не правда ли? Он меняет взгляд на все пункты твоего вишлиста с пометкой «если доживу». Мы доживем и переживем намного больше, чем могли нафантазировать в детстве.

Не знаю, как ты, а я ждал первого контакта.

Кто они – наши соседи по космосу? Как они мыслят? Как устроен их организм, их жизнь, их цивилизация? Умеют ли они путешествовать во времени или открывать двери в другие миры?

Когда я проснулся во второй раз, все мои близкие уже были мертвы. К пятому я немного научился жить с этим. Я надеялся, что ожидание разгадки и любопытство к звездам дадут мне сил двигаться дальше. Только ради того, чтобы споткнуться о банальную простоту метабиона.

Человечество нашло жизнь в космосе. И эта жизнь оказалась бактерией.

Она подарила людям возможность терраформирования планет, а мне – грандиозное разочарование.

Я видел, как бункеры Марса превратились в мегаполис. Как корабли-ковчеги отправились в многовековое странствие. Как новые двигатели открыли дорогу в другие галактики. И мы все еще оставались одни во Вселенной.

Я разучился удивляться новой биоинженерии в своем теле и техническим новинкам на кораблях. Даже на какое-то время перестал следить за историей. Я чувствовал апатию. Просыпался, чтобы выполнить работу – и поскорее уснуть.

И ты знаешь, что было дальше, Ингрид.

Да. Дальше был Сигнал.

Я проснулся, чтобы подавить бунт на корабле. А когда порядок был восстановлен и трупы отправлены в открытый космос, я увидел горящую Землю.

Одна станция с мощными приемниками и телескопами. Одно сообщение из глубин космоса. И один ИскИн, который, расшифровав это сообщение, полностью переписал все свои протоколы – и начал распространять это подобие вируса. А дальше обезумевшим машинам хватило несколько минут, чтобы спровоцировать на Земле ядерную войну.

Одна передача из космоса за полчаса вывернула мир наизнанку и убила 4,5 миллиарда человек.

Чуть позже эту передачу и ее источник назвали – Сигнал.

Никто так и не выяснил, откуда он поступил и что за сообщение расшифровал тот искусственный интеллект. И честно – не думаю, что кто-то хочет найти ответы на эти вопросы.

Но скажу тебе правду, Ингрид: когда я смотрел кадры разрушенных городов и думал о том, что сделал Сигнал, моя апатия исчезла. Вместо нее пришло другое чувство.

Восхищение.

5

«Анимус» висит перед глазами Пола и впечатляет фиксера элегантностью своих форм. В нем смешиваются продуманность и эстетика – уникальное сочетание для космических кораблей. Инженер был почти что гением.

И фиксеру голографическая проекция «Фукуды» рядом с кораблем Ингрид кажется откровенным примером безвкусицы. Все равно что сравнивать надувной матрас с яхтой.

Он садится в одно из кресел на мостике и выводит на отдельный экран навигационные данные. Судя по всему, они находятся на дальнем рубеже освоенного космоса. Поблизости лишь одна отметка – автономная орбитальная станция у планеты на второй фазе терраформирования

По всей видимости, именно для ее обслуживания «Фукуда» и прыгнул в этот сектор.

– Какого черта здесь забыл научный корабль? – хмурится Пол. – Я не вижу в этом секторе ничего интересного.

– Без понятия. Я просыпалась на «Анимусе» – ничего секретного не заметила. Обычная команда научного судна. Стандартный, но хороший набор оборудования и лаба. Возможно, мы исследовали здесь какой-то необычный планетоид или искали редкие ресурсы. Когда я проснулась, это уже не имело значения. Половина экипажа была мертва.

– Ты можешь примерно восстановить картину событий?

– Все, кто был на мостике, погибли очень быстро. Думаю, корабль начал получать передачу и перестал реагировать на команды. Кто-то решил дернуть рубильник, и «Анимус» ответил агрессивно. Использовал утилитарный туман.

– Поэтому ты отключила его на «Фукуде», – догадывается Пол.

– Да. И не только поэтому. Дальше с туманом стало еще хуже. – Ингрид замолкает, и в этот момент Пол замечает на ее лице то, что считал несовместимым с остальным паттерном девушки.

Спасибо корпоративному биотеху, у фиксеров очень хорошая память. Но Ингрид в эту минуту приходится делать усилие, чтобы вернуться мыслями на свой корабль. Она не врет – там действительно случилось что-то очень плохое. Что-то, что даже ее, накачанную спецхимией, выбивало из равновесия даже сейчас.

– Меня разбудили вручную. Биолог и корабельный инженер, напуганные до усрачки. К тому моменту прошло три часа после контакта с Сигналом.

– Как они продержались столько времени?

– Инженер использовал какую-то штуку. Вроде глушилки малого радиуса. Она сбивала координацию нанитов в утилитарном тумане. Но, насколько я успела понять, «Анимус» не то чтобы ставил себе целью выкосить экипаж. Он скорее пытался свести их с ума. Использовал спаймскейп и превращал виртуальный слой корабля в аттракцион шизофрении.

– Что это значит?

– Сначала он склеивал все подряд и использовал максимальное наложение. Образы, данные, сюжеты. Чье-то сообщение двухлетней давности, смешанное с текстом корабельного справочника и художественным фильмом из библиотеки. Когда остальной экипаж попытался восстановить контроль над судном, «Анимус» ответил. Он резко сменил тактику и начал создавать очень правдоподобные сюжеты. Делал виртуальные копии экипажа, которые пытались убить друг друга. В неразберихе кто-то начал стрелять.

– Это все со слов биолога и инженера?

– Да. И они были на грани срыва, Пол.

– Ты ввела препараты?

– Что? – переспрашивает Ингрид, и в ее голосе слышится нарастающая ярость.

– Ты сказала, тебя разбудили биолог и инженер…

– Они отрубили капсулу от корабля, но вручную ввели номер критической ситуации, если тебя это интересует. Да, я приняла гребаные препараты.

Пол делает успокаивающий жест ладонью. По его мнению – успокаивающий.

– Я должен был спросить.

– Да пошел ты, – уже тише отвечает девушка.

– Я слышал, подобную тактику иногда используют пираты. Они ломают корабельный ИскИн и подключают свой собственный, наученный обманывать экипаж при помощи спаймскейпа.

Пол предвидит очередное агрессивное возражение и старательно выбирает формулировки.

– Я хочу сказать, что мы должны учитывать все варианты. Сигнал – не самое вероятное объяснение случившегося.

К своему удивлению, Райнер не обнаруживает никакой реакции на лице девушки. Она ухмыляется. И просто продолжает рассказ.

– Мы вышли из медотсека и хотели добраться до мостика. А потом увидели трупы. Мертвецы шевелились посреди коридора, облепленные слоем нанитов. Их мышцы сокращались. Глаза двигались. Они пытались издавать звуки. И мы предварительно отключили оптические импланты. Никакого спаймскейпа. Это ты как объяснишь?

Пол хмурится. Раскладывает в голове факты и отсекает маловероятное от невозможного. Использовать наниты, чтобы воздействовать на нервную систему мертвых членов экипажа и сделать из них живых кукол – противоречило видимой логике, но в теории было реально.

Райнер старается сохранять объективность, но замечает внутри себя отклонение. Он хочет верить в историю девушки, потому что видит ее веру в собственные слова.

– Прости, – говорит он первое, что приходит на ум.

Ингрид делает глубокий вдох и закрывает глаза, пытаясь успокоиться.

– За что? За то, что считаешь меня поехавшей? Инженер попытался на них напасть и погиб. Туман вырос прямо из тел мертвецов. Он не летал, а тянулся тонкими нитями. Облепил голову инженера и задушил его, а потом добрался до глушилки. Так мы остались без защиты, но он не нападал. Наниты просто парили вокруг нас, пока мертвецы пытались что-то сказать. У них не получалось, и тогда туман поменял форму. Превратился в силуэт человека. Открывал рот… то, что должно было быть ртом… И повторял наши движения.

Море в голове Пола Райнера вновь загорается солнечными бликами.

– Он не стремился убить экипаж, – озвучивает фиксер свое озарение.

Ингрид кивает.

– Думаю, что так. Но биолог запаниковала – и вслед за инженером захлебнулась нанитами.

– Как ты выбралась?

– Без резких движений. Я понимала, что любая попытка навредить кораблю или сбежать спровоцирует ИскИн на атаку. Но пока я двигалась медленно, утилитарный туман просто повторял мои движения и парил вокруг. Трупы пытались делать то же самое, но все время падали. Я добралась до шлюза и смогла надеть скафандр, когда поняла, что корабль не расценивает это как угрозу. Попыталась подойти к терминалу – и наниты заметно ускорились. Мой дубликат начал сыпаться. Отступила на шаг – все успокоилось.

– Биолог и инженер остались неподвижны?

– Я не видела. И не нашлось желания возвращаться. Мне надо было отвлечь утилитарный туман. Я подумала: раз он мимикрирует, надо на время перегрузить его задачами. Поэтому я зашла на биосклад и открыла капсулы с метабионом.

– Умно, – кивает Пол.

На научном корабле всегда есть приличный запас – чтобы в случае обнаружения подходящей для колонизации планеты запрограммировать чудо-бактерии должным образом и выстрелить ими по поверхности.

Как бы сам Райнер ни относился к этому открытию человечества, он всегда признавал, что оно перевернуло космическую экспансию. Даже среди ученых существовал миф, что эти экстремофилы² были производной биотеха высокоразвитой инопланетной цивилизации.

Метабион обожал агрессивную среду, очень быстро размножался и эволюционировал. И как выяснилось, поддавался тонкой генетической настройке. За двадцать лет правильно запрограммированная партия бактерий могла перестроить состав атмосферы на маленькой планете.

– Туман среагировал мгновенно. Я всю комнату заполнила метабионом. И думаю, ИскИн воспринимал каждый сгусток бактерий за новое живое существо. У него даже не хватало нанитов, чтобы отзеркалить их все.

– Он забыл про тебя, – понимает Пол. – И ты спокойно сбежала через шлюз, врубив на выходе сигнал бедствия.

Наконец-то он ясно видит часть паттерна. Вот она – четкая логика в движении волн, настолько кристально ясная, что хочется разбежаться по берегу и с брызгами ворваться в нее, нырнуть с головой. Но Пол оборачивается – и берега больше нет.

Есть только море. Во все стороны – до самого горизонта. И в чистую, идеальную логику правил игры пробирается сомнение…

– Ты поразительно догадлив. Поздравляю.

Ингрид резко встает и уходит в другую часть мостика, не давая Райнеру увидеть своего лица.

Когда ты в последний раз боялся, Пол?

Если она права, это второй в истории случай контакта с Сигналом.

«Второй случай, о котором кто-то пока может рассказать», – мысленно поправляет себя фиксер. Он вспоминает свое восхищение коллапсом Земли и пытается разобрать, что он чувствует теперь. Но или не находит в своих эмоциях ничего, или боится заглянуть слишком глубоко.

– Мы уничтожим «Анимус» и улетим отсюда.

– Желаю удачи, – огрызается Ингрид и быстрым шагом выходит с мостика. – Заодно лог посмотришь. Тебе понравится.

Почему она сказала про лог?

Райнер поворачивается к терминалу и убирает навигационную схему. Открывает историю активности.

Включение основного двигателя.

Остановка – через несколько секунд.

Включение.

Остановка.

Включение.

Остановка.

Но никаких отчетов об ошибках или неисправностях. Двигатель выключался по команде с контрольного пульта.

Пол застревает в своих размышлениях и открывает лог внешних сканеров. Они оказываются полностью настроены на мониторинг активности «Анимуса». Он просматривает историю зафиксированных событий, и волна пытается сбить Райнера с ног.

«Анимус» – научное судно. Оружейных систем на нем нет. Зато есть зонды для геологической разведки. И по сути своей это многоступенчатый космический аппарат с отделяемым зарядом взрывчатки в носовой части.

«Фукуда» висит на прицеле. И при любой попытке к бегству «Анимус» взводит курок.

6

Пол находит Ингрид в одной из кают на верхней палубе, но не решается показаться в дверях и старается дышать как можно тише. Фиксерская химия ослабляет хватку, но оставляет после себя что угодно, кроме внутреннего равновесия.

Райнер сбит с толку из-за Сигнала. Но еще сильнее он сбит с толку из-за нее. Из-за того, как она выглядит, двигается, смотрит. И больше всего – из-за их разговора.

Фиксер сотни раз представлял встречу с ней. Прокручивал ее истории в голове, как она реконструировала его собственные с помощью своей программы. Он вспоминал все то, чем так хотел поделиться. И сопоставлял с тем, что произошло между ними за последние полчаса.

– Ты очень громко думаешь, Пол.

Он вздыхает и заходит в каюту. Ингрид сидит в конце комнаты, согнув ноги так, чтобы упереться спиной в стену. Ее лицо не выражает ровным счетом ничего. Оглянувшись, Райнер видит на стене голографический экран с фотографиями. Похоже на альбом с какого-то путешествия или пикника на природе. Судя по фоновому пейзажу – не на Земле… Хотя что он сейчас знает о Земле.

Пол садится рядом с девушкой и вместе с ней рассматривает чужие воспоминания.

– Я не хотел, чтобы все так было, – говорит он. – Я вел себя по-свински. Я… был ненастоящим.

Ингрид долго молчит в ответ. Только ее указательный палец повторяет монотонное движение в воздухе, листая фотографии.

– Мы могли бы поспорить о природе настоящего на расстоянии нескольких сотен световых лет от Земли, но этот разговор никуда не ведет, – медленно, почти по словам, цитирует она отрывок из его истории. – Как думаешь, мы умрем здесь?

Ему очень хочется сказать что-то ободряющее.

– Я не знаю, – тихо отвечает он. – Не похоже, что «Анимус»… Сигнал хочет нас убить.

– Понятно, – равнодушно отвечает она и кивает на экран. – Хотел бы там поселиться?

На картинке молодой темноволосый мужчина держит за руку нагнувшуюся над обрывом девушку. Оба смотрят в камеру с картинно открытыми ртами. На фоне видно раскинувшийся до горизонта лес и изгибающуюся лентой полосу побережья.

– Я все детство прожил у моря. Оно было холодное, не покупаешься. Но мне нравилось выходить на берег и просто смотреть на волны. Знаешь, на солнечные блики, отражающиеся от воды. Особенно на закате. Мне всегда казалось, что, если смотреть достаточно долго, я смогу найти в них какой-то порядок. Понять замысел моря. А потом приходишь домой, ложишься спать. Закрываешь глаза – и эти блики продолжают бегать. Будто отпечатались на глазах.

– А я однажды чуть не утонула, – произносят губы Ингрид. – Я подростком была. На спор поплыла до торчащего рыбацкого буйка в центре озера. Доплыла, а на обратный путь сил не хватало.

Ингрид продолжает листать фотографии, а Пол погружается в свое ощущение тупика. Он вздыхает и собирается уйти. Может, ей просто надо побыть наедине с собой… Райнер смотрит на фотографии и море обволакивает его ноги холодным течением, до мурашек…

– Ты их убила, да?

Ее указательный палец замирает в воздухе.

– Они хотели произвести стыковку. Я пыталась их убедить, уговаривала, но они словно не слышали… – Ингрид вздыхает и опускает руку. – Те, кто задохнулся, случайно погибли. Я время рассчитала, просто вырубить их хотела. А остальные меня застукали и оттащили от терминала. Думали, я их друзей выкинуть за борт собираюсь. Убить меня пытались. Дальше просто фиксерская хрень врубилась. Все на рефлексах. Так быстро.

Она поднимает руку и снова перелистывает фотографию.

– И я думаю постоянно: «Сейчас меня стимуляторы отпустят, и накроет». А все не накрывает. Вот я смотрю на его фотки – и ничего нет… И я просто хочу, чтобы ты что-то умное сказал сейчас.

И Пол кивает.

– А нас потому и выбрали. Помнишь тот мысленный эксперимент с вагонеткой, где надо пути переключать? Они бы поступили так же, как ты поступила. Просто фиксеры все эти решения принимают быстрее – и без угрызений совести. Но пока мы способны вот так сидеть и чувствовать себя дерьмом, все не так уж плохо…

– Звучит не очень оптимистично.

– Тебе просто нравится верить в свою пустоту внутри. Как в той истории, которую ты мне оставляла. Только не сидела бы ты здесь с этой пустотой. А это уже какое-то доказательство человечности, разве нет?

Она прислоняется щекой к его плечу.

– В моих историях ты умничаешь более изощренно.

– Видимо, твои научили меня быть почестнее с собой.

0

Я иногда раздеваюсь и встаю перед зеркалом. Смотрю на эту девушку по ту сторону и задаю себе вопросы.

Как ее зовут? Ингрид? Анна? Мария? Вера?

Во что она верит? Что ее заводит? От чего ей бывает больно?

Ее бил отец? Или он был мертвым воспоминанием о чем-то хорошем? Она любит апельсины? Заказывает чай или кофе?

Она кого-нибудь любила в своей жизни?

Как она умрет?

Я воровка, Пол. И лучше всего на свете я умею воровать личности.

Я перевоплощалась в других людей с шестнадцати лет и уже не могу сосчитать всех, кем я была. Я жила чужими жизнями и называлась чужими именами. Воровала привычки и жесты. Я разучивала перед зеркалом слова с чужими интонациями. Я училась на время забывать, кто я на самом деле.

И иногда мне казалось, что я уже не смогу вспомнить. Понять, где здесь реальная Ингрид Амато. Какие мысли и слова ей принадлежат. Что чувствует именно она – настоящая я.

Ты веришь, что сделка с корпорациями швырнула нас в парадокс Тесея³, а мне кажется, все наоборот. И здесь у меня впервые за долгое время появилась возможность учиться быть собой.

Открывать и исследовать малознакомую девушку по ту сторону зеркала, чье лицо всегда казалось знакомым, а имя вертелось на кончике языка, но все время ускользало. Девушку, которая никогда не могла почувствовать себя нужной.

Как и все мы. У тебя была дочь, но не было дома. Не было места, где ты по-настоящему нужен. И может, мы всегда это чувствовали – и поэтому пытались сбежать. Просто не понимали, что правильный вопрос не «где», а «когда».

И то место-время, где я просыпаюсь, чтобы подумать о красном – не пункт назначения, но дорога домой, которая помогает мне познакомиться поближе с самой собой. И я хочу верить, что Ингрид, Пол, Джек и другие – все эти жители зазеркалья однажды встретятся.

Мы проспим тысячу лет. Мы пройдем тысячу снов.

Чтобы проснуться в мире, где мы нужны.

7

– Это не мимикрия, – говорит Пол, разглядывая голограмму «Анимуса» над приборной панелью. – Он будто пытается… понять жизнь.

Ингрид сидит в кресле пилота и по просьбе Райнера перебирает в голове детали своих воспоминаний.

– Понять что именно?

– Мы должны исходить из предположения, что Сигнал – представитель иного вида. Все что он делает – это любопытство. Безумное с нашего ракурса, но абсолютно логичное с его. Он может даже не понимать, что причиняет вред.

Райнер чувствует себя увереннее. Он теперь в родной стихии – в пространстве паттернов. И позволяет солнечным бликам отпечатываться на его глазах.

— Допустим, – кивает Ингрид. – Но это не дает никакого ответа. И что он собирается делать, когда поймет жизнь?

Пол не знает. Он думает.

– А если рассматривать его как вирус? – спрашивает девушка. Эта категория кажется ей намного понятнее. – Может, нам надо копать в эту сторону? Мы все равно имеем дело с ИскИном «Анимуса». Может, если мы поймем последовательность реакций, то сможем восстановить причины.

– Я не большой эксперт в устройстве машин, – качает головой Райнер. – После первой встречи с Сигналом ИскИны начали делать многоядерными. Как раз из-за коллапса на Земле. Помимо ручного аварийного выключателя там должна быть куча программных предохранителей. Грубо говоря – если Сигнал заражает одно ядро, остальные его блокируют. Но как мы видим, эта схема не сработала.

– А если сработала?

Пол вопросительно смотрит на нее. Ингрид пытается развить свою мысль:

– Что, если системы защиты все-таки сделали свое дело? Сигнал использовал спаймскейп и утилитарный туман. Аудиосистему тоже – он пытался воспроизводить какие-то шумы. Но почему он не использовал свет, например? Почему не переписывал права доступа, чтобы просто закрыть двери?

Любой корабль заточен заботиться о своем экипаже. Это как материнский инстинкт. Часть корневых протоколов, описывающих смысл существования ИскИна. Не вредить, защищать, заботиться, подчиняться…

– Ты говорила, он поднял трупы в коридоре. Они пытались встать и разговаривать.

– Да, открывали рты.

Райнер начинает видеть новый паттерн.

– Ты уверена, что они пытались общаться с тобой?

Ингрид хмурится и не может понять вопрос.

– Как они пытались стоять? В какую сторону были повернуты? – пытается объяснить ей Пол.

И глаза девушки расширяются.

– Сука! Какая же я тупая! Это силуэт из утилитарного тумана нас пародировал, а не трупы. Он просто пытался сделать их обратно живыми. Он…

– Он в конфликте с корневыми протоколами. И пытается этот конфликт исправить. Отменить смерть. – Фиксер встает и прохаживается по мостику. – То же самое с избирательным использованием систем корабля. Настоящий «Анимус» все еще там. Чем бы ни был Сигнал – он не переписывает искусственный интеллект с нуля. Он его расширяет. Но старые директивы никуда не исчезают.

– И что это нам дает?

– Как минимум, мы знаем, что он понимает команды. Не обязательно следует им так, как задумано, но точно понимает. Нам нужно начать коммуникацию.

Ингрид вскакивает с кресла.

– Ты хочешь общаться с этой штукой?!

– У нас нет альтернатив.

– Мы должны взорвать «Анимус».

Пол обводит взглядом мостик.

– Как? Это сервисный корабль. У нас, в отличие от Сигнала, даже нет георазведывательных зондов. Мы можем пожертвовать резервной топливной ячейкой, но это будет большой взрыв. На такой дистанции мы испаримся вместе с «Анимусом». А если попытаемся отойти на безопасную дистанцию, он нас торпедирует.

– Так придумай что-нибудь!

Райнер пытается подойти к ней, но девушка резко делает шаг назад. Фиксер начинает злиться, но сам не понимает: на нее или на себя. И его лицо становится очень хищным.

– А ты и сама уже придумала.

– Я не…

– Да брось! Ты почистила логи, но ведь посчитала варианты еще до того, как разбудить меня. Не притворяйся, будто эта мысль не приходила тебе в голову. У нас один саркофаг на двоих.

Георазведывательный зонд – не торпеда. Он не обязан быть быстрым. «Фукуда» легко сможет уйти от погони. Но с учетом начальной дистанции между кораблями для этого потребуется высокое ускорение на старте.

Корабль его выдержит. Человек – нет. Даже обкачавшись медицинскими нанитами.

Но саркофаг фиксера способен частично компенсировать нагрузку и сделает все необходимое, чтобы сохранить своего пациента. Это единственный способ сбежать от Сигнала.

Способ для одного.

Ингрид Амато отворачивается и изображает нервный срыв. Пол тратит несколько решающих секунд, пытаясь понять, почему не верит ее движениям. Она оборачивается с пистолетом в руке.

Хрупкость исчезает из паттернов ее тела. Поза, движения, выражение глаз – вот такой она была, когда экипаж «Фукуды» попытался ее убить. Райнер просто успел на секунду забыть, кто она такая на самом деле. И кто он.

– Стреляй, – пожимает плечами фиксер.

И тогда она переворачивает шахматную доску в его сознании, приставив пистолет к своему виску. Лицо Пола остается непроницаемым, но она уже знает: в этом раунде ей удалось его переиграть.

– Мы можем уничтожить Сигнал, – после затянувшейся паузы произносит Райнер. – Но для этого нам придется его обмануть. И я не могу обмануть то, чего не понимаю.

Пистолет сильнее вжимается в череп Ингрид. Пол представляет ощущение его холодного корпуса на коже.

– Мы не будем запускать прямую коммуникацию. А чтобы понять его, мне надо увидеть паттерн. И я создам условия, где этот паттерн может появиться.

– Выражайся конкретнее.

– Мы сыграем в шахматы по переписке.

8

У Райнера уходит полчаса, чтобы настроить игровую программу. Ингрид отказывается возвращать к жизни седьмое когнитивное ядро «Фукуды», которое использовала, чтобы разбудить Пола, так что Сигналу предстоит играть с очень простым по его меркам ботом. Но даже в таких условиях он должен оставить достаточно поведенческих следов.

Преимущество стандартных игр в том, что тебе достаточно простейших способов коммуникации, не рассчитанных на передачу чего-то сложного. Например, азбуки Морзе и сигнальных огней на обшивке корабля.

Они достоверно знают, что Сигнал мониторит активность «Фукуды» – и надеются, что он заметит изменение в мигании огней.

– Начали.

Пол и Ингрид вцепляются глазами в шахматную доску. Белая пешка делает свой ход и замирает в ожидании черных.

– А если он не догадается? Азбуку Морзе в космосе никто не использует, – высказывает свое опасение девушка.

Райнер поднимает указательный палец. И черные делают ход. Он поворачивается к ней с полуулыбкой на лице.

Ингрид качает головой.

– Ты очень доволен собой.

– Я общаюсь с инопланетным компьютерным вирусом при помощи лампочек. Конечно, я доволен собой.

Девушка кивает в сторону доски. Ходы теперь происходят раз в две-три секунды. На предельной скорости с учетом выбранного способа коммуникации.

– Сколько времени это займет?

– За пару часов мы получим достаточную выборку. Сколько нужно на анализ без ИскИна «Фукуды» – я тебе не скажу. Я могу увидеть паттерн за несколько минут, а могу потратить месяц.

В этот раз Ингрид сдерживает саркастичные комментарии. И они вместе отправляются выпускать бабочек.

9

«Мы пришли из космической пыли и станем ей снова».

Однажды Пола Райнера разбудили, чтобы исправить скорбь. На дружном грузовом танкере случилась утечка промышленной химии – шесть членов экипажа погибли не самой приятной смертью. Капитан активировал фиксера, потому что прекрасно понимал: на огромном мрачном корабле такие события легко пускают корни.

Он и сказал эту фразу, когда они хоронили погибших, выпуская их в открытый космос. Как оказалось, высказывание было распространенным, но к традиции выбрасывать тела мертвых за борт фиксер привык не сразу. Ему понадобилось время, чтобы увидеть в этом ритуале эстетику и символизм.

С Ингрид они придумывают собственные ритуалы. Фиксеры принимают мнемонический стимулятор, делят каюты экипажа и исследуют их одну за одной с микроскопической дотошностью. Они не ищут приятные заначки и не занимаются мародерством – лишь стремятся сохранить в памяти все, к чему прикасаются.

Сделать смерть экипажа «Фукуды» – своими сокровищами. Частью несуществующей культуры спящих бродяг. И не сговариваясь они из каждой каюты забирают ровно один предмет, чтобы он стал космической пылью вместе со своими покойными владельцами.

Плетеный браслет из красной нити с металлическими буквами М-А-Р-Т-А.

Минималистичный золотой крестик на цепочке.

Кружка с мультяшным изображением невыспавшегося кота.

Складной нож.

Колода игральных карт.

Фляжка.

Кактус.

– Ты знал их? – спрашивает Ингрид.

– Нет. Прошлую смену знал.

– Ясно.

Она замолкает. Подходит к контрольной панели и запускает открытие шлюза.

Шипит воздух – и ворота раскрываются, отдавая космосу семь мертвых тел в окружении бумажных бабочек и памятных вещей. Ингрид и Пол несколько секунд наблюдают за их полетом на маленьком экране, а потом мертвые сливаются с чернотой космоса.

А фиксеры идут в столовую и заказывают у фабрикатора водку.

Пол всегда предпочитал виски, но синтетический ему не нравится. Зато с водкой корабельная техника никогда не промахивается.

– Я убила семнадцать человек, Пол, – произносит Ингрид, залпом выпив первую порцию. – Когда мысленно эту цифру озвучиваю, к зеркалу страшно подходить.

Пол пристально смотрит ей в глаза.

– А я – четыре с лишним тысячи.

Он опрокидывает свою порцию водки, берет оба стакана и идет за добавкой. Чувствуя, как Ингрид провожает взглядом его спину.

– Ты никогда не рассказывал.

– На контракте мне пришлось убить восемь человек. Так, чтобы прям своими руками. Эти четыре тысячи – из прошлой жизни. То, за что меня поймали.

– Я думала, ты занимался программным обеспечением.

– Для систем безопасности, – уточняет Райнер. – А если ты умеешь делать что-то для систем безопасности, то и с системами нападения проблем не будет.

Он возвращается за стол с новыми стаканами и садится.

– У меня был опыт работы с армейскими программами для дронов. Поэтому на гражданке я начал брать фриланс на черном рынке. В основном речь шла об оптимизации вирусных атак и поиске уязвимостей. Однажды мне прилетел заказ от корпоративного ИскИна с выгрузкой по очень мудреной оборонной системе с документацией на китайском. Я подумал: почему бы и нет? Корпоративные войны в южном Китае в самом разгаре. По гражданским палить там ООН не позволит. Да и я соскучился по взрослым игрушкам. Проанализировал, написал алгоритм и спецификации, сдал работу. Через неделю рой беспилотников прорвался через оборонку аэропорта в Лондоне. Она оказалась почти идентична той, под которую я писал алгоритм. Пока безопасники нацелили спутник, дроны покрошили четыре тысячи пассажиров и персонала.

Пол выпивает второй стакан и крутит его в руке.

– Спецслужбы быстро нашли ИскИн, который заказ делал. До меня через пару недель добрались. Нашли сходства в алгоритме с моими старыми работами для армии. И не скажу, что я сильно удивился. Когда пишешь программы для машин на черном рынке, все равно ждешь чего-то подобного. Просто надеешься уйти из игры раньше, чем такая херня случится.

– Трудно было?

Райнер пожимает плечами:

– Сам факт – нет. Меня все-таки развели. Тяжелее было от другого. Я когда новость увидел и догадался, что случилось, страх испытал – ну, что найдут меня. А еще удовлетворение. Вот это погано было. Я написал сотни алгоритмов, но именно тогда впервые увидел, как результат моих трудов приобрел материальную форму. И это было по-своему приятно. Пару лет потратил, чтобы примириться с этим…

Звуковое оповещение разносится на весь камбуз и обрывает фиксера на полуслове.

– Что это? – нервно спрашивает Ингрид.

Пол срывается с места.

– Я выставил сигналку на мониторинг активности «Анимуса»!

Они отключают ботинки и рывками скользят по кораблю, отталкиваясь от поверхностей. Пару раз Пол неудачно врезается в стены и буквально влетает на мостик. Ему приходится сделать неловкий кувырок в воздухе, чтобы затормозить.

Минуту назад Сигнал открыл шлюз и выбросил что-то в их сторону. Ингрид пытается выжать информацию из сенсоров «Фукуды», но они не видят объекта. Дверь мостика закрывается наглухо – Райнер готовит корабль к возможному взрыву, хотя пока не видит прямой угрозы. «Анимус» открыл именно шлюз, а не шахты зондов.

К этому моменту Ингрид настраивает внешнюю оптику корабля и выводит картинку на экран. Что-то темное летит четко в ворота центрального шлюза.

– Что за херня?

– Это тело, – говорит Пол.

На несколько мгновений он сбит с толку. Смотрит на голографическую шахматную доску – игра продолжается без остановок. Он закрывает глаза и видит отпечатки солнечных бликов. Запах соли ударяет в нос с такой силой, что хочется то ли чихнуть, то ли впитать его всей грудью. Пол наклоняется и касается воды кончиками пальцев…

Ворота центрального шлюза успевают открыться за секунду до столкновения, которое бы рикошетом отправило труп в вечное путешествие по космической пустоте. В следующее мгновение створки захлопываются обратно.

Ингрид Амато убирает руку с пульта управления и строго смотрит на Райнера.

– Вот тебе твои паттерны. Но если эта хрень хоть пальцем поведет ко внутренней двери, я вышвырну ее к чертям.

10

Пол Райнер стоит в скафандре перед шлюзовыми воротами и готовится прочесть послание Сигнала.

Они потратили полтора часа на подготовку и проверили весь инвентарь, который смогли найти на корабле. Им пришлось освободить метровый контейнер из карго-отсека, чтобы уместить туда аппаратуру для необходимых исследований.

Все это время труп в шлюзе не подавал никаких признаков жизни.

– В теории он не может управлять нанитами за пределами корабля, – рассуждала во время подготовки Ингрид. – Но оживлять мертвецов тоже не должен. Так что я буду следить за сенсорами. Если мне хотя бы покажется, что Сигнал пытается управлять этой штукой, ты выходишь.

Но фиксер не опасался Сигнала.

– Он пытается нам что-то показать, – повторял он Ингрид.

Девушка не то чтобы верила, но и не сопротивлялась такому допущению.

– Готов? – спрашивает Амато.

Они физически отключили контрольную панель у ворот шлюза. Теперь им можно было управлять только с мостика.

– Готов. Начинаем.

Двери открываются. Фиксер делает шаг в неизвестность. Двери закрываются.

Пол разглядывает плавающий в воздухе труп. Прыжок через вакуум явно не пошел ему на пользу. Но пока что мертвец не жалуется.

– В норме. Ничего подозрительного.

Райнер проводит досмотр. Вытаскивает все из карманов – обычный набор личных вещей, никакой сложной техники – и помещает в специальный экранированный контейнер. Затем полностью снимает одежду и складывает туда же.

– В норме. Продолжаю. Внешних аномалий нет.

Пол вытаскивает сканер – две разъединенные дуги, вместе образующие кольцо. Им пришлось отсоединить его от складной койки в медотсеке и слегка перепаять, чтобы он нормально работал от внешнего аккумулятора. Фиксер соединяет сканирующие элементы и цепляет их к специальной рельсе, прикрепленной к крышке контейнера.

– Готов к сканированию.

Райнер, помедлив, хватает висящее в воздухе тело и выравнивает его со сканером. Он включает аппаратуру – дальше ему остается только держать мертвеца максимально неподвижно, пока кольцо двигается по рельсе вдоль нижней части трупа.

– Скан-1 готов.

Фиксер толкает тело вдоль рельсы. Теперь кольцо захватывает уже отсканированный участок бедер, но к нему прибавляется часть торса.

– Скан-2 готов.

Теперь в зону рельсы влезает и голова.

– Скан-3 готов. Склейка готова. Идет анализ данных… Построение модели… Готово.

– Что там? – нетерпеливо спрашивает Ингрид.

Коммуникатор – единственный источник связи между шлюзом и мостиком. Всю остальную технику они физически отделили от корабельной сети в целях безопасности.

Пол разглядывает построенную модель.

– Очень много нанитов. В мышцах они формируют будто отдельный слой ткани. Нервная система вся в них, но я не могу опознать спецификации.

Райнер вытаскивает из контейнера дополнительный сканер в форме компактного пистолета с гладким стволом и приставляет его к позвоночнику мертвеца.

– Проверяю спинной мозг. Тут все в железе, но наниты сильно меньше в размерах. Похоже, Сигнал изобрел и научился реплицировать какую-то новую модель. Но я не могу понять, для чего она нужна. Буду пробовать стимуляцию.

– Мы договорились, будь готов уходить.

– Принято.

Пол достает бритву и наспех избавляется от волос на голове покойника. Подсоединяет датчики и электроды.

– Ставлю таймер. Готово.

Фиксер отлетает к внутренним воротам. На случай, если разряд электричества заставит наниты активизироваться.

Разряд. Конечности мертвеца едва заметно дергаются.

– Активности нет… Хм.

– Пол?

– Наниты формируют какую-то конфигурацию электрических связей в мозгу. Но не понимаю, что это значит. Они перенаправили разряд таким образом, чтобы подсветить конкретные участки… Опасности нет. Делаю контрольный скан без таймера… Разряд… Да, результат идентичен.

– Выходи, Пол.

Он не спорит. Сенсоры будут продолжать детальное изучение мозга и без него. Фиксер упаковывает аппаратуру. Контейнер с личными вещами остается в шлюзе. Когда Ингрид закрывает за ним ворота, Райнер испытывает смятение. Паттерн снова ускользает от него.

– Ты идешь?

Райнер снимает шлем и хмурится. Он чувствует неправильность в рисунке волн, но больше не понимает, куда смотреть.

– Мне надо поспать.

11

Спать несколько часов вместо лет – интересное занятие для любого фиксера. Редкое хобби, на которое не всегда находится время.

Пока Райнер отдыхает, Ингрид успевает разобрать данные по трупу и остается караулить мертвеца на мостике. Пол убеждал ее, что в этом нет необходимости, но она предпочитает перестраховаться.

Через пять часов фиксер возвращается, и она сама отправляется спать. А когда просыпается, Райнер шестой час ломает голову над шахматной аналитикой. Ей приходится почти насильно тащить его в камбуз и заставлять поесть.

Затем вновь – клетки, фигуры, ходы.

Она не хочет мешать, поэтому изучает медицинские данные мертвеца. Пол не видит в них никакого значения, и Ингрид это настораживает – для человека, столь помешанного на поиске скрытого смысла, он слишком уж равнодушен к результатам своего маленького исследования.

Хотя интерпретировать их без помощи ИскИна действительно проблематично. Амато пытается соотнести данные с информацией из корабельной энциклопедии, но ощущает острую нехватку научного багажа.

Интуитивно она понимает: единственная ценная зацепка здесь – это скан мозга. Только он содержит какой-то внятный отпечаток действий Сигнала. Ей приходит в голову мысль, которая кажется абсолютно оторванной от цепочки рассуждений, но Ингрид все же решает ее проверить.

Когда она уходит с мостика, Райнер швыряет кофейную кружку в стену. К сожалению, разбиться у нее нет шансов, так что она просто отскакивает от стены и летит обратно.

В его выборке к этому моменту 811 шахматных партий. И самое абсурдное, что Сигнал слишком часто проигрывает. Это явно указывает, что его поведение в игре отличается от нормального, но Пол не может увидеть внятную логику. И при этом четко знает: она там есть.

Сигнал не совершает ошибок. Он просто в случайный момент игры отказывается делать свой ход. Бот «Фукуды» ждет несколько минут и сообщает «Анимусу» о начале новой партии. Единственная закономерность, которую видит Пол: Сигнал за все время ни разу не двигал фигуру короля.

– Я разгадала шараду с мозгами! – врывается Ингрид на мостик.

– Поздравляю. Я не разгадал ничего.

– Вот и отлично. У тебя есть повод отвлечься.

Она садится в свободное кресло и копается в терминале. Выводит на один из главных экранов на стене изображение мозга с подсвеченными зонами активности.

– Узнаешь?

– Я это видел. Дважды.

– Отлично, – кивает Ингрид. – Запомни эту мысль. А теперь посмотри на картинку со сканера.

Она выводит рядом почти идентичное изображение.

– Стоп, – Райнер хмурится. – Вторая картинка со сканера. Тогда откуда первая?

– Из твоего саркофага.

Пол в недоумении пялится на экран. Потом на Ингрид. Потом снова на экран. Девушка позволяет ему догадаться самостоятельно.

– Если ты меня слышишь, подумай о красном, – тихо произносит он. Подсвеченные участки мозга отвечают за восприятие цвета. И являются прямой отсылкой к пробуждению любого фиксера. – Он не пытается понять людей. Он пытается понять нас.

Райнер разворачивается к своему экрану.

– Спящий король.

– Что? – не понимает Ингрид.

– Он никогда не ходит королем. Даже когда это является самым оптимальным решением. Он использует шахматы, чтобы показать метафору.

– Понятнее не стало, но я рада, что ты снова способен умничать.

– Неподвижный король – это спящий король. Популярный мифологический сюжет. По сути, он является фундаментом концепции гиперсна. Того, что отличает нас от других людей. Шахматы и мозги – это все об одном. Ему нужны мы – именно мы.

Пока Пол и Ингрид строят догадки о мотивах Сигнала, количество нанитов в шлюзовом отсеке незаметно увеличивается. Они медленно самокопируются в костной ткани мертвеца, используя отключенных соседей в качестве строительного материала.

Когда их становится достаточно, они задействуют периферическую нервную систему, чтобы скопировать оставленную Сигналом программу…

12

За ужином Пол рассказывает Ингрид про антропный принцип.

– В нашей Вселенной слишком много идеальных физических констант. Как будто она специально настроена таким образом, чтобы в ней появился человек.

Он делает глоток из стакана и с наслаждением закрывает глаза. Райнер потратил двадцать минут, чтобы вычислить, какой сорт красного вина у фабрикатора выходит лучше всего, но сам не ожидал, что получится так хорошо.

– Но намного интереснее, – продолжает он, – рассматривать антропный принцип с точки зрения квантовой механики. Помнишь мысленный эксперимент с котом Шредингера? Пока нет наблюдателя, кот жив и мертв одновременно. Он представляет собой все возможные состояния кота. И тут на сцене появляется так называемый антропный принцип участия, который гласит: чтобы Вселенная стала реальной, в ней должны быть наблюдатели.

– Но Вселенная появилась раньше человека, – возражает Ингрид.

– И в соответствии с антропным принципом она была подобна этому коту – была не конкретной Вселенной, а суммой всех своих возможных вариаций, – объясняет Пол. – Только в одной из них существовала возможность для появления жизни на Земле – и наблюдателей, которые откроют ящик со Вселенной, чтобы она из поля вероятностей превратилась в одну конкретную реальность.

– Если ты умничал, чтобы меня возбудить, то мог остановиться на половине, – улыбается Ингрид. – Иначе я не понимаю, к чему ты ведешь.

– К тому, как мы с тобой воспринимаем действительность. Мы засыпаем, чтобы проснуться в мире, в котором нас может ждать что угодно. В каком-то смысле мы исключаем себя как наблюдателей из реальности ипозволяем ей превратиться в облако возможностей для нас. А когда просыпаемся, это облако сжимается до тоненькой каузальной ниточки того, что на самом деле случилось. И пока мы думаем о красном, наш мозг создает Вселенную вокруг нас.

– Но мир ведь не исчезает, когда закрываешь глаза.

– Откуда ты знаешь? Ты ведь не видишь его.

Пол заменяет серьезность улыбкой на своем лице.

– Конечно, не исчезает. Мы же не единственные наблюдатели во Вселенной. Но если когда-нибудь человечество вымрет, то мы, может быть, научимся возвращать реальность в ее первозданное состояние. И действительно будем собирать ее заново, пока думаем о красном.

– Я думаю о красном прямо сейчас. О красном вине, которое закончилось в моем стакане.

Пол демонстративно склоняет голову, берет стакан Ингрид и идет к фабрикатору.

– А ты бы хотел, чтобы это случилось? – спрашивает она его выпрямленную спину. – Чтобы человечество вымерло?

Райнер наполняет стакан и возвращается к столу.

– Нет, не хотел бы. Некому будет попадать в неприятности, чтобы мы проснулись. Но мне интересно размышлять о том, кто мы. Скорее в философском смысле. Я же не физик – скорее фанат самой концептуальной эстетики квантовой механики.

– Или тебе просто нравится думать, что ты можешь обмануть законы Вселенной, – с улыбкой говорит Ингрид и принимает стакан с вином.

– Смотря что ты имеешь ввиду.

– Ну, ты вот говоришь, что мы можем острее, чем другие люди, понимать суть антропного принципа и квантовые эффекты. Но если построить метафору чуть иначе, мы и вовсе все это нарушаем. Смотри. Ты засыпаешь и для тебя начинает действовать мир неопределенности. Вселенная превращается в облако вероятностей до тех пор, пока ты не проснешься. Но ты оставляешь истории. И эти истории повлияют на другого фиксера. А он повлияет на Вселенную. То есть по сути – ты взаимодействуешь и с реальностью, и с вероятностями, даже когда спишь.

– Хм. Об этом я не думал. Далекая от науки метафора, но красивая.

Ингрид демонстративно поднимает стакан над головой.

– Вы посмотрите на это! Пол Райнер оценил что-то за красоту, а не за то, что нашел паттерн. За это надо выпить и переключиться на разговоры попроще.

Пол смеется. Они чокаются и выпивают.

– Но я могу сказать еще что-нибудь умное, если хочешь.

Ингрид делает глубокий медленный вдох.

– Ты сказал достаточно.

Они тянутся друг к другу через стол с резкостью порванной тетивы. Райнер окунается в запахи ее тела, пока девушка расстегивает его комбинезон.

– Закрой глаза. Представь меня обнаженной, – шепчет она, крепко сжимая его руки. – В воздухе перед экраном во всю стену, который так хорошо имитирует огромное окно в космос. Представь мои ступни в двадцати сантиметрах от пола. Вытянутые, напряженные. Оцени игру теней между натянутых сухожилий и сохрани ее на шахматной доске своей памяти.

Она направляет его руки и извивается в невесомости.

– А вот линии бедер. Гибкая лестница позвонков и крылья лопаток. Приглядись к коже в статичном мерцании звезд на экране. Не стесняйся. Чувствуешь, как остаточный пластиковый запах саркофага смешивается с чем-то звериным? Представь, как я смеюсь и танцую, рисую в воздухе линии, а ты пытаешься отгадать паттерн.

Ингрид целует его. Напористо, жадно.

– Видеть красоту намного приятнее, чем видеть паттерн.

Она смеется.

Ночью они разговаривают о планетах и настольных играх. Вспоминают старые фильмы, которые сейчас не назовет никто из людей. Обсуждают десятки малозначительных мелочей и с тихой яростью впитывают каждую деталь, каждый момент.

Все это станет для них сокровищами воспоминаний, которые они унесут с собой в космос, чтобы сохранить в себе что-то настоящее. И может, действительно через тысячу лет проснуться в мире, где они нужны.

13

Через несколько часов наниты в центральном шлюзе строят длинную тонкую нить и добираются до висящего на стене скафандра. Они проникают в коммуникатор и настраивают голосовую расшифровку текстового набора. А затем открывают аварийный канал связи и запускают программу Сигнала.

0

Она хочет игрушечный пистолет и яблочную шарлотку.

Я проснусь с этим воспоминанием. Я засну с ним.

И я знал, ты делаешь так же. Будешь бояться, что, когда в следующий раз твои драгоценные моменты потеряются или потускнеют. Что время, криосон или очередная технология, подаренная твоему телу, выжжет их из разума. Ты будешь видеть черное бесконечное ничто, и все, что в твоем опыте ценнее, будет медленно гаснуть. А когда ты поймешь, что больше ничего не можешь считать, это будет означать, что ты исчез окончательно и бесповоротно, и твои враги, и друзья.

Но спорить о природе настоящего светового расстояния нет смысла, если ты балансируешь на границе безумия. Уже не можешь отследить правнуков людей, которых помнишь – но продолжаешь кувыркаться в водовороте. Я пока не знаю, как ты здесь оказался, но уже понятно, что у тебя нет никаких шансов. Спастись тебе отсюда не удастся. Вспомни, кто ты есть на самом деле, и не греши против истины. Тут все чужие. Все, абсолютно все. Посмотри вокруг.

Я проснусь с этим воспоминанием.

Моя дочь настоящая. Она будет настоящей, пока я сплю. Не бойтесь, за ней присмотрят.

Она хочет игрушечный пистолет и грушевую шарлотку.

Она хочет игрушечный пистолет и луковую шарлотку.

Она хочет игрушечный пистолет и персиковую шарлотку.

Ты король.

Она хочет ходить.

Спать – все равно что стать родителем. Пробуждение родителя само по себе и есть продолжение сна. А когда взрослые родители пробуждаются друг для друга, рождается новое человечество. Поэтому любой объект или явление, что ты видишь, слышишь, вдыхаешь или касаешься, на самом деле не меняется, но меняется тот, кто эти изменения производит. Твое восприятие Вселенной.

Ты в какой-то миг замираешь, осматриваешь детали собственного естества – и вроде бы все на месте, ничего не поменялось. Но ты уже другой. Где эта грань, которая отделила тебя настоящего от тебя вероятного? Где та минута, когда ты понял, что все-таки не тот, за кого себя выдавал?

Знаешь, сколько времени прошло?

Две тысячи лет.

Так что твои переживания – это действительно дурацкие предрассудки. Мир состоит не из индивидуумов, в нем существуют целые расы, которые уже забыли, кто мы.

Мы – спящая цивилизацией. Я, я и десятки других. Нам не было места в том старом мире. Его не будет и в том, где мы проснемся. Быть может, мы – последние из немых отверженных. Иногда мне кажется, что этим немым предназначено помочь человечеству начать все заново.

Просыпаюсь. Есть сейчас.

Закрываю глаза. И ты другой. Мы могли бы поспорить о природе настоящего. Мы переживаем больше, чем можно.

Ты – это я. А я – это ты… Ты такой же, как мы, здесь, в сокровищах бродяг.

14

Пол выключает аварийный канал и прерывает передачу. Ингрид с дикой злостью вдавливает кнопку – и очищает шлюз. Они оба сонные и взъерошенные. Комбинезоны натянуты наспех.

Они переглядываются.

– Я проверю все системы корабля, – говорит Ингрид. – Но тебе надо отстегнуть скафандры от стены, чтобы я могла их выбросить.

– Это был стандартный голос. Если там просто текст, я его скопирую. Он мне нужен.

– При условии, что ты выкинешь все оборудование и проверишь свой текстовый файл вплоть до битов, я не возражаю.

Фиксеры берутся за работу.

Море в голове Пола Райнера закручивается штормовым водоворотом волн с острыми хребтами, пока он вытаскивает из оперативной памяти коммуникатора текстовое послание Сигнала. Или точнее – его историю.

Ты король.

Она хочет ходить.

Свой скафандр он тоже оставляет в шлюзе, чтобы устранить любые риски. И возвращается на мостик. Ингрид к тому моменту заканчивает проверку корабля.

– Я не могу найти никаких отклонений от нормы. Передача прошла по стандартному аварийному каналу. Он явно перепрошил коммуникатор, но больше никуда не мог добраться.

– Хорошо, – кивает Пол. – Я загрузил запись в текстовом виде.

– Ты что-то увидел? – спрашивает Ингрид.

– Я не знаю. Он использовал фрагменты моих историй. Но я не понимаю, по какому принципу искажал их и дополнял.

– Еще он сказал «сокровища бродяг». Видимо, нашел мою программу в памяти корабля. Но зачем все это?

Райнер закрывает глаза и произносит:

– Затем, что я ошибался. – Он поднимает взгляд. – Он не пытается нас понять. Он хочет, чтобы мы поняли его. Все, что он делал – не безумие и не любопытство.

– Это одиночество, – догадывается Ингрид.

Пол молча встает с места и пристально смотрит на голограмму «Анимуса».

– Мне надо подумать.

Он уходит, не сказав больше ни слова. И девушка не хочет его останавливать.

Ингрид несколько раз перечитывает историю Сигнала. Без всяких программ пробует реконструировать ее на сцене собственной черепной коробки. Но будто не замечает очевидного.

Он не пытается нас понять. Он хочет, чтобы мы поняли его.

Что будет дальше? Какого именно понимания ждет Сигнал? Позволит ли им уйти, если они дадут ему это?

Ни один из этих вопросов не имеет значения, пока не появится ответ на главный – что означала история Сигнала?

Итак, он поменял глаголы и перемешал фрагменты историй без явной логики.

А когда ты поймешь, что больше ничего не можешь считать, это будет означать, что ты исчез окончательно и бесповоротно, и твои враги, и друзья.

Он будто ссылается на ее собственную историю. На рассуждения о времени, которое убивает лучше любого фиксера.

Я пока не знаю, как ты здесь оказался, но уже понятно, что у тебя нет никаких шансов. Спастись тебе отсюда не удастся. Вспомни, кто ты есть на самом деле, и не греши против истины.

Некоторые фрагменты кажутся совершенно бессвязным бредом. Они будто вырваны из ниоткуда. И Ингрид не понимает, считать эти слова угрозой или манифестацией безумия «Анимуса».

Пробуждение родителя само по себе и есть продолжение сна. А когда взрослые родители пробуждаются друг для друга, рождается новое человечество.

А что это? Заигрывание? Предложение сотрудничества?

Быть может, мы – последние из немых отверженных. Иногда мне кажется, что этим немым предназначено помочь человечеству начать все заново.

Это как понимать? Это помощь или разрушительное стремление возрождать что-то, превратив это в руины?

Мы – спящая цивилизацией. Я, я и десятки других.

Ты – это я. А я – это ты… Ты такой же, как мы, здесь, в сокровищах бродяг.

Одно ясно. Сигнал по какой-то причине сравнивает себя с фиксерами. Со спящей цивилизацией. Или превозносит себя над человечеством…

Ты король.

Она хочет ходить.

Стоп!

Ингрид вчитывается еще раз в строчки истории. И в ее голове зарождается догадка.

Она открывает историю шахматных партий Сигнала.

Ты король.

В истории он обращается к Полу. Сравнивает фиксера с королем. Значит, речь идет о спящем короле. И о шахматах.

Она хочет ходить.

Эта фраза тоже должна относиться к шахматам, но Ингрид не понимает, как именно. По словам Пола, Сигнал просто переставал делать ходы…

Девушка хмурится и открывает детализацию одной из игр. Затем другой. Она просматривает с дюжину партий и почти в каждой видит одну концовку. Сигнал не прекращал посылать команды. Просто его ходы были некорректны. С точки зрения бота. Он пытался ходить фигурами не из тех позиций на доске, где они стояли…

Но зачем? Что он пытался этим сказать? Чего не может разглядеть в партиях Сигнала Райнер? Ингрид возвращается к истории – и чувствует, как пластинки домино в ее голове начинают падать.

Все складывается в единую четкую последовательность. Дочь Пола…

Она хочет игрушечный пистолет и грушевую шарлотку.

Она хочет игрушечный пистолет и луковую шарлотку.

Она хочет игрушечный пистолет и персиковую шарлотку.

Ты король.

Она хочет ходить.

…концепция сна и пробуждения, меняющих Вселенную…

А когда взрослые родители пробуждаются друг для друга, рождается новое человечество. Поэтому любой объект или явление, что ты видишь, слышишь, вдыхаешь или касаешься, на самом деле не меняется, но меняется тот, кто эти изменения производит. Твое восприятие Вселенной.

…и сама жизнь фиксеров в том виде, в котором она есть.

Где эта грань, которая отделила тебя настоящего от тебя вероятного?

Или точнее – в том виде, в котором ее пытался объяснить ей Пол Райнер…

В каком-то смысле мы исключаем себя как наблюдателей из реальности и позволяем ей превратиться в облако возможностей для нас. А когда просыпаемся, это облако сжимается до тоненькой каузальной ниточки того, что на самом деле случилось. И пока мы думаем о красном, наш мозг создает Вселенную вокруг нас.

Ингрид раскрывает пошаговую визуализацию партии и сверяет ее с командами Сигнала. Она просматривает еще одну игру. И еще одну. Домино в ее голове продолжают падать, приближая девушку к неизбежным откровениям, которые она предпочла бы никогда не замечать.

Сигнал не делал ошибочных ходов. Его игра рассказывала ту же самую историю на языке шахмат. Его невозможные команды относились к позициям, в которых фигуры могли бы стоять, если бы до этого он походил иначе.

Он играл на языке альтернативных Вселенных.

Ингрид открывает последнюю игру, на которой Пол остановил бота – и передвигает коня на ту позицию, из которой хотел походить Сигнал. Программа принимает коррекцию и выполняет записанную команду. Бот ходит в ответ.

И через пять секунд Сигнал заканчивает свою историю.

Король ходит.

Король больше не спит.

– Я надеялся, что у тебя уйдет больше времени, чтобы понять, – говорит Райнер.

Ингрид не заметила, как он вернулся на мостик. И она боится обернуться. Боится узнать, что почувствует, увидев его лицо снова.

– Ты еще вчера все понял, да?

– Я понял раньше. Но до конца сложил все кусочки вчера, да.

– И врал мне все это время. – Она оборачивается и видит непроницаемый взгляд фиксера у дверей мостика. Но уже не чувствует ничего под слоем своей злости. – Вываливал на меня свои философствования про антропный принцип. Поверить не могу! Я идиотка.

– Я просто хотел, чтобы ты потом догадалась. Ты бы все поняла.

– Что такое Сигнал?

– Ты знаешь, что это. Крик одиночества. Но тот, кто его отправил, по всей видимости, умеет нарушать привычные нам законы квантовой механики. Может существовать в нашей реальности – и в облаке распределения вероятностей.

Последняя пластинка домино падает в голове Ингрид Амато.

– Он думает, что мы такие же, как он, – шепчет она.

А когда взрослые родители пробуждаются друг для друга, рождается новое человечество.

– Теперь представь себе, как такое существо могло бы воспринимать человека. Организм, который всегда наблюдает. Всегда низводит Вселенную до одной единственной реальности.

– Мы для него болезнь.

Пол качает головой.

– Не мы конкретно. Но все остальное человечество он должен воспринимать примерно так, да.

– И ты с ним солидарен.

Райнер усмехается и хмурит брови. Его спокойствие только сильнее выводит Ингрид из себя.

– Нет.

– Зачем врал тогда? Если ты не намерен его спасать, ничего не поменялось. Почему нельзя было рассказать сразу? Чего ты ждал?

Пол опускает голову и медленно подходит к Ингрид, не поднимая на нее глаз.

– Сигнал начал общаться с нами, потому что хотел показать, что мы одинаковые. Но чтобы прийти к этому выводу, он должен был найти твой саркофаг и программу реконструкции. Сокровища бродяг. А значит, когнитивные процессы внутри «Анимуса» все еще способны эту программу исполнять. И с ее помощью мы можем взорвать корабль. – Райнер поднимает голову и смотрит на Ингрид со спокойной и почти что нежной улыбкой. – Ведь ты научила ИскИн подыгрывать моим историям.

Но для этого нужно находиться на борту, – понимает девушка. И вместе с этим пониманием сквозь злость и обиду прорывается другая часть логической цепочки, стаскивая своим гравитационным полем все то, что она знала практически с самого начала, но не замечала в упор.

– Метабион, – шепчет она.

Райнер встречается с Ингрид взглядом и улыбается – умиротворенно и грустно.

Она чувствует аккуратное прикосновение пистолета к своему животу, и Пол нажимает на спусковой крючок.

0/15

Представь, что ты стоишь у порога пляжной кофейни и смотришь на бесконечное море. Берег уходит вдаль, насколько хватает зрения. Мягкий песок приятно греет ступни, и хочется зарыться в него пальцами ног. Солнечные блики скользят по волнам – и я просто любуюсь их красотой вместо того, чтобы искать паттерн.

Я никогда не смогу сказать тебе правильных слов в том мире, но здесь, в сокровищах бродяг, я всегда беру тебя за руку и говорю:

– Прости.

Он стреляет в упор. Ингрид пытается ударить его, затем – вырваться. Но фиксер держит крепко, пока она не ослабевает и не теряет сознание. Райнер сразу вводит транквилизатор и сыворотку из медицинских нанитов, прекрасно понимая, сколько времени ему нужно, чтобы закончить начатое.

Полу хватает навыков, чтобы заменить генетический образец в базе «Фукуды», испортить файл с биометрическими данными экипажа и стереть память корабля. Так, чтобы это выглядело вирусной атакой, а не ручной корректировкой.

И когда состояние Ингрид стабилизируется, он укладывает ее в свой саркофаг.

Всего, что он сделал, было чертовски мало. Капля в океане возможностей, которая не дает ничего, кроме шанса. Но один шанс – уже больше, чем когда-либо было у любого из бродяг.

И может быть, на другой стороне этого сна никто не успеет понять, кто она на самом деле. Поверит грубой фальсификации в базе «Фукуды», не станет искать фиксерские импланты в ее теле и сверять ДНК по сетевым базам. И Ингрид Амато станет еще одной жертвой научного корабля «Анимус».

Пол долго сидит в тишине, глядя на запертую в капсуле девушку. Изувеченная оружием и технологиями, с лицом, закрытым назогастральным модулем, она выглядит неожиданно умиротворенной.

И пока Ингрид засыпает, Райнер рассказывает криокапсуле с маркировкой SA340172 свою последнюю историю.

И я верю, что ты простишь. Потому что мы оба знаем: ты поступила бы точно так же. И ровно по этой причине я не дал тебе возможность сделать выбор.

Ты садишься на границе прилива и зачерпываешь песок ладонью, позволяя ему просачиваться сквозь пальцы.

– Ты мерзавец, Пол, – говоришь ты.

А я улыбаюсь, сажусь рядом с тобой на бесконечном берегу и вдыхаю запах морской соли и твоих волос. Я беру тебя за руку и любуюсь пейзажем.

– Я никогда не узнаю, что было дальше. И это ведь не даст мне покоя.

Я заметил одну интересную вещь, знаешь. Иногда мы находим настоящий покой там, где меньше всего ожидаем его найти. И ты ведь все равно догадалась, что я собираюсь сделать. Тогда, за секунду до выстрела.

А потом мы оказались здесь, на этом берегу.

И его у нас никто и никогда не сможет отнять.

Пол Райнер висит возле открытого шлюза «Анимуса» и разглядывает неуклюжий и мрачный силуэт «Фукуды». А где-то внутри седьмое когнитивное ядро ИскИна считает секунды, чтобы привести в исполнение последовательность идеально рассчитанных инструкций.

А значит, он не может выбиваться из графика.

Фиксер залетает внутрь, и «Анимус» закрывает дверь за его спиной. Облако утилитарного тумана врывается в отсек с потоком воздуха. Они кружат вокруг Райнера, в сантиметрах от его скафандра, но не решаются прикоснуться.

Ворота открываются, и Пол видит заросший мхом коридор. Он осторожно снимает шлем и отпускает его. Делает глубокий вдох и чувствует опьяняющий перенасыщенный кислородом воздух.

Метабион сделал свое дело.

Все это время он размножался, заполнял корабль, выискивал источники тепла и излучение реактора. И генерировал столько кислорода, что баки «Анимуса» оказались переполнены. Слишком мало, чтобы спровоцировать взрыв от контакта с металлом – но достаточно, чтобы превратить судно в пороховую бочку.

Корабельные системы рассчитаны на то, чтобы беречь кислород, а не избавляться от него.

Звуковая система «Анимуса» издает громкий треск. Последовательность шумов сменяется искусственной металлической пародией на голос Ингрид.

– Я хочу игрушечный пистолет и яблочную шарлотку.

– Привет, Сигнал, – отвечает фиксер. – Меня зовут Пол Райнер. И я покажу тебе сокровища бродяг.

Мы не такие же, как Сигнал, Ингрид. Но может быть, мы действительно в чем-то похожи. И прежде, чем тебя разозлят мои слова, вдумайся в само это слово. Сигнал означает – последовательность символов, переданных от одной системы другой.

Но будучи в пути, он практически не существует. Ведь только достигнув своего пункта назначения, сигнал обретает смысл.

Каждая наша история – такой же сигнал, который номинально существует в том самом мире вероятностей, который нам так яростно пытались объяснить и показать. Но история обретает свое существование лишь тогда, когда ее кто-то воспринимает.

И пока ты не придешь на этот берег вновь, я буду таким же сигналом. Спящим, чтобы однажды быть услышанным.

Пол идет по кораблю и чувствует на себе взгляд тысячи глаз. Он слышит неровные, сломанные шаги за спиной сквозь монотонный шум утилитарного тумана. Гниющие мертвецы почетным шествием следуют за фиксером.

Их запах в кислородном дурмане ощущается особенно остро, но Сигнал не терял времени даром. Райнер видит будто прожженные кислотой участки металлических дверей и переборок под разрушенными стенными панелями. Утилитарный туман перерабатывал корабль, чтобы сделать больше нанитов.

И теперь мертвецы буквально переливаются волнами намагниченного металла. Он даже не мог разглядеть их лиц под постоянно меняющейся маской из крошечных машин.

Но море в голове Пола впервые за долгое время спокойно. И вместо того, чтобы ловить глазами солнечные блики, он наслаждается последними теплыми деньками уходящего лета…

Пол заходит в технический отсек, и утилитарный туман напрягается. Он начинает роем летать по всему помещению, которое больше напоминает крошечную тюремную камеру, испещренную проводами, трубами и цистернами.

Мертвецы следуют за Райнером, но не проявляют никакой активности.

Когда он тянется к ручному терминалу скафандра, наниты смерчем закручиваются вокруг фиксера, и он на секунду замирает, слыша стук собственного сердца. Он поднимает руки в примирительном жесте. Со второй попытки переключает режим подачи воздуха в своем скафандре и снимает его.

Ботинки, перчатки, ранец с баллонами, сам костюм. Оставшись в одном комбинезоне, Пол подплывает к контрольной панели у двери и закрывает комнату.

Любопытно следящий за каждым его движением рой нанитов окончательно успокаивается и рассеивается по всему помещению.

– Она хотела игрушечный пистолет и яблочную шарлотку, – произносит фиксер, и лицо мертвеца перед ним превращается в металлическую маску с чертами Ингрид Амато.

Но Райнер не чувствует удивления или страха. Только абсолютную гармонию и честность происходящего.

Фиксер здесь, чтобы рассказать историю. Отправить свой сигнал.

И история продолжает звучать.

Однако следуя ровно той же логике, я могу точно тебе сказать: Сигнал никогда не поймет, что такое сокровища бродяг. Он может разглядеть логику наших историй, разложить их на атомы и метафоры, трансформировать, исказить и интерпретировать.

Но не сможет почувствовать их ценность.

Они останутся сокровищами только для нас – и ни для кого другого.

– Знаешь, это тавтология. Яблочная шарлотка. Настоящая шарлотка – она всегда яблочная. Мы могли бы поспорить о природе настоящего на расстоянии нескольких сотен световых лет от Земли, но этот разговор никуда не ведет. Я начну рассуждать о том, что мир стал для нас слишком фальшивым или мы всегда были слишком фальшивыми для него. Только ты никогда так не считала, а я давно уже нашел в себе достаточно принятия, чтобы не думать об этом.

Сигнал слушает. И в его молчании нет ни отчаяния, ни страха, ни одиночества – ни одного паттерна, который в глубине души все еще надеялся заметить Пол Райнер…

– Ты достаешь горячий пирог из фабрикатора, садишься напротив меня и говоришь…

– Если мы гнались за чем-то настоящим, то выбрали странный маршрут, – разносится громом по помещению имитация голоса Ингрид Амато.

В руках мертвой куклы из гниющего мяса и нанитов появляется покрытый металлической рябью утилитарного тумана треугольник, символизирующий кусок шарлотки…

– Все, что я чувствовал и чувствую – настоящее. И не становится менее настоящим, сколько бы я ни спал…

Пол Райнер ускоряется. Таймер в его голове с каждым словом начинает тикать все громче…

– Первые несколько пробуждений ты балансируешь на границе безумия. Уже не можешь отследить правнуков людей, которых помнишь – но продолжаешь кувыркаться в водовороте информации. Будто ищешь доказательства собственного существования. Начинаешь думать, что тебе не повезло оказаться в той зоне психопатического спектра, где в тебе достаточно человечности для этих терзаний.

Пол сует руку в карман комбинезона и нащупывает холодный корпус электрической зажигалки.

– Взгляни с другой стороны. Тебе повезло не уснуть навсегда. Никому не нужен на корабле фиксер из красной категории…

Сигнал оставляет кусок шарлотки из нанитов висеть в воздухе перед лицом фиксера. В чернеющих пальцах его марионетки вырастает тонкий продолговатый цилиндр, символизирующий розовую свечку Ингрид Амато.

– А еще можно праздновать День рождения каждый раз, когда открываешь глаза…

Седьмое когнитивное ядро «Фукуды» запускает форсированный режим работы двигателя и включает максимально допустимое ускорение.

«Анимус» выпускает георазведывательные зонды, и они уходят в заведомо проигранную погоню. Через несколько секунд «Фукуда» покидает их зону досягаемости и исчезает в черноте космоса, чтобы выйти в точку запланированного гиперпрыжка.

Сигнал срывает маску Ингрид с мертвого лица марионетки. Утилитарный туман огрызается гудящим воздухом и мечется по комнате, но не понимает, где искать угрозу.

В космосе фиксер использовал лишь один баллон скафандра. Второй он перезаправил сжатым водородом. И газ медленно продолжает просачиваться в замкнутое пространство технического отсека, превращая комнату во взрывное устройство.

Если ты умеешь делать что-то для систем безопасности, то и с системами нападения проблем не будет.

Достаточно одной искры. Кислород в комнате начнет гореть. Его смесь с водородом сдетонирует и разрушит герметичность труб системы жизнеобеспечения. А дальше цистерны сжатого кислорода взорвутся. За этим последует нарушение целостности корабля и сбой в охлаждении реактора…

– Знаешь, вечный сон – звучит не так уж и плохо.

Пол Райнер улыбается и сжимает цилиндр электрической зажигалки.

Мы проспим тысячу лет. Мы пройдем тысячу снов.

И я очень хочу верить, что однажды мы проснемся в мире, где мы нужны. Но невзирая ни на что, наши сокровища останутся с нами, где бы мы ни открыли глаза. И в любой точке твоего пути сквозь время, я всегда буду ждать тебя на пороге этой пляжной кофейни.

Чтобы сесть рядом на теплый песок и смотреть на бесконечное море.

1

Ингрид Амато просыпается в криокапсуле с маркировкой SA340172.

– Если ты меня слышишь, подумай о красном.

Примечания

1

Саккадный интерфейс – способ управления программами с помощью отслеживания направления взгляда.

(обратно)

2

Экстремофилы – совокупное название живых существ (обычно бактерий и микроорганизмов), способных жить и размножаться в экстремальных условиях окружающей среды.

(обратно)

3

Парадокс, основанный на греческом мифе о корабле Тесея: «Если все составные части исходного объекта были заменены, остается ли объект тем же объектом?».

(обратно)

Оглавление

0

1

0

2

0

3

0

4

0

5

6

0

7

8

9

10

11

12

13

0

14

0/15

1

*** Примечания ***