Сказки Освии. Подвиг на троих [Татьяна Бондарь] (fb2) читать онлайн

Татьяна Бондарь Сказки Освии. Подвиг на троих

Болотная флора, фауна и нечисть

Воздух дрожал от звона комариного племени. Крылатые кровососы донимали, не оставляя попыток добраться до моей молодой крови. Я стояла по колено в мутной воде. Высокие сапоги, перчатки, мокрая одежда и растрепанные волосы придавали мне жалкий и убогий вид.

Рядом со мной ходили еще пятнадцать таких же грязных и несчастных студентов с сочками в руках. Все мы очень устали, хотели уйти с ненавистного болота, отмыться, переодеться в сухое, но впереди было целых три часа практики, и это только на сегодня. Всего оставалось еще три недели, и конца-края этому мокро-комариному кошмару не было видно.

Второй год обучения в академии магии, неизбежно заканчивался тем, что учителя называли «болотной практикой». Они безжалостно отправляли студентов на болото искать важные ингредиенты для зелий. Зрелым и опытным магам не хотелось пополнять запасы, лазя по грязи и подставляя шеи кровопийцам. Вот они и придумали приносить в жертву комарам нас, ссылая на болото под видом учебной практики. Маги надеялись, что мы раздобудем хоть что-нибудь полезное, ну или хотя бы просто не будем мозолить им глаза.

Выбранное учителями болото за многие поколения студентов, совершенно опустело. Студенческими усилиями ему был причинен непоправимый ущерб, в нем давно ничего не водилось, кроме болотниц, которых в этой местности было меньше, чем комаров, но больше, чем хотелось бы. В отличие от нас, болотницы были счастливы. Их не донимали насекомые, за них не бралась болотная грязь, вода стекала, оставляя сухими, чистыми и прекрасными.

Я была уверена, что их способности этим не ограничивались, иначе они не вели бы себя так нагло при целом курсе магов-недоучек, способных в порыве вдохновения или глупости спалить даже болото. Болотницы удобно устраивались на сваленных деревьях, пнях и кочках, плели друг другу косы, и издевательски смеялись каждый раз, когда кто-то из нас падал или проваливался в трясину. Блестящая ткань их платьев, будто случайно, время от времени соскальзывала, чтобы обнажить белые изящные плечики. Они были хороши и знали это. Невысокие, светловолосые, болотницы дразнили своей яркой красотой и всегда выходили сухими из воды в прямом и переносном смысле.

Я в очередной раз зачерпнула мутную воду сачком и потянула его на себя. Сачок зацепился за что-то под водой. Я попробовала высвободить его другой рукой. Ничего не получилось. Тогда я дернула посильней, сачок легко вышел и обрызгал мне лицо грязью. Болотницы захихикали. Я со злостью посмотрела на них. Мое терпение лопнуло. Я бросила сачок в воду, решив, что на сегодня, а скорее всего, навсегда, – с меня хватит, вытерла лицо рукавом и уверенным шагом вышла из воды на твердую землю.

– Ну и правильно, – сказала Ягода, болотница с очень серьезным лицом и большими глазами. – Здесь уже давно ничего не водится.

Говорила она со мной, а сама неотрывно глядела на Берута – аспиранта, который присматривал за нами во время практики. Он засуетился, отступил назад, споткнулся, обрызгав и без того уже мокрую куртку.

– Сгинь, нечисть болотная! – взвизгнул он.

Студенты разом выдохнули. Учебники учили обращаться с болотницами очень осторожно. Их способности были до конца не изучены. Наверняка было известно только то, что они устойчивы к любой магии, могут влюбить в себя и сделать так, что жертва проведет всю жизнь в трясине среди лягушек по собственной воле.

– Ну какая же я нечисть? – рассмеялась Ягода. – Посмотри, какая я чистая. – Она встала и пошла к Беруту легкой поступью, едва касаясь воды. Аспирант занервничал еще больше и попробовал бежать, но оступился и провалился в трясину по пояс. Берут оказался в ловушке.

Болотница присела на воду, как на что-то твердое, обняла согнутые в коленях ножки и снова беззастенчиво уперлась в него взглядом. Аспирант, медленно и плавно погружался в грязь, старательно не поднимая глаз, как и рекомендовали учебные пособия. Когда вода стала доставать ему до плеч, болотница поцеловала беднягу в лоб. Берут сразу перестал тонуть.

– Нечисть здесь вы, – насмешливо сказала Ягода, поправив длинные вьющиеся волосы. – Ходите, воду мутите, топаете, покоя не даете, грязные, как поросята. Ну посмотри на себя, на кого ты похож, – она изящно прилегла на воду так, чтобы ее лицо оказалось напротив его, и вытянула руку с зеркалом.

Аспирант перевел взгляд сначала на зеркало, а потом, не сумев удержаться, на его хозяйку. Глаза его остекленели. Он перестал трепыхаться, в попытках выбраться из воды.

– Ну вот и молодец! – улыбнулась Ягода, обвила его руками и поцеловала на этот раз в губы.

Я подняла ком грязи и швырнула в болотницу. Хоть Берут мне и не нравился, нельзя было допускать, чтобы болотная нечисть позволяла себе такое поведение безнаказанно.

Липкий ком грязи попал Ягоде прямо в ухо, немедленно скатился, оставив ее идеально чистой и даже не примяв локоны, но болотница все-равно осталась недовольной. Все ее магическое кокетство исчезло, она с каменным лицом повернулась и посмотрела на меня, пытаясь прожечь взглядом. К счастью, я была взглядоустойчива. Другие болотницы недовольно зашептались.

– Нечисть болотная, ступай к себе в трясину, а нас, нечисть земную, не трогай, – уверенно сказала я. – Думаете, нам тут в радость воду мутить?

– Да, – одобрили остальные практиканты. – Лучше бы помогли! Мы вторую неделю тут лазим, никак не поймаем все необходимое.

– И не поймаете, – сказала Ягода. – Можете хоть целую вечность воду цедить – ничего не найдете. А мы, за умеренную плату, сможем вам предоставить все из стандартного списка, – перешла она на деловой тон.

– Главное, в цене сойтись, – осторожно сказала я. – Вы же не за бесплатно помощь нам предлагаете, верно?

– Конечно же, нет, – презрительно сказала Ягода. – Отдайте нам одного мальчика и получите все, что захотите.

– Что? – не поверила я своим ушам.

– Верно, сестра, верно! Мальчика! – воодушевленно зашумели остальные болотницы.

Студенты внимательно вслушивались в разговор. Все как один, они посмотрели на торчащего из воды Берута. Именно он сделал нашу практику особенно невыносимой. Вместо того чтобы признать бесполезность поисков, он без устали повторял, что мы на верном пути, что если учитель сказал, значит, так и надо, что тяжело в учении, легко в бою, и со своим слепым энтузиазмом не давал нам даже пообедать как следует. Это сделало его очень непопулярным среди студентов. Я малодушно подумала, что, отдав его болотницам, мы решили бы сразу две проблемы. Пришлось сделать над собой усилие, чтобы не пожертвовать Берутом во имя общего блага.

– И что, кто-то до нас на такие условия соглашался? – недоуменно спросила я.

– Нет, – надула губки болотница, – всегда на бусах останавливались.

– Ну так давайте и мы вам бусы принесем, – предложила я. – Каждой.

– Надоело нам каждый год бусы брать. Нам их уже складывать некуда. И они давно вышли из моды. Нам не бусы нужны, а веселье. На болоте так скучно! – пожаловалась она, и ее родственницы закивали.

Между нами разгорелся спор. Мы торговались так, что вода вокруг почти закипела. Болотницы никак не хотели уступить, а нам совесть не позволяла пойти на их условия. Так ни до чего и не договорившись, мы отправились в студенческий дом, сойдясь на том, что продолжим переговоры завтра.

Берута после долгих сомнений и споров практиканты решили достать из топи, но остались при мнении, что с него за это причитается.

Гость

Шестнадцать пар грязных сапог, хлюпающих при каждом шаге, оставляли свой след в истории академии, отпечатывая его на ворсе нового ковра. Мои мысли были заняты болотницами и бусами. Нужно было придумать, что предложить нечисти, чтобы она согласилась помочь. Из-за этого я только в самый последний момент заметила, что дверь в мою комнату не заперта.

Я помнила наверняка, что закрывала ее, уходя. Моя задумчивость моментально сменилась настороженностью. Прошлый год в академии научил меня не оставлять без внимания подобные детали. Один раз спишешь открытую дверь на собственную забывчивость, и уже никто не успеет тебя спасти. Освальд, мой верный друг и помощник, за морем, и не прибежит на выручку, размахивая серебряным мечом, даже если я буду кричать очень громко.

Я поставила над собой невидимый щит, медленно приоткрыла дверь и заглянула внутрь, заготавливая простое, но мощное боевое заклинание.

На этот раз моя предосторожность оказалась излишней. Отрывшаяся картина, была такой мирной, что я сразу расслабилась. На кровати, заложив руки за голову, спокойно спал Рональд. Его ноги в высоких сапогах были спущены на пол, а дорожный костюм казался таким пыльным, будто пролежал несколько веков в чьем-то склепе.

Услышав мои шаги, Рональд проснулся и сел. Что-то было в нем не так, нечто неуловимо-неправильное, в повороте головы, во взгляде, в небрежно зачесанных волосах.

– Я уж думал, никогда тебя не дождусь, – сказал Рональд, вставая ко мне навстречу. – Поцелуй же меня, моя любимая! – пафосно сказал он, раскрывая объятья.

Рональд был моим женихом, но даже когда его кольцо с голубым камнем оказалось на моем пальце, он не говорил со мной так. Я подозрительно уставилась на гостя, пытаясь понять, почему он так странно себя ведет. Рональд воспользовался моим замешательством, поймал в свои объятья и смачно чмокнул в щеку, не боясь намокнуть или испачкаться. Его лицо расплылось в очень знакомой хитрой улыбке, выдававшей в нем совсем другого человека. У меня появилась смутная догадка насчет происходящего, но приобрести ясные очертания она так и не успела. Меня отвлекли шаги и голоса за дверью.

Рональд тоже услышал их, и отчаянно струсил. Он нервно глянул на дверь, выругался, и с некоторой досадой выпустил меня из объятий. Реакция у него была превосходная, и он успел выпрыгнуть в окно прежде, чем ко мне постучали. Я задумчиво посмотрела на качающиеся занавески. Кусты, растущие под окном, обиженно дрожали листьями. Кем бы ни был беглец – это точно не Рональд. Моего жениха не заставил бы выпрыгнуть в окно даже дракон.

В дверь постучали снова. Я не спеша пошла открывать. Дракон снаружи был уверенным и спокойным. Мне положительно нравилось легкое нетерпение, с которым он ждал, когда его впустят. Я решительно толкнула дверь. Рональд, собственной персоной, стоял за ней и улыбался, радуясь, что ему довелось меня увидеть раньше запланированного. Этот Рональд был привычным, родным и желанным.

– Больше не сбежишь? – поинтересовалась я.

– Странное приветствие, – заметил он. – Я тоже очень рад тебя видеть.

– Виделись минуту назад, и даже обнимались, но это все до того, как ты выпрыгнул в окно.

– Правда? – удивился он, и, немного ревниво уставился на тот же куст, что и я минуту назад. Листья на нем уже не дрожали.

– Опять сбежал, значит, – заключил он.

– Кто? – уточнила я. – Ты сам от себя?

– Нет. Альберт.

Так я и думала! Альберт однажды рассказывал о своем маленьком секрете. Хитрый и беспринципный, когда он еще не был королем, Альберт пользовался сходством с братом, перекрашивал свои рыжие волосы в черный, и занимал место брата на советах и собраниях, если ему нужно было повлиять на какое-нибудь решение.

– Он сбежал сегодня утром из замка, – совершенно спокойно стал пояснять настоящий Рональд. – Я так и подумал, что он поедет к тебе.

– Даже не могу предположить, что нужно было сделать с Альбертом, чтобы он начал прятаться от тебя по кустам, – хихикнула я.

– На этот раз я совершенно ни при чем, – оправдался Рональд.

Я поняла, что быстро тут разобраться не получится. Выгнала жениха в коридор, закрыла окно и задернула шторы. Их проблемы – это, конечно, очень интересно, но больше стоять в мокрой одежде я была не намерена. Благородным господам пришлось ждать, пока я решу свои бытовые вопросы.

Одетая в чистое и сухое, умытая и более или менее расчесанная, я снова впустила Рональда и открыла окно, Альберта в кустах уже не было. Я устроилась удобно в кресле и приготовилась слушать. Рональд начал рассказ.

Два дня назад в Альмагард прибыл корабль с аскарскими послами. Альберт принял их достойно, как и подобает королю. Послы привезли из-за моря хорошие подарки и плохие новости. Первой из них была об исчезновение короля. Послы сокрушенно рассказывали, как бедный король Вальг однажды ночью просто исчез из своей спальни, и министрам ничего не оставалось, кроме как срочно искать ему замену. У короля была единственная дочь, юная принцесса Амель. На нее и обратились хищные взгляды министров.

И вот здесь начиналась вторая новость, смутившая Альберта куда больше первой. По аскарской традиции, принцесса может править страной сама сколько ей угодно, вот только на практике и народ, и совет хотели, чтобы рядом с неискушенной в политических играх принцессой, был надежный союзник. Министры вынудили Амель искать союзника, и из всех возможных претендентов она выбрала Альберта.

– Ну, пока ничего страшного. Союз – это не война. Даже хорошо, – влезла я.

– Ты не до конца поняла, Александра. Аскарская принцесса избрала Альберта себе в женихи.

– А разве так можно?

– Для Асакары такая инициативность – это более, чем обычное явление. Подобно великой богине, выбравшей себе в возлюбленные Солнце, аскарки сами решают, с кем хотят жить. Отказать избранник может только если у него есть на это очень серьезная причина. А если такое предложение поступает от принцессы, достаточно веской причиной будет только смерть жениха.

Альберт вчера устроил большой праздник по поводу великой чести, оказанной ему заморской принцессой, веселился на нем больше всех и усыпил даже мою бдительность. Теперь я понимаю, почему он так щедро угощал вином гостей – сегодня никто не заподозрил, что короля нет во дворце, до самого обеда.

– Это в духе Альберта, – рассмеялась я.

– Ты такая же легкомысленная, как и он. Своим побегом он оскорбляет принцессу и портит наши отношения с Аскарой. Такое поведение правителя может окончиться войной и навредить обоим королевствам.

– Бедняга, – посочувствовала я Альберту. – А что бы ты сделал на его месте? – осторожно спросила я.

– То, что должен, конечно! – без колебаний и лишних подробностей сказал он.

Я пожалела, что спросила. Мы отправились вместе искать Альберта, но из головы никак не выходила звонкая фраза: «То, что должен, конечно!». Если бы Рональд был королем, он забыл бы про данное мне слово и женился на аскарской принцессе, которую никогда не видел. Потом делал бы все, чтобы оказаться хорошим мужем, и прожил бы с ней долгую, и даже счастливую жизнь, вычеркнув меня навсегда из своей памяти. Если бы ему пришлось выбирать между верностью мне и верностью королевству – он выбрал бы второе не колеблясь.

Я мельком взглянула на Рональда. Он хорошо знал, что я сейчас чувствую, но ничего не говорил, предоставив мне самой разбираться со своими переживаниями, и я в них тонула, становясь все мрачнее.

Молчаливые поиски затянулись до темноты. В итоге каким-то чудом нам удалось найти пропавшего короля. Он был на том самом болоте. Нас навели на мысль зайти туда заливистый женский смех, который обычно на болотах не звучит, и уныние, которое расцветало синим, выдавая Альберта.

Альберт устроился на сваленном дереве, в полумраке он как две капли воды был похожий на Рональда. На коленях у него сидела Ягода. Одной рукой она обнимала Альберта, второй гладила по волосам и влюбленно смотрела ему в глаза. Рядом расселись и другие болотные красавицы.

– Мать Хранительница! – вырвалось у меня от такого зрелища. Рональд чувствовал то же. Альберт между тем не обращал на нас никакого внимания, он поглаживал длинными пальцами гладкую ткань платья на спине болотницы.

– Эй, нечисть болотная, оставьте короля в покое! – возмутилась я.

– Аля, ты что, король? – притворно удивилась Ягода. – Не может быть! Наш король рыженький, а ты черный. Кому в здравом уме придет мысль перекрасить рыжие волосы в черные?

– Я король, – гордо сказал Альберт.

– Так ты рыженький! – расплылась в улыбке Ягода, и положила голову ему на грудь.

– А мы думали, тебя студенты по уговору прислали, – сказала другая болотница, та, что сидела подальше и с завистью наблюдала за Ягодой. – Мы для вас уже даже пиявок наловили. Последние, редкость, можно сказать.

– Оставьте меня, – сказал нам Альберт. – Я буду жить здесь, на болоте. Передайте послам, что я перепил вина и умер.

В этот момент Рональд взорвался негодованием. Он побледнел так, что было видно даже в сгущающихся сумерках.

– Ты знал, чем жертвуют короли ради своего положения! Твой побег постыден и возмутителен, он позорит и тебя самого, и меня, и все наше королевство. Я разочарован в тебе! Все люди делают ошибки, но ошибки, сделанные королями, имеют последствия в размере королевства!

Рональд с трудом сдерживался, чтобы не сорваться на крик.

– Тебе надо – ты на ней и женись! – возмутился Альберт в ответ. – Мы тебя в рыжий перекрасим, никто от меня не отличит.

Рональд на секунду задумался, будто рассматривая этот вариант. Я возмущенно и обиженно на него посмотрела.

– Я бы женился, потому что всегда исполняю свой долг, и даже готов взять часть твоего на себя, чтобы спасти Освию от войны, но этот обман раскроется, и только сделает хуже. Это твоя ответственность, и тебе следовало бы думать о ней, а не о толпе своих воздыхательниц!

Насчет воздыхательниц Рональд был прав. Альберт и раньше был популярен и всеми любим, а теперь, когда стал королем, причем не просто королем, а молодым, очень красивым и неженатым, девушки просто сходили с ума. Они искали всевозможные способы, чтобы попасть во дворец, наряжались в лучшие платья, падали в обморок, когда он проходил мимо или проезжал верхом. Я благодарила великую богиню за то, что Рональд не привлекал к себе столько внимания, иначе мне пришлось бы подтвердить общее мнение и доказать всем, что я – ведьма.

Сейчас меня так обижали слова Рональда, что я забыла, с каким трудом когда-то его спасла, и готова была утопить прямо здесь.

– Я, конечно, восхищена твоей готовностью жениться на другой женщине, несмотря на то что ты помолвлен со мной, но ты не имеешь права решать за Альберта!

Прямо в своем сухом платье я снова полезла в ненавистное болото, привычно обходя топкие места, посмотрела в глаза Альберту и сказала:

– Альберт, бегством ты проблему не решишь, а только ее усугубишь. Тебе надо вернуться во дворец, извиниться перед послами, потом поехать к аскарской принцессе, познакомиться с ней и произвести на нее жутчайшее впечатление, чтобы она сама передумала выходить за тебя замуж.

Во взгляде Альберта появилась осмысленность. Он сфокусировался на мне, ссадил с колен Ягоду и встал, тут же провалившись по пояс в воду.

– Ты права, Лисичка, еще не все потеряно! – воспрянул он духом. – Я поеду в Аскару и сам разберусь с этой принцессой.

– Даже если нет – жизнь после брака не заканчивается, вон, кто-то даже не отказался бы жениться на принцессе, – осторожно добавила я, косо глянув на Рональда.

Альберт это отступление будто не заметил. Он воодушевленно и решительно пошел к твердой земле и потянул меня за собой. Болотницы разочарованно смотрели вслед. Самой разочарованной из них была Ягода.

– Эй, студентка, – сказала она, – пиявок забери, нам эта гадость здесь все равно не нужна.

Еще утром для меня это было бы лучшим подарком, но сейчас я просто хотела, чтобы Рональд не говорил всего того, что сказал. Наше с ним прощание и вовсе обернулось скандалом. Рональд стыдил меня, говоря едва слышно, чтобы чересчур любопытные студенты не могли расслышать:

– Я люблю тебя, и могу сделать многое, лишь бы ты была счастлива. Я могу тебе отдать все, что у меня есть, даже свою жизнь. Но я не имею права рисковать чужими жизнями, понимаешь? Прости, но, если бы аскарская принцесса посваталась ко мне, я бы согласился. Ты не должна обижаться на меня за правду.

– Тебя надо было прозвать не герцог Страх, а герцог Жестокость, потому что ты проявляешь сейчас именно ее! – сказала я громче, чем следовало бы, теряя над собой контроль от обиды.

– Может быть, я и жесток, но до лжи не опущусь никогда! Тебе следует либо принять это, либо искать себе другого жениха.

– В таком случае, Рональд, я освобождаю тебя от твоего слова, – дрожащей рукой я стянула с пальца кольцо с голубым камнем и отдала ему. – Ты говорил, что я могу оставить это кольцо себе либо вернуть в твою семью через два года. Два года прошли, и я его тебе возвращаю! Можешь искать себе другую невесту! Женись на ком хочешь, хоть на болотнице! Или попроси Альберта вернуть тебе титул и предложи свою кандидатуру аскарской принцессе, сразу двойная выгода – и Альберту поможешь, и выполнишь свой долг! – И я ушла жалеть себя, не дав ему возможности ответить.

Они уехали, а я осталась умирать от горя, потому что разрушила собственную жизнь.

Следующий день прошел, как в тумане. Вместо отработки практики я простояла, прислонясь спиной к дереву и глядя в одну точку. По колено в воде ходили слегка приободренные студенты. У них случились сразу две радости – пиявки были вычеркнуты из списка, а Берут сосредоточил все внимание на мне. Он носился вокруг, возмущенно махал руками, сильно напоминая при этом огромную облезлую птицу.

Мне было все равно. С прошлого вечера уже ничто не имело значения. Поглощенная собственными переживаниями, я успешно игнорировала Берута. Другие студенты, которые были поумнее, меня не трогали.

Стало темнеть, студенты засобирались и дружным строем потянулись в сторону академического городка. Я пошла следом, став последней в цепи, и едва глядя по сторонам. Но уже не подходе, еще до того, как мы вошли под магический купол академии, стало ясно, что что-то не так. Во дворе толпились учителя, переговариваясь, как сплетничающие на базаре кумушки. Это было на них не похоже. Обычно они ходили по одному, важно и неспешно, протирая время от времени лысины платочками.

Студентов, наоборот, не было видно. Это значило, что они собрались у кого-то в комнате и там обсуждали ту же самую новость, только не шепотом, а в полный голос. Было ясно, что пока мы мокли на болоте, случилось что-то значимое, заставившее всех выпасть из привычного уклада жизни.

Меня кольнуло дурное предчувствие. Когда я решительным шагом пошла к одной из компаний ученых магов, все разом смолкли.

– Что случилось? – с нарастающей тревогой спросила я.

Учителя долго мялись и пытались уйти от ответа. Никто не хотел оказаться тем самым дурным вестником. В конце концов, после их немой гневной игры в гляделки и моего повторного вопроса «что случилось?», который на этот раз я прорычала очень убедительно, один из них, икнув, решился рассказать.

Утром, когда мы уже гордо стояли с сачками на болоте, вместе с почтовой каретой к нам в академию приехала плохая новость. Король и его первый советник пропали, и никто не знал, где они. Получалось, что Альберт и Рональд уехали вчера отсюда, но до города не добрались, и я была последней, кто их видел.

– Ты ссорилась с первым советником Рональдом перед его отъездом. Вот мы и думаем, уж не ты ли виновата в его исчезновении. Как-никак ты неплохая ведьма и уже кое-что умеешь.

Учителя, молча, с подозрением смотрели на меня, достаточно глупые, чтобы сделать такое предположение, но недостаточно смелые, чтобы что-то предпринять. К моей растерянности и тревоге добавилась еще обида за несправедливое обвинение.

Я даже не стала заходить в свою комнату за вещами, а сразу пошла на конюшню. Что-то мне подсказывало, что уезжать надо тихо, быстро и незаметно.

Холодец из кобылы

Взошла луна. Пустая и тихая дорога извивалась под нетвердыми ногами доходяги, которую наглый конюх академии гордо называл скакуном, набивая цену. Я ехала не спеша, стараясь лишний раз не понукать животное, у меня были подозрения, что это его последний путь, и он может закончиться раньше, чем я доберусь до города. Кроме того, такая скорость позволяла всматриваться в следы в дорожной пыли. Я старалась понять по ним хоть что-нибудь, но это было безнадежно.

Герои старых сказок по следам трехдневной давности определяли, в какую сторону шморки потащили моммбатов, где останавливались и какими словами при этом выражались. Я за дорогу поняла, что способна потерять следы целой кареты.

Кляча подо мной тяжело и осуждающе вздохнула. Наш путь подходил к концу, впереди показались светящиеся купола Альмагарда. Чуда не случилось, братья не отыскались, что делать дальше – я не представляла.

Хотелось обмануть себя мыслью, что Рональд с Альбертом решили устроить отпуск и отправились куда-нибудь в тихое местечко половить рыбку, погреться на солнышке. Но я их обоих слишком хорошо знала. Рональд никогда не ушел бы от ответственности, и не дал бы это сделать Альберту. Они ехали в город, и кто-то им помешал до него добраться. Мне пришлось собрать все силы чтобы отогнать мысль, что братьев уже может не быть в живых.

– Спокойно, – сказала я сама себе, – в конце этой истории жалеть придется самого похитителя.

Будто соглашаясь со мной, лошадь тряхнула гривой и остановилась. Каким-то чудом, кляча лучше меня почуяла неладное. Только благодаря ей я заметила, что придорожные кусты качали ветками без всякого ветра. Из них отчетливо слышался шорох. Любой другой человек подумал бы, что ветки потревожил заяц или олень – вокруг Альмагарда в изобилии водились дикие животные. Но так уж случилось, что у меня был дар видеть чужие эмоции, и я сразу поняла, что в кустах прячется человек. Из-за плотно сомкнутых ветвей, волной пробивалось жгучее отвращение вперемешку с фанатичным убеждением, что мир станет лучше, если меня в нем не будет. Рука сама собой скользнула к поясу, ища меч, но его не было. Я сбежала из академии так поспешно, что не взяла даже его.

Я настороженно вслушалась в тишину. Внезапно ее разорвало громким звуком. От неожиданности я чуть не свалилась с седла прежде, чем поняла, что это просто чихнула кляча. Кусты тоже вздрогнули, зашелестев молодыми листьями и выругались с едва ощутимым акцентом.

– Фермесец! – безошибочно определила я как раз в тот момент, когда кляча вспомнила, что она все-таки лошадь. Она резко дернулась, встала на дыбы и понеслась по дороге со скоростью, более уместной для молодого жеребца.

– Так ты притворялась, хитрая скотина! – выругалась я, откидываясь назад и натягивая поводья. Хитрая скотина скосила на меня глаза и только прибавила ходу. Город стремительно приближался. Если бы мы ехали с такой скоростью с самого начала, давно были бы на месте. Кобыла врезалась в еле освещенные улицы и понесла по городу, громко стуча копытами по мощеной дороге. Она скакала по грязным закоулкам и пустым площадям, трижды проезжала мимо королевского дворца и замка Рональда, но не останавливалась, а проносила мимо, сколько я не тянула поводья. Поздние прохожие шарахались в стороны из-под ее копыт, посылая мне вслед проклятья. От бешеной скачки я начала уставать и опасно съехала на бок. Обхватывая из последних сил ногами вспотевшие бока кобылы, я решила прибегнуть к последнему методу, наклонилась вперед и прошипела сквозь зубы в ухо лошади:

– Остановись, животное, иначе придумаю заклинание, превращающее кобыл в холодец, специально для тебя.

Кобыла поняла угрозу, и понесла еще быстрее. Она проскакала вплотную к каменной стене кабака, придавив мне ногу. Я потеряла равновесие и свалилась на дорожную плитку. Высокий сапог, который я так и не переобула после прогулки по болоту, зацепился за стремя, меня протянуло по земле еще несколько шагов, прежде чем нога выскользнула.

Правый сапог ускакал вместе с лошадью. Босая, помятая, изнывающая от тревоги и желания скорее попасть домой, я поднялась и осмотрелась. Вредная скотина умудрилась сбросить меня на другом конце города. Проклиная все на свете, я захромала в сторону замка, ободранное бедро болело, босая пятка больно стучала по мостовой, небо начинало сереть. Против воли всю дорогу в голове вертелись мысли о заклинании, способном превратить клячу в холодец.

Переговоры как они есть

Замок казался пустым и нежилым. Купол, который когда-то поставил Освальд, так и остался над ним на всякий случай. О том, что внутри все же кто-то есть, говорило единственное светящееся окошко на первом этаже, там, где была кухня. Его живой свет говорил, что няня Мэлли еще не спит, несмотря на позднее время.

Я тихо прошла по пустым коридорам и свернула в нужную дверь. Няня сидела за столом и рыдала, утирая слезы фартуком. Она плакала давно, ее лицо покраснело, глаза опухли, плечи подрагивали. Едва увидев меня, она бросилась навстречу. Ее объятья были крепкими и мокрыми. Она не могла говорить от давящих ее рыданий, и пришлось ждать, пока закипит чайник и розовый цветочек мальвы заварится в фарфоровой чашке. Мальва подействовала безотказно. Мэлли стала понемногу успокаиваться, и без лишних вопросов сама стала рассказывать, что происходило в городе, оставшемся без короля.

Мэлли знала не многим больше меня. Из нового она рассказала, что утром королевские министры, пребывающие в глубокой панике, растрезвонили на всю столицу, что Альберт пропал. Больше они не сумели сделать ничего, и только в отчаянии рвали на себе волосы и выкидывали на кулачках, кто из них пойдет разбираться с аскарскими послами, которые срочно засобирались домой.

Министры даже не попытались организовать поиски пропавших, что указывало на их полную беспомощность в решении хоть каких-либо проблем.

– Завтра я пойду во дворец! – решительно сказала я. – Нужно заставить их отправить королевскую стражу на поиски, а главное – договориться с послами.

Против воли я подумала, что Рональд, как всегда, был прав. Сейчас сохранение мира с Аскарой было для меня не менее важно, чем поиски пропавших братьев. Я решительно настроилась попасть во дворец. Теперь меня не смогли бы остановить ни стражи, ни демоны, ни маги. Передо мной стояла четкая и ясная цель – убедить послов обождать, а министров – взяться за дело и разыскать братьев, и я готова была сделать для этого все. И горе им, если они не согласятся по-хорошему, ведь если я не смогу добиться своего как невеста первого советника, то сделаю это как ведьма-недоучка, и это точно закончиться плохо для всех.

Утро стало набирать силу, и няня Мэлли взялась за меня всерьез.

– Ты не можешь идти во дворец в таком виде, – заявила она, усаживая меня перед зеркалом. – Послы не станут тебя слушать, если ты не будешь выглядеть достойно.

С этими словами она выложила на столик перед зеркалом пять расчесок с разной частотой зубцов и принялась раздирать узлы в моих волосах. Я давно подозревала, что маги придумали бриться налысо только для того, чтобы не мыть волосы и не расчесываться. Когда Мэлли выдирала у меня густым гребнем какой-то особо упрямый колтун, я тоже на секунду задумалась, не последовать ли их примеру, о чем ей и сказала. Няня Мэлли, поставившая твердую цель победить все мои колтуны, ответила, что, возможно, к концу процедуры моя мечта осуществится. Дальше я сносила пытку расческой молча, позволяя себе только вставлять в промежутках между рывками:

– Нянечка, миленькая, быстрее!

Но она, едва закончив с волосами, взялась за мои ногти, щедро сдобренные болотной грязью. Вычистить ее из-под ногтей было не так-то просто, но няня Мэлли оказалась крепким орешком и не бросила это безнадежное занятие. Всего через час я выглядела как одна из поклонниц Альберта – аккуратная до безобразия, с волосами, уложенными в затейливую прическу, и в платье с бантиками и кружевами.

– Какая красота! – успела восхититься няня, а я уже выбегала из комнаты, стараясь не думать, как глупо выгляжу.

Во дворце было очень шумно. Споры, переходящие в крик, были слышны еще на улице. В нашем королевстве советникам приходилось непросто. Они, по сути, были детьми, которых жизнь заставила вместо привычных игр заняться государственными.

Каждый год совет выбирался наново. Все, кому не повезло оказаться среди претендентов на роль советников, пытались доказать, почему они не могут взять на себя эту ответственность. У кого не получалось – входили в совет, вопреки своей воле.

Иногда все участники так талантливо описывали свои недостатки, что заставить их вступить в совет было просто кощунством (великий дар красноречия!). Тогда проблема решалась другим путем. Собравшиеся разбивались по три и играли в кулачки, выбрасывая на пальцах Генерала, Башню или Таран. В этой нехитрой игре Башня побеждала Генерала, а Таран, которым Генерал распоряжался по своему усмотрению, сокрушал Башню. Проигравший вступал в новый поединок, и так до тех пор, пока не набиралось достаточное количество проигравших, из которых в итоге и составлялся совет. Такие несерьезные собрания нельзя было проводить при людях, поэтому они совершались всегда за закрытыми дверями.

Когда я появилась в тронном зале – послы, министры и советники уже были готовы перейти ко второму этапу переговоров, то есть к драке. Все немного удивились моему появлению. Я бы даже сказала, что это было эффектно. Уже занесенные кулаки застыли в воздухе, и первый зуб, выбитый у самого нетерпеливого переговорщика, никак не хотел падать на дорогой паркет. Никто не понимал, зачем я заявилась и испортила им удовольствие общения.

В повисшей паузе я прошла в центр зала с гордо поднятой головой. Это был тот самый случай, когда мне больше пригодились знания, полученные не в магической академии, а в институте для благородных девиц. Мое присутствие заставило всех собравшихся отложить второй этап переговоров и временно вернуться к первому. Они разочарованно опустили кулаки и выстроились, как на обычном собрании, незаметно оправляя одежду и придавая себе важный вид.

Аскарская делегация стояла чуть в стороне, и лица у ее представителей были очень суровыми. У них было достаточно времени обдумать произошедшее. Пропажу короля на день они еще могли простить, но, когда исчез и первый советник, а министры ничего толком не смогли объяснить, гордые аскарцы восприняли это как личное оскорбление.

Впавшие в панику министры только усугубили ситуацию. Апофеозом этого политического кошмара стал тот самый зуб, который все-таки долетел до пола и ударился об него со стуком. Я с ужасом поняла, что он принадлежал одному из аскарцев, тому, который стоял, прикрывая рот ладонью. Все молча смотрели на меня и ждали объяснений.

– Я знаю отличного мага, – в сопящем молчании начала я, – который приращивает выбитые зубы обратно быстро и безболезненно, почти без побочки. За этот, – я указала на сиротливо валявшийся на полу резец, – затраты королевство берет на себя. Я приношу извинения дорогим гостям за неудобства, причиненные, скорее, по незнанию, чем из злости.

– Юная гошпоша жабыла предштавичша, – сурово напомнил мне об этикете беззубый аскарец.

Я внимательно посмотрела на собравшихся, изучая их эмоции. Среди послов беззубый был не самый главный и не самый опасный. Куда страшнее показался мне тот из них, который стоял за спинами других, тихо и неприметно, будто даже робко. Однако, это была не робость. Он был оскорблен происходящим больше, чем кто-либо другой, и от него исходило сильное раздражение, уже знакомый мне фанатизм.

Я выцепила его взглядом из толпы. Он был одет, как аскарец, но его смуглая кожа и немного раскосые глаза все равно выдавали в нем фермесца. На память пришел Геральт, с его злой жестокой магией и невыносимым высокомерием. Меня передернуло. Я надеялась, что безумный маг Геральт по-прежнему надежно хранится где-то в аскарских темницах.

В совпадение верилось плохо. Какова была вероятность, что среди аскарских послов окажется фермесец? Не подослан ли он специально своим королем, чтобы рассорить два королевства и столкнуть их в войне. Как это было бы выгодно Фермесу – дождаться, пока Аскара и Освия ослабят друг друга и станут уязвимо-доступны для алчного короля пустынь.

– Прошу простить мою бестактность, – начала я, решив, что за фермесцем буду внимательно следить. – Я – Александра, близкий друг короля, невеста его первого советника и брата, хозяйка родового замка герцогов Освийских, ученица магической и военной академии и хранительница заклинания королевской проверки, – я постаралась одновременно придать себе вес и не соврать.

Местные министры давно знали меня. Вместо того, чтобы в чем-то меня обвинять, они обрадовались моему вмешательству. Вспыльчивые, но отходчивые аскарцы тоже немного подобрели. Аскарцы женщин уважали и ценили. На их язык труды Гельмута Кривого, известного женоненавистника, никогда не были переведены. В зале стало куда уютнее. Только фермесский шпион смотрел на меня с прежней ненавистью.

– Господа послы, как вы знаете, наш король и его первый советник пропали. Кто-то узнал, что король Альберт принял предложение принцессы Амель, и решился похитить его, чтобы не допустить союза наших королевств. Этот таинственный похититель не хочет укрепления Освии и Аскары, а значит, он – враг и для вас, и для нас.

– Ешли молодой король принял предлошение принчэшы, пошему тогда отправилша жа город к невеште швоего брата? Подожрительно! – опять влез беззубый. Послы согласно загудели.

– Потому что невеста его брата – преданный маг, который мог ему помочь в пути! – отрезала я, подняла с пола зуб, плюнула на него и вставила на место дыры во рту посла, прирастив его несложным заклинанием, и сделав поправку на побочку в виде отсутствия любопытства на следующие пару часов.

– А какой титул имеет юная госпожа? – все-таки успел спросить не в меру любопытный посол, до того как выбранная мною побочка вступила в силу.

Он задал тот самый вопрос, на который мне ответить было нечего. Юная госпожа хоть и терлась уже не первый год при дворянах, сама никакого титула или звания не имела. Альберт, как король, запросто мог мне их даровать, но не хотел. По его словам, титул отнимал свободу и привилегии, а не наделял ими. А во дворце все меня слушались и без этого. Но для представителей чужой страны титул, похоже, имел значение.

– Я не имею никакого титула, но рассчитываю на благоразумие наших гостей. Надеюсь, вы не унизите меня своим недоверием и сочтете достаточным расположения ко мне со стороны короля Альберта и его подданных.

Взгляд посла погас вместе с его любопытством. Больше вопросов он не задавал. Зато в разговор вступил фермесец:

– А может быть, король просто сбежал? – небезосновательно предположил он.

Я посмотрела ему в глаза и поняла, что шпион все знает, что его не обманут никакие слова, как бы я ни старалась оправдать Альберта.

– Людям свойственно бежать от своего счастья, – на секунду ушла я в сферу философии. – Но первому советнику Рональду было не от чего бежать, а он исчез вместе с Альбертом, которого сопровождал. Нет, их могли забрать с пути только силой. Причем эта сила должна была быть не маленькой. Скорее всего, похититель применил магию. Надеюсь, что среди вас, господа послы, магов нет.

Они все как один посмотрели на фермесского шпиона. Повисла тяжелая пауза. Я готова была поклясться весами Матери Хранительницы, что именно фермесец был в их компании магом.

– Как видите, нам тоже есть в чем вас подозревать. Сейчас лучшее для обеих сторон – оставить свои домыслы и помочь друг другу. Когда мы найдем пропавших короля и первого советника – все сразу станет ясно, и мы сможем вести переговоры дальше.

Я заставила совет министров отдать приказ капитану стражи об организации тщательных поисков. Они должны были прочесать всю страну, включая леса, болта и горы. Когда приказ был отдан, я облегченно вздохнула, но уйти не получилось. Неиссякаемый поток вопросов лился на меня. Сначала их задавали послы, потом беспомощные министры. Я терпеливо отвечала, стараясь подбирать правильные слова и решения, думая, что сказал бы Рональд на моем месте.

Когда мне задали один и тот же вопрос в третий раз, я поняла, что сами они не уймутся и воспользовалась приемом Альберта, намекнув, что обед уже готов, а в королевском подвале есть неплохое вино. Это выключило неумеренное любопытство собравшихся, и они моментально забыли обо всем остальном. Я облегченно выдохнула и, пока на меня никто не смотрел, проскользнула в соседнюю комнату, где прежний король Альвадо хранил пирожные. Теперь надо было осмотреть комнату Альберта. Я надеялась, что найду в ней хоть какой-нибудь след, намек, ниточку, способную привести меня к похитителю.

Комната Альберта была большой и роскошной. Он считал, что его работа вредная и тяжелая, поэтому пользовался ее преимуществами в полной мере. Из его окон был виден весь город, на столе из голубого хрусталя стояло большое блюдо с заморскими фруктами, половину из которых я видела впервые. Ковер с длинным ворсом был из тех, что ткали в полнолуние дочери магов, которым еще не исполнилось восемнадцати. Это делало его цену баснословной. Ковер обладал магическими свойствами и менял цвет в зависимости от времени суток, погоды, влажности и много чего еще. Когда я вошла, он был нежно-голубым. Это значило либо то, что сейчас полдень, либо то, что в комнате есть кто-то кроме меня.

За спиной деликатно откашлялись. Я готова была поклясться, что секунду назад была совершенно одна в комнате. Теперь в кресле, в углу, сидел мужчина с маленькими черными усиками. Он был ни толстый, ни тонкий, ни темный, ни светлый, ни старый, ни молодой. Если бы не усики, можно было бы сказать, что он был никакой.

Черный дорогой костюм сидел на нем идеально, в руках незнакомец держал изящную чайную чашечку с розочкой. По всему виду незнакомца было понятно, что ему очень удобно. Он умудрился за полсекунды устроиться в чужой спальне с таким комфортом, с каким не все устраиваются у себя дома. Чай в его чашечке пах пряно и сладко.

– Сказать по правде, впечатлен, – заговорил незнакомец так просто, будто мы были знакомы много лет. – Раньше за тобой таких способностей не замечал. Ты умнее, чем хочешь казаться. А может быть, просто повзрослела достаточно, чтобы говорить что-то, кроме глупостей.

– Вы кто? – спросила я, проигнорировав полукомплимент, полуоскорбление незнакомца.

– Да, повторил твою ошибку, забыл представиться. Просто я так давно за тобой наблюдаю, что ты мне уже как своя. – Он встал и слегка поклонился, так и не отставив свою чашку в сторону. – Я – Лелель, свободный шпион.

– Шпион? У Альберта есть шпион?

– Я не говорил, что работаю на Альберта. Я свободный шпион, работаю, на кого посчитаю нужным. В данный момент – на тебя. Сказать по правде, в этот раз я немного сомневался, к кому пойти на службу. Выбрал тебя, потому что с тобою весело.

Я, знаешь ли, уже не молод, у меня осталось мало радостей. Скучно. Единственное, что забавляет меня – чужие глупости. Что-то мне подсказывает, что ты их наделаешь больше, чем кто-либо другой. Кроме того, меня порадовал и Альберт,поэтому я предпочел помочь ему. Перекрасить волосы, сбежать от послов и поехать целоваться с невестой брата! – Лелель хохотнул. Я покраснела.

– Он меня не разочаровал. До него такого не устраивал ни один король, а мне довелось повидать их много. Ты бы удивилась, если бы узнала, какой я востребованный шпион и какие люди меня нанимали. Могу сказать только, что какое-то время я работал и на Альвадо и даже на деда Альвадо. Вот только не надо смотреть на меня с таким презрением, Альвадо, в каком-то смысле, был не худшим правителем, поверь моему опыту. С сегодняшнего дня я временно работаю на тебя. Можешь не благодарить.

– И не собиралась, – буркнула я. Лелель умудрялся каким-то образом сплетать лесть с пренебрежением, отчего было сложно понять, что он думает на самом деле. – Рассчитываться чем я с вами буду? Бусами или мальчиками?

Лелель опять хохотнул и отхлебнул чай.

– Я же не болотница, чтобы просить такие глупости. Я помогу тебе бесплатно. Скажем, у меня есть свои интересы.

– Польщена и готова принять помощь. Что мне может подсказать великий шпион Лелель? – не смогла я удержаться от иронии.

– Здесь ты ничего не найдешь. Зато в трактире «Золотая звезда» на верхней улице есть некто, кого ты будешь рада увидеть, и кто сможет пролить немного света на эту запутанную историю. И идти туда нужно прямо сейчас, иначе твоя жизнь опять окажется под угрозой.

Я на секунду прислушалась к звукам снаружи и к самой себе. К комнате приближался фермесец. Он ненавидел меня еще больше и шел с дурными намерениями. Я прощупала заодно и Лелеля. Ничего кроме удовольствия и благодушия за его спокойствием не пряталось, но я понимала, что верить ему нет никаких оснований. Между тем фермесец стал бесшумно проворачивать дверную ручку.

– Наемник? – шепотом спросила я и немного испуганно посмотрела на Лелеля.

– Ммм, Аштасар! – протянул он, будто смакуя это имя. – Коллега! Шпион, наемник и маг. Три в одном, почти как средство для мытья головы. Пошли, проведу тебя тайным ходом.

– А ты знаешь тайный ход в королевскую спальню?

Лелель посмотрел на меня, как на дуру (еще одна глупость в копилку), и повел за собой. Он без труда находил дорогу в темных проходах дворца, вывел меня на людную улицу за воротами, и исчез так же незаметно, как появился.

Странный был этот Лелель, но других помощников у меня не было, и я отправилась искать «Золотую звезду». Блуждая в ее поисках, я наткнулась на небольшую толпу, собравшуюся на одной из боковых улочек неподалеку от главной площади. Рядом суетилась стража. Любопытство повело меня ближе, захотелось узнать, что заставило людей бросить привычные дела. Протолкавшись вперед, я увидела свою кобылу.

Она лежала на брусчатке совершенно дохлая. Из ее бока, чуть правее седла, окруженная потеком застывшей крови, торчала длинная игла. Что-то мне подсказывало, что эта игла предназначалась мне. Если бы Аштасар не промахнулся, она так же красиво торчала бы сейчас из меня и делала не менее мертвой.

– Я отомщу за тебя, лошадка, – пообещала я про себя, стараясь не вспоминать, что меньше суток назад сама хотела превратить ее в холодец.

***

Чертов трактир был набит битком, а мне так хотелось присесть, отдохнуть и подумать обо всем произошедшем. Не привлечь к себе внимания не получилось, как только я вошла, все разом уставились на меня. Стараниями Мэлли я выглядела неприлично прилично, и если для дворца это было как раз, то для «Золотой звезды», сравнимо с явлением великой богини в хлев к погрязшим во грехе и грязи поросятам. Даже мой вид после болотной практики был бы здесь уместней и не вызвал такой шок у завсегдатаев.

– Э, здрасте! – неуклюже сказала я, разрушая образ благородной дамы. Образ благополучно рухнул, собравшиеся понемногу стали терять ко мне интерес, снова обращаясь к своим тарелкам и кружкам.

Теперь я могла осмотреться. Вертя головой, я шла вглубь зала, протискиваясь между плотно придвинутыми стульями, переступая через чьи-то ноги, сумки, а один раз даже через голову, которая с блаженной улыбкой высовывалась из-под стола. Ни одно лицо не казалось мне хоть сколько-нибудь знакомым. Может быть, подозрительный Лелель просто наврал мне, или заманил в ловушку, или не хотел, чтобы я как следует осмотрела комнату Альберта и пустил меня по ложному следу. Мое настроение становилось еще хуже.

Рыжий пьяница в углу орал во все горло, как он с магом воевал и победил, громко заявляя о своей храбрости и находчивости. Его никто не слушал – один из собутыльников уже спал, уронив голову на стол, а другого больше интересовал собственный ремень, который тот то расстегивал, то застегивал обратно.

Парочка приезжих примостилась у окна и жадно жевала, поглядывая на улицу. Им явно хотелось поскорее доесть и уйти из душного трактира. Сдвинув три стола вместе, сидела большая компания, по виду – рабочие, которые после трудового дня ужинали, шумя о своем, понятном только им.

– Садись ко мне, – скомандовал негромко, но очень отчетливо горбун за маленьким столом в углу, когда я прошла мимо. На незнакомце был капюшон, скрывающий лицо. Горб на его спине был просто огромным, а чувствовал незнакомец злость, досаду и глубокое отчаяние. Я маленько струсила, но от приглашения не отказалась.

– Не трусь, Лиса, – сказал незнакомец. На этот раз сомнений не оставалось, что голос был женским.

– Что, не узнала? – незнакомка приподняла капюшон на секунду показав лицо.

– Василика? – я так удивилась, что назвала ее имя громче, чем надо было бы.

– Заткнись, дура! Я этот плащ в жару таскаю, думаешь, для удовольствия? – прошипела она.

В эту минуту мне показалось, что горб за ее спиной шевельнулся, в его прорези мелькнуло что-то белое и продолговатое, похожее на руку, только очень маленькую.

– Посидеть не получится, уходим! – резко поменяла планы наемница, быстро встала, кинула на стол пару монет и пошла через весь обеденный зал к боковой лестнице, ведущей на второй этаж.

Я следовала за ней, с трудом веря, что это происходит на самом деле. Каким ветром сюда занесло Василику, почему она прячется, и откуда у нее горб? Между тем наемница уверенно толкнула одну из трех дверей на втором этаже и ввалилась внутрь с видом хозяйки. Комната, которую она снимала, была неправдоподобно хорошей для такого заведения.

Едва зайдя в нее, Василика сбросила плащ, открывая тряпичные ремни, обвязанные вокруг ее плеч и живота несколько раз. В широких складках ремня за ее спиной шевелился крошечный ребенок.

– Ребенок?! Откуда у тебя? Ты что, его украла?..

Василика посмотрела на меня как на ненормальную. Ловко развязав ремни, она достала малыша, расстегнула рубашку и принялась кормить розовую кроху.

– Какой хорошенький! – умилилась я.

– Не какой, а какая! Это девочка. Дэми.

В голове не укладывалось, что Василика, грубая и злая, в один момент превратилась в мать, нежно заботящуюся о беспомощной крохе. Так странно было видеть ее, кормящую их с Освальдом ребенка. Тут я поняла, что именно мне не нравится.

– Где Освальд, почему ты без него? – спросила я.

– Освальд пропал, – попыталась холодно ответить наемница, но у нее не получилось, голос все-таки дрогнул. – Три месяца назад, еще до того, как родилась Дэми. Я всю Аскару обыскала. Его там нет. Так что либо Освальд в другой стране, либо мертв.

Она вопреки своей воле не смогла сдержаться, позволила себе слабость и стала рассказывать о том, как на сносях ходила по городу, заглядывая едва ли ни в каждый двор в поисках мужа, как рожала в одиночестве у себя дома, как с крохой продолжила поиски уже на следующий день, как отчаялась найти мужа на родине и решила искать помощи у старых друзей здесь, в Освии. Василика говорила много и жарко, как человек, которому долгое время было не с кем поделиться своей бедой.

– Я приплыла в Альмагард вчера и узнала, что пропали Рональд и Альберт так же бесследно, как и Освальд. Странное совпадение, не правда ли? Поздравляю, теперь мы в одной команде, – невесело заключила она. – И ты подозрительно быстро меня нашла. Кто меня выдал?

– Лелель, – с легкостью сдала я своего сомнительного помощника.

– Кто? Это что, песня такая?

– Нет, это имя. Он шпион.

– Шпион, значит. Хороший шпион, в курсе всего, – настороженно отозвалась Василика. Малышка ела, держась маленькой ручкой за край маминой рубахи. Волосики на ее голове были такими же темными и курчавыми, как у Освальда.

– Выкладывай все, что знаешь. Все, что произошло за последние три месяца, все, что может быть хоть как-то связано с их исчезновением, и умоляю, постарайся ничего не упустить.

Мой рассказ был недолгим. Вся информация, которой я владела, вполне уместилась в пять предложений средней длинны. Они включили и болотную практику, и визит Альберта с Рональдом, и короткие переговоры с аскарскими послами, и убитую кобылу, и все то, что я знала о Лелеле.

– Мне Лелель не понравился, – закончила я рассказ собственным мнением. – Не думаю, что мы можем ему доверять.

– Взрослеешь, – заметила Василика. – Не доверяй.

Мы еще посидели, обсуждая тему доверия в целом, решая, как дальше жить и где искать пропажу.

– Есть у меня одна идея, – с сомнением предложила я, когда поняла, что другие варианты не освятят ни мою голову, ни голову Василики. – Но нам понадобится корень бродячего дерева. Его сложно достать. Это дерево слишком хорошо бродит.

– Это что? Ингредиент для зелья? – поинтересовалась она, свободной рукой Василика подняла увесистую сумку, лежавшую на кровати, и легко бросила мне под ноги. – Поищи здесь. Это походная сумка Освальда. Она лежит всегда собранная. По его словам, в ней есть все необходимое. Я взяла ее на случай, если найду Освальда и ему она понадобится.

У меня не получилось поднять сумку даже двумя руками, и я постыдно и с натугой подтянула ее ближе к себе, не отрывая от пола.

Василика несколько кривила душой. Я была уверена, что она взяла сумку не для того, чтобы передать ее Освальду. Это была та вещь, которая напоминала ей о муже, его частица, расстаться с которой значило бы расстаться с самим Освальдом, потерять надежду найти его и как будто смириться с тем, что он пропал навсегда.

– Мне очень жаль, Василика! – посочувствовала я горю наемницы.

– Не жалей. Теперь ты – в таком же положении, как и я.

Кулинария и ее последствия, или Магическая неудача

В сумке Освальда, к моей невероятной радости, действительно нашлось все необходимое, и даже корень бродячего дерева. Теперь все зависело от того, насколько у меня хорошая память.

Итак, вокруг большого кухонного стола собрались: я, няня Мэлли, Василика и крошка Дэми за ее спиной. Все ингредиенты для поискового заклинания первого типа уже были разложены, кожаный мешочек для запекания – заготовлен, плита растоплена. Портила все только одна мелочь – ни разу в жизни я не готовила.

Да, это очень странно, когда речь идет о дочери трактирщика, но пока я была маленькой, меня к готовке не подпускали, а когда подросла – отправили учиться в институт бля благородных девиц. Там не могло быть и речи о готовке. И даже когда я оказалась в приюте, где детей использовали как прислугу, научиться готовить мне не довелось. Никому из сирот не доверяли и близко подходить к кухне. Говорят, воспитатели поначалу пробовали приспособить их и к этой работе, но не получилось. Сироты умудрялись выносить из кухни слишком много хлеба, пряча его за пазухой, под мышками и даже в носках. А может быть, воспитателей переубедила уже почти дожаренная крыса. И напрасно, по рассказам, передаваемым сиротами из уст в уста, пахла она очень вкусно.

Я обреченно посмотрела на стол.

– Няня Мэлли, теперь надо сделать тесто, – я остро нуждалась в помощи мастера.

– Детонька, а какое? Слоеное, дрожжевое, бисквитное, песочное, на ореховой муке, пресное, яичное, заварное, для блинов? Я же никогда не колдовала, не знаю, какое, надо.

Я не имела понятия, к какому виду относится тесто для колобков, тяжело вздохнула и стала засыпать необходимые по рецепту ингредиенты в мисочку, надеясь, что с пропорциями поможет няня.

– Ничего, – подбадривала я себя, – Освальд рассказывал, что это заклинание создали простые хозяйки, значит, и мы справимся. В нашей женской компании как минимум одна хозяйка есть. Может, даже две, Василике ведь наверняка приходилось готовить хоть однажды.

Няня стала делиться своим опытом в готовке. Я бы с радостью предоставила ей все делать своими руками, но лепить заклинание положено было самому магу, переложить ответственность не получилось. Когда все ингредиенты оказались в глубокой мисочке, я под чутким руководством няни добавила немного воды и неумело стала размешивать массу крепкой деревянной ложкой.

– Дальше надо месить руками, – заметила опытным взглядом Мэлли.

– Агудя, – подтвердила Дэми. Я впервые услышала, как она издает звуки. Василике повезло, ее малышка была на редкость спокойной.

Я с подозрением уставилась на тесто. Няня Мэлли, что, шутит? Его еще и руками можно месить? Но лицо у няни было совершенно серьезным. Я припомнила, что вроде Мэлли и в самом деле месила тесто руками, когда готовила пирожки. Обреченно вздохнув и предвидя недоброе, я опустила руку в вязкую массу. Все тесто прилипло к ней моментально, одним большим комком. Пути к отступлению не было – когда я попробовала вытянуть руку обратно, оно и не подумало отлепиться. Тесто стало тем, что теперь неразрывно связывало меня с миской.

– Так и должно быть? Я все правильно делаю? – в панике подняла я глаза на Мэлли.

– Почти, – неуверенно подбодрила Мэлли.

– Да ладно! – Василика не обманулась ни на секунду, глядя на то, как я пытаюсь высвободиться из тугого захвата теста. – Это больше похоже на борьбу, чем на готовку.

У меня наконец получилось отлепиться. Частично. С глухим «чмяк» половина теста вернулась обратно в посудину. Вторая половина так и осталась на моей руке. А предполагалось, что эта вязкая, липкая масса должна стать милым и круглым колобком, ключом к спасению наших любимых. На данный момент этот ключ выглядел весьма плачевно. Вернее, бесформенно.

– Как его теперь отодрать? Или запекать прямо так, как на вертеле? – предположила я.

– Дура, – опять высказала свое мнение Василика.

– Агудя, – подтвердила Дэми.

И только няня Мэлли сжалилась надо мной, помогла отлепить тесто и вернуть большую его часть обратно в мисочку. Под ее руководством я оттерла остатки теста с рук, добавила еще муки и со второй попытки, ожидая в любой момент повторного захвата, все-таки смогла слепить нечто, отдаленно напоминающее очень толстый блин.

– Коровья лепешка, – безжалостно прокомментировала Василика.

– Агудя! – подтвердило ее чадо.

Я была слишком сосредоточена на процессе и пропустила это мимо ушей. Меня больше волновало другое.

– Я совсем забыла! – в отчаянии закричала я. – Теперь нужно найти какой-нибудь предмет, который был важным для одного из пропавших.

– Без паники. Тесто подождет. Вспоминай, что любили твои герцоги?

– Книги, – с сомнением сказала я, прикидывая, влезет ли книга в приготовленный мешочек и хватит ли теста ее как следует облепить.

– Дура! Что еще?

– Еще мечи.

На этот раз у Василики даже не нашлось слов. Моего воображения хватило, чтобы представить вытянутую до размеров меча тонкую булку, передвигающуюся на коротеньких ножках, подобно гусенице.

– Что-нибудь маленькое, – процедила Василика сквозь зубы, едва сдерживаясь, чтобы опять не вставить в предложение слово «дура».

– Иди, деточка, в комнату Рональда, – вмешалась няня Мэлли, – там точно что-нибудь найдется.

– Хорошо, – виновато согласилась я. – А вы следите, чтобы тесто не убежало.

– Убегает обычно молоко, а не тесто.

– Это тесто может убежать. Оно же бродячее, – заметила я, смутив спокойствие Василики и Мэлли, которые настороженно посмотрели на корявый блин, раскатанный мною кое-как.

Я поспешила в комнату Рональда. Няня Мэлли смотрела мне вслед сочувствующе, Василика – возмущенно-недоумевающе, Дэми – довольно-изучающе. Тесто лежало неподвижно и ни о чем не думало. Пока.

Комната Рональда была, как и все, что ему принадлежало, – безупречно аккуратной. Ее идеальный вид нарушала только щель в двери, оставленная когда-то кинжалом, который он бросил в меня спросонья. Ее Рональд решил оставить как напоминание, что с женщинами надо быть осторожным.

На столе перед окном высокой стопкой лежали книги, сбоку стоял большой ящик, украшенный резьбой. Из него торчали свернутые свитки. Я забыла о том, что спешу, попав в маленький мир, созданный Рональдом. Эта комната сама была, как он. Она пахла Рональдом, давала такое же ощущение уверенности, надежности и спокойствия.

Я села за стол. В окно был виден сад. Между стопками книг, стаканчиками с перьями и баночками с чернилами стоял в маленькой рамочке мой портрет. На нем, в нижнем правом углу, твердой рукой были выведены строки на одном из мертвых языков старого мира.

Этот язык был мертв давно и безусловно. Для меня, но не для Рональда. Понять значение надписи не получилось. Знать, что же такое написал на моем портрете бывший жених, очень хотелось, и я решила спросить у него при встрече. Если она будет…

Открывать ящики я так и не решилась, и, осмотрев внимательно стол, выбрала торчащее из чернильницы перо. Оно явно успело послужить хозяину и сохранить память о нем. Я грустно вздохнула. Уходить не хотелось, но надо было доделывать материальное заклинание поиска, иначе, кроме этой комнаты, у меня ничего от Рональда не останется.

Перо было спрятано, тесто кое-как скатано в шар и положено в кожаный мешочек. Настал момент, которого я боялась. Вся эта возня с приготовлениями, была такой долгой потому, что я бессознательно оттягивала время, когда мне нужно будет произносить заклинание. Материальное заклинание поиска первого типа было очень сложным. Я набрала воздуха побольше и, заикаясь, проговорила:

– К к… кто вообще это заклинание придумал? К… комбинированный! – к своей великой радости вспомнила я первое слово.– Л… лицо этого человека увидеть бы! Локализатор! – радость возвращающейся памяти стала еще сильнее. Дальше было немного проще, и я уверенно добавила сразу несколько слов: – Близких объектов и их…

Осталось последнее, но напрочь забытое слово.

– И их к… к… как же там было? И их… качеств? Каверз? Кривизны! – решила я, не придумав ничего лучшего.

– Агудя! – одобрила Дэми, припечатав тем самым последнее слово заклинания, как раз в тот момент, когда я засовывала его в плиту на раскаленные угли. У меня осталось стойкое ощущение, что что-то пошло не так.

Мы все вместе сели ждать результат, тревога и сомнения во мне все нарастали. Малышка Дэми повернула головку и смотрела на меня из-за спины матери с укоризной. Она была так похожа на Освальда в этот момент, что мне показалось, будто это он сам сейчас оценивающе смотрит на мое поисковое заклинание, доходящее в плите. Хотя младенцы не должны понимать такие вещи. Или должны?

Вместе мы наблюдали, как в углях чернеет и сгорает кожаный мешочек с моим первым поисковым заклинанием в жизни. Угли стали затухать, Дэми уснула на спине у матери, няня Мэлли тоже начала зевать.

– Не получилось, – решила я, впадая в панику и глядя, как кусочки обугленной свернувшейся кожи отслаиваются от теста. Но именно в этот момент колобок шевельнулся.

– Не хнычь, мать, прорвемся! – бодро сказал мой кулинарный дебют, глядя налипшими угольками, которые, без сомнения, служили ему глазами. – Мать, ты что так смотришь? – поинтересовался колобок, вылезая из плиты. От него в воздух поднимался дымок.

– Как ты меня назвал? – в растерянности спросила я.

– Мать, конечно! Ты по сумке поскребла, по комнате помела, к тарелке чуть не прилипла. Страдала, можно сказать. Так что я твое дите. Правда, теперь тебе придется отвечать за мои поступки, ведь я еще несовершеннолетнее дите, а значит, не разумное. Но ты не бойся, я буду хулиганить незаметно и никому не скажу, что это я. А если меня поймают – все равно тебя не выдам. Я же хороший сын!

– Я напутала с заклинанием! – обреченно выдохнула я. – Он не должен был разговаривать, да еще так.

– Бездарь, – как мне показалось, немного довольно заметила Василика. Дэми спала, поэтому ее «агудя» осталось на потом.

– Не расстраивайся, мать, так даже лучше! Вот смотри, от того колобка, что страшный маг Оксквальд делал, у него как нос чесался? Он его за это и убил. А от меня – ничего не чешется, – заступился за себя и меня новоиспеченный. – Кого ты там искать собралась? Батю? Так мы его живо откопаем, я тебе честное колобковое даю.

– Кого откопаем?

– Кого-кого! Батю, конечно!

– А его надо откапывать? – с ужасом в голосе спросила я.

– Да нет, все вам взрослым объяснять надо. Откопаем – значит, найдем. Собирайся, покатились искать.

– Покатились, я готова, – все еще растерянно согласилась я.

Василика стала накидывать свой плащ, пряча малышку Дэми. Я подняла с пола заранее приготовленную сумку.

– Эй, эта злая тетка, что, с нами пойдет? – возмущенно спросил колобок, глядя на Василику.

– Как ты меня назвало, хлебобулочное?

– Злая тетка! – невозмутимо повторило хлебобулочное.

Я поняла, что сейчас начнется неравный бой, по итогам которого одним колобком в мире станет меньше, и решила вмешаться.

– Сынок, Василика идет с нами!

– Сынок? Мать, не называй меня так! Зови меня просто Коля!

– Хорошо, Коля! Василика действительно злая тетя, но это только потому, что работа у нее такая. Добрая тетя и не смогла бы бить злых дядей по их злым лицам. Она нам будет очень полезна. С нею нам обоим будет безопасней.

Колобок недоверчиво посмотрел на Василику, на его колобочном лице отразилось сомнение. В конце концов он принял мою сторону и сказал:

– Ладно, пусть злая тетка с дитем идет с нами. Но если будет плохо себя вести, я ее в такие дали заведу, Сусамин позавидует.

Сусамин получил свое прозвище за усы, которые были пышными и длинными. Он очень гордился ими, никогда не стриг и сам придумал себе такое имя. Он был самым известным в мире путешественником. Но оказался одним из тех, кто поддался чарам болотниц и предпочел исследовать их места обитания. Сусамин знал дороги по самым гиблым топям и даже водил туда компании, чтобы найти единомышленников. К сожалению, компании не всегда возвращались домой в полном составе, что сильно портило его репутацию.

– Теперь послушай меня, тесто, – сказала злая тетка, – если ты заведешь нас в болота, то тебя съедят первым.

– Мать, ты уверена, что мы без нее не справимся? – обратился ко мне колобок с еще большим сомнением.

– Коля, она идет с нами! – на правах матери настояла я.

Коля

Мы надеялись пройти по городу, не привлекая внимания, но Колю наше мнение не интересовало. Он говорил не переставая, громко высказывая мнение обо всем, что видел. Особенно раздражало его то, что казалось опасным. Проходящая мимо торговка булочками была немедленно прозвана «вражиной всенародной», стая пролетающих мимо голубей вызвала у колобка бурю эмоций, которую он выразил красочным «чухобрюхи вислокрылые». Дети, проявлявшие к нему неподдельный интерес, тоже были обруганы на булочном языке и получили прозвище «жилибыли коротконогие».

На мои увещевания вести себя потише Коля не обращал никакого внимания. Тогда мы с Василикой разработали другую тактику и стали держаться в стороне от шумного колобка, притворяясь, что мы не с ним. Но это тоже не сработало. Как только мы отставали от него достаточно, чтобы сойти за случайных прохожих, колобок разворачивался, и ждал нас до тех пор, пока мы не подходили ближе.

В утешение я нашла плюс в моем «бракованном» детище. Колобок давно остыл, но указывать дорогу не перестал. В конце концов, главное, чтобы он вел нас куда надо, а его болтовню можно было и потерпеть.

Василике, правда, это удавалось хуже, чем мне. Пару раз, когда Коля к ней обратился еще, назвав злой теткой, я отчетливо услышала, как ее плотно сжатые зубы скрипнули. Колобок даже не догадывался, как рискует. Но Василика пока держала себя в руках.

Наконец мы вышли на городскую окраину. Людей стало меньше, и неловкости поубавилось. Коля вел нас в противоположную сторону от той дороги, по которой предположительно должны были ехать братья.

– Коля, а ты ничего не напутал? – очень сдержанно поинтересовалась Василика, проявляя чудеса выдержки.

Меня интересовал тот же вопрос.

– Верь мне, злая тетка! Я же для того и создан, чтобы искать. Вот глянешь сама, дня так через три!

– Что? Еще три дня? – в один голос возмутились мы с Василикой. – Так долго?

– Ну, батя-то на лошадках в карете ехал, а мы ногами топаем, вы вон какие медленные. Прикидываем расстояние, делим на скорость, отнимаем время на покушать, в кустики сходить и ночное прятание, вот и получается не меньше трех дней.

– А побыстрее нельзя? – прошипела Василика, при этом у нее на лбу запульсировала жилка.

– Можно по прямой. Тогда завтра к вечеру доберемся. Только топать по бездорожью придется. А вы ж таки холеные, ножки зазанозите, ручки ветками обколите. Тебя, злая тетка, не жалко. А вот мать и жили-были коротконогую я б по такой дороге не тянул. Да и скрозь лес. А там опасно.

Я вопросительно посмотрела на Василику. Речи об удобстве быть не могло, нам надо было искать пропавших быстро.

– Коля, мы идем коротким путем, – сказала я.

– Мать, ты старшая, тебе решать. Токо я в лесу ночевать не буду. Не знаю, как вы, а я еще жить хочу.

С этими словами колобок свернул с дороги в поле и покатился, оставляя узкую дорожку среди высоких колосьев. Мы поспешили за ним, стараясь не упустить из виду. Я услышала, как Василика прошептала сама себе под нос:

– Только попробуй подведи, Коленька, ты об этом пожалеешь, – она споткнулась, подвернула ногу и дальше пошла прихрамывая. Колобок беззаботно напевал, даже не подозревая, какая опасность ждет его в случае провала.

Идти по полю было куда труднее, чем по дороге. Колосья цеплялись за ноги, от солнца было негде укрыться, земля бугрилась комьями, готовая подставить подножку в любую минуту. От пота и колкой травы все чесалось. Солнце стало опускаться. Я оглянулась – впереди поле, сзади поле, слева поле, справа поле.

– Найду Альберта и попрошу его запретить распахивать такие большие поля, – решила я. – Как король он имеет право на самодурство.

Дэми опять зашевелилась и пискнула. Мы остановились, чтобы переодеть ее и накормить. Колобок от вида того, как питается дитя, пришел в шок.

– Чево это козявка делает со злой теткой? – не понял он.

– Ест, – пояснила я, развеяв его сомнения.

– Я думал, вы только нас едите, а вы еще и друг друга!

– Да нет же! – попробовала я разъяснить подробнее. – Младенцы пьют молоко из груди матери, а саму мать не едят.

– Злая тетка, что, молоко дает? Как корова? – Коля впал в оцепенение, будто перед ним в один момент открылись все тайны мироздания и неожиданно оказалось, что на самом деле смысл жизни в том, чтобы никогда не мыться и заниматься разведением нательных паразитов.

Высыпали первые звезды. Я вытряхнула из сумки плащ и улеглась на него, глядя в небо. Легко жить, когда ты точно знаешь, чего хочешь и идешь к цели, даже если идти приходиться по бездорожью.

Карета, болотницы и лисы

Вот для чего нам была нужна болотная практика! Мы топали по болоту уже второй час. Жужжащий гнус и топкая жижа под ногами раздражали меня куда меньше, чем Василику. Она сопровождала каждый шаг крепким словцом.

– Мы идем и поем, мы найдем, мы найдем, и домой мы батю точно приведем! – уже второй час орал дурным голосом одну и ту же строчку колобок. Дэми умными большими глазами наблюдала за тем, как он ловко перепрыгивает с кочки на кочку. Василика шла первая, проверяя путь срубленной под корень молодой рябинкой.

– Ты уверена, что этот кусок теста действительно ведет нас куда надо, а не морочит нам голову? – раздосадованно глядя на него, спросила Василика.

– Не уверена. Но других идей у меня нет.

– Мы поем, мы поем! – ничего не подозревающий Коля не унимался и продолжал радоваться жизни. – Мы найдем, мы найдем! И очень злую тетку в болото заведем!

– Да он издевается! – нервы Василики все-таки не выдержали. С криком «я убью его!» она попробовала схватить колобка, резко рванулась вперед, тут же провалилась в трясину, и они с Дэми стали медленно уходить вниз.

Я ухватилась за край рябинки, протянутой мне Василикой, уперлась изо всех сил и стала их вытаскивать. Ну, или скорее – пытаться их вытащить, потому как видимого эффекта от моих усилий не было.

– Что такие мрачные? – задорно поинтересовался колобок, будто ничего особенного не происходило. – Надо улыбаться, тут же вода. Посмотрите, кто там такой страшный в ней сидит! А, это ж вы! А если улыбаться, то тот, кто там сидит, тоже будет улыбаться. Вот. Это наша колобочная мудрость! У нас даже песня про нее есть. Хотите, спою?

– Я его точно убью! – пообещала Василика. В этот момент мокрая рябинка выскользнула из ее рук, я плюхнулась в воду, забарахталась и высунула голову из соседней трясины.

– Нет, похоже, это он убьет нас, – рассудила я.

– Эй, вы чаво это? Вылазайте давайте. Мы так не договаривались! – перепугался колобок, который, похоже, понял, что мы не шутим. Звать на помощь было некого. Вряд ли добрые лесные звери прибегут из чащи и протянут нам копыта помощи. Я постаралась не двигаться лишний раз, продляя последние минуты жизни.

Печально умереть вот так, вдали от дома и друзей, в мокрой и холодной воде, в компании неудавшегося материального заклинания и колючей как еж женщины, с крошечным ребенком за спиной. Мне стало очень жаль бедную крошку Дэми, которая попала в болото из-за нас, взрослых.

Перед моим остановившимся взглядом в воде отразилось очень печальное и прекрасное лицо. Только через пару секунд я поняла, что лицо в воде слишком прекрасное, чтобы оказаться моим. В первую минуту я успела сильно испугаться, хоть пугаться было уже нечего, мы и так были на волосок от смерти. Прекрасная, как сама богиня, болотница показалась из воды. Она оперлась на нее, как на твердый пласт, вынырнула и уселась на колеблющуюся гладь.

– Это еще кто? – поинтересовалась Василика. Людям даже на пороге смерти свойственно любопытство.

– Это болотница, – спокойно пояснила я. – Болотная нечисть привлекательной наружности. Как правило, болотницы собираются компанией, поют песни, плетут косы, занимаются омолаживающими процедурами. С большего безобидные. Могут, правда, когда человек тонет, прийти позлорадствовать. Конкретно эту болотницу зовут Ягода. Только как она сюда попала – непонятно. Ее болото милях в семидесяти отсюда, а они долго без воды предпочитают не оставаться. От этого у них портится цвет кожи.

Болотница посмотрела на меня большими печальными глазами, пожала белым изящным плечиком.

– Каждое болото мое. В каком захочу, в таком и окажусь. В реке могу появиться или в озере. Везде, где есть вода.

– И ты просто так захотела оказаться именно здесь? – поинтересовалась я.

– Нет, пришла позлорадствовать, – печально ответила болотница. – Ты же рыженького ищешь? Алю? – спросила болотница.

– Да, – подтвердила я. – Искала до недавнего времени. Но сейчас, знаешь, появились некоторые обстоятельства, препятствующие дальнейшим поискам.

Наша беседа могла бы продолжаться и дальше, но ее время было ограничено скоростью моего погружения в топь. При последнем слове вода попала в рот, и я предпочла его больше не открывать. Болотница вздохнула.

– Хоть это и против правил, но я помогу тебе. – Она наклонилась к моему почти ушедшему под воду уху и прошептала пару слов, которые я даже не расслышала как следует. Я почувствовала, что вода поменялась. Вместо врага, готового равнодушно убить, она стала другом, послушным и добрым.

Я не могла поверить в такую удачу, и чтобы убедиться в своей догадке, оперлась руками о водную гладь. У меня без труда получилось вылезти и усесться на нее, как и у самой болотницы. Вся моя одежда была абсолютно сухой и теплой. Рядом из воды, тяжело дыша, уже выбиралась Василика, которую Ягода в порыве щедрости тоже одарила своим даром. Дэми за ее спиной была невозмутима, как и прежде, будто она знала, что ничего плохого с нами не случится.

Мне рассказывали на уроках в академии, что болотницы многое умеют. Для них не существует магических преград, заколдовать их трудно, привычные заклинания скатываются с них не хуже, чем вода. Чтобы найти заклинание, способное навредить болотнице, надо постараться. И так как они никому сильно не мешают, а их магия в основном направлена на поддержание красоты и продление молодости, болотниц никто не трогает. Возможно, сидящей напротив меня Ягоде было двести лет, хотя выглядела она моей ровесницей. Но главное, оказалось, что, кроме перечисленного, болотницы могут делиться своими способностями. Я благодарно посмотрела на Ягоду.

– Спасибо, – только и смогла выдавить я, хоть этого явно было мало.

– Я это не ради вас делаю. Просто рыженького жалко, – она развернулась, готовая скрыться под водой.

– Ты знаешь, что с ним? – быстро спросила я, надеясь получить подсказку. Болотница застыла на секунду.

– Ты ведьма – тебе и разбираться, – пожала она плечами и ушла под воду с головой.

– Ох, мать, ну и напужала ты меня! – запищал колобок. – Хорошо, что красава земноводная вас спасла! – Он подождал, пока мы немного придем в себя, снова запел и покатился дальше. Колобок легко справлялся со своими переживаниями. А мы еще долго шли за ним молча, понимая, что были всего в шаге от смерти.

Медленно, но верно к нам подбирался вечер. Мы снова вышли на дорогу и несказанно ей обрадовались. Один край дороги уходил в поле, другой прятался в густом темном лесу.

– Ночевать придется там, – недовольно заметила Василика. Я и сама уже догадалась, и мне это не нравилось так же, как и ей. Но больше всего был недоволен колобок. Лес был очень темным. Кустарник плотной стеной рос по обеим сторонам от дороги. Сырость лиственного леса делала его холодным даже в жару. Коля мелко дрожал. Его назойливая песенка оборвалась.

– Притопали, мать! – сказал он, стоя на ничем не примечательном месте.

– Как притопали?

Я огляделась. Просто лес и дорога. Ни следов, ни обломков кареты, ни признаков борьбы, ничего, что могло бы дать подсказку, куда двигаться дальше. «Не получилось!» – подумала я опять. От разочарования и усталости последних дней, подкашивались ноги. Я села там, где стояла. Дальше все-равно идти было некуда.

– Ах ты, обманщик недожаренный! Я что, твое пение терпела только ради того, чтобы ты мне красоту местной природы показал? Я что, в болоте чуть не утонула, чтобы ты привел меня непонятно куда? – Василика гонялась за колобком, который ловко от нее уворачивался, а надо сказать, это было не просто – Василика на своих длинных ногах могла быстро догнать и обезвредить кого угодно. Но колобок у меня получился хоть и бракованный, зато с отличной реакцией.

Я перевела взгляд на кусты, равнодушно шевелящие обломанными ветками, еще раз внимательно посмотрела на дорогу. Еле различимый сдвоенный след от колес уходил прямо в густые заросли.

– Злая тетка! Злая тетка! – дразнил Василику колобок, будя в ней неистовую ярость и жажду проучить мое шумливое творение.

И все-таки мой бракованный колобок не ошибся. Теперь, когда я присмотрелась, в сумраке леса было хорошо видно, что кто-то совсем недавно прижимал в этом месте гибкий орешник к земле. Я встала, отвела тугие ветки в сторону и пошла по зыбкому следу. Василика и Коля прекратили свою игру в догонялки, замолчали и стали пробираться сквозь кустарник следом.

Долго идти не пришлось, уже через пару метров я уперлась в деревянную стенку кареты. На ее боковой двери был герб – лев и змея, которых Рональд так и не распорядился убрать, хоть и лишился титула.

Левая дверца была распахнута. Внутри никого не оказалось. Никаких следов боя или беспорядка, все выглядело так, будто кто-то сам, своей волей направил карету в заросли. Лошадей тоже не было, пустые оглобли сиротливо лежали на земле.

– Разбойники? – мрачно спросила Василика.

– Нет, тут что-то другое, – не менее мрачно ответила я. – Больше похоже на магию.

– Мать, – колобок прижался к моей ноге, – мне страшно. Залезайте давайте внутрь и дверцы хорошо так закрывайте.

– Да, – согласилась Василика, – ночуем здесь, лучшего варианта не будет.

Она первая залезла в карету, колобок, не дожидаясь приглашения, запрыгнул следом и забился в самый дальний угол. Он вел себя непривычно тихо, прекратив наконец-то напевать свои ужасные песни и молча глядя на то, как Василика безжалостно выгоняет из кареты успевших в ней поселиться лягушек и ночных бабочек. Она плотно закрыла обе дверцы и привязала их ручки друг к другу длинной веревкой.

С темнотой в мою душу пробиралась жуть. Василике тоже было немного страшно. Я впервые почувствовала, что и Коля боится. Оказывается, и он был способен на эмоции. Только маленькая Дэми была спокойна и даже, кажется, довольна.

В окошко кареты было видно, как темнота поглощает заросли. Лес стал наполняться звуками, которые никогда не услышишь в нем днем. Что-то шуршало, скреблось, шипело и щелкало. Карету немного покачивало, будто кто-то снаружи осторожно проверял ее на прочность. Коля так и сидел, не издавая ни звука, но было видно, что он не спит. Нужно ли вообще ему было спать – я не знала. Мое бракованное заклинание не переставало меня удивлять.

Василика возилась с Дэми. Они поели, переоделись в очередной раз. Малышка молча осматривала новое место, долго наблюдала за колобком и тянула к нему руки, явно желая потрогать, но колобок сидел на выступе спинки – недосягаемо высоко для ребенка, который еще не умеет даже сидеть.

Стало холодать. Василика вытянула ноги на сиденье напротив, обняла Дэми, и они обе уснули. Колобок набрался храбрости, покинул свое прежнее убежище и закатился ко мне на руки.

– Поближе к тебе, мать. Не отдавай меня им! – сказал он.

От его слов стало еще страшнее. Я медленно повернула голову в сторону окошка. Из темноты на нас смотрели жадные светящиеся глаза.

– Кто это? – холодея от ужаса, шепнула я, спрашивая скорее у самой себя.

– Ясно кто! – мрачно сказал колобок. – Блахасты рыжемордые! Злейшие враги всех колобков.

– Лисы?

– Ага!

Я вспомнила, как сама, будучи лисой, покусала собрата моего новоиспеченного «сына», но решила, что ему об этом никогда рассказывать не буду. Лисы лучше, чем волки – решила я. Но уснуть все равно не получалось. Увесистый колобок давил на живот, звуки снаружи становились только громче, ночь была холодной.

Рональд стоял передо мной с пустым каменным лицом.

– Прости меня! – кричала я, но он не шевелился. – Прости!

– Глупость не прощают, – холодным чужим голосом ответил он, отвернулся и исчез.

– Не кривизна, а координаты! – сказал кто-то тихо, но отчетливо, вырывая меня из моего кошмара. Сердце бешено колотилось.

Удобно устроившись на сиденье рядом со мной, сидел Лелель. В руках его были чашечка и блюдце. Он так дико смотрелся с ними в карете, ночью, посреди леса, что поверить в его реальность было трудно. Но Лелель мне не снился. Его чай сладко и пряно пах, перебивая запахи леса, а над чашкой поднимался пар. Лелель покачивал ногой, закинутой на ногу.

– Могла бы проверить в книге перед тем, как создавать поисковое заклинание. Все-таки от него зависело так много. Ну да ладно, в итоге получилось даже лучше, – сказал Лелель и глотнул из своей чашки.

– Как ты здесь оказался? – немного успокоившись, спросила я.

– Так, выкроил минутку, решил заглянуть к тебе, проведать, – с довольным лицом он еще хлебнул чаю. – А твой Коля молодец.

– Молодец, – повторила я машинально, занимаясь в основном попыткой осмыслить, как можно заглянуть на минутку посреди ночи в карету, спрятанную посреди леса в десяти милях от ближайшего города, да еще и с чашкой чая в руках. Не говоря уже про то, что дверцы кареты по-прежнему были связаны между собой.

– Он привел вас куда надо.

– Да, только карета пуста, никаких следов нет, и я не представляю, что делать дальше.

– Все просто. Присмотрись внимательнее, подумай, и тогда, увидишь то, что не бросается в глаза, но имеет первостепенное значение. Используй Колю и дальше. Может быть, из этого что-то и выйдет.

Я задумчиво посмотрела в окошко. Что-то беспокоило меня. На небе не было ни луны, ни звезд. Но даже если бы они были, то не смогли бы справиться с темнотой и сделать ближние ветки и лисьи силуэты такими четкими. Что-то излучало свет здесь, посреди леса, вдали от города, от магии, от чего-либо, что могло его излучать. Зеленоватое мерцание мягко растекалось, образуя круг, и если внимательно посмотреть, то становилось понятно, что в его центре находится…

– Карета! – поняла я и повернулась сказать о своем открытии свободному шпиону. Но Лелеля уже не было, как и запаха его чая. Я подумала, что схожу сума.

– Мать, не мешай спать! – буркнул спросонья колобок, перевернулся и снова замер. Я очень старалась последовать его совету, но светящаяся карета и Лелель, который сначала появился непонятно откуда, а потом пропал в никуда, не выходили у меня из головы. Я сняла колобка с коленей, отвязала конец веревки, соединяющий дверцы.

– Э, мать, не надо! – мигом проснулся Коля. – Там опасно. Мало ли чего! Блахасты рыжемордые, тати, ведьмы!

– Я сама ведьма, – угрюмо заметила я. – Сиди здесь.

Поставив щит над собой и над каретой, я вышла на улицу. Лисицы боязливо попятились, их глаза блестели не менее голодно, просто с большего расстояния.

Карета действительно ярко светилась зеленым и напоминала огромного светляка, решившего занять собой всю поляну. Светились колеса, оглобли и дверцы, а на дверцах совершенно отчетливо проступали следы длинных пальцев, слишком тонких, чтобы принадлежать кому-то из братьев или их слуг. По траве вилась цепочка мерцающих следов, уходящая вглубь леса. Магия, которую здесь использовали, была древней, мощной и непонятной. Лучшим доказательством этого было побочное свечение, продержавшееся над каретой несколько дней.

– Коля, – позвала я. Колобок высунулся из приоткрытой дверцы. – Ты видишь следы?

– Вижу, – ответил он.

– Чьи они?

Колобок задумался.

Лучше всего колобки чувствуют след того, на кого они настроены.

– Это не батины следы. Шел кто-то другой. Проклятые лисы перебили весь запах, но я уверен, что шла женщина.

– Как странно шла, – заметила я, глядя на зеленоватые отпечатки ног, которые не огибали ни кусты, ни деревья, будто те не были преградой. Я вспомнила, как проламывалась сквозь плотные ветки, как мне приходилось петлять и уворачиваться, и еще раз убедилась, что без незнакомой чужой магии тут не обошлось.

– Ты ее след завтра сможешь взять? – спросила я у Коли.

Коля задумался. Он помолчал какое-то время, потом сказал:

– Я попробую. Но ты, мать, лучше бы не шла по ним. У меня плохое предчувствие. Что-тос ней не так.

Я и сама это понимала, но не пойти не могла. Хоть я больше и не была невестой Рональда – бросить его в беде было выше моих сил. Вот спасу его и уйду потихоньку, поселюсь среди болотниц, буду есть лягушек и червячков, пока не размокну до состояния губки. Но это все потом, а пока – есть дела поважнее.

– А куда ушел Лелель, ты знаешь? – осторожно спросила я.

– Кто? – не понял Коля.

– Лелель – дяденька такой, сидел тут, чай пил. Следы должны были остаться.

– Мать, у тебя крыша часом не поехала? Не было никакого дяденьки, следы мужские есть, но они старые. Тебе приснилось, – сказало детище, опять спряталось в карету и умолкло.

«Может, он и прав», – подумалось мне, пока колобок снова устраивался поудобнее на моих коленях.

Место силы

Василика шла сразу за колобком, прорубая мечом путь, и стараясь не потерять из вида постоянно петляющее поисковое заклинание. Коля уводил нас все дальше от дороги, лес никак не хотел заканчиваться.

– Ты нас вообще сможешь вывести отсюда? – я обогнала Василику и шепотом поинтересовалась у колобка, так, чтобы наемница не услышала. – В Освии леса большие, плутать можно неделями.

– Не дрожи, мать, мне самому не по печке второй раз в лесу ночевать.

При свете дня колобок повеселел и опять жизнерадостно запел. Знает ли он, что лисы охотятся и днем? Я предпочла не рассказывать, но старалась держаться к нему поближе, на всякий случай.

Лес вскоре действительно кончился, и мы вышли к пустующему полю. Дороги через него не было. Солнце немилосердно пекло. У меня даже на минуту появилось предательское желание снова вернуться в тень деревьев, но Коля и Василика уже шли вперед, протаптывая в траве тропинку. Я обреченно потопала следом.

– Василика, а ты ночью ничего странного не видела? – осторожно спросила я, не зная, как начать разговор о Лелеле.

– Видела. Синего демона, с огромными ушами. Он вытряхивал из них песок и хвастался, что если бы то же самое можно было сделать и с ноздрями, он бы тут вообще пустыню устроил. Во сне, разумеется, – уточнила она на всякий случай, чтобы я не усомнилась в ее нормальности.

– А Лелеля ты не видела?

– Кого? – не поняла она.

– Свободного шпиона, помнишь, я тебе уже рассказывала. Он сегодня ночью сидел у нас в карете и говорил, что мы на пути к разгадке.

– Ты умом тронулась? – высказала Василика то же предположение, что и колобок.

– Вроде нет, – неуверенно ответила я. Уточнять, что Лелель сидел с чашкой чая, я не стала, на всякий случай. Это было бы не менее дико, чем синий демон с песком в ноздрях.

Колобок внезапно остановился.

– Мать, мы пришли, – сказал он. – Следы обрываются здесь.

Я озадаченно посмотрела на него. Мы, как и вчера, стояли на ничем не примечательном месте. Но сейчас я уже больше доверяла колобку и его талантам, поэтому стала внимательно присматриваться, ища что-нибудь необычное.

Из примечательного я отметила, что со стороны леса трава шевелилась и казалась какой-то слишком уж рыжей. Все лисы леса шли за нами. Я вспомнила, как меня манил запах колобка Освальда, когда я сама была лисой, и поняла, что они от нас не отстанут, пока не съедят Колю.

– Коля, иди ко мне на руки, – скомандовала я и подхватила колобка.

Так с колобком на руках, истекая потом, я еще минут десять стояла посреди чистого поля. Сложно винить меня за то, что я не сразу поняла, что это за место. В густой траве почти нельзя было разглядеть дорожку из камней, которая, изгибаясь улиткой, пряталась среди ромашек и колокольчиков.

– Не может быть! – не поверила я своей собственной догадке. – Это заброшенное место силы. Наш мир скуп на магию, – стала пояснять я. – Магия скользкая, редко проходит без побочки, и сделать что-то действительно сложное, как например, превратить человека в животное и обратно, могут только лучшие из магов.

Но вот такие места силы даже среднего мага превращают в гения. Говорят, что они соединены с миром богини и энергия в них неиссякаема. Для любого мага найти точку соприкосновения наших миров – это больше, чем удача. Это сравнимо разве что с повторным рождением, и дает огромную власть. Только подумай – любое желание, и ты получаешь без всяких усилий все, что угодно. Без побочки, без обмана, без каких-либо затрат со своей стороны. Это ли не мечта мага?

Сейчас на всю Освию известно всего два места силы, и в них не попасть. Они огорожены куполами, щитами, решетками и каменными стенами, уходящими в небо. Чтобы попасть в место силы, необходимо собрать совет из всех магов королевства и доказать каждому, что твое желание очень важно и безобидно для окружающих, что ты добрый и честный человек и не причинил вреда даже мухе за всю свою жизнь. Сделать это практически невозможно, да и настолько святых людей не бывает. Поэтому местами силы никому не дозволено пользоваться. Они стали колодцами несбывшихся мечтаний магов, недосягаемыми и вожделенными.

Василика цокнула языком.

– На такой идиотизм способны только маги, – зло процедила она.

– В городке, откуда я родом, есть малоизвестная легенда про богиню со страшным именем Кратия, – продолжила я. – Ее занесло на землю еще до появления Солнца, и первое время она не занималась ничем. Но когда Хранительница Весов создала людей, Кратия самоотверженно, вдохновенно и страстно посвятила себя усложнению их жизни.

Она могла заняться чем-то другим, более полезным, на наш взгляд, ведь прилетела с далеких звезд и знала множество удивительных историй. Она несла опыт поколений многих видов, знала все ошибки, совершенные во вселенной во все времена. Она могла помочь только родившимся детям земли, неуверенно идущим по ее просторам, и научить их мудрости. Она могла рассказать им о том, как на другом краю вселенной великий бог Хатар воевал с чудищем, у которого было три лица, и как он пошел на хитрость, не сумев сразить его в честном поединке.

Она могла рассказать, какие ошибки допускали подобные людям существа в других мирах, или открыть им, что из рек не стоит пить, пока не прокипятишь воду. Но вместо этого она предпочла заняться чем-то более интересным на ее взгляд – изобретением бессмысленных правил, которые мешали бы идти к цели и пугали людей.

Прежде чем богиня растворилась где-то в хранилищах своих почитателей, дотошных стариков, она успела многое поменять в нашем мире, сделав его сложнее и затейливее. Так вот, говорят, что это она придумала правила пользования местами силы, запретив их делать открытыми для всех.

– Давай вернемся в начало, – остановила меня Василика. – Это место силы? Какое из двух?

– Это третье! О нем нет ни слова в учебниках.

– Вот же ж, подвезло так подвезло! – восхитился колобок. – Мать, давай проверять!

– Давай! – решила я. – Ты сказал, что следы здесь заканчиваются?

– А то! – подтвердил Коля. – Можешь не сомневаться. Мы, колобки, в чем в чем, а в поиске людей хороши. Особенно хорош я, так как вообще единственный в своем роде, – скромностью Коля не отличался.

– Если следов дальше нет, значит, тот, кого мы ищем, телепортировался. Обычно это невозможно, но в месте силы маги почти что боги. Василика, останься с Дэми и колобком, а я попробую проявить и повторить последнее заклинание, которое было здесь произнесено.

Я не хотела, чтобы они шли со мной, воспоминания о том, как мы тонули в болоте были еще слишком свежи, чтобы снова рисковать. Но Василика была не из тех, кто ждет в сторонке.

– Ты что, думаешь я останусь здесь посреди поля цветочки собирать? Ты меня с кем путаешь, дура?

Она даже не стала слушать мои «это опасно», и, подтянув ремни, и без того плотно прижимающие Дэми к ее спине, вошла в центр каменного круга.

– Давай уже, горе-ведьма, колдуй. И постарайся ничего не напутать. Второго такого колобка я не выдержу.

– Злая тетка тебя обозвала горе-ведьмой, – возмутился и обиделся за меня Коля.

Я шагнула в круг за Василикой, закрыла глаза и сосредоточилась. «Мне надо попасть туда, куда ушел неизвестный маг от кареты моего Рональда!» – четко произнесла я у себя в голове. «Мне надо быть там, где…»

Я не успела додумать до конца. Земля ушла из-под ног, и я потеряла равновесие. Запахи трав пропали, мы исчезли с поля, оставив стаю разочарованных лисиц где-то в траве.

О чем мечтают дети

Земля ушла из-под ног, будто ее выдернули, как ковер. Я упала сразу. Василика продержалась дольше, пару раз взмахнув руками, но все-таки не смогла выровняться. Ее потянуло назад. Неестественно выгнувшись, она упала на бок, защищая от удара падения Дэми. Впрочем, эти предосторожности оказалось излишними. Ребенка у нее за спиной уже не было.

Крошка Дэми, в отличие от нас, стояла на ножках. Она сделала пару шагов в мою сторону.

– Дай! – сказала она и протянула руки к колобку, которого я все еще прижимала к себе. Было немного жутко видеть уверенно стоящего на ногах ребенка, который всего минуту назад не умел ничего, кроме как есть и спать. Я, конечно, знала, что дети быстро растут, но чтобы настолько!..

– Дай! – настойчиво повторила Дэми.

– А в каком возрасте жилибыли коротконогие начинают ходить? – задался Коля тем же вопросом, что и я.

Василика застыла на месте, не способная прийти в себя от удивления.

– В год, – уверенно ответила она. – Нам оставалось до этого всего ничего, еще восемь месяцев. – Она перевела очень недобрый взгляд на меня. – Ты что загадала, Лиса?

– Я тут ни при чем! – поспешно оправдалась я. – Я пожелала, чтобы мы оказались там, куда ушел маг, а про Дэми вообще не думала.

Дэми не очень уверенно сделала пару шагов, плюхнулась на попу, терпеливо поднялась и снова шагнула в мою сторону. Она по-прежнему тянула руки к Коле. Так уж повелось, что люди рождаются сразу с руками, ногами и собственным мнением. По мнению Дэми, колобок должен был принадлежать ей, а дети просто обязаны были начинать ходить не позже, чем в четыре месяца.

– Дай ко! – повторила она тонким голосом.

Не зная, что делать, я просто смотрела, как малышка подходит ко мне и сама берет из моих рук колобка. Получив вожделенный предмет, Дэми плюхнулась на попу и стала вертеть Колю, изучая с разных сторон. Она хлопала по нему, тискала и даже грызла единственным зубом, не сильно заботясь о его мнении по этому поводу.

– Мать, – орал Коля, – сделай что-нибудь! Она меня портит!

Мы с Василикой молча смотрели на происходящее.

– Василика, как ты думаешь, что будет, если местом силы воспользуется очень юный маг?

– Мммм… – глубокомысленно изрекла наемница.

– Что, если этому магу меньше года? Ты не помнишь, о чем мечтала в таком возрасте?

– Эмм, об арбалете, наверное, – наконец сказала она.

– Лете! – пискнула Дэми, моментально забыв о Коле. Она повернулась к маме и потянула руки, глядя на арбалет у нее на боку. Коля воспользовался моментом, закатился ко мне за спину и обиженно засопел.

– Ну уж нет, – опомнилась Василика. – Это мой. Я все детство о нем мечтала и без боя его не отдам! – она спрятала арбалет под плащ. – Дорасти сначала. Причем без магии!

Дэми обиженно скривила личико, но плакать не стала. Даже так сильно повзрослев за одну минуту, она осталась спокойной, как сама богиня. Вместо этого малышка долго смотрела на мать укоризненным взглядом, будто говоря: «А совесть у тебя есть?».

– Мать, а где мы вообще? – шепотом спросил из-за спины колобок. Я огляделась. Мы оказались в темном сыром месте, что после знойного поля было очень кстати. Подвал? Или пещера?

Василика услышала вопрос, отвлеклась от дочери, бросив быстрый взгляд на гладкие каменные стены, и охнула.

– Мать Хранительница! Это пещера Хрома, повелителя подземного царства.

– Гнома? – переспросила я.

– Хрома, дура. Гномов не существует и никогда не существовало. А вот Хром – был. Он был третьим сыном короля, правящего пять сотен лет назад. Два старших брата после смерти отца поделили королевство между собой, а младшего изгнали вместе с преданными ему людьми. Хром остался ни с чем. Он обиделся на братьев и поклялся, что создаст свое собственное королевство, еще больше и богаче, чем их. Хром ушел, и о нем многие годы никто ничего не слышал. Братья решили, что Хром погиб, и забыли о нем, а зря.

Когда его образ исчез из памяти братьев, а их головы тронула седина, прямо посреди замковой площади из утреннего тумана появился Хром. За его спиной выстроилась семитысячная армия, вытянувшаяся в ряды через все улицы города и не выпускавшая перепуганных горожан из домов. Шлемы даже самых последних строевых были увенчаны крупными алмазами, а плащи выкрашены в баснословно дорогой пурпур.

В тот момент братья сильно пожалели, что списали Хрома со счетов. Посоветовавшись, они решили принять брата как друга, попробовать задобрить его и узнать, как он получил богатство и силу. Доверчивый Хром принял приглашение отобедать с братьями, вняв их ласковым словам и лживым просьбам о прощение. Братья проследили, чтобы вино текло рекой, а из кухни не переставая несли дичь и редкие кушанья. Братьям казалось, что их план сработал. Хром во хмелю забыл о предательстве, и рассказал, что все это время был прямо у них под ногами.

Он имел право на эту землю, и восстановил справедливость, отстроив королевство в ее недрах. Хром принимал все новых отверженных с поверхности людей, приобретая благодарных и преданных подданных, и расширяя свое королевство. Да, его жители почти не видели солнце, но вместо него им теперь светили подземные сокровища, которые сами шли в руки.

Пока доверчивый Хром выбалтывал братьям свои тайны, они оба, не сговариваясь, подсыпали ему в вино яд. Яды были разными и в сочетании друг с другом сделали так, что Хром умирал долго и мучительно.

Вопреки догадкам злых братьев Хром не был дураком. Когда он шел на «семейную встречу», предполагал, что живым может не вернуться. Его солдаты ждали возвращения своего короля сутки, потом просто развернулись и ушли выполнять приказ, который Хром предусмотрительно отдал заранее на такой случай.

Братья Хрома напрасно радовались, решив, что победили брата и его войско без боя. На следующий день город содрогнулся и рухнул. Не осталось ни одного неповрежденного дома в столице, а как выяснилось позже – и во всем королевстве.

Слуги Хрома по его указу убрали укрепительные балки, на которых держались сразу два королевства. Они оба исчезли в один час. Все, что уцелело – эта пещера, предположительно – тронный зал подземного короля. Ее оставили в назидание, чтобы эта история не превратилась в легенду, и никто не забыл, чем порой заканчивается предательство.

Об этой пещере знают все мальчишки города. У них есть обязательная проверка на храбрость – пробыть здесь пять минут и в доказательство принести камень. Место считается проклятым, только дети сюда и лазят. Вернее, не лазят, а отправляют друг друга.

– Откуда ты все это знаешь? – удивилась я.

– Как мне не знать? Меня, как девчонку, проверяли на прочность не один, а целых три раза. Мальчишки те еще гаденыши. Мне пришлось постараться, чтобы они взяли меня в свою компанию. А если ты присмотришься повнимательней, то поймешь, что камень отсюда принести очень не просто – все стены гладкие, а пол будто отполирован.

– Как же ты целых три раза выходила отсюда с камнями?

Василика зло улыбнулась.

– В первый раз попыталась отколоть. Провозилась часа два, вышла ни с чем. Снаружи уже никого не было – мальчишки вспомнили о проклятье и испугались, решив, что меня сожрало что-то большое и волосатое. Они придались истинно мужскому занятию – бегству. Я подобрала камень с дороги и пошла их искать. Ох и орали они, когда меня увидели.

Спустя пару дней они забыли о произошедшем, как это часто случается с мужчинами, и отправили меня в пещеру опять. На этот раз я подготовилась и прихватила камень с собой заранее. Придумала такое место, которое мальчишкам проверять нельзя, и пронесла. А потом достала и вынесла торжественно. Они сами, похоже, ни разу не были в пещере, и о том, что камней в ней нет не знали.

До сих пор приятно думать, какие они глупые. Я потом хорошо им отомстила за эту проверку. Нет, ничего такого. Просто их самолюбию было очень трудно справиться с тем, что девчонка может им навалять по первое число, даже когда она одна, а их три с половиной. А когда я стала у них главной, они совсем погрустнели.

В моей голове детали не сходились воедино. Воображение рисовало дикую картину, как взрослая Василика пытается попасть в компанию освийской шпаны.

– Мы не в Освии? – очень осторожно спросила я. Было трудно даже допустить такую мысль, хоть ответ и казался очевидным.

– Открой глаза, Лиса, мы в Аскаре.

– Невозможно! – не поверила я. – Телепортация через море?

– Хочешь, давай поспорим, – усмехнулась наемница. – Ты мне в случае проигрыша будешь тапочки месяц по утрам подносить.

– Ага, сейчас. Только если ты станешь настоятельницей храма Великой Богини.

– Согласна, – легко сказала Василика.

– А я нет. У меня другие планы на будущее. Меня ждет болото и червячки.

– Правильно, мать, если она проспорит, ее все равно в храм никто не примет, – поддержал меня Коля.

Василика опасно нахмурилась и потянулась к поясу.

– Спокойно, тетка! Я опять нашел следы. Или ты сама нас дальше поведешь?

Василика скрипнула зубами, но решила, что убьет колобка позже, когда он перестанет быть ей полезным. Колобок покатился вперед, напевая что-то вроде: «О, как она страшна, страшнее не сыскать, страшнее, чем лиса, чем грязная кровать…»

Я шла из пещеры последней и видела, что Василика едва удержалась от искушения пнуть колобка. Мне хотелось сказать что-то едкое по этому поводу, но в этот момент мы вышли на поверхность, и я моментально забыла обо всем. С вершины холма, поросшего с одной стороны деревьями, открывался вид на большой город, казавшийся отсюда совершенно белым.

– Что это за город? – в восхищении спросила я.

– Белые крыши, – равнодушно ответила аскарка и подняла на руки Дэми. – Или, по-аскарски, Вераильм. Столица.

– Как красиво!

– Да. Как правило, ее красоту может оценить только женщина. Мужчинам в ней не хватает логики, как они говорят. На самом деле они просто слишком ленивы, чтобы как следует запомнить карту улиц. Она, видишь ли, не самая простая. Если научишься ориентироваться в Вераильме, то сможешь найти дорогу где угодно. Но нет, мужчины не хотят учиться. Вместо этого они утверждает, что город проектировала женщина. Причем не просто женщина, а очень пьяная женщина.

Я наклонила голову и посмотрела на город теперь с другой стороны. Василика сделала примерно то же самое, ее примеру последовала Дэми. Потом я перевела взгляд на Колю, который был, скорее, мужского пола, если у мучных изделий таковой вообще имеется. Коля смотрел на город с полнейшим равнодушием.

– Похоже, правда, – решила я, – и все равно красиво.

– Ну что, готовы уже идти? Или мы тут до первых лис стоять будем? – поторопил нас колобок.

Мне стало страшно. Появилось ощущение, что неприятности только начинаются. Впереди был город с другим языком, чужими традициями и укладом жизни. Впереди был неизвестный враг, которому не составило труда справиться с Рональдом и Альбертом, а их до этого не смог победить никто. В Освии, где я родилась и выросла, мне было проще верить, что я найду братьев и помогу им. Здесь уверенность таяла, как утренняя дымка от солнечных лучей.

– Ну вот, концы веревочек и сошлись. Теперь сомнений в том, что и Освальда, и Рональда с Альбертом похитил один и тот же человек, – никаких, – подытожила Василика и зашагала по склону уверенно и широко. Колобок пел очередную песенку, ее подпевала Дэми на своем детском языке и в такт хлопала пятками по бокам матери.

Аскара

Внутри город тоже был красив, хоть белым уже не казался. Дэми наконец-то заснула, колобок перестал петь и сосредоточенно уворачивался от ног горожан.

Улицы то расширялись, то сужались, то неожиданно заканчивались тупиком, то упирались в парк. Они резко уходили вниз, и так же внезапно поднимались вверх. Это было непривычно. Освия, которую я до сегодняшнего дня никогда не покидала, расположилась на равнине, и я никогда не задумывалась, что так бывает не везде.

Аскара была совершенно другой, здесь горки были в изобилии, но дома каким-то чудом умудрялись расти из них строго вертикально. Это было достойно восхищения. Глядя на такой архитектурный беспорядок, стало проще верить, что его создатель был пьян, но стоек.

Мы приближались к центру города. Здесь стали появляться небольшие площади, заполненные торговками, которые громко зазывали на свой товар, хозяйками, спешащими прикупить себе что-нибудь новенькое, важными неспешными мужчинами, пришедшими посмотреть на женщин, товар и других мужчин.

– Дальше следов нет, – колобок остановился посреди большой площади, которая, судя по всему, была центральной. Его можно было понять, здесь ходило так много людей, что след потеряла бы и лучшая ищейка королевства.

Посреди площади стояло прямое доказательство того, что город проектировал все-таки мужчина. Этим доказательством был скульптурный ансамбль, украшавший центр глубокого фонтана, и представлявший из себя толстого пирата, на каждом плече которого сидело по попугаю. Из глаз обеих птиц струями лились слезы. Сам пират выглядел довольным и хитро щурил правый глаз. Левый глаз был спрятан под повязкой. Обнимая пирата за колени, у его ног сидели две ослепительные каменные красотки. Лица у них были такие восхищенные, будто они прикасались к богу.

– Что это? – не поняла я.

– Это памятник мужской наглости, самоуверенности и сластолюбию. Главная достопримечательность нашего города. Терпеть его не могу.

– А почему в центре композиции пират?

– Все вам, приезжим, объяснять надо. Это пират Мурат. Он был самым везучим пиратом в мире и прославился на всех континентах.

– Не так уж и прославился. У нас о нем никто ничего не знает.

– Ты не знаешь, потому что книжек мало читаешь.

Я обиделась за себя. Не так уж и мало. Я вообще всю свою сознательную жизнь читала и училась.

– Пират Мурат был так успешен, благодаря своим попугаям. У него их было, как ты и сама видишь, – два. Один сидел на левом плече и давал пирату добрые советы, второй сидел на правом и давал плохие. Пират иногда слушал одного из них, иногда другого. Но чаще все-таки того, который давал плохие советы, он же был пират.

Так, по совету своего правого попугая, Мурат дал обет не ложиться спать, не совершив кражи. Потом он сам пожалел об этом, иногда ему просто хотелось отдохнуть, но не украв, сделать это было нельзя. А что красть у матросов, прогулявших все в первом же порту? Воровать постиранные портки было совсем не по-пиратски, а приходилось. И все-таки благодаря этому обету Мурат награбил за жизнь намного больше золота, шелка, и лисьих шкур, чем кто-либо другой.

Добрый попугай говорил Мурату, что если тот будет слушать только злого – то кончит свои дни на виселице. Мурат не слушал и в итоге, как и предрекал второй попугай, кончил жизнь на виселице.

Говорят, на казнь Мурат вышел всего с одним попугаем на плече. Никто не запомнил, с каким именно, мнения разделились. Про это сочинили байку, будто Мурат так глубоко вздохнул, когда узнал приговор, что случайно проглотил одного из попугаев. Второй попугай был повешен рядом с хозяином. Но это, конечно, сказка для детей.

«Какой бред!» – подумала я, а вслух спросила:

– А зачем пирату ставить памятник?

– Вот! Мы и подошли к самому главному. Говорят, что женщины лишены логики, но этот памятник – прямое доказательство отсутствия здравого смысла у мужчин. Его сделал скульптор по заказу богача. Оба были мужчинами.

Богач решил заработать оригинальным образом. Он придумал распустить слух, что если бросить в фонтан монетку и загадать желание – оно обязательно исполнится. В итоге в его сказку никто не поверил, и люди бросать монеты в фонтан не стали. А король, который, в отличие от богача, был не дурак, оштрафовал его на кругленькую сумму за то, что богач выбрал такой недостойный образ для украшения главной площади.

Фонтан, тем не менее, хитрый король оставил, якобы в назидание. Но я более чем уверена, что ему просто нравились красотки, которые сидят у ног пирата. Король был большой ходок. Мужчины, одним словом!

– Ты их так презираешь?

– Не больше, чем они того заслуживают.

– А я ужасно скучаю по Рональду и беспокоюсь о нем, – погрустнела я.

– А я что, по-твоему, Освальда ищу, чтобы отчитать? Предъявить претензии за то, что он меня бросил одну в такой момент? Честно признаться, так и было сначала, пока я не поняла, что он действительно влип в серьезные неприятности. Скорее всего, он уже мертв. Его нет слишком давно.

Она сказала это ледяным тоном. Обида, отчаяние и тоска, которые в ней поднялись при этом, были надежно спрятаны, наемница не могла позволить себе дать слабину опять.

***

Поиски решено было прекратить на ближайшие два часа. Мотаться по городу в надежде случайно наткнуться на след было глупо, учитывая, что Василика на это занятие потратила до своего отъезда в Освию больше месяца. Этот метод не работал, действовать следовало иначе. Кроме того, мы устали, проголодались и очень хотели переодеться.

Василика уверенно повела нас по пьяным улицам, которые петляли туда-сюда непредсказуемым образом. Долго идти не пришлось, Освальд был верховным магом королевства, дом его был недалеко от главной площади.

Над ним, конечно же, был купол. Освальд легко мог сделать его абсолютно невидимым, но не стал. В Аскаре, так же, как и в Освии, магам было выгодно делать свои дома заметными. Купол Освальда уходил ветвистым деревом вверх и менял цвета каждые пару секунд. Мне стало понятно, что мы пришли еще до того, как об этом объявила Василика. Подобных куполов здесь больше не было, все другие выглядели просто убого по сравнению с ним.

Дом был в два этажа с прилегающим садом и прудом. В саду росли плодовые деревья, стояли аккуратные скамеечки, висела качель. Идеальную картину разрушали детские пеленки, которые сушились уже не первую неделю на протянутой между яблонями веревке.

На первом этаже дома располагалась большая светлая гостиная. В ней было безупречно чисто. Пожалуй, такого педантизма я не ожидала бы даже от Рональда, а уж тем более от Василики, которая вообще мне не казалась хозяйственной. Строгая комната была красивой, но неуютной. В ней я чувствовала себя, как в тронном зале королевского дворца.

– Постарайся здесь ничего не трогать, – обратилась ко мне наемница, скидывая сапоги у входа и проходя босыми ногами по безупречному полу. – В этой комнате мы не живем. Она для приема клиентов, поэтому я в нее вообще стараюсь лишний раз не заходить. В ней, правда, почти жил Освальд. Клиенты шли толпами и днем, и ночью, а он их принимал, несмотря ни на время, ни на усталость, ни на мои угрозы, – с некоторой досадой добавила она.

Василика подошла к двери в противоположном конце комнаты и открыла ее, пропуская меня вперед. То, что оказалось за дверью, вероятно, когда-то было кухней. По крайней мере, такой вывод я сделала, когда рассмотрела среди горы наваленного хлама край плиты. Скомканные листы бумаги, книги, веники сушеных трав, пустые и полные бутыли, тряпки и посуда, перья, корзины и кастрюли покрывали мебель и пол. Царивший здесь хаос достоин был восхищения, он был образцовым, идеальным, самым совершенным хаосом в мире.

На относительно пустом участке пола посреди комнаты сиротливо валялся сапог. Его товарищ испуганно высовывал нос из-под плаща, небрежно брошенного на стол. Прямо поверх плаща стояла тарелка с недоеденным чем-то, и, если присмотреться, под слоем плесени можно было разобрать остатки овсяной каши.

– Вот так и живем! – сказала Василика, скинула на пол с ближайшего стула грязные детские пеленки и уселась, блаженно вытянув ноги.

– Мило, – соврала я.

– Я последний месяц жизни ничем не занималась кроме поисков мужа. Даже времени нанять полотера не было, – оправдалась Василика. – Не до уборки.

Контрастируя с чудовищным бардаком, царящим вокруг, стена, прилегающая к двери, была в идеальном порядке. На ней, красиво и правильно, создавая сложный узор, было развешано оружие. Эту стену украшал человек с художественным вкусом, который с любовью полировал каждый сантиметр стали перед тем, как найти для него место. Копья, булавы, сабли, мечи, палаши, топоры, шестоперы, коллекция арбалетов, и в самом углу изогнутая деревяшка, немного похожая на птицу, – все это сплеталось в единую убийственную картину.

Я присмотрелась повнимательней к деревяшке, которая выглядела здесь неуместно.

– А это что, тоже оружие? – не поверила я.

– Да. Это бумеранг.

– И что, работает?

– Если ты хочешь до смерти насмешить врага. Ничего здесь не трогай, а то заставлю все начищать по новой.

Я отдернула уже протянутую к одному из ножей руку. Прямо сейчас мне почему-то не хотелось посвящать время чистке оружия.

Дэми проснулась и закопошилась. Василика отвязала ее и спустила на пол. Малышка тут же поймала колобка, который не успел вовремя распознать опасность и спрятаться.

– Пой, – требовала маленькая Дэми, держа Колю двумя руками и шлепая им по полу.

– Птицы в неволе не поют! – прерывающимся голосом вопил колобок. – Плохая жилибыли!

Дэми перестала бить колобка об пол и выжидающе посмотрела на него.

– Жилибыли, – повторил удивленно колобок.

– Она хочет, чтобы ты ей рассказал сказку, – поняла я.

– Я? Сказку? Я сам еще ребенок, мать, давай ты!

– Дэми явно ждет этого от тебя, – возразила я.

Дэми снова принялась трясти колобка.

– Жили-были… – снова сказал он. Дэми замерла. – Мать и батя, – неуверенно продолжил колобок. – И не было у них никого… И тогда мать замесила это…эээ…что там обычно месят… добавила … как оно там называется… сделала такое вязкое и тягучее, а оно еще от рук не хотело отлипать! И засунула в печь. А там горячооо так было, огонь ревет! Жуть, в общем, аж все свернулось. И… тут и сказочки конец.

Дэми засмеялась и захлопала в ладоши.

Мы с Василикой переглянулись, не сговариваясь, решили не мешать их детским забавам и потихоньку пошли вверх по лестнице. Хотелось умыться и переодеться в чистое.

– Спать будешь здесь, – толкнула Василика одну из дверей. То, что это спальня, можно было понять только по торчащим из-под наваленного тряпья кроватным ножкам.

– Мои вещи без разрешения не трогай, – добавила наемница и ушла, оставив меня саму разбираться, как в этой комнате вообще можно хоть что-то делать, не трогая ее вещи. Но даже такого уюта у меня не было уже давно, и я блаженно вытянулась в кровати поверх наваленных платьев и корсетов, дав наконец-то отдых своим ногам. Бессонная ночь и усталость, накопленная в последние дни, заставили меня уснуть против воли.

Рональд стоял передо мной, как всегда, высокий, строгий и красивый, как бог Солнце. Только взгляд его был пустым и холодным, превращая его в чужого, незнакомого мне человека. Это было так неправильно. Я стала его звать, чтобы разбудить, чтобы снова увидеть, как он смотрит на меня добрыми, любящими глазами. Я звала его по имени, но он не шевелился, будто меня не было, будто между нами была невидимая стена.

– Я люблю тебя! Прости меня! – кричала я сквозь слезы.

Слова пробили невидимую преграду, Рональд медленно перевел на меня взгляд, мертвым голосом сказал:

– Глупость не прощают! – и растаял, как таят мечты повзрослевших детей.

Я проснулась вся в слезах с ужасным гнетущим ощущением непоправимости ситуации. Я так любила Рональда, что готова была простить ему что угодно, пойти за ним хоть на край света, хоть в тюрьму, хоть на смерть. Я бы умерла за него не задумываясь, потому что центром моей вселенной был он.

Я еще долго лежала в кровати, борясь с отвратительным ощущением тоски, пока Василика сама не пришла проверить, как я обустроилась в ее гостевой спальне. Ее волосы были мокрыми, лицо – свежим и румяным, она уютно завернулась в мягкий халатик, который делал ее довольно привлекательной, превращая из грубой наемницы в обычную женщину, любящую комфорт.

– Ты что, ревешь? – без особого сочувствия поинтересовалась она. К моим переживаниям она испытывала, скорее, презрение.

– Василика, я отказала ему. Я больше не невеста Рональда.

Василика фыркнула.

– И всего-то! Тоже мне, нашла причину плакать. Я пару раз Освальда вообще чуть не убила во время ссоры. А он один раз меня в лягушку превратил и уже нес на болото, чтобы отпустить и оставить в таком виде навечно.

– А почему передумал? – задала я опасный для жизни вопрос.

Василика строго посмотрела на меня и ответила:

– Он и не передумал. Только по привычке чмокнул на прощанье, а это заклинание снималось поцелуем. Я после этого еще долго ему в завтрак толченых тараканов подсыпала, из его же запасов. Он, к сожалению, так и не заметил.

Василика встала, чтобы уйти, и уже у двери, обернувшись, добавила:

– Любовь иногда бывает настолько сильной, что мы способны отказаться ради нее от своей жизни. Запомни только, что даже ради такой любви нельзя разрушать свою душу и забывать гордость.

Она вышла. Как ни странно, ее слова дали мне силы встать и продолжить жить. Я снова спустилась в кухню, но, услышав голос Коли, остановилась на ступеньках. Коля за время нашего отсутствия, похоже, укрепился в роли няньки и сейчас уверенно рассказывал Дэми новую сказку:

– …и тогда Коля решил завести армию куриц, чтобы они занесли яйцами всю землю, и он смог победить своих этих… врагов! – вещал он. – Кроме того – яйца полезны, из них могут появляться новые курицы, и они входят в состав других колобков. Так что, имея армию куриц, можно запросто создать армию колобков! – заключил он.

Дэми снова захлопала в ладоши. Ей нравились глупые сказки колобка. Интересно, что больше повлияло на творческую жилку колобка – допущенная мною ошибка в заклинании поиска или перо Рональда, легшее в его основу? Размышляя об этом, я спустилась и, перешагивая валяющиеся на полу вещи, пошла к тому месту, где предположительно была плита. Надо было что-нибудь приготовить или хотя бы сделать чай.

– Наивная, – сказала за моей спиной Василика, она сидела все на том же стуле в своем мягком халате. – Меня месяц не было дома, думаешь, тут осталась хоть какая-нибудь еда? Ну разве что овсянка, – она указала на колеблющиеся заросли плесени.

– Если не хочешь овсянку – одевайся в городское платье, мы идем на рынок за припасами и новостями. Даю тебе десять минут на сборы. Дэми, не трогай! – внезапно заорала наемница, полыхнув испугом. Дэми стояла на носочках у стенки с оружием и уже снимала длинный боевой нож. Василика подскочила в тот самый момент, когда нож готов был сорваться со своего гвоздя и упасть лезвием вниз.

– Ах ты… непослушный ребенок! – Василика подхватила Дэми одной рукой, а второй принялась шлепать. – Я же говорила уже! Это мамино, не трогай!

Дэми впервые за то время, что я ее видела, очень обиженно заплакала. Непонятно, что ее больше расстроило, – то, что мама наказывала ее, или то, что ей так и не удалось поиграть с блестящей штучкой.

– Эй, злая тетка, отпусти ребенка, будь человеком, – неожиданно заступился колобок. – Это непедагогично.

Василика так и замерла, с поднятой для очередного шлепка рукой уставившись на колобка.

– Гично! – запищала сквозь слезы Дэми, вывернулась, шлепнулась на пол, отползла в сторону и обиженно посмотрела на мать.

– В следующий раз сам будешь ее от падающих ножей спасать, приманка для голубей! У тебя словарный запас, как у кота, ты откуда такие слова вообще знаешь.

– Родовая память! – Коля заговорил непривычно правильно, не делая никаких ошибок и не сбиваясь, будто тот колобок, которого мы все это время знали, пропал, а на его месте появился совершенно другой, который за жизнь прочитал не меньше пяти книг. – У каждого колобка есть родовая память. Мы помним прожитые жизни каждого из нас. Из-за этого я как будто всего один. Каждый раз, когда меня лепят, я рождаюсь заново. Как правило, живу пару часов, а потом со мной что-нибудь случается. Вы бы знали, как это утомительно, каждый раз быть съеденным голубями, лисами или бродягами, как обидно быть уничтоженным магом-создателем. Но хуже всего – попасться в руки к детям, у них воображение богатое, они меня применяют по-разному. Чаще всего, правда, все-таки в качестве мяча. Вас когда-нибудь пинали ногой в голову?

Раз пятьдесят за жизнь мне удавалось сбежать и спрятаться, но и тогда ничего хорошего не получалось, я жил не больше суток, а потом остывал, черствел, а иногда даже плесневел. Так что, мать, ты, можно сказать, совершила спасительную для меня ошибку, за что я тебе очень благодарен. Сегодня пошел третий день моего нового воплощения, и это самая долгая жизнь из всех, что у меня были. Благодаря тебе у меня появилась возможность повзрослеть. А ты, – снова обратился он к Василике, – дите больше не трогай, если не хочешь, чтобы я тебя называл злой теткой!

– Ладно, умник! – зло сказала Василика. – Раз ты у нас педагог – отвечаешь за Дэми своей жизнью. Будешь присматривать за ней, когда нам придется ее оставить, и если с ней что-нибудь случится – я тебя съем, потом снова испеку и опять съем. Потом еще раз испеку, но из печки не достану, и ты там так и останешься навсегда со своей родовой памятью.

Колобок и Дэми посмотрели друг на друга. Сильный запах распространился по комнате, указывая на то, что на ребенка эта затея произвела впечатление.

Остаток дня мы проболтались на рынке. Василика, в длинном платье и шляпке с лентами, вполне успешно притворялась обычной горожанкой. Дэми она посадила к себе за спину, по ее словам, никто не заподозрит в плохом женщину с ребенком на руках. Она и вправду выглядела безобидно, вот только я знала, что под кружевом ее платья прячется не меньше, чем три ножа, а возможно, в его складках уместился меч или даже любимый арбалет.

Наемница выспрашивала у торговок новости, слушала, о чем сплетничают старушки-покупательницы, попутно запасаясь картошкой, морковкой, луком, рыбой и прочей едой, без зазрения совести передавая это все мне.

По-аскарски я говорила плохо, зато почти все понимала, дали о себе знать годы обучения в институте. Я носила за Василикой покупки и внимательно вслушивалась в ненавязчивую болтовню торговок. К моему сожалению, большинство разговоров начинались обсуждением погоды, а заканчивались ничего не значащими для меня сплетнями. Горожане не знали о пропаже людей и купались в своих повседневных переживаниях.

Через час я утратила надежду услышать что-нибудь полезное, и все рассеянней стала следить за бесконечной пустой болтовней. Теперь мое внимание больше оттягивали сумки, ставшие слишком тяжелыми. В одной из них устроился колобок, и существенно добавлял ей вес. Он был вполне жизнерадостным и беззаботно мурлыкал себе что-то под нос, нисколько не заботясь о том, что мне приходится таскать еще и его. Внезапно песня колобка оборвалась.

– Мать, – обратился он ко мне, – здесь есть след, похожий на тот, который был у кареты.

– Та же женщина? – завертела я головой. Стоящие рядом представительницы прекрасного пола, все без исключения, стали казаться мне подозрительными.

– Нет, не женщина. Что-то другое. Как запах, что ли.

И тут я почувствовала, что-то действительно не так. Пристальный взгляд, подкрепленный острой, как игла, ненавистью, вонзился мне в спину. На этот раз я повернулась, уже зная, где искать. Через дорогу из-за пустого прилавка на меня недобрыми глазами пристально смотрел посол-фермесец, непонятно каким чудом умудрившийся перепрыгнуть через море за один день.

– Аштасар! – вспомнила я имя посла.

– Что? – резко обернулась Василика, прервав разговор с очередной бабусей на полуслове.

– На той стороне, за прилавком, в фермесском платье, – указала я, но там уже никого не было.

Василика пошла в указанном направлении достаточно быстро, чтобы шпион не успел скрыться. Я видела, как она прямо на ходу запускает правую руку в глубокую складку юбки, и в ней всего на мгновение едва заметно блестит навершие меча. Василика продолжала притворяться невинной горожанкой, но в глазах ее уже горел огонь. Она снова была наемницей, готовой догнать и скрутить любого, кто покажется ей подозрительным. Она обошла прилавок, на который указала я, изучила толстый слой пыли на нем и вокруг, и не найдя никаких следов, зло посмотрела на меня.

– Лиса, у тебя крыша все-таки съехала. Пыль трехдневной давности. Нетронутая.

Я промолчала, но на память пришло загадочное появление Лелеля в карете.

– Нет, мать, ты в полном порядке, – шепнул из сумки колобок. – Сомнений быть не может, там был тот, кого мы ищем!

– Ты сможешь его найти?

– Нет. След появился и пропал. Но я его тоже видел.

На нас стали косо поглядывать прохожие. Василика одарила меня еще одним раздраженным взглядом.

– Мы привлекли слишком много внимания. Теперь придется уйти. – Она развернулась и широким шагом пошла прочь. Я, горбясь под тяжестью сумок, поплелась за ней, Василика не предприняла даже попытки помочь мне.

Когда мы выходили за рыночные ворота, та сумка, в которой сидел колобок, выскользнула из моих рук, по пыльной земле покатились яблоки, каждое из которых было надкушено. Сам колобок выкатываться не собирался. Я обреченно вздохнула и нагнулась, чтобы подобрать испорченные плоды. Василика выругалась.

– Уходим. Быстро! – рявкнула она, дернула меня за руку и потянула прочь. – И сумки брось!

Я вцепилась в них и не собиралась отпускать, потому что слишком давно ничего не ела.

– Дура! – зло выругалась Василика, вырвала из моих рук пару сумок, и подталкивая меня в спину, почти побежала в сторону дома.

Только зайдя под купол, Василика перестала меня подгонять и обзывать нехорошими словами. Что заставило ее так разнервничаться, стало понятно после того, как она отвязала Дэми и развалилась на диване гостиной, вытянув ноги.

– Если бы ты знала, Лиса, как тебе повезло! – Она достала из кармана платок, осторожно развернула его, показывая мне острую иглу, такую же, как ту, что торчала из бока моей дохлой кобылы. Тупой конец иглы был украшен красной и золотой нитями, а острый блестел заточкой.

– Достала из ворот прямо за твоей спиной, – пояснила Василика. – Считай, что яблоки спасли тебе жизнь. Если бы не они, игла оказалась бы в твоей шее, а такое оружие редко оставляют не отравленным. Ну что, проверим, каким ядом тебя хотели отправить на тот свет? – спросила она и повела меня в ту часть своего дома, где я еще не была.

Полки и стеллажи в крошечной комнатке без окон, были уставлены порошками в коробках и разноцветными жидкостями в изящных баночках. Лаборатория была в идеальном порядке, в отличие от спален и кухни.

– Это мастерская Освальда?

– Нет, это моя. У Освальда мастерская напротив, и она в пять раз больше. А у меня только самое необходимое. Яды, противоядия и реактивы.

Она достала одну из стекляшек, капнула жидкость на стол перед собой и аккуратно опустила в нее кончик иглы. Ничего не произошло.Василика стерла каплю, выбрала серый порошок, уронила крупинку на иглу, и… опять ничего. Наемница перепробовала штук десять разных реактивов, все они как один давали отрицательный результат, никак не проявляя яд на игле.

– Странно, – задумчиво протянула наемница, глядя в пустоту. – Не просто же тебя уколоть хотели? Но игла не отравлена. Хотя… – Василика помолчала, потом придвинула стул и достала с самой верхней полки запыленную коробочку. Порошок в ней был ядовито желтого цвета.

Василика положила иглу на чистый платок, взяла на кончик ножа пару крупинок желтого порошка и осторожно стряхнула. Едва коснувшись иглы, крупинки взорвались и рассыпались искрами, от них вверх потянулась струйка вонючего дыма. Игла зашипела, запузырилась фиолетовым и растворилась, оставив на платке мокрое пятно. Василика откинулась на стуле. То удивление, которое сейчас она излучала, могло соперничать по своему цвету только с мокрым пятном на платке.

– Поздравляю, Лиса, – справившись с эмоциями, порадовала меня наемница, – за тебя взялись всерьез.

Яды и их обладатели

Рональд знал о ядах все. Альберт не сильно отставал от него в этой науке. При необходимости они могли приготовить противоядие в любых условиях: и посреди города, и в лесной глуши, и даже в пустыне. Они могли по запаху, цвету или их отсутствию определить и классифицировать почти любой яд в еде, воде, вине, чае, на одежде, мебели или просто у себя под ногами.

В то счастливое время, когда мы спокойно жили в замке, Рональд иногда рассказывал мне о ядах. О них было что рассказать. Яды делились в основном на три категории: быстрые, медленные и сложные.

Быстрые яды были доступными и дешевыми, а во многих случаях бесплатными, потому что росли под ногами, их мог сорвать в лесу или на лугу любой человек, который разбирался в травах. Что стоило такому знатоку заварить недругу чашечку ароматного чая, а потом ночью потихоньку закопать труп в саду?

Медленные яды были более дорогими, редкими и коварными. Они не оставляли правосудию возможность отыскать убийцу, рука которого дрогнула над кубком или блюдом несчастной жертвы слишком давно.

Варить медленные яды умели не все, и заказчикам приходилось хорошо платить мастерам, знающим, сколько нужно настаивать пустоцветный чернолист, и как правильно смешивать корлицу обыкновенную с пересветом осенним. Без этих тонкостей медленные яды становились не опаснее простого сиропа и отказывались разрушать свою жертву изнутри.

К сложным ядам относились те, которые делали волшебники. В их состав, кроме ядовитых трав, были вплетены еще и заклинания, которые гарантировали стопроцентный результат, давая заказчику уверенность, что осечки не будет. Они позволяли выбирать, когда и как произойдет смерть и насколько она будет мучительной.

Но был еще один вид яда, который не относился ни к первым, ни ко вторым, ни к третьим. Это был исключительный яд, не имеющий равных, способный стереть человека с лица земли вместе с воспоминаниями о нем. Об отравленном им человеке забывали даже его родные. Это был яд не из нашего мира. Он попал на землю с падающими звездами, прилетевшими из той части неба, что светится ночью синим. Это был яд под названием «эталон».

Он был совершенен, царь среди ядов, вызывающий страх и восхищение. Никто бы даже не узнал о его существовании, если бы один из отравленных «эталоном» людей не вел дневник. Очередная жертва коварного яда исчезла, и о ней забыли, а потом жена несчастного случайно наткнулась на валяющуюся в столе тетрадь, стала читать и вспомнила о пропавшем муже. Она рассказала о нем соседям, и те тоже вспомнили бедолагу. Так миру и открылось, что есть яд, о котором никто до этого не знал, и по мощи с которым ничто не сравнится.

Травить недругов «эталоном» позволяли себе только самые богатые и могущественные люди. Иметь его было почетно. Говорят, за право владения этим безупречным ядом, некоторые соискатели были готовы отдать половину своей жизни. Они платили такую страшную цену даже не за возможность стирать нежелательных людей из чужой памяти, а за ощущение собственной значимости, за право божественной власти. Поэтому «эталон» берегли, как сокровище, как члена семьи, как дитя, не желая с ним расставаться даже на пороге смерти.

Альвадо, чтобы убрать Рональда, когда-то использовал яд категории «сложный», потому что расстаться со своим «эталоном», не хотел. А может быть, его у Альвадо и не было.

Что касается ядов в Освии – еще дед Альвадо запретил их производить, и с тех самых пор этот закон никто не отменил и почти не нарушал. Только хитрый король имел при себе личного мастера по изготовлению ядов, о котором не должен был знать никто, но знали все.

– Поздравляю, Лиса, за тебя взялись всерьез! – обрадовала меня наемница. – Кто-то тебя так хотел убить, что даже не пожалел потратить свой «эталон». Тебе есть чем гордиться.

Почему-то гордости за себя у меня не прибавилось. Скорее, в моей душе появилась исключительная трусость. Можно сказать, «эталон трусости». Я впала в стадию жалости к себе. Я же такая хорошая! Никого не обижаю, всем помогаю, веду себя тихо и неприметно. Вот кому могло понадобиться меня убивать? Да причем так сильно понадобилось, что было даже не жаль потратить яд, прилетевший со звезд.

– Умеешь ты вляпаться!

– Я тут ни при чем! – попыталась оправдаться я.

– Как бы не так! – не поверила Василика. – Сиди дома. Я ухожу. За купол – ни ногой, если не хочешь умереть где-нибудь под забором в страшных судорогах.

– Я пойду с тобой! – запротестовала я, но наемница остановила меня безжалостным:

– От тебя пользы никакой. Только помеха.

И, уже закрывая двери, крикнула:

– Мое оружие не трогать! За Дэми отвечаешь головой!

Пока Коля воодушевленно и с удовольствием рассказывал Дэми новую сказку, а Василика ходила по своим наемничьим делам, я решила опровергнуть ее заявление, что от меня никакой пользы, и одновременно немного ей отомстить за обидные слова. Где мастерская Освальда, я уже знала.

Мною был открыт каждый ящик в его комнате. Правда сказать, я проводила свой обыск так, чтобы оставить как можно меньше следов. С Василики станется сначала меня наказать, а потом уже разбираться, правильно она поступила или нет.

Все мастерские магов были в чем-то похожи. Переполненные взрывчатыми веществами, ядами, опасными травами и схемами вида человека изнутри, они могли повергнуть в шок не посвященных в тонкости людей. Мастерская Освальда была образцовой. Их с Василикой дом был настоящей крепостью из-за того количества оружия и опасных веществ, которые в нем хранились, а благодаря превосходному куполу дом мог держать круговую оборону, даже если бы пал весь город.

Книги стопками лежали на полу, подоконнике, столе и под столом. Реактивы и ингредиенты заполняли все горизонтальные поверхности, делая мастерскую удобной для своего хозяина и непроходимым лабиринтом для всех остальных. Наведение порядка в этой комнате могло грозить смертью тому, кто поднял на нее руку с ветошкой. Однако именно этот беспорядок делал ее живой, наполняя магией, которая отмечала место, где жил человек-творец.

На стене напротив стола висел портрет, на котором непривычно нарядный Освальд и Василика с длинными до пояса волосами стояли обнявшись. Это был портрет, нарисованный в память об их свадьбе.

Художники, которые брались рисовать такие портреты, были из тех, что делают все быстро и не умеют останавливаться на чем-то подолгу. В Освии они не были популярны, а вот в Аскаре ни одна свадьба не обходилась без них. Задачей художника было запечатлеть новобрачных счастливыми и прекрасными, до того как их прически растреплются, одежда перепачкается, а кто-то из гостей испортит настроение недостойным поведением или вульгарной свадебной традицией, которых во всех странах хватало с избытком.

Художнику, рисовавшему Освальда и Василику, удалось запечатлеть момент полного счастья. Уверенными решительными штрихами он прорисовал дорогое корсетное платье невесты и белый костюм жениха. Но главное, мастер каким-то чудом передал на своем полотне обычно неуловимые на картинах любовь и радость.

Я долго не могла оторвать глаз от портрета, пока со стороны окна не раздался странный звук. На подоконнике в старой разбитой чашке рос тот самый чернолист, который использовали для ядов. Это он при виде меня хрюкнул, видимо, требуя полива. Чернолист был неприхотливым и полезным растением. Он питался преимущественно насекомыми, использовался в зельях, а главное, нуждался в уходе и внимании всего раз в год – идеальное сочетание для комнатного растения мага.

Вот только была у него одна странность, которую не мог объяснить никто. В природе чернолист прекрасно себя чувствовал, питаясь кроме насекомых только дождевой водой, но стоило его забрать в дом, он начинал требовать для полива настойку очередки. Причем иногда так настойчиво, что кусал мага за пальцы. К счастью, как я уже говорила, полив ему требовался всего раз в год.

В углу на полке стоял прозрачный сосуд с вращающейся голубой жидкостью. Это был генератор купола. Он был едва виден из-за книг и склянок, и достать до него можно было только потратив не меньше десяти минут на предварительную уборку. Это наводило на мысль, что генератор работал давно и без перебоев.

Было видно, что мастерскую мужа Василика оберегала как святыню. Если она и заходила сюда после исчезновения Освальда, то не искала ничего внимательно. В ней победила женщина, а не наемница. Как наемница, она должна была перерыть тут все в поисках следов, но как женщина сохранила комнату нетронутой.

У Освальда было три шкафчика, забитых травами, порошками, камнями и жидкостями в склянках. Такому запасу мог позавидовать любой маг. Надеюсь, он не посылал своих студентов на болота вылавливать редкие компоненты для себя. Если посылал, может, кто-то из них его и похитил, за вредность.

Мой обыск ничего не дал. Я села за стол Освальда и достала бумаги из верхнего ящика. Увы, ничего интересного не оказалось и там. Я хотела уже все сложить на место, как из растрепанной стопки бумаг мне на колени выпал розовый конверт, резко пахнущий духами. На нем витиеватым убористым почерком были выведены строки на мертвом языке. Они сговорились, что ли? Язык переставал быть мертвым. Я твердо решила, что, когда все это закончится – займусь его изучением, чтобы больше никто не испытывал мое любопытство.

С сожалением покрутив конверт в руках, я отложила его в сторону. Теперь пришла очередь заняться колбами на рабочем столе. Я присмотрелась к ингредиентам для последнего зелья, которое готовил Освальд. Можно было не учить мертвые языки. Разложенные на столе пять видов лесной полыни, круглая колба над свечкой и синие кристаллы горной соли, говорили лучше слов, что Освальд готовил мощное приворотное зелье. По тому, насколько прозрачным был осадок на стенках колбы, можно было предположить, что верховный маг сделал любовный напиток безупречно, без побочки, что до этого считалось невозможным.

– Люблю корсетные платья! – прервал мои размышления Лелель.

– Мать Хранительница! – я резко обернулась и локтем скинула со стола розовый конверт.

– Строго и элегантно. Подчеркивает изящество фигуры, прячет недостатки. А ты знала, что в каждом корсете есть металлические спицы? Принято считать, что корсеты делают просто из плотной ткани, однако нет, в каждое его ребро вшита металлическая жила, которая заставляет корсет держаться идеально прямо и держать прямо свою хозяйку. Лучшей одежды для королевского приема не подобрать, как ты считаешь? – поинтересовался он.

– Ты сюда моду пришел обсуждать? – ответила я вопросом на вопрос. – Как ты сюда попал?

Лелель отвечать не собирался. Он сидел на подоконнике, отодвинув чернолист в сторонку, и держал в руках неизменную чашку чая.

– Это скучно объяснять. Да и тебе некогда. Сейчас самое время проверить, что делает дочь мага и наемницы на кухне, забитой оружием.

Я с ужасом в сердце поняла, что совершенно забыла о Дэми, и побежала вниз по лестнице, немедленно перестав думать о конверте, зелье и любви. Вряд ли эти глупости будут волновать Василику, когда я попытаюсь ей объяснить, почему ее ребенок ковыряет в носу арбалетным болтом.

Дочь наемницы и мага, обняв тоненькими ручками колобка, спала прямо на полу в позе, подвластной только детям. Я решила, что безопаснее их оставить прямо там, накрыла Дэми покрывалом и, очень разозленная, пошла спросить у Лелеля, зачем он так шутит.

– Чтобы ты не теряла бдительность, – невозмутимо ответил он, отхлебывая чай, и тут же поинтересовался:

– Что ты узнала нового?

– Освальд готовил перед исчезновением любовное зелье.

– Да, причем особое. Без какой-либо побочки, мощное, безотказное, не имеющее ни вкуса, ни запаха. Он совершенствовал рецепт почти год, по заказу аскарского короля.

– Что? – не поверила я своим ушам. – А розовое письмо на мертвом языке?

– Вот это? – спросил Лелель, доставая из кармана оброненный конверт. – Да, аскарская принцесса самолично испачкала пальчики в чернила, чтобы написать Освальду письмо с заказом. Она хотела, чтобы Освальд варил для нее это зелье так же, как и для ее отца. Не придавай этому слишком большого значения. Амель давно играется с зельями. Так надежно, когда слуги тебя любят!

Но ты на верном пути. Дорожка к пропавшим красавцам становится все короче. Только когда пойдете во дворец к принцессе, мой вам совет, не берите Дэми. Василика просто пусть наденет корсет. А ты, – он насмешливо посмотрел на меня, – к тебе никаких особых требований нет. Разве что не ешь много перед выходом, это моя личная просьба.

Я попробовала уловить тот момент, когда Лелель исчезнет, но у меня не получилось. Он умел это делать слишком хорошо, даже для шпиона.

Василика вернулась за полночь, уставшая, растрепанная, но целая. Она потратила вечер на то, чтобы разузнать, как там в тюрьме сидится нашему старому недругу Геральту. Геральт был на месте, сбегать даже не помышлял. Он уходил все глубже в свое безумие и вряд ли уже был способен строить планы и козни. Ни Альвадо, ни Коллоп – парочка, которой было за что держать на нас зло, в Аскаре не объявлялись последние пять лет. Предприимчивая Василика успела за этот вечер даже затребовать срочную аудиенцию у аскарской принцессы и получить ее на завтра, чему сильно удивилась и обрадовалась.

– Она дала тебе аудиенцию так быстро потому, что давно ждала, когда ты к ней придешь, – упавшим голосом сообщила я и рассказала Василике об очередном визите Лелеля и о наших общих догадках по поводу принцессы Амель. Василику, пожалуй, больше взволновал тот факт, что под ее идеальный купол кто-то проник. То, что наш потенциальный враг – всего-навсего принцесса, ее обеспокоило меньше. Она метнулась по дому, проверила генератор купола, целостность замков на дверях и окнах, но бреши нигде не нашла.

– Знаешь, что обычно делает купол с непрошенными гостями? – спросила она, когда ее поиски ничего не дали. – Лучше тебе и не знать. Но если Лелель был способен говорить после этого, то будь уверена – он не человек. Подумай хорошенько и ответь мне, как Лелель сумел пройти сюда, если он существует не только в твоем воображении.

Я задумалась. Да, в разделе про купола была небольшая сноска про то, как можно преодолевать их границы и кому это легче сделать. Список был маленьким. Через купола проникали маги, обманув их или разрушив, как ни странно – болотницы, которые хоть колдовать почти не умели, зато от рождения были устойчивы к магии. Еще под купол могли проходить животные. Я поделилась своими знаниями с Василикой.

– Животные? – недоверчиво спросила она. – Может, твой Лелель – животное? Все мужчины в какой-то степени животные. Или он оборотень? Получеловек, полу-кто его там знает кто. Полусуслик или полуленивец.

– Не похож, – отказалась я от идеи с оборотнем, потому что Лелель на оборотня действительно совсем не походил. По крайней мере, в учебниках и в моем воображении оборотни выглядели несколько волосатей, и уж точно не попивали чай из кружечек с розочками.

Аудиенция

На этот раз Василике не удалось убедить меня остаться дома.

– Давай-давай, миру станет только лучше, если он о тебе забудет, когда твой убийца наконец-то не промажет. И я тебя защищать не собираюсь, мне влиятельные враги не нужны, – злилась она. Но меня не остановила бы и сама богиня, я шла спасать Рональда, Альберта и Освальда.

Коля остался дома за главного. Он как-то быстро привязался к Дэми, и она слушалась его и обожала.

Василика хоть не до конца верила в существование Лелеля, последовала моему (то есть его) совету и надела корсетное платье. Сама я, помня его слова, ничего не ела. Это было непросто. Пришлось глотать слюну, глядя, как Василика с аппетитом уплетает огромный бутерброд, свободной рукой накручивая волосы на горячие щипцы.

Мне платье пришлось одолжить у Василики. Оно было слишком длинным и несколько широким, но идти покупать другое времени не было. Глядя на себя в зеркало, я подумала, что, пожалуй, не стану представляться здесь невестой Рональда.

В отчаянной попытке хоть сколько-то улучшить свой вид я прибегла к магии. Заклинание сработало слишком сильно, платье сдавило меня в поясе так, что стало трудно дышать. Теперь оно открывало на всеобщее обозрение мои щиколотки и сильно потерявшие вид после болота туфли. Но это было не самое страшное. Побочка в виде торчащих вверх молодых волос, которые шевелились, как змеи, была куда хуже.

Василика заглянула ко мне в комнату с раздраженным «ты готова уже?», и увидев меня и змей, впечатленно выдохнула.

– Ты так уверена в своей внешности, что решила поэкспериментировать? – поинтересовалась она. Сама наемница выглядела превосходно. Василика умудрялась сочетать в себе и умение надавать всем по первое число, и искусство хорошо выглядеть, когда надо.

– Зачем вообще наряжаться, если мы идем обвинять принцессу в исчезновении трех людей? – хмуро поинтересовалась я. – Разница только в том, что на виселице мы будем наряднее.

Купол над дворцом был сделан руками Освальда. Это значило, что преодолеть его защиту и использовать магию под ним я не смогу. Как места силы добавляют магу возможностей, так купола их глушат, ради чего многие заказчики их и ставят. Но отступать было поздно, теперь только вперед. Мы вдвоем с Василикой шагнули под почти невидимый купол.

Принцесса заставила нас ждать. Мы простояли в дворцовых коридорах с другими просителями до вечера, глядя, как сперва из них исчезают богатые вельможи и дворяне, потом бедные вельможи и дворяне, затем военные и верховные служители храмов. За ними потянулись купцы и лучшие ремесленники. Принцесса даже снизошла до простых горожан, приняв их раньше нас. За время ожидания волосы на моей голове несколько улеглись, а платье подросло.

Василика заметно нервничала. Ее тревога расходилась от пяток по полу в стороны, окрашивая его в оранжевый. Я прислушалась к себе и с удивлением поняла, что во мне страха нет, он сменился решимостью, которую не могло сломить ничто. Правда была на моей стороне, а за нее и справедливость нужно стоять до конца, ведь на них держится хрупкий мир, созданный великими богами.

Наконец, за нами пришел невыносимо надменный лакей и повел сквозь залы и анфилады к тронному залу. Внутри меня все дрожало от ожидания развязки. Где-то в глубине наивной души, вопреки здравому смыслу, таилась надежда, что я увижу братьев прямо сейчас и удостоверюсь, что с ними все в порядке. Но до этого было слишком далеко. Когда мы вошли в тронный зал – просителей в нем уже не было, осталась только внушительная стража принцессы и она сама, гордо и непринужденно восседавшая на огромной троне.

Первое, что бросалось в глаза – Амель была рыжей. Красивое, невинное, почти детское лицо излучало добродушие и притягивало к себе взгляд, заставляя проникнуться доверием и симпатией. Вьющиеся локоны, уложенные аккуратными рядами, прижимал к голове тонкий венчик искусной работы. Платье с широкими рукавами подходило под цвет ее глаз, мягко переливаясь от зеленого к синему. Ткань, из которой оно было пошито, не могли создать ни мастера, ни маги. Капризный перелив не давался ни тем, ни другим. Единственным материалом для такой ткани могли служить крылья лесных стрекоз, которые еще иногда встречались в Фермесе.

Ценой этого платья были тысячи жизней почти исчезнувших насекомых и такое количество золота, что хватило бы на покупку небольшого города. Принцесса не пожалела заплатить эту цену. Довершали ее образ манто из шкурок аскарских лис, поблескивающих стеклянными глазами, и небольшое зеркало в драгоценной оправе, прикованное тонкой цепочкой к правому запястью принцессы.

Амель мне сразу не понравилась. Ее красота и обаяние перечеркивал зловещий блеск платья. Кроме того, она старательно не смотрела на меня, сосредоточив все внимание на Василике. Рот принцессы презрительно кривился всякий раз, когда случайно ее взгляд встречался с моим. Я попробовала проверить, что она к нам чувствует, и наткнулась на холодную стену, не пропускавшую ни одной эмоции. Принцесса выстроила вокруг себя даже такую защиту.

Амель лучезарно улыбнулась, поприветствовав нас едва заметным кивком.

– Какая приятная встреча, – пропела она сладким голоском. – Омрачает ее только мысль, что тебя, верная моя подданная Василика, привела ко мне нужда, и что вопреки правилам дворцового этикета, ты взяла с собой служанку. Будь добра, в следующий раз, удостоившись нашей аудиенции, не омрачай радость встречи присутствием недостойной двора девки.

Теперь уже никакая защита не могла скрыть отвращения принцессы ко мне. Я проглотила оскорбление, глядя, как хорошо вооруженные и закованные в латы стражи, без приказа подтягиваются к нам ближе и смыкаются в плотное кольцо. Принцесса будто этого не замечала и насмешливо продолжала:

– Расскажи, наемница Василика, что заставило тебя просить срочной аудиенции?

Василика лучше меня понимала, что происходит.

– Вам известно о моем несчастье, ваше высочество, – начала она несколько удивленно, но бесстрашно. – Последние четыре месяца я трачу все усилия, чтобы отыскать своего пропавшего мужа и вашего верховного мага, но все тщетно. Я пришла просить ваше высочество о помощи, без которой нет смысла продолжать мои поиски, потому что единственное место, где я еще не искала, это задница ежа и ваш проклятый дворец!

Мне не хотелось осуждать Василику, смысла сдерживаться все равно уже не было.

– Не отбиваемся, – шепнула я. – Нам надо увидеть королевскую тюрьму изнутри до смерти.

– Еще чего! Они не знают, на кого напали! – возмутилась она и сорвала так долго копившуюся в ней злость на том из стражей, что оказался ближе. Потом на следующем, стоявшем на расстоянии ее вытянутой ноги, а потом еще на паре подошедших вояк, которых чужой опыт ничему не научил и которые стремились непременно получить свой.

– А собственно, почему нет? – риторически спросила я и пнула между ног одного из солдат. Звук получился, как от удара в колокол, и я упала поверженной, обнимая ушибленную ногу. Проклятые вояки догадались запаять в железо и это место.

***

– Василика, у тебя кровь! – испугалась я за наемницу, когда моя собственная боль отступила и появилось возможность отвлечься на что-то еще. В темнице времени у нас было предостаточно.

– Так и надо, – спокойно и зло ответила она. – Главное, что не моя. Правда, жаль, что и не принцессина, – немного мечтательно добавила она. – Я бы эту Амель с удовольствием за волосы потягала и поучила, как себя надо вести с женами верховных магов.

По тому количеству воды, которое оказалось в нашей камере, стало ясно, что Василика сильно разозлила стражу. Она знала слабые места в их броне и моих ошибок не допустила. По итогам поединка получалось четыре два в нашу пользу, троих повалила Василика до того, как ее связали, и одного – я, повергнув его в нездоровый истерический смех своей атакой. Он согнулся пополам и повредил себе спину тяжелой броней.

Воды с недавних пор мы не боялись и коротали остаток дня, завывая песни. Судя по жалобным воплям из соседних камер, у нас получалось плохо, что было хорошо. Мы бы пропели до вечера, но жалобные вопли сменились глухими ударами о стену, мольбами о пощаде и просьбами о смертной казни для нас или хотя бы для самих просителей, лишь бы только не терпеть это испытание искусством. Я замолчала, сжалившись над бедолагами, Василика еще повыла какое-то время в одиночестве, но это было не так душевно, и скоро ей надоело.

В крошечное окошко было видно, как на площади ставят виселицу. Я потерла шею и решила уточнить:

– Для нас стараются?

– Вряд ли. Скорее всего, нас захотят прирезать по-тихому, ночью. Не принцесса, так кто-нибудь из тех, для кого мы провели сегодня воспитательные работы.

Василика не учла еще один вариант опасности – со стороны других заключенных. Прямо сейчас они с энтузиазмом скидывались припрятанной мелочью, чтобы подкупить охранника, который уже и без вознаграждения готов был отправить нас на тот свет, на чистом энтузиазме.

Пару раз стражник подходил к нашей двери, прислушивался, и поняв, что мы все еще не спим, разочарованно уходил на свою скамеечку у входа. Между нами и им началось состязание, кто первым уснет. Только мы рисковали в случае проигрыша потерять свои жизни, а для стражника поражение обернулось бы простым выговором.

***

Легкое зеленоватое свечение, исходившее от зеркала, позволяло принцессе видеть все, что происходит в просторной круглой комнате центральной башни. Такие башни, только маленькие, пристраивали обычно для укрепления углов замков, но эта возвышаясь над скатной крышей дворца добавочным куполом и служила только для красоты. Из ее окон были видны все улицы города, горы и краешек Бирюзового моря, проступающий между склонами. Принцесса любила эту башню и давно выбрала ее для себя. Именно здесь была ее спальня, и здесь же она хранила свой главный секрет, надежно спрятанный от посторонних глаз.

В башню вела узкая винтовая лестница, сделанная так, чтобы в ширину на ее ступеньках не умещалось больше одного человека. Этой лестницей не дозволялось пользоваться никому из обитателей замка. Лишь ножки принцессы топтали ее узкие известняковые плиты. Никто другой не осмеливался проделать этот короткий, всего в пятьдесят шагов путь.

Правда был один человек, которому Амель позволяла входить в башню. Он приходил к ней другим, потайным ходом, секрет которого они оба хранили от всех. Это был единственный человек, которому разрешалось нарушать строжайший запрет принцессы. Он все равно никогда не выдал бы ее секрет, потому что был связан куда более крепкими узами, чем простая преданность. Сейчас Амель ждала его прихода и злилась, что его до сих пор нет. Он должен был помочь ей с платьем, прибрать комнату и подготовить постель, но его все не было.

Ожидание наскучило принцессе. Амель раздраженно дернула тесемки, сама стянула платье из стрекозиных крыльев и небрежно бросила его на пол. Теперь ее молодое упругое тело обтягивала лишь тонкая рубашка из полупрозрачного шелка, блестящего перламутром. Раньше такой шелк видели только на болотницах, но принцесса раздобыла себе и его секрет. Для этого она велела поймать трех болотниц, хотя хватило бы и одной. Каждая сломалась, не продержавшись и двадцати минут, и ползала по полу, моля о пощаде. А обманщики-маги пытались убедить Амель, что с болотницами трудно иметь дело. Принцесса усмехнулась, вспомнив, как самая молоденькая из них молила отпустить ее. Тогда Амель приказала вывезти измученную пытками и перепачканную кровью болотницу в пустыню на границе с Фермесом и бросить там, не оставив ей даже призрачного шанса на спасение.

Принцесса подняла зеркало и любовно провела по нему тонким нежным пальчиком. Она внимательно рассмотрела крохотные сколы в оправе, проверила звенья цепи, соединяющей зеркало и ее запястье. Цепь была безупречна, ее не повредили бы никакой инструмент, даже из прочнейшей стали, даже закаленный лучшими мастерами Фермеса. Цепочка стала одним целым с принцессой. В ней не было застежки или ненадежного звена, ее нельзя было отстегнуть, и Амель пришлось привыкать переодеваться и умываться с ним. По ее приказу портные шили платья с широкими рукавами. Амель уже привыкла к такому укладу. Оставлять зеркало она не хотела ни на секунду. Еще бы! Оно обошлось принцессе слишком дорого, чтобы рисковать им даже на мгновение. Ценой зеркала была жизнь ее отца! Поэтому, местным красавицам пришлось перенять у Амель моду на широкие рукава.

Надменно улыбаясь, Амель подошла мимо ряда статуй, украшавших ее комнату. Всего их было четыре. Ни один мастер не сумел бы так точно передать черты человека, настолько они казались живыми, но та неподвижность, с которой они смотрели в пустоту, была доступна только камню. Будь это люди, их бы выдало легкое движение, биение пульса или дыхание, но статуям это было недоступно.

Принцесса остановилась у одной из них, посмотрела на нее долгим взглядом, лишенным дружелюбия, которое она с таким отвращением вынуждена была каждый раз изображать в тронном зале.

В стене открылась потайная дверь. Хоть вошедший появился в комнате совершенно бесшумно, Амель знала, что она уже не одна.

– Наконец-то! – сердито выдохнула принцесса. Не оборачиваясь, она протянула руку для поцелуя мужчине в платье фермесца. Аштасар упал перед ней на колени и благодарно приник к протянутой руке, завороженно, не отрываясь глядя принцессе в лицо.

Амель это было неприятно, но она скрыла отвращение, пробежавшее мурашками по спине и готовое исказить лицо. Такова была ее плата за полный контроль над этим человеком. Нужно было подпитывать его любовь, давая иногда надежду, чтобы не обернуть это нестабильное оружие против себя. Принцесса потрепала фермесца, как ребенка за волосы, потянула пряди так, чтобы его лицо смотрело вверх, и тихим голосом приказала, глядя прямо в его черные глаза:

– Они в тюрьме. Не разочаровывай меня больше. Не дай осечки на этот раз.

Послушно и безропотно слуга принцессы исчез, не проронив ни звука за весь свой визит. Принцесса улыбнулась, все так же глядя на окаменевшего мужчину.

– Вот и пришел конец твоей подружке. Рад ли ты, дорогой?

– Рад, моя госпожа, – неживым голосом ответил ей Рональд.

***

На свободу мы выбрались далеко за полночь. Стражник хотел нас придушить с упорством, доступным только очень молодым и пылким юношам. Возможно, его рвение усугубила последняя песня, которую мы тянули с Василикой. Она относилась к категории очень обидных и порочила честь и достоинство мужчин как вида. В ней переплетались такие слова, как дураки, слабаки, тюфяки, сопляки и слизняки, которые многократно повторялись в разных сочетаниях. Я взгляды Василики на счет мужчин не разделяла, но песню, которую знали все девочки с детства, честно подпевала, в отместку за огромный синяк на ноге, приведший днем к моей полной капитуляции.

Василика терла ребро корсета о стену, чтобы разорвать ткань и достать вожделенную спицу. Наемница была в одной рубашке, когда наш страж не выдержал и заглянул через маленькое окошечко в камеру в очередной раз. Вид полуголой Василики в сумраке камеры его так порадовал, что он отвлекся от своих прямых обязанностей, потерял бдительность и забыл о моем существовании. Это напрасно. Окошко в двери камеры было узким, но моя рука туда вполне пролазила.

– Ой! – завопил охранник, хватаясь за наказанный глаз. Ему не понравилось. Он решил отомстить обидчику, то есть мне, и сам стал открывать тяжелую дверь темницы. Конечно, спица из корсета Василики тоже открыла бы замок, но пришлось бы долго возиться, а тут такая удача!

– Ой, дурак! – протянула Василика. Пока страж с длинным копьем пытался развернуться в нашей тесной камере. Она оббежала его и легким быстрым пинком выбила оружие из рук.

– Кто вообще вам копья додумался выдать? – возмущенно спросила она.

Охранник обиженно хлюпнул носом. Похоже, его не предупредили, что Василика опаснее, чем кажется. Уже через минуту и второй глаз незадачливого охранника был наказан, а Василика без смущения переодевалась в его одежду. Напоследок она натянула на стражника свой корсет, плотно прижав его руки к туловищу.

– В другой раз не подглядывай, – посоветовала она, потрепала его по щеке и закрыла в камере его же ключом. – И вообще он должен быть благодарен. Корсетное платье стоит куда дороже, чем его обноски, – сказала она уже мне.

Осмотр всего подземелья было провести не сложно. Заключенные с удовольствием подходили к своим окошечкам, чтобы покричать на нас проклятья за то, что мы им испортили послеобеденный сон.

– Какая завидная твердость характера! Лучше сдохнуть в тюрьме, чем признать, что были не правы! – заметила Василика. – У нас ключи от всех камер, а они так сквернословят.

Мы прошли к массивной входной двери, утыканной ромбиками железных шипов. Эта дверь должна была сдерживать таких, как мы, заключенных в случае прорыва из камер. Однако, сейчас она была распахнута настежь и подперта камнем, чтобы тяжелый доводчик не заставил ее вновь затвориться.

– Твою же бабушку через колено! – выругалась наемница. – Они тут с ума посходили, что ли?

Ее возмущение было так велико, что стало пробиваться наружу, опасно пульсируя зеленым.

– Ему только спиц для вязания не хватало! Кого они набрали, чтобы охранять преступников и политически вредных лиц? Безмозглых сопляков, которые ни на что не способны? И вооружили их копьями, чтобы до колющей части было как можно дальше, а то с этих идиотов станется нанизать самих себя на что-то более острое или короткое!

Будто в подтверждение ее слов на скамеечке стража у самого выхода лежала потертая книжонка с похабным рисунком на обложке. «Как добиться внимания женщин. Пятнадцать секретов настоящего мужчины», – гласило ее название.

– Хорошо, хоть не схемы для вязания! – прокомментировала Василика, накидывая мне веревку на запястья.

– Это что, такое новое проявление доверия? – поинтересовалась я.

Василика презрительно посмотрела на меня.

– Попробуй наняться в аскарскую стражу, туда таких как ты и отбирают. Добьешься успеха! – съязвила она. – Нет, это такой очень старый способ не привлекать к себе слишком уж много внимания, выходя из тюрьмы. – Она натянула на глаза форменный берет ночного стража, украшенный большим синим помпоном, и, цокнув языком, взяла запасное копье, стоявшее у входа, брезгливо сбросив с него сушившуюся тряпку.

Василика грубо вытолкала меня из тюрьмы, уперев копье в спину. Эта предосторожность оказалась напрасной – кругом было безлюдно и тихо, будто другой стражи не было. Только пройдя немного в сторону дворца, мы услышали тихий разговор и смех. Собравшись в кучку, королевская ночная стража, призванная охранять покой горожан и самой принцессы, сидела под навесом из ветвей раскидистого краснолиста и играла в карты в «забулдыгу» на желание.

– Нет, ты погляди на них! – Василике стоило огромных усилий сдерживаться и притворяться, что так и должно быть. Она такую расхлябанность ночной стражи сносила как личное оскорбление, как плевок в душу. Если дневная стража еще как-то старалась держать форму, потому что была на виду, ночная распустилась окончательно. Это привело к тому, что мы, двое беглецов, сейчас шли прямо ко дворцу совершенно беспрепятственно и не вызывали никакого интереса.

Василика ушла из стражи три года назад, так и не дослужившись до звания капитана. И сейчас, глядя на то, во что превратились ее потенциальные подчиненные, она негодовала.

– Эта не стража, а детский сад! – не могла успокоиться она.

Сейчас в ней боролись желание проучить их за такое поведение и необходимость попасть во дворец. Не замечая ее тяжелого взгляда, проигравший стражник потянулся к бутылке, стоявшей в центре круга, и глотнул из нее. Его коллеги глушили нездоровый смех, зажимая рты синими помпонами. Все это выдавало наличие в них большого количества вина.

Они чуть не катались по земле от смеха, глядя, как от действия сомнительного зелья их проигравший товарищ превращается в тряпичное чучелко в форме ночного стража. Чучелко обмякло, прислонясь к древу, пылая от досады и смущения ярко-оранжевым, ему не понравилось проигрывать.

– Они б еще на раздевание сыграли! – шипела Василика, проводя меня мимо них. Я испуганно посмотрела на душевную компанию, но никто не обратил на нас внимания.

Мы опять вышли ко дворцу. Статуя пирата Мурата самодовольно возвышалась над пустой площадью. Попугаи на его плечах обрели временный покой и больше не плакали – фонтан был выключен.

Ночь была ясной и тихой. Темные окна дворца казались холодными и неживыми, только окна башни светились знакомым зеленоватым светом.

– Ведьма, я до тебя доберусь, хоть ты и принцесса, – зло пообещала Василика. – Доберусь и оставлю без рыжих кудрей. Ищи лестницу, будем брать штурмом, – обратилась она ко мне. – Все равно защищать дворец некому. Вот разберусь с принцессой, а потом займусь и этими лоботрясами.

Лестница, как ни странно, действительно нашлась. Правда, пришлось прогуляться до конюшен. По ней мы долезли до окон второго этажа, где в самом низком месте строения начиналась скатная крыша.

– А теперь представь, что ты кошка, – посоветовала Василика. – Это древняя утерянная методика: представляешь себя каким-то животным, наделенным той способностью, которая тебе нужна.

– И что?

– И разбиваешься с мыслью, что у тебя осталось еще восемь жизней.

Стараясь не шуметь, мы пробирались по крыше дворца. Хорошей новостью было то, что скат оказался не очень крутым. Плохой – что нужные окна были выше и пришлось использовать веревку, чтобы забраться на башню.

– Ты топаешь как слон, – возмущалась Василика.

– Ничего подобного. У меня по походкам в институте всегда были пятерки! – не менее возмущенно возражала я.

Подобравшись к водостоку над окнами, мы долго спорили, кто кого будет держать за ноги, а кто заглядывать в королевские окна. Спорили минут пять ожесточенным шепотом, пока наконец не решили выкинуть на пальцах, сыграв в кулачки. Василика выкинула Северную Башню, а я Генерала. К сожалению, Башня побеждала Генерала, удача покинула меня в этом поединке с Василикой, мне следовало использовать несокрушимый Таран. Я вздохнула и ухватила ее за ноги, наемница ловко перегнулась через край и повисла вниз головой. Упершись пятками в водосточный желоб, я откинулась назад и сжала икры Василики изо всех сил. Руки быстро затекали, наемница была выше и тяжелее. В то время как Василика говорила злым шепотом что-то вроде «твою же…», «чтоб тебя…» и «вот дрянь», я почувствовала, как ее ноги постепенно выскальзывают из моего захвата, а сама я сползаю.

– Василика, давай быстрее! – прохрипела я, из-под моих пяток на плитку дворцовой площади упало несколько черепиц и разлетелось на кусочки, продемонстрировав, что станет с нами, если мы последуем их примеру. Звук падения привел в чувства ночную стражу, которая разбредалась, в поисках укрытия, где можно было вздремнуть, не привлекая внимания.

Возможно, все бы обошлось, и нас не заметили, если бы эта самая черепица не разбилась прямо под ногами стража, полчаса назад проигравшего в карты. Он уже почти обрел прежние формы, когда черепица пролетела мимо его уха. Страж поднял голову, увидел меня, упирающуюся пятками в водосток, Василику, свисающую вниз головой, и отчаянно растерялся. Губы его задрожали, будто он собирался расплакаться. Меньше всего страж ожидал, что когда-нибудь ему придется выполнять свои прямые обязанности.

– Помогите! – неубедительно пискнул он, бросил копье и побежал прочь. Надеяться, что он не вернется, не приходилось – вдалеке слышался уже более уверенный крик о помощи. Ночная стража собиралась под окнами, мелькая синими помпонами и создавая вид готовности атаковать врага. Ее не боялась даже я, но где-то в глубинах дворцовых пристроек уже тяжело бряцала железяками проснувшаяся на крик дневная стража, которая, не в пример ночной, была неплоха.

– Прячься, – скомандовала наемница, а сама качнулась сильнее; раздался звук бьющегося стекла, и Василика исчезла в образовавшейся дыре, едва не сбросив меня с крыши.

Я поспешно отползла за каминные трубы. Стражников внизу становилось все больше. Кто-то, судя по звукам, обнаружил нашу лестницу и сейчас активно ею пользовался. Это значило, что мне осталось жить около двух минут, примерно столько, по моим приблизительным подсчетам, понадобится страже, чтобы подобраться ко мне на расстояние вытянутого копья.

Выход был только один. Я стала медленно подползать к краю крыши, решив рискнуть и пойти по стопам Василики. Из-под меня выскользнула еще пара черепиц. Сзади уже звучали тяжелые шаги, гулом и дрожью прокатываясь по кровле. Боясь оглянуться, я зацепилась за желобок водостока, повисла на нем, неуклюже качнулась, пальцы соскользнули, и я сорвалась вниз. Пролетая мимо окна принцессы, я успела увидеть непроглядную, пугающую темноту ее комнаты. Зеленоватого свечения больше не было.

Лелель

– Мать Хранительница! Я кошка! Даруй мне еще восемь жизней! – успела сказать я в полете прежде, чем чья-то очень крепкая рука ухватила меня за ворот платья. Платье хрустнуло, но выдержало. Мне повезло, что корсет был плотно затянут, при таком захвате мой спаситель просто мог раздеть меня на лету, и дальше на дворцовую плитку полетело бы уже мое почти голое тело. Рывком меня втянуло в комнату и поставило на пол. Лелель торопливо закрывал окно и задергивал шторы.

Стало понятно, почему Лелель просил меня не есть. Зато вслед за этим появилось много других вопросов. Как он узнал, оказался здесь, подоспел в нужный момент, прошел через стражу, открыл все замки, точно рассчитал окно, мимо которого я буду пролетать, и время моего падения, и как ему, такому щуплому, хватило сил поймать меня на лету и втянуть в комнату? Это не могло быть правдой.

– Лелель, ты же не человек? – спросила его я, глядя ему прямо в глаза, и вспоминая наш разговор с Василикой.

– Спешу тебя заверить, и не животное, – хохотнул он и отхлебнул из своей чашки с розочкой, которая заняла его руки, едва он задернул шторы.

– Расспросы потом, юная леди. Сейчас есть дела поважнее. Стража будет здесь ровно через сорок восемь секунд.

Он поставил чашку на столик у окна, потянул вниз раскидистые рога на стене, которые скорее портили вид комнаты, чем улучшали его. Рога послушно поддались и открыли хорошо замаскированный тайный проход. Мы поспешно забежали в сумрачный коридор, открывавший изнанку дворца, серевшую необработанными камнями. Едва дверь закрылась за нами, как в комнату ввалились стражи.

Под командованием усатого капитана они долго топали и шарили по углам. Стражи перевернули в комнате все, что можно было перевернуть. Стараясь дышатьпотише, я наблюдала за ними через узкую щель в стене, оставленную здесь явно не случайно. Кто-то предусмотрительный даже поставил под ней стульчик, чтобы не надо было сильно вытягивать шею подсматривая. Капитан дневной стражи, широкий, как бабушкин буфет, прямо-таки посинел от злости, не найдя меня.

– Она же не птица, чтобы улететь! – орал он на своих подчиненных, шевеля густыми усами.

Послушные команде и напуганные гневом, стражи и впрямь старались. Только где им было искать, если в комнате ничего, кроме пары стульев и столика, не было. Особо усердный стражник даже заглянул под ковер.

Мы простояли так с четверть часа, пока наконец поиски меня не переместились в другое место и лязганье железяк не стихло вдали. Я вопросительно посмотрела на Лелеля. Надо было идти спасать Василику. Он приложил палец к губам, давая понять, что дышать уже можно, а вот говорить все еще пока не стоит, и сделал жест рукой, чтобы я следовала за ним.

Мы пошли по узкому коридору с низким потолком. В нем было убрано, будто фея чистоты посещала его регулярно и любовно натирала каждую плитку. Коридор петлял, сужался и расширялся, а в конце упирался в винтовую лестницу. Лелель жестом пригласил меня подняться по ней первой. Я послушно стала отсчитывать ступеньки. В душе назревало плохое предчувствие. Я знала – то, что я увижу, мне не понравится.

Комната, к которой привел меня Лелель, как я и ожидала, принадлежала принцессе. Полчаса назад я мечтала сюда попасть, а теперь хотела закрыть глаза и не смотреть на картину, которая мне открывалась. Если бы Василика хоть раз видела принцессу такой, она не торопились бы ее повидать, и подготовилась бы лучше.

Перед принцессой на коленях стоял Аштасар, выглядевший непривычно маленьким и жалким. Амель била его плетью с острыми железными крючьями на концах, и делала это с удовольствием, вкладывая в каждый удар всю силу и душу.

Аштасар не защищался, он покорно опустил голову, и лишь прикрывал ладонями глаза. Он был в отчаянии. Сейчас в его спектре ярче всего светилась вина, расходясь от коленей цветом плавленого янтаря. Он верил, что принцесса карает его справедливо, и сносил ее побои безропотно, даже желая их. Глаза он прикрывал только для того, чтобы послужить ей опять, исправить чудовищную ошибку, которую совершил. Этого он желал больше всего на свете. Крючья рвали его одежду, пару раз полоснули по лицу, оставив глубокие борозды, из которых немедленно струями потекла кровь. Вид крови удовлетворил Амель, и она опустила руку с плетью.

– Найди мне эту дрянь до завтра. Не найдешь – лучше тебе бежать в свою страну так быстро, как только позволят ноги. Хотя это вряд ли поможет.

Аштасар побледнел, коснулся лбом пола в поклоне и прошептал оттуда с фермесским акцентом:

– Моя госпожа, к обеду девчонка будет мертва. Либо буду мертв я.

Принцесса кивнула. Ее это устраивало. Аштасар поднялся и пошел прочь из комнаты, оставляя за собой на полу дорожку из пятен крови. И только когда за ним закрылась дверь, я увидела в тени дальнего угла то, что стоило заметить сразу.

Мои поиски закончились. Рональд, Альберт и Освальд неподвижно стояли в комнате принцессы. Они пугали серым цветом кожи и отсутствующим выражением на лицах. Даже в моих кошмарах Рональд не казался таким чужим и равнодушным.

В стороне, под разбитым окном, опираясь на одно колено и выбросив правую руку вперед, застыла навсегда Василика. Принцесса поймала ее в тот момент, когда наемница вставала на ноги и готовилась к броску. Теперь Василика пополнила коллекцию принцессы, и из моей надежной напарницы превратилась в новую игрушку Амель.

Если бы мой замысел пробраться вслед за Василикой через окно удался, я бы сейчас стояла рядом с ней (правда, скорее всего, в менее приглядной позе), и медленно покрываясь бы мхом с северной стороны.

Кроме моих друзей, в комнате был еще один человек, обращенный в статую. Он был старше всех остальных и чем-то отдаленно напоминал Альвадо, только в его аскарской версии. Грузный и тучный, даже в виде бесчувственной статуи, он казался очень печальным.

Принцесса раздраженно стянула с плеч шарф и набросила его на одного из братьев. Сейчас они выглядели совсем одинаково, из-за отсутствия на их лицах хоть какого-либо выражения. Даже я не смогла бы их отличить. Краску с волос Альберт так и не успел смыть и остался копией Рональда в изящных и коварных ручках принцессы, которая пока использовала свою коллекцию преимущественно как вешалки для одежды.

Как меня выводил Лелель из замка, какими потайными ходами, по каким улицам вел сквозь город – я не заметила. Я была как во сне, будто это не со мной происходило. Хорошей новостью было то, что Лелель, похоже, разобрался в «пьяных» лабиринтах Вираильма и не заплутал. Этим он подрывал теорию Василики о беспомощности мужчин на его улицах.

В себя я пришла в уже знакомой мне гостиной, с наполовину пустой чашкой чая в руках. Лелель, вопреки своей вредной привычке, исчезать не собирался. Он устроился в кресле напротив.

– Это мальва? – спросила я, распознав на языке знакомый вкус. Голос был каким-то непривычным и прозвучал едва слышно в тишине комнаты.

– Мальва, – подтвердил Лелель.

– Они все у нее…

– Да, они все у нее и в полной ее власти.

Рядом на диване спала Дэми, поджав под живот ноги. Коля лежал рядом с ней, и похоже, тоже спал. Я оглядела гостиную, которую еще вчера Василика просила не трогать. От когда-то царящего в ней безупречного порядка не осталось и следа. Художественный хаос с творческими элементами теперь царил в ней. Сложно было поверить, что такой шедевральный бардак можно было навести в течение одного дня всего в четыре руки.

Бросив косой взгляд на кухню, я увидела придвинутый к оружейной стенке стул и валяющиеся на полу ножи, булавы и прочие трофеи Василики. Дэми все-таки добралась до оружия матери и наигралась с ним всласть, даже не оцарапавшись.

Изящный стеклянный столик напротив меня был обклеен… шерстью? Клей еще не до конца схватился, кое-где свисал потеками, капая на дорогой ворсовый ковер и создавая на нем неравномерный, несмываемый и неприглядный узор.

На когда-то молочно-белых стенах были нарисованы, при помощи рук, ног, а возможно, даже пробегавшей мимо кошки, живописные разводы, не имеющие ни системы, ни логики, ни сюжета. В качестве краски ребенок неопределенного возраста использовал что-то, что, по-видимому, было соусом, который мы купили накануне, как раз перед уходом с рынка.

Платьице Дэми тоже было использовано в качестве холста. В руках девочка сжимала бумеранг, не желая расставаться с добытым оружием даже во сне. Бумеранг был перепачкан чем-то, очень напоминавшим выделения из носа.

Колобок счастливо улыбался во сне. Если Василика выживет, она его все-таки убьет за разгром, который они здесь устроили. Пощады не будет.

– Ты знал обо всем с самого начала, правда? – не поднимая глаз на шпиона, или кем бы он там ни был, спросила я.

– Знал, – подтвердил он.

– Почему ничего не рассказал?

– Рассказывать людям много – вредно и неинтересно. Куда полезнее для них самих давать им подсказки. Если бы ты не увидела все своими глазами, то не поняла бы в полном объеме, насколько все серьезно, поспешила бы, наделала глупостей и стояла бы сейчас рядом с Василикой. Или только сегодня отправлялась из освийского порта в месячное плавание до Аскары на каком-нибудь хоть и быстром, но все равно слишком медленном корабле.

Мне не хотелось с ним соглашаться, но возразить было нечего. Мальва и шок помогли мне побороть досаду и обиду на непонятного Лелеля и спросить:

– Ну а теперь ты мне можешь рассказать, что произошло? Я понимаю, кто, догадываюсь, как, но не представляю, почему и какое отношение ко всему этому имеешь ты? Ты же не просто шпион? Если шпион вообще.

– На кое-какие твои вопросы я отвечу, – осчастливил меня Лелель. – Устраивайся поудобней, рассказ будет долгим.

Сказка о принцессе

Жила-была одна маленькая принцесса. Она была единственной и любимой дочерью короля. От ее ласковой, доброй улыбки смягчались сердца, уставшие от постоянного боя, и отступала сама смерть.

И хоть в распоряжении принцессы было целое королевство, самое дорогое, что у нее было – это сказки отца. Король откладывал все дела и сам приходил каждую ночь почитать дочери перед сном. Он читал про птиц-стражей, защищающих их королевство, про могущественных магов и болотниц, про принцесс, заколдованных злыми колдунами и про храбрых рыцарей. Не было такой истории, которую бы не знала маленькая принцесса, но ее любимая была про волшебное зеркало, потому что эта сказка оказалась для нее былью.

Мало кто знал, но в покоях ее отца стоял ларец из серебра, всегда закрытый на крохотный, но прочный замок. Ключ от него король носил на шее и не расставался с ним. В те редкие дни, когда настроение короля было чистым, как летнее небо, он отпирал ларец и показывал своей маленькой дочке небольшое зеркальце. Сердце малышки замирало, и она с восхищением смотрела на завитушки и россыпь цветных камешков в его оправе, маняще поблескивавшие в зеленоватом свете.

Король, смеясь говорил дочери, что это зеркало исполняет все желания, и когда-нибудь будет принадлежать ей. Чудесные картины рисовало воображение Амель при этих словах, и вот уже становились реальными рыцари в золотых доспехах, летающие кони, лестницы, уходящие в небо, приключения и драконы.

Когда-то ларец вместе с зеркалом достался королю от его отца, его отцу – от деда, деду – от прадеда и так далее. Как появилось зеркало в их семье, уже никто не помнил, но оно оставляло след в жизни каждого из своих хозяев, чаще всего помогая в трудные минуты, но иногда наоборот все усложняя. Дело в том, что у зеркала был один изъян.

Древние маги, которые создавали его, смогли заставить блестящее стекло работать почти идеально, без побочного действия, но платой за это было каждое шестое желание хозяина. Зеркало исполняло пять желаний подряд, а шестое запоминало и не исполняло никогда.

Это можно было повернуть в свою пользу и попросить в качестве шестого желания, чтобы зеркало разбилось или убило своего хозяина. Тогда, даже попав в руки к врагу, оно бы не сделало этого. Но мало кто играл в такие опасные игры, всегда был риск ошибиться и потерять жизнь или зеркало таким нелепым образом.

Даже зная об особенностях зеркала, его владельцы в пылу страстей часто забывали про счет и навсегда теряли возможность загадать желание, случайно оказавшееся шестым. Зеркало будто напоминало, что нельзя слишком доверять вещам, какими бы волшебными они ни казались.

Маленькая Амель бережно брала зеркало из рук отца и видела в отражении вместо себя взрослую и добрую королеву. Так шли годы, принцесса росла, окруженная любовью и заботой, ее жизнь походила на одну из волшебных сказок, которые она так любила, и казалось, ничто не сможет разрушить этот маленький счастливый уголок, созданный посреди бушующего потока людских страданий и потерь. Но порой разрушить то, что выстраивалось с невероятным трудом многие годы, можно всего за один день. И такой день однажды настал для принцессы.

Она влюбилась. Амель была уже девушкой, жажде приключений и любви ее учили книги, а книги не всегда хорошие учителя. Они искажают реальность и показывают ее не такой, какая она есть. Книги дарят возможность пожить в идеальном мире, где все предсказуемо, где герой не может пасть в борьбе со злодеем, а прекрасная принцесса – быть преданной или отвергнутой. В них нет слова «никогда», а в жизни его приходится слышать чаще, чем хотелось бы.

Заезжий, почти разорившийся граф был хорош собой, обаятелен и абсолютно бесчестен. Но влюбленные девушки видят только прекрасное в своих избранниках, превращают их в рыцарей, о которых читали в книгах, и не верят никому, кто указывает на их недостатки.

Умные придворные, которых не обмануло смазливое лицо приезжего графа, твердили, что он нагл, бессовестен, высокомерен и хитер. Не верили только принцесса и ее фрейлины. Бедняжки, они росли на тех же сказках, что и Амель.

В итоге принцесса полностью оказалась в его власти. Через нее граф стал влиять на королевскую волю, был поднят до титула герцога, пожалован деньгами и землями. Дело шло к свадьбе, на которую король нехотя дал согласие, видя, как сильно любит неприятного чужака его дочь.

Платье было пошито, гости приглашены. Со всего мира купцы свозили изысканные сладости, тончайшую посуду с росписью, огромные тюки тканей для украшения стола и церемониального зала.

Все рухнуло в один момент, когда накануне свадьбы принцесса решилась поцеловать на ночь своего жениха и забежала к нему в спальню, восхищаясь собственной смелостью. Поцелуи принцессы вряд ли были нужны герцогу. В это самое время он получал их в изобилии от одной из ее фрейлин.

Принцесса чуть не умерла от горя. Вся в слезах, она побежала к отцу, и ничего не говоря, сняла ключ с его шеи. Король не понял, что произошло, но возражать не стал, видя, как она расстроена.

Плача, Амель умоляла зеркало сделать так, чтобы ее любовь исчезла навсегда. И зеркало исполнило ее желание. Принцесса вышла из покоев отца, избавленная и от любви, и от горя вместе с ней.

Той же ночью она распорядилась, чтобы ее жениха и его любовницу вывезли тихо и незаметно за город и казнили. Все случилось по ее слову. Принцесса положила отрубленную голову жениха в сумку и вернулась во дворец, как ни в чем не бывало. Она объявила двору, что ее жених тяжело заболел и свадьбу придется отложить. Почти месяц ее жених якобы лежал больным и в итоге почему-то так и не смог поправиться.

Король-отец был убит горем. Он видел, как сильно изменилась его дочь, и винил себя за то, что отдал ей в тот вечер заветный ключ. Он попробовал все исправить и попросил зеркало сделать Амель прежней солнечной и веселой девочкой, нежной и любящей. Но, на его горе, это желание оказалось шестым, и он сделал только хуже.

Тогда король обратился к верховному магу Освальду и попросил его приготовить зелье, способное вернуть принцессе любовь хоть к кому-нибудь. Амель узнала об этом и после очередного визита Освальда отдала принесенный для нее чай своей служанке. Служанка вскоре вышла замуж, а принцесса так и осталась холодной и жестокой.

Король и Освальд не догадывались, что Амель не приняла зелье, и подумали, что оно не сработало. Тогда верховный маг стал совершенствовать рецепт и каждую неделю приносить новый элексир. Вокруг принцессы все влюблялись и покидали дворец, Освальд начал писать научный трактат по любовным зельям, а принцессе так и не становилось лучше.

Потом появился наемник и шпион Аштасар. Когда королевство становится слабым – все соседи проверяют его на прочность. Так король Фермеса заслал в аскарский дворец своего лучшего человека. Но принцесса угостила и его своим чаем. Освальд превзошел самого себя. Аштасар из преданного слуги своего короля превратился в послушного раба Амель.

– Ты сама видела, – сделал отступление Лелель. – Таким он и остался до сих пор, и, кстати, ему нужно убить тебя сегодня до обеда.

Амель чувствовала себя вполне счастливой. Единственное, чем она была недовольна, – волшебное зеркало снова оказалось в ларце, а ключ от него – у отца на шее, и больше он ей его не давал. Принцесса хотела заполучить зеркало во что бы то ни стало и долго ждала подходящего случая. Три месяца назад он представился.

Король слишком устал, слуги проглядели, и дверь в его спальню оказалась не заперта. Амель сняла заветную цепочку с шеи отца, пока тот спал. Она открыла ларец, превратила короля в неподвижную, беспомощную статую, перенесла его в башню, используя волшебную силу зеркала, и запретила кому-либо туда входить.

Король пропал, принцесса велела приковать зеркало к своему запястью и стала править Аскарой на время его поисков как регент. Многие догадывались, что к чему, но Амель была законной наследницей, и все закрыли глаза на подозрительное исчезновение короля.

Не успокоился только верховный маг Освальд. Ему сильно не понравилось произошедшее, ведь он понимал проблему куда глубже, чем другие. Когда Амель сделала ему заказ на любовное зелье, он догадался, что все его прежние попытки вернуть ей человечность не сработали из-за того, что принцесса о них знала.

Освальд решил наведаться к Амель, ушел, не предупредив беременную жену, чтобы не тревожить ее, но вернуться назад так и не смог. Сказать по правде, принцесса уже давно хотела разобраться с этой парочкой, она просто ждала повода, чтобы избавиться от них обоих, так как вид нежной заботы Освальда о беременной жене вызывал у нее отвращение и злость.

Древнее волшебное зеркало победило самого талантливого мага королевства, который не смог колдовать под собственным куполом и оказался беззащитен перед принцессой и ее гневом.

Потом свита принцессы стала недвусмысленно намекать, что пришло время оставить поиски короля, найти себе пару и стать полновластной королевой. Амель со времен предательства первого жениха не проявляла интереса ни к одному мужчине, но идея стать королевой ей понравилась.

Начался пересмотр претендентов. Она думала, не объединить ли через брак свое королевство с вечным врагом Фермесом, но, к сожалению, король Фермеса был слишком стар и, что куда неприятнее, уже женат, а сыновей не имел. Просмотрев еще несколько вариантов, она остановила свой выбор на Альберте. Он был молод, симпатичен, свободен, а море, разделяющее их страны, было вполне преодолимым.

Амель отправила делегацию своих послов и стала ждать. Хоть принцесса утратила навсегда способность любить, любопытство от этого не пострадало. Она решила использовать свое зеркало, чтобы посмотреть, как пройдут переговоры и как поведет себя ее новый жених Альберт, узнав о предложении.

Зеркало послушно показало ей Альмагард как раз в тот момент, когда Альберт, выкрасив волосы, постыдно бежал прочь из дворца. Давно забытое острое неприятное чувство, поднялось в сердце Амель. Она проследила за озорным королем от самого замка до академии магии и когда узнала, что Альберт поехал к тебе, безродной девице, дочери трактирщика, студентке-недоучке, она пришла в неистовую ярость и поклялась подвергнуть страшной каре и его, и тебя.

Принцесса с помощью зеркала отыскала никому не известное место силы. Через него она отправилась в Освию и нашла среди послов, отдыхающих в Альмагарде, преданного пса Аштасара.

Зеркало к тому моменту исполнило уже пять желаний, она отдала его Аштасару и заставила его загадать шестое. Аштасар, не зная тонкостей работы этого артефакта, всем сердцем пожелал, чтобы Амель его полюбила. Зеркало благополучно сделало его желание невыполнимым, а в распоряжении принцессы оказались еще пять желаний. Она вновь прибегла к помощи волшебного стекла, нашла и остановила карету Альберта. Только ее ждал сюрприз – в карете оказались двое не отличимых друг от друга мужчин. Амель растерялась и заколдовала обоих, потом отыскала новое место силы и вернулась домой. Амель не было всего одну ночь, никто из слуг даже не заметил ее исчезновения.

Перед уходом она велела Аштасару убить тебя, а затем возвращаться в Вераильм тем путем, по которому ушла сама.

Аштасар промахнулся, возможно, в первый раз за жизнь, твоя кляча отправилась в лошадиный рай. Может быть, конечно, шпион просто хотел, чтобы мир позабыл о ее лошадиных подвигах, вот только для животных «эталон» вполне банальный яд.

Аштасар собирался последовать приказу принцессы и отправиться к ней в тот же вечер. Но тут во дворец явилась ты, и хоть тебя в таком приличном виде было трудно узнать, он справился и сильно расстроился. Из-за выбитого зуба другого посла ты не обратила внимания, как перекосило его лицо, когда ты, как ни в чем не бывало, стала вести диалоги.

Аштасар занервничал, пошел на риск и попытался тебя отправить в храм богини прямо во дворце, забыв о последствиях. Но кто-то добрый помог тебе выйти из дворца тихо и незаметно. Твой след затерялся в городе, и когда Аштасар снова напал на него, было слишком поздно, вы с Василикой были уже в Вераильме.

Шпион последовал через место силы за вами. Совершенно случайно увидел вас на рынке и снова попытался тебя убить. В тот раз тебя спасла случайность, Аштасар прицелился очень хорошо, у него заканчивался «эталон», а он хотел стереть тебя с лица земли основательно, так, чтобы никто не вспомнил, особенно его любимая Амель.

Принцесса тем временем попробовала узнать, кто из братьев Альберт, но мелкие требования предыдущих дней вытянули все пять желаний, которые были у нее в запасе. Принцесса забыла об этом. Зеркало не дало ответ и теперь не помогло бы никому узнать имена братьев до конца ее жизни. Впрочем, Амель не сильно расстроилась, она с удовольствием использовала их обоих в качестве вешалок и ждала вас.

О том, что вы с Василикой в Вераильме и скоро придете к ней, принцесса узнала от Аштасара сразу же по его возвращению.

Лелель закончил свой рассказ. Мы посидели в тишине, слушая, как мирно сопит Дэми.

– Нехорошо, – сделала я глубокомысленное заключение. Мне, может, тоже не помешало бы волшебное зеркальце, только я бы вряд ли стала его использовать таким образом. Скорее я бы загадала, чтобы из нашей с Рональдом памяти навсегда пропал тот вечер, когда я кричала, что не хочу быть его невестой.

Лелель заботливо наклонился к Дэми, накрывая ее пледом. Его плавное движение внезапно стало молниеносным, он выхватил бумеранг из рук спящей девочки и бросил его в сторону кухни с невероятной скоростью и силой. Слуга принцессы, шпион, маг и наемник Аштасар получил удар деревяшкой в лоб. Прямой как столб, он откинулся назад и упал на гору железяк, старательно сброшенных на пол Дэми.

Судя по лязгу и хрусту, падая, наш гость что-то себе повредил, и я надеялась, что серьезно, в отместку за «эталон». Возможно, правда, это хрустело что-нибудь из давно не мытых вещей, которые придавали кухне Василики неподражаемый колорит.

– А Василика сказала, это только чтобы врагов смешить, – прокомментировала я, с удовольствием разглядывая тело поверженного врага, одна рука которого была вывернута под неестественным углом.

Вдвоем мы перетащили и усадили на стул бесчувственного фермесца, на лбу которого надувалась фиолетовая шишка. Мерзавец оказался невероятно везуч, из его спины не торчало ничего из разбросанного на полу оружия.

Из веревок проще всего нашлась бельевая, на которой в саду сушились уже несколько месяцев, не боясь ни дождя, ни пыли, детские штанишки, кофточки, чепчики и пеленки. Лелеля факт их наличия не смущал, и он деловито приматывал Аштасара к стулу, даже не потрудившись снять постиранное. У него это получалось легко и непринужденно, будто лучшего предмета для фиксации просто не могло быть. У Лелеля было за спиной много часов опыта привязывания людей. Когда он закончил, наша жертва походила на кокон, только вряд ли из него могло вылупиться хоть что-нибудь хорошее.

– Пусть отдохнет пока, потом мы с ним поговорим, – похлопал Лелель Аштасара по бесчувственной макушке. – А вы, юная госпожа, отправляйтесь в мастерскую и поищите там противоядие от приворотного зелья.

– Не пойду. Ты исчезнешь, пока я буду ходить.

– Не исчезну. Я подберу для этого более эффектный момент. Кроме того, чтобы исчезнуть, мне не требуется, чтобы ты выходила из комнаты.

Я упрямилась больше для вида и чтобы убедиться, что Лелель не собирается пока меня бросать. Я и сама понимала, что за зельем все равно идти необходимо.

Противоядие в готовом виде у Освальда имелось в изобилии. Он понимал всю серьезность любовной зависимости и придавал большое значение постоянному наличию лекарства под рукой.

Когда я спустилась в кухню, наш злодей уже пришел в себя. Он игнорировал Лелеля, тратя все свои усилия на то, чтобы ненавидеть меня. У него хорошо получалось. Ненависть расходилась от него колючими волнами, настолько ощутимыми, что если долго стоять рядом, можно было умереть от их вредного воздействия. Я отошла подальше на всякий случай, осторожно переступая через разбросанные железяки. Переговоры можно вести и с более безопасного расстояния.

– Это ты, мерзавец, стрелял в меня «эталоном»? – полюбопытствовала я на фермесском. Я надеялась, что не настолько искажаю слова, чтобы превратить эту фразу в «как поживаете» или «не подскажете, как пройти в библиотеку». Вежливой с ним мне быть не хотелось.

– Жаль, что промахнулся. – Аштасар плюнул мне под ноги. Он очень хотел попасть в меня и сильно расстроился, когда у него не получилось.

– Как некрасиво! Я все-таки невеста герцога!

Тут я покривила душой дважды, на самом деле уже не невеста, да и не герцога. Но фермесец об этом не знал.

Лелель легким движением нажал на какую-то точку на шее шпиона, полностью обездвижив и до того абсолютно беспомощного врага.

– А почему мы ему не дали противоядие, пока он был в отключке? – недовольно поинтересовалась я.

– Мы должны были дать ему шанс сотрудничать с нами по доброй воле, – изрек Лелель, запрокидывая голову Аштасара. Фермесец обмяк, приоткрыв рот. Он был в сознании и следил за нами злыми глазами.

– Как удобно! – прокомментировала я, заливая в него двойную дозу противоядия. Мне очень хотелось воспользоваться его беспомощностью и дать ему закусить зелье каким-нибудь рукотворным произведением Дэми, лучше всего – скатанной в плотный шарик грязью, густо приправленной волосами, сороконожками, а возможно, и птичьим пометом.

После долгой внутренней борьбы я сдержалась, решив, что мне, как подруге короля, не пристало глумиться над врагом. Какая-то часть меня осталась сильно разочарованной и отомстила, заставив вспомнить, что я не ела больше суток.

Пока Лелель возвращал бумеранг в руки спящего ребенка, а Аштасар наслаждался действием противоядия, я осматривала кухню с гастрономическим интересом. Где-то под столом стояла кастрюлька, но открывать ее я не решалась. Мало ли что водилось в ее глубинах. Там могла оказаться другая, не самая дружелюбная форма жизни. В пользу этого говорило черное щупальце с присосками, безвольно свешивавшееся из-под крышки. Живот заурчал. Вопреки логике и здравому смыслу, голодный организм прикидывал, насколько оно может оказаться съедобным.

– Я приготовлю что-нибудь? – неуверенно спросила я. Лелель посмотрел на меня с неприкрытым ужасом.

– Я бы порекомендовал тебе воздержаться! – чуть более быстро, чем обычно, посоветовал он. – Я видел, как ты готовишь, когда ты лепила колобка. Лучше я сам что-нибудь подогрею, у меня все-равно полчаса свободного времени, пока Аштасар придет в себя.

Когда через полчаса передо мной на столе оказалось большое блюдо с рыбой, я поняла, что Лелель переоценил свои кулинарные способности.

– Наверное, рыбу стоило сначала почистить, а потом уже окунать в соль и жарить, – предположила я, пытаясь понять, как есть рыбину, покрытую толстой коркой чешуи, искрящейся от соли.

– Нет, – уверенно возразил он. – Это особый рецепт – «рыба в мундире». Меня учил специалист, которому нет причины не доверять.

Я достала очередную чешуйку изо рта, и отодвинула блюдо в сторону. Фермесец застонал, шевельнулся, выравниваясь на стуле. Я решила, что, если принцессин прихвостень станет сопротивляться при допросе, я скормлю ему рыбу Лелеля.

– Милостивый сударь, – обратился Лелель к открывшему глаза фермесцу, и заслужив мой возмущенный взгляд. – Не соблаговолите ли вы ответить на некоторые мои вопросы?

Аштасар потряс головой, но этот жест скорее можно было отнести не к отказу, а к желанию привести мысли в порядок. Мутными глазами он посмотрел на меня, но ненависти на этот раз не было. Он помнил, что совсем недавно ненавидел меня больше, чем что-либо в мире, но сейчас ничего кроме воспоминаний об этом не осталось.

– Развяжите меня, – спокойно попросил он, говоря по-освийски с едва ощутимым акцентом. Лелель выполнил его просьбу совершенно спокойно.

Аштасар послушно и даже с удовольствием отвечал на наши вопросы. Ему было тридцать два года. На родине у него остались жена и три дочки, по которым он очень скучал. Он был влиятельным и богатым человеком, послом, министром и магом, лучшим слугой своего короля. Его отправили в Аскару с пустяковым делом, с которым он собирался справиться не дольше, чем за неделю.

Мир между их королевствами был хрупок и нестабилен, поэтому послы с обеих сторон постоянно курсировали туда-сюда, привозя отказы на новые предложения о торговле, охране границ, найме людей и о прочей второстепенной ерунде. Главное же, чем занимались послы, – наблюдением. Они следили, не появится ли на лице вражеского правителя выражение, предвещающее беду. По сути, это был официально разрешенный шпионаж, который до поры до времени, скрипя зубами, терпели обе стороны.

Но когда Аштасар прибыл в Аскару, все пошло не так. Чаепитие с принцессой окончилась для него плачевно. Воля Амель стала его волей. С тех пор он жил, шпионил, предавал и убивал по ее приказу. Сейчас он, будто выходя из глубокого сна, вспоминал это и сильно сожалел.

Аштасар рассказал о покушениях на меня. При этом, больше сожалел о факте нападения, а не об утраченном навсегда «эталоне». Все это не могло быть обманом, никто лучше меня не разбирался в том, что переживают люди. Я даже посочувствовала Аштасару и предложила ему подозрительную рыбу Лелеля.

К моему удивлению, фермесец с жадностью набросился на нее, приговаривая, что «рыба в мундире» – его любимое блюдо. Он ловко избавился от чешуи и костей, и в один миг расправился с сочным белым мясом. Потом какое-то время Аштасар умиленно наблюдал за спящей Дэми и восхищался тем, какая она чудесная девочка.

Как мага его очень заинтересовал колобок. Он долго его рассматривал, отметил, что это необычное поисковое заклинание, и поинтересовался, как я добилась такого результата.

– Наверное, ты провела немало часов, экспериментируя и корректируя заклинание, – с уважением решил он. Я не стала уточнять, что Коля скорее ошибка, чем результат труда. Лелель смотрел на меня смеющимися глазами.

Поисковое заклинание первого типа появилось исключительно благодаря ошибкам кухарок. Они в долгом ожидании своих мужей так яростно и воодушевленно месили тесто, что полученный продукт предпочитал катиться искать заплутавшего мужа, чем оставаться в одном доме с разъяренной женщиной.

Аштасар тем временем принялся рассматривать коллекцию оружия Василики и хозяйственно развешивать его обратно на стену, приговаривая, что оружие – как живое, ему нельзя ночевать на полу, и вскоре оно все снова оказалось на стене.

Кроме него Аштасар ничего не удостоил своим вниманием, но кухня как по волшебству преобразилась и стала выглядеть куда аккуратней. Это была чистая, совершенная магия, позволяющая приводить все в порядок. А главное – без побочки. Я с завистью посмотрела на Аштасара, мечтая узнать, как он это сделал.

На Аштасаре между тем оказался фартучек в ромашки, которого просто не могло быть ни у Василики, ни у Освальда. Его подвернутая рука удобно улеглась в перевязи, безупречно белой и чистой. Плесень исчезла из тарелок, сапоги – со стола, и даже черное щупальце втянулось обратно в кастрюлю. Его прежнее место обитания выглядело пустым и невинным.

Когда я не удержалась и спросила, как у Аштасара это получается, он сначала не понял, что именно, а когда я пояснила, рассказал, что все дело в его прапрабабушке. Она жила в неблагополучной семье. Ей приходилось много работать по дому, за себя, мачеху и старших сестер. Тогда какая-то ее дальняя родственница посочувствовала бедняжке и наделила прапрабабушку волшебным даром справляться со всей домашней работой без особых усилий. После этого прапрабабушка выкроила платье и время, сходила на официальный прием во дворец, там познакомилась с прапрадедушкой Аштасара, который тоже был послом. Они поженились и жили долго и счастливо, а ее волшебный дар передается с тех пор по наследству, но почему-то только по мужской линии.

Аштасар говорил не умолкая. За время службы принцессе ему приходилось молча выполнять приказы, и в нем накопилось много невысказанного. Факты о дворцовой жизни лились на меня рекой, только они никак не приближали к решению проблемы. Скорее наоборот, отдаляли, подтверждая мои опасения насчет могущества принцессы.

Мне было нечего противопоставить ей. Да, ее дворцовая стража, особенно ночная, была комична, но даже через такую не прорваться в одиночку. Принцессе стража и не нужна, у нее в руках волшебное зеркало, способное стереть любого врага в порошок. Только поэтому она допустила такой упадок собственной охраны. Амель сама была и стражей, и судьей, и палачом.

Между мной и принцессой стоял безупречный купол Освальда, несколько сотен стражей и всемогущее стекло, способное обратить в камень любого, кто ей не понравится. Мне нужно было преодолеть все эти преграды, пробраться во дворец незамеченной и вынести оттуда четырех друзей, и я не представляла, как это сделать.

Фермесец понял причину моего уныния. Он немного помолчал, мучимый сомнениями, потом почувствовал себя виноватым передо мной и решил рассказать что-то действительно полезное:

– Когда-то давно был у меня один друг, – осторожно начал он. – А у этого друга тоже был друг, и уже у этого друга друга был маг-учитель, почтенный старец, повидавший в своей жизни все колдовство, которое только существует в мире, созданном богом Солнце.

Так вот, этот старец рассказывал другу моего друга, что есть одно средство, способное защитить от любой магии, которая была совершена, совершается, и, конечно, от той, которую еще только собираются совершить.

Это средство способно снять даже те чары, которые накладывали древним магическим предметом, отражающим красоту молодого лица.

И если бы с этим другом друга произошло что-то нехорошее, друг друга непременно прошел бы по домам всех магов королевства, обещая очень щедрое вознаграждение за ночную астру.

А если бы поиски не увенчались успехом, он непременно наведался к привлекательной нечисти, предпочитающей воду. Этой нечисти есть за что не любить обладательницу старого зеркала, она умеет проходить под магические купола и делиться своим даром с кем пожелает.

В образовавшейся тишине было слышно, как по стеклу окна ползет жук. В этой тишине Лелель подмигнул мне и исчез. Нет, он не отбежал быстро в темный угол, не скрылся за потайной дверью. Он просто растворился в воздухе, вместе со своей чашкой и сладким запахом, исходящим от него.

Я перевела взгляд на Аштасара, он не выглядел удивленным, будто при нем каждый день исчезали люди. Похоже, шпион знал секрет Лелеля.

– Ночные астры – это лунные лилии? – немного подумав, спросила я.

– У нас их называют ночными астрами, у вас как-то иначе, это предстоит тебе выяснить самой. Это особые колдовские цветы, которые распускаются только ночью. Вернее, распускались, так как больше их на земле, насколько мне известно, не осталось. Так что, друг моего друга не тратил бы время на поиски, и сразу бы отправился на болота.

Перед моими глазами встала картина выгоревшего до земли поля, где когда-то этих цветов были сотни. Я уговорила Рональда, и он съездил со мной туда еще раз, хоть и не хотел. Он знал, что я буду плакать при виде черного пустыря. В его сумке не случайно оказалась фляга с чаем на мальве, которым он меня отпаивал прямо там.

Фермесец, напевая, уже варил что-то в кастрюльке. Варево булькало и очень приятно пахло.

– Аштасар, – обратилась я к нему, понимая, что сошла с ума и Василика убьет меня по категории долго и мучительно, когда узнает, что я сделала, но другого выхода я не видела. – Присмотри за Дэми, я уйду на… на пару дней.

Во мне поднималась решимость. Принцесса Амель зашла слишком далеко. Она безнаказанно похитила собственного отца и верховного мага своего королевства, захватила власть, но и этого ей показалось мало. Амель по прихоти украла сразу и Альберта, и Рональда, лишив Освию короля и первого советника за раз. Даже одного такого преступления хватило бы, чтобы развязать войну, а принцесса совершила их четыре.

– Лелель! – уверенно позвала я, проверяя свою догадку.

Лелель появился в том месте, из которого недавно исчез.

– Ты можешь попасть в Альмагард быстро? – поинтересовалась я.

– Хоть сейчас, – улыбнулся он. – В любую точку мира за минуту, – похвастался он.

– Ты выполнишь мою просьбу?

– Смотря какую, – честно ответил он.

– Не самую простую. Я прошу тебя отправиться в Альмагард, рассказать обо всем, что произошло совету министров. Если я исчезну, убеди их собрать войско, которое сможет освободить Рональда, Альберта и остальных.

– Идешь на смерть? – насмешливо поинтересовался он и, не дожидаясь ответа, добавил: – Это не составит для меня никакого труда. Все, или еще что-то?

– Еще. Присмотри за Дэми, Колей и Аштасаром, – уже шепотом добавила я.

Лелель слегка погрустнел.

– Вот это куда труднее. Но я постараюсь. Надеюсь, когда ты станешь королевой, ты со мной сочтешься.

– Ты меня с кем-то путаешь. Я не стану королевой. Скорее всего, я стану трупом уже к вечеру следующего дня.

– Хм, посмотрим, – задумчиво протянул он. – Таким, как ты, помогает сама богиня. Мать Хранительница оставила на земле людей как вид только потому, что они способны проявлять доброту, смелость и преданность вопреки логике и холодному расчету. Я зайду тебя навестить через денек-другой. – И он опять исчез.

Тянуть было нельзя. Мне хватило терпения только на то, чтобы еще раз немного порыться в запасах Освальда. Лунных лилий, к сожалению, не было. Зато нашелся превосходный, как и все у верховного мага, набор защитных булавок. Я без зазрения совести воспользовалась ими, утыкав все, что было можно. Раз колдовать я под куполом не смогу, то и Амель не дам убить меня первым же ударом, пусть помучается.

Потом, так же бесцеремонно, я порылась и в мастерской Василики. Уже перед самым выходом я остановилась у оружейной стенки и выбрала себе боевой топорик, больше просто для подкрепления воинственного духа. В моих руках он не был оружием, но думая о злющей принцессе, мне ничего кроме топора взять не хотелось.

Собравшись с духом, я вышла из дома, но направилась не к воротам, за которыми меня старательно искали стражи принцессы, вооруженные копьями и алебардами. Пробравшись под ветками яблонь через сад Освальда, я остановилась у пруда, затянутого ряской.

– Ягода! – негромко позвала я.

Ничего не произошло, и я простояла еще минут десять, взывая в пустоту. Наконец водная гладь шевельнулась, из воды вынырнула прекрасная головка болотницы. Ягода сонно взглянула на меня, на пруд, сад, и ее глаза расширились от ужаса.

– Ты куда меня позвала, ведьма? Это же Вераильм! – едва держа себя в руках от страха, сказала она.

– Вераильм, – подтвердила я, не понимая, чего она так боится.

Ягода огляделась по сторонам, никого не увидела, но ее тревогу это не уняло.

– Как ты смеешь вызывать меня? То, что я однажды помогла тебе, не значит, что можно трепать мое имя над каждой лужей, а тем более здесь! Не зови меня больше никогда. И вообще забудь о моем существовании.

– Ягода, рыженький у принцессы! – крикнула я ей в спину, когда она уже готовилась уйти под воду. Болотница засомневалась. Ее плечи, выглядывающие из-под воды, дрожали. Она знала, что принцесса прощать не умеет, но мои слова заставили ее остановиться. Болотница очень хотела помочь Альберту.

– Что ты знаешь о принцессе? – строго спросила она, оборачиваясь. От болотниц не ожидаешь строгости, обычно они мягкие, как сама вода. Но, похоже, есть вещи, способные превратить эти мирные воды в острый осколок льда.

– У принцессы есть зеркальце, которое исполняет все ее желания. Она не постеснялась применить его и сделать моих друзей такими же неподвижными, как деревья вокруг твоего болота. Она выставила их у себя в комнате и любуется каждый день, как на них оседает пыль.

Помочь мне может только болотница, такая, как ты. Птичка на хвосте принесла, что вы с принцессой не в ладах, а я как раз ищу союзников, готовых пойти к ней в гости. И да, я понимаю, что, скорее всего, стану ее новым экспонатом, но по-другому не могу.

Ягода помолчала. В ней боролись осторожность и острое желание испортить принцессе настроение.

– Ты меня убедила, – наконец решилась она. – Только от меня какая помощь? Я всего лишь болотница! Нечисть, как вы говорите. Как нечисть может помочь человеку?

– Очень даже может! – злорадно улыбнулась я. Болотница согласилась, теперь я продам свою жизнь дороже и смогу не просто дойти до башни принцессы, но еще и хорошенько потрепать ей нервы.

Почти военный поход

У Ягоды было свое условие. Она наотрез отказалась идти во дворец до того, как приведет себя в порядок.

– Пойдем ко мне на болото, всего два часа времени, зато потом будешь красивой статуей в коллекции принцессы, а не объектом для обсуждения и насмешек.

По-другому она идти не соглашалась, мне пришлось нырнуть за ней в грязный пруд и вынырнуть где-то среди подгнивающих берез.

– Неужели тебе так важно, как ты будешь выглядеть, когда стража принцессы начнет тыкать в тебя копьями?

– Девушка должна выглядеть хорошо не для кого-то другого, но для самой себя, – заявила Ягода. – Я не пойду умирать ненакрашенной.

Я сильно подозревала, что прихорашивалась Ягода все-таки не для себя, а скорее для рыженького, на тот случай, если мы доберемся до башенки принцессы целиком, а не по частям.

И время потянулось. Моя злость и решимость смялись в ком из-за этой заминки, но помощь болотницы действительно была мне необходима. Союз с Ягодой давал мне слабый, призрачный, но все-таки шанс освободить моих друзей и не стать игрушкой в руках бессердечной принцессы.

Присоединиться к Ягоде я отказалась. Глядя на нее, я вспомнила времена учебы в институте для благородных девиц. Тогда мои сокурсницы тоже готовились к вылазкам подобным образом. Каждый добытый поклонник становился их трофеем. Только болотницы превзошли даже институтских модниц. «Они бы могли там преподавать», – решила я, глядя, как Ягода размазывает черную грязь по лицу и высаживает улиток на голые плечи, чтобы «придать коже упругость».

Глядя на это, я решила, что надо принимать свое взросление (а потом и старение) с честью и достоинством, а не опускаться до птичьего помета, размазанного по щекам, в надежде продлить молодость на полчаса. В конце концов, морщинки няни Мэлли не так уж и портили ее, скорее, подсказывали окружающим, что перед ними добрый и открытый человек, который часто искренне улыбается.

Наконец грязь была смыта, улитки отпущены на свободу, а кудри уложены не так, как они хотели сами, а как надо было их хозяйке. Я проверила свой бесполезный боевой топорик, воспользовалась тем, что на болотах меня все равно никто не услышит, и издала боевой клич.

– За Рональда! – заорала я, поднимая вверх для убедительности свое грозное оружие. Ягода посмотрела на меня, как на ненормальную.

– Какэто глупо, – заметила она. – Из двух почти одинаковых братьев ты умудрилась выбрать не рыженького.

Мы вынырнули у ног пирата Мурата. Пират Мурат в предрассветные часы выглядел еще более самодовольным. На площади уже стали появляться первые горожане. Стражи с синими помпонами повылазили из своих укрытий и делали вид, что несли караул всю ночь, не смыкая глаз. Лица у всех были заспанные, у одного со щеки еще не успел сойти след от руки, которую он опрометчиво подкладывал под ухо во время караула.

Наше появление так поразило самых ближних к фонтану стражей, что они не успели поверить в реальность происходящего и что-либо предпринять. А вот те стражи, которые охраняли ворота дворца, проснулись, похоже, чуть раньше и попытались загородить нам проход. С ними я легко справилась базовым заклинанием отвода оружия.

О, да! Простенькое и безобидное, оно уводило удар в сторону, не давая попасть в цель с первого раза. Больше всего мне в нем нравилась побочка. Наконечники копий рассыпались в труху, за ними последовали и тяжелые железные панцири стражей.

Я исполнила свою давнюю мечту и повторила тот прием, который когда-то не сработал в тронном зале принцессы. С удовольствием и злорадством я пнула обоих стражей по тому месту, которое мужчины прикрывают в первую очередь. Прозрачный утренний воздух наполнился писком.

– Что так тонко звенит в колеблющейся тишине утра? Это песня опадающих листьев. Осень! – глубокомысленно изрекла я, перешагивая через поверженных врагов.

Со стражниками, которые встречались нам дальше, я поступала проще. Теперь они уныло брели за нами, время от времени тыкая копьями в мой магический щит, с глубокой надеждой во взгляде «а вдруг сломается?». Они ничего не могли сделать. Присутствие и покровительство болотницы помогало мне преодолеть защиту совершенного купола Освальда, с которым не смог справиться даже он сам.

– Прячься, принцесса. Я иду за тобой и когда найду, отшлепаю, как непослушную маленькую девочку, которая заигралась в куклы!

– А я тебя просто утоплю! – добавила болотница так серьезно, что я ей на секунду поверила.

Мы беспрепятственно прошли через весь дворец, и поднялись по винтовой лестнице, прямо к спальне принцессы. На меня волной накатывал восторг от того, что пока моя затея удается очень легко. Мне даже захотелось открыть дверь королевской опочивальни ногой.

«Ни в чем себе не отказывай!» – дала я себе разрешение и пнула дверь изо всех сил. Дверь оказалась заперта, пальцы на ноге печально хрустнули, кто-то из стражей за спиной захихикал.

За нами собралось уже человек пятьдесят стражей, но видно было только первую пару. Помпоны на их беретах подрагивали, охрана принцессы была расстроена до слез. Остальных стражей скрывал поворот узкой винтовой лестницы.

– Ну и чего вы за нами идете? Сами же видите – бесполезно! Кроме того, у нас будет сугубо женский разговор, – попыталась я избавиться от них по-хорошему. Стражи не прислушались, тогда я накрыла их твердым, неподвижным щитом, из-под которого нельзя было выйти. Я была уверена, мой щит держит не хуже, чем стены королевской темницы.

– Простите, мальчики, дальше мы идем без вас, – сказала я, и применила еще одно заклинание, направляя его на дверь в башню принцессы. Та распахнулась с грохотом, едва не слетая с петель, и открывая путь к заветной цели.

Большая круглая комната, смотрящая арками окон на четыре стороны света, оказалась пуста. Из нее исчезли неподвижные статуи моих друзей, Амель тоже не было видно. Я растерялась. По моим расчетам сейчас мы с принцессой должны были тягать друг друга за волосы до моей окончательной победы. Но ни волос, ни самой принцессы пока не было видно.

За моей спиной кто-то захлопал в ладоши. Эти аплодисменты были из разряда тех, которые обычно не хочется услышать. Они скорее оскорбляли, чем выражали восторг. Именно такими одаривают, когда ты сотворяешь несусветную глупость.

– Болотница?! – спросила принцесса презрительно, толкнула дверь, за которой стояла, и заперла ее на широкий железный засов. Ее улыбка была такой насмешливой, словно это она выломала дверь в мою комнату, а не наоборот. На ее запястье покачивалось зеркальце. Амель не спеша подняла его. В отражении мелькнули я, Ягода и мой щит.

– Щит убрать! – коротко скомандовала принцесса.

«Раз», – я мрачно открыла счет, выставляя новый щит.

– Блокировать колдовство болотницы! – зашла принцесса с другой стороны.

«Два»

В тайне я надеялась, что зеркало не справится с магией болотницы, потому что все учебники в один голос кричали, как они безупречно устойчивы к колдовству. Однако, зеркало оказалось настолько сильно, что сработало мгновенно. С хлопком испарились оба выставленных мною щита – один над стражами за дверью, другой над нами. В дверь спальни немедленно начали с силой ломиться. Без магии Ягоды я не могла создавать свою.

Принцесса хоть без зеркала колдовать и не умела, похоже, о некоторых тонкостях хорошо знала. Все, что я могла ей противопоставить сейчас, – боевой топорик, главным преимуществом которого была красота. Я достала его из-за пояса, и мы с Ягодой не сговариваясь бросились на принцессу.

– Обе связаны, – быстро крикнула Амель. Зеркало полыхнуло зеленым.

«Три», – снова сосчитала я, падая лицом вниз. Из носа на пол потекло горячее. Ягоде повезло больше – она приземлилась мягче, приняв основной удар на бок.

Да, такое зеркало и я бы никогда не выпускала из рук. Оно обладало свойствами места силы, придавая совершенные магические способности своему обладателю. Вещь была настолько исключительной, что и представить трудно. Ни в одной из сотен прочитанных мною книг не было даже упоминания о чем-то подобном.

– Вешалки видимые! – снова отдала приказ злая принцесса, и статуи друзей появились в комнате.

«Четыре»

Принцесса уперлась мне в бок красивой ножкой в дорогой туфельке и перевернула меня на спину. Я стала захлебываться кровью. Она засмеялась.

– Подними ее, – этот ее приказ уже относился не к зеркалу. Принцесса на такую мелочь не стала разменивать последнее желание.

– Да, хозяйка, – услышала я неживой голос Рональда. Зазвучали неторопливые шаги. Холодные, равнодушные руки подняли меня за плечи, будто я была вещью, и небрежно поставили на ноги. Рональд отошел на пару шагов и снова замер неподвижно.

– Ну, девка, как тебе нравятся мои куклы? Неплохая коллекция, правда? – она неторопливо обошла меня, внимательно разглядывая. Принцесса не торопилась меня убивать.

– Хочешь, одного отдам? – спросила Амель, глядя мне в глаза. Какой из братьев тебе нравится больше? Второй, сюда, – заставила она подойти и Альберта ближе. Его нелепая выходка, из-за которой он выглядел сейчас, как Рональд, возможно, спасала ему до сих пор жизнь. Выдавать его было глупо и опасно. Я молчала.

– Кто из них Альберт? – уже прямо спросила принцесса, начиная сердиться. – Если ответишь – второго, может, и отпущу.

Ягода невесело рассмеялась. Она ухитрилась упереться плечом в пол и сесть.

– Отпустишь! Так же, как ты отпустила мою сестру? Умирать посреди пустыни в крови и одиночестве? Твои слова не стоят ничего, а твоя жестокость не знает границ.

– О, какое совпадение! – притворно удивилась принцесса. – Эти родственнички вечно приходят мстить. В следующий раз надо вырезать всю семью целиком, чтобы возни было меньше.

– Ты поплатишься за это! Придут другие сестры и отомстят за нас!

– Не думаю, – снова рассмеялась принцесса. – Никто из болотниц не сунется ко мне после того, что я сделаю с тобой. Ну так что, – снова обратилась она ко мне, – кто из них Альберт? Говори. Спасай свою жизнь или хотя бы жизнь этой лягушки, она влипла в неприятности из-за тебя.

– Не скажу! – спокойно ответила я. – Ты играешь во всемогущую повелительницу, а на самом деле просто обиженный, запуганный и злой ребенок, которого в детстве вместо того, чтобы пороть за глупости, кормили конфетами. Ты создашь сама такого врага, которого никогда не сможешь победить.

– Такого как ты, что ли? – принцесса долго и обидно смеялась. – У меня был когда-то сильный враг. Ты его знаешь. Верховный маг Освальд, которого так любил мой бедный отец, – принцесса в притворном сочувствии погладила по щеке статую толстяка с грустными глазами. – Были рыцари, другие маги, шпионы из разных стран, наемные убийцы высшего ранга, тайные агенты, вооруженные «эталоном». А после всех них решила и ты наведаться, прихватив с собой болотную пустышку. Ты не способна ни на что, кроме как пачкать кровью мой ковер, который стоит дороже тебя в три раза. Ты жалкая, глупая и безродная девка, решившая, что можешь ввалиться в мой дворец и уйти из него безнаказанно.

– Ты злишься, – заметила я. – И истинная причина твоей злости в том, что король Альберт, получив твое предложение о замужестве, предпочел сбежать и искать утешения у меня, жалкой, глупой, безродной девки.

– Ой, дура! – так обычно говорила Василика, но на этот раз она не могла, поэтому Ягода сделала это за нее.

Тонкие губы принцессы задрожали. Ее ярость широкой волной поднялась чуть ли не до потолка, надежно скрыв пятна на упомянутом ковре. Напускное спокойствие пропало, и она закричала, обращаясь к братьям:

– Взять ее!

Послушные ей, Рональд и Альберт медленно повернулись и пошли в мою сторону. К счастью, лишенные своей воли, они были не такие энергичные, как всегда. В нормальном состоянии они не уступали в скорости ящерицам, но сейчас энтузиазма у них не было, они надвигались на меня тяжелыми неспешными шагами. Принцесса опять рассмеялась.

– Развязать! – скомандовала она зеркалу. – Хочу посмотреть, насколько она хочет жить.

«Или как долго будет мучиться», – добавила про себя я.

Это было пятое желание Амель, которое она сама того не заметив, потратила на пустяк, на прихоть, желая поиздеваться надо мной подольше. Ей было нужно мое унижение.

Зеркало послушалось. Я жить хотела, поэтому, как только почувствовала свободу, бросилась бежать, уходя от железных рук братьев. Они развернулись и так же неспешно пошли за мной.

Я продолжала убегать и уворачиваться под заливистый смех принцессы. Альберт и Рональд с настойчивостью живых мертвецов шли за мной. Минут через десять такой беготни, у меня закололо в боку. С грустью пришло понимание, что скоро сил не останется, и мои любимые братья своими руками отдадут меня принцессе.

– Эй, вы, двое! Я вас расколдую и убью, если вы не перестанете так себя вести! Альберт, я тебе это припомню! – закричала я, едва успев увернуться от его рук (или это был Рональд?).

К сожалению, братья никак не реагировали на мои крики. Разговаривать с ними не было смысла. С таким же успехом можно было упрашивать стену проявить человечность.

Болотница воспользовалась тем, что все внимание сконцентрировалось на мне. Она ловко откатилась в сторону, села, прислонившись к стене и стала старательно растягивать зубами узлы на запястьях.

Наша игра в догонялки затянулась, Амель не рассчитывала, что я продержусь так долго и начинала нервничать. Она в нетерпении вертела зеркальце, думая, не прервать ли наскучившую ей игру. Между тем у меня быстро кончались силы. Я остановилась на секунду, чтобы перевести дыхание. Братья уже в который раз, почти дошли до меня с разных сторон.

Тяжело дыша, я быстро осмотрелась. Ненавистная принцесса стояла со скучающим видом, и до нее было всего три шага. Один рывок, и я спряталась за ее спиной, а братья уже нависли над принцессой, и тянули руки ко мне, не замечая, что мнут Амель, и она даже не может из-за них уйти в сторону.

– Стойте! – закричала принцесса в испуге. Братья замерли, как стояли, полусогнувшись, будто готовясь что-то подобрать с пола.

Амель выбралась из-за них, выхватила из складок платья крошечный нож и полоснула им наотмашь, заставив меня отпрыгнуть в сторону. Я снова побежала, но на этот раз не от опасности, а к цели. Те пару секунд, что дала мне эта заминка, позволили привести мысли в порядок и заметить то, что нужно было заметить с самого начала. Слабым огоньком мне вновь засветила надежда, и теперь она гнала меня вперед, придавая силы.

– В камень! – крикнула принцесса мне в спину. Я прыгнула за письменный стол, зеркало полыхнуло зеленым, отвечая на приказ Амель. Предосторожность оказалась излишней, это желание было шестым. Больше я могла не бояться стать статуей. Стараниями принцессы это было невозможно. Амель поняла, что сделала, и снова впала в ярость. Я рассмеялась, чтобы позлить ее, и коротким броском перебежала за кресло. Мой смех вывел принцессу из равновесия окончательно.

– Раз так, – едва сдерживаясь, чтобы не закричать, сказала она, – тогда ничего другого не остается.

Принцесса опять подняла свое зеркало и на этот раз скомандовала:

– Убить!

Отсчет начался заново. Из зеркала вырвался зеленый луч и разнес в щепки и лохмотья старое кресло.

– Убить! – снова крикнула принцесса, и на этот раз я едва успела увернуться от зеленой вспышки. Мебели в комнате становилось все меньше, но пока в моем распоряжении все еще были две дубовые тумбочки, кровать и ширма, которая выглядела не очень надежной.

Первые три предмета мебели закончились разочаровывающе быстро. Я забежала за ширму, искусно украшенную перламутром, и набрала побольше воздуха. У принцессы сейчас было шестое желание, и оно должно было дать мне достаточно времени, чтобы добежать до огромного зеркала, уместившегося на стене между окнами.

– Даруй ей долгую счастливую жизнь, – прокричала Амель в тот момент, когда я уже пробежала полпути до зеркала.

– Убей! – снова закричала Амель, и это последнее желание попало мне в бок. Платье полыхнуло синим. Только что булавки, бесцеремонно прихваченные из мастерской Освальда, спасли мне жизнь. Принцесса о них не знала, и не сразу поняла, почему зеркало дало осечку. Ее это выбило из привычного ритма, и когда она снова приготовилась в меня стрелять заклинанием, я уже стояла у зеркала, глядя принцессе в глаза.

– Убей! – в последний раз взвизгнула Амель, держа свое зеркальце в вытянутой руке, дрожащей от злости и досады. Она была слишком разгорячена азартом охоты на меня, чтобы задуматься, почему я остановилась.

Принцесса, самодовольная и надменная, подставилась под удар, как человек, который не верит, что его можно победить. Она потеряла осторожность и не посмотрела, куда целится. Зеленый луч полетел мне в лицо. Сквозь его свет я взглянула на Амель и присела, пропуская его над головой. Принцесса поняла, что совершила ошибку, но было поздно.

Никто никогда не делал секрета из того, что целиться в зеркала заклинаниями не очень разумно. Да, может ничего и не произойти. Только в том случае, если ты поцелован великой богиней. Наши зеркала повели себя по классическому, книжному сценарию. Выпущенное из одного зеркала заклинание отразилось от другого. Зеркало за моей спиной разлетелось на осколки. Один из них, довольно большой, прежде чем упасть на пол, зацепил мою спину и пропорол платье.

То маленькое зеркальце, которое было у принцессы, треснуло посередине, так и оставшись в дорогой оправе, разделенное надвое. Оно полыхнуло в последний раз пульсирующим зеленым светом и погасло навсегда.

Ягода уже стояла с развязанными руками. Она огрела по голове застывшую в ужасе принцессу чем-то тяжелым. Этим чем-то оказалась статуэтка из зеленого камня в виде красавицы в легком платье, сильно напоминающая болотницу.

– Сама ты лягушка! – сказала она бесчувственному телу на полу и откинула за спину длинные волнистые пряди. Битва была окончена.

В дверь, запертую изнутри, ударили особенно сильно. Охрана принцессы все настойчивей рвалась внутрь. Последний удар был сделан не иначе, чем тараном. Скорее, правда, это был не таран, а таранчик, потому что лестница в башенку была винтовой, и пронести туда большое бревно было невозможно. Ввинченные в камень петли, удерживающие засов, были прочными, но защитники коварной Амель ломились с таким воодушевлением, что долго не выдержали бы и они.

Я попробовала поставить щит, слабо веря в успех. Не получилось. Вся совершенная магия оставалась совершенной, я была лишена магических способностей, и, что куда хуже, статуи друзей, вопреки моим ожиданиям, так и остались статуями.

Выйти живой отсюда мне все еще очень хотелось. Я побежала к той стене, за которой мы прятались с Лелелем, и стала судорожно дергать и поворачивать все, что из нее торчало и могло сойти за рычаг, открывающий потайной ход.

Ягода оказалась догадливой. Она поняла, что вряд ли я прикидываю, что снять со стены, нашла в моих действиях смысл, и принялась помогать. Удары в дверь стали громче, к ним присоединилось еще разгоряченное дружное «ээх!».

Ход был спрятан хитро и находиться не желал. Тогда я с досадой пнула стену той ногой, которая не пострадала раньше, добавив к удару не очень приличную фразу. Ягода посмотрела на меня, подняв брови. Потайная дверь послушно скрипнула открываясь.

– Вот она, сила крепкого слова! – сказала я, оправдываясь за свое поведение.

Из двери в комнату полетели щепки. Переглянувшись с Ягодой, мы, не сговариваясь, в спешке стали перетаскивать в потайной ход Альберта, Рональда, Освальда и Василику. Старика – отца принцессы забирать не было ни времени, ни смысла. Пусть Амель попробует объяснить своим подданным, что в ее спальне делает король в столь плачевном состоянии.

Едва мы скрылись в потайной комнате, как петли на входной двери слетели, засов со звоном упал, и стражники посыпали внутрь. Первая пара, держащая таран, едва не вылетела с ним в окно. Их спас счастливый случай: сквозняк захлопнул тяжелые ставни, и таран вошел в них до середины, а бедняги повалились на пол по бокам от него.

Найдя принцессу без сознания, стражники начали суетиться вокруг нее, но потом будто по команде замерли, приметив короля.

– Теперь ты не выкрутишься, принцесса! – шепнула я.

О нас все забыли, и пользуясь этим мы стали переносить статуи друзей по одному к концу тайного прохода. Мы потратили на это занятие почти два часа, и успели вдоволь налюбоваться из-за стены, как скрипят мозгами маги, генералы и королевские советники, глядя на статую короля и лежащую без сознания принцессу.

– У тебя вся спина в крови, – заметила Ягода. Я даже не почувствовала, что зеркало распороло не только платье. Зато, как только Ягода сказала об этом, сразу стало больно. Хорошо хоть дальше никого нести на себе было не нужно – тайный ход кончался за куполом, где моя магия опять действовала.

– Невидимость, – шепнула я, когда наконец, тяжело дыша, мы перетащили последнее тело, которое принадлежало Освальду. Я обреченно вздохнула, собираясь с духом, и применила к заколдованным друзьям заклинание уменьшения веса. Я откладывала его сколько могла, потому что побочкой невесомости была боль, но больше тянуть было нельзя. Мне сразу скрутило все органы. На рану будто насыпали щедрой рукой соли, из глаз брызнули слезы. Я скрючилась, сжала зубы и поплелась по кривым улицам к светящемуся над домом Освальда куполу. Дальше все должно было быть просто – добраться до фонтана или места силы, а оттуда – прочь из негостеприимной Аскары. Но сначала – забрать Дэми и колобка.

Дом

Последний проситель вышел из тронного зала, советники, притворяющиеся грустными, тоже ушли. Когда я согласилась взять на себя часть ответственности за управление королевством и вступила в совет, они обрадовались, как щенки при виде хозяина, начали оставлять на меня большую часть работы и со счастливыми лицами убегать пораньше. Я была уверена, что если выгляну в окно, то увижу, как они запускают воздушных змеев.

Я тяжело вздохнула, посмотрела на трон, пустующий вот уже три месяца, и пошла в комнату, которую выбрала для себя в королевском дворце. В ней стояли каменными изваяниями мои четыре друга, почти так, как они стояли в спальне принцессы.

За последние три месяца в эту комнату зашел каждый маг королевства, светя своей полированной лысиной. Головы магов хоть и блестели, как и было положено, помочь они так и не смогли.

Сначала по моему зову пришли лучшие из лучших, магистры и академики, мои учителя и их коллеги. Ничего. Потом пришли свободные маги, работающие по найму, и – тоже ничего. Прослышав о щедром вознаграждении, съезжались из соседних королевств маги-авантюристы. Был один даже из Аскары, на него я возлагала большие надежды, но, к моему огромному разочарованию, он тоже не сумел помочь. С уходом каждого из них уровень моего отчаяния становился выше на одно звено. Сейчас этих звеньев было уже двести сорок девять.

Я вспомнила день нашего возвращения в Альмагард. Прямо из дворца принцессы мы с Ягодой вернулись в дом Василики. Аштасар не подвел, Дэми и Коля были в порядке, а в Вераильме начиналась такая же суматоха, какая была в Освии, когда пропали Альберт и Рональд. Выходить из-под купола стало слишком опасно, и мы снова решили воспользоваться прудом Освальда.

– С тебя вечеринка. Причем не скупись на шарики и мороженое, – сказала Ягода, помогая мне затащить в пруд последнюю статую.

Ягода была растрепана, ее ногти обломались, магия волшебного платья пропала, и оно покрылось грязью, кровью и богиня знает, чем еще. На ее запястьях остались следы от веревок. Всегда прекрасная болотница выглядела (как унизительно!) не лучше, чем простой человек. Глядя на нее, я пообещала, что будут еще и менестрели.

Ягода хитро улыбнулась и достала, будто из воздуха, ту самую статуэтку, которой ударила принцессу.

– Поставлю у себя дома, – злорадно сказала она. – Больше Амель не захочет иметь дело ни с одной из болотниц. Мы добавим немного магии, и принцесса будет бояться воды всю оставшуюся жизнь.

«Трудно ей будет пить и мыться», – подумала я, подняла Дэми на руки, положила счастливого Колю в сумку и вошла в воду.

Когда мы все вынырнули из реки, протекающей по городу, жители Альмагарда были впечатлены зрелищем. В этой реке уже давно ничего не водилось крупнее улиток, а тут из нее появилась я, причем не одна, а в компании с ребенком, двумя первыми советниками, похожими как две капли воды, и еще парой незнакомцев в странных позах. Из ила я вышла сухой и чистой, чем поразила собравшихся даже больше. Магов у нас никогда не сжигали на кострах, но в тот момент традиция готова была зародиться.

С тех пор прошло три месяца. Минувшие события казались далекими и зыбкими, и только выстроенные в ряд статуи заставляли верить, что пережитое мне не приснилось.

Я подошла к кому-то из братьев и убрала паутинку, сплетенную за день наглым пауком между его ухом и плечом, в который раз не выдержала и расплакалась. Мне захотелось вернуть то время, когда все было хорошо, когда Альберт мог смеяться, а Рональд – отчитывать меня за глупые выходки. Я даже загрустила по тому, как Василика учила меня держать меч, хотя еще совсем недавно я бы не поверила, что такое возможно.

Слышно было, как в соседней комнате смеется Дэми. Похоже, колобок или Мэлли только что рассказали ей очередную сказку. Мэлли перебралась во дворец и присматривала за малышкой. Появление Дэми несколько утешило няню, потерявшую воспитанников. Только благодаря ей, Мэлли перестала плакать раньше меня.

– Как это не по-королевски! – заметил Лелель, появившись, как всегда внезапно. Я не видела его со дня возвращения, и очень обрадовалась.

– А я и не королева. Я – дочь трактирщика, которая могла стать женой герцога, но потеряла все.

– М-да. Ты просто дочь трактирщика. Но если ты обернешься и посмотришь на свое прошлое, то поймешь, что другая дочь трактирщика, менее честная и преданная, не такая самоотверженная или не умеющая любить, никогда бы не оказалась здесь, на твоем месте.

Люди тонут в суете и хлопотах. Они без конца желают новые вещи или ощущения, порой даже не понимая, что хотят любви и заботы, и тянутся к тем, кто готов их дать. Если ты всмотришься еще внимательней, то поймешь, что управляешь королевством уже почти три месяца и пока справляешься не хуже, чем Альберт.

Он отхлебнул свой чай.

– С чем у тебя сегодня чай? – поинтересовалась я.

– Как всегда. Я обречен пить только один вид чая остаток вечности. Это мальва, застеп, немного чернолиста и особая, секретная приправа, которая придает ему убийственный вкус.

Он посмотрел оценивающе на статуи, с которых я бережно стряхивала пыль. Потом снова перевел взгляд на меня.

– Как я и говорил, всем нужна забота. Так что я взял на себя смелость проявить ее по отношению к тебе. Я распорядился – тебе готовят лошадь для верховой прогулки.

– И тебя послушали?

– Я был убедителен. Конюх запомнил мое появление на всю оставшуюся жизнь.

– И исчезновение тоже, – буркнула я, припоминая, в какое смятение меня каждый раз повергала привычка Лелеля появляться и исчезать в самый неожиданный момент.

– Да, исчезновение – тоже. Так или иначе, сейчас самое время съездить поблагодарить одну болотницу. Ночь будет лунная и ясная, она веселится с подружками и будет рада тебя видеть.

– Я так устала, Лелель. Мне совершенно не хочется куда-либо ехать, тем более ночью, тем более на болото, тем более верхом.

– Доверься мне. Я тебя ни разу не подводил. Ты мне скажешь большое спасибо после этой прогулки.

Он решил не давать мне больше возможности спорить и исчез. В комнату вошел бледный слуга и доложил, что лошадь готова. Опыт мне подсказывал, что Лелеля надо слушать. Значит, несмотря на усталость и плохое настроение, я поеду к болотницам сейчас.

***

Лошадь шла легко, ровно ступая по дороге. Мерцающий куполами город давно остался за спиной, сменившись полумраком проселочной дороги, освещенной луной. Страшно не было. Прошло то время, когда я боялась разбойников. Во-первых, потому что они давно, еще во времена прадеда короля Альвадо, исчезли из наших краев, оставшись только в сказках. Во-вторых, даже если бы они снова стали былью, я бы что-нибудь придумала.

Лошадка сбавила ход и почти остановилась. Я подняла грустный взгляд на дорогу, узнавая место. За поворотом, скрытым деревьями, должно было быть мое поле. Всего год назад на нем росли бесценные лунные лилии, или, как называл их Аштасар – ночные астры. Теперь там был выжженый пустырь. Маг Геральт безжалостно придал его огню просто ради того, чтобы выманить меня из замка. Если бы не это, я бы давно сняла страшное проклятье зеркала со своих любимых, но – увы.

Мне захотелось свернуть и поехать другим путем, лишь бы не видеть опять поле черным и мертвым, но самая короткая дорога на болота лежала через него. Минуту подумав, я, наконец, решилась, и легонько ударила лошадку пятками по бокам.

Дорога уходила вправо, деревья качались на теплом летнем ветру, а за поворотом открывалось поле. Мое поле… все светящееся от удивительных, редчайших цветов, которые погибли в огне год назад и выросли опять из собственного пепла. Лошадь замерла, мне даже не пришлось останавливать ее. Я соскользнула по ее боку на землю.

– И откуда только ты все знаешь, Лелель? – спросила я, не сомневаясь ни секунды в том, что он меня слышит.

– Работа такая, – ответил он, откуда-то справа, со стороны деревьев. – Будет неплохо, если ты наберешь букетик и поставишь где-нибудь у себя во дворце. Магическая сила этих цветов так велика, что даже не надо варить из них зелье.

– Я не знаю, кто ты на самом деле, но я так тебе благодарна. Без тебя я бы не разобралась во всем этом никогда.

Свободный шпион, или кем бы он ни был, улыбнулся по-доброму, по-отечески, и сказал:

– Ты справилась даже лучше, чем можно было рассчитывать. Думаю, Рональд может гордиться тобой. Удачи тебе.

– Ты еще зайдешь меня навестить? – Я почувствовала, что он прощается, и поспешила спросить, прежде чем он исчезнет опять, на этот раз навсегда.

– Может быть, когда-нибудь.

Я подбежала к нему и крепко обняла, а он улыбнулся, подмигнул и исчез. До болотниц в ту ночь я так и не доехала.

Разложенные у ног друзей лунные лилии нежно мерцали и переливались. Ничего не происходило. Я ужасно боялась, что они тоже не сработают, и сидела, не сводя глаз со статуй, забравшись с ногами в кресло. Одну лилию я воткнула себе в волосы, как это однажды сделал Рональд, на удачу. За окном начинало светать, я положила голову на спинку кресла, и не заметила, как уснула. На этот раз холодный, чужой Рональд не явился в мой сон.

Сквозь веки пробивался яркий утренний свет, грея сквозь оконное стекло мою правую щеку. Он будил не хуже советников, деликатно стучащих в мою дверь по утрам со словами: «Все в сборе, только вас ждем». Сегодня, похоже, у меня выдался выходной, потому что кроме солнца никто не спешил меня будить.

Я открыла глаза, пытаясь понять спросонья, где я и почему сплю в кресле. Поняла и тут же перевела взгляд туда, где три месяца стояли, как неживые, мои друзья. На полу лежали почерневшие цветы, а комната была пуста. Я снова закрыла глаза, подумала, что это чудесный сон и что я не хочу просыпаться больше никогда.

Снова проснулась я от того, что кто-то накрывал меня пледом. Внутри все замерло от волнения. Меня захлестнули разом два чувства – восторг от мысли, что это мог делать только Рональд, и страх, что я открою глаза, и увижу вместо него кого-то другого.

Но волнения оказались напрасными. Напротив, в кресле, придвинув его близко к моему, сидел Рональд и смотрел на меня осмысленными, умными, теплыми глазами. Его лицо снова было живым, на нем светилась улыбка.

– Не могу на тебя наглядеться, – сказал он родным, добрым голосом.

Рональд неспешно поднялся, я рывком встала и сдавила его в объятьях так, что он выдохнул.

– Ну у тебя и хватка. Не ожидал, что такие тонкие руки могут быть такими сильными, – прохрипел он.

– Накачалась, пока вас таскала по лестницам.

Он тоже обнял меня, а я сдавила его еще крепче.

– Никуда больше тебя не отпущу, и не надейся! Ты без меня вечно влипаешь во всякие неприятности.

– Я очень постараюсь больше ни во что не влипать.

– Давай поженимся, – предложила я по аскарской традиции первой. – В книжках всегда после свадьбы у героев приключения заканчиваются, а я как раз больше никаких приключений и не хочу. Хочу скучную, обычную жизнь рядом с любимым человеком. Рядом с тобой.

Как это обычно бывает, именно в этот момент в комнату постучали. Вошел Освальд, держа на плечах счастливую Дэми, которая ощутимо оттягивала папины кучеряшки.

– Но, ласадка, но! – кричала она, смеясь и шлепая его пятками по груди.

Освальд светился от счастья. Василика вошла за ними следом. Она выглядела уставшей, но довольной.

– Как ты сделала своего колобка? – с порога спросил Освальд. – Я такую магию впервые вижу. Это первоклассное поисковое заклинание. Мэлли сказала, ему уже три месяца. Как вообще такое возможно? И что с побочкой?

– Побочки нет, – смущенно ответила я, прекращая наконец душить Рональда. – Кроме того, что он меня считает матерью и так ко мне и обращается. Это, конечно, мило, но порой довольно неловко, особенно когда у тебя заграничные послы, а он вкатывается и бесцеремонно называет тебя при всех «мать» и на «ты».

– Очень надеюсь, что ты запомнила заклинание.

Я на минуту задумалась. Надежды не было. Заклинание исчезло из моей головы качественно и необратимо. Возможно, Лелель мог бы подсказать, но вряд ли он придет опять.

Походкой делового человека вошел Альберт. Его волосы снова были рыжими, а взгляд не менее хитрым, чем раньше. Бесцеремонно усевшись в придвинутое Рональдом кресло, он ревниво уставился на меня.

– Мне тут про твои дипломатические подвиги такого понарассказывали, что я подумываю, не уйти ли на покой. Хочешь занять мое место?

– Ты про какие именно подвиги? – решила уточнить я. – Про те, из-за которых мы на пороге войны с Аскарой, я являюсь политической преступницей, и за меня обещано огромное вознаграждение?

– Нет, про эти я ничего не знал, – Альберт был впечатлен. – И это все заслуги одного человека?

– У меня талант! Было бы побольше времени, может быть, меня разыскивали бы не только в Аскаре.

Освальд нашел способ заглянуть через расстояние в родное королевство. Там дела шли неважно. Принцесса так и не пришла в себя. Она уснула магическим сном, по предположениям Освальда, в момент, когда треснуло зеркало. Я с легким разочарованием подумала, что это случилось до того, как Ягода применила против нее зеленую статуэтку. Так или иначе, страшная заморская красавица никак не хотела просыпаться.

Наспех созванный аскарский совет был растерян и беспомощен, не менее чем совет Освии еще совсем недавно. У меня были сильные подозрения, что в него набирали по тому же принципу, что и в наш. Сейчас советники занимались преимущественно тем, что паниковали, ссорились и то хватались за поиски мага, который вернул бы им короля или принцессу, то в истерике искали виновных, то есть меня и Ягоду, чтобы наказать. Ни то ни другое никак не помогало им вести дела королевства, временно лишенного правителя.

Альберт пару дней злорадствовал, помня, как на него вешали предметы гардероба, но через несколько дней совесть в нем победила и он твердо решил вмешаться. Он сослался на то, что отношения между нашими королевствами надо налаживать в любом случае, а если мы поможем, то договариваться будет проще. Но мы с Рональдом знали наверняка, что его злорадство сменилось сочувствием.

Я так быстро простить принцессу не могла. Может быть, потому что она одним махом едва не лишила меня всех любимых людей. По мне, пусть проспала бы еще лет сто.

– Разрешишь набрать цветочков в подарок невесте? – поинтересовался Альберт у брата.

Рональд прекрасно понимал, что именно я думаю по поводу принцессы и цветочков. Он покосился на меня, потом, раздумывая, посмотрел на брата, вздохнул.

– Прости, Александра, но Альберт прав. Мы должны помочь, если сможем.

– Ладно, – согласилась я. – Но я делаю это только для того, чтобы увидеть однажды, как она страдает.

Это был компромисс с моим чувством справедливости. В глубине души я понимала, что и сама бы помогла, но разум требовал возмездия.

Через пару дней мы все отправились к месту силы, предварительно поменяв мою внешность, все-таки за меня в Аскаре было назначено неплохое вознаграждение. Освальд, как более опытный маг, перенес нас всех к себе домой. Дэми на этот раз предусмотрительно внесли в круг последней, чтобы она случайно не пожелала чего-нибудь вроде «вот бы у папы были уши до земли».

Мы оказались посреди гостиной, до которой хозяйственные руки Аштасара не дошли. Хотя, возможно, даже его магического дара, полученного в наследство от прапрабабушки, оказалось недостаточно, чтобы справиться с причиненными разрушениями.

Повисла долгая пауза. Клей, которым к столу была приклеена чья-то шерсть, давно и основательно высох, его потеки зависли над полом, как сталактиты.

– Кажется, я ошибся домом, – неуверенно предположил Освальд, все еще теша себя надеждой.

– Постойте, – непонимающе сказала Василика, – я же вроде оставила Дэми всего на полдня, а тут такие разрушения.

– Если это все-таки наша гостиная, то ребенок поработал над ней ударно! – восхитился отец. – Она всего полдня потратила, а тебе месяц с этим разбираться.

– Ну уж нет! – категорически отказалась Василика. – Я не знаю, как ты, дорогой, а я переезжаю.

Все вместе мы направились ко дворцу аскарской принцессы. Вид Освальда был таким внушительным, что нам никто не препятствовал. Верховный маг еще на подходе, снял свой собственный купол, чтобы тот снова не сыграл против него.

Втайне я надеялась, что принцесса, придя в сознание, поведет себя недружелюбно, и я, теперь обладая перевесом, смогу качественно ей отплатить за причиненные неудобства и увидеть ее слезы прямо сейчас.

Когда аскарские советники узнали Освальда, то пришли в неописуемый восторг. Они сами вели его по дворцу и открывали двери перед нами, кланяясь чуть ли не до земли.

Из окна башни принцессы по-прежнему торчал таран. Его не стали убирать, возможно, в назидание градо- и дворцестроителям, дабы они не делали окна напротив дверей в будущем и знали, какие могут быть у этого последствия. Хотя, как правило, званые гости двери тараном не открывают, и окно напротив может оказаться очень даже кстати.

Принцесса лежала, разметав рыжие кудри по белым простыням. К ее запястью так и было приковано разбитое зеркальце. Амель была неестественно неподвижна и ее можно было принять за мертвую, если бы не румянец на щеках и слишком уж свежий вид.

Заколдованный печальный король тоже был в этой комнате. По какой-то причине советники не стали переносить его, а оставили рядом с дочерью. Сейчас совет короля полным составом в почтении замер, выжидающе глядя на нас. Я обреченно вздохнула и плюхнула тяжелый букет лилий принцессе на живот, надеясь, что задела ее чувство достоинства хоть немного.

Освальд подошел ближе, произнес заклинание ускорения, чтобы не пришлось ждать несколько часов, пока цветы передадут свою волшебную силу. Цветы почернели, Амель не проснулась. Освальд смущенно кашлянул.

– Теперь надо поцеловать принцессу. Это заключительная стадия работы со снятием заклинания сна. – Он перехватил строгий взгляд Василики и поспешно добавил: – Мне нельзя, я женат.

– Мне можно, но я не хочу, – высказала свое мнение я.

Все посмотрели на Рональда и Альберта.

– Ладно, ладно, – притворно недовольно сказал Альберт. – Я знаю, о чем вы думаете. Я эту кашу заварил, мне и расхлебывать.

Он подошел к кровати, вспоминая о толпе поклонниц в кружевных платьях, похожих на пирожные, склонился над принцессой и поцеловал ее. Кто-то из советников умильно промокнул глаза платочком. Как бы ни капризничал Альберт, поцелуй получился чуть дольше, чем просто формальный.

Принцесса проснулась, открыла глаза и испуганно отодвинулась от нависшего над ней Альберта. Он несколько обиженно отступил назад. Амель осмотрелась, задержала взгляд на мне, будто узнав, несмотря на маскировку. Торчащий из окна таран ее несколько озадачил. Заметив Освальда, она испугалась и схватилась за свое зеркальце, увидела, что оно разбито, вспомнила все, что произошло, и заплакала. Мои мечты стремительно становились реальностью – принцесса страдала.

– Эээ… ее высочеству надо побыть одной, – тактично заметил Рональд.

– Ну давай еще хоть минуточку посмотрим, – шепнула ему я, с наслаждением наблюдая, как плачет Амель. У меня была моя минуточка, пока собравшиеся нерешительно топтались, дойдя до мысли, что надо бы помочь и королю.

Минуточка прошла, советники зашелестели одеждами, аккуратно подхватили статую печального короля и понесли в его покои. Один из них догадался взять из моих рук второй букет лунных лилий.

– Идите, а мне надо переговорить с принцессой, – сказал Альберт, заслужив мое неодобрение. Я вернула свой истинный облик и сурово взглянула на принцессу.

Советники на секунду застыли и охнули. Они даже едва не обронили короля, которого пока никак не могли спустить по винтовой лестнице – в длину он не проходил, а нести его вертикально было трудно и неудобно.

– Принцесса, – сердито глядя на нее, сказала я, – если ты хоть что-то сделаешь не так с Альбертом, поверь моему слову, я отомщу.

Кто знает, какие еще секреты она скрывала. Может, в ее широком рукаве пряталось что-нибудь более опасное, чем зеркало. Освальд, похоже, был со мной согласен, и когда мы выходили, незаметным жестом поставил над Альбертом невидимый щит. Никто, кроме меня, ничего не заметил, даже сам Альберт.

Советники все-таки ухитрились взять короля вертикально и, пыхтя, тащили его по винтовой лестнице вниз. Интересно, станут ли они искать добровольца, чтобы поцеловать его, или догадаются, что в его случае это не обязательно. Я могла им об этом намекнуть, но слишком хорошо помнила, как сама выносила из дворца тела друзей, и решила, что в этом есть и их доля вины, а помощи мы им оказали и так уже слишком много.

Нас рассадили по мягким диванам этажом ниже. Уровень неловкости между нами и советниками, вынужденными оказывать гостеприимство, стал невыносимым. К счастью, здесь была только половина из них. Остальные сейчас выбрасывали на кулачках, кто из них будет целовать короля.

– Может, чайку с дороги? – нервно предложил один из советников, стараясь не смотреть на меня. Инициативный. Возможно, пару месяцев назад, будучи не в состоянии что-то исправить в государственных делах, это именно он предложил развесить мой портрет по всей Аскаре с обещанием щедрого вознаграждения за поимку.

Чай нам подали в таких же чашечках, как была у Лелеля. Мы пили его в неловком молчании не меньше двух часов, дожидаясь возвращения Альберта. Я решила, что больше не могу ждать, от беспокойства у меня стало крутить живот.

– Как бы эта паучиха его там не сожрала! – шепнула я Освальду, сидевшему рядом.

– Не бойся, – точно так шепнул он мне в ответ. – Альберт из тех, кем можно отравиться, если съесть за один присест.

– Может, они из-за этого так долго. Она ждет, когда придет время второго присеста. Даже если съест его за два, я все равно расстроюсь! – Я посмотрела на Рональда, ища поддержки. Рональд не думал, как именно станет паучиха употреблять Альберта, но тоже беспокоился. Я решительно встала.

– Мне плевать на всю эту политику, традиции и вежливость. Я пошла его спасать!

Василика с силой дернула меня за платье и посадила обратно.

– Сиди и не дергайся. Если Альберт падет в неравном бою, мы за него отомстим!

– Не сяду! – снова поднялась я и, увернувшись от рук Василики, поспешным шагом, скорее близким к бегу, пошла к двери.

Я услышала, как все выругались за моей спиной, каждый по-своему.

– Корова безмозглая! – прокомментировала Василика.

– Александра, не вмешивайся в это дело, они сами разберутся! – укоризненно заметил Рональд.

– Мать Хранительница! Сейчас начнется что-то интересное, – Освальд стал подбирать наилучшее заклинание, которое подошло бы для ситуации.

Они все встали и пошли за мной, стараясь догнать, но при этом не перейти на бег, чтобы не казаться совсем уж подозрительными в глазах жителей местного дворца. Я почувствовала, что они догоняют, и ускорилась, тоже шагом. Они на ходу бросили друг другу пару реплик и разошлись в разные стороны за моей спиной.

– Окружают! – поняла я и еще прибавила ходу. Главное – дойти до винтовой лесенки в башню – там меня окружить уже не получится.

Но я по ошибке свернула не туда, поняла, что выход к башне есть только из другого коридора, а навстречу мне уже выходила Василика, готовая перехватить меня. Я поменяла направление и поспешила обратно, там вход мне перекрыл Рональд.

– Предатель, – шепнула я ему и свернула в боковой проход прямо перед его носом.

К игре в догонялки потихоньку присоединились и советники, те из них, которые были самыми ответственными и не побежали запускать воздушных змеев или ускорять пробуждение короля. И я бы еще долго от них всех убегала шагом, если бы наконец не нашла искомую лестницу. Но подниматься по ней мне не пришлось. Альберт спускался сам, на первый взгляд, живой, здоровый и даже непокусанный.

– Все! – сказал он непривычно серьезно. – Можем отправляться домой. На сегодня переговоры окончены.

– Ты ее победил? – обрадованно спросила я.

– Нет. В каком-то смысле победила она, и теперь мы готовимся к свадьбе, – ошарашил всех Альберт и пошел к выходу. Мы недоумевающе переглянулись и последовали за ним, успев передумать тысячу мыслей еще до выхода из дворца.

В полном молчании мы шли обратно к месту силы. Распрощались с Освальдом, Василикой и Колей, который стал неотделим от Дэми. Договорились, что будем навещать друг друга, и снова замолчали.

– Ты же ее не любишь, – едва мы остались втроем, без предисловий и наводящих вопросов сказала я то, что мы с Рональдом знали наверняка.

– Не повезло мне, что вы такие умные, можно даже не пробовать врать, – нахмурился он. – Хорошо, хоть принцесса чувства видит не в цвете. Рональд сам говорил, что это моя королевская обязанность. Я не имею права отказать.

– Она на тебе развешивала свои шарфы еще три месяца назад. Мы все едва не погибли из-за нее. Она носит платье из вымирающего вида стрекоз. Она пытала болотниц, чтобы узнать, как они умудряются так хорошо выглядеть. Она ограбила и заколдовала собственного отца, а голову жениха несла из леса в сумке. Ты хочешь стать мужем этой девушки? А ты не боишься, что однажды утром проснешься и найдешь себя задушенным в своей же постели? Или отравленным? Или окаменевшим, стоящим рядом с ее печальным папенькой? Это будет очень удобно для нее, скоропостижно избавиться от тебя и стать законной королевой сразу двух королевств. Неужели этого недостаточно, чтобы отказать ей? Или у тебя не получилось создать о себе настолько плохое впечатление, чтобы она передумала?

– Я и не пробовал. Она меня устраивает. Ты бы видела портреты других невест. Эта хотя бы красивая и умная…

– И злая! – разбавила я его оптимистичный перечень, но сама перестала язвить. Я почувствовала, что все сложнее, чем кажется на первый взгляд, и что у Альберта есть причина согласиться на эту свадьбу. Я посмотрела на Рональда. Он был задумчивым и серьезным. Он знал столько же, сколько и я.

Никто не ожидал, что события последних месяцев закончатся помолвкой. В обоих королевствах люди радовались и устраивали праздники. Наивные, они не видели, с каким воодушевлением принцесса пыталась меня убить. Каждый раз, когда я вспоминала об этом, у меня начинала чесаться спина в том месте, где зеркало пропороло ее. Чтобы не остался шрам и рана зажила, мне пришлось просить Мэлли мазать ее очередкой. Няня чуть не упала в обморок, развязав тесемки моей рубашки, а ведь была из закаленных. Все было неправильно. Ясно только, что Альберта опять надо спасать.

– Лучше бы ты остался котом! – не сдержавшись, заметила я, глядя, как Альберт танцует с одной из своих поклонниц. Я стояла на парадной площади Альмагарда с бокалом в руках, который держала для вида. Люди веселились, менестрели рвали струны, помост содрогался, едва выдерживая напор многих ног, на ветру колыхались радужные шарики, наколдованные магами, на столах медленно таяло мороженое.

Рональд стоял рядом. Его кольцо снова было на моем пальце. Он вернул его мне со словами, что всю жизнь мечтал стать королем, но отказался от короны, чтобы его не связывали обязательства перед королевством и ничто не могло помешать нашему союзу. То, что я для него значу, не могли перечеркнуть пустые обиды или глупые слова, оброненные в пылу ссоры.

– Твой портрет стоит на столе в моей комнате. Я написал на нем строку из древней книги пророчеств, которую, если перевести, получится: «Мир от падения в пропасть уберегает любовь». Ты бережешь меня от падения в пропасть.

Менестрели затянули медленный танец. Болотницы пользовались популярностью, ни одной из них не приходилось сидеть в ожидании кавалера. Ягода танцевала с Комиром, выпускником магической академии. Ее тоска по Альберту быстро иссякала, тем более что рыженький сильно поменялся после своего возвращения. Он стал больше походить на Рональда. Последнюю неделю он сидел на троне непривычно серьезный, не шутил, не предлагал мне бросить зануду-брата, не жаловался притворно на своих советников, не пытался сбежать от них или спрятаться. Альберт перестал быть Альбертом. Но если бы принцесса его заколдовала, Освальд бы точно заметил, а он ничего не сказал. У нас с Рональдом настроения праздновать помолвку не было.

– Нам предстоит в этом разобраться, – озабоченно заметил Рональд.

Мы еще немного помолчали. Рональд задумчиво крутил свой бокал, так же, как и я, даже не пригубив. – А как тебе удалось нас найти, да еще через место силы, о котором ты ничего не знала? – решил он сменить тему и задал вопрос, который давно его интересовал.

– Мне помог Лелель.

– Лелель, – протянул Рональд, будто пробуя имя на вкус. – А кто он такой?

– Свободный шпион, так он представился. Не знаю, правда это или нет и зачем ему было мне помогать. Я уверена только в одном, – Лелель не человек. Он запросто умеет пропадать и появляться, когда и где захочет. С такими способностями ему бы в гонцы.

Рональда это удивило и заинтересовало, вызвав какие-то давние воспоминания.

– Есть у меня одна книга. Очень старая. В ней говорится о талантливом аскарском шпионе по имени Лелель. Только жил он очень давно, лет двести тому назад.

Он был непревзойденным мастером своего дела, его знали во всем мире, складывали сказки, упоминали о нем в книгах. Он славился еще тем, что работал только на заказчиков, которые ему нравились, и много кому перешел дорогу.

Однажды он исчез без следа, и о нем сразу забыли, будто его никогда и не было. Книжки, в которых он упоминался, тоже стали пропадать. Кто-то не жалел денег и усилий, чтобы уничтожить даже память о нем. Некоторые книги все-таки уцелели, сохранившись в таких библиотеках, как моя.

Я с печалью подумала о своем несчастном помощнике. Похоже, убийственной приправой в чае Лелеля оказался «эталон», и он был обречен пить его из королевской чашки вечно. Он, как исключительный мастер своего дела, продолжал быть шпионом и после смерти.

А на площади танцевали люди, беззаботные и радостные, которые никогда не слышали об «эталоне», не видели платьев из крыльев стрекоз, не давали обещания выйти замуж за нелюбимую принцессу, не убегали от магов и выпущенных в спину заклинаний, не оплакивали потерянных друзей. Я им завидовала. Мне предстояло еще в стольком разобраться, что до собственной свадьбы я рисковала не дожить.

Оглавление

Болотная флора, фауна и нечисть

Гость

Холодец из кобылы

Переговоры как они есть

Кулинария и ее последствия, или Магическая неудача

Коля

Карета, болотницы и лисы

Место силы

О чем мечтают дети

Аскара

Яды и их обладатели

Аудиенция

Лелель

Сказка о принцессе

Почти военный поход

Дом