Бегство из рая. Сборник рассказов [Владимир Михайлович Шарик] (fb2) читать онлайн

Владимир Шарик Бегство из рая. Сборник рассказов

Стройка в чистом поле.

Старший оперуполномоченный Артем Синьков открыл письмо, которое принес ему курьер, и тотчас разразился громкой бранью:

– Как мне надоели эти соседи! Никак не разберутся со своим туалетом.

– Чем ты недоволен? – Удивился оперуполномоченный Кримчак.

– Да сколько ж можно разбираться с этим делом?! Как будь-то, у нас нет никаких других дел, причем намного серьёзней, нежели это.

– Передал бы его участковому. Это ведь его хлеб.

– Передавал ему. Он, вообще-то, парень толковый, только они не прислушиваются к его мнению. Хотя, что может быть тут непонятного – один из соседей должен перенести туалет на нормативное расстояние, что бы ни было жалоб.

– Значит, передавай дело в суд.

– Придется собирать материалы и передавать в суд. Конечно, смеху будет много в суде, но деваться некуда.

В двери постучали, а затем показалась среднего роста женщина лет пятидесяти, с черной повязкой на голове.

– Извините меня, но мне надо видеть следователя Артема Синькова.

– Я Синьков. Что вы хотели?

– Я мать Семена Соколенка. Вы вели его дело?

– Да, я занимался этим делом. Но я его закончил, и дело передал в архив.

– Понимаете, я не согласна с тем, что мой сын покончил жизнь самоубийством.

– Я вас понимаю, как мать, ибо для вас это потеря невосполнима, но факты, которые мы имели там, говорят о том, что ваш сын покончил жизнь самоубийством. Когда мы вытащили его из воды, то эксперты не нашли никаких следов насилия, наоборот, в его крови обнаружили четыре промилле алкоголя.

Лицо женщины стало жестоким, она явно не соглашалась с официальными выводами следствия.

– Я не верю, что мой сын мог покончить жизнь самоубийством.

– Почему вы так думаете?

– Понимаете, мой сын начал новую жизнь. У него появилась цель в жизни. После того, как он несколько месяцев бесполезно ходил по предприятиям, чтобы получить работу. Однако, он получал везде отказ, ибо он был в заключении. Я видела в нем положительные перемены – я видела, что он не лежал бесцельно на диване, смотря телевизор, а занялся делом. Изучал литературу по строительству, по финансах, он даже посещал курсы по обучению работы на компьютере.

– Это ведь мог быть и несчастный случай.

– Что вы такое говорите! Он с детства плавал на речке, причем был очень сильным парнем. Так что, будучи даже выпившим, он хорошо держался на воде. Нет, он не мог покончить жизнь самоубийством, поэтому я хочу, чтобы вы продолжили расследование. – горящие глаза женщины смотрели прямо в глаза Артема. Он не смог выдержать её взгляда, и отвел свои глаза в сторону. Возможно, с его стороны было произведено не совсем тщательное расследование, но его торопило высшее начальство, теперь вот перед лицом матери он чувствовал себя не совсем уютно, но честь мундира надо было держать, и, следовательно, поддерживать официальную точку зрения. Тут на помощь Артему пришел его коллега.

– Женщина, но чего вы добиваетесь? Ведь сына вы уже не вернете.

Лучше б он этого не говорил, потому что женщина, буквально, взорвался от гнева.

– Что вы несете! Как я могу спать, когда я знаю, что убийца моего сына гуляет на свободе. Мой сын сейчас лежит в холодной земле, а этот подонок сейчас развлекается где-нибудь в ресторане или на хате. Как вы можете так говорить, когда должны уничтожать таких подонков, ибо они угрожают жизни другим людям.

– Успокойтесь, пожалуйста, женщина.

– Как я могу успокоиться? Вы когда-либо хоронили своих детей, что бы понять меня.

– Нет, я не хоронил своих детей, но, тем не менее, я понимаю вас, и потому постараюсь что-нибудь сделать по вашему делу. – Артем говорил искренно.

– Вы на самом деле сделаете это или просто говорите мне эти слова, чтобы я отстала от вас?

– Нет. Я свои слова не бросаю на ветер.

– Я посмотрю, как вы держите свое слово.

– Не сомневайтесь. Только вам надо будет написать письмо на имя прокурора, чтобы он дал указание, произвести повторное расследование вашего случая.

– Хорошо, я пойду в прокуратуру. Спасибо. До свидания.

– До свидания.

Женщина покинула кабинет. На мгновение неловкая тишина воцарила в кабинете, которую прервал оперуполномоченный.

– И тебе надо браться за это дело? Ведь это верный висяк.

– Ваня, а ведь женщина была права – преступник, который убил её сына, сейчас гуляет на свободе, и он представляет угрозу для других людей.

– Артем, тобой будут там недовольны.

– А если я собой буду недоволен, то, как с этим буду жить?

– Я тебя не понимаю, – сказал Иван.

На этом их разговор закончился. Каждый из них зарылся в своих бумагах или делали вид, что делают это. По крайней мере, у Артема не выходила из головы женщина, мать, потерявшая своего сына. Но что он может сделать, чтобы вернуть ей потерянное спокойствие. Конечно, он успокоил свою совесть, когда посоветовал женщине написать письмо прокурору. А дальше что? Неужели он ничем не сможет уже сейчас чем-то помочь женщине, ведь сопереживание несчастью ближнего есть положительный момент. Так их учили на лекциях. Они, как послушные дети, повторяли эти истины своим преподавателям, получали за это хорошие отметки. А как же в жизни? Почему эти хорошие моральные правила не превращаются в действия? Лишь потому, что это может кому-то не понравится, что это может сказаться на твоем положении в коллективе? Нет, тут не должно быть никаких отговорок, никаких обстоятельств, истина должна быть всегда дороже. То, что ты учил, те клятвы, которые ты давал – должны исполняться. Иначе…

Он не будет ждать, пока придет письмо от прокурора, а займется этим делом немедленно.

Артем полез в свой стол, достал блокнот, в котором он записывал самые важные моменты уголовных дел, которые он вел, этому его научили преподаватели, ибо невозможно в памяти удержать всю информацию об уголовных делах. Он нашел в блокноте дело о самоубийце Соколенко, просмотрел бегло записи, нашел то, что его интересовало – вывод экспертизы, несколько раз перечитал его. Потом взял телефон, набрал номер.

– Алло. Здравствуй. Это ты Григорий?.. Мне с тобой надо переговорить по одному делу… Я тебя надолго не задержу… Встретимся в кафе "Росинка", пиво за мной.

Григорий Полищук работал экспертом, он всего на несколько лет был старше Артема, но уже имел репутацию хорошего работника, которого ценило начальство и уважали коллеги.

– Что тебе надо, говори быстрее, а то мне надо забирать ребенка из садика.

– Давай я тебе сейчас закажу пиво.

– Какое пиво? – возмутился Григорий, – я ведь за рулем.

– Хорошо, тогда выпьем по чашечке хорошего кофе, надо ведь хоть чем-то взбодриться после работы.

Артем позвал официантку, и заказал ей кофе и кекс.

– Так что ты хотел?

– Понимаешь, ко мне пришла сегодня мать Семена Соколенко. Помнишь такого?

– Что-то припоминается. Это тот парень, который утонул в речке?

– Да.

– И чем я могу тебе помочь?

– Ты ведь делал ему экспертизу?

– Я. Он утонул. Никаких следов насильственной смерти не было обнаружено. Наоборот, парень был в сильном алкогольном опьянении. Не помню, сколько в нем было промиллей, то ли четыре, то ли пять.

– Четыре промилле.

– Так в чем же вопрос. Утонул, потому что был пьяный.

– Понимаешь, мать говорит, что не мог он утонуть, так как физически он был очень силен. К тому же, в последнее время он стал очень целеустремленным, много занимался, осваивал компьютер.

Девушка принесла кофе, Артем поблагодарил её и сделал глоток.

– Это еще ничего не доказывает. Из неосторожности на воде, с любым может случиться несчастье.

– А мне вот не верится, что с ним случилось такое. Я еще, когда вел это дело, то имел некоторые сомнения, но ты же знаешь, как нас торопят с оформлением дела.

– Но ведь дело уже закрыто, почему ты вдруг начинаешь вести новое расследование?

– Его мать написала заявление прокурору, чтобы расследование провели повторно. Я думаю, что через пару дней к нам придет письмо от прокурора, поэтому я решил выяснить некоторые факты.

– Я тебе всё рассказал как есть.

– И ничего не можешь добавить?

– А что я должен добавить?

– Гриша, я не первый день работаю в органах, и потому знаю, что иногда эксперты упускают некоторые детали, чтобы дело легче было закрыть.

– Артем, ну чего ты такой дотошный. Зачем это тебе нужно?

– Это не мне нужно. Это нужно матери. Это, наконец, нужно другим людям, ибо, если преступник гуляет на свободе, то он представляет им угрозу.

– Ты знаешь, что на тебя итак начальство смотрит косо, а, если ты начнешь расследовать это дело, то оно вообще…

– Ты за меня не волнуйся.

– Артем, я люблю свою жену, я люблю своих детей и родителей. Почему я должен всё это терять из-за твоих необоснованных подозрений. Дело закрыто и забыто. Всё. Точка. Вот ты какой! Недаром говорят, что ты какой-то нелюдимый, какой-то обозленный, чувств нет у тебя. Обязательно лезешь на рожон.

– Это не твоя забота.

– Извини, ты не такой как все, а такие люди всегда подозрительны. Все мне нечего больше сказать. До свиданья.

Григорий ушел, не притронувшись даже к чашке кофе. Артем с досадой ему смотрел вслед – надеялся он всё-таки получить какую-то информацию из уст эксперта. Впрочем, информацию он все-таки получил. Раз эксперт так бурно реагировал на то, что Артем будет повторно вести расследование, то, значит, не всё в порядке в его заключениях.

Инна Федоровна с самого утра поехала к прокурору, где вместе с секретаршей написала заявление прокурору на повторное расследование дело о самоубийстве её сыны Семена.

– Спасибо, дорогая, за то, что помогла мне заявление, а то я ведь ничего не разбираюсь в этих юридических тонкостях.

– Пожалуйста.

– Дай бог тебе здоровья и твоим детям.

– У меня еще нет детей.

– Почему?

– Я еще не замужем.

– А почему же не замужем? Такая красивая и умная.

– Сейчас красивые и умные женщины не востребованы, – попыталась пошутить девушка, но Инна Федоровна восприняла это очень серьёзно.

– Этого не может быть. Такие девушки, как ты всегда очень нравились мужчинам, так что ты надежду не теряй и не упускай момента. Выходи сразу же замуж, как только хороший парень предложит тебе руку и сердце. И сразу же роди ему ребенка, только на одном не останавливайся. Один – это очень мало. Надо два или три. А то вот у меня…

По щеке у женщины пробежала слеза, девушке очень захотелось успокоить её, сказать что-то хорошее, доброе.

– Я постараюсь выйти замуж, что бы родить детей. Мне тоже хочется иметь больше, чем одного ребенка, а то я была одна в родителей. У меня не было с кем поговорить, поиграть, поделится своими горестями и радостями.

– Пускай у тебя всё будет хорошо в жизни, – сказала Инна Федоровна и вышла из кабинета.

После прокуратуры Инна Федоровна зашла в магазин, купила хлеб и немножко голландского сыра и поехала трамваем домой.

– Сеня, Сеня! Ты дома. Нет, – позвала она сына, когда открыла двери. Поставила сумку, разделось, надела комнатные тапочки, и зашла в комнату сына. – Вот снова убежал. Не сидится ему дома. Конечно, ему неинтересно со своей старушкой сидеть дома. Побежал к своим друзьям.

Она подошла к кровати сына, на которой были разложены его сорочка и брюки. Сорочка была заправлена в брюки.

– Вот снова вымазал чистую рубашку. Видно, ремонтировал свой мотоцикл. Сколько раз тебе говорила, чтобы ты одевался в грязную одежду, когда ремонтируешь мотоцикл. Какой же ты непослушный, сынок. Сеня, Сеня, но почему ты никогда не слушал свою мать? Разве я тебе когда-нибудь желала тебя плохого? Я ж старалась все делать для тебя. Я о себе не думала, а думала только о тебе. Все лучшее для тебя делала, чтобы ты никогда ни в чем не нуждался, а ты не оценил это, ты ушел от меня. Оставил меня совсем одну. Зачем мне такая жизнь? Сынок, ну, скажи хоть слово, почему ты молчишь?

Она смотрела на фотографию, которая висела над кроватью. Это была его фотография с выпускного альбома. Сильный, молодой, красивый юноша с улыбкой на лице смотрел на неё, словно, живой.

– Зачем мне такая жизнь? – Инна Федоровна наклонилась над кроватью, обняла сорочку, утопила свое лицо в ней. – Я совсем одна, как мне быть? Я так хотела нянчить твоих детей, своих внуков. Как мне жить?

Женщина разрыдалось, застыла над кроватью, и никакая сила казалось, не могла её оторвать от дорогих сердцу вещей.

Она не помнит, сколько времени провела в таком положении, и сколько бы еще прошло времени, потому как ей ничего не хотелось делать, ибо жизнь её закончилась после смерти сына.

В двери позвонили. Она не пошевелилась. Позвонили еще раз, потом еще. Кто-то настойчиво к ней звонил. Она слышала, что мужчина затем позвонил соседке Вале. Та вышла, Он спрашивал у неё об Инне Федоровне. Потом снова позвонил ей. На это раз она оторвалась от кровати, медленным старческим шагом подошла к двери и открыла её.

Перед ней стоял тот следователь, у которого она была накануне.

– Здравствуйте, – сказал он.

– Здравствуй, – безразлично поздоровалась она.

– Мне б хотелось поговорить с вами.

– Проходите.

Пропустила она его в комнату и закрыла за ним двери.

– Я только сегодня написала заявление прокурору, – сказала она.

– Ничего, – ответил следователь. – Я просто решил задать вам несколько вопросов, ибо я не сомневаюсь в том, что прокурор даст указание провести повторное расследование.

– Я готова отвечать на ваши вопросы, если они будут способствовать расследованию.

– Инна Федоровна, я б хотел узнать, каким человеком был ваш сын?

– У меня был хороший сын.

– Я это понимаю, но я б хотел знать, каким он был человеком в обществе. Он был добрым ли человеком, уважал ли других людей, общительным ли он был, как он вел себя в школе, и как к нему относились преподаватели?

– Вы задали мне много вопросов, но я постараюсь ответить на них. Во-первых, он был хорошим сыном. У меня не было мужа, и Сеня всегда помогал мне в домашних делах: делал уборку в квартире, ходил за покупками в магазин, причем тратил деньги очень экономно, потому что знал, что живем на одну мою зарплату.

– Извините, а его отец ничем не помогал вам?

– Понимаете, он был человек женатый, имел свою семью. Он несколько раз приходил ко мне, предлагал некоторую помощь, но я отказалась от этого. Потом мы вообще перебрались в другой район, чтобы он не беспокоил нас. Я сама заботилась о воспитании своего сына, и старалась ему ни в чем не отказывать, хотя для этого мне приходилось подрабатывать на другой работе. В школе он учился не совсем хорошо, вернее, сказать поведение его было не совсем примерное – он устраивал драки, он иногда дерзил преподавателям, когда те поступали несправедливо, поэтому и учеба у него не совсем получалась гладкая. Вы ведь знаете, что там любят детей, которые ведут себя безропотно. А мой сын был не такой. Но вот дома, с соседями он вел себя очень хорошо. Можете спросить любого жильца нашего двора, и он плохого слова не скажет о нем. Наоборот, вот у меня в соседнем подъезде живет подруга – она инвалид, передвигается только по квартире, так Сеня делал и ей покупки, когда ходил в магазин. Она очень плакала, когда узнала о смерти моего сына.

– А какие увлечения были у вашего сына?

– Музыкой он увлекался, сам научился играть на гитаре, но главным его увлечением была техника. Вот у Петровны, моей подруги, в гараже стоял старый разбитый мотоцикл "Ява", так он летом заработал денег на каникулах, и купил у неё этот мотоцикл, отремонтировал его – запчасти собирал по всему городу. Мне даже не верилось, что он отремонтирует его, просила бросить это дело, а собирать деньги на новый мотоцикл, обещала помочь ему с деньгами, но он был упорным, и отремонтировал его. Конечно, радости у него не было предела. Я тоже рада была, ибо думала, что, если у человека есть увлечение, то он найдет свое место в жизни. Видно, я ошибалась в этом.

– Почему?

Женщина тяжело вздохнула, вероятно, уже много раз женщина в себе с разных сторон оценивала эту ситуацию, но к окончательному решению так и не пришла.

– Понимаете, он так увлекся этим мотоциклом, он посвятил всего себя ему. Он ездил на нем в различные места, знакомился с такими же ребятами – у них там был своего рода клуб. Они ездили на различные слеты, фестивали. По несколько дней он не ночевал дома, но он приезжал такой счастливый, такой целеустремленный, что я успокаивалась, ничего не подозревала и не предполагала, что может случиться несчастье. А оно обрушилось на меня, как снег на голову. Пришла милиция и забрала моего сына, ничего мне не объяснив. Уже потом я узнала, что сын мой вместе с одним товарищем попытался обокрасть банкомат. Они разрезали корпус банкомата автогеном, вытянули кассу из внутри и уехали на автомашине того приятеля. Только милиция быстро вычислила их, потому как мой сын потерял на месте преступления свой мобильныйтелефон.

– Зачем он это сделал? Неужели у него не было совсем денег?

– Я его тоже спрашивала, а он мне ответил, что он очень хотел купить хороший новый мотоцикл, которые были у настоящих рокеров. Я ему говорила, почему он мне не сказал о своем желании купить новый мотоцикл, мы б могли постепенно накопить нужную сумму. На что он мне так улыбнулся снисходительно и сказал: "Мама, чтобы купить такой мотоцикл, ты должна всю жизнь копить деньги, при этом ничего ни есть, и не делать никаких покупок". Ему дали четыре года, а я ничем не могла ему помочь, потому что была одна, и не к кому, было обратиться за помощью. Мне ведь сказали тогда в милиции, платите пятьдесят тысяч долларов, и сын ваш не сядет в тюрьму. Но где мне было взять этих денег? Я была совсем одна, вокруг меня были такие же нищие люди. Я даже нашла его отца, только поздно – он умер несколько лет назад. Вот так и получил мой Сеня срок, а его приятель остался на свободе, у него были богатые родители. Разве это справедливо?

– Я не вел это дело, – следователь опустил свои глаза, ибо ему была знакома такая практика, в чем-то порочная, а в чем-то и оправданная, ибо никакая тюрьма не может исправить человека, и, когда люди из последних сил стараются удержать преступившего закон от наказания, то почему не дать им такой возможности. Всё так запутанно в этом мире, особенно, в правосудии.

– Сеня отсидел три года, и вышел по амнистии. Сначала он бесцельно шлялся по городу, лежал на диване целыми днями, ходил по объявлениям, чтобы устроится на работу. Понятное дело, сына с его уголовным прошлым никто не брал. Иногда он подрабатывал у какого-то хозяина, получал копейки, и снова целые дни проводил лежа в постели, смотря в потолок. У меня сердце разрывалось от такой сцены, но ничем не могла помочь, хотя пыталась. Я ходила на свое бывшее предприятие, просить у начальника принять его на работу, но там тоже были сокращения, предприятие было банкротом.

И вот однажды он приходит домой такой веселый, вытягивает пачку денег, и говорит: "Все , мама, у меня кончились черные дни. Начинаю жить по-другому".

Я испугалась, подумала, что он опять пошел воровать, но он успокоил меня, и сказал, что он честно заработал эти деньги, а потом заработает еще больше.

– Чем же вы будете заниматься? – спросила я его.

Вам может показаться, что я слишком опекала меня, но поймите меня – мой сын уже однажды оступился, и мне не хотелось, чтобы с ним произошло еще что-то подобное. Вернее сказать, я бы не пережила, если бы сын снова оступился. Я очень переживала, я не могла заснуть, когда он долго не приходил домой. Мне хотелось знать каждый его шаг, но, к сожалению, я была занята на работе – утром уходила, а вечером приходила. Утром я уходила, он спал, а когда приходила домой, то его не было дома.

– Мама, не переживай, мы будем работать в согласии с законом.

– Но, почему ты не хочешь мне сказать?

– Мама, мы только оформляем документы. Вот, когда мы всё оформим, тогда я тебя введу в курс дела.

Мне ничего не оставалось, как только согласится с таким расплывчатым объяснением, ибо по опыту знала, что больше с него я и клещами не вытяну. Такой он у нас был немного скрытный. Конечно, если бы был отец, то с ним бы были более откровенные взаимоотношения. Вот тогда, я впервые и подумала, что была, не совсем права, когда разошлась с мужем, откровенно скажу, поступила эгоистично. Это, во-первых, а во-вторых, не разрешала мужу встречаться с сыном, и материально помогать нам.

Скажу вам, что очень поволновалась я, когда он принес домой те деньги, происхождение которых мне было неизвестно. После того он приходил домой тоже с деньгами, заработанными, как он говорил, честным трудом. Уж лучше б он лежал на диване, и смотрел телевизор, чем приносил не совсем честные деньги. Они мне были неприятны, я к ним не прикасалась, а когда Сеня делал на них покупки, то откровенно скажу, что кусок хлеба мне в рот не лез.

Но вот однажды он пришел такой счастливый.

– Всё, мама, мы заключили договор, и теперь приступаем к работе.

– Какой договор? Что вы будете делать?

– Мама, мы с друзьями создали фирму, которая будет строить престижные коттеджи. Нам уже выделили участок.

– Какие друзья?

У меня были тяжелые предчувствия, ибо я не была знакома с его новыми друзьями. Со старыми друзьями, с которыми он учился в школе, или играл по-соседски во дворе, он потерял всякие контакты, после того, как он попал в тюрьму. То были простые хорошие ребята, которые не могли бы увести его на скользкую дорожку правонарушений. А с нынешними друзьями я не была знакома, может, он стеснялся своей слишком простой мамы, либо тут была какая-то тайная конспирация.

– Нормальные друзья, мама. Я с ними тут такие дела будем делать, что очень скоро станем очень уважительными людьми в нашем городе. Да, мама, ты можешь нам помочь.

– Чем это я смогу помочь? – удивилась я.

– Мама, нам надо составить сметы на строительство коттеджи. Ты ведь в этом хорошо разбираешься, а у нас таких специалистов нет.

– Конечно, я разбираюсь в сметах.

Должна вам сказать, что я работаю в строительно-монтажном управлении в плановом отделе.

– Только мне надо принести чертежи этих коттеджей и спецификацию оборудования.

– Хорошо, я принесу тебе чертежи и прочую документацию.

Я занялась составлением сметы, правда, меня смущали суммы строительства, они были намного больше тех сумм, которые мы закладывали при строительстве подобных строений. Но сын успокаивал меня тем, что так надо, и это согласовано с заказчиками, ибо по окончании строительства он должн был, часть полученных денег вернуть заказчику. Конечно, такой ответ меня совсем не удовлетворил, но я подумала, что живем мы сейчас в другое время, где не придерживаются никаких принципов. Всё можно делать, если это приносит деньги.

Теперь сын пропадал целыми днями на стройке, приходил домой поздно и грязный. Он мылся в ванной, ел шницель с картошкой или плов из баранины и падал в кровать. У нас появились деньги. Мы купили новый телевизор и холодильник фирмы "Самсунг". Жизнь наша налаживалась, страхи мои понемногу улеглись. Но вот однажды не пришел домой с работы. Не пришел он и на другой день, и не позвонил. На мои звонки он не отвечал, был вне зоны досягаемости.

Я пошла в милицию, что бы сделать заявление. Меня уговаривали там не торопиться, говорили, что он, небось, с какой-то красавицей отдыхает у моря. Но я была настойчива и мое заявление приняли. А потом, потом… – Инна Федоровна расплакалась. Артем понял, что больше информации он не получит от несчастной матери, потому попрощался с ней, пообещав найти настоящего убийцу.

Утром Артема вызвал начальник отдела подполковник Шмырев. Оперуполномоченный догадывался о причине своего вызова, потому отложил все свои дела, чтобы переговорить с начальником.

– Разрешите, войти, товарищ подполковник?

– Заходи, – коротко бросил начальник. Это был среднего роста мужчина, плотного телосложения. Волосы аккуратно уложены, мундир очень хорошо сидел на нем. – Садись.

Шмырев показал на стул, который стоял рядом со столом начальника.

– Ты сколько у нас работаешь? – вдруг задал неожиданный вопрос подполковник.

– Да, много уже.

– А конкретно. – Шмырев пронзил Артема своим командирским взглядом, который требовал четкости в ответах подчиненных.

– Скоро будет десять лет.

– Да, солидный срок. Пора бы тебе и очередное звание получить.

– Это не от меня зависит. – Артем играл простодушного человека, но начальник поверил ему, и потому принялся дальше обрабатывать опера.

– Очень даже зависит. Надо стараться лучше работать.

– Кажется, стараюсь.

– Плохо стараешься.

– Почему это?

– Да, потому что дела долго ведешь.

– Но тут важно ведь не скорость, а найти преступника.

– Но вон твои коллеги пришли попозже тебя, а дела закрывают быстрее.

– Они-то молодые, куда мне за ними угнаться. – В голосе Артема слышалась легкая ирония, что, конечно, не прошло мимо сознания старого опытного сыщика, как Шмылев.

– А вот это ты напрасно так иронично относишься к стараниям и усердию молодых. Они полны еще желания побороть преступность в стране, служить людям.

– Я тоже ведь служу людям.

– Я это не отрицаю, я просто говорю, чтобы относились с большим рвением, тогда и дела будут идти быстрее, а мы заметим твое рвение, соответственно, подадим рапорт на продвижение в службе.

– Хорошо, Василий Николаевич, я приму ваши слова к сведению.

– Вот и замечательно, – подполковник был явно доволен результатом своей воспитательной работой с подчиненным. Значит, можно переходить к основной теме, из-за которой он вызвал опера.

– Тут пришло предписание от прокурора.

– Какое? Чем еще он там недоволен? – Артем сделал вид, что он ничего не понимает, но про себя подумал: " Ах, ты хитрый лис, недаром ты сделал какое длинное предисловие перед тем, как перейти к делу. Неспроста это.

– Ты ведь вел дело этого самоубийцы?

– Какого самоубийцы? – продолжал играть опер, ибо он действительно вел несколько дел самоубийц. Народ нынче хлипкий стал, едва что-то не так происходит, так они в петлю лезут или прибегают к другому способу покончить с жизнью.

– Да Соколенка.

– А что же не удовлетворяет прокурора?

– Мать этого парня написала заявление, что не согласна с твоим заключением, что сын утонул сам.

Артем изобразил озабоченное лицо.

– Как же так? Ведь все там было доказано, экспертиза не нашла никаких следов насилия. К тому же в парне было алкоголя, кажется, три промилле.

–Вот, займись по-новому этим делом, и докажи, что ты был прав, а мы подумаем о твоем повышении.

– Хорошо, я постараюсь, Василий Николаевич. Разрешите идти?

– Иди, занимайся делом. Да, не забывай о том, что мы говорили.

Артем вышел из кабинета начальника с двойственным чувством: конечно, повышение это хорошо, ведь у него повысится оклад – деньги еще никому не мешали, тем более, что Рая говорит о дополнительных расходах на репетитора по английскому языку дочери, но с другой стороны… Эта женщина. Мать самоубийцы или не самоубийцы? Почему это для неё так важно, ведь сына этим не вернешь? Люди его удивляют. Впрочем, если бы женщина не пыталась найти убийцу её сына, то удивила бы еще больше.

Артем с делом зашел в свой кабинет, где находился в это время его коллега Ваня Крымчак.

– Чего это тебя шеф вызывал, – поинтересовался он.

– Да, вот возвратил дело об утопленнике?

– Ты что его до пенсии хочешь вести? – едко спросил опер, чем очень задел самолюбие Артема. Ему хотелось ответить очень резко и критически, мол, я ж не занимаюсь подтасовкой фактов или не уговариваю некоторых заключенных, чтобы они брали на себя чужие дела, имея за это некоторые послабления в своих преступлениях более тяжких, но Артем сдержал себя.

– Постараюсь справиться немного раньше, – ответил он и сел за стол, чтобы еще раз ознакомится с этим делом, хотя он знал его на память. Все было оформлено быстро и четко, как самоубийство, не вникая в подробности: где и когда было свершено преступление, каково орудие преступление? В том, что это убийство Артем после разговора с мамой Семена не сомневался. Вот какие только мотивы этого преступления? ответ на этот вопрос надо было искать во вновь созданной строительной фирме. Только в деле об этом не было ни слова. Почему-то следствие не обратило на это внимание. Конечно, было тут его упущение, но не он вел допрос мамы, ибо он в это время был в командировке по другому делу, а тот опер не стал делать упоминание о фирме, ибо это могло разрушить версию о самоубийству. Следовательно, ему надо узнать, в какой фирме работал Семен. Эту информацию он может узнать только у мамы.

– Я поехал на выезд, – сказал Артем своему коллеге.

– Куда?

– Хочу переговорить с Инной Федоровной Соколенко.

– Понятно. Успехов, в твоем безнадежном деле, – пожелал ему Ваня.

Инну Федоровну Артем застал дома. Она была на кухне, пекла пирожки с картошкой, запах их разносился по всему подъезду. Когда-то его мама тоже готовила ему такие пирожки. Ему вспомнился их домик в деревне, где прошло его детство, повеяло чем-то родным и близким.

– Угощайтесь, – предложила хозяйка.

– Нет, спасибо. Я уже поел. – Конечно, это была неправда, но Артему было неудобно так бесцеремонно вести себя в незнакомом доме.

– Сеня, очень любил такие пирожки. Всегда, когда он приезжал, то просил меня спечь такие пирожки. Да, и туда я ему привозила, когда на свидание приходила. Инна Федоровна смахнула непрошеную слезу.

– Инна Федоровна, скажите мне, в какой фирме работал ваш сын?

– Я бы вам сказала, но я даже не знаю.

– Но вы ведь говорили, что вы сметы помогали ему составлять?

– Помогала, но это были стандартные проекты без конкретной привязки.

– Неужели в вас не осталось никаких документов по этой фирме?

– Нет. Сеня приносил мне их, я делала сметы, и он снова их относил на стройку.

– А где хоть находилась эта стройка?

– Это я тоже вам не скажу. Он мне ничего не говорил.

Чем больше Артем вникал в это дело, тем больше понимал, что тут работали профессионалы, которые хорошо обдумывали каждый шаг своей аферы в надежде спрятать концы в воду. Что, в конце концов, они и сделали. И с каждым мгновением в следователя разжигался инстинкт охотника, который хочет настичь свою добычу, чего бы это ему не стоило.

– А можно посмотреть его вещи, может там, что-то найду?

– Пошлите, в его комнату.

Инна Федоровна провела её в комнату сына. Артема поразил вид аккуратно уложенной одежды на кровати, словно, это сын её там сейчас лежит.

– Вот смотрите, а я пойду на кухню, а то пирожки мои сгорят.

Артем осмотрелся. Ничем не примечательная комната, разве, что рокеры на своих байках развешаны на стенах, да гитара без хозяина. На полке несколько книг, в основном по фантастике да справочник по строительству. Артем взял его в руки, перевернул страницы. Никаких записей, никаких отметок, правда, выпала из книги фотография. Он поднял её. Это была фотография девушки: длинные русые волосы, голубые глаза и пленительная улыбка. Опер посмотрел на обратную сторону – никаких записей нет.

Тщательно, обследовал Артем и содержимое стола, ничего не нашел, в записной книжке только записаны какие-то телефоны, которые, конечно, надо будет проверить, и больше ничего. Он пошел на кухню.

– Инна Федоровна, а у вашего сына был мобильный телефон?

– Был.

– А где он сейчас?

– Он пропал вместе с исчезновением Сени.

– Плохо.

– Почему?

– Потому у нас нет никаких версий, за которые, мы смогли бы ухватиться, чтобы вести расследование.

– Что же делать?

– Вот над этим я сейчас и думаю. Знаете, что вам надо сделать.

– Что?

– Вам надо написать снова заявление прокурору, чтобы сделали повторную экспертизу вашему сыну.

– Разве это возможно? Он же…

– Возможно. Даже, если это ничего не даст, то я выиграю время, и может мне удастся что-нибудь узнать об этой фирме-невидимке.

– Я завтра же пойду к прокурору.

– Хорошо. Я пойду.

Артем уже собрался выходить, но остановился у дверей.

– Да, я еще хотел спросить. Я нашел в книге вот эту фотографию. Вам знакома эта девушка?

Женщина взяла в руки фотографию, стала внимательно её рассматривать.

– Нет, мне не знакома эта девушка.

– Можно я возьму эту фотографию, поищу её в городе.

– Берите.

Артем попрощался с Инной Федоровной и направился в горисполком, он надеялся найти там хоть какую-то информацию об фирме-невидимке, ведь должна же она там зарегистрироваться, чтобы начать действовать.

В отделе строительства сидела пожилая женщина в розовой кофточке и обесцвеченными волосами. Артем показал удостоверение и рассказал о причине своего визита. Женщина внимательно выслушала его и спросила:

– Как название фирмы?

– Я ж говорил, что я не знаю название фирмы.

– Как же я могу найти вам договор о строительства? – женщина недовольно заворчала и сдвинула плечи.

– Я понимаю, что тут дело со многими неизвестными, поэтому я прошу вас постараться.

– А кто учредитель фирмы?

– Извините, я этого не знаю.

– Как же я могу найти вам нужный договор? – голос женщины был очень недовольный, мол, ходят тут разные, сами не знают, что им надо и другим мешают работать.

– Я знаю только, что один из членов строительный фирмы звался Семен Соколенко.

– Семен Соколенко?– переспросила женщина.

– Да.

Женщина набрала на компьютере названную фамилию и имя, потом стала делать различные манипуляции с мышкой и клавиатурой. Это продолжалось несколько минут, Артем с напряжением всматривался в экран монитора, надеясь получить нужную информацию. Но вот сотрудница отдела закончила свои поиски и повернулась к оперу.

– К сожалению, у нас человек с такой фамилией не регистрировал никакую строительную фирму.

– Где ж они тогда могли её зарегистрировать?

– Не знаю. В принципе они могли зарегистрировать фирму в любом городе страны, а строить дома здесь.

– Что ж мне тогда делать? – Артем был разочарован и расстроен, ибо обрывалась последняя ниточка, которая вела его к раскрытию убийства.

– Не знаю. Делайте запрос в столицу, в центральный офис, может, там есть какая-нибудь информация по этому делу.

– Спасибо, может я и воспользуюсь вашим советом. До свиданья.

– До свиданья.

Артем вышел из горисполкома, посмотрел на часы. Было без десяти минут три часа. В нерешительности он остановился. Куда идти, что делать он не знал. Ноги сами понесли его в отделение милиции.

– Я в тупике, – сказал он своему коллеге Ване Кримчаку.

– Я тебе говорил и сейчас говорю, не занимайся этим дохлым делом. Это не принесет тебе дивидендов, даже, если ты раскроешь его, ибо это может, не понравится нашим начальникам.

– Ваня, но ведь преступник гуляет на свободе.

– Я уверен, что ему недолго придется гулять, раз он поступает так откровенно и жестоко.

– Но пострадают другие люди.

– Не надо делать такие мрачные прогнозы.

– Я не делаю никаких прогнозов, но дело доведу до конца. У меня есть еще одна зацепка.

– Какая?

– Роясь в вещах покойного, я наткнулся вот на эту фотографию.

Артем вытянул из кармана фотографию девушки и передал его Вани. Тот взял её небрежно, кинул поверхностный взгляд, но вдруг его лицо преобразилось.

– А я ведь знаю эту девушку.

– Откуда?– Артем тоже преобразился, у него появилась надежда.

– В прошлом году я вел дело наркоторговцев, так она у меня проходила свидетелем. Очень оригинальная девушка. Она меня очень просила не втягивать её в это дело, я ей пообещал и сделал так, правда, она тоже сделала некоторые услуги.

– Ты, бесстыдник, Ваня!

– Ты меня не понял, она сделала мне совсем другого рога услуги. Это мой маленький секрет.

– А где она сейчас находится, и как её зовут?

– Её зовут Нина Щербань. Не знаю, где она сейчас работает, но тогда она работала в баре "Прибой" танцовщицей. Крутилась на шесте. Попка у неё была очень хорошенькая, но меня такие девицы не прельщают.

– Спасибо, Ваня, ты меня выручил.

– Пожалуйста. За тобой бокал пива.

– Согласен. Только не сегодня.

– Побежишь в "Прибой".

– Конечно.

– Только не влюбись в её попку. Я знаю, что ты человек очень чувствительный и влюбчивый.

– Нет, я человек женатый и потому не прельщаюсь другими попками.

Бар "Прибой" находился на окраине города. Артему пришлось добираться туда двумя маршрутками.

В баре играл гитарист и пел всем знакомый шлягер Михаила Круга "Владимирский централ". Возле окна сидела группа молодых парней, которые попивали пиво и вели оживленную беседу. Через столик от них сидела молодая пара, которые располагались друг против друга, чтобы смотреть в глаза собеседнику – говорили они мало. Возле стойки сидел одинокий пожилой мужчина, который уже изрядно выпил, но это не мешало ему пытаться переговорить с молоденькой барменшей, со стрижкой пажа.

– Что будете заказывать? – к нему подошла официантка, высокая худощавая женщина лет тридцати.

– Кофе.

– Со сливками?

– Нет, черный кофе без сахара.

Артем решил не сразу заявлять о цели своего прихода – для начала надо было осмотреться.

Посредине зала стоял пилон, где, по всей видимости, танцовщицы показывали свое мастерство. Артем не любил смотреть такие зрелища, и не понимал – кому может нравиться такое "искусство", хотя многие настаивают, что это именно таковым является без каких-либо кавычек. Для него женское тело хранило в чем-то божественную природу, которую женщина должна открывать перед одним, единственным зрителем, с которым вступает в нежно-романтические отношения, возносящие обоих на вершину блаженства. Хотя его супруга Рая не демонстрирует ему театральное зрелище с раздеванием и танцами, даже можно сказать, что она скромница, и даже после стольких лет совместной жизни стесняется появляться перед ним в обнаженном виде, то какая же мораль заключена в тех женщинах, которые открываются перед стадом самцов. Но всё-таки он не презирал таких женщин, а скорее всего, жалел их, поскольку был уверен, что жизнь у них не сложилась, что никогда им не придется услышать в свой адрес чистое и страстное: "Я вас люблю".

– Ваш кофе.

– Спасибо. Люда, а скажите сегодня, будут выступать танцовщицы? – он увидел на платье официантки бейджик с указанием всех её данных.

– Танцовщицы будут выступать после двадцати часов, – ответила она.

Артем посмотрел на часы – было без пятнадцати семь, то есть ему надо было ждать представление больше часа. Конечно, в его планы не входило сидеть здесь столько времени, но что поделаешь – служба. Он вытянул свой мобильный телефон, набрал номер своей супруги.

– Рая, я задерживаюсь на работе, заберешь с садика Иночку… Рая, но это ведь не от меня зависит, я ведь веду расследование дела.

Опер положил телефон в карман. Действительно, он не лучший из мужчин, не лучший отец, но он сам выбрал для себя такую судьбу и им надо мириться с этим. Им это его семье – супруге и дочке. В принципе, он мог уйти из криминального отдела – многие его коллеги так сделали: пошли охранниками или занялись частным бизнесом, но Артем остался. Вне этой работы он себя не видел.

Выпив чашечку кофе, Артем подошел к стойке и заказал барменше пятьдесят грамм коньяка. Пьяный мужчина, который сидел раньше за стойкой, куда-то ушел, и у опера появилась возможность переговорить с девушкой.

– Что-то у вас не много посетителей?

– Что поделаешь, сегодня ведь будний день, по выходным у нас бывает большой наплыв посетителей. Даже столов свободных не бывает.

– Конечно, людям интересно посмотреть, как пляшут девушки.

– Это тоже имеет значения, но у нас очень хорошая кухня, потому люди и приезжают к нам, хотя мы и на окраине находимся.

– А зарабатываете вы как?

– Раз на раз не получается. Это зависит от прибыли. Как сработали, так и получили.

– А музыкант у вас один тут работает?

– Зачем вам это надо знать?

– Может, я хочу к вам устроиться на работу. Я прилично играю на саксофоне.

Артем говорил правду, что он играет на саксофоне, правда, это было давно – еще, когда он учился в школе.

– Нет. Я думаю, что нам не надо музыканта. К нам приходит играть ансамбль только по выходным дням, но у них полный комплект.

– Жаль, я надеялся получить у вас работу.

– Вы обратитесь к нашему начальству, возможно, вас и возьмут, – девушка прониклась сочувствием к мужчине, это его тронуло.

– Спасибо, возможно, я воспользуюсь вашим советом.

Пришел пьяный мужчина, критически стал рассматривать Артема.

– А это что за фрукт?

– Рома, это тебя не касается.

– Если он будет к тебе приставать, то он будет иметь дело со мной.

– Рома, он не приставал ко мне.

– А что же он делал?

– Мы просто разговаривали.

– Нечего ему здесь делать. Знаю я эти разговоры.

Артем сел на свое место, откуда официантка уже убрала его пустую чашечку. Компания парней уже вышла, осталась только влюбленная пара, гитарист тоже вышел на перекур.

– Еще чего желаете? – подошла снова официантка.

– Еще, Люда, принеси кофе.

Когда Людмила принесла кофе, Артем обратился к ней с вопросом:

– Люда, вы б могли мне помочь?

– В чем?

– У меня пропала сестра, ушла из дома и не вернулась. Вот я её и ищу по всему городу.

– Какая она из себя?

Артем показал ей фотографию девушки. Официантка взяла в руки фотографию, посмотрела и в момент изменилась в лице.

– Нет, я не знаю её.

– Вы внимательно посмотрите, может, вспомните. Это моя сестра, если вы мне поможете, то я вас поблагодарю хорошо. Это моя единственная сестра, мы с ней были близки.

– Нет, я не знаю её.

– И никогда она у вас не работала.

– Нет.

– А мне говорили, что видели здесь девушку похожую на мою сестру.

– Нет. Она никогда у нас не работала.

– Спасибо. Но если что-то вспомните, то позвоните по этому телефону.

Артем дал свою визитную карточку, где, правда не было написано, что он работает в криминальном отделе.

Официантка ушла, ничего не сказав ему по делу, но опер был уверен, что она знала незнакомку на фотографию. Почему вот только испуг пробежал по её лицу, когда она посмотрела на фотографию? Какова судьба самой незнакомки? Все больше появлялось у него вопросов, на которые он не мог дать ответ. Но ответ надо было дать, если он хотел раскрыть это преступление.

Артем остался ждать представления, он еще надеялся увидеть незнакомку с фотографии. К восьми часам в баре стало прибывать новая публика. Сначала пришло трое зеленых юнцов. Они взяли по бутылке пива и сели за соседний столик. Вели себя они развязано, говорили громко и бессвязно, смеялись по поводу и без повода. Затем пришли трое молодых парней немного старше и с ними девушка разодетая, как кукла барби. Парни себе заказали водку, а для девушки коктейль. Видно, это были постоянные клиенты бара, потому что вели себя очень раскованно: ходили свободно по бару, отпускали сальные шуточки в сторону барменши, похлопывали по плечу гитариста.

Пришли двое мужчин, за ними юноша с девушкой, потом целая группа девушек. К восьми часам бар был почти заполнен до отказа. Стало тяжело дышать, так как в баре разрешалось курить, и помещение наполнилось едким дымом. Артем не курил, и потому ему было совсем неуютно в баре, но уходить онне думал, поскольку надеялся увидеть девушку, ради которой он пришел.

В восемь часов заиграла легкая инструментальная музыка из проигрывателя, а на середину площадки вышла девушка в легком прозрачном платье. Зрители ожили, послышались возгласы различные, аплодисменты, призывающие девушку начать свое представление. Она несколько раз прошла вокруг пилона, широко улыбаясь, делая различные гимнастические упражнения. Затем музыка приобрела более интимный характер, девушка сбросила с себя наряд, и оказалась в откровенном пляжном наряде. Зал взорвался бурными овациями, а танцовщица сделала несколько кувырков через голову и села на шпагат. Снова овации.

Но надо отметить, что у девушки была не безупречная форма, была она несколько полновата и ниже среднего роста. Но для публики это не имело значение, её заводил вид полуголой девушки. Уже в её адрес посыпались шальные шуточки:

– А ты сегодня свободна?

– А сколько берешь за вечер?

– Какую позу ты любишь?

И еще подобные высказывания, на что танцовщица не обращала внимания, видно, привыкла к ним, а занималась своим делом, что в неё выходило неплохо.

Артем не стал дожидаться окончания представления, ибо понял, что незнакомка сегодня не появится здесь, расплатился за кофе и вышел из бара. Он пошел на остановку таксобуса, которая была в сотне метров от бара.

Вдруг его обогнали трое молодых человек, и перекрыли ему дорогу.

– Закурить не найдется? – начал привычный в таких случаях разговор один из них, среднего роста плотный крепыш.

– Я не курю.

– Напрасно ты не уважаешь нас, – поддержал другой, высокий худощавый паренек.

– Из чего это ты решил, что я не уважаю вас? – Артем был спокойный и немного отступил, чтобы держать в поле зрения троих парней, при этом мельком посмотрел назад – нет ли еще там пособников. Но там никого не было – это уже было легче.

– Вот видишь, как ведешь ты вызывающе. Ты очень дерзкий, и за это должен быть наказаным. – Сказал второй и попытался нанести удар арматурой по голове, но Артем отвел удар левой, а правой нанес сокрушительный удар в челюсть, от которого тот отлетел на несколько метров и рухнул на землю, подняв столп пыли. Воспользовавшись минутным замешательством, Артем нанес удар прямой ногой прямо в голову первого напавшего, от чего тот свалился на землю, а третий, увидев такое дело, кинулся наутек. За ним побежал и высокий паренек, пришедший в себя, а Артем кинулся к только что упавшему пареньку и схватил его, загнул руку, отчего тот застонал:

– Ай, ай. Больно.

– Говори. Кто вас послал?

– Не знаю.

Артем выше загнул руку за спину.

– Ай, ай. Отпусти.

– Так кто вас послал?

– Владелец бара?

– Почему?

– Я не знаю. Он сказал только, чтобы мы немного припугнули тебя.

– Пошли сейчас к нему, узнаем, почему я ему не понравился?

– Идите сами. Опустите меня.

– Нет, пойдем вдвоем.

Придерживая юнца за руку, они пошли назад к бару.

– Пошли с черного хода, чтобы нас меньше видели, ты же знаешь тут все ходы.

Юноша в знак согласия махнул головой.

У владельца бара глаза полезли на лоб, когда мы вошли в его кабинет, а, когда Артем сказал, что он заказал опера при выполнении им своих обязанностей, то он вообще потух.

– Вы понимаете, какая статья вам светит?

– Но откуда, же я знал, что вы на службе, – лепетал он что-то запутанно.

– А если человек не на службе, то тогда его можно ударить арматурой по голове?

– Я им говорил только припугнуть вас.

– Значит, они вас не так поняли, но это не имеет значения, ибо статья висит над вами.

– Извините, но я не думал.

– А надо думать. Иди, малец, отсюда к мамочке, и больше не занимайся такими делами.

Юноша пулей выскочил с кабинета.

– Что вам надо?

– Где эта девушка? – Артем показал фотографию девушки. Предприниматель дрожащими руками взял фотографию.

– Зачем она вам?

– Она у нас проходит по одному уголовному делу. Мне надо встретиться с ней, поговорить.

– Но ей ничего не будет?

– Она проходит только, как свидетель.

– Знаю я вашу контору, где свидетели могут превращаться в обвиняемых в один момент.

– Слушай, у тебя разве есть выбор?

– Но я не могу предать эту девушку.

– Она твоя родственница?

– Нет, но я ей дал слово.

– Что с ней случилось, что она сейчас прячется?

– Понимаете, к ней приставал один посетитель, требовал интима, даже звал её замуж, но она ему отказала. Он грозился отомстить ей, поэтому она и скрылась от него на время. Когда мне Люда сказала, что кто-то ищет Нину, то я подумал, что это человек от того наглеца, поэтому и попросил ребят припугнуть.

– Мне надо встретиться с Ниной. Где она сейчас находится?

– Она живет сейчас на моей даче.

– Где ваша дача находится? Я поеду туда.

– Мы поедем туда вместе. – Сказал хозяин бара. – Я хочу присутствовать при вашем разговоре.

Дача у Сергея Васильевича, так звали хозяина бара, была расположена у речки, в полчаса езды от города.

– Ты почему так долго не приезжал? – был первый вопрос девушки.

– Я не мог.

– Слушай, что за дела. Я тут пропадаю, не знаю что делать, а у тебя нет времени.

– Марина, не будем сейчас об этом. Вот к тебе человек приехал, хочет поговоритьс тобой.

– О чем это я буду с ним говорить. Опять хочешь мне подлянку устроить?

– Я вас оставлю наедине. Мне надо пойти, хозяйство посмотреть.

Сергея вышел, Артем остался наедине с девушкой. Он внимательно рассмотрел девушку, и нашел её очень красивой, несмотря даже на то, что Нина явно не ждала гостей и не навела блеск своему облику.

– Я следователь. – Артем показал свое удостоверение, что девушку явно обескуражило.

– Я не совершала никаких проступков, закона не нарушала, почему же вдруг моя особа вызвала у вас такой интерес, что приехали в эту глушь, где даже нормального магазина нет. Приходится жевать прошлогодние сыры да колбасу, с просроченным сроком, потому как другого тут ничего нет.

– Извините, меня за любопытство, но хотелось бы узнать, почему вы сбежали из города, и самовольно заключили себя в это заточение.

– Вот совершенно верно вы заметила, что заключила себя в заключение. Ни друзей, ни знакомых нет, развлечений никаких, только телевизор.

– Но была, же причина?

– Да была. Один козел стал преследовать, выходи только за него замуж. Какой замуж. Он же старый! В дедушки мне годится, песок с него сыпется, а подавай ему нежности, чувства. Противно вспомнить.

– Вы же вероятно давали ему повод к такому предложению?

– Ничего я ему не давала.

– Но, вероятно, принимали от него ухаживания, подарки какие-нибудь?

– Какие там ухаживания! Пару раз с ним в ресторан сходила, к морю на выходные съездила. И всё. А подарки он давал ведь за то, что была с ним. Поговорила, улыбнулась, несколько слов там ему сказала, так он уже и подумал, что я его невеста. Противно вспомнить. Теперь вот преследует, требует возвратить драгоценности, деньги за рестораны вернуть и другие развлечения. Иначе говорить, что кислотой лицо обольет. Какой только ничтожный человек.

– Такие сейчас нравы, чего же вы хотите – за все платить надо. Но я не по этому поводу приехал. Вы были знакомы с Семеном Соколенко?

– Да, была знакома. Хороший был парень. Не понимаю до сих пор, почему он покончил жизнь самоубийством.

– Это было не самоубийство. Его убили.

– Но ведь говорили, что он утонул. Из ставка вытащили его тело.

– Это так подстроили те люди, которые убили его. Сейчас его мама подала заявление прокурору, и дело послали на новое расследование. Я его веду. Вот хотел бы узнать от вас, кто был Семен, чем занимался, кто были его друзья.

– Собственно говоря, я не очень хорошо его знала.

– Где вы познакомилась?

– В баре "Прибой", где я работала. Он заходил к нам, делал хорошие заказы, приглашал меня к столу.

– А разве это разрешалось начальством?

– Даже поощрялось. После выполнения своего номера, мы могли идти в зал, правда, уже одетыми. Клиент делал хороший заказ, а бару ведь это только и надо – прибыль была приличная, кое-что и нам припадало.

– Вы встречались с ним за пределами бара?

– Только однажды. Мы ходили тогда с ним на концерт Лорак. После концерта он предложил мне пойти к нему домой, чтобы познакомится с его мамой. Это было мне приятно, но я была не готова к такой встрече. Я ему так и сказала. Возможно, он обиделся, но я честно не готова была связывать себя какими-то узами. К тому же я мало знала его. Он был немного скрытным. Я его расспрашивала: чем он занимается, на что живет – понимаете мне ведь не восемнадцать лет, чтобы выходить замуж за любого. Но он отнекивался, говорил всё шутя, мол, добывает деньги из надр земных.

– У него было много денег?

– Я б не сказала, что он швырял деньгами налево и направо. Да, и одет он был скромно, но стол всегда заказывал шикарный. В последнее время у него, правда, появилось больше денег – он приносил мне букеты роз, таких ярко красных, заказывал музыку, давал большие чаевые.

– А не говорил он, откуда у него появились деньги?

– Нет. Хотя, вот однажды он заявил, что теперь он будет очень богат, они открывают строительную фирму, которая будет строить коттеджи богачам. Он тогда вообще заказал шикарный стол, с черной икрой, французским шампанским, и прочими деликатесами пригласил за стол даже музыкантов, с которыми кутили, затем целую ночь.

– А не говорил он, кто его компаньоны?

– Нет. Но он всегда говорил о них с большим почтением.

Да, конспирация у этих компаньонов была замечательная – нигде не засветились. Артем, в который раз убеждался, что работали большие профессионалы, хорошо знакомые с законами. То есть это могли быть люди с юридическим образованием, или люди, познакомившиеся с законом в местах не столь отдаленных.

– Нина, а ты знала, что Сеня сидел в тюрьме?

– Да, он рассказывал об этом.

– Он не упоминал при этом какие-то имена, фамилии.

– Имена, фамилии не называл, вспоминал только одного человека по кличке Ворон, который очень помог ему там. Говорил, что жизнью ему обязан, ибо, если бы не его заступничество, то его бы там прикончили или сам бы он с собой кончил из-за существующих там порядков.

– А что это за порядки, он не говорил вам?

– Нет, не говорил.

– Понятно. Будем разбираться. Спасибо за информацию.

– Но вы, же никому не расскажите о том, что я сказала.

– Нет. Но, если мне надо будет что-то сказать, то я с вами проконсультируюсь по этому случаю. Да, вот моя визитная карточка, если что-нибудь, то звоните.

Артем вышел из дома, на улице его ждал Сергей.

– Вы все хозяйство осмотрели? – спросил Артем.

– Да. А вы переговорили с Ниной?

– Да. Кое-что выяснили, но ребус еще не разгадан. Поехали?

– Поехали.

– А мне еще долго здесь сидеть?

– Посиди, или ты хочешь, чтобы тебя кислотой облили?

– Не хочу! – заныла девушка, – Здесь такая скукотище. Никуда не пойдешь.

– Почитай про Робинзона Крузо книжку. Ему было еще тяжелее. Ни телевизора не было, ни телефона. Представь, каково ему было, а он выжил, причем пищу еще себе добывал, а ты как на курорте живешь и еще жалуешься.

– Пошел ты со своими шуточками. Сам знаешь куда.

Утром, когда Артем шел на работу, его остановил Гриша Полищук.

– Артем, мне надо поговорить с тобой.

– Говори.

Гриша вел себя очень нервно, что очень редко бывало, ибо эксперт был человеком, уверенным в себе. Из чего можно было заключить, что у Григория появились неожиданные неприятности, которые он сам не может разрешить. Артем всегда был солидарен со своими сослуживцами, несмотря на свои личные симпатии.

– Давай отойдем немного в сторону. Разговор не для чужих ушей.

Они отошли в сквер, который находился возле райотдела, и сели на лавочку. Гриша закурил сигарету, предложил Артему.

– Я не курю.

– Я и не знал.

– Так что ты хотел мне сказать?

– Тебе передали дело Соколенко?

– Да.

– Ты требуешь эксгумации трупа?

– Это не я требую, а этого требует мать убитого.

Руки у Григория задрожали.

– А нельзя ли отменить эксгумацию?

– Это не я решаю. Это решает прокурор.

– Я не понимаю, зачем это делать. Ведь экспертиза уже была. – Эксперт волновался, его голос срывался то в крик, то переходил в шепот.

– Видишь ли, его мать считает, что сын не самоубийца, и хочет наказания убийц.

– Но этим ведь ничего не изменить. Сына не вернуть.

– Не знаю, зачем она это делает. Но почему тебя это волнует?

–Понимаешь, тут такое дело, – голос Григория перешел на шепот. – Понимаешь, меня попросили, и я допустил неточность в экспертизе. Когда её будет делать другой эксперт, то он найдет эту неточность. Ты знаешь, что может быть за это. А у меня семья, двое детей.

На Полищука было страшно смотреть – настолько он переменился, настолько был парализован диким страхом, на лице мольба о пощаде, а в глазах застыли слёзы. Артему было просто жалко своего коллегу, который общим-то не злоупотреблял своим положением, но исправно выполнял все команды своего начальства.

– А кто давал тебе такое распоряжение? – Спросил Артем и посмотрел на эксперта. Тот молчал, только в глазах мольба. Он понял, что задал бестактный вопрос.

– Так что ты написал не так?

– Понимаешь, тот парень действительно утонул, но он утонул в ванне, ибо в его легких была вода с хлоркой. Значит, он утонул в квартире или в собственном доме, а потом его привезли и бросили в ставок.

– Понятно. Впрочем, ничего нового ты мне не сказал, ибо я был уверен, что его убили, и убедился в этом, когда начал вести расследование по-новому.

– Так нельзя ли вести дело без новой эксгумации?

Артем задумался, конечно, повторная эксгумация давала ему возможность вести расследование по полной программе – никто уже не мог бы закрыть это дело, но с другой стороны – ставить под удар коллегу, не в него правилам.

– Хорошо, я попробую что-либо сделать.

– Артем, я знал, что ты хороший парень. – Гриша схватил его за обе руки, в глазах засветилась радость. – Спасибо тебе. Я буду тебе по гроб обязан. Что я для тебя должен сделать?

– Ничего. Пошли, время уже быть на рабочем месте.

Опер пошел не в свой кабинет, а в кабинет начальника. Шмырев сидел за столом, как на картине, приглаженный, подутюженный щегол.

– Разрешите, Василий Николаевич?

– Заходи, Артем. Что уже хочешь доложить о завершении расследования? Скажу откровенно, что хотел уже звонить к тебе, а ты сам… Молодец. Между прочим, я уже послал рапорт о твоем повышении в звании. Засиделся ты в лейтенантах.

– Понимаете, Василий Николаевич, тут такое дело.

– Только не говори, что это было не самоубийство?

– Это действительно так. Парень не сам утонул, ему помогли.

– Слушай, зачем эти фантазии. Ведь была экспертиза.

– Экспертиза- то была, но в отчете допустила неточность.

– Откуда ты знаешь?

– Мне Полищук сказал.

– Как, он смел такое сказать? – лицо начальника налилось краской. – Я его уволю.

– Если бы он не сказал, то это бы выявила повторная экспертиза. Прокурор уже дал распоряжение. Понимаете, в каком бы положении оказался Гриша. Пока же нам в силах отменить эту экспертизу.

– Каким образом?

– Я попрошу маму того парня забрать заявление.

– На каком основании?

– Я ей скажу, что в свете новых фактов, которые я открыл, эксгумация не нужна. Зачем, лишний раз тормошить покойника.

Начальник задумался, на лице его произошла перемена, которая говорила, что он сменил гнев на милость.

– А что ж тогда у тебя имеется, что бы найти убийцу?

– Понимаете, все делали профессионалы, и исполнили четко – все было планировано заранее, труп в ставок и концы в воду. Но одна зацепочка у меня имеется.

– Какая?

– Мне надо поехать в зону и узнать подробней о некотором авторитете Вороне, с которым сидел в тюрьме Семен Соколенко. Мне надо ехать туда.

– Раз надо, то езжай. Только я прошу тебя, сделай это как можно быстрее.

– Постараюсь. Разрешите идти.

– Иди. Я позвоню в отдел кадров, что бы тебе выписали командировку.

Сборы в дорогу были недолгими, супруга что-то ворчала о том, что он постоянно занят, и они никуда не ходят, в это воскресенье у её подруги день рождения, а он уезжает.

– Вот выловим всех преступников, тогда и будем ходить по гостям, – попытался пошутить Артем, но шутка в этот раз не подействовала, супруга, молча, вышла на кухню.

Артем взял свою сумку, в которую положил только самые необходимые вещи для командировки: бритву, зубную щетку, мыло, – и пошел на вокзал.

Город, в который он прибыл, встретил его дождем. Ему приходилось уже быть в этом городе, и ездил в местную тюрьму, поэтому сразу же поехал в зону. Она находилась рядом с металлургическим заводом, и потому была накрыта дымом от мартеновских труб.

– Это обычное для нас дело, – сказал начальник тюрьмы подполковник Шинкаренко и добавил, – недаром же наш город называют городом смеха и молодости.

– Почему это? – поинтересовался Артем, хотя он знал эту историю – ему раньше рассказывали, но хотелось сделать приятное, пусть поупражняется в остроте, это подымет его самооценку.

– Город смеха, потому как ветер дует с севера, то смеется южная часть города, потому что смог накрывает северных граждан города, а когда дует с юга, то смеются тогда северная часть города, ибо смог накрыл южан.

– Да, веселый город, – рассмеялся Артем – А почему же это город молодости?

– Потому что до старости здесь не доживают, – заключил начальник тюрьмы и рассмеялся, опер поддержал его в этом. Вдоволь посмеявшись, Артем решил, что обстановка созрела к решению проблем из-за которых он приехал.

– Анатолий Николаевич, я бы хотел узнать об одном заключенном.

– Да, я помню. Значит, тебя интересует Семен Соколенко.

– Да.

– А что же он натворил в этот раз?

– Его убили.

– Убили? – видно было, что известие его немного шокировало.

– Вас это удивило?

– Немного. Когда он выходил от нас, то я говорил с ним долго и откровенно, и мне казалось, что он твердо встал на путь исправления.

– А почему вы так решили?

– Понимаете, он мне так подробно описывал свой план реабилитации в гражданской жизни, что я поверил.

– А называл он какие-нибудь фамилии, клички людей, на которых ссылался бы он?

Начальник задумался, восстанавливая в памяти разговор полугодичной давности. Нельзя сказать, что он симпатизировал этому заключенному, но он уважал его за то, что у него были принципы морали, что он не действовал исподтишка, как другие.

– Нет, конкретно, он никого не называл.

– Жаль.

– К сожалению, ничем не могу помочь.

– А я бы не смог встретится с людьми, с которыми сидел Семен в одной камере? – Сегодня не могу, ибо все люди уехали на объекты. Сейчас мы должны сами зарабатывать деньги на свое содержание, а завтра приходите я оставлю всех заключенных, с которыми общался Семен. Жаль мне его. Молодой, красивый был парень. Вот что значит, оступится раз в жизни.

На следующий день Артем встретился с несколькими заключенными, но никакой информации, полезной для его расследования он не получил. Видно, что люди понимали в данном случае молчание золото, ибо за слова может последовать расплата суровая. Вот только один заключенный Рыбников Игорь, осужденный на четыре года по стать 126 часть вторая, кое-что сообщил интересное. Они дружили с Семеном, и он был очень расстроен его смертью, а потому хотел, чтобы подлого убийцу нашли. Правда, он спросил шепотом у опера.

– А вы эту информацию не используете против меня?

– Нет. Даю слово.

Потом Игорь рассказал, что Семен имел тут одного покровителя, который всегда поддерживал Соколенко. Он был намного старше Семена, и непонятно было, что связывало их. Но однажды Семен хвалился ему, уже перед самым освобождением, что у него с Вороном намечается хорошее настоящее дело совсем не связанное с криминалом.

– Ворон- это кто?

– Воронов Алексей Иванович, уголовник с приличной биографией – по тюрьмам скитался почти двадцать лет.

– А где сейчас этот Воронов?

– Тоже освободился, буквально, через пару месяцев после того как освободился Семен.

Артем поблагодарил Игоря за полезную информацию.

– Ты мужественный парень. Желаю тебе скорого освобождения, и больше не попадать сюда.

У начальника тюрьмы Артем узнал, куда отправился Воронов после окончания своего срока. Тот дал ему адрес, при этом добавил Шинкаренко.

– В родные места отправился, к мамочке, но, думаю что ненадолго. Это наш контингент. Сволочной мужик.

Артем позвонил шефу, доложил о выполнении задания и сделал предположение, что он, не возвращаясь, домой, поедет в Николаевку, ибо по сведениям тюремного начальства именно туда убыл уголовной авторитет "Ворон", Воронов Алексей.

– Хочется познакомиться мне с ним поближе, что это за фрукт, – закончил опер.

Подполковник не стал препятствовать инициативе подчиненного, но добавил, чтобы он был там осторожен.

– Это мы умеем. – успокоил начальника Артем.

Николаевка находилась не совсем далеко от города, но Артему пришлось ехать туда двумя таксобусами – сначала в райцентр, а затем уже в село. Подымая пыль, и маневрирую среди выбоин на асфальте, автобус довез его до места назначения. Выходя из таксобуса, Артем поинтересовался, когда будет идти последний автобус в райцентр, чтобы иметь возможность возвратится домой. Тот ответил, что последний рейс автобуса будет в девятнадцать тридцать, так что у опера было достаточно времени, чтобы не спеша познакомится с авторитетом.

Он решил пройтись улицами села, поговорить с местными жителями, чтобы выудить какую-нибудь информацию. Село представляло собой унылое зрелище – много хат было не ухоженных, заросшие бурьяном, некоторые вообще были полуразвалены, а в центре села, где ранее, видно, было правление колхоза стояли развалены. Навстречу попадались ему крестьяне, с загоревшими обветренными лицами и загрубевшими руками да мальчишки и девчонки, которые здоровались с ним, как будь-то, они были знакомы. Артема сначала это удивило, но потом он понял, что ребята так приучены проявлять учтивость ко всем взрослым людям, а потому и сам стал охотно отвечать на их приветствия.

Насмотревшись вволю на село, он решил уже заговорить с местными жителями, конечно, для этой цели лучше брать пожилых старушек, которые всё знают и в курсе всех дел. Именно поэтому он подошел к одному дому, где на лавочке сидело несколько старушек, которые присматривали за своими маленькими внуками, играющими в небольшой песочнице.

– Здравствуйте, бабушки, – поздоровался он с ними.

Бабушки дружно и дружелюбно ответили ему.

– Вы не подскажите мне, – начал он издалека – у кого здесь продается дом. Хочу вот перебраться в село.

– Дома-то у нас продаются, только на какую цену вы рассчитываете, ведь дома-то разные бывают, – ответила одна из старушек, полная женщина в цветастом халате.

– Хотелось, чтобы дом был ухоженный с газом и водой.

– Это дорого вам обойдется.

– Ничего у меня деньги имеются.

– Тогда вам надо идти на край села, там продается хороший дом с газом и водой.

– А как мне туда добраться?

– А вот пойдете центральной улицей, а там, в конце спросите, где живет Никита Зайченко.

– А почему он продает свой дом? Не завелась ли там нечистая сила или еще какие-то неприятности имеются.

– Будьте спокойны, дом там хороший. Просто старик один остался, и дочь его к себе в город забрала, а дом хочет продать.

– Спасибо, за хороший совет. А еще хотел бы вас спросить, бабушки, как у вас тут обстановка?

Видно, что-то в вопросе старушки не поняли или смутил их такой вопрос, что они переглянулись между собой, но ничего не ответили, поэтому опер решил уточнить вопрос.

– Я имею в виду село у вас тихое, никто не бедокурит?

– Было у нас оно тихое до поры до времени, – взяла слово в этот раз худенькая морщинистая бабушка лет под восемьдесят.

– Как это понять?

– А вот так и надо понимать, что было у нас все хорошо, да с тюрьмы тут пришел один бандит, и стало у нас беспокойно.

– Да, – подтвердила полная женщина – стали у нас куры, гуси пропадать, а вон в Марии – женщина махнула в сторону одного из домов, картошку кто-то выкопал.

– И к моему внуку подошли они и требуют, чтобы он каждый месяц давал по поросенку, он у меня свиньями занимается. Иначе, говорят они, у тебя все свиньи подохнут.

– Так это кто угрожает, тот человек, который из тюрьмы вышел?

– Нет, сам он не угрожает, а он посылает своих людей, которые в его банде числятся.

– Так почему же вы в милицию не обращаетесь?

– Бесполезно, – в голосе старушки было отчаяние.

– Почему?

– Потому что у него там вся милиция куплена.

– Точно куплена, ибо он возит им то мед, то мясо, то сало. Потому и не трогают, – подтвердила другая.

– Да, дела тут у вас нехорошие творятся. А как же фамилия того уголовника?

– Воронов его фамилия. Лешка Воронов.

– Он с детства бандитом был, и родители его непутевые были.

– Но зато он сам сейчас богатеет. Пришел с тюрьмы купил себе новую машину, заграничную. Внук говорил, что она очень дорогая. Где он мог столько денег взять? В тюрьме, что ли заработал?

– Не знаю точно, но мне, кажется, что сейчас в тюрьме много не заработаешь.

– И еще дом новый строит для своей пассии, вы, когда пойдете хату Зайченко смотреть, то увидите там стройку – дом в два этажа ставит. Это же такие деньжата надо иметь, чтобы в нынешнее время строить. Тут вот не можешь краски купить, чтобы окна покрасит, а то скоро вся краска облезет, а он дом строит.

– Да, вот вы мне такое рассказали, что я уже и подумал, а стоить ли мне, покупать здесь дом.

– Смотрите сами. Вам решать.

– Спасибо, вам, бабушки, за добрые советы. Пойду я все-таки посмотрю на дом, который продается.

Артем попрощался с бабушками и пошел для видимости к дому Зайченко, а сам в это время переваривал информацию, которую получил от разговорчивых старушек. Действительно, откуда вдруг у вчерашнего "зека" появились деньги на крутую машину и постройку нового дома? Понятное дело, таких денег не мог он заработать, даже занимаясь рэкетом в родном селе. Кусок сала или заднюю ножку еще мог он потребовать с местного фермера, и то с большим трудом, ибо известна очень прижимистость крестьян, которые за копейку воробья в поле загоняют. А тут такие большие деньги? Есть что-то не совсем чистое в этом деле, и, возможно, есть тут связь с убийством Семена Соколенко. Ведь Ворон вышел на свободу в скорости, после убитого, и, несомненно, они встречались на свободе. Только встречи эти были очень законспирированы. Почему? Ведь Сеня мог бы, даже обязан был представить маме своего спасителя по тюрьме. Но такой встречи не состоялась, Инна Федоровна ничего не говорила о Вороне, значит, она не была с ним знакома.

Еще издали Артем увидел высокий забор и стройку нового дома – строители уже делали кладку второго этажа. Очень хотелось Артему хоть одним глазом посмотреть на этого уголовного авторитета. На фотографии он его видел, но личный контакт мог дать значительно больше материала для составления объективного портрета подозреваемого. Однако, с другой сторон, его любопытство может навредить делу, ибо насторожит подозреваемого. После чего он удвоит свою осторожность, постарается уничтожить имеющиеся улики против него.

Вот он поравнялся с двором авторитета, откуда доносился веселый перестук молотков, и унылое жужжание электроинструмента. Не смог удержатся от соблазна Артем, и позвонил в калитку дома Воронова. Но калитка не открывалась, опер нажал еще раз. Через время калитка открылась, и на пороге появилась женщина лет сорока со следами былой красоты, очень ухоженная для сельской местности, с сигаретой в зубах.

– Здравствуйте, – поздоровался Артем.

– Чего надо? – с пренебрежением спросила она.

– Мне бы хотелось увидеть вашего мужа?

– Зачем?

– Поговорить о деле надо.

– О каком еще деле?

– Понимаете, я хочу сдать оптом мёд, но не знаю, кто, где принимает, и по каким ценам. Мне посоветовали обратиться к вашему мужу.

– Это кто-то пошутил над вами. Мой муж не занимается такими делами.

– Но все, же вы б могли его позвать. Может что-то он и знает.

– Его нет сейчас дома.

– А где же он?

– Поехал в район закупки делать.

– Жаль. Извините за беспокойство.

Встреча с авторитетом не состоялась, и Артем сожалел об этом, ибо хотелось ему пощупать Ворона в натуре, что это за мужик. За десять лет работы в уголовном розыске Артем научился по внешнему виду определять, что представляет собой человек, и что можно от него ожидать.

Конечно, он не стал идти на край села, чтобы посмотреть хату Зайченко, да и оставаться в селе не имело смысла, поэтому он решил ехать домой.

На следующий день он предстал на ясные очи своего начальства, доложил о проделанной работе. Подполковник, как всегда был недоволен, ибо ему требовалось, чтобы преступника в момент доставляли ему в кабинет со всеми доказательствами или чистосердечным сознанием.

– Всё это ты хорошо фантазируешь, но мне нужны факты, – сделал резюме начальник.

– Я думаю, что они будут. У меня есть предположения, что Ворон через Соколенко брал большие кредиты. Надо будет проверить все банки. Понимаете, что это дело очень хлопотное и долгое, поэтому дело бы пошло значительно быстрее, если бы вы дали мне помощника, например, Ваню Крымчака.

– Ты хорошо подумал, прежде чем сказал такое?

– Сами же говорили, что строки.

– Да, говорил, но имел в виду, чтобы ты сам занялся делом более плотно.

– Куда уж плотнее, я семью уже который день не вижу.

– Ты сам этого захотел.

Подполковник дал понять, что разговор закончен. Артем пошел в свой кабинет, взял дело Соколенко, решил еще раз его тщательно просмотреть, может что-либо нароет. Кое-что появилось. Вот свидетельство мамы. Она уверяет, что у Семена была золотая печатка с изображением орла. На трупе она не обнаружена. Кроме того, пропали командирские часы. Это подарок Инны Федоровны сыну на совершеннолетие, и Семен ими очень дорожил. Да, существенные дополнения, как он их сразу не заметил. Ведь можно было пойти по комиссионным магазинам, на рынок, может, кто-то хотел продать эти вещи. Теперь уже поздно делать такие походы, ведь столько времени прошло.

Но больше Артем не смог заниматься делом, поскольку прибежал Ваня Кримчак и сообщил неожиданную новость.

– Сегодня было совершено покушение на Нину Щербань.

Артем, занятый своим делом, отреагировал очень вяло.

– Ну и что. Какое это имеет отношение ко мне.

– Ну, ты даешь, – удивленно возмутился Иван. – Это же танцовщица из бара, подружка Соколенко.

– Танцовщица из бара "Прибой". – Артем не мог сразу никак вникнуть в новую информацию.

– Да.

– Кто это сделал?

– Не знаю. Её нашли на улице без сознания случайные прохожие. Вызвали скорую, которая отвезла её в больницу.

– Я поеду в больницу.

– К ней никого не пускают. К тому же она вряд ли что может тебе сообщить, поскольку находится в бессознательном состоянии.

Не понятно почему, но Артем внутренне решил, что это нападение как-то связанно с тем делом об убийстве, которое он вел. Вот в том, что это нападение случилось после того, как он поехал Николаевку и спровоцировал его, пока он не был уверен, хотя такая версия очень напрашивалась и говорила о том, что матерый уголовник убирает свидетелей своего преступления. Значит, тогда Нина ему не всё сказала, и потому сейчас он хотел сделать так, чтобы она замолчала навсегда и побыстрее, ибо его приезд в село, видно, сильно напугал преступника.

Конечно, он сделал большую глупость, когда предстал перед хозяйкой дома пчеловодом, который хочет продать свой мед. Посмотри, на свою физиономию, в зеркало – какой из тебя пчеловод. Артему на память пришла глупая песенка:

Какой из тебя танкист?

У тебя же мама педагог,

У тебя же папа инженер…

Смешно, но смеха было мало, потому, как Артем сделал очередной прокол в своей службе, после которого он всегда задавал себе очень неприятный вопрос – действительно ли это его место работы в уголовном розыске. Он не имеет права на такие ошибки, ибо от этого может, зависит очень многое, даже человеческая жизнь и не только своя и чужая.

– Ты не знаешь, Шмырев сейчас в кабинете находится?

– А где же он может находиться. Там его рабочее место. Протирает штаны.

У этой молодежи очень жестокое чувство юмора, но порой оно соответствует истине.

– Я сейчас пойду к нему.

– Зачем?

– Надо поговорить.

– Поговорить-то можно, но какой от этого будет толк.

– У меня нет выбора.

Подполковник разговаривал с кем-то по телефону. Указал Артему на стул. Артем сел, ожидая, когда начальник закончит говорить по телефону.

– С чем пожаловал, Артем? – видно было, что он был доволен после разговора по телефону. – Может, ты решил нас порадовать окончанием расследования.

– Пока не могу порадовать.

– Ну, ты, парень, решил растянуть удовольствие, но ты ведь должен понимать, что мы не можем позволить этого. Каждый день у нас что-то случается, что требует тщательного и быстрого расследования. Этого от нас ждут, в конце концов, за это мы получаем деньги…

Артем понимал, что начальник сел на любимый конек, и теперь долго будет вести свои популистские вещания на моральные темы, от которых кошки на душе скребут.

– Василий Николаевич, сегодня произошло нападение на девушку, танцовщицу из бара подругу Соколенко.

– Что с того что случилось нападение?

– Я думаю, что это нападение как-то связано с тем делом, которое я веду, поэтому я хочу, чтобы объединили мое дело об убийстве Соколенко с нападением на эту девушку.

– Слушай, умник, что ты возомнил себе. Видишь ли, он думает… Да ты не должен думать. Ты должен выполнять то, что тебе приказано. Нет, никакого нападения на девицу из бара, а была просто пьяная разборка между её поклонниками, которых у неё не меньше, чем пальцев на твоих руках.

– Но тут же очевидна связь между моей поездкой в Николаевку и нападением на девушку, ибо она что-то знает о преступнике, а я спровоцировал этого рецидивиста на то, чтобы он убрал девчонку, но ему сто-то помешало это сделать.

– Это всё твои фантазии. Никто дело о нападении не будет открывать.

– Но она что-то знает, чего не сказала нам, и потому её жизни угрожает опасность. Мне надо переговорить с ней.

– Говорить тебе никто не запрещает, но никакого дела открывать не будем.

– Разрешите идти.

– Иди, и шевелись быстрее, такое простое дело, а ты его тянешь, как кота за яйца.

Обидно было слушать такие слова от начальника, но Артем привык уже к таким словесным вознаграждениям от вышестоящих лиц, и потому воспринимал их спокойно.

Артем возвратился в свой кабинет. Иван, лукаво улыбаясь, спросил у него.

– Как аудиенция у начальника?

– Да ну его. Создается такое впечатление, что он никогда не занимался оперативной работой. Требует расследование преступления, а помочь в этом деле не желает никак. Как хочешь, так и расследуй. Как можно не понять, что нападение на танцовщицу связано с убийством Соколенко.

– Дорогой, неужели ты не понимаешь, что шеф не хочет брать очередное дело, которое тяжело, практически невозможно раскрыть. Ведь это испортит показатели нашего отдела, которые он должен предоставить высшему начальству. А если показатели ухудшатся, то кто будет держать такого начальника?

– Это понятно-то, но что мне делать, если расследование зашло в тупик.

– Иди в церковь и молись.

– Тебе бы только шутить.

– И не думал шутить. Я имел в виду, чтобы ты шел молиться за то, чтобы главный свидетель твой пришел в сознание. Она тогда тебе должна что-то важное сказать.

– Вот в этом ты пожалуй прав. Только я пойду не в церковь, а в больницу. Узнаю у докторов как состояние Нины.

Артем не любил ходить по больницам. Во-первых, специфический запах, который стоит в лечебном заведении, а, во-вторых, он не мог не без сострадания смотреть на больных людей, на лицах, которых были написаны тяжелые страдания. Сам он при различных заболеваниях предпочитал, излечатся народными средствами, к которым обычно прибегала его бабушка Надежда Романовна и его приобщила к этому делу.

Лечащего доктора Нины Артему пришлось ждать в приемном покое, ибо тот делал обход больных. От нечего делать опер стал рассматривать плакаты, развешанные на стенах кабинета. Познакомился с симптомами заболевания гриппа, а так же с причинами возникновения кожных заболеваний. Картинки, сопровождающие текст, нельзя было смотреть без внутреннего содрогания. Вошел в кабинет среднего роста мужчина лет сорока пяти в очках в роговой оправе и белом халате.

– Это вы меня ждете?

– Если вы лечащий врач Нины Щербань, то я вас жду тогда.

– Да, я есть лечащий врач Нины.

– Я из милиции, не могли бы вы мне уделить немного времени?

– Но как вашим органам можно отказать. Пошлите в мой кабинет.

Мы вышли из приемного покоя, и пошли по широкому коридору, направо, налево располагались палаты больных, в некоторых из них двери были открыты, и Артем видел больных в больничных халатах сидевших или лежащих на кровати. Зрелище не из приятных для глаз.

– Так что же вас интересует? – спросил доктор, когда они вошли в кабинет, где Артему предложили сесть на топчан.

– Меня интересует здоровье Нины Щербань.

– Пока состояние её здоровья, откровенно скажу, неважное. Кто-то очень тщательно поработал над ней – у неё черепно-мозговая травма, множественные ушибы, но, слава богу, ребра у неё целые.

– Я могу с ней переговорить?

– К сожалению, он еще не пришла в сознание, хотя общее состояние её улучшилось.

– А когда, по-вашему, мнению, она придет до памяти?

– Может, завтра, а может, послезавтра, а может, вообще не придет. Понимаете черепно-мозговая травма – это такое заболевание, лечение которого невозможно предугадать, тут всякое может произойти, смотря какие области головы повреждены.

– Понимаете, Нина очень важный свидетель в уголовном деле. От её показаний зависит возможность раскрыть одно очень запутанное преступление, в результате которого будет задержан опасный убийца.

– Я это понимаю, но ускорить процесс выздоровления я не в силах. Даже, наоборот, тут нельзя торопиться, чтобы не повредить больному. Ведь главная заповедь врача – не повреди здоровью больного.

Затем доктор начал читать целую лекцию об условиях лечения черепно-мозговой травмы, о современных методах выявления причин заболевания. Артем не перебивал доктора, но слушал невнимательно, поглядывая незаметно на часы, что не помешало ему сказать ему по окончании рассказа.

– Я очень рад, что Нина находится на излечении у такого классного доктора и уверен в скором её выздоровлении.

– Я тоже в этом уверен, что Нина в ближайшее время будет здорова, и даст нужные вам показания. Мне, поверьте, будет приятно узнать, что поимка опасного преступника прошла и при моем участии. Нам надо освобождать нашу землю от всякой дряни, ибо столько её сейчас развелось, что честному человеку страшно на улицу выходить. Вот недавно наша медсестра после смены возвращалась домой. Было еще светло

– Извините меня, но мне надо уже идти.

– Не смею вас задерживать.

– Я только попрошу вас, чтобы вы мне тотчас позвонили, когда Нина придет в сознание. – Артем дал доктору свою визитку.

– Позвоню тотчас, не сомневайтесь. Я понимаю свой долг, как гражданина. Мрази не место на земле.

– До свиданья, доктор. Спасибо, за полезную информацию.

– До свиданья.

Артем вышел из больницы и вздохнул на полную грудь. Какое счастье быть здоровым.

– Нет, ничего хуже в нашем мире, чем ждать и догонять, – сказал Артем, роясь в тарелке с гречкой.

– Я понимаю, к чему ты клонишь,– ответила ему супруга. – Ты хочешь, чтобы я пожалела тебя и сказала, бросай ты свой криминальный отдел и займись чем-то другим.

– Рая, ты всё отлично понимаешь, тебе надо было идти в сыщики. В который раз меня посещают такие мысли.

– Но я тебе ничего не посоветую, потому, как я знаю тебя. Завтра ты затоскуешь за романтикой уголовной работы, и я буду виновата, что уговорила тебя бросить её. Что ты роешься в каше – она тебе не нравится?

– Нет, она замечательная. Просто аппетит у меня пропал от нашего начальства. Требуют окончания дела, а ничем не помогают. Словно, меня наказывают за то, что я взялся за изначально провальное дело.

– Зачем же ты за него взялся?

– Сам не знаю. Причем неприятность со свидетелем.

– Какая?

– Её едва не убили. Она сейчас в больнице лежит. И всё мое дело застопорилось в ожидании, придет он в сознание или нет.

– Я думаю, что она придет в сознание, и не надо быть таким мрачным. Может тебе томатный сок открыть?

– Спасибо. Извини, но я не хочется есть. Пойду я посмотрю, как там уроки Ирочка делает.

– Пойди, посмотри, а то ты забыл, в каком она классе учится.

Утром следующего дня Артем решил пройтись по комиссионным магазинам и ломбардам, чтобы посмотреть, не сдавал ли кто командирские часы и золотую перчатку с изображением орла. Девушки, которые сидели на приемке товара, мило улыбались ему и отвечали односложно, что подобный товар им никто не сдавал. Не помогало даже удостоверение оперуполномоченного, которое предъявлял этим милым сотрудницам. Видно, девушек часто беспокоили такие визиты, но они были надежно защищены крышей высоких покровителей. Да, и сам Артем понимал безуспешность подобной операции, но, что-то предпринимать надо было хотя бы для видимости.

Не забыл он заглянуть и в бар "Прибой", где раньше Нина работала танцовщицей. Директора не оказалось на месте, но зато он смог переговорить с одной из танцовщиц, которая знала Нину, и работала вместе с ней. Она была явно напугана тем, что произошло с её подругой.

– Вы были знакомы с Соколенком?

– Да, я видела его у нас в баре часто, еще до того, как он познакомился с Ниной.

– Он приходил сам или с друзьями?

– Нет, он обычно, приходил один.

– Почему это так?

– Не знаю. Может он не хотел, чтобы другие его приятели знали, что он водится с простой танцовщицей из бара. У нас ведь знаете, какое отношение к подобным девушкам. Здесь вам не Европа, где к таким женщинам относятся терпимо.

Артему не приходилось бывать за границей, поэтому он не знал, какие там нормы морали, но в своей стране он не хотел процветания такого бизнеса, и по мере возможности боролся с этим. Правда, в данном случае был толерантным, чтобы не травмировать психику девушки. Все-таки, возможно, она даст какую-либо информацию, как говорится, надежда умирает последней. И ему, действительно, повезло. В коротком разговоре девушка вспомнила, как она вместе с Ниной и Семеном ездили к одному банкиру. Её брали быть подружкой для того банкира. Они праздновали какую-то крупную сделку сначала в ресторане "Огни маяка", а затем поехали в гости к тому банкиру.

– А какой адрес того банкира?

– Я точно не знаю, потому что район мне не знаком, но помню, что рядом был какой-то дворец культуры.

– А вы бы не могли поехать со мной по городу, чтобы найти квартиру банкира.

Девушка дала согласие, и они поехали с ней искать дом банкира на служебной машине.

– Марина, это здесь вы были в гостях?

– Кажется, здесь, – как-то неуверенно ответила она.

– Так кажется или точно? –Артем был раздражен – уже больше двух часов он колесил на служебном старом УАЗике, с таким трудом, выпрошенным у начальника, по всему городу, разыскивая квартиру банкира.

– Понимаете, тогда уже было поздно, и я не очень хорошо рассмотрела ту местность. Конечно, если бы я знала, что такое случится, то хорошенько бы посмотрела на то место, куда мы приехали. Но мы приехали в таком хорошем расположении духа, должна сказать, что Соколенко был щедрым поклонником – шампанское, можно сказать, лилось рекой.

– А еще что-либо вы знаете о том банкире.

– Меня это не интересовало.

– Вы же общались с ним, может, он сказал, где работает?

– Нет, мы об этом не говорили.

– А как же его звали?

– Славик?

– Вячеслав.

– Да. Но при знакомстве он сказал, чтобы звали его Славик. Это как-то сближает людей, заметил он.

– А сколько ему было лет?

– Об этом он нам не сказал. Я заметила, что мужчины в возрасте предпочитают умалчивать о своих годах, а я и не настаивала. Ведь не замуж я за него собиралась. Скажу откровенно, что он мне не понравился.

– Почему?

– Скуповат, он мне показался.

– А примерно, сколько ему лет было?

– Думаю, что ему перевалило за пятьдесят. Уж очень он был неуверенный в себе. Мне приходилось брать инициативу на себя. Нет, такие мужчины не в моем вкусе, потому я не оставила ему свой номер телефона, и не попросила его номер телефона.

– Понятно. Очень исчерпывающая информация об этом банкире. Теперь нам только надо объехать все банки в городе, чтобы постараться найти этого банкира.

– Не получится, – встрял в разговор водитель УАЗика.

– Почему?

– Потому что бензин закончился. Мне хватит его, чтобы доехать до управления.

– Понятно. Как всегда бензин заканчивается на самом интересном месте.

– А как же я? – девушка растерянно смотрела на опера. – Вы ведь обещали меня отвезти в бар. У меня там начинается сеанс.

– Я найму для вас такси, – сказал Артем.

Они вышли из машины, и Артем стал ловить такси. После того, как он отправил девушку на место работы, он решил поехать в больницу.

В больнице он встретился с Николаем Ивановичем, лечащим врачом Нины.

– Состояние Нины улучшается, но пока она еще не пришла в сознание. Думаю, что сегодня-завтра она должна прийти в себя. Я сразу же сообщу об этом вам.

– Пожалуйста, дайте знать. Это очень важно. Пока что никаких положительных результатов мы не имеем, преступник гуляет на свободе.

– Я понимаю.

– До свиданья, Николай Иванович.

– До свиданья, Артем… Не знаю, как вас отчество.

– Это не важно, чтобы меня так величать.

– Да, я совсем забыл сказать.

– Что именно?

– Дело в том, что тут объявился какой-то родственник Нины.

– Кто такой? – Артем насторожился, по его данных у Нины не было близких родственников в этом городе.

– Он не представился, но очень был настойчив в своем стремлении увидеть Нину. Но я его не пустил, сказал, что девушка в тяжелом положении и к ней никого не допускается. Он был очень недоволен этим. Говорил, что это его любимая сестренка, с которой он очень давно не виделся, вот приехал к ней в гости, а она оказалась в больнице.

– Интересный родственник. А как он из себя выглядел?

– Такой мощный мужчина, средних лет с темными глазами.

Артем вытянул фотографию Воронова и показал доктору.

– Не этот ли человек приходил в больницу? – Следователь передал фотографию доктору. Тот внимательно посмотрел ее и передал Артему.

– Кажется, похож.

– Это тот тип, которого мы подозреваем в убийстве человека. Как хорошо, что вы его не пустили. Сейчас я позвоню в управление, чтобы прислали охранника.

Артем подождал, пока приедет милиционер, дал ему подробный инструктаж по несению службы, а сам отправился в уголовный отдел. Он был в добром расположении духа – он шел по верному следу, преступник чувствовал это, и начинал нервничать.

Ночью Артема разбудил звонок мобильного телефона. Звонил милиционер, которого он оставил дежурить у палаты Нины Щербань. Это взволновало сыщика. Почему звонок среди ночи? Неужели произошло что-то чрезвычайное? В голове промелькнули худшие предположения.

– Что случилось? – спросил Артем.

– Товарищ старший лейтенант, тут пытались проникнуть в палату Нины, – голос постового выдавал волнение.

– Что с Ниной?

– С ней всё в порядке.

– Не сводите с неё наблюдение. Не оставляйте её одну ни под каким предлогом. Я сейчас к тебе приеду.

Артем посмотрел на часы, было три часа пятнадцать минут ночи.

– Что там случилось? – проснулась супруга.

– Кто-то пытался проникнуть в палату Нины Щербань. Я сейчас еду туда.

– Среди ночи.

– Я вызову дежурную машину, – скорее для успокоения супруги сказал Артем, ибо сильно сомневался, что ему удастся заполучить машину.

В действительности так и получилось – машина была без бензина. Хорошо возле супермаркета, который находился через один квартал от дома Артема, находилась стоянка такси. Там стояло несколько машин. Сыщик сел в старенькие "Жигули", сказал адрес, и водитель без возражения завел двигатель.

– Так что же случилось? – спросил Артем у милиционера, когда приехал в больницу.

– Понимаете, я сидел у дверей в палату. Уже сделали отбой в больнице, больные разошлись по палатам, стало тихо. Я несколько раз вставал, прошелся несколько раз по коридору, ибо глаза стали слипаться.

– Молодец, – похвалил подчиненного Артем.

– Пройдусь в конец коридора и назад. Прохожу мимо дверей, прислушаюсь к тому, что делается в палате. Тишина. Пошел дальше. А в тот раз прислушался и слышу какой-то посторонний шорох в палате. Неужели, думаю, больная встала, и решил проверить. Открываю двери, смотрю. Больная лежит, как и лежала. Откуда же тогда шел шорох. Засомневался я, решил внимательно осмотреть палату. Посмотрел по углам, заглянул в шкаф – никого. Иду к окну. И вдруг вижу, что от окна отделился какой-то силуэт. Я поближе, открыл окно, и увидел, что от помещения убегает какой-то человек. Я крикнул ему: " Стоять", но он только прибавил ходу. Бежать я за ним не стал, ибо вы же меня предупредили, чтобы я не оставлял пост.

– Правильно сделал. Ты его рассмотрел?

– Нет. Я его видел только со спины, к тому же освещение тут слишком слабое.

Артем посмотрел в окно.

– Да, освещение здесь желает быть лучшим. Видно, здесь тоже экономия.

– Может быть. Потому что и в коридоре всего две лампочки горят.

– Ничего больше не заметил?

– Нет. Но мне показалось, что через несколько минут я услышал, что в той стороне, куда убежал незнакомец, заработал двигатель машины, которая затем уехала.

– Жаль, что не увидели того ночного гостя.

– Но вы же сами говорили.

– Нет. Я не делаю вам упрек. Вы действовали правильно. Скорее, я был неправ, когда поставил вас одного у палаты. Надо было выставить двух охранников. Но теперь уже ничего не изменишь. Вы побудьте здесь, а я пойду, посмотрю туда, куда побежал незнакомец.

Артем обошел здание больницы, подошел к окну палаты Нины, включил фонарик, чтобы внимательно осмотреть место падения незнакомца. Прыжок был со второго этажа, и на земле было четко виден след от падения ночного гостя. Сорок третий или сорок четвертый размер обуви, прикинул сыщик. Потом он пошел по следу, который был виден по комкам грязи, которые отпадали у убегающего человека. Шаг у него был около восьмидесяти сантиметров, что говорило о том, что мужчина был выше среднего роста. Артем пожалел, что нет здесь служебной собаки, которая бы взяла след того мужчины. Впрочем, это вряд ли помогло бы, ибо преступник скрылся на машине.

Сыщик дошел до дороги, дальше след прерывался, именно здесь стояла машина, на которой неизвестный уехал. Артем осветил место стоянки, обошел его несколько раз, заметил масляное пятно на земле, видно, натекло из машины.

Артем вытянул носовой платок, вытер ним пятно и спрятал в пакет, возможно, это пригодится для расследования дела. Еще раз осветил это место, и вдруг увидел на земле нечто необычное. Подошел поближе, поднял с земли.

Это был небольшой фонарик на светодиодах, вероятно, неизвестный впопыхах потерял его, когда садился в машину, и не заметил потерю, очень весомое вещественное доказательство.

Артем вытянул полиэтиленовый пакет, который всегда носил с собой, и осторожно положил фонарик туда. Затем еще раз обошел место стоянки машины, но больше ничего не заметил и пошел назад к больнице.

– Ну, что догнали того преступника? – спросил его постовой.

– Нет, он уехал на машине, но кое-что оставил. Сейчас я отвезу вещдок нашим экспертам, чтобы они посмотрели – нет ли там его пальчиков. А ты побудь здесь до утра, а утром я пришлю тебе замену. Понятно.

– Понятно, товарищ старший лейтенант.

– Да, и постарайся, чтобы никто к окну не подходил. Ни снаружи, ни внутри. Я пришлю экспертов, пускай они все тщательно обследуют эти места. Возможно, там они найдут тоже какие-нибудь следы.

Артем не стал ехать домой, в поехал на маршрутке на работу.

– Что это тебе не спится? – спросил его дежурный райотдела лейтенант Семенов.

– Я уже забыл, когда спокойно спал, – ответил опер. – Кто-нибудь уже пришел на работу.

– Шеф пришел. И не в лучшем расположении духа.

– Он мне и надо.

– Может лучше бы пошел в другой раз?

– Нет, мне надо сегодня.

– Шеф не в духе.

– Ничего мне не привыкать.

Артем, не заходя в свой кабинет, направился к начальнику.

– Разрешите, товарищ подполковник?

– Заходи. Чем ты меня порадуешь? – Шмырев не любил ходить вокруг да около, ценил и свое время, и время своих подопечных.

– Конкретно, пока не могу ничем порадовать. Но дело движется к завершению.

И опер рассказал о ночном нападении на больницу, которое успешно отразил поставленный туда милиционер. Хотя преступник убежал, но оставил некоторые вещественные доказательства, и он выложил на стол фонарик с носовым платочком в масле, которое осталось от стоявшего автомобиля.

– А ты уверен, что фонарик потерял тот ночной гость?

– На сто процентов я не уверен в этом, но проверить отпечатки на фонарике надо. Кроме того, надо послать экспертов в больницу. Пускай поищут отпечатки на окне палаты, через которое он хотел попасть внутрь больницы.

– Согласен. Пойдешь к экспертам, пускай они займутся этими вещами, а затем поедут в больницу.

Экспертов пока не было на месте, и Артему пришлось немного подождать. Пришел Гриша Полищук.

– Ты что на работе уже спишь? – спросил он опера, пожав ему руку в знак приветствия.

– А ты от супруги не можешь оторваться.

– Супружеский долг – это долг чести, как и картежный долг.

– Молодец, ты Гриша, работаешь на всех фронтах.

– Что у тебя? – спросил эксперт.

– Да, вот надо здесь пальчики поискать.

– Сейчас посмотрим.

Полищук был хороший специалист своего дела, и действительно скоро нашел отпечатки пальцев на фонарике, занес их в базу данных, и вскоре Артем имел на руках фамилию и имя хозяина фонарика. Это был Никита Сидорчук. Двадцати восьми лет от рода. Судимый, за разбой. Пробыл в местах не столь отдаленных, три года. Освободился почти год назад. Понятная картина. Одно только смущало Артема – его путь никогда не пересекался с Соколенком, почему же он оказался в больнице. Подельник Ворона? Возможно. Но чего там гадать – надо брать его тепленьким, а там всё выяснится. Тем более Сидорчук жил в пригороде. Артем взял с собой группу захвату и поехал по адресу проживания ночного гостя.

Автомобиль с трудом продвигался по узенькой дороге в частном секторе среди старых покосившихся домиков, сопровождаемый лаем дворовых собак. Артем всматривался в нумерацию домов. Вот, наконец, нашли дом номер 30. Опер дает команду остановиться, затем знаком дает команду членам группы захвата выйти из автомобиля. Пригнувшись, они выходят из машины и занимают позицию у входной калитки. Артем нажимает кнопку вызова хозяев, но она, вероятно, не работает, потому что никакого движения за калиткой не наблюдается. Тогда он открывает калитку, и заходит во двор. Откуда не возьмись на него набрасывается большой дворовой пес, Артем нагнулся, делает вид, что подымает камешек с земли , пес убегает прочь, поджав хвост.

На лай собаки выходит женщина в ситцевом халате. Она, вероятно, была разбужена лаем собаки, жмурит глаза от дневного света.

– Что вам надо?

– Нам надо видеть Никиту Сидорчука?

– Его сейчас нет дома, – неуверенно отвечает женщина.

А тем временем за домом слышится какой-то шум. Опер жестом дает команду бойцам: проверить, что это за шум. Они мгновенно сорвались с места и помчались за хату. Вскоре они вышли оттуда, держа за руки молодого сухощавого парня.

– Что б делаете? – заголосила женщина. – Отпустите его. Он ничего не сделал.

– Это мы проверим. – спокойно отреагировал на её крики Артем, затем обратился к молодому человеку. – Почему это ты пытался бежать от милиции?

– Откуда я знал, что вы из милиции? Сейчас развелось столько разных банд, что приходится убегать ото всех.

– Где ты сегодня был ночью?

– Дома спал.

– Да, он целую ночь был со мной.

– За дачу ложных показаний вас, мадам, могут привлечь к уголовной ответственности.

– Я говорю правду.

– В таком случае, кто сегодня ночью на этой автомашине ездил в больнице.

Опер махнул в сторону синих "Жигулей", которые стоял во дворе. Под двигателем Артем увидел темнее пятно – это вытекала масло из коробки передач.

– Машина никуда не выезжала. – упорствовала на своем женщина.

– На месте стоянки автомобиля, который стоял у больницы, тоже было такое масляное пятно. Кроме того, на фонарике, который уронил убегающий мужчина, обнаружены отпечатки пальцев Никиты Сидорчука. Так что отпираться напрасно. Это только усугубит его положение, а так же и вас поставит в неловкое положение.

Зависла тишина, Артем давал возможность обдумать людям создавшееся положение и найти правильный выход из ситуации. Однако, видно, у женщины и парня было совсем мало извилин в голове, поэтому они молчали.

– Что ж тогда мы берем Никиту с собой. Может он у нас вспомнит, что он делал в больнице.

– Не имеете права, – возразил Никита.

– Смотри, какой умник, – заметил Артем – вспомнил о правах. А какое ты имел право среди ночи залезать в больничную палату?

– У вас нет доказательств.

– Есть доказательства и еще будут, сейчас эксперты занимаются тем окном, через которое ты пытался залезть в палату. Я не сомневаюсь, что они там найдут там вещи, которые подтвердят, что ты пытался проникнуть в палату. Так что тебе лучше не молчать, а рассказать – кто тебя надоумил пробираться в палату.

– Меня там не было.

– Тебе не следует упорствовать в своем желании покрыть того человека, который уговорил тебя сделать это. Не знаю, как это он сделал и почему ты послушал его, и что намеревался сделать там. Благодари того постового милиционера, который помешал тебе сделать задуманное, ибо тогда бы для тебя была совсем другая статья.

– Я ничего плохого не делал.

– Что ж. Молчи и дальше, если ты дурак. Но учти, мы все равно достанем того человека, который послал тебя в больнице, но тогда тебе уже не будет никаких скидок за попытку лишить жизни человека.

– Я ничего плохого не делал, – парня просто зациклило на таком ответе, видно, он был в шоке, что его так быстро взяли сыщики.

– Он целую ночь, был дома, – упорствовала женщина, но Артем не обращал внимания на её слова и дал команду идти к машине, прихватив с собой Никиту, который не сопротивлялся этому, но при этом грустным взглядом обвел хозяйский двор и хату.

На следующий день Артем вызвал Никиту на допрос. Опер внимательно посмотрел на парня. За ночь лицо его осунулось, движения его стали неуверенные, резкие. За всё время работе в уголовном розыске Синьков встречался со многими людьми, у него уже сложились некоторые стереотипы относительно контингента криминального мира. Рассматривая сейчас Сидорчука, он понимал, что этот человек не может быть лидером в любой компании, что он может только подчинятся чужой воле, и, следовательно, влип в эту историю не по своей воле.

– Как прошла ночь? – спросил опер подозреваемого.

– Нормально.

– Спал?

– Какое это имеет значение?

– Действительно, какое это имеет значения, – ответил следователь, хотя про себя отметил, что парень спал сегодня очень плохо, разные мысли не давали ему покоя, и, возможно, с ним можно работать с позитивным результатом, только надо правильно построить свой диалог с ним.

– Так что ты хочешь мне сказать?

– По поводу чего?

– Почему ты ночью оказался в больнице?

– Я просто прикалываться люблю.

– Я понимаю, что нынешняя молодежь ведет себя очень свободно и раскрепощено, но тут случай особый. Поскольку ты хотел попасть в палату, где лежит свидетель обвинения в уголовном деле?

– Так получилось.

– А может ты преднамеренно хотел попасть в эту палату?

– Больше я вам ничего не скажу.

– Почему?

– Потому что мне нечего больше сказать.

– Ты так уверен?

– Да.

– А мне хочется еще поговорить с тобой.

– Нам не о чем больше говорить?

– Сколько классов ты закончил? – задал он очередной вопрос Артем. Парень удивленно посмотрел на следователя, но все-таки ответил.

– Девять.

– Учился еще?

– Нет. Пошел работать.

– Почему?

– Потому что надо было зарабатывать деньги. У моей мамы было еще два сына и две дочери.

– А отец где?

– Скрылся в неизвестном направлении.

– Где же ты работал?

– Где придется.

– Конкретно можешь сказать?

– Выполнял разные работы. Грузчиком на базаре, подсобником на стройке, перекапывал огороды у старушек и прочие работы.

– Много зарабатывал?

Юноша посмотрел на следователя с иронией, мол, хорошо тебе, вероятно, деньги загребаешь лопатой, и не имеешь никакого понятия о том, какие деньги получают неквалифицированные рабочие.

– Копейки, которых хватало только на хлеб и воду.

– Какие книги ты прочитал в последнее время?

– Зачем вам это?

– Я так понял, что ты ничего не читал в последнее время?

– А кто сейчас читает книги?

– Я, например, читаю книгу и считаю, что от этого я не стал хуже. Разве ты не хотел быть или выглядеть лучше, чем есть на самом деле?

– Зачем?

– Причины могут быть разные. Например, ты хотел бы понравиться какой-нибудь девушке.

– Сейчас девушки предпочитают мужчин, у которых имеются деньги.

– Должен сказать, что не всегда действуют такие принципы.

– Мне они неизвестны.

– У тебя была девушка, которую ты любил по-настоящему?

– Зачем вам это?

– Я хотел бы понять, когда и почему у тебя произошел перекос в сознании. Ведь было время, когда ты верил в большую любовь, когда ты мечтал о девушке, которой готов был подарить весь мир.

– Я никогда не верил в любовь.

– Кто она была? Это была девушка из твоего класса. Она сидела спереди тебя, и ты любовался её тоненькими косичками с большими голубыми бантами. Или это была девушка из твоего двора. Вы вместе гуляли на площадке возле дома, а она с улыбкой смотрела на тебя, и говорила, что сегодня ты будешь её мужем по условиям игры. Тебе бы хотелось, чтобы это было на самом деле. И по ночам ты думал о ней.

– Не было такого, – парень очень разволновался, воспоминания прошлого, видно, подняли в нем чувства, которые были давно похоронены в его душе.

– Нет. Ты любил, у тебя были чистые возвышенные чувства, они есть в каждом человеке, но со временем они теряются. У одних они теряются раньше, у других позже, а у некоторых они остаются на всю жизнь. Так вот, чтобы они остались в человеке, над этим надо работать. Надо учиться плыть против течения, а не быть щепкой на волнах жизни. Следовать своим чувствам и мыслям, а не жить чужим умом. Как это делаешь ты.

– Я живу своим умом.

– Если бы ты жил своим умом, то не скрывал бы преступника.

– Я никого не скрываю.

– Накануне твоего проникновения в больницу, ты дважды говорил по мобильному телефону с Вороновым, то есть Вороном. О чем вы говорили?

Следователь внимательно смотрел на юношу, тот вздрогнул от неожиданного вопроса. Артем всегда рассматривал поединок следователя с преступником, как шахматную партию, в которой он должен предусматривать свои дальнейшие действия на несколько шагов вперед, чтобы выйти победителем. Поэтому он должен быть готов к любому ответу противника, но отвечать единственно правильным ходом, который делает его партию выигрышной.

Никита замялся, он не был готов к ответу на такой вопрос, и потому обдумывал, что же ему сказать, чтобы это было похоже на правду. Однако, это было нелегко сделать, ибо изначала он давал показания, что он не знает Ворона, к тому же его утверждения, что он действует по своей воле , и никто не управляет им. Доверительный разговор со следователем закончен, теперь каждое его слово будут подавать сомнению.

– Я вижу, что ты в затруднении, поэтому я хочу прийти на помощь. Если ты откровенно мне расскажешь о том, что тебя связывало с Вороновым, и какое ты от него получил задание, то я уберу с твоей биографии попытку проникновения в палату с больной, которую ты должен был убить. Сам понимаешь, какая это статья и что тебе грозит в таком случае. Мне это просто сделать, поскольку я еще не открывал по этому случаю уголовное дело.

Парень молчал, видно было, что в нем борются противоположные чувства: или он сдает криминального авторитета, который затем будет мстить ему сам или это будут делать его друзья, или он должен идти в тюрьму на длительный срок из-за бандита, который крепко держит его в руках из-за некоторых неприятных моментов жизни Никиты. Если Никита сдаст Ворона, то тот откроет эти факты, и он окажется на нарах. Как всё завязано в жизни в тугой узелок, как только приходится жестоко расплачиваться за грехи прошлой жизни.

– Ты еще молодой, – продолжал Артем, чтобы расшевелить парня, – И зачем тебе идти на нары из-за чьих-то грехов. Ты говорил, что живешь своим умом, а на самом деле ты подчиняешься другим людям, живешь их умом. Странная ситуация получается, ты являешься врагом самому себе, ибо вопреки здравому смыслу ты думаешь не о себе, а другом чужом человеке.

– Всё не так просто, – выдавил из себя Никита.

– Понятное дело, если бы ты не был связан тайной с этим человеком, то ты бы не шел на это преступление. Я в это верю.

Юноша с благодарностью посмотрел на опера за то, что тот тонко чувствовал его психологический мир, что он не пытается его запугивать, читать нравоучения, а просто сопереживает вместе с ним, понимает его состояние.

– Но должен тебе сказать, что со временем тебе придется рассчитываться и за прошлые ошибки, и за настоящие. Так зачем тебе накапливать зло. К тому же я обещаю, что постараюсь тебе помочь во вновь возникнувшей ситуации.

– Все вы так говорите, чтобы добыть нужные вам сведения, – кинул парень. – Знаю я вас.

– Ты меня знаешь? Я раньше вел твои дела?

– Нет.

– Так почему же ты так говоришь?

– Потому что мне так рассказывали другие, которые пострадали от ментов.

– Про меня никто такого не говорил и не скажет. Это я тебе гарантию даю. Что тебе кровью поклясться?

– Нет. Я верю вам.

– Так какое поручение дал тебе Ворон?

Парень упорно молчал.

– Он предложил мне убрать ту больную.

– Ты был знаком с ней?

– Нет.

– Чем тебя удерживал возле себя Воронов?

– Я подрался с одним мужиком, нанес ему ножевое ранение. Воронов сделал так, что на меня не завели уголовное дело. Заплатил тому мужику деньги и следователю тоже за молчание.

– Как фамилия того следователя?

– Я не помню.

– А мужика, с которым подрался?

– Полевой Максим.

– Хорошо, иди в камеру. Завтра тебя выпустят под подписку о не выезде.

– Напрасно ты отпускаешь Сидорчука. Он выйдет на волю и скроется в неизвестном направлении, – вычитывал Шмырев своего подчиненного. – А у тебя потеряется та ниточка, которая ведет к преступнику.

– Не убежит, – стоял на своем Артем.

– Откуда такая уверенность?

– Потому что я хорошо изучил его, мы с ним наладили хороший контакт, поэтому не в его интересах сейчас делать ноги.

– Ох, не нравятся мне твои эксперименты.

– Василий Николаевич, он дал мне свидетельские показания, которые зафиксированы на бумаге и в компьютере. Зачем мне его держать в СИЗО вместе с уголовниками. Теперь, благодаря этим показаниям мы можем брать Воронова.

– А достаточно у тебя доказательств?

– Кое-что имеется.

– Кое-что, это ты имеешь в виду его телефонный разговор с Сидорчуком?

– Но этого мало. Он же будет всё отрицать, к тому же в разговоре ведь не говориться прямо, что Сидорчук должен убить танцовщицу. Разговор идет о каких-то особах, с которыми надо разобраться.

– А второй разговор, где Ворон дает ценные указания, как проникнуть на объект.– Артем волновался, ему непонятно было, почему это подполковник стал таким нерешительным, когда до разоблачения убийцы остался один шаг. Ведь раньше он его постоянно торопил заканчивать это дело.

– Вот именно, они говорили о каком-то объекте, и не словом не обмолвились о больнице.

– Но Сидорчук ведь после этого звонка поехал в больницу.

– И что это доказывает?

– Как это что! Налицо факт.

– Никаких фактов я не вижу. Может Сидорчук по своему желанию хотел попасть в палату к танцовщице. Возможно, у него была связь тайная ранее с ней?

– Он не был знаком с ней, когда я его спросил.

– Мало того, что он сказал – надо факты. Железные факты. Только они доказательная база. Так что иди, работай.

Когда опер выходил, то Шмырев сказал ему вдогонку.

– Не советовал бы я тебе отпускать Сидорчука.

– Почему?

– Потому что Ворон поймет, что тот сдал его с потрохами и постарается скрыться. Тогда ты его точно не найдешь.

– Но я обещал парню отпустить его, если он даст показания против Ворона.

– Объясни ему ситуацию. Он парень умный поймет.

Артем задумался. Не любил он отменять свое решение. За это уважали его в криминальном отделе, и даже уголовники почитали опера за мужское поведение. Но в данном случае подполковник имел рацию – даже, если он выпустит Никиту на свободу и прикажет сидеть постоянно дома, то, где гарантия, что дружки Ворона не сидят вместе Сидорчуком в камере, и не передадут на волю информацию, что Никиту выпустили. К тому же, чего греха таить, утечка информации может произойти и в самом райотделе через какого-то сотрудника.

– Хорошо, я переговорю с Никитой. Оставим его еще на пару дней.

– Не возражаю. И шевелись, сыщик, сколько можно вести это дело.

– Стараюсь.

Синьков вышел из кабинета начальника озадаченный, что же ему предпринять, чтобы раскрыть это дело. Одним за другим перебрал в памяти свои дальнейшие действия, но все они не давали нужного результата, поэтому отпадали.

Навстречу ему по коридору двигался Ваня Кримчак.

– Ты где это пропадаешь?

– У начальника был. А что случилось?

– В кабинете тебя ждет симпатичная девушка.

– Какая еще девушка?

– Откуда я знаю, что за девушка. С кем ты водишься. Смотри, узнает жена, то плохо тебе будет.

Артем уже не слышал последних слов Ивана, ибо бежал в свой кабинет – теряясь в догадках. Кто это может быть. Неужели это Нина уже пришла до памяти и пришла давать показания. Но почему, же ему никто не позвонил из больницы? Номер его забыли. Что ли.

Он резко открыл двери кабинета, что даже девушка испугалась и повернулась к нему лицом. Нет, это была не Нина, а Марина, её подруга, с которой они вместе работали.

– Это вы?

– Да, я.

Сцена получилась какая-то непонятная. Они оба немного растерялись. Следователь, как и подобает мужчине, первым пришел до памяти.

– Что случилось? – спросил он.

– Я нашла его! – в горячке выпалила Марина.

– Кого нашла? – недоумевал Артем.

– Славика нашла!

– Какого Славика? – не мог никак понять он о ком идет речь.

– Да, банкира того, у которого мы с Ниной были в гостях.

На захват Славика или Вячеслава Кононенка служащего банка "Аркада" Артем взял всю группу захвата, но оказалось, что напрасно, ибо тот, когда опер показал ордер на арест, только и сказал: "Наконец-то я вас дождался".

Уже потом во время допроса Артем понял, почему он так сказал. Это была настоящая исповедь случайного свидетеля убийства.

– Понимаете, я не думал, что он его будет убивать. Мы ведь как договорились: они начинают стройку комплекса, я договорюсь за выдачу им кредита в банке и мы, затем разбегаемся в разные стороны с хорошими деньгами. Всё так и начиналось. Они создали липовую фирму, открыли счет в банке, начали стройку.

– Где они начали стройку?

– На въезде в город со стороны областного центра. Они планировали там построить мотель. Оградили место стройки, завезли даже несколько машин отсева, песка даже машину кирпича завезли. Словом сделали видимость стройки, и когда приехал представитель банка, то он не заподозрил никакого подвоха. Кредит был перечислен на расчетный счет строительной фирмы, начальником которой был тот несчастный парень.

– Семен Соколенко?

– Да, звали его Семен. Доверчивый он был парень и во всем слушался Воронова. Впрочем, я тоже не подозревал никакого подвоха. По словам Воронова после того, как мы получим деньги, Семен уедет в далекие края. С такой суммой можно было, и завести хорошее дело, и квартиру купить. Нет начальника строительства, нет фирмы, нет человека, на которого выдан кредит, поэтому не к кому предъявить претензии, а мы были бы обеспечены до самой старости. Должен сказать, что мне тоже надоело протирать штаны в этом банке, и со временем, когда бы затих скандал, я тоже собирался перебраться в теплые края.

Но получилось совсем не так как предполагалось.

После того, как Семен получил деньги, мы собрались у меня на квартире. Конечно, решили отметить это дело – выпивка, закуска по высшему разряду. Вдруг я замечаю, что парень стал сникать. Ворон его тормошит, мол, не спи, давай еще по рюмке опрокинул, а он уже никакой. Видно, он ему подсыпал что-то в стакан – снотворное или еще чего-то.

Потом Семен вообще упал головой на стол, упала бутылка, разлилось водка.

– Ну, все пора заканчивать этот концерт, – сказал он – Бери его под руки.

– Зачем?

– Затем, что третий лишний, – я сразу даже не понял, что он сказал, хотел переспросить его, но, когда посмотрел на меня, то понял, что он не шутит и повиновался ему. Мы затащили его в ванну, он приказал мне набрать полную емкость воды и погрузил того парня. Он был без сознания и практически не сопротивлялся. Труп мы погрузили в мою машину и вывезли за город, чтобы сбросить его в ставок. Вот и всё. Понимаете, я даже не предполагал, что этим всё закончится. Я бы никогда не согласился.

Зачем мне такие деньги? Моя жизнь превратилась в ад. Я не могу уснуть, потому что перед моими глазами стоит этот парень. Глупый доверчивый парень. Я потерял всякую веру в людей после того, что случилось. Как можно так утопить человека, словно, щенка или котенка. Да у меня на животное даже рука не подымется, а он … настоящий зверь. У него рука не дрогнет, любого человека уничтожит.

– Но вас же он не уничтожил? – задал вопрос Артем. – Не уничтожил, потому что знал, что в моем банковском сейфе лежит письмо, в котором я подробно описал это преступление. В случае моей смерти письмо бы вскрыли, и истина бы открылась, потому он и не трогал меня. Но мне от того не легче, ибо моя жизнь превратилась в кошмар. Представляете, я не мог уснуть, не выпив бутылку водки, раньше я вообще не пил, соответственно, какой я был утром. На работе стали замечать мои странности, отношения и с начальниками, и сотрудниками испортились.

Я хотел бежать. Взял отпуск, поехал на юг, но отдых совсем не получился, меня преследовал мертвец, я проклинал тот день, когда познакомился с этим убийцей.

– А где вы познакомились?

– Да, в том же проклятом баре "Прибой". Я зашел туда, чтобы снять стресс после работе. Заказал себе коктейль и сел за столик, чтобы посмотреть на танцовщиц. Он ко мне подсел, разговорились. Представляете, у меня создалось впечатление, что он очень порядочный добрый человек – несколько раз он даже за меня платил по счету. Каким же он оказался мерзавцем! Настоящий зверь! Вы его арестуете?

– Арестуем.

– Правда, – в глазах Вячеслава загорелся огонек, до того угнетенный своим мыслями, он вспыхнул.

– Конечно.

– Ох, вы мне на душу бальзам вылили. Правда, мне стало даже легче, что одним мерзавцем на земле станет меньше. Да, не напрасно я вас ждал. Мне действительно стало легче, – и Кононенко заплакал, как малое дитя.

После признания Вячеслава Кононенка прокурор без колебаний выдал ордер на арест Воронова. Артем понимал, насколько опасен этот преступник и так просто он не сдастся, поэтому группу захвата подобрал лично из опытных бойцов спецназа. Группа из шести человек выехала на задание в микроавтобусе.

В салоне опер дал дополнительный инструктаж, выработали совместный план действия. Не доезжая до дома Воронова с полкилометра, они встали из автобуса и группами из двух человек направились к объекту.

Старший лейтенант Савилов с одним из бойцов пошел на соседнюю улицу, чтобы перекрыть задний проход от дома преступника. Когда они заняли позицию, то подали сигнал по рации, что заняли позицию.

Артем тотчас же нажал на кнопку звонка на калитке. Никто не вышел из дома. После второго звонка, опер услышал какое-то движение в доме.

– Воронов, сдавайся, ты окружен!

– Не дождешься, мент вонючий.

– Ты окружен! Сопротивление твое бесполезно.

В ответ прозвучал выстрел, пуля просвистела над головами и попала в стену соседнего дома. Артем посмотрел туда, куда попала пуля, и отметил про себя, что пуля никого не задела. Надо предпринимать решительные шаги, иначе могут пострадать невинные люди – этот стрелок ни перед чем не остановится. По рации он вызвал Савилова и дал команду продвигаться к дому с соседней улицы, чтобы зайти в тыл Воронову, а тем временем другая группа перебежала на угол дома, где заняли позицию, которую не мог засечь хозяин дома.

После таких перемещений он снова обратился к Воронову.

– Не делай глупости, Ворон, ты усугубляешь свое положение. Добровольная сдача твоя облегчит твою участь.

По команде Артема, Савилов сделал предупредительный выстрел вверх.

– Следующий выстрел будет на поражение, – голос опера звучал жестко и твердо.

В доме притихли, затем послышались голоса мужчины, женщины. Мужчина что-то требовал, а женский голос просил не делать этого. Затем двери дома открылись, и в дверях появился Воронов, в руках он держал свою дочь, приставив к её голове пистолет. Такого поворота событий Артем никак не ожидал – он даже растерялся на мгновение, не зная, что предпринять в данном случае. А преступник со своей жертвой шел к калитке, следом за ним бежала его жена с криками о пощаде, но тот к выходу.

– Освободите, калитку, – крикнул Воронов – Иначе я её убью!

– Что ты делаешь, это же твоя дочь! – кричала женщина.

– Если мне не дают жизни, проклятые менты, то и она тоже не имеет права на жизнь, – крикнул он в ответ, а затем обратился к спецназовцам – Я кому сказал отойти от калитки!

Артем дал знаком спецназовцу отойти от калитки и сам отошел на несколько шагов назад, а в голове один за другим рождались планы по задержанию опасного преступника, но тотчас отметались они, как неосуществимые. Тем временем Воронов появился в калитке, все так же держа дочь под прицелом. Девочка, видно, была сильно напугана, что молча, следовала за отцом, даже не плакала.

– А теперь водитель пусть оставит автобус, но двигатель чтобы работал, и не вздумает хитрить.

Артем дал знак выполнить команду водителю, и тот послушно оставил кабину автобуса, оставив работающий двигатель.

Воронов открыл двери, пропустил вперед девочку, сел за руль и в это время раздался выстрел сзади Артема так внезапно, что опер даже не понял, кто стреляет, только он увидел, что Воронов уронил пистолет и завыл от боли. Артем со спецназовцем кинулись к машине и схватили Воронова за руки.

– Сволочи, – прошипел Воронов, – Как я вас ненавижу.

Дочь тем временем выпрыгнула из авто, и кинулась в объятия обезумевшей от горя матери, у которой начались какие-то судороги. На помощь ей подоспел старший лейтенант Савилов. Это его выстрел из снайперской винтовки поразил правую руку преступника, в которой тот держал пистолет, уловив момент, когда Ворон отвел пистолет от девочки, чтобы включить скорость передачи.

Савилов дал женщине, какую-то таблетку и она успокоилась.

Тем временем Артем внимательно смотрел на Воронова, который уже был в наручниках.

– Ты чего это сверлишь меня своим взглядом, мент?

– Ты действительно убил бы дочь? – спросил Артем.

– У меня не было выбора. – просто, без никакого смятения проговорил преступник.

– Ну, ты и мразь. Впервые встречаюсь с таким зверем. Прикончить бы тебя, как бешеного пса, только не имею права. Поехали, – дал он команду группе захвата.

Они сели в машину вместе с преступником и поехали, поднимая столп пыли. На сельской улице остались стоять женщина и девочка, которые с непонятными чувствами, смотрели вслед авто.

Знакомство в поезде.

Я ехал в купейном вагоне в столицу по редакционным делам. Состав отправился точно по расписанию. Мимо пробежали: вокзал, с провожающими людьми, которые махали руками на прощание, некоторые держали платочки у красных глаз, далее пошли станционные здания и сооружения, большие ангары.

Напротив меня ехала женщина лет сорока пяти. Она была одета без претензий, джинсы, серенькая кофточка под ней сиреневая футболка. Не очень густые русые волосы были собраны сзади в хвостик. Косметика отсутствовала, разве только губы были подведены красной помадой. Я был занят своими бумагами, хотелось привести их в порядок, прежде чем представить в редакцию свои материалы.

Проводник собрал наши билеты и принес постельное белье. Я заказал чая, женщина напротив тоже заказала кофе без сахара, и выложила на столик свой ужин: пару вареных яиц, бутерброд с ветчиной, кусочек сыра, свежий огурец.

– У меня в дороге всегда разгорается аппетит, – сказала женщина и принялась уничтожать свою еду. Это мне не мешало, наоборот, я чувствовал себя свободным от необходимости завязать разговор с соседкой, чтобы не показаться не компанейским человеком.

Я только выпил чай, постелился, и лег спать, завтра мне предстоял тяжелый день – надо хорошо отдохнуть.

Выключили освещение, за окном было темно, в окно пробегали только одинокие светильники полустанков. Я уснул. Не знаю, сколько я спал, но проснулся от того, что кто-то рядом, то ли стонал, то ли плакал. Когда я хорошо проснулся, то понял, что эти стоны непонятные издавала моя соседка. Конечно, я не мог оставить женщину в бедственном положении.

– Что случилось? – обратился я к женщине.

– Ничего, – ответила мне женщина.

– Но вы ведь плакали? Я ведь это слышал.

– Это вам послышалось.

Мне жаль было эту женщину, которая закрылась в своей беде, как улитка, но что я мог поделать. Я снова лег, но уснуть никак не мог. Мысли о женщине, которая страдала сейчас рядом со мной, не давала мне покоя.

– Вам бы легче бы стало, если б вы рассказали о своем несчастье. Мы с вами совсем не знакомы, поэтому ваше признание не принесет неприятности ни вам, ни вашим родственникам.

Женщина некоторое время молчала, она не решалась открыться, но это не приносило ей умиротворения, и она заговорила.

– Понимаете, я приезжала в гости к родной сестре. Она живет одна, ей весной минуло тридцать два года. Замужем она не была, да и с мужчинами она толком не знакомилась. Была она очень стеснительная, а мужчины вызывали в ней какой-то страх. Это она сама мне рассказывала. Я пыталась её познакомить с мужчинами, приглашала к себе в гости, искала ей женихов по Интернету. Бесполезно, она убегала от них, как от какой-то чумы. Но вот в последнее время она переменилась – она стала лучше одеваться, покрасила свои волосы, косметику стала применять, духи. Я её расспрашивала, чем вызваны эти перемены, но она тщательно скрывала это. Но вот вчера я приезжаю к ней в гости, и застаю в её доме мужчину.

– Почему же вы так волнуетесь, ведь вы сами ей искали жениха?

– Не понравился он мне с самого начала. Не скрою, мне хотелось, чтобы моя сестра наконец-то нашла опору в жизни, чтобы она родила ребенка – она это очень хотела. Но она потеряла голову из-за этого мужчины.

– Может это любовь? Зачем же препятствовать её счастью? Ведь любовь – это самое светлое чувство на земле, семье, построенной на любви, не страшны бытовые проблемы, и учтите, что дети, рожденные в любви, бывают самые красивые. – Мне, казалось, что я говорил убедительно, основываясь на собственном опыте, впрочем, опыт супружеской жизни у меня был не так и велик. У женщины, вероятно, был свой горький опыт семейной жизни, поэтому она мне возразила.

– Понимаете, я согласна с вами в том случае, если любовь взаимная у мужчины и женщины, но, если она его любит, можно сказать до беспамятства, а он использует её только в своих целях, то я не могу допустить этого.

– А почему вы решили, что он использует вашу сестру в личных целях?

– Видите ли, он намного старше её, он смог её так окрутить, что она готова на всё ради него. Они знакомы не больше двух месяцев – срок не очень большой, чтобы хорошо узнать человека, но они уже подали заявление в ЗАГС, чтобы расписаться.

– Что ж тут удивительного? Сейчас такое время, когда люди не утруждают себя долгими ухаживаниями. Зачем ходить вокруг да около, тем более, что ваша сестра уже в возрасте. А разница в возрасте, по-моему, не должна пугать. Наоборот, можно сказать, что в таком возрасте мужчина уже перебесился, и будет хорошим семьянином.

Я ставал на сторону незнакомой девушки, пытаясь убедить её сестру не препятствовать внезапно возникшему единению человеческих душ. Может эта внезапность возникших чувств и будет гарантией их будущего счастья.

– Я не против того, чтобы они расписались, но дело в том, что она хочет переписать на него свой дом.

– Зачем? – не скрывал своего удивления я.

– Вот именно, зачем. Распишитесь, живите в доме, который достался Зое, так зовут мою сестру, в наследство от родителей. Вообще-то, по закону, мы должны были разделить с сестрой дом наших родителей. Но у меня есть квартира в городе, хорошая дача у реки, поэтому я отказалась от дома в пользу сестры. Зоя убеждает меня, что так надо ей поступить во имя любви к ближнему. Я вам не сказала, что сестра попала под влияние какой-то секты. В нашем доме, появилось много различных икон, какая-то религиозная литература. Тетя Маша, наша соседка, говорит, что в доме наших родителей собираются какие-то люди, она слышит, как посетители распевают разные божественные песнопения. К сожалению, я не могла остаться с сестрой, так как мне надо быть завтра на работе. Я работаю медсестрой в больнице. Конечно, я могла бы попросить у начальника отпуск, но не стала этого делать, так как у нас в больнице итак не хватает обслуживающего персонала.

– Да, это проблема для нашей страны, если правительство не предпримет никаких мер, то нашу медицину ждет полный крах.

Я не понаслышке знал о том хаосе, который царит вмедицинской отрасли, поскольку несколько материалов давал в различные издательства, хотя должен сказать, что положительных результатов это не дало. Нас просто-напросто никто не слышит.

– Вот приятно слышать, что простые люди понимают наши проблемы, а правители ничего не делают для того, чтобы спасти положение. – Женщина тяжело вздохнула, – вот не знаю теперь, как и быть. Что мне делать с сестрой, даже не знаю. В полицию обратится что ли?

– Я сомневаюсь, что в полиции примут ваше заявление, так как я не вижу состава преступления.

– Но она ж такая дура. Зачем переписывать дом на него? Распишитесь, живите в доме, если у вас такая большая любовь – никто этому не будет препятствовать.

– А что собой представляет этот мужчина? – поинтересовался я

– Я его видела всего пару раз. Он не приходил к Зое в гости, когда я там была. Ничего особенного в нем нет. Невысокого роста, полноват, лысина на голове. Вот только глаза у него какие-то бегающие, беспокойные, словно, он в чем-то виноват. А говорит он всегда таким слащавым голосом, словно какой-то проповедник.

– Так может он и есть проповедник той секты, в которую попала ваша сестра?

– Не знаю. У меня не было времени, чтобы собрать подробную информацию об этом мужчине.

– Интересная личность. Хотелось бы познакомиться с ним поближе. Я чувствую, что это какой-то аферист. – Моя журналистская натура чувствовала, что я имею интересный материал, который может иметь большой резонанс в обществе.

– Я тоже думаю, что моя сестра попала в ловко построенную ловушку этим аферистом, поэтому я пришла в такое отчаяние, из которого не вижу выхода. Я не представляю, что в доме моих родителей, где прошло мое детство, будут хозяйствовать чужие люди. У меня в голове не вкладывается, как может она может свой родной дом отдавать чужим людям.

– Я тоже этого не могу представить.

– Ей или угрожали, но она не говорит мне это, ибо боится этих людей, или подвергли там, в секте какому-то гипнозу. – Женщина снова заплакала. – А я ничем не могу ей помочь.

– А вы адрес той секты не знаете? – это было не простое любопытство, а желание помочь бедной женщине.

– Нет. Сестра не хотела мне говорить место, где они встречаются. А я не имела возможности за ней проследить. Я в отчаянии. Отработаю свои смены, и снова приеду к Зое.

– Через сколько дней вы собираетесь приехать?

– Через неделю, если на работе будет всё в порядке.

– У меня к вам будет предложение.

– Какое?

– Вы дайте мне адрес своей сестры, а я к вашему приезду попробую раздобыть информацию о её избраннике, и о секте, в которой она участвует.

Глаза женщины впервые за время знакомства загорелись радостным огнем, лицо оживилось, трагическая маска исчезла. Она порылась в своей сумке, достала блокнот, вырвала из него листок, и протянула мне. Я посмотрел на этот листок, прочитал адрес, там был еще номер телефона.

– Это мой мобильный телефон. Меня зовут Ира.

– Хорошо. Я займусь этим делом, у меня есть знакомые в органах и в мерии. Думаю, что общими усилиями мы найдем эту секту и её руководителей.

– Я вам буду очень благодарна. Если надо будет, то я возмещу ваши затраты. – На женщину нашла волна огромной благодарности, ибо она увидела свет в конце тоннели. Я её понимал, и потому просто сказал.

– Давайте будем отдыхать, а все проблемы будем решать по мере поступления.

Утром поезд прибыл в столицу, и мы расстались. Правда, Ирина попросила мой номер телефона.

– Я б хотела иметь хоть какую-то информацию о том, как продолжается дело. Извините меня за настырность.

Я дал свой номер телефона, при этом заметив, что сам буду звонить Ире, если появятся какие-нибудь новости.

Она с благодарностью и надеждой посмотрела на меня, и мы расстались.

Всю дорогу назад я думал о том, как помочь Ирине – вариантов было много, но, ни один не подходил для реализации. Чтобы определить, куда ходит Зоя, можно было установить за ней наблюдение, если не на целые сутки, то, по крайней мере, на световое время суток. Это можно было сделать, если б у меня не было работы, на которую я ходил, и должен был находиться с 8 часов до 17. Часто бывает, что я задерживаюсь в редакции, и после роботы, когда приходиться сдавать срочный материал.

Был вариант – прямо пойти к Зое, и взять у неё интервью, типа – газета проводит опрос, чтобы узнать мнение простых граждан по поводу реформ в медицинской отрасли. Войти к ней в доверие и узнать, в какую секту она ходит, с кем там общается, возможно, она откроется и расскажет о своем мужчине. Однако, если даже я узнаю, кто её возлюбленный, то, что это мне даст? Я не буду допущен к их интимным отношениям, в которых заключены разительные перемены, происшедшие с Зоей. Варианты, варианты, но ничего толкового, а мне очень хотелось помочь Ирине и её сестре Зое.

С такими проблемами я приехал домой. Перемену в моем настроении, конечно, заметила моя супруга. Должен сказать, что она очень чувствовала меня – мне стоило лишь о чем-то подумать, как Вера раскрывала все мои планы. Вот и в это раз за ужином она забеспокоилась по поводу изменения в моем поведении.

– Тебе не нравятся мои блинчики? Я ведь так старалась – специально купила свежий творог на рынке и молоко.

– Что ты, Вера, блинчики у тебя получились замечательные, как всегда. У тебя прекрасные кулинарные способности. Понимаешь, мне на роботе говорят, что я уже стал заметно поправляться.

– Ты мне льстишь, чтобы я не расстраивалась, но я ж вижу, что ты кушаешь без всякого аппетита. Лучше скажи правду, что тебе не нравится в блинчиках. Или тебе не нравится сметана, которую я купила в супермаркете? Я хочу знать это, чтобы устранить недостатки, и в следующий раз приготовить лучше эти блины.

– Вера, но я говорю тебе правду.

– Почему же ты ведешь себя не так как всегда? Что случилось? Может у тебя появилась другая женщина?

– Верочка, как ты можешь так говорить! Ты у меня самая лучшая, самая красивая, самая обаятельная, самая необычная и желанная!

Я сыпал комплиментами в адрес своей супруги, но чем больше говорил, тем больше понимал, что я должен рассказать Вере всё, что произошло со мной в поезде.

– Впрочем, женщина тут действительно замешена.

– Вот, значит, я была права.

– Увы, Верочка, это совсем не то, о чем ты подумала.

И я рассказал супруге, о встрече, которая произошла в купе скорого поезда, о том, что я пообещал помочь Ире возвратить её сестру Зою на правильный путь.

– А в какую секту попала Зоя?

– Если б я знал, куда ходит Зоя, то тогда б было намного легче оказать помощь родным сестрам. Вот я и думаю, что же мне предпринять. Я смотрел по Интернету, и нашел там с десяток различных церковных общин, сект, а сколько еще не зарегистрированных этих церковь. Просто диву даешься – библия одна, а разночтений много.

Я был в отчаянии – я всегда держал свое слово, а тут я ничего не мог предпринять.

– А где живет эта Зоя?

– Она живет в частном секторе по улице Никитской.

– Мне знаком этот район. Когда-то там жила моя подружка Юля Климук. К сожалению, она вышла сейчас замуж и выехала в другой город. Но я тот район хорошо знаю.

– Что ты хочешь этим сказать? – Я немного разволновался, ибо немного мне был авантюрный характер моей жены.

– Я хочу посмотреть на дом, где живет Зоя.

– Я тебя одну не отпущу. – Я уже жалел, что рассказал ей о своих проблемах.

– Послушай, дорогой, я ведь не маленькая, и опыт работы журналистом научил осторожности.

Мы долго еще спорили о том, как нам поступить. Остановились на том, что завтра после работы мы поедем по адресу Зои, а там, на месте уже решим, что нам делать.

Когда я прибыл на место, где мы договорились встретиться с супругой, то никого уже там не застал. Я попытался вызвать её по телефону, но она не ответила.

Ночь опускалась над городом, солнце озарило багровым светом облака над горизонтом. Людей не видно было на улице, только лай собак нарушал тишину вечерней улицы. Я нашел нужный мне дом – ничего особенного он собой не представлял. Такие домики из красного кирпича под белым шифером строили многие жители городов в середине семидесятых годов прошлого столетия, которые могли себе позволить на заработанные деньги, приобретать пило- и стройматериалы. Вокруг дома росло несколько плодовых деревьев и кусты малины.

В доме горел свет. Я решил еще немного подождать, хотя неопределенность меня тяготила. В который раз ругал я себя за то, что ввязался в эту историю да, к тому же привлек к этому делу Веру, но уже ничего нельзя было исправить. Я подошел ближе к забору, чтобы лучше рассмотреть хозяйский двор, но тут неизвестно откуда выскочил большой пес и начал лаять на меня. Конечно, мне пришлось ретироваться, и уйти подальше от зоны влияния этого охранника.

Мне было совсем не до шуток – еще раз набрал номер мобильника Веры, но он молчал. В данную минуту я уже собирался пойти в дом Зои, когда увидел, что двери входные открылись, и там показалась моя супруга, а за ней, по всей видимости, хозяйка дома, Зоя. Они мило о чем-то щебетали, а затем еще и поцеловались. Такой прыти от своей супруги я никак не ожидал.

Зоя проводила мою жену до калитки, я напрасно волновался – пес дружески относился к Вере. Скрипнула калитка, Вера сказала: « До свиданья», – вышла на улицу и пошла по направлению к автобусной остановке. Я подождал, пока Зоя зайдет в дом, и кинулся догонять жену, что мне удалось очень быстро, потому как Вера медленно шла к остановке.

– Ну, послушай, дорогая, мы ведь с тобой как договорились?

– Во-первых, дорогой, добрый вечер, а во-вторых, я ж не думаю, что ты будешь мне завидовать за то, что я в данном случае обошла тебя в расследовании этого дела.

– Вера, мне не до шуток, я так переживал. Я тебе звонил, но почему ты не брала трубку?

– Своими звонками, ты мне все перебил, мы с Зоей так хорошо общались, она готова была мне открыться, и все рассказать. А тут твои звонки, после твоего второго звонка я поняла, что ты сейчас начнешь ломиться в дом Зои, и потому решила выйти сама к тебе.

– Но как ты смогла войти к ней в доверие?

– Это маленькие женские секреты, – сказала Вера, но посмотрев на меня, поняла, что такого объяснения недостаточно для меня, добавила. – Понимаешь, я представилась ей учительницей, которая ведет перепись учеников, которые должны пойти на следующий год в первый класс, и я задела её слабую струну. Сначала она сказала, что в этом доме нет таких учеников, и вообще нет детей. Это она произнесла так трагически, что я не могла не задать ей следующий вопрос. А почему же у неё нет детей, ведь она находится в таком возрасте, когда её одноклассницы повели своих детей в школу. И тут мне пришлось выслушать всю её трагическую историю любви и ненависти в её жизни. Она жаловалась на свою маму, которая не разрешала ей выходить на улицу после девяти часов, жаловалась на преподавателей, которые в смешном виде выставляли девушек, друживших с парнями, и пугали их тем, что выставят отрицательные отметки по поведение, из-за чего их дорога в институты будут закрыты. В институте она очень упорно училась, чтобы получать стипендию, ибо маме тяжело было содержать одной двух дочек. А на работе у них был сугубо женский коллектив, поэтому она не нашла своего спутника жизни. Правда, было несколько мимолетных романов, но в основном с женатыми мужчинами, для которых это была лишь маленькая, ничего не значащая интрижка. Но скоро всё в её жизни должно перемениться, ибо она встретила достойного мужчину, который должен ей сделать предложение. К сожалению, позвонил ты, и она не успела мне рассказать о мужчине, с которым она познакомилась, и которого, как я поняла из ее слов, она обожает до безумия. Вот к чему привело ваше нетерпение, Михаил Иванович.

– По-твоему, я должен был не предпринимать никаких действий, зная в какую авантюру, влипла ты?

– Как супруге мне приятно, что ты волнуешься за меня, но, как частному детективу, мне неприятно, что ты препятствуешь мне вести следствие.

– О чем я тоже сожалею, но, если бы действовали вместе, то я б так не нервничал.

– Хорошо, в следующий раз я возьму тебя с собой, но только ты близко к дому не будешь подходить.

– А ты еще будешь идти к Зое?

– Да, она просила меня прийти к ней – она хочет посоветоваться со мной, как ей одеться в ЗАГС.

Мне ничего не оставалось, как только похвалить Веру за проделанную работу. Подъехал таксобус, и мы поехали домой.

На следующий день я провел Веру к знакомому уже дому Зои. Хозяйка дружелюбно встретила мою супругу у калитки, и повела в дом. Я же остался на улице, чтобы не привлекать внимание людей, я возвратился на остановку, делая вид, что жду автобус. С Верой мы договорились, что в случае необходимости, она вызовет меня по мобильному телефону.

Мне пришлось долго ждать Веру. Уже сумерки опустились над улицей, уже звезды зажглись на небе, с включенными фарами, проносились по трассе автомобили. Уже проехало несколько маршруток 23 номера, которыми мы должны ехать домой, а Вера не появлялась. Я стал беспокоиться, и пошел снова к дому Зои. Там не происходило ничего непредвиденного, в окнах горел свет, а во дворе мирно спал большой пес. Конечно, рука тянулась к мобильнику, чтобы позвонить, но я не хотел вызвать неудовольствие Веры, как в прошлый раз. Но вот наконец-то скрипнула входная дверь, и показалась моя благоверная, а за ней шла Зоя. Они, мило разговаривая, прошли к калитке, где и расстались, обменявшись поцелуями.

– Ну, как там дела? – мне хотелось быстрее узнать, чем же закончилась встреча с Зоей.

– Все прошло даже лучше, чем я предполагала,– сказала удовлетворенно Вера.

– Так рассказывай же, о чем вы говорили.

Пока мы стояли на остановке, Вера рассказала, как произошла её встреча, и о чем они говорили с Зоей.

– Сначала, мы говорили о наряде, в котором она пойдем в ЗАГС, потом обговорили прическу, макияж. Я спросила её, когда же жених сделает предложение. Она сказала, что они должны подать заявление совсем скоро. Дело в том, что есть некоторые обстоятельства, которые не позволяют подать заявление сейчас.

По какой же причине вы не подаете заявление? – поинтересовалась я.

– Понимаете, – ответила мне Зоя, я должна переписать свой дом на мужа перед тем, как подадим заявление. Сейчас я занимаюсь оформлением документов

– Но зачем это делать? – удивилась я.

И тут Зоя начала нести такую околесицу, что я, действительно подумала – у неё с головой какой-то непорядок

– Понимаешь, Вера, мне открылась истина – мы рождены для счастья в этом мире, но потому, что мы алчны, потому, что мы держимся за свое богатство, мы лишены божьей благодати. Мы должны быть свободны, как птицы, которые не заботятся о своем крове, о своей пище, но по воли божьей они имеют всё. Поэтому мы должны освобождаться от всякой частной собственности ради своего счастья. Вот только я оформлю дом на наше братство, я стану истинно свободной и достойной того, чтобы со мной заключил брак самый лучший мужчина в мире, который указывает нам всем путь на спасение.

Конечно, я была удивлена таким положением дел, о чем и сказала Зое. На что она мне с горячностью ответила, мол, тебе Вера не понять мое состояние, ибо ты не знаешь этого человека, который открывает истину для всего братства. Это избранные люди, таких людей очень мало на земле, именно, благодаря этим посланникам божьим люди освободятся от греха, в котором погрязли от рождения. Потом она еще говорила что-то о ветке винограда, которая погибнет, если её отрезать от корня, но, если воткнуть её в землю, то она снова пустит ростки, а затем даст и плоды. Вот она и была таким отрезанным черенком, который должен был усохнуть, но попав в братство, она ожила.

– Да, сложная, видно, судьба была у этой женщины, – заметил я.

– Да. Меня затронула её судьба. Понятное дело, я не могла оставить её в таком состоянии. Я должна была ей помочь.

– И что же ты сделала? – Я догадывался, что Вера предпримет неадекватные шаги, это меня настораживало.

– Извини, меня – сказала Вера, – но мне пришлось немного соврать. Ты не принимай это близко к сердцу. Понимаешь, я тоже прикинулась немного несчастной. Я сказала, что моя жизнь тоже немного не складывается. Мол, мой муж пьет, часто поднимает на меня руку.

– Ну, дорогая, это уж слишком. Ты меня выставляешь таким монстром. – Я сделался притворно возмущенным.

– Это еще не всё. Я сказала, что ты мне изменяешь с моей лучшей подругой.

– Хотел бы я познакомиться с этой подружкой.

– Когда-нибудь я тебя познакомлю с ней.

– Когда ей перевалит за шестьдесят.

– Может быть. Но таким образом, я разжалобила Веру, и она предложила мне пойти вместе с ней в братство.

– Даже так. – Меня снова удивила Вера своей прытью.

– Да. Я считаю, что нам повезло очень – мы можем легальным путем проникнуть в эту секту и понять изнутри её порядки. Они мне, кажутся, не такими уж безупречными.

– Но это ведь может быть не безопасно. – Я был немного встревожен таким решением супруги.

– Я буду очень осторожной.

– И когда же вы пойдете туда?

– Завтра. Я зайду к Зое в три часа дня, и мы вместе с ней пойдем на службу.

Это мне не очень понравилось, но, скрепя зубами, я дал согласие на такие действия супруги.

Однако я предпринял некоторые меры, чтобы моя супруга оказалась не одна в своем путешествии в новый непонятный мир. Я переговорил с редактором, и он разрешил мне уйти раньше с работы.

В три часа я проводил Веру к дому Зои, но к дому я не подходил. Не доходя метров двести до Зоиного двора, я остановился.

– Веди себя там осторожно. Неизвестно, какие люди руководят этим братством, и какие у них цели. – Сказал я перед расставанием Вере.

– Не волнуйся, я буду вести себя примерно. – Она улыбнулась мне и поцеловала в щечку.

Я смотрел, как стройная фигура моей супруги уверенно удалялась от меня, и меня снова грызли мрачные мысли – имею ли я право в свои дела, пусть даже совсем безопасные, близких мне людей.

Она зашла во двор дома, а минут через пять вышли вместе с Зоей. Я заметил, что во внешнем облике моей Веры произошла перемена – она, так же как и Зоя надела на голову легкий газовый платочек. Они пошли дальше прямо по дороге, я шел за ними, стараясь не попадаться Зое на глаза.

Мы шли по узким улочкам, окруженными с обеих сторон различными деревьями, которые давали большую тень на проезжую часть дороги. После нескольких поворотов то налево, то направо женщины подошли к большому кирпичному дому, покрытому красной металлочерепицей.

Когда женщины вошли во двор, то я подошел поближе и рассмотрел табличку-указатель на доме: «Луговая , 27.» Дальше я не должен был идти, мне надо было только ждать, когда Вера выйдет из этого дома.

Мне пришлось ждать супругу около двух часов. Она вышла одна, но я не стал подходить к ней сразу, а догнал её только после того, как прошли несколько переулков, и я убедился, что никто за Верой не идет.

Дома Вера мне рассказала о том, что происходило внутри дома, о впечатлениях от знакомства с Николаем, так звали Зоиного приятеля, он же являлся наставником этого братства.

– Понимаешь, внешность у него совсем не замечательная, можно сказать даже заурядная, но говорит он очень убедительно. Я не совсем уверенна, что он говорит искренно, но на своих собеседников он может произвести впечатление.

– На тебя он тоже произвел впечатление своим речами? – Поверьте, это во мне говорила не ревность, а желание узнать истину – ведь мне хотелось узнать тайну этого человека, который может манипулировать другими людьми.

– Как сказать. – Вера пила чай и смотрела куда-то вдаль. – Он очень был рад тому, что Зоя привела к ним нового человека.

– Я вижу, – сказал он, – что вы устали жить во греху и решили выйти на праведную дорогу. Я помогу вам узнать слово божье, ибо, только следуя его слову можно обрести царство божье. При этом он взял мои ладони в свои руки, его глаза смотрели в мои глаза, а я чувствовала некоторое смятение чувств. Признаюсь, я не готова была к его атаке.

Я тоже был сражен такой атакой, ибо мне было неприятно, что какой-то мужчина держал в руках ладони моей драгоценной половины, но что я мог сказать против этого, если сам подтолкнул Веру к знакомству с этим шарлатаном. Что именно он таковой, я убеждался всё больше.

–Ты узнала его фамилию, имя, прочие данные? – видно, мои слова прозвучали слишком резко, ибо Вера ответила в тон.

– Как ты это представляешь себе – я впервые захожу в их заведение и требую, чтобы они мне представились. Увы, я знаю, что его зовут Николай, хотя все его называют Наставник, Наш Наставник. Все обращаются к нему с великим почтением, уважением. Когда он говорил свою проповедь, то все повергались в какое-то благочестивое исступление.

– Но как я могу навести справки об этом человеке, когда я не знаю фамилию его и прочие данные. – Я давал понять Вере, что неудовлетворен ее визитом в секту. И вообще, мне все не нравилось в этой ситуации. – Да, видно, нам не по зубам это дело. Мы ничего не можем сделать в этом случае. Я позвоню Ирине, и скажу, что ничего у меня не получается, пускай сама она приезжает сюда, чтобы заниматься своей сестрой.

– Что ты выдумал – остановится на полпути. Оставить бедную девушку без защиты против этого монстра. Там я увидела, какой властью он обладает над ней. Ты не видел ведь этого?

– Не видел. Ну. И что?

– А то, что она чувствует себя перед ним, как кролик перед удавом. Она послушна каждому его слову, каждому жесту. Стоит ему строго посмотреть на Зою, и она тотчас выпадает в осадок. Это страшный гипноз, когда полностью подавляется воля человека, и что можно сделать с таким человеком, трудно даже представить. Мне, кажется, что, если он прикажет ей броситься в огонь, то она, не раздумывая, сделает это. Ты не видел её раболепного взгляда, а я как вспоминаю её этот взгляд, то у меня мурашки по телу бегут.

Наши взгляды встретились, в её глазах я увидел сочувствие и сожаление, сочувствие и желание помочь этой женщине выбраться из гибельной ситуации. У меня не находилось слов, чтобы удерживать Веру от последующих её шагов, какими бы они не были.

– В следующий раз я снова пойду с Зоей в тот дом на Луговой.

– Ты даже запомнила их адрес.

– Конечно.

– Но я не знаю – смогу ли я отпросится у шефа, чтобы снова сопровождать тебя.

– Я ведь не маленькая, чтобы потеряться. И я же пойду не одна, а с Зоей.

Конечно, в следующий раз я не смог проводить Веру на собрание секты, мне надо было срочно сдавать материал по рейдерской атаке на фермерское хозяйство. Но я успел встретить супругу у ворот дома, она, как и в прошлый раз, вышла одна, и, как мне показалось, она была чем-то расстроена.

– Как дела? У тебя всё нормально? – спросил я её.

– Я тебе дома всё расскажу, – ответила она мне, и мы, молча, пришли на остановку, молча, ехали в автобусе.

– Понимаешь, я поражена той властью, которой обладает этот проповедник на людей. Ведет он себя легко, расковано, говорит простыми словами, почти что вульгарно, но, тем не менее, это звучит убедительно и все его слушают затаив дыхание.

– Но о чем он говорит? Может он говорит запрещенные речи, призывает к свержению власти? – меня начинал раздражать этот проповедник, моя супруга была крепко подкована в делах веры и не веры, но он смог её смутить.

– Нет, он не делал никаких призывов к свержению существующего строя, а говорил о некой абсолютной власти, которой подвластны все на Земле, и которую мы должны познать через библию, без этого познания мы слабы духовно, как годовые дети физически. Мы настолько слабы, что едва ходим на ровной земле, но не можем подняться на вершину горы, не можем сдвинуть большой камень, который лежит на нашем пути. Мы ничто, если не наполним себя словом божьим.

Я видела напряженные лица людей, которые на лету прямо ловили его слова, и безгранично верили наставнику. Я б не сказала, что люди, которые сидели в зале были забитые, угнетенные, несчастные, среди них я замечала людей, которые имели высшее образование и были успешными людьми. Мне непонятно, почему такие люди пришли сюда, ведь я думала, что в это место ходят в основном люди типа Зои, которые несчастны в жизни, которым надо помощь, поддержка. Вера говорила это с некоторой растерянностью, неуверенностью, всё говорило о том, что проповедник произвел большое впечатление на неё – это даже немного пугало меня, но я старался не выдавать свои опасения.

– Видишь ли, с виду благополучные люди тоже имеют свои проблемы, а некоторые из них, имея хороший бизнес, хотят и дальше развивать его, я уже не говорю о тех людях, которые мнительны, подвержены сомнениям, верят во вмешательство потусторонних сил.

– И обстановка там такая волнующая: играет музыка, я конечно, не очень разбираюсь в ней, но, кажется, это был Бах; горят разноцветные огоньки, запускают такой вот дым, который пахнет ладаном. У меня от него сразу даже голова разболелась, так я отошла ближе к открытой двери – там воздух был свежее.

– Все понятно – религия, опиум для народа. Меня вот другое интересует, – начал я, но Вера меня перебила.

– Я знаю, что тебя интересует?

– Что же?

– Имя, фамилия, паспортные данные проповедника.

– Я всегда говорил, что ты умеешь читать мои мысли, от тебя ничего не скроешь.

– К сожалению, я ничего не узнала нового об этом проповеднике. Все его называют нашим Наставником, Наставником или просто Николаем. По фамилии его никто не называют, да я полагаю, что они все на самом деле никто не знает его настоящего имени и фамилии. Он их Наставник, он ведет их в Божье царство, и зачем людям еще какая-то дополнительная информация о нем.

– А Зою ты не пробовала разговорить?

– Пробовала, но она уходила от вопроса, меняла тему разговора.

– Да, засекреченная почему-то секта, и я всё больше убеждаюсь, что у нее есть какие-то черные тайны.

– Я тоже придерживаюсь такого мнения. Я смотрела по Интернету, надеялась там найти фотографию Наставника, ведь там некоторые пастыри выставляют свои снимки, своего рода, реклама. Но ничего не нашла. У меня уже была идея тихонько сфотографировать его, но нас предупреждают, чтобы мы не делали фотографии, а мобильные телефоны мы складываем на столе при входе. Можно было бы…

– Не вздумай заниматься какой-нибудь самодеятельностью – это может плохо кончится. А вообще-то, может, мы закончим это расследование. В принципе, мы сделали, что могли, узнали, куда ходит Зоя, и должны отметить, что люди, с которыми она общается, вполне благополучные люди, а не какие-то алкоголики, или наркоманы. Да и Наставник вполне достойный человек, и даже, если Зоя выйдет за него замуж, то она не будет подвергаться насилию.

– Чего нельзя сказать о духовном насилии.

– Что ты имеешь в виду?

– То, что этот Наставник меняет совсем сознание этих сектантов, что у них сейчас будут совсем другие моральные принципы.

– Я не вижу опасности в принципах, которые построены на божьих заповедях.

– Я в этом не уверена.

С Верой бесполезно было спорить, это я знал из предыдущего опыта. Мне оставалось только поинтересоваться – думает ли Вера снова идти в секту.

– Конечно, мне хочется больше узнать об этом братстве, ибо вижу, что здесь не все чисто. Может мне удастся пообщаться с другими членами секты.

–– Ты знаешь, что любопытной Варваре – носа оторвали, – попытался я перевести в шутливый тон наш разговор, но Вера совсем не была расположена к шуткам, видно-таки Наставник произвел на неё сильное впечатление.

– Я постараюсь с носом остаться. – Сказала супруга и пошла на кухню, чтобы приготовить нам ужин.

Сделав еще несколько визитов на улицу Луговую, но никакой новой информации о секте не узнала. Я старался не трогать с расспросами о том, что делается в братстве, и она молчала, но все большая озабоченность появлялось на её лице, я даже начал немного опасаться – не попала ли она под действие этого Наставника.

Но вот однажды она пришла поздно и сильно обеспокоенная. Я спросил её, в чем дело. Она стала рассказывать мне почти криминальную историю.

Вера сказала мне, что она познакомилась с одной женщиной, которая тоже ходила в секту. Правда, она намного раньше начала ходить в дом на улице Луговой. Она жила одна, мужа похоронила два года назад, а дочь жила отдельно в городе, и с матерью она не очень общалась. Галина, так звали эту прихожанку, очень сокрушалась по поводу размолвки с дочерью, поэтому и обратилась к богу, чтобы он рассудил их. Но все дело не в ней, а в её подруге Оксане Нечипоренко. Они вместе ходили в молитвенный дом, у них, в чем-то были похожи судьбы. Оксана тоже похоронила своего мужа, правда, он был алкоголик настоящий, детей у них не было. После мужа, она несколько раз пыталась познакомиться с мужчиной, но попадались ей не очень порядочный мужики, потому она и прекратила свои знакомства, а обратилась к богу. Галина с Оксаной подружились, встречались не только в секте, но и ходили в гости друг к дружке, помогали по хозяйству, если одной было, не справится, ведь обе жили в частном секторе, то шли на помощь. Так и жили они, даже подумывали, как-нибудь сойтись и жить в одном доме, ведь это могло позволить экономить на отоплении, и прочих коммунальных платежах. Однако, вот уже несколько раз Оксана не приходила на службу, причем, она не предупреждала подругу, о том, что не придет в молельный дом. Галина ходила к ней домой, но дом был на замке, а соседи говорили, что тоже не видели Оксану несколько дней.

– Что ж из этого выходит? – Я не мог понять, зачем Вера рассказывает о двух подругах, которые посещали секту.

– Мне это не нравится.

– Что тебе не нравится?

– Исчезновение Оксаны Нечипоренко. Мне, кажется, что это связано с деятельностью секты.

– У тебя есть доказательства?

– Никаких доказательств нет, но есть некоторые подозрения. Я ж говорила, что в этой секте не всё нормально. Между прочим, Наставник Николай, по-прежнему, не делает предложение Зои, хотя она усиленно готовится к бракосочетанию, купила себе новое платье, туфли.

– Почему же он не делает предложение?

– Не знаю. По-моему, он дожидается, пока Зоя перепишет квартиру на братство.

– А, если Зоя перепишет квартиру на братство, то тогда, зачем им женится? – высказал я свои сомнения насчет мужчины, который хочет сделать счастливым весь мир, но не хочет сделать счастливой одну женщину, безумно влюбленную в него. Причем, для мужчины в пятьдесят тридцати трехлетняя женщина будет настоящим кладом, или я ничего не понимаю в этом деле.

– Меня тоже мучают эти вопросы, самой мне не разобраться.

– Чем же я могу помочь тебе?

– Ты должен узнать, что же случилось с Оксаной Нечипоренко.

– Но как я могу это сделать?

– Я прямо удивлена – такой профессионал в журналистике не может собрать информацию о пропавшей женщине. Ты просто не хочешь этим заниматься.

Упреки Веры были целиком справедливы, но в данный момент у меня просто не было времени заниматься поиском пропавшей женщине. На носу были очередные выборы, и вся редакция занималась гаданием на кофейной гуще – какой из депутатов победит в это гонке. Но разве супруге что-либо можно доказать, тем более, что у неё был весомый контрдовод, мол, ты сам начал это дело и втянул меня.

– Но, кроме имени и фамилии, какие у тебя есть данные о ней?

– У меня всё записано, – она протянула мне листок. – Там еще записан её мобильный телефон, к сожалению, он не отвечает с того момента, как пропала Оксана.

Я прочитал адрес – хорошо, что женщина жила недалеко от моего дома, так что это облегчит мою задачу.

– Я завтра пойду по этому адресу, и постараюсь кое-что выяснить. – сказал я Вере, затем добавил, узнала ли она фамилию и настоящее имя пастора.

– Нет. Всё скрыто за семью замками, и это вызывает у меня наибольшее подозрение.

– У меня тоже. – сказал я и мы пошли на кухню попить кофе.

Я поехал с самого утра по адресу, где должна была жить Оксана Нечипоренко. Однако меня там ждала неожиданность – дом был закрыт, никто из соседей не знал, где находится женщина, и не видели её уже на протяжении несколько дней.

Нельзя было предположить, что Оксана находится внутри здания, так как на дверях висел простой навесной замок. Я провел более тщательный опрос соседей – может они видели что-то необычное, может во дворе были замечены посторонние люди. Но никто необычного не видел, вот только одна женщина, которая очень рано шла на работу третьего дня, то заметила, что возле дома Нечипоренко стояла автомашина, вот только номера она не заметила, ибо было еще темно на улице. А в доме горел в это время свет.

Конечно, такая информация меня настораживала, ибо у нас в редакции уже были известны случаи, когда жильцов выселяли из их домов, вопреки их воле. Но где искать пропавшую женщину – это, во-первых, а во-вторых, надо узнать в нотариальной конторе, кому принадлежит сейчас дом, в котором жила Оксана Нечипоренко.

Вечером, я встретил свою супругу очень взволнованной.

– Что случилось? – спросил я её.

– А что должно было случиться?

– Не знаю, но ты ведь пришла такая взволнованная.

– Ты прав. Я прямо таки потрясена тем, что происходит. Я даже не могла предположить, что события будут разворачиваться с такой быстротой. – Вера волновалась, достала воду из холодильника, налила в стакан, руки у неё слегка дрожали. Когда я увидел её дрожащие руки. То меня тоже пробрало волнение.

– Не томи меня, что же случилось?

– Понимаешь, я ж ему всё время говорила, что личная жизнь у меня не сложилась, что муж мой пьет, на работу не ходит.

– Спасибо, тебе за такую рекламу.

– Сегодня, я решила пойти дальше.

– Ты меня удивляешь. Я уже боюсь за твою нравственность.

– За это можешь не бояться. Я ему только сказала, что подала на развод.

– Послушай, мы так не договорялись.

– Извини, мне хотелось узнать его реакцию. Действительно, его реакция превзошла все мои ожидания. Он схватил мои руки, стал одобрять мое решение. Мол, это правильный твой ход. Он откроет для меня совсем иную жизнь. Теперь я не буду связана узами семейной жизни, у меня появится возможность духовного возрождения, а мое спасение будет в молитвах. Он сам займется моим духовным воспитанием. Я его, конечно, поблагодарила за это, сказала, что для меня это большая честь иметь такого духовного наставника. Он еще некоторое время пропел что-то о боге, о божьем сыне и о божьем слове, а затем, вдруг, начал расспрашивать меня о том, где я живу, на кого оформлена квартира, какая часть отойдет мне в случае развода. Когда я ему сказала, что квартира моя, а муж мой проживал на птичьих правах.

– Ты меня уничтожила.

– Не волнуйся, я тебя была верна, но зато, какую информацию мне удалось узнать, благодаря моей дезинформации.

– Но ты не подумала, какая опасность нависла над тобой?

– Какая еще опасность?

– А то, что с тобой может случиться то же, что и с Оксаной Нечипоренко.

– А что с ней случилось? – В глазах Веры я увидел тревогу.

– Этого никто не знает, ибо её нет дома. Одна соседка только видела, что её куда-то увезли.

– Да, это проблема. Я спрашивала Галину, но у неё тоже нет никаких новостей об Оксане.

– Что же могло с ней случиться? И где она находиться сейчас. Вот главные вопросы, на которые нам надо дать ответы. Конечно, тут замешено братство, я в этом не сомневаюсь, а мы абсолютно ничего не знаем о нем.

– Это упрек мне?

– Ни в коем случае. Ты сделала всё возможное. Это скорее я не доработал. Мне следовало бы обратиться в полицию, чтобы подключить их к розыску. Завтра, я так и сделаю. Тут нельзя терять время, возможно, жизнь Оксаны висит сейчас на волоске, а мы сидим и рассуждения ведем.

– Да, я тебе не сказала последнюю новость от Зои.

– Что ж это за новость?

– Зоя собрала все документы, и завтра идет к нотариусу, чтобы оформить свой дом на братство.

– Чт-о-о-о!? – я был поражен этой новостью, ибо сейчас все наши усилия летели прахом.

–Да, она сделает завтра такую глупость, но выглядит она очень счастливой.

– Она не должна это делать ни в коем случае.

– Но что мы можем сделать, чтобы она это не сделала. Это её выбор. У неё жизнь совсем не сложилась, тебе это не понять, ведь ты мужчина.

– Мы должны сорвать это мероприятие.

– Каким образом, если она этого желает и её избранник тоже, несмотря на существующий подтекст.

– Надо сделать так, чтобы это не случилось завтра. Надо чтобы она подождала, хотя бы до того момента, когда мы точно узнаем судьбу Оксаны Нечипоренко.

– Я не знаю, как нам это сделать?

– Поехали сейчас к Зое, мы должны с ней переговорить и попробовать уговорить её.

– Уже так поздно. Она, возможно, уже легла спать?

– Разбудим.

Мы заказали такси и минут через двадцать были у дома Зои. Свет в комнатах уже не горел. Вера стала, стучат в калитку, проснулся пёс, и начал лаять на нас. Вскоре в одной из комнат загорелся свет, а через время открылись двери, и показалась голова Зои.

– Кто там?

– Зоя, это я Вера. Мне надо поговорить с тобой. Это очень важно.

Зоя подошла к калитке, открыла её, удивлено посмотрела на Веру.

– Вера, так поздно. Что тебя привело ко мне? Неужели нельзя было завтра переговорить о твоей проблеме?

– Это скорее твоя проблема. Это мой муж, Миша.

– Очень приятно, меня зовут Зоя.

– Я знаю.

– Может, мы пройдем в дом, ибо разговор предстоит не простой?

–Конечно, проходите.

Зоя засуетилась, даже хотела предложить нам чай, но мы вежливо отказались. Я осмотрелся. Комнаты были не большие, но чистенькие, на стенах висели ковры, и фотографии. На одной из фотографий я узнал Ирину, женщину с которой я познакомился в поезде, правда, тут она была немного моложе.

Вера начала рассказывать о причине нашего ночного вторжения. Сначала она рассказала, почему Вера пришла к ней, почему пошла в эту секту. Затем она начала рассказывать о наших подозрениях насчет чистоты намерений Наставника относительно Зои, конечно, добавила и об исчезновении Оксаны Нечипоренко.

Зоя смотрела на нас сначала с не скрываемым удивлением, непониманием, а затем у неё появилось выражение озлобления, недовольства нашим присутствием. Создавалось впечатление, что она сейчас укажет нам на двери. Её можно было понять, ибо в одночасье рухнули все её мечты, надежды, чувства.

– Зачем вы мне говорите? – глухо сказала Зоя после того, как Вера закончила свой рассказ.

– Понимаете, мы хотим удержать вас от опрометчивого поступка, – вступил я в разговор.

– Какое вам дело до моих поступков?

– Понимаете, мне довелось ехать с вашей сестрой Ириной в одном поезде, и она была тогда очень расстроена вашими намерениями, плакала всю ночь.

Если б я знал, какую бурю эмоций произведет мое упоминание о сестре, я бы лучше умолчал обнашей встрече в купейном вагоне. Зою прорвало.

– Зачем она вмешивается в мою жизнь. Она всегда, на правах старшей сестры помыкала ей – не разрешала долго гулять на улице, запрещала носить короткие юбки, и пользоваться косметикой. Это из-за неё я осталась в старых девах, и сейчас хочет помешать её счастью.

– Но, Зоя, сестра ведь хочет, чтобы у тебя было всё хорошо, – попыталась остановить поток обличительной речи Вера.

– А с тобой я вообще не хочу говорить. – Оборвала её Зоя.

–Почему это? – удивилась Вера.

– Потому что я считала тебя настоящей подругой, откровенно говорила с тобой, делилась своими радостями и неприятностями, а ты, оказывается, была приставлена ко мне надсмотрщиком.

– Зоя хотела тебе помочь, чтобы с тобой ничего не случилось.

– Ты чужая мне, и моя жизнь тебя абсолютно не трогает.

– Зоя, я искренно переживала за тебя, мне очень хотелось, чтобы ты была счастлива.

– Не верю я тебе. Ты обманывала меня, а я как дурочка хотела с тобой советоваться, что мне надеть, когда пойду в ЗАГС. А теперь уходите отсюда, я не хочу вас видеть. Никому нельзя в этом грешном мире.

Зоя твердым шагом подошла к двери, открыла её и решительным жестом приказала нам уходить вон. Вера еще пыталась уговорить подругу выслушать нас, но она была непреклонна. Мы вышли из двора, за нами захлопнулась калитка. И уже через забор Вера крикнула.

– Зоя, можешь делать что хочешь, но я прошу тебя, не оформляй документы еще пару дней, а за это время мы постараемся достать факты, которые докажут мою правоту.

Зоя ничего не ответила, зашла в дом, и громко хлопнула дверью. Мы с Верой переглянулись.

– Вот так делать людям добро, – заметила она – мы так старались, а еще и виноватыми остались. Не лезьте в мою жизнь. Вот, дура набитая. Это ж надо он так ей мозги задурил.

– Да, неблагодарное это дело, – добавил я – но, тем не менее, надо что-то делать, но что делать – ума не приложу. Ирине позвонить что ли?

– Ты видишь, Зоя сестру физиологически не выносит, так что это не поможет.

Ночью я спал плохо, да и Вера крутилась, видно, ей не спалось, но утром у меня появилось решение.

– Я пойду в полицию, там у меня есть знакомый – Петя Онищук. Помнишь, в прошлом году мы с ним встретились на первомайские праздники, потом вместе пошли в кафе «Росинка».

– Высокий мужчина такой, с черными усами? – сказала Вера.

– Да. Мне часто приходилось с ним выезжать на расследование криминальных дел, частенько, давал мне информацию по уголовным делам. Думаю, он мне поможет раскопать какую-нибудь информацию по наставнику, а так же, может, узнаю о судьбе Оксаны Нечипоренко. Тебе, я полагаю, не стоит идти в секту, вдруг там Зоя проговорится о том, что мы её посещали ночью. Неизвестно, как посмотрит на это Наставник.

Петра на службе не было, и я поехал к нему домой. Он жил в частном секторе, но в другой стороне города. Мне пришлось ехать двумя маршрутками, потом еще побродить довелось по узеньким улицам, переспрашивая раз за разом нужный адрес, пока не нашел дом Петра.

Он занимался тем, что штукатурил времянку.

– Здравствуй, Петя, – я протянул ему правую руку.

– Привет, пресса. Извини, но у меня руки в растворе.

– Ничего. Эту грязь можно отмыт, – сказал я и пожал его крепкую мужскую руку.

Он мне нравился, было в нем что-то настоящее от мужика, никогда он не лебезил перед начальством, а расследование всегда вел честно и принципиально. Может, за это его и не жаловало начальство.

– С чем пожаловала, пресса? – Без обиняков спросил он у меня.

– Понимаешь, я тут завел одно расследование, но зашел в тупик.

Вкратце я рассказал Онищуку о том деле, которое привело меня к нему, о братстве, о Наставнике, который вызывает у меня подозрение, но ничего не смог накопать, видно, он человек очень осторожный и опытный.

– Я тебе ничего не могу по этому делу подсказать, ибо не занимался им. Но есть один человек, который вел этого наставника, но, почему он не довел это дело до конца, я не знаю. Так что обратись к нему, он следователь неплохой, с ним можно договориться.

– Кто это?

– Сергей Петровский.

– Знакомое имя.

– Тем более, тебе будет проще с ним говорить.

Сергея я застал в райотделе милиции, когда я ему рассказал о причине своего приходе, то я заметил тень неудовольствия, пробежавшем по его лицу.

– Зачем это вам? – Спросил он недовольным тоном.

– Меня знакомая попросила спасти её сестру, которую путем обмана вовлек в секту Наставник Николай. Сейчас онхочет жениться на этой женщине, но перед этим она должна переписать свой дом на братство.

– Вот сволочь, не оставил свое ремесло.

– Так вы его знаете?

– Прекрасно знаю. Вы знаете, где находится кафе «Пингвин»?

– Конечно.

– Тогда идите и ждите меня там.

– Хорошо.

В кафе сидело несколько посетителей и пили пиво. Я заказал кофе и сел в углу возле окна, чтобы видеть площадку перед зданием. За соседним домом столиком сидели два молодых человека, которые, покуривая сигареты, рассказывали о своих амурных похождениям. Мне всегда были непонятны такие люди, которые выставляют свои любовные подвиги. Зачем они это делают? Чтобы утвердиться в глазах своего собеседника? Так в таком случае, их преследует комплекс неполноценности. Я смотрел на говорящего мужчину, который сидел напротив меня. Симпатичный парень, не обделенный здоровьем и силой, темные глаза, на подбородке ямочка, такие нравятся женщина. Зачем ему это бахвальство? Причем, в маленьком городке все знакомы друг с другом, а, значит, он может ославить девушку, которая доверилась ему.

Пришел Сергей, он сел напротив, закрыв своими широкими плечами того хвастливого парня. Мне даже стало легче от того, что теперь я не вижу его нагловатого лица.

– Что вы будете? Водку, коньяк, виски? – Спросил я у следователя.

– Я на роботе. К тому же у меня мало времени, что бы долго здесь сидеть. Так, значит, вас интересует Наставник Николай?

– Да. Я пообещал своей знакомой помочь ей, к сожалению, ничего пока не сделал.

– Я не знаю – сможете ли что-нибудь сделать. У него есть высокие покровители. Я вел его дело, правда, тогда он был не наставник Николай, а мелкий мошенник, который путем обмана смог сколотить некоторый капитал, открыл игральный центр, где отмывал криминальные деньги. Игорь Савельев, так его настоящая фамилия – человек без определенных занятий, без принципов и без совести. У меня уже были готовы материалы для передачи их в суд – мошеннику светило лет восемь. Но, вдруг, сверху пришло указание – прекратить это дело.

– Кто приказал? – погорячился я. – Сейчас не то время, когда существует телефонное право. Все равны перед законом.

– Нет уважаемый, господин журналист, все равны перед законом, но есть люди, которые немного ровнее других.

– Скажите мне имя того человека, который дал вам подобную команду, и я такой про него сделаю материал в газете, что он вылетит со своего места роботы, как пробка с бутылки шампанского.

– Не горячитесь. Своей статьей вы ничего не добьетесь, а только себе навредите – вас привлекут к ответственности за клевету, так как вы не имеете доказательств.

– Но у вас, же они были?

– Были да сплыли. И на меня не надо ссылаться, я итак, много вам рассказал. Остальное ищите сами. Вот вам адрес, где он раньше проживал – там многое, что могут рассказать. Но будьте осторожны, он очень коварный человек.

Следователь ушел, оставив меня в тягостных размышлениях о том, что делается в нашем обществе, где нормально не функционируют органы власти, а граждане оставлены один на один с преступниками.

С невеселым настроением я пришел домой. Меня удивило, что двери квартиры были закрыты на два замка, что мы делали только в том случае, когда вдвоем покидали свое жилище. Я открыл двери и позвал.

– Вера. Вера, где ты? – Мне никто не ответил. Я заволновался, зашел на кухню, затем в спальню и гостиную. Веры нигде не было. Где она может быть, ведь, она никуда не собиралась сегодня. Я набрал по мобильнику её номер телефона, но оператор ответил, что абонемент находится вне зоны досягаемости.

Я позвонил соседке Кате, у которой часто сидела Вера, обсуждая последние светские новости, за чашечкой кофе. Катя была в домашнем ситцевом халате и была удивлена тем, что Веры нет дома.

– Так Вера к тебе не заходила, – взволнованно спросил я ее.

– Нет, не заходила. Извини, что я в таком виде – порядок в квартире навожу. Не нравится мне этим заниматься, но на домработницу средств не хватает.

– Ничего страшного. Ты, Катя, в любом одеянии прекрасна.

– Спасибо.

– А ты не видела – не выходила ли из квартиры Вера, или может, к ней кто-нибудь приходил?

– Нет, к сожалению, никого не видела. Да, мне и некогда было смотреть за тем, что делается вокруг из-за уборки. Но ты не волнуйся только. С Верой ничего не случилось. Она, вероятно, пошла в какой-то магазин, и задержалась там – ты же знаешь, как женщины любят ходить по магазинам, там так много интересного.

– Но она мне не отвечает по телефону.

– Может, он просто разрядился.

Катя успокаивала меня, как могла, но её слова не доходили до моего сердца и меньше волноваться я не стал. Я оббежал всех соседей в подъезде, но никто не видел мою супругу. Телефон упорно не отвечал. Я не знал, что мне делать, где искать мне Веру. Я возвратился в квартиру, решил еще раз её хорошенько осмотреть, может, она оставила мне какую-нибудь записку или еще что-либо, что подскажет, куда она ушла. Ничего не найдя, я включил компьютер и открыл страничку Веры, перечитал последние сообщения и мое внимание привлекла одна заметка. « Вера, я тебя жду. Мне надо тебе сказать что-то очень важное». Отослала это сообщение какая-то Таисия Петровна, фотографии ее не было на стене.

Супруга от меня ничего не скрывала, я знал всех её знакомых, но Таисии Петровны среди них не было. Возможно, это был псевдоним. Проанализировав всю переписку с этим оператором, я сделал вывод, что эта женщина как-то связана с религиозным братством. Возможно, под этим именем спрятана Зоя, и это она вызвала мою супругу на свидание.

Как бы то ни было, но у меня не было вариантов, и потому решил пойти домой к Зое. Я заказал такси, и через несколько минут был у ворот её дома. Уже солнце спряталось за горизонтом и над городом опускались сумерки, но света в окнах не было. Я постучал в калитку, залаял собака, но никакого движения в доме не замечалось. Постояв несколько минут у калитки, я понял, что хозяйки нет дома.

Домой мне возвращаться, не было резона, я продолжил свой поиск. Ноги меня сами привели на улицу Луговую, где находился дом братства, однако там был один сторож, который нехотя отвечал на мои вопросы, и от него ничего толкового я не узнал.

– Приходите завтра, тогда будет Наставник, и он вам всё расскажет.

По дороге назад, я снова заходил к домику Зои, но там меня встретил только лай собаки.

Уже была ночь, транспорт общественный не ходил, мне пришлось пешком добираться домой. Я еще надеялся, что Вера пришла домой. Подходя к дому, я посмотрел на окна четвертого этажа, но в них не горел свет. Я поднялся, открыл двери, позвал голосом Веру. В ответ молчание. Включил свет, обошел все комнаты, даже заглянул под кровать, в шифоньер. Со стороны это выглядело так, словно, человек был умалишенным. При этом я все время повторял: « Вера, где ты?», « Вера, вернись, куда ты ушла?», «Вера, я без тебя не могу!». Никакая цельная мысль не вырисовывалась в моей голове. Не успокоившись, уже после полуночи, я пошел в райотдел полиции.

Там сидел другой лейтенант. Он спал, а когда я постучал в стеклянные двери, то он глупо водил глазами, не понимая – где он и что с ним происходит. Затем, он подошел ко мне и, не открывая двери, спросил, что мне надо.

– У меня пропала жена, надо написать заявление.

– Когда она пропала? – равнодушным голосом спросил он меня. Это меня прямо-таки взбесило – тут такое дело, человека нет, а он так безразличен.

– Сегодня пропала. Откройте двери, – кричал я.

Но он был невозмутим.

– Мы принимаем заявление о пропаже человека через три дня.

– Как это?

– Такое положение есть. Может, ваша супруга загуляла в какой-то компании, а мы будем её искать. Подождите немного, и она явится, куда ей деваться.

– Да, как вы смеете так непочтительно о моей супруге говорить. Да я на вас жалобу напишу. Вы знаете, с кем вы имеете дело.

Тут меня понесло, я ему угрожал, стыдил, просил, но мои слова отлетали от него, как горох от стенки.

Поняв, что от полиции мне помощи не дождаться я пошел домой ночным городом.

Утром поняв, что ждать помощи мне не от кого, я решил идти к сектантам.

Сторож прежний сменился, а новый сторож долго расспрашивал меня, зачем я пришел к ним. Конечно, я не говорил ему истинную причину своего прихода, а показал свое журналистское удостоверение и сказал, что я хочу написать репортаж в газете о работе братства. Это поставило его в ступор. Должен отметить, что подобные визиты представителей средств массовой информации всегда неприятны для сторожей, вахтеров, охранников, им всегда, кажется, что эти посетители всегда будут критиковать существующие порядки, а они окажутся теми стрелочниками, которых сделают козлами отпущения. После долгих уговоров, сторож позвонил своему начальнику и доложил ему о моем приходе.

– Сейчас он подойдет. Подождите там за воротами.

Мне не пришлось долго ждать. Скоро появился лысоватый мужчина лет сорока со слащавой улыбкой на лице. Так как мне Вера хорошо описывала наставника братству, то я понял, что передо мной Игорь Савельев личной персоной или по-братски Наставник Николай.

– Что угодно господину? – он смотрел на меня подобострастно так, что мне даже это было неприятно, я отвел свой взгляд.

– У меня задание от редакции дать небольшой репортаж о вашей организации.

– Почему это вдруг решили брать интервью?

– Я точно не знаю, редактор не вводил меня в курс дела. По слухам, доходивших до меня в редакцию приходило много писем с положительными отзывами.

– Хорошо. Проходите.

Сторож меня впустил на территорию братства.

– Вы сами верующий человек? – спросил меня Наставник.

– Как вам сказать, – начал я.

– Можете не продолжать. Вы жили в такое время, когда на нашей земле господствовал Анархист. Вы не виноваты в этом. Люди в то время забыли Бога, забыли его Слово и за это они были наказаны. Но у вас еще есть возможность спастись от адских мук. Молитесь, брат мой, и облака услышать вас и распахнутся перед вами врата рая.

Он осенил себя крестным знаменьем и начал шептать молитву, я тоже сложил ладони и стоял, думая совсем о другом, краем глаза осматривая территорию братства. Перед нами стоял большой дом из красного кирпича , справа были какие-то хозяйственные постройки, слева был гараж. Двери гаража были открыты, там какой-то мужчина, может, водитель занимался возле новенького «Мерседеса», из чего можно было сделать заключение, что дела братства процветает.

– Так что вы хотите узнать о нашем братстве? – спросил наставник.

– Хотелось бы узнать, какие люди посещают ваш храм?

– Самые разные люди, самых различных профессий, но одно их объединяет – они стремятся найти путь к богу. Жизнь их нещадно била, они потеряли веру в людей и пришли сюда, чтобы поверить в бога, доверить ему свои мысли и мечты. Я рад за них, ибо вижу, как они на глазах меняются, как они освобождаются от мирских забот, как они расстаются с прежними понятиями о добре и зле, они готовы сейчас жертвовать собой для блага другого. Я доволен таким результатом, ибо вижу, что мои усилия не напрасны, я вырвал из лап дьявола заблудшие души, и направил на путь истины.

– А как вам это удается?

– Что именно, – его маленькие бесцветные глаза блестели.

– Направлять людей на путь истины.

– Я молюсь за их души. Вот сейчас я молюсь за вас. Мне хочется, чтобы вы познакомились с богом, чтобы вы увидели истинный путь, и тогда бы вы поняли, в какой скверне вы живете. Идя дорогой истины, вы освободились бы от всех пороков, которые вы приобрели в грешном мире, а тогда бы почувствовали большое очищение и духовное воздвижение в новый бескорыстный мир. Ведь в вашем обществе поступки людей только личной выгодой объясняется. Ты мне, я тебе – таковы негласные принципы всех людей. Но попробуйте кому-то дать, не требуя себе ничего взамен, и вы почувствуете высшее блаженство. Не мы владеем вещами, а вещи владеют нами. Освободитесь от них, и вы почувствуете настоящее блаженство. Не каждому дано почувствовать такое чувство, ибо они слабые и не в силах преодолеть собственный эгоизм. Такие речи он долго еще толкал передо мной. Я же слушал его в пол-уха, ибо тайком осматривал окружающую территорию, пытаясь найти что-либо такое, где могли быть спрятаны тайные узники, но ничего такого не находил. К сожалению, я не мог увидеть то пространство, которое находилось за домом, так как на мой вопрос по этому поводу, наставник сказал, что там находятся огороды, где работают члены братства.

К сожалению, мой поход в дом братства ничего не дал. Возвращаясь, домой я заглянул в дом Зои, но её дома не было. Что делать дальше я не знал. Ужасная ситуация.

Даже не помню, как я снова оказался в кабинете следователя Сергея Петровского. Он явно не был доволен моим приходом.

– С чем вы в этот раз пришли? Я же всё вам рассказал.

– Понимаете, ситуация резко переменилась.

– Что еще случилось?

– Пропала моя жена. – Я пытался сдерживать свои чувства, но это трудно получалось.

– Может, она пошла к своим подругам?

– Её уже нет второй день.

– А не поехала ли она к своим родственникам?

Его безразличие выводило меня из себя.

– Она бы обязательно сообщила мне об этом. На мои телефонные звонки она тоже не отвечают, – от волнения я срывался на крик.

– Успокойтесь.

– Как я могу быть спокоен, когда пропала моя супруга, а дежурный говорит, что надо подождать три дня, чтобы он мог принять заявление от меня. Чего ждать, это же не маленькая девочка пропала, которая заблудилась в лесу или подросток, который сбежал из дому. Моя супруга была выкрадена, я в этом уверен. И в этом замешен наставник этой секты.

– Так пошли бы и поискали её в братстве. – Сыщик по-прежнему, не желал ввязываться в это дело.

– Я был там. Конечно, всё не разрешили мне смотреть, но я не нашел её там.

– Чем же я могу помочь вам? Я вам дал наводку, где прежде он занимался своими махинациями. Езжайте туда, и соберите компромат на него, который напечатаете в газете, чтобы разоблачить этого лже-наставника.

– Но ведь на это уйдет много времени, а Вера сейчас находится в их руках, и они могут, что-то сделать с ней.

– А я чем могу вам помочь? Извините, но я сейчас занят. До свиданья.

Однако у меня не было желания уходить от сыщика, ибо это был мой последний шанс, чтобы разыскать мою супругу. Я решил идти ва-банк.

– Мне не к кому обратится здесь, поэтому я прошу помочь мне.

– Я же сказал вам.

– Вы не всё мне сказали, что знаете по этому наставнику. К тому же у вас есть некоторые компрометирующие материалы на него, но, которые вы боитесь дать мне, опасаясь гнева начальства. Я прошу вас дать мне их сейчас.

– Но я же сказал, что у меня их нет.

– Понимаете, если вы мне не поможете, то у вас и ваших начальников будут большие неприятности.

– Вы угрожаете мне?

– Нет. Я просто хочу вас немного просветить на тот случай, если обнаружится, что вы скрыли материалы уголовного дела, а преступник разгуливает сейчас на свободе, и продолжает свои махинации.

– Кто ж вам поверит? К тому же вас привлекут за клевету.

– Я не буду об этом писать в газете, а сообщу своему приятелю, который работает в госбезопасности. Он сможет разобраться в ваших манипуляциях. Поверьте, тогда не поздоровится ни вам, ни тем людям, которые дали команду вам закрыть дело.

– Вы блефуете? – Сказал следователь, но по лицу у него пробежала тень беспокойства.

– Отнюдь, – я решил играть в открытую. – Можете проверить по своим каналам. Капитан госбезопасности Сергей Ермилов.

Сыщик задумался, некоторое время он молчал, но по его лицу можно было понять , что в его душе происходят сложные, противоречивые движения. Потом он посмотрел прямо в глаза мне – я не отвел взгляда, ибо я был уверен в своей правоте.

– Проверять я ничего не буду. – Сказал он, а затем добавил почти шепотом. – Идите в кафе «Пингвин», и ждите меня там.

Ни слова не говоря, я, вышел из кабинета следователя и направился в кафе. Там я заказал себе кофе и пирожное, потому как с самого утра я ничего не ел, но из-за моих переживаний я не чувствовал голода. В кафе играла музыка, молодые люди пили пиво, весело смеялись над плоскими шутками – меня это раздражало, если бы мне не назначил свидание капитан Петровский, то я бы покинул это заведение. Минут через двадцать пришел сыщик, я к тому времени выпил три чашки кофе, хотел заказать себе спиртное, но подумал, что в моем положении лучше оставаться трезвым.

– Вам что-нибудь заказать? – спросил я у него.

– Спасибо, не надо. Я долго здесь не буду сидеть. Во-первых, хочу вас успокоить по поводу исчезновению вашей супруги. Я думаю, что она жива, здорова.

– Но где она может быть?

– Этим я займусь, даже я уже дал распоряжение участковому.

– Какому участковому?

– Тут в двадцати километрах от города у Наставника Николая есть особняк, возможно, там он прячет вашу супругу.

– Так почему мы здесь сидим? Давайте поедем туда, – я обрадовался такому сообщению, и, конечно, хотел как можно быстрее найти Веру, заключить ее в свои объятия. Я был очень виноватым перед ней, из-за того, что втянул в эту нелепую авантюру.

– Не будем торопиться. Я послал туда участкового, пускай он уточнит эту информацию. Не переживайте, с вашей супругой ничего не произойдет, ибо Савельев мошенник, а не мокрушник. Если мы будем торопиться, то можем преждевременно испугать преступника, и он начнет заметать свои следы. Вам я предлагаю поехать в психоневрологический диспансер.

– Но что я там буду делать?

– По моим данным там положили одну женщину, о которой вы спрашивали.

– Оксана Нечипоренко.

– Да, её положили туда по просьбе Савельева. Якобы с ней случился нервный припадок. На самом деле он спрятал её там, пока оформлял куплю продажу дома Нечипоренко.

– Но почему его не арестовать за это. Ведь налицо нарушение закона.

– Меня же отстранили от этого дела, и посоветовали держаться подальше от этого проповедника, если хочу работать дальше в органах. Но я уверен, что Савельев – это мразь, которому место в тюрьме, чтобы он не обманывал честных людей, прикрываясь богом, поэтому решил я помочь вам. Однако вы не должны нигде и ни в коем случае упоминать мое имя в своих расследованиях. Устраивает вас такой расклад?

– Устраивает. Однако, мне б хотелось, чтобы всё происходило намного быстрее. Я не буду говорить о том, как тяжело мне жить с мыслию, что Вера сейчас находится в неволе, а я ничего не могу ей ничем помочь.

– Всему свое время. Вам надо будет пойти в тот диспансер и встретится с Оксаной Нечипоренко. Если не получится встретиться, то постарайся раздобыть материал по этой женщине. Вы журналист, и не мне вам рассказывать, какой это должен быть материал.

– Я постараюсь сделать это в лучшем виде, но я не понимаю, почему работаем так подпольно.

– Понимаете, мы живем сейчас в такое время, что нам очень сложно работать с быстро изменяющейся политической обстановкой. Сегодня одна власть, и дает задание ловить своих противников, или просто готовить на их компромат, а завтра приходит другая власть, которая освобождает от наказания прежних преступников, но сажает в тюрьмы своих противников. Вот и приходится лавировать между двух огней, а от этого беспорядка преступники свободно гуляют на воле.

– Они чувствуют полную свою безнаказанность, ибо знают, что, даже в том случае, если они залетят. То их откупят их покровители или соратники. Все покупается и продается.

– Да, и мы просто бессильны перед этими новыми хозяевами жизни. Они просто смеются над нами. Но еще посмотрим, кто будет смеяться последним. Я пошел. Да, больше ко мне в кабинет не приходи, и здесь не будем встречаться. Вот мой номер мобильного телефона, он, не зарегистрированный, и никто его не знает, но ты будешь звонить по нему только в случае необходимости.

Мы расстались. Я пожал его крепкую мужскую руку, от этого рукопожатия у меня появилась уверенность, что мои поиски Веры не будут напрасны, и мы с ней встретимся в скором времени, только для этого мне надо продолжать свое расследование.

Перед тем, как поехать в диспансер, я заехал домой, чтобы взять свою видеокамеру, которая у меня была спрятана в моей сумке, благодаря чему я мог вести тайную съемку. Еще я зашел в продовольственный магазин, где купил несколько бананов, лимонад и две булочки. Таким образом, я хотел предстать перед работниками диспансера, как дальний родственник Оксаны Нечипоренко.

Однако, мои усилия были напрасны, ибо медсестра, сидевшая на входе остановила меня.

– Куда идете, молодой человек?

– Я к сестре своей приехал, её здесь положили, но я в командировке был, и сразу не смог приехать,– изложил я перед симпатичной девушкой в белом халате лет двадцати пяти, при этом я старался произвести на неё благоприятное впечатление. Впрочем, это не произвело на девушку никакого впечатления, ибо она произнесла безразличным голосом.

– Как фамилия?

– Нечипоренко Оксана.

– Сейчас посмотрим вашу сестру.

Девушка начала листать свой журнал, отыскивая нужную больную.

– Для меня было полной неожиданностью узнать, что мою двоюродную сестру положили в ваш диспансер, ибо я не замечал за ней никаких странностей, и здоровьям была не обижена – я пытался зайти в более плотный контакт с медсестрой, но она, по-прежнему, не реагировала на мои поползновения в её душу.

– Так есть ваша сестра, Нечипоренко Оксана.

– Так я могу к ней пройти?

– К сожалению, нет. – Сказала девушка тем же безразличным тоном, но во мне поднялась буря негодования.

– Почему? – искренно удивился я.

– Потому что она в тяжелом положении находится, и её поместили в изолятор. Туда посторонним нельзя ходить.

Я пытался уговорить девушку пропустить меня к больной, ибо я приехал издалека, но мои доводы не действовали на неё.

– А могу я увидеть лечащего врача моей сестры?

– Она уже домой, приходите завтра. Она работает с девяти часов.

– Спасибо, девушка, но я не могу каждый день ездить по 100 километров туда и назад.

– Ничем не могу вам помочь.

Были последние слова медсестры. Я вышел из диспансера, и оказался на перепутье как тот сказочный герой. По предписанию капитана Петровского я должен идти, и ждать, пока он узнает, кого держат в особняке, принадлежащем Савельеву. Возможно, окажется, что там находится моя Вера. Но, как я могу ждать такую информацию, когда я места себе не нахожу. Я спать не могу, у меня аппетита нет. Конечно, если бы сыщик сказал мне, где находится этот особняк, то я, не раздумывая, поехал бы туда. Но он не сказал мне этого, я только знаю, что расстояние до этого места километров двадцать.

Однако, есть другой вариант – идти сейчас в дом сектантов, и припереть к стенке этого наставника, имеющими уликами, которых накопилось достаточно, чтобы завести уголовное дело. На улице смеркалось, но я решил еще сегодня, встретится с Игорем Савельевым.

Входные ворота были закрыты на запор, я нервно, несколько раз позвонил прежде, чем появился недовольный сторож, мужчина лет сорока с тяжелым взглядом.

– Чего тебе? – спросил он.

– Мне надо видеть вашего наставника.

– Сегодня уже поздно, он отдыхает. Приходи завтра.

– У меня очень важное дело. Это касается его загородного домика, – я пытался уговорить сторожа.

– Все дела завтра.

Сторож стал закрывать двери, но я стал мешать, ему это сделать. Между нами возникла маленькая потасовка. На шум вышел Наставник.

– Что здесь делается? – спросил он.

– Да, вот человек прется, как танк. Я ему сказал, чтобы он приходил завтра, а он хочет видеть вас сегодня. Говорит, что это касается вашего загородного домика.

– Пропусти его. – Сказал он охраннику, а, когда я прошел во двор, и подошел к нему, то он спросил.

– Так что вы хотите сказать?

Я решил действовать напрямую.

– Я журналист, и собрал материал, за который вы получите хороший срок господин Николай или по–мирскому меня зовут Игорь Савельев.

Эта информация явно не понравилась ему, тень неудовольствия пробежала по его лицу, но он тотчас подавил эту слабость.

– Что вы хотите на меня повесить?

– Вы настоящий мошенник, который нечестным путем завладеваете домами, квартирами своих прихожан, продаете их, а хозяев отправляете в психушку.

– Что за дикие фантазии?

– Сейчас в психушке находится Оксана Нечипоренко. Вы её отправили туда, а дом её продали. Кроме того, сейчас вы хотите прибрать к рукам дом Зои Лукьяновой. Под видом женитьбы на этой девушке, вы хотите переписать на себя её дом, и уже несколько дней её нет дома. Возможно, её уже нет…

Я не договорил эти слова, ибо меня ударил сторож чем-то по голове, и я потерял сознание. Сколько я лежал в этом положении не знаю, но пришел в себя от того, что меня кто-то гладил по голове. Я открыл глаза – это была Вера.

– Вера, – тихо прошептал я.

– Он очнулся. – Услышал я её голос. – Миша, как ты себя чувствуешь?

– Нормально, вот только голова болит.

– Хорошо, что совсем голову не потерял. – Надо мной склонился капитан Петровский. – Я ж говорил вам, что не надо никакой самодеятельности.

– Я ж хотел… – попытался я оправдаться.

– Молчи. У тебя еще нет сил. Потом всё расскажешь.

Меня отвезли домой, где Вера мне рассказала, что произошло с ней. Они взяли мою супругу в заложники, а затем отвезли в загородний дом. Где держали под усиленной охраной. Потом приехал капитан Полянский с группой захвата, и освободил её, а затем они вместе приехали на улицу Луговую, где арестовали Игоря Савельева, предъявив ему обвинение за мошенничество и незаконное задержание людей с применением силы.

Оксану Нечипоренко вскоре выпустили из неврологического диспансера, а договор дарения дома был признан не действительным, так как подписывала она его под действием психотропных препаратов.

К сожалению, Зоя потеряла свою любовь, но квартира осталась за ней. Однако, она продолжала любить этого мошенника и ездила на свидание к Игорю Савельеву, которому дали пять лет.

ДТП на проселочной дороге.

Я ехал с командировки из Михайловского. Дорога была тяжелая, приходилось маневрировать среди выбоин ям и канав. Я так увлекся крутить рулем, что не заметил, как с проселочной дороги выскочил автомобиль на трассу прямо передо мной, и я ничего не смог поделать, хотя пытался принять вправо. Удар получился не сильный, но мы остановились.

Со старенькой «Волги» выскочил плотный молодой человек. Он недовольно смотрел на помятый бок.

– Что же ты так вылетел на трассу? – спросил я.

– Не заметил я тебя.

Я тоже вышел из машины посмотреть на результаты столкновения. Должен сказать, что редакционная «Нива» не очень пострадала – бампер немножко деформировался, а автомобиль не пострадал совсем.

– Что будем вызывать гаишников? – спросил я.

– Послушай, мужик, твоя машина ведь практически не пострадала. Давай разойдемся, как в море корабли – мне некогда ждать милицию.

– Но твоя ж машина пострадала больше? Вдруг ты задним числом захочешь оформить наше столкновение? – засомневался я.

– Мужик, я всегда держу свое слово. Так что, до свиданья.

Он сел в машину и уехал, а я со своими сомнениями поехал дальше. Повод к моим сомнениям, конечно, был. Почему он уехал с места аварии, хотя авария – это слишком громко сказано? Может он был пьян или находился под действием наркотиков?

Но я видел этого молодого человека, он дышал на меня и я не чувствовал перегара. Не похож он на наркомана.

Почему же он не желал, видится с милицией? Может, он просто своровал автомобиль, убегал от преследователей, и потому не стал ожидать гаишников? Выдвинул я новую версию, и она показалась правдоподобной.

Дома я Вере рассказал о дорожном происшествии, высказал свои предположения о возможной причине такого поступка неизвестного водителя. На что она засмеялась и сказала, что у меня слишком фантазия разыгралась, и в каждом человеке я вижу преступника.

– Но в таком случае, почему он уехал с места аварии?

–Таких причин может быть множество.

– Назови, хоть одну из них.

– Пожалуйста. Может этот молодой человек спешил на свидание, на которое ему не хотелось опаздывать. А если б вы вызвали милицию, то пришлось бы вам потерять на этом несколько часов. Подружка, которой он очень дорожил, рассердилась бы ил ушла.

– Ты целый роман придумала.

– Я тебе просто привела пример. Второй пример, он спешил на важную встречу со своим деловым партнером, и нельзя никак ему опаздывать, ибо от этого может, зависит судьба его предприятия. Или, к примеру, он спешил в банк, чтобы оплатить кредит, срок которого истекает сегодня. А может…

– Хватит, хватит, – заулыбался я, понимая, что мою Веру мне не переубедить.

Правда, и меня она не переубедила, и я целый следующий день в редакции думал об этом случае.

А третьего дня я поехал в Михайловское – интересно мне было узнать, не случилось ли там чего-то непредвиденного.

Поехал я прямиком к сельсовету, благо, председатель мне был мне хорошо знаком.

– Иван Семенович, рассказывайте, что новенького произошло у вас в селе?

– Миша, ты ж не будешь писать об этом в газете? – испугался председатель.

– Нет. Мне просто интересно узнать, что делается в селе. Даже, если я захочу о чем-то написать в газете, то я посоветуюсь с вами.

– Хорошо. Сейчас я проинформирую тебя. Может чайка, выпьешь или чего-нибудь покрепче.

– Нет, спасибо. У меня мало времени.

– Итак, позавчера, Николай Цвигун влетел на своей машине в забор своему соседу, возникла потасовка. Но, спасибо, соседи хорошие попались, развели по углам. Я, конечно, сделал внушение Николаю, и обязал его исправить забор соседу. Потом, в тот же день корова бабы Кати…

– Иван Семенович, я понимаю, что у вас тут много разных событий, но у меня нет времени их выслушивать. Скажите мне, у вас позавчера не пропадали люди или не выкрали ли «Волгу» у ваших жильцов?

– Странный ты задаешь мне вопрос. Зачем мне такие неприятности. У меня ничего не пропадало и не может такого быть, потому, как я поставлен на страже закона. Во всей стране могут быть неприятности, но у меня должен быть порядок.

Для убедительности председатель стукнул по столу кулаком.

– Это хорошо, что у вас такая уверенность за свою территорию, но может о чем-то вас не проинформировали?

– Такого не может быть! – он был категоричен, а мне не оставалось ничего другого, как возвращаться в город.

Но все ж возле магазина я остановился и решил зайти внутрь. Продавцы, по своей службе, общаются с большой группой сельских жителей, и, тем самым, становятся своеобразным накопителем информации сельской жизни. С ними делятся люди своими новостями, а она делится своими, и таким образом информация распространяется в селе быстрее, чем в интернете.

За прилавком стояла пышная красавица, словно сошедшая с полотен Рубенса.

– Добрый день, – поздоровался я.

– Добрый день, – пропел её нежный голосок.

– Пивко холодное имеется, – я понимал, чтобы расположить к себе продавца, надо сделать у нее покупку.

– Конечно, есть. Разве можно в такую жару пить теплое пиво. – При этом она блеснула своими карими глазами.

– Мне бутылочку, и откройте мне.

– Авы не боитесь за рулем пиво пить?

– Нет. От пива я не пьянею.

Я сделал глоток, конечно, оно было не первой свежести, но я не подал виду.

– Тихо у вас в селе. Где это ваши люди сейчас?

– Сейчас в селе горячая пора. Работают в поле и малый, и взрослый.

Я решил тогда идти напролом.

– Вы не подскажите мне. У вас позавчера никто из людей не пропадал.

Девушка немного задумалась, словно, решая делиться ли новостью с приезжим.

– Вообще-то, можно сказать, что в селе пропал человек. Но, можно сказать, что и не пропал.

– Почему вы так говорите?

– Потому что пропала одна девушка Светлана Зайцева. Но дело такое, что она частенько так пропадает с села на несколько дней, а затем снова возвращается. Погастролирует в городе и домой едет.

– Но она ж еще не возвратилась?

– Нет. Это мать её мне сказала сегодня только. Час назад она здесь была.

– Дайте мне её адрес. Я поеду к ней.

Продавщица дала мне адрес, и я поехал к дому Светланы.

Село некогда ухоженное и добротное, сейчас не радовало глаз своими развалинами и бурьянами. Буквально, через двор чувствовалось отсутствие в доме крепкого хозяйства, строения облезли, покосились; заборы поломаны, деревья не подрезаны, бурьян вымахал в человеческий рост. Что за орда прошлась по этим некогда цветущим садам и огородам – постоянно задавал я себе вопрос такой, проезжая по деревням. Печальное зрелище.

Не менее печальное зрелище представляла собой хата Светланы Зайцевой.

Я открыл калитку и позвал:

– Хозяйка дома?

Никто не подавал никаких признаков жизни. Я сделал несколько шагов по направлению к дому, на что недовольным лаем набросилась на меня дворняжка, до этого мирно дремавшая в разбитой деревянной будке. Видно, собачий лай пробудил хозяев этого дома, и я послышал, как скрипнула дверь и появилась заспанная женщина в грязном цветастом халате.

– Чего надо? – недовольно спросила женщина.

– Здесь живет Светлана Зайцева?

– Допустим, а что дальше?

– Мог бы я её увидеть?

– Зачем? Вы что из соцслужбы?

– Нет. Поговорить мне надо с ней. Не беспокойтесь, я не желаю ей ничего плохого.

Тут в дверях показалась маленькая лет шести девочка, босая, в ситцевом платье.

– Мама, я хочу кушать.

– Ты всегда хочешь кушать, иди в дом присмотри за Игорьком, я сейчас приду к вам.

Девочка исчезла, женщина подошла ко мне ближе, и дохнула в меня пьяным перегаром.

– У тебя закурить имеется?

– Сейчас я принесу, – я побежал к машине, где в бардачке лежала пачка сигарет.

– Вот держите сигареты. Я дарю вам всю пачку.

Глаза у женщины загорелись огоньком благодарности.

– Спасибо.

– Так я могу увидеть Светлану?

– Я б её тоже хотел видеть.

– Как это вы хотите её видеть, – удивился я.

– А так вот получается, что для неё мать уже не авторитет. Отбилась совсем от рук. Делает, что хочет. Вот, когда ей исполнилось пятнадцать лет, так и понесло её. Меня не слушает, что хочет, то и делает. Может уйти к своим подругам ночевать, и мне о том ничего не сказать. Вот и сейчас куда-то ушла и никому ничего не сказала. Уже третий день пропадает где-то, а в доме куска хлеба нет, детей нечем кормить. Ведь мне приходится сидеть с годовалым сынком, вместо того, чтобы пойти к людям поработать и принести домой какую-нибудь еду. Ну, возвратится она, то я ей задам трепку. Такая она у меня непослушная стала, что никакого сладу с ней нет.

– А куда же она могла пойти, вы не можете подсказать?

– Не знаю.

– В милицию вы обращались?

– Нет. Думаю, зачем беспокоить органы, может Светлана скоро сама завалится.

– А у нее подружки имеются?

– Да, вон через пару дворов живет её подружка, но она тоже ничего не знает. Я ходила к ней.

– А подружку, как зовут?

– Валя.

– Спасибо, вам.

– Извините, меня, но не могли бы вы меня выручить?

– В каком смысле?

– Одолжите мне немного денег. Я вам их обязательно верну. Вот только получу детские и отдам.

Я вытянул свой портмоне, достал купюру и протянул женщине. При этом я не чувствовал себя благодетелем, ибо предполагал на какие цели пойдет мое подношение. Может мне не следовало этого делать, но я не мог отказывать женщине, тем более матери. Как всё в мире запутано, как трудно разделить добро и зло.

Светина подружка была дома. Она была еще совсем девочка, но сильно крашенная. Чувство меры у неё совсем отсутствовало, и это давало мне повод думать, что она не дружит с головой.

– Ты давно виделась со Светой?

– Я с ней, вообще, не хочу видеться.

– Почему же?

– Потому что она подлая девчонка. Я всегда думала, что она настоящая подруга, я всегда ей все доверяла, а она начала на меня наговаривать, распустила слух по селу.

– Какой слух?

– Я не хочу даже об этом говорить. Мне это неприятно. Из-за этого меня бросил мой парень.

– Может, ты преувеличиваешь. Может парень тебя бросил совсем по другой причине?

– Нет. Он сам мне сказал, что ему говорили, и кто ему говорил.

Тут меня осенила догадка.

– Мне, кажется, что Светлана отбила у тебя парня, потому ты так сердита на неё.

– Он же не любит её, а связался с ней только для того, чтобы трахнуть и оставить её. Она ведь такая подстилка, что никому не отказывает.

– Этот парень ездит на машине?

– Да. Он приезжал из города на своей машине, и мы с ним катались по селу.

– Он приезжал на светлой «Волге»?

– Да, на Волге. У него в машине был магнитофон и классные записи. Я так балдела под эту музыку. Я уверена, что он Светке такую музыку не ставил. Она же дешевка и ничего не смыслит в музыке.

– А как звали того парня?

– Виталий его звали. Витасик. Это я его так звала. Правда, Витасик лучше звучит, чем Виталий?

– Конечно, Витасик лучше звучит.

– Вот видно сразу, что вы образованный человек и хорошо разбираетесь в людях.

– А фамилия у Витасика, какая была?

– Фамилия его? – глаза у девушки округлились. – Понимаете, я ведь не собиралась с ним строить серьезные отношения, поэтому, зачем мне его фамилия. Мы немного потусовались и разбежались. И учтите, это я его бросила, а не он меня. Не понравился он мне. Потому фамилия его, меня совсем не интересовала.

– Почему он тебе не понравился?

– Наглый он был какой-то. Зачем мне такое дерьмо.

Я понял, что никакой полезной информации от девушки мне не получить, поэтому я с ней распрощался, и поехал в райцентр.

Конечно, я первым делом отправился в райотдел, где обратился к дежурному офицеру.

– Товарищ старший лейтенант, я б хотел сделать заявление о пропаже человека.

– Кто пропал?

– Девушка одна.

– Она ваша родственница? – дежурный задавал вопросы только по существу.

– Нет. Она просто моя знакомая,– попытался соврать я.

– Такие заявления мы принимаем только от родственников.

Я понимал, что мне трудно пробить этого дежурного, задача которого не портить общую картину преступности в районе.

– Но какое это имеет значение? – пытался я взывать к совести молодого офицера.

–Очень большое. Так что уходите отсюда, не мешайте работать.

Но мне было обидно уезжать из участка, ни с чем, после того, как я проехал столько километров и потерял столько своего времени на расследование этого дела. Причем у меня появлялась твердая уверенность, что девушка попала в плохую историю, которая может для неё окончится печально, если я ей не помогу.

– Понимаете, девушки нет уже три дня, а её мама не может приехать в город, так как у неё на руках маленький ребенок. Поэтому она меня попросила сделать заявление.

Мне пришлось привести еще несколько придуманных доводов, которые убедили офицера открыть свой журнал и начать писать в нем данные девушки. Но, когда я начал говорить о той машине, с которой столкнулся на дороге и водителя, которого я подозреваю в преступлении, дежурный посмотрел на меня удивленно.

– Почему вы полагаете, что тот юноша и есть похититель девушки?

– Понимаете, он не захотел ждать гаишников, потому что что-то скрывал.

– Может тот парень спешил на свидание или на встречу с деловым партнером, потому и не хотел задерживаться из-за такого пустяка.

Это мне стало надоедать, поэтому я решил пошутить над офицером.

– Вы не знакомы с моей супругой?

Дежурный удивился.

– А почему я должен быть знаком с вашей супругой?

– Потому что она мне сказала то же самое, что и вы, когда я ей рассказал об аварии и моих сомнениях.

Но офицер был непробиваемым.

– Это говорит только о том, что у вашей жены есть здравый смысл.

– А у меня нет. Вы это хотите сказать?

– Это не я сказал, но я, думаю, что вам лучше оставить это дело – гоняться за приведениями

– Спасибо. Но я не воспользуюсь вашим советом.

Я вышел из участка, сел за руль и задумался. Впервые, я не знал, что мне делать. Где искать мне этого Виталия, который ездит на белой «Волге», не соблюдая правил дорожного движения? Можно, конечно, последовать совету дежурного офицера. Но дальше что будет? Бессонные ночи, депрессия от угрызений совести, а не дай бог с той девушкой случится что-то плохое, что тогда? Но что я могу сделать, если никого это не волнует, никому нет дела до чужого горя. Каждый зарылся в свою скорлупу и считает себя центром вселенной. Я стал перебирать в памяти своих знакомых, к которым бы мог обратиться за помощью. Сначала вспомнил школьных товарищей, но они крепко залезли в свою скорлупу, и отрезали себе выход во внешний мир. Среди новых моих знакомых были бизнесмены, банкиры, строители, журналисты, которые были очень заняты, и им просто некогда было гоняться за приведениями или они, вообще, были далеки от данной темы.

Впрочем, один знакомый мог внести кое-какую ясность в мое дело. Правда, с ним у меня было только шапочное знакомство. Он работал в местной телекомпании, и они несколько раз встречались на различных презентациях. Тарас Рябоконь так была его фамилия. К нему и поехал я, благо редакция телевидения была совсем недалеко.

На проходной я попросил охранника позвать Тараса.

– Подождите, сейчас позову вам Тараса, – предупредил меня охранник. – Как ваша фамилия?

– Михаил Чередниченко, журналист.

Мне недолго пришлось ждать Тараса. Он зашел с широкой улыбкой. Протянул мне руку, я пожал её.

– Что тебя привело ко мне?

Я вкратце описал ему то дело, которое уже второй день волновало меня. Тарас внимательно слушал, не перебивая меня, а после того, как я закончил, он заметил.

– Понимаешь, по городу уже поползли слухи, что пропадают молоденькие девушки, но официально этим никто не занимается. Считают, что девушки сами убегают отсюда в поисках лучшей жизни.

– Так, удобно думать, чтобы не заниматься расследованием преступления, – добавил я.

– Я хочу тебя познакомить с человеком, который располагает некоторой информацией по этому делу.

– Буду очень рад такому знакомству.

– Езжай в кафе «Шторм». Там к тебе подойдет человек.

– Но, как я его узнаю?

– Не волнуйся, он тебя знает и подойдет к тебе.

Я поблагодарил Тараса за содействие и поехал в кафе.

Кафе «Шторм» находилось на окраине города.

В зале сидело несколько человек. За столиком возле окна сидело три мужчины, которые распивали бутылку водки. За следующим столиком сидела молоденькая девушка, которая пила кофе. Я заказал тоже чашечку кофе и сел у дверей, чтобы мне было видно людей, которые входили и выходили из кафе.

Мужчины, видно, были заядливые охотники, потому как спорили о преимуществах охоты с гончей собакой на зайца. Старший из них говорил о том, что его гончая запросто могла догнать зайца в поле.

Я думал о том неизвестном человеке, который должен подойти ко мне. Меня интриговало то обстоятельство, что, по словам Тараса, этот незнакомец знал меня. Откуда? Почему моя личность могла представлять для кого-то интерес? Впрочем, по долгу своей работы мне приходится встречаться со многими людьми, имена и лица которых я давно забыл. Интересно было узнать, какой информацией он обладает, и как я могу использовать. Конечно, меня радовал тот факт, что нашелся в данной местности хоть один человек, которого интересует судьба девушки.

Онпоявился спустя полчаса, я успел выпить всего две чашечки не совсем вкусного кофе. Это был плотный мужчина лет тридцати пяти. Лицо правильное, глаза серые, немного прищуренные. Мы обменялись рукопожатием.

– Максим.

– Михаил.

Рука у него была твердая, крепкая. Мне нравится, когда у мужчин натруженная рука, значит, не неженка, занимается физическим трудом.

– Что вас интересует? – спросил он.

– Понимаете, тут со мной произошло одно транспортное происшествие, которое заинтересовало меня. Дальше я ему рассказал о поездке в Михайловское, о пропавшей там девушке, о моей поездке в участок, где отказались у меня принять заявление о пропаже девушки.

– Это похоже на них. Времена меняются, изменяются названия, милиции на полицию, но суть остается та же. Они не берутся расследовать дела очень запутанные, непонятные.

– Вы что раньше имели отношение к органам?

– Возможно. Так на какой машине, ехал тот парень, с которой вы столкнулись?

– На светлой «Волге» ГАЗ-24.

– А вы не заметили, какого цвета капот у этого автомобиля?

– Конечно, заметил. Капот автомобиля был другого цвета, намного темнее, чем цвет самого автомобиля. – Я это произнес с некоторой радостью, значит, водитель машины был известной личностью и я могу продвинуться в этом деле.

– Понятно. Эта личность мне хорошо знакома.

– Кто это? Вы знаете его? – В моем голосе звучала радость от того, что я нашел этого незнакомца.

– Я знаю его, но я б не советовал знакомиться с этим человеком.

– Почему? Я не робкого десятка. Кроме того, меня волнует судьба девушки.

– Она, что ваша родственница?

– Нет.

– Тогда почему ты ввязываешься в это опасное дело. Понимаешь, извини, что я перешел на ты, тут непростое дело.

– Я люблю раскручивать опасные дела.

– Я понимаю тебя, ты стараешься для газеты, чтобы повысить рейтинг газеты, но тут другое дело. Тут можно потерять голову. Это опасные люди, они занимаются торговлей людей, это хорошие деньги, и тех, кто стает на их пути, они просто убирают со своей дороги.

– Мне приходилось заниматься такими делами, и я доводил их до конца. Не в моих принципах останавливаться на полпути. Так как зовут того парня?

– Алексей Мищук.

– Его зовут Алексей?

– Да, Алексей, а что тебя удивляет?

– Мне говорила девушка, с которой он был знаком, что его зовут Валерий.

Максим засмеялся.

– У него много имен. Насколько мне известно, то он знакомился с каждой новой девушкой под новым именем. Валера, Сергей, Николай и еще много имен.

– Откуда ты знаешь, что он менял имена?

– Дело в том, что я работал когда-то в милиции и вел его дело. Собственно говоря, он там был не один. Это была целая группа людей, которые занимались тем, что переплавляла наших девушек в различные бордели за границу. Но, когда я уже должен был предъявить им обвинение, меня подставили, обвинили во взяточничества, и отстранили от расследования. Затем я сам ушел из органов. Так что у меня есть личные счеты с этой бандой.

– Так может, ты дашь мне информацию по этой банде, я её напечатаю в газете, и банда будет разоблачена, а девушка освобождена.

– Сомневаюсь, что напечатав материал в газете, можно их уничтожить. Их надо схватить на горячем, когда они будут перевозить или передавать девушек заказчику.

– Но когда они будут это делать?

– Я это не знаю, но надеюсь, что я узнаю эту информацию от верных мне людей, вот тогда можно будет подключать прессу к этому делу. Или ты передумал?

– Нет. Я буду с тобой до конца.

– Мне нравится твоя уверенность. Пока можешь ехать домой, когда нужно я вызову тебя. Дай номер своего мобильного телефона.

Я дал ему номер своего телефона и поехал домой, где за меня уже переживала моя Вера. Я постарался успокоить её, но ничего не рассказал о банде, поскольку Максим попросил меня никому не рассказывать об этом.

Прошло несколько дней, я ходил на работу, занимался своими делами. Мобильный мой молчал. Я уж подумал, что меня снабдили неверной информацией, чтобы пустить меня по неправильному пути. Но с другой стороны у меня не было никаких больше зацепок по данной банде. А что такая банда существует, у меня сомнений не было. К нам в редакцию приходила женщина, которая сказала, что у неё тоже пропала дочь шестнадцати лет. В полиции заявление у неё не приняли, посоветовали подождать – девица нагуляется и сама вернется.

Но Максим все-таки позвонил.

– Ты не передумал спасать девушек? – спросил он меня сразу, не вдаваясь в подробности.

– Нет, – твердо, без раздумий ответил я.

– Приезжай сегодня на шесть часов вечера к тому кафе, где мы встречались.

– Понятно. – Я был немного взволнован – меня ждали большие приключения, может, даже с опасностью для жизни.

– Да, еще об одном попрошу тебя?

– Слушаю.

– У тебя видеокамера есть?

– Есть.

– Тогда захвати её с собой – она нам пригодиться, только проверь её, чтобы была она исправна.

– Хорошо. Я возьму исправную камеру.

– До встречи, – сказал Максим и положил трубку.

Остальное время я потратил на сборы. Проверил состояние своей видеокамеры, поставил на зарядку. На всякий случай написал короткое письмо редактору газеты, в котором, вкратце, написал, куда я еду и зачем. Такие письма я всегда писал и оставлял в своем рабочем столе. На всякий случай, если не вернусь, то эта информация поможет меня отыскать. Если же я приходил на следующий день живой и здоровый, то письмо я свое рвал на меленькие кусочки и выбрасывал в урну.

Вере я позвонил, что задерживаюсь на работе, ибо надо сдать важный материал в завтрашний номер. Конечно, это была неправда, но мне не хотелось лишний раз волновать свою супругу.

В 17 часов я поехал на встречу. По дороге я заехал на заправку, чтобы у меня было достаточно бензина, ведь неизвестно, что предстоит нам делать.

В кафе Максима еще не было, но сидела одна влюбленная пара и одинокий парень. Я заказал себе кофе и сел на свободное место так, чтобы я хорошо видел входящих людей.

Ситуация мне напоминала какой-то детективный роман, в которой я играл не последнюю роль. Я был в полном неведении, относительно того, какая роль отведена мне в этом деле, но, явно, не последняя. Это льстило мне, но вместе с тем было и волнение от того, что это история не безопасна. Мне приходилось убеждать себя, что мой риск оправдан, ибо на кону жизнь девушки, даже не одной.

Пока я пил кофе, пришел Максим. Он крепко пожал мне руку, что придало мне уверенности – с таким парнем не пропадешь.

– Взял камеру?

– Да. А можно узнать, что мы будем делать, и какая задача будет у меня?

– Сейчас я всё тебе расскажу, если тебе мой план не понравится, или ты посчитаешь его слишком рискованным, то можешь сказать об этом. Можешь не идти со мной нас это дело – я ничего тебе не скажу в упрек.

– Я всё решил и уже не отменю свое решение.

– Понятно, иного я от тебя не ожидал. Значит, сегодня они должны везти девушек за границу на микроавтобусе.

– Откуда ты знаешь? – этот вопрос я задал, просто так, чтобы показать свою компетентность в таком деле, мол, мне не привыкать.

– Он сегодня закончил оформлять визы девушек в паспортном столе, об этом мне сообщил верный человек. Так, что сегодня он предпримет попытку перейти границу на каком-нибудь пункте пропуска. Но он не должен доехать до этого пункта.

– Как мы это сделаем?

– Это сделаю я сам. Я постараюсь организовать маленькую аварию, чтобы остановить их продвижение к границе. Ты не будешь в этом учувствовать, твоя задача будем сопровождать меня на некотором расстоянии, а после того, как произойдет авария, вызвать полицию и вести съемку момент аварии.

– Но это ж опасно! Неужели нельзя предупредить на пунктах пропуска, что девушек насильно везут за границу?

– Увы, нельзя. Я понимаю, что подвергаю себя и девушек, которые будут ехать в микроавтобусе, опасности, но иначе нельзя. У бандитов есть знакомые на таможне, и они проезжают пункты проверка без проблем.

– Понятно.

– Тогда поехали.

– Поехали.

– Поехали. Еще раз хочу тебе дать инструкцию. Исполнять неукоснительно, потому, как не в куклы играем. Держим все время дистанцию так метров сто пятьдесят – двести, ближе не приближайся и старайся вести съемку, не выходя из машины. Так же не подходи ко мне ни в коем случае, если я тебя не позову.

Мы вышли из кафе. Я сел за руль « Нивы», а Максим сел за руль старенького газона с будкой. Он вырулил на трассу, объехал меня, просигналил, мол, пристраивайся за мной, что я и сделал. Он заехал в частный сектор, подняв столп пыли, что я едва видел его габаритные огни.

Солнце клонилось к горизонту, окрасив багровым светом редкие облака. Люди уже закрылись в своих аккуратных кирпичных домиках, и смотрели там очередные детективные истории, не подозревая, что в реальном времени сейчас разворачивается настоящая криминальная драма.

На одной из улиц Максим остановил свою машину, дал знак мне, чтобы я тоже остановился, что я и сделал.

Я осмотрелся, хотя уже начинало темнеть, тем более, что вокруг стояли высокие ореховые деревья, кроны которых переплелись над проезжей частью. Между дорогой и тротуарами находились маленькие участки земли, которые заботливые хозяева засадили кустами роз и сирени, цветами. Но я приехал туда не затем, чтобы любоваться природой, а на важное дело, поэтому следил за машиной Максима, стараясь не пропустить никаких сигналов от него. Пока он никаких знаков не подавал, но я предполагал, что он приехал к месту нахождения преступников, и теперь выжидает их действия.

В который раз убеждаюсь, что нет ничего в мире, как ждать и догонять. Секунды растягиваются в минуты, минуты в часы, а часы в вечность. Я думал о Вере. Она ждет меня, приготовила ужин и смотрит на улицу, когда я там появлюсь. Интересно, что она приготовила мне сегодня на ужин. Должен отметить, что она отличная хозяйка, и из-под её рук выходят замечательные кулинарные шедевры. А я поступаю по отношению к ней совсем нехорошо. Мне даже стыдно за то, что поступаю нечестно, ведь в свое время клялся. Господи, сколько раз приходится нарушать свои клятвы. Конечно, нехорошо обманывать своего родного человека, но в данном случае это оправдано.

Прошло больше часа. На улице совсем стемнело, в домах зажглись огни, голоса людей приутихли, только собаки заходились лаем то в одной , то в другой стороне. Запели свою страстную мелодию цикады. Это напомнило мне о детстве, которое я провел в деревне и любил слушать их мелодии, в обществе прекрасных дам.

Но вот автомобиль Максима завелся, выбрасывая много выхлопных газов, затем медленно поехал по улице. Я последовал за ним. На повороте я заметил, что впереди нас едет микроавтобус. Он ехал медленно, словно, опасаясь растрясти свой груз. Правда, выехав на трассу, он добавил скорости. Мы тоже старались не отставать от микроавтобуса.

Изредка навстречу попадались легковушки, которые на мгновение ослепляли меня и проносились мимо. После я ничего не видел, терял из виду машину Максима, немного терялся, боялся въехать в зад какого-нибудь автомобиля.

Вот Максим на своем стареньком газике стал набирать скорость, чтобы обогнать микроавтобус. Я понял, что он будет сейчас идти на таран, поэтому в правую руку я взял видеокамеру, чтобы начать съемку с момента аварии, ничего не пропустив.

Всё произошло так неожиданно – машина Максима перекрыла дорогу микроавтобуса, скрежет металла, посыпалось ветровое стекло.

Я набрал по мобильному телефону полицейский участок и сообщил, что на 115 километре случилась автомобильная авария – надо выслать полицейских для расследования ДТП. Не помню, что мне там ответили, ибо я следил за тем, что делается на месте аварии. Сначала там ничего не происходило, затем из микроавтобуса вышел мужчина, который держался за голову. Он обошел вокруг своего автомобиля, попытался её толкнуть назад, чтобы разъединить с машиной Максима, но у него ничего не получилось. Затем вышел еще один мужчина, он сильно шатался, они стали о чем-то совещаться. Первый вытянул мобильный телефон и стал набирать номер, а второй подошел к машине Максима и попытался открыть двери, но ничего не получилось. Затем обошел с другой стороны, и тоже попытался открыть дверь, но у него ничего не получилось.

Мне захотелось пойти на помощь Максиму, но я вспомнил слова его, чтобы я старался не выходить из машины, а тем более подходить к месту аварии. Я волновался за Максима. В каком он находится состоянии, не сильно ли ушибся, как таранил микроавтобус? И полицейских не видно было. Хорошо, что мимо проезжал легковой автомобиль, в темноте я не разобрал, марку автомобиля, и водитель остановился, подошел к месту аварии. Он подошел к двум мужчинам из микроавтобуса, о чем-то говорил с ними, к сожалению, я не слышал, о чем они говорят. Но всё же я немного успокоился, ибо понимал, что люди из микроавтобуса не станут вершить самосуд над Максимом

Но вот послышался вой полицейской машины, и вскоре показался джип, сверкая огнями сигнализации.

Полицейские подъехали к месту аварии, вышли из джипа, к ним тотчас же подошли двое мужчин из микроавтобуса, что-то начали рассказывать, при этом показывая в сторону аварии, но я опять ничего не слышал.

В это время открылась дверь пассажирского салона, и оттуда вышла девушка, она была сильно напугана, плакала. Один из мужчин подбежал к ней, и пытался возвратить её в салон, но она сопротивлялась этому. Полицейский подошел к ним, стал разговаривать с девушкой, другой полицейский стал звонить по телефону, видно, решил звать подкрепление.

Открылись двери газика, и оттуда вышел Максим, к моему удовлетворению он был цел и невредим. Он подошел к полицейским, и стал им что-то говорить. Сцена была довольно-таки мирная, что я хотел выйти из своей «Нивы», чтобы лучше всё зафиксировать на видео камеру. Вдруг свершилось непредвиденное событие – один из полицейских схватил руку Максима, вывернул ему назад, а второй подбежал и стал надевать на руки наручники. Я опешил. Что произошло? Тут какое-то недоразумение происходит, надо мне вмешаться в это дело, но тут я вспомнил, что Максим предупреждал меня, чтобы я, ни в коем случае не выходил из своей машины. Но что, же мне делать? Надо же что-нибудь предпринимать. А что я могу сделать в данном случае. Мозг мой работал лихорадочно. Мое оружие – это моя видео съемка, которая зафиксировала аварию, и всё что случилось после. Её надо показать людям, которые могут расследовать это дело. Кому же я могу показать. Я перебрал в памяти людей, которым бы мог доверить запись. Остановился на Тарасе Рябоконе. Конечно, он может показать в новостях сегодняшнее ДТП, после чего полиция и прокуратура станет расследовать это дело и выпустит Максима, как невиновного. Поэтому я нажал на газ и моя «Нива» промчалась мимо стоящих машин и людей.

Тарас отнесся к моему предложению без энтузиазма, начал говорить, что не он определяет, какие вещи можно показывать в новостях, а какие нет. Тогда я спросил, кто же решает этот вопрос.

– Это надо обратиться к главному редактору. Егору Семеновичу.

Егор Семенович среднего роста человек, немного толстоват и лысоват, глазки его беспокойно бегали по кабинету, когда он пытался аргументировано доказать, почему он не может вставить в новости мой материал.

– Обращайтесь прямо в милицию, там решать, что делать.

– Понимаете, в милицию мне нельзя нести этот материал, потому как милиция взяла Максима, тем более вы же знаете, какая история вышла в Максима со службой в милиции.

– Но я тем более не имею права выпускать непроверенный материал.

– Да, пока мы будем перепроверять, то Максима посадят, а девушек отправят за границу в бордели. Или вы равнодушны к судьбе наших сограждан. Ведь вы должны помогать нашим людям, которые попадают в беду.

– Я насколько могу, помогаю нашим гражданам, у меня вон есть благодарности от благодарных людей.

– Вы знаете, что есть у нас криминальная ответственность по отношении к людям, которые не оказывают содействие в предотвращении преступлений. Вы можете это сделать, но не желаете.

– Вы не угрожайте мне, – лицо редактора налилось кровью.

– Я не хочу вас пугать, я говорю реальные вещи. Это ваш гражданский долг. Я понимаю, что это трудно, что вы можете нажить врагов, но надо сделать такой шаг. Я со своей стороны обещаю, что возьмем вас под защиту, у меня есть приятели, которые работают в СБУ. Если я к ним обращусь с какой-либо просьбой, то они мне не откажут.

Кажется, последние доводы склонили весы справедливости на мою сторону и редактор сказал.

– Хорошо давайте свой материал, мы его дадим в последних новостях. Он дал распоряжение Тарасу, чтобы тот подготовил материалы к эфиру.

Через полчаса в новостях показали мое видео об аварии, и рассказано о преступниках, которые перевозили девушек за границу.

Я поехал в полицейский участок. Спросил у дежурного офицера. Где сейчас находится Максим Сурминов? Тот сказал, что он находится в камере предварительного заключения.

– Почему его не выпустили, вы разве не смотрите последние новости?

– Мне не было команды.

– А кто должен дать команду?

– Следователь, который ведет его дело.

– Могу я его видеть?

– Сейчас позвоню ему. – Офицер набирал номер телефона, руки его заметно дрожали. Никто не брал там трубку.

– В кабинете его нет.

– А начальнику вы можете позвонить?

Офицер замялся, в это время сверху по лестнице спускался мужчина лет сорока.

– О, Ярослав, я тебе звонил, – обратился дежурный к мужчине.

– По какому поводу?

– Да, что же делать с Максимом.

– Отпускай его, он невиновен.

Через несколько минут, я поздравлял Максима с освобождением, а он благодарил меня за то, что я хлопотал о нём.

– А что же с девушками?

– Освободили, а тех двоих задержали.

– Как хорошо вышло. Давай я тебя подвезу.

– Спасибо. Езжай домой, тебя там ждут, а я и сам доберусь.

Мы по-дружески расстались с Максимом, и я поехал домой с чувством исполненного долга. По-моему мнению, нет чувства, которое можно поставить выше этого чувства. Испытать это чувство не каждому дано, в чем его есть замечательное свойство. Кто пережил его хоть однажды, тот может считать, что жизнь он свою прожил не зря.

Бегство из Рая

Комедия в двух действиях

Действующие лица:

Ким Сидоренко – начинающий автор.

Надя – его подруга.

Минько Борис Борисович – режиссер театра.

Константин – депутат.

Муза Аполлоновна – чиновник мерии.

Действие 1

Сцена 1

(Действие происходит в городском парке, по тротуару идет Ким и Надя).

Ким. Какой прекрасный тихий сегодня вечер.

Надя. Ты находишь?

Ким. Да, жара спала, от реки повеяло прохладой, с цветочной клумбы доносится изумительный запах ночной фиалки! На вид цветок невзрачный, но какой бесподобный аромат до умопомрачнения. Ничего приятней не приходилось мне чувствовать. Помнишь, в прошлом году она так же благоухала в это время, когда мы прогуливались здесь.

Надя. И в позапрошлом году она благоухала тоже.

Ким. Но в позапрошлом году мы не были знакомы.

Надя. И в позапозапрошлом году она благоухала.

Ким. Надя, я не понимаю, почему такая ирония.

Надя. Ким, я хотела тебя спросить?

Ким. Надя! Надя, смотри. Звезда падает. Загадай желание.

Надя. Ты снова перебил меня.

Ким. Но ведь звезда падала и надо загадать желание.

Надя. Не вижу я никакой звезды.

Ким. Да, вот там где Венера сияет.

Надя. Не вижу Венеру!

Ким. Да смотри, внимательно, за тем большим орехом она прячется. Еще она называется вечерняя звезда или утренняя звезда. Потому что она первая появляется на небе, и самая яркая, после Солнца и Луны. Вот она и сейчас так сияет. Красивая звезда, недаром её нарекли именем богини любви и красоты.

Надя. Ну, и пусть сияет, какое нам до неё дело.

Ким. Но это, же так красиво.

Надя. Слушай, я тебя спросить хочу?

Ким. Вот снова звезда упала. Ну, загадывайте желание. Оно обязательно сбудется.

Надя. Я в это не верю.

Ким. Но ведь скучно жить и не верить. Вера – это путеводная наша звезда.

Надя. Говоришь ты хорошо, но вот на деле все оказывается не так.

Ким. Почему?

Надя. Странный ты человек?

Ким. Чем это я странный?

Надя. Вот мы уже с тобой встречаемся уже больше года, а ты не проявляешь никакой инициативы.

Ким. Но почему же. Мы же с тобой хорошо проводим время. Мы ходим в театры, смотрели Щелкунчика и Гамлета, а на той недели смотрели новый фильм Голливуда, не помню, как называется. Хотя признаюсь я от американцев не в восторге. На дискотеки ходим, постоянно.

Надя. Ты меня совсем не понимаешь.

Ким. А, я понял, ты хочешь на концерт пойти, на звезду эстрады посмотреть или юмористов каких-то. Хорошо, на следующей неделе пойдем во Дворец культуры, там шоу хрюшек будет.

Надя. Я не то имела в виду.

Ким. Хорошо, пойдем в ресторан. Там публика приличная, шансон играют. Можно потанцевать.

Надя. Но почему ты стараешься затянуть меня в многолюдные места, словно ты боишься остаться со мной один на один?

Ким. Но мы ж часто и вдвоем остаемся в парке или на набережную ходим, там аттракционы замечательные имеются. Пошли сейчас еще не поздно, покатаемось на каруселях.

Надя. Ким, я тебе не нравлюсь?

Ким. Очень нравишься! У тебя такие глаза красивые и длинные ресницы, нежная гладенькая кожа, фигура у тебя такая замечательная. С такими данными тебе надо в модели идти. Между прочим, у меня есть знакомый, который держит модельное агентство. Я видел его девчонок, так ты лучше их.

Надя. Спасибо. Но я о другом хотела бы сказать.

Ким. Интересно, какие у тебя пропорции тела, думаю, что они вписываются в стандарт 90-60-90, а если есть отклонения, то совсем небольшие.

Надя. Меня это не интересует, мне это не надо.

Ким. Мне казалось…

Надя. Не понимаю я тебя. Сколько мы встречаемся, а ты даже не попытался поцеловать меня. Я такая противная!

Ким. Совсем нет, ты самая красивая, самая привлекательная, мне так хорошо с тобой проводить с тобой время, говорить о самых различных вещах.

Надя. Но почему мы держимся по-прежнему на пионерском расстоянии, ведь мы уже не дети.

Ким. Понимаешь. Это ведь большая ответственность, если мы начнем предаваться страсти.

Надя. Неужели уж такая большая ответственность?

Ким. Конечно, если я поцелую тебя, то, как человек ответственный должен буду жениться на тебе. А ведь это в корне изменит мою жизнь, это надо будет сидеть дома, заниматься домашними делами, а потом пойдут дети, за ними надо будет смотреть, их надо будет воспитывать. А мне ж надо писать, мне надо творить.

Надя. Но мы можем пока не заводить детей.

Ким. Это ты говоришь сейчас, а стоит только нам жениться, и ты другую песню запоешь. А дети будут мои рукописи тягать, рвать, вымазывать. Как я смогу достичь всего того, о чем мечтал с детства. Нет, решено – никаких обязательств. Извини, но сейчас не время нам оформлять наши отношения. Поверь, я хорошо к тебе отношусь, мне приятно быть с тобой, но ничего не будем менять.

Надя. Странно всё это.

Ким. Надо немного подождать, пока я достигну определенного успеха в жизни.

Надя. Какого успеха?

Ким. Я написал хорошую пьесу и хочу поставить её на сцене театра. Вот тогда ко мне придет признание, я буду получать хорошие гонорары, тогда мы и сможем оформить наши отношения.

Надя. Когда это будет. Да, и будет ли вообще так, как ты хочешь?

Ким. Будет, я в этом уверен.

Надя. А я не так уверенна, а время ведь идет. Я уже не девочка. Мне надо семью создавать. Я хочу, чтобы со временем у меня дети были.

Ким. Я тоже этого хочу. И все так и будет, но не сейчас.

Надя. Не знаю, можно ли верить тебе?

Ким. Можно. Вот завтра у меня назначена встреча с режиссерем нашего театра. Пошли со мной.

Надя. А что я там буду делать?

Ким. Увидишь театр с другой стороны. К тому же ты услышишь нечто такое, что ты не будешь относиться так скептически к моему занятию.

Надя. Сомневаюсь я в этом.

Ким. Это потому, что ты меня совсем не знаешь.

(Они уходят из парка, она взяла Кима под руку).

Сцена 2.

(Кабинет режиссера, на столе лежат рабочие папки, справа шкаф, в котором стоят книги, а слева разные сценические костюмы, за столом сидит Борис Минько, пьет чай).

Ким. Можно к вам, Борис Борисович?

Борис. Проходите, молодой человек, (добаляет с иронией), большая надежда современной драматургии.

Ким. Я не один.

Борис. Заходите, ваши друзья, мои друзья.

Ким. (Снова открывает двери и зовет Надю). Заходи, Надя. ( Заходит девушка несколько, смущаясь).

Надя. Здравствуйте.

Борис. Здравствуйте. Я так понимаю, что это ваша муза, которая вдохновляет автора на создание шедевров.

Ким. Борис Борисович, вы меня прямо таки смущаете, когда так высоко оцениваете мое творчество.

Борис. Нет, вы заслуживаете этого, вас даже сам Василий Васильевич поддерживает.

Ким. Вы имеете в виду письмо?

Борис. Да. Раньше такое письмо специалиста из министерства культуры выводило бы на орбиту высокого искусства, но сейчас всё переменилось. Мнение специалиста ничего не значит. Ничтожества с полными мешками валюты захватили театральную сцену и заставляют всех плясать под свою дудку.

Ким. А что ж переменилось?

Борис. Всё. Знаете, у Чехова есть такое произведение, в котором смотрит главный герой в окно и говорит: «Какая прекрасная погода! Только не знаешь что делать – то ли чая хочется попить, то ли повесится».

Ким. Странные слова.

Борис. Ничего странного. Такова наша действительность. Безисходность. Поживете, сколько я пожил, тогда поймете, о чем речь.

Ким. Позвольте мне задать вам вопрос?

Борис. Задавайте.

Ким. Когда вы сможете поставить мои пьесу?

Борис. Может, чаю желаете попить? А то я получается хозяин негостеприимный, сам пью, а гостям не предлагаю.

Ким. (Обращается к Наде). Будешь пить чай. (Надя машет головой, что не будет). Спасибо, Борис Борисович, мы ненадолго к вам зашли.

Борис. Хорошо. Мне больше сахара останется, он сейчас дорогой.

Ким. Борис Борисович, так как же с моими пьесами?

Борис. Поверьте. Я всеми фибрами души желаю ставить ваши пьесы, но не имею такой возможности.

Ким. Почему же не имеете. Вы ведь собираетесь, в этом году ставит новые спектакли. Я смотрел ваш план. Шекспира, Островского собираетесь ставить.

Борис. Но, что вы имеете против Шекспира, молодой человек?

Ким. Я люблю Шекспира, но дивною любовью, то есть у него надо учиться, чтобы лучше раскрывать современные формы жизни. Но поскольку он препятствует продвижению новых авторов, то я его не жалую. Ведь в свое время Бернард Шоу выступал против засилья шекспировских пьес на сценах английских театров.

Борис. Вы, что Бернард Шоу?

Ким. Нет. Но я стремлюсь.

Борис. Стремитесь, это не запрещается. Конечно, учитесь у хороших драматургов, пишите много, добивайтесь совершенства, ибо Гете еще говорил, что художественное произведение должно быть, или совершенным, или не должно существовать, а я пока что подожду.

Ким. Я не утверждаю, что мои пьесы так уж хороши, но ведь они нравились многим людям, они показывают нашу современность.

Борис. Всё это, правда, я нахожу в них рациональное звено, а, если перепишете, раз пять свою пьесу, то, возможно, она и будет совершенна, но поставить я её даже в этом случае я не смогу, да и другие режиссеры не поставят.

Ким. Почему?

Борис. Потому что драматургов у нас назначают.

Ким. Кто назначает?

Борис. Я этого не знаю.

Ким. Но по какому принципу. Ведь тут должен быть талант.

Борис. Увы, сейчас не надо обладать талантом. Достаточно иметь хорошие связи или иметь деньги, ибо даже осел груженный мешком золота взберется на вершину.

Ким. Но есть ведь министерство культуры, оно, же должно выявлять достойных авторов. Куда же они смотрят?

Борис. Вот этого я не знаю, и вам не рекомендую знакомиться с этой кухней, уважаемый автор. Между прочим, вы меня не познакомили со своей девушкой.

Ким. Это Надя.

Борис. Очень приятно. Борис Борисович. (Обращается к Наде). Вы любите своего товарища?

Надя. (Засмущавшись). Понимаете…

Борис. Понимаю. (Обращается к Киму). А вы любите её.

Ким. Как вам сказать.

Борис. С вами всё понятно, поэтому я обращаюсь к тебе Надя. Бери инициативу в свои руки.

Надя. В каком смысле?

Борис. Бери этого молодого человека под беленькие ручки и веди прямо в ЗАГС.

Ким. К чему такие спешки. Мне надо еще чего-то добиться в жизни.

Борис. В каком смысле?

Ким. Я же хочу поставить свои спектакли в театре, а затем уже девушки. Как в песне поется «… первым делом самолеты, ну, а девушки, а девушки – потом».

Борис. Вы не сможете поставить свои пьесы в театре.

Ким. Почему?

Борис. Потому что для этого нужны деньги. Много денег, а их, по-моему, мнению у вас нет. Если появятся деньги, то приходите, мы с вами что-либо сообразим. Откровенно скажу, что хочется поставить спектакль о современности. Старик Станиславский прав был, когда говорил, что театр, который не ставит спектаклей о настоящем времени мертв.

Ким. Но где можно деньги?

Борис. Это там, в высоких кабинетах решается. (Режиссер показывает пальцем на потолок, замечает пятно). Вот у нас крыша течет, а денег на ремонт нет, какие могут выделяться средства на новые постановки. А сцена скоро провалится под ногами артистов. Вот это наша реальность.

Ким. А если я достану деньги на постановку.

Борис. Достанете, тогда посмотрим. Но мой вам совет, не занимайтесь этим делом. Идите с этой симпатичной девушкой в ЗАГС, женитесь, заводите детишек и живите счастливо. Лучше синицу в руках иметь, нежели утку под кроватью.

Ким. Но как тогда быть со своей мечтой? Без неё я не могу быть счастливым. Я столько времени к ней шел, столько сил потратил.

Борис. Мечта подождет лет этак двадцать-тридцать, может в стране произойдут какие-то перемены к лучшему. Может наши правители изменят свое отношение к искусству.

Ким. Да, не верю я, что у нас что-либо изменится. Может, и изменится, но меня тогда не будет. Мне надо действовать сейчас.

Борис. Дерзайте. Будут деньги, всегда рад буду ставить ваши премудрости.

Ким. До свиданья. (Ким жмет руку Борису, а тот обращается к Наде).

Борис. А вы берите инициативу в свои руки.

Надя. Очень сложно это.

Борис. Будьте настойчивей, если любите его. Мужики не могут долго устоять перед женским напором. До свиданья! (Пожимает Наде руку)

Надя. До свиданья.

Сцена 3.

(Они выходят и молча, идут парком, взявшись за руки).

Ким. Как тебе понравился Борис Борисович?

Надя. Он интересный человек, но он в чем-то прав.

Ким. В чем это он прав.

Надя. В том, что врядь ли у тебя получится поставить свою пьесу в театре.

Ким. Так это потому ты такая грустная?

Надя. Я знаю, что ты никогда изменишь своей мечте, а потому я буду на втором плане. Я так устала ждать.

Ким. Перемены будут и совсем скоро.

Надя. В который раз говоришь.

Ким. У меня завтра предстоит встреча с одним очень важным человеком, который обещал помочь с постановкой спектакля.

Надя. Снова будут только обещания.

Ким. Может, пойдем на дискотеку?

Надя. Мне надо домой идти.

Сцена 4.

(Кабинет депутата Острового Константина, на стенах плакаты с разными лозунгами, за столом сидит полный бритый мужчина с блокнотом в руке).

Ким. Разрешите Константин Петрович?

Костя. Заходите. Конечно, заходите, мои двери открыты для всех посетителей?

Ким. Решил обратиться к вам с личным вопросом. Даже он не совсем личный, а имеет общегосударственный интерес.

Костя. Я депутат, меня народ избрал, и я должен служить ему. Короче, выкладывай свой вопрос. Меня люди ждут.

Ким. Извините меня, можете верить, а можете, нет, но никогда раньше ничего не приходилось что-либо просить.

Костя. Короче.

Ким. Так вот, не привык я просить, считаю, что это унижает человека, ибо каждый своим трудом должен жить, а не идти под церковь с протянутой рукой.

Костя. Целиком согласеный с твоей позицией.

Ким. Я написал вот пьесу.

Костя. Вот удивил. У нас все сейчас что-то пишут. Анонимки. Наклепы. Желтая пресса. Я думаю, что у нас даже слишком много писателей.

Ким. Я с вами не совсем согласен, ибо я имел в виду художественную литературу, которая должна формировать будущего человека. В этом отношении мы несколько отстаем от Европы.

Костя. Неужели? Я полагал, что мы, наоборот, впереди всей планеты в этом деле.

Ким. К сожалению, нет. У нас издается мало новых книг современных авторов, ставится мало новых спектаклей наших авторов.

Костя. По мне так все равно. Не верю я этим писакам, которые ради сенсации готовы мать родную продать. Есть же много хороших книг, которые мы в школе изучали. Я вот запомнил одну прекрасную книжку. Нам её классная руководительница читала на уроке. Не помню, как она называлась, но классная была книжка. Там была любовь между служанкой и дворником. Его, кажется, Герасимом звали. Да, тот Герасим был еще глухонемой.

Ким. «Му-Му» – эта книжка называлась.

Костя. Точно. «Му-Му». Собачку так звали, её ещё Герасим в реке утопил. Но он не сам её решил утопить, а противная барыня заставила его это сделать. Я её так ненавидел после этого.

Ким. Но это же давно было, а надо же нашим потомкам оставить художественное наследие. Рассказать, как мы жили, что делали, какие люди жили в эту эпоху, чем занимались.

Костя. Как по мне, то это не так и важно. Главное, чтобы у нас люди были сыты, хорошо были одеты, имели крышу над головой.

Ким. Но народу, электорату нужен не только хлеб, но и зрелища.

Костя. Нашему народу достаточно зрелищ.

Ким. Конечно, для людей смотреть рукопашные бои депутатов в парламенте истинное наслаждение, но только такое зрелище очень уж низкопробное и скорее говорит о низкой духовной культуре избранников народа.

Костя. Это демократия наяву. Они отстаивают, таким образом, свои политические взгляды.

Ким. Паны дерутся – у холопов чубы трещать. Есть такая народная мудрость.

Костя. А ты у нас вольнодумец – будь осторожен в своих выражениях, а то у нас сажают не только картошку.

Ким. Что вы. Я только пошутил.

Костя. С этим не шутят. Тут дело серьезное. Вот такие шутники бомбу хотели в парламенте взорвать. Это же надо додуматься до такого. Сначала на словах угрожали власти, а потом к делу перешли. Целый заговор против правительства. Не нравится им, что реформы у нас происходят.

Ким. Но реформы-то непонятные. Ухудшают они жизнь простых людей, которым итак плохо живется.

Костя. Надо подождать. Результаты реформ наступят лет через пять-десять.

Ким. А может и двадцать.

Костя. Но зато настанет настоящий рай на земле.

Ким. Но многие не доживут до этого времени.

Костя. Опасный ты человек. Говоришь так, как оппозиционеры.

Ким. Ни слова больше против власти.

Костя. В этом ты прав. Нельзя в нашей стране иметьвзгляды, противоположные мнению правительства.

Ким. Согласен, я очень уважаю нашу власть, и жду помощи в постановке моей пьесы.

Костя. А о чем же твоя пьеса.

Ким. Это комедия.

Костя. А зачем нам еще одна комедия. Разве мало их у нас? «Свадьба в Малиновке», «За двумя зайцами», а еще вот та комедия, где этот придурок играл.

Ким. Какой придурок?

Костя. Ну, вот тот, который говорил всегда «…А вокруг тишина, и мертвые с косами стоят».

Ким. Савелий Крамаров это.

Костя. Да, точно, он. А комедия называлась, я вспомнил, «Джентльмены удачи». Такая смешная комедия. Зачем новые комедии выдумывать, когда есть старые такие замечательные. Соответственно, это будет экономия для бюджета. О державной казне надо думать.

Ким. Но это было другое время. Другие люди тогда жили. Как выразилась балерина Волчкова: «Это уже кто-то кушал». А люди ведь любят свежую пищу. Вы ведь согласны со мной?

Костя. Согласен. Не люблю ничего несвежего, даже борщ предпочитаю не разогревать, а каждый день новый продукт иметь.

Ким. Тем более в искусстве надо всегда готовить новые постановки, чтобы поддерживать интерес у зрителя.

Костя. Ставьте свои комедии, я ведь не запрещаю.

Ким. Так вот мне надо поддержка, я не могу сам поставить спектакль. Режиссер готов ставить пьесу, только надо финансово поддержать.

Костя. Может, немного отвлечемся. Чай? Кофе?

Ким. Спасибо. Но я б хотел сначала обсудить все проблемы с постановкой моей пьесы.

Костя. Конечно, ты заслуживаешь, похвалы за свои труды, ибо каждый из нас должен думать о том, чтобы наша страна стала процветающей. Вот я, когда ложусь спать, то думаю, что ж полезного я сделал для своей страны, строю планы на день грядущий.

Ким. Я же о том и думал, когда писал пьесу, а если вы поможете мне поставить пьесу на сцене нашего театра, то это будет значительный вклад в развитие культурной жизни города и даже всей страны.

Костя. Ты кем работаешь?

Ким. Разве это имеет значение?

Костя. Не имеет вообще, но в данном случае имеет.

Ким. Я много сменил специальностей, но сейчас работаю слесарь.

Костя. А что сейчас модно слесарям становится драматургом?

Ким. А вы что родились депутатом?

Костя. Но депутат – это совсем другая эпитафия.

Ким. А, по-моему, разница небольшая.

Костя. Не скажи. Тут надо головой работать. Говорят на нас кнопкодавы. Но, чтобы нажать ту кнопку надо столько знать, столько провести консультаций с коллегами по фракции и даже с оппозицией. От твоего решения зависит судьба всей страны. Вот и подумай, что ты говоришь. Тоже мне сравнил.

Ким. Извините, это у меня вырвалось.

Костя. А вот мы, депутаты, не должны позволять себе такие слабости, прежде чем что-либо сказать, мы должны хорошо подумать.

Ким. Как говорится, семь раз отмерь, а раз отрежь.

Костя. Вот тут ты прав.

Ким. Так как же быть мне с пьесой? Поможете?

Костя. Оно-то дело хорошее, нужное, помочь надо, но я ведь не знаком с твоей пьесой.

Ким. Я принес её с собой, можете ознакомиться.

(Ким передал депутату в руки рукопись, он взял рукопись, повертел её в руках).

Костя. Пожалуй, целый килограмм будет?

Ким. Может и будет.

Костя. А сколько здесь слов?

Ким. Не считал я.

Костя. Почему это не знаешь? А как же вы будете производить расчет по твоей пьесе?

Ким. Я как-то не думал об этом.

Костя. Странный ты человек. Принес свои бумаги, а не посчитал, не взвесил. Как же мы оформим прием-передачу.

Ким. Но зачем такие формальности.

Костя. Нет. Извини меня, но я не могу допустить такое безобразие. Вдруг, ты мне потом предъявишь счет, мол, не все страницы остались или буквы какие-то оказались стертыми.

Ким. Я дам вам расписку, что претензий у меня не будет.

Костя. Говоришь, что все это ты написал?

Ким. Да.

Костя. А может, ты это списал у кого-то.

Ким. Такого не может быть.

Костя. Хочешь сказать, что в школе ты ничего не списывал.

Ким. Было такое, но это ведь было в школе.

Костя. Значит, в школе ты был глупый, и потому списывал домашние задания у других, а сейчас стал настолько умный, что даже сам осмелился написать пьесу.

Ким. Но ведь, недаром, я учился, много читал, можно сказать, набрался ума и решил написать пьесу.

Костя. А кто разрешил?

Ким. Что разрешили?

Костя. Писать пьесы.

Ким. Никто не разрешал. Вот человеку надо сделать дверь или окно в свой дом, он же ни у кого не спрашивает разрешение. Я тоже подумал-подумал, и решил создать некоторую духовную ценность.

Костя. Ну, милейший, как это сам решил, взял и написал. Ты что самый умный?

Ким. Я не считаю себя самым умным, но я считаю, что во мне есть некоторые способности.

Костя. Это ты так считаешь? А кто это может подтвердить. Там академик какой-нибудь, ну, в крайнем случае, профессор. Есть у тебя такое резюме? Покажи.

Ким. Нет, у меня такого резюме, но мне обещали поставить пьесу.

Костя. Тогда эта твое сочинение ничего не стоит. Я тоже могу на заборе что-то написать, но это ведь не значит, что это духовная ценность.

Ким. У нас же свободная страна, мы добывались европейских ценностей и добились. Почему же это я не могу написать пьесу?

Костя. Нет. Да, у нас свободная страна, но, тем не менее, если каждый вот так возьмет и станет писать, что кому вздумается, то у нас тогда чёрт знает что будет. В стране настоящий хаос случится. Можно сказать, что страны тогда не будет. Нет, такого я допустить не могу.

Ким. Хорошо, я принесу вам разрешение.

Костя. Вот, когда принесешь такое резюме какого-то известного академика с подписью и мокрой печатью, тогда и приходи.

Ким. Но вы хоть прочтите мою пьесу, а я потом принесу. Я ведь ваш избиратель, я буду и других агитировать, чтобы голосовали за вас. Я прошу вас, хотите я на колени стану.

Костя. Не надо. Сейчас я посмотрю вашу пьесу.

(Костя, открывает рукопись и смотрит на текст, переворачивает несколько страниц).

Костя. Что-то я не могу понять в вашей пьесе ничего.

Ким. Почему?

Костя. Да, тут все какие-то разговоры. Разговоры. Люди решили языки почесать. Мы тоже любим, почесать языками, за хорошим столом, так разве это будет интересно для зрителя. А, когда же они что-то совершать будут, настоящим делом заниматься будут.

Ким. Но это специфика такова пьес.

Костя. Странная специфика. Неужели это будет интересно людям?

Ким. Да, когда будут играть артисты, то это будет интересно.

Костя. Сомневаюсь. Вот, к примеру, ведут разговор два не совсем образцовые социальные элементы. Два дружка алкоголики. (Дальше читает текст).

Никита. Давай сегодня выпьем.

Роман. Может, не будем. Жена ругаться будет, и придется снова в собачьей будке ночевать.

Никита. Ты же хозяин.

Роман. А она хозяйка и у неё аргумент.

Никита. Какое странное имя у любовника твоей жены.

Роман. Это не имя любовника.

Никита. А кто же это?

Роман. Её аргумент – это тяжелая чугунная сковородка в руках.

Костя. Не понимаю, к чему такие разговоры? Мне даже интересно стало. Неужели ты с ними сидел и выпивал, потом записываеш.?

Ким. Нет, не сидел я с ними.

Костя. Но почему ты пишешь о том, что не видел и не слышал. Выходит, что это неправда.

Ким. Понимаете, ведь творчество драматурга в том и заключается, чтобы создавать новые образы на основании собственного опыта о существующей действительности.

Костя. Что ты мне тут тень на плетень наводишь. Не сидел с ними. Не выпивал, то зачем же придумываешь. Собачья будка. Чугунная сковородка. Что это за порядки – бить сковородкой собственного мужа по голове.

Ким. Но это будет смешно.

Костя. Неужели?

Ким. Да.

Костя. Почему?

Ким. Да, потому что сцена смешная.

Костя. Не смешно.

Ким. Вас били, когда-нибудь сковородкой по голове?

Костя. Нет.

Ким. Но, если б увидели, что женщина бьёт по голове своего мужа, то засмеялись бы?

Костя. Нет. Что ж тут смешного, если жена бьет мужа, то это, значит, что в их семье нет гармонии. То этих людей надо отправлять к психологу, чтобы он вправил им мозги.

Ким. У вас Константин Федорович явно нет чувства юмора.

Костя. Какое уж тут чувство юмора, когда в стране происходят такие непорядки. Если писать, то надо писать о правильных людях, чтобы с них брали пример.

Ким. Но это будет скучно, вот тогда людям будет скучно. Принцип искусства таков, что трагедия одного человек, для другого человека будет комедией. Так вот, если зритель в зале увидит, как бьют артиста сковородкой по голове, то он смеется. Или, например, другой случай – человек падает с дерева ему больно, а тот, кто видит это, то смеется над неуклюжестью верхолаза.

Костя. Все равно мне непонятно.

Ким. Почему?

Костя. Потому что это людям будет неинтересно. Упал, ударился, а люди смеются. Нет. Лучше сделатьчто-либо крутое, чтобы там перестрелки были, драки до крови, вот как в американских боевиках со Сильвестром Сталоне или Ван Дамом. Смотри, какие бабки они рубят на этих фильмах, зритель валом идет на их фильмы.

Ким. Но в театре немного другие задачи.

Костя. Но решайте их сами. Я в этом не участвую. Мне надо, чтобы была прибыль, а заниматся благотворительностью я не могу. До свиданья.

Ким. А может…

Костя. Не может.

(Ким идет к выходу, но его останавливает депутат).

Костя. Впрочем, меня посетила одна идея.

Ким. Какая?

Костя. Не мог бы ты рекламу моих товаров сделать в стихах?

Ким. Я вообще-то не поэт, но могу попробовать. Какие у вас товары?

Костя. Мы выпускаем женские прокладки «Олвейс». Сделай хорошую рекламу.

Ким. Надо подумать немного.

Костя. Думай, думай, если увеличится объем продаж, то будет тебе пять процентов с продажи.

Ким. Послушай, что я придумал.

Всё в твоей жизни будет только блеск,

Если ты купишь прокладки «Олвейс».

Костя. Очень интересно и рифма хорошая. Блеск – «Олвейс». Молодец. Вот теперь я вижу, что ты талант.

Ким. Еще могу сделать стих.

Костя. Гони.

Ким. Конечно, уже пришла пора откровенно признаться,

Что жизнь без прокладок «Олвейс» однообразна.

Костя. Великолепно. Да, ты же просто гений. Конечно, если я дам такую рекламу, то все интеллектуалки сметут товар с прилавков. Так, что рассчитывай на хороший процент с продаж.

Ким. А нельзя ли мне выделить кредит в счет моих будущих гонораров?

Костя. Нет, братец, как говорится – вначале деньги, а потом стулья. Имей терпение. Впрочем, еще есть тебе задание.

Ким. Какое?

Костя. Тебе известно резиновое изделие номер 2.

Ким. В принципе, известно, это изделие, которое сдерживает перенаседение пданеты.

Костя. Как замечательно вы выразились. Действитеоьно, семь миллиардов жителей на маленькой Земле, слишком много, поэтому люди должны знать и использовать – это индивидуальное средство защиты. Так вот надо придумать такую рекламу этого изделия, чтобы с руками разобрали этот товар.

Ким. Это прямо сейчас вам сделать рекламу?

Костя. Сделай. Я тебе наличными за это заплачу за скорость.

Ким. Надо подумать. (Пауза, Ким задумывается). Значит, изделие номер два. Два. Защита, Противогаз. Нет, Лучше так скажу.

Как много в мире комплиментов,

Но, чтобы не дошло до алиментов.

Применяй при этом деле смело,

Резиновые изделия своего размера.

Костя. Вот это реклама! Ты меня поразил. Теперь мои изделия пойдут нарасхват. Я тебе даю аванс за такой стих. Только ты мне запиши этот стих, а то я не надеюсь на свою память.

Ким. (Берет листок со стола, ручку и записывает свои слова). Вот держите мое творение.

Костя. (Читает стихотворение). Очень хорошо. Вот держите свой гонорар.

(Костя протягивает купюру Киму, Ким рассматривает её без удовлетворения).

Ким. И это всё.

Костя. А что ж ты думал, что твоя писанина заслуживает большего? Смотри, губу раскатал. Достаточно тебе и этого, спасибо бы сказал.

Ким. Мне, может, этого и достаточно, но для того, чтобы поставить спектакль, этого очень-очень мало.

Костя. К сожалению, больше не могу дать. Но могу дать хороший совет.

Ким. Какой?

Костя. Займись делом, если хочешь делать деньги.

Ким. Каким делом?

Костя. Настоящим делом, которое приносит хорошую прибыль, чтобы жил достойно. К примеру, выращивай лук. Очень прибыльное дело – садим в землю, вот такое маленькое зернышко, а получаешь луковицу с кулак в сотни раз больше. Это ж такая прибыль будет!

Ким. А вдруг засуха? У нас это часто бывает. Тогда урожай пропадет и весь труд насмарку.

Костя. Тогда посади арбузы, они не боятся засухи, а, наоборот, от солнца становятся слаще. Супер прибыльное дело. Сеешь ты в землю зернышко весом в одну грамму, получаешь арбуз весом до двадцати килограммов. Это же какая прибыль будет? Депутат вытаскивает калькулятор. – Так граммы переводим в килограммы. Тысяча в уме, двадцать пишем. Сколько грамм в килограмме будет, подскажи, а то я так замотался в депутатских делах, что ничего не помню.

Ким. Неужели все так запущено?

Костя. Ты даже не представляешь, как я загружен работой: ни одной свободной минуты, никакого просвета в голове.

Ким. Тысячу грамм в одном килограмме.

Костя. Да, тысячу. Значит, делим теперь двадцать тысяч на единицу и получаем. Смотри, какая прибыль. С ума сойти. В двадцать тысяч раз больше будет прибыль, но вычтем некоторую сумму на обработку земли, на транспортные расходы, а в результате получим тоже огромную сумму прибыли.

Ким. С вами нельзя не согласиться.

Костя. А если из арбуза собрать зерна и на следующий их год посадить в землю, то представляешь, какая прибыль у тебя будет. Ты через пару лет миллионером станешь, и к черту пошлешь это бумагомарания, ибо ж деньги в нашем мире это все: слава, успех, женщины. Так что иди и занимайся делом, настоящим делом. Я тебе даже помогу в таком начинании и не только добрым советом. Сдам в аренду тебе землю.

Ким. У меня нет опыта в этом деле.

Костя. У тебя всё получится, ты человек упрямый, настырный – это же надо столько бумаги исписать. И все без толка, а я настоящий бизнес предлагаю. Еще благодарить меня будешь.

Ким. У меня к вам другое предложение.

Костя. Какое?

Ким. Только пусть вас не очень удивляет мое предложение.

Костя. Выслушать его – это не значит, что я его приму.

Ким. Так вот я предлагаю вас стать соавтором моих произведений.

Костя. Не понял.

Ким. Мы сделаем вид, что писали это произведение вместе. Такие прецеденты известны в истории. Ильф и Петров, Серж и Анн Голон, братья Вайнеры. Можно еще называть авторов, которые работали вместе.

Костя. Но это же противозаконно.

Ким. Ничего нет противозаконного. Почему это заводами и фабриками, которые производят материальные блага, могут иметь нескольких владельцев, а произведения искусства не могут создавать несколько человек?

Костя. Возможно. Возможно. Но зачем это?

Ким. Это поднимет вас в глазах общественности. Рейтинг ваш стремительно прыгнет вверх.

Костя. Каким образом?

Ким. Вы встречали когда-нибудь такое в вашем парламенте, чтобы депутат был еще и драматургом?

Костя. Признаюсь , что не приходилось встречаться с такой публикой. У нас все больше бизнесмены, фермеры, судьи, адвокаты.

Ким. Представляете, а вы драматург. Известный драматург. Ваши пьесы ставятся во всех театрах страны. Восторженные зрители встречают вас цветами, а самые красивые женщины стоят у выхода из парламента, чтобы взять у вас автограф и вручит визитку.

Костя. Но это ты, братец, загнул.

Ким. Так и будет, ибо я уверен, что мои пьесы будут иметь успех.

Костя. Может это твое заблуждение всего лишь навсего.

Ким. Нет. У меня есть рецензии от высоких представителей министерства культуры, несколько режиссеров готовы ставить мои пьесы.

Костя. Но почему они не ставят втвоих пьес?

Ким. Потому что над ними есть отдел культуры, который дает добро на постановку спектакля. А там работают люди очень далекие от искусства. Есть такое расхожее выражение. Почему у нас нет культуры? Потому что у нас имеется министерство культуры. Вот за царей не было министерства культуры, но была культура. Были имена, которые на весь мир звучали: Достоевский, Чехов, Лев Толстой.

Костя. Но я не слишком подкован в этом деле.

Ким. Ничего достаточно того, что я много знаю. У нас будет удачный тандем – я буду делать изысканную духовную пищу, а вы будете материализировать мои идеи.

Костя. Да, это же издевательство. Мне не нравятся те идеи, которые ты высказываешь в своей пьесе. Крамола там настоящая.

Ким. В чем вы видите крамолу.

Костя. Вот у тебя двое мужчин за бокалом пива разговаривают между собой.

Григорий. Да, у нас сейчас новые времена. Наконец-то мы обрели свободу, за которую боролись веками. Давай за это выпьем.

Сергей. Только свобода оказалась куцей.

Григорий. В каком смысле?

Сергей. Это, как в анекдоте про пса. Собаке удлинили поводок, но зато отодвинули миску с пищей, правда, при этом разрешили лаять сколько хочешь. Так и наше правительство даровало людям свободу, но отобрали источники дохода, на которые можно обеспечить сносное существование, а критика снизу их совсем не волнует.

Григорий. Ты утрируешь проблему.

Сергей. Голод не тетка. Голодный человек не может быть свободным. Не помню, кто это сказал, но это правда.

Костя. Нет. Я с такими высказываниями не могу согласиться.

Ким. Но ведь это правда.

Костя. Благодаря свободе мы стали жить лучше.

Ким. Вы, депутаты, чиновники – да, а народ – хуже стал жить.

Костя. Придет время, и люди станут лучше жить.

Ким. Я не доживу до того времени, а пока пишу так как есть.

Костя. Нет, таких речей не должно быть в пьесе – это может кое-кому не понравится.

Ким. Но это правда жизни, а я клялся, что в своих произведениях я буду говорить правду и только правду.

Костя. Надо быть сумасшедшим, чтобы иметь мнение отличное от того, которое имеет наше правительство.

Ким. Пусть я буду сумасшедшим, но я не могу молчать, ибо молчание подобно преступлению против своего народа.

Костя. Нет. Нет. Извини меня от такого сумасбродства. И тебе не советую высовываться, а то болтнешь что-нибудь несуразное и потом доказывай, что ты не верблюд. Но я в этом не участвую. До свиданья.

Ким. До свиданья.

(Ким выходит из кабинета, занавес).

Сцена 5.

(Вместе сидят на скамеечке в городском саду Ким и Надя).

Надя. Я так поняла, что встреча тебе ничего не дала?

Ким. Давай поговорим о чем-нибудь другом.

Надя. Мы много говорим, но ничего не делаем.

Ким. Еще не все потеряно. Тебя здесь все устраивает?

Надя. В каком смысле?

Ким. В том смысле, что нравится тебе сейчас сидеть со мной в этом уютном парке?

Надя. Что здесь хорошего? Скамейка твердая, ветер прохладный с реки дует да еще эти несносные комары досаждают. Конечно, лучше было бы сидеть вдвоем на мягком диване в уютной комнате, смотреть сериал и пить горячий кофе со сливками.

Ким. К сожалению, здесь нет мягкой мебели, но здесь чистый воздух, пение птиц, запах цветов и свежего сена.

Надя. Слишком много свежего воздуха и запаха прелой травы, поэтому неуютно, холодно.

Ким. Ты замерзла? Давай я на тебя пиджак надену.

Надя. Не надо.

(Ким снимает пиджак и накидывает на плечи Нади).

Надя. Спасибо.

Ким. Пожалуйста.

Надя. Ну, что у тебя?

Ким. Что ты имеешь в виду?

Надя. Ты говорил, что жизнь должна резко измениться твоя и наша, после встречи с депутатом, что ты станешь знаменитым и заработаешь большие деньги.

Ким. Какие тут могут быть изменения, если у того депутата мозга, что у курицы! Обращаться к этим политикам, все равно, что обращаться к двери их офиса. Заметил такую закономерность – чем выше должность у чиновника, тем меньше у них здравого смысла и совести.

Надя. Но, тем не менее, он депутат.

Ким. К сожалению, в депутаты у нас покупают мандаты, пользуясь безграмотностью нашего электората. На людей они смотрят свысока, и уже совершенно забыли, благодаря кому вознеслись на вершину власти. По-моему, если уж стал депутатом, то начни думать масштабно, по-государственному. Раз давал обещания, то выполняй их, а не вешай людям лапшу на уши.

Надя. Но конкретно он тебе что-либо сказал?

Ким. Ничего. Я ему о высоком назначении искусства, о необходимости развивать нашу культуру, а он мне о зеленом луке и арбузах.

Надя. О каком еще луке?

Ким. О том луке, что в поле выращивают, а затем на рынке продают. Говорит, как это выгодно. Как на этом можно бизнес делать. Потом об арбузах начал лекцию читать. Смешно даже, если б не было так грустно.

Надя. О каких арбузах?

Ким. Предлагает мне заняться выращиванием арбузов, даже предлагал землю в аренду сдать. Такие нарисовал мне перспективы, чтобы лопатой можно деньги загребать. С одной семечки можно миллионером стать.

Надя. А может он прав. Ты будешь в поле работать, а я буду продавать арбузы на рынке. И мы сможем насобирать на квартиру денег.

Ким. О чем ты говоришь. Какие там арбузы? Ведь это можно поставить крест на драматургии.

Надя. Я вижу, что тебя не изменить.

Ким. Зачем меня изменят? Принимай меня таким, как я есть.

Надя. Я просто тупею от тебя. Ты невыносимый эгоист. Думаешь только о себе.

Ким. Ты неправа.

Надя. Ты кого-либо любишь, кроме себя. Вернее, кроме своего увлечения.

Ким. Но, если чего-то хочешь добиться, то надо всего себя отдавать этому делу. Чтобы докопаться до воды надо копать в одном месте.

Надя. Ты детей любишь?

Ким. Каких?

Надя. Обыкновенных. У тебя были братики, сестрички.

Ким. Я ж тебе говорил, что я в интернате жил.

Надя. Но там же были другие дети?

Ким. Были, но я мало с ними общался. Я был не такой, как они.

Надя. В каком смысле?

Ким. Я не играл в их игры: жмурки, казаков-разбойников, «испорченного телефона», «гусей и серого волка», а сидел с книжкой в каком-нибудь уголке. Я переживал жизнь вместе с героями: Жюль Верна, Вальтера Скотта, Пушкина и Гоголя, Беляева, Ильфа и Петрова – а не гонял по комнате, как угорелый, и не лазил по дачах за вишням и яблоками. Даже на скучных уроках я читал интересную книгу, а учителя забирали её у меня и грозились запретить мне пользоваться библиотекой.

Надя. Лучше бы ты по деревьям лазил, книги никого не делали счастливым.

Ким. Зачем же ты выбрала меня? Тех, кто лазит по деревьям значительно больше.

Надя. Сама не знаю, зачем я с тобой связалась, но, видно, должны разойтись наши пути дорожки. Может, ты поцелуешь меня хоть на прощание.

Ким. А, может, еще подождешь? Дай мне еще один шанс.

Надя. В который раз. Я уже устала от твоих шансов.

Ким. Это самый последний раз. Мне надо будет попробовать подойти к одной важной даме с другой стороны. Сделаю, так сказать, обходной маневр.

Надя. Мне холодно что-то стало. Ты специально меня здесь держишь, чтобы я заболела туберкульезом.

Ким. Я тебя согрею.

(Он пытается её согреть, обнимает).

Надя. Не старайся, эгоисты не могут согревать других своим теплом.

Ким. Надя, зачем ты так. Я тебя люблю, но по-своему.

Надя. Я хочу нормальной любви. Проведи меня домой, мне хочется попить горячего кофе на мяеком диване.

Ким. Возьми меня с собой.

Надя. От тебя ни холодно, ни жарко. Зачем мне такой гость.

(Они расходятся в разные стороны).

Сцена 6

(В кабинет начальника отдела культуры, где важно восседает Муза Аполлоновна, женщина постбальзаковского возраста, заходит Ким с букетом роз).

Ким. Я к вам. Вот разрешите мне преподнести вам этот скромный букетик.

Муза. По какому это случаю?

Ким. Разве для того, чтобы сделать очаровательной женщине приятный сюрприз, нужен повод?

Муза. Но мы с вами незнакомы.

Ким. Меня зовут Ким. Я пришел к вам….

(Звонит телефон, Муза поднимает трубку).

Муза. Алло, я слушаю вас. Здравствуй, Света,… что ты говоришь?.. День рождения у Василия Николаевича. Я и забыла, спасибо, что подсказала. (Положила трубку).

Ким. Так что же с розами делать?

Муза. Ах, это розы? Это так трогательно.

(Муза рассматривает букет).

Ким. Да, красные розы. Я сегодня купил его в киоске, который на углу возле универмага стоит. Красный цвет- цвет страсти.

Муза. Какой страсти?

Ким. Ну, любви, конечно. Нежных чувств, мечтаний при Луне.

Муза. Ну, какие там чувства, о чем там мечтать в наше время?

Ким. Мечтать всегда надо.

Муза. Вы молоды, то еще можете себе позволить такие вольности, а у нас тут проблем куча. Кстати с чем пожаловали вы?

Ким. Да, я…

(Снова звонит телефон, Муза поднимает трубку).

Муза. Алло. Здравствуй, Галя…. Да, мне говорила Света, что у Василия Николаевича день рождения… Подарок. Не знаю. Мы об этом со Светой не говорили. Хорошо, я ей позвоню, и обсудим этот вопрос.

(Снова положила трубку).

Муза. Так о чем мы говорили?

Ким. Вы спросили, какой у меня вопрос, а я …

(Снова звонит телефон, Муза поднимает трубку).

Муза. Алло. Здравствуй Алла… Где ты говоришь землетрясение? В Монголии? А сколько балов…. Не знаешь. А жертвы есть?.. Нет. Конечно, если бы в Японии было землетрясение, то тогда бы много было жертв, а в Монголии – один человек на квадратный километр, то и жертв нет…. Нет. В Монголию не собираюсь, я в Малайзию буду ехать по путевке. То ты попутала…. Да, к Василию Николаевичу ты будешь идти на день рождения?.. Почему не будешь идти?.. Сама решай, но я б не советовала пропускать это мероприятие.

(Положила трубку).

Муза. Да, проблема.

Ким. Какая еще проблема?

Муза. Что подарить Василию Николаевичу на день рождения? Вот что мужчинам обычно дарят на день рождения?

Ким. Ну, не знаю. Можно зонтик, электробритву, хорошие мужские духи.

Муза. Это как-то уж слишком просто.

Ким. А он курит?

Муза. Курит.

Ким. Тогда купите ему трубку. Сейчас в моду входят курительные приборы.

Муза. Может и правда ему трубку купить? Надо подумать. Так, с каким вы вопросом?

Ким. Я местный драматург. Я написал пьесу.

Муза. Ах, это вы. Мне говорили о вас. Это хорошо, что вы пишите. (Звонит телефон.) Минутку. (В трубку). Алло… Света, хорошо, что позвонила ты, а то я думала тебе звонить. Хотела с тобой посоветоваться, что за подарок купить Василию Николаевичу… Может трубку курительную купить?.. Не нравится, а ты что предлагаешь?.. Не поняла, какую бабу?.. Из резины. Да, что ты придумала такое?.. Я тебе потом позвоню, а то у меня посетитель. (Положила трубку). Так что у вас за вопрос?

Ким. Я написал пьесу.

Муз. Хорошо. Так почему обращаетесь ко мне? С пьесой надо идти в театр.

Ким. Я пришел к вам, ибо театр затягивает с постановкой пьесы моей.

Муза, Лично я поддерживаю вас. Надо новую струю впускать в наш театр, чтобы зритель шел на представления, как на праздник.

Ким. Спасибо.

Муза. Однако у меня возникло несколько вопросов, после прочтения вашей пьесы. Я её читала. Несколько раз перечитала, хотя времени свободного у меня практически нет. Вот скоро будем отмечать день города, на стадионе будет грандиозное представление. Приглашаю.

Ким. Спасибо.

Муза. Вас, кто считает талантливым? Мама или папа?

Ким. У меня нет родителей.

Муза. А где же они?

Ким. Не знаю. Я в детдоме воспитывался.

Муза. Вы, конечно, в детдоме ставили свои спектакли?

Ким. Я тогда еще ничего не сочинял. Я начал писать уже значительно позже, когда приобрел жизненный опыт, получил уроки драматургии у знаменитых авторов: Кокто, Булгакова, Ануя, Чехова.

Муза. Это вы лично с ними были знакомы?

Ким. (Поражен, таким ответом). К сожалению, их уже нет в живых, но я тщательно прорабатывал их пьесы.

Муза. Но у вас есть диплом драматурга?

Ким. У меня нет академического образования, но у меня есть жизненный опыт.

Муза. Вы меня удивили. Не имеете никакого образования, а пишите пьесы.

Ким. Так надо поставить мою пьесу и пусть зритель решает – хороша ли моя пьеса или нет.

Муза. Ставьте, если так хотите.

Ким. Но мне надо помочь, в театре под надуманными предлогами отказывают мне.

Муза. Дорогой мой, так чем я могу помочь? Театр – это самостоятельная единица, которая сама решает, что им ставить. Попробуйте обратиться в другой театр.

Ким. Я ездил в столицу, обошёл несколько театров, но там просто игнорируют провинциалов. Правда, один из режиссеров в откровенной беседе за рюмочкой сказал: «Скорее верблюд пролезет в игольчатое ушко, нежели ты поставишь спектакль здесь».

– Почему, – поинтересовался я?

– Потому что у всех нас имеются дети, внуки, родственники, крестные дети, которых надо пристроить в тепленькое место. Идите вы, идите и двигайте культуру в своих родных местах.

– Вот я и прибыл сюда, чтобы пахать целину на духовной ниве.

Муза. Что ж флаг вам в руки и поднимайте целину, а мы посмотрим.

Ким. Так мне надо ваша помощь.

Муза. Так что я могу сделать?

Ким. Но вы ведь отдел культуры, вы ведь должны как-то направлять театральную жизнь нашего города.

Муза. Мы только общее руководство выполняем.

Ким. Но вы ж могли бы какую-нибудь директиву спустить насчет местных авторов. Ведь в Европе, куда мы так стремимся, есть квота на постановку пьес местных авторов.

Муза. Я вам сказала, что мы выполняем общее руководство.

Ким. Но у меня есть конкретное предложение.

Муза. Уморили вы меня. У меня столько работы, столько работы, что некогда и в гору глянуть.

Ким. Но моя пьеса это тоже большой вклад в развитие культуры нашего города.

Муза. Я б не полагала, что она внесет большой вклад в культуру нашего города.

Ким. Почему?

Муза. Что ж перейдем к некоторым деталям. Вот в вашей пьесе есть такие места, которые просто невозможно поставить на сцене.

Ким. Какие это места!?

Муза. Вот влюбленные слушают в парке на лавочке соловья.

Ким. Да, это лирическая сцена, а соловей создает фон хороший для нежных чувств. Вы ведь слушали когда-нибудь соловья, и знаете, как трепетно начинает биться сердце под такую мелодию.

Муза. Но, где вам в театре возьмут соловья. Да, и как можно заставить соловья петь на сцене, тогда как говорят, что соловьи в неволе не поют. Или вы предлагаете вместо соловья канарейку в клетке поместить на сцене?

Ким. Зачем канарейку на сцену тащить, если соловья можно записать на магнитофон, и затем крутить эту запись в театре.

Муза. То есть вы предлагаете играть под фонограмму.

Ким. Нет, артисты будут играть в натуре, а голос соловья под фонограмму.

Муза. Нет, мы не можем этого сделать. Позволим соловью петь под фонограмму, то затем захочется и артистам выступать под фонограмму, а они на сцене будут только рот раскрывать или вообще не будут приходить на спектакль.

Ким. Но ведь другие применяют такой метод. Вот даже именитые режиссеры используют такой способ. Вспомните хотя б вот спектакль «Калиновая роща», или спектакль «Дикарь» по пьесе Колона.

Муза. Другие пускай делают, как хотят, но мы не будем. К тому же у вас там и коровы на сцене появляются.

Ким. Коровы не появляются, а только подают звуки «Му-Му» за сценой.

Муза. Все равно за сценой надо держать корову, чтобы она издавала там свои протяжные звуки.

Ким. Не обязательно держать корову за сценой. Достаточно тоже записать ее мычание на магнитофон или посадить артиста за сценой, который бы мог изображать звуки коровы – это не так сложно. Да, также он может изобразить лай собаки.

(Ким начинает лаят «Гав, гав, гав» Это он делает так страстно, что Муза отмахивается).

Муза. Не надо, а то вы мне еще порвете платье.

Ким. Я ж пытался войти в роль, чтобы вы мне поверили.

Муза. Хотя я вам поверила, но денег у нас нет свободных, так как репертуар уже заложена на несколько лет вперед.

Ким. Муза Аполлоновна, давайте будем откровенны – репертуар закладывается у вас, так как деньгами вы распоряжаетесь.

Муза. Кто вам это сказал? Я его сейчас же уволю.

Ким. Никто мне этого не говорил, и никого не надо увольнять. Просто у меня аналитический ум мне достаточно было прочитать в городской газете бюджете доходы и расходы театра, чтобы понять какими средствами питается этот очаг культуры.

Муза. Да, они, нахлебники, театр живет на дотации из бюджета, но я ничего не могу здесь изменить.

Ким. А менять надо. Вот сейчас снова Шекспира ставят, а это же какие материальные расходы будут на костюмы, на реквизиты, на оборудование рыцарских замков на сцене. В моем спектакле такие расходы минимальны, потому как деньги на костюмы не надо и на сцену нужны будут минимальные расходы.

Муза. Такие вопросы решайте с руководством театра.

Ким. Муза Аполлоновна, но все, же знают настолько, вы являетесь двигателем культуры в нашем городе. Благодаря вам, у нас открыто много очагов культуры, в которых гармонично развиваются граждане нашего города. Знаете, Муза Аполлоновна, я очень сожалею, что я не художник.

Муза. Почему это вдруг вам захотелось иметь лавры художника?

Ким. Я б тогда рисовал портреты знаменитых людей и в первую б очередь нарисовал бы ваш портрет. Причем бы нарисовал бы в виде императрицы.

Муза. Ну, это вы уж совсем мне льстите.

Ким. Нисколько. Это самая настоящая, правда. Потом этот портрет надо тиражировать во всех средствах массовой информации.

Муза. У меня нефотогенично лицо.

Ким. Наоборот. Ваше лицо – это вершина фотогеничности, ибо в нем совмещены черты настоящей женщины и государственного деятеля.

Муза. Приятно говорить с культурным обходительным человеком.

Ким. Поэтому нам следует расширять границы нашего общения.

Муза. При лунном сиянии я лучше смотрюсь.

Ким. Конечно, при лунном сиянии вы будете великолепны. (Про себя). Намек понял. Надо действовать решительно и беспринципно. Должен заметить, что это не я говорю, а это говорит тот дьявол, который засел во мне. Я готов делать все для того, чтобы исполнить свои мечты. Даже, если мне придется переступать через нормы морали. ( В голос). Муза Аполлоновна, конечно, при лунном свете вы будете смотреть значительно лучше, поэтому мы с вами пойдем в ресторан. Сегодня полнолуние и на террасе ресторана я буду любоваться вашей несравненной красотой.

Муза. Вы хотите посмеяться надо мной.

Ким. Нисколько.

Муза. Вам намного приятней будет проводить свое время с какой-то молодой красавицей.

Ким. О, какое может быть удовольствие говорить с какой-то пустышкой, у которой в голове сплошной туман. Другое дело иметь дело с вами, с женщиной, которая знает, что ей надо от мужчины, и потому отдает ему все на свете – любовь, нежность, тело, душу.

Муза. Вы опасный человек, я боюсь вас.

Ким. Напрасно вы так думаете. В этой груди бьется самое горячее сердце, которое не может без волнения смотреть на вас. Меня прямо охватывает безумное желание видеть вас, быть с вами, держать вашу руку в своей руке. И, если вы откажите мне в этом, то моя жизнь закончится, солнце зайдет на моем горизонте.

Муза. Ну, если для вас это так важно.

Ким. Архи важно. Я побежал заказывать столик в ресторане и встречу вас после работы.

Сцена 7

(Ким под ручку идет с Музой Аполлоновной в парке).

Ким. У меня сегодня был самый замечательный день. Нет, самый замечательный вечер в моей жизни, благодаря вам, Муза Аполлоновна.

Муза. Вы сильно преувеличиваете.

Ким. Я всегда говорю только то, что есть, ведь я драматург.

Муза. Вот потому, что вы драматург, я и подозреваю, что вы приукрашаете нашу действительность.

Ким. Муза Аполлоновна, да провалится мне на этом месте, если я вру.

Муза. Да, суши умеют готовить в этом ресторане. А вот салаты были несвежие.

Ким. Может быть, салат был не свежий, но музыка хорошая была.

Муза. Правда, музыканты так часто отдыхали. Мы всего два танца протанцевали.

Ким. В следующий раз я попрошу их больше играть и меньше перекуров делать.

Муза. Вы серьезно говорите?

Ким. Что вы имеете в виду?

Муза. Что мы еще раз посетим этот ресторан?

Ким. Конечно, мы пойдем в этот ресторан, думаю, что у них тогда будет коронное блюдо.

Муза. Какое блюдо?

Ким. Шашлык из молодого барана.

Муза. Я обажаю шашлык из молодого барана.

Ким. Я тогда позвоню в ресторан и поинтересуюсь, когда у них будет такое блюдо и приглашу вас туда.

Муза. Ловлю вас на слове.

(Тут к ним подходит агрессивно настроенная Надя).

Надя. Ах, вот с кем ты гуляешь! Теперь понятно, почему ты не хочешь, на мне женится.

Ким. Женщина, уйдите.

Муза. Кто эта девушка?

Ким. Да, это просто знакомая. Соседка.

Муза. А почему она к тебе пристает?

Ким. Сам не знаю. Надя, иди домой, я тебе потом все расскажу.

Надя. Нет. Никуда я не уйду, пока ты мне сейчас всё не объяснишь.

Ким. Надя, если ты сейчас не уйдешь, то я очень рассержусь на тебя.

Муза. Ты можешь мне объяснить, что связывает тебя с этой девицей.

Ким. Ничего меня с ней не связывает.

Надя. (Возмущенно). Как это ничего не связывает!? А почему же ты тогда со мной гулял. Про звезды рассказывал. Книжки свои непонятные показывал. И говорил, что скоро в театре будут идти твои спектакли. За что ты получишь большие деньги, и тогда мы сможем пожениться.

Муза. Что я слышу?

Ким. Да, не слушайте её! Это всё она выдумала. Неужели вы не видите, что это вздорная девчонка.

Надя. Ничего я не выдумала. А еще ты говорил, что тебе надо обкрутить одну старушку, чтобы она дала денег на спектакль.

Муза. Это правда!?

Ким. Муза Аполлоновна, кого вы слушаете. У неё же совсем крыша поехала.

Муза. Может у неё и поехала, но я еще при полном здравии и все прекрасно поняла. Ты ухаживал за мной, только для того, чтобы деньги получить на спектакль.

Ким. Нет, Муза Аполлоновна, у меня были к вам настоящие чувства!

Муза. Не верю твоим словам. Ты красиво говорил мне о своих чувствах, только ради денег. Как это низко и пошло. Видеть тебя не хочу я.

(Муза уходит, а Ким опускается на землю в отчаянии, сидит, охватив голову. Надя стоит в стороне, затем подходит к Киму, пытается его успокоить).

Надя. Ким, встань с земли, а то простудишься.

Ким. Уйди от меня! Я не хочу тебя видеть!

Надя. Ну, зачем ты так расстраиваешься? Ну, не дадут тебе денег на спектакль, то ничего страшного не произойдет. Земля будет крутиться, солнце взойдет на востоке. Нет, никакой трагедии.

Ким. Что ты понимаешь в этом! Ведь это конец всем моим планам.

Надя. Но ведь в жизни есть и другие вещи, кроме твоих пьес.

Ким. Для меня нет жизни без моего творчества, а ты сейчас всё разрушила. Вся моя жизнь потеряла смысл. Я не знаю. Чем могу я заниматься?

Надя. Мы будем садить, и продавать арбузы.

Ким. Дура, ты набитая. Пошла ты подальше от меня, а то я за себя не ручаюсь.

Надя. Пошли. Это все пройдет. Завтра ты проснешься, и все будет по-другому.

Ким. Ничего не будет. Меня не будет и тебя не будет. Ты виновата в этом и ты будешь наказана за это.

(Он поднимается и хватает Надю за горло, бросает на землю, душит её).

Надя. Что ты делаещь?

Ким. Я тебя задушу. Ты меня уничтожила.

Надя. Спасите! Спа-си-те!

(Появляются санитары в белых халатах, которые скручивают руки назад Киму и уводят со сцены).

Действие 2

Сцена 1

Кабинет врача-психиатра Полины Сергеевны Нептуненко. (В первом действии она играла Музу Аполлоновну). Это строгая дама, ей за пятьдесят, но она стремится остановить время и сохранить фигуру. У неё на столе гора папок слева, а справа старенький компьютер. Стук в двери, а затем входит Ким Сидоренко.

Ким. Можно?

Полина. Можно.

Ким. Здравствуйте.

Полина. Здравствуйте. Садитесь.

Ким. Спасибо, я постою.

Полина. Не надо стоять, а надо садиться, а то стоите, как телеграфный столб.

Ким. Что за сравнение? Я вам не столб.

Полина. Вы не волнуйтесь.

Ким. Я не волнуюсь. Мне просто не нравится ваше сравнение. Я не столб.

Полина. Конечно, вы не столб, вы пациент нашей больницы, только ведете себя неадекватно.

Ким. Не забудьте подчеркнуть, что я необыкновенный пациент.

Полина. Хорошо, я это помню. Но вы сядьте, в конце-то концов.

Ким. А вот так нельзя говорить.

Полина. Почему?

Ким. Потому что сажают в тюрьму уголовников, преступников. А людям честным говорят, присаживайтесь.

Полина. Смотри, какие мы чувствительные. Присаживайтесь.

Ким. Вот это другое дело. Спасибо. Хотя откровенно сказать, что это заведение мало чем отличается от тюрьмы те же запоры на дверях, решетки на окнах, и везде охранники, готовые каждую минуты кинуться на тебя, чтобы набросить смирительную рубашку. Правда, имеются и различия. В тюрьме человек знает, когда выйдет он на свободу, а пациенты психической больницы не знают, когда они вернутся к нормальной жизни.

Полина. Но это вы уж слишком перебрали в своем сравнении. Фантазии вам не занимать. Ваша фамилия?

Ким. Сидоренко.

Полина. Имя?

Ким. Ким.

Полина. Странное имя.

Ким. Ничего странного. Расшифровывается, как Коммунистический Интернационал Молодежи. Я родился 29 октября в день рождения комсомола. Не я себе имя выбирал.

Полина. А кто же?

Ким. Какая-то патриотическая бабушка в роддоме.

Полина. А что же родители себе думали, что вас так записали.

Ким. Мама не могла долго прийти в себя после родов, а папа постоянно был пьян, потому что праздновал с друзьями мой день рождения, пока я и в школу пошел.

Полина. Видно, не повезло вам с родителями.

Ким. Вы как в воду смотрели. Одним словом, психолог, который видит человека насквозь.

Полина. Не психолог, а психиатр.

Ким. По мне так одинаково. С психами ведь имеете дело. Но я должен сказать, что я не такой, как вы думаете.

Полина. Это мне не интересно. На что жалуетесь?

Ким. В столовой чай не сладкий и холодный подают, понятно, что никакого удовольствие от такого чаепития не получаешь.

Полина. Вы здесь на лечении находитесь, а не удовольствие должны получать.

Ким. А еще хлеб такой, что с них лошадок можно лепить.

Полина. Я не это имела в виду, обращайтесь с такими вопросами на кухню. А меня интересует ваше состояние.

Ким. Какое может быть состояние при нынешнем правительстве, оно окончательно запуталось в своих реформах, а нас сделало голыми и босыми.

Полина. Я вас прошу, не надо здесь политику примешивать. Здесь лечебное заведение, в котором не должно быть никаких высказываний о действиях нашего правительства.

Ким. Я это уже понял, что руки правительства сюда не доходят, ибо они свои руки запустили в наши карманы.

Полина. Если вы не будете вести себя достойно, то я вызову санитаров.

Ким. Все я буду вести себя очень хорошо.

Полина. Я вас спрашиваю, что у вас болит?

Ким. Сердце у меня болит, когда я смотрю, что не любят у нас талантов.

Полина. (Сердито). Я б не рекомендовала вам все в шутку превращать. У вас итак довольно сложное положение. По вас тюрьма плачет.

Ким. Я это понял уже, но я не желаю туда попасть. Правда, ваше учреждение тоже не санаторий, очевидно, что такая обстановка не способствует скорому выздоровлению пациентов.

Полина. Хорошо будете вести себя, исполнять все предписания врачей и мы вас здесь держать не будем. На ваше место у нас по два претендента. Народ сейчас слишком нервным стал.

Ким. Я могу хоть сейчас освободить место.

Полина. Не будем торопиться, есть сигнал от правоохранительных органов – его надо тщательно проверить. И хватит дискуссий. Протяните перед собой руки. (Ким выполнил команду). Теперь правой рукой достаньте носа. Теперь проделайте это же самое левой рукой. Хорошо. Снова руки перед собой держите (она бросает лист бумаги на его руки). У вас руки трясутся. Это рассеянный невроз, общее расстройство нервной системы. Это надо лечить.

Ким. Это нервы у меня от того, что вы закрыли меня здесь, и я не могу писать.

Полина. Что вы пишите?

Ким. О нашей жизни.

Полина. В мире уже столько написано книг, что за всю жизнь нельзя перечитать.

Ким. Так-то ж было написано в другое время, там другие люди жили, а надо о современности написать хорошо. Особенно, про ваших тараканов.

Полина. У нас нет тараканов. Что вы придумали?

Ким. Это днем их не видно, когда вы здесь находитесь, а, когда наступает ночь, то они выползают изо всех щелей. Они такие забавные и вносят некоторое разнообразие в больничную жизнь.

Полина. Эту главу вам следует вычеркнуть из вашего романа. Да и вообще рекомендовала бы вам прекратить вам заниматься литературой.

Ким. Почему.

Полина. Потому что это вас до добра не доведет.

Ким. Странная у вас рекомендация.

Полина. Не вижу ничего странного. Каждый человек, прежде чем начинать какое-то дело ставит вопрос, зачем это делает.

Ким. У меня есть своя задача, даже могу сказать мечта, но зачем рассказывать, вы все равно не поймете.

Полина. Славы хотите. Чтобы девушки вас любили. Хотите, чтобы о вас газеты писали, по телевизору показывали, рейтинг высокий в Интернете иметь.

Ким. Я просто хочу писать и излагать свои мысли, передавать их будущему поколению, а также то, как мы жили. Ведь, если мы не оставим хороших произведений, то мы уподобимся тем же муравьям, которые бессознательно, инстинктивно выполняют определенные функции для сохранения вида. То есть мы живем только инстинктами самосохранения и размножения. Проще говоря, что мы живем для того, чтобы есть и пить, то есть ведем свое существования, которое присуще самым низким формам материи.

Полина. Любишь философствовать?

Ким. Нет. Я не хочу уподобиться тем муравьям.

Полина. Вы математику, хорошо учили в школе?

Ким. Как сказать.

Полина. Можете дальше не говорить. В математике есть такое понятие "мнимая" единица.

Ким. Что-то припоминается. У нас такая древняя старушка вела математику, что я ничего не понял.

Полина. Так вот в области действительных чисел уравнение имеет только одно верное решение, а все остальные находятся в области комплексных чисел, то есть мнимых чисел, которых бесконечно много.

Ким. Не понимаю, к чему такое определение?

Полина. К тому, что пишущих людей много, бесконечное множество, но единицы из них достигают успеха.

Ким. Я добьюсь своего. Мои книги будут издаваться и у них будет читатель.

Полина. Для того, чтобы издавать книги надо иметь деньги или хороших спонсоров.

Ким. Я найду спонсоров.

Полина. Почему вы думаете, что тебе дадут деньги?

Ким. Потому что. Потому что я пишу интересно, талантливо, так никто не пишет. Другие авторы пытаются фантазировать в своих произведениях, пытаются создать какой-то новый загадочный мир, тогда как надо просто отображать верно, нашу действительность, в ней столько прекрасных историй, удивительных сюжетов, что никакая фантазия не может сравниться с реальной жизнью.

Полина. У вас навязчивая идея. Фрустрация личности. Если вас не остановить вовремя, то со временем это превратится в трагедию, потому, как здание ваше построено на песке. Фата моргана. Так что выполняйте тщательно мои предписания, которые вернуть вас к реальности.

Ким. Какая еще фрустрация?! Я вам не фрукт какой-то, а здоровый человек.

Полина. Здоровых людей нет, есть не тщательно исследованные лица. Возьмем анализы у вас и сделаем выводы, если будете больны, то будем лечить, а, если будете здоровы, то выпишем. И тогда направьте свою энергию на реальную какую-то профессию, ибо писателей, поэтов много, а вот инженеров, слесарей хороших не хватает.

Ким. Но для меня потеряется смысл жизни, если не буду писать.

Полина. От вашего увлечения не остается материальных следов пребывания вас на этой земле, что необходимо каждому человеку, чтобы убедить его, что он не напроасно пришел на эту землю. Вот инженеры строят мосты и заводы, дома и ракеты. Представьте, как это хорошо, когда вы идете улицей и видите дом, построенный за вашим проектом, или едете машиной и проезжаете мимо завода, в строительстве, которого принимали прямое участие, то вас будет распирать от гордости. Эти сооружения будут стоять десятилетия, столетия и вы будете довольны собой, ибо жизнь ваша прожита не зря, а потом еще своим детям и внукам будете рассказывать и показывать эти объекты.

Ким. Вы знаете, когда была написана пьеса "Недоросль"?

Полина. Какое это имеет отношение к нашему разговору?

Ким. Самое прямое. Она написана в конце восемнадцатого столетия, больше двести пятьдесят лет прошло, но эта пьеса звучит вполне современно в наше время, ибо в стране полным-полно таких "Митрофановичей", не знающих ни истории страны, ни традиций. Так вот эта пьеса живет до сих пор, а дома, заводы, фабрики и прочие сооружения тех времен уже давно развалились, ушли в небытие.

Полина. А где уверенность у вас в том, что ваша книга обретет долгую жизнь? Книг у нас написано немало, даже можно сказать много, но очень мало этих произведений переживает своего автора, и превращаются в макулатуру.

Ким. Я в своих силах уверен и считаю, что этого достаточно, ибо я имею достаточно опыта и знаний по этой теме.

Полина. Этого мало, надо чтобы по этому поводу высказались специалисты, критики, драматурги.

Ким. Увы, я не вижу у нас таких специалистов, драматургов, писателей, которые объективно могут оценивать мои произведения.

Полина. А может вы ошибаться на свой счет? И ваш дар – это фикция.

Ким. Джорджано Бруно тоже был один, когда утверждал, что земля крутится, ему не верили и сожгли на костре, но оказалось, что он был прав – земля крутится.

Полина. Тем не менее, я хочу вас удержать от опрометчивого шага – пойти по тернистому пути сочинителей, которые заканчивают обычно свою жизнь очень печально – топят свою горечь в алкоголе, наркотиках, некоторые авторы даже кончают жизнь самоубийством. Хемингуэй, Фадеев, Есенин, Маяковский. Неужели вы желаете пополнить этот звездный список?

Ким. Конечно, нет.

Полина. Значит, будем лечиться.

Ким. От чего?

Полина. От "Звездной болезни".

Ким. Я вполне здоров и осознаю все свои поступки.

Полина. Чем больше вы стараетесь доказать свою вменяемость, тем больше я вижу необходимость вашего лечения.

Ким. Однако, меня лечить не надо, ибо я здоров.

Полина. У вас были мысли о самоубийстве?

Ким. Нет. Никогда не думал, наоборот, я очень люблю жизнь и настроен даже оптимистически, несмотря на то, что мир наш несовершенен. Мне на память приходит анекдот. Один бизнесмен заказал себе новый костюм к очередному кооперативу, но портной очень долго шил его, делал несколько примерок, чем вывел заказчика из себя:

–Что вы так долго шьете костюм, Господь Бог создал этот мир за неделю, а вы месяц шили этот костюм".

–Дорогой мой клиент, но посмотрите вы на этот костюм. Это же совершенство, а посмотрите на этот мир, как он несовершенен,– ответил портной.

Полина. А родители ваши и родственники не хотели покончить жизнь самоубийством?

Ким. У меня не было родителей, а потому и не знаю своих родственников. Я инкубаторский.

Полина. Не надо шутить. Я же серьезный с вами веду разговор, и вы у меня не единственный больной.

Ким. Я тоже отвечаю вам серьезно. Я не знал своих родителей, ибо воспитывался в интернате, поэтому не знаю, кончили ли они свою жизнь самоубийством или доживают еще свою никчемную жизнь.

Полина. Вы были недовольны своими родителями, тем, что они выбросили вас в этот несовершенный, по-вашему, мнению мир и потому хотели покончить жизнь самоубийством.

Ким. Я ж говорю, что я не пытался покончить жизнь самоубийством.

Полина. Но вам же не нравится этот мир, вы же сами его признали несовершенным, в котором жить не комфортно и потому лучше уйти из него. Даже, рассказанный вами анекдот, подтверждает мое мнение, что вы хотели бы уйти с этого мира.

Ким. Уйти из него я пока не собираюсь.

Полина. А, когда решитесь это делать?

Ким. Я хочу досмотреть эту сериал, которая называется – личность в психушке.

Полина. А почему вы хотели лишить жизни девушку?

Ким. Что вы еще придумали? Это вы специально придумали, чтобы меня сделать шизофреником.

Полина. Здоровые люди не хотят задушить женщину.

Ким. Мы с ней, таким образом, развлекались, вы ведь знаете, что, если немного придушить человека, то чувства у него обостряются. Это называется "собачий кайф", детишки так сейчас в интернете развлекаются. Так вот сначала она перекрыла мне доступ кислорода в мозг, что у меня галлюцинации начались, а потом она меня попросила, чтобы я перекрыл ей доступ кислорода в голову. Когда я отпустил её, то она в эйфории начала кричать.

Полина. Но она говорит обратное. Она утверждает, что вы хотели задушить её.

Ким. Это она со злости, что я не хочу, на ней женится.

Полина. Почему же вы не женитесь, если у вас такие бурные страсти?

Ким. Как я могу жениться на ней? Ведь это означает поставить крест на моей писательской карьере. Понимаете, я не хочу связывать себя никакими обязательствами. А вдруг дети еще родятся, это большая ответственность, тогда они будут рыться вмоих бумагах, в компьютере постирают мои произведения или заблокируют мои контакты с издательствами.

Полина. У вас к тому же и мания преследования. Психоз с параноидальным синдромом.

Ким. Какой еще синдром.

Полина. Параноидальным синдромом.

Ким. Так это выходит, что я еще и параноик.

Полина. Есть вероятность такого заболевания, у вас тут целый букет психических заболеваний, вам надо лечиться.

Ким. Чем больше я с вами общаюсь, тем больше понимаю, что, если так будет продолжаться, то я действительно сойду с ума.

Полина. Этого мы не допустим. Сейчас в нашем арсенале находятся такие средства, что лечатся любые заморочки.

Ким. Я не понимаю, почему вам так хочется лечить меня?

Полина. Это мой долг.

Ким. А может это нечто иное?

Полина. О чем вы намекаете?

Ким. Может это мои недруги дали вам задание закрыть меня в психушке?

Полина. Что за бред вы несете.

Ким. Совсем не бред. Скажите, у вас какой автомобиль?

Полина. Зачем вам это знать?

Ким. Чтобы определить берете вы взятки или нет?

Полина. Не надо только наглеть.

Ким. Можете не говорить. Запах ваших духов говорит, что вы берете взятки.

Полина. Что вы позволяете говорить.

Ким. Что бы купить духи Диор-Шерри вам надо полгода собирать деньги.

Полина. Откуда вы знаете, что у меня Диор-Шерри.?

Ким. Моя девушка любила такие духи, и я купил ей духи на Восьмое марта. Изумительный запах. Вам тоже подарили эти духи?

Полина. Может быть.

Ким. Это сделали те же недруги, которые закрыли меня здесь? Отвечайте.

Полина. Почему я должна отвечать?

Ким. Потому что это очень важно. Я подам заявление в прокуратуру, чтобы они там разобрались – откуда у вас деньги, кто делал вам подарки? Кроме того, я дам показания, что вы закрыли талантливого писателя, который должен создавать новые произведения в духовную сокровищницу нашей страны, которая нынче очень оскудела, из-за продажных чиновников и бездарных авторов, но имеющих мохнатые руки в городе, губернии, столице.

Полина. Это полная чушь.

Ким. Я понял. Это они заплатили вам, чтобы вы держали меня тут, а они беспрепятственно распространяли свою чушь. Станиславский говорил, что надо любить искусство в себе, а не себя в искусстве. Так вот такие люди любят только себя в искусстве, распространяют только свой эгоизм в высокую сферу, а всем остальным, они хотят закрыть рот, ибо иначе люди увидят их пустоту и отвернутся от них. Чиновники поддерживают мнение этих бездарей, потому что своего мнения у них быть не может, так как полные профаны в этом деле.

Полина. Почему вы так думаете?

Ким. Они не могут отличить Гегеля от Гоголя, Бабеля от Бебеля, путают Ахметова с Ахметовой. Стыдно с такими наработками идти в Европу и Америку. Надо создавать пространственные образы, независимые от автора.

Полина. Вы сделаете это, напишите объемное реалистическое произведения, но надо потерпеть, подлечится, а потом.

Ким. А когда будет это потом?

Полина. Тут я не могу вам сказать, сколько уйдет время, наберитесь терпения.

Ким. Вот так все мне говорят, наберитесь терпения, дождитесь лучших времен, пока наступит лучшие времена, тогда можно будет и говорить о печатании ваших книг, о постановке ваших спектаклей. Но никто не говорит, когда придут эти блаженные времена. А я не могу ждать. Вы слышите…

Полина. Что мне слышать?

Ким. Как летят секунды, проходят минуты и часы, которые приближают некоторое время икс и мне надо вложиться в это отведенное время, создать что-то стоящее в литературе, вместо той горы макулатуры, которые заполняют наши магазины, киоски, библиотеки. А вы поддерживаете этих неучей, тем самым, лишая нашу страну духовного наследства.

Полина. Хорошо, подадите на меня в суд. Только не знаю, есть ли такая статья в криминальном кодексе за то, что я лечу людей от навязчивых идей.

Полина. Это не так просто.

Ким. Вот вы слышали, почувствовали ситуацию момента?

Полина. Что я должна почувствовать?

Ким. Как сейчас бездарно улетели в бесконечность мои десять минут, шестьсот секунд, которые я использовал бы для создания нового произведения. Я не могу быть таким транжирой своего времени и таланта. Кому много дано, с того много и спросится. Вы знаете, что мне снится один и тот же сон.

Полина. Причем здесь сон.

Ким. Не знаю, при чем здесь сон. Это вы специалисты должны разъяснить по Фрейду.

Полина. Но я же не вижу ваших снов.

Ким. Мне снится всегда один и тот же сон.

Полина. Расскажите, а мы сделаем выводы. Посоветуем, как вам быть дальше.

Ким. Ко мне ночью приходит Гоголь.

Полина. Какой еще Гоголь?

Ким. Тот самый. Николай Васильевич, который "Ревизора" написал.

Полина. Почему вы уверены, что это тот самый Гоголь?

Ким. Потому что у него длинный нос и волосы, длинные прямо на плечи ему ложатся.

Полина. И что он делает?

Ким. Ничего не делает. Вот сядет напротив меня и смотрит на меня, как на икону, а я сижу за столом.

Полина. Ну, и пусть смотрит.

Ким. Я не могу терпеть, когда он смотрит. Меня какие-то угрызения грызут, которые не дают мне спокойно спать.

Полина. Перевернулись на другую сторону и спите дальше себе спокойно.

Ким. Да, я кручусь, как юла, но он не исчезает, словно, упреки мне делает.

Полина. Какие еще упреки.

Ким. Почему плохо пишите? – спрашивал он таким трескучим голосом, – Почему не создаете новых шедевров, которым бы мир аплодировал? Почему дрянь разную на сцене театра показываете? Но я-то причем, если меня на сцену не допускают чиновники.

Полина. Действительно. Я здесь причем?

Ким. Но вы являетесь оружием в руках чиновников, которым не выгодно поддерживать таланты.

Полина. Хватит, нести всякую чушь!

Ким. Неизвестно только кто несет чушь. У меня есть небольшой стих о вас. Есть врачи, которые все знают, но ничего не умеют – это терапевты. Есть врачи, которые ничего не знают, но все умеют – это хирурги. Есть врачи, которые ничего не знают, и ничего не умеют – это психиатры.

Полина. Напрасно вы так говорите. Я могу, и рассердится, тогда вам будет плохо.

Ким. Зачем вы так говорите? Я ведь вижу, что вы хороший человек и внутренне желаете мне добра, а вы нехорошие мне слова такие говорите, что я параноик, псих, шизофреник, что у меня внутренний разлад с собой происходит, который приведет меня к самоубийству. Когда я впервые встретил вас, то подумал, что вы мой ангел-спаситель, насколько сладчайший был голос у вас и доброжелательно вы ко мне относились.

Полина. Я действительно желаю вам добра.

Ким. Если вы желаете мне добра, то выпишите меня с больницы.

Полина. При всем желании я не могу так сделать.

Ким. Тогда я сам ухожу.

Полина. Вы выйдете, тогда, когда пройдете курс лечения. Только не волнуйтесь. Сейчас вам сделают укол сульфозина, для того, чтобы стабилизировать ваше психическое состояние.

Ким. Я не хочу принимать ниаких уколов.

Полина. Придется.

Ким. До свиданья.

Полина. Не спешите.

(Он идет на выход, но Полина нажимает кнопку звонка и в дверях появляются два санитара, которые пытаются остановить Кима, но он сопротивляются долгое время, в конце концов, они надевают смирительную рубаху). Санитаров играют режиссер и депутат из первого действия.

Сцена 2

(В больничной палата в кровати лежит Ким, распятый, как Христос, рядом с ним сидит медсестра Зоя). Зою играет Надя из первого действия.

Зоя. Так давайте будем умницей. Покушайте, нельзя отказываться от пищи.

Ким. Не буду, я есть, пока вы меня не развяжете.

Зоя. Вы снова будете буйствовать.

Ким. Нет. Я буду вести себя хорошо.

Зоя. О том, чтобы вас освободить, должна сделать заключение врач.

Ким. Так пускай она придет и сделает такое заключение.

Зоя. Она придет только после того как сделает обход. Так что покушайте, чтобы набраться сил.

Ким. Я не буду, ничего есть.

Зоя. Так вы можете и умереть.

Ким. Ну, и умру. Мне все равно, ибо я потерял всякий смысл в этой жизни, а виноваты в этой смерти будете вы.

Зоя. Наоборот, я пытаюсь вам помочь.

Ким. Хорошо, я напишу в своем прощальном послании, что вы пытались меня накормить кислыми щами и холодным несладким чаем.

Зоя. Вы еще так молоды. У вас вся жизнь впереди.

Ким. Не надо меня успокаивать.

Зоя. Я не успокаиваю, я хочу, чтобы вы не отчаивались. Вот покушайте, хотя бы котлетку, вы же с самого утра ничего не ели.

Ким. Я решил умереть, и моя смерть будет на совести моего врача.

Зоя. Это глупость. Вы только себе сделаете плохо, а врачу за это ничего не будет.

Ким. Совесть замучает, ведь клятву Гиппократа она давала. Как там говорится: «Клянусь Аполоном-врачом, и всеми богами и богинями, беря их в свидетели…» и так далее и тому подобное. Ведь столько свидетелей у этой клятвы, что должно быть чувствительное наказание за нарушение клятвы.

Зоя. Не дождетесь. (Говорит тише). Между нами говоря,

пока еще совесть ни одного врача не замучила, хотя всякое бывает.

Ким. Плохо, что сейчас у людей совести нет, но, если у врачей нет совести, то это вдвое опасней для пациентов.

Зоя. А у вас совесть есть?

Ким. Вчера, кажется, была, но после горячих уколов магнезия она испарилась. Особенно, после того, как ешё и привязали.

Зоя. Но вы ведь себя нехорошо вели. С виду культурный человек, а такое устроили вчера, всю больницу на уши поставили.

Ким. После насилия надо мной, я за себя не ручаюсь.

Зоя. Я вас не понимаю.

Ким. А что вы хотите понять?

Зоя. Вы так не похожи на других пациентов. С виду вы такой, как и все остальные пациенты, но ведете себя так странно.

Ким. В чем же странность?

Зоя. Все остальные пациенты то в домино играют, то в шахматы, те которые моложе сидят и в телефоны смотрят, а вы все время в тетрадь свою что-то пишите. Я за вами наблюдала. Даже ваши соседи называют вас за глаза "режиссером".

Ким. Я им прощаю, но мне льстит ваше внимание. Это вам задание врач дал следить за мной?

Зоя. Нет. По собственному желанию.

Ким. Собираете материал для своей диссертации?

Зоя. Это вы смеетесь надо мной, а это не достойно культурному человеку так поступать. Вот вы что пишите?

Ким. То я свои фантазии туда записываете.

Зоя. А почему в тетрадь пишете, а не в компьютер?

Ким. Я не доверяю компьютерам, у них есть такое свойство сбрасывать записное из памяти, а что написано пером, то не вырубишь топором.

Зоя. Так конкретно можете сказать, о чем пишете?

Ким. Я не умею рассказывать свои произведения, лучше я могу вам дать свою тетрадь только с условием, чтобы вы почитали, но, чтобы никому не давали её.

Зоя. Хорошо, обещаю, что сама только почитаю. Давайте вашу тетрадь.

Ким. Развяжите меня, я тогда дам вам тетрадь.

Зоя. Нет. Я не могу вас развязать без разрешения врача.

Ким. Тогда откройте тумбочку, она на верхней полке лежит, под книгой. Возьмите.

Зоя. (Зоя открывает тумбочку, берет тетрадь, с недоумением рассматривает её). Это вы написали?

Ким. Да.

Зоя. Так странно здесь написано.

Ким. Что странного?

Зоя. Тут все какие-то имена, а потом какие-то слова идут. Какие-то разговоры между людьми происходят, но ничего не рассказывается о том, где это происходит, в каких условиях. Я так не привыкла читать.

Ким. Это пьеса так пишется, по ней потом спектакли ставятся.

Зоя. Ах, понятно. Только я такого раньше не читала, я больше любовные романы читала.

Ким. Почитайте и пьесы – это тоже интересно, Впрочем, там есть и рассказы дальше полистайте, они о любви.

Зоя. Спасибо. Я почитаю, но вы за это должны съесть котлетку.

Ким. Вот прочитаете какой-нибудь рассказ или пьесу, тогда съем котлетку.

Зоя. Я сейчас прочитаю, покажите только мне тот рассказ о любви.

Ким. Перелистайте несколько страниц, пьеса закончится и начнется рассказ "Письмо другу".

Зоя. (Открывает тетрадь, перелистывает несколько листов). Вот нашла этот рассказ.

Ким. Прочитайте. Он не большой.

Зоя. Спасибо. Я почитаю.

Ким. Поспешите читать, вы тем самым спасите чью-то жизнь.

Зоя. Я сейчас это мигом прочитаю, вот только укол надо сделать мужчине из пятой палаты и начну читать.

(Медсестра выходит, Ким остается один, он ворочается, пытается освободиться от оков, но у ничего не получается, через время заходит лечащий врач).

Полина. Вы снова нарушаете режим. Не принимаете лекарства, объявили голодовку.

Ким. Потому что распяли меня, как нашего Спасителя по наветам завистливых книжников. Вы знаете, за что распяли Иисуса?

Полина. Я не жила в то время и не могу выносить правдивое суждения.

Ким. Его распяли завистники, ибо за ним шли люди, они верили ему, ибо он на самом деле творил добро, а в его устах были слова божьи, а это была целебная истина. Вначале было Слово, Слово было у Бога, Слово было Бог. Мое Слово тоже имеет божественную природу, за что меня и не любят чиновники и прочие книжники, ибо моя сила в правде, а это не дает им возможности творить свои грязные делишка.

Полина. У вас снова мания преследования появилась.

Ким. Даже, если вы не причастны к этому делу, то поверьте, что наши бездарные литераторы очень довольны вашим поступком, ибо освободили вы их от назойливого посетителя, который может создать им конкуренцию. Даже, можно сказать, что конкуренции нет, ибо я вне конкуренции среди этих бездарей, за которых мне стыдно, ибо они несут такое чудовищное искажение жизни нашему великолепному зрителю, чем извращают его вкусы и привязанности.

Полина. У нас не было никакой задней мысли в том, чтобы повязать вас, ибо вы вели себя очень буйно, словно, совсем потеряли рассудок.

Ким. Даже, если вы не выполняете их волю, вы в тайном сговоре с ними.

Полина. Не понимаю, какой у меня с ними сговор?

Ким. Вы знаете, что написано в читальном зале библиотеки японского города Йокогама?

Полина. Не имею понятия.

Ким. Довожу до вашего сведения, что там объявление есть такое "Берегите талантливых читателей от бездарных литераторов". В городе живет около четырех миллионов человек, говорю для сведения.

Полина. Ну, и что, если японцы так написали?

Ким. Японцы написали, а к нам имеет прямое отношение, потому как наши литераторы напрочь отбили у наших читателей желание читать книги, это же относится в полной мере и к спектаклям и фильмам. Мы гоним количество, совсем не заботясь о качестве продукции в такой чувствительной к фальшивке области, как искусство.

Полина. Но я, какое имею к этому делу отношение?

Ким. Вы держите в своих застенках талантливого автора, который должен писать свои романы и пьесы, поскольку его слова содержат божью истину, не ценится в нашей бедной стране. Знаете, какая самая в мире драгоценная вещь, но на самом деле оценивается очень дешево?

Полина. Не знаю.

Ким. Это ум. Если его не заметит вовремя, то творения этого ума не увидит этот мир и, хотя говорят, что рукописи не горят, но они танут в вечность не взволновал ничей серое вещество и не тронув чувств человека. Есть такая поговорка: «Поддержи таланты, бездари сами пробъют себе дорогу».

Полина. Но почему вас должно поддерживать государство.

Ким. Потому что во мне есть искра божья.

Полина. У вас большое самомнение.

Ким. Если оно основано на реальных фактах, то это уже не самомнение, а уверенность в своих силах. Я постараюсь это доказать это. Я жду письмо из театра, куда я послал свою последнюю пьесу. Она замечательна и её должны принять к постановке в театре в ближайшее время. Я уже имел встречи с режиссером театра, он очень положительно отзывался о моем творчестве и обещал поставить мою пьесу в репертуар театра.

Полина. Посмотрим, что в этот раз вам напишут. Ведь это не первое письмо?

Ким. Не первое письмо. Это, верно, много было писем, отказов, но это будет решающее. Я прошу вас развязать меня, пока этого вы не сделаете, то я не отменю голодовку.

Полина. Вы будете хулиганить?

Ким. Нет. Я буду вести себя спокойно.

Полина. Вы поняли, чего мы от вас добиваемся?

Ким. Да. Вы хотите меня вылечить.

Полина. Так заканчивайте свою голодовку.

Ким. Это не зависит от меня. Я жду очень важного момента в жизни.

Полина. Какого еще момента?

Ким. Ваша медсестра Зоя сейчас читает мой рассказ и должна высказать свое мнение об этом произведении.

Полина. Почему так важно вам мнение нашей медсестры.

Ким. Потому что она независимый человек, не связанная никакими обязательствами и оценит произведение мое объективно. Если она прочитает мой рассказ, и хорошо отзовется о нем, то я съем одну котлету, а, если одолеет мою пьесу, то съем сразу две котлеты.

Полина. А если ей не понравится ваш рассказ?

Ким. То я ничего не буду есть.

Полина. Странный уговор.

Ким. Нисколько. Надо же приобщать ваш персонал к современной литературе. Я могу и вам предложить почитать мои произведения.

Полина. Не надо.

Ким. Вы еще не понимаете, от чего вы отказываетесь.

Полина. Возможно, но жалеть об этом не буду.

Ким. Напрасно. Так бы вы лучше поняли меня, и у нас было бы меньше разногласий. И вы правильно бы поставили свой вердикт, а не считали бы меня шизофреником.

Полина. У меня достаточно итак фактов по вашей болезни, чтобы вынести верное суждение.

Ким. Жаль. А я думал, что у меня получится добиться от вас того, чего добился мой приятель Костя Лопушенко у местной красавицы Оли Кучерявенко.

Полина. Чего же он добился?

Ким. Он добился того, что она взяла кредит, на которую Костя купил машину и скрылся в неизвестном направлении.

Полина. Не вижу никакой связи.

Ким. Если бы Оля не полюбила бы Костю, то она бы не взяла кредит в банке, за который она будет рассчитыватся всю оставшуюся жизнь. Но она нисколько не жалеет об этом, ибо узнала с ним всепоглощающую любовь.

Полина. Вы хотите, чтобы я полюбили вас?

Ким. Достаточно будет того, чтобы вы выписали меня из больницы.

Полина. Я выписываю только здоровых пациентов.

(Она идет на выход, но тут двери открываются и она оказывается за дверью, а в палату заходит медсестра, она так расстроена, что не замечает Полину и обращается к Киму).

Зоя. Я прочитала ваш рассказ. Мне так понравился он, но только почему эта история заканчивается так печально?

Ким. Что поделаешь. Это была неравная любовь, она не может быть априори со счастливым концом.

Зоя. Нет. Вы не правы, несмотря на разницу в возрасте, они могли быть счастливы вместе, я знаю одну такую пару, у них тоже была большая разница возрасте, но они не обращали на это внимание, расписались в ЗАГСе. Через год у них родился ребенок, и они выглядят вполне счастливой парой.

Ким. Я рад, что у твоих знакомых устроилась жизнь хорошо, но у моих героев другая история.

Зоя. Нет. Такая любовь не может оканчиваться так печально. (Девушка расплакалась).

Полина. Зоя Александровна, что вы себе позволяете? Зачем вы устраиваете спектакль здесь?

Зоя. Извините, сейчас все пройдет, но мне так жаль того мужчину из рассказа, он так любил. Меня никто так не любил и не полюбит.

Ким. Успокойтесь. Я сейчас съем одну, нет, даже две котлетки, чтобы вы успокоились.

Зоя. Правда. Я очень рада, что вы прекращаете голодовку. Сейчас я еще прочитаю вашу пьесу, тогда вы и первое блюдо поедите?

Ким. Возможно.

Полина. (Обращается к Зое). Но вы должны работать, а не читать.

Зоя. У меня сейчас будет обеденный перерыв, так я вместо обеда почитаю пьесу. Это будет даже плюс для моей фигуры. Я очень быстро прочитаю пьесу, чтобы Ким покушал первое и вторые блюда

(Она покидает палату).

Полина. Очень жертвенная особа.

Ким. Вот видите, как мои произведения воздействуют на простых людей. Они воспринимают мою прозу на "бис", а вот чиновники не понимают это и не пускают меня к зрителю, ибо только он должен давать оценку художественным творениям. Вернее, они все прекрасно понимают, но по своим непонятным интересам препятствуют возрождению культуры в стране. Наоборот, если у вас талант, то вы его сами даже не закопаете в землю, ибо у нас найдутся порядочные люди, которые доведут вас до психушки.

Полина. Это Зоя, а она девушка очень экзальтированная, она очень быстро подвергается влиянию других людей и ум просто отключает, а потому её мнение нельзя считать объективным.

Ким. Я считаю, что, она не была испорчена образованием и, потому она непосредственно реагирует на мою пьесу и её мнение безошибочно.

Полина. Вот именно, он непосредственная девушка, а иногда надо и мозги включать.

Ким. Мозги без сердца делает из человека робота.

Полина. А вот, что произойдет с вами после одной новости, я не могу предположить.

Ким. (Оживленно). Что за новость!?

Полина. Вам пришло письмо. Я не решаюсь вам его отдать.

Ким. Почему?

Полина. Вы сейчас на излечении, а вдруг там плохая информация и вы сорветесь?

Ким. Нет. Я крепкий орешек.

Полина. Я видела много крепких орешков, которые ломались в критических ситуациях.

Ким. Меня жизнь закалила.

Полина. А откуда вы ждете письмо?

Ким. Какое это имеет значение. Письмо пришло мне и вы должны отдать его в руки.

Полина. Я ваш лечащий врач и потому в моей власти решать, какую информацию можно вам давать, а какую нет.

Ким. Вы не имеете права.

Полина. А, если там будет отрицательный ответ, и вы с собой что-то сделаете?

Ким. Этого не может быть, если письмо оттуда, откуда я его жду, то там будет только положительная информация, которая, наоборот, поможет мне быстрее выздороветь.

Полина. Вы слишком самоуверенны, а это уже признак шизофрении.

Ким. Многие знаменитые авторы страдали этой болезнью.

Полина. Так вы считаете, что все шизофреники талантливы?

Ким. Нет. Я так не считаю, но прошу вас отдать письмо.

Полина. А, если будет срыв?

Ким. Тогда я отдамся в ваши руки, будете делать со мной что захотите, а я не дотронусь до пера, и ничего не буду писать.

Полина. Ловлю вас на слове.

Ким. Развяжите меня.

Полина. Только не буяньте.

Ким. Я же дал слово

(Она развязывает его и передает письмо, Ким читает его, и выражение лица у парня меняется).

Ким. Нет. Такого не может быть. Они варвары, они ничего не понимают в драматургии.

Полина. Что там пишут?

Ким. Они решили уничтожить меня. Они боятся соперничества со мной, но со мной нельзя так поступать.

Полина. Вы давали слово, что не будете больше писать.

Ким. Я должен убедиться, я не сдамся без боя. Он давал такие хорошие отзывы о моей пьесе, а здесь пишет совсем другое мнение.

Полина. Но вы ведь доверяли этому человеку. Вы верили в его объективность, и он дает отрицательный отзыв вашему произведению, какой оно заслуживает, поэтому нельзя упорствовать в своих стремлениях.

Ким. Я не верю, что это он писал. Это сделала за него тупая, глупая секретарша, которую подговорили мои недоброжелатели. Боже мой, куда мы катимся.

Полина. Завтра я жду вас на процедуры.

Ким. Зачем? Все теряет смысл. Зачем мне эти процедуры!? Зачем мне эта ужасная жизнь?!

Полина. Наоборот, вы избавились от своих иллюзий, и заживете реальной жизнью, а мы вам поможем. Завтра приходите принимать процедуры.

Ким. Он меня кинул. Как такое может быть, люди потеряли совесть.

Полина. О чем вы?

Ким. Мне он обещал, что поставит мою пьесу. Я ему дал даже задаток, он говорил, что это надо для того, чтобы закупить реквизит. Что теперь будет? Я отдал ему все свои сбережения.

Полина. А вы договор с ним заключали?

Ким. Нет.

Полина. А хоть расписку с него брали, что давали деньги?

Ким. Нет. Я ему доверял, он же так хорошо мне на уши лапшу вешал, расхваливал мою пьесу, обещал поставить на сцене известного театра мою пьесу и много журналистов пригласить. Ничего теперь будет.

Полина. Успокойтесь. У вас все еще будет.

Ким. Я понял. На него надавили чиновники, и он отказался от своего намерения. Да, именно, так и было. Люди из сферы искусства очень зависят от поддержки представителей власти. А он мужчина в возрасте, ему спокойно надо до пенсии дотянуть, хотя человек он порядочный. Он в церковь ходит, а может даже в синагогу он ходит. Он не мог произвольно изменит свое мнение, ибо ему, действительно, нравилась моя пьеса, никто не тянул его за язык, когда он расхваливал мою пьесу и давал обещания, которым не суждено сбыться. Все пошло прахом, пролетело, как фанера над Парижем. Ах, Париж, Париж. В мечтах я уже был там, в городе чистой любви и большого искусства. Что мне теперь делать?

Полина. Успокойтесь. Все будет хорошо. Помните, как поет Верка Сердючка. Все будет хорошо.

Ким. Уже никогда мне не будет хорошо.

Полина. Сосредоточьтесь на чем-то хорошем. Пойдите в зал для отдыха, посмотрите там какой-то фильм или концерт звезды эстрады. Кто у вас любимый певец?

Ким. Какое это имеет значение, они все в шоколаде, а я …

Полина. Хорошо, просто вспомните день, который был для вас самый удачный счастливый.

Ким. Я все в своей жизни связывал со своими произведениями, с ними связывал свои успехи и удачи. Пока у меня не было никаких успехов, ибо я неудачник.

Ким. Вот с девушкой вы встречались, были у вас ведь и хорошие моменты?

Ким. С ней у меня связаны не лучшие воспоминания, Если бы не она, то у меня бы состоялась премьера в местном театре.

Полина. Но вы ведь и других девушек знали и встречались?

Ким. Другие не в счет. Я пойду, поиграю в бильярд. Это меня отвлечет.

Полина. Правильно. Возьмите себя в руки.

Ким. Спасибо. А может, вы просто выпишите меня из больницы? Я уже изменился, покорился своей судьбе.

Полина. В таком состоянию тем более я не могу вас выписать, ибо я ответственна за вашу жизнь.

(Заходит Зоя, очень взволнована, она слышала последние слова Полины).

Зоя. Как хорошо, что вы здесь, Полина Сергеевна. Я думаю, что Кима надо выписать. Он совершенно здоров.

Полина. С каких пор это медсестры ставят диагнозы?

Зоя. Вы вот почитайте, как он пишет! Больной не может так писать. Пациент Сидоренко настоящий талант и мы должны его выписать, чтобы он смог продолжать писать новые замечательные произведения, иначе он зачахнет в такой удушливой, мрачной обстановке.

Полина. Зоя, какое ты имеешь право высказываться о нашей больнице?

Зоя. Полина Сергеевна, мы должны быть честными и признать, что это не лучшее место для нормального человека, а тем более талантливого.

Полина. Я не специалист в литературе и не критик, поэтому не могу оценить его талант. Я специалист по психологии и оцениваю пациента только о его психологическом состоянии, а для того, чтобы сейчас его выписать, я не имею оснований.

Зоя. Но для этого не надо быть специалистом, а просто открыть тетрадь и читать пьесу. Сначала мне тоже не понятен был сюжет, потому что пьес не читала. Там одни слова действующих лиц и никаких пояснений о чувствах героев. Первый раз я даже не поняла о чем речь, но потом я перечитала пьесу еще раз, и мне стало все понятно. Мне стало, так жаль ту женщину, которая поехала за границу заработать денег. С неё все так жестоко поступали: и хозяева, где она работала, и полиция там преследовала, даже свои родные, о которых она заботилась, но в итоге потеряла она все и осталась одна. Муж ушел к другой женщине, сын стал наркоманом и где-то пропал с подругой-наркоманкой, а дочь познакомилась с каким-то незадачливым художником-альфонсом, который старше её на двадцать лет.

Полина. Это все твои бурные фантазии, Зоя.

Зоя. Нет, Ким мне сказал, что пьеса написана по реальным событиям, и я верю ему. (Она даже заплакала).

Полина. Успокойся, Зоя, у тебя слишком пылкое воображение и чувствительная душа, нельзя все воспринимать так непосредственно.

Зоя. Может, у меня и пылкое воображение, но после прочитанного мне уже не очень хочется ехать за границу на заработки.

Полина. Вот это уже хорошо, ибо мне не хочется терять хорошую медсестру и, причем, молодую, ведь у меня в основном пожилой персонал.

Зоя. Вот видите, Ким. Я очень довольна, что вы открыли мне глаза на жизнь наших соотечественников за границей. Никто нас там не ждет и никому мы там не нужны. Держите, свою тетрадь и пишите, я буду ждать ваших новых произведений.

Ким. У меня пропало желание писать. Зачем писать, если это никто не увидит? Я начал выздоравливать от своей болезни. Пойду сейчас поиграю в бильярд. Вместо ручки возьму в руки кий, а тетрадь я вам оставляю, Зоя, вы прелесть. К сожалению, так мало у нас таких умных и добрых людей. (Он уходит, и сцена погружается в темноту, через время что-то загрохотало и кто-то начал кричать: "Повесился, повесился").

Сцена 3

(Ночь, темно. Крики "Повесился. Он повесился. Кто повесился? Он. Режиссер". Включается свет. Из туалета санитары вытаскивают Кима. Подбегает Полина).

Полина. Что с ним?

Санитар. Он хотел повеситься.

Полина. Он жив?

Санитар. Жив. Я вовремя снял его с петли.

Полина. Как это случилось?

Санитар. Он пошел в туалет, долго не выходил оттуда, а потом я услышал какой-то подозрительный шум и я ворвался в туалет. Он завис на веревке, которую привязал к трубе, а трубу оборвало.

Полина. (Обращаетия к Киму). Сидоренко, очнитесь. Смотрите на меня. (Обращается к санитару). Принеситете нашатырь. (Санитар бежит в манипалиционную и несет отткда ватку, смоченную нашатырем, передает её врачу).

Полина. (Подносит ватку к носу Кима иь он приходит в сознание). Что произошло?

Ким. Ничего страшного.

Полина. Я ж вам говорила, что это добром не кончится. Тихо шифером шурша, поехала крыша не спеша.

Ким. К сожалению, не кончилось. Этот кошмар продолжается.

Полина. Так всегда бывает. Можно сказать, что вы имеете промежуточный результат. Закончился один период вашей жизни, а начинается новый этап и вам надо благодарить, что рядом оказался санитар.

Ким. У вас тут все старое, рыхлое. Труба оказалась ржавой, не выдержала моего тела.

Полина. В этом году начали ремонт, хорошо для вас, что он затянулся. Отдыхайте.

(Забегает Зоя, она напугана, взволнована, у неё глаза горят: "Что случилось?").

Полина. Ничего страшного. Все хорошо, что хорошо кончается. Посиди с ним, у тебя получается вести душевные разговоры. (Уходит, Зоя и Ким остаются вдвоем).

Зоя. (Под впечатлением сказанного). Это правда?

Ким. Что, правда?

Зоя. То, что вы хотели сделать с собой?

Ким. Последняя сцена не получилась, ибо я неудачник.

Зоя. Это неправда. Вы настоящий писатель. Вы так хорошо пишете, так интересно, что невозможно оторваться от чтения.

Ким. Хорошо писать мало, надо еще иметь возможность это открыть для людей. А у нас это невозможно через чиновников, которые возможное делают невозможным своими циркулярами, приказами, распоряжениями.

Зоя. Надо стучать во все двери, обращаться во все инстанции.

Ким. Я кричал, я звал, но меня никто не слышал. Мой глас обращен в пустоту. Как там, в песне поется.

Тайга, да километры,

Звезда еле светит.

Сибирь. Кто ответит,

Тебе, коли крикнешь?

Только не получилось уйти красиво, как поет Ваенга дальше.

Уйти на рассвете....

Зоя. О чем вы! Какая тайга?! Какая Сибирь?! Когда вокруг полно людей.

Ким. Которым, до меня нет никакого дела.

Зоя. Напрасно вы так говорите. Вот даже здесь к вам не безразличны люди. О вас заботятся, вас здесь лечат.

Ким. Не хотел бы я такой заботы.

Зоя. Почему?

Ким. Потому что нет смысла в этом лечении, в моей жизни, если мое творчество никому не нужно.

Зоя. Я придумала, я найду вам зрителя.

Ким. Что ты придумала?

Зоя. Давайте здесь делать спектакли.

Ким. Это нереально.

Зоя. Почему?

Ким. Кому ставить здесь спектакль?

Зоя. Вам не нравится этот контингент?

Ким. Можно сказать и так. Это им совсем не нужно.

Зоя. Вот здесь вы не правы. Вот именно этим людям, которым природа в чем-то отказала и надо поставить спектакль, чтобы они не чувствовали себя изгоями. Я не думала, что вы такой культурный человек могли такое сказать.

Ким. Хорошо. Но, где артисты, где режиссер, где реквизит?

Зоя. У нас тут такие артисты находятся, что можно набрать полноценную труппу. Я нашла у вас одну небольшую пьесу, очень интересную, которую запросто можно поставить в наших условиях.

Ким. Какую же пьесу вы хотите поставить?

Зоя. Об изгнании Адама и Евы из рая.

Ким. Да, интересную тему вы нашли для психбольницы.

Зоя. Да. Здесь совсем немного надо реквизита и простые доступные для слушателя диалоги.

Ким. О, у вас уже открылся талант режиссера.

Зоя. Да, я в школе участвовала в художественной самодеятельности в школе.

Ким. В спектаклях играли?

Зоя. Нет. Танцевала.

Ким. Конечно, это очень хорошо, но между танцами и театром большая дистанция.

Зоя. Но я видела, как репетировали спектакль про Дездемону.

Ким. О, конечно, вы там получили хорошие познания в театральном искусстве.

Зоя. Значит, теперь нам надо прикинуть, сколько у нас будет действующих лиц, и кто будет играть.

Ким. А нам разрешать это делать?

Зоя. Положитесь на меня. Я знаю больные места у Полины Сергеевны, надавливая на которые, я смогу добиться поставленной задаче.

Ким. Не думал, что вы еще и большой стратег.

Зоя. Приходится приспосабливаться к местным условиям. Итак, Адама сыграете вы.

Ким. Почему?

Зоя. Потому что вы писали пьесу и лучше всего знаете этого героя. Я, соответственно, сыграю Еву.

Ким. Не возражаю. А кто сыграет бога?

Зоя. Санитар, котрый спас тебя, Кирилл Николаевич.

Ким. Это тот верзила, который крутил мне руки?

Зоя. Напрасно вы на него так на него наезжаете. Он добрейший и отзывчивый человек. Всегда поможет, когда обратиться к нему.

Ким. Уговорили, но змея кто тогда будет играть?

Зоя. У нас есть только один кандидат на эту роль.

Ким. Неужели это будет…

Зоя. Да, Полина Сергеевна. Лучшей кандидатуры не найти.

Ким. Да, лучшей кандидатуры не найти, но захочет ли она сыграть такую роль?

Зоя. Постараюсь её уговорить.

Ким. Что ж постарайтесь её уговорить. Меня заитересовал твой проэкт, но только сцену буду оформдять я.

Зоя. У вас есть идея.

Ким. Хорошая идея, вот только надо будет достать немного денег, чтобы приобрести гелиевые шары.

Зоя. Зачем?

Ким. Они будут изображать у нас деревья в райском саде.

Зоя. У меня есть некоторые сбережения.

Ким. Как говорится, искусство требует жертв.

Зоя. Рада буду сделать такую жертву.

Ким. Тогда за работу.

Сцена 4

Райский сад, зеленые поляна, усеянная различными цветами, деревья, которые нарисованы на гелиевых шарах, по нему идут Бог (санитар Кирилл Николаевич) и Адам (Ким).

Бог. Адам, почему ты такой грустный?

Адам. Не знаю.

Бог. Последнее время я тебя не узнаю, ты бродишь по Эдему как потерянный, ничто тебя не радует. Я создал для тебя рай, населил его различными, радующими глаз, растениями, запустил туда зверей и различный скот, с которыми ты можешь играть, развлекаться.

Адам. Они замечательные твари, они верные и хорошие друзья, но у них есть один недостаток.

Бог. Какой?

Адам. Они не умеют разговаривать. С ними невозможно поговорить, поделиться своими переживаниями, я совсем один. Я говорю к ним, они смотрят на меня своими умными глазами, но ничего не могут мне сказать в ответ. Я не слышу их ответ на мои вопросы, которые часто посещают меня во время долгих прогулок по райскому саду. Не понимаю, зачем ты меня создал? Я не могу оттачивать свой разум, в дискуссии с одинаковым существом, имеющим дар думать и говорить, к сожалению, таких достоинств нет у животных. Ведь ты сам сказал, что в споре рождается истина, но с кем я могу спорить, если они только как истуканы смотрят на меня.

Бог. Хорошо. Я подумаю, чем тебе помочь.

Адам. Научишь зверей говорить?

Бог. Нет. Нечто другое.

Адам. Помоги, а то я не выдержу этого одиночества.

Бог. Я создам подобное тебе существо.

Адам. Попробуй, может из этой затеи что-нибудь получится. Глины здесь достаточно.

Бог. Понимаешь, глина в этом случае не подойдет?

Адам. Почему это не подойдет? Мне подошла или я ошибаюсь. Какой-то дефект во мне обнаружился?

Бог. Никакого дефекта не обнаружил я в тебе.

Адам. Но почему это существо должно быть из другого материала. Ты не боишься, что я завидовать буду и буду несчастен.

Бог. Не думаю, что ты будешь ему завидовать?

Адам. Почему?

Бог. Потому что другое чувство в тебе оно будет вызывать.

Адам. Какое?

Бог. Пока что это секрет.

Адам. Мутишь ты что-то Созидатель.

Бог. Это существо надо сотворить из благородного материала, которое в то же время должно находиться в твоем подчинении.

Адам. Где же взять такого материала?

Бог. У тебя я возьму этот материал.

Адам. Не понял, как это ты возьмешь у меня этот материал?

Бог. Надо подумать. Ногу или руку изъять у тебя.

Адам. Что ты выдумал? Как я буду выглядеть без руки или ноги? Без ноги я не смогу свободно передвигаться, а без руки не смогу заниматься райским садом.

Бог. Хорошо. Тогда я вылеплю её из твоего ребра.

Адам. Как ты вытянешь у меня ребро?

Бог. Но я все-таки бог. Я весь этот мир создал. Ты будешь спать и не почувствуешь, как я это сделаю.

(Темно, ночь. Бог совершает таинственные манипуляции над спящим Адамом.).

Бог. Просыпайся, Адам, уже утро наступило. Все благополучно произошло.

Адам. Правда, я ничего не почувствовал (осматривает себя), а где же рана.

Бог. Обижаешь. Я мир весь создал без сучка, без задоринки.

Адам. Ты делал, но что-то не доделал.

Бог. Что ты имеешь в виду?

Адам. Ты забыл сделать у него спереди такой вот отросток как у меня?

Бог. Так было задумано.

Адам. А что это у нее на груди какие-то яблоки растут? У меня совсем не такая конфигурация.

Бог. Это я предался некоторым фантазиям, так выглядит интересней. Ева становится более привлекательной.

Адам. А мне это не нравится, ты говорил, что сделаешь существо подобное мне, а ты изменил. Мы теперь не подобные друг другу, а, ввиду наших различий, у нас начнутся разногласия. Мне уже сейчас, кажется, что ты это существо сделал лучше.

Бог. Что поделаешь, материал был лучше. Ты сделан из глины, а оно из твоего ребра.

Адам. У меня смутные подозрения, что это добром не кончится.

Бог. Все будет хорошо. Живите в раю, наслаждайтесь плодами райского сада, но с одного дерева не едите плодов.

Адам. С какого?

Бог. С яблони. И еще. В саду живет еще змей, очень скользкий тип, так что не слушайте его.

Адам. Что у нас своего ума нет, что мы должны слушать чьи-то советы.

Бог. Ты-то парень простой, как материал, с которого ты создан, но вот против неё у меня есть сомнения – не зазналась она бы, что с благородного материала сделана её плоть.

Адам. Можете положиться на нас, мы не подведем.

Ева. А что ты за других расписываешься? Я не люблю этого.

Адам. Потому что ты с моего ребра сделана, и должна слушаться меня.

Ева. Я не просила, чтобы меня делали из твоего ребра, из глины тоже получаются неплохие вещи.

Адам. Мне тоже параллельно из чего надо было тебя сделать, но это творцу захотелось пофантазировать. Фантазер, не подумал о возможных последствиях. Что мне с тобой делать?

Ева. Почему это тебя заботит?

Адам. Потому что. Тут говорят, змей какой-то появился, он сладкие речи говорит, а женщины любят ушами.

Ева. Это ты из собственного опыта знаешь.

Адам. Это мне внушил наш Творец.

Ева. А мне он ничего не внушал.

Адам. Понятно. Ведь он задумывал тебя, как мое продолжение, которое должно подчиняться мне, но оказалось, что его план не сбылся.

Ева. А по-моему все идет прекрасно.

Адам. Пусть будет по-твоему, но я просил бы, чтобы ты меньше общалась со змеей.

Ева. Ты уже просишь меня, а не приказываешь, это уже говорит о многом.

Адам. О чем это говорит?

Ева. О многом. Тебе это не понять, ты из другого материала создан, но за меня не беспокойся, я Змея не слушаю. Он для меня не авторитет.

Адам. Я пойду за ключевой водой, а то жарко у нас стает, а ты веди себя хорошо.

Ева. Постараюсь.

Адам. Что-то неубедительно это звучит.

Ева. Ну, что ты к каждому слову моему придираешься?

Адам. Ты моя плоть, и я отвечаю за тебя.

Ева. Иди уже за водой, а то меня жажда мучает.

(Адам уходит, и тут появляется Змей, то есть Полина Сергеевна в образе Змея).

Змей. Какая ты красивая, Ева. Ты лучшее творение нашего господа.

Ева. Я тебя не слушаю.

Змей. Напрасно, ты слушаешь его, он своими наставлениями держит в черном теле.

Ева. Как это понять?

Змей. Он не хочет, чтобы ты в себе открыла свою природу, твое предназначение в этом мире, чтобы ты делала, что ему хочется, а не то, что тебе нравится.

Ева. Я довольна тем, что имею и ничего не хочу ничего менять.

Змей. О, ты не знаешь, какое блаженство заключено в твоей природе.

Ева. Какое?

Змей. Это нельзя передать словами, это надо только почувствовать, пережить всю гаму чувств.

Ева. Ты меня интригуешь. Я чувствую себя в черном теле, тогда как у меня заложено много возможностей.

Змей. Они так и останутся нереализованными, если ты не съешь плод познания. Спрашивается, зачем он создавал тебя такой благородной, если нельзя реализовать себя.

Ева. У меня тоже мелькают такие мысли.

Змей. Так в чем же дело. Возьми, и съешь это яблоко.

Ева. Но он говорит, что мы станем тогда смертными.

Змей. Это он пугает вас так. Ничего не случится.

Ева. Но, как я покажусь на глаза Творцу.

Змей. Просвещенная, и упрекнешь его, за то, что он запрещал тебе познать себя, открыть неповторимую личность.

Ева. Да, я чувствую, что я недооценена, ведь я из благородного материала, в отличие от Адама.

Змей. (Он протягивает Еве яблоко). Вот этот плод поможет тебе раскрыться во всем многообразии.

Ева. Мне так хочется, но я так боюсь.

Змей. Прочь, сомнения, ибо ты стоишь на пороге новой жизни.

(Ева берет яблоко и откусывает плод, в это время заходит Адам).

Адам. Что ты делаешь? Ведь нам запрещено вкушать этот плод.

Змей. Адам, не кричи на Еву. Она слабая женщина, ей просто захотелось попробовать неизведанный плод. Можешь и ты вкусить его.

Адам. Никогда. Уйди отсюда, искуситель. Может, еще можно исправить положение.

Ева. Ничего не надо менять, лучше попробуй этот плод и тебе откроется совсем другой мир.

(Она берет Адама за руку и тот покорно берет яблоко из рук Евы и откусывает его. Звучит гром и молния, а затем все погружается в темноту.)

Бог. Ей, где вы? Что случилось? Почему вы прячетесь от меня? Адам, Ева, где вы. Отзовитесь. Вот это новость. Что же случилось? Неужели, они вкусили этот плод из древа познания.

(Вдруг из-за куста выскакивает Адам).

Адам. Ой, ой.

Бог. Что здесь происходит?

Адам. (Показывает на льва). Он набросился на меня и разорвал бы меня на части, если бы я не убежал от него. Заключи его в клетку, иначе я не могу свободно гулять в твоем саде.

Бог. Не знаю, что случилось, но ведь раньше вы вместе гуляли с ним по парку, ты гладил его по мохнатой голове, ему тоже это нравилось. Не бойся, протяни руки.

Адам. Чтобы он тотчас откусил мне её.

Бог. Ты не веришь мне? Я, кажется, понимаю, в чем дело? Ты потерял веру в мое Слово. А где Ева?

Адам. Она спряталась ото Льва в пещере.

Бог. Позови её.

Адам. Она боится, что лев нападет на неё.

Бог. При мне он не нападет.

Адам. Ева. Ева, выходи. Лев тебя не тронет.

Ева. Я не могу. Мне стыдно перед нашим Творцом.

Бог. Я все понял! Вы укусили от плода познания! Вы совершили грех.

Адам. Это не я. Это Ева. Она дала мне этот плод и сказала, что ничего не будет.

Ева. Мне Змей сказал, что мы съедим этот плод и станем равным Творцу и останемся бессмертными.

Бог. Адам, я ведь тебя предупреждал, чтобы ты контролировал Еву.

Адам. Я её контролировал, но она была такая непослушная и своенравная, а Змей заворожил её своими речами.

Бог. За ваше непослушание я изгоняю вас из рая. Идите на землю, которую тяжким трудом будешь обрабатывать ты, Адам, а Ева в муках будет рождать новое потомство.

Адам. Покоряюсь твоей воле, мой Господь.

(Он берет за руку Еву, и идут в райский сад, где Адам развязывает гелиевыешары, изображавшие деревья, которые поднимают его и Еву вверх и уносит за ворота больницы).

Полина. (Поняла, что её обвели вокруг пальца и кричит санитару, который был в образе бога). Ты чего стоишь, как истукан. Догоняй их.

Кирилл. На чем я их догоню. У меня нет вертолета.

(Ким и Зоя кричат им с высоты: "Прощайте, извините, что покидаем вашу обитель. Мы пришлем вам приглашение на нашу свадьбу".).

Занавес.

Оглавление

Стройка в чистом поле.

Знакомство в поезде.

ДТП на проселочной дороге.

Бегство из Рая