Из ада в рай – Божий промысел. Книга 1 [Анна Дмитриевна Степанова] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Анна Степанова Из ада в рай – Божий промысел. Книга 1

Предисловие

Уважаемые читатели, все кто совершит путешествие по моей судьбе, представляюсь вам как автор. Мне 83 года, с 2006 года живу в Англии в городе Ковентри. Мой жизненный путь реально предначертан Богом! Без череды смены моих врачебных учреждений и смены работы моей доченьки Иришеньки не видать бы мне Англии и заботливого зятя Дэвида. Ведь у юмористов любимая шутка – подтрунить над тёщей. «Уже и гроб готовый, и могилку присмотрели, а она всё живёт и живёт». А мой зять с таким уважением и заботой относится ко мне, что заслуживает дифирамбы!!! Господь выбирал надёжного супруга моей дочери и мне рай к старости. Алма-Ата прекрасный город, а панорама гор завораживает! Но высокогорье и смог, от которого нет спасения, особенно зимой, давно бы свели меня в мир иной. У меня было высокое давление – 200/100 и выше, я перенесла инфаркт. Так что финал пришлось бы ждать недолго.

Дэвид – со своим амбициозным характером. Я – хозяин! Поначалу было сложно противодействовать. Это путь к конфликту. Пробовали – ни к чему хорошему не привело… А через юмор и волшебные слова – сработало! Теперь я – любимая теща! Правда, иногда «Шаловливые ручонки – нет покоя мне от вас, так и смотришь натворите вы каких-нибудь проказ». Это я про себя. Если Дэвид повысит голос на мамочку – это запрет, Ирина такой крик поднимет! Дэвид понял: главное – чтобы тёща жила нам на радость! Так и живу в любви и невероятной заботе. Всё лучшее – для мамы. Ирина часто играет волшебную музыку Моцарта на пианино, зажигательные испанские и цыганские мелодии на гитаре и заставляет меня танцевать. Ноги не подчиняются, но руками я такие пасы выделываю, да глазами подмигиваю – на концертах мои ровесники удивляются моему оптимизму и сами оживают и ещё долго вспоминают.

Я объездила всю Англию вдоль и поперёк. Сейчас бы дома сидеть, так Дэвид просит, чтобы я с ними по средам ездила в короткие поездки по интересным местам. Хотя сейчас я как космонавт в невесомости и только хожу с помощью Ирины, но для зятя и доченьки – удовольствие, чтобы я с ними хоть изредка ездила, и я подчиняюсь.

На этой фотографии мы возле собора Литчфилд в конце апреля 2022 года. Это – одно из моих любимых мест – потрясающий собор, живописный городок, богатый историей, здесь всегда есть чему поразиться, что открыть для себя.


Моя мечта была иметь небольшой садик. Пока могла – с удовольствием работала. А сейчас я с палочкой иду на свиданку к огуречикам и помидорчикам. Садик маленький, но у нас смородина, посаженная в 2007 году, всегда даёт отменный урожай – ведро собираем, а в этом году и малина с клубникой с ней соревнуются. Теперь я изучаю, что пишут в интернете о подкормках овощей и кустарников – как бы повышена в должности до агронома. Иришенька берет на заметку мою информацию. Так и живем в дружбе, согласии, чего и вам желаю.


На этих двух фотографиях – наш дом и садик. Всегда есть что делать и чему порадоваться!

Живу в Англии, а с Россией связана словно пуповиной. В 2011 году по телепрограмме «Специальный корреспондент» показывали многодетную семью Карачевых, которые жили в сторожке. Мы с Ириной так душой прониклись к ним, что отдали все деньги от продажи квартиры в Алма-Ате Карачевым на строительство дома и все эти годы мою пенсию высылала Карачевым. И мне отрада – занимаюсь с ребятишками, учила первоклассников читать стихи и даже пьесу Левшина «Кот Хвастун». А теперь песенки поем оптимистичные советского времени: «Нам песня строить и жить помогает!», «А ну ка песню нам пропой веселый ветер», «Ну ка солнце ярче брызни!» и т.д. Сейчас-то и песен детских оптимистичных нет, и фильмов детских познавательных, поучительных вовсе нет. «Кот Хвастун» Левшина – прекрасный пример для экранизации. Обращалась в детскую киностудию, к сожалению, не поддержали. Сейчас время другое, надеюсь, обратят внимание на нехватку детских фильмов, воспитывающих духовность. Ведь в мудрой сказке Левшина главная идея: «Чтобы учить, надо самому прилежно учиться и дружбу ценить».

Если человек пережил войну, нищету и любовь, он прожил полную жизнь. Примерно так говорил О. Генри. На мою долю всё это выпало. Не раз мне друзья говорили: «Напиши книгу». И только в 70 лет я отважилась на этот труд. Накануне 9 мая я показала нашему соседу Майклу воспоминания об отце и мою поэму «Сердце матери» о первых днях войны. Он был очень впечатлён и показывал ее всем своим знакомым и даже в библиотеке. Человек он начитанный, мнения и эмоции его безусловно искренние. «Моя история все-таки стоит того, чтобы ее рассказать», – подумала я и погрузилась в поиск информации и свои воспоминания.

Каждый человек для кого-то – это целый мир. Сколько я себя помню, 9 мая – это всегда праздник со слезами на глазах. Именно в этот день я физически ощущаю присутствие своего отца и, как перед Богом, исповедую всю свою жизнь. Были такие моменты, когда в День Победы в людском море возле памятника 28-ми Панфиловцам в Алмате, я так рыдала, как у свежей могилы. Приходит ощущение, что мы потеряли такое, что невозможно восполнить ничем. Это высшие образцы человеческой совести и благородства. Память об отце всю жизнь сопровождает меня. Его образ сформировался в моём воображении только из рассказов моей матери и дедушки. Но и я, и моя дочь соизмеряем свои поступки с ним.

Когда я описываю события, происходившие на Украине, я пишу на двух языках – русском и украинском. Надеюсь, что книга будет интересна и на Украине и украинцы не забыли русский язык, а русские смогут зрозуміти смачну українську мову. Ведь мы – братские народы, и таких семей, как моя – сотни тысяч. Я очень благодарна всем, кто помогал мне работать над этой книгой! Пускаю своё первое детище по миру.

Как прекрасен этот мир!


Это моя вариация на тему русского мотива «Птица счастья». Мой английский не очень богат, но он позволяет мне обменяться со всеми позитивной энергией, пожелать здоровья, хорошего настроения, успехов и т.д. Я благодарна Богу за то, что он дал мне возможность и силы осуществить мечту моей жизни – осознать прошлое моей родины, выразить свой взгляд на него и написать книгу, посвященную моему отцу. Контрастом к ужасам репрессий и войны выступает тема как прекрасен этот мир, как неисчерпаемы возможности человека, как ценна человеческая жизнь и как хрупка.

Рисуя картину с нашим любимым котом Джоником, я очень явно представила его всё понимающий любопытный взгляд и обязательное участие во всём, что бы я ни делала. Я мою окно, он с другой стороны помогает. Как-то мы белили стены, он выскочил мне на спину, и какое-то время мы работали вдвоём. Придёт ли сантехник, Джоник обследует весь инструмент, настройщик пианино – он и там поучаствует, умудрился внутрь залезть. Он был просто неповторимым помощником Ирины. Как хозяин встречал у дверей учеников, провожал их к столу, вольготно устраивался и внимательно следил за студентами и преподавателем, периодически лапкой подвигая к себе тетрадки. Он долгими ночами сидел у Ирины на коленях, когда она на компьютере печатала свою книгу «Как много в слове Англия слилось». Когда приходили гости, он каждому уделял внимание: запрыгнет на стул, погреет спинку, и к следующему. Но вот гости ушли, а бутылка осталась. Он с гордым видом сел рядом и констатировал: «Вечер прошёл хорошо»!

Душой и телом я – дитя природы, я глубоко чувствую каждый кустик, каждое дерево.

Когда мы жили в Алмате, в минуты тяжкие я всегда шла или в ботанический сад, или в горы пусть даже одна. Я чувствую силу жизни леса, величие гор, и все проблемы растворяются. Душа ликует: «Мир прекрасен. А я – частица его.» Так хочется жить! Так хочется петь. И я часто пою: «Благодари душа моя, благодари Господа! Всем сердцем всей душой своею –благодари!»

Это картина Ирины – горы в районе всемирно знаменитой горнолыжной базы Чимбулак. Когда смотришь на эту картину, на ум сразу приходят известные слова Владимира Высоцкого «Лучше гор быть могут только горы, на которых ещё не бывал». Всем, кто побывал в горах, знакомо чувство необычайного притяжения. Ни тяжесть испытаний, ни опасность сложных восхождений не остановят истинного любителя гор. Я смотрю на Иринины картины гор и просто физически ощущаю их величие, прозрачность горного воздуха и с ностальгией вспоминаю необычайное состояние духа. Именно в горах ощущаешь близость к космосу, к Богу. Закроешь глаза, и, кажется, ты летишь с благодарностью и восхищением к Создателю этой поистине фантастической красоты, и Он тебя слышит.

Я не была на границе Англии с Шотландией, но глядя на картину Ирины, где она изобразила Farne Islands, я в восторге. Сказочные скалы окружены спокойно дышащим лазурным морем. Как много на нашей планете разных потрясающих по красоте уголков природы!

Я тоже нахожу вдохновение для своих картин в природе.

Балет фламинго. Эту сцену мы наблюдали в природном парке Слимбридж. Фламинго в центре как балетмейстер взмахивал крыльями и всё приходило в движение. Мы наблюдали сцену настоящего балета с изящными характерными движениями и выразительными позами. Только несколько индивидов почему-то оставались равнодушными к происходящему…

Эта картина называется «Царская любовь». Лев прозван в народном творчестве Царь зверей. Посещая сафари-парк, где хищники находятся не в клетках, а на открытом пространстве, мы из окна машины наблюдали любопытные сцены поведения этих «царских особ». Красавец лев, несколько отделившись от львиц, восседал как на троне. Неподалёку за ним наблюдали по меньшей мере десяток львиц. Одна, осмелев, с истинно женским кокетством подошла к нему, прислонилась, обошла вокруг, снова крепко прижалась. Лев – ноль внимания. Львица продолжала соблазнять, наконец он не выдержал и проявил готовность к действию. Но Львица совершенно неожиданно для нас повернулась и ушла прочь. Лев, посмотрев на свой гарем, принял прежнюю царственную позу наблюдателя. Через какое-то время львица вернулась, легла рядом со львом на спинку, демонстрируя свой соблазнительный животик. Но Царь оставался невозмутимым. Второй раз мы наблюдали интересное поведение львов в зоопарке Дадли. Здесь было две львицы и лев как настоящий царь восседал на помосте. Одна из львиц подошла, пококетничала перед властелином, прижалась к нему с такой нежностью, что суровость хищника в одночасье приняла выражение наслаждения и любви. Эта трогательная сцена получилась не по фотографии, а по моему воображению. Столь божественное чувство, любовь, характерно для всех живых существ. Мне захотелось изобразить «царскую любовь». Нарисовала я большую картину маслом и мысленно наслаждаюсь. Как жаль жизнь прошла, а я, можно сказать, сама от этого волшебного чувства сбежала. Эта нежность и любовь, возможно, возбудит у моих читателей и зрителей добрые чувства.

По воскресным дням мы с Ириной ходим в церковь. Идём пораньше на репетицию церковного хора. Дорога всегда одна и та же, но я как маленький ребёнок не перестаю удивляться, всегда что-то вижу новое, чего не замечала раньше. На углу нашей улицы клён всё лето стоит зелёный, спокойно пройдёшь мимо. Но вот его крылатушки порозовели. Процесс пошёл, теперь от него глаз не оторвёшь. Каждый день листья другой окраски, приближаются к своему конечному параду, когда они все станут багровыми. В таком ярком наряде они прощаются с нами до следующего года. А крылатушки бегут по дороге, гонимые ветром. Какой-нибудь свернёт в сторону в поисках плодородной почвы. Может где и укоренится. Может и мои крылатушки-мечты найдут благодатную душу и добрые пожелания продолжат своё развитие.

Птичий хор всегда поражает. Теперь мы пытаемся узнать кто солирует в хоре – непростая задача. В 2006 году 3 июня я первый раз приехала в Англию и была поражена красотой природы. Мы жили тогда в многоквартирном доме. Напротив моего окна росла высокая туя. Часто на самой верхушке маленькая серенькая птичка пела звонким голосом удивительные разнообразные мелодии. Моё сердце просто замирало. Но в июле и августе она прилетала редко, и я очень скучала. 26 сентября в день моего дня рождения я получила незабываемый подарок. Птичка почти весь день заливалась такими трелями, переливами, что я ощутила себя словно в раю. На закате её грудка осветилась лучами солнца. Я ахнула от удивления: оказывается у неё оранжевая грудка, как солнце на закате или на рассвете. «А, так это и есть зарянка, – подумала я – действительно достойный соперник соловья». Но в Алмате я никогда её не видела и не слышала. А здесь познакомилась совсем близко. Когда мы переехали в свой дом, часто работая в саду, я ощущала на себе чей-то внимательный взгляд. Поворачиваюсь, а это зарянка смотрит своими круглыми глазками. Первый мой рисунок маслом на перьях я посвятила зарянке. Теперь я знаю, зарянка – самая любимая птичка англичан. Её голос очень ярко выделяется даже в большом лесном птичьем хоре.

На обратном пути из церкви Ирина как правило собирает в целлофановые мешочки мусор. Эта привычка глубоко укоренилась у неё. А началось это ещё в 90-е годы. Мы с Ириной ходили в ботанический сад. Она занималась с ученицей английским, а я от нечего делать собирала мусор. И вдруг я почувствовала, как будто свыше на меня нисходит одобрение. Мне стало так хорошо на душе как после причастия. И я стала продолжать этим заниматься. Часто мы ходили в скверик возле речки Весновка напротив университета Казгуград. На скамейках всегда много студентов, а вокруг разбросаны бумажные стаканчики и всякий мусор. Я, не стесняясь, подхожу и собираю мусор. Тогда я ещё работала врачом в центральной городской клинической больнице. Иногда представлялась студентам и пыталась как- то повлиять их на сознание. Бывало всякое, на кого нарвёшься. Кто пошлёт подальше, а кто-то и прислушается. Последний раз мы были в Алмате в 2010 году. Город стал неузнаваемо чистым, много цветов. Я так об этом мечтала. Говорят, бывший мэр Тасмагамбетов день и ночь следил за порядком и доказал: оказывается можно содержать город в чистоте, но для этого требуются строгие меры.

Однако мы еще не до конца осознали богатство природы вокруг нас.

Поездка на озеро Иссык возле Алматы в мае 2010 года довела нас до слез – это потрясающе красивое место превращено в помойку. Мы не могли его полностью очистить, но обсудили проблему с лесничими. Надеемся, что придёт время, когда ничто не будет нарушать девственную красоту этого озера.

Ирина – творческий человек. Я радуюсь, когда она играет на гитаре, на пианино, рисует, но когда она не стесняясь прохожих собирает мусор, я ею горжусь. Ведь что мы можем сделать, маленькие люди?! Мы часто с Ириной обсуждаем проблемы защиты окружающей среды от мусора до загрязнения океанов и сокращения площади лесов. В большинстве случаев равнодушие – самый большой враг природы. Как привлечь внимание к главной проблеме нашего времени – защите природы? Как сказал Робин Шарма: «Самое простое действие всегда лучше, чем самое благое намерение».

Однажды мы с Ириной присоединились к волонтёрской организации по очистке речки в Ковентри и там познакомились с настоящими любителями природы. Надо было видеть, с каким энтузиазмом все работали и потом восхищались её простой красотой. Сколько света и добра было в их глазах и в их сердцах! Когда у каждого из волонтёров появилось желание защищать природу? Я думаю, в детстве. Я помню Ирине было 3 года, мы шли по улице и увидели, как мальчики лезли на деревья, гнули и ломали ветки. Ирина подбежала к ним и строго сказала: «Что вы делаете, им же больно»! Уверена, что у каждого добровольного служителя природы есть своя интересная история. Если мы поделимся этими историями с миром, мы привлечём в наши ряды много единомышленников. Надеемся, что наши маленькие действия как капельки сольются в ручеёк, а ручейки в речку. Ведь это путь к очищению помыслов, избавлению от жестокости и насилия. Великий русский писатель Достоевский сказал: «Красота спасёт мир». И это правда, если мы спасём красоту и через этот процесс спасём свои души.

Я нарисовала Петушка по воображению со всей любовью, на которую только способна, ко дню рождения моей доченьки Ирины. Петух – один из древнейших символов. В основе мифологического образа этой птицы его связь с солнцем, светом. Мой Петух со всей силой поёт о любви ко всему живому: и к людям, и к природе. Здесь понятна и моя аллегория. Я могу без остановки строчить примеры, подтверждающие мою искренность.

Мой Петушок стал ещё и нашим оберегом. Если вдруг что-то не так, мы становимся напротив картины. На Петушка падает свет, и он переливается всеми красками. Глядя на него, помахав руками как крыльями, да ещё пропев: Ку-Ка-Ре-Ку, нельзя не улыбнуться, и обида или отрицательные эмоции как бы сами по себе отходят на задний план. Прокукарекав ещё раз, мы начинаем безудержно смеяться над собой. Сила самоиронии сильнее любого успокоительного лекарства. Вот Вам полноценный, весьма результативный психотерапевтический сеанс. Конечно, этот приём эффективен для людей, у которых есть чувство юмора. Чувство юмора и особенно самоирония – это генератор внутренней энергии, которая распространяется и на других. Я, возможно, и живу так долго, потому что к сложным ситуациям относилась с юмором. А если нет этого чувства!? Это уже тяжёлый случай. Тут таким образом трудно помочь.

А теперь я попробую развить эту тему как врач-психотерапевт для тех, у кого есть чувство юмора.  Многие психотерапевты предлагают через слово или молитву влиять на здоровье, и даже судьбу. К примеру, Марта Николаевна Гарина, рассылки которой мы ежедневно видим в интернете, часто использует этот приём. Например, 2 февраля она предложила Удивительную Молитву. Формальное её название – Молитва Оптинских Старцев. Когда ты станешь обращаться к этой молитве каждое утро, то своими глазами сможешь наблюдать, как трансформируется твоя реальность. Я не привожу весь текст молитвы, его можно найти в интернете. Это – серьёзный подход.


А если несерьёзно – через юмор попытаться улыбнуться своим действиям, надеюсь, эффект положительного воздействия будет не меньше. Давайте-ка попробуем использовать картину красавца Петушка как аккумулятор, заряжающий Ваш организм энергией на весь день. Этому способствует и его динамичная поза, и окрас. Огненно- красный цвет стимулирует прилив энергии, а зелёные крылья, да ещё в движении, символизируют жизнь. Распечатали картину, повесили, желательно в спальне так, чтобы свет падал на неё. Встали утром, и прямиком к Петушку. Взмахнули несколько раз руками как крылышками и «Ку-Ка-Ре-Ку»! Кто как осмелится – громко или вполголоса. В результате:



И улыбка без сомнения вдруг коснётся Ваших глаз,


И хорошее настроение не покинет больше Вас!


Быстро и просто мы можем активизировать наш мозг, в пасмурную погоду наполнить восприятие всего окружающего нас светом, а в случае негативных обстоятельств трансформировать очаг возбуждения, гнева, ярости, отчаяния в полярную противоположность. Когда мы смеёмся или улыбаемся, в нашем мозгу «зажигается» множество разных участков. В процесс создания и обработки положительных эмоций вовлекаются гиппокамп и кора передней островковой доли большого мозга, так что чувство радости охватывает весь мозг. При этом, естественно, меняются биохимические процессы, повышается выработка гормонов радости – серотонина, эндорфина. Испытайте на себе этот метод. Кроме удовольствия общения с Петушком это ничем Вам не грозит.


Философия жизни в цветах – жить и умирать красиво.

На эту картину меня вдохновили тюльпаны в нашем саду. Ценность сада заключается не только в радости выращивания своих овощей, цветов, фруктов и т.д., а также и в том, что садоводство учит тебя терпению и философии. В этом я убедилась на своём опыте. Всегда моей заветной мечтой было иметь хоть небольшой садик-огород. В Алмате мы жили в пятиэтажном доме и пытались что-то вырастить под окнами. Развели цветники, посадили клубнику и помидоры. Даже городской совет отметил наш палисадник грамотой. Но скоро азарт наш пропал. Дети ломали цветы. Разборы и перебранки мне надоели, и я вынуждена была всё оставить.

Но когда долго мечтаешь о чем-то хорошем, оно обязательно сбывается. В 2007 году мы переехали в частный дом в Ковентри с замечательным маленьким садом. Когда я вожу наших гостей на экскурсию по нашему саду, я всегда прежде всего обращаю внимание на черную смородину, крыжовник, клубнику и малину. Они у нас такие работяги! Вкус и запах свежих ягод со своего огорода ни с чем не сравним. Приятно всегда под рукой иметь разнообразную зелень. Но мое особое желание – выращивать свои помидоры и огурцы. Уверена, садоводы, которые разделяют мою страсть, могут подтвердить, что это занятие полно сюрпризов как приятных, так и неприятных. С прошлого года я начала выращивать помидоры и огурцы из семян без теплицы. Я их называю «Мои дети». Они требуют много внимания – их нужно не только поливать и кормить, но ещё и накрывать и раскрывать каждый день, чтобы они закалялись постепенно. Но какая это радость – видеть, что твои дети выросли сильными и красивыми.

Вот уже середина лета, и я представляю себе, как я угощаю наших гостей только что сорванными помидорами и огурцами, я даже чувствую их запах. Но однажды после долгого периода дождей подхожу утром к своим подопечным, смотрю, а у них бока посерели, а кое-где почернели. Через пару дней пришлось все ещё недавно роскошные кусты выбросить.

Я решила найти метод борьбы с болезнью. В Алма-Ате мне друзья подарили специальный препарат «Байкал», в котором микроорганизмы используются для улучшения иммунитета растений и борьбы с болезнями. После опрыскивания растений этим средством я заметила, что наши помидорчики ожили. Я почувствовала себя настоящим био-врачом. Нет большего счастья, чем видеть, что твои пациенты поправляются. Я думаю, тема улучшения иммунитета и метаболизма растений с помощью ферментов и микроорганизмов – это интересное новое направление в биологии. Наш садик – это не только радость для души, полезные физические упражнения, но и моя аптека, с помощью которой я лечу своё сердце, справляюсь с гипертонией и т.д. Я молодею не только душой, но и телом. То, о чём я мечтала всю жизнь, и даже то, чего я не могла предположить, стало возможным именно сейчас после 70 лет. Расширяется моё видение мира, только бы успеть сделать как можно больше полезного!

Я много раз любовалась красками заката. Но однажды на озере Боровое отражение заката в воде было просто потрясающим. Рисуя эту картину, я думала и о пожилом человеке. В зеркале мы видим морщинистое лицо, это не радует, а если ещё и ноги не ходят, тут уж совсем можно впасть в уныние. Но мне хочется привести пример встречи с Верой. Она умерла в этом году в 93 года. Много лет она не ходила. Тяжелое заболевание – узелковый полиартрит, осложнённый слоновостью и трофическими язвами на обеих голенях. Но мы ни разу не видели её унывающей, не слышали от неё жалоб; она проявляла живой интерес ко всему. Она жила одна, но у неё всегда были люди. Нам приходилось заранее бронировать время для посещения. Что так тянуло к ней людей? Я думаю, прежде всего это её чувство благодарности и умение ценить. Она всегда сосредотачивалась на том, за что она может быть благодарна. Это давало ей особый внутренний свет и очаровательную улыбку, которая согревала и заряжала оптимизмом и любовью к жизни всякого, кто с ней общался.

Потрясающие краски заката у меня ассоциируются с красотой души человека и мудростью, которую мы накапливаем в течение жизни. Эта внутренняя красота отражается на всём, что мы делаем, как солнце отражается в воде. Жизнь человека в историческом измерении – это миг. Но если этот миг был многокрасочен, как закат солнца, то такой человек, даже перейдя в мир иной, оставит свет своей жизни и души для грядущих поколений. Таких героев Вы встретите и в моей книге «Любовь и Слёзы».

Размышления о роли религии в прошлом и настоящем.

Самое время поразмыслить, пофилософствовать. О революции, о целях, задачах и отношении к религии. Сейчас – время пересмотра взглядов на всю нашу историю. И, как всегда, из одной крайности в другую, без осмысления причинно-следственной логики прошедших событий. Ведь цель революции была избавить от гнёта бедноту и построить лучшую жизнь. И во имя этого многие не жалели своей жизни. Но к достижению этой цели шли через такие жертвы, что страшно и стыдно теперь вспоминать. Пожалуй, самой большой ошибкой Ленина и большевиков было противопоставление религии и социализма и, как следствие, гонение на священников, разрушение храмов, попытки вырвать с корнем душу у миллионов людей, которым они хотели принести счастье новой жизни. Прежде, чем думать о таких широких задачах, как преобразование существующего строя, необходимо было проанализировать не только материальную, но и духовную стороны жизни народа.

Я росла и воспитывалась, можно сказать, в атеистической атмосфере. В школе мы следовали учению Ленина «Религия – опиум для народа», и мы этому верили. В церковь я стала ходить по случайному совпадению. В Алмате после перестройки создавались церкви миссионерами-пресвитерианцами из южной Кореи и США. Их офис был в нашем дворе. Однажды моя мама плохо себя почувствовала, задыхалась и пошла к ним в офис. Её очень внимательно встретили, дали лекарство, провели домой. Пока там был офис, почти каждый день Аграфена Семёновна и Татьяна Петровна навещали мою маму. Кореяночка Аграфена Семёновна, очень добрая женщина, была переводчицей. Она пыталась всем помогать, делала маме массаж, иглоукалывание, и моя бабуля ожила. Я стала ходить на занятия по изучению библии, а потом на воскресные службы во вновь построенную церковь. Пастор тогда был Сон Ин Бом -удивительно интересный и деликатный человек. Так душевно, просто и искренне он общался с людьми, вникал в их проблемы и радости, что стал неотъемлемой частью нашей жизни. Когда он обращался к тебе, вне зависимости от того, верующий ты или нет, ты ощущал воплощение главной заповеди: «Бог – это любовь». Все его очень любили. За мою бытность сменилось много пасторов, но этого все вспоминали с особым чувством. У него был необычайно красивого тембра баритон. Я до сих пор помню гимн:

«Когда весной природа расцветает

И слышу в дальней роще соловья

И аромат долины грудь вдыхает

И слух ласкает звонкий шум ручья

Тогда поёт мой дух Господь тебе, как ты Велик, как ты Велик!»

Я часто пела этот гимн, когда шла по набережной Весновки и любовалась великолепной панорамой гор, действительно ощущая связь с Божественной силой.

Сон Ин Бом вёл и вторую службу на английском языке. С этого времени стала посещать церковь моя дочь Ирина. Вначале, чисто с практической точки зрения, улучшая свой английский, и это была основная возможность знакомиться с англичанами и американцами и приглашать их к своим студентам. Она – человек, который не любит догм и не может просто слепо верить чему-то. Но постепенно, помимо интересных знакомств, церковь стала для нее одним из источников мудрых мыслей, которые могут преобразовать твою жизнь.

Я много лет посещаю церковь теперь уже с Ириной, но мы не стали фанатами. Однако, это очень много дало нам для размышления о великой пользе религии для нравственного воспитания и понимания развития жизни на земле. Раньше я бы не задумалась, откуда такое разнообразие и потрясающая красота окружающего мира. А теперь я всё чаще вижу за всем этим божественный дух творца. Мы можем делать человекоподобных роботов, но создать что-либо подобное божьему творению не получается. В чём заключается дух жизни и такое многообразие? Это загадка, которая, может быть, когда-нибудь откроется…

Я не только библию прочитала на несколько раз, но и с большим интересом читаю другую духовную литературу. Особенно мне близка «Агни Йога» Е И. Рерих. В этой мудрой книге прямо написано: «Придёт время, и религия сольётся с наукой. Только наука должна отказаться от отрицания, а религия от определённых догм. Действительно, уже сейчас появляются открытия, которые ещё несколько лет тому казались просто невероятными. Исследования японского учёного о памяти воды. Это же научное подтверждение религиозной практики освящения колодцев и других водоёмов, которое проводилось на Украине, да и во многих других регионах мира. Тайны будут открываться постепенно…

Сейчас мы с Ириной ходим в Англиканскую церковь St. Barbara’s, с великим удовольствием поём в церковном хоре. Она чем–то напоминает по своей деятельности пресвитерианскую в Алматы, даже многие гимны те же. Она близка к человеку. Как пастор, так и викарий очень просты в обращении, они ведут себя как рядовые служители Бога, проповедуя главное: Бог – есть любовь. Каждый раз на богослужении звучат слова Иисуса Христа «Мир Вам». С этими словами прихожане пожимают друг другу руки, и совершенно необыкновенное ощущение всеобщей энергии добра объединяет всех.

Если в Старом Завете Библии описывается множество событий, когда даже маленькая вражда, распространяясь как цепная реакция, вела к истреблению целого народа, то в Новом Завете описывается, как Иисус Христос хотел изменить вектор цепной реакции и повернуть её к добру через взаимное прощение, взаимопонимание и наличие доброй воли. Как много здесь актуального во все времена и в наши дни. В истории религии есть много примеров, когда вражда между разными видами вероисповедования приводила к затяжным войнам или как в наши дни Президент США Д. Буш благословлял именем Бога американскую армию на войну с Ираком. Но всегда есть возможность использовать религию в благородных целях, проповедуя добро, любовь и сочувствие к другим людям. Именно такие проповеди я слушала и в пресвитерианской церкви Квинс в Алмате, и в церкви St. Barbara’s в Ковентри с акцентом на то, что слова нужно подтверждать делами, ибо без связи между словами и действиями вера мертва. На каждой службе обращаются к Божьей помощи к страдающим от голода, от военных конфликтов… Периодически собираем пожертвования голодающим в Африке и на другие цели. Очень важно, что на этом воспитывается молодёжь, дети. Я вспоминаю, как в Алмате пастор, следуя примеру Иисуса Христа, омывал ноги детям. Для всех пожилых церковь была ещё и поликлиникой. Периодически из Америки прилетали врачи и привозили различные лекарства. У меня было очень высокое давление, и только лотрел мне помогал. Много добрых дел было у миссионеров. Они возили прихожан на экскурсии, построили дом для бомжей, одели, обули их как джентльменов. Особо большое внимание уделялось молодёжи.

Если бы сейчас кто-нибудь запретил нам посещать церковь или, не дай Бог, стали громить храм и издеваться над священнослужителями? Даже не высказать, какой бы гнев нас обуял. Я бы точно не выдержала. А тогда! Что чувствовали люди, веками исповедовавшие христианскую веру? Вдруг налетели их защитники, избавители от гнёта и стали громить храмы, убивать священников! Можно себе представить, сколько людей готовы были на всё, чтобы защитить свою святыню.

Самое обидное, что противопоставление религии и коммунизма не имеет смысла. Многие идеи Иисуса Христа созвучны идеям коммунизма. Иисус говорил, что надо дать людям невод, большевицкий лозунг: фабрики, заводы – рабочим, земля – крестьянам. Иисус призывал не держаться только за своё добро, а думать о ближнем. Если бы так было, то и революции не надо. Только спустя много лет Михаил Горбачёв в беседе с королевой Англии заявил: «Первым коммунистом был Иисус Христос». Если бы эта мысль пришла в голову Ленину, весь ход революционных завоеваний и период построения социализма были бы совершенно другими.

Что было, то было, теперь не вернёшь. Зачем об этом писать? Во-первых, чтобы не повторять ошибок. Во-вторых, тема следования учению Иисуса Христа неисчерпаема. Каждый раз, когда я слышу о сложностях урегулирования ситуации в Ираке, Афганистане, Палестине, Израиле и других горячих точках, я думаю о том, что сейчас лидеры многих стран верующие, но позитивные мысли, сила влияния на умы, возможности объединения людей, заложенные в религии, в построении мирного процесса пока используются недостаточно. В 2007 году идея о том, что религия может и должна играть большую роль в разрешении мировых конфликтов, настолько захватила меня, что я решила написать письмо в Центр Мировых Религий и Президенту Казахстана Назарбаеву. Основная идея письма такова: «Если внимательно посмотреть на разные религии, мы увидим, что между ними намного больше общего, чем различий. Все они учат нас не концентрироваться только на материальных ценностях, а стремиться к самоусовершенствованию и духовному росту, быть благодарными и прощающими, не быть равнодушными к тем, кому нужна помощь, беречь Землю и все живое как Божественное творение и заботиться о нашей окружающей среде. Если религиозные лидеры сконцентрируют свои усилия на содействии в мирном урегулировании конфликтов, развитии межрелигиозной терпимости и взаимного понимания, религия может быть мощным орудием объединения и примирения людей, чтобы оружие стало самой крайней и последней мерой в разрешении конфликтов, а не основной. Именно у религиозных деятелей большие возможности проповедовать мир, объединять всех и примирять на основании общечеловеческих ценностей и духовно возвышающих идей, заложенных во всех религиях».

Эти мысли каким-то неведомым мне образом вошли в мою голову. Я буквально потеряла покой. Я не знаю, как это объяснить. Может это странность, а может действительно воля Божья. Я не могла спокойно спать. Долго ждала какого-нибудь ответа, но, как часто в жизни бывает, ответ пришёл, когда я уже перестала ждать. 23 июня 2010 года наш сосед Майкл принёс газету “The Daily Telegraph” от 22 июня 2010 г. полностью посвященную Казахстану. На первой странице этой газеты обращение лидеров различных конфессий к жителям планеты. Я аж подпрыгнула от радости. «Как это созвучно моим мыслям!» Хочу привести цитату Айдара Абуова, директора дворца Мира и Согласия, которая лучше всего выражает общую идею: «Первое и второе тысячелетия совместной истории были эрами возведения великих храмов и мечетей по всему миру. Но в третьем тысячелетии, которое только началось, нашей задачей должно стать возведение храмов взаимного понимания и диалога между великими религиями мира». В наше неспокойное время важно осознать слова Николая Рериха: «Победа добром будет самой блестящей и поразительной победой. Змеиным жалом можно убить, но не победить. Ведь победить будет значить и убедить». Я уверена, придёт время активных действий и осознания общей для всех задачи сохранения мира на Земле.

Наступил момент, когда всё больше и больше людей ищут просветления, духовности и любви. Любви к людям, к окружающей природе. Чем больше людей будут вовлечены в этот процесс, тем надёжней будет мир и прекрасней наша планета. Сегодня 30 апреля 2009тг я прочитала Ли Керролл «Крайон. Последние времена». Для меня это словно откровение: как важно в наше время служить для преобразования нашей планеты. Такая потребность у меня давно. Я очень надеюсь, что широкое распространение учения о возможности использовать собственную силу мысли для преобразования планеты, найдёт много желающих участвовать в этом процессе. И мир навсегда восторжествует на планете. Я очень благодарна своим невидимым наставникам, которые настраивают все фибры моей души на большую всеобъемлющую любовь и желание сделать всё, что только возможно. Именно этому посвящается эта книга. Я прошу Божьего благословения и помощи.

Моя мать – украинка, отец – русский

«Моя Україна, червона калина…»

В селі Лип’янка на Кіровоградщині в сем’ї Соколовських було 11 дітей. После войны я с мамой была в этой хатке и, вспоминая, удивляюсь, как можно жить в таких условиях. Описать могу только на украинском языке: маленька хатинка пiд соломою, двi кiмнатки, через сiнцiкоридордва вiконця маленьких, пiч з лижанкою, земляний пiл т. наз. долiвка. Хатка стояла на прiгорке. Коли спустишся вниз и через огород до ставка, там було багато коноплi. В осені її зрезали, вимачували в ставку, готували пряжу и довгими, зимовіми вечорами пряли, ткали та, мов фабрика, самі робили різне полотно, щоб одягатись, рядна, щоб застелити долівку, лежанку та на інші потреби. В однiй кiмнатi на пiчi спали батько з матір’ю, на лежанцi малi дiти, на долiвцi на соломi старшi дiти, а взимку пiсля окоту в тiй же кiмнатi були ще й маленькi вiвцi та теля… А в другiй кiмнатi – старенькi дiдусь з бабусею та старший син з невiсткою. Представили?

19 травня 1911 года Параска, як завжди, встала рано досвiду, помолилася до святого Миколая та Богородицi. Вийшла на вулицу – щось незвичайно ломить поясницу… «Мабудь ще хтось проситься на свiт божий. Боже милостiвий, дай менi сили з усiм цим справитись!» Вона зайшла в кiмнату, окинула поглядом навколо – четверо дiвчат, сплять покотом на соломi, долiвка рядном застеляна, дiти рядном укритi. Молодшi – Нилька та Мотря – на лежанцi. Через сiнцi в другiй кiмнати – троє хлопцiв, там же свекор з свекрухою. «Боже, як це всiх богато! Всiх треба накормити, всiх одiти та взути. В сiнях стоять чуні (лапти), сплетянi з кори липи – двое чобiт для Василя та Сергiя. Вже парубки, нiчого не зробиш. Молодший Кирило теж просить чобiт. Тай дiвчаткам треба хоть на свято новi черевички. Ох-Ох-Ох, бiдна моя голiвонька».

З печi крихтячи, злазе Матвiй. Параска буркнула на нього:

Iди, вже скотина їсти просить!

Встають одна за одною дiвчата Вустя, Софiя, Харитина та Настя. Треба швиденько рядна сховати, допомогти снiданок зготувати, корову подоїти. Все завертiлось, закружилось. Вулий проснувся. О сьомiй годинi усi садяться за великий стiл снiдати. По зову души или с молоком матери усвоили твердое правило: все поворачиваются к образам и шёпотом читают «Отче наш». На столе – 3 больших мыски, деревянные ложки и кто быстрей успеет. Закончили – каждый встаёт, перекрестился, поблагодарил Бога и кто куда. Матвей, мой дедушка –муж Параски – потомственный батрак. Может, это и не звучит, потомственный дворянин – куда благозвучнее. Но из песни слов не выбросишь. Вiн служив у пана Паплавського. У нього також служили и старшi Василь та Сергiй, та й дiвчата Вустя та Софiя пiшли в наймички. Кирило корову та вiвцi пасе, Нилька, якiй вже 5 рокiв, гусей до ставу ганя, а Мотря з Настею дома пораються. Параска взяла росаду капусти, вiдра та спустилась до ставка капусту садить, бо вже час настав. Посадила рiвненькими рядочками росаду, набрала у ставку вiдро води, пiдняла – щось тяне тужитись. Не вспiла спохватитись, що це таке – випала дiвчинка.

– Ой досада. Знову дiвча.

Пiдняла подiл, положила дiвча, так и прийшла до хати.

– Мотря, бiжи до Степаниди, бабки повитухи. Та швиденько!

Если детям рассказывают сказки, что их нашли в капусте, это не всегда неправда. Моя мама действительно родилась в капусте. Дали ей имя Ирина. Мотря выняньчила Ирину. Виросла велика шкода, якесь бiсеня. То впад на землю та кричить, як рiзана, то горщика розiб’є. Рано узнала плётку. Но это только воспитывало упрямство и боевой характер. Эта черта осталась на всю жизнь. Уже в пожилом возрасте в Алмате она случайно встретила своего земляка, Сылу Володымира, они вспоминали, как дрались, и как он ей разбил голову. Одна мать воспитывала, одним молоком кормила, а все дети разные. Тихая, всегда послушная Мотря, последняя Тыклушка, родилась через два года после Ирины, была как ангел хороша, и все её любили. А Ирина та Сергей наполнены духом бунтарства.

Семья была очень религиозна, строго соблюдала посты. Раз перед Пасхой Сергей и Ирина умудрились проколоть иголкой яйца и через соломинку выпить. Стали на Пасху яйца варить, а они пустые. Даже не спрашивали, кто это сделал, и так понятно. Ирина получила столько плёток, что запомнила на всю жизнь.

Но не все же яйца выпила, что-то и осталось. Уцелевшие яйца красиво раскрашивали и обменивались с друзьями и соседями, приговаривая: «Нехай ваше життя буде таке ж гладке, як ця крашанка». На Пасху одевали всё лучшее, что у них было, и босиком шли на другую сторону села через мост в церковь. Перед входом в церковь одевали черевички и тихо стояли пока служба шла, с нетерпением ожидая, когда начнут святить куличи.

Коли в сем’ї семеро дівчат, це великий клопіт куди їх збавити. Сидя с прялкой, вязкой или вышивкой, мама любила рассказывать, как их учили рукоделию с раннего детства.Уже с 10 лет каждая готовила себе приданое: вышивала рушники – полотенца, – кофты, скатерки. 6 октября религиозный праздник пророка Иоана Предтече знаменовал начало сезона рукоделия. С этого дня в сельских хатах появляется прялка, гребни, веретена и т.д. Зимой собирались у кого-либо на вечёрниці та досвітки вышивали и пели украинские песни. С детства ей прочно врезалась в память технология изготовления льняного та конопляного полотна – процесс, который начинался осенью и заканчивался весной, когда выносили полотно к озеру, к речкам и отбеливали на солнце.

Украинские обряды всегда были для меня интересны. Много расспрашивала и у мамы, и у тёти Моти, и, если что попадётся в литературе, обязательно выпишу. Мне просто было интересно, как тогда люди развлекались без телевизора, без радио. Многие и читать не умели. Как проводили свой досуг? Ведь если с утра до вечера только тяжёлая работа, а потом спать – с ума сойти можно. Даже в современном мире многие страдают от одиночества. Я сама определённые периоды своей жизни очень тяготилась чувством одиночества и пустоты. Оказывается, тогда общий досуг был построен очень интересно. Как поют украинцы известно во всём мире. Старинные песни на простые, незамысловатые слова с юмором или глубокой грустью очень мелодичны, всегда поются громко – как запоют, то аж стены дрожать. С песней и на работу идут, и с работы возвращаются. А церковный календарь – это настоящий кладезь народной мудрости, объединяющий служение человека Богу, природе и своей душе. Сколько поистине сказочного, трепетного в традициях проведения этих праздников. В Англии главный праздник года, объединяющий всех, – это Рождество Христово, а на Украине их было великое множество. Приведу только некоторые.

Троица – важный религиозный праздник, но многие обычаи, связанные с ним, возносят красоту весеннего буйства природы. Неделя перед Троицей называлась зелёной. В четверг усi вставали опiвночи, мати мила усiм голови. Завжди запарювали різні трави: любисток, м’яту, замість мила використовували дерев’яний попіл (золу) – цидили його через сито и получали щелочную воду, якою добре мити голову. Коси у всіх були роскішні, довгі та густі. Це була велика морока для Параски. Але вона завжди старалась слідкувати, щоб її дівчата були гарні. Старшi: Вустя, Софiя, Харитина, Мотря та Настя одягали те, що у них було найкраще, та йшли до лiсу, де збиралась уся молодь.

Ярина те ж увязалась за старшими. Вустя на неї прицикнула:

– Ярина, ти ще мала, іди гусей пасти!

Ярина повернулась, та не дуже послухала старшу сестру, бо було цікаво подівитись, що там буде.

Молодь всю дорогу спiвала пiснi. По дорозi пiдходили дiвчата з усього села.У лiсi збирався великий гурт. Вони плили з берези вінки, водили хороводи:

«Ой завью вiнки та на всi святки,

Ой на всi святки, на всi празники»!

Парубки пiдходили пiзнiше и починали свої пiснi, а потiм спiвали разом.

На лiсовій поляне розтиляли скатерки, сідали обiдать, обмiнювались вiнками, крашанками, целувалися. О хо-хо яке там було весилля! А Яринi забороняли туди iти! Як це можливо!?

Якщо не дозволяють, то так хотілось. Відiгнала гусей до ставка, та по пiд городами в лiсок, так щоб сестри не бачили. Сховалась за кустом. Але цікаво, коли там їсти сiли. Ярина виглянула. Вустя побачила, щось ворушиться пiд кустом.

– О, та це Ярина! Що це за дитина, іди до хати!

– Дасте крашанку та пiрiжка – пiду.

Шкода є шкода.

Сам праздник Тройцы отмечался 3 дня. В пятницу женщины до рассвета шли в лес, чтобы заготовить лекарственные травы. В субботу украшали стены, подоконники, иконы различными травами, а ворота – ветками липы и клёна. В воскресенье поминали близких – всем селом обходили поля. После литургии священник шёл с крестами, окроплял святой водой колодцы. Когда появлялась луна, все в белых рубашках с распущенными волосами, с веночками шли за село, взявшись за руки. Весь процесс сопровождался песнями. Потом разводили костёр и перепрыгивали через него. Веночки бросали на шею хлопцам.

И мама, и баба Мотя говорили о том, как они всегда ждали праздник Ивана Купала. Я могу себе представить, что для детей и молодежи это как будто окунуться в волшебную сказку. Отмечается он 7 июля, в канун летнего солнцестояния. Центром действия был купальный огонь, как символ солнца. Он горел всю ночь. Традиционно, на Купало сходилось всё село. Из соломы изготовляли главных персонажей – Ивана Купала и Марену с венком на голове. Устанавливали их и водили вокруг хороводы. Затем поджигали, и когда чучела догорали, организовывали игры, перепрыгивали через огонь. Считалось за честь очиститься огнём. Костёр заливали водой, а пепел разметали. Потом дівчата пускали на воду заготовленные веночки. Каждая сплетала по два – для себя и для суженого. Сверху прикрепляли свечу, зажигали её и пускали венки по течению. Если венки плыли в паре, то быть свадьбе. На Ивана Купала ночью мало кто ложился спать. Считалось, что в эту ночь оживали все злые и добрые духи, разговаривали между собой всякие растения, ручейки. На рассвете матери посылали своих дочерей, чтобы они принесли целебной воды. Умыв лицо купальной водой, дочери отдавали ведро матери, а сами шли в огород нарвать любысток та мяты та чёрнобрывци. Маты заваривала, чтобы до восхода солнца помыть всем головы.

Всех обрядов не перечесть. Не могу удержаться, чтобы не привести ещё несколько примеров. 14 августа – праздник Маковея, очень красочный праздник. Сейчас к этому растению относятся настороженно, но на Украине – давние традиции его выращивания. Я помню, да и сама делала пироги с начинкой из семян мака – очень вкусные. Так вот, головки мака не разрешали трогать раньше этого праздника, который ещё называли Спасом на воде. В этот день дівчата до восхода солнца шли в церковь святить цветы и мак. Накануне собирали букеты из разных полевых цветов, которые называли Маковая Квитка. К каждому растению хозяйка обращалась с поэтическим словом. Например, ко льну: «Рости високо по коліно, щоб ні у кого голова не боліла». После этого дівчата собирались группами, плели веночки, в которых шли в церковь. Маковую Квитку украшали бусами, красной лентой и вышитым рушником. Отправляя дочерей в церковь мать приговаривала:

– На, доню, квітку цю, щоб ти була така гарна, богата та пригожа, як ця квітка, щоб тебе хлопці любили, як люблять люди цю квітку.

Рано утром на всё село был слышен церковный звон. После краткой молитвы священник читал нравоучительную проповедь для детей. С этим праздником связано освящение колодцев и других водоёмов. Перед освящением делали ремонт, а дівчата украшали колодцы цветами. В центре села собирались все. Священник окроплял святой водой колодец. Поход сопровождался церковным звоном. Возле колодца ставили два стола: на одном – хлеб, соль и свеча, на другом – свеча, святая вода и кутья. После совершения обряда в сопровождении музыки и песен процессия шла к следующему водоисточнику.

Как и в большинстве стран Земли, был праздник, посвященный урожаю – Великый Спас 19 августа. Святили разные овощи и фрукты. Заведено было угощать мёдом и медовухой соседей, вдов, сирот – коллективное братство. А 28 августа – Успение Пресвятой Богородицы, в народе Пречиста. В этот день начинали сеять озимые. С этим связан ещё один интересный обряд – сбор калины. Калина – это символ Украины, является национальной эмблемой. Из неё готовили различные наливки, джемы, варенье и лечили простуду. Она выполняла символическую роль в обрядах похорон и свадьбах. Недаром говорится: «Без верби та калини нема Україны». Всі знали: де під стріхом (под крышей) висить калина, туди треба сватів посилати. Посля служби в церкві шли дівчата в ліс з піснями, збирали калину. Біля села їх чекали хлопці, веселий гурт з піснями повертався додому. Біля хати калину віддавали матері, а та примовляла:

– Будь, доню, здоровою та червоною калиною, незайманою та чистою до вінца. А ти, калино, будь гожою на каравай, на здоров'є людям, на добро нашому подвір'ю.

Мне всегда хотелось и свою дочь приобщить к этому живому источнику, показать, откуда идут её корни. В 1985 году мы приезжали в Златополь. Были у тёти Моти несколько дней, вместе слушали интересные рассказы, ощутили на себе деревенское гостеприимство – она жила бедно, но делилась всем от души. Тётя Мотя была глубоко верующим человеком и до конца своих дней исповедовала все религиозные правила. Моя мама в 1987 году (мы жили в Алматы) поехала проведать свою сестричку. Моте было тогда около 90. Давно уже умер её муж Мыкола, и она осталась совершенно одна. Мама нашла женщину, которая ухаживала за ней до самой смерти. Мы регулярно высылали им деньги. С тяжёлым сердцем оставляла Ирина свою сестру, зная, что больше уже никогда не увидятся. И взяла себе на память куст калины с земелькою та толстенную наверно не меньше 4 кг библию на старославянском языке – их семейную реликвию, которой около 400 лет. При Советской власти её вынуждены были прятать, закапывали в огороде, чтобы не нашли.

Но никакие запреты не могли вытравить то, что было впитано с молоком матери и глубоко внедрилось в сознание, передавалось из поколения в поколение. Моя мама в возрасте 76 лет везла, как святую реликвию, этот дорогой её сердцу, но очень тяжелый груз через всю огромную страну с пересадкой в Москве.

Мой

отец

наша

путеводная

звезда

 Уважаемые читатели, искренне признаюсь вам, такого благородства и щедрости души как у моего отца, Дмитрий Дмитриевича Степанова, встретишь очень редко. Во всяком случае, на моём жизненном пути я не встретила. Не знаю, каким образом генетически передалась его щедрость моей доченьке. Её стремление делать людям добро безгранично. Поэтому считаю, что мой отец и её дедушка, по существу, стали для нас путеводной звездой в жизни.

Знакомство

 Семья Соколовских была работящей, и им удавалось обеспечить свои основные нужды. Они жили в гармонии с природой, скрашивая свою жизнь традиционными украинскими развлечениями – отмечали традиционные религиозные праздники, собирались, чтобы попеть, потанцевать, поиграть в игры. Революция перевернула эту размеренную жизнь вверх дном. Продразвёрстка после революции довела их до черты бедности. В период Новой Экономической Политики в двадцатые годы, когда были созданы благоприятные условия для крестьян и частных торговцев, семья встала на ноги. Но в 1929 году Сталин задумал коллективизацию. Уже в 1930 году отбирали скот, запасы зерна. Надвигался голод. Большая семья Соколовских еле-еле сводила концы с концами.

По соседству у тітки Катерини родственница жила в Киеве. Екатерина решила поехать в Киев и пригласила Ирину. В этом было их спасение и новая судьба. Осенью 1931 года Екатерина с Ириной пешком дошли до станции Смела 150 км и на товарном поезде приехали в Киев. В Киеве у Екатерины была знакомая, которая помогла им устроиться в артшколу посудомойкой в столовой и уборщицей. Через год Ирина во время отпуска решила поехать в Лыпьянку. До неё доходили страшные слухи. И действительно, она увидела село в смертельной агонии… По селу ходили люди, опухшие от голода. Часто под забором можно было увидеть, что кто-то сидит, подходишь, а он мёртвый. Смерть пришла и в дом Соколовских. Умерла Настя, а за ней и Кырыло. Доходило до страшного: пропадали люди, а потом выявлялось, что их съели. Ели собак, кошек и даже трупы. Ирина решила забрать с собой хотя бы младшую сестру Тыклушку.

«Спаси хоть нашу квіточку від цього страшного мору»,- голосила Параска. Провожали своїх дівчат до самої станції Новомиргород батько з матір’ю та всю дорогу плакали. Може серце чуяло, що свою надію, саму останню та кохану дитину більше ніколи не побачуть. В артшколе Тыклушка устроилась уборщицей. Всё было замечательно. Не один курсант заглядывался на её красоту. Как-то её пригласили покататься по Днепру на лодке. Лодка попала в водоворот и перевернулась. Тыклушка не умела плавать и сразу пошла ко дну. Её искали, но, когда вытянули, она была мёртвой. Даже трудно себе представить, какой это неожиданный удар был для моей мамы.

Мой отец был в то время курсантом этого училища. Он видел, как убивается над гробом Ирина. Каждый день она ходила к могиле сестры, падала на могилу и голосила:

– Сестричко, моя рідненька, на кого ти мене покинула? Та ти у нас як квіточка була. Усі тебе любили. Що я тепер батькам скажу? Як тепер мені жити?

Дмитрий не мог забыть и выбросить из головы страдание Ирины. Несколько раз он ходил с ней на кладбище. «Как помочь? Слова утешения бессмысленны. Что-то надо делать». Он пишет письмо в Анапу своей матери, и она отвечает: «Привози её сюда, я постараюсь помочь». «У меня самая понимающая мама на свете»! – с облегчением вздохнул Дмитрий.

Анапа – курортный город на берегу Черного моря. Моя бабушка, Валентина Антоновна, работала врачом в санатории. Она встретила бедную девушку теплом и лаской, продумала всё до мелочей, выделила ей отдельную комнату.

– Проходи, родная, тебе у нас будет хорошо. Посмотри, какое ласковое море, оно залечит твои душевные раны.

– У меня потеплело на душе, страшно хотелось спать, – вспоминает мама.

Меня провели в небольшую уютную комнату, я хотела упасть на кровать. Но вначале ванна. Добравшись до кровати, я проспала больше суток. Когда проснулась, узнала, что Дмитрий уехал. Я вышла на крыльцо и только теперь рассмотрела, где нахожусь. Небольшой дом расположен на пригорке, море совсем недалеко. Но сегодня оно было неласковым, бушевало. Огромные волны накатывались одна на другую и с шумом разбивались о берег.

– Ирина, завтракать! – услышала я голос Валентины Антоновны.

Освежившись в ванной, она пошла к столу.

– Как спалось?

– Ничего не помню. Где Дмитрий?

– Дима уехал вчера вечером. Ему нужно в училище. Ты не волнуйся, позавтракаем, пойдём в санаторий. Будешь принимать ванны. Хозяйничай.

В столовую вошёл Дмитрий Иванович – отец Димы.

– Приятного аппетита, – не очень приветливо проговорил он.

Прикрепив за ворот салфетку, он, искусно владея столовым прибором, сосредоточенно ел, бросая иногда на потенциальную невестку пронизывающий, сверлящий взгляд, явно показывая «Ты здесь не к месту! Не в свои сани не садись!»

– У меня стал комок в горле. Я не то, что есть, дышать боялась. Дмитрий Иванович вытер губы, встал из-за стола и, бросив: «Деревенская серость»,– вышел.

Дедушка Дмитрий Иванович, сам из Петербурга, был очень образованный человек, знал несколько иностранных языков. Он с презрением относился к большевикам, хотя Валентина Антоновна была членом партии, более того мой отец, их единственный сын, родился в царской ссылке в 1912г в Бийске. Бабушка была политкаторжанка. Я уверена, что среди большевиков многие искренне хотели улучшить жизнь миллионов рабочих и крестьян, для этого не щадили своей жизни. Ведь, по большому счёту, главным агитатором за революцию были не большевики, а те ужасные условия жизни беднейших слоёв населения. Что получилось в результате этой революционной бури – это уже другой порыв и требует отдельной оценки. Но одностороннее шельмование всех революционеров прошлого очень вредно для самосознания нации.

В истории человечества много примеров, когда людьми движет порыв стать на защиту угнетённым и обездоленным. Дух французской революции широко был распространён среди русской интеллигенции. И мой дедушка вначале поддерживал благородное движение помочь бедным и обездоленным, но, как и многие участники этого процесса, был очень разочарован результатами.

Дмитрий Иванович с начала и до конца не мог принять невестку. В нём всё кипело. С трудом воздерживаясь от бурных скандалов, он обращался к ней: «Деревенская серость». Если смотреть правде в глаза, он был недалёк от истины. Влияние родительского дома, привычки, заложенные с детства, остались доминирующими на всю её жизнь. В этом не вина Ирины. Такова природа. Но то, что отец принял всё, что в ней есть хорошего и плохого, говорит о его высокой нравственности и благородстве.

Не такую спутницу для своего сына хотел видеть Дмитрий Иванович. Единственного сына они буквально лелеяли. Мне было 3,5 года, когда дедушка рассказывал мне об отце и показывал коробочку с волосиками и ногтиками отца, когда ему было 1 год. Они хранили как реликвию именную серебряную ложечку, возили с собой даже в эвакуации. На этой ложечке выгравирована буква Д и дата рождения. Они старались дать единственному сыну хорошее образование. Он учился в пединституте, играл на скрипке. Всегда очень любил детей. Мама рассказывала, что у них часто в доме были дети, он играл с ними тоже, как ребёнок. Для него это была потребность. Сейчас я смотрю на единственный портрет отца, когда он ещё учился в пединституте. Это черно-белая фотография, на ней печать времени, но черты лица сохранились чётко. Большие серые глаза, в них спокойствие и теплота души просто ощутима. Перевожу взгляд на Ирину свою дочь и порой удивляюсь, как она во многом похожа на моего отца и своего деда: те же глаза, та же бездонная любовь ко всему живому: людям, животным, природе. Форма лица, нос, подбородок, губы – всё один к одному. Общение со студентами и детьми для моей Ирины – это высшее человеческое счастье. Иногда мне в голову приходят мистические мысли. Может это реинкарнация и ко мне вернулся мой отец, и я получила от Бога двойную награду: имею самую любимую, нежно всегда заботящуюся дочь и в ней душа отца. Великое спасибо за такой подарок судьбы.

Вернёмся в Анапу. Валентине Антоновне пришлось дипломатично лавировать между супругом и будущей невесткой. Больше они вместе за стол не садились. Мама рассказывала: «Я вставала очень рано, ходила к морю, часто купалась и завтракала пока Дмитрий Иванович спал. Старалась как можно меньше ему показываться на глаза. А с Валентиной Антоновной у нас всегда были хорошие отношения».

Отец уже считал маму своей женой и относился к ней соответственно. Но Дмитрий Иванович всячески препятствовал их браку. Через какое-то время отец забрал Ирину в Киев и стал учить грамоте: читать, писать. Словно предвидя жестокое будущее, он старался, чтобы у его спутницы жизни была какая-то специальность, и вместе с ней заканчивал курсы медсестёр. Вспоминая о том периоде, мама говорила: «Я быстро освоила алфавит, и он меня часто хвалил.

– О, молодец, мы с тобой далеко пойдём!

Когда я научилась читать, он решил отвести меня на курсы медсестёр». И всё же со своим уровнем начального образования она чувствовала себя неуверенно. Иногда хотела даже бросить эти курсы, но отец настаивал.

«Мне кажется, она боялась, что не осилит все премудрости этой профессии»,– так я подумала, слушая её сбивчивый рассказ о том, как она сопротивлялась поистине мудрому стремлению отца.

«В анатомке мне вообще дурно было. По-русски едва научилась читать, где уж тут латинские названия запомнить. Но твой отец говорил: «Терпи казак – атаманом будешь. Пока мы вместе – всё хорошо. Что нас ждёт – не известно. Надо быть готовым ко всему. Профессия – это твой хлеб на все случаи жизни».

Каждый вечер он читал вместе с мамой, заставлял её пересказывать. И ещё приговаривал: «Как здорово что мы с тобой изучаем, как делать перевязки, уколы. Это и мне пригодится». С горем пополам курсы закончила, удостоверение получила и всю жизнь благодарила отца за его мудрость и дальновидность. С этим документом она проработала медсестрой всю жизнь до пенсии.

Мама рассказывала, как он учил её кулинарии. «Однажды мы были в гостях, и мне понравились сырники. Через какое-то время Дима говорит:

– Завтра к нам на обед заглянет Петр, приготовь что-нибудь вкусненькое.

Вареники з творогом – це наше сільське, а сирники- це по городському.

Пішла купила творогу, побільше намішала сахару, зробила кругленькі сирнички, тай на сковороду. Воно все росплилось по сковороді та ще пригоріло. Чаду на всю кімнату. Я стою та плачу. Заходить Дмитрий з Петром.

– О, наш обед далеко слышно. Что за слёзы? Не стоит сырость разводить. С кем чего не бывает. Успокойся, малыш.

Он вытер мне платком глаза и побежал в магазин. Через несколько минут вернулся со всем, что нужно для этого блюда.

– Пётр, слушай мою команду! Быстро закатывай рукава. Малыш, подай нам передники. Офицер по сигналу тревоги должен всё выполнять быстро.

Сырники получились аккуратные, вкусные, и они вовремя успели вернуться с обеда. Об этом случае он не напоминал, но в выходные мы готовили вместе».

Отец был большим шутником, но один раз пошутил жестоко. Мама пыталась так-то влиться в среду офицерских жен. Уже говорила на русско-украинском языке. Ей хотелось и причёску иметь современную. Пошла в парикмахерскую и обрезала свои шикарные черные косы. Отец посмотрел, улыбнулся, а ночью выстриг половину волос ножницами. Были слёзы, пришлось обстричь очень коротко, по современным временам супер модно, а тогда какое-то время ходила в платочке. Зато на свадебной фотографии мама выглядит очень симпатично с короткой модной стрижкой.

Вскоре отца переводят в Казань. Новые знакомства. Мама потихоньку осваивалась в статусе офицерской жены, устроилась в больницу медсестрой. В 1935г, наконец, у них родилась долгожданная дочь. С этого момента свою жену отец называл «мамочка». В 1936 году, когда Тане было 7 месяцев, они, наконец, подали заявление в ЗАГС. Громких отмечаний не было, был просто праздничный ужин. Жили дружно, весело. С Украины приехала племянница Нина, так что было с кем оставлять Танюшу.

Мне мама рассказала и такой случай, как отца чуть не увела другая женщина.

«На 8 марта я с мужем пошла в их часть на вечер. После доклада, поздравлений, как водится, застолье, танцы. Смотрю, интересная, высокая блондинка с моего Димы глаз не сводит. Между ними завязалась беседа, шутки-прибаутки, заиграла музыка, и они пошли танцевать. Что тут делать – того и гляди уведут моего ненаглядного. Тут входит в зал знакомый офицер Алексей Бобров.

«Алеша, пойдём танцевать, а то я упаду здесь. Будь другом, поухаживай за мной некоторое время, а то я мужа потеряю». Недели две моя судьба весела на волоске. Муж приходил поздно, а то и вовсе нет. Другой раз придёт, а меня нет дома. Поздно Алексей проводит меня, да ещё и поцелуемся, чтобы Дима видел. Захожу – песни напеваю, на него ноль внимания. Он молчит, потом подошёл, обнял: «Ну что, мамочка, поиграли в кошки-мышки и хватит».

Выбранный подход в данной ситуации был по-женски мудрым. Это был хороший урок, и больше приключений подобного рода не было. Да и до того ли было! 1937 год, всем ясно, год других приключений.

Вперед и с песнями!

В 1936 году была принята новая Конституция, которая называлась самой демократической в мире. Звучит действительно замечательно: всем гарантируются равные права на труд, образование и вероисповедание. Конституция предоставляла всем гражданам СССР независимо от их пола и национальности основные демократические права и свободы – свободу совести, слова, печати, собраний, неприкосновенность личности и жилища, а также прямое равное избирательное право. Я помню, что мы праздновали день Конституции 6 декабря и на память заучивали положения типа: «Социализм в СССР победил и, в основном, построен».

Уже в послевоенное время нас воспитывали на фильмах того времени «Весёлые ребята», «Волга-Волга», «Свинарка и пастух», «Кубанские Казаки» и т.д. В этих фильмах показывали настоящий земной рай в колхозах. Триумф наших достижений демонстрировался и на Всесоюзной Сельскохозяйственной Выставке в Москве, совершенно грандиозно устроенной. Каждый, кто побывал там, помнит фонтан Дружбы Народов – девушки в национальных костюмах, великолепные павильоны, красоту природы. Всё, действительно, вызывало чувство восторга и гордости за великую страну.

Мы слушали замечательные песни:

«Широка страна моя родная

Много в ней лесов, полей и рек.

Я другой такой страны не знаю,

Где так вольно дышит человек».

Или:

«Утро красит нежным цветом

Стены древнего Кремля.

Просыпается с рассветом

Вся Советская страна.

Кипучая, могучая, никем непобедимая

Страна моя, Москва моя, ты самая любимая».

Я помню послевоенные Сталинские годы и в какой-то мере согласна со сталинистами – у него есть чему учиться. У него был неплохой вкус в искусстве, музыке, и он сам, вникая во многие вопросы, способствовал созданию удивительно жизнерадостного, патриотического информационного поля. Он регулярно ходил в театр, отслеживал выход всех кинофильмов, литературных произведений и т.д., выдавая при этом свои указания.

Можно ли остаться равнодушным, слушая, например, «Марш энтузиастов» из кинофильма «Светлый путь»?

«Нам ли стоять на месте!


В своих дерзаниях всегда мы правы.


Труд наш – есть дело чести,


Есть дело доблести и подвиг славы.


К станку ли ты склоняешься,


В скалу ли ты врубаешься, -


Мечта прекрасная, еще неясная,


Уже зовет тебя вперед!»

Мечта, и в самом деле, была не совсем ясная, но это не важно. Главное, что она была прекрасна и в нее верили. Этими примерами часто козыряют сталинисты. Вот сейчас в период кризиса так бы надо сплотить народ вокруг какой-то общей идеи – нет, не получается. Может быть, действительно, неплохо бы вернуть Сталина в качестве министра культуры?

После отмены карточной системы в 1936 году Сталин объявил: «Жить стало лучше! Жить стало веселей!» Это подобно тому, как Потёмкин показывал Екатерине II красивую жизнь в деревнях. Такого воспевания райской жизни в СССР больше не было. Странное было время – был страх, была подлость, но одновременно жизнь людей была наполнена высшим смыслом, любовью к своему Отечеству, верой в светлое будущее. Эти противоположности трудно уместить в голове, но для большей части населения СССР в тот период это была реальность. Вспомним еще одну песню: «Нам песня строить и жить помогает». Эта необыкновенно зажигательная песня потрясающе выражает дух того времени: «Мы покоряем пространство и время, мы молодые хозяева земли».

Даже просто читая слова этих песен, весь наполняешься внутренней энергией, каждая клеточка приходит в движение, и ты готов идти на подвиги. А когда эти марши звучат в исполнении хора, в сопровождении духового оркестра, руки и ноги подчиняются автоматически. Мама мне рассказывала, что отец каждое утро вставал с песней И. Дунаевского на слова Лебедева-Кумача «Чтобы тело и душа были молоды, были молоды, были молоды, ты не бойся не жары и не холода, закаляйся как сталь!», делал зарядку, обливался и потом садился завтракать. Мама тоже любила петь, только больше украинские песни. Отец аккомпанировал ей на скрипке. Если что-то было не так, отец приходил угрюмый, брал скрипку и, ничего не говоря, играл. Скрипка плакала. Но по характеру отец был оптимист, любил устраивать всякие розыгрыши. По выходным часто приходили соседские дети, и тут устраивался настоящий кавардак. Разыгрывались сказки, играли в прятки. Танечка была совсем маленькой, два годика, но ей очень нравилось играть с ребятишками. Когда все уходили, папу ждала настоящая гроза.

– Шо це за светопредставление ты в квартире устроил?

У мамы был характер ворчливый, но это никогда его не возмущало. Ему даже нравилось, что миниатюрная женщина так храбро бранит сильного, высокого мужчину (у него рост был под 1м 90см, а у мамы 1м 50 см). Что и говорить, слон и моська. Папа всё превращал в шутку и покорно брался за уборку квартиры. Это действительно было счастливое время в их жизни.

Испанская война

Сейчас я могу лишь примерно представить себе атмосферу, в которой служил мой отец. Ведь удержаться от проявления своих чувств, выражения недовольства, неприятия определенных действий порой очень трудно. А в то время люди, которые пытались сохранить самостоятельное мышление, человеческие чувства и моральные ценности быстрее всего могли попасть в поток репрессированных. Был момент, когда эта опасность реально нависла над моим отцом. Мама часто вспоминала этот эпизод:

«Твой папа был всегда весёлый, что у него там было на работе, какие проблемы – я этого не знала. Придет домой, обязательно пошутит, подбодрит. Но однажды он пришёл домой темнее тучи. Всю ночь он не мог спать, ходил из угла в угол. Я уж не знала, как успокоить его.

– Что случилось, дорогой, в чем дело?

Он обнял меня и заплакал.

– Мамочка, что мне делать? Сегодня на учениях расстреляли Гусева. Приехало высшее начальство, а он во время перехода отстал. Капитан подошел и безо всякого в упор расстрелял его. Позже выяснилось, что он ногу натёр. Как жить дальше, если человеческая жизнь ничего не стоит? Сил больше нет. После учения мне приказали сообщить родителям. Что мне писать? Андрей был какой-то особенный мальчик, очень чистый, единственный сын у родителей, часто получал письма. Сам писал неплохие стихи. Как мне написать родителям, что его нет? Погиб в мирное время!? При исполнении служебных обязанностей. Написать, что мы – убийцы или это был несчастный случай?

Я очень переживала за него, но как утешить, какой дать совет? Дима подал рапорт, пытался сопротивляться этому произволу в армии. Но что значило в 1937 году сопротивляться действиям начальства, да еще и в армии! Можно запросто попасть в альбом или в список. Это происшествие обсуждали на партийном собрании и, конечно, отчитали не того, кто застрелил бойца, а твоего отца за несоблюдение дисциплины. Вынесли ему выговор. Теперь оставалось только ждать. Он ходил сам не свой. Но однажды пришёл домой необычно весёлый. Танечка побежала к нему:

– Папа, Папа присоль!

– Иди сюда, моё солнышко. Он схватил её на руки, подбросил, кружился с ней, а у самого слёзы на глазах.

– Я так рада, что ты сегодня весел. А сама плачу.

– Чем бы нам червячка заморить?

Покушали, лицо его стало снова суровым, даже каким–то чужим, отвлечённым. Танюша полезла к нему на руки.

– А хочешь мы сейчас поедим с тобой далеко-далеко, за синее море, за высокие горы? Садись на поезд.

Он стал на четвереньки и стал ползать по комнатам. Поздно вечером легли спать. Он был страстный, сильный. Хотел оставить свою частичку навсегда. Очевидно, так и случилось. Утром он как-то странно прощался.

– Что бы тебе не говорили обо мне, верь, я – честный человек. Жди, и я вернусь.

Ноги подкашивались. Села на табуретку, на меня напал какой-то озноб.

«Что бы это значило? Жди, и я вернусь. Откуда? Сколько ждать?» В оцепенении просидела не знаю сколько. Проснулась, Таня:

– Мамочка, где папа?

– Не знаю, моя маленькая.

Племянницу Нину мы отправили домой на Украину и остались одни. Прошла неделя, вторая – никаких вестей. Вдруг поползли слухи, что Дмитрий Степанов – враг народа. Друзья перестали узнавать. Средств на жизнь не хватало. Благодарила Бога, что хоть с работы не уволили. Написала Валентине Антоновне. Она, как ангел-хранитель, через 2 недели приехала. Чувствую, прощальная ночь зародила во мне новую жизнь. Беременность протекала очень тяжело. В конце 6-го месяца тяжелейший приступ аппендицита. Боли невыносимые, рвота, температура под 40».

Валентина Антоновна находит машину и уже без сознания увозят маму в больницу. Оказался перфоративный аппендицит, перитонит. Безобразный рубец – очевидное доказательство, что ситуация была сложнейшей и для мамы, и для меня. Я ещё просидела в животе 2 недели. Я стучусь в этот мир, а Танечка его покидает.

Бедная Валентина Антоновна – она мечется между двух огней. Танечка внезапно заболела корью и за 3 дня умерла. И что за судьба – в этот же день возвращается отец. У меня сохранилась фотография того печального события. В гробу Таня, как ангелочек, над ней склонились отец, бабушка и мама.

Через неделю маму выписали из больницы. Она долго не могла опомниться от горя и болезни. Я была на искусственном вскармливании и довольно долго отец и кормил меня, и купал, всё своё свободное время посвящал мне. Когда горе немного улеглось, отец признался, что он был в Испании. Поехать в Испанию добровольцем было спасительное решение, чтобы избежать Дамоклова меча репрессии.

Мне немного известно о службе моего отца в Испании. Но срок его пребывания там можно подсчитать очень точно. В начале февраля 1938 года уехал и в сентябре 1938 вернулся. Перед отъездом он посеял семя моей жизни. А вернулся в день моего рождения и смерти старшей дочери. На фотографии он выглядит настолько истощённым, словно из концлагеря. Как обычно, он не распространялся о своих военных делах, сказал только, что видел там не только то, о чём пишут здесь, но и много невиданной жестокости «не дай бог ещё когда-нибудь увидеть». Я могу себе только представить – ведь он словно снова погрузился в Россию 17-го года с хаосом власти, «красным террором Народного фронта», когда убивали офицеров, священнослужителей, государственных чиновников иногда с чудовищными пытками – сжигали людей заживо, распинали на самодельных крестах, при них насиловали их жен и детей и террором националистов в ответ, когда их политических противников убивали прямо на улицах для устрашения. Возможно, все это и побудило его вернуться довольно скоро.

Восемь месяцев в Казани всё своё свободное время отец нянчился со мной. А потом отвёз меня в Анапу к своим родителям, передал им эстафету любви. Валентина Антоновна и Дмитрий Иванович души не чаяли во внучке…

На Финском фронте

Мирная служба отца в Казани длилась недолго.  В декабре 1939 года их дивизию послали на финскую войну. Когда я знакомилась с событиями той незаметной зимней войны, кровь в жилах застывала. Слава Богу, в той ужасной войне пуля не коснулась моего отца. Но было так тяжело, что он не писал с финского фронта.

Позже мне удалось узнать, что 86-я дивизия, в которой сражался мой отец, принимала участие в штурме Выборга в начале марта 1940 года – кульминации войны. Выборг был символом моральной победы для обеих стран, обе были готовы биться за него насмерть. 7 армии, в которую входила и дивизия моего отца, была поставлена задача обойти Выборг с севера и юго-запада, разбить противника на подступах к нему и овладеть Выборгом. В ночь на 2 марта начали форсировать Выборгский залив. При движении по льду советские войска преодолели многие трудности. Финны заминировали подходы к берегу, в прибрежной полосе путь преградили ледяные торосы и огромные сугробы. Потребовалось проложить колонные пути по льду, по которым на санях, буксируемых автомашинами и тракторами, были перетащены орудия артиллерии, которая развернулась в 0,5-1 км от берега и открыла огонь прямой наводкой со льда. Артиллеристы проявили смекалку, использовав вмороженную в лёд специальную деревянную оснастку для предотвращения отката орудий. 5 марта советские войска сломили упорное сопротивление противника и закрепились на побережье. Вокруг Выборга шли отчаянные бои. Чтобы не дать нашим обойти Выборг, финны открыли шлюзы, было затоплено 180 квадратных километров на северо-востоке. Но командующий фронтом продолжал гнать войска вперед. По грудь в ледяной воде, скашиваемые финскими пулеметами, красноармейцы шли выполнять задание партии.

11 марта 137, 43 и 86 стрелковые дивизии перехватили шоссе Выборг – Хельсинки, отрезав пути отступления на запад 2-му армейскому корпусу, оборонявшемуся в районе Выборга. В этих штурмах принимал участие и мой отец. Когда их командир полка Владимир Иванович Сёмин был убит, отец взял командование на себя и выполнил поставленную задачу. За это был награждён орденом и повышен в звании. Вся 86 дивизия отличилась в этих боях. Она была награждена Орденом Красного Знамени.

Короткое счастье

Пройдя страшные испытания, отец вернулся живой и невредимый. В Казани его ожидала приятная новость – мама была, как говорят, в интересном положении. Они с нетерпением ждали пополнения и решили, что рожать она будет в Анапе под присмотром Валентины Антоновны.

В начале июля 1940 года они приехали в Анапу. Мне уже было 1 год и 10 месяцев, что-то говорила. Дедушка очень гордился внучкой. Как водится, учил стишки со мной, подготовили трогательное выступление – топатушечки, песенки. Мама вспоминала, что Дмитрий Иванович был на этот раз к ней внимательный. Это было, пожалуй, самое счастливое время в их совместной жизни. Мама рассказывала: «На второй день встали с Димой рано-рано и пошли к морю. Волны спокойно, мерно плескались о берег. Лёгкий морской ветерок нежно ласкал наши тела. Морской запах на рассвете просто опьяняющий, ни с чем не сравнимый. Дима обнял меня и приложил руку к животу. «Кто-то стучится. Скоро, скоро на волю». На Востоке загорелась заря. Небо стало кровавокрасным. И вдруг мне показалось, что в море кровь, море крови. Я прижалась к Диме и заплакала.

–Мамочка, что с тобой?

–Мне страшно.

–Посмотри, какая торжественная красота. Я давно не был так счастлив.

Но меня давили слёзы. Появился озноб, я вся дрожала мелкой дрожью.

–Может быть началось? Пойдём осторожно к Валентине Антоновне.

Валентина Антоновна старалась успокоить меня: «В таком положении всякое бывает. Ты сейчас старайся быть спокойной». Через неделю я попала в роддом. На этот раз роды прошли благополучно. Родился богатырь Славик 3 кг. Сколько было ликования! Ого-го! Чуть было не забыли про меня. Только не дедушка. Дмитрий Иванович ходил очень гордый, но моей ручки не отпускал. Купали Славика бабушка с Дмитрием, а маме подавали готового. Не каждая женщина так запеленает, как папа. На этот раз у мамы было молоко, она садилась кормить Славика грудью, а папа напротив сидел и ликовал, как ликуют отцы, у которых рождаются сыновья. Такая идиллия. От любопытства приоткрывалась дверь и заглядывала я – ведь интересно! Но дедушка брал меня на руки, и мы шли заниматься своими делами.

Через 2 недели папа вернулся в Казань. Вскоре, в начале августа 1939 года, 86 дивизия была дислоцирована к новой западной границе, к так называемому Белостокскому выступу в город Цехановец. Первое время отец жил один. Этот маленький, живописный городок, окруженный лесом, с речкой посередине сразу пришелся ему по душе. Однако привыкать к новой обстановке было непросто. Чувствовалось явное враждебное отношение поляков. Но, постепенно, благодаря тому, что отец любил детей любой национальности и всегда чем-то угощал их, а потом приводил толпами домой, он начал завоевывать доверие. Дети хозяйки и племянники, как только Дмитрий приходил домой, тут как тут. Они и к речке вместе ходили, иногда рыбачили, иногда все гурьбой в лес за грибами… Лес там удивительный: огромные вековые дубы. И в прятки наиграются, и какой-то гриб принесут. Отношения в доме потеплели. Тогда отец поехал в Анапу и привёз семью. Хозяйка пани Влада часто ходила на базар и делала покупки для нашей семьи. Ей как местной жительнице удавалось лучше сторговаться, да и маме непросто было оставлять двоих детей. Смирились, сдружились – жить можно. Но всегда с оглядкой: ведь всё-таки граница. Поневоле напоминает: если завтра война?! Что будет с нами?


Моё

военное

детство

Сердце матери

Слово того не объяснит


Как сердце матери болит,


Которая с начала той войны


Не знает где её сыночек спит:


На мягкой тёплой ли постели


Или в сырой земле,


Где холмик видно еле–еле.


Дрожь всё тело проберёт


Как вспомнишь 41 год


И самый первый час войны


На рубежах нашей страны.


Ужасный час тот мать пережила,


Самое близкое, родное


В минуту отняла война.


Что такое внезапность? Это глубоко врезалось в мою память. Трудно себе представить, ведь мне было всего два года и восемь месяцев. Но многие моменты я помню так отчётливо, как будто это было вчера. Мы жили в польском городке Цехановец на самой границе зон влияния Германии и Советского Союза. Я всегда стремилась посетить Цехановец и чувствую себя виноватой, что этого не сделала. Здравый смысл удерживал меня. Одно слово Цехановец приводит меня в какой-то трепет. У меня высокое давление порой за 200 и частые головные боли, я просто могу не выдержать огромного эмоционального напряжения ступить на ту землю, где пришлось столько пережить. Всё, что связано с событиями начала войны, я просто не могу смотреть. В 1978 или 1979 году по телевизору шёл фильм «Обратной дороги нет» – история о том, как отбившийся от своей части капитан попал в партизанский отряд. Скитания партизанского отряда по лесам ассоциировались с нашими во время начала войны. Главную роль играл Николай Олялин, как две капли воды похожий на моего отца. Год рождения 1940. А вдруг это Славик? Я много писала и даже встречалась с ним. Это был не он. У него есть живые родители. Но сколько это стоило бессонных ночей и мне, и моей маме! Я много писала об отце в Цехановец в Городской Совет, но ни разу ответа не получила. Из Министерства обороны информация каждый раз приходила разная: то погиб под Москвой, то в безвозвратных потерях не числится. Мы смирились с мамой: изменить те события мы не силах. Давай жить с мыслью, что свершилось чудо, мой отец и братик живы и Господь поможет им. Так в неопределённости всё-таки легче. Знакомство с Олялиным и переписка так перевернули мою душу, что меня вдруг просто одолела страсть написать поэму. Именно тогда я написала «Сердце матери». В нём выразилась неизгладимая боль всей моей жизни.

Раньше и на карте не могла найти Цехановец. Видимо, настолько малы его размеры, что даже в довольно подробных атласах он не нанесён. Это уже, не говоря о том, что судя по русскому произношению совершенно невозможно предугадать польское написание города Ciechanowiec. Только теперь с помощью интернета я с удовольствием открыла, что это один из райских уголков нашей планеты. Зелёный небольшой уютный городок расположен в 130 км на восток от Варшавы. Город разделён на две части (старый и новый город) рекой Нужец, вокруг – лес. В центре – дворец графов Стаженских. В этом дворце располагался штаб 10 Армии Западного Особого Военного округа. Для меня было полной неожиданностью узнать, что у этого небольшого городка есть свой гимн и герб. И культурная жизнь в нем имеет особый колорит, в котором чувствуется связь с древними корнями города. Не случайно ведь именно в Цехановце создан огромный музей сельского хозяйства в честь КристофаКлука (известного в своё время ботаника и зоолога, жившего в Цехановце в XVIII веке), который организовал здесь знаменитый ботанический сад. Теперь этот музей под открытым небом, где завораживающая природа сочетается с моделями сельских строений различных исторических периодов, является катализатором культурной жизни. Сюда по давней традиции люди приезжают из многих стран Европы в конце апреля в день святого Войцеха на международную ярмарку народных промыслов. Здесь устраивается фестиваль хлеба, песенные конкурсы, проводится международный фестиваль игры на пастушьих инструментах. Фольклорные ансамбли из разных стран Европы и даже Австралии устраивают шествия по улицам, выступают с концертами. Вот, оказывается, какую притягательную силу имеет этот небольшой городок всего-то 4500 человек населения.

А 86 Краснознамённая имени Президиума Верховного Совета ТАССР стрелковая дивизия, где служил мой отец, была численностью 10258 человек, командир дивизии – Герой Советского Союза М.А. Зашибалов. Отец был командиром батареи 248 артполка, его батарея дислоцировалась за 20 км от Цехановца. А семья – мама, я и братик Славик – жили в Цехановце на квартире по улице Дзержинского 24. Папа домой приходил нечасто, и всегда это был праздник. 21 июня 1941 года папа очень взволнованный пришёл домой. «Давай, мамочка, собирай вещи. Завтра попробую тебя отправить в Анапу. Здесь становится очень опасно. Что творится в армии – не пойму, какое-то вредительство. Старое оружие забрали, новое не поступило. А немцы у порога». Мама вспоминала: «Мы быстро собрали всё необходимое в чемоданчик. Сердце сжималось от страшного предчувствия. Папа на какое-то время ушёл узнавать, как завтра он нас отправит в Барановичи, а там на поезд. Вернулся к вечеру и как всегда весело бросил:


– Пойдём, погуляем к речке.


– Вначале поешь борщ, вареники з сыром.


Папа ел, стараясь не поднимать глаз, словно чувствовал себя виноватым. Быстро собрались, улочками-переулочками спустились к речке. Медленно, спокойно катил свои воды красавец Нужец, приток Буга. День был тёплый, ясный. Длинные причудливые тени деревьев отражались в воде. Мама шла молча, боясь сказать слово, так как слёзы подкатывали к горлу. Папа нёс Славика и едва успевал отвечать на мои вопросы. Я была в возрасте почемучки и к тому времени говорила довольно чисто. «Папа, а кто там в лесу живёт? Куда речка бежит?»

На берегу я устроила детское представление. Когда-то дедушка меня учил и стишкам, и песенкам. Мне так хотелось выступить перед папой. Наплясавшись, напрыгавшись, я чуть было не уснула. Папа отдал Славика маме и взял меня на руки, прижал, поцеловал. «Ах ты моя лапотушечка. Радость моя, зоренька». Я тут же блаженно уснула. Вернулись домой, мама искупала Славика, покормила его грудью. А мной занялся папа. Он искупал меня в корытце. Он имел в этом большей опыт. Когда я была совсем маленькой, мы жили в Казани, он и купал, и кормил меня, так как мама долго болела. Завернул в одеяльце и в кровать. И даже тихонько спел: «Спи, моя красавица, сладко спи». Мне было так приятно, так сладко, что я совсем уснуть не могла. У нас была одна комната. Потушили свет. Я притаилась, что сплю. Мама вначале тихо всхлипывала, а потом всё громче и громче. Я не выдержала и тоже заплакала. Папа встал, подошёл ко мне, погладил по голове и тихо запел: «Спи моя радость, усни, в небе погасли огни. Птички уснули в саду, рыбки уснули в пруду. Глазки скорей закрывай, баюшки, баюшки, бай». Всё сразу как будто растворилось, затихло, и я уснула. Уснула и мама. Она рассказывала, что ей снился дивный сон, как будто они на украинской свадьбе. «Музики грають, вона с Дмитрієм витанцовують та бубон б’є, та в мідні тарілки раз, два…»

Но тут я проснулась, и именно этот момент помню очень ясно. Невероятный грохот. Вдруг зарево осветило всю комнату. «Мне страшно!»– закричала я. Мама быстро набросила на себя халат, схватила меня и выбежала на улицу. Папа побежал в штаб, крикнул на ходу: «Жди меня. Я сейчас вернусь». Скоро вернулся и сказал: «Перебирайся на тот берег, там наши машины. Помочь ничем не могу. Мне нужно на батарею выполнять свой долг». Он быстро поцеловал маму и меня и скрылся навсегда. По улице грохотали танки. В небе гудели самолёты. То здесь, то там взрывались бомбы. На месте моста было зарево. Мама прижала меня крепко и побежала к речке. Ещё вчера райская красота теперь выглядела как настоящий ад. Клубы дыма, зарево, всё смешалось. Нужец бурлил кроваво красным цветом. Мама подбежала к берегу и, не задумываясь ни минуты, присела и сказала: «Залазь быстро на спину и крепко держись за шею!» и бросилась в воду. То справа, то слева разрывались снаряды. Мне было очень страшно и холодно, но я больше всего боялась отпустить руки и упасть. Не знаю, сколько времени плыла мама, но, казалось, целую вечность.



Средь ночи видит сон:


Всё громче музыка играет,


Мать каблучками отбивает.


«Мне страшно, мамочка, боюсь»


Испуганно дочь закричала.


От волшебства очнулась мать


Не в силах ужаса понять:


Земля ревела и дрожала,


Соседний дом пламя метало.


Отец сказал тревожно на ходу


Война родная! В часть бегу!


Схватив в одной рубашке дочку,


Из дому выбежала мать.


Но делать что?


Куда бежать?!


Колонны танков грохотали,


Дома и улицы пылали,


Рвалися бомбы и снаряды,


Фашистские ползли к нам гады.


Не чуя под собой земли,


Мать к речке подбежала,


Но целый мост уж не застала.


«На спину, доченька, садись


Да крепче за меня держись».


В холодну воду бросилась она,


Казалось вечность всю плыла,


Вдруг ноги судорга свела.


Мать поддержала набежавшая волна


«О ты, студёная волна,


Не дай нам утонуть!»


Собрав все силы и уменье,


Сделав ещё, ещё движенье,


Настойчиво плывёт она.


Близится берега кайма.


Совсем выбившись из сил, она ступила. Под ногами была твёрдая земля. Мама взяла меня за руку, и мы побежали вглубь леса. Красноармеец направлял всех: «Бегите направо, там машины». Со всех сторон бежали люди.


Как рой, спасаясь от пожара,


Толпа со всех сторон бежала.


И двинулся машин обоз:


Испуганных, несчастных вёз.


Ещё вчера спокойно жили,


Любили и детей растили.


И вдруг разбит их добрый дом,


Нет места им в краю родном!


О, лес, высокий и густой,


Листвой зелёной их укрой


Невинных тысячи страдальцев,


По огненной земле скитальцев.

На поляне стояли машины. Шофёр торопил: быстрее, быстрее. Борта были опущены, и люди карабкались со всех сторон. Людей набилось так много, все прижались тесно друг к другу, образуя какую-то общую массу. Ехали молча. Мама прижала свой тёплый комочек, и я уснула. Расцвело. Воздух снова наполнился страшным, противным гулом немецких самолётов. Шофёр попросил, чтобы наломали веток и поставили по краям бортов для маскировки машины. Машины двинулись дальше по узкой просёлочной дороге. Сколько мы ехали и куда доехали сказать трудно. Несколько вражеских самолётов пролетели низко, поливая огнём. Шофёр остановил машину и сказал: «Теперь прячьтесь врассыпную по лесу». Мама схватила меня на руки и побежала. Она увидела иву с большим дуплом и успела туда залезть. По дороге ползли немецкие танки, за ними пехота. Они заметили машины и стали прочёсывать лес. Бравая немецкая речь сливалась со стрельбой, детскими и женскими криками, стонами.


Замечен мирный был обоз,


Посыпался смертельный груз,


И множество машин было разбито,


Трупами земля вокруг покрыта.


Дым по полям ветер раздул,


Снова приближался гул


Куда деваться нам опять?


Как в исступлении не знает мать


Огромное дупло хранила ива,


Она от смерти нас укрыла.


Сколько стоял дремучий лес,


Такого стона не слыхал он,


Такого зверства не видал он.


Людской крови пролив поток,


Враг устремился на восток.


Мы сидели в дупле, боясь шелохнуться. Мама шептала молитву. Немецкая речь приближалась, казалось, вот-вот и нас обнаружат. Господь услышал молитву и защитил. Немец повернулся назад, постепенно всё стихало.


Страшные смолкали крики, стоны


Ночною мглой покрылись кроны.


Люди испуганные, чуть живые


Как тени из укрытий выползали.


С чёрной смертью встретились глазами:


В кровавых лужах на земле


Убитые и ранены лежали.


Средь взрослых видит мать:


Мальчишка лет пяти


Пытается что-то сказать,


Родные хочет он глаза найти.


Вырвался из уст предсмертный стон,


Увял нераспустившейся бутон.


Как громом мать поражена,


Про маленького сына вспомнила она.


Так что ж со мной лишь дочь одна?!


«О, Славик, милый мой сынок,


Как же забыла я тебя?


Родная ты кровиночка моя»!


Эти жуткие картины в разные периоды моей жизни со всей явью вставали перед глазами. Трудно сказать, почему Господь выбрал именно меня оставить в живых. Совершенно очевидно, что двоих мама бы не спасла. Речку бы не переплыла. Но, если бы вспомнила, что детей двое, ни одного ребёнка не оставила бы. Эти картины хоть в стихах, хоть в прозе леденят душу, доводят до умопомрачения.

Слышались только слабые стоны. Мама осмелилась выйти из нашего убежища. Она поцеловала дерево и меня заставила, и мы пошли смотреть, что же произошло. Буквально через метров 20, на небольшой полянке валялись трупы женщин и детей, наши шофёры были не просто убиты, им выкололи глаза. Из глубины леса подходили люди, кто смог спастись. Вдруг мы увидели сына капитана Короткова Алёшу. Его мать лежала рядом мёртвой, а он ещё был жив. Мама наклонилась к нему, он прошептал: «Мама, пить», и лицо его замерло навсегда. Тут мама вспомнила про Славика. Она жутко закричала, схватила себя за волосы: «Славик, кровиночка моя, неужели я забыла тебя?!» К ней подошли женщины, уговаривали: «Давайте думать, как нам отсюда выйти». Но мама никого не слушала: «Я должна вернуться и найти моего сыночка!» Она схватила меня за руку и, что называется, поволокла. Если принять во внимание, что я была в одной рубашечке и босяком, а мама в халатике и тоже босяком, можно себе представить, как далеко мы могли уйти.




Эта картина глубоко врезалась в мою память, и я нарисовала её по своим детским впечатлениям.


«Бежим назад, скорей назад!»


Прижав к себе покрепче дочку,


Спотыкаясь о каждую крутую кочку,


По лесу тёмному бредёт она.


Всё полно призрачных чудес:


Златым серпом по небу катится луна


И бездна тёмная небес


Мерцаньем звёзд озарена.


Но лес, высок он и могуч, едва лишь пропускает луч.


Мать ощупью идёт, пушистый мох её ведёт.


Тревожно лес могучий спит:


То ветер ветки шевелит,


То сов повсюду слышны крики


«Оставлен сыночек мой на муки,» -


Не замечая ничего, рыдает мать.


Издалека доносятся опять


Фашистских самолётов звуки.


Они разбудят другую где-то мать


Также будет безутешная рыдать.


Ещё быстрей несчастная пошла,


Невыносимая печаль её гнала.


Сухие ветви как руками


Её держали, не пускали


«Куда спешишь, садись, вздремни.


Темно сейчас, повсюду пни.


Вот рядом клён большой лежит,


Постелью может он служить».


Но из-за призрачных ветвей


Малыш ручонки тянет к ней.


Чтобы нагляднее представить себе картину леса, по которому пробирались мать с ребёнком раздетые, босяком, важно иметь общее представление об этих местах. Не доверяя лишь детским впечатлениям, для большей достоверности я просмотрела о Белорусском Полесье в интернете. Это места, где очень часто встречаются болота, ручейки и даже небольшие лесные речки. Огромные ивы, бородавчатая берёза, ольха чередуются с дубовыми рощами, сосной, ельниками и множеством различных кустарников. Из-за болотистой почвы множество лесных завалов. Вполне реально судьба могла распорядиться для нас однозначно, и лес мог приютить наша тела на вечный покой. Даже в мирное время выйти из полного таинств, непредсказуемых опасностей, порой совершенно непроходимых мест леса нелегко. В такие минуты вспоминаешь о Боге. Мама вспоминала, что она молилась, крестилась, целовала деревья, целовала землю: «Господи, спаси наши души грешные, спаси моего сыночка-ангелочка!». Обращалась к солнцу и ветру: «Подскажите, помогите найти путь к спасению».


Как пьяная, шатаясь, мать идёт,


Трёхлетнюю дочурку на руках несёт.


Страшная ночь становится светлей


И небосклон вокруг бледней,


Уж пламенной зарёй восток горит,


Росой как серебром весь лес облит.


Восторженные трели соловья


Приветствуют начало дня.


Тропинка узкая видна,


Мать к полю вывела она.


Туман как будто пеленой


Долину скрыл перед зарёй.


Увидев тропинку, мама обрадовалась. Значит близко люди, может помогут – чем-то покормят и хоть что-нибудь дадут, чтобы одеть меня. Конечно, она боялась идти в деревню. Я могла проговориться. У меня с языка в любой момент могло слететь: «Мой папа командир, у него вся грудь в орденах, он немцев бьёт». Но всё-таки решила осторожно попробовать спуститься в долину. Мы вышли из леса и притаились за кустом. То, что мы увидели, застряло в моей памяти на всю жизнь. Не знаю сколько людей может 20 может 30, я тогда считать не умела, мы видели, как их вели и прикладами затолкали в загон, ограждённый деревянной изгородью из брёвен. Облили, очевидно, бензином, и подожгли. Крик был невероятный.



Вдруг серебристый занавес упал.


Что это, зрительный обман?


Нет, это жестокий враг


Пленных на расправу гнал.


В загон, где был рогатый скот,


Парней, мужей фашист ведёт.


Горючей жидкостью загон облит,


И вот уж из живых людей костёр горит,


Неистово, многоголосо пламя кричит.


Я плакала. Мама взяла меня на руки и быстро почти бегом вернулась в лес.


И снова путаник великий лес,


Приют для сказочных чудес.


Не сразу разберёшь, куда идёшь,


Не ведаешь, где что найдёшь.


Мох, слякоть, рухляди кругом.


Переступает мать с трудом,


А слёзы по щекам бегут ручьём.


«Не плачь, родная мамочка, -


Дочь тихо, нежно говорит, -


Придёт отец, он командир,


И немцев скоро победит».


«О, доченька, сил моих нет!»


Тускнеет яркий солнца свет,


Прохладой веет уж ночной.


Поляна вот с душистою травой -


Не мягкая постель, но нет другой.


Мать дочку телом всем накрыла,


Сама в изнеможении заснула.


Прошла в лесу и эта ночь.


Видит – слабеет маленькая дочь,


Но чем ей бедненькой помочь?


Чем покормить ребёнка своего?


Не ела ничего она давно.


Лесной там ручеёк с прозрачною водой -


«Попей немножко и глаза открой,


Ягодка тут земляничка.


Как исхудало твоё личко.


Что делать? Весь обед.


Ничего съедобного здесь нет».


 «Снова между деревьями сновали,


Куда идти, не знали сами.


«Сил уж больше нет,


Перед глазами помутился свет.


Уходит из-под ног земля.


Ужель могила здесь моя?»


Кто-то толкнул рукою мать.


Подумала: «Сейчас будут стрелять».


Зажмурилась и закричала,


А это помощь к ней пришла.


Как в сказке два богатыря


Живой водой нас напоили


И вкусным хлебом накормили.


Кусочек хлеба, в те то дни,


Насущный, не было тебе цены.


Тобой, кусочек, увядающие жизни


Наши были спасены.


В кладовой моей памяти сохранился образ дяди Миши. Кем были эти двое мужчин, я не знаю, скорее всего разведчиками. Они быстро развели маленький костёр, согрели чай, угостили нас чаем с сахаром, с хлебом и ещё какими-то консервами. Мы ожили. Посовещавшись, наши спасители решили: один пойдёт, куда им нужно, а дядя Миша проведёт нас к машинам, которые подбирали беженцев и эвакуировали в направлении Минска. Дядя Миша достал карту и показал пальцем: вот тут недалеко должны быть машины. Он достал из полевой сумки полотенце, завернул меня, взял на руки и прижал к себе, чтобы согреть. Я почувствовала, как будто на руках у папы – так тепло и так приятно.


– Папочка, я люблю тебя, не оставляй нас. Без тебя так страшно!


Дядя Миша услышал мои слова, поцеловал меня, как папа, и сказал:


– Спи, Аннушка, всё будет хорошо.


Я подчинилась, моментально уснула. Проснулась возле машин. Была уже ночь. Дядя Миша передал меня на руки маме. Дал нам кусочек хлеба и фляжку с водой и быстро скрылся во тьме.

Фляжка до сих пор хранится как память о дяде Мише. Машины для маскировки по бортам украсили ветками. Они должны были пробираться на Восток через Минск в Смоленск. А что же нас там ожидало? Лучше всего обратиться к военной хронике.

«На Минском направлении немецкая 7-я танковая дивизия 39-го мот. корпуса по шоссе Вильнюс-Молодечно почти без боя прорвалась к Минску; ее передовой отряд занял Вилейку. Наступавшая со стороны Ошмян немецкая 12-я танковая дивизия 57-го мот корпуса заняла Воложин. Советская 50-я стрелковая дивизия, усиленная сводным отрядом 5-й танковой дивизии, контратаковала 12-ю танковую дивизию, но была отбита (Гот упоминал о больших потерях с немецкой стороны)».

Ночью наш обоз продвигался по лесным просекам спокойно. Прижавшись друг к другу, все согрелись и спали. Выбрались из лесу, и снова грохот танков, гул самолётов. Шофёр свернул на узкую просёлочную дорогу. Объехать Минск невозможно. Немцы наступали окружными путями.

Подъезжаем к Минску. Город горит. Грохот фашистских самолётов сотрясает воздух. Каким-то чудом наш грузовик, маневрируя улочками-переулочками, вобрался из города и присоединился к потоку беженцев по дороге Минск-Смоленск. Кто на подводах, кто на машинах, а кто и просто пешком – нескончаемый поток беженцев устремился на Восток. Но и здесь время от времени вражеские самолёты поливали огнём. Только заслышится гул фашистских стервятников, машина останавливалась, все быстро в рассыпную по полю. После налёта многие оставались лежать навсегда. Те, кто остался в живых, если рядом близкий человек убит или ранен, не могли отойти от него. Проклятье, крики, плач и снова в путь.

Когда я смотрю военную хронику, я вижу мою маму и себя в этой толпе. Хочется обратить внимание на детей военного времени. Детство – это такая пора, когда тебя лелеют, капризничать, что-то просить вполне естественно. Посмотрите на двух-трёхлетних малышей военного времени. Не то чтобы капризничать, голодные, но не просят есть. Мама говорила, что я никогда не просила ничего, возможно только пить. А глаза – это глаза не ребёнка, а мудреца. В них немой вопрос: «За что мне такое мучение?» Я думаю очень полезно было бы вершителям судеб просматривать военную хронику и всматриваться в глаза детей. У целого поколения на огромных просторах Советского Союза и в других странах, где шла война, отобрали детство.

Через какое-то время мы добрались до Смоленска. Там ещё был мир. Со всех сторон толпились люди, чтобы помочь беженцам. На нас обратила внимание молодая женщина Александра Петровна. Она взяла меня на руки и заплакала.



– Как же можно, такая маленькая, совсем раздетая и босяком? Ножки-то все исцарапаны, в ранах. Пойдём скорей домой.


Дома были её мама, трёхлетняя дочь и старший сын. Бабушка, увидев нас, запричитала:


– Боже милостивый! Да что это творится! Откуда такая напасть на нас?


– Буде причитать, мама, давай их быстро в ванну.

Накупали нас, накормили и спать уложили. Александра Петровна побежала на вокзал узнать, как нам добраться в Анапу. Очень скоро вернулась:


– Вот – билеты, через три часа поезд, нужно собираться.


Нас одели, обули, дали сумку с продуктами и провели на вокзал. Мама, естественно, рассказала всю нашу историю и посоветовала:


– Уезжайте поскорее, немец движется сюда, неровен час и здесь будет. Чтобы не застал вас врасплох, собирайтесь заранее. Господи, прибудь с ними, будь им защитником от фашистских злодюг. Своею милостью сохрани, помилуй и отблагодари цых людей за их доброту.

И мама, и Александра Петровна плакали, прощаясь навсегда. Как сложилась судьба этой семьи мы не знаем. Хочется верить, что они выжили, не испытав тех мучений, которые выпали на нашу долю.

В Анапу мы доехали благополучно. Я об этом путешествии ничего не помню абсолютно. Очевидно, запоминались события, которые вызывали сверхсильные раздражения головного мозга.

Мы добрались к дедушке и бабушке – родителям отца. Дедушка встретил нас со слезами. Только вчера они получили единственное коротенькое письмо от отца: «Я жив, здоров. Семья моя погибла». Можно представить, какая смесь радости и горя была у дедушки с бабушкой. Дмитрий Иванович просто не мог оторваться от любимой внучки. Он и к невестке относился с большим уважением, а как же ещё, ведь мама спасла меня из котлована смерти. Мама рассказывала обо всём пережитом. Дедушка не мог воздержаться, чтобы не поделиться с соседями. К вечеру к нам пришли знакомые. Всем было интересно узнать, что же делается на границе. Все были просто потрясены. На следующий день в дверь постучали представители НКВД, предложили маме пройти для следственных показаний. В традициях того времени её посадили в тюрьму. Маме пришлось на допросах ещё и ещё переживать ужас начала войны. Что же такого преступного нашли в её действиях? Просто её рассказы совершенно расходились с официальными сводками информбюро.

Бабушка Валентина Антоновна была очень больна. Она часто просила меня побыть рядом. Я всегда готова была спеть и станцевать, и стишок рассказать. Бабушка брала мою маленькую ручку в свои необычно костлявые руки, целовала её и плакала. Ей было очень страшно. Все знали: арест дело нешуточное. И чем может закончиться, неизвестно. Дедушка, напротив, всегда имел выдержку, умел скрывать свои эмоции. Ему доставляло огромное удовольствие возиться со мной. Мы каждый день ходили к морю купаться. Я помню, у них была небольшая курочка и два или три цыплёнка, я с удовольствием их кормила. По вечерам мы ходили к маме в следственный изолятор. Иногда нам разрешали передавать что-нибудь вкусненькое. Дедушка всегда меня успокаивал: «Скоро маму отпустят, не волнуйся».

И действительно, как-то пошли мы с дедушкой к морю, накупались. Возвращаемся домой – мама бежит навстречу.


– Мама, тебя навсегда отпустили? А папа когда придёт?


– Как только немцев перебьёт, так и вернётся.

Ужин был приятный, бабушка успокоилась. Дедушка не прочь был выпить рюмочку за победу. Ведь это и его Победа. Он в первый же день отправил письмо Сталину. Правда восторжествовала. Да и, как говорится, шила в мешке не утаишь. Враг быстро продвигался на Восток. Посудачили и наконец-то спокойно улеглись все спать.

И всё же тревога нарастала. Немцы быстро приближались к Анапе. Мама устроилась в госпиталь медсестрой. Раненые поступали каждый день большим потоком. Мама часто оставалась там на несколько суток. Вражеские самолёты иногда уже бомбили и Анапу. Если мама была не на дежурстве, она всё равно всегда ходила с полевой сумкой, в которой был перевязочный материал и всё, что положено иметь медсестре.

Однажды мы зашли в кафе. Только сели пить клюквенный кисель, как вбежала женщина, раненая в плечо. Кровь, разорванные мышцы – я всё это уже видела не раз. И всё же эти жуткие картины прочно засели в моей памяти. Мама побежала ей помочь, но не успела открыть сумку, как внезапно прозвучал знакомый звук падающего снаряда. Мама схватила меня и под стол. Не знаю, через какое время нас откопали. Только я долгое время очень болела. Половина головы была седой. Меня подстригли под мальчика. Было нарушение функции тазовых органов, это выражаясь медицинским языком, а понятней – недержание мочи и кала. Какое-то время меня пытались лечить в больнице. Но время было не то. Враг приближался, и мы вынуждены были эвакуироваться вглубь страны, в Сибирь.

Эту поездку трудно забыть. Время, когда полстраны двинулось на Восток. На вокзалах яблоку негде упасть. Куда-то мы плыли на пароме. В Майкопе я вообще чуть не закончила свой поход. Мама на минуту пошла в туалет, оставила меня на сумках. Приходит – меня нет. Она туда-сюда, нет! Возле билетной кассы слышит мой плач. Мама с трудом протолкнулась к кассе. Женщина держит меня и кричит, чтобы ей дали билет – больной ребёнок. Мама как закричала «Это моя дочь!» Всю ненормативную лексику упускаю. Две женщины возле кассы буквально разрывали меня. Напоследок похитительница расцарапала ногтями мне лицо. Оказывается, чтобы достать билет, женщина пошла на преступление – взяла чужого ребёнка и щипала меня, чтобы громче кричала и ей скорее дали билет. На вокзале люди сидели по несколько суток, а то и недель. После этого инцидента нам дали билет.

Уверена, что мало кто представляет себе посадку в вагон. И всё же мы пробились. Даже удалось где-то присесть на краю нижней полки. Ритмично застучали колёса поезда. После такого штурма естественно было забыть обо всём и уснуть. Идёт война, в каждую минуту она может совершенно неожиданно напомнить о себе. Снова гул фашистских самолётов. Весь вагон забурлил как вулкан. Но вырваться на волю невозможно, все проходы забиты, поезд несётся, пытаясь уйти от преследования. Кажется, над самой головой проносятся стервятники, рвутся снаряды. Ещё минута и страшный взрыв. Мы были в предпоследнем вагоне. Бомба попала в сам паровоз. Первые вагоны перевернулись, но наш остался на рельсах. Теперь уже неспеша покидаем наш временный приют. Оглядываемся вокруг – где мы и куда двигаться. Вокруг степь, но впереди виднеется станция. Проклиная фашистскую нечисть, длинной вереницей плетёмся к станции. Уже стемнело, а мы всё идём. Мама несёт чемоданчик, меня за руку. На этот раз я в тёплой одежде. На дворе ноябрь. Моросит дождик. Пальтишко промокло, отяжелело. Я изо всех сил стараюсь не отставать. Я уже взрослая, 3 года. Я понимаю – маме трудно. Наконец за полночь мы пришли на какую-то станцию. Пробрались вовнутрь. Людей набилось как селёдки в бочку. Смрад, хоть топор вешай. Кто шёл с нашего состава, все мокрые. Прижавшись друг к другу, согрелись и чуть просохли. Единственно правильное решение – утро вечера мудренее.

Не успел брызнуть рассвет, по репродуктору раздаётся объявление:


– Товарищи пассажиры, кому на Сибирское направление, в 8 часов подадут товарный поезд на второй путь.

Все высыпали на улицу, выстроились, приготовились к штурму. Подошёл поезд.  Что тут творилось, даже вообразить трудно. Моя мама, надо сказать, неробкого десятка. Но здесь много и здоровенных мужиков с чемоданами, и бабы будь здоров. Хватают друг друга за волосы, оттягивают от входа, лезут буквально по головам. Маму какая-то схватила за волосы. Она кричит как резаная, старается удержать меня. Какой-то мужик пытается оттолкнуть меня. И вдруг в рупор на весь состав:


– Остановить посадку, никто никуда не поедет!


Все замерли на месте. Мужчина в военной форме продолжает:


– Поезд не поедет, пока не сядет эта женщина с ребёнком.


Он подошёл и помог нам залезть в вагон. Мы забились в уголок и уже спокойно ждали, пока вагон не утрамбовали людьми, сколько только было возможно.

      Двери задвинули, вверху маленькие оконца и едва проникающий свет напоминает нам, что мы ещё на белом свете, а не в братской могиле. Ещё с полчаса мы стоим. Мужчина, который пытался оттолкнуть нас, заговорил вполне миролюбиво и как-то заискивающе:


– Вот уже четыре дня сидим на этой станции, уехать не можем, а немец поджимает. У меня тут государственное дело.

Видно, ему было неловко перед мамой. Да и если трезво рассудить, что впереди неизвестно, а за нас заступился какой-то капитан. Может, ещё будет такое светопреставление, и прямая выгода примазаться к этой тётке. Он даже пожалел меня и выдал конфетку, но я была настолько обессилена, что на его щедрость никак не ответила.

Поезд двинулся – знакомый ритм пш –та-та пш –та-та. Кажется, поехали. Едем. Куда? А туда, где открытый путь. Тутум-татам, тутум-татам мерно отстукивают колёса. Страсти улеглись. Спят добрые милые люди. Сколько едем? А кто его знает. И вдруг: там-та-та рам, там-та-та рам! бум-бум!!! Поезд резко затормозил и остановился. Такие проказы у товарных поездов – дело обычное. Может, встречный пропускает или ещё что. Постоит, постоит в степи и пошёл дальше. Люди, находясь ещё в плену дрёмы, не спешат открывать глаза. Может, двинется родимый. Я, имея большой опыт таких путешествий, знаю: бывали случаи, стоит состав и сутки, и двое в степи. Слава богу, стервятников не слышно. Потихоньку нарастает беспокойство. Снаружи кто-то открывает затворы. Вываливаемся на свежий воздух. И узнаём неутешительную новость: сколько будет стоять состав неизвестно. Продуктов у нас уже нет. Что-то надо делать. Если даже ещё сохранились деньги, купить что-либо невозможно – мы стоим на каком-то разъезде. Среди этой огромной толпы нас отыскал Александр Петрович: «Выбраться отсюда можно только одним способом – скоро двинется тот состав с цистернами горючего, на нём можно рискнуть добраться до крупной станции. Но он будет проезжать через длинную тоннель. Я вам дам чайник с водой и полотенце. Будете дышать через мокрое полотенце, чтобы не задохнуться».

Мама, конечно, согласилась, и за нами последовали наиболее отчаянные. Эти цистерны и сейчас у меня перед глазами. По моему представлению это огромные цилиндрической формы ёмкости, в центре – округлое отверстие диаметром, возможно, около метра (честно признаюсь, сантиметром не измеряла) плотно закрыто толстой металлической крышкой, вокруг – бордюр из металлических прутьев и снизу подходит лестница также из металлических прутьев. Вот там на этой крышке мы с помощью Александр Петровича и устроились. Моментально все крышки на бензоцистернах были заняты. Правда, здесь не толпились. От цистерн на расстоянии несло запахом бензина. Мы были, что называется, вооружены полотенцем и водой и имели шанс удержаться. Как только состав двинулся, мама намочила полотенце и старалась сама дышать и мне лицо замотала. Через какое-то время мы погрузились в кромешную тьму. Тоннель, казалось, был бесконечный. Пары бензина проникали и через мокрое полотенце. Начался удушливый кашель. Но Бог послал нам испытание, которое мы смогли выдержать. Когда мы наконец вынырнули на свежий воздух, количество седоков на крышках значительно поредело.

Какой-то мужчина помог нам слезть с этого огнеопасного кресла. У меня началась рвота. Выполоскав все, что возможно, я, кажется, прекратила извергать из себя желудочный сок. Вид у меня был маленького привидения с того света. Когда мама со мной на руках вошла в зал ожидания вокзала, нам уступили место на скамейке. В полночь к нам подошёл Александр Петрович. Он взял меня на руки и предложил немного прогуляться на свежем воздухе. На перроне возле стенки вокзала также ютились люди. Мы прошли подальше вдоль железнодорожного полотна. Убедившись, что поблизости нет ни посторонних глаз, ни ушей, Александр Петрович под большим секретом сообщил: «Через день в полночь будет проходить специальный пассажирский поезд. Билеты я взял. Нужно будет непременно успеть сесть».

Мама, конечно, рассказала ему всю нашу историю. Лицо его покрылось краской от негодования: «Не знаю, что с моими детьми. Мужчина – отец для каждого ребёнка, который встречается ему на пути. Мы должны спастись». В судьбоносную ночь мы заранее вышли на перрон. Зелёный свет светофора действительно открывал нам путь в жизнь. Мы показали кондуктору билеты. Пассажиров было мало – по два-три человека у каждого вагона. Мы сели и через минуту поезд двинулся. Проходим по вагону к своему месту и даже невозможно себе представить – в соседнем купе дедушка с бабушкой! Бабушка была очень больна, и дедушке удалось каким-то образом организовать эвакуацию в нормальных условиях. Он писал даже Сталину. Поблагодарил его, что быстро освободили невестку. Описал все обстоятельства, по которым невестка с внучкой должны были эвакуироваться и просил помощи об эвакуации со смертельно больной женой в Сибирь. Дмитрий Иванович ко всем обращался и всё-таки добился. Кто сыграл решающую роль, трудно сказать, но ему пришло специальное письмо с указанием, как добраться до спец состава, и бронь на билет, предоставляющая ему с женой право ехать в этом спец. составе. Попробуй теперь усомниться, что это Божий промысел! Просто совпадение?! Слишком много совпадений.

Ехали мы с комфортом, без особых приключений добрались до Бийска. Наш добрый покровитель отправился дальше на Восток, очевидно ближе к Японии. Его миссия по отношению к нам, как я думаю, была предопределена свыше. Без его помощи нам бы из этого кошмара не выбраться. Бабушка пошла к начальнику вокзала, представилась, показала документы:


– Здесь я отбывала ссылку, здесь родился мой сын, который защищает нашу Родину. Я в таком состоянии не могу быть в зале ожидания. Пожалуйста, помогите.


Начальник посмотрел и с удивлением спросил:


– Как Вам удалось перенести эвакуацию?


Бабушка показала сопроводительный лист. Начальник с сочувствием и может даже страхом (как бы чего не случилось):


– Посидите здесь, пожалуйста.

Он быстро вышел. Надо сказать, что в то время были специально люди, которые встречали эвакуированных. Он пошёл искать кого-то из них. Если кто видел человека на последней стадии рака желудка, когда, кажется, из организма высосаны все соки – серый скелет и только, тот действительно представит, что даже находиться рядом с таким человеком страшно. А вдруг он тут при тебе отдаст Богу душу. Естественно, у начальника вокзала было желание сделать всё возможное быстро и наилучшим образом.

Через несколько минут он вернулся с двумя краснощёкими сибирячками. Они спросили у дедушки, чем можно помочь. Дмитрий Иванович показал адрес, по которому они жили, когда бабушка отбывала ссылку, и попросил, если возможно, всех разместить в этом доме. Посоветовавшись, Вероника и Галя предложили нам пожить у них пока они осмотрят дом и решат, как нам там устроиться. Галя пошла улаживать всё, чтобы поселить нас у себя дома.


– Может вы чайку хотите с дороги? Небось озябли, мороз-то сегодня крепчает, – предложил начальник.


– Покорнейше Вас благодарю. Там в зале сидит моя внучка и невестка. Они, поди, совсем окоченели, если можно им по стаканчику чаю. Вы уж простите меня за смелость просить об этом.


Дмитрий Иванович потупил взгляд. Начальник вокзала (имя его Василий Петрович) проникся особым чувством к Валентине Антоновне и Дмитрий Ивановичу.


– Что ни говори, ведь вы наши земляки. Здесь пускали свои корни, может здесь и закрепите. Кто знает, как жизнь повернёт. Приглашайте их сюда. Война – не время для церемоний.

Мы с мамой действительно окоченели. На улице мороз до 20 градусов, на меня одели всё, что было, и все-таки я была в летнем пальтишке. Вероника принесла нам чай с хлебом и сибирский мёд. Сама убежала помогать Гале. Во время чаепития мама рассказывала свою историю, как мы выбирались из самой, можно сказать, пасти фашистов. Василий Петрович не мог сдержать слёз.


– Мне жаль, что я сижу здесь, просился на фронт, меня не взяли. После 70 не берём. Война – дело серьёзное, это не дом старости. Вот и сижу здесь, гостей принимаю. Ваша история запала мне в душу. Что я могу сделать? Я просто клянусь, что сделаю всё, что в моих силах.


Скоро подоспели Вероника с Галей:


– Всё готово. Подвода подана!

Валентину Антоновну замотали в одеяло и понесли на сани. Маме и дедушке дали по полушубку. А меня мама взяла к себе на руки. Сели на сани и покатили. Снежок поскрипывает, морозец щёчки пощипывает.

Подъехали к рубленой сибирской избе. Первым делом, нас в баньку. Берёзовым веничком отхлестали. Маме и дедушке дали по стаканчику самогоночки, чтоб кровь разогнать. Накормили, чем бог послал, да и спать, что ни говори – утро вечера мудренее.


– Мама, а тут немцы бомбить не будут?


– Нет сюда фрицы не достанут. С божьей помощью да с помощью добрых людей мы далеко убежали от немцев.


– А папа скоро придёт?


– Внученька, Аннушка моя, а кто же немцев бить будет? Так-то фашист и сюда доберётся. Вот перебьёт папа всех гадов и приедет.


Дедушка встал, подошёл ко мне и тихонько, как бывало папа, спел:


– Спи моя радость усни…


И я погрузилась в сладкий детский сон.

На утро после завтрака мама с дедушкой и тётей Галей сели на сани и покатили искать тот дом. А я дома с бабушкой осталась. Бабушка кушать ничего не могла. Попросит только глоточек воды горло промочить, я ей дам из ложечки, и она меня благодарит.


– Спасибо, моё солнышко. Расскажи мне стишок.


– Муха, муха цокотуха,


Позолоченное брюхо


Муха по полю пошла,


Муха денежку нашла.

Стихотворение длинное, и я знала почти всё. Я думаю, многие дети любили и любят Корнея Чуковского. Учить его легко. Стихотворение написано для детей, но в нём большой смысл. Это настоящий детский роман «Война и мир». Бабушка слушала, по щекам её текли слёзы радости, восторга и печали.

Я села у окошка и пальчиком протаивала дырочку в снежных узорах, смотрела, что на улице делается, и сообщала бабушке:


– Мама и дедушка приехали!


В сенцах послышался шум – наши вернулись и гостью с собой привезли. Я побежала встречать. Дедушка с гордостью представил меня незнакомой женщине:


– Это наша надежда, наша внучка Аннушка!


– Вот ты какая, маленькая героиня. Дмитрий Иванович мне все уши прожужжал. Я – тётя Настя, знаю твоего дедушку и бабушку, и твоего папу много лет. Ведите меня к Валентине Антоновне.


В маленькой комнате на топчане лежала Валентина Антоновна. Увидев её, Настя остолбенела. Какое-то время не могла справиться с собой.


– Валентина Антоновна, милая моя, я уж не надеялась, что свидимся когда-нибудь.


На лице бабушки, казалось, только глаза были живые и светились всё тем же добрым светом.


– Настенька, как ты живёшь?


– Да так отшельником. Данил мой был славный охотник. Да уж лет десять, как пошёл на охоту зимой, да и не вернулся. Все глаза выплакала. Порой сижу зимой одна, печку топлю. Кажется, кто-то в окошко стучит. Оборачиваюсь – глянь, а там Данилко весь обросший прямо ко стеклу прислонился. Я бегом дверцы открываю – нет никого. Что ж это я, умом что ль двинулась? Катеньке моей 22 годочка, здесь недалеко в колхозе живёт. Зовёт меня. Хорошо, что вы приехали. Будет кому дом сторожить. Моё святое дело – уже внуков нянчить.

Всем, наверное, любопытно, как Дмитрий Иванович и Валентина Антоновна очутились в ссылке в Бийске. Дмитрий Иванович – уроженец Петербурга, сын купца средней лиги, получил образование в Московском коммерческом училище. По тем временам – это было престижное учебное заведение, дающее не только экономическое, но и гуманитарное образование. Довольно глубоко преподавалось естествознание, английский, французский и немецкий языки. Вернулся в родной Петербург. Имел хорошую должность. По молодости увлёкся марксизмом – само название главного труда Маркса «Капитал» возбудило интерес экономиста. Весь кружок накрыли с поличным во время собрания. И, хоть Дмитрий был далёк от мысли «Весь мир насилья мы разрушим», всё же за компанию получил по полной – 10 лет ссылки в Сибирь.

Бабушка родилась в губернии недалеко от Полтавы в семье крестьянина-середняка. Она была единственным ребёнком. И родители старались дать ей хоть какое-то образование. Ей больше всего хотелось лечить людей. Не могу сказать, где она получила среднее медицинское образование (по нашему понятию это соответствует квалификации фельдшер-акушерка). По своей особо чувствительной душе она старалась помогать бедным людям, даже участвовала в каких-то экспедициях. Безусловно, попала в поле зрения таких же романтиков, мечтавших облегчить жизнь людей. Со всем пылом включилась в революционную борьбу. Это – участие в нелегальных кружках, распространение листовок. И, как часто это кончалось, однажды всё-таки попалась. Была арестована и осуждена, и отправилась по этапу в Сибирь. Как говорится, пути господни неисповедимы. Встретились две половинки и слились в одну. И с Петрограда, и с Полтавы дорога в Бийск была очень тяжёлой. Дмитрий Иванович тяжело заболел. Валечка ухаживала за ним и выходила. С тех пор они были неразлучны. Дмитрий Иванович решил в Бийске построить дом за околицей. Привлекало ещё и то, что недалеко была больница, в которой работала Валентина Антоновна. Она не только помогала врачу на приёме, но и часто ездила по домам принимать роды. Тем была и знаменита, и почитаема. Работа акушера очень ответственна, бывают случаи чрезвычайно сложные, но, согласитесь, одна из самых важных и почётных. Встретить появление нового человечка – это такая радость, которую трудно с чем-либо сравнить.

Тётя Настя поделилась мыслями вслух:


– Сколько детишек, которых Вы принимали, теперь уже своих детей имеют. Я даже знаю некоторых. Попову помните, а Скворцову? Я думаю, они были бы рады увидеть свою крёстную маму.


– Настенька, прошу тебя, никому не говори, что меня видела. Мне и перед тобой стыдно. Я не хочу людей пугать.


Настя поняла свою оплошность и вскоре заспешила домой.


– Завтра я соберу вещи, только не знаю, как в Никитово добраться.


– Не волнуйтесь, мы завтра с Ириной подъедем утром, я её оставлю в доме и потом Вас отвезём.


Желание Галины поскорее всё уладить можно понять.

Через пару дней всё было приведено в порядок. Устроились в санях, как можно с комфортом. Бабушку завернули в то же тёплое одеяло. День выдался ясный, морозец послабел. Я с детским любопытством взирала на мир. Ехали с одного конца города в другой по мосту через Бию – место довольно широкое, где река Бия сливается с Катунью. Улочками – переулочками, и вот уже не улицы, а отдельные дома на расстоянии друг от друга и совсем рядом лес. Наши сани остановились.

У меня сохранились довольно чёткие воспоминания о том доме, где мы жили. Впереди был палисадник, огороженный невысоким заборчиком, у которого от старости выпали штакетники, покосившаяся калитка вела вглубь. Дом небольшой, настоящий сибирский, из рубленого леса. На нас смотрели два оконца. Дедушка не удержался:


– Узнаёте своих? Приюти и обогрей. Послужи, как раньше служил.

Первую внесли бабушку. Положили на кровать возле окна. Именно в этой комнате 23 сентября 1912 года Валентина Антоновна родила мальчика Диму. Мы с мамой устроились в небольшой комнате напротив. Мне купили шубку, шапку и валенки. По утрам мы с дедушкой ходили в сказочный лес. Под Новый год мы пошли по тропинке далеко в лес. Снег под ногами поскрипывает, сверкает, искрится. Ели в роскошных белых шубах. Дедушка рассказывал мне волшебные сказки про деда мороза и снегурочку, мне казалось, что я живу сама в сказке. Дедушка выбрал маленькую ёлочку, срубил и мы вернулись домой.


– Бабушка, бабушка, посмотри, что мы принесли! Ёлочка теперь у нас жить будет!

Но бабушка ужасно мучилась. Она стонала, плакала. Ей невозможно было помочь. Дедушка много времени проводил с ней. Когда я подходила, бабушка брала мою ручку и успокаивалась. Ещё я помню, как дедушка ухаживал за её ногами. Он осторожно садил её, обкладывал подушками, ставил тазик с тёплойводой и садился на табуретку, долго сосредоточенно подстригал и обрабатывал ногти.

Дедушка всё же решил вызвать врача. Больница была совсем недалеко. Василий Семёнович – старичок с белой острой бородкой, очень похожий на Айболита, не мог сразу узнать Валентину Антоновну, но узнал Дмитрия Ивановича.


– Валечка, пойдём к нам в больницу, я постараюсь облегчить твои страдания.

Почему я так уверенно пишу, что больница была рядом – я отчётливо помню, как весной ходила в больницу сама через сосновый бор. На яркой изумрудной зелени красовались одуванчики. Я собирала их и несла к бабушке. Меня пропускали в маленькую палату, и я ставила цветочки в стакан с водой. Бабушка чаще всего спала. Я брала её за руку, иногда глаза открывались, и на лице появлялось что-то наподобие улыбки. Скоро бабушка умерла. Гроб вынесли из больницы. Василий Семёнович постоял немного: «Прощай, Валя. Отмучилась. Теперь отдыхай. Мне нужно идти».

На кладбище за повозкой шли только свои: дедушка, мама и я.


Дедушка шёл молча, подходя к могиле, сказал:


– Отправляем бабушку в другой мир. Когда-нибудь встретимся.


Мама всю дорогу причитала:


– Заступница ты моя, на кого ты меня оставила. Ты всегда, во все тяжкие часы была рядом. Ты – мой ангел-хранитель. Пусть же земля тебе будет пухом.

Несколько дней дедушка был угрюм, почти не разговаривал и не выходил из своей комнаты. Как-то вечером мама пришла с работы. Дедушка позвал её и сказал:


– Я уже месяц тому получил извещение «Старший лейтенант Дмитрий Дмитриевич Степанов пропал без вести». Здесь ничего не поделаешь. Надо идти в военкомат и оформлять пенсию.


– Как пропал? Надо ещё писать, может найдётся.


– Я писал много раз, вот что мне пришло.


Мама заголосила так, что мне стало страшно. Дедушка прикрикнул на неё:


– Прекрати истерику, не пугай ребёнка!

Я легла на кровать и тихо хлюпала в подушку. На второй день дедушка устроил для меня день памяти об отце. Он показывал мне коробочку, где хранились волосики, ноготки моего папы, когда ему было всего годик, и именную серебряную ложечку с памятной гравировкой. Буква «Д» изображена в форме сидящего ребёнка и две точки словно глазки смотрят на Вас. Под этой фигуркой дата рождения 23.IХ.1912г. Теперь эта ложечка со мной в Англии, и 23 сентября я всегда вспоминаю день рождения моего папы.

Несмотря на все сложности эвакуации, они взяли с собой как самую большую драгоценность всё, что осталось от отца. Иногда Дмитрий Иванович рассказывал, как Дима играл на скрипке, и птички подпевали ему, и тут начиналась сказка. Я помню, как дедушка читал мне гимн Советского Союза «Захватчиков подлых с дороги сметём», и у меня перед глазами проходили полки наших солдат и зарево войны.

У них был один сын и я, любимая внучка. Отношение к детям у них было какое-то особенное, очень трогательное. Эта черта, возможно, передалась мне по наследству. И я, следуя той традиции, привезла в Англию бирочки из роддома, волосики, которые состригла в год моей любимой доченьки Ирины.

      Прошло много лет. В 1988 году мы с Иришенькой поехали в путешествие по Телецкому озеру. На обратном пути решили заехать в Бийск. Я вспомнила большой мост в месте, где сливаются широкие извилистые сибирские речки Бия и Катунь, притоки Оби. Остановились в гостинице. Пытались что-то найти: дом, могилки, но, к сожалению, ничего не нашли. Спросить было не у кого. В синем безоблачном небе над городом кружили орлы. Они – долгожители, может и знают, но секрет не выдают. Зашли в одну уютную православную церковь, помолились за вечный покой и славу моих незабвенных Валентины Антоновны и Дмитрия Ивановича. Ещё и ещё раз вспомнила, как дедушка любил со мной ходить по тропинке в лес. Рассказывал мне дивные сказки о том, что все деревья слышат и понимают нас, о чем стучит дятел. Немного на мою долю выпало тепла и ласки, поэтому я дедушку не забуду никогда. И дочери наказала, чтобы помнила. Может, кто прочитает эту повесть, вспомните, пожалуйста, доброго человека, который оставил след на всю Вашу жизнь, помолитесь за него и за Дмитрия Ивановича.

Недолго мама с дедушкой уживались мирно. Приехала, откуда не знаю, их приёмная дочь Ася. Историю её появления в семье Степановых я не знаю. Но у меня сохранилась семейная фотография ещё со дня, когда была регистрация мамы с папой. Три года у них не было детей. Они подали заявление в загс только тогда, когда родилась Таня в 1936 году. Танечке было 7 месяцев, и они пошли в загс. До этого Дмитрий Иванович всячески препятствовал этому браку. Свадьбы никакой не было, просто небольшой праздничный ужин. Навечно осталась фотография того дня. Почему-то лицо Аси выжжено папиросой. Я спрашивала у мамы, что бы это значило.


– Это Дмитрий изувечил. Он был возмущён её беспардонным желанием распоряжаться им. Ася, очевидно, сама метила в невесты и устроила настоящий скандал прямо в загсе.

И на этот раз она удачно выбрала время, чтобы раздуть пожар. Она приехала днём, когда мама была на работе. Во время войны таких дам я просто не видела: в элегантном костюме, туфли на каблуках, приличный перманент.


– Дмитрий Иванович, как жаль, что я не застала Валентину Антоновну.


Дедушка как-то притих, воспоминания разбередили свежую рану, и слёзы потекли сами собой. Я постаралась уйти с глаз. Устроилась на кровати в нашей комнате.

Ася, высказав соболезнование, сказала:


– Вам нужна поддержка, и я останусь у Вас на какое-то время. А это кто у Вас там?


– Это внучка Аннушка.


– А она, эта деревенская серость, тоже здесь?


– Ирина на работе, к вечеру придёт.


– Дмитрий Иванович, Вам бы чайку попить и отдохнуть.


Ася готовила Дмитрий Ивановичу чай, а сама как лиса:


– О, я помню Вашу невестушку «Бо що це? Куди ти лізиш?». Меня просто тошнило от её слов. Я не могла понять, как Дима, такой интеллигентный, воспитанный молодой человек, мог близко подойти к такой деревенщине.

Дедушка отпил глоток чая, поставил стакан и тоже погрузился в воспоминания. Ведь Ася ковырнула самое больное. Он сопротивлялся этому выбору сына как только мог, но был счастлив воспитывать внуков и старался приглушить неприязнь к невестке. Ася как ножом полоснула по старой ране.


– Что скажешь, Ася, судьба. Любовь зла – полюбишь и козла.

Дедушка прилёг, отвернулся к стенке и продолжал дискуссию уже сам с собой. Ася подошла ко мне и шёпотом приказала:


– Выйди на кухню, я здесь отдохну!

Я села на маленькую скамеечку возле печки. Было как-то неприятно, от этой красивой тёти веяло каким-то холодом, хотелось убежать куда-нибудь и спрятаться. Я вышла во двор, побегала за бабочкой, присела на пенёчек: «Хотя бы мама скорее пришла». Вот и мама идёт.


– Мама, мама к нам какая-то тётя Ася приехала, я боюсь её.


Мы зашли в дом. Ася лежала на нашей кровати.


– Ты що тут розляглась як паночка. А ну-ка, шмаляй отсюда.


– Ты мне не указ. Я приехала к Дмитрию Ивановичу и здесь буду жить.

Мама пошла на кухню, зажгла керосиновую лампу, постелила нам на топчане, мы поужинали, и мама взялась за свою работу. Каждый вечер она вязала тёплые носки на фронт. Хотя было ещё лето, но бойцов много, и нужно успеть одеть всех.

Уже на второй день Ася показала свои когти. Мама тоже не лыком шита. Тут начались настоящие баталии. Не только звучали, что называется, отборные русские слова, но и вихрем разлетались вещи, всё, что попадётся под руки. Дедушка тоже вспомнил старое.


– Деревенская серость, уймитесь же наконец. Смотреть противно.

Дедушка хлопнул дверью и ушёл в лес. Дошло до того, что две женщины вцепились друг другу в волосы. Дело кончилось тем, что мама забрала меня и какие-то вещи и переехала со мной на квартиру.

Этот дом напоминал общежитие или детский сад. Местные жители приютили эвакуированных с детьми. Детей было много, и мне было не скучно. Сибиряки – это особый народ. Несмотря ни на какие невзгоды по вечерам собирались на гулянки, пели, танцевали. Пристраивались дети всех возрастов, и я не пропускала ни одной сибирской посиделки. Я научилась петь. До сих пор помню песню (больше никогда её не слышала и вдруг сейчас вспомнила). Это поразительно – забываю, что делала вчера, долблю английские слова – очень трудно оседают. Порой трудно вспомнить русские слова, которые употребляю каждый день, а события детства и даже слова песни помнятся до сих пор.


       Как-то раз вечерком лейтенант молодой взял корзину цветов в магазине


       Ярким взором огня он взглянул на меня и унёс моё сердце в корзине.


       Зайдите на цветы взглянуть


       Всего одна минута


       Приколет розу вам на грудь


       Цветочница Анюта.


       Там, где цветы всегда любовь


       И в этом нет сомнений


       Цветы бывают ярче слов


       И лучше объяснений.

Правда, такого детства, как принято, что тебя водят за ручку или кто-то присматривает, как ты гуляешь, у меня не было. Я помню, летом 1942 мне уже было почти 4 года. Мама купила мне розовое вельветовое платье. Пошёл дождь, и я после дождя залезла в лужу. Ох и было мне. Меня так избила верёвкой мама, что это осело в памяти на всю жизнь.

Но я не только не обижалась тогда, но даже не плакала. Может, если бы я заплакала или попросила прощение, сердце мамы смягчилось бы. Так нет же, я, как партизан. И поэтому всю свою обиду, всё напряжение она вылила на меня. Она говорила, что её больше всего злило, что я молчу. Ведь всё-таки ребёнок, а не пискнет. Я даже сейчас помню страшное выражение её лица. Я вам скажу, дети войны – это не дети, это взрослые маленькие человечки-партизанчики, готовые выдержать любые испытания.

Из этого скученного общежития мы перебрались на новую квартиру. У нас была отдельная маленькая комната. Мама работала на мясокомбинате грузчиком и отметчицей, фиксировала в тетради сколько товара отправили, поэтому отлучиться с работы во время дежурства ей было нельзя. Наша квартирка находилась напротив мясокомбината. И всё же мама  по несколько суток не приходила с работы. Зимой холодно, я укутаюсь в одеяло и лежу в кровати. Кто-нибудь из её смены может раз в сутки наведается и всё. Так долго продолжаться не могло. Мама отдала меня в детский дом. Не знаю, почему-то мне там было очень грустно. Если Вы помните, в Анапе я была контужена, и эти последствия были мучительны для меня. Имея сознание взрослого человека, я была чрезвычайно угнетена своей ущербностью. Забьюсь где-нибудь в уголок и тихо плачу. Жду не дождусь, когда мама придёт. Мама приходила редко, спрашивает меня: «Как тебе здесь?» – «Хорошо»,–  а у самой слёзы. «Я соскучилась».

Помню, она посадит меня в саночки, и мы едем по мосту через речку. Мост длинный, зеркалом блестят Бия и Катунь. А между ними деревья, наверное, берёзы, украшенные белым инеем. Это просто волшебная красота. Переночую и на второй день возвращаюсь. Летом мама меня забрала в нашу коморку. Я свободно одна гуляла на улице.

Ещё очень интересное событие хочется вспомнить. Дирекция и профсоюз мясокомбината решили послать детей своих сотрудников в оздоровительный пионерский лагерь. Лагерь был в лесу, вернее в тайге. Дети в основном были пионерского возраста и я, малявка, с ними. Мама напросилась сопровождать и присматривать за детьми. В её обязанности входило следить, чтобы дети были сыты. В лагерь снарядили две бортовые машины. Полдня ехали просекой. Остановились на широкой поляне. Развернули палатки. Развели костёр. Днём было всё замечательно – и игры, и песни, и сольные выступления – тут и я отличилась. Вкусная каша с мясом, чай с пряниками. Все возбуждённые легли спать. Взрослые – мама, одна вожатая и шофёр – остались дежурить по очереди у костра. И вдруг вой волков. Все проснулись. Дежурные подбросили дровишек в костёр. Волчья стая была большая и наглая. Шофёр достал какие-то железяки и начал греметь. Волки отступили. Такую ночь забыть нельзя.

Мама перешла на другую работу в больницу, и пришлось поменять квартиру, так как эта комнатка была для сотрудников мясокомбината. Теперь – в землянку, где жила её подруга с сыном примерно моего возраста, может немного постарше, и ещё одна семья с двумя девочками. Возможно, чтобы вместе пережить. Для многих это необычное, экзотическое жильё. Снаружи холмик, открываешь крышку и спускаешься по лестнице как в погреб. Внутри две небольших комнаты, посередине железная печка. Мне там было хорошо, мы как будто сроднились – все проявляли заботу друг о друге. Если наши мамы были на работе, старшие девочки были за взрослых – и ужин приготовят, и за печкой проследят.


Мама прослышала, что война близится к концу, и засобиралась на Украину. Что её так гнало не знаю, мне трудно судить. Характер у неё был крутой, может ей хотелось как-то пробраться в Цехановец и попробовать поискать Славика. Эта рана осталась открытой на всю жизнь, но так и не удалось осуществить хотя бы поездку. Мы много писали, но ответа чаще не было или был отрицательный.

Я никогда не забуду прощания с дедушкой. Конечно, я часто вспоминала дедушку, но никогда не просилась. Я вообще ни о чём не просила. Что мама скажет – это закон и обсуждению не подлежит. Если иногда случался грех, я чувствовала себя бесконечно виноватой. С рабской покорностью принимала всё. В ненастный осенний день мы подошли к знакомому дому. Палисадник зарос бурьяном, везде сыро, калитка, казалось, покосилась ещё больше. Мы постучали в дверь. Тишина. Ещё раз. Наконец послышался в сенцах шорох.


– Кто там?


– Это я, дедушка!


– Аннушка, внученька моя родная, как же я соскучился по тебе. Иди ко мне,


радость моя. У, покажись, какая ты стала большая!


Я даже на цыпочки привстала.


– Уж куда там барышня! Раздевайся, чайку попьём с медком. Вот у меня и хлебушек есть.


Мама сидела молча, потом, словно как обухом по голове:


– Мы через неделю уезжаем на Украину. Пришли попрощаться.


Дедушка словно замер.


– Как попрощаться? Ты можешь ехать куда хочешь, а внучку я тебе не отдам. Ты молодая, найдёшь себе пару. А для меня это единственная моя радость. Не отдам, что хочешь делай.


– Ладно, пусть побудет у Вас с недельку.

Мама ушла. Дедушка подбрасывал поленья в печку. Мы сели рядышком на скамейку и смотрели, как весело потрескивали и плясали языки пламени. Дедушка молчал, видно что-то обдумывал. Я смотрела на весёлый танец огня и сама что-то придумывала.


– Дедушка, хочешь я тебе тоже станцую?


И пошла, пошла сибирскую пляску, да с частушками:



Мы по улице гуляем, хороводы выбираем


Где веселится народ – тут и наш будет хоровод.


Как известно всем подружки мастерицы петь частушки,


И вы парни не зевайте, а девчатам помогайте.

Дедушка был в восторге, он даже сам стал и притопывать, и подпевать. Ох, какой это был праздник! Через день пришла мама забирать меня. Дедушка ни в какую. Она ушла, мы пошли в лес побродили. Там белочка-проказница с веточки на веточку прыг-прыг.


– Видишь, спешит на зиму для себя и своих детишек корм заготовить. Там дятел тук-тук-тук, тук-тук-тук – жучков собирает. Он здесь главный доктор тайги.


Полные впечатлений мы возвращаемся домой.

Мама, поняв, что так дедушка меня не отдаст, решила подать в суд. Суд, естественно, присудил дочь родной матери. Трудно даже передать сцену, как меня буквально чуть не разрывали. Меня это всегда приводило в дрожь. Дедушка скрыл весть, когда получил извещение о гибели отца, чтобы больную бабушку перед её смертью не расстраивать. Он и на похоронах не плакал, но, когда забирали меня, он рыдал как ребёнок. Он просил невестку, мою маму: «Ты молодая, ещё найдёшь себе пару, оставь мне Анечку». Меня буквально разрывали с милицией, мама всё-таки забрала. На прощание дедушка дал нам именную ложечку отца с датой рождения и буквой Д. В Златополе мы получили несколько писем от него. Он просил приложить на листок мою ручку, ножку и обвести карандашом. Но вскоре пришло письмо, что Дмитрий Иванович умер в возрасте 63 лет. Я думаю, что меня так, как он, никто не любил, разве что теперь моя доченька.

Хотя дорога в Бийск была полна приключений, так скажем, не для слабонервных, но и возвращение на Украину не менее драматично. В то время решиться на путешествие через всю огромную страну – дело очень рискованное. Посидели на дорожку. Вылезли из своей берлоги мальчик Петя и две сестрички, молча провожали нас. В глазах была глубокая тоска – не свидимся больше никогда. Наша землянка была недалеко от станции. Мы пешком дошли до вокзала. А дальше как? Ответ пришлось ждать больше суток.

Отправились мы в путь, наверное, в декабре 1943 года или в начале 1944 года. На дворе сибирский мороз. Я промёрзла и не на шуточку заболела. Ждать какой-то пассажирский поезд нереально. Многие отчаялись и решили устроиться в товарном вагоне. В то время в некоторых товарных вагонах устанавливали железные печки цилиндрической формы с поддувалом и дверцей, под днищем пол выстлан жестью, труба для дыма выходила на крышу. Их называли по-разному «буржуйки», «теплушки». Состав предположительно должен двигаться на Запад. Многие вагоны чем-то загружали, но 2 или 3 остались пустыми и были оборудованы такими печками, возможно, специально для перевозки людей. Народ двинулся, и мы за ними. Запаслись углём, растопили печку и, кажется, поехали пши-та-та-та-та.

Мы заняли место в уголочке. Я совершенно разболелась – высокая температура. Мама напоила меня чаем с мёдом. Уснули. Утром проснулись – кто-то снял с меня валеночки. В вагоне были в основном молодые парни и ещё две женщины с детьми. Поискав вокруг валеночки, мама с ужасом обнаружила, что их нет. Одна женщина ей тихонько шепнула:


– Тот парень снял.


– Сыночки, что ж вы делаете? Зачем вам детские валеночки?


 Она плакала.


– Вы же видите, Анечка совсем разболелась. Смилуйтесь ради Бога. Как же я её на улицу выведу?


Мужчина старший по возрасту и, видно, бывший у них за старшего приказал:


– Верни, корыш.

Тот крепко выругался и вернул. Мама натянула на меня валеночки, и на следующей остановке мы перешли в другой вагон. Через несколько остановок мама решила проведать ту женщину, которая подсказала, кто стащил валеночки, но её не было. Поползли слухи, что в том вагоне была банда. Они вырезали всех «чужих», и на остановках воровали всё, что приглянется, и загружали свой вагон. Наш вагон только наблюдал со страхом, как они орудовали. Наконец на одной из остановок вся команда выгрузилась со своим довольно-таки солидным багажом. Все в нашем вагоне облегчённо вздохнули.


Во время движения поезда все кружочком садились вокруг печки и собирали вшей на воротниках, рукавах платьев или кофточек и бросали на печку. Они только щёлк-щёлк. Если пальцы в волосы полезут, обязательно что-то поймают. Сейчас не знают, что это за насекомое, а тогда голова, воротники всё было облеплено.

Едем с надеждой, что продвигаемся вперёд. Но, к сожалению, это не всегда так. График движения товарного состава совершено не похож на график пассажирского поезда, где Вы точно знаете, в какое время на какой станции Вы будете и куда, собственно, Вы едете. Здесь вам известно примерно направление – на Запад, но зигзагами. Состав, может быть, должен завернуть куда-то в сторону, дозагрузиться, встать на определённый путь. А это значит, вас будут катать взад и вперёд. При этом паровоз подтянет вагоны вперёд, и по всем сцеплениям пробежит бах-бах-ба-бах. Дальше поезд не движется, он немного постоял, а теперь в обратную сторону. И так несколько раз, потом передвинули весь состав на запасной путь. И стали на сутки-двое… Словом, время не регламентировано. Наконец, выбираемся на зелёный свет. Ту-ту – весело подаёт сигнал паровоз, кажется, едем. Но впереди какой-нибудь разъезд. Остановка, ждём встречного. Сколько – никто не знает: может час, а может и полдня. К такому ритму все относятся спокойно, без паники. У кого-то картишки нашлись и режутся, не следя за временем. А кто-то сосредоточенно выискивает вшей и на печку. Ночью все мирно спят.

Но как-то просыпаемся утром – поезд стоит. Может быть, остановка. Но что-то долго стоит. Решили посмотреть, что за станция. Выглянули – степь. Чтобы осмотреться поближе, вылезли из вагона. Ничего не понятно. Три последних вагона, в том числе и наш, стоят в каком-то тупике на разъезде и вокруг ничего. Вдали виднеется сторожевая будка железнодорожника, в которой дежурный стрелочник и всё. Словом, приехали. Как из этого тупика выбраться, в какую сторону податься, неизвестно. Ещё, слава Богу, наши первые попутчики сошли раньше, иначе могли бы запросто использовать нас для закуски. Мама пошла со мной к путейщику спросить, как отсюда выбраться. В будке была пожилая женщина.


– Благослови Вас Господи, не подскажете, как нам отсюда выбраться?


– До первой станции 18 км. Здесь редко останавливаются поезда.

Я ещё не поправилась, ещё температура – такую дорогу мне не преодолеть. А мама с чемоданом и узлом. Женское сердце не могло просто так сказать: «Ничем не могу помочь. Как часто водится – спасение утопающих дело самих утопающих». Она приняла нашу проблему с пониманием и желанием помочь.


– Посиди возле печки, деточка, может мне удастся остановить хоть что-нибудь. Если паровоз, полезете?


– Полезем. Нам приходилось и на бензоцистернах ездить, и чего только мы не пережили.


 Мама рассказала ей нашу историю. Женщина сочувствовала нам.


– Через час пройдёт паровоз, на котором помощник машиниста – мой племянник. Он остановит, зайдёт ко мне, я тут кое-что передам сестре, а вы по лесенке залезайте в бункер. Так быстро и доедите до станции. На первой станции не слезайте. На второй будет большая станция, может повезёт сесть на пассажирский поезд.


Через час появился вдали один паровоз. Он остановился напротив сторожки. Прытко соскочил молодой парень Витёк.


– Здравствуй, Витёк, помоги добраться до станции этой мамаше с ребёнком.  Пешком им не дойти, а другие поезда здесь не останавливаются. Можно год ждать.


– Пусть залезают в бункер, но это что к чёрту в пасть.


– Ничего, сыночек, мы ко всему привыкли. Только бы уехать.

Мама полезла по металлической лестнице, закинула чемодан и узел, потом вернулась за мной. В задней части бункера было углубление. Мы устроились на чемодане. Ведь уголь сырой. Пристроились, рады такой удаче. Подаёт сигнал наш паровозик, и дым валит прямо в лицо. Не спрячешься, разве что воткнёшь лицо в узел, и сажа запорошит тебя не ровным покровом, а каким-то полосатым. Через каких-то полчаса, а может и час, кто его знает, паровоз остановился около водокачки. Слезли мы с бункера паровоза, истинно, что черти полосатые, даже на вокзал зайти страшновато – напугаем людей. Обмылись, как могли, у водокачки, вернее, развезли сажу по лицу, и пошли во внутрь вокзала счастья пытать. Нас таки люди сторонились. Мама усадила меня возле одной старушки, сняла с меня пальтишко, вытрусила на улице, обтрусила свою фуфайку, набрала в бутылку воды, насколько можно было отмыла лицо и руки. Вытерла полотенцем – вроде бы ничего, на людей похожи.

Стала пробираться к кассе. Подошла очередь – билетов на Москву и на Киев уже нет. Но скоро должен проходить поезд на Москву. Мы вышли на перрон, пристроились в очередь. Мама на всякий случай приготовила какие-то деньги. Посадка – трудно подобрать сравнение, чтобы было понятно. Не знаю, каким чудом мы залезли, сказался, очевидно, большой опыт. Проводница, как настоящий многоборец, вся, что называется, в мыле, помахав флажком и, наконец, закрыв дверь, вытирала пот, который градом катился по её лицу. Она оглянулась и тут увидела нас в тамбуре.


– А Ваш где билет, гражданочка?


Мама в слёзы:


– Мы уже два месяца едем и никак не можем выбраться.


– Придёт контролёр, что я ему скажу?


– Мы в вагон не пойдём, здесь будем.

Мама рассказала ей всю нашу историю, что в первый день войны она потеряла сыночка, и он каждую ночь ей снился в Бийске, больше она не могла терпеть и решила всё-таки ехать. А может, удастся разыскать. Сердце женщины смягчилось, и она разрешила нам ехать в тамбуре. Это вы представляете, две чугунных плиты, скреплённых посередине болтом, что позволяет составу двигаться не только по прямой линии, но и по дугообразной. Мы уселись на чемодан в уголочке. Мне трудно образно объяснить так, чтобы каждый представил, какое это место. Поэтому, я думаю, лучше если каждый по своему воображению вспомнит, как ему приходилось переходить из вагона в вагон, и там на связках не только слышно шум колёс, но и видно, как они мелькают. Не знаю, что помутило мне мозги – то ли ритмичный грохот, то ли мелькание колёс, но мне стало дурно. Мама наклонила мою головку над дыркой, где видны были колёса, и меня вырвало. В это время приоткрылась дверь и заглянула проводница.


– Ну как вы тут?


– Анечке совсем плохо.


Тусклый свет в тамбуре ещё не давал полного впечатления, как я выгляжу, но всё же проводнице показалось, что вид у меня больной.


– Проходите в вагон, я вам подыскала место в моём купе.

Это было совершенно неожиданное спасение для нас. На свету я была серо-зелёного цвета и внушала опасение, а вдруг это маленькое, пока ещё живое существо, сыграет злую шутку – отправится в рай, и это будет грех и на её душе.


– Проходите сюда в моё купе.

Она уложила меня на нижнюю полку. Потуги к рвоте продолжались. Она дала мне миску. Мама склонилась над моей головой. Через какое-то время я успокоилась и уснула. Мы благополучно доехали до Москвы. Прощаясь, мы не знали, как благодарить добрую проводницу. Мама давала ей деньги, но она не взяла.


– Вам ещё долгий путь – пригодится. А ты, Аннушка, будь здорова и живи долго-долго.

Из Казанского вокзала мы перебрались на Киевский. И тут уж мама решила непременно дождаться пассажирского поезда на Одессу. Но вначале она пошла узнать о возможности остановиться в комнате матери и ребёнка. Я произвела довольно глубокое впечатление на регистратора. Посмотрев на нас внимательно, она предложила нам дегтярное мыло и пройти что-то вроде санобработки. Такие пассажиры с детьми были не редкостью, и, если всех пускать в комнату отдыха с питомником вшей, естественно, всё так расползётся, что и москвичам достанется.

Мы намылись в душевой, что-то мама постирала. Представляете, какой груз мы с себя сняли. Вот уж, истинно, где подходит поговорка: как на свет народились. Мы устроились на одной койке и по-настоящему отдохнули за долгое, долгое время. Билет на поезд Москва-Одесса нам обещали через день. Мама сходила в магазин, купила мне новое пальтишко, платье, резиновые ботики. И себе кое-что – всё-таки приближаемся к цели, как бы не напугать родственников. С чем-то пришлось расстаться без сожаления. Романтическое путешествие в товарных вагонах, на паровозе, в тамбуре было прервано, но не навсегда. В 1946-1947 годах таким же макаром мы путешествовали из Енакиево в Новомиргород. Как говорится, всему своё время, эта эпопея раскроется в следующий книге, если на то будет воля божья.

Как мы ехали в нормальном пассажирском вагоне? Ничего не помню. По всей вероятности, всё было без происшествий. На станции Новомиргород поезд стоит 2 минуты. Мы успели сойти. На дворе ранняя весна. Моросит дождичек. Никакого автобуса до Златополя нет. Мама, походив вокруг вокзала, решила всё же выбрать единственно возможный способ добраться до Златополя – пешком. Я в резиновых ботиках, мама в кирзовых сапогах и вперёд. Люди, привычные ко всему. Так и вспоминаются слова песни «Нам нет преград ни в море, ни на суше». Но всё-таки надо заметить с украинским чернозёмом на тот момент я была ещё не знакома. Это вязкая субстанция, если чуть приостановился, она засасывает тебя и буквально стягивает с тебя обувь. Конечно, мама намучилась со мной. Две руки у неё заняты, поддержать меня нечем. Мой ботик остался в грязи, и нога, так получилось, сама вступила в грязь. Мама поставила чемодан и узел на прошлогоднюю траву. Кое как вытянула меня из грязи, обтёрла ногу и всунула мокрую в ботик. Выбрались на поле, где был прошлогодний бурьян, и ноги так не вязли.

Мы добрели до Златополя. Сели, перекусили что было. Походили по базарной площади, которая в центре Златополя. Здесь же красивая церковь, только сейчас в ней был какой-то склад. Мама нашла подводу только до Листопадово.


– Сідайте, будь ласка, хоть трішечки вас підвезем. Дуже шкода, але з Лип’янки нема сьогодні людей.


Привітливо хлопотала біля нас молода жіночка, она посадила мене поперед себе, мама сіла позаді.


– Ппру-гей ца бе поїхалы. Може ти, дівчинко, якусь пісню знаешь, то буде веселище їхать.

Я, конечно, всегда готова. Слабеньким голосочком что-то запела, и мы поехали. Между Златополем и Листопадово было озеро. Мы проехали мост и ещё немного, и нужно покидать нашу приветливую женщину и дальше идти пешком километров 9, а если считать до самого дома, то и 10. Мама взяла наши пожитки, и мы пошли. Сколько глаз видит – кругом степь. Серое небо сливается с серым полем. Возле дороги кое-где пробивается зелёная травка. Впереди должно быть два оврага. Дойдём до одного – это будет половина дороги. Перейдём второй, там уже совсем близко. Мы часто отдыхаем. Мама строит планы на будущее.


– Приедем, ты останешься на какое-то время или с дедушкой Матвеем, или у тёти Усти, или у тёти Моти, а я поеду в Цехановец, поищу Славика. Он мне каждую ночь снится, что зовёт меня.


– Может ты и папу там найдёшь, скажешь ему, я очень соскучилась за ним.


– И папу приведу, и Славика и будем снова жить вместе как прежде. А сейчас нужно идти побыстрее. Да смотри, наступай на травку, чтобы ботик снова не утонул.


Это я уж хорошо запомнила.

Где-то поздно вечером мы добрались до хатки деда Матвея. В маленьком окошке горел слабый свет. Мама постучала.


– Хто це там? Кого нечиста носить так пізно?


– Це я, тату, Ярина з внучкою твоєю.

Дверь открылась. На пороге стоял невысокого роста дедушка в широкой полотняной рубашке. Лицо его не засветилось радостью, как это было, когда меня встречал Дмитрий Иванович. Он тихо, монотонно пригласил нас:


– Ну, заходьте, якщо явились.


– Тату, а де ж моя ненька?


– Параска вже два роки, як померла. Не діждалась, коли німця прогонять. Ви тут лягайте на лежанці, а я поліз на піч.

Мама пошла на улицу, вытянула ведро воды из колодца, обмыла меня и себя, и мы легли спать. Я хоть была ещё маленькая, но всегда очень остро чувствовала, как ко мне относятся. Я понимала, что я здесь не нужна, вспоминала разговор с мамой, что она собиралась оставить меня у дедушки или у тётей и мне стало страшно. Я долго не могла уснуть.

Нельзя судить строго дедушку Матвея. Они пережили страшное время, и эта печаль ещё долго оставалась с ними. После войны кругом разруха, самим есть нечего, а тут ещё два рта. Не каждый имеет представление о сельском быте послевоенного украинского села. На селе только женщины и старики. Никакой механизации, всё вручную. Дедушка вставал рано – раньше солнышка. Долго молился, завтракал и шёл в поле. Я поднялась, когда солнышко уже во всю играло своими лучиками. Был прекрасный тёплый день. У дедушки был огород возле дома и поле. Чтобы посмотреть огород и сад, нужно спуститься с пригорка. Там протекала небольшая речушка. В прозрачной воде часто можно было увидеть, как копошатся угри – это рыбки без чешуи, похожие на небольших змеек. Их несложно ловить, они очень вкусные. Мы спустились с мамой, она поймала штук 10 угрей и приготовила превосходный завтрак.

Потом мы пошли на дедушкино поле по так называемой улице Перегоновка. Мы прошли немного на Запад, поднялись по тропинке вверх, и здесь было дедушкино поле. Не знаю сколько, может соток 50, может больше, может меньше. Сами понимаете, какой у меня тогда был глазомер. Помню точно, что большое. В уголочке этого поля стояла хибара – не знаю, как ещё назвать, может избушка. Прямо-таки игрушечная – соломой накрыта, маленькое окошко, перекошенные двери. Мы постучали. Открыла нам старшая мамина сестра Нилка. Она там жила с дочерью Дусей. Позже я узнала, что она сбежала с красноармейцем без родительского благословения, и ей этого не простили. Поэтому, когда её мужа убили и ей некуда было пойти, в дом её дедушка не пустил. Разрешить ей построить хатёнку на краю его поля было верхом снисхождения с его стороны. Мама к ней со слезами:


– Сестричко, як це ти тут живеш?


– О це так и живу. Сама зліпила цей курінь. Воно не зовсім по людські и двері на роскаряку, и віконце насілу зліпила. Та заходь, не бійся.


Внутри была небольшая печка, на которой они спали вдвоём с дочерью. Расстояние от окна – буквально 1 метр.


– Це спасибі, що батько дозволив тут оце зліпити, то ми й перезимували. А там якось воно буде.

Скоро пришёл дедушка. В то время у него не было коня, он попросил у соседа, чтобы вспахать землю и посеять рожь и пшеницу. Мама пошла помогать дедушке. А я, немного поиграв с Дусей (она моя одногодка), вернулась домой. Мне просто не терпелось ещё раз спуститься к речушке и понаблюдать за рыбками. Я прибежала домой и прямиком с горки вниз. Над прозрачной водой склонилась плакучая ива. Её косы с лиловыми нежными листочками отражались в прозрачной воде. Сюда-туда шныряли головастики и угри. Я в воду старалась не лезть – запомнился урок на всю жизнь, когда промочила платьице в луже. Но наблюдать за этой бурной жизнью готова была целый день.


– Що ти там робиш, Ганю? Пішли до хати.

На прігорку стояла висока струнка жінка в білій кофті, широкій довгій спідниці (юбке), повязана білою хусткою. Солнце освещало её, и, казалось, она сама отражает солнечный свет. Это была невестка Дуня, жена старшего маминого брата Сергея. Сергей не вернулся с войны. Дуня осталась жить с дедушкой через сенцы в другой половине хаты. Тітка Дуня угостила мене смачним українським борщом с фасолькою. Она всегда говорила со мной ласково. Мне так не хватало этого обращения.

Дедушка Матвий не ругал меня. Он просто не замечал меня, почти не обращался ко мне. Мама отдавала мне то, что получила сама в детстве от родителей. Иногда, конечно, я получала по заслугам, но часто на мне возмещались все неурядицы. А на ком же ещё разрядить всё накопившееся? Только на своём.

Как-то в воскресенье мы пошли на хутор к маминым сёстрам Усте и Моте. На меня надели лучший костюмчик – тёмно-синяя юбочка плиссе и кофточка с матросским воротником. Я резко отличалась от местных детей, и меня дразнили «паняночка». Хотя, Боже мой, вы же знаете, какая я паняночка. Хутор находился особняком, но так же, как и вся Липьянка, вдоль реки. Но если по всему селу хатки выстроились с двух сторон вдоль речки, то на хуторе только по одну сторону, где-то не больше 10 домов. Тётя Устя лежала больна в маленькой комнатке. Нас встретила её дочь Нина.


– Проходьте, тітко Ярыно. А це Ваша донька – та яка вона тщедушна, аж світеться. Но нічого, на сільських харчах швидко справиться.


– Ярино, іди до мене –почувся голос десь із глубіни. – Оце бачиш  я злягла. А Ніна щодня зранку до пізньої ночи в колгоспі на полі то сіють то полють. Та не знать за що – за палочку на трудодень.

Сёстры долго беседовали, я выбежала на улицу. Возле дома цвели вишни.  Всё белым-бело, красота сказочная. Я спустилась по тропинке через сад – здесь уже набрали цвет яблони, груши, но внизу был совсем узенький ручеёк – ни рыбок, ни головастиков, и я быстро вернулась в дом. Нас угостили пампушками с маком. Это круглые булочки, сверху поливаются растёртым с сахаром маком. Маковое молочко имеет специфический приятный вкус.


 Через дом жила старшая сестра мамы Мотя, которая вынянчила её. Мама всегда это помнила.


– Мотя, сестричко моя, ненька моя.


Обе обнялися та залилися слезьми. Війшов Микола. 


– Здорово Ярино. Чи надовго сюди явились? Це з тобою оця паняночка? Мотря, іди, там порося кричить, їсти просить.


– Посидьте, я зараз повернусь. Пообідаєм разом.


– Та ти не турбуйся, ми були у Ніны, наїлися доситу. Та вже додому треба іти.

Мама взяла меня за руку, и мы пошли домой. Мама не удержалась, она расплакалась по дороге.


– Не на кого мне тебя оставить. Не нужны мы здесь.

Мама старалась помогать копать и садить огород. Я тоже копошилась там. К Великодню з усим управились – побілили  хату знаружи и внутрі, підвили сажою. Долівку мама змазала замісом глини з свіжим коров’їм кізяком, і долівка прийняла колір хакі. Потім все притрусила зеленою травою – осотом. Така традиція – перед Великоднем обов’язково білити и внурі та  знаружи. Тітка Дуня на всіх напекла розкішні паски. Ми покрасили яйця. Під образами засвітили лампадку. Вся комната наполнилась каким-то необыкновенным духом святости. В полночь мы пошли в церковь на другой стороне села через мост на всенощную. Церковь была просто забита людьми. Я первый раз выстояла всю службу и видела крестный ход и как святили куличи и яйца. Церковное песнопение очень глубоко запало в душу. К сожалению, очень долгое время мы лишены были этого блаженства.

Как только потеплело, меня отправили спать на чердак сарая. На украинском языке это называлось клуня – там хранились продукты на зиму, а на чердаке -сено. Запах сена – просто завораживающий, и видно ночное небо. Звёзды, кажется, смотрят на тебя, и мы переговариваемся. Мне тогда часто снилось, что летаю с планеты на планету. Да так ясно видела сон, что и теперь помню. Теперь как-то сны не запоминаются. Иногда и светлые, красивые цветные сны снятся. Но встаю и, как говорится, куда ночь туда сон. А тогда под влиянием снов меня манило небо, хотелось стать лётчицей. Наверное, это слишком рискованно, и поэтому мне было ниспослано много испытаний, сделавших мои детские мечты неисполнимыми.

Незаметно время пробежало и наступила жатва. Жали пшеницу, рожь косой или серпом, вязали снопы и ставили один к одному, т.е. скирдовали. Иногда я ходила с дедушкой в поле. Помощи от меня было мало, а мама помогала. На тележке привозили домой снопы. Во дворе был ток. Очищалась земля, вокруг ставили снопы, и дедушка молотил т.н. ціпом. Это две палки, на концах проделаны дырки, через которые протянута петля из ремня. Поднимаешь длинную палку – короткая описывает круг, опускаешь – она с силой ударяет по колосьям, и зерно освобождается. Зерно просушивали и провеивали. Что-то стелили на землю, ведро с зерном поднимали кверху, зерно сыпалось на подстилку, а шелуху ветер сносил в сторону. Вечерами мололи на жерновах. Принцип такой: камень вручную вращали, и зерно попадало между двумя камнями – получалась мука. Жернова находились на широкой лавке-скамейке в той же небольшой комнате, где жили и было, собственно, всё: и кухня, и столовая, и спальня…

Дедушка Матвей всегда был в работе. Маленький, худенький в соломенной шляпе, домотканой рубашке на выпуск, подпоясан матерчатым поясом, он походил на украинского батрака, которого видим на картинках. Вставал всегда рано на рассвете и под образами, т.е. иконами, долго молился, выпивал рюмочку (по-украински чарочку) самогонки c перцем и, ещё раз перекрестившись, шёл на улицу.


Я была сам себе командир. Гуляла в саду, спускалась вниз к речке. Там были целые плантации конопли, а наркоманов не было. Эту коноплю дедушка срезал, потом замачивал, в общем процесс длинный. Из неё пряли нитки и ткали полотно. Собственно, всю одежду и подстилки-рядна делали из конопли. Рядна ткали из цветных ниток, очень красивый орнамент. Станок находился в комнате через сенцы у невестки тёти Дуни. Я часто заходила к ней, смотрела, как она ткала. Она угощала меня украинским борщом из русской печки да ржаным хлебом. Печь топили соломой, и, когда достаточно нагреется, пепел разгребали и тесто выкладывали часто просто на капустный лист. Такого ароматного, вкусного хлеба я нигде никогда не пробовала. Тётя Дуня была доброй, мягкой, и я с удовольствием играла у неё.


Осенью мы неделю жили у моей двоюродной сестры Нины, помогали ей свёклу собирать на колхозном поле. Иногда меня брали на уборку свёклы. У каждого была какая-то норма. Я помню поле – ни конца ни края не видно. Работали с утра до самой ночи. Свёклу копали, обчищали и складывали в большие кучи. Подъезжали бортовые машины или подводы, мама с Ниной грузили, и свёклу увозили на завод. Нужно было управиться до первых заморозков.

После уборки свёклы глубокой осенью – время свадеб. Нина выходила замуж. Обряд украинской свадьбы – очень интересный. За свою жизнь я была на многих свадьбах, но на традиционно украинской пришлось побывать только один раз. Как правило, свадьбы начинались на Покров 14 октября. Как сказано в пословице: «Покрова накрыли траву листьями, землю снегом, воду льдом, а девчат – венчальным венком». Некоторые детские воспоминания – очень чёткие. Словно вчера было, вижу, как по улице Перегоновка, где жил дедушка Матвей, шли девчата парами в национальных костюмах, на голове у всех веночки с разноцветными лентами, все в вышитых кофтах, вышитых безрукавках, длинные юбки и вышитые передники – очень красивое шествие. Шли к дому невесты и всю дорогу пели протяжные украинские свадебные песни. А дети, в том числе и я, бежали вприпрыжку рядом. Жених Антон, очень красивый, как Аполлон, и Нина сели в центре большого стола, и меня посадили рядом. То-то гордости во мне было, не передать. Заиграла гармошка, и я вышла плясать и петь сибирские частушки и разные песни.



На завалинках, в светёлке иль на брёвнышках каких,


Собирали посиделки пожилых и молодых.


При лучине ли сидели иль под светлый небосвод –


Говорили, песни пели и водили хоровод.


А играли как в Сибири! Ах, как игры хороши.


Словом эти посиделки были праздником души


Мне тогда было 6 лет. Все удивлялись, что такая маленькая девочка так бойко поёт и пляшет. Вернулась я на своё место, и здесь, как водится, всем налили по полной чарке самогонки. Всё внимание на молодых и на меня и кричат: «Пей до дна». Самогонка очень противная, как мне показалось, но я выпила. И через какое-то время отключилась. Меня вытащили из-под стола. Так сложилась моя жизнь, что выпила на той свадьбе первый и последний раз.

Недели через две я заболела. День лихорадит, температура поднималась выше 40, два дня – ничего. За какое-то время совсем дошла, кости да кожа, вся пожелтела. В селе никакого врача нет. Мама нашла то ли фельдшера, то ли знахаря, не знаю. Только он осмотрел меня – кости да кожа, вся жёлтая, посмотрел живот – селезёнка выступает.


«Ну что ж – говорит – сами видите. Готовьтесь, здесь ничем не поможешь».

Мама пошла за тётей Мотей. Она всегда была для неё самой близкой. Я лежу на лежанке, они сидят рядом, шьют полотняную рубашку на смерть, да причитают. Правда не в полный голос, но я слышу, а сказать ничего не могу.


– Ой ти  племяничко, квіточка наша, та не оставляй своєї неньки, бо окрім тебе у неї нікого немає.


– Боже милостівий, зглянься над моєю дитиною, не забырай її до себе.


Временами у меня температура была 42градуса, и перед глазами мелькали всякие чудовища, а голоса я слышала.

На другий день дедушка Матвій позвав попа. Мама пішла шукати підводу до  Златополя, а я лишилась одна з батюшкою та Дідом. Піп помолився наді мною та  сів  за стіл з  дедушкой. Випивают за упікій души грішній. Я все чую, а перед  очима  черті  вітанцьовують, то на двері, то на стіл поміж чарками скачуть. Дедушка жалуется:


– Оце антіхриста привезла Ярина и клопіту наробила. Чи воно мені треба?

Наконец мама пришла со спасительной вестью. Она нашла где-то подводу, и повезли меня в район в Златополь в больницу. Больше мы в Липьянку не вернулись. Дали мне хину, акрихин и малярия постепенно меня бросила.

В начале 1945г. я помню, как поступила помощь от американцев – конфеты подушечки, я чуть не объелась.

Не успела я толком поправиться от малярии, тяжело заболела мама. У неё был менингит. Её положили в больницу, а меня двоюродный брат Христофор увёз в Липьянку. При этом сказал, что титка Ярына в тяжёлом состоянии, может не выживет.

Это не на шутку всех испугало – а кому останется это дитя? Тётя Мотя была добрая, но очень покорная жена. Она украдкой кормила меня, но когда увидел её муж Николай, что я пью молоко, вырвал у меня кружку. Он вообще был крайне жестокий человек. Через дом жила другая мамина сестра Устя с Ниной и зятем. Им тоже я была ни к чему, и они не пригласили даже поесть. Между домом тёти Усти и Моти тоже появился родственник. С фронта вернулся брат Нины Иван, женился на соседке Светлане. Пара была просто загляденье. Он высокий, статный, черноокий, чернобровый, чуб – что смоль и очаровательная улыбка, а Светлана вся беленькая – русая коса до пояса. Словом пара, только в кино сниматься.


– Что, сестричка, мимо проходишь. Заходи, гостьей будешь.

Меня угостили. Иван немного развеял мою тоску. Выходя из хаты, я заметила матрас сушился. Причину я поняла сразу. После узнала, что Иван вернулся после войны контуженный и жил он недолго, через 5 лет умер.

В хате тёти Моти я встретилась с насквозь пронизывающим взглядом Мыколы и решила, только рассветёт, пойду сама в Златополь. Спать легла на своём любимом месте на чердаке. Запели петухи. Я немного понежилась, тихонечко слезла по лестнице. Прохладный свежий воздух взбодрил меня, и вприпрыжку я поскакала прямо по дороге. От хутора через всё село было километра 3, а то и целых 4, потом поворот и снова прямо. Главное – правильно повернуть, а там уже не заблудишься. Ещё были сумерки, но птичий хор – представляете на рассвете в конце мая – разбудил во мне чувство радости, бодрости. И я так вприпрыжку проскакала мимо дедушкиного дома. Внезапно остановилась. Восток словно горел розовым пламенем. По небу плыли лёгкие облака, окрашенные лучами солнца в оранжевый и розовый цвет, выглянуло солнышко. Картина просто сказочная. Постояв немного, к дедушке Матвею я не решилась зайти, а дальше пошла более степенно. Вот и поворот, теперь прямо 10 км. до Златополя. Сколько глаз может охватить зелёное изумрудное поле, усеянное мелкими капельками росы. Я вспомнила моего любимого дедушку Дмитрий Ивановича, он мне говорил: «Это лучики солнца зажигают маленькие капли воды в бриллианты. Их нельзя трогать, ими можно только любоваться».


«Дедушка, дедушка! Где ты? Посмотри, как много бриллиантиков! Как замечательно высоко в небе поют птички!»

Солнце высоко поднялось, бриллиантики погасли. Жаворонки успокоились. Я прошла только первый овраг. Идти стало скучно, да и устала порядком. По правую сторону – электрические столбы. Десять пройду, немного присяду, ещё десять – так и продвигалась. Точно знаю, когда пройду второй овраг – будет половина. Когда прошла половину, достижение цели показалось более ощутимым. Подхожу к Листопадово. Теперь уже не так далеко. После этого первого самостоятельного похода в 6,5 лет мне было не страшно идти куда угодно ночь, полночь, через поле, через лес я шла совершенно без страха. Прошла Листопадево, мост -начинаю думать:


– Куда же мне всё-таки идти? Вначале пойду в больницу к маме. Это на противоположной стороне посёлка.

Пришла в больницу. Села возле корпуса и жду не знаю чего. В палату не пропускают – инфекционное отделение. Проходила врач Осмиловская Галина Сергеевна, подошла ко мне, спрашивает, что я здесь ожидаю.


– Я пришла к маме, хочу её видеть. Куда дальше идти не знаю.


Галина Сергеевна зашла в корпус узнать, как мамино самочувствие.


– Мама выйти не может. Пойдём ко мне. У меня своих две дочери, тебе не будет скучно.


Я согласилась.

Я у них была 1,5 месяца, пока мама не поправилась. Очень хорошо мне было там. Меня ни в чём не обделяли. Я часто ходила к маме, но она долгое время была без сознания. У неё был менингит в тяжёлой форме. Тогда только появились антибиотики – пенициллин, стрептомицин. Когда достали, и ей стали вводить, дело пошло на поправку. Самое интересное, 23 июня я пошла к маме, и она первый раз вышла ко мне. Ну, значит, скоро поправится. А 25 июня по радио транслировали парад Победы. Все радовались, Галина Сергеевна сказала:


– Давайте и мы, девочки, отметим этот праздник.


Мы с радостью.


– Давайте, давайте!

У Галины Сергеевны был патефон. Она включила музыку, и мы вначале промаршировали, как на параде. А потом – кто стишки, кто песни. Младшая дочка, Надя, была примерно моего возраста, а старшая, Оксана, возможно, года на три старше. Мы устроили настоящий детский концерт. Я много песен знала: «Раскинулось море широко», Сибирские частушки и даже куплет Гимна Советского Союза. Галина Сергеевна приготовила нам подарки, что совсем не было в традиции того времени. Я в первый раз почувствовала себя ребёнком.

День Победы – священный, незабываемый день

Отмечание Дня Победы для нас всегда будет священно. Я помню, как мы с Ириной на 9 мая ходили в парк имени 28 Панфиловцев в Алмате. Это людское море – до самого горизонта нескончаемый поток. Здесь собирались вместе все поколения: дети с родителями, молодёжь, пожилые и, конечно, ветераны при полной парадной форме. Я ещё помню, когда выступали хоры ветеранов. Обычно на празднике выступало 5-6 хоров. Это было просто потрясающее зрелище. Чтобы нагляднее представить, попытаюсь описать это место в парке. С восточной стороны на возвышении окаймляет Парк имени 28 Панфиловцев Дворец Офицеров. Пятиэтажное здание, украшенное военной символикой, выглядит величественно, расположено полу-дугой чуть ли ни на весь квартал. Посередине – арка с колоннами. Сквозь арочное пространство просматриваются снежные вершины Заилийского Алатау. Несколько уровней широкой гранитной лестницы спускаются вниз напротив памятника 28 Панфиловцам. Мемориал Славы сооружён в 1975 году. Для меня этот год особо значим – год рождения моей доченьки. Как только она немного подросла, мы часто ходили в этот парк и на 9 мая, и в непраздничные дни. Композиция Мемориала Славы настолько мудро продумана, просто поражаешься – каждая деталь имеет большой смысл, все вместе сливается в общий ансамбль. Перед вечным огнём в урнах из чёрного мрамора хранится земля из городов-героев. Я всегда останавливаюсь перед каждой и поливаю слезами землю из Минска, Москвы, Одессы и т.д. В глубине парка грандиозная скульптурная композиция боя на подступах Москвы....

Центральная фигура памятника – политрук Клочков. Всем своим мощным телом он защищает горельеф в виде контура карты СССР и Москву. Под скульптурой золотыми буквами надпись: «Велика Россия, а отступать некуда – позади Москва». За памятником видны золотые купола Свято Вознесенского Кафедрального собора, построенного в начале прошлого века. Небольшой, но очень живописный собор символизирует Белокаменную.

С обеих сторон центральной фигуры размещены суровые лица бойцов – казахов, русских, и других национальностей. Вся скульптурная композиция настолько ярко и точно выражает момент – умрём, но врага не пропустим… И это чувство пронизывает сердца десятков, а может и сотен тысяч людей, которые приходят сюда в день Победы поклониться светлой памяти освободителей. У подножья памятника – большая черного цвета мраморная плита и вечный огонь. Там всегда цветы, а на 9 мая – море цветов. С одной стороны от Вечного огня, словно символ скорби, расположена фигура солдата, ведущего коней своих товарищей, с другой, словно символ радости, – солдата, трубящего славу.

Я не могу принять сердцем, когда читаю у того же В. Суворова «Страна растеряла своих героев». Как-то слышала передачу по телевидению, что мол не было подвига 28 Панфиловцев, не было подвига Зои Космодемьянской, Молодогвардейцев. Это всё, мол, вымысел писателей, журналистов. Подвиги были, но не конкретно этих людей. Уважаемые господа, смилуйтесь, ради Бога, не трогайте святого.

Такие подвиги были. Передо мной книга «Панфиловцы» – сборник воспоминаний ветеранов-панфиловцев, участников героического сражения под Москвой в памятном 1941 году. В этой летописи легендарной дивизии представлены документы, письма панфиловцев. Каждая страница книги – урок мужества, патриотизма, любви к Родине, дань памяти погибшим в борьбе с фашизмом.

Как стражи окаймляют Мемориал Славы золотистые стволы сосен и своими тёмно-зелёными кронами упираются в свод голубого неба. Они торжественно с почтением охраняют святую память наших героев. На гранитных ступеньках, я помню, играл симфонический оркестр, пела Республиканская хоровая капелла, а затем хоры ветеранов. Правда, сейчас несколько по-другому – уже нет хоров ветеранов, время постепенно уносит живых свидетелей и участников. Но эстафета передаётся.

Последний раз мы были с Ириной в 2006 году. Возлагая цветы к вечному огню, – там их просто гора – я, как всегда, наплакалась, как над свежей могилой. Мы пошли прогуляться по парку. В одном из уголков увидели группу людей. Женщина средних лет играла на аккордеоне и пела военные песни на разных языках, многие подпевали ей. Интересно, что молодые и пожилые, кто знал о войне только понаслышке и кто пережил ее, все с вдохновением пели военные песни, были как будто проникнуты общим духом. Настроение менялось в зависимости от того, какая мелодия звучала. «Тёмная ночь» – я не могла сдержать слёзы, когда пели слова: «И у детской кроватки тайком Ты слезу утираешь». Но в военное время пели много задорных, весёлых песен. И этот только созданный хор разных поколений подхватывал искромётную мелодию, и тут же многие пускались в пляс. Печаль сменялась ликованием. Мы и сейчас не можем без слез вспоминать об этом дне. Особенно глубоко проникло исполнение песни о двух друзьях летчиках, которые вместе и погибли, но, как в жизни, так и в смерти, их окаймляло огромное небо, одно на двоих и, конечно же, «Журавли». Думалось «Мы благодарны вам, белые журавли – все те, кто боролся, не жалея себя, выносил нечеловеческие страдания, умирал за то, чтобы наступил мир. Да, именно за это вы боролись, за это вы умирали, чтобы мы могли дарить друг другу свет и радоваться огромному небу над нашей головой, одному на всех».

Волей судьбы с 2006 года я с Ириной в Англии. Мы быстро приобрели широкий круг друзей. Люди, с которыми нам посчастливилось познакомиться, – это действительно благословение судьбы. Мы стараемся проникнуться местной культурой и традициями, но в то же время не потерять свои корни, праздники, ценности, все что дорого для нас, распространять знания о Казахстане и других частях бывшего СССР. Задолго до 9 мая 2007 года мы начали задумываться: как мы можем сочетать наши традиции отмечания этого дня с Британским военным наследием и тем, что пережили местные люди. Мы решили организовать большое отмечание в нашей церкви St.Barbara’s. С какой энергией и энтузиазмом мы взялись за подготовку к этому мероприятию! Мы пригласили англичан, которые помнят войну, и попросили их поделиться своими воспоминаниями. Ирина перевела русские военные песни на английский, мы выучили английские военные песни. Мероприятие прошло очень успешно. Ковентри сильно пострадал во время войны – его практически сравняли с землей. Было очень интересно слушать воспоминания тех, кто был в городе во время бомбежек. Одни вспоминали потрясающе красивую луну той ночью и горевшие дома, другие вспоминали, как они прятались в бункере и что им рассказывали родители, которые патрулировали улицы в этот день. Одна женщина рассказывала о том, как она работала на заводе по производству самолетов, а еще одна вспоминала первый День Победы и даже принесла газеты с того дня. Среди выступавших был мужчина, который сидел в тюрьме в Сингапуре. Он вспоминал о том, как заключенные организовывали свою жизнь, чтобы время, проведенное в тюрьме, не было потрачено впустую. Они обменивались своими знаниями и изобретали различные приборы, чтобы получать информацию о происходивших событиях. Он сказал, что получил образование в тюрьме и благодарен за этот опыт. Всех потряс рассказ мужчины, который был в Хиросиме через неделю после ядерного взрыва. После каждого выступления мы с Ириной пели русские и английские военные песни. Аудитория с энтузиазмом подпевала нам.

Пусть память о войне поможет нам больше ценить жизнь, мир и друг друга.