Дело всей моей смерти [Елена Калугина] (fb2) читать постранично

Часть 1. Балка

Устал. Поспать толком не получилось, пару часов всего покемарил. Придавить бы ещё минут шестьсот. И лежать невмоготу, и сил нет зенки разлепить. Курить охота, аж скулы сводит. Голова мутная, мысли всякие лезут. Прошлое вспоминается.

Галка-давалка

Вещевой рынок у нас называется барахолкой, по-простому – балка. Как-то раз возились там допоздна, заканчивали разводку сети на новой площадке. Потом, как водится, бригадой в бытовке посидели, хорошо расслабились. Два раза за пузырями бегали. В два часа ночи продавщицы пришли, товар раскладывать, скоро оптовики подтянутся.

Галка заглянула, волосы цвета "вырви глаз", будто в свёкле вымазалась. Ничего так чикса, невысокая, ладная – сиськи, попка, всё при ней. И глаз озорной – сразу видать, долго ломаться не будет. Вышел покурить, и она тут выскочила, свою тонкую коричневую сигаретку достала. Зажигалкой чиркнул, она поближе шагнула, бедром прижалась, невзначай как бы. Намёк понял, за угол затащил, к стенке прижал, оприходовал. Горячая, сучка, стонет на всю площадку, мужики ржут. Да ладно, мне-то что, пусть скалятся, если охота.

Тамара, жена

По утрам, только глаз продрал, жена заводит шарманку: когда тебе зарплату повысят, сходи к Байде, вы же кореша, можешь по-свойски попросить. Томка так-то незлая, нормальный бабец. Дома всё ровно: спиногрызы в поряде, прибрано, постирано-поглажено, сготовлено. Ну, как ей объяснишь, что к Байде подкатывать – надо предлагать что-то, просто так он даже не высморкается, важный стал, в авторитете и всё такое. Что я могу ему предложить? В боевики пойти? Так этого добра как до Берлина раком: молодые, дембеля с десантуры, спортсмены. Реальные, не просто качки. Спасибо, хоть в электрики взял, бригадиром на монтаж поставил. Чего стоило его упросить, вспомнить противно, сроду так не унижался. Деньги невеликие, зато первого числа, как часики, всё чики-пуки. Если надо быстро объект сдать, премию подкинут.

Получка вся жене, а вот премия – отдай и не греши, моё. Мало ли, какие у мужика траты? То же курево, с пацанами бутылочку раздавить с устатку. Снасть рыболовная, опять же. Я до этого дела большой любитель. Можно сказать, профессионал – сызмальства у бабки в деревне с удочкой часам просиживал. Ну, и девочки. Мужик я видный, всё при мне, а у нас на балке девки – огонь! Симпатичные есть, фигуристые, покладистые – куда её положишь, там и лежит, хоть так её ети, хоть эдак – елда-монда и всё такое. Но я же не мужлан какой, обхождение соблюдаю – шампусик, шоколадку поднесу, а то и цветочек. От такого внимания тёлка млеет, шёлковая становится, бери – не хочу. Уж и не хочу, а она всё одно – бери да бери. Вот и бегаю потом в обход, чтобы на глаза не показаться. И такие маршруты извилистые стали, хоть на карте отмечай, где чиксы бывшие обретаются.

А тут ещё Томка взялась чай-кофе возить по рядам. Отговаривал, да куда там – упёрлась рогом, пойду, говорит, работать. Денег не хватает, дочка старшая Валюшка подросла, за братишкой Митюхой приглядит. А сама, значит, с телегой своей туда-сюда по рядам, глазом так и сечёт, куда я направляюсь. Балка, конечно, большая, но Томка хитрая, всё по моим участкам шастает. Знакомства завела, тётки, что постарше, змеюки, в ухо шипят про меня, что было и не было. Пришлось потихоньку сворачивать половую активность на работе. Семья это святое, семью беречь надо. Не то чтобы в тягость узы семейные… Поначалу были к супруге чувства и всё такое. Да пожухла с годами любовь-морковь. Быт заел, что ли.

Как всё отлично начиналось! Поехали от завода по комсомольским путёвкам на десять дней в Ригу. Красотища, дух захватывает! Одно слово – Европа. В соборе орган слушали. Томка рядом сидела. Я её так-то встречал раньше, она в конструкторском работала, инженером. А я слесарем в опытном цеху. Хвастать не буду, да и подписку давал… Короче, если общими словами, собирали мы там хитрые хреновины для управления ракетами. Теми самыми, ага. Работа тонкая, соображалки требует. Конструкторы к нам заходили, помогали с чертежами разбираться. Рабочие отношения.

Тут как-то всё по-другому, музыка эта неземная, мурашки по коже и всё такое. Глянул на Томку, а она… Копна русая, глазищи серые, стройненькая, вся в музыке. Выходим такие, обалдевшие, и пошли вместе по улочкам бродить. Меня как прорвало, всю жизнь ей рассказал. Томка слушала внимательно, не перебивала, смотрела с сочувствием. Рассказал, как рос без отца, как мать меня одна тянула. Как батя навещал. У него своя семья, он на матери и женат не был, но любил её очень. И меня любил. Только рос я сиротой при живом отце. Мать старалась, конечно, на трёх работах надрывалась, чтобы всё у меня было не хуже, чем у других, чтобы ни в чём не нуждался. Отец таксистом работал. Деньги матери постоянно предлагал, мол, на сына, но она – кремень, ни копейки не приняла, и мне запретила. Тайком мы с отцом виделись. Научил машину водить, в двигателе разбираться. Умер рано, я ещё в школе учился. Инфаркт.

Я когда Томку привёл, она матери не глянулась