Время горбатых елей [Галина Владимировна Горячева] (fb2) читать онлайн

Галина Горячева Время горбатых елей

Все события и персонажи этой книги являются вымышленными

Глава 1

Вокзал был переполнен. Народу, как всегда, много. Люди сновали взад и вперед с самыми обычными будничными лицами. Его внимание привлекла стая девчонок в ярких куртках. Виталий сидел в углу зала, на деревянной скамье, какие бывают только в вокзалах, и думал, глядя на девчонок: « Как им хорошо. Как весело. Надолго ли?»

Ему казалось, что его радость уже вся прошла. Вся до последней капельки. И уже нет поводов радоваться. Сравнялся третий десяток и ни семьи, ни дома, ни работы. Ему вдруг показалось, что он как витязь на распутье думает, куда пойти. Налево или направо. А может прямо. Ответа нет.

Ссора со старшей сестрой, которая отчасти заменила ему мать, была злой, со слезами, с разорванным сердцем. Сестра упрекала его за непокорный нрав, который стал причиной увольнения с работы, за неустроенность жизни, в которой он сам был виноват. За беспокойство, которое он приносил ей, уже не молодой и не совсем здоровой женщине.

Жил он у сестры в трехкомнатной квартире, в которой кроме нее были еще ее муж и сын. Сын уже вырос и тоже желал иметь свой уголок, свою территорию в этой квартире, в этой жизни, в которой жить становилось все труднее. Он понимал искреннее участие и беспокойство сестры за его судьбу. Он видел ее любовь к нему, и эта любовь так жгла его сердце. Ему было жаль сестру, а помочь он ничем не мог. В ее судьбе было мало радости и счастья.

Муж, как ему казалось, был не достоин Марины, а теперь вот и повзрослевший сын тоже не подавал особых надежд на изменения к лучшему. А тут еще он, брат, как сорина в глазу. И в квартире лишний и за столом. Квартира эта принадлежала их умершим родителям. А на что менять? На две клетки с санузлом? Ему такой клетки и хватило бы. А ей с ее семьей? Да и его бесконечные приключения и проблемы уже всем надоели. А больше всего ему самому. Он жалел сестру и не мог больше видеть ее беспокойство и страх в ее глазах. Ее немой укор был для него невыносим. Он не мог сказать ей, что его опять уволили. Написал записку и ушел из дома. На вокзале оказался случайно. Там он сел в угол и не знал, что дальше. Мимо ходили люди. Что-то объявляли в громкоговоритель, что-то покупали у киосков, говорили между собой. Немое кино. Все эти люди ожидали поездов. И только он не знал, что он тут делает. Временами ему казалось, что его нет, что все это просто сон, и был совершенно равнодушен к тому, что случится в этом сне.

Из оцепенения его вывело неожиданно появившееся в поле зрения лицо. Просто промелькнуло один раз, и он вроде бы слегка очнулся, как после наркоза, когда ты еще не знаешь, жив ты еще или уже нет. Но вот лицо появилось снова. Все его существо как бы подтянулось, как бы сосредоточилось и сфокусировалось. Сознание Виталия ухватилось за это видение, как утопающий за соломинку. Это было лицо молодой девушки. Что же его так встряхнуло? Он еще не понял. Понял только одно, то, что он хочет видеть это лицо. Что ему надо его видеть. Девушка не представляла из себя ничего особенного. Стройна, белокура, белолица, светлоглаза. Таких у нас пруд пруди. Одета она была в самую распространенную одежду. Темно-синие джинсы, малиновая куртка, светло-малиновый берет. Из-под этого маленького фетрового берета по плечам рассыпались веселые кудряшки. Густая вздыбленная челка с претензией нависла над наивными, почти детскими глазами. Глаза медленно осматривали зал.

Незнакомка кого-то искала и не находила. Вот ее глаза еще раз пошли по кругу и вдруг наткнулись на взгляд Виталия, словно запнулись. Резко и часто захлопали ресницы и опустились вниз. Не увидев там ничего интересного, девушка стала снова осматривать зал. И снова увидела его. Он опять смотрел в упор. Желая утолить свое любопытство, с деланным равнодушием, она прошлась взглядом по его лицу и, засмущавшись, отвела глаза. А через пару секунд увидела ту, которую искала. Сразу заулыбалась и помахала рукой своей приятельнице. Та в ответ делала ей какие-то знаки. Она опять заулыбалась, замахала рукой и тут же забыла и свое любопытство, и смущение, и причину этого смущения.

Ее спутницей была такая же молодая женщина или девушка, как и она. Из динамика донеслось по всему вокзалу: «Поезд Москва-Красноярск отправляется с первого пути». Подруги снова заулыбались и, взяв в руки свою кладь, стали продвигаться к выходу из вокзала.

Много раз потом Виталий вспоминал эти минуты своей жизни. Каждый раз, пытаясь объяснить сам себе, что тогда с ним было. И каждый раз у него ничего не получалось. Любое объяснение казалось глупым, неточным и уж совсем неубедительным. И все же каждый раз он точно знал, что решение это было правильным, каким бы нелепым оно тогда не казалось. До конца жизни он был благодарен судьбе, что не позволила ему поступить иначе. Объявление об отправке поезда, на котором она собиралась уехать, заставило его шевелиться, думать, действовать. Что послужило толчком, было неважно. Может задорная челка, может застенчивые глаза, а может ее красный берет. В его сердце что-то сталось. Он понял, что не может ее отпустить. Не может потерять. Он соскочил со своего насиженного места и быстро направился в кассу покупать билет.

По пути он часто оглядывался и ловил взглядом ее, мелькавший в толпе, берет.

В кассе народу не было. К счастью и паспорт, и трудовая, и деньги, которые он получил под расчет, были при нем. Быстро взяв билет, он рванул на перрон. В голове пульсировала только одна мысль. Где? Где она? Где моя «красная шапочка»? В том, что она его, он уже не сомневался.

Свободных мест в вагонах было много. Как только поезд тронулся, он перешел в тот вагон, где они с подругой уже уютно расположились. Они, уже раздетые и уже перекусившие, пили чай. Девушки тихо разговаривали, мешая ложечкой чай в стакане. Их беседа очень ему нравилась. Ему нравилось, как она говорила, то раздувая губы, то расширяя глаза, то наклоняясь к подруге, то откидываясь на спинку сиденья. Подруга ее слушала, полностью растворяясь во внимании и кивая головой. Она что-то тихо говорила в ответ, глядя прямо в глаза. И так ему это нравилось. И то, что они так понимают друг друга, и то, что их волнует какая-то одна общая тема, и то, лица у них такие простые, теплые, человеческие. Он сидел напротив, на боковом сидении соседнего плацкарта и радовался, что она – его «красная шапочка» так мила и хороша и, что у нее такая хорошая подруга. Эта подруга уже в мыслях была и его подругой тоже. Он уже видел себя только с ней. В мыслях они уже были вместе. Он уже не разделял себя и ее. Он – ее. А она – его. Это так просто и так ясно.

Он не спал всю ночь. Дремал вполглаза. Сторожил. Вот в соседнем купе началось шевеление, разговоры, сборы. Обе подруги вместе с другими пассажирами, заканчивавшими свое путешествие, продвигались к выходу. Он ждал.

Поезд остановился. Это была небольшая станция большого поселка «Кукушкино». Пассажиры медленно вываливались на перрон и начинали оглядывать свою кладь. Подруги тоже замешкались на какое-то время у поезда. Затем замахали руками и, переговариваясь, пошли навстречу румяному мужчине в высокой шапке и кожаной куртке. Тот, весело здороваясь, обнял подругу «красной шапочки» и поцеловал в щеку. Затем взял в руки часть баулов и быстрым шагом направился в сторону автостоянки. Виталий шел следом. Троица остановилась рядом с УАЗиком и стала грузить вещи в машину. Виталий с замиранием сердца следил за этой картиной. Думал только о том, как ему ее найти, если она сейчас уедет.

«Номер – вспомнил он. – Надо запомнить номер машины». Вот загорелись сигнальные огни, пассажиры уселись в машину, и она тронулась, увозя его нечаянную радость. Он стоял на уже пустом перроне и повторял про себя номер машины. Ему вдруг стало смешно. Он думал о себе как о постороннем человеке и представлял, как это выглядит со стороны.

«Вот стою на пустом перроне, на полустанке с дурацким названием «Кукушкино», не зная ни одного человека на расстоянии нескольких тысяч километров вокруг. Не имея ничего кроме паспорта и небольшой суммы денег». Он медленно в раздумье дошел до здания вокзала и снова остановился. Ему думалось, что правильнее обдумать все и принять решение о дальнейших действиях. Еще не поздно вернуться назад. Постояв пару минут, он понял, что не вернется. Понял, что в душе у него сейчас куда лучше, чем сутки назад, когда он сидел в холодном вокзале с замороженной душой. Теперь его душа жила. Теперь она знала, кто сумеет прогнать его безразличие к этой жизни. Бодрым шагом он двинулся в вокзал. Подойдя к киоску с газетами, он сделал правильное лицо и приятным голосом обратился к сидящей там женщине. Он хотел узнать, не поможет ли она найти квартиру одинокому и порядочному мужчине.

– Квартир не знаю. А вот комнату – пожалуйста – рапортовала киоскерша, написав на листке адрес.

Комнату сдавала пенсионерка. Это была еще крепкая улыбчивая тетка, бывший бухгалтер местного колхоза. Она с радостью приняла Виталия, весело приговаривая:

– Ой, спасибо Леночке, что направила Вас ко мне. Ой, спасибо. Хоть к пенсии добавлю денежку. А то что комната пустая стоит, что мне от пустой-то толку. Вот и хорошо. А у меня домик хороший, теплый. Вам понравится. Располагайтесь. А я вечерять соберу.

Она весело бегала вокруг него, постоянно заглядывая в глаза и как бы спрашивая: – «Не передумал? Не отказываетесь?». И сама же глазами отвечала: – «Вот и славно». То ли от участия этой славной женщины, то ли от домашнего уюта, но на сердце полегчало, и его авантюра уже не казалась ему такой пустой и опасной.

На стол были собраны немудреные припасы: картошка жаренная кружочками в сале, соленые огурцы, квашенная белая капуста и крынка топленого молока. Еда показалась ему очень вкусной. С особым удовольствием он съел большущий кусок сытного хлеба с яблочным вареньем. Запивал топленым молоком. Спать было еще рано, а делать все равно нечего. Разговор завязался сам собой. Хозяйку звали Нина Ильинична. Была она вдовой. Ее взрослые дети жили в городе. К себе не звали, да она бы и не поехала. Жизнь в «Кукушкине» она хвалила, до тех пор, пока не началась перестройка. Узнав от нового жильца о том, что хочет он здесь пожить какое-то время и надо бы ему устроиться на работу, лишними вопросами не донимала, а решила рассказать о поселке, о его жителях и порядках, какие здесь водятся.

– Здесь у нас в поселке колхоз, «Красный Флот» называется. Все здесь колхозное, и земля, и дома, и фермы. Всё. По бумагам и теперь всё государственное – бодро начала хозяйка, но вдруг замолчала. Поглядев внимательней на Виталия, продолжила. – Последнее время, правда, государством уже и не пахнет. Живем, как при феодальном строе. При управляющем нашего колхоза, как при хане каком или князе. Он человек не плохой. И работает уже давно. Как эта перестройка началась, его как подменили. О людях совсем думать перестал. Только о личном благе забота. Больше ни о чем. Разве ж так можно. – Видно было, что сказала она не всё, но сдержалась. Отпив чай из разноцветной кружки, вдруг спросила: – А в Москве-то что происходит? Мы ж тут ничего не понимаем. Только то, что телевизор скажет и всё. А он – то одно, то другое. Понимай, как хочешь. Всё кричали про референдум о Союзе. Проголосовали. Объявили, что все желают оставить Союз. А сами развалили. Теперь СНГ. Если просто название сменили, так чего ж они все там передрались.

Виталий засмеялся.

– Теперь это отдельные государства, у всех свои границы. Вот и уточняют, где чьё. Новая жизнь не всегда сразу налаживается.

– Это правда – закивала хозяйка. – Пока шишки не набьешь, да ноги не сотрешь и не узнаешь, что лучше, да как правильнее. Начало – оно всегда сложно. Вот ведь когда социализм начинался, сколько дров наломали. Вот сейчас только все эти страсти стали показывать. А что их теперь показывать, когда все уж прошло. Думай теперь, правда это али нет. Наша-то жизнь в покое прошла. Я вот во время войны родилась. Войну конечно не помню. А потом-то все спокойно у нас в «Кукушкине» было. И не жаловался никто. Вот только теперь покой наш пропал. Больно уж круто завернули. Правильно ли это. Вот какие наши сомнения. В Москве то небось знают.

– Даже если и знают, то не говорят – посетовал гость. – Все по-разному думают, но все надеются, что это временно. Устаканится все и будет лучше.

Хозяйка еще долго рассказывала про местные порядки. Про дружбу управляющего с начальником районной милиции. О фактах воровства и прочих нарушениях, которые теперь стали возможны в их поселке.

– Вот завтра пойдешь на работу устраиваться и сам увидишь. Ну, а что сразу не увидишь, так потом поймешь – закончила свой рассказ собеседница.

Глава 2

Центром поселка была дорога областного значения. По разные стороны дороги находились почта, два магазина, пекарня, столовая и клуб. Почти по середине всех этих объектов находилась железнодорожная станция с каменным, хорошо отштукатуренным и покрашенным зданием вокзала. На перроне имелись в наличии несколько киосков с различными товарами. Сразу за автомобильной дорогой начинался жилой сектор. Слева, на приличном отдалении от железной дороги, стояла старая деревушка, которая и дала название поселку. Справа и ближе находились каменные пятиэтажки. Их было не так уж много, но основная часть жителей была именно там. Самым низким зданием среди этих хрущевок было управление колхоза. Сложенное из белого кирпича, оно состояло только из двух этажей. На стене у двери висела вывеска. На ней было написано «Колхоз Красный Флот». Далее указывалась область и район. Дверь была новая, железная, снаружи покрыта деревом. Такая дверь была диковинкой в данной местности и напоминала о переменах, происходящих в стране.

– Как у новых русских – говорили колхозники, следуя в контору.

– Такие двери теперь ставят при евроремонте – добавляли другие. Большинство из них никакого евроремонта никогда не видели, но головой все равно кивали.

Постояв минуту перед вывеской, Виталий вошел внутрь помещения. Там ничто не напоминало о новых веяниях в строительстве. Напротив, все было как при социализме. Никаких изменений. Стены выкрашены зеленой масляной краской. Двери с ручкой «скобка» имели когда-то белый цвет. Табличек на дверях не было. Виталий открыл первую из них и вошел. За столом сидел мужчина с черными усами и в шапке на голове. Увидев вошедшего, кивнул головой вместо приветствия. Мужчина молчал.

– Я в отдел кадров. Хочу поработать у вас – сообщил Виталий.

– Поработать – это хорошо. А отдела кадров у нас нет. Вам надо лично к Руслану Николаевичу обращаться. Он сам у нас на работу берет – помолчав немного, добавил – и не берет тоже сам. – Шутка показалась ему смешной и он крякнул пару раз, вероятно думая, что смеется. – Прямо по коридору. Дверь у окна – напутствовал он, закончив кряканье.

Руслан Николаевич утопал в цветах. На окнах, на столе, на стенах и даже на полу стояли горшки с комнатными цветами. Кроме них на столе стоял еще компьютер. Он был выключен и покрыт небольшим слоем пыли. По всему было видно, что на нем не работали. Вдоль стены стоял длинный ряд стульев с малиновой обивкой. В углу, давно забытый, но еще не выброшенный, стоял красный флаг с серпом и молотом. Хозяин кабинета восседал в новом офисном кресле. По всему было видно, что это любитель комфорта. Был он человеком высоким с узким сухим лицом. Красивые черные волосы и черные глаза придавали его облику солидность и привлекательность. Чувствовалось, что был он когда-то красив лицом, да много лет с тех пор прошло, и кроме намеков от красоты ничего не осталось.

– Тебе чего? – запросто спросил он Виталия.

– Да вот, поработать у вас хотел бы – сообщил посетитель.

– А ты чей? Что-то я не видел тебя раньше – Руслан Николаевич откинулся на спинку кресла, внимательно оглядывая гостя.

– Меня зовут Виталий. Я племянник Нины Ильиничны, бывшего вашего бухгалтера. Вот решил у нее пожить. Но ведь работать то где-то надо – бодро врал Виталий.

– А чего из города сбежал? – демонстрировал свою проницательность мужчина.

– Да я природу люблю. Городская суета надоела. Да и проблемы у меня там – уже более вяло продолжал гость.

– Про проблемы верю. Не с милицией случайно проблемы?

– Да нет, что Вы. С этим все в порядке – заверил Виталий.

– Ну-ну, это хорошо. А про природу девкам расскажешь – он вдруг замолчал и сидел, молча глядя в стол, явно что-то обдумывая. – А ты к тетке своей раньше часто ездил?

– Да нет. В детстве только. Да и то, так на выходные. Меня здесь и не знает никто – он помолчал и с грустью добавил – да и я никого.

– Да это не беда. Это даже хорошо. Незнакомого человека уважают больше – назидал директор. – Первое время во всяком случае. Ну, а дальше, как сам себя покажешь. Документы у тебя с собой?

– Конечно – Виталий подал заранее подготовленные документы. Директор с интересом, не спеша, обозрел все записи и снова замер, задумавшись. Он очнулся от дум и, как бы вспомнив, что он на рабочем месте, заговорил официальным голосом.

– Нам заведующий на ферму нужен. Бывший – уже пенсионер, да и пьющий сильно. Вот скажи мне, справишься или нет? – огорошил он парня.

Виталий имел характер независимый и прямой. Любил добиваться своего. Старался быть всегда справедливым и гордился этим. Не боялся высказать начальству свои соображения, а то и замечания. В коллективе был всегда любим. За копейку не держался. Мог под настроение хоть всю бригаду за свой счет в забегаловку пригласить. Просто так, без повода. По охоте. Однажды он истратил весь аванс на тюльпаны, чтобы поздравить понравившуюся девушку с восьмым марта. А чтобы другим не было обидно, он подарил цветы в их смене всем. Он всегда считал себя независимым. Да и от чего он мог зависеть? Образование у него было только среднее, и карьера ему не грозила, а значит и за работу он не очень-то держался. «Работягам всегда место найдется» – философствовал он после очередного увольнения из-за конфликта с начальством. «Это без руководителя прожить можно. А ты пойди проживи без уборщицы или без кочегара. Не выйдет. От грязи не задохнешься, так от холода помрешь». Не любил Виталий и чиновников всех мастей. По его понятиям они вообще ничего не делали, а хитростью великой умудрялись должности себе выбить. Вот сидят теперь и от важности щеки раздувают, а сами от скуки зевают так, что скулы сводит. Не задумываясь особо, он часто путал слова – чиновник и интеллигент. По большому счету он понимал, что это не одно и то же, но разгадками лингвистических заморочек не увлекался, тем самым, не давая себе труда понять, что сам он и является обладателем всех тех качеств, которые присущи интеллигентам. Себя всегда он считал человеком простым. И это было правдой. Он спроста жалел соседских детей и давал в долг их матери, зная, что она никогда не отдаст. Или тащил незнакомой бабульке сетки и усаживал ее в автобус, сам опаздывая на работу. Это была простота человека, который не боится утрудить себя чем-то совершенно бескорыстно и при этом, нисколько не ценя своих усилий. Он считал себя честным и не позволял себе кривить душой даже в малом. Лукавить, уменьшать правду или прибавлять хоть чуть-чуть он не умел. Он был заядлым читателем и хорошо разбирался в технике. Прекрасно знал географию и пристально следил за политикой. Не был он равнодушен и к судьбе своего отечества. Хорошо зная историю, он всегда считал, что на долю русских выпадает слишком много испытаний.

И вот этому простому человеку, убежденному работяге предлагают стать заведующим. Пусть на ферме, пусть в далеком сибирском поселке, но ведь заведующим. «А это начальник. А что такое начальник? Это уже недалеко от слова чиновник» – в смятении думал Виталий. Он растерялся. А этого с ним не случалось почти никогда. Он был смущен и сбит с толку. Ему нужна была работа. Нужна срочно. С другой стороны, быть начальником – это для него новость и, пожалуй, плохая. Руслан Николаевич, видя растерянность парня, пришел ему на помощь.

– Ну, чего стушевался то? Голову не ломай. Пошли-ка я тебе ферму эту покажу. Там и порешаем – с этими словами он вышел из-за стола. Не давая парню открыть рот, крикнул в окно – Васька, заводи. На ферму надо.

Виталию ничего не оставалось, как следом за ним покинуть кабинет. Зеленый УАЗик летел по мокрой дороге вдоль берега реки. За окном темнел пробуждающийся лес. Трава уже вовсю зеленела. Он с интересом рассматривал пролетающие за окном пейзажи.

– Ну, вот и деревня – нарушил молчание директор.

Деревня была большая. Дома в основном старые, одноэтажные с наличниками и палисадниками. На краю деревни стояло несколько новостроек. Почти все они были каменными, некоторые двухэтажные. Среди них возвышался единственный трехэтажный дом с балконом. Его окружал каменный забор с коваными резными воротами. Это и был дом директора колхоза, как позднее узнал Виталий. Скоро машина вылетела за околицу. Отделенная от деревни большим полем, стояла ферма. Выглядела она убого и серо. Еще крепкое здание, как видно, не обременялось особой заботой со стороны хозяев. Стекла во многих местах были выбиты. Кое-где и рам не было. Стены были неопределенного цвета, а внизу вообще не отличались от навоза. Территория захламлена. Забор местами отсутствовал.

– Ну вот, полюбуйся на наше коровье общежитие – балагурил Руслан Николаевич. – Постояльцы то уже в поле. Трава пошла. С телятами, думаю, больше двухсот будет. Во. Какое хозяйство.

С детства привыкший к порядку, Виталий усмехнулся:

– Да в этом хозяйстве хозяином и не пахнет.

– Вот тебе и карты в руки. Берись. А я тебя сейчас с коллективом познакомлю. Вася, крикни баб.

Из бытовки вышли женщины разного возраста и трое мужиков. Один из них был теперешний заведующий. Звали его Сергеичем.

– Да он и вправду староват. Да и перегаром несет – про себя думал Виталий.

– Опять с перепою – зыркнул Смекалов на заведующего. – Вот, знакомься, претендент на твое место.

Приветливо оглядывая Виталия, Сергеич радостно заулыбался:

– Спаситель мой явился. Слава Богу – он почти театрально поднял руки к небу. – Ты, парень, не робей. Я тебе помогать буду. По привычке захаживать буду, и чего не знаешь, всегда обскажу. А то на полставки меня переведите. Я согласный. Сам пойми, отдыхать мне пора, а замены нет. Пустеет деревня. Молодежи мало стало. Передать пост некому.

– Давай, дорогой, решайся – повернулся к нему директор Смекалов и, засмеявшись, добавил. – Ох, не везет нам. И этот нерешительный попался.

Виталий молчал. Он был ошеломлен. События валились, как из рога изобилия. Он попросту не успевал их осмысливать. Его глупая несдержанность в ссоре с сестрой, бегство из Москвы в эту дальнюю даль и эта попытка трудоустройства – все это было чередой необдуманных, импульсных поступков. Он понимал, что все это неправильно, что так не должно быть. Но это было. Была и эта ферма и этот директор со своими хитрыми глазами и пошловатой усмешкой, и он, стоящий перед выбором и перед людьми, как плохой ученик на экзамене. Он стоял и молчал. Со стороны казалось, думает. Но голова его была пуста, никаких особых мыслей вроде бы и не было. Чего он ждал, он не знал. Но он дождался. Со стороны деревни к ферме медленно подходила девушка. Чем больше она приближалась, тем легче можно было разглядеть ее лицо. «Красная шапочка». Да, это была она. Все в той же куртке, только уже без берета. В руках она держала бидон и пришла видимо купить молока. Весенний легкий ветер задувал ее модную челку, обнажая милое лицо. Ее глаза были устремлены на Виталия. В них читались интерес и удивление.

Глава 3

Лида и вправду пришла за молоком. И вдруг увидела того парня, что ехал с ней в поезде. Кажется, она его еще и раньше видела. Но где? Она не помнила. Высокий, спортивный с отросшими волосами и красивыми глазами. Да, именно глаза она и запомнила. Даже не сами глаза, а взгляд. Он был какой-то грустный и даже зовущий. Увидев этот взгляд, Лиде сразу стало тревожно. Она пыталась понять эту тревогу и потому все настойчивее вглядывалась в парня. Он стоял с работниками фермы. Почему-то все молчали. Лица были озабочены. Лида подошла к своей соседке тете Насте и, показывая бидон, спросила:

– Молочка дадите?

Тетя Настя, молча, взяла бидон и, взяв девушку за руку, направилась к ферме.

– Что это у вас за сходка посреди бела дня? Вроде бы время дойки.

– Да. Доить пора. Это верно. Видишь, директор нам новое начальство сватает. Да что-то парень не очень рад новому месту. Видно нас испугался или фермы нашей. Видно, что городской и холеный. Не пойму, откуда он к нам свалился. Где его Николашка отыскал.

– А я с ним в поезде ехала. От самой Москвы – поделилась девушка.

– Стало быть, москвич – отозвалась тетя Настя, наливая молоко.

– Ага. А у вас что, своих некого ставить?

– А у Руслана Николаевича своими только те бывают, кто ему в рот смотрит, да на него работает. Мы ведь директора не потому Николашкой зовем, что у него отчество Николаевич, а потому что раньше за глаза так последнего царя звали. Наш тоже царя местного из себя строит. Да ведь и укротить то его некому. Вот что обидно. Нет теперь у нас ни порядка, ни закона. Вот Николашка и пользуется моментом. Кошелек набивает. Вот так, Лидуся. На молочко. Держи. Вечером забегу к вам. Передай маме.

Лида жила в Москве, одна в родительской квартире. Раньше они жили там все вместе. Отец был военным. Мать работала в плановом отделе автомобильного завода. Квартиру они получили сразу же после рождения дочери. Радовались как дети. Счастью не было предела. И дочь и квартира, все в один год. Мебель доставали с трудом, но квартиру обставили удобно и уютно. Гнездышко, да и только. И птенчик их родной в этом гнездышке. Разве не радость. Разве не счастье. Девочку назвали Лидой. Росла она без особых хлопот. Училась хорошо, родителей слушалась беспрекословно, и никто не сомневался в светлом будущем дочери. О деньгах тогда не думали. Денег было как у всех. Отец, как военный, получал по тем временам прилично. Мать тоже зарабатывала хорошо, хотя и меньше мужа. Главный предмет гордости – хорошая семья. Отношения между супругами были теплыми, любящими. Будущего никто не боялся. Счастье казалось бесконечным. Дочке они желали того же. Они думали, вот придет в их дом парень, похожий на отца молодого, и подарит их Лидочке свою любовь. И заживут они счастливо да дружно, и подарят бабушке с дедушкой внуков. С этими счастливыми ожиданиями они жили все последние годы в Москве. Годы шли, а счастливые прогнозы не сбывались. Парень не появлялся. Зато в стране начали происходить большие изменения.

Сначала умер Брежнев. Меньше чем через год похоронили его преемника Андропова. Назначенный на его место, сильно престарелый Черненко то ли от радости, то ли от страха умер почти сразу же после назначения на пост руководителя страны и коммунистической партии. Переждав череду траурных событий, и поправ соперников, в закулисной предвыборной гонке у власти оказался Горбачев. Он не задался извечным русским вопросом «что делать?», и не утрудил себя долгими раздумьями, чтобы наилучшим образом ответить на этот вопрос. Опираясь на бесчисленные советы иностранных друзей, «искренне» радевших о процветании Советского Союза, он сходу приступил к оттачиванию ораторского мастерства. Удивлял народ длительностью и разнообразием речевых оборотов. Под шум телевизионной болтовни о «судьбоносных» переменах и необходимости «перестройки» в страну уверенно вползли голод, безденежье, беззащитность, бандитский и чиновничий беспредел.

Лидин отец к этому времени был уже военным пенсионером и работал в школе учителем труда. Мать продолжала работать на заводе. Было такое впечатление, что ее работа так же, как и у других, никому не нужна. Руководители перестали следить за результатами, имея безучастный и отстраненный вид. Дисциплина сначала ослабла, а затем и вовсе пропала. А вскоре стали задерживать и выплату зарплаты.

Лидины родители относились к тому поколению людей, которые не застали ни войны, ни голода, ни разрухи послевоенных лет, ни сталинских репрессий. Все эти ужасы для них мало отличались от ужасов времен Ивана Грозного или Ярослава Мудрого. На их долю пришлось бедное детство. Как известно, дети быстро забывают плохое. В нашей стране привычным было славить светлое будущее, а не вспоминать бедное прошлое. В светлом будущем никто не сомневался. Да и что было о нем заботиться. Все было известно заранее: работящий порядочный человек с образованием и хорошей характеристикой без куска хлеба и без крыши над головой не останется ни при каких обстоятельствах. Для таких всегда есть работа и всегда есть зарплата. Вот такие представления о жизни были у людей, когда они столкнулись с невероятным для их понимания явлением, как задержка заработной платы.

Валерий Иванович, так звали Лидиного отца, пришел однажды домой с таким выражением лица, что мать Лиды, хлопотавшая на их веселой кухоньке, по причине предстоящего ужина, даже не осмелилась сразу его спросить, что случилось. Ведь за четверть века, что прожили они вместе, ни разу она не видела своего мужа с таким лицом. Присев на краешек стула, она смотрела на него с немым вопросом. А он, поняв, что обеспокоил жену, заморгал глазами и неловко заулыбался, прежде чем сообщить жене новость из их теперешней жизни.

– Леночка, а нам зарплату то не дали.

– Не дали? – обескуражено переспросила жена. – Ну, завтра дадут.

– Нет. Не дадут.

– А когда?

– Да ведь не объявили, когда.

– А что объясняют? – еще надеялась на лучшее Леночка.

– Да ничего не объясняют. Говорят, что ничего не знают. Все вопросы к директору – бормотал Валерий Иванович.

Вопросов к директору было много. Да вот ответ был на все один – «денег нет!». Для людей, привыкших к стабильной жизни, это было потрясением. У государства, нашего самого большого, самого сильного, самого справедливого, самого правильного в мире, а в этом были убеждены очень многие, нет денег. После первых потрясений сразу обрушилась волна вопросов и суждений: «нет денег?», «а где они?», «а куда делись?», «а почему раньше не приняли мер?», «а как же теперь быть?». Ответов не было. Зато были разговоры на работе, сплетни на лавочках, болтовня в транспорте и версии, версии, версии. Телевидение поражало смелостью и различных форм новаторствами, но ответов не давало. Жить без денег и прочих средств к существованию люди не умели. Они стали искать выход из положения каждый по-своему, еще не принимая всерьез последующих событий, и не веря в длительность сложившейся ситуации. Рассуждали просто: «ну, не дали зарплату, перехвачу у соседки взаймы, а там, зато много получу за весь прошедший период, все долги отдам». Так думали и те, кто брал взаймы и те, кто давал. Время шло. Задержки не только по зарплате, но и по выдаче пенсий стали обычным делом, распространенным по всей стране. Люди, так и не получив отработанных денег, стали переходить с одного места работы на другое в поисках лучшего. Кто-то удачно устраивался на платежеспособное предприятие. Кто-то становился безработным. Безработица – потрясение номер два. Слышали люди и раньше, что есть такое горе. Но где оно? Да там. Где-то далеко. За морем, за океаном. А попросту за границей. У капиталистов. У них, да. Это все по телевизору смотрели. Как же? Безработные негры, безработные арабы, да и других, бывало, показывали. Видели, видели. Но чтобы у нас. Безработица. Да что же, люди добрые, делается? Куда же правительство смотрит? Да где же справедливость на белом свете? Вот тебе и судьбоносные решения, вот тебе и перестройка.

Самый большой удар пришелся на людей старшего поколения. Они не могли, как молодежь, броситься во все тяжкие новой жизни, в которой было много и минусов и много плюсов. Не могли бросить старое, начать строить все заново, не задумываясь о последствиях. А последствия всех перемен не просто шли, не наступали, а лавиной бешеного цунами обрушивались на народ. Предприятия закрывались тысячами. Те, что работали, не платили. Люди, подъев последние запасы, оставались попросту перед угрозой голода. Так случилось и с родителями Лиды. Елена Леонидовна попала под сокращение. Попытки устроиться на новое место не принесли успеха. В новой жизни наука о планировании никому не была нужна. Планы ни у кого не укладывались в рамках. У одних они, опережая прогнозы, осуществлялись слишком быстро, у других – никак не хотели сбываться. У Валерия Ивановича ситуация складывалась иначе. Школа работала стабильно по прежнему расписанию. Это было одно из тех мест, где перемены происходили медленнее всего. Перемены эти будто кто-то поделил на хорошие и плохие. Все хорошие достались ученикам, а все плохие – учителям. Ученикам – приобретение компьютеров, а учителям – рекордно низкая даже по тем временам заработная плата. Ученикам – отмена школьной формы, а учителям – задержка даже этой мизерной зарплаты. Ученикам – отмена нелюбимых предметов таких, как научный коммунизм, например, учителям – бесконечная головная боль, как выжить в этой ситуации, не потеряв своего достоинства.

Молодым было легче. Появилась и очень распространилась форма временного заработка. Растущие, как грибы после дождя, частные фирмы и организации с радостью брали на работу молодежь без оформления, как бы временно. Эта временность иногда длилась не только годами, но и десятилетиями. Недавно появившиеся услуги компьютеризации стали сначала желаемыми, а затем и обязательными в организации работы предприятий. Места за компьютерами занимала в основном молодежь. Это были должности более высокой оплаты. На одной из таких должностей и работала Лида. Она была ведущим бухгалтером на предприятии по выпуску одежды. На всех троих ее зарплаты не хватало. Жизнь в столице становилась все труднее. Цены росли не просто каждый день, а казалось, каждый час. Родители с ужасом понимали, что сидят на шее у дочери. И часто так бывает, не было бы счастья, да несчастье помогло.

Неожиданно позвонили соседи Лидиного дяди, родного брата Елены Леонидовны и сообщили о его внезапной кончине. Брат жил в доме их родителей в сибирском поселке. Жил он один и в последние годы стал сильно пить, что и послужило причиной столь раннего ухода из жизни. Родителям пришлось поехать для организации захоронения. Закончив похороны, было решено дождаться девятого дня. Первые дни по приезду на родину, горем убитая, сестра только и думала о несложившейся судьбе брата и его преждевременной кончине. Супруг Елены Леонидовны, как мог, поддерживал жену. Человек он хозяйственный и работящий. Сидеть без дела не умел. Сначала он вымыл весь дом. Затем затеял перестановку мебели. После мебели пришла очередь и двор оглядеть. Тут было огромное поле деятельности. Сложить дрова как следует, скосить траву вокруг дома, по углам крапиву выдрать, поправить забор и прополоть грядки.

Огород – вот где было целое богатство. Брат Лены, не имея постоянного места работы, всегда сажал много всего в огороде, который был его основным кормильцем. Часть продуктов шла в пищу, часть – на продажу. Когда с деньгами было туго, возил он на стареньком москвиче в областной центр и картофель, и лук и капусту, а летом еще и ягоды. Да и дачники из деревни частенько делали заказы на покупку и овощей и ягод и даже яиц. Была у него и собачка по кличке Лимон, и кошечка по кличке Мотя, и курочки с петушком, и даже кролики. Все требовало внимания. Все требовало заботы. Пока Леночка страдала, вспоминая свои детские годы и жизнь с родителями и братом, Валерий Иванович все более окунался в сельскую жизнь. Сначала он радовался тому, что все успевает, и что все у него получается. И печку истопить, и в печке кашку да супчик женушке сварить, и утешить грустного Лимона, смотревшего на людей такими сиротливыми глазами, и накормить толстушку Мотю. Все в доме ждали его заботы и любви. Здесь он был нужен и дому, и всем живущим в доме, и даже в селе. Это было именно то, чего ему не хватало последние годы в Москве. После девятого дня жена немного успокоилась. Острота горя, сдобренная обидой на горькую судьбу брата, улеглась. На смену пришла грусть, но она уже не застила глаза слезами. Наследница, наконец, увидела то, что ей осталось от родителей и брата. Дом был кирпичный и, не смотря на уже солидный возраст, все еще очень крепкий. Вокруг дома большой двор. За домом огород. За огородом овраг. В овраге полноводный ручей с большими бучагами, в которых купались местные жители. Лена с ностальгическими воспоминаниями обошла все свое хозяйство, которое стараниями мужа выглядело вполне прилично.

«Прилично, но не хорошо» – заключила хозяйка. А надо, чтобы все было просто отлично. И принялась за дело. Там постирать, там покрасить, здесь убрать, здесь почистить. Дел хватало. Погода стояла отличная. Днем пекло яркое солнце, а по ночам частенько шел дождь. Сельская жизнь явно шла на пользу. Супруги похудели, загорели, забыли о своих хворях. Да и настроение с каждым днем все более улучшалось. Здесь не было культа денег, который в столице увеличивался с каждым днем. Их просто некуда было тратить. Не надо было ездить на транспорте, платить за коммунальные и прочие услуги, покупать много еды. Здесь все было свое. А то, что покупалось, стоило по московским меркам просто копейки. С соседями отношения были хорошими. Ведь это были люди давно знакомые для Лены. Когда-то она здесь росла и многих знала с детства. А вечерами, сидя на завалинке или за чашкой чая в саду под огромной яблоней, ее жизнь в Москве была темой для долгих разговоров с соседями. Всем было интересно узнать, как же сложилась жизнь у старой подруги, и какова теперь столица. Напоминание о Москве возвращало супругов к вопросу, что делать с домом и когда ехать домой. Одолевали мысли о дочери. Как она там?

Лида звонила. Успокаивала родителей. Из ее ответов на вопросы выходило, что все у дочери хорошо, настроение отличное, дела идут. Уменьшение расходов даже позволило ей скопить денег на поездку в отпуск. Дочь мечтала съездить за границу. Эти разговоры наводили на мысли о перемене места жительства.

«Если нам здесь хорошо и все устраивает, зачем возвращаться в Москву, где вся жизнь из окна квартиры да по телевизору и бесконечная нехватка денег. А здесь жизнь на улице с утра до ночи. Телевизор, он есть, но об этом забываешь. А Лиде одной будет даже лучше. Пусть дочь устраивает свою жизнь. А в столицу будем ездить развеяться» – решили родители. Так решили и так жили последние годы. Они в Кукушкине. Она в Москве.

Глава 4

Виталий вдруг широко улыбнулся. Глаза его вспыхнули радостью и, повернувшись к директору, неожиданно даже для самого себя заявил:

– Дело для меня новое, но я могу попробовать, если помогать конечно будете. Если все вместе, то я согласен.

Все сразу встрепенулись, заулыбались, зашумели и стали кивать головами со словами:

– Да, конечно, вместе. Все вместе – подтверждали работники фермы. А Сергеич, сняв с головы ушанку и стукнув ею об колено, закричал:

– Ура! Вот молодец! Вот уважил старика. Да я на работу теперь с двойным удовольствием ходить буду. Ведь я таперича хто? Учитель! Учить тебя буду. А учить-то – не работать. Учить-то мы завсегда мастера! Правда, бабы?

– А как же, Сергеич, не правда! Конечно, правда! Ты, Сергеич, будешь молодца учить, так подскажи ему, что за доярками тоже уход нужен, не только за коровами – смеялась одна из них.

– Ой, как нужен – подхватывала вторая.

Все смеялись. У всех было чувство облегчения и надежды на хорошие перемены. Новый заведующий вместе с директором колхоза пошли дальше осматривать хозяйство. Виталий смотрел на ферму уже не из простого любопытства, а с думами о предстоящей работе.

Осмотрели два барака: коровник и телятник. Двор, пруд для воды, водонапорную башню, кормохранилище, загоны. Все было в плохом состоянии, все требовало ремонта и обновления. Радовало то, что впереди лето. До зимы можно многое успеть. После осмотра поехали назад в контору для оформления и разговора. Дорогой говорили уже более конкретно и оживленно. Директор рассказывал о том, что в Европе, да и во многих других странах, животноводство, особенно молочное – очень выгодное дело.

– А у нас условий еще больше для этого. Кормовая база отличная. Таких трав как у нас еще поискать. Вон, луга какие. Это ж не просто луга. Это ж корм для скотины. А ведь корма – это главное – горячился он. – А рынок сбыта какой. Да Европе и не снилось. В самых сладких снах им не видать такого рынка как у нас. А что мы имеем на самом деле? Слезы, а не прибыль. Надо все менять. Хорошо, что сейчас это возможно. Другие времена настают. Ты согласен со мной? – тормошил он собеседника. Виталий согласно кивал головой, на самом деле мало вслушиваясь в слова.

– Руслан Николаевич, давайте составим план моих дальнейших действий – предложил он.

– А как же. Это обязательно. Я вот как предлагаю. Ты, давай, пару деньков оглядись. Походи по ферме. Посоветуйся с коллективом. Нарисуй планчик сначала сам. А дальше мы с тобой более конкретно все обсудим. Сейчас у нас главное – ремонт. Пока скотина в полях, надо все обновить, а что-то и переделать. На это много сил потребуется – он почти ласково оглядел Виталия и добавил. – Ты тут как раз такой вот молодец и нужен. Молодой. Энергичный. С напором.

Виталий находился в удивительно приподнятом состоянии духа. С одной стороны – перспективы больших дел его радовали и обещали много. С другой стороны – он был удивлен.

«Как же он решился на это? Что же с ним случилось? Да надо ли за это браться? Да уж в своем ли он уме? Городской парень, москвич, да вдруг директором животноводческой фермы. Вот так закрутило. Вот так вывела его кривая!» И тут же, словно кто-то в мозгу подсказывал: «Да не кривая это вовсе. И не прикидывайся, будто ты не знаешь, как все да почему. «Красную шапочку» ты свою увидел. Вот это и ответ. Пока искал одно, нашел и то и другое». Все встало на свои места. Если она здесь, то и он должен быть здесь. А значит, надо устраиваться, зарабатывать и делать все, что приблизит день знакомства с этой девушкой.

Директор вышел у трехэтажного дома, сказав, что через час ждет его в конторе. Они с водителем поехали дальше в поселок. Дорогой Виталий спросил водителя, не знает ли он, что за девушка приходила на ферму к тете Насте.

– Так это же ее соседка Лида. Она на майские праздники к родителям приехала. А вообще она живет в Москве – помолчав и хитро скосившись на попутчика, добавил. – Хорошая девушка!

– Хорошая девушка Лида – продекламировал Виталий известные стихи.

– Что? Что? – не понял Василий.

– Да я говорю, стихи такие есть про девушку Лиду.

Вечером хозяйка квартиры встретила своего квартиранта охами да ахами.

– Да куда ж ты подевался-то? В поселке заблудиться негде. Уж не в лес ли, думаю, пошел? Помню, природу нашу хвалил. Вдруг, думаю, решил в лесочке прогуляться? Вот там заблудиться легко. Там местные дорогу путают. Да, выйти оттуда новому человеку не просто. День прошел. Да где ты был то? А ел ли чего? Голодный, поди ж то, ходишь?

Постоялецсмеялся, кивая головой.

– Да, Нина Ильинична, поесть нигде не пришлось. Да и не вспомнил про еду за весь день. Вот только сейчас подхожу к Вашему дому и чую, чем-то вкусным пахнет. Вот тут и понял, как я есть хочу.

– А у меня еще к обеду все готово было, а сейчас я уж к ужину разогреваю. Я сейчас соберу на стол, а ты, если желаешь, можешь ополоснуться. Вода горячая есть.

Виталий благодарно взглянул на женщину и отправился в ванную. Ужин был, как и накануне, простой и вкусный. Гость рассказывал хозяйке о событиях прошедшего дня. А в конце добавил:

– А ведь я совета Вашего жду. Что Вы мне скажете о затее Руслана Николаевича поставить меня главой на ферму. Может тут что-то хорошее выйти?

Рассказ Виталия очень удивил Нину Ильиничну. Она, молча, с большим вниманием, выслушала все, что было сказано. А на вопрос ответила не сразу.

– Ты, Виталя, мне откровенно скажи, так ли уж тебе необходимо здесь в нашем Кукушкине оставаться? Ты ведь из Москвы приехал. Там у тебя своя какая-то жизнь была. А здесь все по-другому. Ты, видимо, еще не понял, как велика разница. Так ли уж плохо все у тебя в Москве, чтобы здесь все с нуля начинать? Вот в чем главный вопрос.

– В Москве, конечно, хорошо, но меня лично ничто там не держит. Из родни только сестра. У нее своя семья и проблем выше крыши. В столице, знаете, тоже не все на машинах ездят, да по театрам гуляют. А сюда я приехал из-за девушки. Я ее еще в Москве увидел. Взял и поехал за ней. Чем она меня взяла, и сам не знаю, но хочу быть с ней. Сам удивляюсь, но из-за нее я в последние дни столько необдуманных решений принял, что в итоге вся жизнь перевернулась. Вот и с Вами познакомился, благодаря ей. Сидим мы с Вами, как старые знакомые или даже родственники, а ведь если бы не она, так я Вас и не узнал бы никогда. Видимо, не все так плохо. А вдруг, дальше еще лучше будет. Может это судьба меня вела в ваш поселок. Как Вы думаете?

– Так я и знала. Есть, думаю, какая-то причина – громко вскрикнула хозяйка, хлопая ладонью по столу. – А то прямо чудо какое-то. Все от нас уезжают. А такой бравый парень взял да и свалился к нам, как снег на голову. Да еще и жить здесь собрался. Ну не чудо ли? Значит, это из-за девушки? А кто ж такая? Чья же это?

– Лидой зовут. Приехала на праздники к родителям. Больше ничего не знаю – признался Виталий.

– Лида! Так у нас одна Лида из молодых. Не модно сейчас это имя видно стало. Путать не с кем. Так она же назад в Москву уедет. А ты как же? – забеспокоилась хозяйка.

– А я останусь. Раз у нее здесь родители. Раз она хорошая дочка, то приедет еще не раз. Я с ней здесь познакомлюсь быстрее, чем дома. В Москве как из вокзала выйдет, так и растворится в толпе, как песчинка в пустыне. Там люди друг на друга внимания совсем не обращают. Мимо можно пройти и друг друга не увидеть. Суета сует. Там я песчинка никому не нужная. А здесь один день прожил, а впечатлений столько, что и за неделю не переваришь – отвечал он.

– Да, тебя уже все заметили – с довольной улыбкой сообщила хозяйка. – Бабы у крыльца спрашивают: «Нина, кто ж к тебе это приехал? Кто ж это будет?». Да, видели, что ты в контору ходил, и что с Николашкой куда-то ездил. Все спрашивают, что да как. А я ничего не отвечаю. Махну рукой да в дом. Завтра, думаю, новая атака на меня будет – она засмеялась, лукаво поглядывая на постояльца. – Ну, советуй, что мне говорить.

– А я Руслану Николаевичу сказал, что я Ваш племянник. Племянники они же разные бывают. И двоюродные, и внучатые, и еще какие-нибудь, думаю. Вот я и сказал.

– Ого, как ты быстро вопрос решил – хозяйке явно нравилось интриговать соседок. – Ну, можно и чайку попить. Ты сегодня что-то с лица сник. Устал видно. А у меня такой чаек вкусный. На земляничном листу да с ягодами. А я сейчас еще одной травки добавлю. Для сил. Надо тебе, племяш, поспать как следует. Завтра опять на ферму пойдешь, надо быть бодрым. С людьми ты познакомился. А вот коровки с телятками своего нового босса еще не видели. У тебя завтра, считай, презентация – хихикала женщина.

– Не знал я, Нина Ильинична, что у вас в поселке такие юморные пенсионерки водятся и выражаются как в столице.

– Я тебе теперь тетя Нина. Не забывай, что мы родня, это во-первых. А во-вторых, теперь у нас одно образование, что в столице, что на самом захудалом хуторе. Понял какое? – шутила хозяйка, ставя на стол варенье и конфеты, и разливая ароматный чай.

– Нет. Что же это за образование такое?

Нина Ильинична взяла в руки пульт от телевизора, и через секунду загорелся экран.

– А теперь?

– Что теперь?

– Теперь понял? – махнула она в сторону телевизора. – Вот, чем не образование. Диплома, конечно, не выдадут, а вот где и как выражаться научат. Разве не так? И всему другому, чему бы сам сто лет не догадался, тоже научат. Хорошо, когда это другое на пользу. А то частенько и во вред. Особенно тем, у кого головка слабенькая, да умишко маленький. Так что не удивляйся, что вся страна говорит одним языком.

Утром Виталий проснулся от грозного голоса хозяйки, которая сердито с кем-то разговаривала, и странного непонятного пищания. В комнате из-за приоткрытого окна было очень свежо. Пахло чем-то сладким и горьким одновременно. Вставать было неохота. Виталий всегда любил полениться, и старые привычки не желали придавать значения новым условиям жизни. Их и здесь все устраивало. И теплая постель, и свежий воздух, и этот дурманящий запах распускающихся деревьев, и уютное бормотание хозяйки за дверью. «Да, повезло мне с выбором квартиры – думал он. – Надо эту женщину на станции при случае как-то отблагодарить. Это с ее легкой руки я оказался здесь. Нина Ильинична видно устала от одиночества, вот поэтому мне и рада. Ну и хорошо, если так. Да с кем же она разговаривает в такой час?»

Он встал, быстро оделся и приоткрыл дверь в кухню. Там хозяйка громко ворчала на здоровенного серого кота, который крутился у ее ног, и время от времени цеплял ее лапой за подол халата с писклявым мяуканьем.

– На, обормот, на – поставила она миску с молоком на пол. Кот так быстро сунул свою усатую морду в миску, что хозяйка не успела убрать руку. Часть молока пролилась на пол. – Ух, паразит. Шлялка-гулялка. Три дня, шпана кошачья, шлялся неизвестно где, а теперь ему есть подавай срочно. Терпеть он не может. Голодный он, видите ли – с улыбкой на устах и умилением в глазах ворчала хозяйка, глядя на своего питомца. По всему было видно, что кот умеет из нее веревки вить. Увидев Виталия, она кивнула ему вместо приветствия и, смеясь, представила:

– Вот, знакомься. Мой кот – Элвис.

– Еще один результат телевизионного влияния? – тоже не здороваясь, перешел к разговору парень.

– Да, так и есть.

Тем временем кот с удивительной скоростью вылакал молоко и сидел, облизывая свои щеки и бороду. Огромными оранжевыми глазами, круглыми словно пуговицы, он смотрел на нового жильца.

Быстро позавтракав и одевшись, Виталий отправился на ферму. Начинать свою новую трудовую деятельность. Добираться пришлось пешком. Он шел берегом реки. В это время года она была очень полноводной. Вода, бурая на вид, стремительно неслась между заросшими берегами. Нежная листва только что проклюнулась на большинстве деревьев, но были и такие, у которых листьев еще не было. Зато черемуха уже цвела. Было еще много. Каждое деревце выделялось по-особому. Каждое было прекрасно своей чистотой и пышностью. Виталию хотелось остановиться и рассматривать каждую веточку, каждый цветок. Он сорвал маленькую кисточку и, поднеся ее к лицу, вдохнул аромат этого чуда природы, такого знакомого и каждый раз такого восхитительно прекрасного. С веточкой в руках он вошел в подлесок и, повинуясь изгибам дорожки, шел дальше. Во многих местах то желтели, то синели какие-то неизвестные ему цветы, росшие тут в изобилии. Он, давно не бывавший в лесу и как-то не очень придававший значение природе, сейчас был просто ошеломлен представшей перед его глазами красотой. После серой и мокрой Москвы он увидел столько красок и столько солнца, как не видел давно.

– Э, нет, не расплывайся в восторгах и благодушии. У тебя сегодня дела. Дела – еще раз твердо повторил он уже вслух и, отбросив сорванную веточку, решительно направился дальше.

Было как раз около восьми часов утра, когда он подходил к ферме. Коровы уже паслись в соседнем подлеске. На ферме доярки, вместе с Сергеичем, разгружали машину с комбикормом. Увидев Виталия, все заулыбались, хлопая друг друга по плечу.

– Хлопец-то наш не передумал. А мы уж гадаем, придет, аль нет – вместо приветствия хохмили доярки.

Новый директор тут же взялся помогать. Закончив разгрузку, все разбрелись по своим местам. Сергеич с Виталием, присев на скамейку у входа, завели разговор о предстоящей работе.

– Вот, что я тебе скажу – начал старик. – Ремонт надо начинать срочно. Если промедлим и не успеем за лето, то всему делу хана. – Он скрестил руки перед лицом, изображая крест. – В коровнике ремонта еще ни разу не было. Здание ведь не старое, но как запущено все, ты сам видишь. Ленту транспортёрную для подачи кормов менять надо. Доильные аппараты уже все переделанные, да и их-то осталось чуть. Ну и о кормах надо думать. Когда трава поспеет, думать уже будет поздно.

Виталий вынул из кармана ручку с блокнотом, и они пошли по ферме фиксировать все, что надо сделать.

Глава 5

Тетя Настя возилась на огороде с грядками. Заметив соседскую дочку, сидящую на крыльце, подошла к забору поздороваться.

– Лидочка! Добрый день. Что это ты на крыльце сидишь?

– Ой, тетя Настя! Здравствуйте. А я Вас и не вижу. Да хочу, чтоб лицо немного загорело. Вот и сижу на солнце с закрытыми глазами. Вон, солнышко какое сегодня. В Москве у нас так пасмурно последние дни было, а сюда приехала, здесь погода хорошая. На работу вернусь, где я там солнце увижу. Из дома в транспорт. Из транспорта на работу. И обратно также. А по вечерам какое солнце? Разве что в выходные повезет.

– А ты к нам приезжай. Здесь погод всяких хватает. И хороших и плохих. Вот к нам заведующим устроился парень. Тоже москвич. Не знаю, что у него там дома было, но видно, что парень хороший и на вид симпатичный. Да ты ж его видела, когда к нам вчера за молоком приходила. Помнишь, высокий такой с Николашкой стоял.

– Так он у вас работать будет? Вместо Сергеича? Вот так дела – лицо девушки заметно оживилось. Она забыла о том, что загорает, и повернулась к тете Насте. – Да я же с ним из дома вместе ехала в одном вагоне.

– А, так вы уже познакомились?

– Да нет. Не знакомились мы. Просто рядом ехали – досадовала Лида на торопливость соседки. – На вид он действительно не плохой.

– Ха, не плохой! Да красавец парень. А ты, не плохой. Таких еще поискать надо. И сразу видно – жентельмен.

– Кто-кто? – засмеялась Лида.

– Жентельмен, говорю. Вы, говорит, тетя Настя, зачем такое тяжелое поднимаете. Вам такие тяжести нельзя. Пожалел он меня – растроганно рассказывала женщина. – А кому можно – я его спрашиваю. Здесь одни бабы да старики. Спасибо за заботу. Только у нас вся работа на бабах держится. А куда ж, говорит, ваши мужья подевались? Как куда? Да поумирали. Кто утонул. Кто на машине разбился. А многие просто спились. А молодежь вся в городе. Вот на выходные да на праздники съезжаются. А потом опять в город. Так-то вот, говорю я ему.

– Значит, он у вас начальником будет? Это хорошо. С новым человеком всегда новые изменения бывают. И, наверное, к лучшему.

– Дай Бог. Дай Бог – запричитала соседка, возвращаясь к своим грядкам.

Лида, сидя на крыльце, снова повернула свое лицо к солнцу. Ветерок нежно обдувал ее, и потому теплота солнечных лучей чувствовалась очень слабо. Лида закрыла глаза, и тут же в воспоминаниях появился тот, о ком только что говорили. «А он и вправду симпатичный. Что же я не спросила, как его зовут – опомнилась она. – И почему он здесь хочет остаться?» – пыталась она найти ответ, нежась на весеннем солнце.

Глава 6

Руслан Николаевич принимал почетного гостя. В своем благоухающем зеленью цветов кабинете, он радостно хлопотал, подвигая стул полному лысому человеку небольшого роста с блеклыми бесцветными глазами. Слегка кривоватый рот и приподнятая бровь придавали лицу выражение то ли брезгливости, то ли надменности. Это был глава районной милиции Эдуард Петрович Скоротечко.

– Рад. Очень рад – подобострастно, заглядывая в глаза, повторял Руслан Николаевич. – Вот сюда, дорогой. Вот сюда. Присаживайся. Расскажи, с каким ветром к нам. Был недавно и вот снова навестил нас.

Лесть была такой явной и наигранной, что гость не смог отказать себе в удовольствии проиронизировать.

– Хоть Смекалов ты, хоть нет, хоть Николаевичем назовись, хоть еще как, а нутро свое южное не спрячешь. Лесть у вас в крови. А здесь этого не понимают и не любят. Так что не старайся.

– Какая лесть? Что ты, дорогой? О чем говоришь? Все искренне! Все правдиво! – оправдывался хозяин.

– Верю, верю. Сам – болтун – засмеялся лысый. – А приехал я по сигналу. Да, был недавно, и ехать снова не собирался. Незачем было. А теперь появилась причина, и вопросы к тебе появились. Компаньон! – в голосе гостя зазвенел металл, а глаза неподвижно замерли на лице собеседника. – Слышал я, ты начальство новое на ферму поставил. А как же наши с тобой планы по приватизации этого объекта? Не будет ли это для нас нежелательным или даже отрицательным обстоятельством? А? Со мной не посоветовался и даже не сообщил!

Смекалов начал ерзать на стуле с самого начала, теперь даже привстал, опершись руками на стол.

– Не успел я сообщить. Планов у меня много, но все планы в наших с Вами интересах. Ферму приватизировать будем обязательно. Как только возможность появится, но ведь надо подумать и о том, что нам достанется. Уж больно в плохом состоянии она сейчас находится. Я думал об этом. И давно уж хотел думы эти в жизнь воплотить, но не было у меня возможности. Не все винтики в наличии имелись. Не хватает одного. Вот парень этот, что я на ферму беру, и будет тем последним винтиком, чтобы наши с Вами планы могли исполниться.

– Ну, ну, давай расскажи про свои махинации – смягчил тон Скоротечко.

– Что Вы говорите? Какие махинации. Все на пользу. Вот увидите, как все просто и хорошо будет выходить. Ведь у нас приватизацию проводят как? По остаточной стоимости. Что на балансе есть, то и ставят как начальную цену. Для оценки стоимости объекта на место не всегда выезжают. Все по бумагам. Вот нам и надо добиться, чтобы все решения были приняты в районе, без выезда на место. Если уж кому-то из комиссии захочется прокатиться до нас, так ведь у нас на этот случай в Вашем лице надежный помощник есть. Вы ведь сможете подсказать кому надо об излишности этой поездки. Так?

– Ну, так – процедил гость сквозь зубы. Кривизна плотно сжатых губ говорила о явном недовольстве тем, что какой-то тут умник поучать его надумал.

– Так вот, это и есть самый главный момент в нашем вопросе. Приватизировать надо тихо. Без огласки. Просто по бумагам. Это залог успеха на первом этапе. А теперь второй вопрос. Уж в очень плохом состоянии тот объект, который мы брать хотим. Почти развалюха.

– Как развалюха? Ты что, совсем переумничал? Ферме и двух десятков лет нет. Какая развалюха?

– Да, стены крепкие и крыша хорошая. Не везде, но в основном – убедительно подхватил Смекалов. – Да и только. А остальное? Остальное все попортилось. Устарело. И сколько же нам с Вами денежек надо будет внести, чтобы этот объект, когда он будет нашим, довести до такого состояния, чтобы он давал приличную прибыль? Ох, сколько денежек! – сокрушенно замотал головой Руслан Николаевич. Глаза Эдуарда Петровича смягчились и поникли. Лицо подернулось выражением заботы.

– Ну и что ты там придумал? – вяло спросил он.

– Ох, Эдуард Петрович, умный Вы человек. Все видите. Все знаете. Вот сходу угадал, что Ваш верный друг ночи не спит, все думает, как сделать так, чтобы у нас с Вами было больше денег и меньше хлопот.

– Ну, придумал? – опять вяло поинтересовался гость.

– Конечно! – в глазах хозяина зажглись озорные огоньки. – Будем ремонтировать, покупать новое оборудование, новый инвентарь. Все сделаем, что надо. Чтобы все было обеспечено. И все за счет государства. И выкупим не развалюху, а новый хороший молочноводческий комплекс. Вот как будет.

– Так, подожди. Ты же сам говорил, что оценка по остаточной стоимости. Если все обновишь. И все законно. То остаточная стоимость увеличится. Так?

– Так, дорогой, так. Только ты забыл, что в нашем колхозе две фермы. Одна – это коровник, другая – это свинарник. Коровник будет по документам дешевый, а свинарник – дорогой. Но ведь мы свинарник не собираемся приватизировать. Пусть будет дорогой – засмеялся хозяин.

– Так, так, так – протянул, соображая гость. – А ты сумеешь все это провернуть?

– Зачем провернуть? Все законно. Все по документам. Ремонтируем одно, пишем на другое. А кто это будет знать? Да никто. Ну, почти никто. Главное, чтобы из района никто не приезжал перед приватизацией, а цену брали из документов. Вот и все. Ну и надо, конечно, позаботиться, чтобы цена эта тоже в тайне осталась. Зачем народ травить. Нам здесь работать еще придется.

– Хороший ход, хороший – наконец оценил старания будущего компаньона Скоротечко. – Правильно ты все это по полочкам разложил. Молодец. Только не пойму я про винтик. Он тут причем? Куда ты его-то ввинчивать собрался?

– А как же без винтика. Винтик тут обязательно нужен. Кто же будет нашу ферму обновлять, ремонтировать, налаживать, улучшать. А? Кто? Не Сергеич же. Тут нужен молодой, энергичный и грамотный руководитель. Вот я и взял парня этого. Он мне сразу понравился. Простой парень. Такие живую работу любят, а не в бумагах копаться. Никого не знает. А значит и лишних разговоров ему вести не с кем. А без разговоров и сплетен не бывает. А ведь если необходимость появится, так на него и свалить можно. Мол, опыта работы руководителем нет, образования должного тоже нет, ну и так далее. Вот, мол, по этим причинам и напутал парень в бумагах. Обычное дело. Человеческий фактор.

– А ты, что же, в случае чего, думаешь невиновным остаться? Ведь ты же директор. Ты его назначал.

– Какая вина? О чем ты говоришь? На селе работать совсем некому. Кто был, того и брал. Вот и весь ответ. Это не я придумал. Это везде так. Вообще до этого дело не дойдет. Это я запасной вариант Вам рассказываю, чтобы Вы были в курсе и не говорили больше, что я что-то скрываю от Вас.

– Ладно, ладно – миролюбиво остановил его Эдуард Петрович. – Разобрались и хорошо – гость встал и направился к двери.

– Уже собрался уходить. И чаю не выпил – притворно запричитал Смекалов, выходя из-за стола, чтобы проводить гостя. Оба были довольны прошедшим разговором.

Глава 7

Первые дни мая все еще считались красным днем календаря и продолжали быть не рабочими, но праздника не чувствовалось. Лида хорошо помнила, каким раньше был этот праздник. Готовиться к нему начинали заранее. Иногда за неделю, а иногда и гораздо раньше. Мама, придя домой с покупками, доставала из сумки какой-нибудь продукт, считавшийся деликатесом, и предупреждала:

– Лидочка, вот здесь будет лежать зефирчик в шоколаде и буженина. Ты их не трогай. Это на праздник.

За пару дней до даты во многих квартирах начинало пахнуть сытным мясным духом. Это варился студень. А накануне праздника каждый, входящий в подъезд, громко восклицал: «Ой, как вкусно пахнет – и добавлял торжественно, – пирогами». Чуть ли не в каждой квартире пекли пироги. Хозяйки бегали друг к другу, делясь рецептами и спрашивая советов. Кроме советов делились последними новостями. Зачастую просто сплетничали. Ох, какие это были замечательные сплетни. Говорили обо всем на свете. Все было интересно: и куда устроилась на работу сестра мужа, и о том, от кого беременна дочь продавщицы из соседнего подъезда, и правда ли, что эта продавщица купила участок под огород, и где деньги взяла, и многое-многое другое. Задушевные разговоры запивались вкусным чаем и заедались свежими пирожками. Частенько между пирожками пролетали и пара стопочек вина, а то и водочки. Всякое бывало. Веселая детвора бегала из квартиры в квартиру вокруг молодых мамочек, мимолетом угощаясь везде, где получится. Бабуси, сидящие у подъезда, тоже судачили, но уже о своем.

Настроение у всех было радостное. Все ждали праздника. Молодые девушки обдумывали наряды и прически, с которыми они пойдут на демонстрацию. Детвора приносила из школы разные поделки с уроков труда, которые тоже готовились к празднику. Это были большие бумажные ромашки или мелкие розочки, прикрепленные к веткам березы с маленькими листочками, или флажки разных цветов и размеров. Иногда это были плакаты, которые тоже были сделаны своими руками.

И вот, наконец, наступало первое мая. Вставали рано. Одевались в заранее припасенные наряды и шли или ехали в центр города. На демонстрацию. Везде слышались веселые возгласы и смех, из окон лилась музыка, из репродукторов слышались поздравления руководителей города к народу. В этот день можно было встретить огромное количество знакомых. Радостные возгласы приветствий раздавались то тут, то там. Демонстрация считалась административным и даже политизированным мероприятием, но на самом деле это был повод повеселиться всем миром. Нагуляв аппетит на свежем воздухе, все с изрядным чувством голода шли домой, а кто прямо в гости. Столы уже ломились от закусок и блюд. Их вид очень радовал проголодавшихся людей. Все усаживались за столы и, выпив первую стопку за праздник, принимались есть. Затем шли разговоры. По мере убывания спиртного разговоры становились все веселее. Смех становился все более громким и более продолжительным. Наконец начинались танцы, к этому времени уже весь дом ходил ходуном. Молодежь танцевала под магнитофон современные модные танцы. Звуки гармони, выводившей русскую плясовую, служили сигналом для жителей старшего поколения. Из соседних квартир выходили люди, и начинались пляски. Зачинщиками были, как правило, мужчины. Пройдясь «уточкой» вдоль смотрящих, танцор выходил на середину круга. Выдав несколько «коленцев» и исполнив пару частушек, громко кричал: «Барыню!». Все хлопали в ладоши. Под звуки «Барыни» танцор шел вприсядку, а из толпы выплывала сама барыня. Партнерша, уперев руки в боки, лебедью плыла вокруг кавалера. В круг выходили новые участники, сменяя друг друга. Их становилось все больше. Не было никакой разницы, кто чей гость. Все были свои. Все вместе. Кто-то выносил выпивку прямо на улицу, и гулянье продолжалось до темна, пока свежесть весенних вечеров не загоняла уставших людей по домам.

Вот таким Лида помнила Первомай, и таким хотела бы видеть его всегда. Времена сменились. Теперь все сидели по своим домам. Уже было не принято угощаться, где придется, и не важно, за чей счет. Теперь все считали деньги, которых все чаще и чаще не хватало. Большие застолья вышли из моды. Люди перестали ходить в гости, даже если их приглашали. Ведь если ты идешь к кому-то, то завтра сам должен пригласить к себе. А приглашать к себе могли уже далеко не все. Равенство в общении перечеркнуло неравенство кошельков. Праздник Первомая стал просто обыденным выходным.

В этот год погода стояла просто замечательная. Весна была ранней и дружной. Солнце припекало так, что стол пришлось поставить в тени уже распустившегося большого тополя, на зеленой лужайке около клумбы. Женщины постелили белую скатерть и поставили в центр стола вазу с душистыми нарциссами и ярко красными тюльпанами. Вышло очень красиво и празднично. Весело переговариваясь, Лида с матерью внесли посуду и еду. Все было готово.

– Дамы, а нельзя ли включить музыку? – крикнул отец, стоя у мангала.

– Как прикажете, сэр, – Лида протянула руку в окно к заранее приготовленному магнитофону. Веселая песня полилась в эфир.

– Ну, вот так-то лучше – бормотал себе под нос отец в попытке подпевать звонкоголосой певице. – Леночка, а допинг когда выдавать будут?

– А когда шашлыки, тогда и допинг.

– Ну, это не серьезно. Надо начинать с малого. К шашлыкам надо быть уже в подогреве, а иначе смак не тот. Давайте, девчонки, пошустрей. Мухой за допингом – балагурил отец.

К празднику в семействе имелись две бутылки, коньяк хорошей марки и шампанское. Лида вынесла ведро с холодной водой и поставила на край скамьи у дома. Из ведра торчали горлышки бутылок. Она достала коньяк и, открыв пробку, налила в бокал, который подала отцу.

– На, пап, тебе для затравки, а мы с мамой уж за столом.

Отец сел на табурет у мангала и взял в руки бокал. Окинув взглядом сад и стол в саду, он произнес:

– Весна. Как она хороша. И эти цветы, и это солнце, и ты – он взглянул на дочь. – Как мы рады, что ты вместе с нами в этот день. Как хорошо, что ты приехала. Тебе здесь нравится?

– Ну конечно, папа, нравится. Больше всего я рада, что вы довольны. Что нашли здесь свое место и не тоскуете по Москве. Хотя, конечно, мне вас не хватает.

– Спасибо, милая, – он наклонился и чмокнул ее в щеку.

– Так, опять воркуете? А про мясо забыли. Ну-ка, я проверю – ворчала мать, выходя из дома. – Да оно готово. Вы же его пересушите!

Все уселись за стол. Открывание шампанского сопровождалось громким выстрелом. Лопающиеся пузырьки щекотали ноздри, а вкус прохладного напитка в этот жаркий день казался волшебным. Выпивая его маленькими глоточками, почему-то очень хотелось смеяться. И Лида смеялась. Отец, раскладывая мясо, как всегда, балагурил и, думая, что дочь смеется над его шутками, старался еще больше. Все в этот яркий солнечный день было чудесным. Лиду наполняло предвкушение чего-то важного. Она ждала перемен. Ей казалось, что что-то должно произойти, что-то перемениться в ее жизни. И обязательно в лучшую сторону.

Ближе к вечеру в дом забежала ее подруга Света, напомнить еще раз о том, что вечером они идут в клуб. Девушка и сама помнила об этом и тайно надеялась, что там она увидит того парня с фермы. Она не думала о нем ничего конкретного, и даже еще не поняла, до какой степени он ей нравится, но видеть его хотела.

Подготовка к посещению клуба заняла некоторое время. Она уложила свои светлые кудри, нанесла неброский макияж и оделась в ту одежду, в которой приехала. Дожидаться подругу она не стала и решила пойти сама до ее дома.

Глава 8

Света была местной, но теперь жила в Москве. Именно это, с некоторых пор, сильно сблизило девушек. Раньше, когда в их доме жили бабушка с дедушкой, Лида ездила в Кукушкино на каникулы, на время летнего отдыха. Света была ее незаменимой подругой. Девчонки проводили много времени вместе. Часто сидя на берегу реки или на качелях у детского сада, они болтали без умолку обо всем на свете. Лиду удивляли некоторые подробности деревенской жизни, а Света, наоборот, очень часто расспрашивала подругу о Москве. Ее мечтою было побывать в столице. После окончания школы Лида не приезжала в Кукушкино несколько лет. Поступление в институт диктовало свои планы на летний отдых: экзамены, походы, стройотряды. За эти несколько лет судьба Светы тоже круто изменилась. Однажды зимой к ним в поселок приехал мужчина в гости к своим родственникам. Было ему уже хорошо за тридцать. Жил он в Москве, имея жену и уже большого сына. Семейная жизнь последнее время складывалась очень неудачно.

Жена – женщина активная, требовала от мужа большей расторопности в делах, считая, что семейный бюджет с ее стороны наполняется намного больше, чем с его. Будучи очень занятой на работе, она и семейные дела в основном держала на своих плечах. У нее не было времени подолгу рассматривать свое изображение в зеркале, и ей некогда было задуматься о том, что молодость уходит и надо бы побольше уделять внимания своей внешности. Она была попросту заезженной лошадкой, тянущей на себе весь воз проблем всех членов семьи. Претензии к мужу были более чем основательны. Он же реагировать на эти претензии не собирался. Будучи ленивым от природы, лишними хлопотами он себя не утруждал. Да и настроение испортить ему было трудно. Думать, а тем более беспокоиться о будущем семьи, тревожиться за судьбу сына было не в его привычках. Устроенный быт, непробиваемое спокойствие и не очень затруднительная работа позволяли ему сохранить ту привлекательную внешность, которой его наградила природа. Жена, в теперешнем ее виде, была ему явно не пара. Для нее он стараться не собирался. И эта «не пара» без конца что-то требовала, что-то выбивала, на что-то рассчитывала. Одним словом, имеющаяся на то время, семейная жизнь его не устраивала.

И не только не устраивала, а попросту бесила. В очередной раз после громкого скандала с женой, он оформил отпуск и, оставив жене записку о своем отъезде, уехал к тетке в деревню. Решил сам отдохнуть и дать жене успокоиться. «Раз я так плох, поживи без меня» – думал он, мстительно сжимая губы.

Приехав в Кукушкино, уже на следующий день заприметил симпатичную девушку, работающую в киоске на станции. К киоске продавались сигареты, и он почти каждый день захаживал, чтобы их купить. Ему, зрелому мужчине не трудно было догадаться о том, что он заинтересовал девчонку. Ну и, конечно, это льстило.

Вечером третьего дня он пришел и вызвался ее проводить. Она, не желая показываться с ним возле дома, предложила прогуляться. Они отправились гулять по дорожке, идущей параллельно железной дороге. На столбах, стоящих вдоль железки, были установлены сильные светильники. Даже их желтый свет казался слабым по сравнению со светом, который шел от ночного светила. Луна огромным серебристым диском висела на темно-синем небе, с которого падал крупный редкий снег. Зеленые елки, украшенные шапками, дополняли картину зимней сказки.

Он брал ее озябшие ладошки в свои большие руки и согревал дыханием. Затем целовал. Каждый пальчик. Глядя в ее восторженные глаза, блестевшие в свете фонарей, он не удержался от поцелуя в губы. Это был ее первый поцелуй. Вот в такой романтической обстановке и начались отношения между Светой и Олегом. Для каждого из них это было сказкой, ибо каждый из них видел в другом исполнение своей мечты.

Света мечтала о любви, о принце на белом коне, который увезет ее из этой дыры в свой замок. Коня, конечно, не было, а вот Олег вполне подходил на роль принца. Высокий молодой мужчина с приятными манерами и запоминающимся лицом. Замка у него тоже не было, а вот прописка не абы где, а в Москве. Чего ж еще желать деревенской девушке.

Олегу казалось, что он нашел свою любовь. Жену он сейчас даже не хотел вспоминать. Сейчас он думал, что ее он никогда и не любил. Да и какая там была когда-то любовь, сейчас уже не было важно. Главное, что он нашел Свету и с ней он точно будет счастлив. Ему льстило то, как внимательно она слушала его рассказы о себе, где он больше половины просто врал. Забавляло и развлекало то, как задорно она смеялась над его анекдотами, которых он знал в изобилии. Самым волнующим было видеть, как яркими звездочками вспыхивали ее глаза, когда он ее обнимал, и как они томно закрывались, когда целовал. Он представлял себе, как привезет ее в Москву. Как все ахнут, глядя какая молодая и красивая у него теперь жена, и как она его любит. Любви – вот чего ему не хватало в жизни. В его мечтах все было романтично и прекрасно. Он всегда был романтиком. Практическая сторона жизни была не его уделом. Отпуск прошел быстро. Расставание со слезами и обещаниями еще больше убедило Олега в том, что это судьба. Только в поезде он вспомнил о том, что уехал, не попрощавшись с женой. Дома его не ждали. Жена объявила, что подала на развод и на размен квартиры. Он, молча, сидел в своем любимом кресле, глядя на снующую по квартире жену. Она, озлобленная и нервная, не шла ни в какое сравнение с веселой, всегда согласной с ним Светой.

Одурманенный страстью и ожиданием другой «счастливой» судьбы, он не обратил внимания на то, как просто, без вопросов среагировала супруга на его согласие о разводе. Что не было обычных сцен и криков. Он был рад, что она нашла обмен, и по привычке возложил все обязанности по оформлению на жену. Она говорила ему адрес и метраж новой квартиры, но он не вслушивался и, доверяя ей по-прежнему, не поехал смотреть. Он все еще не осознавал, что их с женой интересы теперь по разные стороны баррикады. После оформления документов еще какое-то время жили вместе в старой квартире. Наличие отдельной комнаты у каждого члена семьи позволяло не особо тяготиться обществом друг друга. Жена договорилась с новыми владельцами подождать, пока она утрясет все в старой школе сына и переведет в новую.

Олег все собирался съездить к себе на новое место жительства, но все откладывал, оправдывая себя разными причинами, а попросту ленился. Свете он послал большое письмо, в котором писал, как он любит ее и как лихо он уладил все дела по разводу и размену. В письме он походил на всесильного мага, который все проблемы решает взмахом волшебной палочки. Он велел ей собираться и приезжать.

Девушка была безумно рада, так как после отъезда Олега поняла, что беременна. Последнее время она сидела как на иголках. Ожидая решения своей судьбы. Время от времени она впадала в депрессию, не веря в счастливое завершение своей первой любви. К тому же мать, которую провести было трудно, без конца упрекала ее за неразумное поведение. Время шло.

Однажды, придя домой достаточно поздно, Олег обнаружил в двери новый замок. Не чувствуя никаких неприятностей, он позвонил в дверь. Ее открыл мужчина больших размеров с бутылкой пива в руке. Олег от неожиданности не успел даже ничего сказать, как толстяк сам сказал все за него:

– А, привет, командир. Вот твой ключ, а вот адрес. Счастливо – с этими словами он закрыл дверь. Прочитав бумажку, Олег узнал, наконец, адрес своей новой квартиры. Уже на лестнице он вспомнил о почте и решил проверить почтовый ящик, ведь замок там был еще старый. В ящике лежало письмо от Светы. «Хоть тут-то повезло. Не надо еще раз приходить» – подумал он. До новой квартиры он добрался не быстро. Дом стоял на окраине, в пятистах метрах от кольцевой дороги. Зайдя в подъезд, он почувствовал запах кошачьей и, видимо, не только кошечьей мочи. При виде загаженного подъезда старой хрущевки, где не было даже консьержки, настроение его сразу ухудшилось. Квартира находилась на пятом этаже. Открыв дверь и нащупав выключатель, он, наконец, включил свет. Картина была безрадостной. Посреди голых грязных стен единственной комнаты на грязном полу стоял чемодан с его одеждой. Рядом стояла большая коробка со старой кухонной утварью и прочей мелочью. Из мебели старая кровать, тумбочка и один табурет. Единственный. Как в больнице. Больше ничего. Все остальное жена увезла в свою квартиру, решив тем самым оплатить свой труд за содержание и руководство семьей за все прошлые годы. Первым желанием было позвонить жене, чтобы разобраться. Спросить, что это она устроила и как по ее понятиям он сможет здесь жить. Потребовать, чтобы она все наладила, все устроила и прекратила это безобразие. Сообщить ей, что на такой исход дела он не согласен. Он походил взад-вперед и, не найдя телефона, понял, что его здесь нет. Понял он и то, что не знает адреса новой квартиры жены. Сообразив, что завтра он сможет позвонить ей на работу, он слегка успокоился. Он вспомнил о письме Светы и распечатал его. Она писала, что приезжает в ближайший понедельник. Осталось четыре дня.

Утром дозвонился до жены. Долго и возмущенно выговаривал ей, что та квартира, в которую она его поселила, непригодна для жилья, что там сломана вся сантехника, ремонта нет как понятия, и почему она забрала всю мебель и все вещи себе. Он почти кричал, обвиняя ее в том, что она не предупредила его о дне переезда. Он сам мог бы собрать свои вещи, а теперь он не знает, что где взять и что у него есть, а чего нет. Он говорил еще много всего, по его мнению, справедливого. Жена слушала, не перебивая его, а затем каким-то слащавым голосом, совершенно необычным для нее, вдруг даже как-то ласково начала говорить ему о том, что надо было раньше заботиться обо всем, и квартиру смотреть надо было раньше, когда она ему адрес давала. «А теперь живи с тем, что есть, и решай все проблемы сам. – Еще она добавила, что сроки ушли и теперь вернуть ничего уже нельзя. А советы спрашивай у своей соплюхи, которую выкопал из лесных дебрей теткиной тьму-таракани» – закончила она.

Положив трубку, первое, что он понял это то, что жена знала о появлении в его жизни любовницы. Второе то, что помогать она, как видно, действительно не будет. Это ставило в тупик. Что делать, он не знал. А если человек не знает, что делать, то, как правило, поступает по привычке. Привычкой Олега было полагаться на жену. Жены теперь не было, но ведь была любовница. А раз она беременна от него, то значит почти уже жена. Впереди пятница и выходные. Решение пришло само. Он напросился к одному из знакомых в гости. Приятель жил за городом в большом доме, и у них всегда было много гостей. Итак, вопрос ближайших дней был решен.

В понедельник он вышел на работу, приехав прямо от приятеля и отпросившись на пару часов пораньше, поехал на вокзал встречать Свету. Светочка выглядела прекрасно. Беременность ей шла как никому. Изумрудная зелень нежных глаз светилась любовью. Белоснежная кожа на щеках алела румянцем. Среди хилых, уставших от зимы москвичек, украшенных с помощью косметики, Света выделялась из толпы природной красотой здоровой девушки. Мужчины задерживали на ней взгляды. Олег, увидев любимую, сразу повеселел. На вопросы о жене и разводе отвечал уверенно и твердо, как человек, не меняющий своего слова. На вопрос «куда мы сейчас поедем?» смеялся и, нежно обнимая, говорил:

– Домой. Куда же еще. К нам домой, – вспомнив о том, что ждет их дома, добавил – а для начала пойдем где-нибудь перекусим. Я только что переехал. Кухней еще не занимался. Да и продуктов еще не покупал. Я подумал, вот приедет хозяйка и обустроит, как самой надо. Правильно?

Эти слова пролились бальзамом на все душевные раны, не дававшие ей покоя последнее время. За ужином они были так рады друг другу, что казалось, счастью не будет конца. Сытые и довольные они вышли из кафе. Света с удовольствием рассматривала улицы и дома. Все ее радовало. Вселяло надежды на новую жизнь. Любимый мужчина позвал ее к себе в Москву. Вот сейчас они придут в их семейное гнездышко, и начнется ее новая жизнь. А вскоре родится малыш. Он будет москвичом или москвичкой. В его паспорте будет написано: место рождения – город Москва, а не это захудалое Кукушкино. Сердце колотилось от радости и счастья. Поездка на метро добавила приятных впечатлений. От последней станции до их района пришлось проехать на автобусе и вот, наконец, они вышли на нужной остановке. Здесь архитектура уже не радовала, как раньше. Когда они подошли к дому, в сердце Светы появилась первая льдинка разочарования. Подъем по лестнице добавил еще несколько льдинок. А когда они вошли, наконец, в квартиру, ее сердце превратилось в сплошной кусок льда.

Она с недоумением смотрела на Олега, надеясь, что он скажет, что это не их квартира, а они зашли сюда на минутку по какой-нибудь надобности и вот сейчас пойдут дальше в другую квартиру. Та другая, в отличие от этой грязной и вонючей, будет чистой и уютной. Света не претендовала на роскошь и богатство, она согласна была на любое скромное жилище, но то, что существуют такие вот захламленные и разбитые квартиры, она просто не подозревала.

– Олег, это твоя квартира? – спросила она, надеясь на отказ.

– Ну, я ведь тебе говорил, что только что переехал. После размена мне досталось вот это. Жена подставила меня в этом обмене. Я ей доверял. Я раньше не представлял, что она может быть такой дрянью. Ничего такого я от нее не ожидал. – Он бормотал что-то о том, что если сделать ремонт, тут будет вполне хорошо, но денег у него нет, и придется как-то устраиваться с тем, что есть сейчас. Он твердил, что рад ее приезду, что любит ее очень и без нее он пропадет. Он обещал, что будет ей помогать. Что она должна здесь как-то все наладить, иначе здесь жить невозможно. Она сидела на табурете очень долго. Олега она слушала, не понимая большинство фраз из того, что он говорил, но то, что он доверяет ей устройство быта, она поняла. Раз задача ясна, надо действовать. Она стряхнула с себя ледяное оцепенение и взялась за дело.

– Главное, я в Москве. Отец моего ребенка сидит рядом и говорит, что любит меня. Остальные мелочи мы исправим – думала она.

Они кое-как устроились на старой кровати и проспали первую ночь. Утром он ушел на работу. Она первым делом отправилась на телеграф, звонить матери.

Уже на третий день прибыла будущая теща с деньгами и засученными рукавами. Оценив ситуацию, она первым делом заставила будущего зятя подать с ее дочерью заявление в ЗАГС. Затем вынудила его подписать расписку о том, что он берет у нее денег взаймы на проведение ремонта. И работа закипела. Мать наняла двух рабочих, которые должны были провести капитальный ремонт всей квартиры. Сама с утра до вечера бегала, покупая мебель и хозяйственную утварь для квартиры. Она сделала все, чтобы ее любимая дочь родила ее первого внука в хороших условиях. За то время, что она прожила в Москве, у нее сложилось отрицательное отношение к дочкиному мужу. Попросту она его невзлюбила.

– Вот уродит же мать-земля – горестно философствовала она. – Один – маленький да плюгавенький, а он всех заботой окружит и жить с ним, что в масле кататься. А другого – природа всем наградит, и красив, и высок. А за что? Толку с него чуть. Вот и твой муж, одно упражнение только и выучил, как на шею другим садиться.

Света пыталась оправдывать мужа, но мать была непреклонна.

– Да ты сама подумай. Был бы он хорошим мужиком, разве ж его жена так просто от него отказалась? Ведь у них ребенок есть. А она его, что старую рукавицу сбросила. В один миг – она горестно оглядывала уже выросший живот дочери и продолжала. – Ну, ты хотела жить в Москве. Живи. И то уж хорошо, что ты законная жена. Живи, да по сторонам поглядывай. Думы думай: где ты будешь работать, с кем дружить, что есть-пить. На мужа твоего надеяться нельзя. Так что думай за себя и за ребенка сама. Поняла?

– Да, мамочка. Все поняла. Все будет хорошо. Вот увидишь. Спасибо тебе, моя родная. Моя палочка-выручалочка.

Вот с такими словами мать и дочь расстались. А к концу сентября Света родила дочь. Девочка родилась крупная и здоровая. Беспокойства она доставляла не больше, чем другие дети. И все же молодой маме жизнь с малышкой показалась сущим кошмаром. Сама еще фактически ребенок, она оказалась один на один со всеми трудностями первых дней.

Муж, хотя и был отцом во второй раз, ничем не помогал. Казалось, он боится ребенка. Утром он уходил на работу, а вечером все чаще и чаще задерживался под разными предлогами. Кроме походов в магазин или аптеку поручить ему ничего было нельзя. Малышка перепутала день с ночью и большую часть дневного времени спала. Зато ночью спать никак не хотела. Света могла бы поспать днем, если бы ей кто-то помогал. Рядом никого не было. Днем – бесконечная стирка, глажка пеленок, сборы на улицу и прогулки занимали основное время. А надо было ещеприготовить поесть и убрать квартиру, и мужу внимание уделить. День пролетал незаметно. К вечеру Света валилась с ног, но тут начинала хныкать малышка. Она выспалась днем и вовсе не желала спать еще и всю ночь. Молодая мама спала урывками. Иногда, даже сидя. К концу третьего месяца на нее было жалко смотреть. Похудевшее лицо потеряло свою свежесть и румянец, отросшие волосы тусклыми прядями спускались вдоль лица, бледные губы крепко сжаты, в глазах вечное беспокойство и решимость, как у человека, пытающегося выжить. Но хуже всего одиночество. Это ужасное одиночество, когда надо жить в совершенно иной среде, где у тебя кроме мужа нет ни одного знакомого человека. Ни одного. Ни соседки, ни подруг, ни родственников, ни одноклассников. Вообще никого. Девушка чувствовала постоянную потребность поговорить, посоветоваться, рассказать. В ее жизни случилось столько нового, и это новое – самое важное в жизни любого человека. Хотелось с кем-то обсудить, узнать чье-то мнение, узнать, как у других. Стоило ей заикнуться мужу о своих проблемах, как она тут же натыкалась на стену недовольства и даже раздражения с его стороны. Он был разочарован жизнью еще больше чем она.

Его не радовали ни молодая жена, ни дочь, ни самостоятельное существование без старой жены. Уезжая в деревню год назад, он вовсе не собирался менять свою жизнь, а просто хотел отвлечься от приставучих дел. А тут Светлана под руку подвернулась. Все как-то случайно вышло. Без серьезных намерений. А о ребенке он и вообще не думал. Зачем ему ребенок. Его сын от первой жены рос, как ему казалось, сам по себе. У жены было достаточно возможностей воспитывать сына, не напрягая отца. Он не догадывался, что малышке нужно уделять столько времени, и что с ее появлением возникнет столько забот и хлопот.

Теперь он оценил свою первую жену. До него дошло, наконец, как умна и оборотиста была его первая. Теперь он понял, что потерял: налаженный комфортный быт, возможность реализовать свои любимые привычки, полный кошелек, пусть частенько и наигранное, семейное согласие. Вот лицо его бывшей семьи. А кто там будет разбираться, чья заслуга во всем этом. Кто и на сколько процентов обеспечил семье это благополучие. Да никто. Вот существует прекрасная семья. А он ее глава. Ведь у нас принято мужчин считать главой семьи? Ну вот! Он и есть глава. Уважаемый, благополучный человек. А главное, за это благополучие и дергаться-то не надо было. Жена все вопросы решала самостоятельно, прекрасно зная, что он – «пирожок ни с чем», и что требовать от него дел – только время терять. Ее тоже устраивал публичный миф о хорошем статусе их семьи. «Если другого нет, надо держаться за то, что имеешь. Разведенок и одиночек и так пруд пруди» – думала она. Матерью-одиночкой она быть не хотела. Разводиться в ее планы не входило. Когда же она узнала, что ее «пирожок» еще и загулял, взбесилась. Просто взбесилась. И вот теперь они разведены.

У него молодая жена, которая все время посвящает ребенку, отношения все более портящиеся с каждым днем, плохое жилье, где нет ни былого комфорта, ни уюта, ни даже питания. Денег тоже нет. Вот и все бонусы, которые он поимел с прошлогоднего приключения. Реальная жизнь коренным образом отличалась от тех картинок, которые он себе придумывал еще полгода назад. Прежнего не вернуть. Новых спутников жизни в лице юной жены и ребенка никуда не денешь. Один он жить не умеет. Ничего не оставалось, как смириться и плыть по течению. Смириться было проще всего, только вот настроение от этого не улучшалось. Так, к его старым качествам лентяя и нахлебника добавился еще образ вечно недовольного кислого зануды. Такая начинка испортит любой, даже самый привлекательный «пирожок».

По причине своей молодости сделать выводы из сложившейся ситуации Светлана не могла. Зато ее маме было достаточно одного взгляда, чтобы понять какие результаты всего за год дала романтическая любовь под луной. Выкладывать свои мысли сразу она не стала. Надежда Михайловна ценою своего собственного отпуска решила дать дочери возможность сначала прийти в себя, чтобы та поняла, что мать ей втолковывать будет. Она освободила Свету от всех домашних забот и взяла на себя уход за внучкой. Снабдив дочь деньгами, она каждый день выпроваживала ее за порог со словами: «Иди, погуляй по магазинам. Развейся». Зачуханная, измученная девушка сначала даже не рада была свалившейся на нее свободе, но молодость брала свое. Куча новых нарядов, посещение салона красоты, новая стрижка и, наконец-то, полноценный ночной сон в мгновение ока преобразили ее. Она увидела в зеркале уже не румяную девчонку, какой она приехала в Москву, а интересную юную женщину со стройной фигурой и красивым лицом. Захотелось всем показаться, всем похвастаться, какой она стала. Вот тут-то она и вспомнила про Лиду.

– Боже мой! Как я могла забыть? – думала она. – Ведь подружка детства живет не где-нибудь, а здесь в Москве. Вот здорово!

Это было то, что нужно. Не какая-то новая знакомая, от которой неизвестно чего ожидать, а своя, с детства любимая, почти деревенская подруга. Вскоре Света оказалась на пороге Лидиной квартиры. С первых же слов и подруга и ее мать пооткрывали рты:

– Как? Ты живешь в Москве? Как? Ты уже замужем? И ребенок родился?

Удивлению не было конца.

– Да Боже мой, когда же ты все это успела? Сколько же мы не виделись?

Во время чаепития девушки договорились, что теперь будут встречаться и постоянно созваниваться. Дома Света по нескольку раз все сказанное у Лиды пересказала матери. Та была очень довольна.

– Хорошо. Вот теперь хорошо – повторяла она эхом за дочерью. – Рада я, что ты здесь не одна останешься. Помнишь ли ты, что я тебе про мужа твоего говорила, когда первый раз приезжала? – спрашивала она, пристально глядя на дочь.

– Помню, конечно – радость пропала с лица девушки.

– А теперь ты думаешь, права я была или нет?

– Наверное, да – опустила глаза Света.

– Ну, вот и хорошо, что матери веришь. А печалиться не надо. Девочку твою я заберу себе.

– Как?! – вскинула глаза девушка.

– На время, доченька, на время – мать ласково погладила ее по руке. – Нам с батькой его зарплаты хватит. Я дома посижу, на хозяйстве, да и с внучкой тебе помогу. А ты с Лидой встречайся почаще. Попроси их помочь тебе с работой. Они люди хорошие и со связями. Авось, помогут тебе устроиться. У тебя будут свои деньги и своя жизнь. С мужем не ругайся. Живи с ним, пока живется. Без ребенка вам легче будет. О себе не забывай. Старайся больше на людях быть. Да помни, что муж твой не единственный мужчина на свете. Ты меня поняла?

– Да, мамочка, все поняла – со слезами Света обняла мать. – Спасибо тебе, что не ругаешь меня.

– Ругала бы, если бы это помогало – засмеялась Надежда Михайловна.

Через несколько дней мать уехала, забрав с собой внучку. С тех пор все шло так, как она и предсказывала. Света устроилась официанткой в кафе. Оно находилось недалеко от места, где работала Лида. Виделись они очень часто и сближались все больше и больше. А с тех пор как родители Лиды переехали в Кукушкино, у обеих подруг был хороший повод часто ездить в деревню.

Глава 9

Лида не спеша шла по деревенской улице, с интересом поглядывая по сторонам. Деревня заметно опустела. Молодежь в большинстве уезжала в города. Старики умирали. Сейчас многие дома были не жилыми. В часть из них приедут дачники. Часть этим летом останутся без хозяев. Разросшиеся без присмотра черемуха и вишня заполнили пространство вокруг домов до такой степени, что ранее широкая дорога посреди деревенской улицы, теперь казалась узкой.

Дом Светиных родителей находился на другом конце улицы. Маленькая толстенькая белая собачка по имени Динка узнала Лиду и с веселым лаем бросилась к ее ногам. Она была так рада старой знакомой, так весело вертелась у ног, изгибаясь всем своим толстеньким тельцем, и старалась подпрыгнуть повыше, чтобы заглянуть в глаза девушке. Лида даже растрогалась. Эта собачка все ее детство была неразлучной спутницей их со Светой приключений и забав. Куда бы девчонки не шли, она с ними. Динка четко знала свою роль охранника и почти постоянно бегала вокруг девочек, тявкая на каждое живое существо, которое могло приблизиться с ее хозяйкам. Лида ласково погладила теплую мордочку.

– Ты меня не забыла. Хорошая моя. Пойдем со мной.

Она вошла в дом и громко поздоровалась. Из кухни тотчас же вылетела Светина дочурка Галка. Следом за ней мать Светы – тетя Надя.

– Ой, Лидочка, здравствуй. Проходи. Посиди с нами пока Света соберется. Расскажи, как ты живешь. Вид у тебя просто волшебный. Просто принцесса. Нет, правда! Хорошеешь с каждым днем. Когда ж замуж соберешься? – засыпала вопросами тетя Надя.

В доме подруги Лида была совсем своею. Она, ничуть не смущаясь, взяла печенинку из вазочки на столе и дала в открытое окно собаке.

– Диночка у вас уже старенькая. А меня все еще помнит – Лида грустно улыбнулась. – А замуж, тетя Надя, никто не берет. А Вы говорите – принцесса.

– Ох, и то правда, девонька. Что за жизнь пошла. Посмотришь, молодежь никто семьями жить не хочет. Все сами по себе. Гулянкою обходятся. А разве ж это правильно.

– Ну, как-нибудь проживем – повернулась Лида к худенькой светловолосой девочке. – Правда, Галка?

Девочка заулыбалась и побежала в дальнюю комнату. Вскоре из дверей этой комнаты вышла Света. Она была одета в джинсы и красный массивный пиджак. Глаза и губы были сильно накрашены. Она подошла к зеркалу и с удовольствием оглядела себя.

– Ну как?

– Красота не человеческая! – засмеялась Лида.

– Господи, что на тебя нашло? Что ж ты за макияж себе разрисовала – забеспокоилась мать.

– А что? Плохо?

– Да ведь у нас не Москва. Наши местные прокуроры сейчас быстро приговор вынесут и доложат тетке твоего мужа.

– Ой, мама, кто как накрашен сейчас никого не волнует, а тем более моего Олега. Ну, мы пошли.

Они вышли из дома и не спеша направились к центру поселка. Сегодня там в честь праздника был показ фильма и после него дискотека. Клуб находился в соседней деревне Василёво. Там работала библиотека, кружок хорового пения, кинозал и конечно буфет.

В кружок пения ходила почти половина взрослого населения колхоза. Петь в Кукушкине любили. Учет посещений не велся, и поэтому на каждом сходе состав участников мог отличаться. Там женщины, а зачастую и мужчины, не только отводили душу, исполняя хором любимые песни, но и делились друг с другом последними новостями. Этому второму занятию отводилось порою больше времени, чем первому. В клубе имелся буфет, где кроме прочего продавали пиво и вино в розлив. Режима работы у буфета не было. Никто его и не спрашивал. Работа буфета осуществлялась по требованию населения. В будние дни он мог всю неделю даже не открываться, зато в выходные и праздничные дни работал до последнего клиента, иногда и всю ночь. Если же в будни у кого-то возникала нужда в посещении сего заведения, то желающие просто шумели у дверей, выкрикивая имя буфетчицы. Звали ее Нора.

– Эй, Норка, вылезай из своей норки – веселились они от словесного каламбура. – Открывай буфет. Мы с другом по пивку решили – кричали они еще громче.

Нора, которая жила в соседнем от клуба доме, наскоро одевалась и шла открывать заведение. Обиженных не было. Такой режим всех устраивал.

Имелся в клубе кинотеатр. Работал он только в те дни, когда бывала дискотека. Посещали ее регулярно и охотно. Люди вместе с фильмом шли «и людей посмотреть и себя показать». Жизнь односельчан для многих была интересней, чем страсти на экране. Посещение кинозала – это был своеобразный разогрев перед дискотекой, прелюдия одним словом. Зал заполнялся задолго до начала показа. Люди сидели в рядах, смотрели на вновь прибывших, обсуждали, кто в чем одет, кто с кем пришел и как у кого дела. Затем шел обмен информацией. Выкладывалось, кто что знает о том или ином персонаже. Третий этап был самым сложным и зачастую драматическим. Начинался обмен мнениями.

Мнения были разными. Порой неожиданными не только для слушающих, но зачастую и для самого выражающего это мнение. Всему виной было чувство противоречия. Очень популярное в колхозе «Красный Флот» явление. Сколько разбитых носов, выдранных волос и покалеченных частей тела стали результатом наличия в колхозе этого явления.

Если кто-то из присутствующих, рассказывая о каких-то событиях, получал всеобщее одобрение, то непременно находился кто-то, кому это единство мнений, ну, совсем не нравилось. Он начинал перечить и возмущаться. Несогласие со всеми выражалось громко и уверенно. Одним словом, вызывающе. Уверенность эта сразу же возмущала тех, кто только что кивал головами, слушая рассказчика. Возмущение высказывалось очень эмоционально, а зачастую даже обидно для возражавшего. Он в долгу не оставался и переходил на личности. Тут уж речь шла не о каком-то телевизионном персонаже или даже не об общем знакомом, а о конкретном человеке, который не где-нибудь, а вот здесь, живой и возмущенный с выпученными полными злости глазами и открытым ртом стоит напротив, расставив руки в стороны. Подобный вид говорил нападающему в словесной баталии о многом, а именно о том, что он задел за живое. Воодушевленный метким попаданием в яблочко, т.е. в самое больное место, борец за правду смело продолжал наступление. Вокруг спорящих быстро увеличивалось количество участников. Почти всегда находились те, кто поддерживал забияку.

Реплики эти были таковы, что не сразу можно было понять, поддержка это или подзадоривание. Лукавый вид, насмешливые глаза и трудно скрываемые улыбки свидетельствовали о неискренности этих случайных помощников. Цель их была известна заранее – пошутить да посмеяться, выставив дураками спорящих, а потом рассказывать байки о том, как это было. А еще лучше спровоцировать на драку. Для тех, кто выяснял истину не ради смеха, ужимки эти были очень даже обидны. И обе противоборствующие в начале стороны, обиженные нахальным и насмешливым вторжением в тему спора третьей стороной, не сговариваясь, обращали свой гнев на насмешника. Драться, конечно же, никто не собирался. Просто один из них, решив в сердцах покинуть злополучное собрание, задел плечом другого. Тот другой, совершенно справедливо полагая, что это безобразие, и он не позволит с собой так обращаться. Результатом этих умозаключений был толчок в грудь неуклюжему обидчику. От этого толчка, решивший уйти, получал совсем другое направление и летел в противоположную сторону, задевая своим телом сразу нескольких человек и приземляясь на колени сидящих в рядах. Потревоженных было много, а так как все они мыслили примерно так же, как тот, кого задели первым, то начиналась групповая потасовка. В конце ее никто не помнил, с чего все началось, и кто что хотел. Бедные люди, а чаще всего это были мужчины, потирая набитые шишки и выплевывая выбитые зубы, винили во всем друг друга, хотя виною было все то же, что и всегда – чувство противоречия.

На крики появлялась заведующая клубом. Потасовка, начатая с таким энтузиазмом, вдруг сама собой рассыпалась. Битые и калеченные спешно, без всяких жалоб, покидали помещение. Оставшиеся сидели с чинными лицами, делая вид, что ничего не было.

Заведующей клубом была Ирина Груздева. Имела она богатырский рост, крепкое телосложение и почти цыганскую внешность. Самой примечательной чертой была решительность ее характера. Противиться ей мало кто осмеливался. Выросла она на хуторе. Почти в лесу. Отец был местным. Работал егерем. Кем была ее мать, точно никто не знал. То ли армянкой, то ли грузинкой. А по внешности так и вообще цыганкой. Бабка ее была ссыльной. Ходили сплетни, что была она из дворян. У родителей Ирины детей было двое. Был еще старший сын Георгий. Вышел парень богатырем да красавцем. Всем в селе казалось, что умного начитанного мальчика ждет большое будущее. Матери местных красавиц мечтали иметь такого зятя. Однако все вышло наоборот. Парня осудили за драку и посадили в тюрьму. Вся округа знала, что осужден он несправедливо, но вступиться и пойти наперекор властям никто не захотел. Слишком часто в нашей стране добро бывало наказуемым. Как сложилась судьба парня после тюрьмы, толком никто не знал. Знали лишь только, что он жив. А по грустным песням его матери догадывались, что не все благополучно в судьбе ее сына. Песни были ее единственным самовыражением. Молчаливая, задавленная тоской о сыне пела она редко, но так красиво и горько, что песни эти забыть не мог никто. Она, бывало, поет на своем хуторе, а в деревне люди на крыльцо выйдут и слушают. Все бросают, чем заняты были, и слушают. Иные со слезами.

Ира родилась намного позже брата и поэтому почти не помнила свою семью веселой и счастливой, какой она была вначале. Мать была до такой степени отрешенной от жизни, что почти все заботы о семье легли на плечи девочки. С годами она приобрела привычку не только работать как мужик, но и разговаривала похлеще любого тракториста. Матерные слова, заплетенные в кружевные лингвистические обороты и исполненные с большой долей актерского мастерства, были основным способом обращения с окружающим миром. Это была даже не речь, а некий диалект, предназначенный для местного пользования узкого круга людей. Кругом этим и являлся колхоз «Красный Флот».

Там Ирину все очень хорошо понимали и воспринимали все самые соленые выражения не как ругательства или пахабщину, а просто как желание лучше и быстрее выразить свои мысли и эмоции. Слова мата звучали из ее уст деловито и по-серьезному, что, с одной стороны, придавало комизма происходящим событиям, но с другой стороны способствовало лучшему усвоению сказанного. Повторять по два раза ей, как правило, не приходилось. Уважали ее не только за крепкое словцо и сильную руку, но и за самоуважение, которое самым естественным образом сочеталось в ее характере с другими, не всегда присущими женщине, качествами. Ее красивые черные глаза с поволокой смотрели на все прочие персоны повелительно и снисходительно. Несмотря на все жизненные передряги, наложившие отпечаток на ее характер, в ней чувствовались гордость и благородство.

Благодаря наличию такой хозяйки, в клубе всегда был порядок, как бы ни старались его нарушить некоторые горячие головы.

Глава 10

Лида со Светой подходили к клубу. На лавочках у входа сидели пожилые женщины. За столиком около куста сирени сидели несколько мужчин, играли в домино. Один из них, оглядев девушек с ног до головы, тих проговорил:

– Хороша Маша, да не наша.

Остальные тоже с ухмылками проводили их глазами. Женщина, сидевшая посреди лавки, с чувством зависти произнесла:

– Москвички!

– Ну, Лида и вправду москвичка. А эта наша. Какая она тебе москвичка? Совсем недавно здесь у нас в школу бегала. Она в Москве на заработках – возразила другая. Вдруг на лавке все засмеялись.

– Какие заработки? Да ты что, Шураха! Уж все заработано.

– Что заработано? – удивилась Шураха.

– И мужа и квартиру с пропиской. Вот что заработала. Законная жена с постоянной пропиской в Москве. Вот так.

– Да ты что? А я не знала. А когда же она успела? Ей годков-то еще чуть-чуть – заволновалась женщина.

– Ой, удивляюсь я на тебя! Слепая ты что ли? А Надя, по-твоему, чью девочку воспитывает? Не свою же – подначивала подругу зачинщица разговора.

– Точно! – схватилась за щеки Шураха. – А я как-то и не подумала. – Помолчав, добавила: – А Лида ведь постарше Светланки будет. А пару себе все не найдет. Такая красавица и одна. Видимо, уж очень разборчива.

Москвички на сеанс, а именно так в «Красном Флоте» называли просмотр кинофильма, опоздали и пришли к самому его завершению. Они сели на лавочку и стали ждать начала дискотеки.

Танцевальный вечер в Василёвском клубе тоже имел свои особенности. На нем присутствовали все желающие от мала до велика. Тут были все: и молодые мамочки с малышами, и стайки ребятишек, которые прибегали попрыгать и покружиться под музыку, и дачники всех мастей, отдыхающие в деревне, и старики со старушками. Большую часть из присутствующих все же составляла молодежь. Вечер начинался обычно с вальса. Магнитофон проигрывал несколько песен на основе этой прекрасной мелодии. Сначала, как правило, никто не танцевал. Затем выходило несколько взрослых пар и начинали кружиться. Если для желающих танцевать дам мужчин не хватало, то пара могла состоять и из женщин. Это здесь никого не смущало. После вальса включали музыку для кадрили. Это было уже более весело. Народу прибавлялось. Молодые девушки начинали приглашать парней. Те, смущаясь, делали вид, что не хотят танцевать, мол, не мужское это дело. Отказ был своеобразным ритуалом. По сценарию этого ритуала девушка должна была начать сердиться. Парень, как бы уступая ей, выходил к танцующим. Веселье нарастало. Детишки, словно рыбки на мелководье, сновали во все стороны и прыгали вокруг старших братьев и сестер, а иногда и вокруг молодых родителей, которые не чурались по старой памяти посещать танцы. Ребята и девочки постарше кучками стояли у стен зала, переговариваясь и хихикая.

Люди, сидевшие на улице около клуба, заслышав кадриль, начинали подтягиваться к месту действия. По обычаю следующим номером должен был выступать гармонист. Он начинал с какого-нибудь наигрыша. Затем выводил несколько лирических мелодий для парных танцев. Чаще всего это были песни военных лет. И, наконец, переходил к пляскам.

Забытые в городах, в деревнях они до сих пор держали первенство по популярности. Здесь народ знал, как правильно выйти с плясовой. Молодежь уже не умела так плясать, как матери и отцы, а зачастую как бабушки с дедушками. Плясали с частушками. Текст большинства из них был юмористическим, иногда собственного сочинения. Зал реагировал на их содержание громким смехом и одобряющими выкриками. Все старались подойти поближе к кругу пляшущих, чтобы получше расслышать частушки. Иногда по просьбе присутствующих гармонист играл «барыню» или «цыганочку». На это тратились последние силы, и из душного зала народ начинал выходить на улицу. Полянка перед клубом заполнялась людьми, и еще долго на ней слышались разговоры и смех. Второй частью вечера была дискотека для молодежи.

Увидев Свету с Лидой, сидящих на лавочке, к ним присоединились две давние знакомые, одноклассницы Светы. Одна их была очень худой и высокой. Другая, напротив, была просто малышкой. Наскоро поздоровавшись, они начали наперебой рассказывать о новостях родного колхоза.

– Сейчас в клуб войдете и ахнете – говорила высокая и худая.

– Чего же это мне ахать? – усомнилась Света.

– Увидишь, сколько новых мужиков появилось.

– И откуда ж они появились?

– Геологи. Нефть ищут – выпалила малышка.

– Ну как? – вступила в разговор Лида.

– Что как? Пока не нашли.

– Мужиков не нашли? – шутила Лида.

– Да нефть не нашли. А мужики все здесь. Что их искать. Скоро подойдут.

Смеясь над подружками, Света продолжала:

– Ну, а как они на вид? Старые?

– Почему старые. Всякие есть. Некоторые очень даже ничего себе.

Высокая девушка постаралась сделать интригующее лицо и добавила:

– Ну, Свету мужики уже не интересуют. У нее муж есть. Правда, Светик?

– Да, все так – отвечала та тоже с вызовом. – Кроме тех, которые «ничего себе».

– А зачем тебе эти «ничего» – не отставала длинная.

– А я вот Лиде помогать буду кавалеров подыскивать. Поняли?

Все вместе стайкой они вошли в здание клуба. Проветренный после первой части танцевального вечера, зал встретил их легкой прохладой. В зале уже толпился народ. Геологов не было.

– Ну, где обещанное чудо мужского изобилия? – грустно вздохнула Лида.

– Подожди, скоро подойдут – заверили девчонки.

Подруги устроились недалеко от входа, чтобы было хорошо видно всех входящих. Заиграла музыка. Первые танцы на дискотеке, как правило, никто не танцевал. Музыка включалась как звуковое оформление и как сигнал о начале. Услышав звуки вальса, Света с Лидой переглянулись и вышли на середину зала. Через секунду они уже кружились в вальсе. Обе девушки были совсем разные. Яркая броская красота Светы как бы соперничала с интеллигентным породистым обликом Лиды. Правильные черты лица, розовато-персиковая кожа и голубые глаза под пушистыми ресницами прекрасно сочетались с прямыми светлыми волосами. А по-детски сложенные пухлые губы придавали лицу юный трогательный вид. Они кружили из одного конца в другой, наслаждаясь моментами радости и полностью отдаваясь танцу. Они не замечали ничего вокруг. Зато их видели все.

Глава 11

Виталий вошел в зал в самом начале вечера. Он сразу же увидел посреди зала единственную танцующую пару девушек. Одной из танцующих была она. Красная шапочка. Он узнал ее сразу, хотя сегодня она выглядела намного ярче и привлекательнее. Безудержное веселье, вызванное танцами, тоже изменило ее лицо. Он стоял и любовался ею. Только ею. Подругу, с которой она танцевала, он не разглядел, а попросту и не глядел. И если бы около нее была сотня подруг, и все они были бы сущими красавицами, это ничего бы не изменило. Ему нужна была только она.

Около эстрады в несколько рядов стояли деревянные кресла, такие же, как в кинозале. На первом ряду сидели несколько женщин среднего возраста и что-то оживленно обсуждали. Второй ряд был свободен. Он выбрал себе место во втором ряду и сел за спинами женщин. Зал быстро наполнялся. После перерыва сюда уже не пускали детей. Стариков тоже не было. Современные танцы их, как видимо, не интересовали. Почти все были знакомы друг с другом. Многие здоровались и даже обнимались. У противоположной стороны появилась группа мужчин разного возраста. Судя по их обособленности, это были чужаки. Наконец, на эстраду вышел высокий худосочный парень с кудрявой головой. Он взял в руки микрофон и начал говорить в него о начале вечера, посвященного празднику труда. Он всех поздравлял и призывал отметить его активным отдыхом в их клубе. Все в зале зашумели, засмеялись и кто-то крикнул:

– Кончай речи толкать, врубай музыку.

И вправду музыка заиграла. Это была бодрая ритмичная мелодия. Все стали занимать места в зале. Танцы начались.

Виталий смотрел только на Лиду. Он видел, как девушки бросали быстрые взгляды на чужаков, как переговаривались между собой, снова смотрели в сторону парней и смеялись. Было очевидно, что приезжие их очень интересуют, и у них идет бурное обсуждение этой темы. Заводилой была Света. Она неожиданно встала с кресла и направилась к группе парней. Подойдя к высокому мужчине лет тридцати с короткой стрижкой, она пригласила его на танец. Пара медленно закружила. Света, подмигнув оставшимся девушкам, подняла руки повыше и обняла парня за шею. Тот, улыбаясь, потеснее прижал ее к себе.

Вскоре пригласили на танец и остальных девушек. Лида танцевала с крепким плечистым парнем. Он выглядел довольно привлекательно и был хорошо одет. Парень о чем-то спрашивал ее. Она отвечала с улыбкой. Виталий, наблюдая со стороны, находился в смятении. Он решил пригласить Лиду на следующий танец и вышел для этого из своего укрытия. Он направился в сторону входа, намереваясь потом повернуть к Лиде, но не успел. Все тот же плечистый парень опередил его. Тогда Виталий продолжил свой путь и вышел из зала.

На улице, присев на скамью, он окунулся в раздумья, все время поглядывая на выход. Мысли так прыгали и скакали, что он не сумел ни в чем определиться и решил, что называется, плыть по течению.

Глава 12

Лида окончательно призналась себе в том, что ищет встречи с тем парнем из поезда. Объяснить, почему, у нее не получалось. Сказать определенно, что она в нем нашла, она не могла. Они были не знакомы и, казалось, не было причин думать о нем. Но она думала. Она даже злилась на себя за это. Время от времени она начинала себя оправдывать, думая, что это интуиция.

В клуб она шла в надежде на встречу. Но его там не было. Ни на улице, ни в клубе. Пока Света балагурила с одноклассницами, Лида тщательно оглядела всех присутствующих. Не нашла. У нее сразу же пропал интерес к происходящему. Она приуныла и если бы не подруга, то, наверное, пошла бы домой. Ее пригласил какой-то бугай из геологов аж целых два раза. И когда шел второй танец, она увидела его совсем рядом с собой. Он все же был там. Ей казалось, что он шел к ней. Но нет. Он шел к выходу. Когда он проходил мимо, ей показалось, что от него идет какая-то волна чувств. Он ушел, а волна осталась. Она барахталась в ней, не зная радоваться или горевать. Это как в море, когда тебя захлестывает водой. С одной стороны – восторг, а с другой – опасность. Ведь и захлебнуться недолго. Распаленная ожиданием и разгневанная этой утраченной возможностью познакомиться, она для себя решила: «Завтра пойду сама на ферму и познакомлюсь с ним. Надо действовать смелее. Вот и посмотрим, чего стоит моя интуиция».

Вот с таким воинствующим настроем и вдребезги разбитыми ожиданиями закончилась для Лиды дискотека. Девочки нашли себе кавалеров и из клуба вышли все вместе. Лида не старалась даже понять, кто с кем познакомился, и кто кого провожает. Плечистый геолог тоже был с ними. Он старался идти рядом с Лидой. Что-то говорил, но она не очень-то вслушивалась, автоматически кивая головой на все вопросы. До околицы Василёва дошли быстро. Парни предложили отдохнуть и покурить. Воспользовавшись моментом, Света взяла организацию прощания в свои руки. Объявив, что их с Лидой не надо провожать дальше, что они пойдут быстро, так как очень спешат. Попрощавшись со всеми тоном, не терпящим возражений, подхватив Лиду под руку, свернула на дорожку, ведущую в Кукушкино. Парни от неожиданности не сумели сообразить, что сказать и остались стоять всей ватагой на околице.

– Лихо ты их – засмеялась Лида.

– Да я вижу, что они тебе на фиг не нужны, а мне и тем более. Так чего устраивать долгие проводы.

– Мудро – похвалила подруга.

– Мамулькина школа – засмеялась девушка.

Вскоре она дошли до своего поселка. Дом Светы стоял на краю. Девочки попрощались, и дальше Лида пошла одна. Пройдя переулок, она снова вышла на ту, заросшую черемухой улицу, где днем играла с Динкой. В весенней прохладе майской ночи запах черемухи дурманил.

– Лида – услышала она негромкий голос. Девушка машинально остановилась и стала вглядываться в темноту. Она сразу же поняла, кто это. Она еще не видела говорившего, но уже знала, «это он». Глаза, привыкшие к сумеркам, выхватили темную фигуру на фоне белоснежного куста цветущей черемухи.

– Это я, не бойся – проговорил он еще раз.

Захваченная чувством, она совсем растерялась. Сердце бешено застучало. Радость бросилась в руки. Им хотелось обнять его и прижать к себе. Радость бросилась в глаза. Ей хотелось рассмотреть его, наконец, и вряд ли бы она нагляделась быстро. Но все это было невозможно, ведь они даже не знакомы. Она стояла посреди темной улицы и ждала, когда пройдет это наваждение, как больной, выпив таблетку, ждет, когда пройдет боль. Наконец, немного придя в себя, она спросила:

– Кто Вы?

– Я? – повторил он и улыбнулся, тоже вспомнив о том, что они не знакомы. – Меня зовут Виталий, и я хотел бы с тобой познакомиться – как-то по-детски, как бы извиняясь, проговорил он.

Она подошла поближе, глядя прямо на него.

– А меня зовут Лида – почему-то прошептала она.

– Я знаю – отвечал он ей в том же тоне, тоже подходя ближе.

Они стояли друг напротив друга почти у самого ее дома и смотрели друг на друга, не отводя глаз. Казалось, нет такой силы на земле, которая разорвала бы их взгляды, эту связь, которая возникла между ними.

Повинуясь этой силе притяжения, они все больше сближались и, наконец, обнялись. Она прижалась к его щеке, как прижимаются верные жены, долго ждавшие мужа с войны. Оба они чувствовали одно и то же – блаженство покоя и облегчения. Блаженство это выражалось в одном слове:

– Нашел – думал он.

– Нашла – думала она.

И это было правдой. Они нашли то, чего ждали и желали, без чего на свете им было зябко и не интересно. Они нашли свою любовь. Сколько времени они так стояли, они не знали.

– Я пошла – все также тихо сказала она, отстраняясь от него.

– До завтра – тоже тихо сказал он.

Она, подойдя к своему дому, быстро вошла в калитку и в полной темноте села на крыльцо. В тишине она слышала, как скрипит галька под подошвами его ботинок.

Утром Лида встала поздно. Проснувшись, она еще долго лежала в кровати, не решаясь встать. Ей казалось, что новость последнего вечера уже известна всем. Ей мнилось, что как только она встанет, ее начнут расспрашивать о невероятных событиях случившегося с ней. Она судорожно обдумывала, что ей лучше сказать. Чем оправдать такую скоропалительную влюбленность в совершенно неизвестного человека. Она думала о том, что надо как-то объяснить их отношения с Виталием. Ведь это ей ясно, что все так и должно быть, что удивительного тут ничего нет. Она-то знала, что только Виталия она могла полюбить. И вот это случилось. Ей это было ясно и понятно, но ведь остальные этого не знают.

Накинув на себя халатик, она осторожно вышла из комнаты. Отец сидел у телевизора и смотрел какую-то юмористическую передачу. На журнальном столике было накрыто к чаю. В это время из кухни вышла мать с большой тарелкой, на которой лежала пышная ватрушка.

– Ой, Лидочка, встала. С добрым утром, доченька – радостно заулыбалась она.

– Привет, Лидуся – повернулся отец. – Спишь долго. Мы уже позавтракали и теперь вот чаёвничаем. Решили в комнате покушать да посмотреть передачи заодно. Уж больно смешно показывают.

Лида стояла и ждала дальнейшего разговора. Но ничего не последовало. Отец повернулся к телевизору. Мать стала резать ватрушку.

– Лидусь, ты чего стоишь? Беги, умывайся и к нам. Смотри, какая сегодня ватрушка удачная. А потому, что творог деревенский. Настоящий.

«И это все? Они что, больше ничего не хотят узнать? У меня вся жизнь перевернулась, а они ватрушку едят. Они что? Сумасшедшие?» – вертелось у нее в голове. Она вышла на улицу и села на крыльцо. На то же место, что и вчера. Свежий воздух окончательно расшевелил ее. Она стала думать более реально и, вспоминая события прошлого дня, пришла к мысли о том, что действительно никто ничего не знает. «Ну, да может это и к лучшему. Посмотрю, что будет дальше, а потом уж и поделюсь своими новостями» – решила она.

Умывшись, она села с родителями пить чай. Ватрушка действительно была вкуснейшей, а передача по телевизору была действительно очень смешной. Настроение у нее резко улучшилось. Теперь ей казалось, что все очень здорово. Что у нее все просто чудесно.

«Вот сейчас соберусь и пойду на ферму к Виталию» – радостно думала она, пряча улыбку. Она так и сделала. Взяв бидон для молока, и крикнув вертевшуюся у их дома собаку Динку, она направилась к ферме. Погода удивляла очень ранним теплом. Солнце светило ярко и тепло. На зеленом изумруде поля, по которому она шла, густой россыпью цвели одуванчики. Их было так много, что края поля казались оранжевыми. Собака была не менее радостной, чем Лида. Она кругами бегала вокруг девушки, очумело вертя хвостом. Подбегая к Лиде, она всякий раз пыталась заглянуть ей в глаза. Девушка гладила ее по теплой голове, разговаривая с ней.

– Диночка у нас веселая. Дина рада за хозяйку.

Собака, соглашаясь, весело тявкала и подпрыгивала.

– Вот умница – хвалила ее Лида. – Диночка наверное вчера все видела. Да, плутовка? Признавайся. Ну-ка признавайся!

Собака, радуясь такому вниманию, прыгала еще выше, пытаясь лизнуть хозяйку. Девушка весело убегала, а собака ее догоняла.

За таким веселым занятием их и застал Виталий. Он стоял на дороге и улыбался.

– Увидел тебя еще от фермы и пошел навстречу. А у вас тут такое веселье, что вы никого не видите.

– Да вот, с собачкой играю – сказала она и подняла на него глаза. Она видела его так близко при ярком свете первый раз. Они стояли и смотрели друг на друга.

– Ты на ферму идешь? – спросил он.

– Да. А ты теперь там будешь работать?

– Да. Решил поработать.

– А где ты раньше жил?

– В Москве.

– А как здесь оказался?

– За тобой приехал.

– Это как?

– Так вышло. Увидел тебя на вокзале и поехал за тобой.

– Шутишь?

– Нет. Не шучу. А ты разве не помнишь?

– Я помню, что ехал, но что из-за меня!

– Да, я тебя заметил еще в Москве. Вот так вот. Понял, что ты мне нужна и поехал. А ты?

– В поезде я тебя, конечно, видела, но тогда я еще не влюбилась. А вот когда на ферму пришла… Помнишь?

Он не дал ей договорить, улыбаясь, и глядя в глаза спросил:

– А ты что, влюбилась?

– Да.

– В меня?

– Да – не задумываясь, ответила она и сразу же почувствовала на своих губах его губы.

Они стояли посреди этого ярко-зеленого поля, с этими оранжевыми цветами, и небо было такого сказочного цвета, ну просто аквамарин. Все казалось какой-то фантастикой: и нереально красивая природа, и нереально яркие краски, и нереально сильные чувства. Ощущение счастья было таким сильным, что тоже казалось нереальным. Безотчетная радость и новизна чувств, словно выдернули их из обычной земной жизни и погрузили в параллельный, более восхитительный мир.

Этот долгий и многоговорящий поцелуй был подтверждением того, что вчерашние события не были случайными, и что ни одна из сторон не поменяла своих намерений. Теперь сомнения ушли, и они радостно принялись знакомиться. Они трещали без умолку, то рассказывая о себе, то расспрашивая друг друга. Они смеялись, удивлялись и даже огорчались иногда. Не заметив, как прошло время, они с удивлением обнаружили, что почти стоят на дороге и прошли совсем небольшой отрезок пути. Верная Динка, устав ждать, пока они наговорятся, улеглась прямо на дороге и, пригревшись на солнце, задремала.

Вернувшись из солнечного мира своей любви в существующую действительность, они решили, что пора расставаться. Договорившись о встрече, повернули в разные стороны. Он к ферме. Она к поселку.

Вернувшись домой без молока и с каким-то новым выражением лица, она прошла сразу в свою комнату и, не раздеваясь, легла на постель. Родители недоуменно переглянулись друг с другом, но тревожить ее не стали.

За какие-то несколько дней Лида так переменилась, что все только руками разводили, не зная, что сказать и что думать. Она была бодра, энергична, всегда весела. От разумной и сдержанной девушки не осталось и следа. Она превратилась в озорную и смешливую девчонку, которой море по колено. Глядя через окно на свою дочь, которая разговаривала с подругой Светой и при этом весело хохотала, заливаясь заразительным смехом, Елена Леонидовна, обращаясь к мужу, пыталась установить причину перемен.

– Я бы подумала, что она влюбилась, если бы был подходящий случай для этого.

– Ты думаешь, влюбилась?

– Вероятнее всего.

– Но из Москвы она приехала в своем обычном состоянии духа – анализировал Валерий Иванович.

– Значит, влюбилась здесь. Я даже не представляю, в кого она здесь могла так влюбиться – удивлялась мать.

– Что значит так?

– Так сильно.

– Ой, не пугай меня – отмахнулся глава дома.

– Чем я тебя пугаю?

– Ну как чем? Сама говоришь, что претендентов подходящих здесь нет. А любовь, как известно, зла.

Они встретились взглядами, и каждый из них продумал конец поговорки про себя, а потом представил. Лица их посерели.

– Я не думаю, что она могла бы влюбиться в кого-то неподходящего для нее. Она всегда была слишком разборчива – вселяла в себя надежду мать.

– Была – ворчливо и резко оборвал отец. – Была разборчива, да вся вышла.

Они опять встретились взглядами, и каждый в глазах своей половинки прочитал тревогу. Как по команде, они повернули голову к окну. Во дворе среди зелени и цветов на скамейке сидели подруги. Радостная картина летнего дня и душевного разговора девушек успокоила обоих.

– Ох, мать. Ты просто умная Эльза.

– Какая я? Кто я? – оживилась Елена Леонидовна.

– Ну, помнишь, ту немецкую сказку, где девушка Эльза, еще не будучи замужем и не имея детей, плакала о том, что ее ребенка может убить мотыгой, плохо закрепленной в погребе. Мотыга могла упасть на сына, которого еще не было на свете.

– А, ну-ну. Помню эту сказку. Так ты думаешь, беспокоиться не о чем?

– Думаю, по крайней мере, рано беспокоиться.

– Ну, дай Бог – облегченно вздохнула хозяйка, продолжая хлопотать по кухне.

Скамейка была старая, но очень удобная. С массивной спинкой и даже широкими подлокотниками, на которые очень удобно было ставить стакан сока или тарелку с ягодами. Со стороны улицы ее закрывал пышный куст сирени, который сейчас наливал соком свои бутоны, собираясь вот-вот зацвести. С другой стороны скамейки была большая клумба, на которой пышно цвели красные тюльпаны и душистые нарциссы. Их ножки утопали в пышных кустах незабудок. День был тихий, и потому пчелы беспрепятственно кружили над цветами. Девушек, сидящих на скамейке, пчелы не волновали. Они их даже не замечали. Они были заняты разговором. Разговор был о любви.

Лида, переполненная чувствами, не могла больше молчать. Ей надо было рассказать кому-то о событиях последних дней. Этим кем-то, конечно, была Светлана. Поначалу веселый разговор становился все тише и тише. Света видела по лицу подруги, как важно для нее то, что она рассказывает о своем новом знакомом, которого она полюбила. Когда Лида закончила свое повествование, обе девушки молчали. Света была ошарашена новостями, а Лида, рассказывая, снова пережила все события, оценивая и размышляя над ними. Обе понимали, что сказать тут нечего. Обе почувствовали присутствие судьбы и знали, что только она поставит последние точки.

Серьезность момента нарушила мама, постоянно наблюдавшая за ними из окна.

– Лидочка, возьми поднос – крикнула она.

Лида встрепенулась и, улыбаясь, побежала к окну кухни, чтобы взять поднос, сервированный для чая. Родители вышли из дома. В руках у Валерия Ивановича была большая тарелка с блинами. На подносе в вазочках лежали сметана и смородиновое варенье. В расписном чайнике томился ароматный чай. Перейдя за стол, установленный под навесом у яблони, принялись за трапезу. Поначалу все отдались во власть чревоугодия. Горка тонких кружевных блинов таяла на глазах. Пчелы, видя, как убывает варенье, с беспокойством кружили над вазочкой. Их собралось не менее десятка. Подчерпнув остатки варенья, Света заметила на ложке пчелу и громко фыркнула со смеха. Все глаза устремились на ложку.

– Ох, мать, пожалела ты варенья. Смотри, на расхват идет – постыдил отец хозяйку.

– Да кто бы знал, что столько едоков будет – притворно оправдывалась Елена Леонидовна.

Все засмеялись. Решив использовать хорошее настроение, Валерий Иванович продолжил:

– А о чем это вы, девчонки, так долго болтали? Расскажите «не чужим» людям – он сделал акцент на слове «не чужим». Света с Лидой переглянулись.

– Прямо военный совет – наседала Елена Леонидовна. – Уж не случилось ли чего?

– Случилось – вдруг заговорила Лида. – Я очень вас люблю, мои «не чужие» люди, и поэтому хочу вам сказать, что в моей жизни произошли некоторые изменения.

Все замерли. Пчела в Светиной ложке уже чувствовала себя полнойхозяйкой, деловито ползая по варенью.

– Я встретила человека, который для меня сейчас очень дорог и надеюсь, что это надолго.

Родители, смотревшие на дочь с пристальным вниманием, перевели взгляды друг на друга.

«Ты снова оказалась права» – говорил взгляд отца.

«Мне от этого не легче» – отвечали глаза матери.

Вслух же они хором спросили:

– А кто он?

– Вы его не знаете. Он москвич, но сейчас находится здесь. Я вас скоро познакомлю.

Стол опять накрыла тишина. Каждый осмысливал услышанное. Оцепенение снова нарушила Света. Она тихо, трясясь от смеха, подняла руку с ложкой над столом, и все увидели, что в ложке сидят уже пять пчел и торопливо доедают варенье. Все смеялись от души, а кто-то и с облегчением.

Через день кончались майские праздники, и девчонкам надо было возвращаться в Москву. К этому времени отношения Лиды с Виталием так определились, что сомнениям в искренности друг к другу просто не было места. Виталий уже был представлен родителям и одобрен ими. Света тоже уже входила в число его друзей. Все было замечательно, но впереди маячила разлука. Чтобы подсластить горечь расставания, подруги объявили всем, что задумали взять отпуск на начало июля и приехать сюда.

– Я, пожалуй, приеду с Олегом, а то что-то отношения у нас последнее время хреноватые – делилась она с друзьями. – Здесь в Кукушкине у нас все началось, а вдруг здесь снова что-то наладится. Здесь он другой. Здесь он проснется от своей столичной дрёмы – говорила она.

– Слушай, это было бы здорово – подхватывала Лида.

– Да и с Галкой он побольше бы пообщался, а то уж забыл наверное, как дочь выглядит – все о своем думала Света.

– Здорово – обняла подругу Лида. – Решено.

– Да, наверное, решено – не переставала грустить Светлана. Неудавшийся брак, которым закончилась первая любовь, лежал печально на сердце.

Глава 13

После Лидиного отъезда Виталий с удвоенной силой отдался работе. Все проблемы, если за них хорошо взяться, рано или поздно решались. Первым делом они с верным Сергеичем составили список необходимых материалов для ремонта. Затем проштудировали всю рекламу в газетах и, обзвонив все торгующие точки, выбрали те места, где было дешевле. Покупать поехали с местным плотником дядей Колей. Был он мужчина неразговорчивый и нерасторопный, но свою работу знал, и материал выбирал основательно. Еще одной чертой дяди Коли была скупость. Торговался он, что называется, «до умру». Самые первые частники, робко появившиеся на строительных рынках, сами еще не до конца верившие в рыночную экономику и свою смелость, желая заполучить покупателя, сдавались почти без боя. Денег истратили меньше предполагаемой суммы. Желая порадовать Людей, Виталий купил все необходимое для комнаты отдыха. Ремонт делали своими колхозными силами. Дядя Коля за главного специалиста. У него в подмоге еще трое мужчин, работавших раньше на стройке, а теперь оставшихся не у дел. Работа шла споро. Новая крыша. Новые рамы в окнах. Полный внутренний ремонт. Санитарная комната с горячей водой. Комната отдыха с телевизором. Благоустройство прилегающей территории. Все эти перемены делали ферму просто неузнаваемой.

– А все говорят, у государства денег нет – судачили любопытные приходившие посмотреть на эти перемены.

– Так коммунисты зажимали деньги. Видимо правильно их спихнули – подхватывали пришедшие за молоком.

– Да не в этом дело – спорили третьи. – Начальника хорошего прислали из самой Москвы. Человеческий фактор.

Виталий успевал везде. И материал завезти, и транспорт обеспечить, и работников добавить, и бумаги оформить. Сотрудники за глаза называли его «Фигаро».

– Почему «Фигаро»? – спрашивал он у доярок.

– Как почему? Слышал, чай, как в опере поют – «Фигаро там, Фигаро тут». Вот и ты у нас вроде бы здесь, а не успеешь и глазом моргнуть, а ты уже там.

Глуховатый Сергеич, не знакомый с оперным искусством, сердился:

– На себя поглядите. Сами вы фиги. Парень вон как взялся. Диво просто, как у него все получается. А вы его фигой дразните. Я вам, как старый начальник, запрещаю эти обзывания. Поняли?

От злости он топал ногой и грозил поднятым вверх пальцем. Глядя на сердито выпученные глаза и на искривленные косой гримасой губы, а пуще всего на вытянутый палец с желтой от табака кожей и отбитым черным ногтем, доярки смеялись еще больше. Виталий смеялся вместе с ними. Сергеич, видя, что угроза разлада в коллективе отсутствует, успокаиваясь, переходил на текущие проблемы.

– Вот я сейчас в конторе был. Бабка за трахмалом посылала в сельпо. Вот я заодно и зашел узнать, когда деньги на зарплату дадут. Так вот, Танька счетоводка, вертихвостка окаянная, сказала, что распоряжениев про вас нет. Виталя, может у тебя получится деньги с них выбить. Запасов не имеем, а как все дорожает, страшно думать. Пока деньги совсем не обесценились, надо бы их получить.

Сергеича поддержали доярки. Проблемы были общими для всех.

К радости Виталия Руслан Николаевич последнее время проявлял очень большое внимание к делам на ферме. Помогая во всем, что от него зависело. Даже помог с приобретением новой сенокосилки. После их разговора о зарплате, вопрос сразу же решился к великой радости работников.

– Ох, повезло нам с тобой, паря. А на свинарнике деньги уж четыре месяца задерживают. Старуха моя там работает. А получать не получает – делился семейными проблемами Сергеич.

Виталия все чаще посещало чувство удивления. Удивляло то, что он так резко смог изменить свою судьбу, и перемены эти принесли ему только радость. Он радовался и вместе с тем удивлялся, что у него все получается. Он вспомнил тот день, когда впервые увидел ферму. Страх первых дней сейчас казался ему смешным. Он удивлялся тому, что раньше он мог жить, не зная Лиду и никого не любя. Прежняя жизнь сейчас казалась ему серой и однообразной. Он звонил своей сестре Марине в Москву и рассказывал о том, как сейчас живет. Она молчала. «Не верит» – думал Виталий. На сестру он не обижался и, чтобы вселить уверенность в его слова, просил приехать. Он чувствовал, что вот сейчас он по-настоящему повзрослел. Ответственность за серьезное дело и за свою любовь сделали из него мужчину.

Глава 14

Большой каменный дом Руслана Николаевича Смекалова утопал в зелени. Во дворе перед крыльцом стояла огромная старая липа. Под ее густой кроной, дающей надежную тень, стоял стол. За накрытым столом сидели Руслан Николаевич с Эдуардом Петровичем Скоротечко, начальником районной милиции. Хозяин суетился, предлагая гостю закуски.

– Дорогой, попробуй баранину – протянул он тарелку с разложенной на ней едой.

– А с чем это?

– Это чернослив. Мясо с черносливом.

– Ну, давай попробую – гость медленно отправлял в рот содержимое тарелки. Его тяжелый обвисший подбородок, словно какой-то заводной механизм, двигался из стороны в сторону, пережевывая пищу.

– Ну как? Вкусно?

– Да так. Как-то слатимо. Мы мясо с горчицей едим.

Руслан Николаевич отправил кусочек в рот и развел руками, сделав блаженное лицо.

– Слушай, вкусное мясо. Баранина.

– Да ладно тебе со своей бараниной – оборвал его гость. – Ты мне про телятину расскажи. Вернее о телятнике с коровником. Что там у вас?

– Все хорошо! – заулыбался Смекалов. – Все даже лучше, чем я рассчитывал. Парень этот, винтик наш, трудолюбивым оказался. Не ошибся я в нем. Все у него крутится, вертится, работает. Скотина в лугах целыми днями. Ремонту не мешает. Так ремонт уж почти к концу идет. Оборудование осталось. Я, конечно, все на контроле держу.

– А не ворует?

– Нет. Честный. Сильно честный – он засмеялся, посмотрев на Скоротечко хитрыми насмешливыми глазами, добавил: – Только у русских бывает такая честность. До наивности.

– А с бумагами как? Не чухнутся там у тебя в конторе никто?

– Нет. Кому какое дело. Что начальство говорит, то контора и пишет.

Говоря про начальство, Руслан Николаевич ткнул себя пальцем в грудь.

– Ну, тогда давай по стопарику за успех нашего дела – скривился Эдуард Петрович, изображая улыбку и поднимая большую увесистую стопку вверх.

– Да, давай за успех.

– А, вот еще что про телятину! Чуть не забыл. Жена наказывала мяса у тебя взять. Прикажи забить. Я заберу – вытирая губы, скомандовал гость.

– Ох-хо-хо – закряхтел Смекалов. – Боюсь, сегодня не получится у нас это.

– Как не получится? Почему?

– Сам пойми – сделал трагическое лицо Руслан Николаевич. – Виталий этих наших дел не знает. Начнет бумаги на отпуск мяса отправлять. В бухгалтерию сдавать. Платить придется. Надо ему как-то все объяснять. Да ведь без денег и без вранья ему никак не объяснишь. А ведь совру, так ведь ему подскажут, что я вру. Доверять не будет. А это сейчас нам не нужно. Нам нужно, чтобы он таким же наивным оставался. Ведь он считает, раз все колхозное, т.е. государственное, то и отвечать надо перед государством с полной точностью. Он же и старается, думая, что для государства.

Скоротечко как-то разом ухнул и затрясся в безудержном смехе. Все его раздутое тело ходило ходуном. Тройной подбородок, закрывая воротник и часть галстука, плавно переходил в грудь, а затем и в живот. По причине маленького роста объемы его были не так велики, как неприглядны. Громкий смех перешел в визгливые выкрикивания.

– Какое государство? Ой, не могу! Не смеши! Государство! Какое хоть у нас теперь государство? Он что еще не понял, чем занято руководство нашего государства? – окончив смеяться, он достал большой светлый носовой платок и начал вытирать глаза. Затем как-то сразу рассвирепел, вызверился и крикнул: – Делят крупные куски. Вот, чем там заняты. Понял?

Руслан Николаевич, желая успокоить гостя, заговорил монотонно и успокоительно:

– Ну, мы этого не знаем наверняка. Возможно, это домыслы. Мы, как представители районного руководства, не должны так говорить – он многозначительно посмотрел на собеседника. – Говоря о государстве, я имел ввиду, что парень этот – патриот и старается для Родины. Родина она всегда одна, независимо от строя. Да и отчетность никто не отменял. Работаем, как и раньше.

Эдуард Петрович, в завершение своего туалета, высморкался.

– Так что с мясом? Ты знаешь, я у тебя всегда брал.

– Потерпи, дорогой, немного. Скоро, Бог даст, все будет наше. Получим и мы свой кусок. Возьми в другом месте. Это место пока не наше. Только пока – как ребенка успокаивал хозяин гостя.

– В каком другом месте? Зачем в другом месте? Давай вечером заедем да сами забьем теленка, пока там никого нет.

– Да он все вечера на ферме торчит. Дела торопит.

– Вот правду говорят, «заставь дурака Богу молиться, он лоб разобьет» – досадовал Скоротечко. – Ладно, отбой с этой темой – отступился гость.

Руслан Николаевич радостно заулыбался.

– Вот шашлычок готов. Вот и соус. Вот и горчица.

Застолье продолжалось.

Вечером, проводив гостя, Смекалов долго сидел под липой. Домашние его не беспокоили. Он так и сидел за неубранным столом. Мысли были не веселы. Будущий компаньон вызывал не только сомнения, но и явную неприязнь. Все его поведение выдавало человека наглого и недалекого. Выхода у Смекалова не было. Только с помощью этого грубияна могла осуществиться его задумка о приватизации в свою собственность фермы крупного рогатого скота, а попросту коровника.

В стране полным ходом шла передача государственного имущества в частные руки. Именно передача, а не продажа. Стоимость, как правило, была сильно занижена. Бесплатная передача тоже имела место быть. Назначенную сумму будущие владельцы, конечно, выплачивали, но процесс этот был настолько хаотичным и сомнительным, что о справедливости не стоило даже заикаться. Все было отдано на волю случая и решения самых разных, порою малокомпетентных, людей. Общие правила, конечно, были, но они нарушались с такой легкостью и безнаказанностью, что препятствием не были ни для кого. Считалось, что правила эти общедоступны. На самом деле основная масса населения ни о чем не была информирована. Узнавалось все, как правило, даже не сразу после сделки, а через какой-то промежуток времени. И только когда основные активы страны первой волны приватизации были разобраны, очередь стала доходить и до более мелких объектов. Таких как магазины, пекарни, мелкие фабрики и заводы, в том числе и колхозы. Это был звездный час чиновников и руководителей всех рангов и мастей. Производственные активы было разрешено выкупать коллективами, на основе работающих в данный момент сотрудников. Везде это было по-разному. Переносов было полно, но основной принцип в большинстве случаев соблюдался.

В колхозе «Красный Флот» пока все было тихо. Информация людям не представлялась, но руководству района уже были известны сроки, на которые это мероприятие назначалось. Остаться руководителем колхоза у Руслана Николаевича шансов не было. Популярностью и любовью у земляков он не пользовался. Именно эта безысходность положения заставила его согласиться на предложение главного силовика района о выкупе коровника на равных паях. Скоротечко гарантировал благополучный исход этого дела. Убедительно рассказывал о своих возможностях и связях. В конце предупреждал, что надо торопиться, чтобы на момент приватизации всего колхоза коровник уже не был бы в его, т.е. колхозной собственности. Получить его в свое частное владение было очень заманчиво. Воображение рисовало в мечтах современный молочный комплекс наподобие тех, что он не раз видел в репортажах из зарубежных стран.

Сначала можно просто продавать сырое молоко. А дальше как знать? Можно и расшириться. Создать какое-то производство по переработке молока. Кефир, творог, сметана, сыр – это же большая часть питания всего населения. Это то, что нужно всегда. То, что всегда дает прибыль. В случае удачи эта сделка открывала большие перспективы. Ради них, этих перспектив, можно было стерпеть и более неприятные условия, чем мало симпатичный компаньон.

Приближался ответственный момент. Все шло по плану и даже лучше. Беспокоиться не было причин, но покоя у Смекалова не было.

Глава 15

Мать Виталия всю жизнь проработала в бухгалтерии. Виталий помнил, как перед сдачей отчетов и балансов она забирала из школы сына, и они вместе шли не домой, а опять на работу. Там мальчишке давали карандаши и бумагу, и он сидел, рисовал да пил чай с печеньем. Мать в это время обсуждала свои рабочие дела, пытаясь устранить мешавшие им проблемы. Иногда они спорили и даже сердились друг на друга. Ребенок, конечно, ничего не понимал, но то, что бухгалтерия – это деньги, а деньги – это очень важно, он усвоил с юных лет. Позднее мать частенько объясняла основы учета, необходимые в жизни то сестре, то ему.

С ведением денежных документов у Виталия никогда не было проблем. Начиная работать на ферме, он прекрасно понимал, что мало сделать ремонт и обеспечить скот кормами. Мало получить молоко и мясо и сдавать его на приемный пункт. Надо еще все учесть, все расписать и отчитаться. Сейчас парень с благодарностью вспоминал мамины уроки и наставления и старался делать все так, чтобы там, на небесах, она видела, что у него все правильно.

Порядок отчетов установил сам Руслан Николаевич. Все документы по ремонту необходимо было сдавать лично ему, директору. Остальное сдавалось прямо в бухгалтерию колхоза. Смекалов все бумаги по ремонту держал у себя, подальше от любопытных. К концу квартала необходимо было их сдать, чтобы расходы вошли в квартальный отчет. Он подшил все документы в папку, а на титульном листе приклеил бирку с надписью «свиноферма», дабы не иметь лишних вопросов от работников бухгалтерии. Папку в конце квартала он отдал счетоводу Тане. Руслан Николаевич рассчитал так:

«Сейчас обсчитает, внесет нужные суммы в отчет и в архив под ключ. Подальше от глаз».

Расчет был верным, но не даром же говорят, на всякого мудреца довольно простоты. Случай – вот больное место всех гениальных и просчитанных планов. Буквально за пару дней до сдачи отчета, в бухгалтерию зашел Виталий. Он хотел спросить, нет ли у них лишнего калькулятора. Его маленький был неудобен в работе. Танечка пообещала спросить у главбуха и вышла из кабинета. Новые счетные машинки все еще считались чудом техники, и потому ими ведала лично сама главбух. Виталий присел у стола в ожидании. На столе лежала толстая папка с надписью «свиноферма». Таня вернулась быстро, радостно сообщив, что сейчас принесут запасной калькулятор, что ему надо немного подождать. Сама, мило улыбаясь и стреляя глазками на парня, уселась на свое место и собралась продолжать работать. Она взяла папку, открыла ее и стала что-то помечать в документах. Виталий сидел совсем рядом и прекрасно видел эти документы. Каково же было его удивление, когда он понял, что это его бумаги. Его документы по ремонту коровника.

– Тань, а почему на папке написано «свиноферма»?

– Ну, это их документы.

– И что, ты это оформляешь в отчет?

– Ну, конечно, оформляю.

– Но это документы на коровник. Ты все перепутала.

Ревниво охраняющая свою репутацию хорошего работника, Таня сразу же взвилась:

– Да ты-то откуда знаешь, перепутала я или нет? Мне Руслан Николаевич эту папку отдал.

– Да это мои документы на ремонт коровника. Это я их сдавал Руслану Николаевичу.

– Но я ничего не путала. Он мне точно сказал: «отнеси эти расходы на свинарник». И бирка вот есть на папке. Так что все точно. Зря дергаешься.

– Да как мне не дергаться? Ты тут липу втираешь, да еще и слушать ничего не хочешь.

– Я липу втираю? – от возмущения девушка мигом побагровела. Выйдя из-за стола, она рванула из кабинета. Через минуту она стояла на пороге в сопровождении Смекалова. Схватив со стола папку, она поднесла ее к лицу директора со словами:

– Скажите, это расходы по свинарнику?

Руслан Николаевич понял все в один миг.

– Да, конечно – изображая удивление, он соображал, что говорить дальше.

– Ну? – повернула счетовод взбешенное лицо к парню.

– Руслан Николаевич, ну как же «да»? Ну что Вы говорите? Это же документы на коровник.

– А? Это твои документы? – опять удивился директор.

– Ну, конечно, мои!

– А. Ну, тогда это на коровник – как бы рассеянно подтвердил Смекалов.

– Как на коровник? – Татьяна опустила руки, совершенно сбитая с толку. – Да я же уже все внесла как по свиноферме. Я же не успею переделать. У нас же сроки. Вы что, шутите?

Смекалов решил употребить власть. Ничего другого в голову не приходило.

– Так тихо, тихо! Все успокоились. Виталий, ты что здесь сидишь? Тебе делать нечего? – директор изобразил возмущенную строгость. – Иди, дорогой. Иди, работай. Мы все вопросы решим. Сейчас Танюша все переделает. Мы ей поможем, и она все успеет.

Счетовод хотела что-то возразить, но директор, глядя ей в глаза и выставив руку вперед, как бы защищаясь от нее, громко скомандовал:

– Тихо, я сказал!

В кабинете воцарилась тишина. Виталий, оглядев присутствующих и видя, что они ждут его ухода, вышел из кабинета. Будучи натурой очень чувствительной и склонной к анализированию, он сразу почувствовал какой-то подвох.

В простую ошибку он не верил ни минуты. Какая тут ошибка, если человек держал его документы целый квартал у себя, а затем передал их, дважды напутав. И письменно, и устно. Нет, это не ошибка. Но тогда что? Зачем эта путаница? И свинарник, и коровник – колхозные, т.е. государственные. Сидят на одном кармане. В чем смысл этой путаницы, он не мог понять. Он вспомнил лицо Руслана Николаевича в первую минуту, как тот увидел папку. Это было лицо человека, пойманного с поличным. Это мгновенное отражение сути дела и беспокоило Виталия. Он ясно понял, что обман есть, но для чего он нужен, не знал.

В конторе все были приучены беспрекословно подчиняться директору. За многие годы Смекалов доказал, что своего добиваться умеет. С кем-то лаской и притворством, с кем-то угрозами и исполнениями этих угроз. Был он хитрым и мстительным. Хотя рассудка никогда не терял. Ни от злости, ни от радости. Умел помнить и оказанные ему услуги. В долгу никогда не оставался. Это же все знали. Когда за Виталием закрылась дверь, он ласково потрепал Татьяну по плечу.

– Что ж ты так нервничаешь? Зачем? Делай, что делала. Кто тебя упрекнет? Никто. Коровник наш и свинарник наш. Какая разница, куда пишем. Хозяйство одно. Так я говорю?

– Да не так Вы говорите! Учет требует точности. Нарушение это – не сдавалась счетовод.

– Нет никакого нарушения. После коровника будет ремонт и у хрюшек. Тогда и скорректируем. Сама же и выправишь. Все под мою ответственность. Сама посуди, что у меня деньги в одном кармане, что в другом. Какая разница? А можно вообще все в один карман сложить. От перемены мест слагаемых сумма что? – он вопросительно смотрел на девушку.

– Не меняется – как загипнотизированный кролик перед удавом проговорила она.

– Вот и правильно. Вот и умница! Вот и хорошо, что согласилась. А чтобы никто не узнал про это маленькое нарушение, мы никому ничего… – он вопросительно поглядел на девушку.

– Не скажем – промямлила та.

– Вот умница. Делаешь отчет, сдаешь, а потом бумаги в архив. Бумаги в архиве – ты в отпуске. Хорошо?

– В отпуск? Правда? – счастливая улыбка озарила лицо девушки. – Ура, ура!

Руслан Николаевич вздохнул облегченно и вышел из кабинета. Улыбка сползла с его лица.

Глава 16

Два дня директор колхоза обдумывал происшествие в бухгалтерии. Досада обуревала его. Так все шло хорошо. И вот поиски какой-то дрянной машинки привели к обнаружению подлога в документах.

По лицу Виталия он понял, что парень не поверил в случайность произошедшего. Думай теперь, что можно от него ждать. Женщинам он и тем более никогда не доверял.

«Где-нибудь взболтнет. Вопрос где? И кто это слушать будет?» – думал он.

Целый вечер он размышлял, что сказать Скоротечко. Хотел звонить, но отдумал и поехал в район для личной встречи. Встретились в кафе у дороги. Эдуард Петрович был в хорошем настроении.

– Ну, что стряслось? Николашка в район приехал? Не любишь ты к нам ездить, а? – начал он с шуток.

Эдуард Петрович заказал себе обед и немного водки. Смекалов от приема пищи отказался. С вымученным лицом он начал объяснять цель своего приезда.

– Сглазили мы наш покой. Сглазили. Радоваться раньше времени начали, вот и сглазили – начал он издалека.

– Какой покой? Кто сглазил?

– Мы сами. Сами. Радовались лишку, что все хорошо идет. Вот удача и подумала, что она нам больше не нужна. И ушла – философствовал Руслан Николаевич. Скоротечко намазывал горчицу на хлеб и с удовольствием поглядывал на блюда, которые ему принесли. Особенное удовлетворение вызвал графин с водкой. Чревоугодие занимало его явно больше, чем мучения Смекалова.

– Ну, так верни! – не особо задумываясь, посоветовал он. Руслан Николаевич с удивлением посмотрел на него.

– Как же я ее верну?

– Ну, скажи, что рано еще уходить! Пусть вернется!

– Кому ей? – с еще большим удивлением посмотрел на него председатель.

– Ну, кто ушел-то у тебя?

– Ох, ну какой непонятливый. Удача ушла. А она приходит и уходит, когда сама захочет.

– Ну, ты мне совсем голову заморочил. Я уж совсем не пойму, про что ты говоришь.

Пока Скоротечко ел, Руслан Николаевич подробно пересказал ему о случившемся в конторе.

– Вот теперь два человека знают о путанице в стоимости объекта – закончил он свой рассказ.

– Да, брат, не порадовал ты меня. Это проблема. И она может помешать нам в нашем деле – наконец-то осмыслил Эдуард Петрович рассказ подельника. – Вернее две проблемы. Раз два человека, то и проблемы тоже две – он окинул собеседника тяжелым многозначительным взглядом. – Люди, которые нам должны помочь, согласятся на это только при условии полного штиля. Если только пойдут какие-то разговоры, которые могут внести хоть какое-то сомнение в законность и честность сделки, они откажутся. А если они откажутся, то оценка объекта будет производиться на месте. Вот тут рты у всех и пооткрываются. Вместо старой развалюхи увидят новый, хорошо оборудованный комплекс. И кроме того, что цена объекта вырастет во много раз, так тебе еще и достанется за подделку документов. Для тебя приватизация, я думаю, будет сорвана. Не так велика твоя персона, чтобы так наглеть. Что позволено Юпитеру, не позволено быку. Слыхал про такое?!

Он плеснул в стопку водки и, выпив ее, вдруг повеселел.

– Подделка документов это, брат, плохая статья. По ней много могут дать – он пошло захихикал, вытирая салфеткой выступившие от смеха слезы. – Маленькое недоверие вызовет большую проверку. Вот тут и все остальное всплывет. Поджарят тебя, как шашлык – Эдуард Петрович уже хохотал во все горло.

Смекалову было не до смеха. Он понимал, что результаты проверки могут быть действительно такими ужасными, как прогнозирует этот идиот. Вслух же, как всегда ласково, произнес:

– Дорогой, нам не до шуток. Давай подумаем, что тут можно сделать.

– Ну, самое лучшее – это мочить!

Руслан Николаевич вздрогнул. Скоротечко же продолжал есть, как ни в чем не бывало. Только теперь Смекалов ясно осознал, с кем имеет дело.

«Боже, зачем я связался с этим боровом» – мелькнуло у него в голове при виде движущейся челюсти будущего компаньона. У него было одно желание – бежать от этого человека. Считая себя не только хорошим человеком, но и верующим, он не мог так цинично говорить о жизни и смерти. А уж тем более принимать участие в убийстве людей. Пусть даже косвенное. Услышав решение силовика о необходимости убрать Виталия и Татьяну, он хотел даже отказаться от затеи с фермой. Привычка не высказывать свои мысли сразу же остановила его. Весь остаток разговора он был молчалив, но настроения своего не выдал. Скоротечко и не особо утруждал себя наблюдением. Его больше занимала выпивка и еда. К концу обеда он совсем развеселился:

– А ты чего молчишь? – Эдуард Петрович оглядел собеседника и громко захохотал. – В штаны наложил! Да? – он просто заходился от смеха. – Вижу, что наложил. Тебе щеглов этих жалко? Думаешь, тебе придется с топором в руках их караулить. Не боись. У меня для этих дел есть достаточно людей, которые все сделают, не наложив в штаны. У них штаны всегда сухие. Понял?

Смекалов утвердительно качал головой.

– Ну вот! Так-то лучше! Это вообще не твоя забота. Парня и без тебя найдут. А вот девчонкину фотку и адрес принесешь. Понял – он опять с преувеличенным вниманием посмотрел на собеседника. – Да ты совсем бледный. Что взбледнулось? – снова хохотал Скоротечко.

По возвращению домой Руслан Николаевич был чернее тучи. Домашние, видя его состояние, боялись даже спросить в чем дело. Он же сам ничего не говорил, только сидел в своем кресле и думал. Теперь он ясно осознавал, что назад дороги практически нет. Мент твердо наметил взять эту ферму себе и вряд ли отступится. Если он, Руслан, даст задний ход, то автоматически станет третьим. Третьим из тех, кто знает о подделке документов. А скоро он будет знать еще и об убийстве двух человек. Уже сейчас он знает о готовящемся преступлении. Уже сейчас он фактически преступник. Выхода он не видел. Либо с Скоротечко, либо придут его люди «в сухих штанах».

Он вставал, ходил по комнате и пытался решить эту головоломку. Страх овладел всем его существом. Страх потерять жизнь или свободу был не единственным. Третий страх был почти равен первым двум. Это был страх бедности в случае провала сделки с фермой.

«Да что я себя мучаю? – тут же успокаивал он себя. – Не тронет он меня, ни потом, ни сейчас. Я ему нужен. Кто работать-то на ферме будет? Он что ли? Так ведь он и не представляет, что там делать надо. Ему кроме денег от фермы ничего не нужно. Ну и пусть. Пусть себе в районе сидит. Я буду отдавать ему половину. И наши дела на этом кончились. Буду смотреть ему в зубы до поры до времени. А время придет, я ему свои зубы покажу. Пусть пыжится пока. Жизнь меняется так быстро. Это сегодня он – гроза района, а завтра будет просто пенсионер. Вот тогда и посмотрим, кто хозяин». Рассуждал он, глядя на фотографию счетовода Тани, которую он припас для людей Скоротечко. Вот так, страх за свою шкуру и жажда наживы превысили простую человеческую порядочность Руслана Николаевича. Решение было принято: пусть мент делает то, что считает нужным, а он постарается сохранить с ним компаньонские отношения, при этом не участвуя в грязных делах.

Глава 17

Жизнь Виталия в Кукушкине вошла в привычное русло. Лида была в Москве. Там, где он прожил всю жизнь и не встретил ее. «Стоило уехать из Москвы, чтобы мне москвичу влюбиться в москвичку здесь, в деревне» – думал он частенько. Сомнений в их любви у него не было. Он уже почти по-родственному навещал ее родителей. В очередной раз, зайдя к ним, он начал разговор с традиционных вопросов: не звонила ли Лида, не нужно ли чем помочь. Родители тоже приняли Виталия и заботились о нем, как о сыне. Общение началось с застолья.

– А вот какое у меня сегодня жаркое. Попробуй-ка. Вкуснятина – угощала хозяйка.

– Да хватит тебе себя хвалить. Вот Виталию понравится, он и сам скажет. А может ему и не нравится – подначивал жену Валерий Иванович. Елена Леонидовна отворачивалась от мужа, делая вид, что сердится. Виталий спешил разрядить обстановку.

– Ой, что Вы? У Вашей супруги все очень вкусно. Вы везунчик в этом смысле. Редкая женщина умеет так готовить – льстил Виталий. Его лесть была такой явной, что вызывала улыбку у всех присутствующих. Улыбаясь, жена говорила мужу:

– Слышишь, что люди говорят. Не едал ты плохой стряпни. Сравнить тебе не с чем. Вот в чем твоя проблема. Балую я тебя, старикашку языкастого.

Она с демонстративным актерством снимала фартук и бросала на колени мужу. Сцена получалась комичной. Муж, смеясь, брал жену за руку и, целуя руку, говорил:

– Да ты не только хозяйка, а еще и артистка хорошая.

Виталий, давно уже лишенный полноценных родственных отношений, даже не подозревал, что так сильно нуждается в семье. Старики ему ужасно нравились. Иногда ему казалось, что он знает этих людей всю жизнь. Он был рад, что будущими родственниками станут именно эти люди, с которыми ему так просто и так радостно общаться. Во время ужина гость узнал, что с отпуском у девчонок все получилось и к началу июля они будут здесь, в Кукушкине.

На следующий день утром еще в полудреме Виталий понял, что слышит голос Нины Ильиничны, его квартирной хозяйки. Он уже привык к тому, что она встает очень рано и к тому, что она, как многие одинокие люди, любит говорить сама с собой. Или со своим котом. Ее приглушенный стенами говорок служил ему вместо будильника. Откинув одеяло, он потянулся и с удивлением услышал, что хозяйка на кухне не одна. Одеваясь, он стал прислушиваться.

– Нина! Ведь она меня объела. Висит на ручке холодильника и орет. Да ведь как орет. Уши лопаются. Это чтобы я открывала холодильник и кормила ее. А я ее и так целыми днями кормлю. Забирай ее к себе. Пусть она у тебя поживет до родов. Сноха все же.

– Оля – узнал голос соседки Виталий. – Господи! Да что ж ты говоришь? Что ж ты про кошек как про людей? – возмущалась хозяйка.

– Ой, про кошек! – ехидничала Оля. – Да не каждый родитель любит так своих деток, как ты своего Элвиса. Не так ли? – звонким голосом перечила соседка.

– Ну, люблю я своего кота, не спорю. Но твоя кошка причем?

– Как это причем? А Элвис твой с кем гулял? С моей Нюрой. А теперь она брюхатая, и жрать все время просит. Говорю же, сноха твоя объела меня совсем. Ты женщина одинокая. Расходу у тебя мало. К тому же постояльца имеешь – убеждала соседка.

– Не пойму я, к чему ты клонишь? К чему разговор ведешь?

– К алиментам! – задыхаясь от смеха, выпалила Оля.

– Ах, к алиментам! Так ты с моего кота алименты хочешь получать! – Нина Ильинична тоже задохнулась от наглости этой идеи. – Ну, молодец! Ну, догадливая у меня соседка! Ничего не скажешь.

– Дошло? – Оля уже совсем умирала от смеха, видя произведенный эффект. Хозяйка, поняв, наконец, что это шутка, тоже, хотя и с опозданием, залилась в смехе.

Виталий появился на кухне как раз в то время, когда женщины совершенно обессилев, перестали смеяться.

– Доброе утро – внимательно оглядывая обеих, проговорил он. – Я думал, вы спорите, а вы смеетесь. Что-то случилось?

– Случилось, Виталя, это еще в мае. Окрутил ваш Элвис мою Нюру, а алиментов, содержания то есть, никакого нет. Вот пришла выяснить этот вопрос – опять сделав серьезное лицо, рассказывала соседка.

– Да? Ну и что? Выяснили? – озадаченно глядел он на женщин, до конца не понимая, шутки это или нет.

– Да вот придется в счет алиментов Олю чаем поить – тоже изображая серьезность, сообщила Нина Ильинична. – Оля, с оладушками чаек сойдет в счет алиментов? Или еще бутербродик нарезать?

– Сойдет, Ильинична! Давай, наливай. Да еще и с оладушками. Как я удачно к вам зашла – радовалась женщина.

– Да уж, насмешила с самого утра! Умеешь ты, Олюшка, настроение поднять! – хвалила хозяйка.

Вкусно позавтракав, парень оставил женщин для дальнейших бесед и отправился на ферму. Ноги сами его несли по знакомой дороге, которая стала казаться ему короткой. Выйдя из леса и пересекая еще не скошенное, полное цветов поле, он радостно осматривал издалека здание фермы. Теперь это было нарядное, респектабельное строение, блестевшее на солнце новой крышей и чистыми окнами. Вокруг тоже везде был порядок. Огромный загон для скота был огорожен забором. Дорожки и площадки перед входом посыпаны нарядным розовым гравием. Рядом с водонапорной башней большой пруд. Внутри здания тоже все сверкало новизной и достатком. Даже место для кабинета директора уже было отведено. Ремонт – это был всего лишь первый этап. Впереди было еще много работы. Если бы раньше Виталию сказали, что он будет с таким удовольствием ходить на работу, то он, наверное, не поверил бы. Теперешнее его счастливое состояние ему казалось только началом. Он строил планы на дальнейшую работу. Представлял себе, как они всем коллективом будут здесь работать. Как со временем обзаведутся цехом упаковки молока, и как начнется для них новая коммерческая жизнь. Как будут развиваться дальше. Он не задавался вопросом, долго ли пробудет здесь. И не гадал о том, где они с Лидой будут жить.

«Жизнь сама все решит – думал он. – Главное, что мы с Лидой будем вместе». В этом он нисколько не сомневался.

Глава 18

Олег чувствовал, как его жизнь постепенно меняется к лучшему. В последнее время он всем был доволен. Он уже не проклинал ту поездку в Кукушкино, по вине которой его жизнь так резко изменилась. Теперь он даже в какой-то степени был горд собой и считал себя умнее других мужчин. Те, другие, строят из себя опору семьи и как последние идиоты взваливают на себя все обязанности и всю ответственность за всех членов семьи.

«Не надо быть умным, чтобы как последний осел, тащить все на своем горбу» – думал он. – «Как в народе говорят, сила есть – ума не надо» – убеждал он себя. – «А вот выбрать себе хорошую жену – это дело посложнее будет. Тут чутье нужно. Даже не просто ум, а скорее мудрость. Да. Мудрость. И у меня очень даже получилось. Да и не один раз, а уже два. Два раза женился и оба раза в десятку. С первой женой забот не имел. Сама все делала. И со второй не прогадал. Первое время меня, конечно, все доставало, но Светка все проблемы разрулила. Жена работает. Денег особо не просит. До первой жены ей еще, конечно, далеко. Зато какая красавица. По улице пройти приятно. Все завидуют. Умники-то хреновы, ослы-то трудолюбивые, шеи сворачивают, на мою жену глядя. А вот так хороша. Так кто у нас умный? Я или эти ослы?» – тешил он себя приятными мыслями. И он был прав отчасти. С женами ему действительно везло.

Света была старательной и трудолюбивой девушкой. Работа в кафе администратором позволяла ей не только иметь неплохой заработок, но и выкраивать время на учебу. С помощью Лиды она поступила на экономический факультет и училась заочно. Она очень хотела получить высшее образование. Ее умная мама как-то говорила ей:

«Доченька, жизнь человека состоит из личной жизни и общественной. Личное – это твоя будущая семья. Твой любимый человек и твои дети. Это очень трудный вопрос и часто от нас не зависящий. Не у всех получается полюбить именно того человека, который любит тебя. Взаимную любовь найти трудно, но в тысячу раз труднее сохранить на долгие годы. Даже у самых умных, самых красивых и достойных людей очень часто нет личного счастья. Здесь на все воля Божья. А со второй частью нашей жизни – общественной, легче. Это наша работа, наш достаток, уважение людей. Если у человека есть любимая работа, хороший доход, он ни от кого не зависит. А значит, живет, как сам хочет. Чтобы этого добиться надо просто хотеть и стараться. Эти проблемы любой человек может сам решить. У благополучного человека и в обществе хорошая репутация. Вот поэтому я эту часть зову условно общественной, так как на работе человек на виду, с людьми, с обществом. А личная жизнь может потом наладиться. И даже не один раз. Придет к тебе еще любовь и может она будет удачливее, чем эта».

С некоторых пор Света стала больше прислушиваться к словам матери. Она нутром чувствовала правоту материнской философии, но согласиться с тем, что ее первая любовь оказалась неудачной, не хотела. Видя, что Олег далек от идеала, она все равно продолжала его любить. У девушки был последний непотопляемый козырь.

– Ну, он же такой красивый – говорила она матери тихим голосом, опустив глаза.

– Боже мой – глухо стонала мать, возведя руки к небу. – Господь всемогущий, да вложи ей в голову, что одного этого мало. Да обычный он, доченька, ничем не лучше других. Просто первый он у тебя и единственный. Сравнить тебе его не с кем. Не кудрями мужчина красив, а надежностью да порядочностью – пыталась втолковать она дочери.

Вот с таким багажом личных отношений собирались супруги в отпуск в Кукушкино. Света предвкушала радость встречи с дочкой и долгого общения с родителями. Родным домом для нее все еще была Сибирь, а вовсе не Москва. Олег тоже хотел побывать на родине. И по дочери он тоже скучал, хотя и не показывал этого. Дома ему делать было нечего. Оставаться один он не любил и поэтому согласился на поездку почти сразу. У каждого были мотивы для радости в ожидании отпуска.

Встречать приезжающих на станции в Кукушкино собралась большая группа людей. Лиду встречали мать с отцом и, конечно, Виталий. Он пришел с большим букетом белых полевых ромашек.

– Вот хотел красных цветов набрать, да что-то красные сейчас не цветут – оправдывался он перед Еленой Леонидовной.

– Нашел, о чем страдать. Лидуся обожает полевые цветы с детства.

– Малышкой ее с поля без букета невозможно было утащить – вмешался в разговор Валерий Иванович.

– Да. В поле сейчас нет красных цветов.

– А вот и есть – подбежала к взрослым маленькая дочь Светы. Она пришла с бабушкой встречать маму и папу. – Вот – она сорвала с газона веточку красного клевера.

Все умиленно заулыбались.

– Ну, такие букеты у нас на ферме буренки очень любят. Они их кушают – засмеялся Виталий.

Глаза девочки округлились. Ротик замер открытым на полуслове.

– Кушают? Разве букеты кушают? – детские глаза смотрели с недоверием. – Бабушка, скажи дяде, что букеты надо в вазу ставить.

Надежда Михайловна, с любовью глядя на внучку, заулыбалась:

– Ну, конечно, в вазу – успокоила она ребенка. – Не путай нас дядя, мы еще маленькие. Да, Галинка? – она взяла девочку на руки и поцеловала.

Из-за криулей, так местные называли изгиб дороги, показался поезд. Он шел почти бесшумно, приближаясь к станции. Из-за плеча проводницы в открытом тамбуре выглядывала Света. Дочь сразу же увидела свою мать, и детский радостный крик разрезал тишину.

– Мама!

Света уже бежала к дочери, ничего не видя и никого не замечая, кроме девочки.

– Галка – она схватила ее на руки и они обнялись, крепко прижавшись друг к другу.

Все присутствующие переживали, наблюдая эту картину. Когда первые эмоции от вида материнской любви прошли, все увидели вторую крепко обнявшуюся пару. Это были Лида с Виталием. Букет ромашек валялся у ног.

Дни в Кукушкине проходили прекрасно. В семьях подружек счастье лилось через край. Света была счастлива от того, что Олег был с ней и с дочерью. Он и сам, казалось, проснулся от монотонной московской хандры и лени. Зрелое мужское тело уже давно просило физической работы и разминки. Олег, откликаясь на свои физические потребности, сам находил себе занятия. Он переколол все дрова, которые валялись за сараем еще с зимы. Вскопал огромный квадрат земли в огороде, на который Надежда Михайловна собиралась пересаживать клубнику. Выкорчевал старый, не плодоносящий уже малинник вдоль забора, который мешал хозяевам. Но самое главное – сенокос. Как давно он не был на сенокосе. Вот оказывается, чего он хотел уже давно.

Рано утром, задолго до свету, он разбудил жену. Удивлению Светы не было предела. Олег в свой выходной проснулся сам и так рано. Она быстро оделась и, собрав не хитрый завтрак, вышла на улицу. Нежная утренняя прохлада освежила ее. Олег с косами и граблями через плечо уже ждал ее у калитки. Они вышли из дома и направились к реке. Их участок для сенокоса находился далеко за деревней вдоль реки. Солнце еще не встало. На траве блестела роса, а вокруг густая тишина. Глядя на спящий лес и тихую реку, укрытую белым пушистым туманом, казалось, что в этот час весь мир спит и видит самые сладкие сны. Чтобы не нарушить волшебство этой летней ночи, они даже не разговаривали друг с другом, а молча взяли косы и стали косить траву. Забытое занятие приносило огромное удовольствие. Жизнью и радостью играла кровь в каждом кусочке их тел. Уже через час с небольшим была скошена большая часть участка. Супруги бросили косы и направились к реке. В первое мгновение их разгоряченным телам вода показалась холодной, но уже через пару минут они поняли, что вода теплая и плавать в ней одно блаженство. Очень чуткая к запахам Света почувствовала стелющийся над водой медовый аромат цветущего донника. Она так любила этот запах.

– Рай – негромко воскликнула она.

– Это рай – эхом откликнулся муж. Он удивлялся тому, как одинаково они сейчас чувствуют, обнял жену за мокрые плечи. – Ты счастлива?

– Да! Сейчас я счастлива, как тогда, во время нашего знакомства. Олег, ты здесь в Кукушкине совсем другой, такой, какого я тебя полюбила. А в Москве… – она опустила глаза, не желая продолжать. – Почему так? Почему ты не можешь быть таким всегда?

На минуту его глаза затуманились грустью.

– Не знаю. Может от того, что здесь я дома, а в Москве – инородное тело. Я же здесь родился и вырос и только после армии остался в Москве. Я служил в столице. Наверное, зря. Душа моя здесь. Здесь я живу, а в Москве приспосабливаюсь.

Это была минута откровения для Олега и минута откровения для Светы. Разговор по душам вселил в обоих уверенность в то, что не все потеряно, что они еще смогут понять друг друга и изменить свою жизнь к лучшему.

После купания супруги принялись за завтрак. Света постелила на траве старенькую скатерть и разложила на нее принесенную еду. Это было сало, хлеб,огурцы и выпечка с молоком. Девушка нарезала домашний хлеб и положила на него тонкие розовые ломтики сала. Сверху порезанный кружочками огурец. Олег, откусив этот бутерброд, сладко застонал.

– Боже, как ты меня сегодня балуешь! Сенокос, любимая жена, да еще и такая еда! Боже, как вкусно! Кажется, ничего лучше просто быть не может.

– Кто бы сомневался! Папка сам коптил сало. Из своего кабанчика. Это тебе не консоме с профитролями из импортных кур и не пудинг под бешамелью из вчерашних остатков. Ни в одном ресторане такой еды не закажешь. Вот еще колобочков на меду попробуй.

Она налила в стакан холодного топленого молока и протянула мужу.

– Молочко свое, на цветочках нагулянное, не из пакетов – все больше смеялась она, тоже с удовольствием отправляя еду в рот.

Возвращались домой уставшие. Делянку закончили. Помощь родителям не малая. По дороге Олег насобирал кружку лесной земляники. Угостив жену, остальное высыпал на оставшийся колобок, который разрезал посередине. Получился колобок с начинкой из ягод. Из полевых цветов сплел веночек. Света с удивлением наблюдала за мужем.

– Для дочки – ответил он на ее немой вопрос.

«Вот и опять он меня удивил» – подумала она.

Подходя к дому, они увидели на качели Галку. Та резво вскочила и побежала им навстречу.

– Мама, папа, где вы были? Я встала, а вас нет – жаловалась девчушка.

– Мы в лес ходили. Сено косить – начала было Света, но Олег ее перебил.

– Галинка, а смотри, что я тебе принес.

Он достал из сумки колобочек с земляникой и веночек.

– Это тебе лисичка из леса гостинчик прислала. Мы в лесу лисичку видели. Она про тебя спрашивала.

Глаза ребенка вспыхнули радостью и удивлением.

– Лисичка? Да? Рыженькая?

– Да, рыженькая с пушистым хвостиком.

Мысли ребенка разбегались от радости.

– А что она говорила? Она придет ко мне?

– Говорила: «вот девочке Гале подарок от меня, пусть лучше кушает, а когда подрастет, пусть приходит в лес поиграть со мной».

Терпения на разговор у ребенка больше не хватило. Она, внимательно оглядев веночек, одела его на голову. Усевшись на крыльце, начала есть колобочек.

– Бабушка, деда, смотрите! Это мне лисичка прислала.

– Кушай, доча, кушай – умилялась Надежда Михайловна.

Счастливая девочка, сидя на крыльце, с удовольствием доедала подарок лисички.

Глава 19

Странная новость облетела Кукушкино и другие деревни «Красного Флота». В счетовода Таню стреляли. Верили не все. Зато все удивлялись этой новости.

– Стреляли? В Таню? Да с какого перепугу? И кому надо в нее стрелять? Если бы ссильничали, тогда да. Можно поверить. А так, ничего не понятно – судачили люди.

– Может у охотника какого ружье нечаянно выстрелило? – делала предположения Лида.

– Ну что ты, дочка. Ведь не в лесу стреляли, а здесь, в поселке. Да и не из охотничьего ружья – перечила Елена Леонидовна.

– А из чего стреляли?

– Следователь сказал, из специальной винтовки. Специальной для людей. Для их убийства, то есть.

– А следователь уже приехал?

– Да, вместе с участковым всех опрашивал.

– А Таня сильно пострадала?

– Надеются, что жить будет. Задеты важные органы. Нужна серьезная операция.

– Да. Вот так дела у вас тут, в поселке.

Население «Красного Флота» было потрясено. Такой случай у них был впервые. Ссоры, драки с поножовщиной, это сколько угодно. Были и убийства. И не раз. Случались они все в тех же драках. Всегда по причине лишних алкогольных градусов в крови или по роковой случайности. Вот был случай недавно. Охотник ружьем задел за что-то и раз – неконтролируемый выстрел. В окно соседей попал, да кошку на печи и убил. Так по сей день перед соседом виноватый ходит. Раньше во всех случаях все понятно было. Почему? Кто? И зачем?

В случае с Таней ясность отчасти тоже была. Именно она и пугала. Из этой ясности выходило одно, что тайный злодей поджидал девушку у ее дома. Когда она подходила к крыльцу, выстрелил. Два раза. Первый раз промахнулся, и пуля попала в окно. Резкий звук падающего стекла наделал шума. Видимо, это спугнуло стрелявшего. Второй раз он выстрелил уже в попыхах, убегая. Он видел, что Таня упала, и счел, как видно, что она убита.

– Киллер в деревне – твердили молодые.

– А хто ен-то? – шамкали беззубыми ртами старухи, не понимая нового слова.

– Это убийца по-ихнему, ну для тех, кто в мафии – объясняли бабушкам внуки.

– Да какой это киллер? С тридцати шагов попасть не смог! Киллеры – это профессионалы – демонстрировали свои знания деды.

– Ну, может и не профессионал. Но все же видно, из мафии – не сдавались внуки.

– Шпана опасная – ставили точку в разговоре бабки.

Страшные слова, которые раньше слышали только с экранов телевизоров, казалось, прописались в Кукушкине. Люди перестали ходить по вечерам по улице. Стали раньше закрываться в домах и плотнее завешивать окна.

Вскоре пришла весть о том, что Тане сделали тяжелую операцию и ее жизни теперь ничто не угрожает. Это слегка разрядило обстановку в колхозе. Еще большую роль в снятии общественного напряжения сыграл следователь. Опрашивал жителей он, по большей части налегая на тему Таниных женихов. Наводил всех на мысль, что причина нападения в любовных историях девушки.

– Любовь и ревность дают нам самое большое число самосудов – вещал он деревенским кумушкам.

И хоть подтверждения этим заявлениям в Таниной жизни никто не находил, страсти все равно стихали. Погода тоже работала на улучшение настроения у местных жителей. Солнечные дни и белые ночи – плохие спутники страхам и беспокойству.

Отпуск подходил к концу. Обе молодые пары были очень довольны проведенным временем. Чтобы последние дни оставить на общение с семьями, решили сделать отвальную заранее.

– Давайте проведем целый день все вместе на реке – предложила Света.

– Ну, там же полно народу. Сейчас в поселке много дачников и все они естественно на пляже – возразила Лида.

– А мы за поселок пойдем. На наш сенокос. Олег, скажи, как там здорово. И берег не хуже чем здесь и никого нет. Сначала соберемся все вместе с родителями. А девчонок позовем на попозже. Родители к вечеру уйдут, а мы останемся и погудим еще, как нам надо. А?

– А что, можно. Я поговорю с Виталием.

Идея пикника за поселком на реке всем понравилась. Место, правда, выбрали другое. Тоже не в поселке, но совсем близко от него. Это был высокий берег реки, заросший редкими соснами. Рядом находился пологий травянистый овраг, по которому, как по лестнице, легко было спуститься вниз. Широкая полоса мелкого песка и небольшая глубина у начала воды делали пляж безукоризненным. С высокого берега открывался прекрасный обзор на реку, луга и мелкий подлесок на том берегу. Единственное, что смущало молодежь, это горбатые ели на том берегу, прямо напротив пляжа. Немой загадкой стояли они ровно в ряд, склонив свои верхушки вниз. Они не погибли и не сломались, но их изуродованные кроны приводили в смятение и даже слегка пугали.

– Что это с ними? – остолбенела Лида, увидев согнутые деревья.

– Не знаю. Раньше никогда такого не видела. Даже как-то жутко смотреть – отвечала Света.

– Что-то видно помешало их обычной жизни. Может в землю под ними попало что-то не естественное, не полезное для них – обнимая жену за плечи, делал предположения Олег.

– Но ведь они не засохли.

– Да, они не погибли, но жизнь у них уже не прежняя. Что-то же заставило их согнуться.

Друзья еще несколько минут стояли, рассматривая это исключительное явление, затем вернулись к своим заботам.

– Здесь близко от поселка. Другие места может и лучше, но далеко от нас – объясняла Света.

– Я тоже предлагаю остаться на этом берегу – поддержала Лида.

Решение было принято. В назначенный день после завтрака все встретились за околицей и двинули к пункту назначения. Настроение было чудесным. Все были настроены на веселье. В жизни Светиной дочки такое мероприятие было впервые.

– А куда мы идем?

– Гулять по лесу, купаться в речке – отвечала счастливая мать.

– Мы и кушать там будем?

– Да, и кушать.

– Вместе с зайчиками и лисичками?

– Вместе с тетей Лидой и дядей Витей, и тетей Леной и дядей Валерой. Вот видишь, как нас много.

Девочка вдруг становилась серьезной и, потянувшись к уху матери, озабоченно зашептала:

– Так они же все съедят и нам не останется.

Вся компания дружно хохотала. Каждый на свой лад успокаивал малышку.

Придя на место, принялись за дело. Мужчины устанавливали стол и лавки с помощью подручных средств. Обе мамы принялись разбирать сумки с едой. Света с Лидой собирали хворост для костра. Маленькая Галка бегала от одних к другим и служила вместо телефона, передавая сообщения. Несмотря на то, что постоянно отвлекались на разговоры и шутки, дело шло споро. Подготовка была успешно закончена, и все дружно двинулись по оврагу к речке. Солнце палило нещадно. Вода манила к себе не зря. Нырять, плавать и просто плескаться было одно удовольствие. Хорошо освежившись и в конец проголодавшись, компания друзей и родственников наконец-то уселась за стол.

Тосты были недолгими. Наскоро поздравив друг друга с хорошо проведенным отпуском, и выпив за это, все принялись за еду. Стол был установлен на опушке леса на открытом пространстве. После второй стопки Олег с сожалением заметил:

– Надо было нам стол в тенечке ставить. Уж больно солнца много.

– Ну и хорошо. Загорим побольше. Будем всем говорить, что в Египте отдыхали. Сейчас многие стали туда ездить.

– У кого деньги есть, конечно – смеялась подвыпившая Лида.

– Да. Как все быстро меняется. Еще каких-то три, четыре года назад ни о каком Египте и речи не было. А сейчас уже ездят – задумчиво размышляла Елена Леонидовна.

– Да я уж, считай, сгорел хуже, чем в Египте. Сейчас дым пойдет – жаловался Олег.

– Так одень рубашку – советовали все.

– Да я не подумал об этом. Надел борцовку. А у нее же все открыто. Толку одевать ее нет.

Виталий протянул ему свою рубаху.

– Если хочешь, одень мою. У меня загар уже крепкий. Мне уже не страшно сгореть. А вечером поменяемся.

– Ого, какая яркая – заулыбался Олег, принимая рубашку.

В это время из-за сосен показалась компания молодежи, которых девчонки тоже пригласили. Среди вновь подошедших были три подруги. Одна из них была с мужем. Все засуетились, устраивая вновь пришедших. После очередного тоста запели. Сначала бойкие застольные песни. Затем грустные тягучие. Валерий Иванович, держа на руках засыпающую девочку, обратился к женщинам:

– Что девчонки, не пора ли нам оставить молодежь? Я смотрю, вы не тот репертуар подбираете. Устали, наверное. Признавайтесь.

– Да. Надо остаток сил потратить на дорогу – согласилась Елена Леонидовна.

– Паша, бери Галинку и идите вперед – скомандовала мужу Надежда Михайловна. Отец Светы взял внучку и, поудобней устроив ее на плече, весело зашагал по дорожке, изображая солдата.

– По долинам и по взгорьям – запел он.

– Шла дивизия вперед – подхватили женщины, догоняя его на тропинке.

У сосенок они обернулись к молодежи и, шутя, стали махать им ладошками. Валерий Иванович, нагруженный кульками и сетками, зашагал вслед за ними, тоже изображая строевой шаг.

– Сейчас Галку уложат и дома еще догуляют – предположила Лида.

– Ну и правильно – одобрил Олег.

Прогретый за день воздух уже достиг наибольшей температуры. Светившее прямо на стол солнце выгнало всех со своих мест. Решили идти купаться до самого вечера. Для этого прихватили с собой напитки и съестное. Все ринулись в воду. Брызги, смех, катание на круге, ныряние с рук, заплывы на перегонки, игра в мяч – чего тут только не было. Женская половина отдыхающих стремилась позагорать. Мужская половина к собственному загару была равнодушна. Лежать им было скучно. Зато было очень весело поливать разгоряченные девичьи тела водой. Громкие крики, беготня по пляжу и шутливые драки в воде чаще всего заканчивались поцелуями. Солнце уже зашло за сосны, когда было решено подняться наверх к столу. Олег сворачивал циновки и пихал какую-нибудь поклажу в руки каждому, кто направлялся к оврагу. Наверху Лида с Виталием включили магнитофон. Громкая задорная музыка огласила реку и близлежащий лес. Веселье продолжалось. После небольшой танцевальной разминки, уже совершенно уставшие, стали усаживаться за стол.

– Лида, а где Олег? – спросила Света.

– Не знаю. Может еще внизу. Он там вещи собирал.

– Да, точно. Он с нами не танцевал.

– А может он того, до ветру? – робко предположил Виталий.

Света вышла из-за стола и направилась к оврагу. Занятые собой, все уже успели забыть этот разговор, как вдруг, заглушая музыку, над рекой раздался громкий истерический крик.

Повскакивая с мест, все бросились вниз. На песке у края оврага лицом вниз лежал Олег. На спине между лопаток на оранжевой ткани рубашки темнело широкое красное пятно.

Глава 20

В страшном сне Руслан Николаевич не мог предположить того, что с ним сейчас происходило наяву. Покушение на Таню окончательно вывело его из строя. Редкий грешник так раскаивается в содеянном, как раскаивался Смекалов в том, что связался с Скоротечко. Последние события ясно показывали, что он совершенно не понял этого человека. Высокая должность Эдуарда Петровича, его высокомерное поведение, а самое главное, желание заполучить компаньонство с этим человеком во владении фермой, затмили ему глаза. За чопорной вывеской начальника милиции скрывался злой, малокультурный, глупый человек. Когда Смекалов передавал Эдуарду Петровичу Танину фотографию, он не знал, да и не хотел знать, как будет совершено преступление. В общих чертах он предполагал, что девушка просто исчезнет, и каждый подумает разное, кто-то может и озаботится плохими предчувствиями, а кто-то скажет:

«Молодая, безответственная, уехала и никого не предупредила».

Да и сам он мог бы добавить, что, мол, к родителям она собиралась. Примерно так он себе это представлял. Когда же стало известно, что в Таню стреляли прямо у дома белым днем, да еще и не убили, Смекалов понял, каких «профессионалов» привлек к этому делу мент.

– Нанял первых попавшихся гопников – досадовал он. – А теперь жди, чего хочешь. Где сейчас эти гопники? Может, в пивной байки травят, как они в Кукушкино ездили по заданию «самого». Рисовался тут. Важничал. «Мои люди, мои люди». А сам связался с тупой мразью, которые не только завалили дело, а хуже. Много хуже. Дали повод подозрениям. Стреляли здесь, прямо в Кукушкине, в его, Смекалова, зоне ответственности. А если она их видела? А если она их узнает?

Мысли эти были для него невыносимы. Ситуация осложнялась еще и тем, что он всегда был в гуще народа. И дома и на работе постоянно шли разговоры на эту тему. Волей неволей он постоянно слышал самые разные домыслы и рассуждения о расследовании этого дела. Иногда невероятные, иногда вполне реальные. Он всегда держал на лице маску строгости. Он боялся, что стоит ему расслабиться и по его лицу будет всем все ясно. Сам, будучи прекрасным физиономистом от природы, он думал, что этим даром обладают многие. Ему представлялось, что найдется кто-то поумнее и сразу все поймет и громко крикнет, и позовет всех и скажет: «вот он – преступник, это он отнес Танину фотографию палачу. Держите его».

Воображение рисовало ему картины одна ужаснее другой. Вот его тащат к сельсовету со связанными руками. Вот его сажают в милицейский УАЗик с черными решетками. Вот знакомые люди, с которыми он прожил жизнь в одном поселке, плюют ему вслед.

Чтобы случайно не встретиться с этим умным человеком, который сумеет прочитать правду на его лице, он старался никуда не ходить без необходимости и общаться только с самым обычным кругом людей. Дом, контора и все. Чтобы избежать лишних вопросов, стал чаще жаловаться на здоровье. На какое-то время это сработало. Находясь больше дома в окружении родных, он даже стал немного успокаиваться, как вдруг позвонил Скоротечко.

Руслан Николаевич сначала даже не понял, кто звонит. А когда понял, сначала от неожиданности и страха горло перехватило судорогой, а потом во рту стало так сухо, что он мало что мог произнести. Голос мента нисколько не изменился. Он говорил, что проезжает тут недалеко и сейчас заедет. И добавил «поужинать». Смекалов хотел было возразить, но вместо этого из горла вырвалось какое-то чмоканье. Пока он пытался направить мысли в нужную сторону и что-то сказать, в трубке послышались гудки.

Мысли в голове все-таки появились и направились по нужному пути. Он взял себя в руки и, подумав, что их разговор никто не должен слышать, велел жене накрыть на стол не на улице, как раньше, а в доме. И уже окончательно придя в себя, добавил:

– Все поставь, что нужно и больше не бегайте вокруг стола. Никто.

Скоротечко появился, как всегда, толстый, шумный и веселый. Председателя это удивило и, оставшись наедине, он сразу же спросил:

– Эдуард Петрович, у Вас такое хорошее настроение, не поделитесь, по какому случаю так радуетесь?

– Случай действительно есть. Угадал – не стал таиться гость. – А ты, смотрю, совсем кислый! Болеешь что ли? Может в район надо? Обследование провести или лечение какое?

– Да не надо никакого обследования. Здоров я. Телом здоров. А вот душа болит – отвечал он Скоротечко, который уже принял первую стопку и уперся взглядом в маринованные помидоры. Директор колхоза продолжал: – О деле нашем беспокоюсь. Как-то коряво с Таней вышло. Народ всякое треплет. Да и Таня жива. Выйдет из больницы, неизвестно, что еще скажет.

– Кому неизвестно? Народу будет точно неизвестно, но не мне – заговорил гость. – Она еще из больницы не выйдет. Ее прямо там допросит следователь. И доложит мне – он победно посмотрел на хозяина. – Я послушаю, что она там говорить будет. И по ходу дела решу. Понял?

Он сокрушительно покачал головой и, словно компенсацию за проваленное дело, налил себе еще стопку.

– Ох, и живучие же у нас бабы.

Руслан Николаевич хорошо все понял, но это его мало успокоило.

– А люди, которые это… – он запнулся, опустил глаза, потом добавил. – Это дело делали. Они мало похожи на профессионалов. Они сейчас где?

– Не начнут ли болтать, ты беспокоишься? Да? – голос Скоротечко стал агрессивнее. – Не бойся. Не начнут. Это гастролеры. Не местные. Да. Согласен. Сработали плохо. Но уж пардоньте, я не господь бог и не отдел кадров. Рецензиев не спрашивал. Ребятки проездом в теплые края попались. Ну, я их и решил использовать. Правду говорят: «что дешево, то брошено». Вот и у нас так вышло. Ну, да не так все плохо. Да все нормально. Таньку эту я держу под контролем. А для твоего орла нашелся бравый человек. Этот осечек не дает и по окнам не стреляет. Он мне уже отзвонился. Дело сделано. И сделано как надо. Пора тебе искать нового заведующего на ферму – он раскатисто захохотал. – Хотя, зачем искать. Скоро сам на это место сядешь. Из председателей тебя точно попрут.

Смекалов в это время встал, чтобы подать гостю чай. Услышав последнюю новость, он понял, о чем речь, но голова отказывалась принимать эту информацию. Он продолжал стоять молча, стараясь ничем не выдать своего состояния.

– Ты чего застыл? Опупел от счастья или околел от страха? Ха-ха. Говорю, парня твоего сделали.

– Я понял – сумел кое-как вымолвить хозяин. – Совсем?

– Да. Совсем. Не сомневайся. Говорю же, только что отзвонились по рации. Я по большаку ехал. Не к тебе. А тут они и передали. Ну, думаю, раз так, сверну к Руслану Николаевичу. Порадую. Да заодно и мяса возьму. Со своей будущей фермы. Теперь уж точно со своей.

– А когда это случилось?

– Да сегодня и случилось. Уж и следователь с бригадой на место выехали. Вызов поступил, и тоже подтвердили, что совсем. Ну, я ж тебе говорю, что ситуация у меня в руках. Понял?

– Да – Смекалов имел состояние киселя, когда не чувствуешь, где руки, где ноги, да и не уверен, есть ли они вообще.

– Да не кисни ты. Ну, ошибся я в тебе. Я думал, ты мужик, закаленный на эти дела. А ты, смотрю, совсем раскис.

Скоротечко сам налил водки себе и Смекалову.

– Давай-ка полечись. У нас с тобой дел много.

В голосе гостя чувствовалось раздражение. Оба выпили. Жгучее тепло разлилось по желудку. Голове председателя стало легче. Руки и ноги оказались на месте. Они выпили еще по стопке. Разомлев от выпивки и еды, Эдуард Петрович повеселел. Он стал рассказывать, как жена его журила за отсутствие в доме хорошего мяса. Сколько раз он обещал ей привезти мяса из Кукушкина и сколько раз обманывал ее.

– Оцени, Николаич, какие страсти я терпел от жены из-за вашего щегла.

Хозяин все еще не осознавал причину этих рассказов и кивал, соглашаясь, сам не понимая, с чем он соглашается.

– Ну, все, поехали – допив чай, скомандовал Скоротечко.

– Куда? – встрепенулся Смекалов.

– Ну, ты даешь. На ферму. За мясом – подойдя ближе к собеседнику, четко проговаривая каждый слог, прокричал гость.

– Прямо сейчас?

– Да, сейчас. Я же тебе говорил, что завернул к тебе новость сообщить и мяса взять. Помнишь?

– А, ну да. Как не помнить. Мы одни поедем? Я к тому, что плохо себя чувствую. Сердце, видно, барахлит.

– Одни. Я сам все сделаю. Не бойся. Тебя колоть не заставлю.

– Эдуард Петрович, ты меня извини. Все так неожиданно. Да и говорю же, приболел я.

– Собирайся. Хватить мне тут извинения лопотать.

Смекалов счел за лучшее не ссориться сейчас с ментом и по возможности не раздражать его. Воровство мяса с фермы сейчас действительно казалось ему сущей мелочью по сравнению с остальным содеянным. Он быстро оделся и, прихватив с собой необходимые инструменты, вышел на улицу. Было уже поздно, когда они подъехали к ферме. Сумрак, похожий на серый пар, окутал землю, но все равно было достаточно светло.

– Лето – подумал Руслан Николаевич.

Глава 21

Светлана кричала так, что закладывало уши. Крик переходил на визг, а затем на хрип. Все присутствующие онемели от неожиданности и ужаса. Предположений никто не высказывал. Темное пятно под левой лопаткой отсекало напрочь все прочие предположения.

–Убийство – словно выдохнула Лида, с ужасом оглядываясь по сторонам. Все, словно по сигналу, обернулись к реке и стали пристально всматриваться в прибрежные заросли на той стороне. Опустившиеся сумерки растушевали все, что было за рекой в одно темно-зеленое полотно. Только горбатые ели черными клюками выделялись на фоне все еще светлого неба.

– Надо звонить в милицию – очнулся муж одной из подруг. – И это! Наверное нельзя ничего трогать.

– Да. Ты прав – Виталий обернулся к говорящему. – Давай сделаем так: ты бежишь в поселок и вызываешь милицию, а мы здесь побудем. Тебе придется вернуться. Сам понимаешь. Для следствия.

– Да, конечно, вернусь! Ну, я пошел.

Света пыталась повернуть мужа, но ей не дали. Факт смерти был очевиден. Пришлось приложить немало усилий, чтобы увести ее наверх и усадить на лавку.

Районный отдел милиции находился в тридцати минутах езды от Кукушкина. Ждать пришлось более двух часов. Милиционеры, прибывшие на место, во главе с уже известным по Таниному делу следователем, особых эмоций и особого рвения в поиске улик не проявили. Переписав данные всех присутствующих и коротко опросив их по сути дела, всех отпустили. Более того велели покинуть место происшествия, дабы не мешать их дальнейшей работе.

Виталий с Лидой довели Свету до дома, где им пришлось рассказать обо всем ее родителям. Все, включая сидевших у дома соседок, были в шоке. Одно дело смотреть по телевизору про кровожадных маньяков и совсем другое дело, когда убийства совершаются у тебя под носом. В деревне начался переполох. Виталий с Лидой шли по направлению к ее дому, когда навстречу им почти бежали перепуганные Валерий Иванович и Елена Леонидовна. Они сходу бросились к Лиде, обнимая ее и роняя молчаливые слезы.

– Лидонька, с тобой все в порядке?

– Да, мамочка, не волнуйтесь.

– Так, детки, домой. Пошли домой. Дела такие, что надо сидеть дома с закрытыми ставнями – глухим голосом пытался командовать Валерий Иванович.

– Да. Все правильно. Забирайте Лиду домой. А я сбегаю к себе, а вечером приду к вам.

Виталий споро открыл калитку и, пытаясь скорее завести их в дом, тихо проговорил:

– Кто знает, где сейчас этот снайпер? Может здесь где-то. И что ему надо?

Все быстро обернулись на заросшую зеленью улицу и в следующее мгновение пулей влетели в крыльцо.

Виталий не спеша дошел до своего дома и, дернув за ручку двери, понял, что дверь закрыта. Он хотел достать свой ключ, который лежал у него в нагрудном кармане рубахи и только сейчас заметил, что он без рубахи.

– Ох, черт. Я же забыл ее на реке – было его первой мыслью, а вслед за ней ему тут же вспомнилась картинка: лежащий на песке Олег в его оранжевой рубахе. – Так ведь Олег ходил в моей рубашке. Я же сам дал ее ему, чтобы он не обгорел.

Он стоял у дверей дома и не мог сообразить, что ему теперь делать. Он подошел к колодцу, достал воды и выплеснул ее всю на себя. Стало легче. Голова стала яснее, и он вспомнил, что Нина Ильинична собиралась идти к сестре поработать на огороде.

Поселок Кукушкино был разделен на две части: ближнюю и дальнюю. Ближняя часть, где и жила теперь Нина Ильинична, находилась вблизи станции и тянулась вдоль железной дороги. Это была центральная часть. Здесь дома более поздней постройки. Часть из них даже – пятиэтажки. Дальняя часть, то есть непосредственно старая деревня Кукушкино, находилась достаточно далеко от станции, ближе к реке. Состояла она из старых деревянных усадеб, густо окруженных земельными участками. Вот в таком месте жила в старом родительском доме сестра Нины Ильиничны – Рая. Хотя она давно жила одна, дом все равно считался общим. Их с сестрой. Когда-то он принадлежал их родителям. Сестры вместе ухаживали за садом и огородом. Вместе пользовались урожаем.

Перед Виталием встал вопрос: вернуться ли на реку, чтобы забрать ключ из кармана у мертвеца, пойти ли на поиски квартирной хозяйки, чтобы попросить у нее ключ. Второй вариант был более привлекательным. Дорога оказалась довольно долгою, но прибыв на место, парень был вознагражден парой чашек горячего чая с сытными пирожками. Пошла на пользу и долгая успокаивающая беседа с женщинами. Сидя за столом на веранде старого дома, ему в который раз пришлось пересказать все события прошедшего дня, а также объяснить причину своего появления у Раи. Перед тем, как дать постояльцу свой ключ, хозяйка зашла в дом и вынесла оттуда ветровку и майку своего сына.

– Вот одень. Озноб у тебя. От солнца ли, от нервов ли, не знаю, но вижу, что знобит тебя. Придешь домой, померяй температуру. Градусник на холодильнике – командовала Нина Ильинична.

Виталий, ощутив на себе материнскую заботу этой доброй женщины, засмущался и хотел что-то возразить, но Нина Ильинична настаивала.

– Это сына моего одежда. Он в ней работает, когда с огородом нам помогает. Чистое все. Не брезгуй.

Виталий оделся и действительно почувствовал жар в теле. Выйдя из калитки, он совсем уж было собрался повернуть к станции, к дому, как что-то непривычное кольнуло его глаза, и какое-то необъяснимое беспокойство коснулось его сознания. Он повернул взгляд назад и внимательно посмотрел в даль. Он увидел свою ферму. В бледной темноте сгустившихся сумерек ярко горели ее окна.

– Интересное кино – мелькнуло в голове. – Кто же это в телятнике иллюминацию включил и по какому поводу?

По ночам на ферме находился один сторож, который время от времени обходил владения с фонариком. Какое-то время он, как правило, сидел перед телевизором в комнате отдыха. Частенько случались и его отлучки до дома, который находился тут же неподалеку. Виталий, движимый чувством ответственности за порученный ему объект, пошел в сторону здания. Первое, что пришло ему на ум, это мысль о том, что сторож включил свет на короткое время, проверить что-то.

– Сейчас посмотрит, что ему там надо, и отключит – надеялся заведующий. Он приблизился к ферме, но свет все горел. Парень ускорил шаг. Во дворе было тихо. Дверь телятника была открыта. Он медленно вошел и проследовал во внутрь помещения.

Посреди телятника, между клетками с животными копошились два человека. Виталий хотел громко крикнуть, но за несколько мгновений до этого узнал в одном из них директора колхоза. Присмотревшись получше, через какое-то мгновение он узнал и второго участника. Это был начальник районной милиции. Еще через пару секунд он понял и суть происходящего. На большом куске фанеры лежал заколотый и уже частично разделанный теленок.

«Мясо воруют» – мелькнуло в голове. Люди были так заняты своим делом, что не слышали, как Виталий приблизился к ним вплотную.

– Как прикажете это понимать? – спросил он почти обыденным голосом.

Оба обернулись. Что с ними стало происходить, Виталий не мог объяснить ни страхом, ни неожиданностью. Такой реакции он никак не мог ожидать. Обернувшись и увидев его в непосредственной близости от себя, они просто окаменели. Лица их побелели, а глаза выражали ужас. Через какое-то время краска на лице Руслана Николаевича стала меняться. Крайняя бледность пропадала, и лицо начало сильно краснеть. На щеках заходили желваки. Не обращая никакого внимания на вошедшего, он заорал прямо в лицо Эдуарду Петровичу.

– Так говоришь, сделали моего парня? Ну, еще раз расскажи про то, что твой бывалый человек осечек не дает.

Они уставились друг на друга с такой яростью, глядя в глаза, что казалось, в следующее мгновение они сцепятся в драке.

– Таньку, значит, гастролеры делали. А моего парня – надежный человек. В сухих штанах. Да? Такой же надежный как ты, болтун.

Оглушенный всем происходящим, а особенно тем, что кроткий и покладистый Смекалов повернулся вдруг к нему другой «шерстью», из жалкого барашка превратился в разъяренного тигра, Скоротечко пришел в себя не сразу.

– Заткнись! – зычно крикнул он компаньону. – Держи язык за зубами.

Но Смекалова было уже не удержать. Все волнения последних дней, все переживания и страхи материализовались в нем в виде крика.

– Молчать? Зачем? Это же покойник. Мертвец. Кто мне час назад пел, что уже отзвонились и его – он указал пальцем на Виталия – уже нет.

– Да я и сам ничего не могу понять. Надо разобраться. Пойми, все было под контролем – начал оправдываться милиционер, смешно хлопая короткими редкими ресницами и шлепая губами. Его вид вызывал брезгливость.

– Ты не можешь понять? А я тебе объясню. Я, как последний идиот, связался с тобой, глупым напыщенным ишаком. Вот в чем дело. Единственное, что ты можешь делать хорошо, это хвастаться. Ну, что молчишь?

Руслан Николаевич все ближе приближался к Скоротечко, и Виталию показалось, что тот бросится на него. Немало удивленный это сценой и совершенно ошарашенный происходящим, парень решил, что лучше напомнить о себе и как-то разрядить обстановку.

– Руслан Николаевич – позвал он.

Он не договорил, так как оба начальника, перестав грызться между собой, устремили взгляды на Виталия.

– Ты как здесь оказался? – голос Эдуарда Петровича был более чем угрожающим.

– Шел от Раи. Смотрю, у меня на ферме свет. Ну, и решил зайти, проверить – простецки отчеканил парень. Он, не будучи в ссоре ни с одним из них, не понимал причину агрессивности к себе.

– У тебя на ферме, значит? – многозначительно растягивая слова, проговорил Скоротечко. – Значит, мы у тебя на ферме. Объяснить, значит, тебе должны. Что еще мы тебе должны? – придя в себя с опозданием, милиционер решил всю мощь своей ярости обрушить на Виталия. – Да ты кто такой?! Щегол залетный! Да ты с кем разговариваешь? Твое место в морге! А ты здесь еще вякаешь!

Он пёр на парня, словно танк. Виталий, поняв серьезность момента, стал более здраво оценивать ситуацию. Он отскочил на безопасное место, озираясь по сторонам. В углу за дверью он увидел лом, которым пользовались при чистке телятника. Скоротечко, как в гипнозе, уставился на Виталия. Верхняя губа с левой стороны дергалась вверх, как у бульдога, обнажая желтые крупные зубы. Он вынул из кармана пистолет и направил на Виталия.

– Я сейчас все исправлю! Я тебе сейчас объясню, кто ты есть и кем будешь через минуту.

Он несколько раз нажал на спусковой крючок пистолета, но выстрела не последовало. То ли пистолет был не исправен, то ли не заряжен. Мент, с ненавистью глядя на оружие, отбросил его в сторону. Через секунду он схватил висевшие на одной из клеток вожжи и намотал их на руку. Виталий, все еще не веря в происходящее, все же пододвинулся ближе к лому и приготовился к нападению. Соперник был очень крупным мужчиной, и силы ему было не занимать. Он ловко откинул конец вожжей назад, затем с силой обрушил их на Виталия. Удар пришелся на плечо и часть спины. Дикая боль пронзила все тело. В глазах сначала побелело, а затем поплыли темные круги. Место удара жгло, как каленым железом. Гримаса боли, выраженная на лице соперника, придала Скоротечко уверенности в себе. Он снова откинул конец вожжей назад, собираясь еще раз ударить. Сильная боль сделала свое дело. Голова Виталия совершенно отключилась, не желая давать оценок своим командам. Зато мощно включилось чувство самосохранения. Это уже был не Виталий, а биологическое существо, борющееся за свою жизнь. Его движения стали резки и точны. Он, не дожидаясь пока последует второй удар, схватил лом и первым ударил врага по голове.

Скоротечко как-то глупо крякнул, закатил глаза и всей своей громоздкой тушей рухнул рядом с заколотым теленком. Воцарилась гробовая тишина. Руслан Николаевич, все это время безучастно стоящий в стороне, наклонился над упавшим и попытался его растормошить. Затем положил ему руку на горло и, пощупав артерию, глухо сказал:

– Пульса нет.

Еще немного помолчав, глядя на лежавшего, добавил:

– Убил ты его, парень.

Виталий бросил лом и подошел к Скоротечко. С макушки головы на шею стекала струйка крови. Он дотронулся до раны рукой и увидел кровь.

«Убил» – бешено застучало в голове.

– Как все глупо – еле слышно проговорил он.

Смекалов с тревогой в глазах смотрел на Виталия.

– Бежать тебе надо. Менты тебя убьют за своего. – Он опустил глаза и обреченно произнес – Прости.

Они стояли молча у ног убитого. Председатель достал вдруг кошелек и, вынув деньги, протянул их парню.

– Вот, возьми. Пригодятся.

Виталий молча, сам не зная зачем, взял деньги и сунул их в карман. Постояв еще с минуту над убитым, он выбежал с фермы. В голове вертелось одно слово – «убил». Он шел очень быстро и, как ему казалось, долго. Силы окончательно оставили его. Еле таща ноги от усталости, он блуждал взглядом, не отдавая себе отчет в том, что он ищет. Наконец, взгляд его уперся в стог сена. Дойдя до него, он вырвал из основания несколько охапок сухой травы и рухнул на получившееся ложе.

Заснул он мгновенно. Глухой и тяжелый поначалу сон, становился более чутким и беспокойным. Во сне Виталий видел обоих мертвецов, которые оставили этот свет за вчерашний день. Он видел их в каком-то темном дымном помещении. Одним из них был Олег. Он тряс перед Виталием его рубашкой и говорил обиженным голосом:

– Ведь это тебя должны были убить. А все из-за твоей рубашки. Какого хрена ты мне ее дал? Все же из-за нее.

Второй покойник тоже имел к спящему претензии и тоже обижался.

– Как ты на ферму-то попал? Ведь тебя сделали. Ты же мертвый.

Тут оба покойника соединялись в одной картинке. Олег тряс рубахой уже не перед Виталием, а перед Скоротечко и говорил:

– А все из-за рубахи.

– А-а-а – широко открывая рот с большими желтыми зубами, Скоротечко, как бы давая знать, что он понял.

Виталий во сне пытался им сказать, что не хотел их смерти, но язык не ворочался, и он не мог произнести ни звука. Наконец, он справился и что-то крикнул. Услышав свой собственный голос, он проснулся. Реальность напомнила о себе сначала покалыванием сухих травинок, которые тыкались в его лицо, а затем ярким солнечным светом. Чувство самосохранения крепко держало над ним контроль. Стоило ему проснуться, как он тут же вскочил и стал оглядываться вокруг с целью обнаружения опасности.

Никакой опасности не было. Вокруг царила радость бытия. Природа в каждом своем проявлении воспевала радость жизни. Зеленая листва молодых березок, и красная земляника под ними, и голубое небо, залитое солнцем, создавали резкий контраст с тем подземельем, в котором он только что видел Олега с Эдуардом Петровичем. События вчерашнего дня разом откликнулись в его голове. Вспомнив все, он, подгоняемый словами Смекалова, бросился бежать дальше.

Он шел целый день, пока не стемнело. На его пути уже не попадалось ни стогов сена, ни вырубок леса, ни вообще чего-то, что могло подтвердить близость человека. Уставший, он сел на опушке под одиноко стоявшим деревом, предварительно наломав веток и расстелив их на земле. Он лег на ветки с целью отдохнуть, а может и поспать. Сон не шел. В голове хороводом кружились события последних дней. Теперь в тишине июльской ночи, уже не беспокоясь о погоне, он смог начать анализировать все пережитое. Он вспомнил сон и слова Скоротечко на ферме о том, что он должен быть уже мертв. Значит, убийство Олега не было результатом помешательства какого-то маньяка. Это было дело рук его начальников. И знали они об этом оба. Олег был убит вместо меня. Рубашка. Вот, что спутало им карты. Он вспомнил о том, что Смекалов говорил о Тане.

«Таньку гастролеры делали» – так оправдывался Скоротечко. Делали. Делали дело. Их делом было убийство Тани. Мысль медленно блуждала между воспоминаниями и догадками. Значит, нас с Таней должны были убить. Но зачем? Какая связь между мной и Таней? Почему выбрали нас? Может потому что мы не местные? Ну, не местные, и что? Что дает наша смерть Скоротечко? Ну, не будут нас искать. Что дальше? Где коврижки?

Виталий вспомнил, как отрешенно стоял Смекалов на ферме во время драки. Как до этого орал на него. Ненависть его была не наигранной. Потом вспомнил, как Руслан Николаевич дал ему денег. И его «прости» тоже вспомнил. Нет. Не может быть Смекалов убийцей. Да, его ругали за то, что развел семейственность и кумовство в колхозе. Да, не любили за излишнюю заботу о своем личном кармане. За высокомерие и барство. Но пойти на убийство двух человек? Это же совсем другое. Нет. Смекалов не мог. Тогда, значит, Скоротечко. Но у Виталия с ним вообще никаких дел не было. Поздоровался при встрече, покивал головой и все на этом. Что я ему сделал? Он сказал: «в морге твое место». Почему он так сказал? Виталий находился в совершенно угнетенном состоянии. На все «почему» ответа нет. Уставший, он все же заснул. Сон его был не долог. Утренняя прохлада напомнила о себе ознобом. Вот когда он поблагодарил Нину Ильиничну за то, что настояла на том, чтобы он одел майку с ветровкой. Он похлопал себя по нагрудному карману. Ключ был на месте.

– Как же старушка домой попадет? – забеспокоился он.

Надо было что-то решать. Идти дальше. Куда? Зачем? Вернуться. Что его там ждет? Скоротечко. Ведь я убил его. Но я же не хотел этого. Я не был зачинщиком ссоры и не был нападающим. Я всего лишь держал оборону. Защищал свою жизнь. Я не виноват, что у этого борова черепушка оказалась такой слабой. В голове его опять закружился хоровод воспоминаний. Всплыло опять лицо Смекалова.

«Бежать тебе надо. Менты тебя убьют за своего» – снова и снова звенело в ушах. «Смогу ли я доказать, что я не виновен?» – спрашивал он себя. «Нет. Нет. Нет» – набатом било где-то в подсознании.

«Смекалов все видел. Он свидетель. Нет. Он соучастник. Они подельники. У них явно какие-то общие делишки были. Они заодно. Но ведь Скоротечко оставил на пистолете отпечатки пальцев и на вожжах. А у меня на плече рубец. И на спине. Да и теленок, зарезанный, там лежит. Вот мой главный аргумент. Я защищал доверенную мне государственную собственность» – искал он себе оправдание.

«Да никому это не нужно. Тебя никто ни о чем не спросит. Кому нужно портить честь мундира из-за какого-то заезжего щегла? А уж тем более из-за теленка» – отвечало подсознание. Виталий понимал, что эта версия более правдоподобна. Районной милиции его невиновность до лампочки. Они сделают все, чтобы ничто не смогло его оправдать.

«Значит, мне не оправдаться. Значит, меня осудят» – пришел он к заключению.

Суд. Тюрьма. Эти страшные слова реальной угрозой встали на его жизненном пути. Ужаснувшись перспективой своего будущего и ища спасения в беге, он снова вскочил на ноги и побежал. Не будучи местным, он совсем не знал тех мест, где шел. Его не волновало, сколько он уже прошел и в каком направлении. Вокруг стоял лес. Огромный, зеленый, с темными елями и нежными березами. Мягкий мох, словно бархат, нежно окутал землю. Выбрав тенистое местечко, он рухнул на этот мох, морально почти убитый своими думами.

Тюрьма – это слово ужасало его тем, что оно было равно со словом разлука. Разлука с Лидой. Скорее всего, навсегда. Поверит ли она в то, что он не виноват. А даже если и поверит, то уж точно не будет ждать. Да и сколько ждать? Долго. Очень долго. За любое убийство дают много, а за убийство начальника милиции сколько? Расстрел? Пожизненно? Да какая теперь разница. Даже если он выживет в тюрьме, жизнь без Лиды ему не нужна. Он стал представлять, как все это будет. Следствие, допросы, издевательства милиционеров. Затем суд. Публичный позор. На суде будут молоть всякую ерунду. Делать из меня монстра. И многие, наверное, поверят. Я же здесь человек новый. Иные прокуроры так разрисуют, что в своем родном засомневаешься, не только в приезжем.

Воспаленный мозг Виталия, изнуренный усталостью, голодом и душевными муками, рисовал ему картины одна зловещее другой. Вот он видит в зале суда сестру Марину. Она в черной одежде сидит окаменелой глыбой без признаков жизни все заседание. При воспоминании о сестре сердце схватило жгучей болью. И он в первый раз заплакал. Он рыдал и выл на весь лес. Обида душила его. Разве я хотел кому плохого? Разве я виноват в том, что случилось? Если я не ударил бы его, то он убил бы меня. Он этого и не пытался скрыть. Лучше бы он меня убил. Лежал бы я спокойно и не терзался, как сейчас. А на том свете может маму бы встретил. Представляя себе радостную картину встречи с матерью, он светло улыбнулся и перестал рыдать.

«Не надо себя изводить» – подумал он. «Может надо просто умереть? Да и все дела. Зачем терпеть все эти унижения и долгие годы тюрьмы, если можно перечеркнуть все одной чертой». Где-то в глубине души он знал, что не сделает этого, но воображение все же разыгралось.

«Вот возьму и повешусь! Вон сколько крепких сучков» – мысленно разговаривал он с собой.

«На чем?» – задался он вопросом. «А что? Может я найду какую-нибудь лиану или еще что-нибудь подходящее» – подзадоривал он себя, оглядывая соседние деревья, а заодно и землю под ними.

– Так, это у нас что? – Виталий наклонился к земле, рассматривая что-то под ногами. Из земли торчал коротенький хвостик проволоки, обтянутый пластмассой красного цвета. – Проволока – громко сказал он. Уцепившись ногтями за ее кончик, он вытянул отрезок размером чуть меньше метра. Дальше движение остановилось, но другого конца из земли он не достал. Тогда он покрепчеобмотал конец вокруг ладони и стал тянуть. Проволока не поддавалась. Он ухватился обеими руками, упершись пятками в землю, резко рванул. Земля вокруг проволоки вздыбилась, и из нее вылетел второй конец почти равный по размеру первому. Или побольше. От резкого обрыва парень упал назад. Он с кряхтением встал, оглядел проволоку. – Для задуманного вполне сгодится – решил он и тут же добавил к своим мыслям: – Ну, это мы еще успеем.

Он свернул проволоку в моток и убрал в нагрудный карман. Рядом с ключом и деньгами. Это небольшое происшествие успокоило его и он, привалившись к широкой березе, задремал.

После того, как Виталий покинул ферму, Руслан Николаевич остался там наедине с двумя убиенными. Глядя на лежащих рядом теленка и начальника районной милиции, он думал о том, что люди только предполагают, а располагает все-таки Бог. Он сидел на каком-то ящике из-под комбикорма и тупо смотрел на Скоротечко. Ему не надо было больше лебезить перед этим человеком, не надо было называть его «дорогой», и ненавидеть его больше не имело смысла.

– Еще пару часов назад ты толковал мне, кого по твоей воле убили и кого еще убьют, а теперь сам лежишь мясной тушей рядом с этим теленком, которого ты так хотел съесть – думал он. – Да неисповедимы пути Господни. Всего один удар, и свершилась воля Божья.

Воспоминания о Боге всегда пробуждали в нем лучшие чувства. Вот и сейчас он твердо решил помочь оправдаться этому парню Виталию.

– Ведь он ни в чем не виноват – думал он. – Расскажу только последнее. О драке.

Смекалов не спешил уходить, не спешил кричать «убили» и звать на помощь. Ему нужно было время, чтобы все обдумать. И оно у него было. На дворе была ночь. Она коротка, но ему хватит.

Событие, произошедшее на ферме, до мельчайших подробностей врезалось в память. Он хорошо помнил, что говорил Скоротечко и что тот отвечал ему. Надо было что-то придумать, чтобы не выглядеть сообщником Эдуарда Петровича. Он решил, что скажет, что не знал о том, что Скоротечко хочет зарезать теленка.

– Я буду говорить, что пришел искать Виталия и увидел там мента с уже зарезанным теленком. Скажу, что стал на этот счет предъявлять ему претензии, а он разозлился и стал меня запугивать, говоря, что Виталий убит и меня он тоже убьет, если я буду выступать. В это время привлеченный светом на ферме появился Виталий. Он слышал, как я упрекал Скоротечко во лжи по поводу убийства. Да и сам Эдуард Петрович ему сказал: «тебя в морге уже заждались». Виталий это слышал и подтвердит. О наших делах и планах никто ничего не успел узнать. Знали только мы с ментом. Единственный, кто может обо всем догадаться, что мы были с Скоротечко заодно, это Виталий. Он, поняв, что я даю показания в его пользу и желая поскорей выпутаться из этого дела, не будет болтать лишнего, давая повод более долгому расследованию. Я, как свидетель, дам показания в его пользу. Мне это будет не трудно. Улик против Скоротечко полно. А парень только защищался. Я видел все.

Это был первый пункт его предполагаемых объяснений по этому делу. Но был и второй. Смекалов предполагал, что парень скроется, сбежит, уедет, пропадет. Тогда оправдывать его будет сложней. Работники районной милиции, сослуживцы Скоротечко не захотят взять на контору столько позора. Убийство, воровство, связь с криминалом. Захотят отомстить за своего и посадить парня. Спасая честь мундира, будут просить меня изменить показания. Скорее всего будут требовать и угрожать. Кто знает, во что выльются эти угрозы. Я должен буду сказать «не могу». Не «не хочу», а именно «не могу». Почему не могу? Да потому что я до вас уже всем все рассказал. Уже все в поселке знают, как было на самом деле. Врать поздно и бессмысленно.

Итак, разложив все мысли по полочкам, Руслан Николаевич сделал перепуганное лицо и с заполошно-истерическим бормотанием «убили» бросился в поселок.

Глава 22

Во сне он слышал что-то гудящее. Какой-то звук, похожий на работу трактора. Он открыл глаза, пытаясь сообразить, звук этот во сне был или наяву. Виталий прислушался. В лесу было тихо. Только птицы на соседнем дереве что-то обсуждали.

– Эй, болтушки-сплетницы, откуда здесь трактор? – спросил он у птиц почти всерьез. – Нет. Трактора тут нет. А вот голод у меня точно есть – ответил он сам себе. Он поднялся и, нехотя наугад, побрел по лесу. Кроме земляники и малины съедобного ничего не попадалось. Он набрал несколько горстей ягод и с удовольствием их съел. Сквозь высокие ели он увидел просвет.

«Может лес кончился, и я выйду к какой-нибудь деревне? – мелькнуло в голове. Минут через пять он был уже на краю леса. Лес действительно кончился, так как это был высокий берег реки. Он стоял на краю обрыва. Внизу, метрах эдак в пятнадцати от него, текла довольно широкая река. Спуск реки хоть и был крутым, но сильно зарос травой и кустарником. Держась за кусты, вполне можно было спуститься к воде. Виталий начал оглядывать берег, чтобы найти более удачный спуск. В это время до его ушей донесся собачий лай. Он повернулся в сторону, с которой послышался звук, и стал пристально вглядываться. Ему с высоты были хорошо видны все заречные пейзажи. Противоположный берег был пологим. Кромку воды окаймляла широкая полоса заливных лугов. За лугами мощной стеной стоял лес.

Единственное, что мог Виталий, это пробежаться глазами по верхушкам деревьев. Все, что творилось внизу, скрывала густая зелень листвы и хвои. Никого не увидев, он все же напряженно вслушивался в звуки леса. Он снова решил начать спуск к воде, когда на свободное от леса пространство над рекой с резким гулом вылетел вертолет. Он летел совсем низко на маленькой скорости. Люди, сидевшие внутри, напряженно смотрели вниз, оглядывая местность. Виталий резко нырнул за кустарник. Вертолет пролетел мимо, продолжая полет вдоль русла реки.

– Вот тебе и трактор – вспомнил он свой сон. – Не трактор это был, а вертолет. Значит, он здесь уже давно летает. Ищут кого-то – подумал он. И тут же его обожгла пугающая мысль. – Неужели меня? Или здесь еще кто-то есть? Нет. Наверное, меня. Неужели из-за Скоротечко так переполошились? Вертолет задействовали. Да. Недооценил я, видимо, значимость Эдуарда Петровича – прыгали мысли с одного на другое.

«Менты тебя убьют за своего» – тут же вспомнились слова Смекалова. Виталий отодвинулся от края обрыва и сел на траву в тени орешника.

– Что же делать? Вертолетом в таком лесу меня вряд ли найдут. Но дело не в этом. Не сидеть же мне вечно здесь. Рано или поздно придется выходить. Так если все равно выходить, лучше рано. Пока я человеческий облик не потерял. Справедливого суда мне, конечно, не увидеть, но не убьют же они меня, в конце концов. Хотя… Ничего исключить нельзя – размышлял он, сидя в своем укрытии.

Собачий лай со стороны заречья повторился и уже совсем близко. Виталий раздвинул ветки орешника и стал оглядывать кромку леса. Ничего не было видно, но в воздухе явно слышалось какое-то движение звуков. Они слышались, и их было много.

– Люди – подумал он. На опушку леса медленно один за другим выходили солдаты с оружием наперевес. Некоторые из них были с собаками. Они дошли до реки и остановились ровной шеренгой. В теле Виталия, казалось, замерли все функции. Картина, представшая перед ним, напоминала фильмы о войне. Казалось, вот сейчас кто-то крикнет «огонь», и горячий дождь из пуль прольется на его голову. Он почувствовал себя солдатом в окопе, как на войне. Но ведь войны нет. Еще несколько дней назад он наслаждался радостями мирной жизни. Самое последнее событие – пикник на реке с любимой девушкой и друзьями. Ведь это было. Сейчас он в этом уже был не уверен. Он зажмурил глаза, пытаясь вернуть себе здравый смысл.

– Облава – догадался он. – Неужели у районной милиции такие возможности? Неужели это за мной? – все еще сомневался и надеялся на обратное он. Беглец встал с земли и, повинуясь приказам страха, крадучись, стараясь избегать открытых мест, стал пробираться прочь от реки. Туда, откуда только что пришел. Все его существо обратилось в слух и работало на обнаружении опасности. Долго ждать не пришлось. Сначала он услышал хруст веток, а затем увидел человека в военной форме. Человек его тоже увидел.

– Стоять! При попытке бегства буду стрелять.

– Кругом идут – понял Виталий.

Он остановился и сел на землю. Так ему казалось безопаснее. Лежачего ведь не бьют. Солдаты один за другим окружали его. Все молчали. Через пару минут подошел старший и громким голосом скомандовал:

– Встать. Руки за спину. Где остальные?

Виталий с трудом поднялся, заведя руки за спину. Ему надели наручники и тут же стали обыскивать. Обыск прошел быстро. У него ничего не было. Из нагрудного кармана ветровки извлекли ключ, проволоку и несколько денежных купюр. Другого ничего не было. Увидев это, старший как-то одобрительно крякнул, и убрав все содержимое кармана в пакет и в сумку, заметно повеселел. Уже более тихим и спокойным голосом спросил:

– Где остальные?

– Какие остальные? – не понял Виталий.

– Ты что, в лесу один?

– Пришел один. А на счет леса не знаю.

– Так значит пришел один и все время был один? – испытующе глядя в глаза, спрашивал старший.

– Да, так и есть. Пришел один и был один.

– Хорошо. Разберемся – по-прежнему недоверчиво глядя на Виталия, согласился военный.

Он подошел к подчиненным, чтобы дать им указания. После этого Виталий в сопровождении трех солдат пошел на выход к их транспорту. Остальные остались на месте.

Ехали долго. Кроме времени другого ориентира не было, так как окна были не только зарешечены, но и закрашены. Судя по времени, его привезли в областной центр. Прямо из дверей машины, минуя улицу, его провели в здание. Долго шли внутри здания. Он опять ничего не видел, так как голову приказано было опустить. В светлом кабинете, куда они пришли, ничего не было кроме стола и трех стульев. За столом сидел мужчина солидного возраста. Глаза его были так серьезны и так расстроены, что Виталий даже смутился. Неужели смерть Скоротечко для них такое горе?

Разговор начался не сразу. Сначала он внимательно оглядел прибывшего, затем крикнул конвоира, велел снять наручники. Первый вопрос был все тем же:

– С кем Вы были в лесу?

Виталий сдержался.

– Меня уже спрашивали об этом. Я уже отвечал. Ни с кем. Я был один. Пришел один и ушел один.

– Где Ваше снаряжение?

– Какое снаряжение? – занервничал Виталий.

– У Вас было снаряжение? – нервозность допрашиваемого мужчину не смущала.

– Нет. Снаряжения не было.

Человек выложил на стол пакет, в котором было видно ключ, красную проволоку и деньги.

– Вот все, что было при Вас. Вас взяли больше чем за сто километров от ближайшего транспорта. Разве этим можно обойтись? – военный явно следил за реакцией парня.

– Нет. Нельзя.

– Тогда как Вы объясните Ваше присутствие в лесу?

– А что и поприсутствовать нельзя что ли? – Виталий понял, что попал в какую-то непонятную ситуацию и решил, что пока не спросят о Скоротечко впрямую, он не будет говорить об убийстве.

– Что Вы делали в лесу?

– Гулял.

–Так, хорошо. Из какого места Вы вышли погулять?

– Как из какого? Из Кукушкина.

– До Кукушкина от того места, где мы Вас встретили, более шестидесяти километров. Не далеко ли для пешей прогулки? Или Вас кто-то подвез? Если да, то кто? И на чем?

Ответчик, не найдя, что сказать, молчал. Мужчина встал и прошелся по комнате. Было ясно, что он начинает раздражаться. Он подал Виталию бумагу и ручку.

– Опишите Вашу автобиографию кратко. Последний год более подробно. Последние дни, ну, допустим, пять дней, тоже подробно.

С этими словами он вышел из кабинета. Виталий, оставшись один, взял ручку и быстро начал писать. Сделав то, что от него требовали, он встал и постучал в дверь. Сразу же вошел конвойный и приказал выйти в коридор. Его отвели в камеру. Там он был один. Он лег на кровать. Мысли не давали спать. Вспоминая суть вопросов, которые ему задавали, он все больше приходил к выводу о том, что его с кем-то спутали, и что он арестован вовсе не за убийство. Как же быть? Рассказывать о происшествии на ферме или нет?

– Надо рассказывать – решил он. – Скрыть все равно невозможно. В Кукушкине уже все, наверное, знают, а, значит, сообщат и в область.

Он уже приготовился к откровенному разговору, когда за ним пришли. На этот раз в той же самой комнате присутствовало уже два человека. Оба они были примерно одинакового возраста, и чувствовалось, что они были на равных. Вели себя так, как будто разгадывали трудную и неприятную загадку. Вопросы были не ясны, а голоса их были тихи и усталы. Виталия очень удивляла эта форма допроса, так как все, что он знал раньше о допросах в тюрьмах, коренным образом отличалось от того, что сейчас происходило с ним. Он пытался честно и откровенно отвечать, но ответы их не устраивали. Он окончательно запутался в показаниях и, наконец, решившись, заявил:

– Я не знаю, что вы от меня хотите, но я решил все рассказать. Прошу зафиксировать явку с повинной.

– В чем хотите повиниться? – оживился следователь.

– Как в чем? В убийстве начальника районной милиции. Разве не за это вы меня взяли?

Допрашивающие переглянулись. В их лицах читалось очередное разочарование.

– Пусть все расскажет, как сам хочет – кивнул второй.

– Ну, давай, не спеша, со всеми подробностями. Я надеюсь, фантазий не будет – скомандовал первый.

По их лицам было видно, что их мало волнует убийство милиционера. Или они опять не верят. Но как же? Уже прошло пять дней. Сегодня шестой со дня убийства. Уже, небось, и похороны прошли и сообщения в прессе. Да за что они меня взяли-то, в конце концов. Кого же они искали с вертолетом. Кого искали с собаками. И вот теперь поймали и ничего. Ничего кроме тупых вопросов, о которых он ничего не знает. Надо срочно разбираться.

Он начал свой рассказ с того момента, как оказался на Ярославском вокзале в Москве. Дальше все по порядку. Вплоть до последних дней. Слушавшие не задали ни одного вопроса до тех пор пока он не дошел до того места, как оказался в лесу. Здесь ему опять начали задавать вопросы, один глупей другого. Суть их он не понимал, и его это просто бесило.

– Вы можете вспомнить, в каком месте, например, и у какого дерева Вы собирали землянику? – спрашивал первый.

Виталия просто взрывало.

– Да какая разница, у какого дерева, там везде ягод полно. Вам ягод что ли надо? – с последней надеждой на какую-то ясность спрашивал он.

– Нам ягод не надо – твердо отвечал первый. – А вот, где конкретно Вы шли, в том числе собирали ягоды, нам важно.

– Я вам про убийство признался, а вы меня про деревья спрашиваете. Много там деревьев и ягод много. Я их не помечал и вряд ли теперь найду – опять заводился парень. – Объясните хоть что-нибудь.

– А Вы сами не понимаете? – подал голос второй с какой-то ехидной насмешкой.

– Нет. Не понимаю – резко выкрикнул Виталий. Военные молчали. Виталий тоже. В кабинете было так тихо, что было слышно шум транспорта за окном.

– Хорошо, мы Вам поверим, если Вы дадите понятный для нас ответ на вопрос, и если Ваш ответ подтвердится фактами.

– Я готов – устало и безразлично ответил парень. Первый из работавших с Виталием следователь вынул из стола два предмета, ключ и красную проволоку.

– Вот – почти торжествующе указал мужчина. – Расскажите нам, как к Вам попали эти предметы?

Изумлению Виталия не было границ. Первое, что он подумал – издеваются. Глядя на серьезные лица следователей, немного остыл.

– Ключ – это от дома моей квартирной хозяйки, где я снимал комнату. Проволоку я нашел в лесу.

Мужчины переглянулись. Один спокойно предложил.

– Расскажите, как это было.

– Да шел и нашел – нехотя отвечал Виталий.

– Вы помните, мы Вас просили говорить с подробностями, даже с самыми мелкими и на Ваш взгляд глупыми – напомнил второй, как показалось ответчику, более доброжелательно. Виталий молчал, думая о том, стоит ли говорить о своем малодушии. Поколебавшись немного, он решил, что пора кончать с этой непоняткой.

– Как я вам уже говорил, после всех этих событий я испытывал сильные душевные муки, кроме того я был сильно голоден и изнемогал физически. Эти причины вызвали во мне приступ слабости. Душевной слабости.

Он замолчал, не зная, как сказать короче и лучше и, наконец, произнес:

– Одним словом, я решил повеситься и стал искать, на чем это можно было сделать. Пока искал, увидел, что из земли торчит красный хвостик. Я поразрыл его и увидел, что это то, что мне подойдет. Проволока. Я потянул. Затем еще потянул. Ну и вырвал.

Следователи молчали.

– Я понимаю, что это глупо и вы, вероятно, мне не поверите, но это правда. Больше мне сказать нечего.

– Так что же Вы не повесились?

– Так я же говорю, что временная это слабость была. Происшествия все эти достали. Пока искал, да пока потом с проволокой возился, все и прошло. Настроение сменилось, то есть. – Пытаясь лучше объяснить, добавил: – Слабость духа прошла. Ну, а проволоку я скрутил и в карман. На всякий случай. Вот и все.

Немного помолчав и переглянувшись, мужчины встали и направились к двери. Допрос был окончен.

Глава 23

Хоронить Олега решено было в Кукушкине. Здесь он жил до армии. Здесь жили его родственники. Мать с отцом лежали здесь же, в Кукушкине, на местном погосте. Рядом с ними и было решено выкопать могилу. Первой жене и сыну дали телеграмму, но никто не приехал.

Похороны прошли в атмосфере подавленности. Народу было много, как никогда. Люди собрались не только проститься с Олегом, но и выразить протест тому, что происходило последнее время в поселке, и в результате чего он погиб. Многие говорили о разгуле преступности и бездействии местных стражей порядка. Протест относился не только к милиции, но и вообще к властям на всех уровнях. Все уже знали об убийстве Скоротечко и знали, что убил его Виталий, защищая сначала колхозную собственность, а тем и свою жизнь. Судачили разное. Смерть Олега все еще оставалась загадкой. Одни говорили, что убили его вместо Виталия по заказу Скоротечко. Другие утверждали, что у Олега с ментом свои споры были. И приехал Олег не в отпуск, а разобраться по старым делам. Вот и разобрались. Все сходились на одном: Смекалов точно все знает, но молчит. Престарелая соседка Руслана Николаевича делала трагическое лицо и повторяла:

– Лежит больной. Сильную стрессу получил. Мается головой из-за нервов, вот и не пришел.

Такой диагноз всех устраивал и вопросы прекращались. Шептались и о Виталии. Жалели парня. Одни пеняли ему за то, что скрылся. Другие оправдывали. Больше всех старался Сергеич:

– Такого парня порешить хотели. Такого парня! Сколько лет у нас на ферме разруха да нищета была. А? – обращался он к собеседнику, такому же престарелому мужчине. – А его начальником поставили, и, смотри, ферма, как конфетка. Да ведь и нам всем с ним хорошо было, не токмо коровкам.

– А тиллера то нашли? Ну, который в Олежку стрелял? – спрашивал собеседник, путаясь в новых словах, которые появлялись все больше в новой жизни.

– Да не тиллера, а гиллера – поправлял Сергеич.

– Ну, ну, может и так. Ну как там стрелков теперь зовут. Нашли?

– Да нет. Не нашли. Где ж его теперь искать. Скоротечко конечно знал, так ведь он теперь не скажет. – Наклонившись ближе к собеседнику, шептал на ухо: – Он и нанял. Он и теленка на ферму поехал колоть, думая, что Витальки уже нет. И его никто не схватит за руку. Ан нет. Не судьба была Витальке помирать – и вдруг, закрыв морщинистое лицо руками, заплакал. – Где хоть он сейчас-то горемычный? Как мы за него волнуемся. Хоть бы весточку дал – он отнял руки от почерневшего лица, смоченного слезами и, глядя на собеседника, тихо и горестно проговорил. – Скучаю по нему, как по родному.

– Где? Где? Неважно где – вдруг, растроганный слезами односельчанина, запетушился старичок. – В тебя, как в зайца, начнут стрелять всякие гиллеры, и ты спрячешься. И правильно. Пока гиллера не поймали, нечего ему и показываться. Вон, Олежка не спрятался, так в земле сырой, таперяча.

– Да! Правда твоя! Поди-ка так лучше – оживился Сергеич. Они встали и подошли ближе к холмику свежей земли, под которым лежал Олег.

На Свету было больно смотреть. Горе так преобразило ее, что она была похожа больше на старуху, чем на юную женщину. Она ничего не замечала вокруг себя и только часто повторяла слова, понятные лишь ей одной:

– Зачем же так?

– Это она о судьбе своей думает – говорила Лида матери. Слова Светы были очень понятны ей. Она сама думала почти так же. Стоило ей найти свою любовь, как судьба тут же отняла любимого.

– Господи, помоги ему – не раз повторяла она в своих думах, нисколько не сомневаясь в его невиновности. Лида приготовилась ждать его возвращения. Ждать столько, сколько потребуется.

Было известно из верных источников, что смерть Скоротечко, а еще хуже показания Смекалова против него, взбесили районных представителей закона. Руслану Николаевичу было предложено в форме угроз «одуматься и вспомнить, как было на самом деле». После этого допроса с пристрастием он и слег. Честь мундира районной милиции была сильно задета. Там рвали и метали. Если бы в этот момент нашелся Виталий, ему бы плохо пришлось.

И он нашелся. В области. У военных. Передавалось все это секретно. Через день секрет знали все. В район стали звонить журналисты и выспрашивать подробности по делу. От этих-то журналистов и стало известно, что вопрос этот на контроле в области. Соратникам Эдуарда Петровича стало ясно, что дергаться поздно, и поставить это дело с ног на голову уже не получится. Буйство пришлось убавить, в гнев затаить. В деревне этому известию радовались. На ферме только и разговоров было, что о Виталии.

– Во, какой у нас пострел. И от бабушки ушел и от ментов наших ушел – как ребенок веселился Сергеич, узнав, что парень нашелся и находится у военных.

– А ментам-то каково. Видит око, да зуб неймет – подхватывала тетя Настя. – Мне водитель ихний сказывал, что военным все известно и в областной прокуратуре тоже все знают. В общем, наши переиначить дело уже не смогут.

– Дай Бог – кивали женщины.

Время шло. Затем опять шло. И снова шло. Новых известий не было. Виталий по-прежнему находился у военных. Лида по-прежнему томилась от неизвестности и страха за судьбу любимого. Елена Леонидовна, глядя, как дочь тает на глазах, говорила мужу:

– Валера, так больше нельзя. Я не могу больше это переносить. Лидуське хуже с каждым днем.

– И что? – Валерий Иванович заранее знал, что скажет жена. И заранее знал, что не сможет ей отказать.

– Съезди к Павлу. Ну, узнай хоть что-нибудь.

С Павлом Геннадьевичем он служил когда-то в Прибалтике. Более того, будучи старшим по званию и по возрасту, являлся его начальником. После Прибалтики их дороги разошлись. Валерий Иванович вернулся в Москву и дослужил там до пенсии. Павел же был направлен в эту область, где и работал по сей день.

– И что я ему скажу? Как представлю Виталия? Чем объясню наш интерес?

– Господи, Валера, какое это имеет значение. Неужели ради нашей дочери ты не можешь солгать чуть-чуть? Ну, скажи, что это наш зять. Почти зять. Что свадьба была уже назначена. Здесь вранья один процент – глаза женщины были неумолимы.

– Хорошо, я съезжу, но Лиде пока не говори. Неизвестно еще, что там случилось и как дела. Почему военные его так долго держат. Ведь есть же на это причина.

– Вот это Лидуську и пугает. Это самое белое пятно во всей истории. Почему они его держат и в милицию не передают. Узнай, что сможешь.

На следующий день Валерий Иванович под предлогом покупки запчастей к машине, уехал в областной центр. Найти старого сослуживца не представляло трудности. Они радостно обнялись, с интересом выслушали новости друг о друге, о семьях и, вообще, о жизни. Павел, разглядывая лицо старого друга, спросил:

– А ведь ты, Валера, с делом ко мне приехал. Не забыл я еще, почему ты краешки губ почесываешь. От волнения, старина. Что случилось? Я так понимаю, что могу чем-то помочь. Я правильно понимаю?

– Лена права была, что послала меня к тебе. Ты все тот же верный друг, хоть мы и не виделись давно. Всегда готов прийти на помощь – он засмущался и, опустив глаза, продолжал. – Я тебя не прошу что-то нарушать. Я тебе расскажу сейчас о нашей беде, а ты ответишь, как посчитаешь нужным и возможным. Хорошо?

Его рассказ был недолгим, но красноречивым. Павел молча выслушал и в конце улыбнулся.

– Я рад за тебя, дружище. Твоя дочь выбрала хорошего парня.

Валерий Иванович готов был услышать что угодно, но не это. Он замотал головой и заморгал глазами.

– Подожди, я что-то ничего не пойму. Объясни получше.

– Парень ваш у нас и я полностью в курсе этой истории. События действительно печальные, но он ни в чем не виноват. Мы тщательно расследовали все подробности этого дела. Отчет уже отослали в Москву, и как только мы получим ответ, сразу же передадим и его и результаты нашего расследования в областную прокуратуру. Я думаю, они не будут оспаривать результаты нашего дела. После нас рассматривать больше нечего. Я почти уверен, что вашего зятя оправдают. Полностью. Он был при исполнении служебных обязанностей. Защищал вверенный его ответственности объект. А мента этого двинул по башке из самообороны во время хищения. Кстати, там по этому делу такие факты всплыли, что думаю, в том отделе милиции сейчас многие попадут в опалу. А может и под статью. Им не до мести будет. Впору свои задницы спасать.

– Это хорошо – Валерий Иванович от этих новостей просто ожил. – Да вы то почему его держите? Я не пойму, почему вы его задержали. Да и следствие вели вы, а не милиция. Вот этого я не пойму – снова занервничал отец. Павел замялся, заерзал на стуле, затем, окинув взглядом обеспокоенного друга, сказал:

– Ладно. Ты наш бывший, и поэтому я тебе верю, и считаю, что могу тебе сказать. Ну, а там сам выпутывайся, как знаешь, но молчи. До поры до времени. Я тебе сейчас расскажу, и ты все поймешь.

– Он во время драки был в состоянии аффекта, и потом, когда выбежал с фермы тоже длительное время был лишен равновесия. В таком состоянии он прошел большой отрезок пути и попал в зону… – Павел многозначительно посмотрел на собеседника и, вздохнув, продолжил. – В зону подземных установок атомных ракет дальнего действия. Как он туда попал, я тебе уже говорил. Но он не только попал, но и нарушил сигнализацию одной из ракет. Что за этим последовало, ты сам представляешь. Тревога и поисковые действия по полной программе. Короче, шухер – мама не горюй. Вот так он к нам и попал.

– Да – изумился Валерий Иванович. Он молча сидел, ошарашенный этим известием. Очнувшись, спросил:

– А сигнализацию как же он умудрился нарушить? Ведь сверху нет никаких опознавательных знаков.

Павел засмеялся.

– Ох, правду говорят, что кому утонуть, тот не повесится. Вот эту поговрку и испытал на себе ваш парень.

– Не понимаю.

– Да повеситься он хотел.

– Как повеситься?

– Да так. Что тебя удивляет? Я ж тебе говорю, парень был в состоянии сильной тревоги. Днем убили мужа вашей подруги, вечером он узнает, что вместо него. А через несколько минут подвергается нападению этого Скоротечко, который и сам отправляется в мир иной, получив по башке от Виталия. А когда в бегах был, все и думал думу горькую о своей судьбе. Думал, что сидеть ему в тюрьме, а твоя дочь будет презирать его за это. Не видел парень выхода. Да ведь он и прав был. Плюс голод, усталость. Не все ведь хладнокровные подонки, как этот Скоротечко, для которого убийство – это плевое дело.

– Да, да. Ты прав, конечно. Ну, а дальше что?

– А дальше он стал искать, на чем повеситься. И вот представь себе, нашел. Увидел маленький кончик проволоки и стал ее раскапывать и тянуть.

– Ах, ты Господи – Валерий Иванович хлопнул себя по колену от досады. Павел продолжал:

– Ну, и вытянул. Сила есть. Рванул так, что сорвал предохранитель. Ну, сигнализация и сработала. Задал он нам шума.

– Так он вешался или нет?

– Да нет, конечно. На всякий случай проволоку скрутил и в карман убрал, вроде как последний патрон.

– Ну-ну, понятно.

– Ну, раз понятно, то придумывай, что жене с дочерью скажешь. Да ведь и Виталий ваш об этом ничего не знает. Без объяснений сидит.

– А долго еще? – вспомнил о самом главном отец.

– Все материалы в Москве. Ждем оттуда указаний. Я думаю, здесь все ясно и ничего нового не будет. Отчитаться, доложить мы обязаны. Сам понимаешь.

– Да, да. А что мне придумать? Голова от этих новостей совсем пустая – заохал он.

– Ну, ладно. Даю наводку. Поскольку он сам уже сообразил, что проволочка эта не простая, можешь сказать, что нарушил он секретную линию связи. Что-нибудь в этом роде. Пойдет?

– Ох, спасибо. Если ты советуешь, то, конечно, пойдет – Валерий Иванович все еще потирал виски, желая быстрее справиться с навалившейся информацией. Павел тоже задумался.

– Вот видишь, сколько судьба всего накрутила, чтобы спасти вашего зятя. Везучий он у вас.

Осознав двусмысленность этого заявления, оба они засмеялись. Затем встали и обнялись, прощаясь.

– Жду приглашения на свадьбу!

– Будет Витальке сюрприз! – друзья снова смеялись от души.

Глава 24

Через два месяца был назначен суд. Народу было много. Всем было интересно, что да как. Виталий с удивлением увидел, что люди улыбаются ему, а некоторые даже машут рукой. Наконец, он увидел Лиду. Она выглядела грустной и бледненькой, как сорванный и завядший цветочек. Рядом с ней, молчаливо и сосредоточенно сидела Света. Сердце у него заныло.

– Господи, что же будет?

Вот он увидел, что к девчонкам рядышком подсаживаются родители Лиды, а вместе с ними и Марина. Он с удивлением отметил, что сестра общается с Лидой и ее родителями, как добрые друзья или как родственники.

– Уже познакомились – подумалось ему. – Вот, все в сборе. Все, кого я люблю. А мне даже подойти к ним нельзя, даже обнять.

Сердце заныло еще сильнее. Боль разлуки он ощущал физически, как рану.

Суд прошел совсем не так, как он ожидал. Все происходило быстро, скучно, скомкано, по какому-то ускоренному сценарию. Вопросы были самые основные. Свидетель всего один. Смекалов. Никаких подробностей. Никакого смакования. Виталий все время отвлекался на свои мысли. Все время глядел на Лиду. Словно хотел наглядеться на всю жизнь. «Красная шапочка» – вдруг вспомнилось ему начало их знакомства.

За своими мыслями он не уследил и не понял, что судья оглашает приговор.

– Оправдать – набатом прозвучало в ушах. Он поднял глаза и увидел целый зал улыбающихся, с любовью глядящих на него людей.

Наконец, он понял, что свободен.

Продолжение следует.

Любое использование материала данной книги полностью или частично без разрешения правообладателя запрещается.

Для подготовки обложки издания использована художественная работа автора Галины Горячевой, обработанная фильтром на сайте https://funny.pho.to/ru/.